ГОРОХОВ
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ
РЕЛИГИИ
МИРЧИ г

Тобольская Православная Духовная Семинария
A.A. ГОРОХОВ
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ
РЕЛИГИИ
мирчи ЭЛИАДЕ
Санкт-Петербург
АЛЕТЕЙЯ
2011

((АЛЕТЕЙЯ))
ИСТОРИЧЕСКАЯ
КНИГА

УДК 215
ББК 86.2
Г70
Научный редактор:
P.A. Бурханов,
доктор философских наук, профессор
Рецензенты:
Протоиерей Павел Великанов,
кандидат богословия, доцент;
Протоиерей Димитрий Кирьянов,
кандидат богословия, кандидат философских наук, доцент
Горохов А. А.
Г70 Феноменология религии Мирчи Элиаде / А. А.
Горохов. — СПб. : Алетейя, 2011. — 160 с.
ISBN 978-5-91419-443-4
Монография посвящена исследованию феноменологии
религии выдающегося религиоведа XX века, основателя
Чикагской школы религиоведения М. Элиаде. В работе предпринята
попытка дать методологический и теоретический анализ
философии и феноменологии религии М. Элиаде.
Книга представляет интерес для научных работников,
преподавателей вузов, студентов и широкого круга читателей,
интересующихся проблематикой религиозно-философской
мысли.
УДК 215
ББК 86.2
ISBN 978-5-91419-443-4
©А. А. Горохов, 2011
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2011
© «Алетейя. Историческая книга», 2011

ВВЕДЕНИЕ
Изучение истории религиозной мысли человечества
является чрезвычайно важным делом. Особенно значимо в этой
связи изучение концепций западного религиоведения, поскольку
в прошедшем XX столетии религиоведческая наука проделала
на Западе огромный путь. Возникли целые направления и
школы: преанимизм, прамонотеизм, феноменология религии и т.д.
Крупным авторитетом в области феноменологии религии был
Мирча Элиаде (1907-1986) - всемирно известный
американский ученый-религиовед румынского происхождения.
В настоящее время он является одним из интенсивно
исследуемых в России иностранных ученых-религиоведов.
Первый сборник работ М. Элиаде под названием «Космос и
история» вышел в советской печати в 1987 году. Большую
ценность в этой работе имеет вступительная статья Н.Я.
Дараган. В ней творчество Элиаде рассматривается в
контексте работ К.Г. Юнга, Э. Дюркгейма, Л. Леви-Брюля, К.
Леви-Стросса, и других европейских мыслителей XX века.
Основные его труды по религиоведению были переведены
на русский язык и изданы в 90-е и 2000-е годы, с
содержательными вступительными статьями1. Первым же советским
исследователем, кто коснулся его концепций, был
культуролог, исследователь мифа Е.М. Мелетинский в своей работе
«Поэтика мифа» (1977). Следует отметить также статью
1 См. Калыгин В.П. Время и пространство изнутри традиции; Стефанов
Ю.Н. Живой и говорящий космос//Элиаде М. Избранные сочинения:
Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и мирское. М.,
2000, Пахомов СВ. Элиаде и йога// Элиаде М. Йога: бессмертие и
свобода. СПб, 2004 и др.
5

Ε.В. Ревуненковой «Проблема шаманизма в трудах М.
Элиаде», опубликованную в сборнике «Актуальные проблемы
этнографии и современная зарубежная наука» (1979). В
определенной степени религиоведческих концепций М. Элиаде
касался в своей работе «Современная западная философия
религии» (1989) советский религиовед Ю.А. Кимелев,
непосредственно они были представлены только в учебном
пособии по религиоведению под редакцией М.М. Шахнович (2006)
в разделе, посвященном феноменологии религии. В учебнике
«Введение в общее религиоведение» под редакцией проф.
И.Н. Яблокова (2007) также было уделено место М. Элиаде
и Чикагской школе истории религии, главой которой он был
со второй половины пятидесятых годов до своей смерти. М.
Элиаде посвящена статья и в выпущенном в 2006 году
энциклопедическом словаре «Религиоведение». В журнале
«Религиоведение» за 2002 г. были напечатаны две статьи
отечественных религиоведов, посвященные анализу
религиоведческих идей ученого: А.П. Забияко «Сакральное как категория
феноменологии религии М. Элиаде», Михельсон O.K.
«История религий и Новый гуманизм М. Элиаде»2. В 2008 г. там
была опубликована новая статья А.П. Забияко «Мирча
Элиаде: методология в контексте индивидуально-психологических
и религиозных особенностей личности». Методологии М.
Элиаде уделил место российский религиовед А.Н. Красников
в монографии «Методология классического религиоведения»
(2004), а также в докторской диссертации «Методология
западного религиоведения второй половины ΧΙΧ-ΧΧ веков»
(2007) и в сопровождавших ее публикациях. Российский
исследователь западной феноменологии религии М.А. Пылаев
также касается религиоведческих концепций М. Элиаде в
небольшой по объему работе «Западная феноменология ре-
2 См. также Михельсон O.K. Концепция небесного паттерна М. Элиаде
и его трактовка представлений о смерти и загробном мире // Образ рая: от
мифа к утопии. Symposium. - СПб., 2003. № 31. - С. 95-99.
6

лигии» (2006) и публикациях в журнале «Религиоведение»,
посвященных феноменологической проблематике.
На Западе изучению научного наследия М. Элиаде
посвящено гораздо больше книг и статей в религиоведческих и
богословских изданиях. Изучению научного наследия М. Элиаде
посвящены работы таких ученых как: А. Дуглас3, М. Риккетс4,
Б. Ренье5, К. Ольсон6, И. Стренски7, А. Барбоса да Сильва8, Г.
Дадли9 и др. Следует отметить, что в отношении наследия М.
Элиаде оценки западных ученых во многом расходятся. Так,
например, А. Дуглас в работе «Структура и креативность в
религии: герменевтика в феноменологии Мирчи Элиаде и новые
направления», уделяя методологии Элиаде особое внимание,
пишет: «С одной стороны, Элиаде был хорошо принят маленькой
группой влиятельных ученых во главе с Иоахимом Вахом в
Чикагском университете и стал доминирующей фигурой в школе
религиоведения Чикаго. С другой стороны, большинство
американских религиоведов отклонило подход Элиаде как
методологически некритичный, ненаучный и антиисторический»10.
3 Douglas A. Structure and Creativity in Religion: Hermeneutics in Mircea
Eliade's Phenomenology and New Directions. The Hague, Mouton, 1978.
4 Ricketts M.L. Mircea Eliade: the Romanian Roots. New York, Columbia
University Press, 1988. vols. I & II.
5 Rennie B. Reconstructing Eliade: Making Sense of Religion. Albany, NY,
University of New York Press, 1996.
6 Olson С The Theology and Philosophy of Eliade, New York, St. Martin's
Press, 1992.
7 Strenski I. Mircea Eliade// Four Theories of Myth in Twentieth Century
History. London, Macmillan, 1989.
8 Barbosa da Silva A. The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem. An Analysis of the Theoretical Background of the Phenomenology
of Religion, in General, and of M. Eliade's Phenomenological Approach, in
Particular. Malmö, 1982.
9 Dudley, G., Religion on Trial; Mircea Eliade and his Critics. Philadelphia,
Temple University, 1977.
10 Douglas A. Mircea Eliade's View of the Study of Religion as the Basis for
Cultural and Spiritual Renewal. - Режим доступа: http: // www.Westminster.
edu/staff/brennie/eliade/DougAlle.htm
7

Р. Бэд в своей статье «Феноменологическое понимание: Мирча
Элиаде» указывал на то, что Элиаде делал «некритичные
онтологические утверждения, которые, однако, должны быть
опровергнуты на основании прочтения первоисточников»11. Мак
Рикеттс, профессор Луисбургского университета, считает, что
это во многом обусловлено «двойным призванием Элиаде
(ученого и писателя), что влияло на мнение об его учености среди
академических критиков»12. Среди изданных на Западе трудов,
посвященных религиоведческому наследию М.Элиаде, надо
назвать работу Антонио Барбосы да Сильва «Феноменология
религии как философская проблема» (1982). Этот труд можно
считать лучшим в интерпретации основных аспектов
феноменологии религии М. Элиаде, его методологии и понятийного
аппарата, отвечающим на большую часть критических замечаний
в отношении Элиаде. Недостатком этого труда является то, что
он почти не касается собственно историко-религиоведческих
исследований Элиаде, рассмотрения ученым конкретных
религий. Освещающих данные аспекты в религиоведении Элиаде
работ фактически нет и на Западе.
Наследию Элиаде за последние 15 лет были посвящены 2
важных международных конференции. В 1996 г. сессия
национальной конференции Американской Академии религии
проходила под общей темой «Рецепция наследия Мирча Элиаде
в США»13. В августе 2000 г. в г. Дурбане (ЮАР) состоялся 18
конгресс крупнейшего организационного объединения
религиоведов «Международной ассоциации истории религии»,
посвященный М. Элиаде, который носил название «Видение и
11 Baird R.D. Phenomenological Understanding: Mircea Eliade. (1971) -
Режим доступа: http: //www.westminster.edu/staii/brennie/eliade/mebio.
htm
12 Ricketts M. The Uniuted State's Response to Eliade's Fiction. - Режим
доступа: http: //' www.westminster.edu/staii/brennie/eliade/MacLRick.
htm
13 Статьи этой конференции опубликованы в сб. Rennie В. Changing Religious
Worlds: The Meaning and End oi Mircea Eliade. Albany, SUNYPRESS, 2001.
8

глобальное понимание религии М. Элиаде»14. В работе этого
конгресса приняли участие ведущие специалисты из Румынии,
Бельгии, Италии, Германии, Норвегии, Франции и многих
других стран, занимающиеся исследованием наследия М. Элиаде,
такие как: Антонио Барбоса да Сильва, Брайан Ренье, Аллен
Дуглас, Мак Рикеттс, ряд других известных на Западе ученых
религиоведов. Как отмечает Ульям Паден, «материалы
конгресса дают обзор международных исследований центральной
фигуры в области сравнительного религиоведения последнего
поколения»15. Следует отметить, что участники конгресса так и
не пришли к единому общему мнению. Так, профессор Роджер
Корлесс заявил, что «труд всей жизни Элиаде был ошибкой, но
это была величественная и изумительная ошибка»16. Он
призвал к концу эры Элиаде с его многосистемным подходом. Уль-
рих Бернер, ученый из Геттингенского университета считает,
что «дискуссия относительно Элиаде приводит к
мировоззренческому противостоянию между религиозными и
нерелигиозными исследователями религии»17. Как будет в дальнейшем
показано в работе, если мы посмотрим на мировоззренческую
позицию критиков Элиаде, то ими, часто, являются ученые,
стоящие на позициях позитивизма или материализма.
Позицию ученых этого направления выражает, например,
профессор Джеймс Кокс (Эдинбургский ун-т). Он считает
«отделение понятия Бога, упоминаемого как Священное и
Трансцендентное от религии существенным продвижением
вперед в понимании религиоведения. Религии должны
изучаться как социальные и культурные выражения в пределах
14 Mircea Eliade's Vision and the global Understanding of Religion: XVIII
Quinquennial Congress, Durban, 5-12 August 2000. - Режим доступа: http:
// www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/antholog.htm
15 Режим доступа: http: // www.sunypress.edu/details.asp?id=61433
10 Corless R. Building on Eliade's MAgnificent Failure. - Режим доступа:
http: // www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/RogeCorl.htm
17 Berner U. Mircea Eliade and the Myth of Adonis. - Режим доступа: http:
/7 www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/Berner.htm
9

определенных исторических, географических, политических,
экономических контекстов, чтобы понять, как религиозные
традиции были переданы в различных обществах и как они
были укреплены в мифах, ритуалах, доктринах»18. Такой же
точки зрения придерживается Рассел Маккачеон, который
полагает, что «осведомленность о нуминозном или опыте
трансцендентности (там, где он существует в религиях)
являются, несомненно, эмпирическими фактами человеческого
существования и истории, и могут быть исследованы подобно
всем фактам, связанным с существованием человека,
соответствующими методами»19.
Другим важным вопросом является религиоведческая
методология самого Элиаде. Так, профессор
религиоведческих исследований Сеульского университета Чанг Чин
Хонг пишет, что «многие критиковали его концепцию
священного и иерофании, как весьма неоднозначную за то,
что он расценивает религию не только как объективную
реальность, но и как явление субъективного сознания. Но
если тщательно исследовать диалектику сакрального и
профанного Элиаде, может быть доказано, что эта критика
ошибочна. Это происходит вследствие двух фактов: 1) что
он рассматривает человека как homo religiosus и 2) что это
осуществляется в мире человеческой жизни. Таким
образом, вопрос должен быть не в том, что есть религия, но, что
называют религией? Интерес должен повернуться от
метафизики к непосредственному опыту»20. Ряд ученых считает,
18 Сох J. Religion without God: Methodological Agnosticism and the Future
of Religious Studies. - Режим доступа: http: // www.thehibberttrust.org.uk/
documents /hibbert_lecture_2003.pdf
19 Mccutcheon R. "The Common Ground On Which Students of Religion
Meet": Methodology and Theory Within the IAHR // Marburg Journal of
Religion: 1996. Volume 1, No. 2 (July). P. 12.
30 Hong С. С. Mircea Eliade's Creative Hermeneutics and the Dialectic of
the Sacred and the Profane. - Режим доступа: http: // www.Westminster,
edu /staff /brennie/eliade/Chung.htm
10

что у Элиаде, наоборот, присутствовали априорные
метафизические основания. Так, например, М. Иту, профессор
университета в Бухаресте, пишет, Элиаде «был индологом
в начале своей карьеры, и ошибочно игнорировать этот
аспект, когда обсуждается его учение, его философия или
даже его понимание религии»21.
Некоторые ученые, например, профессор
Вестминстерского университета Брайан Ренье считает М. Элиаде
основателем «постмодернистского религиоведения». Ренье
является редактором сборника статей «Изменение религиозных
миров: значение и цель М. Элиаде», в котором ведущие
специалисты мира рассматривают значение и влияние Элиаде
на историю религий. Мысль Элиаде, по мнению Ренье,
«может быть близко сопоставлена с точкой зрения Дерриды,
но где Элиаде пишет об универсальности религии, Деррида
утверждает, что «для меня нет никакой религии»»22.
Творческая герменевтика Элиаде позволяет видеть идентичность
в различии и, таким образом, обеспечивает открытую дверь
в мир другого. «Все миры находятся в этом контакте,
разделяя диалектическую структуру «священное и профанное».
Это обеспечивает ясное видение человеческого характера,
которое позволяет рассмотреть нам другого как себя.
Каждый понимает внутреннюю последовательность
религиозного мира для его жителей и пытается признавать реальность
иерофаний»23.
Автором данной работы предпринята попытка
осуществить методологический и теоретический анализ
философии и феноменологии религии, а также моделей построения
21 Itu M. Mircea Eliade and the Metaphysics of the Upanishads. - Режим
доступа: http: //www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/Itu.htm
22 Rennie В. Changing Religious Worlds: The Meaning and End of Mircea
Eliade. -Режимдоступа: http: //www.westminster.edu/staif/brennie/eliade/
introduction.htm
23 Ibidem.
11

науки о религии Мирчи Элиаде. На многочисленных
примерах показана специфика религиоведческих исследований
М. Элиаде. Сделан вывод, что метод построения науки о
религии, названный Элиаде герменевтика феноменологии
религии, позволяет прийти к пониманию всеобщности
феномена первобытного монотеизма, избежать крайностей
редукционистского подхода в области исследования религиозных
явлений, показать всеобщность феномена религии в
человечестве и причины сходства ключевых аспектов религиозных
феноменов у различных народов. Были исследованы и
систематизированы факторы, которые, по мнению М. Элиаде,
лежат в основе изменения человеческой религиозности от пра-
монотеизма к политеистическим религиозным верованиям.
Аспекты анализа религиозных феноменов Элиаде,
позволяют оценить разрабатывавшееся Элиаде направление
религиоведения - герменевтику феноменологии религии, показать
его положительные и отрицательные стороны. Думается, что
основные идеи и выводы работы могут также способствовать
более глубокому осмыслению основных особенностей
феномена религии.
Методология исследования религиоведческой
проблематики М. Элиаде опирается на категориальный аппарат идей,
методов и понятий, выработанных в рамках феноменологии
и философии религии. Основу методологии исследования
составил компаративистский подход, получивший широкое
признание в феноменологии религии. Теоретическими
источниками исследования являлись религиоведческие работы
М. Элиаде, которые по большей части переведены и изданы
на русском языке. Для исследования религиоведческой
проблематики Элиаде использовались методологические
подходы, которые выработаны как в западных религиоведческих
исследованиях Элиаде (А. Барбоса да Сильва, Б. Ренье, Дж.
Китагава, П. Тиллих, В. Шмидт, Р. Петтацони и др.), так и в
российском академическом религиоведении (Зубов А.Б., Шо-
12

хин В.К., Торчинов Е.А., Пылаев М.А., Михельсон O.K.,
Красников А.Н., Кабо В.Р., Забияко А. П. и др.).
Автор выражает свою благодарность д.и.н., проф.
МГИМО(У), зав. кафедрой истории религий Православного
института во имя апостола Иоанна Богослова Андрею
Борисовичу Зубову; кандидату богословия, проф. Московской
Православной Духовной академии прот. Максиму Козлову;
кандидату богословия, доц. Московской Православной
Духовной академии прот. Павлу Великанову; к.филос.н. и
кандидату богословия, доц. Тобольской Православной Духовной
семинарии и кафедры теологии СурГУ прот. Алексию
Сидоренко; к.филос. наук и кандидату богословия, доц.
Тобольской Православной Духовной семинарии свящ. Дмитрию
Кирьянову; д.филос.н., проф. НГГУ Рафаэлю Айратовичу Бур-
ханову за ценные замечания при чтении данной работы.
13

I. ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ
И ОСНОВНЫЕ РЕЛИГИОВЕДЧЕСКИЕ
ТРУДЫ М. ЭЛИАДЕ
Мирча Элиаде родился 9 марта 1907 года в Румынии, в
Бухаресте, в семье военного, был вторым из троих детей. По
рождению был православным, но основательного
религиозного образования и воспитания ни в семье, ни в школе, ни в
лицее «Спиру Харета», где он обучался, не получил.
Позднее он сам говорил о себе по этому поводу, следующее: «Я не
слишком хорошо знал собственную традицию, православие.
Семья у меня была, что называется, «верующая», но в
православии, как вы знаете, религию изучают на основе традиции,
в учебных программах не предусмотрены уроки катехизиса.
Упор делается на литургию, литургическую жизнь, ритуалы,
Тайны. Я участвовал во всем этом, но особого значения
этому не придавал»24. Еще в детстве Элиаде пережил опыт
оккультного «богоявления», к которому постоянно
возвращался в течение своей последующей жизни: «В течение многих
лет я возвращался к этому эпифаническому моменту, и
каждый раз я находил его столь же пленительным. Я ускользал
в него как в мгновение времени, лишенное длительности -
без начала, середины или конца. В течение моих последних
лет обучения в лицее, когда я боролся с сильными
приступами меланхолии, я постоянно возвращался к золотому свету
24 Элиаде М. Испытание лабиринтом. Беседы с Клодом-Анри Роке //
Иностранная литература № 4, 1999. - С. 159.
14

зеленой лампы того полдня... К этому времени я знал мир,
которому принадлежала эта комната, мир, который был
навсегда потерян»25. Этот факт увлечения оккультизмом
предопределил, в конечном счете, увлечение нехристианским
востоком и пантеистический аспект мировоззрения Элиаде,
которые сохранялись на протяжении всей его жизни.
Увлечение литературой, философией, восточными
исследованиями, алхимией и историей религий начались, когда
Элиаде еще учился в лицее. Относительно своей
увлеченности итальянским возрождением в дни его учебы в колледже,
Элиаде позднее писал: «Возможно, не осознавая этого, я был в
поиске нового, широкого гуманизма, шире чем гуманизм
Возрождения, который был слишком зависим от моделей
средиземноморского классицизма... В конечном итоге, я мечтал
заново открыть модель современного человека»26. К 1925 г.,
когда Элиаде поступил в Бухарестский университет на факультет
филологии и философии, им было опубликовано уже около 100
статей. В университете его привлекает ориенталистика, он
самостоятельно учил иврит, персидский язык, кроме этого,
большим увлечением молодого Элиаде являлись история религий
и мифология. Еще в лицее он познакомился с
религиоведческими трудами Макса Мюллера и «Золотой ветвью» Фрэзера.
Чтобы читать труды последнего в оригинале Элиаде изучил
английский язык. Учась в университете, Элиаде посещает
Италию, где встречается с известным историком религии Рафаэле
Петтацони. В Риме он открыл для себя труд Сурендраната Дас-
гупты «История индийской философии». Индийская
философия буквально очаровала Элиаде. В этом труде он прочел, что
автор выражал большую благодарность махарадже Касимбаза-
ра, Маниндре Чандре Нанди, за предоставленную стипендию
25 Цит. по: Elwood R. The Politic of Myth: A Study of CG. Jung, Mircea
Eliade and Joseph Campbell. SUNY-Press, 1999. P. 98-99.
26 Цит. no: Kitagawa J.M. Eliade Mirchea // Encyclopedia of Religion. -
New York-London, 1995. - V. 5. P. 85.
15

для занятий в Кембриджском университете. Элиаде написал
им обоим письма, прося в них помочь ему в изучении
индийской философии, санскрита и дать ему стипендию на два года.
Через три месяца ему приходит ответное письмо от Дасгупты
с согласием стать учителем Элиаде. А махараджа в ответном
письме сообщал ему о гарантированной стипендии на пять лет,
поскольку за два года невозможно освоить санскрит и изучить
индийскую философию.
Элиаде отправляется в 1928 году в Индию. В Индии он
занимается по двенадцать часов ежедневно санскритом27. В
Калькутте посещает лекции Сурендраната Дасгупты. Сам
Элиаде говорил об этом времени в своей жизни: «Я вникал в
индийскую культуру глубоко, «экзистенциально»»28.
Именно, «в Индии, - по словам Н.Л. Сухачева, -
сформировалось основополагающее для Элиаде-мыслителя восприятие
«священного» как формы осмысления жизни в ее
природной цельности, космическом «Всеединстве»»29. В беседе с
Клодом Анри-Роке Элиаде замечал, что Индия дала ему три
важных урока: первым, из них было открытие единства
космоса и человека, вторым - роль символов, как вместилищ
сакрального, которое соотносится не с видимой стороной
предмета, а с воплощаемым ими божественным или
духовным началом, третьим, - роль земледелия в появлении
мифологических представлений о непрерывном цикле жизни,
смерти и воскрешения. Впоследствии ученый разовьет эти
мысли на страницах своих книг. В 1930 году Элиаде
расстается с Дасгуптой и уезжает из Калькутты в Гималаи. Четыре
27 Всего Мирча Элиаде знал 11 языков: английский, немецкий,
французский, итальянский, португальский, русский; из древних языков: латинский,
древнегреческий, иврит, персидский, санскрит. Однако филологом он не
был. Язык привлекал его как «новый рабочий инструмент» для изучения
культуры, ментальности и религии определенного народа.
28 Элиаде Мирча. Испытание лабиринтом. С. 163.
29 Сухачев Н.Л. Феномен духа и космос Мирчи Элиаде / / Элиаде М.
Азиатская алхимия. М., 1998. -С. 15.
16

месяца он жил в гималайском монастыре - ашраме, в Риши-
кеше. Там Элиаде постигал практические занятия йогой. Его
учителем, «гуру» стал свами Шивананда, который по своей
профессии был врачом. Что подвинуло Элиаде, человека,
в общем-то, христианской, даже православной румынской
культуры окунуться в «духовность» языческой Индии?
Ответ на этот вопрос содержится в его беседе с К. Анри-Роке.
«Я чувствовал, что-то существенное, что я в
действительности должен найти и понять, мне надо искать не только в
моей традиции, но и где-то еще. К тому же мне нужен был
набор техник, дисциплина, чего я не находил в моей
религиозной традиции. Впрочем, в ней я этого и не искал»30,
честно признается ученый. Джозеф Китагава отмечает, что
для Элиаде «Индия была более чем местом для научного
исследования. Он чувствовал, что где-то в Индии была скрыта
тайна, и дешифровка ее должна открыть тайну его
собственного существования»31. Элиаде в то время, по его словам, не
был знаком с исихазмом - кладезем святоотеческого
православного мистического опыта во Христе. Если бы он был
знаком с этим сокровищем духа, то практика йоги вряд ли
показалась ему бессмертием и свободой32. Как отмечает СВ.
Пахомов: «Можно предположить, что опыт, приобретенный
Элиаде во время прохождения им йогических
«университетов», оказался решающим для формирования его взглядов
на религиозные («сакральные») феномены»33.
Пребывание в Индии открыло ему глаза на
существование общих элементов во всех крестьянских культурах - в
Китае, Южной Азии, доарийской аборигенной Индии,
средиземноморском мире - элементы, из которых он позднее
30 Элиаде Мирна. Испытание лабиринтом. С. 159.
31 Kitagawa J.M. Op. cit. P. 85.
32 Название одного из трудов М. Элиаде.
33 Пахомов СВ. Элиаде и йога // Элиаде Мирна. Йога: бессмертие и
свобода. - СПб., 2004. - С. 6
17

произвел понятие «космической религии». Фактически,
открытие доарийской аборигенной индийской духовности
позволило Элиаде рассуждать о сравнительном синтезе в
юго-восточной Европе, где «древняя культура даков
сформировала «автохтонную базу» современной румынской
культуры»34. Более того, Элиаде пришел к убеждению, что
субстрат крестьянских культур юго-восточной Европы
существует до настоящего времени. В своих выводах он
зашел настолько далеко, что предположил, что крестьянские
корни румынской культуры могут стать основой истинного
универсализма, превосходящего национализм и культурный
провинциализм. В своей «автобиографии» он писал: «Мы,
люди Восточной Европы, должны быть способны служить
мостом между Западом и Азией»35.
Постепенно в Элиаде растет убеждение, что его
призвание не «поиск Абсолюта», а культуротворчество, причем в
родном для него Отечестве. В следующем 1931 году
заканчивается его отсрочка от военной службы и Элиаде
возвращается в Румынию. В своей автобиографии он пишет
следующее: «Я мог быть созидателен только в том случае, если бы
остался в моем мире, который, в первую очередь, был миром
румынского языка и культуры. И я не мог отказываться от
него, пока не исполнил бы своего предназначения»36.
Вместе со своим другом Марселем Аврамеску, ставшим
впоследствии православным священником, Элиаде издает
эзотерический журнал «Мемра». Отслужив год переводчиком
английского языка, Элиаде возвращается в науку. Он
преподает в Бухарестском университете, участвует в
деятельности просветительского общества «Критерион». В 1936
году в Париже отдельным изданием выходит его докторская
34 Kitagawa J.M. Op. cit. P. 86.
35 EliadeM. Autobiogrphy ofMircea Eliade. Chicago - London, Vol. 1,1990.
- P. 204.
36 Eliade M. Op. cit.P. 199-200.
18

диссертация «Йога. Эссе об истоках индийской мистики».
После соприкосновения с традиционной индийской
культурой, в которой религиозно регламентировалась
человеческая жизнь и присутствием высшего наполнялся каждый
предмет повседневной действительности, исследователь по-
другому взглянул и на свою собственную культуру. Элиаде
становится традиционалистом и убежденным противником
западноевропейского светского либерального гуманизма.
Это идейно сближает его с ультраправым движением
Железной Гвардии37. Мирча Элиаде вместе с другими молодыми
румынскими интеллектуалами, такими как Эмиль Чиоран и
Эжен Ионеску, становится идеологом железногвардейского
движения. Обоснованию своего участия в нем и победы
Железной Гвардии посвящена статья Элиаде «Почему я верю в
победу легионерского движения», написанная в 1937 году. В
ней Элиаде озвучивает свои мысли относительно понимания
судьбы Румынии. «Я верю в эту победу, так как, прежде
всего, я верю в победу христианского духа. Движение,
возникшее и развившееся из христианской духовности, ментальная
революция, в первую очередь, направленная против греха и
против потери достоинства, не является никаким
политическим движением. Победа легионерского движения не только
восстановит добродетель нашего народа, создаст полную
достоинства и силы Румынию, но она создаст новый тип людей,
соответствующий новому цельному образу жизни. Я верю в
победу легионерского движения, потому что я верю в
свободу, во власть души над биологическим и экономическим
37 Это движение зародилось и действовало в Румынии в тридцатые годы
прошлого века. Железногвардейцы были религиозными
традиционалистами. Лидер движения Корнелиу Кодряну провозглашал в качестве основной
цели движения «примирение румынского народа с Богом». Посты, молитвы
и литургическая связь с церковью были для гвардизма важнейшей
составляющей. Поддерживала Железную Гвардию и часть духовенства. Однако, в
мировоззрении руководителей этого движения много было элементов
«народного», крестьянского христианства с его двоеверческой, полуязыческой
направленностью.
19

детерминизмом»38. Это сближает Элиаде с другими
традиционалистами XX столетия: Р. Геноном, Ю. Эволой и т.д.
Надо сказать, что Православие было для Элиаде,
преимущественно, традицией, сплачивающей румынский народ и
придающей высший смысл всем моментам народной, прежде
всего, крестьянской жизни39. В 1938 году Элиаде
подвергается правительственным репрессиям, направленным против
Железной гвардии, и отбывает четыре месяца в лагере для
политзаключенных. В 1940 году Элиаде является атташе
по культуре при посольстве Румынии в Лондоне. С 1941
года, после того как Англия разрывает дипломатические
отношения с Румынией, Элиаде - атташе по культуре в
Португалии. После окончания Второй мировой войны Элиаде не
возвращается в Румынию, где победила коммунистическая
диктатура, а переезжает в Париж. Хотя он мог писать и
преподавать во Франции, начало новой жизни в чужой стране
в возрасте 38 лет потребовало значительного напряжения,
несмотря на то, что к этому времени он был уже
достаточно уважаемым, зрелым ученым. В это время он писал: «Мне
понадобилось 10 лет, чтобы понять, что только индийский
опыт не может открыть для меня универсального человека,
которого я искал»40. Именно здесь он осознал необходимость
соединения истории религии, ориентализма, этнологии и
других дисциплин. Он писал: «Правильный анализ мифов
и мифической мысли, символов и первоначальных образов,
особенно религиозных образов творения, которые
возникают из ориентальной и «примитивных» культур, являются ...
единственным способом открыть западный ум и ввести но-
л* Элиаде М. Почему я верю в победу легионерского движения //
- Режим доступа: http://ihtik.lib.ru/philosbook_22dec2006/philosbook_
22dec2006_595al6b5.rar
39 Известный русский православный богослов прот. Александр Шмеман
писал в своем дневнике, как М. Элиаде при личной встрече с о.
Александром сказал, что его вера - это вера румынского крестьянина.
40 Цит. по: Kitagawa J.M. Op. cit. P. 87.
20

вый, планетарный гуманизм...Таким образом, правильная
процедура понимания их значения заключается не в
натуралистской «объективности», но в разумной симпатии гер-
меневта... Это убеждение руководило моим исследованием
значения и функции мифов, структуры религиозных
символов, и в общем, диалектикой сакрального и профанного»41.
В 1946 году Элиаде был приглашен профессором в
Сорбонну. В Париже Элиаде тесно соприкасается с
французским культурологом и религиоведом Ж. Дюмезилем. В 1949
году в Париже выходит один из основных религиоведческих
трудов М. Элиаде «Трактат по истории религий» («Traite
d'histoire des religions»), который в английском варианте
1958 года озаглавлен, как «Очерки сравнительного
религиоведения» («Patterns in comparative religion»)42. Это
фундаментальная монография по феноменологии религий, где
рассматриваются структура и морфология сакрального. В
основу труда положен курс лекций по истории религий,
который Элиаде читал еще в тридцатые годы в Бухарестском
университете. Через всю книгу проходит концепция Элиаде
о непреходящей «ностальгии по раю» и стремлению к
сакрализации космоса. Автор касается здесь функций мифа и
символических структур, как универсальных способов
ориентации человека в космосе. Развитием религиоведческих
концепций М. Элиаде об архаическом восприятии
времени и о противостоянии циклического времени мифа
историческому времени, стал другой его труд «Миф о вечном
возвращении»43, изданный в том же году. В 1950 году
Элиаде знакомится с Карлом Густавом Юнгом. Первая встреча
затем переросла в искреннюю дружбу. Идеи Юнга оказали
41 Цит. по: Kitagawa J.M. Op. cit. P. 87.
12 Элиаде M. Очерки сравнительного религиоведения. - M., 1999.
43 Элиаде M. Миф о вечном возвращении // Элиаде М. Избранные
сочинения: Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и
мирское.-М., 2000.
21

на Элиаде определяющее значение, более подробно об этом
будет сказано в третьей главе нашей работы. В 1951 году
в печати выходит исследование Элиаде, посвященное
проблеме происхождения шаманизма - «Шаманизм и
архаические техники экстаза»44. 1952 год отмечен выходом работы
ученого «Образы и символы»45, а 1954 - «Йога: Бессмертие
и свобода»46. Сегодня можно сказать, что в течение своего
пребывания в Париже (1945-1955) Элиаде сформировал
большую часть своих важнейших концепций и категорий,
включая: homo religiosus, архетип, coincidentia oppositorum,
иерофания, ностальгия по Раю, которые стали интегральной
частью системы, которую Элиаде позднее назвал
герменевтикой тотального.
В 1956 г. Элиаде был приглашен Чикагским
университетом для чтения Гаскелевских лекций, которые были
опубликованы в 1958 г. под названием «Рождение и перерождение».
В 1957 году после смерти немецкого феноменолога религии
Иоахима Ваха, пригласившего его в США, М. Элиаде
возглавляет кафедру истории религий Чикагского
университета. Там он создает свою школу феноменологического
религиоведения. Университет Чикаго традиционно был важным
центром изучения истории религий и выпускники Иоахима
Ваха были уже во многих городах Северной Америки. Число
кафедр религиоведения в США во многом благодаря
деятельности Мирчи Элиаде возросло с трех в 1957 году до
тридцати в семидесятых годах прошлого века. Он сам говорил, что
«Чикаго, бесспорно, способствовал развитию нашей
дисциплины. К тому же нам благоприятствовал исторический
момент. Нашлись американцы, которые поняли, что для диало-
44 Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. К., 1998.
45 Элиаде М. Образы и символы .// Элиаде М. Избранные сочинения:
Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и мирское. -
М.,2000.
46 Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. - СПб., 2004.
22

га с африканцем или индонезийцем недостаточно знаний по
политической экономии и социологии, что надо знать и их
культуру: экзотическую же или архаическую культуру
только тогда и поймешь, когда доберешься до ее истоков, а они
всегда имеют религиозную природу»47. В 1958 году выходит
его книга «Мифы, сновидения и мистерии»48, посвященная
интерпретации религиозного мировоззрения и поведения
архаических народов.
Было два фактора, которые оказали Элиаде огромную
помощь. Во-первых, летом 1961 г. был основан новый
международный журнал по сравнительно-историческим
исследованиям религии, названный «История религии» (History of
Religion). Элиаде предложил сделать этот журнал англоязычным
вместо многоязычного. В открывающем выпуске Элиаде
написал знаменитую статью, озаглавленную «История религий и
новый гуманизм» (History of Religions and a New Humanism).
В этой статье он выразил свою симпатию молодым ученым,
которые стали историками религии, но которые, в мире узких
специалистов, вынуждены становиться специалистами в одной
религии или даже в частном периоде или одном аспекте этой
религии. Историк религии, по мнению Элиаде, должен иметь
более общий взгляд. Элиаде признавал опасность
«редукционизма» в истории религий. Во-вторых, Элиаде стал активным
участником, а позднее и президентом небольшой группы
ученых, которая получила название Американского общества
исследования религии (ASSR), созданного в Чикаго в 1958 г. В
1963 году в печати появляется сжатое изложение «Трактата
по истории религий» под названием «Аспекты мифа»49.
С 1961 по 1986 годы Мирча Элиаде руководит изданием
энциклопедии «История религий» в 16-ти томах. В 1967 году
Элиаде Мирча. Испытание лабиринтом. С. 184.
Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. - М., 1996.
Элиаде М. Аспекты мифа. - М., 2001.
23

в Лондоне и Нью-Йорке выходит его «Хрестоматия древних
текстов» («From Primitives to Zen»). К шестидесятым годам
следует отнести его знакомство и сотрудничество с
американским протестантским теологом немецкого
происхождения Паулем Тиллихом - создателем целого направления в
протестантизме «теология культуры». Влияние Элиаде
отразилось в последней работе Тиллиха «Значение истории
религий для теолога-систематика». В 1969 году в Чикаго
выходит книга Мирчи Элиаде, посвященная его философии
религии, под названием «Поиски. История и смысл в религии»50.
В 1970 году он становится членом-корреспондентом
Британской, в 1972 - Австрийской академии наук. В том же 1972
году выходит из печати его исследование «Австралийские
религии»51. В 1976 году Элиаде становится доктором honoris
causa Сорбонны, и в этом же году появляется первый том
его монументального труда «История веры и религиозных
идей»52. Второй том выходит из печати в 1978 году. Тогда
же опубликована в виде книги запись бесед
прославленного ученого с Клодом-Анри Роке «Испытание лабиринтом».
В 1980 году Мирча Элиаде выдвинут Лионским
университетом им. Жана Мулена на Нобелевскую премию. В 1983
году в печати опубликован третий том его «Истории
религиозных идей». Мирча Элиаде умер в 1986 году в Чикаго. За
четыре месяца до этого огонь уничтожил часть его офиса в
Богословской школе Мидвилла, что Элиаде воспринял как
знамение приближения конца (Элиаде болел артритом и
раком). Незадолго до смерти Элиаде попросил своего друга
50 Элиаде М. Ностальгия по истокам. - М., 2006.
м Элиаде М. Религии Австралии. - СПб., Университетская книга,
1998.
°2 Элиаде М. История веры и религиозных идей. В. 3 т. Т.1. От
каменного века до элевсинских мистерий. - М., 2002.; Элиаде М. История веры и
религиозных идей. В 3 т. Т. 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства.
- М., 2002.; Элиаде М. История веры и религиозных идей. В 3 т.Т. 3. От
Магомета до Реформации. - М., 2002.
24

англиканского священника Натана Скотта совершить над
ним последние обряды «в знак братства со всеми расами и
всеми культами»53, что он и исполнил. Ученик Элиаде И.П.
Кулиану назвал смерть Элиаде «махапаринирваной»
(великим переходом в нирвану), сравнивая ее с переходом Гау-
тамы Будды. Его тело было кремировано. Уже посмертно в
1990 году он был избран членом румынской академии наук.
м Culianu I.P. Mahaparinirvana // El Hilo de Ariadna. Vol. 2. Access: www.
elhilodeariadna.org/volumen2/artl7_pensa_02.asp См. также Куляну И.П.
Последние минуты жизни М. Элиаде: махапаринирвана // Элиаде М.
Посулы равноденствия. Мемуары. Т. I. (1907-1937); Жатва солнцеворота.
Мемуары. Т. II. (1937-1960). М., 2008. С. 434-439.
25

И. ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
ЕВРОПЕЙСКОГО РЕЛИГИОВЕДЕНИЯ
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX -
ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XX ВЕКОВ
Западноевропейское религиоведение как научная
дисциплина возникает в шестидесятых годах XIX века.
Главными центрами его развития стали Англия, Германия и
Франция5'1. Большое значение для формирования
религиоведения сыграли молодые отрасли гуманитарной науки:
антропология, этнология, сравнительное языкознание и
сравнительная мифология. Далее необходимо отметить,
влияние на него определенных философских идей, таких,
например, как позитивизм и материализм, которые
олицетворяли собой сам дух времени той эпохи. Этим
обусловлено то, что с самого времени своего возникновения
религиоведение не просто пыталось разграничить с теологией
свои сферы влияния, но использовалось как таран для
подрыва последней и вообще христианского мировоззрения в
Европе. В этот период европейские религиоведы пытались
обосновать тезис о том, что религия - сравнительно поздно
возникшее из природных и социальных факторов явление,
развивающееся от простых форм к более сложным. Для
доказательства своей правоты ими предпринимаются попытки
найти безрелигиозные народы. О тщетности таких попыток
:,А В англоязычной литературе религиоведение получило название The
Science of Religion, в немецкоязычной - Die Religionswissenschaft, во
французской - La Science de Religion.
26

свидетельствовал еще в 1871 г. известный английский
антрополог и религиовед Эдуард Бернетт Тайлор ( 1832-1917)
следующее: «Утверждение, что дикие племена, совершенно
чуждые религиозных понятий, были действительно
найдены, не опирается на достаточное количество доказательств,
которых мы вправе требовать для такого исключительного
случая»55. Затем возникают различные теории
происхождения религии из какой-либо одной ее примитивной формы.
Так, французский религиовед Шарль де Бросс считал таким
«минимумом религии» (если пользоваться терминологией
Э. Тайлора) фетишизм56, сам Э. Тайлор - анимизм57, другой
английский антрополог Герберт Спенсер - культ предков58,
французский религиовед Эмиль Дюркгейм - тотемизм59, а
английский антрополог Роберт Маретт60 - формулу табу-
мана61. Вслед за этим все религиоведы второй половины XIX
века пытались свести религию к нерелигиозным факторам.
В частности, немецкий филолог и религиовед Макс Мюллер
выводил происхождение мифологических и религиозных
представлений из языка62, согласно взглядам английского
антрополога, этнографа и религиоведа Джеймса Джорджа
55 Тайлор Э.Б. Первобытная культура: Пер. с англ.— М., 1989. - С. 206.
56 См. Шарль де Бросс «О культе богов-фетишей, или Сравнение
древней религии Египта с современной религией Нигритии» (1760).
57 См. Тайлор Э.Б. Первобытная культура: Пер. с англ. - М., 1989.
58 См. Spencer H. The Principles of Sociology. - London, 1876.
59 Cm. Durkheim E. Le système totémique en Australie. - Paris, 1912.
60 Cm. Marett R.The Threshold οί Religion. - London, 1909; Marett R. Faith,
Hope and Charity in Primitive Religion. - Oxford, 1932; Маретт Р. Формула
табу-мана как минимум определения религии // Религиоведение:
Хрестоматия. - М., 2000.
61 Мана - сила, оказывающая влияние на все происходящие события и
дарующая ее обладателю неограниченные возможности. Вера в мана
присутствовала в религиозных представлениях меланизиицев, которые были
описаны английским миссионером Робертом Кодрингтоном в книге «Ме-
ланизийцы». Впервые рассмотрено научно понятие мана было в работах
английского антрополога и религиоведа Р. Маретта.
62 См. Мюллер Ф. М. Введение в науку о религии. - М., 2002.
27

Фрэзера, религия возникла по причине непонимания
первобытным человеком окружающей действительности63, а
Э. Дюркгейм в своей работе «Элементарные формы
религиозной жизни» доказывал, что в основе религии заложены
коллективные представления, создаваемые самим
обществом для своего сохранения и развития. Самоочевидным
фактом для научного сознания того времени стала идея
постепенного эволюционного развития, в том числе и в
религии. «Несмотря на некоторые, порой весьма существенные,
разногласия при решении проблемы происхождения и
эволюции религии, - пишет современный российский
религиовед А.Н. Красников, - антропологи и этнологи сходились в
следующем: религия не есть нечто неизменное, - напротив,
она закономерно изменяется, и определенным стадиям
развития культуры соответствуют определенные религиозные
верования, и обряды... Эволюция религии есть плавный и
постепенный процесс вытеснения простых верований и
обрядов более сложными... Религиозные верования разных
народов можно выстроить в один эволюционный ряд,
который выглядит следующим образом: «минимум религии»
- полидемонизм - политеизм - монотеизм»64. В начале XX
века казалось, что здание позитивистски
ориентированного религиоведения уже построено и осталось выяснить еще
несколько деталей и все будет ясно и понятно
окончательно. Но новый век принес исследователям, стоящим на
позициях позитивизма и материализма, самые неожиданные
разочарования, так, что еще в его первой половине полному
крушению подверглась сама совокупность их методов.
Первые трещины в обширной схематической
конструкции появляются в связи с интерпретацией понятия мана. На-
63 См. Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: исследования магии и религии. - М.,
1986.
64 Красников А.Н. Методология классического религиоведения. -
Благовещенск, 2004. - С. 35-36.
28

ряду с вышеупомянутым английским антропологом Р. Ма-
реттом интерпретировать это понятие пытался немецкий
ученый Карл Бет (1872-1952). В отличие от Р. Маретта и
других английских антропологов, занимавшихся этим
вопросом, он настаивал на глубокой противоположности
религии и магии между собою. В своей работе
«Первоначальная религия» К. Бет приходит «к идее «первобытного панте-
изирующего монизма», который и находит свое выражение
в представлении о всепроникающей жизненной
сверхчувственной силе. Меланизиец называет ее мана, индеец сиу
- вакан, алгонкин - маниту, африканец банту - мулунгу,
но за всеми этими словами стоит универсальная вера,
источником которой является божественное самооткровение.
Она выступает самой всеобщей и, вместе с тем,
древнейшей формой религии»65. К. Бет считал, что хотя «вера в силу
не была еще никакой верой Бога в тесном смысле слова, но
она может быть при всем том корнем возвышенной веры в
Бога»66. С другой стороны, идеи Э. Тайлора и вообще
позитивистов от религиоведения критиковались А. Хауиттом и
особенно Э. Лэнгом. Исследователь жизни аборигенов
Австралии Альфред Хауитт ( 1830-1908) открыл, что они верят
в существование «Высших богов». Это факт был подхвачен
и развит шотландским исследователем Эндрю Лэнгом.
Вначале он считал себя последователем Тайлора и даже
защитником его теории от всяческих нападок, но
впоследствии, под влиянием новых фактов становится ее критиком.
По мнению современного российского исследователя А.Н.
Красникова, «ему удалось внести значительный вклад в
развитие религиоведения, поскольку он критиковал
существовавшие в его время теории происхождения религии и
65 Beth К. Die Urreligion. - Berlin, 1917. - S. 17.
66 Beth К. Religion und Magie bei den Naturvölkern. - Leipzig, 1914. - S.
238.
29

сумел противопоставить им свои взгляды»67. Свою
критику, господствующих в его время религиоведческих теорий,
Лэнг проводит в работе «Становление религии» (1898 г.).
Он считал, что они не могут объяснить генезиса высшего
Существа в религиях целого ряда наиболее архаических
народов. «Бог не может быть отражением человеческих
королей, там, где не было королей; не может быть
президентом, избранным из политеистического общества богов,
там, где и сейчас нет политеизма; ни идеальным первопред-
ком, там, где люди не чтят своих предков; в то время как,
с другой стороны, дух умершего человека, реальный или
идеальный, не отвечает обычному дикарскому
представлению о Творце»68. Лэнг пришел к выводу о присутствии двух
раздельных, но наряду с этим, параллельных направлений
в религии, которые можно проследить в ее истории. «Есть
два течения, религиозное и мифическое, текущие вместе
через религию. Первое течение, религиозное, даже и у
низших дикарей чисто от магических обычаев умилостивления
духов. Второе течение, мифологическое полно магии,
обмана и скандальных легенд... Худшая сторона религии менее
священна и поэтому более заметна. Оба элемента
находятся сосуществующими почти у всех рас, и никто, при нашем
полном недостатке исторических данных о происхождении,
не может сказать который элемент является более ранним,
какой произошел из другого и является ли вообще один из
них более ранним»69. Следом он пытается сделать
предположение насчет происхождения идеи высшего Существа70.
Оно, главным образом, заключалось в том, что первобыт-
67 Красников А.Н. Методология классического религиоведения. С. 61.
68 Lang A. The making of religion. London, 1909.-P. 172//Токарев CA.
История зарубежной этнографии. - M., 1978. - С. 123 .
69 The making of religion. P. 183 // Токарев С.А. История зарубежной
этнографии. С. 125.
70 Лэнг называет Его All-father (Все-Отец).
30

ный человек исходя из того факта, что все вещи в мире
имеют своего создателя, дошел до мысли, что и сам мир в целом
должен иметь Создателя. Идеи Э. Лэнга в дальнейшем были
развиты католическим священником, миссионером,
этнологом и лингвистом, создателем Венской этнологической
школы Вильгельмом Шмидтом (1868-1954), посвятившим
обоснованию концепции первобытного монотеизма свой
двенадцатитомный труд «Происхождение идеи Бога»71.
Благодаря ему возник и сам термин Urmonotheismus
(первобытный монотеизм). Другим крупнейшим религиоведом,
который пытался дать оценку проблеме генезиса идеи
Высшего Существа, был Рафаэль Петтацони (1883-1959).
Итальянский религиовед решал эту проблему в полемике с
теорией В. Шмидта. Он считал, что общая для всех верований
идея Высшего Существа сформировалась на основе
фундаментальных экзистенциальных потребностей человека72.
Взгляды В. Шмидта и Р. Петтацони оказали значительное
влияние на представление М. Элиаде о месте Высшего
Существа в первобытных верованиях.
Кроме этого следует сказать, что в начале XX века
возникает новая философская парадигма, основанная на
стратегии «философии жизни» в противовес прежде
безраздельно господствовавшему в европейской философии
панлогизму. Наиболее ярким представителем направления
«философии жизни» в первой половине XX века был французский
философ Анри Бергсон. Подлинная реальность у философа
есть сам жизненный поток73, который постигается
интуицией. Согласно определению Бергсона, интуиция
представляет собой «род интеллектуальной симпатии, путем которой
71 См. Schmidt W. Der Ursprung der Gottesidee. - Bd. 1-12. - Münster. 1926-55.
72 См. Петтацони Р. Высшее Существо: Феноменологическая структура
и историческое развитие // Религиоведение № 1. 2002.
73 То же самое можно видеть у Вильгельма Дильтея - немецкого
философа (1833-1911) другого яркого представителя философии жизни.
31

переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть
в нем единственного и, следовательно, невыразимого»74.
Можно сказать так, что «интуиция вступает в дело тогда,
когда жизненная ситуация нестандартна, то есть когда
рассудок не может справиться с нею «машиноподобным»
способом подведения частного случая под общее правило,
соответственно стандартным целям «выживания», практической
деятельности»75. С учением А. Бергсона перекликается
книга американского философа и психолога Вильяма Джемса
(1842-1910) «Многообразие религиозного опыта»,
вышедшая в 1901 году. Сам автор был последовательным
эмпириком, совершенно отказался от определения сущности
религии, предлагая путь опыта и наблюдения над религиозными
переживаниями. Следует сказать, что Джемс в религиозном
вопросе смещает акценты с онтологии (метафизика) и
истории (позитивизм) на психологию. Религия, прежде всего,
касается переживания человеческой личности, благодаря
которому она чувствует себя причастной высшей истине. В
связи с этим ученый использовал даже особый термин
«обновленное сознание». Большой популярностью в начале
прошлого века в европейской философии стали
пользоваться концепции немецких мыслителей Эдмунда Гуссерля
(1859-1938) и Вильгельма Дильтея (1833-1911). Э. Гуссерль
стал создателем нового направления в западной философии
- феноменологии. Ему принадлежит сама идея
феноменологического исследования любых онтологических проявлений
в контексте философского знания. Феноменология
предполагает совокупность исследования глубинных основ
сознания, мышления в целом (ноэзис), а также смысла
метафизических сущностей, усматриваемых феноменов (ноэма).
Феноменологический метод - это способ проявления в созна-
74 Бергсон А. Введение в метафизику // Бергсон А. Сочинения в 5 т. -
Т. 5.-СПб, 1914.-С. 6.
75 Зотов А.Ф. Современная западная философия. - М., 2001. - С. 198.
32

нии смыслов феноменов путем интенции, т.е.
направленности сознания на какой-либо исследуемый предмет.
Интенция сознания приводит к поэтапному редуцированию,
которое сопровождается достижением соответствующего
уровня «чистого сознания», ведет непосредственно к усмотрению
«эйдосов» (сущностей феноменов). Этому предшествует
«эпохе» - воздержание от суждений о чем-либо, будь-то
предметы реального мира окружающие человека или
трансцендентные объекты. Это сопровождается единством
сознания, слиянием «ноэзиса» и «ноэмы», которое обусловлено
направленностью познающего сознания на его
феноменальный предмет. Что касается исходного момента философии
В. Дильтея, то это весь человек, его жизнь, а не просто
чистый разум. Основное понятие дильтеевского метода -
Verstehen (нем. понимание). Оно нуждается в истолковании,
интерпретации76. Здесь философ использует термин
«объективизация жизни» - это образование, которое жизнь
произвела из самой себя и в котором она себя узнает, т.е. главное
понять жизнь из нее самой. При всей своей кажущейся
отвлеченности, идеи этих философов оказали свое немалое
влияние на интеллектуальный климат эпохи, в том числе на
формирующееся тогда новое направление в религиоведении
- феноменологию религии. Сам термин «феноменология
религии» впервые встречается у голландского религиоведа
П. Д. Шантепи де ла Соссея. Голландский ученый считал,
что «сопоставление и группировка различных религиозных
явлений (религиозная феноменология) образует переход от
истории религий к философии религии»77. Другой
голландский религиовед Корнелис Петер Тиле (1830-1902) в работе
76 Хотя сам термин герменевтика по отношению к философии впервые
употребил М. Хайдеггер, все-таки именно В. Дильтея с полным правом
можно назвать основателем философской герменевтики.
77 Иллюстрированная история религий в 2-х томах. Под ред. проф.
Шантепи де ля Соссей. Репринтное издание. Т. 1. - Издательство Спасо-
Преображенского Валаамского монастыря, 1992. - С. 16.
33

«Основные принципы науки о религии» пишет следующее:
«Антропология не только показала универсальность
религии как человеческого проявления, но и обнаружила, что
способ, каким она проявляется, и элементы, из которых она
состоит, везде и во все времена по существу одни и те же.
Чтобы рассмотреть эти постоянно возрождающиеся
явления, мы должны расчленить религию, иными словами,
сначала прибегнуть к феноменолого-аналитическому ее
рассмотрению»78. Впоследствии раскрытие данного
утверждения станет первостепенной задачей феноменологических
исследований религии. Здесь следует также упомянуть
шведского религиоведа архиепископа Шведской
Лютеранской церкви Натана Зедерблома (1866-1931). По его
мнению, для того, чтобы понять суть религии, надо не просто
выделить ее элементарные формы, обосновывая это
теориями анимизма, преанимизма и прамонотеизма и тем более не
нужно выводить религию из нерелигиозных факторов,
напротив, необходимо обращение к духовному миру человека.
Зедерблом полагал, что главным качеством религии
является понятие священного. Он писал в своей работе
«Становление веры в Бога»: «Существует значимый критерий
сущности религии - различие между «священным» и
«профанным»»79. Мнение Натана Зедерблома имело
непосредственное влияние на М. Элиаде, который считал, что дихотомия
между сакральным и профанным проходит красной нитью
через любое религиозное учение. Этот взгляд также близок
точке зрения основателя классической феноменологии
религии Р. Отто (1869-1937). Он понимает «Священное» как
априорную категорию религиозного опыта. Основная «за-
78 Тиле К. П. Основные принципы науки о религии // Классики мирового
религиоведения. Антология. Т.1 / Пер. с англ., нем., фр. Сост. и общ. Ред.
А.Н. Красникова. - М.: Канон, 1996. - С. 146.
79 Зедерблом Н. Становление веры в Бога // Мистика. Религия. Наука.
Классики мирового религиоведения. Антология. / Пер. с англ., нем., фр.
Сост. и общ. ред. А.Н. Красникова. - М.: Канон, 1998. - С. 280.
34

слуга Отто состояла в детальной разработке категории
«священное» и феноменологическом описании универсальной,
сущностной структуры религиозного опыта»80. Немецкий
ученый, как и В. Джемс, делает акцент на уникальности
религиозного опыта. Согласно его взглядам, переживание
священного нельзя отождествить ни с одним из человеческих
переживаний, оно есть совершенно иное переживание Бога
как Тайны, вызывающей потрясение человеческого сердца.
Отличие его взгляда от точки зрения Джемса заключается в
том, что Отто занимается не просто изучением духовного
мира человека и его переживаний, его интересует не просто
исследование действия священного в религиозном опыте
человека, но и Священное как Сущее вне человека (нуминоз-
ное, лат. - божественное) и проявляющее себя в разных
формах, одним словом, Отто не довольствуется
психологизмом, а хочет соединить вместе онтологию и психологию.
Влияние парадигмы Р. Отто было столь велико, что
последующие исследователи, в том числе и Элиаде,
рассматривали феноменологию религии как феноменологию
священного. Особая роль среди них принадлежит голландскому
теологу и религиоведу Герардусу ван дер Леуву (1890-1950). С
его именем связано окончательное становление
феноменологии религии81. «Описывая свой феноменологический метод,
Г. ван дер Леув назвал воссоздание переживания
осмыслением. Это деятельное, интроспективное постижение или вчув-
ствование. Оно приводит к созданию всеобщего
универсального языка, в котором раскрываются все феномены. Этот
аспект методологии голландского ученого во многом
повторяет подход Р. Отто, связанный с интроспективным
открытием через предчувствия, вчувствования и послечувствия,
80 Красников А. Н. Становление классической феноменологии религии //
Религиоведение № 1,2002. - С. 97.
81 Основные его труды: «Введение в феноменологию религии» (1925),
«Феноменология религии» (1933).
35

скрытой за напластованиями тайны, но у Г. Ван дер Леува
более явно, в отличие от подходов Р. Отто, прослеживается
связь с философской феноменологией»82. Религия для Ван
дер Леува, является встречей человека с «мощью», и это
подразумевает бытие «всемогущее», так как он понимает
«мощь» как философскую категорию с теологическими
обертонами. Он подчеркивает, что «религия является одним из
следствий факта, что человек не принимает жизнь как
данность: он ищет силы, энергии в жизни, чего-то, что выше, и
он пытается найти смысл в жизни и привести его в
упорядоченное целое»83. Для Ван дер Леува, следовательно, религия
является, в конечном итоге, связанной с культурой как
творческим усилием человека. Кроме этого, в своих работах Г.
Ван дер Леув значительное внимание уделял проблеме
соотношения формирующейся феноменологии религии и других
религиоведческих дисциплин. Как справедливо указывает
религиовед А. Н. Красников, Ван дер Леув «не только указал
на отличия феноменологии религии от истории религии, но
и развел феноменологию религии с философией религии и
теологией, очертив тем самым границы формирующейся
дисциплины»84. Так, история религии, по его мнению,
занимается сбором фактов, а феноменология религии их
описанием, классификацией и типологизацией. В отличие от
теологии и философии религии, феноменология религии
воздерживается от оценки истинности религиозных явлений
(используя метод гуссерлианского «эпохе»). Таким образом,
благодаря работам Ван дер Леува, взгляд на феноменологию
религии, как на отдельное направление в религиоведении
82 Пылаев М. А. Философия религии Рудольфа Отто. - Автореферат
диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. - М.,
1997. -С. 16.
8,1 WaardenburgJ. Leeuw, Gerardus Van der// Encyclopedia of Religion. -
New York-London, 1995. - V. 8. - P. 495.
81 Красников А. Н. Становление классической феноменологии религии.
С. 103.
36

получил достаточно широкое распространение в
европейской религиоведческой науке. В представлении Ван дер Ле-
ува «религия как опыт» может изучаться
феноменологически, а «религия как откровение» может изучаться только
теологически. Следует отметить, что М. Элиаде написал
положительный обзор работы Ван дер Леува «Религия в
сущности и манифестации»85. Элиаде высоко оценивал эту
работу, поскольку она показывала, что весь космос с его
наиболее скромными частями служит как основа для
манифестации сакрального86.
Нельзя не упомянуть также и о такой достаточно сложной
и противоречивой теме, как психоанализ и религия. Один из
основоположников этой психологической теории З.Фрейд
(1856-1939) редуцировал религию к нерелигиозным
факторам, опрометчиво и достаточно безосновательно, но в духе
господствовавшего позитивизма, объявлял коллективным
неврозом человечества. Взгляд на нее другого
основоположника психоанализа, выдающегося психолога и философа
культуры Карла Густава Юнга (1875-1961) отличался
оригинальностью. По началу Юнг работал в русле
психологических идей Фрейда, но со временем отошел от него,
пересмотрел основные его теоретические построения. Так,
бессознательное - основа учения Фрейда понималось Юн-
гом иначе. Оно есть, с точки зрения Юнга, психологически
оформленный общечеловеческий опыт, интегрированный
личностью наряду с индивидуальным бессознательным,
которое отражает опыт индивида. «Наша психология тащит за
собой длинный как у ящерицы хвост, заключающий в себе
всю историю индивидуального рода, нации, Европы и всего
человечества»87. Коллективное бессознательное порождает
85 См. Revue d'histoire des religion. 1950. № 138. PP. 108-111.
86 Kitagawa J.M. Op. cit. P. 88.
87 Юнг К. Аналитическая психология. - СПб., 1994. - С. 55.
37

универсальные идеи и представления, отражающие
общечеловеческий опыт, прежде всего, в мифах, в религии,
художественном творчестве, одним словом, в символических
формах. Юнг называет их архетипами. Они переживаются
человеком как нечто превосходящее человека. Юнг использует
термин «нуминозное», введенный Р. Отто, по отношению к
переживанию архетипов. Он считал, что во всяком человеке
присутствует исконный и целостный религиозный архетип
«внутренний Бог», различаются лишь формы, в которые
отливается этот архетип, чтобы затем, разными способами,
дать знать о себе миру. Это роднит К.Г. Юнга с восточным,
прежде всего, индийским пантеистическим
мироощущением. Здесь нужно отметить, что для понимания различий в
религиозном творчестве Юнг предложил наличие двух
различных психологических типов - экстравертивного
(Европа, США, тяготеющие к протестантизму) и интровертивно-
го (нехристианский Восток). Поэтому Юнг действительно
считал, что соприкосновение с Востоком способно открыть
пораженному кризисом духа европейцу новые духовные
горизонты. Об этом говорится в его работе «О психологии
восточных религий и философий». Поскольку, по его мнению,
существует некая универсальная духовная матрица
«коллективного бессознательного», то «нам надо добираться до
восточных ценностей изнутри, а не извне; нам надо искать
их в бессознательном»88. Юнг, конечно, не был чисто
психологом. Как верно заметил еврейский мыслитель XX века
Мартин Бубер: «Несмотря на провозглашенное им желание
избегать любого высказывания о трансцендентном, Юнг
присоединяется к тому воззрению, согласно которому Бог
в абсолютном смысле, т.е. в отрыве от человеческого
субъекта и вне всяких условий человеческого существования,
88 Юнг К. О психологии восточных религий и философий. - М., 1994.
-С. 106.
38

не существует»89. Юнга можно назвать создателем особой
философско-теологической системы, похожей на
построения гностиков первых веков христианской эры. Но у него
есть и отличие от них. Гностики мыслили в рамках либо
античной философии, либо персидской религии, религиозный
гнозис же Юнга имеет под собой индийскую
метафизическую философию (тождество брахмана и атмана),
выраженную с помощью психологических терминов. Сами идеи
обогащения европейского мышления восточными (индийскими
и китайскими) и архаическими идеями и представлениями
были очень популярны в прошедшем веке, это и принесло К.
Г. Юнгу небывалую славу и известность. Необходимо
отметить то, что его взгляды оказали заметное влияние на
многих ученых в области архаических религий и первобытной
мифологии, среди них можно назвать и Мирчу Элиаде.
89 Бубер М. Ответ на возражение К.Г. Юнга// Бубер М. Два образа веры.
-М., 1999.-С. 500.
39

III. ФЕНОМЕН РЕЛИГИИ
В ОСМЫСЛЕНИИ М. ЭЛИАДЕ
III.I. Мирча Элиаде
как феноменолог религиозного опыта
Рассмотрение религиоведческой проблематики Мирчи
Элиаде необходимо начать с анализа его метода, который
он сам называет «историей религий». Между тем, все
исследователи его религиоведческой концепции на Западе
называют Элиаде не историком (в строгом смысле слова),
а феноменологом религии90. Правы ли они в этом? Нам,
возможно, убедиться в правоте или, наоборот, в ошибочности
их взглядов только самим, проанализировав методологию
Элиаде.
Подобно многим историкам религии, таким как Рафаэле
Петтацони и Иоахим Вах, Элиаде считал, что изучение
истории религии состоит из двух измерений, исторического и
систематического. Характерно, что Элиаде, главным обра-
90 В последние годы вопроса об отношении М. Элиаде к методу истории
религий касались и отечественные исследователи. В общем-то, их мнение
сходится с мнением западных исследователей Элиаде. Например, Михель-
сон O.K. в статье «История религий и Новый гуманизм М. Элиаде»:
«Сущностное отличие истории религий Элиаде от классического
компаративистского религиоведения и Religionswissenschaft заключается в том, что, с
точки зрения ученого, история религий - это не столько наука, исследующая
разнообразные проявления религиозного, сколько дисциплина,
пытающаяся понять природу религиозных феноменов, а, следовательно, и
раскрывающая культуру». Режим доступа: http: //ihtik.lib.ru/philosbook_22dec2006/
philosbook_22dec2006_
40

зом, работал над систематическим измерением, примером
которого являются его «Очерки сравнительного
религиоведения», представляющие поразительное разнообразие
религиозных данных и их основных «паттернов». Как указывает
O.K. Михельсон: «Элиаде предложил рассмотреть историю
религий как ряд взаимосвязанных иерофаний,
разнообразных проявлений Священного. Подобный подход показывает
нам, с одной стороны, диалектику Священного, а с другой, —
те формы, которые оно принимает»91.
Сразу необходимо отметить, что Элиаде не использовал
термин «история» в смысле историографии. Как писал он
сам: «Мы не должны обязательно заниматься
историографией, если намереваемся изложить историю религии»92.
Можно сказать, что ученый использовал понятие «история»
в общем смысле того, что случилось в мире. Элиаде
использовал это понятие для понимания экзистенциальных
ситуаций исторического существования человека и их
религиозного решения.
Другим аспектом его отношения к истории и, в частности,
к истории религий было то, что Элиаде признавал дуализм
Дильтея в отношении естественных и гуманитарных наук.
Отвергая применимость метода анализа (как метода
естественных наук) к гуманитарной сфере знания, Элиаде
призывал использовать метод синтеза, который, по его мнению,
позволяет историку видеть духовное единство человечества.
По отношению к истории религий Элиаде утверждал, что «в
выражении «история религий» ударение должно падать не
на слово история, а на слово религия. Ибо если
существует множество подходов к истории - от истории техники до
91 Михельсон O.K. Концепция небесного паттерна М. Элиаде и его
трактовка представлений о смерти и загробном мире // Образ рая: от мифа к
утопии. Symposium. № 1. СПб., 2003. - С. 95.
92 Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. - К., 1998. -
С. 10.
41

истории человеческой мысли - то подход к религии может
быть только один: следование религиозным фактам. Перед
тем как заняться историей чего бы то ни было, необходимо
осмыслить сам предмет исследования, разобраться в нем
самом посредством его самого»93. В своей обобщающей
работе «Очерки сравнительного религиоведения» Элиаде также
утверждает, что намерен «показать, что такое религиозные
факты и что нам в них раскрывается»94. Указанные цитаты
подтверждают, что Элиаде идентифицирует историю
религий с феноменологией религии, поскольку исследование
религии «в себе» и «посредством себя» есть, именно, метод
феноменологии религии.
С другой стороны, в своей работе «Ностальгия по
истокам» Элиаде принимает взгляд Р. Петтацони на отношение
между историей и феноменологией религии95 как на
«взаимодополнительность» между ними. Анализируя
противоречие между явно различными взглядами Элиаде на
задачу истории религий, Барбоса да Сильва пишет следующее:
«Эти два несовместимых взгляда принадлежат двум
различным контекстам сочинений Элиаде. «Дополнительность»
принадлежит контексту, который имеет дело с его
разговором о методах и целях «истории религий», в то время как
дуалистический взгляд принадлежит контексту, в котором
он намерен сообщить своим читателям о том, какую из его
концепций истории религий он, де-факто, применяет в
своем собственном методе, т.е. его герменевтике феноменоло-
9,1 Элиаде М. Образы и символы // Элиаде М. Избранные сочинения:
Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и мирское. -
М, 2000.-С. 14.
94 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. - М., 1999. -
С. 11.
95 Петтаццони разграничивает исследовательские сферы истории и
феноменологии, считая, что история должна изучать внешние аспекты, в то
время как, феноменология изучает внутренний аспект религиозных
явлений.
42

гии религии»96. Таким образом, Барбоса да Сильва
считает, что Элиаде фактически отождествляет методы и задачи
истории религий и феноменологии религии. Не согласиться
с его взглядом в этом, у нас нет никаких оснований,
поскольку последующее рассмотрение метода Элиаде всецело будет
убеждать нас в правоте данного утверждения.
Нужно сказать, Элиаде выступает как последовательный
антиредукционист, защищает уникальный и не сводимый ни
к чему другому характер религиозных явлений. Он
настаивает на онтологической несводимости религиозного опыта
к другим видам человеческих опытов (психологическому,
социологическому, экономическому). Элиаде утверждает,
что «религиозное явление может быть воспринято в своем
подлинном существе, только если подход исследователя
адекватен исследуемому явлению, если иными словами, к
нему подходят с религиозным же мерилом. Попытка познать
существо таких явлений средствами физиологии,
психологии, социологии, экономики, лингвистики,
искусствоведения или какой-либо другой дисциплины обречена на
неудачу; при этом ускользает именно то, что составляет их
уникальное и ни к чему не сводимое свойство - их священный
характер»97.
Мирча Элиаде выступает против широко
распространенного взгляда на линейную эволюцию религии: «Нам также
не представляется оправданным, с учетом поставленных
нами перед собой целей, говорить о религиозных явлениях,
двигаясь «от простого к сложному», - мы имеем в виду
изложение, начинающееся с наиболее элементарных иерофаний
(мана, необычное и т. д.), переходящее далее к тотемизму,
фетишизму, поклонению природе или духам, потом богам
9<i Barbosa da Silva, A. The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem with Particular Reference to Mircea Eliade's Phenomenological
Approach. - Uppsala, 1982. - PP. 142-143.
97 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 10.
43

и демонам и приводящее нас, в конечном счете, к
монотеистической идее Бога. Такой порядок изложения был бы
вполне произвольным; он предлагает эволюцию
религиозных явлений «от простого к сложному», что является всего
лишь гипотезой и доказано быть не может: нам еще нигде
не встречалась простая религия, сводящаяся
исключительно к элементарным иерофаниям»98. Онтологическая
несводимость религиозных явлений к нерелигиозным факторам
последовательно приводит М. Элиаде к методологической
несводимости. Последняя заключается как раз в изучении
религии в себе и посредством себя, а так же в конкретном и
структурном уровнях рассмотрения религиозных явлений.
Для идентификации религиозных явлений Элиаде
использует два различных критерия. Они принадлежат к
конкретному и структурному уровням изучения религиозных
явлений или фактов".
На конкретном уровне рассмотрения Мирча Элиаде
использует так называемый «критерий веры верующего», то
есть принимает религиозные явления в их буквальном
значении (как сам верующий интерпретирует их). Например,
Элиаде пишет о религиях архаических народов следующее:
«Мы попытаемся показать, что именно таковым было
восприятие всего этого людьми архаических культур. И в той
мере, в какой мы освободимся от школярских
предрассудков, не будем ограничиваться ярлыками «пантеизм»,
«фетишизм», «инфантилизм» и т.п., мы сможем лучше понимать
прошлый и настоящий смысл сакрального в архаических
культурах»100. Элиаде упрекает многих европейских ученых
антропологов, социологов и психологов в том, что религии
примитивных народов часто ошибочно интерпретировались
98 Там же. С. 11.
99 Категории конкретного и структурного уровней вводит исследователь
М. Элиаде Антонио Барбоса да Сильва.
100 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 26.
44

ими. Он также думает, что такая ошибочная интерпретация
обязана факту, что некоторые ученые рассматривали их с
различными видами предубеждений. Более того, Элиаде
утверждает, что такие ученые должны игнорировать свои
предубеждения и описывать то значение, которое
религиозные факты имеют для верующих. «Не только незаконно, но
и бесполезно придавать архаическим и экзотическим
символам, мифам и идеям формы близкие и подобные формам и
идеям современных философов»101, - говорит Элиаде.
Структурный уровень представляет собой, с точки зрения
Элиаде, типологическую классификацию религиозных
явлений, согласно их форме или, по-другому, структуре.
Структура - это «глубинное значение» религиозного явления. На
структурном уровне Элиаде ищет «глубинное значение» или
«сущность» религиозных явлений. Критерием здесь должна
выступать герменевтика. Герменевтика для Элиаде - это
наука об интерпретации религиозных явлений. Ученый считал
ее неким ключом к их разгадке. «Если серьезно и достаточно
использовать в истории религий герменевтический метод, -
говорит ученый, - то она перестает быть музеем ископаемых
и становится тем, чем она и должна быть с самого начала для
всякого исследователя: рядом «сообщений», которые
следуют дешифровать и понять. Интерес к этим «сообщениям» не
носит исключительно исторического характера. Подобные
сообщения «говорят» нам не только о давно канувшем в
небытие прошедшем, они раскрывают такие фундаментальные
экзистенциальные ситуации, которые представляют
непосредственный интерес для современного человека»102. С этим
положением согласен и современный исследователь А.Б. Зубов:
«В древнем мифе историку религии следует стремиться
обнаружить не столько конкретно-исторические реалии когда-то
Элиаде М. Ностальгия по истокам. - М., 2006. С. 90.
Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 16-17.
45

бывшего, сколько такие идеи, которые позволяли человеку,
этот миф переживавшему, с его помощью решать главный
вопрос веры —воссоединение с Незыблемым, Всемощным и
Вечным»103.
В своих работах Элиаде говорит о тотальной и
креативной герменевтике. Барбоса да Сильва указывает, что
«Элиаде не делает очевидным, что он подразумевает под
«тотальным», «креативным» в связи с определением «тотальная»
и «креативная герменевтика»»104. По нашему мнению,
«тотальность» и «креативность» в герменевтике
феноменологии религии М. Элиаде это два аспекта в его методе,
предусматривающие, с одной стороны, всеохватность, а с другой,
творческую интерпретацию смысла. Подтверждение этому
взгляду можно найти и в книге Барбосы да Сильва, и в
работах самого Элиаде.
Следует сначала рассмотреть первый аспект
герменевтики М. Элиаде ее тотальность или всеохватность.
«Тотальность» может быть интерпретирована в различных смыслах
согласно контексту. Во-первых, сам М. Элиаде упоминает
тотальность герменевтики в смысле вышеупомянутом нами,
как ее всеохватность, (в русском переводе труда Элиаде
«Ностальгия по истокам» - целостность. - А. Г.).
Герменевтика должна иметь своим объектом или областью
исследования все виды религиозных явлений по всему миру.
Она должна быть всеохватным рассмотрением всех видов
религиозных явлений, т.е. «каждого вида встречи человека
с Сакральным». Элиаде указывает, что «история религий не
есть только лишь историческая дисциплина, как, например,
археология и нумизматика. Она также есть некая
тотальная, целостная герменевтика, так как призвана расшифро-
103 Зубов А.Б. «Великий разлад»: богословские аспекты интерпретации гибели
Осириса. - Режим доступа: http://mpda.ru/ru/biblio/articles/index.php?id=320
104 Barbosa da Silva. The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem.-P. 127.
46

вывать и объяснять все связи и взаимоотношения человека
с сакральным от праистории до наших дней»105. Во-вторых,
чтобы достигнуть этой цели «тотальная герменевтика»
должна изучать и внешний, и внутренний аспекты
религиозных явлений. Элиаде пишет: «Нравится это историку
или нет, но простая реконструкция исторической эволюции
определенной религиозной формы или выявление ее
социологического, экономического или политического контекста
не ставит точку в его творчестве. Он обязан, кроме того,
понять значение этого, идентифицировать и осветить
ситуации и точки зрения, которые привели к появлению или
сделали возможным триумф именно этой религиозной
формы в конкретный исторический момент. Лишь преследуя
подобную задачу, наука о религиях выполняет свою
истинно культурную функцию, в частности, делает более
доступным сознанию современного человека смысл религиозных
документов»106.
Именно как на синтез, на комбинацию истории религий
с феноменологией религии, взирал Элиаде на историю
религий. Он смотрел на нее как на тотальную герменевтику.
Элиаде писал: «... Некоторые ученые почувствовали
потребность преодолеть альтернативу религиозная феноменология
- история религий и выйти на рубежи более широкой
перспективы, где эти две интеллектуальные операции могли бы
применяться вместе. И в настоящее время усилия ученых,
как кажется, направлены на создание целостной концепции
истории религий»107. В-третьих, с точки зрения Элиаде,
необходима интеграция, полученных исследований. «Я считаю
полезным лишний раз повторить, - пишет Элиаде, - что
homo religiosus - это человек с целостным восприятием
Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 84.
Там же. С. 20-21.
Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 28-29.
47

мира. И наука о религиях должна, следовательно, стать
целостной наукой в том смысле, что она должна использовать,
интегрировать и анализировать, расчленять результаты,
достигнутые с помощью различных методов исследования
религиозного феномена. Недостаточно понять значение
религиозного феномена в данной культуре и, следовательно,
расшифровать его «послание»; надо также изучить и понять
его историю, то есть расплести все петли и узлы его
изменений, его модификаций и, наконец, определить его вклад во
всю культуру в целом»108.
Далее необходимо остановиться на втором аспекте
герменевтики М. Элиаде - креативности или творческой
интерпретации смысла. Здесь первоначально надо коснуться
вопроса о том, что сам Элиаде понимал под «смыслом»
религиозного явления. Барбоса да Сильва говорит об
использовании Элиаде понятия «смысл» в нескольких значениях: «(а)
как «намерение», подобно Дильтею, (б) в смысле
«структуры», подобно ван дер Леуву, (с) в смысле интенционально-
сти, подобно Гуссерлю, и (д) в психоаналитическом смысле
подобно Фрейду и Юнгу»109. Затем необходимо сказать, что
Элиаде рассматривает «интуицию» (видение) как
надежный критерий для идентификации религиозных явлений.
Это можно проиллюстрировать следующей цитатой: «Даже
в самой скромной иерофании проявляется «вечное
возобновление», вечное возвращение к безвременному моменту,
стремление упразднить историю, зачеркнуть прошлое,
снова сотворить мир. Все это «показано» в религиозных фактах,
а не придумано историком религий. Разумеется, историк,
желающий быть только историком и ни кем больше, имеет
право игнорировать специфический и трансисторический
смысл религиозного факта; этнолог, социолог, психолог так-
108 Элиаде М. Ностальгия по истокам.С. 28.
109 Barbosa da Silva. The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem.-P. 127.
48

же могут им пренебречь. Но историк религий не может так
поступить: его глаз, натренированный на большом
количестве иерофаний, будет в состоянии воспринять
специфическое религиозное значение того или иного факта»110.
Элиаде использует «интуицию» и иерофанию1" как
близко соотносящиеся понятия. Согласно его взглядам,
феноменолог может открыть «глубинную структуру» (скрытое
или символическое значение) религиозных явлений, даже
если сам верующий не осведомлен об этом. Элиаде пишет
следующее: «Секуляризация может одерживать победу на
уровне сознательной жизни: старые теологические
концепции, догмы, верования, ритуалы, институции могут
утрачивать всякую значимость. Но жизнь человека невозможно
свести к сознательной, рациональной деятельности, так как
современный человек не перестает мечтать, влюбляться,
слушать музыку, ходить в театр, смотреть фильмы - короче,
он живет не только в мире историческом и естественном, но
также в мире экзистенциальном, личном, в воображаемой
вселенной. И именно историку и феноменологу религий,
прежде всего, предстоит узнать и расшифровать
«религиозные» структуры и значения этих личных миров или
воображаемых вселенных»112.
Кроме этого, творческая герменевтика Элиаде
предполагает активную или «творческую» роль исследователя религий
как герменевта. Элиаде утверждает, что «историк» религий
должен «возродить» опыт верующих, процедура, которую он
рассматривает как необходимое условие для правильного
понимания религиозных явлений. Элиаде говорит о
«интерпретации» как виде «анамнезиса» - припоминания. Можно видеть
в этом и дильтеевскую концепцию Verstehen (понимания). Он
Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. С. 11
Определение термину «иерофания» будет дан в работе позднее.
Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 18.
49

также утверждает, что необходимое условие для понимания
религий есть «симпатия», исследователя к ним. Симпатия с
точки зрения Элиаде, полезна в диалоге между восточными и
западными религиями и культурами. «Мы должны подойти к
постижению мифов Океании или Африки, символам и
ритуалам с тем же пиететом и с тем же желанием действительно
понять их сущность и смысл, с которыми мы подходим к истории
западной культуры»"3. Историк религий лично вовлечен
посредством «значений» или «посланий», которые он открывает.
Значение религиозного феномена может изменить человека,
в общем, и самого ученого, в частности. Элиаде утверждает,
что если «историк» не находится под влиянием «посланий его
документов», это потому, что он не «открыт» или не
рассматривает документы с правильным отношением. Его мнение
хорошо иллюстрирует большая выдержка из книги ученого
«Ностальгия по истокам». Эту книгу вообще можно назвать
методологическим трудом М. Элиаде. «Последствия своей
собственной герменевтической работы историк религий
должен почувствовать на самом себе. Если эти последствия не
всегда выступают с достаточной ясностью, то причиной может
быть упорство, с которым большинство историков религии
отвергают то, что могут им сообщить открываемые ими факты и
материалы. Это недоверие и эту осторожность можно понять:
нельзя безнаказанно каждодневно входить в соприкосновение
с «неведомыми», «чужими» религиозными формами, иногда
многие из историков религий, в конце концов, не принимают
всерьез те духовные вселенные, которые они открывают и
исследуют. Они замыкаются в своей личной религиозной вере
или же находят убежище в материализме»114. Свои опасения
насчет изменения сознания исследователя религий под
влиянием открытых и расшифрованных смыслов, Элиаде излагает
113 Элиаде М. Миф о воссоединении //Азиатская алхимия. Сборник
эссе. М., 1998.-С. 327.
114 Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 89.
50

и в беседе с Клодом-Анри Роке. «Когда специалист по истории
или феноменологии религий прибегает к герменевтике, чтобы
изнутри понять ситуацию такого человека, он подвергает себя
риску; речь не только о гибели: его может захватить магия
шамана, искусство йогина, экзальтация оргии. Я не говорю, что
ему захочется стать йогином, шаманом, воином или членом
оргиастического сообщества. Но он как бы проигрывает
ситуации, чуждые западному человеку и для него опасные. Его
может захлестнуть экзотикой, а это уже опасность
психического порядка»115.
С другой стороны, М. Элиаде считал, что результаты,
достигнутые креативной герменевтикой, когда они будут
применены к практической жизни современного западного
человека, приведут к возникновению нового типа культуры,
который он называл «новым гуманизмом» или «планетаризаци-
ей» культуры. Более подробно эта концепция ученого будет
рассмотрена нами в ходе анализа его философии религии.
Элиаде утверждает, что «конечная цель» историка религий
в том, чтобы понять значение. Иногда он говорит о
«глубинном значении», что подразумевает символическое значение
религиозного явления. Этот вид значения и является
структурным и экзистенциальным. Элиаде также утверждает, что
значение религиозных явлений не дано раз и навсегда, но
растет и изменяется на протяжении истории. Конечная цель
историка религий не просто указать, что существует
определенное количество типов или образцов религиозного
поведения, но понять их значения. С другой стороны, Элиаде считал,
что структурные значения являются постоянными данными в
феноменах, т.е. архетипальных символах. Барбоса да Сильва
считает, что противоречие между двумя разными
взглядами М. Элиаде на понятие «значение» религиозного явления
снимается «если мы примем в рассмотрение отличие Элиаде
Элиаде М. Испытание лабиринтом. С. 188.
51

между универсальной и локальной иерофанией, с одной
стороны, и отличием между конкретным и структурным уровнем
рассмотрения Элиаде, - с другой. На конкретном уровне
понимания, на котором Элиаде ищет значения, которое данное
религиозное явление имеет для верующего в данное время и
месте, «значение», ценность или важность явления не даны
раз и навсегда. Так явление может иметь различные
значения для различных верующих в различное время и в разных
местах. Но на структурном уровне, на котором Элиаде ищет
структурного значения универсальных иерофаний (архети-
пальных символов в юнговском смысле), значение является
неизменяемым и данным раз и навсегда»116.
Элиаде, также утверждает, что структурное значение
уже есть в феноменах и не создается исключительно ученым.
Но использование интуиции ученого в качестве надежного
критерия вызывает, на наш взгляд, обоснованную критику
многих ученых. Так, Барбоса да Сильва упрекает Элиаде в
отсутствии интерсубъективного критерия в его методе.
Барбоса да Сильва говорит о том, что не всякий ученый обладает
правильной интуицией. Думается, что это привело не только
Элиаде, но и других феноменологов религии к отсутствию
единой методологии, что не могло не привести к кризису.
Феноменология религии так и не стала общей базой или
единой религиоведческой теорией к чему она была близка в XX
веке. На сегодняшний день она переживает большой кризис
именно из-за отсутствия четкого единого метода.
Кроме антиредукционизма, Элиаде отличал и
антиисторизм. Элиаде критикует взгляд, согласно которому,
ценность какого-либо явления может быть обнаружена через
открытие его происхождения или то, что природа этого
явления в целом охватывается его развитием. Тем не менее,
116 Barbosa da Silva A. The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem.-PP. 139-140.
52

M. Элиаде не исключает того, что религиозные факты
происходят в истории и сама история оставляет на них свой
отпечаток. «Сакральное являет себя нам всегда в
определенной исторической ситуации. Мистический опыт, даже
самый интимный и трансцендентный, испытывает влияние
обстоятельств своего времени. Еврейские пророки многим
обязаны тем конкретным историческим событиям, которые
служили оправданием и подтверждением их проповеди,
равно как и всей религиозной истории Израиля, позволившей
им выразить свой опыт в слове. В качестве исторического
феномена - не в качестве личного опыта - нигилизм и
онтологизм некоторых мистиков, принадлежавших традиции
Махаяны, был бы невозможен без умозрения Упанишад»117.
Таким образом, рассмотрев метод М. Элиаде мы
убедились, что он является герменевтикой феноменологии
религии. При том, Элиаде называет герменевтикой
интерпретацию иерофаний как религиозных символов для того, чтобы
найти их глубинное значение118. Однако, можно сказать, что
117 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 18.
118 Для сравнения с методом Элиаде можно сослаться на точку зрения
относительно метода истории религий протестантского теолога П. Тиллиха.
«Что касается метода истории религий, то он действует следующим
образом: сначала используется материал традиции, который экзистенциально
переживается теми, кто ведет теологическую работу. Но так как историк
религий работает теологически, то он должен сохранять дистанцию,
необходимую для изучения всякой реальности. Это первый шаг. На втором
этапе историк религий заимствует у естественной теологии метод души и
реальности, чтобы показать место религиозного вопроса в человеческом
опыте, внутри нас самих и внутри нашего мира; например, опыт конечности,
опыт захваченности смыслом бытия, опыт Священного как Священного и
т.д. Третий шаг состоит в том. чтобы представить феноменологию религии,
рассматривая, прежде всего, те явления, которые выступают в истории
религии. Это символы, ритуалы, идеи и разнообразные действия. Четвертый
шаг заключается в попытке показать соотношение этих явлений (их
соотнесенность, различия, противоречия) с традиционными представлениями
и вытекающими отсюда проблемами. Наконец, историк религий стремится
поместить заново интерпретированные представления в контекст динамики
религиозной и секулярной истории, особенно, в контекст современной
религиозной и культурной ситуации». Цит. по: Тиллих П. Значение истории
53

при всех недостатках герменевтического метода Элиаде, он
может быть, безусловно, осмыслен нами как позитивный
вклад в религиоведение, так как рассматривает религию в
качестве уникального явления, которое влияет
непосредственно на жизненные установки религиозного человека, и
именно в религиозном переживании жизни видит корни
значимости религиозного опыта для человека. Что, безусловно,
подчеркивает экзистенциальную ценность религии, как для
верующего, так и для секулярного сознания.
III.II. Сущность религии у М. Элиаде
Следует отметить, что у М. Элиаде нет четкого
определения, что такое религия. Элиаде так обосновывает это в
своем труде «Очерки сравнительного религиоведения»:
«Сомневаясь в том, что целесообразно начинать с
дефиниции религиозного явления, мы решили начать с
рассмотрения разнообразных «иерофаний» - в самом широком смысле
этого термина (как феноменов, служащих манифестацией
сакрального). Таким образом, проблему истории
религиозных форм мы сможем поставить только после того, как
рассмотрим достаточно большое число этих форм»"9.
Религия, по мнению Элиаде, не является чем-то,
открываемым посредством «логического поиска причины» (как
полагал В. Шмидт и исследователи из его Венской
этнологической школы), ни продуктом эволюции (как утверждали
и продолжают утверждать ученые гегельянского,
позитивистского и марксистского направлений). Она есть
нечто постоянное на протяжении веков. Можно сказать, что
Элиаде, в общем-то, не интересует проблема
происхождения религии, столь интересовавшая других религиоведов
религий для теолога-систематика // Тиллих П. Избранное. Теология
культуры. -М.. 1995.-С. 452-453.
119 Элиаде М. Очерки сравнительного религоведения. С. 11.
54

самого разного спектра от Э. Тайлора до В. Шмидта. Даже
сам вопрос о происхождении религии Элиаде считал
некорректным.
Почему у него был такой взгляд на эту проблему?
Давайте вспомним об антиисторизме в его методе. Элиаде полагал,
что природа явления в целом не охватывается его
развитием. Сюда же можно соотнести и религию. Кроме этого,
ученый считал, что религия в той или иной форме всегда была
присуща человеческому сознанию. Элиаде пишет: «Если
рассматривать палеоантропов как полноценных людей, то
надо допустить, что у них был набор своих верований и
своих обрядов, поскольку, как мы констатировали выше, опыт
священного входит в саму структуру сознания»120. Точку
зрения Элиаде также хорошо выражает цитата из книги
известного российского религиоведа Е.А. Торчинова «Религии
мира: Опыт запредельного», который, в какой-то степени,
находился под влиянием идей М. Элиаде121.
В наиболее фундаментальном труде по религиоведению
«Энциклопедия религии», имеется определение религии,
сформулированное на основе религиоведческой концепции
Элиаде В. Кингом: «Религия есть организация жизни
вокруг глубочайших измерений опыта, различных по форме,
полноте и ясности и находящихся в гармонии с окружающей
культурой»122. Данное определение религии было
проанализировано отечественным религиоведом А.Б. Зубовым.
«Главное, - пишет он, - это убеждение, что объект религиозного
120 Элиаде М. История веры и религиозных идей. В. 3 т. Т. 1. От
каменного века до элевсинских мистерий. - М., 2002. - С. 11.
121 Е.А. Торчинов пишет: «Религия появляется вместе с homo sapiens и
всегда существует с ним. Не следует ли из этого, что религиозный опыт и
религиозное чувство имманентны самой природе человека». Торчинов Е.
А. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и транперсональные
состояния. - СПб., 2005. - С. 118.
122 King W.L. Religion// The Encyclopedia of Religion. Vol. 12. - N.Y.-L.,
1987.-P. 286.
55

опыта существует не в человеческом переживании только,
но и вне его. Религия, «святое», трепет перед смертностью
и надежда на ее преодоление - все это суть «глубочайшие
проникновения нашего опыта» в сферу Божественного
бытия, являющегося не меньшей реальностью, чем Америка,
для стремящихся к ней мореплавателей»123. Определение из
энциклопедии религии довольно близко примыкает к тому
определению, которое дает религии В. Джемс: «Итак,
условимся под религией подразумевать совокупность чувств,
действий и опыта отдельной личности, поскольку их
содержанием устанавливается отношение ее к тому, что она
почитает Божеством. Смотря по тому - будет ли это отношение
чисто духовным или воплощенным в обрядность, на почве
религии, может вырасти богословие, философия или
церковная организация»124.
ШЛИ. Концепция «Сакрального» М. Элиаде
Слово религия не нравилось М. Элиаде, который писал:
«Достойно сожаления, что для выражения понятия сакрального в
нашем распоряжении нет более точного слова чем «религия».
Это понятие имеет длинную историю, хотя применительно к
понятию культуры оно недолговечно. Можно задать вопрос,
каким образом, не дискриминируя его, допустимо
использовать этот термин в исследовании древнего Ближнего Востока,
иудаизма, христианства, ислама, индуизма, буддизма, равно
как и культур так называемых «примитивных» народов. Но,
возможно, поздно уже искать другое слово и термин «религия»
может быть полезен при условии, если мы не будем забывать,
что он не обязательно предполагает веру в Бога, в богов или
духов, а имеет отношение к опыту сакрального и, следователь-
123 Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеи-
сторические религии. Курс лекций. - М., 1997. - С. 22.
12'' Джемс В. Многообразие религиозного опыта. - СПб., 1993. - С. 40.
56

но, связан с идеями бытия, значимости и истины»125. Поэтому
как синоним к слову «религия» Элиаде использует термин
«Сакральное». Это же он делает по отношению к понятиям
«религиозного опыта» и «идеи Бога».
Понятие «Сакральное» Элиаде рассматривает не в
социологическом плане Э. Дюркгейма и M. Mocca126, a в
ключе феноменологии религии Р. Отто. Так, Элиаде принимает
использование термина «Святое» Отто в
феноменологическом и онтологическом смыслах и соотносит термин «Святое»
Отто со своим термином «Сакральное». Как «Святое» Отто,
так и «Сакральное» Элиаде предстает априорным концептом.
Однако здесь следует внести определенные коррективы. В
онтологическом смысле «Святое» в рассмотрении Отто
обозначает сущность вне человеческого сознания, которую ученый
рассматривает как причину таинственного опыта, так
называемый Субъект нуминозного опыта. Отто идентифицирует
эту онтологически объективную сущность с христианским
Богом. Элиаде же используя термин «Сакральное» в
онтологическом смысле, главным образом, пользуется индийскими
концептуальными схемами, взятыми, в основном, из систем
санхьи-йоги и адвайта-веданты.
Если коснуться употребления Элиаде термина «Святое»
Отто, по отношению к термину «Сакральное» в
феноменологическом смысле, то он, с одной стороны, подтверждает ценность
терминов концепции нуминозного опыта Отто (ganz andere как
абсолютно и полностью отличное, религиозный страх, чувство
собственной ничтожности). Элиаде пишет, что «Рудольф Отто
стремится показать в своей книге характерные черты этого
страшного и иррационального опыта. Он обнаруживает, что
125 Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 15.
126 Например, точка зрения М. Мосса: «Понятие сакрального - это
понятие социальное, то есть результат коллективной деятельности». Цит. по:
Мосс М. Набросок общей теории магии // Социальные функции
священного. Избранные произведения. - СПБ., 2000. - С. 230.
57

священное - mysterium tremendum (лат. страшная тайна127),
majestas (лат. величие), подавляющие своим могущественным
превосходством, - вызывает чувство ужаса. Он обнаруживает
религиозный страх перед mysterium fascinans (лат.
завораживающая тайна), в котором раскрывается во всем совершенстве
и полноте бытие. Отто определяет эти опыты как numineuses
(от лат. numen - Бог), т. е. божественные, так как все они
вызваны открытием какого-либо аспекта божьей силы.
Божественное выделяется как нечто ganz andere (нем. совершенно
иное), как абсолютно и полностью отличное: оно не похоже ни
на человеческое, ни на космическое. Перед ним человек
испытывает чувство собственной ничтожности, ощущает себя лишь
тварью божьей»128. Влиянием концепции Отто, думается,
обусловлено и следующее высказывание Элиаде: «Человек
узнает о священном потому, что оно проявляется,
обнаруживается как нечто совершенно отличное от мирского»129. С другой
стороны, Элиаде исследует «Сакральное» в ином аспекте,
нежели Р. Отто: «Нас интересует не соотношение рациональных
и иррациональных элементов в религии, а священное во всей
его полноте»130. По мнению М.А. Пылаева, российского
исследователя трудов Р. Отто, «Элиаде, в отличие от Отто, изучает
скорее не природу сакрального, а восприятие мира (понятие о
пространстве, времени и др.) религиозным сознанием»131.
Осмысляя концепцию «Сакрального» М. Элиаде, Антонио
Барбоса да Сильва выделяет четыре варианта использования
этого понятия как феноменологического, оценочного, онто-
127 Перевод терминов Отто в цитате дан по изданию: Элиаде М.
Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении. Образы и символы.
Священное и мирское. - М., 2000.
128 Элиаде М. Священное и мирское // Элиаде М. Избранные
сочинения: Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и
мирское. - М., 2000. - С. 254.
129 Элиаде М. Священное и мирское. С. 255.
130 Там же. С. 255.
131 Пылаев М.А. Философия религии Рудольфа Отто. С. 16.
58

логического, теологического терминов. Современный
российский исследователь А. П. Забияко в статье «Сакральное
как категория феноменологии религии М. Элиаде» пишет об
обоснованности такого подхода Барбосы да Сильва, но
упоминает как об основных вариантах рассмотрения
«сакрального» только в качестве феноменологического и
онтологического терминов132. Думается, что схему анализа понятие
«сакральное», сделанную Барбосой да Сильва можно взять
за образец, внеся туда некоторые замечания. Так, вначале
следует рассмотреть онтологию «Сакрального», а затем уже
феноменологию, использование термина «Сакральное», как
термина теологического, следует рассмотреть в русле
рассмотрения онтологии «Сакрального».
III.IV. Онтология «Сакрального» у М. Элиаде
Сакральное в онтологическом плане встречается в
трудах Элиаде в смысле «Предельной Реальности», «Основы»,
«Бытия», «Абсолютного Бытия», «Жизни», «Космической
силы», «Космического ритма», «Трансцендентного» или
«Трансэмпирической реальности», «Бога», «Брахмана»,
«Космоса как целого»133. Элиаде прилагает его как синоним
для вышеуказанных терминов, которые используются как
адресующиеся к онтологически объективной,
неэмпирической реальности абсолютного Бытия, источника всех
реальностей и смыслов. Хотя концепция сакрального в
онтологическом плане носит у М. Элиаде внеконфессиональный
характер, но, по мнению М.А. Пылаева, «онтологизация
святого с необходимостью поставила вопрос о возможности
132 См. Забияко А. Сакральное как категория феноменологии религии М.
Элиаде - Режим доступа: http://eliade.upelsinka.com/cr3.htm
133 См. Barbosa da Silva. The Phenomenology οί Religion as a Philosophical
Problem. - P. 184; Сакральное как категория феноменологии религии M.
Элиаде. - Режим доступа: http://eliade.upelsinka.com/cr3.htm
59

глобальной онтологии для всех религий и ее конкретном
философском содержании»134. Наша задача проследить
насколько онтология сакрального Элиаде гармонирует с теми
или иными религиозными учениями.
Во-первых, следует коснуться религиозности
архаического человека, поскольку ей Элиаде уделяет основное
значение на страницах своих трудов, с ней связана его концепция
homo religiosus.
Homo religiosus Элиаде - это архаический человек,
живший, с точки зрения Элиаде, в «раю» архетипов и
повторения. Элиаде пишет, что «первобытный человек живет в
постоянном настоящем. И именно в этом смысле можно
назвать религиозного человека «первобытным»: он повторяет
жесты кого-то другого и благодаря этому повторению
непрерывно живет во вневременном настоящем»135. Далее,
ученый раскрывает основные идеи религиозности архаического
человека, такие как: жизнь в «раю» архетипов и повторения,
ностальгия по истокам: «Испытываемое человеком
традиционных обществ желание отказаться от «истории»,
ограничиваясь бесконечной имитацией архетипов, выдает его жажду
реального и его страх «затеряться», позволив
незначительности мирского существования захлестнуть себя.
Глубинный смысл поведения первобытного человека показывает
нам, что человек в своем поведении руководствуется верой в
абсолютную реальность, противостоящую миру житейских
«нереальностей». Это поведение соответствует отчаянному
усилию не потерять контакт с бытием»136. Главный
источник, мерило и критерий истинного бытия для первобытного
человека это космос, потому что он еще глубоко взаимосвя-
134 Пылаев М.А. Западная феноменология религии. - М., 2006. - С. 55.
135 Элиаде М.Миф о вечном возвращении // Элиаде М. Избранные
сочинения: Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и
мирское. - М., 2000. - С. 78.
136 Там же. С. 81.
60

зан с природой, не выделен из нее «все еще чувствует себя
в этом целом как дома. Он живет природой и в природе, как
ее часть. Он еще не дистанцировался от нее; органическая
и неорганическая природа для него равнозначны.
Трансцендентное, имманентное, объективное и субъективное еще не
разделились для него»137.
Элиаде считает космос идеальным архетипом для любого
творчества, называет его божественным творением, которое
освящено уже в своей структуре: «В расширительном
смысле все, что есть совершенного, наполненного, гармоничного,
плодоносного, одним соловом: все, что есть «космизирован-
ного», все, что похоже на Космос - все священно. Делать
что-либо, творить, конструировать, созидать,
организовывать, придавать форму, воплощать, формировать - все это,
значит, осуществлять что-нибудь в реальности, придавать
жизнь чему-то и, в конечном итоге, сделать это нечто
подобным самому гармоничному организму - Космосу»138. Итак,
для религиозности архаического человека «сакральное» в
концепции М. Элиаде в онтологическом плане соответствует
модели «Космос как целое».
После рассмотрения онтологии сакрального Элиаде в
религиозности первобытного человека, коснемся вопроса о
ее соответствии концепциям индийской религиозной
философии. Как уже упоминалось, ученый употребляет
различные концепции индийской метафизики, которые он
рассматривает как модели интерпретации. Это неудивительно,
поскольку индийская философия оставила глубочайший след
в мировоззрении Элиаде. А. П. Забияко говорит о близости
концепции «сакрального» М. Элиаде в онтологическом
плане индийскому учению о Брахмане, содержащемуся в Упа-
нишадах (древних религиозных текстах Индии); Барбоса да
Damann Ε. Die Religionen Afrikas. - Stuttgart, 1963. - S. 5.
Элиаде M. Аспекты мифа.- M., 2001. - С. 59.
61

Сильва утверждает, что две из шести классических школ
индийской философии представляли для Элиаде особый
интерес. Этими школами были санхья-йога и веданта.
Для начала рассмотрим утверждения А.П. Забияко о
близком соответствии концепции сакрального Элиаде в
онтологическом плане индийскому учению о Брахмане из
Упанишад. Так, А. П. Забияко приводит мысль Упанишад
(Брихадараньяка), что Брахман заключает в себе всю
полноту бытия, все аспекты реальности (воплощенную и
невоплощенную формы). «Поистине есть два облика Брахмана
- телесный и бестелесный, смертный и бессмертный,
неподвижный и подвижный»139. Также А.П. Забияко проводит
сравнение с мыслью Элиаде о священности как проявлении
Бытия во всей его полноте. Нет оснований, не согласиться
здесь с точкой зрения А.П. Забияко.
Далее, А. П. Забияко проводит мысль, что «Брахман,
священное начало, являет собой основу простоты и
гармонии мира, естественный порядок, чуждый всякой дезор-
ганизованности, всякому волнению и распаду; Брахман
- субстанция жизни и собственно жизнь. С таким строем
мысли органически сочетается в философии М. Элиаде
толкование святого как «Космоса», упорядоченного «Мира»,
противостоящего «Хаосу» и подведение святого под
понятие «Жизнь»»140. Затем А.П. Забияко в своей статье,
делает ударение на соответствии проявлений Брахмана
субъективно действующего в человеке (познание, разум, воля,
мысль, радость) с помощью которых он идет к слиянию с
Брахманом, и концепции «сакрального» Элиаде, где
«коррелятом священного Бытия выступает «онтологическая
одержимость человека», «жажда священного», «носталь-
139 Брихадараньяка-упанишада. - М., 1964. - С. 1,7
м0 Сакральное как категория феноменологии религии М. Элиаде. -
Режим доступа: http: //eliade.upelsinka.com/cr3.htm
62

гия по Бытию», которые влекут человека к полному
слиянию с Бытием»141.
Здесь мы позволим себе не совсем согласиться с мнением
А. П. Забияко. Дело в том, что Элиаде, говоря о
«сакральном» в качестве священного Бытия, полагал не столько
полное слияние с Бытием, сколько осмысленное существование
в упорядоченном космосе, который предстает как иерофа-
ния; человек же чувствует себя частью этого неразделимого
космического универсума. Данная ситуация была весьма
характерна для архаических обществ и религий. Элиаде
пишет: «Человек первобытных обществ обычно старался
жить, насколько это было возможно, среди священного, в
окружении священных предметов. Эта тенденция вполне
объяснима. Для «примитивных» людей первобытных и
древних обществ священное - это могущество, т.е., в конечном
итоге, самая, что ни на есть реальность. Священное
насыщено бытием. Священное могущество означает, одновременно,
реальность, незыблемость и эффективность. Таким образом,
вполне естественно, что религиозный человек всей душой
стремится существовать, глубоко погрузиться, участвовать
в реальности, вобрать в себя могущество»142.
Вслед за анализом мнения А.П. Забияко о близости
концепции «сакрального» М. Элиаде в онтологическом плане
индийскому учению о Брахмане, содержащемуся в Упани-
шадах, необходимо кратко рассмотреть историю и основные
идеи индийских школ санхьи-йоги и веданты.
Санхья-Йога связана с именем гуру Патанджали, автора
«йога-сутры», жившего (ок. 180 г. до Р.Х.). Его усилия были
направлены на то, чтобы соединить философию санхьи с
мистическим опытом йоги. Творческая обработка Патанджали
санхья-йоги имеет дуалистическую онтологию. Она утверждает
141 Там же. - Режим доступа: http: //eliade.upelsinka.com/cr3.htm
142 Элиаде М. Священное и мирское. С. 256.
63

существование двух противоположных принципов, Пуруши
(«Духа») и Пракрити («Материи»). Оба начала существовали
всегда. Мир эволюционировал из Пракрити, которая
составлена из трех различных принципов или гун. Эти принципы
следующие: 1. саттва (модальность света и интеллекта); 2. раджас
(модальность движущей энергии и ментальной активности);
3. тамас (модальность статической инертности и психической
неясности). Физический мир и человек, составлены из
комбинации различных пропорций этих гунн. Пуруша не может
и не имеет взаимодействия с пракрити. Патанджали
обоготворял человеческий дух, рассматривая его как царственного
пленника, который попал в силки материи - Пракрити. Йога
Патанджали представляет собой не путь к слиянию с
Абсолютом, а усилие отдельного человека освободиться от уз материи.
Надо упомянуть, что до Патанджали санхья была атеистичной,
так как для освобождения достаточно познать все пути мира
и быть бесстрастным к чувственным вещам. Патанджали же
постулирует наличие высшего божества - Ишвары. Элиаде
так характеризует образ Ишвары: «Бог «Йога-сутр», Ишвара,
есть чистый дух, который не только не создает мир, но и не
вмешивается в его историю - ни прямо, ни косвенно. Этот Бог,
разумеется, не творец (ибо космос, жизнь и человек, как мы
отмечали, «созданы» пракрити, они все происходят из
первозданной субстанции). Но в случае с конкретными людьми Ишвара
может ускорить процесс освобождения. Согласно Патанджали,
эта божественная помощь является следствием не «желания»
или «симпатии» - ибо Бог не может иметь каких-либо желаний
или эмоций, - а метафизического сродства между Ишварой и
пурушей, сродства, которое основано на их структурном
соответствии друг другу»143.
Что касается другой индийской философской школы -
веданты, то наиболее устойчивой и значимой до сегодняшнего
Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. - СПб., 2004. - С. 135, 141.
64

дня является адвайта-веданта (недвойственная), основные
положения которой сформулировал Шанкара (VIII - IX вв.
по Р.Х.), на основе комментариев «Брахмасутры»,
нескольких основных Упанишад и «Бхагавадгиты». Ему удалось
восстановить древнюю, строгую форму веданты и установить
канон ортодоксальной философии. В индийской философии
она получила название классической веданты.
Согласно принципам адвайта-веданты, в мире существует
единственная абсолютная реальность, чисто духовная
сущность, которая называется «Брахман». Весь мир - эманация
брахмана, то есть переход от высшего, совершенного бытия
к различным ступеням несовершенства. Брахман не
является Богом-личностью, с которым можно входить в общение.
Он - безличное духовное начало. За многообразием
материального мира скрывается единый брахман, который
наполняет все. Брахман в той мере, в которой он входит в мир и
становится душой и движущей причиной мира, называется
атманом. И поскольку брахман по сути своей недвойственен
(адвайта), все видимые различия на самом деле не реальны
и иллюзорны (майя), различия воспринимает только тот,
кто захвачен круговоротом сансары и связан невежеством
и иллюзией.
Человек, по своей материальной природе, также
является эманацией брахмана, но занимает более высокую, по
сравнению с вещами, ступеньку в ряду несовершенств. Если
тело человека принадлежит иллюзорному материальному
миру, то его душа - это часть атмана - проявление
единого брахмана, следовательно, единосущна ему. Однако такое
положение не ставит человека в привилегированное
положение по отношению к другой твари. Человек смертен и
обречен на нескончаемую цепь перевоплощений, переселения
души (сансара). Такое переселение подчинено закону
кармы, определяющему, куда переселится душа в зависимости
от того, как она исполнила свою дхарму - моральный закон
65

и, одновременно, долг по его выполнению. Главной целью
человеческого существования становится избавление от
кармы и выход из сансары.
По учению Упанишад человек может разорвать круг
сансары и разрушить собственную карму. Для этого
необходимо посредством медитации (йоги) осознать и прочувствовать
единство своей души-атмана с брахманом-атманом, заменить
свое знание знанием высшего брахмана и перестать
привязывать себя к достижению мирских благ, то есть к
иллюзии. Таким образом, жизнь каждого человека заключается в
правильном исполнении своей дхармы, что ведет к главной
цели - мокше, освобождению от нескончаемых
перерождений и растворению в Абсолютном Брахмане. Сливаясь с
безличным брахманом, человек теряет свою индивидуальность,
поскольку индивидуальность есть осознание своего отличия
от брахмана, и осознается лишь тогда, когда человек
захвачен круговоротом сансары и является жертвой невежества и
иллюзии. В состоянии мокши открывается высшая истина:
индивидуального «я» не существует.
Авторитет адвайта-веданты был столь велик, что все
последующие индийские учителя или гуру выступали именно под ее
знаком. В конце XIX века идеи адвайта-веданты до западного
мира донес индийский мыслитель Свами Вивекананда (1863-
1902). Он писал следующее: «Прежде всего, избавьтесь от
ограниченного представления о Боге и увидьте Его в каждом
человеке - работающем тысячей рук, вкушающим всеми
устами... Я не замкнутое маленькое создание, я - частица Космоса.
Я - жизнь всех сыновей прошлого, я - душа Будды, Иисуса,
Мухаммеда... Встаньте, вот высшая вера. Вы едины со
вселенной. В этом заключено истинное смирение, а не в том, чтобы
ползать на четвереньках и объявлять себя грешником»144. Это
144 Вивекананда, свами. Что такое религия // Вивекананда, свами.
Практическая веданта: Избранные работы. - М., 1993. - С.365.
66

высказывание выражает целиком всю суть веданты, весь ее
пантеистический монизм. Все суть одно, Абсолют-Брахман
естьдуша-атман и душа-атман есть Абсолют-Брахман.
После рассмотрения двух индийских философских школ, мы
коснемся тех концепций, которые Элиаде заимствовал у них.
Элиаде явно предпочитает индийскую концепцию хаоса
- творения - разрушения - нового творения при
осмыслении мифологических сюжетов. Элиаде пишет: «Учение
индусов о «поколениях» - вечное творение, упадок,
уничтожение и возрождение Вселенной - напоминает в какой-то мере
первобытную концепцию ежегодного обновления мира, но с
важными различиями»145.
Часто Элиаде говорит о «сакральном» как основе,
основании мира (Брахман) идентичном с «сакральным» внутри
человека (атман). Например, «если и трудно найти ту
единственную формулу, которая включила бы в себя все значения,
придаваемые Брахману в ведийских и постведийских сочинениях,
все-таки нет сомнения, что это понятие выражает высшую и
непредставимую реальность, Grund (нем. основа) любой
космической манифестации и любого опыта, силу каждого
творческого акта - космологического (Вселенная) либо просто
ритуального (жертва). Нет нужды вызывать в памяти почти
неисчерпаемые отождествления и аналогии, относящиеся к
Брахману; важно, что на всех культурных уровнях, во все
времена Брахмана понимали как вечную, неизменную
первооснову, как принцип всякого существования. Достойно внимания,
что в ведах мифологическим символом Брахмана является
скамбха, вселенский столп; архаизм этого образа столь
очевиден, что он не требует доказательств: он встречается не только
у охотников и скотоводов Центральной и Северной Азии, но
не реже и у «примитивных» культур Океании, Африки и двух
Америк... Сущность, отождествляемая с «осью» Вселенной
Элиаде М. Аспекты мифа. С. 85.
67

(с ее «центром», «принципом»), на другом уровне
обнаруживается в человеческом духовном «центре» - Атмане»146.
Рассматривая данный отрывок с помощью терминологии Барбосы да
Сильва, можно сказать, что М. Элиаде делает свое описание на
конкретном уровне, используя «критерий веры верующего».
Иногда Элиаде смотрит на «Сакральное», как на мета-
космическую реальность. Здесь Элиаде идентифицирует
«Сакральное» не с духовным измерением человека и
мирового принципа, а с синтезом духовного и материального
измерений человека и мира. Данный синтез превосходит
противопоставление (Пуруши и Пракрити) и формирует
«тотальность или единство» космоса как целого. «В какой
бы форме ни являло себя божество, - поясняет Элиаде, -
оно есть последняя реальность, абсолютное могущество.
Эта реальность, это могущество не допускают ограничения
себя какими бы то ни было атрибутами (добро, зло,
мужское, женское и т.д.)»147. Элиаде использует здесь теорию
К.Г. Юнга о совпадении противоположностей.
Эта концепция божества как единства
противоположностей (лат. coincidentia oppositorum) есть одна из основных
моделей М. Элиаде в интерпретации мифов и обрядов
различных видов. Элиаде пишет: «Что открывается нам во всех
этих мифах и символах, всех этих обрядах и мистических
техниках, этих легендах и верованиях, за которыми более
или менее ясно проглядывает представление о coincidentia
oppositorum, воссоединении противоположностей, слиянии
фрагментов в единое целое? Прежде всего - глубочайшая
неудовлетворенность человека своим положением в мире,
тем, что называется людским жребием. Человек ощущает
свою оторванность и отделенность от всего мироздания.
Часто ему трудно даже внятно объяснить природу этой отде-
16 Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. С. 184 - 185.
17 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 383.
68

ленности, но порой он чувствует себя отрезанным от «чего-
то» могучего, «чего-то» совершенно иного, чем он, порой
же - отделенным от некоего вневременного «состояния»,
о котором у него не сохранилось четких воспоминаний, но
лишь смутные образы, сберегаемые в глубине его существа:
этим изначальным состоянием он наслаждался до Времени,
до Истории. Эта отделенность приобрела форму разлома,
проходящего внутри личности и затронувшего при этом
сущностную основу мира. Это было «падение», необязательно в
иудео-христианском значении термина, но падение,
влекущее за собой фатальные, роковые последствия для
человечества и, одновременно, - онтологическое изменение
структуры мира. С определенной точки зрения, можно утверждать,
что многие верования, так или иначе связанные с coincidentia
oppositorum, воскрешают ностальгию по раю, ностальгию по
парадоксальному состоянию, когда было возможно
бесконфликтное существование оппозиций, проявлявшихся как
многообразные аспекты таинственного Единства»148.
Здесь Элиаде выходит уже на структурный уровень,
пытаясь осмыслить экзистенциальную ситуацию homo religiosus и
ее религиозное решение. Это осмысление в терминах
совпадения противоположностей является логическим следствием
монизма. Для Элиаде, испытывать целостность означает
испытывать «самореализацию», а также интеграцию с сакральным
как всеохватным Бытием. В этом контексте, можно сказать,
что и К.Г. Юнг, и Элиаде, рассматривают самость человека
как качественно идентичную с Самостью мира. Такой взгляд
привел как М. Элиаде и К.Г. Юнга, так и индийских
«учителей» обоих ученых к утрате ощущения метафизического зла.
Сейчас следует рассмотреть интерпретацию Элиаде
религиозной концепции «падения». Как мы видели из
предыдущего отрывка из труда Элиаде «Миф о воссоединении»
Элиаде М. Миф о воссоединении. С. 412 - 413.
69

- падение - это оторванность и отделенность от всего
мироздания. Такое объяснение Элиаде дает на структурном
уровне и как выход на конкретный уровень осмысления
религиозного явления, т.е. с точки зрения homo religiosus
можно рассматривать концепцию «совпадение
противоположностей» - модель греко-восточного языческого
религиозного опыта, которая может достигаться человеком
всевозможными путями. Элиаде осмысляет концепцию
падения как в индийских религиозных терминах, так и выходя
за их пределы. Так, из веданты и санхьи он заимствует
концепцию майя, как временной иллюзии и незнания
истинной реальности. Из греческой философии тему анамнезиса
(припоминания). Вообще тема падения как незнания часто
встречается у Элиаде: «От времени нас избавляет
воспоминание, анамнез. Самое главное - вспомнить все события,
свидетелем которых мы являлись в продолжение всего
времени. Эта технология сходна с подробно
исследованной нами концепцией первобытного мышления, согласно
которой для овладения чем-либо очень важно иметь знания
об истории и происхождении этого»149. Вообще и в
первобытной, и в индийской и в других архаических ментально-
стях, а также у гностиков истинный грех - это забвение,
«деградация деперсонализированного человека мыслится
не через злоупотребление свободной волей (что
представляет изначальный свободный союз, «завет» между
различными и свободными личностями - Нетварной и тварной),
но через его неведение - забвение своей «единосущности»
божеству, которое является «объективно» обусловленным
в самом космогоническом процессе, означающем
«самоотчуждение» Абсолюта»150.
149 Элиаде М. Аспекты мифа. С. 110.
150 Шохин В.К. Брахманистская философия. Начальный и раннекласси-
ческий периоды. -М., 1994. -С. 21.
70

Элиаде именует падением «жить во времени», «жить в
истории» поскольку с точки зрения архаического человека
это ведет к утрате «вечного рая архетипов и повторения».
Элиаде понимает падение и в смысле экзистенциалистов,
например, в смысле концепции «падшести» М.Хайдеггера и
«отчуждения» П.Тиллиха. Элиаде как и экзистенциалисты
считает, что беспокойство современного человека и
бессмыслица его жизни обусловлена неаутентичным
существованием современного человека.
Кроме этого, М. Элиаде сближает экзистенциалистскую
и индийскую трактовки падения. Он пишет: «Давайте
попробуем, используя в качестве ключа индийскую философию,
расшифровать обеспокоенность современного мира.
Индийский философ сказал бы, что историзм и экзистенциализм
знакомят Европу с диалектикой майя. Его рассуждения были
бы очень похожи на следующие: европейская мысль только,
что открыла, человек неизбежно обусловлен не только своей
физиологией и наследственностью, но также и историей и,
прежде всего, своей личной историей. За много столетий до
Хайдеггера индийская мысль определила в темпоральности
предопределяющее измерение всего существования точно
также, как она предвидела, до Маркса или Фрейда,
множественную обусловленность всех человеческих переживаний
и каждого суждения о мире. Индийские философии, заявив,
что человек находится в «рабстве» иллюзии, хотели сказать,
что каждое существование неизбежно представляет собой
разрыв, отделение от Абсолютного. Для индуса в открытии
космической иллюзии нет никакого смысла, если за этим
не последует поиск абсолютного Бытия. Понятие майя
бессмысленно без понятия Брахмана»151.
А. П. Забияко говорит и о сходстве идеи «сакрального»
Элиаде и китайского учения о Дао. Он пишет: «В концепции
ы Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. - М., 1996. - С. 277 - 278.
71

Элиаде, святому, как первоначалу мироздания
атрибутированы качества, которые китайская философия традиционно
вменяла Дао - креативность, энергийность, законоустроитель-
ная сила, абсолютное совершенство»152. Далее, А.П. Забияко
говорит о том, что с одной стороны, нельзя свести понятие
«сакральное» в онтологическом плане в концепции М.
Элиаде, к построениям индийской и китайской религиозной
философии, с другой стороны, является очевидной зависимость
его концепции от традиционного восточного мышления. С
этим мнением можно согласиться, добавив, что построениям
Элиаде прекрасно соответствуют, например, неоплатонизм и
системы гностиков. Хотя, конечно, Элиаде стремился
осмыслить в своей концепции универсальный опыт сакрального.
III.V. Теологический аспект метафизики
«Сакрального» М. Элиаде
Говоря о теологическом аспекте метафизики
Сакрального Элиаде, следует, прежде всего, отметить, что Элиаде
проводит четкое различие между теологическим и
религиоведческим методами исследования религиозных феноменов.
«Всякая теология подразумевает систематическую
рефлексию относительно содержания религиозного опыта,
нацеленную на глубинное и ясное понимание отношения между
Богом-Творцом и человеком-творением. Но историк религий
использует эмпирический метод исследования. Он озабочен
религиозно-историческими фактами, которые он ищет,
чтобы понять и сделать понятными другим. Он интересуется и
значением религиозного феномена и его историей; он
пытается оправдать оба, а не освятить только один из них»153.
152 Сакральное как категория феноменологии религии М. Элиаде. -
Режим доступа: http: //eliade.upelsinka.com/cr3.htm
153 Eliade M. Methodological Remarks on the Study of Religion's Symbolism
// The History of Religions: Essays in Methodology by Mircea Eliade and
72

По мнению Элиаде, богословие охватывает только
исторические откровенные религии, совершенно пренебрегая
необходимостью принимать в рассмотрение «примитивный»
материал. Именно, поэтому Элиаде считает теологическое
рассмотрение феноменов религии недостаточным. Это,
однако, не означает, что Элиаде не использует теологического
уровня при рассмотрении религиозных феноменов, и в
частности, концепции Сакрального.
Если перейти к теологическому уровню «сакрального» в
онтологическом плане, то метафизике сакрального М.
Элиаде, вероятно, отвечает следующая концепция Бога: «Хотя
божество предстает во множестве персонификаций, с точки
зрения «конечной истины» оно мыслится как внеличностный
Абсолют, каковым только и может быть субстантированное
Всеединство, содержащее все многообразие вселенной в
«сокровенном», «непроявленном» виде и самораскрывающееся
через индивида как одну из своих манифестаций»154.
Косвенно, такой взгляд подтверждает следующий отрывок из книги
Элиаде «Очерки сравнительного религиоведения»: «С
некоторой точки зрения не было никакого перерыва в
преемственности от «примитивной» архаики до христианства. Диалектика
иерофании остается единой и в австралийской чуринга, и в
воплощении Логоса. В обоих случаях мы имеем дело с
манифестацией, с очевидностью, пусть и очень разной,
сакрального в одном из фрагментов Космоса... Мы можем даже пойти
дальше и сказать, что диалектика иерофании допускает
перманентное, спонтанное и интегральное открытие вновь всех
религиозных ценностей, каковы бы они не были и на какой бы
исторической стадии не находились, открывающие их вновь
индивид и общество... История религии может, таким образом,
Joseph M. Kitagawa (eds.) - Режим доступа: http: //www.religion-online.
org/showchapter.asp?title=580&C=764
ы Брахманистская философия. Начальный и раннеклассический
периоды. С. 21.
73

быть, в конечном счете, представлена как драма утраты этих
ценностей и обретения их вновь, которые никогда не бывают
и не могут быть - окончательными»155.
И далее мы процитируем отрывок из книги Элиаде
«Мифы, сновидения, мистерии»: «Начиная с наиболее
элементарной иерофании, как, например, проявление
священного в любом предмете, будь то камень или дерево, и,
заканчивая высшей иерофанией, олицетворением Господа в
Иисусе Христе - между ними наблюдается непрерывная
и последовательная связь»156. Также, в связи с этим,
нужно вновь процитировать А. П. Забияко: «В употреблении
понятия святое (sacre, sacred) M. Элиаде субстантивирует
прилагательное и «подменяет» в дискурсе субъект
предикатом. Предикат святое заступает на место субъекта святого,
каковым выступает в религиозном сознании Бог, Брахман
или иная ипостась Абсолюта. В философии Элиаде святое
само становится абсолютной реальностью, полнотой бытия,
первопричиной сущего. Такое уклонение от
конфессионального образа высшего субъекта святости был мотивирован,
очевидно, религиозными предпочтениями Элиаде,
стремившегося раскрыть западное сознание навстречу
«планетарному гуманизму»»157. В общем-то, Элиаде был не первым кто
предпочел предикат субъекту, думается, что здесь, он
следует за Р. Отто, сделавшим это впервые. Само слово, вряд
ли, что-то серьезно меняет, поскольку, например, тот же К.
Г. Юнг, употребляя слово Бог, видел в этом лишь
психическую реальность, персонификацию коллективного
бессознательного. Можно, конечно, предположить, что Элиаде хотел
облегчить принятие своей онтологии сакрального людям с
таким же мировоззрением как у Юнга, считающим, что оно
155 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 419 - 420.
ι·Γ'6 Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 141.
|Г>? Сакральное как категория феноменологии религии М. Элиаде. - Режим
доступа: http: //eliade.upelsinka.com/cr3.htm
74

не существует вне психической деятельности человека, но,
во всяком случае, сам Элиаде не принадлежал к числу этих
людей. Кроме того, понятие «Сакральное» шире понятия
личного Бога и более подходит для выражения
универсальности религиозных феноменов.
С другой стороны, можно думать, что Элиаде, сообразно
с взглядом Отто, идентифицировал Сакральное с иудейской
и христианской доктриной Бога. Это подтверждает
следующая цитата: «Отто прочитал Лютера и понял, что означает
для верующего «живой Бог». Это не Бог философов и не Бог
Эразма, это не какая-то идея, абстрактное понятие, простая
моральная аллегория, это - страшная мощь,
проявляющаяся в гневе Божьем»158. Кажется, что данный факт не
вписывается в концепцию онтологии сакрального М. Элиаде, но
это кажущееся противоречие.
С нашей точки зрения, дать правильный ответ на
возникающий вопрос может анализ так называемой интеграции
образа Иисуса Христа в традиционное индийское
мировоззрение. Так, «под влиянием этики Иисуса и ее
действенности в человеческой истории, в том числе в Индии,
современные мыслители этой страны пытаются интегрировать образ
Иисуса Христа в мировоззрение индийцев. Его личность
осмысляется как проявление божества в человеческом
облике (аватара), которое обнаруживает себя и в истории
Индии. Во Христе божество конкретно и зримо явило себя
в определенное время, в определенную историческую
эпоху. С одной стороны, предпринимается попытка сохранить
универсальную историческую действенность образа
Иисуса, подтвердить ее и для Индии; с другой, этот образ
осмысляется как феномен собственно индийского религиозного
мира и встраивается в индуистский пантеон»159.
108 Элиаде М. Священное и мирское. С. 254.
109 Бюркле X. Человек в поисках Бога. Проблема нехристианских
религий. - М., 2001. - С. 129.
75

Основываясь на точке зрения, выраженной здесь,
можно сделать такую интерпретацию соотнесения Бога яхвиз-
ма и христианства с монистической системой метафизики
сакрального Элиаде. Существует одна онтологическая
сущность (Сакральное), которая манифестирует Себя во всех
религиозных традициях от наиболее элементарной иерофании
(австралийская чуринга или «сакральный» камень) к вышей
(воплощение Логоса; Иисус Христос). Тогда позицию
Элиаде в онтологическом плане нужно классифицировать как
пантеистический монизм, утверждение своеобразной
концепции Всеединства с претензией на ее универсальность.
Однако можно интерпретировать это, таким образом, что
от наиболее элементарной иерофании до высшей мы можем
обнаружить один и тот же вид нуминозного опыта.
Возможна и такая интерпретация, что один и тот же Бог
(в данном случае Субъект сакрального опыта), Который
является крайней причиной, производимого Им нуминозного
опыта, встречается во всех религиях, от наиболее
«примитивной» до «высшей» религии. Такова точка зрения Р. Отто
в феноменологии «Святого». Косвенно эту точку зрения на
позицию Элиаде подтверждает следующая цитата: «Можно
было бы даже сказать, что все иерофании суть прообразы
чуда воплощения, что каждая иерофания есть не что иное,
как одна из неудачных попыток раскрытия тайны
соединения человека и Бога»160. Из этого Элиаде делает такой
вывод: «Можно было бы попытаться «спасти» - в перспективе
христианства - иерофании, предшествовавшие чуду
Воплощения, показав их значение как ряда прообразов этого
Воплощения. Соответственно, вместо того, чтобы
рассматривать «языческие» модальности сакрального (фетиши,
идолов и т. п.) как ложные и вырожденные стадии
человеческого религиозного чувства, извращенного грехом, мож-
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 43.
76

но было бы интерпретировать их как отчаянные попытки
предвосхитить тайну Воплощения. Вся религиозная жизнь
человечества - религиозная жизнь, выразившаяся в
диалектике иерофании, - есть с этой точки зрения не что иное, как
ожидание Христа»161.
Барбоса да Сильва считает, что все три попытки
интерпретации онтологии Элиаде имеют право на существование,
но сам он конкретно не пишет какая из них наиболее
правильная. Поэтому онтологию сакрального Элиаде можно
интерпретировать и в пантеистическом, и в теистическом
смыслах, но в первом смысле вернее. На наш взгляд, М.
Элиаде не смог однозначно ясно выразить свою
онтологическую позицию относительно сакрального в своей
философии религии.
В религиозных традициях Элиаде различает «две
естественные духовные позиции перед лицом феномена
иерофании». Он называет их иконоборчество - «для получивших
новое откровение (скажем, Моисеево откровение в
семитском мире или христианство в мире греко-романском)
прежние иерофании не только теряют первоначальный смысл,
смысл манифестации одной из модальностей сакрального,
но и начинают восприниматься как препятствие на пути
совершенствования религиозного опыта» и идолопоклонство
- «установка, состоящая в сохранении и постоянном
восстановлении ценности прошлых иерофании»162. Думается, что
названия Элиаде выбрал, прямо сказать, неудачные. Дело в
том, что, во-первых, иконоборчество и идолопоклонство есть
именования конкретных явлений, происходивших в истории
религий и имеют конкретный смысл, а во-вторых, сами
названия не несут в себе той смысловой нагрузки, которая
была заявлена в только, что нами упомянутом отрывке.
161 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 43.
162 Там же. С. 39 - 40.

Что касается яхвизма и христианства в системе М.
Элиаде, то однозначно ответить на этот вопрос сложно, поскольку,
с одной стороны, Элиаде говорит о новых ценностях, которые
они внесли в мир, с другой, называет христианство религией
падшего, т.е. включенного в историю человека, утратившего
«рай» архетипов и повторения, который хорошо бы было
вернуть через обогащение Европы и США культурными
представлениями архаических народов. «Иногда складывается
впечатление, - пишет Е. Строгонова в статье, посвященной
М. Элиаде, - что христианство для него осталось областью,
исследованной не окончательно, с некоторыми спорными
моментами»163. Итак, проанализируем все это по порядку.
Во-первых, Элиаде говорит о новизне ценности истории в
рамках яхвизма и христианства. Исходя из его точки зрения
«сама идея смысла и значения человеческой истории
внесена в религиозное межкультурное пространство Библией»164.
Элиаде основывается здесь на сравнительном методе. «По
сравнению с древними и древневосточными религиями, а
также с мифологически-философскими концепциями о
вечном возвращении, в том виде, в каком они были разработаны
в Индии и Греции, - говорит Мирча Элиаде, - иудаизм
вводит фундаментальное новшество. Для иудаизма время
имело начало, и будет иметь конец. Идея цикличного времени
превзойдена. Деяния Яхве - это его личные шаги в истории.
Историческое событие приобретает при этом новое
звучание: оно становится теофанией»165.
Элиаде поясняет этот факт следующим образом: «Не
сопровождается ли монотеизм, в основе которого лежит непо-
163 Строгонова Е. Мирчи Элиаде // Аспекты мифа. С. 15.
164 Варлаам (Горохов), иеромонах. Сакральное и профанное
пространство истории в философии религии Мирчи Элиаде // Диалог культур и
цивилизаций. Тезисы VI Всероссийской научной конференции молодых
историков. - Тобольск, 2005. - С. 60.
165 Элиаде М. Священное и мирское. С.305.
78

средственное и личное явление божества, неизбежно и
спасением времени, «повышением его ценности» в рамках
истории166. Ученый дает здесь положительный ответ, поскольку
монотеистическое богоявление происходит в исторической
протяженности: «Моисей получает «Закон» в определенном
месте и в определенный день»167. Из вышесказанного
можно сделать такой вывод, что «Бог Библии открывается
людям не столько в природе, сколько в событиях человеческой
истории»168.
Ценность истории еще более повышается в
христианстве. «Христианство идет еще дальше в оценке
исторического времени, ввиду того, что Бог воплотился, принял
исторически обусловленное человеческое существование, -
говорит Мирча Элиаде далее. - История может быть освящена,
- Illud tempus, упоминаемый в Евангелии, это однозначно
определенное историческое время, когда Понтий Пилат был
правителем Иудеи, но оно освящено присутствием Христа.
Современный христианин во время литургии приобщается
к illud tempus, когда жил, агонизировал и вознесся Иисус,
но ведь речь не идет о каком-то мифическом времени, но о
времени, когда Понтий Пилат правил Иудеей»169.
Мирча Элиаде пишет: «Путь человечества от
изначального падения до окончательного искупления идет по прямой
линии. И смысл этой истории уникален, потому что
Воплощение уникальный факт. Христос принял смерть за наши грехи
однажды, однократно. Таким образом, развертывание
истории управляется и направляется уникальным, радикально
166 Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 88.
167 Там же. С. 88.
168 Варлаам (Горохов), иеромонах. Основные аспекты
религиоведческой проблематики Мирчи Элиаде в ракурсе христианского
мировоззрения // Православие третьего тысячелетия. Материалы V и VI научно-
практических конференций. - Екатеринбург, 2004. - С. 17.
169 Элиаде М. Священное и мирское. С. 305.
79

единичным фактом. И, следовательно, судьба всего
человечества, так же как и конкретная судьба каждого из нас, тоже
разыгрывается однажды, однократно, в конкретном и
незаменимом времени - времени истории и жизни»170.
Эта концепция истории была осмыслена и переработана
затем в патристике. Элиаде подчеркивает то, что «линейная
концепция времени истории, намеченная уже во II в. Ирине-
ем Лионским, была воспринята св. Василием, св. Григорием
и окончательно разработана св. Августином»171.
Таким образом, можно сделать вывод о безусловной
ценности истории, но не просто самой по себе, а в христианском
религиозном контексте. И когда исчезает эта библейская
религиозная составляющая, то история снова повисает как
бы ни на чем, потому что исчезает ее мировоззренческий
фундамент. Можно сказать, что утрата надысторического
смысла истории, по мере явления секуляризации западного
общества, привела утратившего христианское
миропонимание европейского человека к «ужасу перед историей». Сам
этот термин, введенный Мирчей Элиаде, свидетельствует
об утрате единого смысла и цели истории в современном
западном мире. И, по мнению мыслителя, в этом случае
остается либо возвращение к вере, либо отчаяние и жизненная
неустойчивость.
Элиаде пишет: «Со времени «изобретения» веры в
иудео-христианском смысле слова (для Бога все
возможно) человек, ушедший от уровня архетипов и повторений,
может защищаться от этого ужаса лишь с помощью идеи
Бога. Действительно, только допуская существование
Бога, он, с одной стороны, достигает свободы (которая ему
дает автономность в мире, управляемом законами, или,
иначе говоря, открывает ему способ быть новым и един-
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 111.
Там же. С. 111.
80

ственным во Вселенной), а с другой стороны -
уверенности, что исторические трагедии имеют трансисторическое
значение, даже если это значение не всегда ему ясно в его
теперешнем человеческом существовании. Любое другое
положение современного человека, в конечном счете,
ведет к отчаянию»172.
В другом отрывке Элиаде говорит о современности и
необходимости веры в существование Бога, т.е.
христианства для современного человека: «Христианство - это
религия человека современного и исторического, человека,
открывшего одновременно и личную свободу, и длящееся
время (взамен циклического времени). Интересно также
отметить, что существование Бога представлялось гораздо
более необходимым для современного человека, для
которого история существует как таковая, как история, а не как
повторение, чем для человека архаических и традиционных
культур, который для защиты от страха перед историей
имел в своем распоряжении все мифы, обряды и правила
поведения, упомянутые в данном очерке. К тому же, хотя идея
Бога и те формы религиозного опыта, которые она
предполагает, существовали с очень давних времен, они могли
порою заменяться другими религиозными «формами»
(тотемизм, культ предков, великие богини плодородия и т. д.),
с большей готовностью отвечавшими на религиозные
запросы первобытного человечества»173.
Барбоса да Сильва ошибочно, с нашей точки зрения,
видит в этом высказывании М. Элиаде эволюцию идеи Бога и
взгляд, что идея Бога в яхвизме и в христианстве является
высшей, чем другие идеи Бога. Также он говорит о том, что
данный отрывок выражает, якобы мысль Элиаде о том, что
«тот же Самый Бог (Сакральное) манифестировал Себя в
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 123 - 124.
Там же. С. 123.
81

различных религиозных формах в разных религиях»174. С
этим мнением Барбосы да Сильва можно согласиться.
Другая ценность, которую, кроме придания ценности
истории, с точки зрения Элиаде, яхвизм и христианство внесли
в мир - это вера. Элиаде пишет следующее: «Классический
пример жертвы Авраама прекрасно выявляет разницу между
традиционной концепцией повторения архетипического
действия и новым измерением, приобретенным религиозным
опытом, верой. С формальной точки зрения жертва Авраама
является ни чем иным, как принесением в жертву
первородного ребенка, - обычай нередкий в древневосточном мире, в
котором жили евреи до эпохи пророков. Молодая кровь, таким
образом, пополняла истощившуюся энергию бога (ибо так
называемые божества плодородия тратили свою собственную
субстанцию в усилиях, предпринимаемых для поддержания
мира и обеспечения его изобилия; таким образом, они сами
нуждались в периодическом возрождении). Тогда как для
всего древнесемитского мира подобная жертва, несмотря на свою
религиозную функцию, была только обычаем, ритуалом,
значение, которого было вполне доступно пониманию, в случае
Авраама это - акт веры. Авраам не понимает, почему от него
требуется эта жертва, и, тем не менее, приносит ее, потому
что этого потребовал Всевышний. Религиозный акт Авраама
знаменует собой новое религиозное измерение: Бог
открывается как личность, как «полностью отдельное» существование,
которое приказывает, жалует, требует - без какого бы то ни
было разумного, то есть общего и предвидимого оправдания
- и для которого все возможно. Это новое религиозное
измерение делает возможной веру в иудео-христианском смысле.
Мы привели этот пример с целью выявить новизну еврейской
религии по сравнению с традиционными структурами»175. Ре-
174 Barbosa da Silva. The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem. -P. 194.
175 Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 91-92.
82

лигиозную категорию веры Авраама справедливо, по мнению
Элиаде, относить и к христианству.
Интересен и тот факт, что Элиаде считает христианство
религией необходимой для современного человека.
Барбоса да Сильва справедливо считает, что постулирование
Элиаде данной мысли вводит противоречие с концепцией
«Нового гуманизма», которую ученый проводит во многих
своих трудах. Дело в том, что Элиаде считал, что для
западной культуры необходимо изучать и постигать духовное
наследие Азии и мира архаических народов. Он
утверждает, что при приспособлении «значения» экзистенциальных
ситуаций как выражений религиозного опыта архаического
человека, современный человек может получить новое
самопонимание себя. В свою очередь, это способно открыть
для западного человека новые горизонты, обновить
деградировавшую культуру Запада и привести западный мир к
тому, что Элиаде называет Новым гуманизмом (отличия
его от гуманизма эпохи Возрождения) или «планетариза-
цией» культуры. Его видение «нового гуманизма» основано
на том, что исследователь Ортон в своей работе «Мирча
Элиаде и Новый гуманизм» называет «философской верой
Элиаде, т.е. взглядом Элиаде, что для homo religiosus
существенное предшествует существованию»176. Барбоса да
Сильва замечает, что Элиаде не определяет, какие
«ценности» примитивных религий будут «обогащать» западную
культуру. На наш взгляд Барбоса да Сильва пытается это
понять, когда пишет: «Философская вера Элиаде имеет
теологический и исторический характер, а именно, что
истинная, первоначальная или высшая форма религии находится
в архаической стадии человеческого сознания или
культуры, когда человек имел «хорошее» отношение с Богом. Этот
взгляд он разделяет с Отто, который считал, что «истинный
176 Orton Y. S. Mircea Eliade and A «New Humannism». - M. - L..1970. - P. 63.
83

нуминозный опыт находится в очень древних временах»177.
Это подтверждается следующим отрывком: «Нам кажется,
что тема рая лучше сохранилась в архаическом
мистицизме. В некотором смысле, сравнение типов примитивного и
христианского мистицизма более убедительно, чем
сравнение последнего с индусским, китайским или японским
мистицизмом»178.
Однако почему все-таки М. Элиаде говорит о какой-то
необходимости «обновления» мира европейской культуры,
неужели мало присутствия там христианства, которое сам
Элиаде считал религией современного человека, живущего
в истории и необходимой для него в экзистенциальном
плане, разве недостаточно Европе просто вернуться к своим
христианским корням? Думается, Элиаде с его
мировоззрением человека традиционного общества, которое
сформировалось в Индии, опасался той свободы и динамичности веры,
которые дает христианство. Вера - категория динамичная,
она может возрастать и умаляться и в ее свете необходимо
заново делать переоценку всех ценностей. Всегда есть
опасность секуляризации и тогда, конечной утраты
экзистенциального и исторического смысла, после чего остается
отчаяние и жизненная неустойчивость. Совсем иное статичный,
архаический «рай» архетипов и повторения или
традиционное восточное общество в котором человек навсегда
включен в структуру космоса и общества, где не возникает
постоянной опасности секуляризации, а личная свобода,
ответственность и активность отдельного человека сведены
практически к нулю.
С точки зрения этого понимания, Элиаде называет
христианство религией «падшего человека», поскольку
«современный человек бесповоротно включен в историю и в
177 Barbosa da Silva.The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem.-P. 138
178 Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 76.
84

прогресс, а история и прогресс оба представляют собой
падение, влекущее за собой окончательную утрату рая
архетипов и повторения»179.
III.VI. Феноменология «Сакрального»
у М. Элиаде
Проанализировав концепцию «Сакрального» М. Элиаде
в онтологическом и теологическом аспектах, перейдем к ее
рассмотрению в феноменологическом плане. Вначале
рассмотрим такую концепцию Элиаде как homo religiosus. Этот
термин мы уже часто использовали в данной работе. Это
одно из фундаментальных понятий философии религии М.
Элиаде.
С одной стороны, он обозначает архаического человека,
который рассматривался ученым как глубоко религиозный,
имевший истинную или чистую форму переживания
Сакрального. В этом смысле М. Элиаде употребляет такие
понятия как архаический, примитивный, аборигенный или illud
tempus (лат. «Время оно» т.е. начало времен) для
обозначения истинной и идеальной формы религиозного опыта.
С другой стороны, этим термином Элиаде обозначает
просто религиозного человека, который актуализировал свои
способности к восприятию религиозного опыта и испытывает
Сакральное либо через иерофании, либо через мистический
опыт (например, мистики всех времен и мест), либо если
человек «крипторелигиозен», то через простые человеческие
чувства, как дружба или любовь, а также через сны. В то время
как, для религиозного человека феномен может «открывать»
себя, как «сакральный», тот же феномен может, в то же самое
время, открывать себя, как «профанный», для
нерелигиозного человека. Концепция homo religiosus напрямую связана в
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 124.
85

методологии Элиаде с его концепцией религиозного опыта.
Он считает, что религиозный опыт открывается «во встрече
человека с сакральным»180. Концепция homo religiosus Элиаде
тождественна концепции известного представителя русской
религиозной философии священника Павла Флоренского о
человеке, как homo liturgus: «Деятельность литургическая
центральна; как средоточное зерно деятельности целокупной
- она есть деятельность, прямо выражающая человека в
сокровенности его бытия, деятельность - собственно и по
преимуществу человеческая, ибо человек есть homo liturgus»181.
Подобно В. Джемсу, Р. Отто и священнику Павлу
Флоренскому, Элиаде утверждает наличие специальной
способности к религиозному или нуминозному опыту у всех людей.
Элиаде называет эту способность «сверхсознанием». Если
Отто в постулировании этой способности опирался на
положения немецкой классической философии, главным
образом, на И. Канта, Ф. Шлейермахера и Ф. Якоби, то Элиаде
опирается на аналитическую психологию К. Г. Юнга.
М. Элиаде постулирует вдобавок к трем областям ума
Юнга (сознанию, коллективному и личному
бессознательному) четвертую, «сверхсознание», которую он
рассматривает как тесно связанную с встречей нуминозного опыта.
Он помещает «сверхсознание» в коллективное
бессознательное. Элиаде пишет: «Если между представителями рода
человеческого и впрямь существует некая внутренняя
общность, то она может быть прочувствована и задействована
только на уровне образов (мы не говорим - в плоскости
подсознания) ибо, если оно и впрямь существует, должно также
существовать и сверхсознание»182. Сверхсознание для Элиаде
180 Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 47.
181 Флоренский Павел, свящ. Лекция 2. Культ, религия и культура /./
Флоренский Павел, свящ. Из богословского наследия // Богословские
труды № 17, 1977. - С. 107.
182 Элиаде М. Образы и символы. С. 133.
86

есть область коллективного бессознательного, в которой
«сохранился» религиозный опыт наших предков (религиозное
решение экзистенциальных кризисов человека). Потому, что
«религия - это пример разрешения всякого кризиса бытия, и
не только потому, что она предполагает бесконечную
повторяемость, но еще и потому, что она будто бы имеет истоки в
высшем Мире и, следовательно, расценивается как
Откровение, ниспосланное из другого, сверхчеловеческого Мира.
Религиозное решение не только способно преодолеть кризис, оно
делает существование открытым к особым ценностям,
непреходящим и всеобщим, позволяющим человеку подняться над
личными жизненными проблемами и, в конечном итоге, войти
в духовный мир»183.
Здесь два важных для последующего анализа Элиаде
утверждения. Первое, это то, что Элиаде признает, что
человек спасается от своего экзистенциального кризиса
посредством своей встречи с Сакральным. Это мнение
ученого сближает его позиции с концепцией «экзистенциальной
ситуации» протестантского теолога П. Тиллиха и
«предельной ситуации» немецкого философа К. Ясперса. Второе, тот
факт, что постулированием сверхсознания Элиаде
показывает, что ««сакральное» есть элемент в структуре сознания,
а не стадия в истории этого сознания»184.
Исходя из этого факта, Элиаде постулирует концепцию
крипторелигиозности или скрытой религиозности
современного человека, притом, если тот даже объявляет себя
атеистом либо агностиком. «В некотором смысле можно даже
утверждать, - пишет ученый, - что и у тех наших
современников, которые объявляют себя неверующими, религия и
мифология «скрыты» в глубине подсознания. Это означает
также, что возможность вновь приобщиться к религиозному
Элиаде М.Священное и мирское. С. 355.
Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 15.
87

опыту жизни все еще жива в недрах их «я». Если подойти к
этому явлению с позиций иудео-христианства, то можно
сказать, что отказ от религии равноценен новому грехопадению
человека, что неверующий человек утратил способность
сознательно жить в религии, т. е. понимать и разделять ее. Но
в глубине своего существа человек все еще хранит память о
ней, точно так же, как и после первого падения его предок,
первый человек Адам, даже духовно ослепленный, все же
сохранил в себе разум, позволивший ему отыскать следы Бога,
- а они видны в этом Мире. После первого падения
религиозность опустилась до уровня разорванного сознания, после
второго - она упала еще ниже, в бездны бессознательного;
она была забыта. Этим завершаются размышления историка
религий. Этим открывается проблематика философов,
психологов, а также теологов»185. Поскольку религиозное
чувство является частью человеческого сознания, даже
искривляясь и искажаясь, оно не перестает проявлять себя.
«Подавляющее большинство неверующих, - говорит ученый, - не
свободны от религиозного поведения и мифологии. Чтобы
убедиться в этом, достаточно вспомнить мифологическую
структуру коммунизма и его эсхатологический смысл»186.
Это сближает позицию М. Элиаде и некоторых
современных христианских теологов. Например, точке зрения
Элиаде на скрытую религиозность многих современных
людей: атеистов и агностиков, близка точка зрения протоиерея
Александра Меня о том, что «массовое идолопоклонство
людей, у которых отняли Бога, доказывает, что человек не
может существовать без Бога»187. Католическим богословом
недавнего времени, развивавшим идею крипторелигиозно-
сти, являлся К. Ранер. Он писал о том, что «изначальный
185 Элиаде М. Священное и мирское. С. 356.
186 Там же. С. 128.
187 Мень Александр, прот. Быть христианином. Интервью и последняя
лекция.-М., 1992.-С. 7.
88

опыт Бога, опыт, к которому мы апеллируем, не есть, в
первую очередь, или, в конечном счете, такой опыт, который
человек получает тогда, когда он волевым и ответственным
образом эксплицитно решается на религиозное деяние,
например, молитву, культовое действие или рефлексивные,
теоретические занятия религиозной тематикой, но это есть
такой опыт, какой ниспосылается каждому человеку,
прежде, нежели он станет совершать эти религиозные деяния
и принимать эти религиозные решения, причем, возможно,
в таком облике и таких понятиях, которые не имеют, на
первый взгляд, никакого отношения к религии»188. Можно
сказать, что «отсюда следуют два фундаментальных
вывода: человек не может отказаться от сверхприродной цели,
не отказавшись от самого себя и, кроме того, поскольку
сверхприродное измерение существует всегда, всякий
человеческий поступок сам по себе является участием в этом
измерении. Здесь рождается знаменитый образ
«анонимного христианина»»189.
В связи с концепцией «сверхсознания» Элиаде нужно
коснуться его анализа мистического опыта. Главными
составляющими этого опыта, по мнению Элиаде, являются:
экстаз, мистический жар, мистический полет, видение света.
В аспекте этих составляющих он анализирует шаманизм,
йогу, касается даосизма и исихазма.
Так, шаманизм Элиаде называет архаической техникой
экстаза. Затем он пытается осмыслить шаманизм как
религиозное явление: «Шаманы являются «избранными», и, как
таковые, они причастны к сфере сакрального, недоступной
остальным членам сообщества. Их экстатические
переживания оказывали и, по-прежнему, оказывают огромное влияние
188 Ранер К. Основание веры. Введение в христианское богословие /
Пер. с нем. - М., 2006. - С. 83.
189 Скола Α., Маренго Д., Лопес Х.П. Богословская антропология. М.:
Христианская Россия, 2005. - С. 26.
89

на стратификацию религиозной идеологии, на мифологию,
комплекс ритуалов. Но, ни идеология, ни мифология, ни
обряды арктических, сибирских и азиатских народов не
являются творениями их шаманов. Все эти элементы
предшествовали шаманизму или, по крайней мере, параллельны ему в том
смысле, что являются плодом общего религиозного опыта, а не
опыта определенного класса «избранных» - экстатиков»190.
Потом Элиаде анализирует религиозную «ситуацию» в
тех архаических обществах, где появился шаманизм и, где
он особенно хорошо выражен как феномен мистического
опыта. Этот анализ дан в его книге «Шаманизм:
архаические техники экстаза». Вот пример данного анализа: «Если
считать жителей Огненной Земли потомками одной из
первых волн иммигрантов, достигших Америки, то мы вправе
допустить, что их религия является остатком архаической
идеологии; с интересующей нас точки зрения, она
включает веру в небесного Бога, шаманское посвящение через
призвание или добровольный поиск, связи с душами
умерших шаманов и дружественными духами (связи, доходящие
иногда до «одержимости»), концепция болезни как
результата внедрения магического объекта или потери души,
нечувствительность шамана к огню. Складывается
впечатление, что большинство этих элементов присутствуют как в
регионах, где шаманизм доминирует в религиозной жизни
общества (Северная Америка, эскимосы, сибиряки), так
и в регионах, где он является лишь одним из компонентов
магико-религиозной жизни (Австралия, Океания, Юго-
Восточная Азия)»191. А вот другой отрывок,
рассматривающий шаманизм народов северной и центральной Азии:
«Азиатский шаманизм следует считать архаической техникой
экстаза, в основе которой заложена первичная идеология
Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. С. 20.
Там же. С. 246.
90

- вера во Всевышнее небесное Существо, с которым
можно поддерживать прямые отношения путем вознесения на
Небо; эта идеология постоянно преображалась в силу
целого ряда экзотических влияний, увенчавшихся вторжением
буддизма»192.
Далее Элиаде пишет следующее: «Вознесение на Небо
играет принципиальную роль в шаманских посвящениях.
Обряды влезания на дерево или столб, мифы о вознесении и
магическом полете, экстатический опыт левитации, полета,
мистических путешествий на Небо и т. п. - все эти
элементы выполняют решающую функцию в шаманских
призваниях и посвящениях. Иногда этот набор практик и
религиозных идей кажется связанным с мифом о древней эпохе,
когда связь между Небом и Землей была намного легче. С
этой точки зрения шаманское переживание равнозначно
возвращению этих первичных мифических времен, а шаман
представляется как привилегированное существо, которое
обретает для себя счастливое состояние человечества из
мифических времен»193.
В другом своем труде «Йога: бессмертие и свобода» М.
Элиаде делает обобщение относительно мистического опыта
шаманизма: «Шаманистский религиозный комплекс очень
архаичен: он встречается, в полном или частичном объеме, у
аборигенов Австралии, индейцев обеих Америк, в Приполярье
и других местах. Основной, определяющий признак
шаманизма - экстаз: шаман считается знатоком сакральных областей,
способным покидать тело и совершать дальние путешествия,
будучи «восхищенным в духе» (т.е. находясь в трансе).
«Одержимость духами», хотя и присуща многим видам шаманизма,
не является, по-видимому, его основополагающим,
первостепенным элементом. Одержимость - это скорее деградация,
Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. С. 373.
Там же. С. 112.
91

ведь основная цель шамана - оставление своего тела и
последующее затем восхождение в небеса или спуск под землю - не
позволяет ему подчиниться помогающим ему духам, демонам
или душам мертвых; идеал шамана - покорить этих духов, но
самому не попасть под их иго»194. Таким образом, шаманизм
представляет собой попытку человека своими силами и без
Бога достичь Неба, в этом смысле он сродни магии.
Надо сказать, что различие между религией и магией
понималось в философии религии еще таким мыслителем как
Гегель, который в своих «Лекциях по философии религии»,
критикуя позицию другого немецкого мыслителя
Иммануила Канта (1724-1804), писал: «Кант, например, пытался и
молитву рассматривать как колдовство195, исходя из того, что
в молитве человек стремится оказать воздействие не через
опосредствование, а из глубин духа. Разница, однако,
заключается в том, - говорит сам Гегель, - что в молитве
человек обращается к абсолютной воле, для которой единичный
человек есть предмет заботы, которая может, внять молитве
или не внять ей, будучи определена благими целями вообще.
Колдовство же, в общем, состоит в том, что человек
осуществляет свою власть в своей природности в соответствии
со своим вожделением»196. Неслучайно известный
отечественный историк Л. Н. Гумилев определял шаманизм как
«сложную систему мистического атеизма»197. Думается, что
вывод ученого совершенно правильный, поскольку и магия
194 Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. С. 397 - 398.
195 Прим: Немецкий философ Иммануил Кант отвергал религиозный
культ как «идолопоклонство», «фетишизм», «религиозную иллюзию». Не
признавая никакой разницы между европейским прелатом и тунгусским
шаманом, он писал: «Все, что, кроме доброго образа жизни, человек
предполагает делать, чтобы быть угодным Богу, есть только религиозная
иллюзия и лжеслужение Богу». - Цит. по: Кант И. Религия в пределах только
разума// Кант И. Сочинения. В 8 тт. Т. 6. - М.,1994. - С. 184.
196 регель. Философия религии. В 2-х томах. Т. 1. М., 1976. - С. 435.
197 Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. - М., 1989. - С. 360.
92

и шаманизм исходят из желания стяжать сверхспособности,
овладеть скрытыми космическими закономерностями (в
магии), достичь паранормальных состояний, прорваться даже
на недоступное Небо (в шаманизме) и манипулировать всем
этим по своему усмотрению; вера здесь не нужна, а нужна
техника, поэтому название Элиаде шаманизма архаической
техникой экстаза также совершенно верное и правильное.
К феноменам мистического опыта Элиаде относит и
индийскую йогу. Он проводит интересные параллели между
йогой и шаманизмом. И там и здесь ученый замечает
личное переживание веры в предсуществование души
человека, способность восстановить в памяти «прошлые жизни»,
«на уровне мистической техники заметное сходство между
шаманизмом и йогой наблюдается в феномене «внутреннего
тепла»»198. В связи с обнаружением параллелей между йогой
и шаманизмом весьма ценным будет следующее
высказывание протоиерея Александра Меня: «Вполне вероятно, что
архаическая практика экстаза, известная у многих
первобытных народов, была предшественницей йоги. Ведь
именно в шаманизме каменного века возникли первые попытки
«взять Небо штурмом», овладеть таинственными силами.
Люди, которые умели приводить себя в состояние транса,
почитались обладателями «маны», космической энергии,
превращавшей их во всесильных магов»199.
Элиаде рассматривает мистический опыт в разных
религиях и у мистиков разных времен и мест в
феноменологическом ключе. Это, безусловно, продолжение традиции начатой
В. Джемсом, Р. Отто, Φ. Хайлером и другими психологами и
феноменологами религии. Так, он пишет относительно
явлений мистического света: «Нас интересуют, в первую
очередь, две группы фактов: субъективный опыт переживания
198 Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. С. 415.
199 Мень Александр, прот. На пороге Нового Завета. Книга 1. - М., 2003.
- С. 39.
93

люминофании и объективные феномены - т.е. объективный
свет, наблюдавшийся свидетелями»200. Пример такого
феноменологического рассмотрения мистических феноменов мы
можем видеть в книге Элиаде «Мифы, сновидения,
мистерии». В ней Элиаде выявляет тему рая в мистическом
опыте архаических религий и христианства. «В христианстве
господствует страстное желание Рая. Молитва к Востоку
воссоединяет нас с райской темой. Поворот, в направлении к
Востоку, похоже, является выражением ностальгии по Раю.
Аналогичный райский символизм встречается в обрядах
крещения. Вместо Адама, подпавшего под влияние Сатаны
и изгнанного из рая, выступает новообращенный, будто
выпущенный новым Адамом на свободу из-под власти сатаны
и снова допускаемый в рай. Таким образом, христианство
представляется осуществлением рая. Та же ситуация
наблюдается в архаических религиях: определенное стремление
к раю наблюдается на всех уровнях религиозной жизни но,
более всего, оно проявляется в мистических переживаниях,
то есть в экстазах шаманов. Специфические признаки
восстановления illud tempus также одинаковы: дружба с
животными, восхождение на Небо и разговор с владыкой Небес.
Возвращение рая как христианским святым, так и шаманам
в экстазе является лишь условным, так как ни первому, ни
второму не удается полностью восстановить изначальное
положение человека»201. Чтобы его правильно поняли и не
обвинили в религиозном синкретизме, Элиаде делает
пояснение: «Но поймите нас правильно, проводя эти аналогии,
мы не претендуем на оценку содержания различных
мистических переживаний, примитивных или иных. Нам
достаточно отметить, что центром и ядром их идеологий является
ностальгия по раю. Это, конечно же, не исключает многочис-
Элиаде М. Миф о воссоединении. С. 362.
Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 73.
94

ленных различий, существующих не только между
примитивной мистикой и мистикой иудейско-христианской, но и
между различными школами христианского мистицизма»202.
А вот феноменологическая оценка Элиаде мистического
феномена вознесения на Небо: «Все мистические видения и
состояния экстаза, так или иначе, включают в себя вознесение
на Небо. Разумеется, даже в феноменологии восхождений
существует коренное различие между религиозным опытом
и магической техникой: если святой «взят» живым на Небо,
то йоги, аскеты и маги достигают Неба своими собственными
усилиями. Но и в том, и в другом случае восхождение
отделяет их от массы рядовых и неинициированных душ: они
вхожи на небеса, насыщенные святостью, и могут уподобляться
богам»203. Такой же взгляд выражен в его оценке исихазма.
Элиаде пишет следующее: «Некоторые аскетические
подготовительные практики и способы молитвы, используемые
монахами-исихастами, довольно часто напоминают йогиче-
ские техники, особенно пранаяму. Но мы не должны
обманываться этими внешними аналогиями с пранаямой. В исихаз-
ме дыхательные упражнения и телесные позы служат лишь
предварением умной молитвы; в «Иога-сутрах» же эти
приемы преследуют целью унификацию сознания и подготовку к
медитации, а роль Бога (Ишвары) сравнительно мала»204.
Такой подход Элиаде, с одной стороны, выявляет общие идеи и
тенденции, с другой, избегает религиозного синкретизма.
Сакральное являет себя не только в мистическом опыте,
но даже в большей степени в иерофаниях. Мы уже
использовали это слово в нашей работе, а теперь рассмотрим
непосредственно ту концепцию иерофании, которую Элиаде
развивает на страницах своих трудов.
Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 75-76.
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 110-111.
Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. С. 130.
95

«Для объяснения того, как проявляется священное, -
пишет ученый, - мы предлагаем термин иерофания, который
удобен, прежде всего, тем, что не содержит никакого
дополнительного значения, выражает лишь то, что заключено
в нем этимологически, т. е. нечто священное, предстающее
перед нами»205. В определении «иерофании» Элиаде
принимает во внимание его греческое происхождение. Первый
термин конституирован посредством ίερός (священный,
святой) и φαίνω (являть, показывать, обнаруживать)206. Элиаде
использует термин «иерофания» для всех видов «явлений»
сакрального во всех формах духовности. Однако, в связи с
персоналистической формой духовности, он очень часто
использует термины «теофания» и «эпифания», когда он
рассматривает «явление» Личного Бога.
Иерофания у Элиаде является религиозным критерием:
«Можно сказать, что история религий, начиная от самых
элементарных и кончая наиболее высокоразвитыми,
состоит из ряда значительных иерофании - проявлений
священной реальности»207. Он утверждает далее, что все может
стать иерофанией: «По сути, самые элементарные
иерофании являются ни чем иным, как всего лишь радикальным
отделением какого-либо объекта от окружающей космической
сферы, отделением, имеющим онтологический смысл:
определенный камень, дерево, место благодаря самому факту,
что они проявляются как сакральные, что они были
определенным образом «выбраны» как объекты, наполненные
сакральным, онтологически отделяются от остальных камней,
деревьев и мест и размещаются в иной, сверхъестественной
плоскости»208.
205 Элиаде М. Священное и мирское. С. 255.
206 Перевод греческих терминов дан по изданию: Вейсман А.Д. Греческо-
русский словарь. - Репринтное издание. М., 1991.
207 Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 141.
208 Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. С. 33 - 34.
96

Элиаде говорит о единстве иерофаний, о том что они
имеют одну и ту же структуру и объясняются той же
диалектикой сакрального: «Все проявления священного
равноценны как таковые, что самая скромная иерофания и
наиболее вселяющая ужас теофания имеют одну и ту же
структуру и должны объясняться одной и той же
диалектикой священного, тогда мы поймем, что в течение
религиозной жизни человечества нет никакого значительного
разрыва»209. Элиаде так старается объяснить эту
диалектику. Иерофаний, во-первых, историчны. Мы уже говорили об
этом, когда описывали метод исследования Элиаде и здесь,
думается, излишне повторяться снова. Они обратимы. Эту
точку зрения Элиаде мы также упоминали, когда говорили
о теологическом аспекте метафизики «Сакрального».
Элиаде считал, что не было никакого перерыва в
преемственности от «примитивной» архаики до христианства.
Диалектика иерофаний остается единой и в австралийской чуринга
и в воплощении Логоса. Именно, отсюда он выводил
учение о обратимости иерофаний. Элиаде писал: «Диалектика
сакрального делает возможным различные обратимости; ни
одна «форма» не гарантирована от деградации и распада, ни
одна «история» не является окончательной. Опыт пророков
монотеистов может повторяться, несмотря на огромную
историческую разницу, у самых «отсталых» первобытных
племен; достаточно для этого «осуществить» иерофанию
небесного бога, бога, почитаемого почти во всем мире, даже
если в данный момент он почти не присутствует в
религиозной действительности»210.
Также Элиаде говорит о локальных и универсальных ие-
рофаниях: «Некоторые иерофаний имеют локальное
значение, но существуют такие, которые имеют или приобретают
Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 142.
Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. С. 11 - 12.
97

универсальную значимость»211. Под локальными
иерофаниями в сочинениях Элиаде нужно понимать:
сверхъестественные существа мифов: предков, культурных героев, тотемы,
и т.д.; людей: царей, священников, шаманов, врачей, йогов,
гуру, факиров и т.д.; животных: змею, льва, слона, корову,
орла и т.д.; деревья, растения или растительность,
определенные природные места: гору Синай, Фавор, Гаризим и т.д.;
определенные построенные людьми места: храмы, церкви,
алтари, скинии, культовые места, такие как: Мекка, Вефиль
и т.д.; определенные времена: новый год, Пасха, «Великое
время», «Вечность», и т.д.; культовые объекты: Священные
Писания, инструменты культа и святыни, обряды, мифы и
т.д. Под универсальными иерофаниями М. Элиаде понимает
«Универсальные» или «Архетипальные символы»: «Мать-
Земля» или «Великая Богиня», «Древо Жизни»
(«Космическое Древо», «Космический столб», Axis Mundi,
«Космическая Гора»), символизм центра, смерть-рождение, символ
совпадения противоположностей212.
Здесь мы должны коснуться взгляда М. Элиаде на
понятие символа и значение архетипа в его концепции. Говоря
об употреблении слова символ, Элиаде пишет следующее:
«Строго говоря, термин «символ» следовало бы применять
только к тому, что-либо развивает иерофанию, либо само
является «Откровением», выражая то, что не под силу
выразить никаким другим магико-религиозным формам
(обряду, мифу, гаданию и т. д.). Однако в более широком смысле
быть символом или выступать в его роли может что угодно,
от самой незначительной кратофании («символизирующей»
магико-религиозную силу, заключенную в предмете) до
самого Христа, который (отвлекаясь от вопроса реальности его
211 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 19.
212 См. Barbosa da Silva.The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem.-P. 198.
98

собственных притязаний) может, по крайней мере,
считаться «символом» чуда воплощения божества в человеке»213.
Далее Элиаде касается функций символизма: «Его
функция трансформировать предмет или действие во «что-то
иное», что предстает профанному взору»214. Затем - его
значения, вопроса соотношения символа и иерофании:
«Важность символа не только в том, что в нем продолжается или
им замещается иерофания; главное значение символа - в
его способности осуществлять процесс иерофанизации и
особенно быть иногда самому иерофанией: он обнажает
сакральную или космологическую реальность, которую ничто
другое раскрыть не в состоянии. Если иерофания
предполагает некий разрыв в религиозном опыте (ибо всегда так
или иначе есть брешь между сакральным и профанным и
переход от одного к другому, и именно, существование
разрыва и перехода лежит в основе религиозной жизни), то
символизм поддерживает постоянное единство человека со
священным»215. Итак, символ свидетельствует не только о
том, что существует некий иной мир, что бытие не замкнуто
в нашем мире, но и о том, что возможна связь между двумя
мирами. Символ не только разграничивает два мира, но и
связывает их, поскольку запредельное для человеческого
сознания выражается символически, так как лишь язык
символа способен выразить трансцендентное. К таким
выводам приводит нас рассмотрение концепции символа у М.
Элиаде. Итак, можно сказать, что Элиаде использует
термины иерофания и символ как взаимозаменяющие и
взаимодополняющие.
Далее мы проанализируем его концепцию архетипа. Само
слово архетип означает образец. Это слово вошло в обиход
2.3 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 406.
2.4 Там же. С. 404.
2.5 Там же. С. 405.
99

западной философии со времен Платона, который считал
архетипами те вечные идеи, благодаря, которым Демиург
творит точные земные копии этих идей, т.е. вещи. Из
античности понятие архетип перешло в лексикон христианской
мысли. Это понятие встречается в «Corpus'e Areopagiticum».
Там этим понятием обозначены также божественные идеи,
но не как самобытные и самодовлеющие, а существующие в
Боге и открывающие Его миру. Встречается данное понятие
и в творениях блаженного Августина, который, тоже
подразумевал под этим понятием божественные идеи. Отличие
«Corpus'a Areopagiticum» и вообще греческой патристики от
блаженного Августина в том, что там эти идеи принадлежат
миру божественных энергий, а у Августина пребывают в уме
Бога, т.е. в Его Сущности, что не может не быть отражением
неоплатонического влияния на мысль блаженного
Августина. Сам Элиаде считал, что он заимствовал свою концепцию
архетипов у блаженного Августина. Августиновские истоки
концепции архетипа у Элиаде признают также такие
исследователи как, например, Джон Маквари (Macquarrie)
«Религиозная мысль XX столетия» (Twentieth Century Religious
Thought) (1963), В. Р. Кабо «Происхождение религии:
история проблемы» (2002). Среди других исследователей
преобладает иная точка зрения, в частности, Барбоса да Сильва
считает, что Элиаде использует «архетипальные символы
или образы» в смысле К. Г. Юнга, т.е. обращается к
мифологическим мотивам, которые встречаются постоянно и
общезначимы по всему миру независимо от времени и
пространства216. Исследователь, главным образом, ссылается на
работу Элиаде «Образы и символы», а также на публикации в
сборниках «Eranos-Jahrbuch». Выдающийся отечественный
филолог, специалист по мифу Е.М. Мелетинский, который
216 См. Barbosa da Silva.The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem. - P. 202.
100

первым из российских ученых проанализировал роль
Элиаде среди исследователей мифа, также считал, что тот
«испытал некоторое влияние юнгианства»217.
Выяснить, кто все-таки прав из двух групп
исследователей, не представляется возможным без обращения к трудам
самого Элиаде. То, что он испытал влияние идей Юнга это
общеизвестный факт, и мы сказали об этом, когда касались
его концепции совпадения противоположностей в
изначальной тотальности и его концепции сверхсознания. Если
обратиться к трактовке образа, которую делает Элиаде в
своей работе «Образы и символы», то влияние идей Юнга
там, конечно, превалирует. Элиаде пишет следующее:
«Обладать воображением - значит пользоваться всем своим
внутренним богатством, беспрерывным и спонтанным
кипением образов. Но спонтанность вовсе не равнозначна
произвольным выдумкам. Этимологически слово «воображение»,
«имагинация» родственно существительному «imago»,
«образ», «представление», «подражание» и глаголу «imitor» -
«имитировать», «подражать», «воспроизводить». Здесь, как
и везде, этимология отражает не только психологическую
реальность, но и духовные истины. Воображение подражает
высоким образцам - образам, - воспроизводит их, вводит в
оборот современности, без конца повторяет. Иметь
воображение - значит видеть мир во всей его целокупности, ибо
смысл и назначение образов - это показ целостной картины
того, что дробится на части в любом понятии, в любой
концепции. Этим и объясняются невзгоды и внутренний распад
человека, лишенного воображения, - ведь он отрезан как
от своей глубинной жизненной реальности, так и от
собственной души»218.
Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М., 2000. - С. 72.
Элиаде М. Образы и символы. С. 135.
101

Далее мы рассмотрим, как Элиаде соотносит свои взгляды
на образы и символы с историей религий, причем его точка
зрения здесь вполне совпадает с креативной герменевтикой
- его методом изучения истории религий. «Рассматривая и
изучая человека не только как историческое существо, но и
как живой символ, - пишет он, - история религий могла бы
стать - да простится мне этот термин - метапсихоанализом.
Ибо в таком случае она способствовала бы пробуждению и
новому осознанию символов и древних архетипов, живущих
или погребенных в религиозных традициях всего
человечества. Мы рискнули употребить термин метапсихоанализ,
поскольку здесь идет речь о, своего рода, духовной технике,
призванной высветить теоретическое содержание символов
и архетипов, вернуть прозрачность и связность тому, что с
течением времени стало «околичностью», загадкой,
фрагментом. В этом случае можно говорить и о новой форме май-
евтики: подобно тому, как Сократ помогал рождению
мыслей собеседника, историк религии мог бы способствовать
рождению нового человека, более подлинного и цельного,
чем теперешний; посредством изучения религиозных
традиций современные люди не только вновь обрели бы навыки
архаического поведения, но и осознали, какое духовное
богатство за ним скрывается»219.
Кроме выше процитированного, следует сказать, что сам
Элиаде сближал мир архетипов Юнга с миром идей
Платона. Он утверждал следующее: «Мир архетипов Юнга
сходен с миром идей Платона в том, что архетипы безличны и
участвуют не в историческом времени жизни индивидуума,
а во времени видов - и даже самой органической жизни»220.
Поэтому следует, конечно, согласиться с мнением
Барбосы да Сильва о влиянии идей Юнга на понимание Элиаде
Элиаде М. Образы и символы. С. 145 - 146.
Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 59.
102

значения архетипальных символов. Однако и Барбоса да
Сильва отнюдь не говорит о простом заимствовании
Элиаде концепции архетипов Юнга. Он говорит лишь о влиянии
Юнга на Элиаде. Это влияние самим Элиаде, безусловно,
творчески переосмыслялось. Так, Барбоса да Сильва пишет:
«Юнг использует термин «примитивный» в отрицательном
смысле и с эволюционной точки зрения. Элиаде использует
«примитивный» или архаический в положительном
смысле... Элиаде принимает юнговскую гипотезу об архетипах
как «архаических образах», дает им религиозное
содержание и пытается установить их положение посредством
свидетельств, проистекающих из его феноменологического
подхода»221. Поэтому подходы двух групп ученых,
рассматривающих использование Элиаде термина архетип, можно
считать взаимодополняющими222.
Можно сказать, что Элиаде вообще использует термин
символ в строгом смысле, чтобы ссылаться только на архети-
пальные символы, которые он также именует
универсальными иерофаниями. Под этим подразумевается, что для Элиаде
архетипальные символы или являются «выражениями»
«Сакрального» как «Предельной Реальности», т.е. «Сакральное»
как «Бог», «Бытие», «Основа», «Брахман», «определенная
структура Космоса», или «Космос как целое».
Элиаде использует три основных критерия для их
интерпретации: архаизм, поскольку опыт homo religiosus - есть
истинная и высшая форма религиозного опыта;
универсальность, так как существует одна сущность (Бог, Брахман,
Сакральное, Предельная Реальность), которая манифестирует
221 Barbosa da Silva.The Phenomenology of Religion as a Philosophical
Problem. - P. 205.
222 Этот взгляд можно подтвердить точкой зрения В.Р. Кабо: «Элиаде
разъясняет, что употребляет понятие «архетипы» в ином значении, чем Юнг
- не как структуры коллективного бессознательного, но как некие
прообразы, парадигмы, укорененные в мифологическом сознании». См. Кабо В. Р.
Происхождение религии: история проблемы. - К., 2002. - С. 133.
103

Себя во всех религиях, от наиболее элементарной иерофа-
нии (сакральный камень) к вышей (Иисус Христос);
интуиция, потому что исходя из монизма, единства Брахмана и
атмана (адвайта-веданта) или идентичности Самости мира
и самости человека (Юнг и Элиаде) их можно
интерпретировать как возникшие по всему миру общие религиозные
феномены и открыть диалектику и структуру, обнаружив
скрытое значение.
В качестве примера можно указать на анализ Элиаде ар-
хетипального символа «Космического или Мирового
Древа». Во-первых, оно символизирует Космос как целое, как
«живую тотальность» или «тотальность реального», т.е.
Сакрального. Во-вторых, Элиаде рассматривает этот
символ как парадигму, чтобы интерпретировать все иерофании
дерева. В-третьих, Космическое древо включает в себя
символизм почти всех других архетипальных символов: воды,
луны, Столб мира и т.п. В-четвертых, оно является путем,
которым можно пройти от Земли на Небеса. Таким образом,
существенной характеристикой религиозного символизма
следует признать многозначность, его способность
выражать одновременно несколько значений, единство между,
которыми не является очевидным в плане
непосредственного опыта. Эта способность религиозного символизма
открывать множество структурно соединенных значений имеет
важное следствие. Оказывается, символ способен открыть
перспективу, в которой различные реальности могут
соединяться вместе или даже интегрировать в определенную
систему. Далее мы можем акцентировать экзистенциальное
значение религиозного символизма, поскольку символ
непосредственно указывает на ситуацию, касающуюся
человеческого опыта. Здесь Элиаде видит то, что религиозный
символ вносит смысл в человеческое существование,
открывая непрерывность между структурами человеческого
существования и структурами Космоса.
104

Далее надо сказать о том, что религиозные символы
становятся действенными, с одной стороны, в мифах, а с другой
стороны, в ритуалах. Мифы и ритуалы предстают как образцовые
модели в феноменологии религии М. Элиаде. Ученый
пытается «выявить в мифах глубокое «метафизическое»
содержание, своеобразную философию архаического человечества»223.
Он писал, что: «Символ, миф, ритуал выражают в различных
аспектах и присущими им способами сложную систему
взаимосвязанных утверждений о конечной реальности вещей,
- систему, которая и образует метафизику традиционного
общества»224. Элиаде считает, что мифы - это не вымыслы и
фантазии, а то, как его понимали в первобытных и
примитивных обществах, где миф обозначал как раз, наоборот,
«подлинное, реальное событие» и, что еще важнее, событие
сакральное, значительное и служащее примером для подражания.
Он был не одинок в своем взгляде на мифы, подобную точку
зрения разделял известный английский антрополог и
этнограф Бронислав Малиновский (1884-1942): «Миф выполняет
в первобытной культуре незаменимую функцию: он выражает,
упрочивает и кодифицирует веру; он оберегает и укрепляет
нравственность; он подтверждает эффективность ритуала и
заключает в себе практические правила, задающие человеку
поведенческие ориентиры»225. Но надо сказать, что Элиаде
пошел дальше Малиновского. Так считает Е.М. Мелетинский:
«Элиаде углубил представления Малиновского о первобытной
мифологической онтологии, показав, что в мифологии не
только реальность, но и ценность человеческого существования
определяется его соотнесенностью с сакральными
мифическими и «архетипическими» действиями сверхъестественных
223 Мелетинский Е.Поэтика мифа. С. 72.
224 Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 25.
225 Малиновский Бронислав. Миф в первобытной психологии //
Малиновский Бронислав Избранное: Динамика культуры. - М., 2004. - С. 291
-292.
105

предков, что первобытная онтология имеет «платоновскую
структуру» (соответствие чувственных объектов абсолютным
идеям), что индийская техника самоуглубления соответствует
тем же принципам»226.
В мифе раскрывается первобытная онтологическая
концепция, утверждает Элиаде: «Предмет или действие
становятся реальными лишь в той мере, в какой они имитируют
или повторяют архетип»227.
Он осмысляет ее с помощью идеи о «вечном
возвращении» - представлении о цикличности всего происходящего,
так как ментальность архаического человека заключается в
цикличности времени и жизни: «Вера в круговорот времени,
в вечное возвращение, в периодическое исчезновение мира и
человечества, за которым следует появление нового мира и
нового, возрожденного человечества, все эти верования
свидетельствуют, прежде всего, о желании обновлять время от
времени, прошлое, историю, и о вере в такую возможность.
Цикл, о котором идет речь, - это, по сути, Великий Год -
весьма распространенное понятие в греко-восточной
терминологической системе. Открывает Великий Год сотворение
мира, а завершает хаос, полное слияние всех стихий»228.
Таким образом, «каждый год архаический человек участвует
в «повторении» космогонии, особо созидательного акта»229.
Миф о вечном возвращении - это стремление периодически
возвращаться к мифологическому первоначалу, к Великому
Времени. Главным здесь считается повторение архетипов и
периодическое возрождение времени. «Интерес к
необратимости и новизне истории - недавнее открытие в жизни
человечества, - пишет Мирча Элиаде. - Напротив, архаическое
Мелетинский Е. Поэтика мифа. С. 72 - 73.
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 45.
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 370.
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 121.
106

человечество защищалось, как могло, от всего, что есть в
истории нового и необратимого»230. Элиаде полагал:
«Первобытный человек, придавая времени циклический характер,
аннулирует его необратимость. В конечном счете, во всех
обрядах и позициях мы распознаем стремление обесценить
время»231.
Здесь он вводит определение понятия миф. «Миф
излагает сакральную историю, повествует о событии,
произошедшем в достопамятные времена начала всех начал.
Персонажи мифа - существа сверхъестественные, они действуют
в легендарные времена»232. Главный миф у Элиаде - миф о
происхождении, остальные мифы, даже эсхатологический,
вытекают из него. Самое существенное решается либо при
сотворении мира, либо в мифическую эпоху, когда
происходили «деяния богов». Мифология - это божественная
история, которая оказывает непосредственное влияние на
человеческую судьбу, например, в ритуалах, связанных со
смертью и возрождением растительного мира.
Затем во время зарождения греческой и индийской
философии наступает демистификация привычных мифологических
построений. После нее греческая и индийская мифологии не
были уже для мыслящей элиты тем, чем они были для
предшествующих поколений. «Периодическое освящение
космического времени становится в этом случае бесполезным и ничего
не значащим. Невозможно более достичь богов через
космические ритмы. Религиозное значение повторения образцовых
актов теряется. А повторение, лишенное религиозного
содержания, с необходимостью ведет к пессимистическому взгляду
на существование. Если цикличное время не доносит более
первичных событий, если оно не обнаруживает таинственного
230 Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 54.
231 Там же С. 80, 77.
232 Элиаде М. Аспекты мифа. С. 33-34.
107

присутствия богов, если оно десакрализовано, оно начинает
наводить ужас, так как предстает в виде вечно
вращающегося вокруг своей оси и бесконечно повторяющегося круга»233.
Например, в Индии «религиозная и философская элиты
чувствовали безысходность перед бесконечно повторяющимся
цикличным временем, так как это вечное возвращение
предполагало для индийских мыслителей вечный возврат к
существованию благодаря карме, универсальному закону
причинности. С другой стороны, время уподоблялось космической
иллюзии (майя), а вечный возврат к жизни означал бесконечное
продление страданий и угнетений»234. Но нельзя сказать, что
здесь не используется идея вечного возвращения. Только
теперь возвращение к истокам достигается не с помощью
ритуала, а усилием мысли. Человеческая мысль стремилась понять
тайну возникновения бытия. Поэтому М. Элиаде считает, что
первые философские построения произошли из мифологии.
Элиаде пишет: «В доктрине Платона о памяти безличной
реальности наиболее удивительным мы находим продолжение
архаической мысли. Расстояние между Платоном и
примитивным миром слишком очевидно, чтобы описать его словами; но
это расстояние не подразумевает разрыва в их
преемственности. В этой доктрине Платона о идеях греческая философия
обновила и переоценила архаический и универсальный миф о
сказочном плероматическом illud tempus, о котором человек
должен помнить, если хочет узнать истину и принять участие в
бытии. Примитивный человек, также как и Платон в своей
теории анамнеза, не придает значения «личным» воспоминаниям:
для него имеет значение лишь миф, типичная история»235.
Демифологизация богов классической религии привела к
религиозному вакууму в Средиземноморье, в котором заняло место
233 Элиаде М. Священное и мирское. С. 303.
234 Там же. С. 304.
235 Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С.56 - 57.
108

христианство. Элиаде пишет следующее: «Город, государство,
империя, престиж греко-римской культуры являли собой
великолепное и внушительное здание. Но с точки зрения живой
религии все это было шатким, готовым рухнуть от
столкновения с подлинным религиозным опытом»236.
Христианство, с точки зрения Элиаде, также приемлет в
себя парадигму мифа о вечном возвращении. Прежде всего,
акценты переносятся им с космических на этические. «В
христианстве Царство Божие уже «среди» верующих и поэтому
время оно вечно актуально и доступно для каждого в любой
момент путем покаяния. Периодическое возрождение мира
принимает в христианстве форму возрождения человеческой
личности. Но для тех, кто участвует в этом вечном «ныне»
Царства Божия история кончается столь, же решительно,
как и для человека архаических культур, который ее
периодически отменял»237. Также оно сохраняет и особое
литургическое время, то есть периодическое восстановление
истоков, начала. «Христианский литургический год основан на
периодическом и реальном повторении Рождества, Страстей,
смерти и Воскресения Иисуса, со всем, что влечет за собой
эта мистическая драма для христианина, то есть с личным и
космическим возрождением через конкретную реактуализа-
цию рождения, смерти и воскресения Спасителя»238. Можно
сказать, что христианство существует в двух измерениях.
С одной стороны, в линейном времени истории, с другой, в
литургическом времени вечного возвращения. «Религиозный
опыт христианина основывается на подражании Христу как
образцу, на литургическом повторении жизни, смерти,
воскрешения Господа и на одновременности жизни христианина
и того времени, которое начинается с рождения в Вифлееме
Элиаде М. Аспекты мифа. С. 174.
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С. 104.
Там же. С. 104.
109

и временно завершается Вознесением»239. Таким образом,
можно сказать, что «этим фактом христианство
представляет собой уникальное религиозное явление, приемля в себя и
уникальность истории, и литургическое приобщение к
времени начала».240
Символы являются образцовыми моделями не только для
мифов, но и для ритуалов. Если в мифе даны эти модели, то
в ритуалах необходимо им следовать. Можно сказать, что
«основа ритуала - симпатия, подобное вызывает подобное»241.
Элиаде пишет, что «смысл ритуала всегда таков: согласовать
личность с коллективным, с организованной жизнью и, в
конечном счете, - с живым Космосом. Все человеческие
действия, даже самые обыденные (ходьба, дыхание, еда, любовь
и т. д.), обращаются в ритуал, т. е. в орудие деиндивидуализа-
ции и солидаризации с нормами. Человек более не одинок в
таком традиционном обществе, ибо все, что им совершается,
имеет экуменическую значимость, и эта значимость доступна
всему сообществу»242.
Среди ритуалов М. Элиаде особо выделяет инициации.
«Обычно под инициацией понимают совокупность обрядов
и устных наставлений, цель которых - радикальное
изменение религиозного и социального статуса посвящаемого,
утверждает он в своей книге «Тайные общества: Обряды
инициации и посвящения». - В терминах философских
посвящение равнозначно онтологическому изменению
экзистенциального состояния. К концу испытаний неофит
обретает совершенно другое существование, чем до посвя-
239 Элиаде М. Аспекты мифа. С. 182.
240 Варлаам (Горохов), иеромонах. Миф о вечном возвращении, как
парадигма религиозного сознания в религиоведческой методологии Мирчи
Элиаде // Диалог культур и цивилизаций. Тезисы VII Всероссийской
научной конференции молодых историков. - Тобольск, 2006. - С. 43.
241 Апинян Т.А. Мифология: теория и событие. - СПб., 2005. - С. 83.
242 Элиаде М. Азиатская алхимия. Сборник эссе. - М., 1998. - С. 99.
ПО

щения: он становится другим»243. Элиаде разделяет
инициации или посвящения на три категории. Ученый пишет
следующее: «История религии различает три большие
категории - или типа - посвящения. Первый включает
коллективные обряды, знаменующие переход от детства или
юношества к взрослому возрасту и обязательные для всех
членов общества. Вторая категория посвящений включает
все виды обрядов вступления в тайное общество, в союз
(Bund) или братство. Эти тайные общества предназначены
для людей одного пола и очень ревниво охраняют свои
секреты. Наконец, третья категория посвящения
подтверждает мистическое призвание, которое на уровне первобытных
религий представляет собой призвание колдуна - знахаря
и шамана»244.
Далее необходимо сказать, как Элиаде ищет и
анализирует посвящения в различных религиозных традициях мира.
Так, он находит близость индийского мистического учения
йоги и инициации в автохтонных религиях: «Внешний аспект
практической йоги напоминает поведение неофита во время
посвящения: так йог покидает общество людей, удаляется в
уединение, подвергает себя аскезе, иногда слишком строгой,
и следует устным наставлениям учителя, преимущественно
тайным, передаваемым «от рта к уху», как выражаются
индусские тексты»245. Такая близость между религиозным
поведением существует и в мистериях. Элиаде пишет: «То, что
подобные элементы древней религии можно обнаружить в
самом центре греческих и греко-восточных мистерий,
доказывает не только их необычайную живучесть, но и их
важность для религиозной жизни человечества. Несомненно,
речь идет о религиозном опыте, одновременно, и древнем, и
243 Элиаде М. Тайные общества: Обряды инициации и посвящения. -
М, 2002.-С. 12-13.
244 Там же. С. 25 - 26.
245 Там же. С. 272.
111

ставшим моделью. Для целей нашего исследования особый
интерес представляет то, что в основе опыта, полученного в
обрядах, имевших место как в греко-восточном, так и в
первобытном мире, лежит посвящение, то есть духовное
преобразование неофита»246.
Примеры инициации Элиаде видит и в христианстве,
главным образом, в крещении. Также примерами
инициации в христианстве ученый называет рукоположение в
священника и таинство Евхаристии. «Различные направления
в христианстве в той или иной мере сохраняют следы
таинства посвящения, говорит Элиаде. - Так крещение в
основе своей - один из обрядов посвящения; рукоположение
священника также представляет обряд инициации. Другой
культурный акт структуры посвящения - это евхаристия
(причастие), введенная Иисусом на Тайной Вечере. При
евхаристии христианин делит тело и кровь Господа.
Ритуальные пиршества часто присутствуют в мистериях. Но
исторических предшественников Тайной Вечери не следует
искать так далеко. Тексты Кумрана показали нам, что ессеи
рассматривали совместную трапезу как предшественницу
Мессианского пиршества»247. Следует отметить, что
Элиаде, главным образом, ставит перед собой герменевтическую
цель - проанализировать поведение религиозного человека
и не просто познакомить с ним современных людей в
качестве теории, а сделать его понятным для них. Элиаде
доказывает, что «в общих чертах цель историка религии состоит
в том, чтобы проникнуть в экзистенциальную ситуацию,
принимаемую религиозным человеком в испытании
посвящения, и сделать этот изначальный религиозный опыт
понятным нашим современникам»248. Это вытекает, с одной
246 Там же. С. 284 - 285.
247 Элиаде М. Тайные общества: Обряды инициации и посвящения. С.
11,294.
218 Там же. С. 24.
112

стороны, из его философии религии, а с другой, из
феноменологического метода герменевтики. Можно полагать, что
различные аспекты и шаги в посвящениях, как и вообще в
ритуалах определяются той же целью следования образцам
или архетипам, как и мифы.
113

IV. ИСТОРИЯ РЕЛИГИЙ
КАК ИСТОРИЯ РЕЛИГИОЗНЫХ ИДЕЙ
История религий представляет у М. Элиаде анализ ряда
религиозных феноменов: иерофаний и символов, через,
которые Сакральное проявляет Себя в мире.
IV.I. Идея космической религиозности
Элиаде останавливается на том факте, что для
первобытного и архаического человека через природу
открывалась реальность Сакрального. Он говорит, что «для
первобытного человека природа не просто «естественна», она
в то же время и сверхъестественна, то есть является и
проявлением священных сил, и шифром трансцендентной
реальности»249. Здесь нужно сказать о естественном
богопознании, о том, что «невидимое Его, вечная сила Его и
Божество, от создания мира через рассматривание творений
видимы» (Рим. 1, 20).
Раскрывая религиозную природу прамонотеизма, М.
Элиаде также делает акцент на естественном богопознании
первобытного человека: «Очевидно, - поясняет он, - что
Небо есть воплощение трансцендентности, мощи и
святости. Простое созерцание небесного свода уже дает
первобытному разуму религиозный опыт. Это вовсе не
подразумевает поклонение небу как части природы. Небесный свод
Элиаде М. Тайные общества: Обряды инициации и посвящения. С. 20-21.
114

- нечто, далее всего отстоящее от ничтожного человека и
его крошечного срока жизни. Символизм его
трансцендентности проистекает уже из одного осознания его
бесконечной высоты»250.
Мы уже говорили, что М. Элиаде осмысляет проблему
Высшего Существа автохтонных религий в тесной связи с
точкой зрения двух других европейских религиоведов: В.
Шмидта и Р. Петтацони. Первобытная религия, как полагал
В. Шмидт, нигде не сохранилась в первозданном виде.
«Остается делом трудоемкого исследования постепенно снова
составлять картину этой религии из многих фрагментов»251,
писал он.
Шмидт считал, что возможно реконструировать
первоначальную религию на основе исследований религиозности
наиболее архаических народов: племен юго-восточной
Австралии, пигмеев, некоторых народов севера Азии и
Америки. Он и предпринял такую попытку в своем 12-ти томном
труде «Происхождение идеи Бога».
Элиаде использовал идеи Шмидта в своей полемике с
религиоведческим редукционизмом. Как и Шмидт, Элиаде
полагал, что «не вызывает никаких сомнений, практически
универсальное верование в Небесное Божественное
Существо, Которое сотворило мир и которое обеспечивает
плодородность земли, посылая на нее дождь. Это Существо
наделено даром безграничного предвидения и мудрости. Оно
установило моральные законы»252.
Затем ученый проводит обширный исторический обзор
религий древних народов и цивилизаций,
свидетельствующий об изначальности монотеизма для всего человечества
на заре его истории: «Шумерский термин (Месопотамия)
2,0 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 50.
2nl Schmidt W., Dr. P. Ursprung und Werden der Religion. Theorien und
Tatsachen. - Münster, 1930. - S. 280.
2:ä Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 50.
115

для обозначения божества - дингир на самой ранней
стадии обозначал небесную эпифанию: «светлый, сияющий»
(дингир переводилось на аккадский язык как эллу -
«светлый, сияющий»). Идеограмма, употреблявшаяся для слова
«божество» (произносилась дингир) использовалась и для
слова «небо» (в том случае она произносилась ана, ану
«высокий, высшая сущность»). В законах Хаммурапи к нему
обращаются как к «Царю Ануннаки», а обычные его титулы
таковы: ил шаме («Бог Неба»), аб шаме («Небесный Отец»),
шар шаме («Небесный Царь»). Будучи шумерского
происхождения, Ану тем не менее стал Верховным Богом у
вавилонян... Дьяус (санскр. Duaus - «Небо») общее слово для
обозначения Высшего Бога всех арийских племен. В «Ведах»
до нас дошло обращение «Небу-Отцу», к «Всезнающему
Небу»... В древних китайских текстах Бог имеет два имени:
Тянь («Небо» и «Бог Неба») и Шан-ди («Владыка-вышина»,
«Владыка в вышине»). Небо следит за космическим
порядком, предстает как всевидящая и законотворческая власть...
Вера в Верховное Небесное Существо обнаруживается в
наиболее архаичных из нынешних первобытных обществ (у
пигмеев, австралийцев, огнеземельцев и т.д.)...Анализ
различных стадий австралийской религии ясно показывает, что
на самой первой ее стадии Небесное Божество занимало
центральную позицию в религиозной жизни»253.
Подобно Хауитту, Э. Лэнгу и В. Шмидту, Элиаде так же
непосредственно касается австралийской темы в своей
книге «Религии Австралии». Он пишет: «Нет сомнения в том,
что представление о небесном высшем существе является
частью самых древних и подлинных верований аборигенов
юго-восточной Австралии. Эти верования были
зафиксированы еще до появления христианских миссий. Более того,
253 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 72-75, 71,
64-65.
116

как мы отмечали, имена, мифы и ритуалы, связанные с
высшими существами, абсолютно секретны, их открывают
исключительно посвященным. Если заподозрить, что высшее
существо - плод просто миссионерской пропаганды, может
возникнуть вопрос, почему он почти не известен женщинам
и почему он стал в центре тех религиозных и социальных
традиций, которые принадлежат мифическому прошлому»254.
Взгляд Элиаде на изначальность прамонотеизма разделяет
также А.Б. Зубов, который в своих работах стремится
обосновать тезис о монотеизме египетской религии255.
Давайте здесь вернемся к рассмотрению точки зрения
В. Шмидта. Что касается проблемы происхождения
представлений о Высшем Существе то, с одной стороны, Шмидт
разделял взгляд вышеупомянутого Э. Лэнга, что идея
Высшего Существа явилась следствием присущей человеку
интеллектуальной потребности в осознании происхождения
и причины вещей. С другой, он допускал божественный
ответ на человеческие поиски в виде откровения. Как пишет
российский этнолог Г.Е. Марков в своей работе «Немецкая
этнология»: «Согласно учению Шмидта, в истории религии
могут быть выделены 3 этапа, причем независимые один от
другого и не являющиеся следствием эволюционного
развития чего-то исходного. Каждый из этих этапов возникал, по
Шмидту, как результат Божественного откровения. На заре
человеческой истории - в виде первобытного монотеизма,
далее - как иудаизм и, наконец, - как христианство. При
этом первобытные религии были подвержены «обратной
эволюции»»256.
254 Элиаде М. Религии Австралии. - СПб., Университетская книга, 1998.
- С. 32-33.
2о5 Зубов А.Б. Монотеизм или политеизм - вновь к представлениям
о Боге в Древнем Египте. - Режим доступа: http: //www.mpda.ru/ru/
biblio/articles/index.php?id=288
256 Марков Г.Е. Немецкая этнология. - М., 2004. - С. 125.
117

M. Элиаде также пишет о том, что «ни в одной из
первобытных религий мы не найдем Верховного Небесного Существа,
Которое бы играло ведущую роль в религии. У австралийцев
доминирующей формой религии является тотемизм. В
Индонезии Верховное Небесное Божество либо слилось с богом
солнца, либо было заменено им. У большинства африканских
племен наблюдается, что Великий Бог Неба, Верховное
Существо, Всемогущий Творец играет крайне незначительную роль
в религиозной жизни племени: Вачагга, большое бантусское
племя, живущее у Килиманджаро, почитают Руву-Творца,
доброго Бога, Хранителя нравственного закона. Он играет
большую роль в мифах и легендах, в религии очень ограниченную.
Он настолько хорош и добр, что люди могут Его не бояться:
все их страхи сконцентрированы на мире умерших. Лишь в
тех случаях, когда молитвы и жертвоприношения духам
остаются без ответа, они приносят жертвы Руве. А племя фанг,
живущее в долинах Экваториальной Африки, выражает свою
философию религии в такой песне: «Нзаме (Бог) - вверху,
человек - внизу. Бог есть Бог, человек есть человек. Каждый - у
себя дома, каждый - в своем жилище»»257.
Анализируя историю древних народов и цивилизаций,
мы можем наблюдать тоже самое. «Ану - по крайней мере,
в исторический период - представляется несколько
абстрактным Богом. Его культ не был широко распространен;
его редко называют в религиозных текстах, а имя его не
фигурирует в списках божественных имен. Он не является
богом-творцом в отличие от Мардука. До сих пор не
найдено ни одной статуи Ану, и это, по-видимому, подтверждает
тот факт, что он никогда не оказывал активного влияния на
вавилонскую религиозную жизнь в исторический период.
Судьба Урана в Греции также свидетельствует о том, что
небесные божества постепенно изгонялись из религиозной
>7 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 60-61, 59.
118

жизни и деятельности и, в конце концов, уходили в
забвение. Его место было занято Зевсом. Значение титулов Зевса
вполне ясно: все они в той или иной степени
свидетельствуют о его связи с грозой, дождем и плодородием»258.
Осмысляя переход архаического сознания от прамоноте-
изма к политеизму, Элиаде останавливается на проблеме
соотношения духовного и материального, на некоем упоении
первобытного человека, как и современного, одними
земными ценностями и перспективами. Элиаде замечает: «Один
из главных факторов принижения Бога в глазах человека,
это все возрастающее значение жизненных ценностей и
жизни как таковой в менталитете человека практики. Люди
вспоминают о небе и о Верховном Божестве, лишь, когда
им непосредственно угрожает опасность с Неба; в
остальное время их набожность уходит в повседневные нужды, а
религиозные действа и поклонение направлены на те силы,
которые этими нуждами «владеют»»259.
Однако М. Элиаде отнюдь не во всем соглашается с
точкой зрения В. Шмидта на генезис Высших Существ.
Относительно теории прамонотеизма он более осторожен в
выводах, чем В. Шмидт. «Вера в высшие Существа характерна
для самых древних культур, но в этих последних мы находим
другие религиозные элементы; это заставляет нас думать,
что при данном состоянии наших знаний о самом отдаленном
прошлом, самое надежное - исходить из гипотезы, будто
религиозная жизнь с самого начала была достаточно сложной
и, что «возвышенные» концепции сосуществовали здесь с
более «низменными» формами культа и верования»260.
В своем труде «Мифы, сновидения, мистерии» Элиаде
говорит: «Схема, предложенная историко-культурной школой,
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 73, 82, 84.
Там же. С. 130,60.
Элиаде М. Ностальгия по истокам. С. 46 - 47.
119

нуждается в коррекции и модификации. Мы, скорее,
должны говорить о тенденциях, а не об исторических реалиях.
Мы больше не можем сомневаться в существовании
верховного Существа, но следует добавить, что это первобытный
монотеизм, понимаемый на уровне умственного развития
архаического человека, а не в рамках теизма
восемнадцатого столетия. А это означает, что для символического
мышления - единственного типа мышления, которое является
жизненно важным и созидательным на этой архаической стадии
человечества - Высшее Существо может вполне выступать
в форме Животного и при этом совсем не терять своей
небесной божественности. Наряду с верой в такое Высшее
Существо имели место также и другие религиозные верования.
То есть, насколько мы можем судить по имеющимся данным,
в то время еще не было «чистой религии», а лишь тенденция
некоторой формы религии стать предоминирующей»261.
В этом отношении примечательно, что «магия достигает
преобладающего значения (над религией - добавлено мной
А.Г.), - согласно Элиаде, - в более развитых обществах.
Магическая практика весьма слабо развита у
австралийских курнаи и огнеземельцев; в некоторых эскимосских и
корякских сообществах магия распространена меньше, чем
у их соседей айнов и самодиицев, которые превосходят их в
культурном и иных отношениях... Магия - хотя она
встречается почти повсюду - существует не иначе как вместе с
религией»262.
Как уже говорилось в работе, другим крупнейшим
религиоведом, который пытался дать оценку проблеме генезиса
идеи Высшего Существа был Рафаэль Петтацони. Он
считал, что общая для всех верований идея Высшего Существа
сформировалась на основе фундаментальных экзистен-
*' Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 204-205.
>2 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 37.
120

циальных потребностей человека. Так, Петтацони пишет:
«В представления о Высшем существе всегда привносятся
смыслы, жизненно важные для человеческого
существования. Небесный Отец есть Высшее Существо типичных
кочевников, которые живут благодаря своим стадам, а те,
в свою очередь, зависят от влаги, пролитой с неба на
пастбища. Мать Земля есть Высшее Существо типичных
земледельцев, кормящихся плодами земли. В более отдаленные
времена, предшествовавшие земледелию и скотоводству,
Высшее Существо было Владыкой животных. От этого
Владыки зависел исход охоты. Следовательно, представления о
Высшем существе развились не столько из
интеллектуальных потребностей, сколько из озабоченности условиями
существования»263.
При решении вопроса о происхождении идеи
Высшего существа Р. Петтацони опирается на свой историко-
феноменологический метод. Ученый считает, что
«экзистенциальная озабоченность является общим корнем структуры
Высшего Существа, но эта структура исторически
облекалась в различные формы: Владыки животных, Матери
Земли, Небесного Отца. Все эти структуры имеют глубокие
связи с разными культурными реальностями, которые
обуславливали их и в которых то или иное Высшее Существо
находило свое выражение»264.
По мнению Элиаде, религия также не является чем-то,
открываемым посредством «логического поиска причины»,
как полагал В. Шмидт. Об этом писали и ученики В.
Шмидта, например, Пауль Шебеста - католический священник,
этнолог и исследователь религий первобытных народов.
«Мы соглашаемся, что В. Шмидт слишком сильно выдвинул
263 Петтацони Р. Высшее Существо: феноменологическая структура и
историческое развитие // Религиоведение № 1, 2002. - С. 153.
264 Там же. С. 153.
121

на передний план причинно-логичное мышление и слишком
пренебрег, нерациональным моментом в религии»265.
Элиаде считает, что человек посредством своей встречи с
Сакральным спасается от своего экзистенциального кризиса.
Это верно и в отношении поведения человека к Высшим
Существам. В этом он во многом сходится во взглядах с Р. Пет-
тацони. Прамонотеизм М. Элиаде, в противовес логически-
причинному прамонотеизму Э. Лэнга и В. Шмидта, можно
условно назвать созерцательно-экзистенциальным.
Можно сказать, что «хотя мнения этих ученых в
большей мере гипотетичны, но могут рассматриваться как
важный вклад в философское освещение религии, так как их
точка зрения исходит из непосредственных жизненных
установок религиозного человека, именно, из религиозного
переживания»266.
Думается, что можно сгладить даже кажущиеся
противоречия между ними в оценке генезиса Высшего Существа.
Поскольку разум архаического человека вновь открывал,
через логический поиск причины сущего, позабытого
Творца, а его экзистенциальные потребности не давали угаснуть
религиозным переживаниям связи с Ним, в сердце.
М. Элиаде, как мы уже упоминали, говорит обо все
возрастающем значении жизненных ценностей и жизни как
таковой в менталитете человека практики. В этом он видит
начало модификации первобытной религии. Ученый пишет:
«Можно сказать, что мы наблюдаем за постепенным
понижением сакрального до уровня конкретного, когда жизнь
человека и окружающая среда приобретают все больше и
265 Ursprung der Religion. Ergebnisse der vorgeschichtlichen und
völerkundlichen Forschungen. - Herausgegeben von Paul Schebesta. - Berlin,
1961.-S. 191.
266 Варлаам (Горохов), иеромонах. Проблема генезиса Высшего
Существа древних автохтонных религий в европейском религиоведении XX века
/7 Диалог культур и цивилизаций. Материалы VIII Всероссийской научной
конференции молодых историков. В 2 ч: ч. 1. - Тобольск, 2007. - С. 87.
122

больше оттенков сакральности. Вера в мана, анимизм,
тотемизм, почитание духов умерших и местных божеств и
многое другое ставят человека в принципиально иное
положение, нежели вера в Верховное небесное существо.
Меняется сама структура религиозного опыта: какой-нибудь
Дарамулун или Тирава (верховный небесный Бог, —
добавлено мной А. Г.), например, познается человеком
весьма отличным образом от тотемов или духов умерших»267.
Интересно сравнить точку Элиаде на видоизменение
первобытной религии с мнением Владимира Сергеевича
Соловьева, которое он выразил в своей работе
«Мифологический процесс в древнем язычестве». B.C. Соловьев пишет,
что «когда, по причине, действительность которой
явствует из ее последствий, но которая сама лежит за пределами
эмпирического сознания,268 чистый первобытный
монотеизм стал невозможным для человека и явилась
необходимость внешнего проявления духовного единого божества,
то эта необходимость поставила рядом с ним независимое
от него материальное начало природы в образе женского
божества, обусловив этим многобожие и весь
мифологический процесс, состоящий в постепенном взаимном
определении указанных двух начал, все более и более друг друга
проникающих»269. Как мы видим, этот взгляд заключается в
том, что «недоступное внутренне, божество становится
познаваемым только в своем внешнем действии или
проявлении - в видимом мире»270. Это, в общих чертах, совпадает с
267 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 62.
268 Сам В. Соловьев при определении этой причины опирается на
точку зрения немецкого ученого филолога, переводчика Вед и религиоведа
М. Мюллера. Последний указывает на сознание греха (нем. das Schuldbe-
wusstsein), как причину, отчуждающую от Божества, она есть характерная
черта в религии Вед.
269 Соловьев B.C. Мифологический процесс в древнем язычестве //
Соловьев B.C. Собрание сочинений. Т. 1. - Брюссель, 1966. - С. 24-25.
270 Там же. С. 10.
123

точкой зрения и В. Шмидта, и М. Элиаде на модификацию
первоначальной религии.
В свою очередь, и Шмидт, и Элиаде указывают на
изменения в материальной жизни и культуре как подоснову
религиозных изменений. Оба считают такой причиной
возникновение земледелия. Так, Шмидт выделяет «материнско-
правовых земледельцев» - третий тип, так называемых
«продвинутых культур»»271.
М. Элиаде также полагает, что в результате
возникновения земледелия и соответствующей ментальности, Боги
неба повсюду заменяются богами плодородия. Элиаде
пишет: «Бог грозы динамичен и силен, вокруг него
разрастаются мифы, его культ становится пугающе огромным; но
он более не Творец Вселенной и человека, он не всеведущ,
иногда он лишь супруг великой богини»272. С
возникновением земледелия Элиаде связывает и появление человеческих
жертвоприношений. Он связывает их со страхом
первобытного человека, который заключается в возможном
исчезновении природных объектов: солнца, луны, растений. Так
как, «космогонический миф включает в себя ритуальную
(т.е. насильственную) смерть изначального великана, из
тела которого были сотворены миры и выросли растения,
- рассуждает Элиаде, - то принесение в жертву людей
ставит своей целью «воспроизвести» акт творения, впервые
давший жизнь зерну»273.
Другим аспектом материальной жизни, повлиявшим на
изменение жизни религиозной, по мысли Элиаде, было
возникновение металлургии. Об этом он пишет в своем труде
«Азиатская алхимия». Элиаде считает, что «металлургия,
возникшая позже, чем земледелие и гончарное ремесло,
271 Используется перевод терминологии В. Шмидта в труде Г.Е. Маркова
«Немецкая этнология».
272 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С.112.
273 Там же. С. 318-319.
124

вписывается в тот духовный универсум, в котором
небесный бог, еще сохранявшийся на этнологической фазе
собирательства и охоты, окончательно вытесняется могучим
богом-оплодотворителем, носителем мужского начала,
супругом Великой Земной Матери. Известно, что на этом
религиозном уровне идея творения, совершаемого Верховным
небесным Существом, отошла в тень, уступив место идее
творения через иерогамию и кровавое жертвоприношение;
можно даже выделить переход понятия «творение» в
понятие «зачатие». Это одна из причин того, что в
металлургической мифологии встречаются мотивы ритуального брака и
кровавого жертвоприношения»274.
В металлургии, как и в земледелии, полагает Элиаде,
главной фигурой выступает жертва, новое творение
осуществляется, именно, через нее. Он пишет: «Важно
правильно понять «новизну», выраженную идеей, что творение
происходит через жертвоприношение или
самопожертвование. Предшествующие мифологии знали,
преимущественно, тот тип творения, при котором бог «формует» некую
первоначальную субстанцию. Объявление кровавого
жертвоприношения условием акта творения - как космогонии,
так и антропогонии, - с одной стороны, укрепляет
гомологическую связь между человеком и Космосом (поскольку
Универсум также ведет свое происхождение от некоего
первогиганта, макрантропа), но главное - вводит идею, что
жизнь может зародиться лишь от другой жизни, которую
приносят в жертву»275.
Далее в таком мировоззрении космос и человек
становятся все более детерминированными, обусловленными
магической причинностью: «В подобного рода Космосе,
окруженном все той же магической силой, вмещающем одни и те
271 Элиаде М. Азиатская алхимия. С. 153.
275 Там же. С. 153-154.
125

же формы, которые встречаются на всех уровнях
существования, болезни не могут иметь иной причины, кроме магии.
То ли на организм повлиял какой-то посторонний агент
(демон, колдовство), то ли человек оказался в контакте с какой-
либо пагубной заколдованной областью (коснулся нечистого
предмета, преступил правила ритуала, вобрал нечто,
обладающее иной структурой, чем его собственное тело), либо
же просто-напросто его заставляет страдать его «судьба»
(астральная, но и органическая), ввергая в «ад» (боль,
подсознательное чувство дисгармонии). Какой бы ни оказалась
«историческая причина» болезни, ее «первопричина» всегда
магического порядка: в силу воздействия неких
несоответственных сил нарушилась гармония»276. На страницах своих
трудов М. Элиаде подробно излагает главные составляющие
этого мировоззрения - политеистические мифы,
комплексы, стереотипы сознания, и в этом заключается важная
черта, придающая ценность его работам.
IV.II. Анализ исторических религий
К историческим религиям Элиаде относил яхвизм
(впоследствии иудаизм), христианство и ислам. Элиаде пишет:
«Религиозный гений Израиля преобразовал отношения Бога
с богоизбранным народом в «священную историю»
неведомого до той поры типа. Начиная с известного момента, эта
«священная история», внешне представляющаяся
исключительно «национальной», становится образцовой моделью
для всего человечества»277.
Вопрос пробуждения исторического сознания в
человечестве библейским миропониманием освещался нами выше
и поэтому мы не будем останавливаться на нем здесь. Элиа-
ъ Элиаде М. Азиатская алхимия. С. 121.
п Элиаде М. История веры и религиозных идей. В. 3 т. Т. 1. С. 160.
126

де связывает появление исторических религий с
монотеистической «революцией» семитского мира. «В этой борьбе,
- заключает ученый, - между Ваалом, с одной стороны, и
Яхве - с другой, в поле зрения человека вновь были
привнесены небесные ценности, противостоящие земным (деньгам,
плодородию, власти), равно как и критерий качества
(взращивание внутри себя веры, молитвы и любви),
противостоящий критерию количества (физическому акту
жертвоприношения, всезначимости ритуальных жестов)»278.
Образ Яхве кардинально отличается от богов плодородия
и даже во многом превосходит по своим качествам образы
Высших существ космических религий. «На протяжении
всей религиозной истории Израиля Яхве представляется в
виде Бога Неба, всемогущего Творца, абсолютного
Владыки и «Господа Воинства», опоры царей из династии Давида,
создателя всех норм и законов, которые делают
возможным существование жизни на Земле. Господь - истинный
и единственный Хозяин космоса. Он может все сотворить
и все уничтожить. Его власть абсолютна, поэтому Его
свобода действий безгранична. Яхве действительно поставил
«завет» с народом, но Его верховное владычество означает,
что Он способен в любой момент его расторгнуть. То, что Он
не поступил таким образом, проистекает не из факта
установления «завета» (ибо ничто не может «связать» Бога), а
из факта Его бесконечной доброты»279. Однако надо сказать,
что «библейский монотеизм, при всей своей историчности,
не является чем-то изначально чуждым для человеческого
сознания, он, наоборот, оживил интуитивный прамоноте-
изм древнего человека»280.
278 Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 112.
279 Там же. С. 99-100.
280 Варлаам (Горохов), иеромонах. Концепция первобытного
монотеизма в религиоведческих исследованиях Мирчи Элиаде // Диалог культур
127

Далее, заметим, что материальной подосновой этой
монотеистической революции была пастушеская культура
древних евреев. Элиаде говорит, что «вполне возможно
сравнение религиозной практики патриархов с архаическими
пастушескими культурами, в первую очередь, с культурами
арабов доисламского периода»281. Говоря о борьбе
израильских пророков с ханаанским влиянием, Элиаде вновь
касается пастушеского образа жизни древних евреев: «Прежде
всего, нас поражает в пророках их критическое отношение к
культу и та ярость, с какой они обрушиваются на синкретизм,
на ханаанское влияние, именуемое ими «блудом». Но этот
«блуд», вызывающий у них такой гнев, есть одна из самых
распространенных форм космической религии. В
космических религиях, характерных для земледельческих народов,
сохранялась простейшая диалектика сакрального, в
особенности, вера в то, что божественное воплощается или
проявляется в космических объектах и ритмах. С самого прихода
израильтян в Палестину приверженцы Яхве клеймили эту
веру, как наихудшую из возможных форм идолопоклонства.
Никогда еще космическая религиозность не осуждалась
столь яростно. В конце концов, пророкам удалось
освободить природу от любого божественного присутствия. Целые
категории предметов из мира природы: возвышенности,
камни, деревья, некоторые злаки и цветы - будут объявлены
нечистыми, потому что их осквернило поклонение ханаанским
божествам плодородия. По-настоящему чиста и свята лишь
пустыня, потому что только там Израиль оставался верным
своему Богу»282. Взгляд Элиаде на пастухов, как хранителей
первобытного монотеизма, при сопоставлении, оказывается
довольно близким в этом вопросе к точке зрения В. Шмидта,
и цивилизаций. Тезисы V Всероссийской научной конференции молодых
историков. - Тобольск, 2004. - С. 66.
281 Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т.1. С. 162.
282 Там же. С. 322.
128

который считал, что «кочевые народы, обладавшие
наибольшей чистотой религии, морали и нравов, и передвигавшиеся
сквозь время и пространство со своим богатством -
стадами, соединили земледельческие материнско-правовые
народы с тотемистическими обитателями городов в великие
государства. Во главе этих государств стояла, вышедшая из
среды скотоводов, аристократия. В этих городах они ввели
по началу свою, более высокую религию и чистые нравы.
Примеры этому Шмидт усматривал во вторгшихся в Индию
ариях, в Китай — алтайских тюрках, в семитах и хамитах,
завоевавших Вавилонию, Ассирию, Египет»283. Хотя Шмидт
и не касается евреев, он также подчеркивает, что у
пастушеских народов религия претерпела меньшую деградацию.
Элиаде считал, что образ Бога у древних евреев
претерпел, по крайней мере, три трансформации: Бог отца, Эль,
Яхве284. Эти идеи ученый озвучивает в первом томе
своего фундаментального труда «История веры и религиозных
идей». Так, Элиаде пишет: «Бог отца» был первоначально
богом ближайшего предка, которого признавали его
сыновья. Явившись предку, он установил с ним своеобразную
родственную связь. Это бог кочевников, связанный не с каким-то
определенным святилищем, а с группой людей, которых он
сопровождает и оберегает. Он открывается своим
приверженцам посредством обетов»285. Затем «проникая в Ханаан,
патриархи столкнулись с культом бога Эла, и «Бог-отец» по
истечении времени был отождествлен с ним. Это
уподобление позволяет предполагать, что между обоими типами
божеств существовало некое структурное сходство. Во всяком
случае, после своей идентификации с богом Элом, «Бог-отец»
283 Марков Г.Е. Немецкая этнология. С. 126.
284 Можно думать, что Элиаде заимствует эти идеи у протестантских
библеистов-гиперкритицистов, например, у него есть ссылка на труд A. Alt.
Der Gott der Väter. - Stuttg., 1929.
285 Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т.1. С. 161.
129

принимает космические масштабы, которые были не
свойственны ему, как семейному и племенному божеству. Это
первый исторически засвидетельствованный пример
синтеза, обогатившего наследие патриархов»286. Что касается
трактовки образа Яхве во взаимосвязи с вышеупомянутыми
образами, то Элиаде полагает, что «возможно, усмотреть некую
преемственность между «Богом отца» и тем Богом, что
явился Моисею. Подобно «Богу отца», Яхве не привязан к какому-
то определенному месту; кроме того, Он состоит в особых
отношениях с Моисеем как лидером определенной группы
людей»287. Здесь можно сопоставить точку зрения Элиаде с
взглядом дореволюционного русского библеиста епископа
Феофана (Быстрова) на употребление разных имен Божьих.
Епископ Феофан осмысляет данную проблему в своем труде
«Тетраграмма или Божественное Ветхозаветное Имя Яхве».
Он пишет следующее: «Основное историко-прагматическое
значение рассматриваемых нами имен состоит в том, что эти
имена в библейском словоупотреблении служат у священного
автора сигнатурами двух качественно различных сфер
общего божественного мироправления. Именно, тогда как Elohim
характеризует Бога в Его общепромыслительном отношении
к миру и человеку, Jahweh отмечает специально
домостроительное Его отношение к человеку»288. Свою точку зрения
епископ Феофан подтверждает многочисленными примерами
словоупотребления этих имен в еврейской Библии.
Что касается христианства, то выше мы рассматривали
его философское осмысление Элиаде. Здесь мы хотим
проанализировать отношение румынского ученого
непосредственно к вопросам истории христианства.
286 Там же. С. 162.
28/ Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 1. С. 168.
288 феофан (Быстрое), архиепископ. Тетраграмма, или Божественное
ветхозаветное имя YHWH. - Киев, 2004. - С. 256-257.
130

Одним из сложнейших вопросов истории христианства было
его отношение к языческим мистериям, из которых некоторые
критики христианства пытались вывести его происхождение.
М. Элиаде отвергал такой гиперкритический подход к
проблеме происхождения христианства. Так, Элиаде пишет:
«С конца XIX века до 30-х годов нашего столетия некоторые
ученые верили в возможность объяснить происхождение
христианства более или менее прямым влиянием греко-
восточных мистерий. Новейшие исследования не
подтвердили эти гипотезы. Напротив, возник вопрос, не связано ли
«возрождение» мистерий в первые века нашей эры с
подъемом христианства и не были ли древние ритуалы некоторых
мистерий интерпретированы в свете новых религиозных
ценностей, принесенных христианством»289.
Далее Элиаде рассматривает христианскую Евхаристию,
которую некоторые исследователи пытались объяснить
также мистериальным влиянием. Румынский ученый
отрицательно относится к такой постановке вопроса. Он
рассуждает следующим образом: «Морфологически Евхаристия
напоминает культовые агапы, практиковавшиеся в античном
Средиземноморье и, особенно, в «мистериальных» религиях.
Их целью было посвятить и, следовательно, спасти
участников данного ритуала через причащение божеству мисте-
риософской природы. Сходство с христианской Евхаристией
знаменательно: оно заключается в типичной для того
времени надежде на мистическое отождествление с божеством.
Некоторые исследователи пытались объяснить Евхаристию
влиянием сотериологических восточных религий, но такой
подход не имеет оснований. В той мере, в какой она
предполагала imitatio Christi, первохристианская общая трапеза
потенциально уже содержала в себе таинство»290. Здесь нужно
289 Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 292.
290 Элиаде М. История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 2. От Гаутамы
Будды до триумфа христианства. - М., 2002. - С. 289.
131

привести точку зрения известного русского религиозного
философа протоиерея В. Зеньковского, что «конфликт
магического и мистического начала в языческих мистериях остался
в них незавершенным: его разрешение было под силу только
христианству, которое насквозь мистично и совершенно
свободно от магизма. Различие же мистики и магии сводится к
признанию свободы в Божестве или же к ее отвержению и
ограничению: в магии само Божество, вообще «высший» мир
подчинен какой-то таинственной силе, которою и стремятся
овладеть посвященные, в то время как, мистическая жизнь
всецело определяется сознанием «неисповедимой воли Бога».
В языческих мистериях звучали все время оба мотива, но чем
духовнее, мистичнее становилась какая-либо мистерия, тем
сильнее было в ней и проявление магизма»291.
Среди дореволюционных русских ученых была
распространена точка зрения, которую, например, выражает Ф.Ф.
Зелинский, что «религия таинств поставила в центр
религиозного сознания вопрос о спасении человеческой души.
Уверенность в возможности этого спасения черпается из
«прототипического» подвига того божественного существа,
которое дало людям таинства; подвиг же этот
рассматривается, как подвиг любви, поборовшей смерть»292.
Элиаде объясняет использование христианством мисте-
риальной символики, а также античной философии целью
его выражения с помощью универсальных образов,
символов и языка. Он полагает, что «раннее христианство было
связано с конкретной историей, историей Израиля. С этой
точки зрения, всякой локальной истории угрожает
«провинциализм». Когда местная история становится священной
и, одновременно, образцовой, то есть парадигмой спасения
всего человечества, она должна быть выражена универсаль-
Зеньковский В., прот. Апологетика. - М., 2002. - С. 127.
Зелинский Ф.Ф. Эллинская религия. - Минск, 2003. - С. 315-316.
132

но понятным языком. Единственный универсальный язык
религии - это язык символов. Христианские авторы все
чаще прибегают к символам, чтобы сделать тайны
Евангелия общедоступными. Но в Римской империи существовали
два «универсалистских», то есть не ограниченных рамками
местной культуры, религиозных движения: мистериальное
и философское. Победившее христианство черпало из них
обоих. Таким образом, перед нами «тройной» процесс
обогащения раннего христианства: 1 ) древними символами, вновь
открываемыми и переосмысленными, получившими новое,
христианское значение; 2) заимствованными образами и
темами посвящения из мистерий; 3) ассимиляцией греческой
философии»293.
Итак, М. Элиаде считает, что христианство - это,
безусловно, новое и отличное, от предшествовавших религиозных
течений, учение. Он пишет, что «новизна христианства
определялась самой историчностью личности Иисуса, а радость
возникала благодаря уверенности в его воскресении»294.
Но почему победило, именно, христианство? Ведь у него
было много соперников, в лице гностицизма, митраизма,
манихейства и т.д. Элиаде считает, что «причин триумфа
христианского учения много, и они разнообразны. Прежде
всего, это непоколебимая вера и моральная сила христиан, их
твердость перед лицом пыток и смерти - твердость, которой
восхищались даже их злейшие враги. Кроме того, христиане
были чрезвычайно сплоченной общиной: они брали на свое
попечение вдов, сирот, стариков и выкупали пленников у
пиратов. Во время эпидемий и осад только христиане ухаживали за
ранеными и хоронили мертвых. Всем многочисленным
неприкаянным, тем, кто страдал от одиночества и отчужденности,
социальной или культурной, Церковь единственная давала
293 Элиаде М. Тайные общества: обряды инициации и посвящения. С.
299-300.
294 Там же. С. 296.
133

надежду обрести себя, найти - или вернуть утраченный -
смысл жизни. Так как не существовало ни социальных, ни
расовых, ни интеллектуальных барьеров, любой мог войти в
это парадоксальное сообщество с оптимистическим
мировоззрением, где могущественный человек, почтительно
склонялся перед епископом, который когда-то был его рабом. Весьма
вероятно, что никогда прежде и никогда впоследствии в
истории не существовало объединения людей, где царили бы такое
равенство, милосердие и братская любовь, как в христианских
общинах первых четырех веков новой эры»295.
Дальше мы коснемся отношения Элиаде как историка и
феноменолога религии к Православию, его догматическим
положениям и преданиям. Так, Элиаде касаясь вопроса
догматической полемики относительно Боговоплощения,
интерпретирует ее таким образом: «Отцы Церкви были правы,
яростно защищая учение о воплощении. С точки зрения
истории религий, воплощение представляет собой последнюю и
самую совершенную иерофанию: Бог полностью
воплощается в человеческое существо, конкретное и одновременно
историческое (т.е. действующее в рамках определенной и
необратимой исторической темпоральности), но не
ограничивает себя его телом (так как Сын единосущен Отцу). Признать
возможность воплощения Абсолюта в исторической
личности значит в то же самое время признать действенность
всеобщей диалектики священного; другими словами - признать,
что бесчисленные дохристианские поколения не были
жертвой иллюзии, когда говорили о присутствии священного, т.е.
божественного, в космических объектах и ритмах»296.
Интересна его оценка труда Блаженного Августина
«О граде Божием». Элиаде пишет следующее: «Труд
блаженного Августина был полезен особенно для христиан,
295 Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 2. С. 347.
296 Там же. Т. 2. С. 343-344.
134

которым на четыре последующих столетия пришлось стать
очевидцами распада Империи и «варваризации» Западной
Европы. «Град Божий» под корень подрезал историческую
связь церкви и умирающей Римской империи. Поскольку
истинная цель христианина есть спасение, а единственное
упование - окончательный триумф Града Божьего, то все
исторические катастрофы, в конечном счете, лишены
духовного смысла»297.
Относительно осуждения Церковью взглядов Оригена
М. Элиаде сожалеет, что была упущена возможность
взаимодействия христианской Церкви с другими культурами.
Он говорит, что «посмертное осуждение Оригена лишило
церковь уникальной возможности укрепить свой
вселенский характер, в частности, открыть христианское
богословие для диалога с другими системами религиозной мысли
(например, индийской). По смелости импликаций теория
апокатастасиса занимает место в ряду величайших
эсхатологических творений»298.
Элиаде касается и вопросов почитания в Православной
Церкви мощей святых и икон. Относительно мощей он пишет:
«Это религиозное благоговение перед мощами в чем-то
напоминает учение о воплощении. Поскольку Бог воплотился в Иисусе
Христе, то и каждый мученик, претерпев мучения и смерть за
Господа, обретает святость плоти. Святость мощей есть
рудиментарная параллель таинству евхаристии. Так же, как хлеб и
вино пресуществляются в тело и кровь Христа, тело мученика
освящается его смертью - истинным imitation Christi
(подражанием Христу). Подобное сходство усугублялось разделением
тела святого на бесчисленные частицы и тем фактом, что мощи
можно было умножать до бесконечности: одежда, предметы,
миро или прах - священным считалось все, что соприкасалось
297 Элиаде М. История веры и религиозных идей. В 3 т.Т. 3. От Магомета до
Реформации. - М., 2002. - С. 42.
298 Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 3. С. 46-47.
135

с телом или могилой мученика»299. А почитание икон Элиаде
интерпретирует так: «Как мощи способствовали сообщению
между небом и землей, так и на иконах оживало то чудесное
illud tempus, когда среди людей жили Христос, Пресвятая Дева
и апостолы. Иконы - если и не обладают той же силой, что и
мощи, - доступнее для верующих: их можно найти и в самых
скромных храмах и часовнях, и в частных домах. Кроме того,
их созерцание приобщало к целому миру символов. Иконы,
таким образом, могли дать углубленное религиозное образование
тем, кто не знал грамоты (что они фактически и делали для всех
слоев сельского населения Восточной Европы)»300.
Как историк религий М. Элиаде был знаком и с основой
православной сотериологии - учением об обожении
человеческого естества. Он пишет, что «ядро восточного
богословия, и особенно догмат об обожении человека, (theosis),
чрезвычайно оригинально, хотя и основано на словах ап. Павла,
на Евангелии от Иоанна и других библейских текстах.
Равнозначность спасения и обожения следует из тайны
Воплощения. Согласно Максиму Исповеднику, Бог создал человека,
наделив его вечной божественной и нематериальной
жизнью. Пол, как и смерть, суть последствия первородного греха.
Воплощение Логоса сделало возможным theosis, но
осуществляется он только по благодати Божией. Отсюда - важность
для восточной церкви внутренней молитвы (которую позже
стали называть «непрерывной молитвой»), созерцания и
монашеской жизни. Обожению предшествует или сопутствует
опыт мистического Света. Уже у отцов-пустынников экстаз
был сопряжен со световыми феноменами»301.
Элиаде говорит и о разном отношении к мистической жизни
и христианским мистикам на Востоке и Западе. Он анализиру-
Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 3. С. 52.
Там же. Т. 3. С. 60.
Там же. Т. 3. С. 56-57.
136

ет это следующим образом: «В восточной церкви мы видим два
взаимодополняющих, хотя и противоположных на вид
фактора, которые со временем будут усиливаться. С одной стороны,
роль и значение общины церковных верующих; с другой
стороны, авторитет и престиж монахов - аскетов и созерцателей.
Если западные иерархи сдержанно относились к созерцателям
и мистикам, то на Востоке к ним питали чувство глубокого
почтения, как верующие, так и церковные власти»302.
Происхождение ислама, как и яхвизма Элиаде
обуславливает своеобразной монотеистической революцией в рамках
семитского мира. Он характеризует ислам как религию
чистого абсолютного монотеизма: «С точки зрения религиозной
морфологии, послание Магомета, по крайней мере, так, как
оно изложено в Коране, представляет собой самый чистый
образец абсолютного монотеизма»303. Однако образ Аллаха,
по мысли Элиаде, полон черт чисто восточного произвола и
своенравия: «Аллах управляет не только космическими
ритмами, но и делами человеческими. Однако все его деяния
своенравны и, в конечном счете, произвольны, так как зависят
только от его решения»304.
Необходимо отметить, что осмысление Элиаде
исторического процесса, отыскание универсального смысла
человеческой личности и истории, вытекающих из
сверхприродного и надысторического контекста, такого духовного
явления как религия, безусловно, является важнейшей
частью общечеловеческой философской культуры и особенно
важно в наше время мировоззренческого кризиса и утраты
абсолютных ценностей и смыслов бытия и способно дать
полноценный ответ на многие терзающие нас
мировоззренческие вопросы.
Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 3. С. 57.
Там же. Т. 3. С. 76.
Там же. Т. 3. С. 76.
137

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
M. Элиаде попытался показать в своих трудах
однобокость, предвзятость и недостаточность позитивистки и
материалистически ориентированного религиоведения XIX века.
Он был не одинок в своем антиредукционистском,
антиэволюционистском и антиисторицистском пафосе. Целая школа
феноменологического религиоведения, связанная с
именами: Р. Отто, Г. Ван дер Леува, И. Ваха, Р. Петтацони,
пыталась сделать тоже самое. М. Элиаде органично влился в эту
школу. В противовес используемому позитивистами методу
естественных и точных наук - анализу, данная группа
религиоведов предложила другой метод - метод синтеза,
основанный на феноменологии и герменевтике и заимствованный
из современной им идеалистической философии.
Феноменология и герменевтика религии, собственно Элиаде, кроме
всего прочего, испытала влияние идей К.Г. Юнга. Эти идеи
были близки Элиаде, поскольку оба мыслителя находились
под влиянием индийской религиозной философии.
Труды Элиаде показали бессмысленность сведения
религии к нерелигиозным факторам или отыскания ее
простейших форм для того, чтобы понять сложные. Религию
необходимо рассматривать только в свете ее священного характера
- вот главный вывод религиоведческого метода М. Элиаде и
других феноменологов религии.
Элиаде были проделаны огромные труды, где он
постарался показать и феноменологию Сакрального, то есть, как
Сакральное проявляло Себя в истории, и на основе струк-
138

турирования разнообразных религиозных феноменов
попытался сконструировать свою онтологию Сакрального.
Можно сказать, что Сакральное - априорная категория в системе
М. Элиаде - понимается им самим на феноменологическом
и онтологическом уровнях. В своем феноменологическом
анализе религии Элиаде, безусловно, во многом прав. Так,
он реабилитировал понятие мифа, его концепции:
религиозного опыта, как основы религии, иерофании, символа, homo
religiosus, крипторелигиозности современного человека,
сверхсознания, вошли не только в арсенал феноменологии
религии, но и помогают показать всякому непредвзятому
читателю исконность и неустранимость религиозных
переживаний в человеческом сознании. Концепция
крипторелигиозности показывает, что хотя современный человек
привык мыслить философию как науку, отказывая в праве на
существование религии и мифологии, подвергнутым в свое
время жесткой критике позитивизмом и материализмом,
однако это отнюдь не означает, что человек современности
избавился от мифологического мышления.
Главный вклад Элиаде в понимание религиозных
явлений заключается в нахождении в его феноменологическом
описании различных функций мифов, ритуалов и различных
видов иерофании. Его взгляд на реактуализацию послания
мифа и верований через ритуал инициации проливает свет
на практическую или экзистенциальную ценность
религиозных догматов и таинств, которые рассматриваются как
средства, через которые верующий приходит в контакт с
Сакральным.
Элиаде описывает и различные модальности
религиозного опыта. Надо сказать, что на феноменологическом уровне
ему это довольно хорошо удается. Думается, что никому из
исследователей архаического мышления, кроме Элиаде, не
удалось с такой поразительной эрудированностью показать
значение мифа и ритуала в первобытном обществе не только
139

в социальном или культурном, но и в религиозном плане.
Вслед за В. Шмидтом, М. Элиаде показал, что в религиях
наиболее архаических народов Земли: пигмеев,
австралийских аборигенов, огнеземельцев и т.д. обнаруживается
почитание Высшего Существа. В своих религиоведческих трудах
Элиаде показал, что яхвизм и, особенно, христианство
внесли в религиозную историю человечества новые ценности:
историю, свободу человеческой личности и свободную
сердечную веру, которых не знал языческий мир.
Труды Элиаде помогают увидеть в религии главное. М.
Элиаде показал, и то, что религиозные переживания
связаны с экзистенциальным опытом человека. Священное не
только присуще человеческому сознанию, но жизнь
человека вне контакта со Священным обессмысливается и
наступает кризис, поразивший, например, современную
европейскую цивилизацию общества потребления.
Таким образом, можно сказать, что религиоведческие
исследования М. Элиаде на их феноменологическом уровне
служат не просто критикой позитивизма и материализма в
религиоведении, их значение гораздо больше, они связаны
и с религиозным экзистенциализмом (П. Тиллих), и с
герменевтикой (П. Рикер).
Элиаде не остановился на феноменологическом уровне
рассмотрения Сакрального (религиозный опыт, иерофания,
символ, миф, ритуал), что и составляет предмет феноменологии
религии. Напротив, в его трудах можно найти и метафизические
концептуальные схемы в определении Сакрального. Причем,
как мы показали выше, их несколько, и они различны и
позицию Элиаде, поэтому можно понимать и в пантеистическом, и
в теистическом ключах. Можно сказать, что Элиаде, опираясь
на индийские концептуальные схемы, так и не смог разрешить
конфликт трансцендентности и имманентности Сакрального в
разных религиозных традициях. В своей онтологии
Сакрального М. Элиаде пытается совместить Личного Бога монотеисти-
140

ческих религий и безличный индийский Абсолют. Как считает
ученый Натали Спинето: «Хотя некоторые центральные
концепции мысли Элиаде исходят из использования им трудов
традиционалистов, но фактически Элиаде не признает
фундаментальное основание традиционализма, поскольку объединяет
традиционалистские термины и концепции в пределах
различной концептуальной структуры»305. В этом постмодернистском
философском ключе безусловный изъян религиоведческого
подхода Элиаде. Однако он не должен закрывать от нас
масштабности сделанных М. Элиаде трудов в области, собственно,
феноменологии религии, которые не утратили своих
актуальности и ценности до сих пор.
305 Spineto N. Mircea Eliade and 'Traditionalist' Thought. - Режим
доступа: http://www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/Spineto.htm
141

Библиографический список
Апинян Т.А. Мифология: теория и событие. - СПб.,
Издательство С.-Петерб. ун-та, 2005. - 281 с.
Бергсон А. Введение в метафизику // Бергсон А. Сочинения в 5
т.-Т. 5.-СПб, 1914.-С. 1-120.
Брихадараньяка-упанишада. Перев. А.Я. Сыркина - М., 1964.
- 306 с.
Бубер М. Ответ на возражение К.Г. Юнга // Бубер М. Два
образа веры. М., ACT, 1999. - С. 537-541.
Бюркле X. Человек в поисках Бога. Проблема нехристианских
религий. - М., Христианская Россия, 2001. - 232 с.
Варлаам (Горохов), иеромонах. Концепция первобытного
монотеизма в религиоведческих исследованиях Мирчи Элиаде //
Диалог культур и цивилизаций. Тезисы V Всероссийской научной
конференции молодых историков. - Тобольск, ТГПИ им. Д.И.
Менделеева, 2004. - С. 65-67.
Варлаам (Горохов), иеромонах. Миф о вечном возвращении,
как парадигма религиозного сознания в религиоведческой
методологии Мирчи Элиаде // Диалог культур и цивилизаций. Тезисы
VII Всероссийской научной конференции молодых историков. -
Тобольск, 2006. - С. 42-43.
Варлаам (Горохов), иеромонах. Основные аспекты
религиоведческой проблематики Мирчи Элиаде в ракурсе христианского
мировоззрения // Православие третьего тысячелетия. Материалы
V и VI научно-практических конференций. - Екатеринбург,
Издательский отдел Екатеринбургской епархии, 2004. - С. 15-18.
Варлаам (Горохов), иеромонах. Проблема генезиса Высшего
Существа древних автохтонных религий в европейском
религиоведении XX века // Диалог культур и цивилизаций. Материалы
VIII Всероссийской научной конференции молодых историков. В 2
ч: ч. 1. - Тобольск, 2007. - С. 85-87.
Варлаам (Горохов), иеромонах. Сакральное и профанное
пространство истории в философии религии Мирчи Элиаде / / Диалог
142

культур и цивилизаций. Тезисы VI Всероссийской научной
конференции молодых историков. - Тобольск, ТГПИ им. Д.И. Менделеева,
2005.-С. 59-61.
Вивекананда С. Что такое религия // Вивекананда С.
Практическая веданта: Избранные работы. - М., 1993. 560 с.
Гегель Г. Философия религии. В 2-х томах. Т. 1. М., Мысль,
1975. 532 с.
Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. - М., Мысль,
1989.-764 с.
Джемс В. Многообразие религиозного опыта. - СПб., 1993. -
418с.
Забияко А. Сакральное как категория феноменологии религии
М. Элиаде // Религиоведение № 3, 2002. - Режим доступа: http: //
eliade.upelsinka.com/cr3.htm
Зедерблом Н. Становление веры в Бога // Мистика. Религия.
Наука. Классики мирового религиоведения. Антология. / Пер. с
англ., нем., фр. Сост. и общ. ред. А.Н. Красникова. - М.: Канон,
1998.-С. 280-282.
Зелинский Ф.Ф. Эллинская религия. - Минск, Экономпресс,
2003.-360 с.
Зеньковский В., прот. Апологетика. - М., Грааль, 2002. - 248.
Зотов А.Ф. Современная западная философия. - М., Высшая
школа, 2001.-784 с.
Зубов А.Б. «Великий разлад»: богословские аспекты
интерпретации гибели Осириса. - Режим доступа: http: //mpda.ru/ru/
biblio/articles/ index. php?id=320
Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и
внеисторические религии. Курс лекций. - М., Планета, 1997. - 344 с.
Зубов А.Б. Монотеизм и политеизм - вновь к представлениям о
Боге в древнем Египте. - Режим доступа: http: //www.mpda.ru/ru/
biblio/articles/index.php?id=288
Иллюстрированная история религий в 2-х томах. Под ред. проф.
Шантепи де ля Соссей. Репринтное издание. Т. 1. - Издательство
Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1992. - 410 с.
143

Кабо В. Р. Происхождение религии: история проблемы. -
Канберра., Алчеринга. 2002. - Режим доступа: http://aboriginals.
narod.ru/origins_oLreligion.htm
Кант И. Религия в пределах только разума/ / Кант И.
Сочинения. В 8 тт. М..ЧОРО, 1994. Т. 6. С. 18-208.
Красников А. Н. Становление классической феноменологии
религии // Религиоведение № 1, 2002. - С. 96-102.
Красников А.Н. Методология классического религиоведения.
Благовещенск, 2004. - 143 с.
Малиновский Б. Миф в первобытной психологии //
Малиновский Бронислав. Избранное: Динамика культуры. - М.,
Российская политическая энциклопедия, 2004. - С. 285-333.
Марков Г.Е. Немецкая этнология. - М., Академический
Проект, 2004. - 576 с.
Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М., Восточная
литература, 2000. 407 с.
Мень Александр, протоиерей. Быть христианином. Интервью и
последняя лекция. - М., 1992. - 32 с.
Мень Александр, протоиерей. На пороге Нового Завета. Книга 1.
-М., 2003. -423 с.
Михельсон O.K. История религий и Новый гуманизм М. Элиаде
// Религиоведение №4, 2002. - Режим доступа: http://ihtik.lib.
ru/philosbook_22dec2006/philosbook_22dec2006_59d228bf.rar
Михельсон O.K. Концепция небесного паттерна М. Элиаде
и его трактовка представлений о смерти и загробном мире //
Образ рая: от мифа к утопии. Symposium. № 31. СПб., 2003.
С. 95-99.
Мосс М. Набросок общей теории магии // Социальные
функции священного. Избранные произведения. - СПб., 2000. 448 с.
Пахомов СВ. Элиаде и йога // Элиаде Мирча. Йога:
бессмертие и свобода. - СПб., Издательство С.-Пб. ун-та, 2004. - С. 3-56.
Петтацони Р. Высшее Существо: феноменологическая
структура и историческое развитие// Религиоведение № 1, 2002. - С.
149-154.
144

Пылаев М.А. Западная феноменология религии. М.: Рос.гос.
гуманит. ун-т, 2006. 97 с.
Пылаев М.А. Философия религии Рудольфа Отто. -
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата
философских наук. - М., 1997. - 19 с.
Ранер К. Основание веры. Введение в христианское богословие
/ Пер. с нем. - М.: Библейско-богословский институт св. апостола
Андрея, 2006. - 662 с.
Религиоведение / Энциклопедический словарь. М.,
Академический проект, 2006. - 1256 с.
Скола Α., Маренго Д., Лопес Х.П. Богословская антропология.
М.: Христианская Россия, 2005. - 382 с.
Соловьев B.C. Мифологический процесс в древнем язычестве
// Соловьев B.C. Собрание сочинений. Т. 1. - Брюссель, 1966. -
С. 1-26.
Строгонова Е. Мирча Элиаде // Элиаде М. Аспекты мифа. -
М., Академический Проект, 2001. - С. 3-22.
Сухачев Н.Л. Феномен духа и космос Мирчи Элиаде // Элиаде
М. Азиатская алхимия. Перев. с рум., φρ., англ. - М., Янус - К,
1998.-С. 5-37.
Тайлор Э.Б. Первобытная культура. Пер. с англ. - М.,
Политиздат, 1989.-573 с.
Тиле К. П. Основные принципы науки о религии //
Классики мирового религиоведения. Антология. Т.1 / Пер. с англ.,
нем., фр. Сост. и общ. Ред. А.Н. Красникова. - М.: Канон, 1996. -
С. 144-147.
Тиллих П. Значение истории религий для теолога-систематика
// Тиллих П. Избранное. Теология культуры. - М., 1995. -
С. 442-454.
Токарев С.А. История зарубежной этнографии. - М., 1978. -
352 с.
Торчинов Е. А. Религии мира: Опыт запредельного.
Психотехника и транперсональные состояния. - СПб., Петербургское
Востоковедение, 2005. - 544 с.
145

Феофан (Быстрое), архиепископ. Тетраграмма, или
Божественное ветхозаветное имя YHWH. - Киев, Пролог, 2004. - 360 с.
Флоренский Павел, свящ. Лекция 2. Культ, религия и культура
// Флоренский Павел, свящ. Из богословского наследия //
Богословские труды № 17, 1977.-С. 101-119.
Шмеман Α., прот. Дневники. 1973-1983. - М., Русский путь,
2005.-720 с.
Шохин В.К. Брахманистская философия. Начальный и ранне-
классический периоды. - М., Издательская фирма «Восточная
литература» РАН, 1994. - 355 с.
Элиаде М. Азиатская алхимия. Сборник эссе. Перев. с рум.,
φρ., анг. - М., Янус-К, 1998. - С. 41-269.
Элиаде М. Аспекты мифа. - М., Академический Проект, 2001.
-239 с.
Элиаде М. Испытание лабиринтом. Беседы с Клодом-Анри Роке
// Иностранная литература. № 4, 1999. С. 149-208.
Элиаде М. История веры и религиозных идей. В. 3 т. Т.1. От
каменного века до элевсинских мистерий. Перев. с фр. - М., Кри-
терион, 2002. - 464 с.
Элиаде М. История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 2. От
Гаутамы Будды до триумфа христианства. Перев. с φρ.- Μ., 2002.
-512с.
Элиаде М. История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 3. От
Магомета до Реформации. Перев. с фр. - М., 2002. - 352 с.
Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. - СПб., Издательство
С.-Петерб. Ун-та, 2004. - 512 с.
Элиаде М.Миф о вечном возвращении // Элиаде М.
Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении. Образы и символы.
Священное и мирское / Перев. с фр. - М., Ладомир, 2000. - С.
23-124.
Элиаде М. Миф о воссоединении //Азиатская алхимия.
Сборник эссе. Перев. с рум., φρ., анг. - М., Янус-К, 1998. - С. 273-478.
Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. - M., REFL-book,
1996.-288 с.
146

Элиаде M. Ностальгия по истокам. - М., Институт
общегуманитарных исследований, 2006. - 215 с.
Элиаде М. Образы и символы // Элиаде М. Избранные
сочинения: Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и
мирское. Перев. с фр. - М., Ладомир, 2000. - С. 127-247.
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. Перев. с
англ. - М., Ладомир,1999. - 488 с.
Элиаде М. Почему я верю в победу легионерского движения.
- Режим доступа: http://ihtik.lib.ru/philosbook_22dec2006/
philosbook_22dec2006_595al6b5.rar
Элиаде М. Религии Австралии. - СПб., Университетская
книга, 1998.-318 с.
Элиаде М. Священное и мирское // Элиаде М. Избранные сочинения:
Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Священное и мирское /
Перев. с фр. - М., Ладомир, 2000. - С. 251-356.
Элиаде М. Тайные общества: Обряды инициации и
посвящения. - М., София, 2002. - 351 с.
Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. К.,
София, 1998. - 384 с.
Юнг К. Аналитическая психология.-СПб., 1994.- 152 с.
Юнг К. О психологии восточных религий и философий / Пер. с
нем. A.M. Руткевича, В.М. Бакусева. - М., Медиум, 1994. - 256 с.
Baird R.D. Phenomenological Understanding: Mircea Eliade. -
Режим доступа: http://www.westminster.edu/stafi/brennie/eliade/
mebio.htm
Barbosa da Silva A. The Phenomenology of Religion as a
Philosophical Problem with Particular Reference to Mircea Eliade's
Phenomenological Approach. - Uppsala, 1982. 274 p.
Berner U. Mirena Eliade and Myth of Adonis. - Режим доступа:
http: //www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/Berner.htm
Beth К. Die Urreligion. - Berlin-Lichterfelde: Runge, 1917. -
24 s.
Beth K. Religion und Magie bei den Naturvölkern. - Leipzig, Teu-
bner, 1914.- 238 s.
147

Corless R. Building on Eliade's MAgniiicent Failure. - Режим доступа:
http: // www.westminster.edu/staii/brennie/eliade/RogeCorl.htm
Cox J.L. Religion without God: Methodological Agnosticism and
the Future oi Religious Studies. - Режим доступа: http://www.
thehibberttrust.org.uk/documents/hibbert_lecture_2003.pdi
Culianu I.P. Mahaparinirvana //El Hilo de Ariadna. Vol. 2.
Access: www.elhilodeariadna.org/volumen2/artl7_pensa_02.asp
Damann E. Die Religionen Afrikas. - Stuttgart, 1963. - 132 s.
Douglas A. Mircea Eliade's View oi the Study oi Religion as the
Basis for Cultural and Spiritual Renewal. - Режим доступа: http://
www.westminster.edu/staii/brennie/eliade/DougAlle.htm
Eliade M. Autobiography oi Mircea Eliade. Chicago - London,
1990. Vol. I, 335 p.
Elwood R. The Politic oiMyth: A Study oiC.G. Jung, Mircea Eliade
and Joseph Campbell. SUNY-Press, 1999. 207 p.
Hong C.C. Mircea Eliade's Creative Hermeneutics and
the Dialectic oi the Sacred and the Proiane. - Режим доступа: http://www.
westminster.edu/staii/brennie/eliade/Chung.htm
Itu M. Mircea Eliade and the Metaphysics oi the Upanishads. -
Режим доступа: http://www.westminster.edu/staii/brennie/eliade/
Itu.htm
Kitagawa J.M. Eliade Mirchea // Encyclopedia oi Religion. -
New York-London, 1995. - V. 5. PP. 85-88.
Mccutcheon R.T. «The Commov Ground On Which Students oi
Religion Meet»: Methodology and Theory Within the IAHR // Marburg
Journal oi Religion, 1996. July.V. 1, No. 2. PP. 1-12.
Mircea Eliade's Vision and the Global Understanding oi Religion.
- Режим доступа: http://www.westminster.edu/staii/brennie/
eliade/ilyer.htm
Orton Y. S. Mircea Eliade and A «New Humannism». - M,-
L.,1970. -133 p.
Rennie B. Changing Religious Worlds: The Meaning and End oi
Mircea Eliade. - Режим доступа: http://www.westminster.edu/staii/
brennie/eliade/introduction.htm
148

Ricketts M.L. The United State's Response to Eliade's Fiction. -
Режим доступа: http: //www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/
MacLRick.htm
Schmidt W., Dr. P. Ursprung und Werden der Religion. Theorien
und Tatsachen. - Münster, 1930. - 296 s.
Spineto N. Mircea Eliade and 'Traditionalist' Thought. - Режим
доступа: http: //www.westminster.edu/staff/brennie/eliade/Spin-
eto.htm
The History of Religions: Essays in Methodology by Mircea Eliade
and Joseph M. Kitagawa (eds.). - Режим доступа: http:
//www.religion-online.org/showchapter.asp?title=580&C=762
Ursprung der Religion. Ergebnisse der vorgeschichtlichen und
völerkundlichen Forschungen. - Herausgegeben von Paul Schebesta.
-Berlin, 1961.-264s.
WaardenburgJ. Leeuw, Gerardus Van der// Encyclopedia of
Religion. - New York-London, 1995. - V. 8. - P. 495.
149

Приложение
Краткий словарь терминов, употребляемых
в религиоведческих трудах М. Элиаде
Архетип - Само слово архетип означает образец. Это слово
вошло в обиход западной философии со времен Платона, который
считал архетипами те вечные идеи, благодаря, которым Демиург
творит точные земные копии этих идей, т.е. вещи. Из античности
понятие архетип перешло в лексикон христианской мысли. Это
понятие встречается в «Corpus'e Areopagiticum». Там этим
понятием обозначены также божественные идеи, но не как
самобытные и самодовлеющие, а существующие в Боге и открывающие
Его миру. Встречается данное понятие и в творениях блаженного
Августина, который, тоже подразумевал под этим понятием
божественные идеи. Отличие «Corpus'a Areopagiticum» и вообще
греческой патристики от блаженного Августина в том, что там
эти идеи принадлежат миру божественных энергий, а у
Августина пребывают в уме Бога, т.е. в Его Сущности, что не может не
быть отражением неоплатонического влияния на мысль
блаженного Августина.
Элиаде считал, что он заимствовал свою концепцию
архетипов у блаженного Августина. Августиновские истоки концепции
архетипа у Элиаде признают также такие исследователи как,
например, Джон Маквари (Macquarrie) «Религиозная мысль XX
столетия» (Twentieth Century Religious Thought) (1963), В. Р. Кабо
«Происхождение религии: история проблемы» (2002). Среди
других исследователей преобладает иная точка зрения, в частности,
Барбоса да Сильва считает, что Элиаде использует «архетипаль-
ные символы или образы» в смысле К. Г. Юнга, т.е. обращается к
мифологическим мотивам, которые встречаются постоянно и
общезначимы по всему миру независимо от времени и пространства.
Исследователь, главным образом, ссылается на работу Элиаде
«Образы и символы», а также на публикации в сборниках «Eranos-
150

Jahrbuch». Выдающийся отечественный филолог, специалист по
мифу Е.М. Мелетинский, который первым из российских ученых
проанализировал роль Элиаде среди исследователей мифа,
также считал, что тот «испытал некоторое влияние юнгианства»306.
Сам Элиаде сближал мир архетипов Юнга с миром идей
Платона. Поэтому следует, конечно, согласиться с мнением Барбосы да
Сильва о влиянии идей Юнга на понимание Элиаде значения архе-
типальных символов. Однако и Барбоса да Сильва отнюдь не
говорит о простом заимствовании Элиаде концепции архетипов Юнга.
Он говорит лишь о влиянии Юнга на Элиаде. Это влияние самим
Элиаде, безусловно, творчески переосмыслялось. Поэтому
подходы двух групп ученых, рассматривающих использование Элиаде
термина архетип, можно считать взаимодополняющими307.
Иерофания - является у Элиаде религиозным критерием.
В определении «иерофании» Элиаде принимает во внимание его
греческое происхождение. Первый термин конституирован
посредством ίερός (священный, святой) и φαίνω (являть, показывать,
обнаруживать)308. Элиаде использует термин «иерофания» для
всех видов «явлений» сакрального во всех формах духовности.
Однако, в связи с персоналистической формой духовности, он очень
часто использует термины «теофания» и «эпифания», когда он
рассматривает «явление» Личного Бога.
Крипторелигиозность - Элиаде постулирует концепцию
скрытой религиозности современного человека, притом, если тот
даже объявляет себя атеистом либо агностиком. Поскольку
религиозное чувство является частью человеческого сознания, даже
искривляясь и искажаясь, оно не перестает проявлять себя.
306 Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М., 2000. - С. 72.
307 Этот взгляд можно подтвердить точкой зрения В.Р. Кабо: «Элиаде
разъясняет, что употребляет понятие «архетипы» в ином значении, чем Юнг
- не как структуры коллективного бессознательного, но как некие
прообразы, парадигмы, укорененные в мифологическом сознании». См. Кабо В. Р.
Происхождение религии: история проблемы. - К., 2002. - С. 133.
308 Перевод греческих терминов дан по изданию: Вейсман А.Д. Греческо-
русский словарь. - Репринтное издание. М., 1991.
151

Новый гуманизм - Элиаде считал, что для западной
культуры необходимо изучать и постигать духовное наследие Азии и мира
архаических народов. Он утверждает, что при приспособлении
«значения» экзистенциальных ситуаций как выражений
религиозного опыта архаического человека, современный человек может
получить новое самопонимание себя. В свою очередь, это способно
открыть для западного человека новые горизонты, обновить
деградировавшую культуру Запада и привести западный мир к тому, что
Элиаде называет Новым гуманизмом (отличия его от гуманизма
эпохи Возрождения) или «планетаризацией» культуры.
Первобытный монотеизм - М. Элиаде осмысляет проблему
Высшего Существа автохтонных религий в тесной связи с точкой
зрения двух других европейских религиоведов: В. Шмидта и Р. Пет-
тацони. Первобытная религия, как полагал В. Шмидт, нигде не
сохранилась в первозданном виде. Шмидт считал, что возможно
реконструировать первоначальную религию на основе исследований
религиозности наиболее архаических народов: племен юго-восточной
Австралии, пигмеев, некоторых народов севера Азии и Америки. Он
и предпринял такую попытку в своем 12-ти томном труде
«Происхождение идеи Бога». Элиаде использовал идеи Шмидта в своей
полемике с религиоведческим редукционизмом. Как и Шмидт, Элиаде
полагал, что «не вызывает никаких сомнений, практически
универсальное верование в Небесное Божественное Существо, Которое
сотворило мир и которое обеспечивает плодородность земли, посылая
на нее дождь. Это Существо наделено даром безграничного
предвидения и мудрости. Оно установило моральные законы»309.
Ученый проводит обширный исторический обзор религий
древних народов и цивилизаций, свидетельствующий об изначальности
монотеизма для всего человечества на заре его истории. Прамоно-
теизму М. Элиаде, нужно дать условное название созерцательно-
экзистенциального в противовес логически-причинному прамоно-
теизму В. Шмидта.
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 50.
152

Сакральное - Как синоним к слову «религия» Элиаде
использует термин «Сакральное». Это же он делает по отношению к
понятиям «религиозного опыта» и «идеи Бога».
Понятие «Сакральное» Элиаде рассматривает не в
социологическом плане Э. Дюркгейма и M. Mocca, a в ключе феноменологии
религии Р. Отто. Так, Элиаде принимает использование термина
«Святое» Отто в феноменологическом и онтологическом смыслах
и соотносит термин «Святое» Отто со своим термином
«Сакральное». Как «Святое» Отто, так и «Сакральное» Элиаде предстает
априорным концептом в концепциях обоих мыслителей. Однако
здесь следует внести определенные коррективы. В онтологическом
смысле «Святое» в рассмотрении Отто обозначает сущность вне
человеческого сознания, которую ученый рассматривает как
причину таинственного опыта, так называемый Субъект нуминозно-
го опыта. Отто идентифицирует эту онтологически объективную
сущность с христианским Богом. Элиаде же используя термин
«Сакральное» в онтологическом смысле, главным образом,
пользуется индийскими концептуальными схемами, взятыми в основном
из систем санхьи-йоги и адвайта-веданты. Сакральное в
онтологическом плане встречается в трудах Элиаде в смысле «Предельной
Реальности», «Основы», «Бытия», «Абсолютного Бытия»,
«Жизни», «Космической силы», «Космического ритма»,
«Трансцендентного» или «Трансэмпирической реальности», «Бога», «Брахмана»,
«Космоса как целого». Элиаде прилагает его как синоним для
вышеуказанных терминов, которые используются как адресующиеся
к онтологически объективной, неэмпирической реальности
абсолютного Бытия, источника всех реальностей и смыслов.
Сверхсознание - Подобно В. Джемсу и Р. Отто Элиаде
утверждает наличие специальной способности к религиозному или
нуминозному опыту у всех людей. Элиаде называет эту способность
«сверхсознанием». Если Отто в постулировании этой способности
опирался на положения немецкой классической философии,
главным образом, на Э. Канта, Ф. Шлейермахера, Ф. Якоби, то Элиаде
опирается на аналитическую психологию К. Г. Юнга.
153

M. Элиаде постулирует вдобавок к трем областям ума Юнга
(сознанию, коллективному и личному бессознательному) четвертую,
«сверхсознание», которую он рассматривает как тесно связанную
с встречей нуминозного опыта.
Он помещает «сверхсознание» в коллективное
бессознательное». Сверхсознание для Элиаде есть область коллективного
бессознательного, в которой «сохранился» религиозный опыт наших
предков (религиозное решение экзистенциальных кризисов
человека). Постулированием сверхсознания Элиаде показывает, что
«сакральное» есть элемент в структуре сознания, а не стадия в
истории этого сознания».
Символ — Элиаде использует термины иерофания и символ
как взаимозаменяющие и взаимодополняющие. Итак, символ
свидетельствует не только о том, что существует некий иной мир, что
бытие не замкнуто в нашем мире, но и о том, что возможна связь
между двумя мирами. Символ не только разграничивает два мира,
но и связывает их, поскольку запредельное для человеческого
сознания выражается символически, так как лишь язык символа
способен выразить трансцендентное. К таким выводам приводит нас
рассмотрение концепции символа у М. Элиаде. Элиаде вообще
использует термин символ в строгом смысле, чтобы ссылаться только
на архетипальные символы, которые он также именует
универсальными иерофаниями. Под универсальными иерофаниямиМ. Элиаде
понимает «Универсальные» или «Архетипальные символы»: «Мать-
Земля» или «Великая Богиня», «Древо Жизни» («Космическое
Древо», «Космический столб», Axis Mundi, «Космическая Гора»),
символизм центра, смерть-рождение, символ совпадения
противоположностей. Религиозные символы становятся действенными, с
одной стороны, в мифах, а с другой стороны, в ритуалах.
Совпадение противоположностей - Элиаде использует
теорию К.Г. Юнга о совпадении противоположностей. Эта концепция
божества как единства противоположностей (лат. coincidentia op-
positorum) есть одна из основных моделей М. Элиаде в
интерпретации мифов и обрядов различных видов. «В какой бы форме ни
154

являло себя божество, - поясняет Элиаде, - оно есть последняя
реальность, абсолютное могущество. Эта реальность, это
могущество не допускают ограничения себя какими бы то ни было
атрибутами (добро, зло, мужское, женское и т.д.)»310.
Homo religiosus - одно из фундаментальных понятий
философии религии М. Элиаде.
С одной стороны, оно обозначает архаического человека,
который рассматривался ученым как глубоко религиозный,
имевший истинную или чистую форму переживания Сакрального. В
этом смысле М. Элиаде употребляет такие понятия как
архаический, примитивный, аборигенный или illud tempus (лат. «Время
оно» т.е. начало времен) для обозначения истинной и идеальной
формы религиозного опыта.
С другой стороны, этим термином Элиаде обозначает просто
религиозного человека, который актуализировал свои способности
к восприятию религиозного опыта и испытывает Сакральное либо
через иерофании, либо через мистический опыт (например,
мистики всех времен и мест), либо если человек «крипторелигиозен», то
через простые человеческие чувства как дружба или любовь, а
также через сны. В то время как для религиозного человека феномен
может «открывать» себя как «сакральный», тот же феномен может,
в то же самое время, открывать себя как «профанный» для
нерелигиозного человека. Концепция homo religiosus напрямую связана
в методологии Элиаде с его концепцией религиозного опыта. Он
считает, что религиозный опыт открывается «во встрече человека
с сакральным».
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. С. 383.
155

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Августин Блаженный 80, 100,
134,150
Авраам 82, 83
АврамескуМ. 18
Адам 88, 94
АпинянТ.А. 110, 142
Барбоса да Сильва А. 7, 9,
12, 42-44, 46, 48, 52, 59, 62,
77,82-84, 100,103, 150,151
Бергсон А. 31,32, 142
БернерУ. 9
Бет К. 29
Бросс де Ш. 27
БуберМ.38,39, 142
Будда 24, 25, 66, 146
БурхановР.А. 13
Бэд Р. 8
Василий Великий 80
Вах И. 7, 22, 40, 138
Великанов П. 13
Вивекананда С. 66, 143
Гегель Г. 92, 143
Генон Р. 20
Горохов В. 78, 79, 110, 122,127,
142,143
Гумилев Л.Н. 92, 143
Гуссерль Э. 32, 36, 48
Давид 127
Дасгупта С. 15, 16
Дадли Г. 7
Джемс В. 32, 35, 56, 86, 93, 143,
153
Дильтей В. 31-33, 41,48, 49
Дуглас А. 7, 9
ДюмезильЖ. 21
Дюркгейм Э. 5, 27, 28, 57, 153
Забияко А.П. 6, 13, 59, 61-63,
72,74,143
Зедерблом Н. 34, 143
Зелинский Ф.132, 143
Зеньковский В.В. 132, 143
Зубов А.Б. 12, 13,45,55, 117, 143
Иисус Христос 66, 74-76, 79,
104, 109, 112, 133, 135, 136
Иоанн Богослов 136
Ионеску Э. 19
Ириней Лионский 80
ИтуМ. 11
КабоВ.Р. 13,100,103, 144, 150,
151
Калыгин В.П. 5
Кант И. 86, 92, 144, 153
Кимелев Ю.А. 6
Кинг В. 55
Кирьянов Д. 13
КитагаваДж. 12, 17
Козлов М. 13
Кодряну К. 19
Корлесс Р. 9
Красников А.Н. 6, 13, 28-29, 36,
144
КулиануИ.П. 25
Леви-Брюль Л. 5
Леви-Стросс К. 5
156

Леув ван дер Г. 35-37, 48, 138
ЛэнгЭ. 29-31, 116, 117,122
Лютер М. 75
МаквариДж. 100, 150
Маккачеон Р. 10
Максим Исповедник 136
Малиновский Б. 105, 144
Маретт Р. 27, 29
Марков Г.Е. 117, 124, 129, 144
Мелетинский Е.М. 5, 101, 105,
106, 144, 151
МеньА. 88,93, 144
Михельсон O.K. 6, 13,40,41, 144
Моисей 77, 79, 130
МоссМ. 57, 144,153
Мухаммед (Магомет) 66, 137
Мюллер М. 15,27, 123
НандиМ.Ч. 15
Ольсон К. 7
Отто Р. 35, 36, 38, 57-58, 75,
76,83,86,93, 138, 145, 153
Павел 136
Паден У. 9
Патанджали 63-64
Пахомов СВ. 5, 17, 144
Петтацони Р. 12, 15, 31, 40, 42,
115, 120-122, 138, 144, 152
Платон 100, 102, 108, 150-151
Понтий Пилат 79
Пылаев М.А. 6, 13, 36, 58-60,
145
РанерК. 88-89, 145
Ревуненкова Е.В. 6
РеньеБ. 7,9, 11, 12
РикерП. 140
Риккеттс М. 7-9
РокеК-А. 14, 16, 17,24,51,146
Сидоренко А. 13
Скотт Н. 25
Соловьев B.C. 123, 145
Спенсер Г. 27
СпинетоН. 141
Стренски И. 7
Строганова Е. 78
СухачевН.Л. 16, 145
ТайлорЭ. Б. 27, 29,55,145
ТилеК.П.34, 145
ТиллихП. 12,24,53,71,87,145
Торчинов Е.А. 13,55, 145
Феофан (Быстрое) 130, 146
Флоренский П. 86, 146
Фрейд 3.37,48,71
Фрэзер Дж. 15,28
ХайдеггерМ. 33, 71
Хайлер Ф.93
ХауиттА.29, 116
ХонгЧ.Ч. 10
Чиоран Э. 19
Шанкара 65
Шантепи де ля Соссей П.Д. 33,
143
Шахнович М.М. 6
ШебестаП. 121
Шивананда С. 17
Шлейермахер Ф. 86, 153
ШмеманА. 20, 146
Шмидт В. 12,31,54,55,115-117,
119-121,124,128, 129, 140,152
157

Шохин В.К. 13,70, 146
Эвола Ю. 20
Юнг К.Г. 5, 21, 37-39, 48, 68-69,
74, 86, 100-104, 138, 142, 147,
150-151, 153-154
Яблоков И.Н. 6
ЯкобиФ.86, 153
Ясперс К. 87
158

СОДЕРЖАНИЕ
Введение 5
I. Жизненный путь и основные религиоведческие
труды М. Элиаде 14
II. Основные тенденции европейского религиоведения
второй половины XIX - первой половины XX веков 26
III. Феномен религии в осмыслении М. Элиаде 40
III.I. Мирча Элиаде как феноменолог религиозного
опыта 40
III.II. Сущность религии у М. Элиаде 54
III.III. Концепция «Сакрального» М. Элиаде 56
III.IV. Онтология «Сакрального» у М. Элиаде 59
III.V. Теологический аспект метафизики «Сакрального»
М. Элиаде 72
III.VI. Феноменология «Сакрального» у М. Элиаде 85
IV. История религий как история религиозных идей 114
IV.I. Идея космической религиозности 114
IV.II. Анализ исторических религий 126
Заключение 138
Библиографический список 142
Приложение 150
Указатель имен 156

Α. Α. Горохов
Феноменология религии Мирчи Элиаде
Главный редактор издательства И. А. Савкин
Дизайн обложки И. Н. Граве
Оригинал-макет Η. Η. Орловская
Корректор И. Е. Иванцова
ИД №04372 от 26.03.2001 г.
Издательство «Алетейя»,
192171, Санкт-Петербург, ул. Бабушкина, д. 53.
Тел./факс: (812) 560-89-47
E-mail: oifice@aletheia.spb.ru (отдел реализации),
aletheia@peterstar.ru (редакция)
www.aletheia.spb.ru
Фирменные магазины «Историческая книга»:
Москва, м. «Китай-город», Старосадский пер., 9. Тел. (495)
921-48-95
Санкт-Петербург, м. «Чернышевская», ул. Чайковского, 55.
Тел.(812)327-26-37
Книги издательства «Алетейя» в Москве
можно приобрести в следующих магазинах:
«Библио-Глобус», ул. Мясницкая, 6. www.biblio-globus.ru
Дом книги «Москва», ул. Тверская, 8. Тел. (495) 629-64-83
Магазин «Русское зарубежье», ул. Нижняя Радищевская, 2.
Тел.(495)915-27-97
Магазин «Гилея», Нахимовский пр., д. 56/26. Тел. (495) 332-47-28
Магазин «Фаланстер», Малый Гнездниковский пер., 12/27.
Тел. (495) 749-57-21, 629-88-21
Магазин издательства «Совпадение».
Тел. (495) 915-31-00, 915-32-84
Подписано в печать 10.09.2010. Формат 84x108 %2
Усл. печ. л. 5. Печать офсетная. Тираж 1000 экз.
Заказ № 2
Отпечатано в ФГБУ «Президентская библиотека имени Б.Н. Ельцина»
190000, Санкт-Петербург, Сенатская пл., дом 3.