Author: Хомская Е.Д.  

Tags: психология  

Year: 1979

Text
                    Монография посвящена теоретическому и экспериментальному исследованию структуры природных факторов человеческой индивидуальности.
В книге излагаются новейшие экспериментальные данные о содержании и структуре важнейших уровней человека — соматического, нейродинамического и психо-дипамического.
Монография рассчитана на психологов, физиологов, педагогов.
Ответственный редактор доктор психологических наук Е.Д. ХОМСКАЯ
Владимир Михайлович РУ САЛОВ
БИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ РАЗЛИЧИЙ
Утверждено к печати Институтом психологии АН СССР
Редактор издательства Л. Г. Родионова. Художник Е. Л. Ссорина Художественный редактор И. В. Разина. Технический редактор Т. С. Жарикова Корректор Л. Р. Мануильская
ИБ 15484
Сдано в набор 04.07 79. Подписано к печати 13.11.79. Т-18952-
Формат 84X108»/*!. Бумага типографская № 1. Гарнитура обыкновенная Печать высокая. Усл. печ. л. 18,5. Уч.-изд. л. 20,2. Тираж 4250 зкз.
Тип. зак. 2203. Цена 2 р. 20 к.
Издательство «Натка» 117864 ГСП-7, Москва, В-485, Профсоюзная ул., 90 2-я типография издательства «Наука»
121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10
Р Q42(02)—79^-0304000000, ф Издательство «Наука», 1979 г*
ПРЕДИСЛОВИЕ
Из всех интересов человека наиболее глубоким является его интерес к самому человеку. Поэтому не случайно проблема человека начинает постепенно занимать центральное место в науке [27]. Человек изучается и как носитель производственных (и всех других общественных) отношений, и как главный элемент производительных сил общества, и как продукт биологической эволюции [156].
Комплексные исследования человека приобретают сейчас первостепенное значение. Особое место в этих исследованиях принадлежит психологии. Психология, синтезируя достижения общественных, естественных и технических наук, располагает в настоящее время наиболее полными сведениями о сущности, структуре и природе человека. Тем ие менее не все аспекты проблемы человека в психологии являются одинаково разработанными. Так, фактически остается без разрешения или, во всяком случае, без существенного продвижения вопрос о человеческой индивидуальности. Важность этой проблемы не вызывает сомнений. Теоретические и экспериментальные разработки психологии только тогда будут максимально эффективными, когда они будут приложены к каждому индивиду в отдельности. Отсюда вытекает настоятельная необходимость глубокого изучения механизмов становления человеческой индивидуальности.
Как бы ни велика была роль социального способа существования человека, его бытие, как считает Б- Ф- Ломов [156], не исчерпывается деятельностью и общением, в ходе которых формируются социальные н социально-психологические качества. Не менее важным фактором становления психологических свойств является и биологическое развитие человека. «Единичный
3
человек... как индивидуальность может быть понят,— писал Б. Г. Ананьев,— лишь как единство и взаимосвязь его свойств как личности и субъекта деятельности, в структуре которых функционируют природные свойства человека как индивида» [26, с. 334].
Таким образом, человеческая индивидуальность — это продукт конкретных социальных и биологических влияний. Кардинальное отличие между этими влияниями, согласно С. Л. Рубинштейну, Б. М. Теплову, К. К- Платонову и др., заключается в том, что социальные факторы обусловливают содержательный аспект психики (интересы, убеждения, знания и т. д.).
Доминирующая роль среди биологических факторов в определении признаков человеческой индивидуальности принадлежит центральной нервной системе. Идея И. П. Павлова об основных свойствах нервной системы как ведущих параметрах индивидуальности получила широкое экспериментальное подтверждение не только в работах школы Б. М. Теплова, В. Д. Небылицына, но и в исследованиях других научных коллективов (Б. Г. Ананьев, В. С. Мерлин, Е. А. Климов). Немаловажную роль в определении индивидуальных вариаций человеческого поведения играют и другие биологические подсистемы человека (биохимическая, гуморальная и др.).
Цель настоящей работы,— во-первых, в том, чтобы с позиций системного анализа рассмотреть некоторые, наиболее общие теоретические положения, касающиеся проблемы человеческой индивидуальности, например соотношения социального и биологического, личности и индивида. Во-вторых, опираясь на понятие конституции человека,— выделить ведущие уровни биологической организации человека (телосложение, нейродинамику и пенходинамику) и подвергнуть их тщательному экспериментальному исследованию. В-третьих,— сопоставить эти уровни между собой и наметить некоторую типологию человеческих индивидуальностей.
Понимая всю сложность проблемы биологических основ человеческой индивидуальности, мы хотели бы особенно отметить, что многие, выдвигаемые нами гипотезы и предположения еще недостаточно обоснованы. Однако собранный экспериментальный материал может оказаться полезным для последующих работ в этой области.
4
Раздел первый
ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ
В этом разделе рассмотрены некоторые теоретические положения советской психологии, касающиеся проблемы человеческой индивидуальности. Мы проследим взаимоотношения в человеке между социальным и биологическим, личностью и индивидом, приводящие к порождению двух принципиально разных классов индивидуально-психологических различий. Один из этих классов связан с «содержательными» индивидуальными различиями между людьми (здесь речь идет о социально обусловленных свойствах личности: направленности, отношениях, моральных установках, интересах знаниях, умениях, навыках и т. д.), другой — касается динамических качеств и свойств личности, т. е. скорости, интенсивности, темпа, длительности и других ее характеристик
Настоящий раздел книги базируется на фундаментальном положении советской психологии, утверждающем, что только психодинамические качества испытывают непосредственное влияние со стороны биологической организации человека. Из этого положения следует, что проблема биологических основ индивидуально-психологических различий упирается прежде всего в вопрос о том, как соотносится биологическая организация человека с особенностями его психодинамики. Кроме того, в настоящем разделе будут рассмотрены основные уровни биологической организации человека и их роль в общей системе индивидуально-психологических различий. В качестве основного инструмента анализа биологической организации человека используется понятие общей и частной конституции. Особое внимание уделено соотношению конституции н наследственности. Будут рассмотрены также надконституционные особенности человека, касающиеся половых, возрастных и расовых (национальных) различий.
5
Глава 1
ФАКТОРЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ
1.1. Основные положения теории человеческой индивидуальности
Очевидно, что решение вопроса о биологических основах индивидуально-психологических различий будет зависеть в существенной степени от исходных методологических посылок предпринятого исследования. В своей работе мы решили опираться на принципы общей теории систем, которые нс только выступают в качестве источников развития теоретических моделей в различных научных областях, в том числе и дифференциальной психофизиологии, но и выполняют эвристическую роль в постановке и анализе результатов конкретных экспериментальных исследований [49]. Принципы общей теории систем, по выражению П. К- Анохина, выступают инструментом формулировки новых исследовательских задач и перспектив науки в целом. «Система стала тем маяком, который непосредственно освещает путь эксперименту и всем другим видам научного исследования» [32, с. 56].
«...Наиболее характерной чертой системного подхода,— отмечал П. К. Анохин,— является то, что в исследовательской работе не может быть аналитического изучения какого-то частного объекта без точной идентификации этого частного в большей системе. Таким образом, со стратегической и практической точек зрения исследователь должен иметь прежде всего конкретную концепцию системы, которая должна удовлетворять основным требованиям самого понятия системы, и лишь после этого формулировать тот пункт системы, который подлежит конкретному исследованию» [36, с. 20]. Следовательно, системные понятия, с одной стороны, как бы «насыщают» частные научные теории диалектикой, а, с другой — наполняют материалистические категории диалектики конкретным содержанием и тем самым убедительно доказывают реальность их существования. Системный подход, в сущности, есть
6
конкрстио-практическая реализация диалектико-материалистических принципов в процессе изучения явлений и объектов материального мира.
«Сейчас, - пишет Б. Ф. Ломов,— наступает то время, когда в психологии созревают условия для действительной и последовательной реализации системного подхода» [156, с. 40—41].
Основными понятиями системного анализа являются: система, свойство, отношение, связь, подсистема, элемент, часть, целое, функция, организация. Рассмотрим содержание некоторых из них.
В общем случае под системой понимается объект с набором элементов и связей между ними и между их свойствами. При этом элементы (части) функционируют как единое целое. Каждый элемент, подсистема, ячейка работают ради одной цели, стоящей перед системой в целом.
Следовательно, особенность системного подхода состоит в том, что система исследуется как единый организм с учетом внутренних связей между отдельными элементами и внешних связей с другими системами и объектами. Входящие в систему элементы — это части или компоненты системы, причем теоретически можно представить неограниченное множество таких частей. Свойства, дающие возможность описывать систему количественно,— существенные характеристики элементов или системы в целом. Связи — это то, что соединяет элементы и свойства в системном процессе в целое. Предполагается, что связи существуют между всеми системными элементами, а также между всеми подсистемами.
Специфика системного исследования заключается, как правило, не в усложнении методов анализа, а в выдвижении новых принципов подхода к объекту изучения, т. е. в новой ориентации всего процесса исследования. В самом общем виде эта ориентация выражается в стремлении построить целостную картину объекта. Более конкретно она обнаруживается в следующих моментах.
1.	Описание элементов не носит самодовлеющего характера при исследовании объекта как системы, поскольку элемент описывается не «как таковой», а с учетом его «места» в црю”
7
2.	Один и тот же «материал» выступает в системном исследовании, обладающим одновременно разными характеристиками, параметрами, функциями и даже принципами строения.
3.	Исследование систем оказывается, как правило, неотделимым от исследования условий ее существования.
4.	Для системного подхода специфична проблема порождения свойств целого из свойств элементов, и наоборот.
5.	Как правило, в системном исследовании недостаточны чисто причинные (в узком смысле этого слова) объяснения функционирования и развития объекта: в частности, для большого класса систем характерна целесообразность как неотъемлемая черта их поведения, хотя целесообразное поведение не всегда может быть уложено в рамки причинно-следственной схемы.
6.	Источник преобразований системы или ее функций лежит обычно в самой системе, поскольку это связано с целесообразным характером поведения систем, существеннейшая черта некоторых системных объектов— самоорганизуемость. С этим тесно связана и другая особенность системы: обязательное допущение существования у нее (или ее элементов) некоторого множества индивидуальных характеристик и степеней свободы [312].
Рассмотренные выше особенности системного анализа могут быть вполне применимы и к настоящему исследованию, посвященному изучению биологических основ индивидуально-психологических различий между людьми. И. П. Павлов, писал, что «человек есть, конечно, система (грубее говоря, машина), как и всякая другая в природе, подчиняется неизбежным и единым для всей природы законам, но система, в горизонте нашего современного научного видения, единственная по высочайшему саморегулированию... с этой точки зрения метод изучения системы-человека тот же, как н всякой другой системы: разложение на части, изучение значения каждой части, изучение связи частей, изучение соотношения с окружающей средой и в конце концов понимание, на основе всего этого, ее общей работы и управление ею, если это в средствах человека Но наша система в высочайшей степени саморегулирующая-
8
ся сама себя поддерживающая, восстанавливающая, поправляющая и даже совершенствующая» [198, с. 187].
Прежде чем перейти к анализу человеческой индивидуальности как системы, необходимо дать определение этому понятию и рассмотреть место человеческой индивидуальности в более широкой системе «общество — человек — природа».
Общественная жизнь человека осуществляется в двух формах: коллективной и индивидуальной. К- Маркс указывал, что «общественная деятельность и общественное пользование существуют отнюдь не только в форме непосредственно коллективной деятельности и непосредственно коллективного пользования...- [1, с. 118]. Он различал коллективную (родовую) и индивидуальную жизнь человека. Человек, будучи по своей сущности общественным существом, не совпадает целиком с обществом, не растворяется в нем, а представляет особую
индивидуальность.
Индивидуальность, таким образом,— это особая форма бытия человека в обществе, в рамках которой он живет и действует как автономная и неповторимая система, сохраняя свою целостность и тождественность самому себе, в условиях непрерывных внутренних и внешних изменений. Некоторые исследователи в термин «человеческая индивидуальность» вкладывают понятия единичности, неповторимости, уникальности, специфичности человека при сопоставлении его с другими людьми [76, 127, 282 и др.]. Однако, как справедливо отмечает И. И. Резвицкий, сведение человеческой индивидуальности только к факту неповторимости, уникальности значительно обедняет ее научный анализ. По его мнению, определение индивидуальности через выделение ее отдельных признаков (неповторимость, единичность и др.) является необходимым, но не достаточным условием, поскольку они не дают возможности раскрыть Р( *?нУтРеннЮ1° структуру, выяснить общие механизмы < • Функционирования и развития, определить ее место структуре общества. Единичное, считает он, есть лишь предпосылка индивидуальности, в то время как общее т л ется ее содержательной основой, ее сущностью _ “Лпонимание индивидуальности человека вытекает ни™™? АИалективеского принципа единства еди-
, собенного и общего. И. И. Резвицкий пишет,
9
что «индивидуальность — это такая форма бытия, в которой в специфическом виде выражается общая природа человека. Поэтому сущность человеческой индивидуальности следует искать не за пределами человеческого общества, а в нем самом» [224, с. 15]
Глубоко обоснованный и весьма плодотворный взгляд на данную проблему мы находим у Б. Г. Ананьева, который делает вывод о необходимости подойти к человеческой индивидуальности со стороны целостности, внутренней замкнутости основных свойств человека. «Для того,— пишет Б. Г. Ананьев,— чтобы подойти к проблеме индивидуальности с точки зрения целого (на молярном уровне), нужно представить человека не только как открытую систему, но и как систему «закрытую», замкнутую вследствие внутренней взаимосвязанности ее свойств (личности, индивида, субъекта)» [26, с. 327]. При таком подходе к человеческой индивидуальности последняя не сводится к отдельным свойствам человека или к их совокупности, а относится к целостному человеку. Понятие индивидуальности, таким образом, фиксирует не голый факт единичности человека, а целостное единство многообразных признаков конкретного человека [224].
Таким образом, человеческая индивидуальность — это сложное многоструктурное образование, все элементы и свойства которого образуют единое целое.
Каковы важнейшие признаки и свойства человеческой индивидуальности?
И. И. Резвицкий отмечает прежде всего следующие признаки: целостность, обособленность, неповторимость, автономность, самосознание, творческие способности. Некоторые из указанных свойств и признаков могут быть отнесены к индивидуальности любого живого организма, а не только к человеку. Если для сравнения привести основные признаки биологической индивидуальности, данные Г. Г. Левиным: 1) телесная непрерывность, 2) обособленность от других организмов, 3) морфо-физиологическая целостность, 4) неделимость, 5) способность к самостоятельной жизни и развитию [140, с. 444], то такое сравнение позволяет нам рассматривать человеческую индивидуальность как дальнейшее развитие биологической индивидуальности, поскольку биологическая индивидуальность в человеке не
10
отменяется его социальным бытием, а проявляется специфическим для человека образом.
Индивидуализация организмов рассматривается, как известно, в качестве одного из важнейших факторов эволюции органического и животного мира. И. И. Шмаль-гаузен считал, что индивидуальная прнспосабливае-мость организмов способствует «возрастанию темпов прогрессивной эволюции высших форм жизни» [311, с. 405], поскольку индивидуализация обеспечивает гибкость и динамическую устойчивость организмов, улучшает их приспособление к окружающей среде, их способность к самосохранению. Ф. Энгельс отмечал, что в борьбе за с’/ществование «имеют наибольшие шансы достичь зрелости и размножиться те особи, которые обладают какой-либо, хотя бы и незначительной, но выгодной в борьбе за существование индивидуальной особенностью» [2, с. 68].
Основной смысл биологической индивидуальности вытекает из взаимоотношений индивида и вида. Соглас
но законам живой природы каждый организм (в том числе и человек) стремится обеспечить дальнейшее существование вида. Вся активность организмов нацелена в конечном счете на обеспечение жнзни в потомстве. Следовательно, образование индивидуальности можно
рассматривать как своего рода средство для сохранения преемственности жизни (вида).
Человеческая индивидуальность по сравнению с биологической индивидуальностью приобретает ряд принципиально новых качеств, например самосознание, творческие способности и т. д. Б связи с этим возни-
кает новое назначение индивидуальности человека — развитие и сохранение духовного наследия общества.
Таким образом, в человеческой индивидуальности четко вырисовываются два аспекта: социальный и биологический.
В последнее время проблема соотношения социаль-ого и биологического в человеке уделяется самое при-внимание- ° чем свидетельствует, например, в ВпЕ™	ДВух всеС01°зпых симпозиумов —
в Вильнюсе (1974) и Москве (1975).
го	с0цпальН0г0 и биологического имеет мно-
один а нмеиил- КОТОРЬ,Х нами будет рассмотрен лишь • о. соотношение социального и биологиче
11
ского в индивидуальности человека. При решении этой проблемы мы опирались на основные положения классиков марксизма-ленинизма о природе и сущности человека.
К. Маркс указывал, что «человек является непосредственным природным существом... человек есть телесное, обладающее природными силами, живое, действительное, чувственное предметное существо» [1, с. 162— 163].
Однако К. Маркс подчеркивал, что сущность человека состоит не в его физической природе, а в его социальном качестве. Очень удачно эту же мысль К. Маркса передает Л. Сэв, подчеркивая, что «человек есть природное существо, но это „природное человеческое су-щество“ — существо, сущность которого состоит в совокупности общественных отношений» [271, с. 268]. Человек с самого начала своего существования есть явление социальное. Процесс социализации людей неразрывно связан с активной трудовой деятельностью, в ходе которой изготовляются орудия труда и с опорой на которые человек становится полновластным хозяином окружающей природы, т. е. противостоит природе. Эта социально-историческая предпосылка непосредственно связана с трудом, с изготовлением и дальнейшим применением человеком продуктов трудовой деятельности. Однако, взаимодействуя с природой, он (человек) в то же время «изменяет свою собственную природу...» [3, с. 188]. Следовательно, попытки свести человеческую индивидуальность только к биологическому или только к социальному представляются методологически ошибочными. Согласно П. П. Блонскому, «индивидуальность есть своеобразная комбинация отдельных признаков, полученных по наследственности» [56, с. 123]. Для Л. С. Выготского [73] согласно «культурно-исторической теории» социальное выступало как нечто внешнее по отношению к человеку, индивидуальное же было внутренне замкнутым, оторванным от внешнего, биологическим. Как справедливо отмечает А. В. Брушлин-ский, в «культурно-исторической» теории Л. С. Выготского «индивидуальное выступает только как биологическое, а не социальное» [61, с. 93]. Также бесспорно неверны и те точки зрения, которые сводят человеческую индивидуальность всецело к социальному. Так,
12
[{ к Михайловский под индивидуальностью предлагал понимать «совокупность всех черт, присущих человеку вообще» как социальному феномену [171, с. 89].
Большим достижением советской психологии является преодоление категорического разделения и противопоставления биологического и социального в человеке. В настоящее время общепризнанной считается теория монизма, согласно которой социальное и биологическое выступает в человеческой индивидуальности как единое целое. Так, Е. А. Будилова пишет, что «взаимосвязь внешнего и внутреннего, понятая как действие внешних причин через посредство внутренних условий, снимает в проблеме развития противопоставление внешней социальной обусловленности и внутреннего спонтанного развития, позволяет преодолеть дуализм биологического и социального, представить, что социальное не просто надстраивается над биологическим, а является самой природой человека, так как сама природа человека есть продукт истории» [63, с. 323]. Такое понимание соотнесения биологического и социального наиболее характерно для исследователей, придерживающихся недизъюнктпвного подхода, развиваемого А. В. Бруш-линским [62].
Таким образом, природа человека характеризуется единством, тесной взаимосвязью двух начал — биологического и социального. Вместе с тем качественная специфика человека, отличающая его от всех видов животных, состоит в том, что его сущность есть совокупность общественных отношений. В результате его основные особенности как общественного существа определяются социально.
Однако, как отмечает Е. В. Шорохова [313], недостаточны утверждения о том, что социальное и биологическое выступают как единое целое в человеке. По ее мнению, необходима конкретная расшифровка, где и как биологическое и социальное выступают в своем единстве то в качестве необходимого условия, то в качестве ведущего фактора, т. е. каким принципом взаимодействия они обусловлены в том или ином соотношении. гуг?^ЛаСН0 Е’ В- Шороховой, социальное действует на ч^иЛ7ЧеСК°е Чере3 пс”хическое, при этом связующим
М Между с°ВД^ьной средой и биологическим орга-ом выступает личность. Именно через влияние
13
личности человеческий организм испытывает влияние истории, общественного, социального [313].
Ниже будут рассмотрены основные принципы, согласно которым осуществляется взаимодействие между личностью и организмом в индивидуальности человека, а также будут проанализированы вытекающие из этого взаимодействия механизмы возникновения содержательных и динамических различий между людьми.
1.2. Содержательные и дииамическне индивидуально-психологические характеристики человека
Для правильного понимания принципа взаимодействия личности и организма обратимся вновь к определению человеческой индивидуальности с позиций системного анализа. Человеческая индивидуальность — это система, целью которой является сохранение целостности и тождественности человека самому себе в условиях непрерывных внутренних и внешних изменений. Естественно, что для того, чтобы человеческая индивидуальность была самостоятельной и устойчивой (т. е. тождественной самой себе), она должна быть в известном смысле закрытой системой, непроницаемой для внешних воздействий. В то же время ее «закрытость» должна быть относительной, поскольку она является частью внешнего мира, в постоянном взаимодействии с которым и осуществляются ее формирование и развитие. Следовательно, человеческая индивидуальность как система должна иметь «жесткие» и «гибкие» элементы. «Жесткие» элементы (жесткая подсистема) обеспечивают ей преимущественно самостоятельность и устойчивость; благодаря «гибким» элементам (гибкой подсистеме) обеспечивается ее взаимодействие с внешним миром, социальной средой. Гибкие элементы, по-видн-мому, могут быть соотнесены с понятием личности, а жесткая подсистема — с понятием организма.
В своем исследовании мы не используем термин «индивид», учитывая его двойственное значение. Как справедливо отмечает В. Ф. Сержантов, «для выражения структуры человеческого индивида в его социальной соотнесенности служит понятие „личность4*, для отображения его структуры как биологической системы суще
14
ствует понятие „организм"» [256, с. 59]. Некоторые не-следователи в термин «индивид» вкладывали преимущественно понятие организма. Согласно А. Н. Леонтьеву, фундаментальное отличие личности от индивида заключается в специфике отношений. В личности отражаются общественные отношения, в которые вступает человек в своей предметной деятельности. «Личность,— пишет А. Н. Леонтьев,— есть... продукт общественно-исторического и онтогенетического развития» [147, с. 176].
Индивид же, по мнению А. Н. Леонтьева,— это прежде всего генотипическое образование, продукт биологической эволюции. «Наиболее общее правило состоит здесь в том, что чем выше мы поднимаемся по лестнице биологической эволюции, чем сложнее становятся жизненные проявления индивидов и их организация, тем более выраженными становятся различия в их прирожденных и прижизненно приобретаемых особенностях... Представляя собой продукт филогенетического и онтогенетического развития в определенных внешних условиях, индивид, однако, отнюдь не является простой „калькой" этих условий, это именно продукт развития жизни, взаимодействия со средой, а не среды, взятой самой по себе» [147, с. 174].
Таким образом, согласно А. Н. Леонтьеву, индивид— это наличная биологическая организация человека, в то время как личность — это специально человеческое образование, порожденное исключительно общественными отношениями.
Полностью соглашаясь с А. Н. Леонтьевым в том, что сущность личности действительно составляют общественные отношения, тем не менее мы полагаем, что личность не исчерпывается целиком общественными отношениями Такое чрезмерное противопоставление личности индивиду противоречит, с нашей точки зрения, тезису К. Маркса о двойственности человека как «субъекта природы» и «субъекта общества» [3, с. 50]. Так, А. Н. Леонтьев пишет, что «особенности высшей нервной деятельности индивида не становятся особенностями его личности и не определяют ес». Однако он замечает, что «функционирование нервной системы составляет, конечно, необходимую предпосылку развития личности, но ее тип вовсе не является тем „скелетом", на котором она „надстраивается"». И далее: «какой бы
15
морфофизиологической организацией, какими бы потребностями и инстинктами ни обладал индивид от рождения, они выступают лишь как предпосылки его развития, которые тотчас перестают быть тем, чем они были виртуально, «в себе», как только индивид начинает действовать» [147, с. 182].
Таким образом, по мнению А. Н. Леонтьева, получается, что в личности нот ничего от организма, от биологической организации человека.
Сходную точку зрения отстаивает, например, Э. В. Ильенков, который утверждает, что психика человека (его личность) определяется только социальными, а не биологическими факторами и что все различия между людьми — следствие различной социальной среды. Концепция исключительно социальной обусловленности психики, полагает он, единственно практически плодотворна [114].
Такое взаимоисключающее противопоставление биологического и социального в человеке вызвало законное опровержение со стороны многих ученых. Так, Я. С. Иориш считает, что философски правильным решением является не отрыв социального и психического от биологического и не сведение одного к другому, а признание наличия двух, относительно независимых друг от друга сфер бытия, постоянно взаимодействующих и взаимоопределяющих друг друга [118].
Интересны в этой связи представления И. П. Павлова о личности. Так, разбирая книгу Э. Кречмера «Строение тела и характер», он заметил: «У Кречмера нет различия между типом и характером, а это, конечно, грубая ошибка... Мы теперь уже стоим на том, что имеются врожденные качества человека, а с другой стороны,— и привитые ему обстоятельством жизни. Если идет речь о врожденных качествах, то это тип нервной системы, а если идет дело о характере, то это будет смесь прирожденных особенностей, влечений с привитыми в течение жизни под влиянием жизненных впечатлений» [198, с. 540]. Действительно, согласно Кречмеру, психические особенности личности полностью обусловлены биологическими причинами. Этому представлению И. П. Павлов противопоставил свое понимание личности. Б письме к Г. К. Кованько (28. X. 1930) И. П. Павлов писал, что «личность человека определя-
16
я как биологической наследственностью, так и средой Сила нервной системы (темперамент) — прирожденное свойство, характер (форма поведения) — во многом состоит из индивидуально приобретенных привычек» [199, с. 618]. Из этих высказываний II. П. Павлова отчетливо выступает мысль о глубоком единстве биологических и социальных влияний на формирование личности человека.
Каким же образом взаимодействуют между собой личность и организм эти две важнейшие подсистемы человеческой индивидуальности? Очевидно, что для выяснения этого фундаментального вопроса нам необходимо несколько более подробно рассмотреть содержа-
ние самого понятия «личность», ее структуру.
В настоящее время еще не сложилось окончательное представление относительно того, что должно составлять содержание понятия «личность». По определению Я. Щепаиьского, личность — это «интегральная целостность биогенных, психогенных и социогенных элементов» [315, с. 69]. К биогенным, или биологическим, элементам он относит особенности нервной системы, нейрогуморальной регуляции, половые различия, анатомические особенности, процессы созревания и развития организма.
В качестве психогенных элементов личности автор перечисляет темперамент, дарования, склонности, характер. Социогенные элементы, согласно Я. Щепаиь-скому,- это комплекс устойчивых свойств индивида, в .няющих на его поведение и вытекающих из влияния культуры и структуры общностей, в которых ннднвид был воспитан и в которых он участвует [315].
Очевидно, что при таком широком понимании содержания личности последняя фактически отождествляется с понятием «человек», с понятием «человеческая индивидуальность».
Другие исследователи, наоборот, несколько суживают содержание понятия «личность» и подчеркивают, как правило, лишь ее социальный аспект. Например ' Петровский дает следующее определение: «Лич-CTb человек как общественный индивидуум, субъект знания и активного преобразования мира, разумное ущество, обладающее речью и способностью к трудовой деятельности» [208, с. 660]. Л. И. Божович выде
17
ляет в содержании личности особенности саморегуляции и мотивационной сферы. «Человек, являющийся личностью,— пишет она,— обладает таким уровнем психического развития, который делает его способным управлять своим поведением и деятельностью, а в известной мере — и своим психическим развитием... У человека, достигшего такого уровня психического развития, когда его можно назвать личностью, все психические процессы и функции, все качества и свойства приобретают определенную структуру. Центром этой структуры является мотивационная сфера, в которой имеются доминирующие мотивы, определяющие иерархическое строение этой сферы» [59, с. 4].
Однако целостное, интегральное понимание личности, естественно, не исключает, а, напротив, предполагает ее определенную упорядоченную структуру. Уже С. Л. Рубинштейн вплотную подошел к представлению о структуре личности, противопоставляя ей идею аморфности личности. Он писал, что «в психическом облике личности выделяются различные сферы или области черт, характеризующие разные стороны личности», которые, «взаимопроникая друг в друга, смыкаются все же в реальном единстве личиости» [232, с. 622].
Можно ожидать, что эти «различные сферы» и «разные области» личности будут находиться в разном отношении к «биологическому' в человеческой индивидуальности. К- К. Платонов выделяет четыре основные сферы (подструктуры, уровни) личности, соотнося их с социальным и биологическим в человеке [210—-215].
Первая подструктура объединяет направленность, отношения и моральные черты личности. Элементы личности, входящие в эту подструктуру, не имеют непосредственных природных (биологических) задатков, а отражают индивидуально преломленное классовое общественное сознание.
Вторая подструктура личности включает знания, навыки, умение и привычки, приобретенные в личном опыте, путем обучения. Эти черты личности, по мнению К- К. Платонова, хотя сами и не обусловлены биологическими влияниями, однако находятся под заметным влиянием последних через нижележащие свойства личности (т. е. свойства третьего и четвертого уровней) .
18
Третья подструктура охватывает индивидуальные особенности отдельных психических процессов, пли психических функций, как форм отражения, например восприятие, память. Влияние биологических факторов на особенности личности в этой подструктуре проявляется ухе более отчетливо.
Четвертая подструктура объединяет, по мнению К. К- Платонова, свойства темперамента, половые и возрастные особенности личности и ее патологические (органические) изменения. Свойства четвертой подструктуры несравненно больше зависят от физиологических и даже морфологических особенностей мозга, чем от социальных влияний.
Таким образом, основное отличие выделяемых уровней личности друг от друга, согласно концепции К. К- Платонова, идет по шкале обусловленности свойств «социальным или биологическим». Первые два уровня (подструктуры) не имеют или почти не имеют биологических влияний, в то время как два других (третья и четвертая подструктуры) обусловлены в своем развитии биологическими факторами.
Следовательно, по-видимому, можно предположить, что механизмы индивидуальных вариаций психологических свойств личности будут совершенно разными в зависимости от того, какому уровню (подструктуре) принадлежит данное психологическое свойство. Отсюда следует, что сами индивидуально-психологические различия между людьми (т. е. различия между отдельными личностями) имеют довольно сложную структуру. Рассмотрим это несколько подробнее.
Если принять за основу представление К. К. Платонова о четырехуровневой структуре личности, то, по-видимому, можно говорить и о четырехуровневой структуре индивидуально-психологических различий. Естественно, что индивидуальные вариации психологических свойств первого уровня (направленности, моральных черт и т. д.) будут определяться всецело тем социальным окружением, в котором развивается человек. Источник индивидуальных вариаций свойств второго уровня (знания, умение н т. д.) также практически полностью находится вне человека, в его социальной культуре.
Иначе обстоит дело с индивидуальными вариациями психологических свойств личности третьего и особенно
19
четвертого уровней. С большой уверенностью здесь можно утверждать, что источник межиндивидуальных различий в данных свойствах лнчностн (память, темперамент н т. д.) лежит преимущественно в самом человеке, в его биологических особенностях.
В контексте нашего исследования мы считаем целесообразным выделить из четырех уровней индивидуально-психологических различий между людьми два основных, подчеркивая тем самым преимущественно социальное или биологическое происхождение данных различий. К первому уровню индивидуально-психологических различий относятся результативные «содержательные» индивидуальные различия, касающиеся социально обусловленных свойств личности (направленность, отношение, моральные установки, желания, мотивы, интересы, а также знания, умения, навыки и т. д.).
Второй уровень индивидуально-психологических различий касается только динамических свойств н качеств личности (будем называть их психодинамнческими свойствами личности), которые обусловлены преимущественно биологической организацией человека.
Такое разделение уровней личностных характеристик с неизбежностью вытекает из принципа разделения процесса и результата как разных сторон единой системы психического явления. «Их следует изучать раздельно,— пишут Ю. М. Забродин и Л. Н. Лебедев,— в качестве объекта науки, но вместе в качестве системы, существующей как целое, где эти объекты не могут быть оторваны, изолированы друг от друга» [106, с. И—12].
Из предлагаемой нами структуры индивидуально-психологических различий следует, что проблема соотношения личности и организма в человеческой индивидуальности сводится прежде всего к вопросу о том, как соотносятся психодинамически с свойства человека с его биологической организацией.
Известно, что пснходинамические свойства (особенности памяти, восприятия, сенситивности, темперамента и т. д.) присущи не только человеку, но и животным. Поэтому психодинамические свойства вполне правомерно рассматривать и в контексте биологической организации, поскольку вряд ли у животных можно говорить о социальном.
20
о
соотношении личности
Рис. 1. Соотношение личности н индивида (организма) в человеческой индивидуальности
психодина-
мические
СВОЙСТВА
ИНДИВИД КАК
ОРГАНИЗМ
(бноло! пческое)
личность
(социальное)
Если представить систему свойств личности и систему свойств организма как два пересекающихся множества (социальное и биологическое), то тогда психо-динамические свойства человека будут занимать общий ' сегмент, образующийся в результате пересечения (рис. 1)- Такое представление и организма в человеческой индивидуальности подчеркивает двойственность (двуединую сущность) психодинами-ческнх свойств человека: с одной стороны, психодинамические свойства — это две низшие (согласно К. К- Платонову) подструктуры личности, а с другой — это высший уровень биологической организации человека.
Было -бы, однако, упрощенцем рассматривать дсиходи-намические свойства человека как полностью изолированные от «содержательных» свойств, по крайней мере от второго уровня личности (по К. К. Платонову) — знаний, умений, навыков и т. д. Мы полагаем, что биологически обусловленные динамические особенности психических процессов (их скорость, темп, длительность, интенсивность и т. д.) н являются не чем иным, как «психодинамическими» задатками, способствующими или ограничивающими развитие соответствующих содержательных характеристик личности.
При таком подходе представляется возможным уточнить соотношение задатков и способностей. Некоторые авторы под задатками понимают только врожденные анатомо-морфологические особенности мозга и нервной системы, в частности типологические свойства нервной системы, уровень развития и соотношения сигнальных систем, индивидуальные варианты строения коры, степень функциональной зрелости ее отдельных областей
21
[136]. Нам представляется, что анатомо-морфологические признаки, а более широко — вся совокупность биологических свойств человека являются первым уровнем задатков, от которых зависит развитие только психодн-! намических свойств. Наличные психодинамические свойства выступают в роли задатков второго уровня и оказывают влияние на формирование содержательных  характеристик способностей.
Таким образом, исходя из развиваемых нами представлений о структуре индивидуально-психологических различий, очевидно, что только психодинамические особенности индивидуального поведения человека будут за- i висеть от биологической организации человека.
Рассмотрим вначале наиболее общие принципы биологической организации человека.
Глава II
ПОНЯТИЕ КОНСТИТУЦИИ ЧЕЛОВЕКА
2.1.	Уровни и иерархия биологической организации человека
Как уже отмечалось, человеческая индивидуальность является относительно замкнутой системой, с более «жесткими» и более «гибкими» элементами. Жесткие элементы обеспечивают преимущественно устойчивость системы, делая ее относительно «непроницаемой» для внешних воздействий Благодаря более гибким элементам обеспечиваются взаимодействие системы с внешним миром, ее формирование и развитие.
Жесткие элементы человеческой индивидуальности были соотнесены нами с понятием организм или — более широко — с биологической подсистемой человека.
Согласно Н. Т. Абрамовой [4], биологическая подсистема человека характеризуется многоплановостью самоорганизующих подсистем, находящихся между собой как в дополняющих, так и во взаимно конкурирующих отношениях. Эти подсистемы имеют неодинаковые
22
.ачения в общей иерархии подсистем, отличаются разной сложностью связи структурного построения (включая и разное число ведущих звеньев, которые определяют их деятельность), различными возможностями автономной активности, своеобразием взаимообусловленности. Поэтому биологическая структура человека не может быть объяснена, если исходить из статистических отношений составляющих ее элементов. Эти системы нуждаются не в математическом однозначном, а в вероятностном описании.
По мнению Т. И. Царегородцева, организм человека — ..то такая система, в которой «одни и те же морфофизиологические подсистемы и структуры могут обеспечивать множество функций и приспособительных процессов» [299, с. 68].
Очевидно, что в биологической системе человека прежде всего нам необходимо вычленить уровни, структуры, блоки, т. е. наиболее существенные характеристики в самой биологической системе, установить связи между ними и лишь затем проследить влияние каждой отдельной подструктуры (подсистем) на формирование той или иной психологической (психодииамической) характеристики человека.
Согласно системному подходу, явление считается понятым, если найдена его структура. Нахождение структуры (подсистем) предполагает поиск наиболее информативных признаков, выделение четких критериев оценки каждого уровня, каждой структуры.
Наиболее распространенным принципом, лежащим в основе выделения уровней как подсистем, является, как известно, функциональный принцип. Согласно этому принципу уровень — это такая совокупность признаков (или органов), которые объединены одной и той же частной, обособленной функциональной целью для достижения общей конечной цели системы. Исходя из такого определения уровня в биологической подсистеме человека можно выделить ряд следующих, наиболее крупных уровней: биохимический, макроморфологиче-ский (телесный) и нейродинамический.
Анализируя класс первичных свойств индивида как организма (или индивидуально-типических свойств), Ь. Г. Ананьев [25] выделяет, например, три группы (или уровня) природных (биологических) свойств чело
23
века: нейродинамнческие, или типические, особенности нервной системы; общесоматические, г. е. эндокриннобиохимические характеристики, общий тип метаболизма, морфологические особенности структуры организма в целом (телосложение); билатеральные — функциональная геометрия тела в виде симметрии или асимметрии структурно-динамических характеристик организма и отдельных двигательных и сенсорных органов.
Последние свойства, по его мнению, являются одновременно и иейродинамическими, и общесоматическимн и поэтому примыкают к первым двум группам.
Каждый из уровней организма характеризуется относительной автономностью и выполняет свою самостоятельную функцию в поддержании общей биологической подсистемы человека как целого. Например, биохимический уровень — совокупность биохимических механизмов, обеспечивающих поддержание внутреннего гомеостазиса организма. Основной целью макроморфологи-ческой (телесной) подсистемы (или уровня) является осуществление опорно-двигательной функции. Нейроди-иамический уровень обеспечивает наиболее полное -взаимодействие организма со средой.
Согласно системному подходу подсистемы (уровни) вступают в определенные связи и отношения между собой. Предполагается, как уже говорилось выше, что взаимосвязи существуют между всеми системными элементами. Взаимосвязи могут быть по крайней мере двух типов: соподчинения н взаимосодействия, что связано с целесообразным характером поведения целой системы, с ее самоорганизуемостью и развитием.
Самоорганизуемость и развитие предполагают иерархичность строения системы Идея иерархического порядка, выражающая суть процесса развития и самоорганизации, является стержневым понятием в системном анализе. По отношению к конкретному, сложноорганизованному объекту действительности принцип иерархии реализуется в последовательности перехода от низших структурно-функциональных уровней упорядоченности множества составляющих его элементов к высшим структурным образованиям, от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т. д. Хотя в результате такого поступательного движения образуются новые интегральные качества, это отнюдь не исключает дея
24
тельности старого интегрального качества и не предполагает абсолютной самостоятельности вышележащих свойств системы. В итоге характеристика сложного объекта складывается из совокупности специфических законов, из функциональных инвариантов, подчиняющихся принципу субординации и тем самым отражающих в частном виде идею развития.
Основным критерием места подсистемы (уровня) в иерархии является ее вклад в конечную приспособительную цель системы.
Поскольку конечной целью биологической подсистемы человека, как указывалось выше, выступает обеспечена самостоятельности и устойчивости человеческой индивидуальности, то в связи с этим мы предлагаем следующую иерархию (порядок) уровней биологической подсистемы человека: биохимический, телесный, нейро-динамический.
Разумеется, предлагаемая иерархия уровней не является единственно возможной, однако она позволяет вполне удовлетворительно продемонстрировать все возрастающий «вклад» перечисленных уровней в конечную цель биологической подсистемы человека — обеспечение самостоятельности и устойчивости человеческой индивиду ал Ы1 ости.
Отличительная черта биологической подсистемы в системе человеческой индивидуальности — ее относительная жесткость, устойчивость.
В биологии человека, антропологии, медицине для обозначения совокупности устойчивых, врожденных нли приобретенных признаков широко используется понятие конституции (от латинского constitutes — установленный, устойчивый). Мы считаем целесообразным воспользоваться именно этим понятием при анализе организации биологической подсистемы человека, поскольку оно эксплицитно содержит указание иа устойчивый характер рассматриваемой совокупности признаков, в то время как понятия «уровень» или «подсистема» таких указаний не содержит, тем более, что не все признаки Уровня могут быть конституциональными.
25
2.2.	Общая и частная конституции человека
Термин «конституция» еще не получил однозначного определения, поэтому рассмотрим его наиболее распространенные толкования.
Прежде всего следует выделить отождествление конституции с генотипом. Некоторые авторы определяют конституцию как совокупность особенностей зиготы в момент оплодотворения, как генотип; так, Э. Кречмер утверждает, что конституция — есть развитие наследственных задатков [473].
Однако большинство исследователей употребляют понятие «конституция» в узком смысле, как характеристику фенотипа по телосложению. Конституция,— считает Р. Рессле,— есть просто сложение нашего тела [529]. Сходные взгляды высказывал Ф. Куртис. По его мнению, конституция есть индивидуальные особенности в строении и функциях нашего тела [366].
По мнению Б. А. Никитюка и С. С. Дарской, целе сообразно сохранить за термином «конституция» егс фенотипическое значение, т. е. характеристики телосложения. Однако при этом всегда, по их мнению, следует помнить, что телосложение это «лишь внешнее проявление генетической конституции» [192, с. 86].
Следовательно, исторически сложилось, что в термин «конституция» вкладываются два резко отличающиеся друг от друга смысла. Первый — конституция как совокупность наиболее существенных индивидуальных особенностей и свойств, закрепленных в наследственном аппарате и определяющих специфичность реакций всего организма па воздействие среды. В этом смысле конституция рассматривается как функциональное единство всех физических и физиологических свойств человеческой индивидуальности.
Второй, более узкий, смысл — конституция как тип телосложения, габитус, соматотип, физические особенности человека. В связи с этим для устранения существующей путаницы в употреблении термина «кон ституция человека» целесообразно употреблять термин «общая конституция человека». Тогда тип телосложения (габитус, соматотип) будет частной конституцией (мак-роморфологической системы). В таком случае совокупность устойчивых существенных особенностей биохими
26
ческих процессов или совокупность основных свойств нервной системы и т. д. будет частной конституцией соответствующих систем организма: биохимической, ией-родииамической и т. д.
Отметим, что попытка разделения понятия конституции иа понятие «общей конституции» и «частной конституции» была предпринята еще в 1930 г. (БМЭ, т. 8, с. 626), однако конкретные экспериментальные исследования в этом направлении, насколько нам известно, не проводились. Можно думать, что в основе общей конституции лежит весь генотип как целая система, а в основе частных конституций лежат наборы определенных генов.
Хотя генотип и общая конституция являются близкими понятиями, однако они далеко не тождественны. Если генотип—это совокупность наследственных задатков (статическое образование), то общая конституция — это генотип в действии, т. е. генотип в совокупности с аппаратами реализации генетической информации на всех уровнях человеческого организма. В связи с этим понятия «биохимический уровень», «нейродина-мический уровень» организма и т. д. ие идентичны введенным нами понятиям «биохимическая конституция», «нейродинамическая конституция» и т. д. Если в первом случае дается лишь указание на то, о какой совокупности признаков идет речь, то во втором случае подчеркиваются целостность, единство, устойчивый характер рассматриваемых признаков. Таково же соотношение и между понятиями «биологическая подсистема человека» и «общая конституция человека».
О существовании «общей конституции» косвенно свидетельствуют многочисленные исследования, в которых отмечалась тесная связь между различными системами организма, например центральной нервной системой и другими: эндокринной [107, 193, 221], вегетативной [132], сердечно-сосудистой [91], дыхательной [71] н пищеварительной [125, 288].
Именно от совокупности всех индивидуально-типических свойств организма в целом (т. е. от общей конституции, в нашем понимании), а ие от отдельно взятых соматических или нейродииамических особенностей зависит, как считал Б. Г. Ананьев, группа «вторичных свойств индивида»: сенсомоторная организация, сгрук-
27
тура органических потребностей, темперамент, задатки (т. е. психодинамические свойства, в нашем более общем толковании). По этому поводу Б. Г. Ананьев писал: «Совокупность важнейших свойств индивида н их сложных образований выступает в наиболее интегративной форме в виде темперамента н задатков, составляющих природную основу личности» [26, с. 79—80].
Развиваемая концепция конституции снимает некоторые спорные вопросы, в частности о том, что является определяющим — нервная система или гуморальная? Как нервная, так и гуморальная система обусловливаются, очевидно, общей конституцией как общей биологической подсистемой человека. Теряет смысл вопрос и о том, что является определяющим — конституция или. нервная система? Если под словом «конституция» понимать тип телосложения человека, его физический облик, то, разумеется, как телосложение, так и нервная система обусловливается общей конституцией организма. Если же под конституцией понимать общую характеристику организма (т. е. общую конституцию), то, естественно, нервная, как и любая другая частная система, обусловливается ею.
Имеется несколько подтверждающих наши предположения экспериментальных работ, в которых показано, что такие нейрофизиологические свойства, как подвижность, сила и другие, наследуются, т. е. обусловливаются общей конституцией [117, 124, 126, 133, 138, 139, 217, 290].
Разумеется, свойства организма зависят не только от общей конституции, ио и в некоторой степени от условий развития в раннем детстве [274], а также от условий дальнейшего воспитания и тренировки [68, 74, 289].
При таком понимании конституции человека предложение П. Д. Горизонтова и М. А. Майзелис [92] о том, что в основу характеристики конституциональных типов следует положить нейрофизиологические особенности человека, а морфологические должны входить в качестве дополнительного звена, представляется спорным. Если речь идет о типах телосложения, то нейрофизиологические особенности, по-видимому, не обязательно должны быть учтены при их определении. Если же имеются в виду конституциональные типы в широком смысле, т. е.
28
типы организации природных свойств человека (установление которых будет возможно только в результате комплексных усилий многих наук: дифференциальной психофизиологии, антропологии, медицины, биофизики, биохимии, генетики и др.), то тогда почему следует учитывать только нейрофизиологические и телесные данные и не учитывать другие системы, скажем гуморальную?
Таким образом, поставленный в настоящей работе основной вопрос о роли биологической подсистемы человеческой индивидуальности в общей структуре индивидуально-психологических различий имеет смысл только при выяснении содержания термина «конституция человека». Если имеется в виду общая конституция человека, то оиа обусловливает все физические (в том числе телосложение), все физиологические и, по-видимому, формально-динамические свойства личности, хотя, очевидно, физические и физиологические особенности обусловливаются общей конституцией в большей степени, чем формально-динамические особенности психики. Если же под «конституцией» понимается телосложение (частная конституция), то, разумеется, и телосложение, и формально-динамические психические особенности обусловлены общей конституцией.
2.3.	Структура частных конституций человека
На вопрос о том, сколько следует выделять в человеческом организме частных конституций, ответить в настоящее время чрезвычайно трудно. По-видимому, можно говорить о двух основных классах частных конституций: о морфологических и функциональных. На рис. 2 дано схематическое изображение дерева конституций человека. Среди морфологических конституций следует, с нашей точки зрения, отличать микрофизиче-скую и макрофизическую. Микрофизическая конституция — совокупность, целостность таких физических признаков, которые присущи всем клеткам человеческого организма (их размер, соотношение и т. д.). Здесь речь идет прежде всего о хромосомном наборе, едином для всех клеток, для всего организма. В настоящее время, благодаря современным электронным средствам стала
29
доступной для изучения и эта частная конституция.
Макрофизическая конституция представляет целостность (совокупность) макроморфологических признаков, или телесных признаков организма, соматотип, морфотип человека. Отличительной чертой дайной частной конституции (т. е. телосложения) по сравнению с микрофизиче-ской или другими функциональными конституциями является то, что она выступает как легко наблюдаемая часть, или уровень, целостного организма. Поэтому не случайно, что именно телосложение, соматотип, занимаег центральное, а иногда н единственное место в понятии
«конституция человека». Больший интерес представляют, естественно, функциональные конституции, в которых мы выделяем биохимическую конституцию и ряд физиологических конституций. Однако особая роль, бесспорно, принадлежит нейродинампческой конституции, которая выполняет роль связующего звена между биологическими подсистемами и психодинамическими свойствами личности. Тем
б
Рис. 2. Дерево функциональ- не менее до сих пор многих (а) и морфологических (б) гие исследователи, зани-конституций человека	мающиеся проблемой кон-
ституции человека, считали возможным пренебречь нейрофизиологическими свойствами организма. Например, Э. Кречмер [473, 474] н У. Т. Шелдон с соавторами [542—545] пытались сопоставлять психические свойства личности непосредственно с соматическими характеристиками человека, без учета нейрофизиологических факторов. Большая заслуга II. П. Павлова и заключается как раз в том, что он впервые обосновал положение, утверждающее, что именно нейрофизиологические (нервные) факторы играют решающую роль в определении психодинамических свойств человека.
зо
2.4.	Конституция и наследственность
Основное место в общей конституции человека занимает наследственный аппарат, в котором генетически закреплены, запрограммированы все индивидуальные особенности и свойства человека. Хотя общая конституция и оказывает влияние на все частные конституции, тем не менее это влияние проявляется, по-видимому, по-разному, в зависимости от уровня частной конституции в общей структуре человеческого организма. Для решения этого вопроса рассмотрим вначале соотношение понятий «генотип» и «фенотип».
Генотип — это сумма полученного зиготой наследственного материала предков, определяющего ход развития особи в тех или иных определенных условиях, или совокупность наследственных задатков (генов), которыми обладает организм. Число генов, участвующих в передаче наследственных свойств у человека, чрезвычайно велико, и наборы генов, которыми обладают различные члены популяции человека, очень отличаются друг от друга. Благодаря особенностям наследования дети одних и тех же родителей могут иметь разные наборы генов, хотя статистически эти наборы у них более сходны, чем наборы генов индивидов, ие находящихся в родстве. По косвенным подсчетам у человека имеется около миллиона генов. Гены определяют дифференциацию и организацию клеток. Качественные различия в действии генов очень значительны: некоторые группы генов пребывают в пассивном состоянии на какой-либо стадии дифференциации и могут активизироваться на определенных этапах онтогенеза.
Хорошо известно, что один ген обусловливает много признаков, а один признак обусловливается многими генами [265, 314].
Фенотип — это общая сумма морфологических, физиологических и поведенческих признаков индивидуума, проявляющихся в течение всех периодов его существования. Фенотипическое проявление организма, постоянно изменяющееся в течение всей жизни (от стадии зиготы до смерти), представляет результат взаимодействия факторов внешней среды с действием генотипа.
В зависимости от условий существования развитие одного и того же генотипа может идти разными путя
31
ми и давать самые разные фенотипы. Одиако число воз-можных фенотипических проявлений не бесконечно Пределы фенотипической изменчивости организма на яывают «нормой реакции». Таким образом, каждый фе иотип представляет частный случай проявления гено типа на определенном отрезке шкалы «нормы реакции», т. е. в конкретно сложившихся условиях среды.
Следовательно, представляется принципиально неправильным говорить о том, что одни признаки человеческого организма наследственны (геиотипичиы), а другие определяются только средовыми факторами (пара типичны). Любой признак есть результат взаимодействия наследственности и среды, только одни признаки определяются генами с более широкой нормой реакции, а другие с более узкой.
Анализируя проблему соотношения наследственности и среды, А. Анастази отмечает, что если раньше ставили вопрос «что» в человеке определяется наследственностью, а «что» средой, то теперь необходимо ставить вопрос иначе: «сколько» в том или другом признаке человека генетического и «сколько» средового и «как» происходит взаимодействие одного и другого [324, 325], хотя с современной генетической точки зрения еще более правильно ставить вопрос не о соотношении генетического и средового (сколько того и сколько другого), а об измерении пределов нормы реакции генетических детерминант соответствующих признаков.
Нам представляется, что существенную помощь в решении вопроса о количественном аспекте взаимодействия генетических и средовых влияний на развитие признаков различных подсистем человеческого организма может оказать близнецовый метод. Очевидно, что, сопоставляя монозиготиых близнецов (т. е. людей с идентичной генетической программой) с дизиготиыми близнецами (т. е. с людьми с разной генетической программой), выросших врозь в разных условиях (разные средовые факторы) или вместе (одинаковые средовые факторы), можно с большой достоверностью определить уровень соотношения наследственности и среды в развитии любого признака человека.
Наиболее распространенными методами оценки наследуемости признаков является вычисление так называемого показателя Хользингера (//) и показателя Лаша
32
(hz). Оба показателя обозначают процент (вероятность) наследуемости признака [154].
В настоящее время уже накоплен огромный фактический материал о количественных характеристиках наследуемости различных признаков человека (см. обзор работ И. В. Равич-Щербо [223]). Экспериментально показано существование известной иерархии в «наследуемости признаков» человека в зависимости от уровня частной конституции, которой принадлежит признак в общей структуре человеческого организма. Это согласуется с известными представлениями С. Н. Давидеикова о том. что системы признаков человека, которые являются эволюционно-филогенетически древними, обладают относительно большей наследуемостью [99].
Приведем из литературных данных (см. табл. 1 и 2) некоторые количественные характеристики, касающиеся наследуемости некоторых важнейших морфологических и нейродииамических признаков человека.
Что касается наследуемости психодинамических признаков, относящихся к различным аспектам темперамента и способностей, то н в этом случае были обнаружены достаточно высокие значения, хотя, как и следовало ожидать, несколько меньшие, чем для других систем признаков. Так как для оценки способностей используются тесты, например Д. Векслера [537] или Г. Айзенка [5], содержащие значительную часть вопросов, ответы па которые зависят от уровня знания испытуемого (его социального опыта), то, естественно, показатели наследуемости здесь несколько ниже.
Л. Эрленмсйр-Кимлииг и Л. Ф. Джарвик в обзорной статье «Генетика и интеллект» [391] проанализировали результаты 52 различных исследований, охватывающих в общей сложности более чем 30 000 пар испытуемых, и составили следующую сводную таблицу (табл. 3) средних коэффициентов внутрипарной корреляции по интеллекту [391].
Особо следует отметить исследования, проводимые под руководством Б. А. Никитюка в Лаборатории морфофункционального изучения детей и подростков НИИ-физиологии детей и подростков АПН СССР. Отличительной чертой этих исследований является широкий набор изучаемых признаков — от морфологических до психофизиологических.
2 В. М. Русалов

Таблица 1
Количественные характеристики наследуемости морфологических и нейроди намических признаков
Признак	Показатель наследуемости				Литературный источник
	Н	Л’	rmz	rdz	
0,28
Вес
новорожденные
3—6 лет	0,73
13—15 яет	0,82
19—21 год	0,90
Рост
новорожденные	0,32
3—6 лет	0,95
13—15 лет	0,79
19—21 год	0,93
Тип телосложения новорожденные	0,86
8—10 лет	0,71—
—0,76
Вызванные потенциалы (зрительная стимуляция, покой) затылок
вертекс	—
лоб
8—12 лет	—
ЭЭГ характеристики аль- — фа-рнтма дисперсия мгновенных амплитуд
(О’)
18—26 лет
Сила нервных процессов коэффициент «в»
9—И лет
13—16 >
33—56 »	_
—	0,77	0,68	Н. Г. Лнповецкая,
			Н. С Кантеннетова.
			Т. Г. Хамаганова,
—	0,93	0,74	1975 То же
—	0,89	0,28	
—	0,97	0,70	»
—	0,73	Ь0,60	
——	0,99	0,81	
——	0,92	0,63	
—	0,99	0,86	>
	0,91	0,43	Ю. В. Юров, Л. Б. Женин дров, 1975
		—	Б. А. Никитюк, 1974
— 0,58— 0,33—т —0,67—0,50 0,53— 0,35— —0,69—0,42
М. Марютина. 1976
То же
0,39— 0,25— —0,55—0,34
0,59 0,11 — т. д. Мешкова, 1976
—0,97 0,65
— 0,48—0,11— ТО же —0,92—0,32
0,91	0.14 И. В. Равнч-Щербо.
1975
0,67 0,41 То же
0,94 0,09
34
Таблица 1 (окончание)
Признак	Показатель наследуемости				Литературный источник
	Н	№	rmz	rdz	
Усвоение ритмов
5 Гц 14 16 лет
Si тормозного про-
8—16 лет
Сила возбудительного процесса 8—16 лет
Лабильность усвоение 18 Гц 14—16 лет КЧМ 9—11 лет 13-16 » 33 -56 »
Подвижность нервных процес эв (критнче ''кий интервал)
7—12 лет 33—56 » Подвижность нервных процессов
8—16 лет
—	0,74	0,37	>	
0,88	—	—	В. Н. Елкин, С. Л. Хо-ружева. 1974
0,50		—	Го же
	0,81	0,24	И. В. Равич-Щербо, 1974
—	0,78	—0,35	То же
	0,84	—0,01	
~~	0,72	—0,30	»
	0,52	—0,37	
	0,90	—0,60	»
0,60	-	—	В. Н. Елкин, С. А. Хо-ружева. 1974
В одной из работ, обобщающих результаты многолетних исследований, Б. А. Никитюк заключает, что морфологические, физиологические и психические (психодинамические) качества человека в значительной степени определяются генетическими факторами, причем морфологические признаки — в большей степени, чем психофизиологические [191]. Им и его сотрудниками было установлено, что"генетические влияния реализуются не равномерно, а проявляются по-разиому на различных этапах онтогенеза человека. Например, сейчас уже можно считать доказанным существенное снижение генетических влияний । период пубертатного созревания [153].
Снижение генетических влияний можно, по-видимому, объяснить с позиций представлений Н. П. Дубинина
2*
Таблица
Количественные характеристики наследуемости психодинамнческих признаков
Признак	Показатель наследуемости				Литературный , источник
	Н	h*	mz	dz	
Время реакции (про				
стая, свет) 8—16 лет		0,40	—		В. Н. Елкин, С. А. Хо
Время реакция (простая, звук) 33—56 лет		0,80	0,12	ружева, 1974 Т. А. Пантелеева, 1975 То же
Теппннг-тест (опт) 33—56 лет		0,78	0,15	
Теппннг-тест (макс) 33—56 лет		0,69	0,25	
Мышечная выносливость пальца 7—17 лет	0,91			В. В. Шварц, 1975
Невербальный интеллект 5—11 лет	0,72			Н. Г. Лнповецкая,
12—15 »	0,14		 			Н. С. Кантонистова, Т. Г. Хамаганова, 1975
Вербальный интеллект 5—11 лет	0,70				То же
12—15 »	0,50	•—		
о двух программах наследования — биологической и социальной. В периоды снижения активности генетической программы, в частности в пубертатный период, в большей степени активизируется, по всей вероятности, социальная программа [101].
В лаборатории Б. А. Никитюка также установлено, что у представителей мужского пола наблюдается более высокая наследственная обусловленность признаков, чем у представителей женского пола. Например, коэффициент наследуемости (показатель Хользингера) у мальчиков колеблется в пределах 0,36—0,94, в то время как у девочек — 0,26—0,69 [ 191 ].
Необходимо подчеркнуть, что исследования соотношения генетических и средовых факторов на развитие различных признаков у человека еще далеко не закон-
36
Таблица 3
Коэффициенты парной корреляции по интеллекту (Эрленмейр-Кимлинг, Джарвик, 1963)
Тип испытуемых
Величина коэффициента корреляции
Монозиготы, выросшие врозь	0,75
» выросшие вместе	0,87
Дизиготы противоположного иола	0,53
. одного и того же пола	0,53
Братья—сестры, выросшие вместе	0,49
Родители — дети	0,50
Приемные дети — родители	0,20
Неродственники,	0,23
выросшие вместе	0,00
выросшие отдельно
чены. Не выяснены, например, еще многие стороны этого соотношения с учетом возрастных, половых и расовых особенностей человека.
Фактически только начаты работы по изучению влияния хромосомной конституции иа наследуемость признаков различного уровня человеческого организма, причем большая часть работ в этой области имеет дело лишь с некоторыми грубыми нарушениями наследственного аппарата половых хромосом. Например, Г. И. Акии-щикова показала, что нарушение хромосомного баланса при числовых аномалиях половых хромосом (отсутствие или лишняя X- или У-хромосомы) приводит к появлению отклонений как в соматической, так и в психодинамической сфере [8]. Некоторые исследователи пытаются рассматривать аномалии половых хромосом как одну из причин преступных наклонностей человека [363]. Особенно агрессивны и социально опасны, по их мнению, индивидуумы, обладающие трисомией половых хромосом (ХУУ).
Бесспорно, хромосомные аномалии существенно тормозят процесс социальной адаптации человека, однако они ни в коем случае не могут рассматриваться в качестве ведущей причины преступности [102]. Проанализировав огромный материал зарубежных авторов, касающихся огромного числа преступников (53 342 человека), О. К. Дубовик [102] не обнаружил никакой
37
достоверном связи между хромосомными аномалиям и преступностью. Среди преступников аномалии ветре I чались не чаще (0,13%), чем у других людей (0,1%). ]
Итак, в настоящее время можно считать общепри- ] знаниым доминирующее влияние генетических фа кто ж! ров только на признаки биологической подсистемы че •' ловека, включая и психодинамические характеристик!ЛI поведения.
Особенности же личности (интересы, установки™ и т. д.) - результат социальных воздействий. Ярким прп-^В мером этому может служить факт (правда, подобных  примеров можно привести довольно много) высокого  культурного развития девочки индианки, рздившейся вИ лесах Амазонки у родителей, ведущих чрезвычайно при В митивиый образ жизни (на уровне каменного века), но W воспитывавшейся с раннего детства в культурной париж-^В ской семье. Опа блестяще окончила университет и ни в чем не уступала людям с длительной «культурной  предысторией» [526]. По мнению автора, приведшего | этот случай, благоприятное влияние среды проявляется I только тогда, когда возраст ребенка не превышает 5— 1 6 лет. В более поздние периоды влияние культурной сре- I ды, как считает М. Реклэн, уже ие дает таких разитель- I ных успехов [526].
По мнению П. К. Анохина, «многое из того, что счи- I тается специфически человеческим, приобретенным че- | ловеком после рождения, на самом деле содержится в I нашей генетике, заготовлено в нашей природе в форме 1 фиксированных соотношений нервных структур» [35,  с. 301]. Ои пишет, что «мозг человека во всех его де-  талях, как теперь выяснилось, до микропроцессов и I даже молекулярных процессов включительно приспособ- В лен к речевым и мыслительным операциям», что при  рождении человек уже обладает определенными спе-  цифически человеческими формами поведения [35, В с. 301]. Вот как П. К. Анохин, например, описывает В поведение пятимесячного человеческого зародыша:  «Когда мы смотрим на пятимесячное существо, поме- I щающееся на ладони и весящее всего лишь 500- 600 г I и уже имеющее образ человека, то трудно отделаться I от впечатления, что это человек. Это существо виража- I ет своей мимикой абсолютное неудовольствие, что его  вынули, плачет и всхлипывает, выражая все специфиче- I ские черты неудовольствия и обиды» [35, с. 301].	_
П. К. Анохин считал, что биология человека — это не биология вообще, это специфически человеческая биология. Ее специфичность заключается в том, что сигнализация жизненно важных факторов идет не только путем образования временных ассоциаций в постнатальный период жизни человеческого организма, но и путем «морфогенетического закрепления определенных нервных структур» в пренатальный период. Генетически закрепленные «соотношения нервных структур» могут обеспечивать ряд важных поведенческих тенденций, например: 1) последовательность движений; 2) спонтанность большого числа поведенческих реакций, ие вызванных внешними стимулами; 3) предрасположенность к определенным внешним стимулам и др Все эти наследственно закрепленные нервные структуры (и целые функциональные системы) возникли как «более верный и более экономный путь реагирования» на постоянные факторы среды. В тех случаях, когда сигнальная значимость внешних факторов не постоянна (а это особенно характерно для человеческого общества), «приспособление осуществляется наиболее подвижной частью головного мозга - корой» [35, с. 317].
Таким образом, биологическая подсистема человеческой индивидуальности является преимущественно генетически детерминированной подсистемой, хотя степень этой детерминированности существенным образом зависит от уровня частной конституции: наибольшая детерминированность характерна для морфологического уровня, затем для физиологического и несколько меньшая — для иейродинамического и психодииамического уровней.
Как отмечалось выше, биологические факторы развития человека имеют строгую генетическую детерминированность и являются продуктом биологической эволюции. Это в полной мере относится, разумеется, и к таким особенностям человека, как его пол, возраст и раса (национальность).
Разделение организмов на мужской и женский пол было связано с потребностью сохранить стойкость морфофизиологических признаков и в то же время достаточно гибко реагировать иа значительные изменения среды. Согласно гипотезе Б. А. Геодакяна [78], женский пол выступает в качестве "хранителя» признаков
39
38
вида, в то время как мужской осуществляет функцию «пробных вариантов» модификаций для новых призна-1 ков. Поэтому представители женского пола обладают большим диапазоном фенотипических вариантов геио-' типа, а мужские — меньшим. Данное предположение Б. А. Геодакяна хорошо согласуется с новейшими результатами исследований по генетике человека, подтверждающими меньшую генетическую обусловленности признаков у женщин и большую — у мужчин [191]
Возраст также является важнейшей биологической характеристикой онтогенетического развития человека. Последние исследования по генетике человека позволяют существенно уточнить наши представления о связи возраста с генотипом. В частности, установлено, что по мере созревания человеческого организма происходит не ослабление, а усиление генетических влияний, которые, однако, несколько снижаются в пубертатный период [191]. Эти данные вступают в явное противоречие с бытующими представлениями о прекращении генетических влияний после рождения человека и об усилении в его развитии после рождения только социальных факторов.
Раса (национальность) является географически закрепленной популяцией единого вида человека Ното sapiens, и, следовательно, все расы человечества биологически равноценны.
Влияние пола, возраста и расы может быть прослежено на всех уровнях биологической подсистемы человеческой индивидуальности — от биохимического до психодинамического. Будучи биологическими факторами, пол, возраст и раса оказывают, как в целом и вся совокупность биологических особенностей человека, влияние лишь на второй класс индивидуально-психологических различий, а именно на динамику психических процессов.
В связи с этим любые попытки вывести индивидуальные различия в содержании психических процессов, например в особенностях отдельной личности илн тем более групп личностей (в моральных качествах, уровне зиаиий и т. д.) исходя из половых или расовых различий, представляются нам изначально методологически ошибочными Заметим, что такой подход все еще характерен для некоторых буржуазных исследователей, пы
40
тающихся объяснить весь спектр индивидуальных различий, в том числе и «содержательного» порядка, особенностями биологической организации человека. Для иллюстрации приведем взгляды известного генетика и цитолога К. Д. Дарлингтона, который считает, что биологические факторы являются ведущими не только в организации поведения отдельного человека, но и больших групп людей—классов п целых рас. К. Д. Дарлингтон утверждает, что поведение человека «мы можем объяснить свойствами индивидуальных генов и генотипов. Совершенно сходная ситуация имеет место относительно поведения рас и классов» [369, с. 101]. По его мнению, расы и классы представляют собой не что иное, как разные варианты фенотипа, а социальный прогресс зависит исключительно от возможностей генетического улучшения. Согласно его утверждению, все свойства человека и даже моральные качества, вера в бессмертие, внутренние мотивы познания, свобода волн и другие психические особенности человека генетически детерминированы.
В настоящее время исследования влияния половых, возрастных и расовых (национальных) факторов на индивидуальное поведение человека (а именно на его психодинамику) весьма малочисленны и имеют, как правило, ограниченное значение. Естественно, что в дальнейшем исследования в этой области должны быть сильно расширены.
Если первые научные работы в области половых различий (например, см. обзор Г. Т. Уули, [583]) ставили целью доказать, что женщины в целом стоят не ниже мужчин по шкале умственного развития, то в последующих исследованиях предметом изучения была уже структура психических различий. Так, К. Мак Немар [493] установил, что девочки обладают более развитыми эстетическими вкусами, у иих лучше развита речь, более тонкая ручная координация, оии лучше узнают возраст людей по фотографиям, в то время как мальчики обладают лучшими механическими и математическими способностями. Дж. Р. Хобсон [444], Р. Дж. Ха-вигхурст и Ф. Г. Бриз [439] подтвердили, что у девочек по сравнению с мальчиками более выражена беглость речи. Однако по суммарным показателям половые различия в уровне развития интеллекта отсутствовали.
41
Роль возрастного фактора (естественно, мы имей в виду прежде всего период после созревания челов< ческого организма) в детерминации иидивидуальио-пси-хологическнх различий стала предметом научных ис| следований лишь в 20-х годах нашего столетия. Одна из первых работ на эту тему была выполнен^ Р. М. Йеркесом в 1921 г. на 15 385 офицерах американской армии в возрасте от 18 до 60 лет [585]. В этой работе убедительно показано, что с возрастом наблю. дается устойчивое снижение интеллекта. Если в возра сте 20—29 лет средний балл /Q равен 146, то в возраст 51—60 лет он составит всего лишь 120. Сходные даниы были получены Г. Е. Джоунсом и Г. С. Конрадох| [459]. Используя армейский альфа-тест на популяции в несколько тысяч человек, они не только подтвердил^ тенденцию к снижению общего интеллекта с возрастом, ио и выявили наиболее информативные субтесты. Оказалось, что наибольшее снижение происходит по суб-1 тестам «аналогия», «здравый смысл» и «число», в то время как по субтестам «общая осведомленность» и «словарный запас» снижения интеллекта с возрастом, (по крайней мере до 60 лет) не происходит.
Довольно убедительные данные о связи интеллекта с возрастом были получены также Д. Ф. Винсентом [566]. Он установил фактически обратную зависимость | между уровнем общего интеллекта и возрастом на по-1 пуляции 7000 человек в возрасте от 21 до 60 лет.
Сопоставляя влияние полового и возрастного факте-1 ров на индивидуальность человека, советские исследо-ватели [26, 142, 163] отводят ведущую роль возрасту, полагая, что фактор полового диморфизма более постоянен, чем возрастной. Например Н. С. Лейтес пишет,. что «изменения свойств нервной системы с возрастом
настолько существенны, что некоторые признаки типологических свойств, очень значимые применительно ко взрослым, не могут быть в полной мере действительными, когда речь идет о детях, и возникает вопрос о специфических экспериментальных и жизненных показате-1 лях для различных возрастных периодов» [142, с. 21].
Первые научные работы по проблеме расовых раз-личий были предприняты с целью выяснения различий в особенностях зрения, слуха, обоняния, времени реакций и других моторных реакций между представителями
42
слаборазвитых стран и европейцами. Так, Р. С. У оду-орт в 1910 г. обследовал 300 человек различных национальностей: американских индейцев, негритосов с филиппинских островов, малайцев, айнов из Японии, африканских негров, эскимосов, патагонцев и кокопайскнх индейцев. Им было установлено полное отсутствие каких-либо значимых различий между сенсорными и моторными особенностями «примитивных» народов и европейцев, хотя американские индейцы и негритосы с Филиппин обладали несколько лучшими показателями зрительной функции, чем другие народности и европейцы, однако по слуху они несколько уступали европейцам [582]. Что касается различий в более сложных психологических функциях, например в интеллекте, то исследования последних лет, в которых используются тесты с поправкой на нсторически-культуриый уровень, убедительно показывают полное отсутствие каких-либо существенных индивидуально-психологических (психо-дииамическнх) различий между разными расами и национальностями. В сборнике «Раса, культура и интеллект» [520] подвергаются ожесточенной критике ошибочные взгляды А. Р. Йенсена [457] и Г. Дж. Айзенка [402], утверждающих якобы интеллектуальное превосходство белых народов над представителями негритянской расы В этой книге и некоторых других работах [365, 477] убедительно показано равенство интеллектуальных способностей людей, принадлежащих разным расам.
2.5.	Общая гипотеза и задачи исследования
Биологическая подсистема индивидуальности человека представляет собой иерархически организованное «дерево» частных конституций: хромосомной, биохимической, телесной, физиологической и нейродинамиче-ской. Каждая «ветвь» этого «дерева» вступает в определенные связи и отношения с другими «ветвями» общей конституции.
Согласно системному подходу взаимосвязи существуют между всеми системными элементами, что обусловлено целесообразным характером поведения системы, г ее самоорганизуемостыо, саморегулируемостью и саморазвитием [316].
43
В настоящее время в литературе накоплен огромный фактический материал о связи между свойствами различных подсистем человеческого организма. Например, показана связь между хромосомной конституцией (аномалией половых хромосом) и некоторыми вышележащими конституциями: телосложения, нейродииамики и психодинамики [8]. Установлена связь между особенностями биохимических процессов (например, содержанием стероидов и креатина в моче) и морфологическими характеристиками человеческого тела (объемом мышц, костей, длиной тела, общим весом и т. д.) [296]. Выявлены статистически значимые связи между индивидуальными особенностями сердечно-сосудистой, респираторной, нервной системы, с одной стороны, и биохимическими особенностями, строением тела — с другой [7, 8]. Установлены также достоверные связи между следующими уровнями: телосложением, особенностями биохимических и вегетативных процессов, нейродинамикой и особенностями интеллекта человека [8, 201, 204].
Изучая характер связи между признаками внутри одного уровня и между признаками разных уровней интегральной человеческой индивидуальности и исходя из общей теории систем, В. С. Мерлин [163—168] сформулировал принцип «значности» связей: между признаками одного и того же уровня существует одно- или многозначная связь, в то время как между признаками разных уровней связь, как правило, много-многозиач-ная. Сущность много-миогозначности связей проявляется в том, что показатели одних и тех же свойств одного уровня (например, психодинамического) коррелируют с показателями разных свойств другого уровня (например, нейр©динамического), н наоборот, показатели одного и того же свойства (например, нейродинамическо-го уровня) коррелируют с показателями различных свойств (например, психодинамического уровня).
Так как в большинстве случаев величины коэффициентов корреляций очень близки, а уровень их статистической значимости одинаков, то, согласно В. С. Мерлину, мы вправе предполагать, что много-многозначные связи равновероятны, тогда как одно- или многозначные связи должны быть равновероятны, т. е. в пределах одной н той же частной конституции одни призна
44
ки выступают как более вероятные детерминанты свойств, в то время как другие имеют лишь подчиненное значение.
Много-многозначиость связей между признаками разных уровней, их равновероятный характер, подчеркивают, с нашей точки зрения, лишь одну особенность человеческой индивидуальности как большой системы, а именно значительную автономность входящих в нее подсистем (уровней). Если бы между разными вертикальными уровнями человеческого организма существовали бы только много-миогозиачные (равновероятные) связи, как предполагает В. С. Мерлин, то представляется практически невозможным объяснить иерархическое устойчивое строение большой системы человеческой индивидуальности, ибо большая система — это не сумма автономных подсистем (связи между которыми равновероятны), а иерархически организованная структура.
В предшествующих исследованиях разные уровни человеческого организма сопоставлялись между собой, как правило, по отдельным признакам, что, по-видимому, и привело к представлению о миого-многозначной (равновероятной) связи между разными уровнями человеческой индивидуальности.
Примечательно в этой связи представление В. С. Мерлина [165] о полной независимости, например, уровня способностей, который мы рассматриваем в контексте психодииамической организации (гл. 5), от свойств нервной системы (нейродинамической конституции). Мы полагаем, что основная причина подобного утверждения В. С. Мерлина заключается в том, что при сопоставлении способностей со свойствами нервной системы использовались частные свойства, имеющие действительно ограниченное влияние на особенности психодинамики человека.
Развивая представление В. С. Мерлина о значности связей, мы высказываем гипотезу, что между разными уровнями человеческой индивидуальности должны также существовать и однозначные (разновероятиые) связи, причем последние должны проявляться не между отдельными признаками разных уровней (здесь связи остаются, по-видимому, много-многозначные), а между устойчивыми (конституциональными) свойствами разных уровней.
45
Настоящее исследование и посвящено экспериментальной проверке гипотезы об однозначной или одно-многозначиой связи между конституциональными признаками разных уровней человеческого организма.
Наличие однозначной или одно-миогозначной связи между свойствами различных частных конституций можно будет рассматривать в качестве свидетельства существования общей конституции человеческого организма как наиболее общей качественной черты всех индивидуальных особенностей и свойств индивида, как единой характеристики всего организма, как единого принципа многообразнейшей деятельности всех входящих в него подсистем (частных конституций).
Отличительной особенностью настоящего исследования является системный характер сопоставления, а именно: будут сопоставляться не изолированные, отдельные признаки, принадлежащие разным подсистемам, а интегральные (системные), устойчивые (конституциональные) свойства. Из предлагаемой нами гипотезы вытекают следующие основные задачи исследования: 1) выявить наиболее устойчивые особенности индивидуальности на различных уровнях биологической организации человека и 2) провести сопоставление между выделенными свойствами, принадлежащими разным уровням.
В настоящем исследовании мы сосредоточились на изучении только трех важнейших частных уровней человека: телосложения, нейродинамики и психодииамики. При изучении конституциональных (наиболее, существенных, наиболее устойчивых) признаков перечисленных выше трех уровней наше внимание было обращено не на поиск нормативных данных исследуемых конституциональных свойств (их характер распределения и т. д. — это задача дальнейших специальных исследований), а на выяснение их функционального значения в общей системе человеческой индивидуальности.
В связи с поставленными нами задачами выборки испытуемых, как правило, были небольшими, однако в общей сложности в настоящем исследовании анализируется экспериментальный материал, полученный более чем и а 1300 человек.
Раздел второй
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВА11ИЕ
ЧАСТНЫХ КОНСТИТУЦИЙ ЧЕЛОВЕКА
В настоящем разделе рассматриваются способы определения, методы оценки и структура наиболее существенных признаков двух частных конституций человека — макроморфологической (телесной) и нейродина-мической, а также свойства психодинамического уровня.
Для оценки телесной конституции мы использовали схемы В. В. Бунака [65], Я- Я. Рогинского [225] и А. А. Малиновского [159], в основу которых положено развитие основных тканей человека: жировой, мышечной и костной. Наша задача в этой части исследования уточнить представления Я. Я. Рогинского [225] о двухмерной структуре связей основных тканей человека и выделить на основании экспериментального материала наиболее существенные, варианты (типы) телосложения с целью сопоставления их с одним из компонентов психодинамической конституции, а именно сенситивностью.
Основное внимание уделяется описанию нейродииа-мической конституции. Исследуются шесть важнейших общемозговых характеристик биоэлектрической активности мозга, выясняются их нейрофизиологическая сущность и их функциональное значение. Анализируются две общемозговые системные характеристики — стоха-стичность мозга, проявляющаяся в вариабельности вызванных потенциалов (ВП), и уровень пространственно-временной согласованности ЭЭГ-процессов, лежащий в основе готовности мозга к «замыкательной» деятельности [149].
В этом разделе будут также рассмотрены результаты экспериментального исследования психодинамической конституции человека. Будут проанализированы структура и содержание трех важнейших ее компонентов — сенситивности, темперамента и общих способно
47
стей. Отметим, что рассмотрение изучаемых найи раз ноуровневых признаков (свойств, поднзмерений),'человеческой индивидуальности в качестве конституциональных имеет в настоящее время довольно гипотетический характер. Для подтверждения их генотип и чности иеоб--ходимы, естественно, специальные генетические исследования.
Глава III
МАКРОМОРФОЛОГИЧЕСКАЯ (ТЕЛЕСНАЯ) КОНСТИТУЦИЯ
3.1.	Методы оценки телесной конституции
Гиппократ [79] примерно в 430 г. до н. э. описал два резко отличающихся друг от друга типа людей, которые он назвал habitus apoplecticus и habitus phtisi-cus. Первый — плотный, мускульный, сильный. Второй — тонкий, изящный, слабый.
В течение многих веков, вплоть до XVIII столетия, ученые пользовались схемой, предложенной Гиппократом. Начиная с XVIII столетия некоторые исследователи пытаются ввести промежуточный тип между этими двумя крайними.
Перечислим некоторые наиболее известные трехчленные схемы классификации типов телосложения человека [400, 45].
Халле, 1797	Цефалический	Мускульный	Абдоминальн ый
Ростан, 1828	Мозгово-дыхательный	Мускульный	Дигестивный
Уолкер, 1852	Умственный	Двигательный	Пищевой
Карус, 1852	Церебральноастенический	Атлетический	Флегматический
Уэллс, 1869	Умственный	Двигательный	Жизненный
Бепеке, 1878	Гипопластический	Нормальный	Гиперпластический
Хутер, 1880	Чувствительный	Силовой	Пищевой
48
Вирениус, 1904	Нервно-эпите-лиальиый	Мускульный	Соединительный
Бин, 1912	Гнперонтоморф-ный	Мезоонтоморф-ный	Г ипоонтомирф-ный
Сиго, 1914	Церебральнодыхательный	Мускульный	Пищеварительный
Брайент и Гольдвейт, 1916	Плотоядный	Мезопластиче-ский	Т равоядный
Бругш, 1916	Узкогрудый	Ср еднегрудый	Широкогрудый
Миллс, 1917	Астенический	Стенпческий	Гиперстенический
Кречмер, 1921	Астенический	Атлетический	Пикнический
Черноруцкнй 1921	Астенический	Нормостенический	Гиперстенический
Стоккард, 1923	Линейный	Промежуточный	Латеральный
Богомолец, 1924	Астенический	Фиброзный	Липоматозный
Бауер, 1924	Астенический	Стенический	Гиперстенический
Бунак, 1924	Грудной	Мускульный	Брюшной
Ашнер, 1924	Узкий	Нормальный	Широкий
Виола, 1933	Микроспланх-иический	Нормоспланх-нический	Мегалоспланх-пический
Шевкуиепко и	Долихоморфный	Мезоморфный	Брахиморфный
Геселевич, 1935
Чем объяснить такое многообразие схем? Может быть, выделенные типы отличаются только по названию? Основная причина многообразия заключается в том, что исследователи в основу классификации клали разные признаки (или комплексы признаков), подчеркивая при этом преимущественно только одну сторону многообразного проявления телесной организации человека.
Каков основной недостаток всех трехчленных схем? По нашему мнению, основной недостаток их заключается в том, что средний тип в этих схемах выступает лишь как промежуточный вариант в одном и том же вариационном ряду. Отметим, что Э. Кречмер в последних изданиях своей книги [474] также высказывал мысль, что атлет не является промежуточным типом, а стоит несколько в стороне от других типов. Предположение о том, что и мускульный тип В. В. Бунака [64] по многим признакам стоит в стороне от грудного н брюшного, а не между ними, впервые было доказано В. И. Серге
49
евым [255]. Грудной и брюшной типы имеют мьрго общих признаков; узкоплечесть. узкотелость, вялость тканей, слабую мускулатуру и т. д. н отличаются в одном направлении от мускульного типа. Мускульный тип, согласно В. II. Сергееву, представляет собой самостоятельный параметр, особую линию вариации.
Мысль о существовании особой линии вариации — от «детского» типа к «взрослому» — впервые была высказана Я. Я. Рогинским еще в 1921 г на заседании студенческого антропологического кружка Московского университета в докладе «О взрослых людях, похожих на детей». В дальнейших исследованиях, 1929—1930 гг., им было показано, что эта линия вариации независима относительно линии вариации от астенического к пикническому типу. Материалы данных исследований были опубликованы только в 1937 г. [225]. Несколько позже представление о существовании двух независимых параметров или координат телосложения было обосновано теоретически методом корреляционного анализа А. А. Малиновским [159]. В. В. Бунак [65] также склоняется к мысли о существовании двух самостоятельных параметров телосложения: развития жироотложения и мускулатуры. По его мнению, развитие этих двух независимых признаков определяет и некоторые другие: форму грудной клетки, форму спины, живота и йог. Тип телосложения, по В. В. Бунаку, представляет сочетание, комбинацию указанных признаков. Но, во-первых, в этой схеме не учтены признаки, связанные с развитием костной системы (одного из основных компонентов тела). Во-вторых, дополнительные признаки, например форма грудной клетки, живота, видимо, по-разному зависят от развития мускулатуры и жироотложения. Однако это не получило соответствующего отражения в данной схеме. Из многих схем эта схема, несмотря на ее некоторые недостатки, является наиболее распространенной в советской антропологии [45], но не известна психологам, физиологам и медикам ни в нашей стране, ни за рубежом.
В 1940 г. В. В. Бунак разработал новую схему [66], согласно которой при определении типов телосложения следует опираться уже на три основных признака, представляющих самостоятельные параметры: развитие жироотложения, мускулатуры и абсолютную длину тела.
50
По степени выраженности каждого признака индивидуумов делят на три группы н путем комбинации выделенных групп получают 27 типов телосложения. Эта схема — шаг вперед на пути к представлению о человеческом теле как многомерной организации. Однако подчеркнем, что автор ее, по-вндимому, незаслуженно считает третий параметр (рост — длину костяка) второстепенным признаком; вряд ли для характеристики костной системы достаточно знать только длину тела.
Большими достоинствами по сравнению со схемами В. В. Бунака обладает схема Я- Я. Рогинского— Л. А. Малиновского, которая по ряду причин неизвестна даже антропологам, не говоря уже о психологах. Согласно представлениям Я- Я. Рогинского — А. А. Ма-1ИНОВСКОГО, определение типов телосложения следует проводить по двухкоординатной схеме [159, 225]. Забегая вперед, отметим, что западные конститу-циологи пришли к идее о двухмерной организации основных компонентов тела несколько позже (например Г. Экман [387]).
По каждой координате испытуемых делят на три группы (условно типа) и путем комбинаций получают 9 общих типов В основе первой координаты лежит уровень питания тканей. Эта координата повышается от астеника к пикнику. В основе второй координаты лежит рост костной ткани. Эта координата направлена от перебрал ика к атлету. Несмотря на теоретическую разработанность этой схемы [152], возникает ряд вопросов: действительно ли развитие тканей определяется одним фактором — фактором питания тканей? Являются ли обе координаты полностью независимыми, или же обнаруживают известную долю зависимости? Не перекрывается ли эта схема в некоторых пунктах схемой В. В. Бунака [66]? Эти вопросы можно решить, по-видимому, только путем конкретного исследования. Но < темы эти, к сожалению, на практике почти ие применялись.
Все перечисленные здесь вопросы нам нужно будет выяснить по ходу исследования, прежде чем сопоставлять найденные типы телосложения г показателями других частных конституций человека
Перед нами открывалась еще одна возможность — использовать одну из популярных зарубежных схем.
51
Рассмотрим кратко современное состояние телесной типологии за рубежом.
Трехчленная схема Э. Кречмера все еще продолжает применяться в том виде, в каком она была разработана автором. Ее модификации, предложенные К. Конрадом [360], Л. Ризом и Г. Дж. Айзенком [523] и Р. Кнус-сманом [467], будут освещены после разбора типологий У Г. Шелдона [542—545].
Как известно, У Г. Шелдон с соавторами в основу своей классификации положил соотношение различных видов тканей, развивающихся из трех зародышевых листков эмбриона: эндодермы, мезодермы и эктодермы [542—545]. Следует отметить, что У. Г. Шелдон в этом не был оригинален. Он позаимствовал идею создания классификации, основанной на трех зародышевых листках, у других исследователей. Так, сходную мысль высказывал А. Бессоне-Фавр еще в 1910 г. [334]. Каждый тканевый компонент, развивающийся из зародышевого листка, оценивался У. Г. Шелдоном по семибалльной шкале. Любой тип телосложения характеризовался соответственно тремя цифрами, выражающими степень развития ткани. У Г Шелдон допускал любое сочетание тканей (за исключением, правда, таких, как 7—7—7 или 1—1—1 или 7—1—7). Он выделил около 80 «парциальных типов», которые, однако, по его мнению, могли быть сведены к трем «общим» типам: эндоморфам, мезоморфам и эктоморфам.
Кроме относительного развития основных тканей организма, У. Г. Шелдон ввел в свою классификацию еще два индекса: гинандоморфии g (наличие признаков другого пола) и тканевый индекс t (степень «нежности» тканей).
Вклад У. Г. Шелдона — введение стандартизированного метода фотоскопии, т. е. он определял развитие признаков по фотографиям испытуемых. Хотя доказательств надежности этого метода не было, но, по-види-мому, он более приемлем, чем субъективный метод Э. Кречмера [473, 474].
Основным недостатком схемы У. Г. Шелдона является, во-первых, то, что Шелдон грубо упростил весьма сложное развитие зародышевых слоев, о чем писали У. Дж. Хамильтон, Дж. Д. Бойд и Г. У. Моссман [437], а во-вторых, он рассматривал телесные компо-
52
иенты как независимые координаты, вопреки фактам, полученным им же самим. У. Г. Шелдон с соавторами [543, с. 138] приводят диаграмму разброса коэффициентов корреляции между тремя телесными компонентами для 2000 мужчин и 1000 женщин (в числителе — для мужчин, в знаменателе — для женщин): эндоморфия н мезоморфия —0,32/—0,11; эндоморфия и эктоморфия —0,27/—0,70; мезоморфия и эктоморфия —0,64/—0,41.
Из приведенных коэффициентов ясно видно, что между вторым и третьим компонентами существует значимая связь, а следовательно, типы по шелдоновской классификации могут быть описаны в терминах двух ортогональных координат (факторов).
Г. Экман [387], проанализировав таблицы У. Г. Шелдона, показал, что действительно можно свести трех-компоиеитную схему У. Г. Шелдона в двухкомпоиеитную (факторную). Согласно Г. Экману, полученные новые оси (координаты) мезоморфии и эидоморфии лишь относительно независимы. Коэффициент корреляции между ними составляет —0,44. Таким образом, эктоморфия не представляет собой особого компонента, особой линии вариации, а является результатом недоразвития как мезоморфии, так и эндоморфии. Г. Экман также показал, что подобное упрощение возможно и с психологическими данными, при этом корреляции между телосложением и темпераментом нисколько не уменьшаются.
Е. А. Хутон [447] несколько усовершенствовал шел-доиовские приемы для оценки эндоморфных, мезоморфных и эктоморфных компонентов, введя дополнительные таблицы, поправки и т. д. Он обследовал свыше 50 тыс. солдат, однако успел обработать только 35 тыс. К- У. Дю-пертюи и Дж. Эмануэл [382], сопоставив исходную схему Г. У. Шелдона и модифицированную Е. А. Хутоном, нашли, что корреляции для каждого компонента равны в среднем 0,80. Наибольшая корреляция получена для эктоморфии (0,86). Заметим, что в настоящий момент мало кто пользуется схемой Е. А. Хутоиа ввиду ее громоздкости и сложности.
Некоторые авторы пытаются, опираясь на уже выделенные типы, найти простые антропологические измерения для типовой диагностики [367, 489, 511]. Если такие измерения будут найдены, то очевидны преимущества; сокращение времени, усилий и т. д., а также замена
53
субъективных оценок объективными. Эти исследователи законно провозглашают превосходство объективных методов, поскольку действительно трудно отрицать измерительную ленту, антропометр, весы и т. д. Однако фактически они поддерживают принципы, выдвинутые «субъективистами», которые утверждают, что глаз может различать больше, чем приемы измерения.
В этой связи интересны попытки К- У- Дюпертюи [381], который отобрал три группы (по 10 человек в каждой) чистых типов телосложения, по У. Г. Шелдону, и пытался установить для субъективных оценок трех групп объективные физические измерения. Он обнаружил, что эктоморфы легко дифференцируются от других двух групп. Эндоморфы и мезоморфы отличались друг от друга только в диаметрах туловища и окружностях. Размеры же головы, лица, конечностей практически не отличались. На основании этих данных К. У- Дюпертюи сделал вывод, что объективные антропологические измерения не во всех случаях оказываются успешными при выделении экстремальных типов телосложения.
У. У. Хауэллс [448] отобрал по пять человек из каждой группы, изученной К- У. Дюпертюи, и их антропологические данные (измерения) подверг факторному анализу. Он выделил три фактора, которые не соответствовали трем основным компонентам У. Г. Шелдона. Первый фактор обусловливал развитие прокладки между кожей и костяком Второй фактор — биполярный — противопоставлял вес верхней части тела нижней. Третий — тоже биполярный — противопоставлял окружность тела обхвату конечностей. На основании полученных данных У. У. Хауэллс сделал вывод, что не существует объективных антропологических данных, по которым отличались бы мезоморфы от эндоморфов.
Несмотря на то что не удалось найти объективных методов дифференциации мезоморфов от эндоморфов, некоторые авторы все-таки считают, что лучше пользоваться объективными оценками, чем субъективными [511, 587, 588]. Для оценки мезоморфии авторы предлагают измерять обхват мышц и силу их на динамометре, а для эндоморфии — жировые складки на разных участках тела. Для оценки эктоморфии Р. У. Парнелл [511] использует специальный индекс рост// вес,
54
d Д. Церссен [587, 588] за эктоморфию, как и Г. Экман [387], принимает недоразвитые эидоморфил н мезоморфии. Сравнивая отклонения от средней арифметической (на основа инн сигмы) на каждой шкале (координате), они выделяют варианты, или типы.
Теперь рассмотрим, что представляют собой модифицированные схемы Э. Крсчмера [473, 474]. Во-первых, согласно этим схемам, выделение типов телосложения происходит не на основании субъективных оценок, а на основании измерительных признаков. Во-вторых, оценка типов телосложения производится уже по двум параметрам, а не по одному, как это было у Э. Креймера.
К. Конрад [360] предложил оценивать телосложение по двум параметрам: «метрическому» и «пластическому» индексам. Метрический индекс строится исходя из: 1) длины тела, 2) ширины грудной клетки, 3) сагиттального размера грудной клетки. Пластический — из: I) биакромиального расстояния, 2) окружности кисти и 3) наибольшей окружности предплечья.
Л. Риз и Г. Дж. Айзенк [523] ввели также на основе индексов двухкоординатную схему выделения типов телосложения. Одна координата описывает форму тела — от лептоморфного до эуриморфного типа, вторая — величину тела — от микросомного до макросом-иого. Поскольку типы телосложения, выделенные с помощью этой схемы, неоднократно сопоставлялись с психическими особенностями, рассмотрим несколько подробнее, что представляют собой эти индексы.
Л. Риз и Г. Дж. Айзенк подвергли факторному анализу 18 признаков, измеренных у 200 невротиков и 100 нормальных солдат. Предварительно на основании этих признаков был вычислен ряд индексов: Рорера, Штромгрена, Мартина, Бругша, Пинье и др. Ни один из ранее предложенных индексов не дал сколько-нибудь значимой связи с типами по Э. Кречмеру. Тогда Л. Риз и Г. Дж. Айзеик предложили свой индекс, который обнаружил очень большую связь с типами по кречмеровской классификации (порядка 0,96). На этом основании авторы рассматривают большую пригодность своего индекса для выделения типов телосложения. Этот индекс построен исходя нз следующих соображений: факторные веса двух признаков на втором бипо
55
лярном факторе, а именно: длина тела и трансверсальный диаметр груди характеризуются противоположным знаком и наибольшими абсолютными величинами, поэтому, по их мнению, эти признаки и могут быть приняты за лучшие диагностические показатели. А так как индекс должен быть простым и иметь среднее значение, равное 100, то с этой целью значение трансверсального диаметра, стоящее в знаменателе, умножается на 6 (так как указанный размер в среднем приблизительно в шесть раз меньше длины тела) и весь индекс умножается па 100 и представляет собой в окончательном виде: (длина тела-100)/6-трансверсальный диаметр груди.
Распределение индекса приблизительно нормальное как у мужчин, так и у женшин. Индивидуумы, которые по значению индекса попадают в интервал М±с, обозначаются мезоморфами, выше и ниже указанных пределов — соответственно лептоморфами и эуриморфами [523].
Л. Риз и Г. Дж. Айзенк предложили еще один индекс (второй параметр), так называемый индекс величины тела, который получают перемножением длины тела иа трансверсальный грудной диаметр. С помощью вышеуказанного математического приема по этому индексу испытуемых делят также на три группы: микро-соматиков, мезосоматиков и макросоматиков [523].
Исследования перечисленных авторов иа новой основе возрождают отвергнутый советской антропологией метод индексов. Не рассматривая детально недостатки индексов, которые, конечно, свойственны и данным индексам [45, 322], мы ограничимся некоторыми замечаниями.
Ясно, что субъект может быть эуриморфом или мак-росоматиком по разным причинам: благодаря развитию мышц или жира, а также из-за комбинации того и другого Игнорирование этого факта, по мнению Р. У. Парнелла [512],— грубейшая ошибка. Апелляция этих авторов к результатам факторного анализа для выбора именно таких признаков (для построения индексов) также малоубедительна. Хорошо известно, что факторные веса признаков зависят от других признаков, включенных в матрицу интеркорреляций. Естественно, что любой другой выбор признаков (почему именно эти
56
18?) может привести к тому, что наибольшие веса получат другие признаки и, следовательно, индексы станут другими.
Интересно отметить, что и сам Г. Дж. Айзеик [401], отвечая на критику Р. У. Парнелла [512], соглашается с тем, что его индексы не лишены недостатков. Но, как указывает Г. Дж. Айзенк, несмотря на эти недостатки, результаты его работ согласуются с данными исследований других авторов, в которых применяются более сложные системы выделения типов телосложения. На этом основании Г. Дж, Айзенк продолжает пользоваться своими индексами как наиболее простым и удобным средством соматотипологи ческой диагностики [401].
Р. Кнуссман [467] предложил свою модификацию схемы Крсчмера. Он также производил оценку типов телосложения по двум координатам: астеноморфно-пик-иоморфной и микросомно-макросомной. В первую координату включаются: узость, уплощенность - ширина, глубина туловища и соответствующая пропорциональность конечностей. Во вторую координату входят длина тела, ширина плеч и объем кисти. Эта схема телосложения, по мнению Г. Гримма [95], является наиболее подходящей при сопоставлении телосложения со спортивными достижениями испытуемых.
Итак, как мы видим, за рубежом иет общепринятой схемы морфотипологической диагностики. В каждом конкретном случае, в зависимости от целей исследования, отбирают наиболее подходящие, с точки зрения исследователя, антропологические признаки и сопоставляют их отдельно или же в виде комплексов (типов) с другими переменными: физическими, физиологическими, биомеханическими, психическими и т. д.
Одни исследователи настаивают на увеличении числа антропологических признаков при сопоставлении, включая даже размеры внутренних органов [339]. Другие, наоборот, считают возможным ограничиться одним единственным признаком, например объемом кисти: у астеников объем кисти 19 см и меиее, у атлетов — 21 см и более [539].
Многие исследователи считают, что при сопоставлении телесных особенностей с другими функциональными показателями необходимо учитывать фактор возраста испытуемых [358]. Кроме того, необходим более
57
дифференцированный учет фактора питания. Ряд исследователей, например А. Киз [463], Г. У. Ласкер [476], пытаются даже утверждать, что тип телосложения служит скорее показателем статуса питания организма, чем врожденных тенденций. Например, А. Киз [463] провел следующий критический эксперимент. У 24 добровольцев, находившихся в течение 24 недель на голодной диете, были измерены до голодания и после него 17 антропологических признаков, которые, по Г. У. Шелдону, нс зависят от питания, а обусловливаются генетическими факторами. Оказалось, что все размеры, в том числе и рост, значительно уменьшились. Эндоморфные признаки уменьшились на 49%, мезоморфные— на 43% и эктоморфные — на 77%. После этих работ действительно вряд ли кто станет отрицать влияние фактора питания на тип телосложения, одиако, с нашей точки зрения, было бы грубой ошибкой исключить полностью влияние генетических факторов, как это делают А. Киз [463] и Г. У. Ласкер [476].
Итак, поскольку пока еще не существует единой, общепринятой схемы выделения типов телосложения, исследователи выбирают те антропологические признаки, которые они считают наиболее подходящими для целей своего исследования с учетом возраста и пола.
3.2.	Определение признаков и типов телосложения
В Советском Союзе наиболее распространенной схемой классификации телосложения взрослых мужчин является схема В. В. Бунака [65]. Большими достоинствами, как указывалось выше, обладает конституциональная схема Я. Я. Рогинского — А. А. Малиновского, хотя эта схема и не получила широкого распространения. Характерная черта этих схем — учет развития основных тканей человека: жироотложение, развитие мускулатуры и костяка.
Из огромного числа антропометрических признаков мы решили отобрать именно эти, наиболее фундаментальные особенности человеческого организма. Охарактеризуем кратко биологические функции исследуемых нами основных антропологических признаков, или, как их называют, основных компонентов тела.
,ч8
Начнем с жирового компонента. Вес жировой ткани в организме человека составляет примерно 17% общего веса. Жир содержится в подкожной жировой клетчатке. Из жировой ткани состоит брызжейка, жировые прослойки окружают кишечник, сердце, желудок н другие внутренние органы. К жировой ткани относятся жир костного мозга, синовиальный жир суставов, миэлиновых оболочек проводящих нервных нугой, липиды крови. Жир содержится но всех тканях и клетках нашего тела, составляя структурную часть таких i. iahmx клеточных элементов, как митохондрий (энергетический аппарат клеток). Половые железы и половые гормоны также содержат значительное количество различных липидов. Жировая ткань по своей природе является разновидностью соединительной ткани и развивается в эмбриональном периоде, как и соединительная ткань, из мезенхимы. Каждая клетка жировой ткани содержит жировые включения в виде одной (или более) капли жира. Жировая ткань, как правило, пронизана сетью кровеносных сосудов и нервных окончаний. Жировые клетки возникают из соединительной ткаии в течение всей жизни организма и лишь иногда могут делиться. Показано, что количество жировых клеток в организме человека строго генетически детерминировано [443].
Физиологическое значение жировой ткаии в нашем организме весьма многогранно. Прежде всего — ее резервно-трофическая функция. Жнр — это главный источник запасной энергии человека. Далее следует назвать функцию теплового баланса и механическую функцию. Жировая ткань — продуцент ряда важных биологических веществ — гормонов, витаминов A, D, Е и др. [144,300].
На жировую ткаиь приходится 13—14% общих энергетических затрат организма [339]. С количеством жировой ткани в нашем организме тесно связан жировой и углеводный обмены. Однако значительное увеличение жира в организме — малоблагоприятный фактор, поскольку сильное увеличение веса тела из-за избытка жира обременяет организм.
Мускульная ткань, составляющая в среднем около 40—45% веса тела, обеспечивает двигательную функцию организма в самом широком смысле слова. В своем составе мышечная ткаиь содержит около 80% воды,
59
около 16—18% белков, остальное приходитсй на углеводы, липиды и другие химические вещества. Мускульная ткань обладает активным обменом веществ, в ней осуществляются в наибольшей степени окислительные процессы, освобождающие огромное количество энергии. М. О. Гари, 3. К. Кларк и Р. Портрэй [416] показали, что между уровнем основного обмена и весом мускулов существует значимая связь (коэффициент корреляции порядка 0,6 -0,7). В мышечной ткани обменные процессы протекают примерно в три раза быстрее (активнее), чем в жировой ткани. Практически всеми исследователями развитая мышечная ткань рассматривается в качестве благоприятного фактора для организма [45, 66].
Костная ткань (скелет) составляет 16—17% веса тела и выполняет опорную и защитную функцию организма. По химическому составу первое место занимает вода (до 50%), затем зола (соли кальция и фосфора) — 22%, жиры—16% и оссемукоиды—12%. В костной ткани проходят также активные обменные процессы [19].
Как мы уже отмечали, методы измерения и описания признаков трех основных компонентов тела, а также приемы классификации испытуемых по этим признакам детально разработаны В. В. Бунаком- [65, 66] и Я. Я- Рогинским — А. А. Малиновским [159, 225]. Однако в процессе работы у нас возник вопрос: использовать ли нам понятия традиционно установившихся типов (т. е. типы В. В. Бунака и типы Я. Я- Рогинского—А. А. Малиновского) или же, опираясь на собственный материал, выделить с помощью определенных статистических приемов коррелирующие комплексы изучаемых нами морфологических признаков и сопоставлять последние с особенностями других конституций человека, в частности с параметрами сенситивности псн-ходииамической конституции. Мы предпочли второй путь исследования.
В экспериментах приняли участие 104 испытуемых мужского пола в возрасте 25—49 лет (в среднем 31,6 лет). Испытуемые данной выборки, как правило, были хорошо развиты физически, причем большинство из иих — спортсмены-разрядники.
Во время измерения антропологических признаков испытуемый находился в выпрямленном положении,
60
стоя, пяткн вместе, живот несколько подобран, руки слегка прижаты к телу и свободно свисают, плечи находятся на одном уровне, голова фиксируется в «немецкой плоскости» (козелковые точки уха и нижний край глазницы устанавливаются в одной горизонтали). Для нашего исследования были отобраны признаки, входящие в схему В. В. Буиака [66]: суммарное развитие жироотложения (ж), мускулатуры (м) и один костный признак — длина тела (дт). Мы включили также два признака из схемы В. В. Бунака [65]: форму живота (фж) и грудной клетки (фгк), с целью выяснить, к какой координате относятся данные признаки. Определялись также признаки, входящие в схему Я- Я- Рогинского— А. А. Малиновского: развитие жироотложения, мускулатуры и длина тела (это общие признаки для обеих схем), а также рельеф лобной кости (рлк) и суммарный размер эпифизов (эп) (последний признак не был исследован Я. Я- Рогинским, однако, согласно представлениям А. А. Малиновского [159], он должен принадлежать второй — церебралико-атлетической координате). Таким образом, в нашем исследовании было использовано семь антропологических признаков: развитие жироотложения, мускулатуры, форма грудной клетки, форма живота, длина тела, рельеф лобной кости и суммарный размер эпифизов.
Вся процедура описания и измерения признаков занимала у одного испытуемого 7—10 мии.
Определение описательных признаков производили по методике В. В. Бунака [67] по трехбалльной системе (в тех случаях, когда признак занимал явно промежуточное положение, ставили балл 1,5 или 2,5— в зависимости от выраженности признака).
Суммарный размер эпифизов вычисляли путем сложения величии (полученных при измерении штанговым циркулем), характеризующих ширину локтевого сустава, запястья, коленного сустава и голено-стопиого (т. е. эпифизы правой верхней и нижней конечностей).
Рельеф лобиой кости определяли методом суммирования баллов составных его частей: а) развитие надбровья (надглазничные дуги), б) наклон лба, в) развитие лобных бугров и г) выраженность боковых контуров лобной кости. Длину тела измеряли с помощью антропометра Мартииа.
61
3.3.	Результаты оценки телесной конституции
Вначале были вычислены коэффициенты корреляции между всеми семью выбранными показателями. В табл. 4 приводится матрица интеркорреляций.
Полученные коэффициенты корреляции хорошо согласуются с литературными данными [44, 66]. Из табл. 4 видно, что признаки развития жироотложения (ж, фгк и фж) высоко коррелируют между собой. Также статистически значима связь между признаками развития мускулатуры и костяка (м, эп, рлк и дт).
Для выяснения количества комплексов признаков и их достоверности мы применили технику факторного анализа, а именно цеитроидный метод Л. П. Тэрстона [562].
Для выявления важных и существенных факторов мы производили графическое вращение референтных осей по ортогональному способу с получением так называемой простой структуры [240, 241].
В табл. 5 приведены результаты такого факторного решения. Как видно из этой таблицы, были выделены два значимых фактора.
По первому фактору значимые веса получили следующие показатели: жироотложение (80), форма живота (76) и форма грудной клетки (42). Следовательно, этот фактор можно назвать «жировым».
По второму, «костно-мышсчиому», фактору значимые
Таблица 4
Коэффициенты интеркорреляции признаков телесной конституция
Признак	1	2	3	4	5	6
1.	Жироотложение
2.	Мускулатура
3.	Форма грудной клетки
4.	Форма живота
5.	Эпифизы
6.	Рельеф лобной кости
7.	Длина тела
Примечание. Нули и занятые опущены. * — /><0,10; *• —р<0,05;	—р<0,01.
02 32*** 59*** 09 —22** —19**
06	—09 37*** 14	43***
18* 03 —17*	—00
—02—17* —23***
44*#*	4g**#
29**
62
Таблица 5
Факторное отображение (после вращения) связей между антропологическими признаками
Признаки	Факторы		л«
	I	п	
Жироотложение	80	00	64
Мускулатура	00	58	34
Форма грудной клетки	42	03	19
Форма живота	76	—13	75
Эпифизы	00	77	69
Рельеф лобной кости	—24	48	36
Длина тела	-21	63	74
Примечание. Значимые факторные веса подчеркнуты (р< 1,05)
веса получили эпифизы (77), длина тела (63), мускулатура (58) и лобиый рельеф (48).
Таким образом, длину тела и развитие мускулатуры мы будем рассматривать вместе, а не отдельно, как это предлагается в схеме В. В. Бунака [66], поскольку оба признака на нашем материале определяются одним общим фактором.
Развитие мускулатуры, принадлежащее астеиико-пикиической координате по схеме Я- Я- Рогинского — А. А. Малиновского, мы будем рассматривать также вместе с костными признаками, поскольку как развитие мускулатуры, так и костные признаки иа нашем материале обусловливаются одним общим фактором.
Применяя технику факторного анализа к изучению данной группы, мы смогли выделить только два значимых фактора. Это, конечно, не исключает существования большего числа координат, которые могут быть выделены в других группах при увеличении числа антропометрических признаков.
Биологическая интерпретация выделенных нами факторов телосложения является в значительной степени дискуссионной.
Некоторые исследователи, [561, 562], например, считают, что факторам можно придавать реальный
63
смысл. Другие исследователи, например К. Берт [343], рассматривают факторный анализ лишь как формальный прием, дающий возможность решить проблему описания определенной группы признаков с помощью небольшого числа факторов.
Мы применили центроидный метод Л. Л. Тэрстона и полностью разделяем его положение о том, что факторы имеют реальный смысл, т. е. являются математическим выражением конкретной деятельности внутренних систем организма: гуморальной, нервной и др. Разумеется, проблема эта очень сложна и должна включать также рассмотрение генетических аспектов и выявление влияния питания, тренировки и т. д.
В основе «жировой» координаты, по-видимому, лежит уровень процессов ассимиляции — диссимиляции. Согласно В. В. Бунаку [66], у субъектов с повышенным жироотложением в крови несколько больше содержится каталазы, липазы и других веществ, свидетельствующих о повышенном уровне жирового обмена.
В основе «костно-мышечной» координаты лежит несколько очень сложных механизмов. Наиболее важным из них является, по-видимому, механизм роста [431], поскольку, как известно, костные и мышечные ткани одинаково резко меняют темпы своего роста в онтогенезе [452] в отличие от других, например нервной, которая развивается равномерно. А. А. Малиновский (1945) считает, что в основе развития признаков, входящих в костную координату, лежит именно разный уровень процессов роста. Вторым фактором развития «костно-мышечиой» координаты является, по-видимому, гидрофильный (водный) обмен [108].
Результаты нашего исследования дают иам, естественно, право наметить свою двухкоординатную схему классификации (вариантов) типов телосложения для дайной группы индивидуумов. Специально отметим, что в данной части исследования мы употребляем слово «тип телосложения» в традиционном смысле, имея в виду «вариант» телосложения.
Вначале распределим всех испытуемых по каждой выделенной координате на три группы со слабой, средней и сильной выраженностью признаков, учитывая среднее значение и среднеквадратическое отклонение признака. Признаки, характеризующиеся зпачеиия-
61
ми ±2/3 сигмы от средней величины, принимались за среднюю степень выраженности; меньше, чем средняя величина минус 2/3 сигмы,— за слабую степень выраженности; больше, чем средняя величина плюс 2/3 сигмы,— за сильную степень выраженности.
Выделенные группы по каждой координате были названы нами частными типами телосложения.
Поскольку мы выделили три новых по содержанию частных типа по каждой координате и девять новых общих типов телосложения путем комбинации частных типов, то мы вынуждены были использовать и несколько измененную номенклатуру.
Для первой «жировой» морфотипологической координаты типы обозначаются следующим образом: астеноид-ный (А) — слабое развитие жироотложения, впалый или прямой живот, плоская или приближающаяся к цилиндрической грудная клетка; средне-жировой (СЖ) — среднее развитие жироотложения, прямой живот, цилиндрическая грудная клетка; пикноидный (П) — сильное развитие жироотложения, выпуклый живот и коническая грудная клетка.
Для «костио-мышечной координаты» наметились следующие типы: грацилоидный (Г) — слабое развитие эпифизов конечностей, невысокий рост, слабое или приближающееся к среднему развитие мускулатуры, слабое развитие лобного рельефа; средиекостно-мышечный (СКМ) — среднее развитие эпифизов конечностей, средний рост, среднее развитие мускулатуры и лобного рельефа; атлетоидный (АТ) — сильное развитие эпифизов, рост выше среднего, сильное развитие мускулатуры и лобного рельефа.
Испытуемые данной выборки распределялись следующим образом: по «жировой» координате: А — 39; СЖ — 46 и П—19 человек; по «костно-мышечной» координате: Г — 26; СКМ — 52 и АТ — 26 человек.
Наибольший интерес представляет для нас, естественно, сочетание типов по обеим координатам, т. е. общие типы телосложения.
В табл. 6 указывается, отличается ли данное число испытуемых определенного типа телосложения в большую или меньшую сторону (или если отличается, то на каком уровне значимости) от теоретически ожидаемого числа. В основе способа определения уровня отличня
3 В. М. Русалок
65
Таблица 6
Распределение испытуемых по общим типам телосложения
Сочетание типов обеих координат (общие типы телосложения)	Число испытуемых	%	Отличие от теоретически ожидаемого числа	Уровень значимости
АГ	16	41	Больше	0,05>р>0.01
АСКМ	15	38,5	Не отличается	—
ААТ	8	20,5	«	—
сжг	6	13,1		—
сжскм	25	54,3	«	—
СЖАТ	15	32,6	«	——
пг	4	21	«	—
пскм	12	63,2		——
ПАТ	3	15,8	«	
лежит математическая модель, предложенная Вебер [572].
Анализ сочетания типов показывает, что среди типа А чаще встречаются представители типа Г, чем теоретически можно было ожидать (0,05>р>0,01). Остальные сочетания типов не выходят за рамки случайности
Следовательно, при слабом развитии жировой тканн весь костно-мышечный комплекс у наших испытуемых оказывается несколько ослабленным, а при среднем и сильном — варьирует независимо.
Таким образом, выделенные нами координаты телосложения оказываются лишь относительно независимыми.
Полученные данные показывают, что определение типов необходимо вести не по одной координате (в этом, по-видимому,— основной недостаток многих ранее предложенных схем), а по нескольким, в данном случае — по двум.
Разработанная нами схема морфотипологической диагностики опирается на конкретный материал и, возможно, при применении на других популяциях потребует некоторых уточнений.
Схема «глобальной» морфотипологической диагностики должна быть не исходным пунктом исследований, а их конечным результатом. Представляется, что разработанная нами схема является, вероятно, полезным вкладом в построение более универсальной схемы.
66
Можно ожидать, что схема выделения типов телосложения, которая была бы более или менее пригодна для большинства случаев исследования с учетом пола, возраста, расы (национальности) и других факторов, если и будет найдена, то только в результате применения более современных многомерных статистических приемов, (например, таксономического анализа), чем те, которые до сих пор применяются при выделении типов телосложения. Выделенные нами типы (варианты) телосложения как частные, так и общие будут сопоставлены в третьем разделе монографии с одним из компонентов психодинамической организации, а именно, с особенностями сенситивности человека.
Глава IV
НЕЙРОДИНАМНЧЕСКАЯ КОНСТИТУЦИЯ
4.1.	Учение И. П. Павлова о свойствах и типах нервной системы
В структуре человеческой индивидуальности нейро-дииамическая конституция занимает ведущее место в определении психодинамнческих качеств человека.
Именно деятельность нервной системы, начиная с низших и кончая высшими ее отделами, тесно связана с окружающей ее средой (причем как внутренней, так и внешней), находится с ней в постоянном взаимодействии и всегда зависима от ее воздействий.
И.*М. Сеченов впервые указал иа общность рефлекторной (нервной) и психической деятельности. Эта общность, согласно И. М. Сеченову [257], состоит в том, что и та, и другая неразрывно связаны со средой и представляют собой синтез рецепторных, центральных и эффекторных звеньев.
Указывая иа общность психической и нервной деятельности, И. М. Сеченов не отождествлял рефлексы головного мозга с самой психической деятельностью. Он неоднократно подчеркивал, что психическая деятель
67
з*
ность (или как он ее называл «душевная деятельность») представляет собой особую сферу человека, построенную, однако, по единому принципу, что и нервная деятельность. Таким образом, II. М. Сеченов, исходя из исследования нервных процессов и рефлекторной деятельности головного мозга, впервые в истории изучения материальных основ психики пытался научно объяснить основные психологические понятия, носящие описательный характер.
Учение И. П. Павлова о высшей нервной деятельности не только подтвердило теоретическую правильность представлений И. М. Сеченова, но и существенно обогатило их экспериментальным материалом. И. П. Павлов [196] неоднократно подчеркивал, что он, как и И М. Сеченов, шел по принципиально новому пути в изучении поведения, а именно, от физиологии ц<- тральной нервной системы, в то время как, например, американские исследователи [560, 571] исходили нз психологических исследований бихевиористского толка.
Наиболее существенное различие между павловским и бихевиористским подходом к изучению поведения людей и животных состояло в том, что И. П. Павлов (вслед за И. М. Сеченовым) рассматривал психическую деятельность, а вместе с тем и поведение, как высшую рефлекторную, высшую нервную деятельность, в то время как американские ученые противопоставляли рефлекторную, а вместе с ней и высшую нервную деятельность, психической, считая первую из них низшей, а вторую — высшей. С их точки зрения, обе деятельности — нервная и психическая — протекают параллельно, что соответствовало теории психофизиологического параллелизма [584]. Необходимо отметить, что И. П. Павлов никогда не отрицал существование психологии как науки, хотя, говоря о современной ему психологии, не учитывающей физиологию высшей нервной деятельности, он указывал, что она является не столько наукой, сколько «надеждой на науку» [196, с. 13].
«Слияние» психологического узора с «физиологической, иейродинамической канвой» совсем не означало для И. П. Павлова устранение психологии, а, наоборот, по его мнению, это лишь подчеркивало необходимость для психологов объяснения изучаемых ими явлений с точки зрения динамики нервных процессов. Этот еди
68
ный, слитный» ряд процессор, включающий как физио-логические, так и психологические компоненты, по мнению С. Л. Рубинштейна, управляется одними и теми же общими закономерностями. По этому поводу С. Л. Ру-бпнштенп специально писал, что «этими общими зако-номериостями — одновременно и самыми элементарными, и наиболее фундаментальными, и именно поэтому распространяющими свое действие на вес уровни снизу доверху — являются закономерности физиологические» [234, с. 173]. Хотя такое «слияние» распространяется на все психические процессы, однако это отнюдь «не исключает существование закономерностей, не сводимых к закономерностям физиологическим, качественно от них отличным». По мнению С. Л. Рубинштейна, «предметно-смысловое содержание психики, отражающее объективную действительность, составляет новый специфический контекст, в котором в психофизиологических процессах выявляются новые стороны или моменты, не дифференцируемые в физиологическом контексте и ие охватываемые физиологическими закономерностями» [234, с. 173].
Оригинальная концепция о связи между физиологическими и психическими процессами разрабатывается последователями И. П. Павлова в школе П. К- Анохина. Так, В. Б. Швырков [306] полагает, что между физиологическими процессами, с одной стороны, и психическими процессами — с другой, «вклиниваются» еще «процессы организации физиологических процессов», или «системные процессы», которые рассматриваются автором в качестве носителей информационных процессов, или психики. Соотношение между системными процессами и психическими процессами, по его мнению, оказывается отношением между внутренней и внешней информацией, при этом внешняя информация есть атрибут организации элементов среды, а внутренняя информация атрибут организации элементов организма. Сопоставление физиологических (имеется в виду нейроди-намических) и психических процессов, с его точки зрения, оказывается возможным только через системные процессы, информационное содержание которых — свойства и отношения внешних объектов, а субстрат или материальный носитель — элементарные физиологические процессы. Системные процессы состоят исключительно
69
из физиологических процессов, их новое качество достигается только за счет их организации.
Исходя из этих представлений взаимосвязи физиологического и психического, можно предположить, что психодииамические качества человека — это устойчивые системные свойства врожденно организованных физиологических процессов, которые, однако, в своем развитии под воздействием социальных влияний, по-видимому, могут подвергаться известным перестройкам.
Согласно нашей гипотезе о возможности существования одно- или одно-много-зиачных связей между ней-родинамическим и психодииамнческим уровнями, психодинамические качества могут рассматриваться как проявление изначально организованных (генетически детерминированных) нейродинамических свойств человека. Последние тем самым выступают в роли основного компонента природных задатков психодинамики человека.
Впервые мысль о значении особенностей динамики нервных процессов для индивидуального поведения животных И. П. Павлов высказал еще в 1909 г. Одиако только в 1927 г. им была создана первая систематизация типов высшей нервной деятельности. Тогда основным критерием выделения того или иного типа служили скорость образования и упрочения положительных и тормозных условных связей, а также характер «балансирования», т. е. уравновешивания их между собой.
Если у животного одинаково быстро образуются и упрочиваются как положительные, так и тормозные рефлексы, то это, согласно И. П. Павлову, был центральный, или уравновешенный, тип высшей нервной деятельности, в котором выделялось два подтипа — подвижный (быстрая выработка рефлексов) и малоподвижный (медленная выработка рефлексов). Если же у животного преобладает быстрота выработки положительных связей над тормозными, то мы имеем дело, по мнению И. П. Павлова, с возбудимым типом, и, наоборот, в случае преобладания скорости тормозных рефлексов над положительными — с тормозным типом.
Уже тогда, в 1927 г., И. П. Павлов писал, что «мы с полным правом можем перенести установленные иа собаке типы нервной системы (а оии так точно характеризованы) иа человека» [197, с. 467].
70
В дальнейшем И. П. Павлов ие ограничивался принципом уравновешивания раздражительного и тормозного процессов (в зависимости от быстроты н легкости замыкания условных связей), а обратился к другой важнейшей характеристике нервного процесса — к его устойчивости к внешним воздействиям, которые вызывают «напряжение» возбудительного или тормозного процесса. Помимо «силы» и «уравновешенности», оба процесса, по мнению И. П. Павлова, должны обладать еще особой характеристикой, а именно подвижностью, чтобы по требованию внешних условий среды обеспечивать животному активное приспособление к ней.
Заново систематизируя типы нервной системы в 1935 г., II. П. Павлов руководствовался тремя следующими свойствами: силой раздражительного и тормозного процессов, их уравновешенностью и подвижностью.
Сила нервной системы, по И. П. Павлову,— показатель «работоспособности, выносливости» нервных клеток при воздействии на них повторяющихся или сверхсильных раздражителей (т. е. как показатель способности нервных клеток противостоять развитию в них запредельного торможения).
Уравновешенность означала соотношение основных нервных процессов, вовлеченных в выработку положительных или отрицательных условных рефлексов. Подвижность, согласно представлениям И. П. Павлова, указывала иа способность нервной системы быстро реагировать на изменение среды, на способность перехода от одних условных рефлексов к другим в зависимости от требований среды. Сочетания этих исходных свойств нервной системы и представляли для И. П. Павлова типы высшей нервной деятельности.
По параметру силы нервных процессов животные (и люди) могли быть разделены на две группы: сильные и слабые. У первых — сильный возбудительный процесс и слабый тормозный; у вторых, наоборот, преобладает торможение, возбуждение ослаблено; в связи с этим у них затруднена выработка условных рефлексов. Сильные животные (люди) могут быть разделены иа уравновешенных и неуравновешенных в зависимости от свойства уравновешенности. У уравновешенных животных (людей) образование и упрочение как положи-
71
тельиых, так и отрицательных рефлексов протекает легко, у неуравновешенных животных образование тормозных условных связей проходит с трудом
И наконец, сильные, уравновешенные животные могут быть подразделены на две другие группы согласно свойству подвижности* на неподвижных (инертных) и подвижных У первых переделка тормозных условных рефлексов на положительные протекает с трудом, у вторых -легко.
Из всех возможных сочетаний свойств И. П. Павлов выделил только четыре, хотя, как впоследствии писал Б. М. Теплов, число четыре не вытекает ни из каких научных данных [275].
«...в результате возможных колебаний основных свойств нервной системы и возможных комбинаций этих колебаний,— писал И. П. Павлов,— должны произойти типы нервной системы и, как указывает арифметический расчет, по крайней мере в количестве двадцати четырех, но, как свидетельствует действительность, в гораздо меныпем числе, именно четырех типов особенно резких, бросающихся в глаза, а главное отличающихся по приспособленности к окружающей среде и по стойкости в отношении болезнетворных агентов» [198, с. 290].
В табл. 7 приводятся основные свойства павловских четырех типов.
В последние годы своей жизни (1935—1936 гг.) И. П. Павлов создает третий вариант классификации типов нервной системы, представляющий дополнение ко второму, связанный со специфическими особенностями высшей нервной деятельности у человека. В эту классификацию И. П. Павлов включил свои представления о первой и второй сигнальных системах.
Тип с преобладанием первой сигнальной системы над второй был отнесен И. П. Павловым к художественному типу.
Тип с преобладанием второй сигнальной системы над первой был назван им мыслительным типом (здесь необходимо подчеркнуть, что И. П. Павлов всегда имел в виду не ибевчю-ное развитие той или другой системы, а только их соотношение)
И. П. Павлов выделил еще средний тип тип людей без явного преобладания одной какой-либо системы над
72
Таблица ।
Типология высшей нервной деятельности (по И. П. Павлову)
Свойства ВИД	Тип		Основные функциональные характеристики
Сила	Слм0*1й	IV	Выработка условных
й р а вновешенность,	Сильный Сильный — нсурав-	II	реакций затруднена. Легко развивается внешнее торможение Выработка условных рефлексов протекает легко. Угашенне проходит медленно Выработка положи-
сила Подвижность, си-	повешенный Сильный — уравновешенный Сильный — урав-	III	тельных условных рефлексов облегчена. Выработка отрицательных условных реакций затруднена Выработка как положительных, так и отрицательных рефлексов облегчена Переделка тормозных
па, уравновешенность	новешенный — инертный Сильный — уравновешенный — подвижный	[	реакций иа положительные затруднена Переделка тормозных условных рефлексов на положительные облегчена
Примечание. I — сангвиник; II — холерик; III — флегматик; IV — меланхолик
другой. Согласно И. П. Павлову, средний тип «соединяет работу обеих систем в должной мере» [197, с. 733— 734].
Таким образом, И. П. Павлов выделил у людей «общие» и «частные» типы высшей нервной деятельности. К «общим» (имеющим место и у животных) он относил известные четыре типа (слабый; сильный — неуравновешенный; сильный уравновешенный, инертный; сильный, уравновешенный, подвижный), а к частным — типы с различным соотношением первой и второй сигнальных систем.
Павловская типология получила дальнейшее развитие в работах ряда советских исследователей, например
73
к. Г. Иванова — Смоленского [111], В. К. Федорова [291], В. К. Красуского, В. К- Федорова [134], В. А. Трошихнна с соавторами [279] и др.
Серьезный вклад в развитие учения о типах высшей нервной деятельности применительно к человеку внесли работы Б. М. Теплова, В. Д. Небылицына и их сотрудников.
4.2.	Анализ исследований школы Б. М. Теплова — В. Д. Небылицына
Глубоко проанализировав представления И. П. Павлова, которые легли в основу классификации типов высшей нервной деятельности, они прежде всего подвергли резкой критике его идею существования четырех типов. Например, в статье, написанной совместно Б. М. Тепловым и В. Д. Небылицыным [277], они специально подчеркивают, что учение о четырех типах, в сущности, ии в какой мере не вытекает из учения об основных свойствах нервной системы, составляющего ядро и наиболее содержательную главу павловской типологической концепции.
К сожалению,— отмечают они,— после смерти И. П. Павлова учение о четырех типах стало рассматриваться как сущность павловской типологической теории и заслонило собой подлинно великое павловское открытие открытие основных свойств нервной системы, что оказалось особенно вредным для психологии. Основной вывод, к которому пришли Б. М. Теплов и В. Д. Небы-лицын, заключался в том, что без решительного отказа от тезиса о четырех типах невозможно продвинуться сколько-нибудь значительно в исследовании нейрофизиологических параметров и механизмов психологической индивидуальности. В основу исследования должно быть положено ие стремление непременно разбить испытуемых иа четыре типологические группы, а детальное и всестороннее изучение первичных, исходных характеристик всякой возможной в будущем типологической классификации — основных свойств нервной системы.
Как известно, учение о свойствах нервной системы было сформулировано в основных чертах И. П Павловым в результате экспериментальных исследований, как мы знаем, на животных и не могло быть, естественно.
74
ни в своих теоретических, ни тем более в методических положениях прямо перенесено на человека.
Первоначальная задача состояла в том, чтобы создать арсенал новых методических приемов исследования свойств нервной системы у человека В этой задаче Б. М Теплов и В Д Небылицын выделяли два основных аспекта.
1.	Разработка методик на основе какой-то определенной биологической функции — сенсорной, вегетативной, электроэнцефалографической, двигательной н др. Диагностическая эффективность методик каждой из этих групп, естественно, далеко ие однозначна как в отношении различных свойств нервной системы, так и в смысле богатства приемов, которые могли быть разработаны на основе дайной функции.
2.	Разработка конкретных тестовых процедур, «валидных» относительно данного свойства нервной системы.
В работе павловской школы с собаками вопросы, относящиеся к первому из упомянутых аспектов, как справедливо отмечал В. Д. Небылицын [181], не возникали. Это было вполне естественно, поскольку в этой работе использовалась единственная, а именно слюнная, методика, и лишь впоследствии стали применять двигательные индикаторы. Одиако в работе с человеком вопрос выбора адекватной биологической функции встал особенно остро в силу специфики человека как социального существа, произвольно регулирующего свое поведение.
Б. М. Теплов сформулировал следующий основной принцип исследований, который заключался в том, что для изучения и определения свойств нервной системы человека следует использовать лишь те методики, которые основаны на регистрации функций и параметров, не зависящих от воли и намерения испытуемого, и которые были условно обозначены им как методики непроизвольных реакций [274, 275].
Значительные результаты в исследовании свойств нервной системы человека принесло применение методик, основанных иа изучении сенсорной функции, главным образом в виде измерения порогов, условной фотохимической реакции и индукционной методики [181].
Несколько менее распространены методики, относящиеся к вегетативной группе, поскольку их использование связано с известными ограничениями, ио уже дру-
75
того рода по сравнению с методиками сенсорной группы: если затруднения в использовании последних связаны с их трудоемкостью и необходимостью создания специальных условий, то применение вегетативных методик (в частности, таких, как кожно-гальваническая, сосудистая или зрачковая) затруднено характерной особенностью соответствующих биологических функций, заключающейся в их значительной неспсцифической (ориентировочной) реактивности.
В практике дифференциальной психофизиологии широко используется группа двигательных методик. Однако при применении этих методик следует опасаться их излишнего усложнения, неизбежно приводящего к значительным затруднениям при попытках содержательной интерпретации получаемых данных.
Электроэнцефалографические методики, по мнению В. Д. Небылицыиа [181], имеют то уникальное преимущество, что позволяют непосредственно регистрировать, наблюдать и измерять изменения биоэлектрической активности в ходе различных экспериментальных процедур и тем самым получать ближайшие свидетельства относительно тех характеристик мозговой функции, некоторые, очевидно, и составляют главное содержание свойств нервной системы.
Многолетние экспериментальные исследования, проведенные в школе Б. М. Теплова — В. Д. Небылицыиа, показали, что проявления каждого из основных свойств нервной системы образуют некоторый синдром, т. е. совокупность коррелирующих друг с другом показателей. При этом одни из показателей (или небольшая группа их) является основным, или референтным. Ои непосредственно характеризует данное свойство, выявляет признак, определяющий данное свойство.
Исследования школы Б. М. Теплова—В Д. Небыли-цына позволили выявить не только синдромы уже известных свойств нервной системы, но и выделить ранее неизвестные свойства нервной системы, например динамичность: основной, определяющий ее признак — легкость, быстрота, с которой нервная система генерирует процесс возбуждения или торможения [181]. Кроме того, провс (ениые исс 1едования позволили также существенно уточнить представления о природе уже известных свойств, например о подвижности и уравиове-
76
шениости. В специальных работах была показана неоднородность свойства подвижности. В частности, vct3hoi 1ено, что в это понятие входит ие одно, а не-. лько временных параметров деятельности нервной си» гемы с различным нейрофизиологическим содержанием. Свойство, характеризуемое скоростью возникновения и прекращения нервного процесса, ио не связанное непосредственно с подвижностью, было обозначено термином лабильность» [276]. Ядро фактора лабильно ги с тавили такие показатели, как критическая частота мельканий, адекватная оптическая хронаксия н некоторые другие. Впоследствии к этим индикаторам, относящимся к функции зрительного ощущения, добавились объективные электрофизиологические индикаторы, основанные на определении так называемой реакции навязывания ритма, т. е. реакции биотоков головного мозга иа ритмическую световую стимуляцию. Э. А, Голубева и Л. А. Шварц [90] показали, что с сенсорными индикаторами лабильности коррелируют индексы навязывания высоких частот стимуляции (35—80 Гц).
Таким обра »ом, свойство подвижности разделилось иа два самостоятельных свойства - собственно подвижность и лабильность.
Принципиально по-новому выступила в интерпретации школы Б. М. Теплова - В. Д. Небылицына и природа уравновешенности. Если v И. П. Павлова это свойство было одним из исходных в его классификации типов высшей нервной деятельности, то в результате исследований в школе Б. М. Теплова — В. Д. Небылицына оно было отнесено к категории «вторичного», указывающего на соотношение возбудительного и тормозного процессов по каждому из первичных свойств нервной системы: силе, динамичности, подвижности и лабильности.
В результате исследований В. Д. Небылицын сформулировал «принцип трехчленности» в организации свойств нервной системы, согласно которому при опре-де ении каждого данного свойства следует учитывать следующие показатели: 1) индекс данного свойства по возбуждению, 2) аналогичный индекс по торможению н 3) производный индекс, характеризующий баланс нервных процессов по данному свойству.
77
Таким образом, в итоге многолетних исследований, предпринятых в школе Б. М. Теплова — В. Д. Небыли-цына, была намечена 12-мерная классификация свойств нервной системы человека. Согласно В. Д. Небылицыну можно выделить по крайней мере восемь первичных (сила, подвижность, динамичность и лабильность по отношению к возбуждению и торможению) и четыре вторичных свойства, каждое из которых указывает на уравновешенность по этим четырем параметрам.
В последние годы были получены экспериментальные доказательства существования еще одного самостоятельного свойства нервной системы, а именно концентрированности [60]. В качестве референтных показателей данного свойства, по мнению М. Н. Борисовой [60], выступают пороги и латентные периоды сенсорного различения. Если учесть и это последнее свойство, то можно, по-видимому, говорить уже о 15-мериой структуре свойств нервной системы.
На рис. 3 показано (схематически) развитие представлений о свойствах нервной системы человека. На схеме отчетливо видно, как вначале унитарные свойства нервной системы, предложенные И. П. Павловым (этап первый),— сила, уравновешенность и подвижность — постепенно «расщеплялись» и превратились на современном этапе в сложное «дерево» свойств с 12- или даже 15-мериой структурой (если учесть свойство концентрированности, разрабатываемое М. Н. Борисовой; на рис. 3 подчеркнуто пунктиром). На втором и особенно третьем этапе произошли коренные изменения в представлениях о свойствах: свойство силы стало рассматриваться отдельно по отношению к возбуждению и торможению, уравновешенность была отиесеиа к категории вторичных свойств, отражающих характер взаимодействия относительно возбуждения и торможения внутри каждого свойства. Был открыт ряд новых свойств, таких, как лабильность, динамичность, концентрированность.
В последние годы И. М. Палей [201], Э. А. Голубева с сотрудниками [81—86] развивают представление о существовании еще одного свойства нервной системы — активированности, под которым понимается уровень иеспецифи ческой активации.
78
Рис. 3. Дерево частных свойств нервной системы
4.3.	Частные и общие свойства нервной системы
По мере развития исследований свойств нервной системы человека накапливались и такие факты, которые вызывали серьезные затруднения прн их интерпретации. Касались они прежде всего несовпадения результатов измерений основных свойств нервной системы, полученных с помощью различных методик (сенсорных, моторных, электрофизиологических и др.), относящихся к разным отделам, участкам, или анализаторам большого мозга [см. обзор В. Д. Небылицына, 182]. Таким образом, традиционные методы исследования свойств нервной системы, разработанные в школе Б. М. Теплова — В. Д. Небылицына, по мнению В. Д. Небылицына, вскрывали лишь явление парциальности. «Вместо того, чтобы приносить информацию о факторах нервной деятельности, единых для всей мозговой массы, применяемые методы, в сущности, дают возможность получить характеристики лишь отдельных мозговых структур, в частности в случае использования сенсорных методик — специфических сенсорных систем» [ 182, с. 29—30].
В связи с этим исследуемые в лаборатории свойства нервной системы (сила, динамичность и другие, определяемые традиционными методами), В Д. Небылицын предложил называть «частными», или парциальными, поскольку они характеризуют «только те мозговые структуры, к которым адресуются применяемые стимулы» [181, с. 30].
Если же учесть, что у человека пять анализаторов н если к ним добавить еще несколько внутренних, то, продолжая логику подобного рода исследоваинй, можно ожидать, что для полного описания нервной системы человека потребуется, возможно, более сотни частных свойств.
Наряду с частными свойствами, по мнению В. Д. Небылицына, должны существовать так называемые о б-щие свойства, представляющие собой «сверхана-лизаториые» характеристики мозга, которые, согласно представлениям В. Д. Небылицына, «могут служить основой для нейрофизиологической интерпретации целостных особенностей индивидуального поведения» [182, с. 30].
80
Следует, однако, отметить, что впервые мысль о существовании общих и частных свойств нервной системы у человека была высказана Б. М. Тепловым еще в 1956 г. Он писал, что «у человека меиее всего можно ожидать полного совпадения типологических параметров в разных анализаторах, а также в первой и второй сигнальных системах» [275, с. 478]. И далее: «при изучении типов высшей нервной деятельности человека нельзя забывать о том, что наряду с общими типологическими свойствами, характеризующими нервную систему в целом, существуют парциальные, частные типологические свойства характеризующие работу отдельных областей коры- [275, с. 479]. И действительно, весь дальнейший ход экспериментальных исследований, проведенных под руководством и с непосредственным участием Б. М. Теплова, а затем В. Д. Небылицына, полностью подтвердил эти представления. Учитывая, что свойства нервной системы могут существенно различаться в разных анализаторах, стали говорить не о свойствах нервной системы вообще (имея в виду традиционные термины свойств — «сила», «лабильность» и т. д.), а о свойствах отдельных анализаторов.
Указанные представления Б. М. Теплова легли в основу предположения, что природа общих и частных свойств нервной системы человека должна быть различной: в основе частных свойств должны лежать нейрофизиологические параметры отдельных областей коры мозга, общие же свойства — это свойства «нервной системы в целом». Таким образом, относительно природы частных свойств уже Б. М. Тепловым были сформулированы вполне определенные представления. Что же касается общих свойств (свойств нервной системы в целом), то их природа оставалась долгое время без надлежащей нейрофизиологической конкретизации.
Наиболее серьезный вклад в дальнейшую разработку этой проблемы был сделан В. Д. Небылицыным. Он сформулировал пейроанатомический принцип разделения общих и частных свойств. Согласно этому принципу, в основе частных свойств лежит деятельность анализаторных зон мозга (его ретроцентральиой части), общие же свойства обусловливаются спецификой функционирования передней (антецеитральиой) части моз
81
га — лобной коры вместе с нижележащими образованиями П82].
«Ретроцентральная кора,— писал В. Д. Небыли-цын,— вместе с проекционными путями от рецепторов и некоторыми подкорковыми переключательными ядрами представляет собой внутримозговую систему, функцию которой во всем эволюционном ряду, не исключая и человека, составляют переработка и обобщение первичной физической информации, доставляемой органами чувств, и превращение ее в образы внещней (по отношению к мозгу) действительности. Производящиеся здесь синтезы возбуждений служат нейрофизиологической основой восприятий, представлений, образов памяти и всех тех элементов н сторон психической жизни, которые базируются в конечном счете иа функции сенсорных механизмов» [182, с. 211—212]. Относительно антецентральной (лобной) коры, ссылаясь на многочисленные литературные источники, и в особенности на работы А. Р. Лурия [157], В. Д. Небылицин писал, что она обладает «исключительно мощным аппаратом прямых или опосредствованных, афферентных и особенно эфферентных связей с ядерными зонами анализаторов, со структурами палеокортекса, таламуса, гипоталамуса и многих других подкорковых узлов, с ретикулярными образованиями среднего мозга. Столь разветвленная и обширная система влияний обеспечивает структурам лобной коры участие и, возможно, доминирующее положение в реализации едва ли не каждой из сколько-нибудь существенных функций живого организма...» [182, с. 212].
Таким образом, относительно природы частных свойств нервной системы человека представления В. Д. Небылицына практически полностью совпадают с представлениями Б. М. Теплова. И Б. М. Теплов, и В. Д. Небылицын считали, что в основе частных свойств лежат функциональные особенности отдельных анализаторов, или, говоря словами В. Д. Небылицына, «особенности структур сенсорного аппарата» мозга. Однако что касается природы общих свойств, то здесь в представлениях В. Д. Небылицына наметилась определенная нейрофизиологическая конкретизация. Если для Б. М. Теплова общие свойства — это «свойства нервной системы в целом», то для В. Д. Небылицына общие
82
свойства — это уже нейрофизиологические характеристики передней (лобной) коры мозга (хотя при этом Б. Д. Небылицын отмечал, что при таком подходе «разведения» общих и частных свойств те свойства, которые обозначаются как общие, тоже, строго говоря, частные, поскольку они представляют параметры пусть весьма обширного, но все же анатомически и функционально ограниченного комплекса структур головного мозга). Однако влияние именно этого отдела мозга черезвычайно велико по отношению к-процессам, в которых реализуются существенные интегративные проявления личности на всех ее уровнях, и в связи с этим вынужденные ограничения подхода, избранного В. Д. Не-былицыным, особенно на первых этапах поиска общих свойств, представляются нам вполне оправданными.
Главный аргумент в пользу интерпретации свойств переднего отдела мозга как общих свойств В. Д. Небылицын усматривал именно в том, что передний отдел мозга (в отличие от сенсорного, ретроцентр а л ьного) выступает в качестве регулирующей и управляющей системы, держащей под своим контролем все основные нервные механизмы организма — от витальных реакций до программирования сложных интеллектуальных операций.
В. Д. Небылицыи полагал, что предложенный им «морфофункциональиый» подход к изучению общих и частных свойств имеет существенное преимущество по сравнению с представлениями Б. М. Теплова, поскольку, он предусматривает конкретный морфологический субстрат для этих свойств. В. Д Небылицын писал, что общие свойства, по Б. М. Теплову, как «свойства нервной системы в целом» на современном уровне наших психофизиологических знаний остаются «чисто гипотетическими конструкциями» [182, с. 223].
Положив в основу разделения общих и частных свойств нейроанатомический, или морфофуикциональ-ный, принцип, В. Д. Небылицын полагал, что первоочередной задачей в решении проблемы общих и частных свойств должно стать сравнительное изучение конкретных нейрофизиологических параметров, характеризующих специфичность передних отделов мозга по отношению к ретроцеитральным, и сопоставление этих параметров с динамическими характеристиками поведения.
83
В некоторых работах, выполненных под руководством В. Д. Небылицына, были получены факты, свидетельствующие действительно об особом режиме функционирования лобных (передних) отделов мозга, что проявилось в существовании специальных синдромов признаков, характерных именно для передних отделов. Такие факты получены в работах с использованием методики моторного вызванного потенциала (МВП) — последовательности изменений биотоков мозга при мышечном движении [186]. Сравнение записей МВП, зарегистрированных в затылочной и прецентральной области, выявило отсутствие выраженного потенциала в задних отделах иа фоне ярко выраженного МВП в передних областях мозга при проприоцептивной стимуляции.
Подобные расхождения между функциональными характеристиками переднего и заднего отделов мозга выявлены и по другим параметрам электроэнцефалограммы (ЭЭГ), некоторые из фоновых и реактивных характеристик которой можно трактовать в контексте свойств нервной системы [85, 122]
По данным В. Д. Мозгового [173], ряд частотных и амплитудных значений биоэлектрической деятельности, а также некоторые показатели асимметрии единичной волны и автокорреляционной функции (АКФ) лба и затылка также статистически не связаны
В статье В. Д. Небылицына и Н. И. Александровой [185] сообщались материалы о внутринндивидуаль-ной межзональной вариативности показателей АКФ. Такие показатели стационарности и периодичности АКФ, как коэффициент периодичности, площадь под АКФ, ширина полосы энергетического спектра, составили два независимых и различных по составу показателей фактора, соответствующих: один — лобному, другой — затылочному отведению. В фактор лобного отведения вошла ширина полосы энергетического спектра, а в фактор затылочного отведения — дисперсия средних величин мгновенных значений амплитуд ЭЭГ. Результаты исследования В. Д. Мозгового [173] также говорят о специфичности взаимосвязей показателей различных областей мозга.
В работах В. Д. Небылицына и А. И. Крупнова [188, 189, 505] обнаружены различия внутреиией орга
84
низации частотных характеристик ритмов ЭЭГ затылочного и фронтального отведений.
Сходные факты получены авторами и в отношении характера асимметрии восходящих и нисходящих фаз волн ЭЭГ. При сопоставлении показателей асимметрии лобного и затылочного отведений устанавливаются в основном статистически незначимые коэффициенты К тому же показатели этих отделов входят в разные факторы.
Одиако уже в первых экспериментальных исследованиях, проводимых в рамках морфофуикциональной концепции В. Д. Небылицына, были получены и такие факты, которые вступали в противоречие с предложенной им концепцией общих и частных свойств.
Во-первых, было показано, что наряду с существованием межзональных различий в характере биоэлектрической активности переднего и ретроцентрального мозга имеются и общемозговые, более мощные, факторы, например амплитудный и частотный ЭЭГ-факторы [18]. О существовании общемозгового фактора активи-рованности свидетельствуют, в частности, экспериментальные исследования Э. А. Голубевой с соавторами [83, 85] и Т. Ф Базилевич с соавторами [38, 40].
Во-вторых, передние отделы мозга также отличаются региональным проявлением свойств. В частности, было установлено, что разные структуры переднего мозга могут существенно отличаться по силе нервных процессов [38]. Таким образом, проблема регионального проявления свойств возникла и по отношению к регуляторной (лобной) снег ме
Одной из возможных причин региональности (пар-циальности) свойств регуляторной (переднемозговой) системы является, по мнению Т. Ф. Базылевич, «существование различных функциональных систем лобноретикулярного комплекса» [38, с. 109].
Следует отметить, что В. Д. Небылицын допускал возможность существования в переднемозговой регуляторной системе «более чем одной группы функциональных параметров, которые будут, таким образом, различными для различных структур, включенных в эту систему» [182, с. 223]. Он предполагал, что содержание свойств нервной системы зависит от уровня реализации соответствующей функции и иа разных уровнях оргаии-
85
зации нервной системы содержание одного и того же свойства может не совпадать. В. Д. Небылицын писал, что «если эти предположения подтвердятся, то понятия свойств нервной системы вновь должны будут подвергнуться реконструкции. В итоге, возможно, появится необходимость построения некоторой иерархической, многоступенчатой схемы организации свойств нервной системы, отражающей неодинаковую как по функции, так и по значимости роль различных мозговых структур в определении процессов психической и физиологической жизнедеятельности организма» [182, с. 223].
В настоящее время в дифференциальной психофизиологии возникла именно та ситуация, которую предвидел В. Д. Небылицын- понятие свойств нервной системы необходимо «подвергнуть реконструкции».
Прежде чем подойти к построению некоторой новой иерархической многоступенчатой схемы организации свойств нервной системы, о которой писал В. Д. Небылицын, попытаемся проанализировать сам феномен пар-циальности,- т_ е. факт расхождения свойств нервной системы (первоначально унитарных понятий для И. ТГ. Павлова) в разных мозговых структурах Естественно, 'воз'нйкает вопрос: является ли парциальность универсальным, фундаментальным свойством мозга или же она — следствие неадекватности (или специфики) методик определения свойств их математической обработки?
Углубленный анализ этой проблемы был предпринят в работе польского исследователя Яна Стреляу «Общие и частные типы нервной системы — данные и теория» [553]. Рассматривая вопрос об общих и частных свойствах, Я. Стреляу выдвигает четыре следующие гипотезы.
1.	Существуют только общие свойства, частные же свойства — это эпифеномены, возникающие в результате неконтролируемых условий опыта. Поскольку условий и факторов, влияющих на диагноз свойств, огромное количество, то получение истиииого значения свойств практически невозможно.
2.	Существуют только частные свойства, связанные с деятельностью отдельных корковых или подкорковых центров. При этой гипотезе общие свойства могут выступать как результирующая частных свойств. Основная
86
трудность этой гипотезы, по мнению автора, состоит в том, что остается всегда открытым вопрос о количестве частных свойств, об их дробности, если допустить, что каждый нервный центр имеет свои свойства.
3.	Третья гипотеза, сходная со второй, гласит, что наряду с частными свойствами существуют общие; их отличие заключается в том, что частные свойства связаны с деятельностью простых нервных центров, а общие— с функционированием «доминантных» центров. Трудность этой гипотезы состоит также в том, что остается невыясненным вопрос о количестве доминантных центров у разных людей.
4.	Четвертая гипотеза также предполагает одновременно существование общих и частных свойств: общие свойства должны рассматриваться с функциональной, а частные — с морфоструктурной точки зрения. Согласно этой гипотезе, свойства нервной системы варьируют в соответствии с уровнем центральной нервной системы, но, с другой стороны, они едины, если мы рассматриваем ее с функциональной точки зрения, где их эффективность выступает как результирующая деятельность некоторых нервных центров.
В заключение Я- Стреляу отмечает, что проблема «общности», или «парциальности», не является изолированной и существует не только при исследовании свойств нервной системы, а выступает во многих областях психологии (проблема уровня активации, проблема памяти или способностей и т. д_), и особенно при решении вопроса, в какой степени может быть поставлен общий диагноз. Кстати, заметим, что некоторые исследователи считают эту проблему «эпифеноменом», возникшим вследствие применения неадекватного математического аппарата. Свойства в разных анализаторах не имеют прямолинейных связей, однако обнаруживают достаточно высокие криволинейные корреляции [206]. Я. Стреляу совершенно прав, утверждая, что «проблема парциальности не получила еще своего достаточного развития» и свойства нервной системы более парци-альны, чем предполагалось ранее [553, с. 71]. Однако Я. Стреляу не отвечает на вопрос: является ли парцн-альность «внутренним» свойством отдельных мозговых структур или же она выступает как «производное» внешних условий — методов оценки и методов их обработки?
87
Чтобы ответить на данный вопрос, необходимо рассмотреть более общую проблему, а именно, насколько используемые в школе Б. М. Теплова—В. Д. Небылицына методы отвечают современным нейрофизиологическим представлениям о работе мозга. Как Б. М. Теп-лов, так н В. Д. Небылицын всегда стремились привести в соответствие свои представления о свойствах нервной системы человека с новейшими нейрофизиологическими фактами. Особенно примечательна в этом плане работа В. Д. Небылицына «Кортико-ретикулярные отношения и их место в структуре свойств нервной системы» [180]. В этой работе В. Д. Небылицын убедительно раскрывает роль ретикулярной формации мозга и ее соотношение с кортикальным аппаратом в нейродинамическом содержании некоторых свойств нервной системы, в частности уравновешенности нервных процессов по динамичности. В этой работе В. Д. Небылицына больше интересовало само соотношение между ретикулярной формацией и корой; вопросы же о том, как происходит образование положительного или тормозного условного рефлекса, каковы механизмы условнорефлекторной деятельности, оставались фактически незатронутыми.
Согласно современным нейрофизиологическим пред-ставлениямл развиваемым П. К- Анохиным и его сотрудниками, условнорефлекторная деятельность протекает как системный процесс, охватывающий одновременно, но в определенной последовательности, все образования нервной системы, а не только кору и ретикулярную формацию. Такой подход к изучению условнорефлекторной деятельности существенным образом отличается от традиционного понимания механизмов условного рефлекса. Наиболее развернутый сравнительный анализ современного понимания условнорефлекторной деятельности мозга в отличие от классического дан П. К. Анохиным в книге «Биология и нейрофизиология условного рефлекса» [31]. Главное отличие, по мнению П. К. Анохина, заключается в том, что реальная условнорефлекторная деятельность организована системно, согласно определенной «архитектуре», или «функциональной системе», в то время как классический условный рефлекс локален и организован по принципу дуги. Функциональная система — это динамически формирующаяся «кольцеобразная» организация, избирательно объединяющая
88
разнородные как центральные, так и периферические, как I оризопталыю, так и вертикально организованные мозговые аппараты для осуществления целенаправленного поведения
По сравнению с моделью классического условного рефлекса, являющейся «незамкнутой системой», модель функциональной системы представляет собой «замкнутую-, саморегулирующуюся систему, состоящую из ряда основных ключевых функциональных блоков, обеспечивающих ей эффективное функционирование: афферентного синтеза, принятия решения, акцептора действия и обратной связи, идущей от результатов действия.
Таким образом, функциональная система рассматривается П. К. Анохиным как сочетание процессов и механизмов, которое, формируясь динамически в зависимости от данной ситуации, непременно приводит к конечному приспособительному эффекту, полезному для организма как раз именно в этой ситуации [30].
Афферентный синтез — это этап взаимодействия доминирующей на данный момент мотивации, памяти, обстановочной афферентации и пусковой афферента-ции.
Основное условие афферентного синтеза— одновременная встреча всех этих возбуждений, причем только одновременность их обработки приводит к тому, что каждый из компонентов приобретает свои особенные физиологические свойства. Следовательно, с точки зрения теории функциональной системы рассмотрение компонентов афферентного синтеза в качестве таких изолированных элементов, как мотивация, память, стимул и т. д., является, очевидно, малоэффективным.
Принятие решения - результат афферентного синтеза, заключающийся в выборе наиболее адекватного способа действия, т. е. в выборе наиболее подходящих степеней свободы в тех компонентах, которые составляют рабочую часть системы. Принятие решения приводит к формулировке цели действия, т. е. акцептора ре -ультатов действия и программы действия. Есть основания предполагать, что этот блок тесно связан с деятельностью наиболее интегрирующих и компактных структур мозга, а именно лобной корой [157].
Акцептор результатов действия предвосхищяет афферентные свойства того результата, который должен
89
быть получен в соответствии с принятым решением. Данный блок функциональной системы не только «прогнозирует» признаки результатов, но и сличает их с параметрами реального результата, о которых информация приходит к акцептору результатов действия благодаря обратной афферентации. Если же результат не соответствует прогнозу, то в аппарате сличения возникает рассогласование, активирующее ориентировочноисследовательскую реакцию, которая способствует подбору дополнительной информации, и так до тех пор, пока не произойдет совпадение афферентной модели бу дущего результата с реальным результатом.
Многочисленные исследования, проведенные в лаборатории П. К- Аиохина, убедительно показывают, что концепция функциональной системы по сравнению с мо делью классического условного рефлекса является более плодотворной при изучении самых разных нейрофи энологических закономерностей, лежащих в основе поведенческих актов. В. Д. Нсбылицын вплотную подошел к мысли о необходимости использования концепции функциональной системы в изучении психофизиологических закономерностей у человека, о чем он писал в одной из своих последних работ [183]. Однако ни теоретических. ни практических разработок сделать но не успел.
Приняв в качестве исходного научного принципа концепцию функциональной системы, мы должны, естественно, заново проанализировать методы определения свойств нервной системы, которые были разработаны на основе модели классического условного рефлекса, и прежде всего проблему общих свойств нервной системы человека и связанную с ней проблему парциальности. Исходя из концепции функциональной системы, нам представляется более правильным общие свойства нервной системы («свойства нервной системы в целом» по Б. М. Те плову и «свойства регуляции» по В. Д. Небы-лицыну) не соотносить строго с деятельностью лобного отдела мозга (хотя последний, как мы уже отмечали, может играть, по-видимому, важную роль в отдельных ключевых блоках функциональной системы, например в принятии решений), а рассматривать их как особенности регуляции всего мозга, поскольку тезис о «локализации» общих свойств в передних отделах мозга
90
вступает в явное противоречие с основным законом ана-1 лиза систем, согласно которому свойства переднего мозга могут быть, очевидно, лишь аналогичными, но ие идентичными свойствам всей нервной системы, всего мозга. Согласно системному анализу регуляция — это свойство целого мозга как системы (системное свойство), а не свойство отдельной мозговой структуры, пусть даже филогенетически молодой, например лобной коры мозга.
Целостная деятельность мозга, естественно, ие означает единообразия функций всех входящих в функциональную систему мозговых образований. Каждая мозговая структура выполняет свою специфическую функцию, однако все структуры находятся во взаимной связи и подчинены единому целому.
Исходя из системной концепции П. К- Анохина, можно выделить по крайней мере три уровня в организации мозгового обеспечения функциональной системы: 1) мозг (нервная система) как целое; 2) «фиксированные структуры», большие или малые блоки мозга (полушария, анализаторы, передние отделы, подкорковые структуры и т. д.), выполняющие роль своего рода «заготовок» для функциональных систем, и наконец, отдельные нервные элементы, нейроны, в которых происходит интегрирование разнородных возбуждений.
В связи с этим представляется вполне закономер ным выделить и три уровня свойств нервной системы, j
Во-первых, общемозговые (системные) свойства нервной системы, представляющие собой наиболее сущест-i венные функциональные характеристики интеграции нервных процессов, охватывающие весь мозг человека при осуществлении целенаправленной деятельности. Во-вторых, свойства нервной системы, проявляющиеся в особенностях интеграции нервных процессов в больших или малых блоках мозга (полушариях, лобных структурах, анализаторах, подкорковых структурах и т. д.). Эти свойства могут быть названы условно «комплексными». По-виднмому, большинство традиционных или частных свойств (свойства анализаторов, свойства лобных отделов мозга - общие свойства по В. Д. Небыли-цыну) могут быть отнесены именно к данной категории свойств. И, наконец, свойства нервной системы, проявляющиеся в особенностях интеграции нервных процес
91
Сов в отдельных морфологических элементах нервной системы (нейронах). Эти свойства могут быть названы условно < элементными» свойствами нервной системы.
Необходимость разработки типологии нервной систе мы на уровне внутриненроииых процессов уже отмечалась в литературе. По мнению Н. И. Чуприковой, соотнесение свойств нервной системы с особенностями нейронных и внутринейронных процессов должно привести категории типологии высшей нервной деятельности «в гораздо большее соответствие с категориями современной нейрофизиологии» [301, с. 20].
Исходя из развиваемых нами представлений о существовании различных уровней свойств нервной системы становится отчетливо понятным парциальный характер свойств второго и особенно третьего уровнен, поскольку и в том, и в другом случае речь идет о характеристиках нервных процессов, охватывающих отдельные большие нли меньшие подсистемы нервной системы.
Таким образом, акцентируя внимание на интеграции нервных процессов, системный подход позволяет снять или, точнее, разрешить сложнейшую проблему дифференциальной психофизиологии — проблему парциальности, поскольку парциальность существует только на уровне элементов и структур, но исчезает на уровне системы. Системный подход отнюдь не снимает задачу изучения специфических свойств отдельных структур мозга, поскольку их индивидуальные характеристики вносят свой специфический вклад в особенности протекания интегративной деятельности мозга. Одиако что касается комплексных свойств, а тем более общемозговых (системных), то здесь свойства выступают уже в виде устойчивых функциональных характеристик нервной системы, которые не вытекают однозначно из свойств нижележащего уровня, поскольку согласно системному анализу свойства более высокого уровня организации не сводятся к свойствам более низкого уровня.
Отметим, что уровневый подход к анализу свойств нервной системы характерен и для других современных исследований. Так, В. С. Горожанин [94] полагает, что исходной детерминантой индивидуальных различий по свойству силы нервной системы являются не функциональные характеристики отдельных нервных клеток, а способы связи между целостными мозговыми струк
92
турами. Однако автор ограничивается фактически только вторым уровнем свойств, так как рассматривает способы связи не между всеми мозговыми образованиями, а лишь между некоторыми из них: между корой полушарий, гипоталамусом, ретикулярной формацией, гипо-кампом, амигдалярным комплексом и эпифизом.
Итак, свойства нервной системы человека можно представить гипотетически в виде следующей трехсту-пенчагон иерархии: общемозговые (системные), комп-лексные (например., '"’’свойства полушарий, передних •структур, речевых и двигательных систем, а также известные частные ci эйства), и, наконец, элементные свойства [248, 249, 5об, 5бо].
Для изучения индивидуальных вариаций свойств нервной системы на различных уровнях нервной организации человека необходима, по-видимому, разработка физиологических методик, соответствующих каждому уровню. При этом само содержание понятия свойства (например, сила, лабильность и т. д.) является единым на всех уровнях, что, однако, не исключает открытие принципиально новых свойств, специфичных для каждого уровня.
Существование общего фактора свойства, например силы, характерного для всего мозга, наряду со специфическими факторами силы, отражающими особенности анализаторов, экспериментально показано в исследовании В. И. Рождественской, Э. А. Голубевой, Л. Б. Ермолаевой-Томиной [227]. Следует отметить, что основными показателями, набравшими значимые веса по общему фактору в данной работе, были показатели электроэнцефалографической методики — коэффициент навязывания ритмов в диапазоне 4—6 Гц.
Мы полагаем, что основной задачей дифференциальной психофизиологии на современном этапе должно стать изучение общих свойств нервной системы, поскольку психодинамические свойства, представляющие целостные, системные образования, должны определяться прежде всего общими свойствами нервной системы [248,249,252].
Разумеется, изучение свойств отдельных нервных структур, в особенности больших комплексных структур, должно быть продолжено, поскольку здесь также могут быть прослежены связи между особенностями нервной
93
организации и отдельными сторонами человеческой психики.
Особый интерес может представить изучение общих комплексных структур мозга, а именно полушарий, передних отделов, анализаторов, подкорковых структур типа круга Папеца и других. Хотя исследование роли этих структур в организации психических процессов человека — прямая задача нейропсихологии, знания, накопленные в этой научной области, чрезвычайно полезны и для дифференциальной психофизиологии. Например, исходя из литературных данных и, в частности, опираясь на исследования В. В. Суворовой, изучающей индивидуальные особенности баланса доминирования левого или правого полушария, можно высказать предположение о связи баланса доминирования с соотнесенностью двух сигнальных систем по И. П. Павлову. Доминирование левого полушария можно, по-видимому, связать с преобладанием второй сигнальной системы, а именно с преобладанием словесно-логического мышления, в то время как доминирование правого полушария — с преобладанием первой сигнальной системы, т. е. с преобладанием конкретного образного мышления [267].
Также весьма интересны для дифференциальной психофизиологии экспериментальные данные и клинические наблюдения, связанные с применением различных хирургических, физических и химических воздействий иа различные, и прежде всего глубинные, структуры мозга. Например, многочисленные исследования У. Пен-фильда и Г. Джаспера [207], X. Дельгадо [100], В. М. Смирнова и М. М. Сперанского [259] и других показали, что раздражение электрическим током определенных структур мозга (миндалевидных ядер, таламуса, септальной области и др.) может вызывать различные поведенческие реакции, например прерывать процесс мышления, подавлять речь и двигательную активность, в других случаях — вызывать смех, чувство удовольствия, дружелюбие, болтливость, враждебность, галлюцинации, воспоминания и другие психологические проявления. Бесспорно значение подобного рода исследований для дифференциальной психофизиологии. Дей-свительно, методы хирургического, физического или химического воздействия на те пли иные структуры мозга
94
человека представляют собой уникальный инструмент для раскрытия материальных основ психики, однако, исходя из позиций системного подхода, мы должны всегда помнить, что нн одна из отдельно взятых мозговых структур не создает психических функций. Психика — это продукт деятельности всего мозга, результат слаженной, согласованной работы всех мозговых структур, а не только тех, которые подвергаются воздействию раздражителей. По-видимому, при раздражении тех или иных мозговых образований мы включаемся в сложные целостные мозговые системы, ответственные за определенные целостные поведенческие реакции, которые имеют определенную «архитектуру» и организованы всегда по принципу функциональной системы [29— 36].
Исходя из этого фундаментального положения концепций П. К. Анохина можно высказать предположение о существовании еще особого рода общих свойств — общих свойств нервной системы второго порядка, а именно свойств, в которых отражаются наиболее существенные нейрофизиологические особенности мозга при реализации уже не всей функциональной системы, а ее отдельных основных ключевых этапов: афферентного синтеза, принятия решения, акцептора действия и т. д.
Изучение общих свойств нервной системы второго порядка может привести к необходимости введения принципиально новой терминологии свойств: например, «широта афферентного синтеза», «способность к мобилизации афферентного синтеза», «скорость принятия решения», «устойчивость акцептора действия», «чувствительность к обратной связи» и т. д.
В настоящее время можно говорить только в теоретическом плане о разработке общих свойств нервной системы второго порядка. Современная нейрофизиология располагает довольно небольшим набором конкретных показателей, в которых, по-видимому, отражается деятельность отдельных ключевых этапов функциональной системы. Например, £-волна может быть гипотетически связана с деятельностью блока акцептора действия, первичный положительный компонент вызванного потенциала с блоком афферентного синтеза, а негативный компонент вызванною потенциала с деятельностью блока принятия решения [305, 307]. Естествен
95
но, что первоочередной задачей в исследовании общих свойств нервной системы человека является изучение общемозгового нейрофизиологического обеспечения не отдельных ключевых блоков функциональной системы (хотя это важная и перспективная линия исследования), а функциональной системы в целом.
Таковы теоретические представления, которые легли в основу наших многолетних систематических экспериментальных исследований общих свойств нервной системы как важнейших компонентов нейродинамической конституции человека. В настоящей работе мы употребляем выражение «общемозговые свойства нервной системы» с целью подчеркнуть системный характер данных свойств, так как в нашем исследовании это понятие эквивалентно понятию общих свойств нервной системы.
Свое внимание мы сосредоточили на поиске таких методов изучения свойств нервной системы, которые дают возможность получить объективные показатели, оценивающие общие (интегральные) характеристики работы мозга. Мы полагаем, что поиск таких устойчивых интегральных параметров деятельности мозга является первоочередной задачей в исследовании общих свойств нервной системы. Интегральные параметры сами по себе еще не являются общими свойствами нервной системы, это лишь их возможные индикаторы. Окончательное отнесение интегрального параметра к тому или иному свойству нервной системы (силе, лабильности и т. д.) будет возможно только в результате сопоставления его с референтными общими психодинамическими параметрами (выносливостью, скоростью, склонностью к разнообразию и т. д.).
В своей работе мы опирались в основном на электрофизиологические методы, которые, по мнению многих исследователей, дают наиболее полную информацию о работе мозга [81, 181].
В результате многолетних исследований нами было выявлено существование по меньшей мере семи интегральных характеристик биоэлектрической активности мозга. Две из иих — «стохастичность нейронных сетей» и «баланс синаптических процессов» — были получены с помощью метода вызванных потенциалов (ВП) (подробно мы остановимся лишь на первой интегральной характеристике). 4ciwpf других — уровень простран
96
ственно-временной сопряженности, энергия медленных ритмов, частота медленных ритмов и энергия бета-2 фоновой ЭЭГ активности —были получены с помощью метода ЭЭГ.
Чрезвычайно полезным методом в изучении общемозговых свойств нервной системы оказался также метод регистрации сверхмедленной активности мозга, с помощью которого удалось выявить пока лишь один общемозговой параметр — уровень выраженности 2—2,5 мни. ритма.
Сверхмедлениые колебания потенциалов (СМКП), как известно, отражают активность медленной управляющей системы мозга, функцией которой является обеспечение адекватного режима протекания психической деятельности в целом [9—17]. Именно сверхмедленный волновой процесс организует, по мнению Н. А. Аладжа-ловой, программу для взаимодействия элементов быстродействующей системы, что позволяет рассматривать СМКП как феномен интегративной деятельности мозга, как показатель системных процессов.
Перейдем теперь к более подробному анализу общемозговых характеристик биоэлектрической активности, которые мы рассматриваем гипотетически в качестве индикаторов общих свойств нервной системы.
4.4. Стохастичность нейронных сетей мозга
Основная задача в исследовании общих свойств нервной системы методом вызванных потенциалов, как, впрочем, и с помощью других методов, состояла, как отмечалось выше, в поиске таких нейрофизиологических характеристик, в которых отражается деятельность всего мозга, всей нервной системы независимо от модальности поступающей сенсорной информации.
Детальный анализ природы (генеза) и структуры вызванного потенциала выхолит за рамки настоящей работы (более подробно с этим можно ознакомиться в специальных ис :едованиях [109, 303, 375, 517, 524]).
Отметим, что вызванный потенциал, регистрируемый с поверхности головы человека, представляет cvmmv колебаний, возникающих в относительно строгой временной связи с моментом нанесения стимула в структурах, связанных с зоной регистрации, и близлежащих отделах
I В М Рхч . 7ОВ
!»7
мозга. Попытки придать отдельным компонентам вызванного потенциала (первичным, вторичным и т д.) сколько-нибудь четкое морфофункциональное содержание, оказались фактически безуспешными [239].
В настоящее время признается, что любой компонент вызванного потенциала может быть обусловлен как специфическими, так и иеспецифическими влияниями. Тем не менее, несмотря на неясность многих аспектов происхождения вызванных потенциалов, положение о том, что в них отражается сложнейшая динамика уровней возбудимости и активации, остается бесспорным [109,303, 375,517,524].
Метод вызванных потенциалов используется для определения нейрофизиологических коррелятов всевозможных психических процессов и качеств, например восприятия, памяти [458], интеллектуальных способностей [352, 527]. Однако особенно широко метод вызванных потенциалов применяется для изучения сложных, модально-неспецнфических нервных процессов, связанных с такими состояниями, как ожидание и неопределенность [557], готовность и бдительность, уровень внимания и напряжение, связанное с деятельностью [371, 434, 446, 453], т. е. теми психодинамическими аспектами индивидуального поведения, которые можно гипотетически рассматривать в качестве психологических проявлений обших свойств нервной системы человека.
Отметим, что исследования на близнецах показывают, что вызванные потенциалы отражают устойчивые, генетически обусловленные особенности возбудимости нервной системы [160, 310, 384].
Исходя из вышеизложенного, естественно, предположить, что регистрируемые вызванные потенциалы, по-видимому, могут дать чрезвычайно ценную информацию для решения вопроса об общих свойствах нервной системы.
В наших первых работах по проблеме общих свойств [243—245] мы ограничились только поиском надмодаль-иых характеристик в структуре ВП, т. е. таких особенностей ВП, в которых, благодаря функционированию общемозговых механизмов, выступала бы их межмодальная общность. В первом эксперименте участвовали 12 испытуемых — студенты московских вузов.
98
Методика. Запись ЭЭГ, из которой извлекались ВП, производилась моиополярно с помощью четырехканального электроэнцефалографа «4-ЭЭГ* в положении фильтра «5» (полоса пропускания от 2 до 30 Гц). Активный электрод помещался на левой стороне лобных отделов в точке Fs (согласно системе 10—20). При выборе лобного отведения мы исходили из литературных данных о тесной связи данного отдела мозга с иеспеци-фическими механизмами активации [298], которые, как мы предположили, и могут выступать в качестве общемозговых физиологических факторов.
Индифферентный электрод помещался на мочку контралатерального (правого) уха.
Использовали раздражители двух модальностей — световой и звуковой. Световые (вспышки) и звуковые (щелчки) раздражители длительностью 2 мс подавали с помощью фотостимулятора ФД-1 мастерских Института им. В. М. Бехтерева, модифицированного и для получения щелчков. Интенсивность звуковых щелчков 102 дБ (над уровнем 0,0002 бара). Яркость световых раздражителей у глаз испытуемого составляла 40 лк. Сенсорные раздражители были уравнены по физической энергии, которая в обоих случаях составляла (0,0004 эрг/с). Вспышки лампы стимулятора были бесшумными.
Вызванные потенциалы регистрировали на фотопленку с помощью специального усредняющего прибора «Мнемограф-1» фирмы «Альвар» (Франция).
Синхронный запуск сенсорных раздражителей и луча «Мнемографа-1» с разверткой 500 мс производился по программе с помощью фотосчитывающего устройства (ФСУ-1). Как световые, так и звуковые стимулы подавались ритмично, с интервалом 1000 мс. Вызванный потенциал получали путем усреднения из 25 предъявлений раздражителя.
Известно, что при регистрации вызванных потенциалов количество накоплений (усреднений) играет существенную роль. Усреднение имеет положительную сторону: оно позволяет выделить сигналы (невидимые или ччп	В запнси ЭЭГ) из шумов (спонтанной
cWl). Однако оно имеет и отрицательную сторону, заключающуюся в том, что при каждом предъявлении раздражителя форма вызванного потенциала в силу его
99
вариабельности несколько меняется и происходит как бы его стирание. В данном эксперименте мы решили взять небольшое число усреднения 25, чтобы получить больше «срезов» индивидуальных вызванных потенциалов.
Интервалы между группами из 25 раздражителей, необходимых для записи одного усредненного вызванно-io потенциала, варьировали от 1 до 3 мин. Каждому испытуемому предъявляли 750 световых и 750 звуковых раздражителей и соответственно регистрировали 30 усредненных вызванных потенциалов на свет и 30 — на звук. Каждый опыт длился 40—60 мин. Вначале у испытуемых регистрировали вызванные потенциалы на световые вспышки, а через несколько дней — на звуковые раздражители. Во время опытов глаза испытуемых были открыты. (Для учета артефактов, возникающих при мигании, регистрировалась окулограмма. Для анализа взяты только ВП, не содержащие артефакты.) Перед каждым опытом испытуемые получали следующую инструкцию: «Сидеть спокойно, максимально расслабившись. Глаза открыты». Мы полагаем, что, хотя мы и не давали испытуемым никакой специальной задачи, а предлагали просто сидеть спокойно, мы и в этих условиях регистрировали целостную, интегративную мозговую деятельность, поскольку «простое сидение с открытыми глазами» также представляет целостную поведенческую реакцию, организованную по принципу функциональной системы.
Результаты эксперимента. Вызванные потенциалы со лба представляют собой многофазное колебание, сильно варьирующее от испытуемого к испытуемому ие только по количеству фаз (от 2 до 6), но и по их последовательности, полярности, конфигурации, а также по латентным периодам и амплитудам. В данной части исследования мы поставили своей целью не выделение устойчивых компонентов ВП, а описание всей совокупности колебаний ВП для характеристики их вариабельности.
В табл. 8 представлены параметры колебаний лишь первых из 30 усредненных вызванных потенциалов на световые и звуковые раздражители.
Их анализ, а также анализ параметров колебаний остальных 29 усредненных вызванных ответов у каж-
Примечание. 1-6 — колебания ВП.
дого испытуемого показывает, что сопоставить ВП с лобного отведения у разных испытуемых чрезвычайно трудно. Практически невозможно определить, является ли, например, у испытуемого II. С. первое колебание вызванного потенциала на свет (латентный период которого равен 140 мс) истинно первым или же вторым колебаинем, как у испытуемого А. П. (латентный период 130 мс), нли даже третьим, как у испытуемого Е. Ж. (латентный период 140 мс). Подобных примеров можно привести много. Поэтому, по-видимому, не случайно, что из-за чрезвычайно большой межиндивидуальной вариабельности попытки создания общих (групповых) классификационных схем вызванных потенциалов пока не нашли широкого применения.
Отсутствие общепринятых схем классификации обусловлено также и рядом других причин. Используются различные способы записи (монополярная или биполярная), различные отведения, различные средства усреднения и т. д., и поэтому не удивительно, что почти каждый исследователь, имеющий дело с изучением ВП, предлагает свою схему классификации.
Схема классификации строится, как правило, исходя из большого числа наблюдений, т. е. большого числа испытуемых. Созданная статистическим путем «идеальная» (групповая) модель ВП имеет неизбежно существенные недостатки, хотя бы потому, что сама модель строится исходя из предположения об относительно постоянной конфигурации ответов испытуемых при многократном предъявлении раздражителей. Литературные и наши собственные данные свидетельствуют о том, что создание некоторого «обобщенного» (группового) ВП (стандарта) является, по-видимому, довольно формальным приемом, не имеющим большой информативной ценности именно в силу значительной вариабельности вызванного ответа.
Однако создание суммарного ВП для каждого испытуемого в отдельности следует признать вполне закономерным приемом, хотя и здесь мы сталкиваемся с одним и тем же недостатком, присущим самому методу: вариабельность (разброс) каждого одиночного ВП остается вне сферы анализа [355—357].
В табл. 9 в качестве иллюстрации приводятся значения латентных периодов н аплитуд основных колеба-
102
Таблица 9
Латентные периоды и амплитуды основных колебаний суммарных ВП на 750 световых и 750 звуковых раздражителей
Ss
	Латентный период	мс	Амплитуда, мкВ
			
	12	3	4	12	3	4
Г. А. Свет Звук П. П. Свет Звук
40	100
145	270
60	150
70	125
210	325
385	—
275	—
280	—
—2,5 4-3,0 4-16,8 —3,8 4-5,5—12,5 4-4,8—11,8
—5,6 4-1,5
4-1,0 —
4-3,0 —
4-2,0 —
Примечание. 1—4—колебания ВП.
ннй для суммарных вызванных ответов на свет и на звук у двух испытуемых — Г. А. и П. П. Эта таблица дает убедительные количественные свидетельства существования межиндивидуальных различий по структуре колебаний ВП, хотя она и ничего не говорит о характере и величине этих различий.
Полученные данные хорошо согласуются с результатами других исследователей, например Уолтера Грэя [286], который утверждает, что ВП лобного отведения на раздражители разной модальности имеют свою характерную «специфичность н индивидуальность», т. е. отличаются как по латентным периодам, так и по амплитудам и конфигурации. На этом основании Уолтер предполагает, что сенсорная импульсация каждой модальности поднимается к верхним слоям лобной коры по самостоятельным проекционным путям. Особенно наглядно эти различия выступают при суперпозиции всех 30 В П каждой модальности у каждого отдельного испытуемого.
На рис. 4 и 5 представлены все 30 ВП на световые и звуковые раздражители, из которых были получены суммарные ВП у испытуемых П. П. и Г. А. Из этих рисунков видно, что зрительные ВП отличаются от слуховых как по латентным периодам, так и по амплиту-го Г А (рис^)™ отчетлИЕ0 наблюдается у испытуемо-
Т° ®РЕМЯ легко заметить, что сама величина Р роса («трубка» вариабельности) является, по-види-
103
Рис. 4. Суперпозиция 30 вызванных потенциалов Ш ^Bl	__ (ВП), полученных у ис-
fc.	Л а	/ пытУемого П- П- на све'
•, яЯ	товую (с) и звуковую
V
10 мкВ
10и мс
6
1st
^10 мкВ
*100 Mt
мому, устойчивым индивидуальным признаком. Так, для испытуемого П. П. (рис. 4, а и б) каждый последующий вызванный потенциал фактически совпадает с предыдущим (один вызванный потенциал как бы накладывается на другой), в то время как у испытуемого Г. А. (рис. 5, а и б) наблюдается значительный разброс вызванных потенциалов (последние сильно варьируют по латентным периодам, амплитудам, количеству фаз, полярности и конфигурации), т. е. для испытуемого П. П. характерна более низкая вариабельность (более узкая «трубка») ВП, в то время как для испытуемого Г. А. вариабельность является более выраженной. На основании анализа всех суперпозированных ВП для каждого испытуемого мы предположили, не является ли сама вариабельность ВП, а именно величина «трубки» вариабельности, той самой искомой характеристикой
104
Рис 5 Суперпозиция 30 вызванных потенциалов (ВП), полученных у испытуемого Г. А. иа световую (а) и звуковую (б) стимуляцию
1 10 мкВ
f г
100 мс
st
10 мкВ
100 мс
ВП, в которой и отражается межмодальная общность, а через нее и общемозговые механизмы?
Для выяснения величины внутрииндивидуальной вариабельности ВП с целью количественного межмодального сопоставления мы использовали корреляционный и факторный анализы. Для вычисления корреляций ВП были представлены с помощью специально изготовленной лииейки в виде рядов чисел ординат, отражающих одновременно как качественные, так и количественные параметры вызванных ответов Каждый ВП описывался 25 числами, характеризующими его амплитуды с интервалами 20 мс. Для каждого испытуемого было соответственно получено 30 рядов чисел, характеризующих 30 вызванных потенциалов иа свет, и 30 рядов — для 30 вызванных потенциалов на звук.
105
Коэффициенты корреляции вычисляли между всеми ВП для каждого испытуемого и для каждой модальности в отдельности, т. е. между ординатами первого ВП и ординатами всех остальных, второго ВП и всех остальных, третьего н всех остальных, и т. д. Таким образом, для каждого испытуемого получали одну матрицу интеркорреляций ВП на свет и одну матрицу интеркорреляций ВП на звук. Всего было получено для всех 12 испытуемых 24 матрицы ЗО-го порядка.
Естественно предположить, что чем выше коэффициенты корреляции, тем более похожи ВП между собой н тем меньше выражена вариабельность ВП, и наоборот, чем ниже коэффициенты корреляции, тем менее похожи ВП и соответственно тем значительнее вариабельность. Следовательно, уже матрицы интеркорреляций дают возможность проследить степень вариабельности ВП.
Так, у испытуемого П. П. все коэффициенты интеркорреляций ВП на свет и значительное большинство коэффициентов корреляций ВП на звук (414 нз 435) имеют по крайней мере 95%-иый уровень значимости, в то время как у испытуемого Г. А. довольно большое число коэффициентов интеркорреляций ВП как на свет, так и на звук не достигают 95%-ного уровня значимости.
Анализ матриц интер кор реляций дает основание предположить, что у этих испытуемых в основе вариабельности ВП лежит разное количество факторов. Можно думать, что у испытуемого П. П., у которого коэффициенты интеркорреляций ВП, например на свет, имеют высокие абсолютные значения и образуют как бы единый взаимосвязанный комплекс корреляций, вариабельность ВП обусловлена, по-видимому, действием одного общего нейрофизиологического фактора, в то время как у испытуемого Г. А. с его пестрой картиной интер-корреляций можно предполагать существование нескольких нейрофизиологических факторов, обусловливающих вариабельность ВП.
Для вычисления количества факторов, определяющих вариабельность ВП был применен факторный анализ (центроидиый метод Тэрстона). Ввиду того что объем памяти имевшейся тогда в нашем распоряжении ЭВМ «Наири-1» позволял факторизовать матрицы не более чем 27-го порядка, корреляции последних трех
106
Таблица 10
Факторизация интеркорреляционных связей ВП на свет н звук у испытуемого П. П.
W ВП	Свет		Звук	
	!•	II	1*	II
1	77	—31	47	—26
2	94	—27	46	-38
3	83	23	70	—20
4	97	2	91	17
5	91	15	92	20
6	84	—36	87	31
7	92	8	89	15
8	94	24	92	27
9	96	19	89	24
10	86	27	83	28
11	93	10	95	10
12	97	23	86	—24
13	86	—4	84	42
14	98	8	91	25
15	96	13	86		4
16	90	— 10	87	—11
17	94	2]	84	8
18	91	7	87	—18
19	96		5	83	—23
20	95	7	77	—33
21	90	—10	83	7
22	91	10	72	—9
23	96	—19	83	—35
24	96	11	87	—15
25	96	—19	92	9
26	98	3	68	35
27	91 Примечание. Нули и запятые * значимый фактор.		опущены.	74	29
ВП (т. е. 28, 29 и 30-го) были исключены из факторной обработки.
нм ^ажД°й корреляционной матрицы были извлече-ияпягт вачимые факторы (значимость фактора опреде-ных осей ”ИЮ фРахтеРа [179]. Вращение фактор-посколькх/ нягС3°тЩеМ ЭКспеРименте не производилось, зняиимктх А ”НТереСОвала не стРУкгУра извлеченных как	°Р°В> а лишь количество их, которое,
но, после вращения остается неизменным.
107
Таблица 11
Факторизация интеркорреляционных связей ВП на свет и звук у испытуемого Г. А.
К ВП	Факторы							
	Свет				Звук			
	I*	II*	III*	IV	I’	II*	III*	IV
1	68	48	40	32	61	—55	44	16 2	69	48	29	29	56	—58	-17	10 3	71	27	—36	37	62	—53	5	33 4	73	37	35	35	67	-34	—12	-37 5	51	53	56	57	80	38	18	—27 6	88	30	32	33	54	18	15	29 7	82	40	—6	6	06	60	25	5 8	85	25	34	35	80	-25	-60	6 9	97	]1	16	17	72	—17	20	30 Ю	84	27	38	38	52	18	-53	31 И	72	—21	12	13	41	—60	—24	5 12	59	—23	42	46	65	-29	—43	24 13	30	9	—63	53	39	—69	38	—15 14	75	—41	42	43	48	34	—64	6 15	34	21	—74	74	66	5	—29	44 16	57	—26	2б	26	69	42	—15	-16 17	72	—23	23	24	59	31	33	-28 18	54 -	37	—46	46	92	30	—11	—13 19	72	—52	-27	27	71	39	44	—15 20	72	-57	-34	34	65	—7	—66	—23 21	49	—77	-24	24	79	52	14	-10 22	60	—73	—20	20	61	60	42	—7 23	—61	27	—21	20	44	—37	17	-18 24	83	36	—19	19	66	—56	—4	5 25	8	34	—29	29	91	34	15	3 26	92	10	20	21	77	50	12	19 27	53	44	—48	48	74	57	11	17 Примечание. Нули и запятые опущены. * — значимый фактор.								
Для иллюстрации приведем результаты факторного анализа матриц интеркорреляций ВП у тех же испытуемых Г. А. и П. П. Из табл. 10 видно, что у испытуемого П. П. все значимые факторы веса ВП как на свет, так и на звук вошли в одни только первый фактор. Следовательно, вариабельность всех 27 взятых для факторной обработки вызванных потенциалов у данного испытуемого зависит от одного значимого фактора.
108
Таблица 12
Количество значимых факторов в матрицах иитеркорреляций вызванных потенциалов на свет и на звук для каждого испытуемого отдельно
Груш|Я	ИС||Ыа^*««*	Количество факторов	
		свет	ЗВ1
I	н. С.	1	1
	Ф А.	1	1
	В А	1	1
	П. П	1	1
	А. П.	1	1
11	И с.	1	2
	П. Ф.	2	2
	Ф и.	2	2
	н. н.	2	2
	Е. Ж.	2	2
111	Л Я-	2	3
	Г л	3	3
В отличие от этого у испытуемого Г. А. (см. табл. 11) выделено 3 значимых фактора, обусловливающих вариабельность вызванных потенциалов на свет, и 3 значимых фактора, обусловливающих вариабельность вызванных потенциалов на звук.
Обозрение результатов факторного анализа, выполненного для всех наших испытуемых, показывает, что юиабглыюсть ВП у разных лиц обусловлена разным количеством шачимых факторов.
По данным факторизации испытуемых нашей выборки можно распределить на три группы (табл. 12).
В первую группу вошли пять человек. Вариабельность вызванных потенциалов у них как на свет, так и на .вук обусловлена действием только одного значимого фактора.
Ко второй группе были отнесены другие пять чело-irtK. 1 которых вариабельность вызванных потенциалов как на свет, так и на звук зависит от двух значимых факторов. В эту же группу включен испытуемый И. С., у которого вариаб шность вызванных ответов на вук обусловлена двумя факторами, а на свет — ОДНИМ.
109
Третью группу составили два испытуемых, у которых вариабельность ВП на звук обусловлена тремя значимыми факторами, а вариабельность на свет — либо двумя (испытуемый Л. Я.), либо тремя факторами (испытуемый Г. А.). Таким образом, количество факторов, обусловливающих вариабельность вызванных потенциалов на свет и на звук, почти у каждого индивида одинаково. Это дало нам основание для вывода о том, что вариабельность вызванных ответов с лобных отделов коры, определяемая через количество обусловливающих ее факторов, по-видимому, мало зависит от модальности стимула и определяется не сенсорными характеристиками раздражителя, а скорее внутренними особенностями организации мозговых систем, участвующих в обработке поступающих сигналов. Полученные данные хорошо согласуются с исследованиями других авторов, показавших, что вариабельность ВП (в частности, на слуховую стимуляцию) является важнейшей индивидуальной характеристикой испытуемого [348— 350, 373, 383, 460, 576, 586]. Мы предположили, что в качестве возможных источников вариабельности ВП могут выступать прежде всего активационные влияния неспецифических систем мозга. Важность активационных влияний на деятельность мозга показана во многих исследованиях [298, 378—380, 494].
Мы полагаем, что выявленное в данном исследовании разное количество источников (факторов) вариативности ВП у разных испытуемых, по-видимому, отражает множественный характер организации активационных систем мозга, что согласуется с новейшими нейрофизиологическими представлениями об активации.
В настоящее время само понятие активации претерпевает существенные изменения. В работах П. X. Ви-нейблза [564] и А. Руттенберга [531] показано, что понятие активации как некоторого глобального (унитарного) фактора ие соответствует многочисленным фактам, получаемым различными исследователями. Исходя из литературных и собственных данных, А. Рут-тенберг [530, 531] выдвигает гипотезу о существовании двух относительно независимых систем активации, каждая из которых имеет свой самостоятельный морфологический субстрат. Одна система активации, по мнению А Руттенберга, связана с деятельностью ретику-
110
ляриой формации, другая —с деятельностью лимбических структур. Влияние обеих активационных систем на корковом уровне визуально трудно разделимо в силу того, что действие обеих систем результатирует в одном и том же эффекте, а именно в реакциях десинхронизации. Однако на уровне гиппокампа эффекты этих активационных систем различны. Влияние со стороны ретикулярной формации приводит к десинхронизации, в то время как влияние лимбической активационной системы — к синхронизации ритмов гиппокампа.
Ссылаясь на исследование Р. Лейси, Р. X. Винейблз [564] также показывает множественный характер активации и полагает, что существует не менее трех источников активации. На сложный характер активационных влияний неоднократно указывал и П. К. Анохин' [29—31]. Полученные нами данные подтверждают представление о многомерной природе активации. Мы склонны думать, что факторы, извлеченные из матриц интеркорреляций ВП, могут быть идентифицированы как различные системы активации, выраженные у разных испытуемых в разной степени.
Так, у испытуемых 1 группы, у которых вариабельность ВП вызвана влиянием одного фактора, преобладает, по-видимому, один вид активации, в то время как другие виды активации у данной группы индивидуумов выражены, вероятно, в меньшей степени и не оказывают существенного влияния на вариабельность ВП.
У испытуемых II и Ш групп, у которых вариабельность вызванных потенциалов была обусловлена влиянием двух или трех факторов, хорошо выражены соответственно два и три вида активации.
Активационные системы играют, по-видимому, различную роль в вариабельности ВП. Например активационная система, представленная первым фактором, оказывает значительно большее влияние по сравнению с другими активационными системами, представленными двумя и тремя факторами, на вариабельность ВП, поскольку первый фактор охватывает значительное большинство вызванных ответов как на световую, так и на звуковую модальность у всех испытуемых. Поэтому вполне возможно, что самая мощная активационная система, представленная первым «общим» фактором, связана с деятельностью ретикулярной формации. Дан-.
111
ная активационная система является, по-виднмому, до. минирующей по отношению к другим активационным системам.
О том, что выделенные в настоящей работе факторы могут быть отождествлены с различными видами неспе-' цифнческой активации, свидетельствует и то, что количество факторов не зависит от модальности сенсорного стимула. Физиологический смысл деятельности активационных систем (факторов) заключается в гом, что они постоянно оказывают тоническое влияние на уровень возбудимости констелляции нейронов, вовлекаемых г генерацию ВП (под констелляцией нейронов мы подразумеваем такую популяцию нейронов из самых различных систем и структур, включая проводящие подкорке-. вые и корковые пути, которые функционально взаимосвязаны) .
Можно допустить, что для каждого испытуемого существует, по-видимому, своя (типичная для него) нейронная констелляция, ответственная за 1енерацию ВП с характерной для нее пространствснно-временнбй структурой возбуждения. Данная констелляция нейронов находится под постоянным тоническим влиянием различных активационных систем, выраженных, как указывалось выше, у разных испытуемых в разной степени. Тонические влияния активационных систем и являются, по-видимому, источником вариабельности возбудимости нейронов, входящих в констелляцию, ответственную за генерацию вызванных потенциалов. Отсюда естественно предполагать, что чем больше вариабельность возбудимости нейронов констелляции, зависящих от количества активационных влияний, тем соответственно и более выражена вариабельность вызванных потенциалов. Как известно [43], передача возбуждения внутри нейронной констелляции всегда носит стохастический характер, поэтому ответы, возникающие под влиянием периодически повторяющихся одинаковых стимулов, никогда не бывают абсолютно одинаковы. Сохраняется лишь большая или меньшая вероятность того, что цепочка возбудительных актов в ответ на внешний сенсорный стимул внутри нейронной констелляции будет повторяться.
Стохастическое поведение каждого нейрона в этой сложной констелляции создается, по-виднмому, неопре
112
ценностью синаптической передачи через множество участвующих в ней межнейронных соединений. Так как вариабельность ВП опр< делается, как показало проведенное исследование, не сенсорными Ларактеристиками стимулов, а преимущественно особенностями внутримо-говой организации, это послужило для нас основанием отнести гипотетически данную надмодальную характеристику в разряд возможных общих свойств нервной системы.
Данная надмодальная характеристика ВП была названа нами условно «стохастичностью нейронных сетей мозгах Мы предположили, что в основе вариабельности ВП лежит именно разная степень «жесткости» нейронных сетей. Отсюда следует, что у испытуемых, характеризующихся высокой вариабельностью ВП, т. е. наличием большою количества источников вариативности ВП двух или даже трех факторов — существует, по-ви-димому, менее жесткая связь между нейронами, принимающими участие в генерации ВП. Можно предположить, что у данных испытуемых нейроны, вовлеченные в генерацию ВП, обладают относительно большим числом степеней свободы [34], поэтому в ответ иа один и тот > с сенсорный стимул наблюдаются ВП совершенно разной конфигурации. У испытуемых, характеризующихся низкой вариабельностью ВП (наличием лишь одного источника вариативности, одного фактора) существует, по-видимому, более жесткая связь между нейронами, вовлеченными в генерацию ВП, т. е. нейроны данных испытуемых обладают, вероятно, относительно меньшим числом степеней свободы.
Таким образом, нами было высказано предположение, что в вариабельности ВП отражается фундаментальное свойство внутримозговой организации, а именно степень стохастичпостп нейронных сетей мозга.
Исходя из представлений П. К. Анохииа об интегративной деятельности нейрона и его степенях свободы [34], мы высказали предположение, что вариабельность ВП есть некоторая базальная характеристика мозга, отражающая общий уровень степеней свободы нейронов, вовлеченных в генерацию ВП.
Дальнейшие наши исследования и были направлены на экспериментальную проверку высказанного выше предположения [243—246].
113
Для доказательства того, что вариабельность являД ется действительно общемозговой характеристикой, необходимо было прежде всего: 1) расширить число зон регистрации ВП, 2) использовать другие виды модальЛ ности раздражателя и 3) использовать более совершенные математические методы для оценки степени вариабельности ВП. Представлялось также целесообразным проследить изменения вариабельности ВП в зависимости от функционального состояния испытуемого, в частности от уровня его внимания.
Конкретная задача нашего дальнейшего исследования заключалась в сравнительном изучении влияния трех факторов (представленных 7 подфакторамн): модальности стимула (слуховой и кожной), уровня внимания (фонового, условно названного нами нормальным, при подаче нейтральных стимулов и повышенного, вызываемого речевой инструкцией, по которой предъяв ляемые стимулы служили сигналами моторных реакций) и отведения (лобного, височного и теменного) на вариабельность ВП на разных этапах его генерации.
Для оценки вариабельности ВП нами был использован один из новейших статистических методов — метод распознавания образов — алгоритм таксономии.
В отличие от дискриминантного анализа [372], который позволяет отнести с определенной вероятностью еще неизвестный объект к тому или иному, заранее известному классу объектов (для чего проводится специальное предварительное «обучение» машины), таксономия является классификацией объектов без учителя, без предварительного обучения [317]. Алгоритм таксо* номии осуществляет классификацию объектов на классы (таксоны) без предварительной информации о количестве классов, их близости и т. д.
Следовательно, применение алгоритма таксономии с целью изучения природы сильно варьирующих электрофизиологических явлений имеет по сравнению с дискриминантным анализом существенное преимущество, заключающееся в том, что таксономия не требует образцов-стандартов ВП, без которых, как известно, дискриминантный анализ не может выполняться [372, 570].
Применение алгоритма таксономии, очевидно, окажет существенную помощь в решении вопроса о нейрофизио
114
логических механизмах, определяющих вариабельность структуры ВП. Алгоритм таксономии «способен» распознать ВП со сходной структурой, какую бы причудливую конфигурацию она ии имела, и объединить их в группы, таксоны, перебирая все возможные варианты сходства (от минимального до максимального) вызванных ответов, объединяемых в таксоны. Число таксонов может свидетельствовать о степени вариабельности ВП.
Анализируя выделенные таксоны ВП с точки зрения тех условий, при которых они были получены, т. е. на какую модальность стимула они были получены, в каком состоянии при этом находился испытуемый, с какой мозговой зоны производилась их регистрация и т. д., можно, по-видимому, получить информацию о том, какие из изучаемых факторов оказывают большее, а какие меньшее влияние иа вариабельность ВП.
Так как образование таксонов ВП строится на сходстве их структур (устойчивости рисунка), то исходя из этого можно, по-видимому, заключить, какие из изучаемых факторов определяют вариабельность (или стабильность) структур ВП в первую очередь, какие — во вторую, третью и т. д.
Действительно, если, например, окажется, что в некотором выделенном таксоне все ВП получены при предъявлении стимулов одной и той же модальности,< но прн различных уровнях внимания испытуемого и с различных участков мозга, то можно будет предположить, что устойчивость рисунков ВП, входящих в данный таксон, определяется за счет фактора модальности, другими словами, сходство структур ВП, устойчивость их рисунка обусловлены влиянием фактора модальности.
Рели же окажется, что ВП будут группироваться по признаку уровня внимания, независимо от зоны регистрации и модальности стимула, то у нас будут известные основания считать, что структура данных ВП, стабильность их рисунка обусловлены преимущественно фактором уровня внимания.
Если же окажется, что ВП, снятые с определенной мозговой зоны (допустим, лобной), образуют свой таксон, независимо от модальности стимуляции и от уровня внимания испытуемого, то можно будет предположить, что сходство, устойчивость рисунка данных ВП
115
обусловлены зоной регистрации. Наиболее типичной бу дет, по-видимому, такая ситуация, когда все изучаемые нами факторы (или некоторые из них), благодаря большой вариабельности структуры ВП, могут оказаться относительно равно представленными в одном и том ж' таксоне. Допустим, что в некотором таксоне объедшк ны десять ВП, однако пять ВП получены на слуховук стимуляцию, пять — на кожную, пять — при нормаль ном (фоновом) уровне, другие пять- при повышен ном уровне, три ВП — со лба, четыре- с виска и три с темени. В этом случае можно с большой уверенностью предполагать, что сходство структур ВП обусловлен действием какого-то общего фактора. Алгоритм таксе номни позволит, по-видимому, нс только сравнить «силу» влияния изучаемых факторов на вариабелыюстг структуры ВП в целом, но также проследить и влияние каждого из изучаемых факторов, взятых в отдельности, на вариабельность структур различных компонентов ВП. С этой же целью ВП можно разбить на несколько временных отрезков (компонентов) н рассматривать процесс таксонообразоваипя для каждою отрезка ВП в отдельности. Может оказаться, что один и гот же фактор по-разному определяет вариабельность структуры ВП на разных временных этапах его генерации. Согласно современным представлениям, структура ВП на всех этапах его генерации (т. с. структура и первичного, и вторичного ответов) обусловлена как специфическими, так и неспецнфическимн влияниями [239, 260] однако степень этих влияний, по мнению некоторых авторов, например А. М. Иваипцкою [109], различна: в первичных компонентах ВП отражаются преимущественно специфические влияния, в то время как в поздних компонентах ВП неспецифические влияния. В целом мы считаем вполне справедливым рассматривать ВП в известной мере как результирующий эффект сложного взаимодействия (синтеза) специфических и неспецифических влияний.
Таким образом, всестороннее изучение структуры ВП, а именно ее вариабельности с помощью метода распознавания образов и современной вычислительной техники, позволяющей представить структуру ВП в более подробном виде (до 50 мгновенных значений амплитуд и более вместо 5—6 при визуальном анализе), может
116
внести существенный вклад в понимание механизмов вариабельности за счет взаимодействия специфических и неспецифических влияний в генерации ВП.
Методика. Исследование было проведено иа 42 студентах в возрасте от 18 до 25 лет. Регистрация ЭЭГ, из которой производилось выделение вызванных потенциалов, осуществлялась на 4-х канальном элекгроэнцефалографе типа «4ЭЭГ-3» производства ВНИИМП с полосой пропускания от 2 до 30 Гц. Использовалась монопо-лярная запись ЭЭГ с лобиой (Г3), височной (Л) и теменной (Р3) (по системе 10X20) областей коры левого полушария. Зоны регистрации были выбраны не случайно. Лобная — как уже изучавшийся нейроанатоми-чсский субстрат, где впервые была обнаружена стоха-стичность нейронных сетей. Височная и теменная — в связи со спецификой стимуляции.
Индифферентной точкой служил объединенный электрод, помещенный иа мочку контралатерального уха. Межэлектродное сопротивление подбиралось примерно равным для всех трех отведений порядка 10 кОм. ВП получали путем усреднения 25 одиночных ВП с помощью специального усредняющего устройства «Миемо-граф-1» французской фирмы «Альвар». Усредненные ВП снимали с осциллоскопа (с разверткой луча 500 мс) данного усреднителя на фотопленку. Электронегативность ВП под активным электродом выражалась поднятием луча вверх.
В качестве раздражителей использовали звуковые щелчки и электрокожиые уколы длительностью 2 мс. Учитывая, что амплитудные параметры ВП зависят от интенсивности стимула, интенсивность раздражителей для каждою испытуемою подбиралась индивидуально.
В настоящем исследовании интенсивности как звуковых, так и элсктрокожных раздражителей были относительно уравнены в физиологическом отношении и составляли два порога, т. е. для каждого испытуемого звуковое давление щелчков превышало пороговое значение на 6 дБ, а величина электрокожных раздражителей удваивалась по сравнению с пороговым. С нашей точки зрения, данный методический прием позволяет в какой-то мере уравнять стимулы разных модальностей по энергетическому уровню и дает возможность проследить чисто модальный эффект стимуляции на устойчи
117
в ость структуры ВП. Не исключено, что электрокожная стимуляция могла вовлекать еще и эмоциональный фактор. Однако мы думаем, что влияние этого фактора в наших экспериментах весьма незначительно. Во-первых, во время определения электрокожного порога испытуе мые могли много раз убедиться в том, что данная стимуляция была довольно слабой, во-вторых, большинство испытуемых после опытов на вопрос о том, какая стимуляция была сильнее, отвечали в своем самоотчете, что разницы, по-видимому, нет. Лишь некоторые из них считали, что сильнее были электрокожные раздражители, хотя были и такие, которые утверждали, что сильнее были звуковые щелчки. Определение как слухового, так и электрокожного порога производилось по словесному отчету испытуемых. Среднее значение из последних трех замеров (из 10) принималось за порог.
Звуковые раздражители, поступающие от генератора импульсов Г5-7А, усиливались с помощью усилителя «КИНАП-904-2» и предъявлялись испытуемому через динамик, установленный справа на расстоянии 1 м от правого уха. Измерение звуковых интенсивностей производилось около правого уха с помощью шумомера фирмы «VEB Schwingungstechnik und Akustik» (ГДР).
Электрокожная стимуляция осуществлялась с помощью электростимулятора «.MSE-3R» японской фирмы «Nihon Kohden», снабженного специальной высокочастотной приставкой -— изолятором «MSE-JM», не вносящей помех в запись ЭЭГ. Фиксированные электроды, с помощью которых производилась электрокожная стимуляция, помещались над срединным нервом на запястье правой руки.
В течение опытов испытуемые находились в удобном кресле, в темной экранированной и относительно звукоизолированной камере.
Каждый эксперимент состоял из двух частей. В первой части предъявляемые стимулы были нейтральными. Уровень внимания испытуемых при регистрации данных ВП мы обозначили в контексте нашего исследования как нормальный, считая его исходным, фоновым. Во второй части экспериментов уровень внимания испытуемых был повышенным благодаря введению следующей инструкции: «Будьте внимательны. Как только услышите звуковой щелчок или почувствуете укол в правую
118
руку, нажмите как можно быстрее на ключ правой рукой'
Каждому испытуемому предъявляли вначале 450 звуковых щелчков, а затем 450 электрокожных раздражителей, разделенных на группы по 25 стимулов со случайным интервалом между группами 1—5 мин. Одна половина ВП регистрировалась при нормальном уровне внимания, другая — прн повышенном. Отведения чере-
довались в случайном порядке.
Таким образом, для каждого испытуемого было зарегистрировано на фотопленку 36 ВП:18 — на слуховую стимуляцию (С), 18 — на (электро)кожную (К); 18— при нормальном уровне внимания (Н), 18 -при повышенном уровне внимания (П); 12 — со лба (Л); 12 —с виска (В) и 12 —с темени (Т) в следующем порядке:
1-й —СНЛ 2-й—СНВ 3-й - СНТ 4-й —СНВ 5-Й - СНТ 6-й — СНЛ 7-й — СНТ 8-й — СНЛ 9-й - СНВ
10-й — СПЛ 11-й— СПВ
12-й - СПТ 13-й —СПВ
14-й — СПТ 15-й — СПЛ
16-й - СПТ 17-й — СПЛ
18-й —СПВ
19-й — КНЛ 20-й — КНВ 21-й — КНТ 22-й—КНВ 23-й — КНТ
24-й — КНЛ 25-й — КНТ 28-й — КНЛ 27-й — КНВ
28-й — КПЛ
29-й - КПВ
30-й — кпт
31-й — КПВ
32-й — КПТ
33-й - КПЛ
34-й -КПТ
35-й — КПЛ
36-й — КПВ
ВП, снятые иа фотопленку, преобразовывались с помощью специального устройства типа «Силуэт» в дискретный вид с интервалом дискретизации «9 мс. Для каждого ВП было получено 56 мгновенных значений амплитуд, однако по техническим причинам для анализа были взяты только 50 амплитуд от начала отсчета, составляющие соответственно «450 мс ВП.
Исходя из литературных данных относительно латентных периодов и длительностей первичных и вторичных ответов [219, 220, 260], мы разделили полученные нами ВП на два временных отрезка.
Как указывалось выше, в литературе не существует единого критерия для деления ВП на компоненты. По мнению, например, Э. М. Рутман [239], в настоящее время, пока ие существует надежных способов идентификации компонентов ВП, более целесообразно отбросить
119
Деление ВП на первичные и вторичные, а «регистрируемые компоненты ВП характеризовать лишь латентным периодом, полярностью, формой...» (239, с. 141).
В настоящем исследовании специфика применяемого метода математической обработки — распознавание образа — обязывала нас принять для всех ВП некоторую единую фиксированную временную шкалу для деления ВП на компоненты.
Условно выделенный нами ранний компонент ВП охватывал период 0—90 мс. так как, по литературным данным, первичный, или ранний, компонент заканчивается, как правило, через 80 —100 мс после подачи стимуляции [260, 355—357]. Поздний ответ составлял соответственно оставшуюся часть ВП -91—450 мс. Этот компонент мы сочлн целесообразным разделить еще на два подкомпонента - поздний a-компонент и поздний б-компонент — в связи с тем, что какая-то часть позднего ответа при таком достаточно большом времени регистрации ВП (450 мс) могла оказаться, во-первых, сенсорным последействием (а не ВП в собственном смысле слова), а во-вторых, при регистрации ВП в условиях повышенного внимания, когда требовалось выполнение моторной реакции, они могли испытывать влияние моторных потенциалов, возникающих под воздействием обратной кинэстетической импульсации [423]. Поздний а-компонепт охватывал период от 91 до 315 мс, поздний б-компонент— соответственно 316— 450 мс. Временные границы позднего б-компонента были выбраны исходя из того, что моторный потенциал в настоящем исследовании мог начаться, как правило, не ранее 315 мс, так как среднее время реакции испытуемых при данных экспериментальных условиях — слабая стимуляция, закрытые глаза — составляло в среднем 300 мс, а время, необходимое для достижения обратной мышечной импульсации корковых отделов, по литературным данным, составляет ие меяее 15 мс.
Таким образом, структура раннего компонента ВП была представлена десятью, структура поздиего а-ком-понента — 25, структура позднего б-компоиента—15, а структура целого ВП — соответственно 50 значениями мгновенных амплитуд.
Вся числовая информация (значения мгновенных амплитуд 36 ВП для всех 42 испытуемых, т. е. 75600
120
11Ифр) была занесена на перфокарты и подвергнута обработке в ВЦ АН СССР на ЭВМ «БЭСМ-6».
1 Метод обработки ВП. Для каждого испытуемого обработка производилась индивидуально. Выделение групп со сходной устойчивой структурой осуществлялось для каждого компонента ВП в отдельности и для всех трех компонентов вместе по специальной программе.
Для выделения групп компонентов ВП и целых ВП, обладающих сходными структурами (т. е. сходными устойчивыми рисунками, конфигурациями, отражающими характер взаимоотношения специфических и неспецифических влияний), из полученного нами для каждого испытуемого набора 36 ВП мы воспользовались вариантом алгоритма таксономии «Фирель-1», разработанным В. Н. Елкиной и Н. Г. Загоруйко [103] и усовершенствованным Р. Юнусовым [317].
Согласно алгоритму таксономии каждый компонент ВП и каждый целый ВП, обладающие 10, 25, 15 и 50 признаками (значениями мгновенных амплитуд),, рассматриваются в 10-, 25-, 15- и 50-мериом простраи-, ствах, вдоль осей которого откладываются численные значения амплитуд — ординат. Каждый компонент или соответственно целый ВП принимаются в этих пространствах за точку. Процедура таксономии, как указывалось выше, осуществляется без каких бы то ни было предварительных (априорных) сведений о характере распределения (т. е. плотностях и рассеянности) точек в этих пространствах. Вся операция таксономии строится лишь на предположении о том, что в даииых пространствах существуют некоторые скопления точек, соответствующие искомым группам компонентов ВП или группам целых ВП.
Предполагается, что чем более похожи (т. е. менее вариабельны) по структуре рассматриваемые компоненты ВП или целые ВП, тем ближе (т. е. плотнее) расположены в пространствах точки, соответствующие этим компонентам ВП или целым ВП.
Задача таксономии заключается в том, чтобы обнаружить в признаковом евклидовом пространстве скопления этих точек.
В настоящей работе в качестве решающей функции была использована гиперсфера с переменным радиусом R
121
Радиус гиперсферы рассматривается в качестве степени близости, сходства точек ВП в пределах выделенного скопления, т. е., другими словами, в качестве «трубки» вариабельности ВП. Задача таксономии решается последовательно, шагами, под которыми подразумевают использование геперсфер все уменьшающегося радиуса. Каждый новый шаг (т. е. гиперсфера меньшего радиуса) характеризует усиление требований к сходству объединяемых ВП.
На первом шаге (т. е. при применении гиперсферы максимального радиуса, /?тах), который находится самим алгоритмом таксономии, все компоненты н соответственно все 36 ВП объединяются в один таксон, т. е. в некую общую группу. При дальнейших шагах при использовании гиперсфер все уменьшающегося радиуса на определенную А/?, однако до определенного эмпирически задаваемого /?т1п (в настоящей работе равного 0,2 усл. ед.) из общего таксона выделяются ВП с наиболее нетипичной структурой в данной совокупности ВП. Затем общий таксон начинает дробиться, от него «откалываются» группы и группки, н так до тех пор, пока чуть ли не каждый ВП или соответственно его компонент не останется «одиноким» в своем инднвидуальном таксоне.
В настоящей части работы мы не рассматривали «мелкие» таксоны, содержащие по 1, 2 и 3 компонента или целых ВП, поскольку при столь малом числе трудно или даже невозможно (например, в случае наличия одного ВП в таксоне) оценить степень преобладания того или иного фактора в определении общности структур, лежащей в основе образования данных таксонов. В данном исследовании анализировались только те таксоны, которые объединяли в себе 4 компонента и более или соответственно целых ВП.
Для иллюстрации процесса распознавания ВП с устойчивой структурой с помощью алгоритма таксономии на разных уровнях сходства приведем результаты классификации поздних a-компонентов ВП и целых ВП на таксоны на двух уровнях сходства для двух испытуемых — О. К. и А. Б.
На рис. 6, а и б, представлены результаты таксономии для позднего а-компонента на 16-м и 17-м шагах для испытуемого О. К. Как видно из рис. 6. а, на 16-м
122
таге было выделено Два таксона, охватывающих 11 и 16 поздних a-компонентов. Остальные 9 поздних а-ком-понентов не попали ни в один нз таксонов. На 17-м шаге (рис. 6, б) было выделено также два таксона, объединяющих 5 и 10 поздних a-компонентов. На этом рисунке четко видно отличие структур поздних а-ком-понентов, вошедших в разные таксоны. Если в первом таксоне поздние а-компоненты имеют уплощенную форму, то во втором таксоне отчетливо просматриваются положительные н особенно отрицательные фазы. Сравнение рис. 6, а и 6, б показывает, что на 17-м шаге поздние а-компоненты, вошедшие в таксоны, более похожи между собой, чем на 16-м шаге.
На рис. 7, а и 7, б представлены результаты таксономии для целого ВП на 8-м и 12-м шагах для испытуемого А. Б. Как видно из этих рисунков, на 8-м шаге (рис. 7, а) было выделено три таксона, объединивших 8, 6 и 17 ВП, т. е. всего 31 ВП из 36. На 12-м шаге (рис. 7, б), т. е. при усилении требований к сходству структур ВП, выделяется уже только один таксон, содержащий в себе семь ВП. Остальные 29 ВП на данном шаге, т. е. данном уровне сходства, не образовали таксонов, в которые входили бы 4 ВП или более. На рис. 7, а и 7, б также отчетливо видно, что по мере увеличения количества шагов увеличивается н степень сходства ВП, образующих таксоны.
Очевидно, что число таксонов есть некоторая функция радиуса гиперсфер. Чем меньше шаг разбиения (т. е. А/?), тем соответственно подробнее будет выполнена таксономия. Однако при очень маленьком шаге (при очень маленьком А/?) таксономия будет однообразно повторяться и последовательные шаги не будут нести никакой новой информации.
Выбор оптимального шага — один из очень трудных моментов при решении задач с помощью алгоритма таксономии.
В настоящем исследовании оптимальный шаг был подобран эмпирически после многих предварительных попыток обработки ВП у нескольких испытуемых и составлял для всех компонентов ВП (и целых ВП) у всех испытуемых 1/20 Rmax. Поскольку для всех компонентов ВП (и целых ВП) и для всех испытуемых был взят единый #га1п (т. е. гиперсфера наименьшего радиуса
123
20 кнв .'Н'1	1 СНЛ _'М ।	п.	’«) чвв И1	1 СНЛ HI
21 кпт	1 снв	ш .	22 кнв	4 снв
Hi		V"V+	:НН	Hi
	.> СНТ	I 1 СПВ	27 кнв	9 СП В
HI	HI	и	КН	Hi
23 кнт	4 снн	12 епт	31 кпв	10 спл
И	КН	И"'	HI	н
27 кнв	6 СНЛ	14 епт	36 кпв	15 спл
н	.Ml		"Н4-	И
30 кпт Hi	д	1		7 спт Hi
31 кпв	Н СНЛ	16 И		17 спл
н	Hi	й		
32 кпт н		17 спл 441		6 СНЛ н
33 кпл		18 спв		12 спт
Н		Ki1		н
34 кпт м			1	18спв н1
36 кпв	а		б	
н				
Рис. 6. Таксономия позднего а-компонента у испытуемого О. К. а — на 16-м, б — на 17-м шаге: 1—И— таксоны

Рис
А. Б.
29 кпв
150 мс
Таксономия целого вызванного потенциала у испытуемого
о — на I. б — на 12-м ware: 1—111 — таксоны
была во всех случаях примерно одинаковой), то можно считать, что применение данного критерия для установления Ят1в (1,20 в каждом конкретном случае) обеспечивало нам примерно одинаковую степень под. робности (16—19 шагов) решения задач таксономии для всех компонентов (и целых ВП) у всех испытуемых. Мы не рассматривали вопрос о качестве таксоно<Л мин, т. е. вопрос о том, при какой гиперсфере классифи кациго следует считать нанлучшей н соответственно какое количество выделенных таксонов — оптимальным! Нас интересовали результаты всех классификаций, т. е общее количество таксонов, поскольку при этом мы получали наиболее полную информацию о вариабельно* | стн ВП.
Таким образом, мы анализировали все таксоны, полученные на всех уровнях сходства (от минимального до максимального).
Результаты исследования. На основании таксономического анализа было выявлено соотношение количества компонентов ВП н целых ВП, объединенных и необъединенных в таксоны, на всех уровнях сходства для всех 42 испытуемых, вместе взятых. Было установлено, что большинство компонентов ВП (и целых ВП), подвергшихся классификации, объединялись в те нлн иные таксоны. Ранние компоненты объединились в 1049 таксонов, что составило 90,8% всех анализируемых ранних компонентов, поздние а-компонепты -в 1123 таксона; поздние б-компоненты — в 1176 н целые ВП — в 1019 таксонов, охватывающие 80, 87,7 и 71,7% всех подвергшихся таксонами компонентов н целых ВП. Наибольшее количество ВП, не попавших в таксоны, наблюдалось у целых ВП (28,3%), затем у позднего а-компонента (20,0%), у позднего б-компонента (12,3%) и, наконец, у раннего компонента (9,2%). Наблюдаемые различия в соотношении количества компонентов ВП (и целых ВП), объединенных и необъединенных в таксоны, для различных компонентов (и целых ВП) рассматривались в разномерных пространствах: целый ВП — в 50-мерном, поздний а-компонент — в 25-мерном, поздний б-компонент — в 15-мерном и ранний компонент— в 10-мерном пространствах. Естественно, что при большей мерности пространства существует большая вероятность разброса точек в пространстве и соот
126
ветственно большая вероятность случайных точек (т. е. рП с необычной структурой).
В настоящем исследовании мы анализировали только те ВП, которые объединялись в таксоны, т. е. имели сходство для всех исследуемых компонентов ВП (или целых ВП) и для каждого испытуемого в отдельности. В результате анализа было выявлено, что количество таксонов значительно варьирует от испытуемого к испытуемому при таксономии всех исследуемых компонентов ВП. Мы полагаем, что для иллюстрации достаточно привести два примера. Так, у испытуемого А. Б. при таксономии раннего компонента было выделено 39 таксонов, а у испытуемого Щ. А. было выделено всего лишь 9 таксонов на всех уровнях сходства.
Каждый выделенный таксон (в общей сложности 4367) был проанализирован с точки зрения тех условий, при которых были получены ВП, попавшие в этот таксой, т. е. определялось, на какую стимуляцию (по модальности) — слуховую или кожную — были получены входящие в данный таксон ВП, какой прн этом у испытуемых был уровень внимания — нормальный илн повышенный — ис какой мозговой зоны производилась pei истрация данных ВП.
Анализ выделенных таксонов с их «содержательной» стороны показал, что значительное количество выделенных таксонов содержало в себе относительно равное число ВП, полученных и на звук, и иа электрокож-ную стимуляцию, снятых при нормальном и повышенном уровнях внимания, зарегистрированных с лобного, височного и теменного отведения. Такие таксоны мы назвали условно неспсцифнческимн, так как общность (сходство) структур ВП, попавших в данные таксоны, определялась, по-видимому, общемозговымн неспецифическими влияниями. Таксоны, которые содержали в себе ВП, полученные преимущественно только на одну из применявшихся модальностей либо при одном из уровней внимания, или же только с одного из отведений (или при сочетании двух из трех подфакторов), были названы специфическими, поскольку устойчивость структуры ВП определялась в этом случае действием данных факторов (или подфакторов). При анализе этих таксонов можно было предполагать, что сходство попавших в ннх ВП обусловлено именно теми специфическими факторами
127
(или подфактор а мн), которые были преимущественно представлены в ннх.
Анализируя соотношение неспсцифпческих и специфических таксонов, выделенных при таксономии все-исследуемых компонентов ВП (и целых ВП) для всех 42 испытуемых, вместе взятых, установлено, что примерно третья часть выделенных таксонов является неспецифической относительно подфакторов модальности, обусловливающих сходство вошедших в данные таксоны ВП. Так, для раннего компонента ВП было получено 343 общих таксона из общего числа выделенных 1049 таксонов, т. е. 32,7%; для позднего а-компонен-та —351 таксон из 1123 таксонов, т. е. 32,3%; для позднего б-компонента — 392 таксона из 1176, т. с. 33,3%; для целого ВП — 284 таксона, т. е. 27,9%. Остальные таксоны, т. е. 706 (67,3%), 772 (68,7%), 784 (66,7%) и 735 (72.1%), для раннего, позднего а-компонента, позднего б-компонента и целого ВП были связаны преимущественно с тем нли другим видом модальности стимуляции. Можно полагать, что ВП, вошедшие в эти таксоны, были получены преимущественно или на слуховую, или на кожную стимуляцию.
Несколько другая картина наблюдается при сопоставлении количества неспецнфнческих таксонов с количеством специфических, несущих информацию об уровне внимания испытуемого и отведения. Установлено, что количество неспецифических таксонов, не содержащих в себе информации относительно уровня внимания и особенно относительно отведения, явно преобладает над количеством таксонов, содержащих такую специфическую информацию. Так, при таксономии раннего компонента было получено 1012 общих таксонов из выделенных 1049, т. е. 96,5%; для позднего а-компоиеита — 962 из 1123, т. е. 85,8%; для позднего б-компоиента— 1001 таксон из 1176, т. е. 85,1%, и для целого ВП-908 из 1019, т. е. 89,1%.
Еще большее количество таксонов содержали ВП, зарегистрированные с лобного, височного и теменного отведения. Так, соотношение неспецифических и специфических таксонов при таксономии раннего компонента ВП по отношению к фактору отведения составляло 986 п 60, т. с. 94,3 и 5,7%, для позднего а-компонента -1023 и 100 (91,1% и 8,9%); для поздиего б-компопен-
128
та — 1102 и 74 (93,7% и 6,3%); для целою ВП 950 и 69 (93,2% и 6,8%).
Таким образом, обобщая результаты таксономии ВП, можно сделать вывод о том, что фактор модальности является наиболее сильным специфическим фактором по сравнению с фактором уровня внимания и отведения в определении устойчивости структуры ВП. Поскольку в основе таксообразования лежит общность структур ВП, то исходя из полученных данных можно считать, что структура ВП (т. е. стабильность рисунка ВП) на всех этапах его генерации определяется преимущественно влиянием со стороны фактора модальности.
Факторы уровня внимания и отведения в значительно меиьшей степени определяют устойчивость структуры ВП, причем взаимоотношение этих факторов складывается довольно по-разному на разных этапах генерации ВП. При генерации раннего компонента ВП преимущественную роль играет фактор отведения; это проявляется в том, что устойчивость структуры ранних компонентов в большей степени определяется фактором отведения, чем фактором уровня внимания. Одиако при генерации поздних а- и б-компонентов, а также целого ВП, влияние фактора уровня внимания в определении стабильности структуры ВП преобладает над влиянием фактора отведения.
Таким образом, изучение стабильности (вариабельности) структуры отдельных компонентов ВП, а также целого ВП с использованием алгоритма таксономии показало, что устойчивость структуры ВП детерминируется в значительной степени неспецифнческими влияниями, о чем свидетельствует большое число таксонов, содержащих в себе ВП, полученные как на звук, так и иа кожную стимуляцию, прн нормальном и повышенном уровне внимания, зарегистрированные как с лобного, так и с височного и теменного отведения. Такие таксоны были названы нами неспецифнческими. Что же лежит в основе образования этих таксонов? Каковы причины, обусловившие сходство структур ВП, полученных на разную модальность стимула, при разных уровнях внимания испытуемого, с разных отведений?
Можно предполагать, что сходство структур ВП, полученных при столь разных условиях, т. е. в случае образования неспецифических таксонов, объясняется су-
5 В. М. Русалов	129
шествованием каких-то общих, общемозговых факторов, I перекрывающих влияния частных, специфических фак торов — модальности стимула, уровня внимания и зоны регистрации, определяющих, в свою очередь, образова-1 ние специфических таксонов.
Проведенное исследование показало, что в основе вариабельности ВП лежат, по-видимому, два рода ней-1 рофизиологических механизмов. Первые связаны с деятельностью каких-то общих факторов, которые обусловливают устойчивость, сходство структур ВП, вошедших в неспецифическне таксоны. Механизмы второго рода связаны с деятельностью частных факторов, которые детерминируют устойчивость структур ВП, объединенных в специфические таксоны.
Возникает вопрос, какова возможная нейрофизиологическая природа выявленных общих и частных факторов, лежащих в основе вариабельности (стабильности) структуры ВП?
Прежде чем попытаться ответить на поставленный вопрос, рассмотрим взаимоотношения частных факторов (н подфакторов) мейкду собой, т. е. роль каждого из них в поддержании стабильности структуры ВП иа разных этапах его генерации.
Анализ содержания специфических таксонов показал, что устойчивость конфигурации всех компонентов ВП определяется преимущественно фактором модальности. Факторы уровня внимания и отведения в значительно меньшей степени определяют стабильность структуры ВП, причем иерархия этих факторов складывается по-разному на разных этапах генерации ВП. При генерации раннего компонента преимущество в поддержании стабильности выступает на стороне фактора отведения, а при генерации поздних компонентов — на стороне фактора уровня внимания
При анализе иерархии частных подфакторов внутри каждого из изучаемых факторов было установлено, что для фактора модальности стимула подфактор кожной модальности является доминирующим в определении стабильности структуры ВП, а именно его раннего компонента, позднего б-компонента и ц« того ВП, тогда как слуховая модальность лишь незначительно превалирует в определении устойчивости рисунка позднего а-компонента ВП.
130
Таким образом, специфика кожной модальности в цеЛ ( чаще отражается на структуре ВП, чем специфика слуховой модальности. Исходя из этих данных можно предположить, что кожная стимуляция чаще, чем слуховая, создает в структуре ВП определенный, постоянно повторяющийся рисунок (т. е. определенную комбинацию значений мгновенных амплитуд ВП), который и распознается алгоритмом таксономии. Другими сло-ljmh, ВП, полученные на кожную стимуляцию, своим рисунком, конфигурацией чаще бывают похожи между собой, т. е. более стабильны. Следовательно, структура этик ВП более устойчива (т. е. менее вариабельна) по сравнению со структурой ВП, полученных на слуховую стнм) .1ЯЦ1но. Структура последних соответственно менее стаиильна и более вариабельна.
Для фактора уровня внимания доминирующим подфактором в определении устойчивости структуры (т. е. стабильности рисунка) ВП является на всех этапах его генерации подфактор нормального уровня внимания. Таким образом, при нормальном уровне внимания структура ВП является более устойчивой, чем при повышенном уровне внимания.
Показано также, что наибольшее влияние на устойчивость структур ВП оказывает височное отведение по сравнению с другими отведениями, что проявляется при генерации по днего а-компопеита п целого ВП. Подфактор лобное отведение определяет в основном стабильность структуры раннего компонента ВП. Влияние этого подфактора на устойчивость рисунка других компонентов (поздних и целого ВП) оказывается наименьшим по сравнению с другими отведениями. Подфактор теменное отведение отражается преимущественно на устойчивости структуры позднего б-компопента.
Таким образом, структура поздних а-компонентов и целых ВП, зарегистрированных с виска, оказалась более стабильной (менее вариабельной), чем при регистрации их с теменного или лобного отведения. Также боле стабильной является структура позднего б-компо-нента ВП, зарегистрированного с теменного отведения.
Наименее стабильным являются ВП (за исключением ранних компонентов), зарегистрированные с лобной мозговой зоны. Данные с большей вариабельности ВП, зарегистрированного с лобного отведения, по сравнению
131
5*
с ВП с других областей мозга хорошо согласуются с результатами исследований других авторов [286]. Следовательно, ВП, полученные со лба, характеризуются наименьшей стабильностью своего структурного рисунка.
Основываясь на результатах, полученных в данном исследовании, мы пришли к заключению, что наиболее стабильную структуру ВП дает сочетание следующих подфакторов: для раннего компонента — кожная стимуляция, нормальный уровень внимания, лобное отведение; для позднег о а-компонента — слуховая стимуляция, нормальный уровень внимания, височное отведение; для позднего б-компонента — кожиая стимуляция, нормальный уровень внимания, теменное отведение, для целого ВП — кожная стимуляция, нормальный уровень внимания и височное отведение. И наоборот, наиболее вариабельную структуру ВП вызывает сочетание следующих изученных нами подфакторов: для раннего компонента — слуховая стимуляция, повышенный уровень внимания, височное, или теменное, отведение; для позднего а-компонента — кожная стимуляция, повышенный уровень внимания, лобное отведение; для позднего б-ком-понента — слуховая стимуляция, повышенный уровень внимания, лобное отведение; для целого ВП — слуховая стимуляция, повышенный уровень внимания н лобное отведение.
Вернемся теперь к поставленному выше вопросу о том, какова же возможная нейрофизиологическая природа общих и частных факторов, лежащих в основе стабильности (вариабельности) ВП?
Структура ВП представляет собой в известной мере результатирующий эффект сложного взаимодействия (синтеза) специфических и неспецифнческих влияний. Исходя из этого и основываясь на результатах, полученных в данном исследовании, мы предположили, что синтез специфических и неспецифнческих влияний, обусловливающих генерацию ВП, протекает по-разному под воздействием тех или иных факторов или подфакторов. Под влиянием фактора зоны регистрации этот синтез существенно видоизменяется лишь в одном из 15 случаев (примерно один из 15 ВП, точнее, 6,9%, несет на себе отпечаток определенного отведения), а под влиянием уровня внимания в одном из 10 случаев (примерно
132
ОДИН ИЗ 10 ВП, точнее, 10,9%) содержит в своей структуре определенный рисунок, отражающий уровень внимания. Однако другая картина наблюдается прн действии фактора модальности на синтез специфических и неспецифических влияний, участвующих в генерации ВП. Здесь протекание синтеза существенно меняется в двух из каждых трех случаев, поскольку примерно в 68 7% случаев ВП несут в себе отпечаток модальности стимуляции, иа которую они были получены.
Естественно, возникает вопрос, с какой составляющей (специфической или неспецифической) синтеза связан преимущественно тот или другой из изучаемых нами факторов? Очевидно, что прн смене подфакторов модальности (например, при смене слуховой стимуляции иа кожную) полностью меняется специфическая составляющая синтеза. Однако почему в этом случае не каждый ВП несет в своей структуре отпечаток модальности? Можно предположить, что модальность стимула актуализирует не только специфические, но и неспецифические механизмы активации, которые часто являются настолько сильными, что «стирают» (за счет вариабельности) специфические влияния, связанные с модальностью стимула.
Таким образом, исходя из полученных данных можно предположить, что слуховая модальность более тесно связана с механизмами неспсцифичсской активации при генерации раннего компонента, позднего б-компонента и целого ВП. При генерации же позднего а-компонеита более тесно связана с неспецифнческой активацией, по-видимому, кожная модальность.
Согласно многочисленным литературным данным, смена нормального уровня внимания повышенным сопровождается увеличением уровня неспецифической активации [260, 353, 374, 423, 475, 537, 574, 579]. Исходя из этого можно предположить, что при повышенном уровне внимания происходит увеличение неспецифической составляющей в синтезе специфических и неспецифнческих влияний, лежащих в основе поддержания устойчивости структуры ВП.
Как показало проведенное исследование, увеличение иеспецифической составляющей синтеза (за счет повышения уровня внимания) приводит к существенному изменению структуры всех компонентов ВП, а именно:
133
структура ВП стала более вариабельной, чем при нормальном уровне внимания: количество специфических таксонов, содержащих ВП, полученных при повышенном уровне внимания, стало меньше, чем количество таксонов, содержащих ВП, при нормальном уровне внимания.
Таким образом, именно увеличение неспецифической активации за счет повышения уровня внимания и приводит к увеличению вариабельности структуры ВП.
Результаты настоящего исследования также свидетельствуют о том, что взаимодействие специфических и неспецнфнческих влияний, участвующих в генерации ВП, протекает несколько по-разному в различных мозговых зонах. Наиболее «стабильно» синтез протекает в височной области при генерации позднего а-компонента и целого ВП, в теменной области — при генерации позднего б-компонента и в лобной области — при генерации раннего компонента.
Наиболее вариабельный процесс взаимодействия наблюдается в лобной коре (за исключением генерации раннего компонента ВП). Причины наибольшей вариабельности ВП, зарегистрированных со лба, следует, по-видимому, искать в особых связях лобиой коры с ле-специфнческнми системами мозга [298]. Можно думать, что высоковариабсльный процесс синтеза специфических и неспсцифических влияний, вовлекаемых в лобной коре в генерации ВП, объясняется относительным преобладанием в ием неспецифической составляющей ввиду существования особо тесных связей лобной коры с образованиями, обеспечивающими иеспецифическую активацию.
Обобщая результаты, полученные в данном исследовании, можно высказать предположение о том, что вариабельность ВП определяется за счет относительного преобладания неспецифической составляющей в синтезе специфических н неспецифичсскнх влияний, участвующих в генерации ВП. Основываясь на этом предположении, можно наметить ответ на поставленный выше вопрос о нейрофизиологической природе общих факторов, лежащих в основе образования неспецифических таксонов: общие факторы — это, по-видимому, такие особенности внутримозговой организации, которые тесно связаны с механизмами, обеспечивающими преоблада
134
ние неспецифической активации над специфической в генерации ВП.
Проведенное исследование еще раз показало, что вариабельность ВП действительно является общемозговой характеристикой человека, однако степень ее выраженности (ее абсолютное значение) может зависеть и от модальности поступающей сенсорной информации, и от отведения, т. е. мозгового субстрата, и от функционального состояния испытуемого, в частности от уровня внимания.
Следовательно, у нас имеются известные основания полагать, что стохаэтичность нейронных сетей мозга как одна нз возможных фундаментальных характеристик мозга определяется прежде всего преобладанием неспецифических (по-видимому, активационных) влияний над специфи чески мн.
Можно полагать, что иеспецифические активационные влияния являются, по-видимому, главным источником увеличения стохастического поведения нейронов в их сложной констелляции. Можно также думать, что именно неспецифическне активационные влияния увеличивают неопределенность синаптической передачи через множество участвующих в ней межнейронных соединений. В то же самое время специфические влияния (модальность, отведение) способствуют тому, чтобы цепочка возбудительных актов (паттерн возбуждения) в ответ именно на данный стимул, именно в данной мозговой структуре повторялся как можно с меньшей вариабельностью.
По мнению A. Ml. Иваницкого [109], межиндивидуальные различия в вариабельности ВП зависят прежде всего от устойчивых конституциональных особенностей восходящих систем, включая анатомические и функциональные характеристики, а также от особенностей регуляции проведения по восходящим системам.
О связи вариабельности ВП с особенностями организации (регуляции) нейронных сетей мозга убедительно свидетельствует и многочисленный клинический материал. В некоторых работах установлено, что повышение вариабельности ВП имеет определенную связь с нарушениями (распадом) мышления у больных, в частности у шизофреников [348, 350, 460]. К. Лифшиц [479], например, связывает увеличение вариабельности
13Ь
ВП у шизофреников с более высоким уровнем неопределенности у и их сенсорной информации.
Увеличение вариабельности ответов наблюдалось при шизофрении также в работе А. А. Кнрпиченко [120].
Исходя из нашего предположения о существовании межнндивидуального континуума стохастичности нейронных сетей можно думать, что больные шизофренией занимают, по-видимому, крайний полюс этого континуума в силу каких-то глубоких нарушений межнейронных связей. В норме же, по всей вероятности, испытуемые распределяются в известных пределах от относительно высокой до относительно низкой степени жесткости нейронных связей.
По мнению Р. Гейза [77], нейроны и их длинные, проводящие импульсацию волокна, для обеспечения поведения «ткут» сложные коммуникационные сети, причем «жесткость связи» у каждого индивида в значительной степени предопределена строго генетически, поскольку «прочные связи формируются только с теми клетками, которым эти растущие волокна избирательно соответствуют по химическому родству» [77, с. 231].
Таким образом, на основании анализа литературного и собственного материала мы пришли к выводу о том, что вариабельность ВП как проявление стохастичности нейронных связей является, по-видимому, одним из общемозговых, системных свойств мозга. Для оценки вариабельности ВП могут быть использованы различные методы: корреляционный, факторный, таксономический. Некоторые авторы, например А. А. Шумская (цит. по А. М. Иваницкому [109]), предлагает использовать вычисление коэффициента вариации (в процентах) отдельно для амплитуд и отдельно для латентных периодов ВП. Для оценки вариабельности ВП нами был разработан специальный метод, который, с нашей точки зрения, довольно прост и не уступает по точности факторному или таксономическому анализу. Мы полагаем, что данный метод является более информативным, чем вычисление коэффициентов вариации амплитуд и латентных периодов. Сущность его заключается в вычислении на ЭВМ с помощью специальной программы суммарной дисперсии мгновенных амплитуд — ординат одиночных ВП при получении усредненных ВП. Этот
136
метод был назван нами «методом оценки объема трубки ВП».
Предложенный нами метод отличается не только высокой точностью оценки вариабельности ВП, но и большой наглядностью. В настоящее время данный метод уже начал использоваться в нашей лабораторной практике. Процедура метода заключается в следующем: при усреднении ВП нз одиночных ВП (или предварительно усредненных ВП из небольшого числа, например, 12) вычисляется не только среднее значение каждой мгновенной амплитуды — ординаты, но и ее дисперсия. При выводе на печать на усредненном рисунке ВП обозначаются одновременно не только средние значения амплитуд — ординат, но и их дисперсия (половина с каждой стороны), тем самым достигается наглядность «трубки» вариабельности ВП. Если просуммировать дисперсии всех мгновенных амплитуд, то можно получить общий объем «трубки» или суммарную индивидуальную вариабельность ВП. На рис. 8,а показан усредненный ВП (на звук со лба) с узкой «трубкой» вариабельности мгновенных амплитуд — ординат у испытуемого Б. В. Для контраста на рис. 8,6 показан пример широкой «трубки» ВП (звук, лоб, испытуемый А. Г.).
Данные ВП регистрировались монополярно в точках и Ог (по схеме 10X20) с референтным электродом на мочке левого уха. В качестве раздражителей служили одиночные световые вспышки и звуковые щелчки стандартной интенсивности от фотостимулятора (Ф-1). Длительность раздражителей составляла 2 мс. ВП усредняли с помощью специализированного компьютера японской фирмы «Нихон Когден» «Атак 501-20». Каждому испытуемому в случайном порядке было предъявлено 120 световых вспышек и 120 звуковых Щелчков, разделенных на группы по 12 стимулов с интервалом между группами 4—6 мин. Предварительное усреднение 12 реализаций на «Атаке» производилось с шагом квантования 8 мс. Общая длительность ВП была равной 480 мс. Предварительно усредненные ВП (10 на свет и 10 на звук) распечатывались в цифровом виде на перфоленту. Дальнейшее их усреднение и вычисление вариабельности осуществлялось на ЭВМ ЕС 10-20.
137
В табл. 13 представлены коэффициенты интеркорреляции между суммарными значениями дисперсий мгновенных амплитуд — ординат ВП, т. е. между величинами трубок вариабельности ВП, зарегистрированных в различных условиях для 13 обследованных испытуемых. Из табл. 13 видно, что величины вариабельности ВП, измеряемые объемом «трубок», как правило, довольно высоко корреллируют между собой при разных модальностях стимула и разных зонах регистрации и определяются, по-видимому, единым общемозговым фактором.
Таким образом, мы получили дополнительные свидетельства существования свойства стохастичности нейронных сетей мозга, которое мы относим в разряд гипотетических общих свойств нервной системы.
Какие же психодинамические характеристики индивидуального поведения человека определяет данное, выявленное нами общемозговое свойство?
Исходя из функционального смысла прочности межнейронных связей, мы высказали предположение, что стохастичность нейронных сетей может, по-вндимому, быть тесно связанной с пластичностью поведения, с легкостью перестройки поведения. Лица с относительно высокой стохастичностью, при прочих равных условиях, будут, по-видимому, быстрее перестраивать свое
138
Рис. 8. «Трубка» дисперсии мгновенных амплитуд ВП у испытуемых Б. В (о) и А Г. (б) (лобное отведение, звуковая стимуляция)
100 мс
St
Темные кружки — усредненные значения ординат, светлые кружки — половина знания дисперсий ординат
10 мкВ
поведение, чем индивидуум с относительно жестко организованными нейронными сетями. Результаты экспериментальной проверки этого предположения будут изло-жены в гл. 7 настоящей работы.
С помощью метода ВП нами было выделено еще одно общемозговое свойство, названное нами «балансом постсинаптических процессов». Поскольку данное свойство было хорошо освещено в печати [247], рассмотрим щесь только наиболее существенные черты этого общемозгового свойства нервной системы.
Данная общемозговая характеристика также мало зависит от модальности стимула, юны регистрации и уровня внимания испытуемого п представляет устойчивое свойство всею мозга как системы. Она определяется по уровню полярно-амплитудной асимметрии ВП, а именно по уровню асимметрии негативных и позитивных фаз и, согласно литературным данным, отражает, по-видимому, соотношение возбудительных и тормозных постсинаптических мс- апизмов [80, 364]. В настоящее время мы разрабатываем болеи точные (по сравнению с описанными нами ранее [247] методы количественной оценки данного общемозгового свойства и в дальнейшем
139
Таблица 13
Коэффициенты интеркорреляции между величинами «трубок» вариабельности ВП, зарегистрированных в различных условиях
Отведение и модальность стимуляции	Лоб—звук	Лоб—свет	Затылок-звук	Затылок— свет
Лоб — звук		91**	46*	38*
Лоб — свет			50*	41*
Затылок - звук	60**
Затылок — свет Примечание. Нули и запятые опущены. • —рСОДО. *♦ — р<0.05.
предполагаем сопоставить его с психодинамнческими особенностями человека.
4.5. Исследование общих свойств нервной системы с помощью метода ЭЭГ
Использование электроэнцефалографического метода с целью изучения основных свойств нервной системы человека имеет уже длительную историю в дифференциальной психофизиологии [81—90, 122, 181- 190, 276].
Следует отметить, что во многих исследованиях показана высокая индивидуальная устойчивость ЭЭГ-ха-рактеристик [169, 342, 359].
Естественно, что успешное использование электроэнцефалографических методик в определении основных свойств нервной системы в существенной степени будет зависеть от решения вопроса о соотношении нервных процессов и биоэлектрических явлений. Сразу заметим, что до сих пор еще нет однозначного ответа, хотя некоторые аспекты этого соотношения уже выяснены [50].
В. С. Русинов [235] связывал основные нервные процессы с характером направления изменений биологической активности. По его мнению, сдвиги в сторону преобладания торможения в мозгу могут отражаться в ЭЭГ синхронизацией и замедлением активности, и наоборот, сдвиги в сторону преобладания возбуждения
140
сопровождаются учащением биоэлектрической активности и ее десинхронизацпей, наиболее отчетливой формой которой является блокада альфа-ритма при исходном присутствии его в ЭЭГ.
В. Д. Небылицын считал, что длительность депрессии альфа-рнтма н скорость ее угашения в ответ на внешнее раздражение могут служить показателем соотношения возбудительного и тормозного процессов. Преобладание возбуждения проявляется в большей длительности депрессии альфа-рнтма н большем сопротивлении ее угашению; при уравновешенности процессов нли преобладании торможения наблюдается противоположная картина. С параметром уравновешенности нервных процессов связаны также частота и индекс альфа-рнтма; более частый ритм и низкий альфа-индекс характерны для индивидуумов с преобладанием процесса возбуждения в нервной системе, и наоборот, менее частый альфа-ритм и высокий альфа-индекс обычно наблюдаются у людей с преобладанием тормозных процессов. Устойчивость условнорефлекторной депрессии альфа-ритма рассматривалась В. Д. Небылицы-ным как показатель силы нервной системы, а быстрое угасание — как признак слабости. Некоторые показатели фоновой ЭЭГ, в частности характеристики альфа-и тэта-ритмов, были выделены в синдром физиологических параметров, обозначенных В. Д. Небылнцыным как динамичность нервных процессов [181 ].
И. М. Палеем [201], а также Э. А. Голубевой и ее сотрудниками [84—90] была разработана серия методов для оценки не только уже известных свойств нервной системы, но и нового свойства актнвированности. Данное свойство нервной системы было получено исключительно благодаря электроэнцефалографическому методу. Свойство активированности, например, по мнению Э. А. Голубевой и ее сотрудников, отражает уровень реакции активации, безусловнорефлекториый баланс процессов возбуждения и торможения. Показателями этого свойства могут быть не только характеристики спонтанной ритмики, но н реактивных потенциалов. В качестве основного показателя свойства активированности ими рассматривается эффект появления гармонии при действии ритмических свойств раздражителей. И. М. Палей рассматривает активирован-
141
ность нервной системы более широко — как некоторую наиболее общую, энергетическую характеристику работы мозга. По его мнению, активированность является первичным свойством мозга и оказывает существенное влияние на организацию нервных процессов [168, 201, 203]. И. М. Палей и его соавторы включают в синдром активированное™ не только показатели собственно активации (ЭЭГ, КГР), но и показатели сенсорных реакций (частоту слияния мельканий, время реакции и т. д.) [168, 195, 201].
Специальные экспериментальные нейрофизиологические исследования убедительно доказали неправомерность утверждений об нрраднацин торможения в мозгу, по крайней мере в той трактовке этого явления, которая предлагалась И. П. Павловым [31].
Метод изучения пространственно-временной синхронизации в последние годы приобретает все большее значение и широко используется в иейрофнзиологни [96, 105, 148. 152, 235, 238].
Наиболее серьезные исследования этого вопроса были предприняты М. Н. Ливановым н его учениками, которые установили, что исходная биоэлектрическая динамика является фоном, который может облегчать или тормозить распространение нервных процессов [148—152], По нх мнению, ЭЭГ необходимо связывать не с динамикой нервных процессов, а с динамикой фоновой возбудимости мозга, или, другими словами. ЭЭГ отражает готовность мозга к функционированию.
Многолетние исследования М. Н. Ливанова н его сотрудников показали, что при умственной и физической работе наблюдается резкое увеличение количества участков, работающих синхронизирование, а число независимо работающих участков сокращается. При этом отмечается не только общее увеличение сильных и слабых корреляций, но и перераспределение корреляций, причем эти изменения носят индивидуальный характер н зависят от сложности задачи. Следовательно, по своему внутреннему содержанию характеристика пространственно-временной синхронизации является системной и, по-видимому, может быть гипотетически отнесена к категории общих свойств.
В своих исследованиях мы сосредоточили внимание на поиске таких характеристик ЭЭГ, в которых бы от-
142
ря аласЬ «готовность к функционированию» не отдельны мозговых структур, а мозга как целого. Исходя из шгературных данных о функциональной значимости дистантной синхронизации ЭЭГ-процессов [37, 96, 105, 128, 148 -152, 175], мы прежде всего решили нссле-ивать именно этот параметр деятельности мозга как один из наиболее отчетливых индикаторов готовности к функционированию. Как известно, в этой характеристике отражаются особенности пространственно-временного взаимодействия различных мозговых зон. Только "тесное взаимодействие мозговых образований,- писал В. Д. Небылицын,- обеспечивает целостность работы .озга и самую возможность его деятельности в качестве регулятора целенаправленного поведения» [184, с. 255].
Мы предположили, что для решения проблемы общих свойств нервной системы чрезвычайно полезным могут оказаться и такие частотно-амплитудные параметры ЭЭГ разных областей мозга, которые обнару-гвают высокую корреляцию между собой, свидетель-гвуя тем самым о существовании общих источников активации. Задача наших экспериментов состояла в поиске таких факторов ЭЭГ, в которых бы наиболее полно отражалась целостная деятельность мозга и которые ген таено общему тмыслу работы мог пи бы в дальней-н I быть сопоставлены с псичодппамическими свойст-мп человека.
Методика регистрации и обработка ЭЭГ. В эксперименте приняли участие 40 человек — студентов в возрасте 18- 23 лет.
Регистрацию фоновой ЭЭГ производили с помощью I осьмнкапального электроэнцефалографа RFT 8—III (ГДР). ЭЭГ отводили в точках Г4 и правого по-лушарня (по схеме 10X20) с референтным электродом на мочке левого уха. Испытуемые сидели в кресле в ослабленном спокойном состоянии с закрытыми гла-ми.
Для обработки ЭЭГ применяли современные методы сн ктралыюго анализа, позволяющие наиболее полно и об «сктнвно оценить различные стороны активирование тн мозга, а именно частотные и энергетические ха-ра .теристики присутствующих в электроэнцефалограмме основных периодичностей, а также степень фазовой
из
согласованности (когерентности) ЭЭГ процессов различных областей головного мозга. Для анализа были взяты две области: лобная и затылочная, поскольку мы полагаем, что дистантная синхронизация между этими, столь удаленными зонами может дать достаточное представление о пространственно-временной организации биоэлектрических процессов целого мозга.
Анализ ЭЭГ осуществлялся на цифровой ЭВМ ЕС 10-20, для чего запись биопотенциалов в ходе ее регистрации преобразовывалась в ряд дискретных значений мгновенных амплитуд с шагом квантования по времени 8 мс с помощью специалнзнрованного компьютера «АТАК 501-20» фирмы «Нихон Когден» (Япония). Для каждого испытуемого было проанализировано пять парных отрезков ЭЭГ длительностью по 4 с н, таким образом, общая эпоха анализа составляла 20 с.
Обработка отрезков ЭЭГ, содержащих по 512 значений мгновенных амплитуд для каждого отведения, включала оценку автокорреляционных и кросскорреля-ционных функций с максимальным запаздыванием по времени до 1024 мс.
Для вычисления оценок спектральных плотностей применялся стандартный метод спектрального анализа Блэкмана—Тыоки. Этот метод, как известно, основан на преобразовании Фурье предварительно вычисленных авто- и кросскорреляционных функций.
Сглаживание оценок спектральных плотностей производилось с помощью спектрального окна Хэмминга. Поскольку частота опроса исходной аналоговой ЭЭГ составляла 8 мс, это позволяло оценивать спектральные плотности мощности для частот до 62,5 Гц. Разрешение по частоте оцениваемых функций выбиралось равным 0,5 Гц, что соответствовало максимальному запаздыванию при расчете корреляционных функций.
Для статистической обработки были взяты значения частот для пиков в автоспектр а льных и кросспект-ральных плотностях мощности, а также соответствующие им величины спектральных плотностей и функций когерентности в стандартных диапазонах:
А—1,5-3,5 Гц; 6 — 4,0—7,5 Гц; а —8,0—13,5 Гц;
£.—14,0—19,5 Гц и р2— 20,0—30,0 Гц.
Таким образом, в настоящем исследовании нами было использовано для каждого испытуемого в общей
144
сложности 36 электроэнцефалографических параметров, из которых 30 отражали различные стороны актнвиро-ванности нервной системы и оценивались по частотноамплитудным характеристикам ЭЭГ, а 6 остальных указывали на уровень межцентральных отношений и оценивались по степени согласованности ЭЭГ процессов лобного и затылочного отведений. Конкретно было использовано по пяти значений пиковых частот для ав-тоспектров лобного и затылочного отведении и модуля кросспектра в стандартных диапазонах, по пяти значений, соответствующих этим частотам спектральных плотностей, и, наконец, общий уровень синхронизации и пять значений функции когерентности.
Ниже приведем перечень использованных показателей и их условные обозначения.
1.	Частота дельта-ритма лба			(М, г.)
2.	»	тета	»	»		(ГО, Г.)
3.	»	альфа »	»		(Га, F.)
к.	»	бета-1	»	»		(Г₽„ Г.)
5.	»	бета-2 в »		№, Г.)
6.	Амплитуда дельта-ритма лба			(АД, Г.)
7.		в	тета	»	в	(АО, F.)
8.		»	альфа в	»	(Да, F.)
9.		» бета-1 »	»	(Ар,, Г.)
10.		»	бета-2 в	»	(АР» Г,)
11.	Частота	дельта-ритма затылка		(ГД, О2)
12.	»	тета »	в		(ГО, 0.)
13.	»	альфа »	»		(Га, О2)
14.		бета-1 в	»		(ГР„ 02)
15.	»	бета-2 »	»		(ГРа, О2)
16.	Амплитуда дельта-ритма затылка			(ДА, О2)
17.	»	тета	в	в	(ДО, О2)
18.	»	альфа в	в	(Да, Оа)
19.	»	бета-1 »	»	(АР1. О2)
20.	»	бета.2 в	»	(Ар. о2)
21.	Частота	дельта-ритма в кросспектре		(ГД)
22.	»	тета	»	в	(ГО)
23.	»	альфа в	в	(Га)
24.	Частота	бета-1 в	»	(ГРа)
25.	»	бета-2 в	в	(ГРа)
26.	Амплитуда дельта-ритма в		кросспектре	(АД)
27.	» тета »	»	(Д0)
145
28.		альфа	»
29.	»	бета-1	»
30.	»	бета-2	в
31.	Уровень синхронизации
»	(Да)
» »	(Ah)
(Я0)
32. Когерентность в дельта-полосе	(КД)
33.	в	тета	»	(7(0)
34.	в	альфа	в	(7(d)
35.	в	бета-1	в	(K₽i)
36.	,	бета-2	в	(Лра)
Для выявления интегральных факторов ЭЭГ быи использован факторный анализ — метод главных ком
понент — с последующим аналитическим вращением.! Факторная обработка производилась по результатам ранговой корреляции (по Спирмену) 36 использованных ЭЭГ-показателей. Количество значимых факторов оценивалось согласно следующим критериям: 1) собствен-
ные числа не должны значительно превышать единицы; 2) суммарная дисперсия должна учитывать не менее 60% общей дисперсии признаков; 3) последующий, незначимый фактор не должен увеличивать суммарную дисперсию более чем на 5%. Значимость уровня самих факторных весов оценивалась по величинам их стандартных ошибок, определяемых по таблице Г. Хармана [295].
Результаты исследования. Уже корреляционный анализ позволил наметить следующие выводы: 1) единый частотный фактор проявляется в ЭЭГ лишь в диапазоне дельта-ритма; 2) общемозговон энергетический фактор затрагивает лишь медленные ритмы (дельта и тета) и бета-2 ритм; 3) характеристики кросспектра как частотные, так особенно амплитудные определяются значительно большим влиянием со стороны лобного отведения; 4) показатели пространственно-временной синхронизации (уровень синхронизации и параметры когерентности) образуют довольно высококоррелируемый комплекс признаков. Для уточнения выявленных закономерностей нами был применен факторный анализ.
Данные факторного анализа представлены в табл. 14.
В результате факторизации матрицы ннтеркорреля-цин используемых 36 ЭЭГ показателей было выделено четыре значимых главных компонента (фактора), которые в сумме охватывали более 60% общей дисперсии
признаков.
146
Таблица 14
%
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
1С
17
18
19
20
24 2>
27
29
Факторное отображение связей 36 ЭЭГ показателей
F0, Г* Fa, F« Г₽ь Ft Ffc, F< АД, Ft АО, Г4 Да, Ft А₽«. К Д₽2, Г4 ГД, о2 ге, о2 Га, О2 Гр,» 01 Г₽2. О2 АД, Os АО, О2 Да, О2 А₽ь О2 А Рг. О2 ГД F0 Га
68
23
55
29
42
47
16
—65
12
—64
—71
17
16
47
21
40
—45
43
63
35
30
49
09
34
51 —12 -39
—27
36
44
—46
61
35
—32
-78
55
57
32
10
47
20
—22
-15
09
—28
19
00
20
50 —15
-30
21
53
—05
35
44
07
-21 —22
—82 —17
57
71
44
44
56
86
62
20
77
75
34
52
49
61
75
75
67
79
75
45
63
65
25
10
79
31
21
14
05
03
14
-61
—07
18
—10
—29
38
—42
54
—19 -04
—71
—38
21
24
60
09
49
-60
49
—12
13
05
-33
—20
24
69
26
08
26
33
18
39
-24
85
27
°5.
—32
27 —10
24 44 —19
14	18	17
09
01
48
33
65
54 —59 -04 -16
49
48
56 —50
33 -30 —27
41 -13 -20
21
10
—53
74
—35
15
05
35
—03
07 14
-38
—29 —24
12 —70 4)1 П 36	03
27 —11
29 —16
32
17
59
20
75
65 —12
06
15
Г0(	40	08
Г^	—25	74
АД	—55	12
АО	—54	22
Да	49	42
А₽1	41	56
37	01	55	37
—34	02	19	—22
—П —29 —01 —62
14 —40 —37 —64
32	24	—46	58
—04 —41 —11	07
37	14	—09	30
16 —66 47 72
01 —06	15	41
28	04	17	51
45 —11	17	58
59 —51 —20 66
147
Таблица 14 (окончание)
Факторы
30 др2
31 Ro
32 КД
33 КО
34 К«
35	К₽1
36	К₽2
56	39	—14	05	-08	45	25	—47 —09	49
23	—28	—08	—73	01	—28	17	—02 —75	67
63	—42	—12	—37	—01	25	—01	—01 —62	73
41	—54	—13	—57	—12	—05	—04	09 —69	80
25	—31	15	—45	—50	—06	17	20 —56	38
56	27	—25	—58	09	05	39	—53 —58	78
24	47	22	—36	34	01	63	—23 —09	46
Примечание. Нули и запятые опущены- значимые веса подчеркнуты.
В первый фактор (Ф-1) вошли со значимыми весами восемь следующих показателей: энергетические характеристики дельта-ритма в обоих отведениях (ДД, Г4 и ДД, О2), дельта и тета-ритма в кросспектре (ДД, ДО), бета-2 ритма лобного отведения (Д^2, Г4), альфа-ритма затылочного отведения (Да, О2) и в кросспектре (Да), а также показатель несущей частоты альфа-ритма в затылочном отведении (Га, 02). Наибольшие веса по данному фактору получили показатели спектральных плотностей дельта- и тета-ритмов. Отметим, что два последних показателя по данным корреляционного анализа обнаружили отрицательную корреляцию с амплитудной характеристикой альфа-ритма и отрицательную — со значением частоты альфа-ритма в затылочном отведении. Однако в целом выделенный фактор Ф-1 может быть, по-видимому, отнесен к категории общемозговых, поскольку он отражает энергетические характеристики медленных ритмов ЭЭГ обоих изучаемых мозговых структур. Для последующего анализа из этого фактора мы отобрали пять признаков (1. ДД, Г4; 2. ДД, О2; 3. Лб; 4. Ла, 02; 5. Га, О2), имеющих наибольшие факторные веса, т. е. наиболее информативных для данного фактора ЭЭГ.
Второй фактор (Ф-2) включал показатели доминирующих частот дельта-ритма в обоих отведениях (ГД,
148
Fc, FA, 02), дельта- и тета-ритма в кросспектре (ГА; f0), а также максимальное значение спектральной плотности альфа-ритма лобного отведения (Да, Л) и коэффициент когерентности в полосе бета-2 (Кр2). Все показатели данного фактора оказались положительно связаны друг с другом. Данный фактор может быть, по-видимому, также включен в разряд общемозговых, поскольку основная связь этого фактора прослеживается с показателями частот медленных ритмов ЭЭГ (дельта и тета). Для дальнейшего анализа из этого фактора были взяты также только пять наиболее представительных показателей: 1) ГА, Г4; 2) ГА, О2; 3) F6: 4) Аа, Fe, 5) Кр2.
Третий фактор (Ф-3) объединил следующие семь параметров: пиковые значения спектральных плотностей и соответствующие нм значения частот в полосе бета-2 ритма лобного и затылочного отведений: Др2, F,,; Д0-2, 02; Грг, Fc, Fp2, О2, а также значение частоты доминирующего альфа-ритма в лобном отведении (Fa, /4) и частоты альфа-ритма в кросспектре (Fa). Все показатели, вошедшие в фактор Ф-3, скоррелировали между собой положительно. Данный общемозговой фактор может быть условно назван «фактором активности бета-2», учитывая тот факт, что большая часть параметров, вошедших в данный фактор, прямо связана с характеристиками бета-2 ритма. Для последующего анализа из этого фактора были отобраны следующие пять показателей: 1) Fa, F6', 2) Гр2, Л; 3) Гр2, О2; 4) Ар2; 5) Fa.
II наконец, четвертый фактор (Ф-4) охватывал показатели синхронизации (Ко) и когерентности во всех полосах, кроме бета-2 (КА; К0; Кос; Кр<), а также показатели спектральных плотностей мощности тета-ритма в двух отведениях (Д0, Л и Д0, О2) и спектральной плотности бета-1 ритма в затылочном отведении (Дръ 02). Отметим, что показатели спектральных плотностей, вошедшие в данный фактор, отрицательно коррелируют с показателями синхронизации и когерентности и положительно — друг с другом. Легко видеть, что данный фактор связан преимущественно с особенностями пространственно-временной синхронизации. Учитывая системный характер вошедших в данный фактор показателей, этот фактор может быть с полным основанием включен в категорию общемозговых, интегральных факторов. Из по-
149
Таблица 15
Факторное отображение связей 20 отобранных ЭЭГ-параметров
Да, О2	43 34—49—2-К-43 67—09—19 32 59
Fa, Ог	14—56 37 21 56-63—35—12 01 63
11 Частота	FA, F4	26 23—09 60—47—13 13 17 65	48
медленных ритмов	FA, О2	50 28 —29 52 05 10 03 03 82	69
	F0	67 34—33 21 31 38 18—03 73	72
	Да, Ft	62 04 —42 43 03 09—10 —26 81	85
	К₽2	62 10 —02 43 24 05 28 —06 71	58
III Актив-	Fa, F4	60 12 54 —29 —36 —02 —85 18 —03	75
ность бета-2	F₽2, F4	56—40 16—29—32—03—71 —28—01	58
	Fp2, О2	57 —54 07 —06 23 —21—63 —40 16	63
	А Рг, 6^2	64—11 33 —38 —27 14—8^ 02 01	67
	Fa	68—24 37—16 12—07—82—01 13	70
IV Прост- Ro ранств. I- „ но-вре-мепная КО согласо- к ванпость л ЭЭГ про- KPt ЦГ^СОВ
-03 45 62 32 28
02 76 40—25 20
—22 65 63 03 —09
—18 52 41 30—18
62 35 48 '12 01
-21—04 80 12 70
44—09 76 10 80
05 , 04 92—16 88
08 19 71 09 56
12 -59 51 33 73
Примечание. Нули и запя .. эпущены	- (р ОГ|Г>) подчеркнуты.
среднего фактора были взяты для дальнейшего анализа показатель синхронизации и четыре показателя когерентности: 1) Ro; 2) КА; 3) КО; 4) Кос; 5) К£1» которые наиболее полно отражали сущность фактора Ф-4.
Для более детального выяснения факторной структуры ЭЭГ мы дополнительно провели факторный анализ
150
двадцати отобранных ЭЭГ параметров. Результаты представлены в табл. 15, где структура ЭЭГ-параметров отчетливо определяется четырьмя факторами, поскольку предложенное факторное решение удовлетворяет почти идеально «простую структуру , а именно каждый признак зависит только от одного фактора и не зависит от других.
Таким образом, энергетические и частотные характеристики ЭЭГ исследованных нами двух отведений, а по-видимому и мозга в целом, а также аналогичные параметры взаимного спектра и показатели синхронизации и когерентности определяются следующими четырьмя относительно независимыми факторами: 1) фактором энергии медленных ритмов (Ф-1); 2) фактором частоты медленных ритмов (Ф-2); 3) фактором частоты и энергии бета-2 ритма (Ф-3); 4) фактором пространственно-временной согласованности ЭЭГ процессов (Ф-4). Следует отметить, что в нашем исследовании частотные и амплитудные параметры, относящиеся к альфа- и бета-1 ритму, ие образовали самостоятельных группировок, а вошли в состав более «мощных» факторов. Например, частота и амплитуда альфа-ритма затылка вошли в фактор энергии медленных ритмов, образуя реципрокные отношения с ведущими показателями данного фактора — с энергией дельта и тета обоих отведений.
Амплитудная характеристика альфа-ритма лобного отведения оказалась связанной положительно с фактором частоты медленных ритмов, в то время как сама частота альфа-рнтма лба вошла в другой фактор — фактор частоты и энергии бета-2 ритма.
Таким образом, нам не удалось выявить общемозгового фактора альфа-активности. В связи с этим представляется довольно спорной попытка судить об уровне активированности мозга только по альфа-активности отдельного отведения, поскольку, как показало наше исследование, частотно-амплитудная структура ЭЭГ и, следовательно, активированиость мозга определяются по крайней мере тремя самостоятельными факторами.
Аналогичная картина наблюдается и в отношении ритма бета-1. Так, значение энергии бета-1 ритма в затылочном отведении оказалось положительно связанным с фактором простраиствеиио-временибй сопряженности биопотенциалов головного мозга, а показатель энергии
бета-1 лобного отведения не вошел ни в один из выделенных факторов. Факт «распада» параметров альфа-активностн (а также активности бета-1) по различным выделенным нами общемозговым факторам является дополнительным свидетельством многомерной и сложной структуры активации, что хорошо согласуется с современными представлениями о множественной природе активации [298, 530, 531, 564] и о существовании нескольких источников, например; альфа-ритма [326].
Естественно, что наибольший интерес для нас представляет фактор пространственно-временной сопряженности ЭЭГ процессов, который уже по своему содержанию отражает системное свойство мозга — уровень межцентральных отношений в коре головного мозга.
Прежде всего отметим, что данный ЭЭГ-фактор относительно независим от активационного аспекта работы мозга, а именно от энергетических п частотных характеристик ритмических компонентов бнопотеициалов коры головного мозга [96]. Полученный факт свидетельствует, по-видимому, об относительной самостоятельности процесса фазовой согласованности ритмов различных областей коры по отношению к механизмам локальной генерации суммарных биопотенциалов в этих же областях мозга.
Выявленные в данном исследовании обратные соотношения между выраженностью колебаний в тета-полосе (как в лобном, так и в затылочном отведениях) и степенью согласованности ЭЭГ процессов различных областей коры могут быть, очевидно, интерпретированы с позиций представления [530] об относительном антагонизме двух активирующих систем: септогнппокампаль-ной, ответственной за генерацию тета-ритма, и восходящей ретикулярной, играющей ведущую роль в организации пространственной синхронизации биопотенциалов коры головного мозга [152, 281, 321].
Что касается функциональной значимости синхронности ЭЭГ процессов различных областей коры больших полушарий, то она уже довольно хорошо исследована. В частности, показана тесная связь этой системной характеристики работы нервной системы с функциональной зрелостью мозга (за счет развития внутр икорковых связей), с процессом «поведенческого» возбуждения и развития активного торможения, с формированием дви-
152
гательиых стереотипов, с программирующей функцией коры, а также с умственным напряжением [37, 149.236, 237, 264].
В нашем исследовании уровень пространственпо-вре-меиибй согласованности ЭЭГ определялся в спокойном состоянии. Для выяснения вопроса о том, является ли уровень пространственно-временной сопряженности ЭЭГ индивидуально-устойчивой характеристикой, мы провели специальный контрольный эксперимент у трех испытуемых с разным исходным уровнем пространственно-временной сопряженности ЭЭГ, у которых регистрация фоновой ЭЭГ производилась в течение 30 дней. Предполагалось, что если фактор пространственно-временной согласованности ЭЭГ отражает действительно устойчивые (природные) индивидуально-типологические особенности нервной системы, то ранговое положение каждого отдельного индивида по значению данного фактора ЭЭГ должно сохраняться или же изменяться в крайне малой степени в тех случаях, когда испытуемый находится в спокойном состоянии (между выполнениями определенных функциональных нагрузок).
В результате этого специального контрольного исследования было установлено, что ранговые позиции испытуемых по суммарным показателям синхронизации и когерентности ЭЭГ на протяжении всего 30-дневного эксперимента фактически не менялись. Таким образом, у нас имеются дополнительные основания отнести фактор пространственно-временной сопряженности ЭЭГ к категории общих свойств нервной системы. Можно ожидать, что именно данное индивидуально-устойчивое системное свойство мозга окажется одним из ведущих в детерминации индивидуальных вариаций психодинамических характеристик человека.
Наряду с фактором пространственно-временной синхронизации и когерентности ЭЭГ-процессов нами были выделены еще три других фактора: фактор энергии медленных ритмов, фактор частоты медленных ритмов и фактор частоты и энергии быстрых бета-2 ритмов.
Данные общемозговые факторы ЭЭГ мы рассматриваем как проявление различных, относительно независимых аспектов актнвированности мозга. Отметим, что существование аналогичных факторов было получено ранее в ряде исследований [85, 173, 174, 185, 389].
153
Относительно фактора энергии медленных ритмов высказываются предположения о его связи с процессом развития охранительного, безусловного торможения [230, 231]. Такую точку зрения разделяют и другие исследователи [87, 268, 269].
Данный фактор включил еще (с обратным знаком) и показатель спектральной плотности в полосе альфа-ритма затылочного отведения, который, как известно, является индикатором спокойного состояния бодрствования, что может, по-внднмому, рассматриваться как свидетельство наличия единой системы регуляции того аспекта активации, который охватывает континуум от сниженного, тормозного до оптимального состояния.
Наиболее сложной представляется нам природа второго фактора ЭЭГ — фактора частоты медленных ритмов. Исходя из литературных [158, 340, 377] и полученных нами экспериментальных данных можно предположить существование специальной системы подкорковых образований, включающей глубокие структуры, например структуры продолговатого мозга, гиппокампа, перегородки, которые определяют частотные характеристики медленных ритмов ЭЭГ. Данная система выполняет, по-видимому, роль генератора, задающего частоту колебаний в полосе медленных ритмов ЭЭГ.
Выделение фактора активности бета-2 ритма в один общемозговой самостоятельный фактор хорошо согласуется с данными других исследований [85, 174, 185, 421].
Многие исследователи связываю! бета-актнвность с генерализованными активирующими влияниями на кору со стороны ретикулярной формации ствола мозга [48, 230. 498, 499].
Следовательно, данные общемозговые ЭЭГ факторы, объединяющие в себе наиболее существенные характеристики работы головного мозга как целого, могут рассматриваться гипотетически в качестве электрофизиологических индикаторов общих свойств нервной системы.
4.6.	Сопоставление общих и частных свойств нервной системы
В специальном исследовании на 20 испытуемых мы провели сопоставление четырех выделенных интегральных ЭЭГ-фактора с некоторыми известными частными
154
свойствами нервной системы, а именно силой и лабильностью (относительно возбуждения) в слуховом и зрительном анализаторах. Данные свойства мы называем, вслед за В. Д. Небылицыным [182], частными с целью подчеркнуть, что они были получены с помощью традиционных методов, которые, как было показано, дают информацию преимущественно об особенностях отдельных участков нервной системы [116, 182]. Свойства — сила, лабильность и т. Д.— могут рассматриваться на всех трех уровнях — иа уровне целого мозга, на уровне отдельных анализаторов, на уровне нейронов. Поэтому, например, выражение кчастное свойство силы» означает только то, что данное, экспериментально полученное свойство, ввиду методических особенностей его определения, отражает особенности лишь определенного анализатора, или определенной зоны мозга
Данные свойства нервной системы определялись с помощью традиционных методик, принятых в школе Б. М. Теплова— В. Д. Небылицына: сила — по коэффициенту b простой двигательной реакции на зрительные и слуховые стимулы; лабильность - по показателям слияния световых и звуковых мельканий — КЧМ, КЧЗ [187].
В табл. 16 представлены результаты факторного отображения связей интегральных ЭЭГ-пар а метров с показателями данных частных свойств нервной системы.
Из данной таблицы отчетливо видно, что сила слухового анализатора не обнаружила значимой корреляции ни с одним из интегральных факторов ЭЭГ. Сила зрительного анализатора вошла со значимым (отрицательным) факторным весом в фактор частоты медленных ритмов (факторный вес=—0,67).
Полученные данные еще раз убедительно демонстрируют парциальный характер свойства силы нервной системы, определяемого с помощью использованной методики.
Как видно из табл. 16, оба показателя лабильности (и слуховой, и зрительной) объединились (с одним н тем же знаком) с параметрами фактора синхронизации и когерентности ЭЭГ-процессов (Ф-4). Полученный факт представляется весьма существенным в плане выяснения нейрофизиологической природы свойства лабильности.
155
Таблица 16
Факторное отображение связей интегральных ЭЭГ-параметров с показателями традиционных свойств нервной системы
затора
Сила зрительного а на- 38 20 07—59—4i—U6 21—-21—67 54 лизатора
Лабильность слухово—26 —60 32 -07 01 —14 —-71 —05 04 53 го анализатора
Лабильность зритель- -18- 57 10 15 02 09—58—03 21 38 нот анализатора
I ДД. F4	19 33 58 22 -Ю—1b 07 66 —25 53
ДА, О2	31	37	49	19 35 06 17	82—12	72
ле	04	09	33	56 —54 07 —06	63 19	44
Да, О2	-36—07-57—43—36—15 13—75 19 64
Fa, О2	-16	34	53	41 46 —31 04	70 12	59
II
III
ГД, Г4
ГД, 02 ге Да, Г4 К₽2
Га. Г4
Ffc, Г4 гр2, о2 Д02, Га
-28 —06 -23 40 —62 08 01 04 54 29
—58—19 —38 45—10 01—10—12 84 72
70—13—45 J4 16 —20 —03 —38 74 73
60 15—45 46 -12—14 23—14 79 72
-66 01- 08 29 —05 —32 —07 щ 65 52
-56 . * 49 43 —29 —87—12 —02—13 79
—42 52 25—42—28—76 28—05—14 68
-49 54 18 09 37 —59 32 24 26 60
—58 22 28 —42 —08 —79 02 15—02 64
—64 26 38—19 14—80—04 08 12 65
IV Ro
ЛД ле Ка
-21—67	48	28 10—03—84 27	17	81
-18 —77	16	38 11—08 —79 —40—13	80
03 —82 41—19—18 —08 —89 —03 —20 85
04 —61	22	12 —36 20 —63 06	01	44
-71—24	27 —09 —06 —57 —45 —09	31	64
Примечание. Нули и запятые опущены; значимые веса подчеркнуты; I, II. III. IV — факторы ЭЭГ.
156
Д. Б. Линдсли [481] высказал предположение о том, что частота альфа-ритма ЭЭГ отражает, по-вндимому, количество циклов возбудимости корковых нейронов: чем выше частота альфа-ритма, полагал он, тем чаще должна происходить смена процессов возбуждения и торможения. Следовательно, исходя из данных представлений можно ожидать, что частота альфа-рнтма положительно скоррелирует с лабильностью нервной системы, отражающей, по мнению Б. М. Теплова [276], способность нервной системы быстро менять процесс возбуждения на процесс торможения. Однако проведенное в нашей лаборатории контрольное исследование на 25 испытуемых по сопоставлению частотных характеристик ЭЭГ (в том числе альфа-ритма) в тех же отведениях с лабильностью как слухового, так и зрительного анализатора, не обнаружило практически значимой связи [129].
Исходя из полученных нами экспериментальных данных можно заключить, что в основе лабильности лежит не частота биоэлектрических процессов, а их пространственно-временная сопряженность.
Таким образом, сопоставление традиционных свойств нервной системы (силы и лабильности) с общемозговы-мн, интегральными факторами ЭЭГ, рассматриваемыми нами в качестве индикаторов общих свойств нервной системы, показало, что индикаторы свойств силы не образуют единой характеристики нервной системы и отражают, по-видимому, лишь частные стороны функционирования головного мозга, что хорошо согласуется с литературными данными [116, 182].
Напротив, показатели лабильности, обнаружившие тесную связь друг с другом и вошедшие в фактор пространственно-временной согласованности ЭЭГ-процессов, можно, по-видимому, рассматривать в качестве существенных индикаторов индивидуально-устойчивых особенностей интегративной деятельности головного мозга, определяющих, по мнению М. Н. Ливанова [151], уровень функциональной лабильности нервной системы в целом.
4.7.	Исследование сверхмедлениой активности мозга
Метод регистрации сверхмедленных колебаний потенциала (СМКП) головного мозга, насколько нам известно, еще не применялся в дифференцнально-психофи-
157
энологических исследованиях. Основное внимание исследователей до сих пор привлекали «быстродействующи! элементы» биоэлектрической активности MO3ia, а именно ЭЭГ в полосе от 1 до 70 Гц. Однако очевидно, что для нас в плайе поиска общих свойств нервной системы особенно полезным может оказаться именно сверхмедленный диапазон биоэлектрической активности мозга.
В специальных нссл» кованиях установлено, что СМКП отражают активность общемозговой медленной управляющей системы мозга, функцией которой и является обеспечение адекватного режима протекания психической деятельности [9 -17].
Сопоставление СМКП с электрокортпкограммой (т. е ЭЭГ, снятой с поверхности открытого мола) показало, что на разных фа ах волны СМКП изменяется реактивность электрокиртикограммы; в частности, усиление СМКП сопровождается синхронизацией электрокортико-ipaMivftd. Установлено также, что характер быстрой активности элсктрокортикограммы (частота, амплитуда) изменяется периодически, следуя за ритмом СМКП [11].
Таким образом, имеются все основания рассматривать СМКП как фактор, организующий и определяющий прырамму взаимодействия быстродействующих элементов биоэлектрической активности мозга, т. е. как параметр интегративной деятельности мозга.
В спектре СМКП выделяют пять поддиапазонов, характеризующихся различной функциональной значимостью: секундный (период колебаний 4—10 с), декасе-кундный (период 15—60 с), минутный (период 2—9 мин), декаминутиый (период 10—20 мин) и часовой (период 30 -100 мин) [14].
Показано, например, что в состоянии спокойного бодрствования доминируют колебания с периодом 8—10 с, в состоянии напряжения начинают доминировать декасскуидные ритмы [15], при выполнении какой-либо деятельности, занимающей длительный отрезок времени, происходит усиленная перестройка внутри минутного диапазона СМКП [17]. Специфические (более медленные) изменения картины СМКП наблюдаются в состоянии гипноза и сна [13].
Методика. Регистрация сверхмедленной активности осуществлялась на восьмиканальном усилителе постоянного тока с полосой пропускания от 0 до 1 Гц [172].
158
Усиление обеспечивало регистрацию потенциалов от 0,05 до 2 мВ. Регистрация СМКП производилась с помощью неполяризующихся жидкостных электродов (сернокислый цинк — амальгамированный цинк). Собственный потенциал пары электродов не превышал 300 мвК. Экспериментальный материал был получен при участии аспиранта Н. А. Леоновой.
Наше исследование сверхмедленной активности мозга было частью более широкого комплексного исследования, начатого (и проводимого уже в течение нескольких лет) Н. А. Аладжаловой совместно сФ. В. Вассиным в Лаборатории клинической нейрофизиологии Института неврологии АМН СССР и посвященного изучению динамики сверхмедленной активности мозга во время выполнения различных видов деятельности. В связи с этим мы пользовались теми же отведениями, которые уже в течение многих лет приняты в лаборатории Ф. В. Вассина, а именно электроды располагались по биполярному принципу на лобной («лоб - центр») и височной (верхняя височная область сосцевидный отросток) областях обоих полушарий. Межэлектродное расстояние было равно 6 см.
В качестве модели деятельности в своих экспериментах мы выбрали выработку' интеллектуальной установки на стереотипию решения (методика Лачннсов).
В экспериментах по регистрации сверхмедленной активности мозга приняли участие 43 человека. Эти испытуемые были отобраны из 100 человек — студентов технических вузов —в возрасте 19—23 лет. Характеризовались онн крайними значениями параметров прочности и пластичности фиксированной установки по Д. Н. Узнадзе [284, 285]. Общая длительность регистрации сверхмедленной активности мозга составляла примерно 60 мин.
При анализе СМКП измеряли индекс частот минутного диапазона (в %) с периодами 1,5; 2—2,5 мин; 3—5 мни; и более 6 мин на десятимннутных интервалах перед решением задач (фон), в начале эксперимента — прн предъявлении стандартных задач, в конце — перед предъявлением нестандартных задач. Полученные таким образов величины указывают на то, какую часть отрезка (в %) в 10 мин занимают колебания указанных периодов. В табл. 17 приводится суммарный
159
показатель (в %) волн минутных диапазонов СМКП для всей группы испытуемых (43 человека) до (фон-Ф), в начале (Н) и в конце (К) деятельности (решения задач Лачинсов [488]). Из табл. 17 видно, что в фоне суммарный индекс по всей минутной периодике составляет примерно одну треть всех СМКП (в левой лобной — 26,46%; в левой височной — 31,16%, в правой лобной — 37,62 %, в правой височной — 21,47%).
В начале работы (при решении задач Лачинсов) колебания минутных диапазонов увеличиваются во всех областях мозга (кроме правой лобной) и достигают примерно половины всех регистрируемых СМКП за 10 мин: в левой лобной области — 50,0%, в левой височной — 51,0% и в правой височной — 48,6%.
В конце работы (при выработке стереотипии решения) происходит дальнейший рост колебаний минутных диапазонов: в левой височной области — до 61,5%), в правой лобной — до 53,5%), в правой височной — до 67,3%о, правда, в левой лобной области наблюдается некоторое уменьшение минутных колебаний относительно начала работы.
Таким образом, из табл. 17 следует, что в процессе деятельности наблюдается значительная перестройка СМКП, заключающаяся в увеличении колебаний минутных диапазонов, что, по-вндимому, в наибольшей степени соответствует режиму длительно реализуемых воздействий (в данном случае решение задач Лачинсов). Кроме того, в этой таблице представлена также динамика СМКП в процессе деятельности по каждому нз диапазонов с указанием статистической значимости изменений. Оценка значимости производилась с помощью критерия Внлкоксоиа [287]. Наиболее существенные сдвиги во всех отведениях происходят в диапазоне 2— 2,5 мин при сопоставлении конца деятельности с фоном. Существенное увеличение индекса данного ритма наблюдается в правой лобной области —иа 11,8%0 (р<0,05), в правой височной — на 9,3%, (р<0,01), в левой лобной— на 11,8%) (р<0,05) н в левой височной — на 15,8%) (р<0,01). Остальные сдвиги, достигающие достоверного уровня значимости, характерны, как правило, только для одного, редко для двух отведений. Так, наблюдалось увеличение ритма с периодом 1,5 мин при сопоставлении начала работы с фоном в правой лобной области па
160
Таблица 17
Динамика сверхмедленной активности мозга во время решения задач Лачинсов
		Правое полушарие		Левое полушарие	
Период СМКП, мин	Стадия эксперимента	лоб	висок	лоб	висок
1,5	ф	0,56	0,76	0,42 Н	2,1	2,0	0,85 К	2,7	3,4	3,0 П ф	1,54*	1,24	0,43 К- Ф	2,14	2,64	2,56 К Н	0,6	1.4	2,15 2—2,5	ф	3.3	3,6	4,7 и	8.2	6,8	5.5 К	15,1	12,9	16,5 Н Ф	4,9	3,2	0,8 Кф	11,8*	9.3*’	11,8” К Н	6,9	11,0 3—3,5	ф	6,4	13,0	14,0 Н	19,9	15,8	8,2 К	11,9	21,1	19,9 Н—Ф	13,3”	2,8 —5,8 к -Ф	5,5*	8,1	5,9 К	Н	—7,8	5,3	11,7 к	<Ь	16,2	13,8	18,5 Н	19,8	26,4	19,4 и	12,7	24,1	14,1 ц_ф	3,6	12,6’	0.9 К	ф	—3,5	10,3	—4,4 К-Н	-7.1	-2-3	-S'3 Суммарный ни- Ф	чз’оп деке минутной Н	60,0	51,0	33,90 периодики	К	42,4	61,5	53,5 Примечание. Ф — фон; Н — начало; К — конец эксперимента. * р<0,05. •• р<0,01.					0,37 2,5 5,7 2,13 5,33* 3,2 2,8 7,8 18,6 5,0 15,8** 10,8* 12,2 21,6 17,9 9,4* 5,7 —3,7 6,1 16,7 25,1 10,6 19,0 8,4 21,47 48,6 67,3
1,54% (р<0,05). Увеличение этого ритма имело место и в евой височной области в конце деятельности по срав-нению с фоном на 5,33% (р<0.05). Также можно констатировать увеличение ритма с периодом 3—5 мин в начале н в конце работы, однако это увеличение носило отчетливо локальный характер: в начале (по сравнению с фо
6 В. М. Русалов
161
ном) — в правой лобной и левой височных областях, а в конце (по сравнению с фоном) — в правой лобной области. Отметим, что только в одном случае наблюдалось увеличение ритма с периодом более 6 мин, а именно в начале деятельности в правой височной области (по сравнению с фоном).
Таким образом, по мере выработки интеллектуальной установки (при решении задач Лачинсов на интеллектуальную стереотипию) у испытуемых происходит общий рост минутной периодики СМКП, причем наиболее существенный сдвиг во всех исследуемых отведениях наблюдается лишь в диапазоне 2—2,5 мнн.
Этот факт для нас представляет особый интерес, поскольку увеличение СМКП в диапазоне 2—2,5 мин ритма затрагивает активность всего мозга. Исходя из полу-,-ченных результатов можно, очевидно, предполагать, что активность данного с верх минутного ритма определяется действием какого-то универсального, общемозгового фактора, связанного с монотонной, стереотипной деятельностью.
В гл. 6 будет подробно проанализирована связь данного общемозгового фактора сверхмедленной активности мозга с особенностью выработки интеллектуальной установки как показателем интеллектуальной саморегуляции.
4.8.	Выводы о структуре нейродинамической конституции человека
Нейродинамическая конституция — это совокупность, единство наиболее устойчивых и наиболее существенных свойств нервной системы. Очевидно, что только общемозговые (общие) свойства нервной системы могут получить статус «конституциональных», поскольку в них отражаются наиболее устойчивые и наиболее существенные особенности функционирования всего мозга, всей нервной системы. Проведенное исследование показало, что общемозговые свойства — не «научные абстракции», а реальные характеристики нервной деятельности, которые мы рассматриваем в качестве важнейших параметров нейродинамической конституции человека.
Исходя нз позиций системного анализа в данной серии исследований нам удалось экспериментально выде-
162
лить существование Шести важнейших общемозговых измерений нейродинамической конституции человека: сто-хастичность нейронных сетей, энергию медленных ритмов, частоту медленных ритмов, активность бета-2 ритма, уровень пространственно-временной согласованности биопотенциалов, а также активность 2—2,5-минутного ритма головного мозга. Мы полагаем, что факторы «стохастичность мозга» по данным ВП и пространственно-временная согласованность ЭЭГ с наибольшим основанием могут быть отнесены к категории общих свойств нервной системы, поскольку они отражают непосредственно особенности интеграции нервных процессов всего мозга.
Если дать оценку некоторым выявленным нами общим нейрофизиологическим факторам с точки зрения классических представлений о свойствах нервной системы, то исходя из полученных экспериментальных данных можно высказать следующие предположения. Сила нервных процессов иа уровне целого мозга может отражаться в энергии медленных ритмов (отрицательная корреляция); лабильность нервной системы может проявляться в показателях синхронизации и когерентности ЭЭГ; подвижность нервных процессов — в уровне стоха-стичности нейронных сетей мозга. Естественно, что решающим моментом в пользу высказанных предположений должны быть результаты сопоставления выявленных нейродннамнческих свойств с референтными психодинамическими свойствами человека. Выявленные интегральные нейродниамические свойства в гл. 6 будут сопоставляться с основными параметрами психодина-микн человека.
Глава V
ПСИХОДИНАМИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА ЧЕЛОВЕКА
5.1.	Структура основных психодииамических свойств человека
В настоящее время не существует единого мнения относительно структуры пснходинамических свойств человека.
163
6'
Некоторые исследователи склонны отождествить всю психодинамнку человека с темпераментом [232, 177]. Естественно, что темперамент является наиболее важной структурной единицей психодинамической организации человека. Однако вряд ли целесообразно сводить всю психодинамнку человека к темпераменту. По нашему мнению, необходимо выделить еще по крайней мере два других важнейших компонента психодинамнки человека — общие способности и сенситивность.
Эти две характеристики человека, как, впрочем, и темперамент, имеют, разумеется, и сугубо психологическое содержание. Однако в контексте нашего исследования, вслед за Б. М. Тепловым [275], Н. С. Лейтесом [142], Б. Г. Ананьевым [26], В. С. Мерлиным [164], мы рассматриваем только их устойчивую, врожденную психодинамическую основу. Каждое из указанных образований психодинамнки человека (сенситивность, темперамент и общие способности) представляет собой, с нашей точки зрения, особый комплекс устойчивых психо-дннамических характеристик человека.
Темперамент, как указывалось выше, является центральным образованием пснходинамичсской организации человека. Проблема темперамента является одной из наиболее разработанных проблем в советской психологии. Л. С. Выготский [73] к темпераменту относил особенности склада всех прирожденных н наследственных реакций, наследственную конституцию человека. Согласно его представлениям, темперамент - эта та сфера личности, которая обнаруживается в инстинктивных, эмоциональных и рефлекторных реакциях человека. Л. С. Выготский выделил две основные характеристики темперамента: 1) телесную выразительность и 2) характер и темп движений.
И. П. Павлов отождествлял темперамент с типом нервной системы. «Наши типы нервной системы,— говорил он, есть то, что обозначают словом «темперамент»» [200, с. 375], и далее: «Темперамент — есть наиболее общая характеристика его нервной системы, и эта последняя кладет ту или иную печать на всю деятельность каждого индивидуума» [200, с. 375].
Более развернутое определение темперамента дает Б. М. Теплов в 1946 г. в его учебнике для средней школы. «Темпераментом называются индивидуальные осо
164
бенности человека, выражающиеся: 1) в эмоциональной возбудимости..., 2) в большей или меньшей тенденции к сильному выражению чувств вовне..., 3) в быстроте движений, общей подвижности человека» [273, с. 239].
Представления С. Л. Рубинштейна о темпераменте сводились к подчеркиванию его динамических характеристик, которые выражаются, по его мнению, в импульсивности, темпе, силе, устойчивости, напряженности, амплитуде колебаний и т. п. психических процессах. При этом С. Л. Рубинштейн подчеркивал, что динамическая характеристика психической деятельности не имеет са-модавлеющего характера; она зависит от содержания деятельности н конкретных условий деятельности, от отношения к этим условиям и к тому, что он (человек) делает [232].
Б. Г. Ананьев относил к темпераменту те «индивидуальные особенности организма», которые определяются деятельностью «двигательных органов, органов чувств и всего нервно-мозгового аппарата» [23, с. 142]. Он рассматривал темперамент как «совокупность физиологических и психических особенностей человека» [23, с. 144]. В качестве ведущих характеристик им были выделены сила, скорость и устойчивость психических процессов. Другими важнейшими показателями темперамента он считал чувствительность и впечатлительность человека, особенности переживания собственных поступков и действий.
Сходное представление о темпераменте развивал Н. Д. Левитов. «Под темпераментом,— пишет он,— мы будем понимать ту, основанную на прирожденном типе высшей нервной деятельности сторону личности, которая выражается в эмоциональной возбудимости (быстроте внушения, устойчивости и яркости эмоций) и связанным с этой возбудимостью темпе психических процессов» [141, с. 3].
В последние годы весьма продуктивные исследования проблемы темперамента проводятся в школе В. С. Мерлина. Наиболее общее определение, которое дает В. С. Мерлин темпераменту в книге «Очерк теории темперамента», сводится к следующему: «Свойства темперамента представляют собой определенную динамическую систему», и далее: «Свойства темперамента можно определить (также) как энергетическую характеристику
165
психических свойств» [164, с. 8]. Основными показателями темперамента, по мнению В. С. Мерлина, являются: эмоциональная возбудимость, возбудимость внимания, сила эмоций, тревожность, реактивность непроизвольных движений (импульсивность), активность волевой целенаправленной деятельности, пластичность-ригидность, резистентность и субъективация. Как считает В. С. Мерлин, эти показатели образуют специфические соотношения, характеризующие тип темперамента. В связи с этим, по мнению В. С. Мерлина, нельзя изучать отдельные его свойства, не соотнеся нх с определенными типами.
Ученик В. С. Мерлина В. В. Белоус с помощью специальной модели инварианта выделил два таких типа темперамента, условно названных им тип «А» и тип «Б» [46, 47]. Испытуемые первого типа темперамента характеризовались сильным возбуждением, высокой илн низкой динамичностью торможения, экстраверсией, беззаботностью, пластичностью, высокой или низкой эмоциональностью.
Второй тнп темперамента отличался слабым возбуждением, высокой или низкой динамичностью возбуждения, ннтраверсией, ригидностью, тревожностью [46, 47].
Развивая представления Б. М. Теплова, В. Д. Небылицын [184] выделяет в темпераменте три ведущих его компонента, относящихся к сферам общей активности индивида, его моторики и его эмоциональности. Каждый из этих компонентов, в свою очередь, обладает весьма сложным многомерным строением и разными формами психологических проявлений.
Наиболее широкое значение в структуре темперамента имеет, как считает В. Д. Небылицын, тот его компонент, который обозначается им как общая психическая активность индивида. Сущность этого компонента заключается в тенденции личности к самовыражению, эффективному освоению и преобразованию внешней действительности. Степени активности распределяются, согласно представлениям В. Д. Небылицына, от вялости, инертности и пассивного созерцательства на одном полюсе до высшнх степеней энергии, мощной стремительности действий и постоянного подъема — на другом.
К группе качеств, составляющих первый компонент темперамента, вплотную примыкает (илн даже, возмож
166
но, входит в нее как составная часть) группа качеств, составляющих второй — двигательный, или моторный, его компонент, ведущую роль в котором играют качества, связанные с функцией двигательного (и специально-речедвнгательного) аппарата. Необходимость специального выделения в структуре темперамента этого компонента вызывается, по мнению В. Д. Небылицына, особым значением моторики как средства, с помощью которого актуализируется внутренняя динамика психических состояний со всеми ее индивидуальными градациями. Средн динамических качеств двигательного компонента выделяются: быстрота, сила, резкость, ритм, амплитуда и ряд других признаков мышечного движения (часть из них характеризует и речевую моторику).
Третьим основным компонентом темперамента, согласно представлениям В. Д. Небылицына, является эмоциональность, представляющая собой обширный комплекс свойств и качеств, характеризующих особенности возникновения, протекания и прекращения разнообразных чувств, аффектов и настроений. По сравнению с другими составными частями темперамента этот компонент наиболее сложен и обладает разветвленной собственной структурой. В качестве основных характеристик эмоциональности выделяют впечатлительность, импульсивность и эмоциональную лабильность. Впечатлительность выражает аффективную восприимчивость субъекта, чуткость его к эмоцногенным воздействиям, способность его найти почву для эмоциональной реакции там, где для других такой почвы не существует. Термином «импульсивность» обозначается быстрота, с которой эмоция становится побудительной силой поступков и действий без их предварительного обдумывания н сознательного решения выполнить их. Под эмоциональной лабильностью обычно понимается скорость, с которой прекращается данное эмоциональное состояние или происходит смена одного переживания другим.
Основные компоненты темперамента, по мнению В. Д. Небылицына, образуют в актах человеческого поведения то своеобразное единство побуждения, действия и переживания, которое позволяет говорить о целостности проявлений темперамента и дает возможность относительно четко отграничить темперамент от других психических образований личности.
J67
В своем исследовании мы сосредоточили внимание на изучении только одной, однако наиболее важной стороны темперамента, а именно общей активности.
Исследование общей активности как одного из основных измерений темперамента имеет длительную историю. Еще в 1909 г. Г. Хеймане и Е. Вирсма [442] рассматривали активность как один из фундаментальных компонентов разрабатываемой ими трехмерной типологии темперамента, включающей также эмоциональность н персеверативность.
В дальнейшем многие исследователи также показали существование в структуре темперамента такого измерения, как общая активность (например, Дж. Р. Гилфорд [435]).
В специальных исследованиях была показана высокая генотипическая обусловленность индивидуальных различий в общей активности [345]. В исследованиях на животных также установлен факт наследования общей активности [533]. Все это может рассматриваться как свидетельство того, что данное свойство психодинамнки является, по-видимому, конституциональным свойством.
Как было сказано выше, общая активность рассматривается как одно из наиболее важных внутренних условий осуществления деятельности, как внутренняя потребность индивида «к эффективному освоению внешней действительности, к самовыражению относительно внешнего мира» [184, с. 251]. Именно такое понимание активности легло в основу целого ряда экспериментальных исследований в школе Б. М. Теплова — В. Д. Небылицына [119, 135, 173, 176]. В этих работах активность выступает не только как качественная, но н как количественная мера взаимодействия субъекта со средой с точки зрения его динамической напряженности.
В предшествующих исследованиях различные уровни активности (интеллектуальной н психомоторной) изучались, как правило, изолированно друг от друга, что, естественно, затрудняло выделение единого генерального фактора активности, поскольку наряду с общей, унитарной характеристикой индивида, касающейся динамики его поведения, по-видимому, существуют также специфические факторы, относящиеся к разным сферам деятельности [404, 528]
168
Другой особенностью предыдущих работ было также н то, что данное психодннамическое свойство человека рассматривалось упрощенно, как синдром некоторых признаков, и оценивалось по суммарному показателю, в который включались и показатели скоростных особенностей поведения, и потребности в деятельности, и тенденции к разнообразию действий.
Разрабатывая свою концепцию темперамента, В. Д. Небылицын отмечал, что, по-внднмому, каждый из компонентов темперамента обладает весьма сложным многомерным строением и разными формами психологических проявлений [184].
К настоящему времени накоплен целый ряд экспериментальных данных, прямо или косвенно подтверждающих данное предположение В. Д. Небылицына. Например, в исследованиях У. Д. Фурно [412], Р. И. Пайна [516] и других не обнаружено значимой связи между показателями стремления к напряженной деятельности (оцениваемой по времени поиска решения трудных и не* разрешимых задач) н скоростью протекания умственных операций. В работе М. Такала [558] были выявлены существенные различия в интранндивидуальной стабильности таких аспектов активности, как темп выполнения действий и склонность к разнообразию действий, что может рассматриваться как прямое свидетельство относительной независимости различных сторон активности.
Естественно, что для сопоставления активности как ведущего компонента психодинамического уровня человека, а именно его темперамента с другими уровнями биологической подсистемы человека, в частности с его интегральными нейродннамическнми свойствами, необходимо предварительное вычленение в данном измерении темперамента его основных, относительно независимых аспектов.
Представление о сенситивности как самостоятельном параметре психодинамической организации личности, характеризующем «способ чувствительности» как особое «свойство сенсорной организации человека в целом», наиболее тщательно разработано в работах Б. Г. Ананьева [24].
Для описания этого свойства могут быть использованы, по мнению Б. Г. Ананьева, не только величины абсолютных порогов, но и общий темп возникновения и раз-
169
Вертывапия сенсомоторных реакций... «Несмотря на большое разнообразие видов п уровней чувствительности,— писал Б. Г. Ананьев,— у одного и того же человека сенситивность является общей, относительно устойчивой особенностью личности, которая проявляется в разных условиях, при действии самых различных по своей природе внешних раздражителей» [24, с. 114].
В работах школы Б. М. Теплова — В. Д. Небылицына чувствительность, измеряемая с помощью величины абсолютных порогов, относилась, как правило, к категории нейродннамических (физиологических) характеристик. Однако в настоящее время благодаря успехам современной психофизики было бы более правильным относить чувствительность (в величинах абсолютных порогов) к психодинамическим свойствам личности, а именно сенситивности. Согласно современным представлениям, абсолютные пороги - это результат одновременного действия как сенсорных, так и внесенсорных (например, критерия принятия решения) факторов, которые не могут быть разведены при использовании классических методов измерения чувствительности. Для вычисления порога сенсорной (физиологической) чувствительности необходимы специальные методы, основанные на теории обнаружения сигнала [41].
В нашем исследовании мы ограничились измерением абсолютных порогов с помощью одного йз классических методов — метода минимальных изменений с использованием речевого самоотчета испытуемых, поскольку нас интересовала характеристика чувствительности как таковая, как свойство сенситивности человека, с целью сопоставления ее с одним из нижележащих уровней биологической организации человека, а именно с телосложением.
Общие способности с точки зрения нх дифференциально-психофизиологического (психодинамнческого) содержания наиболее тщательно разрабатываются Н. С. Лейтесом и его учениками. Отправная позиция, из которой исходят Н. С. Лейтес и его сотрудники, в понимании общих способностей сформулирована С. Л. Рубинштейном еще в 1946 г. Согласно С. Л. Рубинштейну, всякая способность является способностью к какому-то определенному, конкретному виду деятельности, вне которого она не существует. Совокупность психических ка
170
честв, выступающая как способность, определяется требованиями конкретной деятельности и является различной для разных видов деятельности. Следовательно, наличие у человека определенной способности означает пригодность или готовность его к определенному типу деятельности.
Общие же способности должны соотноситься с более общими условиями ведущих форм человеческой деятельности, т. е. отвечать требованиям многих видов деятельности или деятельности человека вообще. «Деятельность человека — это, говоря конкретно, трудовая деятельность, посредством которой человек в процессе исторического развития, изменяя природу, создает материальную и духовную культуру. Все специальные способности человека — это в конце концов различные проявления, стороны общей его способности к освоению достижений человеческой культуры и ее дальнейшему продвижению» [232, с. 643].
По мнению С. Л. Рубинштейна, общие способности являются способностями человека к самостоятельной трудовой деятельности и к освоению в процессе обучения того, что было создано человечеством в процессе исторического развития, т. е. общая способность по-су-ществу является «вообще способностью к обучению и труду».
Таким образом, общие способности следует рассматривать как совокупность потенциальных (наследственных, врожденных) психодинамнческих характеристик человека, определяющих его готовность к широкому диапазону видов деятельности (или к деятельности вообще). Такое понимание общих способностей в корне отличается от представлений, возникших и бытующих до сих пор в дифференциальной психологии на Западе. Многие западные психологи нередко приравнивают общие способности, которые они отождествляют с понятием интеллект, к уровню знаний, измеряемых с помощью тестов. Для ннх сущность интеллекта часто сводится к содержанию измеряющих интеллект наборов тестов [335,551,565].
В. С. Юркевич [318] в своем обзоре по изучению общей одаренности за рубежом выделяет, три^. наиболее часто встречающихся понимания интеллекта! 1) интеллект как способность к обучению, т. с тот человек,
171
у которого выше уровень интеллекта, соответственно легче, быстрее и лучше учится, 2) интеллект как способность оперировать абстрактными символами и отношениями, как способность понимать существенные связи и адекватно реагировать на основе имеющегося опыта; 3) интеллект как способность приспособления к новой ситуации. «В данном понимании интеллекта как приспособления индивида к среде,— считает В. С. Юркевич,— как бы аккумулируются всевозможные дефиниции интеллекта. Это обстоятельство становится глубоко закономерным, если учесть, что интеллект и невозможно определить вне его приспособительной функции и всякая попытка его определения будет неизбежно обращаться к взаимодействию индивида со средой» [318, с. 156].
Оригинальную концепцию о структуре интеллекта развивает американский исследователь Р. У. Кеттел [ЗбТ]- Он допускает существование двух типов интеллекта: текучего, или оперативного (fluid), и кристаллического, или стабильного (crystallized), тем самым занимая позицию, однозначно не примыкающую ни к первому, ни ко второму направлению. С одной стороны, Р. У. Кеттел, кроме специфических, единичных факторов в структуре интеллекта, выделяет факторы второго порядка и выше, аналогичные общим факторам, принятым в первом нз вышеперечисленных направлений. Однако, с другой стороны, он не выделяет единого генерального фактора интеллекта, а останавливается на двух общих факторах, относительно независимых друг от друга и определяющих успешность той или иной деятельности в разных ситуациях.
Согласно Р. У. Кеттелу, кристаллический, или стабильный, интеллект определяет продуктивность деятельности в тех задачах, которые требуют готовых, выработанных умственных навыков. Данный вид интеллекта формируется под влиянием факторов среды в результате накопления прошлого опыта Это — запас знаний, умений, умственных навыков, приобретаемых главным образом в результате обучения и готовых для непосредственного использования при разрешении познавательных задач.
Текучий, или оперативный, интеллект характеризует продуктивность деятельности в совершенно новых, незнакомых ситуациях и задачах, где стабильный интел-
172
лект уже не может играть первостепенной роли. Содержанием оперативного интеллекта является способность воспринимать отношения и устанавливать связи. В отличие от стабильного оперативный интеллект, по мнению автора, определяется в большей мере общими природными свойствами индивида, чем влиянием среды.
/'Аналогичную двухмерную концепцию строения ин-ялекта развивает автор известных интеллектуальных тестов — Д..Векслер. Согласно Д. Векслеру [573], интеллект— это совокупность свойств человека, обеспечивающих определенную успешность деятельности. Таким образом, понятие интеллекта у Д. Векслера приближается к понятию общих способностей, развиваемому в советской психологии [142, 143, 232—234].
Д. Векслер выделяет две основные стороны интеллекта: 1) вербальный интеллект—^включает в себя, в первую очередь, знания, но зависит также н от других психических функций; в нем отражается уровень вербального функционирования, поскольку его результаты оцениваются по ответам, даваемым в речевой форме; 2) невербальный интеллект,— по мнению Векслераг отражает природные психофизиологические возможности индивида, поскольку предусматривает обязательную активность некоторых базальных интеллектуальных функций. Этот аспект интеллекта определяет исполнительские способности и включает в свою структуру визуальную организацию и зрительно-моторную координацию. Он оценивается по результатам манипулирования с невербальным материалом. Таким образом, интеллект, по Д. Векслеру,— это ие только способности к познанию, но н достигнутый уровень адекватного приспособления, т. е. фактически уровень умственного развития в целом. Следовательно, измеряя уровень умственного развития с помощью тестов, в частности тестов Д. Векслера, мы тем самым получаем косвенную оценку некоторых сторон уровня общих способностей человека как совокупность широкого набора потенциальных психологических характеристик человека, определяющих его готовность к деятельности вообще.
Попытка к расширенному толкованию общих способностей характерна и для Н. С. Лейтеса, по мнению которого «в проявлениях способностей выступает целостная личность» [142, с. 8].
173
Рассматривая общие способности человека с позиции С. Л. Рубинштейна как совокупность потенциальных психологических характеристик, определяющих его готовность к деятельности, Н. С. Лейтес предпринял глубокий анализ дифференциально-психофизиологических основ самой деятельности вообще. Он показал, что «подлинно универсальными внутренними условиями осущест-, вления деятельности являются активность и саморегу» ляция» [143, с. 224]. Автор приводит серию убедительных фактов, дающих основания предполагать, что эти «универсальные условия осуществления деятельности — активность и саморегуляция» — являются одновременно н общими факторами способностей (одаренности). По его мнению, саморегуляция и умственная активность в их взаимодействии составляют, таким образом, единую первооснову способностей к самым различным видам деятельности — от элементарных двигательных актов до сложнейших видов творчества. Такое понимание первооснов общих способностей, с одной стороны, сближает понятие общих способностей с понятием темперамента благодаря наличию у них общего компонента — активности, а с другой — нацеливает на принципиально иной путь поиска адекватных показателей общих способностей. Если для западных исследователей (например, Д. Векслера [573]) общие способности оцениваются, как правило, по умению манипулировать готовыми знаниями, то, согласно Н. С. Лейтесу, общие способности (одаренность) должны проявляться прежде всего в особенностях активности н саморегуляции психической деятельности (прежде всего умственной деятельности) как важнейших формально-динамических предпосылках ее осуществления.
В связи с этим возникает задача поиска и разработки таких моделей умственной (интеллектуальной) деятельности, в которых выступали бы индивидуальные различия в саморегуляции и активности и которые могли бы быть объективно измерены. Очевидно, что для этого требуется создание таких экспериментальных ситуаций, где индивидуальные различия в саморегуляции и активности не зависели бы (илн зависели бы в минимальной степени) от уровня знаний и умений и влияния всего прошлого опыта могли бы быть в наибольшей мере уравнены.
174
В специально организованных экспериментах уже удалось показать прямую связь между уровнем умственной активности и успешностью интеллектуальной деятельности [176, 258]. Показана также связь между уровнем достижений и своеобразием выполнения умственной деятельности от особенностей саморегуляции человека [319].
Естественно, что успешное исследование особенностей и механизмов умственной саморегуляции зависит от исходной концепции организации деятельности. Понятие саморегуляции восходит еще к В. Штерну, считавшему, что интеллект — это прежде всего способность регулирования мыслей. Сходное, но несколько расширенное понимание саморегуляции мы находим у Н. С. Лейтеса и его учеников, где под саморегуляцией понимается способность индивида создать программу деятельности и на этой основе управлять своими действиями и состояниями (психологический анализ интеллектуальной саморегуляции рассмотрен в ряде работ) (см. обзор В. С. Юркевич [319]).
Высшее проявление интеллекта, по В. Штерну, заключается в предвидении будущих событий, которое осуществляется с помощью целевой установки, плана, играющего доминирующую роль по отношению ко всей деятельности. Отметим, что многие современные исследователи как психологи, так и физиологи выделяют в качестве главного элемента регуляции весьма сходные понятия: установка [284], образ [48], план [170], модель потребного будущего [51], экстраполяционный рефлекс [139], нервная модель стимула [263], акцептор результатов действия [31] и т. д. Из многочисленных концепций, имеющих отношение к проблеме саморегуляции, наиболее продуктивной, по нашему мнению, является концепция функциональной системы П. К. Анохина [29—36]. Главное преимущество этой концепции по сравнению с другими, носящими в основном описательный характер, является прежде всего то, что она оперирует строго определенным числом блоков в контуре саморегуляции с четким описанием функций каждого из них (блок афферентного синтеза, принятия решения, акцептора действия и т. д.). Второе существенное преимущество функционально-системного подхода в изучении механизмов саморегуляции заключается в том, что
175
этот же подход используется нами и при изучении свойпв нервной системы, что обеспечивает единую концептуальную платформу в изучении механизмов психической и нейрофизиологической регуляции.
В этой связи наиболее актуальным становится поиск! такой модели интеллектуальной деятельности, в которой-наиболее полно н относительно раздельно во времени могли бы выступить различные ключевые блоки функ| циональной системы. Для этой цели, по-видимому, мало! пригодны те виды деятельности, структура которых жестко детерминирована, поскольку в этом случае выделение ключевых блоков функциональной системы едва ли практически возможно.
Совершенно иначе происходит формирование функциональной системы в случае интеллектуального поведения человека в вероятностной среде, в ситуации так называемого вероятностного обучения, где последовательность подкреплений является случайной и не заключает в себе детерминированных правил чередования.
Некоторые исследователи считают вероятностное обучение разновидностью оперантного научения [344,487], другие считают возможным отнести вероятностное обучение к категории классических условных рефлексов [563] А некоторые полагают, что вероятностное обучение— это разновидность обучения понятиям [216, 406, 413, 426]. Вероятностное обучение можно реализовать, в частности, в виде /'-образного лабиринта, двух (или более) кормушек, пульта с набором электроламп и соответствующих им выключателей и кнопок [385, 386. 397, 449].
Типичный эксперимент вероятностного обучения у человека состоит из длинного ряда дискретных испытаний (проб). Требуется дать один из п ответов Лъ Л2 —Л„. Проба заканчивается подкрепляющим событием £,, Ег... Еп. Таким образом, испытуемому предлагается сделать выбор из некоторого числа альтернатив, после чего ему дается информация (подкрепление), указывающая, был ли ответ правильным или ошибочным. Проба может начинаться с подачи предупреждающего сигнала или без него. Сам предупреждающий сигнал не несет в себе никакой информации; испытуемый должен сделать выбор на основе своих прошлых проб. Обучение называется вероятностным, потому что не существует единствен-
176
riOrO правильного ответа. Подкрепление подаетсй по Эй-раие( заданной вероятностной программе, которая не зависит от характера предсказания.
Вся информация, которую получает испытуемый об условиях такого опыта, задается инструкцией. Инструкция содержит как формулировку цели деятельности испытуемого, так и перечисление тех действий, которые он должен выполнить. Однако для успешного осуществления данной деятельности совершенно недостаточно той информации, которую получил испытуемый от экспериментатора. Ои должен самостоятельно построить образ ситуации, найти способы достижения поставленной цели, выработать программу действий, определить для себя критерии оценки результатов и найти виды обратных связей для оценки результатов своих действий [ПО].
На первоначальных этапах деятельности в условиях стохастической ситуации нахождение нужных способов достижения цели осуществляется по принципу переноса привычных способов решения задач, характерных для детерминированных ситуаций. Испытуемым с трудом приходится преодолевать психологический барьер прошлою опыта; большинство из них вначале ищут строгие детерминистические связи, «упорядочивают» стохастическую ситуацию и лишь после длительных неудач отказываются от этих связей и находят соответствующие способы поведения. «Упорядочивание» происходит путем выдвижения гипотез о правилах чередования событий путем приписывания определенных субъективных вероятностей появлению того или иного подкрепления. Дру-1ими словами, испытуемые регулируют собственную интеллектуальную деятельность в соответствии с построенной ими субъективной вероятностной моделью ситуации.
Основным звеном регуляции является построение прогноза наступления гех или иных событий, который формируется в мозгу параллельно построению программы действий в виде акцептора результатов действия — комплекса опережающих возбуждений, отражающих параметры будущего результата. Акцептор результатов действия воспроизводит не только конечный приспособительный эффект, но и всю картину предметной ситуации. В силу специфики интеллектуальной деятельности в стохастической среде опережение, илн предвидение, ре
177
зультатов при вероятностном обучении не может быть абсолютным, так как индивид никогда не может предвидеть однозначно ход событий или результаты действия. Характерной особенностью акцептора действия, или аппарата предвидения, здесь является его вероятностный характер. Из всех возможных предвидений результатов выбирается только тот. вероятность которого наивысшая.
Таким образом, интеллектуальная деятельность в стохастической среде представляется весьма удобной моделью для изучения индивидуальных особенностей интеллектуальной саморегуляции, поскольку позволяет наиболее полно исследовать закономерности построения человеком прогноза, предвидения будущих событий. Кроме того, данная модель интеллектуальной деятельности позволяет также исследовать особенности и других ключевых блоков функциональной системы: афферентного синтеза, принятия решения и обратной аффе-рентации.
При вероятностном обучении обстановочная аффе-рентация в каждой отдельной пробе создается за счет предъявления подкреплений в предшествующих пробах. Пусковая афферентация может иметь или не иметь место в зависимости от того, применяется илн не применяется предупредительный сигнал. Мотивация возникает преимущественно благодаря когнитивному интересу к самому процессу деятельности, а в некоторых случаях также за счет получения материального поощрения. В ходе афферентного синтеза возникает предпусковая интеграция, выполняющая роль закодированных программ предстоящих действий. Сам афферентный синтез осуществляется с помощью механизма ориентировочных реакций, обеспечивающих непрерывный и активный подбор необходимых афферентаций, с целью сопоставления с основной доминирующей мотивацией и с элементами прошлого опыта.
На основе афферентного синтеза происходит принятие решения, которое освобождает организм от «излишних степеней свободы» и способствует формированию интеграла афферентных возбуждений, имеющих приспособительный смысл для организма именно в данный момент и именно в данной ситуации. Принятие решения является переходным моментом, после которого вся ком-
178
бинацня возбуждений приобретает исполнительный эфферентный характер.
Принятие решения при вероятностном обучении всегда сопряжено с эмоциональными реакциями — неуверенностью, сомнением, напряженностью и т. д., поскольку принципиально невозможно обеспечение адекватного ответа испытуемого в каждой пробе. Если предъявляемое подкрепление соответствует прогнозу, то при сличении результата действия (подкрепления) с акцептором действия с помощью механизма обратной связи возникает положительная эмоция, в случае же непод-креплення (неугадывання) возникает отрицательная эмоция и, естественно, ориентировочная реакция, приводящая к перестройке афферентного синтеза н принятию нового решения, новой программы, к новому прогнозу и т. д., т. е. к формированию новой функциональной системы, более адекватной данной стохастической среде.
Таким образом, интеллектуальная деятельность испытуемого при вероятностном обучении может быть вполне удовлетворительно описана в терминах функциональной системы П. К. Анохнна. Исходя из того что функциональная система состоит из различных звеньев, вносящих свой специфический вклад в работу всего кольца регулирования (т. е. саморегуляции), различные тактики и стратегии испытуемых при вероятностном обучении можно трактовать как результат способа формирования функциональной системы за счет различного вклада и доминирования того или иного звена в построении деятельности.
Таким образом, имеются все основания рассматривать вероятностное обучение как одну из наиболее удачных моделей для изучения особенностей саморегуляции интеллектуального поведения человека.
Вероятностная прогностическая деятельность, организованная по типу вероятностного обучения, может быть также вполне успешно использована не только при изучении формально-динамических особенностей саморегуляции, но и активности.
В проводимых ранее работах по изучению активности в дифференциально-психофизиологическом плане активность исследовалась, как правило, на моделях интеллектуального поведения, осуществляемого в детерминированных средах [57, 58, 173, 135].
179
Исследование активности на модели интеллектуального поведения в стохастической среде можно рассматривать как новый этап в исследовании активности, поскольку он позволит, по-видимому, существенно ближе подойти к познанию и раскрытию внутренних тенденций индивида к действованию. Здесь наиболее важными и совершенно неизученными являются вопросы о том, каковы факторы динамической организации вероятностно-прогностической деятельности, т. е. вопросы о том, зависит ли и в какой степени длительность (скорость) отдельного прогностического цикла в общей структуре адаптивного поведения человека от особенностей структуры вероятностной среды, характера подкрепления, эффекта предшествования, т. е. выступает ли н в какой степени активность вероятностно-прогностической деятельности как устойчивая особенность психодинамики индивида.
Также чрезвычайно перспективной моделью деятельности, с целью изучения саморегуляции и активности как важнейших предпосылок общих способностей [142, 143], с нашей точки зрения, может оказаться модель установки. Перспективность включения понятия н метода установки в контекст общих способностей, а именно в раскрытие содержания саморегуляции и активности, отмечалось ранее В. С. Юркевич [319] и В. Д. Небы-лицыным [184], поскольку установка является универсальной формой регуляции деятельности, определяющей нс только состояние готовности к предстоящей деятельности, но и динамические особенности ее протекания [52, 218, 284, 285].
Таким образом, установка выступает в иачестве ведущего фактора организации активности, превращающего ее в целенаправленную деятельность.
Для осуществления любой деятельности, по мнению Д. И. Узнадзе [284, 285], необходимо и достаточно двух факторов: потребности организма в чем-либо, которая дает импульс соответствующей активности, и ситуации, содержащей условия удовлетворения потребности, придающей деятельности конкретную направленность. Прн наличии этих условий организм обращается к определенной целенаправленной деятельности. «Эта деятельность, в первую очередь, зарождается в форме установки, которая в дальнейшем раскрывается в виде доступ
180
ных наблюдателю внутренних и внешних актов поведения» [285, с. 180].
Сопоставляя установку Д. Н. Узнадзе с функциональной системой П. К. Анохина, можно отметить, что вначале установка проходит стадию «афферентного синтеза» (наличие мотивации — потребности и обстановочной афферентации), т. е. ситуации, по Д. Н. Узнадзе, затем формируются «внутренние акты поведения» (акцептор действия — программа поведения) и, наконец, «внешние акты поведения» (результаты действия).
В связи с этим нам представляется, что попытка некоторых исследователей отождествить установку только с одним из блоков функциональной системы П. К- Анохина (например, с акцептором действия — И. Т. Бжала-ва [52]), значительно умаляет роль установки как механизма регуляции, поскольку с позиций системного анализа ни один из компонентов функциональной системы не обладает регулятивными свойствами. Регуляция— свойство системы в целом [29—36]. Следовательно, установку можно рассматривать как своего рода универсальную «неспецифическую» функциональную систему (с присущей ей своим полным набором всех блоков регуляции), возникающую перед любой деятельностью. Отсюда вытекает, также и то, что любую целенаправленную деятельность можно представить как состоящую из двух этапов: преддеятельности (установки) и собственно деятельности. Именно преддеятельность (установка) организует и накладывает свой отпечаток иа всю последующую деятельность, причем не только на ее структуру, но н на динамические характеристики.
Установка проявляется прежде всего в возникновении иллюзий, которые выступают как результат перестройки активности организма, во всех чувственных сферах для реализации конкретной деятельности. Д. Н. Уз* надзе показал, что иллюзии есть проявление состояния организма как целого, их можно зарегистрировать не только в том органе, который непосредственно подвергался воздействию, но и в чувственных сферах, которые такому воздействию не подвергались (феномен иррадиации). Следовательно, иллюзии — это непосредственный эффект установки, эффект готовности действовать в определенном направлении. Установка—это особое дея
181
тельное состояние, которое регулирует деятельность на всех уровнях: перцептивной, познавательной и личностной активности [178, 194, 218, 284, 285].
В связи с этим у нас имеются все основания рассматривать индивидуальные особенности установки (скорость возникновения, прочность, пластичность) в качестве ведущих параметров саморегуляции поведения, а следовательно, и в качестве возможных показателей общих способностей человека.
Таким образом, в нашем исследовании особенности саморегуляции и активности как универсальные предпосылки общих способностей изучались на модели вероятностного обучения н установки. Для оценки общего уровня интеллектуального развития испытуемых была использована методика Д. Векслера. Нас интересовал вопрос, какие именно аспекты общих способностей, определяемые по показателям саморегуляции и активности в вероятностно-прогностической деятельности, находят свое отражение на общем уровне умственного развития.
Итак, для оценки психодинамического уровня человека нами был выбран ряд параметров, характеризующих основные ее особенности, а именно сенситивность, темперамент и общие способности.
5.2.	Исследование сенситивности
Для оценки этого свойства мы воспользовались значениями величин абсолютных порогов зрительного, слухового и кожного анализаторов. Естественно, что данное свойство не исчерпывается значениями абсолютных порогов. Тем не менее мы полагаем, что, измеряя абсолютные пороги, мы получаем важную информацию о динамических характеристиках сенсорной организации человеческой нидивндуальности. Определение сенситивности проводили на той группе испытуемых, у которой оценивали особенности телесной конституции.
Определение абсолютного зрительного порога. При определении абсолютного зрительного порога (скотопи-ческой чувствительности) мы старались как можно тщательнее соблюдать процедуру измерения, принятую в школе Б. М. Теплова — В. Д. Небылицына [226]. Опыты проводились в условиях полной изоляции испытуемо
182
го от света, после 40—45-минутиой темновой адаптации. Усадив испытуемого перед смотровыми отверстиями адаптометра (модель АДМ, система Белостоцкого), ему давали следующую инструкцию: «По команде «внимание» Вы должны фиксировать взглядом красную точку и одновременно краем глаза следить за появлением светового пятна в том месте, где Вы видите сейчас экран. Как только появятся первые проблески светового пягна, немедленно сообщите об этом словом «есть». Момент исчезновения света отмечается словом «нет». Ни в коем случае нельзя отводить взгляда от фиксационной точки после команды «внимание»».
Когда испытуемый отвечал «готов», производили медленное и плавное изменение диафрагмы таким образом, чтобы световая пропускаемое™» фильтров все время увеличивалась. При ответе испытуемого «есть» фиксировали соответствующее этому моменту деление шкалы и еще несколько увеличивали яркость светового пятна. После этого уменьшали яркость светового пятна до тех пор, пока испытуемый ие говорил «нет». Значения делений на шкале, соответствующие моменту появления и исчезновения светового пятна, заносили в протокол. При каждой новой пробе (после 1—3 мин интервала) скорость движения диафрагмы несколько меняли, чтобы у испытуемого не образовался условный рефлекс на время. С каждым испытуемым проводили около 30 проб, в зависимости от четкости получаемых данных.
Для вычисления порога мы отбирали результаты последних 10 проб. В данном исследовании мы учитывали только пороги появления.
Определение абсолютного слухового порога. Испытуемый с наушником ТА-4 «Октава» помещался в относительно изолированную от шума камеру. Перед этим он получал инструкцию нажимать на кнопку в момент появления и исчезновения звука в наушнике. Звук (чистый тон 1000 Гц) подавался от генератора ЗГ-10, помешенного вне камеры. Регулятор выходного напряжения генератора был снабжен шкалой, которая при помощи прибора «Искусственное ухо — ИУ-11» была проградуирована в единицах звукового давления (в дБ от уровня 0,0002 бар). После сигнала «внимание» (перед испытуемым загоралась лампочка) производили медленное и плавное вращение ручки переменного сопротивления, тем
183
самым изменяя уровень звукового давления в наушнике, пока испытуемый не сигнализировал о появлении звука. После этого звуковое давление увеличивали на 1—3 дБ н начинали медленно уменьшать его, пока испытуемый не сообщал об исчезновении звука. Порог определяли монауралыю — вначале для правого уха, затем для левого.
Из литературных данных известно, что на частотах 1000—4000 Гц значения порогов, определяемых моиау-рально, практически совпадают с велнчииами, получаемыми при бинауральных исследованиях [216].
Для каждого уха производили не менее 12 проб с 2-минутными интервалами. При вычислении абсолютного порога учитывали только пороги появления ведущего, т. е. наиболее чувствительного уха.
Определение абсолютного кожного тактильного порога. Определение кожного тактильного порога проводили с помощью электростимуляции по методу, предложенному Ф. В. Ипполитовым [116].
Испытуемому предлагали раздеться до пояса, сесть поудобнее в кресло спиной к экспериментатору и положить расслабленную правую руку' на подлокотник кресла. Использовали два алюминиевых электрода размерами 10x50 мм. которые накладывали на тонкий слой ваты (1—2 мм), пропитанной 10%-иым раствором хлористого натрия. Активный электрод помещали сверху (ближе к правому плечу), параллельно пассивному, иа расстоянии 150 мм от него, примерно посредине тестового участка. Положение тестового участка прн нашем исследовании несколько отличается от использованного в работе Ф. В. Ипполитова. В его работе тестовым был участок кожи на дорсальной стороне плеча, а в нашем исследовании — на вентральной. Выбор данного положения участка был продиктован следующими соображениями. Этот участок кожи, как известно, в меньшей степени подвержен влиянию внешних условий (температуры, трению одежды и т. д.), т. е. выбранный нами тестовый участок является более гаптически пассивным, чем тестовый участок, используемый в работе Ф. В. Ипполитова, поэтому, возможно, в большей степени отражает врожденные (устойчивые) особенности кожного анализатора. Отметим кстати, что в самых первых опытах мы убедились, что выбранный участок кожи является более
184
чувствительным по сравнению с участком в опытах Ф. В. Ипполитова.
Определение порогов проводили с помощью прерывистого прямоугольного тока (с импульсами длительностью 0,05—0,1 с) от импульсного генератора ИСЭ-10. Напряжение тока постепенно и плавно увеличивали до тех пор, пока испытуемый ие сообщал о появлении первого ощущения (в виде покалывания). После нового незначительного увеличения напряжения производили постепенное уменьшение до полного исчезновения ощущения. С каждым испытуемым проводили до 15 проб.
Для вычисления абсолютного тактильного порога, получаемого методом электростимуляции, усредняли последние пять значений порогов появления.
Результаты исследования абсолютных порогов. Поскольку нами была использована довольно большая выборка (104 человека), мы решили вычислить наиболее важные статистические характеристики сенситивности по показателям абсолютных порогов, а именно: указать границы, средние значения, степень изменчивости абсолютных порогов, а также характер распределения испытуемых данной выборки [242].
В настоящем исследовании абсолютный зрительный порог варьировал от 0,000028 до 0,000204 апостильба. Максимальное значение порога превосходит минимальное в 7,2 раза. Среднее значение порога составляет 0,000096 апостильба. Коэффициент вариации, вычисленный иа основании показателя дисперсии — енгмы (0,000050) — и среднего значения, оказывается равным 52,6%. Полученные данные свидетельствуют о том, что индивидуальные различия в порогах чувствительности зрительного анализатора очень велики у испытуемых настоящей выборки. Примерно такие же результаты приводятся и другими исследователями. Так, в работе 3. Г. Туровской [283] абсолютный зрительный порог варьировал от 0,000033 до 0,000088 апостильба при среднем значении 0,000052 апостильба. На широкий размах индивидуальных отклонений порогов чувствительности зрительного анализатора указывали Н. И. Пине-гин [209], С. И. Вавилов [69], С. В. Кравков [131] и др.
Диализируя полигон распределения испытуемых по показателю абсолютной зрительной чувствительности
1$5
способом площадей, мы получили р(х2), равный 0,018. Эта величина означает, что данный полигон распределения сильно уклоняется от теоретически нормальной кривой. Характерной чертой рассматриваемого полигона является небольшой провал на вершине и правосторонняя асимметрия.
Анализ индивидуальных особенностей испытуемых по показателю абсолютной чувствительности слухового анализатора показал, что абсолютный слуховой порог в нашем исследовании варьировал от 1 до 42 дБ, при среднем значении 18,5 дБ. Коэффициент вариации оказался равным 42,7%. Полученные данные подтверждают существование огромного индивидуального разброса в порогах чувствительности слухового анализатора, что согласуется с данными других авторов [181, 278, 283, 308, 309].
Анализируя полигон распределения испытуемых по показателю слухового порога способом площадей, мы получили р(х2) равным 0,062. Таким образом, этот полигон распределения весьма близок к теоретически нормальной кривой. Указания о нормальном характере распределения слуховой чувствительности имеются в исследованиях Б. Е. Шейвехмана с соавторами [309]. С. Стивенса [266] и др.
Электрокожный порог испытуемых варьировал от 2 до 18 В при среднем значении 7,65 В. Коэффициент вариации составлял 43,3%. Из литературных источников по электрокожным порогам, определяемым с помощью широких электродов, мы располагаем только данными Ф. В. Ипполитова [116]. В его исследовании электрокожный порог варьировал от 3,3 до 24,5 при среднем значении 8,2 В. Различия в показателях объясняются, по-вндимому, тем, что тестовой участок в нашем исследовании был, как было отмечено, более чувствительным к действию тока по сравнению с тестовым участком в исследовании Ф. В. Ипполитова [116].
Вычислив разницу между площадью, занимаемой полигоном распределения испытуемых по показателю элек-трокожной чувствительности, н площадью, занимаемой теоретически нормальной кривой, мы получили р(х2)» равный 0,012. Это означает, что рассматриваемый полигон значительно уклоняется от теоретически нормальной кривой.
156
Исследуемый полигон, как и Полигон распределений зрительной чувствительности, имеет правостороннюю асимметрию.
Итак, судя по коэффициентам вариации, наибольшей межиндивидуальиой изменчивостью обладает зрительная чувствительность (У = 52,6%), затем электро-кожная (V=43,3°/o) и слуховая (V=42,7%).
Вычисление ранговых коэффициентов корреляции между исследуемыми видами чувствительности показало, что между зрительной и слуховой чувствительностью г=0,151; между зрительной и электрокожной г=0,145 и между слуховой и электрокожной чувствительностью г=0,195 (р~0,05). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что значения коэффициентов очень низкие, за исключением последнего коэффициента, который говорит о существовании лишь некоторой тенденции к связи между слуховой и электрокожной чувствительностью.
Интересно отметить, что некоторые исследователи, например Г. В. Бекеши [329, 330], полагают, что кожная и слуховая чувствительность в генетическом плане — родственные виды чувствительности. Существование такой тенденции отмечено также и в работе Ф. В. Ипполитова [116].
Итак, исходя из полученных нами ранговых коэффициентов корреляции, мы вынуждены признать, что связь между исследуемыми показателями абсолютной чувствительности является весьма слабой и практически незначимой. Наши данные хорошо согласуются с результатами других авторов [116, 181, 229, 278, 497, 577].
Таким образом, по литературным и полученным нами данным, можно сделать вывод об относительной независимости абсолютной чувствительности исследуемых анализаторов, т. е. каждый анализатор по показателям чувствительности функционирует относительно независимо от других.
Каковы же причины столь отчетливых межанализаторных различий по абсолютной чувствительности, выявленные в настоящем исследовании? Возможно, последние обусловлены прежде всего различием корковых концов анализаторов, влияющих на процессы, происходящие в рецепторах. Но отнюдь не исключено, что и сами специфические процессы, имеющие место в рецеп
187
торах, играют известную роль в определении уровня абсолютной чувствительности.
Большинство авторов вес же склоняются к мысли о гом, что большую роль в определении чувствительности играет центр. Оии исходят из основного экспериментального факта, что рецепторный аппарат любого анализатора может быть как начальным, так и конечным звеном рефлекса, а поскольку рефлекторная деятельность включает обязательно центральные отделы нервной системы, то, следовательно, рецепторные аппараты и их чувствительность находятся под контролем этих отделов [22, 131, 261, 262].
Согласно принципу функциональной мобильности [261, 262] центральные настроечные влияния могут включать и выключать любое количество рецептивных элементов, тем самым соответственно повышая и понижая чувствительность анализатора.
Но является ли центральная регуляция единой или же каждый отдельный анализатор имеет свою, только ему присущую, специфическую регуляцию чувствительности?
Полученные нами данные свидетельствуют скорее о парциальном характере этой регуляции. Индивидуальные различия между анализаторами у человека носят, вероятно, более выраженный характер, чем у животных, в связи с социальным содержанием н большим разнообразием сфер деятельности человека. В этой связи вспомним слова Б. М. Теплова, который подчеркивал это качественное различие между человеком н животным: «То, что у животных было признаком вида, стало у человека признаком индивидуальности. Особенно резко «ведущая афферентация» должна выступать у людей, основная жизненная деятельность которых способствует развитию относительного преобладания первой сигнальной системы: музыканты, живописцы, спортсмены и другие» [274, с. 101 ].
Подобную же мысль высказывает в своей монографии и В. Д. Небылицын: у человека, полагает он, нн один из основных анализаторов не играет специфически ведущей роли, поскольку главное регулирующее значение в процессе его эволюции приобретают факторы небиологического характера. Именно по этой причине, считает В. Д. Небылицын, у человека открываются
188
большие, чем у животных, возможности интр а индивидуальных вариаций свойств отдельных анализаторов, вариаций, обусловленных, вероятно, в основном врожденными или наследованными особенностями морфологической организации [181]. Полученный нами факт межанализаторных различий по абсолютной чувствительности дает серьезное основание рассматривать чувствительность человеческого организма дифференциально, как некоторую «частную» особенность отдельных ее анализаторов. Одиако это совсем не исключает существование некоторого общего фактора, обусловливающего одновременно изменчивость абсолютной чувствительности в разных анализаторах. Этот общий фактор может, по-видимому, в отдельных выборках довольно значительно маскироваться «специфическими» факторами, присущими каждому анализатору. Б. Г. Ананьев специально подчеркивал, что, «несмотря на большое разнообразие видов и уровней чувствительности у одного и того же человека, сенситивность является общей, относительно устойчивой особенностью личности» [24, с. 114].
Для оценки общей сенситивности испытуемых мы ввели суммарную характеристику чувствительности, которая представляла собой объединение (суммарный ранг) трех видов чувствительности: зрительной, слуховой и кожной. Испытуемые исследованной нами выборки были разделены на три категории: высокочувствительных (ВЧ), среднечувствительпых (СЧ) и низкочув-ствитсльиых (НЧ). При распределении испытуемых на группы мы воспользовались квартильпроцентным способом, согласно которому 25% испытуемых, имеющих наименьшие ранговые места (26 человек), были отнесены к категории ВЧ, 25% испытуемых, имеющих наибольшие ранговые места (тоже 26 человек), к категории НЧ. Оставшиеся 50% испытуемых (52 человека) были отнесены к группе СЧ.
Поскольку, как сказано выше, виды чувствительности, входящие в суммарную чувствительность, коррелируют между собой в данной выборке иа статистически незначимом уровне, то в каждом отдельном случае при обнаружении связи между суммарной чувствительностью и тем или иным морфологическим типом человека мы будем специально отмечать, за счет какой чувствительности возникала полученная связь.
189
5.3.	Исследование активности как черты темперамента
Для оценки формально-динамических особенностей активности использовались различного рода невербальные задачи, с которыми испытуемые практически не были ранее знакомы, что позволяло в какой-то степени элиминировать влияние их прошлого опыта на оцениваемые параметры активности. Применяемые методы представляли интеллектуальные н психомоторные задания различной степени сложности с однозначными ответами. Другими словами, исследовалась активность поведения испытуемых в детерминированной среде.
В качестве показателей различных сторон активности выступали характеристики динамики выполнения предлагаемых заданий, такие, как скорость умственных и психомоторных действий, длительность умственного и психомоторного напряжения, количество предлагаемых испытуемым тактик выполнения задания. Время выполнения заданий, как правило, не регламентировалось. Данные показатели активности мы рассматриваем, как правило, лишь условно, в качестве индикаторов темперамента. С полным основанием эти же показатели активности могут рассматриваться и в контексте общих способностей. В сборе и обработке экспериментального материала по активности в детерминированной среде-принимал участие младший научный сотрудник лаборатории М. В. Бодунов.
Методика. Для характеристики скоростного аспекта умственной активности в детерминированной среде использовали следующие показатели.
1.	Скорость решения невербальных логических задач из интеллектуального теста «чистой культуры» Р. Кеттела (тесты Кеттела — невербальные задачи, требующие от испытуемых установления определенной закономерности в ряду сложных геометрических фигур). Испытуемому предлагалось последовательно 46 задач. Оценивалось количество решенных задач за 12,5 мин.
2.	Скорость прохождения лабиринта «Перепутанные линии». Оценивалась средняя скорость прохождения одной линии лабиринта (длина всех линий была одинакова — 0,5 м, линии начинались в левой и заканчивались в правой части листа).
190
3.	Скорость решения комбинаторных задач из марбургской игры (марбургская игра — проблемная задача, требующая от испытуемых построения сложного геометрического объекта на плоскости из определенного набора простых элементов). Оценивалась скорость складывания фигур по образцам из постоянного набора элементов по количеству сложенных фигур за 30 мин.
4.	Скорость решения задач из марбургской игры с учетом незавершенных попыток. Данный показатель представлял сумму числа решенных задач н числа отказов от продолжения решения задач, предъявленных в течение 30 мин.
Оценка склонности испытуемых к умственному напряжению производилась по следующим показателям.
5.	Время поиска решения неразрешимой задачи из марбургской игры (испытуемые не информировались, что задача не имеет решения).
6.	Время поиска решения неразрешимого варианта лабиринта «Перепутанные линии» (испытуемым предлагалось справа налево проследить ход отмеченной крестиком линии). Задача была неразрешимой, поскольку и начало, и конец исходной линии размещались справа.
7.	Число отказов от продолжения решения марбургских задач. Данный показатель отражал отношение числа отказов от продолжения решения задач к числу решенных за 30 мии. После каждого отказа испытуемому предлагалась следующая, новая задача.
8.	Среднее время, предшествующее отказам от решения марбургских задач. Для оценки склонности испытуемых к разнообразию использовались следующие показатели.
9.	Вариативность способов прохождения лабиринта «Перепутанные линии». Данный показатель оценивался в баллах (по 7-балльной шкале) в зависимости от количества предлагаемых испытуемыми тактик прохождения лабиринта.
10.	Количество отказов от попыток решить марбургскую задачу вторым способом (по инструкции испытуемому предлагалось решить задачу вторым способом перед предъявлением следующей задачи). Данный показатель отражал отношение числа отказов от попыток решить задачу вторым способом к числу решенных задач за 30 мин. Таким образом, данный показатель от
ражал как бы тенденцию испытуемого к перемене заданий, к новым задачам.
Кроме указанных показателей умственной активности, в наше исследование также были включены еще два показателя, характеризующие динамику сокращения времени решения задач по мере их предъявления, т. е. характеризующие своего рода обучаемость испытуемых.
11.	Степень сокращения времени решения марбургских задач в зависимости ®т числа решенных задач. Для оценки этого показателя вычислялась разница между временем решения первой и последней из решенных за 30 мин задач.
12.	Степень сокращения времени решения марбургских задач в зависимости от общего числа попыток. Данный показатель оценивался аналогично предыдущему, однако в этом случае деление производилось не на число решенных задач, а на число попыток.
Остальные девять параметров относились к показателям различных аспектов психомоторной активности.
13.	Средняя частота оптимального теппинга. Оценивалось среднее количество постукиваний по телеграфному ключу в удобном для испытуемого темпе за 10 с нз пяти проб. Данный показатель характеризовал индивидуальный темп.
14.	Средняя частота максимального теппннга. В этом случае испытуемому предлагалось постукивать в максимально быстром темпе. Среднее количество ударов оценивалось также за 10 с из пяти попыток.
15.	Вариативность частоты максимального теппинга. Оценка вариативности производилась по коэффициенту вариативности количества ударов, произведенных за 90 с непрерывно. С этой целью общее время теппии-га было разделено на 9 «блоков» по 10 с.
16.	Относительная степень изменения частоты максимального теппинга во времени прн непрерывном режиме. Для оценки данного показателя вычислялась разница между количеством ударов за последние и первые 10 с 90-секуидного интервала времени постукивания. Данный показатель характеризовал стремление испытуемого к напряженной деятельности (отметим, что некоторые исследователя, например Е. П. Ильин [115],
192
предлагают использовать показатели изменения частоты теппинга во времени в качестве индикатора общего свойства силы нервной системы).
17.	Отношение средней частоты максимального теппинга при непрерывном режиме к средней частоте максимального теппинга. По нашему предположению, данный показатель отражает также стремление индивида к напряженной психомоторной деятельности.
18.	Среднее оптимальное время простой двигательной реакции в ответ на световой стимул. Испытуемые должны были реагировать с удобной скоростью на световые вспышки средней интенсивности нажатием на кнопку. Вычислялось среднее время реакций из 10 измерений.
19.	Средняя максимальная скорость простой двигательной реакции на световой стимул. В данном случае испытуемые должны были реагировать иа те же световые стимулы с максимальной скоростью. Среднее время определялось также из 10 измерений.
20.	Количество реакций на стимул, ответ на который был необязательным. Испытуемым предъявлялись вперемежку (равновероятно) два различных световых стимула, на один из которых они должны были реагировать с максимальной скоростью при каждом предъявлении, а на второй — могли реагировать по своему желанию. Оценивалось количество реакций на десять «необязательных» стимулов.
21.	Максимальная скорость письма. Оценивалась по времени, которое испытуемый затрачивал для максимально быстрого заполнения 100-клеточной таблицы буквой «х». Показателем служила величина, обратная измеренному времени.
Таким образом, использованные нами показатели психомоторной активности характеризовали два основных ее аспекта: скоростной (показатели 13, 18, 19 и 21) н склонность к напряженной деятельности (показатели 14, 15, 16, 17 и 20). Безусловно, такое разделение показателей является довольно относительным, поскольку многие скоростные показатели испытывают на себе влияние стремления испытуемого к напряженной деятельности, и наоборот, показатели, характеризующие это стремление, могут зависеть от скоростного аспекта активности.
7 В. м Русалов
193
В экспериментах приняли участие 50 испытуемых — студенты московских вузов в возрасте 19—22 лет. Каждый испытуемый проходил полную серию опытов в течение одного-двух дней.
Для оценки устойчивости структуры активности в детерминированной среде данная выборка была подразделена на две подгруппы — в 20 и 30 человек, для каждой из которых производилось вычисление корреляций (по Спирмену) между всеми показателями активности н осуществлялся факторный анализ (по методу главных компонент с последующим аналитическим варимаксным вращением осей по Кайзеру).
Результаты исследования активности в детерминированной среде. Анализ матрицы интеркорреляций между показателями активности первой выборки (20 человек) показал, что характеристики, относящиеся к одному и тому же аспекту активности, обнаруживают довольно высокие корреляции, тогда как показатели разных аспектов почти не связаны между собой. Так, практически все показатели, относящиеся к скоростному аспекту умственной активности (показатель 1—4), высоко коррелируют между собой (коэффициенты корреляции варьировали от 0,40 до 0,90), за исключением корреляции (0,27) между показателем 1 (скорость решения невербальных задач) и показателем 2 (скорость прохождения лабиринта «Перепутанные линии»), которая не достигает уровня значимости. Также высоко коррелируют между собой показатели, характеризующие склонность индивида к длительному умственному напряжению (показатели 5—8). Здесь все коэффициенты высоко значимы и варьировали от 0,57 до 0,90.
Высокую связь между собой обнаружили и параметры, относящиеся к характеристикам склонности испытуемых к разнообразию (показатели 9 и 10; г=0,74), и показатели, характеризующие обучаемость (показатели 11 и 12; г=0,99).
Наметилась также некоторая тенденция к связи н между показателями, характеризующими различные аспекты психомоторной активности. Например, параметры скоростного аспекта значимо коррелировали между собой (показатель 13 — средняя частота оптимального теппинга — обнаружил связь с показателями 18 и 19— средним оптимальным и минимальным временем про-
194
Факторное отображение связей между показателями активности в детерминированной среде
Факторы
Примечание. Нули в запятые опущены, значимые веса подчеркнуты (р<0,05).
rt-лй двигательной реакции). Коэффициенты варьировали от 0,37 до 0,54.
Выявилась н некоторая тенденция к связи показате-лей характеризующих склонность индивида к напряженной психомоторной деятельности (показатели 14, 15, 16, 17, 20; г=0,36—0,56).
’ цт0 касается связей между гомологичными показателями активности на разных уровнях (интеллектуальном и психомоторном), то здесь намечается отчетливая тенденция к самостоятельности изучаемых аспектов активности.
Для уточнения структуры связей между показателями активности нами был применен, как указывалось выше, факторный анализ. В табл. 18 приведены результаты факторного отображения структуры связей между показателями активности. Извлеченные шесть значимых факторов учитывали в сумме 80% общей дисперсии признаков.
В первый фактор со значимыми весами вошли четыре показателя, характеризующие склонность индивида к длительному интеллектуальному напряжению (показатели 5—8 — время поиска решения неразрешимой марбургской задачи; время поиска решения неразрешимого лабиринта; число отказов от продолжения решения марбургских задач: среднее время, предшествующее отказам от продолжения решения марбургских задач).
Исходя из содержания показателей, вошедших в данный фактор, последний может быть идентифицирован как фактор «стремления к напряженной умственной деятельности».
Этот фактор был назван нами эргическим, поскольку он характеризовал испытуемого со стороны его потребности в завершении трудной для него деятельности (умственной работы).
Второй фактор охватывал все четыре показателя скорости умственной активности (показатели 1—4: скорость решения невербальных задач Р. Кеттела, скорость прохождения лабиринта; скорость решения марбургских задач и скорость решения марбургских задач с учетом незавершенных попыток) и один показатель психомоторной активности (показатель 21 — скорость письма). Очевидно, что данный фактор может быть идентн-
197
фпцироваи как фактор «скорости умственной активности». Высокая связь этого фактора с показателем 21 может говорить и о положительном влиянии скоростного аспекта умственной активности на скорость протекания относительно сложной психомоторной деятельности.
В третий фактор вошли оба показателя, характеризующие тенденцию индивида к разнообразию (показатели 9 н 10 вариативность способов прохождения via б принта и количество отказов от попыток решить марбургские задачи вторым способом). Данный фактор мы назвали фактором «склонности к разнообразию». С этим фактором обнаружили значимые отрицательные корреляции также и два скоростных показателя, по которым оценивалась быстрота выполнения однотипных, повторяющихся действий: показатель 2 (скорость прохождения лабиринта) и показатель 21 (скорость письма). Полученный факт свидетельствует, по-видимому, о том, что стремление к вариативности отрицательно связано со скоростью выполнения однотипных заданий.
Четвертый, а также шестой факторы отражают, очевидно, специфические особенности психомоторной активности. Очевидно, что четвертый фактор может быть назван «скоростным психомоторным фактором», поскольку в него вошли со значимыми весами показатели, характеризующие скоростные особенности психомоторики человека (показатели 13, 18 и 19 — частота оптимального теппинга, оптимальное время реакции и минимальное время реакции). Шестой фактор объединил показатели, отражающие потребности индивида в напряженной психомоторной деятельности. Сюда вошли показатели 14, 16 и 20 (частота максимального теппинга; степень изменения частоты нарастания максимального теппинга и количество необязательных реакций). Направление связей этих показателей свидетельствует о том, что индивиды, демонстрирующие высокую частоту максимального теппинга, чаще реагируют на необязательные стимулы и меньше снижают частоту теппинга при непрерывном режиме постукивания.
Пятый фактор объединил показатель «обучаемости», а именно показатели 11 и 12 (степень сокращения времени решения задач в зависимости от числа решенных задач и степень сокращения времени решения задач
198
зависимости от общего числа попыток). Данный фак-В п связан, по-видимому, со специфическим аспектом Индивидуальных вариаций в способности прогрессивно улучшать выполнение заданий по мере тренировки.
У Таким образом, корреляционный и факторный анализы показателей активности, полученных в первой подгруппе испытуемых, убедительно свидетельствует о существовании ряда относительно независимых аспектов дайной черты темперамента как в интеллектуальной, так и в психомоторной сфере, а именно: скоростного аспекта умственной активности, эргичсского аспекта умственной активности, аспекта, связанного со стремлением индивида к разнообразию интеллектуальных действий, а также скоростного и эргического аспектов в психомоторной деятельности. Относительно независимым от перечисленных аспектов активности оказался фактор, характеризующий особенности обучаемости.
С целью проверки стабильности выявленной структуры активности в детерминированной среде нами был проведен корреляционный и факторный анализы на второй подгруппе испытуемых (30 человек) с использованием аналогичных и двух новых показателей.
22) Скорость решения невербальных задач Р. Кет-тела с учетом неправильного решения задач.
23) Готовность индивида к деятельности, определяемой по характеру поведения к эспериментальной ситуации до предъявления инструкции, которая оценивалась по четырехбалльиой шкале в зависимости от интенсивности манипуляций экспериментальными объектами — элементами для построения марбургских фигур.
Анализ коэффициентов корреляции между показателями активности для второй подгруппы испытуемых (30 человек) показал, что значимые связи обнаруживаются, как правило, между теми же параметрами активности, что и в первой подгруппе испытуемых, а именно в 17 случаях из 21 (р<0,05) гомологичные показатели активности в обеих матрицах обнаружили статистически достоверные связи между собой.
Более отчетливо сходство структур активности в обоих исследованиях можно наблюдать по результатам факторного анализа. Результаты сопоставления факторных структур активности у двух разных подгрупп испытуемых пока (Ывают, что выделенные аспекты актпвпо-
199
сти в детерминированной среде являются устойчивыми н относительно независимыми измерениями.
Полученные нами данные о многомерной структуре активности хорошо согласуются с результатами других исследователей. Например, независимость скоростного аспекта активности н персистентности, сходной с нашим эргнческим фактором, в умственной деятельности показана в ряде исследований [323, 400, 412, 438].
Наличие специфического фактора выносливости (эргического фактора) в психомоторной сфере выявлено с помощью факторного анализа в работах Д. Рет-лингшафера [491], Р. С. Мак Артура [525] н др.
Вариационный аспект активности как самостоятельное измерение индивидуальности изучался также некоторыми исследователями [336, 403].
Одним из важных результатов нашего исследования являются данные о том, что довольно сходная структура активности, представленная рядом ее основных независимых аспектов, может быть выделена как в интеллектуальной, так и в психомоторной сфере. Эти данные довольно хорошо согласуются с результатами исследований других авторов [408].
Таким образом, на основании собственных и литературных данных можно заключить, что главнейший компонент темперамента — активность — представляет относительно сложное многомерное образование, имеющее ряд независимых аспектов, сочетание (соотношение) которых может быть в дальнейшем положено в основу типологии активности.
Как указывалось выше, активность является не только главным компонентом темперамента [184], но и главным компонентом общих способностей [142, 143]. По-видимому, именно активность является тем связующим, общим элементом, который объединяет эти два важнейших образования психодинамического уровня человека: в связи с этим вполне правомерно рассматривать исследуемые нами параметры и аспекты активности не только как особенности темперамента, но и как особенности общих способностей.
Какова связь между дайной психодннамической характеристикой индивида н уровнем его умственного развития, определяемым с помощью стандартной методики Д. Векслера?
200
Таблица 19
Коэффициенты корреляции между показателями активности и суммарными оценками интеллекта по методике Д. Векслера
Показатель активности	Интеллект		
	вербальный	невербальный	общий
1 11		49**	25
2	-06	34	09
3	35	37*	43**
4	31	41*	48**
5	10	—11	—09
6	—06	—14	—14
7	—03	23	16
8	05	—12	—13
9	—07	—14	—28
10	—17	-06	—33
И	—30	05	—34
12		31	04	—35
13	03	—05	—01
14	24	27	41*
15	39*	40*	25
16	23	—12	05
17	—03	—30	—17
18	10	14	05
19	20	25	28
20	42**	49***	37*
21	27	45**	42**
Примечание. Нули и	запятые опущены.		
• рСОДО. •* р<0,05. *«•	р<0,01		
Часть испытуемых (первая подгруппа — 20 человек) была обследована с помощью методики Д. Векслера. Применялся вариант методики, адаптированной к русской популяции и апробированный в ВНИПП им. В. М. Бехтерева В проведении обследований принимали участие младшие научные сотрудники лаборатории Н. В. Тарабрина, А. В. Пасынкова и А. Г. Васильева. В данном исследовании мы использовали только суммарные шкальные оценки вербального и невербального интеллекта, а также общую оценку, представляющую собой сумму шкальиых оценок по всем подтестам методики. В табл. 19 представлена матрица корреляций между показателями активности в детерминированной среде и суммарными оценками интеллекта по методике Д. Векслера. Из приведенных данных
видно, что показатели вербального интеллекта практически не коррелируют с исследуемыми показателями активности. Из 21 коэффициента корреляции только один коэффициент достигает уровня статистической зпа чимости. Несколько иначе обстоит дело в случае невербального и общего интеллекта. Здесь можно отметить наличие некоторых устойчивых связей, а именно между показателями скоростного аспекта умственной и психомоторной активности (показатели 1. 3. 4. 15, 20. 21) и уровнем невербального и общего интеллекта.
Из данных табл. 19 видно, что показатели других аспектов активности (эргического, склонности к разнообразию) не коррелируют достоверно с оценками умственного развития, определяемыми по методу Д. Векслера
Таким образом, исходя нз результатов сопоставления параметров активности с оценками вербального, невербального и общего интеллекта по методике Д. Векслера можно заключить, что в суммарных тестовых оценках, получаемых испытуемым по данной интеллектуальной методике и характеризующих уровень умственного развития, достаточно полно отражается лишь один аспект активности, а именно скоростной, тогда как другие аспекты активности (эргический и склонность к разнообразию) практически в них не проявляются.
Полученные нами данные подтверждают ранее высказанные предположения о том, что обычные тестовые методики должны иметь лишь ограниченное применение при прогнозировании умственного развития и оценке потенциальных интеллектуальных возможностей человека. В связи с этим нам представляются вполне закономерными попытки некоторых исследователей разработать более широкий набор тестов, включающий, например, тесты на склонность к разнообразию поведения, новизне, рассматриваемую как одну из сторон креативности [419].
Таким образом, полученные в настоящем исследовании результаты позволяют с большой уверенностью заключить, что активность как основной компонент темперамента и общих способностей представляет сложное, многомерное пснходннамическое образоваине, имеющее трн основных аспекта: скоростной, эргический и вариационный.
202
Для сопоставления параметров активности как индикаторов психодинамического уровня человека с параметрами нейродинамической конституции нами были отобраны наиболее представительные показатели активности от каждого ее аспекта (т. е. показатели, набравшие максимальные веса по соответствующим факторам).
Скоростной аспект умственной активности в детерминированной среде оценивался двумя показателями: скоростью решения невербальных задач из теста Р. Кет-тела и скоростью построения фигур из марбургской игры (показатели 1 и 3).
Эргический аспект умственной активности в детерминированной среде был представлен двумя показателями: по длительности поиска решения неразрешимой задачи из марбургской игры и по количеству отказов от продолжения решения задач из марбургской игры (показатели 5 н 7).
Вариационный аспект умственной активности в детерминированной среде, отражающий внутреннюю тенденцию индивида к разнообразию интеллектуального поведения, оценивался также по двум показателям: по вариативности тактик при повторном прохождении лабиринта и по количеству отказов от решения марбургских задач новым способом (показатели 9 и 10).
Скоростной (сложный) психомоторный аспект оценивали по скорости письма (оптимальная скорость — дополнительный показатель и максимальная скорость письма — показатель 21).
Скоростной (простой) психомоторный аспект определяли по трем показателям: частоте оптимального теп-пинга, оптимальному времени простой двигательной ре-акпии и по минимальному времени простой двигательной реакции (по показателям 13, 18, 19).
Эргический аспект психомоторной активности оценивался также по трем показателям: частоте максимального теппинга, степени нарастания частоты максимального теппинга и количеству реакций на стимул, ответ на который по инструкции не был обязательным (т. е. по показателям 14, 16 и 20).
Как отмечалось выше, рассмотренная здесь активность оценивалась по резг-льтатам выполнения детерминированных задач (т. с »адач с однозначными ответами). Результаты исследования активности на модели ин
203
теллектуального поведения в стохастической среде будут представлены при анализе структуры общих способностей, учитывая то обстоятельство, что общие способности (саморегуляция и активность) изучались в нашей работе иа модели одной и той же деятельности, а именно на модели вероятностного обучения.
5.4. Исследование активности и саморегуляции как компонентов общих способностей
При исследовании формально-динамических аспектов интеллектуального поведения человека (а именно саморегуляции и активности) в стохастических средах наибольший интерес для дифференциальной психофизиологии представляет, очевидно, бинарный вариант вероятностного обучения. Данная модель вероятностнопрогностической деятельности отвечает, по нашему мнению, всем тем необходимым требованиям, которые предъявляются при изучении устойчивых психодинамических особенностей человека. Во-первых, предлагаемая модель деятельности является настолько простой (однако с сохранением всех звеньев в структуре деятельности), что можно с большой уверенностью утверждать, что результативность данной деятельности минимально зависит от уровня знания, прошлого опыта и отражает преимущественно устойчивые психодннамические особенности индивида. И во-вторых, как указывалось выше, данная модель интеллектуальной деятельности позволяет наиболее полно исследовать одновременно как особенности саморегуляции, так и особенности активности этих двух, наиболее общих внутренних детерминант интеллектуального поведения человека.
Исследования особенностей вероятностного обучения были начаты еще в 40-х годах [449]. В настоящее время проблема поведения человека в вероятностной среде получила широкое распространение не только в психологии, но н в других науках: например, в медицине [292, 293], математике [397, 486].
Согласно литературным данным, по мере обучения вероятности ответов испытуемых асимптотически приближаются к объективно заданным вероятностным наступлениям событий [429, 430, 436, 449]. Д. А. Грант с соавторами [423] на основании своих собственных и
204
литературных данных сформулировал гипотезу вероятностного соответствия, согласно которой вероятность выбора испытуемыми тех или иных реакций после определенного числа проб приближается (или соответствует) к вероятности подкрепления этих реакций. Большинство исследователей разделяют эту точку зрения [130, 390, 456, 506—507].
Однако некоторые авторы ставят под сомнение правильность этой гипотезы [362, 385, 386, 414, 509]. В опытах, например, У. Эдвартса [385, 386], вероятность предсказания более частого события была большей, чем вероятность подкрепления. В его опытах наблюдался феномен «сверх-аснмптотического обобщения», который выражался в том, что вероятность выбора превосходила вероятность появления стимула до тех пор, пока вероятность выбора не становилась равной единице, другими словами, он наблюдал эффект «максимализации выбора». Причину такого противоречия один авторы усматривают в особенностях структуры исследуемых вероятностных сред, в разном количестве альтернатив, в величине разницы между их вероятностями [55, 161], другие — в особенностях как оценки результатов, так и самой выборки испытуемых [162].
Некоторые исследователи, например Д. К. Коттон, А. Рехтшафен [362], показали, что переоценка более частого события имеет место в случае трех альтернатив и более. Однако Л. Бич и Р. Шоунбергер [55] считают, что дело не в числе альтернатив, а в «выпуклости» одной альтернативы по сравнению с другими. Так, если вероятность подкрепления одной нз двух реакций мала, а вероятность подкрепления другой близка к единице, то испытуемые, как правило, переходят на выбор более подкрепляемой реакции. А. И. Медведев с соавторами [161] сформулировали принцип «дихотомического реагирования» Все пространство сигналов, независимо от числа альтернатив, воспринимается, по их мнению, как сигналы двух видов •— более или менее вероятные. Вначале сигналы оцениваются как две группы: симметрично или асимметрично, потом — «все и один» и, наконец, «один и остальные». Таким образом, выделяется один сигнал с наибольшей или наименьшей вероятностью, а остальным придается примерно равная субъективная вероятность. Д. Н. Меницкий и В. В. Трубачев
205
[162] полагают, что вообще нет однозначного вида ответов при вероятностном обучении как случайном про цессе — у разных индивидов выбор стратегии может быть совершенно разным. Ими было выделено три главных типа ответов: 1) максимализация (превышение^ числа выборов события над вероятностью подкреплён ния; 2) вероятностное соответствие (число ответов соответствует числу подкреплений) и 3) вероятностно* безразличие, когда испытуемый уменьшает число выбо ров наиболее вероятной альтернативы пли реагирует приблизительно равновероятно.
Некоторые авторы изучали действие дифференцированной награды в ситуации выбора [503, 559]. Было показано, что испытуемые ориентируются больше на события, которые дают больший выигрыш независимо от вероятности. С. Зигель и Д. А. Гольдштейн [548] также показали, что усиление мотивации приводит к стратегии, обеспечивающей максимальный выигрыш. Анализ внутренней структуры ответов (выбора) при вероятностном обучении показал, что вероятность ответа существенным образом зависит также и от характера предшествующего подкрепления [405, 480, 509, 580]. Было высказано предположение, что эффект «предшествования» будет носить положительный характер, т. е. чем больше число предшествующих наступлений данного события, тем больше вероятность того, что испытуемый предскажет событие и в следующей пробе [405]. Однако эмпирические данные противоречили этому предположению. Испытуемые допускали так называемую «ошибку игрока», т. е. вероятность предсказания того же события увеличивалась с возрастанием числа проб, прошедших с момента последнего наступления этого события. Отрицательный эффект предшествования наблюдали многие авторы [456, 509]. У. Эдвартс [385, 386] утверждает, что «ошибка игрока» является в известном смысле высокоинтеллектуальным ответом, поскольку испытуемый должен иметь некоторую идею о том, какие предъявляются вероятности события, а также должен следить за распределением предыдущих событий.
Некоторые исследователи пришли к заключению, что успешность усвоения программ, имеющих вероятностную последовательность, зависит прежде всего от ннди-
206
пи дуальных способностей испытуемых [426—428]. Пук Фельдман [294], например, утверждает, что каждый индивид имеет свою неповторимую тактику выбора, что, ио его мнению, исключает возможность формализации данных для всех людей. Следовательно, высказывание субъектом того или иного прогноза, принятие им того или иного решения зависит, по-вндимому, от большого числа факторов, среди которых важную роль играют индивидуальные способности испытуемых. Существенное влияние иа деятельность испытуемых в вероятностной среде оказывает также и сама структура вероятностной среды: ее стационарный или нестационарный характер, число альтернатив, нх вероятность ит. д. Немаловажную роль играет также способ вознаграждения (подкрепление) в случае правильного прогноза и «штрафа» в случае неправильного прогноза, эмоциональное состояние испытуемого и т. д.
Таким образом, проводимые ранее работы по проблеме вероятностного обучения касались, выражаясь дифференциально-психофизиологическим языком, исключительно особенностей саморегуляции и совершенно не затрагивали активностного аспекта вероятностно-прогностической деятельности, ие говоря уже об индивидуальных вариациях данного аспекта интеллектуального поведения в стохастических средах.
Хотя в литературе и имеются указания на важность индивидуальных особенностей испытуемых в осуществлении вероятностно-прогностической деятельности, основательный анализ этих индивидуальных различий отсутствует. До сих пор, например, неизвестно, какие особенности интеллектуального поведения в вероятностных средах являются индивидуально-устойчивыми и не зависят от структуры среды (или же зависят в минимальной степени), т. е. до сих пор неизвестно, какие особенности интеллектуальной саморегуляции и активности являются индивидуально-устойчивыми, а какие из них функционально перестраиваются в зависимости от характера предстоящей вероятностной деятельности.
Совершенно не исследованным является также вопрос о связи особенностей саморегуляции и активности как важнейших компонентов общих способностей с уровнем общего интеллектуального развития индивида, определяемого по тестам Д. Векслера.
207
Таким образом, основной задачей данной части нашего исследования было изучение интеллектуального поведения человека в различных вероятностных средах с целью идентификации индивидуально-устойчивых особенностей интеллектуальной саморегуляции и активности, сопоставление последних между собой и с общим уровнем интеллектуального развития.
Разумеется, что исследования особенностей интеллектуальной саморегуляции и активности целесообразно начинать не с изучения отдельных ключевых блоков регуляции (это задача дальнейших специальных исследовании), а с анализа целостного прогностического цикла, т. е. с общей оценки целостного контура саморегуляции, в котором отражаются и общая стратегия поведения, и разнообразие тактик, и эффект предшест-. вования.
В случае, если какие-то особенности саморегуляции (например, особенности стратегии, разнообразие тактик, эффект предшествования) и особенности активности (например, длительность прогностических циклов) окажутся индивидуально-устойчивыми (не зависящими или зависящими минимально от структуры вероятностной среды), то можно будет с большой уверенностью предположить, что выявленные особенности интеллектуальной саморегуляции и активности являются устойчивыми характеристиками общих способностей как одного из важнейших образований психодинамического уровня человека.
Методика исследования. В качестве модели интеллектуальной деятельности была использована модель бинарного вероятностного обучения. Находящемуся в изолированной камере испытуемому предлагалось предсказывать появление вспышки лампы нажатием на правую кнопку («положительный прогноз») или отсутствие (непоявление) вспышки нажатием на левую кнопку («отрицательный прогноз»). Появление вспышки, так же как и ее отсутствие, позволяли испытуемому судить о подтверждении (или неподтверждении) его прогнозов и могли быть использованы для принятия решений о дальнейшем поведении.
Эксперимент состоял из трех серий по 400 проб. Вероятность вспышки в каждой серии была различной и задавалась до эксперимента специальным устройст
208
вом. В настоящем исследовании использовали следующие вероятности появления и непоявления вспышек: О gO — 0,20; 0,33 — 0,67; 0,50 — 0,50. Испытуемым вероятности заранее не сообщались.
* Перед началом эксперимента испытуемые получали следующую инструкцию: «Положите указательный палец правой руки между кнопками. Через несколько нажатий Вы убедитесь, что нажатие на любую из кнопок сопровождается вспышкой лампы или отсутствием вспышки. Если Вы предполагаете, что при очередном нажатии лампа вспыхнет, то нажмите на правую кнопку, если же Вы предполагаете, что па этот раз вспышки не будет, нажмите на левую кнопку. Вспышка лампы при нажатин на правую кнопку или отсутствие вспышки при нажатии на левую кнопку в обоих случаях означает правильность Ваших предположений. Ваша цель сделать как можно больше правильных предсказаний появления и непоявления вспышек. Хотя Ваше предположение не каждый раз может быть правильным, Вы убедитесь, что можно увеличить число правильных предсказаний, если вы будете внимательными и будете тщательно, не торопясь, продумывать каждое нажатие; при этом оставайтесь максимально расслабленным».
Переход от одной вероятностной задачи к другой осуществлялся после краткого, 5—7-мннутного перерыва. Общая длительность эксперимента не превышала 2 час.
Результаты деятельности испытуемого фиксировались электронными счетчиками на пульте экспериментатора и записывались на ленте самописца. Обработка результатов эксперимента проводилась на ЭВМ ЕС-10-20 по специальным программам.
Целью обработки было вычисление частотностей выдвижения прогноза на различных этапах деятельности, а также выяснение влияния предшествующих прогнозов и предшествующих результатов деятельности на построение последующих прогнозов.
Для оценки разнообразия тактик (с формальной точки зрения) прн осуществлении данной вероятност-* ^-прогностической деятельности мы воспользовались вычислением коэффициентов вариативности частотностей выдвижения тех или иных прогнозов. Мы полагаем, что данные характеристики вероятностного обучения отражают тенденцию индивида к порождению новых
209
тактик интеллектуального поведения. Для вычисления вариативности часюгйостей выдвижения прогнозов вся серия из 400 проб разбивалась на 10 блоков (по 40 проб в каждом).
Учитывая бинарный характер исследуемого вероятностного обучения, мы ограничились в основном вычислением только частотностей положительных прогнозов, поскольку частотности отрицательных прогнозов представляют собой дополнение до единицы.
Итак, для каждой вероятностной задачи были вычислены следующие 29 параметров саморегуляции.
1.	Частотность положительного прогноза (общая) [ПП].
2.	Вариативность показателя частотности положи тельного прогноза [VJ.
3.	Частотность отрицательного прогноза (общая)
[ОП].	’
4.	Вариативность показателя частотности отрицательного прогноза [Уз].
5.	Частотность подтверждения положительного прогноза [П — ПП].
6.	Вариативность частотности подтверждения положительного прогноза [Уз].
7.	Частотность подтверждения отрицательного прогноза [П — ОП].
8	Вариативность показателя частотности подтверждения отрицательного прогноза [У7].
9.	Частотность подтверждения прогнозов (общая) [П-П].
10.	Вариативность показателя частотности подтверждения прогнозов [Ув].
11.	Разность между вероятностью положительных состояний среды и прогнозом об этих состояниях [ДПП],
12.	Вариативность показателя разности между веро-i ятностыо положительных состояний среды и прогнозом этих состояний [Уи].
13.	Площадь рассогласования между вероятностью положительных состояний среды и прогнозом этих состояний [S ПП].
14.	Частотность положительного прогноза после положительного события [ПП/ПС].
15.	Вариативность показателя частотности положительного прогноза после положительного события [Ун].
210
16.	Частотность положительного прогноза после отрицательного события [ПП/ОС].
1 17. Вариативность показателя положительного провоза после отрицательного события [ Vie].
18.	Частотность положительного прогноза после предшествующего положительного прогноза [ПП/ПП].
19.	Вариативность показателя частотности положительного прогноза после предшествующего положительного прогноза [Vis].
20.	Частотность положительного прогноза после предшествующего отрицательного прогноза [ПП/ОП].
21.	Вариативность частотности положительного прогноза после предшествующего отрицательного прогноза [ V20].
22.	Частотность положительного прогноза после подтверждения предшествующего положительного прогно-
[ПП/П—ПП].
23	Вариативность показателя частотности положительного прогноза после подтверждения предшествующего положительного прогноза [ V22].
24.	Частотность положительного прогноза после не-подтверждення предшествующего положительного прогноза (ПП/НП—ПП].
25.	Вариативность показателя частотности положительного прогноза [V2t],
26.	Частотность положительного прогноза после не-подтверждения предшествующего отрицательного прогноза [ПП/НП—ОП].
27.	Вариативность показателя частотности положительного прогноза после неподтверждения предшествующего отрицательного прогноза [VzJ.
28.	Частотность положительного прогноза после подтверждения предшествующего отрицательного прогноза [ПП/П -ОП].
29.	Вариативность показателя частотности положительного прогноза после подтверждения предшествующего отрицательного прогноза [Уад].
Активность интеллектуального поведения в вероятностной среде оценивалась по длительности каждого отдельного прогностического цикла, т. е. от момента поступления предшествующего подкрепления до нажатия кнопки, означающего выдвижение нового прогноза. Учитывая характер данной вероятностной деятельности,
211
а именно ее бинарный характер, мы также ограничились оценкой преимущественно только длительностей выдвижения положительных прогнозов. При оценке длительностей учитывался не только эффект непосредственного предшествования, как в случае оценки особенностей саморегуляции, но и эффект предпоследних прогнозов и исходов деятельности. Таким образом, количество показателей активности было несколько увеличено по сравнению с количеством показателей саморегуляции. Склонность индивидов к варьированию скорости прогнозирования в данном интеллектуальном поведении оценивалась также по коэффициентам вариативности длительности отдельных прогностических циклов, составляющих вероятностно-прогностическую деятельность.
Итак, для каждого испытуемого в каждой вероятностной среде были вычленены следующие 36 параметров активности.
1.	Средняя длительность отдельного прогностического цикла, заканчивающегося положительным прогнозом [Д—ПП].
2.	Вариативность показателя № 1 [ДУ1].
3.	Средняя длительность отдельного прогностического цикла, заканчивающегося отрицательным прогнозом [Д-ОП].
4.	Вариативность показателя № 3 [ДУ3].
Далее идут: средние длительности отдельных прогностических циклов, заканчивающихся положительным прогнозом.
5.	После предшествующего положительного события [Д-ПП/ПС]
6	Вариативность показателя № 5 [ДУ5].
7.	После отрицательного события [Д—ПП/ОС].
8.	Вариативность показателя № t [ДУ7]-
9.	После предшествующего положительного прогноза [Д-ПП/ПП].
10.	Вариативность показателя № 9 [ДУ»].
11.	После предшествующего отрицательного прогноза [Д-ПП/ОП].
12.	Вариативность показателя № 11 [ДУИ].
13.	После подтверждения положительного прогноза [Д—ПП/П—ПП].
14.	Вариативность показателя № 13 [ДУ<«].
15.	После иеподтверждення положительного прогно
212
за [Д—ПП/НП—ПП].
16.	Вариативность показателя № 15 [ДУи].
17	После неподтверждения отрицательного прогноза [ д—ПП/НП—ОП].
18.	Вариативность показателя № 17 [ДУ17].
19.	После подтверждения отрицательного прогноза [Д—ПП/П—ОП].
20.	Вариативность показателя № 19 [ДУ*©].
21.	После двух предшествующих положительных событий [Д—ПП/2 ПС].
22.	Вариативность показателя № 21 [ДУ«].
23.	После двух предшествующих отрицательных событий [Д—ПП/2 ОС].
24.	Вариативность показателя № 23 [ДУгз].
25.	После двух положительных прогнозов [Д—ПП/2 ПП].
26.	Вариативность показателя № 25 [ДУ25].
27.	После двух отрицательных прогнозов [Д—ПП/2 ОП].
28.	Вариативность показателя № 27 [ДУ27].
29.	После двух подтверждений положительного прогноза [Д—ПП/2 (П—ПП)].
30.	Вариативность показателя № 29 [ДУ2в].
31.	После двух неподтверждений положительного прогноза [Д—ПП/2(НП—ПП)].
32.	Вариативность показателя № 31 [ДУ31].
33.	После двух неподтверждений отрицательного прогноза [Д—ПП/2 (НП—ОП)].
34.	Вариативность показателя № 33 [ДУзз].
35.	После двух подтверждений отрицательного прогноза [Д—ПП/2 (П—ОП)].
36.	Вариативность показателя № 35 [ДУ35].
Поскольку в первой и третьей вероятностных задачах не во всех блоках наблюдались комбинации прогнозов и подтверждений, необходимые для вычисления показателей 29, 31 и 35, вариативности соответствующих показателей (т. е. 32 и 36 в первой задаче и 30 — в третьей задаче) не вычислялись. В общей сложности в трех сериях вероятностного обучения было вычислено 105 показателей активности. Таким образом, мы анализировали 192 параметра вероятностно-прогностической Деятельности, 87 из которых были показателями саморегуляции и 105 — показателями активности.
213
В экспериментах приняли участие 42 человека_______
студенты (обоего пола) технических вузов г. Москвы в возрасте от 18 до 23 лет.
Результаты исследования формально-динамических особенностей саморегуляции вероятностно-прогностической деятельности. Оценка особенностей саморегуляции осуществлялась в три приема: вначале были вычислены коэффициенты ранговой корреляции (по Спирмену) между всеми параметрами саморегуляции. Дальнейшая обработка осуществлялась по методу корреляционных плеяд и, наконец,— с помощью факторного анализа (метод главных компонент). Такой многосторонний ана лнз позволил получить не только количественные, но и качественные оценки различных аспектов саморегуляции интеллектуального поведения испытуемых в стохастических средах бернуллиевского типа и выявить наиболее информативные параметры прогностической деятельности, т. е. такие параметры, которые не зависят (или зависят в незначительной степени) от структуры вероятностей задачи и отражают, следовательно, наиболее устойчивые особенности интеллектуального поведения человека.
Для вычисления структуры связей между исследуемыми параметрами вероятностно-прогностической деятельности были вычислены коэффициенты ранговой корреляции (по Спирмену) между всеми параметрами. Анализ коэффициентов корреляций показал, что направление и величины связей между исследуемыми параметрами прогностической деятельности в значительной степени изменяются в зависимости от вероятностной структуры среды, хотя в некоторых случаях наблюдается явное сохранение характера связей. Для выяснения вопроса о том, какие именно связи сохраняются и какие нарушаются под влиянием особенностей вероятностной среды, мы использовали два метода: метод корреляционных плеяд и факторный анализ - метод главных компонент. Такой способ обработки позволял нам, с одной стороны, выявить параметры прогностической деятельности, обладающие наибольшим числом значимых связей, а < другой — вычленить такие структуры связей, которые сохраняются независимо от особенностей вероятностной среды и свидетельствуют тем самым о существовании устойчивых внутренних факторов, опре-
214
де-ляюшнх саморегуляцию вероятностно-прогностической деятельности.
Вначале мы подсчитали количество значимых коэффициентов корреляций (р<0,05) для каждого исследуемого параметра прогностической саморегуляции с другими параметрами отдельно для каждой среды и суммарно для трех сред и определили ранг каждого параметра по суммарному числу значимых коэффициентов корреляции. Следующие одиннадцать параметров набрани наибольшее число значимых корреляций: 1 ПП; 3— ОП; Н— ДПП; 18 —ПП/ПП; 15	V14; 14 ПП/ПС;
16 — ПП/ОС; 19- Vt8; 2— К; 4 — W, 24 — ПП/НП— ПП. Данные параметры можно, по-видимому, ориентировочно рассматривать как наиболее репрезентативные, посредством которых реализуются наиболее устойчивые внутренние факторы (предпосылки) саморегуляции вероятностно-прогностической деятельности.
В табл. 20, а, б, в приведены результаты факторного анализа матриц пнтеркорреляцнй исследуемых параметров прогностической саморегуляции отдельно для каждой вероятностной среды соответственно. Во всех трех случаях количество значимых факторов было выбрано равным пяти. При этом собственные числа были близки к единице (1,2; 1,4; 1,3), суммарная дисперсия учитывала более 70% дисперсии признаков (83%; 78%; 81%), а последующий (шестой) фактор не приводил к увеличению суммарной дисперсии более чем на 5% (4,6%; 4,9%; 4,2%). Вычисленные факторы обозначены буквами латинского алфавита: А; В; С; D; Е.
По результатам факторного анализа была составлена специальная табл. 21, в которой показана принадлежность каждого исследуемого показателя саморегуляции к пяти выделенным факторам в трех исследуемых средах (знак «+:> означает, что данный показатель имеет значимый вес по данному фактору). Из табл. 21 отчетливо видно, что исследуемые показатели саморегуляции прогностической деятельности, хотя и испытывают на себе влияния особенностей вероятностной среды, тем не менее образуют устойчивые связи между собой во всех трех исследованных средах. Наличие таких устойчивых групп показателей свидетельствует, по-виднмому, о существовании устойчивых, внутренних факторов самоие-гуляции интеллектуальной деятельности.
215
Таблица 20 а
Факторное отображение связей показателей саморегуляции _____________в первой вероятностной среде
№ и/ II	Показатель саморегуляции	Факторы											
		до вращения						после вращения					Л!
		I	П	III	IV	V	VI	А	В	D	с	£	
	ПП	97	07	08	12	-05	07	84	— 14	37	-29	-13	97
2	и.	—41	82	-10	18	—10	18	-15	80	-40	—09	—26	89
3	ОП	—98	—05	—08	-11	06	—06	—64	16	-37	30	15	98
4	Уз	60	56	-15	28	-07	17	72	44	—07	-88	—22	90
5	П—ПП	13	31	29	40	—65	23	28	16	—08	16	—80	78
6	Уз	—31	—11	-37	—И	56	—09	—25	06	—22	-03	—68	57
7	п-оп	—58	—35	27	56	05	12	-19	-03	-22	87	02	84
8	Ут	—70	34	—24	44	—01	—01	35	02	25	-81	-01	85
9	п-п	94	14	07	28	-01	06	88	—08	28	—25	—23	98
10	Уз	—55	42	-43	—09	04	21	-41	41	-53	—21	11	67
11	АПП	88	-04	14	-02	22	01	70	—14	51	-25	13	85
12	У1.	27	-30	-16	34	59	50	45	—12	-01	22	63	66
13	$пп	—34	54	41	—27	—29	—32	—43	50	19	-08	—50	73
14	пп/пс	90	13	—20	15	—05	—И	84	-13	11	-41	-06	90
	 Таблица 20, а (окончание^													
№ п/и	Показатель саморегуляции	Факта до вращения						зьт		 после вращения					Л’
		I	11	11!	IV	V	VI	А	в	°	с	Е	
15	У„	-57	58	Ю	27	-01	28	-25	70	-30	24	-18	74 16	ПП/ОП	65	06	65	-24	-06	12	33	-03	84	-12	-29	91 _21	15 _82	26 -20 -07	06	00 -88 -23	04	83 18	ПП/ПП	69	31	“°4	13	”01	-01	®2	f	7^8	65 iq	v	—69	32	-03	—22	—17	46	—64	35	—26	—03	18	65 20	ПП/ОП	45	-71	-26	04	-19	32	32	-84	-03	-04	06	82 "	оз	86	03	22	41	-01	26	92	-03	-12	14	95 22	ПП/П-ПП	82	26	—24	24	08	—29	8_4	03	03	—36	04	85 23	v	—76	19	06	—32	—19	45	-7_8	30	-12	04	-03	71 24	ПП/НП-ПП	74	16	46	-21	09	22	Й	05	М	-25	-18	84 v	-62	04	-45	34	-28	-29	-28	05	-80	-0	-И	7, 26	ПП/НП-ОП	46	-68	-36	10	-21	30	38	—83	-14	-06	07	86 ,7	v	-05	87	18	18	33	—08	16	95	06	05	02	93 '	26 счет	д=	чя 62	36	09	-07	-24	04	19	89	-04	88 28	ПП/П—ОП	-46	38 Ьи	36	09	-	..	„ 29 v	58	33 -57 -38 -И 05	32 -04 -10 -90	02	93													
Примечание. Здесь и и табл. 20. б. в, пули и аапятые опуще иы: значимые веса подчеркнуты (р<0.0о>.
Таблица 20, б
Факторное отображение связей показателей саморегуляции _____________во второй вероятностной среде
-Ч »г/п	Показатель саморегуляции	Факторы											
		до вращения						после вращения					Ла
		I	П	III	IV	V	VI	А	В	с	D	Е	
	1	ПП	85	07	—01	1.	—13	-03	63	12	29	50	00	75
	9	h	-57	62	18	33	03	—17	—50	71	-13	—27	-12	85
♦о 00	3 4	ОП V	—64 42	—18 69	—03 13	-38 32	41 —08	—09 —32	-42 30	32 77	-26 16	-56 24	34 -04	76 77
	5	п-пп	40	07	—24	—06	70	05	21	04	01	19	79	71
	6	Vb	—61	-04	55	00	—34	—01	—49	02	23	-47	-54	78
	7	п-оп	—42	-39	48	-23	-26	21	—29	-40	28	-44	—40	67
	8	и?	62	—18	22	45	14	-10	19	-01	14	76	22	68
	9	П—11	—05	— 10	-08	-05	72	—37	—20	—09	03	—05	70	53
	10	и9	59	-06	—17	—56	04	—04	15	14	14	79	09	68
	11	4 ПП	89	-08	28	-04	-19	08	68	—03	57	37	-08	91
	12	Hi	30	-01	47	—30	—22	-66	36	-05	47	-23	—22	45
	13	snn	18	60	—03	55	-05	41	—01	75	—02	36	—05	69
	14	нп/пс	61	05	72	13	10	07	27	21	89	14	05	92
								Таблица		20,6	(окончание)	
	Показатель г тморегутянии	до вращения					после вращения					
№ и/п		1	II	III j IV	V	VI	л	в	L	D		
219
1S V,.
16 ПП/ОС
17	V,,
18 ПП/ПП
19 Vis
20 ПП/ОП
21	V!0
22	ПП/П—ПП
23	Г..
24 ПП/НП—ПП
26	V,,
26 ПП/ПП -ОП
27 V»
28	ПП/П—ОП
29 VM
—68	30	-52	18	-18	-05	-43	25	-7_7	-09	—14	86
82	—01	—45	—12	—11	-03	73	-10	—12	50	13	90
—74	43	24	02	-03	05	—51	42	-15	-55	-19	79
82	40	12	-17	-11	-03	81	34	•0	15	05	88
—77	—17	09	52	05	—02	—93	03	и	-01	-17	90
43	—44	-13	64	-04	-12	—08	—18	19	85	-04	80
05	87	00	-03	03	—29	25	79	е.	-22	08	76
51	29	53	—14	39	29	34	31	65	—12	39	79
-56	08	-37	11	-49	-14	-38	-04	—63	—И	—52	82
76	32	-15	-27	-26	-08	88	18	02	17	-04	85
-78	-16	12	46	20	12	-94	17	-07	-07	-03	89
23	-28	74	38	00	00	-21	-01	84	21	-15	82
—16	59	—64	-21	-03	21	24	38	-77	-16	12	83
55	—44	-54	17	16	-01	35	—42	-19	71	01	83
-19	80	25	И	09	12	-08	81	02	-31	03	76
Таблица 20, в
Факторное отображения связей показателей саморегуляции
в третьей вероятностной среде
№ л/п	Показатель саморегуляции	Факторы											
		до вращения						после вращения					h*
		I	II	III	IV			В	А	с	D	Е	
220
1	ПП	58	71	-08	12	—13	—02	-02	82	-38	22	—09	88
2	Vi	—75	52	-15	08	06	—22	—86	-oi	25	26	08	87
3	ОП	—66	-73	—04	-05	07	—08	—02	—88	43	-13	05	98
4	v3	—27	86	-06	15	20	—21	—68	52	—02	24	25	86
5	П—ПП	68	28	-23	38	—32	—16	35	50	—44	48	—22	85
6	Vs	—61	-35	-09	29	—16	02	—08	-52	51	29	—01	62
7	п-оп	46	-48	21	—39	—21	—28	61	—05	-05	—46	—30	68
8	v7	—18	28	-35	68	—27	29	—21	04	-03	85	—07	77
9	П-П	63	27	—27	20	—33	—49	27	45	—46	34	-30	69
10	v9	-27	08	—13	72	—01	29	—11	—11	13	72	24	61
И	дпп	65	67	06	—07	—06	01	05	87	—36	—02	—06	88
12	Vu	—10	-2,	21	44	66	11	—12	13	07	18	81	73
13	snn	-58	39	09	—22	-53	23	—56	12	49	04	-50	82
14	ПП/ПС	60	40	-63	—04	03	00	—06	36	-86	14	—15	91
									Таблица		20, в	(окоичанне’)	
		—		до вращения					после вращения				
№ п/и	аморегуляцни	—											ft»
		I	II	III	IV	V	VI	В	А |				
15		—75	13	54	10	-26	01	—34	—02	90	10	—04	94
16 17	пп/ос Vie	45 —68	60 18	58 —57	15 06	-12 14	06 —24	19 —77	92 —42	21 —10	05 23	09 03	94 86
18j	пп/пп	10	87	16	-33	06	02	-49	77	—07	-23	-01	90
		—71	-20	-24	24	00	—22	-38	—59	25	32	04	56
м 20	пп/оп	79	-31	03	29	-04	-01	80	15	-35	14	04	81
"*	21	V26	—69	54	03	—12	—13	—36	—78	12	39	07	—12	80
22	ПП/П—ПП	-15	54	—49	—40	-03	41	—68	17	-38	—10	-27	78
23	V22	—48	-33	46	34	—20	—30	14	—29	74	22	06	70
24	ПП/НП—ПП	16	69	58	18	21	—08	—12	81	26	—04	39	90
25	VZ4	—46	—24	—65	-05	—34	-16	—35	—62	—14	24	—48	80
26	ПП/НП—ОП	71	—21	-54	09	06	—22	44	—04	—80	13	-08	85
27	V2e	—60	52	30	—07	—32	05	—58	27	61	08	—21	83
28	пп/п-оп	70	—20	32	16	—20	08	77	83	—05	01	—06	70
29	V.,	—75	49	—27	—08	17	-15	-92	—10	11	10	09	91
Таблица 21
Значимое влияние факторов на показатели саморегуляции
12	Vn
13	S ПП	+
14	ПП/ПС +	+ +
15	Vi4	4-	4- 4-
16	ПП/ОС	+ +
17 У,б _	+
18* ПП/ПП	+ + +
19 1/|8	+ 4-
20 ПП/ОП	4 т
21**V20	4-4-4-
22 ПП/П-ПП 4-	4- т
23 V22	4-	1- 4*
24* ПП/НП— ПП + + 4-
25 V2t	4 4-
26 ПП/НП ОП	4-	4 +
27	4	4 +
28 ПП/П -ОП	Ь
29 V28	4- 4- *
Примечание, * — Параметры саморегуляции, зависящие от фактора А во всех средах; *• — Параметры саморегуляции, зависящие от фактора В во всех средах; 1, 2, 3 — вероятностные среды.
Из выделенных пяти факторов только два — А и В — оказались достаточно «мощными» и выступили во всех трех вероятностных средах. Влияние фактора А просле живается на четырех показателях прогностической саморегуляции (отмечены звездочкой): 1 — ПП; 11 — АПП; 18 —ПП/ПП и 24 ПП/НП ПП.
Влияние фактора В как некоторого внутреннею универсального фактора прослеживается только на двух
222
показателях прогностической деятельности (отмечены двумя звездочками): 2 —Vi, 21 — V20.
Остальные выделенные факторы С, D, Е являются, по-видимому, относительно специфическими и определяют «поведение» параметров прогностической саморегуляции в конкретной специфической вероятностной среде и лишь иногда в двух исследованных средах.
Для нас, естественно, наибольший интерес представляет идентификация двух первых факторов — фактора А и В. Анализ содержания четырех параметров, вошедших в фактор А,— общая частотность положительного прогноза (ПП), разность между вероятностью положительных состояний среды и прогнозом об этих состояниях (АПП), частотность положительного прогноза посте предшествующего положительного прогноза (ПП/ПП) и частотность положительного прогноза после иепод-твсрждения предшествующего положительного прогноза (ПП/НП—ПП) — показывает, что, очевидно, у испытуемых существует некоторая виутреиияя тенденция к сохранению субъективной оценки структуры вероятностной среды, о чем свидетельствует тот факт, что тенденция выдвигать повторно прогнозы относительно более частого события положительно связана с тенденцией выдвигать прогнозы даже в случаях их предшествующего неподкреплеиия. Эта внутренняя тенденция и приводит, по-видимому, к сокращению разности между вероятностью среды и частотностью прогнозов. (В данной работе, как было сказано выше, рассматриваются только частотности положительных прогнозов, поскольку, учитывая бинарный характер исследуемой вероятностной среды, частотности отрицательных прогнозов всегда являются дополнениями до единицы.)
Таким образом, данный выявленный фактор саморегуляции свидетельствует о существовании некоторой внутренней способности испытуемых к восприятию определенного уровня отношений между более частыми и менее частыми событиями среды. Можно думать, что эта индивидуально-различная способность и лежит в основе порождения индивидуально-различных субъективных моделей относительно более частого или менее частого события среды. У одних испытуемых, например, более частое событие среды воспринимается как меиее штос У других более частое событие воспрннпмаст-
223
ся адекватно как более частое и, наконец, у третьих — более частое событие среды воспринимается как еще более частое. Данный фактор мы назвали условно «фактором чувствительности к вероятностной среде». Сходное понятие — порог вероятностного прогноза — предложен И. М. Фейгенбергом [293] в результате изучения нарушений вероятностно-прогностической деятельности у различного рода психически больных. Есть все основания полагать, что именно фактор чувствительности к вероятностной среде в значительной степени определяет выбор испытуемым общей стратегии интеллектуального поведения в бинарной вероятностной среде, поскольку с помощью этого фактора представляется возможным объяснить многообразие индивидуальных стратегий вероятностного обучения.
Согласно полученным данным, стратегии представляют собой разные части единого континуума — на нижнем полюсе располагаются испытуемые, относительно занижающие частоту появления более частого события среды (стратегия вероятностного безразличия), в середине континуума — испытуемые, адекватно отражающие среду (для них характерна стратегия вероятностного соответствия) и на верхнем полюсе — испытуемые, завышающие частоту более частого события среды (стратегия максимализации).
Для иллюстрации этого положения приведем кривые распределения вероятности ответов (по данным показателя 1 — общей частотности положительных прогнозов) в первой вероятностной среде (0,80—0,20) у трех испытуемых, принадлежащих к разным частям континуума чувствительности к вероятностной среде. На рис. 9. а представлена кривая вероятностно-прогностической деятельности испытуемого А. Я- по ходу обучения (сплошная линия) по блокам (в каждом блоке по 40 проб) относительно заданной вероятности среды (пунктирная линия). Как показано па рис. 9,а этот испытуемый на всем протяжении вероятностного обучения занижал частоту более частого события среды и характеризуется стратегией вероятностного безразличия. В исследованной нами выборке насчитывалось 12 человек, занижающих в той или иной степени вероятность наиболее частого события среды, а следовательно, характеризующихся стратегией вероятностного безразличия.
224
Рис. 9. Ход кривой вероятностного обучения у испытуемых А. Я. («), Б. У. (б) н В. К. (в) Сплошная линия — обучение, пунктир— вероятность среды
1 2 3 456789 10
блоки
На рис. 9,6 — кривая хода вероятностного обучения для испытуемого Б. У. (обозначения те же). Как видно из рис. 9, б этот испытуемый довольно быстро «усвоил» структуру среды и адекватно ее отражал на протяжении всего эксперимента. Примерно половина всех испытуемых (20 человек) принадлежит к этой категории. По-видимому, именно адекватное отражение структуры среды и явилось причиной выбора ими стратегии вероятностного следования.
Индивиды, завышающие частоту более частого события среды (их в выборке оказалось 10 человек), характеризовались стратегией максимализации. Типичный пример данной стратегии представлен иа рис. 9, в (обозначения те же). На данном рисунке отчетливо видно преобладание вероятности ответов испытуемого В. К- над заданной вероятностью среды. Таким образом, у нас имеются все основания рассматривать чувствительность к вероятностной среде в качестве одного из наиболее существенных факторов, определяющих ин-
8 В. М. Русалов
225
теллектуальную саморегуляцию человека в вероятности ной среде.
Как отмечалось выше, влияинс фактора В как универсального, иеспецифического по отношению к структуре среды проявилось на примере двух параметров прогностической деятельности: 2 — вариативность частотности положительного прогноза (Vt) и 21 — вариативность частотности положительного прогноза после предшествующего отрицательного прогноза (Vzo). Анализ содержания параметров, вошедших в данный фактор, показывает, что, по-видимому, эти два параметра объединены глубокой внутренней связью: чем выше вариативность частотности выдвижения прогнозов относительно одного события после неподтверждсиия прогноза другого события, тем выше общая вариативность частотности выдвижения прогнозов относительно более частого события. Данный универсальный фактор прогностической саморегуляции можно условно назвать фак тором «пластичности прогностической саморегуляции»
Таким образом, нам удалось выделить существование двух факторов саморегуляции (двух внутренних тенденций) вероятностно-прогностической деятельности: фактор чувствительности к вероятностной среде (показатели 1, 11, 18, 24) и фактор пластичности прогностической саморегуляции (показатели 2 и 21). В дальнейших сопоставлениях будут использованы только данные выделенные показатели саморегуляции.
Особенности активности вероятностно-прогностической деятельности. В табл. 22, а, б, в представлены результаты факторизации матриц интеркорреляций показателей активности соответственно в трех исследованных нами вероятностных средах отдельно. Количество значимых факторов во всех трех матрицах интеркорре-ляцин было выбрано равным трем исходя из значений собственных чисел (1,4: 1,6; 1,2), из суммарных дисперсий (трехфакторное решение учитывало 78%; 79% и 82% дисперсии признаков), а также и из того, что последующий, четвертый, фактор н< приводил к увеличению суммарной дисперсии более чем па 5% (3,1%; 4,6%; 4,3%). Выделенные факторы после вращения в таблицах обозначены римскими цифрами (I, II, III).
Для удобства анализа результатов факторизации показателей активности по данным таблицам была со-
226
Таблица 22. а факторное отображение связей показателей активности в перво» среде
	—	Факторы							
			до npai гни!			после вращения			
в в" 2	Показатель активности	А	Б	В	Г	I	II	III	
I Д-ПП
2 ДУ, г а ОП 4 ДУз г. ” -пп/гм
6	ДУ
7	, ПП/О(
8	ДУ7
9	-ПП/ПП
1U ДУ»
Д -ПП/ОП
1- ДУн
13	Д -ПП/П- ПП
14	ДУ»
15	Д—ПП/I । ПП
16	ди
17	Д—ПП/НП ОП
18	ДУ,т
19 Д -ПП/П )П
20 ДУ19
21 Д—11П/2 ПС
22 ДИ<
23 Д- ПП/2 ОС
24 ДУгз
25 Л- ПП/2ПП
26 ДУга
27 Д—ПП/2ОП
28 ДУ 27
29 Д—ПП/2 (П ПП)
99 06 01—04 81_ —45 37 99 —74- 40 01 07—72 03—43 71
98 04—10 03 84—43 28 96 -58—06 -41—23—24 44 -51 51
QQ 07 00 —04 81—43 38 99
,Я 44	31- 65 02-55 72
97	05	01	18	78	45	94
-81	16	06	1—63	52	-16	69
99	11-	-07	82 —39	39	99
-75	04	24	10	71	35	—05	62
97 —09 —04 08 76—55 27 96
56 52 — 1	01—22 —74 -05 60
98 11—01—10 92—40 39 98 80—19—01 31—70 24—36 68
80 08	17	29	е8—37	>5	68
42—39—70—23—10—06—89 81
96—10	02	05	72 —57	31	94
-78 39 -02 21—48 72— И 77
95 —01—08	07	79 —46	25	90
59 56	05	29 —31 74 —09	66
98 09 —02—10 82 — Н 36 98
69 03 17 49 -63 32—09 50
89 03- 13 26 78 —39 21 80
7ъ 10—18—53 48—30 60
99 11 -01—07 82—39 39 99
„3— 44 —24 —08 —52 01 61 64
- —Ю—04 07 75 —55 26 92
-58 61 -09 — 17 —21 82—01 72
98 Ц—02— Ю 82—39 38 97
227
8*
Таблица 22, а (окончание)
1 № п/п	Показатель активности	Факторы	
		до вращения	после вращения
		А Б В Г	I 11 Ш Л«
30 Д1'2В	—71—27 40 01—86 —03 —04 74 31 Д—ПП/2 (НП—ПП)	76—12—05 38 59—46 17 59 32 ДУ„	— — — — -	_ — —			
33
34
35
36
07
36
25
84
63
65
91—12 10
—43 41 —52
54 05—60
Д—ПП/2 (П ПП) ДУзз
Д—ПП/2 (П—ОП) ДУзз
64—57
05 68
74 —12 —30
34
-40
Примечание. Здесь и в табл, веса подчеркнуты (р<0,05).
22, б, в нули и вапятые опущены; значимые
Таблица 22, б
Факторное отображение связей показателей активности во второй среде
1 № п/п	1	Показатель активности	Факторы							
		до вращения				после вращения			
		А	Б	В	Г	I	II	III	Л’
1	Д—ПП	98 15 —03 04 да—18—23 99
2	ДУ.	—84 —03 —27 18 —80 38 —01 78
3	д-оп	92 11—07 19 88—17—27 87
4	ДУз	—79 —26—13 —02 —83 12 —01 70
5	д—пп/пс	96 19 —07 08 94—12—24 96
6	ДУб	—82—12—26 18—81 30 —05 74
7	д—пп/ос	98 06 08 —03 92 —30—18 96
8	ДУт	—58 11—42 —05 - 51 48—14 52
9	Д-ПП/ПП	96 17 —08 07 94—13—26 97
10	ДУ»	—80 24 12 28 —62 39 42 71
11	Д—ПП/ОП	96 18 01 01 95—16—18 96
12	ДУи	—87 24—11 09—70 53 25 83
13	Д—ПП/П—ПП	94 14—18 05 90—10 —36 94
228
14	ДУ1з
15	Д—ПП/НП—ПП
16	ДУ«
17	1- ПП/НП—ОП
18	ДУ<т
19	Д-ПП/П—ОП
20	ДУю
21	Д—ПП/2 ПС
22	ДУ2«
23	Д—ПП/2 ОС
24	ДУаз
25	Д—ПП/2 ПП
26	ДУ»
27	Д- ПП/2 ОП
28	ДУи
29 Л--ПП/2 (П—ПП)
30 ДУ29
31 Д—ПП/2 (ПП—ПП)
32 ДУ31
33 Д—ПП/2 (Н—ОП)
34 ДУ,
35 Д—ПП/2 (11—ОП)
36 ДУз6
-50 32 54 —35 —28 13 74 64
97 03 10—03 90—34—16 95
—68 26 24 41—49 31 51 60
93 19 —07 09 92—11—23 91
—35 56—29-41- 11 71 Ю 53
97 11 12 —04 94 —29 12 97
—85 08—11 38—74 40 18 74
92 20—13 14 91—01—27 91
—33 80—18 —26 02	30	79
97 13 05 —04 94 —24—15 96
—80 28—18 32—63 57 18 75
93 (9—15 10 91—06—30 92
—33 21 46—19—17 04 58 36
97 13 —01 06 93 —20 —22 96
—60 48—31 18—37 74 ц 69
68 —08 —58 01 53 02 —72 80
—45 51 21—21—18 44 53 51
92 11 —20 10 86—11—37 89
—22 56 32 04—05 35 58 47
85 26 13 22 89—13—01 81
-26 14-68—49—23 54—45 55
95 18 06 04 94—20—13 94
—50 68—01 28—17 70 43 71
229
t=
?!
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
Таблица 22, i
Факторное отображение связей показателей активности в третьей среде
Показатель активности	Факторы							
	до вращения				после вращения			
	А	Б	В				III	Л”
Д—ПП
ДУ.
Д-ОП
ДУа
д- пп/пс
ДУ5
д—пп/ос
ду7
д—пп/пп
ДУ9
Д—ПП/ОП
ДУ11
Д—ПП/П—ПП
ДУ13
Д—ПП/НП—ПП ДУ«
Д—ПП/НП—ОП
ДУ.7
Д—ПП/П—ОП
ДУ19
Д—ПП/2 ПС
ДУ21
Д—ПП/2 ОС ду28
Д—ПП/2 ПП
ДУ-25
Д—ПП/2ОП
ЦУ27
89 10 —04 —04 96 —24 —06 99
—90 04 28—15—90 11 27 89
98 04 01 10 92—31—05 96
—77—11—34—43—70 39—27 72
98 14 —06 —04 97 -20 —04 98
—84 —09 —03 —08 —82 20 04 71
98 09 —07 —04 96 —23 —08 98
—75 44 —33—11—51 78 08 87
98 10 —07 —06 96 —22 —08 98
—75 13 14—14 —58 26 25 60
99 12—03--02 97—23—04 99
—86 —04 —04 24 —81 30 02 75
97 —09—10 —04 95 —21—10 96
—79 40 01 05 — 61 55 32 78
98 05 —05 —02 94 —26—10 97
—40 60—54—17—Ю 90—01 82
97 16 02 03 96 —23 03 97
—48 61 22 —07 - 29 66 60 65
98 12 —09 —01 97 —20 —08 98
—26 30—14 84—13 39 11 18
97 19—04 04 97—17 01 98
—79 38 15 01—64 45 42 79
98 01—03 —05 92 —31—10 96
—44	62—42—14—15	85	10	75
98 Ю—06—11 95—23—07 97
—80	20 —06	36 —68	45	14	58
97	20 01	01 97—19	05	98
—72	18—13	06 —60	46	08	57
230
Таблица 22, в (окончание)
(П—ПП)
зо дг29	—
31	Д - ПП/2 (НП—ПП)	—10	66	34—16—22 39	71	71
32	ДУз1	S3	34	05 22	88 —08	19	81
33	Д ПП/2 (НП—ОП)	86	23	09 12	87—19	14	80
34	ДУзз	16	52	68—11	21—11	84	76
35	Д—ПП/2 (П—ОП)	96	02	05 —08	90 —35 —02	93
36	ДУзб	28	66	03—03	44 29	35	40
ставлена специальная табл. 23, аналогичная той, которая была получена в случае анализа результатов саморегуляции.
В табл. 23 показана зависимость каждого показате-1Я активности вероятиостно-прогиостической деятельности от выделенных трех факторов в трех исследованных вероятностных средах. Из табл. 23 видно, что показатели активности определяются преимущественно фактором I, причем для восемнадцати признаков, обозначенных звездочкой, влияние данного фактора прослеживается во всех трех вероятностных средах.
Влияние других двух факторов — II и III — на исследуемые признаки активности весьма ограничено. Фактор II определяет всего лишь девять признаков, причем только иа один признак, обозначенный двумя звездочками (18), влияние данного фактора сохраняется во всех трех средах, иа остальные же восемь признаков влияние фактора II прослеживается, как правило, лишь в одной нз трех исследованных вероятностных сред. Влияние фактора III еще более ограничено и проявляется всего лишь на шести признаках, причем, как правило, только в одной из сред.
Таким образом, активность вероятностно-прогностической деятельности детерминируется преимущественно первым фактором — фактором I, который определяет об-
231
Таблица 23
Значимые влияния факторов на показатели активности
		Факторы активности								
	Показатель активности	I			II			Ill		
		1	2	3	1	2	3	1	2	3
!•	Д-ПП	4- + 4-
2*	ДУ.	4- 4- +
3*	Д-ОП	4- 4- 4-
4	ДУг	4- 4-
5*	Д—ПП/ПС	4.4-4-
6*	ДУ6	4- 4- 4-
7*	Д-ПП/ОС	4- + +
8	ДУ7	4-^4-
9*	Д—ПП/ПП	4.4-4.
10*	ДУ»	4- 4- +
И*	Д-ПП/ОП	+4-4-
12	ДЬ«	4-4-4-
13*	Д—ПП/П -ПП	+ 4- +
14	ДУ|з	4-	4-
15	Д—ПП/НП—ПП	4- 4-
16	ДУ1»	4-
17*	Д—ПП/НП—ОП	4-4-4-
18**	ДУ»7	4-4-4-
19»	Д—ПП/П—ОП	4-4-4-
20	ДУ19	4-	4-
21*	Д—ПП/2 ПС	4-4-4-
22	ДУя!	4-4-4-
23*	Д—ПП/2ОС	4-4-4-
24	ДУгв	+
25*	Д—ПП/2 ПП	4-4-4-
26	ДУм	4-	4-
27*	Д—ПП/2ОП	4-4-4-
28	ДУат	4-4-4-
29	Д—ПП/2	4-	4-
	(П—ПП)
30	ДУ 29	4-
31	Д—ПП/2 (ПП—ПП)	4-
32	ДУ31	4-
33*	Д—ПП/2 (НП—ОП) 4-4-4-
34	ДУзз	4-
35*	Д—ПП/2(П—ОП)	4-4-4.
36	ДУзБ	4-
• Параметры активности, зависящие от фактора I во всех срезах. •• Параметры активности, зависящие от фактора П во всех средах; 1. 2 ч — вероятностные среды.
23?
Шую длительность протекания отдельного прогностиче-гк« о цикла независимо от структуры вероятностной сре-»ы. Данный фактор, определяющий «поведение» 18 признаков активности в трех исследованных вероятностных средах, был условно назван нами фактором «скорости психических процессов в вероятностной среде». Из 18 признаков, испытывающих на себе влияние этого фактора, для сопоставления с особенностями саморегуляции, уровнем интеллектуального развития и нейродииамиче-скимп характеристиками мы выбрали только два: первый показатель — средняя длительность отдельного прогностического цикла, заканчивающегося положительным прогнозом (Д ПП), и тринадцатый показатель — средняя длительность отдельного прогностического цикла, аканчивающегося положительным прогнозом после подкрепления предшествующего положительного прогноза (Д—ПП/П—ПП), набравший суммарно наибольший факторный вес (по фактору I) в трех вероятностных средах, а следовательно, отражающий в максимальной степени влияние фактора скорости психических процессов иа протекание отдельного прогностического цикла.
Фактор II и особенно фактор III являются преимущественно специфическими и связаны лишь с небольшим числом показателей активности, причем влияние этих факторов проявляется лишь в одной из исследованных вероятностных сред. Исключение составляет параметр 18 — вариативность длительности отдельного прогностического цикла, заканчивающегося положительным прогнозом после иеподтверждения отрицательного прогноза, который вошел в фактор II во всех трех вероятностных средах. Учитывая содержание показателя 18, фактор II был условно назван намя фактором «вариативности скорости вероятностного прогнозирования»
Таким образом, анализируя показатели активности вероятностно-прогностической деятельности, иам удалось выделить существование двух факторов: мощного фактора скорости психических процессов (который будет представлен в дальнейших сопоставлениях показателями I и 13) и фактора вариативности скорости вероятностного прогнозирования (параметр 18).
Представляло интерес рассмотреть, в какой связи между собой находятся параметры умственной актив-
233
ностй, полученные в детерминированной и стохастических средах. В табл 24 приводятся коэффициенты корреляции между наиболее информативными показателями этих двух видов активности. Из этой таблицы отчетливо видно, что скорость протекания психических процессов при решении детерминированных задач совершенно не коррелирует со скоростью психических процессов при решении вероятностных задач. Здесь также видно, что скорость психических процессов в вероятностной среде положительно связана с эргическим аспектом активности в детерминированной среде. Это свидетельствует, по-видимому, о том, что индивиды, у которых относительно быстро протекают процессы вероятностного прогнозирования, более склонны к длительному умственному напряжению при решении детерминированных задач.
Анализируя табл. 24, можно также отметить, что параметр вариативности скорости вероятностного прогнозирования не коррелирует ни с одним из показателей активности в детерминированной среде, в том числе н с показателями ее вариационного аспекта.
Таким образом, исходя из данных табл. 24 можно констатировать относительную независимость формально-динамических особенностей активности психических процессов в различных средах интеллектуального поведения — детерминированной или вероятностной.
Сопоставим теперь особенности саморегуляции с особенностями активности в вероятностной среде. В табл. 25 представлена матрица корреляций между показателями саморегуляции и активности вероятностно-прогностической деятельности. Пз данной таблицы видно, что фактор чувствительности к вероятностной среде имеет некоторую тенденцию к положительной связи с фактором скорости психических процессов, т. е. чем выше чувствительность к более вероятному событию, иными словами, чем сильнее испытуемые предпочитают прогнозировать более частое событие среды, тем несколько быстрее осуществляется у них весь цикл прогнозирования. В этом случае у испытуемых, по-виднмому, несколько быстрее протекают и афферентный синтез, и процесс принятия решения н построения акцептора результатов действия. Данная тенденция, однако, отчетливо проявляется лишь в первой исследованной нами вероятност-
234
Коэффициенты корреляции между показателями интеллектуальной активности в вероятностной и детерминированных средах
Активность (в вероятностной среде)
235
Связь показателей саморегуляции с
Саморегу
Ч увствит<-льлость
Активность
1 0,41*—0,010,27 0,090,29	0,07 0,07 —0,16
13 0,41* 0,020,24 0,090,24	0,040,10 0,14
Скорость
Вариативность 18 0,43*—0,17 0,48**0,12 0,45**—0,310,06 0,10 скорости
Примечание. • р<0,05. ** р<0,01; J, II. III — вероятностные среды.
иой среде, где получено два значимых коэффициента корреляции (г=0,41, р<0,05).
Фактор чувствительности к вероятностной среде обнаруживает также ряд положительных корреляций с показателями фактора вариативности скорости (здесь выявлены три значимых коэффициента корреляции: 0,43; 0,48; 0,45; р<0,05), что свидетельствует, очевидно, о том, что чем выше чувствительность к вероятностной среде, тем несколько более выражена тенденция у испытуемых варьировать время осуществления прогнозирования. Из этой таблицы также видно, что фактор пластичности саморегуляции вероятностно-прогностической деятельности не связан с фактором скорости психических процессов, однако обнаруживает некоторую положительную связь с фактором вариативности скорости, причем только во второй вероятностной среде, о чем свидетельствуют два высокозиачимых коэффициента корреляции: 0,54 и 0,64 (р<0,01).
Таким образом, между индивидуально-устойчивыми показателями саморегуляции и показателями активности вероятностно-прогностической деятельности существуют весьма слабые связи: фактор чувствительности к вероятностной среде имеет тенденцию к положительной связи как со скоростью психических процессов, вовлеченных в осуществление отдельного прогностического цикла, так и с вариативностью скорости протекания этих процессов. Фактор пластичности саморегуляции, отра-
236
Таблица 25
показателями активности в вероятностной среде
жающий склонность индивидов к разнообразию тактик при построении прогнозов, фактически ие связан с особенностями активности вероятиостно-прогиостической деятельности.
Для выяснения вопроса о том, как соотносятся исследуемые формальио-дииамические параметры интеллектуальной деятельности в вероятностной среде с общим уровнем умственного развития, выявленные особенности саморегуляции и активности вероятностно-прогностической деятельности были сопоставлены с общим уровнем умственного развития.
Уровень умственного развития испытуемых определяется по шкале Д. Векслера. Применялся вариант методики, адаптированной к русской популяции и апробированной в ВНИИП им. В. М. Бехтерева. В проведении обследования принимали участие младшие научные сотрудники лаборатории Н. В. Тарабрииа, А. В. Па-сынкова и А. Г. Васильева. В данном исследовании использовали только суммарные шкальные оценки вербального и невербального интеллекта, а также общую оценку, представляющую собой сумму шкальных оценок по всем подтестам методики.
В табл. 26 представлена матрица корреляций между показателями саморегуляции и активности, с одной стороны, и уровнем общей продуктивности умственной деятельности (по шкале Д. Векслера) — с другой — по вербальным и практическим (невербальным) задачам отдельно, а также по суммарному показателю. Изданной таблицы отчетливо видно, что особенности саморе-
237
ляцпи интеллектуальной деятельности в стохастической де обнару*. • весьма слабые связи с уровнем лскгуалыюю ра шития по тестам Д. Векслера, при-,1 оощим уровнем интеллекта не было получено ни пцпого значимого коэффициента корреляции, с уровнем ве |бальиого интеллекта только один коэффициент достигал 95% уровня значимости, а именно показатель 1 во второй стохастической среде (г=0,37, р<0,05). Что же касается уровня действенно-наглядного (невербального) интеллекта, то здесь было получено пять значимых коэффициентов — три с показателями чувствительности к ^роятностиой среде (18 и 24 — в первой и второй сре-ах, г=0,39; 0,54, и 0,44, р<0,01 соответственно) и два коэффициента - с показателями пластичности саморегуляции (2 — в первой среде; г=0,49, р<0,01 и 21 — во второй среде, г=0,42, р<0,05).
Таким образом, можно заключить, что имеется весь-«ы слабая тенденция к положительной связи между уровнем интеллектуального развития по тестам Д. Векслера и показателями саморегуляции вероятностно-прогностической деятельности, причем эта тенденция проявляется преимущественно между невербальным иител-1 • ктом и исследуемыми показателями саморегуляции. • щако между показателями активности и уровнем ии-I ллектуального развития удалось обнаружить существование значимых связей. Так, скорость психических процессов — основной фактор активности - в вероятностных средах положительно и значимо коррелирует с вербальным интеллектом (особенно в первой и второй исследованных средах: показатели 1 и 13 (г=0,48 и 0,45; 0,49 и 0,55 при р<0,01 соответственно). Фактор вариативности скорости вероятностного прогнозирования обнаружил некоторую тенденцию к положительной связи с вербальным интеллектом (г=0,39, р<0,05), а также теи-'‘нцию к отрицательной связи с невербальным интеллектом (г=—0,42 и 0,36, р<0,05). Между данным фактором активности н общим интеллектом значимой связи обнаружено не было.
Таким обра  л, общий уровень продуктивности интеллектуальной деятельности (по тестам Д. Векслера) практически не зависит от формальио-динамнческих особенностей (самopen ляции и активности) интеллектуальной деятельности r случайной среде, хотя его главные
239
компоненты -вербальный и невербальный интеллект-, нередко обнаруживают значимые связи с исследуемыми особенностями саморегуляции и активности. Полученные данные еще раз подтверждают предположения, высказанные ранее К М. Гуревичем [98] н Н. С. Лейте^ сом [142] о том, что тесты отражают преимущественно умение испытуемых пользоваться приобретенными знаниями, а не уровень их общих способностей.
5.5.	Исследование особенностей саморегуляции на модели интеллектуальной установки
Исследование индивидуальных особенностей установки было проведено в два этапа. Первый этап был посвящен поиску таких показателей установки, в которых бы отражались общие, независимые от чувственной модальности факторы, выступающие в роли базальных регуляторов деятельности. На втором этапе у части испытуемых с крайними характеристиками перцептивной установки изучались особенности интеллектуальной установки во время регистрации сверхмедленной активности мозга с целью выявления устойчивых нейродина-мических параметров, лежащих в основе установки.
Методика. Особенности перцептивной установки изучались по эффекту иллюзий объема и веса. Использовалась классическая методика Д. II. Узнадзе [284].
Для выработки иллюзий объема применялись шары диаметром 40 и 72 мм, весом 40 г. Моторная (весовая) установка изучалась с помощью грузиков весом 102 и 305 г, диаметр основания которых составлял 57 мм, толщина 15 мм. В установочных опытах больший предмет подавался в ту руку, где чаще переоценивался; в случае симметричных ответов больший предмет подавался в левую руку, что позволяло отделить эффект фиксированной установки от действия естественной асимметрии, свойственной человеку.
Эксперимент начинался с выработки иллюзий в гап-тической сфере. Изучалась динамика установки последовательно при 2, 5, 10, 15 и 17 экспозициях неравных шаров. В каждом случае количество предъявлений в критических опытах не превышало 30. После небольшого перерыва по той же схеме исследовалась моторная установка.
240
В качестве показателей перцептивной установки с.пу-я<и.пц .характеристики прочности, измеряемой иепрерыв-рядом контрастных иллюзий при критических экс-, и нциях равных предметов н определяющей длитель-ть фазы действия установки (Ф,), и пластичности, характеризующей длительность фазы переформирования установки (Ф2) [297]. Длительность фазы переформирования установки измерялась от момента ломки непрерывного ряда контрастных иллюзий до момента констатации равенства не мепее пяти раз подряд (критерий угашения фиксироваииой установки).
Таким образом, у каждого испытуемого измерялось 20 параметров перцептивной установки.
I.	Прочность фиксированной моторной установки при двух экспозициях (Ф,—2).
2.	Пластичность фиксированной моторной установки при двух экспозициях (Ф2 — 2).
3.	Прочность фиксированной моторной установки при пяти экспозициях (Ф, -5).
4.	Пластичность фиксированной моторной установки прн пяти экспозициях (Ф2 — 5).
5.	Прочность фиксированной моторной установки при десяти экспозициях (Ф|— 10).
6.	Пластичность фиксированной моторной установки при десяти экспозициях (Ф2— 10).
7.	Прочность фиксированной моторной установки при 15 экспозициях (6i—15).
8.	Пластичность фиксированной моторной установки при 15 экспозициях (Ф2- 15).
9.	Прочность фиксированной моторной установки при 17 экспозициях (Ф1— 17).
10.	Пластичность фиксированной моторной установки при 17 экспозициях (Ф2— 17).
Остальные десять параметров относились к гаптичс-свой установке: показатели II. 13, 15, 17 и 19- пара-vr-тры прочности гаптнческой установки при соответст-• тощих экспозициях. Показатели 12, 14, 16, 18 и 20 — раметры пластичности гаптической установки.
В исследовании приняло участие 100 испытуемых (50 мужчин и 50 женщин) — студентов технических ву-ов г. Мост» гы в возрасте 18—25 лет. Данный экспериментальный материал был получен прн участии аспирантки Н. И. Леоновой [145].
241
Результаты исследования. Анализ матрицы йнтер-корреляцпй между исследуемыми арактерпстпкамн ran тической и моторной установки показал, что параметры прочности (Ф1), как правило, коррелируют между собой как внутри одной модальности, так и между модальностями. Особенно отчетливо выступает комплекс взанмо-коррелируемых признаков, относящихся к пластичности. Таким образом, уже исходя из корреляционного анализа можно заключить о существовании двух взаимокорре-лируемых комплексов показателен — один относится к прочности установки, другой — к сс пластичности.
Для уточнения структуры установки нами был применен факторный анализ (центроидный метод Терстона с последующим вращением осей но Кайзеру).
В табл. 27 представлены результаты факторного отображения структуры перцептивной установки. Как видно из данной таблицы, в фактор А вошли все показатели пластичности установки, охватывающие обе исследуемые модальности. Этот фактор можно легко идентифицировать как общий фактор «пластичности установки».
Фактор В объединил четыре показателя прочности моторной установки н один показатель прочности (Ф1 — 15) гаптической установки. Этот фактор также является, по-видимому, «надмодальным» н может быть назван фактором «прочности установки» Следовательно, структура установки определяется двумя относительно независимыми общими факторами. Данные факторной обработки также показывают, что фактор пластичности имеет более выраженный общий характер, чем фактор прочности, так как последний объединяет преимущественно показатели моторной установки и лишь один показатель - - гаптической установки.
Таким образом, первая фаза установки (Ф*—длительность действия установки) и вторая фаза установки (Ф2 — длительность переформирования установки) определяются принципиально разными факторами. В некоторых исследованиях показано, что длительность п выраженность первой фазы зависит от целого ряда причин: особенностей сенсорики, количества установочных экспозиций, скорости предъявления стимулов, особенностей функциональной асимметрии и т. д. [284, 285, 297, 54 и др.].
242
Таблица 27
Факторное отображение структуры перцептивной установки
№	Показатель установки	Факторы					
		до вращения			после вращения		
		I	II	III	Л	В	
Моторная
	установка Ф1—2	24	—11	27	19	—18	31
	Ф2 -2	55	21	—09	59	03	60
3	Ф1—5	45	—50	-15	27	61	62
4	Фо -5	55	25	-36	60	06	61
5	Ф,— 10	50	46	-22	33	—60	61
6	Ф2—10	55	45	11	66	25	68
7	Ф1—15	40	45	—36	24	55	61
8	Ф2—15	58	39	—13	67	19	69
9	Фг-17	46	-56	34	26	-67	70
10	Ф2—17 Гаптическая j тановка	55	50	05	68	31	76
11	Ф,—2	23	—14	—09	17	—20	32
12	Ф2—2	58	25	17	63	06	65
13	Ф1—5	25	-26	35	16	—33	34
14	ф2—5	56	28	24	62	09	63
15	Ф1—10	38	—27	42	23	—37	40
16	Ф2—10	64	39	11	73	17	78
17	Ф. 15	52	—41	16	37	—56	66
18	Ф2- 15	55	32	25	62	13	64
19	Фг 17	45	—24	52	35	—37	47
20	Ф2- 17	42	40	—И	52	24	59
Примечание. Нули и запятые		опущены;	значимые веса		подчеркнуты		(р<0,05).
В последнее время появились экспериментальные работы, показавшие зависимость первой фазы (прочности) установки от напряженности мотивационно-эмоциональной сферы [302]. В работе, выполненной в нашей габоратории, также показано, что'испытуемые с более
243
прочной установкой имеют и более высокие показатели тревожности по шкале Ж. Тейлор [146].
Менее изученной является вторая фаза установки — пластичность. До сих пор, например, не выяснено, что приводит к адекватному восприятию: смена установок или же угасание фиксированной установки по ходу опыта. Исходя из некоторых косвенных литературных данных [26] можно высказать предположение, что в основе фазных изменений установки лежат особенности билатерального регулирования, основанного на парной работе больших полушарий.
При распределении испытуемых на группы по степени общей выраженности установки мы исходили из значения суммарного ранга, который получали испытуемые по показателям прочности и пластичности как моторной, так и гаптической установки, причем использовали только показатели, набравшие максимальные факторные веса (т. е. показатели установки при 10 и 17 экспозициях) .
Распределение испытуемых на группы осуществлялось по квартильпроцентному методу. Испытуемых, характеризующихся минимальными рангами (25% от выборки), относили к категории «низкая прочность» и «низкая пластичность». Испытуемых, характеризующихся максимальными рангами (также 25% от выборки), относили к категории «высокая прочность» и «высокая пластичность». Остальные 50% испытуемых, имеющих средние ранги, были соответственно отнесены к категории «средняя прочность» и «средняя пластичность».
Для дальнейшего исследования особенностей саморегуляции на модели установки были отобраны только те испытуемые, которые характеризовались крайними значениями параметров прочности и пластичности перцептивной установки, т. е. с низким или высоким уровнем прочности и пластичности: по 18 человек — с низкой прочностью н пластичностью и по 21 человеку - - с высокой прочностью и пластичностью. Некоторые испытуемые попали в крайние группы по обоим факторам. В общей сложности были отобраны 43 человека.
Целью дальнейших наших исследований было выяснение вопроса о соотношении установки, фиксированной в сфере перцептивной активности, с установкой, фиксированной в сфере интеллектуальной активности, а имен
244
но предстояло выявить такие показатели установки, в которых отражается единый, универсальный механизм установки, охватывающий все уровни психики человека.
В качестве модели деятельности для изучения интеллектуальной установки была использована модифицированная методика Лачинсов [488]. Данная методика позволяет количественно фиксировать переходные моменты деятельности, которые, по мнению Ф. В. Вассина, являются проявлениями эффекта установки [42]. Один кг таких моментов, имеющих весьма существенное значение для понимания самого механизма установки, является, очевидно, момент перехода деятельности в автоматический план. Методика Лачинсов дает возможность четко зафиксировать именно этот момент деятельности. Наши эксперименты продолжались не до полного отказа испытуемого от работы (что необходимо для исследования момента насыщения деятельности), а ограничивались отрезком времени, равным 1 часу, поскольку >того времени было достаточно для формирования установки.
Методика. Испытуемому предлагалось многократно решать в течение 60 мин 23 однотипные задачи, в которых требовалось отмерить определенное количество воды (Z), используя три сосуда (Д, В, С) разной емкости. Все задачи можно было решить по стандартной формуле: Z=B—А—2С, но примерно в 50% случаев они (опускали и нестандартное решение. Затем без предупреждения предъявлялся другой ряд задач (от 3 до 9), в котором первые две задачи можно было решить как по стандартной, так и по другим, более легким формулам, например Z=A —С; или Z=A + C, так называемые критические задачи, по терминологии Лачинсов. Применение стандартного способа при решении критических задач рассматривается как свидетельство выработки интеллектуальной установки на стереотипию решения. Остальные задачи нужно было решать всякий раз новым способом (задачи на разрушение стереотипа решения), первая из которых — «extinction — task» — £-задача, требующая переключения иа новый способ решения, служила показателем ригидности интеллектуальной установки.
Задачи предъявлялись на специальных карточках на расстоянии 2 м от испытуемого Решение производи
сь
лось в устной форме Темп предъявления задач выбирался самими испытуемыми и зависел от их скорости решения задач.
Результаты исследования. По мере предъявления од нотипных задач деятельность испытуемых претерпевала существенные изменения. Уже при втором-третьем предъявлении серии из 23 задач многие испытуемые замечали, что задачи повторяются и решаются по стандартной формуле. Однако отношение у разных испытуемых к этому было совершенно разное. Можно выделить три группы испытуемых. В первой группе (28 человек) целью деятельности становился не сам процесс решения, который постепенно автоматизировался, а процесс узнавания задач и называния стандартной формулы. У этих испытуемых за счет автоматизации происходило значительное сокращение времени решения отдельной серии — в среднем с 10,1 мин (первая серия) до 2,07 мнн (последняя серия). Особо следует отметить, что эти испытуемые как бы входили в своеобразный ритм деятельности с периодом решения серий примерно 2—2,5 мин.
Вторая группа испытуемых (12 человек) продолжала решать или проверять каждую задачу (или большинство их), производя всякий раз стандартные арифметические действия. Хотя у них и происходило сокращение времени решения отдельной серии задач (с 11.8 до 5,5), однако отчетливой автоматизации умственной деятельности у них не наблюдалось.
II наконец, третья группа испытуемых (3 человека), убедившись, что задачи повторяются по стандартной формуле, пытались отыскивать каждый раз новые варианты решения. В связи с этим у них происходило не сокращение, а увеличение решения отдельной серии задач (с 7,6 до 16,7 мин).
Анализ динамики среднего времени решения серии задач у испытуемых указанных выше групп показал, что примерно с середины эксперимента у испытуемых первой группы формируется устойчивый ритм с периодом 2—2,5 мин. У испытуемых второй группы намечается лишь некоторая тенденция к сокращению времени решения, однако их деятельность в целом не носит ритмического характера и не достигает степени полной автоматизации.
246
Испытуемые третьей группы, как говорилось выше, назывались решать задачи стандартным способом, ,i снискивали новые варианты решения, что и приводило к увеличению времени решения отдельной серин.
Согласно Лачинсам [488], применение стандартного метода при решении критических задач является показателем возникновения интеллектуальной установки на стереотипию решения, а факт решения или нсрешения Ь-задачи свидетельствует о ригидности или неригидно-сти созданного стереотипа.
Испытуемые как первой, так и второй группы ие причин ли нового способа при решении критических задач. ( ховательно, можно с уверенностью констатировать, о у них выработалась установка на стереотипный .чшсоб решения. В то же время испытуемые третьей группы, варьировавшие метод решения, применили и при решении критических задач нестандартный способ, т. е. \ них не возникла установка на стереотипию решения. Интересно отметить, что все эти трое испытуемых характеризовались нефиксируемой перцептивной установкой (т. е. низкой прочностью установки).
Сопоставление испытуемых по выраженности у них интеллектуальной установки с характеристиками прочности и пластичности установки в перцептивной сфере (по Д. Н. Узнадзе) по методу %2 показало, что имеется отчётливая тенденция к статистической связи между ин-ллектуальной ригидностью и прочностью перцептивной установки (%2=2,93, р<0,10). Между пластичностью фик сированной перцептивной установки и интеллектуальной ригидностью статистически значимой связи обнаружено не было.
Таким образом, исходя из экспериментальных данных можно предположить существование единого универсального фактора прочности установки, который проявляется как на перцептивном уровне, так и на уровне интеллекту а л ьн ой деятельности.
Формирование установки в интеллектуальной сфере в первой группе испытуемых сопровождается, как было сказано выше, резким увеличением 2—2,5 минутной поведенческой ритмики. Следовательно, появление (или увеличение) этой ритмики в деятельности можно расценивать как показатель автоматизации деятельности, как показатель развития установки, т. е. готовности испы-
247
Туе м ого к продолжению данной конкретной деятельности Наличие ярко выраженной сходном ритмики поведи ния было также обнаружено нами при анализе совершенно другого вида деятельности, а именно спортивной деятельности у тяжелоатлетов [72]. Аналогичный ритм обнаружен и другими исследователями, например в мне-мической деятельности [20, 21]. Следовательно, наличие устойчивой ритмики в поведении (порядка 2—2,5 мин) свидетельствует о развитии установки (готовности) к выполнению конкретной деятельности.
5.6.	Выводы о структуре психодинамнческих свойств человека
Психодинамический уровень человеческой индивидуальности — это устойчивое единство психодинамических свойств человека. Ведущими компонентами этого уровня являются: сенситивность, темперамент и общие способности. Проведенное исследование показало, что данные параметры психодинамического уровня, в свою очередь, характеризуются довольно сложным, многомерным строением.
Сенситивность представляет собой совокупность относительно независимых величин абсолютных порогов в зрительном, слуховом и кожном анализаторах.
Активность (исследовалась только эта черта темперамента) имеет три относительно независимых аспекта: скоростной, эргический и вариационный.
Также довольно сложной структурой характеризуются общие способности: саморегуляция может быть описана действием по крайней мере трех факторов — чувствительностью к вероятностной среде, пластичностью1 и определенным ритмом установки. В основе активности как параметра общих способностей лежат скорость прогностических процессов и склонность к вариации скорости психических процессов.
В следующем разделе монографии выявленные особенности психодинамического уровня будут сопоставлены с нижележащими уровнями биологической организации человека: сенситивность — с особенностями телосложения, активность н саморегуляция — с ведущими параметрами нейродинамической конституции.
Раздел третий
СООТНОШЕНИЕ ЧАСТНЫХ КОНСТИТУЦИЙ ЧЕЛОВЕКА
В пасюящем разделе будут рассмотрены результаты сопоставления частных конституций, относящихся к разным уровням организации человеческой индивидуальности. В настоящем исследовании мы ограничились вычислением только прямолинейных связей между признаками разных уровней человеческой индивидуальности, которые, естественно, далеко не исчерпывают всего богатства связей между различными подсистемами чело-.еческого организма.
Основное содержание данного раздела монографии направлено на экспериментальную проверку выдвинутой нами гипотезы о существовании однозначной или многозначной связи между конституциональными признаками разных уровней биологической подсистемы человека.
Как отмечалось выше, наличие таких одно- или мио-юзначных (разновероятных) связей, а не только многомногозначных (равновероятных), как предполагает В С. Мерлин [167], между свойствами различных ровней может рассматриваться в качестве свидетельст-существования общей конституции человека какнаи-к общей качественной черты всех особенностей че-човеческой индивидуальности.
В настоящем разделе сопоставляются отдельные интегральные свойства трех ведущих уровней человеческой индивидуальности: телесного, нейродинамического и пси-динамического. Главное внимание здесь уделено анализу ре »ультатов сопоставления двух последних уровней.
249
Г л а в a VI
ТЕЛЕСНАЯ КОНСТИТУЦИЯ И ПСИХОДИНАМИКА
6.1. Физические особенности человека и психика
Попытки сопоставить физические данные человека с его психическими особенностями были известны еще в древности. Однако специальные работы в этой области были предприняты лишь в конце XIX в. (Ч. Ломброзо [484]). Исходя из бытовавших в то время спекулятивных представлений физиономистов и френологов, в особенности Галля, о том, что умственные и нравственные качества человека можно узнать по особенностям строения лица, по выпуклостям, впадинам и соотношению частей черепа, Ч. Ломброзо предположил, что психическим качествам личности преступников должны соответствовать определенные анатомо-морфологические данные. Посещая многие тюрьмы и производя замеры различных частей тела в гом числе и головы преступников, Ч. Ломброзо пришел к выводу, что некоторый процент уголовных преступников — прирожденные рецидивисты - имеют явные аномалии как внешние, так и внутренние. Так, Ч. Ломброзо считает, что у преступников якобы преобладают небольшие черепа, более часто встречается прогнатизм, скошенный лоб, малая величина лобной кости, сильное развитие надбровных дуг и сосцевидных отростков височной кости, сильное развитие нижней челюсти, аномалии ушей, пониженная болевая чувствительность, повышенная острота зрения и ряд других особенностей.
Новое усиление интереса к изучению связи между конституцией человека и его психическими особенностями было вызвано работами немецкого психиатра Э. Кречмера [473]. Учение Э. Кречмера получило в свое время широкое распространение в Европе, а у нас в Советском Союзе - - в 30—40-х годах.
По мнению Э. Кречмера, корреляция между психическими особенностями человека и строением его тела наиболее четко проявляется на клиническом материале Им было аме ено, что у больных, страдающих маииа-i 1льно-депр( .-сивным психозом (циклотимией), чаще
250
Таблица 28
Распределение типов психических заболеваний по типам телосложении [400] (в %)
—	Вид заболевания		
Тип телосложения	шизофрения (5233 человека)	маниакальяо-депрес -сивнмй психоз (1361 человек)	эпилепсия (1505 человек)
Пикники 'т~гты -птосомы	13,7 16,9 50,3	64,6 6,7 19,2	5,5 28,9 25,5
диспластики	10,5	1,1 8,4	29,5
. мнительные	8,6		11,0
встречается так называемое пикническое телосложение; коротконогая, кругловатая, плотная фигура с широким мягким лицом, свежим цветом лица, короткой шеей, короткой глубокой грудной клеткой, со склонностью к тучности в зрелом возрасте, с хорошей терминальной волосистостью и ранним образованием лысины.
У больных же, страдающих шизофренией, наблюдается смесь типов: как лептосомы (астеника) с узким тощим телом, длинной грудной клеткой и шеей, так и диспластики, т. е. субъекты с расстройствами внутренней секреции (евнухоидностыо, феминизмом у мужчин и маскулинизмом у женщин и т. д.), а изредка и аглеты, т. е. субъекты с сильным развитием костей и мышц.
Позднее Э. Кречмер пытался, однако без особого успеха, скоррелировать атлетический и диспластиче-ский типы с эпилептоидными нарушениями.
Клинический материал, полученный большим числом авторов, практически всегда экспериментально подтверждал основные выводы Э. Кречмера [28, 399, 400]. Весьма интересна, например, табл. 28, в которой приведено распределение (в процентах) 8000 больных шизофренией, маниакально-депрессивным психозом и эпилепсией относительно их телосложения [400]. Существование корреляции между типом телосложения и психическим заболеванием, обнаруженное Э. Кречмером, представляет особый интерес для психиатров. Вкладом Э. Кречмера в психологию явилась его гипотеза о «ши-зотимическом» и «циклотимическом* характерах (темпе
251
раментах), представляющих собой фундаментальные параметры личносги. Согласно Э. Кречмеру, по этим параметрам больные шизофренией и маниакально-депрессивным психозом занимают крайнее положение. Если у больного связь телосложения с его психикой проявляется отчетливо, то у здоровых людей, в силу определенных генетических законов, эта связь заложена в скрытой форме. У здорового человека пикнического телосложения, как считает Э. Кречмер, в ослабленной форме проявляются черты больного маниакально-депрессивным психозом (циклотимии), т. е. у него циклотимический характер. Наоборот, у здорового человека астенического телосложения по тем же причинам должен быть шнзотимичсский характер. Отметим, что Э. Кречмер в своих доказательствах был ограничен отсутствием современного статистического аппарата. Его тесты не были проверены на надежность. Тем не менее характерологическое учение Э. Кречмера было принято как основополагающее во многих научных психологических учреждениях Европы.
Отметим, что в Америке к кречмеровскому учению с момента его появления существовало весьма отрицательное отношение, и прежде всего в связи с его слабой статистической доказательностью.
Американские исследователи У. Г. Шелдон [542], Г. Е. Гаррет и У. Н. Келлог [417] на большом числе здоровых испытуемых не обнаружили сколько-нибудь значимой связи, с одной стороны, между общительностью н эмоциональностью, по которым, согласно Э. Кречмеру, циклотимический характер наиболее четко отличается от шизотимпческого, и типом телосложения испытуемых по Э. Кречмеру — с другой
Серьезный удар по бесчисленным спекуляциям в этой области нанесли исследования Е. Хайдбредера [440] н особенно работа Д. Г. Патерсона [515] «Телесные особенности и интеллект». В результате тщательного изучения литературы, посвященной связи конституциональных (телесных) особенностей человека с его психическими свойствами, оба автора пришли к выводу, что представление о такой связи сильно преувеличено. Кроме того, авторы поставили под сомнение также и предположение о высокой связи физических признаков человека с его темпераментом.
252
О. Клайнберг с соавтором [465] также получили экспериментальный материал, ставивший под сомнение выводы Э. Кречмера в отношении здоровых людей. Эти исследователи отобрали более сотни «чистых» здоровых пикников и «чистых» здоровых астеников одного возраста. При сопоставлении показателей эмоциональности, общительности и других психических особенностей никакой реальной разницы между кречмеровскими типами телосложения обнаружено не было. Однако в 1937 г. К. Берту [343] удалось подтвердить существование некоторой связи между эуриморфным (пикническим) телосложением и некоторыми чертами темперамента, в частности экстраверсией и эмоциональностью. Р. С. Кебот [346], в свою очередь, установил, что мускульные дети (атлеты) более активны, экстраверсивпы и т. д., чем астеники и даже пикники.
Новые экспериментальные доказательства связи телосложения с темпераментом были показаны и в ряде послевоенных работ [399, 400, 523], в которых кречме-ровская схема выделения типов телосложения была сильно модифицирована применением факторного анализа.
Попытки Л. Риза и Г. Дж. Айзенка [523] и других исследователей найти объективные методы морфотипологической диагностики и укрепить учение Э. Кречмера на новой, «факторной» основе были своего рода реакцией на широко распространившееся в те годы учение американца У. Г. Шелдона. Параллельно с созданием телесной типологии У. Г. Шелдон пытался выделить психологические типы и увязать их с телесными [544]. Из психологических особенностей У. Г. Шелдон отобрал только тс, которые относятся к категории темперамента, т. е. обусловленные, по его мнению, наследственными факторами и являющиеся промежуточными переменными между физиологическими и чисто психологическими особенностями.
Из ряда работ, посвященных проблеме темперамента, У. Г. Шелдон отобрал 50 черт. Выраженность той или иной черты у испытуемого также оценивалась им по семибалльной шкал- Первоначально У. Г. Шелдон изучил лишь 39 испытуемых, с которыми проводил беседы каждую неделю в течение года. Полученные им показатели были прокоррелированы друг с другом.
253
Анализируя матрицу интеркорреляций» У. Г. Шелдон выделил три комплекса признаков. Первый комплекс названный им висцсротонией, включал: мышечную расслабленность. любовь к комфорту, наслаждение едой, душевную теплоту в общении с людьми, жажду взаимного уважения и т. д. Второй, названный им соматото-нией,— энергичность, уверенность в позе и движениях, потребность в физических упражнениях, смелость, властолюбие, безразличие к боли и т. д. Третий комплекс, названный им цереоротонией — сдержанность, общую заторможенность, скрытность в чувствах, пугливость, тягу к одиночеству, повышенную болевую чувствительность и др. В дальнейшем он обследовал еще 200 испытуемых, в результате были вычислены коэффициенты корреляций между отдельными т л злыми признаками и признаками темперамента, а также между типами телосложения и типами темперамента. Корреляции между отде ьнымп признаками телосложения и темперамента оказались большей частью незначимыми, однако между сопоставляемыми типами — очень высокими: между эндоморфией и висцеротонией г=0,79; между мезоморфпей и соматотонией - 0,82 и между экто-морфией и церсбротонией — 0,83.
Полученные У. Г. Шелдоном коэффициенты корре ляции «потрясли» других исследователей своей величиной. И, естественно, сразу же был поставлен вопрос об нх экспериментальной проверке. Д. У. Фиске [407] иа большом числе подростков показал полное отсутствие связи между чертами темперамента и типами телосложения (причем в этих исследованиях определение типов телосложения было проведено самим У. Г. Шелдоном, черты же темперамента устанавливались Д. У. Фиске с помощью соответствующих вопросников).
После работы Д. У. Фиске [407] начинается полоса ниспровержений и новых доказательств правильности учения У. Г. Шелдона.
Одни исследователи все же констатировали существование некоторой зависимости между типом темперамента н типом телосложения, однако при этом они отмечали, что связи настолько слабы, что позволяют говорить лишь о существовании тенденции [354, 540]. Например, Н. Л. Чайлд [354] убедительно показал, что коэффициенты корреляции между типами темпера
254
мента (определенными по вопросникам) и типами тело-сло: .ения (определенными самим У. Г. Шелдоном) гораздо ниже полученных У. Г. Шелдоном.
У. Г. Шелдон и его последователи [450] пытались перенести свои представления, полученные на нормальных испытуемых, на психически больных и преступников. У. Г. Шелдон с соавторами [545] показали, что среди малолетних преступников чаще встречаются эндо-орфные мезоморфы и практически не встречаются эктоморфы. Между прочим, эндоморфно-мезоморфные особенности телосложения, по мнению У. Г. Шелдона, также свойственны генералам, государственным деятелям и вообще лидерам в широком смысле слова.
Выводы У. Г. Шелдона о связи преступности с типом телосложения были подтверждены С. Глюэком и Г. Глюэком [424] на малолетних преступниках. Однако Е. Г. Садсрленду [556] такой связи выявить не удалось.
К этому времени вышли работы И. 3. Яиоффа с соавторами [455], А. Любина [485] и других, в которых сильно критикуется учение У. Г. Шелдона. А. Любин [485], например, обнаружил, что полученные У. Г. Шелдоном высокие коэффициенты корреляций были следствием ошибок в вычислениях.
После этого интерес к учению У. Г. Шелдона начал резко спадать. К тому же острой критике подверглась и ю схема выделения типов телосложения [387].
В настоящее время хотя интерес к учению У. Г. Шел-юна, как отмечают А. Анастази [325] и Р. М. Дрегер [376], значительно ослаб, однако его телесная типология все еще продолжает существовать с некоторыми модификациями [447, 511, 513]. В Европе, как указывалось иыше, сторонники учения Э. Кречмера, полностью отка-ывшпсь от его субъективного метода оценок телосложения, но сохранив идею о связи телосложения и психики, предприняли попытку найти объективные методы морфологической н психологической диагностики в скоррелировать выделенные типы телосложения с психическими особенностями [339—401, 522—523].
Приведем основные результаты, полученные авторами.
Г. Дж. Айзенк [399] сопоставил 156 микросоматиков, 688 мсзосоматиков и 156 макросоматиков (на материале сс- i цат-невротиков) по некоторым психологическим по
255
казателям. Оказалось, что микросоматики отличаются низким интеллектом, заторможенностью половой сферы, повышенной тревожностью, малым словарным запасом и т. д. по сравнению с другими типами. В этой же работе приводятся данные (также на невротиках) по сопоставлению 150 лептоморфов, 730 мезоморфов и 120 эуриморфов с их психическими особенностями. Лептоморфы характеризуются высоким словарным запасом, повышенной тревожностью, головными болями, раздражительностью. Эуриморфы же отличаются «истерическим» комплексом, общительностью, экстравер-сивностью и т. д. Мезоморфы занимают по психическим показателям промежуточное положение.
Л. Риз [522] обследовал женщин-невротиков: 60 лептоморфов, 263 мезоморфа и 77 эуриморфов. Данные Л. Риза полностью согласуются с результатами, полученными Г. Дж. Айзенком [399] на мужчинах-невротиках. Женщины-лептоморфы отличались повышенной тревожностью, раздражительностью, подозрительностью, замкнутостью и т. д., в то время как жеищины-эури-морфы — истерическими признаками, экстраверсив-ностью.
В последние годы интерес к изучению связи между конституциональными (телесными) особенностями человека и его психическими свойствами вновь приобретает широкий характер.
Р. У. Парнеллом [510] показано, что на исторический и филологический факультеты поступают чаще эктоморфы, чем субъекты других типов. Р. У. Парнеллом с соавторами [514] отмечается, что мезоморфные дети испытывают наибольшие трудности в усвоении английского (родного) языка (г=—0.34) по сравнению с детьми других типов.
М. А. Девидсон с соавторами [370] отмечают, что эктоморфы лучше читают, у них больше запас слов. По тестам Роршаха у них преобладают ответы на движения, а у эндоморфов — иа форму и цвет.
К. Р. Булл [341], сопоставив физические данные 233 детей 11—14 лет, нашел, что мезоморфы активнее, энергичнее, с более развитыми пространственными способностями по сравнению с другими типами.
Г. Дж. Клаузмеиер с соавторами [464] обнаружил, что у более развитых в физическом отношении мальчи
256
ков (по росту, весу и показателю на динамометре) лучшая успеваемость по арифметике, чем у детей других типов.
М. Бертини [332] выявил, что у людей с преобладанием вертикального развития (тонкие-вытянутые) бо-11 е развито аналитическое восприятие, больше интра-вереи вных черт. У людей невысоких н полных отмечается менее развитое аналитическое восприятие, более быстрое время реакции и преобладание экстр аверсивных черт темперамента.
Р. Н. Уокер [569], сопоставив морфологические особенности 147 детей (82 мальчика, 65 девочек) 2—4 летнего возраста с чертами их темперамента (по оценке родителей) показал, что мезоморфные мальчики более общительные (г=0,23) и у инх преобладает хорошее настроение (г=0,24). Эндоморфные девочки оказались бо-чсе общительными и веселыми (г=0,35 и 0,27); мезоморфные. более энергичными (г=0,41); эктоморфные- боязливыми (г=0,27), недружными (г=—0,46), невесслыми (г=—0,33).
Дж. Б. Кортес и Ф. М. Гэттн [361] на подростках (девушки 20 лет, юноши 17,5 лет, по 136 человек) показали, что между типом телосложения и темперамента (по самооценке) существует довольно тесная связь: между эндоморфией и висцеротонией г=0,51; мезомор-фией и соматотомией г=0,69; эктоморфией и церебро-тоиией г=0,43 (выделение типов телосложения проводилось по модифицированной Р. У. Парнеллом методике У. Г. Шелдона).
Д. Церссен [588] сопоставил ряд антропологических признаков большого числа юношей с чертами темперамента (по системе Н. Л. Чайлда). Им было выделено два антропологических фактора — эндоморфный и мезоморфный — и только один — по чертам темперамента: экстраверсия — интраверсия. Он установил наличе значимой связи лишь между мезоморфным фактором и экстраинтраверсией. Более мезоморфные юноши оказались более экстр аверсивными
Дж. Кегсн [462] произвел сопоставление физических особенностей (рост и обхват груди) учеников 1, 3, 4 н 5 классов с параметром их личности: импульсивностью — рассудительностью. Этот автор выявил, что более импульсивные мальчики 3, 4 и 5-го классов значительно
9 В. М Русалов
257
ниже ростом н имеют больший обхват груди. Для девочек и мальчиков 1-го класса эта связь иезначима.
Существует также огромное число работ, в которых показано, что отдельные телесные признаки в разной степени связаны с различными сторонами человеческой деятельности: с двигательными навыками [441. 550], с психомоторикой [549], с временем реакции [455], с профессией [368, 492], с физической выносливостью и силой [327, 347].
Таким образом, в целом можно констатировать, что между телосложением и психическими качествами человека, а именно чертами темперамента, обнаруживается некоторая, весьма слабая, однако статистически достоверная связь.
В чем же тогда причина того, что одни исследователи получали иногда весьма высокие коэффициенты корреляции, другие же, наоборот, нс обнаруживали сколько-нибудь значимой связи?
Основная причина, по нашему мнению, заключается в том, что исследователи, занимающиеся этой проблемой, рассматривали психические свойства личности как рядоположенные и любое из них готовы были соотносить с телесными особенностями. Однако такой «биоло-гизаторский» подход, как указывалось в гл. 1, давно отвергнут советской психологией, которая исходит из того, что в индивидуально-психических свойствах личности следует различать две стороны: динамическую и содержательную [232, 275]. В основе содержательной стороны психики (знаний, навыков, убеждений и т. д.), как указывалось выше, лежат сложнейшие системы условно-рефлекторных связей, которые образуются всецело за счет социального опыта личности Что же касается динамической стороны психики, то она определяется не столько социальным опытом человека, сколько его врожденными биологическими особенностями. Отсюда следует, что только динамические качества психики и могут сопоставляться с телесными особенностями человека.
Однако даже в более или менее правомерных сопоставлениях западных исследователей можно отметить ряд существенных недостатков. Во-первых, психические свойства оцениваются, как правило, глобально (экстра-версия—интраверсня и т. д.) и к тому же с помощью не
258
всегда надежных методов (тестов, вопросников). Во-вторых, выбор телесных признаков и их классификация часто носят случайный характер. И, в-третьих, эти исследователи ограничиваются только обнаружением некоторых корреляций. Природа же связи между телосложением и психическими свойствами чаще всего не подвергается анализу.
В настоящем исследовании в качестве психодинамического свойства для сопоставления с телосложением взята сенситивность. Данная характеристика, выступающая в значениях абсолютных порогов, может быть измерена, как известно, с достаточной степенью надежности [116].
Для оценки телосложения, как указывалось выше, вояты существенные особенности человеческого организма: развитие костной, мышечной и жировой тканей н их наиболее типичные комбинации.
6.2. Типы телосложения и сенситивность
Мы применили два способа сопоставления. Первый заключается в том, что были вычислены коэффициенты корреляции между показателями абсолютной чувствительности и исследуемыми морфологическими признаками. Второй способ состоит в том, что показатели чувствительности сопоставлялись не с отдельными антропологическими признаками, а с их комплексами (типами), выделенными на основании факторного анализа.
Рассмотрим вначале результаты сопоставления, основанного па корреляционном методе. *
В табл 29 представлена матрица корреляций.
Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что практически все коэффициенты корреляции между показателями чувствительности и признаками «жировой» координаты незиачимы, за исключением коэффициента корреляции между слуховой чувствительностью и формой живота (г=б,195; р<0,05). Между показателями абсолютной чувствительности и морфологическими признаками наметились следующие связи. Наибольшие корреляции обнаружены между кожной чувствительностью и признаками «костно-мышечной» координаты: два коэффициента достигли 99% уровня значимости (с длиной тела г——0,313 и с лобным рельефом г—
259
9’
Таблица 29 Коэффициенты корреляции между показателями абсолютной чувствительности и морфологическими признаками	
	Ч увствительиость
Антропологические признаки	зрительная слуховая кожная
Признаки жировой ко рдинаты жироотложение форма живота форма грудной клетки Признаки костно-мышечиой координаты эпифизы длина тела мускулатура лобный рельеф	095	-071	162* 070	195**	068 068	084	085 085	032	—168* 029	-186* —313*** —016 —115 —151 001	-136 —312***
Примечание. • р<0,10, ** р<0.05, ••• р<0.01; нули и запятые опущены.
=—0,312) и один коэффициент корреляции, с эпифизами, свидетельствует о тенденции к связи (г=—0,168, р<0,10).
Слуховая чувствительность коррелирует, правда на уровне тенденции, только с одним признаком — длиной тела (г=—0,186).
Между зрительной чувствительностью и костно-мышечными признаками сколько-нибудь отчетливой связи не выявляется.
Таким образом, исходя из корреляционного анализа можно констатировать, что между признаками жировой координаты и абсолютной чувствительностью намечается весьма слабая тенденция к положительной связи, в то время как между признаками костно-мышечной координаты н абсолютной чувствительностью — некоторая более отчетливая тенденция к отрицательной связи.
В табл. 30 сопоставлены не отдельные признаки, а частные варианты жировой и костно-мышечной координат с абсолютной чувствительностью трех анализаторов. Из данной таблицы видно, что частные варианты жировой координаты (А, СЖ и II) не обнаруживают сколько-нибудь отчетливой связи с абсолютной "зрительной чувствительностью, т. е. количество высокочувстви
260
тельных, среднечувствительных и низкочувствительных испытуемых среди рассматриваемых типов не выходит ,а рамки случайности (оценка значимости проводилась по методу Вебер [572]). Из этой же таблицы видно, что только частный тип АТ костно-мышечной координаты обнаруживает достоверную связь (на 95%-ном уровне значимости) с абсолютной зрительной чувствительностью. Среди испытуемых этого типа низкочувствитель-пые встречаются значительно чаще (11 человек, 42,3%), чем теоретически можно было бы ожидать (25%). Таким образом, из двух морфотипологических координат только одна костно-мышечиая (в частности, атлетоид-ный вариант)- -обнаруживает достоверную связь (на 95%-ном уровне значимости) с абсолютной зрительной Чу вствитсльностью.
Из табл. 30 также видно, что частота высоко-, средне и низкочувствительных испытуемых по слуховой мо-.альности среди типов как жировой, так и костно-мышечной координаты не выходит за рамки случайности.
Рассмотрим теперь соотношение частных типов жировой и костно-мышечной координат с абсолютной чувствительностью кожного анализатора (элсктрокожиой чувствительностью).
Из табл. 30 явствует, что частные типы жировой координаты не обнаруживают отчетливой связи с абсолютной электрокожной чувствительностью. Среди типов костно-мышечной координаты только один частный тип АТ оказался связанным с кожной чувствительностью. Среди представителей этого типа чаще встречаются низкочувствительные субъекты (р<0,05).
В табл. 31 сопоставлены типы жировой и костно-мышечной координат с суммарной чувствительностью трех анализаторов.
Суммарная чувствительность в нашем исследовании, как отмечалось выше, носит условный характер, поскольку входящие в нее виды чувствительности коррелируют между собой иа статистически незначимом уровне. Поэтому в каждом отдельном случае при обнаружении связи мы будем отмечать, преимущественно какой чувствительностью обусловлена полученная связь.
Как видно из табл. 31, только один частный тип жировой координаты — тип П — обнаруживает значимую связь с суммарной чувствительностью, проявившуюся в
261
Сопоставление типов жировой и костно-мышечной координат
Ч увствительность	Ти				-
	А		СЖ		
	число испытуемых	%	Число испытуемых	%	
Зрительная				
высокая	11	28,2	9	19,5
средняя	15	38,4	27	58,7
низкая	13	33,4	10	22,8
Слуховая				
высокая	10	25,6	10	21,7
средняя	16	41,02	25	54,3
низкая	13	33,3	И	24,0
Кожная				
высокая	8	20,6	11	24,0
средняя	20	51,2	23	50,0
низкая	11	28,2	12	26,0
Примечание. Здесь	и в табл. 31, 32:	• р<0,10, •• р<0,05.		
том, что среди представителей этого типа значительно чаще встречаются высокочувствительные лица (9 человек, 47,3% по сравнению с ожидаемыми 25%, р<0,05). Какой чувствительностью преимущественно обусловлена эта связь? Из девяти испытуемых данного частного типа, характеризующихся высокой суммарной чувствительностью, пять имеют высокую зрительную чувствительность, также пять — высокую слуховую чувствительность и четыре — высокую кожную чувствительность. Таким образом, в данном случае связь между частным типом П и суммарной чувствительностью обусловлена примерно в равной степени участием всех трех анализаторов. Между частным типом АТ костномышечной координаты и суммарной чувствительностью имеется высокая связь. Проявляется это в том, что среди представителей данного типа значительно реже встречаются высокочувствительные испытуемые (только 2 человека, 7,7% по сравнению с ожидаемыми 25%, р<0,05). Тот факт, что среди испытуемых данного типа значительно реже встречаются высокочувствительные, говорит о том, что данный тип имеет тенденции к средней и
262
пы
абсолютной чувствительностью
Таблица 30
	п			Г		СКМ		АТ	
	Число испытуемых	%	Число испытуемых	%	Число испытуемых	%	Число испытуемых	%
6	31,5	8	30,7	15	28,8	3	11,5
10	52,6	11	42,3	29	55,8	12	46,2
3	15,9	7	27,0	8	15.4	11**	42,3
6	31,5	7	27,0	14	27,0	5	19,2
11	58,0	15	57,6	24	46,0	13	50,0
2	10,5	4	15,4	14	27,0	8	30,8
7	36,9	8	30,7	12	23,0	6	23,0
9	47,4	15	57,7	29	55,8	8	30,8
3	15,7	3	11,6	11	21,2	12**	46,2
низкой чувствительности, если последние объединить в одну группу.
Рассмотрим, с какой именно категорией чувствительности связана разница по частоте встречаемости между группой высокочувствительных (2 человека) и группой средне-низкочувствительных (14+10=24 человека). Среднечувствительные встречаются только на 3,9% чаще (53,9—50%), в то время как низкочувствительные— на 13,4% (38,4—25% =13,4%), чем теоретически можно было бы ожидать. Следовательно, такое «ненормальное» распределение, приведшее к значительно более редкой встречаемости среди этого типа высокочувствительных, обусловлено в большей степени за счет тех испытуемых, которые обладают низкой суммарной чувствительностью. Из 10 испытуемых с низкой суммарной чувствительностью семь имеют низкую кожную чувствительность, шесть — низкую зрительную и пять испытуемых — низкую слуховую. Таким образом, сдвиг в сторону «ненормального» распределения обусловлен примерно всеми видами чувствительности одинаково, хотя в несколько большей степени кожной, затем зрительной и, наконец, слуховой чувствительностыр,
263
Высокая	6	37,5	4	26,6	0’	0,0	2	33,3	4	16	1*	6,7	2	50	6**	50,0
Средняя	6	37,5	7	46,8	4	50	4	66,7	14	56	9	60	2	50	5	41,7
Низкая	4	25,0	4	26,6	4*	50	0	0,0	7	28,0	5	33,3	0	0,0	1	8,3
264
Итак, сопоставление частных типов обеих морфоти-пологических координат с отдельными видами чувствительности приводит нас к выводу, что из шести типов только два частных типа — Пи АТ (т. е. крайние варианты) — могут быть охарактеризованы преобладанием определенной категории чувствительности, а именно: среди испытуемых частного типа П значительно чаще встречаются субъекты с высокой суммарной чувствительностью, а среди испытуемых частного типа АТ — индивиды с низкой суммарной чувствительностью. Остальные четыре частных типа (А, СЖ, Г, СКМ) не характеризуются определенной тенденцией к той нлн иной категории чувствительности, т. е. среди испытуемых данных типов встречаются высоко-, средне- и низко-чтветвительпые с такой частотой, которая практически и» отличается от теоретически ожидаемой.
Ниже приводится схема, которая демонстрирует результаты, полученные при сопоставлении частных типов обеих морфотипологических координат с абсолютной чувствительностью. На оси ординат нанесены типы «жировой» координаты — от астеноидного (А) через среднежировой (СЖ) до пикноидного (П) типа, а на оси абсцисс частные типы «костно-мышечной» координаты — от грацилоидного (Г), через среднекостно-мышечный (СКМ), до атлетоидного (АТ) типа. На этой схеме отчетливо видна тенденция крайнего полюса жировой координаты — частного типа П — к высокой суммарной чувствительности; тенденция крайнего полюса костно-мышечной координаты — частного типа АТ — к низкой суммарной чувствительности.
П Тенденция к высокой суммарной ч увствительности
£___________СКМ_________АТ Тенденция к низкой суммарной
СЖ	чувствительности
А
Поскольку «общие» типы телосложения представляют собой комбинацию частных типов, то на основании уже
265
проделанного анализа можно высказать некоторые предположения о возможной связи общих типов, в которые входит «компонент» П и АТ (П—Г, П—С КМ, П—АТ, А—АТ, СЖ—АТ), с тем нли иным видом чувствительности. По-видимому, общие типы П—Г и П—СКМ будут характеризоваться тенденцией к высокой суммарной чувствительности, а общие типы А—АТ, СЖ—АТ — к низкой суммарной чувствительности. Общий тип П— АТ, видимо, не будет иметь определенной тенденции ни к той, ни к другой категории чувствительности, так как входящие в него компоненты характеризуются противоположным содержанием.
Нс исключено, что высказываемые предположения в некоторых случаях могут не оправдаться. Это может быть обусловлено тем, что наши морфотипологическне координаты не являются абсолютно независимыми друг от друга. Как указывалось выше, среди астеиоидов (А) значительно чаще встречаются грацилоиды (Г), чем теоретически можно было бы ожидать. Следовательно, наши общие типы представляют собой в какой-то мере новое качество, а не просто механическую сумму свойств частных типов, в них входящих.
В табл. 32 сопоставлены общие типы телосложения с суммарной чувствительностью. Как видно из этой таблицы, из девяти общих типов только три типа: А—АТ, СЖ—АТ и П—СКМ — обнаружили некоторую тенденцию к связи. Интересно отметить, что наши предположения, высказанные именно относительно этих типов, полностью подтвердились.
Среди испытуемых типа А—АТ нет ни одного высокочувствительного субъекта. Здесь, как мы видим, чаще, чем теоретически ожидалось, встречаются низкочувствительные (4 человека из 8, т. е. 50% по сравнению с ожидаемыми 25%, р<0,10). Из этих четырех человек трое имеют низкую зрительную чувствительность, двое—низкую слуховую и двое — низкую кожную. Таким образом, в данном случае трудно сказать, преимущественно за счет какой чувствительности произошел сдвиг в сторону ннзкочувствительных среди испытуемых данного типа; по-видимому, несколько больше за счет зрительной чувствительности.
Среди испытуемых общего типа СЖ—АТ только одни субъект из 15 (т. е. 6,7%) характеризуется высокой сум-
266
щпной чувствительностью, остальные 14 (т. е. 93,3%) — средней и низкой. Из них девять — средней (60% или иа 10% больше, чем теоретически ожидалось), а другие пять —низкой (т. е. 33,3, на 8,3% больше, чем теоретически ожидалось). Таким образом, «ненормальное» распределение испытуемых данного типа телосложения вызвано преимущественно за счет группы низкочувствительных.
Среди представителей типа СЖ—АТ четыре человека обладают низкой кожной чувствительностью, два человека — низкой зрительной и два человека — низкой слуховой чувствительностью. Следовательно, сдвиг испытуемых данного типа в сторону средне-низкочувст-вит льных произошел в несколько большей степени за счет кожной чувствительности.
Среди испытуемых общего типа П -СКМ значительно чаще преобладают высокочувствительные (6 человек из 12, т. е. 50% по сравнению с ожидаемыми 25%, р<0,05). Тем самым предположение о том, что средн испытуемых данного типа будут преобладать высокочувствительные, пс 1ностью оправдалось. Попытаемся выяснить, преимущественно какой чувствительностью обусловлена эта связь. Из шести испытуемых данного типа телосложения трое характеризуются высокой слуховой чувствительностью, трое — высокой зрительной чувствительностью и только один — высокой кожной чувствительностью. Следовательно, связь между типом П—СКМ и суммарной чувствительностью обусловлена несколько больше слуховой и зрительной чувствительностью, и только затем — кожной.
Предположение, сделанное при сопоставлении частных типов с суммарной чувствительностью, относительно возможной тенденции типа П—Г к высокой чувствительности не оправдалось, хотя направление связи совпало. Действительно, среди испытуемых данного типа два человека (50%) оказались высокочувствительными вместо 1 (25%), как теоретически ожидалось. Однако »га связь далека от значимой.
Испытуемые типы П—АТ, как и предполагалось, не характеризуются тенденцией к той или иной категории чувствительности ввиду того, что компоненты, составляющие этот общий тип, характеризуются противоположной тенденцией к связи с суммарной чувствительностью.
267
Итак, подведем итоги сопоставления общих вариантов телосложения с параметром сенситивности, измеренным в величинах абсолютных порогов.
Между шестью общими типами (А Г, А—СКМ, СЖ—Г, СЖ—СКМ, П—Г и П—АТ) не обнаружен^ сколько-нибудь значимой связи с общим уровнем абсолютной чувствительности.
Между остальными тремя общими типами телосложения обнаружены следующие связи с абсолютной чувствительностью: 1) среди индивидов общего типа А—| АТ не встретилось ни одного человека с высокой сум- i марной чувствительностью (главным образом за счет зрительной чувствительности); 2) среди индивидуумов общего типа СЖ—АТ встретился только один человек с высокой суммарной чувствительностью (главным образом за счет кожной чувствительности); 3) испытуемые типа П—СКМ характеризуются тенденцией к высокой суммарной чувствительности (преимущественно за счет зрительной и слуховой, причем несколько больше за счет последней). Характер и направление связей между общими типами телосложения и чувствительностью в значительной степени совпадают с тем, что можно было бы ожидать на основе анализа связей частных вариантов обеих морфотипологических координат с абсолютной чувствительностью.
Итак, мы получили в обоих случаях весьма слабые, однако статистически достоверные связи между абсолютной чувствительностью и морфотнпологическимн особенностями человеческого организма. Рассмотрим, согласуются ли полученные связи с теми, которые можно было бы ожидать исходя из прямых и косвенных литературных данных. Известно, что церебралики (в нашем исследовании к ним приближаются типы А—Г, СЖ—Г н П—Г) характеризуются высокой чувствительностью лицевого нерва [225] и слабой и, возможно (согласно закону Б. М. Теплова), высокочувствительной нервной системой [137], а астеники [473] н эктоморфы [544] (в нашем исследовании к ним ближе всего стоят варианты А—Г, А—СКМ и СЖ—Г) — повышенной болевой тактильной чувствительностью, которая, как показано в работе Ф. В. Ипполитова [116], тесно связана с абсолютной электрокожнон чувствительностью. Из этих немногочисленных данных, имею-
268
более или менее прямое отношение к нашему ис-Улрпованию, можно было бы с некоторой вероятностью предположить, что варианты А—Г, А—СКМ, С—ЖГ. fj—Г будут характеризоваться скорее высокой чувствительностью. Два варианта из них—А—СКМиСЖ—Г— действительно обладают несколько более высокой зрительной чувствительностью. Два других варианта—А—Г («чистые» астеникн) и П—Г («чистые» пикники) не обнаружили определенной тенденции к той или иной категории чувствительности. Следовательно, наши данные в общем не противоречат выводам Я- Я. Рогинского [225], Л. В. Крушинского [137], Э. Кречмера [473] и У. Г. Шелдона [544]. Однако наши данные показывают, что «чистые» астеники и «чистые» пикники по абсолютной чувствительности между собой фактически не отличаются: и в том и в другом типе распределение испытуемых по чувствительности случайно.
Таким образом, мы получили экспериментальное доказательство* наличия слабой, однако достоверной связи между телосложением и особенностями сенситивности человеческого организма. Существование такой связи между столь отдаленными уровнями человеческой индивидуальности свидетельствует, с нашей точки зрения, о действии общей конституции как общего фактора, который, как мы полагаем, и объединяет все природные свойства человека в единое целое. Согласно предположению, высказанному в гл. 2, именно общая конституция обеспечивает целостность человеческой индивидуальности.
Глава VII
НЕЙРОДИНАМИЧЕСКАЯ КОНСТИТУЦИЯ И ПСИХОДИНАМИКА ЧЕЛОВЕКА
7.1.	Свойства нервной системы и их психологические проявления
Наиболее серьезный вклад в разработку проблемы связи особенностей нервной системы с психологическими юйствами человека внесло учение И. П. Павлова о
269
высшей нервной деятельности, а именно его учение об основных свойствах и типах высшей нервной деятельности. Согласно этому учению, именно свойства нервной системы рассматриваются в качестве «нейрофизио логической основы разнообразных психологических пр-явленнй с их индивидуальными вариациями» [1g с. 13]. «Достоинства нейрофизиологической концепт факторов индивидуально-психологических различий по тверждены,— пишет В. Д. Небылицын, -всем ходо творческого развития исходных павловских идей ис! следователями, работающими в области изучения основ ных свойств нервной системы как в сфере чисто физибч логического их изучения, так и в сфере исследований их психологических проявлений и коррелятов». [183, с. 13—14].
К настоящему времени накоплен огромный фактический материал о связи тех или иных свойств нервной системы с целым рядом психологических проявлений, причем эти связи получены не только в школе Б. М. Те-плова — В. Д. Небылицына, но и в других коллективах— Б. Г. Ананьева, В. С. Мерлина, Е. А. Климова и др.
Одной из первых устойчивых связей между свойствами нервной системы и психодинамикой было установление обратной корреляции между силой нервной системы и сенситивностью. «Итак, сейчас уже надо говорить не о некоторой гипотезе,— пишет Б. М. Теплов,— а об экспериментально доказанной на большом материале (в общей сложности более 150 испытуемых) закономерности обратной корреляции между силой нервной системы и чувствительностью» [276, с. 24] Наличие такой связи было подтверждено в других многочисленных исследованиях [116, 181, 283].
В специальных экспериментах было показано влияние основных свойств нервной системы не только на психодннамические качества индивидов, но и на психологические состояния и психические процессы. В частности, показано влияние свойства силы на развитие монотоиии и стрессоподобных состояний. Так, в условиях монотонной работы лучшую эффективность (меньшее количество ошибок) демонстрируют (в среднем) индивиды со слабой нервной системой. При переходе от монотонной, однообразной деятельности к деятель-
270
йостй 4 элементами «драматизма», т. е. с Нерегуляр* ыМ возникновением раздражителей, неравномерным распределением сенсорной нагрузки, наличием неожиданных стимулов, стрессовых ситуаций и т. д., преимущества получают лица с сильной нервной системой [228].
Имеются убедительные экспериментальные свидетельства о влиянии свойств нервной системы на про* дуктивность процессов памяти. Так, Э. А. Голубевой и ее сотрудниками установлено влияние свойств нервной системы на эффективность различных мнемнческих процессов [84—87, 89, 112, ИЗ, 280].
Исследования К. М. Гуревича и его сотрудников указывают на важную роль свойств нервной системы в формировании некоторых психодинамических качеств личности, имеющих прямое отношение к профессиональной пригодности, к овладению мастерством в тех или иных профессиях, особенно там, где предъявляются высокие требования к выносливости, точности и скоростным характеристикам поведения [6, 98].
В многочисленных исследованиях показана роль свойств нервной системы в управлении двигательными актами, в спортивной деятельности [75, 93, 115, 206].
В то же время сопоставление традиционных свойств нервной системы с психологическими характеристиками общеличностного порядка (например, эмоциональностью, являющейся одним из главнейших компонентов темперамента) не выявило однозначных закономерностей. Так, в исследовании Д. Ковача и О. Халмиовой [470] показано, что из 10 показателей эмоциональной устойчивости девять не обнаруживают сколько-нибудь ?,чачимой связи с силой нервной системы.
Так, весьма противоречивые связи обнаружены между силой нервной системы и экстраверсией — интраверсией как чертой темперамента. Согласно предположению Дж. Грея [97, 431], обладатели сильной нервной системы, как менее активизированные, должны иметь экстравертивные черты темперамента, а слабой — ин-травертивные признаки. Однако экспериментальные данные некоторых исследователей не согласуются с предположением Дж. Грея: в их работах сильные оказываются интравертами, а слабые — экстравертами [495, 496, 589]. Правда, в одном из последних иссле
271
довании был получен экспериментальный материал в поддержку гипотезы Дж. Грея [410]. Возможная причина наблюдаемого противоречия в полученных данных, по нашему мнению, заключается в парциальном характере методик отделения традиционных свойств нервной системы, и прежде всего свойства силы [116, 182].
Отсутствие нли противоречивый характер связе традиционных свойств нервной системы с общеличнои ными психодинамическими характеристиками человека! и было ведущей причиной, побудившей В. Д. Небылн-цына взяться за разработку проблемы общих свойств нервной системы.
7.2	Интегральные ЭЭГ-факторы
и психическая активность как черта темперамента
Прежде чем перейти к непосредственному сопостав
лению психической активности как черты темперамента
с интегральными ЭЭГ-факторами, рассмотрим несколько более подробно литературные данные о связи этого
параметра психодинамики человека с нейродинамиче-скими характеристиками, в частности с особенностями ЭЭГ, главным образом с частотными и амплитудными
характеристиками ее основных ритмов.
Так, в работах [500, 538] было показано, что амплитуда альфа-ритма отрицательно коррелирует с общей активностью. Однако Яп Стреляу и Ян Терелак [554] не получили никакой значимой связи между активностью и альфа-амплитудой.
Среди основных причин противоречивости результатов указанных работ можно отметить прежде всего следующие. Во-первых, активность оценивалась, как правило, с помощью вопросников и, следовательно, отражала не только формально-динамические, но и содержательные аспекты поведения человека. Во-вторых, как справедливо отмечалось В. Д. Небылицыным и А. И. Крупновым [505], используемые ЭЭГ-параметры в этих работах носили довольно ограниченный характер. В настоящее время неадекватность выбора ЭЭГ-показателей ограниченной области мозга (оценивались, как правило, показатели альфа-ритма лишь затылочного отведения) для сопоставления с целостными характеристиками темперамента представляется очевидной.
272
В связи с этим Сравнительное изучение связи активности, оцениваемой экспериментально, с электроэнцефалографическими показателями двух удаленных областей мозга—лобной и затылочной является значн тельным шагом вперед.
Так, в исследовании А. И. Крупнова [135] проводилось сопоставление простейших формально-динамических показателей психомоторной активности с ЭЭГ-по-к; штелями лобной и затылочной областей коры головного мозга человека. В результате исследования была, в частности, выявлена положительная значимая связь между всеми показателями активности и суммарной энергией бетаритмов лобного отведения, причем значения коэффициентов корреляции для суммарной энергии б1 га-2 ритма оказались несколько выше, чем для диапа-эна ритма бета-1. Показатели суммарной энергии ЭЭГ во всех исследованных диапазонах в затылочном отведении значимых корреляций с формально-динамическими показателями активности не обнаружили. Интерпретируя полученные данные в свете современных представ-• ний о корково-подкорковых механизмах регуляции уровня активации и его отражении в биоэлектрических "сказателях коры головного мозга, А. И. Крупнов заключает, что проявление психомоторной активности в значительной мере обусловлено уровнем возбуждения, циркулирующего в системе лобно-ретикулярных активирующих структур.
В. Д. Мозговым было проведено аналогичное исследование [173, 174], в котором с особенностями ЭЭГ-показатслей лобного и затылочного отведений сопоставлялись динамические характеристики умственной активно ти. Было установлено, в частности, что параметры j (ственной активности положительно коррелируют с показателями суммарной энергии ритма бета-2 как лобного, так и затылочного отведения. Выявлена также тенденция к отрицательной связи между умственной -1КТИВНОСТЫО и суммарной энергией дельта-ритма лоб-»го отведения. В. Д. Мозговой приходит к сходному с представлениями В. Д. Небылицына и А. К- Крупнова [505] выводу, что нейрофизиологической основой индивидуальных различий умственной активности являются особенности функционирования лобно-ретикулярной активирующей системы головного мозга
273
Однако, исходя из результатов, полученных В. Д. Мозговым, о взаимосвязи показателей умственной активности с индикатором бета-2 ритма ЭЭГ как лобного, так н затылочною отведения, можно высказать предположение об обусловленности умственной активности некоторой общемозговой системой механизмов, участвующих в согласованной регуляции уровня акти-вированности различных областей головного мозга.
Сопоставление уровня активированности, рассматриваемой в качестве целостной характеристики функционирования нервной системы, с динамическими параметрами умственной активности посвящено исследование Б. Р. Кадырова [119]. В этой работе, как и в предыдущих исследованиях, была выявлена общая тенден- I ция к положительной связи между уровнем активированности нервной системы и показателями умственной активности. Однако ряд показателей активности, таких, например, как «стремление к разнообразию», «устойчивость активности», «работоспособность» обнаружил криволинейную зависимость от уровня активации, свидетельствующую, по мнению Б. Р. Кадырова, о том, что активировапность является одним из факторов, обусловливающих качественное своеобразие проявления активности каждого конкретного индивида.
Общим недостатком проведенных ранее работ по сопоставлению активности как черты темперамента с электроэнцефалографическими показателями является прежде всего то, что исследователи пытались свести все многообразие активности лишь к одной характеристике нервной деятельности, а именно к активированности. Как отмечали В. Д. Небылицын и В. Д. Мозговой [505], индивидуальное своеобразие проявления активности должно определяться несколькими физиоло- I гнческими параметрами, несколькими общими свойствами нервной системы.
Настоящее исследоваинс—первая в дифференциаль- I ной психофизиологии попытка сопоставить активность 1 как черту темперамента с несколькими общемозговымн факторами, а именно с четырьмя основными интегральными параметрами ЭЭГ мозга как возможными инди- I катерами общих свойств нервной системы.
Как отмечалось в гл. 4, интегральные ЭЭГ факторы: энергия медленных ритмов, частота медленных ритмов,
274
энергия и частота ритма бета-2 и пространственно-временная согласованность биопотенциалов мозга объединяют гомологичные биоэлектрические параметры нескольких отведений и отражают, по-видимому, разные и наиболее существенные стороны функционирования нервной системы. Исходя из этого имеются все основания предполагать их дифференцированную взаимосвязь с ра личными динамическими аспектами активности.
На первом этапе сопоставления была произведена оценка коэффициентов ранговой корреляции между отобранными показателями активности в детерминированной среде н 20 параметрами ЭЭГ, репрезентирующими выделенные ЭЭГ-факторы. Результаты корреляционного анализа показали, что характеристики, относящиеся к одному и тому же аспекту активности, в большинстве случаев значимо коррелируют с показателями лишь одного из факторов ЭЭГ. Так, показатели скоростного аспекта умственной активности обнаруживают значимые положительные связи с уровнем пространственно-временной согласованности ЭЭГ-процессов, при-1 :м наиболее значимые коэффициенты обнаруживаются между данным ЭЭГ-фактором и показателем скорости решения марбургских задач.
Показатели эргнческого аспекта оказались отчетливо связанными с ЭЭГ-параметрами, характеризующими выраженность медленной ритмики в лобном и затылочном отведениях, причем знаки коэффициентов свидетельствуют о том, что индивиды с выраженным стремлением к напряженным умственным действиям характеризуются меньшей энергией дельта- и тета-ритмов.
Параметры вариационного аспекта активности положительно скоррелировали с двумя ЭЭГ-параметрами второго фактора: с энергией доминирующего альфа-ритма в лобном отведении и значением функции когерентности для пиковой частоты кросспектральной плотности в диапазоне ритма бета-2;
Таким образом, результаты корреляционного анали-1 связей между ЭЭГ-параметрами и показателями ум-VI венной активности указывают на то, что индивидуальные различия в исследуемом компоненте темперамента - умственной активности — обусловлены, по-видимому, влиянием нескольких, относительно независимых физиологических факторов, рассматриваемых нами ги
275
потетически в качестве общих свойств нервной системы, причем каждый из исследуемых факторов связан преимущественно с одним из аспектов активности. Фактор пространственно-временной сопряженности ЭЭГ-процес-сов оказался связанным как со скоростным, так и с вариационным аспектом активности, что подчеркивает существование определенного взаимоотношения между данными аспектами активности.
Показатели психомоторной активности, относящиеся к разным ее аспектам, так же как и показатели умственной активности, обнаружили значимые связи с параметрами разных ЭЭГ-факторов. Так, показатель скорости письма, входящий в фактор скорости умственной активности, положительно скоррелировал с фактором пространственно-временной сопряженности ЭЭГ-процес-сов: с уровнем синхронизации Лс (г—0,46; р<0,05), со значением когерентности в дельта-полосе (г=0,50; р< <0,05) и со значением когерентности в тета-полосе (г= —0,66; р<0,01). Именно с этими показателями данного фактора, как отмечалось выше, скоррелировали и показатели скорости умственной активности.
Характеристики скоростного аспекта более низкого уровня психомоторной активности: частота оптимального теппинга, оптимальное время простой двигательной реакции и минимальное время простой двигательной реакции оказались связанными с показателями фактора частоты медленных ритмов. Так, показатель частоты оптимального теппинга отрицательно скоррелировал с частотой дельта-ритма затылочного отведения (г=—0,55; р<0,01). показатель «оптимальное время реакции» обнаружил положительную связь с тремя параметрами данного фактора — с частотой дельта-ритма затылка (г=0,43; р<0,05), с амплитудой альфа-ритма лобного отведения (г=0,57; р<0,01) и с когерентностью в полосе бета-2 (г=0,58; р<0,01).
Показатель «минимальное время реакции» оказался положительно связанным лишь с одним показателем данного интегрального ЭЭГ-фактора, а именно с когерентностью в полосе бета-2. Таким образом, исходя из полученных результатов можно заключить, что индивиды с высокой психомоторной скоростью характеризуются несколько более- низкой частотой дельта-ритма в затылочной области, меиьшей энергией альфа-ритма —в
276
побном отведении и менылим значением когерентности - в полосе ритма бета-2.
Связь показателей эргического аспекта психомоторной активности с факторами ЭЭГ оказалась довольно сложной и многозначной. Показатели этого аспекта активности обнаружили связи с параметрами трех ЭЭГ-факторов: с энергией медленных ритмов (здесь наибольшая корреляция обнаружилась между степенью пара тания частоты теппинга и амплитудой альфа-ритма лобного отведения (г=0,68, р<0,01), с частотой медленных ритмов (здесь наметилась лишь тенденция к связи между этим же психомоторным показателем и амплитудой альфа-ритма лобного отведения) и, наконец, с фактором пространственно-временной согласованности (в этом случае наибольшая корреляция наблюдалась между частотой максимального теппинга и когерентностью в полосе дельта).
Таким образом, исходя нз данных корреляционного анализа можно предположить, что индивиды, склонные к длительному психомоторному напряжению, обладают нисколько более выраженной амплитудой альфа-рнтма лобного и затылочного отведений, а также несколько более высокими значениями когерентности ЭЭГ в дельта-полосе.
Для уточнения картины взаимосвязей между активностью как чертой темперамента и интегральными ЭЭГ--араметрамн как возможными индикаторами общих свойств нервной системы мы использовали факторный анализ, причем отдельно для интеллектуальной и отдельно для психомоторной активности, учитывая относительную независимость факторных структур иссле-д емых уровней активности.
В табл. 33 представлено факторное отображение вязей между параметрами умственной активности и интегральными параметрами ЭЭГ. Было выделено четы-фактора, объясняющих в сумме 60% общей вариа-I признаков. Обозначение факторов дано в соответствии с группировкой связей между параметрами ЭЭГ, поскольку структура выделенных факторов (после вращения) совпадает с факторной композицией ЭЭГ-па-па метров.
Как явствует из табл. 33, показатели скоростного аспекта умственной активности (j и 3) обнаружили
277
Таблица 33
Факторное отображение связей между ЭЭГ-показателями и показателями умственной активности в детерминированной среде
Показатели умственной активности и ЭЭГ	Факторы									
	до вращения					после вращения				
	1	2	3	4	5	Ф-3	Ф-4	Ф-1	Ф-2	Л»
Скорость решения задач Кеттела (1)
Скорость решения марбургских задач (3)
Длительность решения неразрешимых задач (5)
Количество отказов от продолжения решения (7)
Количество тактип прохождения лабиринта (9)
08 35 —42 >—39 12
41 48- 34—14—23
09 14 51 —Ю 73
—21 —18—59—03—28
-28	12-72 4-31
11 54 —24 —32 4о
15 72—01—01 54
25—13 55—11 39
-29 15—67—02 56
34—15-15—67 62
Количество отказов oi
решения задач вторым способом (10)
1 АД, F4 АД. О АД Ла, О2 Fa, Oz п гд, f4
ГД. о2 ге
—57 —04 07 -57 33 04 —29 -20 -73
06 -45 —57 —07 05—06—04—72 13
—08 56 —61 -38 —01 15—11 —91 —04
—15 —25 —43 —38 —05 09 01—59—22
-29 34 80 13—02—17—21 66—27
-36 —33 —39 06 33 —23—19 —54—11
—25 29—19 —44 —42 01 23—15 —55
—35 50 04 32—51—12 20 17—63
—44 61 19—11—37—29 15 39—60
Ill
Аа, F4
К₽2
Га, Г4
Грг. F4
—64	34 35—44
—60 41—05 —36
—49	19—32 53
—59 —09 —15 42
03 —09 —20 25 —85
21 —26 07 01 —70
33 —81 06 —05 02 13—68 —27—11 —02
Г₽2, О2	—71 —20—15	25—15 —62 -39 —23—17
Ар2, Oz	—53 16—12	59 08 —80—10 10 03
Га	—61 16 —26	39 28 —77 —04 —08—14
65
53
87
41
58
39
38
48
61
82
67
67
55
62
68
62
278
Таблица 33 (окончание)
/(а	30 41—26 —35 47 24 59 —05—19 44
Л'р,	-32 64 —06 25 —09 —67 54 02 —23 80
Примечание. Нули и запятые опущены, значимые веса (р<0.05) подчеркнуты.
Здесь и в табл. 34 I, II. Ш, IV —факторы ЭЭГ.
значимые положительные корреляции с фактором пространственно-временной согласованности ЭЭГ-процессов.
Показатели эргичсского аспекта (5 и 7) вошли со значимыми факторными весами в фактор энергии медленных ритмов, а показатели вариационного аспекта (9 и 10) получили значимые веса по фактору частоты медленных ритмов. Таким образом, результаты факторного анализа еще более наглядно показывают наметившиеся при корреляционном анализе связи разных аспектов умственной активности с интегральными ЭЭГ-нараметрами.
Результаты факторного анализа связей между ЭЭГ-параметрами и показателями психомоторной активности представлены в табл 34, где отражена факторная структура связей между ЭЭГ-параметрами и психомоторной активностью также с помощью четырех факторов, учитывающих 60% суммарной дисперсии признаков. Как видно из этой таблицы, скоростные показатели сложного психомоторного навыка (скорости письма) обнаружили тесную корреляцию, так же как и скоростные показатели интеллектуальной активности, с факто-Р< л пространственно-временной сопряженности ЭЭГ-процессов. Показатели скоростного аспекта простой двигательной активности (13, 18 и 19) объединились с параметрами фактора «частота медленных ритмов».
279
Таблиц-.
Факторное Отображение структуры связей между ЭЭГ-показателями и психомоторной активностью
Показатели психомоторной активности и ЭЭГ	Факторы									~ *
	ло вращения					после вращения				
	1	2	3	4	5	Ф-2	Ф-4	Ф-1	Ф-3	
Оптимальная скорость письма
Максимальная скорость письма (21)
—22 —50—13
05 —21—05 —54 13 —05 32
05—18—12—79—11—13 68
Частота оптимального теппннга (13)
08 04 21 68 15—48 09 21 48 53
Оптимальное ВР (18) Минимальное ВР (19) Частота максимального теппинга (14)
41 04—25—58 17 73 12—11—12
23 —36—46—19—22 50—39—06 14
—06 —55 29 26 60—22—35 53 06
58
43
45
Скорость нарастания
частоты теппиига	(16)	56	—34 62	Ц	12 11	23 85 19	84
Количество необяза-
тельных реакций	(20)	06	—54 20	02	56 04 —32 49 —02	34
I АД, F4	—24	40 —33	19	50 —22	05 —55 12	34
АД, О£	—34	43 —40 —02	60—12	02 -66 -07	47
II
111
АД
Аа, О2
Fa, О2
F&. F<
F&, О2 FQ
Аа, F4
Fa, О2
Ft
F&2, Ft
Ffc, Afc, O-
Fa
8$S
—16 24 —56 —25 36 24—11 —62 —09 54 —41—46—10 05 31 11 76 08 11 56 —49 10 03 09 24 —64 31 18 —30 —36 —33 27 50 —29 —6Г —05 34
50 —18 —25 —58 —08 82—01 06 07 70 70 —23 —01-30—12 68 11 35 18 63 73 03 —01—43 17	74	34 20	09	71
69 —13 —23 —23 40	69	08 13	30	60
41 —13—32 73 09—07—17 04 88 81 50 20 06 59 34—13	32 14	71	64
51 54 —34 22 —34	22	44 —38	57	71
49 — 04 —29 54 - 31	07 —04 02	78	61
54 07 —33 51 02	12	06 —06	80	67
280
Таблица 34 (окончание)
• . , хтелп психомоторной ктивности и ЭЭГ	Факторы				
	до вращения		после вращения		
	12	3	4	5	Ф-2 <Ь-4	Ф-1 ф-3	
1V	Ro	—20 —42 — 61 —01—04 18 —70 —26 03 59 КД	_ц	—81—07	21—14—04—73	41 11	71 КО	—39	—72 —37	14 02—08—81	03 —01	83 Ка	—22	—47 —21—02 27 03 —55	05 —08	91 КР,	43	- 46 —54	27—10 38 —49	05 62	76					
Примечание. Нули и запятые опущены; значимые веса (р<0.05) подчеркнуты.
Эргический аспект психомоторной активности, как и аналогичный аспект умственной активности, обнаружил отрицательную связь с фактором «энергия медленных ритмов».
Таким образом, результаты проведенного исследования не только подкрепили наши представления об от-I эентельиой независимости основных аспектов актив-I ости, но и продемонстрировали существование значимых связей между различными аспектами активности и выделенными ЭЭГ-факторами как важнейшими их де-" р мин антами.
Согласно полученным данным, межиндивидуальная • триативность выделенных аспектов активности отчетливо определяется разными нейрофизиологическими факторами. Так, показатели скоростного аспекта умственной активности и некоторые сложные скоростные показатели психомоторики (скорость письма), требующие для своего выполнения быстрой актуализации упроченных интеллектуальных и двигательных навы-'••'з, обнаружили связь с такими показателями интегративной деятельности головного мозга, как простран--гвенно-временная синхронизация и когерентность ЭЭГ-процессов. При этом связь скоростного аспекта активности обнаружена не только с показателем суммарной сш-<ронизации биопотенциалов, оценивающим времен-п<ю согласованность разных отведений как по рнтми-'ким компонентам, так н по случайной, «шумовой»
281
Таблица 35
Коэффициенты корреляции между традиционными свойствами нервной системы и психической активностью в детерминированной среде
Показатель активности	Свойства нервной системы	
	сила	лабильность
	слух зрение	слух зрение
Скорость решения	задачи	Кэттела	(1)	06	—08	12	21 Скорость решения	марбургских	задач (3)	30	—25	21	24 Длительность решения неразрешимых за- дач (5)	00	26	35	18 Количество отказов от продолжения ре шения (7)	01	21	—19	—06 Количество тактик прохождения лабирип-та (9)	13 —17	—32 —15 Количество отказов от решения $адач вторым способом (10)	—08	—25	—35	—05 Максимальная скорость письма (21)	05	—13	32	06 Частота оптпм< льного теппинга (13)	02	31	—24 —47* Оптимальное ВР (18)	—21	—34	05	19 Минимальное ВР (19)	04	—35	23	30 Частота максигильного теппинга (14)	—15	58**	35	01 Скорость нарастания частоты теппинга (16	—08	32	—05	—07 Количество необязательных реакций (20)	07	47*	18	—01 Примечание. Нули и запятые опущены; • р<0,05; •• р<0,01.		
составляющей ЭЭГ, но также и с показателями когерентности (фазовой согласованности) для всех испытуемых частот, кроме ритма бета-2.
Полученные данные свидетельствуют о том, что индивиды, успешно и легко справляющиеся с относительно сложными интеллектуальными и психомоторными тестами, требующими для своего выполнения актуализации ранее упроченных умений, характеризуются более высоким фоновым уровнем прострапственио-времен-нбй синхронизации и когерентности ЭЭГ-процессов. По-видимому, данные показатели интегративной деятельности нервной системы могут рассматриваться как индикатор готовности индивида к интеллектуальной и сложной психомоторной деятельности.
282
Второй основной аспект активности — эргический, характеризующий склонность индивида к длительному интеллектуальному и психомоторному напряжению,— обнаружил устойчивую отрицательную связь с фактором энергии медленных ритмов. Таким образом, низкие значения энергии медленных ритмов-дельта и тета - - как в лобном, так и в затылочном отведении, и наоборот, более высокие значения амплитуды альфа-ритма затылочной области в фоновой ЭЭГ (поскольку данный показатель вошел с обратным знаком в фактор энергии медленных ритмов) можно рассматривать в качестве нейродинамической предпосылки склонности индивида к напряженной умственной и психомоторной деятельности.
Вариационный аспект _ иствснной активности, отражающий тенденцию индивида к новизне и разнообразию в поведении, оказался связанным с двумя факторами ЭЭГ: отрицательно — с уровнем пространственно-временной согласованности ЭЭГ-процессов и положительно — с фактором частоты медленных ритмов.
Таким образом, полученные нами экспериментальные результаты об однозначной или многозначной связи выделенных ЭЭГ-факторов с такой важнейшей чертой темперамента, как активность, подкрепляют наше предположение о том, что выявленные интегральные ЭЭГ-факторы могут быть отнесены к категории общих свойств нервной системы.
7.3.	Традиционные свойства нервной системы и психическая активность как черта темперамента
Дальнейшей нашей задачей было сопоставить показатели умственной н психомоторной активности в детерминированной среде с традиционными свойствами нервной системы — силой и лабильностью в слуховом и зрительном анализаторах.
В табл. 35 представлены соответствующие коэффициенты корреляции. Из этой таблицы видно, что параметры активности в детерминированной среде обнаруживают весьма ограниченные связи с нейрофизиологическими параметрами, относящимися к частным свойствам. Так, показатели умственной активности не обнаружили ни одной значимой связи с исследованными традицион-
283
йыми свойствами нервной системы. Из показателей психомоторной активности можно говорить лишь о связи характеристик эргнческою аспекта (частоты максимального тепинга н количества необязательных реакций с силой) зрительного анализатора. Коэффициенты корреляции соответственно равны 0,58 (р<0,01) и 0,47 (р< <0,05). Некоторая отрицательная связь обнаружилась также между частотой оптимального тсппинга н лабильностью этого же анализатора.
Между силой и лабильностью слухового анализатора и показателями психомоторной активности значимых связей не выявлено.
Таким образом, определяемые с помощью традиционных методик свойства нервной системы обнаруживают весьма ограниченные связи с активностью в детерминированной среде, что еще раз убедительно демонстрирует правомерность поисков методик определения общих свойств нервной системы как главнейших характеристик индивидуального поведения человека.
7.4.	Интегральные ЭЭГ-факторы, активность и саморегуляция
Сопоставление отдельных характеристик нервной деятельности, в частности биоэлектрической активности мозга человека, с особенностями его интеллектуальных способностей имеет длительную и уже более чем 40-летнюю историю.
Первые работы, проведенные в данной области еще в 30—50-х годах, отличались бедностью и однообразием используемых нейрофизиологических показателей (в подавляющем большинстве случаев применялись вручную оцениваемые параметры альфа-активности ЭЭГ). Оценка интеллектуальных способностей осуществлялась также довольно грубо и условно с помощью так называемого коэффициента интеллектуальности (JQ).
Результаты уже первых исследований оказались весьма противоречивыми. Например, Дж. Р. Нотт с соавторами [466] на 48 восьмилетних детях установил, что между частотой альфа-ритма н IQ существует достоверная положительная связь (г=0,5; р<0,01). Однако этим же автором на 42 двенадцатилетних детях значимой связи между этими же сопоставляемыми пара
284
Метрами обнаружить не удалось. Коэффициент корреляции составлял всего лишь 0,12.
Также весьма противоречивые данные были получены на людях с нарушениями умственной активности. В работах К- Кризера [471], К. Кризера н Д. У. Смита [472] было показано наличие значимой положительной корреляции между /Q, с одной стороны, и частотой и индексом альфа-рнтма — с другой, у умственно отсталых людей. Однако в работах Д. Б. Линдсли [481, 483] н многих других сколько-нибудь значимых связей > ежду степенью умственной отсталости и характеристиками альфа-активности установлено не было.
Несколько более определенными были результаты изучения взаимосвязи между патологическими изменениями ЭЭГ и уровнем интеллекта у лиц с органическими поражениями мозга. Достоверная связь между наличием пароксизмальной активности ЭЭГ и степенью нарушения высших психических процессов, проявляющихся, в частности, в снижении IQ, была показана во многих работах [432, 445, 468].
Что касается данных сопоставления особенностей электроэнцефалограммы и уровня интеллектуальных способностей у взрослых здоровых людей, то здесь также были получены крайне противоречивые результаты. Например, А. К. Мандикасл [500, 501] выявил достоверную положительную связь между общим IQ и частотой альфа-ритма (г=0,51; /э<0,05), с одной стороны, вербальным IQ и альфа-индексом (г=0,33; р<0,05) — с другой. Л. Шугермаи [555], напротив, показал суще-члвование значимой отрицательной связи примерно такою же порядка между суммарным IQ и частотой альфа-ритма.
Ряд других авторов вообще не получил достоверных связей между данными параметрами [418, 541].
В последующие годы, несмотря на то, что были существенно усовершенствованы методы оценки ЭЭГ, благодаря чему был значительно расширен набор используемых ЭЭГ-характеристнк, среди которых стали применяться интегральные частотные и амплитудные показа-т ли, результаты исследований по-прежнему оставались в* сьма противоречивыми [328, 331, 508].
Неоднозначность и противоречивость результатов, полученных уже в первых работах, побудили некото
285
рых исследователей, например, Д. Б. Линдсли [482], скептически отнестись к самой возможности установления тесной связи между параметрами ЭЭГ и интеллектуальными способностями человека. Также весьма негативную позицию по данной проблеме занял Р. Дж. Эллингсон [388]. Он утверждал, что в ЭЭГ отражаются лишь примитивные биологические свойства нервной ткани и поэтому принципиально невозможно и даже бесполезно пытаться обнаружить связь ЭЭГ с интеллектом как наиболее филогенетически молодой особенностью че ловека.
Эта крайняя точка зрения была обстоятельно проанализирована и убедительно опровергнута в работах В. Вогеля н Д. М. Бровермана [567, 568]. Эти авторы приходят к выводу, что между интеллектуальными способностями человека и особенностями ЭЭГ должна существовать связь, которая, будучи чрезвычайно чувствительной к очень многим факторам (средствам оценки интеллекта, характеру выборки, используемым ЭЭГ-ин-дексам и т. д.), не всегда’может быть выявлена. Они высказали предположение, что ЭЭГ может быть связана не со сложными психологическими образованиями, такими, каким является, например, общая интеллектуальная способность, а с некоторыми частными сторонами умственных способностей, причем эта связь более отчетливо должна проявляться у индивидов с недоразвитой или нарушенной интеллектуальной функцией (у детей, умственно отсталых, и т. д.).
Конкретно такой подход был реализован ими в 1968 г. в работе «ЭЭГ и умственные способности» [568], где подробно исследовалась лишь одна частная сторона интеллектуальных способностей, а именно: склонность индивидов к автоматизации умственных операций на примере решения арифметических задач на сложение и вычитание. В. Вогель с соавторами установили, что тенденция к умственному автоматизму достоверно отрицательно коррелирует с бета-1-индексом в теменной области н с частотой бета-1-ритма в теменной и затылочных областях. Общая интеллектуальная способность, измеряемая с помощью IQ, не обнаружила значимых корреляций ни с одним из использованных ЭЭГ-п ара метров, хотя показатель IQ значимо (отрицательно) коррелиро вал с тенденцией к умственному автоматизму.
286
Проблемой связи интеллектуальных способностей с ЭЭГ усиленно занимается также итальянский исследователь Д- Джаннитрапани [420—422]. Ему удалось показать, что интеллектуальные способности человека, измеряемые с помощью /Q, положительно н значимо коррелируют с выраженностью межполушарной асимметрии ЭЭГ. Кроме того, он обнаружил, что различные субтесты, используемые для оценки IQ, могут совершенно по-разному коррелировать с ЭЭГ-характеристиками (например, субтест «понятливость» по тесту Д. Векслера значимо (отрицательно) коррелирует с энергией бета-2 (21—30 Гц) и не значимо — с другими ритмами ЭЭГ. Однако другие авторы в исследованиях, проведенных в последние годы, значимых связей между интеллектуальными способностями, измеренными с помощью тестов и ЭЭГ-парамстрами, не обнаружили [433, 461].
Отметим, что также весьма противоречивы результаты сопоставления интеллектуальных способностей с вызванной активностью мозга. Например, Ф. Чок н Дж. Эртль [352], А. Плум [519], Д. У. Шугард и Дж. А. Хорн [546] и другие показали наличие значимой отрицательной корреляции между IQ и латентными характеристиками ВП: у лиц с более высоким уровнем интеллекта, согласно нх данным, латентные периоды ВП, особенно поздних его фаз, были значительно короче, чем у лиц с относительно низким интеллектом.
Однако Л. Е. Роудз, К. Е. Дастмэн и Е. С. Бек [527] не выявили связи между латентными периодами н IQ. Напротив, они установили значимую связь с амплитудными характеристиками ВП, а именно: индивиды с большим IQ характеризовались большими амплитудами поздних компонентов. В ряде последних исследований торам вообще не удавалось выявить каких-либо достоверных корреляций между частотно-амплитудными особенностями ВП и уровнем интеллектуальных способностей [392, 547].
В качестве ведущих причин столь разительных противоречий можно выдвинуть, во-первых, неадекватность 1недифференцированность) оценки интеллекта с помощью тестов и, во-вторых, несовершенство методов обработки •- анализа ЭЭГ и ВП.
Однако наряду с указанными причинами существуют еще другие, более важные, более глубокие причины, об
287
условливающие уязвимость и противоречивость подобных сопоставлений. Исследователи, занимающиеся данной проблемой, как правило, не делают различий между динамическим и содержательным аспектами иител- | лектуальных способностей. Такое разделение принципиально необходимо, поскольку интеллектуальные способности - это сложное психологическое образование и только его психодинамические компоненты могут быть сопоставлены с иейродинамическими особенностями че ловека.
Естественно, что в различных интеллектуальных тестах эти компоненты представлены по-разиому, что и является одной из главных причин противоречивости пс - | лучаемых результатов. Следовательно, для успешного сопоставления интеллектуальных способностей с нейрофизиологическими параметрами должны быть взяты преимущественно нх психодинамические особенности.
Другой, не менее важный недостаток ранее предпринятых исследований в данной области заключается в том, что для сопоставления с интеллектуальными способностями были взяты частные и порою случайные физиологические параметры. Именно таковыми в большинстве случаев являются используемые до сих пор в подобного рода исследованиях отдельные ЭЭГ-параметры. В настоящем же исследовании психодннамические особенности интеллекта, а именно активность и саморегуляция, впервые в дифференциальной психофизиологии сопоставляются с интегральными параметрами мозговой деятельности как возможными индикаторами общих свойств нервной системы.
Анализ корреляций между особенностями интеллектуальной саморегуляции и активности вероятностно-прогностической деятельности, с одной стороны, и интегральными ЭЭГ-характеристиками — с другой, показал, что общемозговой фактор пространственно-временной сопряженности ЭЭГ-процессов, охватывающий показатели снихроиизацнн и когерентности всех ритмов ЭЭГ, за исключением бета-2, обнаруживает достоверные связи как с показателями саморегуляции, так и с показателями интеллектуальной активности. Влияние этого фактора лучше прослеживается на параметрах пластичности саморегуляции, чем на показателях чувствительности испытуемого к вероятностной среде.
288
Из 14 коэффициентов корреляции, достигших 95% уровня значимости, 10 относились к аспекту пластич-icth саморегуляции, и только четыре — к фактору чувствительности к вероятностной среде. Связь фактора сопряженности ЭЭГ-процессов с параметрами активности особенно отчетливо выявляется на девяти показателях, пять из которых относятся к скоростному аспекту ии-1 л ектуального поведения, а четыре - - к особенностям фьирования длительности построения прогностического цикла.
Результаты сопоставления показывают, что в первой счсде (0,80—0,20), где вспышка лампочки является бо-частым событием, корреляция между уровнем пространственно-временной сопряженности ЭЭГ и особенно-[мн саморегуляции отсутствует, а в среде, где появ-гзние вспышки менее вероятно или же чередуется равновероятно с непоявлением вспышек, этот фактор ЭЭГ имеет отчетливую тенденцию к положительной связи с чувствительностью испытуемого к вероятностной среде.
Так, частотность прогноза более частого события сре-после выдвижения аналогичного предшествующего прогноза (показатель 18 во второй среде) положительно коррелирует с уровнем синхронизации (г=0,36; р<0,05) и когерентности в полосе бета-1 (г=0,53; р<0,01), а общая частотность более частого прогноза (показатель 1 в третьей среде)—с уровнем синхронизации (г=0,41; р<0,05) и значением когерентности в тета-полосе (г=0,37; р<0,05).
Связь фактора сопряженности ЭЭГ-процессов с пла-тичпостью саморегуляции была более выраженной и росила в основном негативный характер, о чем свидетельствуют значения коэффициентов корреляции показа-т лен пластичности во всех трех вероятностных средах с параметрами данного нейрофизиологического фактора. В первой среде эта связь наиболее отчетливо проявимте’ -ежду вариативностью частотности прогноза более о события среды после выдвижения предшествую-Ш- прогноза менее частого события (показатель 21) и когерентностью в полосе альфа-ритма (г——0,36; р< "'О,0S). Во второй среде оба показателя пластичности "Морс-гуляции обнаружили связь с параметрами фактора сопряженности ЭЭГ-процессов. Показатель вариатнв-
10 В. М. Русалов
289
нести общей частотности прогноза более частою события коррелирует с уровнем синхронизации (г=- 0,53; р< <0,01), с когерентностью в дельта-полосе (г=—0,38; р<. <0,05) и когерентностью в тета-полосе (г= -0,49; р< <0,01). Показатель вариативности частотности прогноза более частого события после выдвижения прогноза менее частого события обнаружил отрицательную связь с уровнем синхронизации (г=—0,53;р<0,01) и уровнем когерентности в тета-, альфа- и бета-1-полосах (г——0,41; —0,36 и —0,36; р<0,05 соответствеиио). В третьей среде (0,50—0,50) лишь один показатель пластичности — вариативность обшей частотности прогноза более частого события коррелировал с уровнем синхронизации ЭЭГ-процессов (г——0,44; р<0,05).
Таким образом, исходя из полученных данных можно предположить, что чем выше был исходный уровень пространственио-времеиибй сопряженности ЭЭГ-процессов, тем более устойчивой, но менее гибкой была саморегуляция.
Связь данного фактора ЭЭГ со скоростными характеристиками вероятностно-прогностической деятельности была также однонаправленной во всех вероятностных средах, причем все пять значимых коэффициентов корреляции оказались положительными. В первой среде (0,80—0,20) оба показателя активности: общая скорость прогноза (1) и скорость построения прогноза после подтверждения предшествующего прогноза (13) коррелировали с уровнем когерентности в дельта-полосе (г=0,44 и 0,42; р<0,05 соответственно). Во второй среде (0,67— 0,33) также была обнаружена связь между этими показателями (г=0,41 и 0,45; р<0,05). В третьей среде (0,50— 0,50) с когерентностью в дельта-полосе коррелировала только скорость построения прогноза после подтверждения предшествующего прогноза (г=0,39; р<0,05).
Таким образом, можно предположить, что более высокий фоновый уровень пространственно-временной сопряженности ЭЭГ, особенно в дельта-полосе, имеет тенденцию сочетаться с большей скоростью протекания психических процессов, вовлеченных в вероятностно-прогностическую деятельность. Полученные данные согласуются с полученными ранее результатами [58, 251].
Связь данного фактора ЭЭГ с вариативностью скорости протекания отдельного прогностического никла
290
проявилась по-разному, в зависимости от структуры вероятностной среды: в среде с вероятностью событий q gQ_0,20 обнаружилась положительная корреляция
между вариативностью скорости протекания психических процессов (показатель 18) и когерентностью в дельта-и тета-полосах (г=0,46 и 0,41 соответственно; р<0,05); во второй среде связи между показателем 18 и уровнем синхронизации и когерентности в тета-полосе были отрицательными (г=—0,52; р<0,01 и —0,37; р<0,05 соответственно); в среде с вероятностью событий 0,50—0,50 значимых корреляций не было обнаружено.
Второй интегральный фактор — фактор энергии медленных ритмов обнаруживает, как правило, негативную связь с чувствительностью испытуемых к более частому событию среды, причем эта связь проявилась лншь во второй и особенно в третьей вероятностных средах. Во второй среде было получено три значимых коэффициента корреляции — показатель общей частотности прогноза более частого события среды (показатель 1) коррелировал со значением амплитуды дельта-рнтма лобного отведения (г=—0,36; р<0,05) и значением амплитуды альфа-ритма затылочного отведения (г——0,50; р<0,01). Показатель 11 (разность между вероятностью более частого события и прогнозом об этом состоянии) коррелировал с величиной амплитуды альфа-ритма затылочного отведения (г=—0,41; р<0,05). В третьей среде наиболее отчетливые связи были выявлены между общей частотностью прогноза более частого события (показатель 1) и величиной альфа-ритма затылочного отведения (г= =—0,47; /э<0,05), а также между показателем 11 и всеми пятью показателями данного нейрофизиологического фактора (г=—0,36; —0,46; —0,45; —0,40; —0,49, соответственно р<0,05).
Второй аспект саморегуляции вероятностно-прогностической деятельности параметр пластичности саморегуляции — обнаруживает несколько более слабую связь с фактором энергии медленных ритмов ЭЭГ по сравнению с прогностическим аспектом саморегуляции. Здес*, было выявлено только трн значимых коэффициента корреляции: во второй среде — между вариативностью общей частотности прогноза более частого события (показатель 2) и значением амплитуды альфа-ритма затылочного отведения (г—0,36; р<0,05); в третьей сре
291
10*
Де — между показателем вариативности частотности прогноза более частого события после выдвижения пред-] шествующего прогноза менее частого события (показа-1 тель 21) и амплитудными значениями дельта-рнтма лобного н затылочного отведений (г—0,59 и 0,54 соответсэ J венно; р<0,01). Положительные знаки коэффициентов-корреляции указывают на то, что более высокая энер- ’ гия медленных ритмов ЭЭГ имеет тенденцию сочетаться с большей пластичностью саморегуляции, или, другими словами, с более высокой склонностью индивидов к пе-| ремене тактик интеллектуально! о поведения в случайной. среде.
Особенно отчетливо связь данного общемозговопд фактора ЭЭГ проявилась с особенностями активност! него аспекта интеллектуальной деятельности. Между по- ’ казателем этого нейродинамического фактора и информативными скоростными характеристиками получено 12 значимых отрицательных коэффициентов корреляции (по четыре коэффициента для каждой среды): амплитудой дельта-ритма затылочного отведения и амплитудой тета-ритма кросспектра. В первой среде величины коэффициентов соответственно равнялись: —0,45; —0,59; —0,43;
0,56; во второй среде: —0,56; —0,46; —0,55; —0,43; в третьей среде: —0,56; —0,42; —0,61 и —0,50 (в большинстве случаев р<0,01).
Полученные данные убедительно свидетельствуют о том, что фактор энергии медленных ритмов ЭЭГ обнаруживает существенную негативную связь со скоростью психических процессов, вовлеченных в вероятностно-прогностическую деятельность.
Вариативность скоростных характеристик прогнозирования также испытывает на себе влияние данного фактора ЭЭГ, причем это влияние наблюдается также во всех средах. В первой среде было получено три значимых коэффициента корреляции для данного показателя: с амплитудой дельта-рнтма затылочного отведения (г=—0,37; р<0,05), с амплитудой тета-ритма в кросспект-ре (г=—0,40; р<0,05) и с амплитудой альфа-рптма i-тылочного отведения (г=—0,39; р<0,05); во второй среде—-два коэффициента: с амплитудой дельта-ритма затылочного отведения (г=0,41; р<0,05) и амплитудой тета-ритма в кросспектре (г- -0.49; р<0,01); в третьей среде — три значимых коэффициента корреляции: с ампли-
292
т/дой дельта-ритма затылочного отведения (г=—0,51; 2:0,01), с амплитудой тета-ритма в кросспектре (г=
____0,57; р<0,01), с амплитудой альфа-ритма затылочного отведения (г=—0,38; р<0,05). Негативный знак корреляций позволяет предположить, что фактор энергии медленных ритмов ЭЭГ оказывает сдерживающее влияние на вариативность скоростных характеристик психических прот хов, вовлеченных в построение отдельного прогностического цикла.
Третий интегральный фактор ЭЭГ, названный нами фактором активности бета-2, оказывается относительно слабо связанным с формально-динамическими особенностями вероятностно-прогностической деятельности. Этот фактор обнаружил связь только с особенностями само-pei 1ЯЦИИ, параметры же активности не показали ни _ыл значимого коэффициента корреляции с данным фактором. Интересно отметить, что этот фактор ЭЭГ оказался положительно связанным как с фактором чувствительности, так и с фактором пластичности саморегуляции. Между показателями фактора бета-2 и пара-ыетрами чувствительности к вероятностной среде было по. учено пять значимых положительных коэффициентов корреляции: в первой среде — между частотностью прогноза более частого события среды после выдвижения аналогичного прогноза (показатель 18) и частотой бета-2-ритма лобного отведения и амплитудой бета-2-ритма затылочного отведения (/—0,55; /э<0,01 и г=0,40; р<0,05, соответственно) и между частотностью прогноза более частого события после подтверждения данного прогноза (показатель 24) и частотой бета-2-ритма лобного отведения. Во второй и третьей средах было выявлено только о одному значимому коэффициенту корреляции, причем в обоих случаях для показателя 18: с частотой альфа-ритма лобного отведения (г=0,36, р<0,05) и частотой бета-2-ритма затылочного отведения (г=0,43; р<0,05). Между показателями фактора активности бета-2 и парами тром пластичности саморегуляции было получено так-
1 пять значимых положительных коэффициентов кор-р-ляции- четыре для первой среды и один — для треть* 1. В первой среде показатель вариативности общей частотности (2) коррелировал с частотой альфа-ритма одного отведения (г=0.46; р<0,05) и частотой альфа-рнтма в кросспектре (г=0,39;	0,05), а показатель ва-
293
рнативности частотности прогноза более частого события после выдвижения прогноза менее частого события j (21) коррелировал с частотой бета-2-ритма затылочного! отведения (г—0,54; р<0,01) и амплитудой бета-2-ритма этого же отведения (г=0,38; р<0,05). В третьей сред«.< значимая связь была выявлена между вариативностью частотности прогноза более частого события после выдвижения прогноза менее частого события (показатель! 21) и частотой бета-2-ритма лобного отведения (г=0,40; р<0,05).
Таким образом, на основании проанализированных коэффициентов корреляции и их знаков можно предпо-. дожить, что большая выраженность фактора бета-2 имеет, по-видимому, тенденцию сочетаться с более высокой чувствительностью к вероятностной среде и несколько более выраженной пластичностью саморегуляции.
Интегральный фактор частоты медленных ритмов ЭЭГ, объединивший, кроме частот медленных ритмов (дельта и тета) еще амплитудные характеристики альфа-ритма лобного отведения и когерентность в полосе бета-2, обнаруживает связь преимущественно лишь с особенностями активности интеллектуального поведения человека в вероятностной среде.
Все шесть показателей скоростного аспекта активности во всех трех средах отрицательно коррелировали с параметрами данного фактора ЭЭГ, причем наибольшая связь была выявлена с параметром частоты дельта-ритма лобного отведения (коэффициенты корреляции соответственно равны: —0,48; —0,47;	0,62; —0,45;
—0,65; —0,62; р<0,01).
Связь фактора частоты ЭЭГ с характеристиками вариативности скорости и параметрами саморегуляции отсутствовала или была весьма ограничена и проявлялась, как правило, равнонаправленно в зависимости от структуры вероятностной среды.
В первой среде фактор частоты медленных ритмов оказался связанным отрицательно с чувствительностью к вероятностной среде. Частотность прогноза более частого события после подтверждения аналогичного предшествующего прогноза (показатель 24) отрицательно коррелировала с частотой дельта-ритма лобного отведения (г=—0,53; р<0,01); во второй среде значимая связь отсутствовала; в третьей среде она приобретала положи
294
тельный характер: частотность прогноза более частого события пос не выдвижения аналогичного прогноза (показатель 18) положительно коррелировала с частотой дельта-ритма лобного отведения (г=0,43; р<0,05).
Что касается связей параметров данного нейродина-мичсского фактора с показателями пластичности саморегуляции, то они были весьма слабыми, а главное — разнонаправленными в разных вероятностных средах. В первой среде они были положительны: вариативность частотности прогноза более частого события после выдвижения прогноза менее частого события коррелировала с частотой тета-ритма в кросспектре (г=0,49; р<0,01) и частотой дельта-ритма затылочного отведения (г=0,37; р<0,05). Во второй и третьей средах коэффициенты корреляции были отрицательны: между вероятностью прогноза более частого события после выдвижения прогноза менее частого события (показатель 21) и частотой д льта-ритма затылочного отведения г=—0,43 (р<0,05), между вариативностью общей частотности прогноза боле- частого события (показатель 2) и амплитудой альфа-ритма лобного отведения г=—0,37 (р<0,05).
В целом можно заключить, что между различными аспектами общих интеллектуальных способностей, проявляющимися в различных сторонах саморегуляции и активности в вероятностно-прогностической деятельности, и выделенными интегральными ЭЭГ-факторами обнаруживаются достоверные связи.
Согласно полученным данным, индивидуальные вариации характеристик саморегуляции и активности как важнейших компонентов общих способностей обусловливаются различными общемозговыми ЭЭГ-факторами Так, параметры чувствительности испытуемого к вероятностной среде, лежащие в основе выбора той или иной стратегии, обнаружили положительную связь с показателями фактора бета-2. Полученные данные свидетельствуют, по-видимюму, о том, что индивиды с более высокой активированностью по данному фактору ЭЭГ имеют тенденцию завышать более частое событие среды, т- с. обнаруживают тенденцию к стратегии максимализации. Второй основной параметр саморегуляции — пла-гг чг. ть характеризующий склонность индивида к пе-Р' штик прогнозирования, оказался связанным с Двумя интегральными ЭЭГ-факторами: отрицательно —
295
с уровнем пространственно-временной сопряженности и положительно — с фактором бет а-2.
Таким образом, высокие значения пространственно! временной согласованности ЭЭГ-процессов как бы «пре, пятствуют» склонности индивида к генерированию новы! форм поведения, в то время как высокая выражен-! ность фактора бета-2 способствует этой стороне инди' видуального поведения. Скорость психических процес) сов, вовлеченных в вероятностно-прогностическую лея тельность, оказывается связанной с тремя инте тральными факторами ЭЭГ: положительно--с уровнем пространственно-временной согласованности ЭЭГ-прс цессов и отрицательно — с факторами энергии и частоты медленных ритмов. Таким образом, большая согласо^ ванность ЭЭГ-процессов как бы способствует более быстрому завершению прогностического цикла, в то врем^ как выраженность медленной ритмики в ЭЭГ препятствует течению вероятностно-прогностической деятельно! сти. Склонность индивида к варьированию скорости( построения отдельного прогностического цикла оказа^ лась связана только с одним фактором энергией ме^* ленных ритмов. Вероятно, индивиды с более выражеЛ ной энергией медленных составляющих ЭЭГ, как правило, с одной и той же скоростью совершают построение
прогнозов
Весьма важным результатом проведенного исследования является также и тот факт, что выделенные интегральные факторы ЭЭГ, которые мы расе 1атриваем в качестве индикаторов общемозговых свойств нервной си-! стемы, обнаруживают связь сразу с несколькими психодинамическими характеристиками общих способностей. Так, фактор пространственно-временной сопряженности ЭЭГ-процессов обнаружил связь и с пластичностью саморегуляции, и со скоростью психических процессов. Так же с двумя параметрами общих способностей обнару жили связи фактор бета-2 — с чувствительностью к ве роятностной среде н пластичностью саморегуляции — и фактор энергии медленных ритмов — со скоростью и вариативностью скорости построения отдельного прогноза.
Эти д«	ю'1	иди у* iv, о том, что
выдел-иные ьам общие свопе* i, проявляющиеся и интегральных факторах ЭЭГ, не только обусловливают от-
296
иосительную независимость психодинамических свойств обших способностей, но служат также и основой некоторых соотношений между ними.
Одна из психодинамических характеристик общих способностей, а именно пластичность саморегуляции, была опоставлена также с одним из интегральных обще озговых свойств, выявленных с помощью метода ВП. Ни? г приводятся результаты такого сопоставления.
7.5.	Стохастичность нейронных сетей мозга (по ВП) и пластичность саморегуляции
В гл. 4 было высказано предположение о том, что вариабельность ВП, гипотетически отражающая общее свойство мозга, стохастичность нейронных сетей мозга, может, по-видимому, лежать в основе пластичности повел ния. С этой целью у 13 испытуемых, принявших участие в экспериментах по вероятностному прогнозированию, был вычислен объем «трубок» вариабельности ВП, отражающих, по нашему мнению, наиболее полно данное свойство мозга.
В табл. 36 приводятся коэффициенты корреляции между вариабельностью ВП и пластичностью саморегуляции вероятностно-прогностической деятельности, характеризующей легкость перестройки тактик вероятностного поведения. Из данной таблицы видно, что, во-первых, все коэффициенты корреляции положительны, во-вторых, пять коэффициентов корреляции достигли статистически значимого уровня. Таким образом, мы получили первые экспериментальные данные (хотя н на небольшой выборке), в целом подтверждающие правильность нашего предположения, а именно: индивиды с большим числом степеней свободы нейронных связей (т. е. с большей стохастичностью мозга) имеют тенденцию к большей пластичности интеллектуального повеления.
Полученные экспериментальные данные о связи интегральных ЭЭГ-факторов с особенностями умственной активности и саморегуляции вероятностно-прогностической деятельности как важнейшими компонентами общих способностей, а также данные о связи пластичности саморегуляции с интегральной характеристикой ВП, их вариабельностью еще раз подкрепляют высказанное
297
Таблица 36
Коэффициенты корреляции между показателями вариабельности ВЦ и показателями пластичности саморегуляции
Примечание. Нули и запятые опущены. • р<0,10. •* р<0,05. I, II, III — вероятностные среды.
нами предположение о том, что выявленные интегральные нейродинамические факторы могут быть отнесены к категории общих свойств нервной системы.
7.6.	Традиционные свойства нервной системы, психическая активность и саморегуляция
Для уточнения природы выявленных нами общих свойств сопоставим вначале особенности интеллектуальной саморегуляции и активности в вероятностной среде с традиционными свойствами нервной системы — силой и лабильностью слухового и зрительного анализаторов.
В табл. 37 представлена соответствующая матрица корреляций. Из данной таблицы видно, что сила слухового анализатора не обнаруживает фактически никакой связи с особенностями саморегуляции и активности интеллектуального поведения в случайной среде. Из 27 возможных коэффициентов корреляции только один (11 — в первой среде) достиг 95%-кого уровня значимости. Несколько более выраженная связь была обнаружена между силой зрительного анализатора и показателем саморегуляции и активности. Здесь из 27 коэффициентов корреляции уже пять коэффициентов были значимы. Данное свойство нервной системы положительно скоррелировало с фактором чувствительности к вероят-
298
ностиой среде: с показателями 1 и 24 — в первой среде, *0,39 и 0,44 (р<0,05) и с фактором пластичности саморегуляции: с показателями 2 и 21 — в третьей среде, г=0 39 и 0,37 (/э<0,05). Получена также положительная корреляция между силой зрительного анализатора и склонностью к вариативности скорости построения отдельного прогностического цикла — с показателем 18 во второй среде: г=0,44 (р<0,01).
Из табл. 37 также видно, что свойство лабильности нервной системы оказывает весьма слабое влияние на особенности саморегуляции интеллектуальной деятельности в вероятностных средах. Из 72 возможных коэффициентов корреляции между свойством лабильности и показателями саморегуляции только четыре коэффициента достигли 95% уровня значимости, причем все они отражают наличие положительной связи только с первым фактором саморегуляции, а именно с чувствительностью к вероятностной среде: с показателями саморегуляции 11, 18 (в первой среде) коэффициенты соответственно равны 0.36; 0,46; 0,43 и 0,36 (р<0,05). Между лабильностью нервной системы и пластичностью прогностической саморегуляции значимых связей обнаружено не было.
Из данной таблицы также явствует, что особенности активности интеллектуального поведения в стохастических средах обнаруживают довольно выраженную связь — при этом положительную, со свойством лабильности нервной системы. Более отчетливо эта связь проявляется в случае фактора скорости психических процессов, где из 24 возможных коэффициентов корреляций восемь достигают 95%-ного, а семь — 99%-ного Уровня значимости. Полученные данные хорошо согласуются с результатами исследований других авторов о связи скоростных характеристик поведения с лабильностью [123, 270].
Из показателей фактора вариативности скорости только одни коэффициент достиг статистически значимого уровня (18 — в первой среде, г=0,38; р<0,05).
Таким образом, при сопоставлении свойств нервной системы, определяемых традиционными методами с пси-ходииамическими характеристиками поведения человека в вероятностной среде, обнаружены следующие закономерности: свойство лабильности оказывается более тес-
299
Примечание, * р<0,05. •’ р<0,01. 1, II, III
300
^вя. 1ниым с формально-динамическим и особенностями i г ллектуального поведения в вероятностной среде, л сила, причем эта связь проявляется по-разному, -.зисимости от характера формально-динамических шрбенностей, и более выражена для активности, чем Сш’ЛОре^-ЛЯЦИИ.
Полученные экспериментальные данные еще раз убедите 1ьно подчеркивают правильность предположения о парциальном проявлении силовых характеристик, опре-, -земгх с помощью традиционных методов, в частности при использовании двигательной методики. Пар-циа. ьные силовые характеристики, как и следовало ожидать, практически не обнаружили значимых связей с общеличностнымн, формально-динамическими характеристиками интеллектуального поведения человека в вероятностной среде.
В отличие от силовых методик методики определения лабильности (КЧС и КЧМ) отражают, по-видимому, свойства лабильности мозга как целого. Поэтому не случайно лабильность обнаруживает целый ряд достоверных связей с формально-динамическими особен-нс-тями поведения человека в вероятностной среде.
7.7.	Выводы о структуре связей между свойствами нервной системы, темпераментом и общими способностями
Проведенное исследование позволило получить весьма ценную информацию о связи выделенных психодина-мических факторов интеллектуального и психомоторного поведения с особенностями нейродинамической конституции испытуемых.
Пр- <де всего отметим, что традиционное свойство Нервной системы — сила как в слуховом, так и зрительном анализаторе — оказалось практически не связанным ни с одной из данных психодинамических характеристик интеллектуального поведения. Как ранее было установлено. свойство силы, определяемое с помощью дви-гат- льных ”етодик, является парциальным свойством и г"^ отра-.-'iei силовой характеристики всего мозга, всей нервной системы [116, 182]. Поэтому, по-видимому, не пхчайн^ .а .. не удалось обнаружить устойчивых связей nv । чморауляцией н активностью вероятностно-про-
301
гностической деятельности и данным свойством нерв, системы. Что касается соотношений между саморегу дней и активностью, с одной стороны, и лабильност нервной системы — с другой, то здесь были обнаружу довольно устойчивые взаимосвязи. Полученные дат хорошо согласуются с результатами исследований дру гих авторов [123, 270]. Естественно, что наибольши' интерес для пас представляют данные сопоставлена саморегуляции и активности с интегральными ЭЭГ-паы метрами, поскольку последние рассматриваются в качс. стве возможных индикаторов общих свойств нервной си-
Как показало исследование, из четырех выявленных интегральных ЭЭГ-факторов первый — фактор пространственно-временной сопряженности ЭЭГ — и второй фактор энергии медленных ритмов — обнаруживают наиболее тесные связи с важнейшими психодинамическим! характеристиками интеллектуального поведения. Связь уровня пространственной синхронизации ЭЭГ с различными аспектами интеллектуальной деятельности уже сообщалась в литературе [Б8, 2Б1]. Первый фактор интегративной деятельности мозга, как показывает наше исследование, весьма тесно связан, в притом положительно. со скоростным аспектом интеллектуального поведения. Можно предполагать, что индивиды, характеризующиеся более высоким исходным уровнем синхронности работы различных областей мозга, существенно быстрее осуществляют весь цикл прогнозирования. Следовательно, у нас имеются все основания рассматривать данный фактор интегративной деятельности мозга в качестве одной из важнейших внутренних предпосылок скоростного аспекта интеллектуальной активности. Из параметров саморегуляции фактор пространственно-временной сопряженности ЭЭГ-процессов коррелирует наиболее устойчиво с пластичностью, причем между этими категориями индивидуальности обнаруживается отрицательная связь: более высокий уровень синхронности различных областей мозга как бы препятствует разнообразию тактик вероятностного прогнозирования. Если предположить, что склонность индивида к порождению новых тактик интеллектуального поведения имеет некоторое отношение к креативности (как ее формальной основе), то, согласно нашим данным, высокий фоновый
ливень синхронизации и когерентности ЭЭГ является П отношению к этой чрезвычайно важной стороне человеческого поведения негативным фактором
Второй выделенный нами интегральный фактор ЭЭ1 оЛнапужил также ряд корреляций с психодннамически-особенностями интеллектуального поведения человека в случайной среде. Эти связи являются наиболее выпаженными в случае интеллектуальной активности. Сходный фактор был выделен и другими исследователями [86]. По мнению этих авторов, выраженность медленных ритмов способствует развитию состояния утомления [87] и связана со склонностью индивидов к стрес-а>вым состояниям [269]. Согласно нашим данным, фактор энергии медленных ритмов оказался отрицательно связанным со скоростью психических процессов и вариативностью этой скорости. Таким образом, наши данные полностью подтверждают высказанные ранее в литературе предположения о функциональном значении медленных ритмов.
Третий интегральный фактор ЭЭГ — фактор бета-2—обнаружил связь с чувствительностью испытуемых к вероятностной среде и пластичностью саморегуляции. Ряд авторов связывают активность ЭЭГ в полосе бета-2 со «смысловым» сканированием сложных понятий [422]. Вполне возможно, что биоэлектрическая активность мозга в дайной полосе частот является лишь одним из компонентов более сложного нейрофизиологического комплекса, лежащего в основе чувствительности к вероятностной среде, и легкости генерирования новых тактик интеллектуального поведения.
Четвертый интегральный фактор — фактор частоты медленных ритмов ЭЭГ - обнаружил лишь одну устойчивую связь, притом негативную, с параметром активности. Согласно нашим данным, этот интегральный фактор ЭЭГ выступает в качестве сдерживающего фактора (наряду с фактором энергии медленных ритмов) по отношению к скорости психических процессов, вовлеченных в вероятностно-прогностическую деятельность.
В табл. 38 приводится общая картина направления статистически значимых связей между свойствами нервной системы, как традиционными, так и гипотетически общими, с одной стороны, и особенностями психодина-мики человека — с другой, а именно с параметрами са-
=FX"
ssrsjs?
nA₽lHaK <М««У2-"«личие отрицателыюй св“и что ВСеГО обраидает на себя внимание тот фа о общемозговые свойства по сравнению с частиц обнаруживают значительно большее количество свяа причем некоторые общемозговые свойства Харчжш ипя^ЯЗИ Сра3у с иесколькими психодинамическш характеристиками. Так, фактор пространственно-впеме зан »ГскоХ'НОСТИ
стачечной та? „ „психических процессов как в стоха-Х“ьЫ с Ь™₽ ” ”^ивНае°тЙ Sir3
креативности, по-вндвмому,— преимущественно (с Ал В мальвой стороны) особенности гЛ??™1’0 'С Ф°Р1
да
и пснхомоторноГдея^ьнЛти И Н0СТЬ Умстве™ой среде (т. е и₽а эрги^сТй™ ВакХе^"ГРОВаННОЙ микиаКвИМ^йМЭЭГ ““OS”® МеД“ РЛ как негативный сими™^” тХ^иТ^
304
нсь отческих процессов, вовлеченных в прогнозирование, гак н с'точки зрения интеллектуальной н психомоторной выносливости, работоспособности. Хроническое преобладание по всей коре в фоне ЭЭГ высокоамплитуд-ЯОЙ медленной ритмики свидетельствует, по-видимому, о сн* кении тонуса коры, о замедленном течении нервные процессов, об их высокой истощаемости. Полученные данные полностью согласуются с хорошо известными представлениями о связи медленных ритмов с процессами охранительного торможения [230, 231].
г Фактор частоты медленных ритмов оказался отрицательно связан как со скоростью интеллектуальных про»ссов в стохастической среде, так и со скоростью психомоторных операций в детерминированной среде. Интересно, однако, отметить, что этот фактор, по-внди-мому, способствует вариативности интеллектуального пов дения в детерминированной среде, если судить по положительной связи между данными сопоставляемыми параметрами.
Следовательно, высокая выраженность данного ней-родннамического комплекса, с одной стороны, оказывает благоприятное влияние на генерирование новых форм поведения (вариационность активности), однако, с долгой, сдерживает скорость протекания психических прсогссов, вовлеченных в вероятностное прогнозирование. Таким образом, указанный интегральный фактор ЭЭГ как бы противоположен по своему функциональ-номх значению фактору пространственно-временной сопряженности ЭЭГ, поскольку он имеет противоположны» связи с соответствующими психодинамическими характеристиками.
Фактор бета-2 оказался положительно связанным только с особенностями интеллектуальной саморегуляции в стохастической среде, причем с обоими его аспектами— чувствительностью к вероятностной среде и пл а- гичностью саморегуляции.
Нейрофизиологическое содержание данного интегрального фактора ЭЭГ было рассмотрено нами в гл. 4. Здесь же иам хотелось бы отметить, что выраженность этого фактора ЭЭГ (т. е. относительное преобладание ритма бета-2 в фоновом ЭЭГ) следует расценивать как благоприятный признак, способствующий как Оолее высокой чувствительности индивида к вероятно-
Традиционные
Лабильность
ЭЭГ-процесса Энергия мов ЭЭГ
стной среде, так и склонности индивида к перестройке тактик вероятностного поведения.
Из табл. 38 также видно, что связи исследуемым характеристик психодинамнки с частными свойствами нервной системы значительно «беднее» и имеют довольно ограниченный характер.
Сила слухового анализатора вообще не коррелирует ни с одним из показателей саморегуляции и активности. Сила зрительного анализатора обнаружила значимую связь лишь с одним из показателей психодинамики, а именно с эргическим аспектом психомоторики
(т. е. со склонностью индивида к длительному психомо-Ирному напряжению).
Наличие корреляции между силой зрительного анализатора и эргическим аспектом психомоторики, определяемой по устойчивости (или градиенту) теппинг-теста. неоднократно отмечалось в литературе, в частности в работах Е. П. Ильина [115].
Лабильность, причем как слуховая, так н зрительная, также скоррелировала только с одним показателем — скоростью психических процессов в вероятностной среде. Такая корреляция представляется нам вполне закономерной, учитывая тесную связь лабильности с уровнем пространственно-временной синхронизации. Отметим, что в литературе неоднократно сообщалось о связи между лабильностью нервной системы и скоростью психических процессов [6, 123. 270].
7.8.	Сверхмедленная активность мозга и интеллектуальная установка
Нами был выделен еще один нейродинамическнй параметр, который мы условно отнесли к категории общих свойств нервной системы, а именно активность 2— 2,5-мннутного сверхмедленного ритма. Отличие данного интегрального параметра мозга от других заключается прежде всего в том, что он был выявлен во время интеллектуальной деятельности (а не в покое, как это имело место в случае факторов ЭЭГ), связанной с формированием интеллектуальной установки. Нами было высказано предположение, что данный нейрофизиологический параметр является одним нз основных факторов, способствующих развитию интеллектуальной установки.
Отметим, что нейрофизиологические основы установ-
Дятся практически на самой начальной стадии изучения. Нам известны лишь единичные работы. Так, И- Т. Бжалава [53, 54] пытался исследовать «электроэнцефалографический градиент» фиксированной установки. Ему удалось показать, что при многократном предъявлении сочетания «звук—свет» (около 260 раз) в ЭЭГ испытуемого еще до предъявления светового стимула возникла депрессия альфа-ритма, обычно регистрируемая в ответ на световой стимул, которая сопровож
307
далась появлением потенциала частотой около ' 1 Ц (тета-ритма, или ритма напряжения) Чти „ свидетельствовали, по мнению II. Т Бжад^ы о никновении своеобразной готовности настройке мг в то же время, как отмечает И. Т. Бжалава его tZXT выя” изменения биоэлХич^кой ИИ И ,.< “озга лишь на стадии сверхфиксации уста
деятельное™'ге,а""Я устаиовочной интеллектуаль
Как отмечалось в гл. 4 и 5, в процессе ингяй™ интеллектуальной установки по методике Лачинс кГ‘свепД™ ° ОДН°Й С1°РОНЫ> значитеХ: ка сверхмедленного колебания потенциала заклюй ющаяся в_ увеличении колебаний 2—2 5-минутного пи™„ а с другой -сама интеллектуальная деятельность прилб’  pXL-T42,5bMnT™,'Of>Pa3Hblii ХаРаКТе₽ ' ТеМ же пе-' н-н-™ пХГ'^чИ --„А
№ rear-а: Sr“3'P”° "sss’^ssi" И  оания СМКП могут опережать начало серии чапЛпЯ ать по отношению к нему или начинаться синхронно СМКП (рЛисЮ1|таЦ1"' ЭТОГ0 феномеиа приведем запис! У испытуемого Б ПИ ?° ВР“Я реШення серий зада“ рис 10 вилио Н- (левая височная область). На с периодом 2 2 5° В фоне-CBf Рхмедленные колебания не превышает^ 2 „в"' “a6° ВЬ1ратавв'- их амплитуда чесгогоЛритма11т°”НОВРеМеННО С становлением поведен- I ческого ритма той же периодики Феномен пллстппйки™ имеет динамический характер и можТнХюдЙ^
308
решенных за 2.5 мяв
в одной, то в другой, а иногда в двух и даже трех областях мозга.
Анализ частоты совпадений периода решения серий !адач с периодом СМКП в разных областях мозга показал, что появление феномена подстройки почти равновероятно в разных областях мозга, хотя можно отметить некоторое его преобладание в лобных отделах.
Феномен подстройки периода наблюдался только у испытуемых с поведенческим автоматизмом (установкой), у лиц же без поведенческого автоматизма появление 2—2,5-минутной периодики в поведении или в СМКП носило случайный характер и происходило, как правило, в разное время. Поскольку автоматизация Д" и,пости и связанный г чей феномен подстройки периодов возникают у большинства испытуемых, у которых образуется интеллектуальная установка, то имеются вес основания рассматривать феномен подстройки периодов как один из объективных эффектов установки.
Формирование интеллектуальной установки сопро-вс дается, как отмечалось выше, автоматизмом действий. Автоматизация деятельности характеризуется бессознательным выполнением первичных ее элементов I ’ I и является, по мнению ряда авторов [454], более экономичной с точки зрения психического напряжения, а 1 гедователыю, при однообразной, стереотипной дея-г<льности — и более целесообразной.
По нашим данным, переход деятельности в автома тнческий план (т. е. формирование интеллектуалыЯ установки) сопровождается существенной перестройкой как самой динамики интеллектуальной деятельвостЯ (появлением 2—2,5-минутных периодов), так и режим' функционирования медленной управляющей системы! мозга, а именно существенным увеличением удельногД веса колебаний 2—2,5-минутного ритма, который сог ласно Н. А. Аладжаловой [9, 10, 12], является опта мальным с точки зрения регуляции деятельности
Установление ритмического режима как в кителлаЛ туальном поведении, так и в сверхмедленной биоэчеквЛ рнческой активности мозга, вероятно, и является одни, из механизмов координации различных уровней деятельности. Как известно, автоматизированная деятельность протекает бессознательно, «на периферии» при этом контролируются лишь «технические» компоненты! Действия, в то время как активность «центра» сужена [bl J Важно отметить, что контролируются не все эле менты действия, а лишь некоторые из них, чаще в начале или в конце предъявления серии. Таким образом,^ можно говорить о своеобразных интервалах регуляции i смысловых участках действия, которые, собственна! и находятся под контролем сознания. Установление регулярного колебательного ритма на определенных стадиях деятельности, по видимому, является универсал» ным механизмом установки.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, сопоставление признаков различных уровней человеческой индивидуальности выявило существование достоверных связей между телесной конституцией и сенситивностью, между нейродинамическими свойствами и ведущими компонентами психодинамнки человека — темпераментом (в данной работе исследовалась только активность) — н общими способностями, представленными саморегуляцией и активностью вероятностно-прогностической деятельности. Сопоставление интегральных признаков между собой, относящихся к различным уровням человека, подтвердило высказанную нами гипотезу о том, что между интегральными свойствами различных уровней могут существовать (наряду с миого-многозначными) однозначные или одно-мно| означные связи.
Мы полагаем, что существование таких связей между разными уровнями человеческой индивидуальности определяется действием общей конституции, которая рассматривается нами как единая качественная характеристика всего человека.
Проведенное исследование показало целесообразность использования двух терминов: «общая конституция» и «частная конституция» вместо одного -— «конституция». Устойчивая структура свойств любой частной системы, например гуморальной, макроморфологической, нервной и т. д., будет частной конституцией организма, тогда как под общей конституцией мы понимаем единую характеристику всех частных конституций. Общая конституция, no-видимому, не только обусловливает индивидуальное развитие организма во всем многообразии признаков, но и обеспечивает тем самым связь между Фгаическнми. нейрофизиологическими и психодинамиче-скнмн свойствами личности.
311
. & за“ючеиие рассмотрим также вопрос о пРог» I 0	5	° к 1 -ловека т °'
конститупш™’ М°ЖНО ЛП П° пР1,знакам одной частнЯ >Ц ’ скажем телосложения, или нейродинамлИ того чпл«ИСТ‘,ТУЦ,'И п₽едсказать Развитие признаков дпЯ того уровня, например психодинамического: Вопрос эт™ является центральным и вполне закономерным при и.°Т
^™е	1
£ °£1 ляечся общая конституция. Естественно, что вероят висеть ПРо“НИЯ 6удет ® сУЩес™е™ой степени за-Чем вы,™ 2' исследуемой частной конститу " Чем выше по иерархии, как отмечалось в гл 2 vpoi частной конституции, тем больше ее вклад в гонечн цель человеческой индивидуальности. Следовательно неиродннамическая конституция содержит в себе бДМ ми	информации о развитии психодЖ
МИКИ, чем, скажем, телосложение или другие нижеле-жащие системы. Об этом убедительно свидетел" Д™“е’ полу<1еннь1е в нашем исследовании. Дейст тельно, между сенситивностью как одним из компо! ХпоПС"ХОДИНаМИКИ “ те™с™жением коэффицие корреляции в целом несколько ниже, чем между ней-ко вНакач^еМ1!>свойствами и психодинамикой Однако В качестве «задатков» тех или иных особенн психодинамики следует рассматривать, по-видимому В ™ексК°пр™ДСТВа	УРовней, но иТй
1? 'Р°ДНЬ|Х свойств человека, включая гумораль-уровни6 еСКНИ “ генетнческий (хромосомны» ет nwZZT псследование, таким образом, позволя-задатков По , ПО'НОВОМУ подой™ к самой проблеме 1 задатков. По-видимому, следует строго различать два ческих ?вой™В:лпч™-КаС«еТСЯ задатк0в пснходинамн-
ВВ обпччоо! ’ ДРУ'011—более сложных психологиче- I ских образовании (знании, умений и т. д). Если рас-ппелпопаТЬ ТОЛЬКО первь|й уровень задатков, то можно предполагать, что соответствующее сочетание природ- i н х свойств человека (свойств нервной системы, тело-
Ждожвния, биохимических особенностей и т. д.) определяют благодаря действию общей конституции, лишь ' ге пли иные особенности психодинамики, т. е. свойства
Р ептивности, темперамента и общих способностей.
Нам представляется, что Б. М. Теплов [272] и его [ последователи, например В. А. Крутецкий [136], имели в виду именно этот уровень задатков, когда характеризовали их как «врожденные аиатомо-морфологические особенности мозга». Поскольку этот уровень задатков непосредственно определяет только исиходнпампческне ка ства человека, в том числе и общие способности, то становится отчетливо понятной известная мысль Б. М. Тсплова [272] о том, что «способность — это за-ок в развитии». Действительно, если рассматривать только психодинамический аспект способностей (который, разумеется, далеко не исчерпывает всего богатства содержания способностей [214]), то способности, как
:< штат развития под влиянием внешней среды биоло-ской подсистемы человеческой индивидуальности. О тако совершенно другое дело, когда речь идет о 'птках второго уровня (знаний, умений, навыков н г. д), где в качестве задатков выступают уже сами печ.юдинамические свойства (сенситивность, темпера-u/чт и общие способности). Здесь, учитывая существен-и- влияние социального опыта личности на формирование указанных психологических свойств, возможны по-видимому, довольно сложные и неоднозначные
Изученис природных основ человеческой индивиду-х.шности, хотя и представляет несомненный самостоя-т ’ьный научный интерес, естественно, не является самоцелью. Знание индивидуальных особенностей челове-» на всех уровнях его природной организации — генетическом, биохимическом, морфологическом, нейро-
1ым условием, которое должно быть учтено как в 1 1ЯУ эффективного воспитания, так и обучения. Дру-I гчн . ловами, знание человеческой индивидуальности — 31 ” ключ к управлению «человеческим фактором», учет которого чрезвычайно важен для дальнейшего научно-1 ’"1ЧССКЛГО прогрео 1. Если раньше в системе взаимо-
ференциальная психофизиология использует, помимо психологических приемов, ряд объективных метода разработанных в биологин и, в частности, в физиолоп высшей нервной деятельности. Ее основная за nil заключается в том, чтобы объяснить с точки зрения био логической организации человека механизмы ставовл» ния и развития индивидуальных психодинамических! честв личности.
В связи с этим можно предложить следующее определение дифференциальной психофизиологии. ДиффЯ ренциальная психофизиология — это отрасль психол! гической науки, изучающая биологические причины" факторы индивидуальных лсиходинамическнх различ между людьми. Дифференциальная психофизиолог следовательно, может располагать более высокими в можностями предсказания индивидуального поведеь человека, разумеется, в сфере психодипамичес! свойств, в ситуациях, когда эти свойства стаповят целью деятельности и выражены наиболее отчетли™ например, в экстремальных условиях, с учетом завнси| мости психодинамических свойств от устойчивых (генетических) или, в широком смысле, биологических фак-
ЛИТЕРАТУРА
,посо£ чести. М.: Мир, 197
М/к. Oow
нып. 2. с. 127—136.
)Де974 °КД11
профессш
зек* Л.: Изд-во ЛГУ, 1969.
Кольцова А. В.. Коштоянц С. X. Частотный ритмических колебаний потенциала в — Докл. АН СССР, 1973, т. 203, № 3.
„тпматизин ванных умст-
•ончх *<|ераций,— Фимю.*»гия чеяаажа, 1975, № 5, с. 739—745.
.	А с.лотиниева Т. В.. Хомская Е. Д. О соотноше-
317
эинэьоишве
m i инн
vMaaoifah
ИИТШЛИЭНОЯ XKHIDVh ЯИН31ПОН1ООЭ
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ
1 <Л. Основные положения теории человеческой индивидуальности . .	......................
Т.2. Содержательные и динамические индивидуально-психологические характеристики человека . . .
2.2. Обш* я и частная конституции человека
2.5 Общая гипотеза и задачи исследования
Раздел второй
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ЧАСТНЫХ КОНСТИТУЦИЙ человека
3.1	. Метопы оценки телесной конституции . . .
3.2	Определение признаков ц типов телосложения


Глава 4 Нейродинамическая конституция
4 I Учение И П Павлова о свойствах и типах нервной
4.2.	Анализ иссле,
4.3. Частные и общие свойства нервной системы . .
'4.4. Стохастичность нейронных сетей мозга . . .
мощью метода ЭЭГ .	.
4.6. Сопоставление общих и частных свойств нервной
4 7. Исследование сверхмедлениой активности мозга .
4.8. Выводы о структуре нейродинамической констнту-