Author: Метлицкая З.Ю.
Tags: средние века (v – xv вв) религия история средних веков
ISBN: 978-5-248-00449-2
Year: 2008
Text
I
d
i
i
»
V
4
ЦёРКФБЬ
и религиозное сознание
I СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ
ь 1
f . :
Г . : , ■ - :■ '■■■ :
i ^ ■
К* L ; • '
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ
ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
ЦЕРКОВЬ
И РЕЛИГИОЗНОЕ СОЗНАНИЕ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ
СБОРНИК
ОБЗОРОВ И РЕФЕРАТОВ
МОСКВА
2008
ББК 63.3(0)4
Ц 44
Серия
«Всеобщая история»
Центр социальных научно-информационных
исследований
Отдел истории
Редактор и отв. за выпуск - к.и.н. 3.IO. Метлицкая
Церковь и религиозное сознание средневеко-
Ц44 вой Европы: Сб. обзоров и рефератов / РАН.
ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед.
Отд. истории. - М., 2008. - 136 с. - (Серия «Все¬
общая история»).
ISBN 978-5-248-00449-2
В сборнике представлены обзоры современной зарубеж¬
ной научной литературы, посвященной различным аспектам
истории средневековой церкви. Для историков, преподавате¬
лей вузов и студентов.
This volume contains the reviews of recent publications in the
field of medieval church history.
ББК 633 (0)4
ISBN 978-5-248-00449-2
© ИНИОН PAH, 2008
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 4
ОБЗОРЫ
О.В. Гусакова. Англосаксонская церковь в условиях сканди¬
навского завоевания: Подходы и проблемы в современ¬
ной британской историографии. (Обзор) 7
С.Г. Мереминский. Социально-политические аспекты
культов англосаксонских святых в современной
западной историографии. (Обзор) 28
Д. Калгоус. История церкви и христианства в перспективе
современной чешской медиевистики. (Обзор) 47
З.Ю. Метлицкая. Чудеса в жизни средневековой церкви:
Современные исследования. (Обзор) 72
О.В. Большакова. Православие Московской Руси: Современ¬
ные тенденции в американской историографии.
(Обзор) 90
РЕФЕРАТЫ
Объединения священнослужителей во Франции в Сред¬
ние века и Новое время (по материалам «Журнала
по истории французской церкви») 108
А. Ангенендт. Терпение и власть: Христианство между
Библией и мечом 118
Л. Феллер. Церковь и общество на Западе. Власть полити¬
ческая и власть религиозная в VII-XI веках 126
3
Предисловие
В сборнике представлены новейшие работы современных ис¬
ториков, посвященные средневековой церкви. Данная область ис¬
следований долгое время практически не была отражена в русско¬
язычной научной литературе. Между тем для медиевиста знание
истории церкви и современных методов ее изучения крайне важно,
поскольку в этот период церковь являлась важнейшим социальным
и политическим институтом, а религиозное сознание определяло
едва ли не все сферы повседневной жизни. В последнее десятиле¬
тие появилось множество работ, посвященных восточной церкви.
Однако, на мой взгляд, по-прежнему ощущается недостаток публи¬
каций по истории западноевропейской церкви, которые могли бы
послужить подспорьем для преподавателей, готовящих спецкурсы
на данную тему, или желающих рассмотреть вопросы, связанные с
историей западной церкви, на своих лекциях и семинарах. Настоя¬
щее издание призвано, отчасти, восполнить этот пробел. В его под¬
готовке принимали участие, помимо специалистов ИНИОН РАН,
молодые ученые: сотрудники, аспиранты и студенты ИВИ РАН и
МГУ им. Ломоносова, которым я хотела бы выразить свою глубо¬
кую признательность и благодарность.
Выбор материалов определялся, не в последнюю очередь,
областью научных интересов авторов представленных здесь пуб¬
ликаций, а также стремлением отразить разные, иногда полярные
подходы к тематике церковной истории.
Как свидетельствуют рассмотренные в сборнике работы,
изучение истории церкви может быть поводом и инструментом для
анализа других проблем. Например, исследование процессов, про¬
исходивших в англосаксонской церкви в период скандинавского
завоевания (кон. IX - нач. X в.), как показано в обзоре аспирантки
ИВИ РАН О.В. Гусаковой, неразрывно связано с обсуждением та¬
ких общих вопросов, как взаимодействие и взаимовлияние при¬
4
шедших в соприкосновение культур, процессы этнической и куль¬
турной ассимиляции и др. Одной из интересных особенностей,
отмеченных автором обзора, является широкое привлечение для
анализа церковной истории данных археологии и истории искусств
(в частности анализа каменных скульптур).
Детальный разбор публикаций двух современных английских
историков в контексте общей традиции изучения культов ранне¬
средневековых английских святых, проведенный научным сотруд¬
ником ИВИ РАН С.Г. Мереминским, позволяет проследить, каким
образом современные исследователи, отталкиваясь от религиозных
реалий, приходят к более глубокому пониманию социальных прак¬
тик Средневековья.
Все преимущества использования нового для американских
историков типа изобразительных источников для изучения русско¬
го православия выявлены в обзоре старшего научного сотрудника
ИНИОН РАН О.В. Большаковой. В условиях крайней скудости тра¬
диционного для западных историков Средневековья текстового
материала русские иконы, стенные росписи, даже топографические
карты могут, оказывается, многое рассказать о «молчаливой Мос¬
ковии», ее политической культуре, верованиях и религиозной
практике.
Два включенных в сборник реферата знакомят читателей с
французской историографической традицией. Для этой традиции в
целом характерен интерес к местной истории, микроистории, про¬
блемам коллективной памяти, впервые возникший в рамках школы
«Анналов». Все названные направления исследований представле¬
ны тем или иным образом в материалах коллоквиума, посвященно¬
го религиозным объединениям Средневековья и Нового времени,
отреферированных аспирантом кафедры Средних веков историче¬
ского факультета МГУ А.С. Поздняковым. Реферат студентки той
же кафедры Е.С. Шелиной позволяет в полной мере оценить оби¬
лие фактического материала, изложенного в монографии Л. Фелле-
ра, рассмотревшего взаимоотношения церкви и светской власти в
период раннего Средневековья.
Из всех областей исторического исследования история церк¬
ви, наверное, лучше всего может отразить скрытые аспекты духов¬
ной жизни людей прошлого. Однако историк, который пытается
интерпретировать такого рода свидетельства, обречен на необъек¬
тивность: «вечные вопросы бытия» неизменно порождают личный
отклик. В этом плане очень показательна книга католического ис¬
5
торика и теолога А. Ангенендта, отреферированная для этого сбор¬
ника аспиранткой ИНИОН Е.В. Глушко. О том же говорит, косвен¬
ным образом, обзор научной литературы, посвященной чудесам.
Анализ историографии порой может сказать о современной
нам эпохе не меньше, чем о прошлом, которому посвящены рас¬
сматриваемые работы. В сжатом, но очень содержательном обзоре,
написанном чешским исследователем, сотрудником Центра изуче¬
ния истории Центральной Европы при Историческом институте
философского факультета университета им. Т.Г. Масарика в Брно
Давидом Калгоусом, перед нами предстает не только широкая па¬
норама реалий средневековой чешской церкви, но и яркий портрет
современной чешской медиевистики, со всеми успехами и трудно¬
стями, унаследованными и приобретенными проблемами, «боле¬
выми точками» и надеждами на будущее.
Разумеется, представленные в сборнике рефераты и обзоры
далеко не исчерпывают темы, заявленной в заглавии, не говоря уже
о том, чтобы показать во всем многообразии современные подходы
к проблемам религиозной истории. Авторы, однако, надеются, что
их труд будет полезен читателям - пусть как отправная точка для
дальнейших самостоятельных изысканий - и планируют в будущем
продолжить работу, обратившись к историографии церкви Европы,
России и Америки Нового и Новейшего времени.
6
ОБЗОРЫ
О.В. Гусакова
АНГЛОСАКСОНСКАЯ ЦЕРКОВЬ
В УСЛОВИЯХ СКАНДИНАВСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ:
ПОДХОДЫ И ПРОБЛЕМЫ В СОВРЕМЕННОЙ
БРИТАНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
(Обзор)
История англосаксонской церкви в условиях скандинавского
завоевания - одна из тех тем, которые увидели в последнее десяти¬
летие не только разработку и переосмысление поставленных ранее
вопросов, но и формулировку новых проблем и подходов, расши¬
рение горизонтов исследования. По-прежнему актуальными в со¬
временной британской историографии остаются многие вопросы,
сформулированные в дискуссиях прошлых десятилетий: о судьбах
конкретных церквей и монастырей в ходе викингских нашествий,
об общем состоянии церковной организации в Денло, об отноше¬
нии прибывших в Англию скандинавов к христианству и о том,
насколько быстро они приняли эту веру. Но в центре внимания
оказываются и новые проблемы, связанные с механизмами обра¬
щения викингов в христианство и проникновения христианских
убеждений и поведенческих норм в их жизнь. Исследователей все
чаще интересует, как происходило взаимодействие завоевателей и
местного населения, изучается взаимовлияние их культур и рели¬
гий. Признана необходимость применения междисциплинарного
подхода и комплексного использования данных письменных ис¬
точников, лингвистики, археологии, а также корпуса англосаксон¬
ской каменной скульптуры.
Сегодня ответ на вопрос о том, какую роль сыграло сканди¬
навское завоевание в судьбе англосаксонской церкви, представля¬
ется гораздо менее однозначным, чем полвека назад. Переосмысле¬
7
ние многих проблем происходило в более широком контексте изу¬
чения эпохи викингов в Англии и дебатов относительно характера,
масштабов и последствий скандинавского завоевания в целом.
Вплоть до середины XX в. считалось, что викингские набеги на
Англию (зафиксированные с конца VIII в.) и дальнейшее расселе¬
ние скандинавов на севере и востоке страны в последней трети
IX в. имели катастрофические последствия для развития церкви в
этом регионе: церковная организация была разрушена, многие
церкви и монастыри уничтожены, да и сохранение самого христи¬
анства оказалось под угрозой. Это представление было связано с
общепринятой картиной масштабного и разрушительного сканди¬
навского завоевания. Выводы о его размахе и негативных послед¬
ствиях в значительной степени основывались на том, что террито¬
рии, где расселились викинги (так называемая Область датского
права - Денло), обнаруживают в более поздний период (в XI в. и
далее) важные отличительные черты, в том числе и в сфере цер¬
ковной организации. Эти региональные особенности традиционно
рассматривались как непосредственный результат скандинавского
влияния. Наиболее полно подобные идеи были сформулированы в
классических трудах Ф. Стентона (23, с. 502-525; 12, с. 70).
Начиная с 1950-1960-х годов многие проблемы истории
церкви в Денло были переосмыслены в русле общей переоценки
характера и последствий скандинавского завоевания, происходив¬
шей в британской историографии. Несомненной вехой в изучении
данного вопроса стали труды П. Сойера, на несколько десятилетий
определившие направление дискуссии в этой области. В работе
«Эпоха викингов», впервые опубликованной в 1962 г., исследова¬
тель поставил под сомнение достоверность письменных источни¬
ков. Поскольку все современники, оставлявшие свидетельства о
викингах, были их врагами или жертвами, они изложили односто¬
роннюю и предвзятую версию событий, неадекватность которой
усугубляется значительными преувеличениями численности скан¬
динавских отрядов (21).
Концепция П. Сойера во многом оказалась спорной и вызва¬
ла оживленную дискуссию. Однако несмотря на это она долгое
время втягивала в свою орбиту последующие работы по эпохе ви¬
кингов, заставляя историков, археологов и лингвистов занимать по
отношению к ней ту или иную позицию (28, с. 128). Хотя в даль¬
нейшем часть выводов (в частности о незначительных размерах
викингских армий) была отвергнута исследователями, идеи
8
11. Сойера положили начало «ревизионистскому» направлению в
изучении скандинавского завоевания (термин этот условный, хотя
пи встречается у некоторых авторов, например у А. Смита (22)).
К подобном контексте значительно изменились и взгляды на поло¬
жение англосаксонской церкви. Были подвергнуты сомнению пред¬
ставления о враждебности и жестокости викингов по отношению к
христианству, а также о масштабах причиненного церкви вреда.
И «постсойеровской» историографии все больше внимания стало
уделяться элементам непрерывности церковной и религиозной
жизни в Денло в течение всего периода скандинавского завоевания,
л многие особенности церковной организации, прослеживающиеся
:десь в более поздний период, все чаще объясняются не скандинав¬
ским влиянием, а региональной вариативностью (17, с. 4-5). Прин¬
ципиально изменилась в свете ревизионистской концепции и оцен¬
ка самих викингов. Как сформулировал П. Вормалд, из «плохих»
<>1111 стали «хорошими» (28, с. 129). Однако у подобной тенденции
ссп> не только сторонники, но и противники. Так, в 1996 г.
Д. Дамвилл с огорчением заметил, что многие современные иссле¬
дователи, следуя моде и отдавая дань «политкорректности», не хо-
I я ( признавать значительную степень жестокости, характерную для
различных аспектов средневековой действительности, в том числе
д ня отношения викингов к церкви (10, с. 8-9).
Долгое время отправной точкой для дебатов между сторон¬
никами традиционных и ревизионистских взглядов был вопрос о
масштабах скандинавского расселения в Англии. Как отметил
<Грэффорд, в итоге дискуссия застопорилась, поскольку позиции
историков свелись к двум противоположным и несовместимым па¬
радигмам (24, с. 21). Однако в последнее десятилетие наблюдается
<существенный сдвиг в подходах к проблеме да и в самой постанов-
14 с вопросов. Новое осмысление многих аспектов эпохи викингов и
истории англосаксонской церкви в этот период прослеживается в
материалах тринадцатого викингского конгресса, состоявшегося в
1997 г. (25), а также в сборнике «Контакт культур: скандинавское
расселение в Англии в IX-X веках», который вышел в свет в
МНЮ г. под редакцией Д. Хэдли и Дж. Ричардса (9). Так, в сборнике
отвергается устаревшее, по мнению авторов, представление о пря¬
мой корреляции между такими факторами, как масштаб скандинав¬
ского завоевания, его влияние на англосаксонское общество, разви-
I пс и проявление «этнической» и культурной идентичностей, сте¬
9
пень преемственности в тех или иных институтах или традициях и
отличительные черты Денло (19, с. 4).
История церкви в условиях скандинавского завоевания со¬
ставляет органичную часть этой более широкой проблематики,
поэтому новые подходы, которые выкристаллизовываются в ходе
дебатов об общем значении эпохи викингов в Англии, не менее ак¬
туальны и для изучения проблем церковной истории. В качестве
одного из важнейших принципов выдвигается междисциплинар¬
ность. Как подчеркивают исследователи, поляризация позиций в
дебатах о скандинавском завоевании во многом основана на обо¬
собленности различных дисциплин, и подобный разрыв расценива¬
ется как серьезная проблема. Ее решение необходимо для плодо¬
творного развития исследований в данной области (24, с. 32). В то
же время отмечается, что для использования всего потенциала
междисциплинарного подхода необходимо переосмысление старых
теоретических вопросов и формулировка новых (16, с. 25).
Сегодня значительному пересмотру подвергается этническая
парадигма с четкой дихотомией «скандинавский» - «английский».
Как отмечает Д. Хэдли, эта схема слишком долго использовалась
для описания общества в Денло, в то время как она - лишь один из
возможных способов объяснения процессов, начавшихся в ходе
скандинавского завоевания Англии. Местные и региональные
проблемы идентичности и связи были столь же важны при форми¬
ровании общества и культуры Денло, как и «этнические» различия
(16, с. 26). Более того, в результате скандинавского расселения в
северной и восточной Англии возникло общество, которое не было
простым сплавом двух влившихся в него культур, но являло собой
новую идентичность (17, с. 341). Именно изучение ассимиляции
пришлого населения в местную среду и механизмов взаимодейст¬
вия разных культур представляет собой, по мнению исследова¬
тельницы, актуальное и перспективное направление, требующее
междисциплинарного сотрудничества (16, с. 26; 17, с. 341).
Оценка степени разрушительности скандинавского влияния
на англосаксонскую церковь неизбежно привлекает внимание ис¬
следователей и является в некотором роде лакмусовой бумажкой,
отражающей их взгляды на завоевание в целом. В работах, подчер¬
кивающих деструктивные последствия викингских набегов и рас¬
селения, приводятся свидетельства источников о зверствах викин¬
гов при нападении на монастыри и церкви (10), перечисляются
религиозные общины северной и восточной Англии, предположи-
10
I - 'ii.пи разрушенные скандинавами (22; 2). С другой стороны, на-
■iMii.ri с 1960-х годов в русле общей переоценки скандинавского
ц’< знания, о которой уже шла речь, проявляется и тенденция к
|шшм1гнщии негативного влияния викингов на судьбы церкви.
I .мч «имсчает Д. Хэдли в монографии «Викинги в Англии. Расселе-
NN. . общество и культура», зачастую выводы о том, что данная
и- |»1човь или монастырь прекратили свое существование в резуль-
| и*- деятельности викингов, основываются на сомнительных Дан¬
ии. В письменных источниках почти нет четких датировок исчез-
и«»1-.ГППЯ той или иной обители, археологический материал не
| и * :поияет с достаточной точностью датировать такие события, од-
|мко исследователи часто «додумывают» связь между исчезнове-
• | пим религиозной общины и действиями скандинавских армий.
' I ю касается описаний жестоких набегов викингов на церкви и мо-
и.и u.ipn, продолжает исследовательница, наиболее подробные и
| р.иочпые из них содержатся в поздних источниках (XII в. и поз-
| f) Хотя их достоверность нельзя отвергать только на основании
»и Hire поздней даты, они часто содержат противоречивую инфор-
мI. и и Iю. Это не значит, заключает автор, что викинги не разрушали
мин нс грабили церкви, но важно понимать, что некоторые подоб¬
ные утверждения основаны на недостоверных свидетельствах или
гоооще ничем не подкреплены (18, с. 193-194).
Тема жестокости викингов по отношению к церкви и связан¬
ным с пей вопрос о мотивации их набегов на религиозные общины
p.i флбатывается некоторыми исследователями более подробно и
приобретает в их работах самостоятельное значение (И; 22). Им-
iivin.c к пересмотру традиционных представлений о викингах - ра-
•прптслях церквей и гонителях христианства дала уже упоминав¬
шаяся работа П. Сойера «Эпоха викингов». Помимо того, что автор
поставил под сомнение достоверность свидетельств о значитель¬
ном вреде и разрушениях, причиненных англосаксонской церкви
< каидинавами, он также высказал предположение о том, что сооте¬
чественники-христиане могли проявлять такое же непочтение по
0 | ношению к клирикам и церковной собственности, как и викинги
< * I). Эти аргументы П. Сойера в дальнейшем повторялись многими
исследователями. При этом обычно приводятся примеры того, что
христианские правители (как в англосаксонской Англии, так и в
11рлиндии) конфисковали церковные земли и даже совершали набе-
1 п па церкви и монастыри (напр., 14, с. 110-111). Также в послед¬
нее время исследователи все чаще подчеркивают, что мотивацией
11
викингских набегов на религиозные общины были не их антихри¬
стианские настроения, а жажда наживы, никак не связанная с теми
или иными религиозными убеждениями: поскольку именно церкви
и монастыри были в раннесредневековом мире наиболее доступ¬
ными хранилищами богатств, они и становились первоочередными
жертвами скандинавского разбоя (11, с. 14).
Однако взгляды П. Сойера на отношение викингов к христи¬
анской церкви, ставшие своеобразным революционным прорывом,
в свою очередь подверглись переосмыслению. Еще в начале 1990-х
годов к этой теме обратилась С. Фут. В статье «Жестокость по от¬
ношению к христианам? Викинги и церковь в Англии IX-X вв.»
она рассмотрела традиционные негативные характеристики, свя¬
занные с викингами. Учтя и проанализировав все возражения,
сформулированные П. Сойером, исследовательница приходит к
выводу, что, сколько бы англосаксонская церковь ни страдала от
алчности или жестокости своих христианских соотечественников,
викинги все же воспринимались современниками как совершенно
иная сила (11).
А. Смит в своей работе «Воздействие скандинавских налет¬
чиков на английские и ирландские церкви: предварительная пере¬
оценка» подвергает аргументы ревизионистов критике. Он перево¬
дит проблему жестокости викингов по отношению к церкви и ее
восприятия средневековыми авторами в иную плоскость. Исследо¬
ватель признает, что, как правило, викинги не были враждебны к
христианству как таковому, и к разграблению церквей и монасты¬
рей, захвату священослужителей с целью получения выкупа или
продажи в рабство их толкало стремление к наживе. Но он обраща¬
ет внимание на принципиальную разницу между насилием христи¬
анских правителей или аристократии по отношению к культовым
центрам и жестокостью викингов. Когда христианский правитель
осквернял церковь или нападал на монастырь, такое поведение ни¬
когда не воспринималось, по крайней мере с точки зрения церков¬
ного права, как норма. При этом для скандинавского общества, не
сдерживаемого христианскими табу, насилие составляло норму
героического поведения. Ключом к пониманию воздействия викин¬
гов на христианский Запад является, по мнению А. Смита, призна¬
ние того факта, что между двумя обществами, столкнувшимися в
ходе скандинавского завоевания, существовал культурный разрыв.
Скандинавское общество IX в. все еще находилось в «дописьмен-
ном воинском железном веке», а его верования и система ценно-
12
i \ci\ соответствовали уровню развития кельтских и германских
ипомеи из далекого дохристианского прошлого, в то время как об-
|моста христианского Запада уже испытали на себе влияние более
I извитой религии и греко-римской философской мысли. Викинги
шрали по другим социальным и моральным правилам, чем их
терты, и именно поэтому оставили в сознании современников та-
i no ощущение ужаса (22).
Помимо последствий скандинавского завоевания для отдель¬
ных религиозных общин, в центре внимания исследователей ока-
а.тлелся судьба церковной организации и институтов в северной и
ы h i очной Англии в ходе набегов викингов и их дальнейшего рас-
• гпеппя в этих регионах. Как уже отмечалось, взгляды «традицио-
I f. 11и ютов» в свое время сформулировал Ф. Стентон. Сегодня его
Фразу о том, что «датские нашествия девятого века разрушили
“Р1;шизацию английской церкви» (23, с. 433), цитируют болыпин-
• то исследователей, обращающихся к этой проблеме. Правда, в
<>< ионном они приводят ее для того, чтобы в той или иной степени
• игронергнуть. В последнее время историки все чаще подчеркивают
m'прерывность церковной организации в условиях скандинавского
•..мюснания (14; 18, с. 195; 7, с. 292-323 и др.), а также обращают
г-ми мание на то, что деятельность викингов была лишь одним из
1нчзчольких факторов, влиявших на историю церкви в Денло (14;
I / . 4 и др.).
Исчезновение (временное или окончательное) нескольких
■июцезов северной и восточной Англии в период скандинавского
..м'.освания (епархии Хексхем, Лейстер и Доммок прекратили свое
• у’шествование навсегда, Линдси и Элмхем - примерно на столе-
I иг), которое традиционно рассматривались как результат деструк-
I и I11 о го влияния викингов в регионе, теперь все чаще интерпрети-
pwioi в более широком контексте. Так, Дж. Барроу считает, что
.< н я нельзя отрицать сам факт исчезновения нескольких диоцезов,
мри чипы этого представляются не такими очевидными, как каза-
чогь раньше. По мнению исследовательницы, ответственность за
• I\ччующие кафедры Денло может лежать вовсе не на викингах, а
м«I королях Уэссекса. Последние, исходя из своих политических
им I ерссов в борьбе за контроль над северной и восточной Англией,
uni пи препятствовать рукоположению новых епископов на захва¬
ченных скандинавами территориях (4, с. 158). Д. Хэдли также от¬
мечает, что приписывать региональные различия в церковной
<Ч»| апизации и ресурсах только влиянию викингов значит недооце¬
13
нивать роль уэссекской династии, стремившейся к распростране¬
нию здесь своей власти (14, с. 127).
Выводы о разрушительных последствиях скандинавского за¬
воевания для церковной организации Денло во многом основыва¬
ются на данных Книги Страшного суда, согласно которым религи¬
озные общины и церковные земли сосредоточены по большей
части в южной и центральной Англии, что обычно интерпретиро¬
валось как показатель ослабленной церковной структуры на севере
и востоке. Однако, как отмечает Д. Хэдли в статье «Завоевание,
колонизация и церковь: церковная организация в Денло», распре¬
деление больших и богатых религиозных общин по Книге Страш¬
ного суда не может быть единственным релевантным критерием
оценки судьбы церкви. Хотя в X-XI вв. большие религиозные об¬
щины редко встречаются в Денло, и значительная часть церковных
земель была потеряна, из этого, по мнению исследовательницы, не
следует однозначного вывода о плачевном состоянии церкви (14).
Как подчеркивает Д. Хэдли в другой своей работе - монографии
«Северное Денло. Социальная структура, 800-1100 гг.», - интер¬
претируя археологические данные об изменении положения мно¬
гих церквей в IX-X вв., необходимо проявлять осторожность, что¬
бы не перепутать изменения и развитие с упадком (17, с. 285).
Современные исследователи все чаще прослеживают непре¬
рывность церковной организации и религиозной жизни в Денло,
несмотря на пагубные последствия скандинавского присутствия.
Важная черта, на которую обращается особое внимание в послед¬
нее время, - прослеживающееся в поздний период главенство
крупных довикингских церквей по отношению к отделившимся от
них новым церквям или часовням. Дж. Блэр в статье «Дебаты: цер¬
ковная организация и пасторское окормление в англосаксонской
Англии» выделяет в северной и восточной Англии группу церквей,
которые обнаруживают набор признаков, позволяющих предполо¬
жить их относительную древность и принадлежность к определен¬
ному (пусть и широкому) классу. Среди таких признаков: докумен¬
тальные свидетельства довикингского периода, памятники камен¬
ной скульптуры, культы святых, королевский или епископальный
патронаж, характерная топография. В позднейший период эти
церкви предположительно имели более высокий статус, о чем сви¬
детельствует наличие постоянного состава клириков и земельной
собственности (по Книге Страшного суда), королевская или
14
■ mu копальная принадлежность в XI в., пасторские права над
"ипмипми приходами (5, с. 199).
В го же время Д. Хэдли, которая в целом разделяет мнение о
■ ■«■прерывности церковной организации в Денло, отмечает, что
представление это основано не столько на конкретных свидетель-
* 11а \ об отдельных религиозных общинах, сколько на сопоставле¬
нии всех разрозненных данных. В любом случае делать обобщения
.'leu, очень сложно, и исследовательница обращает особое внима¬
ние па проблемы, с которыми приходится сталкиваться в данной
non.iem. Так, в пользу продолжавшегося функционирования цер-
| овиой общины обычно говорят данные о ее высоком статусе как
и» викингов, так и в более поздний период. Однако хотя в целом
иомоопого материала довольно много, свидетельства о каждой
| oiтретной церкви часто отрывочны и хронологически разрознен¬
ны Па месте многих ранних англосаксонских христианских
петров обнаруживают каменную скульптуру X в. Но часто это -
< 'шипвенное указание на религиозную активность в этих местах
пие не начала скандинавского расселения. Довольно сложно интер-
и pei нровать и археологические данные о продолжавшемся в X в.
иепользовании многих ранних церковных кладбищ для захороне¬
ния, Как отмечает Д. Хэдли, очень редко можно точно датировать
* и мольные фазы и тем более индивидуальные захоронения. Но да-
ЯчО (ч ли захоронение и не прерывалось в ходе викингских нашест-
iiiiii н расселения, это еще не означает, что в данном месте все вре¬
мя сохранялась церковная община (18, с. 192-236).
Важным этапом в изучении истории англосаксонской церкви,
и тм числе и в условиях скандинавского завоевания, стала разра-
П1НКЛ модели эволюции приходской системы, связанной с поняти-
« м «минстер». Соответствующему английскому термину ‘minster’
(модернизированный вариант древнеанглийского ‘mynster\ проис-
чом.ящего в свою очередь от латинского ‘monasterium’) довольно
* можно подыскать адекватный русский эквивалент. В современной
.шпюязычной историографии термин ‘minster’ (особенно в связи с
|ы сработкой соответствующей модели приходской системы) имеет
очень широкое значение. Дж. Блэр, с чьим именем во многом и
i вязано развитие этой модели, в своей фундаментальной работе
-Церковь в англосаксонском обществе» подчеркивает, что специ¬
фика термина заключается именно в его широте. Простое деление
всех религиозных образований на монастыри и приходские церкви
ныло бы для англосаксонской Англии анахронизмом. Между тем
15
современники могли использовать термин «минстер» для обозна¬
чения любого религиозного образования, подразумевавшего, что
община (монахов, клириков или мирян в любом их соотношении)
объединяется вокруг церкви. Часть таких обителей действительно
была монастырями в строгом смысле слова, но относительно
большинства религиозных общин англосаксонской Англии просто
нет достаточных данных, чтобы делать выводы об их характере.
Поэтому, считает исследователь, термин «минстер» удобен и сего¬
дня (7, с. 3-4).
Модель приходской системы, базирующейся на минстерах
(т.н. 'minster model’), была предложена еще в 1950-е годы, и полу¬
чила развитие в 1980-1990-е годы. Согласно предложенной схеме в
VII—VIII вв. во всех англосаксонских королевствах развивалась
сеть минстеров, обеспечивающих пасторское окормление, как пра¬
вило, на достаточно больших территориях. В X-XI вв., с появлени¬
ем местных манориальных церквей, центры этой приходской сис¬
темы постепенно фрагментировались, со временем новые церкви
получили приходские права, и к XII в. приходская система поздне¬
го Средневековья в целом сложилась (6; 8; 17, с. 38). Хотя пред¬
ставление о том, что минстеры выполняли на раннем этапе функ¬
ции протоприходов, получило широкое распространение, эта
модель, как и сама терминология, не избежала критики. Как отме¬
чает Д. Хэдли, приходская система на базе минстеров довольно
слабо прослеживается на территории Денло, особенно в некоторых
его частях. Этот факт традиционно рассматривался как еще одно
подтверждение того, что в результате скандинавского завоевания
церковная организация здесь была в большой степени разрушена.
Однако исследовательница ставит под сомнение как применимость
данной модели к анализу эволюции церковной организации в Ден¬
ло, так и саму возможность существования столь четкой и единой
системы на всей территории англосаксонской Англии (14, с. 121;
17, с. 39, 297). В своей работе «Северное Денло. Социальная струк¬
тура, 800-1200 гг.», обращаясь к проблемам церковной истории,
Д. Хэдли вообще старается отойти от терминологии и дискуссий,
связанных с моделью на основе минстеров (17). Следует отметить,
что и сам Дж. Блэр в недавней работе «Церковь в англосаксонском
обществе» уточняет, что он предлагал не законченную модель, а
скорее рабочую схему, открытую для развития и при необходимо¬
сти видоизменения. Поэтому он предлагает отказаться от термина
‘minster model как неизменной конструкции, хотя по-прежнему
16
' исжден, что минстеры играли центральную роль в религиозной
i n '.ни па местах (7, с. 5).
(^временные исследователи подчеркивают особую важность
|м| и опальных различий внутри Денло и актуальность подробных
нжаиьных исследований. Данная тенденция прослеживается в ра¬
нтах Дж. Блэра (7, с. 291-323), Д. Хэдли (14), Дж. Барроу (4). От¬
мечается, что в некоторых частях Денло довикингские церкви
■ мо1 ни сохранить контроль над значительными приходскими тер-
Iапориями - в основном там, где продолжали существовать круп¬
ные поместья - в Дербишире, Ноттингемшире, Йоркшире и в
.меньшей степени в Нортгемптоншире и Бугингемшире. Напротив,
oi посительно Линкольншира и восточной Англии почти нет дан¬
ных о существовании церквей с крупными приходами в период
иоепс скандинавского расселения (4, с. 169; 14, с. 123-124). Однако
i.i к ос региональное отличие не обязательно является свидетельст¬
вом разрушения церковной организации в результате викингских
нашествий. Важным этапом развития этих территорий стал бурный
poci с середины X в. числа местных церквей, что в свою очередь
отменяется особенностями социальной структуры региона. Как
показала Д. Хэдли, церковная организация в Линкольншире непы¬
шна па себе влияние развившейся в поздний англосаксонский пе¬
риод структуры светского землевладения с ее характерной фраг-
мгптацией крупных поместий (14, с. 123-124). Схожая ситуация
м. и и подается в некоторых частях Восточной Англии. Новые церкви
г. основном были небольшими и основывались в поместьях или в
юродах. Стремление многих землевладельцев к повышению или
ыкреплению своего статуса за счет основания церкви на террито¬
рии своих владений рассматривается как одна из важных причин
происходивших в X в. изменений в структуре приходской органи-
ыции в этих регионах (14, с. 123-124; 4, с. 169-170).
Еще один важный аспект эволюции церковной организации
Доило, попадающий в поле зрения современных исследователей, -
нычительная секуляризация религиозной жизни. Элементы этого
процесса прослеживаются во многих сферах. Попытки возрожде¬
ния англосаксонского монашества, предпринятые в Хв. и увен¬
чавшиеся значительным успехом в других областях, в Денло, осо-
огшю в северной его части, оказались неудачными. «По сути, ви¬
ки пгские нашествия пресекли монастырскую традицию Северной
.Англии и возвестили новую секулярную эру», - пишет Д. Хэдли
(14, с. 128). Но и здесь исследовательница не спешит возложить
17
всю вину на викингов. Она считает, что общий упадок монашества
перед скандинавским завоеванием может объяснить, почему
викинги, приняв христианство, предпочли покровительствовать
общинам белого духовенства и приходским церквям, а не мона¬
стырям, которые к тому моменту уже могли стать довольно не¬
обычным явлением (14, с. 125). Одной из причин неудачи мона¬
стырского возрождения в северном Денло могла, по мнению
Д. Хэдли, быть политика уэссекских королей (17, с. 285-286). На
основании анализа корпуса каменной скульптуры X в. возросшая
секуляризация прослеживается и на уровне патронажа церквей. Ес¬
ли долгое время считалось, что некоторые элементы иконографии
скульптуры северной Англии являются языческими, то в последние
десятилетия этот взгляд в значительной мере пересмотрен, и по¬
добные элементы воспринимаются скорее как светские, а не анти¬
христианские. Это в свою очередь отражает возросшее светское
участие в религиозной жизни Денло (14).
Хотя тенденция акцентировать внимание на непрерывности
церковной организации, сохранении многих церквей и продолже¬
нии религиозной жизни в Денло после расселения скандинавов,
несомненно, прослеживается в современной историографии, это не
значит, что полностью игнорируются свидетельства разрушения и
упадка. Так, Л. Абрамс, признавая важность всех оговорок о значи¬
тельных региональных вариациях, и о том, что помимо викингов
существовали другие факторы, подчеркивает необходимость все же
учитывать роль языческих армий и населения в упадке англосак¬
сонской церкви в северной и восточной Англии (1; 2). Можно ска¬
зать, что сегодня, когда хорошо известны аргументы обеих сторон,
спор идет скорее о расстановке акцентов. В то же время намечается
и более сбалансированный подход к самой постановке проблемы.
Характерным в этом плане является освещение судьбы церкви в
Денло в монографии Д. Хэдли «Викинги в Англии» - недавней ра¬
боте, обобщившей результаты дискуссий последних лет. Автор
подчеркивает, что данные о продолжении церковной активности
необходимо рассматривать вместе со свидетельствами разрушений.
«Если мы склоняемся к мнению о том, что элементы довикингской
церковной инфраструктуры пережили скандинавское расселение, -
пишет Д. Хэдли, - тогда мы также должны признать, что на боль¬
шей территории северной и восточной Англии церкви десятого ве¬
ка были лишь жалким подобием того, что существовало раньше».
Увеличение количества церквей в восточной Англии в течение X в.
18
■ mi м указывает на значительный энтузиазм мирян, имело место
несколько поколений после начала скандинавского расселе¬
ния и регионе, да и само это развитие стало возможно из-за разру-
|пиния церковной инфраструктуры и ресурсов на более раннем
ч;ше (18, с. 226-227).
Принципиально важной для изучения истории англосаксон-
• кой церкви в условиях скандинавского завоевания является про-
опема обращения расселившихся в Англии викингов в христианст¬
во и их взаимодействия с церковью (как до, так и после принятия
■ ■оной религии). Исследователям приходится сталкиваться с целым
рядом довольно сложных вопросов, причем поиск ответов на мно-
| по из них значительно затрудняется не только скудностью имею¬
щихся по этому поводу свидетельств, но и неоднозначностью и
противоречивостью теоретических подходов к данной проблеме.
Пожалуй, единственное, что сегодня не вызывает споров, -
мо сам факт, что викинги, осевшие в северной и восточной Англии
по ш орой половине IX в., были в своей массе язычниками. Оценка
■ I смени их приверженности религии предков уже является неодно¬
значной. Высказывалось мнение о том, что язычество скандинавов
к моменту их расселения в Англии было довольно слабым, и это
\ простило для них принятие христианства (27, с. 46). Другие ис-
* псдователи (например, А. Смит), напротив, убеждены в том, что
втсинги, прибывшие в Англию, были приверженцами воинствую¬
щего язычества (2, с. 31). Как быстро они приняли христианство, и
насколько масштабной и глубокой была эта трансформация? Какие
механизмы использовала англосаксонская церковь для обращения
п христианизации (о разделении этих двух понятий в современной
историографии будет сказано чуть позже) пришлого населения?
Как строилось взаимодействие церкви с викингскими лидерами,
остававшимися язычниками? Наконец (хотя во многом это как раз
отравная точка), по каким критериям можно определить религи¬
озную принадлежность населения Денло? Все эти вопросы вызы¬
вают живую дискуссию среди современных исследователей.
Традиционно, несмотря на признание значительного урона,
нанесенного викингами церкви в северной и восточной Англии,
считалось, что их обращение в христианство произошло относи¬
тельно быстро (18, с. 224). Так, Д. Уайтлок в 1930-1940-е годы вы¬
сказывала мнение о том, что викинги в Восточной Англии массово
приняли христианство уже к концу IX в. (26). В статье «Отношения
викингов с христианством в северной Англии» Д. Уилсон исходит
19
из убеждения, что «гштеистическая природа скандинавской рели¬
гии и длительный катакт викингов с христианством облегчили
принятие христиансксо Бога», и называет обращение викингов в
северной Англии «срзнительно легким делом» (27, с. 37). Д. Уил¬
сон в своей работе огарается на археологические данные о погре¬
бальной культуре в ргионе, и это отражает общую тенденцию
рассматривать крайгою малочисленность предположительно
скандинавских язычессих захоронений в Денло как свидетельство
быстрой христианизаыи викингов. Однако в последнее время ис¬
следователи стали обращать особое внимание на проблемы, свя¬
занные с интерпретаций археологического материала для опреде¬
ления этнической и реигиозной принадлежности.
Анализ погребаьной культуры северо-восточной Англии
эпохи викингов традиционно использовался для определения сте¬
пени распространенияязычества после расселения здесь скандина¬
вов. Так, в качестве яыческих скандинавских захоронений боль¬
шинство исследователи рассматривали захоронения по обрядам
трупосожжения и труюположения с вещами в могилах. Однако в
последнее время поданый подход был в значительной мере пере¬
смотрен: если несопотавимость обряда трупосожжения с христи¬
анством действительн) не вызывает сомнений (при этом в Денло
эпохи викингов изветен лишь один однозначно скандинавский
погребальный комплесс с кремацией - в Инглби),.то априорная
связь между находкамг в захоронении и язычеством совершенно не
очевидна. Д. Хэдли, суммируя материал по данной проблеме, от¬
мечает, что предполокительно «языческих скандинавских» захо¬
ронений в Англии ошаружено очень мало (известно не более
тридцати подобных памятников), при этом многие из них располо¬
жены на христиански: церковных кладбищах. Эти данные породи¬
ли самые различные мтерпретации: пришлое скандинавское насе¬
ление очень быстро браталось в христианство и соответственно
переняло христианск:й погребальный обряд; численность при¬
бывших в Англию висингов все-таки была невелика; скандинавы
использовали уже с>цествующие христианские кладбища, хотя
еще не отказались от ыычества; викинги Денло уже приняли хри¬
стианство, но еще придерживались своего традиционного погре¬
бального обряда; сушствовала синкретическая практика. Однако,
подчеркивает Д. Хэди, «опасно делать выводы о религиозных
убеждениях, так же к к об “этническом” происхождении, только на
20
«кионании погребального обряда», а сама связь между находками в
погребениях и язычеством является упрощением (12, с. 89-90).
Пересматривая традиционный подход к интерпретации ар-
\ оологических данных о погребальной культуре, исследователи
«•оращают внимание на то, что среди находок из захоронений, ко-
трыс обычно связывались с викингами-язычниками, не так много
предметов скандинавского типа, при этом есть артефакты англо-
« аксонского происхождения или вообще не идентифицируемые.
Кроме того, для Скандинавии того времени характерно сосущест¬
вование различных погребальных обрядов, причем захоронение с
вещами не является универсальным вариантом. В Англии накануне
нашествий викингов также не было абсолютного единства погре¬
бальной культуры, христианские захоронения (трупоположения) не
обязательно были привязаны к церковным кладбищам, и в англо-
< аксонских погребениях встречаются, хотя и редко, находки (13;
’0). Г. Холсолл в статье «Присутствие викингов в Англии? Пере-
* мотр данных о захоронениях» подчеркивает, что «инвентарные
погребения рассматривались как викингские в основном из-за
предполагаемого языческого характера обряда. Эта идея неистре¬
бима в британской археологии, несмотря на отсутствие непремен¬
ной связи между наличием вещей в захоронении и определенной
религией» (20, с. 265). Г. Холсолл уверен, что сами по себе предме-
| м в могиле никак не противоречат христианству, и не находит в
nil очниках указаний на открытое осуждение англосаксонской цер¬
ковью этой практики. Он приходит к выводу, что за исключением
л.вух памятников (массового захоронения по обряду трупосожже-
пия в Инглби и одной из могил в Рептоне, где найдена подвеска в
виде молота Тора), данные о погребальной культуре Денло не мо-
I у г быть использованы для изучения распространения христиан-
< кого влияния или контактов между язычеством и христианством
(30, с. 270). Однако из этого не следует, что археологические дан¬
ные вообще признаются нерелевантными для изучения эпохи ви¬
кингов в Англии. В работах Г. Холсолла и Д. Хэдли анализ погре¬
бальной культуры актуализируется при обращении к таким про-
бпемам, как социальный и политический контекст скандинавского
расселения, проявления статуса и идентичности в рамках контакта
между пришлым и местным населением в Денло (17; 20).
Вопрос о том, как долго викинги Денло оставались язычни¬
ками, непосредственно связан с тем, как, собственно, происходил
их переход в христианство. «Когда, где и посредством каких меха¬
21
низмов были обращены скандинавы, очень плохо документирова¬
но», - пишет Д. Хэдли в монографии «Викинги в Англии. Расселе¬
ние, общество и культура». Памятники каменной скульптуры,
предоставляющие богатый материал для изучения скандинавского
влияния в Англии (хотя и здесь существуют различные интерпре¬
тации одних и тех же данных), почти не поддаются точной дати¬
ровке. Погребальная культура - ненадежный показатель религиоз¬
ной принадлежности. Письменные источники также не сильно про¬
ясняют картину. Викинги IX в. обозначаются в англосаксонских
источниках как «язычники». Термин этот встречается в некоторых
грамотах вплоть до середины X в., но, считает Д. Хэдли, лишь на
основании продолжительности его употребления вряд ли можно
делать выводы о том, как долго скандинавы Денло оставались
язычниками (18, с. 224).
Проблемам обращения в христианство скандинавского насе¬
ления северной и восточной Англии посвящены работы Л. Абрамс.
Важный аспект, на который обращает внимание исследовательни¬
ца, - необходимость различать термины «обращение» и «христиа¬
низация», которые иногда используются как взаимозаменяемые.
Она предлагает обозначать термином «обращение» официальный
переход в христианство, связанный в первую очередь с крещением.
«Христианизация», в ее терминологии, - более длительный про¬
цесс, в ходе которого христианское вероучение проникало во все
сферы частной и общественной жизни. Именно процесс христиани¬
зации общества особенно сложно проследить и оценить (1, с. 136;
2, с. 31). В своих исследованиях Л. Абрамс в основном уделяет
внимание обращению викингов в христианство, рассматривая ран¬
ние этапы истории Денло - от 870-х годов до начала или середины
Хв.
Принятие религии в раннем Средневековье, считает Л. Аб¬
рамс, было не только вопросом индивидуальных убеждений или
осознанных представлений о жизни, вселенной и прочих метафи¬
зических материях. «Религия (а значит и обращение), - пишет ис¬
следовательница, - была не просто личным делом, но элементом
групповой идентичности» (1, с. 137). Автор признает, что подобная
перспектива искажает ситуацию, поскольку оставляет за кадром
индивида и вопрос личной веры. И все же Л. Абрамс полагает, что
имеет смысл делать акцент на общественном аспекте религии, в
ущерб менее осязаемым компонентам - индивидуальным пред¬
ставлениям и убеждениям. История западной Европы IX-X вв. дает
22
примеры того, что викингские армии принимали религию своих
чмдеров. Исследовательница считает, что «возможно, обращение
навлекало лидеров, в то время как христианизация касалась людей,
|'-п главе которых они стояли» (1, с. 138).
Рассматривая процесс перехода от язычества к христианству
п оолее широком контексте, Л. Абрамс выделяет три основные мо¬
гли обращения: 1) как дипломатический акт; 2) как результат мис¬
сионерской деятельности; 3) неофициальное, личное обращение
через христианское «влияние». Многие исследователи высказыва-
|ш предположение о том, что основным механизмом обращения
< кандинавов Денло стало постепенное воздействие христианского
• ■кружения (например, 27; 3). Но, как считает Л. Абрамс, эта мо¬
дель скорее характеризует христианизацию на протяжении более
'тигельного периода, чем первый шаг на пути к принятию решения
по обращении в новую веру (2, с. 32). Более того, идея такого
постепенного влияния исподволь возвращает дискуссию на лично-
• шый уровень, поскольку предполагает контакт между индивида¬
ми (в рамках семьи, коммерческих связей), и в этом контексте об¬
винение в христианство воспринимается как пассивный опыт,
постепенная адаптация к новым условиям. Однако, как подчерки-
г.аст исследовательница, христианство - религия институциональ¬
ная и не может функционировать только на уровне личной веры и
частной религиозной практики. Поскольку все эти аспекты, хотя и
очень важные, существуют в рамках церкви как института, для то¬
ме чтобы христианство пустило корни среди языческого населе¬
ния, была необходима церковная инфраструктура. Таким образом,
Т Абрамс переводит проблему обращения скандинавов Денло в
новую плоскость: вопрос не в том, оказывали ли англосаксонские
христиане влияние на скандинавов, а в том, были ли в Денло дей¬
ствующие церкви и священники, чтобы обеспечивать пасторское
пкормление (1, с. 139). В этом ключе принципиальной является и
проблема сохранения епископальной власти в регионе. Поскольку
многие диоцезы, по крайней мере на время, остались без предстоя¬
телей, возникает вопрос, кто же рукополагал новых священников в
северной и восточной Англии (1, с. 142). Итак, круг вновь замыка¬
ется на проблеме степени разрушения или непрерывности церков¬
ной организации и инфраструктуры в районах расселения викин¬
гов.
Л. Абрамс пытается понять и сам процесс обращения. Мно¬
гие исследователи подчеркивали прагматическую мотивацию пе¬
23
реходящих в христианство викингов, приводя примеры двоеверия,
«откатов» к язычеству. В связи с этим Л. Абрамс затрагивает очень
важный вопрос: насколько сами новообращенные воспринимали то
или иное действие как отступление от христианства (речь идет, ко¬
нечно, не о сознательном возвращении к язычеству или присоеди¬
нении то к одной, то к другой религии в зависимости от обстоя¬
тельств). Она высказывает предположение, что у христиан и языч¬
ников IX в. были разные представления о том, что именно входит в
сферу религии, и поэтому переход от язычества к христианству не
означал простой подстановки одного набора убеждений на место
другого. Скандинавы, принявшие крещение, могли не восприни¬
мать как противоречащие христианству какие-то элементы своего
традиционного поведения, вообще не считая их относящимися к
сфере религии (1, с. 144-145).
Взаимоотношения церкви в Денло с расселившимися здесь
викингами традиционно рассматривались в рамках политических
альянсов церковных иерархов со скандинавскими лидерами. Еще в
1960-е годы У. Ангус в статье «Христианство как политическая
сила в Нортумбрии в датский и норвежский периоды» подчерки¬
вал, что в основе взаимоотношений архиепископов Йорка с ви-
кингскими правителями (как христианами, так и язычниками) и с
королями Уэссекса лежала в первую очередь политическая, а не
религиозная мотивация (3). В современных работах примеры взаи¬
модействия церкви и скандинавской элиты рассматриваются в рус¬
ле аргументации в пользу сохранения церковной жизни в условиях
викингских нашествий и расселения и возможностей обоюдовы¬
годного сотрудничества. Дж. Барроу в своей статье «Выживание и
изменения: церковные институты в Денло в девятом и десятом ве¬
ках» отмечает, что, вопреки традиционным представлениям, мно¬
гие довикингские церкви в восточной Англии пережили датские
нашествия. При этом их сохранению вполне могли способствовать
скандинавские лидеры, которые, возможно вне зависимости от их
собственных религиозных убеждений, надеялись на политическую
поддержку церковных деятелей (4, с. 169).
В работах Д. Хэдли эта проблема рассматривается в более
широком контексте установления и поддержания политической и
сеньориальной власти в областях скандинавского расселения.
В статье «“Гамлет и принцы Дании”: власть в Денло, 860-954 гг.»
она отмечает: «Очевидно, что церкви играли центральную роль в
осуществлении власти в северной и восточной Англии в IX-X вв.».
24
Мпятельность архиепископов Йорка и общины св. Кутберта - луч¬
ше всего документированные примеры того, что церковные деяте¬
ли обеспечивали легитимность и поддержку скандинавским лиде¬
рам. Для скандинавов, прибывших в Англию, церковь могла
< иужить источником готовых моделей королевской власти и де¬
монстрации статуса. Именно с точки зрения стремления светских
нордов к утверждению и поддержанию своей власти рассматривает
исследовательница и данные корпуса каменной скульптуры Денло,
ооычно располагавшейся в церквях или около них. Если долгое
время считалось, что иконография памятников скульптуры содер¬
жит языческие мотивы, то сегодня все чаще подчеркивается, что в
пси нет ничего, противоречащего христианству. Возможно, ис¬
пользование некоторых мотивов сознательно предполагало неодно¬
значное прочтение. В таком случае создание каменной скульптуры
• пужило для того, чтобы продемонстрировать собственный статус
ими свою лояльность по отношению к той или иной группе, и в то
кс время отражало процесс аккультуривания, а может быть, и спо¬
собствовало ему (15, с. 115-120).
Итак, для многих современных исследований англосаксон¬
ской церкви в условиях скандинавского завоевания все еще важны
ко![росы, сформулированные в ходе дебатов предыдущих десяти¬
ногий между «традиционалистами» и «ревизионистами», хотя в
мелом острота полемики спадает, постановка некоторых проблем
признается неадекватной, задаются новые вопросы. Исследовате¬
ли все чаще интересуют уже не только последствия нашествий и
расселения викингов для судеб церкви и христианства в северной и
восточной Англии, но и сам процесс взаимодействия пришлого и
местного населения, механизмы взаимовлияния двух культур и ре-
ипгий. В этой области, на которую раньше обращалось не так мно¬
го внимания, еще остается масса нерешенных проблем.
Литература
I. Abrams L. Conversion and assimilation // Cultures in contact: Scandinavian settle¬
ment in England in the ninth and tenth centuries. — Tumhout: Brepols, 2000. —
P. 28-143.
\ Abrams L. The conversion of the Danelaw // Vikings and Danelaw: Select papers
from the proceedings of the thirteenth Viking congress, Nottingham and York, 21-
30 August 1997. - Oxford: Oxbow books limited, 2001. - P. 31-44.
25
3. Angus W.S. Christianity as a political force in Northumbria in the Danish and Norse
periods // The fourth Viking congress, York, August 1961. - Edinburgh: Oliver and
Boyd for the University of Aberdeen, 1965. - P. 142-189.
4. Barrow J. Survival and mutation: ecclesiastical institutions in the Danelaw in the
ninth and tenth centuries // Cultures in contact: Scandinavian settlement in England
in the ninth and tenth centuries. - Tumhout: Brepols, 2000. - P. 155-176.
5. Blair J. Debate: ecclesiastical organization and pastoral care in Anglo-Saxon Eng¬
land // Early medieval Europe. - Oxford, 1995. - Vol. 4, N 2. - P. 193-212.
6. Blair J. Introduction: from minster to parish church // Minsters and parish churches:
the local church in transition, 950-1200. - Oxford: Oxford university committee for
archaeology, 1988.-P. 1-19.
7. Blair J. The Church in Anglo-Saxon society. - Oxford: Oxford university press,
2005.-604 p.
8. Blair J., Sharpe R. Introduction // Pastoral care before the parish. - Leicester: Leices¬
ter university press, 1992. — P. 1-10.
9. Dumville D. N. The churches of North Britain in the first Viking-Age: fifth Whithorn
lecture, 14 Sept. 1996. - Whithorn: Friends of Whithorn trust, 1997.-38 p.
10. Foot S. Violence against Christians? The Vikings and the church in the ninth-century
England // Medieval history. - Bangor, 1991. - Vol. 1, N 3. - P. 3-16.
11. Hadley D. M. ‘And they proceeded to plough and to support themselves’: the Scan¬
dinavian settlement of England // Anglo-Norman studies. - Woodbridge, 1997. -
Vol. 19. - P. 69-96.
12. Hadley D. M. Burial practices in the Northern Danelaw, c. 650-1100 // Northern
history. - Leeds, 2000. - Vol. 36, N 2. - P. 199-216.
13. Hadley D. M. Conquest, colonization and the church: ecclesiastical organization in
the Danelaw // Historical research. - Oxford, 1996. - Vol. 69, N 3. - P. 109-128.
14. Hadley D. M. ‘Hamlet and the princes of Denmark’: lordship in the Danelaw,
c. 860-954 // Cultures in contact: Scandinavian settlement in England in the ninth
and tenth centuries. - Tumhout: Brepols, 2000. - P. 108-132.
15. Hadley D. M. In search of the Vikings: the problems and possibilities of interdisci¬
plinary approaches // Vikings and Danelaw: Select papers from the proceedings of
the thirteenth Viking congress, Nottingham and York, 21-30 August 1997. - Ox¬
ford: Oxbow books limited, 2001. - P. 13-30.
16. Hadley D. M. The Northern Danelaw. Its social structure, c. 800-1100. - L.: Leices¬
ter university press, 2000. - 374 p.
17. Hadley D. M. The Vikings in England: Settlement, society and culture. - Manches¬
ter: Manchester university press, 2006. - 298 p.
18. Hadley D. M., Richards J.D. Introduction: Interdisciplinary approaches to the Scan¬
dinavian settlement // Cultures in contact: Scandinavian settlement in England in the
ninth and tenth centuries. - Tumhout: Brepols, 2000.- P. 3-15.
26
1 il.iK.ill G. The Viking presence in England? The burial evidence reconsidered //
* 1111111 es in contact: Scandinavian settlement in England in the ninth and tenth centu-
11'". Tumhout: Brepols, 2000. - P. 259-276.
1 ycr P. The Age of the Vikings. - L.: Edward Arnold, 1971. -275 p.
i '.iiiyth A.P. The effect of Scandinavian raiders on the English and Irish churches: a
pi.-liminary reassessment // Britain and Ireland, 900-1300. Insular responses to me-
-hi viil European change. - Cambridge: Cambridge university press, 1999.-P. 1-38.
' ‘ .imion F.M. Anglo-Saxon England. - Oxford: Clarendon press, 1971. - 765 p.
11.ilford S. Ethnicity, migration theory and the historiography of the Scandinavian
■i lllenient in England // Cultures in contact: Scandinavian settlement in England in
ill»* ninth and tenth centuries. - Tumhout: Brepols, 2000. - P. 17-39.
i Vikings and Danelaw: Select papers from the proceedings of the thirteenth Viking
i < ingress, Nottingham and York, 21-30 August 1997. - Oxford: Oxbow books lim¬
ned, 2001. - 368 p.
• Whilelock D.W. The conversion of the Eastern Danelaw // Saga-Book of the Viking
Mincty for Northern research. - L., 1941. -Vol. 12.-P. 159-176.
• Wilson D.M. The Vikings’ relationship with Christianity in Northern England // The
Innrnal of the British archaeological association. - L., 1967. - 3-rd ser. Vol. 30. -
P W-46.
Wonnald C.P. Viking studies: whence and whither? // The Vikings. - L.; Chichester,
ЕЖ2.-Р. 128-153.
27
С.Г. Мереминский
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
КУЛЬТОВ АНГЛОСАКСОНСКИХ СВЯТЫХ
В СОВРЕМЕННОЙ ЗАПАДНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
(Обзор)
Исследование культов святых и связанных с ними агиогра¬
фических сочинений традиционно является одной из ключевых тем
в изучении средневековой церковной истории. Англия, в данном
случае, не составляет исключения. Хотя изучение культов англо¬
саксонских святых началось очень давно, важной вехой стал конец
80-х годов прошлого века, когда практически одновременно были
изданы монографии Дэвида Ролласона (38) и Сьюзан Ридьярд (36).
В этих работах была впервые последовательно поставлена
проблема социального и политического контекста, в которых соз¬
давались и функционировали культы святых. Так, Ролласон на об¬
ширном фактическом материале продемонстрировал исключитель¬
ную важность обладания реликвиями святого и пропаганды его
культа для установления и поддержания имущественного статуса и
престижа той или иной религиозной общины. Другой важной
темой, затронутой Ролласоном, стало изучение внешних факторов
в формировании культов святых в англосаксонской церкви: иссле¬
дователь, в частности, отметил существование гораздо большего,
чем прежде считалось, континуитета между англосаксонской и
бриттской церковью. Он также показал, что наибольшее влияние на
развитие представлений о святости в англосаксонской церкви в
VII-IX вв. оказали практики Галлии и Южной Италии.
Ридьярд сконцентрировала свое внимание на важной группе
святых, особенно многочисленных как раз в англосаксонской Анг¬
лии, а именно на членах королевских семей, как мужчинах, так и
28
1' имишах. Вопреки представленной в более ранних работах
Чейни (7) и Э. Хофмана (28) точке зрения, согласно которой по¬
чт ание англосаксами королей было проявлением бытовавших
- роди основной массы населения пережитков языческих представ-
и in и'! о сакральности королевской власти, Ридьярд утверждала,
■мп >ги культы создавались и пропагандировались «сверху», как
ц|мнило, в политических целях. Эта гипотеза нашла поддержку у
Ч Ролласона (38, с. 145-168), А. Такера (42) и ряда других иссле-
|п|',;| гелей и фактически стала господствующей. Кроме того, в сво-
■ и монографии Ридьярд постаралась перебросить мостик из англо-
- лкгонской в англо-нормандскую эпоху. Выступая против устояв¬
шегося в историографии (особенно под влиянием Д. Ноулза)
представления о предвзятом отношении прелатов континентально-
in происхождения к англосаксонским святым, она показала на об¬
ширном фактическом материале, что аббаты-нормандцы во многих
< путях, напротив, способствовали пропаганде местных культов,
•иобы укрепить финансовое положение или престиж своих мона-
■ I ырей (35). В целом, эта точка зрения была принята болынинст-
г.пм ученых (см., например, 34).
Упомянутые монографии до сих пор остаются наиболее фун-
i.iментальными трудами, посвященными культам англосаксонских
- ни и,IX, однако за прошедшие два десятилетия появилось множест¬
во работ по более узким темам. Прежде всего, необходимо
*' | метить пространную статью М. Лэпиджа и Р. Лав (31), опублико¬
ванную в составе многотомного сборника «Агиографии. Междуна¬
родная история агиографической литературы на латыни и нацио-
||:н1Ы1ых языках в Западной Европе от зарождения до сер. XVI в.».
\> по же издание вошли статьи Дж. Кросса (9) и Э. Уотли (44) об
.и нографии на древнеанглийском языке. Важность этих работ за¬
ключается, прежде всего, в попытке впервые собрать воедино ин¬
формацию обо всем корпусе английских средневековых агиогра¬
фических сочинений и показать основные тенденции в его разви-
| ни. Лэпидж и Лав выделили в англосаксонскую эпоху два периода
наибольшей агиографической активности: первый из них прихо¬
дится на конец VII - начало VIII в., время расцвета монашеской
культуры в Нортумбрии, затем последовал упадок, вызванный на¬
логами викингов, а со второй половины X в. начался новый подъ¬
ем, связанный с бенедиктинской церковной реформой. Исследова-
| ели отмечают, что важную роль в возрождении латиноязычной
агиографии сыграли жившие в Англии выходцы с континента:
29
Фридегод (в Кентербери), Лантфред (в Винчестере), Аббон из Фле-
ри (в Рамзи). Статья Кросса посвящена древнеанглийским поэмам
на религиозные темы, из которых исследователь склонен причис¬
лять к собственно агиографии лишь «Юлиану», а также так назы¬
ваемый «Древнеанглийский мартиролог», который он рассматрива¬
ет как пример «нарративного» или «исторического» собрания
житий, возможно, предназначавшегося для приватного чтения.
В статье Уотли центральное место занимает анализ житий, переве¬
денных с латыни аббатом Эльфриком в конце X - начале XI в. Ис¬
следователь отмечает, что среди основных его источников наряду с
сочинениями Беды был, по-видимому, корпус латиноязычных жи¬
тий, сравнительно недавно попавший в Англию с континента. Не¬
сомненным достоинством статей Лэпиджа и Лав, Кросса и Уотли
является то, что наряду с сочинениями хорошо известных авторов,
таких как Беда Достопочтенный, Алкуин, Эльфрик, Госцелин,
Эадмер и др., в них рассматриваются и произведения, прежде поч¬
ти или совсем не привлекавшие внимание исследователей. В то же
время детальный анализ отдельных текстов не входил в задачи ав¬
торов.
Фактором, значение которого для изучения культов англо¬
саксонских святых трудно переоценить, стали новые публикации (в
особенности в рамках серии «Oxford Medieval Texts») целого ряда
важнейших агиографических памятников. Были изданы многие со¬
чинения крупнейших агиографов: Госцелина (19), Эадмера (14, 15),
Уильяма Мальмсберийского (45), а также произведения менее из¬
вестных авторов (18, 23, 30, 43, 46). Новые издания, снабженные
подробными предисловиями и современным критическим аппара¬
том, позволили обратиться к изучению новых тем, например, к
анализу агиографических сочинений в контексте отдельных ману¬
скриптов или к изучению истории формирования и трансформации
легендариев (собраний житий) (29). Получил распространение так¬
же комплексный анализ агиографии и литургических текстов: ка¬
лендарей (месяцесловов), различных молитв и т.д.
Важную роль в уточнении наших знаний об английской
средневековой агиографии сыграли сборники статей, посвященные
отдельным святым: архиепископу Авгстину (39), Кутберту (40),
королю и мученику Освальду (32), Дунстану (41) и др. В них пред¬
принималась попытка соединить анализ исторических фактов био¬
графии того или иного святого и его посмертного культа. В целом,
за последние два десятилетия появилось такое большое число
30
• "и к ротно-исторических работ, посвященных культам англосак-
"ми mix святых, что их сколько-нибудь полное рассмотрение в
I* |мках настоящего обзора не представляется возможным. Поэтому
| ргишл остановиться на более подробном анализе трудов трех ис-
и'риков, чья деятельность представляется наиболее показательной
« тики зрения современного положения дел в изучении культов
mi носаксонских святых в их социально-политическом измерении:
I > I рпп Кабитт, Джона Блэра и Пола Хэйуо^да.
В работах Кэтрин Кабитт, лектора Йоркского университета,
<>< иовпое внимание уделяется культам святых в ранний период ис¬
крим англосаксонской церкви (до нашествий викингов в середине
I \ г..). Обратившись вслед за Ролласоном, Ридьярд и другими ис-
• 'Р/ювателями к культам англосаксонских святых королевского
н|)»нахождения, погибших насильственной смертью, она пришла к
новым интересным выводам, заставившим историков пересмотреть
* мывшиеся представления (11).
Так, анализируя информацию о зарождении культа короля и
■•«ученика Освальда, сообщаемую в «Церковной истории англов»
1и. ч,ы Достопочтенного, Кабитт выделила два сильно различаю-
типа мест его почитания: с одной стороны, поля Хэвенфельд
мм котором Освальд воздвиг деревянный крест, а затем разбил ко¬
рпии бриттов Кадваллона) и Мазерфельт (место гибели Освальда),
< д ругой - церковь св. Петра в Бамборо (одна из резиденций коро¬
чки Нортумбрии) и аббатство Хексем и Бардни. Из рассказа Беды
м'.гтвует, что поле Мазерфельд привлекало, прежде всего, мирян, в
■ •шовном низкого социального статуса, а среди связанных с ним
чудес преобладают «практические», в том числе исцеление домаш¬
них животных. Напротив, в Бамборо и Бардни центрами культа Ос-
г.альда были религиозные общины, основанные, соответственно,
притом и племянницей покойного короля. В качестве персонажей
историй о чудесах, связанных с Бардни, фигурируют по большей
часта представители духовенства, чаще всего знатного происхож-
чсния. Кабитт также отмечает явное различие в отношении к свя-
:;шиым с Освальдом реликвиям со стороны мирян и духовенства.
11сцеление священнослужителей происходило благодаря реликви¬
ям (мох с воздвигнутого святым креста; вода от омовения его мо¬
щей и т.д.), принесенным в тот или иной монастырь, тогда как ми¬
ряне сами приходили за помощью на место гибели Освальда или к
воздвигнутому им кресту. Важной чертой, указывающей на нецер¬
ковные корни культа Освальда, Кабитт считает и большое внима-
31
ние к посмертной судьбе его тела, в особенности отрубленной го¬
ловы (в частности, мотив расчлененного тела, лишенного достой¬
ного погребения, фигурирует в «Беовульфе»). Она также вспоми¬
нает о других обезглавленных мирянах, почитавшихся в Англии
широкими слоями населения как святые, но не получивших при¬
знания официальной церкви: эрле Вальтьове (XI в.), Симоне де
Монфоре (XIII в.), Томасе Ланкастерском (XIV в.)
На основании этого исследовательница делает вывод о двух
«уровнях» культа. Первоначально возникшее в народной среде по¬
читание святого концентрировалось вокруг мест, связанных с важ¬
ными событиями его жизни. Помимо «топографического» характе¬
ра, важной чертой этого культа было восприятие святого прежде
всего как покровителя и защитника от разнообразных несчастий,
будь то болезни людей и скота, неурожай, катастрофические по¬
годные явления и т.д. Очень скоро, однако, этот культ, сохраняв¬
ший многие языческие по происхождению черты, был воспринят
официальной церковью: у того же Беды Освальд выступает в пер¬
вую очередь как идеал правителя-христианина и добродетельного
мирянина.
Аналогичные признаки первоначально секулярного характе¬
ра культа Кабитт находит и в почитании других убитых правите¬
лей: королей Нортумбрии - Эдвина и Восточной Англии - Эдмун¬
да. В частности, она отмечает, что Аббон из Флери - автор первого
«Мученичества короля Эдмунда» - черпал информацию, главным
образом, в светской среде, в частности при королевском дворе. У
того же Аббона говорится, что первыми начали почитать Эдмунда
жители окрестностей Хэгилисдуна - места, где святой принял
смерть. Анализ локальных топонимов указывает на то, что в этом
регионе также существовало почитание мест, связанных с жизнью
Эдмунда. Кроме того, Кабитт отмечает необычную для агиографи¬
ческих сочинений деталь в тексте Аббона: голову Эдмунда (снова
мотив обезглавливания), спрятанную викингами под кустом, нахо¬
дит волк - одно из главных животных в мифологии германцев. На¬
конец, Кабитт указывает на то, что в обоих историях о чудесах св.
Эдмунда, сообщаемых Аббоном, описывается наказание высокопо¬
ставленных лиц: епископа и знатного мирянина.
Однако, как и в случае с Освальдом, культ св. Эдмунда был
воспринят церковью. Тот же Аббон использовал образ короля -
мученика для пропаганды идеалов монашеской реформы X в., сде¬
лав акцент на целомудрии Эдмунда (следствием которого якобы
32
Mumm-i. его нетленные мощи), его отказе проливать чужую кровь
к I I
Традиционно в историографии существовала тенденция раз-
гм г культы мучеников-королей, убитых язычниками (Освальд,
инип, Эдмунд), и святых королевского происхождения, погибших
и к и шла венной смертью, но от руки христиан (король Дейры Ос¬
мии-. король Англии Эдуард Мученик, мерсийский принц Кенельм,
• • ми-кис принцы Этельберт и Этельред и др.) (37, 36, с. 245-246).
I ниц г, однако, отметила целый ряд сходных черт у культов этих
| рниг В настоящее время установлено, что почитание убитых
и 410111011 благородного происхождения начало приобретать попу-
| ipiiocTb в Англии с конца X в., после убийства в 978 г. молодого
| ороия Эдуарда, ставшего своего рода архетипом такого типа свя-
мм mi. В то же время пропаганда этих культов осуществлялась
при ж до всего представителями реформаторского монашества, что
■ определило некоторые черты образов этих святых, например, ак-
• mi па целомудрии и юности (новым монастырям требовались
микчики-послушники, которых можно было бы воспитывать в ду-
| аскетических идеалов) (42, с. 247-253).
Гем не менее анализ, проведенный Кабитт, позволяет уви-
‘и. и в этих культах следы их первоначального светского проис-
• мщения. В частности, в «Житии св. Кенельма» она находит как
прямые ссылки на устную традицию, так и элементы явно фольк-
шрпого происхождения: злая старшая сестра, превращение убито-
м> ребенка в птицу (Кенельм превратился в птицу во сне, виденном
им накануне гибели, также голубь явился в момент его убийства)
и др. Среди чудес св. Кенельма, как и в случае со св. Эдмундом,
присутствует мотив наказания высокопоставленных лиц (землевла-
1ПМЩЫ, сборщик налогов). Наконец, явно заметен локальный ха-
p. I к! ер культа, центром которого было аббатство Уинчкомб (в Гло-
■ п-ршире): в житии рассказывается о споре за обладание мощами
« витого между жителями Вустершира и Глостершира, в историях о
чудесах единственный пострадавший простолюдин - кузнец из Хе-
рефорда (т.е. чужак).
Отчетливо фольклорный характер носят и многие элементы
истории о гибели св. Эдуарда, фигурирующие в его «Мученичест¬
ве» (написано во второй половине XI в., но, возможно, на основе
юкста около 1000 г.), но отсутствующие в более ранних источни¬
ках («Житии св. Освальда» Биртферта из Рамзи и «Англосаксон¬
ской хронике»). Многие из них находят параллели в истории о
33
св. Кенельме: главная роль в заговоре отводится Эльфтрите (маче¬
хе Эдуарда), убийство произошло на охоте, на месте гибели свято¬
го возник чудесный источник. По мнению Кабитт, эти детали ука¬
зывают на то, что история об убийстве Эдуарда также первона¬
чально бытовала в устной традиции и лишь позднее была
воспринята церковью; примечательно, что архиепископ Йорка
Вульфстан в «Проповеди Волка к англам» (1014) утверждал, что
тело Эдуарда было сожжено, тогда как в агиографической тради¬
ции утвердилось представление о его нетленных мощах, которые
были перенесены в аббатство Шафтсбери, где хранились до эпохи
Реформации.
В качестве главного фактора, дававшего толчок возникнове¬
нию культов в светской среде, Кабитт выделяет насильственную
смерть, чаще всего - в результате измены или заговора, а также
последующее расчленение трупа и/или его неподобающее погребе¬
ние. По-видимому, убийство при таких обстоятельствах, особенно
оставшееся неотомщенным или совершенное человеком низкого
социального статуса, воспринималось как исключительно тяжкое
преступление, жертвам которого приписывался сакральный статус.
В то же время Кабитт не склонна связывать возникновение рас¬
сматриваемых культов с языческими представлениями о сверхъес¬
тественной природе королевской власти.
В целом, по мнению исследовательницы, культы королей и
принцев, погибших насильственной смертью, свидетельствуют о
смешанной природе народной религиозности в англосаксонской
Англии, в которой сочетались христианские и языческие элементы.
В то же время, по мнению Кабитт, факты указывают на большую
популярность этих культов среди самых разных слоев населения,
но, как правило, на сравнительно небольшой территории вокруг
мест, связанных с тем или иным святым.
Важное место в исследованиях Кабитт занимает и изучение
чисто церковных по своему происхождению культов святых, в осо¬
бенности их роль в формировании коллективной памяти и иден¬
тичности англосаксонских церковных общин (10, 12). По ее мне¬
нию, эти культы вырастали из практики литургического поминове¬
ния умерших членов общины, в особенности ее основателей и/или
лидеров. Более того, Кабитт отмечает, что в раннехристианской
литургии не существовало четкой границы между поминовением
умерших собратьев и почитанием святых, и следы такой двойст¬
венности заметны также в ранней англосаксонской церкви, в том
34
•теле в сочинениях, посвященных истории отдельных монастырей:
•Истории аббатов Линдисфарна и Ярроу» Беды, поэмах Алкуина
) епископах и святых церкви Йорка» и Этельвульфа «Об абба-
|л\». При этом первоначально в культах «церковных» святых так¬
ие присутствовали сильные топографические привязки (возможно,
иод влиянием ирландской традиции), отмеченные Кабитт приме¬
ни гельно к «королевским» культам.
По мнению исследовательницы, ключевым моментом, опре¬
снявшим популярность культа того или иного святого, было его
использование в пропагандистских целях, сопровождавшееся пере¬
несением мощей на почетное место в храме, а также созданием или
переработкой соответствующих агиографических сочинений. Так,
1>е да Достопочтенный в «Житии св. Кутберта» объединил разроз¬
ненный материал из более раннего анонимного жития в четкий
нарратив, построенный вокруг превращения Кутберта из мирянина
к монаха, затем отшельника и, наконец, епископа. Беда опустил
поившую часть географических привязок совершенных Кутбертом
чудес, чтобы сконцентрировать внимание на Линдисфарне как цен-
i|)c его культа. По мнению Кабитт, создание и переработка житий
< пятых (Кутберта, Вилфрида) могли быть частью более широкой
иорьбы между ирландской и римской партиями в нортумбрийской
церкви, а позднее - между церквами Линдисфарна, с одной сторо¬
ны, и Рипона и Хексема - с другой. В то же время покровительство
культу св. Гутлака со стороны мерсийского королевского дома
могло быть вызвано стремлением создать местный аналог «север¬
ною» святого - Кутберта: известно, что Феликс, автор первого
•Жития св. Гутлака», активно использовал труды Беды. Напротив,
культы святых, не получившие такой значимости, оставались чисто
локальными по своему характеру и в конечном счете исчезали.
11рпмером здесь может служить поэма Этельвульфа «Об аббатах»:
« емчас невозможно идентифицировать не только ее персонажей, но
чаже монастырь, о котором идет речь.
Таким образом, Кабитт выделяет два основных типа культов
• пятых в ранней англосаксонской церкви: выросшие из местного
почитания убитых королей и принцев в светской среде и чисто
церковные по происхождению, служившие основой идентичности
религиозных общин. При этом некоторые культы из обеих этих
| рупп получили официальное одобрение со стороны церкви и, со-
шиетственно, приобрели более высокий статус, тогда как другие
остались на местном уровне. По мнению Кабитт, «официальные»
35
культы, распространенные в ранний англосаксонский период, наи¬
более полно представляет так называемый «Древнеанглийский
мартиролог», составленный, по-видимому, в IX в. в Мерсии, тогда
как локальные святые преобладают в перечне мест упокоения свя¬
тых Англии (так называемый «Secgan»). В распространении того
или иного культа, особенно на начальном этапе, большую роль иг¬
рали личные контакты между отдельными священнослужителями
или церквами: например, Бонифаций, выходец из Южной Англии,
почитался во многих церквах Нортумбрии, с прелатами которых он
поддерживал связи. Решающее значение для преодоления регио¬
нального характера культов англосаксонских святых, по мнению
Кабитт, имела «Церковная история» Беды, благодаря которой мно¬
гие региональные (прежде всего, нортумбрийские) святые стали
восприниматься как общеанглийские. Вторым важным периодом в
развитии культов англосаксонских святых стал конец X - начало
XI в., когда в результате монашеской реформы многие культы, су¬
ществовавшие в устной традиции, были использованы для утвер¬
ждения древности и престижа новооснованных обитедей.
Выводы Кабитт относительно «народных» и локальных кор¬
ней большинства культов англосаксонских святых развил профес¬
сор Оксфордского университета Джон Блэр в подробной и очень
содержательной статье «Святой для каждого монастыря? Местные
культы в англосаксонской Англии» (4). Долгое время в исследова¬
ниях, посвященных культам святых, противопоставлялись «кельт¬
ская» модель, характеризовавшаяся многочисленными культами,
распространенными на очень ограниченных территориях, и «анг¬
лосаксонская», при которой существовало сравнительно небольшое
число культов, имевших общенациональное значение. Блэр подверг
критике эти представления, продемонстрировав, что в ранний анг¬
лосаксонский период (до середины IX в.) в Англии также сущест¬
вовало большое количество локальных культов, как правило, не
отраженных в письменных источниках того времени. Их существо¬
вание устанавливается благодаря позднейшим источникам и/или
археологическим данным. Блэр насчитывает свыше 140 таких свя¬
тых, причем, по его мнению, о значительном числе подобных куль¬
тов до нас вовсе не дошло сведений. Более того, вполне возможно,
некоторые культы вообще могли существовать без письменной
фиксации. Так, при раскопках крупного раннеанглосаксонского
монастыря в Киркдейле (Йоркшир) были найдены две могильные
плиты, на одной из которых вырезано углубление для большого
36
ьроста, который, по-видимому, когда-то лежал сверху, на другой -
иарельеф в виде складчатого покрывала. Оба этих элемента чрез¬
вычайно характерны для гробниц с мощами святых (аналоги из-
1ИЧТПЫ, например, в меровингской Галлии), однако никаких других
«медов этих культов не сохранилось, мы не знаем даже имен свя-
ii.ix. Кроме того, Блэр отмечает, что в связи с довольно высокой
повторяемостью имен (особенно женских) у англосаксов в некото¬
рых случаях малоизвестный святой со временем «сливался» со
i воим (или своей) более известным тезкой. В качестве примера он
приводит почитание св. Озиты в Чиче и Эйлсбери и св. Эадбурги в
I Icpmope и Винчестере.
Соглашаясь с Кабитт относительного того, что почитание ко¬
ролей и принцев, погибших насильственной смертью, могло перво¬
начально возникнуть среди мирян, Блэр тем не менее полагает, что
в Англии VII-IX вв. культы святых могли оформляться и сущест-
вовать исключительно в рамках религиозных общин. При этом
и I юграфические сюжеты Блэр рассматривает в связи с так назы¬
ваемой «гипотезой о минстерах», одним из авторов которой он яв-
мяегся (1, 2, 3. См. также: 16, 17, 33). Согласно этой концепции
центральное место в ранней англосаксонской церкви принадлежало
коллегиальным церквам, называвшимся по-латыни «monasterium»,
а мо-древнеанглийски «mynster» (в современном английском «min¬
cer»), причем этим словом обозначали как собственно монастырь,
I ак и общину секулярных клириков. Хотя далеко не все современ¬
ные исследователи готовы безоговорочно принять «гипотезу о
минстерах» (6, 8, 13), выводы Блэра указывают на то, что именно
коллегиальные церкви были основными центрами возникновения и
развития культов святых в англосаксонской Англии. По подсчетам
исследователя, из проанализированных им культов примерно 120
имеют привязку к местам, где в VII-IX вв. имелись «минстеры», и
лишь около 20 - нет. Блэр отмечает, что наличие популярного и
•'престижного» местного святого было необходимым условием
ипагополучия церковной общины, однако создается впечатление
(чотя прямо этого исследователь не утверждает), что, с его точки
;рения, скорее, значение церкви способствовало пропаганде культа,
чем наоборот.
Как и Кабитт, Блэр отмечает такие характерные черты ло¬
кальных культов, как «топографические» привязки историй о свя-
к)М к выделяющимся элементам местного ландшафта, а также на-
ннчие в них сильного фольклорного элемента. Последнее, с его
37
точки зрения, могло Сбыть проявлением не только локальных, го и
региональных особенностей: так, находя общие мотивы в исторадх
о святых Кенельме, ЗЭтельберте (короле Восточной Англии), 1ум-
вольде и Фреомунде, исследователь отмечает, что все они вознжли
н;а территории, относившейся к королевству Мерсия. В то же время
Елэр не считает, что эти признаки однозначно указывают на воз¬
никновение культа в светской среде: по его мнению, священшки
кз коллегиальных церрквей, игравшие в тот период главную poib в
пастырском попеченши, поддерживали достаточно многочисленнее
и тесные контакты се местными жителями, чтобы был возможен
обмен идеями в обошх направлениях. Таким образом, по мнешю
Блэра, невозможно прровести четкой грани между народными по¬
верьями и сознательнным литературным «конструированием» цер¬
ковных писателей.
Наконец, нельзяя не упомянуть, что в качестве приложена к
сЕоей статье Блэр прредставил список всех святых, для которых
имеются следы почштания в Англии эпохи до Нормандского за¬
воевания (5). Для кажкдого святого приводятся факты, свидетел>ст-
вующие о культе: упооминания в перечнях мест упокоения святых,
литургических и агиографических текстах, археологические дан¬
ные. Этот перечень, £ бесспорно, является неоценимым подспорьем
для изучения истории! англосаксонской церкви.
В целом, работьы Кэтрин Кабитт и Джона Блэра создают дос¬
таточно целостное прредставление о месте культов святых в англо¬
саксонском обществен VII-IXbb. Еще один автор, которому посвя¬
щен настоящий обзорр, Пол Хэйуорд, лектор Ланкастерского ;ни-
верситета, развиваетт несколько иной круг сюжетов, тжже
намеченных в более рранних исследованиях. Большинство его pi6oT
посвящено подробношу изучению конкретных культов в социаль¬
но-политическом конттексте.
Общетеоретичееские основы своего подхода к изучению куль¬
тов святых Хэйуорд изложил в статье с характерным названием
«Демистификация роэли святости в западном христианстве» (14).
Агиографические соччинения он рассматривает прежде всего как
тексты, призванные лтибо удовлетворить конкретные интересы сон-
кретной социальной ] группы, либо повлиять на интеллектуальный
климат в обществе в* целом. Так, по мнению Хэйуорда, Григорий
Турский, чтобы укрегпить авторитет епископов вообще и себя i ча¬
стности, в своих сочкинениях сделал акцент на посмертном кутьте
мощей, центрами котторого были храмы, контролируемые епгоко-
38
" • ni iiill! аббатами, проигнорировав другие аспекты святости, ха-
I и и рпые для современной ему Галлии: отшельничество, аскетизм
и . I И целом, с точки зрения исследователя, развитие культа свя-
и ( редние века происходило через постепенное аккумулирова-
прюдоксальной традицией аномальных феноменов: так, на-
• тпыгр, произошло расширение понятия «мученик», в результате
и* к число мучеников стали включать и представителей элиты,
• 11 •) I и 'I к и I их несправедливую смерть. Тема культов «невинных му-
никои» (в т.ч. на английском материале) занимает важное место в
■ ■•..рчптве Хэйуорда (20, 21), однако, поскольку я еще не имел
мп/киости ознакомиться с его монографией, специально посвя-
m. hi юн этому сюжету (27), в данном обзоре целесообразнее оста-
н. >г.1 и вся па других направлениях его исследовательской деятель-
П> и III
большой интерес представляет статья Хэйуорда, посвящен-
N гг гульбе культов англосаксонских святых в англо-нормандскую
чючу (22). По мнению исследователя, отношение нормандских
| л" питов к святым, почитавшимся в Англии, было неоднозначным.
1 • . и mil стороны, Хэйуорд, соглашаясь с выводами Ридьярд, отри-
н и I наличие какой-либо планомерной борьбы завоевателей против
| . ii.Iон англосаксонских святых. С другой стороны, он показал,
ii.. it ряде случаев представители континентального духовенства в
. митотствии с принципами церковной реформы XI в. стремились
m i 'м.ппуть на первый план общехристианские культы (Святой
if ним 1,м, Спасителя, Богоматери, апостолов), ограничивая или уп-
1' |г|пяя почитание местных святых. Таким образом, по мнению
• пуорда, резкий рост числа агиографических сочинений в Англии
ши lto подсчетам, между 1066 и 1140 гг. было создано более
• >п житий, собраний чудес и литургических текстов, посвященных
ни иоеаксонским святым) был вызван стремлением членов религи¬
озных общин, состоявших преимущественно из англичан, убедить
• г.имх новых лидеров в легитимности традиционных культов. При
ним Хэйуорд отмечает в этих сочинениях новую черту, нехарак-
| грмую для англосаксонской эпохи, - ссылку на авторитет светской
щи! церковной власти, особенно в рассказах об «обретении» или
■перенесении» мощей святых. Это было вызвано стремлением
придать старинным культам, во многих случаях основанным толь-
н) па устной традиции, более респектабельный характер, сделать
и \ приемлемыми для восприятия новыми хозяевами страны. По-
. кольку Вильгельм Завоеватель стремился представить себя закон¬
39
ным наследником Эдуарда Исповедника, то он и его приближен
ные должны были уважать авторитет англосаксонских королей,
такой же континуитет., хотя бы в теории, существовал и в англ nil
ской церкви. С точки зрения Хэйуорда, включение ссылок на одой
рение королей и прелатов в агиографические тексты было вызвано
теми же причинами, чгго и фабрикация грамот от имени англосак
сюнских правителей, также получившая большое распространение
в первое столетие после Нормандского завоевания.
В то же время интерес к англосаксонским святым мог воз
никнуть и в общине, практически полностью состоявшей из и по
странцев: Хэйуорд наглядно показал это в своем исследовании, по
священном «Чудесам св. Милдбурги» (23). Между 1079 и 1082 гг
граф Шрусбери Роджер де Монтгомери подарил церковь Мач
Уэнлока (в Шропшире), где до этого, вероятно, была община секу
лярных клириков, клюнийскому монастырю Ла-Шаритэ. Новую
общину составили мюнахи, прибывшие с континента. Тяжелые
времена наступили для монастыря после восшествия на престои
Генриха I в 1100 г., поюкольку новый граф Шрусбери, сын Роджера
Роберт де Беллем, поддерживал притязания на корону герцога
Нормандии Роберта. В этих условиях, очевидно, монахи стреми
лись обрести поддержку свыше. Примечательно, что никто из по
в]ых насельников монастыря не владел древнеанглийским языком
по сообщению агиографа, им потребовался переводчик, чтобы про
честь написанный по-древнеанглийски документ, описывающим
местонахождение мощей святой. В 1101 г. под полом церкви были
обнаружены останки основательницы монастыря, св. Милдбурги
(кентской принцессы VIII в., сестры св. Милдриты, почитавшейся и
кентерберийском аббатстве св. Августина). В начале 1102 г. со
стоялось торжественное перенесение реликвий на почетное место и
храме, а вскоре, вероятно, был составлен рассказ об «обретении»
мющей и совершенных святой чудесах. Вероятно, он был написан
раньше собственно ж;ития, поскольку содержит ссылки не на по¬
следнее, а на «Житие св. Милдриты». На основании некоторых де¬
талей можно утверждать, что автор был уроженцем Милана. Стой i
заметить, что в данном случае также проявилось стремление под¬
крепить сравнительно новый культ высоким авторитетом - автор¬
ство «Чудес» было приписано Одону, кардинал-епископу Остии,
0)дному из лидеров клюнийского ордена и влиятельной фигуре и
римской курии. Очевшдно, «Чудеса» пользовались некоторой по-
40
■ ii.io. В частности, их, судя по всему, использовал в своих
Вильгельм Мальмсберийский.
I и пи.шой интерес представляет группа конкретно-
■ '| • 11 * I(■ г м |х исследований Хэйуорда, посвященная использова-
• • *и.|<т святых в церковной политике Кентербери, где в конце
• И I'• и существовало острое соперничество между кафедраль-
приоратом Св. Троицы и аббатством св. Августина. Монахи
- 1 и претендовали на особый статус своей общины, не подпа-
it под юрисдикцию архиепископов Кентербери, и стремились
I I- i.imiii, своего главного святого-покровителя «апостолом анг-
• - !’(*)( )6основать эту точку зрения был призван большой агио-
I ••I'li'i. < мш цикл, написанный для аббатства на рубеже XI-XII вв.
• • • *■ Iпи мм церковным автором Госцелином. Для того чтобы про-
и>ч 11. чрезмерному усилению почитания св. Августина, члены
мш i.i Кентербери всеми силами пропагандировали культ папы
< г * • * * *| *11*1 Неликого, который был инициатором миссии Августина.
" к», именно с этой целью архиепископ Ланфранк освятил
I ы 11 им около 1085 г. августинский приорат на окраине
1 " I. рпгрн (призванный, в частности, составить конкуренцию аб-
иг, i к. Августина в качестве престижного места погребения)
- < чи»» в честь св. Григория. Те же цели преследовала и проповедь
м, 111».I пшик Посвящения блаженного Григория, апостола анг-
•••*■ п.шисанная и произнесенная, очевидно, преемником Лан-
: | -in I Ансельмом Кентерберийским. На обширном материале
-и <чг| демонстрирует, что представление именно о папе Григо-
I I и. об «апостоле англов» было доминирующим в англосаксон-
■ *■* нюху, однако позднее (с середины XII в.), несмотря на уси-
11 ерберийских архиепископов и их сторонников, на первый
•"I iiuiiuia фигура св. Августина. Решающую роль в этом, по
м и и щ исследователя, сыграли сочинения Госцелина, получив-
• >мн|ыпое распространение. Имело значение и то, что Григорий
|*1 ипм 1мллся как хотя и уважаемый, но «иностранный» святой,
i.i ппчно Британские острова не посещавший. Немаловажно
и т, ч го его мощи покоились в Риме, а не в Англии.
I ню одним любопытным свидетельством соперничества кен-
I— римских монастырей является написанное Эадмером, реген-
* < *)>а кафедрального приората, житие св. Петра, первого аббата
■ -Hi. 1 ыря св. Августина в Кентербери (25). Более ранние исследо-
- м- in, например, Р. Сазерн, рассматривали это сочинение как еще
• и" проявление интереса Эадмера к забытым страницам ранней
41
церковной истории и святым Кентербери, аналогичное его же жи¬
тию св. Брегвине, малоизвестного архиепископа VIII в. Хэйуорд,
однако, выдвинул интересную гипотезу о том, что житие св. Петра
было задумано не как «антикварный», а как полемический или .да¬
же сатирический текст, направленный против конкурирующей ре¬
лигиозной корпорации. Исследователь отмечает приемы, с помо¬
щью которых Эадмер в неявной форме стремился принизить статуе
аббатства св. Августина. Главный «обвинительный» пункт заклю¬
чался в том, что в монастыре св. Августина отсутствовали моидн
его первого аббата: ведь согласно такому авторитетному источни¬
ку, как «Церковная история» Беды Достопочтенного, аббат Петр
утонул в Ла-Манше, возвращаясь из Рима, и его тело, выброшенное
на французский берег, погребли в соборе Булони. Эадмер подробно
описывает перенесение останков св. Петра сперва в старое здание
церкви, а потом и в новое, не забывая упомянуть о чудесах, твофи-
мых святым в Булони. В то же время хотя Эадмер не пытается nipii-
низить или опровергнуть претензии аббата Петра на святость, ош и
одном месте позволят себе пошутить на его счет - крайне необыч¬
ная деталь для агиографического текста. Кентерберийский монах
находит странным, что аббат Петр утонул в воде, той самой сти¬
хии, по которой его знаменитый тезка - апостол Петр - ходил как
по твердой земле. В то же время не вполне ясно, насколько поняты
была даже образованной аудитории эта скрытая критика и ирония.
Показательно, что один из двух известных списков «Жития си.
Петра» сохранился в составе агиографического-сборника, написан¬
ного в аббатстве св. Августина.
По мнению Хэйуорда, замысел Эадмера не ограничивайся
полемикой с соседней религиозной общиной. Сравнивая рассказ
Эадмера об основании в Кентербери кафедральной церкви и аббат¬
ства (первоначально посвященного святым Петру и Павлу) с бохлсе
ранними версиями (того же Беды, а также Госцелина), исследова¬
тель находит любопытные расхождения. Так, Эадмер, в отличите от
более ранних авторов, неизменно подчеркивал, что основанию и
собора, и аббатства было инициативой архиепископа Августина,
минимизируя тем самым роль короля Кента Этельберта. По мне¬
нию Хэйуорда, это объясняется тем, что в начале XII в. между' ар¬
хиепископом Ансельмом Кентерберийским и королем Генрихом I
шел ожесточенный спор по поводу допустимости светской шнве-
ституры. Таким образом, Эадмер с помощью исторических «преце¬
дентов» стремился обосновать неподвластность церкви светсжой
42
• mi Кроме того, Эадмер подчеркивал, что Августин действовал
1-11, к коп модели: тем самым подчёркивалась особая связь кен-
I"-римской церкви со Святым престолом, которую стремились
• I in и ропать архиепископы Ланфранк, Ансельм и их преемники.
I ’.»уумеется, рассмотренные в настоящем обзоре работы не
■| I i.i и, исчерпывающего представления о современном состоя-
"и м-.учения культов англосаксонских святых, даже если ограни-
I их социально-политическими аспектами. Однако они, на
■и п .1 пяд, хорошо показывают разнообразие сюжетов, рассматри-
• in. к рамках этой темы в современной западной историогра-
ни I роме того, следует отметить, что для исследований Кабитт,
- -р • •' Хэйуорда характерны глубина анализа, высокий уровень
•"ill е источниками, стремление рассматривать конкретно-
■ ••р|пгские сюжеты в широком контексте церковной и политиче-
"м п< Iории не только Англии, но и всей Европы. Разумеется, не
и '.ио/ксиные в них выводы заслуживают безоговорочного при-
• пт I (например, позиция Кабитт относительно фольклорных мо-
И...И и некоторых житиях святых может быть чересчур односто-
|м с и), однако в целом они безусловно представляют большой
• •• ■ р-« дни изучения средневековой истории Англии.
Литература
| | -и I Iiiimduction: from minster to Parish church // Minsters and parish churches:
'i. lin.il church in transition, 950-1200. - Oxford: Oxford univ. committee for
...in. I< ,}*y, 1988.-P. 1-19.
i i .и l Anglo-Saxon minsters: a topographical review // Pastoral care before the
i и i li I cicester: Leicester univ. press, 1992. - P. 226-266.
Mm I Debate: ecclesiastical organization and pastoral care in Anglo-Saxon Eng-
I al ly medieval Europe. - Oxford. 1995. - Vol. 4, N 4. - P. 193-212.
i i m I A saint for every minster? Local cults in Anglo-Saxon England // Local
■ mi and local churches in the early medieval West. - Oxford: Oxford univ. press,
•»•>■ P.455-494.
i i in I A handlist of Anglo-Saxon saints // Local saints and local churches in early
■ li. v.11 West. - Oxford: Oxford univ. press, 2002.-P. 495-566.
I nidge E., Rollason D. Debate: the pastoral organization of the Anglo-Saxon
N a review of the 'minster hypothesis'? // Early medieval Europe. - Oxford,
M" . Vol. 4, N4.-P. 87-104.
43
7. Chaney W.A. The cult of kingship in Anglo-Saxon England. - Manchester: Man¬
chester univ. press, 1970. - XI, 276 p.
8. Coates S. The role of bishops in the early Anglo-Saxon church: a reassessment //
History. - Exeter, 1996. - Vol. 81., N 1 . - P. 177-196.
9. Cross J.E. English vernacular Saints' lives before 1000 A.D. // Hagiographies.
Histoire intemationale de la litterature hagiographique latine et vemaculaire
en Occident des origines a 1550. - Tumhout: Brepols, 1994-2001. - Vol. 2. -
P.413-428.
10. Cubitt C. Memory and narrative in the cult of early Anglo-Saxon saints // The uses
of the past in the early Middle Ages. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2000. -
P. 29-66.
11. Cubitt C. Sites and sanctity: revisiting the cult of murdered and martyred Anglo-
Saxon royal saints // Early medieval Europe. - Oxford, 2000. - Vol. 9, N 1. - P. 53-83.
12. Cubitt C. Universal and local saints in Anglo-Saxon England // Local saints and
local churches. - Oxford: Oxford univ. press, 2002. - P. 435^437.
13. Cubitt C. The clergy in early Anglo-Saxon England // Historical research. -L.,
2005. - Vol. 78, N 2. - P. 273-287.
14. Eadmer. Vita sancti Wilffidi auctore Edmero / Ed. by B.J. Muir, A.J. Turner. - Exe¬
ter: Univ. of Exeter press, 1998. - LXXXV, 293 p.
15. Eadmer of Canterbury. Lives and miracles of saints Oda, Dunstan, and Oswald / Ed.
by B.J. Muir, A.J. Turner. - Oxford: Clarendon press, 2006. - CXXXIV, 333 p.
16. Foot S. Anglo-Saxon minsters: a review of terminology // Pastoral care before the
parish. - Leicester: Leicester univ. press, 1992..- P. 212-225.
17. Foot S. The role of the minster in earlier Anglo-Saxon society // Monasteries and
society in medieval Britain. - Stamford: Watkins, 1999. - P. 35-58.
18. Geoffrey of Burton. Life and miracles of St. Modwenna / Ed. by R. Bartlett. - Ox¬
ford: Oxford univ. press, 2002. - LXXXI, 230 p.
19. Goscelin of Saint Bertin. The hagiography of the female saints of Ely / Ed. by
R.C. Love. - Oxford: Clarendon press, 2004. - CXXVIII, 230 p.
20. Hayward P.A. The idea of innocent martyrdom in late tenth- and eleventh-century
English hagiology // Martyrs and martyrologies. - Oxford: Blackwell, 1993. -
P. 81-92.
21. Hayward P.A. Suffering and innocence in latin sermons for the feast of the Holy
Innocents, c. 400-800 A.D. // Church and childhood. - Oxford: Blackwell, 1994. -
P. 67-80.
22. Hayward P.A. Translation narratives in post-conquest hagiography and English re¬
sistance to the Norman Conquest // Anglo-Norman studies. - Woodbridge, 1998. -
Vol. 21.-P.67-94.
44
.’3. Hayward P.A. The «Miracula inventionis beatae Mylburgae virginis» attributed to
the lord Ato, cardinal-bishop of Ostia // English historical review. - Oxford, 1999. -
Vol. 114, N 3. - P. 543-573.
14. Hayward P.A. Demystifying the role of sanctity in Western Christendom // The cult
of saints in Late Antiquity and the Middle Ages: essays on the contribution of Peter
Brown. - Oxford: Oxford univ. press, 2000. - P. 115-142.
.15. Hayward P.A. An absent father: Eadmer, Goscelin and the cult of St. Peter, the first
abbot of St. Augustine’s abbey, Canterbury // Journal of medieval history. - Oxford,
2003. - Vol. 29, N 1. - P. 201-218.
.16. Hayward P.A. Gregory the Great as "apostle of the English" in post-conquest Can¬
terbury // The Journal of ecclesiastical history. - Cambridge, 2004. -Vol. 55, N 1. -
P. 19-57.
27. Hayward P.A. Kingship, childhood and martyrdom in Anglo-Saxon England.
Cambridge: David Broun publ., 2007 - 300 p.
28. Hoffmann E. Die heiligen Kunige bei den Angelsachsen und den germanischen
Volkem. -Neumiinster, 1975. - 234 p.
29. Jackson P., Lapidge M. The contents of the Cotton-corpus legendary // Holy men
and holy women: Old English prose Saints’ lives and their context. - Albany: State
univ. of New York press, 1996. - P. 232-233.
30. Lapidge M. The cult of St. Swithun. - Oxford: Oxford univ. press, 2003. - 811 p.
31. Lapidge M., Love R.C. The Latin hagiography of England and Wales, (600-1550) //
Hagiographies. Histoire intemationale de la literature hagiographique latine et
vemaculaire en Occident des origines a 1550. - Tumhout: Brepols, 1994-2001. -
Vol. 3.-P. 203-325.
32. Oswald: Northumbrian king to European saint / Ed. by C. Stancliffe,
E. Cambridge. - Stanford: Watkins, 1995. - 298 p.
33. Palliser D.M. The 'minster hypothesis': a case study // Early medieval Europe. -
Oxford, 1996. - Vol. 5, N 2 . - P. 207-214.
34. Pfaff R.W. Lanfranc’s supposed purge of the Anglo-Saxon calendar // Warriors and
churchmen in the High Middle Ages. - L.: Hambledon press, 1992. - P. 95-108.
35. Ridyard S. Condigna veneratio: post-conquest attitudes to the saints of the Anglo-
Saxons // Anglo-Norman studies. - Woodbridge, 1986. - Vol. 9. - P. 179-206.
36. Ridyard S. The royal saints of Anglo-Saxon England. - Cambridge: Cambridge
univ. press, 1988. - XI, 340 p.
37. Rollason D.W. The cult of murdered royal saints and relics in Anglo-Saxon England
// Anglo-Saxon England. - Cambridge, 1983. - Vol. 11. - P. 1-22.
38. Rollason D.W. Saints and relics in Anglo-Saxon England. - Oxford: Basil Black-
well, 1989.-XII, 245 p.
39. St. Augustine and the conversion of England / Ed. by R. Gamesom. - Stroud: Sut¬
ton, 1999. -XII, 436 p.
45
40. St. Cuthbert, his cult and his community to AD 1200 / Ed. by G. Bonner et al. -
Woodbridge: Boydell and Brewer, 1989. -XXIII, 384 p.
41. St. Dunstan: His life, times and cult / Ed. by N. Ramsay et al. - Woodbridge: Boy¬
dell press, 1992.-XIV, 343 p.
42. Thacker A. Saint-Making and relic collecting by Oswald and his communities //
St. Oswald of Worcester: life and influence. - L.: Leicester univ. press, 1996. -
P. 244-268.
43. Three eleventh-century Anglo-Latin Saint’s lives / Ed. by R.C. Love. - Oxford:
Clarendon press, 1996. - 344 p.
44. Whatley E.G. Late Old English hagiography, ca. 950-1150 // Hagiographies.
Histoire intemationale de la litterature hagiographique latine et vemaculaire
en Occident des origines a 1550. - Tumhout: Brepols, 1994-2001. - Vol. 2. -
P. 429-499.
45. William of Malmesbury. Saints’ lives / Ed. by M. Winterbottom, R.M. Tomson. -
Oxford: Clarendon press, 2002. - 396 p.
46. Wulfstan of Winchester. The Life of St. Aethelwold / Ed. by M. Lapidge,
M. Winterbottom. - Oxford: Clarendon press, 1991. - CLXXXVIII, 105 p.
46
Давид Калгоус
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ И ХРИСТИАНСТВА
В ПЕРСПЕКТИВЕ СОВРЕМЕННОЙ ЧЕШСКОЙ
МЕДИЕВИСТИКИ* *
Вера, религия и церковь - одни из важнейших категорий
• |м /шевековой истории. Это справедливо, разумеется, и для исто¬
рии Центральной Европы, в том числе Чехии. Конечно, церковную
и* I орию можно рассматривать с разных точек зрения: можно изу-
'мп. литургические памятники, значение и проявления культа свя¬
ти», а также основные источники сведений об этом культе - жи-
шч , можно, помимо того, исследовать процесс становления церкви
t лк социального института на определенной территории, а также
■ ичзь этого процесса с возникновением стабильных структур
и'мсти, равно как и с колонизацией новых областей. Способы, ко-
трыми (ре)конструируют церковную историю, менялись и про-
«нысают меняться вместе с вопросами, которые мы задаем источ¬
им кам. Однако именно эти вопросы, общие темы позволяют про-
■ чгдить в истории историографии (впрочем, как и в истории других
шсппплин, и в истории мышления вообще) определенные неиз-
пчшые составляющие, определенную долю преемственности. Пе-
I" числим ниже основные проблемы, которые подвергались актив-
■ ч'м разработке в чешской историографии Средних веков.
Работа возникла в рамках исследовательского проекта «Центр изучения
• трпи Центральной Европы: источники, страны, культура» (проект
<><).> 1622426 в Министерстве Чешской Республики по делам образования и мо-
"■ ЮМ1). Автор анализирует здесь работы историков, археологов, специалистов в
■-'"1.1(411 вспомогательных исторических дисциплин, в меньшей мере - искусство-
м* г кг кие исследования.
47
Итак, это: возникновение Пражского епископства (976),
создание архидиаконии и приходских структур; материальное
обеспечение церкви и связь между расширением церковных струк¬
тур, а также умножением числа клириков и так называемой
Landesausbildung; дискуссия о значении так называемой славянской
литургии и славянской письменности; быстрота усвоения христи¬
анских ценностей, или «второй христианизации»; спор о подлин¬
ности «Легенды Кристиана» и связанный с ним вопрос о текстоло¬
гических взаимоотношениях между житиями свв. Вацлава и
Людмилы, а также житиями свв. Кирилла и Мефодия. (Незачем
подчеркивать значимость темы гуситского движения, принадле¬
жащей к тем немногочисленным аспектам чешской истории, кото¬
рые заслуженно пользуются вниманием всего мира; обзор ее исто¬
риографии требовал бы отдельного изложения.)1
Дискуссия о возникновении пражского епископства и об ис¬
точниках, на основании которых мы можем воссоздать этот про¬
цесс, возобновилась совсем недавно: новое решение предложил
Душан Тршештик (1933-2007), попытавшийся объединить разные
версии: баварскую, зафиксированную в «Житии св. Вольфганга»
Отлоха Санкт-Эммерамского, где упоминается о согласии Вольф¬
ганга на создание нового епископства по требованию императора
Оттона II и баварского герцога Генриха Строптивого, и пражское
предание, зафиксированное в «Чешской хронике» Косьмы Праж¬
ского, где создание епископства приписывается инициативе Боле¬
слава II, просившего об этом папский престол. Согласно гипотезе
Д. Тршештика, идея организации нового епископства с центром в
Праге действительно возникла при дворе Пршемысловичей, однако
ученый предположил, что согласие императора, о котором упоми¬
нает Отлох, также было дано2.
Либор Ян (р. 1960) предложил свою версию возникновения
епископства - на этот раз моравского, появившегося в эпоху Вели¬
кой Моравии и времена Пршемысловичей. Он отверг теорию о том,
1 Последняя работа, посвященная этой теме, - Smahel F. Hussitische
Revolution. - Hannover: Hahn, 2002. - Bd. 1-3.
2 Trestik D. К zalozeni prazskeho biskupstvi v letech 968-976: prazska a
rezenska tradice // Vlast a rodny kraj v dile historika. - Sbormk praci zaku a pratel
venovanych profesoru Josefu Petranovi. - Praha: Historicky ustav, 2004. - S. 179-196;
Критика: Kalhous D. Zahadne pocatky prazskeho biskupstvi // Evropa a Cechy na konci
stredoveku: Sbormk prispevku venovanych F. Smahelovi k 70. narozeninam. - Praha:
Filosofia, 2004. - S. 195-208.
48
что Мефодий был архиепископом Сирмия, и предложил объяснять
его архиепископский титул саном папского легата3. Давид Калгоус
(р. 1978) подверг эту гипотезу критике. Он обосновал возможность
тго, что древний Сирмий представлял собой митрополию, иссле¬
довал различные свидетельства о возникновении архиепископства
п сопоставил их с упоминанием в «Житии Мефодия» о том, что
Мефодий взошел на престол св. Андроника, одного из учеников
апостолов4.
Важный и, пожалуй, наименее спорный вклад чешских исто¬
риков и филологов в мировую науку - это анализ древних житий¬
ных текстов. Одно из направлений нынешних исследований,
имеющее долгую научную традицию, нацелено на подробный раз¬
бор текстологических взаимосвязей между житийными памятника¬
ми; ученые, работавшие в этом русле, уточнили прежние представ -
иения о последовательности, времени и месте возникновения этих
произведений. Несомненно, наибольшие заслуги в данной области
принадлежат профессору классической филологии в Брно Ярославу
Июдвиковскому (1895-1984)5, а также недавно ушедшему от нас,
ко всеобщему прискорбию, пражскому историку Душану Тршеш-
I пку6. Значимым шагом вперед в рамках этой традиции стали рабо¬
3 Jan L. Stara Morava mezi Vychodem a Zapadem // Svaty Prokop, Cechy a
•iliedni Evropa. - Praha: Nakladatelstvi Lidove Noviny, 2006. - S. 251-264.
4 Kalhous D. К vyznamu sirmijske a apostolske tradice pri formovani
opiskopalni organizace na Moravc // Vychodni Morava v dejinach 10-14, stoleti. -
I lino, 2007 (в печати).
5 Итоги его предшествующих исследований подведены в следующих стать-
■I х: Ludvikovsky J. Latinske legendy ceske stredoveku // Sbomik praci Filozoficke
lakulty Bmenske university. - Brno, 1974. - Rada E, sv. 18-19. - S. 267-308;
l udvikovsky J. О Kristiana I. [Recensio] // Nase veda. - Praha, 1948-1949. - R. 26. -
N. 209-239. - Rec. ad op.: Kalandra Z: Ceske pohanstvi. - Praha: Borovy, 1947; Lud¬
vikovsky J. О Kristiana II. [Recensio] // Nase veda. - Praha, 1950. - R. 27. - S. 158-
173, 197-216. - Rec. ad op.: Urbanek R. Legenda tzv. Kristiana ve vyvoji predhusit-
\kych legend ludmilskych i vaclavskych a jeji autor. - Praha: Ceska akademie ved a
inncni, 1947-1948.-D. 1-2.
6 Trestik D. Pocatky Premyslovcu. - Praha: Academia, 1981. - 111 s.; Trestik D.
Deset tezi о Kristianove legende // Folia historica bohemica. - Praha, 1980. - C. 2. -
N. 7-38; Trestik D. Diskuse k predloze vaclavske legendy Laurentia z Monte Cassina //
I .isty filologicke. - Praha, 1984. - R. 107. - S. 85-89; Trestik D. Kristian a vaclavske
legendy 13. stoleti // Acta Universitatis Carolinae: Philosophica et Historica. - Praha,
1981. - S. 2. - S. 45-91; Trestik D. Miscellanea k I. staroslovanske legende о sv.
Vaclavu: «Kazdy, kdo povstava proti panu svemu, podoben jest Jidasi» // Ceskosloven-
:;ky casopis historicky. - Praha, 1967. - R. 15. - S. 337-343; Trestik D. Miscella—►
49
ты Людвиковского, который предложил последовательные и ло¬
гичные объяснения взаимосвязей исследуемых памятников7, их
спорных мест, словаря и терминологии8, синтаксиса9, стиля в ши¬
роком смысле слова10, ритмических фигур11.
Тем не менее многое до сих пор остается неясным. В процес¬
се недавно возобновившейся дискуссии о житиях св. Прокопа воз¬
родились (ненамеренно) идеи Вацлава Новотного (1869-1932), ко¬
торый в споре с Камилем Крофтой (1876-1945), с одной стороны,
nea zu den St. Wenzelslegenden II: Laurentius aus Monte Cassino und Laurentius aus
Amalfi // Mediaevalia Bohemica. - Praha, 1969. - С. 1. - S. 73-92; Trestik D. Pocatky
Premyslovcu. Vstup Cechu do dejin, (530-935). - Praha: Nakladatelstvi Lidove noviny,
1997. - 658 s.; Trestik D. Premyslovec Kristian // Archeologicke rozhledy. - Praha,
1999.-R. 51.-S. 602-613.
7 Ludvikovsky J. Nove zjisteny rukopis legendy Crescente fide a jeho 'vyznam
pro datovani Kristiana // Listy filologicke. - Praha, 1958. - R. 81. - S. 56-68; Ludvik¬
ovsky J. Vaclavska legenda XIII. stoleti «Ut annuncietur», jeji pomer k legende «Ori-
ente» a otazka autorstvi // Listy filologicke. - Praha, 1955. - R. 78. - S. 196-209; Lud¬
vikovsky J. Crescente fide, Gumpold a Kristian. Prispevek k datovani Legendy Kris¬
ti anovy s dodatkem о dnesnim stavu teto otazky // Sbomik praci Filozoficke fakulty
Bmenske university. - Bmo, 1955. - Rada D, sv. 1. - S. 48-66.
8 Ludvikovsky J. Civitas Pragensis a metropolis Pragensis v Kristianove legen¬
de // Sbomik praci Filozoficke fakulty Bmenske university. - Bmo, 1972. - Rada E, sv.
16. - S. 7-16. Позднее: Martinkova D. Semanticke poznamky ke Kristianove legende //
Listy filologicke. - Praha, 1986. - R. 109. - S. 72-75; Martinkova D. Prispevek
kpoznani slovni zasoby Kristianovy legendy // Listy filologicke. - Praha, 1988. -
R. 111. — S, 83-87.
9 См. работы его учеников: Ambro R. Skladba vedlejsich ved, vazeb participi-
alnich a infinitivnich v Kristianove legende. - Bmo, 1954 (диссертационная работа,
выполненная в Институте античности философского факультета университета им.
Т.Г. Масарика); Julinkova М. Slovnik Kristianovy legendy a jeho charakteristika. -
Bmo, 1959 (диссертационная работа, выполненная в Институте античности фило¬
софского факультета университета им. Т.Г. Масарика). Позднее: Jedlickova Н.
Uber den Gebrauch der Kasus und Prapositionen in der Legende Christians und in Ut
Annuncietur // Acta Universitatis Carolinae: Philosophica et Historica. - Praha, 1960. -
S. 4. - S. 55-77; Dohnalova A. Ablativy absolutni v Kristianove legende // Listy
filologicke. - Praha, 1986.-R. 109.-S. 141-146.
10 Kalivoda J. Semper laus eius in ore meo // In laudem aut vituperationem. Zur
panegyrischen Literatur von der Antike bis zur Barockzeit. Acta Universitatis Carolinae:
Philosophica et Historica. Graecolatina pragensia. - Praha, 2004. - S. 19. - S. 73-83.
11 Ludvikovsky J. Rytmicke klausule Kristianovy legendy a otazka jejiho
datovani // Listy filologicke. - Praha, 1951. - R. 75. - S. 169-190; Kaminkova E. Rym a
rytmus vaclavske legendy Oportet nos fratres // Listy filologicke. - Praha, 1959. - R. 82. -
S. 68-78, 225-234.
50
ищищал тезис о том, что Сазава12 была основана частным поряд-
I'ом, а с другой стороны, выдвигал теорию, что в основе древней¬
ших житий св. Прокопа, а также хроники продолжателя Косьмы
II рижского, так называемого «Сазавского монаха» (около 1160),
ч с жало не сохранившееся «Повествование о первых аббатах»13 14.
Крофта, а позднее археолог и историк церкви Петр Зоммер
(р. 1949), напротив, предполагали, что св. Прокоп был только ини-
пмнтором основания монастыря, а подлинным донатором являлся
князь. (В настоящее время эта дискуссия разворачивается на фоне
Iшмного более значимого, однако, к сожалению, довольно эмоцио-
Iпивного спора о характере монархии Пршемысловичей в X-
\П вв. Его участники обсуждают вопрос о том, обладали ли другие
чмца, помимо князя, полным правом собственности на землю, а
мкже роль иерархии министериалов, функции управляющих
усадьбами и проблему существования и происхождения дворянства
и период раннего Средневековья.)15
Поскольку на вопрос о датировке первоисточника повество-
1МПИЯ «Сазавского монаха» так и не было дано однозначного отве-
| < |, пражский историк Петр Кубин (р. 1967) высказал сомнения по
поводу принятой в историографии датировки канонизации св. Про¬
копа и предложил гипотезу о позднем происхождении древнейшего
в 111 ия св. Прокопа Vita minor16.
12 Бенедиктинский монастырь на юго-восток от Праги, основанный в три-
шлгых годах XI в.; существует уверенность в наличии связей между Сазавским
шиастырем и Русью, а также использовании там так называемой старославянской
имургии и глаголицы или кириллицы. Св. Прокоп (|1053) был первым аббатом
что монастыря, и уже в XI в. он пользовался в его стенах особым почитанием.
последующих аббата происходили из числа его родственников.
13 Novotny V. Zur bohmischen Quellenkunde. Der Monch von Sazawa. - Prag:
< i ska akademie, 1911. - Bd. 2. Позднее то же в Wihoda М. Sazavsky klaster v
i.lmvych souradnicich ceskych dejin 11. veku // Svaty Prokop, techy a stredni Evropa. -
1’ialia: Nakladatelstvi Lidove noviny, 2006. - S. 237-250.
14 Krofta K., Novotny V. Zur bohmischen Quellenkunde II. Der Monch von
..i/.awa. Prag 1911 // Cesky casopis historicky. - Praha, 1911. - R. 17. - S. 251-252.;
'.ninmer P. Svaty Prokop: Z pocatku ceskeho statu a cirkve. - Praha: Vysehrad, 2007. -
r./ s.
15 Jan L. Vaclav II. Struktury panovnicke moci. - Brno: Matice moravska, 2006. -
■<)() s.; Trestik D., Zemlicka J. О modelech vyvoje premyslovskeho statu // Cesky
■ .isnpis historicky. - Praha, 2007. - R. 105. - S. 122-163.
16 Kubin P. Byla kanonizace sv. Prokopa pouhou fikci? К otazee datovani Vita s.
I’mcopii Minor // Z plnosti Kristovy. Sbomik k devadesatinam Oto Madra. - Praha:
r.imielitanske nakladatelstvi, 2007. - S. 222-230.
51
Более поздние чешские святые до сих пор не пользовались
популярностью средр ученых17. Исключение представляет позити¬
вистски окрашенная диссертация Петра Кубина о блаженном Гроз-
нате18. Кроме того, нельзя не упомянуть о двух работах Петра Зом¬
мера, посвященных отшельнику Гюнтеру (|1045) и св. Прокопу,
где автор раскрывает связь между материальными интересами мо¬
настыря и почитанием святого19 20. Место культа четырнадцати свя¬
тых заступников в процессе усвоения христианских ценностей
(«второй христианизации») недавно проанализировал Петр Глава-
20
чек .
Но в чешской медиевистике помимо проблем, исследование
которых имеет уже свою собственную историю, существуют и
трудности принципиального характера: дело в том, что, за исклю¬
чением «Легенды Кристиана» и старославянских житий св. Вацла¬
ва, мы не располагаем критическими изданиями житийных памят¬
ников. Кроме того, до сих пор не вполне понятна история бытова¬
ния, Uberlieferungsgeschichte, отдельных рукописей21, не прояснены
17 Недавно пронш конференция, посвященная проблематике культа чеш¬
ских святых; см.: Svetci 1 jejich kult ve stfedoveku / Red. P. Kubin, H. Patkova, T.
Petracek. - Ceske Budejodce: Ustav dejin krest’anskeho umem Katolicke tealogicke
fakulty Univerzity Karlovyv Praze, 2006. - 410 s.
18 Kubin P. Blahodaveny Hroznata. Kriticky zivotopis. - Praha: Vysehrad,
2000. - 284 s.
19 Sommer P. Rezro а гапё stfedovёky Brevnov // Cesky casopis historicky. -
Praha, 1995. - R. 93. - S. £5-36; Sommer P. Svaty Prokop a jeho kult ve stfedovёku //
Svёtci a jejich kult ve stred^ku. - Ceske Budёjovice: Ustav dёjin krest’anskeho итёш
Katolicke teologicke fakuly Univerzity Karlovy v Praze, 2006. - S. 261-281.
20 Hlavacek P. Koistituovani kultu Ctmacti sv. Pomocniku v Йегпё ve 13. a 14.
stoleti: Nova zboznost rebo instrument proti krest’anskemu nonkonformismu? //
Theologicka revue. - Praia, 2002. - C. 73. - S. 53-62; Hlavacek P. «Cruce rubenti
signatum in pectore»: Krisocentricka dimenze kultu Ctmacti sv. Pomocniku v pozdnim
stfedovёku // Srdce Jeziscvo. Teologie - symbol - dёjiny. - Usti nad Labem: Albis
International, 2005. - S. 93-111. Петр Главачек - специалист по истории франци¬
сканского ордена в эгоху позднего Средневековья, см.: Hlavacek Р. Cesti
frantiskani па prelomu вйе^ёки а novovёku. - Praha: Academia, 2005. -218 s.
21 Исключение представляет книга UhlirZ. Literam i prameny
svatovaclavskeho kultu a icty ve vrcholnem a pozdnim stredovёku. - Praha: Narodni
knihovna CR, 1996. - 268 s. Сейчас вопросами рукописного контекста историогра¬
фических и агиографических текстов занимаются Анна Смекалова и Давид Калго-
ус.
52
ни их общественные функции, ни цели их создателей22 23. Мало вни¬
кшим до сих пор уделялось истории распространения культа
-1-. Вацлава за пределами чешских земель, хотя основная эвристи-
•к» кам работа, заключающаяся в составлении перечня упоминаний
" 'капских святых в календарях других стран, уже была проведе¬
на
Очерченный выше круг проблем отсылает нас к другой,
|чтьма прогрессивной и продуктивной ветви исследовательской
||мдпции, начало которой положил Франтишек Граус (1921-1989)
и которая, к сожалению, нашла последователей только за предела-
in Чехии24. (Конечно, одной из причин этого стала эмиграция
22 Некоторые результаты были достигнуты в работах: Banaszkiewicz J.
• .широк!, Vavrinec a Kristian, cili kratce о tom, jak se snezna a sevemi Bohemia
i и .i hi soucasti «pozehnane» Evropy // Dejiny ve veku nejistot. Sbomik kprilezitosti
и naiozenin Dusana Trestika. - Praha: Nakladatelstvi Lidove noviny, 2003. - S. 47-
' Kalhous D. Kristian und Grossmahren // Die friihmittelalterliche Elite bei den
nlKnn des ostlichen Mitteleuropas. - Brno: Archeologicky dstav AV CR, 2005. -
33; Kalhous D. Statnost v Kristianove legende. Kroli tradice pri formovani
i-м invslovskeho statu // Stat, statnost a ritualy vpremyslovskych Cechach. Problemy,
и i niy, otazky. - Bmo: Matice moravska, 2006. - S. 135-154; Kalhous D. Sv. Vaclav
ii"iniliarc opatovickeho. Kceske statnosti 12. veku // Querite primum regnum
i i Sbornik prispevku k pocte Jany Nechutove. - Bmo: Matice moravska, 2006. -
i W 365. Среди более ранних работ на эту тему нельзя не упомянуть следую¬
щим- Ludvikovsky J. Great Moravian Tradition in the 10th Century Bohemia and
i < j’l-nda Christiani // Magna Moravia: Sbomik k 1100. vyroci prichodu byzantske misie
и i Moravu. - Praha: SPN, 1965. - S. 525-566; Trestik D. Von Svatopluk zu Boleslaw
• Inohry. Die Entstehung Mitteleuropas aus der Kraft des Tatsachliches und aus einer
i-1- -• // The Neighbours of Poland in the 10th Century. - Warszawa: DiG, 2000. - S. 111-
i lb
23 Kubin P. Cesti svetci ve stredovekych mkopisech Durynska (Jena-Gotha-
i ihni-Vymar) // Acta Universitatis Carolinae: Philosophica et historica. Z pomocnych
• * I historickych. - Praha, 1995. - S. 12. - S. 9-71; Kubin P. Svatky ceskych svetcia ve
icdovckych rukopisech parizske Bibliotheque nationale de France // In omnibus
• iiHas. К pocte devadesatych narozenin prof. ThDr. Jaroslava Kadlece. - Praha:
i imliiium, 2002. - S. 344-422; Kubin P. Svatky ceskych svetcu ve stredovekych
nil.opiscch francouzskych knihoven a «kanonizacni akta» sv. Vojtecha v Parizi // Omnia
и Hi in probate. In memoriam doc. ThDr. PhDr. Karla Vrany. - Praha: Karolinum, 2005. -
’ /0 -284. В настоящее время работу о почитании св. Вацлава в империи как
■|мморс интеграции чешских земель в имперские структуры готовит Д. Калгоус:
| illious D. Sv. Vaclav za hranicemi. К svatovaclavske ucte v risi v 10. a 11. stoleti.
24 Исключение составляют интересные и укорененные в европейском со-
ииипогическом и литературоведческом дискурсе работы Павлины Рихтеровой.
« м Kychterova Р. Die Offenbarungen der heiligen Birgitta von Schweden. Ei—>
53
Грауса после 1968 г.) Граус начал заниматься агиографией уже в
конце 1950-х годов; его первой работой на эту тему стало исследо¬
вание роли насилия и чудесных освобождений заключенных в
средневековой житийной литературе25. Эта статья послужила от¬
правной точкой для создания его основополагающей во многих от¬
ношениях книги «Народ, правители и святые в империи Меровин-
гов», в которой было поставлено немало новых для мировой ме¬
диевистики вопросов и дано много необычных ответов, связанных
с соотношением жития и культа святого, проблемами «народной
религии», сакральности власти правителя, феноменом «святых
правителей». Кроме того, Ф. Граус задался в этой книге вопросами,
что такое собственно жития, зачем они возникали и как с ними
должен работать историк26. Изначально ученый предполагал и
дальше заниматься житиями свв. Вацлава и Людмилы, опираясь на
результаты проделанной работы, но в конечном итоге он затронул
эту проблематику лишь в нескольких небольших статьях27 и позд¬
нее посвятил себя в первую очередь исследованию позднего Сред¬
невековья: в частности, разрабатывал проблему маргиналов, а так¬
ие Untersuchung zur alttschechischen Ubersetzung des Thomas von Stitne, (um 1330 —
um 1409). - Koln: Bohlau, 2004. - 290 s.; Rychterova P. Zenska zboznost ve
stredoveku. Nektere aspekty jejiho vyzkumu // Dejiny zen aneb Evropska zena od
stredoveku do 20. stoleti v zajeti historiografie: Sbomik pnspevku z IV. pardubickeho
bienale 27-28. dubna 2006. - Pardubice: Univerzita Pardubice, 2006. - S. 115-124;
Rychterova P. Koncepce mnisstvi v nejstarsich prokopskych legendach // Historia
Monastica. - Praha: Filosofia, 2005. - D. 1. - S. 145-152.
25 Graus F. Die Gewalt bei den Anfangen des «Feudalismus» und die
«Gefangenbefreiungen» der merowingischen Hagiographie // Jahrbuch fur
Wirtschaftsgeschichte. - Berlin: Akademie Verlag, 1961. -Bd. 1. - S. 61-156.
26 Graus F. Volk, Herrscher und Heiliger im Reich der Merowinger. Studien zur
Hagiographie der Merowingerzeit. - Praha: Nakladatelstvi CSAV, 1965. - 533 S.;
Graus F. Hagiographische Schriften als Quellen der «profanen» Geschichte // Graus F.
Ausgewahlte Aufsatze 1959-1989. - Stuttgart: Thorbecke, 2002. - S. 29-49. Граус
считал житие в первую очередь орудием пропаганды в жанре «низкой» литерату¬
ры.
27 Graus F. St. Adalbert und St. Wenzel. Zur Funktion der mittelalterlichen
Heiligenverehmng in Bohmen // Europa Slavica - Europa Orientalis. Festschrift fur
Herbert Ludat zum 70. Geburtstag. - Berlin: Duncker & Humblot, 1980. - S. 205-231;
Graus F. Der Heilige als Schlachtenhelfer - zur Nationalisierung einer Wundererzahlung
in der mittelalterlichen Chronistik // Festschrift fiir Helmut Beumann zum 65.
Geburtstag. - Sigmaringcn: Thorbecke, 1977. - S. 330-348; Graus F. Bohmen und
Altsachsen. Zum Funktionswandel einer Sagenerzahlung // Festschrift fiir Walter
Schlesinger. - Koln: Bohlau, 1973. - Bd. 2. - S. 354 365.
54
лее методические вопросы^8. У Грауса не было непосредственных
последователей среди чехов, хотя к его ученикам принадлежат ве¬
дущие чешские историки старшего поколения.
Чешская наука 70-90-х годов XX в. уделяла внимание в ос¬
новном более приземленным, хотя и не менее важным аспектам
материального обеспечения средневековой церкви. Здесь, впрочем,
больший интерес вызывает богато документированная история вы¬
сокого и позднего Средневековья; о положении дел в раннем Сред¬
невековье мы до сих пор знаем лишь немногое. В последнее время
ряд проблем, связанных: с чешской раннесредневековой экономи¬
кой, включая и церковную, поставил молодой пражский ученый
Томаш Петрачек (р. 1972)28 29. Более традиционный взгляд предста¬
вил в своей обзорной работе Йозеф Жемличка (р. 1946)30. По
мнению этого исследователя (равно как и многих его предшествен¬
ников и современников, в первую очередь в польской историогра¬
фии), церковные институты изначально получали не непосредст¬
венно имущество, а часть от княжеских доходов. Соответственно,
согласно научной традиции, которую представляет Жемличка, они
находились в той же ситуации, что и тогдашние элиты, которые
юже жили в основном от доходов, закрепленных за определенной
должностью. Спустя много десятилетий чешская медиевистика
вновь вернулась к проблематике характера епископской десятины
олагодаря Павлу Болину, который в своей статье провел разграни¬
чение между так называемой епископской десятиной и десятой
частью княжеских доходов31.
Бесспорной заслугой пражского профессора Йозефа Чехуры
(р. 1952) стала его работа над темой имущества общин орденов,
28 В частности, особую важность имеет его работа по истории ментально-
«ш, впервые опубликованная в сборнике, изданном по итогам им же проводив¬
шейся конференции, см.: Graus F. Mentalitat: Versuch einer Begriffsbestimmung und
Methoden der Untersuchung // Graus F. Ausgewahlte Aufsatze 1959-1989. - Stuttgart:
Ihorbecke, 2002. - S. 371-411.
29PetracekT. Fenomen darovanych lidi v ceskych zemich 11-12. stoleti. К
poznani hospodarskych a socialmch dejin ceskych zemi doby knized. - Praha:
Mlozoficka fakulta (Jniverzity Karlovy, 2003. - 287 s.
30 Zemlicka J. Giitterausstatung der altesten Benediktinerkloster in Bohmen //
I >cr heilige Prokop, Bohmen und Mitteleuropa. Internationales Symposium. Benesov -
Дп/.ava 24-26. September - Praha: Filosofia, 2005 - S. 289-301.
31 Bolina P. Prispevek k interprctaci Kosmovych desatkovych udaju. К 880.
vyioci umrti kronikare // Cesky casopis historicky. - Praha, 2005. - R. 103. - S. 828-
55
живших за пределами городов. Ученый, в частности, указал на не¬
постоянство их экономического положения и на основе изучения
документов об основании монастырей и городских реестров про¬
демонстрировал, что формирование монастырских владений нередко
являлось не результатом многолетних целенаправленных усилий, а,
скорее, плодом случая, одномоментного решения. Он также указал
на сосуществование в практике управления отдельными имениями
множества самых разных организационных принципов, отвергнув
представление о том, что все они управлялись единообразно32.
В чешской историографии Средних веков немало внимания
уделяется истории цистерцианского ордена, который нашел своего
исследователя в лице пражского археолога Катержины Харватовой
(р. 1950). Ее перу принадлежит на данный момент двухтомная ис¬
тория цистерцианского ордена в Чехии; ее работы относятся к той
же, описанной выше, научной традиции33. Монография об истории
32 Итоги исследований - в работе: Cechura J. Die Struktur der
Grundherrschaften im mittelalterlichen Bohmen unter besonderer Beriicksichtigung der
Klosterherrschaften. - Stuttgart: Fischer, 1994. - 162 s.; Cechura J. Brevnov a Strahov
na pocatku 15. stoleti // Historia docet. - Praha: Historicky ustav CSAV, 1992. - S. 35-
45; Cechura J. Chotesov v 15. stoleti. - Minulosti zapadoceskeho kraje. - Plzen, 1991. -
R. 27. - S. 51-78; Cechura J. Velkostatek klastera Osek v letech 1310-1419 // Casopis
Narodniho muzea. - Praha, 1991. - Rada A, sv. 160. - S. 20-^16; Cechura J. Rozsah a
dynamika sekularizace cirkevnich statku v zapadnich Cechach na pocatku husitske
revoluce v letech 1419-1420 // Pravnehistoricke studie. - Praha, 1989. - R. 29. - S. 43-
69; Cechura J., Ryantova M. Urbar klastera Brevnov z roku 1406 // Casopis Narodniho
muzea. - Praha, 1992. - Rada A, sv. 161. - S. 79-107; Cechura J., Ryantova M.
Hospodarstvi klastera Brevnov na pocatku 15. stoleti // Milenium brevnovskeho
klastera, (993-1993). - Praha: Karolinum, 1993. - S. 197-206; Cechura J. Vladari
chotesovskeho klastera // Husitstvi - Reformace - Renesance. Sbomik k 60.
narozeninam Frantiska Smahela. - Praha: Historicky ustav, 1994. - S. 239-250;
Cechura J. Urbar klastera Strahov z roku 1410 // Bibliotheca Strahoviensis. - Praha,
1995. - Sv. 1. - S. 25-44; Cechura J. Statky klastera Pomuk pred rokem 1420 // Minu¬
losti zapadoceskeho kraje. - Plzen, 1997. - R. 32. - S. 7-18; Cechura J. Zakup na stat-
cich vysehradske kapituly ve 14. a 15. stoleti // Pravnehistoricke studie. - Praha, 1997. -
R. 34. - S. 39-62; Cechura J. Grangia sive curia. Terminy, vyznamy a myty cisterciaku
v Cechach ve vrcholnem a pozdnim stredoveku // Casopis Narodniho muzea. - Praha,
2000. - Rada A, sv. 169. - S. 12-^11; Cechura J. Dve studie k sociable ekonomickemu
vyvoji klastemiho velkostatku v predhusitskych Cechach // Sbomik Narodniho musea. -
Praha, 1989. - Rada A, sv. 1. - S. 71.
33 Итоги исследований в: Charvatova К. Dejiny cisterckeho radu v Cechach
1142-1420. Fundace 12. stoleti. - Praha: Karolinum, 1998. - D. 1. - 367 s.; Charvato¬
va K. Dejiny cisterckeho radu v Cechach, 1142-1420. Klastery zalozene ve 13. a 14
stoleti. - Praha: Karolinum, 2002. - D. 2. - 402 s. Кроме того, cp. Charvatova K. —>
56
muтерцианского ордена имеет скорее фактографический характер;
i н и тральное место в ней занимает анализ функции монастырей ор-
|1*па в процессе освоения территорий и вообще в экономической
ыгши страны. К. Харватова подвергла сомнению традиционное
представление о том, что цистерцианцы играли в этом процессе
| лючевую роль.
Пражский историк Душан Фольтын (р. 1963) в последнее
премя проявляет оправданный интерес к изучению меньших, под¬
чиненных монастырям обителей, таких как скиты34. Исследование
и \ истории позволяет более детально проанализировать внутрен¬
нюю организацию монастырей, а также, с одной стороны, просле-
||| I ]> процесс врастания монастырей в социальные институты края,
* чругой стороны, выявить их роль в формировании этих институ¬
ту Душан Фольтын немало сделал и для создания энциклопедий
чешских и моравских монастырей35.
imrnlafe klastemi'ch dvoru // Archeologia historica.- Praha, 1990. - R. 15. - S. 125—
ill, Charvatova K. Zenska vetev cisterckeho fadu v Cechach a na Morave, (13-15.
// Medievalia historica Bohemica. - Praha, 1991. - R. 1. - S. 297-315; Charva-
<m\ a 1C Kolonizace plaskeho klastera 1145-1250 // Muzejni a vlastivedna prace. - Praha:
mu Ini muzeum, 1992. - R. 30. - S. 73-83, 223-232; Charvatova K. Postup vystavby
i i» ickych klasteru v Cechach // Medievalia historica Bohemica. - Praha, 1993. - R. 3. -
. I‘)9 223; Charvatova K. Vyvoj osidleni na panstvi klastera v Teple ve 13. stoleti //
Hi .loricka geografie. - Praha: Historicky ustav, 1995. - R. 28. - S. 71-92; Charvatova
i IMuh a sekera: hospodarstvi a osidlovaci proccsy na panstvich ceskych klasteru ve 13.
i"loii // Muzejni a vlastivedna prace. - Praha: Narodni muzeum, 1998. - R. 36. - S. 65-
4. ( harvatova K. Dejiny plaskeho klastera ve 12. a 13. stoleti // 850 let plaskeho klas-
!■ i.i. (1145-1995). Sbomik prispevku seminare «Vyvoj a vyznam plaskeho klastera pro
• ■ .Ко dejiny» poradaneho v Marianske Tynici ve dnech 31. 5-2. 6. 1995. - Marianska
i nice: Muzeum a galerie sevemiho Plzenska, 1995. - S. 5-18; Charvatova K. Cesty
I. vch cisterciackych opatu na generalni kapituly // Historia Monastica. - Praha:
i .l«.sofia, 2005. - D. 1. - S. 215-238.
34 Foltyn D. Celly a proboststvi klastera sv. Jana Krtitele na Ostrove. Zamysleni
mil problematikou benediktinskych pobocnych domu v rane stredovekych Cechach //
• • и v Prokop, Cechy a stredni Evropa! - Praha: Nakladatelstvi Lidove noviny, 2006. -
' /7 -289; Foltyn D. Patronatni kostely Sazavskeho klastera - prispevek k uvaham о
nc/.i predhusitskeho klastemiho panstvi // Historia Monastica. - Praha: Filosofia,
"0 - D. 1. - S. 153-162; Foltyn D. К typiim a funkeim cisterciackych proboststvi v
i • dhusitskych Cechach // 900 let cisterciackeho fadu. Sbomik z konference konane 28-
4 9. 1998 v Brevnovskem klastcre v Praze. - Praha: Unicornis, 2000. - S. 79-95.
ъ Encyklopedie ceskych klasteru / Red. P. Vldek, P. Sommer, D. Foltyn. -
гi.111;i: Libri, 1997. - 782 s.; Encyklopedie moravskych a slezskych klasteru / Red.
i» I nltyn a kol. - Praha: Libri, 2005. - 878 s.
57
Продолжая традиции Вацлава Ванечека (1905-1985)36, пра¬
вовым аспектом жизни монастырей занимается историк из Брно
Томаш Боровский (р. 1972), который в своей диссертационной ра¬
боте пересмотрел границы так называемых «прав основателя». Ре¬
зультатом его исследований стало прояснение экономической роли
монастырей в средневековом обществе Моравии, а также их юри¬
дических обязательств в отношении правителя края и основателя37.
Интересный подход к проблеме возникновения приходской
системы предложили пражские археологи И. Стефан и
Л. Варадзин, которые интерпретировали факт перемещения погре¬
бений в непосредственную близость церквей на рубеже XI-XII вв.
как знак перемен в структуре чешской церкви, а также, вероятно, в
мышлении людей. Эти перемены, в свою очередь, и привели к
формированию приходских структур38.
Вопросы формирования приходской системы занимают важ¬
ное место и в работе архивариуса из Кутной Горы Войтеха Ванека,
который в своем исследовании о размере папской десятины под¬
черкнул, в частности, необходимость исследовать положение каж¬
дой приходской церкви в отдельности. Путем детального анализа
археологических и письменных, а также архитектурных источни¬
ков В. Ванек доказал существование определенной корреляции
между возрастом церкви и размером ее финансирования (а значит,
и папской десятины)39. Таким образом, он не только не опроверг
36 Vanecek V. Zaklady pravniho postaveni klasteru a klastemiho velkostatku ve
starem ceskem state. - Praha: Bursik a Kohout, 1933-1939. - D. 1-3. Под «правами
основателя» он понимал право основателей монастырей или их наследников полу¬
чать доход от монастырского имущества и принимать решение о выборе настояте¬
ля. Ванечек выступал против упрощенной идеи «Eigenkirche», частной церкви. В
то же время он отрицал гипотезу о том, будто все чешские монастыри подчиня¬
лись королю, и возможность контролировать монастырское имущество объяснял
исходя из прав основателя.
37 Borovsky Т. Klastery, panovnik a zakladatele па stredoveke Morave. - Brno:
Matice moravska, 2005. - 298 s.
38 Stefan I., Varadzin L. Pocatky farm organizace v Cechach a na Morave ve
svetle vypovedi archeologickych ргатепй. - Mode of access: http://uprav.ffxuni.cz.
39 Vanek V. Rejstriky papezskych desatku a moznosti jejich vyuziti // Cesky
casopis historicky. - Praha, 2002. - R. 100. - S. 497-521. Сейчас число трудов о воз¬
никновении и эволюции приходской структуры в чешских землях значительно
расширил ценный сборник Cirkevni topografie a farm sif prazske cirkevm provincie v
pozdnlm stredoveku. - Praha: Filosofia, 2007, который автору удалось увидеть толь¬
ко в корректуре.
58
прежние выводы Р. Новы по этому поводу40, а напротив, подтвер¬
дим их правдоподобие.
Научные работы, в которых процесс возникновения различ¬
ных церковных институтов исследуется как в связи с историей за¬
рождения и развития городов, так и в связи с формированием сел и
•п-ревень, также принадлежат, скорее, традиционному направлению
исследований. К их числу, в частности, относятся статьи Либора
Чнл и Мартина Вигоды (р. 1967), посвященные целому ряду част¬
ных вопросов институционального и экономического развития
• родневековой чешской церкви раннего и высокого Средневековья,
например, взаимосвязям между процессом становления сети цер-
| шшых институтов и освоением территорий, а также формирова¬
нием памяти края41.
40 См. прим. 61.
41 Jan L. Pocatky benediktinu па Morave a rajhradsky klaster // Ve stopach sv.
ivnrdikta. Sbomik prispevku z konference Stredoveke klastery v zemich Koruny ceske
I «mane ve dnech 24-25. kvetna 2001 v Trebici. - Brno: Matice moravska, 2002. -
. 1‘) 27; Jan L. Slavkov u Bma a vznik komendy nemeckych rytiru // Casopis Matice
mniavske. - Brno, 1988. - R. 107. - S. 265-279; Jan L. Ivanovice na Hane a johanitsky
i.»«I Pfispevek k poznani struktury a ekonomiky rytirskych duchovnich rad do konce 15.
inkMi // Casopis Matice moravske. - Brno, 1992. - R. 111. - S. 199-226; Jan L. Neko-
iil poznamek k nejstarsi cirkevni organizaci na Znojemsku // Casopis Matice moravske. -
г-i11<>, 1997. - R. 116. - S. 39-51; Jan L. Templari v Cejkovicich // Sbomik praci Filo-
• •lu kc fakulty Bmenske university. - Brno, 2000. - Rada C, sv. 47. - S. 47-69; Jan L.
I >1.- .lohaniter in Bohmen: Bild des Lebens // Colloquia Torunensia Historica. - Torun,
■iи) |. - R. 11. - S. 183-196; Wihoda M. Prichod radu nemeckych rytiru do ceskych
■ mi // Casopis Slezskeho musea. - Opava, 1992. - Rada B, sv. 41. - S. 7-10; Jan L.
i’n/sali a struktura radu nemeckych rytiru na Opavsku ve 13. stoleti // Casopis
I- 'skeho musea. - Opava, 1992. - Rada B, sv. 41. - S. 97-102; Jan L. Stagnace a
4|uc!ek radu nemeckych rytiru na Opavsku ve 14. a na pocatku 15. stoleti // Casopis
■livskcho musea. - Opava, 1992. - Rada B, sv. 41. - S. 200-209; Jan L. Causa Podivin //
• .r.opis Matice moravske. - Brno, 1998. - R. 117. - S. 279-291; Jan L. Patnact minut
I.i \ v olomouckeho kanovnika Sifrida // Pater familias. Sbomik prispevku k zivotnimu
ini>■ leu Prof. Dr. Ivana Hlavacka. - Praha: Scriptorium, 2002. - S. 193-203; Jan L.
i nediktinska kapitola v dejinach klastera Hradisko u Olomouce // Ve stopach sv.
i ncdikta. Sbomik prispevku z konference Stredoveke klastery v zemich Koruny ceske
i«mane ve dnech 24-25. kvetna 2001 v Trebici. - Brno: Matice moravska, 2002. -
M> 38; Jan L. Das Sazava-Kloster in ideologischen Koordinaten der bohmischen
«и .eliichte des 11. Jahrhunderts // Der heilige Prokop, Bohmen und Mitteleuropa.
ini'-mationales Symposium Benesov - Sazava 24-26. September 2003. - Praha:
I ilnsoiia, 2005. - S. 257-271; Kalhous D. Stara Boleslav v pisemnych pramenech
i iikdio stredoveku // Stara Boleslav. Premyslovsky hrad v ranem stredoveku. - Praha:
\m liL‘ologicky ustav AV CR, 2003. - S. 17-28.
59
Другое значимое направление чешской медиевистики - исто¬
рия культуры - тоже не порывает с прежними методологическими
традициями и всячески культивирует исследования в области
вспомогательных исторических дисциплин. Родоначальником это¬
го направления стал палеограф из Брно М. Флодр (р. 1929), кото¬
рый занимался документами, вышедшими из скриптория епископа
Индржиха Здика (1126-115О)42 в городе О.ломоуце. Ныне ведущим
его представителем, бесспорно, является профессор кафедры вспо¬
могательных исторических дисциплин Карлова университета
Зденька Гледикова (р. 1938). Исследовательница обогатила чеш¬
скую медиевистику целым рядом работ, посвященных кодикологи-
ческой проблематике, а именно - обширным рукописным собрани¬
ям церковных учреждений43 и истории единичных, но от этого не
менее интересных манускриптов44. Она таюке занималась историей
церковного управления45, причем не только публиковала ценные
42 Flodr М. Skriptorum olomoucke. - Praha: SFN, 1960. - 299 s.
43 Hledikova Z. Svatojirske kalendare abatyse Kunhuty // Acta Universitatis
Carolinae: Philosophica et historica. Z pomocnych ved historicky ch. - Praha, 1991. -
R. 9. - S. 61-81; Hledikova Z. Poznamka ke svatojirskeimu skriptoriu kolem roku 1300 //
Documenta Pragensia. - Piaha, 1990. - R. 10. - S. 31-49; Hledikova Z. Kultumi
prostredi vysehradske kapituly na pocatku 13. stoleti Л Kralovsky Vysehrad. Sbomik
prispevkii k 900. vyroci umrti prvniho ceskeho krale Vratislava II, (1061-1092). -
Praha: Kralovska kolegiatni kapitula sv. Petra a Pavlai na Vysehrade, 1992. - D. 1. -
S. 93-103; Hledikova Z. Ucta sv. Ludmily mezi 12. at 14. stoletim a jeji formovani v
klastere sv. Jin na Prazskem hrade // Nomine Liudmilam. Sbomik praci k pocte svate
Ludmily. - Melnik: Mesto Melnik, 2006. - S. 41-53.
44 Hledikova Z. Nejstarsi brevnovsky rukopiis // Milenium brevnovskeho
klastera, (993-1993). - Praha: Karolinum, 1993. - SJ. 41-52; Hledikova Z. Rukopis
vatikanske knihovny Chigi Q.II.51 // Studie о rukopisech. - Praha, 1996. - R. 31. -
S. 35-44; Hledikova Z. Kodex Reg. lat. 14 - Evangeliar sv. Vaclava nebo sv. Vojtecha? //
In omnibus caritas. К pocte devadesatych narozenin prof. ThDr. Jaroslava Kadlece. -
Praha: Karolinum, 2002. - S. 203-232.
45 Hledikova Z. Soudni akta generalnich vikanu // Sbomik archivnich praci. -
Praha, 1966. - R. 16. - S. 157-171; Hledikova Z. Symody v prazske diecezi v letech
1349-1419 // Ceskoslovensky casopis historickoy. - Pmha, 1970. - R. 18. - S. 117-146;
Hledikova Z. Korektori kleru prazske dieceze // Pravnehiistoricke studie. - Praha, 1971. -
R. 16. - S. 71-111; Hledikova Z. Ceska visitacni interr-ogatoria do pocatku 15. stoleti //
Ceskoslovensky casopis historicky. - Praha, 1968. - R. 16. - S. 71-98; Hledikova Z.
Prazska metropolitni kapitula, jeji samosprava a postaweni do doby husitske // Sbomik
historicky. - Praha, 1972. - R. 19. - S. 5-48; Hledikova Z. (Arci)biskupsky dvur v
Praze do doby husitske // Documenta Pragensia. - Praha, 1991. - R. 9. - S. 341-360;
Hledikova Z. Cancellaria Johannis de Drazic // Acta Universitatis Carolinae:
Philosophica et historica. Z pomocnych ved historickych. - Praha, 1991. - S. 9. >
60
IIпиитические исследования, но и издавала сами документы46. В
• и иове ее работ в области изучения отношений чешской церкви и
п.шства47 лежали тщательные изыскания в римских библиотеках и
||»\мвах; итогом стало издание первого тома папских посланий,
имеющих отношение к чешским землям, - Monumenta Vaticana res
. ’9 59; Hledikova Z. Slechta a hierarchie v Cechach od druhe poloviny 13. do
pi.i ,i(ku 15. stoleti // Medievalia historica Bohemica. - Praha, 1991. - R. 1. - S. 57-87;
Mlnlikova Z. Donace cirkevnim institucim v Cechach v prvem dvacetileti 15. stoleti.
■ i.ihsiicky prehled // Husitstvi - Reformace - Renesance. Sbomik k 60. narozeninam
i i.miiska Smahela. - Praha: Historicky ustav, 1994. - S. 251-260; Hledikova Z.
’ 'nknvske dekanaty ve stredovekych Cechach // Pocta prof. JUDr. Karlu Malemu,
im.'vc., k 65. narozeninam. - Praha: Karolinum, 1995. - S. 112-123; Hledikova Z.
•.••fliradske proboststvi a ceske kanclerstvi v prvni polovine 14. stoleti // Karlovsky
, .rluad. Sbomik prispevku ke kresfanskemu mileniu a k posveceni novych zvonii na
i ipiiulnim chramu sv. Petra a Pavla. - Kostelni Vydri: Karmelitanske nakladatelstvi,
ни I. D. 2. - S. 74-89; Hledikova Z. Pisemnosti cirkevni spravy prazske (arci)dieceze
po/dnim stredoveku // Cirkevni sprava a jeji pisemnosti na prelomu stredoveku a
iK'vovcku. - Praha: Karolinum, 2003. - S. 27-38; Dobes J., Hledikova Z., Janak J.
i»- мну spravy v ceskych zemich od pocatku statu po soucasnost- Praha: Nakladatelstvi
i и love noviny, 2005. - 568 s.
46 Protocollum Visitationis archidiaconatus Pragensis annis 1379-1382 per
г 1111 uni de Janowicz, archidiaconum Pragensem, factae. Visitacni protokol prazskeho
m ipilienstvi prazskeho arcijahna Pavla z Janovic z let 1379-1382 / Ed. I. Hlavacek, Z.
ill. dikova. - Praha: Academia, 1973. - 529 s.; Prazske synody a koncily predhusitske
■ l.ihv / Ed. J. V. Pole, Z. Hledikova. - Praha: Karolinum, 2002. - 319 s.; Hledikova Z.
!«>\c nalezeny text prazskeho synodalniho statutu ze srpna 1308 // Cesky casopis
In .ioi icky. - Praha, 2005. - R. 103. - S. 116-127.
47 Hledikova Z. Prokuratori ceskych pnjemdi u kurie do r. 1419 // Acta
i 'in versitatis Carolinae: Philosophica et historica. - Praha, 1971. - S. 3-4. - S. 65-109;
Nl.-dikova Z. Pronikani kurialniho centralismu do ceskych zemi // Cesky casopis
in и>iicky. - Praha, 1990. - R. 88. - S. 3-33. Работа выполнена на основе грамот о
чрмиилегиях, дарованных до 1342 г. Использованы исследования Ersil J. Visitatio
|и|mпип ss. apostolorum ceskych prelatu v dohe Karlove // Sbomik historicky. - Praha,
r* ><>. R. 4. - S. 5-32; Ersil J. Spravni a fmaneni vztahy avignonskeho papezstvi k
• • Ivin zemim ve treti ctvrtine 14. stoleti. - Praha: CSAV, 1959. - 138 s.; Ersil J.
■ и/mi cirkevnimi davkami v Cechach na pocatku 15. stoleti. К otazee papezskeho
-I- - ilkli z roku 1403 // Ceskoslovensky casopis historicky. - Praha, 1962. - R. 10. -
* l \ 555; Ersil J. Papezske exspektance in communi forma pauperum na ceska bene-
in u ve 14. a na pocatku 15. stoleti // Sbomik Pamatniku narodniho pisemnictvi. -
i*i.111.i, 1971. - R. 5-6. - S. 105-137; Ersil J. L'Eglise de la Boheme et la Cour
i mi ificale jusqu'au milieu du quatorzieme siecle // Communio viatomm. - Praha, 1973. -
г U>. -S. 163-183.
61
gestas bohemicas illustrantia4*. После 1989 г. исследовательница 4
возглавила Чешский Исторический институт в Риме и стала коор- ,
динатором работ по подготовке последующих томов издания. Кро- |
ме того, она является автором весьма новаторской монографии о j
последнем пражском архиепископе Яне IV из Дражиц (f 1343) . \
Иван Главачек (р. 1931)48 49 50 51, также профессор кафедры вспомо- <
гательных исторических дисциплин Карлова университета, внес
свой вклад в это направление исследований рядом небольших ста¬
тей, посвященных истории библиотек отдельных монастырей., а
также подготовил учебник по латинской кодикологии, куда вклгю-
чен перечень каталогов манускриптов, сохранившихся в чешских
землях31.
В русле того же подхода следует рассматривать и труды
пражского исследователя Павла Спунара (р. 1928). Последним и
наиболее значимым его вкладом в историографию стал давно ожи¬
давшийся, написанный совместно с известным историком искусств
Анежкой Мергаутовой (р. 1919)52 труд о так называемом
48 Acta Clementis V., Johannis XXII et Benedicti XII, 1305-1342 / Ed. Z. Hledi-
kova. - Pragae: Academia, 2003. - 893 s.
49 Hledikova Z. Biskup Jan IV. Z Drazic, (1301-1343). - Praha: Karolinium,
1992.-206 s.
50 Hlavacek 1. Knihy a knihovny v ceskcm stredoveku. Studie k jejich dejimam
do husitstvi. - Praha: Karolinum, 2005. - 395 s.; Hlavacek I. Prispevky k starsim
dejinam knihovny brevnovskeho klastera. Od nejstarsich dob do roku 1420 // Milenium
brevnovskeho klastera, (993-1993). - Praha: Karolinum, 1993. - S. 53-65; Hlavacek I.
Poznamky ke knihovne kartuzianu v Dolanech v dobe predhusitske // Studie о
rukopisech. - Praha, 1991. - R. 28. - S. 3-12; Hlavacek I. Materialie k dejiniam
knihovny prazske kartouzy // Ars baculum vitae. Sbomik studii z dejin umeni a kultiury
k 70. narozeninam prof. PhDr. Pavla Preisse, DrSc. - Praha: Narodni galerie, 1996. -
S. 33-39; Hlavacek 1. Zisterziensische Bibliotheken Bohmens in der vorhussitisclhen
Zeit. Mitte des 12. Jahrhunderts - 1420 // Mediaevalia Augiensia. Forschungen :zur
Geschichte des Mittelalters. - Stuttgart: Thorbecke, 2001. - S. 375-406.
51 Hlavacek I. Uvod do latinske kodikologie. - Praha: Karolinum, 1994. - 96 s.
52 А. Мергаутова является также автором ряда работ о раннесредневековюм
искусстве, в частности, подробной истории чешской раннесредневековой аржи-
тектуры (Merhautova A. Rane stredoveka architektura v Cechach. - Praha: Academia,
1971. - 383 s. Из менее крупных работ, к примеру: Merhautova A. Bazilika sv. Viita,
Vac lava a Vojtecha // Katedrala sv. Vita v Praze. К 650. vyroci zalozeni. - Pralha:
Academia, 2004. - S. 16-24; Merhautova A., Sommer P. Strahovsky klaster. Jeho
zalozeni a romanska bazilika // Umeni. - Praha: Ustav dejin umeni AV CR, 1999'. -
R. 47. - S. 154-168). Ей принадлежит ряд работ о прикладном и декоративном ис¬
кусстве, см.: Merhautova A. Znojemska rotunda a jeji nastenne malby // Krzemienska В.,
Merhautova A., Trestik D. Moravsti Premyslovci ve znojemske rotunde. - Praha: —►
62
| "|им1;щионном евангелистарии (богослужебная книга, в которой
" I - I евангелий организован не в порядке следования евангели-
">к, ;i календарно, согласно с церковными чтениями. - Прим. пе-
.. ) короля Братислава II (около 1085)53, в которой Спунар завер¬
ши, i работу, начатую литургическим анализом этого памятника54.
11- • игдования данного манускрипта как с палеографической, так и
ммургической и искусствоведческой точки зрения показали, что
■ •• • к мы имеем дело не с произведением одного из чешских или
шр.пн/ких монастырских скрипториев (сам факт существования
| - и те времена сомнителен), но с рукописью, возникшей, скорее
|«- м>, в империи, вероятно, на юге, в Баварии.
Двум схожим манускриптам, так называемому Святовитско-
| ппокалиписису и Забрдовицкому евангелистарию, посвящена
м|им Iранная монография Павола Черны (р. 1942), историка ис-
| -« мы, живущего и работающего в Оломоуце. Ученый пришел к
1 и точению, что и эти рукописи были созданы за пределами чеш-
■ | иземель, скорее всего, в Баварии55.
11а границе области вспомогательных исторических дисцип-
мш работает также ученый из Оломоуца Ян Бистршицкий
| "ill, 2000. - 135 s.; Merhautova A. Vznik a vyznam svatovaclavske pfilby //
\ ;lovsky stat kolem roku 1000. Na pamet’ knizete Boleslava II. (+ 7. unora 999). -
i i ill.i Nnkladatelstvi Lidove noviny, 2000. - S. 85-92; Merhautova A. Hreben zvany
ii«»vojtessky // Septuaginta Paulo Spunar oblata (70+2). - Praha: KLP, 2000. -
I но 171. Важнейший ее труд - несомненно, книга: Merhautova A., Trestik D.
| i- -i\r proudy v ceskem umdni 12. stoleti. - Praha: Academia, 1985. - 119 s., где pac-
• iи М-..1ПСЯ связь искусства и общественной жизни раннесредневековой Чехии.
Merhautova A., Spunar Р. Kodex vysehradsky. Komnovacni evangelistar
I In) ceskeho krale. - Praha: Academia, 2006. - 218 s. Cp. Cemy P. Kodex vyse-
'»i i.l .ky, «korunovacni characten> jeho iluminovane vyzdoby a nektere aspekty «poli-
"■ l г icologie» 11. stoleti // Kralovsky Vysehrad. Sbomik prispdvku ke krest’anskemu
ни!, nni a k posvdceni novych zvonu na kapitulnim chramu sv. Petra a Pavla. - Kostelni
-In Karmelitanske nakladatelstvi, 2001. - D. 2. - S. 32-56; Cemy P. Zobrazeni
■ .mvani Panny Marie v Kodexu vysehradskem a Kodexu hnezdenskem. Pokus о
i lull ikonografickou interpretaci // Pro arte. Sbomik k pocte Ivo Hlobila. - Praha: Arte-
1 .• inn,, 2002. — S. 41—49.
S4 Spunar P. О Kodexu vysehradskem z liturgickeho hlediska // Ceskoslovensky
i "|ns historicky. - Praha, 1968. - R. 16. - S. 755-783.
Cemy P. Evangeliar zabrdovicky a Svatovitska Apokalypsa. - Praha: Acade-
"n.i ’004. - 378 s. Cp. также: Cemy P. Das Leben des hi. Adalbert von Prag auf der
iii"ii/dur zu Gnesen // Tausend Jahre Benediktiner in den Klostem Brevnov, Braunau
. mi I Kohr im Auftrag der Abteien Brevnov und Braunau in Rohr. - St. Ottilien: EOS-
. ihg, 1993.-S. 157-216.
63
(р. 1930), как это видно, в частности, из его статьи, посвященной
так называемому Здикову гомилиарию и содержащей пространное
и подробное исследов.ание источников, которыми предположитель¬
но пользовался его автор56. Позднее Бистршицкий обратился к до¬
кументам оломоуцкого епископства и написал несколько обшир¬
ных работ о грамотах и других текстах, вышедших из-под пера
епископа Индржиха Здика57 и некоторых его преемников на епи¬
скопской кафедре Оломоуца58. Он также опубликовал небольшую,
но ценную статью о соотношениях древнейших чешских докумен¬
тов эпохи Братислава II (1061-1092), относящихся к мона¬
стырю Градиско и капитулу каноников в Стара-Болеслав59.
Древнейшей историей пражского епископства с этой точки
зрения занимался, в первую очередь, Ростислав Новы (1932-1996).
При этом его интересовали как вопросы дипломатики и сфрагисти¬
ки60, так и проблемы, находящиеся на стыке экономической, соци¬
альной и церковной истории61.
56 Bistricky J. К tak zvanemu Zdikovu Homiliari // Listy filologicke. - Praha,
1960. -R. 83.-S. 106-115.
57 Здесь автор отступает от традиционной хронологии и полностью меняет
датировку этих документов. См. последнюю его статью: Bistricky J. Zdikovy listiny //
Cesky casopis historicky. - Praha, 1998. - R. 96. - S. 292-306. Подробнее: Bistric-
ky J. Studien zum Urkunden-, Brief- und Handschriftenwesen des Bischofs Heinrich
Zdik von Olmiitz // Archiv fur Diplomatic - Koln, 1980. - Bd. 26. - S. 135-258. Cp.
возражения Bolina P. К interpretaci a datovani Zdikovych listin // Cesky casopis
historicky. - Praha, 1999. - R.. 97. - S. 273-292.
58 Bistricky J. Ubersicht iiber das Kanzlei- und Urkundenwesen der Olmiitzer
Bischofe in den Jahren 1303—1364 // Mediaevalia Bohemica. - Praha, 1969. - R. 1. -
S. 30-50.
59 Bistricky J. Zakladaci listiny klastera Hradiska u Olomouce a pocatky ceske
panovnicke listiny // Vlastivedny vestnik moravsky. - Brno, 1993. - R. 45. - S. 131-
136. Бистршицкий предположил, что самым древним документом является грамо¬
та оломоуцкого князя Оттона (1061-1087), которую нотариус короля Братислава
использовал во второй грамоте (уже связанной с именем Братислава), а также при
составлении документа, учреждающего капитул в Стара-Болеслав.
60 Novy R. Peceti prazskych a olomouckych biskupu // Sbomik archivnich praci. -
Praha, 1960. - R. 10. - S. 181-214; Novy R. Listiny prazskych biskupu 11-14. stoleti. -
Praha: Universita Karlova, 1960. - 165 s.; Novy R. Diplomaticke poznamky k donacnim
listinam ceskych klasteru a kapitul do konce 12. stoleti // Studia medievalia Pragensia. -
Praha, 1991. - R. 2. - S. 125-146; Novy R. К zakladaci listine prazskeho biskupstvi //
Traditio et cultus. - Praha: Karolinum, 1993. - S. 13-19.
61 Novy R. Ostrovske urbare z let 1388 a 1390 // Sbomik Narodniho musea. -
Praha, 1961. - Rada A, sv. 15. - S. 1-44; Novy R. К socialnimu postaveni farskeho
klcru v Cechach v dobe predhusitske // Sbomik historicky. - Praha, 1962. - R. 9. ►
64
К направлению исследований, ориентированному на вспомо-
| ||<-|||,ные исторические дисциплины, можно отнести также работы
■ iк пианиста в области кодикологии и дипломатики Иржи Пражака
I г> 2002). Хотя изначально предполагалось, что он станет одним
in издателей «Чешского дипломатария», который должен был ca¬
l' ржать все грамоты и указы, изданные до 1310 г. и имеющие от-
п"шспие к чешским землям62, позднее он занимался в основном
| "З.П кол огней. И. Пражак является автором нескольких небольших
■ м I ей по этой тематике, а также составителем нескольких катало-
|"п рукописей63 64. В своих работах по дипломатике ученый доказы-
"111 существование нотариальных протоколов в чешских землях, а
i n' же приводил аргументы в пользу наличия здесь «книг дарений»,
libii iraditionum, которые известны нам только по Баварии и Шва-
, (И
<>1Ш .
К младшему поколению исследователей, которые тем не ме-
n«v уже внесли свой вклад в издание новых источников, принадле¬
жит Павел Крафл из Брно (р. 1971), на протяжении длительного
и|измени работающий над проблемами церковного права вообще и
* опорных постановлений в частности. На эту тему он написал дис-
* (‘ртацию, а также подготовил издание соборных постановлений
<»помоуцкого диоцеза65.
. I *7-192; Novy R. Strahovsky urbar z roku 1410. PrispSvek ke studiu struktury pred-
Im.itskeho velkostatku // Zapisky katedry ceskoslovenskych dejin a archivniho studia. -
iv.ha, 1963. -R. 7. - S. 39-69.
62 Prazak J. Privilegium Premysla I. pro Doksany a jeho konfirmace z r. 1276 //
Ixunik archivnich praci. - Praha, 1955. - R. 5. - S. 159-203; Prazak J. Ke kritice
««-skych aktu 12. stoleti // Sbomik archivnich praci. - Praha, 1958. - R. 8. - S. 130-153;
riazak J. Diplomaticke poznamky k litomyslske listine krale Vladislava I // Sbomik
piispevku k dejinam Litomysle a okoli. - Pardubice: Krajsky dum osvety, 1959. - S. 9-
Т»; Prazak J. Nejstarsi listina prazskeho kostela // Sbomik archivnich praci. - Praha,
I ‘>60. - R. 10. - S. 215-229; Prazak J. Privilegium pervetustum Boleslai // Mitenium
bicvnovskeho klastera (993-1993). - Praha: Karolinum, 1993. - S. 13-24.
63 Prazdk J. Pozustatky Strahovske knihovny 12. stoleti // Sbomik Pamatniku
narodniho pisemnictvi. - Praha, 1971. - R. 5-6. - S. 59-66; Prazak J. К existenci stra-
I>ovsk6ho skriptoria // Documenta Pragensia. - Praha, 1990. - R. 10. - S. 51-58.
64 Речь идет о книгах, куда церкви записывали пожалования и собственные
предания; во-первых, на память, а во-вторых, эти записи имели определенную
юридическую значимость. Возникновение этих книг связано с упадком института
I рамот в IX в.
65 Synody a statuta olomoucke dieceze obdobi stredoveku. - Praha: Historicky
ustav AV £R, 2003.-272 s.
65
В русле исследований, связанных со вспомогательными ис¬
торическими дисциплинами и историей властных структур и церк¬
ви, лежит также научная деятельность Петра Эл бел а (Брно-Вена)
(р. 1977). В основном он занимается анализом местных церковных
структур в эпоху гуситов и экономическими аспектами функцио¬
нирования церковных институтов66, однако в некоторых своих
статьях ученый высказывается и по поводу культуры и ментально¬
сти духовных лиц той эпохи, опираясь, в первую очередь, на тек¬
сты завещаний67.
На стыке культурной истории, истории литургии, политиче¬
ской истории и языкознания находится классический вопрос чеш¬
ской медиевистики: о характере и значении старославянской
литургии и письменности. Традиционная точка зрения на эту
проблему была сформулирована в 60-х годах XX в. Ф. Граусом68 и
славистом из Брно Радославом Вечеркой (р. 1928)69: хотя эти уче-
66 Elbel Р. Husitske fary па Могауё ve Буёйе citacni listiny Jana Zelezneho z
unora 1418. Ртрёуек к poznani role slechty v pocatcich husitstvi па Могауё // Casopis
Matice moravske. - Brno, 2005. - R. 124. - S. 395^128; Elbel P. Petr Jelito, dvoran a
diplomat Karla IV // Sbomik praci Filozoficke fakulty Bnrenske university. - Brno,
2003. - Rada C, sv. 50. - S. 67-87; Elbel P. Neznamy list krale Zikmunda litomysl-
skemu biskupu Janovi Zeleznemu ze 4. zari 1417 // Querite primum regnum Dei.
Sbomik ршрёукй к pocto Jany Nechutove. - Bmo: Matice moravska, 2006. - S. 515—
534. Это издание послания, его анализ и сравнение с посланием того же дня Си-
гизмунда чехам. Также: Elbel Р. Hospodarske zazemi klastera Hradi^ u Olomouce v
11. a 12. stoletf // Ve stopach sv. Bencdikta. Sbomik рпэрёукй z konference Stfedovёkё
klastery v zemich Komny ceske konane ve dnech 24-25. куёШа 2001 v Trebici. - Bmo:
Matice moravska, 2002. - S. 39-56; Elbel P., Pumpr P. Cirkev // Penize nervem spolec-
nosti: Pecunia nervus societatis. - Bmo: Matice moravska, 2007. - S. 154—227.
67 Elbel P. Testament olomouckeho probosta Pavla z Prahy’ (+1441). Obraz
materialni a duchovni kultury prelata husitske doby // Casopis Matice moravske. - Bmo,
2004. - R. 123. - S. 3-46; Elbel P. Knihovna olomouckeho probosta mistra Pavla z
Prahy ve зуёОе testamentu z 1. 2. 1441 // Ad vitam et honorem Jaroslao Meznik. Pro-
fesoru Jaroslavu Meznikovi pratele a zaci к pёtasedmdesatym narozeninam. - Bmo:
Matice moravska, 2003. - S. 595-610; Elbel P. Testamenty olomouckeho kapitulniho
duchovenstva v pozdnim з!1^оуёки, (1300-1526) // Pozd^ stredoveke testamenty v
ceskych mёstech. Prameny, metodologie a formy vyuziti. - Praha: Scriptorium, 2006. -
S. 145-187.
68 Graus F. Velkomoravska rise v ceske stfedovёkё tradici // Ceskoslovensky
casopis historicky. - Praha, 1963. - R. 11. - S. 289-305; Graus F. Slovanska liturgie a
pisemnictvi v premyslovskych Cechach 10. stoleti // Ceskoslovensky casopis historicky. -
Praha, 1966. - R. 14. - S. 473-495.
69 Vecerka R. Velkomoravska literatura v premyslovskych Cechach // Slavia. -
Praha, 1963. - R. 32. - S. 398-416; Vecerka R. Суп1оте^ё]8ку kult v ceske —►
66
име придерживались разных мнений относительно значения этого
феномена, они без труда сошлись на том, что необходимо разгра¬
ничить старославянскую литургию и старославянскую письмен¬
ность. Распространенность и роль обоих этих явлений и по сей
|гпь оцениваются весьма противоречиво; если филологи-слависты
подчеркивают важность славянского элемента70, историки скорее
- v отрицают71. Более того, не вполне понятно, что, собственно, сле¬
дует понимать под словами «старославянская литургия»72. Не же-
о.чя отрицать явные свидетельства ее существования, Петр Зоммер
недавно выдвинул гипотезу наличия на территории пражского
шоцеза нескольких литургических территорий73.
Нельзя упустить из виду и вклад археологии, которая сегодня
предоставляет немало данных о развитии архитектурного облика
монастырей и таким образом позволяет скорректировать многие
прежние представления. Несомненно, наибольшая заслуга здесь
принадлежит пражскому исследователю Петру Зоммеру, уже давно
разрабатывающему проблематику христианизации чешских зе¬
мель74. В своих работах, опирающихся на анализ широкого круга
•iicdoveke tradici // Ceskoslovensky casopis historicky. - Praha, 1964. - R. 12. - S. 40-
1k Vecerka R. Jazykovedny ртрёуек к problematice staroslc^nskeho pisemnictvi v
< Vchach X. a XI. Stoleti // Slavia. - Praha, 1967. - R. 36. - S. 421-428.
70 Последняя работа: Blahova E. Literami vztahy Sazavy a Kyjevske Rusi //
Nvaly Prokop, Cechy a stredni Evropa. - Praha: Nakladatelstvi Lidove noviny, 2006. -
' i 219-234. См. также Konzal V. Prvni 81аго81оуёпзка legenda a jeji «Sitz im Leben» //
:Hiidia medievalia Pragensia. - Praha, 1990. -R. l.-S. 113-127.
71 Например: Trestik D. Slovanska liturgie a pisemnictvi v Cechach 10. stoleti.
Piedstavy a skutecnost // Svaty Prokop, Cechy a stredni Evropa. - Praha: Nakladatelstvi
I idove noviny, 2006.- S. 189-218.
72 Разные гипотезы предлагает Рокоту L. Liturgie pёje slovansky // Solunsti
bnilfi. 1100 let od prichodu sv. Cyrila а Ме^ё]е na Moravu. - Praha: Ustredni cirkevni
nakladatelstvi, 1963. - S. 158-191. Кроме того, возникли сомнения в правомерности
* ipororo разграничения между письменностью и литургией, см2 Kalhous D.
kristianova legenda a pocatky ceskeho politickeho mysleni. - Bmo, 2005 (диссерта¬
ция, выполненная в Историческом институте философского факультета универси-
II* га им. Т.Г. Масарика).
73 Sommer Р. Svaty Prokop: z pocatku ceskeho statu a cirkve. - Praha:
Vysehrad, 2007. - S. 95-102.
74 Старые работы: Krumphanzlova Z. Der Ritus der slawischen Skelettfriedhofe
diT mittleren und j,iingeren Burgwallzeit in Bohmen // Pamatky archeologicke. - Praha,
1966. - R. 57. - S. 277-327; Krumphanzlova Z. Pocatky krest’anstvi v Cechach ve
;vctle archeologickych pramenu // Pamatky archeologicke. - Praha, 1971. - R. 62. ►
67
источников из области церковного права и литургии, а также клас¬
сических «нарративных» памятников и археологических данных,
он прояснил много неясных мест чешской раннесредневековой ис¬
тории. В частности, он обратил внимание на свидетельства суще¬
ствования в ту эпоху причастия под обоими видами и на искажение
этой традиции под влиянием недоразумения; кроме того, он зани¬
мался церковной обрядностью, связанной с заложением краеуголь¬
ного камня, а также указал на влияние «Салической правды» в «Ле¬
генде Кристиана»75. П. Зоммер смог также прояснить значимость
деревянных храмов и монастырских провизориев, подкрепив свои
соображения свидетельствами письменных источников; кроме то¬
го, с помощью историков искусства он описал эволюцию архитек¬
туры некоторых чешских монастырей76. Итоги своих исследований
ученый подвел в двух монографиях, посвященных истокам чешско¬
го христианства и личности сазавского аббата св. Прокопа77.
В последнее время возрос интерес к проблемам народного
благочестия, суеверий и магии78. Недавно прошла конференция,
S. 406-456; Krumphanzlova Z. Chronologie pohrebniho inventare vesnickych hrbitovxi
9-11. veku v Cechach // Pamatky archeologicke. - Praha, 1974. - R. 65. - S. 34-110.
75 Подведение итогов см. в: Sommer Р. Zacatky krest’anstvi v Cechach. Kapi-
toly z dejin rane з1гебоуёкё duchovni kultury. - Praha: Garamond, 2001. - 174 s.;
Sommer P. Procession in early medieval Bohemia // Wallfahrten in der europaischen
Kultur. Tagungsband Pribram, 26-29. Mai 2004. - Frankfurt am Main: Lang, 2006. -
S. 167-176. См. также две его работы о культе св. Прокопа и бл. Гюнтере, упомя¬
нутые в примечании 19.
76 Sommer Р. Rane stredoveka «ecclesia lignea» a archeologie // Z praveku do
stredoveku. Sbomik k 70. narozeninam doc. PhDr. Vladimira Nekudy, DrSc. - Brno:
Moravske zemske muzeum, 1997. - S. 276-278. Об отдельных монастырях см.:
Dragoun Z., Merhautova A., Sommer P. Stavebni podoba brevnovskeho klastera ve
stredoveku // Milenium brevnovskeho klastera, (993-1993). - Praha: Karolinum, 1993. -
S. 67-137; Sommer P. Sazavsky klaster. - Praha: Unicornis, 1996. - 62 s.; Merhauto¬
va A., Sommer P. Strahovsky klaster. Jeho zalozeni a romanska bazilika // Umeni. -
Praha, 1999. - R. 47. - S. 154-168; Merhautova A., Sommer P. Strahovsky klaster.
Stavebni dejiny baziliky od roku 1182 do doby opata Lohelia // Umeni. - Praha, 2000. -
R. 48. - S. 302-314; Brichacek P., Richter M., Sommer P. Archeologie k mileniu
ostrovskeho klastera // 1000 let klastera na Ostrove, (999-1999). - Praha: Narodni
muzeum, 2003. - S. 13-28.
77 См. прим. 14.
78 Основополагающий вклад внесли работы: Smahel F. Starker als der
Glaube: Magie, Aberglaube und Zauber in der Epochc dcs Hussitismus // Bohemia. -
Praha, 1991. - R. 32. - S. 316-337 и Macek J. Vira a zboznost jagellonskeho veku. -
Praha: Argo, 2001. - 488 s. Больше внимания этой теме уделяют историки —►
68
посвященная паломничествам, по результатам которой был издан
сборник79. Внимание ныне привлекает и тема догуситских ерети¬
ческих движений80. Молодые исследователи, опираясь на традиции
Рудольфа Урбанека, стали проявлять интерес к чешским проповед¬
никам - предшественникам Гуса. Основные заслуги в этой области
принадлежат филологу из Брно Анне Пумпровой (р.1979), автору
диссертации о проповедях Петра Житавского (|1339)81, которая в
настоящее время изучает наследие оломоуцкого епископа Роберта
(11240). Кроме подготовки издания отдельных текстов, Анна Пум-
прова поставила своей целью на основе синтаксиса и - в целом -
языка сохранившихся проповедей выяснить, для кого они предна¬
значались, на каком языке произносились, а также были ли они за¬
писаны только ex post или подготовлены заранее.
раннего Нового времени; это естественно в связи с количеством доступных источ¬
ников.
79 Wallfahrten in der europaischen Kultur. Tagungsband Pribram, 26-29. Mai
ДЮ4. - Frankfurt am Main: Lang, 2006. - 730 s.
80 Hlavacek P. К pocatkum ceske reformace v severozapadnich Cechach.
Valdensti a reformiste v Kadani na prelomu 14. a 15. stoleti // Husitsky Tabor. - T&bor,
ДЮ5. - R. 14. - S. 9-33; Soukup P. Die Waldenser in Bohmen und МШ1геп im 14.
lahrhundert // Friedrich Reiser und die «waldensisch-hussitische Internationale» im 15.
lahrhundert. Akten der Tagung Otisheim-Schonenberg, 2. bis 4. Oktober 2003. -
I Icidelberg: Regionalkultur, 2006. - S. 131-160.
•81 Pumprova A. Sermones in festivitatibus summis secundum ordinem
( ysterciensem in capitulis faciendi. К forme dochovani kazani Petra £itavskeho // Que-
iitc primum regnum Dei. Sbomik prispevku k poct§ Jany Nechutove. - Brno: Matice
moravska, 2006. - S. 241-252; Pumprova A. Die Predigten des Peter von Zittau. Wo,
vor wenn und von wem sind sie gepredigt worden? // Laetae segetes. Griechische und
lateinische Studien an der Masaryk-Universitat und Universitat Wien. - Brno:
Masarykova univerzita, 2006. - S. 98-110. О проповедях эпохи гуситов с использо¬
ванием современных литературоведческих методов см.: Soukup Р. Pocatky
lakoubkovy literami £innosti: nejstarsi univerzitni kazani // Jakoubek ze Stribra. Texty a
icjich pusobeni. - Praha: Filosofia, 2006. - S. 121-152; Soukup P. Rytiri ducha na
prazske univerzite. Jakoubkovo kazani Abiciamus opera tenebrarum // Evropa a Cechy
na konci stredoveku: sbomik prispevku venovanych Frantisku Smahelovi. - Praha:
I'ilosofla, 2004. - S. 413-431. Павел Соукуп (p. 1976) занимается также проблема¬
тикой рыцарства, крестовых походов и в целом военным делом в эпоху гуситов,
см.: Soukup Р. Dobyvani hradu Skaly v госе 1413 a husitska teorie valky. Ke spisku
Jakoubka ze Stribra о duchovnim boji // Medievalia historica Bohemica. - Praha, 2003. -
R. 9. - S. 175-210; Soukup P. Rytiri a kaciri. Alegorie zapasu viry a svatojirska legenda
v Jindrichove Hradci // Kudej. - Praha, 2001. - R. 3. - S. 14—32; Soukup P. Dvoji ideal
krest’anskeho rytire v husitskem obdobi // Cesky 6asopis historicky. - Praha, 2001. -
R. 99.-S. 1-32.
69
Внимания заслуживает и не слишком объемная, однако в
контексте чешской науки стоящая особняком статья о материаль¬
ном измерении литургии, написанная в соавторстве Яной Маржи-
ковой-Кубковой и Д. Эбеном (р. 1965). Цель работы - объединить
сведения об архитектурном облике базилики св. Вита (централь¬
ный храм Праги. - Прим. перев.) с тем, что мы знаем из немного¬
численных упоминаний в нарративных источниках, а также, в пер¬
вую очередь, из позднейших литургических рукописей, о ходе ли¬
тургии в этом храме82. Схожий характер носит и исследование,
вышедшее из-под пера Петра Кубина, где он попытался интерпре¬
тировать архитектурное членение храма в связи со структурой цер¬
ковного патроната; результатом стало подтверждение прежних вы¬
водов А. Плещиньского, который предположил, что вышеградский
церковный комплекс, построенный в XI-XII вв., представляет со¬
бой подобие Рима83.
Сегодня пользуется вниманием и позднесредневековая исто¬
рия оломоуцкого епископства; помимо обычной политической ис¬
тории, оломоуцкий медиевист Антонин Калоус (р. 1975) исследует
также меценатскую деятельность епископов этой епархии в XV и
XVI вв.84.
Подводя итоги нашего, разумеется, далеко не полного очерка
современного состояния историографии чешской средневековой
церкви, следует выделить несколько значимых особенностей. Наи¬
более заметной среди них является стремление чешских исследова¬
телей ограничить свои изыскания исключительно территорией
современной Чешской Республики, что, впрочем, довольно типич¬
но для европейской историографии в целом85. Авторы старшего и
82 Marikova-Kubkova J., Eben D. Organizace liturgickeho prostoru v bazilice sv.
Vita // Castrum Pragense. - Praha, 1999. - R. 2. - S. 227-239.
83 Kubin P. Svaty Pankrac - strazee vstupu na Vysehrad. Rimsky svetec v Praze //
Evropa a Cechy na konci stredoveku: Sbomik prispevkh venovanych Frantisku
Smahelovi. - Praha: Filosofia, 2004. - S. 113-123.
84 Kalous A. Jan Filipec v diplomatickych sluzbach Matyase Korvina // Casopis
Matice moravske. - Brno, 2006. - R. 125. - S. 3-32; Kalous A. Spor о biskupstvi
olomoucke v letech 1482-1497 // Cesky casopis historicky. - Praha, 2007. - R. 105. -
S. 1-39.
85 Обзор Geary P. Mittelalterforschung morgen und heute: Eine amerikanische
Perspektive // Stand und Perspektiven der Mittelalterforschung am Ende des 20.
Jahrhunderts. - Gottingen: Wallstein, 1996. - S. 75-97, основанный на анализе того,
насколько отдельные темы представлены в основных исторических журналах
США, Франции и Германии, показывает, что мы имеем здесь дело с общей —►
70
■ | и -и кто поколения большей частью занимаются практическими
ii'-кгами жизни церковных институтов, анализом их экономиче-
|<>м деятельности, управленческой структуры, а также критиче-
• 1 мм разбором агиографических источников и анализом текстов с
■ к иош/зованием методик вспомогательных исторических дисцип-
INM Исследователи младших поколений, напротив, стремятся под¬
нимать на чешском материале новые вопросы культурно-
ц‘ I прическою характера, в некоторых случаях возобновляя пре-
I'luiinbie научные традиции.
Большинство чешских ученых-историков сегодня сосредото-
•« мы, скорее, на анализе якобы «объективных» фактов; если они и
нитруют инновационные работы, то, скорее, ради своего рода ле-
нежели действительно указывая на источник методо-
мнпческого вдохновения. Это, впрочем, относится не только к
и.щекой медиевистике, но к медиевистике в целом.
В то же время сохраняется ситуация, когда научную пре-
• м(ч венность обеспечивают не крупные институты, а небольшие
к «манды, объединенные вокруг определенной личности и ее ка¬
федры. С одной стороны, это обеспечивает определенное разнооб-
l*.i ню в чешской историографии Средних веков, но с другой - ста¬
новится причиной рассеяния ее сил и приводит к тому, что лишь с
• чромными сложностями и задержками ведется работа над теми
| рудоемкими проектами, которые не настолько оригинальны, что-
пы принести большую известность, однако играют ключевую роль
111я последующих исследований, а именно - над изданиями источ¬
им ков, библиографическими трудами и объемными аналитически¬
ми исследованиями, за которыми стоит конкретная, последова¬
ли ьная научная программа.
Несмотря на все это, в последние годы возникло множество
i ;iк крупных, так и небольших по размеру научных работ, которые
во многом расширили границы нашего познания и могли бы слу¬
жить источником вдохновения и для тех, кто не занимается чеш-
< кой проблематикой вплотную. В конце концов, проект сравни-
шльной истории Марка Блока должен служить вызовом каждому
медиевисту.
Пер. Е. Глушко
проблемой европейской историографии. То же относится и к использованию со-
иременных методик и подходов.
71
З.КХ Метлицкая
ЧУДЕСА В ЖИЗНИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦЕРКВИ:
СОВРЕМЕННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
(Обзор)
Цель данного обзора - знакомство читателей с современны¬
ми историческими исследованиями, предметом которых служат
чудеса, представленные в средневековых памятниках и докумен¬
тах. Эта тема настолько обширна и разнопланова, что охватить ее
полностью в одной публикации невозможно. Оговорюсь сразу, что
главным предметом моего внимания стали работы, посвященные
чудесам святых, поскольку именно данная разновидность чудес
является специфической принадлежностью средневековой церкви.
Традиции, связанные с евхаристическими чудесами, а также чуде¬
сами Христа и Девы Марии, которые обрели во многом новую
жизнь в современном мире, на мой взгляд, интересней рассматри¬
вать в контексте культуры Нового и Новейшего времени. Кроме
того, в обзоре не затронута такая популярная в настоящее время
область исследований, как анализ визуального изображения чудес.
В силу особенностей материала обсуждение этих работ в их связи с
историографией средневековых визуальных источников кажется
более осмысленным, чем малоинформативное сопоставление с тра¬
диционными исследованиями по церковной истории, опирающи¬
мися на письменные свидетельства. Также хотелось бы отметить,
что чудеса - понятие очень многогранное. Они привлекают внима¬
ние представителей разных областей гуманитарного знания. До
последнего времени изучение чудес и чудесного являлось прерога¬
тивой теологов и философов. Не так давно к ним присоединились
психологи и медики. Работы подобного рода задают историкам,
обращающимся к исследованию чудес, некую общую перспективу.
72
К них рассматриваются такие проблемы, как философская интер¬
претация чудес в разные эпохи (21), библейские и античные истоки
христианской концепции чуда и развитие этой концепции в теоло-
| ни Средневековья, Нового и Новейшего времени (11), возможные
принципы классификации чудес (21), психология религиозных пе¬
реживаний (24), «эффект плацебо»86 и его роль в чудесных исцеле¬
ниях (24) и др. Помимо указанного общего контекста, существует,
гели можно так выразиться, контекст «частный»: вера или неверие
самого историка в сверхъестественное, принадлежность к той или
иной конфессии, отношение к христианской религии и к церкви.
>тих личных аспектов мы, естественно, касаться не будем, хотя в
отдельных работах они прочитываются достаточно явно.
Возвращаясь к историографии, надо сказать, что, как заметил
немецкий исследователь, почетный профессор истории католиче¬
ской церкви Мюнстерского университета А. Ангенендт (1), с нача¬
ла XX в. позиция историков по отношению к чудесам изменилась с
резко критической на нейтральную и подчеркнуто отстраненную.
11сторики начала XX в. рассматривали чудеса как излишнее, хотя и
неизбежное, «приложение» к достойным изучения памятникам. В
! ()20-х годах известный французский ученый И. Делье87, автор
киассических работ, посвященных средневековым житиям святых,
утверждал, что все описанные в них чудеса заимствованы из
фольклора, который в свою очередь порожден воображением «суе¬
верных, наивных, доверчивых, невежественных, находящихся в
ментальной летаргии людей».
Сейчас, как указывает А. Ангенендт (1), прослеживается
юнденция «интерпретировать чудеса в этнологическом и религи¬
озно-историческом контекстах и воспринимать их как отражение
определенного образа мысли, которое следует анализировать в со¬
циально-исторических терминах» (1, с. 31). Важными особенно¬
стями современного понимания чудес являются, согласно А. Анге-
иендту, во-первых, представление о том, что вера в чудеса была
важнейшей составляющей общественного сознания вплоть до эпо¬
хи Просвещения, во-вторых, осознание того, что содержание этой
86 «Эффект плацебо» - реальное лечебное воздействие нейтрального пре¬
парата (например, мела), который предлагается больному под видом лекарства.
< читается, что в основе «эффекта плацебо» лежит активизация всех защитных сил
организма, вызванная верой пациента в свое непременное выздоровление.
87 Delehaye Н. The legends of the saints / Transl. by D. Attwater. - L.: Chap¬
man, 1962.-XX, 252 p.
73
веры менялось на протяжении Средневековья и раннего Нового
времени.
Историки, обращающиеся к изучению чудес, используют не¬
сколько разновидностей источников, существенно отличающихся
по своему происхождению и значению. Описания чудес входят в
состав житий и проповедей, которые могут предназначаться для
монахов или для мирянг Многочисленные рассказы о чудесах при¬
сутствуют в материалах канонизационных процессов, кроме того,
до нас дошли собранйя чудес, связанных с реликвиями. Источники,
принадлежащие к двум последним категориям, более многочис¬
ленны и легче поддаются изучению, поэтому они в первую очередь
привлекли внимание исследователей. Определенным их недостат¬
ком является то, что практически все они относятся к периоду вы¬
сокого и позднего Средневековья. Кроме того, в них, как правило,
идет речь о посмертшых чудесах, хотя в богословской мысли
Средневековья большее значение придавалось чудесам прижиз¬
ненным. Разницу между теми и другими точнее всего определила
Б. Уорд (30). Смысл описаний прижизненных чудес, указывает она,
состоит в том, чтобы подчеркнуть связь святого со всей предшест¬
вующей традицией святюсти, берущей свое начало с ветхозаветных
пророков и Христа. Они должны были служить поучением и под¬
держкой для других людей на их пути к Богу. Истории о посмерт¬
ных чудесах, по словам Б. Уорд, «сообщают нам многое о нуждах,
печалях, чаяниях и идеалах каждого нового поколения, каждого
человека, вступающего в соприкосновение с реликвиями... Но все
они принадлежат этому миру... Они ничего не говорят о святом и
святости» (30, с. 43).
В свете сказанного становится очевидным, что посмертные
чудеса являются благодатным материалом для историка. Они ис¬
пользовались и используются для изучения религиозного сознания
(10, 26), повседневности и быта (6, 7, 29), общественно-политиче¬
ских реалий (8, 25) и соцщальных практик (10, 19, 29, 31).
Достаточно полное представление о современных подходах к
исследованию религиозного (и не только) сознания дает опублико¬
ванная в 2007 г. (к сожалению, посмертно) книга М. Гудиха (10).
Основным источником для М. Гудиха послужили документы
канонизационных процессов. Его наиболее известным предшест¬
венником в этой области был А. Воше, который провел на том же
материале исчерпывающий анализ изменений, происшедших в
восприятии чудес в «народной» и «ученой» религии в XIII-XIV вв.
74
(.26). Одним из выводов А. Воше стал тезис о том, что разграниче¬
ние «народного» и «ученого» религиозного сознания хотя и удобно
для исследователей, но в большой степени условно. М. Гудих, не
прибегая к такому разделению, рассматривает проблему в ином
ракурсе. Его основная задача состоит в том, чтобы проследить, как
менялась роль разума и откровения в средневековом восприятии
чудес; каким образом желание поставить христианскую веру в чу¬
деса на более прочные основания сочеталось с их использованием
к качестве орудия для борьбы с ересями и сомнениями. Для этого
М. Гудих обращается к истории формирования и развития практи¬
ки канонизации. Основой для нее послужили воззрения схоластов,
коренным образом отличавшиеся от представлений, господство¬
вавших на протяжении всего раннего Средневековья и восходив¬
ших к учению Блаженного Августина. Для Августина чудо было
проявлением недоступных нашему пониманию возможностей, из¬
начально сокрытых в природе. С точки зрения схоластов, наиболее
полно выраженной Фомой Аквинским, чудо - не реализация есте¬
ственных (хотя и скрытых) возможностей, а временное нарушение
общего порядка вещей. Соответственно события, которые кажутся
нам чудесными, могут быть обусловлены божественным вмеша-
I сльством (истинное чудо) или иметь природное, в том числе маги¬
ческое происхождение (ложное чудо).
Учение о чуде, разработанное схоластами и подразумевав¬
шее, что истинность чуда надо доказывать, нашло отражение в
папских буллах о канонизации, и при Иннокентии III и Гонории III
стало практически руководством к действию для церковных и свет¬
ских лиц, готовивших документы для канонизационных процессов.
Одним из важных выводов М. Гудиха становится выявление зна¬
чимых параллелей между практикой канонизационных и инквизи¬
ционных процессов. Как он показывает, при установлении свято¬
сти, как и при расследовании ереси, применялись принципы дока¬
зательства, заимствованные из римского права, и нередко одни и те
же люди рассматривали дела святых и еретиков.
Реальным поводом для введения канонизационных процедур
послужила критика со стороны еретиков, обнаруживавших много¬
численные противоречия и нелепости в рассказах о чудесах и апел¬
лировавший к «вымышленным чудесам» как к одному из доказа¬
тельств хитрости, развращенности и корыстолюбия «официально¬
го» клира. Стремление к четкому разграничению истинных и
ложных чудес обернулось ужесточением требований к рассказу о
75
чуде, который тетерь должен был соответствовать определенным
литературным, теологическим и правовым стандартам.
Однако кажущаяся рациональность, подчеркивает М. Гудих,
отнюдь не говорит о каких-либо принципиальных переменах в от¬
ношении к чудесам! или в их социальных функциях и тем более не
свидетельствует о «демифологизации» общественного сознания.
Исследователь приводит несколько примеров того, что положи¬
тельное решение о) канонизации кандидата в святые после всех
«инквизиционных» процедур принималось под влиянием сна или
видения, явившегося папе или кому-то из кардиналов. Бывали слу¬
чаи, когда вынесение окончательного вердикта специально откла¬
дывалось до получения подобного знака свыше.
Лучшим доказательством неизменности социальных функ¬
ций чудес служит практика их использования в борьбе с ересями и
сомнениями. Одними из методов борьбы с ересью была канонизация
(и соответственно составление и житий, и описаний «посмертных»
чудес) инквизиторов и проповедников. Главным средством вразум¬
ления «богохульников», в число которых попадали люди, не же¬
лавшие верить в святость того или иного святого по политическйм
или личным соображениям, а также те, кто высказывался против
«торговли реликвиями», служили чудесные истории о карах, нала¬
гаемых святым на тех, кто позволил себе усомниться в его свято¬
сти. Обычно за карой тут же следовало раскаяние и ситуация бла¬
гополучно разрешалась. Подобное наказание могло постичь и «бо¬
гохульника» другого сорта: вора, укравшего вещи у паломника или
в церкви, нарушителя обетов или упрямца, не желавшего идти на
исповедь. Наказание за богохульство, указывает М..Гудих, стано¬
вится одной из основных тем в собраниях посмертных чудес XIII—
XIV вв. Это свидетельствует о том, что, несмотря на все концепту¬
альные изменения, позднеантичное представление о чудесах, как о
важнейшем орудии обращения (3) (в данном случае возвращения к
вере) оставалось неотъемлемой частью религиозного сознания.
В рассматриваемую эпоху чудеса были средством утверждения
единства верующих, а также опознания и наказания тех, кто угро¬
жает этому единству и своими сомнениями и богохульством может
навлечь на всех Божественный гнев.
Одним из побочных результатов исследований, предприня¬
тых А. Воше, М. Гудихом, Б. Уорд и другими, стало признание то¬
го факта, что описания чудес в канонизационных досье могут (и
должны, учитывая предъявлявшиеся к ним требования достоверно-
76
<ш) содержать правдивые детали в той части, где рассказывается
• *н обстоятельствах, в которых произошло чудо. Это позволяет ис-
моиьзовать данный класс источников для изучения реалий, весьма
мнеких от религии. Первый шаг в этом направлении был сделан
| к следователями, изучающими историю повседневности. Так,
III. Фармер (6), опираясь на документы канонизационного процесса
'Подовика IX, попыталась воссоздать картину жизни некоторых
маргинальных и совершенно «безгласных» групп средневекового
• пмцсства: матерей-одиночек, наемных работников, слуг и эмигран¬
та в парижских пригородах XIII в. Р. Финукейн (7) проанализиро-
ii.ni отношение к детям и детству в Англии XIII-XIV вв. на основа¬
нии обширнейшего и прекрасно сохранившегося собрания канони-
лционных документов Томаса, епископа Херефорда.
В последние годы к документам канонизационных процессов
• шли обращаться и историки с другой специализацией. Например,
I М. Томас (25), сопоставляя истории о чудесных спасениях из
и нона с иными историческими свидетельствами, дополнил не-
■ колькими весьма реалистичными деталями наши представления о
перипетиях политической борьбы в Йоркшире в период правления
короля Стефана (1035-1054).
В. Флинт (8) привлек описания чудес из упомянутого выше
кппонизационного досье Томаса Херефордского для анализа меха¬
низмов функционирования права в Англии времен правления Эду¬
арда I (1239-1307). Из восьми историй, в которых содержатся упо¬
минания о судебных делах, автор извлекает сведения о том, как
'1ействовали принятые королем законы в повседневной жизни, ка¬
ковы были обязанности королевских должностных лиц, как под¬
данные короля воспринимали свои обязательства перед законом,
какие меры предлагала церковь для исправления ситуации и на ка¬
кую роль в сфере права и управления она претендовала.
Подходы историков к изучению другой категории источни¬
ков - собраний чудес, связанных с реликвиями, лучше всего рас-
1 мотреть на примере исследования Б. Уорд (29), ставшего «класси¬
кой» в своей области, и вышедшей в 2006 г. книги молодого учено-
| о С. Ярроу (31). Основным вкладом Б.Уорд по данной проблеме
шала гипотеза о двух периодах в становлении культов реликвий:
I радиционном (до начала XII в.) и «новом» (с XII в.). Святой в тра¬
диционный период выступал главным образом в роли покровителя
<<своих» людей: он помогал тем, кто его почитает, и мстил тем, кто
каким-то образом «обижал» хранителей святилища. Смысл чудес
77
сводился к демонстрации влияния святой на жизнь местного со¬
общества. Рассказы о чудесах до какой-то степени отражали инди¬
видуальность автора, но в большей степаш - нужды и ожидания
«клиентелы» святилища.
В «новый» период, как показала Б Уорд, святые все реже
выступают в роли защитников или мститеюй и все чаще предстают
как целители, пока чудеса исцеления не начинают составлять абсо¬
лютное большинство. Одновременно расссазы о чудесах становят¬
ся более «литературными», в них яснее различим авторский голос.
В исследовании С. Ярроу два ключевых вопроса, рассмот¬
ренных Б. Уорд, - общественная роль соб|аний чудес и отражение
«голосов» различных социальных групп з рассказах о чудесах -
обсуждаются на принципиально ином уроше. В своих рассуждени¬
ях и в изложении результатов С. Ярроу оперирует сложнейшей тер¬
минологией, заимствованной из языка софеменной антропологии
и социологии. Он утверждает, что в Англии XII в. чудеса и расска¬
зы о них являлись важнейшим средством формирования идентич¬
ности местного сообщества (городского ши сельского). Они, как
считает исследователь, являлись тем центром, вокруг которого
происходило объединение весьма разнородюго населения (англий¬
ских крестьян, нормандских властителей, монахов, светского духо¬
венства) и той «нейтральной территорией», на которой вскрыва¬
лись внутренние проблемы данного сообщества, происходили по¬
иски решения и достигалось согласие.
Дополняя и корректируя вывод Б. Уорд о более явственном
присутствии в рассказах о чудесах «нового» (по ее терминологии)
периода авторского голоса, С. Ярроу погазывает, что при при¬
стальном рассмотрении в текстах обнаруживаются несколько мен¬
тальных «пластов», накладывающихся друг на друга, а иногда -
входящих друг с другом в противоречие. Исследователи давно со¬
шлись на том, что в собраниях чудес представлены позиции,, по
крайней мере, двух категорий людей: учеьых монахов, составляв¬
ших рассказы о чудесах таким образом, чтобы они послужили
распространению культа святого и, соответственно, процветанию
монастыря, и мирян, непосредственных сзидетелей или «адреса¬
тов» чуда. С. Ярроу, исходя из предложеннэй им концепции «дого¬
ворного» характера чудесных историй, подчеркивает, что в них
может быть отражено также мнение благочестивых и уважаемых
'членов сообщества, чье одобрение считаюсь необходимым для
удостоверения истинности чуда; представителей местной элиты,
78
11>< мившихся использовать культ в своих целях, а иногда - сопер-
со святым за главенство в сообществе; белого духовен-
• I па, противившегося возвышению монастыря, и других групп.
Продолжая обсуждение источников, следует отметить, что
11 ■ < медователи нередко выделяют в качестве особой разновидности
мк называемые «монастырские» чудеса. Такого рода тексты могут
• и гавлять специальные собрания или содержаться в предназна-
I- иных для монахов житиях и проповедях; помимо «посмертных»
обычно включают описания какого-то количества «прижиз-
м- иных» чудес. Среди посмертных чудес, кроме традиционных ис-
11* пений, часто встречаются истории, связанные с жизнью опреде-
|- иного монастыря (или ордена), повествующие об основании оби-
и им, о призвании членов общины, наказании нарушителей
и »пастырской дисциплины и т.п. Их исчерпывающую общую ха-
1'1м еристику дала, опять-таки, Б. Уорд (29). Особенность «мона-
• м.фских чудес» состоит в том, что они исполняют двойную роль:
■ «>мной стороны, они, как прижизненные чудеса в житиях, служат
ni l поучения монахов, пропаганды определенного образа жизни; с
фугой - являются средством для формирования монастырской или
• Фчсиской идентичности. Множество собраний чудес было состав-
I- но монахами новых орденов, утверждавшими таким образом не
■ I.-I гость какого-то отдельного человека, а святость ордена.
Механизм создания и функционирования собрания «мона-
■ и.фских чудес» хорошо показан в работе Р. Марилу (19). Речь в
и* и идет о так называемой «Книге Гильберта», включающей опи-
• .шия 56 посмертных чудес, связанных с именем основателя ордена
| иньбертинцев Гильберта Семпрингемского (ум. 1189 г.) По мне¬
нию Г. Марилу, это собрание, составленное в первое десятилетие
1ЮП1С смерти Гильберта, служило иным целям, нежели просто под-
1'новка к канонизации или привлечение паломников к святилищу.
I * представленных в нем чудесах постоянно подчеркивается благо-
| |>пение святого к членам своего ордена (в частности, описано не-
■ м>лько случаев исцеления без паломничества к могиле Гильберта,
■но было обязательно для других людей). Многие чудеса повест¬
ил ют о том, как посмертное вмешательство Гильберта пресекало
ц.1 рушения дисциплины и помогало удовлетворить насущные нуж-
II *i ордена. Толчком к созданию «Книги Гильберта» послужили,
■ .нс считает Р. Марилу, те сложности, с которыми столкнулся орден
после смерти основателя. Согласно житию, Гильберт до последне-
ю часа активно участвовал в жизни ордена, решал все дела, под¬
79
держивал дисциплину и объединял весьма разнородные по составу
гильбертинские общины. После его смерти члены ордена пребыва¬
ли в полной растерянности. Чудеса должны были объединять гиль-
бертинцев независимо от того, будет ли канонизирован их глава
или нет, и напоминать им, что их покровитель по-прежнему с ними.
Специфика «монастырских чудес» и их отличие от чудес в
житиях хорошо показаны Г. Лудом (17). Исследователь рассматри¬
вает собрание чудес Бенедикта Нурсийского, составленное Дезиде-
рием, настоятелем Монте-Кассино и будущим папой (ум. 1087 г.).
Его сочинение по форме близко к «Диалогам» Григория Великого.
Несмотря на это, содержание, стоящее за рассказами, принципи¬
ально отличается. Если Григорий восхвалял добродетели Бенедик¬
та, то Дезидерий восхваляет достоинства покровительствуемой им
общины и подчеркивает могущество Бенедикта как «небесного
патрона».
Изучение в качестве исторического источника прижизненных
чудес, описанных в житиях, представляет собой более сложную
проблему. В 1945 г. Ф. О’Брайен88, характеризуя отношение иссле¬
дователей к этой категории источников, назвал четыре возможных
подхода:
- наивная некритичная вера во все написанное;
- полное отрицание;
- попытки предложить рациональное объяснение описанных
событий;
- исторический подход, целью которого является проверить,
действительно ли описанное явление имело место.
Если первый подход в настоящее время полностью лишает
исследователя возможности быть принятым академическим сооб¬
ществом, а четвертый, как правило, не дает никаких результатов, то
два других, несколько трансформировавшись, находят своих сто¬
ронников среди историков. Исследователи, занимающие позицию
полного отрицания, рассматривают описание чудес в житиях как
«художественный прием», сознательно используемый автором для
выражения своих идей и представлений89 (9). Сторонники рацио¬
88 O’Brian F. Miracles in the lives of the Irish Saints // Irish Ecclesiastical re¬
cords. - Dublin, 1945. - Vol. 66. - P. 331-342.
89 Я. Фридман (9, c. 125) делит все чудесные истории на три группы
(8, с. 125): «функциональные чудеса», которые имели своей целью формирование
и развитие культа святого (наиболее распространенная разновидность чудес
этой группы - исцеления); «полемические чудеса», которые должны были —►
80
мольных объяснений склонны апеллировать к новейшим психоло-
| пческим теориям (как, скажем, Г. Ни (22) объясняет «чудо о мас¬
ке», ссылаясь на современную теорию визуализации воображаемо-
и>). Большинство же историков предпочитают обойти вопрос о
возможности или невозможности чуда и исследовать описания чу-
кес в житиях «литературоведческими» методами, не пытаясь ин-
| ерпретировать стоящую за ними реальность (4, 5, 12, 13, 15).
Одним из популярных в настоящее время методов изучения
чудес в средневековых житиях является поиск сюжетных паралле-
кей.
Истоки такого подхода можно найти еще в бытовавшем в
первой половине XX в. представлении о том, что чудесные исто¬
рии - порождение и отражение фольклора. Некоторые исследова-
| ели и сегодня занимают такую позицию. Скажем, Т.Н. Холл (13)
анализирует традицию, стоящую за чудесными историями об изме¬
нении размера бревна или доски, которое из-за ошибки работников
оказалось короче других, по воле святого. По мнению исследовате-
|| я, данная традиция восходит к греческому или сирийскому апок¬
рифу П-Ш вв., известному под названием «Евангелие детства
Иисуса», в котором подобная история рассказывается о самом Гос¬
поде. Он утверждает далее, что в основе этого апокрифа, скорее
всего, лежал цикл еще более древних устных преданий. Авторы
позднейших житий, в которых повторяется данный сюжет, опира¬
лись, как считает исследователь, не на предшествующие письмен¬
ные тексты, а на устную традицию, неотъемлемой частью которой
он стал.
В рамках тех же представлений выполнена работа М. Кормак
(4). В данном случае автор пытается проследить, какие элементы в
описаниях чудес исландского епископа Иона, сына Огмунда, вос¬
ходят к местному фольклору, а какие являются заимствованиями из
латинской традиции.
В последнее десятилетие сопоставительный анализ нашел
более широкое применение. Выявление литературных параллелей
и, на следующем этапе, изучение изменений, внесенных в сюжет
тем или иным автором, оказывается хорошим инструментом для
утверждать истинность христианского вероучения и превосходство христиан над
их идеологическими противниками и «чудесные спасения». Характерно, что, го¬
воря о чудесах, исследователь постоянно употребляет глагол «придумать» (англ,
invent).
81
изучения социальныж или политических реалий эпохи, в которую
он жил.
Материалом длгя исследования Г. де Ни (22) становится сю¬
жет столь же популярный, как история об удлинении бревна, а
именно - чудо о масле. Однако в отличие от Т. Холла, которого
интересуют общие детали в различных версиях чуда, Г. де Ни
•больше внимания уде.ляет отличиям. Она анализирует три наиболее
ранних источника, в которых фигурирует чудо о масле, - жития
св. Мартина, составл енные Сульпицием Севером, Паулином из
Петрикордии (около 470 г.) и Венанцием Фортунатом (около
575 г.). Если для Сульпиция Севера чудо о масле является одним из
проходных эпизодов» то у Паулина и Венанция оно занимает
центральное место. Паулин дает пространное пышное описание
чуда, а Венанций даж;е сопоставляет его с чудесами Христа. Отли¬
чия этих трех текстов исследовательница объясняет исходя из по¬
литической обстановки в Туре в те времена, когда они создавались.
Для Сульпиция, который стремился представить Мартина как аске¬
та и истинного «апостола Галлии», противостоявшего римлянам,
чудесное прибавление масла было всего лишь интересным эпизо¬
дом, имевшим второстепенное значение. В V в. во времена Паули¬
на, когда епископ и жители угнетаемого Тура крайне нуждались в
любых подтверждениях могущества своего покровителя, знание о
том, что он творил чудеса при жизни, внушало им надежду, что он
и после смерти способен их защитить. Целью Венанция Фортуната
было представить Мартина как могущественного небесного «сена¬
тора», способного привести в трепет франкских властителей.
Связь между изменением характера чудес, описанных в жи¬
тиях, и трансформацией политической и социальной ситуации (в
чтстности, функций церкви) при переходе от поздней Античности к
раннему Средневековью вскрыта также в статье А. Дима (5). Со¬
поставляя описания «взаимоотношений» монахов и демонов в жи¬
тиях отцов-пустынниксов и текстах меровингской и каролингской
эпохи автор отмечает, что для позднеантичных авторов знаком свя¬
тости являлась постоянная успешная борьба с демонами, вопло¬
щавшими различные мирские желания. В противоположность
этому святость раннесредневековых монахов представлена как
свобода от любых искушений, поэтому главным полем их сопри¬
косновения с демонамш является экзорцизм. А. Дим полагает, что
эти перемены свидетельствуют об изменении роли монахов в жиз¬
ни общества. Позднеаштичные пустынники, согласно общему мне-
82
шмо, служили примером для тех, кто желал следовать по их пути
1>ади достижения личного спасения. Главной задачей раннесредне-
исковых монахов, живших в монастырях, основанных королями и
шлтными людьми, было, уже будучи святыми, молиться за благо¬
получие своих покровителей.
Выводы исследователей не всегда сводятся к констатации
политических или социальных феноменов, влиявших на «творчест¬
во» авторов чудес. В отдельных случаях речь идет о явлениях, ха¬
рактерных для средневекового сознания в целом.
Так, Я. Фридман (9) показывает на примере легенды о чудес¬
ном освобождении'князя Боэмунда Антиохийского из сарацинско-
ю плена, каким образом элементы чудесного использовались в
процессе героизации биографии прославленного властителя. По
< ообщениям современных событиям хроник, Боэмунд попал в плен
)'. 1100 г., был выкуплен, после чего вернулся в Европу. Однако в
< ознании средневековой знати освобождение за выкуп если и не
г.i,iглядело позорным фактом, то во всяком случае не вязалось с об¬
разом героя-крестоносца. Интересно, что попытки разрешить эту
'шлемму были предприняты и хронистами, и агиографами. Хро¬
нист Ордерик Виталий создает романтическую историю о том, что
ючь султана влюбилась в Боэмунда и обещала добиться его осво¬
ен >ждения при условии, что он поможет ее отцу одолеть соперника.
К агиографии история об освобождении Боэмунда, очищенная от
неподобающих элементов, приобретает назидательный смысл. В
житии св. Леонардо Ноблакского рассказано, как святой явился
1>оэмунду после его горячей молитвы и осенил знаком креста его
цепи, которые от этого распались. Таким образом, заключает
Ч. Фридман, в противоположность сознанию Нового времени, ко-
трое стремилось рационализировать чудеса, средневековое созна¬
ние всегда было готово «мифологизировать заурядный факт, пре¬
кратив его в чудо» (9, с. 134).
А. Якобсон (15) показывает, что исландская агиографическая
(радиция, связанная с образом Торлака, сына Торальда, епископа
< кальхольта, отражает общее смещение акцентов, происшедшее в
восприятии истории христианизации Исландии в XIII-XIV вв. Если
ранние агиографы уделяли основное внимание описанию взаимо¬
отношений Торлака со знатными людьми, чьи нравы он старался
исправить, то чудеса в более поздних текстах рисуют образ епи¬
скопа как друга и защитника простых людей, представляющих
маргинальные слои общества: стариков, больных, женщин, детей,
83
бедняков. Подобные изменения, замечает исследователь, можно
было бы счесть свидетельством формирования «местного» культа,
если бы сходный интерес к маргинальным группам населения как
потенциальным и действительным членам церкви не проявлялся в
других текстах XIV в., в частности в «Большой саге об Олаве, сыне
Трюггви». По мнению А. Якобсона, в Исландии XIV в. активно
формировалась новая концепция христианизации острова, в рамках
которой обращение знатного бонда и калеки, многообещающего
юноши и матери-одиночки оказывалось одинаково важным. Эта
концепция повлияла косвенно и на восприятие исландцами после¬
дующей истории своей церкви, в частности образов святых.
Любопытный пример использования повторяющихся моти¬
вов как средства для выражения идентичности обнаружила К. Ян¬
сен (16). Исследовательница обратила внимание на истории о гово¬
рящих распятиях, присутствующие в житиях членов нищенст¬
вующих орденов. Этот сюжет возникает в житии св. Франциска
Ассизского, а потом повторяется в житиях св. Маргариты Кортон¬
ской, имевшей тесные связи с францисканским орденом, и про¬
славленных доминиканцев - Фомы Аквинского и Петра Веронско¬
го. Во всех случаях чудо происходило в критический для святого
момент, способствовало его обращению или поддерживало его в
минуту сомнений. По мнению К. Янсен, история о говорящем рас¬
пятии, после того как она была рассказана в житии св. Франциска,
стала своего рода символом, воплощавшим идентичность членов
нищенствующих ордено»в, благо в ней присутствовал мотив речи,
столь важный для монахов-проповедников.
Еще одной темой, заинтересовавшей исследователей в связи
с сопоставительным анализом чудес, является проблема перевода
чудесных историй и, соответственно, перенесения их в другой язы¬
ковой и культурный контекст. Весьма показательна в этом плане
работа К. Гринспен (12).
К. Гринспен рассматривает трансформацию образов в сочи¬
нениях, повествующих о мученичестве св. Евлалии90: от поэмы
Пруденция, включенной во вторую часть его аллегорического
христианского эпоса «Peristephanon», до «Passio» XIII в., написан¬
ных на франко-провансальском диалекте. В сочинениях ранних
авторов - Пруденция и Венанция Фортуната - мученичество Евла-
90 Св. Евлалия - 12-летняя мученица, казненная в Испании в 304 г., во вре¬
мена гонений Диоклетиана.
84
чип представлено, в соответствии с традициями того времени, как
« родство обращения неверующих и утверждения истинности хри-
« I панской веры. Центральное место в рассказе занимают споры
I in киши с ее гонителями, в которых она проявляет качества, харак-
юрпые, скорее, для мучеников-мужчин: воинствующую уверен¬
ность в своей правоте, красноречие и спокойную твердость. Григо¬
рий Турский как представитель другой эпохи помещает историю
li in алии в более привычный контекст красоты и женственности.
I лк, если в ранних текстах в качестве явленного свыше свидетель-
• та святости Евлалии фигурировал снег, засыпавший костер, на
котром ее сожгли, то у Григория Турского говорится о дереве,
расцветающем зимой на ее могиле. Ту же линию развития образа
продолжает старофранцузская «La cantilena de Sainte Eulalia»
{I \ в.), представляющая собой переложение латинской поэмы, со¬
чиненной в монастыре Сен-Аман в 881-882 гг. В ней мученичество
I к.палии служит для прославления идеалов монашеской жизни -
простоты, терпения, смирения. Героиня поэмы скромна и молчали-
г.л; она стойко переносит все пытки, но не пытается спорить со
• коим мучителем. Однако в «Passio» XIII в. неожиданно происхо-
■IIгг возврат к ранней версии характера Евлалии. Героиня этого
и-кета еще более воинственна, чем Евлалия Пруденция: она ярост¬
но отстаивает свои убеждения, оскорбляет своих мучителей и даже
пытается руководить приготовлениями к собственной казни. Зада-
кчясь вопросом о том, чем вызвано такое странное возрождение
прежней традиции, К. Гринспен отмечает некоторые другие при-
« уютвующие в тексте детали: Евлалия живет не дома с родителя¬
ми, как во всех предшествующих текстах, а в общине таких же как
ома юных девственниц; ее речи несут в себе некий оттенок неис-
| паства, в то время как ее противник уверен, сдержан и спокоен;
пытки описаны более подробно, зато нет никаких упоминаний о
чудесных знаках, удостоверявших святость девушки. Вывод иссле-
ювательницы сводится к тому, что автор «Passio», сознательно или
невольно, привнес в изложение истории о Евлалии жизненные реа-
чпи, хорошо знакомые ему и его аудитории, а именно - реалии
процессов над катарами в Провансе XIII в. К. Гринспен, впрочем,
я млека от того, чтобы признать «Passio» прокатарским сочинением.
< )па интерпретирует свой вывод как дополнительное подтвержде¬
ние гипотезы о том, что в массовом сознании XIII-XIV вв. образы
• ротиков, ведьм и святых до определенной степени смешивались и
| вкладывались друг на друга.
85
Несколько особняком в ряду перечисленных выше исследо¬
ваний стоит работа Дж. Брюса (2). Его основным методологиче¬
ским принципом также является поиск параллелей, однако сам ис¬
следователь вкладывает в это принципиально иное содержание. Он
с самого начала заявляет, что его целью является анализ текста с
позиций автора, раннесредневекового монаха, верившего в реаль¬
ность чудес и понимавшего, ради чего он их описывает. В пред¬
ставлении Дж. Брюса смысл описанных Адомнаном чудес заклю¬
чался в том, что они отсылали читателя к библейским прообразам и
тем самым устанавливали ассоциативную связь между священной
историей спасения и реальной историей раннесредневековой Бри¬
тании. Но какой именно аспект священной истории казался Адом-
нану наиболее значимым? Для того чтобы ответить на этот вопрос,
Дж. Брюс подсчитал количество разных видов чудес в житии Ко¬
лумбы. Он приходит к выводу, что Адомнан хотел представить Ко¬
лумбу в первую очередь как пророка, утверждавшего неминуемый
приход Царствия Божиего, и как апостола, подготавливавшего это
событие. Реальные успехи Колумбы, такие как установление мира
между властителями соперничавших мелких королевств или обра¬
щение пиктов, прочитывались в заданном чудесами библейском
контексте как исполнение пророчеств. Тем самым автор жития
говорил своим собратьям, переживавшим в тот момент разочарова¬
ние и тяжелые времена: «Вот как действовал святой Колумба, ут¬
верждая Царство Божие на земле. Будем же следовать его приме¬
ру».
Рассказывая об изучении чудес, нельзя не упомянуть еще две
темы. Первая - сопоставительный анализ места и роли чудес в
христианстве и других религиозных традициях. Это направление
исследований только начинает развиваться. Одной из первых пуб¬
ликаций стал изданный в Бельгии сборник, содержащий материалы
конференции, посвященной сравнительным исследованиям му¬
сульманской и христианской агиографии (ноябрь 1995 г.) (20). Соб¬
ственно чудесам посвящено несколько работ. А. Воше подсчитал
количество описаний различных типов чудес в латинской агиогра¬
фии и мусульманских источниках и сделал вывод, что в латинских
житиях наиболее распространенными разновидностями чудес яв¬
ляются исцеления и воскрешения умерших детей, причем «по¬
смертные» чудеса встречаются чаще, чем прижизненные. В му¬
сульманской традиции преобладают чудесные обретения воды и
пищи, а также видения. Ю. Поль провел сравнение мусульманских
86
и христианских историй о чудесном спасении при кораблекруше¬
нии, а М. Боливе проанализировал мусульманские чудеса, которые
исходят себе параллели в Новом Завете.
Другой, вполне традиционной, проблематикой является изу¬
чение полемики вокруг чудес во времена Реформации. Из недавних
работ на эту тему можно назвать статьи А. Уэлшем (27, 28),
11. Харрисона (14), П. Маршалла (18), X. Периш (23). В частности,
Л. Уэлшем (28) и X. Нериш (23) показывают, что хотя протестанты
сделали отрицание чудес средневековой церкви одной из основ
t-воей самоидентификации, их заявления о том, что «чудеса кончи-
III 1сь», прозвучали несколько преждевременно. С одной стороны,
как демонстрирует X. Периш, попытки протестантской пропаганды
представить чудеса средневековых святых как чудеса дьявольские,
а католическую мессу - как колдовство, не искоренили веру в чу¬
деса, а всего лишь сместили границу между чудом[ и магией таким
образом, что «чудеса кончились», а магия осталась. С другой сто¬
роны, как указывает А. Уэлшем, представление о чудесах, замаски¬
рованных под названием «знаки небес», сохранялось и в самом
протестантизме, основой которого была вера во всемогущество Бо¬
га. Такие события как провал попыток убийства Елизаветы I,
разгром Великой Армады, раскрытие порохового заговора тракту¬
ются в популярных памфлетах как дарованное свыше особое бла¬
гословение. О землетрясении в Лондоне в 1580 г. и наводнении в
Ковентри в 1607 г. в той же литературе сказано, что «лишь неве¬
рующий станет искать естественные причины» этих событий.
Как видно из всего сказанного, изучение чудес - быстро раз¬
бивающаяся и перспективная область исследований. В каких-то
направлениях историки продвинулись уже достаточно далеко, но
многие проблемы, в частности методологические, еще ждут своего
решения.
Литература
1. Angenent A. The miracle: a religious-historical and Christian perspective // Miracles
and the miraculous in medieval Germanic and Latin literature. - Leuven: Peeters,
2005. -P. 13-34.
2. Bruce J. Prophecy, miracles, angels and heavenly light: The eschatology, pneuma-
tology and missiology of Adomnon’s «Life of Columba». - Carlisle: Paternoster,
2004.-XVIII, 285 p.
87
3. Cooper К. Ventriloquism and the miraculous: Conversion, preaching and martyr
exemplum in Late Antiquity // Studies in church history. - Woodbridge: Boydel
press, 2005. - Vol. 41. - P. 22-45.
4. Cormack M. Miracles in the saga of Jon of Holar // Miracles and the miraculous in
medieval Germanic and Latin literature. - Leuven: Peeters, 2005. - P. 172-185.
5. Diem A. Encounters between monks and demons in Latin texts of Late Antiquity
and early Middle Ages // Miracles and the miraculous in medieval Germanic and
Latin literature. - Leuven: Peeters, 2005. - P. 55-72.
6. Farmer S. Surviving povetry in Medieval Paris. Gender, ideology and daily lives of
the poor. - L.: Cornell university press, 2002. - XIII, 198 p.
7. Finucane R. The Rescue of innocents. Endangered children in medieval miracles. -
N.Y.: St. Martin’s press, 1997. -XII, 168 p.
8. Flint V.I. The saint and the operation of the law: Reflections upon the miracles of St.
Thomas Cantilupe // Belief and culture in the early Middle Ages: Studies presented
to Henry Mayr-Harting. - Oxford: Oxford university press, 2001. - P. 342-357.
9. Friedman Y. Miracles, meaning and narrative in the Latin East // Studies in church
history. - Woodbridge: Boydel press, 2005. - Vol. 41. - P. 123-134.
10. Goodich M.E. Miracles and wonders: the development of the concept of miracle,
1150-1350. - Aldershot: Ashgate publ, 2007. -XII, 148 p.
11. Grant R.M. Miracle and natural law in Graeco-Roman and early Christian thought. -
Amsterdam: North Holland publ., 1952. - 293 p.
12. Greenspan K. Translation and the miraculous in the legend of St. Eulalia // Miracles
and the miraculous in medieval Germanic and Latin literature. - Leuven: Peeters,
2005.-P.87-105.
13. Hall T.N. The miracle of the lengthened beam in apocryphal and hagiographical
tradition // Marvels, monsters and miracles: Studies in the medieval and early mod¬
em imagination. - Kalamazoo: Medieval Institute publ., 2002. - P. 113-144.
14. Harrison P. Miracles, early modem science and rational religion // Church history. -
Cambridge, 2006. - Vol. 75, N 3. - P. 495-510.
15. Jakobsson A. The friend of the meek: the late medieval miracles of a twelfth-century
Icelandic saint // Making of the Christian myth in the periphery of Latin Christen¬
dom. - Copenhagen, 2006. -P. 135-148.
16. Jansen K. Miraculous crucifixes in Late Medieval Italy // Studies in church history. -
Woodbridge: Boydel press, 2005. - Vol. 41. - P. 203-227.
17. Loud G.A. Monastic miracles in Southern Italy, 1040-1140 // Studies in church
history. - Woodbridge: Boydel press, 2005. - Vol. 41. - P. 109-122.
18. Marshall P. Forgery and miracles in the reign of Henry VII // Past & Present. - Ox¬
ford: Oxford university press, 2003. - Vol. 178. - P. 39-73.
19. Marylow R. Reading miracles Sepringham: Gilbert’s instructive cures // Haskimgs
society journal. - Woodbridge: Boydell press, 2000. - Vol. 13. -P. 125-135.
88
<> Miracle et кагата: Hagiographies medievales comparees. - Tumhout: Brepols,
’000.-690) p.
’ I Miracles: Cambridge studies in their philosophy and history / Ed. by C.F.D. Moule. -
I Mowbraiys., 1965. - VIII, 245 p.
’ Nie G. Configuration of miracle: From Roman to Merovingian Gaul // Miracles and
(lie miraculous in medieval Germanic and Latin literature. - Leuven: Peeters, 2005. -
P. 35-54.
'' Parish H.L. Monks, miracles and magic: The medieval church in English reforma-
lion polemicc // Reformation. - L.: Equinox, 2003. - Vol. 8. - P. 117-142.
11 Porterfield Л. Healing in the history of Christianity. - Oxford: Oxford university
press, 2005..-VIII, 218 p.
■ • I Lomas H.IM. Miracle stories and the violence of King Stephen reign // Haskings
society journal. - Woodbridge: Boydell press, 2000. - Vol. 13. - P. 111-124.
a. Vauchez A.. Sainthood in the later Middle Ages / Transl. by J. Birrel. - Cambridge:
< ambridge luniversity press, 1997. - XXVII, 645 p.
1 ' Walsham Al. Miracles and the counter-reformation mission to England // Historical
journal. - Cambridge: Cambridge university press, 2003. - Vol. 46, N 4. - P. 779-
.X15.
Walsham A.. Miracles in post-reformation England // Studies in church history. -
Woodbridge: Boydell press, 2005. - Vol. 41. - P. 273-306.
"> Ward B. Miiracles and the medieval mind: Theory, record and event, 1000-1215. -
I,.: Scholar ipress, 1982. - X, 320 p.
•и Ward B. Signs and wonders: saints, miracles and prayer from the fourth century to
the fourteenth. - Aldershot: Variorum, 1992. -XII, 144 p.
’ I Yarrow S. Slaints and their communities: Miracle stories in twelfth century England. -
Oxford: Cla.rendon press, 2006. -XII, 247 p.
89
О.В. Большакова
ПРАВОСЛАВИЕ МОСКОВСКОЙ РУСИ:
СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
В АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
(Обзор)
Как справедливо замечают сами американские историки, ни
одна область изучения русской истории не претерпела после паде¬
ния коммунизма таких кардинальных изменений, как религия и
церковь. Преследование религии в СССР, пишет профессор ун-та
штата Орегон Уильям Хасбэнд, во многом определяло конфигура¬
цию западной историографии, которая часто сводилась к «хронике
репрессий» (4, с. 195). В результате серьезные конкретно¬
исторические исследования такого признанного историка русской
церкви, как Грегори Фриз, являлись скорее исключением из прави¬
ла91. Кроме того, роль религии в русской истории понималась ранее
достаточно ограниченно, скорее как культурная составляющая со¬
циально-экономического процесса, которая занимала маргинальное
положение в общих курсах и носила явно подчиненный характер
по отношению к политике и экономике.
Однако «возвращение» религии, и в первую очередь право¬
славия, в последние годы существования Советского Союза пробу¬
дило научный интерес к этой теме в США. Она заняла видное
место в учебных курсах, появились серьезные диссертационные
исследования, многократно увеличилось количество публикаций.
Конечно, серьезную роль сыграло здесь и открытие российских
91 Freeze G.L. The Russian Levites: Parish clergy in the eighteenth century. -
Cambridge: Harvard university press, 1977; Freeze G.L. The parish clergy in nine¬
teenth-century Russia: Crisis, reform, counter-reform. - Princeton: Princeton university
press, 1983.
90
i|живов, особенно та свобода доступа, которой пользовались ино-
• I ранцы в 1990-е годы. Тем не менее более важными признаются
» ггодня такие факторы, как привнесение в западную русистику ме-
I«дологических инноваций, заимствованных главным образом из
антропологии и культурологии, что привело к постепенному вы¬
яснению институциональной истории, а также общее изменение
Vi на зрения исследователей после окончания «холодной войны». В
контексте деидеологизации американской исторической русистики
па первое место в изучении православия и религиозности вышли
I; 1 к называемые культурные подходы, которые вытеснили тради¬
ционные институциональные, часто тенденциозные и узкопартий¬
ные по своей направленности (3, с. 270; 4, с. 196).
В 90-е годы, с выдвижением на первый план новой культур¬
ной истории (и связанным с этим новым пониманием культуры как
конституирующего элемента социальной и политической жизни), в
центре внимания американских историков оказались такие ранее
почти не изученные темы, как народная религиозность, старооб¬
рядчество в его социально-культурном измерении, сектантство,
миссионерская деятельность православной церкви за рубежом и на
окраинах империи. Несмотря на большое внимание, которое уделя¬
ется сегодня различным негосударственным религиям в России, все
; шторы исходят из тезиса, что православие, будучи религией офи¬
циальной, в огромной степени влияло на формирование и общую
структуру социального контекста. Таким образом, православие и
православная церковь становятся необходимой и естественной точ¬
кой отсчета для всех исследований, посвященных религии: будь то
ислам, иудаизм, язычество или буддизм, которые исповедовали
многочисленные народы и народности обширной империи.
Хотя подавляющая часть современных американских иссле¬
дований русского православия посвящена периоду XIX-XX вв.,
определенное внимание стало уделяться и Московской Руси92.
Здесь, как и во всей дисциплине в целом, первые позиции занимает
сегодня культурная история. В центре ее внимания - «живой рели¬
гиозный опыт», т.е. повседневная жизнь верующих и то место, ко¬
торое занимало в ней православие (см. 14 и другие статьи из этого
92 См. в особенности сборники, изданные по материалам международных
конференций: Culture and identity in Muscovy, 1359-1584 / Ed. by Kleimola A.M.,
Lcnhoff G.D. - Moscow, 1997. - UCLA Slavic studies. New series. Vol. 3; Religion
and culture in early modem Russia and Ukraine / Ed. by Baron S.H., Kollmann N.S. -
DeKalb: Northern Illinois university press, 1997.
91
сборника). Концепция «живого религиозного опыта» «lived
religion» предполагает взгляд на религиозную практику «изнутри»,
в рамках свойственных ей смысловых и ценностных ориентиров.
Такой подход окрашивает и изучение политической культуры
Московского царства, в основе которой лежала православная кар¬
тина мира, насыщенная библейскими мифами и символикой (см. 2,
17, 19).
Развивается и так называемый географический подход, пред¬
ставленный такими разными работами, как, например, монография
Роя Робсона о Соловецких островах, в истории которых, как в кап¬
ле воды, отразилась история всей России (16), и исследование
М. Ходарковского о начальном периоде построения Российской
империи в ее взаимоотношениях со «степью» (7). Неотъемлемой
частью процесса колонизации являлось обращение в христианство
присоединяемых народов, и этот вопрос рассматривается амери¬
канским историком во многом с жестких позиций прежних лет, как
отношения «палача и жертвы».
По-прежнему не теряет своих позиций социальная история
церкви как института, что включает в себя такие темы, как церков¬
ные реформы и проблема взаимоотношений духовной власти со
светской (см. 1, 5, 12, 13, 15). Тем не менее и здесь заметны серьез¬
ные нововведения. Институциональная и духовная история право¬
славия сегодня неотделима от сравнительного контекста и рас¬
сматривается в тесной взаимосвязи с историей западной ветви
христианства. Для московского периода историки отмечают такие
важные отличия, как позднее, по сравнению с Западом, возникно¬
вение университетов, которые в Европе являлись важнейшими
центрами оформления теологической мысли; слабая степень ин¬
ституционализации духовной жизни (например, обязательность
ежегодной исповеди была утверждена только в XVIII в. - на
500 лет позже, чем на Западе); наконец, отсутствие таких важней¬
ших исторических явлений, как протестантская Реформация и ка¬
толическая контрреформация (18). Однако тенденцией последних
лет является подчеркивание общности, а не различий двух ветвей
христианства.
Кроме того, имманентно присущий социальной истории ре¬
визионистский настрой побуждает историков пересматривать усто¬
явшиеся в историографии стереотипы, причем делается это сегодня
с применением новых методов дискурсивного анализа и истории
понятий. Так, в монографии о расколе XVII в. (13) доказывается,
92
•ми представление о массовости движения было сформировано ea¬
rn ми церковными иерархами, получило развитие в XIX в., когда
• ирообрядчество стало заметным явлением церковной и общест-
|'1 иной жизни, и в итоге надолго закрепилось в историографии.
Нужно сказать, что борьба со стереотипами, сформировав¬
шимися в российском дискурсе XIX в. и оказавшими системное
ипммние на американскую русистику, стоит сегодня на первом пла-
|м- в исследовательской повестке дня.
Сегодняшние дискуссии о религии и духовности Московско-
m царства группируются в американской русистике вокруг двух
ловополагающих тем: православная теология и народная рели-
■ мм. И первом случае в центре внимания исследователей находится
и ч ап ологическое мировоззрение как одна из основ православия.
I ак отмечает Валери Кивелсон, мнения и оценки исследователей в
пом вопросе выглядят полярными. На одном полюсе находится
представление о «мрачном и безнадежном» историческом созна¬
нии, полном предчувствий о скором наступлении конца света и не¬
минуемой гибели. Этому «трагическому экстремизму» противо-
• I опт более конструктивная позиция, трактующая православие как
религию красоты и оптимизма», основанную на «триумфальной
»литологии». Согласно этим интерпретациям, получившим рас¬
пространение в 90-е годы, конец света воспринимается в правосла¬
вии оптимистически и означает путь к спасению, к обретению сла-
I'.i.i в Земле обетованной (10, с. 1-2). Эти оценки были основаны на
меследованиях придворной риторики и системы образности, цен-
I ральное место в которой занимала как раз «оптимистическая эсха-
шлогия»93.
В соответствии с такими полярными взглядами на право-
< мавную эсхатологию рассматривается и православное учение о
мпни в этом мире: пессимисты подают его как религию страдания
и долготерпения в земной «юдоли слез», а оптимисты подчеркива-
п)| красоту человека, созданного по образу и подобию Божьему. И
«тли когда-то Георгий Федотов разделил две эти концепции во * •93 См.: Flier M.S. Breaking the code: The image of the Tsar in the Muscovite
I'.ilin Sunday ritual // Medieval Russian culture / Ed. by Flier M.S., Rowland D. -
Vol. 2. - Berkeley, 1994. - P. 213-242; Flier M.S. Court ceremony in the age of reform:
I’,iInarch Nikon and the Palm Sunday ritual // Religion and culture in early modem Rus-
• i.i and Ukraine / Ed. by Baron S.H., Kollmann N.S. - DeKalb, 1997. - P. 73-95; Row¬
land D. Moscow - The Third Rome or the New Israel? // Russian review - 1996. -
Vol. 55, N4.- P. 591-614.
93
времени, приписав «радостное» христианство Киевской Руси, ко¬
торое почти без остатка исчезло в суровом климате Московии94, то
сегодня превалирует иная точка зрения. Американские историки
склонны видеть сохранение позитивной составляющей и в москов¬
ский период русской истории.
Эсхатология Московской Руси исследуется в статье Майкла
Флаера (2). В центре внимания исследователя - 1492 год (7000 по
византийскому календарю), который по многим предсказаниям
должен был стать концом света. Отталкиваясь от известного тезиса
Бердяева о том, что идея о грядущем Апокалипсисе с незапамят¬
ных времен оказывала огромное влияние на жизнь русского чело¬
века, автор пытается обнаружить, но не находит документальных
свидетельств о возникновении в это время массовой истерии или
паники, о народных восстаниях, появлении проповедников-мес-
сий - всего, что было характерно для соответствующих периодов
на Западе или для Московии XVII в. (2, с. 127-128).
Он утверждает, что апокалипсическое сознание - явление
достаточно позднее в истории России, и зародилось оно среди цер¬
ковной и государственной элиты во второй половине XV в. Через
какое-то время ожидания конца света начинают проникать и в на¬
родную среду, однако в XVI в. они выражались в достаточно опти¬
мистической форме и связывались с идеей о прекрасном будущем
Московского царства и населявшего его «избранного народа».
1492 год действительно оказался в какой-то степени рубеж¬
ным для элиты, пишет М. Флаер, поскольку вызвал к жизни апока¬
липсические настроения, правда, в достаточно ослабленной форме,
которые в итоге и сформировали систему символов государствен¬
ной идеологии конца XV-XVI вв. Эти настроения нашли свое вы¬
ражение в письменных источниках, изобразительном искусстве,
архитектуре и ритуалах - тех контекстах, которые лежали в основе
официальных репрезентаций правителя и его двора вплоть до вос¬
шествия на престол Петра I. В центре новой эсхатологии лежала
идея о Москве как Новом Иерусалиме со всеми вытекающими из
этой ассоциации последствиями. Характеризуя сущность нового
мировоззрения, автор отмечает присущий ему «оптимизм, шови¬
низм и формализм» (обрядовость), а также склонность концентри¬
роваться скорее на идее тысячелетнего царства, которое предшест¬
вует концу света, чем на самом катаклизме (2, с. 157).
94 Fedotov G.P. The Russian religious mind. - Belmont, 1975. - Vol. 1-2.
94
Иными словами, зафиксированные историками панические
настроения и даже массовые психозы, получившие распростране¬
ние после Смутного времени, не могли возникнуть из ничего (ех
nihilo). Скорее, полагает М. Флаер, падение династии Рюрикови¬
чей, гражданская война и последовавшее затем иностранное втор¬
жение обнажили слабость правящей элиты и породили сомнения и
неуверенность у народных масс, которые к этому времени были
уже хорошо информированы о том, что такое Апокалипсис и како¬
вы его последствия (2, с. 158).
Вторая тема, которая находится в центре современных дис¬
куссий о православии в американской русистике - народная рели¬
гиозность, - тесно связана с теми методологическими задачами,
которые встали перед историками в эпоху постмодерна.
В американской историографии рубежа 1980-1990-х годов
активно дебатировался вопрос о возможности изучения народной
религии в Московской Руси, поскольку традиционные для позити¬
вистской истории источники не давали необходимого материала.
' )тот взгляд базировался на сформулированной Эдвардом Кинаном
концепции «двух культур», церковной элитарной и мирской, на¬
родной, разделенных между собой непреодолимым барьером. Ог¬
ромное влияние на американскую русистику в этом отношении
оказали также труды тартуской школы, в частности, опубликован¬
ная на английском языке статья Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского,
в которой было постулировано понимание русской культуры в рам¬
ках бинарных оппозиций95.
Однако с выдвижением на передний план культурной пара¬
дигмы историки стали оспаривать свойственную позитивизму
жесткую дихотомию (концепция Кинана прямо оспаривается в
сборнике «Православная Россия» (14), целый раздел в котором так
и называется «Дестабилизировать дихотомии»). Американские ис¬
следования показали, что изучение религиозных убеждений и прак¬
тик простого народа вполне возможно, если рассматривать их как
цепь взаимосвязанных, хотя и разных по своей сущности культур.
Народные формы сознания были скрупулезно изучены в работах,
посвященных сектантам и старообрядчеству, в них было проде-
95 Lotman Yu.M., Uspensky В.А. Binary models in the dynamics of Russian
culture // The semiotics of Russian cultural history / Ed. by Nakhimovsky A.D., Nakhi-
movsky A.S. - Ithaca: Cornell university press, 1985. - P. 30-66.
95
монстрировано, что книжная культура получила на удивление ши¬
рокое распространение среди необразованных слоев общества96.
В своих исследованиях православной культуры американ¬
ские историки обратились к новым видам источников, которые
ранее считались епархией культурной антропологии и искусство¬
знания. Так, публикации большого корпуса иконографического ма¬
териала, которые появились в России в последние 10-15 лет,
позволяют анализировать иконы как массовый исторический ис¬
точник, а не шедевры мирового искусства (21). Прямую связь с
иконописью и принятыми в ней живописными технологиями де¬
монстрируют картографические материалы XVI-XVII вв., которые
также содержат информацию о мировоззрении их создателей и
пользователей (8, 10). В научный оборот вводятся и такие визуаль¬
ные источники, как фрески, дающие богатый материал для рекон¬
струкции политической культуры Московского царства. Все это
заставляет пересмотреть «влиятельную и красноречивую» теорию
Э. Кинана о клерикальной и мирской культурах в Московии сере¬
дины XVI в., о чем пишет Дэниел Роуллэнд в статье «Две культу¬
ры, один тронный зал» (17).
По мнению Кинана, монашеская культура Руси долгое время
оставалась относительно свободной от внешних влияний, а культу¬
ра двора и правительственного аппарата шла своим путем. Взаимо¬
действие и взаимообмен между ними фактически отсутствовали,
поскольку не было традиции формального образования для правя¬
щей династии и военных, а православные «князья церкви», в отли¬
чие от католических, почти не поддавались соблазну светской
культуры97. В своих исследованиях Кинан опирался на сравнитель¬
ный лингвистический анализ текстов, написанных клириками и
мирянами, и пришел к заключению, что резкое разделение двух
96 См., в частности: Bushkovitch Р. Religion and society in Russia: The
sixteenth and seventeenth centuries. - N.Y.: Oxford university press, 1992; Russian
traditional culture: Religion, gender and customary law / Ed. by Balzer M.M. - Armotik:
M.E. Sharpe, 1992; Crummey R.O. Old Belief as popular religion: New approaches //
Slavic review. - Chicago, 1993. - Vol. 52, N 4. - P. 700-712 и др.
97 Keenan E.L. The Kurbsky-Groznyi Apocrypha: The seventeenth-century
genesis of the «Correspondence» attributed to prince A.M. Kurbsky and tsar Ivan IV. -
Cambridge: Harvard university press, 1971; Keenan E.L. Muscovite political folkways //
Russian review. - 1986. - Vol. 45, N 1. - P. 138-148; Keenan E.L. Response to
Halperin, ‘Edward Keenan and the Kurbsky-Groznyi correspondence in hindsight //
Jahrbiiecher fur Geschichte Osteuropa. - Wiesbaden, 1998. - Bd 46, H. 2. - S. 404-417.
96
культур существовало изначально и начало сглаживаться только в
XVII в. На этой идее основывается его заключение о более позднем
происхождении переписки Ивана Грозного и Андрея Курбского.
Признавая ценность и полезность выдвинутой в 1970-е годы
ревизионистской концепции, которая сделала невозможным при¬
менение «наивной» и антиисторичной неославянофильской идеи о
киевременной приверженности «русской души» к православию,
Д. Роуллэнд отмечает, однако, что она надолго затормозила изуче¬
ние христианства Московской Руси и пытается восстановить ту
ышную историческую роль, которую культура в целом и право¬
славная культура в частности играли в жизни светской элиты и
двора Московии (17, с. 35-36).
Он полагает, что введение в историческое исследование ви¬
зуальных источников позволяет многое сделать в этом направле¬
нии. Во-первых, считает Д. Роуллэнд, понимание и восприятие
изображений отнюдь не требовало знания старославянского языка
п вообще грамотности. И хотя существует мнение, что присущий
православной культуре образ мыслей был «слишком изощренным»
для большинства простых людей, оно явно грешит презентизмом.
(Современному историку, воспитанному в понятиях линейного вре¬
мени, кажется слишком сложным и натянутым, например, что вой¬
ско, изображенное на иконе «Церковь воинствующая», одновре¬
менно представляет собой современную армию Московии, ветхо¬
заветную армию Израиля и небесное воинство в день Страшного
('уда. Однако для православной культуры лежащие в основе этой
идеи библейская типология и цикличность исторического времени
являлись абсолютно обычными, напоминания об этом встречались
буквально в каждом литургическом тексте. Таким образом, оцени¬
вать сложность той или иной теологической идеи следует в контек¬
сте культуры того периода, который рассматривается (17, с. 37).
Свое опровержение теории Кинана автор проводит на мате¬
риале стенных росписей Золотой (Грановитой) палаты в Кремле. И
хотя некоторые специалисты датируют эти росписи XVII в.,
Д. Роуллэнд склонен все же считать, что сами фрески, так скрупу¬
лезно описанные Симоном Ушаковым (или во всяком случае их
сюжеты), можно отнести к середине XVI в., ко времени правления
Ивана Грозного (после большого пожара 1547 г.). Считая Тронный
зал в Кремле «одним из самых важных политических пространств
России раннего Нового времени», автор подробно анализирует
семь изображенных на стенах сюжетов, в которых нашли свое вы¬
97
ражение тогдашние представления церкви о политике, и приходи !
к заключению, что их смысл должен был быть понятен «среднему
придворному», независимо от его знания церковнославянского и
теологии (17, с. 55).
Представленные в стенных росписях сюжеты воплощали и
себе православную политическую культуру: подчеркивая божест¬
венную миссию Русского государства, они укрепляли власть царя.
Процесс постепенного роста и укрепления щарства выглядел в них
частью естественного порядка вещей, столь же неизбежным и
постоянным, как смена времен года. Покровительство Богоматери
усиливало идею о божественной поддержке государства, а тема
защиты Господом русской армии укрепляла дух военных. Рассмот¬
ренные автором религиозные по своей сути идеи служили сплоче¬
нию элиты вокруг царя:. Кроме того, они вносили моральный эле¬
мент в политику. Сюжеты фресок подчеркивали, что царь должен
править опираясь на советы своих придворных, и подразумевали,
что его власть зависит от личного благочестия и усилий в защите
православной веры (17, с. 56-57).
Таким образом, православная церковь не только снабжала
языком для понимания политических отношений, она также пре¬
доставляла религиозные аргументы для противостояния и противо¬
действия царю. В период Смутного времени,, когда кризис наследо¬
вания привел к гражданской войне и претенденты сомнительного
происхождения и еще более сомнительных религиозных и мораль¬
ных качеств сменяли один другого, значение этих ограничений
царской власти стало совершенно очевидно (.17, с. 57).
К необычному виду источников в своем исследовании на¬
родной религиозности обратилась Валери Кивелсон (8, 10). Для
реконструкции религиозного сознания мирян в России конца XVI-
XVII вв. она использовала карты местности, получившие к этому
времени большое распространение в судебной и административной
практике для решения споров о земельной собственности. Впервые
наткнувшись на эти скромные по своим изначальным целям доку¬
менты, она была поражена их изобразительным богатством.
Крупномасштабные карты, или «чертежи», представляли со¬
бой выполненное от руки в сепии или туши изображение местно¬
сти, раскрашенное в «цвета осени» - зеленый, желтый, охру и баг¬
рянец. Как правило, на довольно большом по размеру листе бумаги
(со стороной в среднем около метра) изображались одна или не¬
сколько деревень, церковь выступала как организующий центр и
98
'*1.повременно топографический ориентир, текли синие или зеле¬
ные реки, а ярко-желтое улыбающееся солнце наверху обычно
■ имволизировало восток (точнее, то место, где солнце встает ле-
тм). Особенно поражает глаз обилие деревьев с ярко окрашенной
-шетвой, что создает у зрителя ощущение праздничности, а реали-
« шчность и детальность изображения архитектурных сооружений
(вплоть до шишечек на балюстраде, дымка из трубы) напоминает,
•по перед нами все же действительно существующая местность.
Историки уже обращали внимание на несоответствие декора-
I пвпой выразительности этих карт той чисто утилитарной цели,
uni которой они создавались, однако никто не занимался ими спе¬
циально. В то же время это источник, который «буквально взыва¬
ет» к исследователю, особенно если учесть давно устоявшееся на
Западе мнение о «безмолвной Московии», где отсутствуют при¬
вычные для западных историков описательные и аналитические
шесты (8, с. 1-2). Уникальность сохранившихся в фондах Помест¬
ного приказа почти 500 «чертежей» XVII в. заключается еще и в
ЮМ, что они дополняются делопроизводственными документами,
позволяющими реконструировать историю их создания, установить
.■iBTopcTBO, проследить ход судебного дела - обстоятельство, кото¬
рое, по выражению Кивелсон, заставит западных историков «позе-
ченеть от зависти» (8, с. 3).
Авторами чертежей являлись мелкие чиновники, отставные
военные, простые горожане - представители средних слоев рус¬
ской провинции, не связанные с московской элитой. Написанные
ими сопроводительные тексты свидетельствуют «скорее о бюро¬
кратическом, чем церковном влиянии», хотя зачастую они и ис¬
пользовали религиозные тексты. Эти «художники-любители», не
имея никакой специальной подготовки, сами вырабатывали ту
форму, в какой следовало представлять на бумаге планы местно¬
сти - что считать важным, что выделять особо, как именно изобра¬
жать те или иные детали ландшафта, наконец, какие символы ис¬
пользовать для изображения физического мира. (Историки сходят¬
ся во мнении, что в отличие от географических карт техника созда¬
ния чертежей не испытала прямого иностранного влияния.) Таким
образом, пишет В. Кивелсон, создатели этих топографических карт
изображали окружающий мир теми способами, которые имели для
них смысл в контексте их социального опыта и мировоззрения, и
интерпретирует их как «выразительные метафоры выработавшей
их культуры», православной в самой своей основе (8, с. 8). Однако,
99
добавляет она, подчеркивая коммуникативный характер исследуе¬
мого источника, эти чертежи, в свою очередь, устанавливали «же¬
сткие параметры», в рамках которых пользовавшиеся ими чинов¬
ники, администраторы, военные, помещики начинали понимать и
воспринимать рельеф местности (8, с. 6).
Прочтение этих по существу административных источников
как «культурных конструкций» позволило автору не только поста¬
вить серьезные вопросы о взаимопересечениях культуры, религии
и политики, но также выявить еще одно важнейшее измерение по¬
литической и социальной истории России эпохи раннего Нового
времени - пространственное. Отмечая, что история Московской
Руси неотделима от христианского контекста, особое внимание
В. Кивелсон уделяет реконструкции «более народных» видов рели¬
гии, посвятив этому вопросу специальную статью «“Души правед¬
ных во светле месте”: Ландшафт и православие по материалам рус¬
ских карт XVII в.» (10).
Анализируя визуальный язык чертежей XVII в., автор сосре¬
доточивает свое внимание на тех образах, знаках и символах, кото¬
рые занимали в них центральное место. Если изображения церквей,
алтарей, крестов не требуют специального анализа и лишь подчер¬
кивают важную роль православных символов в жизни простых ми¬
рян, то значение других образов не лежит на поверхности (8,
с. 102). По мнению В. Кивелсон, система образности чертежей
представляла собой множество «цитат» из современной им иконо¬
писи - наиболее понятных и доступных провинциальным карто¬
графам артефактов. Даже изобразительная техника была одна и та
же. Особенно это относится к изображениям деревьев, которые бы¬
ли будто списаны с ландшафтов, получивших распространение в
иконописи с конца XV в. Если обратиться к иконографии как «сло¬
варю визуальных символов», пишет автор, двух мнений быть не
может: зеленый ландшафт означал рай, земной или небесный, и
ассоциировался либо с Эдемом, в котором пребывали Адам и Ева
до своего изгнания, либо с Богоматерью (10, с. 19). Анализируя ряд;
известных икон конца XVI-XVII вв., Кивелсон отмечает, что к кон¬
цу века ландшафт приобрел более реалистические черты, не утра¬
тив, однако же, своего символизма, который обогатился к этому
времени новыми коннотациями. Теперь он символизирует не толь¬
ко Рай в узком смысле этого слова, но и проявление божественного
замысла на земле. Окружающая природа изображается как «слав-
100
пый дар Господа», а рукотворный ландшафт подчеркивает роль
человека как «создания Божьего» в украшении подлунного мира.
По мнению В. Кивелсон, религиозная образность чертежей
\ VII в. демонстрировала твердую убежденность их создателей в
и'сной связи, даже переплетении библейских и земных тем. Пред-
i I авления о пространстве были неотделимы в Московской Руси от
мысли о ее месте и роли в христианском космосе. Авторы карт вы-
р.чжали «в высшей степени жизнерадостное, уверенное, и даже са¬
моуверенное» чувство, считая Россию раем, а русских - избранным
народом, само присутствие которого может превратить обыкно¬
венную землю в сады Эдема (8, с. 11). Это «жизнерадостное хри-
п ианство» смыкается в исследовании Кивелсон с выработанной
при московском дворе «оптимистической эсхатологией», которую
изучали другие авторы (см. 2, 17).
И хотя Кивелсон отнюдь не претендует на полноту и оконча-
км1ьность своих выводов относительно народной религиозности
(поскольку мелких и средних чиновников нельзя считать репрезен¬
тативной выборкой), уже сам факт, что удалось отойти от изучения
•нчнязей, бояр и церковных сановников», на один шаг приближает
пас к пониманию этой крайне интересной проблемы (10, с. 24).
Внутренняя полемика с «жесткой дихотомией» предыдущего
периода заметна и в статье Дэниела Кейзера о «повседневном пра¬
вославии» (6). Православная религия, пишет он, играла централь¬
ную роль в социальной жизни Московской Руси. Церковные обря¬
да сопровождали все важнейшие события в жизни русского чело¬
века периода раннего Нового времени - рождение, крещение,
евадьбу, похороны.
Организующим фактором всей повседневной жизни являлся
церковный календарь, летосчисление в котором велось от сотворе¬
ния мира. Годовой цикл строился вокруг важнейших церковных
праздников - Рождества, Благовещения, Пасхи, Троицы, дней па¬
мяти тех или иных святых. Причем с отмеченными в календаре
днями соотносились не только посты и праздники, но и чисто свет-
гкие обязанности - например, уплата дани в день ангела воеводы и
п день святого покровителя того или иного города (6, с. 181).
Общеизвестно, что особенно тесно с церковным календарем
пыли связаны такие события, как свадьба или крестины. Ритуалы,
связанные со смертью, хотя и несли в себе довольно много элемен¬
тов, которые казались западным путешественникам «нехристиан¬
скими», тем не менее, по заключению автора, в основе своей имели
101
целью подтвердить приверженность умирающего к православной
церкви (6, с. 191).
Одной из активно разрабатываемых сегодня в американской
историографии православия тем является почитание святых, в том
числе народное понимание святости и особые формы народного
благочестия. В статье Ив Левин исследуется возникновение новых,
довольно необычных культов «неизвестных» святых и их после¬
дующая канонизация в XVI - начале XVIII в. (11).
Как правило, пишет автор, все начиналось со случайной на¬
ходки - обнаружения хорошо сохранившихся останков неизвестно¬
го человека, которым немедленно начинало поклоняться местное
население. Она выявила 13 таких случаев, которые нашли отраже¬
ние как в официальной документации, так и в сказаниях о чудесах
и житиях, составленных для этих никому ранее не известных лю¬
дей. Возникновение новых местных культов автор связывает с осо¬
бым пониманием святости, указанием на которую для простых ми¬
рян служила необыкновенная сохранность тела, т.е. «чудесное». А
поскольку православное вероучение наставляло верующих заме¬
чать проявления божественной силы в окружающем их мире, до¬
вольно быстро возникали истории о чудесах, которые совершал
новообретенный святой. Ему придумывали имя, создавали визу¬
альный образ, который постепенно обрастал подробностями, воз¬
никала биография святого. Народная фантазия приписывала най¬
денным мощам самое разнообразное происхождение: это мог быть
странствующий монах, благочестивая девица, трудолюбивое дитя.
Смерть чаще всего была трагической - утопление, удар молнии,
убийство (И, с. 102).
И хотя зачастую останки через какое-то время утрачивали
сохранность, для местных почитателей это уже не играло роли.
Чаще всего на этот аспект обращали внимание церковные власти,
которые занимались канонизацией нового святого. Однако если в
XVI - первой половине XVII в. церковная элита предпочитала идти
на компромисс с местной общиной, то с 1660-х годов церковь все
более подозрительно начинает относиться к этим случаям. В пер¬
вую очередь, в условиях церковного раскола возникает беспокой¬
ство о неконтролируемом росте «самостийных» культов. А к
1720-м годам уже окончательно оформляется бюрократическая
процедура канонизации. Святейший синод начинает признавать
лишь документальные свидетельства о чудесах, не принимая во
102
внимание такие вещи, как местное почитание и устная традиция
(II, с. 103).
Гендерный аспект в изучении православия эпохи Московско¬
го царства хотя и не слишком впечатляет в количественном отно¬
шении, что вызвано относительной скудостью источников, тем не
менее также привлекает внимание историков. Так, активно сотруд¬
ничающая с американцами Изольда Тире (Кентский ун-т) опубли¬
ковала монографию о русских царицах, проанализировав религиоз¬
ный символизм Московской Руси на материалах главным образом
визуальных источников (в частности, росписей Золотой Царицы-
пой палаты) и сделала ряд интересных заключений о связи право¬
славной теологии и политики (19). В статье, опубликованной в
сборнике «Православная Россия», она рассмотрела религиозную
жизнь женщин, особенности женской духовности и те препятствия,
которые существуют в их изучении (20). Как считает И. Тире, од¬
ним из факторов, серьезно затрудняющих понимание живого рели¬
гиозного опыта женщин в средневековой Руси, является различие
западных и восточных форм монашества и мистицизма.
Предварительный анализ русских средневековых агиографи¬
ческих источников позволяет автору предположить наличие спе¬
цифической «женской» духовности в Московской Руси. Женщинам
удалось наложить своеобразную печать на некоторые культы свя¬
тых. Так же, как и на Западе, религиозные опыт и переживания
женщин средневековой Руси отражали их особую социальную
роль, однако немаловажным формирующим фактором была и такая
особенность православной теологии, как «добрые дела». Различия
заметны, например, в том, что православные женщины отдавали
предпочтение культу Богоматери, в то время как на Западе женщи¬
ны Средневековья поклонялись все же Христу. Во-первых, в пра¬
вославии, считает автор, Богоматерь играла более важную роль,
чем в католицизме, и кроме того, русские женщины идентифици¬
ровали себя с ее ролью заступницы.
Центральным пунктом святости русских женских святых бы¬
ло служение: своей семье и людям, или, если речь шла о членах
царской семьи, - своей стране. Милосердие, христианская любовь
к ближнему, забота о больных и убогих - преобладающая тема,
формирующая стереотип женской святости на Руси, хотя иногда
святые героини могли приобретать и некоторые маскулинные чер¬
ты в целях политической и социальной целесообразности.
103
Тем не менее гендерные стереотипы играли важную роль в
развитии женского благочестия среди мирян в средневековой Руси.
И вплоть до середины XVII в., пишет автор, православная церковь
проводила в отношении верующих женщин политику активного
включения их в религиозные дела, всячески поощряя их участие в
определении чудесной силы мощей и икон в процессе канонизации
святых. До того времени, когда возникло скептическое отношение
церковных иерархов к новым местным культам святых, их связь с
женским контингентом вовсе необязательно трактовалась негатив¬
но.
Представленные здесь исследования православия Москов¬
ской Руси, выполненные в русле культурной антропологии и исто¬
рии, занимают сегодня передовые позиции в американской руси¬
стике. Однако надо сказать, что социальная и институциональная
история не утрачивает своего значения, сохраняя ревизионистский
потенциал и пересматривая казавшиеся прежде незыблемыми
постулаты западной историографии. Так, в статье Д. Кейзера (6)
корректируется характерная для предыдущего периода точка зре¬
ния, согласно которой христианство было мало укоренено в народ¬
ной среде, а церковь была очень слаба, поскольку не обладала не¬
обходимыми инструментами для осуществления контроля над
священниками и регулирования жизни прихожан. На материалах из
архивов Вологодской, Холмогорской и Устюжской епархий автор
рассматривает практику заключения браков на Русском Севере в
XVII в. и те бюрократические процедуры, которые складывались в
церковной администрации на протяжении столетия.
Сохранившаяся документация XVII в. донесла до нас инфор¬
мацию об активной деятельности канцелярий архиепископов, ко¬
торая включала в себя не только ведение текущей отчетности, но и
расследование дел, касающихся нарушений церковных установле¬
ний, утаивания венечных пошлин, неправомерных отказов в венча¬
нии и др. Анализируя значительный корпус источников, Д. Кайзер
констатирует постепенное нарастание на протяжении столетия ко¬
личества и видов документов, направляемых из приходов в епар¬
хию, а также тенденцию к их систематизации. Он демонстрирует,
что церковный контроль над заключением браков осуществлялся
вполне в бюрократическом духе, причем не только посредством
делопроизводственной переписки и отчетности, но и путем личных
инспекций приходов, проводившихся как церковными иерархами,
104
гак и разветвленным аппаратом, включавшим в себя также и
мирян.
Автор склонен высоко оценивать эффективность действо¬
вавшей в XVII в. системы церковного контроля над заключением
браков, которая позволяла отслеживать нарушения даже в отдален¬
ных приходах. Он отмечает, что немаловажным фактором поддер¬
жания порядка являлось стремление самих прихожан строго сле¬
дить за соблюдением правил заключения браков как со стороны
брачующихся, так и со стороны священников (5, с. 582-583).
В рамках не менее традиционного институционального под¬
хода в статье М. Пола (15) рассматривается проблема соотношения
церковной и светской власти в Новгороде до его завоевания Моск¬
вой. Однако задача «ревизии» историографических концепций ре¬
шается автором в русле сегодняшних представлений, требующих
от исследователя непременного общеевропейского контекста и ис¬
торизма. Он доказывает, что новгородские архиепископы отнюдь
не походили на католических «князей церкви» и вторгались в свет¬
ские дела главным образом для решения своих собственных задач,
в первую очередь для повышения авторитета церкви. Кроме того,
автор выступает против «осовременивания» и вестернизации спе¬
цифически русской средневековой терминологии. В частности,
тенденция называть председательствующего в Совете господ архи¬
епископа «президентом республики» означает искажение и невер¬
ное понимание «достаточно сложной и неопределенной» политиче¬
ской системы средневекового Новгорода (15, с. 269-270).
Рассмотренные в обзоре материалы позволяют сделать неко¬
торые предварительные заключения о современных тенденциях в
изучении православия Московской Руси в США. Наблюдающийся
в американской русистике методологический сдвиг в сторону куль¬
турной парадигмы не только выдвинул религию на первый план в
изучении политики и культуры Средневековья, но и вызвал опре¬
деленную рефлексию по поводу Источниковой базы дисциплины
(21). В научный оборот вводятся все новые визуальные источники,
которые позволяют поставить важнейшие вопросы о политической
культуре, особенностях самодержавной власти и социальной струк¬
туры Московской Руси. В отличие от исследований по новой и но¬
вейшей истории России, для которых архивная революция 1990-х
годов сыграла свою позитивную роль, важными факторами разви¬
тия историографии православной религии стали возрождение рели¬
гиозной жизни в России, публикация большого корпуса изобрази¬
105
тельных источников (в особенности провинциальными издательст¬
вами) и общая свобода перемещения по стране, которую получили
иностранцы после падения «железного занавеса».
Литература
1. Coulter D. Church reform and the ‘white clergy’ in seventeenth-century Russia //
Modernizing Muscovy: Reform and social change in seventeenth-century Russia. -
L.; N.Y.: Routledge Curzon, 2004. - P. 291-316.
2. Flier M. Till the End of Time: The Apocalypse in Russian historical experience
before 1500 // Orthodox Russia: Belief and practice under the Tsars. - University
Park: Pennsylvania state university press, 2003. - P. 127-158.
3. Freeze Gregory L. Recent scholarship on Russian Orthodoxy: A critique // Kritika. -
Bloomington, 2001. - Vol. 2, N 2. - P. 269-278.
4. Husband W.B. Looking backward, looking forward: The study of religion in Russia
after the fall // Journal of religious history. - Oxford, 2007. - Vol. 31, N 2. - P. 195—
202.
5. Kaiser D.H. Church control over marriage in seventeenth-century Russia // Russian
review. - Stanford, 2006. - Vol. 65, N 4. - P. 567-585.
6. Kaiser D.H. Quotidian Orthodoxy: Life in early modem Russia // Orthodox Russia:
Belief and practice under the Tsars. - University park: Pennsylvania state university
press, 2003.-P. 179-192.
7. Khodarkovsky M. Russia's steppe frontier: The making of a colonial empire, 1500—
1800. - Bloomington: Indiana university press, 2004. - XII, 290 p.
8. Kivelson V. A. Cartographies of tsardom: The land and its meanings in seventeenth-
century Russia. - Ithaca: Cornell university press, 2006. - XIV, 263 p.
9. Kivelson V.A., Greene R.H. Introduction: Orthodox Russia // Orthodox Russia:
Belief and practice under the Tsars. - University park: Pennsylvania State univ.
press, 2003. -P. 1-21.
10. Kivelson V.A. ‘The souls of the righteous in a bright place’: Landscape and Ortho¬
doxy in seventeenth-century Russian maps // Russian review - Stanford, 1999. -
Vol. 58,N1.-P. 1-26.
11. Levin E. From corpse to cult in early modem Russia // Orthodox Russia: Belief and
practice under the Tsars. - University park: Pennsylvania state university press,
2003. -P. 81-104.
12. Modernizing Muscovy: Reform and social change in seventeenth-century Russia /
Ed. by Kotilaine J., Poe M. - L.; N.Y.: Routledge Curzon, 2004. - VI, 489 p.
13. Michels G.B. At war with the church: Religious dissent in seventeenth-century Rus¬
sia. - Stanford: Stanford university press, 1999. - X, 354 p.
106
14. Orthodox Russia: Belief and practice under the Tsars / Ed. by Kivelson V.A.,
Greene R.H. - University park: Pennsylvania state university press, 2003. - XII,
291 p.
15. Paul M.C. Secular power and the Archbishops of Novgorod before the Muscovite
conquest // Kritika. - Bloomington, 2007. - Vol. 8, N 2. - P. 231-270.
16. Robson R. Solovki: The story of Russia told through its most remarkable islands. -
New Haven: Yale university press, 2004. - XVI, 302 p.
17. Rowland D. Two cultures, one Throne room: Secular courtiers and Orthodox culture
in Golden Hall of the Moscow Kremlin // Orthodox Russia: Belief and practice un¬
der the Tsars. - University park: Pennsylvania state university press, 2003. - P. 33-
57.
18. Tender T.N. Epilogue: A view from the West // Orthodox Russia: Belief and prac¬
tice under the Tsars. - University park: Pennsylvania state university press, 2003. -
P. 253-275.
19. Thyret I. Between God and tsar: religious symbolism and the royal women of Mus¬
covite Russia. - DeKalb: Northern Illinois university press, 2001. - XVI, 275 p.
20. Thyret I. Women and the Orthodox faith in Muscovite Russia: Spiritual experience
and practice // Orthodox Russia: Belief and practice under the Tsars. - University
park: Pennsylvania state university press, 2003. - P. 159-178.
21. Woodworth Ch. The venerated image among the faithful: Icons for historians (books
on icons, culture, and history) // Kritika. - Bloomington, 2007. - Vol. 8, N 2. -
P. 389-420.
107
РЕФЕРАТЫ
ОБЪЕДИНЕНИЯ СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЕЙ ВО
ФРАНЦИИ В СРЕДНИЕ ВЕКА И НОВОЕ ВРЕМЯ:
МАТЕРИАЛЫ КОЛЛОКВИУМА,
15-17 СЕНТЯБРЯ, КЛЕРМОН-ФЕРРАН
Les associations de pretres en France du Moyen Age a I’epoque
contemporaine. 15-17 septembre 2005 : Actes du colloque organise
les 15,16 et 17 septembre 2005 // Revue d'histoire de l’Eglise de
France. - Turnhout, 2007. - Vol. 93, N 230. - 388 p.
(Реферат)
15-17 сентября 2005 г. в городе Клермон-Ферран прошел
коллоквиум на тему «Объединения священнослужителей во Фран¬
ции в Средние века и Новое время», организованный центром изу¬
чения истории «Пространства и культуры» (Centre d'Histoire
«Espaces et Cultures», ун-т Блез-Паскаль) в сотрудничестве с «Об¬
ществом религиозной истории Франции» (Societe d'Histoire
religieuse de la France), под общим руководством Бернара Домнье
(СНЕС) и Марка Вернара (президента SHRF). Выбор данной темы
обусловлен возрастающим в последние годы интересом к различ¬
ным религиозным по происхождению структурам, относящимся к
мирянам, но происходящим из многообразных форм клерикальной
общинной жизни. В связи с этим задачей коллоквиума стало обо¬
гащение и уточнение образа белого духовенства посредством ана¬
лиза социальных практик, человеческого опыта и духовных моти¬
ваций, которые раскрываются в различных формах организации,
возникавших в этой среде на протяжении столетий.
Материалы коллоквиума были опубликованы в 93 томе (но¬
мер 230, январь-июнь 2007) «Журнала по истории Французской
церкви» (Revue d'histoire de I'Eglise de France), издаваемого при
участии Национального центра научных исследований (CNRS) и
108
Министерства культуры (дирекции архивов Франции). Это издание
было основано в 1910 г. и специализируется на публикации иссле¬
дований по религиозной истории Франции от начала христианиза¬
ции до наших дней.
Статьи в журнале распределены по нескольким разделам в
соответствии с темами заседаний коллоквиума: «Мотивы для объ¬
единения», «Идеалы, модели и границы», «Внутренняя жизнь»,
«Формы священничества».
В данном сводном реферате представлены работы, относя¬
щиеся к периоду Средневековья и раннего Нового времени.
В статье Жозефа Авриля «Обязательное сообщество: архи-
пресвитерство или диаконат» (с. 25-^Ю) речь идет об организации
епископских диоцезов и о таких важных ее элементах, как архи-
пресвитерство и диаконат. По сути, эти институты не носят харак¬
тера духовного объединения священников или братства. Однако
Ж. Авриль рассматривает институты архипресвитерства и диакона-
та в контексте их отношений с приходскими священниками, пока¬
зывая, что они способствовали объединению территориально рас¬
средоточенных клириков.
Происхождение рассматриваемых учреждений связано с по¬
требностью в посредническом звене между епископами и прихода¬
ми, дабы избежать изоляции последних. Так появляются должно¬
сти архидиакона, затем архипресвитера или диакона. Должность
архипресвитера чаще была связана с городскими приходами, тогда
как понятие decania могло означать сельский диаконат (с. 27).
Формирование этой системы управления диоцезом происходило
по-разному в различных регионах. Большинство диоцезов ее при¬
няли (в первую очередь, располагавшиеся в землях современной
Франции, Бельгии и Англии, за исключением юго-восточной
Франции), в то время как другие сохранили старую организацию,
представленную наличием лишь диаконов.
Выбор терминов «архипресвитер» или «диакон», при совпа¬
дении функций этих институтов, варьировался в зависимости от
диоцеза. За некоторыми исключениями, более древнее понятие (ар¬
хипресвитер) использовалось больше в церковных провинциях
Юга, в то время как «диаконаты» были широко распространены в
северных районах, в германских и английских землях (с. 28).
Первые упоминания о должностях архипресвитера и диакона
восходят к каролингскому церковному законодательству. Согласно
соборным постановлениям этого периода, архипресвитеры отвеча¬
109
ли за уровень подготовки священнослужителей, проверяли их зна¬
ние Нового Завета и были обязаны исправлять их заблуждения и
восполнять пробелы в их познаниях (с. 29). В течение X-XI вв.
функции архипресвитеров и диаконов, похоже, секуляризируются.
Ряд соборных установлений ограничивает срок их пребывания в
должности, а также обеспечивает им систематический доход (за
счет собственного церковного прихода).
Теоретически архипресвитер или диакон находится в подчи¬
нении архидиакона, однако декретальное право подразумевало не¬
которые различия. Так, назначения на эти должности могли прово¬
диться как епископами, так и архидиаконами, или ими обоими.
Иногда их могли избирать сами священнослужители. В конечном
счете всегда превалировали местные обычаи. Посреднические
функции архипресвитеров и диаконов в иерархии реализовывались
в момент раздачи мира и елея в Великий Четверг, однако священ¬
ники имели также возможность самостоятельно приехать за елеем
в резиденцию епископа.
Дальнейшее развитие данного института связано с вовлече¬
нием архипресвитеров и диаконов в назначение священников.
В течение XII в. в некоторых диоцезах устанавливается порядок,
согласно которому диакон дарует сига animarum на тех же основа¬
ниях, что и архидиакон. Совпадает также их роль при освящении
дарений в пользу церкви.
В деятельности архипресвитера и диакона особенно важным
было знание своего округа. Для этого они были обязаны каждый
год лично объезжать свои приходы. Помимо моральной и матери¬
альной стороны дела, диакон был ответственен за духовную жизнь
священников. В некоторых диоцезах священники могли исповедо¬
ваться исключительно своим диаконам или архипресвитерам. Со¬
гласно некоторым соборным установлениям, архипресвитер или
диакон присутствовали при составлении завещания священника.
Таким образом, констатирует Ж. Авриль, институты архи-
пресвитерства и диаконата появились в каролингскую эпоху, ут¬
вердились как структура управления диоцезами начиная с XII в. и
просуществовали до конца Средневековья. Они занимали важное
место в церковной иерархии, но при этом оставались довольно
хрупким образованием, противопоставленным централизованной
власти епископов, и серьезно пострадали в результате кризиса бе-
нефициальной системы. Тем не менее такое деление диоцезов су-
110
шествовало долгое время, и в некоторых местах до сих пор сохра¬
няются его следы (с. 40).
В статье Жана-Мишеля Матца «Капелланы и общины капел¬
ланов в диоцезе Анжера (XIV-XV вв.)» (с. 107-125), входящей во
второй раздел, рассмотрен процесс формирования общин капелла¬
нов и их положение в позднем Средневековье. Важность этих во¬
просов обусловлена тем, что в указанный период капелланы стали
составлять основу клира. Особенностью Анжера, по сравнению с
другими территориями древней церковной провинции Тура, явля¬
ется то, что в этом регионе общин капелланов было довольно мало
и уровень их институциональной развитости был низок. Матц на¬
чинает с обсуждения статуса капеллана в диоцезе, его имущест¬
венного и юридического положения, а затем переходит к анализу
объединений капелланов, их отношений с церковными капитулами
и пытается объяснить существующее положение вещей.
Первые капелланы, держатели бенефиция, появились в собо¬
ре Анжера в XII в., а к середине XV в. их было уже около сотни -
«число.., которое кажется достаточным для того, чтобы они орга¬
низовались в некую структурированную общину» (с. 110).
Капелланы Анжера подчинялись капитулу и, похоже, нико¬
гда не представляли собой обособленного сообщества. Источники
не сохранили ни одного упоминания об их собраниях. Рассматри¬
вая имущественное положение капелланов в городе (капелланы
получали доход от своих бенефициев с обязательством отчиты¬
ваться перед капитулом; некоторые имели право на свой дом в
квартале каноников; средства от поминальных служб попадали
лично к капеллану), Матц приходит к выводу, что если и сущест¬
вовало какое-то объединение капелланов в кафедральном соборе
Анжера, то оно оставалось неформальным: без юридического ста¬
туса, без собственных установлений и без реальной финансовой
автономии. Капелланы остаются в подчиненном положении по от¬
ношению к капитулу собора (с. 112). Таким образом, даже значи¬
тельного количества капелланов оказывается недостаточно, чтобы
породить некую организованную корпорацию (с. 113).
Что касается приходских церквей диоцеза, то здесь ситуация
еще яснее: «здесь не встречается даже зачатков объединений или
общин капелланов, ни каких-либо эквивалентов сообществ pretres-
filleuls Центрального массива, мепартистов Бургундии, фамилье
Франш-Конте или священников-агреже Прованса» (с. 113). Объяс¬
нением такого положения вещей, наиболее укладывающимся в бы¬
111
тующие в историографии представления, является предположение
о том, что либо в анжерском диоцезе не было достаточного количе¬
ства сельских священников, либо не требовалось большого количе¬
ства богослужений. Однако источники говорят об обратном. Эта
ситуация ставит перед автором два вопроса: 1) следует ли искать
объяснение в изоляции или частых переездах священнослужителей
и в шаткости их экономического положения? (на этот вопрос автор
отвечает отрицательно); 2) даже если не было инициативы изнутри,
как объяснить тот факт, что общинные формы не были навязаны
капелланам извне?
Матц видит причину в существовании мирских сельских об¬
щин, объединявшихся вокруг приходских церквей, в которых эти
общины находили «закваску для общественной сплоченности и
коллективной идентичности» (с. 115). В результате церковная
жизнь тесно переплеталась с мирской. «Церковный совет больше
не удовлетворялся только содержанием церкви, он закупал книги и
утварь, необходимую для служб, выплачивал вознаграждение
странствующим проповедникам; занимался брошенными детьми и
практиковал займы, становясь просто институтом общественного
регулирования» (с. 115-116). Во главе церковных советов обычно
ставили людей благородного происхождения, которые были спо¬
собны нести необходимые расходы. В таких условиях священник
спокойно мог остаться вне всяких общин, поскольку гарантом его
положения (в качестве которого в других районах выступала об¬
щина капелланов) являлся церковный совет. Исключением оказа¬
лись общины капелланов Сомюра, которые образовались вследст¬
вие конфликта, возникшего между священниками и ректором со¬
бора Нантили (с. 119).
В заключение автор статьи указывает на важность изучения
проблем, связанных с историей отдельных местных общин свя¬
щеннослужителей и приходов. По его мнению, исследования со¬
седних с Анжером диоцезов, где общины капелланов тоже не по¬
лучили распространения, могут пролить свет на многие вопросы,
связанные с историей церковных приходов данного региона, и под¬
твердить, что объяснение, предложенное им для Анжера, примени¬
мо и к соседним землям.
Статья Людовика Вьялле «Общины священников кафедраль¬
ных соборов и коллегиальных церквей» (с. 213-227), включенная в
третий раздел, посвящена анализу (на примере города Романс в
Дофине) социальных связей между коллегиями священнослужите¬
112
лей и городскими коммунами, а также роли священнослужителей в
формировании коллективной памяти горожан.
Одной из главных особенностей социально-политической си¬
туации в Романсе в конце Средневековья были тесные связи между
местными священниками и городской элитой, контролировавшей
муниципальное правление (с. 214). У богатых семейств считалось
престижным иметь среди сыновей клирика. Таким образом, посте¬
пенно сформировалась своеобразная промежуточная группа, осу¬
ществлявшая посредничество между коллегиальной церковью и
муниципальными властями, что способствовало дальнейшему
сближению этих некогда конфликтовавших структур.
Нехватка регламентирующих текстов не позволяет уяснить
положение общин священнослужителей до 1472 г. Однако источ¬
ники фиксируют их появление: слова collegium и universitas упоми¬
наются в актах с середины XIV в.
Перед коллегиями клириков Романса этой эпохи стояла зада¬
ча обособиться от капитула. Возникновению такого стремления
немало способствовало совершение малых ежегодных поминаль¬
ных служб, которые в конечном счете стали основой для требова¬
ния финансовой автономии. Особенно острой эта борьба была в
середине XIV в., когда священники коллегиальных церквей даже
обращались за помощью к папе.
Одновременно возрастала напряженность в отношениях ме¬
жду городом и капитулом. Результатом длительного конфликта
стал пересмотр статутов 1472 г. и заключение договора, который
ограничивал вмешательство капитула в дела религиозных общин и
гарантировал существование общего для всех коллегиальных свя¬
щенников патримония. Характерно, что в это же время городская
коммуна добивается ряда прав, даровавших ей автономию в реше¬
нии внутренних вопросов и право устанавливать налоги в городе, -
обе социальные структуры формируются очень схожими путями.
Собрания низшего клира в Романсе проходили в церкви Сан-
Морис. Имя этой церкви стало в документах обозначением общины
священников, что представляло собой акт присвоения имени места
для идентификации группы, собиравшейся в нем (с. 218). Похожая
ситуация сложилась в другом, очень схожем с Романсом городе -
Монферране. Коллегия священнослужителей, носившая имя церк¬
ви богоматери (Нотр-Дам), была воплощением святилища - она как
бы находилась между девой Марией и горожанами, была их по¬
средником и заступником перед Святой Девой.
113
В городах, не являвшихся епископскими резиденциями, где
власть находилась в руках торговой и правовой элиты, коллегиаль¬
ные церкви вместе со всем имуществом принадлежали городской
коммуне. В позднем Средневековье крупные коллегиальные церк¬
ви, являвшиеся важнейшим общественным местом в городе, стано¬
вятся одним из инструментов общественной жизни. На них возло¬
жены такие значимые функции, как создание и сохранение коллек¬
тивной памяти, сплочение социума и заступничество после смерти.
Священники вносили свой вклад в формирование коллектив¬
ной памяти и идентичности не только посредством поминовения
усопших, но и через воссоздание и распространение собственной
религиозной истории города. Кроме того, коллегиальная церковь
являшась мощным фактором объединения общества. Заступниче¬
ская роль церкви объединяла паству в молитве за каждого поми¬
наемого, община молилась об индивидуальной памяти об умерших
(с. 226).
Статья Гая Тарбоше «Общины священников, живущих среди
мирян, во Франции в конце Средневековья» (с. 229-248), также
помещенная в третьем разделе, посвящена религиозным объедине¬
ниям, которые, в зависимости от региона, назывались по-разному:
фадерны, universitates, конгрегации, мессо, pretres-filleuls, братства
и т.д. «Несмотря на различное время и место появления, эти объ¬
единения священнослужителей имели общие черты, такие, как
обобществление доходов, полученных от благотворительных орга¬
низаций, с одной стороны, и распределение этих ресурсов между
своими членами - с другой» (с. 229). Притом что большая часть
этих организаций исчезла ко временам Великой французской рево¬
люции, позднее Средневековье было поистине их «золотым ве¬
ком». Несмотря на это, до сих пор не было проведено ни одного
общего сравнительного исследования на эту тему. Свою статью
Г. Тарбоше посвящает, таким образом, «описанию сходств и разли¬
чий между различными общинами священников, живущих среди
мирян, в конце Средневековья» (с. 229). Основой для этой работы
послужила местная документация (регистры, статуты, судебные
дела, учредительные грамоты). В статье рассмотрены происхожде¬
ние объединений, их правовое положение, функционирование,
внутреннее устройство и жизнь общины.
Исследование проблемы происхождения общин священников
осложняется значительными региональными различиями и недос¬
татком источников для установления более-менее четкой хроноло¬
114
гии. По всей видимости, это явление восходит к конгрегациям про¬
поведников, появившимся еще в VIII в. в диоцезе Орлеана. Их чле¬
ны посвящали себя молитве и благотворительности. Достаточно
рано, с конца XII - начала XIII в., аналогичные группы появляются
в Центральном массиве, на протяжении XIII в. автор фиксирует их
появление в ряде диоцезов на территории Бургундии, Франш-
Конте, Шампань-Арденны. Вместе с тем в некоторых районах по¬
добные объединения возникают достаточно поздно, лишь к сере¬
дине XV - началу XVI в. (Ле-Ман, Руэрг).
Важным моментом для характеристики общин священников
является то, что они, вероятно, имитировали капитулы каноников.
В свете этого они предстают в основном как городской феномен:
действительно, в ряде диоцезов они встречаются по большей части
или же исключительно в городах (с. 231).
Задачи объединений могли быть различными. Некоторые
представляли собой действительно духовные братства, объединяя
церковников исключительно ради заботы о душе. Их основной мо¬
тивацией была гарантия достойного погребения членов общины и
молитв после смерти. Другие могли создаваться по повелению епи¬
скопа или архиепископа. Однако, как правило, причиной был рост
числа благотворительных учреждений и соответственно посту¬
пающих от них доходов.
Размер общин значительно варьировался. Но в целом можно
сказать, что в большинстве своем они были невелики (до дюжины
членов).
.Вопрос о правовом положении общин священнослужителей
возник в Новое время, тогда как для современников было совер¬
шенно ясно, что эти общины не являются капитулами, а значит, и
их члены - бенефициариями. Имущество, которое давало средства
для существования общин, не считалось церковным, а в ряде слу¬
чаев доход членов общины был связан не с титулом, а с выполняе¬
мыми службами (Лимож). Патримоний священнических объедине¬
ний происходил из погребальных выплат, взимаемых регулярно в
денежной или натуральной форме, в том числе в виде домов, вино¬
градников, земель, садов, то есть самого разнообразного имущест¬
ва дарителя. В общем и целом члены каждой такой группы были
обеспечены деньгами, притом что и подношения в натуральной
форме были нередки. Обязанности капелланов могли быть весьма
многочисленными и не всегда хорошо оплачиваемыми. Часто для
того чтобы справиться с ними, члены общин делили службы между
115
собой. Священник, входивший в объединение, нес ответственность
за пропуск своих служб.
Это порождало необходимость передать кому-нибудь из чле¬
нов общины административные функции, результатом чего было
формирование иерархий внутри объединений. По общему правилу
обязанности приходского священника обеспечивали человеку гос¬
подствующее положение в общине. Обычно он получал большую
часть дохода, нежели остальные. Довольно рано обобществление
доходов стало причиной для назначения сборщика средств, изби-
раемюго равными ему собратьями. Сборщик средств отвечал за уп¬
лату податей (например, на фортификационные работы), за размер
сборов и плат и, главное, за распределение доходов среди членов
объединения, вследствие чего он получал право выступать от име¬
ни всего братства и нередко быть его управляющим. В некоторых
диоцезах эта работа воспринималась как тяжкое бремя (с. 243).
Стремление к общинной жизни выражалось, прежде всего, в
регулярных собраниях, где решались вопросы распределения дохо¬
дов, ведения служб, дисциплины и т.д. Однако, насколько можно
судить, в целом жизнь членов объединения не была в действитель¬
ности общинной.
Возникнув в XII в. эти объединения пережили золотой век в
XV-XVI столетиях, в особенности в центральной и восточной
Франции, и, несмотря на дальнейшее сокращение числа благотво¬
рительных учреждений, большинство из них дотянуло до конца
Старого Режима.
В своей статье «Поминальные книги общин священников от
Средних веков до Тридентского собора» (с. 309), включенной в
четвертый раздел, Жан-Лу Лемэтр обсуждает вопрос, важность ко¬
торого определяется основным, согласно цитируемому им пассажу
из диссертации Стефана Гоми, предназначением священнических
общин Старого Режима: «Воздавать молитвы за усопших и справ¬
лять годовые панихиды» (с. 309). В центре его внимания оказыва¬
ются церковные поминальные книги и им подобные документы,
наибольшее число которых (более сотни книг), применительно
к Оверни, датируется периодом XIII-XVI вв. Если рассмотреть
заглавия этих документов, то можно отметить, что в некоторых
случаях встречаются непосредственные указания на то, что данная
поминальная книга находилась в пользовании общины, однако та¬
кие упоминания редки. Анализируя текст поминальных записей,
автор приходит к выводу о необходимости рассмотреть данную
116
проблему в более широком масштабе, исследовать форму, содер¬
жание и использование поминальных книг в контексте не только
Франции, но также и других христианских земель, где этот вопрос
сравнительно хорошо изучен: Бельгии, Италии, Швейцарии
(с. 315).
Лемэтр задается вопросом о том, существует ли какое-либо
отличие поминальных книг, принадлежащих общинам священни¬
ков, и были ли вообще такие книги в пользовании общин священ¬
нослужителей. Он приходит к выводу, что нет никакого опреде¬
ляющего критерия, по которому можно было бы отнести ту или
иную книгу по принадлежности к общине или к приходу. «Форма,
структура и содержание приходской поминальной книги идентич¬
ны, независимо от того, пользуются ли служители прихода помо¬
щью общины священников или нет» (с. 317).
А. С. Поздняков
117
А. Ангенендт
ТЕРПЕНИЕ И ВЛАСТЬ:
ХРИСТИАНСТВО МЕЖДУ БИБЛИЕЙ И МЕЧОМ
A. Angenendt
Toleranz und Gewalt: Das Christentum zwischen Bibel und
Schwert. - Mbnster: Aschendorff, 2007. - 799 S.
(Реферат)
Новая книга Арнольда Ангенендта, немецкого католического
теолога и историка церкви, автора ряда монографий о религиозной
жизни Европы в Средние века, имеет обобщающий и в чем-то апо¬
логетический характер.
Как заявлено в предисловии, цель книги - подвести итоги то¬
го, что было сказано в последние двадцать лет историками, бого¬
словами и другими учеными о так называемых «смертных грехах
христианства» (с. 5). Это характеризует специфику издания - в тек¬
сте значительно больше цитат, нежели принято в научных моно¬
графиях. Диапазон цитирования - от статей из «Шпигеля» до фи¬
лософских произведений Ю. Хабермаса. Книга представляет собой
опровержение тезиса, одной из формулировок которого начинается
пролог: «Ни один порядочный человек не может быть членом рим¬
ско-католической церкви. Ecclesia militans - старейшая и величай¬
шая преступная организация мира» (цит. из книги Маартена
т'Харта «Моцарт и я»). Впрочем, в настоящее время в историогра¬
фии предпринимаются ревизионистские попытки представить ин¬
квизиторов весьма прогрессивными предшественниками современ¬
ных юристов (что же до смертных приговоров, то в Риме с 1540 г.
до середины XVIII столетия их было вынесено всего 93) (с. 15).
118
Книга состоит из пяти частей, которые, как замечает автор,
могут читаться независимо друг от друга. Первая часть носит на¬
звание «Терпимость и власть как основная задача человека». Ее
обзорный характер подчеркивает заголовок первой и единственной
главы «Долгая история терпимости и власти». «Терпимость и
власть представляют основную проблему с момента возникновения
человеческого сознания», - считает автор (с. 85). Нетерпимость
скорее свойственна эпохам, когда процветают благочестие и мис¬
тицизм, терпимость - периодам секуляризации (с. 83). Все религии,
по утверждению автора, располагаются в пространстве между
«властью произвола» (насилием) и «властью защиты» (авторите¬
том) (с. 20). Что в связи с этим можно сказать о христианстве? Се¬
годня, когда человечество стоит перед угрозой «нового варварст¬
ва», особенно актуален вопрос о роли религии вообще и христиан¬
ства в частности: отстаивает ли оно человеческое достоинство,
свободу и терпимость или же препятствует их развитию (с. 86)?
Основным вкладом христианства в «долгую историю терпимости и
власти» стало, если говорить о терпимости, формирование так на¬
зываемой «вторичной этики», субъективация греха, обуславлива¬
йте вины внутренними мотивами человека (с. 31-34). Что же каса¬
ется власти, то здесь, по Ангенендту, именно христианство способ¬
ствовало переходу от «власти произвола» к «власти защиты»,
который стал возможен именно из-за возникновения понятия лич¬
ной ответственности перед миром и людьми: «Ответственность по
отношению к миру и людям проистекает из Божественного закона»
(с. 48). Социальное служение благодаря Новому Завету стало по¬
ниматься как служение Богу (с. 53).
Вторая часть, «Закон Божественный и закон человеческий»,
включает в себя три главы. Первая из них озаглавлена «Монотеизм
и религиозная свобода». Действительно ли монотеизм означает на¬
силие, злоупотребление властью? Вовсе нет, отвечает автор.
«Монотеизм как иудейского, так и христианского, и исламского
типа обращается ко внутреннему человеку. Если Бог смотрит толь¬
ко на внутреннее, ему чуждо все, что не вытекает из этого внутрен¬
него. Бог не приемлет принуждения» (с. 98). Чтобы продемонстри¬
ровать, что христианству изначально свойственна терпимость,
А. Ангенендт обращается к понятию «дозволенной религии»
(religio licita). История знает немало примеров того, что представи¬
тели разных религий мирно сосуществовали друг с другом (к при¬
меру, иудеи в христианизированной Римской империи). Впрочем,
119
младшая религия обычно с большей легкостью допускает сущест¬
вование старшей; поэтому христиане в Средние века с большим
успехом сосуществовали с иудеями, нежели с мусульманами
(с. 105). Однако в Новое время модель «дозволенной религии» те¬
ряет актуальность; для современности характерна скорее «свобода
религии, так же как и свобода от религии», констатирует ученый со
ссылкой на Эрнста-Вольфганга Бёкенфёрде (с. 107).
Во второй главе, «Достоинство и права человека», показано,
в частности, что идея прав человека неоднократно входила в про¬
тиворечие с концепцией первородного греха. По мнению папы
Льва XIII, эта идея противоречила как «естественному закону», так
и учению Св. Отцов (с. 117). Еще в 1864 г. папа Пий IX именовал
идею свободы совести и вероисповедания «безумием» (с. 139).
С другой стороны, христианство содержит в себе и представление
о богоподобии человека. Известно высказывание Джона Мильтона:
«Тот, кто убивает человека, убивает разумное существо, подобие
Бога» (с. 119). Именно разница в оценке степени греховности чело¬
веческой природы составляет, по Ангенендту, основное различие
между современной католической и протестантской теологиями
(с. 120). «Естественный закон», сформулированный еще в Антич¬
ности, не утратил своего значения и в христианстве - здесь подра¬
зумевалось, что каждый человек, в том числе и неверный, сотворен
Богом, и в силу этого обладает определенными правами (с. 123). Но
только Второй Ватиканский собор признал право человека на сво¬
боду вероисповедания (с. 152). Глава содержит также два неболь¬
ших отступления: о судьбах католической и протестантской церк¬
вей в Веймарской республике (с. 145-151), а также о правах чело¬
века в исламе (с. 154-158).
В той же главе имеется раздел, посвященный актуальной в
сегодняшнем богословском дискурсе теме «Сексуальность, брак и
дети». А. Ангенендт сопоставляет положение женщин в трех моно¬
теистических религиях и замечает, что в христианстве женщины
всегда играли наиболее значительную роль. Относительное равен¬
ство партнеров в браке также стало достижением средневекового
европейского христианского общества, считает автор монографии.
Он показывает, что в Средние века брак и его сексуальная сторона
отнюдь не принижались, как это принято считать (с. 165-173).
Кроме того, улучшение положения детей также принесло именно
христианство; дети стали рассматриваться как создания Божьи, а не
как собственность родителей (с. 178-180). В этом же разделе уче¬
120
ный затрагивает и вопрос об изменении роли брака в наши дни, а
также демографические проблемы. Наконец, несколько страниц
посвящено роли женщины и семьи в исламе (с. 186-189).
Третья глава этой части носит название «Равенство и универ¬
сальность». Здесь А. Ангенендт показывает, что, с одной стороны,
именно в христианстве основой социальной общности стало не
кровное родство, а общность духовных ценностей (с. 190-196), а с
другой - именно здесь было провозглашено всеобщее равенство
перед Богом (с. 196-204). Ученый довольно подробно рассматрива¬
ет проблему рабства: как в христианском обществе (с. 205-214), в
том числе и в Новое и Новейшее время (с. 219-228), так и у му¬
сульман (с. 214-219).
Третья часть озаглавлена «Религиозная терпимость и религи¬
озная власть». Первая глава, под названием «Нет иного благовест-
вования», посвящена теме преследования еретиков. Хотя в деле
веры, согласно св. Августину и многим последующим теологам,
невозможно принуждение (с. 236), а согласно Фоме Аквинскому,
неправая вера может и должна сосуществовать с правой (с. 255),
тем не менее пшеница не должна расти вместе с плевелами (так
говорил, к примеру, Иннокентий XVI) (с. 256). Человек, сознатель¬
но противопоставивший себя Богу, становится врагом Бога, а по¬
скольку светские правители в Средние века принимали на себя
роль defensor ecclesiae, защитника церкви, то они, а отнюдь не цер¬
ковь, и выносили смертный приговор, утверждает А. Ангенент
(с. 245). Снова небольшой подраздел посвящен теме ересей в исла¬
ме (с. 257-262). Рассматривая проблему инквизиции, А. Ангенендт
приходит к выводу, что, с одной стороны, ее методы способствова¬
ли развитию европейского права (с. 263-264), но с другой сторо¬
ны - это было «откровенно антихристианское явление» (с. 267).
Относительно подробно, со ссылками на источники и статистиче¬
ские данные, рассмотрены история преследования альбигойцев
(с. 267-273), история инквизиции в Германии (с. 274-275), история
испанской (с. 276-283) и римской (с. 283-287) инквизиции. В за¬
вершение главы автор проводит сопоставление инквизиционных
процессов с другими судебными разбирательствами, не носившими
религиозного характера, в Средние века и раннее Новое время, и
приходит к выводу, что инквизиция все-таки работала корректнее,
чем светские суды (с. 294).
Вторая глава посвящена «ведьмам и чародеям». Главный те¬
зис автора состоит в том, что преследование ведьм не имело,
121
вопреки устоявшемуся мнению, никакого отношения к инквизи¬
ции; это была исключительно инициатива светских судов. Напро¬
тив, церковь никогда не относилась серьезно к вере в ведьм (с. 305—
307). Знаменитый «Молот ведьм» был написан единолично Герма¬
ном Крамером-Инститорисом уже после того, как тот был изгнан
из собственного диоцеза за излишне активное участие в «женских
процессах». Книга предназначалась для светских судов и имела
успех исключительно потому, что отвечала духу времени (с. 305-
307). Отдельный подраздел посвящен деятельности немецкого ие¬
зуита Фридриха Шпее (ум. 1635), который выступал за прекраще¬
ние процессов над чародеями (с. 314-317).
Третья глава, «Откровение в дебатах», посвящена двум ос¬
новным проблемам: взаимоотношениям государства и религии в
Новое и Новейшее время, а также проблеме мифа в истории и уче¬
нии церкви. А. Ангенендт показывает, что и в Новое время именно
светская, а не религиозная власть боролась со всеми проявлениями
того, что могло считаться богохульством, принимая меры вплоть
до смертной казни, причем это было характерно как для католиче¬
ских, так и для протестантских государств (с. 320-345). Просвеще¬
ние стремилось к терпимости и гуманности, но породило лишь не¬
терпимость и фанатизм (с. 343). Далее ученый рассматривает соот¬
ношение мифа и рациональности в учении церкви, главным
образом на современном этапе (с. 346-365), затрагивая, в частно¬
сти, вопрос о непогрешимости папы (с. 356-362). Он также доказы¬
вает, что христианская теология допускает и приветствует сущест¬
вование еретиков, поскольку это позволяет церкви развиваться
(с. 366-369).
Четвертая часть книги названа «Священная война и священ¬
ный мир». В первой главе, «Религия и война», раскрывается двой¬
ственность исторического развития христианства: с одной стороны,
христианство - это прежде всего религия мира; с другой стороны,
христианская миссия «идти и научить все народы» легко порожда¬
ет идею «избранного народа» (с. 373). Христианская теология го¬
ворит, скорее, не о «священной», а об «оправданной» войне
(с. 375), утверждает автор монографии; однако в ходе истории, по
мере того как христианская Римская империя ассимилировала язы¬
ческие народы, спасение души вновь оказалось привязано к нацио¬
нальной принадлежности (с. 391). Анализ этого процесса ученый
проводит в первую очередь на примере деятельности Карла Вели¬
кого. А. Ангенендт рассматривает историю Европы в значительной
122
степени как историю войн (с. 412). Отдельный подраздел посвящен
истории Крестовых походов, а также судьбам этого концепта в Но¬
вое и Новейшее время (с. 419-435). В той же главе отводится опре¬
деленное место вопросам миссионерства в исламе (с. 387-390), ис¬
тории исламской аккультурации в Средние века (с. 406-411), а
также идее джихада (с. 435-441). В конце исследователь обращает¬
ся к актуальной экуменической проблематике, прослеживая истоки
экуменизма начиная с эпохи Средневековья, и выражает надежду,
что три основные монотеистические религии не погибнут в
«столкновении цивилизаций» (с. 459).
Вторая глава носит название «Глобализованный мир». Автор
начинает с перечисления претензий в адрес христианства. Ни одна
другая религия не осуществляла экспансию такой ценой; европо-
центричность современного мира была достигнута ценой геноцида
многих народов (с. 462-463). Но в то же время современный уни¬
версализм возник только благодаря деятельности христианских
миссионеров: ведь они обращали людей в свою веру вне зависимо¬
сти от их происхождения или цвета кожи (с. 464). Одним из под¬
тверждений этого тезиса, по мнению А. Ангенендта, является тот
факт, что индейцы воспринимали испанцев как божеств, а не как
таких же людей, что и они сами (с. 469). Ученый уделяет немало
места анализу истории испанской колонизации Южной Америки (а
также фигуре Бартоломе де Лас Касаса) и замечает, что, по сравне¬
нию с позднейшей колонизацией Северной Америки, религиозные
испанцы действовали более гуманно (с. 465-473). Отдельный раз¬
дел посвящен опыту мира и войны в двадцатом веке (с. 477-483).
С одной стороны, в прошлом веке человечество впервые столкну¬
лось с мировыми войнами; с другой стороны, впервые «мир во
всем мире» оказался действительно необходим для всеобщего вы¬
живания. Христианство же, несмотря на все исторические преврат¬
ности - прежде всего религия мира.
Первая глава пятой и последней части - «Христиане и иудеи» -
носит название «Иудаизм как дозволенная религия». Со ссылкой на
ряд работ современных историков А. Ангенендт утверждает, что
представления о средневековой жестокости по отношению к иуде¬
ям сильно преувеличены, что Средние века не знали массовых
убийств евреев (с. 486, 533), и они вовсе не были каким-то марги¬
нальным сообществом. Хотя в Новом Завете и заложены предпо¬
сылки враждебного отношения к евреям (с. 488-491), однако бого¬
словы, начиная с Августина и заканчивая Фомой Аквинским, все¬
123
гда стремились смягчить их вину в убийстве Христа, объясняя ее
незнанием (с. 494-502, 509-513). Автор замечает, что иудеи боль¬
ше усилий прилагали к тому, чтобы воздерживаться от контактов с
христианами, нежели христиане - от контактов с иудеями (с. 502-
508). Тем не менее в массовом сознании существовали представле¬
ния о том, что евреи виновны в ритуальных убийствах детей и в
осквернении гостии, что могло приводить к погромам (с. 514-521).
Глава завершается рассказом о судьбах испанских евреев (с. 526-
533). Эта община понесла больше всего потерь в Средние века. Но
следует помнить, что только нацисты осуществляли массовое
убийство евреев, повторяет А. Ангенендт (с. 533).
Во второй главе, «На пути к эмансипации», ученый напоми¬
нает, что эпохи Возрождения и Реформации оказались даже более
враждебными по отношению к иудеям, нежели Средние века
(с. 534-535). В тексте проводится подробный анализ эволюции от¬
ношения римских пап к иудеям в XIX-XX вв., причем исследова¬
тель не умалчивает ни о существовании в Риме гетто еще во време¬
на Пия IX, ни о процессах по предполагаемым ритуальным
убийствам, проходивших на протяжении всего XIX в. (с. 537-5.43).
В подразделе «Культурный, экономический и расистский антисе¬
митизм» автор разбирает представление о евреях как о богатых,
преуспевающих либертинистах, которому отдали должное и Кант,
и Карл Маркс (с. 544-545). Кроме того, анализируется бытование
антисемитизма как такового в католической и протестантской сре¬
де в XIX-XX вв. (с. 545-552). Последний раздел книги целиком
посвящен теме холокоста (с. 553-577).
В эпилоге, подводя итоги своих размышлений о проблеме
терпимости и власти, А. Ангенендт начинает с обращения к диспу¬
ту о роли философии и религии в либеральном государстве, прохо¬
дившему в 2004 г. между кардиналом Йозефом Ратцингером
(ныне - папа Бенедикт XVI) и Юргеном Хабермасом, а затем пере¬
ходит к собственным выводам, неоднократно возвращаясь, впро¬
чем, к тезисам последнего. Основная ценность, которую дало миру
христианство - утверждение богоподобия человека. Сделать эту
идею, идею любви и уважения к человеку общемировой - первое
условие выживания человечества в современных условиях.
А. Ангенендт, однако, ставит также вопрос о границах толерантно¬
сти: был ли христианский протест против детской проституции в
античном Риме проявлением нетерпимости? Может ли демонстра¬
ция власти считаться иногда исторически необходимой? (с. 589-
124
‘>п) «Религия не смеет отрекаться от своих догм, дабы не лиши 11.
• I твоих вершин в стремлении ужиться с другими» (с. 591). I In мри
ном «религии и мировоззренческие группы должны слупит, дру|
|j1 v 1 <i и учиться друг у друга» (там же). Плодотворность такою
|ц>'|\ода демонстрирует европейская схоластика, которая не сфор
мпровалась бы без участия арабской философии.
Е.В. Глушь о
125
Л. Феллер
ЦЕРКОВЬ И ОБЩЕСТВО НА ЗАПАДЕ. ВЛАСТЬ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ВЛАСТЬ РЕЛИГИОЗНАЯ
В VII-XI ВЕКАХ
L. Feller
L’Eglise et la societe en Occident: pouvoire politique et pouvoir
religieux du VII au XI siecle. - P.: Sedes, 2003. - 320 p.
(Реферат)
Лоран Феллер - специалист по истории средневековой Ита¬
лии, в настоящее время работает в университете города Марн-ля-
Вале, Реферируемая монография посвящена рассмотрению причин
эволюции церковных институтов и ее форм. Анализ исторических
событий и средневекового менталитета позволили автору обоб¬
щить результаты многочисленных исследований этой проблемы.
Большое внимание в монографии уделено биографическим, куль¬
турологическим и другим аспектам, которые в западноевропейской
традиции относят к категории «контекста». Стремление автора
проследить развитие различных социальных и церковных институ¬
тов во многих странах позволяет ему осознать выявленные фено¬
мены не как частные случаи, а как проявление общей тенденции.
Монография состоит из десяти глав, разделенных на параграфы,
предисловия (с. 9-19), заключения (с. 295-300) и библиографии.
Названия глав таковы: 1. «Папство и политическая власть между
поздней Античностью и ранним Средневековьем» (с. 19-41).
2. «Периферия: Испания и Англия в VII веке. Миссии к германским
народам» (с. 42-79). 3. «Франкская церковь в VII веке» (с. 80-113).
4. «Проблемы VIII века: начало реформы церкви» (с. 114-133).
5. «Эпоха Карла Великого» (с. 134-163). 6. «Наследники Карла Ве-
126
никого: религиозные аспекты осуществления власти в правление
| Подовика Благочестивого и Карла Лысого» (с. 164-189). 7. «Про-
иисмы encadrement в IX веке» (с. 190-215). 8. «Папство в X-XI ве¬
ках» (с. 216-239). 9. «Монашеское движение в X-XI веках» (с. 240-
4)9). 10. «Проблемы X-XI веков» (с. 270-295). В основу структуры
монографии положен хронологический принцип. Для периода VII-
\ I вв. автор выделяет как наиболее значимые два явления: распро-
г | ранение христианства и формирование, а впоследствии - консо-
иидация церковных структур. В это время происходит образование
повой институции, которая на первом этапе вбирает в себя элемен¬
ты прототипных структур (античные и византийские образцы), но в
итоге отличается от них существенным образом. Автор начинает
свое рассмотрение с VII в., когда «западный» и «византийский»
миры отделяются друг от друга, и заканчивает анализом фактов,
о тносящихся к середине XI в., началу григорианской реформы. Ис¬
следователь делит указанный период на три этапа. Первый этап
да тируется временем с начала VII в. до момента прихода к власти
Карла Мартелла. Он проходит под знаком перманентного противо-
стояния римского престола и византийских императоров. Второй
этап, охватывающий VIII-IX вв., представлен как период, когда
церковь становится инструментом правления в руках королей. Тре¬
тий этап, относящийся к X и первой половине XI в., характеризует¬
ся тем, что церковь выдвигает новые программы реформ, целью
которых является урегулирование отношений между церковным и
мирским на многих уровнях.
В монографии рассматриваются вопросы взаимовлияния
светской и церковной властей, причем акцент делается на влияние
светской власти на церковь. В частности, один из основных выво¬
дов автора состоит в том, что сила государя в VII-XI вв. являлась
нучшим гарантом силы церкви. Наглядной иллюстрацией этого
служит история папства, описание которой автор начинает с пер¬
вой! главы. Эта глава включает разделы: 1. Источники по истории
папства (с. 20), где в основном описывается Liber pontificalis.
\ Геолого-политические дебаты в конце Античности и начале
< редневековья (с. 21-23). 3. Положение церкви в конце VI в. (с. 23-
4. Папство перед лицом проблем VII в. (с. 29-34). 5. Обраще¬
ние лангобардов (с. 34-37). 6. Отношения Византии и Рима до на¬
чала VIII в. (с. 37-42).
По мнению автора, в VII в. первенство Рима было первенст¬
вом ранга и почета. Институт папства в то время еще был интегри-
127
рован в структуру императорской власти Византии. В этот период
папа решает вопросы двух уровней: локальные - как епископ Рима
и вопросы высокой политики. Соответственно одной из проблем
являлась формализация роли и места папы в административной
системе Византийской империи. Позиции пап и византийских им¬
ператоров по этому вопросу существенно различались. Еще Гела-
сий I (493-496) заявлял, что никто не может приказывать папе. Для
императоров же римская церковь была всего лишь одним из патри-
архатов внутри империи. В 649 г. папа Мартин I собрал Латеран-
ский собор с целью узаконить свою неподвластность любым реше¬
ниям императора по религиозным вопросам, а с конца VII в. имя
византийского императора более не упоминается в молитвах и да¬
тировке актов. Таким образом, происходит отделение Рима от Ви¬
зантии. В тот же период перед римским престолом встают две но¬
вые проблемы: необходимость нейтрализовать арабскую угрозу и
обратить лангобардов, придерживавшихся арианства, в католиче¬
скую веру. Вторая задача была успешно решена папой Виталием
(657-672).
Большое внимание в монографии уделено региональным во¬
просам. В частности, вторую главу Л. Феллер посвятил описанию
некоторых аспектов истории испанской, английской и германской
церквей в VII в. Для испанской церкви проблемы, интересующие
автора, таковы: обращение в христианство и проблемы, с этим свя¬
занные (с. 42-43); Исидор Севильский и теории королевской вла¬
сти (с. 43-45); Григорий, Леандр и Исидор: церковь и мир в конце
Античности (с. 45-48); особенности вестготской церкви: компетен¬
ции короля и церкви; меры против евреев и борьба с язычеством
(с. 50); отношения испанской церкви с Римом в VII в. (с. 50-56).
Далее Л. Феллер затрагивает вопрос об особенностях христианиза¬
ции в Англии (с. 56-62). Также в данной главе рассматривается ис¬
тория английской церкви от миссии Августина до собора в Уитби
(596-664 гг.) (с. 62-73). Завершает главу сюжет о христианизации
германских племен, особое внимание уделено миссионерской дея¬
тельности святых Аманда, Вилфрида и Виллиброрда (с. 73-79).
Для испанской церкви, указывает автор монографии, VII в. -
это период расцвета. Уже в 610-е годы христианство окончательно
обретает статус государственной религии. В это время Исидор Се¬
вильский декларирует, что именно в церкви королевская власть
черпает свой смысл и легитимность, к тому же король не должен
вмешиваться в решение теологических вопросов, хотя имеет право
128
1ы тачать епископов. Идея альянса властей постоянно провозгла¬
шается на соборах. Следует, однако, учитывать, подчеркивает
U Феллер, что в испанской церкви этого времени были представ-
iiriiu две социокультурные группы, отличающиеся по уровню раз¬
им шя. К первой относился Исидор. Вторую же составлял малооб¬
разованный клир. Иная ситуация сложилась в Англии. После анг¬
лосаксонского завоевания, произошедшего в VI в., христианство
ciccb оказалось религией побежденных. Постепенно начинается
процесс христианизации языческого населения. Крещение было
удобным инструментом в руках королей. Становясь крестным от-
мом другого правителя, король обозначал тем самым свою власть
над ним. Короли также хотели, чтобы новые территории подчиня-
iiiicb уже существующим религиозным центрам. Ведущую роль в
христианизации играли, по мнению Л. Феллера, ирландские мис¬
сионеры, хотя и папские миссии были в этих землях не редкостью.
Религиозные центры в этот период часто конфликтовали между
собой, особенно Кентерберийское и Йоркское архиепископства.
Для урегулирования споров порой прибегали к помощи папы. Свя¬
зи кельтской и римской церквей, считает Л. Феллер, в результате
становились более прочными. Подлинный расцвет английской
церкви приходится на начало VIII в., когда страна превратилась в
славный оплот западноевропейской культуры. Германские земли,
как и английские, были полем для деятельности миссионеров.
В первой половине VII в. распространение христианства среди гер¬
манских племен связано с активностью франков. Наиболее извест¬
ной является миссия уроженца Аквитании Аманда, позднее
признанного святым. Во второй половине века, когда франкское
королевство вынуждено было сосредоточиться на решении собст¬
венных проблем, центром миссионерской деятельности становится
Рим. Наиболее известным миссионером конца VII - начала VIII в.
считается Виллиброрд, последователь Вилфрида. С двумя этими
именами связывается обращение в христианство Фризии, а Вил-
либрорда часто называют «апостолом фризов». В этот период мис¬
сии отправлялись как в те места, где процветали языческие культы,
и гак и в места деградации христианской веры.
Глава третья посвящена франкской церкви VII в. Она начи¬
нается с описания монашества в Галлии до святого Колумбана
(с. 80-83), затем автор обращается к деятельности самого Колум¬
бана (с. 83-91), описывая его доктрину (с. 83-86) и его труды по
преобразованию галльской церкви (с. 86-91). Далее Л. Феллер ос¬
129
танавливается на вопросе функционирования франкской церкви в
VII в., подробно описывая соборы (с. 92-96) и епископат (с. 96-98).
В заключительном разделе данной главы («Власть и святость в VII
веке» (с. 99-114) рассматривается деятельность трех святых: Ар-
нульфа, епископа Меца (с. 101-106), Элигия, епископа Нуайона
(с. 106-110) и королевы Батильды (с. 110-114).
В землях франков в первой половине VII в. происходит об¬
новление епископата, что стало одной из причин расцвета франк¬
ской церкви в середине века, после чего, однако, следует кризис,
являвшийся следствием ослабления монархии. Расцвет франкской
церкви во многом связан с деятельностью святого Колумбана, бла¬
годаря которому возник альянс франкской аристократии с духовен¬
ством. Автор сравнивает доктрину Колумбана с доктриной Бене¬
дикта Нурсийского и пишет о том, что если для Бенедикта главной
добродетелью монаха было послушание, то Колумбан ставил на
первое место бедность и целомудрие. Таким образом, акценты
смещались в сторону внутренней религии, обрядовая же сторона
становилась вторичной. Франкская церковь этого времени (так же
как испанская и английская) - церковь епископов и соборов.
С 511 г. до начала VIII в. было созвано около двадцати соборов.
Как и в Испании, они собирались королем, но не имели столь
большого значения. Созыв соборов был выгоден прежде всего епи¬
скопам, которые получали возможность выразить свое несогласие с
монархом. Со времени правления Хлодвига епископ выбирался
королем из своего окружения и в это время зачастую был единст¬
венным хозяином в своем диоцезе, главой, местной аристократии.
В четвертой главе автор обращается к проблемам, с которы¬
ми столкнулись церкви различных стран в VIII в. В это время про¬
должается христианизация германских племен, большую роль в
которой играет святой Бонифаций (с. 115-118), впоследствии при¬
нимавший участие в реорганизации германской церкви (с. 118-119)
и начале её реформы (с. 119-121). Далее автор останавливается на
взаимоотношениях франкского короля Пипина Короткого и рим¬
ских пап (с. 122-127). Затем описываются церковные синоды 750-
760-х годов (с. 127-129). Последняя часть главы посвящена эпохе
святого Хродеганга (с. 129-133).
В VIII в. усиливается тенденция к разрыву регуляторных свя¬
зей папского престола и Византийской империи. Папы все чаще
начинают заниматься вопросами не только религиозного толка.
В сферу их активности также входит приобретение разными спосо-
130
оами новых территорий. Это было обусловлено тем, что земельная
собственность и власть в то время являлись практически синони¬
мами, то есть получение первой способствовало увеличению вто¬
рой. В VIII в. наблюдается и другая тенденция - сближение рим¬
ских пап с франкскими королями. Этот альянс позволил папам
устоять перед угрозой со стороны лангобардов. В 753-754 гг. рим¬
ский папа Стефан II впервые совершает поездку в Галлию, в ходе
которой он встречается с франкским королем Пипином. 6 января
754 г. Пипин берет на себя обязательство изгнать лангобардов из
Равеннского экзархата и восстановить права Рима на территории
Италии. Взамен Стефан II коронует Пипина и дарует ему титул
«патриция римлян».
Глава пятая посвящена эпохе Карла Великого. Отдельно рас¬
сматриваются сюжеты о реформе франкской церкви (с. 138-141) и
культурном возрождении (с. 141-148). Автор останавливается так¬
же на описании теологических дебатов этого времени (с. 148-153).
Большое внимание уделяется взаимоотношениям римских пап и
императора (с. 154-163). В связи с этим поднимается вопрос о
«Константиновом даре» (с. 154-158)
Карл Великий продолжил традицию взаимовыгодного со¬
трудничества с Римским престолом. При этом Карл считал, что ко¬
роль должен сражаться, а папа молиться и подавать пример клиру.
Однако папа Лев III позиционировал себя как посредника между
Богом и государями, императору же отводил роль защитника
христиан. В этом контексте возникает и активно культивируется
мысль о том, что папа, являясь пастырем своей паствы, имеет пра¬
во властвовать везде, где находятся римляне. Попытки участников
альянса примирить противоположные позиции показаны на приме¬
ре одного из наиболее ярких событий этого времени - коронации
Карла Великого императорской короной (с. 158-163). Автор особо
обращает внимание на то, что платой за нее было ухудшение от¬
ношений императора Карла с Византией, в чем папа был весьма
заинтересован.
Внутри франкской церкви также произошли большие изме¬
нения. Во-первых, в войнах с саксами впервые церковь стала
инструментом завоевания. Во-вторых, на это время приходится
становление института архиепископов. До Карла во франкском ко¬
ролевстве было лишь одно архиепископство, после его смерти су¬
ществовало двадцать одно. В-третьих, образованные люди начи¬
нают играть заметную роль как при дворе, так и на местах.
131
В-четвертых, увеличивается количество библиотек и количество
книг в них. Автор, однако, отмечает, что преобразования были не¬
полными. Так, при Карле Великом положение клира фактически не
изменилось, к тому же император почти не ишересовался жизнью
монастырей.
Этими вопросами занимались его наследники: Людовик Бла¬
гочестивый и Карл Лысый, чьей деятельности посвящена шестая
глава. Людовик Благочестивый представлен в историографии как
слабый, находившийся под властью епискодов правитель. Но
именно при его поддержке Бенедикт Анианскта создал новый мо¬
настырский устав, где было определено основное занятие монаха -
молитва. Репутация Карла Лысого более лестная, чем у его пред¬
шественника. Будучи сильным государем, он контролировал дея¬
тельность епископов, которые отныне не могли рассчитывать на
автономию от короля. В той же главе рассматривается деятель¬
ность римских пап IX в. (с. 177-190), причем сначала описывается
историческая ситуация (с. 177-182), а затем - важнейшие понтифи¬
каты этого времени, среди которых особо выделяются понтифика¬
ты Николая I и Иоанна VIII. В целом, институт папства сохраняет
свою силу благодаря хорошей организации и личностям понтифи¬
ков, которые на протяжении всего IX в. решают две новые пробле¬
мы: борются с настойчивым стремлением римской аристократии
контролировать церковную власть и пытаются отразить сарацин¬
скую агрессию.
В седьмую главу Л. Феллер включил несколько сюжетов, ка¬
сающихся IX в. Она начинается с описания властных полномочий
епископов этого времени, а также церковных синодов (с. 191-192).
Подробно рассматривается деятельность ецископа Гинкмара Реймс-
ского (с. 192-195). Вторая часть главы посвящена рассказу о
«Псевдо-Исидоровых декреталиях» (с. 195-197). В завершении
главы Л. Феллер останавливается на том, как во французской и
итальянской церквях происходило формирование приходских
структур, и какое место занимали частные церкви в общей приход¬
ской системе (с. 200-215).
В IX в. перед французской церковью встают две задачи: соз¬
дание новых приходов и реформа клира. Одновременно возрастает
значение епископов, которые нередко оказывают давление на госу¬
дарей. В этот же период архиепископы получают ряд преимуществ
перед епископами. Документом, в котором определялись полномо¬
чия епископов и архиепископов, были Псевдо-Исидоровы декрета-
132
ими. Итальянская церковь IX в. решает иные задачи. В Италии су¬
ществовало два типа церквей: первые подчинялись непосредствен¬
но епископу, вторые - частные церкви - теоретически должны
подчиняться первым. Требовалось четко определить сферы их дей¬
ствия. Уже в VIII в. в Италии возникает система приходов, что во
Франции произойдет лишь в IX в. Роль епископов здесь также со¬
вершенно иная: по мнению автора, в Италии они, прежде всего,
были служащими верховной светской власти.
Последние три главы монографии посвящены различным ас¬
пектам церковной истории Европы X-XI вв.
В главе восьмой рассказывается о папстве X-XI вв. Она
включает в себя следующие разделы. 1. От Теофилакта до Иоаннна
XII (с. 217-220). 2. Папы в период правления Оттонов (с. 220-224).
3. Оттон III (с. 224-228). 4. Салическая династия (с. 228-233). От¬
дельно рассматривается роль папства в международных делах
(с.233-236). Также излагается краткая история зарождения инсти¬
тута кардиналов (с.237-239).
Для папского престола это был непростой период, хотя автор
указывает и на его положительные последствия для церкви в це¬
лом. Смуты создали плодотворную почву для появления реформа¬
торских идей, которые в дальнейшем нашли свое воплощение в
григорианской реформе. Автор также указывает, что не следует
преувеличивать роль императоров в событиях этого времени. Се¬
мейные кланы, поддерживавшие императора, были менее влия¬
тельными, чем римский клан Теофилакта, контролировавший дея¬
тельность пап этого периода. С 955 г. по 1047 г. из 25 пап 12 были
назначены императорами, остальные являлись ставленниками рим¬
ской аристократии. Уже Лев IX настаивал на том, чтобы его выбо¬
ры были ратифицированы клиром и римским народом, что ограни¬
чивало свободу действий императора при решении данного вопро¬
са. На Латеранском соборе 1059 г. был принят декрет о выборах
папы, согласно которому право выбирать папу принадлежало ис¬
ключительно епископам-кардиналам, а император лишь утверждал
их решение. Разделение западной и восточной церквей в 1054 г.
Л. Феллер расценивает как закономерный итог развития отноше¬
ний римского престола и Византии в предшествующий период. Ан¬
тагонистические отношения, которые ранее могли быть сбаланси¬
рованы, теперь вылились в противоборство двух сильных автоном¬
ных систем. Внешне это противоборство было представлено
территориальным соперничеством в южной Италии, в то время как
133
декларируемые догматические расхождения по сути оказались вто¬
ричными.
Глава девятая посвящена монашескому движению X-XI вв. В
ее первой части подробно описывается история Клюни, в частно¬
сти, деятельность каждого из аббатов этого монастыря (с. 242-253).
Во второй части автор обращается к монастырскому миру Италии
этого времени (с. 253-263). Третья часть посвящена монахам -
отшельникам и монахам, жившим в обителях (с. 263-270). В каче¬
стве примеров рассматривается деятельность Ромуальда Равен¬
нского (с. 263-267), а также Иоанна Гуальберта (с. 267-270).
В X в. география и организация монастырей изменяются. Ог¬
ромные монастыри исчезают, многие теряют свои земельные вла¬
дения. Отныне в большом монастыре проживает уже не тысяча че¬
ловек, а максимум сто. Но в то же время развивается движение
Клюни. Л. Феллер подчеркивает, что оно охватило не все террито¬
рии: к нему не присоединяются бенедиктинские монастыри Ита¬
лии, а также обители Германии. Отмечается, что в грамоте об ос¬
новании монастыря Клюни (909) специально оговаривалось, что
монастырь освобожден от внешнего (светского) контроля. Устав
этого монастыря существенно увеличивал время, отводимое для
молитвы. Им предусматривалось, что монахи не должны работать.
Как следствие, знатность и состоятельность становятся одним из
условий святости. Своим успехом клюнийское движение во мно¬
гом обязано аббатам монастыря, которые, поддерживая хорошие
отношения с бургундскими аристократами и императором, облада¬
ли огромным авторитетом. В Италии в это же время возникает от¬
шельническое движение, для которого характерен крайний экстре¬
мизм.
Глава десятая также содержит в себе несколько сюжетов.
В ее первой части автор рассматривает вопрос о властных полно¬
мочиях епископов этого времени (с. 271-282). Во второй части гла¬
вы изложена история епископов итальянского города Ареццо в
X-XI вв. (с. 282-285). В третьей части для рассмотрения событий
XI в. выбраны три ключевых явления этой эпохи: ереси, установ¬
ление Божиего мира и формулировка принципа «трех сословий»,
подробно описанного в монографии Ж. Дюби (с. 285-295).
В целом в этой главе история западноевропейской церкви X -
первой половины XI в. рассматривается на примере Италии и Гер¬
мании. Впрочем, по мнению автора, некоторые результаты могут
быть экстраполированы на другие территории. Религиозные про-
134
ппсмы в эту эпоху становятся полем, на котором решался вопрос
I к пан ического доминирования. Создается структура «имперской
церкви», представлявшей собой союз императорской власти, с од-
мои стороны, и высшего клира - с другой. Это позволяло импера-
и>рам использовать церковь как инструмент своего правления и
укреплять связи с аристократией, из среды которой выходили
крупнейшие церковные деятели. При этом уменыиашась роль свет¬
ской знати. Двумя важными фигурами той эпохи, занятыми поли¬
тическими вопросами, были епископы Ратье Веронский и Ариберт
Миланский, чью деятельность автор подробно описывает.
В заключение Л. Феллер обобщает результаты своего иссле¬
дования. На протяжении рассмотренных четырех с половиной ве¬
ков, указывает он, прослеживаются периоды деструкции и струк¬
турирования на разных основах власти прелатов. Временами кли¬
рики брали власть в свои руки, поскольку никто другой не был на
п о способен. Но лучшие из них видели в этом лишь крайнее сред¬
ство, ведь необходимость властвовать уводила их с истинного
пути.
Е. С. Шелина
135
ЦЕРКОВЬ И РЕЛИГИОЗНОЕ СОЗНАНИЕ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ
Сборник обзоров и рефератов
Художественный редактор Т.П. Солдатова
Технический редактор Н.И. Романова
Корректор М.П. Крыжановскаая
Гигиеническое заключение
№ 77.99.6.953.0.5008.8.99 от 23.08.1999 г.
Подписано к печати 21/IV-2008 г. Формат 60x84/16
Бум. офсетная № 1 Печать офсетная
Уел. печ л. 8,5 Уч.-изд. л. 8,0
Тираж 300 экз. Заказ № 72
Институт научной информации
по общественным наукам РАН,
Нахимовский проспект, д. 51/21
Москва, В-418, ГСП-7, 117997
Отдел маркетинга и распространения
информационных изданий
Тел./Факс (495) 120-4514
E-mail: market @INlON.ru
Отпечатано в типографии ИНИОН РАН
Нахимовский пр-кт, д. 51/21
Москва, В-418, ГСП-7, 117997
042(02)9