Author: Звегинцев В.А.  

Tags: лингвистика   языкознание   история языкознания  

Year: 1965

Similar

История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Часть 1

Слухи в России XIX - XX веков

Испанская литература XIX-XX веков

Очерки истории науки и техники XVI-XIX веков

Text
                    В.
А.
ЗВЕГИНЦЕВ
ИСТОРИЯ
ЯЗЫКОЗНАНИЯ
XIX-XX
ВЕКОВ
В
ОЧЕРКАХ
и
ИЗВЛЕЧЕНИЯХ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«ПРОСВЕЩЕНИЕ»
МОСКВА
•
1965


ИЗДАНИЕ ТРЕТЬЕ, ДОПОЛНЕННОЕ


ОТ
СОСТАВИТЕЛЯ
Часть
II „Истории языкознания XIX
—
XX веков"
посвящена
в
основном
современному
периоду?
который
характеризуется
активными
и
разнонаправленными
поисками
но вых
мет одов
линг­
вистического
и сслед ован и я.
Она
со ставлен а
по
тем
же
принципам,
что
и
первая
часть,
и
ориентируется
только
на
две
(и,
несом­
ненно,
важнейшие)
проблемы:
проблему
пре дмет а
науки
о
яз ыке
(природа и сущность языка)
и
пробл ем у
метода
н ау чного
иссле­
дования.
В ыход
за
эти
пр еде лы
пр ивел
бы
к
нарушению
единства
книги
и
к
значительному
увеличению
ее
о бъ ема.
В
данном
издании
в
часть
II внесены особенно значительные
доп о лне ния
—
три
новых
раздела
и
об щее
„Заключение".
В
ре зуль­
тате
эт ого
обзор
лингвистических
на пр авле ний
д овед ен
до
событий
сегодняшнего
дня .


I
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ
ТЕОРИИ
ЯЗЫКА
XX В.
К
онцепции
включенных
в
данный
раздел
ученых
не
образуют
внутреннего
единства.
Они
объединены
по
внешнему
признаку,
обозначенному
в
н азва­
нии
раздела,
х отя
вместе
с
тем
в
них
можно
обнаружить
определенное
сближение
в
понимании
некоторых
проблем
языкознания.
Несмотря
на
св ою
относительную
изо лир ов аннос ть ,
эти
концепции
вместе
с
тем
оказали
из вес т­
ное
влияние
на
формирование
ря да
направлений
современного
языкознания,
и
без
них
история
лингвистической
мысли
была
бы
неполной.
Антон
Марти
(1847—1914), первоначально католический священник,
опирался
в
своих
мн огочи сле нны х
работах
по
философии
языка
на
концеп­
цию
своего
у чи теля
Ф.
Брентано,
пр едс та вите ля
идеалистического
н ап рав­
ления
(так называемой «вюр цбур гс к ой
и
венской
ш к ол ы») эмпирической
п сихолог и и.
Осн ов ная
работа
А.
Марти
—
«Исследования к обоснованию
всеоб щей
грамматики
и
философии
я з ык а» (1908).
При
ж изни
он
выпустил
лишь
первый
том
эт ого
широко
з аду манно го
труда;
в
1950 г.
его
ученик
Отто
Функ е
посмертно
опубликовал
фрагменты
вт оро го
т ома
—
«Предложение и
слово»
и
«Означении и методе всеобщей описательной семасиологии» .
В
1916—
1920 гг .
вышло
собр ание
его
сочинений
(в двух томах и четырех книгах), в
которое,
однако,
не
вк лючен а
указанная
выше
основная
работа
А.
Марти.
Предметом
философии
языка
А.
Марти
(или,
как
он
сам
называет
ее,
в се­
общей
се ма си олог ии)
является
все
то,
что
можно
отнести
к
всеобщим
и
норма­
тивным
феноменам.
В
этом
от ноше нии
А.
Марти
мож но
рассматривать
как
прямого
предшественника
глоссематических
построений
Л.
Е л ьмсл ева,
ис­
ход ящ его,
как
и
А.
Марти,
из
апр иор ных
и
вы ве денн ых
логическим
путе м
нор м.
Стремясь
со здат ь
логическую
в
свои х
основах
грамматику,
опирающую­
ся,
как
и
известная
«Универсальная и рациональная грамматика»
Пор - Роя ля,
на
заранее
заданные
схемы,
А.
Марти
всячески
от грани чив ае т
ее
от
элементов
историчности
и
лишает
связей
с
конкретными
язы ка ми.
В
своей
всеобщей
семасиоло ги и
А.
Марти
выделяет
мате рию ,
к отор ую
в
языке
представляют
значения,
и
форму.
Фор ма
в
свою
оче редь
под раз де ляет ­
ся
на
внешнюю
(звуковая сторона языка)
и
внутреннюю,
кот ор ой
А.
Марти
уделяет
особое
внимание.
Под
внутренней
языковой
формой
он
разумеет
всю
совокупность
связей,
существующих
между
значением
и
выражением.
В нут­
ренняя
форма
может
быТьЪбразной,
воплощая
в
себе
результат
метафориза-
ции
как
определенного
ви да
психической
деятел ьно сти,
или
же
конструктив­
ной .
Роль
конструктивной
внутренней
формы
заключается
в
упрощении
и
эк ономии
языковых
знаков.
По
характеру
значений
Д.
Марти
подразделяет
слова
на
автосемантические,
обладающие
значениями
сами
по
себ е,
и
синсе-
мантические,
получающие
сво е
значение
только
в
связи
с
другими
словами.
5


В
настоящую
книгу
включена
(с некоторыми сокращениями)
с та тья,
на­
писанная
А.
Марти
в
порядке
полемики
с
К.
Фос с ле ром.
В
этой
статье
А.
Мар­
ти
вкратце
изл аг ает
основные
положения
своей
теории
и
указывает
те
общие
принципы,
из
которых
он
исходит.
Ал ан
Г
ар дин ер
(род.
в
1879 г.), видный современный египтолог,
опубликовал
две
раб от ы,
посвященные
общей
те ории
языка.
Одна
из
н их,
«Теория имен собственных» (1940), носит в значительной степени философский
хар ак тер
и
примыкает
к
раб от ам
по
т еории
познания
Бертрана
Ра ссе ла.
В то­
ра я, «Теория речи и языка» (первое издание в 1932 г.,
вт орое
в
1951 г.), трак­
ту ет
собственно
лингвистические
в опросы .
В
это й
второй
своей
книге
А.
Га р­
динер
противопоставляет
язык
как
явление
внеиндивидуальное
и
«постоянное»
ре чи
как
явле нию
х отя
и
укладывающемуся
в
схемы
языка,
однако
зав ися ­
щему
от
су бъе ктивно го
фактора.
С
точ ки
зрения
этого
противопоставления
он
расс матр и вает
традиционные
категории
языкознания,
а
так же
теорию
предложения,
которое
он
о тн осит
к
явлениям
речи.
(«Предложение — единица
р еч и». «Предложение
управляется
намерением
как
в
ко личе ст вен ном,
так
и
в
качественном
отношении,
и
если
возникает
необходимость
в
его
количест­
венном
определении,
то
можн о
принять
следующее:
пр ед ло жение
—
это
выска­
зы ва ние
на сто лько
д линно е
по
коммуникации,
наск ол ько
это
вход ит
в
намер е­
ния
говорящего,
прежде
чем
он
сделает
паузу».)
В
настоящую
книгу
вкл юч ен
докла д
А.
Гардинера
на
международном
лингвистическом
конгрессе
в
Риме,
в
котором
он
с
боль шой
ясностью
и
четкостью
излагает
сущность
своей
те ор ии.
Карл
Бюл ер
(1879—1963), представитель немецкой школы психоло­
гии
мышления,
по сле
ряд а
работ,
посвященных
собственно
психологическим
проблемам
(«Духовное развитие ребенка», 1918; «Кризис психологии», второе
из дание
в
1929; «Теория выражения», 1933), обратился к рассмотрению при­
роды
языка
со
свои х
психологических
по зици й.
Св ои
в зг ляды
он
с уммирова л
в
книге
«Теория языка» (1934), ставшей предметом многочисленных дискуссий .
К.
Бюлера,
как
и
А.
Марти
и
А.
Гардинера,
не
интересуют
генетические
во прос ы.
Он
занимается
не
столько
языком,
ско л ько
речью,
и зучаемой
им
с
точки
зрения
фу нкций,
которые
она
сп особ на
выполнять
в
к онк рет ной
ситуа­
ци и.
К.
Бюл ер
выделяет
при
э том
три
функции:
выра же ни е,
обращение
и
сооб­
щение,
перенося
их
в
сферу
ка тегор ий,
обусловливающих
сущность
языка.
Тем
самым
природа
языка
определяется
его
функциями
в
процессе
речи.
Его
к нига
включает
четыре
ра з де ла: 1) Принципы исследования языка;
2) Поле указания языка и слова -у ка з а те ли ; 3) Символическое поле языка и
н аз ыва ющие
сл о ва; 4) Строение человеческой речи:
элементы
и
сло жн ые
обра­
зования.
В
пе рвом
из
этих
разделов
устанавливаются
методологические
пред­
пос ылки,
на
о снове
которых
проводится
дальнейшее
исследование
(кстати го ­
вор я,
из
тр ех
наз ван ных
функций
он
фактически
рассматривает
только
одну—
функцию
с ообще н и я). «Теория
языка»
К.
Бюлера
не
излагает
сколько-нибудь
оригинальной
концепции
и
в
большей
мере
сумм ир ует
и
комбинирует
взгля д ы
других
ученых
(Марти,
Гуссерля,
К ас сире ра,
Г ар динер а ), интересовавшихся в
первую
оч еред ь
нормативными,
логическими
и
п сихолог ическ ими
построени­
ям и,
гла вн ым
об р азом
апр ио рно го
поряд ка.
Это
об стоя тель ство
признает
и
сам
К.
Бюлер,
под ч еркив авш ий,
что
он
оперирует
с та рыми
ис тин ами,
об
этом
сви ­
детельствуют
и
его
четыре
аксиомы,
образующие
существенную
час ть
его
ме­
тодологического
вооружения:
А.
Модель
органона
языка;
В.
Знаковая
при ­
ро да
языка;
С.
Ра з гран иче ние
реч ев ого
а кта
и
языко во го
образования
и
D.
Противопоставление
слова
и
пре дло жени я.
Понимание
работ
К.
Бюлера
затрудняется
поле миче с кими
намеками
на
актуальные
ко
времени
дис ку сс ий,
но
ныне
во
многом
забытые
вопросы,
и
сложной
терминологией,
кото р ая
в
значительной
мере
наполнена
не
ст оль ко
линг вистич ес ким ,
сколько
ф илосо фск им
или
психологическим
содержанием.
В
настоящую
книгу
включены
изв ле че ния
из
первого
(методологического)
раздела
«Теории языка», излагающие понимание Бюлером природы языка и
теоретические
предпосылки
исследования,
а
также
ст атья
«Структурная
модель
я зык а», которая уточняет,
конкретизирует
и
дополняет
приведенные
извлечения.


А.
МА РТИ
О
ПОНЯТИИ
И
МЕТОДЕ
ВСЕОБЩЕЙ
ГРАММАТИКИ
И
ФИЛОСОФИИ
ЯЗЫКА1
Ког да
я
включил
наименование
«всеобщая грамматика»
в
назва­
ние
моей
работы
«Исследования к обоснованию всеобщей грамма­
тики
и
философии
я з ык а», я прекрасно понимал,
что
как
сам
пред­
мет ,
так
и
его
наименование
не
пользуются
общей
люб овь ю.
Но
так
как
я
поставил
своей
з ад ачей
совместно
с
выдающимися
языковеда­
ми,
имеющими
по доб ные
же
намерения,
воздать
должное
том у
правильному,
что,
по
мо ему
мнению,
леж ало
в
основе
ранних
с трем лен ий
к
у стан ов лению
«всеобщей грамматики», и,
насколько
это
в
мо их
сил ах,
попо лнит ь
его
и
ра звит ь
дальше,
то
мне
казалось
целесообразным
сохранить
т акже
и
данное
наименование,
не­
смотря
на
то
что
оно
вызывает
ироническое
отношение
со
стороны
некоторых
ученых.
Но
как
можно
говорить
о
научной
описательной
грамматике
от­
де л ьных
язы ко в,
так
возможно
это
и
в
отношении
всеобщей
грам­
матики,
ко торая
точным
образом
описы вает
об щие
черты
и
элементы
всех
форм
человеческой
речи.
А
то,
что
эти
последние,
несмотря
на
все
част ны е
различия,
можно
обнаружить
повсюду,
гарантируется
совпадением
подлежащего
выражению
содержания,
а
также
общностью
средств
и
путей,
к отор ыми
человек,
вследствие
равных
способностей
и
психофизической
организации,
распола­
г ает
для
выражения.
Эта
описательная
всеобщая
г рамма ти ка
являе тс я
нео бхо димым
д об ав лением
к
учению
о
всеобщих
осо­
бенностях
и
законах
развития
языка,
которое
более
правильно
наз ыват ь
у че нием
о
принципах
ис тор ии
языка;
между
ни ми
суще­
ствуют
таки е
же
отношения,
какие
имеют
ме сто
ме жду
описанием
организмов
и
их
частей,
с
одн ой
ст оро ны,
и
учением
об
орг а ни­
ческих
из мен ения х
или
о
г енез исе
и
последовательности
соот­
ветствующих
явлений,
с
д ругой
стороны.
Как
та м,
так
и
здесь
совершенно
не во зм ожно
удовлетворительное
объяснение
процессов
ст ано вления
и
развития,
кроме
как
на
основе
возможно
бо лее
точного
анализа
и
описания
их
компонентов,
то чно
так
же,
как
1А.
М
а
г
tу,
Ober Begriff und Methode der allgemeinen Grammatik und
Sprachphilosophie, «Zeitschrift fur Psychologic», Bd.55,1910. Ста тья
приводит­
ся
с
со кр а ще ниями;
7


и
особенностей
и
функ ц ий
этих
последних.
Оба
разветвления
это го
лингвистического
уч ения
о
принципах,
ориентированных
на
генетическое
и
описательное
изучение,
можно
называть
также
«философской грамматикой»
и
разделом
философии
языка
по­
стольку,
поскольку
при
этом
речь
идет
о
проблемах,
ре шен ие
которых
является
по
преимуществу
делом
психологов,
как
это
имее т
место
в
описательных
и
генетических
вопросах
об щей
семасиологии.
Понятие
философского
и
философии
я
определяю
таким
обра­
зом,
что
включаю
в
него
все
те
направленные
на
вскрытие
всеоб­
щ его
и
закономерного
исследования,
которые
касаются
ли бо
вопросов
психологии,
либ о
в
интересах
дальнейшего
своего
пр о­
гресса
в
та кой
мере
вынуждены
обращаться
к
психологическому
поз на нию
и
методам,
что
объединение
их
в
руках
пс и холог ов
обусловливается
требованиями
правильной
организации
и
рас ­
пределения
труда.
В
соответствии
с
этим
общим
понятием
философии
и
ф илос оф­
ского,
по
мо ему
мнению,
надо
толковать
и
специфическое
пон я тие
философии
языка.
Она
охватывает
все
направленные
на
всео бще е
и
необходимое
или
закономерное
языковые
исследования
и
во­
просы,
гла вная
трудность
которых
и
поиски
ответов
на
ко торы е
леж ат
в
психологической
области
и
где
в
соответствии
с
пр ин­
ципами
практического
разд елен ия
работ ы
п р едс тав ляется
жела­
тел ь ным,
чтобы
в
поисках
решений
пре иму ще с тве нное
участие
принимала
психология.
Эти
иссл едо в ания
в
области
фи лософ ии
языка
можн о
далее,
как
это
вообще
имеет
мес то
в
философии,
подразделить
на
тео ре­
тич еск ие
и
пр ак тичес ки е.
Теоретические
исследования
не
что
иное,
как
то,
что
также
можно
назвать
психолингвистическими
исследованиями
или
«философской грамматикой», и львиная доля
принадлежит
здесь
вопросам
всеобщей
описат ел ьно й
и
генетиче­
ской
семасиологии.
Специально
для
описательной
части
всеобщей
семасиологии
мне
пре дс тавля ется
наиболее
удачным
наименование
«философская
гр ам матик а».
Но
я,
как
уже
отмечалось,
и
ее
причисляю
к
«психологии
языка»
и
считаю
неправильным
и
вводящим
в
заблуждение,
когда
эти
исследования
час то
называют
«логическими»
или
даж е
относ я­
щимися
к
теории
познания.
О
последней
точке
зрения
нет
надоб­
ности
распространяться.
Что
же
касается
первой,
то,
конечно,
правильно
поступают
те,
кто
значение
средств
выра же ния,
в
противоположность
грамматическим
явлениям,
ча сто
наз ыв ает
«логическими явлениями» .
Точно
так
же
не
вызывает
сомнения,
что
логика
в
качестве
руков одс тв а
к
пр авил ьным
су жд ениям
оказывает
вли яние
и
на
языковое
выражение
(и в особенности
выражение
понятий
и
суждений)
и
тем
с амым
пр едо ст авл яет
место
для
опр ед елен ных
описательно-семасиологических
сообра­
жений.
Но
б ыло
бы
неправильно
последние
сч итать
таки м и,
в


ко торы е
представляют
ценность
и
явля ютс я
предметом
этой
практической
д исци пли ны
только
в
упомянутом
объеме.
Не
только
в
отношении
выражения
понятий
и
суждений
(чем непо ­
средственно
должны
за ни ма ться
логики), но и имея в виду всю
совокупность
психической
жизни
они
также
представляют
те о­
ретический
интерес,
и
называть
их
просто
«логическими исследо ­
ваниями»
зн ачил о
бы
нед оо цени ват ь
их
теоретическое
зна чен ие.
Еще
боле е
неправильно,
с
мо ей
точки
зрения,
при
описатель­
ных
иссл едо ва ниях
говорить
о
«логическом»
методе
в
противопо­
ложность
психологическому.
Подобные
методы
не
в
большей
мере
«логические», чем те,
которые
применяются
при
каждом
точном
научном
анализе
и
расчленении,
и
т акой
описательный
ана лиз
я вл ений
точно
так
же
относится
к
основам
всякой
точ ной
психоло­
гии
и
тем
самым
к
подлинно
психологическому
м е тоду.
Выше
я
уп отреб л ял
наименование
«психология языка».
Я
хо чу
отметить,
однако,
что
я
при
эт ом
не
раз умел
какого-то
ос обог о
ответвления
псих о ло гии.
Я
должен
согласиться
с
Г.
Паулем,
когда
он
го вор ит,
что
языкознание,
конечно,
должно
быть
насквозь
психологическим
даж е
тогда,
когда
речь
и дет
о
констатации
отде льны х
фак т ов,
но
об
особой
«психологии языка»
не
больше
оснований
говорить,
чем
об
особой
психологии
пра ва
или
экон о­
мики.
И
е сли
бы
и гры
(шахматы,
карточные
и гры
и
пр.)
бы ли
бы
не
только
играми,
но
и
серьезным
занятием,
так
что
стоило
бы
за нят ься
сопровождающими
.их
психологическими
п роб лема ми
и
яв лен и ями,
то
можно
было
бы
с
так им
же
сам ым
правом
гово­
рить
и
о
«психологии шахмат»
или
«психологии бриджа».
В
этом
я
пол н остью
согласен
с
названным
замечательным
исследо вател ем ,
которому
«психология языка»
обязана
более,
чем
кому-либо,
хотя
он
и
не
выдавал
себя
за
ее
п ред ста ви теля.
На
этой
так
называемой
«психологии языка», так же как и на
общей
псих о ло гии,
строятся
и
практические
и ссл ед ован ия.
Я
разу­
мею
под
эт им
«руководство к правильной речи», но не в том смысле,
что
оно
должно
устанавливать
стандарты
для
то го
или
ин ого
времени
и
места
(такое руководство не имеет философского харак­
тер а
и
вообще
не
является
предметом
на ук и), а в смысле того,
что
в
идеале
является
прав иль ным
или
целесоо б р азн ым.
И
эта
«пра ­
вильность»
имеет
много
зн ачен ий
соответственно
целям,
к оторы м
более
или
менее
совершенным
образом
может
служить
употреб­
ление
языковых
знаков.
Так ,
ре чь
может
бы ть
об
идеальном
языке,
кот ором у
индивидуальные
и
коммуникативные
логика
и
учение
о
методе
предъявляют
требов ани я
с
учетом
качеств
языка,
наиболее
важных
для
формирования
и
сообщения
элементов
позна ния .
Далее
—
об
идеальном
языке,
которому
дает
предписания
и
у ка­
зан ия
ориентация
на
обычаи
и
право,
а
также
примыкающие
к
ним
социальная
экономия
и
мировая
политика.
Наконец,
и
о
та ком
идеальном
языке,
когда
дае тся
право
эстетике
определять,
к акие
качества
языка
превращают
его
в
наиболее
совершенное
ср едст во
на
службе
красоты
и
и скус ства .
Именно
для
эт их
цел ей,
9


по
мо ему
мнению,
существуют
пра кти чески е
р а зделы
философии
языка,
которые
зани м ают ся
исследованием
и
изложением
общих
закономерностей
и
методов,
в
соответствии
с
котор ым и
проис х одит
образование
такого
рода
идеального
языка.
Я
наз вал
их
г
л
о
с-
сономией
и
глоссотехникой
и
упоминаю
их
во
вв одн ой
части
своих
«Исследований»
в
связи
с
их
положением
во
всей
системе
философии
языка,
но
из
дальнейшего
изложения
мо ей
книги
исключаю.
Моя
книга
—
теоретическое
исследование
и,
исключая
ввод ну ю
часть
и
приложение,
спе циал ь но
посвящена
обоснованию
всеобщей
описательной
семасиологии,
к ото рую
я
считаю
для
философов
основой
всех
тео р ети ческ их
и
практических
иссл едо в аний
языка.
Среди
вопросов
эт ой
области
центральное
место,
по
моему
мнению,
над о
отвести
тем,
которые
устанавливают
различие
м ежду
явлениями,
называемыми
в
области
семантики
материей
и
формой.
Они
возникают
в
каждом
языке,
и
на
их
основе
среди
языковых
знаков
различают
материальные
слова
и
форм аль н ые
сл ова,
или
«формы», имея при этом в виду все средства выражения,
которые
действительно
употребляются
для
обозначения
тех
или
иных
элементов
значения,
или
же
только
такие
с пос обы
и
средства
обозначения,
которые
по
своему
з нач ению
особен н о
при год ны
для
выражения
формы
или
же
м атер ии
и
считаются
«адекватными»
им
х.
При
эт ом
обычно
г ов орят:
материальные
слов а
означают
«понятия»
или
«предметы», а формальные слова,
или
«формы»,—
«отношения» (понятий или предметов) .
Иногда
вторая
часть
этой
формулы
име ет
так ой
вид:
формальные
слова,
или
«формы», обо ­
зн ачаю т
«отношения слов».
Все
это
представляется
мне
малоубедительным
и
вовсе
не
про­
тивопоставляется
том у
по ло жени ю,
что
материальные
слова
означают
поня тия,
а
следовательно,
должны
обозначать
и
пред­
м еты.
Более
естественным
противопоставлением
всему
этому
является
положение,
что
такие
яв лени я,
как
отношения
пред­
метов
(или понятий), обозначаются формами,
причем
это
точно
так
же
будет
характеристикой,
несомненно,
семантического
порядка.
Но
е сли
эта
кон статац и я
относительно
того,
что,
собственно,
в
значении
является
материальным
или
же
ф орма льны м
элементом,
ка к-то
приближается
к
истине,
то
она
все
же
еще
не
есть
совер­
шенная
ис т ина.
И
здесь
мы
оказываемся
перед
вопросом,
кот оры й
с
очевидностью
нам
показывает,
что
о быч ные
п оня тия
грамматики,
1 В связи с этим последним термином некоторые говорят о формальных и
материальных
яз ык ах,
разумея
под
первыми
такой
языковый
т ип,
где
также
и
для
так
н азы ваемы х
формальных
элементов
значения
имеются
п ригодн ые
и
«адекватные»
средст ва
выражения
(таковыми могут быть,
например,
так
на­
зывае мые
флек с ии ), а материальными языками называют такие,
у
которых
среди
их
средств
выражения
отс утствуют
«действительные формы», иными сло­
вами,
такие,
ко торы е
формальные
элементы
зна че ния
выр аж ают
так
же
оди ­
на к овыми
или
сходными
средствами,
как
и
«материальные»
элементы
значения.
10


поскольку
они
н осят
семасио ло ги ческ ий
характер,
для
своег о
разъяснения,
более
то чно го
т олк ов ания
и
отграничения
нуждаются
име нно
в
таки х
исследованиях,
которые
Фосслер
называет
ли шь
«логическими», не относящимися к грамматике и « ге те р о генн ым и»
ей.
Я
имею
в
данном
случае
в
виду
точн ый
анализ
и
о писание
психических
функций,
а
т акже
их
содержания,
без
чег о
дан ные
о
значении
наших
языковых
средств
будут
в
такой
же
степени
неполными
и
ту ман ными,
как
это
и мело
место
в
отношении
меди­
цинского
познания
органов
и
функций
человеческого
тел а,
до
т ого
как
оно
оперлось
на
научную
анатомию
и
физиологию.
Что
же
касается
п оня тия
формы
и
материи
в
об л асти
зна че ния,
то
более
детальное
изучение
показывает,
что
в
это
различие
вносят
много
путаницы
и
что
если
изб ави ть ся
от
нее
и
обратиться
к
ра цио­
нальному
зерну,
то
мы
неизбежно
натолкнемся
на
различие
авто-
семантических
и
син сем ант и ч еских
сост авны х
частей
человеческой
речи,
которое
обнаруживается
в
каждом
языке
и
рассмотрение
к отор ого
находится
в
центре
описательной
семасиологии.
Под
автосемантическими
языковыми
ср ед ств ами
я
разумею
такие,
кот орые
сами
по
себе
сп особ ны
на
по лное
выражение
о бладаю щи х
ко мм уник а т ивными
качествами
психических
явлен и й
(или со­
де рж ан ий ); как мне кажется,
они
р ас пада ются
соо тв етст венно
о сно вным
классам
видов
психической
де ятельн ости
(различаемых
мною)
на
вызывающие
п редста вл ен ия
(среди которых « им ена»
в
ши роком
смысле
этого
с лова
играют
ведущую
роль), высказы­
вания
и
с вяз анные
с
э ксп ресс ией
выр аж ени я,
или
эм отивы.
По­
этому
гла вна я
задача
всеобщей,
или
филос офс ко й,
грамматики
в
смысле
всео бщ ей
описательной
семасиологии
заключается
в
разрешении
во пр оса
о
фу нкц иях
этих
авт осема нт ическ их
э ле­
ментов
как
в
отношении
того,
что
они
выра жаю т
или
(непосред ­
ственно)
обнаруживают,
так
и
того,
что
они
(опосредствованно)
зн ачат.
А
это ,
естественно,
прив од ит
к
об су жд ению
еще
более
глубоких
психологических
вопросов,
а
именно:
о
сущности
созна­
н ия,
о
различии
а кта
и
содержания
и
о
природе
и
п одра зделе ни ях
это го
соде рж ан ия
в
различных
классах
функций
сознания.
Если
отой ти
от
функций
и
зна чени я
автосемантических
языко­
вых
средств,
как
мы
их
каждодневно
употребляем,
и
обра ти ться
к
в опр осу
о
их
форме
и
образ ован и и,
то
мы
неизбежно
сто л кн емся
с
синсемантическими
я вле ниям и,
т.
е.
частями
речи,
которые
са ми
по
с ебе
ничего
не
значат
и
способны
на
это
только
в
со еди­
нен ии
с
другими,
и
им енно
тогда,
когда
они
пом о гают
образо­
выва ть
ав т осем антич еск ие
элеме нт ы
(высказывание,
эмо ти в,
имя
и
т.
д.), хотя нашим языковым чувством воспринимаются как
отдельные
час ти
речи.
Короче
г овор я,
мы
сталкиваемся
с
фактом,
что
н аши
авт о семант ич еск ие
сред ств а
выражения
почти
всегда
обнаруживают
соединение
«частей речи»,
или
«слов», что они
образуются
син так си чески
и
что
оч ень
многие
из
эт их
син т ак­
сически
объединенных
для
выражения
целого
частей
функцио­
н ируют
только
синсемантически.
А
так
как
вполне
понятные
11


пр ич ины,
действующие
во
всех
формах
речи,
всегда
стимулиро­
в али
и
продолжают
стимулировать
си н такси чески е
образования,
то
и
яв ле ние
синсем ант ик и
в
том
или
ино м
виде
сво йст венно
вс ем
язы к ам,^ а потому
по
пра ву
является
пр едм етом
иссл едо ван ия
всеобщей
грамматики.
Од нако
эта
последняя
проводит
при
этом
определенные
различия.
В
ч аст ност и,
н адо
различать
два
важных
кл асса
—
такой,
где
соединению
знаков
соответствует
аналогичное
соединение
в
мыслях
или
вообще
в
значении,
где ,
следовательно,
наличествует
п овод
к
синсеман ти ческ ом у
образованию,
и
та кой
класс,
где
это
не
им еет
м еста.
Ориентация
на
экономию
знаков
и
деятельность
памяти
проявляется
и
в
первом
кла ссе ,
но
она
не
является
ре шающи м
фактором.
Напротив
того,
это
является
характерным
для
второго
из
названных
классов.
Учитывая
то,
что
в
противоположность
грамматическому,
или
языковому,
зн ачен ию
языковых
ср ед ств
эт от
тип
з нач ений
часто
им ену ют
просто
«логическим», я называю первый случай «л огиче ск и
обос­
нованной»
синсемантикой,
а
второй
—
«логически не обосно­
ва нно й».
Естественно,
что
в сео бщая
грамматика
пр ежде
в сего
инт ер есует ся
первой
и
ставит
своей
за дачей
выяснить
и
перечис­
лить
все
причины,
которые
приводят
к
тому,
что
все
факты
чело­
веческой
дух овн ой
жизни
и
ее
содержания,
поскольку
они
п одд ают­
ся
языковому
выражению,
обра зуют
синсем ант ическ ие
яв ле ния
по­
средством
соединения
предназначенных
для
сообщения
эле м ент ов.
Что
касается
«логически не обоснованной»
син семант ик и,
то
в
отношении
нее
всеобщая
грамматика
ограничивается
тем,
что
приводит
ее
об щие
т ипы
и
иллюстрирует
их
примерами
из
суще­
ству ющ их
языков.
Это
бу дет
сделано
во
втором
томе
наш их
«Ис­
сл едо вани й», и там же будут рассмотрены по отдельности причины
разных
случаев
логически
обоснованной
си н семан тик и,
но
общая
характеристика
как
первой,
так
и
второй
сод ерж и тся
уже
в
первом
томе.
Мы
выше
указывали,
что
неправильному
пониманию
того
фактического,
что
лежит
в
основе
традиционного
разграничения
формальных
и
материальных
элементов
в
значении,
способство­
ва ло
смешение
п онят ий.
Со
значением
и
его
элементами
путают
то,
что
именуется
т акже
«формой», в частности явление так назы ­
ваемой
внутренней
формы
языка,
которая
в
дейст вит ел ьн ост и
относится
не
к
выражаемому
содержанию,
а
к
ср едст вам
выра­
жения
и
по ним ания
Ч
Она
т акже
яв ляетс я
важным
предметом
1А.
Ту мб
жалуется,
что
выдвинутое
Гумбольдтом
понятие
«внутренней
формы»
каждым
толкуется
по -с во ему.
Это
замечание
не
лишено
основания.
Но
это
происходит
потому,
что,
на чин ая
от
самого
Гумбольдта
вплоть
до
настоя­
ще го
времени,
подлинная
природа
этого
я влени я
(и особенно образная внут­
ренняя
форма
языка,
сущность
и
важность
которой
для
различного
ф орми рова ­
ния
языков
Гумбольдт
только
предугадывал)
всегда
понималась
неправильно.
Различие
внутренних
фо рм
яз ыка
(и особенно той,
к ото рую
я
называю
конструктивной
внутренней
формой
языка)
и
связанные
с
ни ми
различные
методы
синсемантического
выражения
иг раю т,
разумеется,
определенную
роль
в
разных
«типах языкового строя» .
12


в сео бщей
грамматики
не
только
потому,
что
ее
так
или
инач е
можно
обнаружить
во
в сех
языках
(как то,
что
я
на зы ваю
«образ ­
но й », так и конструктивной внутренней формой языка),
но
и
потому,
что
для
семасиологии
очень
важно
четко
и
последова­
тельно
отграничить
явления,
которые
так
легко
сме шать
со
зн а­
чением
и
которые
ф акти чес ки
очень
часто
смеш ив ают ся
с
ним ,
от
самого
значения.
О
природе
этих
я вле ний
и
их
отличии
от
«внешней формы языка», с примерами того,
как
они
п ута ются
и
смешиваются
со
значением,
также
говорится
в
первом
т оме
мо их
«Исследований»,
который,
таким
образом,
посвящен
главным
об разом
о писат ель но-семасио лог иче ск им
вопросам
и
проблемам
самого
общего
порядка.
Вт орой
том,
кроме
уже
упомянутых
задач,
буд ет
ст ре мит ься
к
критическому
рассмотрению
ины х
учений
о
фо рм а льных
и
ма тери альны х
элементах
в
значении
—
на
основе
вскрытых
на ми
отношений
между
автосемантическими
и
си нсе-
мантическими
языковыми
средствами.


А.
ГАРДИНЕР
РАЗЛИЧИЕ
МЕЖДУ
„РЕЧЬЮ"
И
„ЯЗЫКОМ"1
Фердинанду
де
Сос сю ру
принадлежит
заслуга
в
прив ле че нии
внимания
к
различию
между
«речью»
и
«языком»,
различию
настолько
важному
по
своим
по след ст виям ,
что,
по
моему
мнен ию,
оно
рано
или
поздно
станет
неиз б ежн ой
ос нов ой
вс яког о
научного
изучения
грамматики.
Впрочем,
только
в
п осм е ртном
«Курсе
общ ей
лингвистики»,
составленном
учениками
де
Сос сюра
по
зап исям
лекц и й,
это
разли чи е
получило
печатное
выражение.
Составители
великолепно
справились
со
св оей
зад ачей ,
но,
вне
всякого
сом нени я,
с ама
природа
их
материала
создавала
для
них
определенные
трудности,
и,
кроме
того,
они
не
чувствовали
себя
вправе
раз ви ть
тезисы
с
так ой
же
ясностью,
с
какой
это
сделал
бы
сам
учитель.
Я
не
имею
возможности
установить,
насколько
де
Соссюр
был
бы
согласен
с
т еми
идеями,
которые
возникли
после
его
смерти
и
был и
стимулированы
его
теориями.
Совершенно
очевидно,
однако,
что
устанавливаемое
Ш.
Балли
и
Г.
Пальмером
различие
в
некоторых
отношениях
отличается
от
того,
к оторое
проводил
де
Соссюр,
и
то чно
так
же
я
не
мо гу
приписать
де
С о ссюру
все
выводы,
которые
я
сам
сд елал
в
своей
недавней
книге
«Теория
речи
и
я зыка» .
Но
в
одном,
впрочем,
я
уверен:
высказанные
де
Соссюром
взгляды,
несомненно,
очень
отличаются
от
тех ,
которы е
был и
ра зв иты
пр офе сс ором
Есп е рсе ном
в
его
ле к циях
«Челове ­
че ст во,
нация
и
индивид
с
лингвистической
точки
зрения», опуб­
ликованных
в
1925 г.
в
Осло.
Профессор
Есперсен
поправит
мен я,
если
я
в
св ою
оче ред ь
не­
правильно
истолкую
его
точку
зр е ния.
Ес ли
я
не
ошибаюсь,
раз­
личие
между
«речью»
и
«языком»
п ред став ляет
для
н его
л ишь
различие
между
л инг висти ческ им и
привычками
индивида
и
общества,
к
которому
он
принадлежит.
Это
явствует
из
многих
утверждений
его
книги,
из
которых
я
приведу
то лько
некоторые.
На
странице
16 мы читаем: «В различии,
п ровод им ом
между
«речью»
и
«языком», я не вижу ничего другого,
как
вариант
теории
«на ­
родн ого
р а зу м а», «коллективного разума»
или
«стадного разума»,
противопоставляемого
индивидуальному
ра зуму
(или же возвы­
1 Alan Н.
Gardiner, The Distinction of «Speech» and «Language».
Atti del III congreso internazionale dei linguisti, Firenze, 1935.
14


шающегося
над
ним),
теории,
которая
содержится
во
многих
немецких
исследованиях
и
с
которой
сре ди
прочих
совершенно
справ ед ливо
бор ол ся
Герман
Пау ль ».
На
странице
19 мы обна­
руживаем
с лед ую щее : «Таким образом,
каждый
индивид
обладает
нормой
для
своей
«речи», которая дается ему извне:
ф акт ич ески
он
получает
ее
пос ред ст вом
сво его
наблюдения
над
индивидуальной
«речью»
других.
В
известном
смысле
мы
можем
сказать,
что
язы к
(la langue) есть нечто вроде множественного числа речи (le parole),
так
же
как
«много лошадей»
ест ь
множественное
число
от
«одной
л ош ади», т.
е.
оно
означает
одну
лошадь
+ лошадь No 2, которая
несколько
отличается
от
пер во й, + лошадь No 3, в свою очередь
нем но го
о тл и чающа яся,
и
т.
д.
Все
различные
индивидуальные
языки
в
своей
совокупности
образуют
национальный
язык».
В
дальнейшем
профессор
Есперсен,
как
каж ется ,
делает
дог адку ,
что
в
соссюровском
понимании
ре чь
есть
«мгновенное лингви­
стическое
функционирование
индивида»,
но
он,
по-видимому,
все
еще
думает,
что
небольшое
расширение
эт ой
точки
зрения
приведет
к
толкованию
«речи»
как
совокупности
лингвистических
привычек
индивида,
и
в
подтверждение
это го
ссы ла ется
на
то,
что
мы
располагаем
гомеровскими
словарями
и
гомеровскими
гр аммат ик ам и.
Я
должен
сознаться,
что
испытываю
большие
затруднения
относительно
утверждения
того,
что
де
Соссюр
ду мал
или
не
дума л,
но
в
одном
я
у вер ен:
между
индивидуальным
«языком»
и
«речью»
он
уста на вли ва ет
такие
же
большие
различия,
как
и
между
языком
общества
и
ре чью
каждого
из
его
членов.
Ра зу­
меется,
де
Соссюр
не
мог
не
понимать,
что
индивиды
об ладают
своими
лингвистическими
привычками,
так
же
как
и
группы
ин диви до в.
Суще с тв ует
английский
язык
Шек сп ира,
Оксфорда,
Аме ри ки
и
английский
без
всяких
ут оч нений.
Мы
можем
рас­
см атр ив ать
яз ык
ограниченным
как
географическими,
так
и
в ре­
менными
пределами;
когда
мы
гов ор им
об
английском,
мы
иногда
разумеем
английский
на
протяжении
всей
его
истории,
а
иногда
только
анг ли йск ий
какого-либо
инд ивид а,
как,
например,
тогда,
ког да
говорим,
что
английский
Джона
отвратителен.
Но
все
видоизменяющееся
собрание
лингвистического
материала
есть
«язык», а не «речь»
в
том
с мыс ле,
в
каком
употреблял
этот
термин
де
Соссюр.
Любое
такое
собрание,
т.
е.
любой
сл ова рь
и
любая
совокупность
си нта кси ческ их
моделей,
образует
«язык» . «Я зык»
пр ед ставл яет
основной
ка пита л
лингвистического
мат ер иала,
которым
владеет
каждый,
ког да
осуществляет
деятельность
«речи».
Но
что
такое
тогда
«речь»? Речь,
как
я
ее
понимаю
и
как,
нес ом нен но,
понимал
ее
де
Соссюр,
ест ь
кратковременная,
исто ­
рически
неповторимая
деятельность,
использующая
слова.
Ре чь
имеет
место,
когда
ч ело век
делает
замечание
или
записывает
предложение.
Акт
не повт ор им,
закончен
в
себе,
происходит
только
одн аж ды
и
в
сил у
это го
диаметрально
противоположен
любому
языку,
любому
собранию
лингвистического
материала.
Поскольку,
15


следовательно,
деятельность
р ечи
и
собрание
лингвистических
привычек,
которое
мы
на зы ваем
«языком»,—
совершенно
несов­
местимые
вещ и,
с амо
пр ов еден ие
различий
меж ду
ним и
может
показаться
бесполезным.
С
тем
чт обы
сд ел ать
его
полезным
для
грамматиков,
это
раз­
личие,
по-видимому,
следует
свести
к
бо лее
простым
терминам,
и
в
соответствии
с
э тим
я
устанавливаю,
что
«речь»
в
своем
кон­
кретном
смысле
озн ач ает
то,
что
филологи
н азы вают
«текстом» .
Этим
словом
о бычно
определяют
то,
что
бы ло
н апи сано
каким-либо
автором,
но
я
хочу
расширить
его
з нач ение
до
обозначения
всего,
что
написано
или
сказано.
Как
только
будет
у своен а
эта
точка
зрения,
будет
нево з мо жно
не
у видет ь,
к
чему
стремился
де
Соссюр,
устанавливая
свое
различие.
В озь мем
любое
предложение,
любой
кусочек
«текста» .
Я
при­
веду
мою
люб им ую
цитату
из
Во л ь те ра : Il faut cultiver notre jardin.
В
этом
предложении,
типичном
об разц е
речи,
плоде
мг нове нно го
импульса
ли тера ту рног о
вдохновения,
отчетливо
выступают
два
ряда
явле ний,
а
именно
слова,
ни
одн о
из
которых
В ольте р
не
создавал,
и
г раммати ческа я
схема,
воплощенная
в
предложении,—
употребление
инфи нит ива
после
il faut и объект,
с ледующи й
за
инфинитивом.
Эти
два
вид а
фактов
совместно
образуют
первый
из
упомянутых
мн ою
ряд ов
явлений;
они
являются
фактами
«язы­
ка ».
Они
прина д леж ат
языку
В ольтера,
языку
его
вр ем ени
и
его
общества;
они
т акже
являются
фак т ами
французского
языка.
Вместе
с
тем
совершенно
очевидно,
что
мы
не
исчерпываем
со ст ава
этого
предложения,
когда
перечисляем
указанные
факты
языка.
Не
яз ык
Вольтера
подсказал
ему
данн ое
конкретное
утверждение,
выбор
cultiver в качестве конкретного инфинитива,
следующего
за
il faut, или употребление конкретного сочетания notre jardin
в
виде
объ е кта
к
cultiver.
Эти
явления
—
продукты
его
«речи»,
результат
его
цел еуст р емл енн ой
мыс ли.
Все ,
что
я
сейчас
сказал,
я сно
и
понятно,
но
грамматисты
могут
все
еще
недоумевать,
какое
значение
для
них
может
иметь
различие
между
«речью»
и
«языком».
С
мо ей
точки
зрения,—
первостепенное
значение.
Да же
в
пределах
короткого
предложе­
ния,
выбранного
мн ою
в
кач еств е
примера,
я
обнаружил
граммати­
ческие
т е рмины
двух
порядков.
Во-первых,
эти
определения
слов,
ко торы е
постоянно
свойственны
им,
могут
бы ть
установлены
нез ав исим о
от
контекста
и
соответственно
являю тс я
составной
частью
их
структуры,
как
она
обусловливается
«языком» .
Так,
cultiver есть инфинитив,
notre —
прономинальное
прилагатель­
ное,
a jardin —
имя
существительное.
Сов е ршен но
отличными
являются
факты
«речи»
и
именно
те
характеристики,
кот орые
прилагаются
к
словам
и
со чет ания м
сл ов
каждым
конкретным
говорящим.
В
н ашем
примерном
пр ед ло жении
име нно
Во льте р
сд елал
notre jardin объектом к cultiver, a notre —
эпитетом
к
jardin.
Итак,
мы
должны
применять
наименование
«язык»
ко
всему
тому,
что
является
традиционным
и
органическим
в
словах
16


и
сочетаниях
сло в,
и
«речь»
ко
всему
тому
в
н их,
что
об у слов ли­
вается
конкретными
услов и ями ,
к
«значению»
или
«намерению»
говорящего.
Наблюдение
тотчас
покажет,
что
все
гр аммат ич еск ие
термины
относятся
либ о
к
перв ой,
либ о
ко
второй
из
эт их
категорий.
Таким
об ра зом, «язык»
и
«речь»
образуют
ос нов ную
дихотомию
в
гр ам­
матических
явле ния х.
Я
хочу,
однако,
предупредить
возможные
возражения.
Я
вовсе
не
предполагаю,
что
язык
не
используется
в
речи .
Ко не чно,
он
функционирует
в
речи
и
гл авным
образом
для
этой
ц ели
и
су щест ву ет.
Когда
я
говорю,
что
опр ед еленн ые
явления
в
данном
тексте
принадлежат
«речи», но
не
«языку»,
я
разумею,
что,
ес ли
вы
исключите
из
текста
все
те
традиционные
элементы,
кот оры е
следует
называть
элем ен та ми
языка,
получится
ост аток ,
за
котор ый
говорящий
несет
полную
ответственность,
и
этот
остаток
и
является
тем ,
что
я
по ни маю
под
«фактами речи» .
Сл еду ет
также
отме ти ть,
что
к
«языку»
я
отнес
грамматические
схе мы,
об нар у живаемы е
конкретными
языками.
Так,
для
анг­
лийского
языка
является
правилом,
что
адъективный
эпитет
обычно
ставится
между
артиклем
и
существительным,
к
которому
он
относится.
Но
только
что
я
говорил
о
термине
«эпитет»
как
о
я влени и,
скорее
относящемся
к
«речи», чем к «яз ы ку».
И
все
же
з десь
нет
противоречия,
и
я
объясню
—
почему.
Я
вовсе
не
отри­
цаю,
что
термины
«объект», «эпитет», «аппозиция», «предложение»
и
т.
д.
я вл яются
грамматическими
т ерм инам и,
и
поскольку
они
в стре чают ся
в
английской
грамматике,
кото рая
является
описа­
ние м
су щест вующ их
в
англ ийск о м
язы ке
лингвистических
ус ло вий
и
привычек,
они
необходимы
для
описания
английского,
так
же
как
и
др угих
языков.
Но
они
постольку
явля ютс я
терминами
языка,
поскольку
они
—
термины
общ их
сх ем,
лингвистических
моделей,
кото рые
можно
выразить
алгебраическими
символами
и
которые
в
язы ке
не
с вяз аны
с
определенными
словами.
Термин
«эпитет»
относится
к
языку
постольку,
поскольку
он
имее т
в
вид у
все
англ ийск ие
прилагательные,
пом ещ енные
между
артиклем
и
существительным,
но
к
«речи»
постольку,
п ос кольку
он
относится
к
конкретному
слову,
реализующемуся
только
в
речи,
как ,
на­
пример,
в
сочетании
a good man.
Самым
недвусмысленным
фор­
мулированием
мо их
тезисов
было
бы
такое:
терминами
языка
и
грамматики,
относящимися
к
фактам
«языка», являются такие,
которые
имеют
дел о
с
постоянным
строением
слов,
и
соответственно
терминами
«речи»
являются
такие,
кот оры е
относятся
adhoc1
к
функциям
слов,
об у с ловл енным
причудой
каждого
говорящего
в
отдельности.
Ме нее
многословно
и
достаточно
по нят но
опре-'
делять
термины
в роде
«прилагательное», «множественное число»,
«условное наклонение», «винительный
падеж»
как
«термины
язы ка», а такие термины,
как
«предикат», «объект», «настоящее
историческое», «предложение», как «термины
речи».
1 Ad hoc (лат.)
—
для
данного
с луча я.
2В.
А.
Звегинцев
17


Больше
всего
я
бо юсь
упрека
не
в
том ,
что
различие
между
«языком»
и
«речью», как я его попытался объяснить,
непр авиль но ,
а
в
том ,
что
оно
слишком
известно
и
очевидно,
чтобы
упоминать
о
не м.
Именно
подобной
кри ти ке
подверглась
моя
книга
со
стороны
одного
весьма
известного
ученого.
Я
беру
на
себя
смелость
не
согласиться
с
эт им.
Прос матри в ая
г рамм ати ку,
я
сно ва
и
снова
нап ад аю
на
ошибки,
которые
возникают
вследствие
не разл ичен ия
явлений,
связанных
с
функциями
в
ре чи
и
с
постоянным
харак­
тером
языка.
Как
час то
«восклицание»
путают
с
«междометием»,
а
«субъект»
—
с
«именительным падежом»! Чтобы подкрепить
мою
то чку
зрения,
я
приведу
несколько
случаев,
когда
различие
«терминов речи»
и
«терминов языка»
обнажает
исконные
проти­
воречия
и
требует
того
или
ин ого
решения.
Возьмем
для
начала
вечные
споры
о
пр иро де
«предложения».
Большинство
гра мма ­
тиков
ныне
считает,
что
предложения
можно
сгруппировать
в
че тыре
категории
в
за вис имо сти
от
того,
сод ерж ат
ли
они
утве рж­
дение,
вопрос,
требование
или
восклицание.
Но
многие
из
них
в
то
же
время
придерживаются
точки
зр ения ,
что
предложением
является
вс якое
сочетание
слов,
имеющее
субъект
и
пр еди кат
или
со дер жа щее
гла гол
с
личным
окончанием
х.
Так ие
взгляды
едва
ли
возможны
для
тех
из
на с,
кто
пришел
к
заключению,
что
ка ж­
дый
точн ый
гр аммат ич еск ий
термин
должен
быт ь
термином
ли бо
«речи», либо «я зы ка» .
Классифицируя
предложения
по
четырем
у помя ну тым
м ною
ка тег ори ям,
грамматики
фактически
придер­
живаются
того
взгляда,
что
наименование
«предложения»
соотно­
сит ся
с
функцией,
обусловленной
речью.
Слово
или
сочетание
сл ов
только
тогда
предложение,
когда
из
них
самих
явствует,
что
говорящий
утв ерж д ает,
спрашивает,
требует
или
восклицает.
Мне ни е,
что
предложение
с о здается
наличием
субъекта
и
преди­
ката
или
же
гл аго ла
с
личным
окончанием,
напротив
того,
имеет
в
виду
черты,
которыми
данное
сочетание
слов
обладает
пос тоя нн о,
т.
е.,
следовательно,
черты,
кот оры е
являю тс я
фа ктом
«языка» .
Таким
образом,
грамматики,
к отор ые
одновременно
придержи­
ваются
обе их
точек
з ре ния,
счи т ают,
что
термин
«предложение»
ест ь
термин
как
языка,
так
и
речи,
а
это
нев оз мо жно,
поскольку
определения
т е рминов
«речи»
и
«языка»
взаимоисключающи.
Нельзя
ид ти
двумя
путями.
Либ о
мы
должны
считать,
что
термин
«предложение»
относится
к
фу нк ции
в
реч и
и
тогда
нужно
его
рас шири ть
и
вместе
с
тем
ограничить
его
применение
все ми
сло­
вами
или
сочетаниями
слов,
когда
говорящий
действительно
утв ерж да ет,
действительно
спрашивает,
действительно
требует
1 Я должен признаться,
что
с
л огич еско й
точки
зрения
не
может
вызывать
возражения
определение
предложения
как
«слова или сочетания слов,
вы ра­
жаю щих
утв ерж де ние,
воп ро с,
требование
или
во скл ицание
и
содержащих
также
субъ е кт
и
предикат».
Но
эт от
термин
останется
все
еще
термином
«речи»,
поскольку
функция
ad hoc будет conditio sine qua non.
Мне
только
каже тся,
что
от
такого
определения
будет
ма ло
п ольз ы.
«Clause» является таким же
ф ун кцио нал ьным
термином,
со един енным
с
ф ормаль но й
ог оворк ой.
18


или
действительно
восклицает,
либо
мы
должны
с
определенностью
решить,
что
это т
термин
соотносится
с
постоянными
чертами
и
в
этом
случае
налич ие
субъекта
и
предиката
дает
осно вание
для
опре д е ления
соч ет ания
сл ов
как
пре длож ен ия.
В
последнем
случае
мы
должны
сочетание
слов
М агу
has a new hat (У Мери новая
шляпа)
называть
предложением
даже
в
том
случае,
если
эти
слова
со с тавл яют
тол ько
часть
вопроса:
Аге
you sure that Магу
has a new hat? (Вы уверены,
что
у
Мер и
н овая
шляпа?).
Старые
грамматики
по сту пали
вполне
логично,
когда
они
использовали
термин
«подчиненное предложение» (Nebensatz) для слов Магу
has a new hat в вопросах,
по до бных
настоящему,
но
их
совре­
менные
последователи,
сталкиваясь
с
подобными
пр им ерами ,
вступают
в
противоречие
с
самими
собой ,
п ос кольку
существуют
случаи,
когда
Ма гу
has a new hat не выражает ни утверждения,
ни
вопроса,
ни
треб ован и я,
ни
восклицания.
Что
ка са ется
меня ,
то
я
знаю,
что
четырехзначная
классификация
пр ед ло жений
привилась,
но
я
считаю
гораздо
боле е
удо бным
соотносить
термин
«предложение»
с
фактической
функцией
в
речи.
В
соответствии
с
эти м
я
без
колебаний
расширяю
применение
термина
«предло­
ж ение»
и
к
таким
случаям,
как
Of course! Really? Attention! и
Alas! (Конечно!
Действительно?
Вн има н ие',
и
Увы!),
но
считаю
не пра виль ным
прилагать
это
к
Ма гу
has a new hat в вопросе Аге
you sure that Магу has a new hat?
Другим
сп орн ым
вопросом,
в
связи
с
кот орым
различие
«языка»
и
«речи»
может
оказать
значительную
помощь,
является
вопрос
о
количестве
падежей
в
современном
французском
и
английском.
Является
«падеж»
категорией
«языка»
или
«речи»? Если бы по­
койный
профессор
Зо ннен шайн
осознал
важность
это го
основного
вопроса,
он
без
вс яког о
с омне ния
не
стал
бы
настаивать
на
па ра­
доксальном
пол оже нии,
что
французское
существительное
имее т
четыре
отдельных
падежа,
а
английское
—
п ять.
В
классических
языках,
которым
мы
обязаны
самим
понятием
«падежа»,
он,
несо мн енно ,
был
категорией
«языка» .
В
ла тинск их
и
греческих
сущ ест вит ел ьных ,
местоимениях
и
прилагательных
существовало
столько
п адеж ей,
сколько
бы ло
форм
внешних
различий,
соот­
ветствующих
гр упп ам
си нта кси ческ их
и
семантических
отноше­
н ий,
в
к оторы е
могут
вступать
с лова
или
обозначаемые
ими
пре д­
меты.
Эти
различия
форм
явл яютс я
постоянными
и
основными
чертами
слов,
обнаруживающих
их,
и,
с ледов ат ельно,
фактами
«языка» .
Вы
можете
взять
сл ова
вроде
rosam или fontem и рас­
сматривать
их
вне
ко н текста,
и
только
на
основании
морфологи­
че ских
данных
вы
можете
отнести
их
к
винительному
падежу.
Ко­
нечно,
существуют
сомнительные
слу чаи
вро де
res и impedimenta,
но
да же
и
в
подобных
п римера х
отличие
от
других
форм
того
же
самого
с лова
(rebus, rerum, impedimentis) позволяет нам отнести
их
к
то му
или
друг ому
падежу.
Можно
ли
то
же
сам ое
ск аза ть
в
отн ош ении
французских
и
английских
существительных?
Во
французском,
поскольку
д ело
касается
существительных,
вооб ще
2*
19


невозможно
говорить
о
падеже,
есл и
слово
рассматривается
вне
контекста.
Например,
существительное
chapeau получает полную
грамматическую
характеристику,
когда
мы
говорим,
что
это
суще­
ствительное
мужского
рода
в
единственном
числе.
Е сли
термин
«падеж»
брать
в
том
значении,
какое
он
им еет
в
латинском
и
гр е­
ческом,
слово
chapeau в Elle a achete un chapeau не является
винит е ль ным
падежом,
хотя
оно
есть
объект
к
гл агол у
achete.
Говорящий
сд елал
из
chapeau объект,
но
он
не
в
состоянии
сд ела ть
из
этого
с лова
винительный
падеж;
термин
«объект»
—
термин
«речи», но им не является термин «в и ни те льн ый
п ад еж».
В
а нг­
лийском
по ло жение
несколько
иное,
но
применимы
те
же
самые
критерии.
Возьмем
английское
слово
John’s.
Совершенно
неза­
висимо
от
контекста
мы
тотчас
можем
сказать,
что
John’s стоит
в
родительном
па деже .
Но
в
отношении
формы
John мы не столь
уверены.
Давая
г р аммати ческу ю
характеристику
этому
слову,
мы
скажем,
что
это
существительное
муж ск ого
род а
в
единственном
числе,
имя
собственное,
но
мы,
наверно,
забудем
сказ ать
чт о-ли бо
относительно
его
падежа.
Спорным
является
вопрос
о
том,
можем
ли
мы
приписывать
сло ву
как
факту
языка
черты,
к оторы е
не
подлежат
немедленному
определению
на
о снов ании
его
внешней
формы
или
того,
что
я
назвал
бы
его
«ощущением».
Совершенно
очевидно,
чт о,
если
в
нашем
сознании
возникает
форма
John’s, мы
тотчас
устанавливаем,
что
John не соотносится с н^ й.
Что
ка са­
ет ся
меня,
то
я
склонен
в
чисто
описательных
грамматиках
ан г­
лийского
языка
называть
существительные,
подобные
John,
horse или turpitude, основными формами и добавлять при этом,
что
английские
существительные
знают
только
о дно
изменение
падежа
и
именно
родительный
па деж.
Придерживаясь
эт ой
л инии,
мы
бу дем
следовать
за
древнегреческими
грамматиками,
для
которых
«падеж» (nroxng) есть «о тп а де ни е»
от
такого
состояния,
которое
не
является
падежом.
Но,
м ожет
быть,
лучше
идти
за
п рофе ссор ом
Есперсеном
и
обозначать
формы
вроде
John, horse
и
т.
д.
термином
«общий падеж», для которого в качестве аль­
те рнати вн ых
можно
предложить
также
термины
«неродительный
падеж»
или
«основной падеж» (general case).
Я
со вер шен но
уверен,
однако,
в
одном:
говорить,
что
John в
I gave John a shilling является дательным падежом, —
большая
ошибка.
Мы,
правда,
можем
ду мать
об
изолированном
из
кон те к­
ста
John как о падеже,
отл ич ном
от
слова
John’s, но совершенно
очевидно,
что
нам
никогда
не
придет
в
голову
сч итат ь
его
датель­
ным
падежом.
Поступать
так
—
значит
игнорировать
ф акт,
что
«падеж»
ест ь
пр ежде
всего
вид оиз м ене ние
в неш ней
формы
и
что
это
—
категория
«языка».
Называть
John в приведенном мною
предложении
дательным
падежом
—
это
значит
полагать,
что
функции
с лова
в
«речи»
достаточно,
чтобы
возвести
его
в
ранг
со от ветст вую щ его
падежа.
В
грамматиках,
на пис а нных
для
детей,
зна ющи х
латинский
или
немецкий,
вполне
допустимо
указывать,
что
John в I gave John a shilling имеет функции да ­
20


тельного
падежа
и
что
св оим
местом
в
предложении
оно
обя зан о
позиции
дательного
на
древних
этапах
ра звит ия
языка,
но
бы ло
бы
в
высшей
степени
неправильным
использовать
наименование
п адежа
«дательный»
с
целью
описания
самого
слова.
Р азли чие
между
«языком»
и
«речью»
может
также
привлечь
внимание
к
лакунам
в
нашей
грамматической
номенклатуре.
Что
такое
«фраза»? Я отвлекусь от того факта,
что
французские
грам­
матики
используют
термин
«фраза»
в
значении
английского
грамматического
термина
«предложение», и
ог ран ичу сь
только
рассмотрением
то го,
какое
прим е нение
им еет
оно
в
английской
лингвистической
литературе.
Это
термин
«языка»
или
«речи»?
Ес ли
это
термин
«речи», то он соответствует немецкому Wort-
gruppe (словосочетание)
и
может
ис пол ьзов а ться
для
обозначения
любой
ad hoc комбинации тесно связанных слов,
которые
могут
быт ь
продиктованы
фан т азией
или
потребностями
говорящего.
Если
это
термин
«языка», то тогда он должен быть ограничен
комбинациями
сло в,
которые
яз ык
так
тесно
сплотил
вместе,
что
невозможны
ни как ие
варианты
их.
В
этом
последнем
случае
термин
«фраза»
можно
будет
соотносить
только
со
стер ео ти п­
ны ми
выражениями
вроде
комбинаций
in order to, of course, take
stock of, have recourse to *.
Я
склонен
дум ать,
что
было
бы
лучше
ограничить
термин
«фраза»
такими
фиксированными
выражениями,
а
комбинации
слов,
по до бные
this inconstitutional act 2, называть
«словесной группой»
или
просто
«группой» .
Таким
образом, «фраза»
стала
бы
л ишь
термином
«языка»,
а
«группа»
лиш ь
термином
«речи» .
Я
уверен,
что
такое
различение
будет
иметь
б ольшое
значение,
несмотря
на
то
что
существует
много
сочетаний
сло в,
которые
помещаются
где-то
между
этими
двумя
категориями.
Я,
например,
не
з наю
точно,
следует
ли
немецкое
er wird gehen
относить
к
категории
«фразы»
или
же
«группы».
Надеюсь,
я
см ог
показать,
что
различие
между
«речью»
и
«язы­
к ом»
п редста вл яет
больши й
жизненный
интерес,
чем
думают
некоторые
ученые.
Но
мы
только
пр ист упаем
к
вы яв лению
его
возможностей.
На
д олю
др угих
иссл ед оват елей,
вооруженных
лучше,
чем
я,
вы пад ает
задача
полностью
исчерпать
возможности
это го
различия
и
тем
сам ым
внести
порядок
в
нашу
хаотическую
номенклатуру.
1 Русскими эквивалентами подобных выражений являются:
с
целью,
не
по дл ежит
сомнению,
может
бы ть,
им ея
вви ду
и
пр.
(П ри мечание соста­
вителя.)
2 В русском языке такой «гр уп п о й»
является
сочет ани е
д ень
открытых
дверей
и
пр.
(Примечание составителя .)


К.
БЮЛЕР
ТЕОРИЯ
Я ЗЫКА1
(ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ РАЗДЕЛА „ПР ИНЦИПЫ
ИЗУЧЕНИЯ
ЯЗ ЫКА")
У
истоков
теории
языка,
нечетко
различимые,
ст оят
две
задачи;
мы
нам ер еваемся
первую
только
набросать,
а
в торую
раз ­
решить.
Первой
является
описание
по лног о
содержания
и
харак­
тера
специфически
лингвистического
наблюдения,
а
второй
—
си стема тич еско е
выявление
наиболее
определяющих
исследова­
тельских
идей,
которые
руководили
собственно
языковедческими
умозаключениями
и
сти мулиров а ли
их.
Нет
надобности
подвергать
обсуждению
то,
что
лингвистика
вообще
строится
на
наб лю де нии;
ее
репутация
как
хорошо
обос ­
нова нно й
науки
частично
зависит
от
надежности
и
точности
ее
мето дов
констатации.
Когда
отсутствуют
письменные
памятники
или
когда
их
св и дете ль ства
мо жно
поп олн ить
живыми
наблюде­
ниями,
исследование
не
медлит
с
обращением
к
непосредственному
и
по дл инно му
источнику
сведений.
В
наши
дни
оно,
например,
не
колеблясь,
делает
на
местах
диалектологические
зап иси,
об ра­
щаетс я
к
ж ивым
звукам
и
закрепляет
на
пластинках
редкие
и
трудно
наблюдаемые
я влени я
речи,
чтобы
затем
повторно
под­
вергнуть
их
наблюдению.
На
пластинках
можно
закреплять,
ко не чно,
только
речевые
явления,
кот оры е
воспринимаются
на
слух,
и
уже
это
обстоятельство
и меет
огром н ое
значение
для
методов
дискуссии.
Вед ь
к
п олны м,
а
это
почти
то
же,
что
к
«зна­
чимым»
или
«наделенным значением», речевым явлениям относятся
отнюдь
не
только
те,
ко то рые
воспринимаются
на
сл ух.
Каким
же
образом
устанавливаются
и
делаются
дос ту пн ыми
точному
на­
бл юден ию
соответствующие
явления?
Как
бы
ни
обстояло
дело,
но
лингвист-наблюдатель
должен
иначе,
чем
фи зик,
понимать
воспринимаемое
ушами
и
г л азами
(будь это,
как
говорят,
изнутри
или
из вне ).
И
это
понима ние
необходимо
с
такой
же
тщательностью
подвергнуть
методической
обработке,
как
и
з аписи
flatus vocis 2,
звуковых
во лн,
звуковых
образов.
Бы ло
бы
ограниченным
и
не
соответствующим
мн ого образ ию
1 Karl Buhler, Sprachtheorie, Jena, 1934.
2 Flatus vocis (лат. )
—дыхание
г олоса.
22


средств
и
путей
представлять
себе
требования
понимания
оди­
наково
исполнимыми
для
каждой
из
мн огих
лингвистических
зада ч.
Речь
идет
не
о
том,
что
все
базируется
на
«проникновении»
и
самовыражении.
Пс ихоло ги я
животных
и
детей
со зд ала
но вый
спос об
обработки
и
тем
самым
достигла
величайших
успехов
в
своей
области;
р аз гадка
ие ро гл ифов
не
тотчас
нашла
третий
путь,
но
в
силу
не обход им ос ти
блестящим
образом
использовала
еди н­
ственно
успешный.
Понимание
и
поним а ние ,
которое
по
природе
в ещей
в
языковом
изучении
им еет
по
крайней
мере
троякое
ис­
толкование.
Первые
исследователи
иероглифов
имели
перед
собой
не по­
нятные
рисунки
и
предполагали,
что
это
символы,
которые,
в оз­
никнув
из
ч ело веч еск ого
языка,
дол жны
читаться
как
наши
письменные
знаки;
они
думали,
что
совокупность
рисунков
об­
разует
текст.
И
действительно,
шаг
за
шагом
тексты
были
ра с­
шифрованы
и
на
основе
этого
изучен
яз ык
н арода
фараонов.
Этот
язы к
и меет
слова
и
предложения,
как
и
на ши
языки,
а
пер­
воначально
не по нят ные
фигуры
оказались
символами
предметов
и
ситуаций.
В
нашу
задачу
не
входит
подробное
прослеживание
того,
как
познали
значение
этих
символов;
важно,
что
в
данном
случае
бы ло
выполнено
требование
перв ог о
понимания,
исходя
из
значения
симв ола.
Присоединим
к
этому,
рад и
ко нтра ста ,
в торой
мыслимо
наиболее
от личный
ис ходн ый
пун кт
исследо­
вания.
Это
не
памятники
на
камне
и
папирусе,
это
существующие
в
социал ь ной
жизни
чуждых
нам
существ
определенные
явления,
пр оце ссы,
относительно
которых
мо жно
предполагать,
что
они
фу нк циони ру ют
как
наши
человеческие
коммуникативные
си г­
на лы.
Чуждыми
су щ ест вами
могут
быть
муравьи,
пче лы,
термиты,
ими
м огут
быть
птицы
или
другие
социальные
животные,
это
могут
быт ь
также
люди,
а
«сигналы»
—
человеческим
языком.
Ког да
я
слышу
команду,
то
мне
по
поведению
воспринимающих
его
начинает
открываться
и
предполагаемое
его
«значение»
или
же,
точнее,
содержание
сигнала.
Здес ь,
следовательно,
д ело
обстоит
совершенно
иначе,
чем
в
случае
с
расшифровкой
текстов.
И,
в-третьих,
но вый
ис ходн ый
пункт
обнаруживается
тогда,
когда
воспринимаемое
истолковывается
как
вы ражен ие.
Выражение
зак лю чается
у
человека
в
мимике
и
жест е,
но
также
в
голосе
и
языке;
оно
дает
нов ый
к люч
к
пониманию.
Насколько
успешно
обходились
пионеры
языкознания
этими
ключами
по ним ания ,
об
этом
м ожно
прочесть
в
их
раб отах.
Но
как
эти
ключи
использовались
в
процессе
все
углубляющегося
а нал иза
того
или
иного
языка,
это
систематически
и
исчерпывающе
еще
никогда
не
описывалось.
Логическое
обоснование
ис хо дных
данных
при
построении
науки
о
языке,
приложение
ее
положений
к
наблюдению
над
конкретными
явлениями
р ечи
—
все
это
чрез­
вычайно
сложная
задача.
Но
был о
бы
со вер ш енно
неправильным
при
эт ом
в
качестве
образца
для
языкового
исследования
брать
совершенно
чуждый
ему
методический
идеал
физики.
23


Но
как
бы
то
ни
было,
настоятельной
пот ребн ос тью
лингви­
стической
науки
остается
все
же
раскрытие
пер вых
умозритель­
ных
построений
и сслед ов ателей
языка.
И
для
физики
и
для
яз ы­
кознания
одинаково
важны
слова,
которыми
открывается
«Кри­
тика
чистого
раз у ма» (Канта. —
Р е д .): «Не подлежит никакому
сомнению,
что
все
наш е
познание
начи на ется
с
опыта:
так
как
каки м
же
образом
бы ли
бы
пробуждены
познавательные
потенции,
есл и
бы
предметы
не
затрагивали
наших
чувс тв. .. »
Мы
назовем
то,
что
зат р аги вает
или
способно
затронуть
чу в ства
язы ко в еда,
конкретным
речевым
явлением.
Подобно
грому
и
молнии,
переход
Цезаря
чере з
Руб ик он
—
это
единственное
в
своем
ро де
явл ени е,
собы ти е
hie et nunc \ которое занимает определенное место в
географическом
пространстве
и
грегорианском
кал ен дар е.
Язы­
ковед
производит
свои
основные
наблюдения
над
конкретными
языковыми
явлениями
и
фиксирует
их
резул ь таты
в
н ауч ных
положениях.
До
этого
момента
все
эмпирические
на уки
находятся
в
равных
ус лови ях.
Одн ако
характер
наблюдаемых
яв лен ий
в
физике
и
в
языкознании
совершенно
раз л ичен
(относительно
че го
дает
свед ения
акси о ма
о
знаковой
природе
язы ка ), а вместе
с
эти м
оказывается
отли чн ым
и
способ
наблюдения,
а
также
ло ги­
ческое
содержание
научных
по ло жений.
Как
о бс тоит
де ло
с
прин ципа ми
языкового
исследования?
В
дальнейшем
мы
формулируем
некоторое
количество
принципов,
кот оры е
претендуют
на
то,
чтобы
рас сма три ват ься
ли бо
в
качестве
аксиом
языкового
исследования,
либо
по
к райн ей
мере
с лу жить
исходным
пунктом
для
теоретических
изы ска ний ,
напр авленн ых
на
построение
замкнутой
си ст емы
таки х
ак си ом.
По
св оей
форме
это
пре дп рия тие
нов о,
но
содержание
эт их
принципо в
отнюдь
не
нов о
и
не
может
бы ть
таковым
по
природе
самих
вещей.
Вед ь
отношение
к
языку,
когда
формулировались
эти
принципы,
бы ло
опр ед елен о
язык ов ед ами
чу ть
ли
не
с
самого
начала
существо­
вания
языкознания.
Вопросы,
которые
возможно
было
поставить
исходя
из
эт ой
поз иции ,
давно
поставлены
и
разрешены;
друг и е,
к отор ые
не
ставились,
так
как
они
бы ли
бессмысленны
в
эти х
условиях,
вообще
не
подвергались
рассмотрению.
Можно
с
пол­
ным
основанием
утверждать,
что
также
и
исследование
языка,
особе н но
в
св ой
последний
более
чем
столетний
период
истории,
бы ло
хорошо
осв е домле но
о
правильных
путях
изучения.
В се,
что
было
формулировано
теоретиками
на уки
и
носило
характер
предположительно
столь
же
плодотворных
к онц еп ций,
как
концепция
математического
анализа
естественных
процессов,
хо тя
и
не
всегда
п олуч ало
завершенную
ф орму,
бы ло
в
общем
и
целом
использовано
исследованием.
А
в
этой
связи
на
первое
мест о
выдвигается
функция
аксиом
в
иссл едо ват ель ск ой
ме тоди ке
отдельных
эмпирических
наук.
Ак си омы
являю т ся
конструктив-
1 Hie ef пипс (лат.) —
здесь
и
т еп ерь.
24


ним и,
определяющими
предмет
тезисами,
проникновенными
ин­
дуктивными
идеями,
в
которых
нуждается
каждая
об лас ть
ис­
следования.
Предварительный
взгляд
на
последующее
изложение
открывает
читателю,
что
мы
формулируем,
разъясняем
и
рекомендуем
четыре
пр инци па.
Е сли
какой-либо
критик
заметит,
что
они
(употребляя
слово
Канта)
лишь
подобраны
и
что
предположительно
существует
еще
много
п одоб ного
рода
аксиоматических
или
близких
к
акси­
омам
пр инципов
относительно
человеческого
языка,
то
встретит
абсолютное
наше
со гл асие;
эти
пр инципы
в
действительности
тол ько
собраны
из
концепций
успешного
языкового
исследования
и,
кон еч но,
оставляют
место
и
для
других...
Два
из
эт их
четырех
пр инципо в
настолько
тесно
с вяз аны
друг
с
другом,
что
возникает
вопрос,
нельзя
ли
их
объединить
в
один:
это
—
А
(модель органона 1
языка)
и
В
(знаковая природа языка).
Мне
самому
не
сразу
стал о
я сно,
почему
необходимо
иметь
здесь
два
пр инципа .
Мод ель
органона
языка
представляет
добавление
к
тем
старым
грамматикам,
которое
счи тали
необходимым
р еко­
мендовать
исследователи
вроде
Вегенера,
Бругмана,
Гардинера,
а
до
них
в
известной
м ере
и
другие,
вроде
Г.
Пауля.
Модель
орга­
н она
де лает
ясным
многообразие
отношений,
которое
в скры ва ется
только
в
конкретном
ре чев ом
явлении.
Вначале
мы
установили
положение
о
тр ех
смысловых
фу нкция х
языкового
образования.
Интересной
попыткой,
где
последовательно
проводится
н ечто
по­
доб но е,
является
книга
Гардинера
«Теория речи и языка».
Ана­
лиз
Гардинера
направлен
на
создание
ситуативной
теории
языка.
Следует
ли
выдвигать
лозунг,
что
старая
грамматика
нужда­
ет ся
в
категорическом
реформировании
под
знаком
ситуативной
теории
языка?
Я
считаю,
что
существуют
известные
имманентные
гр а ницы,
ко торы е
должны
уважаться
всеми
реформаторами.
В
такой
же
степени
не со мнен ным,
как
и
конкретные
речевые
ситуации,
является
ф акт,
что
существует
внеситуативная
речь
и
даже
целые
книги,
на по лне нные
внеситуативной
речью.
И
е сли
отнестись
без
предубеждений
к
эт ому
фа кту
широкого
р аспр о­
ст ран ения
внеситуативной
речи,
то
для
решительного
п ре дста­
вителя
ситуативной
теории
это
прежде
всего
даст
о снов ание
для
философского
размышления
по
поводу
многообразия
фактов.
А
затем,
если
он
не
будет
упрямо
настаивать
на
своих
догмах
и
считать,
что
м ожно
ограничиться
изученными
им
случайными
анализами,
но
отдастся
руководству
языка
и
обратится
к
р ассмо ­
трению
таких
вн есит уат ив ных
предложений,
как
«Рим расположен
на
семи
холм а х»
или
«Дважды два
—
ч ет ы ре», то он неизбежно
вынужден
бу дет
в ерн уться
на
старые
и
почтенные
дороги
описа­
те льн ой
грамматики.
Логическое
обоснование
этого
содержится
в
наш ем
учении
о
символическом
поле
языка,
и
это
у чение
должно
1 Органон — собрание правил или принципов научного исследования.
(Примечание составителя. )
25


также
иметь
аксиоматический
характер.
Оно
является
таковым,
если
пр и зн аются
аксиомы
В
и
D (различие слова и предложения).
Наконец,
аксиома
С
(различие речевой деятельности и язы­
кового
образования)
содержит
выводы
о
давно
происшедшей
в
языкознании
дифференциации
областей
ис следо в ан ия.
Фи лоло ги
и
лингвисты,
психологи
и
литературоведы
смогут
найти
кое-что
специфически
интересное
для
них
в
на шей
схеме
четырех
полей...
...
[На прилагаемом рисунке]
дается
мод ель
органона
языка
(см .
схему).
Кр уг
в
середине
си мвол и зи рует
конкретный
звуковой
феномен.
Три
исходящих
от
н его
направления
л иний
призваны
показать
три
различных
п ути
превращения
в
з нак.
Стороны
ври-
сованного
треугольника
символизируют
эти
три
пути.
Треугольник
в
некоторых
частях
занимает
меньше
пространства,
чем
к руг
(принцип абстрактной релевантности) .
В
других
частях
он
в ых одит
за
пределы
круга,
чем
указывается,
что
ч ув ств енно
данное
всегда
п ол учает
аппер цепц ио нно е
добавление.
Группы
линий
сим во ли­
зируют
семант ическ ие
функции
(сложного)
языкового
знака.
Это
символ
—в
с илу
своей
о ри ент ации
на
пр ед меты
и
материальное
содержание,
симптом
(указание)
—
в
сил у
своей
зависимости
от
посылающего
(говорящего),
внутреннюю
сущность
которого
он
выражает,
и
сигнал
—
в
силу
своего
обращения
к
слушающему,
внешнее
и
внутреннее
поведение
которого
направляется
им,
как
и
другими
коммуникативными
знаками.
Эта
модель
языка
со
своими
тремя
нез ав исим о
варьирующи­
м ися
чувственными
отношениями
впервые
была
приведена
в
моей
работе
о
предложении
(1918) и начиналась словами: «Челове­
ческий
язык
им еет
три
функции
—
извещение
(Kundgabe),
по­
буждение
(Auslosung) и сообщение (Darstellung)».
Ныне
я
пред­
26


п очи таю
термины
выражение
(Ausdruck),
обращение
(Appel)
и
сообще н ие
(Darstellung), так как слово Ausdruck в кругу теоре­
тиков
языка
приобретает
все
более
и
более
требуемое
точное
зн а­
чение,
а
латинское
слово
appellare (англ, appeal, немецк .
неч то
вро де
ansprechen) более подходит для второго.
Кажд ый ,
кто
осн ов ывается
на
зна ков ой
природе
языка,
должен
во
всяком
случае
придерживаться
гомогенности
в
своих
пон ятиях ;
все
три
основных
понятия
должны
б ыть
семантическими
поня­
тиями.
Существуют
не
две,
а
четыре
ст о роны,
ил и,
так
сказать,
четыре
фро нта ,
в
языкознании,
которые
необходимо
показать
и
ра з ъяс нить
в
аксиоме
С.
Четыре
пот ом у,
что
этого
тре бует
сам
предмет,
и
ес ли
ограничиться
только
какими-либо
двумя,
то
их
нельзя
достаточно
точн о
определить.
Гумбольдт
говорил
об
energeia и ergon, деСоссюр
ухватился
за
существующее
во
французском
противопоставление
la parole и la langue (в английском speech и language), чтобы произ­
вести
разграничение
между
лингвистикой
языка
и
лингвистикой
речи.
Со
времени
Гумбольдта
не
существовало
ни
одного
сколько-
нибудь
крупного
ученого,
который
не
чувс тв овал
бы,
что
с
раз­
личи ем
energeia и ergon связано что-т о
существенное,
а
со
времени
де
Сос сюра
ни
од ного
язы ков ед а,
который
не
высказал
бы
ряд
м ыслей
о
la parole и la langue.
Но
ни
старое,
ни
нов ое
парное
де­
ле ние
не
оказалось
под линно
продуктивным
в
области
языковед­
ческих
принципов.
То
тут,
то
там
сегодня
еще
пытаются,
исходя
из
принципов
психологии
или
теории
познания,
приписать
при о­
ритет
одному
из
членов
пары
energeia и ergon.
Теория
языка
должна
р асс матр ив ать
подобные
ст р емлени я
как
трансцендентные
ей,
а
в
качестве
эмпирической
науки
принять
четырехчленное
деление;
ре зул ь таты
изучения
языка
—
св и детел ь ство
т ому,
что
это
давно
уже
чувствовалось
исследователями
и
только
ждало
своего
научного
ф ормули рова ни я.
Так
как
это
в
одинаковой
мере
касается
как
отношений,
суще­
ствующих
между
этими
четырьмя
понятиями,
так
и
определений
каж дог о
в
отдельности,
чисто
фо рма л ьным
путем,
п осре дс твом
с хемы
символов,
можно
показать,
что
в
группе
из
четырех
членов
Н, W, A, G существует не больше и не меньше,
чем
шесть
основных
отношений.
Пр едс та вл яются
ли
они
в
п ро стр анст венно м
отношении
в
в иде
тетраэдра
или
четырехугольника
—
это
безразлично.
Я
предпочитаю
четырехугольник,
с
помощью
которого
мы
можем
предпринять
первый
реша ющи й
шаг
из
области
наивысшей
формализации
в
ощути мую
реальность.
Итак:
27


Порядок
первоначально
произвольный,
но
мы
придаем
ему
форму
схе мы
четырех
полей
с
намерением
наглядно
показать
две
пересекающиеся
дихотомии:
IП
1нW
2АG
Как ова
точка
зр ени я,
на
основе
ко торо й
речевая
деятельность
(Sprechhandlungen = H) и речевые акты (Sprechakte=A) относятся
к
I, а языковые средства (Sprachwerke=W) и языковые структуры
(Sprachgebilden=G)—
ко
II? И какова точка зрения,
на
основе
к оторо й
р ечев ая
деяте льность
и
языковые
средства
относятся
к
1, а речевые акты
и
языковые
образования
—
ко
2? Конечный
результат
гласит,
что
языковые
я вле ния
мо жно
определять:
I.
Как
соотносимые
с
Субъектом
явления.
II.
Как
лишенные
св язи
с
субъектом
явления.
Оба
явл яютс я
воз мо ж ными
и
необходимыми.
А
что
касается
другой
ди хо то мии,
то
языковед
всё
то,
что
в
состоянии
«затронуть его чувства», может определить:
1.
На
бол ее
низкой
ступени
формализации
как
деятельность
и
средства
[деятельности].
2.
На
более
вы сок ой
ступени
формализации
как
акты
и
обра­
з ова ния.
Языковыми
образованиями
являю тс я
слова
и
предложения.
Тот
или
другой
термин
не льзя
поднимать
до
ра нга
категории;
оба
связаны
друг
с
другом
и
опре дел ять
их
мо жно
тольк о
в
кор­
реляц ии .
СТРУКТУРНАЯ
МОДЕ ЛЬ
ЯЗЫКА1
1.
Все
еще
существуют
теоретики,
к оторы е
одним
ма хом
пыт а­
ют ся
определить
по нят ие
«язык»
обычным
спос об ом
—
per genus
proximum et differentiam specificam 2.
Напротив
того,
совре­
ме нные
логики
осознали
без над еж но сть
таких
попыток
и
поступают
иным
образом.
Е сли
немецкое
слово
Sprache французы переводят
то
как
la parole, то как la langue, то уже одного этого факта доста­
точно,
чт обы
признать
п рав и льность
их
позиции.
Над о
уче сть,
1Karl Вйh1ег,
Das Strukturmodel der Sprache, «Travaux du Cercle
Linguist!que de Prague», 6, Prague, 1936.
8 Per genus proximum et differentiam specificam (лат .)
—
посредством
ближайшего
ро да
и
видового
различия.
28


что
ре че вая
деятельность
и
я зык
—
неравнозначные
я вле ния
и
структурный
анализ
обои х
никогда
не
м ожет
да ть
п ол ного
со в­
па дени я.
Воз ьм ем
для
примера
по н ятие
предложения.
Джон
Рис
прив од ит
в
своей
прилежной
кн иге
139 определений предло­
же ния.
Если
бы
среди
них
было
х оть
шесть,
которые
давал и
бы
специ али стам
что-либо
существенное,
то
это
должно
бы ло
бы
привести
их
в
полное
из ум ление
и
подвергнуть
сомнению
все
традиционные
методы.
Что
так ое
предложение?
Прежде
чем
ответить
на
эт от
вопр ос ,
необходимо
предварительно
решить:
имеете
ли
вы
в
виду
явление,
относящееся
к
области
la langue
или
la parole.
В
первом
случае
я
определяю
структуру
законченного
об ра­
з ова ния,
во
втором
случае
—
структуру
ре чев ой
д еяте льнос ти .
И
мои
анализы
будут
так
же
м ало
сов п ад ать,
как
если
бы
я,
например,
последовательно
расчленял
друг
от
друга
сначала
образование
«молоток»,
а
затем
деятельность
«удар».
Если
я
в
молотке
различаю
рукоятку
и
сам
молоток,
а
в
ударе
две
фа зы
—
размах
и
сам
удар,
то
в
обои х
случаях
все
в
порядке.
Предполо­
жим
далее ,
что
орудующему
м олотк ом
мы
предоставляем
свободу
бра ть ся
иногда
за
молоток,
а
ударять
рук оя ткой ,—
это
т оже
будет
в
п орядк е,
и
никакой
пед аг ог- мастер
не
стан ет
отго вар и вать
ученика
от
этог о.
Сто ль
же
проста
в
своей
основе
неразрешимая
«загадка»
по­
ня тия
предложения.
Существует
много
возможностей
так
офо р­
мить
речевой
поток
и
настолько
однозначно
включить
в
ко н текст
поля,
что
мы,
интерпретируя
ег о,
сможем
сказ ать
—
это
«пред­
ложение».
Но
су щест в ует
только
од на
из
э тих
многих
возм ож­
но ст ей,
которая
представляет
интерес
для
грамматиков
как
та­
ковых.
И
ес ли
превращение
речевого
потока
в
предложение
и
осуществляется
в
символическом
п оле
языка,
то
все
же
существует
из вест ная
степень
с воб оды,
подобная
той ,
которую
мы
н аблю дали
при
действии
с
мол отком ,
так
как
структура
реч ев ой
д е ятель­
ности
не
полностью
совпадает
со
с тру кту рой
языкового
образо­
вания.
Мож но
даж е
сказать,
что
в
отношениях
между
г рамм а­
тическим
стро ем
языка
и
психологическим
построением
речи
заключено
столько
притягательной
си лы
для
каждого
человека,
относящегося
творчески
к
речи,
что
становится
впол не
понятным,
почему
он
постоянно
допускает
некоторое
уклонение
в
стилисти­
ческих
и
выразительных
языковых
средствах
(в разумных гра­
н ицах ).
Различие
ре чев ой
деяте льн ост и
и
язы к ового
образования
да ет
уже
многое.
Е сли
принять
еще
и
др угую
то чку
зрения,
в
соответ­
ствии
с
к оторой
в
совокупности
по ня тий
языкознания
имеются
предметы
разной
ступени
абстр ак тно ст и
и
формализации,
то
тем
самым
делается
следующий
шаг
в
сторону
прояснения
суще­
ствующего
положения.
Я
ф ик си ровал
все
это
в
схеме
четырех
полей
(аксиома С «Т ео рии
языка») и здесь больше не буду ка­
саться
этого.
29


2.
Напротив
того,
вопрос
о
ф унк циях
и
строении
язы ка
бу дет
еще
раз
подвергнут
обсуждению.
Модель
органона
языка
изоб­
ражает
на
схеме
функции,
а
структурная
модель
языка
призвана
сд ела ть
наглядным
строение.
Функции
и
строение
чего?
Не
случай­
но
оказываются
вынужденными
устанавливать
основные
фу нк ции
языка
на
основе
обычной
ситуации,
когда
некто
го во рит
другому
о
чем-либо.
Такова
была
сх ема
мышления
уже
в
платоновском
«Кратиле» \ и кто в этом пункте хочет отойти от Платона,
должен
привести
доказательства
того,
что
он
нашел
другой
путь,
обна­
руживающий
столь
же
пол но
или
еще
полнее
все
богатство
чу в­
ст ве нных
отношений
в
язы ке.
Отсюда
начинаются
мои
возражения
Диогену
в
его
бочке,
Лейбницу,
Гуссер лю
и
Демпе.
Лишенная
о кон
монада
2—
великое
и
импонирующее
со ор у жение,
не
яс но
только
одно:
случалось
ли
во
все й
и стор ии
западной
мысли,
чт обы
когда-либо
в
область
социального
вступало
обиталище
монад
без
чуда
предустановленной
гармонии.
Но
зачем
нач инат ь
с
чудес?
Социальное
возникло
тогда,
когда
в
Адаме
пробудилось
челове­
ческое
и
он
дал
ве щам
имена,
каждой
согласно
ее
характеру;
и
полная
мера
социального,
вскрываемого
уже
у
животных,
проникает,
по доб но
жиз ненн ым
сокам,
также
и
человеческий
язык.
Дел о
и дет
о
том,
чтобы
спасти
в
модели
органона
языка
«выражение» (Ausdruck) и «о бр а ще н и е» (Appel).
Демпе
вы сту пает
против
этого
и
отвлекает
внимание
языко­
ведов
на
«образующую язык потребность»
в
фу нк ции
наим ено ва­
ния.
Он
относится
к
тем
лог ик ам,
которые
ве рят
в
старые
методы
и
надеются
постигнуть
«образующую язык потребность»
одним
ударом.
И
он
настолько
привязался
к
этой
идее,
что
вообще
не
допускает
других
возможностей.
Поэтому
его
реферат
о
мо ей
аксиоматике
нач и нает ся
п ре д ложе н ие м: «Аксиома А обнажает
костяк
человеческого
языка»
и
д але е: «Особое выделение знакового
характера
языка
в
аксиоме
В
обусловливается
для
Бюлера
по­
требностью
в
обеспечении
единого
характера
его
тре м
чувственным
и
знаковым
измерениям».
О
не т,
дело ,
конечно,
обс тои т
иначе.
Просто
модель
органона
языка
могла
бы
быт ь
неправильной,
если
бы
структурная
моде ль
в
аксиомах
В
и
D была правильной,
и
наоборот.
Подоб н ого
рода
независимость
всячески
сти му ли ру ется
в
наиболее
точной
и
наиб олее
развитой
аксиоматике,
кото рую
только
знает
на ука,
и
им енно
в
математической
аксиоматике.
В
ней
ни
одн а
из
аксиом,
принадлежащих
к
одной
системе,
не
мо жет
бы ть
предпосылкой
или
следствием
друг ой .
Этот
пример
еще
раз
свидетельствует
о
различии
в еры
в
единство
и
множество
в
во пр осах
теории
языка.
1 «Кратил»
—
один
из
диалогов
Платона,
в
котором
разбирается
вопрос
о
происхождении
имен.
(Примечание составителя. )
2 Монада — философский термин,
озн ача ющ ий
единицу,
неделимое
ве­
щество.
В
философии
Л ейб ница
—
перви чн ые,
самостоятельные,
бест е лес ные
и
вечны е
единицы,
образующие
якобы
все
ве щи
мира.
(Примечание состави ­
теля.)
30


На
пользу
модели
органона
может
послужить
еще
о дно
указ а­
ние,
которое
я
хочу
привести.
Сл ед ует
ли
и
должна
ли
вообще
теория
языка
полагаться
на
анализ
социальной
ре чев ой
ситуации?
Я
предлагаю
обратить
вним а ние
на
тот
факт,
что
в
каждом
чел о ве­
ческом
язы ке
сущ ест ву ет
по ле
указания
и
соответственно
име ют ся
слова,
об сл ужив ающ ие
это
поле,
сло в а-у каз ател и.
Имеются
в
ви ду
как
слова
—
указатели
положения
(hier, da, dort —
здесь,
тут ,
та м), так и слова
—
указатели
уч астия
(ich, du, er —
я,
ты,
о н).
Когда
латиняне
из меня ли
сво й
гла гол
и
образовывали
«формы»
вр оде
amo, amas, amat, какое к этому имеет отношение
данный
метод?
З десь
трижды
и
каждый
раз
по-разному
никто
не
называется
(как это делают знаки- н аз в ани я),
а
указывается
ли бо
посылающий,
либо
воспринимающий
известие,
либо
tertius *.
П ра вд а, persona tertia 2 встречается не во всех языках,
но
«я»
и
«ты»
знает
каждый
язык.
И
как
же
иначе
можно
о пре д елить
функ ции
в сех
слов-указателей,
как
не
посредством
анализа
ко н­
кретной
речевой
ситуации?
Кто
ищ ет
предложения
без
пол я
указания,
должен
в
латинском
избе г ать
всяких
личных
глаголь­
ных
форм.
Cui bono?3 Поле указания в такой же степени является
частью
языка,
как
и
символическое
п оле;
язык
е сть
орудие
ор и­
е нт ации
в
общественной
жизни
также
и
тогда,
когда
оди н
подводит
другого
к
том у,
что
доступно
восприятию,
и
направляет
его
бодрствующие
чувства,
дабы
он
видел
и
слышал,
что
происходит
вокруг
него.
Язы к
знал
еще
до
Канта,
что
понятия
без
представ­
ления
пусты,
и
устанавливал
ко нта кт
между
нам и
и
пе стры м
миром
чу вс тв;
лучшим
и
про ст ей шим
срёдством
для
этого
является
языковой
знак.
Если
это
признается,
то
тогда
«выражение»
и
«обращение»
должны
будут
также
заслужить
прощение
у
чистого
логика,
нацеливающегося
на
открытие
«образующей язык потребности».
Но
таковых
су щест в ует
не
одна,
а
несколько;
и
императив
и
оп­
татив
в
составе
фор м
многих
языков
с
полным
правом
требуют
адекватного
понимания
со
сто рон ы
теоретиков
языка.
Точно
так
же,
как
и
мир
форм
предложения,
с реди
которых
на
равных
правах
рядом
с
повествовательным
пред л ожен ием
стоит
прика­
зание
и
восклицание.
Дем пе
это
должно
бы ть
так
же
хорошо
известно,
как
и
другим
сп ециалист ам;
я
полагаю,
что
остальная
часть
различий
во
взглядах,
разделяющих
на с,
проистекает
из
его
веры
в
единство
в
отношении
определений.
3.
Положение
о
знаковой
природе
языка
защищает
от
всяче­
ск их
промахов
и
блужданий.
То,
что
по
воздуху
п ер едае тся
от
рта
говорящего
к
уху
слушающего,
есть
не
Ousia4, а звуковые
волны
со
знаковой
функцией
для
психофизической
системы
уча стни ка
речевого
акта.
Правда,
все
еще
вс тр ечается
магическое
1 Tertius (лат. )
—
третий.
2 Persona tertia (лат.)
—
третье
лицо .
8 Cui bono? (лат.)
—
Кому
это
на до?
4 Ousia (греч . )
—
состояние,
су щес тво.
31


обращение
со
словами
и
предложениями,
но
к
к онце пции
теории
языка
оно
имее т
такое
же
далекое
отношение,
как
и
молитвы
з акл инат елей
погод ы
к
мет еор ол ог ии.
С
другой
стороны,
посред­
ством
принципа
знаковой
прир од ы
языка
можно
элегантно
вы­
уди ть
flatus vocis номинализма.
Этого
достаточно
и
б ольше
нечего
ожидать,
п ока
не
будут
исполнены
требования
всео бщей
сем ат о-
логии.
Но
ныне
еще
не
существует
вс ео бщей
семитологии.
К
области
знакового,
а
такж е
символического
из
всего
того,
что
мы
на ход им
в
жизненном
пределе
человека,
относится
гораздо
большее,
чем
только
языковые
я вле ния.
Даж е
если
мы
ограни­
чимся
лишь
звуковыми
об разов а ни ями,
эта
о б ласть
з нач итель ней
по
своему
об ъе му,
так
как
включает
все
акустические
коммуни­
кативные
сигналы.
Бо юсь,
картина
с труктуры
языка,
набро­
с анная
Демпе ,
не
сможет
и збеж ать
упрека,
что
она
с ли шком
широка
по
своему
об ъем у.
Столбовой
дороги
к
«формуле сущности»
нет ;
структурная
модель
должна
включать
все
почерпнутые
из
о быч ной
эмпирической
деятельности
языковедов
атрибуты
че­
ловеческого
языка
в
единственном
числе.
Эта
модель
должна
быть
схемой,
которая
отводит
п очет ное
место
в
центре
сл ову
и
пр ед ло жению
человеческого
языка.
Тогда
слева
от
этих
двух
поче тн ых
м ест
расположится
фонема
как
вспомогательный
знак,
а
справа
—
более
выс ок ое
единство
сложноподчиненного
пред­
ложения.
Еще
раз:
фонема,
сло во,
предложение,
сложноподчи­
ненное
предложение;
эти
элементы
должны
нал ичест во вать
в
ст рук турн ой
модели
языка
и
бы ть
правильно
«настроены»
друг
на
друга.
Ме н ьшего,
чем
это ,
было
бы
н ед оста точ но;
это
была
бы,
грубо
говоря,
халтура,
а
не
структурная
модель
языка.
Каждое
из
эт их
образований
последовательно
должно
быт ь
подвергнуто
тщательному
ана л изу
и
обсуждению
со
специали­
стами.
Фонологи,
напр им ер,
достигли
действительно
решающих
у спех ов,
и
вспомогательный
пр инцип
о
знаковой
прир од е
язы ка
бл естяще
оправдал
себя
в
их
области.
Им енем
фонемы
названы
ведь
звуковые
знаки,
образующие
звуковой
облик
слова.
Тот
ф акт,
что
в
каждом
языке
име етс я
ограниченное
количество
та ких
звук ов ых
знаков
и
что
они
сос тав л яют
внутреннюю
систему,
относится
к
важнейшим
выводам,
кот орым и
мы
обязаны
языко­
знанию
нашего
времени.
Выводы
необходимо
заново
пе ресм о треть,
так
как
они
б ыли
иск ажен ы
под
влиянием
односторонне
импрес­
сионистической
фонетики.
Все,
что
теоретики
со
сво ей
ст ороны
способны
предпринять,
за клю чаетс я
в
выя влен ии
и
рассмотрении
всего
класса
зна к ов,
к
к отор ому
принадлежат
фонемы;
они
от­
н ос ятся
к
знакам
и
метам,
к оторы е
создаются
и
используются
человеком
дал еко
за
пределами
языка
в
к ачеств е
диакритик.
Не
подлежит
сомнению,
что
они
создают
звуковой
о блик
слова
и
тем
са мым
являются
знаками
знаков,
не
бол ее
и
не
менее .
Можно
п редста ви ть
с ебе
звуковые
символы
(подобные словам), которые
узнавались
бы
и
отличались
др уг
от
друга
ли шь
по
своей
форме
и
звуковому
характеру.
След у ет
ли
такие
сист емы
причислять
к
32


системам,
подобным
языковым,
или
нет
—
это
акад ем ич ески й
вопрос.
Ведь,
насколько
мы
знаем,
не
существует
человеческих
языков,
в
которых
не
бы ло
бы
фонем.
Не
существует
также
языков,
в
ко то рых
систем ат ич еск и
р еализ о вал ась
бы
другая
из
суще­
ст вую щих
возможностей,
в
соответствии
с
котор ой
звуковая
характеристика
привлекалась
бы
непосредственно
для
передачи
качеств
предметов.
Но
во
вс ех
языках
мы
знаем
изолированные
случаи
по добн ых
явл ен ий
в
форме
так
наз ыв аемы х
звукопису-
ющ их
слов.
Я
повторяю:
можн о
пр е дстави ть,
что
фо немы
отсутствуют.
По добн ое
говорили
о
сложноподчиненных
предложениях
все
те,
кто
соглашался
с
Кречмером,
у ста нав ли в ающ им: «Решающее
для
и ст ории
сложноподчиненного
предложения
и
восходящее,
вп рочем ,
к
Аделунгу
пол оже ние
заключается
в
том,
что
перво­
начально
су щ ество вало
лишь
простое
предложение
и
гипотакси-
ческие
синтаксические
отношения
ра звил ись
из
паратаксических».
Если
это
так,
то
но вые
язы ки
в
структурном
отношении
более
богаты;
я
заимствую
образное
опр еделен ие
греческих
грамма­
тиков
и
говорю:
связь
пр ед ло жений
повсюду
оснащ ена
как
бы
суставными
сочленениями.
Все
устроено
так,
что
между
двумя
следующими
друг
за
другом
предложениями
находится
разры в
поля:
кончается
о дно
символическое
по ле
и
н ачин ается
другое.
Вывод
от
противоположного:
где
нет
ра зр ыва
поля,
там
не
может
начинаться
новое
пр ед ло жение.
Если
такой
разры в
по ля
п ере­
крывается
сочленными
словами
или
иным
способом,
паратакси-
чески
или
гипо т ак сическ и
возникает
сложноподчиненное
предло­
жение.
Может
ли
такой
чрезвычайно
важ ный
и
конструктивный
фактор
отсутствовать
в
ст руктурной
модели
языка?
Кон еч но,
нет,
если
стремится
к
удовлетворительной
модели.
И
опять-таки
эт от
последний
структурный
фактор
согласуется
с
принципом
о
знаковой
природе
языка.
Вед ь
ес ли
обратиться
к
том у,
что
в
обла сти
сложноподчиненного
предложения
б ыло
чревато
на и­
более
важными
посл ед ствия м и,
то
мы
в
первую
очередь
должны
н азв ать
возникновение
относительных
местоимений
со
вс ем
тем,
что
из
это го
вытекает.
А
возникновение
относительных
местоиме­
ний
означает,
что
древние
слова-указатели
используются
ана­
форически;
в
символическом
пол е
следующих
друг
за
другом
предложений
д ел ается
указание
назад
или
вперед
на
уже
упо­
мя нут ое
или
же
предстоящее
быт ь
упо мя ну тым
и
тем
самым
осу­
щ ест вля ется
сочленение
п
редл ожен и
я.
Конечно,
существуют
и
др угие
типы
связи
предложения.
Кто
признает
совершенно
ино й,
реконструированный
Кречмером
тип,
тот
вынужден
признать
в
качестве
автохтонных
видов
предложе­
ния
нар яду
с
повествовательным
предложением
также
и
волеизъяв­
ляющие
и
восклицательные,
так
как,
по
Кречмеру,
говорящий
дважды
применяется
и
однажды
повествует,
а
другой
раз
выра­
жае т
желание
или
восклицает.
Здесь,
следовательно,
имее т ся
в
виду
модель
органона
языка,
в
к отор ой
систематически
про­
Зз


являю т ся
эти
три
возможности.
Кроме
того,
существует
еще
тип
сло жно по дчине нно го
предложения
Пауля;
кто
обратится
к
теоре­
тическому
анализу
эт ого
третьего
типа,
столкнется
с
удобным
способом
расширения
предложения,
встречающимся,
по-видимому,
повсюду
в
языках
земного
шара.
4.
Теперь
краткое
разъяснение
о
дву еди нст ве
сло ва
и
предло­
жения.
Никому
из
языковедов
не
придет
в
голову,
что
возможны
предложения
без
слов,
хотя
это
звучит
не
боле е
парадоксально,
чем
предположение
о
существовании
с лов
без
пр едло жения .
В
действительности
слово
и
пре дложе ние
—
два
коррелятивных
фак то ра
в
построении
ре чи.
На
вопр ос,
что
так ое
слово,
удовле­
творительно
може т
ответить
только
тот,
кто
держит
в
уме
пред­
ложение,
когда
он
произносит
данное
слово,
и
обратно.
Не
при­
ходится
возражать,
когда
о
сло ве
первым
произносит
суждение
теорети к
из
школы
Гуссерля
хи
преподносит
нам
краткие
и
меткие
определения
про ст ых
и
сложных
слов,
по че рпнут ые
из
«Логи ­
ческих
исследований».
При
этом
должн о
полностью
замереть
благоговейное
удивление
относительно
«образующей язык потреб ­
но ст и».
Ибо
ша гом
по
направлению
к
человеческому
является
уже
то,
что
звуки
подчинены
вещам,
процессам,
качествам,
отно­
шениям
в
пределах
языка.
Но
тогда,
когда
над л ежащ им
образом
окончится
это
вызванное
своеобразием
человека
уд ивл ение ,
тогда
на
сцену
выступят
данные
эмпириков
о
пестром
многообразии
слов.
И
если
теории
не
хотят
потерпеть
кораб лек руше ни я
—
будь
это
в
центральных
или
периферийных
областях
языка,—
то
очень
рекомендуется
дер жат ься
поближе
к
поучениям
эмпириков.
Ве дь
и
hier, jetzt, ich (здесь,
тепе рь,
я)
также
слова,
а
на
г ра нице
языкового
существуют
еще
так
н аз ываемы е
междометия.
Тольк о
тот,
кто
внутренне
склонился
к
учению
о
п оле
указания
языка,
може т
полностью
постигнуть
функции
слов -ука зате ле й.
И
только
т от,
кто
для
сравнения
при вл ечет
всю
совокупность
з вуко вых
выражений
в
жизни
жив от ных
и
человеческих
дете­
нышей,
сможет
с каз ать
что-либо
разъясняющее
о
«промежуточных»
час тиц ах
р ечи
(междометиях).
Формально
говоря,
также
и
понятие
с лова
нельзя
подвергнуть
определению
per genus proximum и
одной-единственной
differentia specifica, его надо многосторонне
обсудить.
Почему
здесь
не
использовать
достижения
фон ологи и
и
не
провести
различие
между
фонематически
оформившимися
и
фоне ма тиче с ки
неоформившимися
звуковыми
образованиями?
Опыт
учит,
что
в
человеческом
общении
существуют
лиш е нные
значения
звуки
среди
«неартикулированных»
зву к ов.
Ли ше нные
смысла,
но
тем
не
менее
фиксируемые
в
письме
слоги
являются,
конечно,
искусственными
продуктами,
но
з ато
другие,
вр оде
1Э.
Гуссе рль
(1859—1938) — немецкий философ -и де а лис т ,
выступавший
против
психологизма
в
философии
и
логике
и
стремившийся
с озд ать
си сте му
«чистой»
логик и.
В
сво их
«Логических исследованиях» (особенно во втором
то ме)
он
по две р гает
логическому
анали зу
семан т ическ ую
ст орон у
языка.
(Примечание составителя .)
34


«гм»
или
от к ашл ивания
вместо
о тве та,
нередко
г ово рят
больше,
чем
целые
пре дложе н ия,
и
охотно
используются
на
сцене.
Для
того,
кто
намеревается
построить
последовательное,
ступенчато­
образное
сооружение
приз на ко в,
это
го то вит
немал о
трудностей
в
отношении
по н ятия
с лова.
Ве дь
он
вынужден
будет
отбросить
лишенные
смы сла
слоги
в
силу
п ервог о
приз на ка
и
над еленн ые
значением,
но
фонематически
не
оформившиеся
звуки
в
сил у
в торог о
признака.
Но
на
это м
мы
еще
не
кончаем
с
понятием
сл ова;
необходимо
присоединить
еще
третий
призна к .
Слово
должно
бы ть
звуковым
символом,
спо со бным
включиться
в
поле .
М ейе
говорит,
что
оно
должно
обладать
грамматической
применимостью,
и
выражает
точно
ту
же
мысль.
Я
кончаю
на
этом
и,
не
занимаясь
выяснением,
посредством
ч его
слово
оказывается
способным
в клю ча ться
в
по ле
(предложение), обращаюсь к общему понятию поля в языке.
5.
Понятие
«поле»
с ос тавля ет
об язательн ы й
компонент
совре­
менной
пси хол огии;
я
рекомендовал
его
лингвистам
и
уверен,
что
оно
по степенн о
з ам енит
заношенный
реквизит
в
языковед­
ческих
сокровищницах
понятий.
И
в
первую
очередь
аристотелев­
ское
по нят ие
формы.
Уже
давно
чув ст вов ала сь
потребность
изба­
виться
от
это го
набальзамированного
трупа
и
заполучить
вмес то
него
что-либо
живое.
Слово
«форма»
так
же
часто
являлось
еще
современникам
Вундта,
как
и
говорящим
по-немецки
вспомога­
тельный
глагол
sein (быть); неутомимый Антон Марти заполнил
больше
сотни
стр ан иц
своей
«Всеобщей грамматики»
д ока зате ль­
ствами
протееобразного
изменения
зн ачен ия
по н ятия
формы
в
лингвистических
р або тах
Вундта.
Должно
ли
сохраняться
такое
положение
вечно?
Остроумная
логистика
нашего
вре ме ни
знает
и
с
лучшим
успехом
применяет
в
своей
области
«понятие структуры»; на
простом
латинском
предложении,
вроде
Caius amavit Camillam,
можно
без
труда
осуществить
от вл ечение,
позволяющее
п озна ть
структурные
качества
в
логистическом
смысле.
Я
пишу
-us, -avit,
-am
и
знаю,
что
опущенные
ча сти
можно
заполнить
другими
словами
соответствующих
классов.
Тем
самым
сказ ано
самое
существенное;
расширения
за
счет
различных
рядов
склонения
и
спряжения
в
латинском
по нят ны
са ми
по
себе.
Мо жно
также
исх о дить
из
видов
сл ов
и
использовать
в
качес тве
точки
оп оры
старое
по нят ие
коннотации
\ чтобы достичь тех же конечных
результатов.
Например,
прилагательное
albus подвергает кон ­
нот ац ии
но сит еля
ка чества ,
ак т ивный
глагол
amare подвергает
коннотации
два
лица
(кто?
ко г о?), которые подлежат названию .
Последний
(или первый)
вопр ос
при
теоретическом
истолковании
таких
комплексов
отношений
(структур)
является
ми ровоз зр ен­
ческим
вопросом
в
первичном
смысле
этого
слова.
Широкое
1 Коннотация — дополнительное обозначение,
вк люч ение
в
з нач ение
добавочного
элемента
к
существующим.
(Примечание составителя. )
35


распространение
активных
гла голо в
свидетельствует,
напр им ер,
о
склонности
к
толкованию
вещественного
по
образцу
человече­
ского
акт а
или
(если говорить шире и осторожней)
человеческого
и
животного
дей ств ия
(actio).
Ве дь
в
данном
случае
в еще ств енно
ощущается
прототип
субъективно-объективных
отношений,
п од­
вергнувшихся
ко нно та ции
в
активном
глаголе.
Последнее
по до бно
анализу
вн ут р енней
сущности.
Е сли
мы
обратимся
к
такому
само
собой
разумеющемуся
для
языковеда
вопросу,
как
сп особ
проявления
э той
вн ут р енней
сущности,
то
возникает
понятие
поля.
Как о е-л ибо
п оле
в
ш иро ком
смысле
этого
с лова
всегда
наличествует;
соотношение
с
ним
имеется
все гда,
когда
рождается
речевой
зв ук
и
когда
он,
наделенный
значением,
в ступ ает
в
м ир.
В
и ных
случаях
оно
находится
в
кон­
тек сте
определенного
действия
и
в
качестве
эмпрактического
выражения
требует
истолкования
на
основании
местоположения
в
осмысленном
поведении
п осы ла ющего
его
(говорящего) .
Или
же
зн ак
оказывается
хотя
и
полностью
изолированным
от
подобного
жизненного
опыта,
но
з ато
при кр епл ен ным
к
какой-либо
вещи,
по до бно
н аимено ванию
памятника,
и
т.
д.
Зде сь
допустима
так ая
симфиза
х.
Или
(еще по- д ру го му ): отдельный знак находит опору
и
см ысло напо лнен ие
в
с трукт урном
образовании
с
себ е
подоб­
ными.
В
этом
случае
физическое
окружение,
в
котором
он
всегда
выступает,
отходит
на
задний
пла н
и
стан ов ит ся
несущественным,
точно
так
же
как
это
им еет
место
с
поверхностью
бу ма ги,
когда
мы
читаем
к нигу.
Так
же
исч ез ает
и
жизненный
о пыт
производи­
теля
знака,
в
к оторо м
эт от
последний
занимает
определенное
место;
он
стан о в ится
неузнаваем,
например,
тогда,
когда
зн ак
производится
печатной
машиной
типографии.
Но
зато
всячески
поддерживается
и
сохраняется
си нсем ан т ич еская
опора
зн ака;
он
толкуется
и
о тл ично
понимается
на
основе
контекста.
В
край­
них
случаях
синсем ант ич еск ие
факторы
являются
его
единствен­
ным
рел евантн ым
полем.
Язык
(la langue в единственном числе)
располагает
це лой
сокровищницей
средств
выражения
и
уточнения
символического
поля .
Очень
нетрудно
систематизировать
их
по
к л ассам.
Тот
же
яз ык
(la langue в единственном числе)
располагает
также
и
сред­
ствами
осуществления
указания.
Тогда,
когда
demonstratio ad
oculos 2 оказывается исключенным,
как
это
имеет
место
при
каж­
дом
рассказе
(повествовании об отсутствующем),
активно
д ей­
ствует
воображение
и
воздействует
на
вну т ренн ее
зрение
и
слух
воспринимающего
(слушающего)
таким
образом,
что
посредством
воспоминания,
фа нтази и
способствует
его
видению
и
слышанию.
Поле
ук а зания,
систему
координат
с
origo3: hier, jetzt, ich (здесь,
те перь,
я)
каждый
при носи т
с
собой,
оно
неотчуждаемо
для
1 Симфиза — явление совместного существования,
развития.
(Примеча­
ние
составителя.)
2 Demonstratio ad oculos (лат .)
—
показ,
в ос прин имае мый
зр ени ем.
3 Origo (лат .)
—
начало,
происхождение.
36


каждого
б одрс тв ующе го
человека,
который
«в себе» .
Де ло
и дет
только
о
том ,
что
он
в
св оем
представлении
отсутствующее
может
включить
в
с вое
действительное
hier, jetzt, ich или что он с ука­
занной
смещенной
схемой
порядков
может
почувствовать,
куда
направляет
его
говорящий.
В
эт ом
за кл юча ется
мое
учение
о
д вух
полях,
освобожденное
от
всего
нену жно го .
Я
уверен,
что
понятие
по ля
в
б удущем
станет
для
языковедов
столь
же
необходимым,
как
и
для
нас,
психологов.
Что
же
ка сается
слов а
«форма», то пусть его и дальше живет в
потускневшем
и
уже
бол ее
не
специальном
аристотелевском
смысле
«класса», «группы»
и
уп отреб л яется
тогда,
когда
п о явл яется:
необходимость
ad hoc и последовательно противопоставлять два
компонента,
как
форму
и
содержание.
6.
По дв едем
ито г и: «образующих язык потребностей»
суще­
ствует
больше,
чем
одна.
Еще
ни
о дин
теоретик
не
нах о дил
пути
к
логи че с кому
построению
символического
по ля
на
основе
«обра ­
зующей
яз ык
по тр ебно сти»
в
фу нк ции
называния
или
(скажем
мы)
одной
только
символической
функции.
Он
и
не
най дет
такого
пути,
так
как
можно
доказать
существование
способных
к
функ­
ционир ов анию
сим во лич ески х
образований,
ли шенны х
какой-
л ибо
синсемантики;
я
разумею
при
этом
морскую
сиг нал из ации»
флажками,
привлекавшуюся
уже
мн ою
для
с рав не ния,
или
изучение
так
наз ыв аем ых
однословных
пр ед ло жений
в
жиз ни
детей.
Убедительным,
наоборот,
п ред ставл яетс я
возникновение'
языка
из
полеобразования
под
влиянием
требований,
которые
его
потребитель
ставит
перед
ним,
когда
все
новые
и
новые
пред­
м еты
он
нам ерев ается
ул ов ить
и
фиксировать
посредством
огра­
ниченного
количества
наз ыв ающ их
и
указывающих
знаков.
Уб еди тель но
также
толкование
фонем
как
совокупности
знаков
и
ср ед ств
связи
предложений.
Но
логически
получить
эти
явления
н е льзя,
они
должны
бы ть
отвлечены
от
языка,
каков
он
есть.
Поэтому
структурная
модель
действительного
языка
должна
быть,
с интет ичес кая ,
а
не
аналитическая.
Во
всяком
случае
ни
одному
абстрактному
теоретику
до
сегодняшнего
дня
не
уда лос ь
дать,
такого
построения,
из
которого
могл и
бы
и зв лечь
какую-либо
пользу
или
практические
выводы
зн ато ки
бесконечно
сложного
строя
действительного
языка.
Это
относится
и
к
иде е
(ценной в
других
отн ош ен ия х) «априорной»
г р аммати ки
в
духе
«Логиче­
ски х
исследований»
Гуссерля;
это
относится
т акже
и
к
опытам
Демпе,
которые,
кстати
гов оря ,
сам
заслуженный
автор
в
другом
месте
своей
статьи
ограничивает
монологичной
речью.
При
эт ом
следует
иметь
в
виду,
что
мо нол ог
представляет
редуцированную
речевую
ситуацию,
а
из
бо лее
бе дной
(по своим отношениям),
схемы
логически
нельзя
вывести
бо лее
богатую,
ск орее
наоборот:
из
бо лее
б ога той
над о
выво д ить
более
бе дн ую.


II
ЖЕНЕВСКАЯ
ШКОЛА
В
1927 г.
Альберт
Сеше
опубликовал
статью
«Женевская школа общей линг­
вистики»,
и
эта
статья
явилась
своео бр азно й
декларацией
научных
принципов
новой
школы,
посвятившей
себ я
развитию
и дей
Ф.
деСоссюра.
Помим о
непосредственных
учеников
Ф.
де
Соссюра
—
Ш.
Балли
и
А.
Сеше ,
школа
включает
лингвистов,
бли зк их
по
своим
концепциям
«Курсу общей
лингвистики»
—
А.
Фрея,
С.
Карцевского
(позднее он стал активным участ­
ником
Пражского
л ингвист ич еско го
к ру жк а ), а также языковедов. бо лее
моло­
д ого
п околен ия ,
живущих
в
основном
в
Жен еве
и
оста ющ их ся
в
к ругу
проб­
ле м,
выдвинутых
Ф.
деСоссюром,—
Эдм.
Солльбергера,
А.
Бургера,
Р.
Годеля
и
др.
С
1941 г.
школа
имеет
свой
неп ерио ди чески й
орган
—
«Тетради Ф.
де
Со с сюр а » (Cahiers F. de Saussure).
Лин гв исты,
сплотившиеся
вокруг
этого
ор­
ган а,
приняли
имя
«Кружка Ф .
де
Соссюра».
Из
всех
порожденных
идеями
Ф.
де
Со ссю ра
школ
и
на пра вле ний,
час то
находящихся
на
п олярн о
противоположных
теоретических
по з ициях,
Женев­
ская
школа
наиболее
верна
н ау чным
з ав етам
своего
у чител я.
Ее
пр ед ста ви­
т ели
с тр емятся
углубить
положения
Ф.
де
Со ссю ра
или
же
со г ласо вать
неко­
торую
противоречивость
его
суждений
в
отношении
проблем
знака,
си стемы ,
диахронии
и
синх р онии ,
лине йно ст и,
ценности
(valeur), синтагмы,
сущности
и
единицы,
означающего
и
означаемого
и
т.
д.
Иногда
при
это м
вно сят ся
су­
щественные
коррективы,
что ,
в
частности,
был о
с делан о
Робертом
Го дел ем
в
его
книге
«Источники рукописи Курс общей лингвистики Ф .
де
Соссюра»
(Les sources manuscrites du Cours de linguistique generale de F. de Saussure,
Geneve, 1957), суммировавшей тщательное изучение автором оригинальных
ко нспекто в
и
заметок
самого
Ф.
де
Соссюра.
Иногда
в
результате
подч ер кива ­
ния
отдельных
положений
при
умолчан и и
о
других
система
Ф.
де
Соссюра
в
работах
его
женевских
по след ов ате лей
приобретает
несколько
иное
т еорет и­
ческое
звучание.
Это
последнее
замечание
в
первую
очередь
относится
к
Ш.
Балли .
Шарль
Ба лли
(1865—1947), унаследовавший в Женевском универ­
сите те
к афед ру
Ф.
де
С оссю ра,
б есспор но
явля ет ся
самы м
кр упны м
языко-
гедом
из
его
непосредственных
учеников.
Вместе
с
Альбертом
Сеше
он
по
своим
записям
опубликовал
по сле
смерти
Ф.
де
Сосс юр а
его
«Курс общей
л ингв ис тики», ставший основным источником ознакомления лингвистическо­
го
ми ра
с
идеями
Ф.
де
С оссю ра,
до
т ого
о став ав шегося
известным
лишь
38


его
слушателям
и
т ес ному
кру гу
сп ециал исто в,
которые
знали
Соссюра
гла в­
ным
обра зом
по
его
п ервой
и
выдержанной
в
тр ад иционны х
принципах
работе.
Но
еще
при
жизни
своего
уч ит еля
Ш.
Балли
соз дал
две
из
тр ех
своих
капи­
тал ь ных
ра бот,
со стави вших
его
н ауч ную
репутацию.
В
1909 г.
он
выпустил
с вою
дву хт омн ую
«Французскую стилистику», а в 1913 г.
первое
издание
кн иги
«Язык и жизнь» (при жизни автора она издавалась еще дважды — в 1926
и
в
1935 гг.,
всякий
раз
в
переработанном
и
дополненном
виде).
Но
ос новно й
его
труд,
п ре дставля ющ ий
итог
его
научного
тво рч ес тв а, «Общая лингвистика
и
французская
л ин гви ст и ка» (в русском издании 1955 г .
носит
название
«Об ­
щая
л ингв ис тика
и
в опросы
французского
я зык а»), вышел лишь в 1932 г.,
а
коренным
об ра зом
пер ер або та нное
второе
издание
уже
в
самом
конце
жиз­
ни
—
в
1944 г.
К
данной
работе,
теор ети че ск ое
введение
к
которой
приводится
в
настоя­
щей
книге,
и
следует
обращаться
в
п ервую
очередь ,
чтобы
ознакомиться
со
вз гля дами
Ш.
Балли
на
осн овн ые
вопросы
языкознания.
Ш.
Б алли
принимает
почти
все
положения
своего
учителя,
но
в
собствен­
ных
работах
гл авно е
внимание
уде ляе т
некоторым
из
них,
стре мя сь
конкрети­
зировать,
дополнить
или
углубить
их.
Его
интересует,
в
частности,
от ноше ние
языка
к
в нея зык овым
(общественным и психическим)
явлениям,
проблема
знака,
диахрония
и
синх р о ния,
а
также
отношения
между
оз начаю щ им
и
оз­
начаемым.
Он
указывает
на
ущербность
и
ограниченность
исторического
из у­
чения,
к оторому
доступны
лишь
отдельные
факты
языка,
в
то
время
как
син­
хроническая
лингвистика
да ет
возможность
осмыслить
си ст ему
языка
в
целом.
Вторгаясь
в
синхронию,
история
нарушает
г армони ю,
сущ еств ую­
щую
внутри
с и стемы
языка,
но
вне
истории
яз ык
не
сущ еству ет .
Так
возни­
кае т
зна ме ни тый
парадокс
Ш.
Балли .
«Прежде всего,—
пи шет
он,—
языки
непрестанно
изменяются,
но
функционировать
они
мог ут
только
не
м еняясь .
В
любой
момент
своего
су щество ван и я
они
представляют
соб ой
продукт
в ре­
м е нного
ра внов есия.
Следовательно,
это
равновесие
является
равнодействую­
щей
двух
противоположных
сил:
с
одной
с торон ы,
традиции,
зад ер жива ющей
изменение,
кот орое
несовместимо
с
нормальным
у пот реб лен ием
языка,
а
с
друг ой
—
активных
тенденций,
толкающих
этот
язык
в
определенном
н ап рав­
лени и» .
Соглашаясь
с
тезисом
Ф.
де
Соссюра
о
необходимости
четкого
разграни­
че ния
между
вн утр ен ней
(язык « в
са мом
се бе
и
для
себя») и внешней лингвис­
тиками,
Ш.
Балли
счи тает ,
что
своим
преи мущ ест вен ны м
вним анием
к
первой
из
них
Ф.
де
Соссюр
излишне
интеллектуализировал
я зык
и
не дост ат очно
учел
значение
эмоционального
фактора
в
жиз ни
языка.
От сюда
стремление
Ш.
Бал­
ли
и сслед овать
широкую
сферу
де йстви я
эмоционально-аффективных
тен де н­
ций
речи
и
острый
инт ер ес
к
ст илист ик е,
дающей
возможность
изучать
язык
в
связи
с
повседневной
жизнь ю
человека,
в
связи
с
его
эмоциями
и
все ми
форма­
ми
поведения.
Отсюда
же
и
все
ос новн ые
положения
его
общей
теории
выска­
зывания,
по ко ящейс я
на
ка тегори ях
грамматических
актуализаторов,
гр ам­
матической
транспозиции,
линейности,
виртуальных
знаков
и
пр.
В
теории
высказывания
Ш.
Балли
многое
и
от
соссю ров ског о
разграниче­
ния
между
языком
и
речью.
Это
ст ано вится
ясным,
например,
при
рас см отр е­
нии
категории
грамматических
актуализаторов.
По
Ш.
Балли,слово
в
языке
—
а бстр а ктное
понятие,
как
по
сут и
говоря
и
весь
я зык
в
целом.
В
речи
же
оно
всегда
н адел яется
актуализаторами
(прямо выраженными или скрытыми),
которые
и
оп ре деля ют
коммуникативное
н аз нач ение
слова
в
данном
речевом
акте.
Иными
словами,
сло во
как
речевая
единица
не
с уществу ет
вне
своих
связей
с
другими
элементами
язык а,
или
без
оп оры
на
тот
или
иной
актуали-
затор.
В
э том
нах оди т
конкретное
выражение
взаимоотношение
я зыка
и
речи.
Но
у
Ш.
Балли
в
его
учении
о
грамматических
актуализаторах
п олуч а­
ется
зависи мост ь
ме жду
языком
и
ре чью,
обратная
той,
которую
устанавливал
его
учитель.
Если
Ф.
де
Соссюр
учил,
что
с
ист ори ческ ой
т очки
зрения
р ечь
предшествует
языку,
то
у
Ш.
Б алли
ре чь,
актуализируя
сл ово,
переводит
его
из
языка
в
р ечь
и,
таким
образом,
первичным
оказывается
язык.
Ин те рес­
но
отметить,
что
речевые
е ди ницы
Ш.
Бал ли
счи тает
необходимым
рассмат­
ривать
в
контексте
таких
неязыковых
явлений,
как
жесты
и
экспрессивная
39


ин то на ция.
Тем
самым
он
с треми тся
изучать
речь
как
компонент
широкого
ком­
пл екса,
образуемого
все ми
видами
коммуникативного
поведения
человек а.
В
своей
общей
те ории
высказывания
Ш.
Балли,
как
он
сам
говорит,
«исследовал знаки языка с точки зрения их ценности (зн ачи мост и) . « Н о т а к как
•всякий знак, —
п ишет
он,—
представляет
со бой
объединение
значения,
или
означаемого,
с
материальной
формой,
или
означающим,
то
необходимо
зн ать
•связывающие их отношения .
Та ким
об раз ом,
мы
подх о дим
здесь
к
общему
«вопросу согласованности и несогласованности двух частей знака».
Это
другая
область
теоретических
и сслед ован ий
Ш.
Балли,
в
которой
изучаются
разн ые
случаи
со гласов ан н ости
и
н есог ласо ван но сти
дв ух
сторон
знака:
п олисеми я,
омо нимия,
эллипсис,
нулевой
знак,
рол ь
разной
«языковой техники» (синтез
и
анализ)
в
отношениях
меж ду
означающим
и
означаемым
и
т.
д.
Зд есь
мы
вступаем
уже
в
о бл асть
боле е
част ны х
проблем,трактуемых
с
пози ций
последо­
вательного
соссю ри ан ст ва.
Сво и
общетеоретические
положения
Ш.
Б алли
затем
прилагает
к
системе
«французского языка,
что
позволяет
ему,
с
одной
стороны,
уточнить
их
и,
с
другой
стороны,
на гл ядно
показать
их
пр актич еску ю
применимость
при
изу­
чении
конкретных
язы ко в.
Так
как
он
при
это м
фр анцу з ский
я зык
рассмат­
ривает
сопоставительно
с
не мец ким,
то
многие
его
выводы
и
на бл юде ния
им е­
ют
бесспорную
з нач имост ь
и
для
об щей
теории
сопоставительного
изучения
язык ов.
Соратник
Ш.
Балли
по
обработке
научного
наследия
их
общего
учителя,
Аль бер т
Сеш е
(1870—1946), был менее продуктивен,
но
занимался
не
менее
широкой
областью,
чем
Ш.
Балли.
Хотя
у
А.
Сеше
мн ого
общего
с
Ш.
Балл и
в
отношении
т еорет ическ их
установок,
которые
они
оба
восприняли
от
Ф.
де
Соссюра,
его
н ау чное
твор­
ч ество
характеризуется
и
ряд ом
оригинальных
черт.
Так,
в
прот ив ополож -
ность
Ш.
Б алли
он
в
пе рвую
очередь
интересовался
интеллектуальными
фак­
торами
чел овеческ ого
мышления,
что
и
поб уди ло
его
посвятить
себ я
глав­
ным
об раз ом
синтакс ису .
Хо тя
в
одной
из
своих
ранних
статей
(«Стилистика и
теоретическая
л ингви стика», 1908) он отрицает существование стилистики как
особой
языковедческой
дисциплины,
однако
отнюдь
не
исключает
ее
из
про ­
гра ммы
научного
иссл ед о вания.
Он
полагает
лишь,
что
сначала
должна
идти
грамматика,
как
явл е ние
языка,
а
по том
уже
с тил истика,
как
яв ление
речи .
В
ин те рес ной
статье
«Программа и методы теоретической лингвистики»
(1908) А.
С еше
излагает
свое
понимание
отношений,
существующих
между
пси­
хологией,
лингвистикой
и
логикой.
Он
выдвигает
теорию
дв ух
ступеней
в
об-
(разовании грамматических явлений:
дограмматическую
(язык жестов в ши­
рок ом
смысле)
и
грамматическую.
Всякое
грамматическое
яв лен ие
имеет
и ндивид уал ьно е
происхождение
и
создается
в
д ограм мат ич еск ом
ак те,
но
со
временем
переходит
в
о бл асть
грамматики.
В
дог р аммати ческ ой
человеческой
.речи индивидуум создает знак,
посредством
кот оро го
выражает
свое
душевное
состояние.
На
грамматической
ст упен и
он
лиш ь
репродуцирует
знак,
который
он
нах о дит
в
наличном
языковом
м атери ал е.
Но
это
уже
не
знак,
а
символ,
в
котором
наш
разум
устанавливает
т вер дую
связь
между
знаком
и
идеей.
Поэтому
вер ховны м
правилом
всяко й
грамматики
явля етс я
логика.
Изложенное
р ассу жд ение
делает
понятным,
почему
его
основная
работа
носит
на зв ание
«Исследование логической структуры фразы» («Essai sur la
structure logique de la phrase», 1926).
Глав н ая
мысль,
про х о дящая
через
всю
эту
книгу,
заключается
в
том ,
что
гр ам м атиче ская
форма
предложения
ч асто
вступает
в
конфликт
с
на шим
процессом
мышления.
Это
положение
он
трак­
ту ет
не
только
в
форм аль н ом
плане,
но
и
в
психологическом
аспек т е,
стремясь
установить,
что
в
духовной
деятельности
чело век а
соотв ет ств ует
традицион­
ным
грамматическим
категориям
—
имени,
глаг олу,
объекту,
предикату
и
т.
д.
Его
понимание
грамматики
и
ее
подразделения
о тли ча ется
от
обычного
к
свя­
зывается
с
выделенными
Ф.
де
Соссюром
синтагматическими
и
ассоци ат ивн ы­
ми
отношениями.
Изу че ние
комбинаций
ли нгв истич ес ких
знаков
(синтакси ­
ческие
ко нстр у кции)
он
именует
синтагматической
грамм атик ой
и
отличает
ее
от
изучения
изолированно
рассматриваемых
знаков,
что
уже
относится
к
об­
ласти
ассоциативной
грамматики.
•40


Особое
место
среди
работ
А.
Се ше
занимает
статья
«Три соссюровские
л инг вист и ки» (1940), которую некоторые лингвисты расценивают как тяжелый
уд ар
по
учению
Ф.
де
Соссюра.
Стать я
вскрывает
содержащиеся
в
«Курсе об­
щей
лингвистики»
непоследовательности
в
определении
«состояния языка»,
первичности
языка
или
речи,
с ист емы
и
пр.
Д анная
ста тья
приводится
в
на­
с тоящ ей
книге
с
сокращениями.
Сергей
Осипович
Карцевский
(1884—1955) принадлежит уже ко
второму
поколению
Женевской
шк олы.
Он
пол учил
св ою
линг вистич еск ую
подготовку
под
рук ово дст вом
Ш.
Балли
и
А.
Се ше
и
та ким
об ра зом
воспринял
ид еи
Ф.
де
Соссюра
уже
«из вторых рук» .
Эти
ид еи
он
стремится
приложить
к
матер и алу
русского
языка.
В
своей
книге
«Система русского глагола» («Syste-
me du verbe russe. Essai de linguistique synchronique», 1927) он на основе по ­
нимания
языка
как
семиологической
с исте мы
излагает
приемы
лингвистиче­
ского
анализа,
применяемые
им
к
и зучен ию
словообразовательной
и
гр амма ­
тической
стр укту ры
русского
глаг ола .
В
«Повторительном курсе русского язы­
ка » (Москва, 1928) С .
К ар цевс кий
ста вит
своей
зад а чей
на
материале
русского
языка
дать
в
н аибо лее
простой
и
лаконичной
форме
синхроническое
опис ание
«логико-пси хол оги чес ко го
механизма
яз ыка» .
С.
Карцевским
был
задуман
бо льш ой
обобщающий
труд
под
усл овны м
названием
«Структурная грамматика русского языка».
Выполнить
этот
замы­
сел
ему
не
удалось.
Но
он
опубликовал
из
него
несколько
фрагментов,
пред­
ст авля ющ их
самостоятельные
исс ледо в ан ия.
Бесспорно,
са мым
интересным
из
них
явля ет ся
его
статья
«Об асимметрическом дуализме лингвистического зна ­
к а », рассматривающая скрещение в системе языка омонимии и синонимии.
Она
приводится
в
книге.
Л ИТЕР АТ УРА
Р.
А.
Б
у
д
а
г
о
в,
Шарль
Б алли
и
его
работы
по
общему
и
французско­
му
языкознанию.
Вв одн ая
ста тья
к
русскому
пер евод у
книги
Ш.
Балли
«Об­
щая
л ингвист ик а
и
вопросы
французского
языка», Изд.
инос т р,
лит. ,
М., 1955.
Н.
С.
П
о
с
п
е
л
о
в,
О
л ингвистиче ском
на следс т ве
С.
Карцевского,
«Вопросы языкознания», 1957, No 4 .


Ш.
БАЛЛИ
ОБЩАЯ
ЛИНГВИСТИКА
И
ФРАНЦУЗСКАЯ
ЛИНГВИСТИКА*
ВВЕДЕНИЕ
Ц ель
ра бот ы.
Вопросы
метода.
Язык
и
население
1.
В
этой
книге
делается
попытка
свести
характеристику
современного
французского
языка
к
нескольким
общим
чертам,
присущим
различным
частям
его
структуры.
Так ая
попытка
не
нова:
наряду
с
кр атк ими
заметками
Мейер-Любке
(«Einfiihrung
in das Studium der romanischen Sprachen», § 54 и сл. )
и
Ле ви
(«Zeitschr. f. roman. Philologie», 42, стр.
71 и сл.)
мы
имеем
ра боты
Фос сл ера
(«Frankreichs Kultur und Sprache») и Штромейра («Der Stil
der franzosischen Sprache»), к которым после выхода первого издания
эт ой
книги
прибавились
«Franzosische Sprache und Wesensart»
Лерха
и
работа
Вартбурга
«Evolution et structure de la langue
fran^aise».
Моя
цель
—
преимущественно
методологическая.
Именно
по­
это му
я
предпослал
исследованию
французского
языка
основные
при нципы
об щего
языкознания,
которые
каз ал ись
мне
необхо­
дим ыми
для
дальнейшего
из лож ения .
С
другой
стороны,
по­
скольку
методика,
которой
я
придерживался
в
своем
исследо­
вании,
несколько
отл и чается
от
ныне
общепринятой,
я
скаж у
о
ней
несколько
с лоз.
2.
Общие
взгляды
на
языки
проникнуты
ошибками,
п орой
ве­
ковыми,
подкрепляемыми
не
только
нашим
невежеством,
но
также
во
многих
сл уча ях
и
нашим
стремлением
(бессознательным или
обдуманным)
скрыть
или
исказить
действительность.
Символическая
концепция
языка
—
величайшее
препятствие,
которое
мешает
о б ъя снению
ф ак тов.
Родной
язык
непр ер ывно
связан
с
наш ей
жизнью,
с
жизнью
общества
и
нации;
может
ли
он
поэтому
не
п орож дать
оши бочн ых
взглядов,
если
бесприст­
растное
наб л ю дение
предваряется
априорными
мнениями
и
уже
готовыми
ид ея ми,
которые
проникают
из вне
и
бесконтрольно?
1 Ch. Bally, Linguistique generale et linguistique fran?aise, Bern, 1950.
В
ру сск ом
п ерево де
«Общая лингвистика и вопросы французского языка»,
Изд .
ин ост р,
л ит.,
М ., 1955.
Пер е вод
Е.
В.
и
Т. В.
Вентцель.
42


Конечно,
теперь
никто
не
станет
отри ца ть
с вяз ей,
существу­
ющи х
межд у
коллективной
мы слью
и
языком.
Но
в
с илу
стрем­
ления
следовать
по
п ути
наименьшего
сопротивления
пола га ют,
что
эти
свя зи
непосредственны
и
что
язык
должен
точн о
отражать
культуру,
искусство
и
литературу
той
группы
населения,
которая
на
нем
говорит.
Со циал ьно
этот
постулат
оправдывается:
это
впол не
очевидная
идея.
Но
стоит
по дой ти
к
вопросу
ближе,
как
наталкиваешься
на
непреодолимые
трудности,
которые
к
то му
же
предпочитают
игнорировать.
Известно,
что
в
литературных
пр о­
изведениях,
например,
ви дят
обыч но
отражение
общества;
стиль
авторов
этих
произведений
выдается
за
точное
выражение
мыш­
ления
г ру ппы.
Однако
достаточно
о брат итьс я
к
рассмотрению
глубоко
индивидуальных,
подчас
ана рх иче ск их,
аспектов
ис кус­
ства,
чт обы
у
нас
возникли
сомнения.
3.
Предполагается,
чаще
всего
без
под крепл е ния
этого
дока­
зат ель ст вами ,
что
эволюция
языка
и
эволюция
общества
парал­
лельн ы
и
с инхр о нны,
что
любое
изменение
в
общест­
венной
и
политической
жи зни
группы
населения
должно
а втом а­
тически,
немедленно
и
односторонне
отражаться
на
ст рук туре
языка.
Но,
прежде
всег о,
раз ве
обязательно
здесь
имеет
мест о
параллелизм?
Мы
знаем,
до
как ой
степени
язы к
подвержен
вн еш ним
вл ияния м
—
вл ияния м,
о
которых
говорящие
на
эт ом
язы ке
ча ще
всего
даж е
не
подозревают.
Известно
та кже,
что
тот
или
и ной
язык
в
результате
колонизации,
завоевания
или
в
силу
престижа
становится
языком
других
народов,
которые
до
э того
говорили
на
ином
языке
и
по
своему
этническому
характеру
от ли чал ись
и
продолжают
отл и чаться
от
колонистов
или
завое­
вателей
.
Затем,
что
весьма
парадоксально,
яз ык
одновременно
пред­
ставляет
собой
наиб о лее
традиционное
из
всех
общественных
установлений,
которое
медленнее
всего
эволюционирует.
Языку
неведомы
вн езап ные
из м енения ,
какие
наблюдаются
в
политике,
праве
и
даже
в
морали
и
религии.
Отсюда
следует,
что
он
пре­
красно
может
отражать
колле кти вн ое
мышление,
претерпевшее
глубокие
изменения
с
течением
времени.
Зд есь
нужно
отметить,
однако,
неопределенность
и
дилетантизм,
ко торы ми
страдают
о пис ания
это го
пресловутого
«коллективного мышления».
Эти
опи са ния
всегда
вызывают
по до зр ение
в
субъективизме,
поскольку
они
почти
всег да
содержат
суждения
о
ценности
(les jugements
de valeur).
К
тому
же
эти
суждения
чаще
всего
основываются
на
про шл ом
соответствующей
группы
населения;
выяснить
точно,
эво лю цио ниро вал а
ли
данная
гр уппа
и
каким
образом,
крайне
тр уд но.
Поэт ому
в
наиб ол ее
благоприятных
с луч аях
дан ном у
состоянию
пр ипи сывает ся
то,
что
может
бы ть
верно
ли шь
в
от­
но шен ии
предшествующего
состояния.
Следовательно,
пыт ат ься
найти
постоянное
соответствие
между
языком
и
к ул ьтур ой,
особ енн о
если
о снов ыват ь
св ою
аргумен­
тацию
на
литературном
языке
и
стиле
крупных
писателей,—
43


начинание,
безусловно,
соблазнительное,
но,
боюсь,
чреватое
мн ог ими
разочарованиями.
4.
Еще
одно
широко
распространенное
мнение:
полагают,
что
яз ык
эволюционирует
под
влиянием
говорящих
субъектов,
что
мысл ь
якобы
всемогуща
перед
лицом
языковой
формы.
И
наобо­
рот,
тот
факт,
что
родной,
употребляемый
нами
с
р аннего
дет ст ва
язык
способен
навязать
нашему
мышлению
формы,
в
по дч ине нии
у
которых
мы
бу дем
находиться
в
течение
всей
жизни,
считают
только
гипотезой,
признать
которую
нам
не
позволяет
к
тому
же
наш е
самолюбие.
А
между
тем
хотя
бы
только
для
час ти чн ого
под т вер жд ения
этой
гипотезы
достаточно
обратиться
просто
к
зд рав ому
см ыслу .
Если
мы сль
воздействует
на
язык,
то
и
язы к
в
меру
своих
возможностей
формирует
мысль.
Мы
непрестанно
стремимся
приспосабливать
речь
к
своим
потребностям;
но
и
са ма
ре чь
за­
с тавляе т
нас
подчинять
наш е
мышление
общепринятым
формам
выражения.
Измен ени я,
наблюдаемые
в
языке
за
определенные
промежутки
вр ем ени,
представляют
собой
отчас ти
результат
нового
направления
мышления;
но
и
языковая
система
са ма
по
себе,
по лу чив
о пред елен ное
направление,
может
развиваться
сам остоятель но
и
косвенным
путем
по-новому
формировать
кол ­
лективное
мышление.
Как
же
быть
при
наличии
столь
п р оти воре­
чивых
влияний?
1
5.
Возможно
также,
что
то
или
ин ое
новообразование
вводится
преднамеренно,
по
желанию
языковой
группы,
но
последствия,
к
кот орым
это
ведет,
либ о
выходят
за
рамки
намер ений,
либо
с
ними
расходятся.
Возьмем
наиболее
о быч ный
случай:
неологизм,
который
вводится
в
язы к
или
модой,
или
в
силу
технических
пот ре бно с тей;
все
ли
на
этом
ко нча ется?
Нет,
потому
что
слова
1 Ср.
L. Weisgerber, Muttersprache... ,
ст р.
121 и сл.
По дч ине ние
мыш лен ия
языку
пр оя вляет ся
в
уп от реблен ии
са мых
обыкновенных
с лов,
потому
что
говорящие
суб ъ екты,
если
только
они
не
желают
создавать
новых
или
изменять
значение
уже
известных
им
сло в,
бывают
вынуждены
выражать
и
кл ассиф ицир о ва ть
свои
представления,
следуя
императивным
и
ч асто
искус­
ствен ны м
нормам.
Нет
ничего
сложнее
различия
межд у
такими,
впрочем
весьма
употребительными
по нятиями,
как
douleur «боль»
и
souffrance «страдание»,
liberte «свобода»
и
independance «независимость», nation «нация»
и
people «на ­
ро д », culture «культура»
и
civilisation «цивилизация»
и
т.
д.
Пр об лема
оказы­
вается
еще
б олее
сложной,
чем
это
можно
себе
представить,
поскольку
гово­
рящему
субъекту
всегда
приходится
оперировать
с
о пр еделени ями
сло в,
а
не
с
определениями
вещей,
т.
е.
полностью
наперекор
нор ­
мальному
ходу
мышления.
Французский
я зык
дает
нам
за меч ате ль ный
пример
такого
воздействия
языка
на
мышление.
Ниж е
мы
увид им,
что
французскому
языку
свойствен
окситонный
ритм,
противоположностью
которого
является
преобладание
прогрессивной
последовательности
в
расположении
синтагм.
Зато
этот
же
я зык
благоприятствует
произвольности
зна ка
и
пред поч ит ает
простые,
хотя
и
тр у дные
для
анализа
слова.
Между
тем
не
подлежит
сомнению,
что
как
пр огрес си в ная
последовательность,
так
и
произвольность
знака
заставляют
думать
определенным
обр азом .
Но
окситонное
ударение
слов,
так
же
как
и
их
сжатие,
произошло
от
некогда
очень
сильного
ударения
и
от
с лиян ия
от­
44


никогда
не
сущ ест ву ют
самостоятел ь н о
и
новое
слово
должно
будет
с толкн уться
с
синонимами
и
антонимами,
значение
которых
оно
до
известной
степени
изменит;
вместе
с
эти м
изменится
и
сет ь
ассоциаций.
Та к,
слово
recital (концерт одного артиста,
на
одном
инструменте
или
из
произведений
од ного
композитора), появив­
шись
наряду
со
словом
concert (концерт вообще),
ограничило
значение
последнего.
А
та кое
изменение
первоначально
не
вх одил о
в
намерение.
То,
что
верно
в
отношении
деталей,
с
тем
большим
осно ванием
верно
и
в
отношении
цел ог о.
Я
напоминаю,
что
экспрессивные
словооб раз ован и я,
обязанные
своим
про исх ож ден ием
эффектив­
ности,
влекут
за
собой
не ожид а нные
по след ст вия
для
системы
оби ходн ого
языка;
они
довольно
быстро
выходят
из
употребления,
но
для
неэффективного
языкэ
чэсто
служэт
источником
средств
для
новых
цел ей.
Тэ к,
нэпример,
в
ромэнских
языкэх
эк спр ес­
сивность
дэлэ
нэч эло
многим
новшествэм,
которые
о б новили
не­
экспрессивный
язык
в
энэлитическом
смысле.
Лэтинскэя
формэ
будущего
времени
шкэЬо
«войду», 1эс1эт «с д елэ ю»
и
т.
д.
былэ
з эм ененэ
боле е
экспрессивной
формой
шкэге
ЬэЬео,
дэвшей
фрэнцузскому
языку
неэкспрессивную
пэрэд игму
будущего
вре­
мени
j’entrerBi «войду», Ппиэ! «кончу», recevrBi «получу», 1егэ!
«сделэю»
и
т.
дч
облэдэющую
преимуществом
более
определен­
ных
окончэний,
приемлемых
для
вс ех
спр яж е ний.
Эк сп рессив ное
новшество
лежит
и
в
основе
лэтинского
оборотэ
ЬэЬео
feminBm
этэ1эт «я
любил
женщину»,
конкурировэвшего
с
п рошедши м
совершенным
эг пэ у! «я любил»; он утвердился в ромэнских язы ­
кэх ,
поскольку
j’3i э! тё «я
любил»
удовлетворяет
стремлению
зэк эн чи вэть
с ловэ
лексическим
элементом.
Не
отвечэвшее
же
это му
требовэнию
п рос тое
п рошедше е
]’э!тэ1 «я любил»
из
рэз говорн о го
языкэ
исчезло.
Одн эко
ценой
этой
победы
сложного
прошедшего
бы лэ
потеря
в сякой
эк спр есси вно ст и.
6.
Некоторым
из
общ их
и
спо рн ых
теорий
удэ е тся
укорениться
ли бо
потому,
что
в
них
нетрудно
уве ро вэт ь,
либо
пот ому ,
что
они
льстят
нэциональной
гордости.
Что
может
бы ть
легче,
чем
при ­
писать
какому-нибудь
языку
логичность,
ясность
и
т.
п.?
Однако
обычно
в
так их
случаях
характеризуется
не
язык,
а
народ.
По­
это му
одни
и
те
же
факты
час то
порождают
до
поразительности
различные
суждения.
Как
мы
увидим,
например,
далее,
во
фрэн-
дельных
элемен тов
сло ва.
Это
ударение
привело
к
исключению
всего,
что
за
ним
следовало,
и
к
синкопе
большинства
предударных
и
послеударных
слог ов
(ср.
mansionaticum и menaj—« д ом,
с ем ья »): сжатие,
кроме
того,
было
обуслов­
лено
слабо сть ю
инте р во кал ьных
согласных
(videre, bibere, nucem—voir, boi-
re, noix—«видеть,
пить,
орех »).
Вполне
справедливо
предполагалось,
что
сила
ударения
обусловлена
вли­
янием
германского
«суперстрата», тогда как слабость интервокальных со ­
гла сн ых
(одна из особенностей кельтских языков)
объясняется
галльским
су б­
стратом.
Т аким
об разо м,
две
характернейшие
черты
современного
француз­
ского
языка
пре дста вля ют
собой
отзвук
очень
да вних
и
чисто
механических
фактов
(W. Wartburg, Posizione...,
ст р.
31 и сл.).
45


цузском
языке
слова
в
предложении
рас пол аг а ются
по
их
возра­
стающему
значению
(une table longue de deux metres «стол длиною
в
два
ме тра »), а в немецком
—
по
уб ыв а ющему
(ein zwei Meter
langer Tisch «двухметровый стол»): прекрасный случай,
чтобы
утверждать,
что
од на
вонструкция
«логичнее»
другой;
только
од ним
более
логичной
каж ет ся
конструкция
немецкого
языка,
другим
—
французского
х.
При
на л ичии
д уха
противоречия
нет
ничего
легче,
как
оспа­
ривать
ту
или
и ную
п одобн ого
рода
гипотезу.
Пример:
обычно
оче нь
много
г ов орят
о
ясности
французского
языка;
при
этом
чаще
всего
имеют
в
вид у
не
ст олько
самый
язык,
сколько
фран­
цузский
образ
м ысл ей.
Можно
предположить,
что
лю бой
человек,
пишущий
по-французски,
испытывает
потребность,
и
притом
почти
непреодолимую,
бы ть
ясным;
но
кто
до каж ет
на м,
что
язы к
об­
легчает
эту
задачу
и
избавляет
нас
от
боязни
оказаться
непоня­
т ым?
Язык
ясен ,
есл и
он
о б еспеч ивает
нас
целым
ря дом
сред ст в,
позволяющих
я сно
выра зи ть
все
с
минимумом
у с илий;
он
грешит
против
яс но сти,
ставя
на
п ути
свободному
развитию
мыслей
множество
ненужных
помех.
Л юди
смешивают
ясность
французского
языка
с
фра нц узс кой
ясностью
мышления.
Школь­
ный
учебник
2 содержит массу правил,
к асающ их ся
языковых
ошибок,
которые
препятствуют
ясности
мыс ли,
а
межд у
тем
это
все
ошибки,
вызываемые
самим
языком
и
зависящие
от
его
вн ут­
ренней
структуры.
Приведем
наудачу:
случайное
совпадение
з вук о в: On ne va plus aux eaux «Больше не ездят на воды»; опас­
ность
впасть
в
к а лам бу р: Vins feints et fruits qu’on fit, букв .
«Поддельные вина и фрукты,
которые
сд елали»
вместо
«Тонкие
ви на
и
засахаренные
ф рукт ы»; двусмысленность синтаксических
от но ше ний: Je connais Pierre mieux que Paul «Я знаю Петра лучше,
чем
Павла
—
Я
зн аю
Петра
лучше,
чем
Па вел », Faites-le voir
«Заставьте его увидеть
—
Покажите
его».
Но
это
не
все:
если
французский
язык
—
ясный
язык,
то
о
како й
же
ясности
и дет
речь?
Опр ед ели ть
это
понятие
почти
даже
не
пытаются:
мы
же
поп роб уем
это
сделать,
и
тогда
стан ет
о че­
видным,
что
наше
о пред ел ение
в
значительной
степени
отличается
от
те х,
к оторым и
ча ще
всего
довольствуются
и
которые,
в
сущности,
допускают
разн ог о
рода
д ву смы сл енно сти.
7.
Перед
лицом
всех
этих
трудностей
разумным
представля­
ется
только
один
метод,
который
Ф.
Соссюр
вкр атц е
изложил
в
за клю чите льной
фразе
сво его
труда
«Cours de linguistique gene-
rale»: «Единственным и истинным объектом лингвистики является
язы к,
рассматриваемый
в
самом
себ е
и
для
себя».
1В.
Н
a m е 1, Genie de la langue fran^aise, стр .
27. H.
Финк
усмат рив ал
п рево сх одст во
германцев
в
применении
рамочной
конс тр у кции: Ich habe vor-
hin in der Vorhalle dem ungeduldig klingelnden Backerjungen die Kiichentiir
rasch aufgemacht, букв .
«Я предварительно в сенях нетерпеливо звонившему
мальчику
из
бу лоч ной
кухонную
дверь
быстро
отворил».
2А.
Vanniег,
La clarte fran^aise.
46


Таким
образом,
мы
попытаемся
в ыд елить
из
механизма
фран­
цузского
языка
некоторое
чис ло
об щих
черт,
вскрыв
определен­
ные
внут р енние
тенденции,
рассматриваемые
со
строго
л ингви с­
тической
точки
зр е ния.
Мо жет
показаться,
что
некоторые
общ ие
взгл яд ы,
которые
приводятся
в
конце
э той
работы,
выходят
за
рамки
поставленной
задачи,
но
внимательный
чи тател ь
сразу
увидит,
что
это
не
т ак.
Су щнос ть
языковой
системы
8.
В
с ист еме
все
взаимосвязано;
в
отношении
языковой
системы
это
правильно
в
такой
же
мере,
как
и
в
отношении
всех
других
сис тем .
П рин цип
этот ,
провозглашенный
Ф.
Соссюром,
сохраняет
для
нас
все
свое
з нач ение;
единственная
цель
настоящей
книги
—
подтвердить
его.
Однако
был о
бы
грубой
ошибкой,
если
бы
эт от
общий
взгляд
привел
к
пред ст авлен ию
о
языке
как
о
симметрич­
ной
и
гармонической
конструкции.
Сто ит
начать
разбирать
меха­
низм,
как
тебя
охватывает
страх
перед
царящим
в
нем
беспорядком,
и
ты
спрашиваешь
се бя,
ка ким
образом
могут
столь
перепутанные
меж ду
собой
сис т емы
колес
производить
согласованные
движения.
Ес ли
родной
язы к
почти
всегда
производит
впечатление
ор­
ганического
цел ог о,
представляющего
совершенное
единство,
то
такое
впечатление
лег ко
может
оказаться
илл юз ор ным.
Род ной
язы к
нео тъем ле м
от
нашего
мышления.
Он
тесно
связан
со
в сей
нашей
жизнью
—
лич ной
и
общественной;
выразитель
на ших
радостей
и
страданий,
наш их
же ла ний,
нашей
нен ав ист и,
наш их
ч а яний,
он
ст ан ов ится
для
нас
символом
нашей
личности
и
об­
щества,
в
котором
мы
живе м.
Эта
вера
в
чуть
ли
не
предопреде­
ленную
гармонию
отвечает
глубочайшей
потребности
нашего
быт ия
—
п отреб но сти
в
равновесии
и
синт ез е.
Но
со всем
ин ую
картину
дает
нам
действительность.
В
са мом
деле,
есть
ли
такой
язык,
в
к ото ром
можно
был о
бы
об нар ужи ть
в
свете
беспристрастного
исследования
хо тя
бы
тол ько
приблизи­
тельное
единство?
Анг л ийс кий
язык,
по до бно
китайскому,
реши­
тель но
склоняется
в
пользу
од нос ло жных
слов;
но
этой
тенденции
противостоит
все
усил иваю щи йся
при лив
латинских
и
романских
заимствований,
наводняющих
эт от
язы к
многосложными
словами.
Благодаря
п рос тоте
грамматики
этот
же
язы к
освобождает,
на­
сколько
только
возможно,
па мять
от
ненужного
груза
(отсутствие
сложных
флек сий,
мужского,
женского
и
ср едн его
рода); однако
упом я нуты е
вы ше
заи мств о ван ия
создают
непреодолимые
ослож­
нения:
произношение
их
оче нь
трудно
приспособить
к
произно­
шению
английских
слов,
а
их
акцентуация
не
поддается
почти
ника к им
правилам.
Что
к асает ся
французского
и
немецкого
языков,
то
мы
увидим,
что
они
раздираются
несколькими,
от ча сти
противоречивыми,
тенденциями,
о
которых
мы
попытаемся
рас ска зать
в
дан ной
книге.
47


Кроме
того,
совершенно
не
совместимым
с
идеей
св яз ной
си­
стемы
является
и
постоянное
разногласие
между
формой
знака
и
его
з нач ением,
между
означающими
и
означаемыми.
9.
От
че го
же
зависит
такое
отсутствие
гармонии?
Вот
неко­
торые
из
п рич ин,
кот оры ми,
по-видимому,
его
можно
объяснить.
Прежде
всего
языки
непр ест анно
изменяются,
но
функцио­
нировать
они
могут
только
не
меняясь.
В
л юбой
мо мент
своего
существования
они
представляют
собой
продукт
временного
ра в­
новесия.
Следовательно,
это
р авно весие
является
равнодейству­
ющ ей
дв ух
противоположных
сил :
с
одной
стороны,
традиции,
заде р жи ваю щей
изменение,
которое
несовместимо
с
нормальным
употреблением
языка,
а
с
другой
—
активных
т енд е нций,
толка­
ющи х
этот
язы к
в
определенном
направлении.
Но
ведь
с ила
традиции
са ма
по
се бе
пропорциональна
един­
ству
языка.
Чем
нераздельнее
последнее,
тем
б ольше
она
стре­
мится
закрепиться.
Это
в
большей
мере
относится
к
француз­
скому,
чем
к
немецкому
языку;
немецкие
диалекты
д ейст вит ель но
еще
живут
и
со
всех
с торон
проникают
в
верхн енем ецк ое
нар еч ие.
Литература
и
поэзия,
создавая
средства
выражения,
совершенно
отличные
от
средств
выражения
устной
речи,
наводняют
последнюю
словами
и
оборотами,
препятствующими
образованию
прочн о
уст ано вивш ей ся
устной
речи,
какая
давно
уже
существует
во
французском
языке.
В
то
же
время
традиция
пр ивод ит
к
весьма
парадоксальным
последствиям:
французскому
языку,
строго
соблюдающему
тра­
диции,
прих о д ится
поне во ле
эволюционировать,
чтобы
отвечать
неустанно
ме няющи мся
потребностям
мыш лен ия
и
жизни;
однако
он
ре внив о
хранит
реликвии
почти
вс ех
периодов
своего
ра звит ия.
Можно
сказать,
что
этому
языку
св ой ств енна
та кая
же
стр асть
к
собственности
и
накоплению,
ка кую
вообще
пытались
считать
хара кте рн ой
черт ой
самого
французского
на рода.
Но
в
стрем­
лении
все
сохранить
яз ык
загромождался
ненужным
багажом
и
стесн ял
непосредственность
мышления,
тем
боле е
что
во
фра н­
цузском
языке
все
и
так
тщательнейшим
образом
регламентируется
и
всякое
нарушение
правил
либо
вы смеива ется ,
ли бо
порицается.
В
то
же
время
в ся кий,
ком у
у дает ся
преодолеть
эти
не см етные
трудности,
находит
в
э тих
пережитках
неисся к аемый
источник
средств
для
выражения
тончайших
оттенков
мысли.
Кром е
того,
присущие
языку
тенденции
п рояв ляютс я
в
отде л ь­
ных
частях
системы
неодинаково.
Например,
французский
язы к
ст рем ится
к
устранению
по слек о рнев ых
флексий
и
постепенно
за мен яет
их
пр ефик саль ным и
элементами
(ср .
л ат.
De-i
и
фр.
de
Dieu «бога», лат.
cant-o
и
фр.
je chante «я пою»).
Однако
если
существительное
освободилось
почти
от
всех
своих
окончаний,
то
глагол
еще
сохраняет
многие
из
них;
при
эт ом
в
самом
глаголе,
в
его
наиболее
употребительных
формах
(настоящее время,
про­
шед шее
несовершенное
и
т.
д. ), их меньше,
чем
в
формах,
у по­
требляемых
в
кни жном
языке
(прошедшее определенное,
прошедшее
48


не сов ерше н ное
сослагательного
наклонения).
Или
е ще:
синтак­
сические
новшества
бы стр ее
проникают
в
св обо д ные,
чем
в
свя­
за нные
синтагмы,
и
т.
д.
10.
Дал ее,
в
языке
им еются
заимствования,
о
влиянии
которых
мы
уже
говорили.
Язы ки
никогда
не
могут
существовать
в
пол ной
изоляции:
в
нашу
эпоху
все
они
глубоко
проникают
дру г
в
друга.
Эти
различные
заимствования
(лексические,
морф ологи че с ки е,,
синт ак сическ ие,
ст илист ич ески е)
всегда
таят
в
се бе
опасность
нарушить
языковое
единство.
Добавим,
одн ако,
что
для
того,
чтобы
судить
о
роли
заимствований,
их
нельзя
ставить
все
на
одну
доску;
т ак,
например,
англицизмы,
как
бы
ни
бы ли
они
многочисленны,
не
имеют
почти
никакого
зна чени я
в
таком
языке,
как
французский,
ко торы й
третирует
их
как
бедных
родствен­
ников,
если
они
не
присп осо б или сь
к
его
системе.
Напротив,
латинские
заимствования
проникли
в
самую
ткань
французского
язы ка;
они
являются
его
со став ной
час тью
на
том
же
основании,,
что
и
элементы,
у наслед о ванны е
от
латинского
языка
в
результате
медленной
эво лю ции.
Английскому
языку,
как
мы
это
увидим,
присуща
та кая
же
д вой ственн ост ь
основного
с лов арно го
сос тава
вследствие
на ли чия
в
нем
ла тинск их
и
романских
заимствований,
в
то
время
как
приобретения
из
других
источников
можно
почти
не
принимать
в
расчет.
11.
Допустимо
ли
по сле
всего
изложенного
продолжать
го­
ворить
о
сис т еме
и
единстве?
Нет,
повторяем
мы,
если
слово
«система»
вызывает
пр ед ст авлени е
о
гармонии,
если
пр инцип
«все взаимосвязано,
все
соединено
вместе»
наводит
на
мыс ль
об
архитектурном
сооружении.
И
все
же
постоянное
употребление
языка
показывает,
что
н аша
мы сль
фа ктич ески
неустанно
асси­
милирует,
ассо циир ует ,
сравнивает
и
противопоставляет
э ле­
менты
языкового
материала
и
что,
как
бы
ни
был и
эти
элементы
различны
между
со бой,
они
не
прос то
сопоставляются
в
па мя ти,
а
взаимодействуют
друг
с
другом,
вз аим но
притягиваются
и
отталкиваются
и
никогда
не
остаются
изолированными;
т акая
н епрер ыв ная
игра
дей стви я
и
противодействия
приводит
в
конце
концов
к
созданию
своего
ро да
еди нств а,
всегда
временного,
всегда
обратимого,
но
реального.
Вдо бав ок
это
единство
следует
искать
не
в
поверхностных,
а
в
более
глубоких
п ла стах
языка.
Правда,
последние
менее
доступны
для
наблюдения,
потому
что
чаще
вс его
ускользают
от
сознатель­
ного
восприятия;
но
если
вникнуть
в
них,
то
мо жно
увидеть,
что
некоторые
основные
характерные
черт ы
общ и
всему
внутреннему
механизму
и
выявля ю т
час то
нео жид ан ные
соотв етс тв и я.
Мо жно
да же
сказать,
что
ни
од на
характерная
чер та
языка
не
заслу­
живает
этого
названия,
е сли
ее
нельзя
об на руж ить
в
общей
струк­
туре.
12.
Таким
образом,
языковая
система
представляется
нам
в
вид е
обши рной
с ети
по сто я нных
мнемонических
ассоциаций,
весьма
сходных
между
с обой
у
всех
гов орящ их
субъектов,—
3В.
А.
Звегинцев
49


ассоциаций,
которые
распространяются
на
все
части
языка
от
синтаксиса,
стилистики,
затем
лексики
и
словообразования
до
звуков
и
основных
форм
произношения
(ударения,
и нто на ции,
продолжительности
звуч а ний,
пауз
и
т.
п. ).
Исключение
со с тав­
ляют
навыки
письма
и
орфография,
которые
не
обнаруживают
известного
параллелизма
с
проявлениями
собственно
языковой
жизни.
13.
Для
получения
элементарного
доказательства
эта
точка
зрения
нуждается
в
обширных
исследованиях,
к
кот орым
только
еще
приступают.
Наиб ол ее
блестящие
ре зу льт аты,
по-видимому,
обещает
дать
исследование
фонологических
систем.
Новый
пут ь
в
э той
области
отк ры ла
пр аж ская
лингвистиче­
ска я
школа
и
особенно
работы
Трубец ког о
х.
Мы
знаем
теперь,
что
существует
(пользуясь выражением А.
Сеше)
г р аммати ка
фонем.
Одн ако
мало
изучить
только
ее
механизм;
необходимо
показать
еще
параллелизм
между
ее
ст рук тур ой
и
структурой
вс его
остального,
что
относится
к
языку,
показать,
наконец,
наличие
взаимозависимости
между
грамматикой
и
фо ноло гие й2.
Историческое
языкознание
начинает
признавать,
что
ф оне­
тические
изменения
—
это
отнюдь
не
уравнительные
явления,
одинаковым
образом
происходящие
во
вс ей
области
звучащей
речи.
Сло ва,
подчиняющиеся
«фонетическому закону»,
подчи­
ня ются
ему
не
одинаково,
а
различно,
в
зависимости
от
категории,
к
к отор ой
они
принадлежат,
или
(что то же)
от
роли,
какую
они
играют
в
речи.
Независимое
слово
изменяется
иначе,
чем
слово
в
словосочетании
(ср.
Cela pent etre vrai «Это может быть так»
и
C’est p’t-etre vrai «Возможно,
это
т а к»); простое слово
—
иначе,
чем
слово,
доступное
для
анализа
по
частям;
слово
в
собственном
зн ачен ии
—
иначе,
чем
грамматическое
сло во
[ср .
caique «калька»
и
quelque «какой- нибу д ь», часто произносимое как queque; de
lait «молока»
и
de les (предлог -1-арт ик л ь
мн.
ч .), ставшее
des];
оби ход ное
слово
—
не
так,
как
технический
термин
или
редкое
слово;
звукоподражательное
сло во
—
не
т ак,
как
слово,
утратив­
шее
х ар актер
звукоподражания
(ср.
лат.
pipare, фр.
pepier «ще­
бе та ть»
и
pipionem,
фр.
pigeon «голубь»); слово,
означающее
ясное
и
про ст ое
понятие,—
не
та к,
как
слово,
носящее
отпечаток
эффе кт ивнос ти
(le cochon domestique «домашняя свинья»
и
се
ccochon de domestique «этот свинья лакей») и т .
д.3 .
Другими
словами,
означающие
эволюционируют
не
незави­
си мо
от
о з нач аемых
и
соответствие
между
ними
восстанавливается
не
только
аналогией;
оно
сохраняется
в
процессе
самого
из ме­
1 См .: «Труды Пражского лингвистического кружка», т.
I—VIII, Прага,
1929—1939. «Grundziige der Phonologie» Трубецкого составляют VII
том
эт ого
собрания.
2 Ch. Bally, Actes du lie Congres international de linguistes a Geneve,
стр.
116 и сл.
3 О. J espersen, Phonetische Grundfragen, стр .
142исл., и W.H
о
rn,
Sprachkorper...
50


нени я.
В
задачу
буд ущей
фонетики
входит
детальное
изучение
эт их
различий,
ко то рые
сейчас
едва
лишь
намечены
х.
Но
если
означающее
эволюционирует
в
соответствии
с
харак­
тером
означаемого,
то,
следовательно,
в
процессе
самого
фу нкцио ­
нирования,
внутри
системы,
в
данную
эпоху
оно
ведет
себя
оп­
реде ленны м
образом,
в
зависимости
от
характера
в сей
си сте мы
в
целом.
Таким
образом,
выявить
взаимную
связь,
существующую
меж ду
фонологической
системой
и
в сем
прочим,
относящимся
к
языку,
можно
лучше
всего
в
языке,
находящемся
в
состоянии
равновесия
и
функционирования,
т.
е.
в
речи.
Статика
и
история.
Разговорный
и
письменный
язык
14.
Из
э того
определения
системы
вы т екает
несколько
мето­
дич ески х
при нципов:
1) Такое определение заставляет нас рассматривать язык
в
каком-нибудь
данном
состоянии,
в
как ую-н иб удь
данную
эпоху,
каковой
для
нашего
говорящего
субъекта
является
наш а
эпоха.
И дея
состояния
—это
а бстр акци я,
но
абстракция
необходимая
и
есте ств ен ная,
так
как
говорящие
на
языке
не
соз наю т
его
эв о­
люции.
Связывать
современный
французский
яз ык
с
его
различ­
ны ми
предшествующими
стадиями
и
пытаться
истолковывать
каждое
языковое
явление
фактом
или
фактами,
ко то рые
пр иве ли
к
тому,
что
оно
представляет
собой
в
насто яще е
время,—
наи­
бол ее
верный
способ
исказить
пер спек ти ву
и
дать
вместо
картины
нынеш нег о
состояния
языка
его
карикатуру.
Объясняется
это
следующими
двумя
прич ина ми
2.
Во-первых,
для
тог о
чтобы
объяснить
языковой
фа кт
и
про­
следить
до
его
источника,
исторический
метод
выну жде н
рас­
сматривать
его
вне
син хр он ных
ассоциаций,
благодаря
к оторы м
он
пол уч ает
все
свое
з нач ение
для
говорящих;
это
изолиру­
ющий
м етод;
а
ведь
вся
статика
действует
с инх ро нным
ассоциативным
путем.
Во-вторых,
об
этом
уже
говорил
А.
Мейе,
предметом
истори­
чес ко го
языкознания
явля ютс я
п ережи тки ,
так
как
только
они
м огут
п оказ ать,
чем
был
язык,
если
его
пр ош лое
отличается
от
настоящего.
Но
по
сравнению
с
данным
состоянием
языка
пережитки
пр е дставл яют
со бой
изолированные
и
отклоняющиеся
факты;
это
и менно
те
факты,
которые
не
могут
характеризовать
систему.
Наличие
противопоставления
il est:ils sont «он есть
—
он
суть»
—
о дно
из
лучших
доказательств
того,
что
наш
язы к
вос ходи т
к
индоевропейскому
(ср .
лат .
est: sunt, нем .
ist: sind,
1 Ed. Hermann, Lautgesetz und Analogic, стр.
52.
2 По этому вопросу см.: F. de S a u s s u г е, Cours de linguistique gene­
rale, изд.
3, стр.
187 и сл.,
а
также
в
других
м ес тах; Ch. Bally, Synchronie
et diachronie; W. Wartburg, Berichte der sachsischen Akademie, 83,
ст р.
1исл.,
и
Melanges Bally, стр .
3исл.;A.Sechehaуe, Lestroislin-
guistiques saussuriennes.
3*
51


скр.
asti: santi, и т.
д. ); однако нет ничего более чуждогосовре­
менной
глагольной
системе,
чем
спр яже ние
гла гол а
etre «быть».
Едва
ли
найдется
пр инцип,
который
бы
еще
убедительнее
док а­
зывал
коренное
расхождение
между
статическим
языкознанием
и
языкознанием
историческим.
Обращение
к
про шлому
при
изучении
настоящего
может
быт ь
полезным,
ес ли
только
оно
д ает
основания
для
сопоставлений,
ко то рые
в
силу
контраста
осве­
щают
под линный
—
и
от личн ый
—
характер
современного
языка.
Желательно
не
забывать
эту
оговорку
во
всех
тех
случаях,
когда
мы
бу дем
упоминать
о
какой-нибудь
особенности
старофранцуз­
ского
языка
или
пытаться
восходить
к
источнику
т ого
или
ино го
факта:
если
tete «голова»
когда-то
бы ло
словом
арго
в
от лич ие
от
chef «глава», то теперь оно стало обиходным словом,
тогда
как
chef стало словом книжного языка высокого стиля;
и
если
наряду
с
tete арго создал такие вульгаризмы,
как
caboche, melon, poire,
citrouille, ciboulot и т.
д.,
один
из
которых
займет,
возможно,
когда-нибудь
в
буд уще м
место
tete, то не менее верно и то,
что
в
наше
время
им енно
эти
вульгаризмы
в
силу
контраста
доказы­
вают,
что
tete является обиходным словом.
Qu’il entre! «Пусть
он
во йд ет !» было формой сослагательного наклонения в неза­
висимом
предложении,
причем
наряду
с
ней
существовало
и
Que
tu entres! «Войди!» (ср .
лат.
Veniat! и Venias!).
Сейчас
это
повели­
тельное
наклонение
второго
ли ца
Entre! «Войди!»; a Que tu entres!
исчезло.
И
так
во
вс ех
случаях;
как
бы
ни
была
ничт о жна
ра зниц а
между
п рошлым
и
нынешним
состоянием,
она
вызывает
две
различные
цепи
ассоциаций
в
зависимости
от
того,
буде м
ли
мы
под хо дить
к
этому
с
точки
зрения
и ст ории
или
статики.
15. 2) Ничто не заставляет исследование так уклоняться от
правильного
пут и,
как
изучение
исключительно
вещественных
и
вос пр инима е мых
чувством
фо рм
речи,
что
является
следствием
изл иш не
большого
внимания,
уделяемого
письменным
текстам.
О дним
из
наиб олее
плодотворных
соссюровских
принципов
яв­
ляется
тот,
который
утверждает,
что
языковые
реальности
обна­
руж и ва ются
не
то лько
в
синтагматических
фор мах
ре чи,
но
и
в
потенциальных
ассоциациях,
хр аним ых
в
памя т и;
более
тог о,
каждая
дискурсивная
реа льн ос ть
соотносительна
р еаль но сти
в
памяти
(мнемонической).
Покажем,
например,
что
по нят ие
синтеза
не
только
содержится
в
формах
in praesentia, in actu (в наличии,
в
дей стви и;
гибкие
формы,
относительная
св об ода
конструкции
и
т.
д. ), но и проявляется также в потенциальных
ассоциациях,
неспособных
претвориться
в
том
виде,
как
они
есть ,
в
синтагму,
например
в
пол ис еми и.
Но
наряду
со
скрытыми
мнемоническими
ассоц иациям и,
ос­
но выва ющ ими ся
на
параллелизме
между
эк с плицит ным и
(явно
вы ражен ными)
и
имплицитными
(скрыто выраженными)
формами,
имею тся
и
другие,
несравненно
более
важные
и
бол ее
тонкие
ас­
социации:
это
н еобхо димые
ассоци ации ,
существующие
между
материальными
зна ка ми
и
друг и ми,
мыслимым и
одновре-
52


м енно
с
ни ми,
без
которых
данное
выражение
бу дет
бессмысленным
или
непонятным;
так,
слово
la marche бессознательно,
но
неук­
лонно
вызывает
наряду
с
представлением
действия
(озна­
чаемого)
пред ст авл ение
суффикса
(означающего); ср .
marchQ
«ход»
и
mont- ё е, ascen-sion «восхождение»
и
т.
д.
В
данном
случае
реч ь
идет
об
обширной
категории
имплицитных
с ин­
тагм,
о
которых
мы
б удем
говорить
в
связи
с
совмещением
зна ­
чений,
ну ле вым
зн ако м,
эллипсисом,
гипостазом.
При
эт ом
не обход им о
отметить,
что
мнемонические
ассоциации
имеют
своей
отправной
точкой
дискурсивные
ассо циаци и
и
часто
подсказываются
контекстом.
Так,
си н тет ическ ая
форма
мо жет
соседствовать
в
одном
и
том
же
предложении
с
ан ал ити чес кой
форм ой,
которая
ее
объясняет
и
которую
говорящий
су бъ ект
с
тем
бо льше й
легкостью
объединяет
с
пе р вой.
Если,
на при мер,
аи
во сприни мается
как
эк вива ле нт
а
1е,
то
это
потому,
что
у
не го
имеет ся
параллель
а
1а,
и
такой
пар алл ели зм
постоянно
прояв­
ляется
в
речи:
etre adonne аи jeu et a la boisson «быть приверженным
к
иг ре
и
пь янс т ву», гепопсег аи monde et a la societe «отречься
от
м ира
и
общ еств а»
и
т.
д.
Значение
этого
ф акта,
который
мо жет
показаться
слишком
очевидным,
огромно,
и
использование
его
в
пр епо д авании
может
д ать
весьм а
успешные
результаты.
16. 3) Если состояние языка,
в сецело
оставаясь
аб стракц ие й,
оказывается
вместе
с
тем
как
бы
в
недрах
действительности,
то
центр ом
исследования
должна
быть
нек ая
средняя
и
основная
форма
способов
выс к азы ва ния,
по
отношению
к
которой
все
остальные
представляют
собой
своего
ро да
иррадиации.
Исто­
риче ско е
языкознание,
вынужденное
самым
предметом
своим
основываться
на
текстах,
досадным
образом
приучило
нас
прене­
брегать
живыми
формами,
которые
нам
удается
находить
во
всей
их
свежести
и
непосредственности
в
современных
я зык ах.
Учиты­
вая ,
что
язы к
создан
прежде
всего
для
устного
употребления,
было
бы
ош и бкой
не
принимать
последнее
за
норму.
Условимся,
однако,
заранее,
что
разговорный
язык
есть
тоже
абстракция.
Он
не
един:
имеется
столько
разговорных
яз ык ов,
столько
общественных
групп,
центров
общих
интересов
и
д аже
отдельных
индив идуу мо в.
Отметим
в
первую
очередь,
что
разго­
ворный
язы к
оче нь
часто
путают
с
оби ход н ым,
народным
языком,
с
арго;
у
арг о,
как
и
у
литературного
языка,
центр
с меще н.
Мы
берем
термин
«разговорный язык»
в
его
чисто
функциональ­
ном
значении,
подразумевая
под
этим
такие
языковые
формы,
ко торы е
в
огромном
большинстве
случаев
француз,
и
особенно
средний
француз,
уп отреб ляе т
в
пи сьм е,
но
которые
он
при
вс ем
ж елании
не
может
употребить
в
разговоре
(например,
простое
пр о шед шее).
Для
нас
это
будет
служить
критерием,
который
мы
сч итае м
пр име ним ым
по
м ен ьшей
ме ре
к
основным
фа кта м,
касающимся
жиз не нно
важных
частей
системы.
Эти
разли чи я
объясняются
тем,
что
в
разговорном
языке
на
пер вый
пла н
выд виг аетс я
вз аим од ей ствие
между
индивидуумами
53


и
общественным
принуждением,
в
то
время
как
пись ме нный
язы к,
особе н но
в
своих
литературных
и
поэтических
фор мах ,
дает
б ольше
места
индивидуальной
свободе
и
выбору.
Мож но
сказ ать ,
без
риска
впасть
в
преувеличение,
что
разговорный
язы к
подчиняется
правилам,
а
письменный
—
мо де,
если
бр ать
это
слово
в
его
ши­
рок ом
значении,
на
которое
н аме кает
предыдущая
фра за.
17.
Таким
образом,
письменный
язык
не
исключается
из
нашего
исследования;
он
ра ссмат ри ва ется
в
его
связи
со
средним
разго­
ворным
язы ко м,
который
для
нас
о стает ся
нор мой .
Будет
вполне
логично
спр о си ть : «Допустим ли тот или иной оборот,
то
или
иное
образование
в
ра зговоре
д аже
между
культурными
людьми?»
Ответ
почти
никогда
не
будет
категорическим,
но
д аже
в
отн о­
сительной
форме
он
имеет
с вою
ценность:
инстинкт
подсказывает
на м,
что
всякий
важный
языковой
фа кт,
кот оры й
не
является
абсолютно
непосредственным,
не
может
быть
абсо л ютно
живым
и
фиг уриро ва ть
на
первом
пл ане
среди
вещественных
доказа­
тельств
для
того,
кто
захоте л
бы
характеризовать
состояние
языка.
Почти
исключительно
книжное
знакомство
с
современным
французским
языком
искажает
перспективы
во
мно гих
раб отах,
появившихся
за
границей,
ос обен но
в
Германии,
и
часто
приводит
к
весьма
удивительным
выводам.
Доба в им,
наконец,
что
разговорный
язык
им еет
ос обую
цен­
ность,
потому
что
он
отк рыв ает
нам
языковое
зн ачен ие
музыкаль­
ных
элементов
речи
(ударения,
и нто на ции,
пауз
и
т.
п.), играющих
в
грамматической
структуре
языка
ст оль
же
важную,
ск оль
и
мало
исслед о ванну ю
роль.
Использование
патологических
фактов
18.
Языковые
аномалии
заслуживают
того,
чтобы
быт ь
ис­
пользованными
экспериментально:
они
прина д леж ат
живому
языку
и
косвенным
пут ем
освещают
его
прир од у
и
функциони­
рование,
а
так же
направление
изменений,
которые
он
претер­
п евает.
Нам
известна
языковая
патология,
к оторая
пр ед ставл яет
собой
гипертрофию
нормального
функционирования,
косвенно
позволяющую
лучше
пон ять
последнее.
Эти
аномалии
бывают
д вух
видов.
Во -пер вых ,
положительные
отклонения,
т.
е.
«незаконные»
новшества,
неол ог ич еск ие
обо­
роты ,
погрешности,
которые
встречаются
в
разговоре
или
письме
либ о
в
результате
случайной
небрежности,
ли бо
из-за
недостатка
культуры,
ил и,
наконец,
в
с илу
скрытого
стремления
в ос по лнить
не доче ты
правильного
языка.
Языковеда
и нтер есует
тол ько
эт от
последний
случай.
Такие
отклонения
распознаются
по
их
постоян­
ству,
по
частоте
их
пов торен и я.
Ес ли
со лециз м
ока зыв аетс я
живучим
и
неустраним,
то
лишь
в
редких
случаях
им
можно
пренебречь;
он
должен
найти
св ое
объяснение
в
какой-нибудь
общей
причине.
54


19.
Эт от
источник
информации
изд ав на
привлекал
к
се бе
внимание
языковедов.
Анри
Фрей
(в своей «Grammaire des fautes»)
показал
всю
пользу,
какую
можно
изв л ечь
оттуда
для
изучения
французского
языка
и
его
современного
направления.
Пог реш ­
ности
ча сто
вскрывают
недостаточность
правильного
языка,
подобно
в ыр ажению
se rappeler de quelqu’un «помнить о ком -
н ибу дь», которое допускает оборот: Je me rappele de vous «Я помню
о
вас »; между тем немыслимо сказать Je me vous rappele.
Ясно,
что
при
сравнении
ставшей
уже
несколько
архаичной
формы
je ne sais «я не знаю»
с
народной
формой
je sais pas замечаешь
преувеличенность
тенденции
к
прогрессивной
последовательности,
к оторой
подчиняется
весь
современный
французский
язык.
Ко­
нечно,
не
всегда
легко
установить,
является
ли
такое
новшество
результатом
развития
внутри
са мой
системы
(что только и пред ­
ставляет
для
нас
ценность)
или
же
оно
от в ечает
какой-то
о бщей
по тре бно сти
выра же ния.
Фре й
несколько
односторонне
пр иним ает
эту
вт орую
гипотезу,
п ос кольку
он
дел ит
ошиб ки
на
такие
рубри ки :
п отре бнос ть
в
ассимиляции,
в
дифференцировании,
в
краткости,
в
неизменяемости,
в
экспрессивности.
А
межд у
тем
все
эти
тен­
денции
об щи
всем
языкам.
20.
Но
су щ еству ет
и
друг ой
вид
аномалий,
все
зна чени е
ко­
торы х
до
сих
пор,
по-видимому,
еще
остается
непонятным:
это
помехи,
которые
представляет
для
выражения
мысли
строгое
соб люд ен ие
правил
данного
языка.
Суще ств ует
патология
«грамматики без ошибок».
Употребление
слова,
зарегистрированного
Академией,
применение
синтаксиче­
ского
оборота,
освященного
школой,
в
контексте,
отвечающем
«соответствию слов», порой придают выражению двусмысленность,
п орожд ают
чепуху
или
режут
слух
и
в
кон еч ном
и тоге
заводят
выражение
в
тупик,
откуда
можно
выб ра ть ся,
только
«дав новый
об оро т».
Затруднения,
вызываемые
правильным
функционированием
языка,
дают
исследователю
более
прочную
опору,
чем
погреш­
ности.
И
дейст в ит ельн о,
в
данном
случае
предметом
опыт а
служит
правило,
а
не
его
нарушение.
Эти
помехи
и
невозможные
поло­
жени я
лучше,
чем
новшества,
вскрывают
то
или
ин ое
скрытое
колесико
языкового
механизма,
потому
что
они
являются
плодом
традиции
и
употребления.
21.
Исследование
патологических
фактов
тр ебу ет
строго
экс ­
периментального
м ет ода,
от вер гая
всякие
предвзятые
м нен ия.
По зи ция
школы
в
этом
слу чае
нам
изв ест н а: «Не употребляйте
пре дл ож ений
вроде
Sophie quitte Anna rassuree («София уходит
от
А нны
успокоенная
—
София
уходит
от
успокоившейся
Ан ны»)—
хотя
таку ю
ф разу
мы
встречаем
у
Ро мена
Роллана,—
пото му
что
здесь
нельзя
понять,
кто
успокоился
—
София
или
Анна;
это
не
ясно,
а
в се,
что
не
я сно,
то
не
по-французски».
Мы
же
подход им
к
этому
с
совершенно
ино й
точки
з ре ния:
это
предложение
п ра­
вильное,
грамматически
правильное;
так
почему
же
французский
55


язык,
побуждая
нас
его
употреблять,
рискует
сыграть
над
нам и
злую
шутку?
Мы
отвечаем:
таков
конечный
результат
отказа
от
флексий,
характерного
для
современного
французского
языка.
Еще
од ин
сл уч ай:
можно
в ообра зи ть
себе
так
сфо рму л иров анный
з а ко н: Les veuves des fils de fonctionnaires morts a la guerre ont
droit a une pension annuel le de dix mi lie francs «Вдовы сыновей
погибших
на
войне
чиновников
им еют
право
на
пен сию
в
размере
10 тысяч франков в год
—
Вдовы
погибших
на
войне
сы нов ей
чин ов ник ов
и меют
право
на
пенс ию
в
р аз мере
10 тысяч франков
в
го д».
О
каки х
погибших
здесь
говорится?
О
чиновниках
или
об
их
сыновьях?
В
этом
случае
повинно
оп ять-та ки
предпочтение,
оказываемое
фра нц узски м
языком
прогрессивной
последователь­
нос ти,
которая
до
сих
пор
еще
ведет
борьбу
с
боле е
свободной
последовательностью
слов;
эта
борьба
приво д ит
к
весьма
забавным
двусмысленностям,
которые
можно
увидеть
в
газ етны х
об ъя вле­
ниях : A vendre une bicyclette de dame ayant peu roule «Продается
малоподержанный
д ам ский
вело сипед
—
Продается
велосипед
для
м ало
катавшейся
дамы»
и
т.
п.
Так ой
звуковой
комплекс,
как
illafevnir, может означать: 1) il la fait venir «он ее приводит»;
2) il Га fait venir (lui) «он его привел»; 3) il Га fait venir (elle)
«он ее привел».
Подобная
дв усм ыслен ност ь
является
результатом
обы чн ого
сл ияния
сл ов
в
си нта ксиче ско й
и
ритмической
группе
—
слияния
настолько
сильного,
что
оно
иногда
делает
неразличи­
мым и
спаянные
вместе
отдельные
эл еме нты.
Невольно
улыбаешься,
когда
с лы шиш ь: Tu devais prendre la parole: pourquoi Ves-tu tu?
«Ты должен был сказать:
почему
ты
молча л?» Здесь несколько
последовательных
слогов
т ож дест венны
или
сходны
между
собой ,
и
это
отнюдь
не
случайно:
пр ич ина
тут
кроется
в
единообразной
структуре
французского
слога,
хотя
сам а
эта
структура
зав иси т
от
более
глубоких
прич ин.
Двусмысленности
Pierre et Paul vien-
dront avec leur(s) soeur(s) «Петр и Павел придут со своей сестрой
—
П етр
и
Павел
придут
со
своими
с ес тр ам и », Je m’interesse au grec
(aux Grecs, aux Grecques, aux grecs) «Я интересуюсь греческим
языком
(греками,
гречанками,
ш у ле р а ми)» могут быть поняты
различно;
п рав и льное
толков ани е
зависит
от
чтения,
а
не
от
слуха.
Французский
язык
во
многих
случаях
оказ ы ва ется
созданным
для
зрительного
вос прият ия,
немецкий
же
почти
никогда,
что
отнюдь
не
является
п рос той
случайностью.
22.
Почему
же
не
заняться
полным
исследованием
недостатков
нормального
языка?
Ведь
имело
бы
см ысл
отмечать
ошибки,
совершаемые
там,
где
го вор ят
и
пишу т
правильно,
уже
в
самый
момент
их
возникновения.
Такие
за метк и,
це нтр ализ ова н­
ные
и
комментированные,
составили
бы
богатый
материал
для
исследования.
Тогда
бы
увидели,
что
патология
правильного
языка
распространяется
на
лексику,
с ин такси с,
м ор фолог ию
и
фонологическую
систему.
П усть
не
у ди вляю тся,
что,
н ес мотря
на
скуд ост ь
документации,
мы
врем я
от
вре м ени
будем
вторгаться
в
эту
обл ас ть.
56


Этот
метод
—
нужно
ли
это
добавлять?
—
нисколько
не
ди­
скредитирует
«посаженный нами на скамью подсудимых»
язык.
С
одной
стороны,
недостатки
его
в
большинстве
случаев
не
и меют
серьезного
значения:
общая
ситуация
и
контекст
почти
всегда
устраняют
сомнения,
которые
мо гли
бы
зародиться;
с
друг ой
—
всегда
легко
найти
з аме ну;
ведь
счит аю т
же,
что
обязанность
добиваться
ясности
во прек и
языку
—
прекрасное
упражнение
для
развитая
гибкости.
Наконец,
изучение
французского
языка
под
эт им
угло м
зрения
отнюдь
не
доказывает
его
н епол но ценн ост и;
по
в сей
вероятности,
в
любом
широко
распространенном
языке
можно
обн аруж ить
аналогичные
и
не
менее
многочисленные
сл у чаи.
Так,
в
английском
языке
в
од ной
и
той
же
группе
с лова
могут
выполнять
совершенно
различные
синтаксические
функции:
French supply trouble in Syria означает или «фр ан ц уз ы
разжигают
вол не ния
в
Сирии», или «затруднения
со
снабжением,
испытыва­
емые
французами
в
Сир ии»; так же и Workers fashion plates:
1) «рабочие изготовляют тарелки»; 2) «модные гравюры для ра ­
ботниц».
Чем
это
объясняется?
Тем,
что
в
английском
языке
слова
одной
категории
могут
пер ех одит ь
в
другую
(особенно
существительные
могут
превращаться
в
глаголы)
с
минимумом
ф орма льн ых
изменений.
Такова
основная
характерная
особенность
эт ого
языка,
и
такого
рода
д ву смы сленн ости
помо гаю т
нам
лучше
его
поня ть .
Сравнительный
метод
23.
Как
уже
был о
у каз ано
в
пред исл ов ии
к
книге,
мы
бу дем
систематически
сравнивать
французский
яз ык
с
немецким.
Какую
цель
мы
эт им
пре с леду ем?
Сравнивать
два
язы ка
можно
с
дву х
совершенно
различных
точек
з рен ия:
исторической
и
статической.
В
одном
случае
инте­
ре сую тся
ф актам и,
которые
доказывают
обще е
происхождение
или
аналогии,
возникшие
в
процессе
эволюции,
в
другом
—
открывают
в
дву х
языках,
взятых
в
какой-нибудь
оп ред еленный
момент
их
ис тори и
(без намерения доказать их генеалогическое
родств о), их характерные черты,
кот оры е
особенно
легко
позво­
л яют
выявить
оригинальность
каждого
из
них
и
общий
тип ,
который
каждый
из
них
п ред став ляет.
Мы
бу дем
ср а внива ть
современный
французский
язык
с
современным
немецким
языком
с
этой
второй
точки
зрения.
Добавим,
что
и
в
эт ом
случае
аном али и
имеют
для
исследо­
вате ля
оче нь
большую
ценность:
крайне
по лез но
на бл юдать
оши бк и,
к оторы е
дел ают
немцы,
когда
гово рят
и
пиш ут
на
фран­
ц узс ком
язы ке,
ес ли
эти
ошибки
характерны;
они
проливают
свет
на
сис тему
уже
те м,
что
ее
искажают.
Это
не
распространяется
на
ошибки
в
про изно ш ен ии,
которые
не
имеют
такого
зна че ния.
А
то,
что
верно
в
отн ошени и
немцев,
изучающих
фра нцуз ск ий
язык,
не
менее
вер но
и
в
отношении
французов,
овладевающих
57


немецким
язы ко м.
Исследованию
могут
подлежать
такж е
всякого
рода
поме х и,
затруднения
и
невозможные
конструкции;
когда
говоришь
или
пишешь
на
иностранном
языке
или
переводишь
с
эт ого
языка
на
род ной
яз ык
и
попадаешь
в
тупик,
когда
все
предпринятые
попытки
ни
к
чему
не
приводят,
то
с
полным
правом
мо жно
полагать,
что
ты
натолкнулся
на
ка ку ю-то
жиз ненно
ва ж­
ную
точку
си сте мы
и
что
здесь
нужно
остановиться,
ибо
в
эт ом
ест ь
кое-что,
над
чем
сле дуе т
поразмыслить.
24.
Для
сравнения
двух
языковых
систем
теоретически
без ­
различно,
принадлежат
ли
они
или
не
принадлежат
к
одной
и
той
же
исторической
семье
языков.
У
таких
дву х
индоевропей­
ск их
языков,
как
армянский
и
немецкий,
нет
больше
почти
ничего
обще го;
даж е
два
та ких
германских
яз ыка,
как
нем ецк ий
и
анг ­
лийский,
сущ ест венно
отличаются
друг
от
друга.
На проти в,
два
языка,
ведущие
свое
начало
от
разных
источников,
могут
оказаться
очень
близкими
друг
другу
по
своей
структуре.
Однако
для
характеристики
нельзя
пренебрегать
общностью
происхождения:
как
уже
б ыло
признано,
несмо т ря
на
значительные
расхождения,
язык и
индоевропейской
группы
имеют
аналогии
в
основных
чертах
их
эволюции;
разница
заключается
в
больше й
или
меньшей
степени
их
продвижения
по
п ути
конвергентных
изменений.
Именно
это- то
и
придает
особый
интерес
сравнению
немецкого
языка
с
французским.
Французский
язык
больше
эволюциони­
ровал,
во
всяком
случае
в
некоторых
отношениях,
чем
немецкий;
ме жду
ними
наблюдаются
как
количественные,
так
и
качественные
различия;
наличие
общих
характерных
чер т
еще
бо лее
подчерки­
вает
эти
различия.
Таким
образом,
принятая
нами
то чка
зрения
нос ит
чисто
дид актиче ски й
характер
и
пр есл еду ет
лишь
одн у
цел ь
—
осве­
ти ть
физиономию
французского
языка
пу тем
сравнения
его
с
не­
ме цк им.
25.
Для
предпринимаемого
нами
сравнительного
иссл едо ва­
ния
надлежало
бы
сначала
изложить
факты,
преж де
чем
форму­
лир оват ь
выводы,
которые
из
них
вытекают.
Но
задачу
кр айне
осложняет
то,
что
нам
приходится
имет ь
дел о
с
понятиями,
час то
недостаточно
определенными
и
нужда­
ющимися
в
уточнении.
К
примеру,
мы
хотим
заняться
противопоставлением
синте­
тической
т енд енции,
пр ипис ыва е мой
немецкому
языку,
и
анали ­
тической
те нд е нции,
считающейся
характерной
для
французского
языка.
Анализ
и
синтез
—
широко
распространенные
термины,
которые
кажутся
впо лне
я сн ыми.
Однако
мы
очень
быстро
убеж­
даем ся
в
обратном.
Сколько
имеется
языковедов,
столько
же
су­
щ ест вует
и
о пр едел ений
эт их
терминов,
а
широкая
публика
ве рит
язы ко веда м
на
слово.
Поэт ому
напрашивается
полный
пересмотр
всех
принятых
понятий.
Но
такое
исследование,
в
св ою
очередь,
поднимает
весь
вопрос
о
высказывании
(renonciation) в целом .
В
св язи
с
эти м,
чт обы
подвести
под
наше
исследование
более
58


прочное
ос но ва ние,
мы
считаем
необходимым
изложить
некоторые
принципы
общ его
языкознания.
Мы
сводим
эти
принципы
к
д вум
гла вам :
теории
высказывания
и
характерным
особенностям
синтетической
и
аналитической
тенденций.
В
действительности,
как
мы
уви д им,
речь
и дет
о
рассмотрении
языка
сна ч ала
с
точки
зрения
означаемых,
а
за тем
—
означающих.
Таким
образом,
обе
эти
темы,
кот оры е
представляются
на
первый
взгляд
произвольно
выделен­
ными,
к асаю тся
самой
сущности
языковой
системы,
не
п рете нд уя,
вп роче м,
на
ее
исчерпывающее
объяснение.
Наконец,
эти
общие
принципы,
казалось
бы,
чуждые
предмету
настоящей
книг и,
непосредственно
пр име нимы
к
исследованию
французского
яз ыка,
и
большая
часть
использованных
фактов
заимствована
нами
им енно
из
э того
языка.


А.
СЕ ШЕ
ТРИ
СОССЮРОВСКИЕ
лингвистики1
КРИТИКА
„КУРСА ОБЩЕЙ ЛИНГВИСТИКИ"
Вл ияние
«Курса общей лингвистики»
на
развитие
науки
о
языке
б ыло
столь
м огучи м
и
плодотворным,
что
да же
е сли
бы
он
и
ус тарел
когда-нибудь
во
все м
объ еме ,
то
остал ся
бы
навсегда
в
истории
науки.
Одна ко
ост ается
не в ыяс не нным,
устарел
ли
он
уже
или
ус тар ев ает
на
на ших
глазах,
что
столь
обыч но
и
есте­
ст ве нно
для
судьбы
многих
замечательных
и
поле з ных
исследова­
ни й,
выпо лне нных
на
пу ти
развития
человеческого
познания.
Безусловно,
время
оставило
сво й
отпечаток
и
на
этом
труде.
После
двадцатилетних
напряженных
у сили й,
обновивших
лингвисти­
ческую
мыс ль,
не
может
не
чувствоваться,
что
труд
Сос сю ра
в
своей
основе
связан
с
концепциями,
господствовавшими
в
давно
уст арев шей
младограмматической
школе.
По
э той,
да
и
р яду
других
прич ин
мн огое
в
эт ом
труде
может
подвергнуться
кр и тике
или
потребовать
уточнений
и
исправлений.
Нужно
идти
не
по
предполагавшемуся
Соссюром
пут и.
В
этом,
естественно,
и
кро­
ется
прич ина,
способная
отвлечь
внимание
лингвистов
от
учения
Со сс юра.
Но,
признав
это,
мы
при зн аем
также,
что
его
мысль
содержит
эл емен ты
бесспорной
истины,
к отора я
и
по
сей
д ень
освещ ает
п уть
исследователей
и
из
ко торой
извлечено
далеко
еще
не
в се,
что
наука
им еет
право
ожидать.
Таково,
например,
зна­
ме н итое
различение
языка
и
реч и.
Таковы
взгляды
Сос сю ра
на
различие
между
значимостью
(ценностью
—
valeur) и значением
эл емент а
языка
или
краткие,
но
содержательные
замечания
о
сущ н ост ях,
тождествах
и
языковых
реа льн ос тях.
Таково
его
у че­
ние
об
ассо циат ивн ых
син таг м ати чес ких
отношениях
в
синт акси се.
Таков,
в
довершение
всего,
его
метод
анализа,
к оторы й
сост оит
в
том,
чт обы
поставить
в
центр
вн имания
лингвистической
науки
яз ык
—
т.
е.
семиологический
фа кт,
взятый
в
его
логической
аб страктнос ти,
и
в
том ,
чтобы
подчинить
всю
лингвистическую
мысль
требованиям
этой
абстракции.
Собственно,
име нно
в
этом
и
заключается
соссюровский
метод,
и
когда
у стар еет
большая
часть
его
учен и я,
соссю ровс кая
традиция
будет
жи ть
до
тех
п ор,
1 A. Sechehaye, Les trois li nguisti ques saussuriennes, «Vox Romani-
ca», vol. V, 1940.
Приводится
с
со кр ащ ениям и.
Пер е вод
К.
Г.
Фи лоново й.
60


пока
лингвисты
будут
продолжать
руков од ств ова ться
эт им
мето­
дом.
Со
сво ей
с торон ы
мы
полагаем,
что
лингвистика
может
расти
и
развиваться
тольк о
в
постоянном
контакте
с
теорией,
ко тор ая
обеспечивает
ей
законченную
логическую
основу,
а
следовательно,
в
пл ане,
намеченном
Соссюром.
Поэт ому- то
«Курс»
и
яв ля ется
произведением
непреходящей
ценности,
к
которому
еще
долг о
будут
прибегать.
Но
это т
т руд
вошел
в
науку
в
форме
явн о
чер­
нового
наброска.
Создатель
ег о,
мысль
которого
была
поглощена
еще
не
разрешенной
п роб лемой ,
был
призван
прочесть
к урс
л ек­
ций
по
общей
лингвистике,
к
том у
же
очень
сжатый,
а
поэ т ому
он
мог
сообщить
сво им
уч еник ам
ли шь
те
идеи,
ко то рые
его
за­
ним а ли,
и
поделиться
с
ними
выводами,
к
ко торы м
он
пришел
по
о сно вным
вопросам.
Трижды,
и
всяки й
раз
в
новом
плане,
он
изла га л
им
св ою
точку
зрения,
уча
св оих
сл у шател ей
смот­
реть
на
многое
иначе,
нежели
это
обычно
бы ло
принято
до
него.
Он
мыслил
в
присутствии
учеников,
чтобы
заставить
м ыс лить
их,
и
молодые
люди,
пок о ре нные
и
очарованные
превосходством
твор­
ческого
гения ,
стар ател ьн о
записывали
в
тетради
все,
что
он
произносил.
Но
учитель
никогда
не
согласился
бы
на
издание
св оих
лекций
в
таком
виде.
Он
слишком
глубоко
и
ясн о
по нима л
и
ч увс твов ал
их
незаконченность,
их
предварительный
характер.
Те,
кто
посл е
его
смерти
изв л екли
из
у чени чески х
тетр адо к
произведение,
да­
ющее
общее
представление
об
его
у че нии,
сдел али
это
лишь
потому,
что
чу вст вов али
ценность
материала,
попавшего
в
их
рук и.
Они
сами
хор ошо
понимали
это
и
сказ ал и
в
предисловии,
что
их
раб оту
сл еду ет
судить
с
некоторым
снисхождением.
С
тех
пор
они
име ли
полную
возможность
оценить
всю
смелость
своего
предприятия.
Они
чувствовали
бы
себя
неловко
и з-за
по ся гат ель­
ства
на
законную
щеп етил ь ност ь
покойного
уч и теля,
если
бы
опыт
не
показал,
что
их
дерзость,
несмотря
ни
на
что,
д ала
хоро­
шие
результаты.
И
если
бы
им
сно ва
довелось
принимать
решение,
они
поступили
бы
точно
так
же.
Имея
в
виду
все
выше
сказанное,
легко
можно
понять,
что
«Курс», наряду с заслуженным вниманием,
получил
и
весьма
сдер­
жанные
оценки,
вызвав
целый
ряд
возражений.
1.
Рассмотрение
трех
соссюровских
линг в ис тик
в
логическом
пла не
Прежде
всего
следует
уточнить
некоторые
положения
отно­
сит ел ьно
соссюровских
различений.
Фер дин анд
де
Соссюр
вве л
два
знаменитых,
одинаково
плодотворных
различения.
С
одн ой
сто роны ,
он
различает
язык
(la langue), являющийся
системой
произвольных
знаков,
совокупность
которых
составляет
узус
в
какой-то
определенный
момент
в
данном
обществе,
и
ре чь
(1а
parole) —
частный
и
конкретный
акт
использования
языка
гово­
61


рящим
с
целью
либо
быть
понятым,
ли бо
нечто
понять.
С
д ругой
стороны,
он
различает
синхронию
языка,
т.
е.
его
строение,
его
звуки,
слова,
г рамма ти ку,
п ра вила
и
т.
д.,
существующие
в
оп­
ределенном
месте,
в
определенное
время,
и
диахронию
языка,
т.
е.
изменение
языка
во
времени.
Так
как
это
последнее
различение
относится
тол ько
к
языку,
но
не
к
ре чи,
то
эти
два
раз лич ен ия
порождают
не
че тыр е,
а
три
лингвистические
д исциплин ы.
Так
различаются
синхроническая,
или
статическая,
лингвистика
и
лингвистика
историческая,
или
эволюционная.
Между
ними
помещается
лингвистика
речи,
об ъ­
ектом
к ото рой
служат
явления
промежуточные
между
синхро­
ническим
и
диахроническим
факторами.
В едь
всякий
ра з,
ко гда
чело ве к
гов ор ит,
чтобы
с ообщит ь
нечто,
или
пытается
понять
сказанное,
всегда
есть
возможность
хотя
бы
для
минимальных
иннов аций.
Говорящий
може т
больше
или
меньше
отступать
от
принятых
норм,
а
слушающий
может
инт уит ивно
во спр иня ть
обновленное
средство
выражения.
Именно
сумма
случ аев
мини­
мал ьных
из мене ний
в
реч и
по
мере
их
накопления
и
приводит
к
малозаметным,
но
подчас
глубоким
изменениям
в
строении
яз ы­
ка.
Следовательно,
р ечь
имеет
отношение
одновременно
и
к
син­
хронии,
так
как
она
базируется
на
определенном
языковом
сос­
тоянии,
и
к
диахронии,
так
как
речь
уже
содержит
в
зародыше
все
во зм ожные
из м енени я.
Эти
ди с циплины
в
следующей
последова­
тельности:
ста тич еск ая
лингвистика
речи
и
ди ахрон иче ск ая
линг­
вистика,—
представляют
собой
замкнутый
цикл,
к оторы й
после­
д ов ательн о
расс матри в ает
все
возможные
аспекты
языка:
языковое
состояние,
функционирование
языка
и
его
развитие,
кото рые
с оз­
дают
новые
языковые
со сто ян ия,
причем
эти
последние,
функцио­
ниру я,
продолжают
развиваться
и
т.
д.
Можно
ли
боле е
точно
о пред ел ить
от но шени е,
существующее
между
языком
в
синхро­
ни чес ком
и
диахроническом
плане
и
речью,
чт обы
наиболее
пол но
от рази ть
тольк о
что
описанный
процесс?
Фердинанд
де
Соссюр,
отвечая
на
эт от
во про с,
говорит,
что
«язык и речь
—
это
два
объ­
екта,
между
кот орым и
существуют
от но шения
взаимозависимости,
т.
е.
взаимообусловленности.
Язы к
необходим,
что бы
речь
м огла
выполнять
сво ю
роль,
речь
не об ходи ма,
что бы
существовал
язык.
Этот
последний
одновременно
и
орудие,
и
продукт
первой».
Последнее
утверждение,
безусловно,
справедливо;
но
нам
ка­
жется,
что
н ельзя
удовлетвориться
упро щен ны м
понятием
вз а­
имообусловленности.
Соссюр
допустил
здесь
ошибку
из-за
двух
свойственных
его
теории
ос обен н осте й:
принципиальное
отв е де­
ние
языку
центрального
и
доминирующего
положения,
что
и
по­
мешало
ему
ра ссма три ва ть
язы к
как
нечто
подчиненное.
Несмотря
на
все
доводы,
которые
ему
самому
б ыли
известны,
он
не
мог
ре­
шиться
сдел а ть
вывод,
что
язык
зави сим
от
речи.
Ведь
то гда
бы
ему
пришлось
поставить
яз ык
и
речь
в
отношения
простой
коор­
динации.
Следствием
этого
была
несколько
шаткая
к о нце пция,
которая,
однако,
ему
нравилась,
так
как
отвечала
его
вкусу
к
62


парадоксальным
формулировкам,
которые
в
других
случаях
со­
служили
ему
прекрасную
службу1.
В
действительности
ре чь
логически,
а
зач ас тую
также
и
прак­
тически
предшествует
языку
в
соссюровском
смысле
этого
тер­
мина.
Всякий
акт
выражения,
лю бая
коммун и ка ци я,
как
бы
она
ни
производилась,
является
актом
речи.
Заблудившийся
ту ри ст,
кото р ый
кричит,
жестикулирует,
зажигает
огонь,
чтобы
пр и­
вл ечь
внимание,
по-своему
гов ор ит,
а
яз ык
тут
ни
при
че м.
Мож но
сказать,
не
п ыта ясь
проникнуть
в
тайны
происхождения
языка,
что
у
его
истоков
всегда
окажутся
естественные
сред ст ва
выр а­
жения,
к оторы е
даны
нам
нашей
психофизической
природой.
Стереотипной
формой
этого
явления
оказываются
кри ки
жи­
вотных,
прис ущ ие
инстинктам
того
или
и ного
рода .
Человеческий
язы к
(la langage) представляет собой социализированную,
и
именно
поэтому
гл уб око
измененную,
форму
этого
явления.
Ес ли
яз ык
порождается
речью,
то
ре чь
ни
в
какой
момент
не
может
быт ь
п олно стью
порождена
языком;
межд у
ними
нет
отно­
ш ений
в з аимо об усло вленн ости.
Ре чь
организуется
более
или
мен ее
по
зако н ам
языка,
к оторы й
она
с ама
создала,
чтобы
быт ь
бо лее
яс ной
и
действенной.
Состояния
речи
могут
изменяться
сразу
в
большой
степени,
но
прц
этом
не
затрагивается
ее
сущность.
Ре чь
хранит
неч то
спонтанное
и
живое,
что
оче нь
существенно.
Ведь
без
этого
ничего
не
было
бы.
Эта
спонтанность
и
«живость»
р ечи
может
быть
завуалирована
развитием
грамматических
фор му л;
в
этих
случаях
речь
може т
показаться
просто
результатом
фун к­
ционирования
языка,
и
тем
не
мен ее
она
всегда
нечто
б ольше е.
Она
остается
движущим
и
направляющим
элементом
совершаю­
ще гося
акта.
От
нее
же
происходят
и
все
неточности.
«Сначала
бы ла
речь
(parole)»2.
Эта
з нам ени тая
формула
целиком
применима
к
лингвистике
и
означает,
что
вся
наука
о
языке
обязательно
яв ля­
е тся
частью
науки
о
естественном
или
дограмматическом
выр аж е­
нии,
как
мы
уже
отметили
в
другом
месте3.
Промежуточное
поло­
жение
лингвистики
реч и
между
статической
и
диахронической
линг вист ик ами
—
это
не
что
иное,
как
результат
примата
того,
что
свя за но
с
людьми
и
их
жи знь ю,
над
фактором
интеллектуальной
и
социологической
абстракции,
представленным
и
в
языке.
По­
средством
р ечи
язы к
обретает
постоянный
контакт
со
своим
соб­
ст венным
источником.
Тольк о
благодаря
этому
он
живет
и
обнов­
л яется.
Может
показаться,
что
во
вс ем
этом
мало
есть
от
С оссюра .
Чтобы
свя з ать
это
с
«Курсом», достаточно напомнить об основном
1 Мы имеем в виду его замечания относительно существенно двойствен ­
ного
характера
всех
языковых
элементов
и
его
определение
языка
как
чист ой
форм ы
или
системы
отноше ний
без
каких
бы
то
ни
было
положительных
членов.
2 Непереводимая игра слов в выражении «С на ча ла
было
сло в о», так как
во
французском
языке
слово
и
речь
обозначаются
одним
словом
parole.
5 A. Sechehaye, Programme et methodes de la linguistique theori-
que, Paris—Leipzig—Geneve, 1908, p. 70.
63


положении,
п ров оди мом
в
нем:
язык,
социологический
и
сем иол о-
гический
фа кт ор,
система
произвольных
знаков,
есть
явление
sui
generis1, которое не следует смешивать со всеми другими формами
выражения,
относящимися
только
к
области
психики.
Приняв
это
за
основу,
мы
создадим
науку
о
языковом
состоянии,
т.
е.
стати­
ческ ую
лингвистику.
Но
нам
не
у д астся
с о здать
такую
науку,
есл и
мы
бу дем
рас сма три вать
яз ык
только
в
свя зи
с
историей
челове­
ческо г о
общества,
т.
е.
в
связи
с
условиями
появления
речи,
раз ­
вития
человеческой
л ичн ости,
ее
чувствами,
экспрессивными
и
го ло сов ыми
возможностями
и
т.
п.
Отказавшись
от
уче та
выше­
пер ечисл енны х
факторов,
мы
сможем
со здать
схему
п ост роен ия
науки
о
языке,
ко торая
п ред ста вляет ся
нам
в
следующем
виде:
Наука
о
собственно
речи
(догранматическое выражение}
Лингвистика
(наука о языке)
t Статическая лингвистике!
2. Организованная речь
3. Эволюционная лингвистика
где
три
составляющие
ее
д и сциплины
связаны
между
собой
не
лингвистикой
ре чи
(которая сама по себе составляет отдельную
д ис цип л и ну ), а лингвистикой организованной речи,
т.
е.
ди сцип ­
линой,
изучающей
функционирование
языка
в
условиях
жизни
человеческого
общества.
Так
как
Ф.
де
Соссюр
подразумевает
под
лингвистикой
ре чи
ли шь
лингвистику
организованной
речи,
то
наш а
поправка
свелась
бы
ли шь
к
изменению
в
т ер минол огии,
ес ли
бы
мы
не
ввели
в
схему
понятие
собственно
речи
и
дограмма-
тические
спо со бы
в ыра же ния,
которые
придают
схеме
рав новесие
и
логическую
законченность.
Это
и
составит
основу
изложения,
к
кот ором у
мы
сейчас
приступим.
IL Синхроническая лингвистика,
или
язык ов ые
состояния
С
тех
пор
как
благодаря
Ф.
де
Сос сю ру
первое
по
праву
место
в
лингвистике
возвращено
изу че нию
языковых
сост о яний ,
уче­
ные
работали
в
этой
области
со
все
возрастающей
энергией.
Струк­
тура
языка
была
подвергнута
во
всех
с воих
частях
глу бок ому
и
всестороннему
изучению.
Все
мысли
относительно
панх р они ческ их
языковых
единиц
и
категорий
грамматики:
пред ло жений,
слов,
частей
сло в,
фонем,
морфологических
средств,
частей
слов,
си­
с тем
флексий
и
т.
п.—
породили
новые
теории
и
определения,
1 Sui generis (лат .)
—
своег о
род а,
своеоб раз ны й.
64


и
скоро
появится
нау ка,
к отора я
во
многом
подтвердит
данные
тра­
диционной
грамматики,
но
ко тор ая
предназначена
целиком
за­
менить
собой
чисто
формальную
и
схематическую
дисциплину,
довольствоваться
которой
пришлось
слишком
долго.
Но
не
об
эт их
п обе дах
теории
грамматики
мы
буд ем
здесь
го­
вор ит ь.
Нас
инт ер есует
общая
характеристика
лингвистической
науки,
ее
предмета
и
методологии.
Задача
лингвистики
—
оп и­
с ать
языковые
состоян ия,
но
она
не
может
цели ко м
охв ати ть
свой
пре дм ет
во
всей
его
конкретной
реальности;
она
должна
до вольс т­
воваться
созданием
его
упрощенного,
приблизительного
и
ид е аль­
н ого
образа.
И
это
ее
единственная
возможность.
Это
вер но
для
всех
о писат ельн ых
наук.
Космография
учит,
что
земля
—
это
сплющенное
с
п олю сов
сферическое
т ело,
описываемое
известной
математической
формулой;
при
это м
небольшие
неровности
ее
поверхности
во
внима ние
не
прин имаю тся .
Монблан
и
Гималаи
не
учитываются.
Это
в
особ ен нос ти
справедливо
по
отношению
к
статической
лингвистике
и з-за
мног их
свойств,
присущих
самой
природе
изучаемого
об ъе кта.
Само
понятие
язы ков ого
состояния
становится
сомнительным,
когда
его
сопоставляют
со
в сей
с лож­
ностью
реальных
фактов.
Диалектологи,
собирающие
свед ения
на
местах,
регистрируют
в
одной
и
той
же
деревне,
иногда
даже
в
одной
и
той
же
семье,
несоответствия
в
образовании,
произноше­
нии
или
изменении
отдельных
слов.
Языки,
которые
мы
можем
рассматривать
как
нечто
стабильное,
на
де ле
являются
стабиль­
ными
ли шь
относительно.
Даж е
в
речи,
соответствующей
сам ым
с троги м
нормам
лите ратур ног о
языка,
встречается
большое
чис ло
конкурирующих
форм,
где
выбо р
одной
из
них
не
фиксирован
никакими
определенными
правилами.
Например,
во
француз­
ско м
языке
je ne crois pas qu’il dorme или qu’il dort «не думаю,
что­
бы
он
сп ал », или колебание рода в словах
—
названиях
городов,
или
в
выборе
той
или
иной
формы
спряжения
гл аг ола
asseoir
(сидеть)
и
т.
п.
В
дейст в ит ельн ост и
каждый
должен
приобрести
с вои
собственные
языковые
навыки,
но
они
часто
будут
отличаться
от
на вык ов
других
говорящих
и,
более
то го,
не
всегда
будут
стабильными.
Состояние
о пред ел енно го
языка
в
определенный
мо­
мент
является
промежуточным
между
языком
вчерашним
и
языком
завтрашним,
это
нечто
непрочное
и
по
су щест ву
неуловимое.
Нуж но
учитывать
также,
что
в
нашем
социально
не одн ородн ом
общ ест ве
большая
часть
индивидуумов
говорит
одновременно
на
нескольких
языках
(бытовой язык,
письменный
язык,
технические
или
научные
язы ки
и
т.
д.).
Это
знач ит,
что
язы ков ое
сознание
ор­
ганизуется
одновременно
вокруг
мног их
цент ро в
и,
следователь­
но,
в
нем
наблюдаются
противоречия
и
неустойчивые
равновесия.
Этот
с оциа л ьный
аспект
сложности
языкового
с остоян ия
яв ля ется
не
чем
иным,
как
другой
стороной
его
неустойчивости
и
развития.
Принцип
устойчивости
не
за ло жен
в
конкретной
реальности
язы­
ка.
От но ситель ная
стабильность
объясняется
бессознательным
коллективным
стремлением
обеспечить
достаточную
устойчивость
65


речев ой
де ятел ьн ости .
В
процессе
общения
всегда
возникает
си­
ла,
препятствующая
тому,
чтобы
система
языковых
навыков
пришла
в
слишком
боль шой
беспорядок.
И
им енно
потому,
что
такая
весьма
действенная
си ла
су ществу ет,
в
речевой
деятельности
наблюдаются
организация
и
стабильность,
достаточные
с
точки
зрения
практических
потребностей
говорящего
коллектива.
Следовательно,
задача
статической
лингвистики
сос тои т
не
в
том,
чтобы
охв атит ь
все
факты
языка,
а
в
том,
чтобы
выделить
из
м ассы
э тих
фактов
то,
что
в
той
или
ин ой
сте пе ни
соответствует
абстрактному
ид еалу
языкового
состоян ия.
Су щест во вание
факта
языка
теоретически
предполагает
два
ус лови я,
которые
всегда
удовлетворяются
лишь
частично.
Во-
пер вых ,
необходимо,
чтобы
факт
языка
представлял
собой
навык
общий
для
всех
членов
той
или
иной
со циаль но й
груп пы
и
строго
идентичный
самому
себе
у
каж дог о
говорящего.
Это
и
сос та вл яет
принцип
«однородности» .
Во-вторых,
нужно,
чтобы
факт
языка
входил
в
языковое
состояние
всех
говорящих
вместе
с
другими
навык ам и
и
языковыми
фактами,
которые
связаны
сложными
вза­
имоотношениями
и
образуют
вполне
определенную
грамматиче­
скую
систему,
т.
е.
конкретный
яз ык
(une langue).
Это
принцип
системности.
Сф ера
д ейств ия
статической
лингвистики
распростра­
н яется
так
далеко,
как
это
уд обно
и
пол ез но
для
того,
чт обы
фа кты
рече в ой
деятельности
могл и
бы ть
с веде ны
в
логическую
систему,
причем
приходится
пренебречь
ме лки ми
деталями,
создающими
дополнительные
трудности.
Итак,
мы
уже
отме ти ли,
что
очен ь
большое
число
фактов
яз ы­
ка
могут
и
должны
по
существу
рассматриваться
подобным
об ра­
зом.
Именно
т ак,
напр им ер,
не
только
можн о,
но
и
должно
рас­
см атри в ать
глагол
в
современном
французском
языке,
его
струк­
туру
в
плане
содерж ан и я
и
в
плане
формы,
сист емы
его
времен
и
оп ред елять
значимость
(valeur) каждого из них путем противопос­
тавления
другим
временам.
Но
достаточно
пойти
немного
даль­
ше
—
и
стан ет
я сно,
что
возможность,
а
следовательно,
и
полез­
нос ть
р ассмот р ения
фактов
как
составных
частей
ст аб ил ьной
и
о дн ородн ой
языковой
системы
весьма
относительна.
Даж е
когда
говор ят
о
passe simple (j’ecrivis), приходится учитывать стилисти­
ческие
и
диалектные
факторы,
ко то рые
нарушают
систему,
не
говоря
уже
о
сверхсложных
вр ем енах
(j’ai eu ecrit).
По й дите
еще
дальше,
и
вы
переступите
границу,
кот орая
отделяет
общий
лите ­
ратурный
яз ык
от
лич ных
навыков
и
вк усо в.
Пол ь
Стап ф ер1
хочет,
чтобы
отличали
rien moins que «все-т ак и»
от
moins que «тем не
менее».
Ле
Галь2,
констатируя,
что
их
часто
путают,
не
вид ит
в
этом,
со
своей
стороны,
ничего
предосудительного;
зат о
он
счита­
ет,
что
не обход им о,
что бы
слово
effluves «веяния»
употреблялось
в
1 Paul Stapffer, Recreations grammaticales et litteraires, p. 12, 74
et 77.
2 L e Gal, Ne dites pas... mais dites, p. 124, 51.
66


мужском
роде,
в
то
вре мя
как
Стапфер
снисх од и телен
к
женскому
роду,
в
кот ором
это
сло во
так
часто
употребляется.
От
индиви­
дуальной
грамматики
можно
незаметно
перейти
к
грамматике
окказиональной,
к
неу с т ойчиво му
и
изм е нчивом у
равновесию,
с ущес тв ующем у
между
формами
выражения,
а,
следовательно,
от
статики
к
явлениям
динамики
и
развития.
Покинув
над ежн ую
почву
элементарной
грамматики,
где
все
представляется
превос­
хо дно
организованным,
исследователь
оказывается
перед
двумя
возможностями.
Он
может
ин терпре ти рова ть
данный
фа кт,
си с­
тематизировать
факты
и
пр и дать
им
там,
где
это
не обход им о,
не­
к оторую
организованность,
к оторой
они
в
действительности
не
имеют.
В
определенных
границах
это
будет
впо лне
оправдано,
и,
когда
лингвист
делает
это
на
св ой
собственный
ст рах
и
риск,
он
дейст ву ет
в
том
же
направлении,
что
и
язык,
в
основе
которого
лежит
тенденция
к
организованности.
Тем
самым
лингвист
как
бы
помогает
этой
тенденции
реализоваться.
Необходимость
тако го
выбора
становится
оч е вид ной,
е сли
подумать
о
тех
изменениях,
которые
происходят
в
языке.
Та к,
например,
и
сегодня
есть
еще
лингвисты,
рассматривающие
фран­
цузский
subjonctif как живую форму и пытающиеся определить
ее
основное
з нач ение,
тогда
как
др угие
видят
в
нем
архаизм,
пе­
режиток,
для
которого
достаточно
сформулировать
правила
огр а ниче нног о
употребления.
Отметим,
что
тот ,
кто
благодаря
своей
гениальности
или
счастливому
слу чаю
остановил
сво й
выбор
на
в ари анта х,
на
ко то рых
затем
окончательно
остановился
и
язык,
оказывается
в
глазах
пос ле дующи х
поколений
вел ик им
ученым.
Это
тем
более
верно,
что
ре чь
идет
не
о
непроизвольном
выборе,
а
о
серьезной
о перац ии,
при
помощи
к оторой
ст ати чес кая
наука
со­
при к асается
с
тем ,
что
находится
в
процессе
становления,
с
тем,
что
с тоит
за
внешне
негибкой
си сте мой
грамматики.
Друг ая
возможность
сос то ит
в
том,
что бы
ограничиться
прос­
тым
перечислением
противоречивых
фактов,
накапливаемых
без
всякой
поп ы тки
их
систематизировать.
П оступа я
так,
исследо­
ватель
сразу
пок ид ает
сферу
статической
лингвистики.
Подобным
о браз ом
перечисленные
факты,
не
опр еделя ющ ие ся
более
отно­
шен ием
к
един ой
си ст еме
и
уже
не
кл ассифици ру емы е
в
их
взаимо­
отн оше н иях,
тем
с амым
оказываются
весьма
поверхностно
пред­
ставленными.
Различные
лингв ис ты
выберут
тот
или
иной
пут ь,
не
только
следуя
своему
темпераменту,
но
прежде
всего
в
зависимости
от
цели,
с тояще й
перед
ними.
Само
собой
раз умее тся,
что
всякое
исследование,
направленное
на
классификацию
и
систематизацию
фа к тов,
например
фонологические
таблицы
для
мно гих
язы к ов,
составленные
покойным
Н.
С.
Трубецким,
а
затем
и
другими
чле­
нами
Пражской
лингвистической
школы,
нуждается
в
интуитив­
ной,
творческой
интерпретации.
С ис темати зац ия
играет
также
видную
роль
в
грамматических
трудах
нормативного
характера
и
во
в сех
работах,
проникнутых
духом
пуризма.
Выр аж ения,
рас­
67


сматриваемые
как
негодные,
изымаются
из
языка
и
поп рос ту
игнорируются.
«Правильным»
же
выражениям
даются
определе­
ния
ne varietur1, часто противоречащие друг другу,
а
затем
де­
лается
по пытк а
под чинит ь
им
реал ь ное
употребление
в
речи.
Так,
во
французском
языке
нормативная
грамматика
требует,
чтобы
говорили
un pretendu medecin «так называемый врач» (т .
е.
мним ый )
и
запрещает
un pretendu remede «так называемое лекар­
с тво », хотя многие люди пишут именно так.
И,
наоборот,
стремле­
ние
составлять
простые
пе ре чни
преобладает
у
авторов
описатель­
ных
трудов
и
справочных
из дани й,
в
особенности,
ес ли
они
ка саются
языковых
состояний
в
чрезвычайно
разнообразные
и сто­
рические
пе рио ды
или
в
разных
социальных
асп ектах
в
обычном
смы сле
этих
терминов.
Таков ы ,
например,
французский
и
ан г­
лийский
языки.
III.
Лингвистика
организованной
речи
(parole organisee),
или
фун кц иони ро ван ие
языка
(la langue)
Пред мет
лингвистики
организованной
речи
носит
совсем
иной
характер,
чем
предмет
стати ческо й
лингвистики.
В
то
время
как
последняя
име ет
дел о
обязательно
с
общими
по ло жения ми,
полу ­
че нным и
в
результате
абстрагирования
и
аппроксимации,
линг­
в ис тика
организованной
ре чи,
наоборот,
им еет
дело
с
конкретными
фа кто р ами,
с
теми
акта ми,
кот оры е
ст оят
на
службе
мышле­
ния,
т.
е.
с
теми
проя влен и ями
языка,
ко торы е
со с тавл яют
совер­
шенно
различные
между
собой
окказиональные
явления.
Действи­
тел ьно ,
каждое
из
этих
проявлений
им еет
определенное
место
и
время,
происходит
между
собеседниками,
об ла дающи ми
собст­
венной
индивидуальностью
и
при
совокупности
определенных
ус­
ловий.
Предполагается,
если
имет ь
для
начала
в
виду
только
гово­
р ящег о,
что
эт от
последний
пользуется
опр е де ле нными
языковыми
сред ст вами ,
которые
он
комбинирует
с
языком
же с тов.
Это
упот­
ребление
часто
может
бы ть
впо лне
обычным
и
обладать
минималь­
н ыми
отклонениями.
Иногда
же,
наоборот,
оно
свид ет ельст ву ет
об
интеллектуальном
усилии,
не обходи мом ,
что бы
приспособить
нали чи е
средства
языка
к
нуждам
индивидуального
мышления.
Именно
в
этом
речь
выступает
как
мог учая,
тво ряща я
и
органи­
зующая
си ла.
В
других
случаях
бывает,
что
особенности
какого-
либо
ак та
организованной
речи
выз ва ны
отрицательными
фа к­
торами:
нез нанием ,
непониманием
или
небрежностью.
В
это м
случае
ре чь
оказывает
вредное
дезорганизующее
воздействие
на
ор уд ие,
кот оры м
она
пользуется,
но
от
этого
с амо
воздействие
не
мен ее
достойно
то го,
чтобы
быть
проанализированным
и
объяс­
ненным.
Каким
бы
ни
был
акт
речи,
он
воспринимается
tel quel2,
а
затем
слушающий
подвергает
его
а на лизу
и
интерпретирует,
что бы
понять.
Эт от
не
пассивный,
но
рецептивный
акт
организо­
1 Ne varietur (лат.)
—
изменению
не
подлежит.
2 Tel quel (лат .)
—
как
таковой.
68


ванной
речи
не
м енее
зн ачи теле н,
чем
акт
говорения.
При
акт е
восп рия ти я
слушающий
до б ив ается
результатов
прямо
проп ор­
ционально
затраченным
умственным
усилиям.
Интерпретация,
как
и
говорение,
может
быть
обычной,
созидательной
или
разру­
шительной.
В
одном
из
эт их
трех
направлений
она
и
воздействует
на
языковое
со зн ание
слушающего.
Все
это
должно
бы ть
про а нал изир овано
с
психологической
и
лингвистической
точ ек
зрения
в
свете
тех
данных,
которы ми
мы
располагаем
в
каждом
отдельном
случае.
Мы
не
можем
изложить
здесь
детальную
программу
п одоб ного
исследования.
Тем
не
мене е
несколько
предварительных
замеча­
ний
будут
небесполезны.
В
области
фоно логии
следует
заняться
все м
т ем,
что
может
определить
вариантность
в
артикуляции
фоне м,
в
частности,
как
те
панхронические
законы,
столь
точ но
опис а нные
Граммоном
и
относящиеся
к
спонтанности
механизма
артикуляции
в
зависимо­
сти
от
напряжения
или
ослабления
внимания,
так
и
то,
что
фонемы
ок азы вают
индуктивное
влияние
друг
на
др уг а1.
В
области
семантики
мы
имеем
де ло
с
вы бором
между
еди ни­
цами
языка,
вокабулами
или
грамматическими
сред ст вам и,
в
зависимости
от
присущей
каждой
единице
значимости,
которая
основывается
на
псих ическ их
асс оци аци ях
между
этими
ед ини­
ц ами
и
между
каждой
из
них
и
соо тв ет ст вующ ими
вп ечат лени ям и
и
воспоминаниями.
Эти
значимости
более
или
м енее
удачно
об­
служивают
бесконечно
разнообразные
и
изменяющиеся
понятия,
порождаемые
действительностью.
Нам
нужно
выяснить,
как им
образом
под
влиянием
аффектив­
ных
факторов
зн ачен ия
подвергаются
непрекращающимся
из ме­
нения м ,
в
частности
—
посредством
употребления
в
переносном
смысле.
Это
исследование
ка сается
та кже
подчас
неосо з нанно го
создания
новых
с лов
п осре дс твом
звукоподражания,
аналогии,
сл ово сл ож ения
или
заимствования.
Оно
также
занимается
выра­
зительными
средствами,
эллипсисами,
п леоназ м ами
и
в семи
яв­
ле ни ями,
относящимися
к
усилению
модуляции
и
ритма,
т.
е.
ко
всему
тому,
что,
собственно,
и
составляет
область
синтаксиса.
Все
вышеперечисленные
фа кты
относятся
к
деятельности
гово­
р ящего.
Деятельность
слушающего
всегда
сво д ится
к
двум,
к
тому
же
одновременным
и
взаимнообусловленным
операциям:
интер­
претации
и
классификации.
Инт ерп рета ц ия
во спр иним аемо го
звукового
ряд а,
т.
е.
расчленение
его
на
зна чащ ие
элементы,
об­
ладает
двумя
аспектами
—
фонологическим
и
семантическим.
Этот
по сл ед ний,
помимо
проникновения
в
содержание
воспринимаемой
ре чи,
предполагает
разграничение
единиц
выражения
и,
с лед ова­
те льн о,
целый
ряд
операций
ан али за
и
си нте за.
Известно,
что
в
это й
области
в
бесчисленных
случаях
слушающий
м ожет
к оле­
баться
между
различными
р ешен иям и.
Что
касается
классифика­
1 Gram mo n I, Traite de phonetique, Paris, 1933.
69


ции
распознанных
единиц,
то
она
начинается
в
первую
оч ер едь
с
идентификации
(я распознаю или не распознаю такое-то
слов о,
суф фи кс)
и
т.
п.
З атем
она
предполагает
пос т оя нное
ис пол ьз ова ние
и
пересмотр
функционирования
псих ич еск их
ассоциаций
между
значимыми
элемен там и,
а
та кже
между
н ими
и
реальными
объек­
т ами,
короче
—
все
то,
что
с ос тавл яет
для
нас
си сте му
язык а.
Лингвистика
организованной
ре чи,
как
мы
ее
тол ько
что
оп­
ределили,
еще
не
сложилась
как
автономная
дисциплина.
До
сих
пор
ее
применяли
только
от
случая
к
слу чаю
в
св язи
с
совсем
иными
з адачами
и
почти
никогда
не
называя
ее
настоящим
именем.
Имеется
два
случая,
когда
ученый
вынужден,
сам
то го
не
зна я,
заниматься
лингвистикой
организованной
речи.
Во-первых,
это
происходит
тогда,
когда
литературоведение
пытается
п лан оме рно
исследовать
стиль
того
или
ин ого
автора.
В
само м
деле,
с тиль
—
это
та
индивидуальная
ос обен н ость
писателя
или
о ратора ,
которая
запечатлевается
в
его
языке
при
определенных
обстоятельствах.
К
сожа лению ,
тем,
которые
занимались
этим
вопросом,
вообще
чужды
методы
и
категории
лингвистики.
Связ ь
науки
о
язык е
с
эстетическим
чувством
истинного
зна то ка
искусства
является
непременным
условием
пл одо тво рной
работы
в
этой
области.
Будущее,
безусловно,
даст
нам
по до бные
ра боты.
По с то янное
раз­
вит ие
лингвистической
науки
и
расширение
ее
горизонтов
в
эт ом
нам
порукой.
Уже
сейчас
мо жно
отметить
начало
подобной
ра­
боты1.
Тем
не
менее
литературоведение
не
сможет
исчерпать
програм­
му
лингвистики
организованной
ре чи,
так
как
стиль
в
искусстве
является
всегда
чем-то
несколько
нарочитым.
В
пои ск ах
нужн ого
эффекта
он
избегает
то го,
что
органически
относится
к
наиболее
с понт а нным
проявлениям
жизни
языка.
И
только
стиль
наиболее
великих
писателей
представляет
и стинны й
интерес.
Другой
областью,
в
к оторой
прибегают
к
лингвистике
органи­
зованной
ре чи,
является
наблюдение
и
изучение
детской
реч и.
Велико
число
ученых,
ко то рые
инт ересовались
проблемой
овла­
дения
языком
и
собрали
об
это м
пр едм ете
зн ачит ел ьный
материал.
Здесь
действительно
работали
над
живыми
фактами
и
с
чис то
лингвистической
целью.
К
сожалению,
эти
наблюдения
ча сто
оставались
слишком
по ве рхнос тн ыми,
и
выв о ды,
к оторы е
можно
из
них
извлечь,
обычно
очень
банальны.
Ученые
всегда
до ст аточ но
1 После того как настоящая статья была сдана в печать,
мы
получи ли
превосходную
книгу
Марселя
Крессо
(М.
С
г
е
ssоt, Laphraseetlevocabu-
laire de Huismans, Paris, E. Droz, 1938).
Автор,
говоря
о
своих
предшествен­
никах,
пи ше т: «Единственный серьезный упрек,
который
мы
адресуем
всем
эт им
про из ве дениям,
состои т
в
том,
что
они
вовс е
не
о б ъясняют
ника ких
ст и­
листических
н амер ений
авт о ра.
Н едо стат очн о,
да же
с
большой
тщательностью,
отметить
наличие
тех
или
иных
сло в
—
нео бх одим о
интерпретировать
уп отре б­
ление
их,
показать
их
не обходи мост ь
для
автора,
как
в
пл ане
п ракт ическ ом,
так
и
в
плане
эсте тич ес ко м».
Эта
кр и тика
является
п рог раммой ,
кот орую
сам
авто р
старается
осуществить.
70


яс но
осознавали
следующее:
чтобы
определенный
акт
реч и
был
хорошо
понят
и
правильно
интерпретирован,
он
должен
бы ть
зафиксирован
с
чрезвычайной
точ нос тью
и
тщательностью.
Примером
могут
служить
превосходные
ра боты
в
э той
области,
выполненные
М.
Грегуаром1.
Но
д ело
ведь
не
только
в
изучении
рече вой
деятельности
на
ее
первых
эт апа х.
Этот
ме тод
скрупулез­
ног о
наблюдения
должен
быть
привлечен
mutatis mutandis2 к
языковому
узусу
взрослых.
А
эта
работа
еще
даже
не
н ача та.
Значит
ли
эт о,
что
лингвистика
организованной
речи
более
или
менее
отсутствует
в
лингвистических
трудах,
сто ящи х
на
полках
наших
библиотек?
Отнюдь
нет.
Наоборот,
в
них
мы
повсеместно
н аход им
многочисленные
и
пространные
отрывки,
относящиеся
к
лингвистике
организованной
речи.
Вед ь
вполне
естественно,
что
все
те
уче н ые,
которые
занимаются
яз ы ком,
описывая
ли
его
состояние
или
развитие,
сталкиваются,
как
только
останавливают
свое
вним а ние
на
отдельных
фактиче­
ск их
деталях,
с
явлениями
жизни
языка,
т.
е.
речи.
Между
кол­
лективным
соглашением,
в
силу
которого
образовалась
языковая
си ст ема,
и
окказиональной
импровизацией,
образующей
реч ь,
в
облас ти
индивидуальных
впечатлений,
отн осящ и хся,
так
ска­
за ть,
к
потенциальному
языку,
ле жит
невидимая
граница,
которую
лингвист
не пре р ывно
переходит.
Очевидно,
что
добросовестный
диалектолог
во
время
собирания
материала
ясно
понимает,
что
языковое
сост о яние,
которое
он
стремится
описать,
доступно
ему
лишь
в
реч и
его
информантов
со
всем
тем,
что
со дер жит ся
в
ней
лич но го
и
случайного.
Невоз­
можно
со
временем
не
стать
специалист ом
по
речи,
опрашивая
людей
и
критически
записывая
по лу че нные
от
них
отв ет ы.
Так
же
обс то ит
дело
с
историком
языка.
Как
только
он
останавливается
на
деталях,
он
замечает,
что
развитие
пр ои схо дит
не
в
ви де
пр я­
молинейного
и
непрерывного
д виже ния,
а
через
большое
чис ло
колебаний
и
отклонений.
Дос таточн о
на пом нить
о
фонетических
р егр ессиях
и
со пр от ив лении
народному
произношению,
которые
сыгр али
столь
важную
ро ль
в
формировании
современного
фран­
цузского
языка.
Во
в сяком
случае,
любые
из менения ,
ко торы е
про исх од ят
в
язы ке,
вызывают
колебания
в
речи.
Следовательно,
определенный
компромисс
между
различными
направлениями
в
практических
целях
вполне
допустим,
лишь
бы
он
не
вредил
тео ­
ретическому
разграничению
нау чн ых
дисциплин
и
м ет одов.
Лу ч­
шим
спо со бом,
обеспечивающим
это
разграничение,
является
выделение
науки
о
речи
в
отдельную
дисциплину
и
соз д ание
та­
кого
труда,
в
к отором
бы ла
бы
строго
соблюдена
соответствующая
перспектива
и
материал
был
бы,
насколько
это
возможно,
вз ят
непосредственно
из
жизни
с
помощью
подходящих
м етод ов
иссл е­
1 М. Gregoire, L’apprentissage du language, les deux premieres annees.
Bibliotheque de la Faculte de philosophic et des lettres de 1’Universite de Liege,
fasc. 73, 1937.
2 Mutatis mutandis (лат .)
—
с
соответствующей
попр авко й.
71


до ван ия.
Сл еду ет
отметить
до
сих
пор
все
еще
р аспр ост р аненно е
и
восходящее
к
младограмматической
школе
заблуждение.
Оно
со с­
т оит
в
том,
что
лингвистика
ре чи
практикуется
только
в
св язи
с
ф актами ,
зарегистрированными
в
истории
языка.
А,
следовательно,
то,
что
свя з ано
с
лингвистикой
речи ,
практически
поглощается
диахронией.
Рассуждают
так:
во
французском
языке
имеется
два
слова
—
cheval,
обозначающее
«лошадь», и chevalet — «коз лы», «предмет
на
четырех
нож ка х».
Вн ач але
слово
chevalet означало « л оша дк а» .
Для
подтверждения
это го
можно
приве ст и
примеры
из
тек стов .
Слово
в
з нач ении
«лошадка»
б ыло
об раз ова но
из
cheval по анало ­
гии
с
другими
ум ень ш итель ными ,
как,
н апри мер , chienet «щенок»,
mulet «лошажонок», poulet «цыпленок»
и
т.
д.
Далее
р ассуж даю т
следующим
образом:
это
обиходное
слово
бы ло
применено,
мо­
жет
быть,
п она чалу
в
шутку
к
предмету,
и меюще му
некоторое
сходство
с
лошадью.
И,
нак он ец,
это
слово
сохраняет
тольк о
нов ое
з нач ение,
в
то
врем я
как
прежнее
значение
забыто
и
связь
между
cheval и chevalet окончательно порвалась.
Так
при
помощи
гипо ­
тезы
рекон ст руируе тся
целый
ряд
фактов,
которые
м огли
проис­
ходить
в
речи,
но
след ств ия
которых
зарегистрированы
в
язы ке.
Из
приведенного
при мер а
видно,
что
именн о
отличает
лингвистику
ре чи
от
той
лингвистики,
которую
мы
определили.
Во-первых,
у чены х,
работающих
при
помощи
этого
метода,
интересуют
только
те
события,
которые
пор од или
нечто
н овое
и
оставили
с леды
в
и ст ории
языка.
Затем
все
конкретные
и
реальные
события,
ко­
торые
способствовали
достижению
о пред ел енно го
резул ь тата ,
сводятся
к
абстрактной
схеме.
Очевидно,
что
по до бные
рассуж­
дения
сами
по
себе
вполне
законны,
но
т акая
лингвистика
ор­
ганизованной
речи
in abstracto1 и a posteriori2 не должна смеши­
ват ься
с
др угой ,
с
то й,
кот орая
ставит
нас
перед
конкретными
и
ж ивыми
ф акта ми
языка.
Ли шь
детальный
анализ
эти х
фактов
м ожет
питать
и
обогащать
науку
о
функционировании
языка,
а
также
науку
о
его
развитии.
Именно
благодаря
подобной
практике
к
и стори и
язы ка
обычно
относят
многое
из
того,
что
по
своей
природе
прежде
вс его
под­
лежит
в едению
науки
о
функционировании
языка,
т.
е.
об
орга­
низованной
речи.
Да же
Соссюр
в
своем
«Курсе»
не
изб еж ал
эт ой
укоренившейся
ошибки.
Признавая
за
лингвистикой
речи
право
на
сущ ест во вание
в
качестве
самостоятельной
дисциплины,
он
не
только
не
дает
сколько-нибудь
удовлетворительных
ука зани й
о
том,
какой
может
быт ь
ее
программа,
но
и
захватывает
в
пользу
диахронии
то,
что
логически
принадлежит,
как
мы
видели,
нау ке
об
организованной
речи.
Мы
имеем
в
виду
в
осо бенно ст и
главы,
посвященные
аналогии,
народной
этим оло гии
и
агглютинации,
под
которой
в
«Курсе»
понимается
«склеивание»
определенных
1 In abstracto (лат. )
—
вообще.
2 A posteriori (лат.)
—
на
основании
опыта.
72


словосочетаний
в
слова.
Не
следует
см еши вать
о бъ яснен ие
одного,
из
случаев,
происшедших
в
речи,
с
объяснением
того
факта,
что
появившаяся
в
результате
подобной
случайности*форма
завоевала
св ое
ме сто
среди
других
закономерностей
узуса.
Это
положение
отл ич но
от
первого,
и
только
оно
пр инад ле жит
диахронии.
Тоже
различие
должно
осуществляться
и
в
области
звуков.
Фонологи­
ческие
случайности,
затрагивающие
некоторые
слова,
например,
в
старофранцузском
замена
chercher на cherchier (лат .
circare) в
ре зул ьтате
ассимиляции,
или
замена
н ародн ола тин ског о
pelegri-
mis (франц,
pelerin) на peregrimis в результате диссимиляции,
происходили
в
речи
то
тут
то
там,
до
того
как
в ошли
в
язык:
и
эти
два
различных
момента
(один относится к речи,
а
другой
к
исто­
р ии)
должны
бы ть
рассмотрены
и
объяснены
отдельно.
И
наоборот:
все,
что
ка сается
фонетических
изменений,
должно
бы ть
отнесено
к
об лас ти
диахронии.
Замена
одной
фонемы
другой
фо нем ой
или
какая-либо
другая
за мен а,
которая
влияет
в
какой-то
точке
на
фонетическую
систему
языка,
напр им ер
в
современном
француз­
ско м
языке
изменение
мяг ког о
[1] на [у] (caille произносится как
cahier), является историческим феноменом,
который
д олжен
бы ть
объяснен
как
таковой.
С
друг ой
стороны,
в
начале
фонетических
изм енен ий
им еют ся
всякие
артикуляционные
случайности,
кото­
рые
ма ло
чем
отличаются
от
вышеупомянутых
и
которые
принад­
ле жат
речи.
Звук
у
—
результат
небрежной
артикуляции
па ла­
тального
1, где образование плавного звука заменено распростра­
ненной
артикуляцией
фрикативного.
Все
эти
факторы,
зависящие
в
сво их
мельчайших
вариантах
от
психического
состояния
говорящего
(тщательность,
внимание,
небрежность,
усталость
и
т.
п . ), в момент живой речи подчинены
панхроническим
законам
и
относятся
к
области
организованной
реч и.
Это
как
раз
и
есть
то,
что
мы
говорили
относительно
ра боты
Граммона.
С леду ет,
одн а ко,
отметить,
что
даже
Граммон
избрал
в
эт ом
во про се
традиционный
путь,
связав
анализ
функциониро­
ван ия
речи
с
историей
языка.
Он
раз дел ил
свой
труд,
ценность
ко торо го
не
ста ви тся
под
сомнение
этим
з амеч ани ем,
на
две
части.
Первая
часть,
озаглавленная
«Фонология»,
и зучает
фонемы
и
относится
к
статической
лингвистике.
Вторая,
названная
«Соб ­
ственно
фонетика,
или
историческая
ф он ет и ка », лишь частично
но сит
эволюционный
характер.
За
исключением
нескольких
з на­
чительных,
но
относительно
кратких
соображений
о
фонетических
законах,
она
в
основном
толкует
панхронические
зак оны
артику­
л яцио нных
случайностей,
упо тр еб ляя
в
качестве
исходного
мат е­
риала
бесчисленные
примеры
из
истории
развития
различных
язы­
ко в.
Следовательно,
здесь
мы
имеем
дело
с
лингвистикой
о рг ани­
зованной
речи
a posteriori, о которой мы говорили выше.
А
ведь
Граммон
не
только
прекрасно
осведомленный
в
области
истории
многих
языков
лингвист,
но
и
превосходный
лабора торн ы й
фо не­
тис т.
Следовательно,
он
знает
лучше,
чем
кто
бы
то
ни
бы ло,
что
г ипо тезы,
подсказанные
нам
исторически
установленными
фо не­
73


тическими
из м енения ми,
нуждаются
в
пров ерк е
и
подтверждении
наблюдениями
и
опытами
in vivo1.
Это
про ст ое
замечание
уста­
навливает
главенство
речи
над
историей.
Но
вот
что
еще
на до
уче с ть:
е сли
прин имает ся
какая - ли бо
гипотеза
относительно
физи­
ологического
объяснения
изменения
звука,
ост ают ся
без
ответа
вопр осы ,
связанные
с
историей:
почему
та кая
артикуляционная
слу чай но сть
из м енила
узус
в
данное
время
и
в
данном
месте,
а
не
в
друг ой
момент
и
не
в
другом
месте?
Все
это
подтверждает
на ше
требование
т очн ого
разграничения
межд у
лингвистикой
организованной
речи
и
эволюционной
линг­
вистикой,
программу
которой
мы
только
что
наметили.
IV.
Об
отношении
между
диах рон иче с кой
лингвистикой
и
двумя
выш е
ра ссм отре нн ыми
дисциплинами
Прежде
чем
говорить
о
диахронической
лингвистике,
необхо­
димо
объяснить,
исходя
из
по ло жений
«Курса», ее отношение к
дв ум
вышеупомянутым
дисциплинам.
Мы
отмечаем
здесь
одну
значительную
особенность.
Мы
о бяза ны
Фе рд ина нду
де
Соссюру
определением
синхронической
лингвистики.
Дав
ей
определение,
он
во сст ано вил
ее
пол ную
нез ави сим ост ь
и
поставил
на
принад­
ле жа щее
ей
по
праву
первое
место.
Автору
«Курса»
мы
обязаны
также
са мим
понятием
лингвистики
организованной
речи.
Хо тя
он
о став ил
неразработанным
все,
что
ка сается
ее
программы,
он
отвел
ей
пол аг аю щееся
мест о
между
статической
и
диахронической
лингвистиками.
Но
относительно
программы
последней
мы
на­
ходим
у
Соссюра
лишь
скудные
зам е тки.
Можн о
подумать,
что
под
влиянием
традиции
младограмматической
школы,
одним
из
самых
блестящих
пр ед ставител ей
которой
он
бы л,
Соссюр
рас­
сматривал
эту
отрасль
лингвистики
как
чист о
эмпирическую,
ограниченную
наблюдениями
над
фактами.
Он
р ассматр и вал
явле­
ния
диахронии
как
результат
актов
речи.
Верно
также,
что
он
оче нь
точно
определил
ее
основную
сущность,
говоря,
что
дело
заключается
здесь
в
незаметном
изменении
отн ошен и й,
к отор ые
устанавливаются
в
каж дый
данный
момент
в
сил у
произвольности
языка
между
дифференциацией
звук ов
и
дифференциацией
зн а­
чений.
Но
ничего
не
сказано
относительно
м ехани зма
и
причин
этих
изменений.
В
действительности
нам
сначала
говорят,
что
происходящее
на
оси
времени
не
име ет
никакого
отношения
к
фа кторам,
действующим
в
языке
как
в
синхронической
системе,
что
структура
языка
и
его
сущность
принадлежат
к
дв ум
различ­
ным
взаимонепроницаемым
областям.
Затем
говорится,
что
су щ­
нос ть
языка
аб солютн о
чужд а
психологии
говорящих.
Им енно
развитию
этого
последнего
положения
и
посвящены
последние
ст ран ицы
«Курса», и именно эта теория резюмируется в знаменитом
з ак л юч ении: «Единственным и истинным объектом лингвистики
1 In vivo (лат. )
—
в
жизни,
в
действительности.
74


является
язык,
р ассмат ри ваем ый
в
самом
себе
и
для
се бя».
Эти
два
положения,
поня ты е
бу кв аль но,
могли
бы
соверш енно
отор­
в ать
диахроническую
лингвистику
от
лингвистики
синхронической,
с
одной
ст о роны,
и
от
лингвистики
реч и
—с
другой,
так
как
имен­
но
в
ре чи
непосредственно
проявляется
психология
говорящих.
В
таких
ус лови ях
наука
не
може т
двигаться
д аль ше.
Мы
не
будем
повторять
сказанного
вначале
относительно
у сло вий
создания
«Курса», которые объясняют его пробелы и несовершенства.
Ес ли
Ф.
де
Соссюр
допустил
некоторые
ошибки,
то
это
прои зо ­
шло,
по
мн ению
Мей е,
и з-за
его
исключительной
занятости
опре­
деленными
проблемами,
принципиально
в е рными,
но
из-за
которых
Соссюр
сделал
сли шк ом
аб солютн ые
выводы.
Одн им
из
основных
условий
вс якой
мыс лит ель ной
ра боты
является
готовность
ло­
ги че ски
следовать
до
ко нца
в зято му
за
основу
принципу,
с
тем
чтобы
потом
вернуться
на зад
и
внести
поправки
и
уточнения
с
учетом
других
реальных
факторов.
С оссюр
был
величайшим
у че­
ным
и
новатором,
так
как
он
объявил
в ойну
всему
слишком
по­
ве рхно стном у
в
лингвистической
мысли
его
в рем ени,
с
тем
чтобы
дать
безупречную
теоретическую
базу
нау ке
о
языке.
«Курс»
застал
его,
так
сказать,
в
состоянии
борьбы,
предполагающей
напряжение
мысли
и
определенную
односторонность,
которую
он,
кон е чно,
преодолел
бы
со
временем,
хотя
бы
из
соображений,
из­
ло же нных
в
его
собственной
теории.
Можно
сказат ь ,
что
его
ошибка
з аклю чает ся
в
том,
что
он
видит
разрыв
там,
где
был о
бы
бо лее
правильно
говорить
о
проти­
воречиях
и
парадоксальных
рав нов е сиях,
сто ль
свойственных
жиз ни.
Ко гда
он
противопоставляет
диахронический
пр инцип
синхроническому,
он
борется
с
ошибками
старой
школы,
кот орая
полагала,
что
язык и
прогрессируют
или
регрессируют
вследствие
вну т ре нних
импульсов,
присущих
языку,
как
какому-либо
живо му
организму.
Как
и
все
п ред ст авит ели
младограмматической
школы,
он
полагает,
что
в
основе
языковых
эво люций
лежат
внеязыковые
факторы,
действующие
из вне
на
грамматическую
систему.
В
это м
он
был
абсолютно
пра в.
Не обхо ди мо
был о
только
уточнить,
каковы
эти
внеязыковые
факторы.
Автор
«Курса»
также
прав,
когда
он
констатирует
разрыв
между
диахроническими
изменениями
и
пс и­
хологией
говорящих.
Здесь
он
выступает
про тив
упрощенческого
психологизма,
который
утверждает,
что
язык
спо нт анно
подчи­
няется
вс ем
требованиям
мышления,
как
е сли
бы
мы
не
им ели
дела
с
определенной
соци аль но й
категорией,
установленной
с
общего
согласия
и
сильной
своей
внутренней
связностью
и
ин ерт­
ност ь ю.
Н ео бход имо
учитывать
этот
чист о
лингвистический
ф ак­
тор.
Но
для
этого
вовсе
не
нужно
утве рж да ть,
что
психическое
состояние
говорящих
не
вл ияет
на
язык,
когда
в
другом
месте
ут вержд аеш ь,
что
и менно
благодаря
ак ту
речи
происходит
эво­
люци я
языка.
На
дел е
ни
один
ученый,
ве рный
соссюровской
шк о­
ле,
не
сделал
для
себя
ре шаю щих
выводов
из
э тих
афоризмов.
Мы
са ми
весьма
сдержанно
от но сил ись
к
ним,
и
в
ст атье ,
появив­
75


шей ся
в
1917 голу1, указали на слабое место в соссюровской аргу­
м ент ации.
Мы
полагаем,
что
Соссюр,
зан яты й
показом
всех
логи­
ческих
последствий
про в оди мого
им
принц ипа
произвольности
знака,
прен еб рег
тем,
что
з нак,
относительно
мотивированный
по
определению,
которое
он
сам
ему
д ал,
зан им ает
значительно
более
важное
место,
чем
ему
было
отведено.
Работы
Бал ли
о
механизме
языковой
выразительности2
показали
всю
очевидность
этого.
И
именно
при
помощи
мотивированных
элеме нт ов
язык,
несмотря
ни
на
что,
гар мони ческ и
взаимодействует
или
находится
в
со сто я­
нии
противоречия
с
психикой
говорящих
и
несет
на
се бе
ее
отпе­
чаток.
Вместо
провозглашения
табу,
которые
изолируют
диахрони­
ческое
явление,
запрещая
ему
контакт
с
явл ен иями
недиахрони­
че с кого
по р ядка,
необходимо
восстановление
гармонического
равновесия
противоречивых
ф акторов ,
столкновение
к от орых
и
составляет
с аму
жиз нь
языка.
Воз ьм ем
известную
схему:
л
На
оси
АВ
мы
отметим
лишь
грамматическую
структуру,
т.
е.
систем у
языка
со
все м
тем,
что
составляет
его
устойчивость,
связ­
ность
всех
его
частей.
В
точке
О,
котора я
является
точкой
орга­
низованной
речи,
со четает ся
система
языка
с
м ышл ением
говоря­
щих
на
данном
языке.
Следовательно,
мы
наблюдаем
язы к
в
момент
функционирования
таким,
как им
он
определяется
в
каж­
дый
данный
момент
объективными
и
субъективными
условиями
ак та
речи .
И,
н акон ец,
на
диахронической
оси
CD мы поместим
по след о вател ьные
этапы
развития
языка
такими,
какими
они
стали
в
результате
изменений,
происшедших
в
нем
под
воздействием
актов
речи ,
которые
неу ло вим о,
но
постоянно
нарушают
внутрен­
нее
языковое
р авн ов есие.
П ри чины
эт их
изменений
нужно
искать,
конечно,
во
всех
факторах,
которые
влия ли
на
акты
речи.
Учитываются
также
все
пр ичин ы,
кот оры е
повлияли
в
ра с­
сматриваемый
период
на
внешние
ус ловия,
на
фо не
кот оры х
р аз­
вивае тся
язы к
(учреждения,
род
занятий,
техника,
пер ем еще ние
и
т.
п. ), либо на внутренние условия речи (пси х ика,
вкусы,
тен­
1 Le probleme de la langue a la lumiere d’une theorie nouvelle, «Revue phi-
losophique», 42 an.,
No
7, p. 26—29.
2 Ch. Bally, Le langage et la vie, Paris, 1926, p. 141; Ziirich, 1935,
p. 113.
76


денции
г ов ор я щ их); принимаются во внимание и факторы внутри ­
языкового
порядка,
т.
е.
требования
самой
грамматической
сис­
т емы,
инертность
которой
влияет
на
речь
говорящих
и
к ото рая
под дае тся
изменению
только
в
опр ед елен ных
условиях.
Говорящие
бессознательно
содействуют
и
приспособлению
языка
к
раз л ич­
ным
пот ребн ос тям
выражения
мысли
и
работе
гра мматики ,
к ото рая
обеспечивает
правильное
функционирование
орудия
коллектив­
ного
общения.
Е сли
мы,
во прек и
соссюровской
ортодоксальности,
поместим
на
оси
времени,
наряду
с
внеязыковыми
фа ктора ми ,
всю
п си хологи ю
ре чи,
а
наряду
с
органическими
внутриязыковыми
факторами
все
дан ные
синхронии,
мы
у вид им,
что
тем
самым
мы
не
уп р аздняе м
про т иво по ст авлений ,
к оторым и
так
д ор ожил
Сос ­
сюр
и
кот оры е
сост авл яют
я дро
его
т еор ии.
Мы
делаем
эту
ось
местом
бо рьбы
дв ух
антагонистических
си л.
Одн а
сила
охраняет
грамматическую
систему
и
ее
традицию,
о сно ванн ую
на
коллек­
тивном
соглашении;
другая
с ила
вызывает
в
системе
пос т оянные
инновации
и
адап тац ии .
Мы
не
считаем,
что
пред ал и
идеи
своего
у чите ля,
предлагая
эту
точку
з ре ния.
Она
является
лишь
логиче­
ским
развитием
его
мыслей,
со
временем
осво б ож д енных
от
неко­
торы х
п реу вел ичен ий,
которые
объяснимы
условиями
создания
«Курса» .
V.
Диахроническая
лингвистика,
или
эволюция
языка
П ерехо дя
от
лингвистики
организованной
реч и
к
диахрониче­
ско й
лингвистике,
мы
пе реход им
от
конкретного
к
абстрактному.
Нау ка
об
эволюции
языка,
так
же
как
наука
о
языковом
состоя­
нии,
лишь
приблизительно
постигает
свой
объект,
ра сп ола гая
только
общими
ист инам и,
которые
вытекают
из
фактов
и
являются
их
упрощенным
отражением.
Так
же
как
невозможно
точн о
за­
фиксировать
языковое
состояние
во
всей
его
сложности,
нельзя
описать
и
и сто рию
языка,
учитывая
все
бесконечно
разнообразные
особенности
речи,
которые
со ста вляю т
ее
in concreto.
Тольк о
лингвистика
организованной
речи
сохраняет
непо ср ед ств енную
связь
с
реальной
действительностью,
так
как
она
ограничивается
узкими
рамками
одн ого
частного
акта
ре чи.
Если
синхроническая
лингвистика
о писыв ает
язы ков ое
со­
сто яние
в
том
смысле,
как
мы
его
определили
выше,
то
диах р они­
ческая
лингвистика
в
начале
исследования
в
при нципе
только
сравнивает
два
последовательных
языковых
со с то яния,
чтобы
установить
происшедшие
и зм енен ия.
Е стест венно ,
что
сравнение
производится
не
по
совокупности
всех
факторов.
Оно
затрагивает
лиш ь
те
элементы
языка,
которые
подверглись
изменению.
Из
сум мы
изменений
де лае тся
общий
вывод
относительно
эв олюци и
языка
как
единого
целого,
о
характерных
для
эв ол юции
а сп ектах
и
об
осно вно м
ее
направлении.
Безусловно,
историю
языка
м ож­
но
давать
описательно,
в
виде
последовательного
повествования
обо
вс ех
изменениях,
кот оры м
подверглось
изучаемое
явлен и е
в
течение
длительного
периода,
но
каждая
деталь
такого
изложения
77


неизбежно
будет
построена
на
сравнительном
методе.
Если,
нап­
риме р,
я
гов орю,
что
гласная
под
ударением
в
латинском
слове
tela «полотно»
прошла
через
фазы
ё, e, di, oi (wi), we, w$, став,
наконец,
звуком
wa в современном французском языке (toile
«полотно»), я применяю метод,
используемый
при
создании
муль­
типликационных
фил ьмо в:
чтобы
создать
илл юз ию
движения,
за­
писывается
последовательный
ряд
с тати ческ их
образов,
см еня ю­
щих
д руг
друга.
Это
очень
важно,
ибо
ес ли
отдать
се бе
ст р огий
отче т,
то
стан ет
ясно,
что
диахроническая
лингвистика,
в
первой
части
св оей
задачи
состоящая
прос то
из
п овест в ования
о
фактах,
находится
в
строгой
зависимости
от
синхронической
лингвистики.
Без
ее
помощи
диахроническая
лингвистика
не
что
иное,
как
прос­
тое
переч исл ен ие
пло хо
анализируемых
и
поверхностно
об ъя снен­
ных
фактов.
Только
исходя
из
бо лее
точных
грамматических
исследований,
она
может
проникнуть
в
сущность
своего
предмета
и
о бобщи ть
всю
ма ссу
отдельных
фактов
с
точ ки
зрения
наиболее
общ их
исходных
положений,
чтобы
дат ь
точ ное
представление
об
эво люции
языка
в
ее
общих
и
частных
проя вления х.
Но
чисто
описательная
часть
этой
науки
не
исчерпывает
пр огра ммы
иссле­
дований;
недостаточно
о пи сать
факты
—
нео бхо ди мо
их
объяс­
н ить
и
восстановить
их
первопричину.
Именно
здесь
лингвистика
организованной
реч и
соотносится
с
лингвистикой
диахронической.
Чис то
теоретическое
объяснение
д вух
последовательных
фактов
языка,
из
которых
один
мы
берем
как
исходный,
а
другой
как
результат
эволюционного
пр оц есса,
должно
иметь
вид
схемы
речи .
В
схему
войдут
все
факторы,
определившие
во з никно ве ние
процесса
и
его
завершение,
состоящее
в
достижении
некоего
ре­
зультата.
Мы
гов орим
здесь
о
схеме,
что бы
подчеркнуть
различие
между
наукой
об
организованной
речи
и
диахронической
лингвис­
тикой.
Под
в ли янием
массы
окказиональных
факторов
в
реальной
реч и
происходит
множество
различных
случайностей.
Од ни
имею т
одну
те нде нцию ,
другие
другую.
И
е сли
узус
в
конечном
сч ете
ме няет ся,
то
это
происходит
пот ом у,
что
в
определенный
период
в
ср еде
говорящей
ма ссы
был и
особенно
активными
некоторые
фак­
торы.
Они
воздействовали
на
большую
часть
говорящих,
благо­
прия тс т вуя
случай н остям,
действовавшим
в
одном
определенном
направлении,
что
завершалось
установлением
нового
узуса
в
общеразговорном
языке.
Вот
это
в
диахронической
линг вист ик е
п ред став ляетс я
в
виде
схематической
формы
вымышленного
ак та
реч и
(или целого ряда актов речи,
ес ли
феномен
с остои т
из
не­
ско л ьких
последовательных
фаз)
между
воображаемыми
с обе сед­
н и ками.
Эта
схем а
представляет
со бой
как
бы
синтетический
и
упрощенный
вид
факта
языка,
рассмотренного
по
существу
и
в
хо де
его
развития.
Если
бы
схема
б ыла
абсолютно
п олной
и
хо­
рошо
обоснованной,
она
могла
бы
объяснить
сам
ф акт
языка.
Как
бы ло
сказ ан о,
мы
здес ь
рассуждаем
чис то
теоретически.
В
действительности
сх ема
речи
всегда
присутствует
в
объяснении
какого-либо
факта
ра з вития
языка.
Однако
нео бх о димо
учесть
78


очень
м н огое,
чтобы
эти
схемы
были
всегда
яс ны
и,
в
особенности,
полн ы.
Историк
языка
не
располагает
зар ан ее
фа кторами ,
кото­
рые
он
собирается
описать.
Его
задача
состоит
в
том ,
чтобы,
су дя
по
фактам
языка,
м ожно
было
догадаться
об
обуславливающих
их
факторах
и
использовать
их
тогда,
когда
это
представляется
обос­
нованным.
В
зависимости
от
избранной
отправной
точки
с уще ст­
вует
два
метода
исследования:
первый—наиболее
о быч ный
—
состоит
в
том,
что
за
отправную
точку
берутся
сами
языковые
факты
и
каждому
из
них
дается
предполагаемая
схем а
речи.
Этот
метод
может
оказаться
удовлетворительным
во
многих
с лучаях.
Вернемся
к
уже
приводившемуся
примеру.
Казалось
бы,
все
уже
б ыло
сказано,
когда
объяснялось,
что
chevalet в своем первом
значении
petit cheval «лошадка»
образовано
по
аналогии
того
же
типа,
что
и
poulet, cochet, chienet и т .
п.
Но
в
этом
нельзя
бы ть
аб­
сол ю тно
у ве ре нным,
ибо
ничего
не
был о
сказ ано
об
условиях,
способствовавших
появлению
и
введению
данного
с лова
в
уп от­
ребление,
как
ничего
не
бы ло
сказано
и
об
условиях,
которые
по­
влияли
на
выбо р
суффикса.
Эти
недостатки
выступают
более
за­
мет но
в
других
случаях.
Например,
история
спряжения
фран­
цузского
гла гол а
до
наших
дней
по
большей
час ти
является
длин­
ным
рядом
образований
по
аналогии
(как и образование слова che­
valet), которые заменили собой старые формы,
обр азова в
новые,
в
общем
боле е
упорядоченные.
Но
для
объяснения
морфологической
эволюции
французского
глагола
недостаточно
свести
эти
образо­
вания
к
формальной
схеме
(например: il conduisit вместо старого
il conduist, созданного по типу tu conduisis, как tu partis, il par­
tit).
Могло
в озн ик нуть
бесчисленное
чис ло
других
обр азов ан ий
по
другим
моделям
и
в
других
ча стях
спряжения.
Среди
форм,
которые
недолго
просуществовали,
ест ь
большое
чи сло
таких,
которые
не
оставили
значительных
следов
в
языке.
А
другие,
слу­
чайно
по я вивш иеся
в
р ечи
формы,
вообще
не
оставили
никаких
следов.
Поч ем у?
И
почему
язык
содействовал
развитию
других
форм?
Нельзя
так же
утверждать,
что
наиболее
«регулярные»
формы
всегда
одерживали
верх:
тогда
наше
спряжение
было
бы
ку да
более
простым.
Следовательно,
необходимо
принимать
в
расчет
опре д еле нные
побудительные
причины
и
тенденции,
и
име нно
они
должны
каким-то
образом
отражаться
в
схеме
реч и.
Недостатки,
пр ису щие
этому
первому
ме тод у,
заставили
м но­
гих
исследователей
и скать
лучшие
пути,
и
поначалу
б ыло
отдано
предпочтение
внеязыковым
историческим
условиям,
которые,
дей­
ств уя
на
внешний
а спект
актов
речи
и
психику
г ов орящи х,
способствовали
лишь
некоторым
случаям
или
обуславливали
эволю­
цию
в
данном
месте
и
в
данную
эпоху.
В
соответствии
с
эти м
д ела­
л ись
по пыт ки
использовать
в
объяснениях
им енно
эти
внеязы-
ковые
факторы,
о
которых
мы
говорили
в ыше.
Это т
метод
вполне
оправдан.
Лингвист
им еет
право
попытаться
осветить
связи
между
развитием
конкретного
языка
и
историей
н арода
—
его
носителя.
Бол ьшим
преимуществом
этого
метода
является
тенденция
к
79


обобще н ию.
Он
стремится
свести
всю
массу
сложных
фактов
к
основным
событиям.
Этот
метод
нуждается
в
тонком
психологи­
ческом
ана лиз е
и,
последовательно
прим ен яе мый,
сможет
дать
подлинное
о бъ яснен ие
развитию
языков
на
базе
основных
типо­
лог и чески х
т енд енц ий.
Его
недостаток
зак лючае тся
в
том,
что
он
труден
и
опасен.
В
отдельных
случаях
влияние
внешних
ис­
ториче ски х
факторов
на
яз ык
очевидно.
Та к,
совершенно
безус­
ловно,
что
новые
идеи,
но вые
изобретения
требуют
введения
новых
сл ов
или
из менени я
смысл а
с тары х.
Так
или
ина че
сл овар ь
быст­
ро
приспосабливается
к
потребностям
мыш ле ния
той
или
иной
эпохи.
По
этому
поводу
интересно
посмотреть
краткие,
но
глу­
бокие
замечания
Вар тбург а1
от но ситель но
различных
ис точн ик ов
обогащения
нашего
словаря.
Не
менее
очевидно,
что
в
ст ран ах,
где
и з-за
политических
событий
(миграции,
смешения
н асел ен ия,
завоеваний)
им еет
м есто
д вуя зы чие,
мы
наблюдаем
серьезные
по­
следствия
для
обоих
контактирующих
язы ко в.
Один
и
тот
же
чело­
век
не
может
говорить
на
дв ух
языках
без
того,
чтобы
эти
два
языка
так
или
иначе
не
влияли
друг
на
друга.
Если
один
из
них
польз уется
б ольши м
п рест ижем ,
то
естественно,
что
он
и
оказы­
в ает
на
соперничающий
язык
большее
влияние.
Этим
можно
объяснить
заимствование
терминов,
кал ьки,
некоторые
инновации
в
си нт акси се
и
даж е
фонетические
из менения .
Мн огие
особенности
французского
вокализма
н осят
с леды
языка
завоевателей-фран­
ко в,
а
в
других
сл уч аях
мы
видим
воздействие
кельтского
и
ро­
манского
субстрата,
вернувшего
яз ык
к
его
более
устойчивым
формам.
Зато
во
мног их
других
случаях
связи
межд у
историей
народа
и
изменением
его
языка
гораздо
менее
очевидны.
Напри­
мер,
когда
А.
Мейе
связывает
точность
и
краткость
латыни
с
вл ия­
н ием
стиля
юридического
языка,
его
доводы
пр ед став ляю тся
лишь
на
первый
взг ляд
убедительными.
Ведь
в
юридическом
ст иле
весь­
ма
час то
вст реч аю тся
плеоназмы.
Можно
задаться
вопросом:
не
было
ли
у
римлян
предрасположения
к
сжат ост и
ст иля,
не
з ав ися­
щего
от
воздействия
той
или
ино й
языковой
техники?
Кроме
того,
вряд
ли
можно
предполагать,
что
все
судившиеся
обладали
одним
и
тем
же
психологическим
типом.
Еще
более
сомнительно,
что
в
ста роф ран ц узск ом
охотно
употребляли
дополнение,
вы раженн ое
одушевленным
сущ ест вит ель ным
в
дативе,
пе ред
дополнением,
выр аженны м
неодушевленным
существительным
в
акузативе
(что
немцы
охотно
делают
до
сих
по р), только потому,
что
в
ту
эпо ху
господствовал
культ
героев*.
Подобными
сближени ям и
яв лен ий
из
области
культуры
с
явлениями
языка
нередко
злоупотребляют.
Зд есь
слишком
трудно
провести
границу
м ежду
действительными
наблюдениями
и
необоснованной
выдумкой.
Можно,
однако,
надеят ь ся,
что
со
временем
лингвистика
сможет
уверенноопери-
1 См. : Wartburg, Evolution et structure de la langue fran^aise, Leip­
zig—Berlin, 1934.
2 См.:
К.
V о s s 1 e r, Frankreichs Kultur und Sprache, 2 ed., Heidelberg,
1929, p. 54.
80


ровать
и
в
этой
сфере.
Так,
в
о б ласти
организованной
ре чи
необ­
ходима
разработка
боле е
строгих
ме тод ов
грамматического
ана ­
лиза
сти ля
различных
писателей,
с
тем
чтобы
установить
за ви си­
мость
между
ха рак те ром
мыш лен ия
и
форм ой
выражения.
А
в
о бла сти
собственно
истории
было
бы
целесообразно
провести
различные
сравнительные
исследования,
которые
помогли
бы
выявить
глубокий
параллелизм
в
развитии
самых
различных
языков,
в
которых
одни
и
те
же
внешние
причины
вызывают
оди­
наковые
и зм енения .
И
тем
не
менее,
какими
бы
ни
был и
успехи
в
э той
области,
с
пом ощь ю
только
«метода внешних причин»
никогда
нельзя
исчер­
пать
п рогра мму
эволюционной
лингвистики.
Нужно
принимать
в
расчет
то,
что
мы
н а звали
внутриязыковыми
о рг анич еск ими
причинами,
т.
е.
р еак цию
грамматического
и нст инкт а,
обус лов ­
лен н ого
самой
системой,
по
отн ош ению
к
возникающим
иннова­
циям.
Но
как
проследить
за
воздействием
эт их
факторов?
Это
трудная
задача.
И
мы
ог ран ичи мся
лишь
несколькими
предвари­
тельными
замечаниями,
которые,
може т
бы ть,
окажутся
по ле з ными.
Заметим,
что
вся кая
появившаяся
в
речи
новая
фор ма
о бя­
зательнодолжна
бы ть
инт уит ивно
совершенно
п он ятна.
Обратимся
к
столь
часто
приводимому
Вартбургом
примеру:
е сли
гасконский
крестьянин
в
шутку
называет
петуха,
окруженного
курами ,
в ика­
рием
(по-гасконски
bigey), он употребляет образное выражение,
а
всякое
образное
выражение
легко
понимается
в
соответ­
ствующем
контексте
и
при
соответствующих
обст ояте льств ах.
Так
же
обс т оит
дело
во
всех
случаях
инно вации,
как
бы
раз лич ны
они
ни
были.
Если
какая-нибудь
и нно вация
не
является
ре зуль­
татом
стремления
к
бо льше й
выразительности
или
я сност и,
а,
на об орот,
объясняется
небрежностью
и
если
эта
небр ежно ст ь
не
слишком
велика,
например,
когда
либо
ребенок,
либо
необразо­
ванный
или
прос то
спешащий
человек
г ово рит : quand tu viend-
ras? или tu viendras quand? вместо правильного quand viendras-
tu?1, нужно быть лишенным всяких
умственных
способностей,
чт обы
не
понять
эту
«неправильную»
фразу.
След о вател ь но,
инно ­
вация
не
нарушает
механизма
языка.
Каждая
из
них
представля­
ет
собой
бол ее
или
ме нее
удачное
употребление
возможностей,
з ал ожен ных
в
существующем
языке.
Они
понимаются
и
воспри­
нимаются
на
фо не
установленных
норм
и,
следовательно,
при­
надлежат
к
области
частично
мотивированного.
Ко нфлик т
с
сис­
те мой
насту пает
в
тот
момент,
когда
в
инт ер прет ации
слушающего
мотивированная
таким
образом
речевая
форма
начинает
подме­
нять
обычное
логическое
выражение
определенной
идеи
или
определенной
функции.
В
этот
момент
и
н аруш ае тся
функциониро­
ва ние
сист емы
произвольных
сущностей
и
р авн ов есие
грамматиче­
с кой
сис темы .
Это
можно
показать,
обратившись
еще
раз
к
только
что
приведенному
примеру
Вартбурга.
До
тех
пор
по ка
сло во
1 Quand viendras-tu? (аулы,
лат .)
—
один
из
вариантов
библейского
выражения
«камо грядеши?» (куда идешь?).
4В.
А.
Звегинцев
81


bigey «викарий»
бы ло
чисто
шу точн ым
обозначением
петуха,
в
системе
языка
ничего
не
изменялось.
Слово
bigey воспринималось
на
базе
принятых
языковых
условностей.
Но
когда
оно
стало
вос ­
приниматься
как
более
новое
и
более
уд обн ое
слово
для
обозначе­
ния
п етуха ,
тогда
его
новое
зн ачен ие
са мо
ст ало
условностью.
Отношения,
кот оры е
до
сих
пор
связ ыв али
его
с
другим
пре дмет о м,
порвались,
и
оно
ст ало
точ но
так им
же
про из вол ьным
знаком,
что
и
слово
gat, которое оно заменило,
как
французское
coq или не­
мецкое
Hahn.
Именно
в
этот
момент
н аруш илос ь
равновесие
пси­
хических
ассо циаци й,
п осре дс твом
которых
разграничиваются
и
взаимно
определяются
произвольные
зна ки
языка.
Слово
gat,
которое,
вероятно,
не
сразу
исчезло
из
употребления,
должно
б ыло
отступить
перед
новым
конкурентом,
п рочно
занявшим
опре­
д еленн ую
территорию
в
э той
семантической
сфере.
Вся
ис тор ия
с лова рн ого
сос та ва
состоит
из
под обн ых
случаев.
Но вые
т е рмины,
сам ым
разнообразным
спо со бом
вводимые
в
язык,
вст у пают
в
конкуренцию
со
старыми
сло вами
и
иногда
зам еня ют
их.
Лекси­
ка
—
это
поле
битвы,
и
ее
вну тр ен няя
организация
подвергается
не пр ер ывным
переворотам.
По-видимому,
подобные
стремления
не
встречают
серьезного
сопротивления
и
не
н ата лки ваю тся
на
бо ль шие
трудности
грамматического
порядка.
Лексика
необык­
новенно
гибка
и
без
труда
приспосабливается
к
потребностям
момента.
Дело
обс тои т
иначе,
когда
какая-либо
син такс иче ска я
ф орма
за мен яетс я
д ру гой.
Это
более
серьезное
дело,
и
п роис ходит
оно
боле е
сложно.
В
действительности
система
си нта кс иса
в
от­
личие
от
с истемы
л ек сики
построена
на
определенных
ло гич еск их
принципах.
Каждая
часть
синт ак сиче ск ой
сист ем ы
зан им ает
в
ней
бо лее
значительное
место,
чем
изолированное
слово
в
сист еме
слов.
Следовательно,
синтаксис
больше,
чем
лексика,
чу вс тв ите­
лен
к
том у,
что
происходит
с
одн им
из
его
элементов.
До
сих
пор
мы
рассма три в ал и
лиш ь
и зм енения ,
происходящие
в
язы ке
в
результате
какой-либо
инновации
со
с торо ны
г овор я­
ще го.
То,
что
мы
сейчас
изложили,
вполне
применимо,
и
даж е
еще
в
больше й
степени,
к
изменениям,
пе р во причино й
к оторы х
явля­
е тся
своеобразная
интерпретация
слущающим
какого-либо
аб­
с олютн о
правильного
и
нормального
синтаксического
об орот а.
В
основе
мно гих
изменений
лежат
случаи
подобного
рода .
Мы
о казы в аемся
здесь
в
самом
центре
области
формальных
и
произвольных
структур
языка,
то
есть
имен но
там,
где
можно
ул о­
вить
характерные
признаки
его
развития.
Проследить
ход
какой-
либ о
грамматической
инно ва ции
и
характер
прео д ол ения
ею
сопротивления
языка
кажется
довольно
трудным.
Гораздо
лег че
выявить,
что
происходит,
когда
те
или
иные
средства
выражения,
вытесняемые
другими
в
ход е
развития,
постепенно
отступают
шаг
за
шагом.
В
этом
случае
мы
имеем
дело
с
обратной
с торон ой
диа­
хронического
процесса,
т.
е.
с
отрицательной
с торон ой
положи­
тельного
явления
—
с
возрастающим
р аспро ст р анени ем
по бе­
дившего
конкурента.
По
всей
видимости,
целесообразно
бу дет
82


изучить
это
явление,
чтобы
при
помощи
контраста
изв л ечь
данные,
к оторы е
нас
интересуют.
Обобщая,
можно
сказать,
что
любая
звуковая
единица
у ми­
рает,
ес ли
в
речи
ее
употребление
поддерживается
то лько
нав ы­
ком
и
автоматизмом.
В
это м
случае
мы
встречаем
ее
в
употреби­
те л ьных
фразеологизмах
или
в
лексических
единствах,
ко торы е
называют
locutions, или же в тех случаях,
когда
ее
употребление
продиктовано
тр ад ицией
наиболее
консервативных
форм
языка,
например
в
так
называемом
style soutenu («возвышенном стиле»).
Кром е
того,
это
языковое
явление
может
удержаться
в
речи ,
если
в
каких-то
из
его
употреблений
оно
получит
специальное
значе­
ние,
благодаря
ко тором у
оно
выживает,
продолжая
употребляться
в
новых,
но
более
узких
границах.
Мы
ничего
з десь
не
говорили
о
распространенных
случаях,
когда
от мира ющее
экспрессивное
средство,
благодаря
особым
обстоятельствам,
возр ожд ает ся
с
новым
значением.
Это
увело
бы
нас
в
сторону
от
т емы.
Система
языка
отнюдь
не
проста,
и
упорядочить
ее
со всем
не
легко.
Да же
в
тот
мо мент ,
когда
к акая- л ибо
инновация
удачным
образом
изменяет
одн у
из
ее
част ей,
стройность
друг ой
части
сис­
темы
опосредствованно
бывает
затронута
этой
инновацией.
Хо­
ро шо
известно,
какое
влияние
оказывают
изменения
в
фонетиче­
ской
сис т еме
языка
на
другие
час ти
системы,
а
им енно
—
на
си с­
темы
значащих
элементов,
строящ ихс я
из
фонем.
Фонетический
закон,
т.
е.
регулярное
преобразование
данной
фонемы
или
гр уп­
пы
фонем
в
определенных
условиях
и
в
определенный
момент
вре­
мени,
есть
не
что
иное ,
как
проявление
фонетической
части
осн овн ого
органического,
присущего
языковой
системе
принц ипа .
Под
воздействием
эт ого
закона
фонетическая
система
языка
изме­
няется
так
или
иначе,
но
ее
системность
в
ц елом
не
нарушается,
что
произошло
бы
при
произвольном
изменении
звуков
в
раз л ич­
ных
словах.
Но,
даж е
осуществляясь
в
ст р огом
соответствии
с
требованиями
фонетической
системы,
эти
изменения
вызывают
нару ш ения
равновесия
в
системе
значащих
элементов
языка.
Происходит
смешение
или
исчезновение
фоне м,
что
пагубно
ск а­
зывается
на
системе
знаков,
по
отношению
к
кот оры м
эти
изме­
нения
явл яют ся
чем-то
внешним
—
своеобразными
«несчастными
с луча ями» .
Так
фонетическая
реорганизация
языка
дезоргани­
зуе т
язы к
в
другом
пл ане,
где
все
усилия
направлены
на
макси­
мально
возможное
сохранение
организации
и
порядка.
Однако
мож ет
происходить
и
обратное
явление.
Может
случить­
ся,
что
инно ва ция
в
области
средств
выражения
(мы имеем в виду
существенные
изменения
в
словарном
составе)
выз о вет
нарушение
равновесия
и
дезорганизацию
в
системе
з вук ов.
Подобные
яв ле­
ния
дважды
наб л юд ались
в
ис тори и
французского
языка:
в
пе р­
вый
ра з,
к огда
романский
яз ык
VI—VIII
вв.
обогатился
много­
ч ис ленны ми
з аим ство вани ями
из
германских
язы к ов,
и
во
второй
раз ,
когда
во
французском
языке
стали
широко
употребляться
слова
кн ижно го
происхождения,
заимствованные
из
г реч еско го
и
4«
83


латыни.
Мы
уже
вскользь
касались
перв ог о
из
приведенных
с лу­
ч аев,
говоря
о
сдвигах,
вызванных
влиянием
языка
франков
на
фонетическую
систему
языка
древних
обитателей
Галлии.
Кратко
о ст анов имся
на
вт ором
случае .
Во
французском
языке
XII и
XVI вв.
произошла
цел ая
серия
фонетических
изменений:
исчез­
но ве ние
или
вокализация
согласных
в
конце
слова,
упрощение
аффрикат,
монофтонгизация
мно гих
дифтонгов
и
исчезновение
внутреннего
зияния.
Все
это
очевидное
проявление
тенденций
к
упрощению
слог а.
Историк
языка,
объясняющий
из мен ения ,
ко то рые
он
отме­
тил
и
определил,
долж ен
не
только
объяснить
внешние
и
внут­
ренние
причины
рассматриваемого
изменения
как
таковые
или
в
связи
с
той
частью
языка,
в
кот орой
они
происходят,
но
и
об я­
зан
учитывать
вли яние
этого
изменения
на
другие
части
сист емы.
В
некоторых
случаях
ответ
будет
прос т.
Достаточно
ясно,
что
влияние
значительных
изменений
в
словаре,
обусловленных
теми
или
иными
прич ина ми
исто р ическ о го
или
ку льту рно го
порядка,
могут
разруш и ть
фонетические
навыки.
Бы ло
бы
интересно
опре­
дели ть
си лу
сопротивления,
чтобы
получить
механическую
ре­
зультирующую
эт их
противоречий.
В
других
слу ч аях
решить
проблему
труднее.
Таков,
в
частности,
загадочный
вопрос
об
и зм енени ях
в
системе
экспрессивных
средств
языка.
Без
труда
можно
строить
те
или
и ные,
более
или
менее
приемлемые
гипотезы.
Например,
можно
сказ ат ь,
что
фонетические
изменения
затраги­
вают
только
ли шь
малозначительные
элементы
сис т емы;
ес ли
же
они
якобы
за тр агив ают
основные
грамматические
категории
(системы времен или падежей), то значит,
что
эти
категории
на­
ходились
в
состоянии
расп ад а
и
поэтому
не
оказали
существен­
н ого
сопротивления.
Но
это
н ед оста точн о.
Необходимо,
чтобы
эти
положения
увязывались
с
фак т ами.
Когда-нибудь
наука
ответит
на м,
достаточно
ли
могущественны
факторы,
влияющие
на
фон е­
тические
элементы
языка,
чтобы
поколебать
его
логическую
э кс­
пр ессивну ю
систему.
Зд есь
же
уместно
лишь
привести
высказы­
вание
Д оза
о
том,
что
«от изменения звуков зависит история лю­
бого
языка».
Заканчивая,
подчеркнем,
что
мы
никоим
образом
не
считаем,
что
ответили
на
основные
вопросы,
стоящие
перед
лингвистикой.
Мы
хотели
лишь
дать
достаточно
ясное
пр едст ав лен ие
о
том ,
как
мы
о пред ел яем
объект
нашей
на уки
и
что
мы
понимаем
под
прог­
раммой
его
изучения.
Мы
постарались
(и смеем надеяться,
что
в
ка кой -то
степени
нам
это
удалось)
изложить
знач е ние
трех
сос­
тавляющих
дисциплин,
как
каждой
в
отдельности,
так
и
в
их
совокупности.
Мы
ст рем ились
сд ела ть
это
в
соответствии
с
теорией
наш его
учителя
Фердинанда
де
Соссюра
даж е
в
той
ча сти
наш его
изложения,
где
мы
сочли
необходимым
внести
изменения
в
фор ­
мулировки,
данны е
в
«Курсе».
Нам
кажется,
что
подобная
кр и­
тика
не
только
не
умаляет
значения
теории
Ф.
де
Сосс ю ра,
но
и
помогает
лучше
понять
дух
соссюровских
идей.


С.
КАРЦ ЕВСКИ Й
ОБ
АСИММЕТРИЧНОМ
ДУАЛИЗМЕ
ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО
ЗНАКА1
Знак
и
значение
не
покрывают
д руг
друга
полн ост ь ю.
Их
г ра ницы
не
совпадают
во
всех
то чк ах:
о дин
и
тот
же
зн ак
имеет
несколько
функ ци й,
о дно
и
то
же
значение
выражается
неско л ь­
кими
зна ками.
Вс який
зн ак
является
потенциально
«омонимом»
и
«синонимом»
одновременно,
т.
е.
он
образован
скрещением
этих
дву х
рядов
мыслительных
явлений.
Будучи
семиологическим
механизмом,
язык
движется
между
двумя
полюсами,
которые
можно
о пред ел ить
как
обще е
и
отд ел ь­
ное
(индивидуальное), абстрактное и конкретное.
С
одной
сто рон ы,
яз ык
должен
служить
средством
общения
между
всеми
чл ена ми
л ингви стич еск ой
общн ост и,
а
с
другой
сторо ны ,
он
должен
также
служить
для
каждого
члена
этой
общности
сре дств ом
выражения
самого
себя,
и
какими
бы
«социа ­
лизированными»
ни
бы ли
формы
нашей
психической
жизни,
инд и­
видуальное
не
может
бы ть
сведено
к
социальному.
Семиологиче-
ск ие
значимости
языка
будут
непременно
иметь
виртуальный
и,
след о вател ь но,
об щий
характер,
для
того
чтобы
язык
оставался
независимым
от
настроений
инд ивид а
и
от
самих
индивидов.
Такого
рода
знаки
должны,
однако,
при мен ятьс я
к
всегда
но­
вой,
конкретной
ситуации.
Если
бы
знаки
бы ли
не по дв ижны
и
каж дый
из
них
выполнял
только
одну
функ цию ,
язык
стал
бы
п рос тым
собранием
этикеток.
Но
так
же
нев оз мо жно
пр едстав ит ь
се бе
язык,
знаки
которого
был и
бы
подвижны
до
тако й
степени,
что
они
ничего
бы
не
зн ачи ли
за
пределами
конкретных
ситуаций.
Из
этого
след у ет,
что
пр и­
рода
лингвистического
зн ака
должна
быть
неизменной
и
под виж­
ной
одновременно.
Призванный
приспособиться
к
конкретной
ситуации,
знак
может
измениться
только
частично;
и
нужно,
чтобы
благодаря
неп од вижно с ти
другой
своей
части
знак
оставался
тождественным
самому
се бе.
Независимо
от
того,
направляется
ли
наш е
внимание
в
д анной
конкретной
си ту ации
на
новое,
н еиз вестно е,
или
на
с тарое,
од-
г8 . Karcevskij, Du dualisme asymetrique du signe linguistique,
«Travaux du Cercle linguistique de Prague», I, 1929.
85


повременное
присутствие
эт их
д вух
элементов
неизбежно
для
всякого
акта
понимания
(или познания) .
Но вое
включается
в
с та­
рые
рамки,
оно
осм ысля ет ся
как
новый
род
старого
вида.
Но
это
всегда
род ,
а
не
индивид.
По зн ать
или
понять
явл ен ие
—
это
значит
включить
его
в
совокупность
наших
знаний,
установить
координаты,
на
скрещении
которых
его
можно
будет
найти.
И
все
же
дей ств ител ь но
но выми
являются
не
сами
координаты,
а
их
взаимоотношение,
их
скр ещ ение.
Са мо
собой
разумеется,
что
акт
познания
не
может
затронуть
«индивидуальное»
в
соб с твен ном
смысле
слова.
Реальное
бесконечно,
и
в
каждой
данной
ситуации
мы
удерживаем
только
некоторые
элементы,
отбрасывая
ос тал ь­
ное
как
не
имеющее
значения
с
точки
зрения
наших
инт ересо в.
Мы
прих од им
тем
сам ым
к
поня тию ,
схематическому
продукту
интеграции,
призванному
с
самого
своего
зарождения
служить
общим
типом.
Лингвистический
з нак
по
своей
внутренней
структуре
с оот­
ветствует
скрещению
координат
различных
степеней
обо бщения
в
зависимости
от
семиологического
п лан а1, которому он принад ­
лежит.
Истинно
нов ым,
например,
в
слове,
ко то рое
тол ько
что
с озда л ось,
является
скр ещ ение
координат,
а
не
координаты
как
таковые.
Иначе
и
не
могло
бы
быть,
так
как
всякое
слово
с
мо мен­
та
своего
появления
обозначает
род,
а
не
и ндив ид.
Есл и
мы
я вля­
емся
свид етел ям и
перемещения
границ
между
семой
и
морфемой
внутри
слова,
что
часто
имее т
мест о
в
этимологизировании
де тей,
н ап ри мер , mamagei, papont и т.
д.,
то
это
явл ен ие
возможно
тол ь­
ко
благодаря
существованию
в
языке
таких
сло в,
как
papagei и
mammouth, которые и оказываются затронутыми смещением коор­
динат.
В
момент
ее
«изобретения»
координата
является
непремен­
но
общей,
а
не
индивидуальной,
созданной
ad hoc для единичного
яв лени я.
Можн о
бы ло
бы
утверждать,
что
невозможно
создание
только
од ного
слова
и
что
можно
создать
по
крайней
мере
л ишь
два
слова
одновременно.
Обще е
и
индивидуальное
даны
во
всяк ой
се м иологи ческ ой
системе
не
как
сущности,
а
как
взаимоотношения
д вух
коорди­
нат
или
д вух
рядов
семиологических
значимостей,
из
к оторых
о дна
служит
для
дифференциации
друг ой .
Од нако
не
следовало
бы
слишком
на ста ив ать
на
дифференциальном
характере
лингвис­
тического
знака.
В
введении
к
на шей
«Системе русского глагола»
мы
го вор или
с ле дующе е: «Стало обычным утверждение,
что
линг­
вистические
значимости
существуют
тольк о
в
сил у
своего
проти­
во пол о жения
друг
другу.
В
тако й
фо рме
эта
идея
приводит
к
абсурду:
дерево
является
деревом,
потому
что
оно
не
яв ляет ся
ни
домом,
ни
лошадью,
ни
рекой...
Чистое
и
прос тое
про тив опо ло­
жен ие
ведет
к
хаосу
и
не
може т
сл ужить
основанием
для
системы.
Ист ин ная
д иффер енциация
предполагает
одновременные
сходства
1 О семиологических планах языка см .
введение
к
нашей
«Systeme du verbe
russe», Prague, 1927.
86


и
разли чи я.
М ысл имые
я вле ния
образуют
ряды,
основанные
на
общем
элементе,
и
противополагаются
только
внутри
эт их
рядов...
Таким
образом,
оправдывается
и
становится
возможной
омофо­
ния,
когда
две
значимости,
принадлежащие
двум
различным
ря­
дам. ..
оказываются
обладающими
од ним
звуковым
знаком».
Бессмысленно
спрашивать,
например,
какова
в
русском
язы ке
значимость
-а как
морфемы.
Прежде
всего
нужно
установить
ряды
общих
значимостей,
внутри
которых
это
-а
проявляется.
Напри­
ме р,
ст ол,
стола,
столу
...,
паруса,
пару сов
...,
жена,
же ны
...
и
т.
д.
Только
тогда,
учитывая
ряд,
мы
можем
по нять ,
какова
дифференциальная
значимость
э той
морфемы.
Если
один
и
тот
же
звуковой
з нак,
как
мы
видели,
в
разных
ряд ах
может
служить
для
передачи
различных
значимостей,
то
и
обратное
оказ ы ва ется
возможным:
од на
и
та
же
зн ачи мо сть
внутри
различных
рядов
может
бы ть
представлена
разными
зна­
ками;
ср.
имя
существительное
множественного
числа
—
столы,
паруса,
крестьяне
и
т.
д.
Омофония
—
явление
общ ее,
омонимия
же
явля е тся
ее
частным
случаем
и
проявляется
в
понятийных
аспектах
языка;
про ти воп оло жное
ей
явление
(гетерофония)
про­
является
в
п оня ти йных
ас пе ктах
как
сино ним ия .
Однако
это
не
что
ино е,
как
две
сто рон ы
одн ого
и
того
же
общего
принципа,
кото р ый
можно
был о
бы
сформулировать,
хотя
и
не
оче нь
точно,
следующим
об ра зом:
в сякий
лингвистический
зн ак
является
в
потенции
омонимом
и
синонимом
одновременно.
Иначе
г ов оря,
он
одновременно
принадлежит
к
ряду
переносных,
транспонирован­
ных
значимостей
одного
и
того
же
знака
и
к
ряду
сх одн ых
зна­
чим ост ей,
выр аженны х
разными
знаками.
Это
логическое
след­
ствие,
вытекающее
из
дифференциального
характера
знака,
а
всякий
лингвистический
знак
не пре ме нно
д олжен
бы ть
дифферен­
циа ль ным,
ин аче
он
ничем
не
будет
отл и чать ся
от
прос то го
сигнала.
Омонимия
и
синонимия1
в
том
смысле,
в
каком
мы
их
здесь
понимаем,
служат
двумя
со отно с ите ль ными
координатами,
самы­
ми
существенными,
пос кол ьку
они
являются
са мыми
подвижными
и
гибкими;
они
более
всего
способны
затронуть
конкретную
дей­
ствительность.
Омо н имич еский
ряд
является
по
своей
прир о де
скорее
п си­
хологическим
и
покоится
на
ассоциациях.
Синонимический
ряд
имеет
скорей
логический
характер,
так
как
его
член ы
мыслятся
как
разновидности
одного
и
то го
же
класса
явлений.
Однако
число
членов
этого
ряда
не
определено,
ряд
остается
всегда
отк ­
рытым:
даже
ес ли
он
существует
в
потенции,
возможность
вве­
дения
данного
значения
в
состав
класса
обязательно
сохраняется.
1 Мы сохраняем здесь термин « о мо ни мы»
для
переносных,
транспониро­
ванных
знаков;
в
тех
случаях,
ког да
эта
транспонированная
значимость
не
ощу ща ется,
был о
бы
правильнее
говорить
об
омофонии,
например,
ключ
и
кл юч
(источник)
являются
омофонами.
Однако
оба
эти
термина
применяются
только
в
строго
ограниченных
случаях.
87


Именно
эта
идея
класса
в
к онт акте
с
конкретной
ситуацией
ста­
новит с я
центром
излучения
сходных
значимостей.
Омонимический
ряд
также
о стает ся
открытым,
в
том
смыс ле,
что
не воз мо жно
предвидеть,
куда
будет
вовлечен
данный
зн ак
и грой
ассо циаци й.
Одна ко
в
каждый
данный
момент
мы
имеем
только
два
звена,
относящихся
друг
к
другу
как
знак
транспони­
рованный,
зн ак
в
переносном
с м ысле,
к
знаку
«адекватному»
и
сохраняющихся
в
контакте
в
силу
при нципа
tertium comparatio-
nis1.
Центром
излучения
омонимов
является
совокупность
пред­
ст авл ени й,
ассоциируемых
со
значимостью
зн ака;
их
элементы
изменяются
в
зависимости
от
конкретной
ситуации,
и
только
кон­
кретная
ситуация
может
да ть
tertium comparationis.
В
«полном»
знаке
(таком,
как
сло во,
которое
сравнивается
с
морфемой)
имеется
два
противоположных
центра
семиологических
функ ц ий;
о дин
группирует
вокруг
с ебя
фор маль ны е
значимости,
другой
—
семантические.
Формальные
значимости
слова
(род,
число,
па деж,
вид,
вре мя
и
т.
д.)
представляют
элементы
значений,
известные
в сем
говорящим;
эти
элементы
не
подвергаются,
так
сказать,
опасности
субъективного
истолкования
со
с торон ы
го во­
рящи х;
счи тается,
что
они
ост ают ся
тождественными
сам им
себ е
в
любой
ситуации.
Семан ти ческ ая
часть
слова,
напротив,
пред­
ставляет
некий
род
ос татк а,
противящегося
всякой
попытке
разде­
лить
его
на
элементы
такие
же
«объективные», каковыми являются
фо рм ал ьные
значимости.
Точная
семантическая
значимость
слова
может
бы ть
достаточно
установлена
лишь
в
зависимости
от
кон­
кретной
ситуации.
Только
значимость
на у чных
терминов
зафик­
си рова на
раз
и
навсегд а
благодаря
том у,
что
они
включаются
в
систему
ид ей.
Между
тем
еще
оче нь
далеко
до
того,
чт обы
гов орит ь
о
системе
в
отношении
совокупности
наших
идей,
соответствую­
щих
то му,
что
мо жно
было
бы
обозначить
«идеологией обыденной
жизни».
Поэтому
всякий
ра з,
когда
мы
приме ня ем
сл ово
как
семанти­
ческую
з нач имо сть
к
реальной
д ейст вит ель но сти,
мы
покрываем
боле е
или
мен ее
нов ую
совокупность
представлений.
Иначе
говоря,
мы
постоянно
транспонируем,
употребляем
переносно
семанти­
ческую
ценность
знака.
Но
мы
начинаем
зам ечать
это
только
тогда,
когда
разрыв
между
«адекватной» (обычной)
и
случайной
ценностью
зн ака
достаточно
велик,
чтобы
произвести
на
нас
впечатление.
Тождество
знака
тем
не
мене е
сохраняется:
в
первом
случае
зн ак
продолжает
су ществ о вать ,
потому
что
наша
мысль,
склонная
к
и нт егр ации,
отказывается
учитывать
изменения,
п роис шедши е
в
совокупности
представлений;
во
втором
случае
знак,
видимо,
п ро­
должает
существовать,
потому
что,
вводя
tertium comparationis,
мы
тем
с амым
мотивировали
новую
ценность
старого
знака.
Как ой
бы
ко нкр е тной
ни
была
эта
транспозиция,
она
не
за­
трагивает
индивидуальное.
С
момента
своего
появления
новое
обра­
1 Tertium comparationis (лат.)
—
третий
из
ср авни ваемы х.
88


зование
представляется
как
знак,
т.
е.
оно
способно
обозначать
аналогичные
ситуации,
оно
является
уже
родовым
и
ок азы ва ется
включенным
в
синонимический
ряд.
Предположим,
что
в
разговоре
кто-то
был
назван
рыбой.
Тем
самым
был
создан
омоним
для
слова
«рыба» (случай переноса,
транспозиции), но в то же время при­
бав ил ся
но вый
член
к
синонимическому
ряд у: «флегматик,
вялый,
бесчувственный,
холодный»
и
т.
д.
Другой
це нтр
семиологических
значимостей
слова,
а
им енно
группировка
формальных
значимостей,
мо жет
быт ь
также
тран­
спонирован,
испо ль з ован
в
п ере но сном
смысле.
Вот
пример
транс­
поз иц ии
грамматической
фу нк ции.
Повелительное
наклонение
выражает
волевой
акт
говорящего,
перед
к отор ым
стушевывается
роль
собеседника
как
действующего
лица
(Замолчи}).
Однако
эта
форма
появляется
в
другой
фу нк ции: «Только посеяли,
а
мороз
и
уд арь » (tertium comparationis: действие неожиданное,
следова­
т ель но , «произвольное», независимое от действующего лица), или:
«Смолчи он,
все
бы
об о шл ос ь» (tertium comparationis: действие,
навязанное
действующему
л и цу ); наконец,
мы
находим
омофоны:
«Того и гляди»
и
«То и знай»
и
т.
д.
Повелительная
форма
обладает,
естественно,
и
синонимами,
напр имер : «Замолчать!
Молчание!
Тсс\ ..»
и
т.
д.1
В
своих
основных
чер тах
гр а мматич ес кая
транспо­
зиция
по до бна
семантической
транспозиции.
Обе
они
осуществ­
ляются
в
зависимости
от
конкретной
дейст в ит ельн ост и.
Мы
не
мо­
жем
останавливаться
здесь
на
том,
что
их
р аз ли чает.
Заметим
все
же
осн овн ую
раз ни цу
между
ним и.
Формальные
зн ачим о сти,
естественно,
более
общи,
чем
сем ант ич еск ие
значимости,
и
они
должны
служить
типа м и,
из
ко то рых
каждый
включает
почти
неограниченное
число
сем ант ическ их
значений.
Поэтому
гра мма­
тические
значимости
более
устойчивые,
а
их
транспозиция
мене е
часта
и
более
«регулярна» .
Сдвиг,
смещение
грамматического
зн ака
либ о
по
омонимической,
либ о
по
синонимической
линии
можно
е сли
не
предвидеть,
то
по
крайней
мере
заф и кси ров ать.
Но
невозможно
предвидеть,
куд а
повлекут
знак
семантические
сдви­
ги,
смещения.
Од нако
в
области
грамматики
подразделения
про­
исходят
всегда
попарно,
и
две
соотносительные
значимости
про­
тивополагаются
как
ко нт раст ные.
Впрочем,
мы
знаем,
что
в
за­
висимости
от
некоторых
конкретных
сит у аций
такие
различные
значимости,
как
совершенный
и
несовершенный
вид,
могут
поте­
рять
с вое
противоположение.
Следовало
бы,
таки м
образом,
ч то­
бы
в
«синтаксисе»
не
только
и зучали сь
омонимические
и
с ино ними­
ческ ие
сдвиги
каждой
формы
(что,
впрочем,
является
единственным
средством
для
поним а ния
значения
фу нк ции
каждой
формы),
но
и
был и
сделаны
попытки
определить,
в
како й
конкретной
си­
туации
и
в
зависимости
от
каких
по нят ий
значимость
знака
пр и­
ходит
к
сво ей
противоположности.
1 Напомним синонимы вышеприведенных фраз:
Только
пос ея ли,
вдруг
ударил
м ороз
и
Если
бы
с молчал
он,
все
бы
об ошл ось.
89


Для
иллюстрации
асимметричного
характера
знака
можно
б ыло
бы
прибегнуть
к
следующей
схеме.
♦-О монимия :
Смолчи
ОН ,.ц т.
д.
/ Знак
------
/адекватный^- -- -------------------------------
М олчи!
Умолч ат ь!
ит.
а
синонимия-^
Обозначающее
(звучание)
и
обозначаемое
(функция)
постоянно
скользят
по
«наклонной плоскости реальности» .
Каждое
«выхо­
дит»
из
рамок,
назначенных
для
него
его
партнером:
обозначаю­
щее
стремится
обладать
иными
функциями,
нежели
его
собствен­
ная ;
обозначаемое
стремится
к
т ому,
чтобы
выразить
себя
иными
сред ств ами ,
нежели
его
собственный
знак.
Они
асимметричны;
будучи
па рн ыми
(accouples), они оказываются в состоянии неус­
тойчивого
равновесия.
Именно
благодаря
этому
асимметричному
дуализму
с трукт уры
знаков
лингвистическая
система
может
эв о­
л юц ион ир ов ать : «адекватная»
поз иц ия
зн ака
постоянно
переме­
щается
вследствие
приспособления
к
требованиям
конкретной
ситуации.


ГЛОССЕМАТИКА
(ДАТСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ)
Л
ингвистические
шк олы
и
направления
при
формировании
своих
теорети­
ческих
принципов
и
специальных
методов
обычно
о пир ал ись,
во- пе рвых ,
на
выводы
методологических
наук
и,
во- вто ры х,
на
науч ны е
по дх оды
(об­
щие
ра бочи е
при нци пы ), применяемые также и другими науками.
Эти
методо­
ло гич еские
основы
и
общие
ра бочие
принципы
лингви стич еские
напр ав ле ния
стремились
с оглас ов ать
со
сп еци фик ой
языкового
ма тер иал а.
Для
при ме ра
можно
сослаться
на
ка нтианс ки е
основы
учения
В.
Гум­
больдта,
би оло ги чески й
эволю ци они зм
концепции
А.
Шлейхера,
использова­
ние
соц иол огии
Дюркгейма
в
с исте ме
Ф.
де
Соссюра
и
т.
д.
Точ но
так
же
языкознание
разделяло
с
рядом
других
наук
общий
ра б очий
принцип
срав­
нительного
и
и сто рическо го
изучения
соответствующих
явле ний
(естественно,
допускающих
его
применение).
С
начала
XX в.
в
р яде
н аук
(психологии,
фи­
лософии,
литературоведении,
естествознании
и
др .)
на чал
вы р абаты ват ься
новый
подход
к
изучению
яв ле ний,
основывающийся
на
понимании
их
как
элементов
сло ж ной
структуры.
При
это м
термин
«структура»
употреблялся
«...
для
обо зн ачени я
ц елог о,
состоящего,
в
про тиво по ло жнос ть
простому
сочетанию
эле ме нт ов,
из
взаимообусловленных
яв лен ий,
из
которых
каждо е
зависит
от
других
и
может
быть
таковым
только
в
св язи
с
ним»(Лалланд).
По нятие
структуры
был о
п ерен есен о
и
на
язык.
Общетеоретическое
обоснование
необходимости
структурального
по дход а
к
изучению
языка
с
большой
ясн ость ю
бы ло
сформулировано
Виго
Бр ёнд а-
лем
в
статье
«Структуральная лингвистика», помещенной в 1939 г.
в
первом
номере
журнала
«Acta Linguistica» (Копенгаген), который был создан в каче­
стве
международного
органа
нов ого
лингвистического
направления.
Однако
в
дей ст вит ель ност и
структуральные
метод ы
изучения
я зыка
стали
использо­
в аться
отдельными
языковедами
з нач ител ьно
раньше
опубликования
этого
манифеста
струк турал и з ма.
Вместе
с
тем
лингвистич еский
структурализм
нико г да
не
п ре дстав лял
собой
одно родн ого
явления.
Так
же
как
на
основе
сравнительно-исторического
под хода
к
изучению
языка
оформил ис ь
т акие
далеко
не
равнозначные
л ингви ст ич еские
направления,
как
натурализм,
мла-
дог раммат изм ,
неолингвистика
и
др .,
так
и
с трукт урал ьны й
при нц ип
вопло­
щается
в
различных
системах
исследовательских
приемов,
со е диня ясь
одно­
временно
с
раз лич ны ми
философскими
(методологическими)
концепциями.
Обычно
выделяют
следующие
структуральные
в
своей
ос нове
направления
в
л ингвис ти ке:
глоссе
матик
у,
функциональную
лингв
и-
91


ст ику
(Пражский лингвистический кружок,
или
пражский
структурализм)
и
де скриптивную
лингвистику
(американский структура­
ли зм).
Х отя
все
эти
л ингв истич ес кие
направления
исходят
из
структурного
по ним ания
языка,
их
ни
в
коем
случае
не
следует
р ас см атр ивать
как
равно­
значные
и
давать
им
всем
ед иную
о цен ку.
Глоссематика
(первоначально она именовалась фонематикой)
является
п роизво дны м
от
л ингвистич еско й
концепции
Ф.
де
Соссюра,
хот я
и
представ­
ляе т
со бой
чрезвычайно
одностороннюю
интерпретацию
его
ид ей.
Наи ме н ова­
ние
«глоссематика» (от греческого уХаооа — «я з ык») возникло с целью про ­
тив опо с тавл ения
нового
направления
традиционному
языкознанию,
которое
в
понимании
г лос семати к ов
страдает
чрезмерным
субъективизмом
и
поэтому
является
ненаучным.
Нес мот ря
на
то,
что
глоссематика
получила
в
зарубеж­
ном
языкознании
довольно
широкую
известность,
это
очень
тесное
объедине­
ние
лингвистов,
вк лю чаю щее
фактически
только
двух
видных
я зык оведо в
—
X. Ульдалля и Л.
Ельмслева
(В.
Брёндаль
име ет
к
н ему
косвенное
отношение).
Так
как
место м
деятельности
глоссематиков
в
основном
является
Копенга­
ге н,
то
глос се мати ка
имену ется
иногда
также
датским
или
копенгагенским
структурализмом.
Среди
работ
X.
Ульдалля,
относящихся
к
описанию
принципов
глоссема-
тики
как
«алгебры языка», следует назвать «Осн овы
глоссематики».
Кн ига
на пис ана
и
известна
в
рукописи
сравнительно
давно,
но
опубликована
только
в
1957 г.
Действительным
создат елем
глоссематики
был
Луи
Ельмслев,
автор
значительного
к оли чест ва
работ.
Первой
его
большой
работой,
в
которой
уже
намечались
теоретические
основы
нового
направления,
бы ли
«Принципы
всеобщей
г раммат ик и» (1928).
За
ней
последовали
«Категория падежа»
(в журнале «Acta Jutlandica» за 1935 г . —
Iт.
и
за
1937 г .—
II т.)
и
отдельные
ст ать и,
из
которых
н аиб оль ший
интерес
в
теоретическом
отношении
представ­
ля ют: «Понятие управления», «Язык и речь», «Метод структурного анализа в
лингвистике».
Все
три
указанные
статьи
представлены
в
настоящей
книге .
Итоговой
ра ботой
Л.
Ельмс ле ва
являют ся
«Основы лингвистической теории»
(1943; русский перевод « Пр о л е го м ены
к
теории
яз ыка»
в
сб.
«Новое в лингви­
стике», вып.
I, Изд.
иностр,
л ит., 1960; там же перевод 1- й
ча сти
работы
X.
Ульдалля
«Основы глоссематики»).
Л.
Ель мсл ев
стремится
к
построению
универсальной
лингвистической
те о­
рии ,
и
эта
универсальность
д ос ти гается
у
н его
посредством
полной
дематериа­
лизации
яз ыка
и
л ише ния
его
всяких
элемен тов
развития.
Гл оссемати к а
пр ед­
ст авля ет
язык
как
имеющую
только
синхроническую
плоскость
абстрактную
систему
чистых
отношений,
игнорирующую
как
специфику
структуры
каждо­
го
я зыка
в
отдельности,
так
и
конкретные
формы
их
су щес твов ания.
В
соот­
ветствии
с
теорией
Л.
Ельмслева
и сслед ова тел ь
должен
изучать
не
взаимоот­
ношения
реальных
языковых
элементов,
а
л ишь
структуру
наличествующих
в
языке
отношений.
Таким
об разо м,
отдельные
элементы
языка
ок азываю т ся
не
чем
иным,
как
пу чкам и
фу нкций,
а
весь
яз ык
—
сет ью
функций
(сам
Л.
Ельмслев
да ет
следующее
определение
я зы к а: «Язык — это иерархия,
каж­
дая
част ь
к отор ой
допускает
да ль не йшее
чл енени е
на
к ласс ы,
определяемые
посредством
взаимных
от ноше ний ,
так
что
каждый
из
этих
к ласс ов
поддается
членен ию
на
производные,
определяемые
посредством
вза имн ой
мутации»»
Всякая
стру кт ура,
которая
удовлетворяет
эт ому
определению,
ес ть
яз ык.
Язык,
каким
мы
его
понимаем
из
нашей
практики,
е сть
лишь
ч ас тный
случ аи
такого
рода
структуры).
Сле д ов ате ль н о , «лингвистика отношений»
есть
нечто
пе рвич ное ,
по
отн о­
шению
к
чему
ре ал ьные
языки
с
их
звуковой
материей
и
значениями
су ть
вторичные
явления,
интересные
для
языковеда
в
той
мере,
в
какой
они
от ра­
жают
стоя щ ую
за
ними
универсальную
структуру
абстрактных
категорий.
В
эт ой
трактовке
приходится
говорить
даже
не
о
си нхрон ическ ом
изу ч ении
языка
(т.
е.
его
системы
в
данном
сост оя н ии ), а о таком изучении,
которое
не
знает
ник аких
временных
и
пр ос тран ствен н ых
ограничений
(панхрония,
или
ахрония).
Стре мя сь
к
выведению
панх р они чес ких
категорий
и
абстрагируясь
от
реальных
и
кон кр етн ых
систем
язы ко в,
глоссематика
фактически
подни­
мает ся
над
языком
и
вы ходи т
за
пр ед елы
тех
проблем,
которые
со ставля ют
на­
92


уку
о
я зыке.
П ослед нег о
обстоятельства
не
скрывает
и
Л.
Ельмслев,
но
ос о­
бенно
отчетливо
оно
предстает
в
наз ва нной
в ыше
работе
X.
Ульдалля,
где
г лоссемати ка
излагается
как
определенное
мировоззрение
или
философская
система,
сближающаяся
с
позициями
логического
позитивизма.
Что
кас а ется
«надъязыкового»
характера
теории
Л.
Е льмс лева ,
то
он
проявляется,
в
част­
ности,
в
том ,
что
ее
вплоть
до
последнего
времени
не
удалось
применить
к
и зучен ию
какого-либо
кон кр етн ого
языка.
Особо
сле ду ет
оговорить
своеобразное
понимание
Л.
Ельмслевом
в
его
рабо т ах
общеупотребительных
н ауч ных
терминов.
Так ,
например,
он
гово ри т
о
т ом,
что
свой
метод
строит
в
соо тве тс твии
с
принципом
максимальной
прос­
тоты
и
как
эмпирический.
Однако
в
действительности
дело
о бст оит
соверш енн о
наоборот.
В
свое
изл ожение
Л.
Ельмслев
ввод ит
б оль шое
количество
новых
понятий
и
терм ин ов,
а
сам
мето д
получает
у
него
форму
чрезвычайно
сложного
л оги че ского
построения.
Точн о
так
же
теория
глоссематики
является
о тнюдь
не
эмпирической,
а
чисто
ум озр ит ельн ой
и
априорной,
где
выводы
ид ут
впере­
ди
предпосылок,
а
са ми
доводы
подбираются
в
зависимости
от
их
пригодности
для
те ории .
А.
Мартине
соверш ен но
с прав едл иво
говорит,
что
теория
Л.
Ельм­
слева
представляет
соб ой
башню
из
слоновой
кости
и
критиковать
эту
теорию
ввиду
ее
полной
оторванности
от
язы ков ой
реальности
мо жно
только
посред­
ством
п остр оени я
другой
башни
из
сло нов ой
кости.
ЛИТЕРАТУРА
В.
А.
Звегинцев,
Нео по зи тивизм
и
новейшие
лингвистические
на­
пр ав ле ния, «Вопросы философии», 1961, No 12.
В.
А.
3вегинцев,
Глоссематика
и
лингвистика.
Сб.
«Новое в линг­
в ис ти ке», вып.
I, Изд.
иностр,
лит.,
М. , 1960.
А.
С.
Ч
и
к
о
б
а
в
а,
Пр об лема
языка
как
предмета
языкознания,
Учпед­
г из,
М ., 1959.
См.
также
матер иа лы
к
дискуссии
о
структурализме
на
страницах
ж.
«Во ­
просы
языкознания»
за
1957—1959 гг .,
статьи
М.
И.
Стеблина-Каменского,
А.
А.
Реформатского, 3.
Штибера,
М.
Коэна
и
др.


в.
БРЁНДАЛЬ
СТРУКТУРАЛЬНАЯ
ЛИНГВИСТИКА1
Сравнительная
грамматика—детище
XIX в.
Ее
сильные
и
слабые
с торон ы
н осят
отпечаток
этого
века.
Вдохновляемая
интересом
романтизма
к
да л екой
древности,
к
идее
непрерывности
ря да
поколений,
она
прежде
всего
истории-
н
а.
Она
и зу чает
преимущественно
происхождение
и
жизнь
с лов
и
языков,
и
ее
вни ма ние
сосредоточено
г ла вным
образом
на
этимо­
логии
и
генеал о гии.
Благодаря
ее
авторитету
постепенно
теряет
свое
зн ачен ие
общая
и
рациональная
грамматика
и
даж е
грамматика
нормативная
и
практическая
начи нает
черпать
вдохновение
у
ис то­
рии .
Некоторые
теоретики
(как Герман Пауль)
п рихо дят
в
конце
ко нцов
к
утверждению,
что
всякая
нау ка
о
языке
должна
но сить
исторический
характер.
Вдохновляемая
интересом
к
мельчайшим
фак там,
к
точному
и
с круп уле зном у
наблюдению,
который
характерен
и
для
литера­
турных
теч ени й
эпо хи
—
натурализма
и
реализма,
сравнительно-
историческая
грамматика
стано в ится
чи сто
позитивист­
ск ой.
Она
интересуется
почти
исключительно
явлениями,
до­
ступными
непосредственному
наблюдению,
и,
в
частности,
зв у ками
ре чи.
Более
детальным
изучением
их
за ни мается
фонетика
—
дис­
циплина
пр ежде
всего
ф изи ческ ая
и
ф изи ол ог и ческая,
а
за тем
психофизиологическая
и
частично
даже
психологическая.
Всюду
исходят
из
конкретного
и
чаще
всего
этим
и
ограничиваются.
Да­
же
в
сем ант ик е,
науке
скорее
исторической
и
психологической,
чем
логической,
конкретный
и
ощутимый
с мысл
постоянно
р ассмат ­
ривается
не
то лько
как
первоначальный,
но
и
как
основной
в
на­
стоящий
момент.
Речевая
деяте льность
в
целом
понимается
как
сумма
речевых
актов,
т.
е.
исключительно
как
явление
физиоло­
гическое
и
психологическое.
Вдохновляемая
далее
естественными
науками
этого
в ека
и
со­
перничая
с
ними
в
ме тод иче ской
точности,
сравнительная
грам­
мати ка
ст ан ов ится
наукой
з акон оп олаг ающ ей
(lega­
le).
Свои
достижения
(большей частью исторические и фонетиче­
ск ие
одновременно)
она
формулирует
в
форме
законов,
т.
е.
в
форме
пос т оян ных
связей
межд у
установленными
фактами.
Число
этих
законов
постоянно
увеличивается;
они
усложняются
добав­
1 Acta linguistics (Copenhague), vol. I, fasc. 1, 1939.
94


лением
все
более
и
более
специфических
у сло вий
(места,
времени,
сочетания
элементов).
Этим
законам
приписывается
абсолютный
хара кте р:
с
одной
стороны,
полагают,
что
они
не
имеют
исключе­
ний
(они якобы не зависят от значения слов), а с другой
—
в
них
видят
истинные
законы
лингвистической
природы,
непосредствен­
ное
отображение
д ейст вит ель но сти,
яв ления ,
которые
существуют
и
функционируют,
не
исч езая
с
течением
времени.
В
этом
ст ре мле нии
компаративистов
подчеркнуть
(а очень часто
и
преувеличить)
значение
истории,
значение
конкретного
и
законов
легко
можно
распознать
идеи,
столь
дорогие
позитивизму,
идеи,
кот оры е
в
тече н ие
долгого
вр ем ени
и,
несомненно,
так
же
и
в
наше
время
приносили
и
приносят
большую
пользу
практике
науки
(т.
е.
для
ее
подготовки,
организации
и
пр име не ния
к
действию), но
кот орые
—
и
это
тоже
не
вызывает
со мн ений
—
создают
огром н ые
и
даже
непреодолимые
трудности
теоретического
порядка.
Лингвистика,
как
и
естествознание
то го
времени,
имела
своих
преобразователей.
Для
них
всякий
яз ык
постоянно
изменяется,
эволюционирует.
Эволюция,
которую,
как
пол а гал
Гер б ерт
Спен­
се р,
возможно
определить
раз
и
навсегд а,
осуществляется,
по
их
мнению,
в
одном-единственном
направлении;
так,
в
мо рфологи и
и
семантике
часто
допускали
постоянный
переход
от
конкретного
к
абстрактному.
Эти
переходы,
которые
считали
непрерывными,
объясняются,
как
у
Дарвина,
накоплением
отклонений,
приобре­
т ением
но вых
о со бенно стей.
Меж ду
тем
нет
ничего
более
произ­
во льн ого,
чем
это
в
течение
долгого
времени
р аспр ост р аненно е
представление;
поэтому
Лал ла нд
с
полным
правом
отказался
от
эволю цион ист с ких
иллюзий.
В
действительности
же
более
важным
для
любой
науки
является
постоянное,
устойчивое,
тождествен­
ное;
сущность
этимо ло гии,
так
же
как
и
лингвистической
генеа­
логи и,
с остои т
в
том,
что бы
найти
общую
отправную
точку,
т.
е.
обнаружить
тождество.
Вп рочем ,
эволюция
(если таковая име­
ется)
далеко
не
всегда
одинакова.
Система
языка
то
усложняется,
то
упрощается.
Нужно,
нак о нец,
признать
очевидную
прерывис­
тость
всякого
существенного
изменения.
Многие
лингвисты
(в согласии со своими собратьями по пози­
тивизму)
полагали,
что
можно
обн аруж и ть,
установить,
а
затем
и
зарегистрировать
яв лен ия
(например,
фонетические), не подвер­
гая
их
предварительному
или
одновременному
анализу,
что
еди н­
ственно
ценным
методом
является
метод
индукции,
т.
е.
п ере ход
от
ча стн ого
к
общ ем у,
и
что
за
эти ми
голыми
фак т ами
и
непос­
р едст венным и
явлениями
ничего
не
скрывается.
Здесь
важно
отм е­
тить
(и это со все возрастающей ясностью доказали все учения
современной
ф илос офи и), что опыт и экспериментирование поко ­
ятся
на
гипотезах,
на
начатках
ана лиз а,
аб стра кц ии
и
обобщения;
следовательно,
индукция
есть
не
что
ино е,
как
замаскированная
дедук ци я,
и
за
ч ис тыми
связями,
установленными
между
н абл юда­
емы ми
явлениями,
совершенно
неиз б ежно
предполагается
реал ь­
ность,
специфический
объект
данной
науки.
95


Стремление
позитивистов
к
у ст ано влению
зак онов
(сформули ­
рованное,
в
частности,
Огюстом
Контом)
обнаруживается
в
л инг­
вист ик е
в
школе,
называемой
младограмматической.
Она
прип и­
сывает
правилам,
возводимым
в
законы,
огром н ое
значение
для
точ ност и
этимологических
и
генеалогических
исследований.
Она
склонна
расценивать
эти
пра вила
как
наивысшую
и
един ств ен но
зак онн ую
цел ь
науки
и
имее т
яв ную
тенденцию
их
гипостазировать
и
п рев раща ть
в
зако н ы.
И
все
же,
как
показал
выдающийся
мы с­
литель
Эмиль
Мей ерс он
(и это лейтмотив всех его значительных
работ),
из ол ир ов анный
закон
имеет
тол ько
относительную
и
предварительную
ценность.
Закон,
даже
общий,
не
что
иное,
как
средство
для
понимания,
для
объяснения
изучаемого
пре дмет а;
законы,
которые
нужно
р ас сматр ив ать
только
как
наш и
фор му­
лиро вк и,
часто
несовершенные,
всегда
в тори чны
по
от но шению
к
необходимым
связям,
к
внут р е нней
когерентности
объективной
действительности.
Мож но
сказать,
что
в
XX в.
виднейшие
гн ос ео логи
поч ув ств о­
вали
и
раскрыли
слабость
позитивистской
точк и
зрен и я.
Более
тог о,
ста ло
очевидным,
что
эта
концепция
не
способствует
бо лее
прогрессу
современной
науки.
В
лингвистике,
так
же
как
и
в
р яде
других
областей,
нов ый
на уч ный
дух
является
яр ко
выра­
же нным
антипозитивистским.
Прежде
всего
становится
очевидной
необходимость
изолировать,
выделить
в
потоке
времени
предмет
науки,
т.
е.
показать,
с
одной
стороны,
состояния,
которые
ну жно
рассматривать
как
постоян­
ные,
а
с
другой
—
резкие
скачки
из
одн ого
состояния
в
другое.
Прерывистые
изм е нения ,
на
кот оры е
до
сих
пор
не
обращали
серьезного
вни мания
из-за
прочно
у ко р енивш ейся
вер ы
в
м ед­
ленную
и
постепенную
эволюцию,
приобрели
теперь
о громн ое
зна ­
че ние.
Так,
в
физ ик е,
в
форме
все
более
и
более
обобщенной,
по­
являю т ся
кванты
Планка,
т.
е.
пос т оя нные
количества,
без
кот орых
н ик акое
движение
не
оказы в а ется
возможным;
в
би олог ии
—
му­
тац ии
(изучавшиеся сначала де Фризом), т .
е.
изменения
ос обог о
типа,
происходящие
пу тем
резких
скачков,
без
промежуточных
фо рм
между
этими
изменениями
и
начальными
формами.
Точно
так
же
в
лингвистике
после
Ф.
де
Соссюра
различается
синхрония
и
диахрония,
при чем
синхрония
понимается
как
пл ан,
помещенный
вне
времени
и
перпендикулярно
оси
времени,
где
элементы
в
св оей
совокупности
до лжны
и
могут
рассматриваться
как
одновременные
и
современные
—
первое
у сл овие
для
их
устойчивости
и,
следо­
вательно,
для
их
единства
и
связи.
С
другой
с торон ы,
стала
ясной
необходимость
некоего
общего
понятия,
то лько
одной
возможной
единицы
для
частных
случ аев ,
для
вс ех
отдельных
проя вл е ний
од ного
и
того
же
я вления .
Эта
единица
должна
пониматься
как
т ип,
полностью
идеальный
и
независимый
от
сознания
ученого.
Т ак,
напр им ер,
биология
ввела
понятие
генотипа
—
совокуп­
ности
факторов
род ов ого
н аслед ст ва,
ре али зац ией
которого
я вля­
ю тся
самые
различные
фенотипы
(В.
Ио га ннс ен).
96


Точно
так
же
в
со цио лог ии
социальный
фак т
определяется
сво ей
независимостью
в
отношении
своих
индивидуальных
прояв­
ле ний
и
сво ей
автономностью
в
отношении
созн ан ия
(Дюркгейм) .
Независимо
от
н их,
но
параллельно
с
ними
де
Соссюр,
идеи
кото­
рого
были
развиты
Аланом
Гардинером,
упорно
настаивал
на
понятии
языка
как
совершенно
отличного
от
пон яти я
ре чи.
Язык
—
здесь
одновременно
и
вид
(как в биологии)
и
институт
(как в
социологии).
Это
сущность
чи сто
абстрактная,
верховная
норма
для
индивидов,
совокупность
существенно
важных
типо в,
которые
посредством
речи
реализуются
с
бесконечным
разнообразием.
В
цело м
ряде
наук
появилась
необходимость
теснее
сблизить
рациональные
св язи
внутри
изучаемого
объекта.
Почти
везде
при­
ходят
к
убе жд ен ию,
что
реальное
должно
обладать
в
своем
целом
тесной
св язь ю,
особенной
с трук турой
(тонкой или волокнистой,
по
ор иги нальн ом у
вы ражени ю
Бальфура).
Так,
напр имер,
широко
был и
использованы
глубокие
и
оригинальные
идеи
Кю вье
о
связи
признаков
или
необходимой
взаимообусловленности
черт,
обра­
зующих
данный
род.
В
теории
ф изи ки,
необычайные
успехи
кот орой
в
XX в.
хорошо
известны
(необычайные по своей объединяющей
с иле
внутри
науки
и
по
своему
особенному
философскому
интере­
с у), изучается в настоящее время структура не только кристаллов
и
атомов,
но
даже
света.
Можн о
сказать,
что
и
в
психологии
поня­
тие
структуры
(нем . Gestalt, англ, pattern) стоите центре внимания.
Сл ово
ст рук тура
уп о тр ебл яется
в
этой
науке,
согласно
Лалланду,
«в специальном и новом смысле слова ...
для
обозначения
цело го ,
сост оящег о,
в
противоположность
простому
сочетанию
эле м ент ов,
из
вз а имоо бу сл овле нных
явлений,
из
которых
каждое
за вис ит
от
других
и
может
бы ть
таковым
только
в
с вязи
с
ни ми»1.
Именно
в
таком
смыслеСоссюр
говорит
о
систем ах ,
где
все
эле­
менты
поддерживают
друг
друга,
а
Сепир
—
о
модели
лингвис­
тических
целых.
За слуг а
Трубецкого
заключается
в
со зд ании
и
разработке
с трук турали сти чес ког о
учения
о
фонологических
сис­
темах.
Эта
новая
лингвистическая
концепция,
кот орой
мы
о бязан ы
не
только
С осс юру,
но
и
другим
ученым,
с реди
которых
п очет ное
место
занимает
Бодуэн
де
Ку рт ене,
обнаруживает
значительные
и
очевидные
преимущества.
Она
удачно
избегает
трудностей,
свой­
ственных
узкому
поз ит ивизм у,
и
принимает
идеи
то ждест ва,
единства
и
целостности,
которые
играли
и
играют
ре ша ющую
роль
1 Vocabulaire technique et critique de la Philosophic, III, Paris, 1932, под
словом
«structure». С р.
там
же
под
словом
«forme» определение структурализма
К лап аредо м: «Сущность этой концепции состоит в том,
что
явления
н ео бхо­
димо
рассматривать
не
как
сумму
эл емен т ов,
кот оры е
прежде
всего
нужн о
изо ­
лировать,
анализировать
и
ра сч ленить ,
но
как
целостности,
состоящие
из
автономных
единиц,
проявляющие
внутреннюю
взаимообусловленность
и
имеющ ие
свои
собственные
законы.
Из
этого
след ует ,
что
форма
су щест во вания
каждого
элемента
зависит
от
структуры
целого
и
от
законов,
им
управляю­
щих».
,
97


в
развитии
науки.
Что
касается
отдельных
с торон
исследования,
то
мо жно
уже
кон ста тиро ва ть,
что
понятие
синх ро нии
языка
(lan­
gue) и структуры обнаружили свою необычайную важность.
Под
знаком
синхронии
(или тождества данного языка)
объеди­
няе тся
все,
что
относится
к
одному
и
тому
же
состоянию.
Учиты­
ваются
полностью
все
элементы
каждого
ра зд ела
гр ам матик и,
и
беспощадно
о тбр асы ва ется
все
чуждое
этом у
состоянию.
Для
установления
языка
(или единицы языка,
отождествленной
посредством
синхронического
изучения)
собираются
все
варианты
в
виде
минимального
количества
основных
и
абстрактных
типов,
реализацией
которых
эти
варианты
явля ютс я.
Опускается
р еши­
тельно
все,
что
с
это й
точки
зрения
может
расцениваться
как
не­
значительное
или
неустойчивое
и
чи сто
индивидуальное.
Что бы
прон ик нуть
затем
в
структуру
(или языковое целое,
тождество
и
е д иница
которого
уже
из ве ст ны), нужно установить
между
отождествленными
и
приведенными
к
единице
эл емен та ми
постоянные,
необходимые
и,
следовательно,
определяющие
соот­
ношения.
К
эт им
достижениям,
выя вле нным
путем
цело го
ря да
исследо­
ва ний,
вероятно,
п риб ав ятся
и
другие,
к отор ые
то лько
нам еча ­
ются.
В
самом
д еле,
если
хорошо
присмотреться,
то
даже
конкрет­
ные
яв ле ния
исторического,
диалектального
и
стилистического
порядка
(излюбленная и часто единственная область позити ­
вис то в)
будут
лучше
объяснимы
в
свете
новой
концепции.
Только
после
установления
двух
последовательных
языковых
состояний,
двух
различных
и
за мкн уты х,
как
монады,
друг
для
друга
миров,
несмотря
на
непрерывность
во
времени,
мо жно
будет
из учи ть
и
понять
п ути
преобразования,
вызванные
п ерех одом
одн ого
сос ­
тоян ия
в
другое,
и
исторические
факторы,
обусловливающие
э тот
переход.
Точно
та ким
же
образом
ва риа нт
может
быт ь
понят
толь­
ко
как
ва риа нт
определенного
т ипа,
а
диалект
—
как
диалект
о пред ел енног о
языка.
Если
под
стилем
понимается
бо лее
или
ме­
нее
произвольное
употребление
возможных
оттенков,
то
сти ли с­
ти ка
предполагает
не
только
знание
ча ст носте й
тонк ой
структуры
(самое условие оттенков), но и всего ее целого ( по
отношению
к
к оторо му
произвольное
е сть
произвольное).
Новая
точка
з ре ния,
изв естная
уже
под
наз ванием
структура-
лиз м а,—
название,
которое
подчеркивает
понятие
ц елост нос ти,
яв ляю щей ся
наиболее
характерной
чертой
структурализма,—
дала
свои
пло ды
в
морфологии,
так
же
как
и
в
ф он ологи и.
Ли нг­
висты,
которые
ее
принимают,
вынуждены
применять
ее
mutatis
mutandis к любому разделу грамматики (н ел ь зя
заб ы вать
здесь
ни
к ульту ры
национального
языка,
ни
из уч ения
языка
поэ ти че­
ского)
и
к
самой
типологии
языков.
С амый
прин цип
и
ч астные
слу­
чаи
пр име не ния
э той
сист емы
вызовут
нов ые
проблемы:
везде
ли
основные
ра зл ичия
будут
им еть
одинаково
резко
выраженный
характер
и
до
какого
пред ела
они
будут
сохранять
с вою
значи­
мость?
98


Что
ка са ется
ра злич ия
между
синх р оние й
и
диахронией,
то
н ужно
допустить,
что
врем я
(препятствие для всякой рациональ ­
ности)
пр оя вляе тся
и
внутри
синхронии,
где
нужно
различать
статический
и
динамический
мо м ент;
последний
составляет
основу
су щест во вани я
слога,
изучение
которого
с
точки
зрения
структу­
ральной
чрезвычайно
важно
как
для
подробного
описания
(уда ­
ре ние,
м етр ик а), так и для истинно углубленного изучения исто ­
рии
языков.
В
этом
плане
равным
образом
м ожет
возникнуть
и
другой
вопрос:
нельзя
ли
предположить
нар яду
с
син хр он ией
и
д иахр он ией
панхронию
или
ахронию,
т.
е.
факторы
общечелове­
ческие,
стойко
действующие
на
протяжении
ис тор ии
и
дающие
о
себе
зна ть
в
с трое
любого
языка.
В
связи
с
различием
между
языком
и
ре чью
часто
возникает
вопрос
о
мест е
языкового
обычая
(usage).
Это
понятие
можно
до­
пустить
как
промежуточное
между
языком
и
речью
при
условии
пон има ния
языкового
обычая
как
некоей
второстепенной
нормы,
допускаемой
вы сшей
и
абс тр актно й
системой
яз ыка,
однако
без
возможности
упра здн и ть
или
только
изменить
эту
систему.
В
эт ой
же
связи
обсуждается
и
будет
еще
долго
обсуждаться
вопрос
о
взаимосвязи
различных
разделов
грамматики:
фоно лог ии
(или
фонематики)
и
фонетики,
параллельно
м ор фолог ии
и
синтаксису.
Различение
структуры
и
элеме н тов
т акже
выявит
наиб о лее
и нтер есные
проблемы:
все
ли
одинаково
не обход им о
в
одной
сис­
теме
или
нуж но
допустить
нал ич ие
ступеней
в
целом
и,
следова­
тельно,
существование
элементов
относительно
независимых.
Изучение
структуры
со ч етан ий,
которое,
несомненно,
сможет
и
должно
бу дет
черпать
вдохновение
у
соответствующей
ма темати ­
ческой
т е ории,
будет
зд есь
решающим.
С
другой
стороны,
возникнет
во прос
и
о
то м,
всюду
ли
об яза­
тельно
встречаются
структуры,
иначе
гов о ря,
в
какой
степени
и
в
ка ких
услов и ях
форм а
(будь то внешняя или внутренняя)
слова,
языка
может
быт ь
свед ена
к
нулю.
Старая
проблема
возможности
аморфности
в
лингвистике
бу дет,
таким
образом,
обно вл ена
и
о бобще на
с
точки
зрения
структуралистической.
Синтетическая
концепция,
которую
мы
здесь
защищали,
из-за
очевидной
н едос тат очно сти
пра кти ки
и
особен н о
традиционной
теории
поневоле
подчеркивала
з нач ение
аб стра кц ии
и
обобще­
ния
—
ор уд ий,
одинаково
необходимых
для
всех
стадий
на уч ной
р або ты.
Однако
из
это го
не
сл еду ет,
что
мы
недооцениваем
значе­
ния
опыта;
напротив,
чтобы
конкретизировать
и
оживить
проб­
лемы,
поставленные
теоретическими
пост р оени ями,
потребуются
все
боле е
и
более
тщательные
наб люден ия,
основательная
про ­
верка.
Мы
не
намерены
выводить
разн ообр ази е
лингвистических
явлений
из
абстрактных
схем.
В ыше
было
пок аза но,
что
нел ьзя
выводить
состояние
языка
и
в
особенности
отдельного
явления
(редко известного)
из
его
ис то рии.
Именно
из
этой
предпосылки
в ы текает
основная
ошибка
в
опи­
сании
диалектов
на
исторической
основе,
по
существу
неверном
99


из- за
ложной
перспективы.
С
другой
стороны,
бы ло
бы
заблужде­
н ием
приписывать
состоянию
данного
языка
ли шь
одн у
возмож­
ную
л инию
развития;
это
зн ач ило
бы
закрывать
глаза
на
действи­
тельность
и
разнообразие
исторических
фактов.
Мы
считаем,
что
единство
языка
не
вытекает
из
его
диалекталь­
ного
разнообразия,
что
тип
каждого
элем ента
не
дан
механически
в
локальных,
социальных
и
смешанных
вариантах.
Для
того
что бы
подняться
от
разнообразия
к
единству
и
от
вариантов
к
типам,
про­
стая
индукция,
даж е
расширенная,
не
оказ ы ва ется
достаточной;
необходимо
истинно
научное
чутье,
при
ко тором
действия,
назы­
ваемые
инд ук ти вным и,
переплетались
бы
с
подсознательной
де­
дукцией.
С
др угой
стороны,
реализация,
о сно вная
ф орма
ко торой
определяется
тип ами ,
не
может
расс мат рива тьс я
как
вытекающая
из
эт их
типов
во
всей
своей
сложности.
Именно
в
это м
опыт,
ко­
торый
является
неизбежной
отправной
точ кой
всякого
исследо ва ­
ния,
сохраняет
св ое
неотъемлемое
право.
Структура
понималась
з десь
как
самостоятельный
объект,
следовательно,
не
как
производная
в
своих
эл емен тах ,
агрегатом
и
суммой
которых
она
не
является;
поэтому
изучение
во зм ожных
систем
и
их
формы
нужно
ра ссматр и вать
как
д ело
иск лю чите ль­
ной
важности.
Кром е
того,
нельзя
рас сма три вать
входящие
в
си с тему
эле мент ы
как
про ст ые
производные
структурных
отно­
шен ий
или
противоположений.
Здесь
важн о
уметь
различать
чисто
формальные
свойства
си сте мы
и
ее
материю,
или
субстанцию,
которая,
будучи
приспособленной
к
данной
си сте ме
(поскольку
она
в
нее
вхо д ит ), продолжает тем не менее оставаться относитель ­
но
независимой.
Точн о
так
же
не
менее
ва жным ,
чем
изучение
формальной
структуры,
является
и
изучение
реальных
категорий,
содержания
или
основы
системы.
Глубокие
мысли
Гуссерля
о
феноменологии
явятся
здесь
и сто чни ком
вдохновения
для
всякого
ученого,
занимающегося
логикой
речи.


Л.
ЕЛЬ МСЛ ЕВ
П ОНЯТ ИЕ
УПРАВЛЕНИЯ1
(ИЗВЛЕЧЕНИЕ)
Предстоит
проделать
огромную
работу
по
упорядочению
лингвисти­
ческих
фа ктов
с
точк и
зрения
языка
как
такового.
А.
Ме йе
Понятие
«структуральной лингвистики»
относится
скорее
к
программе
исследований,
нежели
к
их
результатам.
Возникнув
со всем
недавно,
структуральная
лингвистика
еще
не
достигла
св о­
его
полн ого
разв ити я
и
даж е
не
определилась
окончательно.
В про­
че м,
на
сегодняшний
де нь
еще
не
п ред ста вляет ся
возможным
ясно
и
дета ль но
говорить
даже
и
о
программе,
к от орой
она
рук ов одст­
вуется.
Пок а
р ечь
мож ет
идти
лишь
о
на име но ва нии,
содерж ание
которого
под да ется
только
весьма
общ ему
и
предварительному
определению:
структуральная
лингвистика
—
это
та кая
лингвис­
тика,
которая
рассматривает
я зык
как
структуру
и
это
по н ятие
кладет
в
основу
всех
своих
пос т рое ний.
Ранее
мы
уже
ук азы в али2
на
те
существенные
выводы,
к отор ые
об у сло вли вает
эта
точ ка
зр е ния,
а
также
и
на
рамки ,
ограничива­
ющ ие
новое
направление,
отмечая
ра з личия
между
ним
и
традици­
онн ой
лингвистикой.
Как
представляется,
нам
удал ось
обосно­
вать,
что
структура
языка
пре дс та вляет
собой
сет ь
зав исимо сте й,
или,
говоря
бол ее
четким,
специал ьны м
и
точным
языком,
сеть
функций.
Стр ук тура
характеризуется
ие рархи ей ,
о с нова нной
на
св оем
внутреннем
по р ядке
и
имеющей
одну-единственную
исход­
ную
точку.
Эту
иерархию
м ожно
вскрыть
посредством
дедуктив­
ной
и
необратимой
процедуры,
переходя
постепенно
от
самых
абст­
рак т ных
(общих и простых)
явлений
ко
все
более
конкретным
(ча ­
стным
и
сложным).
Такой
метод,
предназначенный
для
изучения
только
подобной
дедуктивной
иерархии,
мы
называем
эмпириче­
ским.
С леду ет
оговорить,
что
такого
рода
ме тод
не
спо соб ен
при­
вести
к
како й- либ о
метафизике.
В
соответствии
с
принципом
прос­
тоты,
к оторы й
желателен
в
каждой
науке,
из
всех
возможных
методов
надо
выбирать
такой,
который
приводит
к
реше ни ю
задачи
1 La notion de rection, «Acta linguistica», vol. I, 1939.
2 yme Congres international des Linguistes, 1939.
101


путем
наи бо лее
простой
процедуры.
Эмпирический,
или
имма­
нентно
сем ио лог ич еск ий,
метод,
рассматривающий
знаковую
функ­
цию
в
кач ест ве
основного
предмета
изучения
лингвистики,
и
яв­
ляется
т аким
наиболее
простым
методом.
Его
достоинство
оч е­
видно
при
сравнении
с
любым
априорным
методом,
где
на
семио-
логические
явлен и я
накладываются
несемиологические;
из-за
нево з мо жност и
проверки
последних
на
чист о
семиологическом
материале
неизбежно
возникают
бесконечные
усложнения.
Ог-
сюд а
следует,
что
эмпирический
метод
—
это
метод,
построенный
на
пр инципе
простоты1.
Нет
надобности
говорить
о
тех
выводах,
к ото рые
вытекают
из
прим е не ния
структурального
метода
в
лингвистике.
Достаточно
ук аза ть,
что
лишь
благодаря
структуральному
методу
л инг вист и­
ка,
окончательно
отк азав ши сь
от
субъективизма
и
не точн ости ,
от
инт уит ивных
и
глубоко
лич ных
заключений
(в плену у которых
она
н а ходи лась
до
самого
последнего
в ре мен и ), оказывается спо ­
собной,
на ко нец,
ста ть
подлинной
наукой.
Только
струк туральн ы й
метод
в
состоянии
пок о нчить
с
тем
печальным
положением,
к оторое
так
хоро шо
охарактеризовал
А.
Мейе: «Каждый век обладал особой
грамматикой
философии...
Существует
столько
же
лингвистик,
сколько
лингвистов».
Как
только
лингвистика
стан ет
структуральной,
она
п ре вра­
тится
в
объективную
науку.
Из
того,
что
структуральная
лингвистика
есть
новое
направ­
л ение
в
нау ке
о
языке,
а
ее
метод,
использующий
одновременно
дедуктивный
и
эмпирический
пр инципы,
еще
не
нашел
своего
по с­
ледовательного
применения,
вовсе
не
следуе т,
что
она
противопос­
тавляет
себя
всему
предшествующему
развитию
лингвистики.
Хот я
традиционная
лингвистика
в
основном
следовала
индуктивным
и
априорным
методам,
это
не
значит,
что
она
не
делала
попыток
пр и­
ме нять
дедукцию
и
принцип
эмпиризма.
Некоторые
из
се ми ологи-
ческих
функ ций
не
м огли
остаться
незамеченными.
Ве дь
семиоло-
гическая
функция
не
новое
понятие;
новым
является
л ишь
струк­
ту ра льный
п одход,
ко торы й
выносит
семиологическую
функ цию
на
первый
план
и
рас сматри вает
ее
как
конституирующее
качество
языка.
В
силу
этого,
приняв
структуральную
точку
зрения
со
всеми
вытекающими
отсюда
последствиями,
след у ет
сохранять
преемственную
св язь
с
предшествующими
этапами
развития
нау ­
ки
о
языке
и
использовать
те
достижения
традиционной
лингвис­
тик и,
которые
до казал и
свою
плодотворность...
1 Эмпирический метод рассматривает все лингвистические явления с точ­
ки
зрения
знаковой
ф ункци и.
Од нако
также
и
априорные
мет оды
могут
ра с­
сматривать
лингвистические
явления
в
этом
же
аспекте.
Иными
с ловами ,
в оз­
можна
лингвистика
одн овременн о
а при орная
и
функциональная,
оперирую­
щая
ф ун кция ми,
но
не
соблюдающая
ос новн ого
внутреннего
принципа
языко­
вой
структуры.
В
си лу
это го
н ередк о
и споль зуемы й
термин
«функциональная
линг вистика »
представляется
слиш к ом
шир оки м
и
по это му
не
способным
при­
ме нять ся
в
качестве
синонима
к
термину
«структуральная лингвистика».
102


На
протяжении
всей
св оей
ис то рии
традиционная
наука
о
язы ­
ке
в
общем
претерпела
незначительную
эво люцию
и
представляет
со бой
законченную
доктрину,
которую
ны не
предстоит
связать
со
структ урал ь н ой
ли нгвис тик о й.
МЕТОД
СТРУКТУРНОГО
АНАЛИЗА
В
ЛИНГВИСТИКЕ1
Швейцарский
лингвист
Фердинанд
де
С оссюр
(1857—1913) во
многих
отношениях
може т
счи тать ся
основоположником
современ­
ного
язык ов ед ения.
Он
первый
т ребов ал
структурного
под хода
к
языку,
т.
е.
научного
о писания
языка
путем
регистрации
соотно­
ш ений
между
единицами
независимо
от
таки х
особенностей,
кото­
рые,
может
быт ь,
и
пр ед ст авлены
им и,
но
безразличны
для
указанных
соотношений
или
невыводимы
из
них .
Другими
словами,
де
Соссюр
тре бов ал,
что бы
звуки
живого
языка
или
буквы
пись­
менного
языка
оп ред еляли сь
не
чи сто
фонетически
или
чист о
графологически,
а
тольк о
пу тем
регистрации
взаимных
соотно­
шени й
и
чтоб ы
единицы
языковых
з нач ений
(языковых содержа ­
ний)
тоже
определялись
не
чисто
се мант ич еск и,
а
путем
такой
же
регистрации
взаимных
соотношений.
Согласно
его
взглядам
бы ло
бы
поэтому
ошибочно
смотреть
на
язык ов еден ие
просто
как
на
ряд
физических,
физиологических
и
акус тич еск их
определений
звуков
живой
реч и
или
же
определений
значения
отдельных
сло в
и
—
прибавим
—
возможных
психологических
инт ерп рет аци й
эти х
звуков
и
значений.
Напротив,
реальными
языковыми
единицами
явл яются
отнюдь
не
звуки
или
письменные
зн аки
и
не
значения;
реальными
языковыми
единицами
являются
представленные
зву­
ками
или
знаками
и
з нач ения ми
элеме нт ы
соотношений.
С уть
не
в
звук ах
или
знаках
и
значениях
как
таковых,
а
во
вз аим ных
соот­
ношениях
между
ними
в
ре чев ой
цепи
и
в
па рад иг мах
грамматики.
Эти
именно
соотношения
и
с оста вляю т
систему
языка,
и
им енно
эта
в нут рен няя
система
является
характерной
для
данного
языка
в
отли чи е
от
других
языков,
в
то
время
как
проявление
языка
в
звуках,
или
письменных
знаках,
или
значениях
о стает ся
без­
различным
для
самой
сист ем ы
языка
и
может
изменяться
без
всякого
ущерба
для
системы.
Можно,
впрочем,
указать
на
тот
факт,
что
эти
взгляды
де
Соссюра,
вызвавшие
настоящую
револю­
цию
в
традиционном
язы ко веде ни и,
интересовавшемся
только
изучением
зв уков
и
значений,
тем
не
менее
вполне
соответствуют
попу ля рно му
пониманию
языка
и
совершенно
покрывают
пред ­
ст авлени я
рядового
человека
о
языке.
Будет
почти
банальной
ист ино й,
если
мы
скажем,
что
датский
язык,
будь
то
у с тный,
или
писаный,
или
телеграфированный
при
помощи
аз буки
Морзе,
или
переданный
при
помощи
международной
морской
сигнализа­
ции
фла г ами,
ост ает ся
во
всех
эт их
случаях
все
тем
же
да тск им
языком
и
не
пр ед ставл яет
четырех
разных
язы ко в.
Ед иницы,
состав­
1 «Acta linguistica» (Copenhague), vol. VI, fasc. 2—3, 1950—1951.
103


ляющие
его,
правда,
меняются
во
всех
четырех
случаях,
но
самый
остов
соот нош ен ий
между
ними
остается
тем
же
самым,
и
именно
это
обстоятельство
и
дает
нам
возможность
опознавать
язык;
следовательно,
ос тов
соотношений
и
должен
быт ь
главным
пред­
метом
языковедения,
в
то
время
как
конкретное
проявление
и
манифестация
остова
соотношений
будут
безразличны
для
опр ед е­
ления
языка
в
с трог ом
смысле
этого
с лова.
Не
следует,
однако,
забывать,
что
де
Соссюр
отнюдь
не
желал
совершенно
отказаться
от
помощи
фонетики
и
семантики.
Он
только
желал
подчинить
их
изучению
си сте мы
языковых
соотношений
и
предоставлял
им
более
скромную
роль
подсобных
дис цип ли н.
Звуки
и
з на чения
он
хотел
з аменит ь
линг вист ическ им и
ценностями,
определяемыми
относительным
положением
еди ниц
в
системе.
Он
сравнивал
эти
ценности
с
ценностями
экономического
порядка;
точно
так
же,
как
моне т а,
бумажная
банкнота
и
чек
мог ут
быт ь
разными
кон­
кретными
прояв л ени ями
или
манифестациями
эк он оми чес кой
ценности,
а
сам а
ценность,
скажем
червонец
или
рубль,
остается
одн ой
и
той
же
независимо
от
разных
ма нифе с та ций,
точ но
так
же
единицы
языкового
выражения
остаются
теми
же
сам ыми
неза­
висимо
от
представляющих
их
з вук ов,
а
единицы
языкового
со­
держания
остаются
те ми
же
независимо
от
представляющих
их
значений.
Излюбленным
срав нением
де
Сос сю ра
было
сравнение
языковой
системы
с
шахматной
игр ой:
шахматная
фигура
опреде­
ляется
исключительно
св оим
соотношением
с
дру ги ми
шахматными
фигурами
и
своими
относительными
поз иция ми
на
шахма тн ой
доск е,
внешняя
же
ф орма
шахматных
фиг ур
и
матери ал ,
из
кото­
рого
они
сделаны
(дерево,
или
кость,
или
иной
мат ери ал ), совер ­
шенно
безразличны
для
самой
игры.
Любая
шахматная
фигура,
например
конь,
имеющий
об ык нове нно
вид
лошадиной
головки,
м ожет
бы ть
заменена
л юбым
другим
предметом,
предназначенным
условно
для
той
же
цели :
ес ли
во
время
игр ы
к онь
случайно
упадет
на
пол
и
разобьется,
мы
можем
взять
вместо
н его
какой-нибудь
д ругой
предмет
подходящей
величины
и
придать
ему
ценность
коня.
Точно
так
же
л юбой
звук
может
быт ь
заменен
ин ым
звуком,
или
буквой,
или
усл ов ленным
сигналом,
система
же
остается
той
же
самой.
Мне
думается,
что
в
силу
этих
тезисов
де
Со ссюр а
м ожно
утверждать,
что
в
процессе
исторического
развития
дан­
ног о
языка
звук и
его
могут
подвергаться
и
таким
изменениям,
которые
имеют
знач ени е
для
самой
системы
яз ыка,
и
таки м
изме­
н ени ям,
которые
не
име ют
никакого
значения
для
системы;
мы,
таким
образом,
будем
принуждены
от ли чать
принципиально
изменения
языковой
структуры
от
чи сто
звуковых
перемен,
не
затрагивающих
системы.
Чисто
звуковая
перемена,
не
затраги­
вающая
системы,
может
быт ь
сравнена
с
так им
сл уч аем
в
ша х мат­
ной
игре,
когда
пе шка,
дойдя
до
противоположного
конца
доски,
по
правилам
шахматной
и гры
принимает
ценность
фер зя
и
нач и­
н ает
исполнять
функции
ферзя;
в
этом
случае
ценность
фер зя
перенимается
предметом
совершенно
ино й
внешности,
ферзь
же
104


сов е ршенн о
нез ависимо
от
э той
внешней
перемены
про д олж ает
бы ть
ею
в
си сте ме.
К
так им
воззрениям
де
Соссюр
пришел,
изучая
индоевропей­
скую
систему
гласных.
Уже
в
1879 г.
предпринятый
им
ан ализ
эт ой
системы
(в знаменитом исследовании «Memoire sur les voyi-
les») показал ему,
что
так
н азы ваемы е
долгие
гл асн ые
в
известных
сл уча ях
могут
быт ь
у сло вно
сведены
к
комбинации
простого
гл ас­
ног о
с
особой
единицей,
которую
де
Соссюр
обоз на чал
буквой
*А.
Преимущество
такого
анал из а
перед
классическим
с ос тояло,
во-первых,
в
том ,
что
он
дав ал
бо лее
п рос тое
решение
проблемы,
устраняя
так
называемые
долгие
гл ас ные
из
системы,
а
с
друг ой
сто рон ы,
в
том ,
что
п олучалас ь
полная
аналогия
с
чередованиями
г ласных ,
к оторы е
до
тех
пор
рассматривались
как
н ечто
фунда­
ментально
отличное.
Если
интерпретировать,
н ап р име р , xi'ftripi:
{kopog: Фетод как содержащие корни *dheA: *dhoA: *dhA, эта се­
рия
чередований
окажется
фундаментально
т ож д ественн ой
с
сери ­
ей
чере дов ан ий
*derk1: *dorkt: *drk, в греческих формах, 6sQxopai,
бебо ох а,
ебрахои.
С лед ов ател ьно , *еА относится
к
*оА,
как
*ег
к
*ог,
и
*А играет ту же роль в указанных чередованиях,
что
г
в
*drkr Этот анализ был произведен исключительно по внутрен ­
ним
причинам,
с
целью
вникнуть
глубже
в
основную
систему
я зы­
ка;
он
не
был
осн ов ан
на
каких-нибудь
очевидных
данных
сам их
ср авни ваемых
языков;
он
был
внутренней
операцией,
произве­
денной
в
индоевропейской
системе.
Прямое
доказательство
су ще­
ств ов ания
такого
*А было действительно найдено позже,
но
уже
по
смерти
де
Соссюра,
при
изучении
хеттского
языка.
Чи сто
фо­
нет ич ески
его
о пр еделяю т
как
гортанный
звук.
Нужно,
однако,
подчеркнуть,
что
де
Соссюр
сам
никогда
бы
не
реш ил ся
на
такую
чисто
фонетическую
инт ерпр ет ацию .
Для
него
*А не было конк­
ретным
звуком,
и
он
остерегался
определить
его
с
помощью
фоне­
тических
примет
п росто
п отому ,
что
это
не
имело
для
него
ник а­
кого
зн ачени я;
его
единственно
интересовала
сис те ма
как
тако­
ва я,
а
в
этой
системе
*А определялось своими определенными соот ­
ношениями
с
другими
единицами
си ст емы
и
своей
способностью
занимать
определенные
положения
в
слоге.
Это
совершенно
я сно
высказано
самим
де
Соссюром,
и
именно
тут-то
мы
и
находим
у
нег о
знаменитое
изречение,
в
кото ром
он
впе р вые
ввод ит
термин
фонема
для
обозначения
е д иницы,
не
яв ляю ще йся
зв уком ,
но
могущей
быт ь
реализованной
или
представленной
в
ви де
звука1.
1 См.: Bulletin du Cercle linguist, de Copenhague, VII, стр . 9 —10, и Melan­
ges linguistiques offerts a M. H . Petersen, Orxys (Aarhus), 1937 (Acta Jutlandica.
IX, I), стр.
39—40.
Термин
фонема
был
введен
де
Соссюром
н езависи мо
от
Н.
К рушевск ого
и
одн овре ме нно
с
ним
(см.: И.
А.
Бодуэн
де
Куртене,
Versuch einer Theorie phonetischer Alternationen, Страсбург, 1895, стр 4—5).
Значение,
в
ко тор ом
у пот реб лял
Кр у шев ский
э тот
термин
(назв соч ,
стр
7,
подстрочи,
при м.), а позднее Бодуэн де Куртене (наз в
соч .,
ст р.
9), совершен ­
но
разнится
от
того
зн ачен ия,
в
котором
он
использован
у
де
Соссюра
Т
рцди-
ция
пражской
лингвистической
ш колы
восхо ди т
к
вышеназванным
польским
уч ены м.
105


Теоретические
по след ст вия
так ой
точки
зрения
де
Соссюр
ра з­
ра бота л
в
своих
л екц иях
«Cours de linguistique generale» («Курс
об щей
л инг вист ик и»), опубликованных его учениками уже после
смерти
учителя
(в 1916 г.).
Зд есь
мы
находим
весь
фонд
его
теоре­
тич ес ких
взглядов,
вкратце
охарактеризованных
нами
во
вст у пи­
тельных
словах
настоящей
ста ть и.
Следует,
однако,
пом н ить,
что
теория
де
Соссюра
в
том
виде,
в
каком
она
выступает
в
его
л ек­
циях,
ч ита нных
при
разных
обстоя те ль ст вах
и
с
изв естным и
про­
межутками
времени,
не
является
целиком
однородной.
Наблюде­
ния
де
Сосс ю ра
открывали
перед
ли нгвист ам и
совершенно
новый
путь,
и
поэтому
нечего
удивляться,
что
де
Соссюр
сам
был
принуж­
ден
внутренне
бороться
с
т ра д ицио нными
пр ед ст авлени ям и;
его
лекции
по
о бщей
лингвистике
являются
скорее
выражением
его
собственной
бо рьбы
за
д о ст ижение
твердой
точки
опоры
на
отк ры­
той
им
нов ой
почве,
чем
окончательным
оформлением
его
послед­
них
взгл ядо в.
В
его
книге
можно
найти
некоторую
несогласован­
ность
между
отдельными
утверждениями.
Де
Соссюр
пров од ит
принципиальное
разграничение
между
понятиями
формы
и
суб­
станции,
между
языком
(langue) в более узком смысле слова и
реч ью
(parole), включающей,
между
прочим,
и
письмо,
как
под ­
черкивает
сам
де
Соссюр.
Де
Соссюр
в
ясных
словах
утверждает,
что
язык
(langue) является формой,
а
не
субстанцией,
и
это
дей­
ствительно
со от вет ств ует
его
об щим
взглядам.
Одн ако
это
разгра­
нич е ние
не
вполне
выдержано
во
всех
час тях
его
книги,
и
термин
у
н его
в
действительности
имее т
не ско лько
значений.
В
одной
из
моих
р анее
вышедших
работ
я
поп ыт ался
вскрыть,
насколько
это
вообще
возможно,
разные
наслоения,
наблюдаемые
в
мыслях
де
Сос сюра ,
и
показать,
что
я
считаю
совершенно
новым
и
плодотвор­
ным
в
его
труде.
А
это,
если
не
ошибаюсь,
и
ес ть
его
понимание
языка
как
чистой
структуры
соотношений,
как
схемы,
как
чего-то
та ко го,
что
противоположно
той
случайной
(фонетической,
семантической
и
т.
д.)
реализации,
в
которой
выст уп ает
эта
сх ема.
Яс но,
с
др угой
стороны,
что
теория
де
Соссюра,
если
пра виль ­
но
мое
изложение
этой
теории,
д олжна
была
о стать ся
недоступной
для
большинства
живших
в
его
время
и
после
не го
ли нгвис то в,
воспитанных
в
совершенно
о тлич ной
традиции
официального
я зы­
коведения.
Поэтому
они
пер ен яли
у
него
в
первую
оче ред ь
те
места
его
кн иги,
где
понятие
langue выступает не как чистая фор ­
ма,
но
где
яз ык
понимается
как
форма
в
суб ста нции,
а
со всем
не
как
нечто
от
субстанции
н езав исимо е.
Так,
учение
де
Соссюра
было,
например,
использовано
и ли,
ес ли
позволено
так
выра зи ть­
ся,
усвоено
пражской
фонологической
школой,
ко тор ая
понимает
фонему
как
фонетическую
аб стр акц ию
и,
следовательно,
резко
отличается
от
того
понимания
фо немы,
какое,
по-моему,
должен
был
име ть
де
Соссюр.
Этим-то
и
объясняется,
по чему
структурный
подход
к
языку
в
собственном
смысле
этого
слова,
т.
е.
как
изуче­
ние
чистых
отн ошени й
в
языковой
схеме
независимо
от
проявле-
106


ния
или
реализации
ее,
стал
п риме н яться
языковедами
только
в
на ше
время.
Если
мне
буд ет
позволено
высказаться
о
своей
собственной
ра­
боте,
то
я
со
всяческой
скромностью,
но
вместе
с
тем
со
всей
твер­
достью
подчеркнул
бы,
что
считаю
и
всегд а
буду
сч ита ть
именно
такой
структурный
под ход
к
языку
как
схеме
взаимных
соотно­
шений
своей
главной
зад ачей
в
области
науки.
Чтобы
провести
принципиальную
гр ань
м ежду
традиционным
языковедением
и
чисто
структурным
методом
лингвистического
исследования,
для
этого
метода
предлагаю
особенное
название:
глоссематика
(от
греческого
слов а
уХш ооа—
язык).
Я
убежден
в
том,
что
это
нов ое
направление
даст
нам
чрезвычайно
ценные
сведения
о
самой
ин­
тимной
природе
языка
и,
вероятно,
не
только
послужит
нам
полез­
ным
дополнением
к
старым
исследованиям,
но
также
п ро льет
совершенно
новый
св ет
на
старые
представления
и
идеи.
Что
ка­
сается
меня,
то
мои
устремления
будут
направлены
на
из уч ение
язы ка
—
langue —
в
смысле
чистой
формы
или
схемы
независимо
от
практических
реализаций.
Де
Соссюр
сам
с лед ующи ми
словами
определил
главную
идею
сво их
л е кц ий : «Единственным и истин ­
ным
объ екто м
лингвистики
является
язык,
рассмат р ивае мый
в
самом
себе
и
для
себя ».
Этими
словами
зак ан чив а ются
его
лекции.
Профессор
Ша рль
Балли,
наследник
де
Сос сю ра
на
кафедре
линг­
вистики
Женевского
университета,
за
несколько
месяцев
до
своей
смерти
в
пись ме
ко
мне
пи са л: «Вы следуете идеалу,
сформулиро­
ванному
Ф.
де
Соссюром
в
заключительной
фразе
его
«Курса об ­
щей
лингвистики».
Следует,
действительно,
удивляться,
что
эта
не
было
сделано
ра ньше ».
С
другой
ст орон ы,
я
считаю
нужным
подчеркнуть,
что
не
сл е­
д ует
отождествлять
теорию
глоссематики
с
тео р ией
де
Со с­
сюра.
Трудно
сказ ать ,
как
в
деталях
оформлялись
концепции
де
Сос­
сюра
в
его
мыслях,
а
мой
собственный
т еор ет ическ ий
ме тод
на­
чал
оформляться
мн ого
лет
тому
назад,
еще
до
моего
зн ако мств а
с
теорией
де
Соссюра.
Повторное
чтение
лекций
де
Соссюра
по д­
твердило
многие
из
моих
взг ляд ов,
но
я,
конечно,
смотрю
на
его
те орию
со
своей
собственной
точки
зрения
и
не
хот ел
бы
сли ш­
ком
углубляться
в
свою
интерпретацию
его
теории.
Я
упомя­
нул
его
здесь,
чт обы
подчеркнуть,
насколько
я
ли чно
ему
обязан.
Структурный
метод
в
языковедении
имеет
тесную
связь
с
опре­
деле нным
научным
направлением,
оформившимся
совершенно
независимо
от
языковедения
и
до
сих
пор
не
особенно
замеченным
языковедами,
а
име нно
с
логической
теорией
языка,
выше дшей
иэ
математических
рассуждений
и
особ ен но
раз работ ан ной
Вайтхэ-
дом
(Whitehead) и Бертраном Расселом (Bertrand Russel), а также
венской
логистической
школой,
специально
Кар напо м
(Carnap),
в
настоящее
время
профессором
Чик агс к ого
университета,
по­
следние
рабо ты
которого
по
синтаксису
и
семантике
имеют
неоспо­
107


р имое
значение
для
лингвистического
изуч ен ия
языка.
Некоторый
ко нта кт
между
логистами
и
лингвистами
был
недавно
создан
в
Международной
Энциклопедии
Об ъе д иненных
на ук
(International
Encyclopedia of Unified Science).
В
одной
из
сво их
бол ее
ранн их
работ
проф ес сор
Карнап
определил
поня т ие
ст руктуры
совершенно
так
же,
как
я
попытался
сделать
это
здесь,
т.
е.
как
явл ен ие
чистой
формы
и
чистых
соотношений.
По
проф ес сору
Карнапу,
каждое
на учное
утверждение
должно
бы ть
у тв ержд ением
структурного
порядка
в
указанном
значении;
по
его
м нени ю,
каждое
нау ч ное
утверждение
должно
бы ть
утверждением
о
соотношениях,
не
предполагающим
знания
или
описания
самих
эл еме нт ов,
входящих
в
соотношения.
Мнение
Карнапа
впо лне
подтверждает
результаты,
достигнутые
за
последние
го ды
языковедением.
Яс но,
что
каждое
описание
языка
должно
н ачи нать ся
с
установления
соотношений
между
значимыми
в
этом
отношении
е д иница ми,
а
такое
установ­
ление
соотношений
между
единицами
не
бу дет
содержать
никаких
высказываний
о
внут р енне й
природе,
сущности
или
субстанции
этих
е дин иц.
Это
должно
бы ть
пр ед ост авлено
фонетическим
и
се­
мантическим
наукам,
которые
со
своей
с торон ы
предполагают
структурный
анализ
языковой
схемы.
Но
яс но
также,
что
и
фоне­
ти ка
и
се манти ка
как
науки
будут
принуждены
пойти
по
тому
же
самому
пути;
утверждения
фонетического
и
семантического
поряд­
ка
со
своей
с торо ны
т акже
окажутся
структурными
утверждениями,
напр им ер
физическими
утверждениями
о
звуковых
волнах,
явля­
ющихся
час тью
тех
е ди ниц,
к отор ые
уже
заранее
был и
установ­
л ены
путем
ан ализ а
языковой
схемы.
И
это
тоже
будет
делаться
посредством
определения
соотношений,
определения
формаль­
но го,
а
не
субстанционального;
надеюсь,
что
я
не
ошибаюсь,
го­
воря,
что
фи зич еск ая
теория
са ма
по
се бе
не
выск аз ыв ается
никогда
о
су б ст анции
или
материи,
к роме
как
в
критическом
дух е.
Мы
можем
закончить
разбор
этого
вопроса,
сказ ав ,
что
лингвис­
т ика
описывает
схему
языковых
соотношений,
не
обращая
вним ания
на
то,
чем
я вля ются
са мые
элементы,
входящие
в
эти
соотно­
шения,
в
то
время
как
фонетика
и
семан тик а
стр ем ятся
высказать­
ся
о
сущности
имен но
элементов,
входящих
в
соотношения,
однако
опять-таки
с
помощью
определения
соотношений
между
ча стя ми
элеме н тов
или
между
частями
частей
эле м ент ов.
Это
зн ачил о
бы,
выражаясь
логистически,
что
лингвистика
является
мета-языком
первой
степени,
а
фонетика
и
семантика
мета-языком
вт орой
с те­
пени.
Эту
мыс ль
я
пос тарал ся
ра зви ть
в
дет ал ях
в
недавно
опуб­
ликованной
кн иге1, и я поэтому не буду вдаваться глубже в этот
предмет.
В
настоящей
статье
я
тол ько
интересуюсь
вопросом
о
языковой
схеме.
1 Omkring sprogteoriens grundlaeggelse, Copenhague, 1943. (Пр о л его ме ны
к
теории
яз ык а).
Французское
издание
э той
кн иги
готовится
к
печ ат и.
К ри­
тический
р ефер ат
дали
A. Martinet в «Bulletin de la Societe de linguistique de
Paris», XLII, стр .
19—42
и
(по- д ат ск и) Eli Fischer-Jorgensen в «Nordisk tids-
krift for tale og stemme».
108


Я
выш е
указал
на
некоторые
очевидные
связи
ме жду
логисти­
ческой
теорией
языка
и
лингвистической.
Связь
эта,
к
сожалению,
позднее
об орва ла сь.
Логистическая
теори я
языка
была
разработа­
на
без
всякого
вни ма ния
к
результатам
линг вистик и,
и
соверш енно
очевидно,
что
л ог исты,
постоянно
высказываясь
о
языке,
до­
вольно
непр ос тит ел ьным
образом
игнорируют
достижения
л ингв и­
стического
из уч ения
языка.
Это
имело
плачевные
последствия
для
логистической
теории
языка.
Т ак,
например,
понятие
з нака,
на
которое
ссылаются
сторонники
эт ой
школы,
имее т
у
них
зн а­
чительные
недостатки
и,
несомненно,
ме нее
удачно,
чем
у
де
Сос­
сюр а;
ло гис ты
не
понимают,
что
языковой
зн ак
им еет
две
сторо­
ны
—
ст орон у
сод ержа ни я
и
сторону
выражения,
причем
обе
эти
стор оны
могут
быт ь
предметом
чисто
структурного
анализа.
И
поэтому
ло гис ты
не
обращают
та кже
должного
внимания
на
я вле нии
коммутации,
которое
следует
сч ита ть
самым
основным
языковым
соотношением,
прямым
ключом
к
пониманию
языка
в
лингвистическом
з нач ении
этого
слова.
Если
понимать
яз ык
как
структуру,
то
уже
нельзя
доволь­
ст во ват ься
определением
его
с
помощью
пон ят ий
звук
и
значение,
как
это
постоянно
делалось
и
делается
в
традиционном
яз ык ове де­
ни и.
Де
Соссюр
яс но
понимал,
что
структурное
определение
языка
должно
привести
к
то му,
что
структуры,
до
сих
пор
не
признавав­
шиеся
традиционным
языковедением
как
языки,
будут
признаны
как
таковые
и
что
те
языки,
к оторы е
рассматривались
как
таковые
традиционным
языковедением,
будут
признаны
только
как
раз­
новидности
языков
вообще.
Де
Соссюр
поэтому
стремился
к
то му,
чтобы
прев рат ит ь
языковедение,
или
лингвистику,
в
од ну
из
ря да
возможных
дисциплин
в
составе
более
широкой
науки
о
знаковых
системах
в оо бще,
которая
оказалась
бы
действительной
теорией
язы ка
в
структурном
значении
этого
слова.
Такую
боле е
широкую
науку
он
назвал
с е миологие й.
По
указанным
выш е
прич ина м
эта
сторона
т еории
де
Сос сю ра
не
произвела
впечатления
на
языковедов,
и
семиология
в
де йст­
вительности
осталась
не
разработанной
с
лингвистической
точки
зрен и я.
Совсем
не д авно
опубликованная
книга
бельгийского
ли нг­
виста
Е.
Buyssens’a1 является первой такой попыткой подойти к
семиологии,
но
и менно
она
только
и
может
рассматриваться
как
первая
попыт к а
в
этом
направлении.
Языковые
структуры,
не
являющиеся
язы к ами
в
традиционном
см ысле
эт ого
слова,
правда,
до
некоторой
степени
изуч а лись
ло гис­
тами,
но
по
вы ше ук аз анным
причинам
эти
работы
не
будут
в
сос­
тоянии
принести
ре зул ьтаты ,
полезные
для
лингвистических
иссле­
до ва ний.
С
другой
стороны,
был о
бы
чр ез выч айно
интересно
из уч ить
именно
такие
структуры
с
помощью
чисто
лингвистиче­
ского
метода
первым
долгом
потому,
что
такие
структуры
дали
бы
нам
простые
образчики-модели,
показывающие
элементарную
1 Les languages et la discours, Брюссель, 1943.
109


язы к овую
структуру
без
всех
тех
осложнений,
к оторы е
характер­
ны
для
высокоразвитой
структуры
обыкновенных
я зыко в.
В
вышеназванной
своей
раб о те,
вышедшей
в
1943 г .,
я
и
попы­
та лся
дат ь
такое
структурное
о пред ел ение
языка,
которое
име ло
бы
си лу
для
основной
структуры
каждого
языка
в
обычном
см ысле
этого
слова.
Впоследствии
я
проделал
глоссематический
ана лиз
ряда
весь ма
несложных
структур,
вз ятых
из
повседневного
быт а
и
не
являющихся,
правда,
язы ками
в
традиционном
смысле
этого
слова,
но
удовлетворяющих
(частью или полностью)
мое му
опре­
д елению
основной
языковой
структуры.
Я
подверг
след ующие
пог ра ни чные
явле ния
теоретическому
ра збору:
во-первых,
све­
товые
сигналы
на
перекрестках
ули ц
для
регулирования
движения,
имеющиеся
в
большинстве
больших
город ов
и
в
ко то рых
чередова­
ние
св ета
красного,
желтого,
зеленого
и
желтого
в
план е
выр а­
жения
соответствует
чередованию
поня т ий
«стой», «внимание»,
«свободный ход», «внимание»
в
плане
содержания;
во-вторых,
телефонный
дис к
в
городах
с
автоматическим
об сл ужив анием
аппаратов;
в-третьих,
бой
башенных
часов,
от бив ающ их
часы
и
четверти.
Кроме
э тих
случаев,
я
в
своих
исследованиях
привел
ряд
еще
боле е
простых
примеров,
к ак-то:
азбука
Морзе,
стуковая
азбука
заключенных
в
тюрьме
и
обыкновенные
стенные
час ы,
бьющие
то лько
каждый
час.
Эти
при м еры
я
ближе
разоб ра л
в
лекциях,
недавно
чит а нных
мно ю
в
Лондонском
и
в
Эди нб ургск ом
университетах,
не
столь к о
забавы
ради
или
по
чист о
пе дагог иче ск им
сообра ж ен иям,
сколько
именно
для
того,
чтобы
глубже
вникнуть
в
основную
структуру
языка
и
языкоподобных
систем;
сравнивая
их
с
языком
в
традиционном
смысле
слова,
я
использовал
их
для
того,
чтобы
пролить
св ет
на
пять
основных
черт,
входящих
по
моему
определению
в
ос нов ную
структуру
каждого
языка
в
тра­
д иционно м
смысле
слова,
а
им енно :
1.
Яз ык
состоит
из
содержания
и
выра же ния.
2.
Язы к
состоит
из
посл едо ват ель но го
ряда
(или текста)
и
сис­
темы .
3.
С од ер жание
и
выражение
вз а имно
с вяз аны
в
силу
комму­
тации.
4.
Имеются
определенные
соотношения
в
тексте
и
в
си­
стеме.
5.
Соответствие
между
со д ержанием
и
вы ражени ем
не
является
прямым
соответствием
между
определенным
элементом
од ного
пла на
и
определенным
элементом
другого,
но
языковые
зн аки
мо­
гут
разлагаться
на
бо лее
мелк ие
компоненты.
Такими
компонен­
тами
знаков
являются,
например,
так
наз ыв аемые
фонемы,
кото­
рые
я
предпочел
бы
наз ват ь
так сем ами
выражения
и
к оторы е
сам и
по
себе
не
имеют
содержания,
но
могут
сл агат ься
в
единицы,
име­
ющ ие
содержание,
например
в
слова.
ПО


ЯЗЫК
и
РЕЧЬ1
1.
В
эпоху,
когда
Фердинанд
де
Соссюр
читал
свой
курс
по
общему
языкознанию,
линг вистик а
занималась
исключительно
изучением
языковых
изменений
под
физиологическим
и
психоло­
ги че ским
углом
зр е ния.
Всякий
ино й
под ход
рассматривался
как
невежество
или
ди ле танти зм.
Поэтому,
чтобы
правильно
оцени ть
«Курс общей лингвистики»,
нуж но
под ходи ть
к
нему
как
к
продукту
соответствующей
эпохи.
Только
тогда
можно
объ яснит ь
некоторые
особ енн ос ти
использо­
ва нных
терминов
и
понятий.
В
этих
особенностях
от раж ен
и зв ест­
ный
компромисс,
необходимый,
чтобы
сохр ан ить
контакт
с
прош­
лым
и
настоящим,
и
вместе
с
тем
там
отр аж ена
реакция
автора
«Курса»
на
влияния
окружавшей
его
нау чн ой
сред ы 2.
Сущность
учения
де
Соссюра,
в ыра же нная
в
са мой
краткой
форме,—
это
различие
между
языком
(langue) и речью (parole).
Вся
оста льн ая
теория
логически
выводится
из
это го
основного
т ез иса.
Главным
образом
име нно
этот
тезис
и
противостоит
тради­
ционным
взглядам.
Соссюр,
по
сут и
дела,
открыл
яз ык
как
тако­
в ой;
одновременно
он
показал,
что
современная
ему
лингвистика
и зу чала
не
язык,
а
речь
и
тем
сам ым
обходила
«свой единственно
подлинный
предмет».
С
точ ки
зрения
ис тори и
науки
открытие
Сос сю ра
является
вс е­
го
лиш ь
вторичным
открытием,
чт о,
однако,
нисколько
не
умень­
шает
объективной
це нно сти
науч но го
подвига
Сос сюра .
Ему
пришлось
отчетливо
сформулировать
и
утвердить
забытый
и
за­
бро шен ный
принцип.
Для
этого
он
до лжен
был
созда ть
совершенно
новую
базу.
Де ло
в
том,
что
лингвис тик а ,
остав ив шая
в
XIX в.
из учен ие
языка
как
такового,
глубоко
отличалась
от
той
лингвис­
тики,
которая
до
т ого
занималась
языком.
В
течение
XIX в.
были
отк рыт ы
закономерности
языковых
из ме не ний,
изучен
физиоло­
гиче ск ий
механизм
речи
и
ее
различные
психологические
факторы
и
т.
д.
Все
это
пр ивело
к
окончательному
краху
античной
гра м­
матики
и
сделало
невозможным
простое
возвращение
назад.
Соссюр
должен
был
со зд ать
теорию
языка
как
такового,
в
ко­
тор ой
нашлось
бы
соответствующее
место
для
всех
но ве йших
от­
крытий.
До
Со ссюр а
любая
лингвистическая
проблема
форм ули рова­
лась
в
тер ми нах
индивидуального
акта
говорения.
В
качестве
гла в ной
и
окончательной
ц ели
исследований
выдвигались
причи­
ны
языковых
изменений;
эти
при чи ны
отыскивались
в
видоизме­
нениях
и
сдви га х
произношения,
в
сти хий ных
психических
ассо­
циа ция х,
в
действии
аналогии.
В
дососсюровской
лингвистике
1 Langue et parole, «Cahiers Ferdinand de Saussure», II, 1942.
Перевод
И.
А.
Мельчука.
2 Ценность того,
что
с делал
де
Соссюр,
заключается
одновременно
в
про­
стоте,
цельности
и
очевидности
его
у че ния,
к от орое
он
молчаливо
противопо­
ставил
пр инят ым
мнениям.
111


все
сводилось
в
к онце
концов
к
поведению
индив идуу ма ;
речевая
деятельность
представлялась
как
сумма
инд ивид у ал ьных
актов.
Именно
в
эт ом
пункте
лежит
принципиальное
расхождение,
а
также
со при ко сно вение
м ежду
тр адици он ной
точ кой
зрения
и
нов ой
теорией.
Ф.
де
Соссюр
признает
всю
важность
индивидуаль­
н ого
акта
говорения
и
его
ре шающ ую
роль
в
языковых
изменениях,
тем
с амым
перекидывая
мостик
к
тр а дицио нным
взглядам.
Однако
одновременно
он
формулирует
существенно
от лича ющ ийся
от
них
принцип:
со здан ие
структуральной
лингвистики
—
Gestalt-
linguistik, которая должна заменить или по крайней мере допол ­
ни ть
традиционное
языкознание.
Теперь,
когда
принци п
ст руктурн ости
вв еден
в
лингвистику,
не обход им о
проделать
весьма
трудоемкую
работу,
чт обы
вывести
из
этого
принципа
все
возможные
логические
следствия.
В
н ас тоя­
щее
время
эта
работа
еще
далека
от
своего
завершения.
Приступая
к
это й
работе,
мы
будем
руководствоваться
следую­
щим
положением,
которое
столь
удачно
сформулировал
А.
Сеше1:
наша
цель
—
это
сотрудничество
с
а в тором
«Курса общей лингвис ­
тики», чтобы «во-первых,
вслед
за
ним
углублять
и
расширять
фундамент
л ингвист ич еск ой
нау ки,
а
во-вторых,
продолжать
строительство
зд а ния,
первые
и
еще
несовершенные
эскизы
кото­
рог о
содержатся
в
«Курсе».
2.
Поскольку
структура
является,
по
определению,
се тью
з ави­
с имо стей
или
фун кц ий
(понимая это слово в логико -м а те ма тич е ­
с ком
с м ы сле ), основная задача структуральной лингвистики состо­
ит
в
изучении
фу нк ций
и
их
типов.
Мы
должны
выделить
таки е
типы
отношений
(связей), которые были бы необходимы и доста­
точ ны
для
описания
любой
семиологической
структуры
самым
пр осты м
и
одновременно
с амым
полным
образом.
Эта
задача
ло ги­
чески
предшествует
всем
прочи м .
Здесь,
однако,
мы
ограничимся
тем,
что
из
всех
возможных
типов
функций
укажем
те,
к оторы е
понадобятся
нам
в
да ль ней шем
изложении2.
Мы
бу дем
ра зл ичат ь: 1) двусторонние зависимости,
или
интер-
депенденции,—
между
такими
двумя
эле мент а ми,
каждый
из
ко­
торых
предполагает
обязательное
наличие
друг ог о; 2) односторон ­
ние
зависимости,
или
д е термина ции, —
между
такими
двумя
эле ­
ментами,
од ин
из
которых
(«детерминирующее») предполагает
обязательное
наличие
др уго го
(«детерминируемого»),
но
не
наоборот.
Кро ме
того,
мы
будем
различать
коммутации
и
субс ти ту­
ции.
В
пред ел ах
одной
парадигмы
коммутация
и меет
мест о
между
двумя
элементами
означающего,
если
их
вза имн ая
зам ена
выз ы­
вает
замену
соответствующих
эле мен тов
означаемого,
или
между
двумя
такими
элементами
означаемого,
взаимная
замена
ко торых
1 A. Sechehaye, Les trois linguistiques saussuriennes, p. 3 . («Vox
romanica», V, 1940).
2 Разъяснение употребляемых здесь терминов и понятий,
а
также
при­
ме ры
можн о
найти
в
«Acta Linguistica», 1939, I, стр .
20исл.
112


влечет
за
собой
взаимную
зам ену
соответствующих
элемен т ов
озн ач ающего.
Если
два
члена
парадигмы
не
удовлетворяют
у ка­
занному
условию,
межд у
ними
и меет
место
субституция.
Между
вариантами
всегда
име ет
место
субституция,
между
инвариан­
т ами
—
коммутация1.
Эти
исх о дные
по н ятия
позволяют
нам
пр ист упит ь
к
нашей
ос­
новной
проблеме:
выя снит ь,
какого
род а
фун кц ия
имеет
мест о
между
языком
(langue) и речью (parole).
Эта
проблема
бы ла
под ­
нята
недавно
в
уп омян ут ом
в ыше
труде
А.
С еше.
Мы
б удем
решать
ее,
оставив
в
с торон е
вопрос
о
разграничении
синхронии
и
диах­
ронии
и
ограничившись
только
рамками
синхронии.
Тща тел ьн ый
анализ
понятий
покажет,
что
те р мины
«язык»
и
«речь», введенные в «Курс
общей
лингвистики»
Сос сюра ,
до пу ска­
ют
несколько
толкований.
Именно
отс юда,
по
нашему
мнению,
проистекает
большинство
трудностей.
3.
Нач нем
с
языка
(langue).
Его
можно
рассматривать:
а)
как
чистую
форму,
определяемую
независимо
от
ее
социаль­
ного
осуществления
и
материальной
манифестации;
б)
как
материальную
форму,
определяемую
в
данной
социаль­
ной
реальности,
но
нез а вис имо
от
дета лей
ма нифе с та ции;
в)
как
совокупность
навыков,
принятых
в
данном
соци аль но м
коллективе
и
определяемых
фактами
наблюдаемых
маниф ест аций.
Нужно
строго
различать
эти
три
под хода .
В
д ал ь нейшем
выяс­
нится,
насколько
полезны
и
удобны
указанные
различия.
Мы
будем
называть:
а)
схемой
—
язы к
как
чистую
форму;
б)
нормой
—
язык
как
материальную
форм у;
в)
узусом
—
язык
как
совокупность
навыков.
Что бы
освоиться
с
понятиями,
воз ьм ем
п рост ой
пример:
р ас­
смо тр им
французское
г
с
точки
зрения
тре х
указанных
возможно­
стей.
а)
Прежде
вс его
французское
г
можно
определить: 1)черезего
принадлежность
к
категории
согласных:
сама
категория
определя­
ет ся
как
детерминирующая
категорию
гласных
2; 2) через его при ­
надлежность
к
подкатегории
согласных,
встречающихся
как
в
на­
чал ьно й,
так
и
в
кон еч ной
позиции
(ср .
r-ue
и
pa-r-ti-r); 3) через
его
принадлежность
к
подкатегории
согласных,
всегда
граничащих
с
гл ас ными
(в начальных группах г стоит на втором месте,
но
не
на
п ерв ом3; в конечных группах
—
наоборот4;ср.
tr-appe и ро-
rte); 4) через его способность вступать в коммутацию с другими
1 Дальнейшие детали см .
в
наших
работах
«Die Beziehungen der Phonetik
zur Sprachwissenschaft» («Archiv fiir vergleichende Phonetik», 1938, II) и
«Neue Wege der Experimentalphonetik» («Nordisk Tidskrift for Tale og Stemme»,
1938, II).
2 «Acta linguistica», 1, стр .
22.
8 Случаи типа [rsy] (-re?u в беглом произношении)
следует
интерпрети­
ровать
как
гэ:
sy Страница слога) .
4 Случаи типа katr следует интерпретировать как ka-tra.
5в.
А.
Звегинцсв
113


элементами,
которые
принадлежат
к
тем
же
категориям,
что
и
г
(например,
/).
Так ое
о пред еление
французского
г
позволяет
в ыяв ить
его
рол ь
во
внутреннем
механизме
языка,
рассм атр иваемо го
как
схема,
т.
е.
в
се тке
синтагматических
и
парадигматических
отношений.
R противопоставляется прочим элементам той же категории функ ­
ционально
—
с
помощью
коммутации.
R отличается от прочих
элементов
не
в
силу
своих
собственных
конкретных
качеств
и
осо ­
бенностей,
а
только
в
силу
то го
факта,
что
г
не
смешивается
с
дру­
гими
эл емент ами .
Наше
опр ед елен ие
противопоставляет
кате го ­
рию ,
содержащую
г.
остальным
кате го р иям
только
с
помощью
функций,
определяющих
эти
категории
Ч
Таким
образом,
французское
г
определяется
как
чисто
оппо-
зит ивна я,
ре л ятивн ая
и
негативная
сущность:
определение
не
приписывает
ему
ника к их
по зи тив ных
свойств.
Оно
у казы ва ет,
что
это
элемент,
способный
реализоваться,
но
ни чего
не
говорит
о
его
реализации.
Оно
совсем
не
касается
вопроса
о
его
манифес­
тации,
т.
е.
для
данного
определения
безразлично,
воплотится
ли
определяемый
элемент
в
звучании
или
в
графике,
бу дет
ли
он
вы ражен
какой-либо
фонемой
или
буквой
алфавит а
(латинского,
азбу ки
Морзе
или
какого-либо
др уг ого), жестом (а збук а
для
глу­
хонемых)
или
сиг нал ом
(например,
в
системах
сигнализации
флаж­
ками).
Если
аналогичным
образом
определить
все
не обх одим ые
эле ­
менты,
их
совокупность
будет
представлять
собо й
франц уз ск ий
язык,
рассм атр иваем ый
как
сх ема.
С
этой
точки
зрения
француз­
ски й
яз ык
всегда
о стает ся
иде нтич ен
сам
себе,
независимо
от
ма ни­
фестации
эле ме нто в.
Кто
бы
ни
пользовался
французским
яз ы­
ком
—
глухонемые
с
помощью
жестов,
моряки
с
пом ощ ью
флаж­
ков,
телеграфист
с
помощью
азбуки
М орзе
или
просто
люди
с
помощью
обычной
речи,—
с
указанной
точки
зрения
э тот
язы к
остается
са мим
собой.
Ес ли
бы
даж е
совершенно
изменилось
французское
произношение,
все
равно
сам
французский
язык,
р ассмат ри ваемый
как
схема,
не
из м енился
бы
—
при
условии,
что
сохраняются
различия
и
сходства,
определяющие
его
элементы.
б)
Французское
г
можно
о пред ел ить
и
как
вибрант,
допускаю­
щий
в
качестве
факультативного
варианта
щелевой
зв ук
с
задне й
артикуляцией
(г roule и г grassaye).
Такое
определение
французского
г
позволяет
выяв ит ь
его
роль
в
язы ке,
рассматриваемом
как
норма.
Теперь
г
отличается
от
дру­
гих
эле мент ов
то го
же
пор яд ка
не
просто
чисто
негативными
чер­
тами.
оп реде л яется
как
оппозитивная
и
релятивная
сущн ос ть,
но
1 Между начальной и конечной позицией ( п.
2), а также между позицией
рядом
с
гласным
и
позицией
не
рядом
с
гласным
(п.
3) существует детермина­
ция.
Мы
не
приво дим
зд есь
д етал ьно го
доказательства,
поскольку
это
по тре­
бовало
бы
полного
анализа
французского
слогоделения
и
консонантизма
(наиболее сложный и вместе с тем самый важный пункт в этом анализе —
вопрос
об
элементах
э
и
h).
114


уже
имеющая
и
позитивные
свойства:
г
как
ви бр ант
противопо­
ста вл яется
не
вибрантам,
г
(grassaye) как щелевой звук противо ­
по ст авл яется
взрывным
и,
нак о нец,
г
как
звук
с
з адней
а ртик уля­
цией
противопоставляется
звукам
с
передней
артикуляцией.
Данное
определение
предполагает
определенную
зву ко вую
мани феста ­
ц ию,
обязательно
связанную
с
ор ган ами
речи.
Одна ко
позитивные
свойства
эле мента
в
этом
определении
сведены
к
дифференциаль­
ному
минимуму:
так,
в
эт ом
определении
ни чего
не
говорится
о
конкретной
точке
артикуляции.
Если
бы
французское
произношение
изменилось,
но
в
пределах,
предписанных
данным
определением,
французский
язык,
рассма т­
риваемый
как
норма,
не
изменился
бы.
При
таком
понимании
тер ми на
«язык»
оказалось
бы
столько
французских
языков,
сколько
ест ь
различных
манифестаций,
приводящих
к
различным
определениям:
устный
французский,
письменный
французский
в
латинском
ал фавит е,
французский
в
азбуке
Морз е
и
т.
д.
в)
Французское
г
можно
определить,
нак о нец,
как
а льв еоля р­
ный
раскатистый
пла вный
вибрант
или
как
щелевой
увулярный
плавный.
Это
определение
вкл юч ает
все
позитивные
сво йст ва
г
в
обы ч­
ном
французском
произношении
и
п р едста вл яет,
таким
образом,
эл емен т
языка,
рассматриваемого
как
уз ус.
Оно
не
является
ни
оппозитивным,
ни
р ел ят ивным,
ни
негативным,
а
просто
перечис­
ляет
все
позитивные
свойства,
характерные
для
данного
узуса.
На
эт ом
оно
и
останавливается,
оставив
открытым
вопрос
о
во з­
можности
ва рьиров а ть
произношение
в
пределах,
указанных
опре­
делен ием.
Однако
если
произношение
варьируется
име нно
в
этих
пределах,
язык,
рассматриваемый
как
узус ,
ост ается
тем
же
самым.
С
другой
с торон ы,
всякое
изменение
данного
определения
приво­
дит
к
изм енению
языка:
французский
язык
превратился
бы
в
дру ­
гой
язык,
е сли
бы
г
превратилось
в
ретрофлексный
фарингальный
свистящий.
4.
Легко
заметить,
что
из
трех
возможных
толкований
т е рмина
«язык»
больш е
в сего
приближается
к
обычному
употреблению
слова
первое
толкование
(язык как схема) .
В
повседневной
жиз ни
«нормальный»
французский,
французский
в
ви де
телеграфного
ко да
и
французский
в
азбуке
гл ух он емых
считаются
безусловно
одним
и
тем
же
французским
языком.
Поэт ому,
если
мы
хотим,
чтобы
в
н ашем
определении
отражались
основные
мо мент ы
значе­
ния,
приписываемого
слову
«язык»
в
повседневной
практике,
мы
должны
выбрать
пер вое
толкование.
По-видимому,
имен но
это
тол ков ани е
т ерм ина
«язык»
пр едл ага­
ется
в
основном
в
«Курсе общей лингвистики».
Только
та кое
тол­
кование
позволяет
лишить
яз ык
вс яког о
материального
характера
(например,
звукового)
и
дает
возможность
отделять
существенное
от
второстепенного.
Т олько
так ое
толкование
оправдывает
знаме­
нитое
сравнение
с
шахматами,
где
материальное
во пло ще ние
фиг ур
5*
115


не
имеет
никакого
значения,
п оск ольку
все
оп р еде ляется
их
числом
и
взаимным
р аспо ло жением .
Только
при
таком
толковании
допус­
тима
аналогия
между
языковой
величиной
и
серебряной
мон ет ой,
кот орая
може т
обмениваться
на
монету
из
другого
металла,
на
банкноту,
на
ценные
бумаги,
на
че к.
Наконец,
это
толкование
стои т
за
основным
тезисом
Соссюра:
язы к
есть
форма,
а
не
субстанция.
Можно
добавить,
что
это
тол ков ан ие
стоит
за
в сей
р або той
«Иссле­
дование
о
первоначальной
си сте ме
гл асных
в
индоевропейских
язы­
ка х»,
где
вся
система
индоевропейского
языка
рассматривается
как
чистая
схема,
состоящая
из
элеме нт ов
(автор назвал их « ф о­
немами»
за
не имен ием
более
подходящего
те р мина ), которые опре­
деляются
то лько
своими
вну тр енним и
взаимными
функ ция ми
4.
Эта
концепция
языка
была
при н ята
и
развита
А.
Сеше,
который
правильно
указывал
в
св оей
раб оте
1908 г. ,
что
язы к
мож но
пред­
ставлять
се бе
в
ви де
алгебраической
записи
или
геометрических
изображений
и
что
можно
и зобра ж ать
элементы
языка
любым
произвольным
образом,
лишь
бы
сохранялась
их
индивидуаль­
ность,
но
не
их
м атер иаль ный
характер.
С
другой
стороны,
и дея
сх емы,
отчетливо
преобладающая
в
соссюровском
понимании
языка,
не
является
един ствен ным
по ни­
манием.
«Акустический образ», о котором идет речь в нескольких
местах
«Курса»,—
это ,
очевидно,
психическое
от раж ение
м атер и­
альн ог о
факта;
таким
образом,
яз ык
связывается
со
звуковой
материей
и
начинает
рас сматрив ать ся
как
норма.
В
других
местах
говорится,
что
яз ык
—
это
совокупность
язы­
ко вых
навыков;
зд есь
сл ово
«язык»
понимается
как
узус2.
Подводя
ито г,
мы
прих од им
к
выводу,
что
единственное
опре­
деление,
которое
под ход ит
всюду,
это
о пред еление
языка
как
зн а­
ко вой
сис темы .
Данное
общее
определение
доп уска ет
различные
оттенки;
Соссюр,
вероятно,
осознавал
это
3, но по тем или иным
прич ина м
на
этом
вопросе
он
специально
не
остановился.
5.
Различия,
введенные
в
§ 3, позволяют нам осветить вопрос
о
возможных
отношениях
между
языком
и
речью
в
соссюровском
смысле.
Опр едел ит ь
ср азу
все
эти
отношения
не
удается;
язык-
схема,
я зы к-н орма
и
язык-узус
ве дут
себя
неодинаково
по
отн о­
шению
к
речи,
которая
является
инд ивид уа ль ным
актом.
1) Норма детерминирует (т .
е.
п редп олаг ает )
узус
и
акт
речи,
но
не
н аоб орот.
Это ,
как
нам
кажется,
бы ло
показано
А.
Сеше:
1 Мы обращали внимание на этот факт еще в 1937 г.
(Melanges Н.
Peder­
sen, стр.
39 и сл.).
2 Данный термин (ф р.
usage) встречается в нескольких местах соссюров -
ск ого
«Курса» .
Это
явно е
наследие
дососсюровской
теории
(ср.,
например,
Н.
Paul, Prinzipien der Sprachgeschichte, 5. Aufl.,
стр.
32 и сл.,
стр.
405
и
т.
д .).
С
другой
ст ороны ,
кажется,
что
термин
«норма» (употребляемый Пау­
лем
и
его
современниками)
тщательно
избегается
во
все м
«Курсе».
5В«Курсе»
говорится,
что
язык
«одновременно является социальным про­
дуктом
речевой
способности
и
совокупностью
не обх о димых
ус ловнос те й,
п ри­
нятых
данным
обществом,
чтобы
индивидуум
мог
использовать
эту
сп осо б­
ность».
116


акт
р ечи
и
узус
логически
и
п ра кти чески
предшествуют
норме;
норма
рождается
из
узуса
и
акта
речи,
но
не
наоборот.
Непр о из­
в ольн ый
возглас
—
это
акт
без
нормы;
однако
эт от
акт
происходит
в
силу
определенного
узуса
(наша психофизиологическая при­
рода
обусловливает
некоторый
узу с
—
те
или
иные
рефлексы
и
реакции;
но
за
э тим
узусом
не
обязана
стоять
система
оп поз ит ив-
ных
и
релятивных
элементов,
из
кот орой
можно
вывести
н орм у).
Таким
образом,
тезис
С еше
оправдывается
тогда
и
только
тогда,
когда
язы к
рассматривается
как
норма.
2) Между узусом и актом речи имеет место интердепенденция:
каждый
из
них
предполагает
обя зател ьн ое
наличие
другого.
Там,
где
Соссюр
го вор ит
о
взаимной
зависимости
языка
и
речи,
он
и меет
в
виду
«языковые навыки».
Проведя
различие
между
нормой
и
уз усом ,
мы
устранили
кажущееся
противоречие
между
высказы­
ва ния ми
«Курса»
и
точ кой
зрения,
которую
выдвинул
А.
Сеше:
Diuersi respectus tollunt omnem contradictionem. ( Р а зли чн ые
под­
ход ы
устра няю т
вс якое
противоречие.)
3) Схема детерминируется ( т.
е.
пре дп олаг а ется)
актом
ре чи,
узус ом
и
нормой,
но
не
наоборот.
Чт обы
понять
эт о,
над о
обра­
титься
к
теории
значимостей,
в ыд винуто й
Соссюром.
Эта
теория
тесно
связана
с
концепцией
языка
как
схем ы
и
заслуживает
са мого
пристального
изучения.
При
п ов ерхн ос тном
рассмотрении
возникает
соблазн
непосред­
ственно
сопоставить
лингвистическую
«значимость» (valeur linguis­
tique)со«значением»(влогико-математическом
смысле
этого
слов а;
valeur logico-mathematique): как 4
—
это
воз мо жное
знач ение
вели­
чин ы
а,
так
зву ки
и
зна чени я
(смысл)
—
это
возможные
«значения»
неких
форм;
формы
яв ляю тся
тогда
переменными,
а
материальные
факт ы
—
константами.
Однако
более
правильным
является
другое
сравнение
—
л инг вист ическ ие
«значимости»
гораздо
ближе
к
цен­
ностям
(меновым стоимостям)
эк о ном ич еских
нау к
(valeur d’echan-
ge des sciences economique).
С
эт ой
точк и
зрения
значением
(значимостью,
ценностью,
valeur) и константой является форма,
а
переменные
заключены
в
субстанции;
эти м
субстанциальным
переменным
могут
пр ипи­
сываться
различные
значения,
в
зависимости
от
обстоятельств.Так,
монета
или
банкнота
мо гут
изменить
свою
стоимость
(valeur) точно
так
же,
как
меняют
св ою
значимость
зв ук
или
ед ин ица
смысла;
при
этом
фактически
изменяется
интерпретация
единиц
по
от нош е­
нию
к
различным
с хема м.
Однако
ср авнение
с
меновой
ст оим ос тью
пол итэк оном ии
имеет
с лабую
точку,
что
от меча л
уже
сам
Соссюр:
мено вая
стоимость
определяется
тем,
что
она
равна
некоторому
количеству
какого-
либо
товара;
так им
образом,
м ено вая
ст оим ость
основана
на
мате ­
риальном
факторе,
тогда
как
для
ли нгв истич еск ой
значимости
мате ­
риа льны й
фактор
роли
не
игр ает .
Экономическая
стоимость
явля ет ­
ся
двусторонним
элементом:
она
иг рает
рол ь
пос т оянн ой
по
отно­
шению
к
ко нк рет ным
денежным
единицам
и
одновременно
—
рол ь
117


пе ре ме нной
по
отношению
к
фик сир ов анно му
к ол ич еству
това ра,
которое
служит
эталоном.
В
лингвистике
же
этому
эталону
ничто
не
соответствует.
Именно
поэтому
в
качестве
самой
близкой
анало­
гии
языку
Соссюр
выбрал
шах м аты,
а
не
экономические
по нят ия.
Язык-схема
в
конечном
сч ете
это
иг ра
и
больше
ничего.
Впрочем,
когда
в
различных
странах
вместо
металлического
денежного
эта лон а
был
принят
бумажный
э талон ,
в
экономическом
мире
сложи­
л ась
ситуация,
более
похожая
на
структуру
игры
или
грамматики.
Однако
самым
точн ым
и
п рост ым
о стает ся
ср авнение
язы ка-
схе мы
с
игр ой.
С
другой
стороны,
им енно
по няти е
значимости
(стоимости, va-
leur), как в игре,
так
и
в
грамматике,
заимствованное
у
экономиче­
ских
наук,
позволяет
разобраться
в
различных
функциях,
связы­
вающих
сх ему
с
другими
яр уса ми
языка.
Как
монета
являе тс я
таковой
в
силу
стоимости,
но
не
наоборот,
так
и
з вук
и
значение
обусловлены
чистой
формой,
но
не
наоборот.
Здесь,
как
и
повсюду,
переменная
детерминирует
постоянную,
но
не
наоборот.
В
любой
семиологической
системе
сх ема
является
постоянной,
т.
е.
детерми­
нируемым
ч леном ;
по
отношению
к
схеме
норма,
узус
и
акт
р ечи
суть
переменные,
т.
е.
детерминирующие
члены.
Используя
введенные
раньше
определения,
мы
стр оим
следую­
щую
таблицу:
н орма
узус^акт речи
схе ма
(где <->
означает
интердепенденцию,
а
д ет ерм инацию;
посто­
ян ная
<-»
постоянная,
перем енная
постоянная,
по ст оя нная
пер ем ен ная).
6.
Схе ма,
норма,
уз ус
и
акт
ре чи
не
лежат
в
одн ой
плоскости.
Это
видно
хотя
бы
из
р ассмо тр ения
функций,
св язы ваю щих
эти
факторы.
Схема,
н орма,
узус
и
акт
реч и
р а здел яются
опр ед елен­
ны ми
границами,
которые
нам
предстоит
в ыяв ить
и
описать.
В
соответствии
с
«Курсом»
С осс юра
г лавно й
и
реш ающе й
грани­
цей
является
гр аница
между
язык ом
и
речь ю.
До
сих
пор
мы
со­
знательно
изб ега ли
оба
эти
термина;
теперь
мы
вве дем
их
и
будем
рас сма три вать
их
проекции
на
полученную
н ами
ка рти ну
(соот­
ноше н ие
четырех
о писанны х
выше
поня т ий).
Начать
удобнее
с
ре чи.
По
учению
Со сс юра,
речь
о тл ич ается
от
языка
тремя
свойствами:
1) речь
—
это
реализация,
а
не
у с тан о вл ен ие; 2) речь индивиду­
альна,
а
не
социальна;3)речьсвободна,
а
не
фиксирована.
Все
эти
три
свойства
являются
в з аимно
независимыми:
ре али за­
ция
м ожет
не
быт ь
ни
индивидуальной,
ни
свободной;
индивиду­
аль ные
явле ния
могут
не
бы ть
ни
реализацией,
ни
с во бодн ыми;
то,
что
свободно,
не
обязательно
является
индивидуальным,
и
т.
д.
Н8


Таким
образом,
все
три
сво йст ва
необходимы
для
определения
и
ни
одно
из
них
не
может
быт ь
устранено.
Оказывается,
что
понятие
речи
столь
же
сложно,
как
и
по­
нятие
языка.
Попытаемся
подвергнуть
по нят ие
речи
анализу
ан а­
лог ичн о
то му,
как
это
было
сд елано
для
языка.
Для
этого
мы
должны
выяснить,
что
получится,
если
в
определении
речи
мы
отбросим
как ие-л ибо
два
свойства
и
оставим
только
од но.
Нам
бу дет
достаточно
рассмотреть
о дно
из
тре х
возможных
упрощений
опр ед еления :
мы
воз ьм ем
речь
как
реализацию,
абстрагируясь
от
различий
между
индивидуальным
и
социальным,
межд у
св ободн ым
и
фиксированным.
Тогд а
схем а
оказывается
у стан овл ением ,
а
все
остальное
—
реализацией.
Перед
нау ч ной
дисциплиной,
изучающей
реализацию
схемы,
встали
бы
две
следующие
за дачи ,
отчетливо
сформулированные
в
«Курсе»
С осс ю ра: 1) описать комбинации,
с
помощью
которых
го­
вор ящ ие
используют
код
с хем ы ; 2) описать психофизический меха ­
низм,
позволяющий
осуществлять
эти
комбинации.
С
об щесе ми ологи че ской
точ ки
зрения
Соссюр
прав,
относя
пси­
хофизический
механизм
к
р ечи
и
определяя
«фонологию»
как
дис­
цип лину ,
связанную
только
с
ре чью.
Именно
з десь
и
проходит
ос­
но вная
граница
—
между
чистой
формой
и
субстанцией,
между
мысленным
и
м атер иаль ным .
Иными
словами,
теори я
установле­
ния
—
это
теория
схемы,
а
теория
реализации
включает
в
с ебя
всю
теори ю
субстанции
и
имеет
в
качестве
объекта
норму,
узус
и
акт
ре чи.
Норма,
узус
и
акт
речи
тесно
связаны
и
сос та в ляют
по
су ти
де ла
од ин
объект:
узус,
по
отношению
к
которому
н орма
является
абстракцией,
а
акт
ре чи
—
конкретизацией.
Именно
узус
высту­
пае т
в
качестве
подлинного
объекта
теории
реализации;
нор ма
—
это
искусственное
построение,
а
акт
ре чи
—
преходящий
факт.
Реализация
схемы
обязат ельно
является
уз у сом:
коллективным
и
индивидуальным.
Мы
не
знаем,
как
во зм ожно
с
это й
точки
сохра­
нить
и
от дель но
исследовать
разл и чие
межд у
социальным
и
инди­
ви дуал ьны м.
Речь
в
целом
может
рассматриваться
как
фа кт
языка,
акт
реч и
—
как
факт
инди виду аль но го
узуса,
а
инд ивид у аль ный
узус
—
как
факт
коллективного
узуса;
бесполезно
рас сматрив ат ь
их
иначе.
Могут
в озраз ит ь,
что
при
таком
п одх оде
смазывается
с во­
бод ный
и
непроизвольный
характер
акта,
а
т акже
его
тв орче ска я
роль.
Но
это
не
та к:
ведь
узус
—
это
множество
возможностей,
из
кото р ых
в
момент
акта
речи
совершается
свободный
выбор.
Опис ы­
вая
узус,
надо
всегда
учитывать
пределы,
в
которых
допускаются
колебания
и
отклонения;
ес ли
эти
пределы
зафиксированы
точно,
в
актах
ре чи
не
имеет
места
выход
за
них.
Е сли
это
произойдет,
описание
узуса
надо
перестроить.
Та ким
образом,
из
опр ед еления
следует,
что
в
акте
р ечи
не
может
с одерж а ться
ничего,
что
не
бы ло
бы
предусмотрено
узусом.
Что
касае тся
нормы,
то
это
фик ция,
и
притом
ед инст венная
фикция
сре ди
интересующих
нас
понятий.
Узу с
вместе
с
ак том
119


реч и
и
схема
отраж аю т
реальности.
Норма
же
пред ст авл яет
соб ой
абстракцию,
иск усст венно
полученную
из
узуса.
Строго
говоря,
она
приво дит
к
н ен ужным
усложнениям,
и
без
нее
можно
обойтись.
Норма
о зн ачает
подстановку
понятий
под
факты,
наблюдаемые
в
узус е;
но
современная
логика
показала,
к
каким
опасностям
пр и­
во дит
гипостазирование
поня т ий
и
по пы тки
стр ои ть
из
них
реаль­
ности.
По
нашему
мнению,
некоторые
течения
современной
лингви­
стик и
напрасно
прибегают
к
реализму,
пло хо
обоснованному
с
точки
зрения
теории
познания;
лучше
был о
бы
вернуться
к
номи­
нализму.
Реализм
не
упрощает,
а
усложняет
вещи,
не
расш и ряя
скольк о-н и будь
сущ ест венн о
наших
зна ни й.
Лингвист,
изучающий
со отно ше ния
между
именем
и
вещью,
должен
особо
стремиться
к
тому,
что бы
имя
и
вещь
не
смешивались.
Выполненный
анализ
по каз ал,
как
нам
кажется,
что
есть
цен­
ного
и
поистине
нового
в
соссюровском
определении
языка
(lan­
gue): это то,
что
мы
наз ва ли
схе мо й.
Этот
результат
приводит
нас
к
мысли
считать
различие
м ежду
схемой
и
узусом
1 основным семио -
логическим
подразделением.
Думается,
что
это
подразделение
могло
бы
зам енит ь
противопоставление
языка
и
ре чи,
которое,
по
нашему
мнению,
является
лишь
первым
приб лиж е ние м,
истори­
че ски
очень
важ ным,
но
теоретически
еще
несовершенным.
1 Можно предложить такие соответствия этим терминам:
фр.
schema и
usage, англ, pattern и usage, нем .
Sprachbau и Sprachgebrauch (или Usus),
д атск.
sprogbygning и sprogbrug (или usus).
По-французски
вм.
schema можно
говорить
charpente (de la langue).


IV
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ
ЛИНГВИСТИКА
(ПРАЖСКИЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КРУЖОК)
Л
ин гви сти ческая
концепция
Ф.
де
Соссюра
отличалась
значительной
противоречивостью
и
нар яду
с
положениями,
кот орые
д али
основания
Л.
Ельмслеву
сд ел ать
его
кра йние
выводы,
бесспорно,
содержала
ряд
замечательных
м ысл ей,
на блю де ний
и
заключений.
Именно
положительные
стороны
учения
Ф.
де
С оссю ра
ст реми ло сь
развить
и
воплотить
в
конкретных
и сслед ован и ях
содружество
раб от авши х
в
Праге
языковедов,
получившее
на­
звание
Пражского
лингвистического
круж ка
(ПЛК) -
Оч ень
скоро
это
об ъед и­
нение
вышло
дал еко
за
локальные
признаки
и
сложилось
в
ор игина льно е
лин г­
вистическое
направление,
представители
которого
п осле
некоторого
пер е­
смотра
и
уточнения
своих
т еорет ич ески х
положений
(подчеркивая свое прин­
ципиальное
от лич ие
от
глоссематики
Ельмслева
и
дескриптивной
лингвис­
тики)
придерживаются
ны не
наименования
фу нкцио нал ьн ой
л ингв ис тики.
Пражский
лингвистический
кружок
о рга низ ацио нно
оформился
в
1926 г.,
объ ед инив
ряд
русских
л ингвист ов
—
Н.
Тру бец кого
(1890—1938), Р .
Як об­
сона,
С.
Ка рцев ско го
(1884—1955), чехословацких языковедов — В.
Мат е зиу-
са
(1882—1945), В.
Скаличку,
Ф.
Травничека,
Б.
Гавранека
и
д руг их,
а
так­
же
учеников
В.
Матезиуса
—
И.
Вахека,
Б.
Трнка
и
пр.
С
1929 по 1939 г.
П ра жский
лингвистический
кружок
и зд авал
свои
«Труды» («Travaux deCercle
linguistique de Prague»).
В
первом
томе
этих
«Трудов», приуроченном к I
съезду
слав и сто в,
были
опубликованы
«Тезисы»
ПЛ К,
содержащие
теоретиче­
скую
программу
недавно
возникшего
л ингвис тич еско го
объединения
(с неболь ­
шими
сокращениями
они
приводятся
в
настоящей
книге).
В
1951 г.
на
стра­
ницах
ж урна ла
«Tvorba» в Чехословакии развернулась дискуссия,
за тр аги­
вавшая
в
первую
очередь
структуралистские
основы
ПЛ К.
Эта
дис кус сия
сп о­
собствовала
окончательному
формулированию
теоретических
положений
ПЛ
К,
основная
методическая
напр авл еннос ть
которых
характеризуется
и
самим
наименованием
—
«функциональная лингвистика».
Име нно
с
точки
зрения
этой
характерной
че рты
и
сле дуе т
р ас см атри вать
и
оценивать
данное
линг ви­
стическое
нап равлен ие .
Фу нкциона ль на я
лингвистика
исход ит
из
структурного
понимания
язы ка
и
в
соответствии
с
этим
полагает
необходимым
опираться
на
структуральные
методы
лингвистического
исследования.
Однако
само
п оним ание
стру кту ра ­
лизма
(и способа его приложения к изучению языковых явлений)
резко
отли­
чается
от
той
его
трактовки,
к отор ую
он
получает
у
Л.
Ельмслева
или
в
121


дескриптивной
лингвистике.
«Структурализм,—
у с танав лив ают
представите­
ли
функциональной
лингвистики,—
является,
на
наш
в зг ляд,
направлением,
рассматривающим
языковую
действительность
как
р еа лиз ацию
си ст емы
зна­
к ов,
которые
о бяз ател ьны
для
опр еделенн ог о
ко л лектива
и
упорядочены
специфическими
законами.
Под
знаком
пражская
шк ола
понимает
язы ко вой
ко ррелят
в неязы ков ой
действительности,
без
к ото рой
он
не
им еет
ни
см ысла,
ни
права
на
существов ан и е».
Учитывая
тот
фа кт,
что
«структура языка тесно
связана
с
окружающими
ее
стру к ту ра ми », пражские структуралисты большое
внимание
уде ляю т
изуч ени ю
ра злич ных
функциональных
и
стилистических
сл оев
яз ыка
и
отношений
языка
к
литературе,
искусству,
культуре.
Тако го
рода
соот носи тель ное
и зучени е
структуры
языка
исходит
из
то го
положения,
что
языковой
знак
нельзя
рассматривать
н езав исимо
от
его
р еал иза ции:
это
нераздельные
явления
и
сами
пр о тиво пос тав ления,
складывающиеся
внутри
структуры
языка,
поэтому
следует
из уч ать
как
отношения
реаль н ых
э лемен ­
т ов,
имеющих
реальные
качества
и
пр из наки.
Ч ре звы чайно
характерной
чертой
функциональной
лингвистики
является
то,
что
она
не
ограничивается
в
своей
ис следо ват ель ск ой
работе
си нх рон иче­
с кой
плоскостью
языка,
но
применяет
структуральные
методы
к
изучению
п роц ессов
развития
языка,
т.
е.
к
его
диахронии.
В
этом
последнем
случае
внимание
исс лед о вате ля
обращается
не
на
опи сан ие
изменений
фактов
языка
(исторический или даже хронологическийдескриптивизм), а на вскрытие при ­
чин
эти х
изменений.
Та кое
интересное
и
многообещающее
направление
в
со­
временной
языковедческой
ра бот е,
как
диахроническая
фонология,
является
прямым
про извод ны м
ос но вных
т еор етич ески х
положений
функциональной
л ингв истики.
В
тесной
и
логической
связи
с
изложенными
те оре тиче ск ими
при нц ип ами
находится
и
трактовка,
с
одной
стороны,
в заи моотно шен ий
синхронической
и
диахронической
п ло ско стей
языка,
а
с
другой
стороны,—
соссюровского
противопоставления
«языка»
и
«речи» .
Синхрония
и
диахрония
не
представля­
ют
в
функциональной
лингвистике
н езависим ых
областей
и
асп ек тов
изучения
языка,
но
в заим о прони кают
друг
в
друга.
«Диахронные законы отличаются в
структурном
языкознании
от
синхронных
то лько
т ем,
что
они
ограничены
во
времени
относительной
хронологией
и
пр иво дят ся
в
исторической
пос лед ов а­
тельности».
А
что
касае тся
дихотомии
«язык/ речь», то «язык овы е
факты,
то л­
куемые
де
Соссюром
как
речь
(parole), пражская школа считает высказыва­
ниями,
т.
е.
языковым
материалом,
в
котором
яз ыко вед ам
с лед ует
определять
законы
«интерсубъектного»
характера».
Направляя
свои
усилия
на
анализ
языковой
действительности,
данной
в
высказываниях,
представители
функциональной
линг вистики
основной
своей
задачей
считают
вскрытие
де йс твующ их
в
языковой
действительности
зако­
нов.
Лингвистические
за кон ы,
будучи
законами
абстрактными, «в отличие от
законов
е сте ство з нания,
действующих
механически,
яв л яются
нормирующими
(нормотетическими)
и,
следовательно,
и меют
сил у
только
для
определенной
системы
и
в
определенное
вр емя ».
Традиционные
методы
л ингв истич еско го
исследования
функциональная
лингвистика
стремится
соединить
с
квантитативными
(«математическая линг­
ви ст ика »). «Для
полного
поз нан ия
языковой
д ейств итель но сти, —
говорится
в
ее
на учн ой
программе,—
след уе т
сочет ат ь
качественный
анализ
элементов
языка
с
количественным
(статистическим)
анализом».
Подобного
ро да
кв ан­
титативный
подход
к
изучению
языка
во
мн огом
способствовал
становлению
и
развитию
математических
мето до в
лингвистического
исследования,
ныне
ши­
р око
применяемых
в
прикладной
лингвистике.
ЛИ ТЕ РАТ УРА
О.
Л
е
ш
к
а,
К
во пр осу
о
с трукт урализ ме , «Вопросы языкознания»,
1953, No 5.
К.
Ха нсен,
П ути
и
цел и
струк турал и з ма, «Вопросы языкознания»,
1959, No 4.


ТЕЗИСЫ
ПРАЖСКОГО
ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО
КРУЖКА1
ПРОБЛЕМЫ
МЕТОДА,
ВЫТЕКАЮЩИЕ
ИЗ
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
О
ЯЗЫК Е
КАК
О
СИСТЕМЕ,
И
ЗНАЧЕНИЕ
ЭТОГО
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
ДЛЯ
с лавянских
язык ов
(Синхронический метод и его отношение к методу диахрониче­
ском у;
сравнение
структурное
и
сравнение
г ене тич еско е;
случайный
характер
или
закономерная
связь
яв лен ий
в
линг в истич еско й
эволюции)
а)
Представление
о
языке
как
о
функциональной
системе
Являясь
продуктом
человеческой
деятельности,
язык
вместе
с
тем
и меет
целевую
направленность.
Анализ
речевой
деятельности
как
сред ст ва
обще н ия
показывает,
что
наиболее
о бычн ой
целью
го­
ворящего,
которая
обнаруживается
с
наибольшей
четкостью,
яв­
ляется
выражение.
Поэтому
к
лингвистическому
анализу
нужно
подходить
с
функциональной
точки
зрения.
С
э той
точки
зрения
язык
е сть
сис тема
сре дс тв
вы ра жен ия,
сл ужа щая
какой-то
опре­
деленной
цели.
Ни
о дно
явлен и е
в
языке
не
мо жет
быть
понято
без
учет а
сис т емы,
к
которой
это т
язы к
принадлежит.
С л авя нская
л ингвист ик а
также
не
может
игнорировать
этот
актуальный
ко м­
плекс
про бле м.
б)
Задачи
синхронического
метода.
Его
отношение
к
методу
диахроническому
Лучший
способ
для
познания
сущности
и
характера
языка
—это
си нх ронны й
анализ
современных
фактов.
Они
являются
ед ин ствен ­
ны ми
данными,
дающими
исчерпывающий
ма тери ал
и
по зво ляю­
щими
сост авит ь
о
них
непосредственное
представление.
Перво­
очередная
задача
славянской
лингвистики
(задача,
которой
до
сих
пор
пренебрегали)
зак лючае тся
в
том ,
чтобы
с ф ормул иров ать
лингвистические
характеристики
современных
славянских
яз ык ов,
1 Theses. «Travaux du Cercle linguistique de Prague», I. Prague, 1929.
Те­
зисы
были
н апе чатан ы
к
I съезду славистов.
123


без
чего
сколько-нибудь
углубленное
изучение
их
абсолютно
невозможно.
Представление
о
язы ке
как
о
функциональной
сист ем е
должно
приниматься
также
во
в нима ние
и
при
изучении
п рошлы х
языко­
вых
состояний
независимо
от
того,
предстоит
ли
их
воссоздать
или
описать
их
эволюцию.
Но
нельзя
воздвигать
не п рео доли мые
пр е­
грады
между
мет од ом
синхр о нич еск им
и
диахроническим,
как
это
делала
женевская
шк ола.
Е сли
в
синхронической
лингвистике
эл емен ты
системы
языка
рассматриваются
с
точк и
зрения
их
функций,
то
о
претерпеваемых
языком
изм е нен иях
н ельзя
судить
без
учета
системы,
з атрон утой
этими
изм е нени ями.
Было
бы
нел о­
гично
полагать,
что
лингвистические
изменения
не
что
иное,
как
разрушительные
удары,
случайные
и
разнородные
с
точки
зрения
системы.
Лингвистические
изменения
часто
имеют
св оим
объектом
си стем у,
ее
упрочение,
перестройку
и
т.
д.
Таким
образом,
ди ахр о­
ническое
изучение
не
то лько
не
исключает
понятия
сист емы
и
функций,
но,
напротив,
без
учета
эт их
по ня тий
является
неполным.
С
другой
стороны,
и
синхроническое
опис а ние
не
может
целиком
исключить
п он ятия
эво люци и,
так
как
даже
в
синхронически
ра с­
сматриваемом
сект ор е
языка
всегда
налицо
сознание
того,
что
на­
личная
стад ия
сменяется
ст адией ,
находящейся
в
проц е ссе
форми­
ро ва ния.
Стилистические
элементы,
воспринимаемые
как
архаизмы,
во-первых,
и
различие
м ежду
пр од ук т ивными
и
непродуктивными
формами,
во-вторых,
представляют
явления
диахронические,
кото­
рые
не
могут
бы ть
исключены
из
синхронической
лингвистики.
в)
Нов ые
возможности
применения
сравнительного
мет ода
До
настоящего
времени
срав н и тельное
изучение
сл авян ск их
языков
ограничивалось
одними
генетическими
проблемами,
в
ча­
стности
поисками
общего
прототипа.
А
между
тем
срав нит ел ь ный
метод
должен
быть
использован
гораздо
шире;
он
позволяет
вс кры ть
законы
структуры
лингвистических
с истем
и
их
эволюции.
Ценный
мат ери ал
для
такого
рода
сравнения
мы
н аходи м
не
только
в
неродственных
или
отдаленно
родственных
языках,
различных
по
своей
структуре,
но
и
в
языках
одной
се мьи,
на приме р
в
сла­
вянских,
обнаруживающих
в
ходе
своей
эволюции
наряду
с
много­
численными
и
существенными
соответствиями
также
и
резкие
раз­
личия.
Значение
структурального
сравнения
родственных
языков.
Сравнительное
изучение
эволюции
с лав янски х
языков
по степенн о
разрушает
представление
о
случайном
и
эпизодическом
характере
конвергирующей
и
дивергирующей
эволюций,
которые
проявля­
ю тся
на
п ротяж ен ии
истории
этих
языков.
Оно
обнаруживает
за­
коны
един ст ва
конвергирующих
и
дивергирующих
явлений
(пучок
явлений).
Таким
образом,
эво лю ция
сл авян ских
языков
создает
124


свою
типологию,
т.
е.
группирует
ряд
взаимообусловленных
яв­
лений
в
одн о
целое.
Давая,
с
одной
ст о роны,
ценный
мате риа л
для
общей
ли н гви­
стики,
а
с
другой,
обогащая
историю,
в
частности,
сл авян ских
языков,
сравнительное
из уч ение
решительно
от бр асыв ает
бесплод­
ный
и
с ло жный
метод
исслед ов ания
изолированных
фактов.
Сра в­
ните льно е
изучение
рас кры в ает
основные
тенденции
развития
того
или
иного
языка
и
позволяет
с
б ольши м
усп е хом
использовать
принцип
относительной
хронологии,
боле е
надежный,
чем
косвен­
ные
хронологические
указ ан ия
отдельных
памятников.
Территориальные
группы.
Определение
тенденций
эво люц ии
различных
славянских
языков
в
разные
эпо хи
и
сопоставление
эт их
тенденций
с
другими,
з асв идет ел ьст во ванным и
в
эво люци и
сосед­
них
с лавя нс ких
и
неславянских
языков
(например,
в
угро-финских,
немецком,
балканских
любого
происхождения), дают материал для
изучения
целого
ря да
важных
вопросов,
с вяз анных
с
«региональ ­
ны ми
объединениями»
разли чног о
масш т аба,
к
кот оры м
разные
слав янс ки е
язы ки
примыкали
в
ходе
своей
истории.
г)
Законы
связи
я в лений
лингвистической
эволюц ии
В
нау ках,
и меющи х
дел о
с
эволюцией,—
к
ним
принадлежит
и
историческая
лингвистика
—
представление
о
произвольном
и
случайном
характере
возникновения
явл ени й
(даже если они реа­
лизуются
с
абсолютной
регулярностью)
постепенно
уступает
место
понятию
св язи
согласно
зак о нам
развивающихся
явлений
(номо ­
ген ез ).
То чно
так
же
в
объяснении
грамматических
и
фонологиче­
ск их
и змен ений
теория
конвергирующей
эволюции
отодвигает
на
второй
план
пред ст авлен ие
о
механическом
и
случайном
характере
распространения
явлений.
По след ст вия
этого
тако вы :
1.
Для
распространения
яз ыко вых
я влен ий.
Распространение
яз ык овых
явлений,
изменяющих
лингвистическую
сист ему ,
не
п рои сход ит
мех анич еск и,
а
определяется
склонностями
восприни­
мающих
эти
изменения
индивидов;
эти
склонности
проявляются
в
полном
соответствии
с
тенденциями
э волю ции.
Таким
образом,
сп оры
о
том,
имеют
ли
в
данном
случа е
мест о
из менения ,
ра с про­
страняющиеся
из
общего
источника,
или
же
факты,
явл яющ иес я
результатом
конвергирующей
эво люции ,
теряют
всякое
принци­
пиальн ое
значение.
2.
Для
проблемы
чл енен ия
общего
траязыка».
Изм е няется
смысл
пр о блемы
членения
«общего праязыка» .
Ед инс тво
этого
языка
про­
явл яет ся
лишь
в
той
мере,
в
какой
ди але кты
оказываются
способ­
ны ми
развивать
о бщие
изменения.
Вопросом
второстепенного
зн а­
чения,
едва
ли
разрешимым,
становится
вопрос
о
наличии
общего
источника,
как
отправной
точки
эт их
конвергенций.
Есл и
к он вер­
генции
п олуча ют
пр ео бладани е
над
дивергенциями,
то
имеется
основание
предполагать,
правда,
условно,
общ ий
«праязык».
125


Та кой
же
п одход
позволяет
разре ши ть
и
вопрос
о
распад е
сл авя н­
ского
прототипа.
Понятие
лингвистического
ед инст ва,
употреблен­
ное
здесь,
является,
конечно,
только
вспомогательным
понятием,
предназначенным
для
исторического
исследования,
и
неприемлемо
в
практической
лингвистике.
В
последней
критерием
единства
языка
служит
отношение
говорящего
коллектива
к
этому
языку,
а
не
объективные
лингвистические
признаки.
ЗАД АЧИ,
ВОЗНИКАЮЩИЕ
ПРИ
ИЗУЧЕНИИ
ЛИН ГВИ СТИЧ ЕСК ОЙ
СИС ТЕМ Ы
И
СЛАВЯНСКОЙ
СИСТЕМЫ
В
ЧАСТНОСТИ
а)
Иссл ед ован и я,
относящиеся
к
звуковому
аспекту
языка
Важность
акустической
стороны.
Проблема
целевой
обуслов­
ленности
фонологических
яв лен ий
приводит
к
тому,
что
в
лингви­
сти чес ком
исследовании
на
первый
пла н
вы сту пает
не
двигатель­
н ый,
а
акустический
образ ,
так
как
именно
последний
им еет
своей
целью
говорящий.
Необходимость
различать
з вуки
как
объективный
физ ическ ий
факт,
как
представление
и
как
элемент
функциональной
системы.
Регистрация
с
помощью
инструментов
объективных
акустико­
двигательных
факторов
субъективных
акустико-двигательных
образов
представляет
большую
ценно с ть,
как
показатель
объек­
т ивных
соответствий
лингвистических
значимостей.
Однако
эти
обьективные
факты
имеют
только
косвенное
отн оше ние
к
лингви­
стике,
и
их
нельзя
отож де ствл ят ь
с
лингвистическими
значимо­
стя ми.
С
другой
стороны,
субъективные
акустико-двигательные
образы
являются
элементами
лингвистической
си сте мы
лишь
в
той
мере,
в
како й
они
выполняют
функ цию
различителя
значений.
М атер и­
альное
содержание
таких
фонологических
элементов
м енее
су ще­
ственно,
чем
их
взаимосвязь
внутри
сис те мы
(структуральный
при нцип
фонологической
си стемы ).
Основные
задачи
синхронической
фон ол огии.
К
числу
эти х
зад ач
отн осятся:
1.
Характеристика
фонологической
системы,
т.
е.
составление
перечня
наиб о лее
простых
и
значимых
акустико-двигательных
об­
разов
данного
языка
(фонем).
При
этом
нео бхо ди мо
уст ано вит ь
су­
ществующие
между
эти ми
фо немами
связи,
т.
е.
наметить
структур­
ную
схем у
р ассмат ри ваем о го
языка;
в
частности,
важно
определить
фонологические
корреляции
как
особый
тип
значимых
различий.
Фонологическая
корреляция
устанавливается
ряд ом
противопола­
гающихся
фонематических
пар,
различающихся
между
соб ой
со г­
ласн о
одному
и
тому
же
принципу,
кот оры й
может
мыслиться
отвле­
че нно
от
каждой
па ры
(в русском языке,
напр им ер,
и меют ся
следу­
ющие
ко рре ля ции:
ударность
—
неударность
гласных,
звон ко сть—
126


глухость
согласных,
мяг к ость
—
твердость
согласных;
в
чешском:
долгота
—
кр атко сть
гласных,
звонкость
—
глухость
согласных).
2.
Определение
сочетаний
фонем,
вст р ечаю щ ихся
в
данном
языке,
по
ср авнен ию
с
теоретически
возможными
со чет ания ми
эт их
фонем;
опре д еле ние
вариаций
в
поряд ке
их
группировки
и
степени
распространенности
эт их
сочетаний.
3.
Установление
степени
использования
и
объема
реализации
данных
фонем
и
сочетаний
фонем
различной
распространенности;
равным
образом
изучение
функциональной
нагрузки
различных
фонем
и
их
сочетаний
в
данном
языке.
Важной
проблемой
л ингвист ик и
(в частности,
лингвистики
сла­
вянской)
является,
кро ме
то го,
морфологическое
использование
фонологических
различий
(или морфофонология,
сокращенно
морфо­
нология).
Морфонема
играет
первостепенную
роль
в
славянских
язы ка х.
Это
образ,
состоящий
из
двух
или
нескольких
фоне м,
с по­
собных
замещать
дру г
друга,
согласно
условиям
морфологической
структуры,
внутри
одн ой
и
той
же
мо рфем ы
(например,
в
русском
языке
морфонема
к/ч
в
комплексе
рук:
рука,
ручной).
Необходимо
определить
строго
синхронически
как
все
морфонемы,
существу­
ющи е
в
данном
языке,
так
и
место,
занимаемое
данной
морфонемой
внутри
морфемы.
Фонологическое
и
морфонологическое
о пис ание
всех
славян­
ских
языков
—
насущная
проб ле ма
славистики.
б)
Исследование
слова
и
сочетания
слов
Теория
лин гвис т ичес кой
но ми нац ии.
Слово.
Слово,
рассматри­
ва емое
с
функциональной
точки
зр ени я,
ест ь
результат
но ми на­
тив ной
лингвистической
деятельности,
неразрывно
связанной
иногда
с
синт агм атич еск о й
деятел ьн о сть ю.
Лингвистика,
анализи­
ро вавш ая
речевую
деятельность
как
объективный
факт
мех ан иче­
с кого
характера,
ча сто
полностью
отрицала
существование
слова.
Однако
с
функциональной
точки
зрен ия
самостоятельное
су ще­
ствование
слова
со ве ршен но
очевидн о,' хотя
оно
и
проя вляе тс я
в
различных
языках
с
разной
определенностью
и
даж е
может
находиться
в
пот е нциа льно м
со сто яни и.
Посредством
номинатив­
ной
деятельности
яз ык овая
деятельность
расчленяет
действитель­
ность
(безразлично,
в неш нюю
или
внутреннюю,
реальную
или
абстрактную)
на
элементы,
лингвистически
определимые.
Каждый
язык
имеет
свою
особую
с ист ему
номинации:
он
упот­
ребляет
различные
но мина т ивные
формы,
при том
с
различной
ин­
тенсивностью,
например
слов ообра зов ан ие ,
словосложение,
за­
ст ывши е
словосочетания
(так,
в
славя н ски х
языках,
особенно
в
н ародн ой
речи ,
но вые
существительные
обра зую тся
больше й
частью
путем
словооб разо ван и я).
Каждый
язык
имее т
св ою
со б­
ственную
к л ассиф ик ацию
сп ос обов
номинации
и
со зда ет
св ой
особый
словарь.
Эта
классификация
определяется,
в
частности,
системой
категорий
слов,
точность,
о бъем
и
внут ре нн яя
структура
127


кот орой
должны
изучаться
для
ка жд ого
языка
особо.
Кро ме
т ого,
внутри
отдельных
частных
категорий
тож е
существуют
кл асси ­
фик ацио нные
различия:
для
существительных,
напр им ер,
кате­
гория
рода,
одушевленности,
числа,
определенности
и
т.
д.,
для
глагола
категория
залога,
вида,
вре м ени
и
т.
д.
Теория
номинации
частично
а на лизир ует
те
же
языковые
явл е­
ния ,
что
и
традиционное
учение
об
образовании
слов
и
«синтаксис»
в
узком
смысле
с лова
(значение частей речи и форм слов).
Но
функ­
циона л ьна я
концепция
позволяет
связать
разрозненные
явления,
установить
си с тему
данного
языка
и
дать
объяснение
то му,
что
пр е жний
метод
мог
только
констатировать,
напр им ер,
объяснить
фу нк ции
временных
фо рм
с лавя н ских
языков.
Анализ
фо рм
лингвистической
номинации
и
классификация
сп особ ов
номинации
не
оп р еде ляют
еще
в
дос та точ ной
м ере
харак­
тер
сл о варя
данного
языка.
Что бы
охарактеризовать
е го,
нужно
изу чи ть
еще
об ъем
и
точность
значений
в
лингвистической
номина­
ции
вообще
и
в
различных
категориях
номинации
в
частности,
определить
поня т ийные
сферы,
фик с иро ван ные
в
элементах
дан­
н ого
словаря,
указать,
с
одной
стороны,
роль
э мо циона ль ных
факторов,
а
с
другой
стороны,
все
возрастающую
интеллектуали­
з ацию
языка;
установить,
каким
образом
пополняется
с ловар ь
(например,
заимствования
и
кальки), т.
е.
исследовать
явления,
обычно
относящиеся
к
сем ан ти ке.
в)
Теория
синтагматических
сп особ ов
Сочет ан ие
слов,
е сли
ре чь
идет
не
об
уст ойчи вом
сочетании,
возникает
в
результате
синта гмати чес ко й
деятельности.
Вп роче м,
эта
деяте льность
проя вляе тс я
иногда
и
в
форме
отдельного
слова.
Основное
син т агмат ичес кое
действие,
созидающее
вместе
с
тем
и
пр ед л ожение,
выражается
предикацией.
Поэтому
функциональный
синтаксис
и зучае т
прежде
всего
ти пы
ск азуе мы х,
учитывая
при
этом
фу нк цию
и
формы
грамматического
подлежащего.
Функция
под л ежащ его
лу чше
всего
может
быт ь
выя влен а
при
сравнении
современного
деления
предложения
на
тему
и
высказывание
с
фо рма л ьным
р азд ел ением
предложения
на
грамматические
под ле­
жащ ее
и
ск аз уемое
(в чешском языке грамматическое подлежащее
не
столь
тематично,
как
во
французском
и
английском
языках;
возможное
вследствие
незастывшего
порядка
сл ов
д ел ение
чеш­
ского
предложения
на
тему
и
высказывание
позволяет
избегнуть
противоречия
между
темой
и
грамматическим
подлежащим,
устра­
няе м ого
в
других
языках
при
помощи
пассивной
конструкции).
Функциональная
ко нце пция
позволяет
распознать
взаимные
связи
различных
синтагматических
форм
(ср.
связь
между
темати­
ческой
природой
грамматического
подлежащего
и
развитием
пас­
сивной
сказуемости)
и,
следовательно,
их
единство
и
к онце нт­
ра цию.
128


Морфология
(теория системы форм слов и их групп).
Лексиче­
ские
обр азов ан ия
и
образования
лексических
групп,
вытекающие
из
номинативной
и
синтагматической
лингвистической
деят ель н о­
сти ,
группируются
в
языке
в
системы
формального
порядка.
Эти
сист ем ы
изучаются
морф олог ие й
в
шир ок омьс мы сле
сл ова,
которая
существует
не
как
дисциплина,
параллельная
теории
номинации
и
синт агм атич еск о й
теории
(традиционное деление на словообразова­
ние,
м орф ологи ю
и
син так си с), а перекрещивается как с той,
так
и
с
друг ой .
Т ен ден ции,
создающие
морфологическую
систему,
имеют
двоя­
кое
направление:
с
одной
стороны,
они
стремятся
держать
в
фор­
мальной
си ст еме
раз л ичные
формы
в
зависимости
от
функций,
в
к от орых
про явля ет ся
носитель
одн ого
и
т ого
же
значения,
а
с
дру ­
гой
—
уде рж ать
также
и
формы
носителей
различных
зна чени й,
объединяемых
одн ой
и
той
же
фу нк цией.
Необходимо
установить
для
каждого
языка
силу
и
степень
распространения
эт их
те нде нций,
а
также
расположение
систем,
управляемых
ими.
Равным
образом
в
характеристике
морфологических
систем
нужно
определить
силу
и
ст епен ь
распространения
аналитического
и
синтетического
принципов
в
выражении
различных
частных
функций.
ПР ОБЛЕМЫ
ИССЛЕДОВАНИЯ
ЯЗЫКОВ,
ВЫПОЛНЯЮЩИХ
РАЗЛИЧНЫЕ
Ф УНКЦИ И
а)
Фу нк ции
языка
Изучение
языка
требует
в
каждом
отдельном
случае
строгого
уче та
разнообразия
лингвистических
функций
и
фор м
их
реали­
зации.
В
противном
случае
характеристика
любого
языка,
будь
то
синхроническая
или
диахроническая,
неиз б ежно
окажется
иска­
женной
и
до
известной
степени
фик т ивн ой.
Именно
в
соответствии
с
этими
функциями
и
формами
изменяется
как
звуковая,
так
и
грамматическая
структура
языка
и
его
лексический
состав.
1.
Необходимо
различать
внутреннюю
ре че вую
деятельность
и
выраженную
речевую
деятельность.
Последняя
для
большинства
говорящих
является
только
ча ст ным
случаем,
так
как
лингвисти­
че ские
формы
чаще
употребляются
мысленно,
чем
в
речевом
про­
цессе.
Поэтому
не
сл ед ует
обобщать
и
перео цен ивать
важность
для
языка
чисто
вн ешне й
звуковой
стороны,
а
нужно
принимать
во
внимание
такж е
и
пот е нциа л ьные
лингвистические
явления.
2.
Важным
показателем
характеристики
языка
служат
интел­
лектуальность
и
аффективность
лингвистических
проявлений.
Эти
показатели
либ о
переплетаются
друг
с
друг ом,
л ибо
один
из
них
господствует
над
другим.
3.
Реализованная
интеллектуализованная
реч ева я
деятель­
нос ть
имеет
прежде
всег о
социальное
н азн ачен ие
(связь с другими).
То
же
можно
сказ ат ь
и
об
аффективной
речевой
де я тельнос ти,
если
129


она
стремится
вызвать
у
слушателя
известные
эмоции
(эмоциональ­
ная
р ече вая
де яте ль но с ть); кроме того,
она
с лужит
для
выражения
эмоции
вне
связи
со
слуш ател ем.
В
св оей
социальной
роли
р ече вая
деятельность
раз лич ае тся
в
за­
висимости
от
связи
с
внелингвистической
реальностью.
При
этом
она
и меет
ли бо
функцию
общения,
т.
е.
на пра вле на
к
означаемому,
либ о
поэтическую
функцию,
т.
е.
на пр авл ена
к
самому
знаку.
В
функции
речевой
деятельности
как
средства
общения
следует
различать
два
цент ра
тяготения:
один,
в
котором
язы к
является
«си­
туативным
я зыко м» (практический язык), т.
е.
использует
дополни­
тельный
внелингвистический
ко нтекст,
и
д руг ой,
где
язык
стремит­
ся
образовать
целое,
насколько
воз м ожно
замкнутое,
с
тенденцией
ст ать
точным
и
полным,
используя
слова-термины
и
фразы-
суждения
(теоретический язык,
или
язык
фо рму лиров ок ).
Нео бход имо
и зу чать
как
те
формы
языка,
где
преобладает
исключительно
одна
функ ция ,
так
и
те,
в
которых
переплетаются
различные
функции;
в
исследованиях
пос ле дн его
род а
основной
проб лем ой
является
установление
раз лич ной
значимости
функ ций
в
каждом
данном
случае.
Каждая
функ цио наль ная
р ечев ая
деятельность
имеет
свою
услов­
ную
систему
—
яз ык
в
собственном
с мыс ле;
ошиб очн о,
с лед ова­
т ельн о,
отож д еств лять
од ну
функциональную
речевую
деятель­
нос ть
с
языком,
а
другую
—
с
«речью» (по терминологии Соссюра),
нап рим ер
интеллектуализованную
речевую
деяте ль н ость
—
с
язы­
ком,
а
эм о цио наль ную
—
с
речью.
4.
Фор мы
лингвистических
проявлений
сле дующи е :
с
одной
стороны,
устное
проявление,
подразделяемое
в
зависимости
от
того,
видит
ли
слушающий
говорящего
или
не
ви дит
е го;
с
дру­
гой
—
пис ьмен н ое
проявление*,
наконец,
ре чев ая
деятельность,
чередующаяся
с
паузами,
и
монологизированная
непрерывная
р ече вая
де ят ел ьнос ть.
Важно
определить,
ка ким
функциям
соответствуют
те
или
иные
фор мы
и
степень
этого
со от вет ст вия.
Следует
систематически
и зу чать
ж есты,
сопровождающие
и
до­
полняющие
устные
проявления
говорящего
при
его
непосредствен­
ном
об щени и
со
сл у шател ем,
жесты,
имею щие
значение
для
про б­
лемы
лингвистических
региональных
союзов
(например,
общие
бал кански е
же ст ы).
5.
Важным
фактором
для
подразделения
ре че вой
деятельности
служат
взаимоотношения
говорящих,
находящихся
в
лингвистиче­
ском
кон такт е*, степень их социальной,
профессиональной,
терри­
ториальной
и
родственной
связи,
их
принадлежность
к
нескольким
коллективам,
порождающая
смешение
лингвистических
систем
в
городских
языках.
Сю да
же
пр имык а ют:
проблема
межъязыковых
связ ей
(языки,
называемые
общими),
проблема
специальных
яз ыков ,
п роб лема
яз ыко в,
приспособленных
для
с вязи
с
иностранной
язы ко вой
ср ед ой,
а
та кже
проблема
распределения
лингвистических
пл аст ов
в
г ородах .
Не обхо ди мо
также
(даже в диахронической лингвистике)
обра­
130


щать
вним а ние
на
глубокие
в за имо вл ияния
различных
лингвисти­
ческих
образований,
причем
не
только
с
точки
зрения
территори­
альной,
но
и
с
точки
зрения
функциональных
языков,
различных
фор м
линг ви сти ческ ог о
пр оя вле ния,
определенных
• языков раз ­
личных
гр упп
и
цел ых
языковых
групп.
К
изучению
э той
функциональной
диалектологии
в
области
сла­
вянских
языков
еще
не
приступлено;
до
настоящего
времени
отс ут­
ствуют,
например,
ск ол ько-н иб удь
систематические
иссл едо вания
лингвистических
средств
выражений
аффективности;
следовало
бы
незамедлительно
при сту пит ь
также
и
к
изу че нию
языко в ой
диффе­
ре нциа ции
в
городах.
б)
Литературный
я зык
В
образовании
литературного
языка
по ли т ич еские,
с оциальн ы е,
экономические
и
религиозные
условия
являются
только
вн ешним и
фа кто рам и', они помогают объяснить,
почему
данный
лите ратур ны й
язык
возник
именно
из
определенного
ди алект а,
почему
он
образо­
валс я
и
утвердился
в
данную
эпоху,
но
они
не
о бъ ясняю т,
чем
и
по­
ч ему
э тот
литературный
язык
отличается
от
языка
народного.
Нельзя
сказать,
что
это
разли чи е
обусловлено
исключительно
консервативным
хар ак тер ом
литературного
язык а ', если,
с
одной
стороны,
он
и
явля е тся
в
действительности
к о нсерв ативн ым
в
своей
грамматической
системе,
то,
с
другой
—
он
всегда
про явля ет
се бя
творчески
в
отношении
своего
словаря;
кроме
того,
он
никогда
не
представляет
только
проше дше е
состояние
данного
местного
диа­
лекта.
Особый
х аракт ер
л итерат урн ог о
языка
проявляется
в
той
роли,
к отору ю
он
играет,
в
ч астн ост и,
в
вып олне ни и
тех
высоких
требо­
ваний,
которые
к
н ему
пре д ъявля ютс я
по
сравнению
с
народным
языком:
литературный
яз ык
отражает
ку льт ур ную
жи знь
и
ц ивили ­
зац ию
(работу и результат научной,
философской
и
религиозной
мысли,
политической
и
социальной,
юридической
и
администра­
т ивно й).
Эти
фу нк ции
лите ра т ур ного
языка
способствуют
расши­
рению
и
изме нению
(интеллектуализации)
и
его
с ловар я', необхо­
димость
говорить
о
материях,
не
и мею щих
отношения
к
практиче­
ской
жизни,
и
о
новых
понят иях
требует
новых
средств,
которыми
народный
язы к
не
обладает;
равным
образом
необходимость
гово­
рить
о
некоторых
пр ед метах
практической
жизни
точно
и
си сте­
матично
прив од ит
к
созданию
слов-понятий
и
выражений
для
логических
абстракций,
так
же
как
и
к
более
точ ном у
определению
логических
категорий
посредством
лингвистических
сред ст в
вы­
ражения.
Интеллектуализация
языка
в ызы в ается
также
н еоб ходим ос тью
выра жать
взаимоз авис имые
и
сложные
мысли тел ьные
операции',
поэтому
литературный
язык
об ладае т
не
только
выражениями
для
абстрактных
понятий,
но
и
ос обыми
си нта кси чески ми
формами
(фразы с разного рода придаточными предложениями) .
131


Интеллектуализация
лит ер ат ур ного
языка
проявляется
во
все
возраст ающе м
контроле
над
эмоциональными
элементами
(эвфе -
мизм ы) .
С
повышенными
требованиями
к
лите ра т урно му
языку
свя зан
и
более
упорядоченный
и
нормативный
его
характер.
Литера турн ы й
язык
характеризуется
более
широким
функциональным
уп отре б­
лением
лексических
и
грамматических
элементов
(в частности,
большая
лексикализация
груп п
слов
и
стр емл ение
и збеж ать
дву ­
смысленностей,
а
в
связи
с
эти м
большая
точность
средств
выраже­
ния )
и
изобилием
социальных
лингвистических
норм.
Раз витие
лите р ат ур ного
языка
предполагает
и
у вел иче ние
рол и
сознательного
вме шател ь ств а;
последнее
проявляется
в
различных
формах
реформаторских
попыт ок
(в частности,
пуризма)
в
л ингви­
стической
политике
и
в
более
ярко
выраженном
влиянии
л ингв и­
стического
вкуса
эпохи
(эстетика языка в своих последовательных
из мене ния х).
Характерные
че рты
литературного
языка
особ ен но
хор ошо
пред ст авл ены
в
письменных
формах
языка.
Они
оказывают
си ль­
ное
воздействие
на
разговорные
формы
языка.
Разговорно-литературная
форма
языка
менее
отдалена
от
на­
род н ого
языка,
хотя
и
сохраняет
четкие
границы.
Более
удалена
от
нее
монологическая
речь,
особе н но
в
публичных
выступлениях,
лек ци ях
и
т.
д.
Бл иже
всего
к
народному
языку
подходит
диал ог и­
ческая
речь,
образующая
целую
га мму
переходных
фо рм
от
норми­
рованного
лите ра ту рно го
языка
до
языка
народного.
Лит ера турны й
яз ык
обнаруживает
две
характерные
тенденции:
с
одной
стороны,
тенденцию
к
распространению
(expansion), стре­
м ясь
играть
роль
койне,
и,
с
другой
—
тенденцию
к
монопольному
положению,
явля яс ь
вместе
с
тем
отличительной
чертой
господ­
ствующего
класса.
Обе
эти
тенденции
проявляются
в
характере
из­
менений
и
сохранении
звукового
асп ект а
языка.
Все
эти
свойства
литературного
язы ка
следует
учитывать
как
при
синхроническом,
так
и
при
диахроническом
изучении
славян­
ск их
язы к ов.
Их
исследование
не
должно
строиться
по
при нципу
изучения
народных
диалектов,
а
тем
более
ограничиваться
рас­
смотрением
только
вне ш них
усло вий
жизни
и
эволю ции
лите р а­
турного
языка.
в)
Поэтический
язык
Поэтический
яз ык
долгое
время
оставался
областью,
ко торой
лингвистика
пренебрегала,
и
только
со всем
недавно
было
положено
начало
углубленному
изучению
его
основных
проблем.
Это
можно
ск аза ть
и
о
большинстве
славя н ских
языков,
то же
не
изученных
до
сих
пор
с
точки
зрения
поэтической
фун к ции.
Правда,
историки
литературы
время
от
времени
затрагивали
эти
проблемы,
но,
не
имея
достаточной
подготовки
в
области
лингвистической
мет одол о­
гии ,
в па дали
в
ошибки.
Ест ест венно ,
что
без
устра не ни я
э тих
оши-
132


бок
успешное
изучение
частных
явлений
поэтического
языка
не­
возможно.
1.
Разработка
основ
синхронического
оп исан ия
поэтического
языка
должна
стр емит ь ся
освободиться
от
ошибок,
за клю чающ ихс я
в
отождествлении
языка
поэтического
с
языком
общения.
Поэ тич е­
ская
р ечев ая
де ят ельн ость
с
точки
зрения
синхронической
прини­
мает
форму
речи ,
т.
е.
индивидуального
творческого
акта,
приобре­
та юще го
св ою
значимость,
с
одной
стороны,
на
основ е
современной
поэ ти чес кой
тра диц ии
(поэтический язык), а с другой
—
на
основе
современного
языка
общения.
Взаимоотношения
поэтического
тв ор чест ва
с
этими
двумя
лингвистическими
системами
крайне
сложны
и
разнообразны,
почему
их
необходимо
исследовать
как
с
точк и
зрения
диахронии,
так
и
с
точки
зрения
си н хрони и.
С пе­
цифические
свойства
поэтической
речевой
деятельности
проявля­
ются
в
от к ло нении
от
нормы,
причем
характер,
тенденция
и
мас­
штаб
этого
отклонения
очень
различны.
Та к,
например,
приб ли ­
ж ение
поэ т ичес кой
ре чи
к
языку
общения
мо жет
быть
обусловлено
противодействием
существующей
поэтической
традиции;
четки е
в
известные
пе рио ды
вр е мени
взаимоотношения
поэтической
реч и
и
языка
общения
в
другие
периоды
как
бы
не
ощущаются
вовсе.
2.
Различные
с торон ы
поэтического
языка
(например,
морфоло­
ги я,
фоно ло гия
и
т.
д.)
настолько
тесно
свя за ны
друг
с
друг ом,
что
изу че ние
одной
из
них
без
учета
других,
как
это
часто
делал и
историки
литературы,
невозможно.
В
соответствии
с
положением
о
том,
что
поэтическое
творчество
стремится
опереться
на
ав то­
номную
ценность
языкового
знака,
вытекает,
что
все
стороны
лин гв исти чес кой
системы,
играющие
в
деятельности
общения
только
подсобную
роль,
в
поэтической
речевой
деятельности
при­
обрет ают
уже
с амос тоят ельну ю
значимость.
Средства
в ыр аже­
ния ,
г руппиру емые
в
это м
аспекте,
равн о
как
и
их
взаимоотношения,
стремящиеся
в
деятельности
общения
автоматизироваться,
в
поэтическом
языке
стр емя т ся,
наоборот,
к
актуализации.
Степень
актуализации
различных
элементов
языка
в
каждом
данном
отре зке
поэтической
р ечи
и
в
поэтической
традиции
раз­
лична,
чем
и
объясняется
специфическая
для
каждого
случая
градация
поэтических
ценностей.
Е стест венн о,
что
от нош ение
поэтической
речи
к
поэтическому
языку
и
к
языку
общения
яв­
ляется
в
функции
различных
элементов
каждый
раз
иным.
По этич е­
ское
произведение
—
это
функ цио наль на я
структура,
и
различные
элементы
ее
не
могут
бы ть
поняты
вне
с вязи
с
целым.
Элементы
объективно
то жд ест венны е
могут
приобретать
в
различных
струк­
турах
совершенно
различные
функции.
В
поэтическом
языке
акустические,
двигательные
и
графиче­
ские
э лем енты
данной
реч ев ой
деятельности,
не
прим еня емы е
в
ее
фон ологи ческ ой
системе
и
графическом
эквиваленте,
могут
актуа­
лизироваться.
Однако
б есспо рн о,
что
фонетические
особенности
поэтической
реч ев ой
деятельности
находятся
в
связи
с
фонологией
133


языка
общения
и
только
с
фонологической
точки
зрения
можно
рас к рыть
фонетические
принципы
поэтических
структур.
Под
поэтической
фонологией
понимаются
особенности
употребления
фонологического
инвентаря
в
сравнении
с
языком
общения,
прин­
ципы
сочетания
фонем
(особенно в sandhi)1, повторения сочетаний
фонем,
ри тм
и
мелодия.
Язык
стихов
характеризуется
особой
иерархией
ценностей;
ритм
является
организующей
основой,
с
которой
те сно
связаны
другие
фонологические
элементы
стиха*
мел о диче ская
структура,
пов то р ение
фо нем
и
групп
фонем.
Эта
комбинация
различных
фоно­
логических
элементов
с
ритмом
порождает
канонические
приемы
стиха
(ритм,
аллитерация
и
т.
д.).
Ни
акустическая
то чка
зрения,
ни
двигательная
точка
зр е ния,
независимо
от
того,
будут
ли
они
субъективными
или
объективны­
ми,
не
могут
служить
основой
для
разрешения
п ро блем
ритма;
они
мо гут
быть
разрешены
лишь
с
точки
зрения
фонологической,
ус та­
на вл ив ающей
р а зницу
между
фонологической
ос нов ой
ритма,
вн е-
грамматическими
сопровождающими
эл емент ами
и
автономными
э лем ент ами.
Только
на
фонологической
основе
мо жно
сфор­
мулировать
законы
сравнительной
ритмики.
Две
ритмические
структуры,
по
виду
т ож д ествен ные,
но
принадлежащие
д вум
различным
языкам,
могут
бы ть
по
существу
различны,
если
они
образованы
из
элементов,
играющих
разную
роль
в
фонологиче­
ско й
системе
каждого
из
язы ков .
Параллелизм
звуковых
структур,
реализуемый
рифмой
сти ха,
составляет
оди н
из
наиб ол ее
продуктивных
приемов
для
актуализа­
ции
различных
лингвистических
аспектов.
Художественное
сопо­
ст авле ние
сх о дных
между
со бой
звуковых
структур
выявляет
сходства
и
ра зл ичия
синтаксических,
морфологических
и
семан­
тических
структур.
Даже
рифма
не
представляет
со бой
аб стра ктн о
фонологического
явления.
Она
вскрывает
морфологическую
структуру
и
тогда,
когда
подчеркиваются
схожие
морфемы
(грам­
матическая
р ифма ), и тогда,
когда,
наоборот,
этого
сопоставления
нет .
Р ифма
т есно
связана
также
с
си нт акси сом
(элементы синтак­
сиса ,
выделяемые
и
противопоставляемые
в
рифме)
и
с
лексикой
(важность слов,
выделяемых
рифмой,
и
ст епень
их
семантического
родства).
Синтаксические
и
ритмические
структуры
находятся
в
тесной
связи
н езав исим о
от
того,
совпадают
или
не
совпадают
их
границы.
Самостоятельная
значимость
этих
дву х
структур
выд е­
ляется
в
том
и
в
другом
с луч ае.
И
ритмическая
структура
и
струк­
тура
синтаксическая
оказываются
акцентированными
в
стихах
не
только
посредством
форм,
но
также
и
р ит мик о -синт аксич еск ими
от клон ени ям и.
Р и тми ко- син такси ческ ие
фигуры
имеют
характер­
ную
интонацию,
повторение
которой
составляет
мелодическое
1 Sandhi (на санскрите — связь,
соединение)
—
сан дхи
—
изменение
начальных,
конечных
или
даже
в ну тр енних
звуков
слова
под
влия ни ем
со с едних.
(Примечание редактора. )
134


движение,
изменяющее
обы чн ую
инто на цию
языка
общения;
тем
с амым
в скр ы вается
автономная
значимость
мелодических
и
син ­
такси чес ких
структур
стиха.
Сл ова рь
поэз ии
актуализируется
так им
же
образом,
как
и
другие
сто роны
поэтического
языка.
Он
выделяется
либо
из
существую­
щей
поэтической
традиции,
либо
из
языка
общения.
Неупотре­
бительные
слова
(неологизмы,
ва рвар изм ы,
ар хаи змы
ит.
д.)
имеют
поэтическую
значимость,
поскольку
они
о тл ич аются
своим
звуко­
вым
действием
от
о быч ных
слов
языка
общения,
которые
вследствие
своего
частого
употребления
воспринимаются
не
во
всех
сво их
дет аля х
зву ко вого
со став а,
а
целик о м;
кроме
того,
неупотреби­
тельные
сло ва
обогащают
семантическое
и
синтаксическое
много­
образие
поэтического
сло вар я.
В
неологизме
бывает
актуализи­
рован,
в
частности,
морфологический
состав
слова.
Что
касается
отб ора
самих
слов,
то
в
словарь
в н осятся
не
только
неупотреби­
те льн ые
и
редкие
слова,
но
и
целые
лексические
пл аст ы,
которые
сво им
вторжением
приводят
в
движение
ве сь
лексический
материал
поэтического
произведения.
Неограниченную
возможность
поэтической
актуализации
пред­
ставляет
син та ксис
благодаря
его
многообразным
связям
с
дру­
гими
аспектами
поэтического
языка
(ритмика,
мелодическая
и
се мант ич еск ая
структура).
Особое
зна чен ие
приписывается
именно
тем
синт аксич еск им
элементам,
которые
редко
употребляются
в
грамматической
си ст еме
данного
языка;
например,
в
языках
с
изм енч и вым
порядком
слов
последний
несет
ос нов ную
функ ц ию
в
поэ ти че ском
языке.
3.
Исследователь
должен
избегать
эгоцентризма,
т.
е.
а нал иза
и
оценки
поэтических
явлений
п рошл ого
и
других
народов
с
точки
зрения
своих
собственных
поэ тиче ск их
навыков
и
художественных
норм ,
привитых
ему
воспитанием.
Впрочем,
художественное
яв­
ле ние
прошлого
может
сохраниться
или
возродиться
как
акт ив ный
фактор
в
другой
среде,
ста ть
неотъемлемой
частью
новой
сист ем ы
художественных
цен нос те й,
причем,
естественно,
его
функция
из­
м ен яется;
са мое
явл ен ие
так же
подвергается
соответствующему
и зме нени ю.
Однако
ис то рия
поэзии
не
должна
переносить
в
прош­
лое
это
явл ен ие
в
его
измененном
ви де,
а
должна
восстановить
его
в
пер во начал ь ной
функции
в
рамках
системы,
внутри
которой
он
за роди л ся.
Для
каждой
эпохи
нужно
иметь
ясную,
присущую
ей
кл ассифик ацию
специальных
поэ тич еск их
функций,
т.
е.
перечень
поэтических
жанров.
4.
С
точки
зрения
методологической
менее
вс его
разработана
п оэти ч еская
семантика
сло в,
фраз
и
к о мпо зицио нных
единиц
л юбого
размера.
Не
изучалось
также
и
раз нооб раз ие
функций,
вы­
полняемых
тропами
и
фигурами.
Кроме
т роп
и
фигур,
представ­
ленных
как
при ем
кра сн ореч ия
ав тора ,
не
м енее
важными
и,
однако,
слабее
всего
изученными
я вля ются
объективные
се ман­
тические
элементы,
перенесенные
в
поэтическую
реальность
и
объединенные
пос тро ени ем
с юж ета.
Так,
напри мер,
метафора
135»


представляет
со бой
сра вн ен ие,
перенесенное
в
поэтическую
реал ь­
ность.
Сам
сюже т
представляет
семантическую
композицию,
а
поэтому
проб лем ы
структуры
сюжета
не
могут
быть
исклю ч ены
из
изучения
поэтического
языка.
5.
Вопросы,
связанные
с
поэтическим
языком,
играют
в
иссле­
дованиях
истории
литературы
в
большинстве
случаев
подчиненную
роль.
Организующий
признак
ис ку сст ва,
которым
последнее
отли­
чается
от
других
семиологических
структур,—это
направленность
не
на
означаемое,
а
на
сам ый
знак.
Организующим
признаком
поэзии
служит
им енно
направленность
на
сло весно е
вы раж ение.
Знак
является
до мина нт ой
в
художественной
системе,
и
есл и
историк
литературы
имее т
объектом
своего
исследования
не
знак,
а
то,
что
им
о бо зн ачаетс я,
е сли
он
исследует
ид ейн ую
сторону
литературного
произведения
как
сущность
независимую
и
автономную,
то
тем
сам ым
он
нарушает
иерархию
ценностей
изучаемой
им
струк­
ту ры.
6.
Имманентная
характеристика
эво люци и
поэтического
языка
часто
подменяется
в
ис то рии
литературы
характеристикой
истории
социологических
и
психологических
идей ,
т.
е.
испол ь зо вани ем
яв­
ле ний,
чужеродных
по
отношению
к
изучаемому
явлению.
Вместо
изучения
отношений
пр ичинно с ти
между
разнородными
сист ем ами
ну жно
изучать
поэт иче ск ий
язык
как
таковой.
Поэтические
нормы
сл ав я нских
языков
даю т
ценный
м атер иал
для
сравнительного
изучения,
так
как
сущ ест вов ание
дивергентных
структуральных
явл ени й
показывается
здесь
на
основе
много­
численных
конвергентных
явлений.
Нашей
н ео тложн ой
задачей
является
сейчас
установление
сравнительной
рит мик и
и
эв фонии
сл авя н ских
язы к ов,
сравнительной
характеристики
славянских
рифм
и
т.
д.
ПРИНЦИПЫ
ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ
ГЕОГРАФИИ,
ИХ
ПРИМЕНЕНИЕ
К
ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ
ГЕОГРАФИИ
И
СВЯЗЬ
С
НЕЮ
НА
СЛАВ ЯН СК ОЙ
ТЕРРИТОРИИ
а)
Определение
пространственных
(или временных)
границ
от­
дельн ы х
языковых
явлений
представляет
собой
необходимое
ус­
ловие
метода
лингвистической
г еог рафии
(или истории языка);
однако
этот
метод
не
следует
пре вращ ать
в
само цель .
Нель зя
понимать
те ррит ориальн ую
локализацию
лингвисти­
ческих
яв лен ий
как
анархию
отдельных
автономных
из оглос с.
Рассмотрение
изоглосс
показывает,
что
некоторые
из
них
могут
быть
связаны
в
пучки,
что
позволяет
определить
как
ис точн ик
или
центр
распространения
группы
лингвистических
новшеств,
так
и
пер ифе рич еск ие
области
этого
ра сп ростра н ен ия.
Изучение
изоглосс,
перекрывающих
друг
друга,
показывает,
какие
лингвистические
явл ени я
н а ходятся
в
рег уля рн ой
связи.
Наконец,
сравнение
изоглосс
представляет
собой
основную
про­
136


бл ему
географической
лингвистики,
имен но
проблему
научного
определения
лингвистических
аре алов
или
разделения
языка
на
з оны
согласно
наиболее
рациональным
пр инци пам
этого
де­
ления.
б)
Если
ограничиться
я вле ниям и,
входящими
в
лингвистиче­
скую
систему,
то
мо жно
констатировать,
что
изолированные
изо­
глоссы
являются,
так
сказать,
фикциями,
так
как
явления,
внешне
тождественные,
но
принадлежащие
двум
разным
системам,
функ­
ционально
могут
различаться
(например,
и
может
иметь
в
р азли ч­
ных
ук ра инск их
ди алект ах
разную
фонологическую
значимость;
в
тех
языках,
где
согласные
смяг чаютс я
перед
i<о,
и
и
ы
являются
вариантами
одной
и
той
же
фо немы;
там
же,
где
они
не
смяг чаются,
они
пр едст ав ляют
две
различные
фо немы).
Лингвистическое
истолкование
изолированных
изоглосс
невоз­
можно,
так
как
лингвистическое
явление
как
таковое,
а
также
него
генезис
и
распрос тран ен ие
не
могут
бы ть
поняты
без
учета
системы.
в)
По до бно
тому
как
в
ис тор ии
языка
допустимо
сопоставление'
разнородных
эво лю цио нных
явлен и й,
так
и
территориальное
рас про стране ние
лингвистических
я влен ий
может
бы ть
сопостав­
лено
с
дру г ими
ге ографи ческ ими
изо лин иям и,
в
особенности
с
антропогеографическими
(границы распространения явлений,
относящихся
к
экономической
и
политической
гео гр афии
или
к
материальной
и
духовной
к уль ту ре ), а также с изолиниями физи­
че ской
географии
(изолинии почвы,
растительности,
климата,
геоморфологические
явления).
При
всем
этом
не
следует
пренебрегать
частными
условиями
той
или
ино й
географической
единицы;
та к,
например,
сопоставление
лингвистической
гео гр афии
с
геоморфологией,
не об ыч айно
плодо­
творное
в
условиях
Европы,
на
восточнославянской
территории
имеет
зна чител ьн о
ме н ьшее
значение,
чем
сопоставление
изоглосс
с
климатическими
изолиниями.
Сопоставление
изоглосс
с
другими
антр о пог еог р афич ески ми
изолиниями
возможно
как
с
точки
зре­
ния
синхронической,
так
и
сточки
зрения
диахронической
(данные
исторической
географии,
археологии
и
т.
д. ); однако эти точки
зрения
не
должны
смешиваться.
Сопоставление
разнородных
систем
может
быть
плодот ворн ым
только
в
том
с луч ае,
если
сравн ив аемы е
си ст емы
рассматриваются
как
эквивалентные;
есл и
же
установить
между
ними
механическую
причинную
связь
и
выво д ить
явления
одн ой
системы
из
я вле ний
другой,
то
си нт етич еск ое
сочетание
данных
систем
бу дет
искажен­
ным
и
научный
синт ез
окажется
подмененным
односторонним
суж­
ден ием.
г)
При
со ставл ен ии
кар ты
лингвистических
или
эт ног ра фиче­
с ких
явлений
следует
учитывать,
что
распространение
расс мат ри ­
ваемых
явлений
не
покрывает
генетического
родства
л ингв ист иче­
ского
или
этнического
порядка
и
занимает
част о
более
обширную
территорию.
137


ПРОБЛЕМЫ
МЕТОДА
СЛА ВЯНС КОЙ
ЛЕКСИКОГРАФИИ
Изу чен ие
происхождения
отдельных
слов
и
изменения
их
зна­
чен ия
необходимо
как
для
лексикологии
в
узком
смысле
слова,
так
и
для
общей
психологии
и
истории
культуры;
однако
это
изучение
не
образует
лексикологии
как
науки
о
словарном
сост аве
языка.
Он
не
является
простым
конгломератом
некоего
количества
отд ель­
ных
слов,
напротив,
это
сложная
лексическая
система,
в
которой
все
слова
без
искл юч ени я
тем
или
иным
образом
связаны
друг
с
другом
или
п роти воп ос тавля ются
друг
другу.
Значение
сло ва
определяется
прежде
всего
его
о тно ше нием
к
другим
словам,
т.
е.
его
местом
в
л е кси ческой
системе;
о пред еление
же
места
с лова
в
л ек си ческой
системе
возможно
только
после
изу ­
чения
структуры
дан ной
системы.
Этим
изучением
и
нужно
за­
няться
в
первую
очередь,
тем
более
что
до
последнего
времени
слова
как
част и
лексических
систем
и
как
проявление
структ уры
данных
систем
почти
не
изучались.
Многие
лингвисты
полагали,
что
в
противоположность
морфологии,
образующей
ст рог ую
си­
стему,
словарь
представляет
из
себя
х аос,
в
к отор ом,
пользуясь
алфавитом,
м ожно
навести
только
чисто
внешний
поряд ок.
Это
очевидное
заблуждение.
Правда,
лексические
си сте мы
намного
сл ожн ее
и
ш ире
систем
морфологических,
так
что
лингвистам
вряд
ли
уд ас тся
когда-либо
представить
их
с
такой
же
ясностью
и
точностью,
как
последние;
однако
ес ли
слова
действительно
проти­
вопост авле н ы
дру г
другу
или
взаимосвязаны,
то
они
о бразу ют
системы,
формально
аналогичные
системам
морфологическим,
и,
сле доват е льн о,
тоже
могут
изучаться
лингвистами.
В
этой
об ласти ,
еще
мало
изученной,
лингвист
должен
работать
не
только
над
исследованием
самого
материала,
но
и
над
созданием
правильных
методов.
Каждый
язык
в
каждую
эпоху
обл адае т
своей
особенной
лексиче­
ской
системой.
Но
оригинальный
хар акт ер
каждой
из
эт их
систем
выступаете
достаточной
ясностью
только
при
сопоставлении
одн ой
системы
с
другой.
Значительный
интерес
в
этом
отношении
представ­
ляют
языки,
находящиеся
в
тесном
родстве,
так
как
именно
при
на­
личии
большого
сх о дства
лексического
материала
инд ивид уал ь ные
призна к и
структуры
различных
систем
выя вляю тс я
с
предельной
ясностью.
В
этом
отношении
славя н ские
язы ки
предоставляют
такие
у добн ые
и
благоприятные
у слов ия
для
исследований,
каких
почти
нет
в
других
языках.
ЗНАЧЕНИЕ
Ф УНКЦИ ОНАЛ ЬН ОЙ
ЛИНГВИСТИКИ
ДЛЯ
КУЛЬТУРЫ
И
КРИТИ КИ
с лавя нских
язык ов
Под
кул ьту рой
языка
п они мается
выраженная
тенденция
языка
к
развитию
в
литературном
языке
(как разговорном,
так
и
книж­
ном )
качеств,
требуемых
его
специальной
фу нкцие й.
138


Первым
из
эт их
ка честв
является
устойчивость}
литературный
язы к
должен
и збег ать
всяких
бесполезных
отклонений
и
получить
точн ое
лингвистическое
определение;
вторым
качеством
я вляе тся
способность
п еред ават ь
ясно
и
точно,
со
всеми
тонкостями,
без
напряжения,
самые
разнообразные
оттенки}
третье
ка честв о
—
это
оригинальность
языка,
т.
е.
подчеркивание
признаков,
прида­
ющих
ему
специфический
характер.
Разв ив ая
эти
качества,
при­
ходится
принимать
од ну
какую-либо
из
различных
возможностей,
существующих
в
языке,
или
же
пре вра ща ть
скрытую
тенденцию
языка
в
н амер енно
используемые
с редств а
выражения.
Что
касается
произношения,
то
из
вышеуказанных
о сн овных
к ач еств
вы т екает
необходимость
установить
о пред елен ное
про изно ­
ш ение
там,
где
еще
допускается
сосуществование
не функ циона ль ­
ных
вариантов
(например,
в
че шс ком
sh имеет двоякое произно­
шение
—
sch или zh: shoda и т.
д.;
е
в
сербском
—
троякое:ije, je-
или
е).
Орфография,
я вляя сь
продуктом
чистой
условности
и
практики,
должна
бы ть
легкой
и
ясной
в
той
мере,
в
как ой
это
позволяет
ее
функция
зрительного
ра зл иче ния.
Частое
изменение
орфографи­
ческих
правил,
особенно
если
это
не
служит
их
упро щ ени ю,
нахо­
ди тся
в
противоречии
с
принципом
устойчивости.
Одн ако
в
тех
случаях,
где
орфографические
несоответствия
исконных
и
ино­
странных
слов
вызывают
колебания
в
произношении
(например,
ч еш ское
s в иностранных словах имеет двоякую значимость
—
s и г), они должны быть устранены.
В
номинативных
формах
нуж но
учитывать
индивидуальность
языка,
т.
е.
не
след у ет
при
отсутствии
настоятельной
необходимо­
сти
в
этом
использовать
неупотребительные
или
малоупотребитель­
ные
в
язы ке
фор мы
(например,
в
чеш с ком
составные
слова).
Что
ка сае тся
ист очник ов
пополнения
с лов аря,
то
лексическому
пуризму
ну жно
противопоставить
ст ремлен ие
к
максимальному
об огащен и ю
словаря
и
его
стилистическому
разнообразию;
однако
наряду
с
бога тс тв ом
с ло варя
нужно
добиваться
также
точности
его
смысла
и
устойчивости
та м,
где
этого
требует
функция
л итера турн ог о
языка.
В
обла с ти
с инта кси са
не обх о димо
стрем ить ся
не
только
к
инд и­
видуальной
лингвистической
эк спр ессивно сти ,
но
и
к
богатству
в оз­
можных
дифференциаций
значений.
Таким
образом,
с
о дной
сто ­
роны,
следует
выделять
че рты,
свойственные
данному
языку
(гла ­
г ольно е
вы ражен ие
в
чешском
язы ке), а с другой
—
нельзя
и з-за
синтаксического
пуризма
уменьшать
число
такого
ро да
возможно­
стей,
ко торы е
в
зависимости
от
фу нк ции
языка
(номинальная кон­
струкция
в
юрид иче ск ом
и
других
технических
языках)
находят
с вое
подтверждение
даже
в
синт ак сисе.
Для
инд ивид уа ль ной
экспрессивности
языка
м ор фоло гия
име ет
значение
только
в
своей
общей
системе,
но
не
в
частн о стях .
Поэтому
с
функ циона л ьной
точки
зрения
она
не
игр ает
той
роли,
какую
приписывали
ей
пури с ты
старого
тип а.
Не обх оди мо,
следовательно,
следить
за
т ем,
чтобы
бесполезные
морфологические
архаизмы
не
139


увеличивали
без
надобности
расстояния,
существующего
между
кн ижным
и
разговорным
языком.
Очень
важен
для
культуры
языка
упорядоченный
разго­
ворный
я
з
ы
к.
Он
представляет
собой
источник,
к
к оторо му
всег да
можно
о бращ ат ься
для
оживления
книжного
языка.
Как
и
разговорный
литературный
язык,
к нижны й
литературный
язык
тоже
служит
средством
для
выражения
умственной
жизни.
При
этом
он
заи мств уе т
мн огое
из
ценностей
в
данной
области
культуры
у
других
языков;
естественно
поэтому,
что
общность
эт ой
культуры
отражается
в
ли тера турн ом
языке
и
был о
бы
не пра­
вильно
бороться
против
этого
во
имя
чи сто ты
языка.
Забота
о
чистоте
языка
находит
свое
отражение
в
к ульт уре
языка,
как
это
и
вытекает
из
предыдущих
объяснений,
но
всякий
преувеличенный
пуризм
вредит
ис тинн ой
культуре
письменного
языка
нез ав иси мо
от
того,
какой
это
пуризм:
с
логическими,исто­
рическими
или
народническими
тенденциями.


В.
МАТЕЗ И УС
КУДА
МЫ
ПРИШЛИ
в
языкознании1
В
истории
каждой
нау ки
бывают
переходные
времена,
возбуж­
дающие
в
современных
деятелях
чувство
тревожной
н еоп ределен ­
ности.
Это
выз ыв ает ся
т ем,
что
в
такие
периоды
ослабевает
плодо­
творность
традиционных
методов
и
утра чи ва ется
вера
в
их
надеж­
ность.
Однако
вместе
с
тем
множатся
попытки
найти
н овую
базу
для
дальнейшего
науч но го
ис след ов ан ия,
х отя
уверенность
в
успехе
появляется
лишь
со
временем,
так
как
единственное
доказательство
правильности
новых
м ето дов
—
положительные
результаты
—
до­
сти г ае тся,
как
правило,
медленно.
Для
надежной
о рие нт ации
в
такие
переходные
пер ио ды
не обходим о
тщательно
выяснять
совре­
менн ое
состояние
научной
теории
и
практики.
Все
черты
нового
переходного
периода
п оявл яются
в
языко­
знании
с
начала
двадцатого
сто л етия.
Это
факт,
ко торы й
не
может
игнорировать
никто
из
языковедов,
по-настоящему
р аз мыш ляю­
щих
над
основными
п роб лема ми
своей
науки.
Пос к ольку
мы
при­
шли
к
этому
убеждению,
то
н ап раши в ается
все-т ак и
вопрос,
можем
ли
мы
уже
чувствовать
под
ногами
новую
почву
и
близится
ли
к
концу
п ерех одн ый
период,
переживаемый
язы ко знан ие м.
Чтобы
можн о
бы ло
ответить
на
это т
вопрос,
сл еду ет
рассмотреть
современное
состояние
языковедческих
исследований
в
историче­
ско й
перспективе.
Ни кто
не
может
отрицать,
что
в
де вятнадц атом
веке
центром
языкознания
была
Германия.
Но вые
языковедческие
пол оже ния
находили
там
наибольший
от зву к,
а
но вые
методы
языковедческих
исследований
использовались
там
с
удивительной
последователь­
ностью.
Хо тя
и
в
других
странах
в
то
время
бы ли
выдающиеся
языковеды,
внесшие
боль шой
вкл ад
в
общее
развитие
сво ей
науки
и
часто
прокладывавшие
новые
пут и
своими
новаторскими
иде­
ями,
но
нигде
языкознание
не
развивалось
столь
органически
и
столь
св язн о,
как
в
Германии.
Именно
поэтому
на
развитии
язы­
кознания
в
Германии
лучше
вс его
можно
показать
движение
ос­
новных
ид ей,
определявших
прогресс
лингвистических
иссл едо ва ­
н ий,
и
оценить
актуальное
значение
основывающихся
на
них
методов.
1 V. Mathesius, Kam jsme dospeli v jazykozpytu, «Cestina a obecny
jazykozpyt», Praha, 1947.
Перевод
H.
А.
Кондрашева.
141


В
немецком
языкознании
сосуществовали
две
различные
теоре­
тические
и
методические
точки
зрения,
опирающиеся
на
двоякое
понимание
задач,
разрешаемых
языкознанием,
и
путей,
ведущих
к
этому
решению.
Одни м
из
таких
взглядов
был
исторический
и
ге­
нетический.
То
обстоятельство,
что
зна ко мств о
с
санскритом
пришло
в
Европу
в
к онце
XVIII в.,
существенным
образом
спо­
собствовало
поя влен ию
этого
взгляда,
но
не
было
его
необходимым
условием.
Для
немецкого
основоположника
это го
направления
Франца
Боппа
санскрит
был
весь ма
в ажным
материалом,
но
его
д ат ский
соратник
Ра смус
Р аск
самостоятельно
пришел
к
тожде­
ственным
проблемам
и
с ходн ым
методам,
хотя
и
не
опи ралс я
на
древнеиндийский
язык.
Оба
названных
основателя
сравнительного
языкознания
исходили
из
того
факта,
что
индоевропейские
язы ки
являются
в
генетическом
отношении
родственными
друг
другу,
и
бы ли
убеждены,
что
пу тем
сравнения
их
древнейших
форм
можно
прий ти
к
боле е
глубокому
по зна нию
грамматических
я влени й.
Бопп
и
Р аск
занимались
мо рфо логи ей
индоевропейских
языков
и
ст р емил ись
разрешить
ее
п робле мы
сравнительным
методом.
Для
них
морфология
имела
зад ачей
освещение
грамматических
фактов
одн ого
языка
посредством
грамматических
фактов
другого,
родственного
первому,
языка.
Посл едую щее
развитие
историче­
ского
и
генетического
направления
бы ло
св яза но
с
изм енени ем
обе их
его
сторон.
Сравнительная
фонетика
стала
центральной
частью
сравнительной
грамматики
вместо
сравнительной
морфо­
логии,
а
сравнительный
метод
по лу чил
новые
задачи.
Языковеды
уже
не
удовлетворяются
тем,
чт обы
посредством
сравнительного
метода
объяснять
грамматические
факты
родственных
друг
д ругу
языков;
возникает
над еж да,
что
им
эт им
путем
у даст ся
рек он стру­
ировать
нез асвид ет ельст во ванны е
д р евние
формы,
кот оры е
можно
было
бы
р ассма тр ив ать
в
качестве
общего
источника
засвидетель­
ств ов анны х
сравниваемых
форм.
Ит ак,
в
эт от
период
развития,
важнейшим
представителем
которого
является
Август
Шл ейхер ,
в
сравнительно-историческом
направлении
подчеркивалась
гене­
тическая
и
даж е
палеонтологическая
тенденция.
Высший
этап
в
развитии
этого
направления
был
ознаменован
деятел ь н ос тью
младограмматической
шк олы.
Важнейш ие
положе­
ния
это й
школы
гласили,
что
фонетические
изменения
управляются
фонетическими
зак она ми,
каждый
из
к оторы х
д ейству ет
без
иск­
лючений
в
пределах
данного
языка,
в
данный
отрезок
времени.
На
ба зе
этой
идеи
начался
новый
этап
сравнительно-исторических
изучений,
результаты
которых
поражали
богатством
и
точностью.
Кто
нуждается
в
перечне
име н,
пусть
вспомнит
Карла
Бругмана
и
его
обширный
компендиум,
в
дв ух
изданиях
которого
сосредото­
чены
основные
итоги
ра боты
младограмматиков.
Это
общеизвестные
вещи,
и
я
кратко
напоминаю
о
них
здесь
по
двум
специаль ным
прич ина м.
Во-первых,
мне
хочется
п ерей ти
к
общей
характеристике
сравнительно-генетического
направления,
ибо
его
о снов ная
и дея
проявилась
у
младограмматиков
в
наиб о­
142


лее
зрелом
и
чистом
виде.
Сравнительный
ме тод
применяется
здесь
ли шь
в
кругу
родственных
язы к ов,
чтобы ,
с
одной
стороны,
объяс­
нит ь
во з ник нов ение
грамматических
фактов
одн ого
языка
посред­
ством
грамматических
фактов
д руго го,
родственного
е му,
языка,
а
с
другой
—
чтобы
путем
сравнения
древнейших
форм
родственных
языков
ре кон струи ров ать
их
общий,
гипотетический
источник.
Интерес
исследователей
со сред от о ч ивается
на
исторической
фоне ­
тике
и
исторической
мор фол ог ии,
рассматриваемой
лишь
как
практическое
применение
фойетики.
Историческое
изучение
счи­
тается
единственным
научным
методом
лингвистической
раб оты ;
даже
если
изучаются
жив ые
диалекты,
то
и тоги
этого
изучения
используются
преимущественно
для
решения
исторических
проб­
лем.
Хотя
иногда
и
отмечается,
что
язы к
представляет
собой
систе­
му
знаков,
но
пос кольку
изучаются
лишь
изолированные
языковые
факты,
постольку
единственно
исторический
метод
меша ет
осозна­
нию
важ ност и
языковой
системы.
Изоляция
отдельных
языковых
явл ений
препятствует
также
пониманию
важной
роли,
котор ой
обладает
в
языке
функция.
Подобные
односторонние
тенденции
не
выз ыва ли
в
младограмматической
школе
возражений
и
противо­
действия,
поскольку
период
ее
у спех ов
характеризовался
необы­
чайным
безразличием
к
вопросам
об щего
языкознания.
Эти
принципы
и
тенденции
младограмматической
школы
встре­
ч али
с
начала
двадцатого
столетия
в
среде
лингвистов
растущее
сопротивление.
Однако
стремление
заменить
младограмматическую
теорию
другой
лингвистической
теорией
не
может
ограничиваться
только
идейной
стороной.
Я
дал
выш е
краткую
характеристику
младограмматического
направления
также
и
потому,
чт обы
указать,
что
оно
может
быт ь
заменено
ли шь
нов ым
лингвистическим
направ­
лением,
котор ое
по
к р айней
ме ре
сравнялось
бы
с
ним
в
отношении
плод отв орн ости
и
точн ости .
Памятуя
об
эт ой
необходимости,
обратимся
теперь
ко
вт ор ому
гла вно му
л ингвис тич еск ом у
направлению,
которое
мо жно
просле­
дить
в
и ст ории
немецкого
язы к оз нания
XIX в.
Это
направление
не
развивалось
столь
органически,
как
направление
генетическое
и
историческое,
поэтому
порой
на
него
не
обращают
внимания
или
вообще
забывают.
Приме ром
этого
отношения
может
служить
книжка
известного
датского
языковеда
В.
Томсена,
вышедшая
в
1927 г.
в
немецком
переводе
в
Га лле
под
на зван ием
«История
языкознания».
Возникновение
этого
на пра вле ния
тесно
св яз ано
с
именем
Вильгельма
Гумбольдта;
мы
можем
назвать
его
аналити­
ческим
напр авлени ем.
Я
не
буду
касаться
здесь
философской
стороны
тв ор чес тва
Гумбольдта
и
того,
что
часто
именуется
ми­
стической
системой
Гумбольдта.
Нас
интересуют
языковедческие
пр о блемы,
а
в
этом
отношении
творчество
Гумбольдта
характери­
зуется
особенностями,
находящимися
в
ос тром
противоречии
с
тем,
с
чем
мы
познакомились
при
о писании
генет ич еск о го
и
ис тори че ск ого
направления.
Гумбольдт
мн ого
занимался
так
н азыва емым и
примитивными
языками,
и
его
цел ью
бы ло
стремление
143


углубить
общ ие
принципы
лингвистического
иссл едо ва ния.
Именно
поэтому
он
мало
интересовался
историческим
развитием
язы ка,
а
с ра внивал
различные
язы ки
с
чис то
аналит ич еско й
точк и
зре­
н ия,
не
обра щая
вн имания
на
их
генетическое
родство.
Мысль
о
том,
что
анализировать
язы к
о зн ачает
анализировать
дея тел ь­
ность
(energeia), а не результат деятельности (ergon), хотя и по ­
могла
ему
понять
зна чен ие
функции
в
язы ке,
но
вм есте
с
тем
принуждала
его
слишком
высоко
оценивать
психологическую
точку
зрения.
Он
живо
чувствовал
особый
характер
каждого
язы ка
и
был
способен
быстро
отмечать
его
особенности.
Тем
самым
он
еще
тогда
подготавливал
современную
лингвистическую
характеро­
логию,
но
отчетливость
соответствующих
линг вист ич ески х
про б­
ле м,
к
сожалению,
затемнялась
его
стремлением
выводить
хар ак тер
язы ка
из
характера
говорящего
им
народа.
Благодаря
все му
эт ому
Вильгельм
Гумбольдт,
к оторы й
стои т
наряду
с
Францем
Боппом
на
поро ге
языкознания,
не
разработал
методов,
достаточно
ясны х
и
достаточно
точных
для
синхронической
функциональной
лингвистики,
хотя
основные
ее
положения
содержатся
в
его
работах.
В
довершение
всего
методические
ошиб ки
Гумбольдта
повторя­
лись
его
последователями
вплоть
до
начала
XX в.
Последние
нахо­
дим
у
Г.
Штейнталя
и
его
группы
во
второй
половине
XIX в.
и
у
Ф.
Н.
Финка
в
конце
этого
в ека
и
в
начале
двадцатого
столетия.
Вследствие
этого
труд ы
Шт ейнт аля
и
Финк а
не
ст али
базо й
новой
лингвистической
о рие нта ции,
хо тя
труд ы
обоих
ученых
со держ ат
черты,
которые
б ыли
пред наз нач ены
ста ть
их
характерными
п ри­
метам и.
И
Ш тейн таль ,
и
Ф инк
с
интересом
изучали
неиндоевропей­
ск ие
языки;
подобная
раб ота
вела
их
к
аналитическому
сравнению
язы ков
и
к
их
синхронному
анализу
и
оценке
роли,
которую
име ет
в
языке
функция.
Идеи
аналитического
направления
м огли
бы
стать
плодотвор­
ны ми
в
развитии
языкознания,
ес ли
бы
их
авторы
смогли
ясн о
и
чис то
лингвистическим
способом
сформулировать
последние
и
на
базе
их
создать
точные
и сследо ват ел ьск ие
прие мы.
Этого
не
случилось;
ни
Шт ейнт аль ,
ни
Ф инк
не
стали
творцами
нового
язы ­
ко зна ния,
а
ос тал ись
лишь
его
предшественниками.
Мы
приблизились
к
рубе жу,
ко гда
необходимо
обратиться
к
языковедческой
ситуации
и
за
пределами
Германии.
Вна ча ле
сл е­
ду ет
отметить,
что,
помимо
обо их
главных
лингвистических
на­
правлений,
котор ые
мы
прослеживали
в
Германии,
т.
е.
направле­
ний
Боппа
и
Гумбольдта,
как
в
Германии,
так
и
за
ее
пре дела ми
всегда
работали
выдающиеся
языковеды,
сохранившие
в
лингви­
стических
исследованиях
в
противовес
преобладающему
направле­
нию
св ою
собственную
независимую
точку
зре ния ,
и
что
ра зные
при чи ны
поддерживали
подобную
самостоятельность
ли нгви с ти­
ческого
мышления.
Так,
из
обла с ти
фонетики,
работая
син хр о нным
методом
и
используя
ана л итичес ко е
сравнение,
Ге нри
Суи т
перенес
подобный
под ход
на
на у чный
ана лиз
языка
вообще.
Благоприятное
144


положение
романиста,
для
которого
источник
романских
языков
дан
в
вульгарной
латыни,
и
преим у щест ва
стра н,
в
которых
ста л­
киваются
языки
различного
характера,
позволили
Гуго
Шухардту
сохранить
собственное
отличное
мнение
и
в
период
наивысшего
расцвета
младограмматической
школы.
Свойственное
Йо сефу
Зубатому
тонкое
ху д ож ествен ное
по нима ние
мельчайших
оттенков
позволило
ему
оценить
даж е
и
незначительные
языковые
факты
и
прив ел о
к
сомнению
от но ситель но
мног их
по ло жений,
рассмат­
риваемых
п рочим и
языковедами
как
устоявшиеся.
К
этим
тре м
име нам
можно
бы ло
бы
присоединить
множество
других,
в
особен­
ности
е сли
поиск ат ь
представителей
независимого
исследователь­
ского
тип а
и
сре ди
языковедов,
которые,
к
счастью,
до
сих
пор
живы
и
работоспособны.
Все
эти
самостоятельно
мыслящие
лингвисты
способствовали
том у,
что
обстановка
в
языкознании
в
наше
время
со зре ла
к
приня­
тию
новых
идей ,
котор ые
позволили
бы
ему
прийт и
к
новым
р езу ль­
татам.
Мы
замечаем
у
них
возрастающий
интерес
к
проблемам
об ще­
го
языкознания,
огромное
недоверие
к
излишней
механистичности
младограмматического
мы шл ения
и
живой
интерес
к
индивидуаль­
ному
характеру
конкретного
языка
как
системы,
что
уже
са мо
по
себе
ведет
к
ослаблению
чисто
исторических
методов.
Все
это
по
преимуществу
черты ,
противоречащие
отточенным
генетическим
пон ят иям
и
приближающиеся
к
пониманию,
н аз ванном у
м ною
аналитическим.
И,
не см отря
на
эт о,
нас
постигнет
разочарование,
ес ли
мы
будем
искать
в
труд ах
этих
выдающихся
лингвистов
на­
дежную
б азу
нового
этапа
языковедческих
исследований.
Это
труд ы,
б ога тые
правильными
наблюдениями
и
плодотворными
идея ми,
но
в
них
нет
(об исключениях мы сейчас выскажемся)
теории,
в
дос та точн ой
степени
точной
и
многообещающей,
которая
могла
бы
стать
жив ит ельн ой
основой
чего-то
нового.
Исключением
являются
два
лингвиста,
оди н
из
Восточной
Евр опы,
другой
из
Западной,
выдающиеся
представители
то го,
что
мы
назвали
типом
независимого
лингвистического
исслед ов ат ел я.
В
бога том
идеями
языковедческом
творчестве
И.
Бодуэна
де
Ку рт ене
(см .
некролог
Щербы
в
«Известиях по русскому языку»,
III, 1930, стр.
311 и след .)
выдающуюся
роль
играет
по нят ие
функ ­
ц ии.
Бодуэн
подчеркнул
роль,
которой
о бл адает
в
данном
языке
з вук
и
которая
не
тождественна
с
его
физиологическим
характером,
и
создал
по нят ие
фонемы,
принадлежащее
к
основам
современной
лингвистики.
Однако
он
не
см ог
из
своей
новаторской
концепции
сделать
все
вывод ы
для
лингвистического
метода
и
лингвистиче­
ской
системы,
ибо
был
введен
>в заблуждение изменчивым светом
п с ихоло гии
и
сл ишк ом
большое
вним а ние
уд елял
фа кту
постоян­
ного
изменения
в
языке.
Что
не
увидел
Бодуэн,
то
отчетливо
о тмети л
Фердинанд
де
Сос­
сюр.
Выдающийся
ш ве йцарск ий
лингвист
ст ал
строго
различать
в
языкознании
диахроническую
(динамическую)
и
с инх ро нную
(статическую)
то чку
зр ения,
и
эту
идею
в
ее
методическом
значении
6В.
А.
Звегинцев
145


труд но
переоценить.
Те,
которые
п од обно
Бодуэну
постоянно
под­
черкивают
изменчивость
языковых
явле ний,
возражают
против
строгого
понимания
синхронии,
хотя
в
методическом
отношении
без
не го
обойтись
невозможно,
ибо
иными
путями
мы
никогда
не
рас­
пол ож им
факты
изучаемого
языка
в
о дной
плоскости.
Противоре­
чие
между
требованием
синхронного
анализа
и
непрестанным
изменением
ре чи
я
попытался
в
1911 г.
снять
теорией
потенциаль­
н ости
языковых
явлений,
которая,
собственно,
предшествует
учению
структуральной
лингвистики
о
фактах
языковой
системы
и
их
различной
реализации
в
реч и.
Ра з гра ниче ние
диахронической
и
си нхр онно й
т очек
зрения
не
является,
однако,
еди нственн ым
в кл адом
де
Со сс юра
в
новую
лингвистику.
Синхронная
точка
зрения
позволила
ему
так же
установить,
что
элементы,
существу­
ющ ие
в
данном
языке
в
данную
эпоху,
образуют
систему,
чл ены
которой
друг
с
другом
тесно
связаны.
Естественно,
что
даже
Фер­
динанд
де
Соссюр
не
продумал
свое
учение
до
конца
и
что
нельзя
согласиться
со
в сем,
что
сод ерж и тся
в
его
знаменитом
«Курсе
общей
линг вис т ик и», изданном в 1916 г.
по сле
см ерти
уч ител я
его
учениками.
Одн ако
обе
главные
идеи
де
Сос сю ра,
т реб о вание
с ин­
хронного
ана л иза
язы ка
и
ид ея
языковой
си ст емы,
языковой
структуры,
вместе
с
ид еей
языковой
функции,
выдвинутой
Боду­
эном
еще
до
Сос с юра,
несомненно,
являются
основными
о пор ными
пунктами
при
построении
новой
лингвистики.
Эти
идеи
в
значительной
степени
противоречат
тому,
что
яв­
ляется
сущностью
теории
и
особенно
практики
младограмматиков,
но
они
могут
бы ть
базой
строгого
лингвистического
исследования.
Р ечь
иде т
о
их
нау ч ной
плодотворности,
ибо
история
ид ей
Гум­
больдта
в
Германии
показывает,
что
в
языкознании,
как
ни
водной
науке,
для
развития
исследований
н ед оста точно
лишь
правильных
наблюдений.
Удовлетворительных
результатов
в
тщательном
ан а­
лиз е
сложных
языковых
яв лен ий
можно
достигнуть
сотрудниче­
ством
мно гих
исслед о ват елей,
а
по добн ое
сотрудничество
возможно
лишь
тогда,
когда
будет
с оздан а
те ор ети ческа я
и
методическая
база,
на
которую
в
при нципе
могут
оп ира ться
в се.
Именно
так ая
общая
те орети чес ка я
и
методическая
база
с дел ала
генетическую
теорию
столь
плодотворной
в
исследовательском
отн оше ни и.
Функциональная
и
с трук ту ральна я
точки
зрения,
основанные
на
иде ях
Бод уэн а
де
К уртен е
и
Фердинанда
де
Сос сюра ,
ныне
яв ля­
ются
единственной
тео ри ей,
предоставляющей
для
будущего
яз ы­
кознания
такую
плодотворную
базу.
Она
со ед иняет
в
с ебе
гум-
больдтовскую
све жест ь
на блю де ний
с
бопповской
строгостью
и
методической
точностью.


В.
СКАЛИЧКА
КОПЕНГАГЕНСКИЙ
СТРУКТУРАЛИЗМ
И
„ПРАЖСКАЯ ШКОЛА"1
Вторая
мировая
войн а
чувствительно
коснулась
международ­
ных
лингвистических
связей,
которые
так
м ного обеща юще
разви­
вались.
Но вые
взаимоотношения
устанавливаются
медленно.
При
этом
происходит
сопо ст авлени е
различных
точек
зр е ния,
кот оры е
развивались
не за вис имо
др уг
от
друга.
Поэтому
будет
полезно,
если
мы
ра с смотр им
взг ляды
копенгагенского
профессора
Луи
Ельмслева
и
его
школы
и
сопоставим
их
со
взглядами,
которые
в
настоящее
время
характерны
для
пражских
структуралистов.
После
смерти
В.
Брёндаля
Ельмслев
яв ля ется
главой
датского
общего
языкознания,
которое
он
значительно
превосходит
св оим
значением.
Датское
об щее
языкознание
всегда
развивалось
в
дружеских
взаимоотношениях
с
пражской
лингвистической
школой,
тем
не
мен ее
у
них
был и
определенные
различия
во
взглядах.
Пражские
лингвисты
хотя,
по-видимому,
и
не
и меют
общей
точки
зрения,
но
тем
не
мен ее
представляют
известное
единство.
В
силу
этого
ср авнение
двух
эт их
школ
может
бы ть
поле з ным.
Исхо дн ым
для
нас
является
последняя
фа за
развития
пражской
лингвистической
м ысли.
Поводом
для
написания
эт ой
статьи
послужило
следующее:
1.
Прежде
всего
совершенно
бесспорно,
что
лингвистический
метод,
проповедуемый
Л.
Ельмслевом,
получает
все
большее
рас­
пространение
как
у
с ебя
на
род ин е,
в
Дан ии,
так
и
за
границей.
В
этой
связи
можно
процитировать
высказывание
В.
М илевско г о,
который
в
своей
книге
«Очерк общего языкознания»
провозгла­
шает
Е льмслев а
с амым
кр упн ым
из
современных
лингвистов.
2.
Ельмслев
всегда
считал
себя
структуралистом
и
всегда
го­
ворит
от
имени
структурализма.
Таки м
образом,
встает
вопрос:
адекватен
ли
структурализм
Ельмслева
пражскому
с тру ктур али з­
му?
Если
нет,
то
вст ает
другой
вопр ос :
кто
является
подлинным
структуралистом
—
Ельмслев
или
Пражский
лингвистический
кружок?
1V.Sk
а
1 i ё к a, Kadansky structuralismus a «prazska §ко!а», «Slovo а
Slovesnost», т .
X, 1948, No 3.
Сокращенный
перевод
с
чешского
А.
Г.
Широ­
ковой.
6*
147


3.
В
«Известиях отделения литературы и языка АН СССР»
(1947, VI, 2, стр .
115 и др.)
вышла
статья
Н.
С.
Чем од ано ва
«Струк ­
турализм
и
советское
языкознание».
Эта
статья
свид етел ьст ву ет
о
явно
недостаточном
знании
материала.
Под
о бщее
наименование
структурализма
авт ор
подводит
ра боты
Пражского
лингвистиче­
ского
кр ужк а,
насколько
они
ему
известны,
ра боты
Брёндаля,
Ельмслева
и
Бен ве ни ста.
Является
ли
правильным
для
всех
эти х
работ
одно
общее
на им ено ва ние?
4.
Современное
пол ож ение
тако во,
что
позиции
младограммати­
ков
окончательно
ост авл ен ы.
Новые
направления
бор ются
ме жду
соб ой,
и
нужно,
чтобы
в
это й
борьбе
каждое
направление
опреде­
лило
св ое
отношение
не
только
к
младограмматизму,
как
это
обычно
делалось
до
н ед авнего
времени,
но
также
и
прежде
вс его
к
другим
направлениям.
В
своей
стать е
мы
разберем
эти
от нош ения .
Чт обы
лучше
понять
проблемы,
о
которых
идет
речь,
мы
должны
вернуться
к
Фердинанду
де
Сос сю ру,
к
его
«Курсу общей лингви­
сти к и».
Именно
Ельмслев
постоянно
воз вращ ае тся
к
этой
осново­
пол агаю ще й
книге
женевского
уч ите ля.
В
данном
случае
и мею тся
в
вид у
два
проти в опос тавл ен ия,
ко­
то рые
де
Соссюр
вве л
или,
вернее
сказать,
вернул
в
языкознание.
Это
противопоставление
langue и parole (т.
е.
«языка»
и
«речи»)
и
противопоставление
signifiant и signifie (т.
е.
«означающего»
и
«означаемого»).
Эти
противопоставления
совершенно
бесспорны
и
мало
кто
их
отрицает.
Одна ко
после
прочтения
книги
Сосс ю ра
с та­
новится
очевидным,
что
нужно
сожалеть
о
том,
что
он
не
мог
сам
подготовить
к
печати
из д ание
своих
лекций
(они вышли после его
сме рти ).
Он
не
мог
предвидеть,
как
подробно
будут
ра зб ира ться
его
взгляды.
А
в
его
объ ясне ни ях
мы
находим
ряд
непо сл едо ват ель ­
ностей
и
неясностей.
Это
обнаруживается
прежде
всего
в
противо­
п ост авлени и
langue и parole.
В
одном
мест е
мы
читаем
(стр.
37).
что
«язык» (langue) —
это
совокупность
наш их
навыков,
а
в
другом
(157), что «яз ык» (langue) —
это
форма,
а
никоим
образом
не
суб­
ст анц ия.
Такж е
нея сно
и
противопоставление
«означающего»
и
«означаемого» (signifiant и signifie).
Означаемое,
го во рит
Соссюр,—
это
не
la chose («вещь»), но только le concept («понятие») (98.)
Таким
образом,
ост ается
неясным
отношение
знака
к
действительности.
Идеи
Со сс юра
бы ли
ра зви ты
затем,
как
известно,
тем
на пра в­
л ением ,
которое
называют
струк турализ мом.
Фонология,
т.
е.
ст рукт ураль на я
фонетика,
стала
вскоре
общепринятой
нау к ой.
Здесь
нет
не обходи м ост и
об ъяс нят ь,
что
зн ачит
для
языкознания
фонология
и
что
она
ему
принесла.
Напротив,
посмотрим
на
то,
ч его
она
ему
не
дала.
Фонология
со вер ш енно
правильно
подчеркивает
всегда
свой
функциональный
характер.
Но
что
она
дает
для
решения
воп росов
семасиологических,
т.
е.
для
решения
основных,
почти
жизн ен но
необходимых
вопросов
современного
языкознания?
Скажем
прямо
—
почти
ничего.
И
это
вполне
естественно.
Фо н ема,
в
отли­
чие
от
ед иниц
более
высокого
уро вня,
как
на приме р
морфемы,
148


сло ва,
предложения
и
т.
д.,
является
ед инице й,
не
имеющей
значе­
ния .
Функцией
фонемы
является
создание
морфем,
слов,
предложе­
ний
и
т.
д.
Поэ т ому
вся
фонология
построена
на
п роб леме
«означающего» (signifiant).
Все
проб лем ы
знака
здесь,
собственно,
отодв ин уты
в
сторону.
По эт ому
во
взглядах
на
фон ологи ю
среди
ст руктурал и ст ов
сущ ест ву ет
о тно сит ельн ое
согласие.
Даже
Ельмслев
и
Ульдалль,
которые
в
так
называемой
фонематике,
а
поз же
в
глоссематике
задались
целью
преобразовать
ф оно логи ю,
вовсе
не
намеревались
изменять
ее
до
основания.
Они
хотели
ли шь
сделать
ее
более
точной
п осре дс твом
перенесен ия
в
об ласт ь
чистых
отношений.
При
переходе
от
фонологии
к
проблемам
языка
вообще
нас
на­
чина ет
покидать
то
единомыслие,
которое
было
нам
свойственно.
П ути
отдельных
исследователей
расходятся.
Если
сравнить
ре­
зультаты
ра боты
пражских
лингвистов
и
школы
Ел ьмс лева ,
мы
увидим,
что
Ельмслев
и
его
по след о ват ели
да ли
б ольшо е
количество
теоретических
работ,
в
то
врем я
как
в
Праге
велась
работа
прежде
всего
над
конкретными
вопросами.
Поэтому
по
работам
пражских
языковедов
иногда
бывает
трудно
определить
их
о бщие
прин­
ципы.
Теперь
мы
перейдем
к
г лав ным
пр инципам
лингвистики
Ельм­
слева
и
будем
их
сопоставлять
с
ре зультатам и
работ
пражской
школы.
Концепцию
Е льмслев а
мы
бу дем
оцен ивать
гл а вным
обра­
зом
по
его
книге
«Основы теории языка» (Копенгаген,
1943), а
также
по
не кот орым
его
ст атьям,
опубликованным
в
«Acta lingui-
stica», «Cahiers Ferdinand de Saussure» и др .
Переходим
к
отдельным
пунктам.
I.
Профессор
Ельмслев
хочет
подвести
под
языковую
теорию
прочную
осн ов у.
Он
справедливо
сч итает ,
что
нынешние
языковед­
ческие
работы
являются
membra disiecta («разобщенные части»)
различных
явл ени й,
из
к от орых
одни
близки
к
истории,
другие—
к
псих ол огии,
физике,
логике
и
фи лосо фии .
От
этой
ра зд роблен ­
ности
Ельмслев
хоче т
изба ви ть ся
п осре дс твом
освобождения
языко­
знания
от
груза
других
наук.
Осно в ным
требованием
Ельмслева
является,
как
он
говорит,
требование
имманентного
изучения
языка,
т.
е.
требование
ли нг­
вистики
чисто
л ингв ист ич еск ой.
Он
полагает,
что
язык
в
настоящее
время
является
сред ств ом
для
тр ансцен д ент ног о
познания,
т.
е.
для
по з нания
явлений
внеязыковых.
Под обн ое
отношение
явля е тся
естественным
в
практической
жизни.
Но
это
повторяется
и
в
науке
о
языке.
Ельмслев
приво д ит
следующие
примеры:
классическая
фи­
лология
за ни ма лась
скорее
изучением
ли те ратуры
и
культуры,
чем
изучением
языка;
сравнительное
языкознание
занималось
скорее
изучением
истории.
Лингвистическая
теория
до лжна
ст рем ит ься
к
познанию
языка
не
как
конгломерата
неязыковых
(т.
е.
физиче­
ских,
физиологических,
психологических,
логических
и
социоло­
гических)
явлений,
а
как
замкнутой
в
се бе
целостной
структуры ,
как
структуры
sui generis (особого рода) .
149


Уже
здесь
мы
видим
первое
основное
от л ичие
между
пражской
лингвистикой
и.копенгагенской.
Мы
согласны
с
Ельмслевым
в
том
от нош ении,
что
наив но е
и
ес тест венно нау чно е
знание
видит
в
языке
только
средство
к
поз на нию
внеязыковых
явлений.
Но,
с
точки
зрения
пражских
языковедов,
и
при
научном
познании
языка
сле­
д ует
исходить
из
этого
же.
Сам
Ельмслев
подчеркивает,
что
язы к
представляет
собой
определенное
орудие.
Но
мы
не
имеем
права
его
изменять.
Если
при
научном
исследовании
мы
пренебрегаем
его
реальностью,
мы
ее
деформируем.
Лингвистическое
мышление
в
пони ма нии
Ельмслева
становится
свободным
от
всех
ог ра нич ений.
Он
сбрасывает
с
п леч
весь
огромный
груз
многообразных
отноше­
ний
к
действительности
(что учитывают пражские лингвисты) .
Одн ако
при
т аком
понимании
язы к
стан ов и тся
всего
лишь
б есцель ­
ной
игр ой.
Для
характеристики
позиции
пра жс ких
исследователей
мы
процитируем
начало
статьи
Вилема
Матезиуса
«Язык и стиль»,
опубликованной
в
книге
«Лекции о языке и литературе», I (1942):
«Не знаю,
зад умыв а лся
ли
кто-нибудь
над
т ем,
с
како й
определен­
ностью
и
с
каки ми
подробностями
мы
в
состоянии
при
помощи
языковых
средств
выр аж ать
многообразие
д ейст вител ь ност и.
Это
о бсто ятел ь ство
может
удивить
в ду мчи вого
на блюд ате ля,
и
оно
засл у жи вает
самого
пристального
нашего
внимания.
При
ближай­
шем
рассмотрении
мы
видим,
что
выразительность
языка
обуслов­
ливается
двумя
моментами.
Во-пе р вых ,
при
помощи
языка
мы
вы­
ражаем
действительность
не
во
вс ей
ее
действительной
п олно те,
но
всегда
в
определенных
границах,
к оторы е
определяются
целями
коммуникации;
во -вт ор ых,
для
языкового
выражения
мы
испо л ь­
зуем
замечательную
систему
взаимосвязанных
знаков,
т.
е.
я зык»
и
т.
д.
Несмотря
на
популярность
изложения,
основная
поз иция
автора
совершенно
ясна.
II.
Мы
здесь
употребили
слово
«игра»
для
обо з начени я
языка,
лишенного
его
отношения
к
действительности.
Тем
са мым
мы
под­
ходи м
к
понятию
«язык» (langue), которое Л .
Ельмслев
пытается
по-новому
осветить
в
«Cahiers F. de Saussure», II.
Он
различает
в
св оей
ста тье
«язык»
как
схему,
котора я
является
чистой
формой,
не
зависящей
от
социальной
реализации
и
материальной
манифе­
стации,
и
«язык»
как
узус,
который
является
совокупностью
навыков,
принятых
в
данном
со циал ьн ом
коллективе
и
опреде­
ляемых
фактами
наблюдаемых
манифестаций.
Ельмслев
подчеркивает,
что
де
Со ссюр
в
своем
известном
срав­
нении
для
объяснения
то го,
что
такое
«язык» (langue), использовал
игру
в
шахматы,
а
не
экономические
понятия.
Язык
как
схема
в
конечном
счете
—
это
игра
и
больше
н ич его,
говорит
Ел ьм сдев.
Но
имен но
против
подобного
понятия
и гры
мы
и
возражаем.
Игра
в
шахматы
не
сво д ится
к
нескольким
правилам,
к оторы м
мо­
жет
легко
научиться
десятилетний
школьник.
Смысл
шахматной
иг ре
придают
трудно
ул ов имые
и
постоянно
изменяющиеся
ситуа­
ции,
которые
на до
осмыслять,
чт обы
успешно
закончить
п арт ию.
Зависимость
от
социальной
реализации
здесь
так
же
очевидна,
как
150


и
в
экономической
жизни.
Совершенно
естественно,
что
шахматная
иг ра
изменяется
в
зависимости
от
того,
является
ли
она
развлече­
ние м
для
н еб ольшо го
числа
л юдей
или
же
она
нос ит
массовый
характер
и
т.
д.
Эта
зав исимо ст ь
от
социальной
реализации
имее т
тем
большее
отношение
к
языку.
III.
Для
Ельмслев а
ос н овой
теоретического
изучения
является
эмпирический
принц ип,
к ото рый
заключается
в
то м,
что
при
ана ­
лизе
текста
применяются
три
требования
(заимствованные из
тео рии
математики,
как
на
это
любезно
обратил
наше
внима ние
проф.
Б.
Трн ка ): 1) Непротиворечивость .
2) Полнота описания.
3) Простота .
Для
характеристики
по з иции
Ельмслева
наиболее
важным
явля е тся
второй
пункт
—
полнота
описания.
Это
тр ебо­
ва ние
совершенно
естественно,
если
с мотр еть
на
яз ык
как
на
самостоятельную
структуру,
оторванную
от
всего
социального,
лишенную
взаимоотношений
с
другими
структурными
образова­
ниями.
Но,
пос кол ьку
нам
известны
все
сл ож ней шие
отношения
язы ка
к
ли тер ат уре,
к
обществу,
культуре,
ис ку сству
и
т.
д.,
мы
не
можем
гов ор ить
об
изолированном,
исчерпывающем
описании
текста.
Мы
знаем,
что
в
тексте
мы
мо жем
полностью
проследить
в
лучшем
сл учае
развитие
отдельных
букв
или
же
звук ов.
Значение
же
текста
постоянно
мен яется.
Од ин
и
тот
же
т екст
кажется
иным
старому
человеку
и
м олод ому,
чел о веку
с
образованием
и
без
образ ова ни я,
современному
человеку
и
человеку,
ко торы й
будет
жи ть
чере з
сто
лет.
Гомер
кажется
совершенно
иным
для
совре­
менника,
для
аф иня нина
V века,
для
комментатора
аллегорий,
для
К.
Лахмана
с
его
т еор ией
миннезанга,
для
филолога-классика
нашего
времени
и
для
студента,
кото рый
читает
«Илиаду» .
Можно
только
пожалеть,
что
Ельмслев
недостаточно
хорошо
знаком
с
работами
Я-
Мукаржовского
и
его
школы.
IV.
Эмпирический
пр инцип
не
озн ача ет
для
Ельмслева
индук­
цию .
Наоборот,
против
нее
Ельмслев
р езко
выступает.
Он
считает,
что
индукция
пр ивод ит
к
опасному
п ути
реализма
в
средневековом
его
понимании
(номинализму) .
Латинский
и
греческий
генитив,
пе рфе кт,
конъюнктив
в
каждом
конкретном
случае
о зна чают
раз­
ное.
И,
таким
образом,
ес ли
мы
применяем
термин
«генитив»
в
отношении
очевидной
ф ик ции,
мы
становимся
на
позицию
такого
род а
реали зм а.
Напротив,
Ельмслев
выдвигает
то,
что
можно
назвать
дедукцией.
Под
эти м
он
разумеет
переход
от
целого
к
части.
От
це лого ,
т.
е.
от
целого
те кста
к
абзацу,
от
абзаца
к
пред­
ложению,
дал ее
к
слову
и
к
звуку.
Этот
переход
безусловно
по­
лезен:
целое
всегда
больше,
чем
совокупность
частей.
Но
это
не
может
нас
удовлетворить,
так
как
части
не
я вля ются
вс его
лиш ь
ч ас тями
ц е лого,
у
них
св оя
самост ояте льн ая
жизн ь
и
свое
само ­
стоятельное
отношение
к
внеязыковому
мир у.
V.
У
нас
много
г ов орят
об
отн ошен ии
языка
к
дейст вит ель но ст и.
Тем
боле е
нас
удивит
содержание
главы,
посвященной
теории
язы ка
и
действительности.
Языковая
теория
является
для
Ельмсле­
ва,
с
одной
стороны,
целесообразной,
реалистической,
т.
е.
она
151


должна
бы ть
таков ой,
чтобы
бы ть
исчерпывающей;
с
другой
сто­
роны,
она
произвольна
и
нереалистична,
так
как
она
оперирует
д анны ми,
добыт ым и
эмпирическим
путем,
причем
процедура
оп е­
рирования
не
обусловлена
самими
да н ными.
VI.
Чрезвычайно
ва жным
является
понятие
фу нк ции.
Для
нас
функция
примерно
то
же,
что
и
целеустановка.
Гавранек
в
статье
«О структурализме в языкознании»
говорит
о
языке,
что
«он
постоянно
и
как
правило
выполняет
определенные
ц ели
или
функции».
Для
Ельмсле ва
и
его
школы
понятие
функции
близко
к
понятию
фу нк ции
в
математике.
У
н его
функция
представлена
как
выра­
жен ие
строгой
зав исимо ст и.
В
сво их
«Основах теории языка»
он
говорит,
что
функция
—
это
зависимость,
которая
определяет
условия
анализа.
В
понимании
пражских
лингвистов
термин
«функция»
употреб­
ляется
тогда,
когда
ре чь
иде т
о
значении
(функция слова,
пред­
ложения)
или
о
структуре
смысловых
единиц
(функция
ф онем ы).
В
понимании
Ельмсле в а
функция
и меет
много
разновид­
ностей.
Функцией,
напри мер,
является
категория
слов
и
глаголь­
ное
управление,
функцией
является
отношение
по д леж ащего
и
сказуемого,
одной
из
фун к ций
является
также
отношение
планов
выражения
и
содержания,
как
говорит
Ельмслев,
употр ебляя
это
вместо
«означающего»
и
«означаемого».
В
языке,
по
м нению
Ельмс­
ле ва,
огр омно е
множество
функций.
Ельмслев
устанавливает
также
т ипы
эт их
функций.
Мы
не
б удем
их
здесь
рассматривать
одну
за
д руг ой.
Будет
достаточно,
если
мы
укажем,
например,
на
отн оше ­
ние
планов
«выражения»
и
«содержания».
Эта
функция
относится
к
разряду
«солидарности», т .
е.
функции
дв ух
пос т оя нных
величин.
Совершенно
очевидно,
что
понимание
термина
«функция»
у
Ельмслева
тесно
связано
с
его
общим
взглядом
на
язык
и
л ингви­
стику.
Ельмслев
не
допускает
в
язык
н и чего,
что
не
является
чистым
отношением.
Таким
образом,
от
языка
у
нег о
ничего
не
остается,
кро ме
мно жества
отношений,
которые
он
называет
функ ция м и.
VII.
Переходим
к
проблеме
семасиологии.
З десь
Ельмслевна­
ходится
в
п олной
зав исим ост и
от
Со ссюра .
Со ссюр
представляет
се бе
язык
как
соединение
дву х
аморфных
м асс
—
ми ра
мысли­
тельного
и
мира
з вук ов ого.
В
результате
соединения
этих
двух
миро в
возникает
язык,
ко торы й
является
тол ько
фо рм ой,
но
никоим
образом
не
субстанцией.
На
эт ом
по ложе нии
Ельмслев
и
его
сотрудники
строят
в се.
Чт обы
еще
бо лее
подчеркнуть
св ою
точку
зрения,
Ельмслев
в место
терминов
signifiant и signifie употребляет
термины
udtryk и inhold, фр.
expression и contenu, т .
е.
«выраже ­
ние»
и
«содержание» .
Тем
самым
он
полностью
изолируется
от
внешнего
мира.
В
качестве
доказательства
он,
помимо
всего
п ро­
че го,
ссылается
на
цветовой
сп ектр .
Тут,
согласно
Ельмслеву,
имеет
мест о
аморфная
непрерывность,
которая
в
разных
языках
по-разному
оформляется.
Нечто
по добн ое
можно
наблюдать
и
в
152


отношении
чисел.
В
одних
языках
представлена
категория
ед ин­
ственного
и
множественного
числа,
другие
языки
различают
ед ин­
ственное,
двойственное
и
множественное
число,
третьи
—
еди н­
ственное,
двойственное,
тройственное
и
множественное.
Поп ы та емся
п осм от реть
на
эти
вещи
с
точки
зрения
пражских
языковедов.
Им,
насколько
мне
из вест но,
никогда
не
приходило
в
голову
раз мы шл ять
над
т ем,
является
ли
язык
формой
или
с уб­
станцией.
Одн ако
пражские
языковеды
решительно
не
могут
согла­
ситься
с
тем,
что
внеязыковой
мир
является
а мо рфной
субстан­
цией.
Гавранек
указывает,
что
структуральная
лингвистика
«понимает язык как структуру языковых знаков,
т.
е.
систему
зна­
ков,
и меющих
прямое
отн оше ние
к
действительности».
VIII.
Наконец,
мы
хоти м
заняться
еще
о дним
пунк т ом,
а
имен­
но
языковым
различием,
которому
Ельмслев
так же
уделяет
внима­
ние
и
которое
он
реш ает
в
соответствии
со
своими
т ез исами.
Он
гов орит ,
что
сходство
и
раз л ичие
языков
являются
вз аим но
дополняющими
сторонами
одного
и
т ого
же
явления.
Сходство
языков
явля е тся
принципом
их
структуры.
Ра зл ичие
языков
явл яет ся
воплощением
этого
принципа
in concreto.
Все
язы ки
в
принципе
сфо рмир ова ны
одинаково,
различия
кас аю тся
тольк о
част нос тей .
Може т
показаться,
что
в
тождественных
элементах
языка
проявляется
общее
зна чен ие,
Но
это
только
иллюзи я.
Значение
не
оформ ле но
и
недоступно
познанию.
Ясно,
что
взгляды
Ельмслева
значительно
отличаются
от
взгля­
дов
пражских
линг вист ов .
Раб от ы,
кот оры е
у
нас
ведутся
над
проблемами
языкового
развития,
исходят
из
того
принципа,
что
отд ельн ые
языки
имеют
прямое
отношение
к
действительности.
Отдельные
язы ки
стр емятся
постичь
и
пер е дать
действительность
как
можно
точн ее,
но
к
этой
цели,
ра зумее тся,
они
ид ут
ра з ными
пут я ми.
У
Матезиуса
в
книге
«Чешский язык и общее языкозна­
ние» (Прага, 1947, стр.
157) мы читаем: «Чтобы с успехом пользо­
ваться
методом
аналитического
с р авн ения,
мы
должны
подходить
к
отде льн ым
языкам
исключительно
с
точки
зрения
ф унк циона ль­
ной,
ибо
только
т аким
образом
можно
произвести
точн ое
ср ав нение
различных
язы ков .
Общие
потребности
в
выражении
и
коммуни­
к ации,
свойственные
всему
ч ело веч еств у,
явл яютс я
единственным
общим
знаменателем,
под
к оторы й
мы
мо жем
подвести
выразитель­
ные
и
коммуникативные
сред ст ва,
различные
в
каждом
яз ык е».
Эти м
я
заканчиваю
краткое
сопоставление
взглядов
Ельмслева
со
взглядами,
к оторы е
в
последние
годы
б ыли
характерны
для
Пражского
лингвистического
круж ка .
Проблематика
языка
—
ве щь
сложная.
Ес ли
принять
во
вни­
м ание
пол оже ние ,
занимаемое
язык ом ,
мо жно
увидеть
три
типа
от­
ношений
и
три
разные
проблемы:1.
Прежде
всего
отношение
языка
к
внеязыковой
действительности,
т.
е.
проблему
семасиологиче­
ск ую.
2.
Отношение
языка
к
другим
язы ка м,
т.
е.
проблему
языко­
вых
различий.
3.
Отношение
языка
к
его
час тям,
т.
е.
про бле му
языковой
структуры .
153


В
различные
вр емен а
лингвистика
решала
эти
проблемы
по-
разному.
В
о дни
эпохи
занимались
одними
проблемами,
в
д ру гие—
другими.
Так ,
например,
ан тич ная
лингвистика
занималась
только
проблемами
семасиологии
и
структуры,
в
то
время
как
проблему
языковых
различий
она
обходила.
В
эпоху
младограмматизма
на
первом
плане
была
проблема
языковых
различий
(решенная исто­
рически).
Лингвистика
Ельмсле в а
также
идет
под
знаком
ограни­
чения
проблематики.
Прежде
всего
в
ней
очень
редуцируется
проблема
семасиологическая.
Семасиологическая
проблема
по д­
чиняется
проблеме
структуры:
семасиологическая
функция
яв­
ляется
просто
о дной
из
функций
языка,
причем
функция
е сть
не
что
иное,
как
отношение
со став ных
частей
языка.
Проблема
языко­
вых
различий
т акже
занимает
в
ней
нез нач ит ель ное
место.
Языки
являются
р азн ыми
п отом у,
что
о дин
и
тот
же
ф ормул иру ющи й
их
пр инцип
в
деталях
по-разному
разработан.
Следовательно,
проблема
различия
здесь
сво д ится
к
проблеме
структуры.
Таким
образом,
вся
языковая
проблематика
здесь
сводится
к
проблеме
структуры,
или ,
прид е ржива яс ь
терминологии
Е льм­
слева,
к
форме.
В
э том
с ос тоит
с ила
и
слабость
вс ей
теории.
Она
способна
односторонним
образом
решать
отдельные
проблемы;
большинство
же
п роб лем
она
не
вид ит
во
в сей
их
полноте.
Можно
ожидать,
что
этот
метод
будет
иметь
б ольшой
успех.
Уже
сейчас
у
Ельмсле в а
есть
св ои
ученики,
готов ые
работать
по
его
ме то ду.
Особенно
большое
признание
те ория
Ельмсле в а
найдет
там,
где
с ильна
логическая
традиция,
например
в
Дании.
Нет
сомнения
в
том,
что
при
в сем
своем
резком
и
одн ост орон нем
вз гляд е
на
язы к
теория
Ельмсле в а
кое-что
может
осветить.
Другое
дело,
что
на
это
скажем
мы,
в
Праге.
Пражское
направление
в
языкознании
имеет
два
названия,
которые
одинаково
важны,
и
оба
они
подчеркивают
то
новое,
что
пр ино сит
в
лингвистику
пражская
школа.
Это
прежде
всего
структуральность.
Это
означает,
что
пражские
язы­
коведы
вносят
в
языкознание
проблему
ст руктуры ,
т.
е.
ставят
вопрос
о
том ,
как
язык
обра зов ан
и
ка ким
образом
соотносятся
его
части.
Во-вторых,
и
об
этом
н ельзя
забывать,
пражская
л инг­
в ис тика
функциональна,
г де,
однако,
слово
«функция»
означает
целеустановку,
а
не
зависимость.
Это
означает,
что
п раж ская
лингвистика
и зу чает
проблему
семасиол ог ическ ую .
Проблема
языкового
различия
является
для
нее
наследием
научной
традиции
и
рассматривается
как
сам а
собой
раз умеющ аяся ,
что
видно
из
работ
М атези у са,
Трн ки
и
др.
Возможно,
что
шк ола
Ельмсле ва
и
заслуживает
наименования
структуральной.
Но
тогда
пражская
школа
должна
получить
другое
наименование
или
по
к р айней
мере
подчеркнуть
свое
старое
название:
фу нкцио наль но- ст рук ту ра ль­
на я.
Цел и
обеих
шк ол
—
да тско й
и
пражской
—
разные.


Б.
ТРНК А
& др.
К
ДИСКУССИИ
ПО
В ОПР ОСАМ
СТРУКТУРАЛИЗМА1
Пр аж ская
лингвистическая
школа
считает,
что
предметом
линг ­
вистики
явля е тся
анализ
языковой
действ ит ельн ост и,
данной
в
высказываниях
(как устных,
так
и
письменных).
Языковую
дейст­
вительность,
как
и
люб ую
др угую
комплексную
д ейств ит ельн ост ь
объективных
фактов
(например,
физических,
психологических
и
др. ), можно познать и освоить только вникнув в ее закономер­
ности.
Таким
образом,
законы,
управляющие
высказываниями
в
данном
языке,
как
и
зако ны
естественных
наук,
сл еду ет
считать
законами
абстрактными,
но
действующими
и
поддающимися
конт­
ролю .
По
своему
характеру
они
—
в
о тл ичие
от
за кон ов
естество­
зна ния ,
действующих
меха ни ческ и, —
являю тс я
нормирующими
(нормотетическими)
и,
следовательно,
имеют
силу
тол ько
для
оп­
ределенной
сист емы
и
в
определенное
время.
Е сли
эти
законы
закрепляются,
например,
в
грамматике,
они
оказывают
обра т ное
нормирующее
влияние
на
инд ивид уу мо в,
усиливая
об яза тел ьнос ть
и
единство
языковой
нормы.
Нормирующий
х ар актер
языковых
законов
не
исключает
возможности
того,
что
некоторые
из
них
дей­
ствуют
для
ряда
язы ков
или
даж е
для
всех
языков
в
исторически
доступные
для
и сслед ов ания
эпохи
(ср .,
напр им ер,
закон
мини­
мального
контраста
смежных
фонем
в
сл ов е).
Все
язы ки
мир а
имеют,
по мимо
св оих
особенностей,
и
основные
сходства;
сходства
эти
след ует
подвергать
научному
анализу
и
сводить
к
научным
зако н ам.
Определяя
структурализм
как
лингвистическое
направление,
сч итаю щее
главным
и
самостоятельным
предметом
лингвистики
отношения
между
отдельными
«элементами»
в
системе
языка,
необ­
ходимо
иметь
в
виду,
что
отношения
и
носители
отношений
(«эле ­
м е н ты ») являются коррелятивными понятиями,
обязательно
сосу­
1 «Вопросы языкознания», 1957, No 3.
Наст оя щая
статья
я вля ется
со в­
м ест ной
работой
коллектива
яз ыков едо в,
объединенных
в
с пециал ьну ю
группу
по
функциональной
лингвистике
в
рамках
Кружка
по
совре менн ой
филологии
(Kruh modernich filologu) при Чехословацкой Академии наук в Праге .
В
группу
входят
следующие
у чен ые:
проф.
д-р
Б.
Трнка,
проф.
д-р
И.
Вахек,
проф.
д-р
П.
Трост,
д-р
С.
Л ир,
д-р
В.
Полак,
доц.
О.
Духачек,
д-р
И.
Крам-
ский,
д-р
И.
Носек,
д-р
М.
Ренский,
д-р
В.
Го р жейши,
д-р
3.
Виттох,
Л.
Душ -
кова .
Редактирование
стать и
п ровел
про ф.
д-р
Б.
Трнка.
155


ществующими.
Ре шен ие
п роблем ы
в заимос в язи
эти х
последних
не во з можно
на
основе
одних
лишь
лингвистических
данных
и
может
быт ь
осуществлено
только
п утем
использования
данных
других
на ук
(например,
логики).
Несомненно,
что
отношения
мы
познаем
пу тем
исследования
св ойс тв
их
носителей
и
что
каждый
носитель
определяется
только
своими
свойствами,
элиминация
которых
пр ивод ит
нас
не
к
какому-либо
субстрату,
а
к
уничтоже­
нию
самого
носителя.
Структурализм
является,
на
наш
в згляд ,
направлением,
рассматривающим
языковую
д ейст вит ель но сть
как
реализацию
сис те мы
знаков,
которые
обязательны
для
о пред ел ен­
н ого
коллектива
и
упорядочены
специфическими
законами.
Под
знаком
пражская
шк ола
понимает
языковой
коррелят
внеязыковой
действительности,
без
которой
он
не
имее т
ни
с мы сла,
ни
права
на
су ще ство вани е.
Отметим,
что
под
структурализмом
часто
понимаются
сам ые
различные
направления
в
лингвистике,
возникшие
в
период
между
обеи ми
мировыми
войнами.
Однако
типичными
можно
считать
лишь
три
направления
структурализма:
структурализм
пражской
лингвистической
школы,
ст ру кт ура лизм
Л.
Ельмслева
и
струк­
турализм
американских
школ,
считающих
себя
последователями
Л.
Блумф ильд а.
Общим
для
всех
эт их
направлений
явля е тся
отход
от
младограмматических
м е тодов
с
характерными
для
них
психоло­
гизмом
и
ато ми зи ро ванием
языкового
анализа.
Общим
для
них
следует
п ризн ать
и
ст рем ление
ра ссматр и в ать
языкознание
(кото ­
рое
младограмматики
считают
конгломератом
психологии,
физ и­
ологии,
логики
и
с оцио лог ии)
как
самостоятельную
науку,
опира­
ющуюся
на
понятие
«языкового знака» .
Впрочем,
принципы
и
методы
ра боты
указанных
школ
во
многом
значительно
от ли ча­
ю тся
друг
от
друга,
и
по это му
нам
кажется
целесообразным
пр и­
менять
для
них
особые
названия,
а
и менно : «функциональная линг­
вистика»
для
пражской
линг вист ическ о й
ш к о лы, «глоссематика»
для
направления
Л.
Ельмсле в а
и
«дескриптивная лингвистика»
для
на пра влени я
Л.
Блумфильда.
В
настоящей
статье
мы
оста­
новимся
име нно
на
этих
тр ех
школах.
Другие
структуралистиче-
ски е
направления,
в
равной
мере
отличающиеся
от
этих
тре х
ос­
но вны х,
в
стать е
рассмотрены
не
будут.
Направление
Л.
Ельмслева
вводит
в
языкознание
дедуктивный
метод
алгебраического
исчисления
(калькуляции)
и
провозглашает
сво ю
те орию
независимой
от
языковой
действительности.
Оно
не
хоч ет
быт ь
суммой
гипотез,
а
стремится
«суверенным образом»
оп­
ределить
св ой
пре дм ет
на
основе
предпосылок,
чис ло
кот орых
должно
быть
мини ма льным
и
ко то рые
должны
бы ть
возможно
более
о бщи ми,
чтобы
уд овлет ворят ь
условиям
применимости
к
воз­
мо жно
большему
количеству
конкретных
языковых
данных.
Пра в ильнос ть
языковой
т еории
р ассмат ри ваемо го
на пра вл ения
зависит,
следовательно,
не
только
от
правильности
дедукции,
но
и
от
правильности
общих
предпосылок,
из
кот оры х
оно
выводит
свои
положения.
Однако
эти
предпосылки
(«текст»
и
«система».
156


«содержание»
и
«выражение», «форма содержания»
и
«форма выра­
же ния », понятие знака как обозначения « субс тан ц ии
со дер ж ания»
и
«субстанции выражения»
и
т.
д. ), более или менее напоминающие
принципы
Ф.
де
Сос сю ра,
не
я вляют ся
ни
обязательными,
ни
впо л­
не
очевидными,
и
вся
те ория
производит
впечатление
логически
прод ум а нного
механизма,
искусственно
упорядоченной
системы
по нят ий.
Пражская
школа
не
могла
пр инят ь
ничего
из
глоссематики
Л.
Ельмслева
и
особенно
неприемлемым
считает
его
понятие
фонемы
как
п ростой
«таксемы»,
тождество
кот орой
якобы
заключается
только
в
тождественности
ее
дистрибуции
в
с ловах
данной
языко­
вой
сист ем ы.
Л.
Ельмслев
сч ит ает
релевантные
(или различитель­
ные)
черты
зву к ов,
как
и
остальные
нер елевант ны е
их
черты,
«звуковой субстанцией»
и,
таким
образом,
со зд ает
искусственную
преграду
между
звуком
и
«таксемой».
Пражская
же
школа
учиты­
вает
все
свойства
звука,
обращая
особое
вни ма ние
на
их
релевант­
ные
че рты,
сумма
которых
о б еспечив ает
тождество
звука
как
фонемы.
Например,
англ.
рй
и
р
в
слове
paper «бумага»
явл яютс я
единой
фонемой,
определяемой
суммой
следующих
р елевант ны х
черт:
билабиальностью,
взрывностью,
ртовостью
и
глухостью,
но
не
придыхательностью,
так
как
эта
последняя
не
является
реле­
вантной
чертой
в
английском
языке.
На проти в , ph в древнеиндий­
с ком
языке
является
самостоятельной
фонемой
в
отли чи е
от
р,
так
как
придыхательность
в
этом
языке
—
релевантная
черта.
Д аже
ц елые
слов а,
например
ч еше к , ten—den, могут отличаться
друг
от
друга
тол ько
одной
рел евант но й
че ртой
(т.
е.
звонкостью).
Эт от
фак т
теория
Л.
Е льмслев а
не
в
состоянии
объяснить.
В
своих
общ их
взглядах
на
фонологию
теория
дескриптивной
л инг висти ки
Л.
Блумфильда
отчасти
соприкасается
с
пражской
лингвистической
школой.
Но
и
здесь ,
вследствие
св оей
бихей-
виористской
ос нов ы,
дескриптивная
лингвистика
отличается
от
структурализма
пражской
школы
как
в
использовании
определе­
ний
и
терминологии,
так
и
в
дет аля х
фонемного
ана лиза .
Оба
направления
пользуются
ф о немой
как
единицей
фонологического
языкового
плана,
однако
в
то
время
как
последователи
Л.
Блум­
фил ьда
(Блок,
Дж.
Трейгер, 3.
Хэррис)
у де ляют
основное
вни­
мание
д ис триб у тивным
чертам
фо немы,
пражская
школа
счит ает
фонему
пучком
рел ев ант ных
(или различительных)
че рт,
а
не
функционально
неразложимой
«таксемой» (термин Ельмслева),
оторванной
от
эт их
че рт.
Обе
школы
приш ли
теперь
(хотя каждая из разных исходных
пунктов
и
разными
пут ям и)
к
убеждению,
что
психологические
критерии
не
могут
бы ть
использованы
фонологией.
Что
к аса ется
семантических
критериев,
большинство
пред став ителей
амери­
канской
дескриптивной
лингвистики
не
счи тает
их
решающими.
Пражская
же
шк ола
подчеркивает
способность
фонем
различать
слова
и
мо рфе мы
(ср .
русск.
точка
—
дочка,
курить
—
бурить
—
бур и л).
Следовательно,
при
анализе
языка
в
фонологическом
плане
157


н ео бходи мо
учитывать
границы
слов
и
мо рфе м,
так
как
в
против­
ном
случае
фонологический
анализ
мог
бы
привести
к
ошибочным
.
результатам
(например,
при
фонологической
оценке
аффрикат
или
при
оп ред ел ении
нейтрализации
фонологических
пр от ивопо­
ложностей).
С
друг ой
стороны,
пражская
ш кола
подчеркивает,
что
фонемы
как
единицы
фонологического
плана
языка
не
им еют
значения
(ср.,
например,
английское
слово
hand, которое является
не
п рос той
совокупностью
фонем
[h+ae+n+d], а чем- т о
иным).
Хо тя
фонемы
и
служат
различению
слов
и
мо рфем ,
но
не
всегда
используют
эту
способность
(ср .
английские
со г ласные
[h]и[д],
которые,
несомненно,
являются
фонемами,
хотя
по
отношению
др уг
к
другу
не
различают
с лов)
и
не
являю тс я
даже
единственными
дифференциальными
признаками
слов
и
морфем.
Та к,
омонимы
можно
опр ед ели ть
как
два
или
несколько
слов
с
одинаковой
фонем­
ной
структурой.
По
указанным
прич ина м
некоторые
линг вист ы
пражской
ш колы
теперь
считают
более
правильным
оп ре дел ять
фонемы
только
на
основе
ее
сп особ нос ти
отличаться
от
остальных
фонем
суммой
своих
релевантных
свойств.
Английские
зву ки
ph и р отличаются друг от
друга
придыхательностью,
но
так
как
п ри дых ател ьно сть
в
англ и й­
ском
язы ке
зависит
от
ударности
следующего
гласного
или
же
от
эмфазы
(ср .
I hope!), она не является релевантной чертой,
и
оба
звука
характеризуются
одними
и
теми
же
релевантными
сво й­
с твам и,
т.
е.
они
явл яютс я
дву мя
позиционными
вариантами
одной
ф он емы.
Русские
г л асные
и
и
ы
являются
позиционными
ва риан ­
та ми
одной
фоне мы,
так
как
существование
зад нег о
ы
механически
обусловлено
сме ж нос тью
с
предшествующим
тв ерды м
согласным
и,
следовательно,
определено
внешним
образом;
вариант
ы
является
вторичным,
так
как
п осле
мягких
согласных
и
в
изоли­
рованном
по ло жении
стоит
и.
По
мн ению
пражской
школы,
фонема
является
абстракцией,
но
абст р акци ей
не
ме нее
необходимой,
чем
понятие
«слова»
в
высказывании
или
«морфемы»
в
слове.
Только
так ая
абстракция
(ею,
впрочем,
пользуются
все
говорящие
на
данном
язы ке,
хотя
бы
и
несознательно)
да ет
возможность
свести
большое
количество
мот орн о
и
аку сти чески
различных
звуков
к
опр ед еленно му
числу
фонем,
а
на
письме
пол ьзов а ться
более
или
менее
последовательно
только
небольшим
инвентарем
различи­
тельных
знаков.
В
дет аля х
изложения
основных
принц ипов
фонологии
между
последователями
дескриптивной
лингвистики
Блумфильда
и
праж­
ской
школой
су щест ву ет
немало
разногласий.
Разногласия
на­
блюдаются
также
и
среди
пр ед ставит елей
каждой
из
этих
школ,
так
как
они
—
во
всяком
случае
пр ажск ая
шк ола ,—
в
от лич ие
от
структурализма
Ельмслева,
не
считают
языковую
теорию
априор­
ной
на укой ,
а
усматривают
в
ней
сумму
общ их
закономерностей,
к
поз на нию
которых
лингвисты
при ходя т
пу тем
исследования
кон кре тн ого
языкового
материала.
Характерной
чертой
пражской
школы,
в
от л ичие
от
де
Сос сю ра
и
жен евско й
школы,
а
в
известной
158


ме ре
и
от
школы
Блумфильда,
является
также
и
структурное
пони ­
мание
исторического
ра з вития
языка.
Уже
с
самого
начала
своего
сущ ест во вания
пражская
шк ола
выдвигала,
в
противоположность
женевской
школе,
мысль
о
том,
что
язык
представляет
собой
не
только
си нхр он ную
систему,
в
кот орой
«tout se tient» \ но и си­
стему ,
находящуюся
в
определенном
временном
движении.
Это
д виже ние
затрагивает
все
компоненты
языковой
си ст емы
(фоноло­
ги ю,
лексику,
синт ак сис).
В
ис тори и
языкознания
структуралистское
лингвистическое
на­
прав ление,
несомненно,
представляя
собой
р еакц ию
на
«атомизи-
рующие»
методы
и
приемы
младограмматической
школы,
стремится
постигнуть
языковую
действительность
более
точно,
чем
это
удалось
с дел ать
при
помощи
младограмматических
методов.
Неко­
торы е
идеи
структуралистического
характера
по явл ялис ь
уже
в
прошлом
(например,
в
гра мматик е
Пан ин и,
в
трудах
грамматиков
эпохи
Возрождения
—
в
особе н нос ти
итальянских
—
ив
работах
языковедов
XIX в. ).
Однако
ни
од на
из
эт их
идей
не
могла
стать
осн ов ой
законченной
теории
языкового
анализа.
Оппозиция
про тив
младограмматизма,
конечно,
принимала
в
раз ных
странах
разные
формы,
так
что
структуралистское
пони­
мание
языка
име ло
в
разных
странах
разные
основания.
Что
ка­
сается
пражской
школы,
то
поч ва
для
ее
возникновения
была
по д­
готовлена,
с
одной
сто рон ы,
нау чной
деятельностью
И.
Зуба тог о
(1855—1931) 2, выступившего против механистического понимания
языка,
а
с
другой
с тороны ,
стремлением
В.
Матезиуса
(1882—1945)
и
его
учеников
(Б.
Трнки,
И.
Вахка
и
д р.)
углублять
методы
с инх­
ронной
и
д иахр о нной
лингвистики.
Во
взглядах
русских
предста­
в ит елей
праж ск ой
школы
(Н.
Трубецкого,
Р.
Якобсона,
С.
Кар ц ев-
ского)
проявилось
гл а вным
образом
влияние
Щербы,
школы
Шах­
матова
и
де
Соссюра;
кроме
то го,
Трубецкой
и
Якобсон
в
своих
раб ота х
учитывали
ре зультаты
исследования
неинд оевр опейск их
языков,
не
поддающиеся
ан ал изу
на
основе
традиционных
методов,
применяемых
в
сравнительной
грамматике
инд оев ро пейск их
язы­
ков .
По добн о
этом у
оп ыт,
полученный
при
анализе
индейских
языков,
способствовал
ос но ванию
структурализма
американского
типа.
Творческое
развитие
лингвистического
структурализма
может
оказаться
возможным
ли шь
в
том
с лучае,
если
его
пр ед став ител и
будут
стр ем ить ся,
с
одной
стороны,
постигнуть
языковую
действи­
тельность
во
всех
ее
существенных
связях
с
внел инг вист ич еск ой
действительностью,
а
с
другой
—
уяснить
все
ср едств а,
ко торы ми
пользуется
язык.
Ввиду
того
что
структуралистские
методы
на­
ходятся
пок а
тольк о
в
стадии
разработки
(причем в разных обла ­
стя х
языкового
анализа
они
разра бота ны
в
неодинаковой
мере),
1 Tout se tient (франц . )
—
всё
в
себе,
всё
сохраняется.
2 Некоторые ученики И .
Зубат ого
(Б.
Гавранек,
И.
М.
Коржинек
и
др .)
стал и
известными
представителями
Пражского
л ингв истич ес ко го
кружка.
159


ни
одной
из
школ
не
удалось
до
сих
пор
создать
вполне
у до вле тво­
рительное
опи сание
какого-либо
языка
как
ц е лого.
Основой
морфологического
иссл едо в ания
языка
в
понимании
пражской
школы
являю тс я
по н ятия
с лова
и
морфемы.
Сл ово
п редс та вляет
собой
наименьшую
е д иницу
значения,
реализован­
ную
фонемами
(вернее,
релевантными
свойствами
фонем)
и
способ­
ную
пер емещ ат ься
в
предложении.
Морфемы
являются
наим ень ­
шим и
единицами
значения,
на
ко то рые
можно
разделять
слова
(например,
рук -а,
руч-н-ой,
голос-ипгь).
Если
оставить
в
сторо не
словообразование,
задачи
с трук турно й
м орф ологи и
по
существу
можно
свести
к
двум
моментам:
с
одной
стороны,
структурная
мор ­
фол о гия
определяет
морфологические
оппозиции
(например,
оп поз иции
п адеж ей,
о ппоз иции
числа
и
рода
существительных,
оппозиции
глагольных
ф орм
времени
и
д р.), их взаимоотношения
в
системе
языка
(например,
образование
так
называемых
пуч ко в,
характеризующих
отдельные
«части речи») и их нейтрализацию
(например,
нейтрализацию
родительного
и
винительного
падежей
одушевленных
сущ ест вит ель ных
мужского
род а
в
словацком
языке;
нейтрализацию
числа
существительных,
не
выступающих
в
качестве
подлежащего,
в
др ав идско м
язы ке;
нейтрализацию
род ов
во
множественном
чис ле
в
не мецко м
языке;
нейтрализацию
числа
в
третьем
л ице
глаголов
в
литовском
язы ке
и
др .);с другой
стороны,
задачей
структурной
мо рфоло гии
является
определение
средств,
при
помощи
которых
морфологические
оппозиции
данного
языка
выражаются
в
его
фонологическом
план е.
Пражская
школа
подчеркивает
необходимость
р ассмат р иват ь
морфологическую
структуру
данного
языка
с
точки
зрения
его
собственной
морфологической
действительности,
а
не
с
точк и
зрения
традиционной
латинской
или
любой
друг ой
грамматики.
Если
при
изучении
какого-либо
языка
исходить
из
морф ологи че ­
ских
норм
др угого
языка
или
же
из
норм
более
ранних
стадий
разв и тия
изучаемого
языка,
то
языковая
д ейст вит ельно ст ь
иска­
жается
или
толкуется
ошибочно.
При
морфологическом
сравнении
язы ков
решающей
является
не
норм а
какого-либо
одн ого
языка,
а
одинаковая
оценка
фактов
каждого
языка
в
отдельности.
В
пони­
мании
пражской
школы,
например,
так
называемые
«части речи»
(partes orationis) являются не априорными окаменевшими словес­
ными
формами,
существование
которых
необходимо
в
каждом
языке,
а
группами
слов,
выделяемыми
в
данном
язы ке
на
основании
у час тия
их
в
морфологических
оппозициях.
Так,
существительным
в
русском
язы ке
явля е тся
каждое
слово,
способное
участвовать:
1) в оппозиции падежей, 2) в оппозиции чисел, 3) в оппозиции
родов,
даже
если
морфологическая
основа
слов а
выражает
свойство
(например,
доброта)
или
де ятельн ость
(например,
бдение). Из того,
что
делени е
слов
на
«части речи»
обусловливается
различиями
между
совокупностями
морфологических
оп поз иций,
в
которых
в
данном
язы ке
участвует
«часть речи», следует,
что
коли чес тв о
частей
реч и
в
разных
языках
не
одинаково
и
что
даже
при
одина-
160


ковом
количестве
они
могут
н аходи тьс я
в
разных
взаимоотноше­
ния х.
По
мнению
пр ед ставител ей
пражской
школы,
де лен ие
слов
на
«части речи»
по
другим
критериям
(семантическим или фоноло­
гическим)
при
изучении
мо рфо ло гии
языка
не
может
привести
к
п лодотв орн ым
результатам.
П р ажская
шк ола
расходится
с
гра м­
матической
традицией
и
в
другом
от но ше нии,
а
им енно
в
понимании
м орф ологич ес кой
аналогии.
Для
сторонников
мл ад о гр амма тиче­
ской
школы
аналогия
представляла
фактор,
нарушающий
за ко­
номерности
зв ук ов;
для
пражской
же
школы
аналогия
является
реализатором
морфологических
о ппоз иц ий.
Определенная
связь
и
взаимодействие
морфологических
оп поз иций
с
фонологической
системой
языка
не
нарушает
закономерностей
указанной
системы.
Морфологическая
аналогия,
таким
образом,
не
дает
возможности
возникновения
и
развития
в
языке
нов ых
фонем
или
новых
комбинаций
фонем
в
слове,
так
как
последние
возникают
лишь
на
основе
развития
самой
фонологической
системы.
Различие
между
синтаксисом
и
морф ол оги ей
представляется
некоторым
структуралистам
(сторонникам женевской школы,
Кар-
цевскому,
Трубецкому,
Брёндалю,
Гардинеру)
как
различие
между
анализом
«синтагматическим»
и
«парадигматическим».
Другие
выво д ят
это
различие
из
т ого
факта,
что
единицей
м орфо лог ии
явля етс я
слово
или
морфема,
м ежду
тем
как
единицей
синтаксиса
является
предложение.
Именно
в
пр ед ло жении,
по
мнению
эт их
лингвистов,
происходит
де лени е
на
синтагматические
отношения
(основным из которых является отношение подлежащего к преди­
кации)
и
видоизменение
значений
как
морфологических
о ппоз ици й,
так
и
сло в.
Пражская
шк ола
склоняется
к
последнему
взгляду,
более
близкому
грамматической
традиции;
однако
она
еще
не
вы­
работала
для
синтаксического
ан али за
языка
ос обого
метода,
ка кой
она
соз дал а
для
фонологического,
а
в
известной
степени
и
морфо­
логического
анализов.
Пр аж ская
школа
в
ос обе нн ости
подчеркивает
тот
факт,
что
нельзя
противопоставлять
си нтакси с
как
науку
об
из ме нч ивых,
инд ивид уа ль ных
эл емент ах
(parole) морфологии как науке о по­
стоянных,
коллективных,
или
социальных,
элементах
(langue),
так
как
в
о беих
облас тях
грамматики
(в синтаксисе и морфологии)
действуют
как
нормирующая
закономерность,
так
и
индивидуаль­
ная
актуализация
нормирующих
элементов.
П р ажская
школа
ви­
дит
здесь
две
разные
степени
грамматической
аб стра кц ии
в
анализе
языкового
ма тери ала
(т.
е.
высказываний).
В
результате
деления
предложения
на
части
не
получаются
элементы
морфологического
порядка
(т.
е.
слов а
и
морфемы)
и,
наоборот,
сложение
элементов
м орф ологи ческ ого
плана
не
пр ивод ит
к
ед иниц е
синтаксического
плана
—
предложению,
так
как
предложение
(например,
от ец
лежит
больной)
представляет
собой
н ечто
большее,
чем
простую
совокупность
изолированных
слов,
так
же,
как
здание
больше,
чем
сумма
кирпичей,
или
начатая
ш ахматн ая
игра
больше,
чем
сово­
купность
фу нк ций
фигур.
Слова
и
формы
слов,
выражающие
мо р­
161


фологические
оппозиции,
пре дстав ля ют
лишь
средства,
которы м и
п ользует ся
предложение
как
знаменательная
единица
высшего
порядка.
В
э той
связи
основной
з адаче й
синтаксиса
сл еду ет
при­
знать,
с
одной
стороны,
о пред ел ение
си нта г матиче ски х
отношений
и
морфологических
средств
их
выражения
1 (последние в предложе­
нии
подв ерг ают ся
различным
з нам енател ьны м
видоизменениям),
а
с
другой
—
выявление
комбинации
эт их
отношений
(сложное
предложение
и
си н такси чески е
отношения
в
сл ожн ом
предло­
жен ии) .
Пражская
школа,
с ледов а тельно,
точно
отличает
м орф ологи ю
от
синтаксиса
как
два
раздела
науки
о
двух
различных
языковых
п л анах.
В
отличие
от
женевской
школы,
пражская
школа,
однако,
не
делит
языковой
ана лиз
на
«синтагматику»
и
«парадигматику»,
так
как
оба
эти
отношения
проходят
через
все
сл ои
языка.
Так,
на­
пример,
фонологический
аспект
охв аты в ает
не
только
состав
фонем
и
их
релевантных
свойств,
но
и
систему
их
комбинаций
в
слове
и
в
морфеме.
Подобно
этому,
при
изучении
мо рфо ло гии
мы
рассматри­
в аем
как
морфологические
оппозиции
и
их
фонологические
реали­
за ции,
так
и
ко мб ина ции
эт их
оппо з иций
в
предложении,
не
сме­
шивая
при
этом
элеме нт ы
морфологического
плана
с
эл еме нт ами
плана
синтаксического.
Пражская
школ а
не
признает
выдвинутое
а мер ик ан скими
язы ко в едами
положение
о
так
н аз ываем ых
«непо­
ср едст в енно
со ст ав ля ющи х» (immediate constituents) (которое сле­
дует
счита ть
зав ер ш ением
концепции
синтагмы
де
Сосс ю ра), так
как
оно
приводит
лишь
к
механическому
анализу
дистрибуции
языковых
единиц
без
учета
различий
морфологических
и
синтакси­
ческих
е д иниц.
По няти е
синтагмы
никогда
не
был о
исх о дным
мето­
дическим
принципом
пра жс кой
школы
(конечно,
если
о ставит ь
в
стороне
труды
некоторых
ее
русских
пр ед стави тел ей
—
Кар цев-
ского
и
Трубецкого)2.
Осн ов ным
п ороко м
син таг ма тики
пр аж ская
школа
счи тает ,
помимо
смешения
разных
языковых
планов,
ст р емл ение
сводить
взаимоотношения
всех
языковых
элеме н тов
к
отношению
«определяющее/оп ред ел яемое»
и
попытки
вместить
в
эту
схему
также
отношение
«подлежащее/ с ка зуе мое».
Из
сказанного
сле ду ет,
что
пражская
школа
преодолевает
рез­
кую
дихотомию
«язык/ р ечь» (langue/parole) де Соссюра.
Языковые
ф акты,
толкуемые
де
Соссюром
как
речь
(parole), пражская школа
считает
высказываниями,
т.
е.
языковым
материалом,
в
кот ором
язы ко в едам
следует
определять
законы
«интерсубъектного»
характера.
Предположение
взаимных
связей
между
морфологией
и
син так ­
сисом,
с
одной
стороны,
и
лексикой
—
с
друг ой
ок аз ывае тся
для
лингвистического
исследования
нео бхо ди мым
хотя
бы
по
той
при­
чине,
что
элементы
всех
этих
тре х
областей
языка
взаимодействуют
1 Имеются в виду морфологические оппозиции .
2 Отметим,
что
Карцевский
принадлежал
скорее
к
ж енев ско й,
чем
к
праж­
ск ой
школе.
162


в
проц ес се
общения.
Законы,
управляющие
элементами
указанных
трех
част ны х
систем,
должны
иметь
объективный
характер
и
гар­
монировать
друг
с
друг ом.
Структурная
связь
лек си ки
с
морфоло­
гией
обусловливается
т ем,
что
л юбая
морф ем а
(основа,
суффикс,
пр ефи кс)
должна
иметь
з нач ение,
без
которого
она
представляла
бы
лишь
группу
фонем.
Связ ь
лексики
с
синт ак сисо м,
в
с вою
очередь,
определяется
тем,
что
различные
значения
слов
проявляются
в
предложении.
С
точк и
зрения
пражской
школы,
лексикология
имеет
дело
с
бо лее
или
мене е
исчерпывающей
совокупностью
факти­
че ског о
материала
из
фонологической,
морфологической,
син т акси­
ч еской
и
стилистической
областей
языка.
Материал
этот
обычно
располагается
в
алфавитном
п оряд ке,
чаще
всего
без
контекста
и
сопровождается
ли бо
приблизительными
определениями,
либ о
приблизительными
иноязычными
эквивалентами.
Реш ени е
проб­
л емы
приме не ния
структурных
м ет одов
в
области
лексикологии
является
одной
из
будущих
задач
пражской
школы.
С
пр име нением
структурного
п рин ципа
описание
исторических
языковых
изменений,
приводимое
современной
исторической
грам­
матикой,
превращается
в
опис а ние
исторического
движения
всего
языка,
вс ех
его
релевантных
составных
частей
и
взаимоотношений
(в том числе и тех,
которые
на
первый
взгляд
оказываются
не
за­
тронутыми
такими
«изменениями»).
Даже
при
реконструкции
эл е­
ментов
языка
следует
учитывать
всю
систему
языка
в
целом,
т.
е.
сл ед ует
синхронизировать
рассматриваемые
элементы
языка
с
д ру­
гими
его
элементами
в
той
мере,
в
какой
они
доступны
для
д иа хро­
нического
исследования
в
отношении
данного
периода
времени.
Структурный
принцип
анал из а,
следовательно,
приводит
языкове­
дов
к
более
реальному
пониманию
языковых
реконструкций
и
дает
возможность
правильнее
о це нить
над ежн о сть
результатов,
по лу­
ч енных
при
исследованиях,
о снов анных
на
других
принципах.
Ко неч ные
це ли
исторического
и
реконструктивного
структурного
исследования
по
существу
не
отличаются
от
задач
синхронного
структурного
исследования:
и
в
том
и
в
другом
случае
необходимо
выявить
определенные
языковые
закономерности.
Диахронные
законы
отличаются
в
структурном
языкознании
от
синхронных
только
тем ,
что
они
ограничены
во
времени
относительной
хроно­
логией
и
приводятся
в
исторической
последовательности.
Напри­
мер,
закон
нейтрализации
звонкости
щелевых
/, р, % и появление
варианта
z после неударяемых гласных в германском языке -
основе
(так называемый закон Вернера)
может
рассматриваться
как
диахронный
в
связи
с
определением
причины
его
де йств ия
(перенос германского ударения на первый слог основы) .
Нет
сомнения
в
том ,
что
ни
од на
из
трех
структуралистских
концепций
не
учитывала
в
достаточной
мере
взаимные
связи
между
языком
и
обществом.
У
копенгагенской
школы
эт от
недостаток
обусловливается
самим
сущес тв ом
ее
теории,
созданной
дедуктив­
ным
путем
и
независимо
от
языковой
действительности.
Изве стно ,
что
проб лем а
св язи
языка
и
общества
нашла
некоторое
отражение
163


в
ра бо тах
Э.
Сепира.
Однако
американские
дескриптивисты,
ко­
торые
ча сто
ссылаются
на
него
как
на
своего
предшественника,
о ст авили
без
внимания
соответствующую
проблематику
—
преж де
всего
вследствие
узкого
п ракти ци зма
своих
синхронических
ис­
следований.
Тенденция
некоторых
п редст авит елей
пражской
школы
ра с­
сматривать
яз ык
как
имманентную
систему
проявлялась,
в
част­
ности,
в
чрезмерном
по д чер к ивании
по
существу
правильного
положения
о
терапевтическом
характере
многих
языковых
изме­
не ний.
Однако
эта
т енденц ия
в
пра жс кой
школе
с
самого
начала
ур ав нове шивал а сь
функциональным
пониманием
языка
как
си­
стем ы,
удовлетворяющей
выразительным
потребностям
членов
данного
языкового
коллектива.
Так
как
выразительные
потреб­
ности
в
процессе
развития
данного
коллектива
растут
и
дифферен­
цируются,
то
исследование
это го
роста
и
дифференциации
неиз­
бе жно
привело
к
осознанию
вз аим ных
связей
между
исто р ией
языка
и
историей
языкового
ко ллек т ива
х.
Как
правильно
заметил
К.
Горалек,
основной
ошибкой
структурализма
Пражского
л инг­
вистического
кружка
яв лялс я
как
раз
«недостаток структурализ ­
ма », а именно неполный учет того факта,
что
структура
языка
тесно
св язан а
с
окружающими
ее
структурами.
С
другой
стороны,
следует
отме ти ть,
что
воздействие
исто р ии
языкового
к олл ек тива
касается
не
вс ех
планов
языка
в
одинаковой
мере.
История
коллектива,
несомненно,
б ольше
всего
воздействует
на
л екс ичес кий
со став
языка,
в
к отором
появ л яютс я
все
нов ые
на­
именования
для
новых
или
же
по-новому
о соз нанн ых
вне линг вис т и-
ческих
фак т ов,
возникающих
в
языковом
к оллекти в е
на
протяже­
нии
его
ист о рии.
М енее
интенсивно
проявляется
влияние
и стори и
в
грамматическом
плане
(синтаксис и морфология), хотя и здесь
имеют
мест о
хорошо
известные
явления,
как,
например,
заим­
ств ован ие
английского
местоимения
they из скандинавского,
смена
местоимения
thou современным you и т .
п.
Слабее
всего
влияние
истории
языкового
кол ле кти ва
отражается
в
звуковой
области.
Основной
особе н нос тью
звуковой
си сте мы
какого-либо
языка
является
то,
что
эта
система
как
бы
пр едс тавл яет
в
распо­
ряжение
языкового
коллектива
определенный
круг
че тко
отли­
чающихся
друг
от
друга
единиц
(например,
ф о нем).
Эти
еди ницы,
в
свою
очередь,
используются
лексикой
и
грамматикой,
непосред­
ств енно
служащими
д анно му
языковому
коллективу
для
удовлет­
ворения
его
потребностей
общения.
Отмеченная
особ ен ност ь
зву­
ковой
о б ласти
языка
оказывается
по
сущ еств у
постоянной
для
всех
языков
и
всех
времен.
Именно
сравнительно
слабой
связ ью
между
звуковой
областью
языка
и
историей
языкового
коллектива
можно
объяснить
тот
факт,
что,
вопреки
определенным
тенденциям
имма-
нентизма
у
некоторых
п ред ст авит елей
Пражского
лингвистиче-
1 См.:
В.
Н
avranek, Vyvoj spisovneho jazyka Ceskeho, «Ceskosloven-
ska vlastiveda», rada II, Praha, 1936.
164


ского
круж ка ,
результа ты
большинства
фонологических
трудов,
выполненных
его
членами,
до
сих
пор
остаются
полезным
вкладом
в
конкретное
исследование
звуковой
области
языка.
Однако
бы ло
бы
ошибочным
п ред полаг а ть,
что
влияние
истории
языкового
коллектива
на
звуковую
структуру
языка
в ообще
не
проявляется.
В стр ечаю тся
интересные
до каз ател ьст ва
такого
влияния,
конечно
лиш ь
косвенного;
это
касается
главным
образом
ад апта ций
и
изме­
нен ий
в
фонологической
системе,
вызванных
(или по крайней
ме ре
уск о ре нных
и
облегченных)
освоением
лексических
заи мство ­
ваний,
в
которых
отдельные
звуки
находятся
в
иных
фонологиче­
ских
отношениях,
чем
в
исконных
слов ах
данного
языка.
В
ан гл ий­
ско м
языке,
например,
фонологизации
противопоставления
по
глухости-звонкости
щелевых
(f—v, s— г ), которое сначала носило
нефонологический
характер,
способствовало
освоение
заимство­
ванных
с лов
из
фра нц узског о
языка,
где
звук и
/иv,s иz
я в лялись
самостоятельными
фонемами.
Из
приведенного
с
п олной
очевидностью
в ы текает,
что
при
ис­
следовании
св язей
истории
языка
с
историей
н арода
вполне
возможно
испо ль зо ван ие
методов
структурной
лингвистики,
но,
конечно,
лишь
в
той
мере,
в
какой
позволяет
характер
отдельных
планов
языка.
Для
пол ног о
познания
языковой
действительности
след у ет
сочетать
качественный
анализ
элементов
языка
с
количественным
(статистическим)
анализом.
Только
учитывая,
помимо
ка честв ен ­
ной
с торон ы
элементов
языка,
также
и
их
количественные
отно­
шения
к
другим
элементам
языка,
мы
можем
их
полностью
познать.
Т ак,
например,
определение
средств
об разов ан ия
множественного
чи сла
в
английском
язы ке
окажется
неполным,
если
оставить
без
вним а ния
их
продуктивность.
По
существу
количественный
хар ак­
тер
имеет
и
так
называемая
типология
яз ык ов,
так
как
она
стре­
мится
обнаружить
продуктивность
определенных
морфологических
приемов
и
др угих
яв лений
в
рассм ат р иваем ых
языках.
Количе­
ст в енный
а на лиз,
однако,
не
должен
стать
самоцелью;
он
до лже н,
наоборот,
широко
применяться
при
решении
п роб лем
качествен­
ного
характера.
Языкознание,
как
и
остальные
общественные
науки,
приме ня ет
количественный
анализ
для
познания
сложной
и
разнородной
дей ств ит ельно ст и,
о тр ажаемо й
в
языке
посредством
связных
вы ск азы вани й;
исследование
з десь
обнаруживает
или
подтверждает
скрытые
взаимные
отношения
и
тенденции.
Количественное
(статистическое)
исследование
(независимо от
того ,
служит
ли
оно
определению
час тоты
или
периодичности
да н­
ных
языковых
я в лений
в
св язно м
языковом
ма тери але), следова­
тельно,
имеет
также
э вр ист ическ ое
зна че ние
не
тольк о
для
с ин­
хронн ого,
но
и
для
диахронного
исследования.
Количественное
исследование
может
обн а ружи ть
противоречия
межд у
численными
отношениями,
ожидаемыми
на
основании
существующих
познаний,
и
между
действительными
численными
отношениями,
что
за став ­
ляе т
предпринять
новое
исследование
и
пересмотреть
рез ульт ат ы
165


качес тве нно г о
исследования.
Статистическое
исследование,
например,
показывает,
что
глухие
согласные
в
ч ешско м
язы ке
вст реч аю тся
гораздо
чаще,
чем
соответствующие
звонкие,
не
только
в
с вязн ых
текстах,
но
и
в
фонологической
структуре
чеш с кого
словаря;
однако
чешский
глухой
согласный
ch, как ни странно,
вс тр еча ется
реже,
чем
соответствующий
звонкий
h.
Это
неожидан­
ное
исключение
объясняется,
во-первых,
происхождением
ch,
а
во-вторых,
тем,
что
оппозиция
ЩсЬ
возникла
только
пос ле
изме­
нен ия
g> h и что она более позднего происхождения,
чем
па ры
Hd, plb, s/z и т.
п.
Точные
цифры,
прим е няе мые
количественным
языкознанием,
могут
я вить ся
полезным,
а
иног да
и
необходимым
вспомогательным
мат ериал о м
как
при
анализе
языковых
фактов,
так
и
при
реконструкции
ра звит ия
языка.
Что
касается
примене­
ния
«математического языка»
в
лингвистическом
исследовании,
то,
по
нашему
мнению,
такой
прием
иногда
о казы в ается
нецеле­
сообразным,
так
как
со зд ает
трудности
для
читателей,
преиму­
щественно
филологов.


V
ДЕСКРИПТИВНАЯ
ЛИНГ ВИСТ ИК А
Д
ескриптивную
лингвистику
обычно
ра ссм атр ивают
как
одно
из
разветв­
лений
структурализма.
И
действительно,
дескриптивная
лингвистика
стр оит
свои
рабочие
приемы
так же
на
структуральном
принципе.
Но
не
отграничиваясь
от
с трукт урал ьн ого
направления
в
целом,
а
на
последних
своих
э тапах
в
отношении
методологических
основ
идя
на
прямое
сближение
со
школой
Л.
Ельмслева,
дескриптивная
лингвистика
вместе
с
тем
о бл адает
рядом
особенностей,
к от орые
позволяют
рассматривать
ее
как
отдельное
на­
пра вл ени е.
Сравнительно
с
другими
направлениями
л ингви стич ес ког о
струк­
турализма
она
обладает
более
разработанной
системой
и сслед ова тел ьск ой
ра­
боты.
На
ее
формирование
оказал
в л ияние
и
тот
л ингв истич е ский
материал,
с
которым
она
по
преи мущ ест ву
имела
дело.
Наконец,
она
основывается
и
на
и ном
исходном
принципе
и,
в
частности,
не
является
прямым
производным
теоретических
положений,
выдвинутых
Ф.
де
Соссюром.
Дескриптивная
лингвистика
выросла
из
практических
потребностей
из у­
чен ия
языков
американских
индейцев
(и также этим отличается от структура ­
лизма
копенгагенской
школы,
исходящего
из
абстр а кт ных
категорий
и
схем),
и
в
дальнейшем,
когда
стала
применять
свои
метод ы
к
изуче н ию
английского
языка,
а
также
други х
индоевропейских,
тюркских
и
семитских
яз ыков ,
она
ст реми ла сь
сохранить
с вою
практическую
направленность,
установив
тесные
св язи
также
и
с
методикой
пре пода ва ния
языков.
В
развитии
принципов
деск­
риптивной
л ингвист ики
можно
установить
нес коль ко
этапов,
связанных
с
научной
деятельностью
ря да
языковедов.
В
к ачеств е
истоков
дескриптивной
ли нгви ст ики
обычно
н аз ывают
работы
выдающегося
а м ер иканск ого
л ингвис та
и
антрополога
(в американском
по нима нии
этой
науки)
Фр анца
Б оаса
(1858—1942).
В
большом
тео р етич е­
ск ом
введении
к
ко лле ктивно му
«Руководству по языкам американских ин­
дей цев» (извлечение из этого введения приводится в книге)
он,
основываясь
на
опыте
своей
работы,
показывает
н еприг одн ость
выработанных
на
материале
преимущественно
индоевропейских
языков
научных
принципов
для
изучения
ин дейских
языков.
Эти
яз ыки
обладают
и ными
языковыми
категориями,
к
ним
неприложимы
приемы
исторической
их
интерпретации,
так
как
они
«не имеют
ис тори и» (т.
е.
п рош лых
этапов
своего
развития,
засвидетельствованных
па­
мятниками
пись ме нно сти).
От сюд а,
по
м нению
Ф.
Боаса,
возникает
необходи­
мость
создан ия
объективного
метода
из уч ения
языков,
покоящегося
на
о пи­
сании
ф ормал ь ных
качеств
языка.
Леонард
Блумфильд
(1887—1949) такие объективные методы изу ­
че ния
языков
ориентировал
на
по ло жения
«поведенческой»
психологии
(бихей -
167


ви ори зм).
Он
сформулировал
в
своем
основном
теоретическом
труде
«Язык»
(опубликованв 1933 г.; данная работа представляет собой расширенное и пере­
работанное
издание
вышедшего
в
1914 г.
«Введения в изучение языка»} и в
ряде
статей
(однаизних—«Ряд
п ос ту латов
для
науки
о
языке»
приводится
в
книге)
принципы
так
н азываемой
«механистической»
л ингв истики,
которая
п роц есс
реч ево го
общ е ния
расчленяет
на
ряд
физиологических
в
своей
основе
сти му лов
и
реакций
и
на
их
основе
изучает
ре че вое
поведение
чело века
(см .
включенную
в
книгу
главу
из
работы
«Язык»). Соответственно этой общетеоре­
тической
установке
решаю тся
Л.
Блумфильдом
все
основные
теоретические
проблемы
языкознания
и
в ыра б атыва ется
ме тод ика
нау чн ого
исследован ия .
Наибольшей
формализации
мет оды
настоящего
лингвистического
на прав ­
ления
достигают
в
работах
группы
современных
ам ер ика нских
языковедов
(Блок,
Трейгер,
Хок и тт,
Хэ рр ис), считающих себя последователями Л.
Блум­
фильда.
Эта
группа
выдвинула
и
сам
термин
—
«дескриптивная лингвистика» .
Как
показывает
этот
термин,языковеды
данного
направления
сосредоточивают
свое
внимание
на
«описании»
фо рмаль н ых
элементов
структуры
языка,
причем
в
основу
такого
о писания
к лад ется
дистрибуция
(порядок расположе­
ния)
речевых
элементов
(отсюда и другое наименование этого направления —*
д истр иб утив ная
лингвистика).
Зеллиг
Хэррис
о пре деля ет
общие
задачи
д ан­
ного
лингвис тич еско го
направления
следующими
сло вами : «Дескриптивная
лингвистика
ес ть
особая
область
исследования,
им еющ его
де ло
не
с
р ече вой
деятельностью
в
целом,
но
с
регулярностями
определенных
признаков
речи.
Эти
регулярности
заключаются
в
дистрибуционных
отношениях,
существую­
щих
между
пр из на ками
исследуемой
речи,
т.
е.
в
повт оря е мост и
этих
призна­
ков
относительно
д руг
друга,
в
пределах
высказываний».
Уже
и
из
одной
это й
цитаты
стан о ви тся
ясным,
что
«дескриптивисты»
понятие
речи,
и сто лк о вывае­
мое
как
по ток
определенным
о бра зом
ор га низо ва нных
голосовых
звуков
и
их
комплексов,
полностью
ото жд ествля ют
с
язы к ом.
С осред от очи вая
св ое
в нима ние
на
опи сан ии
дистрибуционных
че рт
речевого
высказывания,
они
вся ческ и
стремятся
и згна ть
из
л ингвис тики
значение,
к оторое
як обы
привно­
сит
психологические,
философские
и
вообще
внелингвистические
элементы
и
тем
самым
нарушает
классификационную
ясн ост ь
структурных
че рт
речевых
сигналов.
Блок
и
Трейгер,
например,
пишут
по
этому
п ово ду: «Хотя важно
дел ать
различие
ме жду
г раммат ическ им
и
лексическим
значением
и
при
сис­
тематическом
описании
языка
приходится
по
необходимости
определять
с
воз­
можной
точностью
по
крайней
мере
грамматические
значения,
однако
все
наши
классификации
должны
осн овыват ь ся
исключительно
на
фо рме
—
на
раз личи ях
и
сходствах
в
фонетической
структуре
основ
и
аффиксов
или
на
функционировании
слов
в
конкретных
типах
словосочетаний
и
пред ложен и й.
При
осуществ лен ии
классификаций
не
должно
бы ть
никакого
обращения
к
зн а­
чени ю,
абстрактной
логике
или
фи ло соф и и» («Очерк лингвистического анали­
за», 1942, стр .
68).
В
соответствии
с
тако й
устан о вк ой
успешней
всего
дескриптивные
методы
применяются
к
тем
элементам
структуры
я зыка, «значимая»
сторона
которых
лишена
с вязи
с
понятиями,
т.
е.
к
фонетической
сис тем е
языка.
Выход
за
эти
пре де лы
и
обращение
к
морфологии
и
си нтаксису ,
попытка
установить
единые
схе мы
изучения
для
разных
сторон
языка
(фонетики,
морф олог ии,
синта кси­
с а), а через их посредство универсальные категории для всех языков обнару ­
жили
всю
с лаб ость
и
недостаточность
чисто
дескриптивных
метод ов
изучения
языка.
Выяснилось,
что
смысловую
с тор ону
язык а
нельзя
вы броси ть
за
б орт
в
лингвистическом
и сслед овани и
и
чт о,
следовательно,
необходимо
счи тать ся
также
и
с
«вторжением»
в
язык
философии,
культурных
и
исторических
факто­
ров.
Именно
по
это й
линии
и
ид ет
г лав ным
об разом
кр ити ка
дескриптивных
ме­
тодов
как
в
США
(Пайк,
Х ой ер), так и со стороны европейских языковедов,
да же
пр идер жив а ющих ся
с трукт урал ьн ых
принципов
(например,
А.
Дидерих-
с ен).
Неясными
также
остаются
границы
дистрибуции.
В
самые
последние
год ы
даже
т акой
крайний
д е скр иптивист ,
как
3.
Хэр­
р ис,
вынужден
был
допустить
определенное
отступление
от
некоторых
перво­
начально
декларированных
принципов
и
при
опис ан ии
речевых
черт
обратить­
ся
к
факт ор у
значения.
Н ыне
он,
нап ри мер,
формулирует
такие
правила:
168


«Если мы устанавливаем,
что
слова
или
мор фем ы
А
и
Б
более
различны
по
сво им
значениям,
чем
А
и
В,
мы
часто
обнаруживаем,
что
д истр ибуц ия
А
и
Б
также
более
различна,
чем
дистрибуция
А
и
В.
Иными
словами,
различие
зна­
чения
координируется
с
различием
ди с т риб уци и» («Дистрибуционная струк ­
ту ра », журнал «Word», 1954, No 2 —3).
В
настоящую
книгу
включена
гла ва
из
книги
3.
Хэрриса,
излагающая
ме­
т од олог ическ ие
предпосылки
дескриптивной
л ингв ис тики.
ЛИТ ЕРАТ УР А
Г.
О.
В инокур,
Эпизод
идейной
борьбы
в
западной
лингвистике,
«Вопросы языкознания», 1957, No 2.
В.
А.
3вегинцев,
Дескриптивная
лингвистика.
Вступительная
с татья
к
книге
Г.
Гли сон а
«Введение в дескриптивную лингвистику», Изд.
иностр,
ли т.,
М ., 1959.
Г.
М
ю
л
л
е
р,
Языкознание
на
новых
пут ях.
(Дескриптивная лингвис­
ти ка
в
СШ А.) Сб.
«Общее языкознание и индоевропейское языкознание», Изд.
иностр,
лит.,
М., 1956.
А.
С.
Ч
и
к
о
б
а
в
а,
Проблема
языка
как
п редмет а
языкознания,
Уч­
пе дги з,
М ., 1959.


Ф.
БОАС
ВВ ЕДЕН ИЕ
К
„РУКОВОДСТВУ ПО ЯЗЫКАМ
АМЕРИКАНСКИХ
ИНДЕ ЙЦЕВ" '
(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)
РАЗЛИЧИЕ
КАТЕГОРИЙ
В
РАЗЛИЧНЫХ
ЯЗЫКАХ
Во
всех
видах
артикулированной
речи
группы
произносимых
звуков
служат
для
передачи
идей,
и
каж дая
группа
зв уков
име ет
фиксированное
значение.
Языки
разл и чаю тся
не
только
по
харак­
тер у
составляющих
их
фонетических
эле мен тов
и
по
звуковым
группам,
но
т акже
и
по
гр упп ам
идей,
находящих
выражение
в
фиксированных
фонетических
гр уппа х.
ОГРАНИЧЕННОСТЬ
КОЛИЧЕСТВА
ФОНЕТИЧЕСКИХ
ГРУПП,
ВЫРАЖАЮЩИХ
ИДЕИ
Об щее
количество
возможных
ко мб ин аций
фонетических
эле­
ментов
ограничено.
В
свою
очередь,
только
ограниченное
количе­
ст во
эт их
последних
употребляется
для
выражения
идей.
Отсюда
сле дует,
что
общ ее
количество
идей,
выр ажаем ых
отдельными
фо­
нетическими
группами,
ограничено.
Поскольку
общая
сфер а
индивидуального
опыта,
который
яз ык
призван
выражать,
беспредельно
видоизменяется
и
вся
его
сов окуп ­
ность
должна
выражаться
ограниченным
количеством
фонетиче­
ски х
групп,
постольку
очевидно,
что
все
вид ы
артикулированной
ре чи
должны
основываться
на
широкой
кл ассиф ика ци и
опыта.
Это
совпадает
с
основной
черт ой
человеческого
мышления.
В
на­
шем
фактическом
оп ыте
два
чувственных
впечатления
или
эмоцио­
нальных
состояния
никогда
не
бывают
тождественными.
Тем
не
менее
мы
кл ассифицир уем
их
соответственно
сх одн ым
чертам
в
бо­
лее
широкие
или
узкие
группы,
пределы
ко то рых
можно
устанав­
ливать
на
основе
разных
точек
з ре ния.
Вне
зависимости
от
их
индивидуальных
различий
мы
распознаем
в
наше м
опыте
общие
эл е­
менты
и
рассматриваем
их
как
соотносимые
или
даже
идент ич ны е
при
условии,
что
достаточное
количество
характерных
ч ерт
яв-
1 Franz Boas, Handbook of American Indian Languages (Introduction),
Washington, 19П .
170


ляетс я
для
них
общим.
Так им
образом,
ограничение
количества
фонетических
групп,
выражающих
отдельные
идеи,
ест ь
выраже­
ние
тог о
псих оло г ическ о го
факта,
что
множество
различных
инд и­
видуальных
опытов
пре дста вл яется
нам
в
виде
п редст авит елей
од­
ной
и
той
же
категории
мышления.
Эту
че рту
человеческого
мыш ле ния
и
реч и
можн о
сравнить
изв ест ным
образом
с
ограничением
вс ей
серии
возможных
артику­
ля цио нных
дв ижени й
посредством
отбора
ограниченного
количе­
ст ва
привычных
движений.
Если
бы
вся
м асса
по ня тий
со
всеми
их
вари ант ами
выражалась
в
языке
п осре дств ом
совершенно
разно­
ро дных
и
не со отно сим ых
звук овы х
комплексов,
возникло
бы
пол о­
жение,
при
котором
весьма
бл из кие
идеи
не
обнаруживали
бы
своей
бли зос ти
с
помощью
соответствующей
близости
св оих
фонетиче­
ских
символов,
и
для
выражения
потребовалось
бы
нео гр анич енно
большое
количество
отдельных
фонетических
групп.
При
этом
положении
ассо циац ия
между
идеей
и
представляющим
ее
звуко­
вым
ком п лекс ом
стала
бы
недостаточно
стабильной,
что бы
а втом а­
ти чес ки
и
без
раздумий
воспроизводиться
в
любой
момент.
Так
как
автоматическое
и
б ыст рое
употребление
артикуляций
привело
к
тому,
что
только
ограниченное
количество
артикуляций
(каждая
с
ограниченной
способностью
видоизменяться)
и
звуковых
груп п
бы ло
избрано
из
неограниченно
бол ьшой
сфер ы
возможных
арти­
куляций
и
групп
артикуляций,
то
чрезвычайно
б ольшое
количество
идей
был о
по ср едство м
классификации
сведено
к
меньшему
коли­
честву,
которое
на
основе
постоянного
употребления
установило
прочные
ассоциации;
они
приводятся
в
действие
авто мати чески .
В
эт ом
месте
нашего
рас сужд ен ия
пре дс тавляе тся
нео бх о димым
подчеркнуть
тот
ф акт,
что
группы
идей,
выражаемых
осо быми
фо­
нет ич еск ими
группами,
обнаруживают
б ол ьшие
мат ери альны е
различия
в
разных
языках
и
ни
в
коем
случае
не
подчиняются
тем
же
самым
принципам
классификаций.
Если
взять
пример
из
ан­
глийского
языка,
то
увидим,
что
идея
во ды
(water) выражается
большим
разнообразием
форм:
один
термин
употребляется
для
вы ра жения
воды
как
жидкости
(liquid); другой представляет
во ду
в
ви де
б оль шого
скопления
(lake —
о з еро ); третий
—
в
виде
текущей
в
большом
(river —
р ека)
или
малом
(brook —
ру ч ей),
количестве
воды;
еще
другие
—
в
в иде
rain (дождя), dew (росы),
wave (волны), foam (пены).
Сов е ршен но
очевидно,
что
это
много­
образие
идей,
каж дая
из
которых
выражается
в
английском
языке
посредством
независимого
термина,
в
других
языках
может
выра­
жаться
с
помощью
производных
од ного
и
того
же
термина.
В
качестве
друг ог о
примера
можно
привести
слова
для
снега
в
эскимосском
языке.
Зде сь
мы
обнаруживаем
одно
слово
aput для
выражения
снега
на
земле,
другое
—
qana для падающего снега,
третье
—
piqsirpoq для уносимого ветром снега и четвертое
—
qimuqsuq для снежных сугробов.
В
том
же
язык е
тюлен ь
в
разных
условиях
выражается
различ­
ными
терминами.
Одн о
слово
—
общий
термин
для
тюленей,
дру­
17Г:


гое
обозначает
тюленя,
греющегося
на
солнце,
третье
—тюленя,
плывущего
на
льди не ,
не
говоря
уже
о
множестве
имен
для
т юл еней
различных
возрастов
и
полов.
В
качестве
пр имер а
способа,
кот орым
т е рмины,
выражаемые
независимыми
словами,
объединяются
в
одно
понятие,
можно
при­
влечь
яз ык
дако та.
Термины
naxta’ka «брыкать», paxta’ka «связы ­
вать
в
пучк и», yaxta’ka «кусать», ic’a’xtaka «быть вблизи», baxta’ka
«толочь»
явля ютс я
производными
общего
элемента
xtaka «хва­
та ть », который и объединяет их,
в
то
вре мя
как
мы
употребляем
отдельные
слова
для
выражения
указанных
видоизменяющихся
ид ей.
Совершенно
очевидно,
что
выбор
по до бных
элементарных
т ер­
минов
должен
до
известной
степени
за ви сеть
от
основных
интересов
н а рода,
и
там,
где
н еобходи м о
различать
определенные
явления
во
мно гих
аспектах,
играющих
в
жиз ни
народа
совершенно
не за ви­
сим ую
роль,
мог ут
ра звива тьс я
независимые
слова,
в
то
время
как
в
других
случаях
оказ ы ва ется
достаточной
про ст ая
модификация
единого
т ерм ина.
В
ре зультате
получилось,
что
каждый
яз ык
с
точки
зрения
дру­
гого
языка
весьма
произволен
в
св оих
классификациях.
То,
что
в
одном
языке
пр ед став ляе тся
единой
п рост ой
идеей,
в
другом
язы ке
может
характеризоваться
ц елой
серией
отдельных
ф оне ти­
чески х
групп.
Тенденцию
языка
выражать
сложную
идею
пос редс тв ом
единого
термина
наз ываю т
«холофразисом», и в соответствии с этим каждый
язык
с
точки
зрения
д руг ого
может
быть
холофрастическим.
Холо-
фразис
едва
ли
можно
рас сма три вать
как
основную
че рту
прими­
тивных
языков.
Мы
уже
им ели
возможность
убедиться,
что
тот
или
ино й
тип
кл асси фика ци и
выр ажений
можно
обн аруж и ть
в
каждом
языке.
Эта
классификация
ид ей
на
группы,
каж дая
из
кот оры х
выражается
нез ав исим ой
фонетической
группой,
делает
необходимым,
чтобы
те
понятия,
которые
не
передаются
одним
из
доступных
звуковых
комплексов,
выражались
комбинациями
или
модификациями
того,
что
можн о
назвать
элементарными
фонетическими
группами
в
со­
ответствии
с
элементарными
идеями,
к
кот орым
сводится
данная
конкретная
идея.
Эта
классификация,
а
также
необходимость
выражать
о дин
опыт
пос ред ств ом
соот нос им ого
другого,
что
в
сил у
взаимного
ограничения
способствует
опре д еле нию
подлежащей
выражению
конкретной
ид еи,
обусловливают
н алич ие
определенных
фор ма ль­
ных
элементов,
определяющих
отношения
отдельных
фонетических
групп.
Если
бы
каждая
идея
выражалась
отдельной
фонетической
группой,
было
бы
возможно
су щество вание
языков
без
форм.
Но
пос кольку,
однако,
идеи
выражаются
тогда,
когда
они
сводятся
к
некоторому
ко л иче ству
соотносительных
идей,
сам
тип
их
отн о­
шений
стан о ви тся
ва жным
элементом
а рти кули ров анн ой
речи.
Отсюда
сл ед ует,
что
все
язы ки
должны
обла дать
формальными
172


элементами
и
что
их
количество
должно
быт ь
тем
больше,
чем
меньше
элем ент арн ых
фонетических
групп,
определяющих
к он­
кретные
ид еи.
В
языке,
об ла дающ ем
очень
обширным
лексическим
запасом,
количество
формальных
элементов
может
быть
весьма
незначительным.
ГРАММАТИЧЕСКИЕ
ПР ОЦЕ ССЫ
В ажно
отметить,
что
во
всех
языках
мира
к ол ич ество
процессов,
применяемых
для
выражения
отношений
между
т ерм ина ми,
огра­
нич ен о.
Предположительно,
это
объясняется
общими
хар акт ер и­
стиками
артикулированной
речи.
Единственными
методами,
упот­
ребляемыми
для
выражения
отношений
между
определенными
фо­
нетическими
группами,
являются
их
расположение
в
определенном
порядке
(что может комбинироваться с взаимным фонетическим
влиянием
составляющих
элементов)
и
вн ут р еннее
видоизменение
самих
фонетических
групп.
Оба
эти
метода
обнаруживаются
у
очен ь
многих
языков,
но
иногда
уп отреб л яется
только
последователь­
н ость
расположения.
СЛОВО
И
ПРЕД Л ОЖ ЕНИЕ
С
тем
чт обы
понять
значение
идей,
выражаемых
независимыми
фо нетич ес кими
группами,
и
элементов,
выражающих
их
взаимные
отношения,
мы
должны
обсудить
зд есь
вопрос
о
то м,
что
обра зует
единицу
речи.
Уже
отмечалось,
что
фонетические
элементы
как
та­
ковые
можно
изолировать
только
п осре дств ом
анализа
и
что
в
реч и
они
встречаются
только
в
комбинациях,
являющихся
эк ви вален­
т ами
понятий.
Поскольку
все
виды
речи
служат
для
сообщения
идей,
по­
стольку
естественной
единицей
выражения
является
пред л ожен ие
и ли,
иными
сло вами ,
группа
артикулированных
звуков,
передаю ­
щих
законченную
мысль.
Может
показаться,
что
речь
можно
по др аз делять
и
дальш е
и
что
слово
тож е
образуе т
естественную
ед иницу ,
из
к отор ой
строится
предложение.
В
большинстве
случаев,
однако,
легко
показать,
что
это
не
так
и
что
сл ово
как
таковое
познается
только
в
ре з ульт ате
ана лиз а.
Это,
в
частности,
ясно
в
случаях,
когда
мы
им еем
д ело
с
предлогами,
союз ам и
и
глаг ольны ми
формами,
относящимися
к
придаточным
предложе­
ниям.
Та к,
в
высшей
степени
трудно
представить
се бе
употребление
сл ов
вр оде
and (и), for (для), to (к), were (был)
таким
образом,
чтобы
они
пер едав ал и
какую-либо
я сную
идею,
может
быть
только
за
и скл юче нием
ф орм
вроде
лаконичного
if (если), когда остальная
часть
предложения
предполагается
и
достаточно
отчетливо
ука­
зывается
одним
if.
Таким
же
образом
мы,
хоро шо
вытренированные
в
грамматическом
отношении,
можем
употребить
одну
форму,
чтобы
попр а вить
только
что
выраженную
мысль.
Так,
утверждение
Не
sings beautifully (он красиво поет)
может
вы зы вать
ре плику
sang
(пел).
Склонный
к
лаконичности
ч ело век
в
ответ
на
утверждение
173


He plays well (он играет хорошо)
может
да же
ограничиться
одним
ок о нч анием
-ed (-ал), что тем не менее может быть понято его друзь­
ями.
Во
всех
этих
с луч аях
ясно,
что
отдельные
элементы
выделя­
ются
вторичным
процессом
из
законченной
единицы
предложения.
М енее
яс на
иск усст венно сть
сл ова
как
самостоятельной
ед и­
ницы
в
тех
сл уч аях,
когда
слово
обозначает
понятие,
ясно
отд е ля­
емо е
от
других.
Такими
словами
являются,
например,
имена
сущ еств ит ель ные.
Может
показаться,
что
слово
в роде
stone (ка­
ме нь)
представляет
естественную
единицу.
Однако
поня т но,
что
одн о
слово
stone в лучшем случае передает объективную картину,
а
не
законченную
мысль.
Таким
образом,
мы
подходим
к
важному
вопросу
об
отношениях
с лова
и
предложения.
Основывая
ход
нашего
рас сужд ен ия
на
язы­
ках ,
чрезвычайно
ра злича ющ ихс я
по
своим
формам,
мы
можем,
очевидно,
определить
сло во
как
фонетическую
груп п у,
которая
в
сил у
своего
постоянства
форм ы,
ясности
значения
и
фонетической
независимости
легко
в ы дел яется
из
предложения.
Это
определение,
по-видимому,
содержит
значительное
количество
произвольных
элементов,
которые
согласно
принятой
на ми
общей
точке
зрения
могут
позволить
нам
иногда
определятьданную
единицу
как
слово,
а
иногда
отриц ать
ее
нез ависи мо е
сущ ест во вание.
Позднее,
при
р ассмот р ении
американских
яз ык ов,
мы
у вид им,
что
эта
практи­
ческая
трудность
будет
многократно
ст оять
перед
нам и
и
что
не­
возможно
с
объективной
уверенностью
решить,
правомерно
ли
сч итать
о пред ел енную
фонетическую
группу
независимым
словом
или
же
подчиненной
частью
слова.
Тем
не
мене е
в
наш ем
определении
есть
известные
элементы,
ко то рые
представляются
существенными
для
трактовки
звукового
комплекса
как
независимого
слова.
Фонетическая
независимость
р ассмат ри ваемо го
элемента
с
грамматической
то чки
зрения
наи­
ме нее
ва жна,
но
с
фон ет иче ской
точки
зрения
наиболее
су щ еств ен­
на.
Выше
отмечалось,
как
трудно
установить
нез ави симо ст ь
английского
s, выражающего множественное число,
посессивность
и
третье
л ицо
единственного
числ а
в
глаголе.
Это
обусловливается
фонетической
слабостью
этого
грамматического
элемента.
Ес ли
бы
и дея
множественности
вы р ажа лась
так им
же
фонетически
сильным
элементом,
как
слово
many (много), посессивная часть слова таким
же
с ил ьным
элеме нт ом,
как
пр едло г
of, и третье лицо единствен­
н ого
ч исла
элементом
вроде
he (он), то тогда бы мы;
может
быть,
с
б ольше й
легкостью
признали
эти
элементы
независимыми
сло­
ва ми;
фактически
мы
так
и
поступаем.
Нап р и ме р , stones (камни),
John’s (Джона), loves (любит)
—
отдельные
слова,
в
то
время
как
many sheep, of stone, he went рассматриваются как сочетания из
двух
слов.
Трудности
п одобн ого
рода
встречаются
постоянно
в
американских
языках.
Так,
в
языках
вроде
чи нук
мы
обнаружи­
ваем ,
что
модифицирующие
элементы
в ы раж аются
отде льн ым и
звуками,
фонетически
объединяющимися
в
группы,
кото рые
про­
износятся
без
вс як ого
разделения.
Например,
слово
ania’lot
174


«я дал его ей»
можно
расчл ен ить
на
следующие
элементы:
а
(время),
п
«я», i «его», а «ей», I«к», д (направление
про ч ь), / «давать» .
Здесь
опять-таки
слабость
составляющих
элементов
и
их
тесная
фонети­
ческая
связь
не
позволяют
нам
рассматривать
их
как
отдельные
слова,
и
только
все
выражение
в
целом
представляется
нам
нез а­
вис имо й
единицей.
В
том
случае,
е сли
мы
руководствуемся
только
одним
этим
принципом,
о пред ел ение
границ
словесной
единицы
представляется
чрезвычайно
неясным
делом
в
силу
уже
различия
впечатлений
о
фон ет иче ской
си ле
составляющих
ее
элементов.
Случается,
что
определенные
эле ме нты
кажутся
нам
фонетиче­
ски
настолько
слаб ыми,
что
не
п ред став ляетс я
возможным
р ас­
сматри в ать
их
как
независимые
единицы
предложения,
в
то
время
как
близко
родственные
формы
или
да же
те
же
самые
формы
в
других
конструкциях
приобретают
силу,
ко тор ая
у
них
отс ут­
ств ует
в
других
случаях.
В
качестве
примера
подобного
рода
может
быт ь
приведен
язык
квакиутл,
в
к оторо м
многие
прономи­
на ль ные
формы
представляются
чрезвычайно
слабыми
фон етич е­
скими
элементами.
Так,
выражение
«Он бьет его этим»
передается
посредством
mixei’deqs, в котором два конечных элемента озна­
чают: q—«его», s — «этим».
Но
когда
в
это
выражение
для
объекта
и
инструмента
вводятся
существительные,
q принимает более
полную
фор му
ха,as—
более
пол ную
форму
sa, которые мы можем
писать
как
независимые
слов а
по
аналогии
с
нашими
а рт икля ми.
Я
оче нь
сомневаюсь,
что
исследователь,
описывающий
француз­
ский
язы к
таким
же
способом,
каким
мы
описываем
бесписьменные
американские
языки,
буд ет
ск ло нен
писать
прономинальные
эл е­
менты,
входящие
в
переходный
гл аг ол,
как
нез ави сим ые
слова,—
во
всяком
случае
не
тогда,
когда
он
о писыв ает
индикативные
формы
позитивного
гла гола .
Он
вправе
поступать
т аким
образом
только
тогда,
когда
установит
свободу
их
позиции,
п рояв ляю щую ся
в
негативной
и
в
некоторых
вопросительных
фор м ах.
Определяющее
вли яни е
свободы
п оз иции
фонетически
фиксиро­
ванной
части
предложения
делает
необходимым
включить
ее
в
наше
определение
слова.
Всякий
раз,
когда
определенная
фонетическая
группа
выст у пает
в
предложении
в
разнообразии
позиций
и
всегда
в
той
же
самой
форме,
без
всяких
или
по
кр айн ей
м ере
без
материальных
моди ­
фикаций,
мы
легко
осознаем
ее
индивидуальность
и
при
анализе
язы ка
склонны
р ассмат р ив ать
ее
как
отдельное
слово.
Эти
усл ов ия
реализуются
полностью
тольк о
в
тех
случ аях,
когда
расс матри ­
ваемый
звуковой
комплекс
не
обнаруживает
вообще
ник ак их
модификаций.
Однако
могут
иметь
м есто
мен ее
заметные
модификации,
осо­
бенно
в
начальной
и
конечной
позициях,
которые
мы
готов ы
игно ­
рировать
ввиду
их
меньшей
значимости
сравнительно
с
п остоян ­
ством
структуры
слова.
Это
в с треча ется,
например,
в
языке
дако та,
в
котором
конечный
звук
постоянного
сло весно го
комп лекс а,
175


име ющег о
чет ко
определенное
з нач ение,
автоматически
видоизме­
н яет
первый
звук
пос ле дующе го
словесного
комплекса,
имеющего
такие
же
ка чества
постоянства.
Может
иметь
место
и
обратный
процесс.
Демаркационная
линия
между
тем,
что
мы
обычно
на зы­
в аем
дв умя
словами,
в
эт ом
сл уча е,
строго
г ов оря,
исчезает.
Но
взаимное
влияние
д вух
н аходящ ихс я
в
связи
сл ов
ср авни тел ьно
настолько
слабо,
что
идея
индивидуальности
слова
перевешивает
их
органическую
связь.
В
других
случаях,
когда
органическая
связь
становится
на­
столько
прочной,
что
ни
один
из
компонентов
не
фу нк цио нир ует
без
ясных
следов
своей
связи,
они
представляются
нам
отде льн ой
единицей.
В
качестве
таког о
положения
можно
сослаться
на
эски­
мосский
язык.
В
этом
языке
много
эле ме нто в,
которы е
ясн ы
по
своему
значению
и
сильны
по
своим
фонетическим
качествам,
но
ко то рые
настолько
ограничены
в
с воих
позициях,
что
они
всегда
следуют
за
дру ги ми
определенными
частями
предложения,
никогда
не
образуют
нач ала
законченной
фонетической
г ру ппы,
а
пре д­
шествующая
фон ети ческ ая
группа
теряет
св ою
б олее
пос тоя нн ую
фонетическую
форму,
когда
они
добавляются
к
ней.
Обратимся
к
пр имер у : takuvoq означает «о н
ви ди т »; takulerpoq значит « о н
начинает
ви деть ».
Во
вт орой
форме
и дея
вид ень я
закл юча ется
в
элементе
taku-,
который
сам
по
себ е
не
полон.
Последующий
эл еме нт
- ler никогда не может открывать предложения и получает
значение
«начинать»
то лько
в
связи
с
предшествующей
фонетиче­
ской
группой,
конечный
звук
кото рой
до
известной
ст е пени
опре­
де ляе тся
им.
В
свою
очередь,
он
требует
окончания,
которым
в
нашем
случа е
является
третье
ли цо
единственного
чи сла
- poq\
слово
же,
име ющее
значение
«видеть», требует окончания
-voq
для
этого
же
лица.
Эти
окончания
также
не
могут
открывать
пред­
ложения,
а
их
начальные
зву ки
v и р полностью определяются
конечными
звуками
предшествующих
элеме нт ов .
Таким
образом,
мы
видим,
что
эта
группа
звуковых
комплексов
образует
п рочн ое
единство,
объединенное
формальной
‘неполноценностью
каждой
части
и
далеко
идущими
взаимными
фонетическими
вли яни ями .
Языки,
в
которых
элементы
так
тесн о
связаны,
как
в
эскимосском,
не
оставляют
никакого
со мне ния
в
отношении
того,
что
образует
сло во
в
наш ем
обычном
смысле
слова.
Так ое
же
положение
суще­
ствует
и
в
ирокезском,
напоминающем
в
эт ом
отношении
эски­
мосский
язык.
Возьмем
пример
из
диалекта
онейда.
Watgajijane-
gale «цветок раскрывается»
сос тои т
из
фор ма ль ных
элементов
wa-,
-t-
и
-gf -,
вр е ме нных,
модальных
и
пр оно мина ль ных
по
своему
характеру;
далее
идет
а,
характеризующее
основу
jija «цветок»,
никогда
не
выступающую
отдельно,
и,
наконец,
основа
- n egale
«раскрываться», которая также не имеет самостоятельного суще­
ствования.
Во
всех
этих
случаях
элементы
обладают
б ольшой
ясн остью
значения,
но
отсутствие
у
них
постоянства
формы
понуждает
нас
рассматривать
их
как
ча сти
одн ого
длинного
слова.
176


В
то
вре мя
как
некоторые
языки
оставляют
впеч атл ение
достаточного
кри те рия
для
определения
границ
сл ов,
существуют
случаи,
при
к отор ых
определенные
част и
предложения
можно
выделить
так им
образом,
что
другие
ча сти
сохраняют
сво ю
независимую
форму.
В
американских
языках
э то,
в
част но сти ,
имеет
место
тогда,
когда
существительные
в кл юча ются
в
глаголь­
ный
комплекс,
не
модифицируя
свои
компоненты.
Так
обстоит
дело,
например,
в
языке
п ав ни: ta’tuk“t «я разрезал это для
тебя»
и
riks «стрела»
объединяются
в
tatu’riksk“t «я разрезал
твою
с трелу».
Близость
связи
эт их
фор м
проступает
еще
отчет­
ливе е
в
случаях
наличия
широких
фонетических
модификаций.
Так,
элементы
ta-t -rue-n
объединяются
в
ta’hu6n «я делаю» (так как
tr в слове изменяется вй), a ta-t-rlks-ru6n превращается в tahikstu£n
«я делаю стрелу» (так как г после s
превращается
в
/).
В
то
же
время
riks «стрела»
употребляется
как
независимое
слово.
Если
мы
буде м
следовать
и зл о женным
вы ше
принципам,
мы
легко
увидим,
что
оди н
и
тот
же
эл емент
може т
одновременно
выступать
как
самостоятельное
существительное
и
затем
как
част ь
слова,
ост ат ок
которого
обл а дает
в семи
вышеописанными
качествами
и
к оторы й
по
это й
причине
мы
не
склонны
рассматри­
вать
как
комплекс
независимых
эл емент о в.
Двусмысленность
в
отношении
независимости
частей
предложе­
ния
может
также
возникнуть
и
тогда,
когда
их
значение
становится
зависимым
от
других
частей
предложения
или
когда
их
значение
оказывается
на стольк о
не ясн ым
и
слабым
сравнительно
с
другими
частями
предложения,
что
мы
предпочитаем
рассматривать
их
как
подчиненные
части.
Когда
в
фонетическом
отношении
они
сильны,
слова
э того
рода
обычно
р ассмат рив ают ся
как
независимые
ч асти цы;
когда
же,
с
другой
стороны,
они
фонетически
слабы,
они
обычно
р ас­
сматриваются
как
мо диф ицир ую щие
части
других
слов.
Хорошие
при м еры
подобного
рода
содержатся
в
текс тах
языка
понка,
со б­
ранных
Джеймсом
О уэн
Дорсей.
Здесь
о дин
и
тот
же
эл емент
часто
трактуется
как
независимая
ч астиц а,
но
в
других
сл у чаях
он
р ас­
сматривается
в
ка чес тве
подчиненной
ча сти
слов.
Та к,
мы
встречаем
оёата
«эти», но jabe ama «бобер» .
Аналогичную
трактовку
грамматики
языка
сиукс
мы
обнаружи­
ва ем
у
С.
Р.
Риггса.
Здесь
мы,
например,
встречаемся
с
элеме нт ом
pi,
кот орый
всег да
трактуется
как
окончание
слова,
очевидно,
в
с илу
то го
обстоятельства,
что
он
выражает
м нож ественно е
число,
кото­
рое
в
индоевропейских
языках
всегда
об озн ача ется
видоизмене­
ни ем
слова.
С
другой
стороны,
эле мен ты
вроде
ktausni,
обозна­
чающие
со от вет ст венно
будущее
врем я
и
отрицание,
трактуются
как
самостоятельные
слова,
хотя
они
функционируют
в
точно
той
же
форме,
что
и
вышеупомянутое
pi.
Другими
при мер ами
подобного
род а
являются
модифицирую­
щие
элементы
в
языке
цимш е й,
в
кот ором
бесчисленные
адверби­
альные
элементы
выр ажа ют ся
чр ез вы чайно
слаб ым и
фонетическими
группами,
име ющим и
определенные
поз иции .
Здесь
также
господст­
7ВА.
Звег инцсв
177


в ует
абсолютный
произвол
в
отношении
под обн ых
фонетических
групп,
то
рас сматрив аемы х
как
отдельные
слова,
то
объединяемых
в
о дно
слово
с
глагольными
выражениями.
В
таких
случаях
независимое
существование
сл ова,
к
которому
без
всяких
видоиз­
менений
присоединяются
подобные
частицы,
побуждает
нас
рас­
сматривать
эти
элементы
в
качест ве
независимых
частиц
при
услови и ,
что
они
достаточно
сильны
в
фонетическом
отношении.
С
другой
стороны,
если
глагольные
выражения,
к
которы м
они
присоединяются,
модифицируются
или
посредством
включения
эт их
элементов
в
них,
или
и ными
путям и,
мы
ск ло нны
рассмат­
ривать
их
как
части
слова.
Представляется
далее
нео бхо ди мым
более
полно
обсудить
по­
н ятие
слова
в
его
отношениях
ко
всему
предложению,
так
как
эт от
вопрос
играет
важную
роль
в
морфологической
трактовке
американских
язы ков .
ОСНОВА
И
АФФИКС
Аналитическая
трактовка
языков
прив од ит
к
выделению
не­
которого
количества
различных
групп
элементов
речи.
Когда
мы
классифицируем
их
соответственно
их
функциям,
то
оказ ы ва ется,
что
о пред ел енные
элементы
вст реч аю тся
в
каждом
от дельн ом
пред ­
ложении.
Та ков ы,
например,
формы,
обозначающие
су бъ ект
и
п ре­
дикат,
или
в
современных
ев роп ейс ких
языках
формы,
обозначаю­
щие
число,
врем я
и
лицо.
Другие
элементы,
вроде
тех,
кот орые
обозначают
у каз ание,
могут
наличествовать
в
пред л ож ении,
но
могут
и
отсутствовать.
Подобные
элементы
и
многие
другие
трак­
тую тся
в
на ших
грамматиках.
Эти
элем е нты
модифицируют
ма­
те р иал ьное
содержание
предложения
в
соответствии
со
своим
ха­
рактером,
как
например
в
английских
предложениях
Не
strikes
him (Он бьет его)
и
I struck thee (Я бил тебя), где идея битья кого-
либо
составляет
содержание
коммуникации,
в
то
время
как
ид еи
he, present, him (он,
наст оящ ее
время,
его)
и
I, past, thee (я,
про­
шедшее
вре мя,
тебя)
модифицируют
первую
ид ею.
Чрезвычайно
важно
отметить,
что
это
ра зделе ние
содержащихся
в
предложении
идей
на
ма тери альн ое
содержание
и
фор ма льн ые
модификации
носит
произвольный
характер
и
обусловлено,
оче­
видно,
пр ежде
всего
большим
разнообразием
идей ,
ко торы е
м огут
быть
выражены
тем
же
формальным
сп ос обом
и
те ми
же
пр оном и­
нал ьн ыми
и
временными
элементами.
Д ру гими
сло вами ,
матери­
альное
содержание
предложения
может
быт ь
представлено
су бъ­
ектом
и
предикатом,
выр ажающ им и
неограниченное
ко л ич ество
понятий,
в
то
вр емя
как
модифицирующие
элементы
—
в
наше м
примере
местоимения
и
времена
—
сод ерж ат
относительно
ма ло
понятий.
При
изучении
языка
части,
выражающие
материальное
соде рж ани е
предложения,
обычно
относятся
нами
к
области
л ек­
сик и;
части
же,
выражающие
модифицирующие
отношения,—
к
области
грамматики.
В
современных
индоевропейских
языках
178


количество
понятий,
вы ра жаем ых
подчиненными
эл емент ам и,
вообще
ограничено,
и
по
этой
прич ине
линия,
отдел яющ ая
гра м­
матику
от
лексики,
чрезвычайно
отче тл ив а.
Впрочем,
при
более
ши роком
вз гляд е
все
этимологические
процессы
и
словообразова­
ние
следовало
бы
расс матри в ать
как
часть
гр а ммати ки.
А
если
мы
поступим
так,
то
увидим,
что
даж е
в
инд оев ро пейск их
языках
количество
классифицирующих
понятий
очень
велико.
В
американских
языках
ра зли чие
между
грамматикой
и
лекси­
кой
час то
бывает
очень
неясно
в
силу
того
обстоятельства,
что
коли­
чество
элементов,
принимающих
уч аст ие
в
формальных
образова­
ниях,
весьма
велико.
Представляется
нео бх оди мым
объяснить
это
более
п одробн о
на
р яде
примеров.
В
язы ке
цим шей
мы
обнаружи­
ваем
очень
большое
количество
адвербиальных
элем ент ов ,
ко то рые
никак
нельзя
трактовать
как
со вер ш енно
независимые
и
кот оры е
без
в сяк ого
со мне ния
следует
рас сма три ват ь
в
к ачест ве
элементов,
модифицирующих
глагольные
п онят ия.
В
силу
оч ень
большого
количества
эт их
элементов
общ ее
количество
глаголов
движения
представляется
несколько
ограниченным,
хотя
общее
ко л ич ество
глаголов,
способных
объединяться
с
этими
адвербиальными
по­
нятиями,
зна чи тельн о
больше,
чем
общее
количество
самих
адвер­
биальных
понятий.
Так им
образом,
количество
на ре чий
фиксиро­
вано,
а
количество
гла го лов
неог рани ченн о.
В
соответствии
с
этим
положением
у
нас
создается
впечатление,
что
первые
явля ютс я
модифицирующими
элементами
и
должны
относиться
к
г р аммати ке
языка,
а
вторые
су ть
слова
и
отн осятся
к
лексике
язы ка.
Ко ли­
чество
подобных
модифицирующих
элементов
в
эскимосском
языке
еще
больше,
и
зд есь
впечатление,
что
они
должны
относиться
к
грамматике,
подкрепляется
и
тем
обстоятельством,
что
они
ни­
ког да
не
мог ут
за ни мать
начальной
по зиц ии
и
не
след у ют
за
само­
стоятельным
с лов ом,
но
присоединяются
к
эл ем ент ам,
которые,
бу дучи
произнесены
отдельно,
не
имею т
никакого
см ысл а.
Теперь
важно
отметить,
что
в
ряде
языков
количество
модифи­
цир ую щих
элементов
может
достигать
такого
числа,
что
становится
трудно
уст ано вит ь,
какие
элеме н ты
пре дстав л яют
серии
по н ятий,
ограниченных
по
количеству,
и
какие
п ред став ляют
почти
б езг ра­
ничные
серии
сло в,
относящихся
к
лексике.
Это
верно,
например,
прим е ните льно
к
алгонкинскому
языку,
где
в
соединении
почти
со
всеми
глаголами
по явля ет ся
ряд
элементов,
каждый
в
определенной
позиции;
но
каждая
из
групп
настолько
многочисленна,
что
невоз­
можно
с
определенностью
обозначить
одн у
группу
как
слова,
моди­
фицируемые
другой
группой,
или
же
наоборот.
Ва жнос ть
эт их
соображений
для
наш их
целей
заключается
в
факте,
иллюстрирующем
отсутствие
определенности
в
терминах
основа
и
аф фи кс.
Сог ласно
обычной
терминологии,
аффиксы
—
это
элементы,
присоединенные
к
основам
и
модифицирующие
их.
Это
определение
вполне
приемлемо
для
случаев,
когда
количество
мо­
дифицирующих
по нят ий
ограничено.
Но
когда
количество
мо ди фи­
цирующих
элементов
становится
чре зв ычай но
большим,
мы
вправе
7*
179


сомневаться,
какой
из
д вух
элементов
является
модифицирующим
и
какой
модифицируемым,
и
в
конце
концов
определение
становится
абсолютно
произвольным.
В
последующем
изложении
делается
по пы тка
огра н ичи ть
употребление
терминов
префикс,
суффикс
и
аффикс
только
теми
сл уча ями,
когда
к ол ич ество
выражаемых
этими
элементами
пон ят ий
строго
ограничено.
Когда
же
ко л ичест во
об ъе­
д инен ных
элементов
стан о ви тся
таки м
большим,
что
их
трудно
классифицировать,
эти
термины
не
употре бл яютс я,
а
элементы
трактуются
как
координирующие.
ИССЛЕДОВАНИЕ
ГРАММАТИЧЕСКИХ
КАТЕГОРИЙ
Из
всего
сказанного
следует,
что
при
объективном
исследовании
языка
необходимо
учитывать
три
момента:
во-первых,
состав л яю ­
щие
язык
фон ети чески е
элементы;
во-вторых,
группы
по нят ий,
выражаемых
фонетическими
группами,
и,
в-третьих,
с по собы
об­
разования
и
моди фи кац ии
фонетических
гр упп.


Л.
БЛУМФИЛЬД
язык1
(ГЛАВА „УПОТРЕБЛЕНИЕ
ЯЗ Ы КА')
Первые
шаги
—
самые
трудные
в
из уч ении
языка.
Ученые
вн овь
и
вновь
прист у паю т
к
изучению
языка,
не
располагая,
однако,
не­
обходимыми
данными.
Наука
о
языке
во зник ла
из
преимуществен­
но
практических
пред по сыл ок
—
пользования
письмом,
изучения
лите ратуры ,
и
в
частности
древних
ее
памятников,
правил
изящной
речи ,
но
сколько
бы
ни
б ыло
затрачено
времени
на
эти
вещи,
это
еще
не
о зн ачает
вступления
в
область
собственно
лингвистического
исследования.
Все
это,
так им
образом,
находится
вне
предмета
нашего
изучения.
Письмо
—
не
язык,
но
только
способ
передачи
языка
посред­
ств ом
ви дим ых
знаков.
В
некоторых
странах,
таких,
как
Кит ай,
Е гипе т,
Месопотамия,
письмо
использовалось
ты сяче л етия
том у
н азад,
но
пр име нит ел ьно
к
большинству
яз ык ов,
на
которых
го­
вор ят
и
ныне,
оно
с тало
употребляться
в
сравнительно
н едав нее
вре мя
или
же
не
употре бляет ся
и
по
сию
пору.
Более
то го,
до
во з­
никновения
книгопечатания
грамотность
бы ла
ограничена
оче нь
т есным
кругом
народов.
На
многих
языках
говорили
народы,
к оторы е
на
протяжении
почти
всей
своей
ис то рии
не
уме ли
ч итать
и
писать;
язык и
таких
народов
в
тако й
же
степени
у стой чив ы,
правильны
и
богаты,
как
и
языки
народов
с
литературной
тради­
цией.
Язы к
ост ает ся
тем
же
сам ым
вне
з ависимо сти
от
того,
какая
система
письма
используется
для
его
передачи,
точн о
так
же,
как
и
человека
не
может
изм е нить
любой
способ
его
изображения.
У
японцев
б ыло
три
с ист емы
письма,
а
сей час
они
формируют
чет­
вертую.
Когда
турки
в
1928 г.
перешли
на
латинский
алфавит,
от­
казавшись
от
ара бс ког о,
они
п родолж али
говорить
так
же,
как
и
раньше.
С
тем
чтобы
изучить
письмо,
мы
должны
кое-что
знать
и
о
язы ке,
но
обратное
положение
со вер шен но
не
обязательно.
Правда,
мы
извлекаем
св еден ия
о
речи
прошлых
времен
г л авным
образом
из
письменных
памятников,—
и
по
э той
прич ине
нам
необходимо
и зу чать
и
историю
письма,—
но
к
этому
вынуждают
нас
обстоятельства.
Переводя
письменные
знаки
в
действительную
речь,
мы
должны
бы ть
очен ь
осторожны:
очень
часто
мы
при
этом
1L.В1
о
о
m f i е 1 d. Language, London, 1935.
181


делаем
ошибки
и
п оэто му
по
возможности
всегда
следует
предпочи­
та ть
живое
слово.
Л и тера тура
как
в
своей
разговорной
форме,
так
и
в
письменной
(что сейчас является обычным)
сост о ит
из
изящных,
или
бл аго­
родных,
высказываний.
Исследователь
в
области
л и терат уры
наб ­
людает
высказывания
о пред е ленно го
лица
(например,
Шекспира)
и
обр аща ет
внимание
на
их
содержание
и
нео быч ные
ос обенн о сти
формы.
Интересы
филолога
более
широки,
так
как
он
зан им а ется
культурным
значением
и
фоном
то го,
что
он
читает.
Лингвист,
с
др угой
стороны,
изучает
язык
безотносительно
к
личности;
инди­
видуальные
особенности,
к оторы ми
язык
великого
п иса теля
отли­
чается
от
о бычно й
ре чи
его
вр ем ени,
интересуют
лингвиста
не
больше,
чем
индивидуальные
особенности
люб ого
д ру гого
лица,
и
во
всяком
случае
меньше,
чем
особенности,
общие
для
вс ех
гово­
ря щих
на
данном
языке.
Выделение
литературной,
или
«правильной», речи есть побоч­
ный
п родук т
о пр еделенн ых
социальных
условий.
Лингвист
дол жен
заниматься
ею
в
такой
же
мере,
в
какой
он
занимается
дру ги ми
лингвистическими
явлениями.
Тот
фа кт,
что
одни
формы
речи
ха­
рактеризуются
как
«хорошие»
и
«правильные», а другие как «пл о­
хи е»
и
«неправильные», следует трактовать просто как часть линг ­
ви стич ес ких
данных
относительно
э тих
речевых
форм.
Нет
надоб­
ности
указывать,
что
это
не
дает
лингвисту
пра ва
игнорировать
ту
или
ин ую
часть
материала
или
тем
более
фальсифицировать
сво й
материал:
он
с
полной
объективностью
должен
изуча ть
все
ре че вые
формы.
В
его
задачи
входит
ус тан ов ить,
при
каких
обстоятельствах
форма
характеризуется
тем
или
иным
образом
и
почему
она
опре­
деляется
именно
таким
образом:
п очем у,
напр имер ,
люди
считают,
что
ain’t «плохо», a am not «хорошо».
Это
только
одна
из
проблем
лингвистики,
а
так
как
она
не
является
ос но вной,
то
к
ней
сле­
дует
прис т упа ть
только
после
того,
как
известны
многие
другие
вещи.
Но
стр анны м
образом
лю ди,
не
имеющие
н ик акой
лингви­
стической
подготовки,
затрачивают
мног о
усилий
на
бесполезные
дискуссии
именно
по
такого
рода
воп ро сам,
не
углубляясь
в
из у­
чение
языка,
которое
одн о
может
дат ь
им
в
руки
необходимое
ис­
следовательское
оруж и е.
Исследователь
письма,
литературы,
или
фи лософ и и,
или
пра­
вильной
речи,
есл и
только
он
достаточно
настойчив
и
ме т одич ен,
после
напрасных
усилий
неизбежно
приходит
к
выводу,
что
ему
с нач ала
надо
изучить
язык,
а
потом
уже
приниматься
за
эти
про­
блемы.
Мы
постараемся
не
и дти
окольными
путями
и
присту­
пим
к
наблюдению
над
обычной
ре чью.
Мы
начнем
с
наблюдения
над
актом
речевого
высказывания
в
самых
п рос тых
ус лови ях.
Предположим,
что
Джек
и
Джил
ид ут
по
тропинке.
Джил
го­
лодна.
Она
вид ит
яблоко
на
де р еве.
Она
с
помощью
горла,
языка
и
губ
производит
ряд
зву к ов.
Джек
прыгает
через
изгородь,
влезает
на
д ере во,
срывает
яблоко,
пр ино сит
его
Дж ил
и
кладет
его
ей
в
руку.
Джи л
ест
яблоко.
182


Последовательность
с обыт ий
мо жно
изучать
различными
спо ­
собами,
но
мы,
изучающие
язык,
должны
делат ь
различие
меж ду
речевым
актом
и
друг и ми
яв ления м и,
которые
мы
бу дем
называть
практическими
дей ств иями.
С
э той
точки
зрения
описан ный
слу­
чай
сос тоит
из
тр ех
частей
со
следующей
временной
последователь­
но стью :
А.
Практические
действия,
предшествовавшие
речевому
акту.
Б.
Речь .
В.
Практические
действия,
последовавшие
за
речев ы м
актом.
Рассмотрим
снач ала
практические
действия
А
и
В.
Действия
А
касаются
гла вны м
образом
говорящего
—Д жил.
Она
была
го­
лодна;
иными
словами,
некоторые
из
ее
мускулов
сж ал ись,
какие-
то
жидкости,
в
частности
в
ее
желудке,
подверглись
секреции.
Быть
может,
ей
хотелось
также
пит ь:
ее
я зык
и
горт ан ь
были
су хим и.
Световые
волны,
отражаясь
от
крас н ого
яблока,
косну­
лись
ее
глаз.
Ряд ом
с
ней
был
Джек.
Ее
прошлые
отношения
должны
теперь
выступить
на
пер ед ний
план;
допустим,
что
это
был и
о быч ные
отношения,
например,
брата
и
сест ры
или
муж а
и
жены.
Все
эти
действия,
которые
предшествовали
речи
Дж ил
и
касались
ее,
мы
назовем
стимулом
говорящего.
Обратимся
теперь
к
В,
практическим
действиям,
последовав­
шим
за
ре чью
Джил.
Они
отн осятся
гл авн ым
образом
к
слушаю­
щему
—
Дж еку
—
и
состоят
из
д обычи
яблока
и
передачи
его
Джил.
П ракти чески е
действия,
которые
последовали
за
речью
и
касались
слушателя,
мы
назовем
реакцией
слушающего.
Дейст­
в ия,
последовавшие
за
реч ью,
ка саются
т акже
и
Джи л,
и
это
чрезвычайно
важное
обстоятельство:
она
берет
в
свои
руки
яблоко
и
ест
его.
Совершенно
очевидно,
что
вся
наш а
история
за вис ит
от
ряда
бол ее
о т д аленных
обстоятельств,
связанных
с
А
и
В.
Не
каждый
Джек
и
Джил
будут
поступать
подобным
образом.
Есл и
Джи л
за­
стенчива
или
если
Джек
в
прош лом
вел
с ебя
пл охо
по
отношению
к
ней,
она
может
бы ть
голодной,
видеть
яблоко
и
все
же
ничего
не
сказ ать ;
ес ли
Дж ек
недружелюбен
к
не й,
он
может
не
достать
ей
яблока,
если
даже
она
и
просила
ег о.
Явление
р ечи
(и,
как
мы
ув и­
дим,
выбор
сам их
сло в ), так же как и последовательность практи­
ческих
действий
до
и
п осле
нее,
полностью
зависит
от
в сей
жизнен­
ной
и стори и
говорящего
и
слушающего.
В
насто я щем
случае
мы
будем
считать,
что
все
эти
предрасполагающие
факторы
бы ли
та­
кими,
что
обусловили
события,
как
мы
их
рассказали.
Исходя
из
этого,
мы
хотим
узнать,
какую
ро ль
в
это й
ист о рии
играло
ре­
чев ое
высказывание
Б.
Ес ли
бы
Джил
б ыла
одна,
она
тоже
могла
бы
быть
голодной
и
томиться
жаждой
и
видеть
то
же
самое
яб лок о.
Если
она
дост ато ч но
сильна
и
ловка,
чтобы
перепрыгнуть
изгородь
и
влез ть
на
дерев о,
она
мож ет
сама
раздобыть
себе
яблоко
и
съ есть
его;
если
же
нет,
она
должна
будет
ос татьс я
голодной.
Одинокая
Д жил
находится
в
таком
же
по ло жении,
как
и
л ише нное
речи
животное.
Когда
жи­
183


вотное
гол одн о
и
видит
или
чует
пищ у,
оно
направляется
к
ней;
удастся
ли
ему
до быть
пищу,
зависит
от
его
силы
и
ловкости.
Сте­
пе нь
голода
и
вид
или
чуть е
пищи
ест ь
ст им улы
(мы будем обозна­
ча ть
их
чер ез
S), а движение по направлению к пище
—
реакция
(которую мы обозначим через /?).
Одинокая
Джил
и
лишенное
ре чи
животное
действуют
одинаковым
путем,
а
именно:
S------------------------------
Ко гда
они
достигают
своей
цели,
они
получают
пищ у,
е сли
же
н ет,—
если
они
недостаточно
сильны
или
иск у сны,
чтобы
добыть
п ищу
посредством
действия
/?,—
они
должны
ос татьс я
голод ны м и.
Само
собой
разумеется,
что
для
благополучия
Д жил
важно
получить
яблоко.
В
большинстве
случаев
это
не
вопрос
ж изни
и
сме рти ,
но
иногда
и
может
им
быть;
добывшая
пищу
Джил
(или
животное)
им еет
больше
шансов
выжить
и
населять
эту
землю.
В
соответствии
с
э тим
всякое
пр испо соб л ение,
увеличивающее
шансы
Дж ил
до быть
пищу,
чрезвычайно
ценно
для
нее.
Г овор я­
щая
Джил
в
нашей
истории
воспользовалась
так им
приспособле­
нием.
Сам а
по
себе
она
обладала
такими
же
шансами
получить
яблоко,
как
одинокая
Д жил
или
лишенное
речи
животное.
Но
вдобавок
к
этому
го воряща я
Д жил
располагает
еще
о дним
шансом,
которог о
не
им еют
эти
последние.
Вместо
того
чт обы
«бороться»
с
изгородью
и
деревом,
она
сде лал а
несколько
небольших
движе­
ний
в
гортани
и
рот ов ой
полости,
которые
произвели
звуки.
Тот­
час
Дж ек
начал
реагировать,
он
о сущ ест вил
ряд
действий,
ко торы е
превышают
си лы
Джил,
и
в
заключение
Джил
п олучила
яблоко.
Я зык
позволяет
реагировать
(R) одному индивиду тогда,
когда
другой
имеет
стимулы
(S).
В
идеальном
случае
каждый
индивид,
общающийся
с
помощью
языка
с
др уг ими
в
пределах
данного
коллектива,
обладает
сил ой
и
ловкостью
других
членов
этого
коллектива.
Чем
более
эти
инди­
виды
о тл ич аются
в
отношении
своего
искусства,
тем
бо лее
широкую
сфер у
власти
контролирует
каждый
инд ивид .
То лько
о дин
инди­
вид
долж ен
уметь
хорошо
лаз ат ь,
поскольку
он
один
в
состоянии
добывать
ф рукты
для
ос та л ьных;
только
о дин
долж ен
бы ть
хоро­
шим
рыболовом,
поскольку
он
способен
снаб жат ь
других
ры бой.
Р аз д еление
труда,
а
в
связи
с
этим
всей
деятельности
человече­
ского
общества
воз мож но
благодаря
языку.
Теперь
нам
над о
рассмотреть
Б,
явление
ре чи
в
нашей
ис т ории.
Это,
разумеется,
та
часть
истории,
которой
мы
в
качестве
исследо­
вателей
языка
гл авны м
образом
за ни мае мся.
В
нашей
работе
мы
наблюдаем
Б;
А
и
В
касаются
нас
только
п отом у,
что
они
находятся
в
связи
с
Б.
Благодаря
физиологии
и
физике
мы
знаем
достаточно
относительно
явления
речи,
чтобы
выделить
в
ней
три
части:
(Б1) Говорящий
—
Дж ил
—
двигает
свои
голосовые
связки
(два маленьких мускула внутри адамова яблока), свою нижнюю
челюсть,
сво й
язы к
и
т.
д.
таким
образом,
чтобы
образовать
в
в оз­
духе
з вук овые
волны.
Эти
д виж ения
г ов оряще го
представляют
184


реакции
на
стимулы
S.
Вместо
того
чтобы
совершать
пра ктиче ские
(выраженные в действии)
реа кц ии
R,
а
именно
отправиться
на
добычу
яблока,
она
производит
эти
звук овы е
движения,
речевую
(или замещающую)
реакцию,
которую
мы
бу дем
об озн ача ть
через
маленькую
букву
г.
В
итоге
Джил
в
каче ств е
г ов оряще го
индивида
может
реагировать
на
стиму л ы
не
одним,
а
двумя
способами:
S---------------------------- >R (практическая реакция)
S---------------------------- *г (ли нг в и стич еск и
за ме ще нная
реакция).
В
рассматриваемом
случае
она
воспользовалась
вторым
спо­
собом.
(Б2) Звуковые волны в воздушном пространстве ротовой поло ­
сти
Джил
вызывают
подобные
же
звук овы е
вол ны
в
окружающем
воздухе.
(БЗ)
Эти
звуковые
во лны
уд а ряют
по
барабанным
перепонкам
Дже ка
и
приводят
их
в
вибрацию,
что
воздействует
на
нервную
систему
Джека:
Дже к
сл ышит
речь.
Это
слышанье
действует
на
Дже ка
как
стимул:
мы
видим,
как
он
бежит
и
срывает
яблоко,
а
затем
вкладывает
его
в
ру ки
Дж ил,
как
бу дто
стимулы
Джил,
со­
стоящие
из
голода
и
яб ло ка,
действуют
на
не го
сам ого .
Наблюда­
тель
с
другой
пл анет ы,
не
знающий,
что
существует
такая
вещь,
как
человеческая
речь,
мо жет
подумать,
что
в
те ле
Джека
скр ы­
ва ется
какой-нибудь
орган
чувств,
который
и
под сказы в ает
ему
—
«Джил голодна и видит там,
наверху,
яблоко».
Короче
го вор я,
Дж ек
как
индивид,
принимающий
участие
в
реч и,
реагирует
на
два
вида
стимулов:
практический
стимул
ти па
S (такой,
как
голод
н
вид
пищи)
и
речевой
(или замещающий)
стимул
—
определенные
вибрации
его
барабанных
перепонок,
что
мы
обозначим
ч ерез
ма­
ленькую
букву
s.
Когда
мы
видим,
что
Джек
что- то
дела ет
(на ­
при ме р,
до ста ет
яб лок о), его действие может вызываться,
как
в
случае
с
живо т ным,
лишь
практическим
стимулом
(чувством го ­
л ода
в
его
желудке
или
видом
яблока), но в такой же мере часто
и
реч ев ым
стимулом.
Его
действия
R могут обусловливаться не
одним,
а
двумя
видами
стимулов:
(практические стимулы) S------------------------------ ^R
(лингвистически замещенные стимулы) s------------------------------ *R
Совершенно
очевидно,
что
связь
между
звуковыми
движениями
Джил
(Б1) и слышаньем Джека (Б З)
подлежит
о чень
незначитель­
ным
видоизменениям,
пос кольку
это
не
больше
как
звуковые
волны,
передаваемые
через
воздух
(Б2).
Передавая
эту
связь
п ос­
редством
пунктирной
линии,
мы
можем
пе редать
два
человеческих
спо соб а
реагирования
на
стимулы
с
помощью
следующих
двух
диаграмм:
безречевая
р еакц ия : S-------------------------- >R
реакция
через
речь: S-------------->г-------------------s------------------- *R
185


Различие
между
дву мя
типами
ясно.
Безречевая
реакция
про­
исхо д ит
у
того
же
инди вида,
у
которого
зарождается
стимул;
ин­
дивид,
у
которого
зарождается
сти мул,
является
единственным,
кто
м ожет
реагировать.
Реакция,
таким
образом,
ограничена
теми
действиями,
на
которые
с пос обен
получающий
стимулы.
В
про тиво­
положность
эт ому
реакция,
переданная
пос ред ств ом
языка,
мо­
жет
бы ть
осуществлена
индивидом,
который
не
получал
пра к ти­
ч еских
стимулов;
индивид,
у
которого
зарождается
стимул,
може т
побудить
другой
индивид
ответить
реакцией,
на
которую
с по собен
эт от
второй
инд ивид ,
но
не
способен
пер вый
(говорящий).
Стрел­
ки
на
наш их
д иаг раммах
указывают
последовательность
событий,
совершающихся
в
пределах
тела
одного
инд ивид а
—
последова­
тельность
событий,
которая,
как
нам
представляется,
обусловли­
вается
особенностями
нервной
системы.
Таким
образом,
безрече­
вая
реакция
мо жет
иметь
место
только
в
тел е,
которое
получает
стимулы.
С
другой
стороны,
в
реакции,
осуществляемой
посредст­
вом
речи,
наличествует
звено,
обозначенное
посредством
пунктир­
ной
линии
и
состоящее
из
зв ук овых
волн:
реакция,
передаваемая
посредством
речи,
может
иметь
место
в
те ле
люб ого
индивида,
слышащего
речь;
возможности
осуществления
ре акци и
к оло сса ль­
но
возрастают,
поскольку
различные
слуш атели
сп особ ны
на
бес­
предельное
многообразие
дей стви й.
Брешь
между
телами
говоряще­
го
и
сл у шающе го
—
разрыв
двух
нервных
систем
—
перекрывается
звуковыми
волнами.
Биологически
существенные
ве щи
о дни
и
те
же
в
обои х
с лу­
чаях
—
в
рече вом
и
в
безречевом
п ро цессе,
а
именно
S (голод
и
вид
пищи )
и
R (движения,
направленные
на
добычу
пищи).
Все
это
практическая
часть
дел а.
Явление
р ечи
s....... г
не
более
как
средство,
которое
делает
возможным
осуществление
Sи/?
в
различных
индивидах.
Нормального
человека
инт ер есует
толь­
ко
S и /?; хотя он пользуется речью и получает от этого зна­
чительные
выг од ы,
он
не
обращает
на
нее
вним ание .
Пр ои знесе ние
или
слышанье
слова
яблоко
не
есть
еще
чей-либо
гол од.
Это ,
как
в
любом
употреблении
речи,
только
способ
получить
помощь
от
своего
спутника.
Но
в
ка честв е
и сследов ател ей
языка
мы
имеем
дело
как
раз
с
речев ы м
явлением
(s....... г ), не имеющим ценности
само
по
себе,
но
служащим
средством
для
достижения
великих
цел ей.
Мы
различаем
язык,
предмет
нашего
изучения,
и
реальные,
или
практические,
явления,
стимулы
и
реакции.
Когда
что- ли бо,
что
кажет ся
неважным,
оказывается
тесно
связанным
с
более
важ­
ным и
вещами,
мы
говорим,
что
оно
имее т
«значение», в частности
оно
«означает»
эти
более
важные
вещи.
Соответственно
мы
гово­
р им,
что
речевое
высказывание,
несущественное
само
по
себе,
важно
потому,
что
оно
обладает
значением:
зна чен ие
состоит
из
важных
вещ ей,
с
которыми
связано
речевое
высказывание
(Б),
и
именно
из
практических
де йств ий
(АиВ).
До
известной
степени
некоторые
животные
реагируют
на
с ти­
мулы
д руг
друга.
Очевидно,
то
чудесное
координирование,
которое
186


мы
наблюдаем
среди
муравьев
и
пчел,
осуществляется
посред­
ством
какой-то
формы
об щени я.
Использование
для
этой
це ли
зву­
ков
достаточно
обычно:
кузнечики,
например,
вызывают
других
ку зне чико в
пос ред ств ом
стрекотания,
производимого
т р ением
но­
ги
по
телу.
Некоторые
животные,
вроде
человека,
и сп ользую т
голос ов ые
звуки.
Пт ицы
производят
зву ко вые
вол ны
посредством
евс тахи ево й
трубы
(syrinx),
пары
красноватых
орг ан ов,
рас ­
по лож ен ных
поверх
лег ких .
Высшие
животные
имею т
гортань
(1а-
rinx) и хрящевидноё образование ( у
че лове ка
оно
называется
адамовым
яблоком)
све рху
д ыхат ельн ого
горла.
Внутри
гортани
—
справа
и
слева
—
расположены
два
му ску ла;
когда
эти
мускулы—
голосовые
связки
—
находятся
в
напряженном
состоянии,
выды­
хаемый
воздух
заставляет
их
вибрировать,
в
результате
чего
возникает
звук.
Этот
звук
мы
назы в аем
голосом.
Человеческая
речь
весьма
значительно
отли ча ет ся
от
сигна­
лоподобных
дей стви й
животных,
есл и
д аже
они
ис пол ьзу ют
го­
лос.
Собаки,
например,
производят
только
два
или
три
вида
зв уков
—
л ай,
ворчание
и
ви зг;
со бака
м ожет
заставить
действо­
в ать
другую
собаку
только
с
помощью
э тих
немногих
сигналов.
Попугаи
способны
производить
большое
количество
разнообраз­
ных
звуков,
но,
по-видимому,
не
реагируют
различным
образом
на
различные
звуки.
Человек
произносит
различные
ви ды
голосо­
вых
звуков
и
использует
это
многообразие:
под
влиянием
опре­
делен ны х
т ипов
стимулов
он
производит
определенные
голосовые
звуки,
и
его
товарищи,
слыша
эти
са мые
звуки,
поступают
соот­
в етству ю щим
образом.
К ороче
го воря ,
в
человеческой
ре чи
раз­
личные
звуки
о б ладают
различным
зн ачен ие м.
Изучать
эту
коор­
д ина цию
определенных
звуков
с
определенными
значениями
—
значит
и зу чать
язык.
Эта
координация
позв оляе т
человеку
общаться
с
большой
яс­
н остью .
Если
мы,
например,
соо бща ем
кому-либо
адр ес
дома ,
ко­
торы й
он
ни
разу
не
видел,
мы
дел аем
нечто,
на
что
не
способ­
но
ни
о дно
животное.
Каждый
инд ивид
не
только
имеет
в
своем
распоряжении
способности
других
инд ив идо в,
но
эта
кооперация
име ет
чрезвычайно
точный
характер.
Объе м
и
ч етко сть
такой
со в­
м естно й
ра боты
ес ть
мерило
успехов
нашей
соц иа льн ой
организа­
ции.
Термин
общество
или
общественная
организация
—
не
мета­
фора.
Человеческая
общественная
гр уппа
действительно
еди ни ца
более
высокого
порядка,
чем
единичное
животное,
точно
так
же
как
многоклеточное
животное
есть
един иц а
более
высокого
поряд­
ка,
чем
единичная
к лет ка.
Единичные
клетки
в
многоклеточном
организме
кооперируют
св ою
деятельность
посредством
такого
при спосо б ления ,
как
нер вная
сист ем а;
и нди вид
в
человеческом
обществе
кооперирует
свою
деятельность
посредством
звуковых
вол н.
Ра зноо браз ие
путей
ре а лиза ции
языка
настолько
очевидно,
что
мы
уп омян ем
только
не мно гие
из
них.
Мы
можем
п ереда вать
сообщение.
Ког да
группа
фермеров
или
торговцев
заявляет
«Мы
187


хот им
построить
мост
через
эту
р ек у», эта новость может про­
следовать
через
городское
собрание,
городское
управление,
бюро
по
делам
до рог,
инженерную
группу,
конструкторский
отдел,
пер е­
ходя
через
множество
инд ивидо в
и
множество
речевых
передач,
пока
в
конце
концов
в
ответ
на
первоначальный
стимул
фер ме­
ров
последует
деятельность
(практическая)
рабочих,
сооружающих
мос т.
Со
способностью
передаваться
тесно
свя з ано
и
другое
ка­
чество
ре чи
—
ее
абстрактность.
Реч евы е
передачи,
находящиеся
между
п р актич ески ми
стимулами
и
пр ак тичес ким и
р еа кц иями,
не
обладают
непосредственным
пр ак тиче ским
эффектом.
В
соответ­
ствии
с
эт им
им
мо жно
придавать
люб ую
форм у
при
условии,
что
они
будут
поняты
правильно
на
заключительном
эт апе
при
пр ак­
тическом
ре а гиро ва нии.
Инженеру,
конструирующему
мост,
нет
надобности
орудовать
реальными
балками
и
перекладинами;
он
манипулирует
только
речевыми
фор мами
(такими,
как
числа
в
вы чи сле н и ях); если он допускает ошибку,
ему
не
надо
разрушать
какой-либо
материал;
ему
следует
только
за мени ть
неправильно
избранную
речевую
ф орму
(например,
неправильное
число)
более
подходящей,
прежде
чем
он
приступит
к
реальному
строи тел ь ств у.
В
это м
заключается
ценно сть
р ечи
с
сам им
собой,
или
мышления.
Детьми
мы
гов ори м
сами
с
со бой
вслух,
но
под
влиянием
попра­
вок
взрослых
мы
вскоре
научаемся
подавлять
производящие
звук
д виж ения
и
заменяем
их
со верш енн о
неслышными:
мы
«думаем
словами».
Польза
мы ш ления
мо жет
быть
проиллюстрирована
про­
цессом
счета .
Наша
способность
определять
количество
без
по­
мо щи
речи
чрезвычайно
ограничена,
как
каждый
может
уб еди ть ся,
бросив
взгляд,
например,
на
книжный
ряд
на
полке.
Сказать,
что
«два комплекта вещей»
имеют
одн о
и
то
же
количество,—
знач ит,
что
есл и
мы
в о зьмем
о дну
вещ ь
из
п ервог о
комплекта
и
по мест им
его
рядом
с
вещью
из
второго
комплекта
и
бу дем
прод ол ж ать
эту
процедуру,
не
употребляя
больше
одного
раза
каждую
вещь,
то
у
нас
не
о стан ется
непарных
вещей
ни
в
одном
из
этих
дву х
ком­
плектов.
Но
мы
не
всегда
в
сост о янии
сделать
это.
Пре дме ты
могут
быть
слишком
тяжелые
для
передвижения,
или
они
могут
на хо дит ься
в
разных
частях
света,
или
они
существуют
в
разные
периоды
времени
(как,
например,
стадо
овец
до
и
п осле
урагана).
Здесь
вступает
язык.
Числа
«один», «два», «три», «четыре»
и
т.
д.
просто
серия
слов,
которые
мы
научились
произносить
в
установ­
ленном
порядке,
как
заместители
вышеописанного
процесса.
Ис­
по льз уя
их,
мы
мож ем
«сосчитать»
любой
комплект
предметов
посредством
установления
между
ним и
и
числовыми
сло вам и
пря­
м ого
соотв ет стви я,
т.
е.
обозначая
словом
один
один
предмет,
сл о­
вом
два
—
другой
предмет,словом
три
—
еще
следующий
предмет
и
т.
д.,
следя
за
тем,
чтобы
каждый
предмет
использовался
тол ько
однажды,
пока
все
предметы
не
будут
исч ер паны .
Допустим,
чт о,
когда
мы
скажем
девятнадцать,
больше
предметов
не
о ст ане тся.
В
соответствии
с
этим
в
любое
вр емя
и
в
л юбом
месте
мы
можем
решить
посредством
простого
повторения
процесса
подсчета
пред­
188


метов
в
новом
комплекте,
им еет
ли
он
такое
же
количество
пред­
мет ов,
как
и
первый
комплект,
или
же
нет.
М атема тик а
—
идеаль­
ное
испо л ьз о вание
языка
—
представляет
с обой
разработку
этого
процесса.
Использование
чисел
—
простейший
и
яснейший
случай
пользы
«говорения с самим собой»,
но
существует
и
множество
других.
Мы
дум аем ,
прежде
чем
де йству е м.
Конкретные
речевые
звуки,
произносимые
л юдьми
под
влия­
нием
опр ед елен ных
стимулов,
различаются
сред и
различных
групп:
человечество
говорит
на
многих
яз ыка х.
Группа
людей,
использующая
одну
и
ту
же
систему
речевых
сигналов,—
это
речевой
коллектив.
Очевидно,
что
ценность
языка
зависит
от
уп от­
ребления
его
людьми
тем
же
самым
образом.
Каждый
ч лен
социаль­
ной
гр уппы
в
определенной
ситуации
должен
произносить
соот­
ветствующие
ре чев ые
звуки,
и,
когда
он
слышит
пр ои зн есение
их
другим
членом
гр уп пы,
он
должен
реагировать
та кже
со о тве тст­
вующим
образом.
Он
должен
говорить
понятно
и
понимать,
что
говорят
др угие .
Это
от но сится
даж е
к
наименее
цивилизованным
об щност ям ;
где
бы
мы
ни
о б нар ужили
челове ка ,
он
владеет
ре чью.
Каждый
ребенок,
родившийся
в
определенной
с оци альн ой
гр уппе ,
пр ио бре тает
речевые
привычки
и
умение
реагировать
на
реч ь
в
первые
годы
своей
жизни.
Это
вне
всяк о го
со мнения
ве ли­
чайший
интеллектуальный
по дв иг,
который
обязан
совершить
каждый
из
н ас.
Точн о
не
известно,
как
ребенок
научается
говорить;
эт от
проц ес с
происходит
приблизительно
сле дующ им
обра зом.
(1) Под влиянием различных стимулов ребенок произносит и
повторяет
голосовые
звуки.
Это,
очевидно,
наследственная
чер ­
та.
Предположим,
что
он
произносит
звук,
который
мы
можем
передать
через
da, хотя,
конечно,
ф акти чески е
дв ижен ия
и
возни­
кающие
в
результате
их
звуки
отл и ч аются
от
тех ,
которые
уп от­
ребляются
в
стандартной
английской
реч и.
Зву ко вые
вибрации
ударяют
по
барабанным
переп онк ам
ребенка,
ког да
он
п ов торяет
движения.
В
результате
возникает
привычка:
ког да
бы
под обны й
зв ук
ни
достигал
его
ушей,
он
будет
делать
те
же
самые
д виже ния
ртом,
пов торяя
звук
da.
Такой
лепет
тренирует
его
в
воспроиз­
ве ден ии
голосовых
зв ук ов,
достигших
его
ушей.
(2) Некое лицо,
например
мать,
произносит
в
присутствии
ребенка
звук,
по хо жий
на
один
из
тех
слогов,
которые
леп ечет
реб ен ок.
Допустим,
она
произносит
doll (кукла) .
Ког да
эти
звуки
достигают
уше й
ре бен ка,
вступает
в
игру
его
привычка
(1)ион
произносит
свой
наиболее
приближающийся
слог
da.
Мы
гово­
р им,
что
он
начи н ает
«подражать».
Взрослые,
видимо,
наблюда­
ют
это
повсюду,
так
как
каждый
язык,
вероятно,
соде ржи т
опр е­
деленные
де тские
слова,
похожие
на
де тско е
л еп етан ие,
—
слова
вроде
мам а,
д ада,
папа:
несомненно,
они
популярны
п ото му,
что
ре бен ок
легко
научается
по вто рять
их.
(3) Мать,
ко не чно,
употребляет
свои
слова
тогда,
когда
на­
л ицо
соответствующий
сти мул .
Она
произносит
doll тогда,
когда
показывает
или
дает
р ебен ку
куклу.
Вид
и
держание
куклы,
189


а
т акже
слышанье
и
произнесение
слова
doll (т .
е.
da) повторяются
совместно
до
тех
пор,
пока
у
ребенка
не
сформируется
новая
при­
вычка:
вид
и
ощущение
куклы
достаточны,
чтобы
заставить
гов о­
ри ть
его
da.
Он
употребляет
теперь
слово.
Для
взрослых
оно
зву­
чит
не
совсем
та к,
как
их
слова,
но
это
только
в
силу
некоторого
несовершенства.
Не
похоже
на
то,
чтобы
дети
сами
из об р етали
слова.
(4) Привычка говорить da при виде куклы дает основание для
возникновения
дальнейших
привычек.
Предположим,
например,
что
де нь
за
дн ем
р ебен ку
да ют
куклу
(и говорят da, da, da) тотчас
пос ле
купания.
Теперь
у
него
появляется
привычка
говорить
da,
da после купания;
это
значит,
что,
если
мать
од наж ды
з абу дет
дат ь
ему
куклу,
он
тем
не
менее
будет
после
купания
кри ча ть
da,
da. «Он
просит
свою
куклу», —
ска жет
м ать
и
будет
права,
по­
скольку
«просьба»
или
«желание»
взрослых
не
более,
как
услож­
не нной
тип
той
же
самой
ситуации.
Теп ерь
ребенок
вступаете
аб­
страктную,
или
смещенную,
речь:
он
называет
вещ ь
даж е
тогда,
когда
она
не
при сутств ует .
(5) Речь ребенка совершенствуется своими результатами .
Ес ли
он
произносит
da, da достаточно хорошо,
его
родители
понимают
его;
иными
сл ов ами
—
они
д ают
ему
кук лу.
Когда
это
происходит,
вид
и
ощущение
куклы
действуют
как
дополнительные
стимулы,
и
ребенок
повторяет
и
совершенствует
свой
успешный
ва риа нт
слова.
С
другой
стороны,
е сли
он
произносит
свои
da, da несовершенно,
т.
е.
с
большими
отклонениями
от
принятой
у
взрослых
формы
doll, тогда его родители не стимулируются к тому,
чтобы
дать
ему
куклу.
Вм есто
того
чтобы
получить
добавочные
ст им улы
от
вида
и
ощущения
куклы,
ребенок
теп ерь
отвлекается
ины ми
стиму­
лами
или
даже,
не
получив
как
обычно
после
купания
куклу,
он
раздражается,
что
вно сит
беспорядок
в
его
нед авние
впечатления.
Короче
гово ря ,
его
более
совершенные
попытки
р ечи
укрепляют­
ся
повторением,
а
его
ошибки
рассеиваются
в
беспорядке.
Этот
процесс
нико гд а
не
останавливается.
На
более
поз дн ей
стадии,
если
он
говорит
Daddy bringed it х,
он
просто
получает
разочаро­
выва ющ ий
ответ
No! You must say «Daddy brought it», но если
он
говорит
Daddy brought it, он скорее всего услышит повторе­
ние
—
Yes, Daddy brought it и получит в ответ практическую реак­
ци ю,
к
которой
стремился.
В
то
же
самое
вр емя
и
посредством
то го
же
самого
процесса
ребенок
научается
сл уша ть.
Когда
ему
дают
куклу,
он
слышит,
как
сам
говорит
da, da, а его мать произносит doll.
Через
некото­
рое
время
слышанье
звука
оказывается
достаточным,
чт обы
заста­
в ить
его
в зять
куклу.
Мать
го во рит : «Помаши папе ручкой»тог да,
когда
ребенок
уже
д елает
это
по
своей
воле
или
ко гда
она
бер ет
1 Искаженная фраза,
означающая
«Папа принес ее» .
В
детском
языке
русского
ре бенка
аналогичным
примером
мож ет
служи ть
фра за : «Он хотит
(вместо « хоче т») есть». (П ри ме ча ни е
составителя.)
190


ру ку
ребенка
и
маше т
ею.
У
ребенка
формируются
привычки
действовать
у ст анов ленным
образом,
когда
он
слышит
речь.
Этот
двоякий
характер
речевых
привычек
стан ов ится
все
более
и
более
объединенным,
поскольку
обе
фаз ы
всегда
происходят
совместно.
Во
всех
с луча ях,
когда
р ебено к
усваивает
св язь
S-+
г
(например,
про из нос ит
doll, когда он видит куклу), он усваивает
также
связь
s
(например,
тя не тся
к
кукле
или
берет
ее
в
рук и,
когда
слышит
слово
doll).
Когда
он
научается
некоторому
коли­
честву
так ого
рода
дв оя ких
комплексов,
он
раз ви вает
привычку
с вязыва ть
один
тип
комплекса
с
друг и м:
как
только
он
научается
произносить
новое
слово,
он
способен
и
реагировать
на
него,
когда
его
произносят
другие,
и
обратно,—
когда
он
научается
реагиро­
в ать
на
новое
слово,
он
обычно
способен
и
произносить
его
при
соответствующей
ситуации.
Последний
переход,
по-видимому,
боле е
тр уд ный;
в
более
поздней
жизни
мы
устанавливаем,
что
индивид
поним а ет
большое
ко л иче ство
р ечев ых
форм ,
которые
редко
или
никогда
не
употребляет
в
своей
р ечи.
Явления,
которые
в
нашей
ди аг рамме
пер ед ают ся
п унк тир ной
л иние й,
абсолютно
ясны .
Голосовые
связки
г ов оряще го,
яз ык,
гу­
бы
и
т.
д.
взаимодействуют
с
выдыхаемым
воздухом
так им
образом,
что
возникают
звуковые
во лны;
эти
вол ны
распространяются
по
воздуху
и
достигают
бараб ан ны х
пер епо нок
слушающего,
которые
начинают
вибрировать.
Но
явления,
которые
мы
передаем
стрел­
кам и,
весьма
неясны.
Мы
не
понимаем
меха ни зма ,
который
за­
ставляет
л юдей
говорить
о пред ел енные
ве щи
в
определенных
си­
туациях,
или
механизм,
заставляющий
поступать
их
со о тветству ю­
щим
образом,
когда
звуковые
во лны
ударяются
о
их
барабанные
пер е понк и.
Очевидно,
эти
механизмы
—
фаз ы
нашег о
общего
оснащения
для
реагирования
на
стимулы,
будь
то
зв ук овые
вол ны
или
чт о-ли бо
другое.
Эти
механизмы
изучаются
в
физиологии
и
ос обен но
в
психологии.
Изучать
их
в
отношении
к
языку
—
зна­
чит
изучать
пс ихо ло гию
речи,
лингвистическую
психологию.
При
разделении
научного
труда
лингвист
имеет
дело
только
с
речевыми
сигналами
(г.. .. .. . s); он не компетентен заниматься проблемами фи­
зиологии
или
психологии.
Выводы
лингвиста,
изу ч ающег о
рече­
вые
сигналы,
будут
тем
более
ценны
для
психолога,
чем
менее
они
иск ажены
предвзятыми
мнениями
относительно
психологии.
Мы
знаем,
что
многие
лингвисты
старшего
поколения
игнорировали
это;
они
пор ти ли
или
извращали
свои
работы,
пытаясь
определять
все
в
терминах
психологических
теорий.
Мы
тем
вернее
избежим
подобных
ошибок,
ес ли
обозрим
некоторые
наиболее
оч е видные
аспекты
пс ихо ло гии
яз ыка.
Механизм,
управляющий
язы к ом,
должен
быть
очень
сложным
и
деликатным.
Есл и
даж е
мы
зн аем
очень
мног ое
о
говорящем
и
о
стимулах,
воздействующих
на
нег о,
мы
тем
не
менее
обы чно
еще
не
в
состоянии
предсказать,
будет
ли
он
говорить
и
что
он
ска­
жет.
Мы
ра сс мотре ли
ис тор ию
с
Джеком
и
Джи л
как
н ечто
известное
на м,
как
ряд
фак то в.
Есл и
бы
мы
присутствовали
при
эт ом,
мы
191


бы ли
бы
не
способны
предсказать,
скажет
ли
что- н и будь
Джил,
когда
она
увидит
яблоко,
а
если
да,
то
что
име нно .
Да же
е сли
мы
знаем,
что
она
попросит
яблоко,
мы
не
сможем
предугадать,
ск ажет
ли
она
«Я голодна», или просто « По жа лу йс та!», или «Я
хо­
чу
яблоко», или «Достань
мне
то
яблоко», или «Мне
хотелось
бы
иметь
яблоко»
и
т.
д.,
—возможности
почти
безграничны.
Это
ве­
ликое
многообразие
привело
к
образованию
двух
теорий
о
чел о­
веческом
пове д е нии,
включая
речь.
Менталистическая
теория,
более
старая
и
все
еще
превали­
рующая
как
в
наро дных
представлениях,
так
и
в
на уч ном
об иход е,
предполагает,
что
многообразие
человеческого
поведения
обус­
ловлива е тся
вмешательством
нек о его
внефизического
ф актора
—
ду ха,
воли
или
разума
(греческое psyche, отсюда термин
психо­
л о гия ), наличествующего в каждом человеческом существе .
Этот
дух
согласно
м е нтали стич еско й
точке
зрения
со вер ше нно
отли­
чен
от
материальных
вещ ей
и
соответственно
под ч иня ется
при­
чинности
ин ого
порядка
или
вооб ще
не
подчиняется
н ик акой
при­
чинности.
Будет
ли
Д жил
говорить
и
какие
сл ова
она
произнесет,
за вис ит,
так им
образом,
от
деятельности
ее
раз ума
или
во ли,
а
так
как
этот
разум
не
сл ед ует
законам
м ате риа льно го
мира,
мы
не
в
состоянии
предугадать
ее
действий.
Материалистическая
(или,
лучше,
механистическая)
теория
предполагает,
что
мног ообр ази е
человеческого
поведения,
в кл ючая
речь,
об ус ловли вае тся
только
тем
фактом,
что
человеческое
т ело
представляет
чрезвычайно
с лож ную
систему.
Человеческие
дей­
ствия
сог лас но
матер и ал ис тическ ой
точке
зрения
—
часть
тех
про­
цессов,
причин
и
следствий,
которые
мы,
например,
наблюдаем
при
изучении
физики
или
х имии.
Впрочем,
человеческое
т ело
на­
столько
сло ж ная
структура,
что
даж е
относительно
п рост ые
изме­
нения ,
такие,
например,
как
па де ние
на
сетчатку
световых
волн,
исходящих
от
красного
яблока,
могут
приве ст и
к
сло жно й
цепи
по­
следовательностей,
и
очень
незначительное
изменение
в
состоянии
тела
может
вызват ь
большие
различия
в
сп осо бе
реагировать
на
световые
волны.
Мы
можем
предусмотреть
де йстви я
индивида
(на­
пример,
за ста вят
ли
его
определенные
стим ул ы
говорить
и
какими
точно
будут
его
слова)
только
в
том
сл уча е,
ес ли
мы
точн о
зна­
ем
структуру
его
тела
в
данны й
момент
или
—
что
то
же
са мое
—
формирование
его
организма
на
более
ранней
ступени
(например,
при
ро жд ении
или
даже
р аньш е)
и
об л адаем
всеми
сведениями
с
ранних
из ме не ниях
его
организма,
вк лючая
каждый
стимул
и
дейст­
вие,
которое
он
произвел
на
организм.
Частью
ч ело веч еск ого
тела,
ответственной
за
это
дели ка тн ое
и
из ме нч ивое
пр испо соб л ение,
является
нервная
сист ема .
Нервная
система
представляет
очень
сложный
уп рав ляющ ий
механизм,
ко то­
рый
при
изменении
в
одн ой
ча сти
те ла
(например,
при
сти мул ах,
воспринятых
глазами)
делает
возможным
изменения
в
других
ча­
стях
тела
(например,
реагирование
посредством
протягивания
ру­
ки
к
яблоку
или
д виже ния
голосовых
связок
и
яз ык а).
Дал ее
ясно,
192


что
нервная
система
и зм еняе тся
по
временам
или
даже
постоянно
во
вр емя
самого
про цесса
управления:
способ
наш его
реагирова­
ния
во
многом
зависит
от
наш его
более
раннего
знакомства
с
те­
ми
же
самы ми
или
с
подо бным и
же
стимулами.
Будет
ли
Джи л
гов орит ь,
зависит
г ла вным
образом
от
того,
люби т
ли
она
ябл оки
и
каково
ее
отношение
к
Джеку.
Мы
з апо м инаем
и
приобретаем
привычки
и
при
этом
поучаемся.
Нер вн ая
система
н апо мин ает
своеобразный
спусковой
механизм:
очень
незначительное
изме­
нение
может
приблизить
огонь
к
огромным
запасам
взрывчатого
вещества.
Если
взять
тот
с лу чай,
который
разбирается
н ами,
то
только
так
мы
можем
объяснить
ф акт,
что
сложные
движения,
ко­
торые
производит
Джек,
чтобы
достать
яб локо,
бы ли
приведены
в
действие
такими
нез нач ит ель ными
из менени ям и,
как
ми нут ное
постукивание
звуковых
волн
по
его
б ар абанн ым
перепонкам.
Деятельность
нервной
си сте мы
нед ост у пна
наблюдению
со
сто­
роны,
а
ч ело век
не
обл ада ет
органами
чувств
(такими,
например,
какими
он
обладает
для
де ятел ьн ости
мускулов
на
его
руке),
с
помо щь ю
которых
он
сам
может
наблюдать,
что
про исх од ит
в
его
нервах.
В
соответствии
с
э тим
психолог
вынужден
прибегать
к
к ос­
ве нным
м ето дам
исследования.
Од ним
из
таких
ме тодов
является
эксперимент.
Психолог
под­
вергает
некоторое
ко л ич ество
людей
воздействию
тщательно
по­
добранных
стимулов
в
простейших
условиях,
а
затем
о писыв ает
их
реагирование.
Обычно
он
так же
просит
подопытных
индивидов
«самонаблюдать», т .
е.
о писывать
с
возможной
полнотой,
что
пр о­
и сход ит
внутри
их,
когда
на
них
воздействуют
стимулы.
Тут
п си хологи
часто
нач инаю т
блуждать
вви ду
отс у тств ия
у
них
линг­
вистических
знаний.
Не пр авильн о,
например,
полагать,
что
язык
помогает
людям
на бл юдать
вещи,
для
которых
они
не
имеют
ор­
га нов
чувств,
по до бных
де ятел ьн ости
их
собственной
н ерв ной
сис ­
те мы.
Единственное
преимущество
способа
описывания
того,
что
происходит
внутри,
заключается
в
том,
что
в
этом
случае
мо жно
с ообщат ь
о
стимулах,
которые
сторонний
наблюдатель
не
может
открыть,—
например,
боль
в
глазах
или
щекотание
в
горле.
Но
и
в
этом
случае
не
сл еду ет
забывать,
что
я зык
—
это
упражнение
и
привычка;
человек
иног да
не
в
сост о янии
оп ис ать
некоторые
ст и­
мулы
просто
потому,
что
его
запас
речевых
привычек
не
распола­
га ет
нео бхо димы ми
фор му л ами.
Часто
с ама
структура
нашего
тела
обусловливает
неправильность
опи саний;
мы
с
точностью
указы­
вае м
врачу
место,
где
чувствуем
боль,
а
он
обнаруживает
по вре ж­
дение
немного
в
сто р оне,
в
месте,
г де,
на
о снов ании
наших
ложных
опис а ний,
его
оп ыт
подсказывает,
должно
бы ть
повреждение.
В
этой
связи
психологи
заблуждаются
н ер едко
потому,
что
нау­
чают
своих
наблюдателей
употреблять
тех н ичес кие
термины
для
неясных
стим у лов,
а
затем
придают
особое
значение
употребле­
нию
наблюдателями
этих
терминов.
Анормальные
ус ло вия,
при
которых
нарушается
ре чь,
по-види-
мому,
отражают
о бщее
расстройство
и
повреждение
и
не
пом ог ают
193


уяснить
конкретный
механизм
языка.
Заикание,
вероятно,
обус­
ло вливае т ся
несовершенной
специализацией
дв ух
полушарий
головного
мозга:
у
н ормальн ог о
говорящего
левое
полушарие
(или,
есл и
чело в ек
левша,
то
правое
полушарие)
ведает
боле е
де­
ликатными
действиями,
в
том
числе
и
речью;
при
заикании
эта
односторонняя
с пе циализ аци я
не
достигает
пол ног о
со вер ш енств а.
Н ечетко е
пр ои зн есение
специфич еск их
звуков
(запинание), если
оно
не
вы зв ано
анатомическими
дефектами
органов
речи,
обуслов­
ливается,
очевидно,
по добн ыми
же
причинами.
Голов н ые
ра ны
или
болезни,
поражающие
мозг,
часто
приводят
к
аф азии ,
расст­
ройству
употребления
р ечи
и
ре аг ирова ния
на
речь.
Генри
Хед,
им ев ший
необыкновенно
богатые
возможности
для
изучения
яв­
ле ния
афазии
у
раненых
со лда т,
различает
четыре
ее
ти па.
Первый
тип
хорошо
реагирует
на
ре чь
др угих
и
в
мене е
острых
случаях
употребляет
правильные
слова
для
соответствующих
объектов,
но
плохо
их
произносит
или
пут ает ;
в
крайних
случаях
больной
с пос обен
сказ ат ь
немногим
больше,
чем
да
или
нет.
Па­
циент
рассказывает
с
трудом: «Я знаю,
это
не
...
правильно
...
произносить
...
я
не
всегда
...
плавильно
это
...
потому
что
я
не
ухватываю
это
...
пять
или
шесть
раз
....
пока
кто-нибудь
не
ска­
жет
за
меня».
В
более
серьезных
случаях
паци ент
на
вопрос
о
его
им ени
от веч ает
Хонус
вместо
«Томас»
и
го во рит
erst вместо first
(первый)
и
end вместо second (второй) .
Второй
тип
функционирует
очень
хорошо
при
простой
р ечи
и
соответствующим
образом
произносит
слова
и
короткие
фразы,
хотя
и
не
с
правильным
их
построением;
он
может
говорить
на
мал о
по нят ном
жаргоне,
хо тя
каждое
слово
достаточно
правильно.
На
вопр ос : Have you played any games? (Играли ли вы в какие-
нибудь
игры ?) —
пациент
о т ве ча е т: Played games, yes, played one,
day-time, garden (Играл игры,
да,
играл
в
одну,
днем
саду).
Мы
ниже
увидим,
что
структура
нормального
языка
заст авл яет
нас
делат ь
различие
между
лексическими
и
грамматическими
привыч­
ками
реч и;
это
нарушено
у
по до бных
па цие нто в.
Третий
тип
функционирует
с
трудом
при
наи мено ва нии
объектов
и
испытывает
затруднения
при
подыскании
правильных
сл ов,
ос о­
б енно
наим ено ван ий
вещей.
Его
произношение
и
конструкции
хо­
ро ши,
но
он
вынужден
употреблять
мно го сло вные
описательные
оборот ы
для
слов,
которые
не
може т
найт и.
Вместо
«ножницы»
па­
цие нт
говорит
«чем режут»; вместо « че рн ый»
он
гов о рит : «люди,
которые
мертвы,—
другие
люд и,
к отор ые
не
мертвы,
имеют
такой
цвет».
Утерян ны е
сло ва
—
по
преимуществу
наим ено ван ия
конк­
ретных
объектов.
Это
состояние
пре дс тавля ется
усилением
тех
трудностей
в
пр ипо ми нании
имен
лю дей
и
обозначений
объектов,
которые
нормальные
лю ди
испытывают
в
состоянии
возбуждения,
усталости
или
при
сосредоточении
внимания
на
иных
вещах.
Четвертый
тип
не
всег да
п ра вильно
реагирует
на
речь
д ру гих;
он
не
испытывает
трудностей
при
произнесении
отдельных
слов,
но
не
в
состоянии
закончить
связной
речи .
Примечательно,
что
эти
194


пациенты
страдают
апраксией;
они
не
могут
найти
св оей
дорог и
и
теряются
уже,
например,
при
перемещении
на
другую
сторону
улицы.
Од ин
пациент
ра сск а зы ва ет: «Мне кажется,
что
я
по ни маю
не
в се,
что
вы
говорите,
и,
кроме
того,
я
заб ы ваю,
что
мне
надо
делать».
Другой
паци ент
го во ри т: «Когда я сижу за столом,
с
труд ом
беру
предмет,
например
кувшин
с
молоком,
ко то рый
мне
ну жен.
Я
не
уз наю
его
сразу...
Я
вижу
все
предметы,
но
я
не
узнаю
их.
Когда
мне
ну жны
соль,
п ерец
или
ложка,
я
мешаюсь
между
ним и».
Расстройство
речи
явс твуе т
из
такого
ответа
пациент а:
«О,
да,
я
различаю
ня ню
и
сест ру
по
их
п лать ям:
сестр а
голубая,
а
няня
—
о!
Я
спутался
—
такое
обычное
платье
сестры,
белое,
голубое...»
Уже
с
1861 г. ,
когда
Брока
по каз ал,
что
по вр ежд ение
третьей
фронтальной
изв илин ы
в
лев ом
полушарии
мозга
сопровождается
афазией,
начал
дискутироваться
вопрос
о
том,
не
является
ли
«центр Брока»
и
др угие
области
ко ры
головного
мозга
специфи­
чес ки ми
центрами
речевой
де ятельно сти .
Хед
обнаружил
опреде­
ленное
соответствие
между
различными
местами
поражения
и
сво­
ими
четырьмя
типами
афазии.
Очевидные
функциональные
ид ент и­
ф ик ации
корковых
областей
всегда
связывались
с
опр е де ле нными
ор ган ами:
поражение
одно й
области
мозга
приводит
к
па ра личу
правой
ноги ,
поражение
другой
области
сопровождается
п отер ей
способности
реагировать
на
стимулы
в
левой
части
сетчатки
и
т.
д.
Итак,
ре чь
—
очень
сложная
де яте льн ос ть,
при
которой
вс як ого
ро­
да
с ти мулы
приводят
к
чре зв ычай но
специфическим
движениям
го рт ани
и
рта;
эти
последние,
к роме
того ,
в
физиологическом
смы­
сле
вовсе
не
являются
«органами речи», так как они и у человека и
у
лишенного
р ечи
животного
с лужат
иным
биологическим
целям.
Соответственно,
многие
повреждения
нервной
с ист емы
взаимосвя­
заны
с
речью
и
определенные
повреждения
связываются
с
опре­
деленными
видами
речевых
трудностей,
но
места
корки
головного
мозга,
конечно,
не
координируются
со
специфическими
социально
важными
чертами
языка,
так ими ,
как
слова
или
син так си с.
Это
с
очевидностью
явствует
из
часто
противоречивых
результатов
по­
исков
различных
видов
«речевых центров».
Можно
ожидать,
что
физиологи
добьются
лучших
результатов,
когда
они
займутся
по­
исками
корреляций
между
частями
коры
головного
мозга
и
специ­
фической
физиологической
деяте льн остью ,
связ а нной
с
речью ,
например,
дви ж ен иями
специфических
м уск улов
или
передачей
ки-
нестезических
стимулов
из
гортани
и
языка.
Ошибочность
поисков
корреляций
между
анатомически
определенными
ча стям и
не рв ной
системы
и
социально
определенной
деятельности
становится
ос о­
бен но
очев и дн ой,
когда
мы
наблюдаем
за
по иск ами
физиологов
«визуального словесного центра», управляющего чтением и писа­
нием:
с
таким
же
успехом
можно
искать
мозговые
центры
для
те­
леграфии,
управления
автомобилем
или
использования
иных
но­
вейших
изобретений.
В
физиологическом
отношении
язык
не
сов о­
купность
функ ци й,
но
состоит
из
большого
количества
разных
195


д ейст вий,
соединение
которых
в
единый
и
высоко
совершенный
комплекс
привычек
возникает
в
ре зу льт ате
повторяющихся
сти ­
мулов
в
первые
г оды
жизни
человека.
Другой
способ
изучения
человеческой
деятельности
носит
ха­
рактер
массовых
наблюдений.
Некоторые
вид ы
деятельности
очен ь
видоизменяются
у
одной
личности,
но
весьма
постоянны
у
б ольш ой
группы
люде й.
Мы
не
в
состоянии
п редск азать ,
женится
ли
данный
именно
в
ближайшие
двенадцать
меся цев
или
кто
определенный
чел ов ек
кончит
са мо уби йст вом
или
попадет
в
тюрьму,
но,
имея
д ело
с
большим
обществом
и
р аспо лаг ая
данными
за
п рошлы е
г оды
(или,
возможно,
и
другими
свед ения м и,
касающимися
экономических
ус л о ви й), статистически можно предугадать коли ­
чество
браков,
само уб ийст в,
приговоров
за
п рест у пления
и
т.
д.,
которые
будут
иметь
место
в
б лижай шем
будущем.
Если
бы
оказа­
лось
возможным
регистрировать
все
ре чевы е
высказывания
в
пределах
крупной
общности,
мы
бы
вне
всяк ого
сомнения
могли
бы
предсказать,
сколько
раз
данное
высказывание
(такое,
напри­
мер,
как
Доброе
у тро,
Д
лю блю
вас
или
Как
много
сегодня
апель ­
синов)
будет
употреблено
в
установленный
срок.
Исслед о вания
по­
добного
род а
мо гли
бы
да ть
нам
много
данных,
в
ос обенн ост и
о
тех
изменениях,
которые
б еспрер ыв но
происходят
в
каждом
языке.
Впрочем,
существует
друг ой
и
более
простой
способ
массового
изучения
человеческой
дея тельнос ти :
изучение
уст ано вивш ихся
(традиционных)
д ейст вий.
Когда
мы
приезжаем
в
чужую
страну,
мы
очень
скоро
озн ак омляе мс я
со
многими
установившимися
мо­
делями
деятельности,
н априм ер
денежными
системами,
сис т емами
мер
и
весов,
дорожными
правилами
(следует ли держаться правой
стороны,
как
в
Америке
и
Гер мании ,
или
лево й,
как
в
Англии
и
Шв е ци и ), хорошими манерами,
часами
еды
и
пр.
П у тешест венник
не
собирает
статистических
данных:
небольшое
количество
наблю­
дений
ус т ана влив ает
уже
о бщее
направление,
к оторо е
подтверж­
дается
и
исправляется
дальнейшим
опытом.
Лингвист
в
этом
от­
ноше н ии
находится
в
более
благоприятном
положении:
нигде
де ятельн ость
группы
л юдей
не
подв ер гаетс я
такой
с трогой
стандар­
тизации,
как
в
языковых
формах.
Бо льш ие
группы
люд ей
со здаю т
св ои
высказывания
из
одн ого
и
того
же
запаса
лексических
форм
и
грамматических
конструкций.
Таким
образом,
лингвист
в
состоянии
описать
ре чев ые
привычки
общества,
не
прибегая
к
статистике.
Нет
надобности
подчеркивать,
что
он
должен
работать
доброс о­
вестно
и,
в
ч астн ост и,
отмечать
все
обнаруженные
формы,
не
облегчать
своей
задачи
апелляцией
к
здравому
смыслу
чита­
тел ей,
не
ори ен ти рова ться
на
структуру
какого-либо
д руго го
языка
или
ту
или
ин ую
психологическую
теори ю ,
а
самое
г лав ное
—
не
подбирать
и
не
п од т асо вывать
факты
в
соответствии
со
своей
точ кой
зрения
на
то,
как
след у ет
говорить.
Помимо
своей
непосред­
ственной
ценности
для
изучения
языка,
подобное
непредубежден­
ное
о писание
является
документом
огро м ной
значимости
для
пс и­
хологии.
Опасность
при
э том
заключается
в
менталистической
196


точ ке
зрения
психологии,
которая
м ожет
заставить
наблюдателя
апеллировать
к
чисто
духовным
ст ан да ртам,
вместо
того
чтобы
опи­
сывать
факты.
Говорить,
например,
что
сочетания
слов,
которые
«чувствуются»
как
сложные
сл ова,
имею т
только
од но
главн ое
ударение
(например, blackbird в противоположность black bird),—
зн ачит
ничего
не
говорить,
так
как
мы
не
располагаем
сп особом
определять,
что
говорящий
«чувствует»; задача наблюдателя за­
ключается
в
установлении
на
о снов ании
ясного
критерия,
а
ес ли
таковой
не
найден,
на
о сно вании
ряда
примеров,
каки е
сочетания
или
ко мб инации
сл ов
п роизн осятся
с
о дним
г лав ным
ударением.
Исследователь,
принявший
материалистическую
гипотезу
в
психо­
логии,
не
подвергается
по добн ым
искушениям.
Мо жно
устано­
вит ь
в
качестве
принципа,
что
в
науках,
зан и маю щи хся,
под об но
лингвистике,
наблюдением
специфических
фо рм
человеческой
дея­
тельности,
исс лед ов ате ль
должен
поступать
таким
образом,
как
е сли
бы
он
придерживался
материалистической
точки
зрения.
Практическая
эффективность
—
о дин
из
самых
сильных
дов од ов
в
пользу
научного
ма тери ализ ма.
Наблюдатель,
дающий
нам
на
о сно вании
массовых
наблюде­
ний
о писа ние
речевых
привычек
общества,
не
способен
р асск аз ать
нам
что-либо
об
изменениях,
происходящих
в
языке
то го
или
ино­
го
общества.
Такие
изменения
мо жно
констатировать
только
по­
средством
чис то
статистического
наб лю де ния
на
протяжении
зна­
чит ел ьно го
периода
времени.
Ввид у
отсутствия
таков ы х
мы
не
знаем
мн ого го,
относящегося
к
лингвистическим
из менения м.
В
этом
отношении,
однако,
лингвис тик а
также
находится
в
бла­
гоприятном
по ло жен ии,
так
как
сравнительный
и
гео гр афи ческ ий
методы
изучения,
опят ь-т аки
посредством
массо во го
на бл юден ия,
снаб жаю т
нас
многим
таки м,
что
можно
надеяться
получить
от
статистики.
Благоприятная
позиция
наш ей
н ауки
в
указанных
отно­
ше ниях
обусловливается
тем
фактом,
что
язык
есть
наиб о лее
про­
ст ая
и
наиболее
фундаментальная
из
всех
фо рм
социальной
(т.
е.
специфически
человеческой)
деятельности.
С
другой
ст о роны,
и зу­
чение
лингвистических
изменений
возможно
благодаря
про стой
случайности
и
им енно
в
силу
существования
п ис ьм енных
памя т­
ников
речи
прошлого.
Стимулы,
выз ыва ю щие
речь,
приводят
и
к
другим
реакциям.
Некоторые
из
них
не
видны
со
стороны;
это
деятельность
мус ­
кулов
и
желез,
которая
не
представляет
непосредственной
значи­
мос ти
для
собеседников.
Другие
представляют
важные
двигательные
р еак ции,
такие,
как
движение
или
перемещение
объектов.
Трет ьи
реакции
видимы,
но
не
являются
непосредственно
сущ ест­
венн ыми;
они
не
изменяют
пространственного
положения
вещей,
но
они
со в местно
с
речью
служат
в
качестве
стимулов
для
слушаю­
щи х.
К
этим
действиям
отн осятся
выражение
лица ,
мим ик а,
тон
голоса
(если только он не связан с характером языка), несуще­
ственное
орудование
какими-нибудь
предметами
и
прежде
всего
жесты.
197


Жес тв сег да
сопровождает
речь;
в
отношении
своего
хар ак­
тера
и
объема
он
об лада ет
индив идуал ьн ым и
разли чи ям и,
нов
зна­
чительной
степени
подчиняется
со циаль ны м
условностям.
Италь­
я нцы
больше
прибегают
к
жесту,
чем
англоязычные
н арод ы;
в
нашем
обществе
люди
привилегированных
кла ссов
прибегают
к
же сту
р еже.
В
известной
мере
индивидуальные
жесты
традицион­
ны
и
в
разных
обществах
подвергаются
изменениям.
Когда
мы
п ро­
щально
маш ем
рукой,
мы
держим
ее
открытой
ладонью,
а
неапо­
литанцы
при
эт ом
обращают
обратную
сторону
лад о ни.
Больш ин ст во
жестов
не
выходит
за
пределы
ясного
указания
и
обрисовки
предмета.
Американские
индейцы
равнинных
и
ле с­
ных
племен
сопровождают
повествование
ненав я зч ивы ми
жеста­
ми
—
чуждыми
для
нас,
но
вместе
с
тем
вполне
по нят ны ми.
Даж е
когда
жесты
носят
симв олич еск ий
характер,
они
не
выходят
да­
л еко
за
пределы
очевидного,
как,
напр имер,
при
указывании
назад,
за
плечи,
при
обозначении
прошедшего
времени.
Не которы е
общ н ости
обладают
языком
жестов,
употребляе­
мым
в
соответствующих
условиях
вместо
ре чи.
Такой
язык
жестов
н абл юда ется
среди
низших
классов
неаполитанцев,
у
монахов-
траппистов
(дающих обет молчания), среди индейцев наших за­
падных
равнин
(где племена с различными языками встречаются
для
торговых
и
во е нных
переговоров)
и
у
глухонемых.
Со вер ш енно
очевидно,
что
эти
язы ки
жестов
представляют
простое
ра з витие
об ычн ых
жестов
и
что
любой
самый
сложный
и
не
тотчас
понятный
же ст
основывается
на
пра вилах
обычной
речи.
Даже
т акой
очевидный
сим во л,
как
указание
назад
для
обо ­
зна че ния
прошлого
вр ем ени,
обусловливается,
вероятно,
линг ви­
стической
привычкой
употреблять
о дно
и
то
же
слово
для
«сзади»
и
«в прошлом» .
Каково
бы
ни
б ыло
их
происхождение,
же ст
так
долго
игра л
второстепенную
рол ь
при
доминирующем
положении
языка,
что
он
утерял
все
следы
самостоятельности.
Рассказы
о
народах,
чей
язык
настолько
несовершенен,
что
он
долж ен
в ос­
полняться
жестами,—
чистые
мифы.
Несомненно,
что
производство
живо тн ыми
голосовых
звуков,
из
которых
развился
язык,
имеют
своим
основанием
реагирующие
д виже ния
(например,
сжатие
д иа­
фрагмы
и
сужение
г ортан и ), которые иногда сопровождались зву­
ко м.
Но
бесспорно,
что
в
дальнейшем
развитии
язык
всегда
шел
впереди
жеста.
В
том
случае,
если
жест
оставляет
сле ды
на
каком-нибудь
предмете,
мы
вступаем
в
об л асть
мет
и
рисунков.
Этот
вид
реак­
ции
имеет
то
преимущество,
что
он
оставляет
пос т оян ную
мету,
которая
повторно
м ожет
сл ужит ь
с ти мулом
даже
после
некото­
рог о
пери од а
времени
и
может
бы ть
перенесена
на
значительное
расстояние,
чтобы
и
там
оказывать
стимулирующее
д ей ствие.
Не­
со мненн о,
именно
по
это й
причине
некоторые
народы
приписывают
рис у нку
магическую
сил у,
вне
зав исим о сти
от
его
эстетической
ценно сти.
В
некоторых
частях
мира
рисунок
развился
в
письмо.
Мы
не
198


будем
вхо д ить
в
п од робно сти
этого
пр оц есса.
Зде сь
важно
толь­
ко
отм ети ть,
что
вычерчивание
на
предметах
заняло
под ч иненно е
по
отношению
к
языку
по ло жени е:
вырисовывание
о преде ленных
лини й
в
качестве
поясняющих
или
замещающих
элементов
стало
неотделимо
от
произнесения
конкретных
лингвистических
форм.
Искусство
передачи
о пред елен ных
речевых
ф орм
посредст­
вом
конкретных
видимых
знаков
зна чи тельн о
увеличило
эффек­
тивно с ть
использования
языка.
Пр о изн есен ное
голо сом
слышно
на
сравнительно
коротком
ра ссто ян ии
и
произносится
раз
или
д ва.
А
письменное
сообщение
можно
переслать
в
л юбое
место
и
сохра­
ни ть
на
любое
время.
Одновременно
мы
можем
больше
вещей
ви­
дет ь,
чем
слышать,
и
мы
лучше
управляемся
с
в идим ыми
вещами:
ка ртам и,
д иа г раммами,
письменными
вычислениями
и
прочи м и
приспособлениями,
которые
позволяют
нам
иметь
дело
с
очень
сложными
явлениями.
Ре че вые
стимулы
далеких
от
нас
людей
и
о со бенно
у шед ших
с
прошлым
доступны
нам
только
чер ез
посред­
ств о
письма.
Это
позволяет
накоплять
знания.
Ч ело век
науки
(но
не
всегда
любитель)
обозревает
ре зу льт аты
прежних
исследовате­
лей
и
прилагает
свои
усилия
к
той
точке,
где
они
прервали
с вою
работу.
Вме сто
того
чтобы
всякий
раз
начинать
с
нач ала,
нау ка
все
более
накапливает
знания
и
убы с тряет
св ой
б ег.
Говорят,
что
по
мере
того,
как
мы
собираем
все
больше
и
больше
сведений
о
ре чевы х
реакциях
очень
одаренных
и
чрезвычайно
специализи­
ро ва нных
лиц,
мы
приближаемся
в
ка честв е
идеального
п ред ела
к
такому
состоянию,
когда
все
сведения
о
событиях
во
вселенной
—
в
прошлом,
настоящем
и
б удущем
—
мо жно
будет
свести
(в сим­
в оли ческ ой
форме,
доступной
каждому
читателю)
до
размеров
одной
библиотеки.
Не
удивительно,
что
изобретение
печати,
раз­
множающей
письменное
сообщение
в
любом
количестве
экземпля­
ро в,
произвело
в
нашем
обр азе
жизни
ре в ол юцию,
которая
прохо­
ди ла
на
протяжении
ряда
столетий
и
все
еще
п родолж ае т
свое
по бедное
шествие.
З десь
нет
надобности
распространяться
о
значении
других
средств
зап иси ,
передачи
и
размножения
речи,
вроде
телеграфа,
телефона,
фонографа
и
радио.
Польза,
например,
беспроволочно­
го
телеграфа
при
кораб л ек руше нии
со вер ш енно
очевидна.
Все ,
что
увеличивает
жиз неспо соб но сть
языка,
всегда
имеет
хотя
и
косвенное,
но
все
расширяющееся
воздействие.
Да же
тот
акт
речи,
который
не
вызывает
немедленной
и
сов ерш енно
опреде­
ле нной
отв е тной
реакции,
может
изменить
предрасположение
человека
в
отношении
последующих
реакций:
кр аси вая
поэма,
на­
пример,
может
сделать
его
более
чувствительным
к
дальнейшим
стимулам.
Общая
утонченность
и
интенсификация
человеческих
ре­
акций
не
может
обойтись
без
языкового
участия.
Образование
или
культура
(каким бы словом ни обозначить это явление)
зави­
сят
от
пов торе ни й
и
письменной
фи кс ации
огромного
количества
ре чев ых
актов.
199


РЯД
ПО СТ УЛАТ ОВ
ДЛЯ
НАУКИ
О
ЯЗЫКЕ1
1.
ВВЕДЕНИЕ
Метод
постулатов
(т.
е.
гипо т ез
и
аксиом)
и
определений
принят
в
математике;
что
касается
других
наук,
то
чем
сложнее
их
пред­
мет,
тем
реж е
они
обращаются
к
это му
м ет оду,
п ос кольку
при
нем
каждый
опи сате льны й
или
исторический
ф акт
стан овит ся
предметом
нового
постулата.
Тем
не
менее
ме тод
п остул атов
может
способствовать
изу че­
нию
языка,
так
как
он
заставляет
нас
формулировать
все
наш и
ут ве ржд ения
с
бо ль шой
ясностью,
дав ать
определения
нашим
терминам
и
устанавливать,
каки е
ве щи
существуют
независимо
и
каки е
взаимосвязаны.
Посредством
проверки
и
формулирования
наших
(молчаливо
п одраз умев аю щи хся)
гипотез
и
определения
(часто оставшихся
неопределенными)
терминов
мо жно
избежать
ряда
ошибок
или
же
исправить
их
2.
Метод
постулатов
сбере га ет
нам
также
ди скусси и ,
поскольку
он
ограничивает
наши
утверждения
определенными
те р мина ми,
в
частности
он
спасает
нас
от
психологических
диспутов’.
Дискуссии
об
о сно вах
нашей
науки
состоят,
по-видимому,
на
одну
по ло вину
из
очевидных
трюизмов
и
на
другую
—
из
мет афиз ик и;
это
харак­
те рно
для
предметов,
не
я вляющих ся
в
действительности
частями
той
или
ино й
специальной
области:
их
следует
устранять,
указы­
вая
на
то,
что
данные
пон яти я
от но сятся
к
компетенции
других
наук.
Таки м
образом,
психологическое
и
ак устиче ское
оп исание
акто в
речи
относится
не
к
нашей
науке,
а
к
иным
на у кам.
Су­
ществование
и
взаимоотношение
социальных
гр упп,
объеди­
1L.
В
1ооmfiе1d,A set ofpostulatesforthescience oflanguage,
«Language», vol. II, No 3 (1926).
Статья
приводится
с
сокращениями.
2 Примеры многочисленны .
Боп п
считал
бесспорным,
что
ф ор моо браз ую­
щие
элементы
индоевропейских
языков
когда-то
были
самостоятельными
сло­
вами;
это
ненужное
и
нео пр ав данно е
предположение.
П осле дн ими
следами
этой
ошибки
яв ляется
пр ед пол оже ние,
что
индоевропейские
сложные
сло ва
исторически
возникли
из
слово соч ета ни й
(см.,
например,
Бругм ан а ).
В
послед­
нее
время
выдв игае тс я
теория,
что
некоторые
формы
в
меньшей
ст епени
на де­
лен ы
значением
и
потому
скорее
под ве ргаю тся
фонетическим
изменениям
(Horn, Sprachkorper und Sprachfunktion, Berlin, 1921).
Я
не
знаю
удовлет­
ворительных
опр ед ел ений
терминов
«значение»
и
«фонетическое изменение»,
к о торые
сп осо б ство вали
бы
утверждению
эт ой
теории.
Весь
диспут
о
регуляр­
ности
фонетических
законов,
ныне
не
менее
оживленный,
чем
пятьдесят
лет
назад,
в
основе
своей
есть
просто
терминологический
во пр ос.
3 Следует вспомнить трудности и неясности в произведениях Гумбольд­
та,
Ш тейнтал я
и
в
психологических
дис пут ах
Пауля,
Вундта,
Дел ьбр юк а.
С
нашей
то чки
зрен и я,
этот
последний
ош иб аетс я,
отрицая
ценность
дескрип­
тивных
да нн ых,
но
прав,
утверждая,
что
для
лингвиста
безразлично,
в
ка кую
си стем у
психологии
в ер ить.
Споры
о
природе
нашей
науки
носят
в
основном
нел ингвист иче ский
харак т ер.
200


нен ных
язы ко м,
обусловливается
психологией
и
антропологией
Психология,
в
ч астн ости ,
дает
нам
следующую
серию:
на
определенный
стимул
(А)
инд ивид
реагирует
ре чью;
его
речь
(Б)
в
св ою
очередь
сти мул и рует
его
с луш ат елей
к
определенной
реак­
ции
(В) .
На
основе
социальной
привычки,
которую
каждый
ин ди­
вид
в
детстве
приобретает
от
своих
р од ит елей,
А—Б—В
тесно
свя­
заны.
В
пределах
этого
комплекса
стимул
(А), вызывающий акт
речи,
и
р еакц ии
(В), возникающие в результате его,
более
тесно
связаны,
так
как
каждый
инд ив ид
действует
нерасчлененно
и
как
говорящий
и
как
слушающий.
Поэтому,
не
вдаваясь
в
д линны е
дискуссии,
мы
впр аве
говорить
о
голосовых
признаках,
или
звуках,
(Б)
и
о
речевых
признаках
стимулов
и
реакций
(А—В).
2.
ФОРМА
И
ЗНАЧЕНИЕ
1.
Определение.
Акт
ре чи
есть
высказывание.
2.
Гипотеза
1.
В
пределах
определенных
об щнос тей
по сле
довательный
ряд
высказываний
полностью
или
частично
сходен.
Бедствующий
чуж ес тран ец
говорит
у
двери
I am hungry (Я
голоден).
Ребенок,
к отор ый
сыт
и
только
не
хочет,
чтобы
его
отпра­
вил и
в
постель,
говорит
I am hungry (Я голоден).
Л ингвис т ика
рассматривает
только
те
голосовые
признаки,
которые
то жд ест­
в енны
в
выс к а зыва ниях,
и
только
те
признаки
стимулов
и
реак­
ций,
к отор ые
также
тождественны
в
двух
высказываниях.
Так,
Книга
и нт ересн ая
и
Уберите
книгу
частично
тождественны
(книга).
За
пределами
нашей
науки
эти
тождества
только
отно­
сительны;
в
ее
пределах
они
абсолютны.
В
исторической
линг ­
вистике
эти
функции
только
частично
устранены.
3.
Определение.
Каждая
подобная
об щн ость
есть
ре чевая
общ­
ность.
4.
Определение.
Совокупность
высказываний,
которые
мо гут
быть
произнесены
в
речевой
общности,
ест ь
яз ык
данной
речевой
общности.
Мы
должны
уме ть
предугадывать,
откуда
следует,
что
слова
«могут быть произнесены».
Мы
устанавливаем,
что
при
опреде­
ленных
стимулах
француз
(или говорящий на языке зулу и т .
д.)
скажет
то-то
и
то -то,
а
другой
француз
(или знающий зулу и т .
д.)
бу дет
реагировать
соответственно
речи
первого.
Ко гда
в
распоря­
же нии
им еется
хо ро ший
инфо рма то р
или
когда
дело
идет
о
языке
самого
исследователя,
предугадывание
просто;
в
других
сл у чаях
оно
п ред ста вляет
наибольшие
трудности
для
дескриптивной
линг ­
вистики.
5.
Определение.
То,
что
сходно,
называется
то жд ест вен ным.
То,
что
не
сходно,
—
различно.
Это
позволяет
нам
употреблять
эти
слова
бе зотн оси тельн о
к
внелингвистическим
оттенкам
звука
и
значения.
1 В англо- аме р ика нской
научной
тр ад иции
в
ант ро пол огию
включаются
также
этнография
и
доисторическая
археология.
(Примечание составителя .}
201


6. О пределе ние .
Голосовые
признаки,
общ ие
тождественным
или
частично
тождественным
высказываниям,
суть
формы,
соответ­
ствующие
признаки
стимулов
и
реакций
суть
значения.
Таким
образом,
форма
—
это
повторяющийся
голос ов ой
приз­
нак,
им еющ ий
значение,
а
значение
—
повторяющийся
признак
ст иму ла
и
реакции,
соответствующий
определенной
форме.
7.
Гипотеза
2.
Каждое
высказывание
полностью
образуется
формами.
3.
МО РФЕМА ,
СЛОВО,
СЛО ВО СОЧ ЕТА НИЕ
8.
Оп реде ле ние.
Минимальный
X—
это
X, который не состоит
полностью
из
м еньш их
X.
Так,
ес ли
X1 состоит из Х2Х’ Х\
тогда
X1 не есть минимальный
X.
Но
если
X1 состоит из Х2 Х’А,
или
из
Х2 А,
или
из
А‘ А2, или
•нерасчленим,
тог да
X* есть минимальный X.
9.
Минимальная
форма
ест ь
морфема;
ее
зн ачени е
сос та вл яет
се мему.
Так им
образом,
морфема
—
это
пов тор яю ща яся
(наделенная
зн аче ни ем)
форма,
которая
не
м ожет
б ыть
в
свою
очередь
р ас­
члененной
на
меньшие
повторяющиеся
(наделенные значением)
формы.
Отс юда
сл еду ет,
что
каждое
нер асчл еним о е
слово,
или
формант,
ест ь
морфема.
10.
Оп реде ле ние.
Форма,
которая
мож ет
бы ть
вы ск азыв анием,
с вобо дна.
Форма,
которая
не
свободна,—
с вязан а.
Так , book, the man (книга,
человек)
—
свободные
формы;
-ing
в
writing (- ан ие
в
писание), -ег
в
writer (-а те ль
в
пис ате ль)
—
с вя­
занные
формы,
причем
последняя
отличается
по
з нач ению
от
св о­
бо дной
формы
err (ошибаться) .
11.
Определение.
Минимальная
свободная
фо рма
ес ть
слово.
Слово,
таким
образом,
есть
форма,
кот орая
может
произно­
ситься
отде льн о
(совместно со значением),
но
которую
нельзя
расчленить
на
час ти,
способные
употребляться
в
высказывании
отдельно
(но совместно со значением).
Так,
слово
quick нельзя
расчленить;
но
слово
quickly можно расчленить на quick и
-1 у,
при
э том
п ослед нюю
часть
нельзя
употреблять
отдельно;
слово
wri­
ter (писатель)
можно
расчленить
на
write и
-ег
(пис-
и
-атель), но
п ослед нюю
часть
также
нельзя
употреблять
отдельно
(слово err
в
силу
на личия
отличного
значения
представляет
ину ю
ф орму );
слово
blackbird (черный дрозд)
можно
расчленить
на
black (чер­
н ы й), bird (птица)
и
сл овесно е
уд арен ие
-,
причем
последнее
не
может
употребляться
отдельно
(т.
е.
оно
о тл ич ается
по
з нач ению
и
по
фор ме
от
словосочетания
black bird «черная птица»).
12.
Опр еделе ние .
Неминимальная
свободная
форма
есть
слово­
сочетание.
Например: thebook(книга)
или
the man beats the dog (чело ­
век
бьет
собаку);нонеbookon(книгуна), как в laythebookon
the table (положите книгу на стол), так как это бессмысленно,
а
следовательно,
и
не
образует
форму.
202


13.
Определение.
Связанная
форма,
составляющая
часть
слова,
есть
форм ан т.
Формант
м ожет
бы ть
сложным,
как
гл агол ьные
окончания
в
латинском
-abat, -abant, -abit, -abunt и т .
д.,
или
минимальным
(а следовательно,
м орф емо й), как окончание третьего лица в ла­
тинском
-t.
14.
Гипотеза
3. Формы языка ограничены в отношении количе­
ств а.
5.
ФОНЕМЫ
15.
Гипотеза
4.
Ра зл ичные
мо р фемы
могут
б ыть
одинаковы
или
частично
одинаковы
в
отношении
голосовых
пр изна к ов.
Т ак, book: table [b]; stay: west [st]; -er (имя деятеля): -er (срав­
нит .
степ.).
Эта
гипотеза
п ред полаг а ет,
что
значения
различны.
16.
Определение.
Минимальное
тождество
голосовых
призна­
ков
есть
фонема,
или
отлич ите ль н ый
звук.
Например,
английский
[b, s, t], обычное английское словесное
у дарение,
китайские
ти пы
тона.
17.
Гипотеза
5. Количество различных фонем в языке является
небольшой
частью
кол и честв а
форм.
18. Гипотеза 6. Каждая форма полностью образуется фонемами.
Обе
эти
гипотезы
—
эмпирические
факты
для
всех
ныне
наб­
людаемых
языков
и
за
пределами
нашей
науки
представляют
обя­
зательные
теоретические
предпосылки.
Такие
вещи,
как
«неболь ­
шое
ра з личие
зв ука », не существуют в языке.
Лингвисты,
верую­
щие
в
то,
что
определенные
формы
п реп ятс твуют
фонетическим
из ме нения м,
ф акт ич ески
отвергают
эти
гипотезы,
хотя,
насколько
я
понимаю,
без
них
мы
не
можем
раб отать.
Морфемы
языка
можно
ра счлен ит ь,
таким
образом,
на
неболь­
шое
количество
лишенных
значения
фонем.
С
другой
стороны,
се­
мемы,
находящиеся
в
прямом
соответствии
с
морф е мами ,
нельзя
дальше
разлагать
лингвистическими
методами.
В
силу
п ар алле­
лизма
формы
и
значения
лингвисты,
несомненно,
им енно
поэтому
избирают
форму
в
ка честве
основы
классификации.
19. Гипотеза 7.
Количество
фонемных
порядков
в
морфемах
и
словах
языка
является
частью
количества
возможных
порядков.
20.
Определение.
Порядки,
которые
фактически
наблюдаются,
суть
звуковые
модели
языка.
Например,
начало
английского
с лова
st-,
но
никогда
ts.
21.
Определение.
Ра зл ичные
формы,
одинаковые
в
отношении
фонем,
су ть
омонимы.
6.
КОН СТРУКЦИ И,
катег ории,
части
речи
22.
Гипотеза
8.
Различные
не м инима ль ные
формы
могут
быть
сх о дными
или
частично
сходными
в
отношении
порядка
составля-
■ щих форм и признаков стимулов и реакций,
соответствующих
тому
порядку.
203


Порядок
может
бы ть
последовательный,
одновременный
(ударе ­
ние
и
высота
тона
с
другими
ф он ема ми ), замещающий (ф ра нцуз ­
ско е
аи
(о)
для
а
(1е)
и
т.
д.
23.
Опр еделе ние.
Такого
рода
повторяющиеся
тождества
по­
рядков
с уть
ко нст рукц ии ', соответствующие признаки стимула и
реакции
сут ь
значения
конструкций.
Это
расширяет
употребление
термина
значение.
24.
Опре деле ние.
Конструкция
формантов
в
слове
есть
морфо­
логическая
конструкция.
Так ,
book-s, ох-еп
им еют
кон струк ци ю
форманта
плюс
фор­
м ант
и
значение
«объект в числе» .
25.
Оп ределе ние .
Конструкция
свободных
ф орм
(и словосоче­
тательных
формантов)
в
словосочетании
есть
синтаксическая
ко н­
струкция.
Так , Richard saw John (Ричард увидел Джона), The man is
beating the dog (Человек бьет собаку)
обнаруживают
конструкцию
свободных
ф орм
п люс
свободные
формы,
п люс
значение
свободных
форм
«деятель,
направляющий
де йстви е
на
цель».
26.
Оп реде ле ние.
Максимальный
X—
это
X, который не яв­
ляется
частью
большего
X.
27.
О пределе ние .
Максимальная
конструкция
в
любом
выска­
зы ва нии
ест ь
предложение.
Таким
образом,
предложение
ест ь
конструкция,
которая
в
дан­
ном
высказывании
не
яв ляет ся
частью
большей
конструкции.
Каждое
высказывание,
сле дов ате льн о,
с ос тоит
из
одн ого
или
не­
с кол ьких
предложений,
и
даже
такие
высказывания,
как
латин­
ско е
pluit, английское Fire! (Огонь!) или Ouch! (Ах!), представляют
предложения.
28.
Гипотеза
9. Количество конструкций в языке является не ­
большой
частью
количества
форм.
29.
Определение.
К аждая
из
е д иниц,
подчиненных
определен­
ному
порядку,
ест ь
по зици я.
Так,
ан гл ийс кая
конструкция
форманта
п люс
з нач ение
фор­
манта
«объект в числе»
им еет
две
позиции,
а
конструкция
св о­
бодной
формы
п люс
свободная
форма,
п люс
зн ачени е
с воб одной
формы
«деятель,
направляющий
де йств ие
на
цель»
им еет
три
позиции.
30.
Гипотеза
10.
Каждая
позиция
в
конструкции
может
бы ть
за полне на
определенными
формами.
Так ,
в
английской
конструкции
форманта
п люс
значение
ф ор­
манта
«объект в числе»
первая
позиция
может
б ыть
з апо лнена
только
определенными
формантами
(именные основы), а вторая
—
только
определенными
другими
формантами
(аффиксы числа,
ка к,
например,
зна к
множественного
числа
- s).
Ав
английской
конст­
рукции
свободной
фо рмы
п люс
свободная
форма,
плюс
з нач ение
свободной
формы
«деятель,
направляющий
де йств ие
на
цел ь»
п ер­
вая
и
третья
по з иции
могут
быть
заполнены
только
определен­
ным и
свободными
фо рма ми
(выражения объекта)
и
третья
—
только
204


определенными
другими
свободными
фо рма ми
(выражения финит­
ных
глагольных
форм).
Эта
гипотеза
им еет
и
обратное
значение
и
устанавливает,
что
данная
форма
функционирует
только
в
оп ре­
деленных
позициях
о пред ел енных
конструкций.
Так ,
а нгл ийс кие
им енные
основы
могут
употребляться
только
в
первой
по зи ции
конструкции
«объект в числе», во второй позиции конструкции
формантов
плюс
формантное
значение
«объект,
име ющий
та кой
о бъект » (long-nose) и в определенных позициях некоторых других
определенных
кон струкц ий .
То чно
так
же
объектное
выражение,
как
John, the man (Джон,
чел о ве к), может употребляться в пер­
вой
позиции
кон ст рукц ии
«деятель,
направляющий
действие
на
ц ел ь», или в третьей,
или
же
в
определенных
позициях
некоторых
других
о пред ел енных
конструкций.
31. Определение.
Зна ч ение
по зиц ии
есть
функциональное значение.
Иными
словами,
значение
конструкции
можно
разделить
на
части,
по
одному
на
каждую
часть;
эти
части
и
составляют
функ­
циональные
значения.
Более
кон кре тн о,
но
менее
полезно
м ожно
ск аз ать
так:
значение,
об щее
вс ем
формам,
способным
запол­
нить
данн ую
по зи цию,
когда
они
уп отре бля ются
в
эт ой
позиции,
е сть
функциональное
значение.
Так,
в
английской
кон ст рукц ии
«объект в числе»
первая
позиция
им еет
функциональное
зн ачен ие
«объект»,
ил и,
точнее
гов оря ,
все
фор ма нты
(именные основы),
которые
могут
выступать
в
эт ой
по з иции,
имеют
общее
функцио­
нальное
значение
«объект», когда они выступают в этой позиции.
А
в
анг лийск о й
конструкции
едеятель,
направляющий
действие
на
цель»
первая
позиция
им еет
функциональное
значение
«дея­
те ль»,
ил и,
точнее
го вор я,
все
свободные
ф ормы
(объектные
выражения,
как
имена,
именные
словосочетания,
местоимения
и
п р .), которые способны выступать в этой позиции,
им еют
об щее
функциональное
значение
«деятель», когда они выступают в этой
позиции.
В
э той
же
кон стр укц ии
третья
позиция
им еет
значение
«цель», или,
точнее
го вор я,
все
свободные
фо рмы
(в основном такие
же,
как
и
вы шеу пом я нут ые), которые могут выступать в этой пози ­
ции,
имеют
об щее
значение
«цель», когда они выступают в этой
по зиции.
32.
Определение.
Позиции,
в
которых
выступает
форма,
ес ть
ее
ф ун кции.
Так,
слово
John (Джон)
и
словосочетание
the man (человек)
имеют
фу нк ции
—
«деятель», «цель», «именная часть сказуемого»,
«слово,
вводимое
п ред логом »
и
т.
д.
33.
Определение.
Все
формы,
имеющие
те
же
функции,
обра­
зуют
формальный
класс.
При ме ры
английских
формальных
классов:
именные
основы,
аффиксы
числа,
объектные
вы ра жен ия,
финит ные
гл аг оль ные
выражения.
34.
Определение.
Функциональные
значения,
в
которых
вы­
ст упаю т
формы
формального
кл асса,
обра зуют
значение
класса.
Т ак,
значения,
наличествующие
во
всех
функциях
формальных
205


классов
английских
объектных
выражений,
а
име нно
«деятель»,
«цель»
и
т.
д.,
совместно
обра зуют
значение
кл асса
этих
ф орм,
которое
можно
суммировать
как
«исчисленный объект»
или
объединить
под
именем
«объектного выражения» .
35.
Опр еделе ние .
Функциональные
значения
и
значения
класса
составляют
категории
языка.
Так,
вышеприведенные
пр име ры
д ают
нам
возможность
уста­
новить
следующие
категории
английского
языка:
объект,
число,
деятель,
действие,
цель;
из
зн ачен ий
класса:
объект,
число,
исчис­
ленный
объект
(объектное выражение),
предикативное
действие
(финитное глагольное выражение) .
36.
Ес ли
фо рм аль ный
класс
содержит
относительно
м ало
фо рм,
зна ч ения
этих
форм
можно
на з вать
подкатегориями.
Так ,
ан гл ий ская
категория
чи сла
содержит
только
два
зна­
ч ения
—
нео пред ел енно е
единственное
число
(egg) и множествен­
ное
Чис ло
(eggs).
В
соответствии
с
эт им
мы
можем
говорить
о
п од­
категориях
единственного
и
множественного
числа;
это
удобно
дела ть
тогда,
когда,
как
и
в
э том
случае,
подкатегории
играют
оп­
ред ел енну ю
роль
в
чередовании
(альтернации)
с
другими
формами.
37.
О пред ел ение.
Формальный
класс
с лов
ест ь
класс
с лов.
38.
Оп ределе ние .
Максимальные
кл ассы
сл ов
языка
сут ь
части
речи
данного
языка.
7.
АЛЬТЕРНАЦИИ
(ЧЕРЕДОВАНИЯ)
39.
Г ипот еза
11.
Фонема
может
в
конструкции
че редов атьс я
с
другой
фонемой,
ориентируясь
на
соседние
фонемы,
напр им ер
в
санскрите
я влен ие
са ндх и : tat pacati, tad bharati.
40.
Опр еделе ние .
Такое
чередование
есть
фонетическая
альтер­
нация.
41.
Гипотеза
12.
Форма
может
в
кон с трукц ии
чередоваться
с
другой
формой
согласно
сопутствующим
ф орма м.
Например,
в
английском
аффиксы
м нож еств енног о
числа:
book-s [s], boy-s [z], ox-en, f-ee-t .
Или
глаголы: He skates, They
skate соответственно числу деятеля .
42.
О пределе ние .
Такое
чередование
есть
формальная
аль те р­
нация.
43.
Гипотеза
13.
Отс ут стви е
звука
может
выступать
в
каче­
ст ве
фонетического,
или
формального,
альтернанта.
44.
Оп реде ле ние.
Такой
альтернант
является
нулевым
эле мен ­
т ом.
Установление
нулевых
элементов
н еоб ходи мо
для
санскрита,
для
праиндоевропейского
языка
и,
возможно,
пр име нимо
и
для
английского
(ед.
число
book с нулевым аффиксом в противопостав­
лении
с
book-s; ср .
т акже
f-oo-t: f-ee -t).
45.
О пределе ние .
Если
формальная
альтернация
определяется
фонемами
сопутствующих
форм,
это
автоматическая
аль те р­
нация.
206


Т ак,
альтернация
[-s, -z, -ez] при правильном образовании
множественного
чи сла
у
а нглийс к их
существительных
яв ляетс я
автоматической,
поскольку
она
оп ред еляется
конечными
фонема­
ми
им енно й
основы.
Это
я вле ние
отл и чается
от
фонетической
а ль­
тернации,
так
как
не
каждое
[s] в английском языке подвергается
так ой
альтернации,
но
только
(четыре)
мо р фемы
этой
формы.
То ч­
но
так
же
в
санскрите
tat pacati: tan nayatu, так как альтернация
имеет
мес то
только
в
окончании
слова
(в противоположность,
на­
прим е р, ratnam).
Фонетические
альт ерна ци и
и
автоматические
формальные
аль­
тернации
языка
делают
возможным
классификацию
фонем,
ко­
торой
мог ут
оказать
помощь
звуковые
модели.
Так ,
правильные
английские
суффиксы
мн ожест вен ног о
чи сла
допускают
классифи­
кацию
тех
английских
фонем
(их большинство), которые
появ­
л яются
в
конце
именной
основы,
на
класс
1) сибилянтов и 2) неси -
билянтов.
Обычная
фонетика
не
способна
и дти
да лее
этого;
фо не­
тика,
которая
иде т
дал ее,
либо
покоится
на
личном
у мени и,
либо—
нау ка
для
л аб оратории .
46.
Определение.
Классификация
фонем,
основывающаяся
на
звуковых
мод елях,
фонетических
альтернациях
и
автоматиче­
с ких
фо рм аль ных
альтернациях
языка,
есть
фонетическая
мод ель.
Относительно
звуковых
моделей
и
фонетической
мод ели
см.
Сепир
«Язык»
и
Б одуэн
де
К уртен е
«Versuch einer Theorie phone-
tischer Altemationen» (Strassburg, 1895) x.
47.
Определение.
Если
формальная
а льте р нация
определяется
иным
образом,
это
грамматическая
альтернация.
Например,
английский
суффикс
множественного
чи сла
-еп
в
о х- en, чередующийся с вышеописанным правильным суффик ­
со м;
глагольные
формы
в
he skates: they skate.
48.
Оп ре дел ение.
Если
сопутствующие
формы,
определяющие
оди н
грамматический
ва риа нт,
доминируют
в
количественном
от­
ношении,
этот
вариант
называется
правильным,
другие
же
—
неправильными.
Так ,
-еп
ес ть
неправильный
суффикс
множественного
числа.
49.
Определение.
Ес ли
в
конструкции
все
составляющие
формы
неправильны,
то
вся
форма
является
супплетивной.
Если
go рассматривать как основу глагола,
то
тогда
прошед­
шее
время
went является супплетивным образованием.
При
эт их
условиях
better в качестве сравнительной степени от good не будет
с уппл ет ивным
образованием,
п оско льку
окончание
-ег
яв ляетс я
правильным;
охватывающее
все
подобные
ф ормы
определение
мо­
жет
бы ть
сделано
только
в
пределах
английской
(или индоевро ­
пейской)
грамматики,
после
того
как
определены
для
этого
язы ка
«основа»
и
«аффикс».
1 Чрезвычайно важная и интересная работа Бодуэна де Куртене «О п ыт
теории
фонетической
альтернации»
до
нас тоящ его
времени
не
пе реве ден а
на
русс ки й
я зык
и
остается
неизвестной
широкому
читательскому
кругу.
(При ­
мечание
составителя.)
207


50.
Все,
что
имеет
значение,
ес ть
глоссема.
Значение
глоссемы
е сть
ноэма.
Так им
образом,
термин
«глоссема»
в кл ючает: 1) формы, 2) кон ­
ст р у кци и, 3) нулевые элементы.
Перечисленные
выше
гипотезы
и
определения,
очевидно,
упростят
о пред ел ение
грамматических
явлений
любого
языка,
как
его
мо р фоло гии
(аффиксация,
р еду пликац ия,
структура), так и
синтаксиса
(согласование,
упр а вление ,
п ор ядок
слов), хотя я не
мо гу
утверждать,
что
любое
из
п одоб ного
рода
дальнейших
оп­
ределений
будет
пригодно
для
в сех
языков.
Другие
понятия,
такие,
как
субъект,
предикат,
глагол,
имя,
применимы
только
к
некото­
рым
языкам
и
должны
определяться
для
каждого
в
отдельности,
ес ли
только
мы
не
предпочтем
создать
новые
термины
для
не­
сходных
явлений.


3.
С.
ХЭРРИС
МЕТ ОД
В
СТРУКТУРАЛЬНОЙ
ЛИНГВИСТИКЕ1
(РАЗДЕЛ: «МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ»)
Вводные
замечания.
Прежде
чем
пр ис ту пить
к
изложению
процедуры
ана лиз а,
мы
должны
установить,
какого
рода
анализ
возможен
в
д еск ри пт ивной
лингвистике.
Реч ь
м ожно
и зу чать
как
чел ов ечес кое
поведение,
о писыв ать
физиологические
процессы,
происходящие
при
артикуляции,
или
к ульту рн ую
и
общественную
ситуацию,
в
ко торой
осуществляется
речь,
звуковые
во лны,
воз ­
никающие
при
речевой
деятел ь но с ти,
или
звуковые
впечатления,
получаемые
слушателями.
Но
мы
можем
также
ст реми ться
опре­
делить
регулярности
при
описании
каждого
из
названных
ви дов
явлений.
Таки е
регулярности
мог ут
состоять
из
корреляций
м еж­
ду
различными
видами
явлений
(например,
словарная
корреля­
ция
между
звуковой
последовательностью
и
социальной
ситуацией
или
зн аче н ием ), или же они могут отмечать повторяемость «т ожд ес т ­
венных»
час тей
в
пределах
каждого
из
видов
явлений.
Можно
отмечать
п ов тор яе мость
смыкания
губ
в
процессе
чьей-либо
ре чи
или
повторяемость
различных
комбинаций
и
последовательностей
артикуляционных
движений.
Данные
дес кр ипт ивно й
лингвистики
возможно
извлекать
из
отдельных
указанных
особ ен нос тей
и
проявлений
поведения
или
из
их
совокупности
пос редс тв ом
наб­
людения
над
арти куляц ион н ы ми
движениями
говорящего,
анали­
зир уя
возникающие
звуковые
волны,
или
же
с
помощью
опи сания
т ого,
что
слушающий
(в данном случае лингвист)
слыш ит.
В
пер­
вом
случае
мы
будем
иметь
дел о
с
видоизменениями
воздушного
потока
в
дыхательной
деятельности
говорящего;
во
втором
с лу­
чае—со
сложными
волновыми
формами
и
в
третьем
—с
покоя­
щимися
на
восприятии
отождествлениями
послед о ватель ност и
звуков.
Дескриптивная
лингвистика
зан и мается
не
о дним
оп ре­
д елен ным
описанием
указанных
видов
поведения,
а
явлениями,
общими
для
них
все х;
но,
например,
повторяемость
или
изменения
воздушных
волн,
на
которые
человеческое
ухо
не
реагирует,
не
от­
носятся
к
лингвистике.
Критерий
относимости:
пор я док
расположения
(дистрибуция).
Дескриптивная
лингвистика
(в терминологическом смысле)
е сть
осо­
1 Z. S. Harris, Method in Structural Linguistics, Chicago, 1951.
8В.
А.
Звегинцев
209


бая
об лас ть
исследования,
имеющего
дело
не
с
речевой
деятельно­
стью
в
целом,
нос
регулярностями
определенных
признаков
речи.
Эти
регулярности
заключаются
в
дистрибуционных
отношениях
признаков
исследуемой
речи,
т.
е.
повторяемости
эти х
признаков
относительно
друг
друга
в
пределах
высказываний.
Разумеется,
возможно
изучение
различных
отношений
между
ч астя ми
или
признаками
речи,
например
тождества
(или другие отношения)
в
звуках
или
в
значениях
или
генетические
отношения
в
и ст ории
языка.
Гл авно й
целью
исследования
в
дескриптивной
лингвистике,
а
вместе
с
тем
и
единственное
отношение,
которое
будет
р ас сматр и­
ваться
в
настоящей
работе,
е сть
отношение
порядка
ра сп олож е­
ния
(дистрибуция)
или
распределения
(аранжировка)
в
процессе
ре­
чи
отдельных
ее
частей
или
признаков
относительно
друг
друга.
Таким
обра зом,
настоящая
работа
ограничивается
вопросами
порядка
ра с полож ени я,
т.
е.
и зучает
свободу
повторяемости
ча­
с тей
высказывания
относительно
д руг
друга.
Все
т ерм ины
и
оп ре­
деления
следует
соотносить
с
этим
критерием.
Например,
если
фо­
нологическое
выражение
речи
описывается
тем
или
иным
образом,
это
не
зн ачит ,
что
в
случае
ассо ц иац ии
конкретного
звука
X с фоне­
мой
Y мы должны ассоциировать фонему Y
с
первоначальным
к он­
кретным
зв уком
X.
Под об ное
прямое
соответствие
о зна чает
тольк о
то,
что
есл и
конкретный
зв ук
X в данной позиции ассоциируется
с
фо нем ой
Y (или передается символом У), то,
и мея
перед
собой
фонему
Y, мы будем ассоциировать с ней в указанной позиции зву­
ки
X', X", которые способны заместить первоначальное X (т.
е.
обладают
та ким
же
порядком
расположения,
как
и
X).
В
ук аза н­
ной
по з иции
символ
Y употребляется для любого звука,
способ­
но го
заменить
X,X' и т.
д.
Е ди нственн ой
су щест венно й
предпосылкой
для
данной
дисцип­
л ины
является
ограничение
дистрибуции
как
критерия,
с
помощью
которого
устанавливается
относимость
я влен ия
к
о б ласти
ис­
следования.
Конкретные
ме тод ы,
о писанны е
в
э той
книге,
не
яв­
ляются
исчерпывающими.
Они
предлагаются
в
к ач естве
о бщей
процедуры
дистрибуционного
анализа,
применимого
к
лингвисти­
ческому
материалу.
Выбор
определенной
процедуры,
и сп ользуе ­
мой
в
настоящей
работе
для
детального
анализа,
впрочем,
обуслов­
ливается
конкретным
язы ко м,
откуда
черпаются
примеры.
Анализ
других
языков,
несомненно,
потребует
обсуждения
и
выработки
доп олни те льн ых
технических
приемов.
Д аже
и
те
м ет оды,
ко­
торые
подробно
обсуждаются
в
настоящей
книге,
могут
потребо­
в ать
многочисленных
дополнений.
Б олее
того,
все
построение
ос­
новной
п роце дуры ,
изложенное
ниже,
может
бы ть
снабжено
ино й
схемой
операций,
сохраняя
при
этом
свою
относимость
к
дескрип­
тивной
лингвистике.
Это
по ло жение
сохраняется
до
тех
п ор,
по ка
новые
операции
им еют
по
преимуществу
д ело
с
дистрибуцией
пр из­
наков
ре чи
относительно
д руг
друга
в
пределах
высказывания
и
п ока
такой
подход
сохраняется
в
ясности
и
строгости.
Под обн ого
рода
иные
схемы
операций
всегда
м ожно
с ра внить
с
процедурой,
210


из ло же нной
здесь,
и
результаты
первых
всегда
м ожно
согласовать
с
результатами
последней.
Схе ма
процедуры.
Вся
схема
описываемой
ниже
процедуры,
начинающейся
с
сырого
речевого
материала
и
заканчивающейся
определением
грамматической
структуры,
покоится
на
двояком
применении
д вух
главных
пр инцип ов:
установлении
элементов
и
определении
дистрибуции
этих
элементов
относительно
дру г
друга.
Сначала
устанавливаются
дифференциальные
фонологические
эл е­
менты
и
исследуются
отношения
между
ними.
Затем
определяются
морфологические
элемен т ы
и
исслед ую т ся
отношения
между
ними.
Между
применением
эт их
пр инцип ов
к
фонологии
и
к
морфоло­
гии
сущ ест вует
ряд
различий.
Они
обусловливаются
разл и чием
ма­
териала
\ а также тем фактом,
что
когда
операции
повторяются
применительно
к
морфологии,
они
осуществляются
над
материа­
лом ,
сведенным
уже
к
определенным
эл емент ам
а.
Тем
не
менее
две
параллельные
схемы
в
основном
идентичны
по
своему
типу
и
последовательности
операций.
И
в
фон ол оги че ском
и
в
морфологическом
анализе
лингвист
первоначально
им еет
де ло
с
установлением
релевантных
(различи ­
тельных)
элементов.
Бы ть
рел евант ным
—
это
зн ач ит,
что
эти
эл е­
менты
должны
быть
установлены
на
основе
порядка
сво его
распо­
ложения
(дистрибуционный базис): х и у включаются в тот же са­
мый
эл емен т
Л,
если
дистрибуция
х,
соотносительная
с
другими
элементами
В,
С
и
т.
д.,
является
в
известном
смысле
подобной
дистрибуции
у.
Поскольку
это
предполагает,
что
другие
элемен­
ты
В,
С
и
т.
д.
устанавливаются
в
то
же
время,
когда
происходит
и
определение
Я,
то
эта
операция
может
быть
осуществлена
без
привнесения
той
или
ин ой
произвольности
только
одновременно
для
всех
элементов.
В
этом
случае
элементы
оп ред еляю тся
соот­
носительно
д руг
с
друг ом
и
на
основе
дистрибуционных
отноше­
ний
между
ними 3.
1 Например,
тот
факт,
что
во
все х
описанных
языках
существует
гор азд о
больше
д иффе рен ци аль ных
морфологических
э лемен то в,
чем
дифференциаль­
ных
фонологических
элементов.
2 Примером этого является факт,
что
морфологические
элементы
нельзя
определять
з а ново,
но
только
на
основе
ограничений
дистрибуции
фо ноло ­
гических
элементов.
8 Здесь могут возникнуть возражения против того,
что
при
определении
элементов
принимается
во
внимание
также
и
значение,
поскольку,
напр им ер,
при
появлении
звуков
(или звуковых элементов)
х
и
у
в
идентичном
окружении
они
соотносятся
с
различными
фонемами,
ес ли
образование,
со дер жащ ее
их,
составляет
различные
мор фем ы
(например, [1] и [ г]
в
окружении
[-ayf],
life, rife). Од нак о эт о р аз л ич ие life и rife на основе значения есть различие,
ко­
торое
д елают
л ингв исты ,
слепые
к
дистрибуционным
ра з личи ям.
В
пр инципе
значение
с лед ует
привлекать
только
для
определения
то го,
что
яв ляется
по­
вторением.
Если
мы
знаем,
что
life и rife не полностью повторяют друг друга,
мы
уст анови м,
что
они
различаются
и
по
дистрибуции
(аотсюда—ипо «зна­
чени ю»).
Можно
пр едпо л ож ить,
что
лю бые
две
морфемы
А
и
В,
имею щие
р азные
значения,
различаются
тем
или
иным
образом
и
в
отношении
дистрибу­
ц ии:
сущ ест вую т
окружения,
в
ко т орых
од на
употребляется,
а
другая
нет.
О тсюда
следует,
что
фонемы
или
з вуко вые
элементы,
встречающиеся
в
А,
8*
211


В
высшей
степени
важно,
чтобы
эти
элеме н ты
определялись
соотносительно
с
другими
элементами
и
с
учетом
взаимоотноше­
ний
между
н ими
всеми.
Лингвист
не
должен
налагать
на
язык
ту
или
и ную
абсолютную
шкалу
—
например,
ус т ана влива ть
в
ка­
честве
элементов
наикратчайшие
звуки,
или
наиболее
частые
звуки,
или
же
звуки,
обладающие
определенными
арти кул яци онн ы ми
или
ак ус тиче скими
характеристиками.
Напротив
того,
как
это
буд ет
по­
казано
ниже,
ему
сле дуе т
устанавливать
группу
элементов
(срав ­
нив ая
каждый
из
них
с
другими)
так им
образом,
чтобы
име ть
воз­
можность
наипр о стейш им
образом
ассоциировать
любой
отрезок
реч и
с
системой,
состав л енн ой
из
ее
элементов
\
И
в
фонологическом
и
в
морфологическом
анализе
лингвист
иссл еду ет
дистрибуционные
отношения
элементов.
Эту
за дачу
мож­
но
упростить,
если
проводить
о пера цию
последовательным
поряд­
ко м,
в
виде
описанной
здесь
процедуры.
В
тех
случаях,
когда
про­
цедура
представляется
более
слож н ой,
чем
обыч ный
интуитивный
метод
(часто основывающийся на критерии значения)
получения
тех
же
результатов,
пр име не ние
более
сложной
процедуры
оправ­
дывается
сооб раж ени ями
систематичности
2.
Таким
образом,
оказывается,
что
два
параллельных
ана ли за
приводят
к
двум
при нци пам
дескриптивного
определения,
образу­
ющих
фонологическую
систему
и
морфологическую
систему.
Каждый
пр инцип
оп редел е ния
состоит
из
соо тн осит ель но
опре­
деленных
(или рассматриваемых как модели)
элеме нт ов
плюс
систематизированная
спецификация
порядка
расположения,
в
ко­
тором
они
в стр ечают ся.
В
нас то ящей
книге
дается
ряд
таких
специ­
фикаций,
составленных
посредством
определения
новой
группы
но
не
в
В,
различаются
по
дистрибуции
в
извест ной
мере
от
те х,
кот оры е
встре­
чаются
в
В,
но
не
в
А.
Более
существенное
возражение
против
дистрибуционной
ба зы
покоится
на
возможности
различения
элементов
на
основе
фи зич еск их
(в частности,
акустических)
измерений.
Но,
вп ро чем,
и
в
этом
случае
различение
буде т
относительным:
сами
по
себе
абсолютные
изм ер ения
определяют
не
р аз­
личные
элементы,
но
скорее
разл ич ия
изм ерен ий .
1 Факт,
что
опр е дел ение
элементов
я вля ется
соотносительным
с
друг ими
эле мен т ами
языка,
означает,
что
все
подобные
определения
следует
провод ит ь
нез ависим о
для
каждого
языка.
Перечисление
эл емен то в,
отношений
меж ду
н ими
и
их
характеристика
применимы
толь ко
к
тому
языку,
для
которого
они
сд ела ны.
Исследовательские
методы
лингвиста
могут
б ыть
в
общих
чертах
то ж­
дественными
для
многих
языков,
но
определения,
к от орые
вы тек ают
из
его
работы,
применимы
в
каждом
от дельн ом
случае
л ишь
к
конкретному
яз ыку.
2 Следует отметить,
что
дистр ибу цио нная
процедура
способна
на
боль­
шее,
чем
может
д ать
обращение
к
критерию
значения
или
чему- либо
подоб­
н ому.
Дистрибуционная
процедура,
буд учи
у стано в ленно й,
позволяет
без
о со­
бых
тру дн остей
осуществлять
определение
таких
по гра нич ных
слу ча ев,
кот о­
рые
с
помощью
критерия
значения
нельзя
определить
или
которые
допускают
противоречивое
толкование.
Так,
дистрибуционный
способ
б олее
г ромозд ок
при
определении
того,
следует
ли
член и ть
boiling на boil+ing (подобно talk­
ing) или же boy+ling (подобно princeling).
Но
дистрибуционный
способ
вме ­
сте
с
тем
способен
установить,
следует
ли
sight членить на see +t, a flight на
flee+l (подобно portray и portrait) с такой же точностью,
как
и
в
случае
с
boiling.
А
кр итер ий
значения
не
может
б ыть
решающим
для
этих
форм.
212


элементов
из
предшествующей
на
основе
дистрибуционных
отно­
ш ений
эт их
предшествующих
эл емент о в.
Впрочем,
для
осн ов
дескриптивного
метода
не
су щест венно ,
каким
образом
выра­
жаются
определения.
Вместо
того
чтобы
опр е де лять
нову ю
гру ппу
элементов
в
терминах
ст арой ,
так
что
дистрибуционные
ха ра кте­
ристики
старых
элементов
вкл ю чаю тся
в
определение
новых,
мы
можем
сохранять
стары е
элементы
и
только
пе ре чис лять
ди ст­
рибуционные
определения
(элемент х встречается рядом с у толь­
ко
в
окружении
z).
Важно
только,
чтобы
определение
элементов
и
у ста нов ление
отношений
между
ними
основывалось
на
ди стр и­
буции
и
был о
ясным,
последовательным
и
у до бным
для
пользова­
н ия.
Требования
свыше
п ереч исл ен ных
относятся
уже
к
иным
дескриптивным
целям,
которые
и
обусловливают
характер
их
фо р­
мулирования
и
другие
качес тва
Диа л ект,
или
ст иль.
Об ласть ю
исследования
для
дескриптив­
ной
лингвистики
является
единичный
язык,
или
диалект.
Это
исследование
может
проводиться
для
речи
кон кре тног о
ли­
ца
или
для
ко лл ек тива
иде нт ич ных
в
языковом
отношении
лиц
в
хронологически
определенное
вре мя.
Если
даж е
ди алект
или
язык
слегка
видоизменяются
со
временем
или
в
связи
с
заменой
инфор­
маторов,
они
принципиально
считаются
постоянными
на
протяже­
нии
всего
исследования,
так
что
получаемая
в
итоге
сист ем а
эле­
ментов
и
определений
относится
к
данному
конкретному
диалекту.
В
большинстве
сл учаев
это
не
со зда ет
н икак их
проблем,
поскольку
речь
отдельного
ли ца
или
целого
коллектива
обнаруживает
диа л ек­
та льн ое
постоянство;
мы
можем
определять
д иал ект
просто
как
речь
данного
коллектива.
Одн ако
в
других
случа ях
мы
можем
иметь
дело
с
от де льны ми
лицами
или
коллективами,
употребля­
ющими
различные
форм ы,
которые
несоотносимы
друг
с
другом.
В
этом
случае
мы
можем
следовать
несколькими
п утя ми.
Мы
мо­
жем
упрямо
придерживаться
первого
опре дел ен ия
и
установить
систему,
соответствующую
в сем
лингвистическим
эл емент ам
в
речи
отдельного
лица
или
коллектива.
Или
мы
можем
отобра ть
та кие
отрезки
речи,
которые
можно
описать
в
виде
относительно
простой
и
по след оват ел ьно й
системы,
а
прочие
отрез ки
ре чи
об ъя вить
образцами
д руго го
диал ект а.
Это
обычно
делают
на
основе
знаний
различных
диалектов
других
ко лле кт ивов.
Материал,
который
р ассма тр ив ается
как
несоотносимый
с
данным
диалектом,
может
состоять
из
от рыв очных
сло в,
употребляемых
для
придания
своей
р ечи
иностранного
облика
(например,
употребление
говорящими
1 Для основ дескриптивного метода поэтому не важно,
обра з ов ана
ли
си стема
конкретного
языка
на
основе
наименьшего
кол ич ес тва
элементов
(т.
е.
фонем)
или
н аимен ь шего
количества
их
определений,
или
же
исходит
из
наи­
большей
компактности
и
т.
д.
Разные
формулировки
различаются
не
в
л инг­
вистическом,
а
в
л оги че ском
отношении.
Они
различаются
не
по
своей
об ос­
н ованност и,
а
по
своей
по лезн ост и
для
тех
или
иных
целей
(преподавания
языка,
опис ания
его
структуры
для
сравнения
с
ген ети ческ и
близкими
язы­
ками).
213


по-английски
role, raison d’etre), или из целых высказываний и бе­
седы,
как
в
ре чи
билингвов
(двуязычных индивидуумов).
В
противоположность
диал ект у
в
речи
существуют
различия,
которые
не
о стаю тся
постоянными
на
протяжении
дескриптивного
исследования.
В
отношении
мн огих
языков
можно
показать,
что
имеются
различия
в
стиле
или
характере
речи,
в
отн ошен ии
кото­
рых
высказывания
или
даже
значительные
о тр езки
свя зн ой
р ечи
пр оя вляют
большую
последовательность
х.
Т ак,
мы
едва
ли
сможем
об нару жит ь
высказывание,
содержащее
как
форму
good morning,
так
и
форм у
good mornin’ или good evenin’, точно так же как и
a brighty вместе с sagacious.
Эти
различия
о бычно
нос ят
дистрибу­
ционный
характер,
поскольку
формы
различных
стилей,
как
пр а­
вило,
не
соседствуют
дру г
с
д руг ом.
Во
мно гих
случаях
раз личи я
между
дву мя
системами
стилистических
фор м
(при которых члены
одн ой
системы
не
уп отре бл яютс я
рядом
с
членами
другой
сист ем ы)
оказывают
вл иян ие
только
на
некоторые
ча сти
дескриптивной
сис ­
те мы.
Например,
от чет ли вая
стилистическая
сист ема
может
вклю­
чать
конкретные
члены
морфологического
класса
и
соде ржа ть
оп­
ределенные
т ипы
последовательности
морфем.
Подобные
явл ени я
незначительно
о тл ич аются
от
диалектных
различий,
кот оры е
во
многих
случ аях
также
ограничиваются
опр е де ле нными
ч ас тями
де скри пти вн ой
системы,
а
остальные
ее
части
о казы в аются
иден­
тичными
для
обоих
диалектов.
Так
же
как
и
в
случае
с
различными
диалектами,
различные
стили
тоже
можно
отмечать
в
п ис ьме,
распространяя
соответству­
ющую
помету
на
весь
материал,
специфический
для
данного
стиля.
Ввиду
большой
степени
структуральной
тождественности
различ­
ных
сти лей
в
пределах
ди алек та
стилистические
пометы
обычно
используются
как
дополнительные
характеристики
—
в
пределах
высказывания
структурно
тождественного
в
других
отношениях.
Так,
в
с тил и стиче ски
контрастных
выражениях
be seein’ уа и be
seeing you высказывания тождественны,
за
исключением
одн ого
стилистического
различия.
Поскольку
seein’ не встречается перед
you, a seeing перед уа,
мы
можем
установить
одну
стилистическую
помету,
которая
будет
характеризовать
все
высказывание
и
у ка­
зывать
на
различия
меж ду
seeing you и seein’ уа .
Хо тя
стилистические
различия
мо жно
описывать
средствами
дескриптивной
лингвистики,
их
точный
анализ
тре бует
такого
детального
изучения,
что
о ни,
как
пр а вило,
не
принимаются
в
р ас­
чет
2.
Нижеописываемая
процедура
не
будет
учитывать
стилисти­
1 Эти стили можно соотнести с различными культурными и обществен ­
ны ми
сит у ация ми.
В
дополнение
к
приводимым
здесь
примерам,
граничащим
с
различиями
со циал ьн ых
диа лек то в,
мы
можем
привести
стили,
хар акт ери зу ю­
щие
конкретное
лицо
или
со циал ьну ю
группу
(например,
стил ь
девушек-под­
р ос тков), стили,
характерные
для
определенного
типа
общественных
отн оше ­
ний
(например,
почтительные
обращения
и
пр .).
2 Следует при этом учитывать,
что
выводы ,
основанные
на
стилистиче­
ских
оп реде лен ия х,
обычно
менее
т очны,
чем
выводы,
основанные
на
опреде­
лениях,
относящихся
к
д иале ктным
явлениям.
214


ческих
различий,
но
допускает,
что
все
стили
в
пределах
диалек­
та
могут
бы ть
описаны
в
общи х
чер тах
на
основе
единой
структур­
ной
системы.
Высказывание,
или
связная
ре чь.
Областью
исследования
для
каждого
положения
в
дескриптивном
ана лизе
я вляе тся
единичное
и
законченное
высказывание
на
данном
языке.
Исследования
в
дескриптивной
лингвистике
обы чно
проводят­
ся
применительно
к
любому
ко л иче ству
закон чен ны х
вы сказ ы ва­
ний.
Мн огие
из
выводов
полностью
применимы
к
законченным
высказываниям.
Да же
когда
проводится
изучение
кон кретн ы х
взаимоотношений
между
фоне мными
и
м ор фемным и
классами,
кон­
струкция,
в
пред ел ах
которой
вст реч ают ся
эти
взаимоотношения,
в
конечном
счете
относится
к
их
по з иции
в
составе
высказывания.
Это
обусловливается
тем
обстоятельством,
что
большинство
данных
состоит
(посредством определения)
из
законченных
высказы­
ваний,
в клю чая
более
длинные
отрезки,
которые
мо жно
истолко­
вывать
как
последовательности
законченных
высказываний.
Когда
мы
р ассмат рив аем
элем ент ,
который
представляет
часть
полного
высказывания
(say, the, [d], или fair, или!у
в
Fairly good, thanks),
мы
отм еча ем
его
отношение
к
высказыванию,
в
котором
он
засвиде­
тельствован.
С
другой
стороны,
от резки
более
длинные,
чем
одн о
высказы­
вание,
обычно
не
р ассмат ри ва ются
в
современной
дескриптивной
лингвистике.
Высказывания,
с
которыми
работает
лингвист,
часто
переходят
в
более
длинную
с вяз ную
речь,
включающую
одн ого
го­
ворящего
(как в текстах,
записанных
со
слов
информанта)
или
несколько
говорящих
(как в диалоге).
Впрочем,
лингвист
одн ов ре­
мен но
обычно
рассматривает
взаимоотношения
элементов
только
в
пред ел ах
одного
высказывания.
Это
и
об еспеч ивает
возможность
о писани я
материала,
так
как
взаимоотношения
элементов
в
пре­
делах
каждого
высказывания
(или типа высказывания)
уже
уста­
новлены
и
каждый
более
длинный
отре зок
ре чи
допустимо
описы­
ват ь
как
последовательность
высказываний,
т.
е.
п ос лед ова тель­
ность
элементов,
им еющ их
установленные
взаимоотношения.
Это
ограничение
означает,
что
относительно
взаимоотношений
между
законченными
высказываниями
в
п ре делах
с вяз ной
речи
почти
ничего
не
говорится.
Но
в
большинстве,
а
возможно
и
во
вс ех
языках
существует
специфическая
последовательность
типов
выска­
зыв ан ия
в
пределах
с вя зной
речи.
Это
мо жно
обнаружить
в
ре чи
одного
инд ивид уу ма
(ср .
первые
и
последние
предложения
какой-
либо
л ек ции)
и
в
беседе
нескольких
лиц
(особенно при обмене та­
к ими
фиксированными
выражениями,
как
How аге you? Fine; how
аге
you?).
Поскольку
все
это
яв ляетс я
дистрибуционными
огра­
нич е ниями
высказываний
в
отношении
др уг
к
другу
в
пределах
связной
речи ,
они
могут
изучаться
методами
дескриптивной
линг­
вис т ики.
Объ ем
материала
и
ан али ти чес кой
работы,
потребный
для
такого
изучения,
будет,
одн ако,
значительно
большим,
не­
ж ели
т от,
к отор ый
необходим
для
установления
отношений
215


элементов
в
п ре делах
е д инично го
высказывания.
По
этим
сообра ж е­
ни ям
современная
практика
остановилась
на
единичном
высказы­
вании
и
описанная
ниже
п роце дура
не
преступает
этих
г р аниц.
Состав,
или
модель.
Исследование
по
дескриптивной
лингвис­
т ике
со сто ит
в
собирании
высказываний
в
како м -ли бо
едино м
диалекте
и
в
анализе
собранного
материала.
Совокупность
собран­
ных
высказываний
образует
ма тери ал
исследования,
а
его
анализ
состоит
в
компактном
опи сании
порядка
расположения
(дистрибу­
ции)
элементов
в
его
пределах.
Собирание
материала
не
сл еду ет
заканчивать
до
того,
как
начался
анал из .
Собирание
и
анализ
мо­
гут
переплетаться,
и
од но
из
преимуществ
работы
с
туземными
информантами
над
работой
с
записанными
текстами
(что неизбежно,
например,
в
случае
с
вымершими
языками)состоит
в
то м,
чтоонодает
возможность
п рове рить
формы,
повторить
высказывания,
уста н о­
вить
продуктивность
кон кретн ых
морфемичных
отношений
и
т.
д.\
Для
лиц,
заинтересованных
в
лингвистических
результатах,
анал из
конкретных
данных
приобретает
интерес
то лько
в
том
слу­
ч ае,
ес ли
он
ф акти чес ки
тождествен
с
анализом,
который
можно
пол учи ть
по до бным
же
образом
из
других
достаточно
обширных
ма тери а лов,
взятых
из
то го
же
самого
ди алект а.
В
этом
случае
мы
будем
в
состоянии
—
на
о снов ании
отношений,
найденных
в
проанализированном
нами
материале,—
предусматривать
отн оше ­
ния
элементов
в
ино м
со став е
материала
данного
языка.
В
это м
разрезе
проанализированный
состав
материала
может
ра ссматр и ­
ваться
как
дескриптивная
модель
языка.
Насколько
велик
и
раз ­
нообразен
долж ен
бы ть
со с тав,
чтобы
бы ть
в
сост оя нии
сл ужи ть
основой
для
описания
модели
языка,—это
вопрос
стати стик и;
это
за­
ви сит
от
характера
языка
и
от
исследуемых
отношений.
Например,
в
фонологических
и ссл ед ован иях
состав
может
бы ть
меньшим,
чем
при
морфологических.
Когда
лингвист
устанавливает,
что
допол­
нительный
ма тери ал
не
дает
ничего
нового
сравнительно
с
те м,
что
дал
его
анализ,
он
может
рас смат рив а ть
свой
состав
достаточным
для
составления
адекватного
описания.
Нижеописываемая
проц ед ура
прилагается
к
составу
матери­
ала
вне
рассмотрения
вопроса
о
том ,
в
какой
степени
эт от
состав
адекватен
модели
языка.
Определение
терминов.
При
исследовании
методами
дескрип­
тивной
лингвистики
единый
язык,
или
ди алект ,
рассматривается
1 Если лингвист в составе своего материала имеет ах,
Ьх,
но
не
сх
(где
а,
Ь,с—элементы
с
общей
дистрибуционной
тож д ествен н ос ть ю), он может по­
желать
проверить
с
информантом,
в стр еча ется
ли
сх
вообще.
Добывание
от
информанта
фор м
следует
планировать
с
о ст орожнос ть ю
из-за
внушаемости
по
отношению
к
некоторым
общественным
и
культурным
яв лени ям,
а
та кже
и
по­
тому,
что
информант
не
всегда
мо жет
ответить
на
в опрос
о
вст реч аем ости
в
язык е
тог о
или
ино го
факта.
Вм есто
тог о
чт обы
конструировать
формулу
сх
и
спрашивать
и нф орма нт а: «Вы говорите схЪ,
л ингви сту
лучше
так
строить
свои
вопросы,
чтобы
они
вели
к
уп от реблен ию
сх
в
речи
информанта.
Но
на и­
лучший
способ
с осто ит
в
создании
ситуации,
при
которой
возможно
по явл е­
ние
в
реч и
информанта
соответствующей
формы.
216


в
кра тки й
период
времени.
Это
предполагает
речевую
деятельность
в
языковом
коллективе,
в
группе
лиц,
для
каждого
из
которых
данный
язык
является
родным
и
поэ т ому
каждый
из
которы х,
с
то ч­
ки
зрения
лингвиста,
может
бы ть
информантом.
Ни
о дин
из
уп о­
требляемых
зд есь
терминов
нельзя
определять
с
а бс олютн ой
стро­
гостью.
П ред елы
языкового
коллектива
варьируются
в
з ависим ост и
от
степени
языковых
различий,
обусловленных
гео гр афич ески ми
границами
и
социал ь ным
дроблением
языка.
Только
с
началом
лингвистического
анализа
можно
с
определенностью
с ка зать,
раз­
личаются
ли
два
инд иви ду ума
или
две
социальные
подгруппы
по
своим
лингвистическим
элементам
и
отношениям
между
этими
э ле­
ментами.
Даже
речь
одного
инд ивид а
или
одной
группы
лиц
с
ед и­
ной
историей
языка
может
бы ть
разложима
на
несколько
д иале к­
тов :
в
речи
индивида
могут
быть
значительные
лингвистические
различия
в
различных
социальных
ситуациях
(например,
при
об­
ращении
к
равным
себе
или
к
выше с т оящ им).
А
ес ли
д аже
соц иал ь­
ная
среда
ост ает ся
пос т оянн ой,
речь
инд ивид а
йли
яз ык
коллектива
может
видоизменяться
стилистически
таки м
образом,
что
возникает
варьирование
элементов
или
отношений
между
ними.
Во прос
о
то м,
является
ли
данный
язык
действительно
родным
для
говорящего,
может
бы ть
решен
только
посредством
сопоставле­
ния
анализа
его
ре чи
с
р ечью
других
лиц
данного
ко лл ект ива.
В
общем
каждое
лицо
пос ле
первых
пя ти
лет
обучения
ре чи
го­
ворит
на
язы ке
своего
коллектива
как
на
«родном»
языке,
если
только
он
не
отрывался
от
это го
коллектива
на
длительный
пе­
рио д.
Вп рочем ,
лица
и
с
пестрой
лингвистической
карьерой
мо­
гут,
с
точ ки
зрения
лингвиста,
говорить
на
том
или
ином
языке,
как
на
ро д ном.
Высказывание
есть
отре зок
ре чи
о пре д еленно го
лиц а,
ограни­
ченный
с
о беих
сторон
паузами.
Как
правило,
высказывание
не
тождественно
с
«предложением», поскольку очень многие высказы ­
вания ,
например,
в
английском,
состоят
из
отдельных
с лов,
фраз,
«незаконченных предложений»
и
т.
д.
Многие
высказывания
стро­
ятся
из
частей,
которые
в
лингвистическом
отношении
равнозначны
самостоятельно
употребляющимся
высказываниям.
Например,
мы
можем
оп ред ел ять
как
одн о
высказывание: Sorry.Can’tdoit.I’m
busy reading Kafka (Сожалею .
Не смо гу
сделать
этого.
Занят
чтени­
ем
Ка фк и), но можем рассматривать и как независимые высказы ­
в ан и я: Sorry. I’m busy reading Kafka (Сожалею.
Занят
чтен и ем
Каф­
к и ), или Sorry (Сожалею)
или
Can’t doit (Не смогу сделать этого)1.
Высказывания
приобретают
качества
большей
надежности
в
отношении
языковой
модели,
если
они
выступают
в
процессе
1 Лингвистическая равнозначность требует идентичности не только по­
сл едо вате льно с ти
м о рфем,
но
также
и
интонации
и
ме ст
смыкания.
П оэт ому
в
то
время
как
высказывание
Sorry, can’t do it может быть лингвистически
равнозначно
д вум
высказываниям
Sorry. Can’t do it, высказывание Can’t do it
лингв истич еск и
не
эквивалентно
Can’t и Do it, поскольку интонации послед­
них
двух
в
своей
совокупности
не
р авны
интонации
п ервог о.
217


беседы
нескольких
л иц.
Ситуация,
при
которой
информант
от ве­
чает
на
вопросы
лингвиста
или
диктует
ему
текст,
не
создает
идеаль­
ных
источников,
хот я
она
бы вает
неиз бежно й
в
лингвистической
работе.
Но
и
в
этом
случае
с ле дует
помнить,
что
ответы
информан­
та
не
просто
слова
вне
лингвистического
кон те кст а,
но
характери­
зуютс я
особенностями
по лно го
высказывания
(например,
обла­
дают
инто на цие й
пол ног о
высказывания).
Лингвистические
элементы
определяются
для
каждого
языка
посредством
ассо циаци и
их
с
конкретными
особенностями
р ечи
или
то чнее
—
с
различиями
меж ду
ч астя ми
или
особенностями
речи,
которые
доступны
наб люд ен ию
лингвиста.
Они
отмечаются
симво­
лами
(буквами алфавита или какими -л иб о
зн ачка ми)
и
изобра­
ж ают
особенности
ре чи
одновременно
или
последовательно,
хотя
в
обоих
с луч аях
они
могут
писаться
только
в
последовательном
порядке.
Принято
говорить,
что
элементы
п ре дстав л яют,
указы­
ваю т
или
идентифицируют
соответствующие
особенности,
но
не
описывают
их.
Для
каждого
языка
устанавливается
подробный
сп исок
элементов.
Утверждение,
что
данный
конкретный
элемент
встречается,
например,
в
определенной
позиции,
означает,
что
в
этом
случае
им еет
место
высказывание,
ос обен н ости
некоторой
части
к ото ро­
го
в
лингвистическом
от нош ении
п ре дставл ены
э тим
элементом.
Можно
говорить,
что
каждый
эл емент
вс тр еча ется
в
оп р еде­
ленном
се гме нте
высказывания,
т.
е.
в
ча сти
линг вист ич еск и
вы­
раженного
и
протекающего
во
времени
выс к аз ыва ния.
Сегмент
может
б ыть
полем
деятельности
только
одного
элем ента
(например,
инт о нации
в
английском
высказывании,
изображающемся
в
письме
как
М т), или одного и больше элементов идентичной длины (на ­
пример,
двух
од но вре ме нных
компонентов), или
одного
и
более
кратких
элементов
и
одного
и
больше
элементов,
за ним а ющих
длин­
ный
сег мент ,
в
который
включается
разбираемый
сегмент
(напри­
м ер,
фонема
плюс
компонент,
п одо бный
арабскому
[’], простираю­
щемуся
на
несколько
фон емич ески х
сег мент о в,
пл юс
интонация,
охватывающая
все
высказывание)1.
Окру ж ение ,
или
позиция,
элемента
состоит
из
соседства
(в пре­
делах
высказывания)
элементов,
установленных
на
базе
той
же
самой
процедуры,
которая
использовалась
при
уст ано влении
да н­
но го
элемента.
Под
«соседством»
раз умее тся
поз иция
элементов
перед,
после
и
одновременно
с
р ассмат р иваемы м
элементом.
Так,
1 Сегмент,
на
ко торы й
распространяется
элемент,
в
некоторых
слу ч аях
называется
сферой
(Domain), или интервалом,
или
длин ой
элемента.
В
процес­
се
ан али за
обычно
бо лее
у добно
не
устанавливать
абсолютных
р аз дел ений,
например,
слова
и
фразы,
а
з атем
говорить,
что
разделения
перебиваются
ра з­
личн ыми
отношениями
(например,
п ра вило
слогочлснимости
пер еб ива ет
с ло-
воделимость
в
венгерском,
но
не
в
английском).
Вместо
э того
сф ера
каждо го
элемента
или
ка ждое
отношение
меж ду
э лемент ами
указывается
тогда,
когда
устанавливаются
да нные
элементы.
Ес ли
многие
из
э тих
сфер
окажутся
ра в­
ными,
как
это
час то
имеет
место,
э тот
факт
от мечает ся
и
мы
можем
определить
ту
или
иную
сфер у,
как,
например,
слов о,
и
т.
п.
218


например,
в
I/пе^/ау#кауб/окружением
фонемы
[а]
являются
фонемы
/tr-yd/, или,
есл и
учитывается
фонемическая
интонация,
/tr-d/
п л юс /-/, или более полно /а у tr-yd/.
О круж ен ием
мо р фемы
/и//tray/ являются,
одн ако,
морфемы
I—ed или,
есл и
учитывается
морфемическая
интонация,
I—ed с установленной интонацией 1 .
Дистрибуция
(порядок расположения)
э л емента
ес ть
сов о куп­
ность
всех
о к руж ений,
в
которых
он
встречается,
т.
е.
су мма
всех
(различных)
позиций
(или употреблений)
элемента
относительно
употреблений
других
элементов.
О
дв ух
высказываниях
или
признаках
говор ят ,
что
они
в
линг­
вистическом,
дескриптивном
или
дистрибуционном
отношении
эквивалентны,
когда
они
тождественны
по
сво им
лингвистическим
элементам
и
дистрибуционным
отношениям
меж ду
этими
элемен­
тами.
Конк р е тные
т ипы
элементов
(фонем,
морфем)
и
операции,
по­
доб ные
субституции
и
классификации,
употребляемые
в
на сто ящей
ра бот е,
будут
определены
на
основании
пра вил,
по
которым
они
используются
или
пос ред ств ом
которых
они
ус та нав лива ютс я.
Положение
лингвистических
элементов.
В
исследованиях,
вы­
полняемых
методами
дескриптивной
лингвистики,
лингвистиче­
ск ие
элементы
ассоциируются
с
конкретными
чертами
рассматри­
ваемого
языкового
поведения
и
и зу чаются
отношения
между
этими
элеме н та ми.
При
определении
элементов
для
каждого
языка
лингвист
отно­
сит
их
к
физиологической
д еятельн ости
или
звуковым
волнам
речи
не
по сре дств ом
детального
описания
эт их
посл ед них
и
затем
воспроизведения
их
с
помощью
инст ру мен то в,
а
на
основе
и дент и­
фик а ции
их
с
элементами
2.
Каждый
элемент
идентифицируется
с
определенными
признаками
ре чи
в
рассматриваемом
языке
1 Традиционное написание и изменяемые величины общих определений
передаются
курсивом:
напр имер , tried, filius, морфема X.
Фо нетич е ская
тр ан­
скрипция
дается
в
кв адр атны х
скобках:
например
[trayd].
Фонемические
эл е­
мен ты
даются
в
косы х
ско бк ах : /trayd/.
Классы
дополнительных
морфемиче-
с кнх
элементов
указываются
фигурными
ско бка ми: {-ed}.
Позиция
элемента
в
окружении
указывается
ч ерточ ко й : /tr-yd/ или I—ed.
Пауза
или
прерыв
в
последовательности
элементов
указывается
через
ф:.
Курсив
в
к осых
скоб­
ках
указывает
наименование
ф оне мы: /гортанное смыкание/
вместо
/7.
Пря­
мым
шрифтом
в
фигурных
скобках
указывается
наименование
морфемы:
{суффикс множественного числа}
вместо
{-s}.
Гл авн ое
ударение
указывается
зн ак ом*
перед
уд аря емым
сло гом ,
в
то
время
как*
означает
вторичное
уда ­
рение.
Длина
указывается
приподнятой
точкой
(•).
2 Общепринято,
что
устрашающая
сложность
неизбежно
присутствует
при
л юбой
попытке
устан о ви ть
в
науке
п одроб ное
описание
и
исследование
вс ех
регулярностей
данного
я зыка.
Ср.
высказывание
Рудольфа
Карнапа
(«Логический синтаксис языка»): «Прямой анализ (я зы к а)
не
мо жет
удаться,
как
не
уд ает ся
и
физику,
исходя
из
опытов,
прилагать
сво и
законы
к
естеств ен ­
ным
вещам
—
де рев ьям
и
т.
д.
Он
соо тно сит
сво и
законы
с
п рост ейши ми
из
образованных
форм
—
с
прямыми
рычагами
и
пр .».
Линг в ист
пос тупа ет
ина ­
че,
чем
Карнап
и
его
школа.
В
то
время
как
л оги сты
из бег ают
анализа
суще­
ствующего
языка,
лингвист
изучает
его.
Но,
вместо
тог о
чтобы
рассматривать
части
действительных
пр ояв ле ний
речи
как
ее
эл еме нты,
он
устанавливает
весьма
прос ты е
элементы,
которые
асс оциир ую тся
с
приз н ак ами
речи.
219


для
большинства
случаев
лингвистического
ан али за
ассо ц иац ия
яв ляе тся
однозначной
(рассматриваемые признаки ассоциируются
только
с
элементом
X, а элемент X
—
только
с
д а нными
призна­
ка ми); в некоторых частях анализа ассоциация может быть неод­
нозначной
(элемент X
ас соц и ируе тся
с
оп ред еленны ми
признаками,
но
эти
последние
ассоциируются
с
X, а иногда и с другим эле­
м ентом
Y).
Признаки
речи,
с
которыми
ассоциируются
элементы,
вклю­
ча ют
не
все
признаки
пр оя влен ия
языка;
они
не
я вля ются
и
ед ин­
ственными
пр ояв ле ния ми,
происходящими
в
конкретных
условиях
места
и
времени.
Э лем ент
X может ассоциироваться с фактом,
что
в
данном
отрезке
речи
первые
не мно гие
доли
секунды
включают
в
себя
оп редел е нную
по зи цию
языка
или
определенную
ди ст­
рибуцию
интенсивности
относительно
частоты
повторения,
или
производят
звук,
в
результате
поя вления
которого
(по отношению
к
последующим
звукам)
слушатель
поступает
таким,
а
не
иным
об­
разом.
Независимо
от
того,
как
это
определяется,
элемент
X бу­
дет
ассоциироваться
не
только
с
данным
признаком
данного
от­
резка
р ечи,
но
и
с
признаками
других
отре зков
ре чи
(т.
е.
те х,
в
которых
позиция
языка
очень
близка
к
по зиц ии
в
первом
случае)
и
с
ч ерт ами
во
многих
других
отрезках
речи,
при
условии,
что
кл асс,
объединяющий
все
эти
признаки,
оп ред еляется
тем
фактом,
что
в
каждом
случае
позиция
языка
ограничена
определенными
гр аница м и,
или
тем,
что
слушатель
реагирует
при
эт ом
так им,
а
не
иным
обра зом,
и
т.
д.
Для
лин гвис та ,
анализирующего
ограниченный
со став
м ате­
риала,
состоящего
из
такого
кол и честв а
отрезков
речи,
которое
он
слышит,
эл емент
X ассоциируется,
так им
обра зом,
с
определенным
по
своему
объему
кл асс ом,
состоящим
из
некоторого
количества
признаков
в
некотором
количестве
случаев
про яв ления
речи
(на­
ходящегося
в
его
распоряжении
материала).
Впрочем,
когда
линг­
ви ст
су ммир ует
свои
результаты
в
вид е
системы,
пр е дста вл яющей
язык
в
целом,
он
предполагает,
что
эл емент ы,
у стан ов ленные
в
ма­
териале,
находившемся
в
его
ра с поря же нии,
окажутся
пригод­
ным и
для
всех
других
отрезков
ре чи
данного
языка.
Эле ме нт
X
ассоциируется
в
этом
случае
с
определенным
кл асс ом,
состоящим
из
таких
признаков
любого
вы сказ ы ван ия,
которые
определенным
образом
о тл ичаю тся
от
других
черт
или
же
соотносятся
с
другими
признаками.
Как
только
элеме н ты
определены,
каждое
проявление
ре чи
в
рассматриваемом
языке
может
б ыть
представлено
в
виде
комбина­
ции
этих
элементов,
в
которой
каждый
эл емент
указывает
на
по­
яв ле ние
в
речи
признака,
с
ко торы м
п осре дс твом
своего
определе­
ния
ассоциируется
данный
элемент.
При
этом
оказывается
в озмож ­
ным
изучать
эти
комбинации
(большей частью последовательности)
элементов
и
у ст анавл ив ать
их
регулярности
и
отношения
между
элементами.
С
э лем ента ми
мо жно
производить
различного
рода
операции,
вроде
классификации
или
субституции,
которые
не
унич-
220


тожают
отождествимость
элементов,
но
уменьшают
их
количество
или
упрощают
установление
взаимоотношений.
На
протяжении
всего
процесса
манипуляции
с
эт ими
эл емент ами
все
констатации,
относящиеся
к
ним
или
к
их
взаимоотношениям,
представляют
ко н­
статацию
избранных
признаков
речи
в
их
в заи моотн ош ен иях.
Именно
это
обстоятельство
п одчерк ив ает
рациональную
сущность
дескриптивной
лингвистики:
оказывается
возможным
манипули­
ровать
такими
способами,
которые
невозможны
при
п рост ом
п ро­
токолировании
или
описании
речи.
В
результате
открываются
такие
регулярности
речи,
которые
без
пр им енения
лингвистиче­
ской
символики
бы ло
бы
зн ачи те льно
труд не е
обнаружить.
Вышеописанные
соображения
можно
бы ло
бы
ост ав ить
без
вни­
мания,
есл и
мы
гото вы
рассматривать
лингвистические
эле ме нты
в
виде
непосредственных
описаний
частей
потока
речи.
Но
тогда
мы
не
буд ем
в
состоянии
дат ь
настолько
детальное
определение
элементов,
чтобы
оно
включало
исчерпывающее
описание
р ечев ых
фактов.
Лингвистические
элементы,
следовательно,
нужно
опре­
делять
как
переменные
величины,
представляющие
любой
чле н
класса
лингвистически
эк вива ле нт ных
частей
речевого
п отока.
В
этом
случае
каждая
констатация
о
лингвистических
элементах
будет
констатацией
о
лю бой
из
частей
реч и,
включенной
в
данный
класс.
Впрочем,
в
процессе
сведения
наших
элементов
к
более
простым
комбинациям
и
более
основательным
э лемен там
мы
ус та­
навливаем
т акие
явления,
как
места
смыкания
(junctures) и дол­
гие
компоненты,
которые
только
с
трудом
м ожно
рассматривать
в
кач еств е
пе ре ме нных
величин,
непосредственно
представляющих
кла сс
частей
речевого
потока.
Поэтому
более
удобно
рассматри­
вать
элементы
как
чи сто
логические
символы,
с
которыми
мо жно
производить
различные
операции
мате мати чес ко й
ло гик и.
В
на­
чал е
нашей
работы
мы
переводим
речевой
поток
в
комбинацию
эт их
элементов,
а
на
заключительной
стадии
мы
переводим
комби­
нации
наш их
конечных
и
о снов ных
элементов
обратно
в
речевой
поток.
Все ,
что
н ео бхо димо
для
этого,
заключается
в
том ,
чтобы
в на чале
наличествовало
однозначное
соответствие
между
час тям и
речи
и
нашими
исходными
элементами
и
чтобы
никакая
из
опера­
ций,
производимых
с
этими
элементами,
не
на ру шила
эт ой
одно­
значной
ассоциации,
за
исключением
побочных
операций,
которые
неизбежно
те ряют
однозначное
отношение
и
не
могут
ор иент иро­
ва ться
на
основную
последовательность
операций,
в едущ их
к
ко­
неч ным
элементам.
Кроме
того,
вышеописанные
соображения
помогают
нам
укло­
ниться
от
н ас тоятельн ог о
в опрос а
о
том,
каки е
части
человеческого
поведения
с ос тавляю т
язык.
На
этот
вопрос
не
легко
ответить.
Мы
можем
согласиться,
что
большая
часть
деятельности
речевых
орг ан ов
человеческого
существа
за
пределами
двухлетнего
возрас­
та
может
рас сма три ват ься
в
ка честв е
языка.
Но
как
обстоит
дело
с
кашлем,
восклицаниями
вроде
Гмм1
или
ж естам и,
н езав и симо
от
того,
сопровождают
они
речь
или
н ет?
Исходя
из
вышеописанных
221


положений,
нам
нет
надобности
о тв ечать
на
по до бные
вопросы.
Мы
просто
ассо циир у ем
элементы
или
с имв олы
с
конкретными
различиями
между
конкретными
ф акта ми
человеческого
поведе­
ния.
Пусть
х,
х',
х"
будут
различными
ф акта ми
по в еден ия,
с
ко­
торыми
ассоциируется
наш
эл емент
Y.
Тогда,
есл и
аспект
поведе­
ния
gвстречаетсявхивх'
и
в
х",
то
мы
считаем
g ассоциированным
с
Y (включенным в определение Y).
Ес ли
g встречается в х и в х',
но
не
в
х",
мы
не
считаем
g ассоциированным с Y .
Так ,
гортанное
размыкание,
которое
можно
рас смат рив а ть
как
легкий
кашель,
наличествует
при
каждом
появлении
немецкого
звука
[а].
Если
мы
ассо циир у ем
все
подобные
поя вле ния
данного
звука
с
симво­
лом
[а], мы считаем гортанное размыкание как нечто,
представ­
ленное
данной
последовательностью
символов.
С
другой
стороны,
несколько
о тл ичный
зв ук
ле гк ого
кашля
может
быть
обнаружен
у
ряда
нем ецк их
звуков
[а]
или
же
у
иных
нем ецк их
звуков.
Од­
н ако
мы
не
в
состоянии
уст ан ов ить
регулярность
дистрибуции
этого
кашля
так им
образом,
чтобы
ассоциировать
с
ним
особый
сим во л,
или
же
он
в стре чает ся
не
во
всех
проявлениях
звука,
который
мы
ассоциировали
с
тем
или
иным
конкретным
с имво лом.
Поэтому
мы
мож ем
сказать,
что
гортанное
размыкание
включается
в
на ше
лингвистическое
описание,
в
то
в ремя
как
кашель,
ко торы й
нельзя
включить
ни
в
оди н
из
наших
символов,—
нет.
Описание,
которое
мы
д елаем
в
те рмин ах
наших
символов,
может
охв аты в ать
факт
по явле ния
гортанного
размыкания,
но
не
охватывает
факта
проявления
кашля.
Таким
обра зом,
нам
нет
надобности
отвечать
на
вопрос,
яв ляетс я
ли
кашель
(который может означать «н ере­
шительность») частью языка.
Мы
просто
констатируем,
что
это
не
такая
часть
поведения,
которую
мо жно
ассоциировать
с
каким-
нибудь
из
наших
элементов.
Лингвистйческие
элементы
всегда
представляют
поведенческие
особенности,
ассо циир о ванны е
с
ни­
ми,
но
иногда
(нерегулярно)
включают
иные
поведенческие
явле­
ния
(как кашель).
Если
мы
когда-либо
сможем
установить
с
из­
вестной
регулярностью
дистрибуцию
этих
иных
поведенческих
яв ле ний,
то
мы
буд ем
иметь
основание
ассоциировать
их
также
с
конкретными
лингвистическими
эл емен там и.
Само
собой
разумеется,
что
символы
способны
только
боле е
удобн ым
образом
организовать
то,
что
они
п редста вл яю т.
Символы
и
констатации
де скрип ти вн ой
лингвистики
не
могут
давать
исчер­
пывающего
опис а ния
яв лен ий
речи
(ни в физиологических,
ни
в
акустических
терминах)
или
представлять
информацию
о
значе­
нии
и
социальной
ситуации
речевых
явле ний,
о
направлениях
из­
менений
в
разные
хронологические
п ери оды
и
т.
п.
Большая
часть
со вр еменных
лингвистических
исследований
не
в
состоянии
даже
учесть
известные
различия
между
медленной
и
быстрой
реч ью
(например,
good-bye сравнительно с g'bye) или стилистические
и
индивидуальные
различия
ре чи
1 Критика дескриптивной лингвистики со стороны Стетсона (Bases of
Phonology, 25—36) представляется поэтому необоснованной .
Пра вда ,
л инг-
222


Предварительные
замечания
о
фонологических
и
морфологиче­
ски х
элементах.
Быть
может,
будет
по лез но
взглянуть
теперь
на
то,
как
определяются
релевантные
категории
исследования.
При
эт ом
следует
помнить,
что
речь
ест ь
комплекс
беспр еры вны х
явле­
ний
—
она
со ст оит
не
из
раздельных
звуков,
последовательно
произ­
носимых,—
и
сама
возможность
выделен
ия
раздельных
элементовоб-
условливается
современным
развитием
дескриптивной
лингвистики.
Вопрос
об
установлении
элементов
следует
начать
с
некоторого
рассуждения.
Эмпирически
определено,
что
во
всех
опи санных
языках
мы
можем
обнаружить
некоторую
ч асть
высказывания,
которая
тождественна
с
частью
некоторого
другого
высказывания.
«Тождественность»
в
данном
случае
не
сл ед ует
истолковывать
как
физическую
идентичность,
но
только
как
способность
заменяться
без
т ого,
чтобы
вызывать
при
этом
изменение
в
реакции
говоря­
щего,
сл ыш авш его
данное
высказывание
до
и
пос ле
замены:
на п­
ример,
последи я я
часть
в
He's in заменима последней частью в That's
ту
pin.
Пр ив лекая
кри те рий
реакции
слушателя,
мы
тем
самым
начинаем
ори ен ти ров аться
на
«значение», обычно требуемое линг ­
вистами.
Нечто
п одобн ое,
в идим о,
неизбежно,
во
всяком
случае
на
данной
ступени
ра звит ия
лингвистики:
в
дополнение
к
данным
о
звуках
мы
о бращ аемся
к
данным
о
реакции
слушающего.
Вп роч ем,
данные
о
восприятии
слушающим
высказывания
или
части
вы ска­
зывания,
как
по вт ор ения
р анее
произносившегося,
ко нтр олир ова ть
легче,
чем
данные
о
значении.
Во
всяком
случае,
мы
можем
гово­
ри ть
о
тождественных
ча стях
и
соответственно
с
этим
в
состоя­
нии
делить
каждое
высказывание
на
такого
рода
час ти
или
же
ид е нти фициро ва ть
каждое
высказывание
как
совокупность
эт их
частей.
Задача
мет ода
дескриптивной
лингвистики
заключается
в
то м,
чтобы
сде л ать
отб ор
таких
частей
и
уст ан ов ить
их
дистрибу­
тивное
отношение
д руг
к
другу.
Пос к ольку
-я вл ение
речи
образуется
беспрерывным
процессом
физиологической
де ятел ь ности
или
звуковыми
волнами,
мы
можем
членить
ее
на
все
более
и
более
мелкие
ча сти
без
всякого
огра­
нич ения.
Одн ако
нет
основания
поступать
т ак:
поскольку
мы
рас­
полагаем
такими
частями
или
признаками,
с
кот оры ми
мы
можем
ассоци ир ов ать
лингвистические
элементы,
способные
в
с вою
очер едь
ассоциироваться
с
частями
или
признаками
различных
иных
высказываний,
мы
ничего
не
выиг р аем
от
ассо ци аци и
э ле­
ментов
с
еще
бо лее
мелкими
сегментами
высказывания.
У нифи­
кация
практики
и
простота
метода
до сти га ются
в
лингвистике
посредством
установления
границы,
за
пределами
которой
члене­
ние
высказываний
на
лингвистически
осознаваемые
ча сти
уже
не
производится.
Когда
мы
членим
LeГs go [Jee’ gow] и To see him?
вистические
э лемент ы
не
описывают
речь
и
не
сп особн ы
воспроизвести
ее.
Но
они
спо с обны
организовать
большое
к оли ч ество
тех
явлений
речи,
кот оры е
можно
вы раз ить
в
терминах
лингвистических
элементов.
Ес ли
результаты
лингвистического
анализа
представляются
совместно
с
детальным
оп исани ­
ем
речи
или
с
фактическими
образцами
ре чи,
то
получается
описание
языка.
223


Ito’siyim?], мы разбиваем аффрикату [ с]
на
две
части
[t] и Is],
вст р ечаю щ иеся
раздельно
во
втором
высказывании.
Но
мы
не
бу­
дем
разделять
Is] в обоих высказываниях натри последовательные
части,
например:
закругление
языка,
сохранение
его
в
закруглен­
ной
поз иции
и
выпрямление
языка
(отступление от [sl-п оз иц ии ) .
Пр едел
сегментирования
можно
установить
на
основе
сле дующ ег о
правила:
мы
ассо циир уе м
эле ме нты
с
частями ,
или
признаками,
высказывания
в
той
мер е,
в
какой
эти
части,
или
признаки,
высту­
па ют
неза ви сим о
также
и
в
других
случаях
(т.
е.
не
всегда
в
одной
и
той
же
к о мбин ации).
Предполагается,
чт о,
есл и
мы
устанавливаем
новые
элементы
для
последовательных
частей
того,
что
мы
пер е­
даем
через
Is] и затем используем их для представления различных
ин ых
выс ка з ывани й,
эти
новые
элементы
не
по явл яют ся
иначе,
как
совместно.
В
соответствии
с
этим
мы
не
по др азд еляем
[s]
на
эти
части.
Как
будет
видно,
это
означает,
что
мы
ассоциируем
с
каждым
высказыванием
наименьшее
к ол ич ество
различных
эле ­
ме нто в,
которые
настолько
сами
по
се бе
м алы,
что
не
сп особ ны
составляться
из
других
эл емент о в.
Мы
мож ем
называть
такие
элементы
мин ималь ны ми,
т.
е.
наименьшими
в
дистрибуционном
от нош ении
независимыми
дескриптивными
факторами
(или эле­
ментами)
высказываний.
Лингвисты
используют
кри тери и
двух
порядков,
ведущие
к
двум
различным
системам
эл емент ов
—
фонологические
и
мо рфол о­
гические.
Каждая
из
э тих
систем
элементов
покрывает
с обой
протя­
женность
всех
высказываний:
каждое
высказывание
может
быт ь
полностью
ид ент ифицир о вано
как
комплекс
элементов
фонемики,
но
каждое
высказывание
мо жет
быть
полностью
ид е нтифици рова но
так же
как
комплекс
элементов
мо рфе мик и.
Эле мен ты
каждой
системы
группируются
на
различные
классы,
и
все
определения
дистрибуции
каждого
элемента
относительно
других
производятся
внутри
каждой
системы.
Внешние
соответствия
дескриптивной
лингвистики. Изучение
взаимоотношений
кратких
фонологических
элементов
позволяет
нам
делать
различные
общие
определения
и
предположения,
не
нуждающиеся
ни
в
какой
ин фор ма ции
относительно
морфем.
На­
пример,
мы
можем
показать,
что
все
звуки
данного
языка
можно
сг ру ппиро ва ть
в
более
или
менее
унифицированную
систему
фо­
нем
или
в
более
ограниченную
си с тему
компонентов.
Мы
можем
предсказать,
что
если
гортанные
согласные
не
вст реч аю тся
в
а нг­
лийском
или
если
[т)1 не встречается после паузы,
то
говорящий
на
английском
языке
будет
испытывать
затруднение
при
произне­
сении
их
\ Мы можем предсказать,
что
если
Iw] и[т]
в
языке
1 Все подобные предсказания находятся за пределами техники и сферы
дескриптивной
лингвистики.
Лингвистика
не
располагает
ср ед ств ами
пере­
числения
их.
Тем
не
менее,
используя
лингвистическое
п ре дстав итель с тво
в
качестве
ясной
и
систематической
модели
избранных
особенностей
языка,
мы
можем
обнаружить,
что
эта
моде ль
согласуется
с
другими
наблюдениями
о
ре­
чевой
д еятел ьно сти
народа.
224


х ид атса
являются
ал ло фонам и
как
одн ой
фонемы,
так
и
одн ой
м ор фо немы,
в
то
время
как
в
английском
они
в
отношении
фоне-
ми ки
р аздел ены
друг
от
друга,
то
говорящий
на
английском
языке
бу дет
сп осо бен
различить
[w] от [гп], а говорящий на языке хи­
датса
—
нет
*.
Изучение
взаимоотношений
часто
более
долгих
морфологиче­
ских
элементов
д ает
нам
возможность
дела ть
общие
оп ред елен ия
и
предсказания
независимо
от
фонологической
инф ор мации.
На­
пример,
мы
можем
показать,
что
все
морфемические
элементы
языка
можно
с гру ппиро ва ть
в
очень
небольшое
количество
кл ас­
сов
и
что
в
высказываниях
данного
языка
в стреча етс я
со вер ше нно
определенная
последовательность
этих
классов.
Исходя
из
п оло­
жения,
что
мы
не
располагаем
сведения м и
об
употреблении
кем -
либо
как
The blue radiator walked up the window, так и Hire is
man the, мы можем придумать некоторое количество ситуаций,
при
которых
возможно
произнесение
первой
фразы,
но
вместе
с
тем
можем
и
предсказать,
что
произнесение
второй
допустимо
гораздо
реже
(исключая ситуации,
не
характерные
для
какой-либо
куль­
туры ,
напр им ер
в
сугубо
лингвистических
дискуссиях)2.
Сл едо ват ельно ,
фонология
и
морфология
независимо
д руг
от
друга
обеспечивают
инфо рм а цию
относительно
регулярностей
в
избранных
аспектах
человеческого
поведения
8.
Общие
методы
на уч ной
техники
одинаковы
для
обоих:
ассоциация
раздельных
эле мен тов
с
конкретными
признаками
частей
беспрерывного
по­
то ка
речи,
а
затем
установление
взаимоотношений
меж ду
эт ими
элементами.
Но
результат
—
ко л и чество
элементов
и
классов
эл еме нт ов,
тип
взаимоотношений
—
в
обоих
с лучаях
бу дет
раз ­
личный.
Применение
также
часто
бывает
раз л ичны м.
Обе
о бл асти
сн абжа ют
нас
информацией
о
конкретном
языке,
но
фонология
бол ее
полезна
при
записи
антропологических
текстов,
изучении
новых
диалектов
и
т.
д.,
в
то
время
как
морфология
более
полезна
при
толковании
текстов,
уст ан овл е ни и , «что сказано»
в
новом
я зы­
ке,
и
пр.
Отношение
между
фонологическими
и
морфологическими
э ле­
ментами.
Хотя
научное
положение
и
и сп ользов ан ие
фонологии
и
морф олог ии
нез ави сим ы
д руг
от
друга,
между
ними
существует
тесн ая
и
важная
с вязь.
Ес ли
мы,
независимо
от
фонологии,
пе р­
1 После того как наука о языке достигнет более высокой стадии разви-
тия,
во змож но
буде т,
оче ви дно,
предсказывать
и
различные
н ап равлен ия
фо­
нологических
диахронических
изменений
на
осн ове
дескриптивного
(синхро ­
нического)
анализа.
2 В этих высказываниях следует,
разумеется,
учитывать
и
интонацию.
На­
п ри мер,
во
втором
примере
конец
утверждающей
интонации
совпал
бы
с
ко­
нечным
the.
а
Это
не
з нач ит,
что
мы
можем
говорить
об
отождествимом
лингвистиче­
ском
по ве дении
и
тем
более
о
фонологическом
или
морф оло гич еск ом
п овед е­
нии.
С ущ ест вует
межи ндивид уал ьно е
п оведе ни е,
к отор ое
мож ет
включать
жесты,
речь
и
т.
д.
Лингвист
устанавливает
систему
отношений
между
из­
бра нны ми
приз на кам и
этого
общего
поведения.
225


вона ч ально
определяем
морфемы
языка,
мы,
если
пожелаем,
мо­
жем
п ойти
дальше
и
расчленить
эти
мо р фемы
на
фо нем ы.
А
если
мы
определили
фонемы,
мы
мож ем
использовать
эти
фонемы
для
конкретной
идентификации
каждой
морфемы.
Как
будет
вид но
ниже,
возможно
определение
морфем
языка
без
предварительного
определения
морфем
*. Эле мен ты
морф е мики ,
полученные
таким
обра зом,
будут
представлять
не
подвергнутый
анализу
сегм ент
высказываний,
например
mis, match, s (множ,
ч. ),
г
(множ,
ч.)
и
т.
д.
в
We both made mistakes, Some mismatched pairs.
Впрочем,
так
же
как
высказывания
могут
быть
пр ед ст авлены
по сле­
дов а тельн остью
элементов,
и
именно
таких,
каждый
из
ко торы х
может
встречаться
в
различных
высказываниях,
так
и
морфеми-
ческие
элементы,
представляющие
сегменты
высказываний,
можно
рассматривать
как
последовательности
более
мелких
э ле­
ментов.
Так,
мы
обнаруживаем,
что
первая
часть
в
mis заменима
первой
частью
в
match, или последняя часть в mis способна высту­
п ать
вместо
всех
s.
Та ким
образом,
каждый
мо рфе мич ес кий
э ле­
ме нт
можно
трактовать
как
единственную
в
своем
род е
комбина­
цию
звуковых
элементов.
Расчленение
морфемических
элементов
на
эти
меньшие
части
не
оказывает
нам
никакой
помощи
при
уста­
новлении
взаимоотношений
между
морф е мами ;
мы
прекрасно
можем
манипулировать
с
целыми
и
нер асч лененны ми
морфемами.
Эт от
дальнейший
анализ
морфемических
элементов
помогает
нам
только
с
большей
простотой
идентифицировать
каждый
из
них
со
значительно
ме нь шим
количеством
символов
(один символ на
фонему
вместо
одного
си мв ола
на
морфему).
Так
же
как
мы
можем
переходить
от
морфем
к
фонемам,
так
мы
мож ем
—
и
притом
с
большей
простотой
—
пер ех одит ь
от
фонем
к
морфемам.
Располагая
фонемическими
эл ем ент ами
языка,
мы
можем
перечислить,
какие
их
комбинации
образуют
мо р фемы
в
язы­
ке.
Фонемические
элем ент ы,
ме нь шие
по
количеству
и
объему,
чем
морфемические,
значительно
легче
определять,
так
что
идентифи­
кация
каждого
морфемического
элемента
как
конкретной
комби­
нации
предварительно
установленных
фонем
более
удобна,
чем
определение
заново
фонетического
не ра ве нства
каждого
морфе­
мического
элемента.
Это
не
з нач ит,
что
фонемы
автоматически
да ют
нам
морфемы.
В
большинстве
языков
только
некоторые
ком­
бинации
фо нем
составляют
морфемы,
и
во
всех
языках
морфологи­
ческий
анализ
заключается
в
установлении
этих
комбинаций.
Так им
обра зом,
фонологический
анализ
проводится
по
следую­
щим
двум
не
связанным
д руг
с
другом
со ображ ен иям:
для
уста­
новления
взаимоотношений
фонемических
элементов
и
для
пол у­
ч ения
простого
способа
идент иф ик ации
морфемических
элем ент ов .
Происходит
ли
это
в
результате
ч ленен ия
морфем
или
же
к ом­
бинирования
фонем
—
в
обоих
случаях
связь
между
фонологией
и
морфологией
основывается
на
использовании
фо нем
для
идентифи-
1 Это не делается для всего языка из - за
сложности
работы.
226


кации
морфем.
Эта
с вязь
дв ух
п одра здел ени й
не
дела ет
их
в
ко­
нечном
счете
идентичными.
Всегда
останутся
со бс тв енно
фоноло­
гические
исследования,
которые
не
используются
для
идентифи­
ка ции
морфем
и
не
выводятся
из
морфем:
например,
фонетическая
классификация
фонем
или
их
позиционных
ва риа нто в.
Свое
место
зан и мает
и
морфологическая
техника,
которую
нельзя
вывести
из
фоно лог ии:
например,
установление
в
ряде
случаев
того,
ка­
кая
последовательность
фонем
образует
мо рфе му.
Лингвистическая
практика
обычно
состоит
из
комбинации
ме­
тодов.
Первое
приближение
лингвист
делает
посредством
ус та­
новления
гипотетических
морфем.
Затем
он
обращается
к
фоно­
логическому
исследованию,
чтобы
подтвердить
выделение
этих
мо р фем.
В
некоторых
с луча ях,
когда
он
м ожет
выбирать
между
двумя
путями
определения
фонемических
элементов,
он
избирает
тот
путь,
который
больше
соответствует
его
догадке:
ес ли
[t]
в
mistake в фонемическом отношении можно одинаково обоснованно
объединить
как
с
[/л]
в
take, так и с [d]вdate, он
из бер ет
первое,
если
хоче т
трактовать
take в mistake как такую же самую морфему,
что
и
take.
В
некоторых
сл уч аях
ему
необходимо
делать
разли­
чие
между
дв умя
морфемическими
элементами,
так
как
выясняется,
что
они
в
фонемическом
отношении
различны:
на прим е р, /екэпа-
miks/ и /iykanamiks/ (оба economics) следует рассматривать как
две
раздельные
морфемы.


VI
ЭТНОЛИНГВИСТИКА
«Этнолингвистика»
—
довольно
усл овны й
термин,
которым
обозначают
^/направление в языкознании,
сосредоточивающее
внимание
на
изу чени и
связей
языка
с
к уль турой ,
народными
о бы чаями
и
представлениями
и
с
на род ом
или
нац ией
в
целом.
Под обн ого
род а
проблематика
не
нова
для
языко­
з нания ,
бо лее
тог о
—
она
традиционна,
но
э тнол ингв истик а
уде ляе т
ей
пре­
имущественное
внимание,
значительно
уг лу бив
ее
и
свя зав
с
проблемами
и
мет од ами,
возникшими
в
последние
д ес ятил етия
развития
науки
о
языке.
Кр оме
того,
этнолингвистика
сил ьно
расширила
языковой
материал,
на
кото­
ром
она
стремится
реши ть
сво и
проблемы,
введя
в
научный
оборот,
в
част ­
ности,
многочисленные
и
разноструктурные
индейские
язы ки
Амери ки.
Сама
по
с ебе
чрезвычайно
в ажная
пр об ле мати ка,
характерная
для
эт но­
лингвистики,
решается
этим
направлением
с
ме тод ологи че ск ой
позиции,
при­
пи сы ваю щей
языку
в едущу ю
роль
в
его
отношениях
к
кул ьтуре ,
на ро дным
и
национальным
осо бенн ост ям
и
д аже
к
пр оце ссам
познания.
При
такой
пос та­
новке
во п роса
п о дв ергаются
ис кажению
д е йствит ель ные
зависимости,
су ще ст­
вующие
между
у ка з анными
яв л ен иями.
Применительно
к
языковой
про б лем атике
тако й
подход
п олучил
теорети­
ческу ю
разр абот к у
еще
в
трудах
В.
Гумбольдта
(хотя саму идею впервые вы ­
сказал
во
вто рой
половине
XVIII в .
И.
Г.
Герд ер) .
Отмеч ая ,
что
от ноше ние
че­
ловека
к
предметам
«целиком обусловлено языком», В .
Гумбольдт
в
р аз витие
этого
тезиса
пишет
да ле е: «Тем же самым актом,
посредством
которого
он
(че­
ловек)
из
себя
создает
язык,
ч еловек
отд ает
себя
в
его
власть;
каж дый
язцк
о писы вает
во круг
народа,
которому
он
принадлежит,
круг ,
из
п реде лов
кото­
ро го
можно
выйти
только
в
том
случае,
если
всту п аешь
в
другой
кру г».
В
по­
следующий
период
развития
язык озн ан ия
это
положение
не
н ашло
своего
отражения
и
даль нейше го
развития
(хотя никогда полностью не забывалось;
с м.,
например,
в
русском
языкознании
работы
А.
А.
Потебни), но во второй
ч етверт и
XX в.,
независимо
друг
от
друга,
возникло
два
направления,
к ото­
рые
указанные
ид еи
положили
в
основу
сво их
теоретических
построений
и
практической
исследовательской
работы.
Первое
из
эт их
направлений
связано
с
философской
школой
«неогумбольд-
тианства»
и
представляет
прямое
развитие
теоретических
принципов
В.
Гум­
больдта.
Оно
возникло
в
Германии
и
объединяет
г лавны м
об раз ом
немецких
уч ен ых.
Общефилософское
обоснование
иссл ед ов ател ьс ких
принципов
эт ого
направления
изложено
в
работах
Эрнста
Кассирера
(1874—1945; наиболее
полно
в
первом
томе
трехтомного
труда
«Философия символических форм»,
1923), а собственно лингвистическое воплощение эти принципы нашли в рабо­
тах
Поста
Три ра
и
ос обе нно
Лео
Вайсгербера,
являющегося
ныне
фактической
главой
лингвистического
неогумбольдтианства.
Среди
его
многочислен­
ных
работ
в
указанной
связи
в
пе рвую
оче редь
сле ду ет
назвать
четырехтом­
228


ный
труд,
объединенный
общим
наз вание м
«О силах немецкого языка» (первое
издание
1949—1950 гг.), и,
в
частности,
то м,
озаглавленный
«О мировоззре ­
нии
немецкого
я зы к а» (1950).
Л.
Вайсге рбе р
глав ным
об раз ом
ра зраб аты вает
тез ис
В.
Гумбольдта
о
я зыке
как
«промежуточном мире», стоящем между
человеком
и
внешним
миром
и
фиксирующем
в
своей
структуре,
в
своей
лексике
особое
нацио нал ьно е
мировоззрение.
Лео
Вайсгербера
инте ре суе т,
таким
образом,
в
первую
очер едь
проблема
связи
языка
и
народа,
которую
он
реш ает
в
сугубо
идеалистическом
плане.
Совершенно
н езави си мо
от
гумбольдтианской
традиции
анало ги ч ная
п роб­
л емат ика
и
близкое
ее
истолкование
возникли
в
США,
где,
о днак о,
на
первое
мест о
выд ви г ается
проблема
связи
языка
и
культуры.
Именно
этому
американ­
с кому
н апр авл ению
обычно
и
присваивается
наименование
этн о л инг вис тики.
'В США возникновение этой проблемы было тесно связано с изучением язы­
ков
и
культуры
американских
индейцев.
И
яз ык
и
культура
в
о тли чие
от
евро­
пейской
на учн ой
традиции
рассматриваются
ам ер иканским и
уч ен ыми
как
ком­
п оне нты
широ кой
по
своим
гра ницам
нау ки
—
антропологии,
изучающей
раз­
ные
фор мы
проявления
к ульт уры
тог о
или
иного
нар од а,
в
том
чи сле
и
язык.
Бол ь шое
значение
язык а
для
такого
р ода
комплексного
изучения
отмечал
еще
о дин
из
п ионер ов
в
о бл асти
иссл едо ва ния
индейских
языков
—
Франц
Боас,
п и савш и й: «Выясняется,
что
т ео рети ч еское
из уч ение
языков
индейцев
не
менее
важно,
чем
практическое
вл ад ение
ими;
чи сто
лингвистическое
иссле д ова ние
я вляет ся
неотъемлемой
частью
глубокого
изучения
психологии
н арод ов
мир а».
С воеоб раз ие
культуры
и
яз ыков
американских
индейцев
мног о
содействовало
возникновению
гипотезы
о
взаимосвязанности
э тих
явлений
и
возмо жн ост и
глубокого
Влияния
я зыка
на
становление
логи че с ких
и
мировоззренческих
категорий,
возникла
так
называемая
гипотеза
Сепир а
—
Уорфа,
с ос та вляю­
щая
т еорет и ческ ое
ядр о
э т но л ингв истики.
Эдуард
Се пир
(1884—1939) — американский лингвист и антрополог,
обладавший
чрезвычайно
широким
языко вым
кругозором
(он владел многими
яз ыка ми
Европы,
Азии
и
Америки)
и
глубоко
интер есо вав шийся
воп росами
те ории
языка
(его основной теоретический труд « Яз ык»
вышел
в
1921 г.,
рус­
ски й
п еревод
—
в
издательстве
Соцэкгиз
в
1934 г.).
В
настоящую
книгу
вк лю­
чен ы
две
работы
этого
вы даю щего ся
американского
ученого,
раскрывающие
главные
черты
его
л ингв истич ес кой
концепции.
Как
чрезвычайно
оригинальный
ученый,
оказавший
большое
влияние
на
дальнейшее
развитие
науки
о
языке,
Э.
Се пир
и
его
нау ч ное
твор чес тв о
з на­
чительно
шире
того
тема ти ческ о го
круга,
которым
замыкается
этнолингвис­
тика.
Э.
Сепи р
дал
первые
описания
ря да
индейских
я зыков
Америки,
уде лял
бо льш ое
внимание
изуч ению
ст рукт уры
я зык ов,
предложил
новую
типо­
логическую
классификацию
я з ыков,
стремился
уточнить
содержание
линг в и­
стики
в
свете
последних
достижений
ря да
сопредельных
наук,
уде лял
боль­
шое
вни ман ие
взаимоотношению
я зыко вых
явлений
и
со циа л ьных
фа кт оров
и
т.
д.
Среди
этого
множества
про блем
Э.
Сеп ир
интересовался
также
и
связ я­
ми
язык а
и
культуры.
Н азыв ая
язык
«руководством к восприятию социальной
действительности»
и
проводя
ид ею
о
том,
что
«люди.
.
.
в
значительной
ме ре
находятся
под
в лиянием
того
ко нкре тного
языка,
ко торы й
ст ал
средством
вы­
ра же ния
для
общест ва,
в
котором
они
живут», Э.
Сепир
вместе
с
тем
это
обще е
положение
в
при менени и
к
п роб леме
языка
и
к уль туры
огран ичив ал
рядом
весьма
существенных
оговорок.
«Нетрудно показать, —
писал
он
в
своей
ос­
новной
теоретической
книге
«Язык»,— что языковая группа ни в малейшей ме­
ре
не
соот ветст вует
обяз ат ель но
к ако й-ли бо
расов ой
группе
или
кул ьт урн ой
з оне».
И
несколько
ниже
в
эт ой
же
кни ге: «Общность языка не может
до
бесконечности
обеспечивать
общн ос ть
к уль туры,
если
географические,
по­
литические
и
экономические
детерминанты
культур ы
перестают
быть
одина­
ковыми
в
зоне
ее
ра спр остр ане ния».
Тем
не
м енее
Э.
Сепир
(и этого не следует
отрицать)
придал
определенное
направление
разрешению
вопроса
о
связях
языка
и
культуры.
Иде и
Э.
Сепи ра
развил
и
довел
до
логического
завершения
(что,
кс тати
говоря,
вместе
с
тем
н агля дно
показало
ошибочность
исходных
теоретических
позиций
сам ой
гипотезы)
Бе нжам ен
У
о
р
ф
'(1897—1941).
Б.
Уор ф
не
был
229


лингристом
по
своей
прямой
с пециал ь но сти
(по образованию и профессии он
был
инженером
по
противопожарной
тех ни ке), но в свободное время
много
занимался
изучением
языка
и
ку льт уры
американских
индейцев
(он прослу­
шал
не ско лько
курсов
лекций
Э.
Сепира)
и
по
преимуществу
в
30-е
го­
ды
опублик ов ал
ряд
ст атей,
которые
по сле
его
смерти
неоднократно
выходили
отдельными
сборниками
(более полным является сборник «Я зык,
мыш ле ние
и
р еаль н ость », вышедший в 1956 г.) и привлекли к себе внимание широких кру­
г ов,
глав н ым
об р азом
американских
лингвистов,
антропологов
и
философов.
Б.
У орф
стреми тся
доказать,
что
даже
ос новн ые
категории
субстанции,
пространства,
времени
могут
трактоваться
по-разному
в
зависимости
от
струк­
т урных
качеств
Язык овым и
исследуем
природу
по
тем
направлениям,—пишет
он,—
которые
указываются
нам
на шим
родным
яз ык ом.
Категории
и
формы,
изолируемые
на ми
из
ми ра
явлений,
мы
не
берем
как
не что
очевидное
у
этих
явле ний ;
совершенно
обратно
—
мир
предстоит
перед
н ами
в
калейдоскопиче­
ск ом
потоке
впечатлений,
которые
организуются
нашим
сознанием,
и
это
со­
вершается
гл авны м
образом
посредством
л ингвис тич еско й
с исте мы,
запечат­
ленной
в
на шем
сознании».
На
основе
таких
п ред по сылон
Б.
Уорф
де лает
со­
вершенно
парадоксальный
вывод
о
то м,
что
«каждый язык обладает своей ме ­
тафизикой»,я если бы,
например,
Ньютон
г овори л
и
дума л
не
по-английски,
то
и
по стр ое нная
им
система
ми ро з дания
выглядела
бы
иначе.
Э тот
вывод,
логи­
ческ и
вы тек ающи й
из
всег о
хода
рассуждений
Б.
Уо рфа,
о тчетли во
демон ст­
рируе т
спорность
его
и сходн ых
теоретических
положений.
В
к нигу
вк лючен а
статья
Б.
Уорфа,
которая
достаточно
полно
излагает
как
ход
его
док а за­
тельств,
так
и
осн овны е
положения
защищаемой
им
гипотезы.
В
гипотезе
Сепира
—
Уорфа
нет
четкого
разграничения
ме жду
«содержа­
нием»
язы ка,
зависящим
как
от
форм
соответствующей
культуры,
так
и
от
степ ен и
ее
развитости,
с
одно й
стороны,
и
структурными
к ачеств ам и
языка
(например,
его
грамматической
с трук туры ), независимыми от указанных фак­
торов,
с
другой
стороны.'
В
гипотезе
Сепира
—
Уорфа
много
говорится
о
вли ­
ян ии
языка
на
нормы
поведения
человека.
Несомненно,
что
такого
рода
влия­
ние
в
тех
или
иных
формах
возможно,
но
из
э того
не
след ует ,
что
структура
языка
способ на
оказывать
воз дей стви е
на
формирование
категорий
субстан­
ции,
пространства
и
вре ме ни
—
это
явления
разных
пор ядко в.
Шир око
гово­
ря,
это т
послед ний
вопрос
упирается
в
третий:
может
ли
я зык
как
средство
осуществления
мышлен и я
оказывать
формирующее
воз дейст вие
на
процессы
образования
и
их
выражение
—
по ня тия.
Свидетельства,
которыми
рас п ола­
г ает
языкознание,
гов орят
о
том,
что
различные
языковые
формы
мышления
не
могут
п ри вести
к
созданию
различных
логических
образований,
каковыми
являются
вышеупомянутые
понятия.
Таки м
образом,
ника ко й
об разую щей
силой
в
эт ом
см ысле,
а
следовательно,
и
ника ко й
особой
«метафизикой»
языки
не
способны
обл ада ть.
В
1954 г.
в
Чикаго
была
выпущена
кн ига
«Язык в культуре», излагающая
результаты
симпозиума,
в
котором
пр инимал о
у ча стие
20 американских линг­
вистов,
антропологов,
психологов
и
философов,
подвергнувших
всестороннему
рассмотрению
г ипо тезу
Сепира
—
Уорфа.
Участники
с имп ози ума
заняли
в
осно вн ом
кр итич еску ю
по
отн ошен ию
к
указанной
гипотезе
позицию.
Но
вм е­
сте
с
тем
они
высказались
за
да льне йше е
ее
э к спе римент альн ое
изучение.
На
важность
изучения
содержащихся
в
гипотезе
Сепира
—
Уорфа
проблем,
но,
разумеется,
на
совершенно
ин ой
ф илосо фск ой
ос нове
указывалось
также
и
в
со ветско м
языкознании.
Без
всякого
сомнения,
исс лед о вания
в
это м
направ­
лен ии
дадут
возможность
более
ко нкр етно го
изучения
одной
из
це нтр аль ных
проблем
языкознания
—
проблемы
связи
и
взаимоотношения
языка
и
мышле­
ния.
ЛИТЕРАТУРА
В.
А.
3вегинцев,
Т еор е тико -ли нг вистич ес кие
предпосылки
гипо ­
те зы
Сепира—
Уо рфа.
Сб.
«Новое в лингвистике», вып .
1, Изд.
иностр,
лит.,
М., 1960.
В.
А.
3вегинцев,
Роль
языка
в
процессах
познания,
в
кн.
«Очерки
по
общему
языкознанию», изд.
М ГУ, 1962.


Э.
СЕПИР
ПОЛОЖЕНИЕ
ЛИНГВИСТИКИ
КАК
НАУ КИ1
Можно
сказ ат ь,
что
линг вист ик а
начала
с вою
н аучн ую
карьеру
со
сравнительного
изучения
и
реконструкции
индоевропейских
языков.
В
процессе
своих
подробных
исследований
индоевропеисты
постепенно
выработали
тех ни ку,
которая,
пожа л уй,
бо лее
со вер­
шенна,
чем
у
ка кой -ли бо
ин ой
науки,
имею щей
дело
с
человече­
скими
установлениями.
Многие
определения
с ра внит ел ьного
индо­
европейского
языкознания
о бл адают
четкостью
и
регулярностью,
напоминающими
формулы
или
так
называемые
законы
ест ественн ых
нау к.
Историческое
и
сравнительное
языкознание
строится
г ла вным
образом
на
основе
гипотезы,
в
соответствии
с
которой
зв у­
ковые
изменения
осуществляются
регулярно,
а
морфологическая
перестройка
языка
следует
за
этим
регулярным
фонетическим
раз­
витием
в
качестве
его
производного.
Многие
склонны
отрицать
психологическую
не об ход и мость
регулярности
звуковых
изм ен е­
ний,
но
фактический
лингвистический
оп ыт
с
несомненностью
уб еж­
дае т
нас
в
том ,
что
вер а
в
такую
регулярность
сдел ал а
возможным
чрезвычайно
успешный
подход
к
историческим
проблемам
языка.
Правда,
ни
один
лингвист
не
способен
дать
удовлетворительного
ответа
на
вопросы
о
том,
почему
обнаруживаются
т акие
регуляр­
ности
и
почему
необходимо
исходить
из
регулярности
зву ко вых
изменений.
Но
из
этого
не
следует,
что
лингвистические
методы
улучшатся
от
того,
что
мы
откажемся
от
хорошо
проверенных
ги­
п отез
и
широко
откроем
дверь
для
вс яко го
рода
психологических
и
социологических
об ъяс нени й,
не
имею щи х
прямой
связи
со
все м
тем ,
что
мы
знаем
об
историческом
поведении
языка.
Психологи­
ческие
и
социологические
интерпретации
регулярности
языковых
изменений,
с
которыми
лингвисты
давно
уже
сталкиваются,
ко­
нечно,
ж ела тельны
и
необходимы.
Но
ни
психология,
ни
социо­
логия
не
с пос обны
сказать
лингв ист ике ,
какого
рода
историче­
ски е
инт ер прет ации
до лжен
делать
язы ков ед.
В
лушем
случае
эти
науки
могут
треб ова ть
от
линг виста ,
чтобы
он
чащ е,
чем
это
де­
лалось
до
сих
пор ,
рассматривал
ист о рию
языка
в
более
широком
контексте
человеческого
по веден ия
—
как
в
индивидуальном,
так
и
общественном
плане.
1Е.Sарi
г, The Status of Linguistics as Science, «Language», vol. 5, 1929.
231


Установленные
инд ое вро пе ист ами
методы
с
заметным
ус пе хом
применялись
и
к
другим
группам
языков.
С
одинаковой
ст рог о­
сть ю
они
прилагались
и
к
бесписьменным
примитивным
языкам
Африки
и
Америки,
и
к
более
известным
формам
речи
нар од ов
с
большим
историческим
опытом.
Именно
в
языках
эт их
боле е
культурных
народов
столь
существенное
явление
регулярности
лингвистических
процессов
так
часто
перекрещивается
с
де й­
ствием
та ких
противоречивых
тенденций,
как
заимствования
из
других
язы к ов,
диалектальные
см ешени я
и
с оциа льна я
дифферен­
циа ция
ре чи.
И
чем
больше
мы
зан и маемс я
сравнительным
изуче­
нием
языков
примитивного
лингвистического
со сто яни я,
тем
от­
четл ив ей
осознаем,
что
фонетические
за коны
и
выравнивание
по
аналогии
являются
единственными
удовлетворительными
спосо­
бами
об ъя сн ения
ра звит ия
язы ков
и
ди алект ов
от
общей
ос но вы.
Опы т
работы
профессора
Л еон арда
Блумф ильда
с
центральными
а лго нкинс к ими
яз ык ами
и
мой
опы т
работы
с
атабасскими
не
ос­
т ав ляет
желать
чего-либо
лучшего
в
этом
отношении
и
является
прекрасным
ответом
те м,
кто
считает
для
с ебя
невозможным
ориен­
тироваться
на
всеобъемлющую
регулярность
действия
всех
тех
бессознательных
я зы ковых
сил,
которые
в
своей
совокупности
дают
нам
закономерные
фонетические
изменения
и
связанную
с
ни­
ми
морфологическую
перестройку.
На
основе
установленных
фоне­
тических
законов
возможно
не
только
теоретическое
определение
пра в ильн ости
спец иф ич еск их
ф орм
у
бесписьменных
народов,—
такие
определения
суще ств ую т
фа кти чес ки
в
значительном
коли­
чес тве.
Не
может
быт ь
никакого
сомнения,
что
мет оды,
впе рвые
разработанные
в
об л асти
индоевропейского
языкознания,
способ­
ны
играть
весьма
важную
р оль
и
при
изучении
в сех
других
гру пп
язы ков ,
и
только
с
их
п омощ ью,
посредством
их
постепенного
ра с­
ширения
мы
можем
надеяться
получить
существенные
историче­
ские
выводы
об
отношениях
между
группами
языков,
по ка зы ваю­
щи ми
немногие
и
ли шь
поверхностные
след ы
обще го
происхож­
де ния.
Но
целью
настоящей
раб оты
яв ляе тся
не
подтверждение
уже
достигнутых
результатов,
а
указание
на
те
связи,
кот оры е
суще­
ствуют
между
лин гвис тик ой
и
друг и ми
на учны ми
д исципл инами,
и
обсуждение
вопроса
о
т ом,
в
каком
смысле
лингви ст ик у
можно
именовать
«наукой» .
Значение
лингвистики
для
антропологии
и
истории
культуры
дав но
уже
признано.
По
ме ре
того
как
ра з вивал ись
лингвистиче­
ские
ис следов а ни я,
язык
зарекомендовал
себя
как
полезное
с ред­
ст во
в
науках
о
человеке
и
в
св ою
оч ере дь
получил
много
полез­
ных
свед ений
от
э тих
последних.
Для
современного
языкознания
уже
трудн о
ограничиваться
только
своим
традиционным
пред­
метом.
Ес ли
только
он
не
ч ужд
творче ски х
ус тремлен и й,
лингвист
не
может
не
разд ел ять
взаимных
и нт ересо в,
которые
связывают
лингвистику
с
а нтроп олог и ей
и
историей
культуры,
с
социо л ог ией
232


и
психологией,
с
философией
и
—
в
более
отдаленной
перспекти­
ве
—
с
физ ик ой
и
физиологией.
Язы к
приобретает
все
большую
це ну
в
ка честв е
руководящего
начала
в
изучении
культуры.
В
известном
смысле
система
куль­
турных
м од елей
той
или
ин ой
цивилизации
фиксируется
в
языке,
выражающем
данную
цивилизацию.
Неправильно
дум ать,
что
мы
в
состоянии
познать
характерные
особенности
культуры
лишь
по ср едство м
прямого
наблюдения
и
без
руков од яще й
помощи
линг­
вистической
символичности,
дел аю щей
эти
особенности
значимыми
и
понятными
для
общества.
Настанет
в ремя,
когда
попытка
понять
примитивную
культуру
без
помощи
языка
данного
общества
будет
выглядеть
в
такой
же
степени
дилетантской,
как
и
труд
истори­
ка,
не
обращающегося
к
свидетельству
оригинальных
докуме нтов
тех
эпох,
которые
он
описывает.
Яз ык
сл ужит
руководством
к
восприятию
«социальной действи­
тельности».
Хо тя
язык
обычно
мало
интересует
уч еных ,
зан има­
ющихся
социальными
науками,
он
оказывает
мощное
воздействие
на
наше
мышление
о
социальных
проблемах
и
процессах.
Челове­
ческое
существо
живет
не
в
одном
только
объективном
м ире
и
не
в
одном
только
мире
общественной
деятельности,
как
это
обычно
полагают.
В
значительной
степени
ч ело век
находится
во
власти
конкретного
языка,
являющегося
средством
выражения
в
дан ном
обществе.
Сов ер шенн о
ош ибо чно
пола га ть,
что
ч ело век
ориенти­
руется
в
действительности
без
помощи
языка
и
что
яз ык
есть
про­
сто
случайное
средство
решения
специ фич еск их
п ро блем
общения
и
мышления.
Факты
свидетельствуют
о
том,
что
«реальный мир»
в
значительной
мере
бесс оз нател ь но
строится
на
языковых
нормах
данного
общества.
Не
существует
двух
языков
настолько
тожде­
ственных,
чтобы
их
мо жно
бы ло
счи тать
выразителями
одн ой
и
той
же
социальной
действительности.
Мир ы,
в
которых
ж ивут
раз­
личные
об щес тва, —
отдельные
мир ы,
а
не
один
м ир,
испо льз ую­
щий
разные
яр лыки .
Понимание,
например,
прос т ой
поэмы
предполагает
не
только
понимание
отдельных
слов
в
их
обыч но м
смысле,
но
глубокое
по­
ст иж ение
в сей
жизни
общества,
как
она
отражается
в
словах
или
связанных
с
н ими
нюансах.
Да же
относительно
про с той
акт
по­
знания
в
большей
ст епени,
чем
мы
полагаем,
за вис ит
от
социаль­
ных
мо деле й,
н азы ваем ых
словами.
Если,
например,
про вест и
ряд
линий
различной
формы,
их
мо жно
осознать
и
подразделить
на
та­
кие
категории,
как
«прямая», «ломаная», «кривая», «зигзагооб­
р азн ая», соответственно классификации,
которая
устанавливается
самими
существующими
в
языке
т ер ми нами.
Мы
видим,
слышим
или
ин ым
образом
воспринимаем
действительность
так,
а
не
ин аче
по­
тому,
что
языковые
нор мы
нашего
общества
предрасполагают
к
оп­
ред еле н ному
отбору
интерпретаций.
Для
ре ше ния
основных
проблем
человеческой
культуры
знание
языкового
механизма
и
его
исторического
развития
ста нов и тся
тем
бо лее
не обход им о
и
важно,
чем
более
точн ым
становится
наш
233


анализ
социальных
норм.
С
это й
точки
зре ния
мы
можем
ра ссм ат­
ривать
язык
как
выраженное
в
символах
руководство
к
культуре.
Язы к
есть
вместе
с
тем
важнейшее
ср едст во
и зучен ия
культур­
ных
явле ний.
Многие
объекты
и
идеи
культуры
настолько
в заи мо­
св яз аны
с
их
терминологией,
что
изучение
инвентаря
культурно­
значимых
терминов
нередко
бросает
неожиданный
свет
на
историю
самих
открытий
и
идей.
Этот
тип
ис след о вани й,
оказавшийся
плодотворным
для
культурной
ис то рии
Европы
и
Азии,
обещает
оказать
большую
помощь
при
реконструкциях
прим итив ных
культур.
Це ннос ть
лингвистики
для
социологии
в
боле е
узком
смысле
сл ова
в
такой
же
степени
р еаль на,
как
и
для
теоре ти ка
в
об ла­
сти
ан тропол ог и и.
Социологи
по
необходимости
интересуются
техникой
общения
человеческих
существ.
С
этой
точки
зрения
все,
что
способствует
или
препятствует
распространению
язы­
к ов,
представляет
чрезвычайную
важность
и
должно
и зучатьс я
во
вз аим од ейст вии
с
множеством
других
факторов,
которые
сти­
мулируют
или
тормозят
передачу
идей
и
мод ел ей
поведения.
Бо­
лее
того,
социолог
должен
интересоваться
также
символической
значимостью
и
социальным
с м ыслом
языковых
различий,
возника­
ющи х
в
каждом
большом
обществе.
Правильность
речи
или
то,
что
м ожно
на зв ать
«социальным стилем»
речи,
выходит
д алеко
за
п ред елы
эс тетичес ких
или
гр а ммати ческ их
интересов.
С пециф и­
ческие
особенности
произношения,
характерные
обороты
ре чи,
сленговые
формы,
использование
вс як ого
рода
терминологии
—
все
это
символы
многообразных
способов,
с
помощью
которых
общество
осуществляет
с вое
п риспо со б ление
и
которые
облада­
ют
реша ю щим
з нач ением
для
пон иман ия
ра з вития
индивидуальных
и
социальных
но рм.
Но
социолог
будет
не
в
состоянии
оце нит ь
все
подобные
явления
до
тех
по р,
пок а
он
не
составит
себе
ясного
представления
о
лингвистической
основе,
ко тор ая
од на
може т
обусловить
оценку
со ци альн ого
символизма
языкового
харак­
тер а.
Чрезвычайно
о бн адежи ва юще
то
обстоятельство,
что
психо­
логи
все
больше
и
ч аще
о б р ащаются
к
лингвистическим
данным.
До
настоящего
времени
оставалось
сомнительным,
что
они
мо­
гут
способствовать
лучшему
пониманию
лингвистических
но рм
сравнительно
с
те м,
что
с ами
лингвисты
в
состоянии
установить
на
основе
своих
данных.
Однако
все
боле е
укрепляется
чувство,
что
психологические
объяснения
самих
лингвистов
нуждаются
в
пересмотре
и
в
истолковании
в
более
широких
терминах,
так
что­
бы
чисто
лингвистические
факты
мо гли
рас сма три ват ься
как
сп е­
циализированные
фор мы
общих
симв ол ич еских
нор м.
Психологи,
пожалуй,
в
слишком
узком
план е
зан им ают ся
эл емент ар ной
пс ихо­
физической
основой
речи
и
не
проникают
достаточно
глубоко
в
изучение
ее
сим вол ич еск ой
природы.
Это,
по-видимому,
обуслов­
ливается
тем
фактом,
что
психологи,
как
пр ави ло,
недооцени­
ваю т
чрезвычайной
важности
я вле ния
символизма.
Очень
возмож­
234


но,
что
как
раз
в
области
символизма
языковые
формы
и
процессы
будут
наибольшим
образом
способствовать
обогащению
психо­
логии.
Все
типы
деятельности
мо жно
истолковывать
либо
как
четко
функциональные
в
собственном
смысле
слова,
либо
как
симво­
лические,
либ о
как
соединение
этих
дв ух.
Так ,
есл и
я
открываю
дверь
с
намерением
войти
в
д ом,
значение
этого
действия
лежит
имен но
в
том,
что
оно
облегчает
мне
проникновение.
Но
е сли
я
«стучусь в дверь», не требуется глубокого размышления,
чтобы
понять,
что
стук
сам
по
се бе
не
откроет
для
м еня
дверь.
Он
только
служит
знаком
того,
что
кто-то
должен
по дой ти
и
откр ыть
дверь
для
мен я.
Стук
в
дверь
зам ещ ает
более
при мит ивный
акт
откры­
вания
двери
по
желанию
кого-либо.
Мы
имеем
здесь
дело
с
зачат­
кам и
того,
что
можн о
назвать
языком.
Большое
ко л и чество
подоб­
ных
действий
является
языковыми
действиями
в
грубом
смысле
слова.
Иными
словами,
они
важны
для
нас
не
ради
своего
прямого
действия,
а
в
с илу
того,
что
они
служат
в
качестве
посредствующих
знаков
более
важных
действий.
Примитивный
знак
имее т
некоторое
объективное
сходство
с
тем ,
что
он
замещает
или
на
что
он
указы­
вает.
Так,
ст ук
в
дверь
име ет
о пред елен ное
отношение
к
предпола­
гаемой
деятельности,
направленной
на
самое
дверь.
Некоторые
знаки
принимают
сокращенную
форм у
функциональной
д еяте ль­
ности,
которую
можно
п редп ри нять
в
отношении
данного
о бъ екта.
Так,
размахивание
кулаками
перед
лицом
кого-либо
есть
со кр ащен­
ный
и
относительно
безобидный
способ
замещения
ф актич еско й
др аки
с
данным
ч ело в еком.
Ес ли
по доб ные
жесты
становятся
доста­
точно
выразительными,
чтобы
истолковывать
как
эквива ле нты
оскорбления
или
угрозы,
их
м ожно
рассматривать
как
с имво лы
в
со бств енно м
смысле
этого
слова.
В
сим во лах
этого
порядка
еще
со вер ш енно
ясна
связь
с
тем,
что
они
символизируют.
Но
по
мере
того,
как
время
идет,
сим­
во лы
настолько
изменяют
св ою
форму,
что
теряют
всякую
в неш­
нюю
св язь
с
тем,
что
они
замещают.
Так ,
не
существует
никако­
го
сходства
межд у
куском
материала,
окрашенного
в
красный,
б елый
и
голу бой
цвета,
и
С о един енными
Штатами
Америки
—
са мой
по
се бе
сложной
и
нелегко
определимой
нац ие й.
Флаг,
таким
образом,
может
рассматриваться
как
вт ор ич ный,
или
отн оси тел ь­
ный ,
символ.
Способ
психологического
истолкования
языка
заклю­
ч ает ся,
по-видимому,
в
осознании
его
как
совокупности
наиболее
сл ожны х
сл учаев
такого
род а
вторичных,
или
относительных,
си м­
волов,
об разов ав ши хся
в
обществе.
Очен ь
м ожет
бы ть,
что
п ерв ич­
ные
примитивные
крики
или
другие
ти пы
симв ол ов,
развитых
чело ­
веком,
имеют
известную
связь
с
определенными
эмоциями,
отно­
ше н иями
или
понятиями.
Но
уже
давно
не
по ддает ся
прямому
про сл ежи вани ю
связь
между
словами
или
комбинациями
слов
и
тем,
к
чему
они
относятся.
Лингвистика
является
одновременно
од ной
из
наиболее
труд­
ных
и
вместе
с
тем
наи бо лее
основательных
областей
исс л едо­
235


вания.
Действительно,
плодотворное
объединение
лингвистиче­
ски х
и
психологических
исследований,
очевидно,
дело
будущего.
Мы
мож ем
предполагать,
что
ос обую
ценн ост ь
лингвистика
буд ет
представлять
для
структурной
психологии
(Gestaltpsychologie),
так
как
из
всех
ф орм
культуры
язык,
видимо,
развивает
св ои
о снов ные
модели
с
наибольшей
обособленностью
от
других
типов
культурных
моделей.
Так им
образом,
линг вистик а
может
надеять­
ся
стать
п одоб ием
руководства
для
понимания
«психологической
географии»
культуры
в
широком
плане.
В
о быч ной
жизни
основ­
ной
символизм
поведения
перекрещивается
густой
с етью
функцио­
на ль ных
моделей
чрезвычайного
разнообразия.
Это
происходит
потому,
что
каждый
изолированный
акт
человеческого
поведения
является
точкой
вст р ечи
такого
ко личе ств а
отдельных
структур,
что
для
большинства
из
нас
очень
трудно
провести
различие
между
контекстуальными
и
неконтекстуальными
ф орма ми
поведения.
Лингвистика,
по-видимому,
обладает
чрезвычайно
специфической
ценностью
для
структурных
исследований,
так
как
моделирование
языка
в
значительной
ме ре
но сит
замкнутый
в
себе
х ар актер
и
не
очень
подвергается
во з д ействию
взаимопересекающихся
моде­
лей
нелингвистического
типа.
Весьм а
примечателен
тот
факт,
что
в
последние
годы
фило­
софия
занимается
проблемами
языка
больше,
чем
когда-либо.
Давно
прошло
время,
когда
философы
на ивным
образом
переводили
грамматические
формы
и
процессы
в
метафизические
категории.
Философы
нуждаются
в
по ним ании
языка
хотя
бы
р ади
того,
чтобы
защитить
се бя
от
своих
собственных
яз ык овых
н орм,
и
поэтому
не
удивительно,
что
философия,
стремясь
освободить
логику
от
сетей
грамматики
и
ос озн ать
значение
символизма,
вынуж­
дена
подвергнуть
предварительному
критическому
рассмотрению
сам
лингвистический
пр оцесс.
Лингвисты
зан има ют
выгодную
по­
зицию,
оказывая
помощь
при
выяснении
смысла
наших
терминов
и
языковых
процедур.
Из
всех
иссл ед о ват елей
человеческого
по­
ведения
линг вист
в
силу
самой
природы
предмета
своего
исследо­
вания
яв ляе тся
наибольшим
релятивистом
в
отношении
чувств
и
в
наименьшей
степени
н аходи тся
под
влиянием
форм
своей
собст­
венной
речи.
Неско л ько
слов
об
отношениях
между
лингвистикой
и
ест ест­
венными
науками.
Своим
техническим
оснащением
лин гвис ты
много
обязаны
естественным
наукам,
и
в
частности
физике
и
физио­
ло гии.
Фонетика
—
необходимая
предпосылка
для
точных
методов
работы
в
лин гвис тик е
—
немыслима
без
у глу б ления
в
аку­
ст ику
и
физиологию
органов
речи.
Именно
те
ис след о ват ели
языка,
которые
больше
интересуются
реалистическими
дет аля ми
факти­
ческ о го
р ечев ого
поведения
индивида,
чем
социальными
моделями
языка,
должны
в
первую
очередь
поддерживать
постоянное
общ е­
ние
с
естественными
науками.
Но
очень
возможно,
что
и
опыт
лингвистического
исследования
может
т акже
содержать
ценные
данные
для
р ешен ия
акустических
и
физиологических
п робле м.
236


В
общем
и
целом
ясно,
что
инт ерес
к
языку
в
последние
годы
перешел
за
пределы
собственно
лингвистических
к ру гов.
И
это
не­
избежно,
так
как
по нима ние
язы к ового
механизма
необходимо
для
изучения
как
исторических
проблем,
так
и
проблем
чел ов ечес ког о
поведения.
Можно
только
надеяться,
что
лингвисты
также
осозна­
ют
зна чени е
их
предмета
для
широкого
п оля
научной
деятельности
и
не
уйдут
в
одиночество,
огораживаясь
традицией,
которая
гро ­
зит
превратиться
в
схоластику,
есл и
только
в
нее
не
вд охнут
жизнь
интересы,
лежащие
за
пределами
формальных
инт ер есов
самого
языка.
Каково
же
в
ко нце
концов
положение
лингвистики
как
на у­
ки?
Должна
ли
она
в стать
в
ряд
естествоведческих
наук
по
со­
сед ст ву
с
биологией,
или
же
она
относится
к
социальным
наук ам?
Существуют
два
обстоятел ь ств а,
обусловливающих
н астой ­
чивую
тенденцию
рассматривать
языковые
данные
с
биологиче­
ской
точки
зр ения .
Во-первых,
налицо
очевидный
факт,
что
факти­
ческая
те хник а
языкового
поведения
предусматривает
очень
специфические
процессы
физиологического
характера.
Во-вторых,
регулярность
и
унифицированность
лингвистических
процессов,
естественно,
противопоставляются
мни мо
свободным
и
непредопре-
деленным
нормам
поведения
чел ов ечес ког о
существа,
и зучае мог о
с
точки
зрения
культуры.
Но
регулярность
звуковых
из м енений
представляет
только
поверхностную
аналогию
биологического
ав­
томатизма.
Именно
пот ому ,
что
язык
яв ляется
бо лее
строго
со-
циологизированным
типом
человеческого
поведения,
чем
какие-
ли бо
ин ые
культурные
явления,
и
вместе
с
тем
обнаруживает
в
своих
чертах
и
тенденциях
такую
регулярность,
какую
знают
только
естест во вед ческ ие
науки,—
лингвистика
обладает
та ким
ва жным
значением
для
методологии
социальных
наук.
За
вне шне й
беспорядочностью
соц и альн ых
явлений
открывается
регулярность
структуры
и
тенд ен ций
сто ль
же
реальная,
как
и
регулярность
физ ич еск их
процессов
в
м ире
механики,
хотя
эта
регулярность
характеризуется
значительно
меньшей
очевидной
строгостью
и
требует
ино го
подхода
с
нашей
стороны.
Первично
язык
—
культурный
и
социальный
продукт
и
должен
истолковываться
как
таковой.
Правда,
его
регулярность
и
ф ормальн ое
р аз витие
осн о­
вываются
на
предпосылках
биологического
и
пс ихо логи чес ког о
п орядка .
Но
эта
регулярность
и
неосо з нанн ый
характер
ее
ти­
пичных
фор м
не
делают
из
л ингвис тик и
простого
придатка
биоло­
гии
или
психологии.
Лин гв ист ика
лучше,
чем
какая-либо
иная
социальная
наука,
показывает
своими
данными
и
методами,
более
легко
опр ед ел яемы ми,
чем
данные
и
методы
люб ой
другой
ди сц ип­
лины,
имеющ ей
дело
с
социологизированным
поведением,
возмож­
ность
истинно
научного
изучения
о бще ства,
которое
не
будет
слепо
перен имат ь
методы
естест венны х
на ук
или
некритически
исполь­
зовать
их
понятия.
Чрезвычайно
важно,
чтобы
лингвисты,
кото­
рых
часто
обвиняют
—
и
обвиняют
справедливо
—в
отказе
выйт и
за
пределы
предмета
своего
исследования,
наконец,
понял и,
что
237


мож ет
означать
их
наука
для
и нтерп ретац и и
человеческого
поведе­
ния
в ообще .
Нравится
ли
им
это
или
не т,
но
они
должны
будут
все
больше
и
больше
заниматься
различными
антропологическими,
социологическими
и
психологическими
проблемами,
которые
в тор­
га ются
в
облас ть
языка.
язык1
Дар
реч и
и
упорядоченного
языка
характеризует
все
и зв ест­
ные
человеческие
общности.
Нигде
и
никогда
не
открывали
пле­
мени,
которое
не
знало
бы
языка,
и
все
утверждения
противно­
го
—
не
более
как
сказ ки .
Не
имеют
под
собой
никаких
оснований
и
рассказы
о
суще ств ова ни и
народов,
словарный
состав
которых
якобы
настолько
ограничен,
что
они
не
могут
обойтись
без
помощи
сопроводительных
жестов
и
поэтому
не
в
состоянии
об­
щаться
в
темноте.
Исти на
заключается
в
том,
что
яз ык
является
совершенным
средством
выражения
и
сообщения
у
всех
из вест­
ных
нам
народов.
Из
всех
аспектов
культуры
язык,
несомненно,
первым
достиг
высоких
ф орм
ра зв ития,
и
его
по ст о янное
совер­
шенствование
является
обя зател ьн ой
предпосылкой
развития
культуры
в
целом.
Существует
ряд
характеристик,
которые
применимы
ко
вс ем
языкам
—
жив ым
или
ме р твым,
письменным
или
б еспис ьме нным.
Во-первых,
язык
в
основе
своей
есть
система
фонетических
симво­
лов
для
выражения
поддающихся
сообщению
мыслей
и
чу вст в.
Дру гим и
словами,
языковые
символы
явля ютс я
дифференциро­
ва нны ми
продуктами
голосовой
де ятельн ости ,
ассоциированной
с
гортанью
высших
млекопитающих.
Теоретически
можно
пред­
положить,
что
н ечто
подо бн ое
языковой
структуре
могло
бы
раз­
виться
из
жестов
или
иных
движений
тел а.
Факт,
что
возникшее
уже
на
высо к их
ступенях
развития
человеческой
ра сы
письмо
пред­
ставляет
прямую
имитацию
м од елей
разговорного
языка,
доказы­
вает,
что
язык
как
чисто
«техническое»
и
логическое
изобретение
не
з ави сит
от
употре бл ен ия
артикулированного
звука.
Тем
не
менее
действительная
история
человека
и
об илие
антропологиче­
ских
данных
с
безусловной
определенностью
свидетельствуют
в
пользу
того
полож е ни я,
что
з вук овой
язык
доминировал
над
всеми
друг и ми
видами
коммуникативного
символизма,
к оторы е
как
письмо
использовались
в
замещающей
функции
или
же
как
же ст
только
сопровождали
речь.
Употребляемый
для
языковой
де ят ель­
ности
ре че вой
апп ар ат
—
один
и
тот
же
у
всех
известных
нам
на­
родов.
Он
сос то ит
из
го рт ани
с
прикрепленными
к
ней
гол осов ы ми
св яз ками,
носа,
языка,
твердого
и
м ягк ого
нёба,
з убов
и
губ.
Хотя
первоначальные
импульсы,
образующие
речь,
локализируются
в
гортани,
более
точн ая
фонетическая
артикуляция
обусловливается
1Е.
Sapir, Language. Encyclopaedia of the Social Sciences, vol. 9,
New York, 1933.
Ста тья
дается
с
со кра щениям и.
238


главным
образом
деятельностью
му ск улов
языка,
о р гана,
пе р­
вичная
функция
которого
не
им еет
никакого
отношения
к
произ­
водству
звуков,
но
без
которого
(в процессе действительной ре­
че вой
деятельности)
было
бы
невозможно
ра з витие
эмоциональных
кри ков
в
то,
что
мы
н азы ваем
язы ко м.
Именно
в
силу
этого
об­
стоятельства
речь,
да
и
сам
язык,
обычно
называется
«языком»,
т.
е.
именем
этого
органа.
Таким
образом,
язык
не
является
простой
биологической
фу нк цией
даже
в
отношении
лишь
производ­
ства
з вук ов,
так
как
первичная
деятельность
гортани
должна
бы­
ла
подвергнуться
чрезвычайно
о сно ват ельн ой
обработке
посредст­
вом
языковых,
лабиальных
и
назальных
модификаций,
прежде
чем
«речевые органы»
б ыли
готовы
для
работы.
Может
быть,
именно
п отом у,
что
«речевые органы»
в
своей
деятельности
базируются
на
пе р вично
совершенно
иные
физиологические
функции,
язык
см ог
освободиться
от
непосредственной
телесной
выразитель­
ности.
Но
все
языки
по
своему
характеру
не
только
фонетические;
они
т акже
«фонематичны».
Между
артикуляцией
голоса
в
форме
звуковой
де ятел ьн ости ,
непосредственно
во спр иним аем ой
как
п ро­
с тое
ощущение,
и
сл ожн ым
членением
это й
зву ко вой
деятельности
на
такие
символически
значимые
е д иницы,
как
слова,
словосоче­
т ания
и
предложения,
происходят
очень
интересные
процессы
фо­
нетического
отбора
и
обобщения,
которые
легко
просмотреть,
но
которые
чрезвычайно
важны
для
развития
специфически
символиче­
ского
ас пе кта
языка.
Язык
—
это
не
только
а рт ику лиро ва нный
звук;
его
значимая
структура
за вис ит
от
бессознательного
отбо­
ра
фик си ро ванног о
количества
«фонетических позиций»
или
звуко­
вых
единиц.
В
фактическом
употреблении
они
подвергаются
неко­
торым
индивидуальным
модификациям.
Однако
чрезвычайно
важ­
ным
при
этом
является
то,
что
в
результате
бессознательного
отбо­
ра
звуков
в
качестве
фо нем
между
различными
^фонетическими по ­
зициями
возникают
определенные
психологические
барьеры,
так
что
ре чь
пер ест ает
быть
п рост ым
эмоциональным
речевым
п отоко м
и
превращается
в
символическое
образование,
состоящее
из
огра­
ниченного
количества
единиц.
Здесь
напрашивается
прямая
анало­
гия
с
теорией
музыки.
Даже
самая
замечательная
и
динамичная
симфония
строится
из
ряда
о пред ел енных
музыкальных
е д иниц,
или
нот,
ко торы е
в
ас пе кте
физического
ми ра
представляются
бе с­
прерывным
и
сплошным
п оток ом
звуков,
но
в
эстетическом
ас пек те
строго
отграничены
д руг
от
друга,
так
что
они
могут
создавать
сл ож ные
мат емат ич ески е
фо рм улы
значимых
отношений.
Фонемы
языка
в
своей
основе
—
определенные
системы,
сво йст венны е
дан ­
ным
язы к ам,
которы е ,—
есл и
и
не
всегда
в
фактической
деятельно­
сти,
то
на
основе
неосознанной
теории,—
должны
строить
свои
слова
именно
из
эт их
фонем.
Языки
очень
широко
различаются
по
своим
фонетическим
структурам.
Но
каковы
бы
ни
б ыли
детали
эт их
структур,
непр ел ожн ым
остается
факт,
что
не
существует
языков
без
четко
определенных
фонетических
систем.
Различие
239


между
звуком
и
фо не мой
м ожно
показать
на
пр остом
английском
примере.
Ес ли
слово
matter (дело)
пр оиз нест и
нечетким
образом,
как
во
фразе
What’s the matter? (В чем дело?), звук t, в
производ­
ст во
которого
не
была
вло жен а
необходимая
для
выражения
его
физических
характеристик
эне р гия,
может
обн ар ужи ть
стремле­
ние
пер ейт и
в
d.
Тем
не
менее
это
«фонетическое» d не будет воспри­
ниматься
как
функциональное
d, но только как особый экспрес­
сивный
ва риа нт
t.
Очевидно,
что
функциональное
отн оше ние
между
звуком
t в слове matter и его d-образным
вариантом
со­
вершенно
иное,
чем
отношение
между
t в слове town (город)
и
d
в
слове
down (вниз) .
В
каждом
языке
мо жно
проводить
ра зли чие
между
простыми
фонетическими
в ари анта ми
(экспрессивными или
нет)
и
такими,
которые
о бл адают
символической
функцией
ф оне­
матического
порядка.
Во
всех
известных
языках
фонемы
образуют
определенные
и
условные
сочетания,
которые
тотчас
у зн аются
говорящими
как
над ел ен ные
з нач ением
с имв олы
данных
предметов
(референтов) .
В
английском,
например,
сочетание
g и о дает слово go (идти),
представляющее
нер асч леним ое
единство:
значение,
закрепленное
за
этим
символом,
нельзя
получить
из
соединения
«значений» g и
о,
вз ятых
в
отдельности.
Дру гим и
словами,
в
то
время
как
механи­
ческими
функциональными
единицами
языка
являются
фо немы,
истинными
единицами
языка,
как
символического
образования,
яв­
ляются
условные
группы
т аких
фонем.
Объем
таких
единиц
и
зак оны
их
механической
структуры
широко
в арьи руютс я
в
различ­
ных
языках,
а
их
лимитирующие
ус ло вия
образуют
фо немн ый
ме­
хан и зм,
или
«фонологию», данного языка .
Одн ако
основы
теории
звукового
символизма
повсюду
остаются
одинаковыми.
Формаль­
ные
нормы
несводимого
символа
также
варьируются
в
широких
пределах
в
различных
языках
мира.
В
качестве
так ой
единицы
м ожет
выступать
или
целое
слово,
как
только
что
приведенный
ан г­
лийский
пр имер ,
или
отдельные
значимые
элементы,
вроде
суф­
фикса
- ness в слове goodness.
Между
значимым
и
нерасчленимым
словом
или
словесным
элементом
и
составным
значением
связной
ре чи
располагается
вся
совокупность
фо рм аль ных
средств,
инт уи­
тивно
используемых
говорящими
на
данном
языке
с
целью
построе­
ния
из
теоретически
изолируемых
единиц
эстетически
и
функцио­
нально
по лно це нных
сим во ли ческ их
сочетаний.
Эти
средства
обра зуют
г рам матик у,
которую
можно
о пред ел ить
как
систему
ф ор­
мальных
эл емент о в,
инт у ит ивно
осознаваемых
говорящим
на
д ан­
ном
языке.
Видимо,
не
существует
других
т ипов
к уль тур ных
мо­
делей,
которые
бы
так
удивительно
ва рь иро валис ь
и
о бладали
та ким
обилием
деталей,
как
морфология
известных
нам
языков.
Несмотря
на
бесконечное
разнообразие
деталей,
можно
утверж­
дать,
что
все
г р аммати ки
в
одинаковой
мере
устойчивы.
Один
язы к
может
б ыть
более
сл ожн ым
и
трудным
в
грамматическом
отношении,
чем
д ру гой,
но
вместе
с
тем
нет
никакого
смысла
в
иногда
выска­
зываемых
ут ве ржде ния х,
что
оди н
язык
более
грамматичен
или
ф ор­
240


м ализ о ван,
чем
друг ой .
Совершенствование
структуры
наш его
язы ка
обусловливает
осознание
не до статко в
ре чи
и
изучающей
ее
н ауч ной
д исци пли ны,
что,
конечно,
сам о
по
се бе
интересно
с
психологической
и
социальной
точек
зрения,
но
это
имеет
очень
далекое
отношение
к
воп ро су
о
формах
языка.
Помимо
эт их
общих
фо рм аль ных
особенностей,
язык
обла дае т
определенными
психологическими
качествами,
делающими
его
изу ­
чение
особ енн о
важны м
для
исследований
в
о бл асти
социальных
наук.
Во-первых,
язык
является
совершенной
символической
си­
стемой,
использующей
абсолютно
гомогенные
ср едст ва
для
пере­
дачи
вс ех
знач ени й,
на
к отор ые
способна
данная
культура,
нез а­
вис имо
от
того,
принимают
ли
они
форм у
ф акти ческог о
сообщения
или
же
представляют
такой
идеальный
субститут
соо б щен ия,
как
мышление.
Со д ерж ание
каждой
к ультур ы
может
бы ть
выражено
ее
языком,
и
не
существует
лингвистических
элемен то в,
относящих­
ся
как
к
содержанию,
так
и
к
форм е,
которые
не
символизировали
бы
фактического
значения,
нез ави сим о
от
отношения
те х,
кто
принадлежит
к
другим
культурам.
Новый
к ультурн ы й
оп ыт
часто
делает
необходимым
р асшир ение
ресурсов
языка,
но
такое
расши­
рение
никогда
не
носит
характера
произвольного
по по лн ения
уже
существующих
форм.
Это
только
дальнейшее
применение
исполь­
зуемых
пр инципо в,
и
во
многих
случаях
не
намного
большее,
чем
метафорическое
расш ир ение
старых
терминов
и
значений.
Оче нь
важно
усвоить,
что
как
только
устанавливается
ф орма
языка,
она
может
соо бща ть
говорящим
зн ачен ия,
которые
не
легко
со отн ести
с
данным
качеством
самого
опыта,
но
в
значительной
мере
д олж­
ны
объясняться
как
проекция
п от енци альны х
зн ачен ий
на
не пе ре-
ра бо та нные
элементы
опыта.
Когда
чел овек ,
кот оры й
на
все м
п ро­
тяж ен ии
своей
жизни
не
видел
больше
одного
слона,
без
вся к ого
колебания
говорит
о
десяти
слонах,
о
миллионах
сл оно в,
о
ста­
де
слонов,
о
сло нах,
иду щих
парам и,
о
поколении
слонов,—
это
оказывается
возможным
п отом у,
что
яз ык
обладает
сил ой
расчле­
н ять
о пыт
на
теоретически
разъединимые
эле ме нты
и
осуществлять
пос т епен ный
п ерех од
пот енц иаль ны х
явлений
в
реальные,
что
и
позволяет
человеческим
существам
переступать
пределы
непос ред ­
ственно
данного
индивидуального
опыта
и
достигать
более
обоб­
ще нн ого
познания.
Это
об обще н ное
по зна ние
обра зует
культуру,
к отор ую
нельзя
опр ед ели ть
более
или
менее
адекватным
образом,
посредством
простого
описания
тех
более
характерных
м оде лей
общественного
поведения,
которые
от кр ыты
для
непо ср едст в енно ­
го
наблюдения.
Язык
эвристичен
не
только
в
том
прос том
смысле,
к оторы й
предполагает
это т
прос той
пример,
но
и
в
более
широ­
ком
смысл е,
в
соответствии
с
ко торы м
его
формы
предопределяют
для
нас
определенные
на прав ле ния
наб л юд ения
и
истолкова­
н ия.
Это
значит,
что
по
мере
того
как
будет
расти
наш
нау чны й
опыт,
мы
должны
бу дем
научаться
бороться
с
воздействием
языка.
Пр ед ло жение
«Трава волнуется под ветром»
по
своей
лингвистической
форме
является
членом
того
же
относительного
9 В А Звегивцев
241


класса
опыта,
как
и
«Человек работает под крышей».
В
качестве
средства
предварительного
решения
проблемы
выражения
опыта,
с
к оторы м
соотносится
это
предложение,
язык
доказал
свою
полез­
ность,
так
как
он
осуществил
значимое
употребление
определенных
символов
для
таких
логических
отношений,
как
деятел ь но сть
и
локализация.
Если
мы
воспринимаем
предложение
как
несколько
поэтическое
и
метафорическое,
это
происходит
потому,
что
другие
более
сложные
ти пы
опы та
с
соответствующим
им
символизмом
отношений
дают
возможность
по-новому
инт ер пр етир о вать
ситуа­
цию
и,
например,
сказ ат ь: «Трава волнуется ветром»
или
«Ветер
за ст авля ет
траву
вол но вать ся» .
Самое
главное
закл юча ется
в
то м,
что,
независимо
от
т ого,
насколько
искусны
наши
способы
интер­
пр ет ации,
мы
никогда
не
в
состоянии
выйти
за
пределы
форм
от­
ра же ния
и
способа
передачи
отношений,
предопределенных
фор ­
мами
нашей
речи .
В
кон ечн ом
счете
фраза
«Трение приводит
к
так им- то
и
таки м
результатам»
не
оче нь
о тл ича ется
от
«Трава вол ­
нуется
под
вет ро м».
Язык
в
одн о
и
то
же
время
помогает
и
затруд­
няе т
нам
реализацию
нашего
опыта,
и
де тали
этих
затрудняющих
и
помогающих
процессов
о тл аг аются
в
не ул овимых
оттенках
ра з­
личных
ку льт ур.
Следующей
психологической
хара ктери ст ик ой
языка
явл яе тся
тот
факт,
чт о,
хотя
яз ык
может
рассматриваться
как
символиче­
с кая
система,
указывающая,
соотносящаяся
или
иным
способом
зам ещ ающ ая
непосредственный
опыт,
он
в
своей
фактической
де я­
тельности
не
стоит
отдельно
от
непосредственного
опыта
и
не
рас­
п олаг а ется
параллельно
ему,
но
полн ос тью
пер епл етает ся
с
ним.
Это
подтверждается
широко
распространенными,
осо бенн о
сред и
примитивных
народов,
поверьями
о
физической
тождественности
или
тесном
соответствии
слов
и
вещей,
что
является
основой
ма­
гических
за к лин аний.
Да же
и
при
наше м
культурном
уровне
не­
редко
бывает
трудно
провести
четкое
разграничение
между
объек­
тивной
реальностью
и
нашими
лингвистическими
си мвол ами
соот­
ношения
с
ней;
вещи,-
каче ств а
и
соб ыт ия
вообще
воспринимаются
такими,
как
они
н азы ваются.
Для
нормального
человека
всякий
реаль ный
или
потенциальный
опы т
насыщен
вербализмом.
Это
объ ясн яет,
почему,
напр им ер,
многие
любители
п рирод ы
не
чув­
ствуют
себя
в
действительном
общении
с
ней
до
тех
по р,
пок а
они
не
овладеют
названиями
великого
мно жест ва
цветов
и
деревьев,
как
будто
первичным
миром
реальности
является
словесный
ми р,
и
ник то
не
в
состоянии
приблизиться
к
природе,
пок а
не
овладеет
тер ми нол ог ией,
как -то
магически
выр ажаю щей
ее.
Именно
это
постоянное
взаимодействие
между
языком
и
опытом
выключает
я зык
из
безжизненного
ряда
та ких
чистых
и
простых
символиче­
ск их
сис т ем,
как
м атем ат ичес кая
символика
или
сигнализация
ф лаж ками.
Это
взаимопроникновение
языкового
си мв ола
и
эле­
мента
опыта
не
только
тесный
ассоциативный
фак т,
но
также
и
факт,
обусловленный
конкретной
ситуацией.
Важно
поня т ь,
что
яз ык
не
только
соотносится
с
опытом
или
д аже
фо рмиру е т,
истолко­
242


вывает
и
рас к рыва ет
о пыт,
но
что
он
также
зам ещает
его
—
в
том
смыс ле,
что
в
пр оц ессах
общественного
п ов едения,
составляющих
большую
часть
нашей
ежедневной
жизни,
язык
и
деятельность
взаимно
дополняют
друг
друга
и
выполняют
работу
друг
друга.
Если
кто-нибудь
говорит
м не: «Дайте мне доллар взаймы», я могу,
не
говоря
ни
слова,
вручить
ему
деньги
или
же
дать
их
с
сопроводи­
тельными
с ло ва ми: «Вот,
пол учит е», или я могу сказать: «У меня
нет», или «Я
дам
вам
зав тр а».
Каждый
из
э тих
от вет ов
тождествен
в
структурном
отношении,
если
имет ь
в
вид у
более
широкие
модели
поведения.
Совершенно
ясно,
что
ес ли
язык
по
своей
ана лит иче ­
ско й
форме
п ред став ляет
символическую
си с тему
от нош ен ий,
то
он
далеко
не
таковой,
если
мы
бу дем
учитывать
психологическую
роль,
которую
он
играет
в
поведенческом
процессе.
При чи на
той
почти
бесп ред ель но й
близости
к
человеку,
которой
язык
резко
в ыд еляет ся
среди
проч их
известных
симв оли ческ их
явлений,
зак­
лючается,
по-видимому,
в
том,
что
он
изучается
с
самых
ранних
дет ски х
лет .
Именно
потому,
что
язы к
нач и нает
изучаться
так
рано
и
по­
степенно,
в
пос т оя нной
связи
с
особенностями
и
требованиями
конкретной
сит уаци и,
язы к,
несмотря
на
сво ю
квазиматематиче-
с кую
форму,
редко
б ывает
чистой
системо й
отношений.
Он
стре­
мится
бы ть
таковым
только
в
научной
ре чи,
но
и
в
этом
случае
возникают
сер ьез ные
сомнения,
что
идеал
чистых
отношений
вооб­
ще
применим
к
языку.
Обычная
ре чь
характеризуется
непосредст­
венной
экспрессивностью,
и
чис то
формальные
модели
зв ук ов,
слов,
грамматических
форм,
словосочетаний
и
предложений,
ес ли
их
рассматривать
лиш ь
с
точки
зрения
поведения,
всегда
со ста в­
ляю тся
из
намеренного
или
ненамеренного
сим во ли зма
экспрессии.
Выбор
сл ов
в
конкретной
ситуации
может
сообщ ит ь
совершенно
противоположное
тому,
что
они
обычно
значат.
Одно
и
то
же
внеш­
нее
сообщение
истолковывается
по-разному
соответственно
том у,
какими
психологическими
чертами
характеризуются
личные
от­
ношения
говорящего,
и
с
учет ом
того ,
не
воздействовали
ли
таки е
элементарные
эффекты,
как
злоба
или
страх,
на
пер вона ча льное
значение
произнесенных
сл ов
таким
образом,
что
п рид али
им
п ро­
тиво полож ны й
см ысл.
Впроч ем ,
нет
оснований
оп ас аться ,
что
э кс­
прессивный
характер
языка
может
бы ть
недооценен.
Он
настолько
о че виден,
что
всегда
привлекал
к
се бе
внима ние.
Что
часто
иг­
норируется
и,
кстати
говоря,
не
так-то
просто
для
поним а ния, —
это
то,
что
ква зим атем ати ч ески е
модели
(как мы их называем)
яз ы­
ка
грамматики,
хотя
они
и
не
я вляютс я
реал ьн ыми
с
точки
зрения
конкретной
сит у ации,
обладают
тем
не
менее
огром н ой
интуитив­
ной
жизненностью.
Эти
мод ели ,
никогда
в
опыте
не
отг ра ничива­
емые
от
экспрессивных
мод еле й,
нормальный
индив ид
тем
не
менее
может
легко
выделить.
То
обстоятельство,
что
большая
часть
слов
или
фр аз
може т
почти
безгранично
варьировать
св ое
значение,
св и­
детельствует,
вид им о,
о
том ,
что
в
деятельности
языка
спл е таю тся
в
необыкновенно
сл о жные
комплексы
выделимые
модели
д вух
по­
9*
243


рядков .
В
общи х
чер тах
их
мо жно
определить
как
модели
отн о­
ше ния
и
модели
выражения
(экспрессии).
То,
что
язык
является
совершенной
системой
симв ол из ации
опыта,
что
в
конкретном
ко н тексте
поведения
он
неотделим
от
действия
и
что
он
является
носителем
бесчисленных
нюансов
эк с­
прессивности,—
все
это
общеизвестные
психологические
факты.
Но
сущ ест ву ет
еще
чет верта я
психологическая
особ ен нос ть,
кото­
рая,
в
частности,
прим е нима
к
языку
образованных
людей.
Она
заключается
в
том,
что
система
форм
отношения,
реализирующа-
яся
в
деятельности
языка,
не
всегда
нуждается
в
речи
в
прям ом
смысле
этого
слова,
чтобы
сохр ан ить
свою
целостность.
В
своей
основе
исто р ия
письма
представляет
попытку
сформировать
неза­
висимую
сим вол ическу ю
систему
на
основе
графических
знак ов ;
она
сопровождалась
постепенным
осознанием
того,
что
звуковой
яз ык
представляет
более
мощную
символическую
систему
сравни­
тельно
с
любой
графической
и
что
настоящий
прогресс
в
искус­
ст ве
письма
заключается
в
отказе
от
пр инципо в,
из
к ото рых
оно
первоначально
исходило.
Эффективные
сист емы
письма
—
как
алфавит ны е,
так
и
ины е
—
представляют
фак т ич ески
более
или
менее
точную
пер еда чу
реч и.
Ис ходн ая
языковая
система
може т
сохраняться
и
в
более
отдаленных
способах
передачи,
наилучшим
при ме ром
че го
является
т елег рафн ый
код
Морз е.
Интересен
тот
ф акт,
что
п ринци пы
языковой
передачи
не
чу жды
и
бесписьмен­
ным
нар о дам
мира.
Во
всяком
сл учае,
некоторые
из
видов
сигна­
лизации
с
пом ощ ью
барабана
или
рожка,
которые
употребляются
туземцами
Зап адн ой
Африки,
в
прин ципе
своем
являются
систе­
мам и
для
передачи
ре чи,
часто
с
мельчайшими
фонетическими
под­
робностями.
Бы ло
сделано
много
попыток
у стано в ить
про исх ожд ени е
язы­
ка,
но
в
большей
своей
части
они
не
выходят
за
пре дел ы
п рос тых
упражнений
в
умозрительном
воображении.
В
це лом
лин гви сты
ут е ряли
интерес
к
этой
проблеме
—
и
по
следующим
д вум
причи­
нам .
Во-первых,
ст ало
я сно,
что
в
нашем
распоряжении
нет
ис­
т инно
пр имит ивных
языков
в
психологическом
смысле,
что
совре­
менные
исследования
в
области
археологии
безгранично
далеко
отнесли
прошлое
человеческой
ку льт уры
и
что
поэтому
бесцельно
выходить
за
п ре делы
перспектив,
открывающихся
исследованием
доступных
языков.
Во-вт о ры х,
наше
знание
пс ихо ло гии
и
в
осо­
бенности
сим вол ич еск их
процессов
вообще
недостаточно
основа­
тельно
и
глубоко,
чтобы
оказать
реальную
помощь
проблеме
про­
исхождения
ре чи.
Возможно,
про исх ож д ение
языка
не
относится
к
числу
тех
п роб лем,
которые
можно
решить
ресурсами
одной
лингвистики;
бы ть
может,
она
представляет
часть
боле е
широкой
проблемы
ге незис а
символического
поведения
и
локализации
тако­
го
рода
по веден ия
в
области
гортани,
которая
первоначально
вы­
по лня ла
только
экспрессивные
функции.
Быть
может,
более
при­
ста л ьное
изучение
поведения
самых
м ало лет них
де тей
в
заданных
ус л овиях
способно
будет
дать
некоторые
важные
вы во ды,
однако
244


вместе
с
тем
представляется
опасным
на
основе
подобных
э кспе­
риментов
делать
зак лючен и я
о
поведении
доисторического
чело­
века.
Больше
оснований
полагать,
что
исследования,
которые
проводятся
в
настоящее
время
над
поведением
высших
обезьян,
п омо гут
нам
со став ить
некоторое
представление
о
генезисе
речи.
Наиб о лее
популярными
из
ранних
теорий
б ыли
теории
междо­
метная
и
ономатопоэтическая.
Первая
возводит
ре чь
к
непредна­
мер енным
крикам
экспрессивного
характера,
а
вторая
исх од ит
из
предположения,
что
слова
нынешних
языков
представляют
собой
условные
формы
подражаний
природным,
звукам.
Обе
эти
теории
страдают
двумя
фатальными
недостатками.
Хо тя
дей стви тел ь но
и
м еждо метны е
и
ономатопоэтические
элементы
обн аруж и ваю тся
в
большинстве
языков,
о ни,
как
правило,
относительно
несущ ест вен­
ны
и
находятся
в
не кот ором
противоречии
с
более
обычным
языко­
вым
материалом.
То
обстоятельство,
что
они
постоянно
создаются
заново,
свидетельствует
о
том,
что
они
скорее
относятся
не­
посредственно
к
эк спрессив ном у
пл асту
речи ,
который
пересека­
ет
основную
плоскость
символизма
отношений.
Втор ой
недоста­
ток
еще
более
серьезный.
Суть
проблемы
происхождения
языка
зак л ючается
не
в
по пытк е
установить
характер
голосовых
элемен­
тов,
образующих
историческое
ядр о
языка.
Задача
скорее
заклю­
чается
в
выяснении
т ого,
каким
образом
голосовые
артикуляции
л юбого
вида
освободились
от
своего
первоначального
экс пре с сив­
ног о
содержания.
Вс е,
что
в
настоящее
время
мо жно
сказ ат ь
по
этому
поводу,
сводится
к
тому,
чт о,
хотя
реч ь
как
законченный
продукт
является
чисто
человеческим
достижением,
ее
ис токи ,
очевидно,
восходят
к
сп особ ност и
высших
обезьян
решать
ряд
за­
дач
посредством
выведения
общ их
форм
или
схе м
из
дет ал ей
кон­
кре тн ых
ситуаций.
Привычка
истолковывать
отобранные
элементы
ситуации
в
к ачеств е
знаков
всей
совокупности
могла
постепенно
привести
первобытного
человека
к
неясному
ощущению
симво­
лизма,
а
затем
в
те чен ие
длительного
процесса
и
по
причинам,
ко­
тор ые
ед ва
ли
удастся
отгадать,
элементом
опыта,
чащ е
всего
истол­
ковываемым
в
символическом
см ысле ,
о каз алась
в
осно вно м
бесполезная
и
имеющая
дополнительный
характер
голосовая
дея­
тельность,
к отора я
часто
соп ровож д ал ась
значимой
деятельностью.
В
соответствии
с
этой
точ кой
зрения
язык
представляет
не
столь­
ко
прямое
развитие
эк спр ессив ных
криков,
сколько
реализацию
(в формах голосовой деятельности)
тенденции
овладеть
реальностью
не
непосредственно
и
ad hoc этого явления,
а
в
результате
соо тн е­
сения
опыта
со
знакомыми
формами.
Экспрессивные
крики
только
внешне
схожи
с
языком.
Тенденция
выводить
речь
из
экспрессив­
ных
криков
не
может
привести
к
чему-нибудь
приемлемому
с
точ­
ки
зрения
научной
теории,
и
поэтому
должна
быт ь
сдел а на
по­
пыт ка
увидеть
в
язы ке
ме дле нно
развившийся
продукт
особой
техники
или
те нде нции,
которую
можно
наз ва ть
символической.
Так им
образом,
яз ык
достиг
св оих
качеств
не
в
силу
своей
з аме­
чательной
вы ра зи тел ьн ости,
а
несмотря
на
нее.
Речь
как
дея-
245


тельность
ес ть
чудесное
с лия ние
дв ух
систем
моделей
—
с имво ли­
ческой
и
экспрессивной;
ни
одна
из
них
не
смогла
бы
достичь
со­
временного
совершенства
без
воздействия
дру гой .
Труд но
с
точностью
установить
функции
языка,
так
как
он
настолько
глу бок о
коренится
во
в сем
человеческом
поведении,
что
остается
оче нь
немногое
в
функциональной
стороне
нашей
созна­
т ельно й
деятельности,
где
яз ык
не
принимал
бы
у части я.
В
ка­
честве
пе рв ичной
функции
языка
обычно
называют
общение.
Нет
надобности
оспаривать
это
утверждение,
если
то лько
при
этом
осознается,
что
возможно
эффе кт ивно е
об щени е
без
речевых
форм
и
что
язык
им еет
самое
непосредственное
отношение
к
ситуациям,
которые
никак
нельзя
отнести
к
числу
поддающихся
со о бщению.
Сказать,
что
мышление,
которое
едв а
ли
возможно
без
привноси­
мой
языком
символической
системы,
является
такой
формой
об ще­
ния ,
при
которой
говорящий
или
слушающий
во пл ощ ается
в
одном
л ице,
это
значит
п рин ять
все
бе здока за тельно .
Эгоцентрическая
ре чь
детей
св ид етел ь ству ет,
видимо,
о
том,
что
коммуникативный
аспект
ре чи
пр еу велич ен.
Более
правильным
п ред став ляетс я
ут­
верждение,
что
пе р вично
язык
является
реализацией
тенденции
ра ссма трив а ть
объективную
реа л ь ность
сим во лич еск и,
и
име нно
это
его
кач е ство
с дел ало
его
пригодным
для
целей
общения;
в
процессе
со ци альн ого
общения
он
приобрел
те
у сло жненны е
и
ут о нченны е
формы,
в
которых
он
нам
известен
ныне.
По мимо
очень
об щих
функций,
вы пол няем ых
языком
в
сфере
мышления,
общения
и
выражения,
можно
назвать
и
некоторые
про из вод ные
от
них ,
которые
представляют
особый
интерес
для
исследователей
об­
щества.
Язык
является
огро м ной
обобществляющей
силой,
м ожет
бы ть,
наибольшей
из
всех
существующих.
Под
этим
разумеется
не
то лько
очевидный
ф акт,
что
без
языка
ед ва
ли
возможно
осмыс­
л енное
социальное
общение,
но
также
и
тот
ф акт,
что
общая
ре чь
выступает
в
кач еств е
своеобразного
потенциального
сим во ла
со­
циальной
солидарности
всех
говорящих
на
данном
языке.
Психо­
логическое
зн ачени е
этого
обстоятельства
вых од ит
далеко
за
пр е­
де лы
ассо ц иац ии
конкретных
языков
с
нация ми,
политическими
единствами
или
более
мелкими
лока льн ыми
группами.
Ме жду
пр из нанны м
диалектом
или
языком
как
целым
и
индивидуализи­
рованной
ре чью
отдельных
л юдей
обнаруживается
род
языковой
связи,
которая
не
часто
является
предметом
р ассмо тр ения
ли нг­
вистов,
но
кот орая
чрезвычайно
важна
для
социальной
психоло­
г ии.
Это
подразделения
языка,
находящиеся
в
употреблении
у
группы
людей,
с вяз анных
общими
интересами.
Такими
группами
могут
бы ть
се мья,
ученики
школы,
профессиональный
союз,
пр е­
ступный
мир
больших
городов,
чле ны
клуба,
группы
друз ей
в
че­
тыре
и
пять
человек,
прошедших
совместно
через
всю
жизнь,
не­
смотря
на
различие
пр оф ессио наль ных
интересов,
и
ты сяча
иных
групп
самого
раз ноо бразн ог о
порядка.
Каждая
из
них
стремится
развить
речевые
особенности,
обладающие
символической
функ-
246


цией
выделения
данной
группы
из
более
широкой
группы,
способ­
ной
полностью
растворить
в
себе
членов
меньшей
группы.
Полн ое
отсутствие
лингвистических
указателей
таких
мелких
групп
неяс­
но
ощущается
как
недостаток
или
признак^эмоциональной
бе д­
ности.
В
пределах,
например,
конкретной
семьи
пр оиз несен ие
в
детстве
«Дуди»
в место
«Джорджи»
может
привести
к
тому,
что
первая
форма
утверждается
навсегда.
И
это
фамильярное
произно­
ше ние
знакомого
име ни
в
применении
к
данному
лицу
превращается
в
очень
важный
символ
солидарности
конкретной
семьи
и
сохра­
нения
чувств,
объединяющих
ее
членов.
Постороннему
не
легко
да ется
привилегия
говорить
«Дуди», если члены семьи чувствуют,
что
он
не
преступил
еще
степени
фамильярности,
символизируемой
употреблением
«Джорджи»
или
«Джордж».
И
опять-таки
никто
не
скажет
trig или math *, если только он не обладает опытом уче­
бы
в
школе
или
в
выс шем
учебном
з авед ении .
Употребление
по­
до бных
сл ов
сразу
же
обнаруживает
принадлежность
говорящего
к
лишенной
организации,
но
тем
не
м енее
психологически
реальной
группе.
Математик-самоучка
едв а
ли
употребит
слово
math по
отношению
к
своим
интересам,
так
как
ст уд енческ ие
ню ансы
это го
слова
ничего
не
г ов орят
ему.
Чрезвычайная
важность
мельчайших
языковых
различий
для
символизации
реа льн ых
групп,
противо­
поставленных
политически
или
социологически
оф ициа льн ым,
инстинктивно
чувствуется
большинством
люде й.
«Он говорит,
как
мы»
равнозначно
утверждению
«Он один из наших» .
Существует
другое
важное
употребление,
в
кот ором
язык
яв­
ляется
объединяющим
явлением,
по мимо
своего
основного
назначе­
ния
—
средства
общения.
Это
установление
связи
между
членами
временной
г ру ппы,
например
во
время
приема
гос тей .
Важно
не
столько
то,
что
при
этом
говорится,
сколько
то,
что
вообще
ве­
дется
разговор.
В
частности,
когда
культурное
взаимопонимание
отсутствует
среди
членов
данной
группы,
возникает
потребность
заменить
его
легкой
болтовней.
Это
успокаивающее
и
вносящее
уют
качество
речи,
используемой
и
тогда,
когда,
собственно,
и
не­
че го
сообщить,
напо ми нает
нам
о
том,
что
язык
п ред став ляет
собой
нечто
большее,
чем
п ростая
те х ника
общения.
Ничто
лучше
этого
не
демонстрирует
того,
что
ж изнь
человека
как
животного,
возвышенного
культурой,
полностью
проходит
под
властью
голо­
совых
субститутов
для
предметов
физического
мира.
Польза
языка
при
культурном
накоплении
и
исторической
преемственности
очевидна
и
очень
существенна.
Это
относится
как
к
высокому
уровню
культуры,
так
и
к
примитивным
ее
фо р мам.
Б оль шая
часть
к уль тур ного
обихода
пр ими тивно го
общества
сох­
ра няет ся
в
более
или
м енее
четко
определенной
лингвистической
форме.
Пословицы,
лечебные
заклинания,
молитвы,
фольклорные
1 Эти слова являются сленговыми сокращениями слов trigonometry,
mathematics.
С
подобным
явлением
мы
сталкиваемся
в
таких
русских
приме­
ра х,
как
филфак
вместо
филологический
факультет
и
т.
д.
(Примечание
составителя.)
247


предания,
песни,
генеалогические
п ов ество вани я
—
боле е
или
ме­
нее
постоянные
формы,
в
которых
язык
выступает
в
качестве
хра­
нилища
культуры.
Прагматический
идеал
образования,
стр е мя­
щи йся
свести
к
минимуму
влияние
унифицированных
д ис циплин
и
осуществляющий
образование
челове ка
через
пос ред ств о
воз­
мо жно
более
непосредственного
контакта
с
окружающей
его
дейст­
вительностью,
несомненно,
не
пр инимает ся
примитивными
на­
родами,
которые,
как
правило,
столь
же
тесн о
привязаны
к
слову,
как
и
сама
гуманистическая
традиция.
М ало
других
культ ур,
к роме
китайской
классической
и
еврейской
раввинской,
заходили
так
далеко,
чтобы
заставить
слово
как
конечную
единицу
реально­
сти
выполнять
работу
вещ и
или
индивидуального
опыта.
Совре­
менн ая
ц ивилиз а ция
в
це лом,
с
ее
школами,
библиотеками,
-
бес
-
конечными
запасами
знаний,
мнениями,
с
ее
фик с иро ва нными
в
словесной
форме
ч ув ств ами,
немыслима
без
языка,
об лад ающе го
вечностью
документа.
В
це лом
мы,
ви дим о,
ск л онны
преувеличи­
ват ь
различие
между
«высокими»
и
«низкими»
или
старыми
и
м оло­
дыми
культурами,
основываясь
на
сохраняемой
традицией
в ер­
бальной
авторитетности.
Видимо,
д ейств ител ь но
существующее
огр омн ое
различие
заключается
скорее
в
различии
в неш ней
фор ­
мы
и
содержания
самой
культуры,
нежели
в
психологических
отношениях,
складывающихся
между
индивидуумом
и
его
куль­
турой.
Несмотря
на
то
что
яз ык
выступает
в
качестве
обобществля­
ющ ей
и
униформирующей
силы,
он
в
то
же
время
является
наибо­
лее
мощным
фактором
развития
индивидуальности.
Характерные
к ачес тва
голоса,
фонетический
облик
речи,
быстрота
и
относитель­
ная
гла дкос ть
произношенья,
длина
и
построение
предложений,
х ар актер
и
объем
лексики,
насыщенность
ее
уч ены ми
элементами,
способность
сл ов
откликаться
на
пот реб ност и
социальной
среды,
и
в
частности
ориентация
речи
на
языковые
привычки
своих
собеседников,—
все
это
небол ьш ая
часть
с ло жных
показателей,
характеризующих
личность.
«Действия говорят громче слов»,—
с
прагматической
то чки
зрения
э то,
может
бы ть,
и
замечательный
афори зм ,
но
он
свидетельствует
о
н ед оста то чном
проникновении
в
природу
языка.
Языковые
привычки
народа
отн юдь
не
без р аз­
лич ны
для
оценки
бо лее
существенных
его
черт,
и
в
психологиче­
ск ом
отношении
народ
оказывается
боле е
мудрым,
чем
эт от
аф о­
ризм,
когда
в олей
или
неволей
уделяет
много
вни мания
психоло­
гическому
значению
языка
человека.
Обыч ны й
человек
никогда
не
у бе жда ется
о дним
со д ержанием
реч и,
но
очень
чу вст вит елен
к
многочисленным
оттенкам
речевого
процесса,
как
ни
трудно
они
поддаются
(если вообще поддаются)
со зн ател ьно му
анализу.
В
об­
щем
и
ц елом
не
будет
пр еув елич ением
сказат ь ,
что
одна
из
де йст­
вительно
важных
функций
языка
заключается
в
постоянном
ука­
за нии
об щест ву
психологического
места,
занимаемого
его
членами.
Языки
мира
мо жно
классифицировать
на
основе
структурного
или
генетического
принципа.
Точный
структурн ый
анализ
—
248


с ложное
дело,
и
по это му
не
существует
еще
ос но ва нной
на
нем
классификации,
которая
учл а
бы
все
поражающее
многообразие
форм.
Генетич еск ая
классификация
языков
ст рем ится
распределить
их
по
гр уп пам
и
подгруппам
в
соответствии
с
основными
направ­
ле ни ями
исторической
связи,
устанавливаемой
либо
на
основе
свидетельства
памятников,
либо
посредством
тщательного
срав­
нения
изучаемых
язы ко в.
Вследствие
всеобъемлющего
воз д ейст вия
постепенных
фонетических
изменений
и
др угих
пр ичин
языки,
представлявшие
первоначально
не
что
ино е,
как
диалекты
о дной
и
той
же
формы
ре чи,
разошлись
настолько
далеко,
что
истолкова­
ние
их
как
специфического
развития
общего
прототипа
представ­
ляется
отнюдь
не
о ч еви дным.
В
генетическую
к ласс ифи кац ию
языков
ми ра
был
вложен
огромный
труд,
но
многие
проб лем ы
все
еще
жд ут
своего
исследования
и
раз реше н ия.
В
настоящее
время
с
определенностью
известно,
что
су щест в ует
некоторое
количество
больш их
лингвистических
групп,
или,
как
их
еще
называют,
се­
мейст в,
чл ены
которых
можно,
говоря
в
общих
чер тах ,
рассматри­
ват ь
как
пря мые
по то мки
языков,
поддающихся
теоретической
реконструкции
в
своих
основных
фонетических
и
структурных
че р­
тах.
Вп роче м,
ясно,
что
язы ки
могут
и
настолько
разойтись,
что
со­
х ран яют
очень
незначительные
следы
первоначальных
отношений.
Поэтому
чрезвычайно
опасно
полагать,
что
данные
язы ки
не
яв­
л яются
разошедшимися
членами
единой
генетической
гр уппы
тольк о
на
том
основании,
что
мы
располагаем
не га т ивными
свиде­
тельствами.
Единственным
правомерным
различием
является
раз­
личие
между
язы кам и,
известными
как
исторически
близкие,
и
языками,
об
исторической
близости
к оторы х
нет
данных.
Пря­
мое
противопоставление
язы к ов,
относящихся
к
первой
и
второй
группам,
не
правомерно.
В
силу
то го
факта,
что
языки
о б ладают
неодинаковой
степенью
различий,
а
также
вви ду
расп ростран ени я
культуры,
что
при вел о
к
том у,
что
занимающие
стратегически
важные
позиции
языки,
как
например
арабский,
латинский
и
английский,
заняли
значитель­
ную
часть
земли
за
счет
оттеснения
др уги х,
сложились
весьма
разнообразные
условия
в
отношении
распространения
языковых
се мейств.
Например,
в
Ев ропе
в
настоящее
время
превалируют
два
языковых
семейства
—
индоевропейских
языков
и
угро-фин­
ск их
языков.
Баскский
язы к
Южной
Ф ран ции
и
Се в ерной
Испании
являе тс я
пережитком
иной
и,
по-видимому,
изолированной
гр уп пы.
С
другой
с торон ы,
в
туземной
Ам ерик е
лингвистическая
дифферен­
циаци я
носит
крайний
характер;
з десь
мо жно
обнаружить
большое
количество
преимущественно
неродственных
лингвистических
гр упп.
Некоторые
из
э тих
семейств
зан имаю т
очень
небольшое
про­
ст ран ств о,
но
другие,
как
алгонкинские
и
атабаскские
язы ки
Се­
верной
Америки,
ра сп ростра ни лис ь
по
огром н ой
т ерри тории .
Ме­
тодика
установления
лингвистических
семейств
и
определения
характера
отношений
между
язы ка ми,
включающимися
в
эти
се-
249


мейства,
слишком
сл ож на,
чтобы
заниматься
ею
здесь.
Достаточно
сказ ат ь,
что
случайное
срав не ние
слов
не
может
дат ь
никаких
ре­
зультатов.
Оп ыт
показывает,
что
между
язык ами
той
или
ино й
группы
должны
существовать
точные
фонетические
отношения,
а
что
касается
основных
морфологических
чер т,
то
они
со х р аняются
в
течение
значительного
пери од а
времени.
Так,
современный
ли­
товский
язык
по
своей
структуре,
лексике
и
в
значительной
сте­
пен и
по
св оей
фонологической
модели
очень
приближается
к
язы­
ку,
ко то рый
счи тается
прот от ипом
всех
индоевропейских
языков
в
целом.
Несмотря
на
то
что
структурная
классификация
в
тео рии
не
им еет
отношения
к
генетической
и
что
языки
спо со бны
оказывать
др уг
на
друга
влия ни е
не
только
в
области
фонетики
и
с лов аря,
но
также
в
известной
степени
и
в
с трукт урном
отношении,
не
часто
случается,
что
язы ки
генетической
группы
обнаруживают
не­
сопоставимые
структуры.
Так,
даже
английский,
наименее
консер­
ва тив ный
из
индоевропейских
язы к ов,
имее т
значительное
количе­
ство
об щих
ч ерт
с
таки м
отдаленным
языком,
как
санскрит,
в
противоположность,
например,
баскскому
или
финскому.
Или :
как
бы
ни
ра зл ича лись
ассирийский,
современный
арабский
и
семит­
ск ие
языки
Аб ис с инии,
они
обнаруживают
значительные
сх одн ые
черты
в
фонетике,
лексике
и
в
структуре,
к отор ые
ре зко
отделяют
их,
например,
от
тюркских
или
негритянских
язы ков
верховья
Нила.
Прич ины
лингвистических
из ме нений,
о снов ываю щ ихся
на
многих
и
чрезвычайно
сложных
психологических
и
социологиче­
с ких
процессах,
еще
не
получили
удовлетворительного
объясне­
ния,
однако
существует
некоторое
количество
общих
я вле ний,
обладающих
больш ой
че тк ос тью.
В
практических
цел ях
врожден­
ные
изменения
о бычно
отделяют
от
из ме не ний,
обусловленных
контактами
с
другими
языковыми
общностями.
Ме жду
этими
двумя
группами
изменений
трудно
провести
четкую
демаркацион­
ную
линию,
так
как
язы к
каждого
ин див ида
представляет
особое
психологическое
единство,
вследствие
чего
все
вр ожд е нные
из­
ме не ния
в
конечном
сч ете
могут
расс мат рив атьс я
как
особенно
да­
лекие
или
ут о нченны е
фор мы
из ме не ний,
обусловленных
контак­
тами.
Но
это
ра зли чие
имеет,
однако,
большое
практическое
зна­
чение,
тем
более
что
среди
антропологов
и
социологов
существует
т енденц ия
обращаться
со
всеми
л ингвист ич еск ими
изменениями
как
с
изменениями,
во зник ш ими
под
влиянием
внешних
э тнич е­
ск их
и
ку льту рн ых
воздействий.
Огро мно е
количество
исследо ва­
ний
по
и ст ории
конкретных
язы ков
и
языковых
групп
оче нь
яс но
показывает,
что
наиболее
мо щн ыми
дифференцирующими
факто­
ра ми
являю т ся
не
внешние
влияния,
как
они
обычно
понимаются,
а
в
больше й
степени
оче нь
медленные,
но
значительные
б ессоз на­
тельные
изменения
в
определенных
напр а вле ниях ,
которые
зал о­
жены
в
фонологических
системах
и
м орф ологи и
самих
языков.
Эти
«тенденции»
н а ходятся
под
воздействием
бессознательного
250


чув ств а
формы
и
обусловливаются
неспособностью
человеческих
существ
реализовать
идеальные
модели
в
постоянных
образова­
ни ях.
Важность
языка
для
определения,
выражения
и
передачи
культуры
не
под л ежит
сомнению».
Ро ль
лингвистических
эл еме н­
тов
—
их
формы
и
содержания
—
в
более
глубоком
поз нан ии
куль­
тур ы
также
ясна .
Из
этого,
однако,
не
сл еду ет,
что
между
формой
языка
и
формой
к ультур ы
говорящих
на
нем
существует
прос то е
соответствие.
Тенденция
рас сма три ват ь
лингвистические
кат е­
гори и
как
прямое
выражение
внешних
ку льт ур ных
черт,
ставшая
модной
среди
некоторых
социологов
и
антропологов,
не
подтверж­
д ается
фактами.
Не
существует
никакой
об щей
ко рре ляции
между
культурным
типом
и
языковой
структурой.
Изолирующий,
агглю­
тинативный
или
инфлективный
строй
языка
возможен
на
любом
уровне
цивилизации.
Точно
так
же
отсутствие
или
нал ич ие,
напри­
мер ,
грамматического
род а
не
имее т
никакого
отношения
к
пони ­
ма нию
с оциа ль ной
организации,
р елиг ии
или
фольклора
соответ­
ствующего
нар ода.
Если
бы
тако й
параллелизм
существовал,
как
это
иногда
полагают,
б ыло
бы
невозможно
понять
быстроту,
с
которой
рас п ростра ня ет ся
культура,
несмотря
на
глубокие
лингвистические
различия
между
берущими
и
дающими
общ но­
стями.
Культурное
значение
лингвистической
формы
лежит
скорее
в
подоснове,
чем
на
поверхности
определенных
культурн ы х
м оде­
ле й.
Как
свидетельствуют
факты,
оче нь
редко
у д ается
установить,
каким
об разом
та
или
ина я
культурная
черта
ока за ла
влияние
на
основы
лингвистической
структуры.
До
известной
степ е ни
от­
сутствие
здесь
соответствия
может
обусловливаться
тем
о бс тоя­
тельс тв ом ,
что
лингвистические
изменения
протекают
не
в
так их
же
темпах,
как
большинство
ку льту рн ых
изменений,
прои сх одя­
щих
обычно
с
бо льше й
скоростью.
Е сли
не
говорить
об
отс ту пле­
нии
пе ред
другими
я зы ками,
занимающими
его
место,
языковое
образование,
гл а вным
образом
п отом у,
что
оно
явл яет ся
бессо­
знательным,
сохраняет
независимое
положение
и
не
позволяет
своим
основным
фор мал ьным
категориям
поддаваться
серьезным
влияниям
со
с торон ы
меня ющ их ся
культурных
потребностей.
Е сли
бы
формы
к ульту ры
и
языка
даж е
и
находились
в
полном
соответ­
ст вии
др уг
с
другом,
природа
процессов,
осуществляющих
линг­
вистические
и
к ульту рн ые
изм ен ени я,
быстро
нарушила
бы
это
соответствие.
Это
ф ак тиче ски
и
и меет
место.
Лог и чески
не об ъяс­
нимо,
почему
мужской,
женский
и
средний
роды
в
немецком
и
ру с­
ско м
языках
продолжают
свое
существование
в
современном
мир е,
но
в сякая
намеренная
попытка
уничтожить
эти
необязательные
роды
б ыла
бы
бесплодной,
так
как
обы чн ый
человек
ф акти ческ и
и
не
ощущает
зде сь
ка ког о- либо
беспорядка,
вызывающего
до саду
логиков.
Другое
дело,
е сли
мы
перейдем
от
об щих
фор м
к
эл емент ам
с одерж ан ия
языка.
Лексика—очень
чувствительный
показатель
251


ку льт уры
народа,
и
изменение
значений,
утеря
старых
слов,
со­
здание
или
заимствование
новых—все
это
зависит
от
истории
самой
ку льту ры.
Языки
очень
неоднородны
по
характеру
своей
л ек­
сики.
Различия,
которые
кажу т ся
нам
неизбежными,
могут
совер­
шенно
иг н ори рова ться
языками,
отражающими
абсолютно
ино й
тип
культуры,
а
эти
последние
в
св ою
очередь
могут
проводить
различия,
непо нят ные
для
нас.
П одо бные
лексические
ра з личия
выходят
далеко
за
пре де лы
имен
к ул ьтур ных
объектов,
таких,
как
острие
ст рел ы,
к ол ьчуга
или
канонерка.
Они
в
такой
же
степени
характерны
и
для
интел­
лектуальной
об л асти.
В
некоторых
языках,
например,
оче нь
тр уд­
но
выразить
разницу,
которую
мы
чувствуем
между
tokillиto
murder, по той простой причине,
что
правовые
нормы,
определяю­
щие
н аше
употребление
эт их
слов,
не
пр ед ст ав ляются
понятными
для
вс ех
обществ.
Абстр актн ые
термины,
ко торы е
столь
необхо­
д имы
для
наш его
мышления,
редко
встречаются
в
языках
народов,
формулирующих
нормы
сво его
поведения
более
р ацио нальн ым
об­
разом.
С
другой
стороны,
нал и чие
или
отсутствие
абстрактных
имен
может
бы ть
связано
с
осо бен н ос тями
структ уры
языка.
Ве дь
существует
же
большое
ко л ич ество
примит ивных
языков,
струк­
тура
которых
позволяет
с
легкостью
создавать
и
использовать
абстра ктны е
имена
де йств ия
и
ка чества .
Существуют
и
иные
языковые
модели
ос обог о
порядка,
пред­
с тав ляющ ие
специальный
интерес
для
социологов.
Одна
из
них
заключается
в
объявлении
таб у
на
определенные
имен а
и
слова.
Например,
очень
широко
распространенным
обыч аем
ср еди
при­
митивных
наро д ов
яв ля ется
табу,
которое
накладывается
не
толь­
ко
на
употребление
имени
недавно
умершего
чел овек а,
но
и
на
любое
слово,
которое
ощущается
говорящими
как
этимологически
связанное
с
этим
с лов ом.
Это
приводит
к
тому,
что
соответствующие
по н ятия
выражаются
описательно
или
же
необходимые
терм и ны
заимствуются
из
соседних
диалектов.
Иногда
устанавливается,
что
определенные
имена
или
слова
являются
священными
и
по­
этому
могут
упо тр еб лять ся
только
в
особых
ус ловия х,
в
соответ­
ствии
с
чем
возникают
чрезвычайно
странные
модели
поведения,
направленные
на
то,
чтобы
в ос пре пятств ова ть
использованию
таких
запрещенных
терминов.
Примером
яв ля ется
ев рейск и?!
обы ­
чай
произнесения
ев рей ско го
им ени
для
бога
не
как
Яг ве
или
Ие­
гова,
но
как
Адонай
—
«мой бог» .
Такие
обы чаи
кажутся
нам
стран­
ным и,
но
не
м енее
странным
для
многих
п рим итив ных
народов
мо жет
показаться
наше
ст рем лени е
в сяч ески
избе га ть
произнесе­
ния
«неприличных»
сл ов
в
нормальных
социальных
условиях.
Другим
видом
особых
лингвистических
явлений
является
упот­
ребление
тайных
выражений,
к ак,
например,
паролей
или
техни­
ческой
терминологии,
используемой
при
различных
церемониях.
У
эск им о сов,
например,
знахари
употребляют
ос обую
ле кси ку,
непонятную
для
тех,
кто
не
является
чле ном
их
цеха.
Специа л ь­
ные
диалектные
фор мы
или
иные
лингвистические
модели
широко
252


применяются
примитивными
народами
в
их
п есн ях.
В
некоторых
случаях,
как
в
Меланезии,
это
обусловливается
влиянием
сосед­
них
диалектов.
П одобн ые
я вле ния
представляют
за б авную
ана ло­
гию
с
на шим
о быч аем
петь
песн и
скорее
по-итальянски,
по-фран­
цу зски
или
по-немецки,
чем
по-английски,
и
очень
возможно,
что
исторические
процессы,
приведшие
к
параллельным
обычаям,
обл а­
дают
схожей
природой.
Можно
упомянуть
еще
и
о
воровских
жа р­
гонах
и
де тски х
тайных
языках.
Это
приводит
нас
к
специальным
знакам
и
языку
жестов,
многие
формы
которо го
непосредственно
основываются
на
звук ово й
и
письменной
ре чи.
Они,
ви д имо,
су­
ществуют
на
всех
у ро внях
культуры.
Язы к
жестов
равнинных
индейцев
Северной
Америки
возник
в
результате
потребности
в
средстве
общения
для
племен,
говорящих
на
взаимно
непо н ят­
ных
языках.
Христианская
религия
способствовала
созданию
языка
жестов
у
монахов,
давших
обе т
мол чан ия.
Не
только
язык
или
л екси ка,
но
даж е
и
в не шние
формы
его
письменной
фиксации
могут
при обре та ть
значение
символов
со­
циальных
и
и ных
различий.
Так ,
хорватский
и
сербский
представ­
л яют
в
общем
оди н
и
тот
же
язык,
но
они
используют
разные
пись­
ме нные
формы:
первый
употребляет
латинские
буквы,
а
второй
—
кирилловскую
письменность
греческой
ортод оксал ь н ой
це ркв и.
Это
внешнее
различие,
связ а нное
с
религиозными
различиями,
об­
ладает
важной
фу нк цией
препятствовать
народам,
говорящим
на
близких
языках
или
диалектах,
но
не
желающим
по
тем
или
иным
причинам
об ра зова ть
более
круп н ое
единство,
осознать,
насколько
они
на
са мом
дел е
б лиз ки.
Отношение
языка
к
национализму
и
интернационализму
пред­
с тавл яет
ряд
интересных
социологических
проб ле м.
Антропология
проводит
строгое
различие
между
этническими
образованиями,
ос­
нованными
на
расе,
культуре
и
языке.
Выя сняе тс я,
что
они
не
обяза тельн о
должны
совпадать,
они
ф акт ическ и
и
редко
совпадают.
Всяческое
подчеркивание
национализма,
характерное
для
нашего
времени,
привело
к
тому,
что
вопр ос
о
симво ли ческ ом
значении
р асы
и
языка
приобрел
новое
значение,
и
что
бы
ученые
ни
гово­
рили,
обычный
чел о век
склонен
видеть
в
культуре,
языке
и
расе
только
различные
аспекты
единого
социального
образования,
отождествляемого
обычно
с
такими
политическими
ед иницами ,
как
Англия,
Франция,
Германия
и
т.
д.
Указать,
как
это
с
лег ко­
стью
де лают
антропологи,
что
к уль ту рные
еди нст ва
и
националь­
ные
образования
перекрывают
языковую
и
расо ву ю
группировку,
еще
не
зна чит
для
социологов
раз реши ть
эту
проблему,
так
как
они
чувствуют,
что
понятие
на ции
или
на ци он альн ости
для
чело­
ве ка,
не
рассм ат р иваю щег о
их
аналитически,
включают
в
себя
—
обоснованно
или
необоснованно
—
понятие
как
расы,
так
и
язы­
ка.
С
этой
точки
зрения
дей стви тел ь но
представляется
безразлич­
ным,
подтверждает
история
и
антропология
или
нет
популярные
представления
о
тождественности
национальности,
языка
и
расы.
Более
важным
является
то
обстоятельство,
что
каждый
конкрет­
253


ный
язык
стремится
превратиться
в
надлежащее
выражение
на­
ционального
са мосоз на ни я.
Что
же
касается
языка
и
расы,
то
это
п рав да,
что
большинство
человеческих
рас
в
прошлом
отграничивалось
друг
от
друга
посред­
ством
значительных
языковых
различий.
Но
этому
обстоятельству,
однако,
не
следует
придавать
большого
значения,
так
как
лингви­
стические
дифференциации
в
пределах
одной
ра сы
но сят
такой
же
широкий
характер,
как
и
те,
которые
обнаруживаются
на
пересе­
чен ии
расовых
границ,
хотя
оба
эт их
вид а
ди ффе ре нциа ций
и
не
п оказ ыв ают
никакого
со гл ас овани я.
Да же
важней ши е
расовые
об ра з ования
не
всегда
четко
разделяются
языками.
Это,
в
частно­
сти ,
имеет
место
в
случае
с
малайско-полинезийскими
языками,
на
которых
го вор ят
народы,
в
расовом
отношении
настолько
же
различные,
как
малайцы,
полинезийцы
и
негры
Меланезии.
Ни
од ин
из
великих
языков
современности
не
сл еду ет
за
расовыми
де­
ле ния ми.
На
французском,
например,
говорит
чрезвычайно
см е­
шанное
население,
куд а
вх одит
северный
тип
на
севере
Ф р анции,
альпийский
—
в
центре
и
средиземноморский
—
на
юг е,
причем
все
эти
расо вые
подразделения
свободно
расс еляютс я
и
в
других
частях
Европы.


Б.
Л.
УОР Ф
ОТНОШ Е НИЕ
Н ОРМ
ПОВЕ ДЕНИЯ
И
МЫШЛЕНИЯ
К
ЯЗЫКУ1
«Люди живут не только в объективном мире и не только в мире об ­
щественной
деяте льно сти,
как
это
обычно
по лага ют;
они
в
зн ачи тель ­
ной
мер е
находятся
под
влияние м
т ого
конкр етно го
язык а,
ко торы й
с тал
средством
выражения
для
данного
общества.
Б ыло
бы
ошибочным
полагать,
что
мы
можем
полностью
осознать
реальность,
не
прибегая
к
п омощи
языка,
или
что
я зык
яв ляе тся
по бо чным
средством
разреше­
ния
некоторых
специальных
пр обле м
общения
и
мышления.
На
самом
же
д еле
«реальный мир»
в
значительной
степени
бессознательно
строит­
ся
на
осн овани и
языковых
но рм
данной
группы...
Мы
видим,
слышим
и
восп ри ни маем
так
или
иначе
те
или
другие
явле ни я
г лавн ым
об раз ом
благодаря
т ому,
что
языковые
нормы
нашего
общества
предполагают
данную
форму
выражения».
Эдуард
Сепир
Вероятно,
большинство
л юдей
со глас и тся
с
утверждением,
что
принятые
нормы
употребления
сл ов
определяют
некоторые
фор мы
мышления
и
поведения;
однако
это
пред п ол ож ение
обычно
не
идет
дальше
признания
гипнотической
силы
философского
и
научного
языка,
с
одно й
стороны,
и
модных
словечек
и
лозунгов
-
с
друг ой.
Ограничиться
то лько
э тим
—
значит
не
поним а ть
су ти
одной
из
важнейш их
ф орм
связи,
которую
Сеп ир
усматривал
ме жду
я зы­
ко м,
к ул ьтурой
и
псих ол о гией
и
которая
кратко
сформулирована
в
приведенной
выш е
цитате.
Мы
должны
при зн ать
влияние
языка
на
различные
виды
дея­
тельности
люд ей
не
столько
в
особых
сл у чаях
употребления
язы ка,
ск олько
в
его
пос т оянно
действующих
общих
зако н ах
и
в
его
по­
вседневной
оценке
им
тех
или
иных
явле ний.
ОБОЗНАЧЕНИЕ
ЯВЛЕ НИ Я
И
ЕГО
ВЛИЯНИЕ
НА
ДЕЙСТВИЯ
ЛЮ ДЕЙ
Я
с толк н улся
с
одной
из
с торон
этой
проблемы
еще
до
то го,
как
начал
и зу чать
Сепи ра,
в
области,
обычно
счит аю ще йся
очень
отдаленной
от
лингвистики.
Это
произошло
во
время
мо ей
работы
1В.
W h о г f, The Relation of Habitual Thought and Behaviour to Langua­
ge (1939).
П ер епеч атано
в
книге
В.
L. W h о r f, Language, Thought and Rea­
lity, New York, 1956.
Перев од
Л.
H.
Натан
и
E.
С.
Турковой.
Перепечатано
из
сб.
«Новое в лингвистике», вып .
1, Изд.
иностр,
л ит.,
М. , 1960.
255


в
обще с тве
страхования
от
ог ня.
В
мои
задачи
входил
анализ
со­
тен
д окл адов
об
обстоятельствах,
приведших
к
воз ник нов ени ю
пожара
или
вз рыва.
Я
фиксировал
чисто
физ ич еск ие
причины,
такие,
как
неисправная
проводка,
нал и чие
или
отсутствие
воздуш­
но го
п ростран ств а
между
дымоходами
и
деревя нны ми
част ям и
зд а­
ний
и
т.
п.,
и
ре зул ьта ты
обследования
опи сывал
в
соответствую­
щих
терминах.
При
этом
я
не
ставил
перед
собо й
ни как ой
другой
задачи.
Но
с
течением
времени
стало
ясно ,
что
не
только
сам и
физ ич еск ие
обстоятельства,
но
и
обозначение
эт их
обстоятельств
было
иногда
тем
фактором,
который,
через
поведение
людей,
яв л ялся
прич иной
пожара.
Этот
фактор
обозначения
ст ан ови лся
яснее
всего
тогд а,
когда
это
было
языковое
обозначение,
и сход ящее
из
названия,
или
об ычн ое
описание
п одобн ых
обстоятельств
сред­
ствами
языка.
Т ак,
например,
около
склада
так
называемых
gasoline drums
(бензиновых цистерн)
лю ди
ведут
с ебя
определенным
образом,
т.
е.
с
б ольш ой
осторожностью;
в
то
же
время
ряд ом
со
складом
с
названием
empty gasoline drums (пустые бензиновые цистерны)
л юди
ведут
себя
иначе
—
недостаточно
осторожно,
курят
и
даже
бросают
окурки.
Однако
эти
«пустые» (empty) цистерны могут быть
более
опа с ными,
так
как
в
них
содержатся
взрывчатые
исп ар ени я.
При
нал ич ии
реально
опа с ной
ситуации
лингвистический
анализ
ори ен ти руетс я
на
слово
«пустой»,
предполагающее
отсутствие
вс яко го
риска.
Существуют
два
различных
случая
употребления
сл ова
empty: 1) как точный синоним слов
—
null, void, negative,
inert (порожний,
бессодержательный,
бессмысленный,
ничтожный,
вялый)
и
2) в применении к обозначению физической ситуации,
не
принимая
во
вним а ние
наличия
па ров,
капель
жидкости
или
любы х
других
остатков
в
цистерне
или
другом
вме ст ил ище.
Об­
стоятельства
описываются
с
помощью
второго
случая,
а
люди
ведут
себ я
в
э тих
об сто яте льств ах,
и мея
в
виду
первый
сл уча й.
Это
стано в ится
общей
фор мул ой
неосторожного
поведения
люде й,
обусловленного
чисто
лингвистическими
факторами.
На
лесохимическом
заводе
метал ли чески е
дистилляторы
были
изолированы
см ес ью,
приготовленной
из
известняка,
именовавше­
гося
на
заводе
«центрифугированным известняком».
Никаких
мер
по
предохранению
эт ой
изоляции
от
перегревания
и
соприкосно­
ве ния
с
огнем
пр и нято
не
бы ло.
После
того
как
ди с тилляторы
б ыли
в
употреблении
некоторое
в ремя,
пламя
под
одним
из
них
проникло
к
известняку,
который,
ко
всеобщему
уд ивл е нию,
начал
сильно
гореть.
Поступление
испарений
уксусной
кислоты
из
дистиллято­
ров
спо со б ство вало
превращению
части
известняка
в
ац етат
каль­
ция .
Последний
при
нагревании
огнем
разлагается,
образуя
во с­
пламеняющийся
ацето н.
Лю ди,
допускавшие
сопр ик осн ов ение
огня
с
изоля ци ей ,
действовали
так
п от ому,
что
с амо
название
«известняк» (limestone) связывалось в их сознании с понятием
stone (камень),
кот оры й
«не горит» .
Огро мны й
железный
котел
для
варки
оли фы
оказался
перегре-
256


тым
до
температуры,
при
кот орой
он
мог
воспламениться.
Рабочий
сд ви нул
его
с
огня
и
отка тил
на
некоторое
расстояние,
но
не
при ­
крыл.
Приблизительно
через
од ну
минуту
ол ифа
вос п ламен ила сь.
В
эт ом
слу чае
языковое
влияние
оказалось
боле е
сложным
благо­
даря
переносу
зн ачен ия
(о чем ниже будет сказано более подробно)
«причины»
в
виде
контакта
или
пространственного
соприкоснове­
ния
предметов
на
пони ма ние
положения
on the fire (на огне)
в
противоположность
off the fire (вне огня).
На
самом
же
де ле
та
стад ия ,
когда
наружное
пламя
являлось
главным
фактором,
за­
кончилась;
перег р евание
стало
вну тр енним
про це ссом
конвенции
в
олифе
благ од аря
сильно
нагретому
котлу
и
продолжалось,
когда
котел
был
уже
вне
огня
(off the fire).
Электрический
рефлектор,
висевший
на
ст ене,
мал о
уп отре б­
лялся
и
одному
из
рабочих
служил
уд обной
вешалкой
для
п альто.
Н очью
дежурный
вошел
и
повернул
вы к лючате ль,
мысленно
обо­
зна чая
св ое
действие
как
turning on the light (включение света).
Све т
не
загорелся,
и
это
он
мысленно
обозначил
как
light is burned
out (перегорели пробки).
Он
не
мог
у видет ь
свечения
рефлектора
только
из-за
того,
что
на
нем
висело
старое
пальто.
Вскоре
паль­
то
за горел ось
от
рефлектора,
отчего
вспыхнул
пожар
во
вс ем
здании.
Кожевенный
завод
спускал
сточную
воду,
соде ржа вшую
орга­
нические
остатки,
в
наружный
отстойный
резервуар,
наполовину
закрытый
де ревя нны м
настилом,
а
наполовину
открытый.
Так ая
ситуация
может
бы ть
об о зн ачена
как
pool of water (резервуар,
нап олн енный
водой).
Случилось,
что
рабочий
зажигал
ря дом
паяльную
лампу
и
бросил
спичку
в
воду.
Но
при
ра злож ен ии
органических
остатков
выделялся
газ,
ск а пливав шийся
под
дере­
вянным
настилом,
так
что
вся
установка
была
отн юдь
не
watery
(водной).
Мом ент аль ная
вспышка
огня
воспламенила
дерево
и
очень
быстро
распространилась
на
соседнее
зд ани е.
Сушильня
для
кож
была
устроена
с
возд уходув кой
в
одном
конце
комнаты,
чтобы
на пра вить
поток
воздуха
вдоль
комнаты
и
дал ее
наружу
через
отверстие
на
другом
конце.
Огонь
возник
в
воздуходувке,
которая
направила
его
пря мо
на
кожи
и
распро­
странила
искры
по
всей
комнате,
уничтожив
та ким
образом
весь
материал.
Опас на я
ситуация
создалась,
таким
образом,
благодаря
т е рмину
blower (воздуходувка), который является языковым экви ­
в ален том
that which blows (то,
что
дует), указывающим на то,
что
о снов ная
фун кц ия
это го
прибора
—
blow (дуть).
Эта
же
фун кц ия
может
бы ть
обозначена
как
blowing air for drying (раздувать воз ­
дух
для
про с уш ки ); при этом не принимается во внимание,
что
он
мо жет
«раздувать»
и
д руго е,
напр им ер
искры
и
язы ки
пла ме ни.
В
действительности
в озд уходувк а
просто
создает
пот ок
в озд уха
и
может
втягивать
воздух
так
же,
как
и
выдувать.
Она
должна
бы ла
быт ь
поставлена
на
другом
к онце
поме щ е ния,
там ,
где
бы ло
отверстие,
где
она
могла
бы
тянуть
воздух
над
шкурами,
а
затем
выдувать
его
наружу.
257


Рядом
с
тиглем
для
плавки
свинца,
имевш им
угольную
топку,
бы ла
помещена
г руда
scrap lead (свинцового лома)
—
обозначение,
вводящее
в
заблуждение,
так
как
на
са мом
де ле
«лом»
состоял
из
листов
старых
радиоконденсаторов,
между
которыми
все
еще
был и
парафиновые
про кл ад ки.
Вскоре
парафин
загорелся
и
п од­
жег
крышу,
пол ов ина
кот орой
б ыла
уничтожена.
Количество
п одобны х
примеров
может
быт ь
бесконечно
увели­
чено.
Они
показывают
достаточно
убедительно,
как
рассмотрение
лингвистических
формул,
обозначающих
данную
ситуацию,
может
явит ься
ключом
к
объяснению
тех
или
иных
поступков
л юдей
и
каким
образом
эти
фор му лы
могут
анализироваться,
классифи­
цироваться
и
соотноситься
в
том
ми ре,
к оторы й
«в значительной
степени
бессознательно
строится
на
основании
языковых
но рм
данной
груп п ы».
Мы
вед ь
всегда
и с ходим
из
того,
что
язы к
лучше,
чем
это
на
самом
де ле
имее т
место,
отражает
действительность.
ГРАММАТИЧЕСКИЕ
МОДЕЛИ
В
КАЧЕСТВЕ
ИСТОЛКОВАТЕЛЕЙ
ДЕЙ СТВ ИТЕЛЬ НОСТ И
Лингвистический
ма тери ал
приведенных
в ыше
примеров
огра­
ни ч ив ается
отдельными
сл ов ами,
фразеологическими
оборотами
и-
словосочетаниями
определенного
типа .
Изучая
влияние
такого
материала
на
поведение
людей,
не льзя
не
думат ь
о
том,
какое
не­
сравненно
бо лее
сильное
влияние
на
это
поведение
могут
оказы­
вать
разнообразные
т ипы
грамматических
категорий,
таких,
как
категория
числа,
пон ят ие
рода,
классификация
по
одушевленности,
неодушевленности
и
т.
п.;
вр ем ена,
залоги
и
другие
формы
глагола,
классификация
по
частям
реч и
и
вопрос
о
то м,
обозначена
ли
да н­
ная
ситуация
одной
морфемой,
формой
слова
или
синтаксическим
словосочетанием.
Такая
категория,
как
категория
числа
(един­
ственное
в
противоположность
м ноже с т ве нн ому ), является попыт­
кой
обозначить
целый
клас с
яв л ений
действительности.
В
ней
сод ерж и тся
указание
на
то,
каким
образом
различные
явления
должны
классифицироваться
и
какой
случай
може т
быт ь
наз ван
«единичным»
и
ка кой
«множественным» .
Но
обнаружить
тако е
косвенное
вли яние
чрезвычайно
сложно,
во -пер вых ,
из-за
его
неясности,
а
во-вторых,
из-за
трудности
взглянуть
со
с торон ы
и
изучить
объективно
свой
родной
язык,
который
является
при­
вычным
средством
общения
и
своего
род а
неотъемлемой
частью
культуры.
Ес ли
же
мы
возьмем
язык,
совершенно
не
похо жий
на
наш
родн ой ,
мы
начинаем
изу чать
его
так,
как
мы
изучаем
природу.
Мы
о бычно
мыслим
средствами
своего
род ного
языка
и
при
анализе
чужого,
непри выч но го
языка.
Или
же
мы
обнаруживаем,
что
за­
да ча
разъяснения
всех
морфологических
трудностей
настолько
сложна,
что
поглощает
все
остальное.
Одна ко ,
несмотря
на
слож­
ность
задачи
выяснения
того
косвенного
влиян ия
грамматических
категорий
языка
на
поведение
людей,
о
кото ром
говорилось
выш е,
она
все
же
вы пол нима
и
разрешить
ее
легче
вс его
при
помощи
258


какого-нибудь
экзотического
языка,
так
как,
изучая
ег о,
мы
волей-
нево ле й
быва ем
выбиты
из
привычной
колеи.
И,
кроме
того,
в
дальнейшем
обнаруживается,
что
та кой
экз о тичес кий
язык
яв­
ляетс я
зеркалом
по
отношению
к
род ном у
языку.
М ысль
о
возможности
ра боты
над
э той
проблемой
вп ервые
пришла
мне
в
голову
во
время
изучения
мно ю
языка
хопи ,
даже
раньше,
чем
я
задумался
над
самой
проблемой.
Казавшееся
б ес­
ко неч ным
опис а ние
мо рфо логи и
языка,
наконец,
бы ло
з акон че но.
Но
было
совершенно
очевидно,
особенно
в
свете
лекций
Сепира
о
язы ке
н ав ахо,
что
опис а ние
языка
в
ц елом
являлось
дал еко
не
полным.
Я
зн ал,
напр имер ,
правила
образования
мно жест венно го
числа,
но
не
зна л,
как
оно
употребляется.
Было
ясно ,
что
кате­
го рия
множественного
числа
в
языке
хопи
зна чител ь но
от л ичае тся
от
категории
множественного
числ а
в
английском,
французском
и
немецком.
Некоторые
понятия,
выраженные
в
эт их
языках
множественным
числом,
в
языке
хо пи
обозначаются
единственным.
Стадия
исследования,
начавшаяся
с
этого
моме н та,
заняла
еще
два
год а.
Прежде
всего
надо
было
определить
способ
сравнения
языка
хопи
с
з ападно евр опей ск им и
языками.
Ср азу
же
с тало
очевидным,
что
даж е
грамматика
хопи
отражала
в
какой-то
степени
культуру
хопи,
так
же
как
г р аммати ка
европейских
язы ков
отражает
«за­
падную», или «европейскую», культуру.
Оказалось,
что
эта
вза и мо­
связь
да ет
возможность
выделить
при
помощи
языка
классы
пр ед ст авлений ,
подобные
«европейским»,—«в ре м я», «пространство»,
«субстанция», «материя» .
Так
как
в
отношении
тех
категорий,
ко­
торы е
будут
подвергаться
сравнению
в
английском,
немецком
и
французском,
а
также
и
в
других
европейских
языках,
за
исклю­
чением,
пожалуй
(да и это очень сомнительно), балто- с лав янск их
и
неиндоевропейских
я зык ов,
существуют
ли шь
незначительные
отличия,
я
со брал
все
эти
языки
в
од ну
группу,
названную
SAE,
или
«среднеевропейский стандарт» (Standard Average European).
Та
часть
исследования,
к ото рая
зд есь
представлена,
может
бы ть
кратко
сум мир ов ана
в
д вух
вопросах: 1)являютсялинашипред­
ставления
«времени», «пространства»
и
«материи»
в
действитель­
ности
одинаковыми
для
всех
л юдей
или
они
до
некоторой
степени
обусловлены
ст руктурой
данн ог о
языка
и
2) существуют ли види ­
мые
св язи
между:
а)
нормами
культуры
и
поведения
и
б)
основ­
ным и
лингвистическими
категориями?
Я
отнюдь
не
утверждаю,
что
ес ть
непо ср ед ст венн ая
прямая
связь
между
культурой
и
языком
и
тем
бол ее
между
этнологическими
рубриками,
как ,
например,
«сельское хозяйство», «охота»
и
т.
д.,
и
такими
линг ви сти ческ и ми
р у бр ика м и, как« фл ект ив н ый»,«синтетический» ил и«и зо ли ру ющ ий»’.
1 У нас есть масса доказательств того,
что
это
не
так.
Достаточно
только
с р авнить
хопи
и
уте
с
язы ками,
облад аю щим и
та ким
сходством
в
об ласт и
лек­
сики
и
морф олог ии,
к ак,
ска жем ,
а нг лийс кий
и
немецкий.
Ид ея
взаимосвязи
между
языком
и
культурой
в
общепринятом
смысле
этого
слова,
несомненно,
является
ошибочной.
259


Когда
я
начал
изучение
данной
проблемы,
она
вовсе
не
б ыла
так
ясно
сформулирована,
и
у
меня
не
было
никакого
представ­
ления
о
то м,
каковы
будут
ответы
на
поставленные
вопросы.
М Н ОЖЕСТВЕ ННОЕ
ЧИС ЛО
И
С ЧЕТ
В
SAE И ХОПИ
В
наших
языках,
т.
е.
в
SAE, множественное число и количе­
ственные
числительные
применяются
в
двух
случаях: 1)когдаони
обозначают
действительно
множественное
чис ло
и
2) при обозна­
чен ии
воображаемой
м но жест венно ст и.
Или
боле е
точн о,
хотя
м енее
выразительно:
при
обозначении
воспринимаемой
на ми
про ­
ст р анст венно й
совокупности
и
совокупности
с
переносным
зн а­
чением.
Мы
гов о рим
ten men (десять человек)
и
ten days (десять
д ней).
Десять
ч ело век
мы
или
реал ьн о
представляем
или
во
вся­
ком
случае
можем
себ е
представить
эти
десять
как
целую
группу
1
(десять человек на углу улицы,
например).
Но
ten days (десять
дней)
мы
не
можем
п ре дстав ить
себ е
реально.
Мы
представляем
реа льн о
только
один
ден ь,
сег одн я,
остальные
девять
(или даже
все
де сять )
—
только
по
памяти
или
мысленно.
Есл и
ten days
(десять дней)
и
рассматриваются
как
г рупп а,
то
это
«воображае­
м а я», созданная мысленно группа.
Как им
образом
со зд ается
в
уме
тако е
представление?
Таким
же,
как
и
в
случаях
ошибочных
представлений,
служивших
при­
чиной
пожара,
благодаря
тому
что
наш
яз ык
ча сто
смешивает
две
различные
ситуации,
так
как
для
обеих
имеется
один
и
тот
же
сп о­
соб
в ыра же ния.
Когда
мы
гов ори м
о
«десяти шагах вперед» (ten
steps forward), «десяти ударах колокола» (ten strokes on a bell)
и
о
как о й-л ибо
подобной
циклической
посл едо в атель но ст и,
имея
в
вид у
не ско лько
«раз» (times), у нас возникает такое же представ­
ление,
как
и
в
случае
«десять дней» (ten days).
Цик л ично сть
в ызы­
ва ет
пр ед ст авл ение
о
воображаемой
множественности.
Но
сходство
цик лич нос ти
с
совокупностью
не
обязательно
дается
нами
в
во с­
прия т ии
раньше,
чем
это
выражается
в
языке,
иначе
это
сходство
наблюдалось
бы
во
всех
языках,
а
этого
не
происходит.
В
наш ем
восп рия ти и
времени
и
цик л ично сти
со дер ж ится
что-то
непосред­
ственное
и
субъективное:
в
основном
мы
ощуща е м
время
как
что-
то
«становящееся все более и более поздним» .
Но
в
мышлении
людей,
говорящих
на
SAE, это отражается совсем иным путем,
кото­
рый
не
может
бы ть
назван
субъективным,
хотя
и
является
мыслен­
ным .
Я
бы
назвал
его
«объективизированным»
или
воображаемым,
так
как
он
основан
на
по нятия х
в неш него
м ира.
В
нем
отражаются
ос обе нн ости
нашей
языковой
системы.
Наш
язы к
не
делает
раз­
личия
между
ч ислам и,
составленными
из
реально
существующих
пре д метов ,
и
числами
«самоисчисляемыми».
Сама
фо рма
мышления
обусловливает
то,
что
в
последнем
случае
числа
составляются
из
1 Так,
говоря
«десять одновременно», мы показываем,
что
в
нашем
языке
и
мышле н ии
мы
воспроизводим
факт
восприятия
множественного
чис ла
в
тер ­
ми нах
п он ятия
времен и ,
о
языковом
выражении
которого
будет
сказано
ниже.
260


каких-то
предметов,
так
же
как
и
в
первом.
Это
и
е сть
объективи­
зац ия.
Пон яти я
времени
тер яют
связь
с
субъективным
восприятием
«становящегося более поздним»
и
об ъ екти ви зирую тся
в
качес тве
исчисляемых
кол и ч еств,
т.
е.
отрезков,
состоящих
из
отдельных
величин,
в
ча стн ости
длины,
так
как
д лина
может
бы ть
реально
ра зделе на
на
дю ймы.
«Длина», «продолжительность»
времени
пред­
с тав ляетс я
как
ряд
одинаковых
величин,
под обн о,
скажем,
ряду
бутылок.
В
язы ке
хопи
положение
совершенно
иное.
Множ еств енно е
число
и
количественные
числительные
употребляются
только
для
обозначения
тех
предметов,
к ото рые
образуют
или
могут
образо­
в ать
реальную
груп п у.
Там
не
существует
воображаемых
множе­
ственных
чисел,
вместо
них
употребляются
порядковые
числитель­
ные
в
единственном
числе.
Такое
выражение,
как
ten days (десять
дн е й), не употребляется.
Эквивалентом
ему
служит
выражение,
указывающее
на
п роце сс
сч ета.
Так им
образом, theystayedtendays
(они пробыли десять дней)
превращается
в
«они прожили до один­
надцатого
дня», или «они
уехали
после
десятого
дня». Tendaysis
greater than nine days (десять дней
—
больше
чем
девять
дней)
п рев ращ ается
в
«десятый день
—
позже
девятого».
Наш е
по ня тие
«продолжительность времени»
ра ссма три ва ется
не
как
фактическая
продолжительность
или
п ротяж ен ность ,
а
как
соотношение
между
двумя
с об ытия ми,
о дно
из
которых
произошло
раньше
другого.
Вместо
нашей
лингвистически
осмысленной
об ъе ктив изац ии
той
области
сознания,
которую
мы
наз ываем
«время», язык хопи не
дал
никакого
способа,
содержащего
идею
«становиться позднее»,
являющуюся
сущностью
понятия
вре ме ни.
СУЩ Е СТ ВИ ТЕЛЬН ЫЕ,
ОБОЗНАЧАЮЩИЕ
МАТЕРИАЛЬНОЕ
КОЛ ИЧЕ СТ ВО
В
SAE И ХОПИ
Име ют ся
два
вида
существительных,
обозначающих
мат ери ал ь­
ные
предметы:
существительные,
обозначающие
отдельные
пред­
меты,
и
сущ ест вит ель ные,
обозначающие
вещества: water, milk,
wood, granite, sand, flour, meat (вода,
молоко,
дерево,
гранит,
пе сок,
мука,
мясо) .
Существительные
первой
группы
относ ятс я
к
предметам,
им ею щим
о пр еделенн ую
ф орму:
a tree, a stick, a man,
a hill (дерево,
палка,
человек,
хо лм).
Существительные
второй
группы
обозначают
однородную
массу,
не
имеющ ую
четких
гра­
ни ц.
Суще ств ует
и
лингвистическое
ра злич ие
между
этими
двумя
группами:
у
существительных
первой
группы
отсутствует
множе­
ственное
чи сло
\ в английском языке перед ними опускается
1 Не является исключением из этого правила (отсу тстви я
множественно­
го
числа)
и
тот
случай,
когда
ле ксе ма
существительного,
обозначающего
ве­
щество,
сов пад ает
с
л ек семой
«отдельного»
существительного,
которое,
несом­
ненно,
имеет
форму
множественного
чи сла,
так ,
например, stone(не имеет
множественного
чи сла)
со впад ает
с
a stone (мн .
ч. — stones).
Мн ож ест венн ое
число,
обозначающее
различные
сорта,
н апр имер
wines, представляет собой
нечто
отл ичающ ееся
от
на стоя щего
множественного
чи сла;
такие
су ществ и-
261


арт и кль,
во
французском
ставится
партитивный
артикль
du, de,
la, des.
Это
различие
гораздо
более
ярко
выступает
в
языке,
чем
в
действительности.
Очень
не мн огое
мо жно
пр едстав ит ь
с ебе
как
не
и мею щее
границ:
air (воздух), иногда water, rain, snow, sand,
rock, dirt, grass (вода,
дождь,
снег,
песок,
горная
порода,
грязь,
трава).
Но
butter, meat, cloth, iron, glass (масло,
мясо,
мат ери я,
железо,
ст ек ло ), как и большинство им подобных веществ,
встре­
чаются
не
в
«безграничном»
количестве,
а
в
виде
больших
или
ма лых
тел
определенной
формы.
Различие
это
в
какой-то
степени
навязано
нам
пот ом у,
что
оно
имеется
в
языке.
В
большинстве
случаев
это
оказывается
так
неудобно,
что
приходится
применять
новые
лингвистические
способы,
чтобы
кон кре тиз иров а ть
су щест ­
вительные
второй
группы.
Отчасти
это
делается
с
помощью
на­
зва ний,
обозначающих
ту
или
ин ую
ф орму:
stick of wood, piece
of cloth, pane of glass, cake of soap (брусок дерева,
лоскут
материа­
ла,
кус ок
ст екла,
брусок
мы ла ); гораздо чаще с помощью названий
сосудов,
в
которых
находятся
вещ ества,
хо тя
в
данных
случаях
мы
имеем
в
виду
са ми
ве щ е с тва : glass of water, cup of coffee, dish
of food, bag of flour, bottle of beer (стакан воды,
чашка
кофе ,
та­
релка
пищи,
ме шок
муки ,
б уты лка
пива).
Эти
о быч ные
фо рму лы,
в
которых
of имеет явное значение «с оде ржащ и й», способствовали
появлению
менее
явных
случаев
употребления
той
же
самой
кон­
струкции:
stick of wood, lump of dough (обрубок дерева,
ком
теста)
и
т.
д.
В
обоих
сл учая х
формулы
одинаковы:
существительное
первой
группы
плю с
о дин
и
тот
же
св язы вающи й
компонент
(в
английском
языке
предлог
of).
Обычно
эт от
компонент
обозначает
содержание.
В
более
сложных
случ аях
он
только
«предполагает»
содержание.
Таким
образом,
предполагается,
что
lumps, chunks,
blocks, pieces (комья,
лом ти,
ко лод ы,
куски)
содержат
какие-то
stuff, substance, matter (вещество,
суб ст анцию ,
м а те рию ), которые
соответствуют
water, coffee, flour (воде,
ко фе,
муке)
в
соответст­
вующих
ф ормулах.
Для
людей ,
говорящих
на
SAE, философские
понятия
«субстанция»
и
«материя»
несут
в
се бе
боле е
простую
идею;
они
воспринимаются
непосредственно,
они
общепонятны.
Это
происходит
благодаря
языку.
Законы
наших
языков
ча сто
застав­
ляют
нас
обозначать
материальный
пр ед мет
словосочетанием,
ко­
т орое
делит
представление
на
бесформенное
вещество
пл юс
та
или
иная
его
конкретизация
(«форма»).
В
хоп и
опять-таки
все
про исх од ит
иначе.
Там
ес ть
строго
огра­
ниченный
класс
существительных.
Но
в
нем
нет
особого
подклас­
са
—
«материальных»
существительных.
Все
существительные
обозначают
отдельные
пр едметы
и
имеют
и
единственное
и
множе­
ст венн ое
число.
С ущ ест вител ьн ые,
яв ляю щие ся
эквивалентами
наших
«материальных»
существительных,
то же
отн осятся
к
телам
с
неопределенными,
не
имеющими
четких
границ
формами.
Но
тельные
являются
своеобразным
от ве твлен ием
от
«материальных»
су щес тви­
тельных
в
SAE, образуя особую группу,
изучение
кот ор ой
не
является
з адачей
данной
работы.
262


они
имеют
в
виду
неопределенность,
а
не
отсутствие
формы
и
раз­
меров.
В
каждом
конкретном
случае
water (вода)
обозначает
оп ре­
деленное
количество
воды,
а
не
то,
что
мы
называем
«субстанцией
воды».
Абстрактность
пер едае т ся
глаголом
или
предикативной
формой,
а
не
сущ ест вит ельны м.
Так
как
все
существительные
от­
носятся
к
отд ельн ым
предметам,
нет
необходимости
ут оч нять
их
смысл
названиями
с ос удов
или
различных
форм ,
если,
конечно,
форма
или
сосуд
не
имеют
ос обого
зн ачен ия
в
данном
сл уча е.
Само
существительное
указывает
на
соответствующую
форм у
или
сос уд.
Говорят
не
a glass of water (стакан воды), а ко.
yi (вода),
не
a pool of water (лужа воды), a pa ho \ не a dish of cornflour
(миска муки), a Ipmni (количество муки), не a piece of meat (кусок
мя са), a sikwi (мясо) .
В
язы ке
хопи
нет
ни
необходимости,
ни
соот­
ве тств ующ их
правил
для
о боз на чения
понятия
существования
вещества
как
соединения
бесформенного
предмета
и
форм ы.
От­
сутствие
определенной
формы
об озна чае тся
не
существительными,
а
другими
ли нгвист ич еск ими
символами.
ПЕРИ ОДИЗАЦ ИЯ
ВРЕМЕНИ
В
SAE И ХОПИ
Так ие
термины,
как
summer, winter, september, morning,
moon, sunset (лето,
зима,
сентябрь,
утро,
луна,
заход
солнца),
к оторы е
у
нас
являются
сущ ест вит ель ным и
и
мало
чем
формально
отличаются
по
форме
от
других
существительных,
могут
быть
п од­
лежащ им и
или
дополнениями;
мы
гов ори м
at sunset (на заходе
со лнца)
или
in winter (зимой), так же как мы говорим at a corner
(на углу), in the orchard (в саду) 2.
Они
образуют
множественное
число
и
исчисляются
п одо бно
тем
существительным,
которые
обозначают
предметы
ма тери а льн ого
ми ра,
о
чем
говорилось
выше.
На ше
представление
о
явлениях,
обозначаемых
этими
слов ами ,
таким
обра з ом
объективизируется.
Без
объективизации
оно
бы ло
бы
субъективным
п ереж ивани ем
реального
времени,
т.
е.
сознания
—
becoming later and later (становление более поздним),
про ще
говоря,—
повторяющимся
периодом,
подобным
предыдущему
пе­
риоду
в
становлении
все
более
поздней
протяженности.
Только
в
воображении
можн о
представить
себе
подо бный
период
рядом
с
другим
так им
же,
создавая,
таки м
образом,
пространственную
(мысленно представляемую)
конфигурацию.
Но
сила
языковой
аналогии
такова,
что
мы
устанавливаем
п одобн ую
объективиза­
цию
циклической
пер ио д из ации.
Это
происходит
даж е
в
случае,
когда
мы
гов ори м
a phase (период)
и
phases (периоды)
вместо,
1 В хопи есть два слова для обозначения количества воды:
кэ-yi и pa*ha.
Разница
между
ними
при мерн о
та
же,
что
и
между
stone и rock в английском
яз ык е: pa*ha обозначает больший размер и wildness (природность,
естествен ­
но ст ь); текущая вода,
н езависи мо
от
того,
в
помещении
она
или
в
природе,
будет
pa*ha, так же как и moisture (влага).
Но
в
отличие
от
stone и rock
разница
здесь
су ще ственна я,
не
зави ся щая
от
ко нтекс та,
и
одно
слово
не
може т
з ам енять
др уг ое.
2 Конечно,
сущ ест вую т
некоторые
незначительные
о тлич ия
от
других
су­
ществительных
в
английском
языке,
например
в
употреблении
артиклей.
263


на при мер,
phasing (периодизация).
Модель,
охватывающая
как
существительные,
обозначающие
отдельные
предметы,
так
и
су­
ществительные,
обозначающие
вещества,
результатом
чег о
являет­
ся
двучленное
словосочетание
«бесформенное вещество плюс
фо р ма», настолько распространена,
что
под ходи т
для
всех
сущест­
вительных.
Таким
образом,
такие
о бщие
понятия,
как
substance,
matter (субстанция,
ма тер и я), могут заменить в данном словосо ­
четании
почти
лю бое
существительное.
Но
д аже
и
они
н едос та точно
обоб щены ,
так
как
не
могут
включить
в
с ебя
существительные,
выражающие
протяженность
во
вре ме ни.
Для
последних
и
по­
явился
термин
time (время).
Мы
гов орим
a time, т.
е.
какой-то
период
времени,
событие,
исходя
из
пр ав ила
о
mass nouns (суще­
ст ви тель ных,
обозначающих
вещества), подобно тому как a sum­
mer (некое лето)
мы
превращаем
в
summer (лето как общее понятие)
по
той
же
модели.
Итак,
ис польз уя
наше
двучленное
словосоче­
тание,
мы
можем
говорить
или
представлять
себ е
a moment of
time (момент времени), a second of time (секунда времени), a year
of time (год времени) .
Я
считаю
долгом
еще
раз
подчеркнуть,
что
здесь
точно
сохраняется
формула
a bottle of milk (бутылка молока)
или
a piece of cheese (кусок сыра).
И
это
помогает
нам
представить,
что
a summer реально содержит такое и такое-то
количество
time.
В
хопи,
од на ко,
все
«временные»
термины,
по до бные
summer,
morning (лето,
ут ро)
и
другие,
являются
не
существительными,
а
о соб ыми
формами
наречий,
е сли
уп отреб л ять
терминологию
SAE.
Это
особая
часть
речи,
отл ичаю щаяся
от
существительных,
глаголов
и
даже
от
других
нареч ий
в
хопи.
Они
не
являю тся
фор ­
мой
местного
или
д ру гого
пад е жа,
как
des Abends (вечером)
или
in the morning (утром) .
Они
не
содержат
морфем,
по до бных
тем,
которые
есть
в
in the house (в доме)
и
at the tree (на дереве)1.
Такое
наречие
и меет
значение
when it’s morning (когда утро)
или
while
morningphase is occurring (когда период утра происходит) .
Эти
temporals («временные наречия») не употребляются ни как подле­
жащее,
ни
как
дополнение,
ни
в
какой-либо
друг ой
фу нк ции
суще­
ствительного.
Нельзя
ск аз ать
it’s a hot summer (жаркое лето)
или
summer is hot (лето жарко); лето не может быть жарким,
лет о
—
это
тогда,
когда
погода
теп ла я,
когда
наступает
жара.
Нельзя
сказать
this summer (это лето), надо сказать summer now (теперь
ле то)
или
summer recently (недавно лето) .
Зд есь
нет
никакой
объек­
тивизации
(например,
у каз ания
на
период,
длительность,
кол и­
ч ество )
субъективного
чувства
протяженности
во
времени.
Ничто
не
указывает
на
время,
кроме
постоянного
представления
о
getting
later (становлении более позднем) . П о это м у в эт ом
языке
и
нет
осно­
вания
для
соз дан ия
абстрактного
термина,
под обн ого
нашему
time.
1 Year (год)
и
некоторые
словосочетания
year с названиями времен года,
а
иногда
и
сами
названия
времен
года
могут
встречаться
с
«локальной»
морфе­
мой
at, но это является исключением.
Такие
случаи
мог ут
быть
исторически­
ми
напла сто ва ниям и
ранее
действовавших
законов
языка
или
вызываются
ан а­
логие й
с
англи йским
языком.
264


ВРЕМЕННЫЕ
ФОРМЫ
Г ЛАГО ЛА
В
SAE И ХОПИ
Трехвременная
система
глагола
в
SAE оказывает влияние на
все
наши
представления
о
врем ени.
Эта
система
об ъеди няет ся
с
той
бол ее
шир око й
схемой
объ екти ви заци и
субъективного
в ос­
пр ия тия
длительности,
кото рая
уже
отмечал ась
в
других
случаях—
в
дв уч ле нной
формуле,
применимой
к
существительным
вообще,
во
«временных» (обозначающих время)
существительных,
во
м но­
жественности
и
исчисляемости.
Эта
объективизация
помогает
нам
мысл енно
«выстроить отрезки времени в ряд» .
Ос м ысл ение
вре м ени
как
ряда
гармонирует
с
системой
тре х
времен,
однако
система
дв ух
вр еме н, «раннего»
и
«позднего», более точно соответствовала
бы
о щущени ю
«длительности»
в
его
реальном
восприятии.
Ес ли
мы
сделаем
попытку
п роа на лизир ова ть
сознание,
мы
найдем
не
пр о шедшее ,
настоящее
и
будущее,
а
сл ожн ый
комплекс,
включаю­
щий
в
себя
все
эти
п онят ия.
Они
присутствуют
в
нашем
сознании,
неразрывно
связанные
друг
с
д руг ом.
В
на шем
сознании
соеди­
нены
ч ув ствен ная
и
нечувственная
ст о роны
во сп рият ия.
Мы
можем
назвать
чувственную
сторону
—
то,
что
мы
видим,
сл ышим,
ося­
заем
—
the present (настоящее), а другую сторону
—
обширную,
воображаемую
о бл асть
памяти
—
обозначить
the past (прошедшее),
а
область
веры,
интуиции
и
неопределенности
—
the future
(будущее), но и чувственное восприятие,
и
п амят ь,
и
предвидение
—
все
это
су щест ву ет
в
наш ем
со з нании
вм ес те;
мы
не
можем
обозна­
чить
одно
как
yet to be (еще не существует,
но
должно
существо­
ват ь), а другое как once but no more (существовало,
но
уже
нет).
В
действительности
реальное
время
отражается
в
нашем
сознании
как
getting later (становиться позднее), как необратимый процесс
изменения
определенных
отношений.
В
этом
latering («опоздне -
ни и») или durating (протяженности во времени)
и
есть
основное
противоречие
между
сам ым
недавним,
позднейшим
моментом,
находящимся
в
центре
нашего
внимания,
и
остальными,
предше­
ствовавшими
ем у.
Мн огие
языки
п рекрас но
обходятся
двумя
вр е­
менными
формами,
соответствующими
этому
противоречивому
отношению
между
later (позже)
и
earlier (раньше).
Мы
можем,
ко­
нечно,
с озда ть
и
мысленно
представить
се бе
си с тему
про шед шего ,
наст о ящ его
и
будущего
времени
в
объективизированной
форме
точек
на
л инии.
Именно
к
этому
ведет
нас
наш а
общая
т енд енция
к
объективизации,
что
подтверждается
системой
времен
в
наш их
языках.
В
англ ийск о м
язы ке
н астоящ ее
вре мя
находится
в
наиболее
резком
противоречии
с
основным
временным
отношением.
Оно
как
бы
выполняет
различные
и
не
всегда
впо лне
со впадаю щ ие
др уг
с
другом
функции.
Од на
из
них
заключается
в
том ,
чтобы
обозначать
нечто
среднее
между
объективизированным
прошед­
шим
и
объективизированным
бу дущим
в
повествовании,
аргумен­
тац ии,
обсуждении,
логике
и
философии.
Вторая
заключается
в
обозначении
чувственного
во спр иятия : I see him (я вижу его).
265


Третья
в кл ючает
в
себя
констатацию
общеизвестных
истин:wesee
with our eyes (мы видим глазами) .
Эти
различные
случаи
употреб­
лен ия
вносят
некоторую
путаницу
в
наш е
мышление,
чего
мы
в
большинстве
случаев
не
осознаем.
В
языке
х опи,
как
и
мо жно
б ыло
предполагать,
это
происходит
иначе.
Глаголы
зде сь
не
имеют
вре ме н,
по до бных
нашим:
вместо
них
уп отре бл яютс я
формы
утверждения
(assertions),
видовые
форм ы
и
формы,
связывающие
предложения
(наклонения),—
все
это
пр ид ает
р ечи
гораздо
большую
точность.
Формы
утверждения
обоз на чают,
что
говорящий
(не субъект)
сообщает
о
со быт ии
(это
соответствует
нашему
настоящему
и
п роше дш ему),
или
что
он
предполагает,
что
событие
произойдет
(это соответствует нашему
будущему)
х,
или
что
он
утверждает
объективную
истину
(что со­
отве тст вует
нашему
«объективному»
настоящему).
Ви ды
опреде­
ляют
различную
ст епень
длительности
и
различные
направления
«в течение длительности» .
До
сих
пор
мы
не
сталкивались
ни
с
каким
указанием
на
последовательность
двух
событий,
о
которых
говор и тс я.
Необходимость
такого
указания
возникает,
правда,
только
тогда,
когда
у
нас
ес ть
два
глагола,
т.
е.
два
предложения.
В
эт ом
случае
наклонения
определяют
отношения
между
предло­
жениями,
вк лючая
пр ед шест в ование,
последовательность
и
одно­
временность.
Кроме
того,
су ществ у ет
много
отдельных
слов,
ко­
торы е
выражают
по доб ные
же
отношения,
дополняя
наклонения
и
ви ды:
функции
нашей
системы
грамматических
времен
с
ее
ли­
нейным,
трехчленным
объективизированным
временем
ра спр еде­
ле ны
среди
других
гла голь н ых
форм ,
коренным
образом
отличаю­
щихся
от
наш их
грамматических
времен;
таким
образом,
в
гла го­
лах
языка
хоп и
нет
(так же,
как
и
в
других
категориях)
основы
для
объективизации
понятия
времени;
но
это
ни
в
кое й
ме ре
не
зна чи т,
что
глагольные
фор мы
и
другие
категории
не
могут
выра­
жать
реальные
отношения
совершающихся
событий.
ДЛ ИТЕЛ Ь НОСТЬ ,
ИНТЕНСИВНОСТЬ
И
НАПРАВЛЕННОСТЬ
ВSAE И ХОПИ
Для
описания
всего
многообразия
действительности
любой
яз ык
нуждается
в
выражении
д лительн ост и,
интенсивности
и
на­
правленности.
Для
SAE и для многих других языковых систем
характерно
о пис ание
эт их
понятий
метафорически.
Метафоры,
применяемые
при
этом,—
это
ме та форы
пространственной
протя-
1 «Предполагающие»
и
«утверждающие»
су ж дения
со поста вл яю тся
друг
с
другом
с ог ласно
«основному временному отношению» . « П р ед по л ага ющ ие»
вы­
ражают
о жид ание,
сущ ес тв ов авшее
раньше,
чем
п рои зошло
сам о
событие,
и
совпадают
с
эти м
с обыт ием
поз же,
чем
об
этом
за явл яет
го вор ящий,
положение
которого
во
времени
включает
в
с ебя
в есь
итог
прошедшего,
выраженного
в
данном
сообщ ени и.
Наше
по нятие
«будущее», оказывается,
выражает
одно­
вр емен но
то,
что
б ыло
раньше,
и
то,
что
будет
позже,
как
видно
из
сравнения
с
языком
хо пи.
Эт от
пор ядо к
указывает,
насколько
трудна
для
понимания
тайна
реального
времени
и
каким
искусственным
является
ее
изображение
в
в иде
линейно го
отношения:
прошедшее
—
настоящее
—
будущее.
266


женности,
т.
е.
размера,
числа
(множественность),
положения,
формы
и
д виже ния.
Мы
выражаем
дл ите льнос ть
словами: long,
short, great, much, quick, slow (длинный,
коротки й ,
большой,
многое,
быстрый,
медленный)
и
т.
д.;
интенсивность
—
словами:
large, much, heavy, light, high, low, sharp, faint (много,
т яжел о,
легко,
высоко,
низко,
острый,
слабый)
и
т.
д.
и
на пр авле ннос ть
—
словами:
more, increase, grow, turn, get, approach, go, come, rise,
fall, stop, smooth, even, rapid, slow (более,
увеличиваться,
расти,
п рев ращ атьс я,
становиться,
приближаться,
идти,
при ходи ть,
подниматься,
п адать ,
ос т ана влива тьс я,
гладкий,
равный,
быстрый,
медл енны й)
и
т.
д.
Можно
составить
почти
бесконечный
список
метафор,
которые
мы
едва
ли
осознаем
как
таковые,
так
как
они
практически
являются
единственно
доступными
лингвистическими
средствами.
Нем етафо ри ческ ие
с р едства
выражения
данных
по­
нятий,
такие,
как
early, late, soon, lasting, intense, very (рано,
поздно,
скоро,
длительный,
напряженный,
оч е нь), настолько мало­
численны,
что
ни
в
к оей
мере
не
могут
быть
достаточными.
Ясно,
каким
образом
создалось
та кое
положение.
Оно
яв ляе т­
ся
ча стью
все й
нашей
системы
—
объективизации,
мы слен но го
п ред ст авлен ия
качеств
и
потенций
как
пространственных,
хо тя
они
не
являю тся
на
самом
д еле
пространственными
(насколько
это
ощущается
нашими
чувствами).
Значение
существительных
(в SAE), отталкиваясь от названий физических тел,
ид ет
к
обоз на ­
чениям
совершенно
иного
х ара ктер а.
А
так
как
физические
те ла
и
их
форма
в
вид имо м
про ст ран стве
обозначаются
тер м инами,
от­
нос я щимис я
к
форме
и
ра зме ру,
и
исч и сляют ся
разного
рода
ч ис­
лит е льным и,
так ие
сп ос обы
обозначения
и
ис чис ле ния
переходят
в
символы,
лишенные
пространственного
значения
и
предпола­
гающие
воображаемое
пространство.
Физические
явления:
move,
stop, rise, sink, approach (двигаться,
останавливаться,
поднимать­
ся,
опускаться,
приближаться)
и
т.
д.—
в
в идимо м
пространстве
вполне
соответствуют,
по
нашему
мнению,
их
обозначениям
в
мы слим ом
пространстве.
Это
зашло
так
далеко ,
что
мы
постоянно
обращаемся
к
метафорам,
даж е
когда
гов орим
о
простейших
не­
пространственных
ситуациях.
«Я «схватываю» «нить»
рассуждений
моего
собеседника,
но,
ес ли
их
«уровень»
слишком
«высок», мое
внимание
може т
«рассеяться»
и
«потерять связь»
с
их
«течением»,
так
чт о,
когда
мы
«приходим»
к
конечному
«пункту», мы « да лек о
расходимся»
во
мнениях,
н аши
«взгляды»
так
«отстоят»
друг
от
друга,
что
«вещи», о которых он говорит, «представляются»
очень
условными
или
даже
«нагромождением чепухи».
Поражает
полн ое
отсутствие
такого
рода
м ет афор
в
х опи.
У по­
требление
слов,
выражающих
п ро ст ран ствен ные
отношения,
когда
таких
отношений
на
сам ом
д еле
нет,
просто
невозможно
в
хоп и,
на
них
в
этом
случае
как
бы
наложен
аб сол ютн ый
запрет.
Причина
становится
ясной,
если
принять
во
внима ние ,
что
в
языке
хоп и
есть
многочисленные
гр амма ти ческ ие
и
лексические
средства
для
описания
длительности,
инте нсив нос ти
и
направления
как
таковых,
267


а
грамматические
законы
в
нем
не
приспособлены
для
проведения
аналогий
с
мысл им ым
пространством.
Многочисленные
виды
гл а­
голов
выражают
длительность
и
направленность
тех
или
иных
дей стви й,
в
то
время
как
некоторые
формы
залогов
выражают
ин­
т енсивно сть ,
направленность
и
длительность
причин
и
факторов,
вы зы ваю щих
эти
де йс твия.
Далее,
особая
часть
ре чи,
интенсифи­
каторы
(the tensors), многочисленнейший
кл асс
слов,
выражает
только
интенсивность,
направленность,
длительность
и
последо­
вательность.
Основная
функция
этой
части
р ечи
—
выражать
сте пе нь
инт е нсив нос ти,, «силу», в каком состоянии она находится
и
как
выражается;
так им
образом,
о бщее
понятие
интенсивности,
рассматриваемое
с
точки
зрения
постоянного
изменения,
с
одной
стороны,
и
непрерывности
—
с
другой,
включает
в
се бя
также
и
по н ятия
направленности
и
длительности.
Эти
особые
вр еме нные
формы
—
интенсификаторы
—
указывают
на
различия
в
степени,
скоро сти ,
непрерывности,
повторяемости,
у велич ения
и
уменьше­
ния
инт е нсивно с ти,
пря мой
последовательности,
последователь­
ности,
прер ван ной
некоторым
интервалом
времени,
и
т.
д.,
а
также
на
каче ств а
н ап ряжен н ости,
что
мы
бы
выразили
метафорически
посредством
та ких
сло в,
как
smooth, even, hard, rough (гладкий,
ро вный,
твердый,
грубый).
Поражает
пол ное
отсутствие
в
этих
фор мах
сходства
со
словами,
выражающими
реальные
пространственные
отношения
и
движе­
н ия,
кот орые
для
нас
значат
одн о
и
то
же.
В
них
почти
нет
сле дов
непосредственной
деривации
от
пространственных
терминов
*.
Так им
образом,
хотя
хоп и
в
отношении
существительных
ка­
жется
предельно
конкретным
языком,
в
формах
интенсификаторов
он
достигает
такой
абстрактности,
что
она
почти
превышает
н аше
понимание.
НОР МЫ
МЫШЛЕНИЯ
в
SAE И ХОПИ
С равн ени е,
проводимое
между
нормами
мыш ле ния
людей,
говорящих
на
языках
SAE, и нормами мышления людей,
гов о­
рящих
на
языке
хопи,
не
может
быт ь,
конечно,
исч ер пыв ающи м.
1 Одним из таких следов является то,
что
tensor, обозначающий long in
duration (длинный по протяженности), хотя и не имеет общего корня с про ­
странственным
прилагательным
long (длинный), зато имеет общий корень с
пространственным
прилагательным
large (широкий) .
Другим
примером
мо­
жет
служ ит ь
то,
что
somewhere (где -т о ,
в
п р остра н ств е), употребленное с этой
особой
частью
р ечи
(tensors), может означать at some indefinite time (в какое- то
неопределенное
вр емя ).
В озмож но,
пр авд а,
что
только
присутствие
tensor
п рида ет
данному
случ аю
з нач ение
в реме ни,
так
что
somewhere (где-то )
отн о­
ситс я
к
пространству;
при
данных
условиях
н еопред елен ное
пр остран ство
означает
просто
общую
отнесенность
независимо
от
времени
и
пространства.
Сле дую щим
п риме ром
может
служить
врем енн ая
ф орма
наречия
afternoon;
здесь
элемент,
означающий
after (после), происходит от глагола to separate
(разделять) .
Есть
и
другие
при ме ры
эт ой
дер ив ации,
но
они
очень
ма лочи слен ­
ны
и
явля ют ся
исключениями,
очень
ма ло
по ходя щи ми
на
н ашу
пространст­
венн ую
объективизацию.
268


Оно
может
лишь
коснуться
некоторых
отчетливо
проявляющихся
о со бенно стей,
кот оры е,
по-видимому,
происходят
в
результате
языковых
различий,
уже
отмечавшихся
выше.
Под
н орма ми
м ыш­
ления,
или
«мыслительным миром»,
разумеются
более
широкие
понятия,
чем
прос то
яз ык
или
лингвистические
категории.
Сю да
включаются
и
все
связанные
с
этими
категориями
аналогии,
вс е,
что
они
с
собой
вносят
(например,
на ше
«мыслимое пространство»
или
то,
что
под
этим
может
п о др азум е в атьс я), все взаимодействие
ме жду
языком
и
к ульту рой
в
целом,
в
кот ором
мно гие
факторы,
хо тя
они
и
не
относятся
к
языку,
указывают
на
его
фор ми рующе е
влияние.
Иначе
говоря,
это т
«мыслительный мир»
является
тем
микрокосмом,
кот орый
каждый
человек
н есет
в
себ е
и
с
помощью
кот орого
он
пытается
измерить
и
понять
макрокосм.
Микрокосм
SAE,
анализируя
действительность,
использовал
главным
образом
слова,
обозначающие
предметы
(тела и им подоб­
ные)
и
те
вид ы
протяженного,
но
бесформенного
существования,
кот орые
наз ыв ают ся
«субстанцией»
или
«материей».
Он
стремится
увидеть
дей ств ит ель ност ь
через
двучленную
формулу,
которая
выражает
все
сущее
как
пространственную
форм у
плюс
простран­
ст венная
бесформенная
непрерывность,
с оотн осящ аяс я
с
формой,
как
содержимое
соотносится
с
формой
содержащего.
Непростран­
ственные
явления
мыслятся
как
пр ост р анст венны е,
не с ущие
в
себ е
те
же
понятия
формы
и
непрерывности.
Микрокосм
хопи,
анализируя
действительность,
использует
главным
об ра зом
слова,
обозначающие
явления
(events или,
точ ­
не е, eventing), которые рассматриваются двумя способами:
объек­
т ивно
и
субъективно.
Объективно
—
и
это
тольк о
в
отношении
к
непосредственному
физическому
восприятию
—
я вле ния
об оз на­
ча ются
гл а вным
образом
с
точки
зрения
формы,
цв ета,
движения
и
других
непосредственно
вос пр инима е мых
признаков.
Субъек­
тивно
как
физические,
так
и
нефизические
яв ле ния
рассматри­
ваются
как
выражение
невидимых
факторов
силы,
от
к отор ой
зав иси т
их
незыблемость
и
постоянство
или
их
непрочность
и
из­
менчивость.
Это
зн ачи т,
что
не
все
я влени я
действительности
од и­
наково
стан о в ятся
«все более и более поздними» .
О дни
развиваются,
выр аст ая,
как
растения,
вторые
р ассеи ваю тся
и
исчезают,
третьи
подвергаются
процессу
превращения,
четвертые
сохраняют
ту
же
форму,
пока
на
них
не
воздействуют
мощные
силы.
В
прир од е
ка ж­
дого
явл ения ,
сп ос обн ого
проявляться
как
единое
целое,
зак лю­
че на
сила
присущего
ему
способа
существования:
его
рос т,
уп а док,
стабильность,
повторяемость
или
продуктивность.
Так им
образом,
все
уже
подготовлено
ра нним и
ст адиям и
к
тому,
как
явлен и е
про­
является
в
данный
мо мент ,
а
чем
оно
стан ет
позже
—
частично
уже
подготовлено,
а
частично
еще
находится
в
процессе
«подготовки» .
В
этом
взгляде
на
мир
как
на
неч то
находящееся
в
процессе
какой-
то
под готов ки
заключается
для
хоп и
особый
смыс л
и
з нач ение,
со отв етс твую ще е,
возможно,
тому
«свойству действительности»,
к оторое
«материя»
или
«вещество»
имее т
для
нас.
269


НО РМЫ
ПОВЕДЕНИЯ
В
КУЛЬТУРЕ
ХОПИ
Поведение
людей,
говорящих
на
SAE, как и поведение людей,
говорящих
на
хопи,
очевидно,
многими
путями
соотносится
с
лин­
гвистически
об у сло вл енным
микрокосмом.
Как
мо жно
б ыло
наблю­
дать
при
регистрации
случ ае в
пож ар а,
в
той
или
ин ой
ситуации
лю ди
вед ут
себя
соответственно
тому,
как
они
об
этом
говорят.
Для
поведения
хопи
характерно
то,
что
они
придают
особое
зна­
чен ие
подготовке.
О
соб ытии
объявляется,
и
к
нему
начинается
подготовка
з ад олго
до
того,
как
оно
должно
про изо йт и,
разраба­
тываются
соответствующие
ме ры
предосторожности,
обеспечива­
ющ ие
желаемые
условия,
и
особое
зна чен ие
придается
до брой
вол е
как
сил е,
способной
подготовить
ну жные
результаты.
Возьмем
спо со бы
исч ислени я
времени.
Время
исчисляется
гла вным
о браз ом
«днями» (talk-tala) или «н оч а ми» (tok), причем эти слова являются
не
сущ ест вит ель ным и,
а
особой
частью
реч и
(tensors); первое слово
об разо ва но
от
корня
со
значением
«свет», второе
—
от
корня
со
значением
«спать».
Счет
ведется
порядковыми
числительными.
Этот
способ
счета
не
применяется
к
группе
различных
людей
или
предметов,
даже
если
они
следуют
др уг
за
другом,
ибо
даже
в
эт ом
случае
они
могут
объединяться
в
группу.
Но
это т
способ
применя­
етс я
по
отношению
к
послед о ватель но му
появлению
того
же
самого
че ловек а
или
предмета,
не
способных
объединиться
в
группу.
«Несколько дней»
в осп риним ает ся
не
так,
как
«несколько людей»,
к
ч ему
как
раз
с кло нны
наши
языки,
а
как
последовательное
появ­
ле ние
одн ого
и
того
же
человека.
Мы
не
можем
изменить
с разу
нескольких
человек,
воздействуя
на
одн ого,
но
мы
можем
под гото­
вит ь
и
так им
образом
изменить
пос лед ующи е
появления
тог о
же
самого
чел ов ека,
воздействуя
на
его
появление
в
данный
момент.
Так
хопи
рассматривают
будущее
—
они
действуют
в
данной
си­
туа ции
так
или
иначе,
полагая,
что
это
окажет
влияние,
как
оче­
видное,
так
и
скрытое,
на
предстоящее
с об ытие,
которое
их
интере­
сует.
Можно
б ыло
бы
сказать,
что
хоп и
понимают
на шу
пословицу
«Well begun is half done» («Хорошее начало
—
это
уже
половина
д е ла »), но не понимают нашу другую пословицу «Tomorrow is ano­
ther day» («Завтра
—
это
уже
новый
день»).
Это
многое
объясняет
в
хар акт ере
хо пи.
Что -то
подготавлива­
ющее
поведение
хо пи
всегда
можно
грубо
разделить
на
об ъяв­
лен ие,
в неш нюю
подготовку,
внутреннюю
подготовку,
скрытое
участие
и
настойчивое
проведение
в
жизнь.
Объ яв лени е
или
пред­
варительное
обнародование
является
важн ой
обязанностью
особ ого
официального
лица
—
Главного
Глашатая.
Вне шня я
подготовка
охв аты в ает
широкую,
открытую
для
вс ех
д еяте льност ь,
в
которой
не
в се,
с
нашей
точки
зрения,
является
непосредственно
полезным.
Сюда
в ходят
обычная
деятельность,
ре пети ци я,
подготовка,
пред­
варительные
формальности,
приготовление
особой
п ищи
и
т.
п.
(все это делается с такой тщательностью,
которая
может
пок аза ться
нам
чрезмерной),
инте нс ивно
поддерживаемая
ф и зи ческая
де я­
270


тельность,
например
б ег,
состязания,
танцы,
которые
якобы
спо ­
собствуют
интенсивности
ра з вития
со бытий
(скажем,
рост у
по се­
во в), мимикрическая и прочая магия,
действия,
о сно ванны е
на
т аин ства х,
с
применением
особых
атри бутов ,
как,
например,
свя ­
ще нные
палочки,
перья,
пи ща
и,
наконец,
танцы
и
церемонии,
як обы
подготовляющие
дож дь
и
ур ожа й.
От
одного
из
глаголов,
означающих
«подготовить», образовано существительное «жат в а»,
или
«урожай», na’twani —
то,
что
подготовлено,
или
то,
что
под­
готовляется
Ч
Внутренней
под гот ов кой
являются
молитва
и
размышление
и
в
мень шей
степени
добрая
воля
и
пожелания
хороших
р ез уль­
татов.
Хо пи
придают
особое
зн ачен ие
силе
жел ан ия
и
мысли.
Эго
вполне
естественно
для
их
микрокосма.
Желание
и
мысль
являются
само й
первой
и
потому
важнейшей,
ре шающе й
ст ад ией
подготовки.
Более
того,
с
точки
зрения
хо пи,
на ши
желания
и
мы сли
влияют
не
только
на
наши
поступки,
но
также
и
на
всю
природу.
Это
так же
понятно.
Мы
сами
соз наем ,
ощущаем
усилие
и
энер ги ю,
которые
вложены
в
желание
и
мысль.
Опыт
более
широкий,
чем
опыт
языка,
го во рит
о
том,
что,
есл и
расходуется
энергия,
достигаются
ре­
зул ьта ты.
Мы
склонны
ду ма ть,
что
мы
в
состоянии
остановить
действие
этой
энергии,
помешать
ей
воздействовать
на
окруж аю ще е
до
тех
п ор,
пок а
мы
не
приступили
к
физическим
действиям.
Но
мы
думаем
так
только
потому,
что
у
нас
есть
лингвистическое
ос­
но ва ние
для
те о рии,
согласно
которой
элементы
окружающего
мира,
лиш е нные
формы,
как,
напр имер , «материя», являются ве­
щами
в
себе ,
воспринимаемыми
только
посредством
подобных
же
эле мент ов
и
благодаря
этому
отделимыми
от
жизненных
и
духов­
ных
с ил.
Считать,
что
мы сль
связывает
в се,
о хва тыва ет
всю
в се­
ле нну ю,
не
менее
естественно,
чем
думать,
как
мы
все
это
дел аем ,
так
о
свете,
зажженном
на
улице.
И
естественно
предположить,
что
мысль,
как
и
всякая
другая
сила,
всегда
оставляет
с леды
своего
воздействия.
Так,
напр им ер,
когда
мы
думаем
о
каком-то
кусте
роз,
мы
не
предполагаем,
что
наша
мысль
направляется
к
этому
кусту
и
освещает
его
по до бно
направленному
на
него
пр ож ек­
тору.
С
чем
же
тогда
и меет
дело
наше
сознание,
когда
мы
думаем
о
кусте
роз ?
Може т
бы ть,
мы
полагаем,
что
оно
им еет
де ло
с
«мыс ­
ленным
п ред ст ав лен и ем », которое является не кустом роз,
а
лишь
его
мыс ленным
заменителем?
Но
почему
представляется
естествен­
ным
думать,
что
наш а
мысль
имее т
дело
с
суррог ат ом,
а
не
с
п од­
лин ным
розо вым
кус том ?
Возможно,
пот ому,
что
в
нашем
созна­
нии
всегда
присутствует
некое
вооб раж ае мое
пространство,
напол­
ненное
мысленными
сур рог атами .
Мысленные
суррогаты
—
зна­
ком ое
нам
средство.
Данный,
ре ал ьно
существующий
розовый
ку ст
мы
воспринимаем
как
воображаемый
наряду
с
образами
1 Глаголы хопи,
означающие
«подготовить», не соответствуют точно наше­
му
«подготовить»; таким образом, na’twani может быть передано как «то,
над
чем
трудились», «то,
ради
ч его
с та рал ись », или что-ли бо
под обно е.
271


мыслимого
пространства,
возможно,
им енно
потом у,
что
для
не го
у
нас
ест ь
такое
удобное
«место». «Мыслительный
мир»
хоп и
не
знает
вооб раж аемог о
п ростра нств а.
Отсюда
сл ед ует,
что
они
не
могут
связать
мысль
о
реальном
пространстве
с
чем-либо
иным,
кроме
реального
пространства,
или
отделить
реальное
простран­
ство
от
воздействия
мысли.
Человек,
говорящий
на
языке
хопи,
ста л
бы,
естественно,
пре д пола га ть,
что
его
мысль
(или он сам)
путешествует
вместе
с
розовым
кустом
или,
ско ре е,
с
рос тк ом
маиса,
о
котором
он
д у мает.
Мысль
эта
в
таком
случае
д олжна
остав ить
какой-то
сл ед
и
на
растении
в
поле.
Есл и
это
хорошая
мысль,
мысль
о
здоров ье
или
росте,—
это
хорошо
для
р астен ия,
если
плохая,—
плохо.
Хопи
подчеркивает
и нт енсифицир ую щ ее
значение
мысли.
Для
того
чтобы
мысль
была
наиболее
действенной,
она
должна
быть
живо й
в
сознании,
определенной,
постоянной,
доказанной,
п олной
ясно
ощущаемых
добрых
н амер ений.
По-английски
это
может
бы ть
выражено
как
«concentrating, holding it in your heart, putting
your mind on it, earnestly hoping» («сосредоточиваться,
сохранять
в
своем
сер д це,
направлять
св ой
разум ,
горячо
над еят ься »).
Сила
мысли
—
это
та
сил а,
которая
стоит
за
церемониями
со
с вяще н­
ными
палочками,
обрядовыми
курениями
и
т.
п.
Священная
трубка
рассматривается
как
средство,
помогающее
«сосредоточиться» (так
соо бщи л
мне
ин фор мант ).
Ее
на зва ние
na’twanpi значит «с ре д­
ство
подготовки».
Скрытое
у час тие
есть
мысленное
соучастие
людей,
кот оры е
фактически
не
действуют
в
данной
операции,
что
бы
это
ни
бы ло:
раб ота,
охота,
состязание
или
церемония,—
они
на пра вляют
сво ю
мысль
и
добрую
волю
к
достижению
успеха
предпринятого.
Объяв­
лением
час то
ст ремятся
обеспечить
под держ ку
подобных
мыс лен ­
ных
помощников,
так
же
как
и
действительных
участников,—
в
нем
содержится
призыв
к
людям
помочь
своей
доброй
волей
Ч
Это
напоминает
сочувствующую
аудиторию
или
подбадривающих
б олельщи ков
на
футбольном
матче,
и
это
не
противоречит
то му,
что
от
скрытых
соучастников
ожидается
прежде
всего
сил а
на­
правленной
мы сли,
а
не
просто
сочувствие
или
поддержка.
В
самом
дел е,
ведь
основная
работа
скрытых
соучастников
нач инает ся
до
игры,
а
не
во
время
нее.
Отсюда
и
сила
зл ого
умысла,
т.
е.
мыс ли,
несущей
зло ;
отсюда
од на
из
целей
скрытого
соучастия
—
доб и ться
массовых
усилий
мно гих
доброжелателей,
чтобы
противостоять
губительной
мы сли
недоброжелателей.
Подобные
взгляды
очень
способствуют
развитию
чув ств а
сотрудничества
и
солидарности.
Это
не
значит,
что
в
обществе
хопи
нет
сопер ни чест ва
или
столк-
1 Смотри пример,
приведенный
Ernst Beaglahole «Notes on Hopi economic
life» (Yale University Publications in Anthropology, No 15, 1937), особенно ссыл­
ку
на
объявление
о
заячьей
охоте
и
на
стр.
30 описание деятельности в связи
с
очищением
источника
Торева
—
объявление
различных
подготовительных
мероприятий
и,
наконец,
обе спечен и е
т ого,
чтобы
уже
достигнутые
хорошие
результаты
сохранялись
и
чтобы
источник
продолжал
действовать.
272


новения
интересов.
В
качестве
противодействия
тенденции
к
об­
ще ств енн ой
разобщенности
в
т акой
небольшой
изолированной
группе
теория
«подготовки»
силой
мыс ли,
логи чес ки
ведущая
к
усилению
объединенной,
интенсивированной
и
организованной
мысл и
всего
общества,
должна
действовать
в
з на чи тельной
степени
как
сил а
сплачивающая,
несмотря
на
част ны е
столкновения,
к ото рые
наблюдаются
в
се ле ниях
хо пи
во
всех
ос но вных
областях
их
куль турн ой
деятел ь н ости .
«Подготавливающая»
деятельность
х опи
еще
раз
показывает
действие
лингвистической
мыслительной
среды,
в
к отор ой
осо­
бен но
подчеркивается
роль
упорства
и
постоянного
неустанного
повторения.
Ощуще ни е
с илы
всей
совокупности
бесчисленных
единичных
эн ерг ий
притупляется
нашим
объективизированным
пространственным
восприятием
вре ме ни,
которое
усиливается
м ышл ением ,
бл изки м
к
субъективному
восприятию
вре м ени
как
непр е ст а нному
потоку
событий,
расположенных
на
«временной
л ини и».
Нам,
для
которых
время
ест ь
движение
в
пространстве,
кажется,
что
неизменное
повторение
теряет
св ою
сил у
на
отдельных
отрезках
этого
п рост ран ств а.
С
точки
зрения
хопи,
для
ко то­
рых
время
есть
не
движение,
а
«становление более поздним»
всего,
что
когда-либо
б ыло
сделано,
неиз м е нное
пов то ре ние
не
ра с­
трачивает
сво ю
силу,
а
накапливает
ее.
В
нем
нарастает
невидимое
изменение,
ко то рое
перед ает ся
более
поздним
событиям
Ч
Это
про ис хо дит
так ,
как
будто
возвращение
дня
во спр иним ает ся
так
же,
как
возвращение
т ого
же
самого
лица ,
ставшего
не м ного
с тар­
ше,
но
несущего
все
признаки
прошедшего
дня.
Мы
воспринимаем
его
не
как
«другой день», т.
е.
не
как
совсем
другое
«лицо» .
Эт от
принцип,
соединенный
с
пр инципо м
си лы
мысли
и
о бщим
харак­
тер ом
культуры
пуэбло,
выражен
как
в
перед ач е
смы сла
цере­
мониального
танца
х опи,
призванного
вызывать
д ождь
и
уро жа й,
так
и
в
его
коротком
дробном
ритме,
повторяемом
тысячи
раз
в
течение
нескольких
часов.
НЕКОТОРЫЕ
СЛЕДЫ
ВЛИЯНИЯ
ЯЗЫКОВЫХ
НОР М
В
ЗАПАДНОЙ
ЦИВИЛИЗАЦИИ
Обрисовать
в
нескольких
словах
лингвистическую
обуслов­
ленность
некоторых
чер т
нашей
собственной
культуры
труднее,
1 Это представление о нарастающей силе,
кот о рая
вы текае т
из
поведения
хопи,
име ет
сво ю
ана ло гию
в
ф изике :
ускорение.
Можно
сказать,
что
лингвис­
тические
основы
мышления
хо пи
даю т
возможность
приз на ть,
что
сила
прояв­
ляется
не
как
дв ижение
или
быстрота,
а
как
накопление
или
ускорение.
Л ингвис тиче ские
основы
нашего
мы шлен ия
мешают
подоб ному
исто лко ванию ,
ибо,
признав
силу
как
не что
вызыва юще е
изменение,
мы
воспринимаем
это
изменение
посредством
на шей
языковой
метаф ор ич еск ой
анал о гии
—
движе­
н ия,
вместо
т ого
чтобы
воспринимать
его
как
нечто
абсолютно
неподвижное
и
неи змен ное,
т.
е.
накопление
и
ус коре ние.
Поэ т ому
мы
бываем
так
наивно
поражены,
когда
узн аем
из
физ ич еских
опытов,
что
н евозм ож но
определить
силу
движения,
что
дв ижени е
и
скорость,
так
же
как
и
состояние
покоя,—
по­
нятия
относительные
и
что
сила
может
бы ть
измерена
только
ускорением.
10 в.
А.
Звегинцев
273


чем
в
культуре
хоп и.
Это
происходит
п отом у,
что
трудно
быть
объективным,
когда
анализируются
знакомые,
глубоко
укоренив­
шие ся
в
сознании
явления.
Я
бы
хот ел
только
да ть
приблизитель­
ный
набросок
того,
что
свойственно
на шей
лингвистической
дву­
чл енной
формуле
—
форма
+ лишенное формы «в е ще с тв о», или
«субстанция»,
нашей
метафоричности,
нашему
мыслительному
пространству
и
нашему
объективизированному
времени.
Все
это,
как
мы
уже
в ид ели,
относится
к
языку.
Философские
вз гля ды,
наиб о лее
тр ад ицио нные
и
характерные
для
«западного мира», во многом основываются на двучленной
формуле
—
ф орма
+ содержание.
Сюда
относится
материализм,
психофизический
параллелизм,
физика
—
по
к р айней
мере
в
ее
традиционной
—
ньютоновской
—
форме
и
дуалистические
взг ля­
ды
на
вселенную
в
целом.
По
су щ еству
сюд а
относится
почти
все,
что
можно'
назвать
«твердым,
практическим,
здравым
смыслом».
Монизм,
холизм
и
рел ятив и зм
во
взглядах
на
действительность
близки
философам
и
некоторым
ученым,
но
они
с
трудом
уклады­
ваются
в
рамки
«здравого смысла»
среднего
западного
человека
не
пот ом у,
что
их
опровергает
сама
природа
(если бы это было так,
фи лос офы
бы
открыли
эт о), но потому,
что,
для
т ого
чтобы
о
них
говорить,
тр ебу ется
ка кой -то
новый
язык.
«Здравый смысл», как
показывает
само
название,
и
«практичность», название которой
ничего
не
п оказ ыв ает,
составляют
содержание
тако й
речи,
в
ко­
тор ой
все
легко
понимается.
Иногда
утверждают,
что
ньютонов­
ски е
пространство,
время
и
матери я
ощущаются
всеми
интуитивно,
в
то
время
как
относительность
приводится
как
доказательство
того,
как
математический
анализ
опровергает
интуицию.
Данное
суждение,
не
говоря
уже
о
его
несправедливости
по
отношению
к
инт уици и,
является
попыткой,
не
задумываясь,
ответить
на
пер­
вый
вопрос,
поставленный
в
начале
этой
работы,
и
ради
которого
было
пре дп ринят о
данное
иссл едо вани е.
Изложение
со об р ажений
и
наблюдений
по чти
исчер пано ,
и
ответ,
я
думаю,
ясен.
Импрови­
зированный
ответ,
возлагающий
всю
вин у
за
наш у
медлительность
в
по с тиже нии
таких
та йн
космоса,
как,
например,
относительность,
на
интуицию,
является
ошибочным.
Правильно
ответить
на
этот
вопрос
сл еду ет
та к:
ньютоновские
пон яти я
пространства,
времени
и
материи
не
ес ть
данные
интуиции.
Они
даны
культурой
и
языком.
Именно
из
эт их
источников
и
взял
их
Ньют он .
Наше
объективизированное
п редст авл ени е
о
времени
соответст­
вует
историчности
и
всему,
что
свя з ано
с
регистрацией
фак т ов,
в
то
время
как
представление
хо пи
о
времени
противоречит
этому.
Пре д­
ставление
хоп и
о
времени
слишком
тонко,
сложно
и
постоянно
раз ­
вивается,
оно
не
дает
готового
ответа
на
вопрос
о
том,
когда
«одно»
событие
кончается
и
«другое»
начи н ае тся.
Если
счи тать ,
что
в се,
что
к о гда-ли бо
произошло,
продолжается
и
т епер ь,
но
обязательно
в
форме,
отличной
от
того,
что
дает
память
или
запись,
то
ослаб­
ляется
ст ремлен ие
изуч ать
прош лое .
Н асто ящее
же
не
запи сы­
вается,
а
рас сма три вае тся
как
«подготовка» .
А
наше
объективизи­
274


ров ан ное
время
выз ы вает
в
представлении
что-то
в роде
лен ты
или
свитка,
разделенного
на
равн ые
отрезки,
которые
должны
быть
заполнены
записями.
Письменность,
несомненно,
способствовала
наш ей
языковой
трактовке
времени,
даж е
если
это
последнее
на­
правляло
использование
пис ьм е нност и.
Благодаря
этому
вза и мо­
обмену
между
языком
и
в сей
культурой
мы
получаем,
напри­
мер:
1.
Записи,
дневники,
бухгалтерию,
счетоводство,
мате мати ку ,
стимулированную
сч ето м.
2.
Интерес
к
точной
последовательности
—
датировку,
кален­
дари,
хро ноло гию ,
часы,
исчисление
зарплаты
по
затраченному
времени,
измерение
времени,
время,
как
оно
применяется
в
фи­
зи ке.
3.
Летописи,
хроники
—
историчность,
интерес
к
прошлому,
археологию,
про ник но ве ние
в
п рошл ые
периоды,
как
оно
выражено
в
к л ассициз ме
и
романтизме.
По до бно
том у
как
мы
представляем
с ебе
наше
объективизиро­
ва нное
время
простирающимся
в
будущем
так
же,
как
оно
прости­
рается
в
прошлом,
н аше
п ре дставл ени е
о
будущем
складывается
на
основании
зап исей
прошлого,
и
по
этом у
об разц у
мы
выра б аты­
ва ем
прог ра ммы ,
расписания,
бюджеты.
Формальное
равенство
якобы
пространственных
е дин иц,
с
помощью
которых
мы
измеряем
и
воспринимаем
время,
ведет
к
то му,
что
мы
рассматриваем
«бес ­
форменное
явление»
или
«субстанцию»
времени
как
не что
од но­
родн ое
и
пропорциональное
по
отношению
к
ка кому- то
чис лу
е д иниц.
Поэтому
стоимость
мы
исчисляем
пропорционально
за­
траченному
времени,
что
приводит
к
созданию
целой
эко н о миче­
с кой
сист емы ,
основанной
на
стоимости,
соотнесенной
со
временем:
зара ботн ая
плата
(количество затраченного времени постоянно вы ­
тесняет
количество
вложенного
тр уд а); квартирная плата,
кредит,
проценты,
изд ерж ки
по
амортизации
и
страховые
пр ем ии.
Конечно,
эта
некогда
созданная
обширная
система
продолжала
бы
су ществ о­
ват ь
при
любом
л ингвист ич еско м
понима нии
времени,
но
сам
фа кт
ее
создания,
обширность
и
та
особая
форма,
которая
ей
присуща
в
западном
мире,
находятся
в
полном
соответствии
с
категориями
языков
SAE.
Трудно
ск азат ь,
возможна
б ыла
бы
или
нет
цивили ­
зация,
подобная
нашей,
с
иным
лингвистическим
пониманием
вре ­
мени ;
наш ей
цивилизации
присущи
определенные
лингвистические
категории
и
нормы
пове д е ния,
складывающиеся
на
основании
дан­
ного
поним а ния
времени,
и
они
полностью
соответствуют
друг
дру­
гу.
Коне чно,
мы
упо т ре бляем
календари,
различные
часовые
механизмы,
мы
пытаемся
все
более
и
более
точно
и змер ять
время,
это
помогает
науке,
и
наука
в
свою
очередь,
следуя
этим
хорошо
разработанным
путям,
возвращает
культуре
непрерывно
растущий
ар сен ал
приспособлений,
навыков
и
ценностей,
с
помощью
которых
культура
снова
напр авл яет
науку.
Но
что
находится
за
пределами
этой
спирал и?
Наука
начинает
находить
что-то
во
вселенной,
что
не
соответствует
представлениям,
к отор ые
мы
в ы работал и
в
пр е-
10*
275


делах
этой
с пира ли.
Она
пы тает ся
со здат ь
новый
язык,
чт обы
с
его
помо щь ю
уст ан ов ить
связь
с
расширившимся
миром.
Яс но,
что
ос обое
значение,
которое
придается
«экономии вре­
м е ни », вполне понятное на фоне всего вышесказанного и пред ­
ставляющее
очевидное
выражение
объективизации
вр еме ни,
при­
водит
к
тому,
что
«скорость»
приобретает
высокую
ценность,
и
это
отчетливо
проявляется
в
наш ем
поведении.
В лияние
данного
по ним ания
времени
на
на ше
поведение
за­
кл ю чается
еще
и
в
том ,
что
характер
однообразия
и
регулярности,
при сущ ей
нашему
представлению
о
времени
как
о
ро вно
вымерен­
ной
безграничной
ленте,
заставляет
нас
вести
себя
так,
как
бу дто
это
однообразие
пр ису ще
и
событиям.
Это
еще
более
усиливает
на шу
косность.
Мы
ск ло нны
отбирать
и
предпочитать
все
то,
что
с оот вет ству ет
данному
взгляду,
мы
как
будто
при спосаб л иваем ся
к
эт ой
установившейся
точке
зрения
на
существующий
м ир.
Это
проявляется,
например,
в
том,
что
в
своем
поведении
мы
исх о дим
из
ло жн ого
чув ств а
увер енно ст и,
верим
в
то,
что
все
всегда
буд ет
идт и
гладко,
и
не
спо со бны
предвидеть
опасности
и
предотвращать
их.
Наше
стремление
подчинить
себе
эне рг ию
впол не
соответствует
этому
установившемуся
взгляду,
и,
развивая
технику,
мы
идем
все
теми
же
привычными
путями.
Т ак,
напр им ер,
мы
как
буд то
- со всем
не
заинтересованы
в
том,
чтобы
помешать
действию
эне р гии,
которая
вы зы вает
несчастные
случаи,
пожары
и
вз рыв ы,
происхо­
дящие
постоянно
и
в
широких
м ас штабах .
Такое
равнодушие
к
непредвиденному
в
жизни
б ыло
бы
к атастр о фи чески м
в
обществе,
столь
малочисленном,
изолированном
и
постоянно
подвергающемся
опасностям,
каким
является,
или ,
вернее,
являлось,
общество
хопи.
Та ким
образом,
наш
лингвистически
детерминированный
мы­
слительный
мир
не
только
соотносится
с
нашими
культурными
идеалами
и
установками,
но
захватывает
даже
наши,
собственно,
подсознательные
де йс твия
в
сферу
своего
в лияния
и
при д ает
им
некоторые
типические
черты.
Это
проявляется,
как
мы
в ид ели,
в
небрежности,
с
как ой
мы,
например,
обычно
водим
машины,
или
в
том ,
что
мы
бросаем
окурки
в
корз ин у
для
бу ма ги.
Типичным
проявлением
этого
влияния,
но
уже
в
н еск олько
ином
план е,
яв­
ляетс я
наш а
жестикуляция
во
время
речи .
Очень
многие
из
жестов,
характерных
по
крайней
ме ре
для
людей,
говорящих
по-англий­
ски,
а
возможно
и
для
в сей
гр уппы
SAE, служат для иллю­
страции,
с
помощью
движ ения
в
пространстве,
по
существу
не
пространственных
понятий,
а
каких-то
внепр ост р анст вен ных
пр ед­
с та вле ний,
которые
наш
яз ык
трактует
с
помощью
метафор
мысли­
мо го
пространства:
мы
скоре е
скл о нны
сдел ать
хватательный
жест,
когда
мы
го во рим
о
желании
по йма ть
ускользающую
мысль,
чем
когда
г ово рим
о
том ,
чтобы
взяться
за
дверную
ручку.
Жес т
стр еми тся
передать
метафору,
туманное
высказывание
сд ел ать
более
ясным.
Но
есл и
язык,
имея
де ло
с
непространственными
понятиями,
обходится
без
пр ост р анст вен ной
аналогии,
же ст
не
сдел ает
непространственное
п он ятие
более
ясным.
Хопи
оче нь
276


м ало
жестикулируют,
а
в
том
смысле,
как
понимаем
жес т
мы,
они
не
жестикулируют
совсем.
Казалось
бы,
кинестезия,
или
ощущение
физического
д виже ния
тела,
хо тя
она
и
воз ник ла
до
язы ка,
должна
сделаться
значительно
более
осознанной
ч ерез
лингвистическое
употребление
вообража­
емого
пространства
и
метафорическое
изображение
движения.
Кинестезия
характеризует
две
области
европейской
культуры
—
искусство
и
спорт.
Скульптура,
в
которой
Европа
достигла
такого
м астер ств а
(так же как и живопись), является видом искусства в
высш ей
степе ни
кинестетическим,
яр ко
п ере д ающим
ощущение
движения
те ла.
Тан ец
в
нашей
культуре
выражает
скорее
наслаж­
дение
д вижен ием,
чем
символику
или
церемонию,
а
на ша
музыка
находится
под
с ил ьным
влиянием
формы
танца.
Эт от
элемент
«поэзии движения»
в
больш ой
степ е ни
проникает
и
в
наш
спорт.
В
состязаниях
и
спор т ивны х
играх
хоп и
на
первый
п лан
ставится,
пожалуй,
выносливость
и
си ла
выдержки.
Танцы
хопи
в
высшей
сте пе ни
символичны
и
исполняются
с
большой
на пря жен н остью
и
серьезностью,
но
в
них
мало
д виж ения
и
ритма.
Синестез ия ,
или
возможность
восприятия
с
помощью
орга н ов
какого-то
од ного
чув ств а
явлений,
относящихся
к
области
другого,
например
во сп р иятие
цвет а
или
света
чер ез
звуки,
и
наоборот,
должна
был а
бы
сделаться
более
осознанной
благодаря
лингви­
стической
метафорической
системе,
ко тор ая
передает
непростран­
ственное
пред ст авлен ие
с
помощью
пр ос тр анст вен ных
терминов,
хот я,
вне
всяких
сомнений,
она
возникает
из
более
г лубоког о
ис­
точника.
Возможно,
первоначально
метафора
возникает
из
сине­
стез ии,
а
не
наоборот,
но,
как
показывает
язык
хопи,
метафора
не
обязательно
должна
бы ть
тесно
связана
с
лингвистическими
категориями.
Непространственному
восприятию
присуще
о дно
хорошо
организованное
чувство
—
слух,
обоняние
же
и
вкус
ме нее
организованны.
Непространственное
восприятие
—
это
глав­
ным
образом
сф ера
мысли,
чув ств а
и
звука.
Пространственное
восп рият ие —э то
сфера
св ета,
цвета,
зрения
и
осязания,
и
оно
да ет
нам
формы
и
и зм ерен ия.
Наша
метафорическая
система,
на­
зыв ая
непространственные
восприятия
по
образ цу
пространствен­
н ых,
приписывает
звукам,
запахам
и
звуковым
ощущениям,
чув­
ствам
и
мыс лям
такие
ка честв а,
как
цвет ,
свет,
фор му,
контуры,
структуру
и
движение,
свойственные
пространственному
воспри­
ятию.
Этот
процесс
в
какой-то
степени
обратим,
ибо ,
если
мы
говорим:
высокий,
низкий,
резкий,
гл ухо й,
тяжелый,
чистый,
медленный
звук,
нам
уже
нетрудно
представлять
пространствен­
ные
явления
как
явления
звуковые.
Так,
мы
гов ор им
о
«тонах»
цвета,
об
«однотонном»
се ром
цвете,
о
«кричащем»
галстуке,
о
«вку ­
се»
в
одежде
—
все
это
составляет
обратную
сторону
пространствен­
ных
метафор.
Для
европейского
искусства
хар акт ер но
нарочитое
обыгрывание
синестезии.
Музыка
пытается
вызвать
в
воображении1
целые
сцены,
цвет а,
движение,
геометрические
узоры;
живопись
и
скульптура
часто
сознательно
руководствуются
музыкально­
277


ритмическими
аналогиями;
цв ета
ассо циир у ют ся
по
анало гии
о
ощущениями
созвучия
и
диссо на нса.
Европейский
театр
и
опера
стремятся
к
синт ез у
многих
видов
иск усс тва.
Воз мож но,
именно
таким
способом
наш
метафорический
язык,
кот оры й
неизбежно
несколько
искажает
мы сль,
достигает
с
помощью
искусства
важно­
го
результата
—
создания
боле е
глубокого
эстетического
чувства,
вед у щего
к
более
непосредственному
восприятию
единства,
лежа­
щего
в
основе
явлений,
кот оры е
в
таких
разнообразных
и
разроз­
нен ных
формах
даются
нам
чер ез
наш и
органы
чув ст в.
ИСТОРИЧЕСКИЕ
СВЯЗИ
Как
исторически
со здает ся
так ое
спл ет ение
меж ду
яз ы ком,
кул ьтуро й
и
нормами
поведения?
Что
б ыло
первичным?
Нор мы
языка
или
нормы
кул ьтуры ?
В
основном
они
развивались
в мест е,
постоянно
вл ияя
друг
на
друга.
Но
в
это м
взаимовлиянии
природа
языка
является
тем
фактором,
кот оры й
ограничивает
с воб оду
и
гибкость
э того
взаимо­
влияния
и
на пра вляе т
его
развитие
строго
определенными
путями.
Это
происходит
потому,
что
язы к
является
системой,
а
не
просто
комп ле к сом
нор м.
Структура
бо льшой
с ист емы
поддается
суще­
ственному
изм енен ию
только
очень
медленно,
в
то
время
как
во
многих
других
об лас тях
культ уры
изменения
совершаются
с р авни­
тельно
бы стро .
Язык,
таки м
образом,
отражает
массовое
мышл ение;
он
реагирует
на
все
изменения
и
ново вве де ни я,
но
реагирует
слабо
и
медленно,
в
то
время
как
в
сознании
производящих
эти
изме­
нения
это
происходит
моме нт альн о.
Возникновение
комплекса
яз ык
—
культура
SAE относится к
древним
временам.
Многое
из
его
метафорической
трактовки
не­
про ст ранст вен ног о
пос редс тв ом
пространственного
утвердилось
в
древних
языках,
в
ча стн ости
в
л ат ыни.
Это
д аже
можно
назвать
отличительной
че ртой
л ати нск ого
языка.
Сравнивая
ег о,
скажем,
о
древнееврейским
языком,
мы
видим,
что
ес ли
для
древнеев­
рейского
языка
и
характерно
некоторое
отношение
к
непростран­
ственному
как
к
пространственному,—
для
латыни
это
хара кте рн о
в
больше й
степени.
Латинские
термины
для
непространственпых
понятий,
как- то : educo, religio, principia, comprehendo,—э т о
обычно
метафоризованные
физ ич еск ие
понятия:
вывести,
связывать
и
т.
д.
Это
относится
не
ко
всем
язы к ам,
это
со всем
не
отн оси тся
к
х опи.
Тот
ф акт,
что
в
латыни
направление
развития
шло
от
простран­
ст венно го
к
непространственному
(отчасти вследствие столкно­
ве ния
интеллектуально
нер аз вит ых
римлян
с
грече ск ой
кул ь турой ,
да вшег о
новый
стимул
к
абстрактному
мы ш лению)
и
что
бол ее
поздние
яз ыки
стр еми лись
подражать
латинскому,
способствовал,
возможно,
появлению
теории,
кот орой
еще
и
теперь
придержи­
ваются
некоторые
лингвисты,
что
это
естественное
напр авл ение
семантического
изменения
во
вс ех
языках,
а
также
явился
причиной
твердо
укоренившегося
в
западных
научных
кругах
убеждения
278


(которое не разделяется учеными Востока), что объективные вос­
при ят ия
первичны
по
отношению
к
субъективным.
Некоторые
ф илос офск ие
доктрины
представляют
убедительные
доказательства
в
пользу
противоположного
взгляда,
и,
конечно,
иногда
проц ес с
ид ет
в
об ратн ом
направлении.
Так
можно,
напр им ер,
доказать,
что
в
хопи
слово,
обозначающее
«сердце», является поздним об­
разованием,
созданным
от
корня,
означающего
«думать»
или
«пом­
нит ь».
То
же
сам ое
происходит
со
словом
radio (радио), если мы
сравним
з нач ение
слова
radio (радио)
в
предложении
Не
bought
a new radio (Он купил новое радио)
с
его
первичным
значением
Science of wireless telephony (Наука о беспроволочной теле­
фон ии ).
В
средние
в ека
влияние
языковых
категорий,
уже
выработан­
ных
в
латыни,
стал о
переплетаться
со
все
увел ич иваю щим ся
вл ияние м
изобретений
в
механике,
влиянием
торговли
и
схоласти­
ч еской
и
н ауч ной
мысли.
Потребность
в
измерениях
в
промышлен­
ност и
и
торговле,
ск лады
и
грузы
материалов
в
различных
кон тей ­
нерах,
типовые
вместилища
для
разных
т ова ров,
стандартизация
единиц
измерения,
изобретение
часов ог о
механизма
и
измерение
«времени», ведение записей,
счетов,
х рони к,
рос т
математики
и
соединение
прикладной
мат емати ки
с
наукой
—
все
эт о,
вместе
в зято е,
при вел о
н аше
мышление
и
яз ык
к
их
современному
со­
стоянию.
В
ис тор ии
хопи,
е сли
бы
мы
могли
прочитать
ее,
мы
наш ли
бы
иной
тип
языка
и
ин ой
характер
взаимовлияния
культуры
и
ок­
ружающей
среды.
Мирн ое
земледельческое
общество,
изо лир о­
ванное
географически
положением
и
врагами-кочевниками,
обитаю­
щее
на
земле,
бе дной
осадками,
з емл ед елие
на
сух ой
почве,
спосо б ­
ное
пр инести
пло ды
только
в
результате
чр ез выч айно го
уп орст ва
(отсюда то значение,
которое
придается
настойчивости
и
повторе­
нию), необходимость сотрудничества ( о тсю да
та
рол ь,
которую
играет
пс их оло гия
коллектива
и
психологические
факторы
во обще ),
зерно
и
дождь
как
исходные
крит ер ии
ценности,
необходимость
усиленной
подготовки
и
мер
предосторожности
для
обеспечения
урожая
на
скудной
почве
при
неустойчивом
кл и мате,
яс ное
со­
знание
зависимости
от
угод н ой
природе
молитвы
и
религиозное
отношение
к
силам
прир од ы,
особенно
молитва
и
религия,
направ­
ленные
к
веч но
необходимому
благу
—дождю,—
все
это,
вза имо ­
действуя
с
языковыми
но рма ми
хопи,
формирует
их
характер
и
мало-помалу
создает
определенное
мировоззрение.
Чтобы
по двес ти
и тог
всему
в ыше сказан но му
относительно
пе р­
вого
вопроса,
поставленного
вначале,
можно,
следовательно,
с ка­
за ть
так:
поня т ия
«времени»
и
«материи»
не
да ны
из
опыта
всем
людям
в
одной
и
той
же
форме.
Они
за вис ят
от
пр иро ды
языка
или
языков,
благодаря
употреблению
которых
они
развились.
Они
зав и сят
не
столько
от
какой-либо
одной
системы
(как-то:
кат е­
гории
времени
или
существительного)
в
пределах
грамматической
структуры
языка,
сколько
от
способов
ана ли за
и
обозначения
279


в ос прияти й,
которые
закрепляются
в
языке
как
отдельные
«манеры
реч и»
и
которые
накладываются
на
тип ич еские
грамматические
категории
так,
что
подобная
«манера»
может
включать
в
себя
лек ­
си ческ ие,
морфологические,
с ин такси ческ ие
и
т.
п.,
в
других
с лу­
чаях
со верш енн о
несовместимые
средства
языка,
соотносящиеся
дру г
с
другом
в
определенной
форме
по след о вате ль ност и.
Н аше
собственное
«время»
сущ ест венно
отличается
от
«длитель ­
ности»
у
хопи.
Оно
воспринимается
на ми
как
строго
ограниченное
пространство
или
иногда
как
движение
в
таком
пространстве
и
соответственно
используется
как
категория
мышления.
«Дли­
тельность»
у
х опи
не
может
бы ть
вы ра жена
в
терминах
п ростра н­
с тва
и
движения,
ибо
им енно
в
э том
пон ят ии
за клю чаетс я
от лич ие
ф ормы
от
содержания
и
сознания
в
целом
от
отдельных
простран­
ст венных
элементов
сознания.
Некоторые
понятия,
я вивш иеся
результатом
нашего
восприятия
вр емен и,
как,
например,
понятие
аб солют н ой
одновременности,
было
бы
или
очень
трудно
или
не­
возможно
выра зи ть
в
языке
хо пи,
или
они
был и
бы
бессмысленны
в
восприятии
хо пи
и
был и
бы
заменены
какими-то
иными,
более
приемлемыми
для
них
понятиями.
Наше
понятие
«материи»
яв­
ляется
физическим
подтипом
«субстанции»
или
«вещества», которое
м ысл ится
как
что-то
бесформенное
и
протяженное,
что
должно
пр инят ь
ка кую -то
определенную
форму,
прежде
чем
стать
формой
действительного
существования.
В
хо пи,
кажется,
нет
нич е го,
что
бы
соответствовало
этому
понятию;
там
нет
бесформенных
про­
тяженных
элементов;
существующее
может
иметь,
а
може т
и
не
име ть
формы,
но
за то
ему
должны
бы ть
с вой ств енны
интенсивность
и
длительность
—
по нят ия,
не
связанные
с
пространством
и
в
своей
основе
однородные.
Но
как
же
следует
рассматривать
наше
понятие
«пространства»,
которое
также
включалось
в
первый
в опрос ?
В
понимании
про­
странства
между
хопи
и
SAE нет такого отчетливого различия,
как
в
поним а нии
вр емен и,
и,
возможно,
понимание
пространства
дается
в
осн овн ом
в
той
же
форме
через
опыт,
независимый
от
языка.
Э к спер имент ы,
проведенные
структурной
психологической
школой
(Gestaltpshychologie) над зрительными восприятиями,
как
бу дто
уже
устано ви л и
это,
но
понятие
пространства
несколько
варьиру­
ет ся
в
языке,
ибо
как
категория
мышления
1 оно очень тесно свя­
зан о
с
параллельным
использованием
других
категорий
мышления,
таких,
например,
как
«время»
и
«материя», которые обусловлены
лингвистически.
Наш
г лаз
видит
п ре дметы
в
тех
же
прос тран ­
ственных
формах,
как
их
видит
и
хопи,
но
для
нашего
пр ед став­
ления
о
пространстве
характерно
еще
и
то,
что
оно
используется
для
обозначения
так их
непр о стр анст венных
отношений,
как
время,
инт енсивнос ть ,
направленность;
и
для
обозначения
вакуума,
на­
полняемого
воображаемыми
бесформенными
эл емент ами ,
один
из
1 Сюда относятся «нь юто но вск ое»
и
«евклидово»
по нятия
про с тра нства
и
т.
п.
280


кот орых
может
бы ть
назван
«пространство».
Прос тран ст во
в
в ос­
прия т ии
хоп и
не
свя з ано
психологически
с
по доб ными
обозначе­
ния ми,
оно
относительно
«чисто», т .
е.
ни как
не
связано
с
непр о­
странственными
по н ятиями .
Обратимся
к
нашему
второму
вопросу.
Между
куль турн ы ми
норм а ми
и
языковыми
моделями
ес ть
связи,
но
нет
корреляций
или
прямых
соответствий.
Хо тя
бы ло
бы
невозможно
объяснить
существование
Главного
Глашатая
отсутствием
категории
времени
в
языке
хопи,
вместе
с
тем,
несомненно,
наличествует
связь
между
языком
и
остальной
частью
культуры
общества,
которое
этим
языком
п ол ь зуется.
В
некоторых
случаях
«манеры речи»
составляют
неотъемлемую
часть
в сей
культуры,
хотя
это
и
нельзя
считать
общим
законом,
и
существуют
связи
между
применяемыми
лингви­
стическими
к атег ори ями,
их
отражением
в
поведении
людей
и
теми
разнообразными
формами,
к отор ые
пр иним ает
развитие
культуры.
Так,
например,
знач ение
Главного
Глашатая,
несомненно,
связано
ес ли
не
с
отсутствием
грамматической
категории
времени,
то
с
той
системой
мышления,
для
которой
характерны
категории,
отлича­
ющие ся
от
наших
времен.
Эти
свя зи
обнаруживаются
не
столько
тогда,
когда
мы
к он цент рир уем
вн иман ие
на
чи сто
лингвистичес­
ких,
этнографических
или
социологических
данных,
сколько
тогда,
когда
мы
из учае м
культуру
и
язык
(при этом только в тех случаях,
когда
культура
и
язык
сосуществуют
исторически
в
течение
зна­
чительного
времени)
как
нечто
целое,
в
котором
мо жно
предпола­
гать
взаимозависимость
между
от де льн ыми
обл астями ,
и
есл и
эта
взаимозависимость
дей ств ител ь но
существует,
она
должна
б ыть
обнаружена
в
рез ультате
такого
изуч ен ия.


VII
СОВЕТСКОЕ
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
в
20- е
и
30-е
годы
В
первые
десятилетия
п осле
Октябрьской
революции
в
советском
языкозна­
нии
н амет ило сь
неск ол ько
направлений,
осуществлявших
исследова­
тельскую
работу
на
разных
теоретических
принципах.
Все
они,
однако,
в
б ольш ей
или
меньшей
с те пени
были
о бъе дин ены
общей
за дач ей
пос трое ния
ма рксис тско го
языкознания,
хотя
само
понимание
путей
его
построения
было
у
них
не од нородны м.
По
сути
го во ря,
воп рос
о
сущности
методологических
основ
ма р ксистск ого
языкознания
был
основным
в
мног очи сле нн ых
и
часто
горячих
диск у сс иях
первых
двух
десятилетий
советского
языкознания.
В
ка­
честве
основных
участников
это й
д иску сс ии,
стремившихся
отстоять
свои
т ео­
рет и ческ ие
поло жения
не
сто л ько
голословными
декларациями,
ско л ько
кон­
кр ет ной
исследовательской
пр ак тико й,
следует
на зва ть
следующие
г руппы
и
от дельн ых
языковедов.
Во-первых,
б ольш ую
группу
крупных
я зыко вед ов,
иногда
весьма
п оследо­
вательно,
а
иногда
с
некоторыми
индивидуальными
видоизменениями
про­
должавших
традиции
Мос к овс кой
и
Казанской
школ
(Д.
Н.
У шак ов,
В.
А.
Бо­
г ор о дицкий,
Г.
А.
И льинс кий,
М.
М.
Покровский,
С.
П.
Обнорский,
А.
М.
Се-
лищев,
Е.
Д.
Поливанов,
М.
Н.
Петерсон,
М.
В.
Сергиевский,
А.
М.
Пешков-
ск ий
и
др.) .
В
области
методической
они
в
основном
о тстаи вали
пр ин ципы
традиционного
ср авните ль но -ис то рич еско го
языкознания.
Во-вторых,
создателя
«нового учения»
о
яз ыке,
или
яфетидологии,
Н.
Я.
Мар ра
и
его
по след оват еле й.
Это
направление
резко
по рв ало
с
научной
трад и­
ци ей
науки
о
язы ке,
объ явив
ее
«буржуазной», и на основе вульгарно
трак­
туемых
«материалистических»
положений
сдел ал о
поп ыт ку
создат ь
совер шен ­
но
оригинальную
лингвистическую
концепцию.
В-тр еть их ,
ученика
Н.
Я.
Марра
и
продолжателя
его
работы
по
выраб от ке
теоретических
принципов
«нового учения»
о
языке
—
И.
И.
Мещанинова,
деятельность
которого
(а также и примыкающих к нему лингвистов)
характе­
ризуется
отказом
от
к ра йних
выводов
Н.
Я.
Мар ра,
отходом
от
многих
его
принципиальных
положений
и
стремлением
на йти
пути
примирения
с
неко­
торыми
направлениями
советского
и
зарубежного
языкознания.
В-четвертых,
Л.
В.
Щербу.
Ученик
И.
А.
Бодуэна
де
Куртене
в
петро­
градский
период
его
деяте л ьно сти,
Л.
В.
Щерба
в
послеоктябрьское
время
своей
н аучн ой
деяте ль но сти
развивает
ряд
интересных
и
плодотворных
идей,
обеспечивших
ему
самостоятельное
положение
в
советской
науке
о
языке.
282


Школа
Л.
В.
Щербы,
им еющ ая
бо льш ое
количество
последователей,
ок азала
значительное
в лиян ие
на
последующее
формирование
сове тск ог о
языко­
зн ани я.
Наряду
с
этим и
главными
направлениями
с ущество вали
также
и
иные,
деятельность
к оторы х
л ибо
б ыла
очень
непр одо л житель на
и
малопродук­
тивна,
ли бо
б ыла
представлена
вес ьма
тесным
кругом
я зык овед ов.
Пр оме­
жуточное
в
теоретическом
отношении
(между традиционным языкознанием и
я фе ти дологие й)
положение
занимала
чрезвычайно
в о инстве нная,
но
быстр о
распавшаяся
группа
«Языкофронт», или « Язы к ове д ны й
фронт» (Г.
Д.
Дан и­
лов,
Я.
В.
Лоя,
Рамазанов
и
д р.).
Положения
социологической
школы
нашли
о тр ажение
в
деятельности
Р.
О.
Шор
(см. ,
в
частности,
ее
кни гу
«Язык и об­
щ ест в о», Москва, 1926).
Заслу живает
упоминания
также
Опояз
(Общество
изучения
теории
поэ ти ческо го
языка,
су ще ств овавш ее
с
1914 по 1923 г.).
Са мо
по
се бе
оно
не
оказало
сколько-нибудь
заметного
влияния
на
формиро­
вание
советск ог о
языкознания.
Но
некоторые
его
члены,
пер есели вш иеся
в
Че хо сл ова кию,
способствовали
созданию
Пражского
лингвистического
кружка
и
возникновению
функциональной
л ингв истики.
Вв иду
т ого
что
в
настоящем
ра зд еле
вн има ние
сосредоточивается
на
основных
направлениях
советского
языкознания
20—30-х
годов,
только
они
и
представлены
работами
и
извлечениями
из
работ
соответствующих
ав­
торов.
П ервое
из
наз ванны х
напр ав ле ний,
несомненно,
был о
наиболее
плодотвор­
ным
в
данный
период
и
дало
значительное
количество
осн о вател ь ных
исследо­
в ател ьск их
работ.
В
этих
раб от ах
д ело
не
своди тся
л ишь
к
прос том у
приложе­
нию
принципов
Московской
и
Казанской
школ
к
изу чен ию
вновь
вовлекаемого
ма тер иала
(в первую очередь русского языка); в них осуществляется даль ­
нейшее
совершенствование
и
развитие
этих
принципов.
Вместе
с
тем
выдви­
гаются
нов ые
про бле мы
(в этой связи,
в
час тн ос ти,
следует
упомянуть
диску с­
сию
об
описательном
яз ыкоз нании
и
о
внедрении
его
в
к ачеств е
особ ой
д ис­
циплины
в
вузовское
пр епо давани е)
и
происходит
т вор ческ ое
осмысление
тех
в опро сов,
к оторы е
находились
в
центре
вни мани я
мировой
науки
о
языке
того
времени.
Перв ое
(дискуссия об описательном языкознании)
находит
с вое
отражение
в
статье
А.
М.
Пешко вско го
«Объективная и нормативная
точка
зрения
на
язык», а второе (проблемы
общего
языкознания
в
истолкова­
нии
ученых
упомянутого
нап равлени я )
—
в
стать е
Г.
О.
Винокура
«О зада­
чах
истории
язы к а» (данная работа была опубликована в 1941 г. ,
но
фак ­
тически
отражает
положение
в
советском
я зы коз нании
30- х
г одо в).
Н ако нец,
п редс тавит ели
этого
направления
вел и
острую
борьбу
за
при нц ипы
сравни­
тельно-исторического
языкознания
с
«яфетической теорией» .
Эта
ст орон а
их
деятельности,
пожалуй,
наиболее
яркое
в ыра жение
находит
в
также
приводи­
мой
ниж е
п оле мическ ой
статье
Е.
Д.
Поливанова.
Александр
Матвеевич
Пе шковс кий
(1878—1933) сам называл грам­
матические
си стем ы
По те бни
и
Фортунатова
в
кач ест ве
фу ндам ен та
своих
тео­
ретических
пос трое ний .
Объединение
этих
двух
научн ых
традиций
с
наиболь­
шей
ясн ос тью
ощущается
в
основном
и
широко
известном
труде
А.
М.
Пе ш­
ковского
«Русский синтаксис в научном освещении» (1-е
издание
в
1914 г .;
3-е издание, 1928года,
сильно
переработано
под
влиянием
взглядов
А.
А.
Шах ­
матова).
В
э том
труде
он
пост авил
перед
собой
задачу
«обнять возможно боль­
шее
число
синтаксических
яв лений
современного
л ите рат урного
языка»
и
без
всяко го
с омне ния
ус пеш но
ее
выполнил,
собрав
«сокровищницу тончайших
на блю дени й
над
русск им
яз ыко м» (Л.
В.
Щерба).
Грамматические
работы
А.
М.
Пешковского
отли ч аются
о ригиналь но сть ю
мы сли
и
характеризуются
ис клю чите льн ой
тонкостью
ан али за.
Он
выст уп ал
в
защиту
положения
о
целостности
системы
языка
(«Язык не составляется из
эл емен т ов,
а
дробится
на
элементы.
Пе рви чны ми
для
создания
фа ктам и
яв­
ляются
не
самые
простые,
а
самые
сл о жные,
не
звуки,
а
фра з ы...
Поэтому
нельзя,
собственно,
о пр еде лять
сло во
как
со воку пно сть
мо рф ем,
словосочета­
ние
как
совокупность
слов,
а
фразу
как
совокупность
словосочетаний.
Все
о пр еделен ия
должны
быть
выстроены
в
обра т ном
поря дк е») и против внезап­
ных
трансформаций
языка
(«Язык не делает скачков»).
А.
М.
Пеш к овски й
283


всячески
подчеркивал
«консервативность» (т .
е.
ус той чи вос ть)
и
нормативность
язык а
(собственно,
до м иниро в ание
парадигматического
асп ек та
над
синтаг­
мати ческ им )
и
обосновывал
эт им
не обх оди мос ть
со зд ания
описательного
языкознания.
Большой
заслугой
А.
М.
Пеш ко вско го
является
исследование
граммати­
ческой
фу нкции
интонаций.
Мно го
внимания
уделял
он
вопросам
стилистики
и
орфографии
(см.
с бор ники: «Методика родного языка,
лингвистика,
стили­
стика,
п оэ т и ка», 1925; «Вопросы методики родного языка,
ли нгви ст ики
и
сти­
л и сти ки», 1930, а также работу «Принц ип ы
и
приемы
стилистического
анали­
за
и
оценки
художественной
пр о з ы», 1927).
Особо
следует
оговорить
огромную
раб оту
А.
М.
Пе шков ско го
в
об ласт и
методики
преподавания
русского
языка,
где
ему
принадлежат
не
только
тео ­
ре тичес кие
работы
(см.
указанные
в ыше
сб о рники), но и большое количество
школьных
учебников^
Григорий
Осипович
Ви но кур
(1896—1947) — разносторонний уче­
ны й,
одинаково
продуктивно
работавший
в
области
лингвистики
и
ли терат у ро­
ведения
и
стремившийся
с лить
их
в
комплексную
науку.
Научная
д еят ель­
ность
Г.
О.
Винокура
в
основном
направлялась
на
изучение
истории
русского
литературного
языка
(опубликованная им в 1943 г.
работа
«Русский язык.
Ис­
то рич е ский
очерк»
по
сути
представляет
собой
ис тори ю
русского
литер ату р­
ного
языка)
и
проблемы
разграничения
сти лей
я зыка
и
стилей
художественных
произведений.
С
пол ным
осн овани ем
Г.
О.
Винокура
можно
назвать
основателем
л ингв и­
сти ческ ой
стили стики
в
советской
науке
о
яз ыке.
«Смело можно утверждать,—
писал
в
1959 г.
С.
Г.
Бархударов,—
что
относящиеся
сюда
работы
его
принад­
лежат
к
ч ислу
л учших
ис следо в аний,
опубликованных
в
этой
об ласт и
совет­
скими
языковедами
в
течение
последних
двадцати
п яти
—
тридцати
ле т»
(см.
сб ор ник
его
статей
«Культура языка», 1- е
изд ание, 1925 г., 2-е
издание,
1929 г. ).
Больш и е
заслу ги
принадлежат
Г.
О.
Винокуру
также
в
облас ти
русского
словообразования,
изучения
орфографии
русских
письменных
па­
мятн ико в
д р евне йшего
периода,
в
словарной
раб оте
(в качестве составителя и
члена
Главной
редакции
о днотом ного
с лова ря
р усско го
язык а
и
руководителя
работы
по
состав лен и ю
с ло варя
я зыка
П у шкина).
Обладая
широким
л ингвис тиче ским
кругозором
и
хорошо
зная
совр емен ­
ную
ему
зарубежную
лингвистику,
Г.
О.
Вино кур
написал
ряд
работ
по
тео ­
рии
языкознания,
к асаясь
общелингвистической
проблематики
(как,
напри­
ме р,
во
включенной
в
настоящую
книгу
работ е
«О задачах истории языка»)
или
д авая
оценку
отдельным
лингвистическим
направлениям
(например,
в
ра боте
о
м ент алиста х
и
механистах
в
американском
языкознании).
Собрание
его
наиболее
интересных
работ
выпущено
Учпедгизом
в
1959 г.
(Г.
О.
Винокур,
«Избранные работы по русскому языку»),
Евге ни й
Дмитриевич
Поливанов
(1890—1937) был не только
лингвистом-теоретиком,
но
и
одаренн ы м
японистом,
китаеведом
и
тю ркол о­
го м,
создавшим
в
кажд ой
из
эт их
об ласт ей
значительное
к оличест во
ориги­
нал ьны х
т р удов,
отличающихся
богатством
мысли
и
материалов.
Лингвисти­
ческая
концепция
Е.
Д.
Поливанова
во
многом
складывалась
под
влиянием
И.
А.
Бодуэн а
де
Куртене,
но
включила
такж е
много
элементов
социологиче­
с кого
направления,
ряд
по ло жений
которого
он
фактически
предвосхитил
в
свои х
многочисленных
статьях.
Основные
положения
своей
лингвистической
концепции
Е.
Д.
Поливанов
и злага л
как
в
свои х
общеязыковедческих
книгах
(«Конспект лекций по вве ­
дению
в
языкознание
и
общей
ф о не ти ке», Пг., 1916, переиздано в 1923 г.
под
наз в анием
«Лекции по введению в языкознание и общей фонетике», Берлин,
Гос.
из д.
Р С ФС Р ; «Введение в языкознание для востоковедных вузов», Л.,
1928; «За марксистское языкознание».
Сборник
статей ,
М., 1931), так и в ра­
ботах,
п ос вященны х
исследованию
конкретных
языков
(заслуживает упоми ­
нания
фа кт,
что
он
был
авт ором
одной
из
первых
сопоставительных
грамма­
тик
—
«Русская грамматика в сопоставлении с узбекским языком», Ташкент,
1933). В соответствии со взглядами Е.
Д.
П о л ива но в а, «целевая установка,
т.
е.
то,
для
че го
и
ради
чего
я зык
существует,—
это
именно
л ишь
ко мму ни ка ция,
284


необходимая
для
связанного
кооперативными
потребностями
ко л лек ти ва»'.
Отсюда
он
делает
вывод,
что
«явления языка,
т.
е.
ре чевог о
общения,
стано­
вятся
в
оди н
ряд
с
такими
видами
человеческой
де яте л ьнос ти,
как
письмо,
сигнализация,
радиотелеграфия
и
т.
д.» .
Е.
Д.
Поливанов
был
одним
из
наи­
более
резких
пр о тивнико в
яфетидологии,
в
борьбе
с
ко тор ой
он
стремился
до­
казать,
что
все
достижения
сравнительно-исторического
языкознания
должны
стать
достоянием
со ветск ог о
языкознания.
При
это м
он
многократно
подчер­
кивал,
что
ц елью
исторического
изучения
языков
должно
бы ть
не
голое
о пи­
сание
ф актов
их
изменения
(что было особенностью младограмматиков), а
вскрытие
причин
этих
изм енен ий .
Для
Е.
Д.
Поливанова
хар ак терн о
было
пон имани е
языка
как
динамического
явления. «Так как,—
писал
он ,—
ни
один
момент
языковой
ис тори и
не
выпад а ет
из
общей
линии
безостановочной
диа­
л ектич еско й
эволюции
языковых
фактов,
мы
должны
встретить
в
любу ю
эп о­
ху
языковой
истории,
а
следовательно,
и
в
современном
нам
языке
ряд ы
нераз­
решенных
диал ектич е ских
противоречий
и
уж
в
силу
этого
вынуждены
ра с­
с мат рив ать
относящиеся
сюда
явления
не
в
чи сто
статическом
(описательном)
ас пекте,
но
именно
как
явления
текучие
и
п ерех одн ые
—
меж ду
некой
исход­
ной
точкой
(в прошлом)
и
синтетическим
разрешением
противоречивой
харак­
теристики
дан ного
явления
(в будущем)».
В
по ряд ке
усовершенствования
ме­
тодов
традиционного
с рав ните льно -исто р ич еско го
языкознания
он
полагал
необходимым
включить
в
нее
новейшие
теории
и
методы.
Так,
напр им ер,
по
его
мнению, «понятие «языкового
союза»
...
оказывается
тем
самым
именно
понятием,
которым
должна
б ыть
пополнена
традиционная
ис то рич еская
(ге­
неа ло гич еска я)
классификация
языков
для
того,
чтобы
удовлетворить
запро­
сам
совр еменн ого
социологического
языкознания».
В
своей
многосторонней
деятельности
Е.
Д.
Поливанов
уделял
также
много
внимания
прикладному,
или
практическому,
ас пекту
языкознания,
участвуя
в
составлении
описа­
тельных
гр ам матик ,
словарей,
учебников,
мет оди чески х
пособий
и
пис ьм ен­
ностей
ряда
языков
на р одов
ССС Р.
Создатель
яфетидологии,
или
«нового учения»
о
языке,
Ни кола й
Яко вл е­
вич
Марр
(1864—1934) в своих многочисленных и написанных чрезвычай­
но
тяжелым,
запутанным
языком
трудах
(большая их часть собрана в пяти­
томном
издании
«Избранных работ», Л., 1933—1937; высказывания по теоре­
тическим
вопросам
языкознания
д аны
в
кн иге
«Вопросы языка в освещении
яфетической
те ор ии », Л ., 1933) стремился создать совершенно оригинальную и
независимую
от
«буржуазного»
языкознания
лингвистическую
концепцию.
Фактически,
однако,
мног ие
элемент ы
его
концепции
заимствованы
у
за руб еж­
ных
ученых
(В.
Ву ндт а,
Г.
Шухардта,
А.
Тромбетти,
Г.
Ас кол
и,
Л.
Леви-
Брюля
и
др .), хотя и представлены в новом обличии и в сопровождении
весьма
широковещательной
и
левой
фразеологии.
Его
чрезвычайно
энергич­
ная
организационная
и
научная
деятельность
наш ла
значительное
количество
учеников
и
последователей,
так
как
в
своем
общем
пр инципе
(но отнюдь не в
дей стви тель ном
воп лоще нии )
со отве тст вов ала
а ктуа льной
необходимости
соз­
дания
науки
о
языке,
основывающейся
на
принципах
диалектического
мате­
риализма.
Научная
деятельность
Н.
Я.
Марра
как
языковеда
(он был также и вы­
дающ им ся
архео лог ом)
проте к ала
в
дв ух
направлениях.
Пер вое
из
них
—
критическое
—
бы ло
направлено
на
ниспр ов ерже ние
принципов
традицион­
ного
языкознания
и
на
доказательство
не спо с обно сти
его
служить
д елу
«язы­
ковой
политики»
и
исследовательской
практике
со ветск о го
языкознания.
Дру­
гое
на прав л ение
бы ло
связано
с
формулированием
ос н овных
теоретических
положений
«нового учения»
о
языке,
которые
по сто янно
в
его
ра б отах
вид оиз ­
менялись
и
так
и
не
получили
сво его
окончательного
определения.
В
общей
форме
они
свод я тся
к
следующему.
Язык
есть
надстроечная
категория,
и
по­
этому
общенародный
язык
—
фи кц ия,
он
может
существовать
только
в
в иде
некоторой
совокупности
классовых
языков.
До
в о зник но вения
звукового
язы­
ка
сущ ест вовали
яз ык
жестов
и
ручной
я зык,
а
звуковой
язык
зародился
позд­
н ее,
уже
в
к лассовом
обществе,
в
сред е
магов,
и
первоначально
выпо л нял
маги ческ и е
функции,
служа
средством
общен ия
с
пле ме нн ыми
тотемами.
Все
языки
ми ра
укладываются
в
л инию
ед ин ого
глоттогонического
(языкотвор ­
285


ческого)
процесса
и
берут
с вое
начало
от
первоначальных
четырех
элементов
(сал,
бер,
йон,
рош ), которые можно посредством соответствующего анализа
найти
и
во
всех
современ ны х
яз ыка х.
В
своем
развитии
языки
рас п ола гаются
на
ра злич ных
с та диях
единого
глоттогонического
п роц есса
(стадиальная клас­
си фика ция
языков), и,
в
частности,
яфетические
яз ыки
представляют
соб ой
не
замкнутое
семейство
или
группу
языков,
а
такого
рода
стадию,
прохожде­
ние
которой
обяз ат ель но
для
всех
яз ыков .
Перехо д
языков
из
одной
стадии
в
другую
происходит
скачкообразно,
как
внезапный
процесс,
явл яясь
сл ед стви­
ем
скрещения
языков
(что является причиной всех языковых изменений)
и
от ражая
вместе
с
тем
смену
социально-экономических
форма ций.
При
скр е­
щи вани и
языков
и
скачкообразном
переходе
в
следующую
стадию
е дино го
глоттогонического
пр оце сса
всегда
возникает
«новое качество», т .
е.
совер ше н­
но
новый
язык.
Та кое
понимание
развития
языков
исключает
возможн ост ь
к лас сифика ции
их
по
генетическому
пр инципу ,
и
единственным
средством
для
прослеживания
прошлых
стадиальных
состояний
языков
является
се ман тик а,
так
как
только
в
ней
оказывается
возмож ным
обна ру жит ь
следы
стадиального
прохождения
языков
и
наслоения
различных
идеологий,
об усл овлен н ых
соот ­
ветствующими
социальными
формациями.
В
соответствии
с
этим
на
первое
м есто
в
науке
о
яз ыке
выступает
с ем антика ,
в
противоположность
формаль­
ному
анализу
фонетических
и
морфологических
явл ений
традиционного
яз ы­
кознания.
Метод
ли нгв истич ес ко го
анали за,
предложенный
Н.
Я.
Ма рро м,
не
мог
найти
широкого
применения
в
сил у
своей
полной
произвольности.
Таким
об­
разом,
факти чески
яф етидо ло гия,
с
одной
стороны,
выполняла
ограничитель­
ные
фу нкции,
всячески
препятствуя
то му,
чт обы
совет ск ие
языковеды
не
впа­
ли
в
грех
ко мпар атив из ма,
с
другой
стороны,
выдвигала
общетеоретические
положения,
бол ьш ую
част ь
которых,
однако,
ни как
не
удавалось
воплотить
в
ко нкр ет но-л ингвис тиче ские
исследования.
Со зд ался
несомненный
т упик,
вы ход
из
которого
стремился
найти
ученик
Н.
Я.
Марра
—
И.
И.
Меща­
нино в,
научная
и
организационная
деятельность
которого
пре дставл яет
уже
несомненно
особое
направление
в
советском
язык оз на нии.
Правда,
л инг­
в истичес кая
концепция
И.
И.
М ещан ин ова
оформлялась
постепенно
и
с
н аи­
б ольш ей
ясностью
проявилась
в
40-е
го ды,
ког да
бы ли
опубликованы
та кие
его
работы,
как
«Члены предложения и части речи» (1945), «Глагол» (1948), но
основы
ее
стал и
ясны
и
ран ее
(в частности,
в
книге
«Общее языкознание»,
1940) и поэтому уместно говорить о нем и в настоящем разделе.
Х отя
И.
И.
Мещанинов
повторял
наиб олее
общие
формулировки
своего
у чите ля,
в
действительности
он
уш ел
в
сторону
от
многих
его
теоретических
положений
и
во
всяком
случа е
от
выдвинутого
им
метода
лингвистического
ис­
следования.
И.
И.
Мещанинов
стрем и лся
о б нару жить
точки
соприкосновения
отдельных
положений
«нового учения»
о
языке
с
теориями
за ру беж ного
языко­
знания
и
тем
самым
най ти
ка кие-т о
пути
примирения.
Так,
пробле ма
единства
глоттогонического
пр оц есса
приняла
у
не го
форму
проблемы
ти п олог ически х
с оп оставл ени й
языков
(в историческом плане)
и
типологической
к ла ссиф ика­
ции
языков.
Критика
традиционных
ср авните ль но-исто р ичес ких
мет од ов
линг­
вистического
исследования
все
более
подменялась
т ребо ван ием
вы йти
из
тес­
ного
круга
хорош о
изученных
семейств
языков
и
включить
в
изуче ние
малообследованные
языки
с
многообразными
структурными
качествами.
Уче ­
ние
Н.
Я.
Марра
об
идеологическом
характере
языка
и
ведущей
роли
семан т и­
ки
в
процессах
яз ыков ых
трансформаций
су зило сь
до
проблемы
ро ли
понят ий­
ных
категорий
в
становлении
семан т ич еск их
и
гр аммат ич еск их
категорий
языка
и
т.
д.
По
самому
своему
характеру
из учаемые
И.
И.
Ме щ анино вым
проблемы
(особое место в его исследованиях занимал вопрос о доминирующей
роли
с интакс иса
при
формировании
частей
р е чи), хотя и требовали истори ­
ческого
подхода,
нуждались
в
соверш ен но
нов ой
и ссле дов атель ск ой
методике
уже
и
потому,
что
рассмотрение
их
осу ществл я лос ь
в
ш иро ком
контексте
культуроведческих
катего р ий.
П оэ тому
работы
И.
И.
Мещан и нова
были
по­
священы
в
так ой
же
степени
конкретной
лингвистической
проблематике,
как
и
п ои скам
нового
исследовательского
метода,
пригодного
для
рязпршения
новых
языко вед ч еских
задач.
*
286


Лев
Владимирович
Щ
е
р
б
а
(1880—1944) — последний по времени
крупн ый
советский
языковед,
создатель
оригинальной
л ингвис тич еско й
кон­
цепции.
Хотя
сам
он
многократно
подчеркивал
свою
зави си мо сть
от
И.
А.
Бо­
д уэна
де
Куртене,
однако
в
действительности
он
был
на сто лько
с ам о бытным
лингвистом,
что
от носи ть
его
к
Казанской
шко ле
мож но
только
усл овн о.
Его
педагогическая
и
нау чн ая
деятельность
св яза на
в
основном
с
Ленинградским
уни ве рси те том.
Так
же
как
и
для
его
учителя,
для
Л.
В.
Щербы
характерна
широта
ис­
следовательских
интересов.
Он
занимался
общими
п робле ма ми
морфологии
и
лексики,
в
частности
взаимоотношениями
лексических
и
грамматических
ка­
тегорий,
словообразованием,
фонетикой
и
фонологией,
синтаксисом
и
л екси­
кографией
и
во
всех
этих
областях
языкознания
ост ав ил
заметный
след.
К
языку
он
подходит
как
к
системе
(однако его понимание системы языка
отл и чало сь
от
соссю ровско го
—
см.
включенные
в
книгу
работы)
и
на
основа­
нии
этого
по дход а
устанавливает
ряд
противоположений
лексики
и
граммати­
ки
(в работе « О
частях
реч и
в
русско м
яз ык е », 1928).
Обе
эти
с торон ы,
по
его
мн ени ю,
п ро ти воп о лагаются
д руг
д руг у: 1) как система слов («Лексика пред­
ставляет
собо й
систему
слов,
из
которых
по
правилам
грамматики
и
самой
лек­
сики
строится
наша
р е ч ь») и совокупность средств,
с
помощью
к оторы х
выра­
жаются
отношения
между
сл овам и
и
строятся
но вые
слова
(«Грамматика пред­
ста в ляет
соб ою
репертуар
средст в,
посре дс тв ом
которых...
по
определенным
пр ав илам
выр ажа ются
отношения
межд у
самос т оят е льн ыми
предметами
мы слей
и ...
об р азу ются
новые
с лова»), 2) как знаменательные элементы строе­
вым
(причем в строевые могут входить не только грамматические,
но
и
неко­
торы е
лек сич еск ие
элементы)
и
3) как единичное типовому.
На
основе
этих
общих
положений
Л.
В.
Щерба
соз д ает
свое
учение
о
ле к­
сико-грамматических
разр яд ах
сло в
и
новое
чл ен ение
грамматики
(1-е — пра­
вила
словообразования, 2-е
—
п ра вила
формообразования, 3-е—
акт ивн ый
и
пассивный
синтаксис, 4- е
—
фонетика, 5-е
—
лексические
и
грамматические
категории).
В
об ласт и
синтакс иса
Л.
В.
Щербе
принадлежит
теория
синтагм
как
пр е­
дельных
и
основных
с интакс иче ских
единиц
(синтагма—это «фонетическое
единство,
выр аж ающее
единое
смысловое
це лое
в
п роц ессе
речи
—
мысли
и
могущее
состоять
из
слова,
словосочетания
и
да же
группы
словосочетаний»).
В
фонетике
им
разработано
новое
понимание
фонемы
и
ее
вариантов
(см.
«Фо­
нетика
французского
я зык а», 1937; здесь же изложена и теория синтагм).
Л.
В.
Щер ба
ук азал
но вые
пути
изучения
лексики
и
заложил
основы
на­
учной
лексикографии
—
см.
его
предисловие
к
составленному
под
его
редак­
ц ией
«Русско-французскому
словарю» (1940)иработу «Опыт
об щей
теории
лексикографии» (1940).
ЛИТЕРАТУРА
С.
Г.
Бархударов,
Всту пител ьная
стать я
к
книге
Г.
О.
Винокура
«Избранные работы по русскому языку», Учпедгиз,
М. , 1959.
С.
И.
Бернштейн,
Основные
по нятия
грам мати к и
в
освещении
А.
М.
Пешковского.
Вступительная
статья
к
книге
А.
М.
Пе шко вско го
«Рус­
ск ий
синтаксис
в
на уч ном
освещении», изд.
6, Учпедгиз,
М., 1938.
В.
В.
Вин ог радов ,
Общелингвистические
и
гра м м атич еские
вз гля­
ды
ак адем ика
Л.
В.
Щербы.
Сб.
«Памяти академика Л .
В.
Щерб ы», Л., 1951.
Вя ч.
Вс.
И
в
а
н
о
в,
Лингвистические
вз гля ды
Е.
Д.
Поливанова, «Во­
просы
языкознания», 1957, No 3.
В.
И.
А
б
а
е
в,
Н.
Я.
М а рр , «Вопросы языкознания», 1960, No 1.


A. M.
ПЕ ШКОВ СК ИЙ
ОБЪЕКТИВНАЯ
И
НОРМАТИВНАЯ
ТОЧКИ
ЗРЕНИЯ
НА
ЯЗЫК1
Объективной
точкой
зрения
на
предмет
следует
считать
та кую
точ ку
зрения,
при
которой
эмоциональное
и
волевое
отношение
к
предмету
совершенно
отсутствует,
а
присутствует
только
одн о
от­
ношение
—
п оз н авательн ое.
Ни
чувство,
ни
вол я,
конеч­
но,
не
исчезают
при
эт ом,
но
они
как
бы
пер ел иваю тся
целиком
в
познавание.
Че лове к
не
хоче т
ничего
от
изучаемого
предмета
ни
для
себя,
ни
для
других,
а
он
хочет
только
его
познать.
Он
не
испы­
ты вает
от
него
самого
ни
уд овол ьств и я,
ни
неудовольствия,
а
и спы­
тывает
только
величайшее
удовольствие
от
его
познания.
Так
как
эмоционально-волевое
отношение
тесн о
свя за но
с
оценкой
предмета,
то
отсутствие
оценки
—
первый
приз на к
объективного
рассмот­
рения
предмета.
Такова
точка
зрения
наук
математических
и
естественных.
Понятия
прогресса
и
совершенства
абсолютно
не­
возможны
в
ма тем атич ески х
на ук ах.
В
естественных
нау ках
они ,
правда,
уже
им еют
применение,
но
в
чисто
эволюционном
с м ысле.
Когда
г ов орят,
что
цветковые
растения
совершеннее
папоротников,
папоротники
совершеннее
лиственных
мхов
и
т.
д.,
то
им еют
в
вид у
только
то,
что
первые
сложнее
вторых,
что
в
них
ча сти
(ор­
ганы
и
кл е тки)
более
дифференцированы,
а
никак
не
то,
что
первые
в
каком-либо
отношении
лучше
вторых.
При
телеологическом
миро­
понима нии
(которое само по себе,
конечно,
ни
принципиально,
ни
фактически
не
враждует
с
на турали змом ,
а,
напротив,
часто
со чет ает ся
с
ним
в
о дно
органическое
целое)
эта
большая
сложность,
правда,
рас цен ив ает ся
как
большее
приближение
к
мировому
и деал у:
пр ог ресс
природы
связывается
с
про гре сс ом
человечества.
Но,
во-первых,
самый
критерий
оценки
берется
и
здесь
не
из
эм о­
ционально-волевого
запаса
оценивающего,
а
из
об ъе кта
наблюде­
ния,
а
затем,
что
важнее
всего,
в
самый
процесс
познавания
эта
оце нка
абсолютно
не
вмешивается.
В
прикладных
отраслях
ес те­
с тво зна ния
мы
встр еч аем ся
уже
с
прямой
оценкой
предметов
изучения,
с
делением
их
на
хор оши е
и
пло хие
(«полезные»
и
«вред­
ные»
растения
и
животные), но критерий «совершенства»
здесь
еще
пока
общечеловеческий.
П оня тия
пользы
и
вр еда
берутся
в
эл емен ­
тарном,
чисто
матер иа л ь но м, «зоологическом»
смысле,
не
могущем
вы зва ть
разногласий
ни
у
каких
д вух
представителей
вид а
homo
sapiens.
По эт ому
по
отношению
к
отдельной
личности
эта
точка
1 Сб.
«Русский язык в школе», вып.
I, 1923.
288


зрения
еще
ост ает ся
объективной,
хот я
по
отношению
ко
в сему
человечеству
она
уже
явн о
субъективна
(для самого себя,
конечно,
всякое
живо тно е
и
р асте ние
полезно).
Наконец,
переходя
к
гума­
нитарным
наукам,
мы
вст у паем
в
о бл асть
неизбежного
и,
бы ть
может,
даже
необходимого
субъективизма,
и
при том
субъективиз­
ма
в
со бств енн ом
смысле
слова,
т.
е.
индивидуального,
личного.
В
самом
деле,
ни
од на
из
гуманитарных
наук
(кроме,
может
быть,
пс ихо лог ии,
ес ли
ее
бра ть
в
строго
эмпирическом
отрыве
от
фил о софи и)
не
может
обойтись
без
понятия
п рог рес са,
притом
уже
не
только
в
эволюционном
смы сле ,
но
и
в
культурно-историческом,
а
потому
и
неиз б ежно
этическом.
От
этического
идеала
и
от
эти­
ческой
оценки
изучаемого
не
может
отказаться
(и фактически не
отказывается
вплоть
до
ультраэволюционного
в
теории
и
ультра-
эт ич еск ого
на
практике
ма р ксизм а)
ни
одн о
направление
гум а ни­
тарной
мысли.
А
единого
этического
идеала
у
человечества
п ока
что
нет.
След о ват ельн о,
зд есь
субъективная
оценка
фактов
в ыте­
кает
из
самой
сут и
дела.
Ес ли
подходить
к
науке
о
языке
с
э тим
различением
субъек­
т ивног о
и
объективного,
как
оно
намечено
выше,
то
языковедение
ока ж ется
наукой
не
гуманитарной,
а
естественной.
Понятие
язы­
кового
прогресса
в
нем
цел ик ом
заменяется
понятием
я зы ковой
эволю ции.
Если
в
начальном
периоде
на шей
науки
и
б ыли
оживлен­
ные
сп оры
о
пр еим ущ ест вах
тех
или
иных
языков
или
групп
языков
др уг
перед
другом
(например,
си нт ет ическ их
перед
а нали­
т иче с к им и), то в настоящее время эти споры приумолкли .
Совер­
ш енно
так
же,
как
зоолог
и
бо тан ик
в
конце
концов
вынуждены
признать
каждое
животное
и
растение
совершенством
в
сво ем
роде,
в
см ысле
идеального
приспособления
к
окружающей
среде,
так
же
и
современный
лингвист
признает
каждый
язык
совершенным
применительно
к
том у
национальному
духу,
который
в
нем
вы­
ра зил ся.
И
не
только
к
целым
языкам,
но
и
к
отдельным
языковым
фактам
лингвист,
как
таковой,
может
относиться
в
настоящее
время
только
объективно-познавательно.
Для
нег о
нет
в
процессе
изучения
(заранее подчеркиваю это условие ввиду всего последующего)
ни
«правильного»
и
«неправильного»
в
языке,
ни
«красивого»
и
«не ­
красивого», ни «удачного»
и
«неудачного»
и
т.
д.,
и
т.
д.
В
мире
слов
и
звуков
для
не го
нет
правых
и
виноватых.
Как
пушкинский
«дьяк в приказах поседелый», он
Спокойно
з рит
на
правых
и
виновных,
Добру
и
злу
внимая
равнодушно,
Не
ведая
ни
жалости,
ни
гнева...
с
той
лишь
разницей,
что
и
в
кон ечн ом
ито ге
он
ни
одного
факта
не
о суди т,
а
лишь
изу чит.
Эта
точк а
зр ен ия,
для
со вр еменно го
линг ­
виста
сама
собой
подразумевающаяся,
с толь
чуж да
широкой
пуб ­
лике,
что
я
считаю
не
лишним
и ллюстри ров ать
это
объективное
от­
но ше ние
на
отдельных
конк ретны х
п риме рах,
чтобы
читате л ь
видел,
что
оно
возможно
по
отношению
ко
вс якому
языковому
факту,
289


хотя
бы
даж е
вызывающему
глубокое
негодование
или
гомериче­
ский
смех
у
каждого
интеллигента,
в
том
числе
и
у
лингвиста
вне
его
и с следов ат ельски х
задач.
Прежде
вс его
по
отношению
ко
всему
народному
языку
(т.
е.,
напр.,
для
русиста
ко
всем у
русскому
языку,
кром е
его
литератур­
н ого
наречия)
у
лингвиста,
конечно,
не
может
бы ть
той
наивной
точки
зрения
неспециалиста,
по
к отор ой
все
особенности
на род­
ной
речи
об ъясн яются
по рчей
лите ратурн ог о
языка.
Ве дь
такое
по­
нимание
пр ивод ит
к
взгляду,
что
народные
наречия
образуются
из
литературных,
а
это го
в
нас то ящее
время
не
допустил
бы
в
сущ­
ности
и
ни
один
про фа н,
если
бы
он
хоть
на
одн у
минуту
задержался
мыслью
на
предмете,
по
которому
принято
с ко льзи ть.
Слишком
уж
очевидно,
что
и
до
возникновения
литератур
существовали
на­
ро ды,
что
эти
народы
на
каких-то
языках
говорили
и
что
лите ра­
туры
при
св оем
за рож ден ии
мо гли
воспользоваться
только
этими
язы ками
и
нич ем
другим.
Так им
образом,
современные,
напр.,
русские
наречия
и
говоры
есть
для
лингвиста
тол ько
потомки
бол ее
древних
на ре чий
и
гов ор ов
ру сск их,
эти
последние
—
потом к и
еще
боле е
древних
и
т.
д.,
и
т.
д.,
вплоть
до
самого
м ом ента
распадения
русского
языка
на
н аречи я
и
го во ры,
а
литературное
наречие
ес ть
лишь
о дно
из
эт их
областных
наречий,
обособившееся
в
своей
истории,
испытавшее
благодаря
своей
«литературности»
бо лее
с ложн ую
эво лю цию,
вобравшее
в
себя
целый
ряд
чуже­
родных
элементов
и
зажившее
своей
ос обой ,
в
значительной
ме ре
неестественной,
с
точки
зрения
об щих
зако но в
развития
языка,
жизнью.
Понятно,
что
народные
н аречи я
и
говоры
не
только
не
могут
игнорироваться
при
таких
ус лов иях
лингвистом,
а,
напро­
тив,
они
для
н его
и
составляют
г ла вный
и
наиболее
захватываю­
щий ,
наиболее
раскрывающий
та йны
языковой
жиз ни
объект
иссле­
дования,
подо бно
тому
как
бо т аник
всегда
пре дп очтет
изучение
луга
изу че нию
оранжереи.
Так им
образом,
какое-нибудь
«вчерась»
будет
для
н его
не
испорченным
«вчера», а образованием чрезвы­
чайно
древнего
типа,
а на лог ичным
древнецерковнославянскому
«днесь» (дьньсь»), древнерусскому и современному« зде сь» («сьдесь»),
современным
н а р од н ым: «летось», «лонись», «опомнясь»
и
другим,
со став ив ши мся
из
родительного
падежа
слов а
«вечер»
с
особой
фор­
мой
основы
(«вьчера») и указательного местоимения « сь»
(равн .
современному
«сей», ср .
анало гич ные
французские
обра зо­
в ания
«ceci» и «cela»); какое-н иб у дь
«купалей», «напилен»
не
будет
испо р ч енным
«купался», «напился», а будет остатком чрезвычайно
д рев него
(общеславянского и,
м.
б.,
даже
балтийско-славянского)
образования
возвратной
формы
с
дательным
п ад ежом
возвратного
местоимения
(древнерусское и древнецерковнославянское « си» =
себе); какие-нибудь
«пекёт», «текёт», «бегит», «сидю», «видю»,
«пустю»
не
вызовут
в
нем
улыбки,
а
нав еду т
его
на
глубокие
ра з­
м ыш ления
о
влиянии
1-го
лиц а
ед.
числа
на
остальные
лица
вс ех
чис ел
и
об
обратных
влияниях
последних
на
1-е ,
об
уде льн ом
ве се
т ого
и
других
в
процессе
языковых
ассоциаций
и
т.
д.
Есть,
конеч­
290


но,
в
на ро дных
говорах
и
не
самородные
факты,
а
заимствованные
из
литературного
наречия,
которое
в
си лу
сво их
к ул ьтур ных
п ре­
имуществ
всегда
оказывает
крупное
влияние
на
народные
гов оры .
Сюда
относятся
такие
факты,
как
«сумлеваюсь», «антиресный»,
«дилехтор», «я человек увлекающий», «выдающие новости»
и
т.
д.
На
первый
взгляд
уж
эти-то
факты
как
бу дто
должны
определиться
как
«искажения»
литературной
речи.
Но
и
тут
наука
под ходи т
к
д елу
с
объективной
меркой
и
определяет
их
как
факт
смешения
языков
и
наречий
(в данном случае местного с литературным),
находя
в
каждом
отдель ном
факте
смешения
св ои
закономерные
черты
(«сумлеваюсь»
—
народная
этимология, «дилехтор»
—
д ис­
симиляция
пла вных
и
т.
д.)
и
рас сматри в ая
само
смешение
как
од ин
из
наиболее
общих
и
основных
процессов
языковой
жизни.
Когда
при
мне
переврали
раз
название
нашей
науки,
окрестив
ее
«языконоведением», я тотчас занес этот факт в свою записную книж­
ку
как
яркий
и
интересный
пример
так
н аз.
контаминации,
т.
е.
с лиян ия
д вух
языковых
образов
(языковедение
—
законоведение)
в
один
смешанный.
Всевозможные
индивидуальные
дефекты
ре чи,
картав ен ь е,
шепелявенье
и
т.
д.,
проливают
иногда
глубокий
свет
на
но рма л ьные
фонетические
проц е ссы
и
привлекают
к
се бе
не
ме нь ший
и нт ерес
лингвиста,
чем
эти
последние.
Сов ер шенн о
слу­
чайные
обм олв ки
открывают
иной
раз
глубокие
просветы
в
области
физ иол ог ии
и
пс ихо ло гии
речи.
Да же
чи сто
искусственные
факты
постановки
человеком
неверного
ударения
на
слове,
которое
он
узнает
только
из
книг
(«роман», «портфель»), дают инте ­
ресный
мат ери ал
для
суждения
о
языковых
ассо ци аци ях
данного
индивида.
Когда
меня
спр осил и
на
юг е,
как
надо
го во рит ь : «верно­
по дданн иче ский »
или
«верноподданнический», я отметил у себя оба
факта
для
п осле дующе го
размышления
о
них .
Такова
объективная
точк а
зрения
на
язык.
Как
видит
читатель,
она
диаметрально
противоположна
об ычн ой,
житейско-школь­
ной
точке
зрения,
в
силу
кот орой
мы
над
каждым
языковым
ф ак­
том
творим
или
по
крайней
мер е
стремимся
творить
с уд,
суд
«ско­
рый»
и
зачастую
«неправый»
и
«немилостивый».
Мы
или
признаем
за
фактом
«право гражданства»
или
при сужд аем
его
сурово
к
веч ­
но му
изгнанию
из
языковой
сферы.
Суд
этот
обычно
бывает
при ­
страстнейшим
из
вс ех
судов
на
зем ле,
так
как
судья
руководится
прежде
вс его
собственными
привычками
и
вк уса ми,
а
затем
смут­
ным
воспоминанием
о
каких-то
усвоенных
на
школьной
скамье
за кон ах
—
«правилах».
Но,
во
всяком
случае,
он
убежден,
что
для
каждого
языкового
случая
такие
пра вила
существуют,
что
все,
че го
он
не
доучил
в
школе,
имеется
в
по лных
списках,
храня­
щихся
в
недоступных
для
про фа на
м ест ах,
у
жрецов
грамматиче­
ской
науки,
и
что
последние
только
со став лением
эт их
сп иск ов
«живота и смерти»
и
зан и маются.
Так
как
это
убеждение
в
су щ ест­
во ва нии
объективной,
общеобязательной
«нормы»
для
каждого
языкового
явления
и
н е обходи м ости
э той
нормы
для
само го
су ще­
ствования
языка
сос та в ляет
сам ую
характерную
че рту
это го
обыч­
291


ного
житейско-интеллигентского
пон иман ия
языка,
то
мы
и
наз о­
вем
эту
точку
зрения
нормативной.
И
нашей
ближайшей
за дачей
будет
исследовать
происхождение
э той
точки
зрения
как
вообще
в
гражданской
жиз ни,
так
и,
в
частности
и
по
преимуще­
ству,
в
школе .
Когда
человеку,
о тно си вш емуся
к
языку
исключительно
нор ­
мативно,
случается
столкнуться
с
подлинной
наукой
о
языке
и
с
ее
объективной
точкой
зрения,
когда
он
узнает,
что
объективных
кри те риев
для
су жд ения
о
т ом,
что
«правильно»
и
что
«неправиль­
но », нет,
что
в
язы ке
«все течет», так что то,
что
вч ера
был о
«пра­
в и льн ы м», сегодня может оказаться «н е пра в и льны м», и наоборот;
когда
он
вообще
начинает
постигать
язык
как
самодовлеющую,
живущую
по
своим
зак о нам,
вел ич ест венн ую
стихию,
тог да
у
не го
легко
может
зародиться
отрицательное
и
даже
ирони­
ческое
от ноше ние
к
своему
прежнему
«нормативизму»
и
к
зад ач ам
нормирования
языка.
И
чем
наив нее
была
его
прежняя
вера
в
су­
ществование
норм,
тем
бурнее
может
оказаться,
как
у
вс яко го
но­
вообращенного,
его
нов ое
отрицание
их.
От
такого
поверхностно­
революционного
отношения
к
нормативной
то чке
зрения
я
реши­
т ель нейш им
образом
должен
предостеречь
читателя.
Ближайший
анализ
покажет,
что
для
лит ерат у рно го
наречия
наив ный
нормативизм
интеллигента-обывателя,
при
всех
его
к урь­
езах
и
крайностях,
ест ь
единственно
жизненное
отношение,
а
что
выведенный
из
объективной
точки
зрения
квие­
тиз м
был
бы
смертным
приговором
литературному
нар ечи ю.
Прежде
всего
при
ближайшем
р ассмо т рении
оказывается,
что
среди
многих
отличий
лите ра т урно го
наречия
от
естественных,
народных
нар е чий
и
языков
как
раз
самым
существенным,
прямо,
мо жно
сказать,
конститутивным,
является
им енно
это
стремление
говорящего
так
или
иначе
нормировать
свою
речь,
говорить
не
про ст о,
а
к
а
к
-
т
о.
В
естественном
состоянии
языка
говоря­
щий
не
может
задуматься
над
тем,
к
а
к
он
говорит,
потом у
что
с амой
мысли
о
возможности
различного
говорения
у
не го
нет.
Не
поймут
его
—
он
перескажет,
и
даж е
обычно
другими
с ло вами,
но
все
это
сов ерш енно
«биологически», без всякой задержки мысли
на
языковых
фактах.
Крестьянину,
не
быв ш ему
в
школе
и
избе­
жа в шему
влияний
школы,
даж е
и
в
голову
не
может
прий ти,
что
р ечь
его
может
бы ть
«правильна»
или
«неправильна» .
Он
говорит,
как
пт ица
поет.
Совсем
другое
де ло
человек,
прикоснувшийся
хоть
на
миг
к
изучению
литературного
наречия.
Он
момен­
тально
узнает,
что
есть
речь
«правильная»
и
«неправильная»,
«образцовая»
и
отс ту пающ ая
от
«образца» .
И
это
свя з ано
с
сам ым
существованием
и
с
са мым
зарождением
у
народа
лит ер ат ур­
ного,
т.
е.
образцового,
наречия.
И
зарождается-то
оно
как
«лучшее», как язык преобладающего в каком -л иб о
отношении
(не всегда литературном,
а
и
политическом,
религиозном,
коммер­
че ском
и
т.
д.)
племени
и
преобладающих
в
тех
же
от нош е ниях
классов,
как
язык,
кот оры й
на до
для
успеха
на
жизн ен ном
поп ри ще
292


усвоить,
зам е нив
им
свой,
доморощенный,
житейский
язык,
т.
е.
как
некая
норм а.
Существование
языкового
идеала
у
говорящих
—
вот
г лавн ая
отличительная
черта
литературного
нареч ия
с
самого
первого
момента
его
в озни кно ве ния,
черта,
в
значительной
мере
создающая
самое
это
наречие
и
поддер­
живаю щ ая
его
во
все
время
его
существования.
С
точки
зрения
ес тес тве н ного
процесса
речи,
с
точки
зрения,
так
с ка зать,
физио­
логи и
и
б иоло гии
языка,
эта
черта
сов ерш енно
неестеств енн а.
Ес ли
сравнить
реч ь
с
другими
привычными
процессами
нашего
организма,
например
с
ход ьбой
или
дыханием,
то
«говорение»
инт ел лиген та
бу дет
так
же
отличаться
от
говорения
крестьянина,
как
ход ьба
по
канату
от
естественной
ход ьбы
или
как
дыхание
факира
от
обычного
дых ан ия.
Но
эта-то
неестественность
и
оказы­
вается
как
раз
усл ови ем
существования
литера­
турного
наречия.
Присмотримся
поближе
к
основным
черт ам
эт ого
литературно­
языкового
и деа ла.
Первой
и
самой
замечательной
чертой
является
его
поразительный
консерватизм,
равного
которому
мы
не
встречаем
ни
в
какой
другой
области
дух а.
Из
Всех
идеалов
это
единственный,
который
лежит
целиком
позади.
«Правильной»
всегда
представляется
речь
старши х
поколений,
предшествовавших
литературных
школ.
Ссылка
на
традицию,
на
прецеденты,
на
«от­
цов»
есть
первый
аргумент
при
попытке
оправдать
ка кую -либ о
ше­
роховатость.
Нормой
признается
то,
что
было,
и
отчасти
то,
что
есть ,
но
отнюдь
не
то,
что
буд ет.
Сама
по
се бе
нормативность
не
свя з ана
с
неподвижностью
но рм.
В
области
пра ва
мы
имеем
пример
норм ,
еще
более
принудительных
и
в
то
же
время
как
раз
подвижных,
произвольно
и
планомерно
изменяемых.
Не
то
в
язы ке.
Здесь
норма
е сть
идеал,
раз
н авсег да
уже
дости­
гнутый,
как
бы
отлитый
на
веки
ве чн ые.
Это
сообщает
ли те ра­
турным
наречиям
особый
характер
постоянства
по
ср авн е­
нию
с
естественными
наречиями,
мешает
им
эволюционировать
в
сколько-нибудь
заметных
размерах.
Современный
образованный
ита льяне ц
легко
читает
Данте,
современный
же
ита л ьянск ий
к ре­
сть янин
вр яд
ли
бы
разобрался
в
языке
родной
деревни
XIII в.
Если
в
язы ке
«все течет»,, то в литературном наречии это течение
заграждено
плот ин ой
нормативного
консерватизма
до
такой
сте­
пе ни,
что
языковая
ре ка
чу ть
ли
не
превращена
в
искусственное
озеро.
Нетрудно
видеть,
что
это т
консерватизм
не
случаен,
что
он
тесно
связан
опят ь- так и
с
самым
существованием
литературного
нар еч ия
и
литературы.
Разговорный
язык
м ожет
меняться
в
каком
угодно
темпе,
и
беды
не
произойдет,
потому
что
мы
гово­
рим
с
отцами
нашими
и
де дам и,
но
не
далее.
Читая
Пушкина,
мы
уже
говорим
с
прадедом,
а
для
а нглича нина ,
читающего
Шекспи­
ра,
и
для
ит ал ья нца,
читающего
Данте,
это
«пра»
удесятерится.
Если
бы
литературное
наречие
изменялось
быстро,
то
кажд ое
поколение
м огло
бы
пользоваться
лишь
литературой
своей
да
предшествовавшего
поколения,
мн ого
двух.
Но
при
та ких
ус ло виях
293


не
был о
бы
и
самой
литературы,
так
как
лите ра ту ра
всякого
по­
к ол ения
создается
вс ей
предшествующей
литературой.
Если
бы
Чехов
уже
не
понимал
Пушкина,
то,
вероятно,
не
было
бы
и
Че хо ва.
Сли шк ом
тонкий
с лой
почвы
давал
бы
слишком
слабое
питание
литературным
росткам.
Консерватизм
ли тера турн ог о
на­
ре чия,
объединяя
века
и
поколения,
создает
возможность
едино й
мощной
многовековой
национальной
ли те ратуры .
Второй
особенностью
литературно-языкового
идеала
являе тс я
то,
что
э тот
ид еал
всегда
местный.
Мы
все
стараемся
гов орит ь
не
только,
как
го вор или
наши
отцы,
но
и
как
говорят
в
Моск ве,
в
ч астно сти
на
сцене
Малого
и
Художественного
театр о в.
Взоры
и
с лух
всех
французов
обращены
на
небольшую
площадку
с цены
Comedie Frangaise.
Эта
особенность,
оп ят ь-т аки
связанная
с
самой
сущностью
и
происхождением
л ите ратурн ого
наречия
(наречие
возобладавшего
племени,
занимавшего
определенную
терри­
торию),
оказывается
в
культурно-историческом
отн ош ении
не
м енее
важной.
Есл и
язык ов ой
консерватизм
объединяет
народ
во
врем ени,
то
рав нени е
на
языковой
це нтр
(Москва,
Па­
риж
и
т.
д.)
объединяет
народ
территориаль
но.
Основным
свойством
языковой
эв олюци и
признается
в
современном
языкозна-
ниидифференциация
яз ык ов,
в
сил у
кото рой
в сякий
го­
вор
стремится
обособиться
от
других
гов ор ов,
р асп асть ся
в
свою
очередь
на
говоры
и
сде ла ться
нар ечи ем,
всякое
нареч ие
стремится
сделаться
языком,
всякий
яз ык
—
це лой
языковой
гру ппой
род ­
ственных
языков
и
т.
д.
Сло вом ,
здесь
эволюция
совершенно
ана­
логична
эв ол юции
животного
и
растительного
мир а
и
протекает
целиком
по
дарвиновской
схеме,
по
пр инцип у
«расхождения при­
зна к о в»: разновидности делаются видами,
ви ды
—
родами
и
т.
д.
Так
в
естественном
состоянии,
но
оп ять-та ки
не
так
при
существо­
вании
ли тера ту рног о
наречия.
Л итера турное
нареч ие
не
только
объединяет
различные
части
на рода,
говорящие
на
разных
наре­
чиях,
как
межрайонное,
поня т ное
вс юду,
оно
и
непосредственно
воздействует
на
мест н ые
н аречи я
и
го вор ы,
нивелируя
их
сво им
вл ияни ем
и
задерживая
п роц есс
дифферен­
циа ции.
А
на
та кое
непосредственное
воздействие
од на
лите­
ратурная,
книжная
тр а диция
без
живого,
звучащего
в
национальном
центре
образца
вр яд
ли
оказалась
бы
способ­
ной.
Говоря
по п улярн о,
если
бы
рязанцы,
туляк и ,
калужане
и
т.
д.
не
прислушивались
бы
к
Москве,
у
них
на
мест е
нынешних
наречий
и
г ов оров
образовались
бы
в
скорости
свои
рязанский,
тульский,
калужский
и
т.
д.
языки
и
национальности,
и
с
русской
националь­
ностью
было
бы
покончено.
Притягивая
ребенка,
п осре дств ом
нор­
мирования
его
языка,
к
национальному
центру
—
Москве,
школь­
ный
учи те ль
охраняет
внутреннее,
духовное
единство
нации,
как
солдат
на
фронте
охраняет
территориальное
единство
ее.
И
насколь­
ко
эта
охрана
еще
важнее
вое нно й,
яс но
из
того,
что
терри тори аль ­
ное
распадение
не
исключает
возможности
последующего
слияния,
а
духовное
ра спад ен ие
—
навеки.
294


Все,
о
чем
я
го во рил
до
сих
пор ,
к асаетс я
той
стороны
лите­
ратурно-языкового
идеала,
кото рая
опре де ляе тся
понятиями
«пра ­
вильного»
и
«неправильного».
Но
ведь,
кроме
правильности,
мы
требуем
от
реч и
и
многого
д руг ого.
Из
это го
д руг ого
я
коснусь
здесь
только
того,
чего
мы
все
требуем
от
се бя
и
от
других,
всег­
да
и
везде,
т ребуе м
так
же
неумолимо,
как
пра ви льнос ти ,
и менно
ясности
ре чи.
Наш
собеседник
может
говорить
плоско,
худо­
сочно,
неизобразительно,
растянуто,
неточно
даже
—
мы
со
все м
этим
будем
мири ть ся.
Но,
ес ли
он
буд ет
говорить
н
е
п
о
н
я
т-
н
о,
мы
прос то
прекратим
раз го вор.
Мне
могут
возразить,
что
по­
нятность
требуется
и
в
естественной
речи,
что
она
есть
необходимое
ус ловие
всякой
реч и
как
процесса
социального
и
что
в
эт ом
от­
ношении
известного
ро да
«норма»
рисуется
в
уме
даже
дикаря:
говорящий
непо ня тно
представится
ему
и менно
нено рм аль ным .
Но
дело
в
том,
что
в
естественном
состоянии
языка
на
норме
этой
ник ог да
не
пр их оди тся
настаивать
и
даж е
не
случае тся
о
ней
подумать.
В
естественном
состоянии
все,
к роме
сумасшедших
и
сумасшедствующих
(колдуны,
шаманы,
заклинатели),
гово ря т
понятно.
Даж е
в
нашей
де рев не
го ворят
непонятно
только
придур­
коватые
да
те,
ко торы е
хотят
«свою образованность показать»
(т.
е.
задетые
уже
литературным
наречием).
В
литературном
на­
речии,
напротив,
все
всегда
и
везде
г ов орят
в
той
или
и ной
степ е ни
непонятно.
Это
мож ет
показаться
парадоксом,
но
я
прошу
вспом­
нит ь
люб ое
собрание,
лю бой
доклад,
любой
спо р.
Раз ве
не
обра­
щаются
всегда
к
доклад чи ку
с
п рось бой
разъяснить
то
или
ино е
поло ж ение
(причем вопросы обличают зачастую полное непонима­
ние
вопр ош ат е ле й), разве не занимаемся мы в наших спорах пре­
им у ществ енно
выяснением
того,
что
мы
«хотим сказать»
или
«хотели сказать», и разве не расходимся в результате всех этих
выяснений
ча сто
глубоко
непонятыми
и
непонимающими?
Я
п рошу
вспомнить,
сколько
времени
тратится
в
наших
спорах
на
д ей­
ствительное
выяснение
ист ины
и
ск ол ько
на
устранение
сло весных
недоразумений,
на
уговор
о
знач ен ии
слов
(это все в лучшем слу­
ч ае,
когда
спорящие
не
прос то
твердят
каждый
св ое,
а
стараются
понять
друг
др у га); прошу вспомнить,
сколько
времени
тратитс я
юр истам и
на
выяснение
смы сла
того
или
и ного
свидетельского
показания,
то го
или
иного
закона;
п рошу
вспомнить,
сколько
людей
в
науке,
в
п оэз ии,
в
ф илосо фи и,
в
рел игии
заняты
иск люч и­
тельно
т олкован ием
чужих
мыс ле й,
выраженных
подчас
самими
творцами
как
бу дто
бы
классически
яс но
и
просто,
но
тем
не
ме нее
всегда
создающих
целый
ряд
«толков», сект,
т еч ений,
напр авл ени й
и
т.
д.;
прошу
все
это
вспомнить
—
и
читате л ь
согла­
сится
со
мной,
что
затрудненное
понимание
е сть
необходимый
с пут­
ник
л и те ратурно- кул ьтурн ог о
говорения.
Дикари
просто
«говорят»,
а
мы
все
вр емя
что-то
«хотим»
сказ ат ь.
Мы,
как
слепцы ,
ищем
с
прот ян утым и
руками
друг
друга
в
воздухе.
Каждый
вполне
по нима ет
только
св ою
собственную
речь.
Это
со зд ает
усиленный
спрос
на
ясностьв
литературном
наречии.
Чем
непо ­
295


нятн ее
культурные
люди
вынуждены
говорить
(почему
—
об
э том
н и ж е), тем понятнее они
хотят
говорить.
После
правильности
ясно ст ь
следует
счи тать
наи бо лее
общепризнанной,
наиболее
ин­
тенсивно
сознаваемой
нами
чертой
наш его
лите ратур но- язы к ово го
и де ала.
Самая
правильность
даже
оценивается
на ми
так
высоко
в
сущности
как
не обх одим ое
условие
ясности.
Ряд
предыдущих
со по ставл ений
первобытных
условий
жи зни
языка
с
культ урны ми ,
в ероятно,
привел
уже
читателя
к
догадке,
что
«непонятность»
лит ер ат урно го
наречия
для
сам их
говорящих
на
нем
обусловливается
о бщей
слож н ость ю
культурной
жизни.
Но
я
в се-т аки
про а нализ иру ю
здесь,
в
чем
сост оит
эта
слож­
ност ь
с
чисто
лингвистической
точки
зрения,
чтобы
показать,
что
повышенные
по
сравнению
с
естественным
состоянием
заботы
о
яс­
ности
нар а вне
с
заботами
о
правильности
являю т ся
необходимым
условием
самого
существования
литературного
наречия.
Еще
Пауль
1 в свое время показал,
что
естест венная
речь
(ко­
нечно,
и
разговори
о-литературная,
поскольку
она
одной
стороной
своей
примыкает
к
естественной)
по
прир од е
своей
э
л-
липтична,
что
мы
всегд а
не
договариваем
сво их
мыслей,
опуская
из
речи
все,
что
дан о
обстановкой,
или
предыдущим
опытом
разговаривающих.
Т ак,
за
столом
мы
сп р аш ив аем: «Вам кофе или чай?»; встретив знакомого,
спр а­
ш иваем : «Ты куда?»; услышав надоевшую музыку,
гов ори м:
«Опять!»; предлагая воду,
с ка же м: «Кипяченая,
не
бес п окой тес ь!»;
вид я,
что
пе ро
у
со б есед ника
не
пишет,
ска же м: «А вы карандашом!»
и
т.
д.
Такие
случаи,
когда
п одающи й
воду
г ово рит : «Это кипяче­
ная
в од а», или следящий за письмом говорит: «Авы пишите каран­
даш о м», принадлежат,
несомненно,
к
более
редким.
Язык
по
при­
род е
экономенв
средствах.
Нетр у дно
видеть,
что
эта
эконо­
мия
возможна
только
при
двух,
уже
указанных
вы ше
условиях:
1) общности обстановки (о беде нный
стол,
вода,
писание)
и
2) общ­
ности
предыдущего
опыт а
(музыка).
Каж дая
из
вышеприведенных
фра з
са ма
по
се бе
совершенно
непонятна
и
может
иметь
бесконечное
количество
значений
в
зависимости
от
эт их
дв ух
фа к­
тов.
Карандашом
можно
не
только
пи сать ,
им
м ожно
заткнуть
от­
в ерст ие,
подрисовать
брови,
растолочь
обратной
с торо ной
кристалл
и
т.
д.,
и
т.
д.
Фраза
«А вы карандашом!» может иметь соответст ­
венно
этому
ог ром ное
к ол ич ество
значений.
Точн о
так
же
вопрос:
«Вам кофе или чай?» —
им еет
в
у стах
хозяйк и
одн о
значение,
в
устах
встретившихся
в
магазине
зна комы х,
делающих
закупки,—
другое,
в
ус тах
ле ктор ов
по
техн олог и и,
распределяющих
между
собой
лекции
о
культурных
ра с те ниях,
—
третье
и
т.
д.,
и
т.
д.
И
все
это
мгновенно
и
без
м алейш его
усилия
понимается
благодаря
о бщей
обстановке
и
общему
опыту.
Д аже
и
наиболее
недоговорен­
ное
из
предыдущих
примеров
во с кли ц ан ие: «Опять!», могущее
иметь
уже
поистине
бесконечное
количество
значений,
на
прак­
1Н.
Р
a u 1, Prinzipien der Sprachgeschichte, 1880.
296


тике
всегда
бу дет
понято
наиболее
точным
образом.
Мо жно
даже
сказать,
что
точность
и
легкость
по ним ания
растут
по
мере
умень­
шения
словесного
со став а
фразы
и
увеличения
ее
бессловесной
по д­
почвы.
Чем
меньше
слов,
тем
меньше
недоразумений.
Это
прямо
приводит
нас
к
причинам
«непонятности»
литературной
речи.
Чем
«литературнее»
р ечь,
тем
меньшую
ро ль
играет
в
ней
общая
об стан овка
и
общий
пр еды дущ ий
опыт
говорящих.
Чт обы
убедиться
в
этом,
достаточно
сопоставить
два
полюса
эт ой
с то роны
р ечи:
разговор
крестьянина
с
женой
об
их
хозяйстве
и
речь
оратора
на
столичном
митинге.
Перв ые
г ов орят
тол ько
о
том ,
что
или
перед
их
глазами
или
переживается
ими
сообща
в
течение
вс ей
жизни
ежедневно;
в торой
го во рит
обо
всем,
кроме
этого.
Обста но в ка
в
его
речи
сове рше нн о
отсутствует,
а
предыдущий
оп ыт
распа­
д ается
на
индивидуальные
оп ыты
тысячи
съехавшихся
со
всего
света
лиц,
объединенных
только
общностью
человеческой
пр и­
роды.
Во
сколько
же
раз
ему
труднее
бы ть
понятым
и
во
скольк о
раз
больше
он
поэтому
должен
стараться
говорить
по­
нят но!
Всякий,
ком у
случалось
составлять
уличное
или
газетное
объ явл ение
о
продаже
пианино,
прекрасно
помнит,
как
он
именно
сост авлял
его,
а
не
просто
писал,
как
он
обдумывал
каждое
сло во
и
как
н ер едко
он
рва л
черновики.
Поче му
это?
Потому,
что
трудность
языкового
общ ен ия
растет
пр я­
мо
пропорционально
числу
общающих­
ся,
и
там,
где
одна
из
общающихся
ст орон
является
неопределен­
ным
множеством,
эта
трудность
достигает
максимума.
А
во
всякой
п
е
ч
а
т
н
о
й
(т.
е.
собственно
литературной)
ре чи
это
им енно
так
и
ес ть:
книг и
печатаются
для
нео пр едел енно го
множества
ли ц.
Понятно,
что
в
противовес
этой
неизбежной
за трудн ен но сти
об­
щения
в
к ул ь турном
обществе
должен
был
чи сто
биологически
в озни кн уть
к ульт
слова,
культ
умения
говорить,
что
для
естественных
у сло вий
звучит
абсурдно.
И
ес ли
бы
даж е
ни
правописание
наше,
ни
гр амма тик а
нашег о
литературного
наречия
с ама
по
себе,
ни
сл овар ь
его
не
представляли
н икаки х
трудностей
(предположение,
ко не чно,
фантастическое), мы все равно учились
бы
и
учили
бы
род ном у
языку
в
школе,
потому
что
каждый
из
нас,
как
только
он
выйдет
из
пределов
домашнего
обихода,
как
тол ь­
ко
он
заговорит
о
т ом,
че го
нет
и
не
бы ло
ранее
перед
глазами
его
собеседника,
должен
уметь
говорить,
чтобы
бы ть
понятым.
Основная
и
наибольшая
часть
этого
умения
говорить
дается
в
школе.
Жи знь
м ало
сравнительно
приб а вл яет
к
приобретенному
в
школе.
Отсюда
понятна
колоссальная
государственно-культурная
ро ль
постановки
род н ого
языка
в
школе,
именно
как
пр едмет а
нормативного.
Там ,
где
дети
усиленно
учатся
г ово­
рить,
там
взрослые
не
теряют
бесконечного
количества
времени
на
отыскивание
в
словесном
потоке
собеседника
основной
мысли
и
не
изл ива ют
сами
таких
по то ков
вокруг
сво их
мыслей ,
там
люди
не
оскорбляют
друг
друга
на
каждом
шагу,
потому
что
лучше
по­
297


нимают
д руг
друга,
там
люд и
меньше
судятся,
потому
что
со ста в­
ляют
более
ясные
контракты,
а
есл и
судятся,
то
по
лучши м
зако­
нам,
потому
что
законодатели
сами
выучились
в
школе
говорить
и
т.
д.,
ит.
д.
Умение
говорить
—
это
то
смазочное
масло,
к ото рое
необходимо
для
всяк ой
культурно-государственной
машины
и
без
которого
она
просто
остановилась
бы.
Если
для
общения
л юдей
воо бще
н еоб ходим
язык,
то
для
к ул ьтур ного
общения
необходим
как
бы
язык
в
квадрате,
язык,
культивируемый
как
особое
искус­
ство,
яз ык
нормируемый.
Такова
р оль
нормативного
изучения
р одн ого
языка
в
школе.
Может
возникнуть
воп ро с:
а
как
же
наука
с
ее
объективной
точкой
зрен и я?
Ве дь
нормативная
точка
зрения
не
научна.
Мирится
ли
все
это
с
насаждением
языковой
науки
в
школе,
за
которое
мы
все
те перь
так
ратуем?
Не
только
м ири тся
о дно
с
друг и м,
но
и
требует
од но
другого.
Противоречие
э тих
дв ух
точек
зрения
тол ьк о,
как
это
мы
т отчас
у вид им,
мнимое.
Прежде
всего,
бер я
вопрос
во
внешкольном,
шир ок ом
м асшт а­
бе,
мы
должны
признать,
что
противоречие
факта
и
идеала,
су ще­
го
и
должного,
свойственно
вообще
наш ей
мы сли
во
всех
областях
ее.
И
наука
с
жизнью
дав ным -дав но
уже
поделили
меж ду
собой
эти
вещи:
наука
взяла
себе
«сущее», а жизнь
—
«должное»; там же,
где
«должное»
с
очевидностью
о снов ывает ся
на
«сущем», создались
специальные,
промежуточные
между
жизнью
и
наукой
сферы
—
прикладные,
нормативные
науки
(нормативность
метафизического
свойства
я
здесь
для
прос тоты
оставляю
в
сторо­
не).
Политическая
экономия
изуч ает
за коны
хозяйственной
жиз­
ни,
как
они
даны
самой
жизнью,
т.
е.
объективно,
а
экономическая
политика
направляет
эту
жиз нь
по
желанному
руслу,
т.
е.
д ейст вует
субъективно
на
основе
объективных
данных
экономической
науки.
Наука
о
финансах
изу ча ет
законы
финансовой
эволюции
государ­
ства,
а
финансовая
политика
извлекает
из
э того
изучения
уроки
для
направления
фина нс ово й
жи зни
государства
по
желательному
пути
и
т.
д.,
и
т.
д.
И
в
других
областях
даж е
принято,
чтоб ы
пр ак­
тик
был
хо ть
немного
и
теоретиком,
чтобы
государственный
деятель
зн ал
и
ис тор ию,
и
политическую
экон оми ю,
и
фина нс ово е
право,
и
множество
других
вещей,
которые
ему
не
мешают,
а,
наоборот,
помогают.
В
свою
очередь,
и
теоретики
постоянно
вмешиваются
в
эт их
областях
в
сферу
практики,
д ают
советы,
явля ютс я
сторонни­
ками
о пред ел енных
государственных
мер
соответст­
венно
своим
научным
симпатиям
и
у беж д ениям
и
т.
д.
Словом,
нау ­
ка
и зучает,
жиз нь
творит,
а
мо ст
межд у
наукой
и
жизнью
впо лне
налажен.
Конечно,
всякий
ученый-экономист
прекрасно
знает,
где
он
пер ест ает
бы ть
пол итик о- эк оно мом
и
становится
эк оном и­
ческим
политиком,
всякий
финансовед
знает,
что
он
превращается
в
финансового
д е ятеля,
и
всякий
обы ват ель
зн ает,
где
он
из
наблюдателя
государственной,
правовой,
экономической
и
т.
д.
жиз ни
(а наблюдает жизнь и изучает ее,
конечно,
всякий,
йот
298


научного
изучения
такое
изучение
о тл ич ается
только
несистема-
тичностью
и
не м ет одич нос тью)
превращается
в
активного
у част­
ник а
ее.
Раздвоение
наб л юд ения
и
дей стви я
во
вс ех
других
обла­
стях,
кром е
языковой,
так
элементарно,
что
не
требует
даж е
раз ­
мышлений.
Напротив,
в
языке
все
так
привыкли
к
действию
и
так
далеки
от
наб л юд ения
и
изучения,
что,
внезапно
распознав
яз ык
как
п ре дмет
наб лю д ения
и
изучения,
готовы
забыть,
что
они
не­
престанные
творцы
то го
самого
про цесса,
к оторы й
наблюдают;
и
что
эти
две
свои
роли
—
роль
наблюдателя
и
роль
творца
—
каждый
сам
в
с ебе
должен
разделить
и
в
первой
быть
объективным,
а
во
второй
субъективным
(насколько вообще допускает это такая
объективная
сф ера,
как
язык).
В
начале
статьи
я
все
вре мя
подчер­
кивал,
что
лингвист,
как
так овой ,
не
зна ет
оценки
языковых
фа к­
тов ,
что
для
лингвиста
в
процессе
изучения
все
факты
хор ош и.
Теперь,
я
надеюсь,
мои
подчеркивания
ясны.
Лингвист
не
как
лингвист,
а
как
участник
языкового
процесса,
как
член
данной
языковой
общины,
конечно,
ра сцен ив ает
языковые
факты
наравне
со
всеми
прочими
образованными
людьми,
с
той
лишь
разницей,
что
у
н его
для
этой
расценки
гораздо
больше
специальных
знаний.
И
не
только
расценивает,
но
сплошь
и
рядом
активной
проповедью
вмешивается
в
процесс
языковой
эв олюц ии
(хотя опять- так и
п од­
черкиваю,
что
стихийность
языковых
явлений
пло хо
мир ит ся
с
индивидуальным
вмешательством
и
пр ид ает
ему
всегда
вид
дон ­
кихотства).
Точно
так
же
и
обыватель,
поскольку
он
наблюдает
язы к
и
интересуется
им
(случай не частый,
к оне чн о), является
частично
лингвистом,
а
поскольку
морщится
от
каких-нибудь
«ме-
ст ов»
или
«делов»
—
языковым
политиком,
че лове к ом,
участвую­
щим
в
нормировании
речи.
В
школе
эти
две
с то роны
должны
вой ти
в
теснейшее
сопри­
косновение
уже
по
одним
методическим
причинам.
Изучение
одних
сухи х
«норм»
выс шей
«литературности»
без
объяснения,
от­
куда
они
взялись,
насколько
со впад ают
с
разговорной
действитель­
ностью
и
насколько
отличаются
от
нее,
было
бы
нестерпимо
ск уч­
ным.
Это
равнялось
бы
зубрению
языкового
«свода законов»
без
всякого
юридического
о св ещен ия,
что,
как
известно,
ни
в
одн ой
юридической
школе
не
практикуется.
С
другой
стороны,
о дно
наблюдение
над
языком
без
всякого
практического
применения
этого
наблюдения
было
бы,
по
кр ай ней
мере
для
школьника
первой
ступени,
безусловно,
не
по
плечу.
Теоретический
ин те рес
должен
поддерживаться
практическим,
практический
—
теоретическим.
Ребенок
должен
отчетливо
понимать,
что
он
учитсяхорошо
говорить,
но
что
для
того,
чтобы
этому
на уч ить ся,
надо
при­
слушиваться
к
тому
и
подумать
над
тем,
как
люди
гово­
ря т.
Уже
и
в
д ет ском
уме
объективная
и
нормативная
точки
зре­
ния
должны
прийти
в
должное
равн ов есие
и
взаимодействие.
Но
для
этого
прежде
всего
надо,
чтобы
последнее
твердо
и
стройно
установилось
в
уме
учителя,
чему
я
и
хот ел
посодействовать
на­
стоящим
сообщением.


Г.
О.
ВИН ОК УР
О
З АДАЧ АХ
И СТОРИ И
ЯЗЫКА1
Вся
совокупность
со врем енны х
лингвистических
исследо ва ­
ний
мо жет
быть
разделена
на
две
группы.
К
первой
относятся
так ие
исследования,
которые
изучают
факты
различных
языков
ми ра
для
того,
чтобы
определить
общие
зак оны ,
упра вл яющ ие
жизнью
язы ко в.
Исследования
этого
рода,
по
самому
своему
за­
данию,
не
могут
иметь
никаких
хронологических
и
эт нич ески х
ра мок.
Чем
больше
языков
пр ивл еч ено
к
исследованию
и
чем
раз­
нообразнее
эти
языки,
тем
больше
гарантий,
что
установленный
за кон
имеет
всеобщий
характер,
а
не
является
лишь
о бо бщение м
тех
отдельных
и
случайных
фа кт ов,
которые
на
этот
раз
оказались
доступны
наблюдению.
Все
языки
мир а,
существующие
сейчас
или
существовавшие
ранее,
получившие
литературную
обработку
или
служащие
только
средством
устного
бытового
общения,
обще ­
национальные,
международные
или
являющиеся
только
местными
диалектами,
представляют
для
и сслед ов аний
этого
рода
совершен­
но
одинаковую
ценность,
потому
что
всюду,
где
е сть
язык,
су щес т­
вую т
и
те
об щие
законы
язы ков ой
жизни,
поз нан ие
которых
со­
ставляет
цель
исследования.
Б есчисл енно е
множество
человече­
ских
языков
для
исслед о ваний
этого
рода
п ред став ляет
со бой
из­
ве с тное
единство:
разные
языки
зд есь
понима ю тс я
как
разные,
исторически
обусловленные,
п роя вле ния
одной
и
той
же
сущно­
сти
—
ч ело веч еск ого
яз ыка
вообще.
Цель
такого
исследования
состоит
не
в
то м,
чтобы
установить
наличность
тех
или
ин ых
явле­
ний
в
том
или
ин ом
языке
или
д аже
во
многих
языках,
а
в
то м,
чтобы
узнать,
что
всегда
есть
во
всяком
языке
и
как им
обра зо м
одно
и
то
же
по-разному
проявляется
в
разных
языках.
Конечные
ре зу льта ты
подобных
и сследо ван ий
уча т
нас ,
какие
вообще
воз­
можны
языки,
что
бывает
в
языках,
какие
факты
слу­
чаются
в
жизни
языков,
но
при
это м
все
такие
возможности
и
сл учайн ости
представляются
научному
рассмотрению
не
как
разрозненные
явления,
возникающие
на
поверхности
исторической
жизни
народов,
а
как
следствия
и
про яв ле ния
общ их
закономер­
1 «Ученые записки Московского государственного педагогического ин­
ститута», т.
V, вып.
I, 1941.
300


нос тей .
Таким
путем
мы
узнаем,
например,
из
каки х
звуков
може т
состоять
человеческая
речь,
как
эти
зву ки
бывают
организованы
в
язы ках
разных
типов,
каким
образом
совершается
пер ех од
од них
зв уков
в
другие
в
и ст ории
разных
языков
и
т.
д.
В
э том
—
конеч­
ная
цел ь
той
области
зн ан ия,
которая
во
Франции
именуется
1а
linguistique general и которая,
на
мой
в зг ляд,
заслуживает
просто
на зв ания
лингвистики,
науки
о
языке,
в
самом
прямом
и
точном
значении
это го
тер мин а,
если
речь
иде т
о
лингвистике
как
самостоятельной
нау ке
со
своим
собственным
и
спе циф ичным
пре дмет о м.
-
-
Ко
вт орой
группе
лингвистических
исследо в аний
я
отношу
та­
кие ,
пр едм ет
которых
с ос тавля ет
какой-нибудь
один
отдельный
яз ык
или
од на
отдельная
группа
языков,
связанных
между
собой
в
ген ети че ском
и
культурно-историческом
о тно ше нии.
Принци­
пиа ль но
без разли чно ,
изучается
ли
о дин
отдельный
язык
или
несколько
языков,
вз аим но
свя за нных
происхождением
и
культур­
ной
историей,
потому
что
в
последнем
случае
такая
груп па
языков
ес ть
не
что
ино е,
как
о дин
язык
в
вид е
ря да
диалектов.
Исследова­
ние,
посвященное
груцпе
сла вян ски х
языков
как
таковых,
т.
е.
выделенных
в
ос обую
группу
име нно
по
эт ому
признаку
их
общ ей
при над леж ност и
к
славянскому
языковому
миру,
ест еств енно ,
достигает
своей
це ли
то лько
при
том
условии,
что
все
слав я нски е
языки,
живые
и
мертвые,
устные
и
письменные,
обиходные
и
лите­
ратурные,
исследуются
как
не что
целое
и
единое,
иначе
непонятно
был о
бы
самое
объединение
эт их
языков
в
особый
и
са мос то яте ль­
ный
пр едмет
изучения.
Нет
никакого
сомнения
в
то м,
что,
напри­
мер,
все
индоевропейское
языкознание
есть
наука
об
одном
языке
и
что
это
обстоятельство
существенным
образом,
притом
дал еко
не
всегда
положительно,
отразилось
на
тех
общих
учениях
о
яз ы­
ке,
кот оры е
возникали
среди
специалистов
данной
области.
От
исследований
первой
группы
такие
исследования,
им еющ ие
своим
предметом
отдельную
идио му,
отличаются
тем,
что
познание
имен­
но
этой
избранной
идиомы,
в
по лно те
ее
конкретного
историче­
ского
быт ия,
составляет
для
них
конечную
задачу.
Эти
исследова­
ния
устанавливают
не
то,
что
«возможно», «бывает», «случается», а
то,
что
реально,
име нно
в
данном
случае
есть,
было,
про­
изошло.
Разумеется,
ни ка кое
лингвистическое
иссл едо вани е,
в
том
числе
и
такое,
которое
посвящено
отдельному
языку,
не
может
не
пользоваться
общими
положениями
лингвистики
и
не­
пр еме нно
должно
исходить
из
того,
что
во обще
возможно
в
чел о ве­
ческих
языках.
Но
для
собственно
лингвистических
исслед о ваний
такие
общие
положения
со ста вляют
их
конечную
це ль,
меж ду
тем
как
для
исследований
в
о бл асти
одного
языка
эти
общие
положения
служат
ли шь
руководящими
методическими
указаниями.
Обратно,
те
законы,
ко торы е
устанавливаются
для
отдельной
идиомы,
разу­
меется,
совсем
не
бе зразл ич ны
для
лингвистики
в
собственном
смысле
эт ого
термина.
Но
для
нее
т акие
зак оны
с лужат
лишь
ма те­
риалом
ее
собственных
по стр о ений,
потому
что
с
точки
зрения
301


конечных
задач
науки
о
языке
это
только
один
из
многих
ча ст ных
случаев,
требующих
совокупного
ан али за.
Таким
образом,
на
практике
иссл едо в ания
обои х
типо в
очен ь
тесн о
переплетаются
и
часто
меж ду
тем
идругим
направлением
лингвистической
работы
не во зм ожно
провести
отчетливую
границу.
Исследования
в
об­
ла сти
отдельных
языков
питают
собо й
общие
лингвистические
ис­
сле дов ани я
и
позволяют
вносить
все
большую
точн ост ь
в
формули­
рование
общи х
лингвистических
законов,
а
уточнение
таких
фо р­
мулировок
дает
возможность
и
в
отдельных
языках
увидеть
то,
что
р анее
ос тав а лось
в
них
незамеченным.
В
неизбежности
этого
ве чн ого
движения
как
раз
и
зак лючае тся
залог
бесконечного
про­
гресса
научного
з на ния.
Но
все
же
от
того,
что
одна
наука
напр ав­
ля ет
работу
др угой
и
в
то
же
время
са ма
пользуется
материалом
последней,
обе
н ауки
не
перестают
бы ть
ра зны ми
науками
и
не
те ряют
кажд ая
своего
о соб ого
индивидуального
места
в
общей
системе
наук.
Совершенно
очевидно,
что
так
н аз.
общая
лингвистика
нево з­
можна
без
исследований
в
области
отдельных
язы ков .
Но
это
вов­
се
не
з начи т,
что
задачи
общей
лингвистики
исчерпываются
со­
ст авлени ем
сводок
из
мате ри ал ов
разных
язы ков ,
так
как
уже
са­
мо
по
себе
сопоставление
подобных
различных
матер и ал ов
рожда­
ет
новые
и
специфичные
проблемы,
для
возникновения
котор ых
исследование
отдельных
языков
не
представляет
нуж ных
условий.
Точно
так
же
ошибочно
было
бы
думать,
бу дто
все
значение
иссле­
дований
в
области
отдельных
язы ков
з аклю чает ся
в
их
служеб­
ной
роли
по
отношению
к
з адача м
о бщей
лингвистики.
Доставляя
последней
необходимый
материал,
исследования
в
об лас ти
отдель­
ных
языков
в
то
же
вр емя
реша ют
такие
проблемы,
которые
возни­
кают
только
тогда,
когда
изу чае тся
какой-нибудь
од ин
язык,
и
к оторы е
не
стоя т
и
не
могут
сто ять
перед
наукой
о
языке
в
специ­
фическом
смысле
эт ого
термина.
Кон еч но,
нико му
нельзя
за пре тить
з ан има ться
исследованием
только
одн ого
языка
с
исключительной
целью
оказывать
в
тако й
именно
форм е
посильные
услуги
языко­
знанию.
В
любой
нау чн ой
области
сущ ест вует
не обход им ос ть
в
работах
вспо мо гат ель ных
и
предварительных.
Но,
ост ав аясь
на
таком
вспомогательно-служебном
посту,
не
тольк о
нельзя
само­
стоятельно
решать
задачи,
возникающие
перед
общей
ли нг в исти­
ко й,
но
нельзя
также
просто
увидеть
те
специфичные
задачи,
кото­
рые
в
действительности
должны
опре дел ять
собой
сод ер жание
ис­
следований,
посвященных
отдельному
языку.
Я
имею
в
виду
те
за да чи,
ко то рые
возникают
в
силу
того,
что
изу че ние
отдельного
языка,
не
ограничивающее
себя
вспомогательными
и
служебными
целями,
а
желающее
быть
вполне
адекватным
предмету,
непремен­
но
должно
бы ть
изучением
истории
данного
языка.
Слов о
историяв
применении
к
языку
м ожет
имет ь
разные
отт енк и
значения,
и
в
них
н еоб ходи мо
разобраться.
Обычным
сде­
ла лос ь,
напр.,
утверждение,
что
всякое
изучение
языка
должно
и
может
быть
только
историческим.
Это
утверждение
в
своей
общей
302


фор ме
правильно,
но
оно
имеет
разный
смысл,
смотря
по
тому,
какого
р ода
изу ч ение
языка
бу дем
предполагать
—
изучение
язы ­
ков
как
частных,
исторически
известных
обнаружений
человече­
ского
языка
вообще,
т.
е.
изучение,
согласно
с
предыдущим,
соб­
ственно
лингвистическое,
или
же
из уч ение
отдельной
идио мы
как
индивидуального
и
своеобразного
явл ени я
человеческой
истории.
Язы к
е сть
у сло вие
и
продукт
человеческой
культуры,
и
поэтому
всякое
изучение
языка
неиз б ежно
имеет
своим
предметом
с амое
культуру,
иначе
говоря,
ест ь
изучение
историческое.
Но
общие
законы,
к оторы м
подчинено
культурное
развитие
чел ов еч ест ва,
проявляются
в
разных
концах
земного
шара,
среди
разных
чело­
веческих
коллективов,
в
зависимости
от
местных
условий,
настоль­
ко
разновременно
и
своеобразно,
что
конкретная
исто р ия
каждой
отд ельн ой
ку льт уры
так
же
м ало
п охожа
на
все
остальные,
как
ма ло
похож
на
остальные
и
созданный
данной
культурой
язык.
С
другой
стороны,
всякое
явл ен ие
культуры,
и,
може т
быть,
имен­
но
язы к
в
особенности,
о бла дает
способностью
сохранять
свою
раз
возникшую
мате риа л ьную
организацию
в
качестве
пережитка
очень
долгое
время
после
того,
как
за ко нчил ся
по ро д ивший
его
эт ап
культурного
развития.
Поэтому
если
и
мо жно
говорить
об
общ ей
истории
человеческого
языка
в ооб ще,
то,
очевидно,
совсем
не
в
том
смысле,
в
каком
мы
гов ори м
об
и ст ории
турецко-татарских
языков
или
одн ого
османского.
Нет
сомнения
в
то м,
что
каждая
из
з асви­
детельствованных
исторически
идиом
пре дс тавля ет
собо й
изв ест­
ную
стадию
в
каком-то
едином
процессе
формирования
человече­
ского
языка.
Вполне
по ня тно
поэтому
желание
установить
ту
или
ину ю
связь
между
разными
типами
языковых
структур
и
раз­
ными
стадиями
в
развитии
человеческой
культуры,
хотя
бы
прак­
ти че ски
эта
задача
ча сто
представлялась
не выпо лним о
трудной.
Но
так
как
смена
к уль ту рных
стадий
вовсе
не
непременно
пред­
пол агает
смену
языковых
структур,
потому
что
унаследованные
от
про шлого
структуры
оче нь
легко
приспособляются
к
новым
условиям,
то
ни
о
какой
конкретно-исторической
и
генетической
преемственности
между
известными
языковыми
структурами
в
это м
смысле
думат ь
не
приходится.
Предполагать
ино е
бы ло
бы
р авн осиль но
пр едпо ло жения м
о
том ,
чт о,
нап р.,
русский
фео­
да лизм
вырос
из
античного
рабовладельческого
общества,
а
англ и й­
ский
кап ита ли зм
—
из
китайского
феодализма.
Абсурдность
таких
предположений
тем
не
ме нее
ни
в
малой
степени
не
колеблет
той
и ст ины,
что
феодализм
приходит
на
смену
рабовладельческому
с трою
и
сам
см еняет ся
кап ита л измо м.
Очень
воз мо жно ,—
хотя
и
это
еще
ну жно
доказать
точн ой
инт ерп рет ацией
то чно
ус та новле н­
ных
фа кт ов,—
что
фл е к тивный
строй
языка
пришел
на
смену
тому
строю,
кот орый
представлен
так
на з.
язы ка ми
яфетическими,
но
это
еще
не
означает,
что
отдельные
индоевропейские
язы ки
связаны
с
отдельными
яфетическими
язы ка ми
реальной
исторической
преем­
ственностью,
что
каж дый
из
известных
инд о евро пейск их
языков
был
когда-то
яфетическим,
а
каждый
из
известных
яфетических
303


будет
когда-нибудь
и нд оев ро пейск им.
В
смешении
э тих
двух
понятий
историзма
и
в
неизбежно
следующих
отсюда
безудержных
насилиях
над
эмп ирич еск им
материалом
различных
язы к ов,
как
мне
ка жет ся,
заключается
основное
заблуждение
так
наз.
«нового
учения
о
яз ык е», разрабатываемого школой акад.
Марра,
хот я
са ма
по
себе
идея
ед ино го
глоттогонического
пр о цесса,
вдохно­
влявшая
покойного
ученого,
при
ино м
к
ней
п одход е
могла
бы
быть
не
только
увле к ат ель ной,
но
и
безупречной
с
методологической
точки
зр ен ия.
Таки м
образом ,
св язь
языкознания
с
историей
о ста ется
н есом ненно й,
и
общие
лингвистические
законы
—это
действительно
исторические
законы,
но
только
сф ера
их
дейст­
вия
—
это
не
конкретная
история
конкретных
человеческих
ко л­
лективов,
а
общие
отношения
кул ьтурн о-и стори чес кой
типо­
лог ии.
Совсем
другое
дело
историзм
такого
лингвистического
иссл е­
дования,
которое
имее т
своим
пр едм етом
отдельный
язы к
ил и,
что
то
же,
отдельное
семейство
языков.
Отдельный
язык
ес ть
инди­
в ид уальное
и
неп овт ор имое
историческое
явление,
принадлежащее
к
данной
индивидуальной
ку льт урн ой
системе,
и
он
должен
изу­
чать ся
со вер ш енно
так
же,
как
и зу чается
всякий
иной
член
эт ой
системы,
во
в сей
пол нот е
своих
жизненных
проявлений,
отношений
и
связ ей .
Как
один
из
продуктов
духовного
творчества
данного
культурн о-и стори ческ ог о
коллектива,
в
об щем
сл учае
—
н арод а,
язык
стоит
в
одном
ряду
с
письменностью,
нау к ой,
искусством,
го­
с уда рств ом,
правом,
морал ь ю
и
т.
д.,
хотя
и
з аним ает
в
это м
р яду
своеобразное
положение,
так
как
одновременно
он
с оста вляет
и
условие
всех
э тих
прочих
культурных
образований.
Даж е
всецело
оставаясь
на
почве
одн ого
языка,
т.
е.
изучая
да нный
язык
исклю­
ч итель но
р ади
не го
са мо го,
а
не
для
того,
чтобы
при
помощи
языка
получить
доступ
к
прочи м
явлениям
культуры,
находящим
в
языке
свое
выражение,
мы
уже
из у чаем
тем
самым
соответствующую
куль­
тур у,
именно
пер ву ю,
и
в
известном
отношении,
может
бы ть,
са­
мую
важную,
главу
ее
истории.
Ис сле дов а тель
отдельного
языка
является
историком
вовсе
не
только
п отом у,
что
он
нуждается
в
широком
историческом
контексте
для
объяснения
установленных
им
фа кт ов,
а
прежде
всего
потому,
что
предмет
его
собственных
исследований,
язык,—
это
то же
история,
и
уже
сам
по
себе,
нар ав не
с
другими
историческими
я вле ниями,
участвует
в
созда­
нии
этого
общеисторического
ко н текс та.
История
народа
без
исто­
рии
его
языка
в
пр инци пе
так
же
не
полна,
как,
например,
без
ис то рии
его
г осуд арс тва
или
права.
Та ким
образом,
отношения
между
историей
народа
и
его
языком
слож н ее,
чем
предполагается
ходячим
афоризмом,
по
которому
яз ык
ест ь
зер кал о
истории.
Язык
действительно
отражает
историю
народа,
но
одновременно
он
и
сам
есть
часть
этой
ист о рии,
одно
из
созданий
народного
творчества.
Это
значит,
что
изучение
данного
отдельного
языка
есть
вовсе
не
только
вспомогательная
и
техническая,
но
так же
пря мая
и
неп о­
средственная
задача
того,
кто
изучает
вообще
соответствующую
304


культуру.
По это му
вс який
языковед,
изучающий
язык
дан ной
культуры,
тем
самым,
хочет
он
этого
или
нет,
не пре ме нно
стано­
вится
исследователем
той
культуры,
к
продуктам
которой
принад­
лежит
избранный
им
язык.
Материальная
ор ган из ация
отдельных
продуктов
кул ьтуры
специфична,
и
заниматься
изучением
языка
без
общей
лингвистической
подготовки
так
же
невозможно,
как
невозможно
изучать
правовые
институты
данного
народа
без
общей
юридической
подготовки.
Отсюда
неизбежная
спе циа лиз ация
по
отдельным
областям
ку льт уры
и
разделение
труда.
Но,
п ос кольку
обсуждаются
о бщие
принципы
нау ки,
со
в сей
решительностью
нуж ­
но
на стаив ать
на
том,
что
и
при
раз д елени и
труда
меж ду
разными
специалистами
труд
их
остается
все
же
общим.
Поэтому
об щим
должен
быть
и
метод,
х отя
бы
он
и
испытывал
различные
модифи­
к ации,
в
зависимости
от
специфичности
тог о
материала,
с
кот орым
имеет
дел о
изучение
отдельных
явл ени й
культуры.
Общим,
в
ч аст­
ности,
для
вс ех
гл ав
науки
о
культуре
является
то
условие,
в
силу
к оторог о
мы
г овор им
о
них
как
об
отдельных
гла вах
действительно
одной
науки,
и
при том
такой,
кот орая
невозможна
иначе,
как
име нно
история
культуры.
Разумеется,
здесь
речь
и дет
об
ис тори и
не
в
том
понимании
э того
термина,
которое
объявляет
историческим
только
то,
что
бы ло
и
че го
уже
нет
сейчас.
Ведь
если
расс уж дать
посл ед оват ел ьно ,
то
все,
случившееся
с екун ду
тому
назад,
есть
тоже
быв ше е,
и
е сть
ли
вообще
при
та ких
ус лови ях
какая-нибудь
реальная
возможность
обозначить
точную
грань
между
быв шим
и
н е-бывш им?
Очевидно,
это
возможно
тол ько
в
том
сл уча е,
е сли
не-бывшее,
в
точном
соответствии
с
объективным
значением
этого
выражения,
понимать
как
б удущ ее.
Поэтому
единственная
реальная
грань,
с
которой
может
иметь
дело
наука
истории,—
это
гра нь
между
те м,
что
уже
осуществилось,
что
имеет
конкретное
жизненное
воплощение,
что
м ожно
наб л юдать
и
пости­
гать,
хот я
бы
и
не
просто
на
улице,
а
только
в
музее,
и
тем,
что
еще
не
осуществилось,
к
чему
можно
стремиться
или
относиться
с
какими-нибудь
мерами
предосторожности
и
что
в
лучшем
случае
можно
только
угадывать
и
предвидеть.
Абсолютно
неразрывная
связь
п рошло го
и
наст оящ ег о
легко
уясняется
из
того
п ростого
соображения,
что
все
существующее
есть
только
видоизменение
существовавшего.
Только
поэтому
и
возможно
вообще
историче­
ск ое
предвидение.
То,
что
есть ,
нес
неба
с ва лилос ь,
а
подготовлено
и
рождено
тем,
что
бы ло,
даже
при
том
условии,
есл и
бывшее
тем
самым
поро ди ло
свое
собственное
отрицание.
Вот
почему
никакое
изучение
наличного
факта
ку льт уры
не
мо жет
не
быть
изучением
генетическим,
не
может
не
ста ви ть
перед
с обой
вопросов
о
т-
ку да
и
почему.
Всякая
попы тк а
отнестись
к
своему
пред­
мет у
как
к
чему-то
та кому,
что
существует
само
по
себе
и
не
за­
к лю чает
в
сам ом
с ебе
неиз б ежно ,
хо тя
бы
в
кач ест ве
впол не
от­
рицательного
момента,
того,
чем
это
«что- то »
бы ло
пр е жде,
осу­
ждает
и сслед ов ател я
на
изучение
фикций
в место
реальностей
и
потому
ненаучна.
11 В.
А.
Звегвнцев
305


В
пр име не нии
к
языку
эта
то чка
зрения
требует
некоторых
спе­
циальных
разъяснений.
Во -пер вых ,
не
мешает
указать,
что
только
по
поводу
отдельной
идиомы
ответы
лингвиста
на
вопросы
отку­
да
и
почему
могут
бы ть
действительно
р еаль ным и,
конкрет­
ным и,
потому
что
на
эти
в оп росы
вообще
можно
отвечать
только
в
том
случае,
есл и
они
предполагают
какое-либо
реальное
культур­
но-историческое
содержание.
У
русс ког о
языка
ес ть
известные
отношения
не
тол ько
к
языкам
сербскому
или
латинскому,
но
также,
например,
и
к
языкам
банту.
Но
в
последнем
случае
эти
отношения
типологические,
из
изучения
которых
могут
быт ь
сде­
ланы
раз нооб разн ы е
выводы
относительно
закономерностей,
суще­
ствующих
в
о б ласти
организации
человеческих
языков
и
относи­
те льно
структурных
связей
между
разными
способами
этой
орга­
низации.
Между
тем
отношения
между
ру сск им
языком
и
се рб­
ским
или
латинским
—
это
уже
не
только
типологическая,
но
так­
же
реальная
ген ети ческ ая
проблема,
и
сходства
и
различия
в
строении
эт их
языков
получают
надлежащее
научное
освещение
лишь
после
того,
как
они
будут
поняты
не
только
структурно,
но
и
как
следствия
о пред еле нных
исторических
с обыти й.
Из
различ­
ных
наблюдений
над
разнообразными
языками,
по ложи м,
из вест ­
но,
что
зв ук
а
краткое
может
изменяться
и
фактически
изменяется
в
звук
о
краткое
открытое.
Но
в
применении
к
отношениям
между
латинским
язы ком
и
славянскими
подобная
формулировка
непре­
менно
предполагает,
что
такое
зву ко вое
изменение
действительно
произошло
как
ре альное
историческое
событие,
в
определенную
п ору
и
в
определенных
исторических
условиях,
вследствие
ли
чисто
физиологической
эв олю ции
данного
звука
или
усвоения
одного
языка
другим
племенем,
в
обстановке
ли
переселения
говорящих
колле кти в ов
или
ка ког о-н и будь
перелома
в
их
бытовой
или
хозяй­
ственной
организации
и
т.
п.
Очень
часто
им енно
такого
реально­
исторического
комментария
к
истории
отдельных
фактов
той
или
иной
идиомы
мы
как
раз
и
не
имее м,
но
причины
этого
—
п росто
в
м ере
наших
знаний
и
в
трудности
задачи,
в
том,
что
наука
еще
«не дошла»
до
этого,
но
вовсе
не
в
том ,
что
она
и
не
обя зана
или
не
хоч ет
доходить
до
подобных,
конечно,
очень
далеких
границ
ис­
следования.
Но
перед
собственно
л ингвис тич еск им
исследованием,
задача
которого
с ос тоит
в
том ,
чтобы
найти
о бщие
законы,
регули­
рующи е
жиз нь
яз ык ов,
сопоставляющим,
например,
с
эт ой
целью
р у сский
язык
и
языки
банту,
подобные
в опр осы
конкретного
гене­
зиса,
действительно,
даж е
и
не
возникают.
Тут,
действительно,
м ожно
сопоставлять
все,
что
угодно,
со
вс ем,
что
уго дн о,
но
то лько
тут.
Во-вторых,
необходимо
обратить
вним а ние
на
естественно
вы­
текающ ее
из
предыдущего
сл ед ств ие,
состоящее
в
том ,
что
изучение
языка
в
его
современном
состоянии
есть
в
сущности
тоже
исто­
рическое
изучение.
Этот
вывод
может
показаться
странным
и
п ро­
тиворечащим
действительному
положению
вещей.
Так,
например,
в
русском
язы коз нан ии
на
глазах
нашего
поколения
изучение
со-
306


временного
языка
обнаруживает
заметную
тенденцию
обособиться
от
изу че ния
русского
языка
в
его
про шлом,
в
к ач естве
особой
научной
специ альн ост и.
Однако
это
противоречие
мнимое.
Это
мож но
ут ве ржд ать
даж е
несмотря
на
то,
что
указанная
тенденция
к
обособлению
изучения
современного
языка
от
из уч ения
прошлых
состояний
того
же
языка,
при
данном
уровне
нашего
лингвистиче­
ского
развития,
содержит
в
се бе
т акже
и
положительную
сторону.
Все
де ло
в
то м,
что,
хотя
изучение
современного
языка
есть
не­
пре мен но
то же
изучение
историческое,
изучение
так
наз.
ис тори и
языка
должно
осуществляться
в
идеале
как
раз
т еми
методами,
ко­
то рые
наиболее
отчетливое
применение
пока
получают
им енно
при
изучении
современного
языка.
З намен ит ое
учение
де
Соссюра
о
лингвистике
«статической»
и
«диахронической»
сп особ но
повести
к
очень
боль шим
недоразумениям,
если
следовать
ему
без
должной
критики
и
не
отделить
в
нем
зерно
ист ины
от
ложных
выводов.
Совершенно
неверно
б ыло
бы
думать,
будто
статическая
лингвисти­
ка
е сть
изучение
непременно
современного
языка,
а
д иах ро ниче­
ская
—
изучение
и стори и
языка.
На
само м
де ле
и
современный
язы к
—
это
т оже
история,
а
с
другой
стороны,
и
историю
языка
нуж но
изучать
не
диахронически,
а
статически.
Разумеется,
так
можно
гов ор ить
тольк о
в
том
слу ча е,
если
толковать
с амое
содер­
жание
эт их
те рмино в
де
Соссюра
на
сво й
ла д.
Так
наз .
ст ати ческ ий
метод
де
Соссюра
требует
изучения
языка
как
цельной
с
и
с
т
е-
м
ы;
иными
словами,
он
предполагает
одновременный
анализ
вс ех
фактов
языка,
одновременно
присутствующих
в
данной
языковой
системе
как
реальном
орудии
общения.
Так
как
факты
языка
соотносительны
и,
например,
нет
звука
а,
по ка
нет
звука
е,
о
и
т.
п.
и
фу нк ции
звука
а
в
данном
строе
языка
могут
быть
совсем
различны
в
зависимости
от
того,
ка кие
другие
звук и
противопо­
ставлены
звуку
а,
то
указанное
требование,
вытекающее
из
ра с-
суждений
де
С ос сюра,
безупречно
и
са мое
формулирование
его
останется
вечной
за слуго й
основателя
Женевской
школы.
Но
если
отнестись
к
это му
требованию
серьезно,
то
не тру дно
прийти
к
за­
ключ ени ю,
что
оно
сохраняет
св ою
силу
и
тогда,
когда
мы
из у­
чае м
яз ык
не
в
его
современном,
а
в
п рошлом
состоянии.
Очевидно,
что
и
язы к
в
его
прош лом
состоянии
мы
только
тогда
можем
изучить
как
жив ую
историческую
реальность,
когда
будем
видеть
в
нем
це льну ю
систему,
в
к оторо й
каждый
отдельный
элемент
обладает
известной
функцией
только
в
соотнесении
с
п рочим и
элементами.
И
вот
здесь-то
самое
слабое
место
традиционной
истории
языка.
В
целом
разработка
и сто рии
языков
в
евр оп ейск ом
языкознании
ос тает ся
еще
на
той
стадии,
когда
изучается
история,
точнее
было
бы
сказать
—
внешняя
эволюция
отдельных,
изолированных
эле­
ментов
данного
языка,
а
не
всего
языкового
с троя
в
целом.
Сама
по
себе
ис тор ия
звука
а
о стает ся
фик цие й,
пока
не
показано,
как
изменения
этого
звука
отражаются
на
объективных
функциях
других
звуков
данной
сист ем ы
и
как
изменения
других
звуков
меняют
фу нкци и
звука
а,
хотя
бы
это т
зв ук
може т
быть
и
не
ме-
11*
307


ня лся
никогда
в
св оем
качестве.
Звук
у
в
русском
языке
не
заме­
нялся
ни каки ми
звук а ми
с
доисторической
эпо хи,
но
одно
дело
звук
у
в
VII в.,
а
другое
де ло
звук
у
в
XX в.,
хотя
бы
он
сохранил­
ся
сам
по
се бе
неизменным
в
тех
же
словах,
в
кот оры х
произносил­
ся
тринадцать
столетий
том у
наза д.
Между
тем,
разумеется,
ни
в
одном
пособии
по
ис тори и
русского
языка
нет
главы
под
наз ва­
нием
«история звука у».
Из
всего
этого
с
непреложностью
следует,
что
подлинная
история
языка
д олжна
быт ь
непременно
историей
«статической»
в
том
смысле,
который
объективно
при над лежит
этом у
т ерм ину
де
Соссюра,
хотя
самый
термин
этот
яв но
не
приго­
ден
и
не
выражает
существа
дела.
Но
если
это
т ак,
то
очевидно
в
каком-то
ино м
смысле
должно
б ыть
истолковано
также
понятие
«диахронической»
лингвистики.
Содержание
это го
понятия
уя с­
няе тся
из
того,
что
языковая
система
из м еня ется
и
что
вся
вообще
история
языка
есть
п ос ледо вате льна я
смена
языковых
систем,
причем
пер ех од
от
одной
сис т емы
к
другой
подчинен
каким-то
закономерным
отношениям.
След ов ате льно ,
м ало
открыть
си сте му
языка
в
один
из
моментов
его
исторического
существования.
Нужно
еще
уяс ни ть
се бе
закономерные
отношения
этой
сист емы
к
той ,
которая
ей
предшествовала,
и
к
то й,
кото рая
заступила
ее
место.
В
эт ом
смысле,
ес ли
уго д но,
можно
гов ор ить
о
«диахронии»
языка,
но,
с
другой
стороны,
совершенно
ясно,
что
са мое
противопостав­
ление
«синхронии»
и
«диахронии»
в
языке
ес ть
противопоставле­
ние
мнимое
и
не
и меющее
никакой
почвы
в
исторической
реал ь­
ности.
Итак,
если
история
языка
хочет
бы ть
адекватной
своему
пред­
мету
и
и зу чать
реальность,
а
не
абстра кц ии,
то
она
д олжна
фо рму­
лировать
свою
задачу
следующим
образом.
В
том
историческом
процессе,
ко торы й
п ред став ляет
собой
сущ ест во вание
данного
языка,
должны
быть
выделены
известные
ст ад ии,
на
каждой
из
которых
изучаемый
яз ык
представляет
собой
систему,
отличную
от
п ред ыд ущей
и
последующей.
Каждая
та кая
си ст ема
должна
б ыть
изучена
как
реа льн ое
средство
общения
соответствующего
времени
и
соответствующей
среды,
т.
е.
в
исчерпывающей
п олнот е
тех
внутренних
связей
и
отношений,
кот оры е
в
этой
системе
за­
ключе ны .
Но
так
как
каж дая
подобная
система
е сть
лишь
вид оиз­
ме не ние
предшествующей
и
предварительная
стади я
последующей,
то
сама
по
с ебе
она
не
может
бы ть
в скры та,
по ка
не
уяснены
зак о­
номерные
от но шения ,
связывающие
ее
с
хронологически
смежными
системами.
Жиз нь
языка
не
останавливается
ни
на
ми н уту,
и
по­
том у
в
каждом
данном
состоянии
языка
е сть
та кие
факты,
ко торы е
с
точки
зрения
более
позднего
сост оя ния
языка
представляются
его
зародышем.
Следовательно,
в
практическом
исследовании
невозможно
изучать
си с тему
языка
в
отдельности
от
элементов
разложения,
в
ней
неизбежно
заложенных,
и,
очевидно,
только
такое
исследование
полностью
будет
отвечать
св оей
задач е,
кото­
рое
окажется
способно
показать,
как
рож д ение
одной
языковой
сист ем ы
одновременно
кладет
нача ло
превращению
ее
в
другую,
308


и
так
до
бесконечности.
Но
при
вс ем
этом
ни
в
коем
случае
не льзя
забывать,
что
язы к
есть
часть
или
отдельный
чле н
общей
культур­
ной
истории
и
что,
следовательно,
си ст емы
действуют,
рождаются
и
раз лаг аютс я
не
в
безвоздушном
пространстве,
а
в
определенной
общ ест вен ной
среде,
жизнь
к оторой
регулируется
общими
законами
исторического
процесса.
Язык
повинуется
эт им
общ им
за кон ам
исторического
развития
не
пассив но,
а
активно,
т.
е.
как
и
вся кая
ина я
идеологическая
форма,
и
сам
в
известных
отношениях
воздей­
ствует
на
исто р ию,
на прим ер
на
ис торию
письменности,
исто ри ю
ид ей
и
т.
д.
В
частности,
и
у
вну т ренн его
механизма
языка
есть
свои
собственные
законы
по ст ро ения,
от
того
или
и ного
су щест ва
ко торых
во
многом
зав ися т
конкретные
явления
фактического
раз ­
вития
языковой
си ст емы.
Но
движет
этим
механизмом
все-т ак и
не
сам
яз ык
как
некая
имманентная
автоматическая
сила,
а
челове­
ческое
общество,
осуществляющее
в
своих
действиях
свое
истори­
ческое
наз нач ение.
Это
зн ачи т,
что
кон ечн ый
от вет
на
вопрос
о
характере
и
причинах
языкового
г енез иса
может
быт ь
пол уче н
только
от
культурной
и стори и
данного
ко лле кт ива
и
что,
следова­
т ель но,
изучение
отдельного
язы к а,—
иначе
история
языка,—
ес ть
наука
культ урно-и сто риче ска я
в
абсолютно
точн ом
см ысле
эт ого
термина.
Р азумеется,
все
это
только
идеал
и
мало
похоже
на
де йств и­
тельное
состояние
науки.
Для
осуществления
этого
ид еала
ма ло
од ного
же ла ния,
а
нужна
еще
громадная
раб о та,
которая
вр яд
ли
может
быть
сд елана
в
короткое
время
и
котора я
требует
соответ­
ствующего
общего
л ингвист ич еск ог о
развития.
Дум аю
все
же,
что
это
нисколько
не
мешает
фор м ул иро ванию
самого
иде ал а,
потому
что
как
бы
далеко
ни
находилась
конечная
цель
пут и,
всегда
ну ж­
но
знать,
куда
идешь
и
куда
х очешь
идти.
Самое
важное
заклю­
чается
в
то м,
что
этот
идеал
—
не
б еспред мет ная
утопия
и
что
фактическое
развитие
науки
все
равно
с
неизбежностью
п одго­
товляет
его
осуществление
в
более
или
ме нее
отдаленном
буду­
щем,
независимо
от
частных
побуждений
и
намерений
отдельных
исследователей.
В
э том
смысле
нельзя,
разумеется,
ни
одной
ми­
ну ты
сом неват ься
в
объективной
н ауч ной
ценности
тех
знан ий
и
выводов,
которыми
наука
истории
языка,
все
равно
ка ког о,
обла­
дает
уже
и
сейчас,
так
же
как
и
в
том,
что
без
эт их
знаний
и
вы­
водов
вообще
никакая
буд уща я
наука
и ст ории
языка
попросту
невозможна.
Однако
и
независимо
от
того
приуготовительного
знач е ния,
кот орым
обладает
современная
история
языка
по
от­
но шению
к
ее
идеальным
зад ача м,
ее
полож е ни я,
а
также
и
методы
сохраняют
с амо дов лею щее
научное
значение,
но
только,
как
мне
представляется,
не
лингвистическое
собственно.
Ве дь
нельзя
ска­
зать,
будто
выяснение
истории
какого-нибудь
отдельного
звука
или
слова,
в зято го
изолированно,
не
представляет
само
по
себе
известного
научного
з нан ия,
не
говоря
уже
о
том,
что
это
необхо­
дим о
знать
для
построения
ис тори и
языковой
сис те мы
в
целом.
Р азуме етс я,
и
та кое
знание
ес ть
научное
зна ни е,
и мею щее
само­
309


стоятельную
ценно сть .
Как
знание
языка,
оно
не
может
быть
при­
знано
полноценным,
потому
что
предмет
этого
знания
абстрактен.
Но
столь
же
безусловно,
что
так им
путем
мы
узнаем
совершенно
пол но ценны е
приметы,
в
кот оры х
н уж дае тся,
например,
ис т ори­
ческая
этнография.
Очен ь
лег ко
понять
возражения
современных
лингвистов
против
таких
работ,
которые
строятся
на
описании
особенностей
то го
или
и ного
языка
или
диалекта.
Язык,
действи­
те льно,
невозможно
и зучать
по
его
особенностям,
но
изучать
этно­
графически
носителей
данного
д иалект а
по
ос обен н остям
их
речи
не
только
мо жно,
но
и
должно.
По-видимому,
име нно
та кое
зн а­
чение
объективно
принадлежит
современной
диалектологии,
в
ее
традиционных
формах
диалектографии
и
лингвистической
геогра­
фи и,
есл и
отвлечься
от
их
п од собн ого
зн ачен ия
для
истории
язы ка.
Современная
диалектология,
оставляя
в
стороне
не
получи в ши е
еще
типического
значения
исключения,
но
включая
и
наиболее
поздние
ее
достижения,
как,
на пр., диалектологический
атлас,
ест ь
им енно
этнография,
а
пос кольку
она
привлекает
к
д елу
исто­
рические
объяснения
—
историческая
этнография,
точн о
так
же,
как
и
к
области
исторической
эт ног ра фии
сл авян с тва
относится,
напр.,
уч ение
об
и ст ории
н осов ых
г л асных
в
славянских
языках,
взятое
изолированно
от
других
п роб лем
славянского
языкового
развития.
Но
и
тут
по лез но
еще
раз
напомнить
себе ,
что
эт ого
рода
материал,
особ ен но,
напр.,
в
тех
случаях,
когда
различные
изменения
носовых
в
различных
славянских
языках
и
диалек­
тах
понима ю тс я
как
единый
и
це льный
процесс,
п роте кающи й
в
определенных
кул ьт урно- ис тори че ски х
условиях,
объективно
принадлежит
к
лингвистической
и ст ории
языка,
которая
рано
или
поздно
нау чи тся
распоряжаться
эт им
мат ер иало м
в
стро­
гом
соответствии
со
своими
собственными
и
специ фич ными
за­
д ач ами.
Перехожу
к
вопросу
о
внутреннем
пос тро ен ии
истории
языка
как
особой
и
своеобразной
науки
лингвистического
и
ку ль тур но­
исторического
содержания.
Вря д
ли
ну жно
док азы в ать,
что
в
идеале
история
языка
должна
бы ть
полной
историей
язы ка,
т.
е.
излагать
сво й
предмет
всесторонне.
Иначе
говоря,
и ст ория
языка
не
может
бы ть
только
ис тори ей
звуков
или
тол ько
историей
звуков
и
фор м
и
т.
д.
Это
не воз мо жно
не
только
с
внешней,
формаль­
ной
стороны,
с
точки
зрения
требований
с облюде н ия
полноты,
но
и
по
сущ еств у,
потому
что
в
реальной
ис тори и
языковых
систем
ис то рия
ф орм
зависит
от
и сто рии
звук ов,
ис т ория
слов
зависит
от
и стор ии
звуков
и
фор м
и
т.
д.
Так,
нап р.,
для
ис тор ии
слов
рус­
ского
литературного
языка
громадное
з нач ение
име ли
не кото рые
фонетические
процессы,
пережитые
сл авян ство м
в
доисторическую
эпоху.
Яс но,
что
история
звуков
русского
языка
не
бу дет
вполне
адекватна
предмету
до
тех
пор,
по ка
не
будут
указа н ы
те
следст­
ви я,
которые
возникали
из
нее
для
словарного
состава
рус ск ого
ли тератур ног о
языка.
Нет
сомнения,
что
история
язы ка
должна
заключать
все
те
отд елы ,
которые
вообще
предполагаются
изуче­
310


ние м
язы ка,
сообразно
отдельным
чл енам
его
с тру ктур ы.
Таких
основных
отделов
должно
бы ть
три.
Во-первых,
язы к
представляет
собой
совокупность
зна ко в,
передающих
изв естны е
иде и,
т.
е.
об ла да ющих
так
на з.
вещественными
значениями.
Во-вторых,
эти
зн аки
представляют
собой
известного
рода
формы,
т.
е.
обладают
известным
материальным
устройством,
прояв л яющ имс я
в
тех
структурных
взаимоотношениях,
которые
создаются
между
от­
дельными
зн ак ами
и
их
внут р енни ми
чл енения ми
в
связной
речи .
В-т рет ь их,
как
знаки
идей,
так
и
образуемые
ими
формы
ма те­
риально
различаются
одни
от
других
при
помощи
звуков
речи,
из
кот оры х
они
состоят.
При
изучении
письменных
языков
при ба в­
ляется
еще
проб ле ма
буквенных
з нако в,
при
помощи
которых
звуки
реч и
изображаются
на
письме,
и
это
существенным
образом
мо­
дифицирует
фонетическую
проблему,
но
далее
я
этого
не
оговари­
ваю,
молчаливо
предполагая
в
соответствующих
пунктах
в озмож ­
ность
особой
орфографической
дисциплины.
Соответственно
ск а­
з анно му
изучение
языка
делится
на
изучение
сло в
как
знаков,
т.
е.
носителей
вещественных
значений,
на
изучение
слов
как
форм
и
изучение
звуков,
т.
е.
на
сем асио ло гию ,
грамматику
и
фонетику.
Первый
из
этих
отделов
сам
состоит
из
т рех
подотделов.
Во-пер­
вы х,
в
нем
изучаются
части
слов,
функционирующие
как
знаки
частичных
идей ,
т.
е.
такие
зн аки,
которые
с ами
по
себе
не
пе ре­
да ют
еще
цельной
идеи
и
выражают
лиш ь
их
со ставны е
части,
элементы,
оттенки
и
т.
п.
и
ст а новятс я
выразителями
цель ных
идей
лишь
в
известных
сочетаниях,
осуществляющихся
по
опреде­
ле нным
законам.
Этот
по до тдел
м ожет
бы ть
назван
учением
о
сл о­
вообразовании.
Во-вторых,
в
первом
из
названных
трех
отделов
изучаются
отдельные
знаки
цельных
идей
—
это
лексикология.
В-третьих,
в
нем
изу чаю тся
за коны
со четан ия
зн аков
цель ны х
ид ей,
что
м ожно
назвать
фразеологией.
Вт орой
из
ос но вных
отде­
лов,
грамматика,
также
делится
на
три
подотдела.
Во-первых,
здесь
должны
быть
изучены
общие
принципы
построения
ф орм,
существующие
в
данном
яз ык е,—эт о
морфология.
Во-вторых,
здесь
изучаются
законы
сочетания
слов
как
фо рм
в
с вязн ой
речи
—
это
задача
синтаксиса.
Но
так
как
в
большинстве
язы ков
известные
классы
сло в
выделяют
в
своем
со ст аве
ос обые
элементы,
сл у­
жащие
специальными
механизмами
для
сочетания
сло в
в
с вязн ой
речи,
то
си нт акси су
э тих
язы ков
должно
пред ш ест во вать
изучение
так их
механизмов,—
это
учение
о
словоизменении.
Наконец,
тр е­
тий ,
основной
от дел,
фонетика,
изуч ает
звуки
речи
и
все,
что
от­
н оси тся
к
их
организации
и
функционированию
в
языке,
как
ре аль­
ном
орудии
общения.
Разумеется,
излагаться
эти
отд елы
должны
в
обра тном
порядке,
т.
е.
сна чал а
фонетика,
зат ем
г рамм ати ка
и
в
последнюю
о чере дь
семасиология,
а
все
предложенное
пос т рое ние
в
цел ом
может
быть
сведено
в
т акую
схему:
I.
Звуки
Фонетика
(для письменной речи— т ак ж е
ор­
фог ра фи я).
311


II.
Формы
Грамматика:
а)
Морфология
(общее учение о словах как
формах).
б)
Сло во из менение
(учение об элементах,
служащих
для
сочетания
слов
как
фор м).
в)
Синтаксис
(учение о законах сочетания
слов
как
форм).
III.
Зн аки
Семасиология:
а)
Словообразование
(учение о частях слов
как
знаках
частичных
идей).
б)
Лексикология
(учение об отдельных
словах
как
знаках
полны х
идей ).
в)
Фразеология
(учение о законах сочета­
ния
слов
как
таких
знаков).
Так
как
язык
с
внешней
ст орон ы
представляет
собой
физ ич еску ю
материю
(звуки), а своей внутренней стороной,
вещественными
з на­
чениями,
отражает
пр едмет ы
и
по н ятия
исторической
действитель­
ности,
то
у
тех
отделов
лингвистики,
которые
имеют
св оим
предме­
том
эти
по гр анич ные
области
языкового
знака,
с уще ст вуют
еще
св ои
пр опед ев ти ческ ие
отделы,
в
которых
соответствующий
линг­
вистический
материал
обследуется
со
стороны
своих
внешних
(с
лингвистической
точки
зре н ия)
качеств.
Для
фонетики
такими
пропедевтическими
д исци пли нами
служат
физиология
и
акустика
звуков
речи ,
а
для
сем асиол оги и
—
лексикография,
т.
е.
регистра­
ция
нали чны х
словарных
средств
в
их
отношениях
к
обозначаемым
ве щам
и
понятиям.
К
предложенной
схеме
нужно
теперь
сделать
три
дополнитель­
ных
примечания.
Первое
из
них
касается
понятия
морфологии.
Обычно
слово
«морфология»
употребляется
как
общее
название,
объединяющее
проблемы
сло во из мен ения
и
словообразования.
Но
такое
объединение
придает
внешность
единого
пре дм ета
явлениям,
по
своему
содержанию
совершенно
разным,
а
с
другой
ст орон ы,
мешает
рассмотреть
за
конкретным
содержанием
эт их
разнородных
яв лен ий
то,
что
у
них
есть
действительно
общ е го,
им енно
то,
что
дает
право
смотреть
на
всякий
звук
или
совокупность
звук ов
речи,
обладающие
известным
з нач ением,
как
на
морф емы
вообще.
Как
я вле ния
словообразования,
так
и
явлен и я
сло во изм енени я
со­
держат
обильный
материал,
показывающий,
как
в
данном
языке
создаются
те
отношения
между
морфемами
разных
типов,
кот оры е
порождают
слово
с
точки
зрения
его
внутреннего
устройства.
Вот
эт и-то
общие
проблемы
устройства
слова
и
должны
со ставит ь
пред­
мет
особой
гр амм ат ическ ой
дисциплины,
которую
удобнее
всего
называть
морфологией.
Но
нетрудно
видеть,
что
мо рфо логи я
в
та­
ком
смысле
не
есть
еще
учение
о
конкретных
явле ниях
словообра­
зо ва ния
или
словоизменения:
т ак,
она
и зучае т
не
звуковой
вид
и
зна чени е
различных
мор ф ем^а
только
возможные
в
данном
языке
отношения
между
морф е мами ,
порождающие
слово
как
известную
312


форму
(думаю,
что,
говоря
т ак,
уп отре бляют
этот
термин
в
ду хе
учен ия
Фортунатова).
Во-вторых,
сказанное
делает
понятным
также
и
то,
почему
в
предложенной
схем е
учение
о
с лов ообразов а ни и
отнесено
не
к
гр амм ати ке,
а,
вопреки
традиции,
к
семасио ло ги и.
Су щ ест вует
все
же
впо лне
очевидное
различие
между
зна чени ями
веществен­
ны ми
и
формальными,
и
состоит
оно
в
том,
что
формальные
зна­
чения
передают
отношения
между
знаками
мыс ли,
а
не
сам и
мысли.
Между
тем
основные
я влени я
словообразования
—
аффикс,
корень,
основа
и
пр.—
имеют
непосредственное
отн оше ние
им енно
к
вещественным
зн ачен иям
и
их
оттенкам.
Не
трудн о
понять,
что
заставляет
традицию
видеть
в
учении
об
этих
элемен­
тах
языка
один
из
от де лов
грамматики.
Причина
этого,
несомненно,
з акл ючаетс я
в
том,
что
в
словообразовании,
как
и
в
грамматике,
речь
ид ет
не
о
цельных
сл ова х,
а
об
известных
элементах
слов,
а
потому
и
словообразование,
по до бно
грамматике,
учит
то му,
как
строится
язык.
Но
в едь
и
фонетика
тож е
и зучае т
ст рой
языка,
и
опять-таки
именно
с трой
языка
должна
и зу чать
лексикология
и
фразеология,
так
как
о рга низ ация
з нач ений
внутри
сл ов
и
их
со­
четаний
име ет
свою
техн ик у.
Вообще
вся
система
дис ци пли н,
представленная
в
приведенной
схеме,
в
к онце
концов
имее т
сво им
единственным
предметом
им енно
строй
языка.
Это
може т
казаться
недостаточно
ясным
по
отношению
к
лексикологии,
но
только
тогда,
если
понимать
под
лексикологией
п рос тое
собирание
сл ов
и
их
внешнее,
словарное
описание.
Но
если
понимать
л екси­
ко ло гию
как
науку
о
значениях
сло в
в
их
истории,
продолжающуюся
в
фразеологии,
в
ко то рой
из у чаются
законы
сочетания
значений
сл ов
в
их
истории,
то
распространенное
пред­
ставление
о
том,
будто
ле кс ик ология
эт о,
собственно,
не
лингви­
стика
или
«не совсем»
лингвистика,
сохранит
для
се бя
почву
разв е
только
в
том
факте,
что
явления
лек си колог ии
неисчислимы,
в
то
вр емя
как
чис ло
зву ко в,
суффиксов
и
флексий
для
каждого
языка
может
быт ь
установлено
с
точн ос тью
до
единицы.
Но
этого
род а
соображения
лишены
всяк ого
принципиального
значения.
Другое
дело,
что
фактическое
состояние
лексикологии,
да
и
вс его
семаси о­
логического
отдела
остается
по ка
плачевным.
Но
и
здесь
бу дем
на деять ся
на
лучшее
будущее
и
активно
содействовать
т ому,
чтобы
оно
наступило.
В-третьих,
для
лучшего
по ним ания
приведенной
схемы
очен ь
важно
помнить,
что
все
ее
три
основных
отдела
должны
представ­
ляться
свя з анным и
между
собой
самым
тесным
и
непосредственным
образом.
Нет
формы
без
зву ко в,
но
нет
и
идеи
без
фор мы
и,
сле­
до вател ьно ,
без
звуков,
а
потому
в
практическом
исследовании
всегда
возникает
множество
вопросов,
им еющ их
одновременно
зна­
чение,
свойственное
разным
отделам
схемы.
Р ешен ие
морфологиче­
ских
и
словообразовательных
вопросов
обычно
зависит
от
состо я­
ния
наших
знаний
по
фонетике,
решение
синтаксических
и
л ексико ­
логических
во прос ов
свя з ано
с
п ро бле мами
мо рфо ло гии
и
словооб­
313


ра зо ва ния,
решение
ф разе олог и чес ких
вопросов
невозможно
без
предварительной
разработки
во про сов
си н такси са
и
лексикологии.
Таким
образом,
каждый
из
очередных
отделов
служит
своего
рода
введением
в
следующий
и
только
вместе
с
последним
от дел ом
уяс­
няется
до
абсолютного
предела
и
содержание
первого.
Впрочем,
дальнейшее
рассмотрение
взаимоотношений
меж ду
разными
от дела ми
изучения
языка,
требующее
боле е
детального
анализа
само й
ст руктуры
языкового
знака,
выходит
за
рамки
это го
рассуждения.
Ясно,
что
внутреннее
членение
лингвистической
д ис ципли ны
всегд а
должно
ос тав а ться
од ина к овым
и
не
зав ис ит
от
то го,
какие
цели
сто ят
перед
исследователем
—
установление
об­
щих
лингвистических
законов
или
же
выя сне ние
истории
отдель­
ного
языка.
Поэтому
ничего
специфичного
им енно
для
ист о рии
языка
предложенная
схема
лингвистических
проблем
не
содержит.
Одн ако
у
и ст ории
языка
есть
еще
некоторые
проблемы,
п равд а,
не
безразличные
и
для
общей
лингвистики,
но
особ енн о
наглядно
обнаруживающиеся
как
раз
в
процессе
исторического
изучения
отдельных
языков,
и
вот
для
указания
на
эти
особые
про бле мы
н еоб ходи мо
б ыло
предварительно
построить
общую
схем у
линг­
вистических
дисциплин.
Дело
в
том,
что
звуки
речи,
формы
и
зн а­
ки
не
исчерпывают
еще
соб ой
всего
того ,
что
существует
в
реально
действующем
и
обслуживающем
практические
общ еств енны е
н уж­
ды
языке.
Как
уже
сказ ано
бы ло
выше,
языковой
механизм
при­
водится
в
движение
не
сам
собой ,
а
тем
обществом,
кото ром у
дан ­
ный
язык
принадлежит.
И
вот
для
фактической
жизни
язы ка
ока­
зы ва ется
чрезвычайно
существенным,
как
пользуется
общество
своим
языком.
Наряду
с
проблемой
языкового
строя
существует
еще
проблема
языкового
употребления,
а
так
как
язы к
вообще
есть
только
тогда,
когда
он
уп отреб л яе тся,
то
в
реальной
д ейств итель ност и
с трой
языка
обнаруживается
тол ько
в
тех
или
иных
формах
его
употребления.
То,
что
здесь
н азв ано
употребле­
н ием,
пре дс тавля ет
собой
совокупность
установившихся
в
данном
общ ес тве
языковых
прив ыче к
и
норм,
в
силу
которых
из
наличного
запаса
средств
языка
производится
известный
отб ор,
не
одинако­
вый
для
разных
условий
языкового
общения.
Так
создаются
по­
нятия
разных
стилей
языка
—
языка
правильного
и
непра­
вильного,
торжественного
и
делового,
официального
и
фамильяр­
н ого,
поэтического
и
обиходного
и
т.
п.
Все
такого
ро да
«языки»
представляют
собой
не
что
ино е,
как
разные
манеры
пользоваться
языком.
Од но
и
то
же
мо жно
сказ ат ь
или
написать
по-разному.
Содержание,
мысль
могут
остаться
при
этом
впол не
не измен ными ,
но
изменится
тон
и
о кр аска
самого
изложения
мыели,
а
это,
как
известно,
существенно
влияет
на
восприятия
содерж ан и я
и
пред­
оп реде л яет
разные
формы
ре акци и
на
услышанное
или
прочитан­
но е.
Следовательно,
наряду
с
объективной
структурой
языкового
знака,
передающей
идеи,
в
языке
сущ ест ву ет
и
своеобразное
су бъ­
ективное
дополнение
к
этой
структуре,
причем
самое
важное
за­
кл ючается
в
том,
что
без
подобного
субъективного
дополнения
в
314


реальной
д ей ствит ел ьнос ти
язык
вооб ще
невозможен,
потому
что
даже
и
впо лне
не йт рал ьная
речь,
не
имеющая
никакой
специаль­
ной
окраски,
вос при ним ается
на
ф оне
различных
языковых
ва ри­
антов,
так
или
иначе
окрашенных,
как
отрицательный
по
отно­
ше нию
к
ним
мо мен т.
Нечего
и
говорить
о
том,
что
эти
различные
манеры
гов ори ть
и
писать,
рождающиеся
из
входящих
в
коллектив­
ную
прив ычк у
способов
пользо ван и я
языком,
имеют
св ою
собст­
венную
историю
и
изменяются
так
же,
как
изменяются
звуки,
формы
и
знаки.
Но
нельзя
заб ы вать
также
и
того,
что
от
ис тор ии
подоб­
ных
привычек,
фактическое
содержание
которой,
разуме етс я,
предопределено
историей
объективного
строя
языка,
очень
часто
ок азы ва ется
зав исящ ей
и
сама
объективная
история
зву ко в,
фор м
и
знаков.
Таким
образом,
перед
нам и
но вая
и
очень
важ ная
проб­
ле ма
и стори и
языка,
без
из уч ения
которой
ист ория
языка
не
может
бы ть
полной
и
в
точности
соответствующей
своему
предмету.
Эта
нова я
проблема
со ста вляе т
содержание
лингвистической
дис циплины,
которую
следует
называть
стилистикой,
или,
поскольку
речь
идет
об
и ст ории
языка,
исторической
стилистикой.
У
истории
языка
поэтому
не
тр и,
а
четыре
отдела,
им енно :
ф оне­
тика,
грамматика,
семасио ло гия
и
стилистика.
Возникает
важны й
вопрос
о
взаимоотношении
тре х
первых
о тде лов
и
четвертого.
Для
того
чтобы
эти
взаимоотношения
бы ли
вполне
яс ны,
необходимо
сначала
обратить
внимание
на
то,
что
эта
новая
дисциплина
может
быть
лингвистической
ди сц иплино й
только
при
том
непременном
условии,
что
она
и меет
сво им
предметом
те
языковые
пр ивычк и
и
те
фор мы
употребления
языка,
которые
действ ит ельн о
являются
коллективными.
Не обход им о
тщательно
отличать
эк спр ессивны е
каче ств а
речи,
имеющие
своим
источником
личные
свойства
и
со­
стояния
говорящего
или
пишущего,
от
та ких
фактов
языковой
экспрессии,
к оторы е
коренятся
в
общественной
психологии
и
представляют
собой
прояв лен и я
им енно
общественной
реакции
на
пр инад л ежащ ий
д анно му
обществу
язык.
Это
важно
п отом у,
что
в
по сл еднем
случае
эк сп ресси вны е
ка честв а
ре чи
ст ан овя тся
в
сущ­
ности
уже
объективной
принадлежностью
самих
фактов
языка,
переставая
бы ть
тольк о
св ойст ва ми
носителей
языка.
В
самом
де ле,
когда
говорят,
например,
приговора
вместо
п
р
и
г
о
в
6ры,
то
для
отнесения
этого
факта
к
числу
тех ,
к ото­
рые
хара ктери зуют ся
как
яз ык
неправильный,
или
просторечие
ит.
п.,
совершенно
не
существенно,
кто
име нно
так
сказал, NN
или
NN', во всяком случае до тех пор,
пока
кто-нибудь
изЛ/Мне
за с тавит
нас
тем
или
иным
способом
изменить
са мую
характери­
сти ку
это го
факта.
Следовательно,
субъективными
соответствую­
щие
экспрессивные
качес тва
языка
являются
только
по
происхож­
дению,
с
точ ки
зрен ия
их
психологического
генезиса,
тогда
как
реально,
в
исторической
действительности,
они
су щест вую т
как
вполне
об ъе к тивные
свойства
тех
или
иных
зву ко в,
форм
и
зн ак ов.
Вот
почему
мы
имеем
право
утверждать,
что
действительно
в
с
а-
мом
языке,
а
вовсе
не
в
психологии
говорящих
и
пишущих,
315


которая
лингвиста
непосредственно
не
интересует,
к роме
зв уков ,
фор м
и
знаков,
есть
еще
нечто,
име нно
экспрессия,
пр ин ад­
лежащая
з ву кам,
формам
и
знакам.
Из
всего
этого
след у ет,
что
одно
д ело
стиль
языка,
а
д ругое
дело
стиль
т ех,
кто
пишет
или
говорит.
Та к,
напр им ер,
изучение
стиля
отдельных
писателей,
в
котором
обнаруживает
себя
своеобразие
их
авторской
личности
или
конкретная
худ ож ест вен ная
функция
тех
или
иных
элементов
речи
в
данном
п ро из вед ении,
всецело
остается
за ботой
истории
литературы
и
к
лингвистической
сти л ис тике
может
иметь
разве
только
п обочн ое
от нош ение ,
как
и
другие
проб ле мы
культурной
истории.
Стил ь
Пушкина,
или,
как
часто
го ворят ,
язы к
Пушкина,
в
э том
смысле
и меет
к
проблемам
лингвистической
стилистики
отношение
нисколько
не
более
близкое,
чем
его
поэтика,
мировоз­
зрение
или
биография.
Все
это
не
мешает
зна ть
историку
языка,
но
все
это
предмет
не
лингвистики,
а
ис тории
литературы.
Другое
дело,
есл и
скажут,
что
в
эпоху
жизни
Пушкина,
может
быть,
и
не
без
его
личного
влияния,
что
существенно
только
во
вторую
очередь,
звук
е
в место
о
под
ударением
не
перед
мягкими
соглас­
ными
пер ест ал
обл ада ть
эк спр есси ей
книжно-поэтического
языка
и
сохранил
на
будущее
время
лишь
экспрессию
церковнобогослу­
жебного
стиля
речи.
Это,
действительно,
лингвистическая
проб ­
лем а,
но
она
н азы в ается
не
язык
Пушкина,
а
стилистика
русского
произношения
в
первые
десятилетия
XIX в.
Еще
хуже ,
когда
под
предлогом
изучения
тех
или
ин ых
с пос обов
«отражения действи­
тельности
в
слове»
исследователи
языка
и
сти ля
т ого
или
ино го
писателя
фактически
изучают
не
слово
и
не
его
экспрессию,
а
т оль­
ко
то,
что
отражено
в
слове,
т.
е.
тему
и
отношение
к
ней.
Такого
метода
здесь
не
стоит
опровергать,
но
считаю
не
лишним
ука зат ь
на
то,
что
и
он
то же
почему-то
н азы в ается
иногда
лингви­
стическим.
Из
сказанного
сл еду ет
далее,
что
в
отличие
от
прочих
лингви­
стических
д и сциплин
стил и сти ка
обладает
тем
св ойс тв ом,
что
она
изучает
язык
по
всему
разрезу
его
структуры
сразу,
т.
е.
и
звуки,
и
формы,
и
знаки,
и
их
части.
Таким
образом,
никакого
«собствен­
ного»
предмета
у
нее
как
б удто
не
оказывается.
Действительно,
ст или ст ика
изу ча ет
тот
же
самый
материал,
которы й
по
частям
и зу чается
в
других
отделах
ис тори и
языка,
но
зато
с
особой
точки
зрения.
Эта
особая
точка
зрения
и
со зд ает
для
стилистики
в
чуж ом
материале
ее
собственный
предмет.
В
отли чи е
от
прочих
отделов
ис тори и
языка
с тил истик а
имеет
дело
не
с
одно й,
а
с
мно г ими
систе­
мами,
и
в
то
время,
как,
напр .,
для
фонетики
существенно
знать,
как
п ро т иво пост авлены
друг
другу
все
звук и
данной
звуковой
системы,
стилистика
изучает
вопрос
о
том,
как
противопоставлены
друг
другу
отдельные,
обладающие
стилистической
выразитель­
ностью
зву ки
разных
систем,
напр .
для
эпохи
Мос ков ск ой
Рус и
г
взрывное
оби ход н ого
языка
столи ц ы
и
г
фрикативное
церковно­
книжного
языка.
Далее,
для
тех
д исципл ин,
кот оры е
изучают
строй
языка,
звуки
—
это
одн а
система,
формы
—
дру га я,
в ещ естве нные
316


зн ачени я
—
т ре тья,
и
лишь
более
сло жные
взаимоотношения
между
этими
отде льны м и
системами
в
конце
концов
с озд ают
общую
и
цельную
систему
всего
языка.
Для
стилистики,
на об орот,
отдель­
ные
структурные
элементы
са ми
по
се бе
не
создают
еще
системы
прос то
потому,
что
не
все
звуки,
формы
и
знаки
являются
ее
предметом,
а
л ишь
такие,
которые,
обладая
особой
стилистической
окра ск ой,
противопоставлены
звукам,
формам
и
знакам
с
иной
стилистической
окра ск ой.
Но
з ато
звуки
той
или
ино й
стилисти­
ческой
ок рас ки
и
фор мы
и
знаки
той
же
окраски
входят
в
одну
стилистическую
си сте му
в
противовес
звукам,
формам
и
знакам
другой
окра ск и,
и
из
взаимодействия
всех
таких
систем
со здает ся
об щая
ст илист ич еск ая
жизнь
языка.
Все
это
говорит
о
том,
что
ст илист ич еск ая
с истема
ес ть
поня т ие
впо лне
своеобразное
и
со­
вершенно
не
соотносительное,
хо тя
и
тесно
связанное,
с
системой
звукового,
формального
и
семасиологического
строя
языка.
Сти­
ли ст ика
и
вообще
не
соотносительна
с
прочими
ди сципл ина м и,
из уча ющим и
ист о рию
языка.
В
области
взаимоотношений
между
первыми
тремя
отделами
ис тории
языка
можно
было
наблюдать
известные
логические
пер ехо ды
от
одной
д ис циплины
к
друг ой ,
но
непосредственного
перехода
к
устанавливаемому
теперь
че т­
вертому
отд елу
ис тори и
языка
ни
от
одн ого
из
первых
трех
отделов
обн а ружи ть
н е льзя.
Переход
к
ст ил истик е
существует
не
от
фон е­
тики ,
не
от
грамматики,
не
от
семасиологии,
а
только
от
всех
этих
трех
д исципл ин,
понимаемых
как
о дно
целое,
сразу.
Поэтому
эти
четыре
отдела
истории
язы ка
леж ат
не
на
одной
плоскости
и
не
могут
быть
прон уме ро ва ны
подряд
цифрами
от
1 до 4, а представ­
л яют
со бой
сл едующее
отнош е ни е:
А.
Дисциплины,
изучающие
с трой
языка.
1.
Фонетика
(и орфография).
2.
Грамматика.
3.
Семасиология.
Б.
Дисциплина,
изучающая
употребление
языка.
Стилистика.
В
итоге,
следовательно,
у
истории
языка
не
че тыре
отдела,
а
два
основных,
из
которых
первый
сам
де л ится
на
три
части.
Спра­
ш ивается ,
какие
же
вн ут р енние
деления
существуют
у
второго
из
эт их
двух
отделов?
Легко
бы ло
бы
соблазниться
внешней
аналогией
и
предложить
также
и
для
сти лист ик и
внутреннее
разделение
на
фонетику,
грам­
матику
и
семасиологию,
тем
более
что
она,
действительно,
за­
нимается
всеми
этими
тремя
проблемами.
Но
это
бы ло
бы
серьезной
ошиб ко й,
потому
что,
как
вытекает
из
предыдущего,
зв ук
речи
как
стилистический
ф акт
не
су щест в ует
без
соотнесенных
с
ним
фактов
грамматических
и
семасиологических.
Инач е
гов оря ,
по­
строение
стилистики
по
отд ельн ым
членам
языковой
струк туры
унич т ожило
бы
собственный
пре дм ет
стилистики,
состоящий
из
соединения
отде льны х
член ов
языковой
структуры
в
одн о
и
ка-
317


чественно
нов ое
ц елое.
Ясно,
что
способ
изложения
стилистиче­
ской
исто р ии
языка
может
быт ь
тол ько
один
—
по
отдельным
сти­
лям
каждого
исторического
периода,
выделяющегося
в
жизни
языка.
Вн утри
каждого
такого
пери од а
описываются
и
анализи­
руются
в
нужном
порядке
те
стили
языка,
которые
существовали
в
данное
время,
при чем
каждый
ст иль
рассматривается
как
свое­
образная
система,
противопоставленная
другим
системам,
пред­
ст авляю щ ая
соб ой
известное
видоизменение
соответствующей
си с­
те мы
в
пре дш ес тву ющий
период
и
заключающая
в
себе
те
противо­
речия,
к оторы е
приве л и
к
ее
перерождению
в
период
пос ледующ ий .
Последний
вопрос,
к асающ ийся
построения
и стори и
языка,
за­
ключается
в
том,
в
како м
взаимном
п орядк е
должны
изла г аться
обе
основные
час ти
эт ой
науки,
т.
е.
учение
о
строе
языка
и
учение
о
его
употреблении,—
параллельно,
перемежая
проблемы
соответ­
ственно
историческим
эпо хам ,
или
же
в
порядке
последовательно­
сти,
вторая
часть
це лик ом
пос ле
первой.
Фонетика
и
грамматика
в
со вре ме нных
компендиумах
по
и стори и
язы ков
изл аг а ются
по-
разному
(семасиология же обычно совсем не излагается): или по
отдельным
эпохам
в
жизни
языка,
или
в
п орядке
самих
тем,
т.
е.
сначала
це лик ом
фонетика,
потом
цел ик ом
грамматика.
Не
ка­
саясь
собственно
педагогических
выгод
той
или
иной
системы,
зам ечу ,
что
с
чисто
теоретической
точки
зрения
более
правильным
представляется
объединение
фонетических
и
грамматических
ф ак­
тов
одной
эпохи
в
о дно
целое,
потому
что
тогда
для
каждой
эпох и
можно
бы ло
бы
говорить
о
язы ке
как
цель но й
и
единой
ст рук туре .
Правда,
нео бхо димы м
условием
таког о
построения
языка
являе тс я
такая
трактовка
звуков
и
форм,
кот орая
ис ход ит
из
взгляда
на
язык
как
на
нечто
внутренне
единое
и
связанное,
но
мы
уже
усл о­
вилис ь
о
то м,
что
именно
таков
идеал
нашей
науки.
И
вот
теперь
спрашивается,
где
мес то
стил ист ик и
в
подобном
из ло жении
и сто­
рии
языка.
Должен
ли
соответствующий
рас ск аз
о
стилистической
жизни
языка
заканчивать
каждый
из
отдельных
периодов,
выделя­
емых
в
и ст ории
яз ыка,
после
того,
как
рас сказа н ы
соответствую­
щие
фоне тич ес к ие,
грамматические
и
семасиологические
факты,
или
же
сначала
сл еду ет
изложить
всю
фонетику,
грамматику
и
семасиологию
по
в сем
эпохам
и
только
пос ле
этого
пр ис ту пить
к
изложению
стилистической
ис тори и
языка
как
параллельного
непрерывного
процесса?
Представляется
не со мненн ым,
что
в торое
ре шени е
этого
вопроса
больше
соо тв ет ству ет
прир од е
пр едмета.
Д ело
в
то м,
что
са мое
содержание
тех
процессов,
к ото рые
опреде­
л яют,
с
одной
стороны,
развитие
языкового
ст роя,
а
с
другой
—
эволюцию
стилистических
норм
и
п рак тики
языкового
употребле­
ния,
очень
различно.
История
языка
и зобра жа ет,
во-первых,
с амый
механизм
языка
в
его
вечном
стано вл ении
и,
во- вт ор ых,
приемы,
при
помо щи
которых
общество
пользуется
эти м
механиз­
мом
для
различных
целей .
Вряд
ли
будет
отвечать
существу
дела
та кой
исторический
рассказ,
кот оры й
станет
прерывать
изобра­
жение
одного
цельного
п ро цесса
из обр ажен ием
отрывков
дру го го,
318


ст оль
же
цельного
процесса.
В
этом
случае
получились
бы
дейст­
вительно
отрывки
дв ух
исторических
процессов,
перебивающие
друг
друга.
Самые
методы
обеих
составных
час тей
истории
языка
и
их
материалы
порой
ока зы ваю тся
столь
различными,
что
и
с
этой
сто роны
их
пар алл ель ное
изложение
пре дс тавля ется
неесте­
ственным.
Объединяются
эти
две
части
единой
науки
совсем
иначе,
просто-напросто
т ем,
что,
пока
не
сказано
последнее
с лово
второй
части,
п олной
исторической
кар т ины
жизни
данного
языка
еще
нет.
Но
когда
это
слово
сказано,
то
все
сказанное
до
тех
пор
получает
ино е
и
подлинно
историческое
освещение.
В
закл юч ен ие
несколько
сл ов
об
отношении
лингвистики
к
фи­
лологии,
т.
е.
к
тому
научному
понятию,
которое
до
сих
пор
не
упоминалось,
но,
естественно,
предполагалось
всем
ходом
предшест­
вующего
рассуждения.
Сам ое
слово
«филология»
имее т
по
меньшей
м ере
два
зн ачен ия.
Во -пер вых ,
оно
означает
известный
метод
изучения
текстов.
Это
метод
универсальный,
и
он
сохраняет
с вою
с илу
независимо
от
того ,
какую
конкретную
ц ель
п ресл ед ует
изуче­
ние
текста
—
лингвистическую,
историческую,
литературоведную
и
т.
д.
Во-вторых,
слово
«филология»
озна чает
известную
совокуп­
ность,
или ,
как
говорили
когда-то,
энциклопедию
наук,
посвящен­
ных
изуч ен ию
истории
к ультур ы
в
ее
словесном
преимущественно
вы ражении.
В
первом
отношении
филология
есть
первооснова
линг­
вистики,
так
же
как
и
прочих
нау к,
им еющ их
дело
с
текстами,
потому
что
филологический
метод
истолкования
тек ста,
т.
е.
добывания
из
текста
нуж ных
сведений,
как
уже
сказано,
ес ть
метод
универсальный.
Во
втором
отношении,
наоборот,
лингви­
ст ика,
и
име нно
изучение
отдельного
языка
в
его
истории,
ес ть
первооснова
филологической
энциклопедии,
ее
пе рвая
глава,
без
которой
не
могут
б ыть
написаны
остальные.
Звеном,
непо ср ед ст­
венн о
сое дин яющи м
историю
языка
с
ис тори ей
проч их
областей
культуры,
естественно,
служит
лингвистическая
стилистика,
так
как
ее
пр едмет
создается
в
ре з ульт ате
тог о,
что
язык
как
факт
культуры
не
только
служит
общению,
но
и
известным
образом
переживается
и
осмысляется
культурным
сознанием.
Совершенно
ясно,
что
впо лне
сознательное
и
активное
творчество
в
области
языка
преимущественно,
если
не
исключительно,
направлено
именно
на
стилистические
кач ест ва
языка.
З десь
достаточно
со­
сл ать ся
хот я
бы
на
один
фа кт
существования
так
наз.
правильной
речи.
Ввиду
этого
лингвистическая
стилистика
может
быт ь
на­
звана
филологической
п робле мой
языкознания
по
преимуществу.


Е.
Д.
ПОЛИВАНОВ
ИСТОРИЧЕСКОЕ
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
И
ЯЗЫКОВАЯ
ПОЛИТИКА1
С
точки
зрения
традиционных
наших
представлений
о
языко­
знании
(или лингвистике), да еще об историческом
язы­
козн ан ии
в
частности,
сочетание
этого
понятия
с
задачами
практи­
ческого
характера
и,
в
частности,
с
языко в ой
политикой
рисуется,
бы ть
может,
не ско лько
утопическим.
Но,
должен
пре­
дуп редит ь ,
я
вовсе
не
собираюсь
утверждать
и
доказывать,
что
и стори че ская
лингвистика
—
это
то
же
самое,
что
языковая
по­
литика.
Это
—
вещи
совсем
р азн ые.
И
моей
за дачей
здесь
является
лишь
показать,
как им
образом
совмещаются,
на
правах
вз аим но
полезного
симбиоза,
обе
эти
сферы
лингвистических
интересов
в
мировоззрении
со вр еменно го
и
притом
советского
лингвиста.
Тут
необходимо,
о дн ако,
пояснить
прежде
всего,
что
име нно
представляет
собою
историческая
лингв ист ик а,
т.
е.
та
дисцип­
лина ,
которая
разработана
больше
всех
других
областей
линг­
вистического
знания
—
н ас тол ько,
что
в
глазах
многих
состав­
ляет
даж е
как
будто
и
единственное
сод ержа ни е
нашей
науки.
Историческое
языкознание
в
настоящее
время
представляет
собою
совокупность
всех
сравнительных
(или— чт о
то
же
—
срав­
нительно-исторических)
гра ммати к
всех
(из наличных вообще и
д оныне
изученных)
яз ык овых
семейств,
т.
е.
то,
что
добы то
из
конкретной
истории
всевозможных
языков
сравнительно-грамма­
тическим
(или компаративным)
методом.
Необходимость
упомянуть
о
компаративном
методе
объясняется
здесь
просто
и
единственно
тем,
что
это
самый
плодотворный
с
точки
зрения
по лу че нных
ре­
зультатов
ме тод
и
что
р еальн ое
его
значение
настолько
неоспоримо,
что
мы
именно
и
позволили
се бе
здесь
даж е
не
упом ина ть
о
тех
элементах
конкретной
и ст ории
язы к ов,
которые
добыт ы
не
ср ав­
нительно-грамматическим
путем,
а
как-либо
иначе.
Су щнос ть
же
с рав н ительн о-г рам ма ти ческо го
мет ода
состоит
в
том,
что
при
на­
личии
нескольких
родственных
между
собою
языков
2 он дает
1Е.
П олив анов,
За
марксистское
языкознание,
из д. «Федерация»,
1931.
Ста тья
п рив оди тся
с
сокращениями.
2 Каковыми,
напр им ер,
являются
отдельные
славя нск и е
языки:
русский,
украинский,
польский,
чешский,
сербский,
болгарский,
слов ин ск ий
и
т.
д.
и,
наконец,
др ев нейши й
из
известных
нам
славян ск их
языков
—
«мертвый»
(т.
е.
доступный
нам
ли шь
в
форм е
древних
письменных
памятников)
древне-
320


возможность
осветить
историю
ра з вития
каждого
из
этих
языков,
отправляясь
от
о бщего
всем
эти м
языкам
эта па
(т.
е.
от
того
со­
стояния,
с
которого
им енно
начинается
и ндиви ду аль ная
линия
эво люции
каждого
отдельного
языка
данного
семейства
и
которое
условно
наз ыв аетс я
«праязыковым»
со ст оя нием
данных
язы ков ).
Сам
же
эт от
исходный
э тап
(или «праязыковое»
со сто я ние)
в
св ою
оче ред ь
стан о ви тся
нам
известным
(или,
как
обычно
г ов орят,
«реконструируется»,
т.
е.
восстанавливается)
пут ем
сличения
конечных
этапов
всех
данных
индивидуальных
эволюций,
т.
е.
из
сличения
современных
нам
или
же
литературно
засвидетель­
ст во ванных
состояний
отдельных
языков,
ина че
го вор я,
от пр ав­
ной
пун кт
ис тори и
каждого
из
данных
языков
определяется
путем
сравнения
сам их
этих
язы к ов,
что
и
дает
повод
именовать
эт от
метод
исторического
изучения
сравнительным
(или
по-латыни
комп арат и вным )
или
ср авнител ьно­
грамматическим
методом.
Не
будь
в
рук ах
линг­
вистов
сравнительно-грамматического
ме тода ,
они
должны
был и
бы
до вольст вов а тьс я
только
одним
из
двух
противоположных
кон­
цов
эволюции
каждого
отдельного
языка:
поз д нейш им
его
состоя­
нием.
И
легко
се бе
представить,
насколько
их
догадки
о
предше­
ствующей
э во люции
это го
языка
походили
бы
на
поиски
ощупью
в
потемках.
Здесь
же,
когда
да ются
оба
конца
подлежащей
про ­
слеживанию
нити,
о ста ется,
собственно
гов оря ,
лишь
провести
л инию
между
дву мя
точками
\ более того
—
и
это
в
ос обен н ости
сле дуе т
поставить
на
вид
т ем,
кто
хоче т
приписать
сравнительно-
историческому
язы козна нию
одн у
лишь
ц ель
реконструкции
праязыка,—
в
самых
поисках
исходного
(«праязыкового») со ­
с то яния,
в
тех
выкладках,
на
о сно вании
которых
проясняется
картина
общего
данным
языкам
прошлого
из
совокупности
их
разнообразнейших
современных
фактов,
не избеж но
уже
учиты­
ваются
и,
сл едов ател ьн о,
определяются
известные
промежуточные
эта пы
индивидуально-языковых
эв олю ций.
И
таки м
образом
поиски
на ч альн ого
(исходного)
пункта
языковой
истории
уже
в
силу
логической
необходимости
открывают
есл и
не
вс е,
то
по
кр ай ней
мере
некоторые
ст ран ицы
э той
истории.
церковнославянский.
Или
же
возь ме м
другой
пример
—
романские
языки:
итальянский,
французский,
провансальский,
испанский,
португальский,
ру­
мын ски й
и
др .,
родственные
между
собою
потому,
что
все
они
являются
потомками
ла тин ск ого
языка.
В
ка чест ве
третьего
примера
на зове м
уже
семей­
ство
из
менее
близ ки х
друг
к
дру гу,
т.
е.
в
значительной
уже
степени
расте­
рявших
взаимное
с ходст во
языко в ,—
совокупность
так
н а зываемы х
«индо­
европейских»
языков,
куда
войдут
древнейшие
из
письменных
евр о пейс ких
и
ближневосточных
яз ыко в,
име нн о:
древнегреческий,
латинский,
санскрит
(древнеиндийский), древнеперсидский и др.,
ас
другой
стороны,—
почти
все
из
современ ных
ев ро пейс ких
яз ыков:
славянские,
герм анские
(например,
немецкий,
англ ийский,
шведский,
д атски й
и
т.
д.), кельтские (н ап ри м ер,
ир­
ла ндс к ий ), литовский с латышским,
армянский,
ал банский.
1 Это не значит,
пр авда ,
что
искомая
линия
эво л юции
всегда
должна
оказаться
именно
прямой
линией.
321


Поскольку
уже
пришлось
упомян уть
о
том
упреке,
к оторы й
не­
однократно
дел ал ся
(да и в настоящее время повторяется
—
ча ще
всего,
п ра вда,
с
чуж их
уст
и
без
зн ак омст ва
с
предметом)
по
адресу
компаративной
лингвистики
как
«науки о праязыках» \
постольку
не
мешает
здесь
ответить:
в
како й
мере
и
к
ком у
может
быть
применим
это т
упрек
Обвинение
свод и тся
обычно
к
тому,
что
«вместо задачи быть историей родственных языков сравни­
тельная
гра мма тик а
не
вид ит
и
не
преследует
другой
цели,
кроме
описания
и
восстановления
праязыкового
этап а,
а
между
тем
сам
по
себе
эт от
праязыковый
э тап,
и ли,
как
п рин ято
говорить,
пр а­
язык,
в
большинстве
случ ае в
не
представляет
никакого
практи­
ческого,
ни
даже
культурно-исторического
интереса
2; и,
став
на
этот
путь,
компаративная
лингвис тик а
т аким
образом
пре вра ща ет­
ся
из
науки
о
к онк ретны х
формах
эв ол юции
языков
в
науку
о
«языковом старье».
С
те м,
что
уп рек
этот
в
св ое
время
и мел
некоторое
зн ачени е
в
ис то рии
нашей
науки,
я
вполне
соглашусь.
Прав да,
уже
с
первых
же
лет
сущ ес тв ован ия
сравнительной
грамматики
индоевропейских
языков’
не
раз
и
вполне
опр ед еленно
б ыло
вы ск азываем о ,
что
«ре­
конструкция
праязыкового
со стояни я
—
не
цель,
а
ли шь
раб очее
средст во
компаративного
метода,
средство,
обеспечивающее
до­
стижение
ц ели
—
в
виде
раскрытия
ист ори и
всех
и
каждого
из
данных
родственных
языков
—
от
ее
начального
(т.
е.
«пра ­
языкового») до ее конечного(т.
е.
известного
уже
нам)
эта п а».
Но
несмотря
на
это,
был
в
свое
время
известный
период
увлечения
индо евр о пейск им
праязыком
как
таковым;
дело
доходило
до
переводов
на
это т
общеиндоевропейский
язы к:
в
нем
хотели
вид ет ь,
следовательно,
именно
реальную
языковую
си­
стему
(а не средство для объяснения истории других
—
поздней­
ших
систем).
Р еакц ия
против
этого
увлечения
пришла,
однако,
со
с торон ы
самой
же
компаративистики,
и
этот
«уклон»
относится
уже
ко
временам
давно
мину вшим .
На
всякий
случ ай
упомянем
еще
об
одном
о бсто ятел ьс тве:
по­
ст о ро ннему
человеку,
если
он
возьмется
просматривать
сравни­
тельно-грамматическую
литературу,
лег ко
может
прийти
в
голову
мысль,
что
в
ней
больше
всего
и
по
преимуществу
говорится
о
явле­
1Илидажекак«науки
о
праязыке»
—
по
формулировке
тех
современных
анти-«индоевропеистов», которые,
не
вых одя
за
пределы
апте ка рс ких
представ­
лений
о
ли нгви ст ике,
убеждены,
что
она
имеет
дело
только
с
одним
пр аязы­
ко м.
2 В частности,
индоевропейский
прая з ык
—
язык
неи звестн ог о
и
неиз­
вестно
когда
ж ивше го
на рода,
давным-давно
исчезнувшею
с
лица
земли,
к оне чно,
не
возбуждает
сам
по
себе
сто ль
исключительного
ин тереса,
чтобы
делать
его
о писание
(т.
е.
возможно
более
полную
реконструкцию)
основной
и
и
единственной
про блемой
индоевропейского
языкознания.
8 Имеющей уже более чем столетний возраст:
годом
создания
этой
науки
можно
сч и тать
1816, когда Франц Бопп выпустил свою знаменитую работу о
спряжении
в
древнеиндийском,
ла тин с ком,
г реческом
и
некоторых
других
индоевропейских
я зык ах.
322


ни ях
праязыка,
а
не
об
истории
отдельных
языков
—
его
по­
томков.
Возьмем
для
примера
такие
се рьезн ы е,
чисто
деловые
книги,
как
посвященные
сра в ни тельн о-ис тори чес кой
г рамм ати ке
латинского
и
греческого
яз ык ов: Lindsay — The Latin language
и
Wright — The Grammar of Greek language; в них мы не только
встретим
ряды
восстановленных
праязыковых
форм ,
но
и
сам
материал
латинских
(resp.
греческих)
фактов
рас по лож ен
по
руб­
рикам,
соответствующим
праязыковым
фонетическим
и
морфоло­
гическим
ед иница м.
На
са мом
же
деле
вывод
о
то м,
будто
эти
грам­
матики
з ани маю тся
не
латинским
(resp.
греческим)
яз ык ом,
а
праязыком,
будет
сп лошн ым
недоразумением.
Прием,
состоящий
в
прослеживании
каждого
отдельного
я вл ения
от
его
исходного
(праязыкового)
пункта,—
это
только
не из бе жный
технический
прием,
обеспечивающий
ясное
изложение
языковой
истории.
Возьмем,
например,
два
латинских
глагола:
mingo и mejo.
Из
данных
самого
латинского
языка
совершенно
непонятно,
почему
в
нем
им еют ся
эти
два
глагола
с
одним
и
тем
же
з наче ни ем,
а
между
тем
з вук овое
сходство
между
ними
исчерпывается
о дним
только
начальным
звук ом
т.
В
компаративном
же
освещении
(т.
е.
тогда,
когда
привлекается
к
делу
праязыковое
сост о я ние)
с танов и тся
до
прозрачности
ясным,
что
mingo и mejo являются
законными
(т.
е.
статистически-нормальными)
обра зов ан и ями
от
одно й
и
той
же
д р евней
основы,
именно
от
основы
* meigh \
в
первом
случае
с
инфиксом
п
(наличие которого и обусловило
—
соответственно
законам
латинской
фонетики
—
сохра нн ость
звука
g в mingo), во втором же случае,
т.
е.
в
mejo,—
без
этого
ин­
фикса.
Несколько
серь езн ее,
на
первый
взгляд,
каж ет ся
другое
об­
винение,
предъявляемое
за
последнее
вре мя,
с
легкой
рук и
Н.
Я.
Марра,
к
компаративному
языкознанию:
оно
и зуча ет,
дескать,
лишь
аристократические
языки,
т.
е.
языки
ин до ев­
ро пейск о го
сем ейст ва,
и
знать
не
хочет
про
языки
менее
культур­
ных
народностей.
Этот
вы бор
материала
диктуется,
дескат ь ,
не
чем
иным ,
как
империалистической
идеологией
творцов
компа­
ративистики
—
науки,
с ледов а тельно,
насквозь
буржуазной
и
им пер иал ист ическ о й.
Становится
немного
смешно,
пра вда ,
излагать
это
об в инен ие,
кото рое,
разумеется,
ниче го ,
кроме
смеха,
не
могло
возбудить
у
современных
западноевропейских
представителей
компаративной
лингвистики
2.
Но
что
поделать?
Раз
такие,
более
чем
наив ны е
обвинения
высказываются
и
хором
повторяются,
их
п риход ится
цитировать
или
пересказывать.
1 Эта та самая,
между
п рочи м,
ос н ова,
которую
мы
найдем
и
в
греческом
omikhle, русском мгла,
сербском
магла
и
т.
д.
2 Знаменитому A. Meillet оставалось сказать по этому поводу:
если
б ур­
жуа зная
наука
состоит
в
то м,
чт обы
видеть
факты
таким и,
как
они
есть ,
то
я
пр инима ю
на
с ебя
обвин ен ие
в
буржуазности.
323


Начнем
с
того,
что
я
вовсе
не
думаю
отрицать
буржуазный
ха­
рактер
вс ей
прошлой
истории
нашей
науки.
Всякая
наука,
со з­
данная
в
буржуазном
обществе,
может
именоваться
буржуазной
наукой
и
мо жет
обнаружить
в
себе
внутренние
признаки
этой
своей
социальной
пр ирод ы.
Но
ведь
н икак ой
друг ой
науки,
к роме
буржуазной,
воо бще
не
существовало,
а
на
Западе
не
су щест в ует
и
до
на стоящ ег о
вре ме ни.
И
это
относится
и
к
лингвистике,
и
к
астрономии,
и
к
теории
вероятностей,
и
к
орнитологии,
и
т.
д.,
и
т.
д.
Наша
задача
состоит
в
том,
чтобы
убедиться,
что
такая-то
и
та ка я-то
научная
дисциплина
сумела
установить
ряд
бесспорных
положений;
и
раз
мы
в
э том
уб еж дае мся
(для чего необходимо,
впрочем,
наличие
известных
знаний
в
данной
специальности)\
то
мы
не
только
можем,
но
и
должны
сч ита ться
с
этими
бесспор­
ны ми
достижениями
буржуазной
науки,
как
должны
считаться
и
с
формулой
а2
—
Ь2=(а+
Ь)
(а—Ь), как должны считаться и
с
налич ием
микроскопа,
и
с
н алич ием
вс ей
той
бактериологической
фауны,
которая
эт им
микроскопом
б ыла
открыта,
несмотря
на
то
что
и зоб ретател ь
ми крос коп а
был
голландский
торгаш
—
сущ е­
ство
насквозь
буржуазное
и
идеологически
вп ол не,
быт ь
может,
нам
чу ждо е.
Есл и
же
мы,
по дтем
предлогом,
что
все
это
—
«про­
ду кты
буржуазной
на ук и», будем строить свою науку без всех
указанного
род а
буржуазно-научных
достижений
или
просто
отметая
(т.
е.
не
же лая
знать)
их
или
же
отрицая
их
(потому,
что
они
—
продукт
буржуазного
ми р а), мы не только не создадим
ни какой
новой,
своей
науки,
но
пре в рати мся
просто
в
обску­
рантов.
Все
это
от лич но
по нима л
В.
И.
Ленин,
кот оры й
не
раз
предостерегал
против
авторов
та кой
куцей
проле ткультуры
и
куцей
пролетнауки,
и
мне
неоднократно
приходилось
цитировать
его
по
это му
поводу.
Вернемся,
однако,
к
реал ьной
сути
вы шепр и­
веденного
обвинения,
которое,
как
мне
не
раз
пришлось
слышать,
выс каз ыва лос ь
даж е
в
следующем
в и де: «Индоевропейская срав ­
нительная
грамматика
(или индоевропеистика)
изу чала
только
ин доев ро пейск ие
языки,
но
не
изучала
та ких
язы ков
на цме нь­
шинств,
к ак,
например,
чувашский
и
то му
п одо бные;
в
этом
и
со­
стоит
ее
аристократический
и
империалистический
характер».
Повторяю,
что
мне
действительно
приходилось
встречаться
имен но
с
такой
формулировкой
протеста
против
индоевропеи­
стик и,
несмотря
на
то
что
для
всякого
мало-мальски
осведомлен­
ного
в
классификации
научных
дисциплин
эта
формулировка
зву ­
чит
как
совершенная
бессмыслица.
Сравнительная
грам­
мати ка
индоевропейских
языков
по
существу
де ла
не
м ожет
излагать
и ст орию
каких-либо
других
язы ко в,
кроме
данной
языковой
семьи,
т.
е.
кроме
индоевропейских
язы ков ;
в ыбор
обследуемых
языков
определяется
здес ь
ведь
вовсе
не
1 А их отсутствие — если мы позволим себе говорить прямо — у тех
послушных,
но
совершенно
несведущих
любителей
хорового
пения,
ко тор ые
хором
повторяют
вышеприведенное
обви нени е,
и
является
причиной,
почему
у
нас
в озможны ми
оказываются
такие
с меш ные
вы па ды.
324


субъективными
в кус ами
исследователя,
а
действительной
ист о­
рией
языкового
др об ления ,
имевшей
место
тысячелетия
то му
на­
з ад;
ко м пар ативн ый
метод,
т.
е.
ме тод
сра вн ител ь н о-и сториче ског о
изучения
родственных
языков,
не
может
быт ь
применен
к
произ­
вольной
ко мб ина ции
яз ык ов,
например,
к
та кой
комбинации,
которая,
по-видимому,
удовлетворила
бы
наш их
обвинителей:
«индоевропейские +
чувашский
и
т.
п.
языки».
Но
тре бова ть ,
чтобы
чува шски й
или,
например,
южно-кавказские
язы ки
вклю­
чены
бы ли
бы
—
по
антиимпериалистическим
соображениям
—
в
индоевропеистику,
т.
е.
в
срав н и тельн ую
грамматику
индоевро­
пейских
языков,—
это
то
же,
что
и
требо ва ть,
например,
чтобы
ихтиология
включила
в
орбиту
своего
рассмотрения
тот
или
другой
вид
птиц.
Не
на до
бы ть
зоологом,
чтобы
на
последнее
требование
дат ь
ответ: «Да ведьдля птицесть наука о птицах (орнитология)
и
их
незачем
загонять
в
науку
о
рыбах»
Буквально
то
же
остается
сказать
и
по
поводу
чувашского,
например,
языка:
для
не го
е сть
своя
сравнительная
дисциплина,
именно
сравнительная
грамма­
тика
алтайских
\ и в частности турецких языков.
Допустим,
пускай,
что
Бопп
был
бы
самы м
что
ни
на
есть
антиимпериалисти­
ческим
и
прол е тарс ки
настроенным
интернационалистом
и
ком­
мунистом
(в 1816 г.
2), и в таком случае он тоже бы не
включил
в
созданную
им
систему
индоевропейской
сравнительной
грам­
матики
чувашского
или
татарского
яз ык ов,
просто
п отом у,
что
им
там
не
отведено
места
сам ой
историей
этих
языков.
Более
то го,
конкретная
ист ор ия
компаративного
языкознания
обнаруживает
как
раз
обратное
то му,
что
хот ят
ска зат ь
дирижеры
вы шеп рив е­
де нн ого
обвинения
—
будто
бы
компаративисты
не
хотели
и зу чать
(компаративным путем)
колониальных
я зык ов.
Био гра фия
Боп па
говорит
именно
о
противоположном:
Боп п
именно
хо­
тел
включить
в
индоевропеистику
(в сравнительную грамматику
индоевропейских
языков)
малайские
языки
(уж на что более под ­
ходящий
пример
для
понятия
языков
ко лониа льных
нар од о в!).
Но
вся
с уть
в
том,
что,
несмотря
на
наст ой чивей шее
желание,
ему
не
уда л ось
этого
сдел ать
в
силу
указанных
объективных
причин
(отсутствия подлинного родства между малайскими и индо­
1 В состав алтайского языкового семейства,
как
ныне
—
после
раб от
Ramstedt’a,
Б.
Я.
Владимирцева
—
можно
считать
установленным,
входят
турецкие
(или « тю рк ск и е») языки вместе с чувашским,
монгольские
(монголь­
ский,
бурятский,
калмыцкий)
и
маньчжуро-тунгусские
языки;
по
мое й
гипо ­
тезе
сюда
сл еду ет
о тн ести
так же
и
корейский
язы к.
В
осн овны х
своих
чертах
ср ав ните льна я
гр амм а тика
алтайских
языков
(в вышеуказанном объеме)
и
в
особенности
сравнительная
гр ам м атика
т урец ких
языков
(с чувашским)
уже
в
достаточной
м ере
разработаны,
чтобы
с
ними
можно
(и должно)
бы ло
сч и­
таться
как
с
особым и
компаративными
дисциплинами
(наряду с прочими
ср авн ит ельн ыми
грамматиками
других
семейств,
в
том
ч исле
индоевропей­
ской,
угр о-ф и нско й,
семитской
и
т.
д.,
и
т.
д .).
2 Но ведь и германского империализма в 1816 г.
не
существовало.
Это,
в
сво ю
очередь,
отнимает
п очву
у
того
обвинения
про тив
индогерманистики,
которое
хочет
видеть
в
ней
науку,
порожденную
германским
им пер иа­
ли змо м.
325


европейскими
языками).
Дело
в
том,
что
под
конец
св оей
жизни,
когда
Боппом
был
уже
опубликован
(начиная с 1816 г. )
ряд
работ,
делавших
бесспорным
фактом
родство
индоевропейских
язы ков
ме жду
собою
и
возможность
компаративного
изучения
их
истории,
он
совершил
крупную
принципиальную
ош ибк у,
вый дя
в
поисках
материала
для
сближ ений
с
индоевропейскими
язы ками
за
пр е­
делы
объективно
данных
родственных
отношений:
Боппу
казалось
возможным
найт и
признаки
родства
(с индоевропейскими язы­
ками)
и
в
мала йс ком
Ч
Само
собою
разумеется,
что
эта
работа
Боппа
о каз алась
произ­
веденной
впустую;
последующие
поколения
(да и современники
уже)
убедились
в
том ,
что
эти
индоевропейско-малайские
сближе­
ния
обнаруживают
отсутствие
того
принципа
законообразных,
правильно
повторяющихся
звукосоответствий,
который
был
цен­
нейшим
из
достижений
Бо ппа
в
предшествующих
работах
и
делал
им енно
бесспорно
доказуемыми
предшествующие
сближения
—
внутри
по д линно
родственных
языков.
Для
нас
же
этот
факт
из
деятельности
основателя
индоевропеи­
стик и
интересен
здесь
именно
п отом у,
что
он
диаметрально
проти­
воречит
вышеуказанному
обвинению
против
индоевропеистики
в
том,
что
она
как
буржуазно-империалистическая
дисциплина
умышленно
не
хот ела
включить
в
орбиту
своих
штудий
языки
колониальные
и
неаристократические.
Оказывается
—
от­
ню дь
йене
хот ела,
как
это
видно
из
попытки
Боппа
с
малай­
скими
языками,
но
ф акт ич ески
не
могла,
ибо
эта
нау ка
о
родствен­
ных
отношениях
определенных
языков
не
могла
изучать
тех
род ­
ственных
о тно ш ений,
которых
на
де ле
не
существовало.
Предоставим,
однако,
дирижерам
этого
хорового
обвинения
разбираться
в
том,
что
они
хо тят
ск азат ь
с ло ва ми: «индоевропеи ­
стика
виновата
в
то м,
что
она
не
изучала
не-индоевропейских
язы к ов » (как ихтиология в том,
что
она
занималась
р ыбами ,
а
не
хоров ы м
п ен ие м !), и остановимся на том единственно
возможном
смы сле ,
к отор ый
мо жно
придать
этому
обвинению,
не
впадая
в
абсурд
(как то имеет место при прямом смысле вышеприведенного
об ви нен ия).
Именно,
остается
понять
недовольство
обвинителей
как
нед о­
вольство
тем,
что
индоевропейские
языки
изучались
по
преимуще­
с тву,
т.
е.
больше,
чем
прочие
языки,
в
том
числе
и
языки
колони­
альных
народов
и
на цме ньш инс тв
СССР.
В
статистическом
отношении
это
верно:
к ол ич ество
ли тера туры
по
индоевропейским
языкам
превышает
общее
количество
лингвистической
л и тературы
по
всем
прочи м
языковым
сем ейств ам .
Только
расовый
аристо­
кр а тизм
и
импер иал из м
здесь
ни
при
чем.
Отметая
так им
образом
эту
грубо-наивную
ссылку
на
империа-
1 Замечу,
что
по
слу ч айном у
совпадению
звуковой
состав
первых
т рех
числительных
(1, 2, 3) в малайских языках оказывается довольно сходным с
соответствующими
(по значению)
и ндо евро пейск им и
формами.
326


лизм
и
б уржу азн ый
характер
«индогерманистики», мы должны,
од­
на ко,
дать
взамен
объяснение,
почему
в
общем
и тоге
индоевропей­
ское
языкознание
поглотило
более
сил
и
со здал о
большую
во
в сех
отношениях
продукцию,
чем
все
прочие
штудии
прочих
язы­
ковых
сем ейств .
Самый
п рост ой
и
естественный
ответ
на
это,
ка­
залось
бы,
должен
сам
собою
возникнуть
у
каждого,
кто
без
пре­
дубеждений
по до йдет
к
д анно му
вопросу:
индоевропейские
язы ­
ки
—
это
ведь
прежде
всего
не
что
ино е,
как
европейские
языки
Ч
А
мы
можем
уст ано ви ть
общ ее
для
мно гих
самых
различ­
ных
областей
зна ния
по ложе ни е,
что
Европа
оказывается
изу чен ­
ной
(в таком- т о
и
в
таком-то
отношениях)
больше,
шире
и
г лубже ,
чем
не-Европа
(т.
е.
Ази я,
Ам ер ика,
Афр и ка,
Ав ст ралия) 2.
Это
настолько
н есо мне нно
и
настолько
естественно,
что
можн о
смело
допустить,
что
то
же
са мое
бы ло
бы
и
при
любом
политическом
ст рое
Европы
(поскольку центром мировой культуры оставалась
бы
все
же
Европа).
Главно е
же,
что
нужно
поставить
на
вид
ав тора м
вышеприве­
денного
о б вине ния,
это
то,
что
не
надо
смешивать
инд оев ро пеи­
стику
с
совокупностью
лингвистических
штудий
или
—
по
край­
ней
мере
—
с
описательным
и
историческим
языкознаниеАм
в
целом.
Несмотря
на
впо лне
естественное,
как
мы
только
что
по­
казали,
количественное
преобладание
индоевропейской
срав ни­
те льн ой
грамматики
(и по числу специалистов и по общей числен ­
ности
на учн ой
л и те ратуры
и
т.
п.), существует ведь не одна только
индоевропейская
ср авнит е ль ная
г р аммати ка.
Буржуазная
наука
(движимая,
между
прочим,
и
импульсом
империалистической
по­
лит ик и)
сумела
поставить
наряду
с
ней
и
ряд
других
сравнитель­
ных
грамматик,
из
ко торы х
в
первую
голову
на до
поставить
семи­
тск ую
и
угро-финскую.
Далее
идут:
с ра вните льна я
гра мматик а
турецких
и,
наконец,
алтайских
язы ко в,
с ра вните льна я
г рамма ­
ти ка
индокитайских
(или,
как
я
предпочитаю
их
называть,
ти-
бето-китайских)
язы к ов,
сравнительная
гра мматик а
языков
бан ту
и
т.
д.
Таким
образом,
и
«обиженный индоевропеистами»
чуваш­
ск ий
яз ык
тоже,
оказывается,
нах од ит
с ебе
м есто
в
компаративном
языкознании,
только,
р азу ме ется,
не
в
лоне
индоевропеистики,
кот орой
с
ним
буквально
нечего
д ел ать.
Старые,
но
талантливые
1 Не забываем,
конечно,
что
финский,
венгерский,
б аскс кий
не
при на д­
лежат
к
индоевропейским
язы кам,
как
и
то,
с
другой
с торон ы,
что
иранские
и
индийские
ар ийск ие
сут ь
индоевропейские,
хотя
и
азиатские
яз ыки.
Но
и
то
и
другое
составляет
мень шинс т во
(в первом случае — меньшинство языков
Европ ы ,
во
втором
—
меньшинство
индоевропейских
язы ко в).
2 А поскольку для того,
чт обы
изучить
компаративным
ме тодо м
г лав ные
языки
Европы,
на до
бы ло
привлечь
из
азиатских
языков
име нно
не
какие-ли­
бо
другие
языки,
как
только
родственные
с
европейскими
(т.
е.
принадлежа­
щие
к
индое вроп ей ской
с емь е), то естественно,
что
из
языков
Индии
обращено-
бы ло
вн иман ие
именно
на
арийские
(и на древнейший из них — санскрит в
п ервую
оче р ед ь), а не на дравидские или коларские.
Точно
по
той
же
п ричи не
и
угроф инол оги
у
на с,
на
рос сий ск ой
тер ри то рии,
изучали
именно
финские
и
угорские
языки,
а
не
языки
прочих
сем ей
(например,
кавказские
и
т.
д. ).
327


ра боты
миссионера
Золо тни цк ог о,
с
о дной
стор оны ,
м атер иал
ком­
паративных
штудий
по
турецким
языкам
вообще,
с
другой
стороны,
с озд ают,
в
общем,
уже
нечто
це лое,
что
мы
имеем
право
на зв ать
компаративным
обследованием
чувашского
языка.
И
когда
мы
говорим
о
компаративном,
или
—
что
то
же
—исто­
рическом
(потому что оно сравнительно -и сто р иче ск о е), языкозна­
ни и,
мы
отнюдь
не
имеем,
конечно,
в
виду
одной
тол ько
ср ав ни­
те л ьной
г р аммати ки
индоевропейских
языков
Ч
Никакой
«индо­
евр опеи сти к и», методологически отличной от не - инд о ев ро пе йс к ог о
языкознания,
не
суще ствуе т:
ес ть
единая
в
методологическом
от­
ношении
наука.
И
если
вы
хотите
ополчаться
противнее,
тоне
делайте
при
эт ом
п одта сов ки
терминов
—не
предъявляйте
к
ней
обвинения
в
о тсу тств ии
ин тер еса
к
не-индоевропейскому
м ате­
риалу
и
в
том,
что
она
этим
материалом
не
з ан ималас ь.
Нам
пора,
однако,
вернуться
к
основному
вопросу
насчет
исторического
языкознания
(или компаративной лингвистики)
—
к
в опрос у,
в
какой
мере
может
эта
дисциплина
представлять
цен­
ность
для
нас,
с та вящих
в
число
первых
задач
не
изучение
прош­
ло го,
а
обследование
настоящего
сост ояни я
языков
и
возможный
прогноз
языкового
будущего,
т.
е.
то
именно,
что
служит
м ате­
ри алом
для
активных
мероприятий
яз ык овой
пол итик и.
Мы
занимаемся
н асто ящи м,
т.
е.
сов рем енн ым
этапом
языка,
не
как
трамплином
только
для
скачков
в
глоттогониче­
ск ие
эпохи,
а
как
са мым
важны м,
утил и тарн о
важным
линг ви­
стическим
материалом
—
нашей
опер ат ивно й
базой,
изучить
которую
необходимо
для
строи тел ь ства
языковых
ку льт ур.
Но
тут
мы
наталкиваемся
на
необходимость
общего
уч ения
об
эволю­
ции
языка
(без него мы не можем сделать шага от настоящего к
буд уще му
языковой
жи зни ).
Инач е
говоря,
мы
нуждаемся
в
л ин­
гвистической
историологии
2.
Но
вполне
ясно,
что
для
ис тори о-
логии
нужна
ис то рия
—
изучение
пр ош лых
этапов
языка
(точ­
нее
—
отдельных
конкретных
языков
и
языковых
семейств).
Вот
—
первая
и,
пожалуй,
важнейшая
точ ка
приложения
м ате­
риала
исторического
языкознания.
Но
прош лые
эт апы
языкового
ра зв ития,
кроме
того,
представ­
ляю т
для
нас
известный
интерес
и
с ами
по
себе.
Языковое
прош­
лое
8 для нас
—
ист о рия
культуры
(наравне с памятниками ма ­
териальной
культуры
и
литературы),
и
в
э том
—
«филологиче ­
ском»
—
направлении
наших
интересов
мы
—
историки.
1 Хотя и помним про ее историческое значение для всех других однород­
ных
дисциплин:
ведь
на
ее
именно
(т.
е.
на
инд оев ропе йс ком)
материале
был
вык о ван
мето д,
который
мы
прилагаем
к
и стор ическ ому
изу чен ию
других
языковых
групп.
2 Понимаем под историологией общее учение о механизме исторических
пр оцессов,
и
под
линг вистич ес ко й
и стори олог ией ,
следовательно,—
общ ее
учение
о
механизме
языковой
эволюции.
8 Помимо своего значения для лингвистической историологии,
о
чем
мы
только
что
сказали.
328


Лингвист,
таким
образом,
с лаг ае тс я: 1) из реального строителя
(и эксперта в строительстве)
современных
языковых
(и графиче­
ских)
культ ур,
для
че го
тр ебу ется
изучение
языковой
совр ем ен­
ной
действительности,
с амод ов леющ ий
интерес
к
ней
и
—
скажу
бол ее
—
люб овь
к
ней; 2) из языкового политика,
влад ею щег о
(хоть и в ограниченных,
пусть,
ра змерах)
прогнозом
языкового
будущего
оп ять-та ки
в
интересах
ути ли тарн ого
языкового
строи­
тел ь ства
(одной из разновидностей « со ци а льно й
инженерии»
бу­
д ущего); 3) из «общ е го
л ингви ста », и в частности лингвистического
историолога
(здесь,
в
«общей лингвистике», и лежит философское
значение
н ашей
н ау к и); 4) из историка культуры и конкретных
этнических
кул ьтур.
Но
все
вышесказанное,
поскольку
оно
затрагивает
вопрос
об
ис тори чес ком
языкознании
и
его
реал ьн ой
для
нас
значимости,
касалось
в
сущности
лиш ь
одной
с торон ы
этого
вопроса:
того,
как
можно
было
бы
использовать
накопленные
ценности
исторического
(компаративного)
языкознания
в
том
сл у чае,
ес ли
они
действи­
тельно
оказываются
ценностями.
А
остается
еще
ответить,
следо­
вательно,
на
сомнения
по
поводу
этой
ценности
«материалов бур ­
жуазной
науки»
и,
говоря
прямо,
на
сомнения
в
верности
уста­
новленных
компаративистикой
фактов
и
пол оже ний.
Иначе
говоря,
нам
надо
представить
се бе
без
предубеждений
подходящего
к
д елу
све жег о
человека,
кот орый
вправе
спросить:
«А не окажется ли в конечном счете,
что
историческое
компаратив­
ное
языкознание
1 (с точки зрения конкретных его достижений)
явится
не
чем
ин ым,
как
л ишь
совокупностью
гипотез?» «А если
так,—
вправе
будет
сказать
и
далее
«свежий человек»,—
то,
мо жет
быть,
это
такого
же
рода
—
с
точки
зрения
правдоподобия
—
ги­
потезы,
ка к,
например,
и
гипотезы
яфетической
теории,—
только
гипотезы
пр от иво пол ожные
последним
по
содержанию?» «И если
это
т ак,—
сл ед ует
логический
вывод,—
то
мы
имеем
как
б удто
право
выбирать,
на
ка кую
почву
стать ,
хотя
и
не
будем
забывать
при
этом
в ы боре,
что
и
в
том
и
в
другом
случае
под
нам и
—
л ишь
гипотетическая
п очв а».
Допустим
еще
—
уже
на
основании
ли ч­
но го
нашего
опыта,—
что
к
этому
п ри соединя ет ся
еще
т акое
со­
об ра же ние : «Неужели сравнительная грамматика или,
в
ч аст­
ности,
сравнительная
грамматика
индоевропейских
языков
ц
е-
лик ом
во
вс ем
своем
объе ме
вы дер ж ивает
тот
ид еолог ич ески й
экз аме н,
которому
должна
подвергаться
кажд ая
из
отраслей
знания
с
точки
зрения
ее
приемлемости
и
неприемлемости
для
советской
науки
и
марксистского
мировоззрения?»
Вот
в
общем
то
возра ж ен ие,
с
ко то рым
мы
имеем
основания
столкнуться,
да,
откровенно
г овор я,
и
сталкиваемся.
Поз во лим
себе ,
для
легкости,
начать
именно
с
последнего
из
1 Включая сюда,
разумеется,
и
индоевропеистику
и
совокупность
все х
прочих
компаративных
шт удий
по
другим,
н еинд оев ропей ск им
яз ыкам .
329


вышеприведенных
соображений.
В
той
ре в изии,
в
том
пересмотре,
к ото рому
должно
подвергнуться
все
наследуемое
советской
нау­
кой,
бесспорно,
много
окажется
лингвистических
теорий
и
отдель­
ных
положений
или
бесспорно
неприемлемых
для
нас
идеологи­
чески,
или,
во
всяком
случае,
требующих
переформулировки.
Но
может
ли
попасть
в
эту
категорию
идеологического
«брака», т.
е.
под
обстрел
идеологической
ревизии
языкознания,
такой
безобид­
ный
материал,
как
голые
исторические
ф орм улы
сравнительной
грамматики
(будь то сравнительная грамматика индоевропейских
языков
или
какая - л ибо
иная,
хотя
бы,
напр.,
тибето-китайских
язы ко в)? И неужели же идеологические ревизионеры наши не
знают,
т.
е.
не
нашли
из
всего
созданного
ряд ом
поколений
зда­
ния
евро пейск о й
лингвистики
никаких
других
отд елов
(напри­
ме р,
из
теорий,
относящихся
к
общему
языкознанию),
которые
более
нуждались
бы
в
идеологической
коррек туре,
чем
такие,
напр.,
ф орм улы
звукосоответствий
\ как « в bh -ph// ph/lf-Z^b/IQ»2
и
т.
д.
Ве дь
буквально
с
той
же
обоснованностью
можно
было
бы
критиковать
на
идеологических
основаниях
и
алгебраическую
формулу
а2—Ь2=(а+
Ь)(а — Ь)
и
люб ую
эмпирическую
фор мул у
химии.
А
между
тем
надо
твердо
сказать,
что
именно
таковым8
и
яв­
ляется
мате р иал
любой
сравнительной
грамматики
(в частности,
индоевропейской), и во всяком случае в таком именно виде мы и
н аст аив аем
на
его
в кл ючен ии4
в
орбиту
необходимых
для
совре­
менного
лингвиста
д исципли н;
а
с
другой
ст орон ы,
именно
в
та­
ком
в иде
он
и
является
объектом
современных
возражений,
в
частности
возражений
со
сто роны
яфетидологии,
и менно
в
таком
голом
в иде
он
и
оказ ы ва ется
достаточным,
чт об
на
основании
его
отрицать
те
построения
языковой
истории,
к оторы е
строит
яфе ти-
дология
(вот почему яфетидологии и обязана пытаться отрицать
историческое
языкознание).
1 Или,
если
хот ите ,
формосоответствий.
2 Формула звукосоответствия между древнеиндийским,
гре че ски м,
ла­
тинским,
германским,
славянским
и
т.
д.,
возводимыми
к
особому
индоевро­
пейскому
звуку,
с
большей
или
меньшей
вероятностью
оп ред еляемо му
как
«б с придыханием» .
8Т.
е.
сводящимся
к
ряду
эмпирически
установленных
формулировок
конкретных
фак то в.
4 Для полноты оговорим,
что
така я
глав а
сравнительной
гра ммат ик и
ин­
доевропейских
языков
(в целях краткости останавливаемся в качестве приме­
ра
ли шь
на
и н до евро пеи ст ик е), как «Ин доевроп ейск ие
др ев но сти », содержащая
попытку
восстановления
доисторического
культурного
быта
по
ко мпар а­
тивно-языковым
ф актам ,
нужд ае тся
в
пе ре смот ре
с
точки
зрения
соц ио лог и­
ческой.
Однако
«правка»
эта
должна
будет
прийтись
им енно
на
н еяз ык овые
о бъя снения
языковых
фа ктов ,
которые
в
сущности
здесь
только
и
относятся
к
лингвистике
как
таковой.
В
воп ро се
«об овце в данном доисторическом быту»
на
дол ю
ср ав нител ьно й
гра м ма тики
при надл ежит,
строго
говоря,
только
соот­
ветстви е
«avi-h//ois//ovis//avis// овь -ц а
и
т.
д.», а в рассуждениях о том,
что
соб ствен но
дела ли
с
овцой
предки
ин дое вро пей цев,
лингв и ст
по
су ти
дела
уже
перестает
бы ть
лингвистом
и
становится
историком
м атер иа ль ного
быта.
330


Ит ак,
г лавн ый
вопрос
сводится
з десь
исключительно
к
сл еду ю­
щему:
насколько
бесспорно,
насколько
несомненно
доказано
то,
что
является
вышеуказанным
матер и ало м
компаративистики
(или
исторического
языкознания), так что мы не только можем,
но
раз
с
уверенностью
можем,
то
и
д
о
л
ж
н
ы
считаться
с
да нным и
фактами
языковой
ис тори и
(т.
е.
с
т ем,
напр.,
что
латинские
звуки
fиd
в
определенных
словах
1 восходят к одному и тому же древ­
нему
звуку,
устанавливаемому,
вышеприведенной
фор мулой
«bhHph//f-/ -d//6
и
т.
д.», или с тем,
что
в
исходном
для
эволюции
каждого
из
данных
язы ков
состоянии
бы ло
слово
со
з нач ением
«овца», звучавшее в виде owi-s, и т .
п.).
За пом ним,
между
прочим,
что,
приз нав ая
справедливость
ко м­
паративного
метода
и
его
достижений,
т.
е.
реконструируемых
им
фактов,
в роде
тольк о
что
указанных,
мы
не обход им о
должны
отр и­
цать
правильность
тех
построений
(по истории звуков,
сл ов
и
языков
в
ц елом ), которые выставляет яфетидология,
и
на об орот.
Итак,
есть
ли
у
нас
уверенность
сч и тать
факты,
уст анав ли вае­
мые
компаративистикой
(индоевропейской или иной), действительно
фактами?
От вет:
да,
мы
имеем
эту
уверенность
сч ит ать
то,
что
компаративистика
устан ав л ив ает,
истинным
—
в
тех
преде­
лах,
в
к от орых
сама
комп арат ив и сти ка
оп ред ел яет
это
в
каждом
отдельном
случае
—
как
истинное,
и
вправе
считать
боле е
или
ме нее
вероятным
то,
что
определяется
и
самой
компаративистикой
как
гипотетическое.
Д ело
в
том,
что
наряду
с
впо лне
оч ев идным и
—
ко торы е
нельзя
не
признать
—
фактами
в
чис ле
реконструируемых
для
языкового
прошлого
явлений
могут
проглядывать
и
так ие,
к ото рые
при
да н­
ном
состоянии
исходного
для
реконструкции
материала
(т.
е.
из­
ве ст ных
нам
позднейших
языковых
фактов)
н ельзя
еще
считать
доказуемыми.
При
э том
весьма
часто
то,
что
б ыло
догадкой
для
компаративистов
прош лы х
поколений,
для
нас
становится
уже
ув ере н но стью.
Словом,
здесь
с
соотношением
бесспорного
и
гипотетического
де ло
обст оит
так
же,
как
и
во
всякой
другой
эмпирической
на уке,
напр.
ботанике,
палео нто ло ги и
и
т.
д.
И
эт о,
конечно,
нисколько
не
может
служить
поводом
для
сомнений
в
компаративистике
как
в
целом,
поскольку
метод
ее
п озв оляет
точ но
разграничивать
ги­
потетическое
от
не-гипотетического
(и более того:
да же
у стан ав­
ливать
степень
вероятности
и
степень
приблизительной
точ нос ти
для
гипотетически
вы ск аз ываемы х
пол о жений).
Мы,
собственно
говоря,
могли
бы
поэтому
и
вовсе
не
упоминать
про
нал ич ие
ги­
поте ти чес ки
устанавливаемого,
условившись
говорить
только
о
том,
что
определяется
как
доказуемое.
Нужно
ли
мне
брать
здесь
на
себя
громоздкую
задачу
изл аг ать
1 В каких именно — это опять-та ки
строго
указывается:
в
тех ,
соо тве т­
ствия
которым
из
других
языков
повторяют
данную
(вышеприведенную)
фор мулу
звукосоответствия.
331


доказательства
того ,
что
компаративный
метод
да ет
возможность
устанавливать
истинную
языковую
и стор ию
и
что
те
факты
языко­
вой
истории,
к отор ые
собраны
конкретными
компаративными
дисциплинами,
действительно
истинны?
Доказательства
эти
из ло­
жит ь
б ыло
бы,
конечно,
нетрудно,
хотя
это
и
потребовало
бы
довольно
мн ого
места.
Думаю,
однако,
что
бр ат ься
за
эту
утоми­
тельную
роль
—
доказывать,
что
2x2=4,
а
4x4=161и
т.
д.,
не
так
уж
нужно,
раз
есть
друг ой
способ
познакомить
с
н ими
—
отослать
чи тател я
к
непосредственному
штудированию
какой-либо
сравнительной
грамматики
(той же индоевропейской,
или
финно-угорской
и
т.
д. ).
Е сли
бы
кто-либо
стал
сомневаться
в
истинности
фа кто в,
собранных
в
анатомии
человека,
я
полагаю,
лучший
способ
разрушить
эти
сомнения
был
бы
им енно
в
том,
чт обы
заняться
с амому
анатомией
человека.
То
же,
конечно,
и
в
отношении
исторических
(в широком смысле)
ди сципл ин,
ка к,
напр.,
сравнительной
анатомии,
или
хотя
бы
палеонтологии.
То
же
и
для
лингвистики
в
ц елом
и
для
исторической
лингвистики.
Итак,
вместо
трактата
о
доброкачественности
компаративного
метода
(трактата,
кот оры й
—
если
только
от
нег о
требовать
доста­
точн ой
пол н оты
—
невольно
должен
был
бы
приблизиться
к
изло­
же нию
нескольких
отделов
той
или
другой
сравнительной
грам­
матики)
я
позволяю
себе
ограничиться
ли шь
дв умя
побочными
дока зат ель ст вами
или
иллюстрациями
это й
его
доброкачествен­
ности.
1.
Верность
компаративных
вы в одов
(в области конкретной
языковой
истории)
нередко
подтверждается
последующими
(после
данных
вы в одов)
находками
текстов.
Вог
пример
из
древнегреческой
эпиграфики.
На
основании
компаративных
данных
восстанавливается
в
к ачеств е
промежу­
точного
и
ди алек ти ческо го
для
и стори и
греческого
языка
э тапа
некая
форма,
которая
«должна была существовать», хотя нигде,
ни
в
литературных
те кстах,
ни
в
диалектических
надписях,
она
не
встречается
(в частности,
напр.,
форма
пер во го
ли ца
сосла­
гательного
наклонения
на
-о а).
Проходит
несколько
лет
или
де­
сятилетий,
и
новая
эпиграфическая
н аход ка
подтверждает
нали­
чие
э той
формы
(т.
е.
действительно
обнаруживается
написание
данной
фо р мы).
2.
Бле стящ им
примером
поверки
компаративного
метода
мо­
жет,
нак о нец,
сл уж ить
вся
г рам мати ка
романских
языков,
пр а­
1 Ибо столь же очевидным было бы и следующее рассуждение:
если
дан
ряд
однозначащих
слов:
д р. -инд.
avi-hZ/греч .
ois (более древн.
owis)/MaT.
ovisZZлит .
avisZZflpeBHepyc.
овь-ца
(или овь -нъ), и звуковые совпадения между
н ими
не
е сть
случайность,
а
повторяются
в
массе
рядов
других
с лов
в
в иде
тех
же
звукосоответствий
ме жду
данными
яз ыкам и,
то
все
однозначащие
с лова
данного
ряда
(т.
е.
со
значением
«овна») являются родственными,
т.
е.
восх о­
дят
к
о дним
и
тем
же
явлениям,
имевшим
мест о
в
п рошлом
состоянии
к аждог о
из
данных
языков
(а именно — к наличию формы *ovi-s
со
значением
«овца»
и
в
предке
др.-индийского,
и
в
предке
греческого,
и
латинского,
и
ли тов ск ого
и
т.
д.
языков).
332


языком
к
к оторы м
является,
как
известно,
латинский
язык.
Пр и­
ложив
к
сл ов арн ому
и
грамматическому
материалу
романских
языков
(итальянского,
французского
и
т.
д.)
а ппар ат
компаратив­
ного
метода
реконструкции,
т.
е.
дел ая
те
выводы
об
исходном
(праязыковом)
состоянии
для
данного
материала
\ которые дик ­
туют ся
лингвистической
методологией
как
неизбежные,
лингвист
получает
в
итоге
совокупность
реконструированных
(в
качестве
праязыковых
для
ро ман ски х)
сло в
и
форм,
в
которых
н ельзя
не
узн ать
слов
и
фо рм
латинского
языка,
и
имен но
той
са­
мой
так
наз.
«вульгарной латыни», т .е.
разговорного
латинского
языка
определенной
эпохи,
который
и
был
р аз несен
в
процессе
ри мс кой
колонизации
по
странам
романской
Европы
и
к
кото­
ром у,
таким
образом,
восходят
романские
языки.
Иначе
гов оря,
о
латинском
язы ке,
о
его
звуковом
составе,
о
сл оваре
и
—
до
и зве ст­
ной
степени
—
о
его
грамматических
формах
можно
бы ло
бы
составить
себ е
представление
и
в
том
случае,
ес ли
бы,
вопреки
действительному
положению
дела,
до
нас
не
дошло
ни
строчки
из
латинской
(римской)
литературы
и
эпиграфики:
латынь
бы ла
бы
тогда
восстановлена
к о мпар ат ивным
путем.
Тогда
же
(т.
е.
те­
пе р ь), когда,
наоборот,
мы
зна ем
латинский
язык,
как
таковой,
непосредственно,
и
убеждаемся,
что
теоретически
восстанавли­
ваемые
слова
и
формы
действительно
совпадают
со
словами
и
ф орм ами,
к ото рые
мы
встречаем
у
латинских
авторов,
это
дает
нам
право
сказать,
что
к ом пар ати вный
метод
есть
действительно
надежный
и
верный
метод.
По
поводу
только
что
сделанной
н ами
ссылки
на
латынь
и
ро­
манские
яз ыки
нужна,
впрочем,
некоторая
оговорка:
в
области
мор фолог ии
сравнительная
гра мма тик а
романских
языков
д ает
нам
далеко
не
полные
указания
относительно
той
с истемы
форм,
ко тору ю
мы
привыкли
находить
в
г раммати ках
латинского
языка:
в
частности,
не
у д ается
полностью
рекон с труи ров а ть
латинскую
деклинационную
систему
(систему склонений)
благодаря
тому,
что
латинское
склонение
не
уце лел о
ни
в
одном
из
романских
языков
(уступив свои функции новообразованиям),
ос тав ив
в
них
только
отдельные
падежные
формы
в
виде
пережитков
(напр. ,
от
ла т.
homo во французском уцелели лишь два падежа:
имени­
т ель ный
в
ви де
on и винительный в виде homme; от большинства
же
латинских
существительных
французский
сохранил
только
одн у
падежную
форм у) .
Оговорка
эта
нисколько,
однако,
не
из­
меня ет
наш ей
принципиальной
оценки
компаративного
м ет ода.
Не
говоря
уже
о
том ,
что
громадным
д ост иж ением
являлось
бы
в
пр инципе
и
восстановление
части
грамматической
си сте мы
или
даж е
только
восстановление
сл ов аря
без
грамматической
системы,
надо
обратить
внима ние
на
с лед ующее :
компаративным
методом
восстанавливается
не
ра нн ее,
а,
наоборот,
самое
позднее
состояние
1Т.
е.
для
со п оставля емых
д руг
с
другом
итальянских,
французских,
ис­
панских
и
т.
д.
с лов
и
форм.
333


того
языка,
к отор ый
оказывается
пра язык ом
для
семь и
данных
сличаемых
межд у
собою
язы ков ,
т.
е.
состояние
уже
в
эпо ху
р ас­
па да
этого
языка
(иначе говоря,
в
тот
момент,
с
которого
на чин ает­
ся
индивидуальная
ис то рия
каж д ого
из
языков-потомков).
А
так
как
исходным
пунктом,
или
п ра язы ком,
для
романских
яз ы­
ков
является
имен но
не
к ниж ная
или
классическая
латынь
Це­
зар я
и
Ци церон а,
а
бо лее
позд н яя
живая
речь ,
то
и
реконструк­
ция
возможна,
оказывается,
лишь
в
пределах
последней.
В
вуль­
гарной
же,
позднейшей
латыни
(на том этапе,
когда
она
уже
го­
това
разорваться
на
ряд
язы ков ), несомненно,
уже
нача т
был
и
уже
протекал
тот
процесс
утраты
скл он ени я,
ко торы й
дал ее
п ро­
должался
и
в
отдельных
романских
языках
*.
3.
Иссле до в ат елю
той
или
иной
гру ппы
родственных
языков
не­
редко
в ыпад ает
на
долю
делать
предсказания
относитель­
но
еще
неизвестных
ему
лично
фактов
одн ого
из
эт их
языков
на
основании
изучения
других
(или другого).
Пр ивед у
следующие
конкретные
случаи
из
моей
личной
практики:
когда
по
ряду
не­
лингвистических
2 соображений я обратил внимание на воз ­
можность
родства
3 японского языка с так наз .
«аустронезий -
скими» (малайскими+
полинейзийскими
-Ь
меланез ийск им и),
я
вовсе
еще
не
был
знаком
ни
с
о дним
из
аустронезийских,
не
зн ал
даж е
самых
употребительных
сло в
ни
на
каком
из
малайских
(а
тем
бо лее
полинезийских
и
т.
д.)
языков.
Тем
не
ме нее
на
основании
фактов
одн ого
ли шь
японского
(восстанавливая древнеяпонские
формы
на
почве
сравнительного
изучения
отдельных
японских
ди ал ек тов)
я
мог
высказать
следующего
рода
положения:
1) если в малайских ( и
других
аустронезийских)
языках
слово
«дерево»
звучит
в
ви де
* kaju или *kauj, то эти языки
—
в
родс тв е
с
японскими;
2) если в малайских (и
других
аустронезийских)
языках
слово
«огонь»
звучит
в
виде
*apuj или,
может
бы ть, *api (из более древ­
не го
apuj), то эти языки
—
в
родстве
с
японским;
1 Тем не менее мы все-таки
должны
взять
на
уч ет
то
обстоятельство,
что
на
всю
совокупность
фак то в,
характеризующих
некий
язык,
восстановляемый
на
правах
праязыка
некой
языко во й
семьи,
мы
отнюдь
не
должны
надеяться
в
результате
приложения
компаративного
метода.
Всегда
може т
и меть
место
такой
случай,
что
некое
яв ле ние
или
даже
ряд
явл ений
вымрет
вдруг
во
вс ех
членах
данного
семейства,
и
потому
не
окажется
данных
для
его
во сст ан овле­
ния
в
праязыке
(из нуля нельзя восстанавливать качественно определяемых
ве личин ).
На
практике,
однако,
гораздо
более
существенной
оказывается
следующая
п омеха,
ставящая
пр ег рады
применению
компаративного
метода:
из
n-ного
числа
прямых
потомк ов
некоего
древнего
яз ыка
(т.
е.
праязыка
дан­
н ого
семейства)
уцелевают
до
нашей
эпохи
или
сохраняются
в
виде
письмен­
ных
(литературных или эпиграфических)
памятнико в
далеко
не
все,
а
обычно
л ишь
не мног ие;
остальные
вы мерл и,
не
ост авив
по сле
себя
ник аки х
следов.
И
в
таких
условиях
у
нас,
конечно,
гораздо
менее
ограниченные
условия
для
точности
и
бо гатства
ко мпа ра тивных
выводов.
2 В частности,
антропологических,
географических
и
др.
* Хотя частичного (т .
е.
с
до пу щени ем
гибридного
пр оисх о жд ения
япон­
ского
яз ык а).
334


3) если в малайских (и
пр. )
ес ть
ставимый
перед
прилагатель­
ным и
основами
пре фик с
та,
то
эти
языки
—
в
родстве
с
япон­
ским.
Повторяю,
что
о
том ,
как
в
действительности
звучат
по-малай­
ски
эти
слов а
(или префикс), я не имел понятия.
Ли шь
тол ько
тогда,
когда
эти
предположения
бы ли
высказаны,
я
об рати лся
к
учебнику
тагальского
языка
(одного из малайских)
и
к
книг е
Габеленца
по
м ела незий ски м
языкам
и
в
действительности
нашел
в
них:
1) «дерево»
—
по-малайски
(тагальски) kaju, в известных мела ­
незийских
языках
—
gaj (чит .
«нгаи»);
2) «огонь»
—
по-тагальски
apuj,
а
в
разных
полинезийских
языках:
api, afi, ahi;
3) префикс та имеется как в малайских,
так
и
полинезийских
и
пр.
(и притом,
в
частности,
и
в
таких
име нно
конструкциях,
какие,
на
правах
единственно
уцелевших
—
из
форм
с
данными
пре фик са ми,
я
нашел
в
японском
языке
г).
Между
тем
дел о
было
здесь
вовсе
не
в
непосредственном
с ов­
падении
японских
современных
языковых
фактов
(т.
е.
слов
«де­
ре во», «огонь»
и
т.
д.)
с
названными
мною
(предположительно)
аустронезийскими
2, а в возможности сделать на основании обыч­
ных
пр иемо в
компаративного
метода
некоторые
(в общем,
довольно
про ст ые)
выкладки,
чтобы
получить
то
со сто я ние,
которое
яв ля­
лось
праязыковым
для
совокупности
японских
(и рюкюских)
го­
в оров
и
которое,
таки м
образом,
должно
б ыло
бы
или
совпадать,
или
быт ь
близким
к
аустронезийским
ф актам
вт ом
случае,
ес ли
японские
и
аустронезийские
сл ова
восходят,
в
св ою
очередь,
к
общему
источнику.
Как
видно
из
этого
примера,
мне
удалось
на зв ать
конкретные
слова
(и грамматическое явление)
из
яз ык ов,
о
которых
я
факти­
чески
не
имел
никакого
представления
(кроме гипотетической
лиш ь
иде и
о
то м,
что
по
географическим
и
т.
п.
данным
в
них
е сть
шансы
ожи дат ь
встречи
с
родственниками
японского
языка).
1 Именно в так называемых «инт енс ива х»: яп .
ма-ккуро
(«черным-ч ерно »)
и
т.
п.—
ср.
тагальск.
ма-бутингбутинг,
илоканск.
ма -са кса кит
и
т.
д.
(Под­
робности
об
э том
—
в
моей
статье
«Одна из японо -мал а йс ких
па ра лл елей»
в
«Известиях Академии наук», 1919).
2 Это ясно будет,
ес ли
я
приведу
те
япон ские
формы,
на
основани и
ко то­
рых
мно ю
были
с делан ы
выше у каза нные
заключения:
1) «дерево»
по-японски
—
ки,
в
сложных
же
словах
—
ко;
в
рюкюском
же
(ближайшем родственнике или даже,
если
хотите,
диалекте
япо нско го
язы­
ка)
—
ки
(но не чи,
как
должно
б ыло
бы
быть,
если
бы
ки
бы ло
праязыковой
формой);
2) «огонь»
по-японски
—
хи,
в
сл о жных
же
словах
—
хо,
к роме
того,
имелись
в
в иду
еще
следующие
данные:
форма
апи
—
в
ай нс ком
(очевидно,
заимствованная
из
дре внеяпо нско го), форма аппу — в «д ет ско м
языке»
в
южнояпонских
г оворах
и,
наконец,
гл агол
аог-у
—
«веять»
—
древняя
форма
афуг-у
и
д ревн ее
зна чение
«раздувать огонь», буквально же «о гн ить»;
3) префикс ма имеется в японских «и нте нс ив а х», например ма -кку ро
—
«черным-ч ерн о»
от
куро
—
«черный»
и
т.
п.
335


И,
конечно,
ес ли
бы
тот
метод,
к оторы м
я
в
выводе
вышеуказанных
(предположенных мною)
фо рм
рук ово дс тво валс я,
был
бы
н
е-
верным
методом,
не
б ыло
бы
возможности
с дел ать
такое
«предсказание» .
Подоб н ые
случаи
(случаи «предсказаний»
относительно
не из­
вестных
еще
исследователю
слов
и
форм
такого-то
и
такого-то
языка)
в
компаративно-лингвистической
практике
оказываются
д алеко
не
единичными:
каждый
из
исследователей
сталкивался
с
н ими
и
имел,
так им
образом,
возможность
самы м
осязательным
образом
убедиться
в
над ежн ост и
компаративного
метода
Ч
1 Охотно допускаю,
что
возможность
указанного
рода
«предсказаний»
принадлежит
не
одному
только
компаративному
методу
(обращаясь опять -
та ки
к
своей
личной
практике,
я
могу
указать
хо тя
бы
на
то,
что
я
определил
неизвестное
мне
до
тех
пор
сл ово
турец ких
языков,
именно
слово
«стрела»
в
виде
oq или uq на основании не компаративных уже приемов,
а
просто
на
ос­
н овани и
рассмотрения
бу кв
орхонского
алфавита,
в
частности
одной
из
четы­
рех
бу кв
Л), но именно и можно считать такую возможность «п ре дс ка з а ни й»
(и предсказаний,
локализующих,
разумеется,
предполагаемые
факты
в
опре­
дел енн ой
языковой
среде
и
эпохе)
критерием
для
всякого
метода,
пре тен дую ­
щего
на
научное
зн ачен ие.


Н.
Я.
М АРР
ИЗВЛЕЧЕНИЯ
ИЗ
РАБОТ1
1
Наука
о
человеке
как
общественном
деятеле
весь
XIX век про­
шл а,
поскольку
д ело
касалось
отложений
в
памятниках
речи
пройденного
им
п ути
исторической
жизни,
под
углом
зрения
ин­
доевропейской
лингвистики.
Да же
те,
которые
в
процессе
работы
над
вещественными
па мятн и ками
исторической
культуры
расхо­
дились
в
корне
с
построениями
лингвистов-индоевропеистов,
не
мог ли
освободиться
от
ос но вных
положений,
внушавшихся
им
теориею
или
их
разысканиями
по
ней.
До ст ато чно
вспо мнит ь
крайне
отрицательное
отношение
выдающегося
французского
ар­
хеолога
С оломо на
Ре йн ака
(Reinach) к индоевропейской лингви­
стике,
как
к
своего
рода
бедствию
в
изысканиях
по
дои стори и,
как
к
одной
лишь
помехе
в
де ле
правильной
постановки
изучения
памятников
материальной
культуры,
и
в
то
же
время
он
же,
Рей -
на к,
ве сь
пропит ан
основными
взглядами
теории
о
расовой
клас­
сификации
народов,
которую
индоевропеисты
излагали
в
каче­
стве
до сти жен ия
общего
языкознания,
исходя,
одн ак о,
главным
образом
лишь
из
статического
сравнительного
изучения
языков,
притом
одних
индоевропейских
языков.
Что
же
го вор ить
о
людях,
так
с ка зать,
с
улицы,
как,
например,
о
пресловутом
Чемберлене,
которые
это
«расовое»
различение
языков
с
о тнес ени ем
индоевропейских,
разумеется,
к
высшей
от
начала
веков
«расе», точно созданий изначального единого,
под ­
ра зум е вая,
следовательно,
от
бога
исходящего
тв орчес тва ,
ис­
пользовали
для
поддержания
св оих
классовых
или
так
наз ы вае­
мых
национальных,
понятно,
европейских
интересов,
что бы
идео­
логически
оправдать
судьбу
гонимых
племен
и
народов?
Я
пре­
красно
зн аю,
какие
благородные
самоотверженные
работ ни ки
лингв ист ы- индо ев ропе ис ты,
между
тем
са ма
индоевропейская
лингвистика
ес ть
плоть
от
плоти,
кров ь
от
крови
отживающей
бур жуа зн ой
общественности,
пос тро е нной
на
угнетении
е вро пей­
1 Настоящие извлечения из работ Н .
Я.
Марра
в зяты
из
книги
«Вопросы
язык а
в
освещении
яфетической
теории»,
со став ител ь
В.
Б.
Аптекарь
(ГАИМК, 1933).
12 в.
А.
Звегинцев
337


скими
народами
народов
Востока
их
убийственной
колониальной
политикой.
Хотите
конкретного
доказательства?
Вот
вам
ф акт:
посмотрите,
как
мно го
сделано
вс еми
евр о пейск ими
наци ям и
по
санскриту,
потому
что
он
сроден
с
европейскими,
потому
что
он
пис ь мен ен,
древнеписьменен,
потому
что
он
великокультурен
и
в ыя влял,
казалось,
великое
к уль ту рное
начало
европейских
языков,
как
много
сделано
в
смысле
его
изучения,
сравнительно
хотя
бы
с
дравидскими
яз ык ами
все
той
же
Инд ии.
(«Яфетическая теория»)
2
Мы
сейч ас
не
прослеживаем
первоисточников
недомогания
ст а­
ро го
учения
о
яз ыке,
и
менее
всего
можем
мы
его
ид еологи че ск ое
убожество
ставить
в
в ину
или
ли чно
специалистам,
или
самим
ме р твым
языкам,
под не во льным
же р твам
их
экспериментов.
От­
решенная
от
увязки
с
живым
окружением,
их
теория
соответ­
ст вует
оторванности
идеологии
господствующих
классов
от
миро­
воззрений
культурно
отставших
трудящихся
сл оев
своего
же
европейского
мира,
пре бывавш их
так
же,
как
население
эксплуати­
руемых
к оло ниа льных
стран,
во
вл асти
первобытных
представле­
ни й,
а
эта
оторванность
проистекала
от
сосл ов но-к л ассо во го
расхождения
материальных
интересов
эксплуатирующих
и
экс плу ­
атируемых,
и
нам
здесь
нет
надобности
останавливаться
на
том,
что
подобн о
глоттогонии,
языкотворчеству,
теоретические
учения
о
языке
—
также
продукция
соц и альны х
факторов
и
их
активных
сил ,
т.
е.
ст арое
учение
о
языке
своими
к ачест вам и
обяза но
в
ко­
нечном
сче те
породившей
его
целиком
буржуазной
идеологии.
Нам
важны
факты,
им еющи е
прямое
отношение
к
ак туаль ному
расхождению,
совершенно
непри мири мо му ,
старого
и
нового
уче­
ния
о
языке.
А
ф акт
таков:
те
основные
вопросы,
которые
бы ли
поставлены
лингвистически
впервые
новым
учением
о
языке,
ни ког да
не
ставились
ст арым
учением
о
языке.
Или,
е сли
хотите,
ставились,
но
о тметал ись
как
ненаучные,
так,
например,
вопрос
о
происхождении
языка.
Те
поло жения ,
которые
уже
незыблемо
установлены
новым
уче­
ни ем
о
языке,
настолько
пот ому- то
и
не
предвидены,
что
или
они
действительно
противоречат
в
корн е
пр ежнем у
учению
о
языке,
так
называемой
индоевропейской
теории,
заложенной
ос но вными
линиями
сво его
построения
еще
в
первой
половине
прошлого
столетия,
или
они
особенно
противоречат
также
в
ко рне
массовой
квалифицированной
рабочей
силе
старого
уч ени я,
не
идущей
дальше
общепринятых
в
руко вод ств ах
и
учебниках
авторитетов
и
их
взглядов
и
не
всегда
знающей
даже
то,
что
в
самой
ср еде
ин­
доев роп еи ст ов,
т.
е.
специалистов
старой
школы,
возникли,
м ало
сказать,
со мнения
в
правильности
принятого
ими
и
ос вяще нного
давностью
исследовательского
на пра вле ния.
Крит ик а
эт их
индо­
338


европеистов-уклонистов
перешла
[пределы здоровой самокри­
тики,
обращаясь
в
червоточину,
знаменующую
внутренний
распад
так
называемого
индоевропейского
учения
о
языке.
Та кие
линг­
висты-индоевропеисты,
притом
часто
наиболее
яркие
и
талантли­
в ые,
как
обычно
признают
все,
я
же
скажу
—
ли шь
более
осведом­
ленные
в
языках
различного
типа ,
или
глубже
ушедшие
в
анализ
собственной
жив ой
речи,
всег да
был и
единицами,
и
ныне
их
ста­
но вит ся
все
больше
и
больше,
та к,
например,
итальянский
ученый
Асколи,
смеживший
очи
по
завершении
прошлого
столетия
(1829—1907),
австрийский
полиглот
Шухардт,
скончавшийся
ли шь
два
год а
том у
наз ад,
и
др.
Но
этого
мало.
Р ядом
с
индоев­
ропейской
лингвистикой
стал и
воз ника т ь,
исходя
из
ее
формаль­
ных
прие мо в,
независимые
теоретические
учен ия,
особенно
те,
которые
наросли
в
исследованиях
языков
так
называемых
при­
мит иво в,
африканских,
американских,
исследованиях
всегда
комп­
лексных,
рука
об
р уку
с
изучением
ма тери альной
культуры
и
бытовых
мировоззрений,
вообще
идеологии
культурно
отсталых
народов
и
племен.
Осо бо
значительные
успехи
в
э том
кругу
пре д­
ст авл яет
лингвистическая
школа,
возглавляемая
австрийским
ученым
Шмидтом,
которого
юбилейный
(в день его семидесятиле­
ти я)
сборник
только
что
вы шел,
составленный
из
работ
76 авторов
на
пяти
европейских
языках
(немецком,
французском,
анг ли й­
ском,
итальянском,
голландском), том большого формата (фолио)
в
од ну
тыс ячу
страниц.
Первая
работа
—
о
субарах-шумерах,
о
тех
су бар ах
у
пределов
Ванского
озера,
которые
являются,
как
мы
указывали,
тез ками
приволжских
суваров,
средневековых
чувашей,
отк уда
и
по
сей
день
на зва ние
ряда
чувашских
де ре­
ве нь
—
Субар
—
принадлежит
нашем у
венскому
последователю
Блейхштейнеру.
О тк рывая
сборник,
во
вступительных
строках
своей
статьи
автор
мотивирует
сво е
подношение
чувством
пр екл о­
н ения
перед
ш ир отой
взг ляд ов
юбиляра,
«знаменитого лингви­
ст а»
Шмид та ,
который
пе рвый
ознакомил
Европу
с
достижениями
яфетической
т еор ии.
Сама
индоевропейская
лингвистика
да ла
не
од ну
трещину
по
цельности
сво его
учения,
и
о дин
такой
силь­
ный
процесс
распада
сказался
в
ш коле,
выдвигающей
на
первый
пл ан
ж ивые
диалекты
в
л ингвист ич еск ом
построении.
Э того
мало.
В
ней
же,
индоевропейской
лингвистике,
возникло
новое
течение,
которое
созн ае т,
что
эта
теория
не
только
устарела,
но
и
за шла
в
тупик,
что
неразумно
изучать
самим
так
н аз ывае­
мые
индоевропейские
языки
так ,
как
они
изучались
доселе,—
в
изоляции,
т.
е.
как
не
имеющая
ничего
общего
с
дру ги ми
группами
«особая семья языков»; что нельзя вовсе развивать далее общего
уч ения
о
языке,
исходя
из
установленных,
ка залос ь,
незыблемых
пол оже ний
индоевропейской
л ингвист ики,
не
скрестив
их
с
ре­
зультат ам и
независимых
работ
над
языками
других
групп,
более
того,
нельзя
выс та вля ть
вообще
каких-либо
положений
или
зако­
нов
реального
зна ч ения,
не
проработав
их
на
материалах
других
языковых
групп.
12*
339


Однако
мы
м ало
верим
и
в
покаянные
деклар ации
загнанных
в
тупик
индоевропеистов.
Нам
опять-таки
важны
факты.
А
факты
т ако вы,
что
по
проторенной
дороге
исследовательски
г уб ятся
не
од ни
древние
кельты
и
скифы,
нын е
уже
мертвые
народы.
Тем
же
гибельным
методом
за
кельтским
и
ски фск им
я зы ками
затем няется
истинная
природа
живой
увязанной
с
ним
речи
не
одного
народа.
(«Родная речь — могучий рычаг
к ульт урн ого
подъема»)
3
Дел о
в
коренной
перемене
постановки
обще го
учения
о
язы ке,
с
переходом
от
формального
учения
к
идеологическому,
также
сравнительному,
но
с
учетом
связи
происхождения
и
рос та
языка
с
общественностью,
с
историею
ее
хозяйства,
ее
организационных
форм
и
всех
надстроечных
ценностей,
в
том
числе
и
ми ров оззре ­
н ия.
От сюда
ясно,
что
не
тольк о
яз ык
выяви лс я
орга ни ческ и
увя­
занным
с
жизнью
и
вопрос
о
его
сложении
тр ебу ет
дальнейшего
своего
в
это м
смысле
уточнения
и
углубления,
но
и
са мое
языковед­
ное
учение
оказалось
увязанным
с
современным
у
нас
идущим
к
реализации
в
это м
смысле
т еку щим
социальным
строем,
его
тео ­
рет ич еск им
обоснованием
марксизмом,
и
возвращаться
наз ад
к
с та рому
учению
нам
нез ач ем,
когда
это
схождение
явилось
не­
зависимым,
скажу
более
—
неожиданным
для
нас
результатом
объективного
изучения
лингвистических
фактов.
За
это
в ремя,
последние
восемь
л ет,
особенно
п ять
лет,
яфети­
ческая
теори я
вышла
в
специальных
своих
изысканиях
сн ача ла
пространственно
и
количественно,
затем
и
качественно
за
п ре делы
инт ересо в
к
одним
кавказ ским
яз ык ам,
перешла
п ракт ичес ки
к
изысканиям
сравнительным
вне
расклассифицированных
старым
уч ени ем
по
так
н аз.
«семьям языков», и это изучение перенесло
метод,
завещанный
от
подхода
к
языку
как
к
биологическому,
чу ть
ли
не
физиологическому
явл ени ю,
где
звуки
и
формы
захва­
тывали
все
вн иман ие,
к
материально
новой
исследовательской
обст ан ов ке
с
не обх одим ос тью
подходить
к
языку,
х очешь
не
хо­
чешь,
как
социальному
по
самому
с кладу
своему
яв ле нию,
где
идеология
по ст ро ения
ре чи
оказалась
органически
св язан ной
не
с
кров ь ю,
не
с
физической
природой
человеческих
группировок,
а
с
хозяйством
и
с
техникой
и
выраставшим
из
них
и
с
ними
миро­
воззрением.
Сами
группировки
человеческих
существ,
ко л лект ив­
ные
творцы
зву ко вой
реч и,
оказались
в
зародыше
объединениями
не
родовыми
по
кров и
или
по
физическим
д анн ым,
а
домострои­
тельными
по
об щнос ти
хозяй ств ен ны х
и
интересов
и
пот реб нос тей
об о роны
и
бо рь бы,
нез ависим о
от
цвет а
ко жи,
черепных
или
иных
антропологических
характеристик.
(«Постановка изучения языка в
мировом
масшт абе
и
абхазский
яз ык»)
340


4
Естественно,
за
этот
долгий
исследовательский
путь
мы
вынуж­
де ны
бы ли
расс татьс я
с
целым
рядом
представлений,
прежних,
как
казал ось ,
незыблемых,
научных
положений,
о
расовых
язы­
к ах,
о
су щест во вании
кустарно
строившегося
праязыка,
о
вне
ис след уем ой
лингвистической
с реды
за
горами,
за
долами
нахо­
дившейся
прародине
тех
или
иных
народов,
да
еще
прародине
с
р айск им
б ытием
фант асти ческ о го
праязыка,
о
межъязыковых
китайских
стенах,
о
хронол ог и зац ии
языковых
явлений
на
осно­
ва нии
письменных
пам ятни ко в
и
сосредоточения
исследователь­
ского
внимания
на
пис ьм енн ых,
особенно
мертвых
языках,
в
уще рб
и
у м аление
бе с пис ьме нных
и
живых,
представляющих
громадное
значение
для
науки
о
языке,
об
исключительном
зна­
че нии
мор фол ог ии,
о
неважности,
во
всяком
случае
второстепен­
ности
лексического
материала
сравнительно
с
грамматикой,
о
национальной
или
первородной
племенной
чи стот е
языков
и
т.
д.,
и
т.
д.
Пришлось
постепенно
расстаться
со
всем
эти м
аб­
солю тн о
ненужным,
вредным
багажом.
Пришлось
перенести
бре мя
доказательств
и
направить
острие
и нт ереса
на
др угие
явле­
ния
и
предметы,
как -то:
и зна чальн ое
скрещение
в
зву ков ой
р ечи
вместо
п ростоты
и
чи ст оты,
система
в место
р асы,
живые
язы ки
вместо
ме ртвы х
в
первую
очередь,
идеологический
анализ
вместо
формального,
более
того,
качественное
улучшение
иссл ед о вания
формальной
с тороны
идеологическим
ее
обоснованием,
выдвиже­
ние
вперед
зн ачен ия
материальной
культуры,
хотя
бы
самой
при ­
мит ивной,
вместо
художественной
стороны.
(«Яфетическая теория»)
5
Оставаясь
в
кругу
теоретических
отвлеченностей,
в
плоскости
надстроечного
мир а,
индо ев ро пеист ик а
с
яфетическим
языкозна­
н ием
сто ят
на
противоположных
полюсах
в
постановке
самого
из­
учения
звуковой
ре чи.
Индоевропеистика
занята
изучением
одних
общи х
черт
различ­
ных
языков,
представляющих
позднейшее
достижение
человече­
ств а,
различное
в
различных
его
отрезках
соответственно
со ци аль­
но-экономическим
гр уппиро вк ам
глоттогонических
э пох,
и,
в ос­
приняв
эти
на
поверхности
наблюдаемые
черты
за
доказательства
первичного
физиологического
родства,
ид ет
в
своих
изысканиях
по
по дсу дно му
ей
отрезку
индоевропейских
языков,
принимае­
мо му
за
особую
изолированную
с емью , —идет
от
сложившихся
уже
в
позднейшем
историческом
бытовании
языков
к
пе рвич но му
единому
праязыку,
праиндоевропейскому,
который
она
уже
успе­
ла
создать.
Эго
со зд ание
и
по
технике,
и
по
мысли
вымышленное,
никогда
не
сущ ест во вавш ее.
341


Я фе тиче ская
теория
в
св оем
изучении
учитывает
не
то лько
сходные
по
формальным
признакам
я вле ния
различных
языков,
но
и
несходные,
анализом
их
функций
вскрыв
самое
содержание
каждого
лингвистического
явления,
в
первую
голову
слов
и
увя­
зав
по
смыслу
как
взаимно
языки
с
язы кам и
вне
так
наз.
«семей»
с
вымышленными
праязыками,
так
природу
вообще
з вук овой
р ечи
с
ее
общественной
фу нк цией.
Она
оп ира ется
как
на
непосредствен­
ный
источник
происхождения
и
дальнейшего
развития
не
на
зо­
ологические
предпосылки,
вроде
родительской
па ры
—
пап ы
да
мамы,
не
на
физиологические
предпосылки
технической
стороны
языка,
т.
е.
лишь
формально
учитываемые
звуки,
а
на
явление
общественного
в
истоке
порядка,
скрещение
язы ков ,
зависящее
от
сближения,
общения
и
об ъ единен ия
хозяйства.
Соответственно,
индоевропеистика
с
яфетическим
языкозна­
ние м
находится
на
абсолютно
не прим иримых
позициях
в
опреде­
лении
э пох
жизни
з вук овой
реч и,
подсудных
на уч ному
изучению.
По
учению
индоевропеистов,
период
изучения
языка
и
языко­
вых
явлений
ограничивается
охватом
времени
развития
зв уков ой
ре чи
с
момента
уже
ее
вполне
сложившегося
и
стабилизовавше­
гося
в
определенном
типе
состояния,
тогда
как
яфетическое
языко­
зна ние
успело
добраться
до
возможности
трактовать
самый
объект
изучения,
это
орудие
социального
об ще ния
с
эпо хо й,
когда
оно
б ыло
не
звуковой
речью,
а
речь ю
лине йных
движений,
речью
ручной
в
основе,
и
мимикой.
Еще
в
ранние
эпохи
пери од а
ли нейн ой
речи
возникает
потреб­
ность
замены
линейных
кинетических
(подвижных)
символов
с им­
волами
иного
порядка
—
линейными
же,
но
устойчивыми,
пись­
ме нным и
и
звуковыми.
О
пис ьме нных
с и мволах,
магического
вна ча ле
значения,
в
приложении
к
производительному
труду
—
особо.
Что
же
касается
звуковых
символов,
раньше
так же
труд-
магических,
то
из
них-то
и
возник
нынешний
язык
человечества.
Однако
звуковая
ре чь
оказалась
сложившейся
в
позднейшие
эпохи,
после
того
как
она
выделилась
из
нераздельного
на
первых
эт апах
с
продолжавшею
существовать
линейною
ре чью
широкого
социального
потребления,
была,
следовательно,
уже
кл ассо во й,
во
всяком
случае
употреблялась
в
производственно-социально-
дифференцированном
ч ело веч естве,
и
соответственно
в
звуковой
ре­
чи
пер вич ных
эпо х
наблюдены
переводы
с
лине йно й
или
кинетиче­
ск ой
речи:
в
технике
словообразования
и
даже
м орф олог ии
вск ры­
ла сь
система
мышления
человечества
еще
с
одной
ручной
ре чью,
например,
слово
«звать»
оказ ало сь
в
своем
первичном
восприятии
одного
прои схож де ния
с
глаголом
«указывать», «манить»,
оно
так же
восходит
к
им ени
«рука», точнее к предметному образу о
«руке», орудию производства акта призыва ручным движением.
Одна ко
в
к ач ественн ом
восприятии
и
одн ой
звуковой
речи
индоевропеистика
с
яфетическим
языкознанием
не
могут
быт ь
в
полном
разрыве
друг
с
друг ом
и
п отом у,
что
они,
в
зависимости
от
разности
и
хронологического,
и
социального
ими
охва та
язы­
342


ко в,
оказались
на
различных
н аблю датель н ых
постах
и,
ес тест ­
венно,
с
различными
не
только
горизонтами
—эт о
по
части
увязки
различных
так
н аз.
родственных
исторических
эпо х
языков,
но
и
с
различными
вертикальными
в
г лубь
времен
перспективами,
у
яфетидологов
с
целым
рядом
различных
стадий
развития
не
одной
речи,
мыш ле ния
т акже,
во
взаимной
увязке
как
звеньев
одной
цепи,
для
индоевропеистов
лишь
одной
ста дии,
не
только
без
увязки
с
другими,
более
древними
ступенями
стадиального
развития,
но
без
какого-либо
представления
о
существовании
и
такого
стадиального
р аз вития
и
его
ступеней,
без
осознания
пер­
в ооче ред ност и
учета
лингвистических
яв лен ий
на
тех
ступенях
этого
стадиального
ра з вития
и
тогда,
когда
источники
и
материа­
лы
для
та кой
работы
над
ними
вскрыты
и,
вопреки
в сем
чинимым
нам
п оме хам,
в се-так и
раз рабо тан ы
посильно.
Индоевропеисты
оказались
в
роли
творцов
учения
о
языке
с
отправной
в
изысканиях
точкой
от
исторически
документируемых
отрезков
общечеловеческой
зв уков ой
реч и,
притом
исключительно
богато
представленной
в
древних
письменностях
той
или
ин ой
клас­
совой
речи
одной
позднейшей
ст ади альной
формации,
по
восприя­
тию
самих
индоевропеистов
изолированной
формации
одной
самостоятельной
индоевропейской
семьи.
Посему
все
понятия
и
термины
индоевропеистов
по
истории
языка
оказались
не
отвечаю­
щим и
существу
дела,
и
даже
в
т ож дест вен ных
лингвистических
терминах,
ка к-то : «сродство», «палеонтология», «диахронизм»,
яфетическое
языкознание
в
з авис имо сти
от
иного
их
содержания
не
им еет
и
не
может
иметь
ничего
общего
с
инд о евро пеисти ко й.
Ме жду
тем
подлинная
диахроническая
разработка
языкового
материала
по
ст уп еням
стадиального
ра з вития
ус т ано вила
полное,
во
всех
см ыслах
коренное
расхождение
яфетического
языкозна­
ния
с
индоевропеистикой
в
с амой
те хни ке
работы.
Расхождение
в
сам ом
пр инципе
восприятия
или
определения
лингвистических
протоплазм.
Для
яфетидолога
лингвистический
эл емент
—
это
значимое
слово,
т.
е.
мысль
в
звуковом
воплощении,
чем
и
б ыло
по ложе но
начало
зв уков ой
речи;
для
индоевропеистов
линг вис ти­
ческий
элемент
—
звук,
так
наз .
фонема,
осознание
которого,
как
самостоятельной
функциональной
части
пе р вичных
слов-элемен­
тов,—
явление
очень
позднее,
когда
у
каждой
уже
стабилизован­
ной
группировки
языков
имелся
в
нал ич ии
лишь
о пред еленный
подбор
таких
звуков
от
двух-трех
десят ко в
до
восьми
—
десяти,
изолирующий
од ну
систему
языков
от
другой
системы,
для
инд о­
европеистов
—
од ну
се мью
языков
от
другой,
тогда
как
по
яф е­
тическому
языкознанию
всего-навсего
четыре
лингвистических
элемента,
пе рвич ных
обязательно
значимых
слова
ил и,
точнее,
используемых
в
определенной
обстановке
для
с игна лиз ации
того
или
иного
предмета, resp.
группы
предметов,
са мостоят ел ьно
от­
нюдь
не
имевших
такого
уточненного,
конкретного
смысла
звуко­
вых
комплексов,
которые
как
части
языка
не
подлежат
никакому
дальнейшему
анализу.
И
эти
четыре
лингвистических
элемента
343


общ и
у
всех
языков,
они
присущи
каждому
языку,
како й
бы
он
ни
был
формации,
в
какую
бы
систему
он
ны не
или
с
ис тори чес ки
известных
эпох
ни
входил
или
к
какой
бы
семье
языков
его
ни
от­
носило
старое
уч ение
о
языке,
учение
индоевропеистов.
Четыре
лингвистических
эл емент а
зародились
не
в
проц ес се
развития
такой
надстроечной
категории,
как
язык,
а
в
неразрыв­
ном
двухстороннем
еще
не
дифференцированном
трудмагическом
процессе.
Соответственно
те
же
четыре
элемента
име ли
фу нкц ию
значимости,
как
те рми ны
не
выделявшейся
еще
от
труда
магии.
Вооб ще,
ес ли
говорить
о
праязыке,
первичном
состоянии
звуко­
вой
реч и,
то
это
была
речь
узк ого
охвата
определенной
проф ес­
сии,
магическая
речь,
точнее,
не
речь,
а
подбор
магических
выра­
жен ий
трудового
процесса,
одновременно
с
ча ст ным
изменч ив ым
зн ачен ие м,
з ависим ым
от
производства,
и
общ им,
сигнализирую­
щим
источник
магии,
неведомые
силы
природы,
для
нас
естест­
венно-производительные
силы,
для
ветхого
человечества,
смотря
по
эпохам
стадиального
развития,
идя
вглубь
—
«бог», «тотем»,
конкретно
в
зав исимо ст и
от
хозяйства,
вообще
социально-эконо­
мической
структуры
при
космическом
мировоззрении
—
«небо»,
«солнце»
ит.
п.,
при
и ном
хозяйстве
и
социально-экономическом
строе
культово
—
в
растительном
мире
—
«дуб», «хлеб»
и
вообще
«деревья», «злаки», в животном мире
—
«орел»
или
«птица», «пти ­
цы»
всег да
в
особой
увязке
с
«небом», как « ры б а»
с
«водой»
или
«деревья»
с
«землей», а затем частью в порядке извоза,
частью
в
поря д ке
питания,
если
не
того
и
др угог о,
то
«олень», «собака»,
«лошадь»
ит.
п.,
то
«овца», «козел», «корова», «бык»
и
т.
д.,
и
т.
д.,
но
с
эт им
мы
уже
выходим
из
круг а
не
только
трудмагической
зна­
чи мост и,
но
вообще
из
магической
цех ов ой
речи,
орудия
общения
чел ов ечест ва
с
тотемом,
культово-производственной
силой,
и
вст у паем
в
положение,
когда
эта
речь,
пройдя
или
проходя
через
голое
материально-техническое
вос при ят ие
производства,
преоб­
разуется
в
бытовую;
здесь-то
и
н ачин ае тся
уже
процесс
развития
языка
как
орудия
взаимного
общения
одн ого
людского
коллектива
с
другим
людским
коллективом.
Мы
по
в сей
суммарно
характеризованной
линии
уже
в
разрыве
не
только
с
индоевропеистикой,
д евст венно
невинной
в
по добн ой
материалистической
постановке
лингвистических
вопросов
и
со­
вершенно
чуждой
гносеологии
яз ыка,
но
и
с
т еми
материалисти­
чески
мыслящими
обществоведами,
которые,
ин т ерес уясь
в сер ьез
происхождением
языка,
в
то
же
время
заняты
выяснением
вопроса:
«что раньше
—
мысль
или
я зы к»? Притом имеют в виду звуковой
язык,
ме жду
тем
с
положениями
яфетического
яз ык оз нания
это т
вопрос
от пада ет
во
в сяком
случае
в
отношении
звуковой
речи.
Звуковая
речь
возникает
тогда,
когда
человечество
имел о
за
собой
не
только
материальную,
но
и
надстроечную
культуру,
так,
между
пр очи м,
определенное
мировоззрение
за
время
исключительного
господства
кинетической
речи,
т.
е.
почти
за
весь
палеолит.
Следовательно,
когда
четыре
звуковых
комплекса
(Д,
В,
344


С
и
D), возникшие в трудмагическом процессе,
ст ав
лингвистиче­
ски ми
элементами,
ле гли
в
основу
вно вь
складывавшегося
звуко­
в ого
общественного
языка,
то
среда
был а
уже
социально-дифферен­
цированная
и
звуковая
реч ь
существовала
кла ссо вая ,
являясь
ору д ием
кл ассо вой
бо рьбы
и
в
руках
господствующего
слоя,
как
впоследствии
письменность.
(«Яфетидология в ЛГУ»)
6
...Что
такое
язы к?
Трудно
дать
о пре д еление,
ибо,
будучи
со з­
данием
изменчивой
материальной
базы ,
производства,
и
с
нею
не­
ра злучн ог о
или
к
ней
ближайше
примыкающего
надстроечного
фактора,
социальной
структуры,
язык
та кже
ест ь
историческая
ценность,
т.
е.
из м енч ивая
категория,
и
без
допущения
чудовищ­
ного
анахронизма
нельзя
дать
его
е д иного
определения,
ни
идео­
логического,
ни
технического.
Без
содро га н ия
нельзя
слушать,
когда
без
учета
палео нт ол о гии
речи
обсуждается
какой
бы
то
ни
бы ло
мелкий
вопрос
по
языку
генет ич еско г о
порядка.
Функция
языка
менялась,
изме нял о сь
обслуживаемое
языком
пространство,
мен ял ся
объ ем
охва та
внутреннего
порядка
—
коли­
чество
нареченных
предметов,
изменилось
орудие
речевого
произ­
водства,
изменился
его
проц е сс
и
т.
д.
(«Язык и письмо»)
7
...язык
вообще,
следовательно,
и
линейный,
тем
более
звуко­
вой,
есть
надстроечная
категория
на
базе
производства
и
произ­
водственных
от но ше ний,
предполагающих
на л ичие
трудового
коллектива
и
без
языка,
особенно
без
разговорного
звукового
языка,
сложившегося
и
развившегося
позднее.
(«К бакинской дискуссии»)
8
Яфетическая
теория
учит,
что
язык,
звуковая
речь,
ни
в
какой
стадии
своего
развития,
ни
в
ка кой
части
не
является
п рост ым
да­
ром
природы.
Звуковой
яз ык
есть
создание
человечества.
Чело­
вечество
сотворило
свой
язык
в
процессе
труда
в
определенных
общественных
ус лови ях
и
пересоздаст
его
с
наст у пл ением
действи­
тельно
новых
социальных
форм
жизни
и
быта,
сообразно
новому
в
этих
условиях
мышлению.
Выходит,
что
натуральных
языков
не
существует
в
мире,
языки
все
иск усст венные,
все
созданы
челов е­
чеством,
и
они
не
пер естаю т
бы ть
искусственными
по
проис х ож­
д ению
отто го,
что,
раз
они
со здан ы,
насл едст вен но
переходят
от
одного
поколения
к
другому,
точно
прир од ный
дар ,
как
бы
впи­
345


тываемый
с
материнским
молоком
в
детском
возрасте.
Корни
на­
следуемой
р ечи
не
во
внешней
природе,
не
внутри
нас,
внутри
на­
шей
физической
природы,
а
в
общественности,
в
ее
материальной
базе,
хозяйстве
и
технике.
Общественность
наследует,
консерви­
ру ет
или
перелицовывает
сво ю
речь
в
новые
формы,
п рет воряет
ее
в
новый
вид
и
переводит
в
новую
систему.
(«Яфетическая теория»)
9
...сосредоточивая
все
сво е
внимание
на
внутренних
прич ина х
творческого
процесса
в
развитии
речи,
мы
отнюдь
не
можем
пр о­
цесс
этот
помещать
в
самом
языке.
Язы к
такая
же
надстроечная
об щ еств енная
ценно сть ,
как
художество
и
воо бще
искусство.
Мы
сил ой
вещей,
свидетельством
языковых
фактов
вынуж д ены
про­
слеживать
творческий
процесс
речи,
факторы
творчества
в
исто­
рии
материальной
к уль туры
и
на
ней
строящейся
общественности
и
на
этой
ба зе
слагавшихся
мировоззрений.
(«Яфетическая теория»)


И.
И.
МЕЩАНИНОВ
ВВЕДЕНИЕ
К
К НИГЕ
«ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ» 1
(ЦЕЛЬ И ЗАДАЧИ ОБЩЕГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ)
В
за пися х
В.
И.
Ленина
«К вопросу о диалектике»
имеется
весьма
четкое
и
ясное
определение
то жде ства
таких
противопо­
л о жно стей,
как
отдельное
и
о бще е: «... отдел ьн ое
не
существует
иначе
как
в
той
связи,
которая
ведет
к
об щем у.
Об щее
существует
лишь
в
отдельном,
через
отдельное.
Всякое
отдельное
есть
(так
или
ина че)
общее.
Всякое
общее
есть
(частичка или сторона или
сущность)
отдельного.
Всякое
общ ее
лишь
приблизительно
охва­
тывает
все
отдельные
предметы.
Всякое
отдельное
не пол но
входит
в
о бщее
и
т.
д.
и
т.
д.
Всякое
отдельное
тысячами
переходов
св я­
за но
с
др угог о
ро да
от де ль ными
(вещами,
явлениями,
про цес ­
сами)»2.
В
том
же
пол ож ении
диалектического
тож деств а
находится
и
общее
яз ык оз нание
по
отношению
к
г рам мати ке
каждого
кон ­
кретно
изучаемого
языка.
Общее
учение
о
языке
строится
на
ма­
териалах
грамматик
отдельных
языков
и
языковых
групп
и
от ор­
ван но
от
них
существовать
не
может.
В
то
же
время
каждый
от­
дельно
взятый
яз ык
есть ,
так
или
иначе,
выр аз ите ль
части
об щего
процесса
языкотворчества,
так
же
как
и
с амо
языкотворчество
выявляет
часть
общего
процесса
ра звит ия
человеческого
общества.
С
другой
стороны,
каждый
язык
им еет
свои
специфические
ос о­
бенности,
отделяющие
его
от
других
язы ков .
Изучен ие
эт их
сп е­
цифических
особенностей
в кл ючаетс я
в
рамки
общего
языкозна­
ния,
поскольку
последнее
не
ограничивается
описанием
строя
р ечи
одной
какой-либо
систем ы
или
«семьи»
яз ык ов,
но
охв аты ва ет
собою
всю
сложность
язы ко вого
развития
в
его
схождениях
и
расхождениях,
на блюд а емых
в
отдельных
представителях
речи.
Таким
образом,
построения
общего
языкознания
покоятся
на
конкретных
материалах
отдельно
взятых
языков,
последние
же,
без
выявления
в
них
моментов
об щего
языкознания,
остаются
непонятными
не
только
в
деталях,
но
и
в
целом.
1И.
И.
Мещанинов,
Общее
языкознание,
Учпедгиз,
Л ., 1940. «Вве­
дение»
приводится
с
не к оторы ми
с о кра щениям и.
2 «Философские тетради», 1936, стр .
327.
347


Общ ее
учение
о
языке
при
таких
условиях
вовсе
не
отрывается
от
специальных
лингвистических
дисциплин,
а
наоборот,
оно
т ес­
нейшим
образом
связывается
со
специ ал ьны ми
исследованиями
различных
языковых
группировок
и
су щест в ует
неразрывно
с
ними.
Более
того,
проблематика
общего
языкознания
раз р еша ется
изучением
конкретных
мат ери алов
отдельных
язы ко в.
Но
и
с ама
на­
ука
о
языке
является
лишь
одной
стороной
общей
нау ки
о
человеке.
Я
не
касаюсь
тех
по ст рое ний
курсов
общего
языкознания,
ко­
торые
пр еслед у ют
ц ель
дать
некоторые
перспективы
по
общим
во­
просам
языка
и
ознакомить
чит ате ля
с
основною
языковою
терми-
нологиею.
Это
—
задача
вво дно го
курса.
Общее
же
языкознание
не
вводит
учащегося
в
основу
языковедческой
дис ци плины,
а
ведет
его
на
в сем
протяжении
исследовательской
ра боты ,
сопут­
ствуя
занятиям
над
языком
из бр анной
спец иаль ност и
и
п омога я
освоению
фактов
данного
языка.
«Изучать язык с лингвистиче­
ск ой
точки
зрения
—
это
значит
прийти
к
п остр оен ию
системы
общ ей
лингвистики» 4.
Так
го во рит
Ж.
Вандриес,
но
он
же
пред­
упреждает
о
колоссальных
препятствиях,
стоящих
на
пути
пост р ое­
ния
об щей
лингвистики: «Всякому,
кто
мало-мальски
знаком
с
по ло жением
на уки
о
языке,
достаточно
известно,
что
нет
более
опасной
задачи.
Ученый,
к оторы й
хотел
бы
успешно
выполнить
эту
задачу,
до лжен
был
бы
быть
в
состоянии
охватить
все
формы
всех
известных
языков,
должен
был
бы
в ладе ть
в семи
язы ка ми
земного
шара.
Существует
ли
такой
идеальный
ученый?
Вр яд
ли» 2.
Вандриес,
конечно,
пр ав
в
последнем
св оем
утверждении,
но
он
не
пр ав
в
основной
пос тан ов ке
в сего
своего
высказывания.
Он
ид ет
от
общего
к
частному.
Общее,
при
тако м
требовании,
представляет
собою
лиш ь
сумму
ч аст ных
случаев,
тогда
как
оно
не
ест ь
только
сумма.
Об­
щее,
в
данном
случае,
ест ь
монизм
языкового
п ро цесса,
а
не
сумма
наличных
языков
*.
Это т
монизм
выя вляе тс я
в
каждом
языке
и
должен
в
каждом
из
них
изучаться.
«Общеесуществует лишь в от­
де л ьно м», «отдельное не существует иначе,
как
в
той
связи,
ко­
торая
ведет
к
общему»4.
И
сам
Вандриес
стал
в
ко нце
концов
на
более
пра в ильн ый
путь.
«Он попытался рассматривать изучав­
шиеся
им
факты
как
отдельные
моменты
о бши рной
истории»5.
Ни кто
не
бу дет
отрицать
того,
что
для
разрешения
общей
проб­
лематики
требуется
накопление
фактов
и
расширение
лингвисти­
че ског о
кругозора.
1Ж.
Вандриес,
Язык ,
русский
п ер евод , 1937, стр.
217.
2 Там же,
стр .
17.
• Монизм языкового развития не отрицает и Ж .
Вандриес: «Не так уже
ошибочно
утверждение,
что
существует
с то лько
же
разных
яз ыков,
сколько
говорящих.
Но,
с
другой
стороны,
не
бу дет
ошибочным
и
утверждение,
что
су щес тву ет
только
один
человеческий
язык
под
всеми
широтами,
единый
по
с воему
су щес тву.
Имен но
эта
ид ея
лежит
в
основе
опытов
по
общ ей
лингвисти­
ке » («Язык», стр.
217).
4В.
И.
Ленин,
Ф ил ософск ие
тет ради , 1936, стр .
327
5Ж.
Вандриес,
Язык,
стр.
17.
348


На
материалах
отдельных
языков
расширяется
обще е
уч ение
о
языке,
и
выявляемые
им
фак ты
да ют
основание
пра вильне е
и
глубже
усво ит ь
изучаемый
язы к овой
строй,
вскрывающий
в
тож е
время
новые
данные
для
того
же
общего
языкознания.
Н ик акие
сравнительные
грамматики
и
ни какие
экску р сы
в
сторону
формальных
сопоставлений
не
выявят
основ
языкового
д виже ния,
по ка
исследовательская
работа
ог ра ничивае т ся
одним
только
констатированием
формального
тождества
или
расхожде­
ния .
Односторонний
анализ
формы
не
ест ь
еще
единственная
и
конечная
цель
лингвистики.
Ж.
Вандр иес
приз нае т,
что
«язык есть орудие действия и имеет
практическое
назначение;
поэтому,
для
то го
чтобы
хорошо
понять
язык,
необходимо
и зучи ть
его
связи
со
всей
совокупностью
чело­
веческой
деятельности,
с
жизнью»
х.
Целый
ряд
лингвистов,
в
осо­
бенности
академик
Н.
Я.
Мар р,
на с таи вают
на
необходимости
выйти
за
пр ед елы
узкого
языковедения,
чтобы
лучше
понять
предмет
своей
специальности
—
язык
2.
Э.
Сепир,
равным
обра­
з ом,
ставит
себе
зад ачею
«показать,
что
ес ть
язык...
как
он
изме­
няется
в
пространстве
и
вр емени
и
каковы
его
взаимоотношения
с
другими
важнейшими
человеческими
ин терес ами ,
с
проблемой
мышления,
с
явлениями
исторического
процесса,
расы,
культуры,
искусства»*.
Он
не
без
остроумия
указывает
на
то,
что
в
«своем
огромном
большинстве
лингвисты-теоретики
сами
говорили
на
языках
одного
и
тог о
же
определенного
типа,
на иб олее
развитыми
представителями
которого
бы ли
языки
латинский
и
греческий,
изучавшиеся
ими
в
отроческие
годы.
Им
ничего
не
стоило
поддать­
ся
убеждению,
что
эти
пр ивыч ные
им
языки
представляют
собою
наив ысше е
дос ти жен ие
в
развитии
человеческой
речи
и
что
все
про чие
языковые
типы
не
более
чем
ступени
на
пут и
восхождения
к
этом у
избранному
флективному
тип у »4.
Так ов а,
в
частн о сти,
схема
А.
Шлейхера.
Эта
схем а,
несмотря
на
развернувшуюся
критику,
все
же
не
изжита,
и
многие
воспитанники
индоевропейской
школы
пр од ол­
жа ют
изучать
другие
языки,
подгоняя
к
ним
н ормы
своей
родной
речи.
Они
как
бы
свысока
смотрят
на
иносистемные
языки,
ви дя
в
них
что-то
не ра вноп равно е
и
для
общей
лингвистики
вто рос те­
пенное.
В
параллель
к
эт ому
Э.
Сепир
с
искреннею,
казалось
бы,
ир оние ю
упоминает
об
одном
прославленном
американском
писателе
по
вопросам
культуры
и
языка,
который
во
всеуслышание
изрек,
что,
по
его
мне нию ,
как
бы
ни
уважать
говорящих
на
аг­
г л ют инат ивных
яз ык ах,
все
же
для
«флективной»
ж енщ ины
пре ­
сту пно
выйти
замуж
за
«агглютинативного»
мужчину
5.
И
в се-
так и,
те
же
Вандриес
и
Е спер сен
в
основу
своих
раб от
кл адут
1Ж.
Вандриес,
Язык,
ст р.
217.
2 См.
обратное
мнение
де
Сос с юра
(«Курс общей лингвистики», стр.
207).
*Э.
С
е
п
и
р,
Яз ык,
стр.
3.
4Там же,
стр.
96.
‘Там же,
стр.
97.
Примечание.
349


материалы
индоевропейских
языков,
только
вкрапливая,
и
то
в
весь ма
небольшой
доле,
данные
из
других
языков
ми ра.
Проб ­
лематика
общего
языкознания,
в
своей
ос но вной
части ,
разре­
шается
ими
на
тех
же
фактах
индоевропейской
речи.
Когда
же
голландский
ученый
Уленбек
положил
в
основу
своих
иссл ед ова­
ний
инд ейск ие
языки
Америки,
он
не
встретил
никакого
сочув­
с твия
со
стороны
даже
Сепира
Оказывается,
та ким
обра зом,
что
объявленная
борьба
с
уз о­
сть ю
лингвистического
кругозора
не
увенчалась
успехом.
Вопреки
высказанному
отходу
от
положений
де
Соссюра
о
том,
что
«един­
ственным
и
ис тинным
объектом
лингвистики
является
язык,
рас­
сматриваемый
в
с амом
с ебе
и
для
с ебя» 4, все же язык
продолжает
изучаться
только
для
себя
и
внутри
себ я.
Де
Соссюр
в
свое
время
(1916) бросил школе компаративистов,
охватившей
первый
период
индоевропейской
лингвистики,
упрек
в
том,
что
она
не
со з дала
«подлинного научного языкознания» .
«Основной ошибкой сравнительной грамматики,
по
словам
де
Со ссю ра,
такой
ошибкой,
которая
в
зародыше
включала
в
себя
все
прочие,
б ыло
то,
что
в
своих
исследованиях,
ограниченных
к
тому
же
одними
лишь
индоевропейскими
языками,
представители
этого
направления
ник огд а
не
з адавали сь
вопросом,
че му
же
со­
ответствовали
делаемые
ими
сближения,
что
же
означали
откры­
ваемые
ими
отношения.
Их
наука
оставалась
исключительно
сравнительной,
вместо
того
чтобы
стать
исторической.
Конечно,—
продолжает
де
Соссюр,—
сравнение
составляет
н еоб ходи мое
ус­
ло вие
для
вс як ого
воссоздания
исторической
действительности.
Но
од но
лишь
сравнение
не
может
пр ивест и
к
выводам.
А
выводы
тем
более
ускользали
от
компаративистов,
что
развитие
двух
языков
они
рассматривали
совершенно
так
же,
как
естествоиспы­
татель
рассматривал
бы
произрастание
двух
растений» ’.
Этот
упрек
безусловно
верен,
но
он
м ожет
бы ть
равным
образом
обра­
щен
и
к
мла дог ра ммати ка м
и
даже
к
той
нов ой
социологической
школе
Запада,
одним
из
основателей
которой
сч ит ается
сам
де
Со ссюр.
Если
компаративисты
не
с озда ли
«подлинной научной
л и нг в ис ти ки », то и преемники их не дали подлинного историче ­
ского
осв ещ ения
язы к овому
процессу.
Их
ра бота
замкнулась
в
те
же
рамки
формальных
сопоставлений.
Отсутствие
подлинного
историзма
сказ ало сь
хотя
бы
в
том ,
что
Вандриес,
прослеживая
разновидности
грамматических
ка­
тегорий
в
разных
яз ык ах,
см ешал
их
все
воедино
безо
вс яко го
внимания
к
специфическим
особенностям
ст роя
речи,
наблюдае­
мым
в
определенные
периоды
и
в
о пред елен ных
языках.
Между
тем,
хотя
характерные
признаки
языка
и
ме няю тся,
на
что
со-
1С.
U h 1 е п Ь е с k, Le caractere passif du verbe transitif, «Rev. des
Etudes basques», XIII, 3, 1922.
2Ф.
де
Сос сю р,
К урс
общ ей
лингвистики,
стр. 207.
’Там
же,
стр. 30.
350


вершенно
пра вил ьно
указывает
де
Соссюр
’, все же конкретным
язы кам
в
конкретные
периоды
их
р аз вития
свойственны
опреде­
ле нные
языковые
признаки,
которые
могут
отсутствовать
в
других
языках
и
в
тех
же
самых,
но
в
других
периодах
их
же
ист ор ии.
При
таком
по ло жении
дела
можно
на йти
язык,
в
котором
будет
отсутствовать
языковой
признак,
наличный
в
других
языках.
Но
из
отсутствия
данного
признака
в
од ном
языке
нельзя
делать
вывод
об
отсутствии
его
вообще.
В
противном
случае
можно
свести
все
языковые
признаки
к
нулю.
К
таким
выводам
и
пришел
Ва н­
др иес.
Беря
проблему
г р амма тическ их
категорий
в
их
наличии
в
разных
языках
и
снимая
те
из
них,
которые
отсутствуют
в
ка­
ком-либо
языке,
французский
ученый
выделяет
только
две
части
речи,
имя
и
гл а гол,
к
к оторы м
с водя тся
все
ост альн ы е.
«Но,
е сли,—
п родол ж ает
Вандриес,—
мы
перейдем
от
языков
индо­
европейских
к
языкам
сем ит иче ск им,
мы
не
сможем
провести
в
последних
такую
же
четкую
грань.
В
арабском
языке
ест ь
немало
об щих
окончаний
в
склонениях
и
спряжениях»2.
Вместо
того
чтобы
р асс матр ив ать
языки
в
их
изменении
в
п ростран стве
и
во
вр е мени
(Сепир),
Вандриес
рассматривает
их
в
общей
их
совокупности
вне
пространства
и
вне
вр емен и.
Можно
ли
н азв ать
такую
к он цепцию
по дл инно
ист ор ич еско й?
Сомневаюсь.
Г рамма тич еска я
категория
ес ть
исторически
изме­
няющаяся
категория.
Можно
стр оить
диахроническую
гра м ма­
тику,
но
в
таком
случае
следует
учитывать
исторический
пр оц есс,
основанный
на
трансформационных
переходах,
на
взрывах
или
скач ках
и
на
образовании
новых
качественных
показателей,
на­
личных
в
о пред ел енных
языках
и
в
определенных
периодах
ра з­
вития
речи.
Можно
строить
и
си н хрони ческ ую
грамматику,
и
тогда
придется
выявлять
наличные
показатели
в
кон кре тно
взятых
языках,
устанавливая
эти
показатели
по
их
действующему
зна­
чен ию
в
изучаемом
языковом
строе.
Но
и
в
последнем
случае
описание
действующего
строя
ре чи
люб ого
языка
нуждается
в
историческом
о б осно вании.
Поэтому
научная
синхроническая
грамматика
всегда
будет
в
известной
степени
чер п ать
материал
из
диахронической,
соприкасаясь
с
нею
все
же
лишь
до
известной
ст епени.
Различие
их
выявляется
в
целевой
установке
проводимой
работы.
Пе рв ая,
синхроническая,
г р аммати ка
трактует
о
действующем
строе
языка
как
исторически
сложившегося
целого,
то гда
как
в тор ая,
диахроническая,
пока­
зывает
исторический
процесс
р аз вития
языка
до
со вр еменно го
его
со сто яни я.
Обычно
лишь
диахроническая
грамматика
именуется
историческою,
по
существу
же
обе
г рамма ти ки
можно
было
бы
назвать
историческими,
имея
в
виду,
что
одна
из
них
затрагивает
один
исторический
э тап
развития
языка,
а
другая
и зуча ет
все
исторические
этапы,
пр ойд е нные
этим
же
язы ко м.
В
этом
истори­
1Ф.
де
Соссюр,
К урс
общей
лингвистики,
стр. 205.
2Ж-
Вандриес,
Язык,
стр.
116.
351


чес ки
более
раз верн утом
иссл ед ован ии
диахроническая
грамматика
с
большею
ясностью
выявляет
те
коренные
сдвиги
в
языковом
стр ое,
которые
пройдены
в
оп ред ел енных
исторических
условиях
и
которые
внеш не
выразились
в
и зм ене ниях
слов арн ог о
з апаса
и
ст роя
предложения.
Так ие
коренные
сдви ги
в
о сн овных
показателях
языка
легче
всег о
улавливаются
именно
ди ахрон и чес кою
грамматикою,
в
ос о­
бенности
при
р асш ирен ии
грамматического
оче рка
сравнительны­
ми
параллелями
из
других
яз ык ов.
Ис сле дов а тель
со
в сею
очевид­
ностью
устанавливает
в
э том
случае
наличие
резких
расхожде­
ний
в
содержании
отдельных
языковых
показателей,
приобре­
тающих
иные
функции
и
нуждающихся
в
особом
анализе.
От­
сю да
с
н еизбеж но ю
очевидностью
следует
вывод
о
том,
что
од но­
го
общего
определения
для
в сех
яз ык овых
явлений
вне
времени
и
пространства
нет
и
бы ть
не
может,
в
связи
с
чем
и
общее
языкознание
вовсе
не
преследует
це ли
дать
такое
общее
опре­
деление.
Следовательно,
общее
языкознание,
с
одн ой
стороны,
не
пре­
следует
задач
сравнительного
очерка
всех
языков
мира,
с
д ру гой,
не
берет
на
себ я
установления
единых
языковых
признаков,
об­
щих
для
всех
я зык ов.
Всякие
поп ытк и
в
этом
направлении
оказа­
лис ь
бы
безжизненными
и
ник огд а
не
даду т
убедительной
схемы
истории
языка,
так
как
они
в
зародыше
дефектны
как
антиисто­
рические.
Непонимание
трансформационного
д виже ния
в
развитии
язы­
ка,
называемого
Н.
Я-
Марром
стадиальным
х,
ведет,
кроме
того,
к
неизбежной
модернизации,
выражающейся
в
пер еоц енк е
дав­
ности
норм
ре чи
наиболее
известных
нам
языков,
к оторым и
в
пер ­
вую
очере дь ,
конечно,
являются
инд о евр о пейск ие.
И
если
де
Соссюр
приз на л
в
свое
время
изменчивость
языковых
признаков
2,
то
все
же
он
замкнул
их
в
рам ки
тех
же
индоевропейских
языков
и
дал
схему
общего
языкознания,
построенную
лишь
на
н их.
Получилось
«индоевропейское общее языкознание», тяготеющее
до
сих
пор
над
мыслью
научного
работника.
Да же
Э.
Сепир,
им енно
от
этого
и
предостерегающий
• и в то же время хорошо знакомый с
индейскими
языками
Америки,
прошел
ми мо
наличных
в
них
форм,
не
укладывающихся
в
н ормы
европейских
языков.
Опреде­
лив
р ечь
как
«поток произносимых слов»4, он тем самым исключил
из
речи
еще
сохранившиеся
в
эт их
языках
инкорпорированные
комплексы
слова-предложения,
не
представляющие
собою
потока
слов,
но
тем
не
менее
все
же
являющиеся
ре чью,
с лужа
средством
общения
между
людьми
и
выражая
непо сред ствен ную
действитель­
ность
мысли.
1 См.,
например,
Н.
Я.
М
а
р
р,
Стадия
мышления
при
возникновении
глагола
бы ть.
Избранные
работы, III, стр. 85исл.
2Ф.
де
Соссюр,
К урс
общ ей
л ин гв истики,
стр. 205.
’Э.
Сепир,
Яз ык,
стр .
96.
4Там же,
стр. 20.
352


Така я
вольная
или
не вольн ая
модернизация
упростила
п одход
к
языку,
упростила
тем
самым
и
попытки
обобщающих
построе­
ний.
Эти
построения,
замкнутые
в
узко
взятом
материале,
с
тою
же
узостью
объяснили
и
исторический
пр оц есс
языкового
развития,
дав
сравнительное
построение
мен яющи х ся
ф орм.
Что
формы
меняются,
это
я сно
вид ел
каждый,
берущий
на
се бя
и зучен ие
памятников
языка
различных
его
периодов,
но
сам и
меняющиеся
формы
брались
из
того
же
круга
избранных
языков,
и
потому
естественно,
что
причина
их
изменений
свелась
к
констатированию
формальной
с торо ны
наблюдаемых
перемен.
Получилась
внешняя
фор мал ьн ая
история
ра з вития
языка,
история,
замкнутая
в
самом
языковом
ма териа ле.
При
таких
ус лови ях
подлинная
пр и­
ч ина
изменений
в
строе
ре чи
осталась
невыясненною.
Между
тем
при
в сех
особенностях
языка
как
общественного
явления
на д­
строечного
порядка
язык
и зменя ется
его
носителем
и
притом
из­
меняется
не
случайно
и
не
п роиз вольн о.
Появляются
но вые
фор­
мы,
старые
формы
получают
новое
осмысление,
иногда
и
нов ые
функции,
прослеживается
все
время
диалектическое
взаимодей­
ствие
формы
и
содержания,
что
неминуемо
обос тряе т
вопрос
о
взаимодействии
между
языком
и
мы шл ение м.
Этот
вопрос
не
нов
Он
имеет
свою
дли нн ую
историю,
свиде­
тельствующую
о
попытках
под ойт и
к
разрешению
не
только
пр о­
бл ем
самого
языка,
но
также
и
связей
его
с
говорящим
на
нем
на­
родом.
Все
эти
попытки,
оторванные
от
исторического
мат ер иа­
лизма,
весь ма
показательны
как
в
своих
построениях,
так
и
в
своих
выводах,
неустойчивых
и
в
то
же
в ремя
бессильных
вывести
язы­
кознание
из
замкнутого
самодовлеющего
состояния.
Существовали
разные
теории
о
происхождении
языка,
так
или
ин аче
затрагивающие
проблему
связи
языка
и
мышления.
Еще
Гумбольдт
определял
язык
как
орган,
образующий
мыш ле ние
(das bildende Organ des Gedankens).
По
мнению
Гумбольдта,
язык
есть
произведение
че ловек а
и
является
в
то
же
время
даром
на­
роду.
Разнообразие
строя
языков
пр едст авл яет ся,
по
Гумбольдту,
зависимым
от
особенностей
народного
д уха
и
объясняется
этими
особенностями.
Язы к,
зарождаясь
в
почтенной
глубине
человече­
ской
истории,
является
созданием
человека,
но
в
то
же
в ремя
не
является
собственным
созданием
народов.
Он
представляет
с обою
дар,
доставшийся
нар о дам
благодаря
их
вн ут р енним
способно­
стям
(durch ihr inners Geschickt).
Яз ык
связан
с
народом.
Таковы
высказывания
Гумбольдта.
Определенное
по
тому
же
во пр осу
высказывание
имеется
и
у
основоположника
биологического
натурализма
в
языкознании,
у
А.
Ш лейх ера.
Мысль,
по
его
мне нию ,
невозможна
без
языка,
подобно
то му
как
и
дух
невозможен
без
т ела.
К
эт им
вы сказ ы ва­
н иям,
до
известной
степени,
приближается
и
Беккер,
по
словам
которого
«человеку так же необходимо говорить,
потому
что
он
1 См: Schuchardt-Brevier, Halle, 1928, стр .
321—327.
353


мыслит,
как
н ео бходи мо
дышать,
потому
что
он
окруж е н
возду­
хом.
Как
д ых ание
ест ь
внешнее
проявление
внутреннего
образо­
ва тел ьн ого
процесса,
а
произвольное
движение
есть
проявление
вол и,
так
и
язык
ест ь
внешнее
проявление
мыс ли» .
Таким
путем
Бе ккер
приходит
к
выводу
о
вн ут р еннем
тождестве
мысли
и
языка.
Язык,
по
его
с ловам, «есть только воплощение мысли» .
Но
так
как
ф ормы
мы сли,
то
есть
понятий
и
их
сочетаний,
рассматривают­
ся
в
логике,
а,
с
другой
стороны,
эти
же
формы
проявляются
и
в
г рамм ати че ских
отношениях
слов,
то
грамматика,
исследованию
которой
подлежат
эти
отношения,
находится,
по
представлению
Беккера,
во
внутренней
связи
с
ло гик ой,
из
чего,
по
его
же
мне­
нию ,
сле дует,
что
грамматика
в
основном
построении
сво их
веду ­
щих
элементов
тождественна
с
логикой
К
э тим
высказываниям
вплотную
примыкает
смешение
логических
категорий
с
граммати­
ческими
у
Ф.
И.
Буслаева
2.
Сравнительно-историческое
изучение
языков
оказалось
само
по
себ е
взрывчатым
элементом
для
основных
устоев
логической,
или,
как
ее
иногда
называли,
философской,
грамматики.
Исто ­
ризм
в
языке
заставляет
видеть
его
в
движении.
Это
движение
устанавливалось
еще
Гумбольдтом,
по
словам
которого
язык
е сть
не
дело
(Seyov), не мертвое произведение,
а
деятельность
(evegyeia).
Яз ык
ес ть
вечно
повторяющаяся
работа
духа,
направленная
на
то,
чтобы
сделать
членораздельный
зв ук
выражением
мысли.
Яз ык
не
есть
нечто
го то вое
и
обозримое
в
целом.
Он
вечно
создает­
ся
Тот
же
взгляд,
но
еще
в
более
де тали зов ан ном
виде,
развер­
нут
де
Соссюром
в
его
уже
приведенном
выше
утверждении
о
то м,
что
«если кто-нибудь
стан ет
предполагать
наличие
в
языке
каких-то
постоянных
пр из н аков,
не
подвергающихся
изменению
ни
во
времени,
ни
в
п ростра нс тве ,
он
наткнется
на
преграду,
с вя­
занную
с
основными
принципами
эв ол юцио нной
лингвистики.
Не меняю щи хся
признаков
вообще
не
существует;
они
могут
со­
храняться
только
благодаря
случайности»4.
Ст оя
на
той
же
почве
гумбольдтовских
положений
и
в
значительной
степени
оп ира ясь
на
высказывания
Штейнталя,'А.
А.
По т ебня
признал,
что
для
ло­
гики
словесное
выражение
ее
построений
безразлично.
Отсюда
он
п риход ит
к
выводу,
что
г р аммати ческо е
предложение
вовсе
не
тождественно
и
не пар алле льно
с
логическим
суждением.
Грамма­
1 W. v. Н u m b о 1 d t, Uber die Verschiedenheit des menschlichen Sprach-
baues (Humboldt’s gesammelle Werke, VI, S. 75, 6, 33, 36—38); Schlei­
cher, Die Sprachen Europas, Bonn, 1850; Becker, Das Wort; Backer,
Organism der Sprache; Steinthal, Grammatik, Logik und Psychologie,
§5, 14, откуда взяты цитаты из Беккера; W. L. G г a f 1, Language and
languages, London, 1932, где дается богатая библиография.
С р.:
А.
А.
П
о-
т
е
б
н
я,
Мыс ль
и
язык,
изд.
1922 г., стр. 7 и сл.
2Ф.
И.
Бусл аев,
Историческая
грамматика
русского
языка, 1881.
* W. V . Н u m b о 1 d t, Uber die Verschiedenheit des menschlichen Sprach-
baues.
4Ф.
де
Соссюр,
К урс
общей
лингвистики,
р ус ский
пер ев од, 1933,
стр .
205.
354


тических
категорий,
по
его
словам,
несравненно
больше,
чем
ло­
гических
\ Из всего этого видно,
что
область
языка
дал еко
не
со в падает
с
областью
мысли
2.
Провал
логической
грамматики,
несомненно,
сыграл
с вою
по­
ложительную
ро ль,
но
все
же
сравнительные
г р аммати ки
младо­
грамматиков
и
социологической
школы
не
разрешили
дела
общего
языкознания.
Препятствием
к
этому
оказалось
также
и
непра­
вильное
понимание
взаимоотношения
языка
и
мышления.
Так,
еще
представитель
логической
г р аммати ки
Беккер,
признавая
вн ут реннее
тождество
мысли
и
языка
и
признавая
в
то
же
вр емя
единство
фо рм
мысли
для
всех
народов,
должен
был
неизбежно
прийти
к
выводу
о
единой
грамматике,
одинаково
обязательной
для
всех
языков.
Действительно,
есл и
форма
мысли
одна
для
всех
времен
и
народов
и
есл и
язык
тождествен
мысли,
то
в
языковом
строе
не
может
б ыть
разнообразия
ни
во
времени,
ни
в
простран­
стве.
Получился,
так им
обра зом,
естественный
застой.
Все
же
та кое
раз ноо брази е
устанавливается
как
наличный
факт,
с
ко­
тор ым
пришлось
считаться
и
сам ому
Беккеру,
который
признал
в
теории
допустимость
единой
грамматики,
равно
обязательной
для
всех
яз ык ов.
То
же,
что
не
укладывается
в
законные
но рмы
единой
грамматики,
он
отнес
к
«уродливости организмов» *.
Ш лейх ер
значительно
продвинулся
вперед,
приз на в
изменчи­
вость
языка,
но
он
подчинил
ее
биологическому
закону.
Мл адо­
грамматики
(Бругман,
Сив ерс,
Пауль,
Лескин,
Фортунатов
и
др .)
отвергли
био ло гич еск ий
подход
к
языку.
Результаты
ср авн е­
ния
они
включили
в
мнимую
историческую
линию
развития,
идущую
от
праязыка.
Потебня,
следуя
Гумбольдту
и
Штейнталю,
склонился
к
то му
направлению
науки,
которое
«предполагает уважение к народно ­
с тям,
как
необходимому
и
законному
явлению,
и
не
представляет
их
уродливостями,
как
должно
следовать
из
принципа
логической
грамматики»4.
Язык
из ме нчив
и
пространственно
и
хр он ол оги­
чески.
Изменчивость
строя
ре чи
в
по нима нии
Потебни
яс но
вскры­
вается
в
следующих
его
сл овах : «Язык есть средство понимать
самого
се бя.
Понимать
себ я
мо жно
в
разной
мере:
че го
в
себе
не
зам еча ю,
то
для
ме ня
не
су щ еству ет
и,
конечно,
не
будет
мною
выражено
в
слове.
Поэтому
никто
не
имеет
права
влагать
в
язык
народа
того,
че го
сам
этот
н арод
в
своем
языке
не
на х од ит»’.
Следовательно,
в
языке
может
б ыть
выражено
то,
что
понимается
народом
именно
в
том
виде,
в
ка ком
оно
им
воспринимается.
К
сожалению,
Потебня
не
развил
здесь
своей
мысли
до
конца
и
даже,
бо лее
того,
сбился
с
нее
при
практическом
ее
пр име не нии
к
1А.
А.
Потебня,
Из
записок
по
русской
гр ам мат и ке, I, 1888, стр.
60—62.
2Его же,
М ысль
и
язык,
Сп б ., 1922, стр. 36.
’ Becker, Organism der Sprache, Vorrede, XVIII.
4А.
А.
П
о
т
eбня,
М ысль
и
яз ык,
стр. 39.
5Тамже,
стр.
118.
355


анализу
строя
речи.
Частично
приводя
слова
Беккера
и
полеми­
зируя
с
ними,
в
данном
случае
только
в
части
о пре деления
кон­
кретных
грамматических
категорий,
А.
А.
Погебня
говорит,
что
«для нас предложение немыслимо без подлежащего и сказуемого;
определяемое
с
определительным,
дополняемое
с
дополнительным
не
составляют
для
нас
предложения.
Но
по д леж ащее
может
бы ть
только
в
именительном
падеже,
а
сказуемое
невозможно
без
гла­
гола
(verbum finitum); мы можем не выражать этого глагола,
но
мы
чувствуем
его
присутствие,
мы
раз лич аем
сказательное
(пре­
дикативное)
отношение
(«бумага бела») от определительного («бе ­
лая
бумага»).
Есл и
бы
мы
не
различали
частей
реч и,
то
тем
сам ым
мы
бы
не
на хо дили
ра з ницы
между
отношениями
подлежащего
и
сказуемого,
определяемого
и
определения,
дополняемого
и
дополнения,
то
ес ть
предложения
для
нас
бы
не
существо­
вало»
х.
В
таком
по нима нии
строя
ре чи
легко
дойти
до
утверждения,
что
предложение
существует
только
для
прошедших
школьную
грам­
матику
и
что
человек
неграмотный
не
использует
в
своей
ре чи
предложения.
Формы
сознания
в
их
отношении
к
языку
оказывают­
ся,
в
этих
условиях,
не
отра жен и ем
в
речи
наличного
бытия
вдан-
ном
его
общественном
вос пр иятии,
а
ограниченным
представле­
ние м
о
действующих
грамматических
формах.
Столь
сбивчивое
представление
о
взаимоотношении
языка
и
мышления,
к ар д иналь ного
казалось
бы
в опрос а
для
общего
язы­
кознания,
не
разъяснилось
и
после
Потебни.
В
итоге
оно
выр а­
зилось
в
полном
отрицании
непосредственного
по дч ине ния
языка
мышлению
г ов оряще го
(де Соссюр) 2.
На
тех
же
поз ициях
стоит
и
нын е
господствующая
на
западе
социологическая
школа
языкознания.
Язык,
конечно,
находится
в
движении.
Это го
не
будет
отри ­
ц ать
ни
од ин
лингвист
современности.
Но
в
движении
же
находят­
ся
и
но рмы
сознания: «Люди,
развивающие
свое
материальное
производство
и
свое
материальное
общение,
изменяют
вместе
с
данной
действительностью
также
свое
мышление
и
продукты
своего
мышления»*.
Эти
два
движения,
языка
и
мышления,
ди алект и­
ч ески
связаны
друг
с
другом.
Не
тож де ств о,
а
ди алек ти чес кое
единство
объединяет
язык
и
мышление.
Язык
определяется
не
духом
народа,
извечно
ему
присущим
(Гумбольдт), не коллективным духом языковых групп,
а
самим
носителем
речи,
общественным
коллективом,
племенем,
народом,
нацией
с
присущим
им
психическим
складом,
исторически
ими
же
созданным
и
исторически
меняющимся.
«Люди являются про ­
изводителями
своих
представлений,
иде й
и
т.
д.,—
но
лю ди
дей­
ствительные,
действующие,
как
они
о бусло вл ены
определенным
1А.
А.
П
о
т
е
б
н
я,
Мы сль
и
язык,
стр . 118—119.
2 «Курс общей лингвистики», стр. 203—205.
*К-
Маркс
и
Ф.
Энгельс,
Н емецка я
ид ео ло г ия, 1934, стр.
17.
356


развитием
своих
производительных
сил
и
соответствующим
послед­
нему
общением,
вплоть
до
их
о тда лен нейш их
формаций.
Со­
знание
(das Bewusstsein) никогда не может быть чем-ли б о
иным,
как
сознанным
бытием
(das bewusste Sein), а бытие людей есть
р еаль ный
п роце сс
их
жиз ни»1.
Бытие
людей,
реальный
процесс
их
жизни,
исторически
различно,
им
устанавливаются
различные
нормы
сознания,
как
осознанного
бытия,
что
неминуемо
от­
ражается
в
языке,
как
непосредственной
действительности
м ысли.
Чтобы
понять
действующие
в
языке
нормы,
ну жно
знать
основ­
ные
за коны
языкового
развития,
что
и
ведет
к
неизбежному
стыку
проблематики
общей
лингвистики
с
задачами
и зучен ия
языков
в
отдельности.
Где
же
можно
установить
основы
языкового
разви­
ти я?
Ко нечн о,
только
на
мат ер иал ах
конкретных
языков
в
их
указанном
в ыше
понимании
как
яв лен ия
общественного
порядка.
Е сли
в
задачи
о бщей
лингвистики
входит
показ
тех
путей,
по
ко­
торым
идет
развитие
языков,
и
если
ей
предъявляется
требование
формулировать
общ ие
принципы,
приложимые
ко
всякому
языку
(Вандриес) 2,
и
иллюстрировать
об щие
пр инципы
фактами
от­
дельных
языков
(Сепир) ’, то в первую очередь мы должны уста­
новить
тот
закон,
который
за ложе н
во
все
языки
и
наличен
во
в сех
языковых
явлениях.
Эго
будет
закон
ди алект ики.
При
единстве
глоттогонического
процесса
нет
математической
точ ност и
и
тождества
в
развитии
отдельных
яз ык овых
групп
и
да­
же
отдельных
языков
внутри
их,
так
же
как
и
в
развитии
их
струк­
турных
особенностей
вплоть
до
отдельных
языковых
признаков
включительно.
То,
что
налично
в
одном
языке,
может
отсутствовать
в
другом,
а
наличное
в
об оих
может
бы ть
к ач ествен но
различным,
хо тя
бы
и
при
тождестве
формального
выя вле ния
как
в
л екси ке,
так
и
в
си нта кси се.
Слова
одной
основы
могут
оказаться
не
одно­
значащими,
имя
же,
сог ла сова н ное
с
глаголом,
м ожет
не
о ка­
заться
подлежащим.
Человеческое
общество,
носитель
данной
речи,
соз дает
в
ход е
и стори и
свои
п отре бнос ти
и
свое
поним а ние
окруж а ющ ей
действи­
те ль н ости,
что
и
отражается
в
языковой
структуре,
в
ее
идеоло­
гической
и
формальной
ст орона х.
То,
че го
конкретный
носитель
реч и,
племя,
народ,
нация,
себе
не
п ред ста вляют,
того
и
нет
в
язы­
ке.
Поэтому
внед р ение
новых
по ня тий
влечет
за
с обою
появление
новых
терминов
или
семантическую
смену
пр еж них,
а
требования
в
передаче
но вых
выражений
и
оборотов
мог ут
повлечь
за
собою
изменения
в
строе
предложения.
В
связи
с
эт им
не
может
быть
единства
и
постоянства
в
выражении
грамматических
категорий,
вовсе
не
существующих
извечно
и
во все
не
заложенных
в
языко­
вую
структуру
раз
навсегда.
О тв леч енно
взятых
категорий
ре чи
1К.
Ма ркс
и
Ф.
Энгельс,
Н емецка я
идеология, 1934, стр. 16.
2Ж.
Вандриес,
Язык,
стр .
217.
’Э.
С
е
п
и
р,
Язык.
Предисловие,
стр. 3.
357


не
существует.
Пут и
же
ра з вития
языков
различны,
и
тем
са мым
монизм
языкового
историзма
выявляется
не
механистически,
а
диалектически.
Не учет
диалектического,
скачкообразного
разви­
тия
речи
и
является
основною
методологическою
оши бк ою
старой
лингвистической
школы.
Такою
же
методологической
ошибкою
общего
языкознания
оказывается
чрезмерный
ф ормал из м,
то
ест ь
од но ст ор оннее
изуче­
ние
ф ормы
в
ущерб
ее
значению,
при
э том
фо рмы
не
только
лекси­
ческой,
но
и
синтаксической.
Благодаря
эт ому
дал еко
не
доста­
точно
о св ещается
функциональная
ее
ро ль
в
изучаемой
ре чи
и
до
чрезвычайности
облегчается
сравнительное
формальное
сопостав­
ление.
Сравнительный
метод,
замкнутый
в
этих
р амках ,
делает
основной
упор
на
морфологию,
на
из ме нение
слов,
значительно
меньше
уделяя
внимания
особенностям
синтаксиса,
как
строя
предложения,
являющегося
равным
образом
формальною
сторо­
ною
речи.
При
таких
условиях
углубленное
изучение
формальной
ст ороны ,
что
является
сам о
по
себе
положительным
фактом,
з ам­
кнувшись
в
с амом
себе,
ст ан ови тся
уже
отрицательным.
При
в сем
разнообразии
внеш нег о
выявл е ния
диалектических
путей
движения
глоттогонического
монизма
устанавливаются
основные
линии
и
основные
элементы,
исторически
о бу сл овлен ные
в
своем
появлении
и
исторически
же
обусловленные
в
своем
изме­
нении.
В
числе
таких
присущих
языку
о сн овных
элементов,
по
которым
легче
всего
вести
прослеживание
видоизменяющихся
языковых
построений,
в ы дел яются
слово
и
пр ед ло жение.
Они
должны
рассматриваться
как
исторические
категории,
следова­
тельно,
не
изначальные,
и
исследоваться
как
в
отдельности,
так
и
в
их
взаимосвязи.
Слово
качественно
различно
в
различные
пе­
риоды
развития
речи,
предложение
же
равным
образом
различно
по
построению
используемых
в
нем
слов.
В
заключение
позволяю
себе
уделить
несколько
строк,
непо­
ср едст в енно
касающихся
настоящей
мо ей
работы,
посвященной
стадиальности
в
развитии
слова
и
предложения.
Поч ему
взята
эта
те ма?
Слово
и
предложение,
конечно,
не
единственная
те ма
для
ши­
рокой
области
общеязыковедческой
проблематики,
но
эта
тема
ярк о
выделяется.
В
обширной
обл а сти
общего
языкознания
наряду
с
важ н ей­
шими
вопросами
исторической
фонетики,
происхождения
языка
и
т.
д.
встает
также
и
вопрос
о
лексике
и
синтаксисе.
Здесь
не
менее
чем
в
других
темах,
оставляемых
пока
в
стороне,
выдви­
гаются
о сно вные
положения
лингвистики:
зависимость
языкового
развития
от
развития
общества,
связь
языка
и
мышления.
Кроме
того,
выдвигаемая
мною
те ма,
при
новых
заданиях
общего
учения
о
языке,
заданиях,
ставящих
себе
целью
не
отвлеченные
суждения,
а
конкретную
помощь
расширяющемуся
изучению
отдельных
языков,
приобретает
в
настоящее
в ремя
весь ма
д ейст венно е
зн а­
чение
в
практических
з адача х.
358


Общие
выводы
в
об лас ти
лингвистических
и сслед ов аний
не
охватывают
всех
деталей
все х
отдельно
взятых
языков,
тогда
как
каждый
из
них,
входя
в
общее
русл о
языкознания,
тысячами
пере­
ход ов
связан
с
др уги ми
от де л ьными
языками.
Все
это
общ ее
в
от­
дельном
и
связи
между
отдельными
языками
выясняются
общим
языкознанием
на
их
же
материале.
Об щее
языкознание
проникает,
таким
обр азом,
в
проблематику
каж дог о
языка,
стр о ится
на
его
материалах
и
в
то
же
время
содейст­
вует
правильному
пониманию
этого
мат ер и ала,
что
является
не­
обходимым
в
конкретных
заданиях
построения
гра ммати к.
Между
тем
каж дая
г рамм ати ка
неминуемо
затрагивает
проблему
слова
и
предложения
\ На этом строится вся часть морфологии и синтак­
сиса.
На
указанной
проблеме,
в
разрезе
отмеченных
выше
з адач
об­
щего
языкознания,
и
со сред от о ч ивается
сейч ас
мое
внимание.
Выдвигается,
таки м
образом,
пр о блема
с лова
и
предложения.
Мы
видели
различные
попытки
объяснения
их
взаимосвязи
и
стро­
ящиеся
на
их
основе
различные
определения
действующих
в
языке
элементов
ре чи,
в
первую
очередь
частей
ре чи
и
членов
предложения.
Рассматр ив ая
сл ово
в
его
от нош ении
к
предложе­
ни ю,
иссл ед оват ели
пришли
к
дв ум
д и аме трально
противополож­
ным
с хе мам.
По
одной
из
них
(Рис)
учение
о
сло ве
(Wortlehre)
противополагается
учению
о
словосочетании
(Syntax).
В
первое
входит
учение
о
формах
и
значениях
слов,
во
второе—учение
о
формах
и
значениях
си нта кси чески х
образований2.
Отсюда
сле­
дует
обособление
частей
ре чи
от
членов
предложения.
С
друг ой
сто рон ы,
А.
А.
Потебня,
признавая,
что
предложение
для
нас
не
су щ ество вало
бы,
ес ли
бы
мы
не
различали
частей
реч и
8, приходит
к
отождествлению
част ей
ре чи
с
членами
предложений.
В
о снове
недоговоренности
лежит,
очевидно,
не
впо лне
ясное
представле­
ние
о
взаимоотношениях
сл ова
с
пр едл ож ени ем4.
Эти
две
основные
ед иницы
р ечи
неразрывно
связаны.
Слово
практически
не
существует
вне
предложения.
Оно,
выражаясь
словами
Се пира , «есть один из мельчайших вполне самодовлеющих
кусочков
изолированного
«смысла», к которому сводится предло ­
1См.: Sсhuсh
а
г
dt-
В
г
е
v i е г, Halle, 1928,
стр.
275: «Вопрос
о
взаимоотношении
ме жду
словом
и
пре дл о жением ,
который
так
прос то
пр едс тавл ен
в
старых
школьных
грамматиках,
получил
зна чител ь ную
неяс­
ность...»
2 J. Ries, Was ist Syntax?, S. 45—84, 143.
Ср.: M. H.
Петерсон ,
О черк
синта ксиса
рус ско го
яз ы ка, 1923, стр.
3—4, 25—27 .
8А.
А.
Потебня,
Мысль
и
язы к,
изд.
1922 г .,
стр.
119.
4 Я не затрагиваю сейчас,
но
вынужден
буду
затронуть
в
последующих
главах
воп рос
о
со ч етани ях
слов,
не
образующих
предложения,
например
определителя
с
определяемым,
дополнения
с
глаголом
и
т.
д.
Они
образуют
собою
иногда
л екс ич еские
комплексы
(«черная собака», ср.
в
г иляц ком),
иногда
си нтаксич ес кие
и
лексико-синтаксические
(«застрелили чайку»,
ср.
в
г иля цко м), но не дают значения предложения.
Так им
образом,
в
основе
остаются
толь ко
две
от мече н ные
ед ини цы
речи.
359


ж ен и е»1, но слово может рассматриваться обособленно.
Предло­
жение
же
изучается
на
основе
наличных
в
нем
словосочетаний
и
представляет
с обою
цельную,
грамматически
оформленную
ед и­
ницу,
выражающую
непосредственную
действительность
мысли.
Зависимое
и
в
то
же
время
ре ша ющее
значение
слов
в
пр ед ло жении
(слово,
взятое
без
предложения,
и
невозможность
предложения,
вз ят ого
без
слов)
прекрасно
подтверждается
примерами
словарной
работы,
в
которой
значение
слов
(а слово без значения существо­
вать
не
может)
подкрепляется
ссылками
на
соответствующие
предложения.
1Э.
Сепир,
Язык ,
стр .
28.


Л.
В.
ЩЕРБА
О
Т РОЯК ОМ
АСП Е КТЕ
ЯЗЫКОВЫХ
Я ВЛ ЕНИЙ
И
ОБ
ЭКСПЕРИМЕНТЕ
В
Я ЗЫ К ОЗНАНИИ1
ПА МЯТИ
УЧИТЕЛЯ
И.
А.
БОДУЭНА
ДЕ
КУ РТЕ НЕ
Совершенно
очевидно,
что
хотя
при
процессах
говорения
мы
часто
просто
повторяем
на ми
раньше
говорившееся
(или слышан­
но е)
в
аналогичных
условиях,
однако
нельзя
этого
утверждать
про
все
на ми
говоримое.
Несомненно,
что
при
говорении
мы
часто
употребляем
формы,
которых
никогда
не
слышали
от
данных
слов,
производим
слова,
не
предусмотренные
никакими
словарями,
и,
что
главное
и
в
че м,
я
дума ю,
ни кто
не
сомневается,
сочетаем
с лова,
хотя
и
по
определенным
законам
их
сочетания
2, но зача­
ст ую
са мым
нео жидан ным
обр азом,
во
в сяком
случае
не
только
употребляем
слыш анны е
с оч ет ания,
но
постоянно
делаем
новые.
Некоторые
наивные
эксперименты
с
выдуманными
словами
убеж­
да ют
в
правильности
сказанного
с
полной
несомненностью.
То
же
самое
справедливо
и
относительно
процессов
понимания,
и
это
настолько
очевидно,
что
не
тр ебу ет
доказательств;
мы
постоянно
читаем
о
вещах,
которых
не
знали;
мы
часто
лишь
с
затратой
зна ­
чительных
усилий
добиваемся
понимания
какого-либо
трудн ог о
т екста
при
помощи
тех
или
иных
приемов.
В
даль н ей шем
я
буду
называть
процессы
говорения
и
понима­
ния
речевой
деятельностью
(первый аспект языковых явлений)>
в сяч ески
подчеркивая
при
это м,
что
процессы
понимания,
интер­
п рет ации
знаков
языка
я вляютс я
не
менее
активными
и
не
мен ее
важн ыми
в
совокупности
того
явления,
которое
мы
называем
язы­
ком ,
и
что
они
обусловливаются
тем
же,
чем
обусловливается
во з­
можность
и
процессов
говорения.
Обо
всем
этом
неоднократно
говорилось
лингвистами,
и
я
хотел
бы
тол ько
подчеркнуть
то
обстоятельство,
что
поскольку
мы
зна ем
из
опыта,
что
говорящий
совершенно
не
различает
ф орм
слов
и
сочетаний
слов,
никогда
не
слышанных
им
и
употребляемых
им
впервые,
от
форм
слов
и
сочетаний
слов,
им
мн ого
раз
употребляв­
1 «Известия АН СССР» .
Отделение
общественных
н аук , 1931, стр.
113.
2 Имею в виду здесь не только правила синтаксиса,
но,
что
гораздо
важ нее ,
и
правила
сложения
смыслов,
дающие
не
сум му
смы слов,
а
новые
смыслы,
правила,
к
сожалению,
учеными
до
сих
пор
мало
обследованные,
хот я
интуитивно
от лич но
извест ны е
всем
хорошим
сти ли стам.
361


шихся
\ постольку мы имеем полное право сказать,
что
вообще
все
фо рмы
с лов
и
все
сочетания
с лов
нормально
создаются
нами
в
пр оцес се
ре чи
в
результате
весь ма
сложной
и гры
сложного
рече­
вого
механизма
человека
в
ус л овиях
конкретной
обстановки
да н­
но го
момента.
Из
этого
с
по лной
очевидностью
следует,
что
это т
механизм,
эта
речевая
организация
че ловек а
ни как
не
может
п ро­
сто
равняться
сумме
речевого
опыта
(подразумеваю под этим и
говорение
и
по нима ние )
данного
индивида,
а
должна
бы ть
какой-то
своеобразной
переработкой
этого
опыта.
Эта
ре чев ая
организа­
ция
человека
м ожет
бы ть
только
физиологической
или,
лучше
сказать,
психофизиологической,
чтобы
э тим
термином
указать
на
то,
что
при
э том
имеются
в
в иду
такие
процессы,
которые
частично
(и только частично)
могут
се бя
обнаруживать
при
психологиче­
ском
самонаблюдении.
Но
сам о
собой
разумеется,
что
сам а
эта
психофизиологическая
речевая
организация
инд ивид а
вместе
с
обусловленной
ею
речевой
деятельностью
является
со циал ьн ым
продуктом,
как
это
будет
ра з ъяс нено
ниже.
Об
э той
организации
мы
можем
умозаключить
ли шь
на
о снов ании
речевой
деятельности
д ан ного
индивида.
Человечество
в
области
языкознания
искони
и
за нима лос ь
по­
добными
умоза клю чени ями ,
делаемыми,
одн а ко,
не
на
основании
ак тов
говорения
и
понимания
какого-либо
одного
индивида,
а
на
о снов ании
всех
(в теории)
актов
говорения
и
понимания,
имевших
место
в
определенную
э поху
жизни
той
или
ино й
общественной
группы.
В
результате
подобных
умозаключений
создавались
сл о­
ва ри
и
г р аммати ки
языков,
которые
могли
бы
называться
просто
языками,
но
которые
мы
буд ем
называть
языковыми
си стемам и
(второй аспект языковых явлений), оставляя за словом « яз ык»
его
об щее
значение.
Правильно
составленные
словарь
и
г рамм а­
тика
должны
исчерпывать
знание
д а нного
языка.
Мы,
конечно,
дал еки
от
этого
идеала,
но
я
полагаю,
что
достоинство
сл о варя
и
г р аммати ки
должно
измеряться
возможностью
при
их
посредстве
составлять
любые
правильные
фразы
во
всех
случаях
ж изни
и
вполне
понимать
все
говоримое
на
данном
языке.
Сло ва рь
и
грамматика,
т.
е.
языковая
сист ем а
данного
языка,
обыкновенно
отождествлялись
с
психофизиологической
ор га ни­
зацией
человека,
которая
рассматривалась
как
система
потен­
циальных
яз ык овых
представлений.
В
с илу
этого
яз ык
считался
психофизиологическим
явлением,
по д леж ащим
ведению
психоло­
гии
и
физиологии.
Однако
при
э том
прежде
всег о
забывали
то,
что
все
языковые
величины,
с
к отор ыми
мы
оперируем
в
словаре
и
г рамма ти ке,
будучи
концептами,
в
непосредственном
опыте
(ни в психологи­
ческом,
ни
в
физиологическом)
нам
вовсе
не
даны,
а
могут
выво-
1 Случаи сознательного «вы думыва н ия»
слов
довольно
редки
вообще,
сознательное
же
гр упп ирова н ие
слов
сво йс твен но
ли шь
пи с ьмен ной
речи,
ко­
торая
все
же
в
целом
строится
то же
автоматически.
Со знате ль нос ть
о быд ен­
ной
разговорной
(диалогической)
речи
в
об щем
стре ми тся
к
ну лю.
362


диться
нами
лишь
из
пр оцес сов
говорения
и
понимания,
которые
я
н азы ваю
в
такой
их
функции
языковым
материалом
(третий
ас пект
языковых
явлений).
Под
этим
последним
я
пони ма ю,
сл е­
до ва тельно ,
не
деятельность
отдельных
индивидов,
а
совокупность
всего
гов ор имо го
и
п он има емого
в
определенной
конкретной
об­
становке
в
ту
или
другую
эпо ху
жизни
данной
общественной
груп­
пы.
На
языке
лингвистов
это
тексты
(которые,
к
сожалению,
обык­
но ве нно
бывают
лишены
вышеупомянутой
обстановки);в пред­
ст авлен ии
старого
филолога
это
литература,
рукописи,
книги.
Само
собой
разумеется,
что
все
это
несколько
искусственные
разграничения,
так
как
очевидно,
что
языковая
система
и
языко­
вой
материал
—
это
лишь
разные
аспек т ы
ед инст венно
данной
в
опыте
ре чев ой
деятельности,
и
так
как
не
менее
очевидно,
что
яз ы­
ковой
ма тери ал
вне
процессов
понимания
будет
мертвым,
сам о
же
понимание
вне
как-то
ор га низо ванно го
языкового
материала
(т.
е.
языковой
си сте мы)
невозможно.
Здесь
мы
упираемся
в
громадную
и
малоисследованную
проблему
понимания,
которая
ле жит
вне
рамок
настоящей
ст атьи .
С кажу
только,
что
по ним ание
при
отсутствии
переводов
мож ет
начинаться
лишь
с
то го,
что
два
человека
с
одинаковым
социальным
прошлым,
ест ес тв енно
или
искусственно
(научно)
созданным,
будучи
по ст авлены
в
одинако­
вые
условия
деятельности
и
момента,
возымеют
одну
и
ту
же
мы сль
(я имею в виду реальное столкновение двух людей,
лишенных
каких
бы
то
ни
б ыло
ср ед ств
взаимного
непо ср ед ственн ог о
по ни­
ман ия
и
перевода,
например
европейского
и ссле дов ате ля
и,
скажем,
южноамериканского
примитива
в
ест ест в енных
условиях
жизни
этого
последнего).
Д алее,
что
еще
важнее,
сист ем а
языковых
представлений,
хотя
бы
и
общих,
с
которой
обыкновенно
отождествляют
языковую
си­
стему,
уже
по
самому
определению
своему
является
чем-то
ин ди­
видуальным,
тогда
как
в
яз ык овой
системе
мы,
очевидно,
им еем
что-то
иное,
некую
социальную
ценность,
нечто
единое
и
о бще­
обязательное
для
всех
членов
данной
общественной
группы,
об ъ­
ективно
данное
в
ус л овиях
жизни
эт ой
группы
(ср .
ниже).
Вундт
как-то
умалчивает
об
э том
затруднении,
и
его
«Volker-
psychologie» в конце концов ничем не отличается от простой пси ­
х ол огии.
Бодуэн
пы тает ся
выйти
из
него,
со з давая
понятие
«со­
бирательно-индивидуального» (см.
«О ’prawach’ glosowych», от ­
дельный
оттиск
из
Rocznik slawistyczny, III, стр .
3 оттиска), что
несколько
напоминает
«среднего человека»
Дильтея
Ч
Однако,
по-моему,
это
понятие
не
разрешает
затруднений.
Принять
выход,
предлагаемый
идеалистами,
т.
е.
при зна ть
существование
языко­
вой
си ст емы
как
какой-то
надиндивидуальной
сущности,
некой
1 Позиции большинства лингвистов и даже Соссюра,
ближе
других
подо­
шедшего
к
этому
вопросу,
неясны.
Соссюр
хотя
и
различил
четко
«parole»
(понятие,
впрочем,
далеко
не
вполне
совпадающее
с
мои м
понятием
«речевой
де ят е льно ст и») и «langue», однако помещает последний в качестве психиче­
ских
велич ин
в
мозгу.
363


«живой объективной идеи»,
че го- то
«идеал-р е а льн ого» (ср.,
на­
пример,
Франк,
Очерк
методологии
общественных
нау к,
1922, стр .
74 и сл.)
для
м еня
невозможно
в
силу
инстинктивного
отталкивания
от
всег о
сверхчувственного.
Не
мо гу
согласиться
и
с
"чистым номинализмом,
считающим,
что
языковая
система,
т.
е.
с лов арь
и
грамматика
данного
языка,
является
ли шь
учен ой
аб­
стракцией
(такое впечатление производят,
между
прочим,
рас ­
суждения
Сепира
в
пер вой
главе
его
прекрасной
книг и
«Язык»).
Мне
кажется,
одн ак о,
что
разрешение
вышеуказанных
за­
труднений
можно
н айти
на
иных
путях.
Прежде
всего
возникает
в опрос ,
в
каком
отношении
н аход ится
«психофизиологическая ре­
че вая
организация»
владеющего
данным
языком
индивида
к
этой
выводимой
лингвистами
из
языкового
материала
языковой
си­
стеме.
Очевидно,
что
она
является
ее
индивидуальным
про явл е­
нием.
В
идеале
она
может
совпадать
с
не й,
но
на
пра кт ике
органи­
зац ии
отдельных
индивидов
могут
чем-либо
да
отличаться
от
нее
и
друг
от
друга.
Их,
пожалуй,
можно
бы ло
бы
дейст вит ел ьно
называть
«индивидуальными языками», если бы в подобном на­
звании
не
крылось
глубокого
внутреннего
противоречия,
ибо
под
языком
мы
разумеем
нечто,
име ющее
прежде
всего
социальную
ценность.
И
де йс тви те льно,
если
индивидуальные
отличия
речевой
организации
того
или
иного
индивида
оказываются
слишком
большими,
то
уже
эти м
самым
данный
индивид
выводится
из
об­
щ еств а,
как,
например,
мы
это
и
видим
у
сильно
косноязычных
\
некоторых
умалишенных
и
т.
п.
Терминологически,
может
быть,
лучше
всего
бы ло
бы
говорить
поэтому
об
«индивидуальных рече­
вых
с ис те мах».
Что
же
такое
сама
языковая
система?
По-моему,
это
е сть
то,
что
объективно
заложено
в
данном
языковом
материале
и
что
проявляется
в
«индивидуальных речевых системах», возникающих
под
влиянием
этого
языкового
материала.
Следовательно,
в
языковом
материале
и
надо
искать
источник
единства
языка
внутр и
данной
общественной
гр уп пы.
Может
ли
языковой
ма тери ал
быть
ф акти ческ и
единым
внутри
той
или
ино й
г ру ппы?
Поскольку
данная
группа
сама
пр едс тав­
ляет
из
се бя
полное
единство,
т.
е.
поскольку
условия
существо­
ван ия
и
деятельности
всех
ее
членов
будут
одинаковыми
и
посколь­
ку
все
они
будут
н а ходи ться
в
постоянном
взаимном
о бще нии
друг
с
другом,
п остольк у
для
всех
них
языковой
материал
будет
факти­
чески
един:
ведь
каждая
фраза
каждого
члена
группы
при
таких
обстоятельствах
осуществляется
одновременно
для
всех
ее
чл е­
нов.
Для
единства
грамматики
достаточно
частичного
фактиче­
ско го
единства
языкового
материала.
По это му
гр амм ати ческ и
мы
имеем
единый
язык
в
дов ольн о
широких
группировках;
в
об ласти
же
словаря
для
ед ин ства
язы ка
должно
бы ть
более
полн о
единство
1 Впрочем,
поскольку
косноязычный
сознает
св ое
косноязычие
и
зна ет,
как
он
должен
был
бы
сказать ,
этот
случай
не
является
тип ичным .
364


материала,
а
потому
мы
вид им,
что
с
то чки
зрения
с лов аря
язык
дробится
на
очень
маленькие
ячейки
вплоть
до
семьи
(единство
так
наз ыв аемо го
«общего языка»
в
высококультурной
среде
п од­
держивается
в
значительной
степени
единством
читаемого
лите­
ратурного
материала).
При
оценке
сказанного
н адо
иметь
в
виду,
что
языки,
с
к оторым и
мы
в
большинстве
случаев
имеем
дело,
не
являются
яз ык ами
ка кой -ли бо
э л емента рной
общественной
ячей­
ки,
а
язы ками
весьма
сложной
структуры
соответственно
слож н ой
структуре
общества,
функцией
которого
они
являются
(об этом
см.
ниж е).
Ка ким
образом
происходят
изменения
языка
и
чем
объясняется
их
единство
внутри
данной
социальной
г ру ппы?
Очевидно,
прежде
всего,
что
языковые
изменения
обнаруживаются
в
речевой
де я­
т ель ност и.
Каковы
же
ф акторы
эт ой
последней?
С
одн ой
ст оро­
ны
—
единая
языковая
система,
социально
обоснованная
в
прош­
лом,
объективно
заложенная
в
языковом
материале
данной
со­
циал ьн ой
группы
и
реализованная
в
индивидуальных
речевых
сист ем ах,
с
другой
—
содержание
жи зни
данной
социальной
гр у ппы.
Единство
языковой
системы
обеспечивает
единство
ре­
ак ций
на
это
сод ерж ан ие.
Все
по д линно
индивидуальное,
не
вы­
текающее
из
языковой
системы,
не
заложенное
в
ней
потенциаль­
но,
не
находя
себе
отклика
и
даже
понимания,
безвозвратно
ги бн ет.
Единство
содержания
обеспечивает
в
э тих
ус лов иях
един­
с тво
языка,
и
п оск ольку
это
содержание
внутри
группы
остается
тем
же,
язык
может
не
изменяться
(чего,
конечно,
ник огд а
не
бывает:
практически
можно
говорить
лишь
о
замедлениях
и
у ско­
рениях
процесса).
Но
малейшее
изменение
в
содержании,
т.
е.
в
ус л овиях
сущест­
вования
данной
социальной
группы,
как-то:
ин ые
формы
труда,
переселение,
а
сле дова тельн о,
и
и ное
окружение
и
т.
п.,
немед­
ле нно
отражается
на
изменении
речевой
деятельности
данной
группы,
притом
одинаковым
обр азом,
поскольку
но вые
условия
касаются
всех
членов
данной
группы.
Ре чева я
деятельность,
яв­
ля ясь
в
то
же
время
и
языковым
мат ери ал ом,
несет
в
себе
и
и зме­
не ние
языковой
системы.
Обыкновенно
говорят,
что
изменение
языковой
си ст емы
происходит
при
смене
поколений.
Это
отчасти
т ак,
но
о пыт
нашей
революции
показал,
что
резкое
из м енение
языкового
материала
неминуемо
влечет
изменение
речевых
но рм
даже
у
пожилых
людей:
ма сса
с лов
и
оборотов,
несколько
лет
тому
назад
казавшихся
дикими
и
неприемлемыми,
теперь
вошла
в
по­
вседневное
у пот р еб ление.
Поэтому
пр ав ильне е
будет
сказать,
что
языковая
система
находится
все
в ремя
в
непр ер ывно м
изменении.
Наконец,
всякая
социальная
дифференциация
внутри
группы,
вызывая
д иффер енциа цию
речевой
деятельности,
а
следовательно,
и
языкового
материала,
приводит
к
распаду
единого
языка.
Я
не
мо гу
здесь
останавливаться
на
п одроб ном
рассмотрении
всех
факторов,
изменяющих
р ечеву ю
деятельность.
Укажу
кое-что
лишь
для
примера.
365


Поскольку
речевая
деятельность,
протекая
не
иначе,
как
в
со-
циальных
условиях,
имеет
своей
цел ью
сообщение
и,
следователь­
но,
по ним ание,
постольку
говорящие
вынуждены
заботиться
о
том,
чтобы
у
слушающих
не
было
недоразумений,
происходящих
от
смешения
знаков
речи,
и
этим
объясняются,
например,
многие
д ис симил яции,
особенно
диссимиляции
(вплоть до устранения)
ом оним ов,
что
так
наг л ядно
бы ло
показано
Жильероном
и
его
школой
Ч
Поскольку
возможность
смешения
объективно
заложена
в
определенных
мес тах
самой
языковой
системы,
постольку
эти
т енд енции
к
уст ранен и ю
омонимности
будут
общ и
вс ем
чле нам
данной
язы к овой
группы
и
будут
реализоваться
одинаковым
об­
разом.
В
язы к овой
системе
данной
группы
объективно
заложены
в
определенных
мес тах
ее
и
те
или
другие
возможности
ассимиля ции
(в фонетике,
морфологии,
синтаксисе,
с ловар е).
Поэтому
в
силу
пр ису щей
(в пределах исторического опыта)
людям
тенденции
к
экономии
труда
(не касаюсь здесь генезиса этой тенденции,
так
как
это
завело
бы
м еня
слишком
далеко)
эти
возможности
реали­
зуются
одинаковым
образом
у
в сех
членов
группы
или
по
крайней
мере
мог ут
так
реализоваться,
а
потому
во
всяком
случае
ни
у
кого
не
вызывают
протеста
(факты так общеизвестны,
что
на
них
нечего
нас таив ать ).
Можно
сказать,
что
интересы
по ним ания
и
говорения
пря мо
противоположны,
и
историю
языка
можно
представить
как
по­
сто янн ое
возникновение
этих
противоречий
и
их
преодоление.
Наконец,
капитальнейшим
фактором
языковых
изменений
яв­
ляются
столкновения
двух
общественных
гр упп,
а
следовательно,
и
двух
языковых
систем,
иначе
—
смешение
яз ык ов.
Процесс
сво­
дится
в
данном
случае
к
тому,
что
люди
начинают
говорить
на
языке,
который
они
еще
не
знают.
Языковой
материал,
которому
они
стремятся
подражать,
един;
языковая
система,
которая
оп ре­
деляет
их
р ечеву ю
деятельность,
еди на.
Поэтому
они
одинаковым
образом
искажают
в
своей
речевой
де ятельн ости
то,
чему
подра­
ж ают.
Ес ли
со
стороны
другой
группы
по
тем
или
иным
социаль­
ным
пр ич инам
нет
достаточного
сопротивления,
то
результаты
одинаковым
образом
«искаженной»
речевой
деятельности,
яв­
ляясь
в
то
же
время
и
«языковым материалом», обусловливают
резкое
изменение
яз ык овой
системы.
Так
как
процессы
смешения
происходят
не
только
между
ра з­
ным и
языками,
но
и
между
разными
гр уппо выми
язы к ами
внутри
одного
языка,
то
можно
сказать,
что
эти
процессы
являются
ка р­
динальными
и
постоянными
в
жизни
языков,
как
это
полнее
всего
относительно
се ма нтики
и
б ыло
показано
Мейе.
При
восприятии
од ной
группой
языка
другой
группы
мож ет
1 Жюль Жильерон (1854—1926)—ф р ан цу зс ки й
языковед,
основатель
школы
«лингвистической географии», на принципах которой им составлен
«Лингвистический атлас Франции» . (Пр и меч а ни е с ос тав ите ля .)
366


иметь
мест о
не
только
неполное
им
овладение,
но
и
изменение
и
переосмысление
его
в.целях
приспособления
к
иному
или
новому
социальному
содержанию.
Таковы
многие
языковые
изменения
нашей
эпохи,
особ ен но
ярким
пр име ром
которых
мо жет
служить
переосмысление
хотя
бы
таких
сл ов,
как
«господин», «товарищ» .
Выше
было
сказано,
что
изменения
языка
всего
за мет нее
при
смене
поколений.
Но
с амо
собо й
понятно,
что
все
изм ен ени я,
п од­
готовленные
в
рече вой
деятельности,
обнаруживаются
легче
всего
при
столкновении
дв ух
групп.
Поэ том у
ист о рию
языка
м ожно
в
сущн ос ти
представить
как
ряд
катастроф,
происходящих
от
столк­
новения
социальных
групп.
На
этом
я
остановлюсь,
ука зав
лишь
еще
раз,
что
в
реальной
дей ст вит ельно ст и
вся
ка р тина
сильно
усложняется
и
за темн яетс я
тем,
что
некоторые
группы
населения
могут
входить
в
несколько
социальных
группировок
и
иметь,
так им
образом,
отношение
к
нескольким
языковым
системам.
От
степени
изолированности
разных
групп
друг
от
друга
зависит
способ
сосуществования
эт их
систем
и
влияния
их
д руг
на
друга.
Некоторые
из
этих
сосуще­
ст в ующих
с истем
могут
счи тать ся
для
их
носителей
иностранными
языками.
Таковым,
между
прочим,
для
большинства
групп
яв­
ляется
так
называемый
«общий язык», «langue commune» х .
Этот
пос л ед ний,
конечно,
не
надо
смешивать
с
литературным
яз ык ом,
который,
хотя
и
находится
с
«общим»
в
о пред елен ных
функцио­
нальных
отн оше ниях,
имеет,
однако,
свою
собственную
сл ож ную
ст ру кт уру.
Общ ий
язык
всегда
и
изуча ется
как
иностранный
с
бо льшим
или
меньшим
усп е хом
в
зависимости
от
разных
условий.
Таких
об щих
языков
може т
бы ть
несколько
в
каждом
данном
об­
ществе,
соответственно
его
структуре,
и
они
могут
име ть
разную
степень
развитости.
Само
соб ой
разумеется,
что
субъективно
общ ий
«иностранный»
яз ык
зачастую
квалифицируется
как
р од ной,
а
родной
—
как
групповой.
Это,
впрочем,
и
отвечает
структуре
развитых
язы к ов,
где
все
групповые
языки,
в
них
вход ящи е,
считаются
жаргонами
по
отношению
к
некоторой
норм е
—
«об ­
щ ему
язык у», который,
целиком
отраж ая ,
конечно,
социальный
уклад
данной
эпохи,
исторически
сам
восходит
ч ерез
проц е ссы
смешения
к
какому-либо
групповому
языку.
Таким
образом,
лингвисты
совер ш енно
правы,
когда
выводят
языковую
систему,
т.
е.
сл ова рь
и
грамматику
данного
языка,
из
соответственных
текстов,
т.
е.
из
соо тветст венно го
язы к ового
ма­
териала.
Между
прочим,
со вер шен но
очевидно,
что
ни како го
и ного
метода
не
существует
и
не
может
существовать
в
приме не нии
к
мертвым
язы ка м.
Дело
обстоит
несколько
инач е
по
отношению
к
живы м
языкам,
и
здесь
и
ле жит
заслуга
Бо ду эна,
всегда
подчеркивавшего
прин­
ципиальную,
теоретическую
важность
их
изучения.
Большинство
1 А зачастую и для всех групп,
ка к,
например,
французский
я зык
для
теперешних
французов.
367


лингвистов
обыкновенно
и
к
живым
языкам
подходит,
однако
так
же,
как
к
мертвым,
т.
е.
накопляет
язы к овой
материал,
иначе
го воря ,
записывает
тек сты ,
а
потом
их
обрабатывает
по
принципам
мертвых
языков.
Я
утверждаю,
что
при
этом
получаются
мертвые
словари
и
грамматики.
Исследователь
живых
языков
д олжен
по­
ступать
инач е.
Конечно,
он
то же
должен
исходить
из
так
или
иначе
понятого
языкового
материала.
Но,
построив
из
фактов
этого
материала
некую
отвлеченную
си стему ,
необходимо
проверять
ее
на
но вых
фактах,
т.
е.
смотреть,
отвечают
ли
выводимые
из
нее
ф акты
действительности.
Таким
образом
в
языкознание
вводится
пр инц ип
эксперимента.
Сделав
какое-либо
предположение
о
см ысле
того
или
иного
слова,
той
или
ино й
формы,
о
том
или
ин ом
пра вил е
словообразования
или
формообразования
и
т.
п.,
следует
п робов ать ,
можно
ли
с ка зать
ряд
разнообразных
фр аз
(который
можно
бесконечно
м ножи ть ), применяя это правило.
Утвердитель­
ный
результат
подтверждает
правильность
п остул ата
и,
что
лю­
бопытно,
сопровождается
чувством
большого
удов л етв орен ия,
если
подвергшийся
эксперименту
сознательно
участвует
в
нем.
Но
особенно
поучительны
бывают
отрицательные
результаты:
они
указывают
или
на
неверность
постулированного
пра вил а,
или
на
необходимость
каких-то
его
ограничений,
или
на
то,
что
пра ­
вил а
уже
больше
нет,
а
ест ь
только
ф акты
словаря,
и
т.
п.
Полная
законность
и
громадное
зн ачени е
этого
метода
иллюстрируются
тем,
что
когда
ребенок
учится
говорить
(или взрослый человек
учится
иностранному
я з ы ку), то исправление окружающими его
ошибок
(«так никто не говорит»), которые
являются
с ледс тв ием
или
невыработанности
у
него,
или
нетвердости
правил
(конечно,
бе ссо зн ател ь ны х ), играет громадную роль в усвоении языка.
О со­
б енно
плодотворен
метод
экспериментирования
в
синтаксисе
и
лексикографии
и,
конечно,
в
стилистике.
Не
ожидая
того,
что
какой-либо
п иса тель
употребит
тот
или
ин ой
об орот,
то
или
ино е
со чета ни е,
можно
произвольно
со чет ать
слова
и,
систематически
з аменя я
од но
другим,
меняя
их
порядок,
инт она цию
и
т.
п.,
н аб­
лю дать
получающиеся
при
э том
смысловые
различия,
что
мы
по­
стоянно
и
делаем,
когда
что-либо
пишем.
Я
бы
с ка зал,
что
без
эксперимента
почти
невозможно
заниматься
отраслями
языко­
знания.
Люди ,
зан им ающ иеся
ими
на
мат ери але
мертвых
языков,
вынуждены
для
доказательства
своих
положений
прибегать
к
поразительным
ухищрениям,
а
мн огог о
и
просто
не
могут
сде­
лать
за
отсутствием
материала.
В
возмсжности
пр им енения
эксперимента
и
кроется
громад­
ное
преимущество
с
теоретической
то чки
зрения
изучения
живых
языков.
Только
с
его
помощью
мы
можем
действительно
н адеять ся
подойти
в
будущем
к
созданию
вполне
ад екв атн ых
действитель­
ности
г р аммати ки
и
словаря
х.
Ведь
над о
иметь
в
виду,
что
в
тек-
1 Я не говорю здесь о технике лингвистического эксперимента:
она
труд­
на
и
требует
в елик ого
количества
в сяких
пр едос торо жн остей.
За писы в ать
368


стах
линг вис то в
обыкновенно
отсутствуют
неудачные
высказыва­
н ия,
меж ду
тем
как
весьма
важную
составную
часть
языкового
материала
образуют
им енно
неудачные
высказывания
с
отметкой
«так не говорят», которые я буду называть «от ри ца те ль ны м
языко­
вым
м а тери а лом ». Роль этого отрицательного материала
громадна
и
совершенно
еще
не
оц ен ена
в
языкознании,
насколько
мне
известно.
В
сущности,
то,
что
я
называл
раньше
«психологическим мето ­
до м» (или еще неудачнее «с убъ ект ив ным»), и было у меня всегда
методом
эксперимента,
только
недостаточно
осознанного.
Впервые
я
его
ста л
осознавать,
как
таковой,
в
эпоху
написания
мо его
«Восточнолужицкого наречия»,
Спб ., 1915 («Записки историко -
филологического
факультета
Петербургского
университета»,
С Х XV I II); впервые назвал я его методом эксперимента в моей
статье
«О частях речи в русском языке» («Русская речь», II, 1927).
Об
эксперименте
в
языкознании
го вор ит
ны нче
и
Пе шко в ский
(статья « П ри нципы
и
приемы
стилистического
ан али за
ху д оже­
ственной
прозы»
в
Ars poetica, 1927; ср.
еще
ИР ЯС, 1, 2, 1928,
стр.
451), а раньше Thumb (Beobachtung und Experiment in der
Sprachpsychologie. Festschrift Vietor, Marburg i. L ., 1910), правда,
последний
в
несколько
другом
асп ек те.
Впрочем,
над о
признать,
что
психологический
элемент
мето да
н есо мне нен
и
за клю чаетс я
в
оценочном
чувстве
правильности
или
неправильности
того
или
иного
речевого
высказывания,
его
возможности
или
аб солю тно й
невозможности.
Однако
чувство
это
у
нормального
ч лена
общества
социально
обосновано,
являясь
функцией
языковой
сист ем ы
(ве ­
личина
с оциа льна я), а потому и может служить для исследования
эт ой
последней.
Именно
оно-то
и
обусловливает
преимущество
живых
языков
над
мертвыми
с
исследовательской
точки
з ре ния.
В
этом
ограничительном
смысле
и
следует
понимать
высказы­
вания
моих
старых
работ
о
важности
самонаблюдения
в
языкозна­
нии.
Для
меня
давно
уже
совершенно
очевидно,
что
пу тем
непо ­
средственного
самонаблюдения
нельзя
констатировать,
например,
«значений»
условной
фор мы
глагола
в
русском
языке.
Однако,
экспериментируя,
т.
е.
создавая
разные
примеры,
ст авя
исследуе­
мую
форму
в
самые
разнообразные
условия
и
наблюдая
получаю­
щиеся
при
этом
«смыслы», можно сделать несомненные выводы об
эти х
«значениях»
и
даж е
об
их
относительной
я ркост и.
При
таком
по ниман ии
дела
отпадают
все
те
упреки
в
«субъективности»
по­
лучаемых
подобным
методом
лингвистических
да нны х,
которые
иногда
делались
мне
с
разных
ст ор о н: «мало ли что исследователю
может
п ока затьс я
при
самонаблюдении;
д руг ому
исследователю
это
может
показаться
иначе».
Как
видно
из
всего
вышеизложен­
н ого,
в
основе
м оих
лингвистических
утверждений
всегда
лежал
тексты
может
вс який;
хорошо
записывать
тексты
уже
гораздо
тру дн ее;
для
то го,
чтобы
быть
хорошим
экспериментатором,
необходим
специальный
та­
лан т.
13ВА.
Звегинцев
369


по лу чаем ый
при
эк спер именте
языковой
м атер иал,
т.
е.
фа кты
языка.
С
весьма
распространенной
боязнью,
что
при
так ом
методе
бу­
дет
и сслед ов ат ься
«индивидуальная речевая система», а не языковая
система,
надо
покончить
раз
навсегда.
Ве дь
«индивидуаль ­
ная
речевая
систе ма»
является
ли шь
ко нк ре тным
проявлением
языковой
системы,
а
потому
исследование
первой
для
познания
в торой
впол не
законно
и
требует
л ишь
поправки
в
ви де
с ра вни­
тельного
и сслед ов ания
ря да
т аких
«индивидуальных языковых
систем».
В
конце
кон цов
лингвисты,
исследующие
тексты,
не
по­
сту п ают
иначе.
Гот ск ий
язык
не
сч ит ается
специальным
яз ыком
Ул ьфи лы,
ибо
справедливо
пред по лаг аю т,
что
его
письменная
ре­
чевая
деятельность
б ыла
предназначена
для
понимания
шир оки х
социальных
групп.
Говорящий
тоже
го во рит
не
для
себя,
а
для
окружения.
Разница,
конечно,
та,
что
в
первом
случае
мы
имее м
д ело
с
литературной
ре чев ой
деятельностью,
имеющей
оч ень
ши­
рокую
б азу
потребителей
и
харак те ризую щей ся,
между
прочим,
со зн ател ьным
избеганием
«неправильных высказываний» (о чем
см.
ни же), а во втором
—
с
групповой
рече вой
деятельностью
д иа­
логического
хар акт ера.
Здесь
над о
устранить
одно
недоразумение:
лингвистически
изу чая
сочинения
писателя
(или устные высказывания любого
ч ело век а), мы можем исследовать его речевую деятельность,
как
таковую,—
получится
то,
что
обыкновенно
неправильно
называют
«языком писателя», но что вовсе не является языковой системой \
но
мы
можем
т акже
исследовать
ее
и
как
языковой
материал
для
выведения
«индивидуальной речевой системы»
данного
писателя,
име я,
однако,
в
виду
в
конечном
счете
у стан ов ление
языковой
си­
стемы
того
языка,
на
кот ором
он
пи шет.
Конечно,
ка ртин а
будет
неполная
и з-за
н едос тат очно сти
материала,
прежде
вс его
из-за
отсутствия
отрицательного
языкового
материала,
но
многое
можно
бу дет
установить
с
достаточной
то чност ью
2, как показывает мно­
говековой
опыт
языкознания.
Вообще
на до
иметь
в
вид у,
что
то,
что
часто
считается
индиви­
дуальными
отличиями,
на
самом
де ле
является
груп пов ы ми
от ли­
чиями,
т.
е.
т оже
социально
обусловленными
(семейными,
профес­
сиональными,
мест н ыми
и
т.
п. ), и кажется индивидуальными от­
л ичи ями
лишь
на
фоне
«общих языков» .
Языковые
же
си стем ы
общих
языков
могут
быть
весьма
различными
по
своей
разв и тос ти
1 Я не думаю,
чт обы
так ое
исследование
обязательно
должно
было
сов­
падать
с
«психологией творчества»
или
«с психологией языка» (Sprachpsycholo­
gic).
Мне
ка жет ся,
что
здесь
в озможн ы
и
чисто
лингвистические
подходы,
но
я
не
могу
здесь
обосновывать
св ои
возражения
на
этот
пре дме т,
так
как
это
п отр ебо вало
бы
особого
исследования.
2 Само собой разумеется,
что
в
дальнейшем,
для
дополнения
и
сравнения,
совер шен но
нео бх оди мо
привлекать
сочинения
и
других
писателей,
и
чем
больше,
тем
лучше.
Стил истику
без
этого
нельзя
даже
и
построить,
во
всяком
случа е
п олную
ст илистику .
370


и
пол ноте ,
от
немного
более
нул я
и
до
немного
менее
единицы
(считая нуль за отсутствие общего языка,
а
е ди ницу
—
за
никогда
не
осуществляемое
его
пол ное
единство)
и
да ют
более
или
менее
широкий
про ст ор
гру ппов ым
отличиям.
С трого
говоря,
мы
лишь
постулируем
индивидуальные
отличия
«индивидуальных речевых систем»
внутри
примарной
социальной
группы,
ибо
такие
о тличи я,
как
ведущие
к
вз аим о непо ним анию,
должны
неминуемо
и счез ать
в
п орядк е
социального
о бщен ия,
а
по­
тому
никт о
на
них
никогда
не
обращ ал
внимания,
д аже
е сли
они
и
вст р ечал ись.
Эт им- то
и
объ ясняе тс я
всегда
практиковавшееся
отождествление
таких
теоретически
несоизмеримых
понятий,
как
«индивидуальная речевая система» (психофизиологическая
ре­
чевая
организация
индивида)
и
«языковая система», которым бо­
лее
или
мен ее
грешили
все
лингвисты
до
самого
последнего
вр е­
м ени.
В
сущности
можно
сказ ат ь,
что
работа
каждого
неофита
данного
коллектива,
усваивающего
себе
язы к
этого
коллектива,
т.
е.
со з­
даю ще го
у
себя
реч ев ую
систему
на
основании
языкового
материа­
ла
э того
коллектива
(ибо никаких других источников у него не
и ме етс я), совершенно тождественна работе ученого -и ссл ед о вате­
ля,
выводящего
из
то го
же
языкового
ма тери ала
данного
ко лл ек­
т ива
его
языковую
систему,
только
од на
протекает
бессоз н ател ьно ,
а
другая
сознательно.
Возвращаясь
к
эксперименту
в
языкознании,
скажу
еще,
что
его
боязнь
является
пережи тк о м
натуралистического
понимания
язык а
Ч
При
социологическом
воззрении
на
него
эта
боязнь
долж­
на
отпасть:
в
сфере
со циал ьно й
эксперименты
всегда
производи­
лис ь,
производятся
и
будут
производиться.
Каждый
новый
закон,
каждое
новое
распоряжение,
каждое
новое
правило,
каждое
новое
установление
с
известной
точки
зрения
и
в
известной
м ере
являют­
ся
своего
рода
э к спери ментам и.
Теперь
к о снусь
еще
вопроса
так
называемой
«нормы»
в
языках.
Наша
устная
р еч евая
дея тельнос ть
на
самом
деле
грешит
многочи­
сленными
о тст упл ениям и
от
нормы.
Ес ли
бы
ее
записать
механи­
че ским и
приборами
во
всей
ее
непр ик о снов енност и,
как
это
скоро
можно
будет
сд ел ать,
мы
бы ли
бы
п ор ажены
той
массой
ошибок
в
фонетике,
мор фол ог ии,
син так си се
и
словаре,
к ото рые
мы
дел аем .
1 В сущности,
это
подобный
же
пережиток,
какой
можно
было
наблю­
д ать
у
Бругмана
(и у многих других « мла дог ра мм а ти ков»), когда он отрицал
возможность
иск усст вен но го
международного
языка,
называя
его
в след
за
G.
Ме у е г’о м homunculus’oM (Karl Brugmann und August L e s k i e n, Zur Kritik
der kiinstlichen Weltsprachen, StraBburg, 1907, S. 26).
Но
не
прав
был
и
Бод у­
эн,
к ото рый
в
разгаре
обострившихся
ф илософ ск их
про ти воречи й
утверждал,
что
нет
разницы
между
живым
и
мер т вым
языком,
меж ду
живым
и
искусст­
венным
языком:
достаточно
кому-нибудь
изучить
мертвый
язык,
чтобы
он
стал
живым
(J. Baudouin de Courtenay, Zur Kritik der kiinstlichen Welt­
sprachen. Ostvald’s Annalen der Naturphilosophie, VI).
Этого,
кон ечн о,
ма ло:
для
того
чтобы
стать
живым,
он
должен
стать
хотя
бы
одним
из
но рмаль н ых
оруд ий
о бщ ения
внутри
какой-либо
социальной
группы,
хот я
бы
минимальной.
13*
371


Не
является
ли
это
противоречием
всему
тому,
что
здесь
гов ори лос ь?
Нисколько,
и
притом
с
двух
точек
зр е ния.
Во-первых,
нужно
имет ь
в
виду,
что
мы
нормально
э тих
оши бок
не
замечаем
ни
у
себ я,
ни
у
других.
«Неужели я мог так сказать?» —
удивляются
люди
при
чтении
своей
стенограммы;
фонетические
колебания,
легко
обн а­
руживаемые
и нос тр анцам и,
об ык нове нно
являются
открытием
для
туземцев,
даж е
лингвистически
образованных.
Этот
фа кт
объяс­
няе тся
тем,
что
все
эти
ошибки
социально
обоснованы;
их
возмож­
ности
заложены
в
данной
языковой
системе,
и
о ни,
являясь
при­
вычными,
не
останавливают
на
се бе
нашего
вним а ния
в
условиях
устной
речи.
Во-вт ор ых ,
всякий
нор м аль ный
чл ен
определенной
социальной
группы,
спрошенный
в
у пор
по
поводу
неверной
фр азы
его
самого
или
его
окружения,
как
надо
правильно
сказать,
от­
ветит,
что
«собственно надо сказать так-т о,
а
это-де
сказалось
случайно
или
только
так
послышалось»
и
т.
п.
Впрочем,
ощущение
нормы,
как
и
сама
норма,
може т
быть
и
слабее
и
сильнее
в
зависимости
от
разных
условий,
между
про чи м,
от
наличия
нескольких
сосуществующих
н орм,
недостаточно
диф­
ференцированных
для
их
носителей,
от
при сут ст вия
или
отсу т­
ствия
термина
для
с ра внен ия,
т.
е.
нормы,
считаемой
за
чужую,
от
кот орой
сл еду ет
отталкиваться,
и,
наконец,
от
практической
важ­
ности
норм ы
или
ее
элементов
для
данной
социальной
группы
\
Сов ерше нн о
очевидно,
что
при
отсутствии
осознанной
нормы
отсутствует
отчасти
и
от р ицат ель ный
языковой
материал
2, что
в
свою
очередь
обусловливает
крайнюю
изменчивость
язы ка.
Со ве ршен но
очевидно
и
то,
что
норма
слабеет,
а
то
и
вовсе
ис чеза ет
при
смешении
язы ков
и,
конечно,
при
сме шении
гр уп повых
язы­
ков,
причем
первое
случается
относительно
редко,
а
второе
по­
стоянно.
Таким
образом,
мы
сно ва
приходим
к
том у
положению,
что
ис то рия
каж д ого
данного
языка
есть
ис то рия
катастроф,
пр о­
исходящих
при
смеш ении
социальных
групп.
Возвращаясь
к
вопросам
нор мы,
нужно
констатировать,
что
ли­
тературная
р ечев ая
де яте л ьнос ть,
т.
е.
произведения
писателей,
в
прин ципе
свободна
от
неправильных
высказываний,
так
как
пис а­
т ели
сознательно
избегают
ляпсусов,
свойственных
устной
ре че вой
деятел ь н ости ,
и
так
ка к,
обращаясь
к
широкому
кругу
читателей,
они
избегают
и
тех
элементов
групповых
язы к ов,
кот оры е
не
во­
шли
в
том
или
другом
виде
в
структуру
л и те ратурног о
языка.
По­
этому
линг вист ы
глубоко
правы
в
том ,
что,
разыскивая
н орму
1 Очень часто,
особенно
при
смешении
диал ект о в,
норма
м ожет
состоять
в
от сутст ви и
нормы,
т.
е.
в
возм ожн ост и
сказать
п о- разн ому.
Лингвист
должен
будет
все
же
определить
границы
колебаний,
которые
и
явятся
но рмой.
2 Говорю — отчасти,
так
как
отрицательный
я зык овой
материал
создает­
ся
не
только
непосредственными
испр а вления ми
о кру жаю щих,
но
прежде
все­
го
фактическим
непониманием;
всякое
рече в ое
выск азыва ни е,
которое
не
по­
нимается,
или
не
сразу
понимается,
или
понимается
с
трудом,
а
потому
не
до с тигает
своей
цел и,
является
отрицательным
язы ко вым
материалом.
Ре бе­
нок
научается
правильно
просить
чего-нибудь,
так
как
его
непонятые
про сьб ы
не
выполняются.
372


дан ног о
языка,
обращаются
к
произведениям
хороших
писат ел ей ,
обладающих,
очевидно,
в
максимальной
степени
тем
оценочным
чувством
(«чутьем языка»), о котором говорилось выше .
Однако
и
здесь
на до
помнить,
во-первых,
что
у
мно гих
писателей
все
же
встречаются
ляпсусы
1и,
во-вторых,
что
по
существу
вещей
про­
изведения
писателей
не
со де ржат
в
се бе
отрицательного
языкового
мате риа л а.
ОЧЕРЕДНЫЕ
ПРОБЛ Е МЫ
ЯЗЫКОВЕДЕНИЯ
2
(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)
Одной
из
ос нов ных
очередных
задач
является
сравнительное
изучение
структуры,
или
строя,
различных
яз ык ов.
Наско л ько
по­
добное
сравнительное
изучение
сможет
дат ь
нам
историческую
картину
развития
структуры
человеческого
языка
вообще
в
св язи
с
развитием
человеческого
сознания,
мне,
откро­
венно
говоря,
неясно.
Думается,
во
всяком
случае,
что
иного
пути
нет
и
быт ь
не
может.
Но
я
слишком
мало
самостоятельно
думал
над
этим
вопросом,
что бы
дольше
останавливаться
на
нем .
Зато
мне
впол не
ясн а
важность
подобного
из уч ения
для
другой
проблемы,
с
которой,
впрочем,
вышеуказанная
историческая
проб­
ле ма
тесно
связана.
Дело
идет
о
взаимообусловленности
отдельных
элементов
языковых
структур.
Примером
та кой
взаимообуслов­
ленности
может
служить
тот
общеизвестный
факт,
что
в
латинском
язы ке
порядок
сл ов
почти
не
играет
ни ка кой
грамматической
роли,
факт,
не со мне нно
стоящий
в
связи
с
тем ,
что
г р аммати ческа я
ро ль
большинства
с лов
довольно
точно
определяется
их
морфологиче­
скими
элементами.
Богато
развитая
система
согласных
фонем
некоторых
кавказских
языков,
например
абхазского,
име ет
своим
коррелянтом
бе дн ость
их
системы
г ласных
вплоть
до
потери
этими
по сл едним и
самостоятельного
фонематического
значения.
Для
аб­
хазского
языка,
по-видимому,
впо лне
можно
постулировать
в
недавнем
прошлом
т акое
сост о яние,
когда
ф он емой
был
слог.
Семантизация
различий
по
силе
ар тик уляции
согласных
в
гр уз ин­
с ком
(так называемая «т ро я кая
зв о нк ос ть»), в некоторых герман­
ск их
языках
и
диал ект ах ,
в
некоторых
финск их
языках
нах о ди тся,
конечно,
в
свя зи
с
уменьшением
значения,
а
то
и
во все
с
пад ен ием
противоположения
звонкости
и
глухости
согласных
во
вс ех
эт их
языках.
Все
эти
факты,
бросающиеся
в
глаза,
лежат,
так
ск аза ть,
на
пов ер хн ости
наблюдаемых
явлений,
но
на
оче ред и
стоит
еще
углуб-
1 Приведу примеры: «проникнуть в тайные недопустимые ком­
н аты
челов ече ск ой
ду ши» (Куприн,
Штаб с- ка пи тан
Рыбников, III);«из
двух
шаго в
оди н
раз
ног а
срывалась
с
верши ны
кочк и
и
вязла»
(Фет,
Мои
воспоминания, II,183)ит.
д.
2 «Известия АН СССР».
Отделение
литературы
и
я зыка, 1945, т .
IV, вып.
5.
373


ленное,
по
возможности
исчерпывающее
изучение
относящихся
с юда
фа кто в,
ибо
только
на
эт их
путях
можно
сер ьез но
ставить
вопрос
о
зависимости
изменений
в
знаковой
с торон е
языка
от
изменений
в
структуре
общества.
Сейчас
это
больше
постулат,
чем
очевидный
ф акт.
Итак,
насущно
необходимо
внимательно
из уча ть
ст руктуры
са­
мых
разнообразных
языков.
На
первый
взгляд
кажется,
что
эт им
всегда
и
зани м ал ись
и
что
никакой
специфической
пр о блемы
сегодняшнего
дня
здесь
не
имеется.
Однако
ес ли
обратить
внима ­
ние
на
то,
как
до
сих
пор
изучалась
структура
разных
языков
и
как
это
над о
делат ь ,
то
становится
очевидным,
что
мы
действительно
стоим
перед
грома дн ой
ли нгвист ич еско й
проблемой
первооче­
редн ой
важности...
...Для
того
чтобы
не
и сказ ить
с трой
из уча е мого
языка,
его
надо
изучать
не
через
переводчиков,
а
непосредственно
из
жизни,
т ак,
как
изучается
родной
язык.
Надо
стремиться
вполне
обладать
изучаемым
языком,
ассимилироваться
туземцам,
постоянно
тр е­
буя
от
них
исправления
твоей
речи .
Но
этого,
кон еч но,
недоста­
точн о:
опыт
учи т,
что
и
в
таких
усл ови ях
у
взрослого
получается
своего
род а
«нижегородский французский» .
Со
сторо ны
линг вис та
при
превращении
«parole» в «langue» необходима неусыпная борьба
с
родным
языком:
только
тогда
можно
н аде яться
осознать
все
своеобразие
структуры
изучаемого
языка.
О дним
это
удается
в
бо льшей
степени,
другим
—
в
меньшей,
но
к
этому
надо
во
что
бы
то
ни
стало
стр емит ьс я,
ес ли
решительно
з ан имать ся
сравнением
структуры
языков.
Чем
полярнее
эти
ст руктуры
языка,
тем
легче
это
сдел ать .
В
наилучшем
положении
н а ходятся
те
языки,
в
кото­
рых
хороши е
грамматические
и
словарные
о писания
сделаны
ту­
зем цем
вне
как ого
бы
то
ни
был о
влияния
со
с тороны
ино зем ных
языков.
Не
зн аю
то льк о,
сколько
найдется
таких
д ейст вит ель но
хороших
о писа ний
(к сожалению,
я
не
изучал
творений
Panini
и
не
мо гу
о
них
судить).
Однако
несомненно,
чго
во
вс ех
подобных
туземных
описаниях
всегда
м ного
правды
и
что
нео бх оди мо
их
тщательно
и зуч ать,
несмотря
на
возможные
недостатки
их
лин­
гвистического
метода .. .
...Ч то
так ое
«слово»? Мне думается,
что
в
разных
языках
это
будет
по-разному.
Из
этого,
собственно,
следует,
что
понятия
«слово вообще»
не
существует.
Однако
ес ли
согласиться
с
тем,
что
в
«речи» {«parole») «слово»
не
дан о
и
что
оно
являе тс я
лишь
кате­
гори ей
«языка как системы» («langue»), то « сл о во»
представится
нам
в
ви де
тех
кирпичей,
из
кот оры х
строится
на ша
«речь» («pa­
role») и некоторый репертуар которых необходимо иметь в памяти
для
осуществления
ре чи.
Во
всяком
сл уча е,
с
моей
точки
зрения,
в
«язык как систему»
(«langue») входят «с ло ва», образующие в каждом данном языке
374


св ою
очен ь
сло жн ую
систему
(к этому я вернусь ниже), живые
способы
создания
новых
сло в
(а потому и фонетика,
точнее
фоно ­
логия,
или
фон ом ат ол о гия ), а также схемы или правила построе­
ния
различных
языковых
единств
—
все
это ,
конечно,
социальное,
а
не
индивидуальное,
хот я
и
базируется
на
реальной
«речи»
ч ле­
нов
данного
коллектива.
К
«речи»
же
{«parole») относятся,
с
моей
точки
зрения,
все
процессы
говорения
и
понимания,
разыгрываю­
щиеся
в
индивидууме.
Из
этого,
меж ду
пр очи м,
вытекает,
что
мно гие
так
называемые
сложные
слова,
например
немецкого
языка
или
санскрита,
яв­
ляются
в
эт их
языках
сл о вами
лишь
по
форме,
а
по
существу
бу­
дут
соответствовать
тем
про с те йшим
единицам
«речи» («parole»),
ко торы е
я
называю
синта гмами;
большинство
сложн ы х
слов
эти х
языков
дел ает ся
в
пр оцес се
ре чи
и
не
входит
в
репертуар
«языка как системы» .
С амо
собой
разумеется,
что
таки е
рус ски е
слова,
например,
как
пароход,
паровоз
и
т.
п.,
в
отличие
от
таких,
как
шлемоблещущий,
русско-французский,
являются
сложными
сл ов ами
ли шь
в
исторической
перспективе;
сейчас
это
про­
стые
слова.
Вообще,
при
иссл едо вании
как
проблемы
«слова», так и всех
других
аналогичных
про бле м
необходимо
см елее
подходить
к
т ра­
диционным
понятиям
и
особенно
терм ина м.
Смешно
спр аши вать :
«что такое предложени е?»; надо установить прежде всего,
что
им еется
в
языковой
дейст в ит ельн ост и
в
этой
об л асти,
а
затем
дав ать
наблюденным
явлениям
те
или
другие
наименования.
П рим енит ель но
к
европейским
языкам,
а
в
том
числе
и
к
рус­
скому,
мы
прежде
всего
встречаемся
с
явлением
больше й
или
меньшей
законченности
высказываний
разных
типов,
хара кт ери­
зующихся
разнообразными
специфическими
интонациями:
пове­
ств о ван ие,
вопросы,
повеления,
эмоциональные
выс к аз ыва ния.
При ме ры
очевидны.
Дал ее
мы
наблюдаем
такие
высказывания,
где
что-то
утверждается
или
отрицается
относительно
чего-то
другого,
ина че
г ов оря,
где
выражаются
логические
суждения
с
впо лне
дифференцированными
SиР(есть
в
русском
язы ке
не­
которые
и
другие
слу чаи ,
о
ко торы х
сейчас
не
буду
говорить):
мой
дяд я
—
г е нера л', хороший врач
—
должен
б ыть
прежде
все го
хорошим
д иаг нос то м', мои любимые ученики
—
с обралис ь
сегодня
у
мен я
на
ква рти р е', все эти мероприятия
—
не
то,
что
надо
больному
в
настоящую
минуту
(тире поставлены иногда против
прав ил
пунктуации
для
того,
чтобы
подчеркнуть
двучленность
всех
эт их
выр ажен ий).
Да лее
мы
наблюдаем
таки е
высказыва­
н ия,
пос редс тв ом
ко то рых
выра жа е тся
та
или
иная
н аша
апперцеп­
ция
действительности
в
момент
речи,
иначе
говоря,узнавание
т ого
или
иного
ее
отрезка
и
подведение
его
под
имеющиеся
в
данном
языке
о бщие
понятия:
светает',
пожар',
го рим',
солнышко
при­
гревает,
воробышки
чирикают,
на
прог алинк е
травка
зеленеет',
когда
гости
подъе х али
к
к рыльцу ,
все
высыпали
их
в стр ечать *, подъ­
езжая
к
крыльцу,
мы
еще
издали
з амет или
на
нем
поджидающих
нас
375


хозяев;
мы
в ошли
в
комнату,
где
ж ила
целая
семья.
(Примеры вы­
браны
та к,
что
все
отдельные
их
синтагмы
являются
иллюстра­
ция ми
да нн ого
случая.)
При
таких
обстоятельствах
оказывается
совершенно
неясным,
что
же
имеется
в
виду,
когда
мы
гов ори м
о
«предложении» ...
...Говорить
о
разных
формах
слова,
не
придавая
т ер­
мину
никакого
специального
философского
значения,
можно
и
должно
тогда,
когда
у
целой
группы
конкретно
р азн ых,
но
по
звукам
сходных
слов
мы
наблюдаем
не
только
что-то
фактически
общее,
а
единство
значения.
Когда
мы
наб л юд аем,
что
все
эти
слова
обозначают
одни
и
те
же
пр едметы
мысли,
хотя
и
в
разных
его
ас­
пектах
или
с
ра з ными
дополнительными
зн ачен ия ми,
то
об­
разно
мы
вполне
вправе
говорить,
что
слова
этой
гр уппы
я вля ются
раз л ич ными
видоизменениями,
различными
«формами»
одн ого
и
то го
же
слова.
Со бс т венно
г ов оря,
лучше
бы
не
употреб­
лять
сл ово
«форма»
в
этом
простецком
значении:
слишком
оно
многозначно,
но
подобное,
хотя,
может
быть,
и
не
всегда
до
конца
осо з нанно е,
словоупотребление
так
укоре ни л ось
в
нашем
языке,
что
с
ним
трудно
бы ло
бы
ве сти
войну
\
Как
бы
то
ни
бы ло,
но
называть
сейчас
слово
шарманщик
«формой»
с лова
шарманка
совершенно
условно
и
исключительно
с
фор ма ль ной
точки,
конечно,
можно,
но,
по-моему,
как-то
про ­
тивоестественно,
тем
более
что
подобное
словоупотребление
в
конце
концов
только
запутывает
довольно
ясное
в
общем
поло же -
1 Многие не признают важности и принципиальности противоположения
словооб раз ова ни я
и
формоо бр аз ования ,
с вал ивая
все
это
в
о дну
ку чу
морфол огии.
Это
находится
отчасти
в
с вязи
с
к райн им
раз ­
нообразием
понимания
техники
«формы».
Я
не
люблю
спорить
с
чужими
мнениями,
сч итая,
что
ес ли
я
хорошо
обос­
новал
собственное,
то
через
это
стр ад ают
другие,
с
м оими
несогласные,
по
к ра йней
мере
элементы,
противоречащие
мо им
положениям
(добросовестные
научные
мнения,
хот я
бы
и
неправильные
в
конечном
счете,
всегда
сод ерж ат
в
се бе
зерна
ис тины) .
Однако
некоторые
недоразумения
так
вкоренились
в
на­
шу
литературу
вплоть
до
учеб н ик ов,
что
придется
сказать
несколько
сл ов
по
поводу
нек ото рых
традиционных
утверждений.
Я
ник ак
не
могу
называть,
в след
за
Фортунатовым,
фо рмой
способность
слова.
Ко неч но,
в
на учн ой
терминологии
можно,
а
иногда
и
необходимо
из­
менить
традиционные,
общеязыковые
з нач ения
сло в;
однако
все
же
не
след ует
этим
злоупотреблять,
и
называть
способностьк
чему-либо
формой
кажется
мне
противоестественным.
В
применении
же
к
данному
слу чаю
такое
словоупотребление
только
запутывает
дело.
Это
мо жет
быть
спр авед л иво
в
отношении
пре д пола гавшего ся
раньше
особого
периода
индоевропейского
п рая зыка,
ког да
якобы
сущ ес твов али
как
самостоятельные
е дини цы
«основы», которые и «о фо р мл яли сь»
разными
слово­
об ра зов ательн ым и
и
фор моо бр азоват ель ны ми
элементами.
Не
г оворя
уже
о
том ,
что
су ществов ан и е
какого-либо
подобного
п ерио да
языка
является
более
чем
с омни те ль ным,
для
этого-то
постулируемого
п ериод а
семантически
как
будто
нельзя
став ить
на
о дну
доску,
нап ри мер,
наз ва ние
самого
д еятел я
по
действию
и
приписывание
этого
действия
к ому -ли бо,
хот я
бы
тому
же
деяте ­
лю
(3-е
лицо ).
376


ние
в ещей.
Трубач
трудн о
называть
формой
слова
труба,
так
как
трудно
даж е
подумать,
чтобы
сл ова
труба
и
трубач
сч итать
за
одно
слово,
за
разные
формы
одного
и
того
же
слова:
трубач
есть
наз ва ние
человека,
ко то рый
трубит,
а
труба
—
на зва ние
предмета,
в
кот оры й
он
труби т.
Точ но
так
же
труба
и
тру бка
нельзя
сч итат ь
формами
одн ого
и
того
же
слова,
так
как
они
обозначают
разные
предметы.
Но
вот
слова
трубка
и
трубочка
в
определенных
случаях
можно
счи тать
за
формы
одного
и
того
же
слов а:
трубочка
может
называться
уменьшительной
формой
с лова
трубка
в
определенных
значениях.
Такое
словоупотребле­
ние
вполне
отвечает
нашей
словарной
традиции,
где
зача сту ю
уменьшительные
и
ласкательные
формы,
если
они
не
да ют
новых
з нач ений,
вовсе
даже
не
приводятся
в
предположении,
очевидно,
что
они
подразумеваются
грамматической
теорией.
Дру гой
при­
мер:
пры гат ь
и
перепрыгнуть,
конечно,
не
являются
формами
одного
и
то го
же
слова,
так
как
имеют
разное
значение,
о тв ечая
совершенно
различным
вещам
в
объективной
действительности.
Например,
глаголы
перепрыгнуть
и
пе ре прыгив ать
мо жно
считать
фо р мами
одного
и
того
же
слова,
так
как
оба
имеют
в
в иду
совер­
шен но
од но
и
то
же
конкретное
действие
и
только
по дх одят
к
нему
по-разному.


VIII
ЛИНГВИСТИКА
УНИВЕРСАЛИЙ
(УНИВЕРСАЛИАЛИЗМ)
Э
то
последнее
по
времени
направление
в
науке
о
языке
находится
еще
в
процессе
с тано вл ения
и
оф ормлени я
св оих
научн ы х
принципов,
а
также
мет од ов
исследования.
Но
его
общие
о че ртания
уже
я сны.
Гл ав ная
особен­
ность
универсалиализма
заключается
в
том ,
что
он
стремится
выявить
линг­
вистические
универсалии
и ндукт ив но
и
вместе
с
тем
хочет
м ысл ить
катего­
риями,
об щими
для
всех
языков.
Причем
лин гв исти чес кие
ун и версали и
я вля­
ются
для
это го
направления
не
ча ст ной
пр обле мой,
а
общим
рабочим
прин­
ципом ,
основой,
на
которой
стро и тся
исследование
различных
проблем
—
как
новы х,
так
и
стар ых.
Пожалуй ,
н аиб олее
ясное
определение
лингв истич еских
универсалий
и
целей
нового
направления
содержится
в
«Меморандуме относительно лингвис ­
тических
у н ив ерсали й », составленном Дж.
Гри нберг ом,
Ч.
О згудом
и
Дж.
Д же нкинсо м
в
качестве
предварительной
основы
для
дискуссий
на
конфе­
ренции
по
лингв истич ес ким
универсалиям,
которая
сост о ялас ь
в
апреле
1961 г.
в
Нью-Йорке.
В
вводной
части
к
эт ому
документу
говорится: «При
всем
сво ем
бесконечном
разнообразии
все
языки
созданы
по
одн ой
и
той
же
мо дел и.
Некоторые
межъязыковые
сходства
и
тождества
по дверг ли сь
ф орма­
лизации,
другие
н ет,
но
л ингвисты,
проводящие
и сслед ован и я,
во
мно гих
случаях
так
или
иначе
осо знаю т
их
существование
и
испо ль зу ют
в
качестве
руководящих
принципов
при
анализе
новых
яз ыков .
Это
важное,
но
ог ра ни­
ченное
и
н еполн ое
использование
об щих
черт.
Лингв истич ес кие
универсалии
по
самой
своей
природе
суммируют
констатации
отн осит ельн о
характеристик
или
тенденций,
разделяемых
все ми
людьми
в
их
р ече вой
деятельности.
В
ка­
честве
та ковы х
они
образуют
н аиб олее
общие
за коны
н ауки
о
языке
(противо-
поставляясь,
таки м
об раз ом,
методу
и
це лям
дескриптивной
л ингвис тики).
Пос к ольк у,
далее,
язык
одновременно
я вляет ся
и
аспектом
индивидуального
поведения,
и
аспектом
человеческой
культуры,
его
универсалии
представляют
собой
гл ав ную
точку
соприкосновения
с
п сихо логи чески ми
п рин цип ами,
ле­
жащими
в
основе
индивидуального
поведения
(психолингвистика), и являют­
ся
основным
ис точ ником
за ключ ений
о
че лове че ской
ку льтуре
вообще
(этно­
лингвистика).
Мы
полагаем,
что
необходимо
ор ганиз ов ать
к оорди ни рова н ные
ус и лия,
выходящие
за
пределы
индивидуальных
возможн ос те й,
чтобы
пост а­
вить
на
тв ерд ую
поч ву
действительные
факты
относительно
универсалий
в
языке».
378


Р азу меется ,
универсалиализм
возник
не
внезапно.
Говоря
о
ст ано влени и
новой
методики
исс лед о ва ния,
Р.
Якобсон
пи шет : «Мы,
по-видимому,
все
согласимся
с
тем,
что
л ингви ст ика
миновала
стадию
прос т ого
изучения
разно­
образных
языков
и
яз ыков ых
семей,
и
чере з
пос ре дс тво
типологического
изу ­
чения
и
через
процесс
интеграции
превратилась
в
по длин но
универсальную
нау ку
о
язы ке.
В
течение
столетий
это
бы ла
«ничья земля», и только в немно ­
гих
философских
раб от ах,—
нач иная
со
сред не век овых
трактатов
по
спекуля­
тивной
гр ам мати к е, «Глоттологии»
Ам оса
К омен ског о
и
и сследо ван ий
по
рациональной
гр амм ати ке
XVII и XVIII
в в ., затем в феноменологических
р аз­
мы шлен иях
Гуссерля
и
Мар ти
и,
наконец,
в
современных
трудах
по
симво­
лической
ло ги ке,—
де лал ись
п опыт ки
за ложи ть
основы
универсальной
грамматики».
Перечи слен и е
этапов
ст анов ления
ли нгви сти ки
универсалий
можно
пополнить
и,
в
частности,
примерами
из
сравнительно
недавнего
прош­
лог о.
Эпизодически,
но
отнюдь
не
как
осознанное
и
теоретически
обоснованное
направление
универсалиализм
проявлялся
в
исследованиях
таких
лингвистов,
как
А.
Ме йе,
Ж-
Вандриес,
М.
Граммон,
которые
го во рили
в
лекциях
и
писали
в
статьях
об
общих
и
ча ст ных
законах
или
тенденциях
развития
языков.
Но
у
них
это
был а
ли шь
ча стная
и
при том
очень
у зкая
проблема.
Универсалиализм
можно
найт и
и
в
глоттогонических
схем ах
Н.
Я.
Марра,
у
которого
он
уже
на­
чи нает
играть
р оль
методологической
основы.
Б еда
Н.
Я.
Марра,
однако,
за­
ключалась
в
то м,
что
его
глоттогония
бы ла
взята
им
напрокат
у
вульгарного
с оци олог изма
и
насильно
навязана
языку.
К
категории
у ниве р салиа лист иче-
ского
языкознания
следовало
бы
от нес ти
и
иссл ед ов ания
сов етски х
языкове­
до в,
направленные
на
вскрытие
внутренних
законов
(развития)
языка.
К
со­
жалению,
эти
исс ледо ван ия
носили
поверхностный
и
довольно
на ив ный
харак­
тер.
Все
наиболее
интересное,
находящееся
в
русле
эти х
исследований,
отно­
сится
не
к
лингвистическим
универсалиям,
а
к
выявлению
основных
тенден­
ций
развития
отдельных
языков
или
групп
близкородственных
языков.
С
р аз­
ных
по з иций
к
изуч ени ю
л ингв истич ески х
универсалий
подходили
также
В.
Брёндаль,
Н.
Т ру бе цкой,
Дж.
Ципф,
Б.
Т рнка
и
др.
Но
наиболее
явственно
и
п олно
лингвистика
у нивер са лий
находит
свое
выражение
в
твор чес тве
трех
совре ме нны х
языковедов
—
Р.
Якобсона,
А.
Мартине
и
Е.
Куриловича.
Роман
Я
к
о
б
с
о
н
(род.
в
1896 г.), проживающий ныне в США, —
чр ез­
в ыча йно
разно ст оро нни й
ученый,
авт ор
бо льш ого
к оли чест ва
раб от
из
самых
ра злич ных
областей
л ингвист ики
и
литературоведения.
В
настоящее
время
многотомное
издание
его
«Избранных работ»
начало
в ыходит ь
в
Гааге
(Нидер­
лан д ы).
В
п ерево дах
на
р усск ий
язык
в
последние
год ы
опубликованы
сле­
дующие
его
р а бо ты : «Введение в анализ речи» (совместное Г .
Фантом
и
М.
Ха л­
л е); «Фонология и ее отношение к фонетике» (совместно с М .
Х алл е); «К вопро­
су
о
логическом
описании
языков
в
их
фонологическом
а спе кте» (совместно
с
Е.
Черри
и
М.
Х алл е); «Типологические исследования и их вклад в сравни­
тельно-историческое
я зык оз нан и е» (все названные работы помещены во II
и
III выпусках серии «Но в ое
в
лингвистике»,
Из д.
иностр,
л ит.,
М., 1962и
1963 гг.).
Кроме
того,
некоторые
его
работы
н апи саны
п о -ру сски : «О соотно­
ше нии
между
песенной
и
разговорной
народной
ре чью » («Вопросы языкозна­
ни я », 1962, No 3), «Морфологические наблюдения над славянским склонением»
(«Материалы к 4 -му
Международному
конгрессу
сла ви ст ов», М., 1958), «Поэ­
зия
гр амм ат ики
и
грамматика
п оэ зи и » (Варшава, 1962), «Изучение славянских
языков
и
ср авните ль ное
с л авяно веде ние
в
США
за
последн ее
десятилетие»
(Белград, 1957), «К лингвистическому анализу русской рифмы» (Мичиган,
1960), «К характеристике евразийского языкового союза» (Париж,
1931,
вос прои звед е но
в
«Избранных работах», т.
I, Гаага, 1962), «Избыточные буквы
в
русском
п ис ьм е » (Загреб, 1961, воспроизведено в «И збра нн ы х
работ ах», т.
1,
Гаага, 1962)идр.
В
раб от ах
Р.
Я кобсо на
разных
пе ри одов
можно
обна ру жит ь
многочислен­
ные
т еорет ически е
предпосылки
для
обоснования
того
факта,
что
(говоря его
с л о в ам и) «языки мира можно фактически рассматривать как многообразные
вари аци и
одной
и
охватывающей
ве сь
мир
тем ы
—
человеческий
язык».
По
его
м н ению,
п уть
к
изу че нию
лингвистических
уни вер са лий,
которые
в
с воей
379


совок уп ност и
должны
представить
структуру
человеческ ог о
языка
воо бще,
лежи т
через
типологическое
изучение
языков.
«Типология, —
писал
он
в
1958 г .,—
вскрывает
законы
предугадаемости
явлений,
которые
л ежат
в
ос­
нов е
ф он олог ической
и,
по-видимому,
мо рфологиче с кой
стр укту ры
язы ков:
наличием
подразумевает
нал ичи е
(или,
на оборо т,
отсутствие)
Б.
Подобным
об раз ом
мы
прослеживаем
в
языках
ми ра
еди но об разн ые
или
почти
единооб­
разные
черты,
как
пр инято
было
говорить
в
антропологии.
Без
сомнения,
бо­
лее
т очное
и
ис че рпы вающ ее
описание
языков
ми ра
пополнит
и
ут о чнит
кодекс
в се общих
законов
и
внесет
в
не го
необходимые
поправки.
Однако
было
бы
нер аз умно
откладывать
работу
по
установлению
эт их
законов
до
то го
време­
ни,
когда
на ше
зн ание
фактов
надлежащим
образом
расширится.
Ну жно
уже
сейчас
поднять
в опрос
о
языковых,
в
частности
фонематических,
универ­
сали ях ».
Для
л ингвис тич еско го
мы шлени я
Р.
Якобсона
характерно
то
обстоятель­
ст во,
что
в
лингвистических
универсалиях
он
в идит
действенное
орудие,
кото­
рое
дает
воз мож нос ть
более
обоснованно
решать
ра зли чн ые,
в
том
числе
и
тра­
диционные,
пробле мы
на уки
о
языке.
Так ,
например,
выявление
фонологиче­
ских
универсалий
на
основе
типологического
изучения,
по
его
мн ени ю,
да ет
воз мож нос ть
проверять
п равомерн ость
реконструкций.
Р.
Якобсону
принадлежит
и
о пыт
установления
кон к ретн ых
лин гв исти­
ческих
универсалий.
К
н им,
в
частности,
относится
разработанная
им
и
ши­
роко
известная
шкала
р аз личит ель ных
(дифференциальных)
признаков
как
элементарных
фонологических
единиц.
Универсальность
дифференциальных
приз на ков ,
организованных
на
ос­
н ове
бинарного
пр инципа,
заключается
в
то м,
что
через
посредство
различных
их
комбинаций
(пучков)
оказывается
возможным
н аибо лее
простым
и
непроти­
воречивым
обр азо м
описать
фонемы
любо го
языка.
Со бс тв енно
универсалист­
с кой
категорией
я вляет ся
и
сам
бинарный
принцип,
стремящийся
все
пр оти во­
поставления,
на
которых
строится
вся
система
я зыка,
свести
к
типу
двухчлен­
ных .
Наиболее
полно
пр ил ож ение
бинарного
принципа
у
Р.
Як обс она
разработано
в
области
ф он олог ии.
Но
в
его
р аб отах
мы
нах о дим
попытки
распространить
этот
принцип
и
на
другие
языковые
об ласт и,
например
использовать
при
изуче н ии
падежной
си ст емы
славянских
яз ыко в.
В
ка честве
другого
примера
линг вистич ес ких
унив ер сал ий
уже
диахрони­
ческого
хар акт ера
можно
при вест и
установленное
Р.
Якобсоном
соотношение
межд у
усвоением
ребенком
рече в ых
звук ов
и
ут ерей
их
при
афазии
(см.
его
работу
«Детский язык,
афазия
и
всеобщие
звуковые
законы»).
В
его
форм ули­
ровке
это
соотношение
имеет
следующий
ви д : «Чем сложнее фонематическая
к а тег ория,
тем
слабее
ее
возмож нос ть
расщепления,
тем
меньше
и
реже
она
расщепляется
в
языках
ми ра,
тем
позднее
проникает
это
расщепление
в
д ет­
ский
яз ык
и
тем
легче
оно
исчезает
у
афатиков».
Это
положение
п олу чает
у
Р.
Якобсона
затем
общеглоттогоническую
трактовку
в
пл ане
установления
об­
щих
закономерностей
для
онтогенеза
и
филогенеза
языка.
С лед ует
отметить,
что
Р.
Я коб сон
много
способствовал
пропаганде
работ
И.
А.
Бодуэна
де
Ку ртен е,
И.
В.
Крушевского,
Ф.
Ф.
Фортунатова,
Л.
В.
Щербы
и
др.
в
международной
лингв истике .
Французский
лингвист
А ндре
Мартине
нер ед ко
выск азывал
свое
от риц ател ьно е
от ноше ние
к
универсальным
мето да м
изучения
языка,
противо­
поставляя
им
функционально-структурную
методику
описания.
(См.,
на при­
ме р,
его
статью
«О книге «О сновы
лингвистической
теории»
Луи
Ельм слева»,
русский
пе рево д
в
сб.
«Новое в лингвистике», вып .
I, Изд.
иностр,
лит.,
М.,
1960.)
С
его
именем
свя зан а
попытка
систематического
приложения
ст рук­
турных
мето д ов
к
диахроническим
исследованиям
в
обла с ти
ф оно лог ии,
т.
е.
ф актич ески
опыт
создания
диахронической
фонологии
(см.
его
книгу
«Принцип
экономии
в
фонетических
изменениях»
в
русском
переводе,
Из д.
иностр,
ли т.,
М ., 1960).
Им
да но
изложение
основ
общей
л ингв ис тики
с
функционально­
структурных
позиций
(см.
его
«Основы общей лингвистики», русский перевод
в
сб.
«Новое в лингвистике», вып.
3, Изд.
ин ос тр,
л ит., М., 1963).
Но,
высказывая
критические
замечания
по
адресу
тех
языковедов,
ко то­
рые
увлекаются
универсалиализмом,
панхроническим
изучением
языка
и
380


«априоризмом», А .
Мартине
в
своей
н аучн ой
практике
сам
стремится
к
выя в­
лению
у нив ер сал ьных
за к онов,
управляющих
эволюцией
и
функционирова­
ние м
языка,
и
универсальных
принципов
построения
языков.
Таковы
его
теория
двойного
членения
языка
и
при нц ип
экономии.
По
мнению
А.
Мар ти­
не,
структурная
организация
языка
покоится
име нно
на
этих
двух
положе­
ниях.
Принцип
наим еньш его
усилия
(экономии)
имеет
у
А.
Марти н е
дво яку ю
направленность.
«Постоянное противоречие, —
пишет
о н,—
меж ду
потребно­
с тями
об щен ия
человека
и
его
стремлением
свести
к
мин иму му
сво и
умствен­
ные
и
физические
усилия
мож ет
рассматриваться
в
к ач естве
движущей
силы
я зыко вых
и зм ен ен и й». Таким образом,
экономия
ус илий,
по
его
м не нию,
леж ит
в
основе
эволю ци и
языка.
Но,
с
другой
с торон ы,
пр инц ип
н аимен ь шего
ус и­
лия
об еспеч и вает
и
наиболее
экономичную
организацию
с исте мы
языка
в
его
функционировании.
Универсальность
принципа
экономии
вы ход ит
у
А.
М ар­
тине
даже
за
пре де лы
язык а
и
обусловливает
не
то лько
все
поведен ие
ч ело ве­
ка,
но
и
развитие
по чти
вс ех
общественных
институтов.
Так ой
же
универсальный
характер
носит
и
теория
двойного
членения
я зы­
ка.
Она
развивает
положение
об
обязательной
дискретности
(членораздель­
н ости)
языка.
По
А.
М а рти не , «всякая единица,
представляющая
собой
ре­
зультат
п ерво го
ч л енения,
с
необходимостью
под ве рга ется
в
сво ю
очередь
членению
на
единицы
ино го
тип а».
Как
же
про во дятся
оба
ч лене ни я ? «Первое
чле нен ие
языка
человека
сост оит
в
том ,
что
люб ой
результат
общественного
опыта,
сообщение
о
котором
представляется
желательным,
любая
н еобход и­
мос ть,
о
которой
хотят
поставить
в
известность
других,расчленяется
на
после­
до ват ель ные
е дини цы,
каждая
из
которых
о бла дает
звуковой
формой
и
значе­
нием».
Что
касается
вт орог о
ч л енения,
то
оно
ка сает ся
л ишь
звуковой
формы
единиц
п ервог о
членения
и
р азлаг ает
их
на
ограниченное
к олич ест во
звуко­
вых
образований.
В
этом,
по
м нению
А.
Мартине,
оп ять- так и
проявляется
экономичность,
в
высшей
степени
свойственная
языку.
А.
Март ине
сам
определяет
с ебя
как
убежденного
приверженца
струк­
турной
л ингв ис тики.
Однако
его
структурализм
не
носит
к ра йнего
характера.
Он
рассматривает
структурализм
как
собственно
л ингвисти чес ко е
направле­
ние,
всячески
отстаивает
н езави си мост ь
ли нгви ст ики
как
нау ки
и
пре пятс тв у­
ет
попыткам
раст вор ит ь
ее
в
друг их
науках
или
включить
исс ледо ван ие
языка
в
семио т ик у,
кибернетику
или
матема ти ку .
Он
не
противопоставляет
структу­
рализм
«традиционному»
языко з нан ию,
считая,
что
они
находятся
в
отноше­
ни ях
преемственности
друг
к
другу.
Из
тр ех
вк люч енны х
в
данный
раздел
яз ыков ед ов
наиболее
традиционным
на
первый
взгляд
представляется
польский
языковед
Ежи
Курило
вич
(род.
в
1895 г .) . Его ос новн ые и ка пит ал ьны е ра бо т ы («Индоевропейские этюды»
Кр аков , 1935; «Арофония в индоевропейских языках», Вроцлав, 1956; «Акцен ­
туация
в
и нд оевроп ейски х
яз ыках », Краков, 1958; «Апофония в семитских язы­
к ах », Вроцлав, 1961) входят в тематический круг,
не
н ося щий
на
с ебе
примет
новейших
направлений.
Насыщенные
большим
языковым
мат ери ало м,
они
ри­
суют
облик
убеж денн ого
компаративиста.
В
них
нет
особых
методических
нов ­
ше ств.
Ино е
д ело
его
небольшие
работ ы,
собранные
в
книге
«Очерки по линг­
в истик е» (Изд .
иностр,
лит. ,
М. , 1962).
Именно
в
них
нах о дят
свое
выражение
т еорет ически е
поиски
Е.
Куриловича,
им енно
в
этих
статьях
с
наибольшей
пол­
нот ой
обнаруживается
его
лингвистическая
концепция.
В
этих
ра бота х,
в
зна­
чительной
своей
части
затрагивающих
проблемы
общеязыковой
значимости
(«Понятие изоморфизма», «Основные структуры языка:
с лов осоч етани е
и
пр ед­
л ожен ие», «Вопросы теории слога», «Аллофоны и алломорфы», «О природе та к
назы ваемых
«аналогических»
процессов»
и
п р.), он фактически обращается к
рассмотрению
разного
рода
лингв истич ес ких
унив ер са лий.
Впрочем,
надо
отметить,
что
в
силу
конкретного
характера
л ингвис тич еско го
мышления
Е.
Куриловича,
привыкшего
выражать
свои
с ужден ия
в
виде
точно
подобранных
языковых
фактов,
его
теоретические
стать и
иногда
производят
впечатление
этюдов,
не
имеющих
общего
значения.
Однако
сам
Е.
Кур ило вич
с
полной
не­
двусмысленностью
говорит
о
це лена пра вле ннос ти
сво их
методических
поис ­
ков.
Та к,
з акан чи вая
свой
доклад
на
9-м
Меж дун а род ном
конгрессе
л
ин гв ис-
381


тов
(сентябрь 1962 г.), посвященный «М ет одам
внутренней
реконструкции», он
делает
следующий
вы во д: «Коротко говоря,
сущ еству ют
оп ределен ны е
«уни­
ве рс а ли и» (универсальные законы), управляющие историей языка независимо
от
его
и ндивиду а льных
черт».
На
основе
эти х
универсалий
он
и
пр едл ага ет
«построить . ..
новые
«принципы истории языка» (ср .
книгу
с
эти м
названием
Германа
Па ул я), которые,
суммируя
дос тижения
и
о пыт
структурной
ли нг­
вистики,
зало ж ат
новое
основание
для
методов
сравнительной
г рамма тик и».
Л ИТЕР АТ УРА
В.
А.
3вегинцев,
Стру ктур ал ьн ая
лингвистика
и
теория
экономии
А.
Мартине.
Вступительная
статья
к
книге
А.
Март и не
«Принцип экономии в
фонетических
изменениях», Изд.
иностр,
л ит.,
М ., 1960.
В.
А.
3вегинцев,
Функционально
структурные
основы
л ингв ис ти­
ческого
описания.
Сб.
«Новое в лингвистике», вып.
3, Изд.
иностр,
лит.,
М.,
1963.


Р.
ЯК ОБСОН
ЗНА ЧЕН ИЕ
Л ИНГВИС ТИЧЕ СК ИХ
УНИВЕРСАЛИЙ
ДЛЯ
языкознания1
Без
всякого
со мнени я,
присутствующие
здесь
лингвисты
вос­
при ня ли
нау ч ные
итоги
э той
многообещающей
к о нфе ренции
с
чувством
радостного
о блегч ени я.
Да вно
уже
говорят,
что
языко­
знан ие
служит
мостом
межд у
точ н ыми
и
гуманитарными
науками,
однако
понадобилось
дли тельное
вр емя
для
установления
дей ­
ствительной
свя зи
между
языкознанием
и
точ н ыми
науками.
Герма н
Гельмгольц
предсказывал,
что
«изучающим язык при ­
де тся
проходить
более
строгий,
сравнительно
с
грамматикой,
курс
науки».
Этот
великий
нем ецк ий
ученый
прошлого
ве ка
при хо дил
в
ужас
от
«лености ума и неопределенности мышления»
своих
соотечественников,
занимающихся
изучением
грамматики,
при ­
чем
его
ос обен но
поражала
их
«неумелость выявлять и исполь­
зовать
строгие
универсальные
закономерности.
Привычные
им
грамматические
пр а вила
обыч но
сопровождаются
длинными
спис­
кам и
исключений.
В
соответствии
с
этим
они
не
имеют
обыкновения
безусловно
пол а га ться
на
точность
выводов,
о б усл ов ленных
об­
щими
закономерностями».
Гельмгольц
счи тал,
что
лучшее
ср ед­
ств о
избавиться
от
эт их
пороков
состоит
«в обращении к матема­
тике,
в
к оторо й
суждения
отличаются
строгой
определенностью,
а
единственным
авторитетом
является
разум
исследователя».
Наш
век
характеризуется
эффективным
сближением
лингвистической
и
математической
мысли.
Полезная
концепция
инвариан тно сти,
впе р вые
ис польз ован н ая
в
синхронной
лингви­
с тике
при
сопоставлении
различных
одноязычных
контекстов,
стала
пр им енят ься
в
конце
концов
и
при
межъязыковых
сравне­
ниях.
Типологическое
сопоставление
различных
язы ков
позво­
л яет
выявить
универсальные
инварианты;
используя
выражение
Дж.
Гр инб ер га,
К.
Озгуда
и
Дж.
Дж енки нса
из
«Меморандума
относительно
языковых
у нивер сал ий», предваряющего нашу кон ­
фер енц ию,
можно
сказ ать ,
ч т о, «несмотря на существование бес ­
конечного
множества
различий,
все
язы ки
построены
по
одной
и
той
же
модели».
1 R. Jakobson, Implications of Language Universals for Linguistics.
Сб.
«Universals of Language», Cambridge, Mass., 1963.
Доклад
на
конференции,
посвященной
лингвистическим
ун иве рса лия м.
Пере вод
В.
В.
Ш еворош кин а.
383


На
наших
глазах
появляются
все
новые
и
новые
непредвиден­
ные,
но
уже
теперь
четко
определимые
«универсальные единства»,
и
мы
с
радостью
принимаем
к
сведению
вывод
о
том,
что
языки
мира
могут
действительно
трактоваться
как
различные
разно­
видности
одн ой
и
той
же
ун и в ерс альной
т емы
—
языка
чело­
века.
Я
особенно
рад
отметить,
что
эти
взгляды
получили
распро­
странение
по сле
того,
как
в
т ечен ие
40-х
годов
американскими
лингвистами
постоянно
высказывались
скептические
замечания
по
поводу
всякого
рода
типологических
сопоставлений
яз ык ов;
эт от
скепсис
соответствовал
mutatis mutandis тому за­
прету,
к оторы й
был
наложен
в
это
время
на
сравнительно-
исторические
исследования
проводниками
марристской
диктаторской
до гмы
в
советском
языкознании.
Эта
противопоставленность
двух
противоположных
тенден­
ций
—
локального
сепаратизма
и
всеобъемлющей
солидарно­
сти ,—
отмеченных
Соссюром
в
языке,
существует
т акже
и
в
язы­
козн ани и: «определения,
о бу сл овлен ные
особенностями
отдель­
ных
я зы ко в», и коллекционирование различий сменяются здесь
поисками
общего
зна ме нате ля
—
и
наоборот.
Так,
известный
с реди
тео р етико в
схол асти ки
XII века парижский ученый Пьер Эли за­
являл,
что
чи сло
различных
грамматик
соответствует
чи слу
язы­
ко в;
в
XIII же веке универсальная грамматика
считалась
необходимой
основой
научного
под ход а
к
языку.
Бэкон
пи сал : «Грамматика
—
одна
и
та
же,
она
соответствует
субстан­
ции
ка жд ого
языка
и,
следовательно,
должна
меняться
от
случая
к
с луча ю».
Одн ако
ли шь
сег од ня
лингвистика
имеет
в
сво ем
рас­
поряжении
методологические
пред по сылк и,
необходимые
для
ко н­
струирования
адеква т но й
универсальной
модели.
В
хо де
нашей
дискуссии
неоднократно
подчеркивалось,
что
исследуемые
разноязычные
инв ар иант ы
имеют
сугубо
относитель­
ный ,
топологический
характер.
Пр ежд еврем енные
попытки
опре­
деления
межъязыковых
инвариантов
в
абсолютных
ме­
трических
терминах
не
могут
принести
успеха.
Существует
ин­
вентарь
прос ты х
пар
д и ффер енциал ьны х
признаков,
таких,
как
компактность—диффузность
(представлены в системе гласных
во
всех
языках
и
в
системе
со глас ных
в
большинстве
языков),
периферийность
—
непериферийность
(представлены в системе
сог ласны х
почти
во
всех
языках,
а
та кже
в
системе
гл асных ), на-
зальность
—
неназальность
(представлены почти во всех языках
в
системе
согласных).
В
кач ест ве
пр им ера
про ст ых
отношений
между
грамматичес­
к ими
универсалиями
можно
назвать
различие
меж ду
классами
имени
и
глагола
(представители которых выступают в роли
«сущего»
и
«происходящего» — existents и occurents, как называл
эти
категории
Се п ир).
Это
различие
соотносится,
но
никогда
не
смешивается
с
соответствующим
различием
м ежду
двумя
синт а к­
сическими
функциями
—
субъектом
и
предикатом.
К
категориям
384


подобного
рода
относятся
также:
спе цифич ес к ий
класс
местоиме­
ний
(или,
в
терминологии
Чарлза
Пирса, «символов-индексов»
—
indexical symbols); число,
представляющее
с обой
основу
различения
между
единицей
и
множеством;
лицо,
с
его
противо­
поставлением
не личн ых
(«третье лицо») и личных форм (эт и
по­
следние,
в
свою
очередь,
характеризуются
противопоставлением
адр ес ата
—
«второе лицо»
и
адресующегося
—
«первое лицо»):
как
показал
Дж.
Гринберг,
два
числа
и
три
л ица
пр ед став лены
местоимениями
во
всех
языках
мира.
Д руг ой,
гораздо
более
б огаты й
инвентарь
универсалий
со­
стоит
из
им пли кат ивных
правил,
с
не обходи м ос тью
св язы вающ их
в
языке
па ры
взаимозависимых
реляционных
ед иниц.
Так,
в
фонологии
способность
различительных
при зн аков
к
объедине­
нию
в
пуч ки
корреляций
ог ран ич ива ется
и
предопределяется
зна­
чительным
числом
универсальных
импликативных
правил.
На­
пример,
сочетаемость
назальности
с
вокальностью
предполагает
сочетаемость
назальности
с
консонантностью.
Компактный
на­
зальный
согласный
(/д/
или
/д/) предполагает наличие двух диффуз ­
ных
согласных,
непериферийного
(/п/) и периферийного (/т/).
Противопоставление
не пе рифе рийно ст и
—
периферийностн
в
пар е
компактных
назальных
согласных
(/g/) : (/д/) предполагает иден ­
тичное
противопоставление
в
п аре
компактных
оральных
смыч­
ных
(/с/ :/к/).
Любое
другое
тональное
пр от ив опо ст авление
в
ря ду
назальных
согласных
предполагает
нали чие,
соответствую­
щ его
противопоставления
в
ряду
оральных
сог ласны х;
с
друг ой
стороны,
любое
противопоставление
в
ряд у
назальных
гл асны х
предполагает
на л ичие
соответствующего
противопоставления
в
ряд у
оральных
гл асны х.
Современные
исследования
в
области
иерархии
фонологи­
ческих
систем
позволяют
нам
вскрыть
причины
существования
любого
из
засвидетельствованных
им плик ат ивных
правил.
Чем
сложнее
фонологическая
единица,
тем
ме нее
в ероят на
возможность
ее
дальнейшего
членения.
Закон
компенсации
в
грамматической
ст руктуре
языков,
на
большое
значение
которого
указывал
по­
койный
Вигго
Брёндаль,
по-видимому,
еще
более
важен
в
приме­
не нии
к
фонологическим
моделям.
Так,
маркированный
характер
назальных
в
их
отношении
к
оральным
обусловлен
сравнительно
низкой
с оче таем ос тью
признака
назальности
с
другими
разл и­
чи тель ны ми
признаками.
Маркированный
характер
компактности
в
противопоставлении
компактности
диффузности
в
системе
согласных
вносит
ясность
в
вопрос
о
том,
почему
компактные
назальные
являются
почти
универсалиями,
а
их
диффузные
партнеры
имеют
ограниченную
сферу
распространения.
И
на­
оборот ,
мар к ир ов анным
характером
диффузности
в
противо­
поставлении
диффузности
—
не ди ф фузн ости
в
си сте ме
гла с ных
объ ясн яе тся,
почему
в
языках
ми ра
чи сло
диффузных
гла с ных
назальных
фонем
значительно
меньше
ч исла
недиффузных.
С
д ругой
с торон ы,
из
дв ух
п ро т иво пост авл ений:
периферийность—
385


непериферийность
и
компактность
—
диффузность
—
первое
за­
нимает
ведущее
место
в
фонемной
стратификации
модели
соглас­
ных ;
поэтому
противопоставление
компактности—диффузности
в
ряду
назальных
со гласн ых
предполагает
про т иво по ставл ение
периферийности—непериферийности
в
том
же
ряду
(см.
выше ;
ср.
убедительный
вывод
Гринберга
относительно
различий,
к ото­
рые
наличествуют
в
немаркированных
морфологических
катего­
рия х,
но
нейтрализуются
в
соответствующих
маркированных).
Причины
существования
фонологических
универсалий
с лед ует
иск ать
в
соотв е тст вующе й
структуре
зв уков ой
м оде ли.
Т ак,
напри мер ,
в
языках,
в
которых
отсутствует
противопоставле­
ние
с мыч ных
и
длительных,
соответствующие
согласные
всегда
или
преимущественно
выступают
в
ро ли
смычных,
ибо
именно
см ыч ные
в
наибольшей
степени
контрастируют
с
гласными.
Если
мы
обратимся
к
тем
немногочисленным
исходным
противопоставлениям,
ко то рые
леж ат
в
основе
в сей
фоно ло ги­
ческой
структ уры
языка,
и
задад им ся
целью
исследовать
з акон о­
мерности
их
в заим осв язе й,
мы
окажемся
перед
необходимостью
выявления
межъязыковых
инвариантов,
ос но ва нных
на
тех
же
изоморфных
принципах,
что
и
выявление
внутриязыковых
ин ва­
риантов,
пос ле
чего
мы
сможем
перейти
непосредственно
к
п остро ен ию
типологии
существующих
фонологических
мо д елей
и
лежащих
в
их
основе
универсалий.
Ра спр ос тр ане нная
к онце п­
ция,
согласно
к от орой
языковые
различия
более
значительны
в
фонетике,
нежели
в
грамматике,
находится
в
противоречии
с
уст ано влен ным и
фактами.
«Логические операции»,
которы м и
выдающийся
голландский
лингвист-теоретик
X.
Й.
Пос
1 наделил бинарные противопо­
ставления
различительных
признаков,
д ейст вит ель но
создают
чис то
формальную
основу
для
точ ного
исследования
языковой
типо ло гии
и
языковых
универсалий.
Сол
Сапорта
необоснованно
от деля ет
характеристики
гласных
от
характеристик
назальных
как
«класса,
определимого
в
формальных
терминах», от «класса
явлений,
определимого
в
субстанциональных
терминах»: ведь
л юбое
дистрибутивное
о пред еление
гласных
предполагает
ид ен­
тифик а цию
э тих
фон ем
в
данной
позиции
как
единиц,
имеющих
о дну
общую
черту
—
вокальность,
точно
так
же,
как
определение
назальных
в кл ючает
понятие
различительного
приз на ка
назаль-
ности.
В
обоих
случаях
нам
приходится
иметь
дело
с
реляцион­
ными
п он ятиям и,
которые
на лаг ают ся
на
данные
опыта.
Не
имеет
смысла
и
постулирование
различий
между
фон о­
логическими
е дини ца ми , «всегда наличествующими при опреде­
ле нии,
т.
е.
универсально
нео бхо димыми », например фонемами,
и
единицами,
«всегда наличествующими при эмпирическом
наблюдении»,
нап рим ер
слогами.
Сапорта
утверждает,
что
«в
1 См.: Н.
J. Pos, Perspectives du structuralisme, «Travaux du Cercle
Linguistique de Prague», VIII, Prague, 1939.
386


языке,
в
котором
каждый
слог
равен
фо неме,
различие
между
слогом
и
фон емо й
с н им а етс я», однако существование такого языка
невозможно
себе
представить,
так
как
единственно
у н ивер саль­
ной
схем ой
слога
является
следов ание
«согласный +
гл асны й».
Утверждение
Сапорты
б есцельн о
и
произвольно,
ибо
он
а пе лли­
рует
к
воображаемому
языку,
каждое
слово
которого
по
объему
ра вно
фонеме,
а
каж дая
фонема
характеризуется
только
одним
различительным
признаком.
Иерархия
универсальных
ли нг ви­
стических
единиц,
от
звука
до
различительного
признака,
должна
п редста вл ять
собой
формальное
определение,
применимое,
как
рез ультат
универсального
опыта,
ко
вс ем
язы кам.
Мы
имее м
здесь
де ло
со
в сео бщими
законами,
управляющими
отношениями
между
языковыми
единицами
различных
уровней.
Если
рассмот­
рет ь,
например,
фон ему
и
слов о
в
их
единстве,
то
нетрудно
прийти
к
вы в оду,
что
чем
меньше
чи сло
фонем
и
их
комбинаций
и
чем
ко роче
слово
(словесная модель)
в
данном
язы ке,
тем
выш е
функциональная
нагрузка
фоне м.
Как
утв ерж дае т
Е.
Кр амс ки
\
про це нт
согласных
в
код е
обратно
пропорционален
числу
их
в стр еч аемо сти
в
корпусе.
Если
это
положение
верно,
то
отсюда
может
последовать
вывод,
что
существует
тенденция
к
установ­
ле нию
уни вер сальн ой
константы
частотности
различительных
признаков
в
корпусе.
Важным
достижением
является
выявление
Дж.
Гринбергом
45 импликативных универсалий на грамматическом уровне .
Д аже
в
том
случае,
если
в
ре зул ьтат е
буд ущи х
исследований
чис ло
безусловных
универсалий
несколько
уменьшится,
а
число
по чти
у нивер салий
возрастет,
эти
данные
останутся
ценнейшей
и
важнейшей
предпосылкой
для
построения
новой
типо ло гии
языков
и
систематического
описания
общих
закономерностей
грамматической
стратификации.
Ск ептич еск ие
упоминания
о
многочисленных
неизученных
языках
едва
ли
могу т
поколебать
эти
выводы.
Во-первых,
число
исследованных
или
доступных
для
иссл едо вания
язы ков
огр омно ,
во-вторых,
даже
если
коли­
чество
почти
универсалий
будет
возр ас тат ь
в
соответствии
с
уменьшением
ч исла
безусловных
(абсолютных)
универсалий,
кон еч ный
итог
не
сможет
поколебать
исключительно
интересных
осно в
исследования.
Статистическое
единообразие
с
вероятностью
несколько
м ень шей,
чем
единица,
не
мен ее
важно,
чем
единообразие,
вероятность
которого
равна
единице.
Мы
можем,
однако,
ожи да ть,
что
по
мере
углубления
это го
исследования
и
со вер ш енст вов ания
его
м ето дики
будут
выявляться
все
но вые
и
но вые
грамматические
у нивер салии,
а
также
новые
почти
универсалии.
В
св оем
ан ализ е
универсалий
с
уче том
«порядка следования
значимых
единиц»
Гринберг
по
пра ву
акцентирует
вни мание
на
пон ят ии
«доминирующего»
порядка.
Следует
пом нит ь,
что
пон я-
1 См.: J.
К
г
a m s к у, Fonologicke vyuziti samohlaskovych fonemat,
«Linguistica Slovaca», 1946—48, N 4—5 .
337


тие
доминации
базируется
не
на
высокой
частотности
данного
порядка
следования:
в
действительности
в
«типологию следований»
вводится
зде сь
ст ил истич еск ий
критерий,
связанный
с
понятием
д ом ина ции.
Возьмем
для
примера
русс кий
язык,
в
к отор ом
из
ш ести
теоретически
возможных
следований,
состоящих
из
т рех
элементов
—
именного
суб ъ екта
С,
глагола
Г
и
именного
объекта
О,—
возможны
все
шесть,
т.
е.
СГО,
С ОГ,
ГСО,
ГОС ,
ОСГ
и
ОГС,
так
что
высказывание
«Ленин цитирует Маркса»
может
манифе­
ст иров ать ся
в
вид е
СГО
(Ленин цитирует Маркса), СОГ (Л ени н
Маркса
цитирует),
ГСО
(Цитирует Ленин Маркса), ГОС (Ци­
тиру ет
Маркса
Ленин),
ОСГ
(Маркса Ленин цитирует)
и,
на­
конец,
ОГС
(Маркса цитирует Ленин).
Несмотря
на
эти
возмож­
ности,
ли шь
сл едо ван ие
СГО
ст илист ическ и
нейтрально,
тогда
как
все
«рецессивные»
варианты
воспринимаются
носителями
русского
языка
как
эм фати ческ ие
варианты.
Русские
дети,
на­
чинающие
говорить,
используют
лишь
следование
СГО;
пред­
ложение
Мама
люби т
папу ,
будучи
изменено
на
Папу
люб ит
мама,
может
быть
воспринято
м алень к ими
детьми
как
высказывание
со
з нач ением
«Папа любит маму».
В
соответствии
с
этим
первое
уни­
в ерс альное
правило
Гринберга
может
бы ть
переформулировано
с ледующи м
образом:
в
по вест во ват ельн ых
предложениях
с
имен ны м
субъектом
и
объектом
ед инст вен ным
или
ней
траль­
ным
(немаркированным)
следованием
почти
всег да
будет
такое,
в
ко тором
субъект
предшествует
объекту.
Когда
в
языке
ти па
рус ског о
именной
субъект
и
объект
морфологически
не
различаются,
их
относительное
расположение
по
схеме
СГО
является
единственно
возможным:
например,
Ма ть
любит
доч ь
(предложение Дочь любит мать имеет противоположное значение).
В
языках,
в
которых
отсутствуют
раз личи тельн ы е
характеристики
объекта
и
субъекта,
единственно
возможным
следованием
будет
С ГО.
Гринберг
по ст авил
перед
исследованиями,
проводимыми
на
уровне
грамматики,
смелую
и
м н огообе щаю щую
задачу,
которая
уже
находит
свое
разрешение
в
фо нол ог ии:
выведение
эмпири­
ческих
универсалий
«из
возможно
меньшего
числа
общих
принципов».
Особенно
плодотворны
его
замечания
по
поводу
того,
что
Ч.
Пирс
называет
в
цитировавшейся
выш е
работе
«иконическим»
аспектом
порядка
с лов: «Порядок следования
языковых
элементов
соответствует
последовательности
в
физи­
ческом
опыте
или
последовательности
в
з на нии».
Нач аль ная
позиция
слова
в
неэмфатической
речи
может
отражать
не
только
пр ед шест во вание
во
времени,
но
и
иерархию
уровней
(рангов;
т ак,
следование
Президент
и
Государственный
секретарь
гораздо
более
об ычн о,
чем
пр от иво по ло жно е); эта позиция может также
соответствовать
пе р вич ной,
неизменной
ро ли
данной
единицы
в
данном
комп л ексе.
В
предложениях
Ленин
цитирует
Маркса
и
Маркс
цитируется
Лениным
(с рецессивными вариантами:
Марко
Лениным
цитир уетс я,
Цитируется
Маркс
Лениным,
388


Цитируется
Ле нин ым
Маркс,
Ле нин ым
Маркс
цитируется
и
Ле н иным
цитируется
Маркс,
каждый
из
которых
им еет
спец и­
фическую
стилистическую
окраску)
лишь
первое
из
обои х
име н,
а
именно
су б ъект
Маркс,
не
м ожет
б ыть
опущено,
тогда
как
косвенная
форма,
творительный
па деж
Лениным,
может
отс утст ­
вовать
х.
Почти
универсальная
начальная
позиция
субъекта
по
отношению
к
объекту,
во
в сяком
случае
в
немаркированных
ко нс трукц и ях,
свидетельствует
о
и ера рхии
концентрирования
(focusing).
Не
случайно
в
работе
Гринберга
грамматические
универсалии
рассматриваются
«в тесной связи с порядком следо­
вания
значимых
э ле м ен тов » (синтаксических или морфологических
составляющих).
В
общем,
«иконические символы»
языка
им еют
ярко
выра­
женные
тенденции
к
универсализму.
Так,
в
грамматических
корреляциях
нулевой
аффикс
не
может
трактоваться
как
безус­
ловная
характеристика
маркированной
категории,
а
«ненулевой»
(истинный)
аффикс
—
как
х аракт ери ст ика
немаркированной
категории.
Гринберг
полагает,
что
«нет языков,
в
которых
мн о­
жественное
число
не
характеризовалось
бы
теми
или
иными
ненулевыми
алломорфами,
тогда
как
ест ь
языки,
в
которых
единственное
ч исло
характеризуется
только
нулем.
Двойственное
и
тройственное
ч исло
никогда
не
им еет
нулевых
алломорфов».
В
парадигме
склонения
нулевой
падеж
(«имеющий,
наряду
с
другими
значениями,
зна ч ение
су б ъекта
непереходного
глагола»)
тра ктуе тся
как
единственное
число,
противопоставленное
другим
чи с лам.
Короче
г ов оря,
яз ык
имеет
тенденцию
и збег ать
несо от ­
ветствий
между
парами
немаркированных
—
маркированных
ка­
тегорий,
с
одной
с тороны ,
и
пар ами
ну лев ых
—
нену л евых
аф­
фиксов
(или простых
—
сложных
грамматических
ф орм ), с другой.
Опыт
фонологических
исследований
м ожет
оказать
плодо­
тв орн ое
стимулирующее
воздействие
на
иссл едо вание
и
интерпре­
тацию
грамматических
универсалий.
В
частности,
последователь­
ность
приобретения
языковых
навыков
детьми
и
утраты
эт их
навыков
афатиками
проливает
новый
св ет
на
проблему
стратифи­
кации
морфологической
и
синт ак сическ о й
систем.
Как
уже
было
отмечено,
безотчетная
боязнь
сползания
на
фонетический
уров ен ь
может
стать
препятствием
при
выявлении
фо немно й
типологии
языка
и
об щих
фонологических
законов.
Точно
так
же
исключение
сем ант ич еск их
критериев
(характери­
зовавшее
муч ит ельн ый
эксперимент
г р аммат ическ их
описаний)
прив е ло
бы
в
типологии
к
я вным
противоречиям.
Прав
Гринберг,
когда
он
утверждает,
что
б ыло
бы
невозможно
ид ент ифици ро ват ь
грамматические
элементы
в
языках
с
различными
структурами
без
«обращения к семантическим критериям» .
Морфологическая
и
синтаксическая
типология,
как
и
ун и-
1 Речь идет,
таким
образом,
лишь
о
втором
из
двух
названных
автором
предложений.
(П римечание составителя .)
38»


вер с аль ная
грамматика,
служащая
ее
основанием,
связана
прежде
всего
с
«грамматическими понятиями» (concepts), в терминологии
Сепира.
Понятно,
что
в
грамматике
по ня тий ные
оппозиции
с
не об ходи мос тью
связаны
с
соот вет ств ующи м и
формальными
различениями,
но
как
на
внутриязыковом,
так
и
на
межъязыко­
вом
уровне
данн ое
различение
не
може т
с лу жить
выра же н ием
одного
и
того
же
грамматического
пр оц есса.
Та к,
в
английском
противопоставление
единственного
и
множественного
чисел
выра­
жено
либо
су ф фик саци ей,
либо
ч еред о ванием
гласных
(boy : boys,
man : men).
И
даж е
если
в
одном
язы ке
это
противопоставление
выражается
ли шь
посредством
су фф ик сации,
а
в
другом
—
лиш ь
посредством
чередования
гласных,
исходное
различение
дв ух
грамматических
чи сел
является
о бщим
для
обо их
языков.
Не
только
г р аммати чески е
понятия,
но
и
их
взаимосвязь
с
грамматическими
процессами
(ср.
примеры
выше,
в
св язи
с
анализом
порядка
сл ов ), а в конечном итоге и структурная основа
этих
процессов
могут
рас сма три ватьс я
как
б аза
для
выявления
импликативных
универсалий.
К
счастью,
в
своих
по иск ах
универсалий
Грин бер г
далек
от
капризного
предубеждения
против
определений,
имеющих
«семантическую ориентацию», которое,
как
это
ни
стр анно ,
нашло
отголосок
даже
на
нашей
конференции
по
языковым
универсалиям.
Заслуживает
всяческого
вн иман ия
остроумное
замечание
Ури еля
Вейнрейха
о
том ,
что
если
бы
мы
имел и
дело
лишь
с
несколькими
общими
положениями,
касающимися
фонологии
вс ех
языков,
то
«мы едва ли собрались бы на конференцию по
фонологическим
универсалиям»
и
что
из ол ир ов анные
тр юи змы
относительно
сем анти ческ их
универсалий
в
языках
«малопер­
спективны».
Тем
не
м енее
реалистический
п одход
к
э тим
проблемам
открывает
широкие
перспективы
для
новых
обобщений
на
высо­
ком
уровне.
Непременным
условием
такого
исследования
служит
последовательное
различение
меж ду
грамматическими
и
лекси­
ческими
(или,
в
терминологии
Фортунатова,
формальными
и
ис ти нным и)
зн ачен иями
—
обстоятельство,
все
еще
при в од ящее
в
затруднение
изучающих
язы к,
н ес мотря
на
существование
мето­
дологических
пут е водны х
указателей,
созданных
выдающимися
следопытами
лингвистики,
особенно
американскими
и
русскими.
Изучающие
язык
часто
п риход ят
в
замешательство
от
эл е мен­
тарных
вопросов,
например:
какое
значение
им еет
в
д ейст витель ­
ности
мно же ст ве нное
число,
или
п рошедше е
время,
или
неоду­
шевленный
род
в
словесном
код е?
и
имею т
ли
эти
категории
вообще
какое-нибудь
значение?
Осторожные
и
неослабные
поиски
внутриязыковых
и
межъязы­
ковых
сем ант ич еск их
инвариантов
в
корреляциях
таких
гр а мма­
тич ес ких
категорий,
как
глагольный
вид ,
вре мя,
залог,
наклоне­
ние,
превращаются
в
современном
языкознании
в
поистине
настоятельную
и
вполне
д ост ижим ую
задачу.
Исследования
такого
рода
позв олят
нам
ид е нтифицир о ват ь
грамматические
противо-
390


пост ав ления
(оппозиции)
в
«языках с различной структурой»
и
прис т уп ить
к
поискам
универсальных
импликативных
правил,
связывающих
эти
противопоставления
друг
с
д ру гом.
Выдаю­
щийся
математик
А.
Колмогоров,
являющийся
та кже
специалист о м
в
об лас ти
языкознания,
дал
разумное
определение
грамматических
па де жей
как
кл ассо в
имен,
выражающих
«абсолютно
эквивалентные
состояния
относитель
но
да нно го
п ред мет а»1.
Мы
член им
г р аммати чески е
па­
де жи
на
их
семантические
со став л яющие
точно
так
же,
как
мы
членим
фонемы
на
различительные
признаки:
это
з на чит,
что
мы
определяем
и
те
и
другие
как
от нош ения
инва р иа
н
т
н
ы
х
оппозиций
и
соответственно
как
варианты,
за вис ящие
от
различных
контекстов
или
различных
подкодов
(языковых стилей) .
Слу ч ает ся,
впрочем,
что
в
тех
или
иных
контекстах
употребление
да нн ого
падежа
об язате льн о
и
что
в
это м
случае
его
значение
становится
избыточным;
но
это
обстоятельство
не
позволяет
нам
приравнивать
даже
такое
предсказуемое
значение
к
отсутствию
значения.
Основанным
на
явном
нед о раз у мении
будет
вывод
о
том,
что
появление
подобной
случайной
избыточности
может
отрицательно
повлиять
на
ход
поисков
з н ачений
грамматических
падежей.
Верно,
что
предлог
к
в
русском
языке
с
н еоб ходи м остью
предполагает
употребление
дательного
п адеж а,
однако
этот
падеж
в
русском
не
предполагает
об язате льн ог о
появления
перед
именем
предлога
к,
сохраняющего
тем
с амым
свое
собственное
общее
значение
«направления», точно также как слово хлеб не утрачивает
своего
зн ачен ия
в
случае,
если
ему
предшествует
прилагательное
пеклеванный,
хотя
после
этого
определения
уп отреб л яется
лишь
существительное
хлеб.
Ес ли
в
следовании
дв ух
английских
см ыч ных
первый—
г лу­
х ой,
то
и
в торой
должен
быть
глухим,
напр им ер
cooked [kukt] —
«сваренный» .
Однако
в
этом
случае
кажущаяся
ана лог ия
между
грамматической
и
фонетической
последовательностями
може т
лишь
ввести
в
заблуждение.
Избыточность
лишает
фонологический
при зн ак
его
различительного
ка чества ,
од нако
она
не
может
лишить
значимую
единицу
свойственного
ей
значения.
Наив н ые
попытки
исследования
вариантов
вне
связи
с
про­
блемо й
инвар иан то в
об рече ны
на
провал.
Эти
рискованные
по­
пы тки
превращают
систему
падежей
из
иерархической
структуры
в
прос ту ю
суммарную
совокупность
(summative aggregate) и
скрывают
импликативные
универсалии,
которые
действительно
образуют
кар кас
модели
с кл оне ния.
Различие
между
разноязыч­
ны ми
контекстуальными
в ари ант ами
не
вл ияет
на
эквивалентность
инвариантных
противопоставлений.
Так,
несмотря
на
то
что
род ит ельн ый
падеж
при
отрицании
характеризует
польский
и
готский
языки,
но
не
чешский
и
древнегреческий,
этот
пад еж
1 «Бюллетень объединения по проблемам машинного перевода», М.,
1957, Ns 5, стр.
11.
391


как
выр аз ите ль
к о лич ест венных
отношений
(quantifier) имеется
во
всех
четырех
названных
языках.
В
настоящее
время
«существует твердое убеждение, —
как
от мет ил
Г.
Хенигсвальд
в
своем
интересном
докладе,—
что
универсалии
могут
обра зов ы вать
своего
ро да
систему
сами
по
себе».
Б ольш ое
число
грамматических
универсалий,
основанных
на
семантических
критериях,
красноречиво
доказывает
оши боч ­
ность
упомянутой
Вейнрейхом
традиционной
к он це пции,
зак лю­
чающейся
в
том,
что
«классификация
семантических
универ­
салий,
про изво дя щаяс я
с
помощью
языка,
в
пр инцип е
произ­
вольна».
Доклад
Вейнрейха
«О семантических универсалиях»
осо б енно
ценен
попыткой
ответить
на
во пр ос: «какие обобщения могут
быть
сделаны
относительно
с ло варя
как
структурн ой
системы,
при
в сем
несовершенстве
по добно й
структуры?» Мысли о языке,
принадлежащие
шестилетней
доч ери
Вейнрейха
(он рассказал
нам
об
эт ом
в
перерыве
между
засед ан иями), помогают нам до ­
полнить
аргументацию
Вейнрейха
ценными
реалистическими
соображениями.
«В обычных работах по семантике, —
говорит
Вейнрейх,—
в
основном
рассматриваются
вопросы,
связанные
с
семиотическим
проц е ссом
наз ыв ания» .
Его
дочь,
крайне
удив­
ленная
тем
обстоятельством,
что
в
языке
име ют ся
многие
тысячи
сло в,
высказала
пр ед по ложен ие,
что
большинство
из
них
«имена»;
она
за мети ла,
дал ее,
что
это
огромное
количество
слов
не
тако е
уж
подавляющее,
поскольку
они
встречаются
пар ами :
имелись
в
виду
антонимы
со
з нач ением
«вверх»
и
«вниз», «мужчина»
и
«женщина».
Слов о
«вода»
она
противопоставила
слову
«сухой»,
а
слово
«покупать»
слову
«есть» (она умела покупать,
а
не
прода­
вать,
и
в
ее
сознании
отсутствовало
противопоставление
слов
«покупать
—
продавать»).
Про ни ц ательн ая
девочка
отметила
два
основных
кач еств а
словаря:
его
структурность
и
ра зл ичия
в
статусе
разных
классов
сл ов,
в
частности,
относительно
более
протяженный,
о бъе мный
характер
класса
имен.
Изу чен ие
лексических
мо де лей
бы ло
бы
более
простым
и
более
результативным
занятием,
если
бы
оно
начиналось
не
с
анализа
имен,
как
о бычно ,
а
с
анализа
более
чет ко
описанных
классов
слов.
В
таком
случае
связи
между
семантическими
подклассами
и
различиями
в
их
синтаксической
трактовке
стали
бы
о соб енно
очевидными.
Т ак,
исследования,
которые
проф.
Гертл
Уо рс
проводит
в
Г арва рдском
университете
(и которые являются частью
нашей
совместной
ра боты
по
опис а нию
и
анализу
современного
рус ск ого
литературного
языка),
показывают,
что
членение
всех
р у сских
первичных
(бесприставочных)
г лаг олов
на
такие,
к отор ые
должны,
мог ут
или
не
могут
сочетаться
с
данным
падежом
или
инфинитивом,
позволяет
вы яв ить
ряд
классов
глаголов,
объективность
существования
кот оры х
подтверждается
как
формальными,
так
и
семантическими
критериями.
Сходная
классификация
им енн ых
классов,
основанная
на
кри тери ях
дв ух
392


порядков,
свя з ана
с
бо лее
з нач ит ель ными
трудностями,
но
в
пр ин ципе
также
возможна.
Так,
в
с ла вянс ких
и
многих
других
язы ках
класс
имен,
обозначающих
протяженность
во
времени,
выя вляе тся
на
основе
синт ак сич еск их
критериев:
тольк о
от
э*гих
имен
возможно
обра зов ани е
винительного
падежа,
зависящего
от
н еп ере ходн ого
гла го ла
(«болел неделю») или второго винитель­
ного
п ад ежа,
связанного
с
пе реход ны м
глаголом
(«годы писал
книг у»).
Вну тр иязык о вая
классификация
слов,
которая
связала
бы,
наконец,
проб лем у
лексикологии
с
проблемой
грамматики,
представляет
собой
существенную
предпосылку
для
исследования
межъязыковых
лексических
единообразий.
Мы
были
свидетелями
того,
как
общее
удовлетворение
универсалистским
подходом,
характерное
для
на шей
ко нфе­
ренции,
едва
не
см енило сь
разочарованием,
когда
заключитель­
ные
дебаты
по
организационным
вопросам
и
пер спек ти вам
иссл е­
дования
не
приве ли
к
однозначному
решению.
Пос кольку
ясно,
что
пр обл емы
типо логии
и
универсалий
не
мо гут
быт ь
сняты
с
повестки
дня
и
что
без
у по рных
коллективных
усил ий
исследова­
ния
по
эт им
проблемам
не
смогут
успешно
продолжаться,
я
хот ел
бы
внести
по
крайней
м ере
о дно
предложение.
Нам
нео бх о димо
сроч но
заняться
систематическим
вы явл ением
в
языках
мира
следующих
универсалий:
различительных
пр из на­
ко в,
унаследованных
и
просодических,
типов
их
сосуществования
и
взаимосвязи;
грамматических
понятий
(concepts) и принципов
их
выражения.
Первоочередная
и
относительно
несложная
задача
м огла
бы
состоять
в
составлении
фонологического
атласа
языков
мира.
Предварительная
дискуссия
по
вопросам
составления
такого
атласа
была
начата
на
международном
съезде
фонол ого в
в
Копен­
гагене
29 августа 1936 г .
и
продолжена
в
1939—1940 гг.
лин гви­
стами
Осло,
однако
прервана
из-за
вторжения
германских
войск.
В
настоящее
время
наша
лингвистическая
секция
Центра
по
ком­
муникативным
наукам
Массачусетского
технологического
инсти­
ту та
планирует
работу
по
составлению
такого
атласа,
однако
для
реализации
этого
проекта
н еоб ходим о
широкое
сотрудничество
с
Сове т ом
по
исслед ов ания м
в
области
социальных
наук
и
его
Комитетом
по
лингвистике
и
психологии.
Лингвисты,
со­
трудничающие
в
различных
американских
и
зарубежных
орга­
низациях,
должны
бы ть
пр ивле че ны
к
работе
над
этими
пр о бле­
мами.
Число
языков
и
диалектов,
фонологические
сист емы
ко торы х
дос туп ны
для
л инг вист ическ о го
анали за,
очень
велико,
однако
следует
признать,
что
в
начале
ра боты
будут,
видимо,
возникать
противоречивые
суждения,
а
в
наших
картах
будут
о став ать ся
белые
пятна.
Тем
не
ме нее
по лу че нные
изофоны,
как
бы
прибли­
зительны
они
ни
были,
принесли
бы
огромнейшую
пользу
л ин гви­
ст ам
и
антропологам.
Будучи
связаны
друг
с
другом,
эти
изо­
глоссы
создали
бы
основу
для
выявления
но вых
импликативных
пр авил
и
интерпретации
фоноло гич е ск ой
типологии
языков
в
393


ее
географическом
аспекте.
Фонологическое
сродство
соседствую­
щих
язы к ов,
обусловленное
широкой
диффузией
фонологических
признаков,
найдет
в
атласе
адек в атн ое
отображение.
Работа
над
составлением
фонологических
и
грамматических
атл ас ов
языков
мира
явилась
бы
лишь
частью
т ого
широкого
международного
сотрудничества,
которое
н еоб ходи мо
для
достижения
грандиоз­
ных
целей,
ставших
благодаря
работе
на шей
конференции
более
близкими.
В
за клю чени е
я
хотел
бы
сказ ат ь
с лед ующее.
Все
мы
согласны
с
т ем,
что
в
лингвистике
наблюдается
переход
от
традиционного
изучения
разнообразных
языков
и
языковых
семей
че рез
систе­
матические
типологические
обобще н ия
и
инте гр и­
рование
к
детализованным
иссл ед о вания м
универсального
типа.
Столетиями
сфера
этих
исследований
оставалась
«ничейной
з емле й», и лишь в нескольких философских работах содержались
попытки
заложить
о снов ания
универсальной
грамматики
(первые
такие
попытки
содержались
в
средневековых
трактатах
по
спе­
ку ляти вн ой
грамматике,
позднее
эта
те ма
б ыла
затронута
в
«Глоттологии»
Яна
Амоса
Коме н ск ого
и
в
рациона­
листских
очерках
XVII — XVIII
веков,
зат ем
эт их
пр обл ем
косн ули сь
Г ус серль
и
Марти
в
своих
феноменологических
рассуж­
дениях,
и,
наконец,
эти
вопросы
бы ли
ос вещ ены
в
современных
рабо тах
по
символической
логике).
Когд а
мой
экзаменатор
задал
мне
в
Мос ков ск ом
университете
вопрос
относительно
возможностей
универсальной
грамматики,
я
ответил
цит ат ой
из
работы
этого
профессора,
в
к оторо й
давалась
отрицательная
оценка
«чистой грамматики»
Гуссерля.
По след о вал
вопрос
о
моем
собственном
отношении
к
проблеме.
Ь
ответ
я
высказал
мнение
о
необходимости
линг вист ическ и х
исследований
в
эт ой
области.
Теперь,
когда
линг висты
стали
обращаться,
наконец,
к
этим
проблемам,
имея
на
вооружении
четкую
методологию
и
бога ты й
фактический
матер и ал,
они
должны
внос ит ь
уточнения
и
исправ­
ле ния
в
существующие
теоретические
построения,
однако
они
ни
в
ко ем
случае
не
должны
игнорировать
или
недооценивать
содержательные
к онце пции
пр е жних
и
современных
философов,
сс ыла ясь
на
то,
что
в
э той
литературе
сплошь
и
ряд ом
попадаются
апри орн ые
утверждения
и
что
она
характеризуется
не­
вниманием
к
реальностям,
доступным
для
анализа.
Едва
ли
пр аво мер ен,
например,
вывод
Вейнр ейха
о
том ,
что
Карнап
и
Куайн
впали
в
своих
недавних
работах
в
«неосхоластицизм» .
Предложенное
ф илос офа ми
различение
ме жду
аутокатегорема-
тическими
и
синкатегорематическими
зн акам и
остается
весьма
плодотворным
для
выявления
общеграмматических
конструкций,
несмотря
на
то
что
некоторые
тр а дицио нные
интерпретации
уни­
версальной
грамматики
«совершенно бесполезны».
Тщательная
эмпирическая
проверка
различных
общих
пр инципо в,
принятых
в
философии
грамматики,
может
с луж ить
эффективным
вспомога­
394


тельным
средством
при
исследовании
языковых
уни в ерс алий
и
полезной
контрмерой,
принятой,
чтобы
избежать
неэкономичных
и
не нуж ных
повторных
открытий
и
не
допустить
опасных
заблуж­
дений,
против
к отор ых
слишком
часто
ополчаются
сторонники
так
называемого
ползучего
эмпиризма.
Наша
ко нфе ре нция
красноречиво
показала,
что
изоляционизм
в
его
различных
про явле ния х
исчезает
из
языкознания.
Объединение
частного
и
общего
как
дв ух
взаимосвязанных
моментов
и
их
синтез
еще
раз
подтверждают
н ера здельн ость
о беих
сторон
любого
языкового
знака.
Лингвисты
все
в
б ольше й
с те пени
осознают
существование
связей
ме жду
их
наукой
и
смеж­
ными
науками
о
язык е,
мышлением
и
способами
коммуникации;
они
стремятся
дать
опр ед елени е
как
частным
языковым
хар ак те­
ристикам,
так
и
органическому
сходству
языка
с
другими
знако­
в ыми
системами.
Исследование
проблемы
языковых
универсалий
с
необходимостью
ведет
к
постановке
более
широкой
проблемы
в сео бщих
семиотических
констант.
Внутриязыковые
исследования
дополнены
теперь
ср авн ением
словесных
мо деле й
с
другими
средствами
коммуникации.
Интенсивное
сотрудничество
ли нг ви­
стов
с
антропологами
и
психологами
на
Конференции
по
языковым
универсалиям
означает,
что
современные
лингвисты
готовы
от­
бросить
апокрифический
эпилог,
напечатанный
кр упным и
буквами
издателями
«Курса»
С ос сюра: ^Единственным и истинным объек­
том
лингвистики
является
яз ык,
рассматриваемый
в
самом
себе
и
для
себя»
Ч
Разве
мы
не
рассматриваем
язык
сего д ня
как
целое,
существующее
«в себе и для себя», и,
вместе
с
тем,
как
составную
часть
кул ь туры
и
общества?
Лингвистика
становится,
та ким
образом,
двусторонней
наукой,
важной
чертой
которой
является
взаимоотношение
ча сти
и
целого.
Нак оне ц,
вопр ос,
без
обиняков
поставленный
Г.
Х ёнигсвал ьд о м
и
оживленно
о бсу жд авш ийся
здесь,
«Существуют ли универсалии
языковых
изм ене ний?»
позволил
нам
заглянуть
в
суть
наиболее
«упрямого»
из
тр ади­
ционных
разграничений,
в
воображаемую
бездну
между
устой-
<ч и в о сть ю и изменчивостью.
Поиски
универсалий
органически
с вяза ны
со
всеми
проявлениями
унитарного
под ход а
к
язы ку
и
языкознанию.
ВЫСТУПЛЕНИЕ
НА
1-м
МЕЖДУНАРОДНОМ
СИМПО З ИУМ Е
«ЗНАК И СИСТЕМА ЯЗЫКА» (ЭРФУРТ,
ГД Р, 1959) 2
Пр е дставл яется
весьма
примечательным,
что
в
ходе
нашей
дискуссии
ча сто
упоминался
«Курс общей лингвистики»
Ф.
де
Соссюра.
Создается
впечатление,
что
выступавшие
пытались
1Ф.
де
С оссю р,
Ку рс
общей
лингвистики,
стр.
207.
2 Zeichen und System der Sprache, II. Bd., Berlin, 1962.
Пе рево д
И.
A.
Мельчука.
395


определить,
каки е
же,
собственно,
изменения
претерпели
основы
общей
лингвистики
за
те
50 лет,
которые
отделяют
нас
от
лекций
этого
выдающегося
ученого.
Действительно,
для
теор ии
языка
и
для
лингвистики
в
целом
эти
полвека
ст али
эп охой
существенных
сдвигов.
Как
мне
кажется,
наша
плодотворная
дискуссия
ясно
показала,
что
им енно
в
замечательном
наследст ве
Сосс юра
нужда­
ется
в
серьезном
пе ре смот ре
и
какие
составные
части
его
учения
—
в
том
виде,
в
каком
оно
сохранено
для
нас
его
у чени кам и,—
ост аю тся
актуальными
и
сего д ня.
Что
касается
первого
из
д вух
основных
пр инципо в
«Курса»
(по Соссюру, les deux principes generaux) —
пр инципа
произволь­
ност и
языкового
знака
(I’arbitraire du signe), —
то
этот
п ри нцип
сам
оказывается
произвольным,
как
это
было
ясно
показано
в
ря де
выст у плени й.
Впрочем,
еще
в
1939 г.
Бенвенист
(«Acta
linguistica», I) убедительно доказал,
что,
исходя
из
синхрониче­
с кой
точки
зрения
говорящего
коллектива,
кот оры й
использует
данные
языковые
знаки,
никоим
образом
н ельзя
припи с ыва ть
этим
знакам
произвольный
характер.
Действительно,
употребле­
ние
слова
fromage во французском и слова - cheese в английском
языке
для
о боз на чения
сыра
является
вовсе
не
произвольным,
а
строго
обязательным.
Мне
пре дс тавля ется,
что
из
в сей
ди ску с­
сии
по
вопросу
о
так
называемой
«произвольности»
и
«немотиви -
рованности»
знака
вытекает,
что
«I’arbitraire» —
это
крайне
не­
удачный
термин
и
что
данный
вопрос
трактовался
гораздо
пра ­
вильнее
еще
в
80- х
годах
прошлого
столетия
в
работах
п ольс кого
лингвиста
Крушевского,
кот оры й
был
современником
Соссюра
и
которого
эт от
последний
высоко
ценил.
Крушевский
различал
два
основных
ф ак тора
в
жизни
языка
—
два
типа
ассоциаций:
ассоциации
по
сходству
и
ассоциации
по
смежности.
Свя зь
между
определенным
означающим
(signans) и определенным означаемым
—
(signatum),
которую
Соссюр
называет
произвольной,
является
в
действительности
заученной
и
закрепленной
обычаем
связью
по
смежности,
которая
обязательна
для
всех
член ов
данного
языкового
коллектива.
Од нако
наряду
со
связью
по
смежно сти ,
весьма
важную
рол ь
играет
также
связь
по
сходству
—
la ressem-
Ыапсе.
Как
указ ы ва лось
зд есь
и
как
правильно
от меч ал
Крушев­
ский,
пр инцип
сходства
им еет
большое
значение
для
словообра­
зования,
для
формирования
лексических
гнезд,
где
сходство
слов
с
о бщим
корнем
оказывается
решающим
фактором
и
где
вовсе
нельзя
говорить
о
произвольности.
Что
касается
проб л ем
м орфо нол оги и,
то
и
зде сь
вопрос
о
сходстве
строения
языковых
единиц
имеет
первостепенное
з нач ение,
поскольку
мы
признаем,
что
существуют
определенные
м од ели,
определенные
структурные
т ипы
распределения
и
выбора
фонем
в
к орн ях,
с
одной
стороны,
и
в
пр ефик сах
или
словообразовательных
и
с лов оиз менит е льных
суффиксах,
с
другой
стороны.
Наконец,
остается
вопр ос
о
зв у­
ковом
символизме,
который
недавно
был
правильно
поставлен
в
статье
А.
Траура.
Проблема
зву ко вого
символизма,
на
кот орой
396


я
не
буду
останавливаться
подробнее,
несмотря
на
все
д опу ще нные
в
прошлом
ошибки,
остается
важной
и
актуальной
п роб лемой
лингвистических
исследований
—
наряду
с
прочими
вопросами
изобразительной
и
указательной
м от иви ро ванно сти
(фундиро-
ва нно сти)
языковых
символов
(или,
как
сказ ал
бы
Ча рлз
Сандерс
Пирс,
основатель
семиотики,
наряду
с
п роб лема ми
иконических
сим во лов
также
и
символов-индексов).
Теперь
мы
перейдем
ко
в то рому
основному
пр инцип у
соссю-
ровского
«Курса»
—
к
так
называемой
«линейности означающего»,
linearite du signifiant.
Как
мне
кажется,
мы
можем
смело
утвер­
ждать,
что
этот
принцип
является
чрезмерным
упрощением
де й­
ствительного
положения
вещей.
В
са мом
деле,
нам
приходится
иметь
дело
с
двумерными
единицами
не
только
в
плане
оз нач аемо го
(signatum),
как
это
показал
Балли,
но
и
в
плане
означающего
(signans).
Есл и
мы
признаем,
что
фонема
не
является
минималь­
ной
единицей,
а
разлагается
на
различительные
элементы,
то
очевидно,
что
мы
должны
и
в
фонологии
г ов орить
о
двух
измерени­
ях,
о
следовании
(Nacheinander) и одновременности (Miteinander);
здесь
уме стн а
а на логия
с
аккордами
в
музыке.
Тем
самым
целый
ряд
соссюровских
положений
об
ос но вных
принципах
строения
языка
утра чив ает
силу.
В
э той
связи
я
бы
хотел
отметить,
что
термин
«синтагматический»
может
вводить
в
заблуждение,
по­
скольку,
говоря
о
синтагматических
отношениях,
мы
всегда
ду­
ма ем
о
временной
по след о ват ельн ост и,
в
то
время
как
наряду
с
комбинациями
во
временной
последовательности
сл еду ет
им еть
в
виду
к ом бина ции
одновременных
(симультанных)
признаков.
По-видимому,
целесообразно,
как
это
предложил
Хинтце,
говорить
просто
о
комбинации,
которой
противопоставляется
другой
фактор
—
выбор,
селекция.
Селекция
единиц
или
комбинаций,
противопоставленная
комбинации
как
таковой,
принадлежит
к
парадигматическому
плану
языка.
Селекция
—
это
«одно
вместо
д ругог о» (Statteinanderj, в отличие от комбинации
—
«одно
за
д руги м»
или
«одно одновременно с другим».
При
селекции
действует
ассо циаци я
по
сходству
—
пр инцип
эквивалентности.
Я
не
считаю,
что,
обращаясь
к
парадигматической
оси
вместо
последовательности
и
од но вре менно с ти,
мы
покидаем
обл а сть
объективного
и
обя зательн о
впадаем
в
субъективизм.
Лингвисти­
ческие
исследования
последних
лет
показали,
что
в
п аради г матик е
им еется
определенная
стратификация,
определенная
иерархия
составных
частей.
Здесь
вст ает
од на
из
актуальнейших
проблем
современной
лингвистики
—
проблема
предсказуемости
(predic­
tability),
проблема
разграничения
пе рв ичных
и
пр оиз вод ных
функций,
которая
уже
в
30- е
годы
была
бл естяще
очерчена
Ку-
риловичем
и
которая
сейчас
особенно
усиленно
разрабатывается
в
США,
в
учении
о
си нт акс ическ их
тран сф ормац иях.
Одновре­
ме нно
все
большее
з нач ение
приобретает
вопрос
о
связи
и
различии
между
парадигматическими
и
комбинационными
(либо цепи,
либо
пучки)
ряд ами .
397


Очевидно,
что
в
лингвистике,
как
и
во
вс ех
прочих
современ­
ных
науках,
мы
сталкиваемся
с
важнейшей
идеей
—
с
иде ей
инв ари ант ност и.
Мы
гов орим
о
комбинаторных,
контекстно-обус­
ловленных
вариантах
как
на
звуковом,
так
и
на
грамматическом
ур овне .
Однако
вря д
ли
можно
говорить
о
вариантах,
пока
не
выя снена
сущность
инвариантов,
лежащих
в
их
осн ов е,
т.
е.
сущность
е дин иц,
представителями
ко торы х
являю тся
эти
ва­
ри ант ы.
По иск
инвариантов
—
это
теп ерь
важнейшая
проблема
не
только
в
фоно ло гии,
но
и
в
грамматике.
Если
мы
рассматри­
ваем
з нак,
двусторонний
signum, как соединение signansnsignatum,
то
как
можно
об на руж ить
инв ари ант ы
с
одной
с тороны
в
области
signans,
а
с
другой
—
в
области
signatum? С чисто лингвисти­
ческой
точки
зрения,
основное
различие
между
обеими
областями
с остои т
в
том,
что
означающее
—
signans —
обя зат ельн о
должно
быть
воспринимаемо,
а
озна чае мо е
—
signatum —
должно
бы ть
переводимо.
В
обо их
случаях
действует
принцип
отн ос ит ельной
э кви вал ен тно сти.
В
о б ласти
означающего
эта
относительная
эквивалентность
должна
быть
выражена
физически;
однако
ее
можно
установить
только
с
уче том
фу нк ции
с оотв етс тв ующих
звучаний
и
отношений
межд у
ними
в
данном
язык е.
Так
мы
при­
ходим
к
выделению
различительных
эле ме нто в,
ко торы е
с
пом ощь ю
спектрографа
могут
бы ть
транспонированы
из
области
ак устиче ­
ских
в
об л асть
зрительных
восприятий.
Од нако
не
тол ько
озна ­
чающее,
но
и
о зн ачаемо е
м ожно
исследовать
чи сто
лингвистиче­
скими,
и
притом
совершенно
об ъек т ивными,
методами.
Мы
можем
построить
чи сто
лингвистическую
семантику,
ес ли
пр имем
положение
Пи рса
о
том,
что
существенная
ос обен н ость
каждого
языкового
зн ака
с ос тоит
в
том,
что
он
может
бы ть
пер ев еден
другим
яз ык овым
зн ак ом,
более
развернутым,
более
эк с плицитным
или,
напротив,
более
эллипт ичн ым
знак ом
той
же
самой
или
другой
языковой
системы.
Именно
благодаря
этой
переводимости
вскры­
ваются
те
семантические
инварианты,
к отор ые
мы
ищ ем
в
озна­
ч аю щем.
Так им
образом,
мы
получаем
возможность
решать
сем ант ическ ие
п робле мы
языка
также
с
помощью
дистрибутив­
ного
ан ализ а.
Такие
метаязыковые
высказывания,
как
«петух
—
это
самец
кури ц ы», принадлежит к речевому запасу языкового
коллектива.
Обратимость
этого
высказывания
—
ср.
«самец ку­
рицы—
это
петух»
—
я сно
показывает,
что
изу че ние
з нач ения
слов
может
быт ь
превращено
в
по д линно
лингвистическую
про б­
ле му
пос ред ств ом
дистрибутивного
анализа
подобных
ме таязы ко ­
вых
выражений.
К
основным
принци па м
«Курса общей лингвистики»
принадле­
жит
та кже
противопоставление
синхронии
и
диахронии.
Однако
за
последние
десятилетия
в
ре зул ьта те
на пряж ен ной
работы
в
о беих
областях,
а
та кже
в
результате
у сов ерш енст вов ания
мето­
дологии
исследований
стал о
ясно,
сколь
о пасна
непроходимая
пропасть
между
этими
областями
и
как
велика
н еобх оди м ость
заполнить
эту
пропасть.
Соссюровское
отождествление
противо­
398


поставления
«синхрония
—
диахрония»
с
противопоставлением
«статика
—
динамика»
оказалось
ош ибо ч ным,
поскольку
в
дей­
ствительности
синхрония
отнюдь
не
статична:
изменения
совер­
шаются
не пре р ывно
и
входят
составной
частью
в
синхронию.
Действительная
синхрония
динамична;
ста тичн ая
синхрония
—
это
аб страк ция,
необходимая
лингвисту
для
определенных
целей,
а
согласованное
с
фак там и,
исчерпывающее
синхронное
описание
язы ка
должно
последовательно
учитывать
его
динамику.
В
те­
чение
не кот орого
от ре зка
времени
оба
элемента
люб ого
изменения
—
его
исходная
точка
и
его
окончательная
фа за
—
одновременно
наличествует
в
речи
одн ого
и
то го
же
языкового
коллектива.
Эти
эл емен ты
сосуществуют
как
стил ист ич еск ие
варианты,
и
е сли
мы
при мем
во
вним а ние
э тот
важ ный
ф акт,
то
увидим,
что
пр ед­
ставление
о
язы ке
как
о
совершенно
однородной,
монолитной
сист ем е
является
с лиш ком
упрощенным.
Язык—это
сис тема
сис тем ,
общий
код
(overall code),
вкл ючающи й
различные
частные
ко ды
(subcodes).
Языковые
стили
образуют
не
случайное
механическое
нагр ом о жд ение,
а
законо­
мерную
иерархию
частных
кодов.
Хотя
мы
и
можем
указать,
какой
из
этих
частных
кодо в
явля е тся
основным,
бы ло
бы
опасным
упрощенчеством
игнорировать
проблему
остальных
кодов.
Если
мы
р ассмат ри ваем
язы к
—
langue —
как
совокупность
языковых
ус­
ловностей
(соглашений), принятых в данном языковом коллективе,
мы
должны
д ейст во вать
весьма
осмотрительно
и
не
оперировать
ф икц иями.
Вообще,
я
полагаю,
что
в
настоящее
время
наш а
ос нов ная
задача,
наш
главн ы й
лозунг
—
бы ть
реалистичными,
создавать
под л инно
реалистичную
лингвистику,
бороться
с
любы ми
фикциями
в
ней.
Перед
нам и
стои т
следующий
вопрос:
каковы
в
действитель­
ности
те
языковые
условности,
к отор ые
делают
возможным
рече вое
о бщ ение
в
да нном
языковом
коллективе
и
позволяют
эффективно
решать
разнообразные
за дачи ,
возникающие
в
процессе
комму­
ник а ции?
При
этом
некоторые
лингвисты
спр аши вают ,
п очем у,
исследуя
этот
вопрос,
они
не
должны
дейст во ват ь
так,
как
обычно
действуют
ф изи ки.
Почему
лингвист
не
и меет
права
навязывать
исследуемому
материалу
сво ю
собственную
сист е му
символов,
св ою
соб ств ен ную
творческую
мод ель,
как
это
принято
в
ес тест­
венных
на уках ?
Хотя
мы
видим ,
что
естественные
науки
и
ли н­
гвистика
все
больше
и
бо льше
сбли ж аютс я
в
самых
разных
отношениях
и
что
это
сближение
ст ано вит ся
все
бо лее
плодотвор­
ны м,
нео бхо димо
тем
не
мен ее
учитывать
их
специфические
раз­
личия.
Представители
Лондонской
школы
математической
теории
информации
отчетливо
сформулировали
основное
различие
и
отде­
ли ли
проблему
к оммун ик ации
от
прочих
пробле м,
связанных
с
информацией.
Р ечь
иде т
прежде
всего
о
разграничении
дву х
классов
зна ков
—
индексов
и
символов,
как
их
называет
Пирс.
Индексы
физик
бе рет
из
внешнего
мира;
этот
про це сс
необратим.
399


Затем
физик
п реоб разует
данные
ему
из вне
инде ксы
в
свою
соб­
ственную
систему
научных
символов.
В
лингвистике
же
мы
встре­
чаемся
с
принципиально
ино й
ситуацией.
Зде сь
симв о лы
даны
непосредственно
в
язы ке.
Вместо
деятельности
уче но го,
полу­
ч ающег о
индексы
из
внешнего
мир а
и
превращающего
их
в
символы,
зде сь
мы
наблюдаем
обмен
символами
между
уча стни ­
к ами
процесса
коммуникации.
З десь
отправитель
и
получатель
могут
ме нять ся
местами.
Поэтому
задача
лингвистики
от л ична
от
зад ачи
естественных
наук.
Мы
стремимся
перевести
тот
ко д,
ко то рый
объективно
дан
в
актах
коммуникации
между
член ам и
данного
языкового
коллектива,
в
мета язы к.
Для
естествоиспы­
тателя
символы
—
это
инструмент
исслед ов ания,
а
для
лингвиста
символы
—
это
прежде
вс его
объект
исслед ов а­
ни я.
Физик
Нильс
Бор
с
глубокой
проницательностью
отметил,
что
именно
та кой
взгляд
лингвиста
на
вещи
является
подлинно
р еал исти чны м.
Упомянув
Нильса
Бо ра,
я
хотел
бы
также
ост анов ит ься
на
его
методологическом
т реб о вании,
одинаково
существенном
как
для
физики,
так
и
для
лингвистики.
Речь
и дет
о
том,
что,
осуществляя
те
или
иные
наблюдения,
н еоб ходи мо
точн о
установить,
каково
отношение
между
наблюдателем
и
н аб люда емой
вещью.
В
на с тоя­
щее
время
это
важнейшая
предпосылка
научного
описания.
Описание,
в
ко тором
указанное
требование
не
соблюдено,
являе тс я
неточным
и
с
точки
зрения
современной
физики,
и
с
точки
зрения
современной
лингвистики.
Поэтому
мы
должны
рассмотреть
различные
подходы
исследователя
к
языку.
Так
называемый
кр ип­
тоаналитический
под ход
—
это
то чка
зрения
наблюдателя,
кото­
рый
не
зн ает
данн ог о
языкового
код а
и
которого
можно
ср авнит ь
с
военным
шифровальщиком,
за няты м
расшифровкой
вражеского
закодированного
сообщения.
В нимат ел ьно
обследуя
текс т
со об­
щения,
он
пытается
вс крыт ь
вражеский
к од.
Используемые
им
приемы,
безусловно,
могут
дать
хорошие
результаты
при
изучении
неизвестных
язы ков .
Однако
это
в сего
лишь
первый
эт ап
иссл е­
дования,
отнюдь
не
единственный,
а
один
из
многих
методов^
первое
приближение.
На блю дател ь
ст рем ится
перейти
ко
в то рому
этапу,
до сти чь
бо лее
совершенного
знания,
ста ть
кв аз иучас тни ком
процессов
коммуникации
в
данном
языковом
коллективе.
Он
уже
не
движется
от
тек ста
к
коду,
а
усваивает
код
и
ста раетс я
правильно
понимать
текст
с
помощью
этого
кода.
Та ков
существеннейший
пр инцип
описательной
лингвистики.
При
эт ом
весьма
важен
еще
следующий
мом ент ,
ко торы й
нередко
упускают
из
виду.
Код
не
след у ет
гипостазировать;
его
нуж но
рас сматрив ат ь
в
плане
речевого
общения.
Две
т очки
зрения
—
кодирующего
и
декодирующего,
или ,
д руг ими
словами,
рол ь
от­
правителя
и
рол ь
получателя
сообщений
должны
бы ть
совершенно
отчетливо
разгр ан иче н ы.
Разумеется,
это
ут вер жд ение
—
баналь­
ность;
однако
име нно
о
банальностях
часто
забывают.
А
ме жду
400


тем
оба
участника
акта
ре чев ой
коммуникации
подходят
к
тек сту
совершенно
по-разному.
Путь
слушателя
проходит
чер ез
разли­
чительные
э л ементы
и
распознаваемые
им
фонемы
к
грамматиче­
ск ой
форме
и
к
пониманию
смысла.
З десь
важную
рол ь
играет
вероятность;
в
особенности
способствует
пониманию
тек ста
ус­
ловные
вероятности:
после
определенных
единиц
одн и
единицы
могут
след оват ь
с
бо льшей
или
ме нь шей
вероятностью,
другие
же
и ск люча ются
a priori.
Для
воспринимающего
речь
ха рак те рен
неосознанный
статистический
п одход,
и
омонимия
пр едс тавл яет
для
него
существенную
трудность.
Пу ть
говорящего
идет
как
раз
в
обратную
ст орон у
—
от
предложения
ч ерез
иерархию
не по­
средственно
составляющих
к
морфологическим
единицам
и
зат ем
к
звучаниям,
посредством
которых
эти
единицы
реализуются
в
речи .
В
процессе
общения
налич еств ую т
оба
пути,
и
отношения
между
ними
основываются,
как
сказал
бы
Бор,
на
пр инципе
д опо лните ль нос ти.
Оба
ас пе кта
языка
существуют
и
для
кодирую­
щего
и
для
декодирующего,
однако
каждый
из
э тих
аспектов
яв ляе тся
для
одного
из
участников
акта
коммуникации
первичным,
а
для
другого
—
вт оричн ы м.
Для
говорящего
как
такового
омо­
нимия
не
существует,
и,
когда
он
произносит,
например,
а нглий­
ское
[sah], он точно знает,
и меет
ли
он
в
виду
«сына» (son) или
«солнце» (sun), тогда как слушающий должен прибегнуть к ве ­
роятностным
методам,
что бы
ответить
на
э тот
вопрос.
Оба
назван­
ных
аспек т а
языка
—
пор ож д ение
и
во спри ят ие
реч и
—
имеют
равное
право
на
вним а ние
лингвистов,
и
было
бы
ош ибко й
сводить
двустороннюю
языковую
действительность
к
одному
из
них .
Опис а ния
этих
обои х
аспектов
одинаково
законны
и
целесооб­
разны.
Если
же
исследователь
за ни ма ется
о дним
из
них
и
при
этом
не
отдает
с ебе
о тчета
в
т ом,
на
ка кой
точке
зрения
он
стоит
—
говорящего
или
слушающего,
то
он
ока зыв аетс я
в
положении:
Журдена,
кот орый
гов ори т
прозой,
не
подозревая
об
этом.
Еще
опаснее
противозаконный
к омпр оми сс
между
обеими
точками
зре ни я.
Так,
например,
когда
лингвист
выбирает
в
к ач естве
исходной
точки
для
св оего
описания
и
а нализ а
языка
кодирова­
ние
и
поэтому
отказывается
от
статистики
и
теории
в е роятн осте й,,
осу щест вл яет
грамматический
анализ
по
непосредственно
со­
ставляющим
и
с облюда ет
примат
м орф ологи и
над
фонологией,
то
он
не
должен
—
е сли
он
действует
последовательно
—
исклю­
чат ь
значение.
Зн аче ние
можно
исключить
из
ра ссмотре ни я,
л ишь
вст ав
на
то чку
зрения
декодирующего
(слушающего),
для
кот орого
з нач ение
возникает
лишь
в
результате
про­
цесса
декодирования.
Для
говорящего
же
зн ачени е
является
чем-то
пер в ич ным.
Говорящий
и дет
de verbo ad vocem \
а
слушающий
—
в
обратном
направлении,
как
это
подчеркивал
еще
Св.
Августин
в
своих
рассуждениях,
посвященных
теории
язы ка.
1 De verbo ad vocem (лат. ) —
от
ид еи
к
слову.
14 в.
А.
Звегинцев
401


Мн огое
в
лингвистических
описаниях
и
в
теории
языка
может
с тать
яснее,
если
провести
отчетливую
гр аницу
между
подходами
кодирующего
и
декодирующего,
уделяя
обоим
по дхо дам
д о лжное
вним а ние.
Однако
эт им
еще
не
исчерпываются
возможные
под ­
ходы
к
языку.
Не обх оди мо
также
учитывать
в ажнейш ий
п роце сс
«перекодирования»: здесь один язык интерпретируется в свете
другого
языка
или
оди н
стиль
р ечи
—
в
свете
другого
стиля,
один
код
или
субкод
переводится
в
другой
код
или
с уб код.
Изучение
этого
процесса
весьма
поучительно,
так
как
перевод
представляет
собой
существенный
и
приобретающий
все
бо льше е
значение
вид
языковой
деятельности.
Изучение
методологии
перевода
и
после­
д оват ель ный
анализ
процесса
перевода
ст али
на
повестку
дня
современной
теоретической
и
прикладной
л ингвист ик и.


А.
МА Р ТИНЕ
ОСНОВЫ
ОБЩЕЙ
ЛИНГВ ИСТ ИК И1
Г
лава
/
лингвистика,
яз ык
и
я зыки
1—1.
Лингвистика
— наука
без
предписаний
Лингвистика
представляет
собой
научное,
исс лед о­
ван ие
языка
человека.
Исследование
называется
научным,
если
исследо вател ь
осно­
в ыв ается
на
наблюдении
фактов
и
воздерживается
от
предпочтения
одних
фактов
другим
во
имя
определенных
эстетических
или
моральных
п рин ципов .
Следовательно,
поня т ие
«научный»
про­
тив оп оста вл яет ся
по нят ию
«предписывающий».
Что
кас ается
лингвистики,
то
здесь
особенно
важно
нас таиват ь .
на
на учн ом,
не
предписывающем
характере
иссл ед о вания :
ввид у
того
что
предметом
этой
нау ки
является
человеческая
деятельность,
у
лингвиста
может
в озни кн уть
искушение
в место
беспристрастного
наблюдения
заняться
языковым
регламентированием:
перестать
замечать,
как
и
что
говорится
в
действительности,
с
тем
чт обы
указать,
как
и
что
следует
сказать.
Трудности,
сто ящ ие
на
пути
очи щен ия
научной
лингвистики
от
норм а тивной
грамматики,
напоминают
те,
которые
во зн икают
при
попытках
отделить
от
мора ли
подлинную
науку
о
нр ава х.
Как
свидетельствует
история,
до
самого
последнего
времени
большинство
тех,
кто
занимался
вопросами
языка
во обще
или
конкретными
языками,
делали
это
с
намерением
создать
предписания,
о
чем
нередко
специально
сооб щалось .
Даже
в
наши
дни
большинство
ф ран цуз ов,
в
том
числе
весьма
просвещенных,
почти
не
знает
о
существовании
науки
о
язы ке,
о тлич ной
от
гр а мматик и,
которую
изучают
в
школе,
а
также
и
от
н орм ир ующей
деятельности
ли те раторов .
Современ­
ный
ли нгвис т,
услышав
обороты
ти па
la lettre que j’ai ecrit,
occasion a profiler, la femme que je lui ai parle 2, воздержится как
1 A. M a r t i n e t, Elements de linguistique generale, Paris, 1960.
Пере­
вод
В.
В.
Шеворошкина.
2 Вместо правильных la lettre que j’ai ectite («письмо,
кот о рое
я
нап и­
са л »), occasion dont il fait profiter («случай,
которым
ну жно
воспользовать­
14*
403


от
целомудренного
гнева
пуриста,
так
и
от
ликования
иконо­
борца.
Он
увид ит
в
эт их
со чет ан иях
лишь
факты,
к оторы е
след ует
принять
к
сведению
и
объяснить,
почему
они
имеют
мест о
в
данном
случае.
Он
не
выйдет
из
своей
роли,
если
ответит
д ол жным
образом
на
протесты
или
насмешки
одн их
своих
слушателей
и
безр азли ч ие
д ру гих;
однако
в
свою
оче ре дь
он
воздержится
от
то го,
чтобы
принять
чью- либ о
сторону.
1—2.
Звуковой
характер
языка
Язык,
изучаемый
лингвистами,
есть
я зык
человека.
Мы
воз­
дер ж имся
от
уточнения
этого
поня тия,
ибо
другие
употребления
слова
«язык»
почти
всег да
м е та ф оричн ы : «язык животных»
отно­
сится
к
измышлениям
б а сно пис це в; «язык муравьев»
п ред ста вляет
собой
скорее
гипотезу,
чем
фак т ; «язык цветов»
явля е тся
кодом
и
т.
п.
В
обыденной
речи
слово
«язык»
оз нача ет
собственно
спо­
собность
людей
устанавливать
взаимопонимание
с
помощью
звуковых
зна к ов.
Этет
звуковой
характер
языка
заслуживает
того,
чт обы
на
нем
остановиться:
в
цив илиз о ванных
ст р анах
на
протяжении
нескольких
тысячелетий
пользуются
ри­
суночными
или
графическими
знаками,
соответствующими
звуко­
вым
знакам
языка.
Речь
ид ет
о
письме.
Вплоть
до
изобретения
фонографа
любой
зв уко вой
знак
либо
немедленно
в осп рини мался ,
либо
утрачивался
безвозвратно.
Напротив,
з нак,
одн аж ды
запи­
са нны й,
существует
столь
же
долгое
время,
что
и
материал,
на
к оторы й
он
нанесен,—
камень,
пергамент
или
бумага;
сохра ­
няются
и
следы,
о став ленные
на
э том
материале
зубилом,
резцом
или
пером.
Именно
об
этом
говорится
в
выразительном
изречении
verba volant, scripta manent («слова улетают,
написанное
остается»).
Понятно,
что
письменная
речь
всегда
обладала
значительными
преимуществами.
И
в
на ши
дни
письменная
форма
реч и
служит
для
передачи
литературных
произведений
(которые,
кстати,
и
наз ван ы
так
в
связи
со
способом
их
фик саци и), составляющих
основу
на шей
культуры.
В
буквенном
письме
каждому
знаку
соответствует
определенная,
п ринята я
школой
последователь­
ность
букв,
имею щих
в
печатных
текстах
раздельное
начертание:
любой
образованный
француз
знает,
каковы
составные
эл емент ы
письменного
знак а
temps («время»), однако он затруднится опре­
делить
составные
элеме нт ы
соответствующего
звукового
знака.
В
само м
деле,
все
способствует
тому,
что
в
сознании
образованного
человека
звуковой
знак
отождествляется
со
сво им
графическим
эквивалентом,
а
этот
последний
рассматривается
как
единствен­
ный
по лнопр авны й
пред ставит ель
да нно го
ко м плек са.
И
все
же
не
следует
забывать,
что
зн ак ами
человеческого
языка
яв л яются
прежде
всего
звуковые
знаки:
такими
и
только
такими
о ст авали сь
с я»), la femme a qui je lui ai parle («женщина,
о
которой
я
ему
гов ор и л»).
{Примечание переводчика»)
404


эти
зна ки
на
п ротяж ен ии
д есятко в
тысячелетий,
и
даж е
в
наш е
время
большинство
л юдей,
умея
говорить,
не
ум еют
чи та ть.
Преж де
чем
научиться
читать,
учатс я
говорить:
письмо
лишь
дублирует
речь,
но
не
наоборот.
Наука
о
пи сь ме,
хотя
и
пред­
ставляет
собой
от личну ю
от
лингвистики
д исци пли ну,
тем
не
менее
практически
явл яет ся
ее
придатком.
Поэтому
лин гви ст,
как
пра в ило,
отв лека етс я
от
фактов
гр афик и.
Он
рассматривает
их,
поскольку
они
оказывают
влияние
на
облик
звуковых
зна к ов,
что
случается
очень
редко.
1—3 .
Язык
как
общественный
институт
О
язы ке
час то
говорят
как
о
некоторой
способности
человека.
Мы
сами
использовали
выше
это т
т е рмин,
не
уточняя,
впрочем,
его
значения.
Вполне
возможно,
что
пр ирод а
взаимоотношений
человека
и
его
языка
сл ишк ом
своеобразна,
чтобы
этот
последний
мог
п олучи ть
дос та точн о
четкое
определение
че рез
некоторую
совокупность
известных
функ ц ий.
Совершенно
недопустимо
ут­
верждение,
что
язы к
человека
возник
в
ре зул ьта те
естественных
отправлений
какого-либо
органа,
подобно
тому
как
дыхание
или
ходьба
представляют
собой,
так
сказать,
естественные
отправления
легких
или
н ог.
Правда,
часто
говорят
об
органах
речи ,
но,
как
правило,
добавляют,
что
о сно вная
их
функция
с ов ершен но
иная :
чере з
рот
вводится
пищ а,
через
поло сть
но са
осуществляется
д ыха ние
и
т.
д.
И зв илины
мозга,
в
к оторы х
пытались
усмотреть
местонахождение
реч евы х
центров,
поскольку
их
п ов режд ения
часто
были
св язан ы
с
афазией,
возможно,
имеют
прямое
отн оше­
ние
к
существованию
языка.
Но
ни что
не
доказывает,
что
име нно
это
яв ляет ся
их
основной
и
наиболее
существенной
функцией.
В
си лу
в сех
эт их
причин
воз ни кла
тенденция
рассматривать
язык
в
качестве
одно го
из
общественных
институ­
то в,
и
эта
точка
зрения
действительно
о бл адает
нес ом нен ными
преимуществами:
общественные
институты
порождены
условиями
жизни
общес тв а;
в
значительной
степени
это
относится
и
к
языку,
возникшему
гла вн ым
образом
из
п отреб ност ей
общения.
Общест­
венные
инс титуты
обладают
сам ыми
разнообразными
свойствами;
они
мог ут
получать
очен ь
б ольш ое
распространение
и
даже,
подобно
языку,
становиться
у нивер саль ным и,
но
вместе
с
тем
они
не
иден тич ны
в
разных
чел ов еческ их
коллективах.
Так ,
семья,
в идим о,
является
одной
из
характерных
форм
человеческой
общности,
но
конкретные
формы
ее
существования
различны.
То
же
можно
сказ ат ь
и
о
языке,
и де нти чном
в
отношении
своих
фу нк ций,
но
находящем
настолько
различные
проявления
в
ра з­
ных
человеческих
коллективах,
что
его
функционирование
оказы­
вает ся
возможным
лишь
в
пр едел ах
данной
языковой
общ но сти.
Возникшие
под
влиянием
условий
общественной
ж изни
институты,
не
я в ляясь
из нач аль ны ми,
не
являются
и
неизменными;
они
подвержены
изменениям,
которые
могу т
объясняться
разными
405


потребностями,
равн о
как
и
су щ ест во ванием
других
человече­
ских
коллективов.
Да лее
мы
увидим,
что
все
это
име ет
место
при
различных
пр оя вления х
языка
человека,
представляющих
собой
отдельные
конкретные
языки.
1—4.
Языковые
фун кци и
Однако
у тв ержд ение,
что
язы к
человека
является
одним
из
общественных
институтов,
про л ивает
лишь
некоторый
с вет
на
пр иро ду
это го
явления.
Метафоричное
по
св оей
с ущност и
опр е­
деление
языков
как
инструментов
или
орудий
все
же
весьма
полезно
п отом у,
что
оно
концентрирует
вним а ние
на
особенно­
ст ях,
отличающих
язы к
человека
от
других
его
институтов.
Существенной
функцией
этого
орудия,
под
которым
здесь
подразумевается
язык,
является
коммуникативна
я
функция:
та к,
французский
язы к
прежде
всего
е сть
инст ру ­
мент,
по сре дств ом
которого
осуществляется
взаимопонимание
ср еди
людей,
говорящих
по-французски.
Далее
мы
увидим,
что
ес ли
все
языки
с
течением
вре м ени
изменяются,
то
это
прежде
всего
означает,
что
они
постоянно
пр испо саб ливаю т ся
к
т ому,
чт обы
наиболее
экономичным
образом
удов л е тв орять
потребности
общения
данного
языкового
ко лле к тива.
В
то
же
время
не
следует
забывать,
что
язы к
не
ограничи­
вается
выполнением
функции,
зак люч аю щейся
в
обеспечении
всеобщего
взаимопонимания.
В
первую
оче ре дь
язы к
яв ляет ся,
е сли
можно
так
выразиться,
основанием
для
мысли,
причем
правомерно
поставить
вопрос,
засл у ж ивает
ли
умственная
дея ­
тельность,
протекающая
вне
языка,
право
называться
мышлением.
В проче м,
высказывать
суждения
на
этот
сче т
—
дело
психолога,
а
не
лингвиста.
С
другой
стороны,
ч ело век
час то
об р ащ ается
к
языку
с
целью
высказаться,
выразить
сво е
отношение
к
тому,
что
он
ощущает,
не
особ енн о
за ботясь
о
реакции
воз ­
можных
слушателей.
Тем
с амым
он
нах од ит
средство
утвердиться
в
собственных
глазах
или
в
глазах
других
людей,
отнюдь
не
пр еследу я
ц ели
действительно
что-то
сооб щит ь.
Равным
образом
можно
бы ло
бы
говорить
и
об
эстетической
функ ции
языка,
представляющей
значительные
трудности
для
анализа
ввиду
ее
тесно й
св язи
с
коммуникативной
и
экспрессивной
фун кц иям и.
Сл еду ет
помнить,
что
име нно
коммуникация,
т.
е.
все общ ее
вз а­
имопонимание,
представляет
со бой
главную
фу нк цию
того
орудия,
кот орое
называется
языком.
Примечательно,
что
в
этой
св язи
разговор
с
самим
собой,
т.
е.
использование
язы ка
в
сугубо
э кс­
прессивных
целях,
вст ре чает
в
обществе
насмешливое
отн оше­
ние.
Т от,
кто
хочет
выразить
сво и
мысли
без
боязни
натолкнуться
на
подобное
отношение,
должен
подобрать
се бе
такую
ауд итори ю ,
перед
к оторой
он
мог
бы
разыграть
ко м едию
языкового
общения.
Все
это
указывает
на
то,
что
лишь
н еоб ход и мость
сд елат ь
св ою
ре чь
пон я тной
может
уберечь
наш
яэы к
от
искажений,
к оторы е
406


не
замедлили
бы
возникнуть,
не
будь
та кой
необходимости.
Именно
эта
постоянно
действующая
не об ход и мость
сохраняет
язы ков ой
инструмент
в
хорошем
рабочем
сост о янии.
1—5 .
Являются
ли
языки
номенклатурами?
Согласно
одно й
довольно
наивн ой,
но
широко
распространен­
ной
к о нце пции,
всякий
язык
представляет
собо й
перечень
слов,
т.
е.
звуковых
(или графических)
образований,
каждое
из
ко торых
чему - то
соответствует:
т ак,
в
н ек отором
перечне
сло в,
известном
под
наз ва нием
французского
языка,
определенному
живо тно му,
например
лошади,
соответствует
зву ко вое
образование,
пред­
став ленно е
в
графике
в
форме
cheval; по этой концепции различия
между
языками
св о дятся
к
различиям
в
обозначениях:
англи­
чанин,
говоря
о
лошади,
употребит
слово
horse, а немец
—слово
Pferd; изучить новый язык
—
значит
поп рос ту
зазубрить
новую
номенклатуру,
во
вс ех
отношениях
па ра лле льную
уже
известной.
Сравнительно
немногие
случаи ,
где
этот
параллелизм
яв но
нару­
шает ся,
объявляются
«идиоматизмами» («idiotismes»).
Считается,
далее,
что
для
образования
слов
во
всех
языках
используется,
как
правило,
один
и
тот
же
набор
з вук ов,
так
что
единственное
различие
с остои т
в
выборе
этих
звуков
и
их
р аспол о жении
в
словах.
Есл и
ре чь
иде т
не
столько
о
зв ук ах,
сколько
о
графических
терминах,
такое
мнение
поддерживается
использованием
одного
и
т ого
же
алфавита
для
самых
различных
языков:
в
написаниях
cheval, horse, Pferd действительно употреблены буквы одного
и
того
же
алфавита
—
во
всех
трех
словах
е;
в
словах
cheval
и
horse —
А;
в
horse и Pferd —
г
и
т.
д.
Правда,
когда
речь
идет
о
звуковой
стороне
языка,
то
обычно
замечают,
что
не
все
сво ­
дится
к
различиям
в
выборе
и
р аспо лож ении
одних
и
тех
же
элементов;
в
таких
слу ч аях
гов оря т
об
«акценте»; об «акценте»
говорят
как
о
чуждом
явлении,
которое
наслаивается
на
обы чн ую
артикуляцию
звуков
речи
и
по пы тки
имитации
которого
при
изу че нии
чужого
языка
выглядят
довольно
смешно
и
почти
не прил ично.
1—6.
Яз ык
—не
каль ка
действительности
П ред ст авл ение
о
язы ке
как
о
своеобразном
перечне
осно­
вывается
на
элем ент арн ейшей
идее,
что
весь
окружающий
нас
мир
представляет
собой
нечто
априорно
расч лен енное
на
кате­
гори и
весьма
различных
объектов,
каждому
из
которых
с
не об­
ходимостью
свойственно
соответствующее
обозначение
в
любом
языке;
если
это
в
какой-то
сте п ени
и
ве рно
в
отн ошени и ,
например,
живых
существ,
то
в
р яде
других
сл у чаев
пол о жение
вещ ей
о казы в ается
иным:
так,
мы
мож ем
счи тать
естественным
раз л ичие
между
те куще й
и
нетекущей
водой,
однако
в
пределах
каждой
407


из
э тих
категорий
су щ ест вует
довольно-таки
произвольное
деление
на
ок еаны ,
моря,
озера,
пруды,
на
различные
виды
рек,
пот оки ,
ручьи.
Об щн ость
цивилизации
привела
к
тому,
что
для
евр о пейцев
Ме р твое
м оре
—
это
море,
а
Большое
Соле ное
озеро
—
это
озеро,
но
это
отнюдь
не
мешает
французам
различать
два
вида
рек
—
fleuves —
реки,
впадающие
в
мо ре,
rivieres —
реки,
впадающие
в
другие
пот ок и.
Если
взять
другую
область,
то,
например,
окажется,
что
француз
посредством
слова
bois обо­
значает
лес
как
место,
где
рас тут
де ре вья,
как
материал,
как
строевой
лес
и
как
дрова,
не
говоря
уже
о
более
специальном
уп от реб лении
это го
слова
в
сочетании
bois de cerf «оленьи рога»;
датчанин
одним
словом
trae обозначает дерево как растение и
дерево
как
материал,
а
также
и
строевой
л ес,
для
обозначения
которого
уп отреб л яется
слово- кон куре нт
tommer; но он не станет
упот ре б лять
этого
слова
ни
в
значении
«лес»,
ни
в
зна ч ении
«дрова»; в первом случае он употребит слово skov, во втором
—
braende.
Основным
зна чени ям
французского
bois в испанском
языке
соответствуют
слова
bosque, madera, lefia, в итальянском
—
bosco, legno, legna, legname, в немецком
—
Wald, Geholz, Holz,
в
русском
—
лес,
дерево,
дрова,
причем
каждое
из
этих
сл ов
может
обозначать
и
то,
чему
во
французском
соответствуют
другие
слова,
кро ме
bois; немецкое Wald чаще соответствует француз ­
ск ому
forSt; русское дерево,
как
и
датск о е
trae, обычно соответст­
ву ет
французскому
слову
arbre «дерево» .
В
солн ечн ом
спектре
француз,
как
и
большинство
др угих
европейцев,
ра злич ает
фи о­
лет ов ый,
синий,
зеленый,
желтый,
оранжевый
и
красный
цвета.
Однако
этих
цве тов
как
таковых
в
спектре
нет ,
ибо
последний
п ред став ляет
собой
непрерывный
пер ехо д
от
фи оле тов ого
к
кр ас­
ному.
Эта
непрер ыв ност ь
подвергается
в
разных
языках
ра зл ич­
н ому
членению.
В
той
же
Европе
бре тон цы
и
галлы
обозначают
одн им
слов ом
glas участок спектра,
примерно
соответствующий
синему
и
зеленому
цвет ам
француза.
Наш
зеленый
цвет
ча сто
оказывается
поделенным
меж ду
двумя
е д иница ми,
од на
из
ко торы х
охва ты в ает
ту
часть
спектра,
которую
мы
именуем
синей,
тогда
как
в
состав
другой
входит
существенная
часть
нашего
желтого
цв ета.
Наконец,
существуют
языки,
которые
удовлетворяются
обозначением
двух
основных
цве т ов,
в
общем
соответствующих
двум
половинам
сп ек тра.
Анало ги чны е
выводы
мог ут
быт ь
с делан ы
и
в
отношении
наиболее
абстрактных
аспек т ов
человеческого
опыта.
Как
известно,
слова
типа
английского
wistful, немецкого
gemiitlich,
русского
ничего
не
им еют
точн ого
соответствия
во
французском
языке.
Но
даже
и
такие
считающиеся
эк вива ле нт­
ными
слова,
как
французское
prendre,
английское
take,
не­
мецкое
nehmen, русское брать,
не
всегда
используются
при
одни х
и
тех
же
обс тоятел ьств ах,
т.
е.
их
семантические
сф еры,
как
гово рят
в
таких
случаях,
не
полн ос тью
идентичны.
Фактически
каждому
языку
соответствует
св оя
особ ая
организа­
ция
да нных
опыта.
Изучить
чужой
яз ык
—
не
значит
408


привесить
новые
ярлычки
к
знакомым
объектам.
Овладеть
яз ы­
ком
—
зн ачит
научиться
по-иному
анализировать
то,
что
состав­
ля ет
пре дм ет
языковой
коммуникации.
1—7.
В
каждом
языке
есть
сво и
особые
звуки
То
же
можно
ска за ть
и
о
звуках
языка:
например,
гла с ный
звук
в
английском
bait «приманка»
не
идентичен
французскому
е,
произнесенному
на
английский
манер;
гласный
в
английском
bit «частица»
не
ест ь
видоизмененное
французское
i.
Необходимо
усвоить,
что
французской
зоне
а рт ику ляции
с
раз л ич ением
двух
гласных,
а
и менно
iие,
в
английском
со от ветст вует
зона
трех
вокалических
типов,
представленных
в
словах
beat «бить», bit
«кусочек»
и
bait «наживка»
и
абсолютно
не
сводимых
к
француз­
ским
iиё.
Согласный,
обозначаемый
в
испанской
графике
ч ерез
s
и
произносимый
в
К астилии
под о бно
начальному
звуку
француз­
ского
сло ва
chien «собака», на самом деле не является ни s, ни
ch', если наряду с другими звуками во французском различаются
два
т ипа
согласных,
например
—
в
начале
сл ов
—
sien и chien,
то
в
испанском
имеется
лишь
од ин
по до бный
им
звук,
который,
однако,
не
может
быт ь
отождествлен
ни
с
о дним
из
об оих
нач аль ­
ных
согласных
в
словах
sien и chien.
Пр ич ина
так
называемого
иностранного
«акцента»
кр о ется
в
неправомерном
отождествлении
звуковых
единиц
двух
различных
языков.
Видеть
в
начальных
согласных
фра нц узског о
слова
tout «весь»,
английского
tale
«рассказ», немецкого Tat «дело», русского туз варианты одного
и
того
же
т ипа
—значит
в па дать
в
то
же
опасное
заблуждение,
к
кот ором у
ведет
толкование
французского
prendre «брать», анг­
лийского
take «брать», немецкого nehmen «брать», русского брать
как
отра же ния
одн ого
и
то го
же
я вления
д ействит ель ност и,
предшествующего
эт им
обозначениям.
1—8.
Двойное
членение
язы ка
Ч асто
гов орят
о
том,
что
ре чь
человека
членораздельна.
То т,
кто
высказывает
п одо бные
соображения,
пожалуй,
окажется
в
затруднении,
е сли
попытается
дать
точн ое
определение
том у,
что
он
имеет
в
виду.
И
все
же
несо мне нно ,
что
этот
термин
соот­
ветствует
некоторой
особенности,
действительно
свойственной
все м
язык ам.
Поэтому
сл еду ет
уточнить
данно е
понятие,
а
также
у чест ь,
что
оно
принадлежит
двум
различным
планам:
всякая
единица,
п р едст авл яющая
собой
результат
пе рв ого
членения,
с
необходимостью
подвергается
в
св ою
оч ере дь
членению
на
ед и­
ницы
иног о
типа .
Первое
членен ие
языка
человека
состоит
в
то м,
что
любой
ре зультат
общес тв ен ног о
опыта,
сообщение
о
котором
пред­
став л яется
желательным,
любая
не обход им ост ь,
о
которой
хотят
поставить
в
известность
других,
расчленяется
на
последователь­
ные
единицы,
каж дая
из
которых
обладает
звуковой
формой
и
409


значением.
Ес ли
у
меня
болит
голова,
я
смогу
сообщить
об
этом,
начав
стонать.
Эти
стоны
могут
бы ть
не пр оиз во льн ыми,
в
таком
случае
они
обусловлены
физическим
со сто я нием
организма.
Ес ли
же
они
будут
более
или
ме нее
произвольными,
это
б удет
означать,
что
я
хочу
сообщить
окружающим
о
моих
ст радан и ях,
од нако
такое
сообщение
не
мож ет
быт ь
охарактеризовано
как
языковое.
Стон
нельзя
разложить
на
элементы,
он
является
отр а жен ием
вс як ого
ощущения
боли.
Иной
буд ет
ситуация,
ес ли
я
произнесу
фразу
j’ai mal a la tete «у меня болит голова».
Эта
фраза
сос тои т
из
шести
последовательных
еди ниц: j’, ai,
mal, a, la, tete, которые дают представление о характере мучаю­
щей
меня
боли .
Каждая
из
перечисленных
единиц
может
встре­
чать ся
в
совершенно
и ных
ко нтек ста х
и
сообщать
об
иных
явле­
ниях
д ейст вит ельно ст и.
Т а к, mal «плохо»
может
встретиться
в
il fait le mal «он поступает плохо», tete «голова»
—
в
il s’est mit
a leur tete «он сел им на голову».
На
э том
примере
можно
видеть,
в
чем
состоит
экономия
пер во го
членения:
мы
могли
бы
в ообра ­
зи ть
с ебе
с ист ему
коммуникации,
в
кот орой
каждой
определяемой
ситуации,
каждому
явлению
действительности
соответствует
особый
возглас.
Достаточно
только
подумать
о
том ,
как
беско неч но
разнообразны
п одо бные
ситуации
и
явления
действительности,
чтобы
понять,
что,
если
бы
такая
система
выступала
в
той
же
роли,
что
и
на ши
языки,
она
должна
бы ла
бы
в кл ючать
настолько
боль­
шое
количество
различных
зн ак ов,
что
памя ть
ч еловек а
бы ла
бы
не
в
состоянии
их
усвоить.
Несколько
тысяч
знаков,
в роде
tete,
mal, ai, la,
обладающих
широкими
комбинационными
возмож­
ностями,
позволяют
нам
делать
и
получать
сообщения
о
таком
огром н ом
количестве
явл ени й,
для
обозначения
ко то рых
не
хв а­
тило
бы
миллионов
различных
возгласов.
Первое
членение
—
это
способ
группировки
данных
опыта,
свойственного
всем
представителям
определенной
языковой
общ­
ност и.
Языковое
общение
происходит
лишь
в
рамках
этого
опыта,
с
н еоб ходи мос тью
о г рани ченно го
явлениями,
общими
для
доста­
точн о
большого
количества
инд ивид уу мо в.
В
эт ом
смысле
единственный
способ
проявления
оригинальности
мысли
закл ю­
чается
в
н еожи дан но
новом
расп оло жени и
единиц.
Личный
опыт ,
уникальный
по
сво ей
спе цифик е ,
может
быть
представлен
в
вид е
последовательности
единиц
с
о слаблен ной
спецификой,
каждая
из
которых
известна
всем
чл енам
общности.
Увеличение
специ­
фи чнос ти
достигается
лишь
путем
вве де ния
новых
единиц,
на­
пример
путем
прис ое д ине ния
прилагательных
к
существительному,
наречий
к
прилагательному,
т.
е.
путем
обычного
соединения
определяющего
с
определяемым.
В
каждой
из
единиц
первого
чл енен ия
представлены,
как
мы
уже
видели,
значение
и
звуковая
(или фоническая)
форма.
Ни
одн о
из
них
не льзя
разложить
на
более
мелкие
последова­
т ель ные
е д иницы,
наделенные
значением:
некоторая
совокуп­
ность
tete обладает значением « го ло ва», причем единицы te-
и
-te
410


не
обладают
какими-то
осооыми
зн ачен иями ,
сумма
кот оры х
б ыла
бы
экв ивале нт на
значению
«голова» .
Что
же
касается
звуковой
формы,
то
она
может
члениться
на
последовательные
единицы,
кажда я
из
к отор ых
способна
отл и чать
о дно
слово,
на­
пример
tete «голова»,
от
других,
например
bete «животное»,
tante «тетка»
или
terre «земля» .
Эту
особенность
и
на зы вают
вторым
членением
языка.
В
слове
tete «голова»
со­
держатся
три
такие
единицы;
символически
их
можно
изоб рази ть
в
виде
букв
t е t, заключенных в косые скобки: /tet/.
Нетрудно
зам е тить,
насколько
экономичнее
это
второе
членение:
е сли
пр едпо ло жит ь,
что
каждой
минимальной
значимой
ед инице
со­
ответствует
специфическое
и
неразложимое
звук ово е
образова­
ние,
то
тогд а
мы
вынуждены
б удем
различать
тысячи
подо бных
образований,
что
несовместимо
с
произносительными
и
слухо­
в ыми
возможностями
человека.
Благодаря
су щ ест вов анию
в т орого
членения
языки
спо со бны
ограничиться
несколькими
десят­
кам и
различных
звуковых
образований,
сочетания
которых
с оз­
дают
звуковой
облик
единиц
перв ог о
членения:
та к, tete, например,
содержит
две
одинаковые
звуковые
ед иницы ,
обозначаемые
нам и
посредством
Л/,
отделенные
друг
от
друга
отличной
от
них
единицей,
которую
мы
об о зн ачаем
через
/е/ .
1—9.
Основные
яз ыко вые
ед иниц ы
Высказывание
тип а
j’ai mal a la tete «у меня болит голова»,
как
и
наделенная
значением
част ь
п одобн ого
высказывания
(типа j’ai mal или просто mal), называется языковым знаком.
Л юбой
языковой
знак
со дер жит
означаемое,
равное
его
значению
или
значимости
(valeur),
на
что
указывают
кав ы чки
(«j’ai mal a la tete», «j’ai mal», «mal»),
и
оз на чающее,
посредством
которого
происходит
манифестация
знака;
что
речь
и дет
именно
об
э той
стороне
знака,
свидетельствуют
косые
скобки
(/z е mal a la tet/, /z е mal/, /mal/).
Име нно
означающее
возво­
дится
обычно
в
ранг
знака.
Единицы
первого
членения
с
их
оз­
начающими
и
означаемыми
представляют
собой
знаки,
причем
знаки
минима ль ные ,
поскольку
ни
од ин
из
них
не
може т
тр акт о­
ваться
как
последовательность
знаков.
Общепринятого
термина
для
обозначения
эт их
единиц
не
существует.
В
настоящей
раб оте
для
обозначения
это го
по н ятия
употребляется
термин
м
о
н
е
м
а.
Как
и
л юбой
другой
знак,
монема
представляет
собой
д ву­
стороннюю
ед иницу ,
знач ени е
или
з нач им ость
которой
выступает
в
качестве
одной
из
ее
с тор он,
идентичной
означаемому,
тогда
как
означающее
находит
свое
проявление
в
звуковом
облике,
представляющем
друг ую
сторону
знака
и
состоящем
из
единиц
в т орого
членения.
Эти
последние
носят
название
фонем.
В
со став
высказывания,
приведенного
в
кач ест ве
примера
выше,
входит
шес ть
монем,
совпадающих
в
данном
случае
с
еди ­
ницами,
к отор ые
в
обиходной
р ечи
называются
сл о вами: j’
411


(вместо je), ai, mal, a, la и tete.
Отсюда,
впрочем,
отнюдь
не
следует,
что
«монема»
есть
не
что
ино е,
как
свойственный
ученому
язык у
эк вивал е нт
пон яти я
«слово» .
В
тако м
сло ве,
как
travaillons
«работаем», содержится две монемы: travail 1- (travaj) —
монема
со
значением
некоторого
действия
и
-ons (б)
—
мо нем а,
обозна­
чающая
говорящего
вместе
с
еще
о дним
или
несколькими
л ицам и.
Существует
традиционное
различие
между
travaill-
и
-ons,
со­
стоящее
в
то м,
что
первая
еди ница
является
семантемой,
а
вт о­
рая
—
морфемой.
Такая
терминология
неудобна,
так
как
может
создаться
впечатление,
что
ли шь
семантема
н ад елена
значением,
а
морфема
лишена
ег о,
что
бы ло
бы
неверно.
В
той
степени,
в
како й
подобное
различение
действительно
полезно,
следовало
бы
у потре блять
термин
лексема
для
обозначения
монем,
отн о­
сящ их ся
к
обла с ти
лексики,
а
не
грамматики,
сох р анив
тер мин
мо р фема
для
обозначения
единиц,
п одо бных
-o ns
и
относящихся
к
грамматике.
Следует
также
учесть,
что
лек сем ы
типа
travaili­
no традиции фигурируют в словарях и справочниках в форме
travaiПег,
т.
е.
имеют
здесь
в
в иде
пр ивеск а
морфему
инфини­
тива
-ег.
1—10.
Линейная
форма
и
звуковой
характер
языка
Всякий
я зык
находит
с вое
проявление
в
л инейно
оформлен­
ных
высказываниях,
представляющих
собой
то,
что
ча сто
имену­
ется
реч ев ой
цепью.
Эта
ли не йная
форма
языка
человека
в
конечном
сч ете
зависит
от
его
звукового
харак тера:
высказывания,
состоящие
из
зву ко в,
с
не обходим ос тью
разверты­
ваются
во
времени
и
с
не обходим ос тью
воспринимаются
на
слух
как
некоторая
посл едо ват ель но сть .
Ин ым
бывает
положение,
ког да
мы
имеем
дело
с
о бщен ием
на
основе
живо писи,
когд а
вос ­
приятие
являе тс я
зрительным:
правда,
художник
пишет
свою
к арт ину
по
частям,
т.
е.
в
определенной
последовательности,
однако
зритель
воспринимает
все
сообщение
в
целом.
И
даже
ес ли
он
будет
посл ед ов атель но
в
том
или
ином
порядке
концентриро­
вать
свое
внимание
на
отдельных
участках
сооб ще ни я,
это
нисколько
не
повлияет
на
значимость
сообщения
в
целом.
Системы
зрительной
коммуникации,
например
система
дорожных
знаков,
обладают
двумя
измерениями
и
не
я вляют ся
линейными.
Ли­
нейный
характер
высказываний
проявляется
в
следовании
монем
и
фонем,
в
выборе
той
или
ино й
фонемы
из
некоторого
числа
различных
фонем;
так ,
в
знаке
mal (mal) содержатся те же фо­
немы,
что
и
в
знаке
lame (1am) «клинок,
ле зв ие », однако эти
знаки
не
смешиваются.
Несколько
иной
будет
ситуация,
если
мы
обратимся
к
единицам
первого
членения:
правда,
сочетание
1е
chasseur tue le lion «охотник убивает льва»
по
своему
значению
отл и ч ается
от
со чет ания
le lion tue le chasseur «лев убивает
о хо тник а », но нередко бывает так,
что
изменение
местоположения
знака,
входящего
в
сос тав
данного
высказывания,
не
оказывает
412


видимого
влияния
на
см ысл
этого
последнего:
ср.
например,
il sera la, mardi «он будет там во вторник»
и
mardi, il sera la «во
вторник
он
бу дет
т ам »; с другой стороны,
оче нь
часто
случается,
что
л ексем а
притягивает
морфему,
которая
позволяет
ей
выступать
в
разных
позициях
без
вл ияния
на
см ысл
высказывания
благодаря
содержащемуся
в
эт ой
мор ф еме
указанию
на
функ цию
ле кс емы
в
данном
высказывании,
т.
е.
на
соотношение
с
другими
знаками.
По добн ые
случаи
нередки
в
латинском,
г де,
например,
падежная
форма
puerum, содержащая в качестве достаточно четкой объек ­
тной
ха рак терис ти ки
сегмент
-ur n, может,
не
ме няя
своего
зна­
чения,
находиться
по
отношению
к
г ла голу
как
в
пр епо зи ции,
так
и
п ост поз и ци и : puer-um uidet «мальчика видит (о н)» или uidet
puer-um «(он)
вид ит
мальчика».
1 —11.
Двойное
членение
и
принцип
языковой
экономии
Тип
организации,
о
к от орой
пойдет
речь,
характерен
для
вс ех
описанных
я зыко в,
известных
на
сегодняшний
день.
Ви ди мо,
он
импонирует
человеческим
коллективам,
в
наибольшей
степени
соответствуя
потребностям
и
возможностям
человека.
Двойное
член ен ие
создает
предпосылки
для
реализации
пр инципа
эконо­
мии,
что
позволяет
выковать
орудие
общения,
пригодное
к
вс ео бщему
употреблению
и
делающее
возможным
передачу
очень
бо льшого
количества
информации
при
незначительной
затрате
средств.
Кроме
дополнительной
экономии,
которую
со зда ет
вт орое
членение,
оно
о бладает
еще
"тем
преимуществом,
что
дел ает
фо рму
означающего
независимой
от
значения
соответствующего
означаемого,
благодаря
че му
языковая
форма
приобретает
большую
устойчивость.
Де й­
ствительно,
ес ли
бы
в
каком-либо
язы ке
вся ко му
слову
соответ­
ствовал
особый
вид
хрюканья,
которое
нельзя
б ыло
бы
разложить
на
составные
части,
ничто
не
ме шало
бы
л юдям
видоизменить
это
хрюканье,
е сли
бы
у
них
возникла
мысль,
что
в
но вом
ви де
оно
более
соответствует
описываемому
объекту.
Однако,
пос кол ьку
поддер жив ать
единство
об ще ния
под обным
образом
было
бы
невозможно,
вся
си ст ема
пришла
бы
в
конце
концов
в
сост о яние
хронической
неустойчивости,
малоблагоприятное
для
сохранения
вз а имо пон иман ия.
Нал ичи е
второго
членения
да ет
возможность
сохранить
взаимопонимание,
связывая
каждую
из
составных
частей
означающего,
каждый
из
звуковых
отрезк ов ,
напр им ер
/т/, /а/, /1/ в mal, не только со смыслом соответствующего озна­
ча ющег о,
в
данном
случае
слова
«mal», но и с другими элементами
язы ка,
например
с
/ш/
в
masse «масса», с /а/
в
chat «кот», с /1/
в
sale «зал»
и
т.
д.
Это
не
зн ач ит,
что,
например, /т/
или
/1/ в mal
не
может
с
течением
времени
измениться,
однако
отсюда
следует,
что
е сли
так ое
изменение
произойдет,
то
в
том
же
направлении
и
в
то
же
самое
вр емя
с
необходимостью
и змен ятся
/т/
в
masse
или
/1/ в sale.
41а


1—12 .
Каждому
языку
сво йств енно
особое
членение
Если
сходство
всех
языков
состоит
в
том ,
что
всем
им
присуще
дв ойно е
ч ленение,
то
различия
между
ними
состоят
в
приемах,
которыми
п ользу ются
носители
разных
языков
при
членении
д анных
своего
опыта,
а
т акже
в
способах
реализации
возможно­
стей,
присущих
органам
ре чи.
Другими
сло вами,
каждому
языку
свойственно
особое
член ени е,
при­
чем
это
относится
как
к
высказываниям,
так
и
к
означающим.
Ко гда
француз
в
одно й
из
ситуаций
го во рит
j’ai mal a la t£te,
итальянец
употребляет
выражение
mi duole il capo.
В
первом
случае
субъектом
высказывания
является
произносящий
его
человек,
во
вт ором
—
субъектом
высказывания
оказы в а ется
б ольн ая
голова;
для
выражения
болевого
ощущения
во
француз­
ском
прим е ре
употреблено
имя,
в
итальянском
—
гла гол,
причем
в
первом
случае
это
ощущение
приписывается
голове,
во
в тором
—
человеку,
к оторы й
нездоров.Неважно,
что
и
француз
мог
бы
сказать
la tete me fait mal «у меня болит голова».
Решающим
явля ет ся
то,
что
данной
ситуации
во
французском
и
итальянском
языках
м огут
соответствовать
два
совершенно
различных
вида
членения.
То чно
так
же
можно
провести
сравнение
сле дующ их
экв ивале н­
тов:
латинского
poenas dabant с французским ils etaient punis
«они были наказаны»; английского smoking prohibited с русским
курить
воспрещается
и
с
французским
defense de fumer; немец­
к ого
ег
ist zuverlassig с французским on peut compter sur lui «на
нег о
можно
р а ссчи тыв ать».
Мы
уж е,
знаем,
что
слова
одного
яз ыка
не
имеют
точных
эквивалентов
в
другом
языке.
Таково
естественное
следствие
т ого
многообразия,
ко то рое
характерно
для
членения
данных
опыта.
Случается,
что
ра зл ичия
в
членении
обусловливают
р аз­
личный
подход
к
оценке
данного
явления
и ли,
на оборот ,
разли­
чие
в
оценке
явления
влечет
за
собой
различие
в
членении.
Провести
разграничение
между
обоими
случаями
ок азы вает ся
невозможным.
Что
к асаетс я
чл ен ения
означающих,
то
зд есь
следует
во з­
держиваться
от
оценки
фактов,
основанной
на
графических
данных,
даже
е сли
речь
идет
о
транскрипции,
а
не
об
орф ографи и.
Соп оста в ляя
контексты
/zеmalalatet/и/miduoleilкаро/,
не
сл еду ет
думать,
что
/а/
в
/каро/
соответствует
той
же
физ и­
ческой
реальности,
что
и
/а/
в
/mal/; во французском языке,
где
различаются
/а/
в
словах
типа
mal и /а/
в
male, глубина арти ­
к ул яции
первого
звука
оказывается
весь ма
огр а ниче нно й;
в
итальянском
языке
/а/
в
capo, будучи в этом языке единственным
открытым
гласным,
о бл адает
гораздо
б очьшей
областью
рассеи­
вания.
Идентичность
же
графического
изображения
фонем
двух
различных
языков
объясняется
прежде
вс его
соо б р ажения ми
эк оно мии.
414


1—13.
Число
монем
и
чи сло
фонем
Количество
высказываний,
возможных
в
данном
языке,
тео­
ретически
безгранично,
ибо
не
су щест в ует
ограничений
для
по­
следовательностей
монем,
составляющих
высказывание.
В
самом
д еле,
список
монем
данного
языка
мож ет
бы ть
охара ктер изов ан
как
открытый
список:
невозможно
точно
определить,
сколько
различных
монем
содержится
в
данном
язы ке,
так
как
в
любом
общ еств е
каждое
мгновение
обнаруживаются
нов ые
по­
требности,
вызывающие
к
ж изни
но вые
обозначения.
Количество
сло в,
ко торы е
спо соб ен
употребить
в
ре чи
или
понять
современный
образованный
человек,
исчисляется
десятками
тысяч.
Однако
большинство
эт их
слов
со ст авл ено
из
монем,
либо
способных
выступать
в
качестве
самостоятельных
слов
(ср .,
например,
timbre-poste «почтовая марка», autoroute «шоссе»), либо
харак­
теризующихся
композиционными
о гр анич ения ми
(например,
thermostat «термостат», telegraphe «телеграф»).
Отсюда
сл ед ует,
что
монемы,
в
том
числе
сло жны е,
образованные
при
помощи
окончаний,
например
-ons, или суффиксов,
например
-Stre, в
количественном
отношении
все
же
значительно
уступают
с лов ам.
Что
к асаетс я
списка
фонем
того
или
иного
языка,
то
его
мо жно
н азв ать
закрытым
списком.
Например,
житель
Кастилии
ра зли чает
24 фонемы,
ни
на
о дну
больше
и
ни
на
одну
меньше.
Ответ
на
вопрос
«Каково количество фонем в данном язы ­
к е ?» часто оказывается,
впрочем,
затруднительным
ввиду
того,
что
языки
вели ких
цивилизаций,
имеющи е
широкое
распространение,
не
представляют
совершенного
единства,
а
в арь и руются
от
мест­
ности
к
ме ст но сти,
от
одного
сл оя
общества
к
другому,
от
по­
коления
к
поколению.
Это
варьирование
в
принципе
не
затрудняет
общения,
но
мож ет
вызвать
изменения
как
в
инвентаре
различных
едини ц
(фонем), так и в инвентаре единиц,
об лад ающ их
значением
(монем или знаков в более широком понимании) .
Эт им
объ ясн яет ся,
например,
почему
в
ряд е
районов
Америки
мест ные
носители
испанского
язы ка
различают
22 фонемы вместо 24.
Автор
настоя­
щих
строк
различает
в
своем
родном
языке
34 фонемы.
С
другой
стороны,
многие
парижане,
родившиеся
после
1940 г. ,
проводят
различия
тольк о
между
31 фонемой.
Эту
систему,
наиболее
пр о­
стую,
мы
и
буде м
использовать
в
транскрипции
примеров
из
французского
языка.
1 —14.
Что
представляют
собой
языки?
Теперь
мы
в
состоянии
определить,
что
представляют
собой
отдельные
языки.
Лю бой
яз ык
есть
орудие
общения,
посредст­
вом
которого
человеческий
опыт
подвергается
делению,
специфи­
ческому
для
данной
общности,
на
е диницы,
на де ле нные
смысло­
вым
содержанием
и
звуковым
выражением,
называемые
мон е-
415


мами;
это
звуковое
выражение
членит ся
в
свою
очередь
на
последовательные
различительные
единицы
—
фо н емы,
опреде­
ленны м
числом
которых
характеризуется
каждый
язык
и
природа
и
взаимоотношения
^которых варьируются от языка
к
языку.
От сюда
сл еду ет,
во -пе рвы х,
что
мы
используем
поня тие
«язык»
для
о боз на чения
орудия
общения,
обладающего
дво йн ым
ч ленен ием
и
звуковым
вы раж ением,
во-вторых,
что,
кроме
этой
об щей
осн ов ы,
не
существует
собственно
зв у­
ковых
явлений,
к отор ые
не
изм еня лис ь
бы
от
языка
к
языку;
им енно
в
э том
смысле
следует
понимать
утверждение,
что
я вле ния
языка
«произвольны»
или
«условны» .
1 —15.
За
пределами
двойного
членения
Всяки й
язык
пре дставл я ет
собо й
тип
организации,
соот в ет­
ствующий
только
что
приведенному
определению.
Это
отнюдь
не
зн ачи т,
что
язы кам
чужд ы
я вле ния,
выходящие
за
пре дел ы
двойного
членения.
Т ак,
во
французском
часты
случаи,
когда
во пр осит ель ный
хар акт ер
высказывания
отмечается
ли шь
мело­
дическим
повышением
голоса
на
пос ледн ем
слове.
Суще ств уе т
четкое
различие
ме жду
утверждением
il pleut «идет дождь»
и
вопросом
il pleut? «идет дождь?».
Эквивалентом
эт ого
пос лед­
нег о
служит
est-ce qu’il pleut?, что свидетельствует о том,
что
повышение
голоса
в
il pleut и знак /esk/ (в графике est-ce que)
выст уп ают
в
одной
и
той
же
роли.
Можно
сказат ь ,
таким
обра­
зом ,
что
это
мелодическое
повышение
представляет
собой
такой
же
знак,
что
и
est-ce que,
которому
соответствует
означаемое
«вопрос»
и
означающее,
воспринимаемое
как
повышение
голос а.
Но
е сли
означающее
зн ака
est-ce que,
представленное
тремя
последовательными
фон емам и
/еs
к/,
занимая
определенное
место
в
последовательности
монем,
сообразуется
с
при нципа ми
второго
членения,
то
об
обоз н ач ающе м,
представляющем
собой
мелодическое
повышение,
этого
сказ ат ь
н ельзя.
Действительно,
это
означающее
не
имеет
особой
позиции
в
рече вой
цепи,
а
р ас­
полагается,
так
сказать,
над
единицами
обоих
чл ене ний,
и
его
нельзя
расс матр ив ать
в
последовательности
фонем.
Языковые
явл ения ,
которые
нельзя
расчленить
на
последовательные
фо­
немы,
называются
иногда
«супрасегментными»
и
относятся
к
об л асти
прос оди и,
отличной
от
фонематики,
в
рамках
которой
трактуются
единицы
второго
членения.
1 —16.
Недискретный
характер
интонации
Существует
глубокая
разница
между
мелодическими
характе­
ри стик ами,
о тли ча ющими
утверждение
il pleut от вопроса il
pleut?,
и
различительными
п ризн ак ами
д вух
фонем:
свойствен­
ная
да нно му
высказыванию
артикуляция
предполагает,
как
416


прав ило ,
повышение
голоса
в
начале
высказывания,
что
соот­
ветствует
возрастающему
напряжению
органов
реч и,
и
пониже­
ние
голо са
в
конце
е го,
что
соответствует
их
постепенному
ос лабле н ию.
Если
бы
это
п они жение
не
имело
места,
слушатель
пришел
бы
к
выводу
о
незаконченности
высказывания,
возможно
тре бующе го
завершения
в
фо рме
ответа
на
во про с.
В ыше
гово­
рилось
о
соотношении
фо рм
il pleut? и est-ce qu’il pleut?.
Все
эт о,
однако,
не
означает,
что
повышение
голоса
в
конце
выска­
зывания
обладает
чет ко
определенной
значимостью
и
противо­
поставляется
обладающему
столь
же
четкой
значимостью
по­
нижению
голоса:
дело
в
том,
что
точ ное
з нач ение
высказывания
обусловливается
степенью
высоты
и
г луб ины
артикуляции,
так
что
низкий
тон
соответствует
утверждению,
сделанному
в
резкой
форме;
чем
более
п ологой
является
нисходящая
мелодическая
кривая,
тем
менее
категоричным
оказывается
утверждение;
в
случае
же
повышения
т она
высказывание
будет
воспринято
как
утверждение,
со дер жащ ее
от т енок
со м нения,
и
чем
значительнее
будет
это
повышение,
тем
отчетливее
будет
слы ша ться
сомнение,
теперь
уже
в
высказывании,
имеющем
значение
вопроса.
Р ечь
здесь
ид ет
не
о
скачкообразных
повышениях,
при
которых
выбор
определенного
уровня
имеет
своим
резул ь татом
принципиально
ин ое
высказывание,
а
о
т акой
ситуации,
при
к оторо й
любая
мо­
дификация
м елоди че ской
кривой
предполагает
параллельное
и
пропорциональное
изменение
смысла
высказывания.
1—17. Дискретные единицы
Е сли
р ечь
идет
не
о
двух
различных
положениях
и нто на­
цио нн ой
к рив ой,
а
о
дв ух
фонемах,
ситуация
оказывается
со­
вершенно
иной.
Различие
между
словами
pierre /pier/ «камень»
и
biere /bier/ «пиво»
обусловлено
лишь
тем,
что
в
одном
сл учае
употреблена
фонема
/р/, а в другом
—
/Ь/.
Возможен
бессозна­
тельный
переход
от
артикуляции,
характерной
для
/Ь/, к арти­
к у ляции
/р/,
вызванный
постепенным
затуханием
колебаний
голосов ы х
связ ок .
С
физиологической
точки
зрения
это
последо­
вательное
непрерывное
изменение
сопоставимо
с
непрерывным
изме нени ем
высоты
тона,
о
кот ором
говорилось
вы ше.
Но
е сли
любое
изм енени е
высоты
с
не обхо дим ост ью
влечет
за
собой
пусть
мин и мальн ую,
но
тем
не
менее
реа л ьную
модификацию
сооб ще ­
н ия,
то
ничего
по добн ого
не
происходит,
когда
речь
идет
о
в иб­
рации
голосов ы х
связок,
присущих
/Ь/
в
от лич ие
от
/р/ .
До
тех
пор
пок а
эта
вибрация
доступна
восприятию,
произносимое
слово
имеет
для
слушателя
з нач ение
«biere» «пиво» .
Если
же
эта
вибра­
ция
б ольше
не
воспринимается,
на
что
определенное
влияние
оказывают
контекст
и
сит уа ция,
данное
сло во
интерпретируется
слушателем
как
«pierre» «камень», другими словами,
начальный
согласный
восп риним ает ся
уже
не
как
/Ь/, но как / р/.
Таки м
обра зом ,
имеет
мес то
скачкообразное
изменение
смысла
сообще-
417


н ия.
Если
у
г ов оряще го
имеются
де ф екты
в
произношении
или
если
пониманию
п реп ятст вует
шум,
а
ситуация
не
облегчает
понимания,
то
я
как
слушатель
могу
по паст ь
в
затруднительное
положение,
поскольку
не
буду
в
состоянии
решить,
как
мне
интерпретировать
услышанное
—
как
c’est une bonne biere «это
хорошее
пиво»
или
как
c’est une bonne pierre «это хороший ка­
мень».
Тем
не
ме нее
мне
пр и дется
выбирать
между
обеими
интер­
претациями,
ибо
говорить
о
компромиссном
решении
не
имеет
никакого
смысла.
Наско л ько
бессмысленно
утверждение,
что
существует
нечто
меньшее,
чем
«biere», или нечто большее,
чем
«pierre», настолько же невозможно говорить о языковой реаль ­
ности,
что
она
«не совсем / Ь/» или «п очт и / р/»; любой сегмент
высказывания,
допустимого
нормами
французского
языка,
с
необходимостью
должен
бы ть
идентифицирован
ли бо
как
/Ь/,
л ибо
как
/р/, либо
как
од на
из
остальных
32 фонем этого
языка.
Из
сказанного
следует
о бщий
вывод,
что
фонемы
представ­
ля ют
собой
ди ск р етные
единицы.
Тез ис
о
дискретном
характере
фонем
имплицитно
содержится
в
по ло жен ии,
приведен­
ном
выше,
согласно
ко торо му
в
любом
языке
имеется
строго
опре­
деленное
ч исло
фонем.
На ша
а лфа витна я
графика,
по
происхож­
дению
я вл яю щаяся
калькой
фонематической
а рт ику ляции,
со­
храняет
этот
свой
дискретный
характер:
т ак,
при
разборе
руко­
пис ног о
тек ста
не
всегда
бывает
ясно,
что
представляет
собой
данная
буква
—
и
или
п;
однако
несомненно,
что
речь
ид ет
именно
об
о дной
из
этих
двух
букв.
При
ч тении
производится
иден т и­
фик а ция
каждой
буквы
как
одной
из
определенного
числа
е ди­
ниц,
име ющих
соответствующие
клетки
в
типографском
наборе,
а
не
субъективная
интерпретация
формальных
особенностей
каждой
отдельной
буквы.
Ч етко
напечатанный
тек ст
отличается
тем,
что
ра з личия
между
отдельными
а
настолько
незначительны,
что
они
нисколько
не
за трудн яют
индентификации
всех
эт их
а
как
о дной
и
той
же
графической
единицы.
Данное
положение
д ейст вит ель но
т акже
и
для
высказываний,
и
для
отдельных
фонем:
наиболее
отчетливым
оказывается
то
высказывание,
в
котором
для
ид е нтифик а ции
последовательных
реализаций
одной
и
той
же
фонемы
в
качестве
определенной
звуковой
единицы
требуются
на име нь шие
усилия.
Здесь
мы
возвращаемся
к
тому,
что
уже
было
сказ ан о
относительно
вз аим оз ави симо сти
/т/
в
слове
masse и
/т/
в
mal.
Ре чь
иде т
здесь
действительно
об
одной
и
той
же
единице
—
на
что
указывает
и
идентичность
транскрип­
ции,—
в
сохранении
тождества
к оторой
заинтересованы
но си­
т ели
языка,
ибо
они
ст ремятся
облегчить
понимание
того,
что
говорят.
Таким
образом,
характерной
ос обе нн остью
дискретных
еди­
ниц
оказывается
их
независимость
от
ва рьир ова ния
д ет алей,
о б усл ов ленных
контекстом
или
иными
обстоятельствами.
Еди ницы
эти
являю тс я
необходимой
предпосылкой
существования
любого
языка.
К
дискретным
единицам
относятся
ф о немы.
К
ним
не
418


принадлежат
я вле ния
просодии,
в
частности
те
инт она ционны е
ос обен нос ти,
о
ко торы х
бы ло
сказ ано
в ыше.
Однако
существуют
просодические
яв ле ния,
не
поддающиеся
фонематической
сег­
ментации,
к оторы е
столь
же
дискретны,
что
и
ф о немы:
речь
идет
о
тонах,
число
к оторы х
в
некоторых
языках
вполне
о пред е­
ле нно;
их
нет
во
французском,
как
нет
и
в
большинстве
других
европейских
языков;
в
шведском
н асч иты вае тся
два
тона,
в
ди а­
лектах
Северного
Китая
—
че ты ре,
во
вьетнамском
—
ш есть.
1 —18.
Язык
и
р ечь,
код
и
сообщение
Когда
утверждают,
что
данный
язы к
содержит
34 фонемы,
то
им еют
в
виду,
что
говорящий
при
построении
своего
выска­
зы ва ния
постоянно
должен
делать
выбор
между
34 единицами
в то рого
ч ленен ия,
чтобы
образовать
означающее,
соответству­
ющее
сообщению,
передать
которое
и
является
его
целью:
т ак,
если
я
хочу
сказ ать
c’est une bonne biere,. я
употребляю
в
начале
слова
biere именно / Ь/, а не /р/, или /t/, или какую-л и бо
и ную
из
фонем,
имеющихся
во
французском
языке.
Одн ако
когда
го­
ворят,
что
вы ск азы вание
с ос тоит
из
34 фонем,
то
имеют
в
вид у,
что
это
высказывание
разложимо
на
34 последовательных
элемента,
каждый
из
которых
может
бы ть
идентифицирован
в
качестве
определенной
фонемы;
однако
это
вовсе
не
означает,
что
все
34 последовательные единицы различаются между собой:
высказывание
c’est une bonne biere /s et tin bon bier/ «это хорошее
пиво»
включает^ 12фонемвтомсмысле,
что
оно
с ост оит
из
двенад­
цати
последовательных
элементов,
каждый
из
ко торы х
можно
идентифицировать
как
ту
или
и ную
фо не му;
но
в
это м
высказы­
ва нии
фонема
/п/
употреблена
дважды,
то
же
относится
и
к
фоне­
мам
/Ь/
и
/е/, и,
таким
образом,
в
целом
здесь
использованы
только
девять
различных
фонем.
Сказанное
в
отношении
фонем
справед­
ливо
и
в
отношении
сл ожн ых
единиц
с
той
ли шь
разницей,
что
невозможно
установить,
сколько
монем
или
сколько
сл ов
содер­
жится
в
данном
языке:
т ак,
в
пр ед пол о жении
le gar^on a pris le
verre «мальчик взял стакан»
насч ит ывает ся
шесть
последова­
т ель ных
монем,
но
только
пя ть
различных.
Необходимо
тщательно
отличать
языковые
я вле ния
различ­
ных
уровней,
участвующие
в
в ыс казыв ан ии,
от
языковых
явлений,
составляющих
своего
род а
инв ент арь ,
имеющийся
в
распоряжении
лица,
к оторо е
собирается
вступить
в
общение.
В
задачу
л инг ви­
ста
не
входит
ни
выяснение
того,
где
сосредоточен
у
говорящего
указанный
инв ент арь ,
ни
о б ъяснен ие
яв лени й;
способствующих
тому,
что
говорящий
производит
четкий
отбор,
отв е чающи й
п отре бнос тям
общения.
Одн ако
лингвист
с
необходимостью
пред­
полагает
существование
некоторой
организации
психофизиоло­
гического
п орядк а,
которая
в
период-
у сво ения
ребенком
родного
язы ка
или
позднее,
в
процессе
обучения
в то рому
языку,
обуслов­
ливается
сообразно
с
нормами
того
или
иного
языка
возможностями
419


членения
данных
опыта,
а
т акже
возможностями
коммуникации
и
отбора
тех
или
иных
единиц
для
данного
отре зка
в ыс казыв ан ия.
Эта
обусловленность,
собственно,
и
п ред ста вляет
собой
язык.
Яз ык
же
находит
свое
единственное
проявление
в
речи
или,
ес ли
угодно,
в
речевых
актах.
Но
речь,
речевые
акты
не
сос та вл яют
языка.
Традиционное
противопоставление
языка
и
речи
мож ет
бы ть
выражено
также
и
пр от ив оп ост авлен ием
между
кодом
и
сообщением,
причем
код
понимается
как
ор га низа ция,
на
основе
которой
возможно
составление
сообщения
и
п утем
ср авнения
с
которой
всех
единиц
сообщения
распознается
см ысл
п осл ед­
него.
Такое
ра зл ичие
языка
и
речи,
в
целом
чрезвычайно
полезное,
может
навести
на
мысль
о
то м,
что
речь
и
язы к
обладают
неза­
висимыми
ор га низа циям и,
в
связи
с
чем
можно,
например,
предположить
существование
лингвистики
речи
наряду
с
лингви­
стикой
языка.
Однако
нетрудно
убедиться
в
том ,
что
речь
п ред­
ставляет
собой
ли шь
конкретизацию
языковой
организации.
Только
в
результате
изучения
фактов
речи,
как
и
с ущес твующ ей
реакции
сл уша тел ей,
мы
можем
изучить
язык.
Для
этого
нео б­
ходимо
отвлечься
от
таких
моментов,
как
тембр
голоса
гово ря­
щего,
который,
будучи
фактом
речи,
не
составляет
языка,
т.
е.
не
относится
к
тем
коллективным
навыкам,
которые
приобре­
таются
в
процессе
усвоения
языка.
,
1—19.
Кажд ая
единица
предполагает
отбор
Одни
языковые
я влен ия
обнаруживаются
в
результате
ис­
следования
данного
высказывания,
другие
же
—
путем
сравне­
ния
различных
высказываний.
Как
те,
так
и
другие
относятся
к
ф актам
языка.
Возьмем,
например,
высказывание
c’est une
bonne biere /s et iin bon bier/ «это хорошее пиво» .
Предположим,
что
членение
этого
высказывания
на
монемы
и
фонемы
произ­
ведено
и
отражено
в
транскрипции;
да лее
можно
пр ис ту пить
к
выявлению
фактов
языковой
структуры
и
констатировать,
в
частности,
что
/Ьдп/
может
встречаться
после
/йп/
и
перед
/bier/,
что
фонема
/г/
может
н аход итьс я
в
к онце
высказывания,
а
фонема
/п/
—
в
конце
монемы
и
т.
д.
Все
эти
моменты
составляют
часть
правил,
в
соответствии
с
к отор ыми
производится
членение
дан ных
общественного
опыта
во
французском
язы ке,
и
эти
правила
пр и­
надлежат
языку.
Л ингвис т
в
эт ом
случае
на
основе
весьма
про­
стого
исследования
распределения
единиц
в
звуковой
цепи
данного
высказывания
может
выявить
це лый
ряд
языковых
особенностей.
И
если
мы
в
состоянии
сказ ат ь
к ое- что
в
отношении
комбинаторных
возможностей
единицы
/Ьдп/, то это обусловлено лишь выводом
об
автономности
данного
сег мент а,
отличного
от
/йп/
и
/bier'.
Предварительно
необходимо
б ыло
констатировать,
что
/Ьдп/
в
данном
контексте
представляет
собой
одну
из
единиц
отбора
из
некоторого
числа
допустимых
определений;
сопоставление
с
420


другими
высказываниями,
им еющим и
мест о
во
фра нц узс ком
языке,
показало,
что
в
тех
контекстах,
где
фи г ури рует
/Ьоп/,
встр е­
чаю тся
также
/ekselat/ (excellente «отличное»), /movez/ (mauvaise
«плохое») и т .
п.
Отсюда
сл еду ет,
что
проц ес с
отбора,
результатом
кото рого
явилось
у стр анени е
возможных
в
э том
же
контексте
(т.
е.
меж ду
/йп/
и
/bier/), но в данном случае нежелательных слов -
конкурентов,
был
до
некоторой
степени
осознанным.
Когда
с лу­
шатель
говорит,
что
он
понимает
по-французски,
это ,
в
частности,
означает,
что
он
в
состоянии
на
основании
своего
опыта
иденти­
фицир ова т ь
последовательные
ед ин ицы
отбора,
произведенного
гов о рящи м,
что
он
распознает
в
звучании
/Ьоп/
единицу
отбора,
отли чн ую
от
/йп/
и
/bier/, и что он не исключает,
что
употребление
ед ини цы
отбора
/Ьоп/
вместо
/movez/ оказывает влияние на его
реакцию.
Аналогичные
выводы
могу т
бы ть
сделаны
также
и
в
отно­
шен ии
фонем:
мы
можем
сказ ат ь
нечто
о
комбинаторных
возмож­
нос тях
/п/, входящего в состав комплекса / Ьоп/, а именно что /п/
интерпретируется
как
особая
различительная
ед и ница,
отличная
от
/о/, предшествующего этому /п/
в
указанном
комплексе.
Далее
констатируется,
что
/п/
соответствует
особой
ед инице
отбора,
произведенного
говорящим
нез а вис имо
от
его
сознания,
ибо
на
месте
/п/
м огло
бы
сто ять
/t/ в /bot/, например в слове botte со
значением
«удар»,
или
же
/s/ в /bos/, например в слове bosse
«шишка», как и /1/ в / Ьо1/ или /f/
в
бессмысленном,
хотя
и
отве ­
чающем
орфоэпическим
нормам
звуч ани и
/bof/.
Не
вызывает
сомнения,
что
отб ор,
производимый
говорящим
в
любое
мгновение
речи ,
является
мотивированным.
Очевидно,
характер
опыта,
накопленного
в
ре зул ьтате
об ще ния,
делает
бол ее
вероятным
обращение
говорящего
к
слову
/Ьоп/,
чем
к
слову
/movez/, и к слову /bier/, чем к слову /limonad/; именно
потому,
что
по
смыслу
в
данном
случае
подходит
зв учан ие
/Ьоп/,
говорящий
избирает
кон еч ное
/п/, но не /t/, /s/ или /1/.
Впрочем,
разве
мо жет
б ыть
немотивированным
отбор?
Не
след ует
также
думать,
что
при
отборе
монем
проявляется
больш ая
«свобода»,
чем
при
отборе
фонем.
1—20.
Контрасты
и
оппозиции
Замечено,
что
языковые
единицы,
будь
то
знаки
или
фонемы,
харак тери зую тся
двумя
типами
отношений:
с
одной
стороны,
зафиксированы
от нош е ния,
выступающие
в
так
наз ыв ае мом
син­
тагматическом
плане
и
доступные
непосредственному
наблюдению;
таковы,
например,
от нош ения
между
/Ьоп/
и
сосед­
ними
единицами
речевой
цепи,
а
име нно
/йп/
и/
bier/ или между
/п/
и
со седним
/о/ (предшествующим ему в /Ь о п/) и /й/ (в /й п/).
Когд а
р ечь
идет
о
подобных
соотношениях,
име ет
смысл
говорить
о
контрастах.
С
другой
ст о роны,
существуют
определен­
ные
отношения
ме жду
единицами,
к оторы е
способны
выступать
421


в
одном
и
том
же
контексте,
но
которые
по
кр айн ей
м ере
в
этом
контексте
являются
взаимоисключающими;
такие
отношения
наз ываю т ся
парадигматическими
и
определяются
как
оппозиции;
так,
слова
bonne, excellente, mauvaise,
способные
фигурировать
в
параллельных
ко нтек стах ,
находятся
в
оп поз иции
по
отношению
д руг
к
др угу;
то
же
можно
сказать,
например,
о
прилагательных
со
значением
цвета,
каждое
из
которых
може т
находиться
между
комплексами
le livre и
...
а
disparu «книга. ..
исчезла».
Отношения
оппо з иции
существуют
между
/п/, /t/, /s/ и /1/,
каждое
из
которых
может
находиться
в
кон це
звучания
п осле
комплекса
/Ьо-/.


Е.
КУРИЛОВИЧ
ЛИНГВИСТИКА
И
ТЕОРИЯ
ЗНАКА1
Термин
«семантика»
вопреки
своей
этимологии
обыч но
при­
меняется
к
науке,
кот орая
за ни ма ется
значениями
(смыслом)
тольк о
языковых
фо рм
2.
Ф.
де
Соссюр,
к оторы й
ощуща л
необхо­
димо ст ь
в
новом
т е рмине
для
на зва ния
общей
теории
з нака,
предложил
термин
«семиология» 3.
По
отношению
к
лингвистике
и
к
другим
социологическим
на укам
семиология
должна
зан им ать
такое
же
место,
ка кое
зан им ает
физика
по
отношению
к
естест вен­
ным
нау к ам.
Различные
теоремы
лингвистики
должны
представ*
ля ть
собой
рез уль тат
прим е нения
семиологии
к
конкретному
частному
случаю
знаковой
сист емы
—
к
челов е чес ко му
языку.
Чтобы
обнаружить
основной
слой,
относящийся
к
общей
теории
з нака,
следовало
бы
со по став ить
семан ти ку
с
другими
на­
уками,
кот оры е
з аним ают ся
любыми
функциями
(а не только сим­
волическими).
Однако
при
современном
состоянии
исследований
такие
со по ставл ения
оказались
бы
бесплодными.
Да же
линг вис­
тика,
эта
наиболее
систем ат ичная
наука
среди
соци аль ных
наук,
еще
не
имеет,
несмотря
на
усилия
К-
Бюлера,
Ю.
Лазициуша,
Ломана
и
друг и х,
отчетливой
иерархии
своих
аксиом.
G первых
же
шагов
всякой
поп ы тке
сопоставления
препятствуют
ра зл ичия
не
только
в
методах,
применяемых
специ альн ыми
н ауками ,
но
и
в
анали з иру емо м
материале
—
то
глобальном
и
непрерывном,
то
фрагментарном
и
дискретном.
Наблюдающийся
в
последние
дв адц ать
лет
прогресс
в
фоно­
логии
продвинул
развитие
теории
зн ака
вперед.
Осно в ная
заслуга
ф онологи и
в
этом
отношении
состоит
в
том ,
что
она
ввела
п онят ия
противопоставления
(оппозиции)
и
корреля­
ци и.
Эти
понятия
идентичны
понятиям,
которые
уже
давно
используются
в
обла с ти
семантики
(морфологии).
Заметим
то льк о,
что
термин
деривация,
обозначающий
отношение
н
е
й-
1 J. Kurylowicz, Linguistique et theorie du signe, «Journal de
Psychologic», 1949, pp. 170—180.
Перевод
И.
А.
Мельчука.
2 Именно в этом смысле мы и будем употреблять в данной работе термин
«семантика». Он относится одновременно и к лексике,
и
к
гра мм а тике
—
к
мор­
фологии
в
узко м
смысле
сл ова
и
к
с инт аксису .
8 Ferdinand de Saussure, Cours de linguistique generale, 1922,
p. 33.
423


трально-негативное:
позитивное,
используется
в
пределах
одной
о ппоз иции
(например, chateau: chatelet «замок»:
«маленький замок») и,
таки м
образом,
точно
соответствует
термину
корреляция,
употребляемому
в
фонологии
(например,
[р]
глухое: [Ь]
звонкое).
Другая
важная
черта,
общая
для
обеих
областей
—
семант и­
че ской
и
звуковой,—
отношение
меж ду
элементами
одной
и
той
же
ст руктуры
(=комплекса),
или
синтаксис
в
широком
смысле
слова.
Эта
черта
сначала
не
привлекала
внима ния
лингви­
стов,
что
объясняется
невниманием
к
ней
фон ологи и.
Однако
уже
Л.
Ельмслев
и
Ульдалль,
кот оры е
в
своем
до кл аде
на
лингвистическом
конгрессе
в
Копенгагене
(1936) дали общий
очерк
г лоссемат и ки ,
подчеркнули
глубокий
параллелизм
о беих
областей
(названных ими «п лерем а тик ой»
и
«кенематикой»),
кас ающ ий ся
гл авны м
образом
структур.
В проче м,
обычно
не
отмечалось,
по
кр ай ней
мер е
в
яв ной
форме,
что
общая
теория
знака,
лежащая
в
осн ове
теории
я зы­
кового
з нака,
не
нуждается
в
том,
чтобы
выхо дит ь
за
пре д елы
языка.
Дел о
в
том ,
что
и
звуковая
о б ласть
и
се мант ич еск ая
область
нез а вис имо
от
связывающего
их
отношения,
составля­
ющего
с амую
сущ но сть
языка,
представляют
собой
каждая
в
отд ельн ос ти
зна ков ую
систему
и,
более
того,
систему
гетеро­
ге нную
в
отношении
формы,
содержания
и
фу нк ции
знака.
В
области
звучания
име ются
элементарные
по дт ипы,
фор ма
ко то рых
может
бы ть
исследована
и
описана
методами,
относя­
щимис я
к
физике
и
к
физиологии.
Функция
эт их
подтипов
не
является
ни
в
коей
мер е
(и на этом следует настаивать)
функцией
семантического
порядка,
т.
е.
данные
подтипы
непосредственно
не
служат
с имво ла ми.
Они
служат
для
по стр о ения
семантических
единиц:
ко р ней,
аффиксов
и
т.
д.
Именно
эти
единицы
функцио­
нируют
в
области
семантики
в
качестве
отдел ьны х
элементов
внутри
структур
с
семантической
функцией:
сло в
и
бо лее
сложных
структур
(словосочетаний и предложений).
И наче
говоря,
звуко­
вые
элементы
служат
для
по стр о ения
семантических
еди ниц,
которые
в
свою
оче ред ь
входят
в
к ачеств е
элементов
в
семанти­
ческие
с тру ктур ы.
Между
расчленением
семантической
структуры
на
семантические
единицы
(элементы)
и
звуковым
анализом
последних
ле жит
пропасть,
ко тор ая
дае т
возможность
осознать,
насколько
глубоки
различия
меж ду
фонологией
и
семантикой.
Расстояние,
разделяющее
их,
стол ь
же
велико,
сколь
и
то,
которое
лежит
между
элементами
архи те ктурн ог о
стиля
и
физико-
химическими
свойствами
материала,
использованного
для
ка ког о-
либо
сооружения.
И
если,
несмотря
на
это,
звуковые
и
семанти­
ческие
системы
обладают
в
области
структуры
ря дом
общих
особенностей
или
даже
идентичных
черт,
то
приходится
признать
существование
законов,
справедливых
не
для
какой-либо
одной
определенной
системы,
а
вообще
для
систем,
удовлетворяющих
некоторым
общим
условиям.
424


Ч тобы
п роил л ю стриров ать
эти
о бщие
особенности,
мы
укажем
на
один
закон,
ко торы й
дейст ву ет
в
о беих
обл астя х ,—
звуковой
и
семантической.
Э тот
хорошо
известный
(из элементарной логики)
закон
ка са ется
содержания
и
употребления
(функции)
по нят ий:
чем
уже
сфера
употребления,
тем
богаче
содержание
(смысл)
по н ятия;
чем
шире
употребление,
тем
беднее
содержание
п он ятия.
Закон
этот
знаком
и
лигвистам.
Обобщение
и
специализация
зна ­
чения
слова,
суффикса
и
т.
д.
тесно
связаны
с
расширением
и
сужением
его
употребления.
Аналог
этого
закона
сущ ест вует
в
звуковой
системе;
мы
пы тал ись
проиллюстрировать
это
в
ста тье
«О понятии передвижения согласных».
Еще
Н.
Трубецкой
показал,
что
так
называемое
привативное
противопоставление
фонем
(т.
е.
про т иво по ставл ение,
которое
нейтрализуется
в
известных
условиях)
соз д ает
тесную
связь
между
двумя
фон емами ,
одн а
из
кот оры х
—
по зит ив ная
—
вы­
ст уп ает
только
в
противопоставлении,
а
другая,
негативно­
ней т ральна я,
выступает
либо
в
противопоставлении
(не ­
гативно), либо внеего (нейтрально).
Наиб о лее
известный
пример
—
противопоставление
[р]:[b],It]:Id]ит.
д.,
которое
во
многих
языках
функционирует
как
противопоставление
глухих
звонким.
В
отличие
от
[t], [р]
и
т.
д.
фонемы
[d], [b] и т.
д.
об лада ют
з вон кост ью,
кот ора я
отсутствует
у
[t], [р|
и
т.
д.
Глухость
последних
во спр иним ает ся
не
как
положительное
качество,
а
как
отсутствие
звонкости: [р]
определяется
как
губ ной
взрывной,
а
[Ь]
—
как
звонкий
губной
взрывной.
Со д ержан ие,
т.
е.
сумма
важнейш их
характеристик,
у
[Ь]
богаче,
чем
у
[р].
Это
различие
отражается
в
употреблении
указанных
фонем.
Так,
в
ряде
языков
(русском,
польском,
нем ецко м)
про­
тивопоставление
[р]:[b],[t]:[d] ит.
д.
в
конце
слова
нейтра­
лизуется
и
бывает
пред ст авл ено
глухой
фоне мо й.
В
начале
слога
это
противопоставление,
напротив,
всегда
сохраняется.
Следова­
тел ьно ,
им еют ся
по з иции,
общие
для
глухих
и
звонких,
и
по зиции ,
где
допускаются
только
гл ухи е.
Отсюда
следует,
что
сфера
упот­
ребления
глухих
превосходит
сферу
употребления
звонких
и
что
упомянутое
отношение
между
со д ер жанием
и
употреблением
(фун ­
кцией)
имеет
место
не
только
в
области
значений,
но
и
в
области
зв уков .
Старая
формула,
применявшаяся
р анее
только
к
поня ­
ти ям
или
к
семантическим
единицам,
отныне
пр и меняе тся
и
к
другим
знакам
—
к
фо немам.
Ло гич еск ий
(семантический)
закон
соотношения
между
со­
держанием
и
употреблением
понятий
становится
с
е
м
и
о-
логическим
законом,
относящимся
к
со дер ж анию
и
упот­
реблению
знаков.
Возникает
вопрос,
на
какие
существенные
сходства
обеих
систем
опирается
этот
закон,
действующий
как
в
фон ологи и,
так
и
в
семантике
(морфологии) .
Приведем
таблицу,
в
которой
обо бщ им
сказанное
в ыше.
425


Св о дная
таблица
обеих
(изоморфных)
систем
Об лас ть
Сема нти че ска я
Звуковая
Форма
Фонема
Звуки
Содержание
См ысл
Фонема
Употребление
Противопоставление
внутри
структуры
или
(функция)
кл асса
Структуры
Предложения,
слово-
Сл оги
сочетания
Классы
Части
ре чи,
группы
Гл асны е
и
согласные
дериватов
с
их
подразделениями
Наиболее
важная
общая
черта
—
двойная
группировка
эл е­
ментов:
с
одной
стороны,
в
структуры,
с
другой
—
в
классы.
В
области
сем антик и
предложения
со сто ят
из
слов,
а
эти
последние
принадлежат
к
к л ассам,
называемым
«части речи» .
Семантика
использует
два
ряд а
терминов:
синтаксические
—
на­
прим е р,
с
к
а
з
у
е
м
о
е,
подлежащее,
определение,
обстоятельство,
и
собственно
семантические
—
г ла­
гол,
сущ ест ви т ельн ое,
прилагательное,
наречие.
Термины
первого
ряда
от но сятся
к
функциям
эле мен тов
внутри
структур,
т.
е.
предложений
и
словосочетаний;
тер ми ны
в торого
ря да
связаны
с
семантическим
со держ анием
(действия или со­
стояния,
объекты,
качес тва,
обстоятельства)
и,
та ким
образом,
служат
основанием
для
разделения
на
классы.
Причем
наиболее
в ажен
тот
фа кт,
что
это
содержание
отражает
прежде
в сего
с ин­
такси ческ ие
функции,
а
та кже
некоторые
специаль ные
семанти­
ческие
функ ци и.
Глагол
обозначает
действие
имен но
потому,
что
он
выступает
в
роли
сказуемого,
т.
е.
определения
in statu
nascendi
прилагательное
обозначает
качество,
поскольку
оно
тоже
уп отре бляетс я
как
определение,
но
только
определение,
данное
заранее;
существительное
обозначает
объект,
так
как
оно
обычно
является
определяемым,
и
т.
д.
Основные
черты
семанти­
ческой
сист ем ы
язы ка
м огут
быть
определены
следующим
образом:
на
ба зе
синтаксических
ф унк ций
строятся
к л ассы,
характеризуе­
мые
общностью
семантического
сод ерж ани я;
внутри
класса
имеются
группы
и
под г ру ппы,
член ы
которых
о бъед инены
боле е
специаль­
ным
значением
(например,
во
французском
яз ыке
уменьшительные
на
- et в классе существительных).
В
настоящем
очерке
нам
придется
обойти
молчанием
неко­
торые
вопросы,
име ющие
во обще
бо льш ое
з нач ение
для
лингви­
стики;
мы
име ем
в
виду
прежде
вс его
п роб лему
деривации
(сло­
в оп р о изв о дст ва), стоявшую на повестке дня VI
Международного
лингвистического
конгресса
(Париж,
июль
1948), где обсуждали
1 In statu nascendi (лат . )
—
в
момент
образования.
426


синт ак сич еск ие
основания
деривации
и,
к роме
того,
проблему
семантических
элементов
и
структур.
Если
у
нас
эти
п оня тия
эквивалентны
соответственно
по нятия м
«слов а»
и
«предложения», тоэтовсеголишьодно извозможных
решений,
хотя
и
наиболее
важное.
Слово
само
по
се бе
является
сложной
с труктур ой,
состоящей
из
корневой
(автосемантической)
части
и
аффиксальных
(семантических)
частей;
функциональные
отношения
эт их
частей
также
ставят
во про сы
«синтаксического»
и
семантического
порядка.
Одн ако ,
переходя
от
наиболее
сло жно й
структуры
—
от
предложения
—
к
элем ен тар ным
семантемам
—
к
корням
и
аффиксам,
не льзя
миновать
про ме жут о чный
эт ап
—
слов о.
Что
касается
з вук ов,
то
прежде
всего
о тметим ,
что
различным
классификациям,
приня т ым
как
в
традиционной
фонетике,
так
и
в
фонологии,
не
хватает
единства
общ их
принц ипов .
Разделение
звуков
на
гл ас ные
и
согласные
основано
на
«син­
таксической»
функ ц ии
эт их
элементов
внутри
слога,
с
чем
всегда
молча
соглашались.
Последовательное
прим е не ние
этого
функцио­
нального
п рин ципа
позволяет
продолжить
классификацию
и
выделить
подгруппы
изофункциональных
согласных;
с оде ржан ие
этих
согласных
частично
перекрывается
(имеется в виду идентич ­
ность
не кот орых
артикуляционных
признаков).
Отвлекаясь
от
содержания
и
об ращ ая
внима ние
только
на
функ­
цию,
мы
можем
построить
для
наглядности
сле д ующую
таблицу
соответствий:
пр едло жение
сказуемое
подлежащее
обстоятельство
сл ог
гласная
начальная
гру ппа
сог ласны х
конечная
гру ппа
согласных
и
т.
д.
В
о беих
системах
—
семантической
и
зву к овой
—
элементы
или ,
скорее,
классы
элементов
основаны
на
структурах.
Эт от
важнейший
ф акт
объ яс няе тся
непосредственными
данными
речи.
Я зык
всегда
реализуется
в
форме
высказываний
(предложение
—
частный
случай
высказывания)
и
в
форме
сло го в.
Короче
говоря,
данные,
полу ча ем ые
из
наблюдения,—
это
с трукт уры ,
а
не
эл е­
менты.
Существенной
че ртой ,
общей
для
з вук овой
и
семантической
систем,
явля е тся
то,
что
к лассы
изофункциональных
элементов
основаны
на
структурах.
Е сли
наука
движется
в
обратном
нап р ав­
лен ии
—
от
элементов
(например,
фонем)
к
структурам
(например,
с логам ), то это возможно постольку,
поскольку
в
результате
пред­
варительного
анализа,
хотя
ив
н еявн ой
форме,
элементы
были
в ыделе ны
из
структур.
От
современной
лингвистики
мы
ждем
именно
строгого
и
явного
а на лиза
структур,
в
ре зу льт ате
ко­
торого
будут
получ ены
классы,
основанные
по
своим
си нта кси­
ческим
функциям
на
структурах.
427


Сл еду ет
от ли чать
элементы,
входящие
в
один
класс,
между
ко­
торыми
возможна
к омм утаци я
(например,
два
сущ ест­
ви тел ьны х), от элементов,
входящих
в
о дну
ст руктуру
(на­
пример,
существительное
+глагол,
образующие
пр ед ло жение).
Если
в
пе рвом
случае
между
обоими
элеме нт ами
су­
ществует
отношение,
то
это
отношение
логического
подчинения,
на пр име р , chateau «замок»: Chatelet «маленький замок»; oiseau
«птица»: rossignol «соловей».
Существует,
как
было
показано
выш е,
ней т ральн ый
(негативный)
чле н
и
позитивный
ч лен,
причем
первый
мож ет
всегда
бы ть
подставлен
вместо
в тор ого,
тогда
как
обрат­
ное
невозможно.
Меж ду
членами
фразы,
например
Toiseau chante
«птица поет», существует отношение совсем другого плана.
Сказуе­
мое
здесь—
конституирующий
член
(центральный,
по
Ельмслеву
и
У л ь дал лю), а подлежащее
—
комп л емен­
тарный
(периферийный
—
у
тех
же
авторов)
чле н,
поскольку
сказуемое
само
по
себ е
выполняет
ту
же
синтаксическую
роль,
что
и
це лое
предложение1.
В
звуковой
области
гла сн ый
яв­
ляется
конституирующей
частью
слога,
поскольку
он
один
может
с ос тавлят ь
слог;
группы
согласных
—
это
комплементарные
части.
Суще ст в уют
противопоставления
двух
видов:
меж ду
членами
одн ого
класса
и
между
член ам и
одной
структуры.
Как
по зит ив ный
чл ен
класса
определяется
нейтральным
(негативным)
ч лено м,
т.
е.
нейтральный
(негативный)
член
являе тс я
определяющим
(defi-
niens), а позитивный
—
определяемым
(definiendum), так и ком ­
плементарный
чл ен
ст руктуры
(например,
подлежащее
предложения
или
группа
со гл асных
в
слоге)
определяется
противопоставлением
(на этот раз
—
синтаксическим)
конституирующему
члену.
Семантический
закон
содержания
и
сферы
употребления
о ка­
зывается
частным
сл уч аем
семиологического
закона.
Этот
закон
касаетс я
взаимозаменяемых
элементов,
противопоставленных
друг
др угу
внутри
одн ого
и
то го
же
класса;
одн и
из
эти х
элементов
являются
боле е
общ им и,
другие,
по дч ине нные
пе рв ым,—
бол ее
частными.
Возникает
вопрос,
существует
ли
соответствующий
семиологический
закон,
к аса ющи йся
эле мен тов
—
частей
струк­
туры.
В
статье
«О природе так называемых «ан алоги чес ки х»
процессов»
мы
попытались
определить
пут и,
по
кот орым
происходит
распрост­
ра нен ие
языковых
инно ва ций,
припис ыв ае мы х
«аналогии».
Эм­
пири ческ ие
данные
указывают
два
таких
пути.
Один
—
развитие
от
обще го
к
частному;
напр им ер,
то,
что
верно
для
и сход ного
слова,
вер но
также
и
для
производного
(принцип II).
Другой
пут ь
—
от
пол ной
ст руктуры
к
ее
конституирующему
члену
(принцип III);
1 Формальное доказательство этого положения содержится в нашей
статье
«Основные структуры языка:
сло восо чет ан ие
и
предложение». (См.
п ерев од
на
русский
язык
сборника
раб от
Е.
Куриловича
«Очерки по линг­
ви ст ик е», Изд.
ино с тр,
лит.,
М ., 1962.)
428


например,
в
ряде
индоевропейских
языков
прос той
глагол
прини­
мае т
акцентуацию
сло жно го
глагола.
Ес ли
во
в
се
х
сложных
г ла­
голах
в
результате
слияния
приставки
с
глаголом,
какова
бы
эта
приставка
ни
была,
гла го льна я
ос нова
оказывается
под
ударением
(или не под ударением), простой глагол,
не
име ющий
приставки,
п олуч ает
ту
же
акцентуацию
(или также лишается ударения) .
Изо-
фу нк цио наль ные
структуры
(здесь
—
глаголы)
выступают
то
в
пол­
н ой,
развернутой
форм е
(пристав ка +
осн ов
а), то в форме,
св еденно й
к
одной
конституирующей
час ти
(=основа) .
Так
как
эти
формы
изофункциональны,
одн а
и
та
же
глагольная
функция
рас п ростра няе тс я
как
на
соединение
пр ист авка
+основа,
так
и
на
одну
основу.
Мо жно
сказать,
что
в
пос лед нем
случае
эта
функция
имеет
более
узкую
сферу
употребления,
чем
в
первом
случае,
однако
з десь
сф еры
упо т ре бления
измеряются
совсем
ина­
че,
чем
в
предшествующей
логической
теореме.
Оба
пути,
по
кот оры м
ра сп рос тран яются
языковые
инно ва ции ,
называемые
аналогическими
(т.
е.
от
о бщего
к
частному
и
от
полных
струк тур
к
сокращенным
с тру кту ра м), показывают
нам
структуру
обеих
сист ем
—
звуковой
и
семантической.
Приба­
вим,
что
эти
пути
соответствуют
двум
основным
путям
челове­
чес ко го
мышления:
первый—это
дедукция,
в еду щая
от
общего
к
частному
(то,
что
верно
для
общего
понятия
А,
верно
и
для
частного
понятия
а ); второй
—
это
индукция,
вед у щая
от
частного
к
общему
(то,
что
верно
для
консти­
туирующего
члена
плюс
дополнительный
чл ен
flpa2,fl8, . . .а й, где п
исчер
пывает
в
с
е
в
о
з
м
о
ж-
нос ти,
верно
и
для
конституирующего
чле ­
на
плю с
нуль).
В
сист еме
язы ка
и
в
звуковой,
и
в
семантической
о б ласти
взаим­
ные
отношения
между
чле нам и
сис т емы
под чи нены
двойной
иерар­
хии.
Од на
ие рархи я
идентична
логическому
закону
подчинения
частного
цел ому .
Вт ора я,
до
сих
пор
не
рассматривавшаяся,
но
являю щ а яся
точным
анало го м
первой,
со сто ит
в
подчинении
со­
кращенных
структур
изофункциональным
полным
структурам.
Несомненно,
ошибочное
мнение,
будто
предложения
с троятся
из
из о лир ов анных
слов,
яви ло сь
причиной
того,
что
традиционная
логика,
возникшая
из
грамматики,
не
замечала
общего
закона
структур.
Современная
гр а мматик а
так же
не
признает
этого
з ако на,
что
вле чет
за
собой
тяжкие
последствия
как
для
ф оно лог ии,
так
и
для
морфологии
и
син так си са.
Так,
напр им ер,
иногда
безличные
предложения
т ипа
ла т.
pluit «идет дождь»
рассматриваются
как
прототип
личных
пред л ожен ий
или
как
элем ентар ные
формы,
от
кот орых
происходят
полные
формы.
Од нако
в
соответствии
с
указанной
теоремой
как
раз
сокращенные
мот иви рованн ы е
форм ы
явл яются
производными
от
полных
двучленных
предложе­
ний
т ипа
подлежащее
(группа подлежащего) + ска­
зуемое
(группа сказуемого).
Вопрос
об
и
с
т
ор
и
ч
е
-
429


ском
происхождении
различных
типов
предложении
здесь
на ми
не
ра ссма три в ается.
Семиология,
о
кот орой
идет
речь,
не
буд ет
общей
теорией
знака.
Она
буд ет
основываться
на
дв ух
разнородных
областях,
ко торы е,
однако,
обнаруживают
поразительное
сход ст во
в
струк­
туре, ,
ос обен но
в
том ,
что
ка сае тся
классов
зна ков ,
основанных
на
«синтаксических»
функциях.
Но
ес ли
грамматика
породила
логи­
ку,
то
теперь
не обх о димо
пересмотреть
тру д
Аристотеля,
чтобы
получить
се м иологию ,
где
бы ли
бы
исправлены
два
осн ов ных
не­
д о статка
его
логики.
Первый
не д оста ток
сос тоит
в
то м,
что
сод ер жани е
тра­
диционно
рассматривается
как
данное
заранее.
Однако
содержание
элемента,
на прим ер
сумма
артикуляционных
признаков
фонемы
или
семантическое
со дер жани е
морфемы,
является
л ишь
как
бы
конденсацией
употреблений
этого
элемента,
т.
е.
вытекает
соответ­
ственно
из
звуковых
или
семантических
противопоставлений,
в
которых
участвует
фонема
или
мо рфема .
Содержание
обусловлено
сфер ой
употребления,
но
не
наоборот.
Это
подтверждается
приве­
денным
выш е
фонологическим
аргументом
(относительно нейтраль­
но-негативного
и
поз ит ивно го
ч ленов
фонологической
корреля­
ции).
Тео рем а
о
сод ержани и
и
употреблении
на­
поминает
нам
з наменит у ю
те орем у
о
м ассе
и
э нер гии.
Др угой
серьезный
недостаток
—
это
то,
что
традиционная
логика
рассматривает
понятия
как
нечто
существующее
д
о
су ж­
дений,
т.
е.
считает,
что
пр едло жения
строятся
просто
из
слов.
Однако
тот
фа кт,
что
семантические
классы
определяются
си нта к­
сическими
функциями,
и
теорема
о
том,
что
сокращенные
структу­
ры
основаны
на
полных,
говорят
в
пользу
обратной
точк и
зрения.
Мы
оставляем
в
с то роне
вопрос
о
хронологических
изменениях
сис т емы.
В
статье
«О природе так называемых «а на л огиче ск их»
п ро цессов »
мы
использовали
некоторые
по н ятия,
относящиеся
к
диахронии,
например
понятия
«дифференциация»
и
«поляризация».
Здесь
же
наиболее
важно
ра сс мотре ть
иерархию
и
взаимозависимость
структур
и
элеме н тов ,
уд ер живаю ­
щиеся
и
сохраняющиеся,
несмотря
на
все
изменения.
При
этом
мы
не
можем
по дро бно
разбирать
понятия
«первичная фун­
кция» (или «значимость»
—
valeur) и «вторичные
ф ун к ц ии », хотя эти понятия имеют капитальное значение как
для
диахронического,
так
и
для
синхронического
аспек т а
иссле­
дований.
Это
еще
не
вс е.
Социальный
ф актор ,
кот оры й
с
первого
взг ляд а
ка же тся
внешним
по
отношению
к
с истеме
языка,
в
де й­
ствительности
органически
связ ан
с
ней.
Расширение
употребле­
ния
знака
внутри
сист емы
является
лишь
отр а жен ием
расширения
его
употребления
в
языковом
коллективе
Это
отн ошени е
характе-
1Всякая«аналогическая»
инновация
основывается
на
пропорции,
члены
которой
принадлежат
к
дв ум
различным
говорам.
430


ризуется
не
только
динамической
стороной,
но
и
статическим
ас­
пектом.
Сфера
употребления
знака
внутри
сист емы
соответствует
сф ере
его
употребления
в
языковом
коллективе.
Иначе
г ов оря,
чем
обо бщенн ее
(беднее)
со д ержани е
знака,
тем
ши ре
сфера
его
употреб­
ления
говорящими;
чем
специальнее
(богаче)
со д ержани е,
тем
уже
сфера
употребления
не
только
внутреннего
(=внутри систе­
мы ), но и внешнего (в
языковом
коллективе).
В
области
семантики
эта
зависимость
между
си с­
темой
и
со циаль ным
фактором
уже
давно
бы ла
ука зан а
М ейе1.
С
другой
с тороны ,
Тво дл2
подчеркивал
социальную
пр иро ду
фон ем ы.
Но
социальный
характер,
внутренне
прис ущ ий
рас­
сматриваемым
здесь
системам,
а
следовательно,
и
семиологической
системе,
которая
лежит
в
их
основе,
выт ек ает
прежде
в сего
из
общих
соображений.
Различные
исследования,
ставящие
себе
целью
обнаружение
сист емы
языка
в
ее
реализациях,
всегда
исхо­
д или
из
той
гип оте зы
(более или менее предположительной,
но
с пра в ед ливо й), что единственная функция языка,
з а слу жива ющая
внима ния
—
это
функция
репрезентации,
или
символическая
фун к ция
(«Darstellungsfunktion» по Бюлеру ’ .
Именно
в
э той
функ­
ции
сос ред оточен а
социальная
сторона
рече в ой
деятельности,
т.
е.
яз ык
как
си ст ема
(langue).
Что
же
касается
экспрессивной
и
апеллятивной
функций4, то эти функции в той мере,
в
какой
они
носят
спонтанный,
не
канонизованный
хар акт ер,
выступают
толь­
ко
в
ре чи
(parole) и относятся скорее к теории человеческой дея­
тельности,
нежели
к
теории
знаков.
И
все
то,
что
справедливо
по
отношению
к
социальной
прир од е
символов,
сохраняет
с илу
и
пр и­
менительно
к
звуковым
элементам,
из
ко то рых
строятся
эти
симво­
лы,
т.
е.
к
фонемам,
социальный
характер
к оторы х
не
мен ее
о че­
виден.
1 См.:
А.
М
е
i 1 1 е t, Comment les mots changent le sens, AS, 1905—
1906; Linguistique historique et linguistique generate, I, 1921, p. 230.
2 См. :М . T w a d d e 1, On Defining the Phoneme, «Language Monographs»,
XVI, 1935.
3 В русской лингвистической традиции «Darstellungsfunktion» К .
Бюлера
принято
переводить
как
«функция сообщения».
(П римечание
составителя.)
4 В русской лингвистической традиции соответственно функциивыра-
жения
и
обр ащен ия.
(Примечание составителя.)


IX
ТОЧНЫЕ
МЕ ТОДЫ
В
ЛИНГВИСТИКЕ
П
оследние
де сятил ет ия
развития
науки
характеризуются
стремлением
ре­
шат ь
различные
проблемы
соединенными
у силия ми
н аук,
ра нее
не
им ев­
ших
ник аких
точе к
со пр икосно в ения.
Конкретным
слу чаем
реализации
это й
общей
т енд енц ии,
оправдавшей
с ебя
эффективными
результатами
в
об­
ласти
тео рии
и
практики,
является
обращение
л ингвис тик и
к
исследователь­
с ким
методам
точных
на ук.
Вп роче м,
для
лин гв истик и
так ого
рода
с оюзы
не
новы.
Ввиду
сложности
предмета
своего
изучения
она
всегда
о бр ащал ась
к
помощи
друг их
наук
—
лог и ки,
психологии,
физики,
социологии,
физиоло­
гии
и
т.
п.,
обогащая
арсенал
сво их
исс лед о ват ель ских
приемов.
Новые
союзы
л ингв истики
—
с
математикой,
кибернетикой,
т е орией
связи,
электро­
никой,
био ни кой
и
пр.—
обусловлены
главн ым
об ра зом
потребностями
р еше­
ния
различного
рода
практических
задач,
но
вместе
с
тем
дел ают ся
попыт ки
обратить
их
на
пользу
ли нгв истик и
как
так ово й.
Таким
обра зом ,
н овые
союзы
л ингв ис тики
с
точными
на ука ми
и меют
двоякую
направленность.
Сод ер жани ем
одного
направления
является
и зучен ие
с обс тв енно
ли нг­
вистических
пробле м
мет одам и
точных
на ук
(главным образом математиче­
с кими
мет о дам и). Сюда,
например,
относится
стати сти к а
сти ля
и
уст ан овлени е
авторства.
Задачей
этой
проблемы
являе тс я
установление
статистического
критерия,
который
бы
объективным
обра зом
в ыра жал
различия
в
ст иле
раз­
ных
авторов,
давал
воз мож но сть
установления
авторства
в
сомнительных
сл у­
ча ях
(как в случае с некоторыми произведениями,
при пис ыв ае мыми
Чосеру
или
Ш експир у)
или
определял
относительную
хронологию
произв е де ний
одного
и
то го
же
автора.
Другим
при ме ром
из
это й
же
облас ти
явля емс я
использова­
ние
количественных
методов
в
историческом
и
сравнительном
языкознании.
В
одном
случае
здесь
ид ет
речь
о
так
н а зыва емой
лекс ико с татистике ,
или
г лот­
тохронологии,
кот ор ая
на
ос нове
к оличест вен ны х
признаков
стремится
не
только
ко нстатир о вать
наличие
генетических
отношений
между
язы кам и
(преимущественно тех,
которые
«не имеют истории», т.
е.
памятников
различ­
ного
исторического
состояния
я зы ко в ), но и датировать временную точку их
разветвления
(работы М .
Сво де ша
по
л екс ик ос татист ике
см.
в
1-м
вып ус ке
сер ии
«Новое в лингвистике», Изд.
иностр,
ли т.,
М ., 1960).
В
другом
случае
имеется
в
в иду
установление
степени
близости
родства
(индоевропейских)
языков
на
основе
чис ла
фонологических
и
морфологич ес ки х
пр изна ко в.
Число­
вой
критерий
используется
также
для
типологических
к ласси фик ац ий
языков
(см.
работу
Дж.
Гр инбе рга
«Квантитативный подход к морфологической ти­
по логи и
я зык ов»
в
3-м
выпуске
серии
«Новое в лингвистике», Изд .
и н остр,
л и т., М., 1963).
С лед ует
отметить,
что
все
подобного
рода
применения
математических
(или,
как
иногда
говорят,
к вант ита тивны х)
методов
для
решения
со бст вен но
лингвистических
пр обле м
но сят
п ока
в
значительной
мере
спорный
характер.
432


Это
про ис ходи т
г лавн ым
об р азом
в
силу
произвольности
отбора
признаков
или
фактов
для
о пр едел ения
кв антитатив ных
критериев,
а
также
и
потому,
что
содержанием
количественных
манипуляций
служат
языковые
явления,
уста но вленн ы е
традиционными
(иногда сугубо качественными)
методами,
ко­
торые
допускают
различное
то л кова ние.
Но
все
это
отнюдь
не
должно
давать
повод
к
огульно
отрицательному
отношению
к
использованию
математиче­
ских
метод ов
в
ряду
других
методов
л ингвист ич еско го
исс ледо ван ия
и
говорит
лишь
об
их
н есов ерш енст ве
и
о
нео бх оди мо сти
разумного
и
обосн ованн ог о
их
применения.
Последняя
ого вор ка
тем
более
необходима,
что
нау ч ная
лите­
ратура
содержит
немало
п ри меров
со вер шенно
фантастического
использова­
ния
математических
методов
в
л ингвист ике.
Нер едко
мож но
ус лышать
суж­
ден ия
о
то м,
что
само
по
се бе
о бращ ение
л ингв ис тики
к
математике
уже
достаточно,
чтобы
вывести
ее
из
путаницы
необоснованных
представлений
и
определений,
в
которых
она
по гр язла,
и
сделать
из
не е,
наконец,
подлинную
науку,
которой
она
до
сих
пор
не
является.
В
связ и
с
этим
представляются
очень
своевременными
пре дупр е ждения,
кот оры е
дела ет
Уоррен
П лат
в
св оем
весьма
благожелательном
об зоре
математических
мето д ов
в
лингв истике ,
приготовленном
им
к
9-му
Межд унаро дном у
конгрессу
л ингви сто в
(1962).
«Представление о том,—
пишет
о н,—
что
всякое
привлечение
чисел
и
матема­
т ическ их
опер ац ий
для
описания
си стем ы
элементов
(языка)
делает
ут ве рж­
ден ия
более
«точными»
или
боле е
«научными», является абсолютно ошибоч­
ным...
Одна
из
основных
оп асн остей ,
связанных
с
построением
математиче­
ских
моделей,
в
особенности
количественных,
с ос тоит
в
том,
что
неразборчи­
вое
использование
математического
аппарата
неизбежно
приводит
к
бессмыс­
ленным
и
да же
дезорганизующим
результатам.
Не обход имо
ясно
понимать
поэтому,
что
предпосылкой
обогащения
л ингвис тик и
с
помощью
математики
является
не
только
знание
соответствующих
областей
математики,
но
и,
к роме
того ,
глуб о кое
понимание
сущности
л ингвистич ески х
проб ле м,
на
р аз реш ение
которых
должны
быть
на прав лены
мат емати ческ ие
методы».
Др угое
направление
предполагает
испо ль з ова ние
л ингв истич еских
знаний
для
решения
совместно
с
точ ны ми
науками
конкретных
практических
за­
дач .
Это
направление
обычно
именуется
прикл ад ной
лингвистикой.
Область
и сслед ован ий
пр икл адно й
л ингвис тик и
чрезвычайно
широка,
и
с
каждым
днем
она
расширяется
все
б олее
и
более.
Она
включает
налажива­
ние
взаимопонимания
в
с исте ме
«человек — машина» (в частности,
при
рече ­
вом
у пр авл ении
всяко го
рода
м ехан из мам и), создание автоматических про ­
граммирующих
си стем ,
способных
переводить
с
си мволи ческ ог о
языка
алго­
ритма
на
язык
машинных
операций,
объективное
распознавание
устной
реч и,
позволяющее
маш ине
фиксировать
звуковую
речь
в
виде
буквенной
записи
или
в
форме
спе циаль но го
кода,
автоматический
поиск
инф орма ц ии
и
т.д.
В
да нном
очерке
не
п ре дстав ляе тся
в озмож ным
боле е
подробно
изложить
сущность
ка ж­
дой
из
названных
практических
проблем
и
указать
р оль
лингвистических
з наний
при
их
решении.
Для
примера
обратимся
лишь
к
одной
п робле ме
—
автоматической
обр аб отк е,
классификации
и
реализации
инф ор ма ции.
Зд есь
прежде
всего
необходимо
проводить
р аз гр анич ение
между
данны­
ми
и
ин форм ацие й.
В
от лич ие
от
числовых,
графических,
операционных
и
прочих
данных
ин ф ормац ия
имеет
семантическую
зн ачи мость .
И
е сте ств енный
язык
является
не
только
хранилищем
вс ей
накопленной
человечеством
информации
(или совокупности знаний), но и определенным способом ее клас­
сификации
и
организации.
Практически
мы
не
можем
передать
ин форма цию
помимо
естественного
языка
и
при
это м
вынуждены
пользоваться
тем и
клас­
сификациями,
к оторы е
представлены
в
лексике
естественных
яз ыко в.
Из
этой
предпосылки
следу ют
весьма
существенные
выводы
для
определения
при нци пов
п остро ения
и
фу нкц иони ро ва ния
информационных,
информаци­
онно-логических
автоматов
и
вообще
«думающих»
машин,
создание
которых
находится
на
повестке
дня
со време нн ой
науки
и
те хники.
Вся кая
операция
«думающей»
м аш ины,
и мею щая
де ло
с
заключенной
в
словах
семантической
информацией,
группирующая
ее
под
определенным
углом
зрения
и
предостав­
ляющая
в
распоряжение
че лове ка
те
или
иные
заключения
и
подборки,
о су­
ществляется
на
основе
языковых
сх ем.
Но
всю
поступающую
в
«думающую»
15 в.
А.
Звегинцев
433


машину
ин фор ма цию
необходимо
соответствующим
об разом
п ерераб от ать ,
приспособить
к
возможностям
или
к
«пониманию»
машины.
Так
возникает
необходимость
в
создании
«машинных»
языков,
с
помощью
которых
оказыва­
ется
возможным
наладить
о бщ ение
человека
с
машиной,
обмен
инфо р ма ции
меж ду
человек ом
и
и нф ормац ионн о- выч ислит ельн ым и
маши на ми.
Ясное
депо,
что
при
пер евод е
с
естественного
языка
на
«машинный» (перекодирование)
очень
важно
осуществлять
этот
проц ес с
не
«вручную», а быстрым и наиболее
совершенным
обра зо м.
Отс юда
возникает
н овая
проблема
—
авт омат и ческог о
кодирования
(или перекодирования), связанная с первой.
Роль
пр иклад но й
л ингви стики
в
по до бных
п роб лемах
за клю ч ается
в
вы­
работке
н аибо лее
экономных
и
стр о гих
языковых
схем
(формализации ес ­
тественного
яз ы ка ), в исключении избыточных элементов (ко м пр е сс ии
яз ыка),
в
определении
гр аниц
субкодов
(т.
е.
лексики
различных
специальностей), в
точном
вычленении
из
коммуникативного
поведения
чело века
тех
систем,
или
структур,
которые
дост упн ы
«пониманию»
машины,
в
выработке
приемов
у ст ране ния
потенциальной
семантической
д вусмы слен н ости
слов
и
т.
д.
Как
показывает
это
краткое
перечисление
задач,
связ анных
лишь
с
не­
которыми
пр обле ма ми
пр икл адно й
лингвистики,
она
нередко
прибегает
к
соответствующей
обработке
ест ественн ог о
языка,
например
к
раз но го
р ода
математическому
мо дели ров ани ю
(построению статистических,
теоретико-веро­
ятностных,
теоретико-множественных,
теоретико-информационных
моделей).
Но
делается
это
не
ра ди
изучения
естественного
языка,
а
в
качестве
обязатель­
ной
предпосылки
для
решения
кон кр етно й
прикла дно й
задачи.
Иными
слова­
ми,
все
по до бные
процедуры
формализации
языка
носят
вспомогательный
характер
и
обу слов лены
ос обен нос тя ми
ча ст ных
практических
зад ач.
С лед ует
отме ти ть,
что
всю
совокупность
пр обле м,
представленных
в
опи­
санных
выше
двух
направлениях
испо ль зо ва ния
то чных
методов,
иногда
п од­
во дят
под
общее
наименование
«математической лингвистики», выделяя ее
даже
в
отдельную
«пограничную»
дисциплину.
Это
неудачный,
вводящий
в
заблуждение
те рм ин.
Использование
в
лингвистике
точных
метод ов
наряду
с
другими,
к оне чно,
не
соз д ает
особой
науки;
оно
в
значительной
ме ре
продикто­
ван о
ли шь
расширением
проблематики
языкознания.
Далее,
ког да
гов орят
ныне
о
союзе
линг вистики
с
точными
нау кам и,
то
под
пос ле дними
разумеют
не
только
математические
дисциплины,
но
и
множество
других
на ук
—
физику
(акустику),
электронику,
кибе рнет ику ,
теорию
свя зи
и
пр.
Нередко
математика
оказывается
необходимой
ли шь
в
той
мере,
в
к акой
она ,
будучи
«служанкой всех наук» (по выражению А.
Э йн шт е йн а ), составляет формаль ­
ный
аппарат
эти х
нау к.
В
силу
указанных
причин
термин
«математическая
лингвистика»
в
настоящее
время
изживает
себя.
В
настоящий
раздел
в ключ ен
ряд
работ,
кот орые
д ают
пр едс тавл ение
о
том,
к аким
обра зом
и
в
к аких
на­
правлениях
в
зарубежном
и
советском
языкознании
д елают ся
опыты
приложе­
ния
точных
мето д ов
к
лингвистике.
Хотя
они
носят
в
значительной
сте пен и
предварительный
характер
и
не
о тли ч аются
единством
взглядов,
нет р удно
сд ел ать
вывод
о
б оль шой
перспективности
новых
союзов
лингвистики
с
дру­
гими
науками.
Л ИТЕР АТ УРА
О.
С.
А
х
м
а
н
о
в
а,
И.
А.
М
е
л
ь
ч
у
к,
Е.
В.
П
а
д
у
ч
е
в
а,
Р.
М.
Фрумкина,
О
точных
м ет одах
исследования
языка,
изд.
М ГУ, 1961.
В.
А.
Звег ин цев,
разд ел
«Математическая лингвистика?» в книге
«Очерки по общему языкознанию», изд.
МГУ , 1962.
В.
А.
Звегинцев,
Лингвистическое
д атир о вание
мет од ом
гло тто ­
хронологии
(лексикостатистики).
Сб.
«Новое в лингвистике», вып.
I, Изд.
иностр,
лит.,
М ., 1960.
Р.
Б.
Л
и
з,
Что
такое
тр ансфо р м ация?, «Вопросы языкознания»,1961,No3.
И.
А.
М
е
л
ь
ч
у
к,
О
стандартной
форме
и
количественных
характери­
стиках
некоторых
лингвистических
оп и сан ий , «Вопросы языкознания». 1963.
No
1.
С.
К.
Ш
а
у
м
я
н,
Теоретические
основы
трансформационной
граммати­
ки.
Сб.
«Новое в лингвистике», вып.
2, Изд.
иностр,
лит.,
М., 1962-


Р.
ЯКОБСОН
ЛИНГВИСТИКА
и
теория
связи
1
Норберт
Винер
отказывается
видеть
«сколько-ниб у дь
сущест­
венную
противоположность
между
про бле мами
наших
инж енеро в
при
измерении
информации
и
проблемами
наших
фи лологов ».
В
самом
деле,
между
по сл едним и
этапами
ли нгвист ич еско г о
а на лиза
и
подходом
к
языку
в
математической
теории
связи
обнаруживаются
поразительные
со вп адени я
и
сближения.
Поскольку
кажда я
из
этих
дв ух
дисциплин
имеет
дело
с
одн ой
и
той
же
областью
устных
со об щений ,
хотя
и
различным
и
совершенно
самостоятельным
об­
разом,
тесный
ко н такт
между
ними
оказался
взаимополезным
и,
несомненно,
будет
становиться
все
более
плодотворным.
Поток
устной
реч и,
физически
непрерывный,
первоначально
поставил
математическую
теорию
свя зи
перед
сит уаци ей
«значи­
тельно
более
с ло жно й», чем в случае конечного множества диск­
ретных
составляющих,
даваемых
письменным
текстом.
Однако
лингвистический
анализ
позволил
превратить
устную
р ечь
в
ко­
нечный
ряд
эл емент арн ых
информационных
единиц.
Эти
эл ем ен­
тарные
дискретные
единицы,
так
называемые
«различительные
признаки»,
объединяются
в
одновременные
пучки,
наз ыв ае мые
«фонемами», которые в свою очередь,
идя
друг
за
другом,
образую т
последовательности.
Так им
образом,
ф орма
в
языке
име ет
отчет­
ливо
гранулированную
структуру
и
поддается
квантованному
описанию.
Гла вна я
задача
теории
информации,
как
она
сформулирована,
например,
Д.
М.
Маккеем,
с остои т
в
том ,
чтобы
«выделить из част ­
ных
контекстов
те
общ ие
признаки
представлений,
кот оры е
могут
ос тав ать ся
инва р иа нтным и
при
всех
формулировках».
Ли нгвис ти ­
ческой
анало гией
эт ой
проб лем ы
явля ютс я
поиски
относительных
фонематических
инвариантов.
Различные
возможности
из мер ения
количества
фонематической
инфо рма ции ,
которые
предвидели
инженеры-связисты
(они различают «с трук турн ое»
и
«метрическое»
содержание
и нф орм а ц ии ), могут быть весьма полезны как в син­
хронной,
так
и
в
исторической
лингвистике
и
особенно
важны
для
1 R. Jakobson, Linguistics and Communication Theory, “Structure of
Language and its Mathematical Aspects”, Providence, 1961.
Перевод
В.
В.
Ла­
зар ева.
15*
435


типологии
языков
как
в
чисто
фонологическом
аспекте,
так
и
при
взаимодействии
фоно лог ии
с
лексико-грамматическим
уровнем.
Дихотомический
пр инцип,
лежащий
в
основе
всей
системы
различительных
признаков
в
языке,
был
постепенно
обнаружен
лингвистикой
и
поставлен
в
соответствие
с
двоичными
зна кам и
(битами), используемыми инженерами в качестве единицы измере­
ния
в
теории
связи.
Когда
они
опр ед еля ют
избранную
инфо р мац ию
сообщения
как
миним а льное
число
двоичных
решений,
кот орое
позволяет
адресату
рекон с труи ров а ть
то,
что
ему
н еоб хо димо
из вл ечь
из
сообщения
на
основе
уже
известных
ему
да нны х,
то
эта
реалистическая
формула
вполне
соответствует
назначению
различительных
признаков
в
устном
со общен ии.
Как
тол ько
был
предложен
«способ распознавания универсалий при помощи их
инвар иа нт ов»
и
обобщающая
кл асси фи ка ция
различительных
признаков
бы ла
опи сана
в
соответствии
с
этими
прин ципам и,
не­
медленно
вслед
за
этим
в
лекциях
Д.
Габор а
по
теории
связи
бы ла
поставлена
проб ле ма
перевода
критериев,
предложенных
линг вис­
т ами, «на математический и операционный»
язык1.
А
недавно
п оя­
вилась
весьма
полезная
работа
Г.
Унгехоера
(Ungeheuer), в кото­
рой
предлагается
способ
математической
интерпретации
различи­
тельных
признаков
в
их
двоичном
изображении2.
По няти е
«избыточности», пришедшее в теорию связи из рито­
рики,
являющейся
ветвью
лингвистики,
приобрело
важное
зн а­
чение
в
развитии
этой
теории
и
был о
несколько
смел о
заново
оп­
ределено
как
«единица минус относительная энтропия» .
В
этом
новом
определении
оно
опять
попало
в
современную
лингвистику
в
к ачест ве
одно й
из
основных
категорий.
Необ ход имо ст ь
ст рогого
разграничения
различных
тип ов
избыточности
в
настоящее
время
пр и зна ется
как
в
т еории
связи,
так
и
в
лингвистике,
где
понятие
избыточности
включает,
с
о дной
стороны,
многословные
способы
выражения,
в
противоположность
краткости
(brevitas —
в
тради­
ционной
терминологии
риторики), а с другой стороны,
пол н оту
выражения
—
в
противоположность
умолча ни ю
(эллипс) .
На
фоно­
логическом
уровне
лингвисты
умеют
разграничивать
фонемати­
ческие
различительные
единицы
и
контекстуальные,
комбина­
т о рные,
аллофонические
варианты,
но
обращение
с
такими
взаимо­
связан ны м и
про бле мам и,
как
избыточность,
предсказание
и
условные
вероятности
в
теории
связи,
позволило
внести
бо льшую
я сно сть
в
отношении
дв ух
основных
лингвистических
характерис­
тик
свойств
звуков
—
различительных
при зн аков
и
избыточных
признаков.
Фонематический
анализ,
если
он
последовательно
ставит
сво ей
це лью
исключение
и збы точн ости ,
неизбежно
дает
оптимальное
и
однозначное
решение.
Мистич еск ая
вера
некоторых
теоретиков,
1 D. Gabor, Lectures on Communication Theory, Cambridge, Mass.,
1951, p. 82.
2 «Studia Linguistica», vol. 13, 1959, pp. 69—97.
436


не
связанных
с
лингвистикой,
в
то,
что
«не существует сколько -
нибудь
серьезных
ос но ваний
для
разграничения
различительных
и
избыт о ч ных
пр из на ко в», полностью противоречит многочисленным
лингвистическим
данн ым.
Если,
напр имер ,
в
русском
языке
раз­
ли чие
между
пер едним и
гласными
и
соответствующими
им
задними
гласными
всегда
сопровождается
различием
между
предшествую­
щими
им
согласными,
которые
палатализуются
перед
передними
гласными,
но
лишены
палатализации
перед
задними
гласными,
и
если,
с
другой
с тороны ,
различие
между
палатализованными
и
непалатализованными
согласными
не
определяется
их
гласным
ок р ужен ием,
то
лингвист
обязан
сделат ь
выво д,
что
в
русском
язы­
ке
на личие
или
отсутствие
пал ат ализ а ции
со гл асных
является
различительным
признаком,
тог да
как
различие
между
передними
и
задними
гласными
оказывается
в сего
лиш ь
избыточным.
И збы­
точные
и
различительные
признаки,
не
б удучи
ни
в
како й
мере
произвольными
умозаключениями
исследователя,
я вля ются
об ъек­
т ивно
присутствующими
и
различаемыми
в
языке.
Предубежденная
трактовка
из бы точн ых
признаков
как
не
от­
носящихся
к
делу ,
а
различительных
признаков
как
единственно
оправданных,
исчезает
из
лингвистики,
причем
и
зде сь
им енно
теория
св язи,
и
в
особенности
ее
концепция
транзитивных
ве ро ят­
нос т ей,
помогает
лингвистам
изжить
их
неправильное
отношение
к
избы точ н ым
и
различительным
признакам
как
нерелевантным
и
релевантным
соответственно.
Согла сн о
Ма кк ею,
пр еду га данн ые
возможности
«являются
осн ов ным
элементом
теории
св яз и»,
и
аналогичную
заявку
де­
ла ет
лингвистика.
Ни
в
одной
из
этих
ди сципл ин
не
возникает
ни
малейшего
сомнения
относительно
фу ндамент ал ьно го
значения
избирательных
операций
в
р ечев ой
деятельности.
И нженер
пред­
полагает,
что
«регистрирующая система»
для
з ар анее
построен­
ных
возможностей
является
более
или
ме нее
одинаковой
в
п ер едат­
чике
и
прие мник е
вербального
сообщения,
соссюрианская
лингвис ­
ти ка
соответственно
го вор ит
о
языке
(langue),
к оторы й
делает
возможным
обмен
ре чью
(parole) между собеседниками.
Такое
«со*
четание
возможностей,
заранее
предугаданных
и
обе спеч енны х» *,
предполагает
нали чие
кода,
рассма тр ив аем ог о
в
теории
св язи
как
«согласованное преобразование
—
обыч но
взаимооднозначное
и
об р ат имое »2, с помощью которого один набор информационных
единиц
переводится
в
другой
набор,
например
г р аммати ческа я
единица
переводится
в
фонематическую
последовательность
и
н аоб орот.
Код
прив од ит
в
соответствие
обозначение
(signans) с
его
обозначаемым
(signatum) и обозначаемое (signatum) с его
обозначением
(signans).
В
н аши
дни
в
связи
с
изучением
проблем
1 Cybernetics: Transactions of the Eighth Conference, New York, 1952,
p. 183.
2С.
C h e r r y, On Human Communication, New York—London, 1957,
p. 7.
437


кодирования
в
теории
связи
дихотомия
язы к
—
ре чь
Соссюра
может
быт ь
обоснована
гораздо
более
точн о
и
приобретает
новое
операцион­
ное
з нач ение.
С
другой
стороны,
тео рия
связи
может
поч ер пн уть
в
современной
лингвистике
необходимые
сведения
относительно
стратифицированной
струк туры
сложного
языкового
кода
в
его
различных
аспектах.
Хотя
основные
черты
языкового
кода
в
дос таточн ой
ме ре
о пи­
саны
в
лингвистике,
все
же
нередко
забывают,
что
кон еч ный
набо р
«стандартных представлений»
сводится
к
лек сическ им
символам,
их
грамматическим
и
фонологическим
составляющим,
а
также
к
грамматическим
и
фонологическим
правилам
сочетания.
Только
эту
часть
сообщения
можно
определить
как
п рос тую
«операцию
повторения
пред ст авлени я» .
С
другой
с торон ы,
не обход им о
на­
помнить,
что
код
не
сводится
только
к
тому
, что инженеры -с вязис­
ты
называют
«чисто мыслительным содержанием речи»; стилисти­
ческая
страт иф и каци я
л ек сичес ких
символов
и
соответственно
мнимо е
«свободное»
варьирование
как
в
их
построении,
так
и
в
пр авила х
их
сочетания
также
являются
«предугаданными и обес­
печенными»
при
помощи
кода.
В
сво ей
программе
для
будущей
науки
знаков
(семиотики)
Чарлз
Пирс
пиш ет : «Законознак (legisign) есть закон,
который
есть
Знак.
Этот
закон
обычно
устанавливается
лю дьм и.
Любой
условный
знак
является
законознаком»1.
Словесные
символы
пр и­
водятся
в
качестве
прим е ра
законознаков.
Собеседники,
пр ина д­
лежащие
к
одному
данному
речев ом у
коллективу,
определяются
как
действительные
обладатели
одного
и
то го
же
языкового
кода ,
включающего
одинаковые
законознаки.
Об щий
код
является
сред­
ством
их
общения;
он
лежит
в
основе
обм ена
сообщениями,
обеспе­
чивая
его
возможность.
В
эт ом
существенная
разница
между
лин­
гвистикой
и
естественными
науками,
и
эта
разница
отч етли во
и
постоянно
подчеркивалась
в
теории
связи,
о со бенно
в
ее
англий­
ской
школе,
кот орая
н аста ив ает
на
че тком
разграничении
теории
связи
и
теории
инфо рм ации.
Тем
не
менее
это
различие,
как
ни
странно,
иногда
игнорируется
лингвистами.
«Стимулы,
по лу чае­
мые
от
Природы,—
как
муд ро
замеча ет
Ч ерр и,—
не
я вл яются
картинами
д ейств ител ьн ост и,
но
суть
показания,
на
основании
которых
мы
строим
на ши
собственные
модели»2.
В
то
время
как
фи зик
создает
с вое
теоретическое
построение,
накладывая
свою
собственную
гипотетическую
си сте му
но вых
символов
на
полу­
ченные
д анн ые,
лингвист
только
перекодирует,
переводит
в
символы
метаязыка
ее
наличные
символы,
ко торы е
исполь­
зуются
в
языке
д анно го
языкового
коллектива.
Ком п оне нты
ко да,
например
различительные
признаки,
дей­
ст вит ель но
имеют
мес то
и
реа льн о
фун к ционир у ют
в
речевом
со­
общении.
Как
для
получающего
информацию,
так
и
для
пе реда ю­
1 Ch. Pieirce, Collected Papers, vol. 2, Cambridge, Mass., 1932, p. 142 .
2 Указанное соч. ,
стр.
62.
438


щег о
ее
операция
выбора»
как
указывает
Р.
М.
Фано,
составляет
основу
«процессов передачи информации»1.
Наб ор
операций
выбо­
ра
по
принципу
«да
—
нет», лежащих в основе любого пучка этих
дискретных
при зн ак ов,
не
является
произвольным
измышлением
лингвиста,
а
действительно
производится
адресатом
сообщения,
ес ли
не обходи м ост ь
их
распознавания
не
снимается
данными
с ло­
весного
или
несловесного
ко н текс та.
Как
на
грамматическом,
так
и
на
фонологическом
уровне
не
только
ад ресат
при
декодировании
сообщения,
но
и
ко ди рующ ий
это
сообщение
м огут
использовать
эллипс;
в
особенности
тот,
кто
кодирует,
опускает
некоторые
признаки
или
даже
некоторые
их
пучки
и
последовательности.
Но
эллипс
так же
управляется
коди­
фицированными
правилами.
Язы к
никогда
не
является
монолит­
ны м;
его
основной
код
включает
ряд
подкодов,
и
т акие
вопросы,
как
правила
т ран сфор мации
опт има л ьног о,
явно
выраженного,
осн овн ого
кода
в
различной
степени
эллиптические
подкоды,
а
также
их
срав нение
в
отношении
количества
инф орм ации,
требуют
как
лингвистического,
так
и
инженер но го
исследования.
О
б
р
а*
т
и
м
ы
й
код
языка
со
вс еми
его
переходами
от
под ко да
к
п од­
код у
и
со
всеми
постоянными
изм е нения ми,
ко то рые
этот
код
пр е­
т ер певает ,
должен
быт ь
описан
средствами
лингвистики
и
теории
свя зи
в
результате
совместного
и
внимательного
изуч ен ия.
По­
нима ние
динамической
синхронии
языка,
в ключа юще й
координаты
про ст ран ства
и
времени,
должно
прийти
на
смену
традиционной
схеме
произвольно
ограниченных
статичных
описаний.
Лингвист-наблюдатель,
кото рый
уже
вл адее т
или
ов л аде вает
языком
в
проц ес се
иссл ед ования ,
является
или
постепенно
ста­
нов итс я
потенциальным
или
действительным
участником
в
обм ене
вербальными
сообщениями
между
членами
языкового
сообщества,
его
пассив ным
или
да же
активным
чле ном .
Инженер-связист
прав,
когда
он
защи щае т
от
«некоторых филологов»
со вер ш енно
безус­
ловную
«необходимость вывести на сцену Наблюдателя»
и
когда
он
соглашается
с
Черри
в
том ,
что
«описание наблюдателя -у час т­
ни ка
буде т
наиболее
по лны м».
Антипод
участн и ка ,
совершенно
пос торон н ий
и
незаинтересованный
наблюдатель,
ведет
себя
как
спец иали ст
по
расшифровке,
к отор ый
получает
сообщения,
не
буд учи
их
адресатом
и
не
з ная
их
кода.
Он
старается
раскрыть
код
при
помощи
тщательного
иссл ед ования
сообщений.
На до
стре­
миться,
чтобы
это т
уровень
лингвистического
исследования
был
ли шь
первым
этапом
на
п ути
к
внут ре нн ему
п од ходу
к
изучаемому
языку,
когда
иссл едо ват ел ь
приобщается
к
говорящим
на
это м
язы ­
ке,
как
на
своем
ро дно м,
и
декодирует
сообщения
на
их
род ном
яз ыке
при
помощи
их
собственного
кода.
Коль
скоро
исследователь
не
знает
обозначаемого
(signatum) в
данном
язы ке
и
не
располагает
ничем
другим,
кроме
обозначений
1 R. Fano, The Transmission of Information, Mass. Inst, of Technology,
1949, p. 3.
439


(signans),
он
вол ей-н е воле й
до лжен
на пря чь
св ои
детективные
способности,
чтобы
получить
всю
возможную
информацию
о
структуре
этого
языка
из
внешних
показателей.
Современное
сос­
тоян ие
этрускологии
является
хо ро шим
примером
тако й
техники.
Но
ес ли
лингвист
знаком
с
ко дом
и,
в
частности,
владеет
прави­
лами
трансформации,
с
помощью
которых
ряд
обозначений
(sig­
nans) переводится в ряд обозначаемых (signatum), то ему незачем
изоб р аж ать
из
себя
Шерлока
Холмса,
ес ли
только
он
не
вознамерит­
ся
обн аруж и ть,
сколь
широки
и
надежны
данные,
которые
он
мог
бы
пол уч ить
таким
образом.
Трудно,
однако
же,
симулировать
незнакомство
со
знакомым
кодом:
прид у манны е
значения
искажают
естественный
метод
расшифровки.
Впол не
очевидно,
что
«неразделимость объективного содержа­
ния
и
субъективного
н аб люде ни я», отмечаемая Нильсом Бором1
как
преддверие
вс яко го
достоверного
познания,
следует
непре­
ме нно
пр иним ать
во
внимание
т акже
и
в
лингвистике,
и
поз иция
исследо в ат еля
по
отношению
к
языку,
который
он
наблюдает
и
описывает,
должна
бы ть
точн о
о пред ел ена.
Прежде
всего,
как
отмечает
Юрген
Рюш
(Jurgen Ruesch), информация,
ко то рую
полу­
чае т
иссл едо ват ель ,
зависит
от
его
места
внутри
или
вне
изучаемой
системы2.
Более
того,
ес ли
исслед о ват ель
находится
внутри
коммуникативной
си ст емы,
то
яз ык
пре дстав л яется
в
двух
совер­
шенно
различных
ас пекта х
при
рассмотрении
его
с
дв ух
пр от иво­
пол ожны х
концов
кан ала
связи.
Грубо
говоря,
процесс
кодиро­
вания
ид ет
от
значения
к
звуку
и
от
лексико-грамматического
к
фонологическому
уровню,
тогда
как
процесс
декодирования
идет
в
обратном
направлении
—
от
звука
к
значению
и
от
признаков
к
символам.
Если
при
произнесший
речевого
сообщения
установка
(Einstellung) предшествует непосредственно составляющим,
то
при
восприятии
речи
сообщение
является
прежде
вс его
стохастическим8
процессом.
Вероятностный
аспект
речи
отчетливо
проявляется
в
отношении
слуш ателя
к
омонимам,
в
то
время
как
для
говорящего
о мо нимии
не
су щест ву ет.
Говоря
/sah/, он знает
заранее,
подразумевается
ли
«sun» (солнце)
или
«son» (сын), тогда
как
восприятие
слушающего
зависит
от
вероятностей
контекста.
Для
принимающего
сообщение
сод ер жит
множество
неясностей,
которые
вполне
од но зна чны
для
передающего.
Двусмысленность
в
шутливой
игре
сло в
и
в
поэзии
основывается
на
э том
свойстве
ввод а
и
вывода
при
передаче
сообщений.
Нет
сомнения,
что
су щ еству ет
и
обра тн ая
связь
между
говоре­
нием
и
восприятием,
но
иерархия
этих
дву х
процессов
является
про т ивопо лож ной
для
кодирующего
и
декодирующего.
Эти
два
различных
ас пект а
языка
не
сво дим ы
друг
к
другу;
оба
они
одина­
1N.
В
о
hг,
Atomic Physics and Human Knowledge, New York, 1958,
p. 30.
2Всб.
«Toward a Unified Theory of Human Behaviour», New York, p. 54.
8 Стохастический — вероятностный.
(Примечание составителя.)
440


ко во
важны
и
должны
рассматриваться
как
до по лняю щие
д руг
друга
в
том
с мысл е,
как
это
понимает
Ни льс
Бор
в
упоминав­
шейся
работе.
Относительная
автономия
вв одимо й
мо дели
(input
pattern) подтверждается широко известным временным приорите ­
том
пассивного
овладения
языком
как
д ет ьми,
так
и
взрослыми.
Требование
Щербы
выделить
и
соз д ать
две
грамматики
—
«актив­
н ую»
и
«пассивную»,—
недавно
внов ь
повторенное
молодыми
русскими
лингвистами,
одинаково
важно
для
линг вист ическ о й
т ео рии,
для
обучения
языкам
и
для
прикладной
лингвистики.
Ес ли
лингвист
имеет
дело
с
одним
из
этих
дв ух
аспектов
язы­
ка
на
ман ер
Журдена,
т.
е.
не
отд ав ая
себе
от чет а,
относится
ли
его
на блюде ни е
к
выводу
или
к
вводу,
то
это
все-таки
м енее
опасно,
чем
произвольные
компромиссы,
часто
и меющ ие
мест о
в
анализе
ввода
и
вывода,
к
примеру,
о писание
в
грамматике
вывода
порож­
дающих
операций
безотносительно
к
значению,
несмотря
на
безус­
ловный
приоритет
зн ачен ия
для
кодирующего.
В
настоящее
время
лингвистика
получает
из
теории
св язи
чр ез вы чайно
важные
идеи
для
из у чения
вербального
ввода,
до
сих
пор
несколько
недо­
оцени вавш его ся.
Маккей
предостерегает
против
смешения
обмена
вербальными
сообщениями
с
получением
информации
из
внешнего
мира,
пос­
кольку
они
обычно
неправильно
объединяются
под
одни м
назва­
н ием
«сообщение»; у этого слова существуют неизбежно антропо ­
морфические
ас с оц иа ции, «обсуждение которых превращается в
ожесточеннейшее
словопрение»1.
Возникает
аналогичная
же
опас­
ность,
если
интерпретировать
общение
в
человеческом
обществе
в
тер ми нах
физической
информации.
Попытки
построить
модель
языка
безотносительно
к
говорящему
и
с луша ющ ему
и
таким
об­
разом
гипостазировать
ко д,
абстрагированный
от
действительного
общения,
та ят
в
себе
опасность
превратить
яз ык
в
схоластическую
фикцию.
Помимо
кодирования
и
дек одиров ан и я,
процесс
перекодиро­
вания,
замены
кодов,
короче
гов оря,
различные
аспекты
перевода
также
становятся
в
ряд
основных
п роблем
как
лингвистики,
так
и
тео рии
св язи
не
только
у
на с,
но
и
в
Западной
и
Вос точной
Ев­
ропе .
Только
теперь
такие
увл ека те льн ые
проблемы,
как
спо собы
и
ст епени
взаимного
понима ния
говорящих
на
близкородственных
языках,
например
датском,
норвежском
и
шведском,
начинают
привлекать
в нима ние
лингвистов
и
обещают
дать
отчетливое
представление
о
явлении,
известном
в
теории
связи
под
названием
«семантический шум», а также о весьма важной,
теоретически
и
педагогически,
проблеме
преодоления
е го.
Между
прочим,
и
лингвистика
и
те ория
св язи
в
течение
некото­
рого
времени
им ели
тенденцию
ра ссм атри ва ть
всякий
интерес
к
значению
как
разновидность
семантического
шума
и
исключали
семантику
из
изучения
вербальных
сообщений.
В
настоящее
же
1 Cybernetics: Transactions of the Eighth Conference, New York,p. 221 .
441


в ремя
лингвисты
обнаруживают
тенденцию
вно вь
обратиться
к
зн ачен ию
после
весь ма
поучительного
опыта
его
в ре ме нного
изгна­
н ия.
В
теории
связи
также
можно
наблюдать
аналогичное
я вле­
ние.
Согласно
Виверу,
анализ
сообщений
«столь основательно
прочистил
атмосферу,
что
сейч ас,
едв а
ли
не
впервые,
мож но
де й­
ствительно
о брат итьс я
к
теории
знач е ния»
и
в
особе нн ости
к
изу­
чению
«одного из наиболее важных и трудных аспектов значения,
а
им енно
в лияния
кон текс та»1.
Лингвисты
постепенно
приходят
к
тому,
что
н адо
рассматривать
значение,
и
в
особенности
соотн оше ­
ние
между
о бщим
и
контекстным
значениями,
как
внутреннюю
лингвистическую
проблему,
отчетливо
отделяемую
от
онт оло ги­
ческих
п робле м
отношения.
После
того
как
будет
освоен
уровень
фонематической
информа­
ц ии,
теория
связи
сможет
подойти
к
задаче
из м ерения
граммати­
ческой
информ ации,
поскольку
система
гр амм ати ческ их
и,
в
ча ст­
ности,
морфологических
категорий,
по до бно
с истеме
различитель­
ных
признаков,
яв но
ба зи руетс я
на
с ист еме
исключающих
друг
друга
дво ичных
знаков.
Так им
образом,
напр имер,
де вять
двоич­
ных
выборов
лежат
в
основе
примерно
ста
простых
и
сл ожн ых
спрягаемых
форм
английского
глагола,
ко то рые
у по тр е бляются,
ска ж ем,
в
сочетании
с
местоимением
«я» .
Количество
граммати­
че ской
инфор ма ции,
которое
со дер жит
английский
глагол,
мож но
со по стави ть
с
с оотв етс тву ющим и
данными
об
английском
сущест­
вительном
или
о
гл аго ле
и
существительном
в
различных
языках;
соотношение
между
морфологической
и
синт ак сич еск ой
информа­
цие й
в
английском
языке
сл ед ует
сравнить
с
аналогичным
с оот­
ношением
в
других
яз ыка х,
и
все
эти
сравнительные
данные
обе с­
печат
важный
вспомогательный
матер иа л
для
лингвистической
типологии
языков,
а
так же
для
изучения
лингвистических
уни­
версалий.
Ко ли чест во
грамматической
информации,
ко то рое
потенциаль­
но
содержится
в
парадигмах
данно го
языка
(статистика кода),
следует
з атем
сопоставить
с
количеством
информации
в
знаках,
в
действительных
уп отреб лени ях
различных
грамматических
форм
в
пределах
ко рпус а
соо б щен ия.
Любая
по пытк а
игнорировать
эту
д во йст венно сть
и
свести
лингвистический
анализ
и
подсчет
только
к
коду
или
только
к
корпусу
обедняет
исследование.
Нельзя
игнорировать
основной
вопрос
соотношения
между
типом
системы
составляющих
вербального
кода
и
их
относительной
частотнос­
тью
как
в
коде,
так
и
в
ре альн ом
упо т реб л ении.
Семиотическое
о пр еделени е
значения
с имво ла
как
перевод
его
в
друг ой
символ
нах о дит
эффективное
применение
в
лингвисти­
ческих
опытах,
касающихся
внутри-
и
межъязыкового
перевода,
и
такой
подход
к
семантической
информации
соответствует
пред­
ложению
Шенона
определять
информацию
как
«то,
что
остается
1 С . Shannon and W. Weaver, The Mathematical Theory of Communi­
cation, Urbana, 1949, p. 116.
442


инвариантным
при
всех
обратимых
операциях
кодирования
или
перевода», короче как «класс
эквивалентов
при
вс ех
таких
перево­
дах»1.
Имея
де ло
со
значениями,
грамматическими
и
лексическими,
нуж но
стараться
не
п утать
полярно
противоположные
понятия
«регулярность»
и
«отклонение» .
Пон яти е
«отклонения»
часто
воз­
никает
из
недооценки
сложной
ие рархи чес кой
структуры
языка.
Между
тем
имеется
существенное
различие
между
второстепен­
н остью
и
отклонением.
Нет
оснований
р асс мат рива ть
как
откло­
не ния
ни
«синтаксические деривации»
относительно
«первичной
функции»
у
Куриловича,
ни
«трансформации»
относительно
«ядра»
у
Хомского,
ни
«маргинальные» (переносные)
значения
относи­
тельно
«центрального»
значения
слова
у
Блумфилда.
Мет афоры
яв­
ляются
не
отклонениями,
а
правильными
образованиями
опреде­
ле нных
стилистических
вид оиз ме нений,
предст авл яю щ их
собой
су бко ды
основного
кода,
и
в
пределах
такого
су бко да
нет ,
напри­
мер,
никакого
отклонения
в
фигуральном
отнесении
конкретного
эпи те та
к
абстрактному
су щ ест вит ельно му
у
Ма рве лла
—
a green
thought in a green shade («зеленая Мысль в зеленой сени»), или у
Шекспира
при
метафорическом
перенесении
неодушевленного
су­
ществительного
в
клас с
существительных
женского
рода
—
the
morning opes her golden gates («утренняя заря раскрывает златые
врата
с вои »), или метонимическое употребление sorrow («печаль»)
вмес то
sorrowful while («печальное время»), которое Путнам в своей
раб оте
берет
из
Дилана
Томаса,— A griefagoIsawhimthere(«Bo
времена
печали
я
видел
его
там»).
В
отличие
от
нарушающего
гра м­
матику
построения
girls sleeps («девушки спит») приведенные выше
при мер ы
являются
осмысленными,
а
любое
осмысленное
предло­
жение
может
быт ь
подвергнуто
испытанию
на
ист инно ст ь
таким
же
способом,
как
и
утверждение
Peter is an old fox («Питер
—
старая
лиса»), которое может привести к ответу: «Это неверно;
Питер
не
ли са,
а
свинья,
вот
Джон
—
лиса».
Между
прочим,
ни
эллипсы,
ни
умолчания
или
анаколуфы
не льзя
счит ат ь
отклонениями
от
правильных
структур;
о ни,
как
и
всякий
непр ави льны й
стиль
ре чи
или
брахилогический
субкод,
к
ко тором у
они
о тно с ятся,
являются
в сего
лишь
законными
производными
от
ядерных
форм,
воплощен­
ных
в
языковом
стан д ар те.
И
опять-таки,
эту
«изменяемость кода»,
которая
объясняет,
поч ему
ста ндар т
не
реализуется
в
некоторых
ис ка ж енных
употреблениях,
проглядели
лингвисты
скорее,
чем
мен ее
«предубежденные»
инж енеры -связ ист ы.
Итак,
им еет ся
шир ок ий
круг
вопр ос ов,
требующих
сотрудни­
ч ества
дв ух
различных
дисциплин,
о
которых
мы
зде сь
пишем .
Первые
шаг и
в
этом
направлении
были
чрезвычайно
удачными.
Поз в олю
себе
закончить
примером
самого
длительного
и
до
послед­
нег о
в рем ени,
вероятно,
са мого
удивительного
союза
между
линг ­
1 См. : Cybernetics: Transactions of the Seventh Conference, New York,
1951, p. 157.
443


вистикой,
ос обен но
при
изучении
поэтического
языка,
с
одной
с торон ы,
и
математическим
анализом
ст ох асти ческ их
процессов,
с
другой
стороны.
Р у сская
метрическая
школа
об язана
некоторы­
ми
из
своих
всемирно-известных
достижений
тому
факту,
что
около
сорока
лет
на зад
такие
ученые,
как
Б.
Томашевский,
знаток
и
математики
и
фил ол ог ии,
весьма
иск у сно
использовал
це пи
М ар­
кова
для
стати сти ческ ог о
исследования
стиха;
эти
данные,
допол­
ненные
лингвистическим
анализом
структуры
стиха,
приве ли
в
начале
20-х
годов
к
созданию
теории
стиха,
основанной
на
исч ис­
ле нии
усл ов ных
вероятностей
и
на пр яже ния
между
о жидае мым
и
неожиданным
в
к ач естве
измеряемых
ритмических
величин.
Исчисление
этого
напряжения,
которое
мы
назвали
«обману­
тые
о жид а ния», дало удивительный ключ для решения проблем
о писат ель но й,
исторической
и
сравнительной,
а
также
общей
метрики
на
научной
основе1.
Я
убежден,
что
методы,
получившие
в
последнее
время
разви­
тие
в
с труктурн ой
лингвистике
и
в
теории
св язи,
буд учи
исполь­
зованы
для
анализа
стиха,
а
также
во
многих
других
об л астях
науки
о
язы ке,
спос об ны
открыть
широкие
перспективы
для
да ль­
нейших
координированных
усил ий
обеих
д и сц иплин.
Будем
же
надеяться,
что
наши
ожидания
не
будут
обмануты.
1 См.: Б.
Томашевский,
О
стихе,
Л. , 1929.


В.
КУАЙН
ЛОГИКА
КАК
СРЕДСТВО
П ОЗН АНИЯ
СИНТАКСИЧЕСКИХ
ЯВЛЕНИЙ1
Математики
успешно
достигают
цел и
в
своей
специ альн ой
об­
л асти
благодаря
отх оду
от
обы чн ого
языка.
В
каждом
отдельном
случае
та кое
отклонение
подсказывается
в
процессе
математичес­
к ого
творчества
определенными
утилитарными
соображениями.
Можно
ожидать,
что
такие
реф ор мы
смо гут
пролить
свет
на
ес­
тественный
язы к,
кот оры й
служит
их
отправным
пунктом,
и
это т
с вет
является
особенно
ярким
благодаря
' узко
утилитарному
хар акт еру
эт их
реформ,
так
как
в
каждом
та ком
случае
специ­
альная
функция,
выпо лнявша яс я
до
этого
лишь
по пут но
и
неза­
метно
конструкцией
естественного
языка,
теперь
отчетливо
вы­
ступает
как
ед инст венная
и
выразительная
функция
иск у сстве н­
ного
с пос оба
обозначения.
И
т аким
образом,
как
на
карри-
катур е
выступят
на
первый
п лан
незаметные
функции
о быч ных
идиом.
Рассмотрим
использование
математиками
скобок
для
ук а зания
на
операцию
группировки.
Прин яв
во
вним а ние
этот
прием
с ис­
тематизации,
мы
получаем
более
ясное
пр едстав ление
о
назначе­
нии
или
долговечности
определенных
родственных
приемов
ест ест­
венного
языка.
На при мер,
мы
можем
осознать,
что
сочетание
двух
частиц
either—or
совсем
не
является
из лиш ним
ус л ожне­
нием
п рост ого
or, но что either выполняет полезную работу левой
скобки,
отме ча я
начало
сложносочиненного
предложения
со
с вя­
зующим
or.
Им енно
either позволяет нам в устной речи устранить
двусмысленность
р
и
qилиг.
Оно
п озв оляет
нам
провести
разли­
чие
между
ли бо
р
и
q, либо г (eitherрandqorг)
и
р
и
либо
q, либо г.
(р and either q or г), как раз такое различие,
которое
бы ло
бы
изоб­
р ажено
скобками
в
виде
(риq)илигили,
наоборот,
р
и
(q или г).
Ана логи чн ое
наз нач ение
выполняет
ч аст ица
both в соединении с
and;так(р
или
q)иг,
и
р
или
(qиг)
выступают
как
и
р
или
qиг
(bothрorqandг)
и
р
или
qиг(рorbothqandг).
Такое
понимание
1 W. V. Q u i n е, Logic as a Source of Syntactical Insights, «Structure of
Language and its Mathematical Aspects», Providence, 1961.
Пе рево д
В.
В.
Ла­
зар ева.
44S


синтаксической
функции
either и both могло бы нас полностью
удовлетворить,
даже
если
бы
мы
не
б ыли
знакомы
с
методом
заклю­
чения
в
скобки,
а
ско бк и,
вероятно,
вносят
большую
ясность
в
это т
вопрос
для
тех,
кто
привык
обращ ать ся
со
скобками.
Вот
вам
первый
грубый
пример
того,
как
искусственные
приемы
мате­
матической
с им волик и,
можно
надеяться,
будут
способствовать
пониманию
синтаксиса
естественного
языка.
За
боле е
убе ди те льны ми
примерами
поле з но
обратиться
к
математической
логике.
Эта
область
математики
осо бен но
богата
искусными
приемами,
позволяющими
пролить
свет
на
тот
язык ,
от
которого
они
происходят.
Уже
мой
пример
с
either—or
и
both—
and взят из логики,
но
можно
привести
б олее
серьезные
пр имер ы
из
эт ой
же
об л асти.
В
то
время
как
большинство
л инг вистич ески х
исходных
моментов
в
развитии
математики,
в
отли чи е
от
ло гик и,
почти
не
с вяз ано
с
основными
приемами
языка,
в
математической
логике
они
ка саютс я
са мых
основных
мом ент ов.
Примером
разрешения
неясности,
встречаемой
в
обыч но м
ан­
глийском
языке,
является
различение
о бъемо в
неопределенных
сингулярных
термов
\ которое с удивительной легкостью объяс­
няется
при
помощи
современной
логической
си мвол ик и.
Воз ьм ем
выражение
каждое
с тих отвор ен ие
(every poem).
Есл и
я
говорю:
Я
не
знаю
каждое
стихотворение
(I don’t know every poem), то
можно
ли
сказанное
м ной
истолковать
в
том
см ысле,
что
я
говорю
о
каждом
стихотворении,
что
я
его
не
знаю,
или
что
я
п росто
отри­
цаю
предложение
Я
з наю
каждое
стихотворение.
В
одном
случае
объемом
выражения
каждое
ст их отворе н ие
является
все
пре д ло­
ж ение
Я
не
зна ю
каждое
стихотворение.
В
другом
случае
объемом
является
Я
з наю
каждое
ст ихот во рен ие,
которое
пос ред ст вом
час­
тицы
не
(not) затем отрицается .
Большинство
из
вас
знакомо
с
современной
логической
симво­
ликой,
к оторая
сводит
подобные
выражения
и
место им ен ия
к
так
называемым
кванторам
и
пер еме нным .
Она
быстро
и
недвус­
мысленно
разре ша ет
вопросы
объема.
Обычный
язы к
также
ча сто
решает
их,
но
так
неубедительно,
что,
не
обладая
преимуществом
быстрого
перевода
на
я зык
современной
логики,
невозможно
понять
ни
проблему,
ни
работу,
которую
выпол няю т
обороты
речи
обычного
языка,
разрешая
за дачу
объ ема .
Ясн о
осознав
воп­
рос
объема
в
свете
логической
си мво лик и,
мы
можем
обратиться
к
обычному
языку
и
с
б ольше й
четкостью
ра зобра ться
в
сут и
дела.
Мы
обнаруживаем,
что
здесь
и меет
мест о
взаимодействие
кажущих­
ся
синонимов
любой
(any) и каждый (every), соответственно покры­
вающих
широкий
и
узкий
объем.
Вернемся
к
на шему
примеру.
Предложение
Я
не
з наю
кажд ое
с тих отвор ение
(I do not know every poem) в действительности
понимается
впо лне
определенно,
как
ограничивающее
неопреде-
1 То есть слов и выражений со значением единичности.
(Примечание сос ­
тавителя.)
446


ленный
сингулярный
терм
каждое
стихотворение
(every poem)
бол ее
узким
объемом
Я
зна ю
каждое
ст их от ворен ие
и
зат ем
присое­
диняющее
отрицание
не
к
этому
предложению.
Пра ви ло,
употреб­
ляемое
бессознательно,
но
никогда
не
привлекавшее
серьезного
внимания,
пок а
не
вмешалась
современная
логика,
заключается
в
том,
что
каждый
(every) требует всегда самого узкого имеющегося
о б ъема.
К
слову
любой
(any) применяется противоположное пра ­
вило;
из
дву х
имеющихся
объ емо в
оно
предусматривает
боле е
широкий.
Так,
когда
мы
гов ори м
Я
не
з наю
любого
стихотворения
(I do not know any poem), то объемом неопределенного сингуляр ­
н ого
терма
лю бое
с т ихот ворен ие
(any poem) является все предло­
жение,
включая
от ри цание
не
(not).
В
э той
св язи
полезно
сра вн ить
Я
—
не
знающий
ка жд ого
сти­
хотворения
(I am ignorant of every роет).
Оно
эквивалентно
не
Я
не
знаю
кажд ог о
стихотворения
(I do not know every poem),
з
Я
не
зн аю
любого
стихотворения
(I do not know any poem) как
раз
потому,
что
объемом
в
э том
случае
является
все
предложение
просто
и з-за
отсутствия
какого-либо
бо лее
короткого;
эл емент
i
в
сл ове
ignorant (незнающий)
в
от л ичие
от
отрицания
не
неотделим
от
самого
сло ва;
так
что
о бъемо м
every в I don’t know every poem
должно
быт ь
все
предложение.
Ра з личие
между
любой
(any) и
каждый
(every) в вопросе объема сохраняется не только в связи с
отрицаниями,
но
и
вообще.
Так,
сравним:
Если
Дж он
знает
любое
стихотворение,
то
он
знает
«Ворона»
и
Ес ли
Джон
знает
каждое
стихотворение,
то
он
знает
«Ворона».
О бъем ом
любое
стихотво­
рение
(any poem) является целое условное предложение,
об ъемо м
каждое
стихотворение
(every poem) является только антецедент
условного
предложения.
Первое
условное
пр ед ло жение
го во рит
о
любом
произвольно
выбранном
стихотворении,
что
ес ли
Джон
знае т
ег о,
то
он
зна ет
и
«Ворона», а второе условное придаточное
предложение
го во рит
только
о
том,
что
Дж он
знает
«Ворона»,
если
он
знает
все
стихотворения.
Можно
б ыло
бы
пооче редн о
удивляться
т ому,
почему
англий­
ский
язык
допускает
эти
два
кажущихся
синонима
и
по чему
их
так
часто
нельзя
взаимозаменить.
Но
в
этот
хаос
вносится
поря­
до к,
как
только
мы
приходим
к
ясному
пониманию
объема
неопреде­
ленных
сингулярных
термов,
благодаря
осо бым
образом
органи­
зованной
сист еме
обозначений
математической
логики.
Ретроспек­
тивно
мы
осознаем,
что
различие
в
фун к ции
ме жду
любой
(any)
и
каждый
(every) просто сводится к различию широкого и узкого
объемов.
Но
вопросы
объемов
возникают
также
и
независимо
от
неопре­
дел енны х
сингулярных
термов.
Так,
рассмотрим
выражение
большая
европейская
бабо чка
(big European butterfly).
Должны
ли
мы
его
понимать
как
относящееся
ко
вс ем
европейским
бабочкам,
кот орые
явл яются
большими
сре ди
европейских
бабочек,
или
толь­
ко
к
европейским
бабочкам,
которые
являются
большими
сре ди
ба бочек
вообще?
Поучительно
сопоставить
с
этим
примером
фор­
447


мально
аналогичный
пример
к вадр атн ый
черный
ящик,
где
не
встает
вопрос
объема.
Причина,
почему
один
пример
по днима ет
вопрос
объема,
а
другой
нет ,
за ключ аетс я
в
том,
что
большой
(big) высту­
пает
в
качестве
синк атег ор ематич еск о го
п ри лаг ат ельн ого1, подоб­
но
прилагательному
плохой
в
сочетании
плохой
игр ок
(poor sport)
или
прилагательному
сущий
в
сочетании
сущий
ребенок
(mere
child), в то время как прилагательное квадратный (square) высту ­
пает
в
кач ест ве
категорематического
прилагательного.
Ключ
к
о б ъясн ению
категорематического
употребления
зак л ючаетс я
в
том ,
что
ква др ат ный
такой-то
есть
прос то
нечто,
что
являе тс я
квадратным
и
таки м- то;
в
противоположность
этому
сущий
ре бе­
нок
не
есть
сущий
и
ре бен ок
и
точно
так
же
бол ьшая
бабочка
не
есть
просто
больш ая,
в
каком-то
аб сол ю тном
см ысле,
и
бабочк а.
Э тот
контраст
яс но
проявляется
в
обычном
английском
языке,
тем
не
менее
природа
его
т ако ва,
что
его
трудно
было
бы
оценить,
не
при­
бегая
к
концепциям,
основывающимся
на
логическом
аппарате.
В
э том
случае
система
обозначений,
котора я
благоприятствовала
бы
пониманию
интересующего
нас
вопроса,
представляет
собой
такую
с ист ему
обозначений,
котора я
сводит
е сть
квадратный
так ой- то
к
че м у-то
вро де
есть
кв адратн ый
и
ес ть
такой-то;
способность
к
такому
сведению
является
ос нов ой
раз личе н ия
кате­
горематического
употребления
прилагательных
от
синк атег о ре­
матического.
Ра зл оже ние
лингвистических
с лож но с очине нных
предложе­
ний
на
их
непосредственно
составляющие
является
другой
линг­
вистической
проб лем ой ,
пониманию
которой
иногда
может
спо­
собствовать
сов ременн ая
логика.
Так,
возьмем
выражение
дам а,
с
которой
я
вас
в идел
(the lady I saw you with).
Имее м
ли
мы
в
данном
случае
сингулярный
терм
дама
(the lady), управляемый относитель­
ным
придаточным
предложением
с
которой
я
вас
видел
(I saw you
with), или мы имеем общий терм дама,
с
которой
я
вас
видел
(lady
I saw you with), управляемый артиклем the? Последний вариант
о пред ел енно
является
предпочтительным,
так
как
он
оправды­
в ает
наличие
определенного
артикля
прежде
всего
объ едине нием
всех
имеющихся
детерминантов
единственности
в
общий
терм,
с
которым
и
уп отреб ляе тся
ар тик ль.
Эта
то чка
зрения
бы ла
бы
менее
правдоподобной,
ес ли
бы
она
не
основывалась
на
результатах
теоретических
исследований
сингулярных
д еск рип ций
в
совре­
менной
логике.
Изменение
этого
прим е ра
помогает
обнаружить
забавную
ано­
малию.
Перефразируем
пример
таки м
обра з ом:
дама
такая,
что
я
видел
вас
с
ней
(the lady such that I saw you with her).
Предыдущий
анализ
позволяет
свести
эту
ф разу
к
the и общему терму дама та-
1 Синкатегорематический — прилагательное,
образованное
от
греческо­
го
слова
синкатегорема,
которым
средневековые
философы
об озна ча ли
вы­
ражение,
имеющее
смысл
только
в
связи
с
д руг ими
выражениями.
(Приме­
чан ие
составителя.)
448


кая,
что
я
видел
вас
с
ней
(lady such that I saw you with her).
Но
что
то гда
в
пределах
это го
общего
терма
буд ет
грамматическим
ан­
т еце дент ом
кон ечн ого
ней
(her)? Очевидно,
дама
(lady); и аномалией
буде т
положение
общего
терма
в
к ач естве
антецедента
местоиме­
ни я.
Использование
в сей
конструкции
инт уит ивно
подсказывает,
конечно,
что
ней
(her) скорее соотносится с сингулярным термом
дама
(the lady), но этот путь разделения конструкции нарушает
наше
п ред ыдуще е
положение
о
том,
что
артикль
the должен быть
взят,
в
интересах
единственности,
для
упр ав ле ния
максимальной
дескрипцией.
Оставим
это
затруднение
неразрешенным,
заметив
только,
что
оно
обяза но
самим
своим
существованием
ко нц епц иям
математической
логики.
Другое
разъяснение,
которое
д ает
логика,
заключается
в
том,
что
ме ст ои мения
лучше
сопоставляются
с
определенными
сингу­
лярными
термами,
таки ми,
как
Генри,
эт от
человек
(the man)
и
т.
д.,
нежели
с
неопределенными
сингулярными
термами,
таки м и,
как
какой-то
человек
(a man) или каждый человек (every man).
Действительно,
ме сто им ение
он
может
приблизительно
з амен ить
эт от
человек,
но
не
как ой-т о
че ло век.
Сказать,
напр им ер, «Я видел
какого-то
человека,
и
вы
видели
его» (Isawa manandyousawhim)
ни
в
коем
случае
не
эквивалентно
предложению
Я
видел
какого-то
человека,
и
вы
виде ли
какого-то
человека
(Isawamanandyousaw
a man).
Первое
предполагает
тождество,
а
второе
не
пре д пола га­
ет
его.
Пр ед ло жение
>7 видел какого -то
человека,
и
вы
видели
его
скорее
эквивалентно
предложению
Я
видел
како г о-то
человека,
и
вы
видели
этого
человека
(I saw a man and you saw the man).
Укажем
на
ед ва
заметное
различие:
в
предложении
Я
видел
ка­
кого-то
человека,
и
вы
виде ли
его
грамматическим
антецедентом
его
(him) является какой- то
человек
(a man), а соответствующим
заменителем
является
это т
человек
(the man).
Местоимения
не
заменяют
своих
грамматических
антецедентов:
в
ка честве
анте­
цедентов
они
м огут
име ть
неопределенные
сингулярные
термы,
но
их
мож но
заменить
только
определенными
сингулярными
тер ­
мами.
Они
таковыми
и
являются.
Эт от
вопрос
о
местоимениях
достаточно
ясен,
коль
скоро
он
замечен,
и
без
обращения
к
тонкостям
математической
логики.
Все
же
ор ган из ов анные
системы
обозначений
логики
скорее
в сего
могут
п од сказать
эту
точку
зре ния
благодаря
замечательному
способу,
каки м
эти
сист емы
обозначений
анализируют
работу
ме­
стоимений
и
других
сингулярных
термов,
определенных
и
нео пр е­
деленных.
Но
логика
позволяет
нам
ра зв ить
эту
точку
зрения
и
дальше.
Наш
пример
вскрыл
только
то,
что
местоимение
в
качес тве
а нте­
цедента
может
имет ь
неопределенный
сингулярный
тер м
и
может
быт ь
выт ес нено
только
определенным
сингулярным
термом.
Но
успехи
современной
логики
позволяют
нам
сказат ь
далее,
что
в
принципе
мес то имение
у потре бляетя
только
с
неопределенным
сингу л ярн ым
термом
в
качес тве
антецедента
и
что
определенные
449


сингулярные
термы,
отличающиеся
от
местоимений,
вообще
не
ну жны.
Мы
можем
систематически
так
перефразировать
наши
пре д­
ложения,
что
в
качестве
переменных
останутся
только
оп реде ­
ленные
сингулярные
термы,
употребляемые
прономинально
в
со­
единении
с
неопределенными
сингулярными
термами,
подобно
пер ем енно й
х
в
предложении
«каждая область х содержит область
меньшую,
чем
х».
Така я
теорема
сведения
может
представлять
известный
интерес
для
лингвистики,
так
как
она
позволяет
не­
ск оль ко
иначе
взглянуть
на
фун к цию
местоимений.
Рассмотрим
с
э той
точки
зрения
основную
роль
местоимений.
Типичное
предложение,
местоимения
которого
в
качестве
своих
антецедентов
имеют
неопределенные
сингулярные
термы,
выглядит
следующим
образом:
Н еко тор ые,
которых
никто
не
не
любит,
не
ц енят
самих
себ я
(Some whom none dislike do not appreciate
themselves).
Заметим
те пе рь,
что
в
данном
случае
местоимения
пр едстав лю т
собой
просто
комбинаторные
ср ед ства
для
извлечения
сл о жных
общих
термов
из
обе их
частей
предложений.
Альтерна­
тивным
средством,
которое
выполняет
работу
местоимения
whom
(которых)
в
с ло жном
общем
терме
ко торы х
некоторые
не
любят
(whom some dislike) является окончание причастия в пассивном
за логе ,
т.
е.
с лово
нелюбимые.
Сходным
образом,
сложный
общий
терм
которых
никто
не
любит
(whom none dislike) соответ­
ствует
с лову
ненелюбимые
(undisliked).
По мимо
этого,
альтерна­
т ивным
с редс тво м,
которое
выполняет
работу
местоимения
самих
себя
(themselves),
в
сло жно м
общем
терме
ценят
самих
себя
является
пре фик с
самих
(self-),
и
мы
приходим,
следовательно,
к
слову
самоценители
(self-appreciators).
Все
предложение
прини­
м ает
следующий
вид
Существуют
ненелюбимые
несамоценители
(There are undisliked non-self-appreciators).
В
ре з ульт ате
не
ост а­
етс я
ни
одного
сингулярного
терма,
определенного
или
неопре­
деленного,
и
даже
ни
одн ого
местоимения.
Местоимение,
рассма тр ив аем ое
в
его
основной
ро ли,
понима­
ется,
таким
образом,
как
м еханиз м,
сх одн ый
по
своему
н азн аче­
нию
с
окончаниями
пассива
и
рефлексивным
префиксом.
По
от­
ношению
к
последним
его
преимущество
заключается
просто
в
его
склоняемости,
которое
ограждает
нас
от
таких
замысловатых
конструкций,
как
ненелюбимые
несамоценители
(undisliked
non-self-appreciators).
Я
продемонстрировал
эту
точку
зрения
на
обычном
словесном
примере.
Однако
ее
истоки
леж ат
в
математической
логике,
и
имен но
там
существует
ее
о бщее
дока зате л ьств о.
В
математичес­
кой
логике
до каз ы вае тся,
что
пе ре менн ые,
которые
явл яют ся
местоимениями
в
лог и ке,
можно
в
принципе
опустить
в
пользу
нескольких
соответствующим
образом
выбранных
операторов,
сравн имы х
с
окончанием
пасси ва
и
рефлексивным
префиксом.
Од ин
из
пут ей
выпо лн ения
этого
был
предложен
Шейнфинкелем,
идеи
которого
бы ли
развиты
дал ьше
Карри
под
названием
комби­
н аторн ой
логики.
Нед о статко м
этого
п одход а
можно
считать
то,
450


что
он
предполагает
чрезвычайно
сил ьн ый
математический
аппа ­
рат,
равноценный
высшей
абстрактной
теории
множеств.
Но
это
необязательно;
можно
ввести
полдюжины
операторов,
отличаю­
щихся
от
опер ато ро в
Шейнфинкеля,
кот оры е
поддаются
опреде­
лению
на
уровне
эл емент ар ной
логики
пре дик ато в
или
кв анто ро в.
Заметим,
что
дело
не
в
том,
что
они
более
удобн ы ,
чем
переменные
или
местоимения,
а
в
том ,
что
они,
несмотря
на
все
свои
не уд об­
ства,
до ста точн ы
для
того,
чтобы
выполнить
ту
же
самую
работу.
А
знать
это
—
о зн ачает
лучше
понять
как
раз
то,
в
чем
заключа­
ется
своеобразная
работа
местоимений.


Н.
ХОМСКИЙ
СИНТ АКСИ ЧЕС КИЕ
СТРУКТУРЫ1
(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)
1.
ВВЕДЕН ИЕ
Синт ак сис
—
учение
о
принципах
и
способах
построения
пред­
ложений.
Целью
синтаксического
исследования
данного
языка
является
построение
грамматики,
которую
можно
р ас сматр ив ать
как
механизм
некоторого
рода,
порождающий
предложения
этого
языка.
В
более
широком
плане
лингвисты
стоят
перед
проблемой
определения
глубоких,
фундаментальных
свойств
усп е шно
де й­
ствующих
г р аммати к.
Кон ечн ым
резул ьта том
эти х
исследований
должна
явиться
теория
лингвистической
ст руктуры ,
в
которой
описательные
механизмы
конкретных
грамматик
представлялись
бы
и
изучались
абстрактно,
без
обращения
к
конкретным
язы кам .
Одн а
из
задач
такой
теории
—
выработать
общий
метод
выбора
грамматики
для
люб ого
языка
при
нал ич ии
в сей
совокупности
предложений
дан ног о
языка.
Центральным
в
лингвистической
теории
является
пон ят ие
«лингвистического уровня» .
Каждый
лингвистический
уровень
(например,
фонологический,
морфологический,
а
также
у ро вень
непосредственно
составляющих)
есть,
по
существу,
совокупность
опи сател ь ных
механизмов,
имеющихся
в
нашем
р аспор яж ении
для
по стр о ения
грамматик;
это
опре д е ленный
способ
представле­
ния
высказываний.
Мы
можем
оце ни ть
адекватность
лингвисти­
ческой
теории,
разработав
ст р огим
и
точн ым
образом
тип
грам­
ма тики ,
соответствующий
набору
уровней,
кот орым и
располагает
эта
теория,
и
исследовав
затем
возможность
построения
п росты х
и
наглядных
грамматик
этого
типа
для
естественных
языков.
Мы
изу чим
т аким
сп осо бом
н еск олько
различных
концепций
лингвис­
тической
структуры,
рассматривая
последовательности
лингвис­
тических
уровней
возрастающей
сложности,
которые
с оотв етс т­
вуют
все
более
и
более
сил ьным
типам
грамматического
описания,
и
сделаем
по пытк у
доказать,
что
лингвистическая
теория
должна
1 N. Chomsky, Syntactic Structures, ’s—Gravenhage, 1957.
Пер евод
К.
И.
Бабицкого
в
сб.
«Новое в лингвистике», вып.
2.
И зд.
иностр,
лит.,
М..
1962.
452


содержать
по
меньшей
мер е
данные
уровни,
если
она ,
например,
желает
выработать
удовлетворительную
грамматику
английского
языка.
Наконец,
мы
постараемся
показать,
что
это
чисто
формаль­
ное
изучение
ст руктуры
языка
м ожно
применить
к
некоторым
проб­
ле мам
семантики.
2.
Н ЕЗАВИ СИ М ОСТЬ
ГРАММАТИКИ
2.1.
Под
язык ом
мы
буд ем
понима ть
множество
(конечное или
бесконечное)
предл оже ний,
каждое
из
которых
имеет
кон еч ную
д лину
и
п ост роено
из
конечного
множества
элементов.
Все
естест ­
венные
язы ки
в
их
письменной
или
устной
форме
являются
язы­
ками
в
указанном
смысле,
поскольку
каждый
естественный
яз ык
имеет
кон е чное
число
фоне м
(или букв алфавита)
и
каждое
пред­
л ожен ие
может
быть
пред ст авл ено
в
форме
конечной
последова­
тельности
эт их
фо нем
(или букв), хотя количество предложений
бесконечно
велико.
Подо бным
же
образом
множество
«предложе ­
ний»
некоторой
формализованной
математической
теории
может
рассматриваться
как
язык.
Основная
проб ле ма
лингвистического
анализа
языка
состоит
в
том ,
чтобы
отделить
гр аммат и чески
правильные
последовательности,
ко торы е
являются
пред­
ложениями
языка
L, от грамматически неправиль ­
ных
последовательностей,
ко то рые
не
я вля ются
предложениями
языка
L,
и
исслед о ват ь
структуру
грамматически
правильных
последовательностей.
Гра мматик а
языка
L представляет собой,
так им
образом,
своего
рода
механизм,
порождающий
все
граммати­
ч ески
правильные
последовательности
L и не порождающий ни
одной
грамматически
неправильной.
Один
из
методов
проверки
адекватности
грамматики,
предло­
женной
для
L, состоит в установлении того,
являю тс я
ли
порождае­
мые
ею
предложения
действительно
грамматически
правильными,
т.
е.
приемлемыми
для
природного
нос ит еля
данного
языка.
Мы
в
состоянии
сделат ь
определенные
шаги,
чтобы
сформулировать
операционный
критерий
грамматической
правильности
для
осу­
ществления
подобной
проверки
адекватности.
Од нако
для
це лей
настоящего
рассмотрения
мы
можем
допустить
инт уит ивное
зна ­
ние
грамматически
правильных
пр ед ло жений
английского
язык а
и
затем
поставить
вопрос:
какого
рода
грамматика
способна
вы­
полнять
раб оту
по ро жд ения
эт их
предложений
эффективным
и
яс ным
способом?
Мы
сталкиваемся,
так им
образом,
с
обыч но й
задачей
логического
анализа
некоторого
интуитивного
пон яти я,
в
данном
случае
—
п он ятия
«грамматической правильности в
английском
языке»
и
в
более
широком
плане
«грамматической пра ­
вильности»
вообще.
Заметим,
что
для
содержательной
пост ано вк и
задач
г ра мма­
тик и
достаточно
предположить
лишь
частичное
знание
предложе­
ний
и
непредложений.
Это
зна чит,
что
в
рамках
да нно го
р ассмо т­
ре ния
мы
можем
допустить,
что
некоторые
последовательности
453


фонем
суть
определенно
предложения
и
что
некоторые
другие
последовательности
являются
определенно
непред л о жения ми.
Во
многих
пром е ж уто чных
случаях
мы
должны
быт ь
готовы
предо­
ст авит ь
само й
г р амма тике
решать
вопрос
о
грамматической
пр а­
вильности
предложения,
е сли
гр а ммати ка
построена
простейшим
образом
т ак,
что
в
нее
включаются
не со мненн ые
пред л ожен ия
и
исключаются
несо мн енные
непредложения.
Это
обычная
черта
логического
анализа
понятий1.
Определенное
чи сло
я сных
сл у­
ча ев
предоставляет
нам ,
таким
образом,
критерий
адекватности,
пригодный
для
любой
конкретной
грамматики.
Для
одного
языка,
взятого
в
изоляции,
этот
критерий
весьма
слаб ,
поскольку
ясные
случаи
могут
быть
удовлетворительно
истолкованы
разными
грам­
матиками.
Однако
эт от
критерий
может
превратиться
в
весьма
с ильно е
условие,
ес ли
мы
будем
н астаи в ать
на
том,
чтобы
ясные
случаи
удовлетворительно
истолковывались
для
любого
языка
по ср едств ом
грамматик,
каждая
из
которы х
построена
по
одному
и
тому
же
методу.
Это
значит,
что
каждая
грамматика
должна
соотноситься
с
конечной
совокупностью
наблюденных
предложе­
ний
описываемого
ею
языка
та к,
как
это
предусмотрено
заранее
да нной
лингвистической
теорией.
Так им
п утем
мы
получаем
весьма
с иль ный
критерий
адекватности
для
лингвистической
теории,
претендующей
на
общее
о бъ ясн ение
понятия
«грамматически пра­
вильного
предложения»
че рез
понятие
«наблюденного предложе­
ни я », а также для множества грамматик,
построенных
в
соотв ет­
ствии
с
э той
теорией.
К роме
того,
указанное
требование
является
разумным
еще
и
пот ом у,
что
нас
интересуют
не
только
конкрет­
ные
языки,
но
и
общ ая
природа
языка.
Поданному
весьма
ва жно му
во пр осу
можно
б ыло
бы
сказ ат ь
еще
очень
м ног ое,
но
это
завело
бы
нас
слишком
д алек о.
2.2 .
Из
чего
исх о дим
мы
в
д ей ствит ель ност и,
когда
намереваем­
ся
от де лить
грамматически
правильные
предложения
от
грам­
матически
неправильных
последовательностей?
Не
пы т аясь
дать
исчерпывающий
отв ет
на
эт от
во про с,
я
считаю,
однако,
нел иш ним
ука за ть
на
неправильность
некоторых
ответов,
которые,
по-ви­
димому,
приходят
на
ум
сами
собой.
Во -пер вых ,
очевидно,
что
множество
грамматически
правильных
предложений
не
может
1 Ср.,
н ап р им ер, N. Goodman, The Structure of Appearance, Cam­
bridge, 1951, p. 5 —6.
Заметим,
что
для
до ст иже ния
целей
грамматики
при
на­
личии
л ингв истич ес кой
теории
до стат очн о
части чн ог о
знания
предложений
(т.
е.
знания
только
наблюденных
предложений)
языка,
поскольку
лингвис­
тическая
теория
устанавливает
соотношение
между
множеством
наблюден­
ных
предложений
и
множеством
грамматически
пра вил ьных
пред ложен ий ;
другими
словами,
она
определяет
«грамматически правильное предложение»
че рез
понятие
«наблюденное предложение», а также через некоторые свойства
наблюденных
предложений
и
некоторые
свой ст ва
грамматик.
Согласно
ф орму­
лировке
Куайна,
лингвистическая
теория
да ет
общее
объяснение
тому,
что
«должно»
б ыть
в
языке
на
баз е
«того,
что
есть
пл юс
п
рос тота
зак о­
нов,
п ос ред ством
которых
мы
описываем
и
экстраполируем
то,
что
есть». (W
Quine, From a Logical Point of View, Cambridge, 1953, p. 54.)
454


отождествляться
с
ка кой
бы
то
ни
б ыло
совокупностью
высказы­
ваний,
полученной
тем
или
иным
л инг висто м
в
его
полевой
ра бо те.
Любая
гр а мматик а
рассматриваемого
языка
проецирует
кон ечн ую
и
в
известной
ме ре
случайную
совокупность
наблюден­
ных
высказываний
на
множество
(предположительно бесконечное)
гра ммат иче с ки
правильных
высказываний.
В
это м
отн ош ении
гр аммат ик а
отражает
поведение
носителя
языка,
к отор ый
на
ба зе
своего
конечного
и
случайного
языкового
опы та
в
состоянии
произ ве с ти
и
понять
бесконечное
число
новых
предложений.
В
действительности
любой
логический
анализ
пон яти я
«граммати­
ческой
правильности
в
языке
L» (т.
е.
лю бая
характеристика
«грамматически правильного в L» через « набл юденн ое
высказы­
ва ние
в
L») может пониматься как объяснение этого фундаменталь ­
ного
ас пек та
лингвистического
поведения.
2.3 .
Во-вторых,
понятие
«грамматически правильный»
не
может
отождествляться
с
понятиями
«осмысленный», «значимый»
в
каком
бы
то
ни
б ыло
семантическом
см ы сле.
Данные
ниже
предложения
(1) и (2) равно бессмысленны,
но
любой
носитель
английского
языка
наз овет
гр амм ати ческ и
правильным
ли шь
первое.
(1) Colorless green ideas sleep furiosly.
«Бесцветные зеленые мысли спят яростно».
(2) Furiosly sleep ideas green colorless.
Точно
так
же
нет
никакого
семантического
основания
пред­
почесть
последовательность
(3) последовательности (5) или (4)—
(6), однако лишь (3) и (4) являются грамматически правильными
предложениями
английского
языка.
(3) Have you a book on modern music?
«Есть ли у Вас книга по современной музыке?»
(4) The book seems interesting.
«Эта книга кажется интересной» .
(5) Read you a book on modern music?
(6) The child seems sleeping.
Из
этих
примеров
видно,
что
всякие
поиски
о пред ел ения
грам­
матической
правильности,
основанного
на
семантике,
останутся
тщетными.
В
действительности
существуют
о сно вания
структур­
ног о
характера,
позволяющие
отличать
(3) и (4) от (5) и (6); однако
прежде
чем
мы
сможем
д ать
об ъ яснение
фактам
под обн ого
род а,
нам
придется
развить
те орию
синт акси ческ ой
структуры
намного
дальше
ее
о быч ных
границ.
2.4 .
В-третьих,
по нят ие
«грамматической правильности в анг ­
ли йс ком
яз ыке»
нельзя
отождествлять
ни
в
каком
смысле
с
поня­
тием
«высокого порядка статистического приближения к англий ­
скому
языку». G
полной
уверенностью
можно
предположить,
что
ни
(1), ни (2) (и фактически никакая часть этих предложений)
ник ог да
не
появлялись
в
английской
речи.
След ов ат ельно ,
сог л ас­
но
любой
статистической
модели
грамматической
правильности
оба
эти
предложения
б ыли
бы
отб рошен ы
как
равно
далекие
от
английского
языка.
И
тем
не
ме нее
первое,
хотя
и
бессмысленное,
455


гр амм ати ческ и
правильно,
а
второе
нет.
Носитель
английского
языка,
если
его
попросят
прочесть
эти
пре длож ен ия,
первое
проч­
тет
с
нормальной
интонацией
предложения,
а
второе
—
с
интона­
цией ,
падающей
на
каждом
слове,
т.
е.
как
всякую
последователь­
ность
б ессв язны х
слов,
пр иним ая
каждое
слово
в
ней
за
отдельное
высказывание.
Отсюда
вытекает,
что
ему
гораздо
лег че
при­
помнить
первое,
чем
в тор ое,
что
он
гораздо
б ыс трей
заучи т
первое
и
т.
д.
И
все
это
несмотря
на
то,
что
ему
никогда
не
приходилось
видеть
или
слышать
ни
одной
пары
пр иве де нных
с лов
соединен­
ным и
в
реальной
реч и.
Еще
пример.
В
про шлом
языковом
опыте
говорящего
слова
whale (кит)
и
of могут иметь одинаковую ( т.
е.
нулевую)
частотность
появления
в
контексте
(I saw a fragile —
«Я видел хрупкого —»),ивсеже говорящий немедленно заявит,
что
лишь
первая
из
эт их
подстановок
приводит
к
грамматически
пр а­
виль ном у
предложению.
Мы
не
можем,
разумеется,
апеллировать
к
том у
фа кту,
что
предложения,
по до бные
(1), «могут»
быт ь
вы­
ск азан ы
в
н еко тором
достаточно
искусственном
контексте,
а
тип
(2) не может быть высказан ни при каких условиях,
поскольку
нам
нужно
выяснить
именно
прич ину
такого
различения
ме жду
(1) и (2).
Ясно,
та ким
образом,
что
способность
производить
и
ра сп оз­
навать
грамматически
правильные
предложения
не
основывается
на
таких
понятиях,
как ,
напри мер,
поня т ие
статистической
п ри­
ближенности.
Источником
недоразумения
служит
зд есь
обычай
с чита ть
г рам мат ическ и
правильными
предложения,
которые
«мо ­
гут
вс т ре т ить с я», «возможны»
и
т.
п.
Естественно
трактовать
слово
«возможный»
как
«имеющий большую вероятность»
и
предполо­
ж ить,
что
с посо бн ость
лингвиста
четко
различать
грамматически
правильное
и
грамматически
неправильное1
осно ван а
на
убежде­
нии,
что,
поскольку
«реальность»
языка
слишком
сложна
для
по л­
ног о
описания,
нео бхо ди мо
удовлетвориться
упро щен н ым
вариан­
том
описания,
называющим
«все невероятное и весьма маловероят ­
ное
невозможным
и
все,
и меющее
бо льш ую
вероятность,
возможным»2.
Мы
видим,
од н ако,
что
это
представление
совершенно
неправильное
и
что
структурный
анализ
н ельзя
по­
нимать
как
упрощенную
схему,
полученную
в
ре зу льта те
четкой
обрисовки
размытых
границ
полностью
статистической
картины.
Ес ли
расположить
последовательности
данной
длины
в
порядке
статистического
приближения
к
английскому
языку,
мы
обнару­
жим
в
списке
разбросанными
в
бе спо р ядке
как
грамматически
1 Ниже мы покажем,
что
это
четкое
различение
можно
уточ нит ь
с
помо­
щью
по нятия
уровня
грамматической
правильности.
Однако
это
не
влияет
на
сказанное
здесь.
Та к, (1) и (2) оказываются на разных уровнях граммати ­
ческой
пр а вил ьно сти,
даже
если
пр иписа ть
(1) меньшую степень грамматиче­
ской
пр а вил ьно сти,
че м,
ска жем , (3) и (4), но они находятся на одинаковом
уровне
статистической
удаленности
от
ан глийс ког о
языка.
То
же
спр ав едли во
и
в
отношении
бесконечного
числа
подобных
п ар.
2С.
F.
Н
о
с
k е t t, A Manual of Phonology, Baltimore, 1955, p. 10.
456


правильные,
так
и
гр а мма тическ и
неправильные
предложения;
нет,
по-видимому,
никакой
спец ифич еск о й
связи
между
порядком
статистического
приближения
и
грамматической
правильностью.
При
вс ем
несо м ненн ом
интересе
и
ва жн ости
статистического
и
семантического
изучения
языка
изу чен ие
это
представляется
не
имеющим
прямого
отношения
к
определению
или
характеристике
по ня тия
множества
грамматических
высказываний.
Я
думаю,
мы
пр инужд е ны
сд ела ть
выво д,
что
грамматика
автономна
и
нез ав и­
сима
от
значения
и
что
вероятностная
модель
не
дает
ос об ого
про­
никновения
в
сущность
о сн овных
проблем
синтаксической
струк­
тур ы
Ч
1 Мы вернемся к вопросу о связи между семантикой и синтаксисом,
где
будем
утверждать,
что
эту
связ ь
мож но
исследовать
п осле
того,
как
на
незави­
симых
основаниях
будет
установлена
синтаксическая
структура.
Я
думаю,
что
то
же
само е
ве рно
и
в
отношении
св язи
меж ду
синтаксисом
и
стат ист ич ески м
изуче ние м
языка.
Зная
гр амма тик у
языка,
мож но
статистически
исследовать
испо л ь зов ание
я зыка
различными
с пос обам и;
при
это м
разработка
вероятност­
ных
мо дел ей
использования
язык а
(отличных от моделей синтаксической
структуры
языка)
может
дать
весьма
ценные
результаты.
Можно
попы тать с я
разработать
боле е
тонкую
систему
отношений
м ежду
статистической
и
синта ксиче ской
ст рукту рой ,
чем
отклоненная
н ами
пр ос тая
модель
пор яд ка
стати сти че ско го
приближения.
В
мои
намерения
опр ед еле н­
но
не
входит
утверждать,
что
всякая
та кая
система
н емыслим а,
но
мне
не
из­
вест на
ни
од на
гипо теза
подобного
р ода,
которая
не
страдала
бы
оч е видным и
изъянами.
Заметим,
в
част н ост и,
что
для
любого
п
можно
найти
цепочку,
первые
п
слов
которой
могут
встр етит ься
в
кач еств е
начала
г раммат ич еск и
пра вил ьн ого
предложения
а
последние
п
—
в
к а честве
конца
некоторого
г раммат ич еск и
правильного
предложения
$2, но при этом Si
отлично
от
$2.
Для
при ме ра
ра сс мот рим
последовательность
типа
the man who... аг е
here
«человек,
который...находится
здесь», где «...»
мо жет
бы ть
глагольной
груп­
пой
произвольной
длины.
За мет им
также,
что
мы
можем
о пер иро вать
но выми ,
но
вп олне
грамматически
правильными
последовательностями
кл ассо в
с лов,
на п ример
п ослед оват ельн ос ть ю
прилагательных
более
длинной,
чем
люб ая
до
сих
пор
встречавшаяся
в
контексте
Isawа
...
house «Я видел
...
дом ».
Ра з­
ные
поп ыт ки
объяснить
различия
грамматически
правильного
и
г раммат ич еск и
неправильного,
как
в
случае
с
(1), (2), на базе частотности типов предло­
же ний,
порядка
приближения
по след оват ель н ост ей
к л ассов
слов
и
т.
п.
долж ­
ны
натолкнуться
на
многочисленные,
по до бные
приведенным
здесь
факты.


С.
К.
ШАУМЯН
НАСУЩНЫЕ
ЗАДАЧИ
СТРУКТУРНОЙ
ЛИ НГВ ИСТ ИКИ'
Структурную
лин гвис тику
на
современном
этапе
ее
ра з вития
целесообразно
трактовать
в
ка честве
отрасли
кибернетики.
Такой
подход
ставит
перед
ст руктурн ой
лингвистикой
принципиально
нов ые
за дачи ,
которые
будут
иметь
далеко
идущие
последствия
для
дальнейшего
направления
исследований
в
этой
научной
ди с­
циплине.
Прежде
чем
расс мат рив ать
эти
принципиально
новые
задач и,
возникающие
перед
структурной
лингвистикой,
выясним,
в
каком
смысле
можно
трактовать
ст руктурн ую
лингвистику
в
ка чес тве
отрасли
кибернетики.
Начнем
с
предмета
кибернетики.
Специфика
предмета
киб ер­
нетики
заключается
в
с лед ующе м.
Существует
три
главных
типа
машин: 1)машины,
преобразую­
щие
оди н
вид
энергии
в
другой
(например,
пар о вые
ма ши ны,
га­
зовые
турбины);2)машины,
изменяющие
свойства
и
пол оже ния
объектов
труда
(например,
текстильные,
металлообрабатывающие,
транспортные
машины);3)машины,
преобразующие
один
вид
ин­
формации
в
другой
(машины,
м огущи е
быть
использованными
для
обработки
ре зул ьта тов
на уч ных
и
технических
исследований,
автоматизации
проц е ссов
поиск а
информации
в
нау чн ой
лит е ра­
туре,
автоматизации
перевода
с
одн их
языков
на
другие
и
для
и ных
целей).
Последний
тип
машин
и
входит
в
объект
исследова­
ний
кибернетики.
Следует
при
эт ом
подчеркнуть,
что
киберне­
тика
имее т
дел о
с
такими
машинами
не
в
их
конкретном
вид е,
а
как
с
абстрактными
системами
высокой
степени
общности.
«Кибер­
нетика
зан и ма ется
изучением
систем
любой
природы,
спо со бных
воспринимать,
хранить
и
п ерера ба ты вать
информацию
и
исполь­
зовать
ее
для
у пра вле ния
и
регулирования» 2.
Исходя
из
обще го
представления
об
абстрактных
кибернети­
ческих
маш ин ах,
можно
расс мат рив ать
грамматику
любого
язы­
ка
как
разновидность
кибернетической
ма шин ы,
перерабатыва­
ющей
один
вид
лингвистической
информации
в
другой.
1 «Известия Академии Наук СССР» .
Отделение
литературы
и
языка,
т.
XXI, вып.
2. 1962.
Пр иво д ится
с
со кр ащениям и.
2А.
Н.
Колмогоров,
Пр ед исло вие
к
книге
У.
Эшби
«Введение в
к и бернет ик у», М., 1959, стр.
8.
458


Модел и
грамматик
как
кибернетических
машин
или
устройств
можно
разделить
на
две
гр у ппы: 1) синтезирующие,
или
порож­
дающие,
м о де ли , 2) анализирующие,
или
распо з наю щ ие,
мо дели .
В
синтезирующих
мо де лях
мы
имеем
на
входе
информацию
о
кон е чном
числе
лингвистических
объектов
(морфем)
и
инфор­
мацию
о
правилах
порождения
из
этих
объектов
новых
лингвис ­
тических
объектов
(слов и предложений).
В
конечное
число
ша гов
синтезирующее
грамматическое
устройство
порождает
на
вы­
ход е
грамматически
правильные
слова
и
предложения.
В
анализирующих
моделях
мы
имеем
на
входе
информацию
о
конечном
числе
д опу с тимых
в
языке
типов
п редло жен ий
и
пра вила
анализа
предложений
на
слова
и
морфемы.
В
конечное
число
ша­
гов
ан али зир у ющее
грамматическое
устройство
дае т
на
выходе
информацию
об
элементарных
компонентах
разных
типов
пред ­
ло жени й.
Как
показали
исследования
Н.
Хомского,
Е.
Бар-Хиллела
и
других
уч еных ,
порождающие
модели
грамматик
могут
рассмат­
риваться
в
одно м
ряду
с
математическими
моде лями
автоматов.
Так,
Н.
Хомским
предложена
математическая
типология
порож­
д ающих
мо деле й
грамматик.
Он
предложил
це пь
математических
мо дел ей,
крайними
зв ень ями
которых
служат
машина
Тьюринга
и
теория
конечных
автоматов,
а
промежуточными
звеньями—
порождающие
модели
непосредственно
с остав л яющи х.
Именно
эти
результаты
дают
достаточное
основание,
чт обы
трактовать
структурную
лингвистику
в
ка честве
отрасли
кибернетики.
В
настоящее
вр емя
центральная
задача,
стоящая
перед
струк­
турной
лингвистикой,—
это
создание
адекватных
порождающих
и
распознающих
моделей
гр а ммати к.
Широко
из вест на
порождающая
модель
Н.
Хомского,
назван­
ная
им
трансформационной
грамматикой.
Трансформационная
грамматика
—
это
порождающая
модель,
состоящ ая
из
тр ех
час­
те й: 1) системы правил непосредственно составляющих, 2) системы
трансформационных
п рав и л , 3) системы морфонологических пра ­
вил.
В
трансформационной
г р аммат ике
порождение
предложений
прои с ходи т
так.
В
каче ств е
кибернетического
ус трой ства
оп­
ределенного
вида
трансформационная
г р амма тика
име ет
на
вх о­
де
символ
S, служащий обозначением предложения как
нерас-
члененного,
глобального
эл емент а.
Путем
ря да
последователь­
ных
шагов
данный
символ
пе рера баты в ается
по
правилам
не по­
средственно
составляющих
в
терминальную
цепочку.
Совокупность
так их
терминальных
цепочек
составляет
яд ро
языка.
В
ядро
языка
входят
п рост ые
повествовательные
активные
предложения
—
так
называемые
ядерные
предложения.
Посредством
пр им ене­
ния
трансформационных
правил
к
ядерным
предложениям
порож­
даются
но вые
цепочки,
которые
в
свою
очередь
развертываются
по
прав ила м
непосредственно
составляющих.
Цепочки,
получен­
ные
в
рез ул ьтате
дей ст вия
правил
непосредственно
составляющих
459


и
трансформационных
пра в ил,
перекодируются
на
выходе
в
це­
почк и
морфофонем
в
соответствии
со
специал ьны ми
морфофонем­
ным и
правилами.
Такова
общая
схема
функционирования
трансформационной
грамматики
х.
Как
известно,
трансформационная
гр а мматик а
возникла
в
результате
кр и тики
модели
непосредственно
со став ­
л яющих
в
дескриптивной
лингвистике.
В
трансформационной
гра м­
матике
мод ель
непосредственно
составляющих
рассматривается
только
в
к ач естве
час тн ой
мо де ли,
включенной
в
общую
грамма­
тическую
модель.
Так им
образом,
трансформационная
граммати­
ка
может
рассматриваться,
в
известной
ме ре,
как
д аль нейш ее
развитие
дескриптивной
лингвистики.
По
срав нени ю
с
мо де лями
дескриптивной
лингвистики
транс­
формационная
г раммати ка
представляет
соб ой
серьезный
шаг
вперед.
Однако
то
обстоятельство,
что
трансформационная
грам­
мати ка
возникла
на
почве
именно
дес кр ипт ивно й
лингвистики
и
вне
связи
с
другими
на прав л ени ями
структурной
лингвисти­
ки,
сказалось
на
т рансф ор маци онн ой
грамматике,
как
она
сло­
жилась
в
работах
Н.
Хомского,
Р.
Лиза
и
других
исследователей,
в
том ,
что
трансформационная
г рамма ти ка
отличается
о дн осто­
рон н ост ью.
Односторонность
тр ансфо рм ацио нно й
грамматики
за­
кл ючается
в
том ,
что
она
имеет
дело
только
с
синтагматической
ос ью
языка
и
игнорирует
парадигматическую
ось
языка.
П оскол ь­
ку
ст ер жнем
структуры
языка
является
вз аим од ейст вие
с ин­
таг м ати ческо й
и
парадигматической
ос и,
иными
словами
взаимо­
действие
си нта ксичес ки х
конструкций
с
классами
морфем
и
слов,
то
фундаментом
любой
грамматики
должно
бы ть
построение,
учи­
тывающее
обе
эти
ос и.
Так
как
дескриптивная
лингвистика
це ли­
ком
строится
только
на
синт аг мати ческ о й
о си,
то
эта
односто­
ронность
дескриптивной
лингвистики
пе редал ась
по
наследству
и
трансформационной
грамматике,
пос кол ьку
трансформацион­
ная
г р амма тика
выросла
на
почв е
дескриптивной
лингвистики.
До
настоящего
времени
трансформационная
г р аммати ка
стро­
илась
в
виде
порождающей,
синтезирующей
модели.
Большой
ин­
терес
п ред став ляет
проблема
построения
обратной,
т.
е.
распо­
знающей,
анализирующей
модели
трансформационной
грамматики.
Следует
подчеркнуть,
что
разработка
анализирующих
и
син­
тезирующих
мод ел ей
грамматик
находится
еще
только
в
сам ой
начальной
стадии.
Сделаны
всего
лишь
первые
шаги,
и
поэтому
существующие
модели
весьма
несовершенны.
Для
дальнейшего
1 Подробное описание трансформационной грамматики читатель может
на йти
в
следующих
работах:
Н.
Xомский,
Три
модели
описания
языка.
Переводе
анг лийско го.
«Кибернетический сборник», М ., 1961, вып.
2; Р.
Б.
Лиз,
Что
т акое
тра н сфор м ац и я ? «Вопросы языкознания», 1961, No 3;
N. Chomsky, Syntactic structures, ’s Gravenhag, 1957.
Попытка
приме­
нить
трансформационную
г ра мма тику
к
исследованию
конкретного
языка
с дел ана
в
работе: R.
В.
Lees, The Grammar of English Nominalizations,
(Bloomington), 1960.
460


развития
э той
об л асти
требуются
б ольш ая
напряженная
работа
и
о бъеди ненн ые
усилия
широкого
круга
лингвистов
и
математиков.
Структура
языка
имее т
два
плана:
гр аммат ич еск ий
и
фоноло­
гический.
Хо тя
оба
эти
плана
не
равноправны
между
собой
(фо ­
нологический
п лан
по дчи нен
гр амм ат ическ о му ), однако в извест­
ном
см ысле
они
автономны
и
могут
изучаться
раздельно.
По­
этому
грамматика
и
фонология
до лжны
рассматриваться
как
разные
дисциплины,
каж дая
из
которых
имеет
свои
собственные
цели.
Эт о,
кон ечн о,
не
меш ает
т ому,
что
методы
обеих
ди с циплин
имеют
много
общего
между
собой.
Каковы
центральные
задачи,
стоящие
перед
фоно ло гие й
на
современном
этапе
развития
струк турн ой
лингвистики?
Н е обходи м ость
преодолеть
теоретические
трудности,
кото­
рые
обнаруживаются
в
св язи
с
традиционной
реляционно-физичес­
кой
трактовкой
дифференциального
эл емен та,
фонемы
и
других
фонологических
единиц,
тре бу ет
ра згр анич е ния
дв ух
ступеней
абстракции
в
ф оно логи и; 1) ступени наблюдения и 2) ступени
конструктов.
Поскольку,
как
у чит
со вр еменная
логика
науки,
конструк­
ты
свя з ывают ся
со
ступенью
наблюдения
при
помощи
так
называ­
емых
правил
ко рр е с понде нции,
то
важнейшая
задача
современной
фо нол огии
должна
состоять
в
систематической
разработке
фоно­
ло г ическ их
правил
корреспонденции.
Речь
иде т
о
фонологичес­
ких
правилах
корреспонденции
для
парадигматической
и
синтаг­
мат и ческ ой
идентификации
фоне м.
Важнейшими
задачами
современной
фонологии
должны
также
считаться
мод е лиро ва ние
фонологических
оппозиций
и
моделиро­
вани е
структуры
фонологического
слога.
Что
к аса ется
моделирования
фонологических
оппо з иций,
то
в
этом
направлении
существенное
значение
имеет
дальнейшая
раз работка
ид ей
бина р ной
фонологической
теории
Р.
Якобсона.
Задача
со сто ит
в
том ,
чтобы
углубить
и
ра зв ить
эти
идеи
в
свете
последовательного
и
строгого
разграничения
ступени
наблюдения
и
с туп ени
конструктов
в
фо нол оги и.
Поскольку
между
ст руктурой
слога
и
ст руктурой
предложе­
ния
обнаруживаются
глубокие
аналогии,
то
при
моделировании
структуры
слога
м огут
быть
широко
использованы
схемы
су ще ст­
вующих
синтезирующих
и
анализирующих
м одел ей
г р аммати к,
именно:
схемы
модели
непосредственно
составляющих
и
схемы
трансформационной
мо де ли.
Грамматика
и
фонология
составляют
в
совокупности
структур­
ную
теорию
языка.
А
как
относится
к
ст руктурн ой
теории
языка
изучение
словаря?
Для
ответа
на
эт от
вопрос
надо
считаться
с
двой­
ственной
п рирод ой
сл овар я:
с
одной
ст орон ы,
сл ова
языка
связа­
ны
с
внеш ним
миром,
с
реалиями,
и
под
эт им
углом
зрения
сло ва
выходят
за
пр еделы
имманентного
в
языке,
за
пределы
структуры
языка,
но,
с
другой
стороны,
употребление
сло в
подчиняется
определенным
дистрибутивным
и
трансформационным
сх ем ам,
и
461


под
эти м
углом
зрения
слова
должны
считаться
структурными
элементами
языка.
Учитывая
двойственную
при ро ду
слова,
можно
утверждать,
что
изучение
сл овар я
лишь
отча с ти
входит
в
структурную
теорию
языка
—
н а столько
лишь,
насколько
сл ова
охватываются
дистрибутивными
и
трансформационными
схемами.
Только
в
этом,
строго
специал ьном
смысле
можно
говорить
о
структурной
лексикологии.
Ясно,
что
многие
факты
сл ова ря,
может
бы ть,
значительное
большинство
таки х
фактов,
лежат
за
пр ед ела­
ми
структурной
лексикологии
и
должны
и зучатьс я
при
помощи
других
методов,
в
первую
очередь
при
помощи
статистических
ме­
тодов,
но
в
той
мере,
в
ка кой
слова
подчиняются
дистрибутивным
и
трансформационным
схе мам,
они
служат
объектами
структур­
ной
лексикологии,
которая,
примыкая
к
грамматике,
вместе
с
эт ой
последней
входит
в
состав
структ урной
теории
языка.
Главные
зад ачи
структурной
лексикологии
заклю ч ают ся
в
фиксировании
лексических
инвариантов,
определения
классов
эквивалентных
ле кси чески х
элеме нт ов
и
компонентном
анализе
лексических
инвариантов.
Эти
задачи
м огут
выполняться
при
помощи
дистрибутивного
и
трансформационного
ан али за.
Структурная
лингвистика
представляет
собой
эмпирическую
науку,
под обно
ф и зике,
хими и,
био лог ии
и
другим
на у кам,
имею­
щим
св оим
предметом
ту
или
ин ую
область
действительности.
Как
и
остальные
эмпирические
науки,
структурная
лингвистика
широ­
ко
пользу ется
гипотезами.
Т ак,
на
современном
э тапе
развития
структурной
лингвистики
фундаментальное
значение
и меет
гипо­
теза
о
гра мма ти ке
как
аб стр актно й
машине,
п орож да ющей
все
грамматически
правильные
предложения
языка.
К оне чно,
ника­
кой
машины,
порождающей
предложения
языка,
мы
не
наблюдаем
и
не
можем
наблюдать
у
естественных
языков.
Но
мы
пользуемся
идеей
о
такой
машине
по том у,
что
она
оказывается
очень
п лод от­
во рной
при
о бъ я снении
прямо
наблюдаемых
фактов
языка.
Поскольку
структурная
лингвистика
пол ьзуе тся
гипотезами,
то
возн и кает
необходимость
выяснить
основные
логические
черты
ме тода ,
который
должен
осознанно
применяться
в
структурной
лингвистике
для
обеспечения
эффе к тивных
рез ульт ат ов
теоретиче­
ских
иссл едо вани й.
Как
и
в
остальных
эмпирических
на ука х,
успешное
проведение
теоретических
исследований
в
струк турной
лингвистике
может
бы ть
обеспечено
только
на
базе
строгого
и
последовательного
при­
менения
метода,
который
п рин ято
называть
гипотетико-дедуктив-
ным.
Гипотетико-дедуктивный
метод,
служащий
м ет одологи чес ки м
ст ержн ем
физики
и
остальных
абстрактных
тео рет ич еск их
наук,
подробно
описан
в
современной
лите ра ту ре
по
логике
науки.
Здесь
мы
о стан ови мся
только
на
некоторых
существенных
для
структур­
ной
лингвистики
аспектах
гипотетико-дедуктивного
метода.
Гипотетико-дедуктивный
метод
представляет
со бой
цикличес­
кую
процедуру,
которая
нач и нает
с
фактов
и
кончает
фак т ами.
В
этой
процедуре
различаются
че тыре
фазы:
462


1) фиксирование фактов,
требующих
объяснения;
2) выдвижение гипотез для объяснения данных фактов;
3) выведение из гипотез предсказаний о фактах,
лежащих
за
пределами
круга
фактов,
для
объяснения
которых
был и
выдвину­
ты
гипотезы;
4) проверка фактов,
которые
предсказываются
гипотезами,
и
определение
вероятности
гипотез.
Гипотетико-дедуктивный
мет од
принципиально
отл и чае тся
от
индуктивного
метода,
применяемого
в
так их
областях
знания,
к ак,
например,
описательная
ботаника
или
описательная
зоо ло гия.
Рассмотрим
различия
между
обоими
методами.
В
отли чи е
от
индуктивного
метода,
для
которого
су щест вен но
простое
нак опл ение
возможно
большего
кол и честв а
ф ак тов,
гипо­
тетико-дедуктивный
метод
требует
строгого
отбора
фактов,
под ­
чиненного
решению
определенной
теоретической
проблемы.
Вот
что
пиш ет
по
это му
поводу
английский
логик
С.
Тулмин: «В опи­
сательной
зоологии
и
бо тани ке
простое
накопление
наблюдений
может
иметь
ценность,
но
этого
никогда
не
бывает
в
физике.
Это
обстоятельство
составляет
в
глазах
ученого,
искушенного
в
т ео­
ретической
науке,
одну
из
характерных
че рт
описательной
зо­
оло гии
и
ботаники;
для
не го
это
просто
«охота за мухами», то есть
вопрос
коллекционирования,
а
не
проницательности.
На до
пр из­
нать
важн ой
подобную
констатацию
разницы
между
физикой
и
описательной
зоологией
и
ботаникой,
так
как
в
физике
пр и мен яют­
ся
одни
критерии
для
определения
того,
что
может
считаться
наблю­
дением,
а
в
о писат ельн ой
зоологии
и
ботанике
—
другие.
Так
как
нельзя
нач ин ать
заниматься
физикой
с
чего
угодно,
то
существу­
ют
определенные
п ре делы
того,
что
может
считаться
в
физике
наблюдением.
ГильбертУайтмог
делать
ценные
вклады
в
опи сате ­
льную
зоологию,
записывая
в
свой
пу те вой
дневник
все,
что
он
вст р ечал
на
сво ем
пути
в
районе
Хэмпшира,
потому
что
в
описа­
тель но й
зоологии
все
ф акты,
ка саю щие ся
фауны,
рав ноп рав ны
в
логическом
от но ше нии.
Но,
как
уже
указал
Поппер,
раз р абат ы­
вать
подобным
образом
физику
б ыло
бы
делом
безнадежным.
Как
бы
п одробно
мы
ни
заносили
в
сво й
дн евн ик
данные
о
всех
явлениях,
с
которыми
можно
встретиться
в
т еч ение
всей
своей
жизни,
эти
данные,
по
своей
вероятности,
не
будут
иметь
никакой
ценности
для
физиков.
В
физике
нет
никакого
смысла
даж е
начи­
на ть
иск ать
факты,
прежде
чем
мы
не
уясн им
с ебе,
что
им енно
мы
собираемся
искать:
наблюдение
должн о
бы ть
строго
ограничено
рамками
определенной
теоретической
пр об ле мы»1.
Почему
для
индуктивного
метода
собирание
фактов
сводится
к
простому
нак о пле нию
возможно
большего
количества
фа кто в,
тогда
как
гипотетико-дедуктивный
метод
требует
строгого
отбора
фактов?
Потому
что
для
индуктивного
метода
все
факты
равно­
правны
в
логическом
от нош ении,
тогда
как
для
гипотетико-дедук-
1 S. Toulmin, Philosophy of Science, London, 1953, pp. 53—54.
463


тивного
метода
сущ ест ву ет
с трог ая
логическая
иерархия
фактов.
Простое
накопление
фактов
не обход им о
только
в
том
случае,
ког да
все
факты
рас сматрив аю тс я
как
равноправные
в
логическом
отно­
шении.
В
свя зи
с
эти м
Тулмин
п иш ет: «Мы не решимся утверждать,
что
все
вороны
черные,
ес ли
мы
видели
только
дюжину
ворон,
меж ­
ду
тем
как
в
физике
достаточно
небольшого
числа
тщательных
наблюдений
для
того,
что бы
установить
форм у
какой-либо
регу­
ля рно с ти»1.
Применение
гипотетико-дедуктивного
метода
пр иво дит
не
столь­
ко
к
открытию
новых
фактов,
ск ол ько
к
объяснению
уже
и зв ест­
ных
в
новом
свете.
Подчеркивая
это
о бсто ятел ь ство
на
при м ере
анализа
света
в
фи зик е,
Ту лмин
пишет,
что
переход
от
обы денно г о
представления
о
свете
к
физическому
представлению
связан
не
столько
«с открытием новых фактов,
ск ольк о
с
введением
новой
точки
зрения» 2.
Следует
особенно
подчеркнуть,
что
у спехи ,
связанные
с
при­
менением
гипотетико-дедуктивного
мето да
в
точных
нау ках,
ос­
нованы
именно
на
том ,
что
применение
гипотетико-дедуктивного
метода
позволяет
рас сма три вать
известные
факты
в
новом
свете.
Во т,
например,
что
пишут
А.
Эйнштейн
и
Л.
Инфе л ьд
в
своей
кни­
ге
«Эволюция физики»: «Постановка новых вопросов,
развитие
нов ых
возможностей,
рассмотрение
старых
п робл ем
под
новым
уг­
лом
зрения
требует
творческого
в оображ ен ия
и
отражает
действи­
тельный
успех
в
науке.
Пр инцип
ине рции,
закон
со хр анени я
энергии
бы ли
полу че ны
только
благодаря
новым
и
оригинальным
идеям
в
отношении
уже
хо рошо
известных
экспериментов
и
яв ле­
ний.
Много
примеров
такого
рода
можно
найти
на
последующих
страницах
эт ой
книги,
где
бу дет
подчеркнута
важность
рассмот­
рения
известных
фактов
в
новом
свете
и
будут
описаны
новые
тео­
рии»’.
Индуктивный
метод
не
поднимается
над
уровнем
классифика­
ции
прямо
наблюдаемых
фактов
и
явлений,
тогда
как
ги пот ети ко-
дедуктивный
метод
позволяет
выдвигать
гипотезы,
раскрывающие
глубинные
с вязи
между
элементами,
скрытыми
от
прямого
наблю­
дения.
Для
обнаружения
глубинных
связей
между
элементами,
скры­
тыми
от
прямого
наблюдения,
применяется
особый
прием
иссле­
дования,
кот оры й
принято
называть
мысленным
экспериментом.
Мысленный
эк спер им ент
есть
дедуктивный
прием,
с остоя щий
в
т ом,
что
из
положений,
признаваемых
ис тин ным и,
мы
выводим
сл едств и я,
которые,
хотя
и
не
подтверждаются
эмпирическими
фактами,
являются
принципиально
возможными.
Мысленный
эксперимент
представляет
собой
эффективное
сред*
1 S. Toulmin, Philosophy of Science, London, 1953, p. 110.
2Tам же,
стр.
64.
’А.
Эйнштейн
и
Л.
Инфельд,
Эволюция
физики.
П еревод
с
английского
С.
Т.
Суворова,
М.-Л., 1948, стр.
99.
464


ство
проверки
сос тояте льн ост и
гипотезы,
выдвигаемой
для
объяс­
нения
данного
круга
фактов.
Если
проведение
м ыс лен ного
экспе­
римента
противоречит
другим
сл едств иям,
вытекающим
из
выдви­
н утой
гипотезы,
то
тем
самым
констатируется
несо сто ятел ь но сть
эт ой
гипотезы.
Мысленные
эксперименты
имею т
фундаментальное
зна чени е
для
решения
о сно вных
п роб лем
структурной
лингвистики.
Пар алл ель но
с
развитием
абстра ктной
теории
языка
должна
идти
разработка
аналитических
процедур
для
исследования
материала
конкретных
языков
с
применением
там,
где
необхо­
димо,
быстродействующих
электронных
вычислительных
машин
и
других
средств
лингвистического
эксперимента.
С трукт урна я
лингвистика
служит
теоретическим
фундаментом
для
важ нейш их
областей
автоматизации
ум ств енно го
и
от час ти
физического
труда.
Реч ь
иде т
о
таких
прикладных
областях,
как
создание
машинных
языков
для
автоматических
переводческих
и
логико-информационных
машин,
конструирование
автоматичес­
ких
читающих
и
стенографирующих
устройств,
разработка
с по­
собов
бо лее
экономного
кодирования
передаваемой
информации
с
целью
повышения
про пу ск ной
способности
каналов
проводной
и
непроводной
связи,
реч ев ое
управление
машинами
и
производст­
ве нными
объектами.
Пер спек т ивы
прим е не ния
с труктурн ой
линг­
вистики
в
э тих
прикладных
областях
обширны.
Но
мы
не
бу дем
ка сать ся
задач
прикладной
лингвистики,
потому
что
это
тема
осо ­
бой
ст ат ьи.
Нужно
указать
также,
что
структурная
лингвистика
имеет
первостепенную
важность
для
теории
иск у сст венных
вспомога­
тельных
международных
язы ков ,
т.
е.
для
той
области
совре­
менно й
н ауки
о
языке,
кот ора я
называется
интерлингвистикой.
Сле дуе т
подчеркнуть,
что
интерлингвистика,
опираясь
на
с трук­
турную
лингвистику,
должна
в
сво ю
очередь
обогащать
струк­
турную
лингвистику
фактами
и
идеями,
поскольку
конструиро­
ва ние
искусственных
вспомогательных
межд у нар од ных
языков
представляет
собой
п оле
весьма
плодотворных
лингвистических
экспериментов.
Вопрос
о
соотношении
структ урной
лингвисти­
ки
и
интерлингвистики
целесообразно
рассмотреть
в
отде льно й
статье.
В
заключение
хочется
сказ ат ь
несколько
слов
о
ф илос офс ком
значении
кибернетических
м одел ей
г раммати ки ,
разрабатываемых
в
структурной
лингвистике.
В
философском
отношении
кибернетические
модели
грамматики
представляют
троякий
интерес.
1.
Прежде
всего
проблема
конструирования
ки б ернет ическ их
моделей
грамматики
имеет
прямое
отношение
к
фундаментальной
пр о блеме,
в округ
к от орой
формируется
кибернетика:
это
пробле­
ма
соотношения
возможностей
человеческого
мышления
и
машин,
перерабатывающих
информацию.
Данная
проблема
касается
пре­
де лов
мо д елир ова ния
человеческого
мыш ления
в
универсальной
16 В.
А.
Звегинцев
465


вычислительной
маш ин е1.
Поскольку
язык
неразрывно
св язан
с
м ышл ени ем,
то
и
в
отношении
грамматики
естественных
языков
до лжен
бы ть
пост авлен
вопрос:
каковы
п ре делы
моделирования
естественных
языков,
т.
е.
каковы
возможности
пред став ления
естественных
языков
в
виде
фор м альн ых
грамматических
систем?
В
математическом
пл ане
данная
проблема
ф ормул ируе тся
как
проблема
разрешимости
формальных
грамматических
систем .
В
эт ой
связи
бо льшой
интерес
п ред став ляет
недавняя
работа
Е.
Бар-
Х илле ла,
ко торы й
высказывает
мысль,
что
формальные
граммати­
ческие
системы,
служащие
ад екв атным и
моделями
естественных
языков,
по-видимому,
не
могут
иметь
разрешающей
процедуры,
хотя
этому
еще
не
найдено
строгого
математического
доказатель­
ств а2.
З амет им,
что
проблема
ра зреше ни я
формальных
гр амм ати­
ческих
систем
важна
не
только
в
философском,
но
и
в
практичес­
ком
отношении,
поскольку
с
нею
св яз ана
пра ктиче ск ая
проблема
пределов
формализации
операций
при
автоматическом
ма шинно м
переводе.
2.
Конструирование
кибернетических
м одел ей
грамматики
позволяет
переформулировать
в
новом
плане
традиционную
пр о­
блему
связи
языка
и
мышления.
Теперь
открывается
возможность
моделировать
эту
связь
в
машине.
Мод е лир ов ание
св язи
языка
и
мышления
может
бы ть
о сущ ест влено
на
основе
систематичес­
ко го
исследования
соотношения
кибернетических
моделей
грам­
матик
естественных
язы ков
с
абстрактными
логико-информаци­
онными
машинными
языками.
Надо
полагать,
что
на
этом
пути
будут
достигнуты
серьезные
ре зульт аты ,
проливающие
новый
свет
на
одн у
из
самых
глубоких
и
острых
философских
про бл ем.
3.
Проблематика
конструирования
кибернетических
моделей
грамматики
им еет
прямое
отношение
к
общефилософским
п роб ле­
мам
обра зов ани я
понятий
и
пост р оен ия
теорий
в
эмпирических
нау ках.
В
центре
этих
философских
проб лем
стои т
про блем а
соот­
ношения
главных
ступеней
абстракции:
ступени
наблюдения
и
ступени
конс труктов .
Структурная
лингвистика
есть
эмпир ичес­
кая
нау ка.
Поэтому
как
в
физике
и
других
эмпирических
науках,
в
с трук турно й
лингвистике
имеет
фу нд амент ал ьное
значение
систематическое
иссл ед ов ание
отн ошени й
моделей,
при надлежащ их
к
ступени
к онс труктов ,
к
их
оригиналам,
принадлежащим
к
сту­
пеня м
на блюд ени я.
Кибернетические
модели
грамматики,
чтобы
бы ть
эффективными,
должны
связываться
со
своими
оригиналами—
естественными
я зы ками
—
путем
сис т емы
правил
корреспонден­
ции.
Сист ем ат ич еская
разработка
правил
корреспонденции
являет­
ся
одним
из
важнейших
аспектов
ст руктурной
лингвистики,
пред­
с тав ляющ их
пе рв ост е пенный
фило со фс кий
интерес.
1 См.:
А.
А.
Ляпунов,
О
некоторых
об щих
вопросах
кибернетики.
«Проблемы кибернетики», 1958, вып.
1; А.
Т
ь
ю
р
и
н
г,
Может
ли
машина
мыслить?
Пер ев од
с
английского,
М ., 1960.
2 См.: Y.
В
а
г-Н
i 1 1 е 1, Decision Procedure in Natural Languages.
«Logique et analyse». Nouvelle serie. 2- е
Annee. Janvier, 1959.


ЗАКЛ ЮЧ ЕНИЕ
Современный
эт ап
развития
науки
о
языке
можно
определить,
по-видимому,
как
период
кризиса
—
не
в
том
смысле,
что
языко­
знание
находится
в
упадке
или
зашло
в
тупик,
а
в
то м,
что
оно
сей­
час
занято
пе рес мотр ом
всех
своих
ос нов ных
п ол ожен ий.
Такие
кризисы
следует
ра ссмат рива ть
как
свид етел ьс тв о
бурного
движе­
ния
науки,
поднимающейся
на
новую
сту пень
своего
ра звит ия.
Как
всегда
в
подо бны х
случаях,
такой
пересмотр
осуществляется
на
фоне
в
высшей
сте п ени
обостренной
борьбы
мировоззрений
и
фи­
лософских
ко нце пций.
Кри зи сные
явл ения
указанного
порядка
в
современном
язы козн ани и
на хо дят
свое
выражение
в
следующих
моментах: 1)вновом,
значительно
более
широком
понимании
пред­
м ета
изучения,
т.
е.
яз ык а; 2) в установлении новых отношений
язы ка
к
другим
предметам
изучения
и
соответственно
н ауки
о
язы ке
—
лингвистики
—
к
другим
н аукам; 3) в новых методах
исследования
языка,
что
является
естественным
следствием
его
нового
поним а ния .
Рассмотрим
под робн ее
каж дый
из
эт их
момен­
тов ,
чтобы
выяснить,
в
ка ком
направлении
и
под
влиянием
каких
факторов
и
обстоятельств
осуществляется
их
п ере см отр.
1.
Новое
и
вместе
с
тем
расширенное
понимание
языка
подготав­
ливалось
постепенно.
На
протяжении
всего
XIX в.
и
в
начале
XX в.
предметом
лингвистики
был
«естественный»
язык,
т.
е.
тот
язы к,
к оторы й
служит
средством
общения
во
всех
ситуациях
социальной
жиз ни
человека
и
используется
в
художественной
литературе.
В
нем
проводились
разные
подразделения
и
градации,
вро де
вы­
деления
общего
языка
и
индивидуальных
языков
(соответственно
общий
язы к
трактовался
как
с умма
эт их
последних), но все они не
меняли
основы
пр ед ст авлений
о
сущности
языка.
Исходным
пунк ­
том
для
нового
по нима ния
языка
послужил
«Курс общей лингвис­
т ики»
Соссюра,
который
провел
рез кое
разграничение
ме жду
яз ы­
ком
и
речью.
Как
бы
ни
толковать
это
разграничение
(а по этому
в оп росу
многообразие
точек
зрения
поразительно
велико), ясно,
что
оно
имеет
ка рди н альное
зн ачени е
и
доп уска ет
изучение
того
явления,
ко торо е
р анее
нерасчлененно
и мен ов алось
язы ко м,
с
16*
467


разных
точек
зрения,
в
разных
аспектах
и
даже
р азн ыми
методами.
Послесоссюровское
развитие
зарубежного
языкознания,
на­
ше дшее
свое
воплощение
в
различных
разветвлениях
структураль­
ной
лингвистики,
б ыло
направлено
гл авн ым
образом
на
выработ­
ку
методов
и зучен ия
я
з
ы
к
а
и
име нно
во
всех
тех
его
кач ест вах,
которые
проти в опос та вл яютс я
речи.
Если
даже
в
соответствии
с
предписаниями
процедуры
структурального
о писани я
языка
исходят
из
«высказываний», т .
е.
речевых
единиц
(как это делается
в
глоссематике
и
в
дескриптивной
лингвистике), то при этом стре­
мятся
изв л ечь
из
них
систему,
постоянное,
надындивидуальное,
не
затуманенные
материальным
выражением
«чистые»
отношения,
другими
сло вами ,
именно
те
признаки,
которы м и
в
первую
оче ред ь
характеризуется
язык,
отрешенный
от
связи
с
речью .
В
к р айних
своих
формах
это
направление
изучения
языка
вне
зависимости
от
его
мате риа л ьног о
речевого
выражения
строится
на
ус л овно
принятых
(конвенциональных)
предпосылках
и
принимает
вид
формально
логического
построения.
Первоначально
казалось,
что
под обн ого
род а
исследования
со­
вер ш енно
бесцельны
и
представляют
собой
оче редн ой
вариант
идеа­
листического
подхода
к
изу че нию
языка.
Именно
в
этом
направле­
нии
проводилась
критика
под обн ого
рода
работ
н ек оторым и
советскими
языковедами.
Но
когда
гигантскими
шагами
на чала
развиваться
кибернетика
и
на
повестку
дня
встали
вопросы
ав то матиз ац ии
трудоемких
и
сложных
процессов,
связанных,
в
частности,
с
обработкой
инфор ма ции,
оказалось,
что
за
всем
эт им
на
первый
взгляд
беспочвенным
теоретизированием
стоят
весьма
серьезные
вещи.
Известно,
что
кибернетика
о пре деляетс я
как
нау ка
об
управле­
нии
и
св язи
(будь то в машинах или живых организмах).
С
п рофе с­
сион ально й
лингвистической
точки
зр ен ия,
ее
скорее
след ов ало
бы
определить
как
науку
об
упра в лени и
и
информации
или
ком­
муникации,
и
вот
по
какой
причине.
В
кибернетике
мы
имеем
дело
с
двумя
ве лич ина ми:
управляющим
и
управляемым
уст р ойст вам и.
Ме жду
ними
находится
третья,
столь
же
обязательная,
как
и
первые
две,
величина
—
информация.
Через
посредство
информа­
ции
осуще ств ляе тся
само
управление,
подчинение
управляемого
устройства
уп ра вл яющ ему,
направление
деятельности
управляемо­
го
устройства
и,
что
не
менее
важно,
определение
границ
деятель­
ност и
управляемого
устройства.
И нфор ма ция
присутствует
во
вс ех
процессах
упр а вления
и,
в
ч астн ост и,
имеющ их
автоматический
характер:
при
уп рав лен ии
механизмами
на
расстоянии,
в
машин­
ном
поиске
ин фор ма ции,
при
переводе
письменных
т ек стов
посред­
ством
электронных
вычислительных
машин
и
т.
д.
Таким
образом,
инфо рм а ция
зан има ет
одн о
из
основных
мест
в
кибернетике.
Инф ор мац ия
может
передаваться
только
с
помощью
системы
знаков,
или ,
как
при н ято
говорить,
с
помощью
определенного
кода.
Под
определенным
углом
зре ния ,
который,
однако,
не
мо жет
обеспечить
ад екв атног о
и
всест ор о ннег о
познания,
язы к
также
468


мо жно
о пред ел ить
как
систему
знаков,
или
ко д.
Это
обс тоятел ь ст­
во
указывает
на
точки
соприкосновения
языка
и
инф орм ации
в
кибернетических
устройствах.
Но
в
действительности
речь
ид ет
не
только
о
некотором
сходстве
этих
явлений.
Здесь
ес ть
основание
говорить
о
разных
модификациях
одного
и
того
же
явления,
так
как
та
система
знаков,
которая
и сп ользуетс я
в
информации
в
про­
цессах
управления,
ф акти ческ и
представляет
собой
преобразова­
ние
«естественного»
языка
(т.
е.
одного
вид а
код а)
в
код
(или дру­
гую
си сте му
зн а к ов), доступный « по ниманию»
данной
машины.
Такого
род а
преобразование,
напоминающее
пер ево д
с
од ного
языка
на
друг ой ,
носит
наим ено ван ие
кодирования
и
иногда
при
достижении
одной
и
той
же
цели
п овт оряется
многократно,
что,
например,
им еет
место
при
автоматическом
п еревод е
письменных
текстов,
когда
«естественный»
язык
переводится
на
«машинный»
язык,
или
так
называемый
«язык - поср е дник », а этот последний
—
на
другой
«естественный»
язык.
В
силу
того
обс тоятель с тва ,
что
«естественный»
язык
обладает
рядом
«избыточных»
черт,
он
не
мо жет
быть
использован
в
«сыром»
виде
в
инфо рм аци и
при
процес­
сах
упр а влени я.
«Естественный»
язык
в
обязательном
п орядке
дол жен
подвергаться
компрессии
и
моделироваться
или
формали­
зоваться,
т.
е.
сводиться
к
определенным
с трукт урны м
и
логико­
математическим
построениям
(исчислениям).
Основу
подобного
мо д елир ования
или
формализации
состав л яе т,
с
одной
стороны,
математика
(и особенно математическая логика),
а
с
другой
—
структуральная
лингвистика.
Все
сказанное
им еет
св оей
целью
показать,
по
каким
направ­
лениям
происходит
р асш ирение
п оняти я
«язык» .
Новое
понимание
выхо ди т
за
пре делы
«естественного»
языка
и,
им ея
в
вид у
ук аза н­
ные
формализованные
языки
или
ко ды,
толкует
«язык»
как
любую
условную
знаковую
или
символическую
систему,
отвечающую
определенным
фо рм аль ным
условиям.
Такое
по нима ние
языка
обусловливает
совершенно
новый
подход
к
его
изучению
и
неиз­
бежно
предполагает
обращение
к
методам,
ранее
не
применявшим­
ся
в
лингвистике
и
в
к ако й-то
степени
использующимся
иными
—
точными—науками,
а
частично
возникшим
на
последних
стади ях
бурного
развития
н ауки
при
ст ано влении
новых
ди с циплин
и
открытии
новых
о б ластей
знания.
С
этой
точки
з ре ния , «языком»
является
и
«естественный»
язы к,
и
логическое
исчисление,
и
«язык»
математических
или
хим ич еск их
символов,
и
т.
д.
Тем
с амым
мы
пе реход им
к
вопросу
об
отношении
лингвистики
к
другим
наукам.
2.
Говоря
общими
сло вами ,
мо жно
утверждать,
что
отношения
язы ка
к
другим
предметам
изучения
и
соотвественно
лингвистики
к
другим
наукам
приобрели
в
настоящее
время
обратную
зави ­
сим ост ь.
В
прошлом
языкознание
неоднократно
вступало
в
со­
дружество
с
др уг ими
на укам и,
и,
как
правило,
это
приводило
к
воздействию
категорий
э тих
других
наук
на
языковые
категории,
а
ин огда
даже
к
отождествлению
языковых
категорий
со
вся к ого
род а
вне я з ыко выми.
Так,
в
св ое
время
п одоб ного
рода
воздейст­
469


вие
на
языкознание
оказала
логика,
что
п рив ело
к
отождествлению
языковых
категорий
с
логическими.
Обычно
та кое
отождествление
связывают
с
логическим
направлением
в
науке
о
язык е,
но
оно
яс но
д ает
себя
знать
и
те пе рь,
особенно
в
т еории
предл ожен ия
или
при
изучении
лексического
значения
слова.
Аналогичным
обра з ом
обстояло
д ело
в
так
называемом
психологическом
направлении,
в
кот ором
языковые
явления
изучались
преимущественно
с
точки
зрения
выражения
психических
процессов.
В
советском
языко­
знании
в
учении
академика
Н.
Я.
М арра
мы
встр ечаем ся
с
прямым
перенесением
социологических
категорий
в
область
языка,
чт о,
как
известно,
привело
к
ву ль га риза ции
м атер иалист ич еск ог о
уче­
ния
о
языке.
Сейчас
мы
наблюдаем
совершенно
противоположную
картину.
В
н аши
дни
яз ык
занял
ключевую
позицию,
и
через
призму
языка
рассма трив аются
категории
логики,
психологии,
социологии.
В
какой-то
ме ре
этом у
способствует
и
то
расширенное
понимание
языка,
о
к от ором
говорилось
выше.
Не
вдаваясь
в
оценку
право­
мерности
по добн ого
рассмотрения
(что крайне необходимо,
но
уве­
ло
бы
нас
далеко
в
с т ор он у), можно в качестве примера такого
«обратного»
влияния
назвать
логическую
сем ант ик у,
из уча ющую
«значения»
и
их
ис тинно ст ь
через
посредство
«интерпретации»,
т.
е.
че рез
анализ
отношения
предложений,
терминов
и
символов
семант иче ски х
систем
к
обозначаемым
ими
предметам,
гипотезу
Сепира
—
Уорфа,
ста вящу ю
нормы
поведения
в
зав исимо ст ь
от
стр уктуры
языков,
или
так
наз ыв аемую
общую
семантику,
в
ко­
торой
делается
попытка
т ол ко вания
с оци альн ых
п робле м
через
соответствующую
инт ер пр ет ацию
значения
слов.
Дело
д оходит
даже
до
категорического
утверждения,
что
объектом
философского
изучения
должен
быть
только
язык.
З десь
ум естн о
б удет
рассмотреть
лишь
о дин
вопрос,
связан ны й
с
указанной
инверсией
отношения
языка
к
другим
объектам
ис­
сл едов ан ия,
а
именно
тот ,
кот оры й
обусловлен
отмеченным
в ыше
новым,
р асшир енны м,
пониманием
языка.
В
лингвистике
это т
вопрос
с
наибольшей
пря мот ой
поставлен
Л.
Ельмслевом
в
его
основной
теоретической
работе.
Указывая
на
то,
что
«естественный»
язык
не
может
быть
единственным
объек­
том
лингвистической
теории
и
что
ее
горизонт
должен
быт ь
р асши­
рен,
он
пиш ет: «При этом мы подчеркиваем,
что
расширение
гор из онт ов
не
принимает
ф орму
произвольного
и
необязательного
придатка...
Есл и
лингвист
хочет
уясн и ть
себ е
объект
своей
науки,
он
должен
обратиться
к
областям,
считавшимся
по
традиции
чуж­
дым и
л инг висти ке» .
Ин ыми
словами,
вопрос
ставится
так им
обра­
зом :
сл еду ет
ли
лингвистам
принимать
новое,
расширенное,
по­
нима ние
языка
и
по-новому
определять
задач и
сво ей
науки,
или
же
они
должны
ограничить
себя
изучением
ли шь
«естественного»
языка
и
остаться
при
традиционном
определении
границ
языко­
знания?
От
ответа
на
это т
вопрос
зависит
многое:
и
характер
от­
нош е ния
лингвистики
к
другим
н аук ам,
и
выд еле ние
разных
470


линг вист ик ,
вроде
«традиционной»,
классической,
объективной,
математической,
современной
и
пр. ,
и
отношение
теоретического
я зы козна ния
к
прикладному,
и
многое
друг ое .
От
ответа
на
э тот
вопрос
зависит,
конечно,
и
определение
методов
лингвистического
исслед о вания .
Но
это
уже
третий
аспект
разбираемой
нам и
проб­
лемы.
3.
Наука
о
языке
XX в.
предложила
лингвистам
необычайно
богатый
ассортимент
исследовательских
мето дов ,
каж дый
из
кото­
рых ,
как
правило,
первоначально
занимал
по
отношению
к
дру­
гим
нетерпимую
позицию,
но
затем
допускал
возможность
сосу­
ществования
и
даже
соглашался
на
усл ов ия
преемственности.
Все
сказанное
относится
и
к
мет о дам
структуральной
лингвистики,
сто­
ящим
в
центре
внимания
современной
науки
о
языке.
Говоря
о
ст руктурал ь ны х
методах,
мы
ф акт ич ески
име ем
дело
с
несколькими
направлениями
лингвистического
и ссл ед ован ия.
По
меньшей
ме­
ре
к
ним
относится
пражская
лингвистическая
ш кола,
дескрип­
тив ная
лингвистика
и
глоссематика.
При
вс ем
сво ем
бесспорном
раз л ичии
эти
направления
обладают
общими
качествами.
В
част­
ности,
все
они
исходят
из
по ним ания
языка
как
некоей
структу­
ры.
Это
относится
даж е
к
глоссематике,
где
построение
метода,
создаваемого
на
основе
заранее
задан ны х
фор м альн ых
предпосы­
лок,
предпринимается,
по
мыс ли
со здате ля
этого
на пра вле ния,
рад и
бол ее
совершенного
изучения
«естественного»
языка.
Таким
образом,
во
всех
случаях
указанных
структуральных
подступов
к
изучению
языка
мы
остаемся
в
пределах
тради ци он ­
ного
понимания
науки
о
языке.
Есл и
при
э том
предлагаются
новые,
структуральные
методы
исследования
языка,
то
они
со з­
даются
ра ди
нег о
самого
—
в
плане
с инх ро нии,
для
выявления
отношений,
существующих
между
элементами
системы
языка,
и
в
п лане
д иахр о нии,
для
установления
собственно
лингвистических
причинностей
в
процессе
изменения
сист емы
языка.
Но
возможно
и
несколько
ин ое
поним а ние
структуральной,
или
ст руктурн ой ,
лингвистики,
которое
мы
встречаем,
напр им ер,
у
некоторых
со­
ветских
языковедов.
Они
опр ед еля ют
ст руктурн ую
лингвистику
«как науку,
имею щую
сво им
предметом
изучение
естественных
языков
с
точки
зрения
их
преобразования
в
аб стр актны е
коды,
сл ужащ ие
фо рм аль ными
моделями
естественных
языков»1.
На
первый
взгляд
кажется,
что
это
по нима ние
ма ло
чем
от ли­
чается
от
выше пр ивед е нног о.
Бесспорно,
что
оно
выросло
из
тех
структурных
методов,
которые
ориентированы
на
изучение
«есте ­
ст вен ног о»
языка.
Более
того,
эти
последние
п редста вл яют
собой
обязательную
предпосылку
для
по ст ро ения
структурной
лингв ис ­
тики,
как
она
понимается
в
вышеприведенном
определении.
Нако­
нец,
все
эти
структурные
методы
как
будто
учитывают
«естествен ­
1 Близко этому и другое определение («Вопросы философии», 1960,
No
9, стр.
122): «Структурная лингвистика — абстрактная теоретическая дис­
ципл ина ,
занимающаяся
пос трое ние м
формальных
Мод е лей
я з ыка».
471


ный»
язык.
И
все
же
между
ним и
су щест ву ет
кардинальное
раз ­
личие.
Это
различие,
во -первы х,
заключается
в
том ,
что
они
обладают
разной
«объемностью», или широтой,
и
разной
направленностью.
В
первом
случае
изучение
направлено
на
вскрытие
структурных
особенностей
«естественных»
языков
и
допускает
историческое
рас­
смотрение
(диахроническая фонология),
соотнесение
структур­
ных
моделей
языка
с
внеязыковыми
моде лями
(этнолингвистика)
и
пр.
Во
в тором
сл у чае,
если
ис ходн ым
является
«естественный»
язы к,
он
изучается
с
точки
зре ния
возможностей
его
формального
п реобра зов ани я
или
кодирования
преимущественно
в
целях
исполь­
з ова ния
в
ка честв е
информации
в
кибернетических
устройствах.
Такому
изу че нию
категорически
противопоказан
исторический
аспек т ,
так
же
как
и
соотнесение
с
внеязыковыми
моделями
(так
называемая
интерпретация
или
обращение
к
содержательному
истолкованию).
Во-вторых,
это
различие
предполагает
использование
неодина­
ко вых
методов.
В
частности,
то
понимание,
которое
предлагается
выше,
исходит
из
указанной
широкой
трактовки
языка
и
пре дла ­
гает
изучение
его
не
лингвистическими
мето дами,
а
методами
се­
миотики
как
науки
о
знаковых
системах
и
кодах.
Соотв ет ств ен но
р ешает ся
и
вопрос
об
отношении
языкознания
к
другим
наук ам .
Современное
языкознание
начинает
рас сма три ватьс я
как
часть
боле е
общ ей
науки
—
семиотики.
Учитывая
все
качества
и
особен­
ности
этого
второго
на пр авле ния
изучения
языка,
не
сле дуе т
его
путать
со
структурным,
или
структуральным,
языкознанием
и
пользоваться
общим
наименованием.
В
от л ичие
от
собственно
л ин­
гвистического
изучения,
вполне
пр аво мер но
говорить
о
семиотиче­
ском
изучении,
когда
язы к
трактуется
как
семиотический
об ъек т.
Таким
образом,
напрашивается
вывод:
язы к
как
лингвистичес­
кий
объект
является
предметом
науки
о
языке
и
в
сочетании
с
др у­
гим и
методами
допускает
применение
также
и
с трукт урно- лин г ­
вист ич еск их
методов;
язы к
как
семиотический
объект
явл яет ся
предметом
семиотики
и
требует
использования
с оотв етс тв ующих
методов
своего
исследования.
Это
раз гр ан ичен ие
не
препятствует
возможности
взаимного
использования
достижений
о беих
наук.
В
та ком
разграничении
и
разноаспектном
рассмотрении
одного
и
то го
же
явления
нет
та кже
ничего
неожиданного
или
противоесте­
ственного.
Для
пр имер а
можно
сослаться
на
то,
что
человек
явля­
ет ся
объектом
изучения
и
физ ио ло гии,
и
ан тр опо лог ии,
и
психо­
логии,
и
социологии,
и
других
наук
в
зависимости
от
угла
з ре ния,
под
кото рым
про ис хо дит
изучение
это го
«явления».
Есл и
брать
более
близкий
предмет,
можно
сослаться
на
допустимость
изу че ния
одного
и
того
же
текста
как
художественного
произведения
или
как
памятника
языка,
в
з ависи мо сти
от
задач
иссл едо ван ия.
Вм ес­
те
с
тем
это
разграничение
дае т
возможность
разрешить
многие
не я сные
вопросы,
волнующие
в
наст оя щее
время
языковедов.
К
кра тком у
рассмотрению
некоторых
из
н их,
представляющихся
472


наиболее
актуальными,
мы
и
перейдем,
используя
те
общие
пред­
посылки,
кот оры е
изложены
выше.
В
последнее
время
почти
узаконилось
у пот р ебление
терминов
традиционное,
или
классическое,
языкознание,
с
одной
стороны,
и,
как
противопоставление
е му,
современ­
ное,
структуральное,
даже
об ъекти вн ое
или
точное
(математическое)
языкознание
—
с
друг ой.
При
э том
речь
в
основном
ид ет
о
дихотомии
структуральных
и
неструктураль­
ных
методов.
В
стремлении
провести
зде сь
противопоставление
ничего
нового
нет;
таки е
противопоставления
повторялись
при
во зник но ве нии
почти
каждого
нового
лингвистического
направле­
ния
или
школы.
Для
пр им ера
можн о
сослаться
на
науч ны е
декла­
рации
(или манифесты)
младограмматиков,
нео л ингв ист ов,
фос-
слер и ан цев
и
т.
д.
Кончалось
же
все
это
тем,
что
«самые новые»
и
«самые правильные»
методы
со
временем
пр ио брет али
качес тва
традиционности
и
в к лючали сь
в
единый
процесс
развития
нау ки
о
язы ке
как
отдельные
ее
эт апы,
способствовавшие
уточнению
при емо в
научного
исследования,
расш и рявш ие
нау ч ные
горизонты
и
нередко
стимулировавшие
важные
науч ны е
открытия.
Это
имеет
мест о
и
в
данном
сл уча е.
Структуральная
лингвистика,
направленная
на
из уч ение
«есте­
ственных»
языков,
уже
давно
и
совершенно
недвусмысленно
з ая­
вила
о
своей
преемственности
по
отношению
к
традиционному
языкознанию,
сделав
не ну жным
разграничение
на
традиционную
и
современную
или
ос обую
—
структуральную
—
лингвист ик у.
В
подтверждение
этого
обстоятельства
с ошлемс я
на
слова
самого
крайнего
структуралиста
Л.
Ель мс ле ва.
«Из того, —
пиш ет
он, —
что
структуральная
лингвистика
ест ь
новое
направление
в
язы ке,
а
ее
метод...
еще
не
нашел
своего
последовательного
применения,
вовсе
не
следует,
что
она
противопоставляется
всему
предшествую­
ще му
развитию
лингвистики...
Приняв
структуральную
точку
зрения
со
всеми
вытекающими
отсюда
по сл едст вия ми,
следует
сохранить
преемственную
связь
с
предшествующими
этапами
раз­
вит ия
науки
о
язы ке ».
При
такой
точке
зрения
отпадает
надобность
в
«традиционном»
разграничении
и
вопрос
о
структуральной
линг­
вистике
фак т ическ и
сводится
к
выявлению
ее
исследовательских
возможностей
и
к
определению
места,
какое
спо со бны
занять
структуральные
методы
в
ряду
других
лингвистических
методов.
На до
при
это м
отме ти ть
тот
несомненный
и
печа ль ный
факт,
что
ст ремл ени е
к
самоограничению
и
к
методическому
изоляцион-
ни зму
наблюдается
скорее
со
ст орон ы
пр едстав ит елей
тр а дици­
онных,
или
кл асс и чески х,
методов.
Если,
условно
г о во р я, «модернисты» (под которыми в первую очередь следует
понимать
лингвистов,
придерживающихся
структуральных
мето­
дов
исследования)
после
сравнительно
непродолжительного
перио­
да
на учн ой
бр ав ады
и
темпераментных
критических
эскапад
открыто
пошли
на
сближение
с
предшествующими
периодами
раз­
вития
науки
о
язы ке
и
даж е
готовы
были
поставить
себя
в
полож е ­
473


ние
преемственности
от
них ,
обра ти вши сь
во
многих
случаях
к
изучению
нов ыми
методами
старых
и
вечных
п роб лем
языкозна­
н ия,
то
«традиционалисты» (большинство которых составляют
адепты
сравнительно-исторического
метода
в
его
младограммати­
ческом
истолковании)
ста р аются
сохра ни ть
поз ицию
гордой
неза­
висимости
по
отн оше нию
ко
вс ем
но вым
приемам
исследования.
Именно
с
их
сто роны
нередко
наблюдаются
попытки
расчленить
единую
науку
о
язы ке
на
противопоставленные
друг
другу
п од­
разделения.
При
этом
со вер ш енно
не
учитывается
то
обстоятельст­
во,
что
«традиционалистское»
сравнительно-историческое
языкозна­
ние
по
философской
ориентации
представляет
типич но
позити­
вистское
явление,
а
в
чисто
научном
плане
весьма
о гр анич ено
в
св оих
возможностях
и
не
способно
дать
ответы
на
многие
воп рос ы,
волнующие
в
настоящее
время
людей
науки.
Из
этого
не
сл еду ет
необходимость
ниспровержения
«традицио­
нал ис т ов».
Такая
позиция
способствовала
бы
только
усугублению
раскола
между
различными
направлениями
в
языкознании.
В
сло жно й
научной
си ту ации
сегодняшнего
дня
на до
ид ти
иным
пу­
тем.
Совершенно
очевидно,
что
и
«традиционалистские»
младограм­
матические,
и
новейшие
структуральные
методы
лингвистического
исследования
обладают
и
методическими,
и
методологическими
изъянами.
Не
след у ет
закрывать
на
них
глаза
и
отдавать
п ред поч­
тение
тому
или
иному
методу
только
лишь
на
основе
на учн ой
и не рции.
Но
не
след у ет
так же
закрывать
глаза
и
на
бесспо р ные
или
х отя
бы
возможные
преимущества
каждого
из
э тих
методов.
Необходимо
определить
их
исследовательские
потенции,
обла ст и
пр им енения ,
масштабы
использования,
це ли
и,
самое
главное,
привести
их
к
единому
ме тодо логи че ск ому
знаменателю.
Это
зна чит,
что
советский
языковед,
если
он
хочет
бы ть
на
уровне
современных
на уч ных
задач,
не
должен
замыкаться
рамками
того
или
иного,
неиз б ежно
ограниченного
по
своим
и сслед оват ель ск им
возможностям
м ето да,
будь
он
даже
и
о свя щен
на уч ной
т рад и цией.
Советский
язы кове д
обязан
бы ть
во
всеоружии
всех
современных
методов,
обязан
знать
их
не
пон аслыш к е,
а
на
основе
своей
науч­
ной
практики.
Только
такой
подход
обеспечит
пра ви льн ую
оценку
методологических
и
исследовательских
к ач еств
разных
методов.
Приходится,
впрочем,
при зн ать,
что
в
советском
языкознании
структуральной
лингвистике
яв но
не
повезло.
Правда,
она
вызва­
ла
весьма
оживленную
ди ску ссию,
но
эта
ди скус сия
протекала
преимущественно
в
виде
голословных
деклараций
или
же
базиро­
валась
на
умозрительных
заключениях.
Что
же
касается
иссле­
д овате льской
практики,
которая
одн а
только
и
может
да ть
объек­
тивные
данные
для
правильного
суждения
о
достоинствах
и
не­
достатках
любого
метода,
то
в
ней
структурализм
только
начинает
находить
свое
отражение.
Разумеется,
мы
можем
использовать
уже
значительный
зарубежный
опыт
прим енения
с труктура льн ы х
мето дов
как
для
описания
я зык ов,
так
и
для
решения
отдельных
лингвистических
проблем.
Но
в
зарубежных
р або тах
структура­
474


льные
методы
объединяются
с
ме тодо логи че ск ими
прин ципа ми,
отнюдь
не
всегда
приемлемыми
для
советского
языкознания.
Это
обстоятельство
оче нь
затрудняет
о пред ел ение
здоровой
основы
структуральных
методов.
Вопрос
о
структуральных
мет ода х
и меет
еще
о дин
аспект,
связан ны й
с
их
пр а ктичес ким
или
прикладным
знач ени ем .
Нельзя
упускать
из
вид у
тот
совершенно
очевидный
ф акт,
что
структураль­
ные
методы,
ранее
вызывавшие
в
основном
отри ца тельн ое
отн о­
шение
со
ст ороны
большинства
советских
языковедов,
стал и
затем
широко
культивироваться
не
ради
самих
методов,
не
ради
их
чи сто
лингвистической
ценности,
а
как
обязательная
предпосылка
семио­
тического
изучения
языка
в
тех
при кла дны х
целях,
которые
был и
описаны
выше.
Это
обстоятельство
привело
к
известному
см ещен ию
методологического
акцента
и
к
стремлению
в
теорети ­
ческих
вопросах
( в том числе и при оценке структуральных мето­
дов)
опереться
на
прагматический
критерий
практической
значи­
мости,
а
семиотический
подход
к
изучению
языка
стал
рассматри­
ваться
в
качестве
основного
метода
в
изучении
и
«естественного»
языка.
Во
вс ем
э том
кр о ется
большая
о пасн ост ь,
ибо
априорно
пред­
полагает
определенное
решение
кардинальных
вопр ос ов
о
пр ир оде
языка,
форме
и
суб ст анци и
в
языке,
о
взаимоотношении
эт их
категорий
и
т.
д.
Дело
в
том ,
что
семиотика
доп уска ет
чис то
формальные
постро­
ения
на
основе
условно
принятых,
операционалистских
и
не
св я­
занных
с
материальной
реальностью
предпосылок.
Такого
род а
формальные
построения
могу т
затем
нал агат ь ся
на
«естественные»
языки,
в
ко торы х
исключение
мате риа льн ого
момента
ра внос иль ­
но
их
уничтожению.
В
семиотическом
ас пе кте
язык
изучается
гла вным
образом
с
точки
зре ния
того,
насколько
он
удовлетворяет
формально
логическим
или
логико-математическим
ус лови ям.
Воз­
можность
представления
языка
в
виде
фор мал ь ной
зна ков ой
сис­
темы
свидетельствует
о
т ом,
что
он
обладает
необходимыми
для
этого
качествами.
Это
да ет
нам
осно вание
утверждать,
что
наряду
с
др уг ими
аспектами
—
физическим,
психическим,
социал ь ным
и
др.
—
язы к
обладает
еще
и
семиотическим
аспек то м.
Но
это
не
значит,
что
изучение
языка
мы
должны
проводить
целиком
в
се­
миотическом
аспек т е
и
только
семиотическими
методами.
Есл и
мы
приз наём
за
семиотическими
методами
изучения
языка
вед у­
щее
значение,
мы
тем
сам ым
допускаем
его
изучение
как
чи стой
формы,
не
з ависи мой
от
ее
материальной
реализации.
В
плане
философском
это
значит
встать
на
по з иции
чистого
конвенциона­
лизма
и
очев и дн ого
субъективизма,
поскольку
операционалистские
определения
могут
приниматься
априорно,
до
того
как
исследо­
ватель
пр ист уп ает
к
ана лизу
материала.
Признание
за
семиотическими
мето дами
ведущего
значения
при
изучении
«естественного»
языка
в
собственно
лингвистических
целях
влечет
за
собой
неприемлемую
для
советского
языкознания
ме тод ологи че ск ую
.переориентацию
и
в
отношении
других
кар­
475


д инал ьных
вопросов
науки
о
языке.
Поскольку
в
р ассмат рив аемо м
случае
рабочий
метод
универсализируется,
он
приобретает
мето­
дологические
качества
и
начинает
в
полном
согласии
с
ид еал исти ­
ческой
ка нтов ской
философией
науки
определять
предмет
науки,
его
сущ но сть
и
п рирод у.
Семиотическое
изучение
языка
совер­
шенно
не
интересуют
общественные
функции
языка,
его
р оль
в
процессах
по зна ния,
от ноше ние
к
факторам
исторического
поряд­
ка.
Тем
самым
яз ык
теряет
все
те
качества,
которые,
с
точки
зре­
ния
советского
языкознания,
явля ютс я
об язател ь н ыми
для
него.
Нет
надобности
говорить
о
том,
к
каким
глубоким
последствиям
может
привести
такая
методологическая
переориентация.
Где
же
проходит
правильный
путь
между
бесспорной
практи­
ческой
ценно ст ью
и
яв ной
методологической
несостоятельностью
семиотических
мето дов
лингвистического
изучения
языка?
Этот
вопрос
все
чаще
встает
перед
советским
языкознанием,
и
от
не го
ни как
нельзя
уйти .
Кажется,
что
мы
попадаем
в
э том
случае
в
очевидный
тупик
и
сталкиваемся
с
неразрешимым
противоречием.
Но
это
только
кажется,
а
в
действ ит ель но ст и
зде сь
никакого
про­
тиворечия
не т,
так
как
не пр ав ильна
сама
постановка
вопроса.
Любое
сведение
языка
к
одному-единственному
коэффициенту,
заимствованному
к
то му
же
из
других
наук,
неиз б ежно
приводит
к
искажению
в
по нима нии
его
по дл инной
прир од ы.
Язык
можн о
рассматривать
как
физическое,
психическое,
социальное
или
се­
миотическое
явление,
но
его
н ельзя
определять
на
основе
ли шь
одного
из
пер ечи сленны х
аспектов.
Намеренно
сужен ное ,
одно­
аспектное
рассмо т р ение
языка
осущ ес твляетс я
в
определенных
частных
заданиях,
при
эт ом
нередко
руководствуются
соображе­
ниям и
п ракти ческой
целесообразности.
Но
когда
мы
стремимся
к
адекватному
поз нани ю
сущности
языка
и
закономерностей
его
функционирования
и
развития,
мы
обя заны
учитывать
всю
харак­
те рную
для
него
многосторонность.
Но
дело
не
ограничивается
только
этим,
и
необходимо
так же
при ним ать
во
вним а ние
с лед ую­
щее
обстоятельство.
До
тех
пор
пока
мы
не
буд ем
противопостав­
лять
п ракти ческую
значимость
и
целесообразность
люб ого
одноас­
пектного
рассмотрения
языка
теоретическим
и
методологическим
при нципам
его
изучения,
мы
не
обнаружим
ника к их
противоречий
в
указанных
д вух
направлениях
исследовательской
ра бот ы.
Но
как
только
мы
станем
оценивать
методологические
ка чества
теоре­
тического
изучения
языка
на
основе
критериев
практической
зна­
чи мо сти
и
тем
са мым
буд ем
проводить
упомянутое
противопостав­
ление
по
сут и
говоря
несоизмеримых
категорий,
мы
фак т ическ и
окажемся
во
вла сти
безоговорочного
прагматизма.
Все
сказанное
в
полн ой
мере
относится
и
к
определению
мес та
и
значения
семиотических
методов
изучения
языка.
Основные
формально
логические
предпосылки
семиотического
изучения
языка
должны
составить
так
называемую
абстрактную
теорию
языка.
Когда
гов оря т
об
абстрактной
т еории
языка,
ее
абстрактность
может
пониматься
по-разному.
Лингвистический
476


абстракционизм
некоторых
го ряч их
поборников
структурализма
и
семиотического
изучения
языка
—
дов ольн о
наивного
порядка.
Так,
абс трак тн ую
теорию
языка
нер е дко
выражают
в
виде
симво­
лов
бинарных
д иффер енциаль ных
признаков
фонологических
эле­
ментов
языка
или
его
морфологической
сист ем ы
(напр .
пад ежно й).
Ес ли
да же
согласиться
с
утверждением,
что
абстрактный
код
фонологической
си сте мы
и
аб стр акт ный
код
грамматической
си с­
темы
изоморфны
др уг
другу
и
представляют
собой
варианты
с ис­
тем ы
языка,
рассматриваемой
как
инвариант,
то
и
тогда
в
подоб­
ном
«абстрактном кодировании»
фа кти чес ки
ничего
абстрактного
не
обнаружится.
Ведь
все
используемые
дифференциальные
п ри­
знаки
бер у тся
не
как
условные
формальные
предпосылки,
а
вы те­
кают
из
наблю дени я
над
реальной,
матери аль н ой
природой
элементов
языка,
при че м,
когда
тот
или
ино й
элемент
получает
«кодированную»
ус ло вными
символами
характеристику
по
выделен­
ным
при зн ак ам,
эта
характеристика
фа ктич ески
осуще ств л яетс я
на
основе
материальных
кач ест в
каждого
языкового
эл емен та.
Та ким
образом,
«абстрактное кодирование»
оказывается
не
чем
иным ,
как
выр ажением
в
условных
символах
реальн ы х
и
материа­
льных
качеств
языковых
элементов,
подобно
том у
как
это
де лае тся
в
физике
или
в
химии.
К
то му
же
такого
ро да
«абстрактное коди­
рование»
давно
п р имен яется
в
отношении
языка,
так
как
по
су­
ществу
все
современные
формы
письма
—
идеографическая,
сл о­
говая,
алфавитная
—
так же
пре дс тавляют
условное
символическое
выражение
реальных
речевых
эл емент о в.
Однако
абстрактная
теория
языка
может
бы ть
действительно
абстрактной,
т.
е.
совершенно
отвлеченной
от
материального
в
языке,
и
это
как
раз
тот
путь,
кот оры й
п озв оляет
сделать
из
языка
объект
лишь
семиотического
изучения.
Об
э том
предельно
я сно
гово­
рит
Л.
Ельмслев,
развивая
сво ю
а бс трактн ую
теорию
языка.
«Имен­
но
потому,—
пишет
он
в
этой
связи,—
что
теория
построена
та ким
образом,
что
лингвистическая
форма
рассматривается
без
у чета
«субстанции» (материала), наш аппарат легко можно применить к
лю бой
структуре,
форм а
которой
аналогична
ф орме
«естественно­
го»
языка.
Н аши
примеры
взя ты
из
«естественного»
языка,
и
мы
сами
ис ходи ли
из
не го.
Однако
то,
что
мы
установили
и
проил­
люстрировали
примерами,
по-видимому,
не
является
с пе цифич­
ным
для
«естественного»
языка,
а
принадлежит
более
широкому
кругу
явлений...
Ин ыми
сло вами ,
«естественный»
язык
может
быть
описан
на
основе
теории,
обладающей
миним а льно й
специ­
фикой
и
предполагающей
дальнейшие
следствия».
Из
э той
цитаты
ясно,
что
семиотическое
изучение,
отрешаясь
от
изучения
всего
специфического
в
язы ке,
про хо дит
мимо
задач
его
лингвистическо­
го
изучения.
Язы к
в
лингвистике
—
языковая
структура
во
всей
совокупности
своих
реальных
специфических
особенностей
(если
даже
используется
единая
процедура
опи са н ия); язык в семиоти ­
ке
—
логическая
структура,
строящаяся
лишь
на
формальных
предпосылках.
477


Так им
образ ом,
вопрос,
который
к аза лся
неразрешимым,
раз ­
р ешает ся
сам
по
се бе.
Семиотическое
изучение
языка
и
структу­
ральное
из уч ение
языка
в
заданиях
семиотики
при
все м
их
формальном
характере
обладают
безусловной
практической
зн ачи­
мостью,
но
эта
практическая
з нач имо сть
не
превращает
их
в
теоре­
тическое
оружие
адекватного
познания
языка
по
той
простой
пр ич ине,
что
реальная
природа
«естественного»
языка
выходит
далеко
за
те
рамки,
которые
для
н его
устанавливает
семиотика.
Семиотические
методы
не
учитывают
основных
характеристик
язы ­
ка
и
потому
не
спо со бны
служить
целям
всестороннего
его
изуче­
н ия.
Иногда
в
опр ед елен ных
це лях
оказывается
н еобх о димым
идти
на
сознательные
и
на ме ре нные
ограничения,
рассматривая
то
или
ин ое
явление
лишь
под
одним
углом
зр е ния.
Это
как
раз
и
происходит,
когда
«естественный»
яз ык
рассма три в ается
с
семио­
тической
точки
зрения
в
це лях
разрешения
тех
частных
и
кон к­
ретных
задач,
которые
выд ви гают ся
сейчас
при кл ад ным
языко­
знанием.
При
этом
никакие
прагматические
дов оды
о
час тн ой
це­
лесообразности
или
полезности
та кой
процедуры
не
могут
под н ять
ее
до
методологических
высот,
дающих
возможность
всеобъем­
лющего
обзора
и
ох вата
всех
ка честв ,
признаков
и
фу нкци й
я зы­
ка.
Известно,
что
и
человеческому
организму
иногда
поле зн ы
кро­
вопускания,
а
ядо м
кобр ы
лечат
некоторые
болезни.
Однако
никт о
не
ст анет
утверждать,
что
эти
сред ст ва
с озд ают
наиболее
б лаго­
приятные
условия
для
развития
организма.
Точно
так
же
обстоит
д ело
и
в
данном
случае.
То,
что
пол ез но
и
не обходим о
в
частных
случаях,
не
может
априори
универсализироваться
и
объявляться
обязательным
во
всех
случаях.
Вм есте
с
тем
о пыт
семиотического
изучения
языка
не
может
пройти
бесследно
и
для
собственно
лингвистического
его
изуче­
ни я.
Язы к
всегда
поражал
исследователей
своей
многосторонно­
с тью.
Сейчас
в
нем
обнаружен
новый
ас пект
—
семиотический.
Это
чрезвычайно
важное
научное
открытие,
и
отмахнуться
от
нег о
или
переадресовать
его
цели к ом
в
об л асть
прикладной
лингвисти­
ки
нельзя.
При
сделанных
вы ше
ого ворка х
его
нео бх оди мо
учи­
тывать
во
многих
теоретических
вопросах
науки
о
языке:
к ак,
где
и
как им
образом
—
покажет
будущее.
Но
сейчас
уже
яс но
одно:
именно
семиотический
аспект
сделал
воз мо жным
применение
мате­
м ати ческ их
методов
к
иссл едо ванию
некоторых
языковедческих
проблем
(не создав при этом,
конечно,
ни како й
особой
математи­
че ской
лингвистики).
Именно
он
безмерно
расширил
область
пр и­
кладной
лингвистики
и
тем
сам ым
способствовал
превращению
ее
из
преимущественно
теоретической
н ауки
в
науку
огром ной
практической
значимости.
В
результате
этого
при кл ад ная
и
теоре­
тическая
с тороны
науки
о
языке
настолько
тесно
переплелись,
в
такой
степени
стали
предопределять
и
предполагать
друг
друга,
что
об ра зова ли
нераздельный
комплекс
теоретической
и
приклад­
ной
лингвистики.


ПРИЛ О ЖЕ НИЕ
Н.
МАРКС,
Ф.
ЭНГЕЛ ЬС
и
В.
И.
ЛЕНИН
О
ПРОБЛЕМАХ
ЯЗЫНА


1
К.
МАРКС
и
Ф.
ЭН ГЕЛ ЬС
1
Лишь
теперь,
по сле
тог о
как
мы
уже
рассмотрели
четыре
мо­
мента,
четы ре
с торон ы
первоначальных,
исторических
отношений,
мы
находим,
что
ч ело век
обладает
также
и
«сознанием»1.
Но
и
им
человек
обладает
в
ви де
«чистого»
соз нан ия
не
с
самого
нач а ла.
На
«духе»
с
самого
начала
лежит
проклятие
—
бы ть
«отягощен­
ным»
материей,
которая
выступает
здесь
в
виде
движущихся
слоев
воз духа,
звуков—словом,
в
вид е
язы ка.
Язык
так
же
др ев ен,
как
и
сознание;
язы к
есть
пр ак тичес ко е,
существующее
и
для
других
людей
и
лишь
тем
самым
существующее
так же
и
для
меня
с ам ого,
действ ит ельн ое
сознание,
и,
п одобно
сознанию,
яз ык
возникает
ли шь
из
потребности,
из
н аст оятел ьной
н еоб ходи мо сти
общен ия
с
другими
людьми2.
Там,
где
су щест в ует
какое-нибудь
отношение,
оно
существует
для
ме ня;
животное
не
«относится»
ни
к
чему
и
вообще
не
«относится»; для животного его отношение к
другим
не
сущ ест ву ет
как
отношение.
Сознание,
сле дов ате льн о,
с
самого
нач ала
есть
общественный
продукт
и
о ста ется
им,
пока
вообще
существуют
люди.
Сознание,
ко не чно,
есть
вначале
осозна­
ние
ближайшей
чувственно
воспринимаемой
среды
и
осознание
ограниченной
свя зи
с
другими
лицами
и
вещами,
находящимися
вне
начинающего
сознавать
себя
индивида;
в
то
же
в ремя
оно
—
осознание
природы,
которая
первоначально
противостоит
людям
как
совершенно
чуждая,
всемогущая
и
неприступная
сила,
к
ко­
торой
л юди
относятся
совершенно
по-животному
и
вла сти
которой
они
подчиняются,
как
скот;
следовательно,
это
—
чисто
животное
осознание
при род ы
(обожествление природы) .
Зд есь
сразу
видно,
что
это
обожествление
природы
или
это
определенное
отношение
к
природе
обусловливается
фор мой
об­
щества,
и
наоборот.
Здесь,
как
и
повсюду,
тож дест во
природы
и
1 Пометка Маркса на полях: «Люди имеют историю потому,
что
они
долж ­
ны
произ в одит ь
свою
жизнь,
и
притом
определенным
образом.
Это
обусловлено
их
физической
организацией,
так
же
как
и
их
соз н ани е». Ред.
2 Далее в рукописи перечеркнуто: «Мое отношение к моей среде есть мое
сознание».
Р ед.
481


человека
обнаруживается
также
и
в
том ,
что
ограниченное
отн оше ­
ние
лю дей
к
природе
об усло вли в ает
их
ограниченное
отношение
др уг
к
другу,
а
их
ограниченное
от ноше ние
др уг
к
другу
—
их
ограниченное
от нош ение
к
природе,
и
именно
пото му,
что
прир од а
еще
почти
не
видоизменена
ход ом
истории;
но
с
другой
стороны,
сознание
необходимости
вступить
в
сношения
с
окружающими
ин­
дивидами
является
нач ал ом
осознания
того,
что
человек
вообще
живет
в
обществе.
Нач ало
это
носит
стол ь
же
живот ный
характер,
как
и
сама
общественная
жизнь
на
э той
ступени;
это
—
чисто
стадное
со з нание,
и
человек
отл и чается
здесь
от
барана
лиш ь
тем,
что
со знани е
заменяет
ему
инстинкт,
или
же,—
что
его
инс тинк т
осознан.
Это
баранье,
или
пле мен н ое,
сознание
пол уч ает
с вое
дальнейшее
развитие
благодаря
росту
производительности,
росту
потребностей
и
лежащему
в
основе
того
и
др угого
росту
населения .
Вместе
с
эти м
развивается
и
разд ел е ние
труда,
которое
в нач але
было
лишь
разделением
труда
в
п олов ом
акт е,
а
потом
—
разде­
лением
труда,
совер ш авш имся
само
собой
или
«естественно воз­
н икшим »
благодаря
прир од ным
задаткам
(например,
физической
с ил е ), потребностям,
сл учай н остям
и
т.
д.
и
т.
д.
Разделение
труда
становится
дей ств ит ель ным
разделением
лишь
с
того
момента,
когда
появляется
разд елен ие
мате риа л ьног о
и
духовного
труда1.
С
этого
момента
сознание
может
действительно
вообразить
себе,
что
оно
нечто
иное,
чем
осознание
существующей
практики,
что
оно
может
де йс твител ьно
представлять
себе
что-нибудь,
не
пред­
с та вляя
себе
чего-нибудь
действительного,
—
с
этого
мо м ента
со­
знание
в
сост о янии
эмансипироваться
от
ми ра
и
перейти
к
образо­
ванию
«чистой»
теории,
теологии,
ф ило со фии,
морали
и
т.
д.
К.
Маркс
и
Ф.
Энгельс,
Немецкая
идеология.
Сочин е ния ,
изд.
2, т.
3, стр.
29—30.
2
«...Ес ли
приходится
вступать
в
со глашен и е
и
в
словесное
общение,
то
Я,
ра зу меет ся,
могу
воспользоваться
то лько
чел ов еческ ими
средствами,
кото­
рые
находятся
в
Моем
распоряжении,
поскольку
Я
являюсь
вместе
с
тем
че­
ловеком» (т.
е.
экземпляром
ро да).
Таким
образом,
язык
здесь
рассматривается
как
продукт
рода.
Однако
тем
обстоятельством,
что
Санчо
го во рит
по-немецки,
а
не
по-французски,
он
обязан
вовсе
не
роду,
а
обстоятельствам.
Впрочем,
в
любом
современном
развитом
язы ке
естественно
воз ­
никшая
речь
возвысилась
до
национального
языка
отчасти
благо­
дар я
исто р ическ о му
развитию
языка
из
готового
матер и ал а,
как
в
романских
и
германских
языках,
отчасти
благодаря
скрещиванию
и
см ешен ию
наций,
как
в
английском
языке,
от ча сти
благодаря
1 Пометка Маркса на полях: «С этим совпадает первая форма идеологов,
попы».
Ред.
482


к о нцентр ации
диалектов
в
единый
национальный
язык,
обуслов­
ле нной
экономической
и
политической
концентрацией.
Само
со бой
разуме етс я,
что
в
свое
время
индивиды
целиком
возьмут
под
свой
кон троль
и
эт от
п род укт
рода.
К.
Маркс
и
Ф.
Энг ель с,
Немецкая
идео ло гия .
С оч ине ния,
изд.
2, т.
3, стр.
427.
3
Название
какой-либо
вещи
не
имее т
ничего
общего
с
ее
прир о­
дой.
Я
реш ит ель но
ничего
не
знаю
о
данном
человеке,
е сли
зн аю
т ол ько,
что
его
зо вут
Яковом.
Точ но
так
же
и
в
денежных
назва­
ни ях
фу нт,
тал ер,
франк,
дукат
и
т.
д.
изглаживается
вся кий
сл ед
отношения
стоимостей.
Путан иц а
относительно
сокровенного
см ыс­
ла
эт их
кабалистических
знаков
тем
значительнее,
что
д енежны е
названия
выражают
одновременно
и
стоимость
то варо в
и
оп реде ­
ленную
часть
данного
ве са
ме т алла,
денежного
м ас штаба.
С
друг ой
стороны,
н еобх оди мо,
чтобы
стоимость,
в
отличие
от
пестрых
в
св оем
разнообразии
тел
товарного
м ира,
развилась
в
эту
иррацио­
нально
вещную
и
в
то
же
время
чисто
общественную
форму.
К.
Маркс,
Капитал,
т.
I,
Господитиздат,
М ., 1955, стр.
107—108.
4
... Хотя
наиболее
развитые
языки
им еют
законы
и
оп реде лени я,
общие
с
наименее
развитыми,
но
имен но
отличие
от
этого
всеобщего
и
общего
и
ест ь
то,
что
составляет
их
развитие.
К.
М
а
р
к
с,
К
критике
поли­
тической
экономии,
Г о сп одитиз дат,
М., 1953, стр.
195.
5
Постоянная
тенденция
к
разделению
коренилась
в
элементах
родовой
организации;
она
усиливалась
т енд енц ией
к
образованию
р азл ичия
в
языке,
неизбежной
при
их
{т.
е.
ди ких
и
вар вар ских
племен}
общественном
сост оя нии
и
обширности
занимаемой
ими
территории.
Х отя
устная
ре чь
заме чате льно
устойчива
по
своему
лексическому
составу
и
еще
у сто йч ивее
по
своим
грамматическим
формам,
но
она
не
может
ос тав атьс я
неизменной.
Локальное
ра­
зобщение
—
в
пространстве
—
в ело
с
течением
времени
к
появле­
нию
раз лич ий
в
языке;
это
приводило
к
обособлению
интересов
и
к
полной
самостоятельности.
К-
Маркс,
Конспект
книги
Льюиса
Г.
Моргана
«Древнее общест ­
во».
Архив
Маркса
и
Энгельса, IX,
1941, стр.
79.
483


6
Человек,
ест ь
непосредственный
предмет
естес тво зн ани я,
ибо
непосредственной
чувственной
природой
для
чел о века
является
непо ср едст в енно
человеческая
чувственность
(или
—
что
то
же
самое
—
другой,
ч ув ств енно
данный
для
него
чело век ,
ибо
его
собственная
чувственность
су ществ у ет
для
него,
как
чел овеч еск ая
чувственность,
лишь
через
д руг ого
человека).
Но
природа
есть
непосредственный
п ре дмет
на уки
о
человеке}
первый
предмет
че ло­
века
—
человек
—
е сть
п рир ода;
под обн о
тому
как
чувственность
и
особенные
чу вст венны е
человеческие
сущностные
си лы
находят
св ое
предметное
осуществление
только
в
ест еств енн ых
объектах,
так
они
приходят
к
своему
самопознанию
только
в
на уке
о
приро­
де.
Да же
ос но вной
эл емент
мышления,
эл емент ,
в
ко тором
выра­
жается
жизнь
мысли
—
язык
—
чувственной
природы.
К.
Маркс
и
Ф.
Энгельс,
Подготовительные
работы
для
«Свя ­
того
семе йс тва» .
Соч инен ия ,
изд.
1,
т.
Ill, стр.
630.
7
Мы
делаем
наш у
историю
сами,
но,
во -пер вых ,
мы
делаем
ее
при
весьма
опр ед еленн ых
предпосылках
и
условиях.
Среди
них
эко ­
номические
явля ютс я
в
конечном
сч ете
ре ша ющи ми. ...
Прусское
государство
воз ник ло
и
развивалось
та кже
благодаря
историчес­
ким
и
в
конечном
счете
экономическим
причинам.
Но
ед ва
ли
можно,
не
сде лав ши сь
педантом,
утверждать,
что
сре ди
множества
мелких
г осуд арств
Северной
Германии
именно
Бранденбург
был
предназначен
для
роли
великой
державы...
причем
это
было
пре­
допределено
именно
только
экономической
необходимостью,
а
другие
мо мент ы
не
оказывали
так же
влияния.
Едв а
ли
удастся
кому-нибудь,
не
сд ел авш ись
смешным,
объяснить
экономически
существование
каждого
маленького
немецкого
государства
в
прошлом
и
в
настоящее
время
или
объяснить
экономически
про­
исхождение
верхненемецкого
передвижения
согласных,
расширив­
ше го
географическое
разделение,
образованное
горной
цепью
от
Судетов
до
Таунуса,
до
нас то ящей
трещины,
проходящей
через
всю
Германию.
Ф.
Э
н
г
е
л
ь
с,
Письмо
к
Иоси ­
фу
Бло ху
от
21—22
се нтя бря
1890 г.
К.
Маркс
и
Ф.
Энгельс,
Избранные
про изв ед ения,
т.
II, 1952,
ст р.
468.
8
Поляризация.
Еще
Я.
Гримм
был
твердо
убежден
в
том ,
что
в ся­
кий
немецкий
диалект
должен
бы ть
либо
верхненемецким,
либо
нижненемецким.
При
эт охМ
у
не го
совершенно
исчез
франкский
484


диалект.
Так
как
письменный
франкский
язык
позднейшей
каро­
лингской
эпохи
был
верхненемецким
(ведь верхненемецкое перед ­
вижение
согласных
затронуло
франкский
юго-восток), то франкс­
кий
язык,
по
взглядам
Гр имм а,
в
одних
местах
растворился
без
остатк а
в
др евневер х ненемецк о м ,
а
в
других
—
во
фра нц узском.
При
э том
ос тав алось
абсолютно
необъяснимым,
откуд а
же
попал
нид ер ланд ск ий
яз ык
в
старосалические
области.
Лишь
после
смер­
ти
Гримма
франкский
яз ык
был
снова
открыт:
салический
язы к
в
своем
обновленном
виде
в
ка честв е
нидерландского,
ри пу арски й
яз ык
—
в
с редн е-
и
нижнерейнских
диал ектах ,
которые
отчасти
сместились
в
различной
степени
в
сто р ону
верхненемецкого,
а
от­
части
о стал ись
нижненемецк и ми,
так
что
франкский
язык
представ­
ля ет
со бою
такой
диалект,
ко то рый
является
как
вер хненемец ки м,
так
и
нижне не ме цким .
Ф.
Эн ге льс,
Диалектика
природы,
Госполитиздат,
М. , 1953,
стр .
171.
9
Зна чени е
названий.
В
органической
химии
значение
какого-ни­
буд ь
тела,
а,
следовательно,
также
и
наз ва ние
ег о,
не
зависит
уже
прос то
от
его
состава,
а
обусловлено
скорее
его
по ложе ние м
в
том
ряду,
к
к отор ому
оно
принадлежит.
Поэтому,
если
мы
на хо дим,
что
какое-нибудь
те ло
принадлежит
к
какому-нибудь
подобному
ряду,
то
его
старое
название
становится
препятствием
для
пон и­
м ания
и
должно
бы ть
з ам енено
названием,
указывающим
эт от
ряд
(парафины и т.
д .).
Ф.
Энгел ь с,
Диале ктика
природы,
Госполитиздат,
М ., 1953,
стр.
237.
10
Филологией
подрастающего
гражданина
будущего
не
будут
о со бенно
донимать.
«Мертвые языки совершенно отпадают. ..
а
изучение
жив ых
иностранных
языков
останется...
как
нечто
вто ­
ростепенное».
Тольк о
там,
где
с нош ения
между
народами
выр а­
жаются
в
передвижениях
самих
нар од ных
масс,
ино ст ранн ые
язы­
ки
должны
бы ть
сделаны,
в
м еру
надобности,
легко
доступными
каждому.
Целям
«действительно образовательного изучения язы­
ков »
должна
служить
своего
рода
всео б щая
гра мма тик а,
и
притом
на
«материи и форме родного языка» .
Национальная
ограничен­
ность
современного
человека
все
еще
слишком
космополитична
для
г.
Дюринга.
Он
хочет
уничтожить
и
те
два
рыч аг а,
которые
при
современном
строе
дают
хотя
бы
некоторую
возможность
стать
выш е
ограниченной
национальной
точки
зре ния ,—
он
хо­
чет
упразднить
знание
древних
языков,
открывающее,
по
край ней
мер е
для
получивших
классическое
образ ова ни е
люд ей
различных
485


национальностей,
общий
им,
боле е
широкий
горизонт.
Одновремен­
но
с
этим
он
хочет
упра з днит ь
также
и
зна ние
новых
язы к ов,
при
помощи
которых
люди
различных
наций
могу т
объясняться
друг
с
друг ом
и
знакомиться
с
тем,
что
происходит
за
их
со бств ен ным
руб еж ом.
За то
грамматика
ро дно го
языка
должна
ст ать
предметом
основательной
зубрежки.
Но
ведь
«материя и форма родного языка»
с та новя тся
понятными
лишь
тогда,
когда
прослеживается
его
в оз­
никновение
и
постепенное
развитие,
а
это
невозможно,
е сли
оставлять
без
внимания,
во-первых,
его
собственные
омертвевшие
формы
и,
во-вторых,
родственные
живые
и
мертвые
языки.
Таким
образом,
мы
снов а
п опад аем
в
запретную
область.
Но
раз
г.
Дю­
ри нг
вычеркивает
из
сво его
учебного
плана
всю
современную
исто­
рическую
грамматику,
то
для
обучения
язы кам
у
него
остается
только
с таром одн ая,
выкроенная
в
стиле
старой
классической
филологии,
техническая
грамматика
со
всей
ее
казу ис ти кой
и
произвольностью,
обусловленными
отсутствием
исторического
фундамента.
Ненависть
к
старой
филологии
дов оди т
его
до
то го,
что
самый
скверный
продукт
ее
он
делает
«центральным пунктом
действительно
образовательного
изучения
языков».
Яс но,
что
мы
им еем
де ло
с
филологом,
никогда
ничего
не
слыхавшим
об
ис то­
рическом
языкознании,
которое
получило
в
последние
60 лет такое
мощное
и
плодотворное
развитие,—
и
поэтому-то
г.
Дюринг
о ты­
скивает
«высоко образовательные элементы»
языкознания
не
у
Боппа,
Гри мма
и
Дитца,
а
у
блаженной
памяти
Гейзе
и
Беккер а.
Ф.
Энгельс,
Анти-Дюринг,
Госполитиздат,
М., 1953, стр.
303—304,
11
Наш и
обезьяноподобные
предки,
как
уже
сказано,
был и
обще­
ственными
ж ивот ным и;
вполне
очевидно,
что
нельзя
выводить
п ро­
исхо жд ени е
человека,
этого
наиб олее
общественного
из
всех
жи­
вотных,
от
необщественных
ближайших
предков.
Нач ин авше еся
вместе
с
развитием
рук и,
вместе
с
трудом
господство
над
п риро дой
расширяло
с
каждым
новым
шагом
вп еред
кругозор
чел овек а.
В
предметах
прир од ы
он
постоянно
открывал
новые,
до
того
неиз в ест­
ные
свойства.
С
другой
стороны,
развитие
труда
по
н еобход им ос ти
способствовало
более
тесному
сплочению
членов
общества,
так
как
благодаря
ему
стали
более
ча сты
случа и
взаимной
поддержки,
с ов­
местной
дея те льнос ти ,
и
стало
ясней
сознание
пользы
э той
совмест­
ной
деятельности
для
каждого
отдельного
члена.
Коротко
говоря,
формировавшиеся
лю ди
пришли
к
тому,
что
у
них
явилась
потреб*
ностъ
что-то
с к азать
др уг
другу.
Потребность
созд ал а
себе
сво й
орган:
неразвитая
гор тан ь
обезьяны
медленно,
но
неуклонно
пр е­
образовывалась
путем
модуляции
для
все
более
развитой
модуля­
ции,
а
органы
рта
пос т е пенно
научались
произносить
один
члено­
раздельный
зв ук
за
другим.
486


Что
это
о бъ яснен ие
возникновения
языка
из
п роц есса
труда
и
вместе
с
трудом
является
еди нст вен но
правильным,
до ка зы вает
сравнение
с
живо тны ми.
То
немногое,
что
эти
по след ние,
да же
наиболее
ра зви тые
из
них,
имею т
сообщить
друг
другу,
может
быть
со об щено
и
без
помощи
членораздельной
речи.
В
естественном-со­
стоянии
ни
од но
животное
не
ис пыт ывае т
неудобства
от
неумения
говорить
или
понимать
человеческую
речь.
Совсем
инач е
о бст оит
де ло,
когда
живо т ное
приручено
человеком.
Собака
и
лошадь
раз­
вил и
в
себе,
благодаря
общ ени ю
с
людьми,
такое
чуткое
ухо
по
отношению
к
членораздельной
ре чи,
что,
в
пределах
свойственного
им
круга
представлений,
они
легко
научаются
поним а ть
всякий
язы к.
Они,
кроме
того,
приобрели
способность
к
таким
чувствам,
как
чувство
привязанности
к
человеку,
чувство
благодарности
ит.
д.,
которые
раньше
им
был и
чужды.
Вс як ий,
к ому
много
п ри­
ходилось
им еть
дело
с
такими
живо т ным и,
едва
ли
может
отказать­
ся
от
убеждения,
что
имеется
немало
случаев,
когда
они
свою
неспо­
собность
говорить
ощуща ют
те перь
как
недостаток.
К
сожалению,
их
голосовые
органы
настолько
специализированы
в
определенном
направлении,
что
этому
их
г орю
уже
ника к
нельзя
пом очь .
Та м,
од­
нако,
где
имеется
под ход я щий
орган,
эта
неспособность,
в
и звес т­
ных
гра ницах ,
мож ет
исчезнуть.
Органы
рта
у
пт иц
отл и ч аются,
кон еч но,
коренным
образом
от
соответствующих
органов
человека.
Тем
не
менее
пти цы
являются
единственными
ж иво тн ыми,
которые
мог ут
научиться
говорить,
и
пт ица
с
наиб о лее
отвратительным
го­
лосом,
попугай,
го во рит
всего
лучше.
И
пусть
не
возражают,
что
попуг а й
не
понимает
того,
что
говорит.
Конечно,
он
будет
це­
лыми
часами
без
умолку
повторять
весь
сво й
за пас
сл ов
из
од ной
лиш ь
любви
к
процессу
говорения
и
к
общению
с
люд ьм и.
Но
в
пределах
своего
круга
пр ед ст авл ений
он
может
научиться
также
и
понимать
то,
что
он
говорит.
Научите
п опуг ая
бранным
словам
т ак,
чтобы
он
получил
п ре дставл ени е
о
их
значении
(одно из глав ­
ных
развлечений
возвращающихся
из
жарких
стр ан
матросов),
попробуйте
его
з атем
дразнить,
и
вы
скоро
откроете,
что
он
умеет
так
же
правильно
применять
свои
б ран ные
слова,
как
берлинская
торг овк а
зеленью.
Точн о
так
же
обстоит
дел о
при
выклянчивании
лакомств.
Сначала
тру д,
а
затем
и
вместе
с
ним
членораздельная
реч ь
явились
двумя
самыми
гл авным и
стимулами,
под
влиянием
кото­
рых
мо зг
обезьяны
постепенно
пре вр ат ился
в
человеческий
мозг,
кот орый ,
при
все м
своем
сходстве
с
обе зьяньи м,
далеко
превосхо­
дит
его
по
ве личине
и
совершенству.
А
пар алл ельн о
с
дал ь нейш им
развитием
мозга
шло
дальнейшее
развитие
его
ближайших
ору ­
дий
—
органов
ч ув ств.
П одобн о
то му
как
постепенное
развитие
ре чи
неизменно
сопровождается
соответствующим
усовершенст­
вованием
органа
слуха,
то чно
так
же
развитие
мозга
воо бще
со­
провождается
у сов ерш енст во ва нием
всех
чувств
в
их
совокупнос­
ти.
Оре л
видит
значительно
дальше,
чем
человек,
нечеловеческий
глаз
замечает
в
вещах
зн ачи тельн о
больше,
чем
глаз
орла.
Собака
487


обладает
значительно
более
тонким
обонянием,
чем
человек,
но
она
не
различает
и
сотой
доли
тех
запахов,
которые
для
человека
являю тс я
определенными
при зн ак ами
различных
вещей.
А
чувст­
во
осязания,
которым
обезьяна
едва-едва
обладает
в
самой
гру­
бо й,
зачаточной
форме,
выработалось
только
вместе
с
раз ви тием
самой
человеческой
руки,
благодаря
труду.
Раз вит ие
мозга
и
подчиненных
ему
чу в ств,
все
более
и
более
пр о ясняюще г ося
сознания,
сп особ нос ти
к
абстр а кци и
и
к
умо за к­
лючен и ю
оказывало
обратное
воздействие
на
труд
и
на
язык,
давая
обо им
все
новые
и
новые
то лчки
к
дальнейшему
развитию.
Это
дальнейшее
развитие
с
момента
окончательного
отделения
че ло ве­
ка
от
об езьян ы
отн юдь
не
закончилось,
а,
наоборот,
продолжалось
и
пос ле
этого;
будучи
у
разли чны х
народов
и
в
различные
эпохи
по
степени
и
по
направлению
различным,
иногда
даже
прерываясь
ме ст ными
и
временными
дв иж ен иями
назад,
оно
в
об щем
и
це лом
могучей
поступью
шло
в перед ,
получив,
с
о дной
стороны,
новый
мо щный
т олчок,
а
с
друг ой
с то роны
—
более
определенное
на пра в­
ление
благодаря
тому,
что
с
по я влением
гот ов ого
человека
возник
вдобавок
еще
новый
элемент
—
общество.
Ф.
Энгельс,
Диалектика
природы,
Госполитиздат,
М., 1953, стр.
134—136.


II
В.
И.
ЛЕ НИН
1
Во
в сем
ми ре
эпоха
окончательной
победы
капитализма
над
феодализмом
была
свя з ана
с
наци онал ьн ым и
движениями.
Эконо­
м ическ ая
основа
эт их
д вижений
сос тоит
в
т ом,
что
для
полной
по­
б еды
товарного
производства
не обходи м о
зав оев ан ие
вну т рен него
рынка
буржуазией,
н еоб ходи мо
государственное
сп лоче ние
те р­
ри тори й
с
населением,
говорящим
на
одном
языке,
при
у ст ран ении
всяких
препятствий
развитию
этого
языка
и
закреплению
его
в
литературе.
Язык
ест ь
важнейшее
средство
человеческого
обще­
ния ;
единство
языка
и
б еспр епят ст венно е
разв и тие
ест ь
о дно
из
важнейших
условий
действительно
с во бодн ого
и
широкого,
соот­
ветствующего
современному
капитализму,
торгового
оборота,
сво ­
бодной
и
широкой
группировки
населения
по
всем
отдельным
кл ас­
сам ,
наконец
—
усл ов ие
тесной
св язи
рынка
со
всяким
и
каждым
хозяином
или
хозяйчиком,
продавцом
и
покупателем.
Образование
национальных
государств,
наиболее
удовлетворя­
ющи х
эт им
требованиям
современного
капитализма,
является
поэтому
тенденцией
(стремлением)
всякого
национального
движе­
ния .
Самые
глубокие
эк он ом ическ ие
факторы
то лк ают
к
этому,
и
для
все й
Западной
Европы
—
более
того:
для
всего
цивилизо ван ­
но го
ми ра
—
типичным,
нор м альн ым
для
капиталистического
периода
является
поэтому
национальное
государство.
В.
И.
Л
е
н
и
н,
О
праве
на ций
на
самооп ределен ие.
Сочинения,
изд.
4, т.
20, стр.
368—369.
2
NB стр.
481 —
о
зн ачении
слов
по
Эпи куру:
«Каждый предмет получает благодаря впервые ему присвоен­
ному
названию
свою
очевидность,
энергию,
отчетливость» (Эпи­
кур:
Диоген
Лаэрций, X,§33).
И
Г еге ль : «Название есть нечто всеобщее,
принадлежит
мышле­
нию,
д елает
многообразное
пр ост ым » (481).
«Ленинский сборник», XII, 1931,
стр.
251.
489


Подхо д
ума
(человека)
к
отдельной
вещи,
снятие
слепка
(=поня*
ти я)
с
нее
н
е
ес ть
простой,
неп ос ре дс тв енный,
зе ркал ьн о-ме рт­
вый
а кт,
а
сло жны й,
раздвоенный,
зигзагообразный,
в ключающий
в
себя
возможность
отлета
фант аз ии
от
жизни;
ма ло
тог о:
возмож­
ность
превращения
(и притом незаметного,
н есоз нав аемо го
че лове ­
ком
превращения)
абстрактного
понятия,
идеи
в
фантазию
(в пос­
леднем
счете
= бога) .
Ибо
и
в
сам ом
п рос том
обобщении,
в
элемен­
тарнейшей
общ ей
ид ее
(«стол»
вообще)
е
с
т
ь
известный
кусочек
фантазии.
«Ленинский сборник», XII, 1931,
стр.
339.
4
тонко
и
глубоко!
история
мысли
=
исто р ия
языка??
Логика
похожа
на
грамматику
тем,
что
для
на­
чинающего
это
— одно,
для
знающего
язык
(и язы­
ки)
и
дух
языка—другое.
«Она есть нечто иное для
того,
кто
только
приступает
к
ней
и
вообще
к
нау­
кам ,
и
нечто
ин ое
для
того,
кто
возвращается
к
ней
от
них ».
«Ленинский сборник», IX, 1931,
ст р.
33. (Выписка
из
Гегеля
с
по мет­
кой
В.
И.
Ленина
на
пол ях
рукопи­
с и.)
5
Яз ык
богаче
в
неразвитом,
первобытном
сост оя­
нии
народов,—
язык
беднеет
с
цивилизацией
и
об­
ра зов ан ием
грамматики.
«Ленинский сборник», XII, 1931,
ст р.
155. (Вы п иска
из
Г егеля
со
зн а­
ком
во пр оса
на
полях
рук опи си .)
6
Связь
мы ш ления
с
языком
(китайский язык
меж ду
п рочим
и
его
не разви тость : [X XVIII]), обра­
зование
существительных
и
г лаг олов
[XXVIII].
В
немецком
языке
иногда
слов а
имеют
«противопо ­
ложное
зн а чен и е» [XXVIII] (не только «р аз ли чные»,
но
и
противоположные)—«радость
для
мыс ли»...
«Ленинский сборник», IX, 1931,
стр .
15.
490


7
NB
глубоко
верно!
NB
«Человек отделяет в мышлении прилагательное
от
существительного,
свойство
от
сущности...
И
ме­
таф изи ческ ий
бог
ес ть
не
что
иное,
как
краткий
переч ень ,
или
сов ок упн ость
наиболее
общих
свойств,
извлеченных
из
природы,
которую
однако
человек
посредством
сил ы
воображения,
именно
таким
от­
делением
от
чувственного
сущ еств а,
от
материи
природы,
снова
пре вра ща ет
в
самостоятельного
субъекта
или
существо». [355]
«Ленинский сборник», XII, 1931,
ст р.
117.
8
NB
[366—370].
Очень
хорошее
место
(хорошая ци­
тата
из
Г ассен ди ): особенно [36S] бог =
собрание
слов
прилагательных
(без материи)
о
конкретном
и
абс трактн ом.
«Ленинский сборник», XII, 1931,
стр.
119.
Еще
добавить
о
Го рг ии:
Излагая
NB
ср.
Фейер­
бах
..лЭто
(42)...
его
взгляд,
что
нельзя
передать,
сообщить
сущее:
«Речь,
посредством
которой
должно
быть
с ооб­
ще но
о
том ,
что
ест ь,
не
является
те м,
что
е сть,—
то,
что
сообщается,
это
не
самый
предмет,
а
толь­
ко
реч ь». (Секст
Эмпирик.
«Против математиков» .
VII. § 83—84), стр .
41—
Гегель
пишет: «Сущеепо­
стигается
т акже
не
как
сущее,
а
его
по ст ижени е
есть
пре вращ ен ие
его
во
вс еобщ ее» . (42)
единичное
совершенно
не
может
быть
в ыс казано »
Всякое
слово
(речь)
уже
обоб ща ет
ср.
Фейербах
чу в ства
показы­
вают
ре а льнос ть
мысль
и
сло во—
обще е
«Ленинский сборник», XII,1931,
ст р.
217—219.
10
Хорошо
сказано!
В
чем
же
в
таком
случае
заключается
ра зл ичие
между
рас суд ком
и
чувством
или
способностью
к
ощущениям?Чувственное
восприятие
д ает
пре дм ет,
491


NB
Хорошо
сказано!
il рассудок— на з ва ние
для
него.
В
рас суд ке
нет
того,
II чего бы не было в чувственном восприятии,
но
то,
что
в
чувственном
восприятии
находится
ф акти чес­
ки,
то
в
рассудке
находится
л ишь
номинально,
по
названию.
Рассудок
есть
высшее
существо,
пра ви­
те ль
мира;
но
лишь
по
названию,
а
не
в
де йст ви­
т ельн ости .
Что
же
такое
название?
Служащий
для
ра з лич ения
знак ,
какой-нибудь
бросающийся
в
г ла­
за
пр из нак,
который
я
делаю
представителем
пред­
мета,
характеризующим
предмет,
чтобы
припомнить
его
в
его
целостности.
(195)
«Ленинский сборник», XII, 1931,
ст р.
141. (Выписка
из
Фей ерба ха
с
пометками
В.
И.
Ленина
на
по лях .)
11
По
поводу
софизмов
«куча»
и
«лысый»
Гег ель
повторяет
переход
количества
в
качество
и
обратно:
диалектика
(стр.
139—140);
почему
нельзя
на зв ать
отдельного?
оди н
из
предметов
данного
род а
(столов), именно от ­
личается
от
остальных
тем-то
NB
в
языке
есть
только
общее
143—144.
Подробно
о
том ,
что
«язык выражает
в
сущности
лишь
всеобщее;
но
то,
что
думают,
ес ть
особенное,
отд ель н ое.
Поэтому
нел ьзя
выразить
на
языке
то,
что
думают».
(«Это»? Самое общее слово)
«Ленинский сборник», XII, 1931,
ст р.
223.
12
ОБ
ОЧ ИСТ КЕ
РУССКОГО
ЯЗЫКА
(Размышления на досуге,
т.
е.
при
слушании
ре чей
на
собраниях)
Русский
язык
мы
по рт им.
Иностранные
слова
употребляем
без
надобности.
Употребляем
их
неправильно.
К
чему
говорить
«дефек­
т ы», когда можно сказать недочеты или недостатки или пробелы?
Конечно,
когда
человек,
недавно
научившийся
читать
вообще
и
особенно
читать
г азе ты,
пр инимает ся
усерд но
читать
их,
он
нев ол ь­
но
усваивает
газетные
обороты
речи.
Именно
газетный
язык
у
нас
однако
тоже
начинает
п ортит ься.
Если
недавно
научившемуся
чи­
тат ь
простительно
употреблять,
как
новинку,
инос тра нные
слова,
492


то
литераторам
простить
этого
нел ьз я.
Не
пора
ли
нам
объявить
войну
употреблению
ино стр анны х
слов
без
надобности?
Соз на юсь,
что
ес ли
ме ня
употребление
иностранных
слов
без
н адоб нос ти
озлобляет
(ибо это затрудняет наше влияние на массу),
то
некоторые
ошибки
пишущих
в
газетах
совсем
уже
могут
вывести
из
себя.
Например,
употре бл яют
слово
«будировать»
в
смысле
во з­
буждать,
тормошить,
будить.
Но
французское
слово
«bonder»
(будэ)
значит
сер ди ть ся,
дуться.
Поэтому
буди рова ть
значит
на
само м
д еле
«сердиться», «дуться».
Пер е ни мать
французски-нижего-
род ск ое
словоупотребление
значит
перенимать
худшее
от
ху д­
ших
представителей
русс ког о
помещичьего
класса,
который
по-
французски
учился,
но
во-первых,
не
доучился,
а
во-вторых,
ко­
веркал
русский
язык.
Не
пор а
ли
объявить
во йну
коверканью
русского
языка?
В.
И.
Ленин,
Соч инения ,
изд. 4, т.
30, стр.
274.


содержание
От
составителя...................................................................................................
3
I.
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ
ТЕОРИИ
Я ЗЫКА
XX в............................
5
А.
М
а
р
т
и,
О
понятии
и
методе
всеобщей
грамматики
и
филосо­
фии
языка.....................................................................................
7
А.
Гардинер,
Различие
между
«речью»
и
«языком»
....
14
К.
Бюлер,
Теория
язык а
(Извлечения).. .. ... ... .. ... ... .. ... .
22
Структурная
модель
языка...................................................................
28
II.
ЖЕНЕВСКАЯ
ШКОЛА........................................................................
38
Ш.
Балли,
Общая
лингвистика
и
французская
л инг вис тика
(Введение)
....................................................................................
42
А.
С
е
ш
е,
Три
соссюровские
лингвист ики ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .
60
С.
Карцевский,
Об
асимметричном
ду али зме
л ингвис тиче­
ского
знака...........
85
III.
ГЛОССЕМАТИКА...................................................................................
91
В.
Брёндаль,
Структуральная
л ингв истика ... ... .. ... ... .. ... ... ..
94
Л.
Е льмслев ,
Понятие
управления
(Извлечение)
.
,
101
Метод
структурного
анализа
в
лингвистике....................................
103
Язык
и
речь.................................................................................................
111
IV.
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ
ЛИНГВИСТИКА..........................................
121
Тезисы
Пражского
лингвистического
кружка............................
123
В.
Матезиус,
Ку да
мы
пришли
в
языкознании....................
141
В.
Скаличка,
Ко пенга генский
ст рукт ура лиз м
и
«Пражская
шк ола ».............................................,...........................................
147
Б.
Т
р
н
к
а
и
др .,К дискуссии
по
в опрос ам
структурализма
.
.
.
155
V.
ДЕСКРИПТИВНАЯ
ЛИНГВИСТИКА
.............................................
167
Ф.
Боас,
Введение
к
«Руководству по языкам американских
и н де й ц ев» (Извлечения)
.........................................
170
Л.
Блумфильд,
Язык
(Глава «Уп от ре бле ни е
я зы ка») ... 181
Ряд
по сту лато в
для
науки
о
языке
............................................
200
494


3.
С.
Хэ рри с,
Метод
в
с трукт урал ьн ой
ли нгв ист ике
(Раздел:
«Методологические предпосылки»)......................................... 209
VI.
ЭТНОЛИНГВИСТИКА
.........................................................................
228
Э.
Сепир,
Положение
л ингв ис тики
как
науки........................
231
Язык............................................................................................................
238
Б.
Л.
У
о
р
ф,
Отношение
но рм
по веден ия
и
мышления
к
языку
255
VII.
СОВЕТСКОЕ
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
в
20-е
и
30- е
годы.......................
282
А.
М.
Пешковский,
Об ъекти вная
и
нор ма тивная
точ ки
зрения
на
язык............................................................................
288
Г.
О.
В
и
н
о
к
у
р,
О
задачах
истории
языка.............................
300
Е.
Д.
П о ливан ов,
Историческое
языкознание
и
язык ова я
политика.......................................................................................
320
Н.
Я.
М
а
р
р,
Извлечения
из
работ..................................................
337
И.
И.
М
е
щ
а
н
и
н
о
в,
Вве дение
к
книге
«Общее языкознание»
.
347
Л.
В.
Щ
е
р
б
а,
О
трояком
ас пек те
языковых
яв лен ий
и
об
экспери­
менте
в
языкознании.............................................................
361
Очередные
проб ле мы
языковедения
(Извлечения)
.
.
.
.
373
VIII.
ЛИНГВИСТИКА
УНИВЕРСАЛИЙ
(УНИВЕРСАЛИАЛИЗМ) 378
Р.
Якобсон,
Значение
лингвистических
универсалий
для
языкознания...............................................................................
383
Выступление
на
1-м
Меж дун ар одно м
с имп ози уме
«Знак и система
я зык а »..........................................................................................
395
А.
Мартине,
Основы
общей
л ингв истики
(Глава 1 «Лингвисти ­
ка,
язык
и
я з ык и»).................................................................... 403
Е.
Курилович,
Линг вис тик а
и
теория
знака.............................
423
IX.
ТОЧНЫЕ
МЕТОДЫ
В
ЛИНГВИСТИКЕ
......................................
432
Р.
Якобсон,
Лин гви сти ка
и
теория
связи.................................
435
В.
Куайн,
Логи ка
как
средство
познания
синтаксических
явлений..........................................................................................
445
Н.
Хомский,
Синтаксические
структуры
(Извлечения) 452
С.
К.
Ша умян,
На сущны е
задачи
структурной
л ингвис тики
458
ЗАКЛЮЧЕНИЕ......................................................................
467
ПРИЛ ОЖЕН ИЕ.
К.
Маркс,
Ф.
Энгельс
и
В.
И.
Ленин
о
пробле­
мах
языка............................................
479


Владимир
Андреевич
Звегинцев
И СТОР ИЯ
ЯЗЫКОЗНАНИЯ
XIX—
XX вв.
В
ОЧЕРКАХ
И
ИЗВЛЕЧЕНИЯХ,
ЧАСТЬ
II
Редактор
М.
Ф.
Милова
Художник
И.
В.
Царевич
Художественный
редактор
Б.
Л.
Николаев
Тех ни чески й
редактор
Р.
В.
Цыппо
Корректор
В.
А.
Г лебо ва
***
Сдано
в
набор
4/VI 1964 г .
Подписа­
но
к
печати
6/Х 1964 г.
60х901/1в.
Печ .
л.
31.
Уч.-изд.
л.
31,6.
Ти раж
16 тыс.
экз.
А07373 Тем.
п лан
1964 г.
No
12 Заказ No 1666
*♦♦
Изд ате ль ство
„Просвещение"
Гос у­
дарственного
комитета
Совета
Ми­
н ист ров
РСФСР
по
печати.
Мо скв а,3- й
проезд
Марьиной
рощи,41
Пер вая
Образцовая
типография
имен и
А.
А.
Ж дано ва
Главполиграфпрома
Государствен­
но го
комитета
Совета
Министров
СССР
по
п еч ати.
Москва,
Ж - 54, Валовая, 28.
Цена
без
переплета
63 к.,
переплет
15 к.