Ю.П.АВЕРКИЕВА
ИНДЕЙЦЫ
СЕВЕРНОЙ
АМЕ КИ
С:.
Ml И1'

АКАДЕМИЯ НАУК СССР
НСТИТУТ ЭТНОГРАФИИ им. Н. Н, МИКЛУХО-МАКЛАЯ
Ю.П.АВЕРКИЕВА
ИНДЕЙЦЫ
СЕВЕРНОЙ
АМЕРИКИ
От родового общества
к классовому
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
Москва 1974

В монографии исследуется история индейских
обществ с момента открытия Америки европейцами и до
конца XIX в. Автор анализирует четыре главных
варианта распада аборигенного родового общества
индейцев и становление классовых отношений.
Книга рассчитана на историков, этнографов,
философов, географов.
10603—091
042(01)—74
© Издательство «Наука», 1974 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ
Северная Америка ко времени открытия ее европейцами
была заселена множеством индейских племен, стоявших на
различных ступенях первобытнообщинной формации.
Наукой бесспорно уже доказано, что американский
континент впервые заселен был людьми современного типа.
Большинство исследователей признают, что заселение
американского континента было результатом нескольких
миграционных волн небольших групп палеолитических охотншшв из
Северо-Восточной Азии через Берингов пролив. По мнению
виднейшего американского лингвиста М. Суадеша, эти первые
американцы 15—20 тысяч лет назад говорили на близких
диалектах одного языка. Наличие около 2200 индейских языков,
известных после открытия Америки европейцами, он объясняет
расселением первопоселенцев по огромной территории Нового
Света, их изоляцией и локальным развитием языков1.
Споры идут о времени появления первого человека в
Новом Свете. Этот вопрос активно изучается археологами,
лингвистами, антропологами и этнографами многих стран. Большое
значение для решения его имеют исследования советских
археологов на азиатской территории СССР2. Предполагаемые
учеными датировки заселения Америки варьируют от 10 до 40
тысяч лет до н. э.3 За последние годы наиболее развернуто обосноГ;,
вывает гипотезу раннего заселения Америки канадский"
1 М. Swadesh. Linguistic overview. «Prehistoric man in the New World». Chica^
go, 1964, p. 529.
2 См.: А. П. Окладников. Север Сибири в I тысячелетии н. э. «История СССР»,
ч. III—IV. М.—Л., 1939; С. И. Руденко Древняя культура Берингова моря
и эскимосская проблема. М.— Л., 1947; Н. Н. Диков. Открытие палеолита
на Камчатке и проблема первоначального заселения Америки. «История и
культура народов Севера Дальнего Востока. Труды Северо-Восточного
Комплексного научно-исследовательского института Сибирского отделения АН
СССР», вып. 17. Магадан, 1967; Ю. А. Мочанов. Древнейшие этапы
заселения северо-восточной Азии и Аляски (к вопросу о первоначальных
миграциях человека в Америку). СЭ, 1969, N° 1; С. А. Арутюнов, Д. А. Сергеев.
Древние культуры азиатских эскимосов. М., 1969.
3 G. R. Willey. An introduction to American archaeology, vol. 1. North and Middle
America. Englewood Cliffs, 1966; /. D. Jennings. Prehistory of North America.
New York, 1968.
8

археолог А. Брайан. Сочетая данные археологии и геологии,
он пытается доказать, что еще до классического висконсинского
оледенения человек попал в южные от ледника части
американского континента и уже оттуда, по мере отступления ледника,
стал двигаться на север\ Но вопрос о времени заселения
американского континента первыми людьми все еще остается
нерешенной проблемой.
Накопленные археологической наукой знания позволяют
ныне проследить последовательную смену прогрессивно
развивавшихся на территории Северной Америки индейских обществ
на протяжении почти 11 тысячелетий. Археологи устанавливают
сосуществование на территории континента двух древнейших
палеоиндейских культурных традиций: 1) культуры охотников
на крупную дичь с центром в степной зоне и 2)
неспециализированных охотников-собирателей культуры «Кордильер» на
тихоокеанском северо-западе. Они просуществовали до VIII
тысячелетия до н. э. и стали основой для всех последующих
локально-дифференцированных культур, складывавшихся в
лесной зоне на востоке, на плато, северо-западе, в Большом
Бассейне, на юго-западе материка.
Особенно активно изучалась археологами история индейцез
на территории восточной лесной зоны и юго-западе (нынешние
штаты Аризона и Нью-Мексико). Именно в этих районах
сложились центры наиболее высокого для Северной Америки
развития индейских культур, оказывавшие огромное воздействие на
развитие индейского населения других частей материка и на
формирование индейских племен, известных по историческим
и этнографическим данным5.
На территории лесной зоны материка к востоку от степей
археологи прослеживают три последовательных периода в
истории индейского населения: архаический, вудлэнда и культуры
Миссисипи6.
Архаический период (VIII — I тысячелетия до н. э.),
сменивший культуры охотников на крупную дичь, характеризуется
как время неспециализированного .присваивающего хозяйства,
эффективно использовавшего многообразные естественные
богатства лесов и водоемов умеренного климата. Охота,
рыболовство, собирание дикорастущих злаков и плодов допускали
4 A. L. Bryan. Early man in America and the late pleistocene chronology of
Western Canada and Alaska. «Current Anthropology», vol. 10, N 4, part 1, 1969.
5 G. R. Willey. Op. cit.; B. S. Barton. New views on the origin of the tribes and
nations of America. Ann Arbor, 1961; /. D. Jennings. Prehistory of North
America.
6 См.: /. В. Griffin. Culture periods in Eastern United States. «Archaeology of
the Eastern United States». Chicago, 1952; /. R. Caldwell. Trend and tradition
in the prehistory of the Eastern United States. «American Anthropological
Association Memoir», N 88 (далее — AAA Mem.). Menasha, 1958.
4

значительную степень оседлой жизни, а вместе с нею и развитие
некоторых ремесел: обработки дерева, изготовления каменных
сосудов, костяных изделий и украшений. Погребальный
инвентарь этого периода говорит о развитии культа умерших и поз-1
воляет допустить зачатки социальной дифференциации. Высшей
точки развитие традиций этой культуры в восточной лесной зоне
достигло к началу II тысячелетия до н. з.
На западе материка в этот же период на основе древних
культур Кордильер возникают более локально
специализированные культуры. На территории Большого Бассейна, юго-
запада, Нижней Калифорнии складывается тип культуры
«полупустынь», в которой главное значение приобрело собирание
диких злаков и плодов. На северо-западе складываются
культуры приморских рыболовов-охогников-собирателей
(тихоокеанское побережье) и речных рыболовов-лесных охотников и
собирателей (плато). В Калифорнии развиваются культуры
приморья и внутренней долины.
На протяжении I тысячелетия до н. э. архаические культуры
лесной зоны Северной Америки сменяются культурами
вудлэнда. Культуры вудлэнда были продолжением развития
культурных традиций предшествующего архаического периода, но к
охоте, собирательству и рыболовству как главным видам
занятий теперь добавляются земледелие и гончарство. Новой чертой
этой культурной традиции было сооружение могильных
курганов. Инвентарь захоронений свидетельствует о наличии
социальной дифференциации. В культурах раннего вудлэнда более
важны были еще присваивающие виды хозяйства, но значение
земледелия возрастало. В эту эпоху на основе различий в
соотношении земледелия с охотой-рыболовством-собирательст
вом по всему востоку материка и в степной зоне складывались
региональные индейские культуры. В районах, удаленных от
бассейнов рек на север и восток, земледелие имело меньшее
значение. В долинах же рек Миссисипи, Огайо и Иллинойса его
роль все больше возрастала. Наивысшего развития традиции
вудлэнда достигли к VII в. н. э. ,в долине Огайо. Историю
вудлэнда Огайо археологи делят на два этапа: первый этап
могильных курганов (I тысячелетие до н. э.— III в. н. э.); их
строителей называют народом адена, и второй этап могильных
курганов (III—VII вв. н. э.), называемый ими хоупвеллским. Хоуп-
веллские культуры 'Представляли собой расцвет культурных
традиций вудлэнда. Характерные их признаки: укрепленные
земляными насыпями большие поселения, развитие ремесел
и прикладного искусства (обработка меди, серебра,
метеоритного железа, художественная керамика, глиняные и каменные
скульптуры), большие размеры могильных курганов и сложный
погребальный обряд, отражавший наличие социальной
дифференциации. Влияние хоупвеллцев сказывалось на
формировании культур степной зоны и восточной части материка. Ло-
5

кальные варианты культуры вудлэнда просуществовали в
степях до X в. н. э., а на северо-востоке — вплоть до открытия
материка европейцами.
В конце VII в. н. э. наблюдается перемещение культурного
центра из долины Огайо в долину 'Среднего и нижнего течения
Миссисипи и на побережье Мексиканского залива. Период
VII—XV вв. характеризуется господствующим влиянием
складывающихся на Миссисипи традиций так называемой культуры
Миссисипи. Это уже преимущественно земледельческая
культура, синтезировавшая достижения предшествующей хоупвелл-
ской культуры и заимствования из Мезоамерики. Но
заимствованные экзотические элементы приспосабливались к местным
традициям. Памятниками этой культуры являются большие,
часто укрепленные города, усеченные курганы, служившие
платформами для сооружений храмового или дворцового типа.
От культур вудлэнда ее отличают также новые формы и стили
орнаментики керамических изделий, более совершенная
обработка камня, дерева, раковин, металлов. Все это
свидетельствует о высоких культурных достижениях индейцев ,ко времени
открытия Нового Света. Индейское общество этого периода
переживало, несомненно, эпоху перехода в классовое.
Исследователи допускают наличие здесь процесса сложения городов-
государств7. Археологи делят этот период на два этапа: первый
этап (VII—XII вв.)—сооружение храмовых курганов, период
наивысшего расцвета культуры Миссисипи, центром
распространения которой были районы среднего и нижнего течения
Миссисипи, с последующим активным распространением ее влияния
на восток путем расселения народа; второй этап (XII—XV вв.) —
сооружение храмовых курганов, лучше 'представленных уже
в восточных периферийных районах. К открытию Северной
Америки культура Миссисипи была господствующей на юго-
востоке материка и оказала решающее влияние на развитие
индейского общества всей восточной лесной зоны и речных долин
степей Северной Америки. Она приходила в соприкосновение с
развивавшимися в то время культурными традициями юго-
запада, где на основе синтеза местных традиций культуры
«полупустынь» и заимствований из Мезоамерики сложился
свой, отличный от восточных культур Миссисипи тип развитого
земледельческого индейского общества.
В истории индейцев предколониальной эпохи есть еще
множество загадок и нерешенных проблем. В самом деле, до сих
пор не решены окончательно такие вопросы: каковы причины
исчезновения в начале колонизации Америки европейцами
культуры Миссисипи? Предками каких из известных этнографи-
7 См.: /. Н. Howard. The Ponka tribe. Bull. 195, BAE., 1965, p. 3; P. S. Martin,
G. I. Quimby and D. Collier. Indians before Columbus: twenty thousand years
of North American history revealed by archaeology. Chicago, 1947.
6

ческой науке индейских племен были создатели открываемых
археологами развитых индейских культур на востоке Северной
Америки? Сейчас многие американисты видят потомков их
создателей в мускогоязычных .племенах юго-востока Северной
Америки и кеддоязычных племенах (вичита, науки, арикара)
центральных й южных степей. Не исключено, что одним из
создателей культуры Средней Миссисипи был сиуязычный
народ, покинувший в начале XVI в. свои поселения и
города-государства и распавшийся на три группы: 1) дхегиа — омаха, понка,
оседжи, канза и куапо; 2) шивера — айова, ото и виннебаго и
3) дакота, майданы, ассинобойны. Еще в середине XIX в. у пяти
племен дхегиа, обитавших в XVII в. в низовьях Миссури,
сохранялись предания об их приходе с востока как единого народа,
распавшегося на отдельные племена в процессе миграций и
освоения новых земель. В 1859 г. Л. Г. Морган, побывав у этих
племен, писал, что они говорят на родственных языках8.
Все три группы сиуязычных племен ко времени их первых
описаний в XIX в. сохранили в разной степени лишь некоторые
из культурных достижений своих предков. В большей степени
они сохранились у племен, живших в низовьях Миссури, а
также у манданов в области земледелия, строительной техники,
в элементах социальной и духовной жизни и культа. Однако
как потомки создателей высокой культуры, процветавшей на
востоке Северной Америки, эти племена еще слабо изучены.
Американские этнографы, изучавшие эти племена в конце
XIX — начале XX в., но не учитывавшие их предысторию, их
этногенез, с удивлением отмечали наличие в их жизни многих
элементов, не соответствовавших уже первобытнообщинным
нормам эпохи родового общества.
Не менее загадочен связанный с этой же проблемой вопрос
о строителях земляных курганов и насыпей (маундов),
встречающихся по всему востоку США. Маунды строились и хоуп-
веллцами, и в эпоху культуры Средней Миссисипи.
Археологами США много сделано в изучении этих сооружений древних
индейцев Северной Америки. Они установили многообразие
форм 'маундов, что говорит, несомненно, о невозможности
однозначного решения загадки об этнической принадлежности их
созидателей. Вероятнее всего, различные ло времени, по форме
и соответственно, видимо, и по назначению маунды строили
различные этнические группы индейцев. Например, благодаря
работам американских археологов Дж. Гриффина, У. Ритчи,
Р. Мак Ниша теперь можно уже считать доказанным, что
строителями некоторых маундов были отдаленные предки ирокезских
и алгонкинских племен.
Археологические исследования последних двух десятилетий
убедительно свидетельствуют о том, что аборигенное население
& L. H. Morgan. The Indian Journals, 1859—1862. Ann Arbor, 1959, p. 82.
7

Северной Америки не было так примитивно, как это
изображалось в этнографических монографиях конца XIX — начала XX в.
Теперь можно считать бесспорно установленным, что индейцы
Северной Америки ко времени открытия и колонизации
материка европейцами прошли большой и сложный путь исторического
развития. В предколониальный период в долинах рек
Миссисипи, Огайо, Иллинойса и Миссури, на юго-западе и юго-востоке
материка на основе земледелия развивались высокие индейские
культуры, стоявшие на грани перехода в классовое общество.
Предклассового уровня развития достигли (племена рыболовов-
охотников северотихоокеанского побережья Северной Америки.
8 других частях континента обитали периферийные по
отношению к центрам высоких культур племена охотников-рыболовов
и собирателей, охотников-земледельцев, поддерживавших
активные связи с этими центрами и несомненно испытывавшие их
влияния. Несколько преувеличивая эти связи,
исследовательница США Э. Тукер попыталась охарактеризовать аборигенную
Северную Америку как некую «торговую империю»9.
По приблизительным подсчетам, общая численность
индейского населения Северной Америки iko времени открытия ее
европейцами достигала 1 млн. человек. Это не значило, однако,
что на континенте были свободные земли. При экстенсивном
ведении примитивного хозяйства охотников-собирателей или
мотыжных земледельцев требовались большие пространства.
Земли были поделены между племенами и племенными
группировками, и за право пользования ими велись межплеменные
войны.
На основании собранных в конце XIX — начале XX в.
этнографических сведений об аборигенном населении Америки
американские ученые (Ф. Боас, О. Мэсон, К. Уисслер, А. Кробер)
разработали 'классификацию его по нескольким культурно-ге-
ографическим областям, названным ими «культурными
ареалами». По ведущему типу хозяйства в Северной Америке, к северу
от Мексики, были выделены семь главных ареалов: 1)
арктических морских охотников (эскимосы); 2) таежных охотников-
рыболовов-собирателей американского Севера; 3) рыболовов-
морских охотников северотихоокеанского побережья; 4)
собирателей-охотников Калифорнии; 5) земледельцев-охотников
восточных и юго-восточных областей; 6) земледельцев и
земледельцев-овцеводов Юго-Запада; 7) охотников-коневодов области
степей.
Эта классификация подвергалась уточнению, но как рабочая
гипотеза имела положительное значение для изучения
коренного населения Северной Америки, установления многообразия
его .культурной специфики и взаимосвязей между племенами.
9 Е. Tooker. Clans and moieties in North America. «Current Anthropology», 1971,
vol. 12, N 3, p. 363,
5

Главные недостатки этой классификации заключались в
переоценке социального значения географического фактора, в
статичности понимания индейского общества, без учета его истории
со времени открытия материка до XX в. Классификация
фиксировала расселение индейцев к началу XIX в., постулируя его
как исконное. Между тем за последние два-три десятилетия
интенсивные археологические и историко-этнографические
исследования предколониальной и раннеколониальной истории
индейцев убедительно свидетельствуют о сложном этногенезе,
о неоднократных перемещениях племен, изучавшихся
этнографами в XX в. Исследования этноисториков США и Канады
убедительно показали, что описываемые в этнографических
монографиях XX в. индейские общества XIX—XX вв. представляли
собой конечный результат 300—400 лет колонизации. Черты,
характеризовавшие состояние их распада, обнищания и
деградации, неоправданно проецировались в глубь веков, и на этом
основании индейцы предколониальной Америки изображались
чуть ли не осколками палеолита.
Многие из современных американистов признают, что
нельзя реконструировать доколумбовый характер общественного
устройства того или иного индейского племени без учета не
только его отношения к доколумбовым высоким культурам
Миссисипи и Огайо, Юго-Запада, но и его истории в колониальный
период. Историю индейцев Северной Америки после ее
открытия европейцами можно разделить на четыре периода: 1) ран-
неколониальный; 2) период интенсивной колонизации материка
и отчаянного сопротивления индейцев наступлению
колонизаторов; 3) период «замирения» индейцев и поселения
уцелевших остатков племен в резервации и 4) современный период
национального пробуждения индейцев и их борьбы за свои
права.
Как известно, на протяжении XVII—XVIII вв. поиски
пушнины— «мягкого золота» — были движущим мотивом
колонизации Северной Америки европейскими державами, причиной их
соперничества и инспирируемых скупщиками пушнины
межплеменных братоубийственных войн индейцев. На грабеже и
спаивании индейских охотников на пушного зверя создавались
огромные состояния первых торговых компаний в Северной
Америке и прежде всего знаменитой и существующей ныне
компании Гудзонова залива.
Сельскохозяйственная колонизация, сопровождавшаяся
экспроприацией индейских земель, «очищением» этих земель огнем
и мечом от их исконных хозяев,— это уже следующий этап
колонизации североамериканского материка. В американскую-
историю этого периода вписано немало черных страниц о же-
стокостях колонизаторов в отношении индейцев. Беспримерно
героической была борьба индейцев за свои земли, за свою
жизнь.
9

Колониальный период закончился для индейцев в XIX в.
полным их разгромом. От племен, насчитывавших по нескольку
тысяч человек, остались лишь сотни, иногда лишь десятки
людей. Их земли путем «договоров» или насильственного
захвата перешли в фонд государственных земель США и
Канады, а остатки разноплеменных групп были поселены в
резервациях. Внутри этих резерваций индейцы были низведены до
положения бесправного колониального народа внутри
метрополии.
Результатом этой полной трагизма истории индейцев было
разрушение всех прежних основ социально-экономического
уклада различных индейских племен. Даже сами индейские
«племена» не 'были теми же образованиями, что племена пред-
колониальной и раннеколояиальной Америки, о которых
сообщают первые попавшие в Америку европейцы. К началу XX в.
это были скорее небольшие народности, сложившиеся в
результате смешения остатков разноплеменных групп, оказавшихся в
общих резервациях. Основой образования современных «племен»
были не родовые, а территориальные, соседские связи в
границах резервационных земель.
От родового строя североамериканских индейцев ко времени
их изучения этнографами оставались лишь некоторые
пережиточные явления, модифицированные новыми нормами и новыми
формами связей, возникавшими под воздействием
капиталистических общественных отношений. Это все чрезвычайно
затрудняло попытки этнографов США и Канады реконструировать
социальный строй индейцев доколониальной эпохи, что нашло
свое отражение в спорах и столкновениях различных точек
зрения на характер аборигенного индейского общества.
Начало его изучения было положено отцом американской
этнографии Л. Г. Морганом.
О вкладе Моргана в изучение индейцев Северной Америки
и вообще в изучение истории первобытного общества
существует уже большая литература. Основной его вывод о том,
что индейцы аборигенной Северной Америки были организованы
на основе принципов материнскородового строя, находил
своих сторонников и противников в этнографической науке
США и Канады после смерти Моргана. Критическому анализу
концепций последних посвящена первая часть настоящего
исследования. В последующих главах на примере четырех групп
племен прослеживаются закономерности процесса распада
родо-племенного строя индейцев под воздействием колонизации.

Г лав а 1
МОРГАН И СОВРЕМЕННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
ОБЩЕСТВЕННОГО СТРОЯ ИНДЕЙЦЕВ
СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ
Изучение социальной организации первобытного общества
имеет свою более чем вековую историю. Историографии этого
вопроса в советской этнографической науке уделено уже
значительное место *.
Историю изучения первобытного общества принято в нашей
науке делить на два больших периода: 1) до выхода в свет
книги Л. Г. Моргана «Древнее общество» (1877) и труда Ф.
Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства»
(1884) и 2) после публикации этих работ.
Книга выдающегося американского этнографа и историка
доклассового общества Л. М. Моргана была оценена К.
Марксом и Ф. Энгельсом как создавший эпоху труд, с появлением
которого началась новая эра ,в разработке первюбытной истории.
Важнейшую научную заслугу Л. Г. Моргана они видели в
открытии им материнского рода как универсальной первичной
ячейки в истории первобытного общества. «Это вновь сделанное
открытие первоначального рода, основанного на материнском
праве как стадии, предшествовавшей основанному на
отцовском праве роду культурных народов,—писал Ф. Энгельс,—имеет
1 См., например, Е. Ю. Кричевский. Морган и марксизм-ленинизм. «Сообщения
ГАИМК», 1932, вып. 7—8; М. О. Косвен. Проблема доклассового общества
в эпоху Маркса и Энгельса. СЭ, 1933, № 2; он же. Матриархат. История
проблемы. М.— Л., 1948; В. И. Равдоникас. Маркс — Энгельс и основные
проблемы истории доклассового общества. «Известия ГАИМК», 1934, вып. 90;
С. П. Толстое. К. Маркс и Л. Г. Морган. СЭ, 1946, № 2; Ю. И. Семенов.
Учение Моргана, марксизм и современная этнография. СЭ, 1964, № 4;
А. И. Першиц. Ранние формы семьи и брака в освещении советской
этнографической науки. «Вопросы истории», 1967; № 2; А. И. Першиц, А. Л. Мон-
гайт, В. П. Алексеев. История первобытного общества. М., 1968; И. Н.
Ванников. Первое и четвертое издание книги Ф. Энгельса «Происхождение семьи,
частной собственности и государства». СЭ, 1934, № 6.
//

для первобытной истории такое же значение, как теория развития
Дарвина для биологии и как теория прибавочной стоимости
Маркса для политической экономии»2.
Оценивая методологические и философско-исторические
основы учения Моргана, Ф. Энгельс писал: «Ведь Морган в
Америке по-своему вновь открыл материалистическое понимание
истории, открытое Марксом сорок лет vroMy назад, и, руководимый
им, пришел, при сопоставлении варварства и цивилизации, в
главных пунктах к тем же результатам, что и Маркс» 3. Выводы
Л. Г. Моргана о первобытнокоммунистическом родовом
устройстве человеческого общества на заре его истории
подтверждали учение классиков марксизма о сущности доклассового
общества.
Придавая огромное значение труду Л. Г. Моргана, Ф. Энгельс
в предисловии к книге «Происхождение семьи, частной
собственности и государства» отмечал, что она написана «в связи с
исследованиями Л. Г. Моргана». Этот труд Энгельса стал основной
вехой в области изучения истории первобытного общества. В нем
фактические материалы и выводы Моргана были
переосмыслены на основе марксистской философии истории и подкреплены
новыми данными. «Было бы нелепо, — писал Ф. Энгельс, — лишь
«.объективно» излагать Моргана, а не истолковывать его
критически, и, использовав вновь достигнутые результать^ не
изложить их в связи с нашими воззрениями и уже полученными
выводами» 4. В книге Энгельса четко сформулировано марксистское
понимание сущности первобытного общества как общества
доклассового, «основанного на узах родства», показаны
экономические основы и исторические пути смены его классовым
обществом. В ней было конкретизировано одно из важнейших
положений марксизма об исторически преходящем характере частной
собственности, классов и государства.
Материалистическое объяснение истории первобытности,
обычно связывавшееся с именем Моргана, получило значительное
распространение в буржуазной науке 1880-х годов. В США идеи
этого учения господствовали вплоть до 1890-х годов.
Вступление капитализма в стадию империализма,
начавшийся вместе с этим кризис буржуазной социологической мысли,
переход буржуазных ученых на реакционные
антиматериалистические позиции сказались и на состоянии буржуазной
этнографии. «Критический» поход против материализма в этнографии
был направлен на опровержение марксистского понимания
истории первобытного общества, хотя и прикрывался -он якобы
критикой учения о роде Л. Г. Моргана. Характеризуя состояние
этнографической мысли конца XIX в., Ф. Энгельс писал: «Род,
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 22, стр. 223.
3 Там же, т. 21, стр. 25.
4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. М., 1948, стр. 376.
12

основанный на материнском праве, стал тем стержнем, вокруг
которого вращается вся эта наука»5. Эти слова Ф. Энгельса не
потеряли своего глубокого смысла и в применении к
этнографии XX в.
Если в Европе поход против теории материнскородового
устройства первобытного общества начался в 1880-х годах с работ
Старке (1888 г.) и Вестермарка (1889 г.), то на родине
Л. Г. Моргана влияние его учения было более длительным. Один
из современных виднейших критиков Моргана в США Г. Мэр-
док признает, например, что еще «в начале XX в .теоретическая
мысль в этнографии и родственных социальных науках была
пронизана эволюционистскими положениями, которые мешали
дальнейшему развитию науки» 6.
В борьбе с этими «эволюционистскими положениями» и
сложилась так называемая «историческая» школа, занимавшая
господствующее положение в американской этнографии первой
половины XX в. Ученые этой школы считали своим долгом
опровергать эволюционизм и '«осуществляли эту задачу,— по словам
Г. Мэрдока,— настолько искусно и энергично, что к 1920 г.
эволюционизм в социальных науках полностью умер»7.
Ученым США в этом эмпириокритическом походе против
«эволюционизма XIX в.», под которым понимался и марксизм,
и учение о роде Моргана, отводилось особое место в связи с
наибольшей доступностью для них эмпирической «проверки»
выводов Моргана. Общеизвестно, что исходной основой для
выводов Моргана послужили собранные им материалы о
социальных институтах индейцев Северной Америки. Они позволили
ему сделать вывод, что Северная Америка до колонизации ее
европейцами была классической страной материнскородового
строя. Этот вывод был первым шагом к созданию учения
Моргана о роде как основной ячейке первобытного строя. Именно из
«индейского рода», по словам Ф. Энгельса, Морган объяснил род
греческий и римский. На дискредитацию этой эмпирической
основы общих выводов Моргана и были направлены усилия
американских этнографов «исторической» школы. Они стремились
собрать как можно больше «эмпирических фактов», якобы
свидетельствующих о «беспочвенности», необоснованности
«домыслов» Моргана. В работах ведущих этнографов США первой
половины XX в. (Дж. Суантона, А. Кробера, Р. Лоуи, Дж.
Стюарда, Дж. Мэрдока и др.) неизменно повторялась одна и та же
мысль — что их полевые исследования не подтверждают
выводы Моргана о прошлом родовом устройстве индейцев Америки,
что собранные Морганом материалы об ирокезах
дезориентировали его. Часто высказывалась мысль, что если бы Морган
5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 22, стр. 223.
6 G. P. Murdock. Social structure. New York, 1949, p. XIII.
7 Ibidem.
13

начинал свои исследования не среди ирокезов, а среди так
называемых «безродовых» племен нынешних штатов Орегон и
Вашингтон, то его представления о первобытности были бы
совершенно иными8. Однако этот домысел снимается публикацией
Л. Уайтом полевых дневников Моргана, ведшихся им во время
его поездок к индейским племенам тогдашнего Запада США9.
Эти дневники убедительно показывают, что работе Моргана над
«Древним обществом» предшествовал период интенсивного
сбора фактических материалов среди многих очень различных еще
в то время по социальному устройству племен. Следовательно,
свои выводы и обобщения Морган сделал на солидной основе
эмпирических фактов. Заслуживает внимания и то, что
объяснение им отсутствия родовой организации у ряда посещенных
им племен как следствия ее распада под влиянием колонизации
подтверждается современными историко-этнографическими
исследованиями.
*
Главные усилия представителей «исторической» школы
были направлены на опровержение якобы «новыми» данными
учения о первобытности Моргана и Энгельса и на возрождение
теории, утверждающей извечность патриархальной семьи и
частной собственности. Но «новые» данные они собирали среди
индейцев, уже проживших почти сто лет в резервациях и
переживших полную драматизма и коренной ломки всех устоев их
аборигенной жизни эпоху покорения, истребления и ограбления,
колонизации принадлежавших им земель, охватывающую 300—
400 лет. Не удивительно, что первые же полевые наблюдения
этнографов в индейских резервациях, начавшиеся лишь с
конца XIX в., привели большинство из них к выводу, что не род, а
малая семья — наиболее характерная для индейских общин
социальная единица. Применив в своих исследованиях
концепцию территориально-временного фактора, согласно которому,
чем шире распространено явление, тем оно древнее, они
сделали вывод о древности этой семьи 10. И на этой «эмпирической
основе» сделан был вывод, что изначальна и универсальна
малая семья как основная социально-экономическая ячейка, что
род возникает у некоторых племен позднее, на этапе
производящего хозяйства.
Основываясь и а этнографических описаниях, наблюдавшихся
в конце XIX — начале XX в. разных по своей исторической и
социальной сущности институтов, несших лишь некоторые
пережиточные черты родового общества, американские этнографы
«исторической» школы решали вопрос о социальном устройстве
8 R. H. Lowie. Lewis Henry Morgan in historical perspective. «Essays in
anthropology presented to A. L. Kjoeber». Berkeley, 1936, p. 174.
9 L. H. Morgan. The Indian Journals, 1859—1862. Ann Arbor, 1959.
10 G. T. Murdoch. North American social organization. «Davidson Journal of
anthropology», 1955, vol. 1, N 2.
14

индейцев доколумбовой Америки. Характерно, что стремление к
опровержению учения Моргана о роде опережало само
эмпирическое исследование. Уже в 1905 г.", а затем в 1906 г.12
выступил Дж. Суантон с утверждениями, будто полевые
исследования показали (фактически же они только начинались), что
аборигены Северной Америки делятся на три группы племен:
безродовые, патрилинейные и матрилинейные, и что род
наблюдался лишь у более развитых земледельческих племен.
Выступление Суантона было первой атакой американских этнографов
против учения Моргана о роде. Оно было сделано в годы,
когда уровень знаний об общественной жизни индейцев был еще
весьма низок и ограничивался лишь первыми впечатлениями
ученых, непосредственно наблюдавших жизнь индейцев
на_рубеже XIX и XX столетий.
В 1914 г. против Моргана выступил А. Гольденвейзер1?.
С 1914 г. начал публиковать свои работы Франк Спек по
этнографии северо-восточных алгонкинов (монтанье-наскапи).
Характеризуя их как «мезолитических охотников», он пытался
доказать, что экономической ячейкой у них издревле была малая
семья, а их охотничьи угодья были частной собственностью.
Эти выводы Спека были направлены на то, чтобы доказать из-
начальность в истории человечества частной собственности и
малой семьи. Поэтому они были взяты на вооружение
«антиэволюционистами» не только в США, но и в Европе. Откровенно об
их значении сказал патер В. Шмидт, назвав «открытия» Спека
«убедительным опровержением учения об изначальности
первобытного коммунизма» 14.
Уже в 1917 г. А. Кробер считал, что накоплено достаточно
данных для противопоставления учению Моргана
патриархальной теории. «Все данные, — писал он, — позволяют допустить,
что каждый народ Северной Америки достигал матрилинейных
условий из патрилинейных, однолинейного счета
происхождения из билатерального; экзогамии — из 'предшествующего
неэкзогамного состояния... что патрилинейный счет родства
преобладает у народов менее развитых» 15.
В 1919 г. с попыткой обосновать изначальность патриархата
выступил еще один теоретик «исторической» школы — Р. Лоуи.
Обобщая мнения своих единомышленников, он писал, что вопрос
об историческом соотношении «матрилинейных и патрилиней-
11 /. Swanton. The social organization of American tribes. «American
Anthropologist» (далее—AA), vol. VI, 1905, p. 663—673.
12 /. Swanton. A reconstruction of the theory of social organization. «Boas'Anni-
versary volume». New York, 1906, p. 166—178.
13 A. Goldenweiser. The social organization of the Indians of North America.
«Journal of American Folk-Lore», vol. XXVII, 1914, p. 436.
14 W. Schmidt. Das Eigentum auf den altersten Stufen der Menschheit. Bd. L
Das Eigentum in den Urkulturen. Munster in Westfalen, 1937, S. 3.
15 A. L. Kroeber. The matrilineate again. AA, vol. 19, N 4, 1917.
15

ных институтов американские этнологи считают закрытым»1в.
В этой работе Лоуи по существу перечеркнул учение о роде,
противопоставив понятию «род» понятие «матрилинейный
комплекс». Под этим «комплексом» понималось многообразие форм
случайного сцепления отдельных институтов, якобы возникающих
и распространяющихся независимо друг от друга. У одних
народов можно наблюдать наличие одних институтов, у других —
других. У одних народов более развиты одни институты, у
других— они лишь в зародыше. По существу в свой «комплекс»
Лоуи объединил различные пережиточные институты материнско-
родовой организации, рассматривая, однако, их не как
пережитки, а как зародыши институтов, которые могли и не развиться.
Однако характерно, что несмотря на «закрытие» вопроса о
роде в 1919 г., американские этнографы вновь и вновь считают
необходимым к нему возвращаться на протяжении всего
первого пятидесятилетия XX в. В 1920 г. Лоуи выступает с попыткой
более широкого обоснования измачальности малой семьи
в своей книге «Первобытное общество», которая мыслилась им
как антитеза моргановскому «Древнему обществу».
«Первобытное общество» Лоуи носит заостренно полемический характер,
и каждая глава исследования подчинена задаче опровержения
идей и «догматов» Моргана и его последователей17. В этой книге
со всей категоричностью утверждается, что индивидуальная
семья, состоящая из отца, матери и детей, «абсолютно
универсальное явление», существующее на всех стадиях истории общества
как основная социально-экономическая ячейка. Сначала семья
билатеральна, как и современная семья, т. е. родство считается
и по матери и по отцу. В качестве типичного примера этой семьи
Лоуи описывает современную американскую семью, которая,
следовательно, рисуется не как результат истории, а как ее
исходная форма. Экономическую основу билатеральности
изначальной малой семьи Лоуи видел в половом разделении
труда, в равновесии экономического значения труда обоих полов.
Преобладание в хозяйстве охоты ведет якобы к установлению
патрилинейности, а земледелия — к установлению матрилиней-
ности. «Род, — утверждал Лоуи, — отсутствует у наиболее
отсталых племен, и появляется он тогда, когда земледелие и
скотоводство частично или полностью вытесняют охоту как основу
экономической жизни. Из этого я заключаю, — писал Лоуи,—
что семья хронологически древнее рода» 18. Специальный раздел
книги Лоуи посвятил анализу форм собственности в древнем
обществе. Начинает он раздел с критики идеи первобытного
коммунизма и пытается обосновать извечность отношений
частной собственности.
18 R. H. Lowie. The matrilineal complex. Berkeley, 1919, p. 29.
17 R. H. Lowie. Primitive society. New York, 1920, p. 141.
18 Ibidem.
16

В работах Лоуи особенно отчетливо выявляется, как
представление о роде было подменено рассуждениями о
множественности и многообразии семейно-родственных институтов
первобытности. Род был рассыпан на составлявшие его элементы,
устанавливавшиеся и изучавшиеся в их пережиточных формах.
Экзогамия, кросс-кузенные браки, левират — сорорат, счет
родства и терминология родства, различные формы
семейно-родственных групп изучались как самостоятельно возникающие и
независимые друг от друга явления, свободно диффузирующие и
заимствуемые одними народами и неприемлемые для других.
Индетерминизм и релятивизм — основа этих исследований.
Выводы Р. Лоуи воспринимались последующим поколением ученых
как установленные истины.
Работами Суантона, Гольденвейзера, Кробера, Лоуи
характеризовался первый этап попыток «опровержения»
этнографами США моргановского учения о родовом строе древних
аборигенов Северной Америки. Периодизации истории
первобытности Моргана в них противопоставлялся перевернутый
эволюционизм: билатеральность — патрилинейность — матрилинейность.
С критикой этой антиморгановской эволюционной схемы
американских этнографов выступил в 1917 г. известный
английский ученый Е. С. Хартланд. В отличие от Суантона, Кробера и
Лоуи имевшиеся в то время этнографические сведения об
индейцах Северной Америки убеждали его в том, что материнский
род предшествует патриархату. В работах Хартланда был
высказан ряд интересных положений о сущности родового
общества. Заслуживает внимания его мысль, что матрилокальность —
это уже первая ступень перехода к отцовскому праву.
«По-видимому,— писал Хартланд,— она складывается путем удлинения
времени пребывания мужа в доме жены, до признания его
членом этого домохозяйства» 19.
Справедливость этой мысли подтверждается последующими
исследованиями этнографов, засвидетельствовашими
сосуществование матрилокальности наряду со становлением отцовского
права у множества индейских племен (индейцы пуэбло,
ирокезы, юго-восточные алгонкины, племена верховий Миссури).
Второй период «опровержения» учения Моргана о роде
начинается с выступлений в 1936 г. Дж. Стюарда20. «Однолинейному
19 Е. S. Hartland. Matrilinea! kinship and the question of its priority. AAA
Mem., N 4, 1917, p. 28.
20 /. Steward. The economic and social basis of primitive bands «Essays in
anthropology presented to A. L. Kroeber». Berkeley, 1936; он же. Ecological
aspects of Southwestern Society. «Anthropos», Bd. XXXII, 1937; он же. Basin-
Plato aboriginal sociopolitical groups. Bull. BAE, N 120. Washington, 1938;
он же. Theory of culture change: methodology of multilinear evolution. Urba-
na, 1955.
2 Ю. П. Аверкиева
17

эволюционизму XIX в.» он противопоставил релятивистскую
теорию многолинейной эволюции, отрицающую общую
закономерность развития общественных институтов. С этих позиций он
подверг критике и своих предшественников по критике Моргана
(Суантона, Лоуи, Кробера) за их хотя и перевернутую, но все
же однолинейную эволюционную схему: билатеральность —пат-
рилинейность— матрилинейность. Согласно теории
многолинейной эволюции, развивавшейся Стюардом во многих его
последующих работах, социальная организация у различных народов
идет по нескольким линиям и определяется прежде всего
характером внешней среды, так называемой «экологической
ниши».
■По мнению Дж. Стюарда, в силу влияния внешней среды»
особенно характера естественных пищевых ресурсов, одни
народы начинают свой исторический путь с малой семьи, другие —
с патрилинейных и патрилокальных общин, третьи — с
соседской общины, у четвертых могут возникнуть матрилинейные
общины. Во всех случаях община понимается Стюардом как
совокупность малых семей. Так называемая «биологическая» семья»
состоящая из отца, матери и детей, является, по Стюарду,
минимальной структурной единицей общинной организации всех
«первобытных» народов.
Большинство народов, по его мнению, начали свой
исторический путь с патрилинейной и патрилокальной многосемейной
общины. Определение сущности, закономерности и причинности
возникновения общин, их типологию Стюард считает своим
вкладом в этнографическую науку. Учению о материнскородо-
вом устройстве древнего общества Дж. Стюард противопоставил
общинную теорию, с помощью которой утверждалась изначаль-
ность патриархата21.
Правда, в вопросе об экономической самостоятельности семьи
Стюард не всегда согласен со своими предшественниками по
критике Моргана. В своей первой работе (1936 г.) он
категорически высказывался против их положения о том, что на самых
ранних этапах человеческой истории билатеральная моногамная
семья являлась самостоятельной экономической единицей.
«Билатеральная семья,— писал он,— никогда не является
независимой социальной, экономической и землевладеющей единицей...
Среди всех известных народов автономные владеющие землей
социо-политические группы всегда больше, чем билатеральная
семья»22. Как видим, Стюард здесь специально подчеркивает
свое отрицательное отношение к идее изначальности семейной
собственности на угодья, которая после работ Спека получила
широкое признание в американской этнографии XX в.
21 См. критику Дж. Стюарда: Ю. П. Аверкиева. Неоэволюционизм в
современной американской этнографии. СЭ, 1959, № 6.
22 /. Steward. The economic and social basis of primitive bands, p. 332—333.
18

Но в следующей работе (1938 г.) Стюард пересматривает
свои «слишком обобщающие» выводы и пытается доказать,
что семья как основная самостоятельная экономическая
единица может существовать у примитивных народов мира и
существует якобы у шошонских племен Большого Бассейна в США,
у эскимосов и у некоторых племен Южной Америки. Стюард
относит эти народы к самому низкому в его определении
«семейному уровню социально-политической интеграции», на котором
«практически все виды деятельности осуществлялись отдельной
семьей, изолированной от других семей»23. В то же время он
допускает, что не «все группы народов начали свое культурное
развитие на семейном уровне». В выступлении же 1968 г. под
давлением новых фактов Стюард вновь изменяет свое
понимание места и значения малой семьи в истории общества. Теперь
он считает, что у шошонов, так же как и у бушменов, северных
атапасков и других доземледельческих народов, «малые семьи,
родственные по крови и свойству, образуют минимальные
группы, потому что изолированные семьи не жизнеспособны»24.
«Малая семья, состоящая из отца, матери и детей,—основа
всех этнографических исследований,— писал он,— могла и не
существовать в ранние периоды... хотя анализ социальных
ответов на экологические факторы лучше начинать с минимальной
социальной единицы — семьи, однако социальная эволюция,
несомненно, началась с прегоминидного стада»25. Стюард ставит
здесь даже вопрос о датировке появления малой семьи. Это уже
значительный отход от антиисторизма теории об изначальности
малой семьи.
Изначальность патриархальных норм в предыдущих своих
исследованиях Стюард доказывал биологическим
доминированием мужчины: «Бели представить себе,— писал он,— людей
без культуры, то мы имеем все основания предполагать, что
врожденное доминирование мужчины обеспечивало ему
господствующее положение»26. С возникновением «первобытной»
охоты это естественное доминирование мужчины, по Стюарду, лишь
усиливается его экономическим значением как охотника —
кормильца семьи, что ведет к установлению патрилокальности
браков и закреплению изначально существующей патрилинейно-
сти27.
Установление патрилокальности браков в этих якобы
«первобытных» обществах Стюард пытается объяснить скорее
психологическими причинами, чем материальными. «В охотничьем
хозяйстве,— пишет он,— мужчина предпочитает охотиться на
23 /. Steward. Basin-Plato aboriginal sociopolitical groups, p. 72.
24 /. Steward. Causal factors and processes in the evolution of pre-farming
Societies. «Man the hunter». Chicago, 1968, p. 322.
25 Ibid., p. 330.
26 /. Steward. Theory of culture change.., p. 125.
27 Ibidem.
19
2*

участке, где он родился и вырос и который он лучше знает, чем
участок общины жены»28. Эти высказывания связаны с
постулированием изначальности закрепления за отдельными большесе-
мейными общинами определенных охотничьих участков и,
следовательно, в какой-то степени оседлости и привязанности
общины к этим участкам, что уже говорило против теории
кочевого патриархата.
Фактические же материалы, приводившиеся многими
исследователями современных народов охотников-собирателей на
симпозиумах, посвященных проблемам истории именно этих
народов, убедительно показали умозрительность и
необоснованность конкретными данными гипотез Дж. Стюарда 29. Как будет
показано в следующей главе, выделение охотничьих участков
отдельных болынесемейных общин у ряда индейских племен
американского Севера было следствием развития у них
товарного промысла пушнины30.
Род (клан) трактуется Стюардом как довольно поздний
социальный институт31. Он возникает, по Стюарду, у различных
народов по-разному и на разных этапах их «культурного
развития»: у одних он может возникнуть вследствие трансформации
семьи, у других ему предшествует та или иная форма
«многосемейной» общины. Но всюду у Стюарда патрилинейность
предшествует матрилинейности. Свои гипотезы он пытается доказать
на материалах XIX в. о калифорнийских индейцах, у которых
якобы род зарождается вследствие захвата индейских земель
колонизаторами и переселения индейцев с их земель в поселки
около миссий, а также в вызванном этим «переходом» индейцев
к «европейской экономике». Правда, Стюард высказывает
сомнение в том, чтобы этот «зародыш» рода развился в «настоящую
родовую .систему», так как европейское влияние может
уничтожить его32. У других племен он связывает возникновение рода с
поселением индейцев в резервации33. Совершенно искажая
сущность родовой организации, Стюард пытается соседские
общины, возникшие в результате захвата индейских земель
колонизаторами и сгона индейцев различных родовых и племенных
групп в общие поселки деревенского типа, трактовать как
«зародыши» родов. С помощью подобного рода гипотез и ничем не
обоснованных положений, возводимых в ранг истины, Стюард
пытается внести свой «вклад» в опровержение учения Моргана
28 /. Steward. Ecological aspects..., p. 90.
29 См.: «Contributions to anthropology: Band Societies». NMC, Bull. N 228, 1969;
«Man the hunter», Chicago, 1968. Заслуживает внимания, что на чикагском
симпозиуме Дж. Стюард несколько пересмотрел свои взгляды и высказался
против обоснований изначальности патриархальных норм биологическим
доминированием мужчины.
3& См. гл. 2 настоящей монографии.
81 /. Steward. Theory of culture change.., p. 171.
32 /. Steward. Ecological aspects..., p. 92.
»3 Ibid., p. 93,
20

об изначально родовом устройстве индейского общества. Таким
образом, Стюард пытается опровергнуть не только изначаль-
ность материнского рода и родовой организации вообще, но и
доказать отсутствие общих закономерностей в истории древнего
общества.
Дальнейшей разработкой теории многолинейной эволюции
занялся Дж. Мэрдок, теоретический труд которого
«Социальная структура» считается следующей после «Первобытного
общества» Лоуи антитезой учению Моргана о материнском
роде.
Так же как и Стюард, неприемлемым Мэрдок считает и
перевернутый эволюционизм Суантона — Лоуи, ставший, по его
словам, «догмой, прочно установившейся в американской
этнографии»34. Мэрдок пишет о необоснованности его фактическими
данными, подчеркивая попытки игнорирования этими учеными
фактов, не согласующихся с их взглядами35.
«...Эта теория,— пишет он,— основывается на одной лишь
вере, потому что она не подтверждается даже намеком на
подлинно исторические свидетельства»36. Мэрдок критикует Суантона,
Лоуи, Кробера главным образом за попытку доказать какую-то
закономерность и последовательность смены форм социальной
организации. Их «эволюционизму» он противопоставляет
теорию «эволюции социальной организации», в основу которой
положена та же теория многолинейной эволюции Стюарда. С
релятивистских позиций многолинейной эволюции он пытается
доказать, что семья, патрилинейность и матрилинейность
встречаются на самых различных ступенях развития общества. Се-
мейно-родственная организация трактуется Мэрдоком в виде
замкнутой в себе самоизменяющейся системы, совершенно
независимой от общественного развития. По его мнению, на нее не
оказывают влияния такие якобы внешние по отношению к ней
явления, как техника, экономика, классовая и политическая
организация общества.
Большое место уделено в работе Мэрдока уточнению
определений различного вида «родственных групп». Он различает
три категории этих групп: 1) различные формы семьи; 2)
кровнородственные группы, объединяющие людей на основе
однолинейного счета происхождения. К ним он относит: род («сиб»)
как делокализованную кровнородственную группу; «линидж» —
как локализованную группу кровных родственников и «дем» как
билинейную локализованную группу кровных родственников;
3) клан. Мэрдок подчеркивает отличие значения этого терми-
34 G. P. Murdoch. Social structure. New York, 1949, p. 189.
35 Ibid., p. 188—189.
36 Ibid., p. 190.
21

на в его концепции от того, которое придавали ему его
предшественники, называвшие кланом материнский род или род
вообще. Мэрдок определяет «клан» как «компромиссную»
родственную группу, одновременно локализованную и однолинейную,
объединяющую группу кровных родственников одного пола и их
супругов. Непременным признаком клана он считает полную
«интеграцию» в нем супругов, когда муж или жена принимает
имя супруга и становится членом его или ее группы37.
Там, где сохраняется двусторонний, или билатеральный,
счет родства, подчеркивает Мэрдок, кланов не существует. В
качестве примера «интеграции» супругов как основного кланооб-
разующего принципа Мэрдок указывает на «интеграцию» жены,
принимающей фамилию мужа, в современной американской
семье. И эта иллюстрация, конечно, не случайна, потому что в
концепции Мэрдока современная моногамная семья
трактуется как исходный пункт истории человечества. И клан у него не
что иное, как разросшаяся семья, по своей структуре он
аналогичен большой семье, но требует лишь строгого правила
однолинейное™ счета родства, т. е. полного включения жены в семью
мужа, и экзогамии. Обычно он больше, чем большая семья38.
Когда эта семья не очень многочисленна, он называет ее
«расширенной семьей», когда же она многочисленна — кланом, если
разросшаяся большая семья занимает квартал селения, он
употребляет термин клановый квартал, а когда клан и селение
совпадают, он употребляет термин клановая община. Таким
образом, перевод на русский язык этого термина как «родовая
община» совершенно ошибочен.
Очевидно, что кланом Мэрдок называет болыпесемейную
общину, которую М. О. Косвен назвал патронимией39. Основой
такой общины является сложившаяся патриархальная семья,
разрастание которой и приводит к образованию патронимии.
Прослеживаемый Мэрдоком процесс развития клана аналогичен
описываемому М. О. Косвеном процессу становления патронимии.
Разница лишь в том, что советский исследователь видит в этом
вторичный процесс, происходящий после распада рода и
образования патриархальной семьи, у Мэрдока же это процесс,
предшествующий появлению рода.
Род возникает, по Мэрдоку, вследствие сознательного акта
людей, якобы принимающих решение расширить признание
родства на живущих после вступления в брак раздельно
братьев и сестер. Отсюда его взгляд на делокализованность как
изначальную черту рода. Разницу между родом и кланом
Мэрдок видит в том, что «клан функционирует преимущественно в
области экономической, досуга, политической и военной, тогда
37 G. P. Murdock. Social structure, p. 68.
38 Ibid., p. 75—76.
39 M. О. Косвен. Семейная община и патронимия. М., 1Г963.
22

как род (с»б) связан с тотемизмом, обрядностью и действует
как единица в ситуациях жизненных кризисов, регулирует брак
и наследование»40. Как видим, лишая род какого бы то "ни было
экономического значения, Мэрдок и наследование относит к
внеэкономической категории. Выхолащивая, подобно своим
предшественникам, социально-экономическую сущность рода,
Мэрдок тем самым лишает его материальной основы, на
которой именно и складывается та общность брачно-правовых и
обрядовых норм, которые он признает за родом. Попытка же
объяснения их, игнорируя материальные причины, приводит
Мэрдока к волюнтаристскому идеализму.
Как и его предшественники, Мэрдок сводит полемику о
сущности рода и историческом соотношении матриархата и
патриархата к спору о линейности счета происхождения. Как
известно, ни у Моргана, ни тем более у Энгельса вопрос о
сущности материнскородового общества не сводился к вопросу о
матрилинейности счета происхождения и наследования. Как
свидетельствует множество этнографических исследований, мат-
рилинейность сохраняется на довольно поздних этапах
общественного развития, но она вытекала из единства
кровнородственных и экономических связей, характерных для
предшествующего этапа материнскородовой организации общества.
Развивая свою концепцию «эволюции социальной
организации», для обоснования ее Мэрдок широко пользуется
материалами о семейно-брачных отношениях американских
аборигенов. Реконструируемая им история социальной организации
американских индейцев исходит из постулата, что
билатеральная моногамная семья и система родства гавайского типа была
древним прототипом всех форм социальной организации
индейцев. Все формы социальных институтов, наблюдавшиеся и
описывавшиеся у индейцев Северной Америки фактически в XIX
и XX вв., Мэрдок объясняет как отклонения в ту или иную
сторону от этого первоначального прототипа. Моногамную
семью как основную экономическую единицу и гавайскую
систему родства принесли с собой, по Мэрдоку, первые люди,
(поселившиеся в Новом Свете. Полигамия, большие семьи, кланы
и сибы у большинства племен представляют собой якобы
позднейшие отклонения от этого прототипа по пути «патрилиниза-
ции» или «матрилинизации». Социальная организация эскимосов
и алеутов, по Мэрдоку, представляет собой этот изначальный
прототип. Однако эти антиисторические утверждения Мэрдока
опровергаются этноисторическими исследованиями на Севере
Америки, свидетельствующими о том, что условия жизни
обитающих там народов отнюдь не были стабильными. Эти
условия не были сходными даже у различных эскимосских племен,
расселенных по арктическому побережью Северной Америки.
40 G. P. Murdoch. Social structure, p. 73.
23

Собранные эскимосоведами материалы показывают
значительные различия в социальной организации у этих племен; они
убеждают нас в том, что моногамная семья и соседская община
складываются у них к концу XIX в. и являются следствием их
исторического пути, а не его исходным моментом41. Не удается
ему обосновать американским материалом и связь материнско-
родовых институтов с мотыжным земледелием, ,на
постулировании которой строили концепции происхождения материнского
рода представители европейской культурно-исторической школы.
Особенно необоснованно ополчается Мэрдок против основных
положений главы «Варварство и цивилизация» в книге
Энгельса, в которой предельно доказательно выражена высказанная и
Морганом мысль о несовместимости родового строя с
классовым делением общества, с появлением государства. В качестве
примеров, якобы опровергающих положение «эволюционистов»,
что матрилинейность несовместима с политической интеграцией,
Мэрдок приводит лигу ирокезов и конфедерацию криков. Сводя
опять же проблему рода к счету происхождения, он пытается
доказать, что матрилинейность вполне совместима и с
интенсивным развитием прав собственности и сложной структурой
социальных классов, о чем свидетельствует-де история тлинкитов,
хайда и цимшиян северо-западного побережья, жителей Маршал-
ловых островов и других народов Микронезии 42. В качестве
примеров Мэрдок привлекает, как видим, племена и народы, уже
ставшие на путь зарождения классовых отношений, но по
существу еще далекие от приписываемой им «сложной классовой
структуры». Матрилинейность сохраняется у них в качестве
пережиточного явления наряду со становлением патриархальных
отношений, что Мэрдок упускает из виду. Все это говорит лишь о
том, что род как экономическая общность уже распался, что
отношения коллективизма вытесняются частнособственническими.
Мэрдок пытается далее показать, что род совместим и с
государством: «Даже в государствах, основанных на феодальной
земельной собственности,— пишет он,— однолинейные группы
родственников могут быть сильными, например в патрилиней-
ной Западной Африке и матрилинейной Микронезии»43.
Но марксисты и не отрицали огромной роли патриархально-
родовых институтов в раннефеодальных государствах. Наоборот,
именно в условиях становления феодализма они особенно
сильны. Советские этнографы пользуются в этой связи термином
«патриархально-феодальные отношения».
С Мэрдоком мы расходимся и в понимании сущности
родовой организации как организационной формы первобытного
41 См.: Л. А. Файнберг. Общественный строй эскимосов и алеутов. М., 1964;
D. Damas. Characteristics of Central Eskimo band structure. «Contributions
to anthropology: Band Societies. N. M. 228». Ottawa, 1969,
42 G. P. Murdock. Social structure, p. 187.
43 Ibidem.
24-

коммунизма, которая несовместима с отношениями частной
собственности, какие бы формы она ни носила. Сведение понятия
рода к одной лишь филиации — это заведомое выхолащивание
из рода его социально-экономической сущности, и все
рассуждения об одинаковой возможности существования родовых групп
на всех ступенях общественного развития носят сугубо
схоластический характер, несмотря на видимость их обоснованности
«новейшими фактическими материалами». Все усилия Мэрдока
направлены на то, чтобы доказать независимость базисных и
надстроечных явлений в жизни общества и тем самым
опровергнуть исторический материализм.
Историческая реконструкция социальной жизни индейских
племен у Мэрдока покоится, так же как и у его
предшественников, на принципе суждения о древности явления по его
распространенности: чем шире распространено явление, тем оно
древнее. Установлено, например, что в XX в. у индейцев
наиболее распространены моногамия и соседская община, а мате-
ринскородовые институты уже редкое и пережиточное явление;
из этого делается вывод, что моногамия и соседская община
более древние и универсальные явления, чем материнский род44.
Антиисторизм такого подхода очевиден, распространенность
явления отнюдь не говорит о его древности, на это указывают
и некоторые американские критики Мэрдока45. В основе всей
концепции Мэрдока лежит антиисторическая архаизация
социальной жизни, складывавшейся у индейцев под влиянием
трехсот с лишним лет колонизации. Мэрдок в известной мере
подводит итог полемике представителей «исторической» школы с
Морганом и с марксистами. В своем стремлении увековечить
нормы капиталистического общества все они пытались
противопоставить марксистскому пониманию исторического процесса
воинствующий антиисторизм, релятивистский индетерминизм и
волюнтаризм. Однако большинство положений теоретиков этой
школы все еще является господствующим в буржуазной науке
и развивается и в монографических описаниях отдельных
племен и в обобщающих теоретических трудах. Характерен в этом
плане обобщающий труд американских ученых Драйвера и Мас-
сея «Сравнительное изучение индейцев Северной Америки»46»
посвященный, как они отмечают, проверке гипотез Мэрдока.
44 G. P. Murdoch. North American social organization.
45 W. Wallis. Diffusion as a criterion of age. AA, vol. 27, N 2, 1925: R. Linton,
The study of man. New York, 1936; F. Eggan. One hundred years of ethnology
and social anthropology. «One hundred years of anthropology». Cambridge,.
1968, p. 130; Th. D. Graves, N. B. Graves and M. J. Kobrin. Historical
inferences from Guttman scales: the return of age-area magic? CA, 1969, vol. 10, N4.
46 H. Driver and W. Massey. Comparative studies of North American Indians.
«Transactions of the American Philosophical Society», vol. 47, part. 2.
Philadelphia, 1957. См.: Ю. П. Аверкиева. Новая попытка классификации
результатов исследований но этнографии коренного населения Северной Америки.
СЭ, 1958, № 5.
25

Авторы попытались обобщить богатейший материал,
собранный в Америке о социальных институтах различных индейских
племен и дать «экономическое» объяснение возникновению
различных форм социальной жизни этих племен. Называя себя
сторонниками экономического детерминизма, авторы понимают
сто, однако, в том же плане, как их предшественники — Лоуи,
Мэрдок и др. Решающее значение и в их понимании
экономического детерминизма отводится половому разделению труда.
На этой методологической основе они, так же как и их
предшественники, пытаются вновь доказать изначальность
патриархальных норм естественным доминированием в первобытном
обществе мужчины-охотника, сводя свой «экономический»
детерминизм к биологическому. При этом они исходят из
традиционного допущения, что охота — главное занятие доземледель-
ческих индейских племен. Думается, что множество данных,
приводившихся на двух состоявшихся в 1965 г. в Канаде и США
симпозиумах47, посвященных безземледельческим отсталым
народам Америки и других частей мира, убедительно показали,
что до сих пор значение охоты в экономической жизни этих
народов переоценивалось, что мясная пища составляла лишь
около 20—40% их пищевого рациона, а основную массу
пищевых продуктов давало собирательство. Установление этого
факта, естественно, подрывает «экономические» обоснования
патриархальных теорий, ибо в собирательстве нет доминирования
мужского труда.
Порочность концепций Драйвера и Массея заключается
также в том, что в своем анализе конкретных материалов по
экономике первобытности они учитывают не весь «тотальный
труд» той или иной хозяйственной единицы, а ограничиваются
учетом труда, затрачиваемого лишь на добычу сырья48. Они не
учитывают труд, затрачиваемый на изготовление орудий,
жилища, пищи, одежды, ремесленный труд, торговлю. Одним
словом, о характере общественной организации того или иного
народа они пытаются судить по разделению труда между полами
лишь в весьма ограниченной сфере производительной
деятельности в данном обществе, а именно в добывающей острасли
хозяйства, игнорируя роль и соотношение мужского и женского
труда в перерабатывающей отрасли49. Между тем, как
показывают этнографические факты, последняя даже на низших
ступенях человеческой культуры играет не менее важную роль,
чем сама добыча сырья, а -с развитием производительных сил
47 Материалы конференции об общинной организации (Оттава, 1965) см:
«Contributions to Anihropology. Band- societies». Материалы симпозиума
«Человек-охотник» (Чикаго, 1966) см.: «Man the hunter».
48 Н. Driver and W. Massey. Op. cit., p. 321.
49 См.: Ю. П. Аверкиева. Естественное и общественное разделение труда i;
проблема периодизации первобытного общества. «От Аляски до Огненно)!
Земли». М., 1967.
26

в обществе начинает играть все более важную роль, становясь
важнейшим показателем уровня развития общества. Именно
игнорирование этой области общественного труда и позволяет
Драйверу и Ма-ссею рассматривать на одном уровне и
мотыжных земледельцев Северной Америки и майя Юкатана, т. е.
народы, стоящие на различных ступенях общественного
развития. Такой подход облегчает задачу авторов доказать
преобладание в обществе американских индейцев XIX—XX в.
мужского труда и тем самым установить изначальность
патриархата.
Устанавливаемое Драйвером и Массеем преобладание
мужского, груда в добыче сырья у большинства племен
американского материка безусловно отражает реальную ситуацию к
началу XIX в. Тогда это были племена коневодов — верховых
охотников, племена звероловов, промышлявших пушного
зверя, и племена значительно развитых земледельцев. Но, как
убедительно показывают этнографические исследования, все эти
племена переживали в это время этап разложения родового
общества. В то же время ошибочным представляется отнесение
авторами ирокезов и юго-восточных племен XIX и даже XVIII в.
к племенам с преобладанием в добывающей отрасли хозяйства
женского труда. Об этом мы скажем подробнее в последующих
главах монографии.
Анализ терминологий родства дал Моргану одно из
оснований для его заключения о материнскородовой организации
индейских племен доколумбовой Америки и ее месте в истории
человечества вообще. Оценивая значение этой терминологии для
исследований Моргана, Ф. Энгельс писал: «Исходя из систем
родства, он восстановил соответствующие им формы семьи и,
таким образом, открыл новый путь для исследования и
возможность глубже заглянуть в предысторию человечества»50.
Учитывая это, противники Моргана именно с реинтерпретации
значения систем родства и начали опровергать учение Моргана о
роде. В публиковавшихся монографиях об индейских племенах
делались попытки опровергнуть «социологическую
интерпретацию» терминов родства Морганом и доказать, что это чисто
лингвистическое явление51. Против такой трактовки терминов
родства в 1929 г. выступил 1впервые Лоуи, отметивший, что
«термины родства изучаются антропологами не только как
набор слов, требующих филологического анализа, а как
«корреляты социальных обычаев. Нередко самая сущность социальной
-50 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 22, стр. 221.
51 А. Н. Kroeber. The classificatory system of relationship «Journal of the Royal
anthropological Institute of Great Britain and Ireland», vol. 39. London, 1909.
27

ткани может быть наглядно связана со способом
классификации родственников. Таким образом, номенклатура становится
одной из важнейших тем в изучении социальной организации»52.
В настоящее время большинство исследователей систем
родства признает огромное значение труда Л. Г. Моргана «Системы
родства и свойства» и видят в нем отправной пункт своих
исследований. Признанным считается теперь положение, что сис-
стемы родства отражают реальные общественные отношения.
Вместе с тем в оценке соотношения социального и
биологического как факторов формирования терминологий родства
существуют значительные расхождения. Чаще всего признается
лишь социальное значение терминов родства.
«В терминологии родства,— пишет, например, Э. Ликок,—
воплощаются формы авторитета, уважения, взаимопомощи... но
они не указывают на действительное или потенциальное
биологическое родство в настоящем или прошлом в такой же мере,,
как на социальные отношения»53.
Конечно, бесспорно, что терминологии родства, порождаемые
определенными общественными условиями, отражают
социальные отношения, верно и то, что «в родовом обществе,— как
пишет Э. Ликок,— отношения людей выражаются в терминах или
категориях терминологий родства». Но так думал и Морган.
Уже самый факт, что обсуждаются терминологии родства,
указывает, как справедливо писал английский этнограф Э. Гел-
лнер, на их биологическую основу, на их возникновение в
прошлом как обозначений генеалогических связей между людьми54.
В эпоху раннеродового общества социальные связи людей
еще не отдифференцировались от генеалогических, совпадая с
ними. Терминологии родства при своем возникновении отразили
это единство. Только позднее социальное значение терминов
начинает преобладать над биологическим и не совпадать с ним.
Однако и на поздних этапах отмирания родовой организации,
что, как правило, и было объектом непосредственных
исследований этнографов, в отношения родства все еще облекаются
производственные отношения. Но меняется сама сущность понятия
родства. Вместе со становлением малой семьи преобладающее
значение начинают приобретать отношения по браку, отношения
свойства.
Ошибочным является еще распространенное утверждение,
впервые высказанное Кробером 55, что Морган видел в
терминологиях родства лишь отражение семейно-брачных отношений и
52 R. H. Lowie. Relationship terms. «Encyclopedia Britannica», 14th ed., 1929,
p. 84.
53 L. H. Morgan. Ancient society. New York, 1963, p. III.
54 E. Gellner. Ideal language and kinship structure. «Philosophy of science», 1957,
vol. 24, N 3, он же. Nature and society in social anthropology. «Philosophy
of science», vol. 30, N 3, 1963.
55 A. L. Kroeber. The classificatory system of relationship.
28

связей. Уже в своей первой работе («Лига ирокезов») Морган
писал, что терминология родства ирокезов отражает отношения,
лежащие «в основе их политической и социальной жизни»56.
В «Древнем обществе» он совершенно определенно связывал
возникновение турано-ганованских систем родства с родовой
организацией, а арийской системы — с появлением частной
собственности ".
Еще в 1936 г. Р. Лоуи, один из опровергателей
периодизации истории первобытности Моргана, названной им «абстрактной
схемой», писал, что, по мнению Моргана, «системе родства
всегда предшествовала определенная социальная организация.
В результате он показал, — пишет Лоуи,— что клановая
организация лежит в основе классификационной системы родства
типа сенека»58.
О понимании Морганом возникновения терминологий
родства в связи с определенными типами социальной структуры
пишут и современные исследователи Ф. Эгган и С. Такс.
«Морган допускал,— пишет Эгган,—что системы родства возникают
в связи с социальными системами, но изменяются так медленно,
что отражают более раннее состояние общества»59. По словам
Такса, «такие положения Моргана, как зависимость терминов
родства от социальной структуры и отставание терминологии
от социальных изменений, исторически более важны, чем его
определения последовательности в эволюции»60, т. е. более
важны, чем периодизация Морганом истории первобытного
общества. Но С. Такс игнорирует здесь неразрывную связь между
трактовкой Морганом исторического значения терминологий
родства и созданной им периодизацией.
Общепризнанным является сейчас подход Моргана к
терминологиям родства как к историческому источнику для
изучения социальной структуры общества. Однако в трактовке
исторической преемственности систем родства между учеными
существуют расхождения. Дж. Мэрдок, например, пытается
доказать, что гавайская система является «самой примитивной
из открытых до сих пор систем». О примитивности ее, по Мэр-
доку, говорит ее широкое распространение, устанавливаемое
им по материалам XIX и даже XX вв. А поскольку эта система
отражает структуру малой семьи, то из этого делается вывод,
что малая семья является изначальной формой человеческого
общежития.
С теорией изначальности малой семьи и гавайской системы
86 L. H. Morgan. League of the Iroquois. New York, 1962, p. 87.
57 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 219.
58 R. Lowie. L. H. Morgan in historical perspective..., p. 180.
59 F. Eggan. The Cheyenne and Arapaho kinship system. «Social anthropology
of North American tribes». Chicago, 1955, p. 183.
60 5. Tax. From Lafiteau to Radcliffe-Brown. «Social anthropology of North
American tribes», p. 463.
29

родства неразрывно связана теория изначальности
билатеральное™ (т. е. одинакового значения счета происхождения по
линии матери и линии отца) как главной особенности гавайской и
современной европейской систем родства. Эта концепция
выдвигалась антиэволюционистами в качестве важнейшего аргумента
против понимания первичного рода как группы матрилинеиных
родственников. В 1935 г., например, патер В. Шмидт писал:
«Мы можем считать одним из наиболее установленных
результатов современной этнологии то, что материнского права в
начале человеческого общества не существовало, ему
предшествовала билатеральная индивидуальная либо большая семья, в
которой господствовало естественное разделение труда»61.
О первичности терминологии родства турано-ганованского
типа писали, как известно, У. Риверс, Л. Я- Штернберг, А. М.
Золотарев, С. А. Токарев, Д. А. Ольдерогге62.
С критикой концепции изначальности билатеральности
выступили за последние годы многие крупнейшие этнографы
Америки, Их исследования в области истории изменений индейских
терминологий родства убедительно свидетельствуют о том, что
билатеральные системы родства возникают на позднем этапе
распада родовых связей. А. Опоэр документировал переход от
системы кроу к гавайской системе у ряда племен Америки63.
Ф. Эгган прослеживает аналогичный переход у индейцев
пуэбло и приводит примеры этого же явления у степных
индейцев 64. Ошибочность трактовки Мэрдоком эскимосской
терминологии родства как изначальной разновидности гавайской
системы вскрыта в исследованиях ряда специалистов по этнографии
эскимосов, свидетельствующих о том, что у эскимосских групп
гавайской системе предшествовала ирокезская, кроу или омаха
системы родства65.
Б. Лейн, изучая терминологию родства у народов Океании
и сопоставляя их современные формы с записанными Риверсом„
убедительно показывает, что гавайская система возникла в ре-
61 W. Schmidt. The position of women with regard to property in primitive
society. AA, vol. 37, N 2, 1935, p. 250. В этой работе В. Шмидт развивает
концепцию возникновения материнского рода в связи со становлением
«индивидуальной» собственности женщин на землю.
62 См.: Д. А. Ольдерогге. Малайская система родства. «Родовое общество».
ТИЭ АН СССР, т. XIV, 1951, стр. 28—66.
63 A. Spoer. Changing kinship systems. «Field Museum of Natural History
Anthropological series», 1947, vol. 33, N 4, p. 159—235.
64 F. Eggan. The social organization of Western Pueblos, p. 137; он же. Methods»
and results. «Social anthropology of North American Indians», p. 535, 538.
65 /. L. Giddings. Observations on the «Eskimo type» of kinship and social
structure. «Anthropological papers of the University of Alaska», 1952; Ch. С
Hughes. An Eskimo deviant from the «Eskimo type» of social organization. AA»
vol. 60, N 5, 1958; D. Damas. Iglugmiut kinship and local groupings: A
structural approach. NMC, Bull. N 196, 1963; A. Heinrich and R. L. Anderson.
Some formal aspects of a kinship system. CA, 1971, vol. 12, N 4—5.
30

зультате разложения матрилинейвой организации и системы
родства типа «роу66, а не является изначальной, как пытались
доказать это Лоуи, Мэр док и др.
Г. Хикерсон показал вторичность билатеральности у оджи-
бвеев67. Эти исследования в области систем родства наносят
удар по патриархальной теории, противопоставлявшейся
представителями «исторической» школы в американской этнографии
учению Моргана о роде.
За последние двацать лет гипотезы «антиэволюционистов»
и привлекаемые для обоснования их фактические материалы
все чаще подвергаются критической проверке.
Об этом говорят, например, обосновывающиеся последними
данными приматологии и этноистории выступления ученых
против утверждений об изначальности и универсальности малой
семьи и ее биопсихической обусловленности. Например, М. Леви
и Л. Фаллерс называют эти утверждения «ошибочными или в
лучшем случае дезориентирующими»68. С опровержением этого-
же постулата выступил Р. У. Адаме, показавший на
конкретных примерах этнографии Южной Америки значение «матрифо-
кальных» семей и необязательность наличия в семье отца. Адаме
справедливо отмечает огромное значение вопроса о семье в
теоретической борьбе69.
Эмпирически обоснованной критике подвергается также
объяснение Стюардом и Мэрдоком изначальности патрилокаль-
ности лучшей ориентировкой охотника в окрестностях своей
общины, чем общины жены70.
Наиболее частой критике подвергается сформулированное
Мэрдоком положение о независимости семейно-родственных
институтов от экономической и политической структуры
общества.
Канадские ученые Р. КоэниЖ. Делинт критикуют слишком
узкое определение Мэрдоком социальной организации только как
семейно-'брачных отношений и ее отрыв от остальных сторон
общественной жизни. Они считают несостоятельным объяснение
всей структуры этих отношений одной лишь формой брачного
поселения, называя такое объяснение «магией одного фактора»71.
66 В. Lane. A reconstruction of Malayo—Polynesian social organization. AA, vol.
63, N4, 1961.
67 H. Hickerson. The genesis of bilaterality among two divisions of Chippewa.
AA, vol. 68, N 1, 1966.
68 M. J. Levi and L. A. Falters. The family: some comparative considerations.
AA, vol. 61, 1959, p. 226—227.
69 R. W. Adams. An inquiry into the nature of the family. «Essays in the science
of culture». New York, 1960.
70 См., например, /. Murphy. Matrilocality and patrilineality in Mundurucu
society. AA, vol. 58, 1956, p. 431; R. Kloos. Matrilineal residence and local
endogamy. Environmental knowledge or leadership. AA, vol. 65, N 4, 1963; E.
Service. The hunters. Englewood Cliff, 1966, p. 37.
71 /. de Lint and R. Cohen. One factor magic. A discussion of Murdock's theory
of social evolution. «Anthropologica», 1960, N 2, p. 95—104.
31

Против попыток отделить отношения родства от
экономических отношений в первобытном обществе выступил недавно
ученик Л. Уайта М. Салинс, показавший, что такое отделение
служит основой ошибочного отождествления первобытной
экономики с классовой капиталистической экономикой. «Система
отношений родства,— писал он,— является в то же время и
системой экономических отношений»72.
Значительный отход от антиморгановских концепций можно
видеть в теоретических позициях авторов фундаментальной
работы о современных матрилинейных обществах, вышедшей в
1961 г. В отличие от Мэрдока авторы этого исследования
стремятся установить взаимосвязь между характером
происхождения, формой хозяйства, производительностью труда и
политической структурой данного общества.
В обобщающей части этого исследования К. Гауф приходит
к выводу, что матрилинейные системы редки в сочетании с
высокой производительностью труда и политически сложной
организацией общества 73. Этот вывод говорит против теорий о
позднем возникновении материнскородовой организации.
В общем авторы приходят к выводу, что матрилинейность
чаще всего связана с мотыжным замледелием, а в
присваивающих хозяйствах — с устойчивыми рыболовными ресурсамии.
Они устанавливают, что рост производительности труда, замена
мотыжного земледелия более высоким, изобретение новых,
совершенных орудий производства «вызывают переход
матрилинейных систем в патрилинейные и билатеральные»75.
В целом авторы этой работы признают, что
матрилинейность — явление более архаическое, чем патрилинейность, что
матрилинейные кровнородственные группы связаны с низкой
производительностью труда, что между матрилинейными и пат-
рилинейными группами существует коренное различие, и в этом
они также значительно отходят от взглядов большинства своих
предшественников, которые не видели принципиальной разницы
между матрилинейностью и патрилинейностью счета
происхождения и наследования.
Дальше пошел в развитии теории эволюции семьи и рода
рецензент этой работы У. Гуденаф76. У. Гуденаф пытается
определить условия, способствующие «предпочтению» матрили-
нейности кровнородственных групп, и определить в связи с этим
фундаментальное отличие их от патрилинейных институтов. Это
выгодно отличает его подход от взглядов Лоуи и Мэрдока.
Гуденаф приходит к заслуживающему особого внимания выводу,
72 М. Sahlins. Political power and the economy in primitive society. «Essays in
the science of culture». New York, 1960, p. 391.
73 «Matrilineal kinship». Berkeley and Los Angeles, 1961, p. 718.
71 Ibid., p. 725.
75 Ibid., p. 693.
73 AA, vol. 65, N 4, 1963.
32

что матрилинейные родственные группы связаны с
коллективизмом собственности на средства производства и коллективным их
использованием, тогда как «патрилинейные родственные
группы более приспособлены к условиям, благоприятствующим
раздельной собственности» ".
Однако, несмотря на пересмотр и критику некоторых
положений, выдвинутых представителями «исторической» школы
против Моргана — Энгельса, большинство ученых США все еще
разделяют основную их концепцию — отрицание изначальности
материнскородового строя. Не избегли этого и исторически
ориентированные ученые США. Например, в работах М. Салин-
са, Э. Сервиса патриархальная теория развивается с позиций
так называемого «материалистического эволюционизма».
Периодизациям истории первобытности Моргана и Энгельса они
пытаются противопоставить свою периодизацию «уровней
социально-культурной интеграции*, основанную якобы на
ступенях экономического развития общества. Самому низкому
уровню экономического развития примитивных
охотников-собирателей они приписывают и простейшую, по их взглядам, форму
организации в «патрилокальные общины». Территориальность
и патрилокальность трактуются ими как характерные черты
этой «самой рудиментарной» социальной организации, так как
именно в этом она имеет сходство с приматами 78.
Малая семья трактуется как исходная универсальная
экономическая ячейка в истории человечества. Она моногамна, так
как полигамия, по мнению Салинса, экономически невыгодна на
низком уровне общественного развития 79.
«Эволюционная перспектива» в работах Э. Сервиса также
начинается с патрилокальной общины охотников-собирателей,
представляющей собой «ассоциацию малых семей», она экзо-
гамна, земля в ней — собственность мужчин, отсюда
патрилокальность. iB ней нет еще представления о родстве, поэтому
нет и представления о патрилинейности. Характеристике этой
общины посвящена специальная работа Сервиса80.
На следующем этапе, с появлением производящего
хозяйства, возникают, по взглядам Салинса и Сервиса, «племенные
общества»81. Племя трактуется ими как политическая органи-
77 Ibid., p. 927.
78 М. Sahlins. The social life of monkeys, apes, and primitive man. «The
evolution of man's capacity for culture». Detroit, 1959, p. 57; он же. The
segmentary lineage: an organization of predatory expansion. AA, vol. 63, N 2, 1961,
p. 324—341; он же. Tribesman. Englewood Cliff, 1968.
79 M. Sahlins. The social life of monkeys, apes, and primitive man, p. 65.
80 E. Service. The hunters. Englewood Cliff, 1966.
81 Характеристике племенных обществ посвящена книга: М. Sahlins. Triebes-
man.
3 Ю. П Аверкиева
33

зация, основой которой является собственность на землю и скот.
По структуре племя — это объединение прежних многосемейных
патрилокальных общин.
На третьем этапе этой эволюционной схемы из племенного
общества «вырастает» новое, более сложное общество,
управляемое вождями (chiefdom), которое в свою очередь сменяется
на четвертом этапе раннегосударственными образованиями82.
Пятый этап истории первобытности они видят в структуре
сельских общин современных Китая, Индии, Мексики83.
Основной тюрок неопатриархальной эволюционной схемы
М. Салинса и Э. Сервиса, как и их предшественников,
заключается в антиисторической экстраполяции в первобытность форм
социальной жизни современных отсталых народов мира и
прежде всего индейцев Америки. На это указывают многие критики
их концепции «палеолитообразных культур» современности.
Особенно много об этом говорилось на упоминавшихся выше
двух международных симпозиумах по этнографии
безземледельческих отсталых народов современности.
Теории Сервиса и Стюарда относительно истории
социальной жизни этих племен и их значения для понимания ранней
истории человечества подверглись, можно сказать,
массированной критике.
Главной темой дискуссии на этих симпозиумах был вопрос о
том, можно ли по этнографически описываемым обществам с
присваивающим хозяйством (племена охотников-собирателей)
судить об общественной жизни человека эпохи плейстоцена,
как это постулировалось в указанных теориях. Большинство
участников дискуссий приводили убедительные материалы из
своих наблюдений среди современных охотников-собирателей,
говорившие о том, что их нельзя сравнивать с людьми эпохи
палеолита, что все стороны жизни этих племен — результат их
приспособления к относительно современным условиям
существования в неблагоприятных окраинных районах земного шара.
Современные исследователи «классических» племен
«примитивных» охотников убедительно показали, что накануне
возникновения земледелия, т. е. 10 тысяч лет до н. э., древние охотники
занимали весь обитаемый земной шар, будучи хорошо
обеспеченными пищей в районах, которые позднее были наиболее
плотно заселены земледельцами. По словам выступавшего на
симпозиуме М. Салинса, люди той эпохи жили в обществе
первобытного изобилия 84. К XV в. н. э. районы расселения охотников
чрезвычайно сократились: охотники-собиратели оказались на
перифериях континентов или в малодоступных районах внутрен-
82 Характеристике этих этапов посвящена работа: L. Krader. Formation of the
State. Englewood Cliff, 1968.
83 Этому посвящена работа: Е. Wolf. Peasanst. New York, 1966.
84 «Man the hunter», p. 85.
34

них частей материков. Но даже тогда они занимали еще всю
Австралию, западную и северную части Северной Америки,
большие районы Южной Америки и Африки. С началом
колониальной эпохи эти племена оказались оттесненными в самые
неблагоприятные районы земного шара и к 1900 г., когда
началось их изучение этнографами, вся их жизнь претерпела
коренную ломку.
В результате изучения охотников-собирателей уже в этих
условиях создалось представление, что жизнь охотничьих
народов всегда была тяжелой борьбой за существование.
Выступившие на симпозиумах исследователи поставили под сомнение
утвердившиеся было в этнографии представления о регулярных
голодовках этих племен в прошлом.
В выступлениях ряда участников симпозиума «Человек-
охотник» (1968) приводились убедительные данные,
свидетельствовавшие о необоснованности утвердившегося в
этнографической науке представления о некоторых из современных
отсталых народах мира как «классических» представителях
охотников-собирателей эпохи палеолита85. Например, было показано,
что ведда Цейлона, племена зоны тропического леса Южной
Америки, относившиеся к «классическим» племенам
первобытных охотников-собирателей, являют собой примеры «деэволю-
ции», т. е. перехода от земледелия к охоте и собирательству8б.
Собранные за последнее время новые данные об отсталых
племенах охотников-собирателей говорят о необоснованности
мнения Сервиса, что патрилокальная община является
древнейшей и универсальной формой социального устройства
первобытного общества. Высказывались сомнения в древности такой
общины; по мнению ряда ученых, община вообще и патрилокальная
в частности возникает в результате колонизации. Ф. Эгган
назвал трактовку Сервисом первобытности «наивной», показав ее
необоснованность данными этнографии 87.
Против концепции изначальности и универсальности патри-
локальных общин выступил недавно М. Кей, показав на данных
по этнографии индейских племен собирателей и охотников
Южной Америки большую частоту матрилинейности и матрилокаль-
ности88.
Однако, несмотря на ошибочность общинной теории М. Са-
линса и Э. Сервиса, их концепция истории первобытности для
многих молодых исследователей представляется
привлекательной как попытка связать эволюцию форм социальной жизни с
развитием экономики и тем самым опровергнуть положение Дж.
Мэрдока о самостоятельности семейно-родственных отношений.
85 Ibidem.
86 Ibidem.
87 F. Eggan. Typology. «Man the hunter», p. 261—266.
88 M. Kay. South American Foragers: a case study in cultural development. AA,
vol. 71, N 2, 1969.
35
3*

Оценивая состояние науки США о первобытности к середине
XX в., можно сказать, что господствующее значение в ней имела
патриархальная теория, развившаяся как реакция на
марксистское понимание истории общества, прикрывавшаяся критикой
Моргана. В общетеоретическом смысле она не внесла ничего
нового в теорию, сформулированную в трудах К- Н. Старке и
Э. Вестермарка. Сторонники ее в XX в. каждый по-своему
стремились обосновать «новыми данными» основные ее положения.
В связи с этим, бесспорно, накоплен большой фактический
материал об отсталых народах мира XX в. Нельзя отрицать также
научную значимость ряда частных обобщений и уточнений
относительно значения и роли институтов первобытности на
последних этапах первобытнообщинной формации в условиях
колониального порабощения отсталых народов мира.
Патриархальная теория претерпела на протяжении своей
истории значительные изменения, приспосабливаясь к вновь
открываемым фактам. Но ее основные постулаты об изначаль-
ности индивидуального брака и малой семьи, отрицание
группового брака и рода как основной ячейки первобытности,
высказанные еще в работах К. Н. Старке и Э. Вестермарка,
остаются прежними. Правда, говоря об изначальности малой семьи,
многие из современных сторонников патриархальной теории
признают, что на ранних этапах человеческой истории семья не
была вполне самостоятельной хозяйственной единицей, что она
входила в состав более крупного коллектива людей. Но для
всех из них малые семьи — это те клеточки, из которых состоят
первобытные коллективы.
В борьбе с концепциями патриархальной и
непатриархальной теорий восстанавливается и развивается понимание
первобытного общества как общества родового, заложенное трудами
Бахофена, Мак Леннана и Моргана. Новый качественный,.этап
развития этой концепции нашел отражение в трудах классиков
марксизма и прежде всего в труде Ф. Энгельса «Происхождение
семьи, частной собственности и государства». Советские ученые
развивают именно эту концепцию первобытности.
К такому пониманию истории первобытности приходит и ряд
современных этнографов и антропологов США. Исследования
в области приматологии последних лет опровергли, например,
попытки объяснения изначальности патриархальной семьи в
человеческом обществе ссылками на животный мир.
Появляются исследования, авторы которых прослеживают древность
материнскородового устройства по пережиточным институтам.
Например, Е. Тукер сделала интересную попытку доказать связь
употребления обрядовых масок с материнским родом 89. Ю. Бра-
Е. Tooker. Masking and matrilineality in North America. AA, vol. 70, N 6,
1968.
36

ун и П. Клус свидетельство бытования матрилокального
поселения видят в наличии обрядов женских инициации 90.
Изучение целого ряда исследований молодых этнографов
США и особенно этноисториков, опубликованных за последние
10—20 лет, убеждает нас в том, что выводы Л. Г. Моргана о
социальном строе древних американцев находят новые
обоснования. Например, этноисторические исследования и изучение
систем родства, произведенные современными этнографами США,
позволили им установить наличие в прошлом материнской
родовой организации у таких племен американских прерий, как
черноногие, фокс, чейены, арапахо, пауни, вичита,
описывавшихся до этого в качестве безродовых. Особенно убедительны
исследования социальной жизни степных племен американского
этнографа Б. Мишкина, показавшего процесс становления у них
патриархальных норм в связи с развитием частной
собственности на лошадей и имущественного неравенства. Исследования
Э. Ликок по этнографии индейцев Лабрадора также
убедительно свидетельствуют о существовании у этих племен в прошлом
материнского рода. Ликок рисует убедительную картину
процесса формирования патриархальных отношений в связи с
появлением частной собственности на меха, а позже и на охотничьи
угодья у индейцев Лабрадора.
Новейшие этнографические исследования американских
индейцев все больше и больше свидетельствуют о том, что под
прямым или косвенным влиянием колонизации первоначальное
родовое устройство этих племен к началу XIX в. претерпело
коренные изменения. У большинства из них род почти потерял
свое первоначальное экономическое значение. Этим отчасти
можно объяснить и то, что американские этнографы
«исторической» школы, подходя к изучению социальной жизни индейцев
антиисторически, без учета их предшествующего развития,
описали ее как безродовую. Известно, что и Моргану в середине
XIX в. пришлось восстанавливать картину предшествующего
родового устройства ирокезов по воспоминаниям стариков, по
легендам и сказаниям ирокезов. Но даже в
реконструированном им общественном устройстве ирокезов мы видим, что
экономической единицей является уже не род, а домохозяйство.
Различные племена североамериканского материка дают
классические примеры распада рода и формирования новых социальных
единиц.
К характеристике спора о социальном устройстве различных
племен американских индейцев ,к началу XIX в. замечательно
подходят слова Энгельса, сказанные им в связи с
рассмотрением социального устройства древних германцев: «Еще долго
93 /. К. Brown. A cross-cultural study of female initiation rites. AA, vol. 65, N 3,
1963; P. Kloss. Female initiation among the Maroniriver Caribs. AA, vol. 71,
N 5, 1969.
37

можно будет спорить,— пишет Энгельс, — о том, был ли
хозяйственной единицей род, или ею была домашняя община, или
какая-нибудь промежуточная между ними коммунистическая
родственная группа, либо же, в зависимости от земельных
условий, существовали все три группы» 91.
Развитие отмеченных Энгельсом трех форм социальной
организации можно проследить на материале различных племен
Северной Америки, начиная от рода к выделению из него ком-
мунистичесой родственной группы (например, ирокезской,
овачира), формированию большой семьи и развитию наряду с
ней сельской и кочевой (аульной) общины. Все эти формы
социального устройства, различные по своей специфике и
представляющие собой различные этапы в развитии человеческого
общества, в американской этнографической литературе очень
часто обозначались одним термином община («band»), который
отражал антиисторизм в подходе к изучению явлений
общественной жизни.
В последние 20 лет мы все чаще встречаемся с попытками
не только критики патриархальной теории и концепций
«исторической» школы в американской этнографии, но и приведения
положений учения Моргана в соответствие с современными
знаниями. Наиболее интересны в этом плане исследования
американских ученых Ф. Эггана, Э. Ликок, Г. Хикерсона. Э. Ликок
пишет, например, об усилении в этнографии США «тенденции
к синтезу исторического эмпиризма, связанного с именем Боа-
са, и теоретического эволюционизма, связанного главным
образом с Морганом» 92.
Следующие главы нашей работы посвящаются анализу
конкретных материалов, убедительно свидетельствующих о
фактической необоснованности и научной несостоятельности
антиисторических концепций представителей «исторической» школы в
американской этнографии. К оценке деятельности ученых этой
школы вполне применимы слова Ф. Энгельса, сказанные в адрес
Мак Леннана: «В то время как сам он конструирует историю
семьи в высшей степени искусственно, опираясь на одни лишь
гипотезы, от Леббока и Моргана он требует не просто
доказательств для каждого их утверждения, но доказательств
неопровержимых...» 93. Видный ученый США Л. Уайт, выступая в
защиту Л. Г. Моргана, антиэволюционизм в американской
этнографической науке справедливо охарактеризовал как «философию
оправдания церкви, частной собственности моногамной семьи
и капиталистического государства» и.
91 К- Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 140.
92 «Ethnohistory», 1958, vol. 5, N 3, p. 193.
93 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 22, стр. 222.
94 L. A. White. The concept of evolution in cultural anthropology. «Evolution
and anthropology». Washington, 1959, p. 109.

Г лав а 2
охотники и рыболовы
АМЕРИКАНСКОГО СЕВЕРА
Особое место в антиэволюционистских теориях
представителей исторической школы американской этнографии занимало
исследование алгонкинских и атапаскских племен охотников-
рыболовов американского Севера. В этнографических описаниях
этих племен XX в. они характеризовались как чрезвычайно
примитивные бродячие охотники, как некие осколки палеолита,
сохранившиеся до наших дней. По ним судили о жизни древнего
человека, приписывая ему черты, установившиеся у этих
племен к XX в.
Остатки этих племен и до сих пор живут в таежной части
севера Северной Америки, занимаясь промыслом пушного зверя,
мясной охотой и рыболовством. Восточную половину этого
огромного пространства к XIX в. заселяли алгонкинские племена,
западную — атапаскские.
АЛГОНКИНСКИЕ ПЛЕМЕНА
Алгонкиноязычные племена охотников-звероловов и
рыболовов к началу XIX в. были расселены небольшими группами по
обширной территории канадской субарктики от атлантического
побережья Лабрадора на востоке, до озера Виннипег и Северной
Манитобы на западе, залива Джеймса, Гудзонова залива и Гуд-
зонова пролива на севере. Южная граница этой территории шла
по рекам Св. Лаврентия, Оттавы и немного севернее Великих
озер. К XIX в. на этой территории сложились три основные
алгонкиноязычные этнические общности: монтанье-наскапи, кри
и оджибвеи \
1 Часто называемые также «чиппева» (европейское искажение оджибва).
39

МОНТАНЬЕ-НАСКАПИ
Впервые внимание этнографов к этой этнической общности
было привлечено исследованиями Ф. Спека. Начав изучение
индейцев Лабрадора с 1914 г., Ф. Спек вскоре пришел к выводу,
что их культура «ярко свидетельствует об отсутствии у них
материального прогресса с периода, совпадающего с мезолитом» 2.
Обнаружив у них малую семью и наличие семейной
собственности на охотничьи участки, он увидел в них черты, присущие
мезолиту. Единомышленник Ф. Спека Дж. Купер относил культуру
индейцев Лабрадора к типично таежной «циркумполярной
культуре» и трактовал ее как чрезвычайно древний тип культуры,
основные элементы которой якобы могли сложиться 2—4
тысячи лет назад где-то на Байкале и принесены на Лабрадор
предками современных его насельников 3.
Описывая хозяйство индейцев Лабрадора, Дж. Купер рисует
его как изначально охотничье-рыболовное, в котором наряду с
мясной охотой промысел пушного зверя (бобра, выдры) якобы
еще до открытия Северной Америки имел столь важное значение,
что определял характер их отношений собственности и
социальных институтов 4.
Дж. Купер и Ф. Спек устанавливали следующие черты
социальной жизни монтанье-наскапей, якобы характерные для всех
самых отсталых окраинных народов мира: 1) семья
преимущественно моногамная с ограниченной полигамией и тенденцией к
патриархату; 2) частная собственность; 3) простой обмен;
4) слабая политическая организация; 5) отсутствие родовой
организации.
Эти идеи Ф. Спека и Дж. Купера подхватил В. Шмидт как
доказательство изначальности частной собственности в истории
общества 5.
Антиисторизм этих концепций о примитивизме лабрадорских
индейцев XIX—XX вв. становится особенно очевидным в свете
поднятых за последнее время материалов по их этногенезу.
Этногенез. Историко-этнографические и археологические
исследования последних двух десятилетий показали, что так
называемая таежная культура не так уж архаична как
предполагалось. Эти исследования заставляют коренным образом пере-
2 F. Speck. Naskapi: the savage hunters of the Labrador Peninsula. Norman,
1935, p. 15.
3 /. M. Cooper. The Culture of the Northeastern Indian hunters: a reconstructive
interpretation. «Man in Northeastern North America». Andover, 1946, p. 290.
4 Ibid., p. 292.
5 W. Schmidt. Das Eigentum auf den altesten Stufen der Menscheit, Bd. 1. Miin-
ster in Westfalen, 1937, p. 141—155. Д. Дэвидсон, отправляясь от этой же
идеи, начал доказывать наличие частной собственности на кормовые участки
и у австралийцев (£>. S. Davidson. Family hunting territory in Australia. AA,
vol. 30, N 4, 1928).
40

Карта расселения северных алгонкинов
смотреть представления об историческом прошлом насельников
Лабрадора. Впервые мысль о сравнительно недавнем заселении
современными индейцами этого полуострова была высказана
в работе выдающегося канадского геолога середины прошлого
столетия Г. Хинда 6. Этой же точки зрения придерживался
американский исследователь индейцев Лабрадора Л. Торнер 7.
Известный датский ученый К. Биркет-Смит также писал об «очень
недавнем» заселении Лабрадора, считая прародиной его
насельников район виннипегских озер8. О сравнительно позднем
заселении Лабрадора индейцами монтанье-наскапей писал и
Ф. Спек9. Известный американский этнограф и археолог
Д. Стронг на основании своих археологических исследований в
северо-восточных районах полуострова высказал предположение
о том, что до прихода монтанье-наскапей Лабрадор был заселен
древним индейским населением, частью которого, возможно,
были беотуки Ньюфаундленда 10.
6 Я. /. Hind. Explorations in the Interior of the Labrador Peninsula, vol. II.
London, 1863, p. 9.
7 L. M. Turner. Ethnology of the Ungava District. 11th Annual Report Bureau
of American Ethnology. Washington, 1894, p. 267.
8 K. Birket-Smith. A geographic Study of Early history of the Algonquian
Indians. «Internationale Archiv fur Ethnographies», vol. 24. Leiden, 1918, p. 215.
9 F. Speck. Montagnais-Naskapi Bands and Early Eskimo distribution in the
Labrador Peninsula. AA, vol. 30, N 4, 1931. Этого мнения придерживается
канадский ученый Э. Роджерс. См., например, его выступление на симпозиуме:
«Contributions to anthropology: Band societies». National Museum of
Canada, Bulletin N 228 (далее —NMC, Bull.). Ottawa, 1968, p. 18.
10 D. Strong. Stone culture from Northern Labrador and its relation to the Es-
41

В настоящее время широко принято предположение, что
первоначальным центром распространения северо-восточных
алгонкинов был район Великих озер. Именно в этом районе
прослеживается преемственность культур, говорящая об
обитании здесь человека в течение более 10 тысяч лет. Общинные
длинные палатки монтанье-наскапей XIX—XX вв.,
сооружавшиеся для отправления празднеств, могут рассматриваться как
отзвук далекого прошлого, .когда предки северо-восточных
алгонкинов жили юго-западнее районов их арктического
обитания; может быть, эта традиция идет еще от культуры оваско с
характерными для нее овальной формы длинными жилищами ".
Однако для решения вопросов о том, когда и по каким
причинам началось расселение алгонкинских групп из этого
единого центра, пока нет еще достаточных данных. Общеизвестно
лишь то, что оно имело место до открытия Северной Америки
европейцами.
Большинство авторов признает сейчас, что к открытию
северо-востока Канады европейцами в конце XV — начале XVI в.
индейцы, названные французами монтанье («горцы»), жили на
юге Лабрадора. На карте, составленной Ф. Спеком по данным
XVII—XVIII вв., монтанье занимают именно юг Лабрадора 12.
«Ко времени появления французов в Нижней Канаде,— пишет
Ф. Спек,— основная масса монтанье, по-видимому,
локализовалась на территории к северу от р. Св. Лаврентия, между
Квебеком и р. Сагиней, внутрь полуострова до оз. Сент-Джон и
далее на восток по побережью до р. Муази и Сет-Иль и по
рекам внутрь полуострова до Водораздела. В этот период
нет никаких сведений о каком-либо народе, живущем к северу
и востоку от них. Вместе с последующим распространением
французских торговых постов и влияния миссионеров мы узнаем
о продвижении монтанье на восток вдоль побережья до Блан
Саблон» 13.
Движение монтанье на восток по р. Св. Лаврентия «совпало,
по-видимому,— пишет Спек,— с движением наскапей на. восток
и север полуострова, результатом которого было заселение ал-
гонкиноязычными индейцами его внутреннего плато и
побережья» 14.
kimo-like cultures of the Northeast. AA, vol. 32, N 1, 1930, p. 127; Ю. П. Авер-
киева. Род и община у алгонкинов и атапасков американского Севера.
«Разложение родового общества и формирование классового общества». М., 1968,
стр. 35—47.
11 См. описание больших палаток: L. Turner. Op. cit., стр. 201; F. Speck. Mon-
tagnais-Naskapi bands., p. 200; «Les voyages de Samuel Champlain».
Collection International de documentation colonial. Deuxieme series. Paris, 1951,
p. 58; «The Jesuit Relations and allied documents. Travels and explorations of
the Jesuit missionaries in New France. 1610—1791», 72 vols. Cleveland, 1896—
1901 (далее — «Jesuit Relations»), vol. V, p. 105.
12 F. Speck. Montagnais-Naskapi bands., p. 565.
13 Ibid., p. 564.
14 Ibidem.
42

На картах и в описаниях путешествий в этот район в 1550—
1555 гг. не встречаются еще названия монтанье и наскапей.
Название «монтанье» упоминается впервые в описании путешествия
основателя первых европейских поселений в Канаде С. Шамп-
лена в 1603 г.15
Название же «наскапи» в форме guneskapi впервые
появляется в сообщениях миссионера Лоре (1730 г.), обозначившего
этим термином жителей оз. Ашванипи, в верховьях р. Муази16.
Это было прозвище, обозначавшее «язычники» и данное
северным группам монтанье уже обращенными в христианство
южными. В дальнейшем название монтанье закрепилось за
индейцами юто-западного Лабрадора, а насельники
центральной и юго-восточной частей полуострова стали обозначаться в
европейской литературе XVIII в. как наскапи. Вместе с тем все
авторы пишут об отсутствии четкой границы между монтанье и
наскапи, предпочитая обозначать их как единую общность.
В. Таннер, финский исследователь, побывавший на
Лабрадоре в 1938—1939 гг., называет эти группы двумя «кланами»,
разъединившимися в процессе освоения Лабрадора. «Хотя
незначительные языковые различия между ними,— пишет он,—
говорят о том, что два клана жили раздельно продолжительное
время» 17. По мнению В. Таннера, как и других исследователей,
«нельзя показать реального и четкого различия между двумя
территориальными кланами: наскапями и монтанье» 18.
Вероятно, авторы правы, считая эти группы поздними
подразделениями единого племени, которое, по-видимому,
упоминалось у Ж. Картье под названием «чикоринов», а в более
поздних сообщениях называлось одним термином — монтанье,
В середине XIX в., согласно материалам Г. Хинда19,
монтанье и наскапи занимали те же районы полуострова, что и в
начале XX в., зафиксированные на карте Ф. Спека.
Таким образом, расселившись по полуострову, каждая
группа монтанье-наскапей по крайней мере с 1850 г. занимала
одну определенную территорию, в пределах которой имела
рыболовные и охотничьи угодья. Уже этот факт говорит об
ограниченности понятия «бродячий образ жизни» для этих
индейцев. Однако с этого же времени, если не ранее, начинается
проникновение белых трапперов и рыболовов в границы индейских
земель. Например, Г. Хинд во время своего путешествия в
глубь полуострова в 1861 г. отмечал наличие рыболовных стоянок
*5 «The Works of Samuel Champlain», vol. I—VI; Vol. I. Toronto, 1922, p. 103;
цит. по: B. Hoffman. Cabot to Cartie: Sources for a Historical Ethnography
of Northeast North America 1497—1550. Toronto, 1961, p. 179.
16 См.: H. J. Hind. Op. cit., vol. 1, p. 34.
17 V. Tanner. Outlines of the Geography, Life and Customs of New-Foundland —
Labrador, vol. 2. Cambridge, 1947, p. 664.
18 Ibid., p. 587.
49 H. J. Hind. Op. cit., vol. 1, p. 112—120.
43

на р. Муази двух американцев и преуспевающего рыболова
из Торонто. Г. Хинд писал также о белых трапперах,
проникающих внутрь Лабрадора для промысла высоко ценившихся
лабрадорских куниц20. «Представляется жестоким,— писал он,— со
стороны канадского правительства сдавать белым лососевые
реки, впадающие в реку и залив Св. Лаврентия, и запрещать
законом индейцам, родившимся на этой земле, ловить в этих
реках рыбу для своего потребления» 21.
Устанавливая современные (на начало XX в.) границы
расселения отдельных групп монтанье-наскапей, Ф. Спек
игнорировал факт захвата и эксплуатации индейских угодий белыми
трапперами и рыболовами. Между тем составленная В. Танне-
ром карта распределения между белыми трапперами и
индейцами охотничьих угодий Лабрадора убедительно показывает,
что лучшая часть этих угодий была уже в руках белых
трапперов, они разрезали индейские угодья на небольшие
разбросанные, бедные зверем охотничьи участки22. Индейцам не
позволяли ставить капканы на землях, захваченных белыми. Таким
образом, индейцев не только обирали скупщики пушнины, но
и белые трапперы экспроприировали их угодья.
Европейская колонизация северо-восточной Канады.
Пытаясь реконструировать древнюю историю и «аборигенный»,
т. е. доколониальный образ жизни индейцев, Ф. Спек обращается
к сообщениям миссионеров и путешественников XVII в.
Но, ка,к пишет в своем исследовании канадский ученый
Б. Гоффман, «проблемой является прежде всего то, что наши
классические источники по этнологии этого района — труды
Лескарбо, Шамплена, Сагара-Теодат, Ле Клерка и авторов
«Реляций иезуитов» — все начинаются с периода, к которому
влияние меховой торговли имело по меньшей мере
семидесятилетнюю давность. В связи с этим встает вопрос,— справедливо
отмечает он,— насколько получаемая из этих материалов
картина действительно отражает «аборигенную» ситуации. В
частности, рисуют ли эти источники адекватно туземную, доевропей-
скую, культурную ситуации на р. Св. Лаврентия?»23.
Свою работу Б. Гоффман посвящает анализу наиболее
ранних сведений о племенах этого района, содержащихся в
материалах о путешествиях европейцев к северо-восточным берегам
Канады в конце XV в. (в частности, Джона Кабота) и первой
половины XVI в. (Ферразано, Себастьяна Кабота, Кортереаля,
Жака Картье, Роберваля и др.).
Эти источники убедительно свидетельствуют о том, что
рыболовные суда португальцев, басков, гасконцев, бретонцев, нор-
20 Н. J. Hind. Op. cit., vol. 1, p. 25, 26.
21 Ibid., vol. 2, p. 122.
22 V. Tanner. Op. cit., vol. 2, p. 649.
23 B. Hoffman. Op. cit., p. 202.
44

маннов стали посещать северо-восточное побережье Канады,
вероятно, еще с конца XV в. Это были коммерческие суда,
промышлявшие треску на банках Нью-Фаундленда и проникавшие
в залив Св. Лаврентия.
В фундаментальном исследовании истории этого промысла в
Канаде известный ученый Канады Г. Иннис отмечает, что
особенно быстрое развитие рыболовства у северо-восточных
берегов Северной Америки началось после путешествия Джона
Кабота, привезшего сведения об огромных богатствах этого
района 2\ Командами рыболовных судов было положено также
начало развитию здесь меховой торговли с начала XVI в., Гоф-
фман пишет, например, что анализируемые им ранние
источники «позволяют сделать вывод, что торговля мехами была тесно
связана с первыми коммерческими рыболовными судами и
началась не позднее по крайней мере 1503 или 1504 гг. Эта торговля
уже установилась к 1512 г., когда Мартин Фернандес де Энсиско
сообщал: «Эта земля Бакаллоа лежит на запад от Галации...
Там много населенных портов, в также населенных островков.
Там много шкур с хорошим мехом. После этого сообщения о
меховой торговле,— пишет далее Гоффман,— становятся
значительно более частыми» 25.
Правда, как пишет Г. Иннис, посвятивший истории этой
торговли в Америке большое исследование, в первой половине
XVI в. меховая торговля была незначительна и занимала
второе после рыболовства место. Но уже к концу этого столетия
меховая торговля приобрела главное значение26. За «мягким
золотом» в Канаду устремились искатели наживы. Уже в
1610 г. С. Шамплен сообщал, что количество европейских
торговых судов в районе Св. Лаврентия настолько возросло, что
некоторые суда не смогли сбыть свои товары27. Индейские стойбища
по берегам р. Св. Лаврентия стали играть роль
торговых пунктов. На протяжении всего XVI в. главное значение
имело стойбище монтанье Тадуссак в устье р. Сагиней
(северный приток р. Св. Лаврентия). Упоминание о нем содержалось
уже в материалах Ж. Картье и обозначено на карте Канады,
составленной по ним 28.
Около 1600 г. Тадуссак стал первым французским торговым
поселением в Канаде, в котором была открыта также
католическая миссия. Вместе с тем это был и самый западный, в то
время торговый центр французских скупщиков пушнины.
24 Н. A. Innis. The cod fisheries; The history of an International Economy.
Toronto, 1954.
25 B. Hoffman. Op. cit., p. 201.
26 H. A. Innis. The fur trade in Canada. Toronto, 1956, p. 11.
27 Цит. по: Е. Leacock. The Montagnais «hunting territory» and the fur trade.
Menasha, 1954, p. 11.
28 B. Hoffman. Op. cit., p. 173, 209.
45

Р. Сагиней в течение всего XVI в. была главной торговой
артерией, вверх по которой шли европейские товары,
распространяясь по глубинным районам материка; вниз спускались лодки
с мехами, добытыми индейцами этих районов. Благодаря
своему выгодному положению насельники Тадуссака и р. Сагиней —
монтанье — играли активную и почти монопольную роль
торговых посредников между французскими купцами в Тадуссаке и
индейцами, жившими в верховьях Сагиней и далее на запад.
Материалы Шамплена начала XVII в. рисуют монтанье как
опытных торговых посредников. «Они предпочитают
подождать, пока придет несколько судов,— писал он,— чтобы
получить наши товары по более низкой цене. Поэтому ошибаются те»
кто думает, что, придя первыми, они добьются наибольших вы-
о 90)
год; здешние индейцы теперь слишком хитры» .
Свою монополию монтанье ревниво охраняли от попыток
других племен завязать непосредственные связи с французами.
В конце XVI в. район Сагиней стал центром межплеменных
столкновений 30.
Наиболее серьезно угрожали этой монополии ирокезы,
активно стремившиеся к установлению прямых связей с
французскими торговцами. Их вооруженные отряды спускались по
р. Св. Лаврентия, опустошая индейские селения по ее берегам.
Ирокезы стали грозой прибрежного населения, и р. Св.
Лаврентия стала опасным водным путем3i. Уже Ж- Картье
сообщал, что индейцы р. Св. Лаврентия считают ирокезов своими
главными врагами32.
Монтанье, поддерживаемые своими соседями малеситами,
собственно алгонкинами и гуронами, вели упорную борьбу с
ирокезами. Значительную поддержку им оказывали также ,фран-
цузы, прежде всего тем, что снабдили их ружьями раньше
ирокезов. Шамилей описывал в 1603 г. военную пляску в
Тадуссаке в связи с победой, одержанной над ирокезами
объединенными силами монтанье, малеситов и собственно алгЪнкинов 33.
В свой следующий приезд в Канаду в 1608 г. Шамплен
застал эти же три племени, готовящимися к оказанию отпора
ирокезским отрядам. К ним присоединились часть гуронов и
французы.
В 1632 г. миссионер Ле Жень был свидетелем двух военных
плясок монтанье — одной в Тадуссаке, другой в Квебеке — по
поводу одержанной ими победы над ирокезами34.
29 Цит. по: Е. Leacock. Op. cit., p. 11.
30 В. G. Trigger. Trade and tribal warfare on the St. Lawrence in the sixteenth
century. «Ethnohistory», vol. 9, N 3, 1962, p. 345.
31 B. Hoffman. Op. cit., p. 141, 203.
32 Ibid., p. 179.
33 «Le voyages de Samuel Chaplain...», p. 58—60.
34 «Jesuit Relations», vol. V, p. 29—55.
46

Однако, несмотря на победы алгонкинских воинов, ирокезы
держали в страхе все прибрежное население р. Св. Лаврентия.
Согласно сообщению М. Лескарбо, около 1600 г. ирокезы
разогнали все индейское население берегов этой реки выше
Квебека 35.
В то же время вследствие хищнического отстрела пушного
зверя в окрестностях их селений у реки сами индейцы
вынуждены были покидать эти места. В поисках зверя индейцы
поднимались по рекам в глубь полуострова.
С развитием европейской меховой торговли в течение XVII в.
и продвижением французов вверх по р. Св. Лаврентия Тадуссак
постепенно терял свое значение монопольного центра меховой
торговли. С начала XVII в. стали открываться новые пункты
торговли к западу от Тадуссака (около Квебека в 1608 г., в
устье р. Оттавы и др.) 36.
Вместе с этим и монтанье потеряли свою роль торговых
посредников. Теперь для приобретения европейских товаров,
широко вошедших в их быт в течение XVI в., им пришлось самим
обратиться к промыслу пушного зверя. Французская
колонизация Новой Франции оттесняла индейцев все далее на север от
р. Св. Лаврентия, толкая их на освоение внутренних районов
Лабрадора.
Вслед за монтанье в глубь полуострова устремлялись и
ирокезы, и скупщики пушнины, и миссионеры. Последние нередко
опережали торговцев.
В отчетах об этих походах миссионеров содержатся по
существу первые сведения об индейцах внутреннего Лабрадора и об
их борьбе с проникавшими туда отрядами ирокезов. Например,
миссионеры Г. Друйе и К. Даблон сообщают, что, поднявшись в
1661 г. по р. Сагиней до оз. Некуба, они встретили там индейцев
8 или 10 «наций». Они узнали, что незадолго до их прихода
ирокезы истребили жившее там племя Белок37. В
миссионерском отчете за 1665 г. описывается битва между монтанье и
ирокезами около оз. Сент-Джон38. Миссионер Албанель обнаружил
в 1672 г. ирокезскую крепость на оз. Мистассини, из которой они
совершали набеги на окрестное население и не подпускали его
к озеру39.
Однако французская колонизация берегов р. Св. Лаврентия
положила конец набегам ирокезов на индейское население
Лабрадора. Но следствием этой же колонизации была потеря
индейцами своей независимости. Для них начался полный трагизма
период повседневной борьбы за существование в условиях суровой
35 М. Lescarbot. History of New France, vol. III. Toronto, 1914, p. 267—268.
36 H. A. Innis. The fur trade in Canada, p. 22—29.
37 «Jesuit Relations», vol. 46, p. 281.
38 Ibid., vol. 47, p. 183.
39 Ibid., vol. 56, p. 183.
47

природы Лабрадора, эксплуатации и ограбления индейских
звероловов скупщиками пушнины, страшного обнищания и
вымирания индейцев от голода и завезенных европейцами
эпидемических заболеваний.
Уже с 1630-х годов появляются сообщения о страшных
голодовках индейцев в зимние месяцы. Много об этом пишет в своих
отчетах миссионер Ле Жень. Голодовки рисуются как
всегдашние спутники индейцев. Однако такие внимательные
исследователи, как, например, Г. Хинд, устанавливают, что до
колонизации района европейцами индейцам голодовки были неизвестны;
они связывают появление их с меховой торговлей40. Этому
способствовало и вторжение в индейские земли белых трапперов.
Все большая трудность промысла пушного зверя сокращала
время, затрачиваемое индейцами на мясную охоту, которая должна
была обеспечивать индейцев питанием. На добытые в течение
зимы меха индейцы выменивали боеприпасы и металлические
орудия, котлы, бусы, ром. Но, как правило, скупщики пушнины
спаивали индейцев и обирали их. Ле Жень писал в 1632 г. о
спаивании индейцев французскими и английскими скупщиками
пушнины. Индейские вожди вынуждены были обращаться с
просьбой к французам запретить продажу индейцам спиртных
напитков, опасаясь, что «эти напитки поведут к вымиранию их
народа» ".
С конца XVII в. в конкуренцию с французскими торговцами
вступают английские купцы, начавшие проникновение в район
Лабрадора через Гудзоном залив. С переходом же Канады к
Англии в 1763 г. Лабрадор превратился по существу в вотчину
Компании Гудзонова залива.
Занятия монтанье-наскапей. В сообщениях XVII в. индейцы
юга Лабрадора характеризуются как охотники и рыболовы; в
качестве главных объектов охоты упоминаются лось, карибу,
медведь и пушные звери (бобер, выдра и др.). Индейцы вели
кочевой охотничий образ жизни в течение шести зимних месяцев
и оседлый на летних стойбищах около рыболовных угодий и
торговых постов. Проделанный Б. Гоффманом анализ исторических
документов об открытии этого района в первой половине XVI в.
приводит его к заключению, что рыболовство и промысел
морского зверя в реке и заливе Св. Лаврентия были в то время
главными занятиями индейцев этого района. Например, Ж. Картье
отмечал огромные количества вылавливаемой индейцами рыбы,
которую они вялили на солнце и коптили над кострами, делая
запасы на зиму42. Много говорится в описаниях первых
путешествий в этот район и об охоте индейцев на белуг, тюленей,
40 Н. J. Hind. Op, cit., vol. 1, p. 115—121.
41 «Jesuit Relations», vol. V, p. 51.
42 B. Hoffman, Op. cit., p. 210.
48

моржей, производимой с лодок-берестянок. Рыболовство и
морская охота были важными занятиями индейцев побережья р. Св.
Лаврентия еще во времена жизни среди индейцев Ле Женя
(1632—1634), который писал, что хижины индейцев были полны
рыбы, которую коптят и «запасают в огромных количествах на
время, пока нет мяса»43. Он описывает ловлю индейцами угрей
с помощью запруд и гарпунов с железными наконечниками.
«Дикари сушат эту длинную рыбу,— писал Ле Жень,— на дыму
и складывают в пачки по сто штук в каждой». Ле Жень
упоминает и о ловле лососей, но ему не пришлось самому наблюдать
ее; пишет он также об охоте на тюленей44. Важность тюленьего
промысла подчеркивал в середине прошлого столетия Хинд.
«Тюлени,— писал он,— были главной причиной войн между мон-
танье и эскимосами Лабрадора»45.
Важное значение рыболовства в индейском хозяйстве
сохранилось и до наших дней. В этнографических описаниях индейцев
Лабродора мы неизменно встречаем сообщения о нем. Например,
современные канадские этнографы Э. Роджерс и Ж- Руссо
справедливо отмечают, что для мистассини рыболовство было более
важным, чем охота, источником пищи в течение всего года.
«Рыба жизненно важна для индейцев,— пишет Роджерс,— осенью
и весной и в любое время года, когда охота неудачна».
Наряду с этим Э. Роджерс пишет, что «все же индейцы предпочитают
мясо крупных животных»46. Но это предпочтение не снимает
того факта, что рыба — более доступный и надежный продукт
питания, чем мясо.
Орудия лова рыбы — различного рода сети и запруды,
гарпуны, крючки — и методы ее консервирования путем вяления на
солнце и копчения у северо-восточных и северо-западных
индейцев очень схожи. Характерно, что и в способах разделки рыбы
наблюдаются любопытные параллели: в обоих районах,
например, рыба вспарывалась не со стороны брюшка, а по спине.
И там и тут весна, лето и осень были сезонами интенсивного
рыболовства и заготовки рыбы на зиму. И на северо-востоке и на
северо-западе важнейшее значение имела добыча лососей.
Разделкой, вялением и копчением рыбы в обоих районах
занимались женщины.
Таким образом, в течение всего года рыболовство давало
индейцам устойчивый источник пищи и, следовательно, играло в их
жизни не менее, если не более важную роль, чем мясная охота.
Поэтому вряд ли в свете имеющихся данных можно согласиться
43 «Jesuit Relations», vol. V, p. 89.
44 Ibid., vol. VI, p. 309—313.
43 H. J. Hind. Op. cit., vol. II, p. 204.
46 E. S. Rogers. The hunting group-hunting territory complex among the Mistas-
sini Indians. «Department of Northern Affairs and National Resources».
Ottawa, 1963, p. 3—34; /. Rousseau. Mistassini Calendar. «The Beaver», N 280,
Ottawa, 1949, p. 36.
4 Ю. П. Аверкиева
49

с авторами, утверждающими, что раньше, т. е. до XX в., охота
на крупных копытных животных была главным занятием
индейцев в течение всего года. Несомненно, она была наиболее
трудоемким, но и наименее надежным видом деятельности.
Устойчивую базу для жизни индейцев давало рыболовство.
Первые описания индейцев Лабрадора рисуют их одетыми в
кожаные и меховые одежды, что свидетельствовало об охоте
индейцев на лесных животных. Все эти сведения позволяют
судить о хозяйстве индейцев ко времени открытия Лабрадора, как
Каноэ из бересты. Монтанье
о комплексном рыболовно-охотничьем хозяйстве. Этот тип
экономики предполагал полуоседлый образ жизни на ограниченной
территории с сезонным ритмом ведения хозяйства, когда
долговременное обитание в оседлых поселениях около мест рыбной
ловли прерывалось периодическими откочевками в глубь
полуострова для охоты на лесного зверя.
По-видимому, одним из первых коренных изменений в быту
насельников Лабрадора, вызванных европейской колонизацией
этого района, была реориентация их хозяйства от рыболовства
и морской охоты в реке и заливе Св. Лаврентия к добыче мехов,
охоте и рыболовству во внутренних частях полуострова.
С оценкой соотношения рыболовства и охоты в хозяйстве
монтанье-наскапеи непосредственно связан вопрос о номадности
или оседлости их образа жизни. В науке сейчас бесспорным
является положение, что рыболовство с древнейших времен
является основой оседлости. Устанавливая важное значение
рыболовства в экономической жизни предков монтанье-наскапеи,
Б. Гоффман высказывает вполне обоснованное сомнение в
исконности описываемого в XVII в. их бродячего образа жизни. Он
справедливо связывает его с реориентацией монтанье в области
их хозяйства в связи с меховой торговлей47. Г. Хинд также
высказывал в 1861 г. предположение, что 250 лет назад древние
47 В. Hoffman. Op. cit, p. 202—203, 204.
50

насельники р. Св. Лаврентия были более оседлы48. О том, что
бродячий образ жизни монтанье-наскапей был вызван
потребностями меховой торговли, убедительно пишет В. Таннер: «В
интересах меховой торговли было раскидать индейские семьи по
ручьям и рекам, и как только она началась, делать все
возможное, чтобы держать индейца номадом. Как хороший торговец
компания сопротивлялась всем попыткам иезуитов
сконцентрировать индейцев в постоянных селениях и ввести земледелие»49.
Таким образом, колониальная меховая торговля оказывала
определяющее влияние на развитие индейского общества с
начала XVI в.
Однако несмотря на то важное значение, которое приобретал
пушной промысел в эксплуатации индейцев, в их хозяйстве он
лишь постепенно оттеснял на второй план рыболовство и мясную
охоту, еще долгое время обеспечивавшие индейцев основными
средствами существования. Так, в середине XIX в., по сообщению
Хинда, карибу был '«основой существования монтанье и наска-
пей. Он для них столь же важен,— лисал Хинд,— как бизон для
степных племен»50. С запасами рыбы и копченого мяса убитых
осенью оленей индейцы откочевывали в лес на промысел пушного
зверя, когда добыча пищевых продуктов была крайне
ограничена. Но и в зимние месяцы наряду с промыслом пушного зверя
индейцы занимались мясной охотой и подледным ловом рыбы.
Правда, скупщики пушнины всемерно стремились заставить
индейцев заниматься только промыслом пушного зверя, что
превратило бы их по существу в кадры рабочих капиталистических
торговых монополий и поставило бы в полную экономическую
зависимость от рынка.
По существу до XX в. индейская экономика сохраняла
комплексный характер, но качественно отличный от доколониального
ее периода: появился сектор товарного пушного промысла.
На протяжении почти 400-летней истории меховой торговли
в этом районе шла борьба между двумя укладами в хозяйстве
индейцев, в процессе которой происходило постепенное
расширение товарного сектора за счет сокращения натурального. О росте
значения пушного промысла свидетельствовало расширение
ассортимента приобретаемых индейцами европейских товаров.
Металлические орудия очень быстро заменили каменные и
костяные в быту индейцев. Широко и быстро вошли в обиход
металлические котлы, европейская одежда.
Уже миссионер Ле Жень, проведший с индейцами зиму
1632/33 г., писал о значительном ассортименте европейских
товаров в быту монтанье. Он упоминает европейские плащи,
одеяла, ткани, рубашки, медные котлы. О бытовании у них в прош-
43 Н. J. Hind. Op. cit., vol. II, p. 8—9.
49 V. Tanner. Op. cit., vol. II, p. 648.
50 H. J. Hind. Op. cit., vol. I, p. 214.
51
4*

лом берестяной посуды он узнал лишь понаслышке51.
Характерно, однако, что продукты питания в этом ассортименте занимают
видное место лишь со второй половины XIX в. Хотя в
«Реляциях иезуитов» XVII в. встречаются указания на покупку индейцами
муки и гороха, но это носило эпизодический характер и
потреблялись эти продукты как редкие лакомства, в то время как
спиртные напитки выменивались в большом количестве52. Но уже
в 1882—1884 гг., по данным Торнера, изучавшего группу наска-
пей Унгавы, считающуюся наиболее отсталой, пищевые продукты
в довольно широком ассортименте и регулярно покупались
индейцами. Торнер писал, что наскапи этого района весной и летом
привозят свои меха в форт Шимо, где обменивают их на
боеприпасы, одежду, «в огромных количествах покупают патоку», а
также муку, горох, бобы, рис, сахар, сухари53. Этот список
продуктов говорил, несомненно, о сокращении натурального сектора
в экономике индейского хозяйства. В свете этих данных
приходится сомневаться в обоснованности подчеркиваемого еще в
XX в. рядом авторов примитивизма северных наскапей,
изображения их как типичных представителей примитивных охотников
на карибу периода мезолита.
Сохранение в течение долгого времени экономического
значения натуральной мясной охоты и рыболовства имело огромное
значение в социальном плане. Они были материальной основой
определенной экономической независимости индейцев от
капиталистического рынка. В то же время с натуральным сектором
было связано и бытование древних отношений коллективизма в
труде и распределении. Расширение значения товарного сектора
в хозяйстве индейцев означало вытеснение этих отношений и
становление отношений частной собственности. С этим связаны
были и процессы индивидуализации труда и парцелляризации
охотничьих угодий, выделения индивидуальной семьи как
носительницы отношений частной собственности.
Прежде всего эти процессы происходили в области товарного
промысла пушнины; укрепление новых связей и отношений в
этом секторе начинали подтачивать основы древних отношений
коллективизма и взаимопомощи, связанные с мясной охотой и
рыболовством.
Большинство исследователей игнорировало принципиальную
разницу между этими двумя укладами в индейской экономике,
подводя под понятие «охота» и натуральную мясную охоту, и
товарный промысел пушного зверя.
Характерно, что сами индейцы четко отделяли промысел
пушного зверя от мясной охоты. Это нашло свое отражение и в их
языке. Как сообщает Э. Ликок, промысел пушного зверя индей-
" «Jesuit Relations», vol. V, p. 97.
и Ibid., vol. V, VI.
■» L. M. Turner. Op. cit., p. 275.
52

цы обозначают термином, переводимом как «погоня за
деньгами»54. Обращенные в христианство, они распространяли
понятие греховности труда в воскресные дни лишь на труд по найму
и на промысел пушного зверя, тогда как занятия мясной охотой'
и рыбной ловлей грехом не считали. Ф. Спек же оба вида
деятельности называл одним термином «охота», характеризуя ее
как «примитивную деятельность»55. Несомненно, в сравнении с
современными промышленностью и сельским хозяйством США и
Канады это еще «примитивная» деятельность. Но насколько
глубок этот примитивизм и какова его сущность? Ведь эта
«примитивная»" деятельность индейцев является одним из укладов
современного капиталистического общества. «Мезолитические
охотники» Лабрадора своим трудом создают огромные капиталы ме-
хоторговцев. Они пользуются орудиями труда современного
промышленного производства, которые даются им на кабальных.
условиях, чаще всего в кредит под меха. Сами звероловы в XX в.
полностью стали зависимыми от капиталистического рынка.
Следствием игнорирования принципиальной разницы между
двумя социально-экономическими укладами,
сосуществовавшими в экономике индейцев Лабрадора, была архаизация
этнографами их социальной жизни, изображение их как чрезвычайно
изолированных от европейских влияний первобытных бродячих'
охотников, якобы сохранивших до XX в. неизменными
древнейшие традиции праалгонкинской культуры. Ошибочность этих
концепций теперь особенно очевидна в свете исследований мно-.
говековой истории вовлечения индейцев в меховую торговлю с
начала XVI в. Справедливо возражая против архаизации
социальных отношений монтанье-наскапей и против попыток
объяснения их древности и исконности «экологическими» факторами,
канадский ученый Ф. Гариг писал: «Меховая торговля, массовое
обращение монтанье-наскапей в христианство означают, что ни
один элемент их доконтактной (доколониальной.— Ю. А.) жизни
не остался неизменным... Этнографические исследования XX в.,—
подчеркивает Ф. Гариг,— просто описывают конечный
результат всех этих изменений»56.
Отношения собственности. Вопрос об отношениях
собственности и социальной структуре индейцев Лабрадора занял
большое место не только в американистике, но и вообще в
буржуазной социологической литературе первой половины XX в. Как
писала Э. Ликок, «социальная и экономическая организация
монтанье-наскапей приобрела большое значение в вопросе о
коллективизме форм жизни охотничьих культур вообще»57.
54 Е. Leacock. Op. cit., p. 34.
55 F. Speck. Naskapi., p. 30.
56 Ph. Garigue. The Social organization of the Montagnais-Naskapi. «Anthropo-
logica», 1957, N 4, p. 110.
57 См.: AA, vol. 65, N 4, 1963, p. 942.
53

Изображение социальной структуры этой этнической группы
в работах Ф. Спека 1920—1930-х годов- как наиболее
архаической формы человеческого общежития было использовано в
буржуазной науке в качестве якобы «убедительного»
доказательства ошибочности учения Л. Г. Моргана о родовой организации
и первобытном коммунизме. На основе материалов Ф. Спека
доказывали, что в истории человеческого общества древнее
индивидуализм, а не коллективизм, частная, а не общая собственность.
В ряде работ Ф. Спек пытался доказывать, что у индейцев
Лабрадора сосуществуют две формы собственности и
соответственно два типа социального устройства: один — тундровый,
основанный на общинных «коммуналистических» началах,
второй — таежный, основанный на началах индивидуализма и
частного предпринимательства. При этом географический фактор
является у него определяющим. В тундре охота индейцев на
стадных животных, по мысли Ф. Спека, является причиной
коллективизма их общинной жизни; в тайге же промысел пушного
зверя определял якобы индивидуализм в охоте, частную
собственность на охотничьи участки и наличие патриархальной
малой семьи как субъекта собственности, как основной социально-
экономической ячейки58. Если учесть при этом ничем не
обоснованное подчеркивание Ф. Спеком чрезвычайного примитивизма
и крайней изолированности лабрадорских индейцев от
европейских влияний, вторичность якобы общинной собственности у нас-
капей тундры, то получается, что частная собственность как
следствие «экологического (читай географического.— Ю. А.)
фактора» может существовать и в палеолите. Эти социогеографиче-
ские выкладки Ф. Спека, несмотря на публикации ранних
источников о европейской колонизации северо-востока Северной
Америки, говорящие о их несостоятельности, все еще
разделяются отдельными учеными США.
Бесспорно, что в социальной жизни индейцев внутренних
частей Лабрадора и индейцев юга и юго-запада этого
полуострова имели место некоторые различия. Они отмечаются всеми
исследователями по этнографии этого района. Но далеко не все
принимают экологические интерпретации Спека и Айзелея.
Исторически ориентированные ученые связывают эти различия не с
влиянием географических факторов, а с уровнем
социально-экономического развития различных групп лабрадорцев и прежде
всего со степенью проникновения в их экономику товарных
отношений. Предельно убедительно эта связь между социально-
экономической жизнью индейцев и меховой торговлей выявлена
в исследованиях Э. Ликок, особенно в ее первой работе59.
54 F. Speck and L. С. Eiseley. Montagnais-Naskapi bands and family hunting
districts of the Central and Southern Labrador Peninsula. «Proceedings of the
American Philosophical society», vol. 85, N 2, 1942, p. 220.
59 E. Leacock. Op. cit.
54

На конкретном материале Э. Ликок прослеживает различные
ступени распада первобытнообщинных отношений у различных
групп индейцев Лабрадора. Она показывает, что к XX в. в
общинах северных наскапей в формах землепользования в большей
степени сохранялись следы былого коллективизма. Их промысло-
Еые угодья не были еще закреплены не только за отдельными
семьями, но и за отдельными промысловыми партиями.
Исторически необоснованными оказались допущения Ф. Спека о «ком-
мунализме» наскапей XIX в. как якйбы нетронутых меховой
торговлей первобытных охотников на стадных животных. В. Тор-
нер, исследовавший общины наскапей в конце прошлого века,
приводит неопровержимые данные о зависимости их от торговых
постов и от торговли мехами. Он отмечает наличие в этих
общинах социального неравенства, сообщая, например, что
многоженство является привилегией богатых, имеющих по три — четыре
жены. «Дополнительных жен,— пишет Торнер,— берут главным
образом для работы, связанной с удачным промыслом»60, т. е.
для обработки шкурок пушного звбря. Э. Роджерс приводит
сообщение, относящееся к 1833 г., о том, что у северных наскапей
есть категория молодых людей, которые были «слугами или
скорее рабами больших людей: в их обязанности входили присмотр
за сетями и таскание саней. Бели такому человеку удавалось
выловить куницу, то ее забирал его хозяин. В этом состоянии
зависимости он остается, пока не женится»61. Эти сведения,
бесспорно, говорят о значительном распаде и отмирании древнего
родового равенства и коллективизма в производстве и
распределении у северных наскапей, показывая, насколько ошибочен
взгляд на них как на представителей примитивной культуры
охотников-собирателей.
В юго-восточном районе Лабрадора Э. Ликок справедливо
устанавливает следующий по сравнению с северными наскапями
этап распада общинной жизни и индивидуализации произ~-
водства62.
Характерные для этого этапа процессы Э. Ликок анализирует
на примере изучавшейся ею в 1950—1951 гг. общины Наташку-
ан, летнее стойбище которой издревле находилось в устье р. На-
ташкуан, одного из притоков р. Св. Лаврентия.
На зимний промысловый сезон общинники Наташкуан еще
в XX в. разбивались на несколько промысловых партий, которые
организовывались вокруг хороших охотников, возглавлявших
партию. Организация этих партий основывалась на отношениях
кровного родства и свойства. Из приведенного у Ликок состава
промысловых партий в Наташкуан в 1947—1949 гг. видно еще
«° L. Turner. Op. cit., p. 270.
61 E. S. Rogers. Band organization among the Indians of Eastern Subarctic
Canada. NMC, Bull. № 228. Ottawa, 1969, p. 40.
62 E. Leacock. Op. cit.
55

преобладание матрилинейного родства и матрилокальности, хотя
и патрилокальные браки имели место почти внутри каждой из
индейских общин. Частыми партнерами индейского охотника в
недалеком прошлом наряду с его сыновьями были сыновья его
сестер, братья матери, тести и зятья. К этим промысловым
группам наиболее применим термин «многосемейная община», и ее
коллективизм принял форму кооперации в значительной степени
уже индивидуализированного промыслового труда. Как
отмечает Ликок, каждый охотник группы знал, сколько зверей он
поймал. Характерен и принцип раздела охотничьей добычи в
пределах этих охотничьих партий. Мясо животных, подстреленных из
ружья либо лука, идущее на непосредственное потребление, все
еще распределялось в группе, не считая мелкую дичь, дележ
которой не заслуживает внимания. Дележ же пушного зверя,
убитого из ружья, велся, по словам индейцев, «половина на поло-
в,ину». Фактически меха делились «между охотниками не
поровну,— сообщает Ликок,— а с учетом потребностей каждого и
главным образом соответственно величине семьи охотника и
размера его долга в лавке»63. Но уже во время работы Ликок
отдельные наиболее удачливые звероловы высказывали
недовольство этим дележом64. Посемейный раздел промысловой добычи
говорил о выделении семьи как экономической единицы.
Пойманные же в капканы животные принадлежали отдельному
охотнику. Однако ондатры, хотя их ловили в .капканы,
принадлежавшие - отдельным охотникам, составляли исключение из этого
правила: их делили между всеми охотниками промысловой
партии.
Промысловая партия в своей первоначальной форме, как
писала Р. Фляннери, совпадала с большой семьей65. Позднее в
ней стали объединяться неродственные семьи. В юго-восточном
Лабрадоре, по данным Э. Ликок, большесемейная община уже
распалась на малые семьи, но на зимний промысловый период
она как бы вновь возрождалась в виде промысловой партии.
Весной промысловые партии вновь съезжались в Наташкуан.
Каждая семья имела свою палатку. Но былая экономическая
целостность болыпесемейных общин сохранялась еще в
общности кухонного очага, устраивавшегося на открытом воздухе.
Характерен состав женщин, пользующихся одним очагом. Летом
1950 г., по наблюдениям Ликок, в стойбище Наташкуан в шести
случаях одним очагом пользовались матери или мачехи с
дочерьми; в двух — бабушки и внучки и только три очага
объединяли свекровь и невесток. Этот пример ярко свидетельствует о
том, что в основе объединения вокруг общего очага, а
следовательно, и расположения палаток лежат до сих пор еще отноше-
63 Е. Leacock. Op. cit., p. 33.
64 Ibidem.
65 R. Flannery. Op. cit., p. 267.
56

ния родства и в большинстве случаев родства по материнской
линии.
Наряду с этими чертами, свидетельствующими еще о былой
общинной жизни индейцев юго-восточного Лабрадора,
прослеживается определенная тенденция к индивидуализации
промысловой деятельности, к парцелляризации промысловых угодий и
становлению отцовского права. Э. Ликок приводит данные о
процессе закрепления охотничьих троп за отдельными
охотниками. Наследование этих троп и участков идет уже от отца к" сыну,
хотя нередки случаи наследования зятем. Вместе с тем даже у
тех групп, где выделялись или уже выделились отдельные
промысловые участки, почти до наших дней сохранялась разница в
представлениях о собственности соответственно натуральным
видам хозяйственной деятельности и товарному промыслу.
Индейцы проводили четкую грань между товарной экономикой и
натуральной. Например, они охотно делились орудиями и
продуктами натурального хозяйства; в отношения же, связанные с
товарным хозяйством, проникли уже отношения частной
собственности. Капканы, ружья, меха были частной собственностью.
Но на промысловом участке любого зверолова можно было
собирать ягоды, ловить рыбу, драть бересту, охотиться только
для собственного потребления, а не для продажи. Можно было
даже убить бобра на мясо, а не ради товарной шкурки: шкурки
считались собственностью владельца участка.
Третий этап развития современных форм индейских общин
Лабрадора Э. Ликок устанавливает у индейцев Семи Островов
(Сет-Иль). Они в значительно большей степени, чем индейцы
центрального и юго-восточного районов полуострова, зависят от
капиталистической экономики, и процесс становления отношений
частной собственности зашел у них значительно дальше. Прежде
всего общинные земли здесь поделены уже между отдельными
семьями. Семья является экономической единицей, и семейные
участки «обрабатываются» обычно отцом с сыном; меха,
добытые неженатым сыном, передаются отцу, который продает их в
лавке компании. Но как память о прежнем общинном характере
угодий сохранялось еще представление, что охотнику
принадлежали только обнаруженные им на своем семейном участке
бобровые хатки, остальные же мог использовать обнаруживший их
охотник. От белых трапперов, как отмечает Ликок, индейцы Семи
Островов отличаются несколько более широким использованием
продуктов природы и большим сохранением значения личных и
родственных связей, более соответствующих старому
традиционному образу жизни66, хотя большую долю населения Семи
Островов уже составляли метисы.
Лишь в юго-западной части Лабрадора можно считать
процесс вытеснения первобытнообщинных отношений отношениями
66 Е. Leacock. Op, cit., p. 24.
57

частной собственности в основном завершенным. В этом районе,
как устанавливает Э. Ликок, промысловое хозяйство приобрело
главное значение уже в XVIII в., что означало полную
зависимость индейцев от торговли. Только в этом районе^ более или
менее завершился, по мнению Э. Ликок, процесс становления
системы наследственных в семье охотничьих участков, которую
Спек и его последователи изображали в качестве искони
типичной формы землепользования не только для всех алгонкинских
племен, но и вообще для всех первобытных охотничье-собира-
тельских племен. Но даже здесь, пищет Ликок, «границы этих
участков менее устойчивы, чем это показалось Спеку»67.
Юго-западные монтанье вопреки взглядам Ф. Спека и его
последователей уже в XVIII в. были далеко не «отсталыми охотниками»,
а скорее своего рода колониальными рабочими-звероловами,
жестоко эксплуатируемыми Компанией Гудзонова залива. Очень
рано эти индейцы начали вовлекаться также в другие виды
наемного труда. Все это делало их частью, хотя и самой
отсталой и самой эксплуатируемой частью^ капиталистического
общества и определяло весь их образ жизни. Моногамная семья
здесь была самостоятельной социально-экономической единицей.
За каждой семьей закреплялся определенный охотничий участок,
на котором все обнаруженные или не обнаруженные бобровые
хатки считались собственностью семьи. Обрабатывался участок
главой семьи самостоятельно или вместе с неженатым сыном.
Добыча же последнего считалась уже его собственностью, и он
имел свой счет в лавке компании. Семья охотника постоянно
жила в селении около торгового поста, где индейцы имели
рубленые деревянные дома.
Э. Ликок своими исследованиями показала несостоятельность
попыток Ф. Спека доказать исконность малой семьи и частного
владения охотничьими участками у монтанье-наскапей.
Ее .исследования убедительно говорят также о том, что к
оценке социально-экономической жизни индейцев различных
частей Лабрадора XIX—XX вв. необходим
дифференцированный подход.
Соседская община. В описаниях социальной жизни
монтанье-наскапей понятие общины носит крайне неопределенный
характер. Общиной называется и соседская община, и
промысловые партии, и современные индейские поселки. Несомненно,
все эти социальные единицы сосуществовали в той или иной
переходной форме, отражая переходный этап, на котором находилось
индейское общество XVIII—XX вв.
Территориальную общину монтанье юго-западного
Лабрадора Ф. Спек пытался изобразить как древнейшую форму общежи-
Е. Leacock. Op. cit., p. 1.
58

тия не только всех индейцев Лабрадора, но и всего древнего
человечества.
Один из признаков архаичности этой общины Ф. Спек
усматривал в текучести ее состава, в ее «аморфности», граничащей
•якобы с «анархией». Однако, как показывает историческая
действительность, «аморфность» индейской общины — явление
закономерное в тех условиях, при которых эта община изучалась
этнографами. Возникает она на развалинах родовой
организации и носит сугубо переходный характер, для нее характерен
дуализм развивающейся частной собственности и
сохраняющейся еще общинной собственности. Родственные связи в ней
играют важную роль, но носят черты переходного этапа; это в
широком смысле родственно-территориальные связи, а не
родовые. Последние уступают свое место соседским связям. Как
справедливо заключает Э. Ликок, «неустойчивая община,
состоящая из неродственных малых семей, впервые описанная Ф. Спе-
ком, явление современное, возникшее вместе с ростом
зависимости монтанье от меховой торговли»68.
Говоря об аморфности индейской общины69, Ф. Спек вместе
с тем определял ее как «группу, занимающую довольно
определенную территорию, состоящую из более или менее постоянного
числа семей, владеющих патрилинейно наследуемыми правами
охоты на определенных участках в пределах территории
общины» 70. Эти признаки общины свидетельствовали, несомненно, о
ее устойчивости.
Ф. Спек насчитывал на Лабрадоре 26 таких общин; каждая
из них к началу XX в. имела свою территорию, границы которой
признавались и соседними общинами. В пределах ее помимо
охотничьих и промысловых участков община имела одну или
несколько стоянок для летних стойбищ, объединявших членов
общины для совместной- рыбной ловли и коллективной охоты
на оленей. Охотничьи угодья общин были поделены на
семейные охотничьи участки. Каждая община имела определенное
название. В «Реляциях иезуитов» упоминаются обозначения этих
общин по названиям животных: «племя Белок», «народ
Дикобраза», «люди Белуги» и т. д. Но, как устанавливает Э. Ликок,
«названия по животным быстро были заменены географическими
названиями мест деятельности торговых постов» п.
Действительно, в описках общин Спека и Роджерса 72 преобладают географи-
68 Е. Leacock. The Montagnais-Naskapi band. NMC, Bull. N 228. Ottawa, 1969,
p. 8; она же. The Montagnais «hunting territory...», p. 19—23.
69 F. Speck. Social structure of the Northern Algonkian. «Publications of the
American sociological society», vol. 12, 1917.
70 F. Speck. Culture problems in Northeastern North America. «Proceedings of
the American philosophical society», vol. 65, N 4, 1936, p. 86.
71 E. Leacock. The Montagnais-Naskapi band, p. 12.
72 F. Speck. Montagnais-Naskapi bands...; E. S. Rogers. Band organization
among the Indians..., p. 23.
59

ческие названия индейских общин, связанные с
местоположением торговых пунктов и факторий. Эти названия закреплялись за
индейскими общинами в документах факторий. Вместе с тем
Ф. Спек отмечает, что наряду с такого рода «официальными»
названиями иногда общины сохраняли за собой индейские
названия. Последние, как пишет Спек, не всегда удается
расшифровать. Переводы некоторых из этих названий показывают, что
по крайней мере пять общин носят названия по животным:
общины Медведя, Выдры, Бобра, Дикобраза, Белуги. Характерно,,
что эти названия сохранялись за наиболее древними
стойбищами монтанье. Заслуживает внимания и тот факт, что сообщения
об экзогамности относятся главным образом к этим общинам.
Вероятно, можно говорить о двух типах именных общин мон-
танье-наскапей к концу XVIII — началу XIX в. Одни из них
были прямыми воопреемницами дредних родовых общин как в
отношении места обитания, так и в отношении основного ядра
общины; другие общины 'представляли собой новообразования,
складывавшиеся в процессе освоения индейцами Лабрадора.
Но и те и другие в большей или меньшей степени сохраняли или
принимали некоторые общие черты, унаследованные от прежней
родовой общины: такие, как общность угодий, коллективизм в
производству и распределении, общее название, общее
кладбище, общность обрядов, представление об общности
происхождения и родстве членов общины и в связи с этим отмечаемую
исследователями экзогамность общин73. Общин первого типа, по-
видимому, было больше в южной части полуострова — районе
первоначального заселения.
На протяжении же XIX и XX вв. складывался новый тип со-1
седской общины индейцев — это оседлые селения около
торговых постов и миссий, в которых объединялось и сливалось
воедино несколько прежних общин. Этот процесс слияния и
оседания прослеживается в работах многих авторов. Решающее
значение в расселении индейских общин с начала XVII в. играли
торговые посты Компании Гудзонова залива. Об этом писали и
Ф. Спек74, и Ф. Гариг. В работе Ф. Гарига читаем: «Изменения
в местоположении торговых постов или их закрытие вызывали'
коренные изменения в жизни монтанье-наскапей и постепенно
их образ жизни трансформировался таким образом, чтобы
соответствовать распространению торговых постов по всей зоне» 75.
Сначала посты открывались на стойбищах индейцев, и
вокруг постов происходила концентрация индейского населения»
иногда нескольких общин. Позднее, когда индейцы уже попали
в экономическую зависимость от скупщиков пушнины, компания
73 Е. Leacock. The Montagnais-Nascapi band, p. 12—13; она же. Matrilocality in
a simple hunting economy. SWJA, vol. 11, N 1, 1955, p. 35.
74 F. Speck. Montagnais-Naskapi bands., p. 574.
75 Ph. Garigue. Op. cit., p. 110; E. Leacock. The Montagnais-Naskapi band, p. 12;
E. S. Rogers. Band organization among the Indians.., p. 37—38.
60

открывала свои посты там, где ей было удобно, будучи уверена,
что вслед за основанием поста произойдет и переселение
индейцев. Таким образом, если сначала торговцы шли за индейскими
звероловами, то позже индейцы шли за торговыми постами,
будучи от них экономически зависимыми.
Торговые посты на протяжении последних столетий играли,
таким образом, роль организующих индейское население
центров, вокруг которых наблюдалась концентрация индейского
населения.
Род и семья. Ф. Спек пытался доказать, что исконными
социальными единицами у монтанье-наскапей являются малая
патриархальная семья и состоящая из семей территориальная
община. Его выводы были направлены на опровержение учения о
роде Л. Г. Моргана. Но, как убедительно показала на фактах
Э. Ликок, Ф. Спек основывал свои гипотезы на этнографических
материалах, собранных им в начале. XX в. у индейцев
юго-западного Лабрадора, наиболее подвергшихся к тому времени
влиянию капиталистических производственных отношений.
Большинство авторов, отмечая в своих работах развитие в
этом районе меховой торговли, приводя сведения об огромных
перемещениях индейского населения под ее влиянием, об
опустошительном действии на него завезенных европейцами
заразных болезней уже в 1617, 1631, 1634 гг. и т. д.76, вместе с тем
не учитывают воздействия этих факторов на социальную
структуру индейского общества.
Несомненно, не только эксплуатация индейцев меховыми
компаниями, но и их вынужденное переселение с берегов р. Св.
Лаврентия на север и освоение ими суровой природы внутренних
частей полуострова оказали решающее влияние на древний
социальный строй коренного населения Лабрадора. В процессе
расселения по полуострову уже втянутого в меховую торговлю
индейского населения и движимого прежде всего поисками
пушного зверя естественными явлениями были раскол,
перегруппировки, слияния древних социальных единиц индейцев.
Что же представляли собой эти социальные единицы предкоз
современных монтанье?
К сожалению, мы не располагаем более ранними, чем
сообщения миссионеров XVII в., сведениями о социальной
организации монтанье. Безусловно, прав Б. Гоффман, отметивший,
что картина социальной жизни индейцев, воссоздаваемая по
данным Реляций миссионеров, вряд ли отражала «аборигенную
ситуацию», что предшествующий этим реляциям почти
столетний период меховой торговли в этом районе внес уже огромные
изменения в жизнь индейцев77. Приводя факторы, свидетельст-
78 См.: G. Day. English-Indian Contacts in New England. «Ethnohistory», vol. 9,
N 1, 1962. Bloomington, p. 27.
77 B. Hoffman. Op. cit., p. 202.
61

вующие о европейских влияниях на индейцев еще задолго до-
появления сколько-нибудь значительных сведений о них, ученый
США Г. Дэй пишет, что «все -более и более исчезает наша
надежда открыть северо-восточных индейцев, совершенно не
подвергнутых влиянию европейских товаров»78. Те фрагментарные
сведения о жизни индейцев XVI — начала XVII в., как уже
отмечалось, характеризуют XVII век как весьма бурный период
в истории монтанье. Об этом говорят сообщения об их активной
посреднической торговле, об их вооруженных конфликтах и
войнах с другими племенами, особенно с ирокезами. Вероятно,
социальная структура монтанье в ту эпоху не была столь
проста и «архаична», какой она изображается многими авторами
XX в. Несомненно, они имели какую-то военную организацию
и военачальников для успешного отражения набегов военных
отрядов ирокезов. Известного рода «упрощение» или
«дезинтеграция» прежней социальной системы начинается,
по-видимому, с потери ими роли торговых посредников, а вместе с этим
и потери их политической и экономической независимости.
Очевиден тот факт, что север и восток Лабрадора заселяли уже не
первобытные охотники, а связанные с европейской меховой
торговлей и зависимые от скупщиков пушнины звероловы.
Могла ли в этих условиях существовать или развиваться у них
«формализованная», «аборигенная» (т. е. независимая от
европейских влияний) социальная структура?
По крупицам собрав ранние сведения о социальной жизни
монтанье и обобщив их в сопоставлении с данными этнографии»
Э. Ликок устанавливает, что в XVII в. существовали четыре
основные единицы в социальной структуре монтанье-наскапей:
1) «многосемейная группа», обитавшая в общем жилище и
насчитывавшая в XVII в. от 10 до 20 человек (вернее было бы
назвать ее болынесемейным домохозяйством); 2)
«многопалаточная группа», состоящая из двух-трех домовых групп,
взаимосвязанных большую часть года, совместно откочевывавших в
лес для зимнего 'промысла. Хотя промысел велся небольшими
подразделениями группы, они всегда находились в тесных
отношениях взаимопомощи — сотрудничества; численность таких:
групп 60—70 человек; 3) «именные общины» (от 150 до 300
человек), состоящие из двух-трех «многопалаточных групп». В
«Реляциях иезуитов» они назывались то «племенами», то «нациями».
В американистике за ними закрепилось название «община»
(band). Каждая такая община имела определенный район
обитания, включавший охотничьи угодья. Весной и летом она
объединялась в летнем стойбище, у мест рыбной ловли. Все
указываемые авторами признаки именной общины
монтанье-наскапей XVII в. позволяют рассматривать ее как раннюю форму
соседской общины, сохраняющую еще ряд признаков, унасле-
78 G. Day. Op. cit., p. 25.
62

дованных от рода: общинную собственность на угодья,
коллективизм в охоте и рыболовстве, общее название, часто по
животному, объединение по признаку родства, но уже родства
кровного, и свойства. Следующей (4-й) единицей в социальной
структуре монтанье-наока'пей были временные объединения
нескольких общин весной и летом около торговых постов79.
Э. Ликок подчеркивает, что минимальной социальной единицей
в обществе монтанье XVII в. была не малая семья, а
«многосемейная», т. е. болынесемейная, домовая группа.
Большой интерес для характеристики «многопалаточной
группы» представляют сведения миссионера Ле Женя.
Например, в отчете за 1632 г. он пишет: «8 ноября Минитоугаче
по кличке Ля Нассе и вся его семья, состоявшая из двух или трех
кабин, поселилась около нашего дома»80. Зиму Ле Жень провел
с этой группой в лесу на промысле. В одной из «кабин»
(палаток) было 19 человек, в другой—16 и в третьей—10 человек.
Все, что добывалось в течение зимы, употреблялось «компанией»
совместно81. О другой подобной группе сообщается, что она
состояла из 34 человек, живших в двух палатках82. О
составе этих «семей» можно судить по отдельным сообщениям,,
разбросанным в отчетах Ле Женя. В одном случае Ле Жень
перечисляет в качестве близких индейцу людей его жену,
детей, зятьев, друзей и соплеменников83. В другом месте его отчета
«семья» состоит из «старшей женщины, жены индейца, его'
детей, сородичей и родственников, живших с ним»84.
Все эти сообщения позволяют допустить, что социальная
единица, называемая Ле Женем «семья», а Э. Ликок —
«многопалаточная группа», представляла собой большесемейную
общину. По материалам иезуитов и ранних наблюдателей она
характеризуется как матрилинейно-матрилокальная болыпесемей-
ная община. Матрилокальность в сообщениях иезуитов
изображается как «изначальный обычай дикарей»85. Наряду с
сообщением Ле Женя о том, что индеец предпочитает в качестве
наследников детей своих сестер86, в Реляциях часты упоминания о
зятьях, живущих и охотящихся с тестем и нередко наследующих
ему87. Если учесть широко распространенную по Лабрадору
практику кросс-кузенных браков, о чем пишут американские
исследователи88, то сообщения о наследовании сыном сестры и
79 Е. Leacock. The Montagnais-Naskapi band.., p. 8—11.
80 «Jesuit Relations», vol. V, p. 103.
81 Ibid., vol. VII, p. 47, 97, 107, 121.
82 Ibid., vol. IX, p. 31.
83 Ibid., vol. XIV, p. 137.
84 Ibid., vol. XIV, p. 145.
85 Ibid., vol. XXX, p. 169.
86 Ibid., vol. VI, p. 255.
87 Ibid., vol. V, p. 157, 159, 163, 165.
88 /. Hallowell. Kinship teims and cross-cousin marriage of the Montagnais-Nas-
kapi and the Cree. AA, vol. 34, N 2, 1932; W. D. Strong. Cross-cousin mar-
63

зятем характеризуют одно и то же явление матрилинейного
наследования, ибо зять в этих случаях и был сыном сестры.
Миссионеры отмечают высокое положение женщин в
обществе монтанье. Например, Ле Жень писал, что «женщины
здесь — 'большая сила» и приводил примеры этому.
«Мужчины,— писал он,— предоставляют ведение хозяйства женщинам,
не вмешиваясь в него, женщины разделывают дичь, решают,
что делать с нею, раздают ее, никогда не вызывая недовольства
мужчин»89. Одним словом, женщины были
распорядительницами в домохозяйстве, и муж не мог ничего сделать без согласия
жены. Судьбой детей распоряжалась мать90. Таким образом,
матрилинейно-матрилокальная семейная община рисуется, по
данным «Реляций иезуитов», как основная
социально-экономическая единица монтанье-наскапей в предшествовавший
появлению иезуитов период. Но в их реляциях наряду со
свидетельствами о матрилокальности как «изначальном обычае дикарей»
встречаются уже указания и на патрилокальные домохозяйства.
Семейная община того периода находилась, видимо, в
переходном состоянии, сохраняя еще многое от первобытнокомму-
нистических отношений родового общества. Члены ее жили в
одной или нескольких больших палатках, их связывали
отношения родства и взаимопомощи. В то же время отдельные
домовые группы — в какой-то мере уже самостоятельные
единицы. Об этом говорит и сообщение Ле Женя о том, что одна
из домовых общин их «компании» зимой откочевала в другое
место охоты91.
Обобщая данные «Реляций иезуитов», 3. Ликок заключает,
что экзогамия, кросс-кузенные браки, матрилокальность были
основными факторами, цементирующими внутригрупповые и
межгрупповые связи92. Вместе с тем, подчеркивая огромное
воздействие на состав и характер «многосемейных» и
«многопалаточных» групп индивидуализации лушного промысла и
пушной торговли, она ставит вопрос о том, что представляли
собой эти социальные единицы в доколониальный период.
Если в более ранних своих работах она видела в них формы
дородовой организации, то здесь исследовательница допускает,
что этим социальным единицам могла предшествовать родовая
организация. «Наличие экзогамии, кросс-,кузенных браков и
связанной с ними терминологии родства,— пишет она,— ставит
вопрос о том, 'Что не являются ли они остатками прежде
существовавших родов?»93. Несомненно, все эти особенности социаль-
riage and the culture of the Northeastern Alognkian, AA, vol. 31, N 3, 1929,
p. 227—288.
69 «Jesuit Relations», vol. V, p, 181.
60 Ibid., vol. IX, p. 9—13.
pl Ibid., vol. VII, p. 147.
92 E. Leacock. The Montagnais-Nascapi band., p. 8—11.
93 Ibidem.
64

ной жизни монтанье-наскапеи XVII в. позволяют видеть в них
пережиточные черты их древнего родового строя. Некоторые из
этих черт — в виде экзогамности общин, кросе-кузенных браков,
матрилокальности брачного (поселения — сохранились до начала
XX в. Видя в родовом устройстве более «формализованную»
форму организации, чем общинная, она пишет: «С точки зрения
дальней исторической перспективы мы не можем сказать, что
древние предки современных охотников Канады не имели более
формализованной организации, соответствовавшей более
оседлому собирательно-охотничьему хозяйству и утраченной в
результате приспособления к северным условиям94.
Распад родовой организации монтанье ускорился,
по-видимому, € вовлечением их в европейскую меховую торговлю.
Если учесть, что к моменту открытия северо-востока
Северной Америки главное значение в жизни индейцев имело
рыболовство и они вели полуоседлый образ жизни, а в сообщениях
иезуитов XVII в. они описываются уже как кочевые охотники,
добывающие меха и покупающие на них европейские товары,
то становится очевидным, что за 100 лет ,в экономической
жизни индейцев произошел огромный скачок. Он не мог не вызвать
изменения и в их социальных институтах.
Религия монтанье-наскапеи. Распад первобытно-родовых
отношений нашел свое отражение и в религии индейцев. Но,
как и социальная организация, религиозная жизнь индейцев к
моменту знакомства с ними европейцев трактовалась
американскими учеными «исторической» школы как исходный, как самый
архаический вид религиозных верований и культов. В качестве
типичной черты индейцам Лабрадора приписывался
индивидуализм, проявлявшийся яко!бы не только в
социально-экономической жизни, но и в религии, в частности в вере в личных духов-
покровителей, в индивидуализированном характере культа
промысловых животных. Утверждалось почти полное отсутствие
у монтанье-наскапеи коллективных религиозных празднеств и
обрядов. Все эти черты, по мнению Спека, являлись «сильным
аргументом в пользу часто высказываемого положения, что
лабрадорский культурный ареал является исключительно
отсталым» 95.
Подчеркивая крайнюю религиозность индейцев, корпи ее
Спек видит в их врожденной религиозности, независимой от их
материальной жизни9в.
Спек, как и многие другие американские исследователи,
приводя сведения о религиозных представлениях и культах
монтанье-наскапеи, ищет параллели им у народов всей
циркумполярной зоны, в частности у народов Северной Сибири.
94 Ibidem.
95 F. Speck. Naskapi: the Savage hunter of the Labrador, p. 18.
Be Ibid., p. 15.
5 Ю. П. Аверкиева
65

Не случайно мы не встречаем на страницах этой книги даже
слова «тотем». Отрицание наличия тотемистических
представлений является естественным следствием трактовки этого
общества как извечно безродового.
Зародыш тотемистических представлений Ф. Спек видит в
вере в личных духов-покровителей и пытается доказать, что у
монтанье-наскапей эта вера не получила развития, поэтому у
них нет-де и тотемизма.
Вера в личных духов-покровителей, обряды и поверья,
связанные с промысловым культом, и шаманизм рассматриваются
Спеком как древнейшие черты религии охотничьих племен и
привлекаются им в качестве доказательства их дородовой
стадии развития.
Как известно, советские исследователи стоят в этом вопросе
на совершенно иных позициях. В своих работах они убедительно
доказывают позднее происхождение шаманизма, промыслового
культа, веры в духов-покровителей, видя в них признаки
распада родового о'бщества. Изучение промысловых культов у
самых различных народов мира, проведенное С. А. Токаревым,,
привело его к выводу, что «на средней и высшей ступенях
дикости промыслового культа не существует как особой формы
религии, потому что элементы этого культа поглощены другой,,
господствующей на этой стадии формой религии —
тотемизмом» а7.
Справедливость этого чрезвычайно важного вывода
подтверждают и материалы Лабрадора.
Спек устанавливает первостепенное значение в религиозной
жизни монтанье-наскапей культа медведя. Но, следуя теории
кочевого патриархата, он не может понять сущности этого,
культа. Он трактует его как разновидность культа промысловых
животных и в то же время вынужден признать несоответствие
между второстепенным значением медведя как объекта мясной
охоты и его первостепенным значением в обрядовой жизни:
индейцев.
Как известно, медвежий культ 'был некогда распространен
по огромной территории земного шара, встречаясь у различных
народов Азии, Америки, Европы.
Наиболее глубоко культ медведя изучен советскими
учеными у народов Сибири. Поэтому привлечение их материалов
представляется весьма плодотворным для понимания
известных фактов из религиозной жизни монтанье-наскапей.
Исследования медвежьего культа советскими учеными
убедительно показывают, что этот культ, несмотря на его
промысловую направленность, сохранял еще тотемистические черты,,
указывающие на его родство с тотемизмом как формой религии
родового о'бщества, предшествующей возникновению промысло-
97 С. А. Токарев. Ранние формы религии, М., 1964, стр. 241—242.
66

вого культа. По мысли С. А. Токарева, промысловые культы,
зарождаясь в тотемизме, обособляются в самостоятельную
форму религии вместе с началом разложения родового общества,
сохраняя вместе с тем на ранних этапах своего развития черты
родового культа и его идеологии — тотемизма. Именно тотемизм
рассматривается советскими учеными в качестве той основы,
из которой развивается промысловый культ. В культе медведя
они .видят ту раннюю форму промыслового культа, в которой
сохраняются еще тотемистические черты родового .праздника.
«Отличие медвежьего культа от тотемизма,— пишет
С. А. Токарев,— состоит по существу только в одном:
покровителем всех родов является одно и то же животное — медведь,
тогда как при типичном тотемизме тотемы разных родов раз-
, личны» 98.
Только такой исторический подход поможет нам,
несомненно, понять и сущность медвежьего культа монтанье-наскапей.
Все религиозно-магические действия монтанье-наскапей,
связанные с культом медведя, направлены были на то, чтобы не
оскорбить зверя, умилостивить его, чтобы убитые и съеденные
животные могли возродиться и вновь дать себя убить, т. е.
принести себя в жертву людям. Из собранных, хотя и довольно
фрагментарных сведений, очевиден коллективный и обрядовый
характер медвежьего праздника индейцев Лабрадора.
Основной смысл всей обрядности медвежьего праздника —
это обеспечение общины охотничьей добычей. Но в нем
несомненны и более древние пласты родового тотемного культа.
Характерно, что наряду с верой в духов — «хозяев» оленя, бобра,
рыб и др. у индейцев нет представления о хозяине медведей.
Индеец считает, что «каждый медведь сам себе хозяин». В этом
можно видеть отражение идеологии родового общества: каждый
род имеет своего медведя и каждый род сам себе хозяин.
Общинный характер носит также культ оленя, хотя по
своему значению, как подчеркивает Спек, обряды, связанные с
ним, минимальны в стравнении с культом медведя. При этом
строго соблюдалось правило обязательного коллективного
поедания «половины убитого зверя»". Все обряды в этом культе
связаны с верой в существование хозяина оленей, который
представлялся в XX в. монтанье-наскапям в виде индейца,
некогда ушедшего к оленям. Поселившись с ними на севере в
«доме оленей», в недоступных людям горах, он стал человеком-
оленем, распоряжающимся стадами оленей. Несоблюдение
правил охоты сердит хозяина оленей и он не посылает
животных охотникам. Особенный гнев его вызывает неразумная охота
на оленей и несоблюдение правил коллективного потребления
оленьего мяса.
98 С. А. Токарев. Указ. соч., стр. 244.
99 F. Speck. Naskapi., p. 91.
67
5*

Важное место в .промысловом культе индейцев (по Спеку —
третье после медведя и оленя) занимал бобер, что не
удивительно, если учесть решающее значение бобровых шкурок в
товарном промысле индейцев. С ростом зависимости индейцев
от покупных товаров охота на бобров приобретала жизненно
важное значение. В обрядности культа бобра много черт,
сходных с медвежьим праздником: бобру, как и медведю,
приписывалась большая сверхъестественная сила; кости бобра бросали
в воду, верили, что только таким образом обеспечивалась
возможность возрождения убитого зверя.
Путешественники XIX в. отмечали, что на столбах около
индейских стойбищ наряду с -медвежьими черепами можно было
видеть черепа бобров. Центральной идеей этой обрядности
была вера в «хозяина» бобров — «великого бобра», от которого
якобы зависела удачная охота на бобров. Охотники искали его
благорасположения, совершая культовые действа над убитыми
бобрами. Но в отличие от культов медведя и оленя в культе
бобра явно .прослеживается уже его семейное и даже его
индивидуальное, особенно у юго-западных монтанье, оформление,
отражающее процесс индивидуализации пушного промысла.
Обратив внимание именно на эту сторону культа, Спек, Купер
и др. истолковывали ее как исходную и изображали
религиозную жизнь монтанье-наскапей как изначально
индивидуалистическую. Ошибочность этого подхода наглядно выступает в свете
исследований промысловых культов у различных охотничьих
народов советскими учеными. В их работах вкрыта
определенная закономерность смены общинной формы промыслового
культа его семейным, а затем индивидуальным оформлением.
Причинная обусловленность этой смены заключена в процессе
парцелляризации и индивидуализации промысла 10°.
У индейцев, как показывают имеющиеся данные, семейное,
а затем и индивидуальное оформление приобретал культ тех
животных, промысел которых носил товарный характер.
Степень индивидуализации этого культа определялась ролью
товарного сектора в хозяйстве индейцев и поэтому наибольшего
развития она достигла у юго-западных монтанье.
Собранные Ф. Спеком данные позволяют сделать вывод,
что еще к началу XX в. у различных групп индейцев
Лабрадора можно проследить все три последовательно складывающиеся
формы промыслового культа: 1) общинного культа медведя и
оленя; 2) семейного у северо-восточных и 3) индивидуального
у юго-западных — культа бобра и других пушных зверей.
У монтанье-наскапей существовал целый ряд поверий,
запретов и обрядов, связанных с почитанием рыб. «Хозяин» рыб
представлялся в образе слепня у северо-восточных групп и в
образе черепахи — на юго-западе. В связи с первым в сезоне
100 С. А. Токарев. Указ. соч., стр. 240—245.
68

уловом рыбы индейцы устраивали общинную трапезу.
Устраивалась она и в связи с уловом крупной форели, при этом усилия
прилагались к тому, чтобы не сломать рыбий позвоночник;
последний либо череп съеденной рыбы вывешивали затем на
дереве подобно черепам медведя и бобра101.
Желая подчеркнуть индивидуализм религиозной практики
монтанье-наскапей, Спек утверждал, что у них нет
коллективных религиозных плясок и обрядов102.
Это утверждение Спека расходится с его же описанием
медвежьего праздника «ак коллективного обряда, так же как и
с упоминанием плясок индейцев в летних стойбищах. О
последних он пишет, что хотя они не носят религиозного характера,
однако они «оказывают сверхъестественные влияния»103. В
общем же материалы о религиозных представлениях монтанье-
наскапей, содержащиеся в ранних источниках, полностью
опровергают идею их крайнего примитивизма и изначального
индивидуализма104.
кри
Большое внимание в американской этнографии было уделено
индейцам кри, дающим якобы также пример дородового
социального устройства. Ко времени открытия северо-востока
Северной Америки они обитали на западе Лабрадора, к востоку
и югу от залива Джемса. Но в начале XIX в. кри оказались
разбросанньгми отдельными группами по огромной территории
лесостепной полосы Канады от западного Лабрадора на востоке
до верховьев р. Саскачеван на западе и до р. Черчилл на севере.
Их экспансия по этой территории была связана с
европейской меховой торговлей, в которую кри были втянуты с начала
XVII в., и поиски пушнины толкали их все далее на запад и
север.
В результате переселений и завоеваний чужеплеменных
земель произошли коренные изменения во всем их социальном
и экономическом укладе. Некогда единое племя распалось на
три родо-племенных подразделения: кри-мистассини к востоку
от залива Джемса, степные кри и лесные кри, развивавшиеся
с начала XVIII в. разными путями. Степные кри к началу
XIX в. превратились в племя степных кочевников-коневодов и
охотников на бизона 105.
101 F. Speck. NaskapL, p. 119.
102 Ibid., p. 95.
103 Ibid., p. 179.
104 См.: JO. П. Аверкиева. Род и община у алгонкинов атапасков
американского Севера.
105 Наиболее полное описание их жизни см.: D. Mandelbaum. The Plains Cree.
«Anthropological Papers of the American Museum of Natural History»
(далее—APAMNH), vol. XXXVII, pt. 1. New York, 1940.
69

Лесные кри и кри-мистассини — это типичные охотники и
звероловы канадской тайги, по своему образу жизни близкие к
другим алгонкинским племенам этой полосы монтанье и наска-
пям, оджибвеям, собственно алгонкинам. В Северном Онтарио
они фактически смешались с северными оджибвеями;
исследование одной из такого рода этнически смешанных групп кри-
оджибвеев канадским ученым Роджерсом рисует перед нами
картину их истории за последние почти 300 лет106. В настоящее
время большинство кри живет в резервациях, ведя полуоседлый
образ жизни, типичный для таежных звероловов-охотников
современной канадской тайги.
И степные и лесные кри описываются в качестве дородовой
и доплеменной этнической группы, основной
социально-экономической единицей которой якобы издревле является малая
моногамная семья. Материалом для этих выводов послужили
данные, характеризующие эти группы в XIX в.
Несомненно, в процессе переселений и реориентации всех
основ их социальной и экономической жизии в связи с активным
участием кри в меховой торговле их родовые связи не могли
сохраниться ко времени их изучения этнографами в XX в.
Заключение же Л. Г. Моргана, что кри утратили свою былую
родовую организацию, подтверждается сейчас новыми
исследованиями. Известный канадский этнограф Д. Дженнес в 1934 г.
установил, например, что некоторые группы кри, живущие к
западу от р. Олбени, «развили тотемные кланы по аналогии с
оджибвеями, но эти кланы не окрепли и сейчас практически
забыты»107. Дженнес считает эти «иеразвившиеся» кланы
явлением поздним и локальным, характерным лишь для этих групп
кри и следствием влияния на них оджибвеев. Как нам
представляется, сведения Дженнеса говорят скорее о бытовании
родовой организации у кри в црошлом, а так называемые
«недоразвившиеся тотемные кланы» указывали лишь на
некоторые пережиточные черты этой их былой организаций.
О родовом устройстве кри в прошлом говорит и практика крос-
кузенных б.раков, бытовавшая у них еще в начале XX в.108
За последнее время накапливается все больше фактов,
опровергающих гипотезы об изначальности патриархальных норм
у кри. В частности, современный исследователь лесных кри
Дж. Хонигман показывает ошибочность этого утвердившегося
в науке мнения.
Еще в 1953 г. он писал, что для кри типична патрилокаль
ность109. Однако уже в работе 1966 г. он отмечает, что «внима-
106 Е. S. Rogers. Changing Settlement pattern of the Cree-Ojibwa of Northern
Ontario. SWJA, vol. 19, N 1, 1969.
107 D. Jenness. Indians of Canada. Ottawa, 1934, p. 286.
108 M. Rossignol. Cross-cousin marriage among the Saskatchewan Cree.
«Primitive Man», vol„ 9, N 1—2, 1938; /. Hallowell. Op. cit.
109 /. Honigmann. Social organization of the Attawapiskat Cree Indians. «An-
thropos», vol. 48. Wien, 1953, p. 811.
70

тельное исследование в 1955 г. привело нас к значительному
изменению мнения и ясно показало, что тип патрилокального
поселения, ранее допускавшийся вследствие ограниченности
наших сведений, оказывается ошибочным. За периодом отработки
невесты часто следовало билокальное или неолокальное
поселение» ио. О матрилокальности браков кри сообщал в свое
время А. Маккензи111.
Однако, несмотря на эти бесспорные свидетельства о былом
родовом устройстве кри, до сих пор в этнографических работах
американских этнографов кри изображаются как очень
первобытный народ, стоящий на дородовой или 'безродовой стадии
развития. В малой семье и территориальной общине видят
основные формы якобы извечно данной социальной организации
кри. Их, как и монтанье-наскапи, относят к группе племен с
охотничье-промысловым хозяйством и безродовым устройством.
ОДЖИБВЕИ
В середине XIX в., как писал Морган, оджибвеи были одним
из наиболее многочисленных народов Северной Америки112.
Этногенез. Древняя прародина оджибвеев локализуется
вдоль северных берегов озер Верхнего и Гурон. В сравнительно
небольшом районе порогов, образуемых падением воды из оз.
Верхнего в оз. Гурон, обитал род под названием Оджибве или
Журавля. В ранних французских источниках эти обитатели
порогов получили название сольто из. Об этом же районе как
месте первоначального обитания оджибвеев писал в свое время и
Л. Г. Морган, отмечавший богатство его рыбой и дичью и
подчеркивавший важное значение рыболовства в жизни этого
племени и в этногенезе алгонкинских племен в целом. «При таких
преимуществах они беспрепятственно могли развиться в
сильную индейскую народность и высылать одну за другою орды
переселенцев, которые становились независимыми
племенами»114. От оджибвеев, как от «основного ствола» или «общего
материнского племени», отделились, по мысли Моргана, потава-
томи, оттава, майами, иллинойсы и кри. «Выселение всех этих
племен из начального центра их обитания у крупньк рыбных
110 /. Honigmann. The Attawapiskat Swampy Cree: an ethnographic
reconstruction. «Anthropological papers of the University of Alaska», vol. 5, part 1, 1956,
p. 62.
111 A. Mackenzie. Voyages from Montreal on the River St. Lawrence through the
Continent of North America in 1789 and 1793. London, 1801, p. 62.
112 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 96.
113 Н. Hickerson. The Southwestern Chippewa, an ethnohistoric study. AAA Mem.,
N 92, 1962, p. 78.
114 Л. Г. Морган. Указ. соч., стр. 64.
71

ловель на Верхнем озере,— отмечал Морган,— представляет
собой знаменательный факт, иллюстрирующий, каким образом
племена возникают в связи с естественными центрами источников
средств существования» 115. Морган допускал, что «алгонкинские
племена Новой Англии, Делавэра, Мэриленда, Виргинии и
Каролины, по всей вероятности, тоже произошли из того же
источника»116. Эти предположения Л. Моргана в значительной мере
подтверждаются современными лингвистическими,
археологическими и историко-этнографическими исследованиями т.
Исследования Г. Хикерсона полностью подтвердили мысль
Моргана о рыболовстве как главном занятии протооджибвеев.
Это подчеркивали первые европейцы, посетившие район
расселения древних оджибвеев. Так, миссионер К- Даблон писал, что
богатство района рыбой «привлекает сюда на летний период
окрестные нации. Эти люди, будучи номадами, без полей и
маиса, живут в основном рыбой и находят здесь все нужные им
средства существования»118. На основе анализа ранних
сведений об оджибвеях Г. Хикерсон убедительно показывает, что ко
времени колонизации протооджибвеи были оседлыми
рыболовами, в хозяйстве которых важное значение имели также охота,
сбор урожая дикого риса и добыча сока сахаристого клена.
Это комплексное хозяйство обеспечивало индейцам устойчивые
средства существования, возможности для оседлой жизни и для
развития их социальной и духовной культуры.
Протооджибвеи, как устанавливает Хикерсон, делились на
локализованные экзогамные группы родственников. «Я назвал
их в другой работе,— пишет он,—тотем ическим и группами
(разрядка Г. Хикерсона), чтобы избежать смешения их с
современными, сохраняющимися у них генсами и фратриями,
которые являются просто экзогамными неавтономными группами
родственников внутри больших локальных групп» И9. Многие из
современных генсов и фратрий, как устанавливает
исследователь, сохранили названия древних локализованных групп120.
Г. Хикерсон подчеркивает, как видим, отличие древних
родов протооджибвеев от делокализованных современных оджиб-
вейских родов. Делокализацию первоначальных родов он
связывает с меховой торговлей.
115 Л. Г. Морган. Указ. соч., стр. 64.
116 Там же.
117 См.: Н. Hickerson. Op. cit.; он же. The feast of the dead among the
seventeenth century Algonkians of the Upper Great Lakes. AA, vol. 62, N 1, 1960;
он же. The sociohistorical significance of two Chippewa ceremonials. AA,
vol. 65, N 1, 1963; он же. The genesis of bilaterality among two divisions of
Chippewa. AA, vol. 68, N 1, 1966; он же. The Chippewa of the Upper Great
Lakes: A study in Sociopolitical change. «The American Indians in historical
perspective». New York, 1972.
118 «Jesuit Relations», vol. 54, p. 129.
119 H. Hickerson. The Southwestern Chippewa., p. 76.
120 Ibid, p. 77.
72

Этнограф и историк оджибвейского происхождения У.
Уоррен, исследуя в середине XIX в. историю оджибвеев по их
преданиям, установил, что древние оджибвеи делились
первоначально на пять родов — Кошачьего Сомика, Журавля, Гагары,
Медведя и Куницы —и что все остальные их роды являются
позднейшими подразделениями121.
Г. Хикерсон прослеживает богатую событиями историю
оджибвеев колониального периода. Он устанавливает, что
оджибвеи были втянуты в орбиту европейской меховой торговли уже
в начале XVII в. жившими к востоку от них гуронами и нипис-
сингами еще до проникновения в районы их обитания
европейцев. «Уже к 1640—1670-м годам,— пишет Г. Хикерсон,—
культура алгонкинских племен верховий Больших озер не была
нетронутой аборигенной культурой, ибо европейские товары
вызывали изменения в их экономике...» По его словам, «...их дотор-
говая организация прежде локализованных экзогамных групп
родственников частично была уже разрушенной. Су-Сент-Мари,
став торговым центром, как магнит притягивал прежде
разбросанные группы» 122. Доказательство этому он видит в сообщении
иезуита К. Даблона, возглавлявшего миссию в Су-Сент-Мари в
1670 г. и писавшего: «Основным и местным населением этого
района являются те, кто называет себя пахуантингуач-ирини и
кого французы зовут сольто, потому что именно они живут у
порогов как на своей земле, другие же находятся там в
качестве как бы арендаторов. Они составляют только 150 душ, но
объединились с тремя другими нациями, которые насчитывают
более 550 человек и которым они дали право на пользование
своими землями; поэтому они живут здесь постоянно, за
исключением сезона охоты... Кроме этих четырех наций еще семь
других подчинены миссии...»123. По мнению Хикерсона, нациями
Даблон называл роды, и его сведения позволяют установить
время, когда сольто включили в свой состав роды Медведя,
Кошачьего Сомика и Журавля124.
Последнее название и стало общим обозначением племени.
До конца XVII в. Су-Сент-Мари был самым западным
торговым пунктом французов, что обеспечивало оджибвеям
выгодную для них возможность выступать в качестве торговых
посредников между индейцами к западу и югу от них и
европейскими скупщиками пушнины.
К середине XVII в. запасы пушного зверя в окрестностях
Cy-CeiHT-Мари были уже истощены вследствие хищнического их
истребления. Это послужило причиной «исхода» оджибвеев с
начала 1690-х годов из мест своего прежнего обитания. В поис-
121 w. W. Warren. History of the Ojibwa nation, based upon traditions and oral
statements. Minneapolis, 1957, p. 54.
122 H. Hickerson. The Southwestern Chippewa..., p. 78.
123 «Jesuit Relations», vol. 54, p. 133.
124 H. Hickerson. The Southwestern Chippewa..., p. 82.
73

ках пушнины часть из них стала осваивать районы к северу от
Верхнего озера. Другие группы оджибвеев начали
продвижение на запад, юго-запад и юго-восток от Верхнего озера,
преодолевая на своем пути сопротивление местных племен. В
результате завоеваний и перемещений к началу XIX в. оджибвеи
превратились в один из наиболее широко расселенных индейских
народов Северной Америки. Образовались четыре
территориально-племенных подразделения оджибвеев: 1) степные
оджибвеи; 2) северные оджибвеи или сольто; 3) юго-восточные и
4) юго-западные, за которыми закрепилось в этнографической
литературе название чиппева125.
На протяжении XVIII — первой половины XIX в.
складывались специфические особенности в образе жизни и культуре
каждого из этих подразделений. Степные оджибвеи перешли к
верховой охоте на бизонов и коневодству, они мало чем
отличались от других кочевых племен северных степей Северной
Америки. Северные оджибвеи, расселенные по таежной полосе
между Верхним озером и заливом Гудзона, почти до наших
дней занимаются промыслом пушнины, мясной охотой и
рыболовством. У юго-западных оджибвеев наряду с первостепенным
значением промысла пушнины и мясной охоты большую роль
в хозяйстве играли рыболовство, сбор урожая дикого риса, сбор
сока сахаристого клена и ягод. Вместе с тем они занимались и
земледелием. Юго-восточные племена сочетали земледелие с
охотой, рыболовством и собиранием кленового сока. Дикий рис
они собирали в незначительных количествах.
Род, семья, община. Вместе с различиями в хозяйственной
жизни складывались также своеобразные черты социальной
организации и духовной культуры различных территориальных
групп оджибвеев126.
Северные оджибвеи. В работах американских
этнографов так называемой исторической школы образ жизни,
сложившийся у этих территориально-племенных подразделений на
протяжении последних 200 лет и изучавшийся в 1920—1930-х
годах, истолковывался как «аборигенный». При этом эталоном
«аборигенного» оджибвейского общества служила северная
группа оджибвеев. Ей-то как носительнице древних общеоджибвей-
ских черт и было уделено наибольшее внимание. Оджибвейское
общество изображалось как атомистичное, анархичное
общество индивидуальных производителей. С таким толкованием
оджибвейского общества связана и концепция изначального
атомизма, социального и психологического, первобытных охотни-
125 «Чиппева» — это европейское искажение индейского термина «оджибва».
Мы пользуемся здесь первоначальным термином оджибвеи применительно
ко всем группам.
126 Н. Hickerson. The Southwestern Chippewa., p. 2—3.
74

ков вообще. На страницах этнографических работ оджибвеи
часто фигурируют в качестве наиболее типичного примера
стойкости «природных» черт характера отсталых охотничьих
племен, чуть ли не с эпохи плейстоцена 127.
Однако исследования Г. Хикерсона, Б. Джеймса, Р. Дан-
нинга, Э. Роджерса убедительно показали ошибочность такой
интерпретации исторического прошлого оджибвеев, основой
которой была антиисторическая архаизация черт современной
жизни индейцев128. Высказываясь против теорий извечного
кочевого быта оджибвеев, Хикерсон справедливо отмечает, что
привычка к кочеванию небольшими охотничьими группами
«выработалась у них в течение долгого периода меховой торговли,
это-—следствие истребления пушного зверя»129.
Эта группа индейцев по своему образу жизни наиболее
близка к охарактеризованным нами монтанье-наскапям и кри. У нее
сложились те же особенности промыслово-охотничьего
бытового уклада, как и у других племен канадской тайги. Северные
оджибвеи разбросаны небольшими общинами по лесной зоне
Северного Онтарио. Каждая из таких общин имеет свое
название и свои земли, включающие охотничьи и рыболовные угодья
и места летних стойбищ на берегах одного из озер этой зоны.
В качестве примера приведем характеристику социальной
структуры общины Раунд Лэйк, изученной Э. Роджерсом 13°.
Как устанавливает исследователь, эта группа оджибвеев
состояла из пяти локальных групп, каждая из которых имела то
же название, что и озеро, на берегу которого у нее было
постоянное летнее стойбище, а в окрестностях его — промысловые и
охотничьи угодья. Однако характерно, что эти названия
указывали и на животных; Э. Роджерс переводит их, например, как
«Люди озера Карибу», «Люди озера Черепахи», «Люди озера
Медвежьей шкуры», «Люди озера Большой форели», «Люди
озера Кошки». Нельзя ли в этих названиях усмотреть традицию
древних тотемных названий протооджибвеев?
Что же представляют собой эти локализованные
подразделения общины в XX в.? Ядром каждой из них, как устанавливает
127 /. Hallowell. Some Psychological characteristics of Northeastern Indians
(1946). «Culture and Experience». New York, 1955; E. Friedle. Persistence
in Chippewa culture and personality. AA, vol. 68, N 4, 1956, p. 814—825;
V. Barnow. Acculturation and personality among the Wisconsin Chippewa.
AAA Mem., N 72, 1950; он же. Chippewa Social atomism. AA, vol. 63, N 5,
1961; 5. S. Boggs. Culture change and personality of Ojibwa children. AA,
vol. 60, N 1, 1958, p. 47—58; R. Landes. Ojibwa sociology. «Columbia
University publications in Anthropology», vol. 29, N 7, 1937; она же. The Ojubwa
of Canada. «Cooperation and competition among primitive peoples». Boston,
1961.
428 См.: Ю. П. Аверкиева. Род и община у алгонкинов и атапасков
американского Севера.
129 Н. Hickerson. The Southwestern Chippewa..., p. 49.
130 E. Rogers. Band organization among the Indians., p. 21—25.
75

Э. Роджерс, была труппа кровнородственных мужчин, иногда
включавшая и свояков. Но если учесть практику кросс-
кузенных браков, можно предположить, что и свояки были
кровными родственниками. Вокруг этого ядра группировались
незамужние женщины — родственницы мужчин, дети и жены
мужчин. Среди последних были как пришедшие из других общин,
так и уроженки данной общины, что свидетельствовало об
эндогамности общины. Брачные связи объединяли несколько
соседних локальных групп. Э. Роджерс, как и другие
исследователи, устанавливает у северных оджибвеев определенную
тенденцию к патр и линейности и патрилокальности, хотя и
отмечает наличие /практики матрилокальных браков. Тенденция
к установлению патрилокальных норм — несомненно, явление
закономерное, если учесть 300 лет воздействия на оджибвеев
меховой торговли. Не случайно Э. Роджерс подчеркивает
необходимость учета этого фактора при анализе структуры оджиб-
вейской общины131.
В зимний период локальная группа распадалась на
охотничьи группы, которые часто как бы возрождали болыпесемей-
ные общины, состоявшие из двух-четырех малых семей.
Возглавлялись эти группы наиболее опытными охотниками. Нередко
группы съезжались на короткий период в течение зимы для
отправления традиционных празднеств.
Позднее, с установлением большей оседлости в селениях с
торговым постом, церковью и школой охотничьи группы
состояли лишь из охотников, семьи оставались в селении. Так, в
1949 г. на оз. Вигамоу в летнем стойбище одной из локальных
групп общины Раунд Лэйк был открыт торговый пост
Компании Гудзонова залива. Это привело к превращению летнего
стойбища в постоянную деревню. Постройка затем в селении
школы и церкви в еще большей степени способствовала
переходу индейцев к оседлости и появлению практики ухода на
промысел одних охотников без семей. Индейская община
превратилась по существу в деревню, состоящую из семей мелких
производителей. И не удивительно, что исследователи не находят
уже у северных оджибвеев следов их древней родовой
организации. Обнаруживая же наличие у них в XX в. патрилинейно
наследуемого права на промысловые участки, они пытаются
доказать исконность частной собственности и патриархата как
якобы характерных черт древних оджибвеев.
Однако современный американский исследователь индейцев
Северной Канады Дж. Хонигман называет эти утверждения об
извечно патрилинеином наследовании промысловых участков у
оджибвеев «фикцией» 132.
131 Е. Rogers. Band organization among the Indians.., p. 24.
132 /. Honigmann. Foodways in a Muskeg Community: an anthropological
Report on the Attavapiskat Indians. «Northern Coordination and Research
Centre». Dept. of Northern Affairs and National Resources. Ottawa, 1962.
76

Против извечного патриархата оджибвеев, якобы наиболее
отчетливо проявляющегося у северных групп, говорят
исследования и канадского ученого Р. Даннинга. Он статистически
прослеживает тенденцию смены матрилокальных браков патрило-
кальными с 1910 по 1965 г. Из его данных очевидно, что матр
нелокальные браки широко практиковались еще в начале XX в.
Но под влиянием вовлечения индейцев в капиталистическую
экономику и роста их зависимости от европейских покупных
товаров шел процесс становления патрилокальности. По данным
Р. Даннинга, еще в 1910—1915 гг. 25% браков были матрило-
кальны, но уже в 1940 г. они составляли лишь 15% общего
числа браков, а в 1955 г.— 5% 133.
Юго-западные оджибве и. Исследования Г. Хикерсо-
на очень убедительно показали своеобразие социальной
организации юго-западных и юго-восточных оджибвеев и ее отличие от
социального устройства северной группы. Именно эти группы
сохранили традиции оседлой жизни протооджибвеев, у них
наряду с развитием соседской общины зафиксированы были еще в
XIX в. следы родовых и фратриальных делений. Известный
американский этнограф и историк Г. Скуулкрафт, изучавший
оджибвеев в течение почти 30 лет начиная с 1820-х годов,
установил у них наличие тотемных родовых подразделений, назвав их
организацию «тотемной системой»134.
Л. Г. Морган приводит тотемные названия 23 оджибвейских
родов, отмечая, что выражение Г. Скуулкрафта «тотемическая
система» для обозначения родовой организации «было бы
вполне приемлемо, если бы мы не имели как на латинском, так
и на греческом языке терминологии, выражающей все свойства
и характер этой системы и ставшей уже исторической»135.
Понятие «тотем», как отмечали Окуулкрафт и Морган, дали науке
оджибвеи. У южных групп оджибвеев тотемистические
представления сохранялись еще в XIX в., о силе их писал, например,
Э. Джемс в приложении к книге Дж. Теннера. «У индейцев
алгонкинов,— писал он,— каждый новорожденный получает от
отца тотем или своего рода фамилию. Индейцы утверждают,
что их обычаи не допускают изменения тотема по личному
желанию. Он дается всем детям, родившимся от одного отца, а
также усыновленным семьей и пленникам... Тотем не отличается
от наших фамилий, только налагаемые им обязанности дружбы
и гостеприимства, а также связанные с этим брачные запреты
соблюдаются значительно строже. Женитьба на женщине од-
133 £> ур Dunning. Social and economic change among the Northern Ojibwa.
Toronto, 1959, p. 78.
134 H. R. Schoolcraft. Information respecting the history, condition and
prospects of the Indian tribes of the United States: collected and prepared under
the direction of the Bureau of Indian Affairs, vol. 1. Philadelphia, 1851.
135 Л. Г. Морган. Указ. соч., стр. 97.
77

ного тотема считается преступлением. Известны случаи, когда
близкие родичи убивали юношу, нарушившего этот закон.
Индейцы говорят, что все люди, принадлежащие к одному тотему
(даже если они члены разных, враждебных групп), должны
относиться друг к другу не только как друзья, но и как кровные
братья и сестры»136. Личные имена индейцев также указывали
на тотем их рода.
Как устанавливает В. Лобер Рорл, у них сохранилось почти
до наших дней представление о том, что люди, имеющие общий
тотем, являются кровными родственниками и браки между ними
запрещены 137.
Не будучи в состоянии отвести бесспорные свидетельства
о родовой организации у оджибвеев, сторонники изначальности
семьи и общины пытались доказать позднее вторичное
происхождение оджибвейоких родов.
В американистике оджибвеев часто рассматривают как
пример изначальности кочевого патриархата. Им, как и другим
промыслово-охотничьим племенам, приписывается извечная
склонность к патрилйнейности и патрилокальности138.
Это утверждение является, несомненно, следствием
архаизации современности. Морган, говоря о том, что у оджибвеев-
XIX в. счет происхождения ведется «по мужской линии и дети
принадлежат к роду своего отца», в то же время отмечал:
«Имеются, однако, основания полагать, что первоначально
происхождение считалось по женской линии и что изменение
произошло сравнительно недавно» 139. В пользу этого, по мнению
Моргана, говорит, «во-первых, матрилинеиность делаваров и других
алгонкинов... во-вторых, сохранились доказательства того, что
два или три поколения назад должность вождя переходила по
женской линии» 140. В разделе своей работы, посвященном
развитию форм собственности, Морган отмечает: «Хотя оджибвеи
перешли к счету происхождения по мужской линии, наследование
все еще шло порядком, гооподствова1вшем при счете
происхождения по женской линии» 14i. Об этом, по Моргану, говорил обычай
распределения вещей умершей женщины среди ее детей, ее
сестер, матери и сестер последней.
В исследованиях Г. Хикерсона также затронут вопрос о
характере счета происхождения и наследования у оджибвеев.
В более ранней своей работе он пишет, что локализованные то-
136 д Теннер. Тридцать лет среди индейцев. Приложение д-ра Эдвина
Джемса к американскому изд. 1830 г. М., 1963, стр. 335—336.
137 V. J. Lober Rohrl. The people of Mill Lacs: A study of social organization
and value orientations. Minneapolis, >1967, p. 91. Рукопись докторской
диссертации, представленной университету в Миннисоте в 1967 г.
138 См., например: Н. Driver. Indians of North America. Chicago, 1961, p. 388.
139 Л. Г. Морган. Указ. соч., стр. 98.
140 Там же.
141 Там же, стр. 318.
78

темные группы протооджибвеев были также патрилинейны, как
и современные генсы юго-западных оджибвеев142. Однако в
последующем исследовании он уже не так в этом уверен и к
словам о «бесспорной патрилинейности» протооджибвеев делает
примечание: «не бесспорно, а предположительно»143. В
позднейшем своем исследовании Г. Хикерсон уже допускает, что у
оджибвеев переход от матрилинейной организации к патрилиней-
ной мог иметь место, но что произошел он, вероятно, до того,
как здесь появились образованные европейцы, которые
зафиксировали бы это. В пользу этого допущения, по его мнению,
говорят следующие факты: 1) общая распространенность норм
матрилинейнородовой организации по всей американской суб-
арктике; 2) наличие у самих оджибвеев таких обычаев, как
временная матрилокальность, отработка невесты, сороральная
полигамия 144, а также отмеченные им в более ранней работе
ирокезская система обозначения кузенов и общая
распространенность у них в прошлом кроос-кузенных браков145. Морган
первым обратил внимание на ирокезскую систему
классификации родственников у оджибвеев 146, а Дж. Фрезер, отмечая
позднее этот факт, заметил, однако, что оджибвейская система
родства является более развитой, чем ирокезская, отражая переход
счета происхождения из женской линии в мужскую ш. Таким
образом, о былой матрилинейности оджибвейских родов
свидетельствует целый ряд устанавливаемых даже в XX в.
этнографических фактов.
Сведения, приводимые в монографии канадского
исследователя У. Мечлинга об обычае отработки невесты или о
временной матрилокальности у оджибвеев и их ближайших соседей
алгонкинских племен-—оттава, потаватоми, а также у саук и
фокс, кикапу, меномини148, свидетельствуют, несомненно, о
прежней матрилокальности брачного поселения и у оджибвеев, и у
соседних с ними центральноалгонкинских племен. Этот вывод
и делает У. Мечлинг, подходя исторически к решению
поставленной им проблемы.
«Я объясняю этот обычай (обычай отработки.— Ю. А.)
алгонкинских племен тем,— пишет он,— что в предшествующий
период у центральных алгонкинов мужчина переходил жить в
клан или общину своей жены. Позднее это требовалось лишь
на ограниченный период, но все же обычай сохранялся. У неко-
142 Н. Hickerson. The feast of the dead.., p. 103.
143 H. Hickerson. The Southwestern Chippewa.., p. 97.
144 H. Hickerson. The Chippewa of the Upper Great Lakes, p. 175.
145 H. Hickerson. Southwestern Chippewa.., p. 7.
146 L. H. Morgan. Systems of consanguinity and affinity of human family.
«Smithsonian Institution Contribution to knowledge», vol. XYII.
Washington, 1871, p. 3, 287.
147 /. Frazer. Totemism and Exogamy, vol. III. London, 1910, p. 60.
us fl7_ n Mechling. The Malecite Indians, with notes on the Micmacs. «Anthro-
pologica», N 7. Ottawa, il959, p. 51.
79

торых из этих племен наблюдается еще более позднее явление,
а именно,— этот период можно было заменить выплатой
денежной суммы родственникам жены, составлявшим, вероятно,
небольшую общину»149.
Соседская община. Распад родовой организации у
оджибвеев сопровождался процессом становления соседской общины.
В торговых пунктах, открывавшихся в древних рыбацких
поселениях оджибвеев, происходило объединение и слияние не
только различных оджибвейских родов, но и разноплеменных групп.
I*
Трубка — томагавк. Оджибвеи
Первоначально «тотемные группы» занимали в этих селениях
отдельные кварталы. Но самый факт их поселения в одной
деревне повел к развитию у них элементов соседских связей.
Характерно, что селения оджибвеев XVII в. Хикерсон сравнивает
с «земледельческими деревнями ирокезов» в том смысле, что
«они были местами поселения, центром социальной жизни,
базами политических связей»150.
Процесс развития соседской общины у оджибвеев Г.
Хикерсон прослеживает на примере Чекамегона, следующего после
Су-Сент-Мари крупного оджибвейского поселения, основанного
в 1680 г. на южном берегу Верхнего озера группой оджиб|Веев,
выселившейся из Су-Сент-Мари. Чекамегон был основан на
территории, прежде принадлежавшей дакотам. По соглашению,
заключенному между двумя племенами в 1679 г., дакота
разрешали оджибвеям жить и охотиться в окрестностях Чекамегона.
Оджибвеи же обязывались снабжать дакотов европейскими
товарами. До 1765 г. Чекамегон играл роль оживленного
торгового центра. Торговец Г. Томпсон, посетивший Чекамегон в 1765 г.,
назвал его «столицей оджибвеев». Богатые пушным зверем
угодья и выгодная посредническая торговля создавали
благоприятные условия для обеспеченной жизни и расцвета оджиб-
149 W. H. Mechling. Op. cit., p. 53.
150 H. Hickerson. The Southwestern Chippewa.., p. 82.
80

венской культуры в Чекамегоне. Именно здесь получили
развитие такие наиболее яркие проявления их общинной жизни, как
«праздник мертвых» и тайное обрядовое общество «Мидеви-
вин» 1М.
Так называемый «праздник мертвых» представлял собой
институт, аналогичный широко известному потлачу индейцев
северо-западного побережья Северной Америки. Оба института
специфичны для эпохи зарождения отношений частной
собственности и экономического неравенства.
В оджибвейском обществе эта эпоха характеризуется
началом участия индейцев в европейской меховой торговле, когда
наряду с промыслом пушного зверя, приобретшем товарный
характер, сохраняются еще натуральные рыболовство и мясная
охота, обеспечивающие индейцев основными средствами
питания. В этих условиях, когда круг потребностей оставался
традиционно ограниченным, вымениваемые на меха европейские
товары превращались в своеобразные натуральные сокровища
индейцев. Чем богаче были пушным зверем охотничьи угодья
данного племени, чем выгоднее было его местоположение на
торговых путях, тем больших размеров достигали сокровища
членов племени. Но обогащению отдельных индивидов
оказывала сильнейшее сопротивление идеология коллективизма,
характеризовавшая первобытнокоммунистический родовой строй
предшествующих европейской меховой торговле тысячелетий.
В этих условиях естественным является возникновение
своеобразного института перераспределения накопленных
сокровищ, в котором как бы сочетаются две формы отношений
собственности—предшествующей коллективной и зарождающейся
частной собственности. У племен северо-западного побережья
Северной Америки это был потлач, а на востоке материка —
«праздник мертвых», отмеченный в XVII в. не только у оджиб-
веев, но и у всех алгонкинских племен верховий Больших озер,
у гуронов и ирокезов. Там и тут публичная раздача подарков
обставлялась сложной и яркой обрядностью, участием в
празднестве множества людей из своего и соседних племен.
«Праздник мертвых» укреплял единство соседской общины.
Анализу ранних источников, в которых описывается этот
институт у протооджибвеев, посвящено специальное
исследование Г. Хикерсона 152. Основные его особенности почти полностью
совпадают с чертами, характеризующими потлач
северо-западных индейцев ш.
151 Н. Hickerson. Notes on the Post-contact origin of the Midewiwin. «Ethno-
history», 1962, vol. 9, N 4.
152 H. Hickerson. The feast of the dead...
153 См.: Ю. П. Аверкиева. Род и община у алгонкинов и атапасков
американского Севера, стр. 20—23; она же. Разложение родовой общины и
формирование раннеклассовых отношений у индейцев северо-западного
побережья Северной Америки. М., 1962.
6 Ю П. Аверкиева
81

Тайное общество Мидевивин объединяло верхушку общины.
Руководящую роль в ней играли шаманы («миде»), отсюда и
его название. Анализируя сведения об этом обществе, Хикерсон
приходит к интересному выводу, что «Мидевивин был
изобретением и проявлением народа, который совсем недавно, под
давлением развития меховой торговли, изменил свою социальную
организацию от автономных родственных тотемных групп к
многогенсовой деревне, основанной на племенной
солидарности... Это общество,— пишет он далее,—возникает на рубеже
XVIII в. как ответ на потребность в интеграции внутри нрвых
племенных (скорее общинных.— Ю. А.) объединений^ особенно
у оджибвеев южного побережья Верхнего озера»154. В отличие
от тотемного культа отдельных родов обряды Мидевивин были
направлены на обеспечение благополучия сельской общины в
целом. Наибольшего развития они достигли у юго-западных и
юго-восточных оджибвеев.
Хотя о Мидевивин существует большая литература, но
трактовка этого института Хикерсоном нова. В основе ее лежит
историзм, изучение истории религиозного института в связи с раз-
витием индейского общества в целом. Возникновение
общеплеменных и общинных обрядов, как известно, явление
универсальное, связанное со становлением соседской общины и распадом
родовых союзов.
Чрезвычайно важную сторону эволюции этого общества
отметил в начале XIX в. упоминавшийся уже издатель книги
Джона Теннера Эдвин Джемс. «Мидевивин,— писал
он,—превращается в руках хитрых знахарей в орудие подчинения слабых и
легковерных людей, составляющих большинство общины»155.
Очевидно, это еще один пример того, как на заре классового
общества создаются общеплеменные тайные общества, которые
постепенно превращаются из средства интеграции общины в
институт угнетения верхушкой общины простых общинников.
Дальнейший процесс развития оджибвейской соседской
общины Хикерсон 156 прослеживает в селениях оджибвеев в
озерном районе Миннесоты и Висконсина, которые были основаны
выходцами из Чекамегона после потери последним с 1736 г.
значения торгового центра и истощения в его окрестностях
запасов охотничьей дичи. Продвижение европейских скупщиков
пушнины на запад от Больших озер в районы расселения дако-
тов подорвало посредническую торговлю оджибвеев с дакота-
ми. Для последних же с установлением непосредственных
связей с европейскими торговцами оджибвеи превратились из
союзников в конкурентов в использовании промысловых угодий
на их землях. Миру между оджибвеями и дакотами пришел ко-
154 Н. Hickerson. The Southwestern Chippewa, p. 7; см.: он же. Notes on the
Post-contact origin of the Midewiwin.
155 См.: Д. Теннер. Тридцать лет среди индейцев, стр. 342.
156 Н. Hickerson. The Southwestern Chippewa.., p. 13—69.
82

нец в 1763 г. После этого продвижение оджибвеев на юг и запад
от Верхнего озера и промысел пушного зверя в новых районах
дакотской земли сопровождалось постоянными столкновениями
с дакотами. Состояние вражды и военных столкновений между
оджибвеями и дакотами длилось почти 100 лет, до поселения
их в резервации в середине XIX в. Причиной столкновений была
борьба за богатые пушным зверем угодья в бассейнах рек
Северный Ред-Ривер, Миннесоты, верховий Миссисипи. Военные
стычки иногда прерывались перемириями, часто заключаемыми,
на сезон промысла. Иногда перемирие длилось несколько лет и
поддерживалось встречами представителей двух сторон,
сопровождавшимися плясками и обменом дарами 157.
Война в этот период истории юго-западных оджибвеев
играла важную роль. Она была новым фактором в их истории,
наложившим 'специфический отпечаток на все стороны их
социальной жизни. Возникавшие на отвоеванных у дакотов землях
оседлые селения оджибвеев приобретали военизированный
характер. Каждое селение превращалось в самостоятельную
военную единицу, хотя нередко отряды двух-трех селений
объединялись для совместных выступлений против дакотов.
Военизировались охотничьи отряды, промышлявшие зверя в спорных с
дакотами районах. Каждый охотник был воином, готовым
вступить в бой с внезапно появившимся врагом. Трудности и
опасности охоты в пограничной полосе хорошо описаны в книге
Теннера 158.
Эти обстоятельства содействовали развитию у оджибвеев
военного дела, техники укрепления селений, появились
начальные формы военной организации в виде военных обществ.
Военное общество организовывало защиту общины. Оно состояло из
заслуженных воинов и пользовалось большим влиянием в
общине 159.
Экономической основой оседлой жизни юго-западных
оджибвеев в озерном крае были, как и в Чекамегоне, рыболовство,,
сбор дикого риса и кленового сока и возделывание небольших
полей кукурузы, кабачков и бобов. Хотя эти мирные занятия
обеспечивали устойчивые средства существования общины,
охота и война считались наиболее почетными, «престижными»
видами деятельности, потому что они доставляли товарную
продукцию, обмениваемую затем на «блага» европейской
цивилизации. В этот период истории юго-западных оджибвеев их
сельская община цементируется как самостоятельная политическая,,
военная и обрядовая единица во главе с наследственным
старейшиной, военачальником, руководителями общества Мидеви-
вин, военного общества, составлявшими совет селения.
157 Ibid., p. 13.
158 Д. Теннер. Указ. соч.
159 Н. Hickerson. Op. cit., p. 56.
83
6*

Позднейшая судьба соседских общин юго-западных оджиб-
веев прослеживается в работе В. Лобер Рорл 16°, посвященной
историко-этнографическому изучению Милл Лаке, одной из ре-
зервационных общин оджибвеев в Миннесоте. На основании
скрупулезно проведенных в 1963—1964 гг. полевых исследований
В. Лобер Рорл устанавливает, насколько не обоснованы
приписываемые оджибвеям В. Барновым, Р. Ландес и другими извечно
индивидуалистические ценностные ориентации. Она
убедительно показывает их несоответствие действительности даже в наши
дни. В. Лобер Рорл приходит к тем же выводам, что и Г. Хи-
керсон, относительно изначального коллективизма оджибвеев и
возникновения у них индивидуализма в связи с меховой
торговлей и вовлечением их в капиталистическую экономику.
Согласно ее исследованиям, у них до сих пор сохраняется общинная
собственность на землю, коллективное распределение мясной
дичи. Она прослеживает позднейшую историю военных обществ
оджибвеев. Вначале, отмечает она, военные общества
развивались наряду с деятельностью общества Мидевивин. Но со
временем они вытесняют последнее, об этом говорит и
преобладание обрядности, связанной с военными обществами в общинной
жизни Милл Лаке.
Большой интерес представляет прослеживаемая
исследовательницей структура и обрядность шести так называемых
обществ «барабанов», существующих в Милл Лаке и ныне.
Старейшим и наиболее почетным из них является общество военного
барабана, представляющее собой пережиточный вариант
прежнего военного общества этой общины дорезервационного периода.
Вторым, как устанавливает Рорл, возникло общество женского
барабана (возможно, объединявшее прежде
женщин-воительниц), третьим — общество барабана гром-птицы.
Членство в этих обществах является пожизненным. Каждое
из них объединяет 24—30 человек. Возглавляют каждое
общество владелец и совладелец барабана; должности их
наследственны патрилинейно, а в женском обществе — матрилинейно.
В. Лобер Рорл приводит далее сведения о внутренней
структуре каждого общества и описывает их обрядность,
приурочивающуюся до оих пор к старому хозяйственному календарю
оджибвеев161. Собранные В. Лобер Рорл подробности в известной
степени воссоздают картину военной организации оджибвеев,
позволяя сделать вывод о наличии у них в XVIII в. зачаточных
форм военной демократии.
Исследования Г. Хикерсона, Б. Джеймса, В. Лобер Рорл,
Э. Роджерса и Дж. Хонигмана убедительно говорят о
несостоятельности попыток, предпринимаемых этнопсихологом В. Бар-
новым и его единомышленниками, доказать, что личность од-
160 V. J. Lober Rohrl. Op. cit.
161 Ibid., p. 97—99.
84

жибвеев осталась неизменной, несмотря на почти четыре
столетия их «аккультурации», т. е. капиталистической колонизации
североамериканского материка и вызванной ею коренной ломки
традиционного образа жизни индейцев (экспроприация,
переселение их в резервации и низведение их на положение пауперов,
«подопечных» государства, участью которых в XX в. стала
голодная и бесперспективная жизнь в условиях дискриминации и
изоляции в своеобразных индейских гетто). И в этих условиях
психика индейцев якобы не менялась: имело место лишь
«приспособление» некоторых черт психики «первобытного охотника»
к новым условиям. Так, в условиях резервационной жизни,
например, место сверхъестественной силы заняло-де правительство
США. Его-то индейцы и стали почитать якобы как своего
опекуна и покровителя.
Пытаются доказать, что индейцы подчиняются
правительству не потому, что юни бессильны, обездолены и ослаблены
насильственными мерами по их ограблению и ассимиляции, а из
органически присущей им потребности подчиняться, из
устойчивой «психической ориентации». Таким путем делаются попытки
обелить колониализм.
В действительности же сознание индейцами своей
беспомощности, бесперспективности, зависимости от правительства могло
возникнуть лишь как осознание их бытия в условиях
резервационной жизни. И это убедительно показано в работах амери-
канских этнографов Б. Джеймса и Г. Хикерсона, противников
изначального оджибвейского атомизма и индивидуализма162.
Как пишет Г. Хикерсон, «коллективистическая (в противовес
индивидуалистичной или «атомистичной») организация
характеризует оджибвеев с начала периода контактов с европейцами и с
аборигенных времен»163.
СЕВЕРНЫЕ АТАПАСКИ
Атапаскские племена были разбросаны в XIX в. по
огромным пространствам таежной полосы Северной Америки от Гуд-
зонова залива на востоке до тихоокеанского побережья Аляски.
Эта северная группа атапасков была частью атапаскоязычных
племен, составлявших вместе с хайда и тлинкитами
северо-западного побережья Северной Америки большую языковую
162 В. James. Some critical observations concerning analysis of Chippewa
«atomism» and Chippewa personality. AA, vol. 56, N 2, 1954; он же. Socio-Psy-
chological dimensions of Ojibwa acculturation. AA, vol. 63, N 5, 1961; он же.
Continuity and emergence in Indian poverty culture. «Current
Anthropology», 1970, vol. 11, N 4—5; см. также указанные выше работы Г.
Хикерсона.
163 Н. Hickerson. The Southwestern Chippewa.., p. 3.
85

Карта расселения северных атапасков
семью на-дене164. Группу на-дене ученые считают последней
волной в заселении Нового Света предками современного индей-
ского населения этого континента .
Известный американский лингвист М. Суадеш объединяет
языки на-дене в одну языковую группу с кутене, вакашской, эски-
мосо-аеутской и прослеживает отдаленное родство этих языков с
урало-алтайскими языками, а через них с индоевропейскими166.
На основании археологических, этнографических и
лингвистических данных американисты приходят к выводу, что в
Северную Америку -атапаскоязычные народы пришли как лесные
племена рыболовов и охотников, которые в течение предколо-
ниального периода двигались на юг. Результатом этого
миграционного движения было образование ко времени
открытия Америки северной и южной групп атапаскских племен и
появление небольших разбросанных атапаскоязычных племен
в Калифорнии. Южные атапаски (апачи и навахи) занимали
в предколониальный период большой район на юго-западе
164 Этноним дене, означающий «люди», присутствует как частица в
большинстве племенных самоназваний атапаскских племен.
165 М. Swadesh. Linguistic overview. «Prehistoric man in the New World».
Chicago, 1964, p. 529.
166 Ibid., p. 537.
86

современной территории США, где они стали земледельцами и
скотоводами.
Северные же атапаски сохраняли свое рыболовно-охотничье
хозяйство вплоть до появления европейских скупщиков
пушнины 167. По географическому расселению и некоторым
особенностям культуры, сложившимся у них к XIX в., они распадались
на три группы: восточную, или группу атапасков бассейна
р. Маккензи, западную, или группу атапасков Аляски, и
атапасков предгорий Скалистых гор.
В группу восточных племен входили: чипевайи, тацанотины
(более широко известные под названием «Желтые» или
«Медные ножи»), этчаодины (прозванные индейцами кри
«невольниками»), тлингчадины (известные под названием «Собачьи
ребра») 168, каучадины, или «Зайцы», и тцатины, или «Бобры».
Они занимали к началу XX в. область лесотундры между Гудзо-
новым заливом и р. Маккензи. Существует ряд свидетельств о
том, что еще в XVII в. эти племена жили значительно
юго-западнее. Решающим фактором их движения на Север были
набеги индейцев кри. «Косвенным следствием влияния
европейского мира на общество дене,— пишет Дж. Хелм, изучающая эту
группу атапасков,— предшествовавшего еще появлению здесь
первого европейского путешественника, были набеги и грабежи
индейцев кри, которые, вооруженные огнестрельным оружием,
нападали на беззащитных дене бассейна р. Маккензи ради
имеющихся у них мехов... Вследствие этих набегов атапаски
оставили свои насиженные земли»169.
Этнографические данные о позднем заселении атапасками
суровой тундровой зоны Северной Америки подтверждают
положение американского археолога Г. Коллинза о том, что
Арктику на всем протяжении истории заселения ее первыми людьми
нужно рассматривать как прибежище для теснимых другими
племенами народов 170.
В западную группу входят атапаски внутренней Аляски:
кучины верховий Юкона, койюконы (инкилики — у Л.
Загоскина171) среднего и нижнего течения Юкона; танана — р. Танана
и ее притоков; ингалики (инкалиты — у Л. Загоскина) р. Кус-
коквим; танайна (кенайцы —в русских исторических
источниках) залива Кука; атена (медновцы в русских источниках)
167 См.: Ю. П. Аверкиева. Род и община у охотничьих племен американского
Севера, стр. 92—95.
168 Сами индейцы объясняют это название легендой о своем происхождении
от собак.
169 /. Helm Mac Neish. Leadership among the Northeastern Athapaskans.
«Anthropological», vol. II Ottawa, 1956, p. 131—132.
170 H, Collins. Paleo-Indian Artifacts in Alaska: an example of cultural
retardation. «Anthropological papers of the University of Alaska», vol. 10, N 2,
1963, p. 16.
ш «Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в Русской
Америке в 1842—1844». М., 1956.
87

р. Медной; титчены рек Пелли, Салмон, Стюарт; хань р.
Клондайк. По мере изучения этногенеза северных атапасков
этнографами США и Канады это довольно дробное племенное
деление все время ими пересматривается. Исследователи отмечают,
что общепринятые в этнографической литературе «племенные»
названия атапасков (кучины, танана, койюконы и т. д.) не
являются их самоназваниями, а даны им соседями. В свое время
это явление было отмечено Л. Загоскины м> сообщавшим, что
записанные им названия атапаскских групп даны им
эскимосами т.
Отмечая этот факт, Р. Маккеннан писал, что названия племен
носят описательный характер и указывают на особенности мест
расселения отдельных атапаскских групп. «То, что называлось
племенами,— пишет Маккеннан,— представляет собой не более
как географические группы, различающиеся незначительными
особенностями в диалектах и, возможно, культуре» "3.
Одно время исследователи сомневались в правомерности
применения термина племя к этим «географическим группам»
северных атапасков. Например, К- Маклеллан писала в 1964 г.,
что «племенное деление атапаскам навязали этнографы и
лингвисты, в действительности же его никогда, вероятно, не было» т.
Однако на конференции этнографов США и Канады,
посвященной общине у племен с присваивающим хозяйством,
исследователи говорили о наличии у атапасков, как и у эскимосов и
других племен охотников-собирателей, племенных общностей,
характеризующихся эндогамностью, общностью территории,
языка, культуры и самосознания175.
Многие из названных племен возникли в процессе их
расселения с запада на восток и затем с юга на север. Например,
племена «Желтые ножи» и «Зайцы» возникли из отколовшихся от
племени чипевайев частей т. «Невольниками» кри прозвали
отселившуюся на р. Лиард часть племени тцатинов (Бобров) 17\
К западу от атапасков бассейна р. Маккензи обитали в
начале XX в. атапаскские племена нахани (или каска) и секани
восточных предгорий; талтаны, цецаут, такулли (или
«носильщики») -и чилкотины западных предгорий Скалистых гор,
социально-экономическая жизнь которых здесь не рассматривается.
172 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 249.
173 R. McKennan. The Upper Tanana Indians. «Yale University Publications in
Anthropology» (JUAP), N 55. New Haven, (1959, p. 15.
174 C. McClellan. Culture contacts in the early historic period in Northwestern
North America. «Arctic Anthropology», 1964, vol. 2, N 2, p. 6.
175 См.: «Contribution to anthropology: Band Societies». NMC, Bull. 228.
Ottawa, 1969.
176 /. Helm and E. Leacock. The hunting tribes of Subarctic Canada. «North
American Indians in historical perspective». N. Y., 1971, p. 370.
177 /. Helm Mac Neish. Kin terms of Arctic drainage Dene. Hare, Slavey, Chi-
pewyan. AA, vol. 62, N 2, 1960, p. 289.
88

I1 '../
^
\ i
^ 1,
Ml " "'*v
1• •
г
Кучинские воины

В результате современных исследований этногенеза
отдельных атапаскских групп этнографы начинают объединять их в
более крупные единицы. Вместе с тем этими же исследованиями
отмечается общий процесс нивелировки языковых и культурных
различий между географическими подразделениями атапасков.
Начало этому процессу было положено еще со второй половины
XIX в. в связи с деятельностью миссионеров, переведших библию
на язык кучинов верховий Юкона. Оседание индейцев
различных групп около фортов и северных селений белых также
способствует нивелировке различий между ними.
Хозяйство. Самые ранние сведения о хозяйстве атапасков
Аляски собраны были русскими исследователями — А.
Глазуновым, Л. Загоскиным, К. Хлебниковым, Ф. Врангелем. Согласно
их исследованиям, рыболовный промысел давал в предколони-
альный период аляскинским атапаскам основные средства
существования. По словам К. Хлебникова, «главное их пропитание
зависит от запасения рыбы» 178.
Об этом же говорят подробные сведения А. Глазунова,
собранные им в январе 1834 г. во время его путешествия по
нижнему течению Юкона, его притоку р. Анвик и по Кускокви-
му. Путешественник установил, что жители этого региона
с марта до осени живут в летниках около мест рыбной ловли,
делая запасы рыбы и икры. На посещенных им уже пустующих
в январе летниках он обнаруживал «набитые рыбой барабор-
ки или кладовые» из древесной коры. «Хозяева их,— пишет
он,— проживая в зимних селениях, вывозят из сих кладовых
припасы по мере надобности»179. Наряду с этим он отмечает
наличие большого количества кладовых и в зимних селениях.
Так, посещенное им селение Анвик состояло «из 10 зимиих
больших барабор, 25 кладовых со съестными припасами и
1 большого кажима»180. В другом селении он насчитывает
«5 больших барабор, 40 кладовых с рыбою и 1 большой ка-
жим»181. В третьем селении было «несколько кормовых барабор,
а главные съестные припасы хранились в 7г версте ниже по
реке в 65 кладовых» 132.
Рыболовный промысел всех северных атапасков находился
на относительно высоком уровне развития. Он был приспособлен
к разнообразию условий рыболовства и пород рыбы во
внутренних водоемах. Засвидетельствованное археологически и этно-
178 К- Хлебников. Записки о колониях в Америке Российско-Американской
компании. Рукопись хранится в Ленинградском Отделении Архива Института
истории АН СССР, п. 1, д. 275, стр. 45.
179 «Извлечения из путевого журнала помощника мореходства Андрея
Глазунова». «Журнал мануфактур и торговли», ч. 1,\ № 3, 1836, стр. 36.
180 Там же, стр. 42.
181 Там же, стр. 46.
182 Там же, стр. 49
90

графически наличие у атапасков рыболовных сетей, сачков,
различного типа вершей, приспособленных для лова различных
пород рыбы, запоров, «морд, из ивовых прутьев сплетенных» 183.
копий и трезубых острог нередко с медными наконечниками,
составных крючков184, наличие лодок —все говорило о
значительном совершенстве рыболовной техники атапасков,
обеспечивавшей высокую его продуктивность. По существу она
достигала того же уровня развития, что и у известных племен
рыболовов северо-западного побережья.
Наиболее ранние сведения о рыболовстве у атапасков
бассейна р. Маккензи приведены С. Херном, писавшим, что реки и
озера этого района «обеспечивают индейцев огромным
количеством рыбы летом и зимой». Он описывает технику лова с
помощью крючков и сетей из тонких ремешков, вырезанных из
оленьей кожи, и связанные с рыболовством поверия и обряды
чипевайев 185.
Ловили различные породы озерной и речной рыбы. В реках,
куда поднимались лососи, этот вид рыбы имел главное
значение в хозяйстве индейцев, особенно аляскинских атапасков.
Консервировали рыбу путем вяления и копчения, для чего
сооружались специальные коптильни. Позднее у белых индейцы
заимствовали практику засолки рыбы. Рыболовный промысел
атапасков не потерял своей роли еще в XIX в.
Как указывает сама промысловая техника,, в рыболовстве
атапасков прежде преобладали коллективные формы труда:
сообща сооружались запоры поперек рек, коллективно велась
неводьба. Использование в начале XX в. заимствованного у
американцев рыболовного колеса означало в какой-то мере
техническую революцию в индейском рыболовстве, поднявшую его
на более высокую ступень и вызвавшую индивидуализацию
самого трудового процесса.
По мере втягивания индейцев в меховую торговлю роль
рыболовства падала, хотя рыба и оставалась важным подспорьем
в питании у большинства племен. На Юконе же и Маккензи,
вблизи поселений белых, рыболовство начало приобретать
товарный характер. Оно давало корм для собак, имевших важное
транспортное значение в освоении севера белым населением до
появления авиации. Однако для большинства северных
атапасков промысел пушного зверя и мясная охота уже к концу XVIII в.
приобрели более важное товарное значение, чем рыболовство.
183 Там же, стр. 44.
184 К. Осгуд и Р. Маккеннан описывают атапаскские крючки, состоящие из
рогового основания, сделанного обычно в виде рыбы, в головную часть
которой вставлялась бородка сначала из когтя ястреба, но очень рано
замененного медной бородкой, а позднее железным гвоздем.
185 S. Hearn. A Journey from Prince of Wales Fort in Hudson's Bay to the
Northern Ocean... in the years 1769, 1770, 1771 and 1772. Toronto, 1958,
pp. 210—212.
91

С этим связано было и совершенствование промыслового
хозяйства, в котором очень быстро неолитические орудия были
заменены железными и главное значение приобрели
огнестрельные ружья и стальные калканы.
В последние полвека авторы наблюдают у атапасков севера
обратный процесс перехода к оседлости и возрождению
значения рыболовства, ,но на новой основе товарного хозяйства.
Он вызван истреблением пушного и мясного зверя, что сделало
их промысел ненадежным источником существования. С
капиталистическим освоением Севера у индейцев появилась
возможность работы по найму. Правда, это были случайные и сезонные
работы в качестве батраков, столяров, грузчиков и служанок
в домах белых. Появились также зачатки земледелия в виде
небольших огородов. В работе Дж. Хелм, например,
сообщается об огородах в лесном стойбище «невольников»186, а Э.Хос-
лей, описывая жизнь ингаликов в 1960 г., также пишет о
наличии у них огородничества наряду с рыболовством с помощью
колеса и промыслом пушнины 187.
Многочисленные сообщения исследователей о знакомстве
северных атапасков с обработкой меди и об изготовлении из нее
орудий и украшений, о значении меди в межплеменном обмене
еще в раннеколониальный период говорят о том, что ко времени
колонизации северные атапаски стояли уже на этапе энеолита.
Однако, несмотря на сведения об оседлом рыболовстве,
о знакомстве их с обработкой меди, в работах этнографов
«исторической» школы принято было изображать северных
атапасков как представителей донеолитической культуры охотников-
собирателей.
Главное различие между атапасками Аляски и бассейна
р. Маккензи исследователи видели в характере их социальных
институтов. Традиция противопоставления атапасков бассейна
р. Маккензи и атапасков Аляски берет свое начало с середины
XIX в., когда английский миссионер У. Киркбай, посетивший
Форт-Юкон в 1862 г., противопоставил атапасков Юкона как
«свирепую, непокорную и жестокую расу» «мирным чипе-
вайям» бассейна Маккензи188. Однако те же «мирные чипе-
вайи» еще в XVIII в. характеризовались как свирепый
«воинственный народ». Подобного рода характеристики народов
европейцами свидетельствовали, несомненно, лишь о степени
«замирения» или порабощения их скупщиками пушнины.
Восточная группа в целом была раньше охвачена
капиталистической эксплуатацией,чем западная.
186 /. Helm. The Lynx Point People: the dynamics of a Northern Athapaskao
Band. NMC, Bull. N .176, Anthropological Series, N 53, 1961, p. 126.
187 E. H. Hosley. The McGrath Ingalic. «Anthropological Papers of the
University of Alaska», vol. 9, N 2, 1961.
188 W. Kirkby. A Journey to the Ioucan Russian America. «Annual Report of the
Board of regents of the Smithsonian Institution for 1864». Washington, 1872P
p. 417; S. Hearn. Op. cit, p. 99—111.
92

Торговля. Первые открытия восточных берегов Канады
европейцами датируются концом XV в., запад же ее и Аляска были
открыты почти на два столетия позже. Наступление торгового
капитала на северных атапасков шло как с востока на запад,
так и с запада на восток.
С востока это наступление начинается с проникновения в
районы расселения атапасков сначала индейцев кри, с 1670 г.—
английских скупщиков пушнины. Решающую роль в этом
сыграло открытие в 1670 г. первого торгового поста англичан на
.западном берегу Гудзонова залива, положившего начало
деятельности Компании Гудзонова залива.
Получив раньше других племен огнестрельное оружие у
скупщиков пушнины, кри начали вооруженное наступление на
атапасков бассейна Маикензи, тесня их на север, захватывая у
них меха и охотничьи угодья. Совершая набеги и грабя
атапасков бассейна р. Маккензи, жри достигали ее .низовий на севере
и р. Пил на западе.
Чипевайи первой половины XVIII в. были самым
многочисленным и наиболее широко расселенным атапаскским племенем
Северной .Канады. Теснимые наступающими с юга индейцами
кри, они в свою очередь теснили народы, жившие к северу и
западу от них. С основанием ]в 1717 г. поста Компании Гудзонова
залива на р. Черчилл чипевайи первыми из атапасков севера
получили огнестрельное оружие, что активизировало их
наступление на своих соседей, живших к северу и западу от них.
Чипевайи начали играть роль торговых посредников между этими
племенами и европейскими торговцами на р. Черчилл. Они
силой заставляли безоружные еще племена .сдавать им меха за
минимум европейских товаров, нередко грабили их. С кри —
своими соседями с юга — они находились в состоянии
постоянной войны, пока .в 1760 г. не был заключен между ними мир.
Согласно сообщению Херна, в 1771 г. оспа унесла почти 9/ю чи-
певайев189. «С тех пор,— пишет Дженнес,-—они живут в мире,
но стали полностью зависимыми от торговых постов, постоянно
страдали от недостатка пищи, подвергались эпидемиям
инфлюэнцы и других болезней, и численность их сократилась с 3500
человек в доевропейское время до 1000 человек»190. В 1788 г. был
основан Форт-Чипевайан на оз. Атабаска, с которым и связана
была дальнейшая судьба уже ослабевшего племени. Это же
можно сказать и о соседях чипевайев: междоусобные войны и
эпидемии настолько ослабили .все эти племена, что уже к концу
XVIII — началу XIX в. их насчитывалось всего несколько сотен,
они полностью стали зависимыми от торговых постов.
Открытие Аляски, как известно, связано с именами русских
землепроходцев и мореплавателей и деятельностью русских
189 S. Hearn. Op. cit, p. 115.
190 D. Jennes. Op. cit., p. 385.
93

торговцев в районе северо-западной Америки, начиная с
Г. И. Шелихова. Именно Г. И. Шелиховым было положено
начало исследованию и освоению районов расселения атапасков-
Аляски.
Ка,к писал К. Хлебников, «Шелихов в 1785 г. отправил в
4 байдарках 52 человека русских, 11 лисьевских и 110 кодьяк-
ских алеутов для опознания мест по Кенайскому и Чугацкому
заливам... После Шелихова правитель Деларов отправил туда
людей для устроения крепости под начальством В. И. Малахова,,
который, прибыв в залив в 1786 г., видел там английские суда
Портлока и Диксона. В том же году передовщик компании
Лебедева-Ласточкина, разведав обстоятельно о выгодах Кенайско-
го залива... устроил крепость во внутренности залива... которая
называется теперь Николаевскою»191. Дальнейшие открытия и.
освоение районов расселения атапасков Аляски и вовлечение их
в меховую торговлю связаны были с деятельностью Российско-
Американской компании, основанной в конце XVIII в. Ее
служащими было положено начало проникновению европейцев в район
расселения атапасков, живших по рекам Кускоквим и Юкон.
Однако атапаски бассейнов этих рек фактически начали
втягиваться в сферу деятельности русского торгового капитала еще
с конца XVII в.
Об этом убедительно говорят данные о том, что еще до
появления у берегов северо-западной Америки русских
землепроходцев атапаски низовий Юкона и Кускоквима имели регулярные
связи с русским рынком через эскимосов и чукчей. Еще в 1701 г.
сибирский казак В. Т. Атласов сообщал, что напротив Чукотки
лежит остров, с которого «зимою, как море замерзнет, приходят
иноземцы, говорят своим языком и приносят соболи худые,
подобно зверю хорьку» 192. Изучение русских архивных материалов
XVIII в. привело И. С. Вдовина к выводу, что «чукчи оказались
проводниками товаров русского производства на Аляску, и в
первую очередь разных металлических орудий, украшений, табака
и др. -С Аляски они вывозили пушнину, которая находила
неограниченный спрос на русском рынке»193. Помимо пушнины
чукчи и сибирские эскимосы приобретали у американских
эскимосов дерево и изделия из него. «Известно, что деревянная посуда,,
деревянные части яранг приморских чукчей и сибирских
эскимосов,—пишет И. С. Вдовин,—материал для луков и стрел
жители Чукотского полуострова приобретали у эскимосов Аля-
191 К- Хлебников. Указ. соч., стр. 44.
192 Судя по описанию В. Т. Атласовым этих соболей, речь идет об
американской разновидности длиннохвостых сусликов (citallus undulatus),
называвшихся в ранних русских источниках еврашками. Шкурки их широко
использовались для шитья одежды (еврашечьих парок) народностями Аляски и
Сибири (см : Я. Я. Оглоблш. Две «сказки» Вл. Атласова об открытии
Камчатки. ЧОИДР, 1891, кн. 3, отд. 1, стр. 12).
193 И. С. Вдовин. Очерки истории и этнографии чукчей. М.— ,11., 19bb, стр. ЬЬ,
94

ски» 194. Сами же они поставляли помимо товаров русского
производства и оленьи шкуры. «Эта торговля охватила глубинные
районы Аляски и распространилась далеко на юг, в нее
оказались вовлеченными не только прибрежные эскимосы, но также
обитатели рек Пастола, Юкона, отчасти Кускоквима с их
притоками» 195. Обитателями этих районов были ингалики и низовые
койюконы.
Торговля велась настолько активно, что наносила большой
урон торговой деятельности Российско-Американской компании
на Аляске. Не случайно Ф. /П. Врангель специально исследовал
этот вопрос, будучи управляющим русскими колониями в
Америке в 1823—1835 гг.196 Изучение его было также основной целью
экспедиции Л. Загоскина. В описании своего путешествия
Л. Загоскин приводит интересные сведения об этой
торговле, сообщая о большом ассортименте русских товаров,
обнаруженном им у атапасков низовий Юкона и на Кускоквиме. У
низовых коиюконов, например, он видел много медной и железной
посуды, «состоящей в котлах, кубках, кружках, некоторые имеют
даже чайники и луженые ложки»197. Описывая их оружие, Л.
Загоскин отмечал наличие «стрел с железными наконечниками,
ножей, пальм, или якутской работы копий; последние,— писал
он,— получают от чукчей» 198.
В торговле сложилось уже определенное межплеменное
разделение труда и твердый ассортимент обмениваемых товаров.
Согласно сведениям Л. Загоскина, эскимосы южной части Нор-
тонова залива доставляли на Юкон жиры морских животных,
оленьи шкуры и изготовленную из них одежду — в среднем до.
1000 штук; готовые байдары и байдарки; лавтаки (шкуры
тюленей, свинучей); оленьи петли и жилы; табак, европейские
медные и железные изделия. Взамен они получали
деревянную посуду и пушнину199.
«Туземцы реки Юниака (р. Койюкук.—- Ю. А.) передают на-
легмютам,— писал Л. Загоскин,— множество соболей и в
довольном количестве шкуры россомах, выдр, бобров и лисиц.
Взамен получают моржовые и китовые жиры, моржовые ремни
к подошвы, узорчатые чукотские парки, табак и в малом
количестве и по дорогой цене якутские с медной насечкой копья и
другие железные вещи»200.
Эскимосы не только перепродавали индейцам вещи,
купленные у чукчей, но и сами производили товары, находившие сбыт
194 Там же, стр. 57.
195 Там же, стр. 58.
196 См.: Ф. П. Врангель. О торговых сношениях народов северо-западной
Америки между собою и чукчами. «Телескоп», 1835, № 8, стр. 604—613.
197 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 252.
198 Там же, стр. 254.
199 Там же, стр. 76.
200 Там же, стр. 142—143.
95

у внутриматериковых атапасков. «Маклячьи и нерпичьи лавтаки,
шкуры и жиры: белужий, маклячий и нерпичий — есть
собственная промышленность туземцев поморья,— писал Л. Загоскин,—
...эскимосы Паштоля вытапливали в среднем до тысячи пудов
белужьего жира, который у них выменивали индейцы Юкона и
Кускоквима, спускавшиеся к приморью. Эти жиры продаются
в маклячьих пузырях и, смотря по их величине, платится от 4 до
15 бобров первого сорта за пузырь»201.
Л. Загоскин сообщает также, что некоторые селения
индейцев специализировались на изготовлении деревянной посуды202.
которая, как отмечалось выше, находила сбыт на Чукотке.
На товары установились уже стандартные цены,
исчислявшиеся в бобрах или саженях нанизанного на нитку бисера.
Цены менялись, сообщает Л. Загоскин, по мере продвижения
товаров вверх по Юкону и Куокаквиму, верховым жителям
низовые платили за меха втрое дешевле, чем получали сами203.
В приморье и во внутренних частях Аляски существовали
традиционные места торговли, куда племена съезжались в
определенное время года и где торговые операции сопровождались
обрядовыми плясками, песнями, витиеватыми речами.
Атапаски среднего течения и верховий Юкона издревле вели
активную торговлю с тлинкитами. Тлинкитские торговцы
совершали регулярные торговые походы к индейцам верховий Юкона.
Особенно тесными были их связи с тутченами р. Пелли204.
Тлинкитские торговцы доставляли своим соседям тутчонам корзины,
деревянные ящики, фунгус для изготовления красной краски,
лечебные коренья, сушеных моллюсков, морские водоросли,
индейский табак, обсидиан, измельченные раковины, раковины
абелон и денталиум. Раковины они сами покупали у более
южных племен побережья. За эти товары они выменивали шерсть
горных баранов, краску из желтого лишая, обработанные кожи
карибу и лося, сухожилия, различные меха, включая одежду
из шкурок суслика. Особенно важны для понимания социальной
жизни атапасков сообщения источников о том, что в
межплеменной торговле доколониального периода важное место
занимали медь и рабы204.
Основная масса изделий из меди шла с р. Медной. Говоря об
обитателях северо-западной Америки, Ф. П. Врангель, га
частности, писал: «У всех сих народов страна медновская славилась
прежде медью, га ней находимой; туземцы выковывали из сего
металла топоры, ножи, нагрудники для себя и в продажу уга-
ленцам, колошам и другим соседям»205. Сведения об обработке
201 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 78.
202 Там же, стр. 198.
203 Там же, стр. 168.
904 С. McClellan. Op. cit., p. 5—6.
205 ф jj Врангель. Обитатели Америки. «Сын Отечества», т. 7. СПб., 1839,
стр. 52.
96

* /
>l
ч
x
\
\
4
Атапаск племени атена
меди и торговле ею по всей Аляске приводятся и в
этнографических монографиях, и в описаниях путешественников206.
Когда появились на побережье европейские торговцы, в
ассортимент лродаваемых тлинкитами товаров своим торговым
партнерам внутри Аляски вошли коленкор, одеяла, котлы, ножи,
ружья, листовой табак, мука, кофе. Атапаски же стали
поставлять еще большее количество мехов. По сообщению К-
Хлебникова, тлинкиты в начале XIX в. выменивали у атапасков
самородную ,медь, лисьи >и собольи шкуры на ружья и порох,
получаемые ими у русских207. Тлинкиты упорно отстаивали свое
монопольное положение торговых посредников.
Как пишет К. Маклеллан, они долгое время «наглухо
блокировали район верховий Юкона, не допуская ни въезда в
него белых торговцев, ни выезда из него индейцев»208. Однако
монополии тлинкитов в этом районе был положен конец осно-
206 См.: Ю. П. Аверкиева. К истории металлургии у индейцев Северной
Америки. СЭ, № 2, 1959.
207 «Записки К. Хлебникова. О Америке». «Материалы для истории русских
заселений по берегам Восточного океана», вып. III, Приложение к
«Морскому сборнику», 1861 № 3. СПб., 1871, стр. 37.
208 С. MacClellan. Op. cit., p. 5—6.
7 Ю. П. Аверкиева
97

ванием на землях кучинов в 1847 г. Форта-Юкон. Именно они
разрушили в 1852 г. основанный в 1848 г. Форт-Селькирк на
р. Пелли в районе расселения тутченов.
С конца XVIII в. в районе расселения атапасков действовало*
несколько русских торговых пунктов, называвшихся крепостями,
и редутами. С их деятельностью связаны первые сообщения об
этих племенах. В 1786 г. на внутреннем берегу залива Кука в
районе расселения танайна была основана Николаевская
крепость. Сюда съезжались и другие племена атапасков для
обмена мехов на русские товары. В 1790-х годах была учреждена
Константиновская крепость в заливе Нучек, из которой в 1798—-
1799 гг. была отправлена экспедиция Поточкина для
обследования р. Атны, или Медной. В журнале Поточкина указывается,,
что по р. Атне живут народы, которые «известны русским под
именем медновских и колчан». «В 1819 г. по Атне поднимался
Афанасий Климовский»,— сообщает Хлебников209. В начале
XIX в. на землях танайна, у берегов залива Кука, было четыре
крепости: Павловская, Георгиевская, Александровская и
Воскресенская. Затем были основаны Нушагакская одиночка и
редут Колмакова на среднем течении р. Кускоквим, ведшие
торговлю с «нгаликами (кускоквимцами и колчанами). В 1833 г.
вблизи устья р. Юкон начал действовать Михайловский редут,
вовлекавший в торговлю койюконов. В 1838 г. на среднем
течении р. Юкон основан был Форт-Нулато. Из этих пунктов
русские скупщики пушнины совершали поездки к атапаскам
внутренних районов Аляски, достигая верховьев Кускоквима и
доходя по Юкону до впадения в нее р. Танана. Русские
миссионеры наряду с купцами также действовали среди
атапаскского населения Аляски, обращая его в христианство и борясь
с шаманством и многоженством.
Среди обитавших в окрестностях этих торговых пунктов или
посещавших их индейцев русские авторы различали аглегмютов,,
кенайцев, медновцев, кускоквимцев, киятинцев, ингаликов, голь-
цан, тутна. Сопоставляя эти названия с классификациями
атапасков в современных этнографических работах, можно
заключить, что аглегмюты — это эскимосы, кенайцы в русских
источниках— это танайна, медновцы — атна р. Медной, кускоквим-
цы — ингалики. В русских источниках особенно часто
упоминаются гольцане или кольчане, локализуемые в верховьях рек
Кускоквима и Медной.
Л. Загоскин на основе языковых различий выделил
обитателей верховий Кускоквима в отдельную от ингаликов (его
«инкалитов») группу, названную им голцане210.
«Народы, ino Атне обитающие,— писал Хлебников,—
известны русским под именем медновцев и колчан»211. Он приводит
209 К. Хлебников. Записки о колониях..., стр. 49.
210 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 249—260.
211 К. Т. Хлебников. Записки о колониях..., стр. 49. :
98

данные о торговых связях между этими двумя племенами.
«В Николаевскую крепость (ib заливе Кука — Ю. А.),— писал
он,— через обитающих по р. Медной индейцев привозят иногда
разные мелочи английского изделия, переходящие через
несколько поколений диких из заселений Гудзонской компании.
Оные индейцы уведомляли начальника артели Кондакова в
1816 г., что они получали оные вещи от гольцан, а те от таких
же людей, как русские»212.
Колчане — это набесна в классификации племен Аляски
К- Осгуда, а тутна — близкие набесна тутчоны213. Р. Маккен-
нан и Э. Хозлей214 относят их к верховым танана.
В свете приведенных выше сведений о колчанах-гольцанах
русских авторов сомнение вызывает утверждение Р. Маккенна-
на о крайней изолированности верховых танана, якобы
оказавшихся вне влияния наиболее ранней здесь русской торговли.
Он пишет, что с русскими из Нулато торговали лишь танана
низовий ip. Танана в торжище Нуклюкайет. «А поскольку
верховые танана,— пишет он,— не спускались к устью реки, они
никогда не встречали русских». Правда, исследователь
допускает «слабые русские влияния» на них через индейцев у устья
р. Тананы215. Но влияние русских на верховых танана (гольцан)
шло, как мы видели, с верховий Кускоквима и р. Медной.
Русские товары попадали к ним и через танайна, о торговых
поездках которых к верховьям Кускоквима пишет Л. Загоскин, и
через атновцев р. Медной.
О торговых связях танана с атена р. Медной, а также с тлин-
китами пишет и Р. Маккеннан216. Все это говорило о том, что
танана очень рано были вовлечены в торговлю с русскими
торговыми постами, если не непосредственно, то через другие
племена.
Вовлечение в европейскую меховую торговлю кучинов —
самого восточного из атапаскских племен Аляски — началось
через индейцев нри, доходивших ib своих торговых походах до
устья Маккензи и до р. Пил и связывавших чукинов сначала с
французскими скупщиками пушнины. Кучины обменивали у кри
на европейские товары меха, скупавшиеся ими у племен
внутренней Аляски. Позднее посредническую торговлю кучины вели
между индейцами и торговыми постами Компании Гудзонова
залива — Фортом Доброй Надежды, основанным в 1814 г. в
низовье р. Маккензи, и Фортом Макферсон, открытым в 1840 г. на
р. Пил.
212 Там же, стр. 46 об.
213 С. Osgood. The distribution of the Northern Athapaskan Indians. YUPA, N 7,
1936, p. 19.
214 R. A. McKennan. The Upper Tanana Indians, p. 129; E. H. Hosley. Op. cit.,
p. 97.
215 R. McKennan. Op. cit., p. 28—29.
216 Ibid., p. 129.
99
7*

После основания Форта-Юкон в 1847 г. кучины верховий
Юкона и танана низовий р. Танана долгое время играли роль
торговых посредников между русским Фортом-Нулато и
английским Фортом-Юкон. Один из первых торговцев последнего в
середине XIX в. характеризовал кучинов как «исключительно
торговый народ, который живет обменом, удовлетворяя свои
потребности путем обмена своих запасов бисера, являющегося
средством обмена, на мехэ, у соседних -племен, периодически
им навещаемых. Они не добывают сами мехов, но являются
хорошими охотниками (на мясную дичь.— Ю. А.), весьма
хорошо обеспечены пищей, за исключением периодов
неблагоприятных условий охоты»217.
Европейские влияния на кучинов К. Остуд связывал лишь- с
деятельностью указанных фортов218. Исследователь, на наш
взгляд, недооценивает значение торговых связей кучинов с
русскими скупщиками пушнины. Живя в пределах Русской
Америки, они, несомненно, были втянуты в орбиту торговой
деятельности Российско-Американской компании. Правда,
К- Осгуд допускает, что русские доходили до мест обитания
кучинов во второй четверти XIX 'в., но высказывает
предположение, что влияние их на индейцев было слабым219. Однако тот
факт, что еще в 1930-х годах он отмечал среди кучинов знание,
хотя и «минимальное», русского языка220, говорит о
значительности связей между русскими и кучинами.
Но еще до прямых или косвенных связей с русскими кучины
вели довольно интенсивный обмен с индейскими племенами к
западу от них, а через них — с эскимосами, связывавшими в
свою очередь индейцев Аляски с русским рынком.
Об этом обмене, в частности, пишет канадский исследователь
кучинов Д. Личман. Отмечая те же вехи проникновения
деятелей Компании Гудзонова залива в районы расселения кучинов,
он пишет: «Очень вероятно, что торговля велась задолго до
этого по р. Поркупайн: индейцы 'все еще рассказывают о
ежегодных торговых экспедициях, в которые отправлялись их вожди
по р. Юкон... Главными предметами экспорта были оленьи
шкуры и юкола, а импортировали главным образом лодки-
берестянки и копья... Раковины денталиум имели значение
денежного средства, и богатые индейцы имели их в больших
количествах» 221.
Интересные материалы об этой торговле содержатся в
работах К. Маклеллан и Р. Слободина222.
217 W. Hardisty. The Lucheux Indians. ARBRSI, 1867, p. 311.
218 С Osgood. Contributions to the ethnography of the Kutchin, p. 17.
219 Ibid., p. 17.
220 Ibidem.
221 D. Leechman. The Vanta Kutchin. Ottawa, 1954, p. 26.
222 C. McClellan. Culture Contacts in the early historic period in Northwestern
North America; R. Slobodin. Eastern Kutchin Warfare. «Anthropologica»,
vol. II, N 1, 1960.
100

Имущественное неравенство. Неизбежным следствием
развития обмена было появление в индейских обществах
частных богатств и социального неравенства, сведения о котором
встречаются во всех ранних исторических источниках об этих
племенах.
Намечавшиеся еще в доколониальный период в индейском
обществе отношения неравенства получили сильнейший толчок
для развития иа первых этапах европейской меховой торговли,
когда выделившиеся в индейском обществе купцы и богачи
играли активную 1роль торговых посредников между
европейскими скупщиками пушнины и основной массой индейских
охотников-звероловов. Последним они диктовали свои цены и
обирали их почти так же, как их самих обирали белые торговцы.
Много убедительных материалов о посреднической роли
индейских торговцев приведено в книге Л. Загоскина. О наличии
неравенства в индейском обществе ярко свидетельствует
описание Л. Загоскиным одного бивуака во время его путешествия,
когда в зимнюю ночь индеец-торговец по имени Мускуа спал
со своей семьей в теплых меховых одеялах, а «бедная старуха
и ее дети, мальчики, живущие у этого торговца вроде
работников, подходят на ночь к нашему костру»223.
Заслуживают также внимания сообщения русских
источников о рабстве и работорговле атапасков Аляски с тлинкитами.
В частности, Ф. П. Врангель писал, что жители р. Медной «кал-
гов (рабов.— Ю. Л.) покупают у кольчан, однако их не приносят
в жертву умершим старшинам, как это делают кольчане и <коло-
ши»224. О рабстве у кучинов писал в середине XIX в. служащий
Форта-Юкон С. Джонс, сообщая, что у них «практикуется
рабство... Любой бедняк, не имеющий друзей, превращается в
раба»225. По данным же К. Осгуда, в рабство обращали лишь
военнопленных из соседних индейских племен, но по истечении
одного-двух лет рабу разрешалось жениться на свободной, он
становился свободным и на его детях не оставалось пятна
рабства226. Эти данные характеризуют институт рабства кучинов
в его зачаточном состоянии. Возможно, что возникновение его
стимулировала торговля с индейцами северо-западного
побережья Северной Америки, у которых существовало
наследственное рабство. Внутренняя Аляска играла, по-видимому, роль
источника рабов.
Начальный период торговых связей атапасков с
европейскими скупщиками пушнины характеризуется развитием практики
накопления значительных натуральных сокровищ, которые
состояли из раковин абелон и денталиум, снизок вампум, а позд-
223 JI. Загоскин. Указ. соч., стр. 127.
224 Ф. П. Врангель. Указ. соч., стр. 54.
225 S. Jones. The Kutchin tribes. ARBRSI, 1866, p. 325.
226 С Osgood. Op. cit., p. 109.
101

нее — из стеклянного бисера, мехов, кож, меховых и кожаных
изделий и европейских товаров. О размерах этих сокровищ
можно судить по сообщениям Л. Загоскина, писавшего, например,
что в жилище одного из посещенных им торговцев из племени
койюконов он насчитал 155 саженей нанизанного на шнурок
бисера вампум, за которые индеец надеялся получить 155
бобров первого сорта227. «Полагая все свое богатство в бисере и
цуклях,— писал Л. Загоскин,— ттынаец фунтов 10 этих
драгоценностей вешает на себя через одно плечо и связывает в
виде шарфа; таким образом, на богаче, считая обвивку косы и
все украшения на платье и оружии, бывает бисеру и цуколь
бобров на 150 или с лишком на 1000 рублей серебром»228.
У. Хардисти, говоря о раздельной собственности мужа и жены,
сообщал о богатствах кучинов, состоявших из снизок бисера,
которые они хранили в лавке компании, как в банке229. Он
писал также, что бисер мужа — «это семейное богатство, капитал,
который можно использовать лишь в торговле и для оплаты
шаманов...»230.
Таким образом, снизки бисера и раковины к середине XIX в.
играли роль всеобщего эквивалента у атапасков внутренней
Аляски и составляли их натуральные богатства. Однако уже
Загоскин отмечал, что у торговых низовых койюконов бисер
использовался лишь для обмена с верховыми племенами, у
которых они выменивали за него меха. Свои же богатства они
накапливали в виде мехов и вымениваемых у эскимосов
чукотских оленьих кож и одежды из них.
У индейцев., как подметил Л. Загоскин, появилась уже страсть
к собиранию сокровищ. «Не будучи разборчивы в средствах
обогащения,— писал он о низовых койюконах,— то, чего не
имеют возможности вышаманить или выторговать, берут
насильственно или платя по произвольной цене»231. Индейские
богачи изобретали меры защиты сокровищ от посягательств
общинников. Как пишет Р. Маккеннан, у верховых танана
«вещи, предназначенные к раздаче и сложенные в амбар,
считались священными; семья скорее будет голодать, чем возьмет
что-нибудь из запасов, отложенных для потлача»232.
Аналогичную практику описывает К. Осгуд у ингаликов, у которых
также сооружались амбарчики для хранения мехов, считавшиеся
священными. Такой амбарчик наследовался или покупался. Его
приобретение делало нового хозяина и владельцем опециально-
227 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 131. Из фунта бисера, сообщает он, выходит
12 сажен нитки. В 1843 г. в Нулато за год было выпущено около 7 пудов
бисера. В Форте работала индеянка, занимавшаяся специально
нанизыванием его на нитку.
228 Там же, стр. 262.
229 W. Hardisty. Op. cit., p. 314.
230 Ibid.
231 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 123—124.
232 R. McKennan. Op. cit., p. 135.
102

Томагавки из рога оленя-карибу племени атена

го амулета, дающего право на исполнение магической песни.
Амулет хранился внутри амбарчика, и индейцы верили, что его
магические свойства обеспечивали успех владельцу в
приобретении мехов. Индейцы верили, что даже приближение к такому
амбарчику постороннего человека грозило ему слепотой233.
В этом проявлялось зарождение практики освящения прав
частной 'собственности. Наряду с широко распространенным
еще правом каждого индейца в случае голода воспользоваться
запасами пищи из продуктового амбарчика другого, хранилища
частных сокровищ объявлялись уже неприкосновенными.
Наряду с движимым богатством начала складываться уже
собственность на угодья. Как устанавливает Р. Маккеннан,
загоны на оленей карибу, хотя и сооружались коллективно,
«иногда считались собственностью отдельного человека.
Собственность на столь важеое средство производства,— пишет
он,— укрепляла единство богатства с властью и престижем,
характеризовавшими вождей всей внутренней Аляски... Вождь
был богачом... Благодаря своему богатству вождь с помощью
своих сородичей мог устраивать впечатляющие «потлачи» и тем
самым возвышать свой престиж»234. Щедрость и забота об
общем благе наряду с .незаурядными способностями в
хозяйственных занятиях, торговле и красноречии были важнейшими
качествами атапаскских вождей235. Статуса вождя, по мнению
Р. Маккеннана, мог добиться каждый способный к накоплению
сокровищ индеец, хотя он же отмечает случаи наследования
звания сыном или племянником (сыном сестры) 238. Р. Слободин
пишет о наследственных вождях кучинов237.
Вождями оба автора называют лидеров географических
подразделений или локальных общин того или иного племени.
Потлач. Все приведенные данные говорят о том, что
общество атапасков ко времени открытия Аляски находилось на том
этапе развития отношений частной собственности, когда
возникают институты перераспределения частных богатств,
аналогичные потлачу индейцев северо-западного побережья. Эти
институты публичного показа и раздачи частных сокровищ были
наиболее ярким проявлением противоречий между
возникающими отношениями частной собственности и вытесняемыми ими
древними формами общественного присвоения. -По данным
Р. Маккеннана, потлач был характерен для всех групп
атапасков Аляски, кроме чандаларов238.
233 S. Osgood. Ingalic material culture. YUPA, N 2, 1966, p. 332—333.
234 R. McKennan. Athapaskan groupings and social organization in Central
Alaska. NMC, Bull. N 228, p. 101.
235 R. Slobodin. Leadership and participation in a Kutchin trapping party.
«Contributions to anthropology: Band Societies», p. 66.
236 R. A. McKennan. Op. cit., p. 101.
237 R. Slobodin. Op. cit., p. 66.
238 R. A. McKennan. Op. cit., p. 101.
104

Первое описание потлача у танайна, относящееся к началу
XIX в., содержится в записках К. Хлебникова: «По
наступлении осени,— писал он,— начинаются у них игры, на кои
созывают столько соседей, сколько могут прокормить своими
запасами. Во все продолжение праздника объедаются неимоверно,
пляшут и шаманят, по окончании «грушки хозяин дома
выносит все свои вещи и, смотря по состоянию, дарит гостей целыми
шкурами оленин, ровдуг или шитыми парками. Если он не богат,,
то режет шкуру на четыре части, обдаривает всех поровну;
даже самый бедный обязан, разрезав в мелкие лоскутья, сделать
всем подарки. После сего обряда гости, отблагодарив хозяина,
который становится гостем, таким образом продолжают
угощаться до тех пор, пока истребят все запасы провизии»239.
К этому же времени относится описание танайнского
потлача Ф. П. Врангелем, в котором, однако, отмечены
дополнительные, весьма существенные стороны этого института.
Врангель впервые отмечает связь потлача с погребальными
обрядами, что отмечалось впоследствии 'Исследователями XX в. у всех
атапасков Аляски. «Ближайший родственник покойного,— писал
Ф. П. Врангель,— старается в течение всего года или больше
добывать сколько ему возможно оленьих шкур, ровдуг,
звериных кож и тогда празднуют поминки о покойнике —делают
игрушку. Он созывает «своих» и «приятелей», которые
сохраняли кости (умершего.— Ю. А.), угощает «приятелей» до
пресыщения, отдаривает их за прежние приношения и за труды
погребения, расточая свое имущество, в чем ставят величайшую
славу и стараются превзойти друг друга. Кто в состоянии при
игрушках расточительностью наиболее удивить иноземцев своих,
тот пользуется наибольшим уважением в своем жиле и в
целом поколении; прочие внимают его советам и ни в чем не
прекословят ему. Таково начало тойонства»240. В этом описании
потлача танайна отмечены все характерные особенности
института: его межфратриальный характер и его роль как способа
закрепления имущественного неравенства. В исследовании
Л. Загоскина содержатся сведения о потлаче койюконов и ин-
галиков. В нем указаны поводы к потлачу, из которых в
качестве главного выделяется обряд поминок, перечислен
ассортимент раздаваемых вещей. Л. Загоскин точно подметил и
социальное значение потлача: «Получая прибытки, они все
честолюбие свое заключают в раздаче собранного на
празднествах в честь умерших»241.
О существовании потлача у кучинов первые сведения были
сообщены служащими Компании Гудзонова залива в середине-
прошлого столетия (У. Хардисти, С. Джонс, У. Киркбай, А. Мур-
239 К. Хлебников. Записки о колониях..., стр. 45.
240 ф и Врангель. Обитатели Аляски, стр. 60—61.
241 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 207, 228—229.
105

рей). С описаниями атапаскского потлача мы встречаемся и на
страницах монографических исследований этих племен в XX в.
этнографами Канады и США (Дж. Жетте, К- Осгуда, Р. Мак-
хеннана, Р. Слободина, Дж. Хонигмана, К. Макклеллан, Д. Лич-
мана и др.). Говоря о потлаче верховых танана, Р. Маккеннан
сообщает, что ценность раздаваемых на потлачах богатств
достигала очень часто 2 тысяч американских долларов, иногда
15—20 тысяч долларов242, что свидетельствовало о
сравнительно значительном объеме индейских богатств, которые
накапливались несмотря на мизерность цен, получаемых индейцами за
добываемую ими пушнину. Характерна стойкость этого
института: У. Лойенс наблюдал и описал его у койкжонов в 1962 г.243
Правда, У. Лойенс, описывая потлач койкжонов в 1962 г.,
уже не видит в нем института межфратриальных или
межродовых связей. Это, несомненно, является следствием полного
распада родовых норм у низовых койкжонов и ингаликов.
Сообщения же У. Лойенса, что погребали умершего
«неродственники» и потлач поминок был способом их отплаты, что
устроителю потлача помогали его ближайшие «родственники»,
как будто рисуют потлач как семейный институт. Однако
свидетельство автора, что подарки даются прежде всего
гробовщикам, затем жителям других селений и лишь некоторым
жителям своего селения, указывает на то, что понятие
«неродственники» довольно специфично и охватывает главным образом
жителей других селений.
Само деление участников потлача на «родственников» и
«неродственников» может служить указанием на древнее дуаль-
нородовое деление, вследствие которого и у танайна времен
Врангеля участники потлача делились на «своих» и «приятелей».
У тлинкитов, например, «своими» считались члены своей
фратрии, а «неродственниками» — члены другой фратрии.
По-видимому, и у низовых койюконов и ингаликов это деление
находится в состоянии такого забвения, что члены другой фратрии
относятся просто к «неродственникам». Однако несомненно, что
древние основы их потлача такие же, как и у других групп
атапасков Аляски.
Помимо указанных особенностей исследователи
устанавливают в атапаскском потлаче интересный факт приурочивания
его ко времени зимнего солнцестояния и наличия в нем черт
оргаистического празднества244. Эти явления говорили о том,
что потлачи приурочивались некогда к обрядам какого-то
древнего пласта в религиозной жизни атапасков.
242 R. McKennan. The Upper Tanana..., p. 137.
243 См.: W. Y. Loyens. The Koyukon feast of dead. «Arctic Anthropology», N 2,
1964. Автор помимо описания потлача в 1962 г. приводит большой
сравнительный материал из работ других исследователей аляскинских атапасков.
1244 Эд7 Loyens. Op. cit., p. 139; С. Osgood. Ingalic social culture. YUPA, N 53,
1958, p. 143.
106

В описании патлача аляскинских атапасков исследователи
отмечают еще одну характерную особенность этого института
у низовых койюконов и ингаликов, а также танайна: он
устраивался в середине прошлого века в мужских домах —«кажли-
мах»245, тогда как у других групп — кучинов, танана, верховых
койюконов — для этого перед деревней специально
огораживалась забором из кольев квадратная площадка с костром
посередине. У (последних и сама площадка и потлач поминок
обозначались одним термином «нутсиль»246. В связи с этим
встает вопрос о том, что было более древним местом
празднества? Р. Маккеннан, например, пишет, что у верховых танана
ранее сооружался специальный дом для потлача, а
огораживать квадратную площадку стали позже247. Дж. Жетте,
наоборот, отмечает, что верховые койюконы оставляли в его
время практику устройства празднества в огороженной
площадке и переносили его в дома248.
О бытовании потлача у атапасков бассейна р. Маккензи
свидетельствует ряд указаний авторов. Например, Дж. Хелм
сообщает, что в ранний период меховой торговли влияние
вождей определялось количеством накопленных ими товаров для
раздачи249.
Отсутствие описаний потлача атапасков бассейна Маккензи
объясняется, по-видимому, тем, что ко времени проникновения
в районы их обитания первых исследователей, он носил у них
уже крайне редуцированные формы.
Попав в орбиту колониальной эксплуатации меховыми
компаниями Бвропы значительно раньше аляскинских атапасков,
они прошли уже этап временного обогащения, который был
характерен для всех индейских племен в первый период их
торговых связей с европейскими купцами. Ко времени
появления первых сведений о них атапаски Маккензи уже стояли на
ступени страшного обнищания, что было следствием
ограбления их скупщиками пушнины, превратившими их по существу
в жестоко эксплуатируемые кадры рабочих по добыче мягкого
золота. В руках атапасков Маккензи уже не могли
скапливаться значительные богатства, ибо их средства к
существованию были низведены до минимума. Но идея потлача,
связанная с утверждением личного престижа путем раздачи подарков,
состоящих из предметов торговли, сохранялась. Она
проявлялась здесь своеобразно. Судя по материалам путешественника
середины XIX в. Дж. Ричардсона, Компания Гудзонова залива
245 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 228—229.
246 W. Loyens. Op. cit., p. 135.
247 R. McKennan. The Upper Tanana Indians..., p. 136.
248 /. /. Jette. On the superstitutions of Ten'a Indians. «Anthropos», vol. 6, 1911,
p. 710.
249 /. Helm. Bilaterality in the Socio-territorial organization of the Arctic
Drainage Dene. «Ethnology», vol. IV, N 4. Pittsbourg, 1965, p. 361.
107

с целью стимулирования промысла пушного зверя называла
лучших охотников «вождями», выдавала им красные мундиры
как знак их звания и одаривала их. Но влияние таких
«вождей» на соплеменников определялось щедростью, с которой они
раздавали полученные от компании дары250.
Мы уже не 'раз говорили о диалектической сущности
института потлача251, одновременно как бы перераспределявшего
частные богатства по принципу коллективизма и в то же время
закреплявшего социальное неравенство в индейском обществе.
Диалектическая его сущность проявлялась также в том, что„
закрепляя социальное неравенство по своей сущности,
формально он носил характер института, связанного как бы с дуально-
родовым делением его участников и как бы проводившего в-
жизнь нормы родового общества. Потлач в какой-то мере
способствовал консервации некоторых формальных черт древнего
родового устройства индейцев. По мнению К. Маклеллан и:
Р. Слободина, потлач поддерживал родовое самосознание
индейцев252.
Однако нельзя забывать, что одновременно он подрывал
самые основы родового общества, освящая имущественное
неравенство и подчеркивая отличие богача от бедного.
Противоречивая сущность потлача заключалась именно в этом, будь
то у атапасков, алгонкинов, дакотов или тлинкитов; она
отражала противоречивость переходной эпохи от доклассового
общества к классовому.
Общераспространенность института потлача является одним
из важнейших свидетельств ошибочности попыток изображения-
северных атапасков XVIII—XIX вв. в качестве первобытных
охотников-собирателей.
По мере распространения европейской меховой торговли'
и проникновения белых скупщиков пушнины в глубинные
районы расселения индейцев роль индейских вождей и богачей как
торговых посредников падала. Поэтому они организовывали
сопротивление проникновению скупщиков пушнины в глубь
Аляски и ими были инспирированы убийства русских
исследователей, поднимавшихся по р. Медной. Не случайно Л. Загоскин
во время сврего знаменитого путешествия всемерно
подчеркивал при встречах с индейцами, что его путешествие носит
чисто исследовательский характер и не преследует никаких
торговых целей.
250 См.: /. Richardson. Arctic searching expedition, vol. 1—2. London, 1851,.
vol. 2, <p. 28 (Цит. по: /. Helm. Beliaterality...).
251 См. например: Ю. П. Аверкиева. Разложение родовой общины и
формирование раннеклассовых отношений в обществе индейцев северо-западного-
побережья Северной Америки. М., 1961.
252 С. McClellan. Culture contacts in Northwestern North America..., p. 10;
R. Slobodin. Band organization of the Peel River Kutchin. NMC, Bull. N 179,.
Anthropologicae series, N 55, 1962, p. 45 (Note 1).
108

Установление прямых связей европейских скупщиков
пушнины с охотниками-звероловами через открывавшиеся на
протяжении всего XIX в. торговые посты и форты по всему северу
Канады и на Аляске лишило индейскую верхушку нетрудовых
доходов. В результате произошла известного рода социальная
нивелировка индейцев, все они подверглись одинаковой степени
неограниченной эксплуатации торговым капиталом, приведшей
их к страшному обнищанию, мрачные 'картины которого
описаны в литературе об американском Севере XIX—XX вв.
Об этой социальной нивелировке пишет и К. Осгуд,
характеризуя современное положение кучинов: «Старая классовая
система, основанная главным образом на богатстве, распалась,
хотя можно было ожидать продолжения ее существования
вследствие ее кажущегося сходства с типом новой культуры
(т. е. капитализмом.— Ю. А.). Это произошло, вероятно,
главным образом вследствие перераспределения статусов и богатств
в условиях новой экономической системы»253.
Подводя итог глубоким социальным изменениям в жизни
кучинов за последние 75—100 лет, Осгуд пишет: «Объективно
изменения настолько велики, что случайный посетитель
возможно не узнает в современном кучине культурного наследника тех
обычаев, которые описаны (в монографии — Ю. А.).
Происходят изменения в населении; растет число людей смешанной
крови... которые кажутся более приспособленными к жизни в
современных условиях... Развивается индивидуализм
(«тенденция от общинной деятельности к индивидуализму») с
сопровождающим его изменением старого отношения ,к общине,
домашней группе, семье»254.
Пережитки материнскородового строя. Если учесть
свидетельства о развитости обмена в обществе атапасков, о наличии у них
потлача как средства обособления богатых индейцев от бедных,
о существовании элементов рабства, то необоснованными
представляются высказывания Дж. Мордока, Э. Сервиса, Дж.
Стюарда о крайнем примитивизме, рудиментарности социального
устройства северных атапасков.
В исследованиях представителей «исторической» школы в
американской этнографии особенности социальной жизни,
сложившиеся у северных атапасков к началу XX в.,
экстраполировались в глубь веков как черты примитивизма. В качестве
основной и исходной социальной единицы в обществе атапасков
изображалась отдельная семья. Бесспорно, что к концу XIX \:
началу XX в. малая семья действительно была уже основной
социальной единицей, сложившейся в условиях мелкотоварного
хозяйства северных звероловов, развивавшегося как часть
253 С. Osgood. Contributions to the ethnography of the Kutchin, p. 172.
254 Ibid., p. 170—172.
109

капиталистической экономической системы. В позднейших
работах таких видных атапасковедов, как Р. Маккеннан, Д. Личман,
Е. Хозлей, Р. Слободин, К. Маклеллан255, устанавливается
сравнительно недавнее выделение малой семьи, обусловленное
развитием меховой торговли и деятельностью торговых постов.
Вследствие развития товарного промысла пушнины
«экономическая жизнь аборигенов,— по словам Р. Маккеннана,— все
более сосредоточивалась на индивидуализированной
деятельности малой семьи, заменившей коллективизм в деятельности
прежних локальных общин с их сетью родственных
взаимосвязей» 256. Большинство атапасковедов признают сейчас из-
начальность коллективизма в производстве и распределении.
Но вопрос о том, что представляли собой древние
социальные единицы — носительницы начал коллективизма, остается
пока предметом дискуссий.
В историко-этнографических исследованиях северных
атапасков собраны убедительные материалы, свидетельствующие
о бытовании у них еще в XIX в. бесспорных следов
материнскородовои организации.
Но в американской этнографии долгое время
господствовала теория, связывавшая существование материнскородовои
организации с земледелием, наличие же наиболее бесспорных
ее следов у западных атапасков пытались объяснить
заимствованием у соседей атапасков Аляски — племен северо-западного
побережья Северной Америки. Диффузию материнскородовых
институтов связывали с активным обменом между этими
племенами и практикой межплеменных браков.
Эта теория диффузии материнскородовои организации от
тлинкитов и цимшиян к атапаскам Аляски имеет уже длинную
историю. Впервые она была сформулирована Дж. Суантоном
в 1905 г. в его первой статье, направленной против учения а
роде Л. Г. Моргана257. Затем она стала повторяться как в
общих теоретических исследованиях по этнографии, так и в
конкретных монографиях американских этнографов258.
Эта же теория заимствования повторяется и в теоретическом
труде по истории первобытности Э. Сервиса. Последний при-
255 Е. Hosley. The McGrath Ingalic; R. McKennan. Athapaskan groupings..;
D. Leechman. Native tribes of Canada. Toronto, 1956; R. Slobodin. Band
organization of the Peel River Kutchin; С McClellan. Op. cit.
256 R. McKennan. Op. cit., p. 95.
257 /. Swanton. The Social organization of American Tribes. AA, vol. 7, 1905„
p. 672.
258 R. A. Lowie. Social organization. New York, 1948, p. 249—251; D. Aberle..
Matrilineal descent in cross-cultural Perspectives «Matrilineal Kinship». New
York, 1961, p. 669; H. Driver. Indians of North America. Chicago, 196Ц
,p. 250—251; /. Steward. Theory of Culture Change. Urbana, 1955, p. 146—
148; /. Honigmann. The Kaska Indians: an ethnographic reconstruction,,
YUPA, N 51, 1954, p. 84—87.
110

писывает всем северным атапаскам изначальность патрило-
кальной общины как основной социальной единицы, которая
позднее якобы подверглась воздействию матрилинейных племен
северо-западного побережья259. Однако накопленные сейчас
материалы позволили Дж. Мэрдоку, Р. Маккеннану, К. Макле-
лану, В. Гарфилдь прийти к выводу, что материнскородовая^
организация является древней и всеобщей формой социального-
устройства всех северных атапасков260.
По словам Дж. Мэрдока, «предки на-дене вступили в Новый:
Свет с остатками древней матрилинейной организации, которые
были утрачены теми, кто мигрировал на восток, и сохранены
оставшимися на западе...»261
Говоря об «остатках» матрилинейной организации, Дж. Мэр-
док имеет в виду матрилинейность счета происхождения, матри-
локальность 'браков и экзогамность родовых групп, широка
распространенных среди атапасков еще в начале XX в. Но вряд
ли можно согласиться с его мнением, что уже из Старого Света
атапаски пришли лишь с остатками материнскородовои
организации. Стойкость институтов родового строя даже в условиях
развивающегося активного обмена позволяет предположить,
что период расцвета материнскородовои организации атапаски
переживали уже в Новом Свете.
Основываясь на сведениях о различной степени сохранения
родовых пережитков у различных атапаскских групп Севера
в XIX—XX вв., Дж.Мэрдок делит их на три группы: 1) атапасков,
внутренней Аляски — к западу от ,р. Маккензи до среднего
течения Юкона и КускО'Квима; 2) атапасков низовий рек Юкона
и Кускоквима; 3) атапасков бассейна р. Ма'ккензи262.
У атапасков внутренней Аляски следы материнскородового
устройства оказались наиболее живучими. Первые сведения
о них были записаны в начале XIX в. у танайна (кенайцев)
Ф. П. Врангелем, который сообщал о делении танайна на две
экзогамные фратрии, из которых одна состояла из шести,
другая — из пяти родов, о матрилинейности и авункулате263..
Изучавший это же племя в 1930-е годы К. Осгуд установил
наличие у них матрилинейности, матрилокальности и кросс-кузен-
ных браков264. Согласно сведениям, собранным Р. Маккеннаном
259 Е. Service. Primitive Social Organization. New York, 1962, ,p. 107—108.
260 G. P. Murdock. North American Social Organization. «Davidson Journal of
Anthropology», vol. 1, N 2, 1955, p. 1; R. McKennan. The Upper Tanana
Indians..., p. 126—127; он же. The Athapaskan groupings..., p. 108; C. McClel-
lan. Culture Contacts in Northwestern North America, p. 8; V. Garfield.
Possibilities of genetic Relationship in Northern Pacific Moiety Structture.
«Society for American Archaeology», Memoir N 9, 1953.
261 G. P. Murdock. Op. cit., p. 1.
262 G. P. Murdock. Op. cit., p. 1—2.
газ ф j] Врангель. Обитатели Америки..., стр. 60—61.
264 С. Osgood. The Ethnography of the Tanaina. YUPA, N 16, 1937.
///

в 1929—1930 гг., у индейцев р. Танана также сохранилось
представление об их прежнем делении на две матрилинейные
экзогамные фратрии. У информаторов исследователя
сохранялось еще смутное представление о связи фратриальных названий
«тцион» и «нэльтцин» с волком и вороном. Жива была еще
память о том, что каждая фратрия объединяла по нескольку
родов с названиями по животным. «Помимо связи с волком,—
пишет Р. Маккеннан,— фратрия тцион, говорят, включала
кланы морской чайки, карибу, медведя, а (фратрия нэльтцин
включала кланы лебедя, бобра, ворона... Кроме того, в устье
Небесны обитал род Куницы (Нису), который, по-видимому, раньше
функционировал в качестве третьей фратрии, но теперь его
члены считают себя подразделением фратрии нэльтцин».
По словам индейцев, когда род Куницы был самостоятельной
фратрией, О'Н был «почти кузеном им всем» 265.
Но уже во время полевых исследований К- Осгуда и
Р. Маккеннана в 1930 г. родовая принадлежность не совсем
отчетливо J представлялась, и «молодежь,— как пишет
Маккеннан,— предпочитает относить себя просто к фратрии тцион или
нэльтцин»266. Очень возможно, что наряду с отмиранием
родового деления сознание фратриальной принадлежности в
какой-то мере консервировалось в связи с межфратриальным
характером потлача.
Р. Маккеннан устанавливает также практику симметричных
кросс-кузенных браков у танана. Благодаря этой практике
родственники по крови были в то же время и свояками. Это
нашло свое отражение и в терминологии родства. У танана,
как показывают материалы Маккеннана, брат матери и отец
жены обозначались одним термином «аэ»; сестра отца и мать
жены также обозначались одним термином «тон», совпадавшим
с термином бабушка; сын сестры отца, сын 'брата матери и муж
сестры обозначались одним термином «кла», этим же термином
танана называл и своего партнера; дочь сестры отца, дочь
брата матери — «уде», она же и возможная жена267.
О родовой организации кучинов, 'наиболее многочисленного
племени и самого восточного из западной группы северных
атапасков, ранние сведения относятся к середине XIX ib. Это
сообщения деятелей Компании Гудзонова залива в Форте-Юкон
А. Моррея268, С. Джонса, У. Хардисти, У. Киркбая269. Все они
свидетельствуют о матрилинеиности происхождения у кучинов
и делении их на три рода («касты»).
265 R. McKennan. The Upper Tanana Indians, p. 124—126.
266 Ibid., p. 124.
267 Ibid., p. 126.
268 A. H. Murray. Journal of the Yukon, 1847—1848. «Publications of the
Canadian Archives», N 4, 1910.
269 S. Jones. The Kutchin tribes; W. L. Hardisty. The Loucheaux Indians;
W. W. Kirkby. A journey to the Joucan Russian America.
112

Говоря о делении жучинов на «три касты», или на «три
класса», эти авторы отмечают их экзогамность и 'матрилинейность.
В то же время их сообщения о том, что «за последние годы эти
правила не соблюдаются столь строго, как раньше...»270,
говорили о том, что уже в середине прошлого столетия шел быстрый
процесс отмирания родовых норм, и это было вполне
закономерным явлением в связи с развитием торговой деятельности кучи-
нов к тому времени.
Исследованию .кучинов XX в. посвящена специальная работа
К. Осгуда 271. iB ней он ставит цель реконструировать
аборигенный образ жизни индейцев «непосредственно перед
установлением постоянных контактов с европейцами»272. Несомненно,
сделать это на основании полевых исследований автора в начале
1930-х годов было чрезвычайно трудно, и неизбежной, на наш
взгляд, была не всегда оправданная архаизация относительно
современных явлений. По данным Осгуда, в 1930-е годы роды
кучинов были «экзогамными лишь теоретически, фактически же
браки внутри кланов были часты»273. «От клановой системы,—
пишет он,— не осталось ничего... Молодежь даже не знает своих
родовых названий»274.
Д. Личман, изучавший кучинов в 1946 г., также писал, что
индейцы начинают забывать свою родовую принадлежность, и
родовая экзогамия была нарушена. К- Осгуд и Д. Личман
отмечают, что отживанию старых норм в большой степени
способствует наличие в индейских селениях метисного населения275.
Большой интерес представляют сообщения авторов о трехро-
довой или трехфратриальной системе у этой группы западных
атапасков276. Хотя Р. Маккеннан в тенденции к делению на три
части и -видит древнюю черту социальной жизни аляскинских
атапасков277, однако он отмечает, что определенные указания на
ее существование имеются лишь в отношении кучинов, танана
и койюконов Юкона 278.
Сведения У. Хардисти, С. Джонса, У. Киркбая о делении
кучинов на три матрилинейных, экзогамных «класса» или «касты»,
были дополнены полевыми исследованиями этнографов США и
Канады среди кучинов, танана и койюконов. Названия этих
270 W. Hardisty. Op. cit., p. 314.
271 С. Osgood. Contributions to the ethnography of the Kutchin.
272 Ibid., p. 21.
273 Ibid., p. 107.
274 Ibid., p. 172.
275 Ibid., p. 170; D. Leechman. Op. cit., p. 27.
276 C. Osgood. Op. cit.; R. McKennan. The Upper Tanana Indians, p. 125; он же.
The Chandalar Katchin. «Arctic Institute of North America Technical
Papers», N 17. Montreal, p. 60—61; D. Leechman. Op. cit., p. 27; A. Balikci. Fa-
mild organization of the Kutchin. «Arctic Anthropology», Г963, vol. 1, N 2,
/. Jette. L'organisation social des Ten'as. Proceedings of the International
Congress of Americanists., vol. 15, part 1. Quebec, 1907, p. 396—409.
277 R. McKennan. The Upper Tanana..., p. 127.
278 R. McKennan. Athapaskan groupings..., p. 107.
8 Ю. П. Аверкиева ЦЗ

родов или фратрий совпадали у всех племен. В то же время
материалы этнографов говорили об изначальности дуальнородового
деления и о более позднем появлении третьего рода или
фратрии. Относительно возникновения третьей фратрии
информаторы исследователей высказывали самые разные
предположения. Одни утверждали, что третья фратрия возникла как
следствие нарушения экзогамности двух первоначальных фратрий,
другие отрицали эту гипотезу. Но все признавали, что третья
фратрия или род, носившая одно и то же название у всех
племен, занимала промежуточное положение между двумя
первоначальными фратриями и, по словам индейца танана, была «почти
кузеном им обеим»279. Однако, приводя эти высказывания
информаторов, исследователи, к сожалению, не поставили вопроса
о сущности трехродовой или трехфратриальной системы
атапасков и не опубликовали каких-либо дополнительных
материалов о ней.
Думается, что для понимания атапаскской трехродовой
системы полезно было бы привлечь сравнительный материал,
например материалы Л. Я. Штернберга, рисующие аналогичную
трехродовую систему у гиляков280. Они убеждают нас,
во-первых, в том, что у гиляков, как и у атапасков Аляски, трехродовой
системе предшествовала дуальнородовая организация.
Во-вторых, Л. Я- Штернберг убедительно показал, что трехродовая
система возникает вместе с превращением двухстороннего
симметричного кросс-кузенного брака, связанного с дуальнородовым
делением, в односторонний кросс-кузенный брак, при котором
сын сестры женится на дочери брата, но брак сына брата на
дочери сестры уже запрещен. При трехродовой системе третий род,
действительно, занимает промежуточное положение между
двумя другими родами, о чем говорят и индейцы, ибо женщины
его вступают в брак с мужчинами второго рода, а мужчины
женятся на женщинах третьего рода. Поскольку браки кросс-ку-
зенны, то, естественно, что каждый род действительно был
«почти кузеном двух других». Отмеченная Л. Я- Штернбергом связь
трехродовой системы с односторонним кросс-кузенным- браком,
как нам представляется, может пролить свет и на эволюцию
трехродовой системы у атапасков. Сравнительные материалы
говорят также о связи между развитием ограничений в
практике кросс-кузенных браков и развитием отношений
собственности и форм наследования.
В общем же сведения ученых о матрилинейнородовой
организации даже у этой группы западных атапасков, которых
выделяли как наиболее сохранивших черты родовой организации,
рисуют довольно яркую картину ее раопадного состояния.
279 R. McKennan. The Upper Tanana..., p. 125.
280 Л. Я. Штернберг. Семья и род у народов северо-восточной Азии. Л., 1933,
стр. Юг'—ПО и ел.
114

Об этом говорили прежде всего делокализованный характер
родов, утративших уже свое значение экономического единства,
нарушения их экзогамноети, неустойчивость практики брачного
поселения — то патрилокального, то матрилокального или авун-
кулокального, то неолокального, хотя всюду первоначально
матрилокального
Выделив ингаликов Кускоквима и низовых койюконов в
особую группу, Дж. Мэрдок характеризует их социальное
устройство как аналогичное эскимосскому, корякскому и чукотскому.
Характерными чертами его, по мнению исследователя,
являются следующие: «Индивидуальная семья является самой
устойчивой социальной единицей; хотя полигамия не запрещена, но
преобладает моногамия; локализованные общины и встречающиеся
изредка сложные (большие.— Ю. А.) семьи отличаются
неустойчивостью состава; семья то патрилокальная, то матрилокальная,
то неолокальная. В связи с отсутствием определенности
брачного поселения, которая благоприятствовала бы однолинейности,
сохранялся билатеральный счет происхождения.
Тип терминологии родства сходен с нашим (т. е.
американским.—Ю. А.), он-то и дал название «эскимосской системы»
одному из главных типов билатеральных систем»281. По мнению
Дж. Мэрдока, в Америку эта система была привнесена
эскимосами из Сибири и сохранена ими до наших дней; у «их-то ее и
заимствовали якобы ингалики и койюконы, совершенно
утратив свою материнскородовую организацию282.
Но, ставя так вопрос об эскимосизации этой группы
атапасков, Дж. Мэрдок фактически отступает от своего же, верного
положения, высказанного им еще в 1949 г., что «социальные
системы не подлежат заимствованиям. И когда имеют место
сходства в обществах ограниченной области, то, как показывает
анализ,—писал он,— они являются скорее следствием -раскола
и миграций или независимого приспособления к сходным
условиям, чем диффузии в обычном ее понимании»283.
Действительно, на Аляске можно наблюдать оба эти процесса: сходства
в социальной организации различных атапаскских групп,
несомненно, говорят о том, что некогда они представляли собой
этническое единство, может быть, одно племя, позднее
расколовшееся на отдельные родо-племенные группы, расселившиеся по всей
Аляске и Северной Канаде до Гудзонова залива. Сходства же
в социальных институтах ингаликов и низовых койюконов с
соседними эскимосами могут быть объяснены лишь как следствие
«приспособления к сходным условиям». У тех и у других
первобытный коммунизм и материнскородовые институты очень рано
подверглись разлагающему влиянию развивающегося обмена и
281 /. P. Murdoch. North American Social Organization, p. 2.
282 Ibid., p. 1.
283 G. P. Burdock. Social structure, p. 196.
115 8*

роста товарности их хозяйства. (Койюконов и ингаликов Л. За-
госк'ин характеризовал как исключительно «торговые племена»,
скупавшие меха у племен, живших внутри Аляски, и
перепродававшие их эскимосам. О койюконах, в частности, он писал,
что, «проживая на путях сообщения .Квихпака (Юкона.— Ю. А.)
с приморьем, они занимаются почти исключительно перекупкою
промыслов у туземцев, по рекам Юннака (Койкжук) и Итте-
ге»284. Торговля с эскимосами обеспечивала их пищей и
одеждой 285.
Убедительные материалы приведены в работе Л. Загоскина
об имущественной дифференциации у этих торговых племен,
о выделении у них «главнейших торговцев», которые
эксплуатировали и верховых индейцев и своих соплеменников-бедняков286.
В начале 1830-х годов район расселения ингаликов и
койюконов от низовий Юкона и до устья р. Танана и бассейн Кускок-
вима был в значительной мере охвачен торговой деятельностью
русских торговых постов и одиночек, о чем свидетельствуют и
материалы путешествия Л. Загоскина.
Именно в отношении этих групп ингаликов и койюконов
можно прежде всего сказать, что вследствие развития обмена
уже к появлению европейцев на побережье у индейцев
складывались новые типы межплеменных и внутриплеменных
отношений.
Подчеркиваемая авторами билатеральность низовых
койюконов и ингаликов говорила, несомненно, о распаде рода и
переходном состоянии счета происхождения от матрилинейного к
патрилинейному, что было следствием развития отношений
собственности.
Однако целый ряд устанавливаемых этнографами явлений в
социальной жизни этих племен, 'бесспорно, говорит о
существовании у них в прошлом материнского рода. Прежде всего само
положение Дж. Мзрдока о том, что атапаски вступили в Новый
Свет с матрилинейной родовой организацией, говорит об этом.
К. Осгуд еще в 1930-е годы устанавливает существование у
ингаликов практики начальной матрило.кальности, сменявшейся
затем каким-то периодом патрилокальности, а затем
молодожены строили свое жилище, но «очень часто в селении жены»287.
Интересные материалы о пережитках материнскородовой
организации у верховых койюконов оставил миссионер Жетт,
проживший среди них около 10 лет в начале XX в. Он также делил
койюконов на низовых, живших по р. Юкон ниже Нулато,
и верховых — выше Нулато, но родовые деления устанавливал
лишь у последних288.
284 Л. Загоскин. Указ. соч., стр. 198.
285 Там же, стр. 123.
286 Там же, стр. 121, 127, 168.
287 С. Osgood. Ingalic social culture..., p. 196—197.
288 /. Jette. Op. cit., p. 402.
116

Пережиточным явлением былой материнскородовой
организации ингаликов и койюконов были, несомненно, их мужские
общинные дома, вошедшие в этнографическую литературу под
названием «кажим», данным им впервые русскими авторами.
Наиболее раннее описание мужских домов дано А. Глазуновым,
а затем Л. Загоскиным у ингаликов низовий Юкона и
прилегающих частей рек Инноко и Кускоквима289. Позднее о них писал
К. Осгуд. Все авторы характеризуют кажим как центр мужской
жизни зимой. Здесь они собирались почти каждый день,
парились, занимались ремеслами, ели. Вечерами матери и жены
приносили сюда мужчинам пищу. Женатые мужчины на ночь
уходили в дома жен. Молодежь же переселялась в кажим из домов
матерей, где проводила ночь, а есть неженатые мужчины ходили
в дом матери. Кажим был в то же время местом советов
старейшин, шаманских действий «и различного рода празднеств и
обрядов 29°. Обычные жилища считались собственностью
женщин291. Кажимы использовались позднее как место торговых
сделок, а миссионеры использовали их для проповедей и
крещения индейцев. Несомненным указанием на прежнее родовое
устройство ингаликов и койюконов служит и «аличие у них пот-
лача.
Неубедительны в свете современных исследований советских
этнографов ссылки Дж. Мэрдока на сибирских палеоазиатов.
Свои суждения о 'безродовом пути их развития он, видимо,
основывает на выводах В. Г. Богораза в его работе о чукчах292.
Новые же исследования в области истории общественной жизни
народов Крайнего Севера Сибири, в которых взгляды В. Г.
Богораза подвергаются обоснованной критике, остались вне поля
зрения американского ученого. Между тем в этих исследованиях
убедительно показано, что особенности социального устройства
палеоазиатов, интерпретировавшиеся iB. Г. Богоразом и вслед
за ним Дж. Мэрдоком как изначально типичные для этих
народов, являются следствием «приспособления» :к сравнительно
новым историческим условиям жизни — переселением в
северные широты, переходом к оленеводству293.
И. С. Вдовин еще в 1948 г. писал в одной из своих работ,
посвященных общественному строю чукчей, что «по всем
данным пределом родовой организации чукчей был материнский
род, в период которого чукчи попали в северные широты, где
основой их хозяйственно-материальной жизни стали охота и
оленеводство — занятия мужчин, что и послужило основанием,
с одной стороны, для распада материнского рода, а с другой—
289 А. Глазунов. Указ. соч., стр. 42, 45, 46, 49, 51; Л. Загоскин. Указ. соч.,
стр. 129, 142.
290 С. Osgood. Ingalic social culture.., p. 33—37.
291 С. Osgood. Ingalic material culture, p. 310—332.
292 В. Г. Богораз. Чукчи, т. I. Л., 1934, стр. XVII.
293 См.: «Общественный строй у народов Северной Сибири». М., 1970.
117

для становления патриархальной семьи. Все эти процессы
разложения рода у чукчей происходили задолго до прихода
русских»294. Анализу пережиточных явлений древнего родового
устройства у коряков посвящены работы П. И. Борисковского,
К. Бауэрмана, В. В. Антроповой295.
Исследованиями Г. А. Меновщикова, Д. А. Сергеева,
Л. А. Файнберга296 устанавливаются следы родового
устройства у азиатских и американских эскимосов. В работах А. Гэйн-
риха, Д. Дамаса297 и др. убедительно показано, что у эскимосов
Америки гавайскому типу терминологии родства предшествует
система родства ирокезская или кроу, связь которых с материн-
скородовой организацией ни у кого из исследователей не
вызывает сомнения. Все эти данные говорят о необоснованности
попыток приписать северным палеоазиатам безродовой путь
развития, изначальность патриархальных норм, малой семьи и
гавайского типа родства и видеть в них источник древней
диффузии этих черт в Новый Свет.
Атапаски бассейна р. Маккензи, как отмечает Дж. Мэрдок,
давно утратили материнскородовую организацию. Он описывает
их социальное устройство как билатеральную систему
гавайского типа. О гавайском типе социальной организации этой группы
атапасков, по мнению Мэрдока, свидетельствовала их система
кузенной терминологии родства, характерной особенностью
которой якобы было обозначение одним термином параллельных
и кросс-кузенов и отнесение их к группе братьев и сестер298.
Об этом как будто говорили материалы по терминологии
родства этих групп атапасков Л. Г. Моргана (1871 г.), Л. Спира
(1925 г.), Дж. Хонигмана (1946 г.) 2". На основе сравнительного
лингвистического анализа терминов родства всех атапасков как
северных, так и южных, известный американский языковед
294 И. С. Вдовин. Из истории общественного строя чукчей. СЭ, 1948, № 3,
стр. 61; см.: он же. Очерки истории и этнографии чукчей. М., 1965.
295 П. И. Борисковский. О пережитках родовых отношений на северо-востоке
Азии. СЭ, 1935, № 4—5; К. Бауэрман. Следы тотемического родового
устройства у паренских коряков. «Советский Север», 1934, № 2; В. В.
Антропова. Военная организация у коряков Крайнего Северо-Востока
Сибири. «Сибирский этнографический сборник», II. М.— Л., 1957, стр. 131—138.
296 Г. А. Меновщиков. О пережиточных явлениях родовой организации у
азиатских эскимосов. СЭ, 1962, № 6; Д. А. Сергеев. Пережитки отцовского
рода у азиатских эскимосов. СЭ, 1962, № 6; Л. А. Файнберг. Общественный
строй эскимосов и алеутов. М., 1964.
297 A. Heinrich. Structural features of northwestern Alaskan Eskimo kinship.
SWJA, vol. 16, N 1, 1960; D. Damas. Igluligmiut kinship and local groupings:
a structural approach. NMC, Bull. N 196, 1963.
298 G. P. Murdoch. North American Social Organization..., p. 2.
299 L. H. Morgan. Systems of Consanguinity and affinity of the Human Family.
Washington, 1871; L. Spier. The distribution of kinship systems in North
America. «University of Washington Publications in Anthropology», 1925,
vol. 1, N 2, p. 76; /. Honigmann. Ethnography and Acculturation of the Fort
Nelson Slave. YUPA, N 33, 1946.
118

Г. Хойжер пришел к выводу, что гавайская система была
характерной вообще для протоатапасков300. Однако в работе
языковеда Д. Хаймеа и этнографа Г. Драйвера эта гипотеза
оспаривается 301.
Исследования Дж. Хелм также опровергают это
устоявшееся было в науке положение302. Прожив более года в одном из
лесных селений невольников, исследовательница установила
наличие у «их специального термина для кросс-кузенов наряду
с терминологическим объединением параллельных кузенов с
братьями и сестрами.
Затем она установила, что и чипевайи, и «зайцы» также
терминологически отличают кросс-кузенов от параллельных
кузенов. Дж. Хелм устанавливает далее общераспространенность в
терминологии родства атапасков бассейна р. Маккензи принципа
обозначения одним термином сестры отца, жены брата матери и
тещи; мужа сестры отца, брата матери и тестя; она пишет о
тенденции к обозначению «женщиной, детей брата, а мужчиной
детей сестры терминами зять и невестка»303. Дж. Хелм относит
терминологию родства атапаскских племен Арктики к
ирокезскому типу304. Эти открытия Дж. Хелм имеют огромное
значение для понимания прошлой социальной жизни атапасков. Они
прежде всего убедительно говорят о практике двусторонних
(симметричных) кросс-кузенных браков, выступающей в этой
терминологии родства как бы в форме «обмена сестрами»,
фактически же говорившей о прежнем дуальнородовом делении
атапасков и взаимобрачных связях между двумя экзогамными
родами. В то же время эта терминология говорила о той эпохе
в истории атапасков, когда отношения кровного родства
поглощали отношения свойства, когда последние еще не
отдифференцировал ись от первых, не выделились из них. Выделение
терминов свойства происходит позднее, очевидно, как следствие
нарушения древнего принципа взаимности брачных связей
между двумя определенными родами. Когда фактическим тестем
становился уже не брат матери, тогда потребовался и новый
термин для обозначения тестя, отличающий его от обозначения
брата матери. То же самое можно сказать и в отношении
появления терминов «теща», «свекор», «свекровь», «зять»,
«невестка» как следствия фактического несовпадения этих лиц и их
родственников с кровными родственниками. У невольников эта
проблема несовпадения разрешалась путем обращения к тестю
и теще с терминами «дед» и «бабка».
300 Н. НоЦег. Athapaskan kinship systems. AA, vol. 58, N 2, 1956.
501 D. H. Hymes and H. Driver. Concerning the proto — Athapaskan kinship
system. AA, vol. 60, N 1, 1958. Авторы постулируют, что протоатапаскская
терминология была раздвоенно-коллатеральной.
302 /. Helm Mac Neish. Kin terms of Arctic Drainage Dene: Hare, Slave, Chipe-
wyan. AA, vol. 62, N 2, 1960.
303 Ibid., p. 283.
304 Ibid., p. 279, 201.
119

Об отмирании практики двухсторонних кроос-кузенных
браков говорит также появление отдельных терминов для
обозначения детей сестры отца и детей брата матери, тогда как
раньше ребенок брата матери и ребенок сестры отца назывались
одинаково.
Материалы Дж. Хелм показывают, что возникающие
термины свойства очень часто являются 'производными от
'предшествовавших терминов кровного родства.
О былом дуальнородовом устройстве атапасков Маккензи
говорят и сохраняющиеся у них указания на групповой
характер их терминов кровного родства. Например, термин «отец»
обозначал и братьев отца и мужей сестер матери, так же как
термян «мать» обозначал и сестер матери и жен братьев отца.
Позднее становление парной, а затем моногамной семьи нашло
свое отражение в том, что братья отца и мужья сестер матери
стали обозначаться термином '«отчим», производным от «отца»г
а самый термин «отец» обозначал лишь супруга матери, термин
для обозначения матери также закреплялся лишь за нею, а
сестры матери и жены братьев отца стали обозначаться
терминами «мачеха», производными от термина «мать». Именно этот
этап развития терминологии родства зафиксирован Дж. Хелм
у невольников305.
Эти сведения Хелм вместе с указаниями на матрилокаль-
ность в исследованиях многих авторов дают все основания для
допущения о существовании у северных атапасков в прошлом
материнскородовой организации, распавшейся под
евро-канадским влиянием. Во время полевых исследований Дж. Хелм
(1956—1958 гг.) существовал лишь обычай временной матрило-
кальности и то лишь в лесных общинах индейцев. У индейцев же.
живущих при торговых постах и в современных городах
канадского Севера, распад древних норм шел значительно быстрее.
Важное значение имеют также сведения Дж. Хелм о
практике в прошлом сороральной полигамии, о полиандрии в форме
общности одной жены у группы братьев и об общности жен
братьев306. Ошибку Моргана в классификации системы родства
северных атапасков Хелм объясняет недостаточностью сведений
у его информатора Р. Кенникота. Мнение же Дж. Хонигмана она
считает следствием изучения им терминов родства у наиболее
ассимилированных индейцев, оседло живущих при торговом
посту в Форте-Нельсон. В заключение своей работы Дж. Хелм
справедливо считает возможным допущение, что «ирокезская
кузенная терминология, раздвоенно-сливающийся тип
терминологии родства и предпочтительный кросс-кузенный брак могли
быть общими чертами социальной организации атапасков всего
арктического бассейна307. Исследовательница признает, что в
305 /. Helm, Mac Neish. Op. cit., p. 282.
306 Ibid., p. 289.
307 Ibid., p. 290.
120

послеколонизационный период древняя социальная жизнь
атапасков под влиянием вымирания от ввезенных европейцами
болезней, меховой торговли и деятельности миссионеров
претерпела коренные изменения. Именно следствием этих изменений и
были те особенности их социальной жизни, которые суммировал
Мэрдок.
Соседская община атапасков. Если учесть все стороны и
особенности исторического пути, пройденного северными
атапасками на протяжении последних трехсот лет, то станет ясно,
что в XIX в. их общество (было далеко не родовым. Распад
древних родовых связей был естественным следствием развития
новых производственных отношений, основанных на развитии
частной собственности и капиталистической эксплуатации
индейских звероловов. Имеющиеся сведения рисуют атапаскский
род начала XIX в. лишь как делокализованный институт,
регулирующий 'брак. Свое значение экономической единицы род
уже уступил семье и соседской общине. На эти социальные
формы и обратили прежде всего внимание этнографы США и
Канады в своих полевых исследованиях этих племен.
Однако между учеными нет единства по вопросу о
структурных принципах общины северных атапасков. Дж. Стюард,
например, характеризовал общину северных атапасков как
объединение неродственных семей308, "в работе же Э. Сервиса309
община северных атапасков (и алгонкинов) трактуется как
пример патрилокальной территориальной общины, в которой
автор видит древнейшую форму человеческого общежития. Он
понимает эту общину как объединение родственных семей на
основе датрилокальноети. В отличие от Дж. Стюарда Сервис
считает, что индейская община как объединение неродственных
семей является следствием колонизации. С последним выводом
Э. Сервиса нельзя не согласиться, потому что эта община
представляла собой, несомненно, уже соседскую общину на
последнем этапе существования самой общины. Связывая эволюцию
территориальной общины с развитием обмена, Ф. Энгельс
подчеркивал, что чем больше развит обмен, тем «быстрее община
идет навстречу своему разложению, превращаясь в деревню
мелких собственников-крестьян» 31°. Именно в этом направлении
шло развитие общины атапасков, так же как и алгонкинов
канадского Севера, под влиянием капиталистической меховой
торговли. Такого рода деревнями являются современные поселки
индейцев около торговых постов, рабочих и военных поселков
американского Севера.
Однако в целом концепция Э. Сервиса, так же как и
Дж. Стюарда, основана на антиисторической архаизации отно-
308 /. Steward. Theory of culture Change, p. 144—146.
309 E Service. Primitive social organization, p. 86—89.
310 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 166.
121

ситель'но современных явлений. Это особенно убедительно
показали выступления участников двух упоминавшихся
совещаний 311, специально посвященных проверке гипотез Э. Сервиса и
Дж. Стюарда о сущности общинной организации у племен
охотников и собирателей. Против, концепций этих исследователей
выступают сейчас этнографы США и Канады, изучающие
индейцев Севера Северной Америки. К. Маклеллан и Э. Ликок
обоснованно показали, что и у северных атапасков и у северных
алгонкинов изначальна не патрилокальность, как утверждают
3. Сервис и Дж. Стюард, а матрилокальнОсть, и что
становление патрилокальности связано с развитием товарного пушного
промысла312.
К. Маклеллан, значительно отходя от антиисторического
толкования в американской этнографии территориальной
общины как извечно данной социальной единицы, подчеркивает
необходимость изучения общины в условиях различных периодов
истории атапасков. В этой истории она выделяет три основные
периода: протоисторический, раннеисторический и исторический.
Первый определяется ею как период, непосредственно
предшествовавший открытию европейцами северо-западных берегов
Северной Америки, за ним следует раннеисторический период —
время первых контактов индейцев с белыми. К. Маклеллан
высказывает интересную гипотезу, что в эти два периода
индейская община, вероятно, была «воплощением матрилинейной
социальной организации» 313, признавая в то же время, что «мы
еще не знаем, что представляли собой матрилинейные
единицы»314.
Исследовательница воздерживается от того, чтобы назвать
эту социальную единицу родом, ибо, по всей вероятности, уже
в период предколониальный родовые связи были в состоянии
распада вследствие широких миграций атапасков и
охарактеризованного нами выше обмена между различными группами
индейцев этого района: между береговыми племенами и внутри-
материковыми, между индейцами и эскимосами. Уже в этот
период европейские товары, попадавшие на побережье через
чукотско-эскимосские торговые связи, занимали значительное
место в аборигенной торговле. «В некоторых районах
европейские товары настолько вошли уже в обиход индейцев, что
создали новые типы межплеменных отношений ко времени первых
непосредственных индейско-белых контактов»315.
311 «Man the hunter». Chicago, 1968; «Contributions to Anthropology: Band
societies». NMC, Bull. N 226, 1969.
312 C. McClellan. Culture Contacts in the Early Historic period in Northwestern
North America; E. Leacock. Matrilocality in a simple hunting economy.
SWJA, vol. 11, N 1, 1955.
313 С McClellan. Op. cit., p. 10.
314 Ibid., p. 11.
M5 Ibid., p. 5.
122

Несомненно, эта торговля вызвала также появление новых
форм внутриплеменных отношений.
Призыв К. Маклеллан к историзму в изучении индейской
общины заслуживает серьезного внимания. К сожалению, до сих
пор описания этой общины были довольно отрывочны и
статичны. Только за последние годы появились работы, содержащие
попытки синхронного и диахронного анализа генеалогического
состава этих общин. Но при этом, как правило, или
игнорируются экономические отношения внутри общины или о них
говорится в самых общих чертах. Большой интерес в этом отношении
представляют исследования Дж. Хелм общин атапасков
бассейна р. Маккензи316. Дж. Хелм признает, что в истории
социальной жизни атапасков бассейна р. Маккензи нужно
различать три периода: 1) аборигенный, т. е. доколониальный;
2) раннеконтактный, т. е. раннеколониальный и 3) контактно-
традиционный, подразумевая под последним период, когда
эксплуатация индейцев скупщиками пушнины стала уже
исторической традицией317. Однако ее исследования посвящены
общинам третьего периода.
Дж. Хелм устанавливает два уровня современной социально-
территориальной организации атапасков и соответственно этим
уровням выделяет два типа общины: «региональную» и
«локальную». Судя по устанавливаемым ею признакам этих «общин»,
«региональная община» — это территориальная соседская
община. Она состоит из группы хозяйств, эксплуатирующих
разнообразные естественные ресурсы в пределах определенного
района. Составляющие общину хозяйства объединяло сознание
единства, общности прав на промысловые угодья в пределах их
района обитания. Каждая такая община имела определенный
хозяйственно-экономический центр тяготения, обычно около
богатых рыбой озер или у рыболовных участков рек. В нем
временно объединялись составляющие общину хозяйства в сезон
путины для совместного лова рыбы и общих празднеств.
Большую же часть года члены атапаскской соседской
общины живут небольшими «локальными общинами» или
стойбищами. Стойбище, описывается Дж. Хелм как довольно устойчивое
объединение родственных семей вокруг ядра, образуемого
группой братьев с их супругами, в течение нескольких лет
занимающее одно оседлое селение. Максимальное число малых
семей, составляющих эту локальную общину, не превышает 12.
Общность поселения, его значительная стабильность и ядро
родственников отличают, по Хелм, эту общину от региональной318.
316 /. Helm. The Linx Point people: the dynamics of a Northern Athapaskan
band; она же. Bilaterality...; /. Van Stone. The Changing Culture of the
Snowdrift Chipewyan. NMC. Bull. N 209, 1965.
317 /. Helm. Bilaterality..., p. 362.
518 /. Helm. The nature of Dogrib. sociopolitical groups. «Man the hunter»,
p. 121; она же. Bilaterality..., 375—376.
123

Анализируя данные о составе стойбищ атапасков бассейна
Маккензи, Дж. Хелм убедительно показывает, что структура
атапаскского стойбища основывается на связях первичного
кровного родства между составляющими ее малыми семьями как
единицами общины 319.
Свои общие выводы Дж. Хелм иллюстрирует на конкретном
примере племени тлингчадинов («Собачьи ребра»), которое
делилось на пять территориальных соседских общин, носивших
названия по занимаемому каждой из них району. Каждая
соседская община состояла из нескольких стойбищ.
Исследовательница анализирует структуру одного из них — стойбища
Мартен Лэйк, прослеживая родственные связи между
составляющими его семьями. В 1911 г. это стойбище состояло из 17 семей
групп братьев и сестер, объединенных по принципам матрило-
кальности и патрилокальности. В 1925—1952 гг. в нем обитало
уже 23 семьи, связанные между собой узами кровного родства и
свойства. В 1959 г. в селении открылась школа, и оно
представляет собой теперь индейскую деревню, в которой сохраняются
еще некоторые общинные нормы 320.
Дж. Хелм прослеживает также состав и историю
образования стойбища Линкс Пойнт этчаодинов («невольников») 321.
Стойбище было основано в 1910 г. отцом и сыном по прозвищу
Минки. Они женились на двух сестрах, с которыми жили их мать,
их сестра с тремя сыновьями и двумя дочерьми и их холостой
брат, ушедший после женитьбы в общину своей жены. Затем к
ним приселился индеец по прозванию Юкон с двумя сыновьями.
Женившись на одной из дочерей сестры жен Минков, Юкон
установил таким образом с первой большой семьей отношения
свойства.
Первоначальный состав общины Линкс Пойнт рисует ее,
таким образом, как большую матрилокальную семейную
общину322. Затем в ней появляется основатель другой большой семьи,
устанавливающий с первой узы свойства, матрилокально
поселяющийся с детьми от первого брака в селении своей жены.
К 1951 г. население Линкс Пойнта состояло из потомков трех
сестер, их семей и родственников их супругов. В нем
насчитывалось 11 брачных пар, связанных между собой узами кровного
родства и свойства; браки были матрилокальными и патрило-
кальными с преобладанием все же матрилокальности. По
существу в 1951 г. это была деревня, состоящая из отдельных семей
как самостоятельных экономических единиц. И промысел
пушнины, и мясная охота были уже индивидуализированы: хотя
иногда практиковалось партнерство в пушном промысле, но
шкурки считались собственностью владельца капкана.
319 /. Helm. Bilaterality..., p. 368.
320 Ibid., p. 373.
321 /. Helm. The Linx Point people...
322 Cm : /. Helm. Bilaterality..., ц. 366.
124

Пережитком былого коллективизма была обязанность
охотника, убившего крупного зверя (оленя, лося, медведя), делить
мясо между всеми жителями селения. Кроме того, в Линкс
Пойнте в 1956 г. велось коллективное хозяйство современного
типа. Община имела свое моторное судно и баржу, которые
использовались в подвозе дров для продажи в Форте-Симпсон,
на них отправлялись на осеннюю путину к Большому
Невольничьему Озеру. Община имела лошадь, сообща заготовляла для
нее фураж, который подвозился к селению на барже. На общем
огороде выращивался картофель. Доходы от общинного
хозяйства распределялись посемейно. Все эти данные Хелм
справедливо приводит в доказательство того, что в лесных индейских
поселках общинная жизнь с общинной собственностью на
наиболее крупные орудия и средства производства сочеталась с
индивидуализмом в промысле пушнины и частным
присвоением его продукта семьей как экономической единицей.
Сочетание натурального и денежного хозяйства — характерная черта
экономики этих селений. «Люди Линкс Пойнта, пишет Хелм,—
полностью опутаны нитями денежной экономики. Половина
всего пищевого рациона и все другие сферы потребления
удовлетворяются покупными товарами»323. В рыночных отношениях
охотник выступает как товаропроизводитель и номинально как
товаровладелец, хотя фактически его меха — собственность
скупщика пушнины, кредитующего его под весь будущий
промысел.
Хелм устанавливает также состав двух стойбищ каучоди-
нов, основанных в 1940-х годах (Малое Чикаго и озеро Коль-
вилль) 324, которые в сезон пушного промысла 1956—1957 гг.
имели сходные черты с общиной Линкс Пойнт 1911 г. Первая
состояла из потомков двух сестер, объединяя семьи двух
дочерей одной из сестер и семью сына другой сестры. Община же
Кольвилль Лейк состояла из семей двух групп: одна состояла
из трех братьев, другая —из четырех братьев. Они были
связаны между собой узами свойства. Старшее поколение в
общине было представлено семьей родителей и материнского
деда жены одного из трех братьев. В обеих общинах очевидны
смешение патрилокального и матрилокального принципов.
Но в то же время община как бы восстанавливала прежнюю
матрилокальную большую семейную общину наличием в ней
старшего поколения материнских родственников жены одного
из мужчин.
Таким образом, полевые материалы Дж. Хелм рисуют
соседскую общину атапасков бассейна р. Маккензи как
состоящую из стойбищ. В структуре последних преобладают еще
родственные связи.
323 /. Helm. The Lynx Point people..., p. 23.
324 /. Helm. Bilaterality..., p. 365.
125

Значительные материалы собраны ею о производственных
объединениях (task groups) внутри соседних общин атапасков.
Она перечисляет несколько видов производственных
объединений, характерных для всех северных атапасков: 1)
промысловые 'партии из двух-трех охотников на пушного зверя; 2)
промысловая партия, состоящая из одной или двух-трех малых
семей; 3) многосемейные «мясные объединения»; 4)
современные мужские партии охотников на карибу; 5) многосемейные
рыболовческие объединения («рыбные стойбища»); 6)
торговые партии.
«Продолжительность существования их,— пишет она,—
обычно варьирует от нескольких дней до нескольких недель» 32\
Главную особенность промысловых партий, состоящих из
нескольких индивидуальных семей, Дж. Хелм видит в том, что
хозяйственная деятельность и присвоение продукта в них
ведутся посемейно326. Очевидно, промысловые партии атапасков
были временными объединениями либо малых семей как
экономически уже самостоятельных единиц, либо отдельных
охотников. Еще в большей мере это справедливо в отношении
торговых партий. Однако эти формы временных промысловых
объединений, как нам представляется, качественно и исторически
отличались от так называемых многосемейных партий,
создаваемых для мясной охоты и рыболовства натурального характера.
Прообразом «многосемейных объединений» охотников на
мясную дичь и рыболовов были, несомненно, прежние больше-
семейные общины. Об этом говорит и тот факт, что при создании
их в современных условиях у атапасков руководствуются
билатеральными узами родства. Такого рода хозяйственное
объединение как бы возрождало на какой-то период времени — сезон
охоты, рыболовства — прежнюю большую семью как
хозяйственную единицу, хотя качественно уже отличную от ее
прежнего существа: отдельные .семьи выступают в ней как
самостоятельные экономические единицы. Но в некоторых видах
деятельности (загонная охота, неводьба) они кооперируются.
Фактически в обществе атапасков развитие экономических отношений
интенсивно шло по линии становления товарных отношений, и,
семья как производительница товара — пушнины — уже
выделялась из большой семьи — последнего в истории общества
хозяйственного семейно-родственного коллектива. Но прежние связи
по родству продолжали еще сохраняться и как бы временно
возрождались на сезоны совместной охоты на мясную дичь и
рыболовства. Поэтому мы не можем согласиться с предложенной
Дж. Хелм схемой эволюции социальных форм у атапасков
бассейна р. Маккензи, которая рисуется ею в следующем виде:
сначала существуют малые семьи как исходные единицы в эволю-
325 /. Helm. Bilaterality..., p. 378.
326 Ibid, p. 378.
126

ции общественных форм, затем с появлением меховой торговли
эти семьи начинают объединяться во временные промысловые
артели с целью добычи мехов, позднее эти артели, становясь
более устойчивыми, превращаются в локальные общины —
стойбища.
Несомненно, такой путь возникновения производственных
объединений, стойбищ и соседских общин мог быть в XIX в. и
имел место в XX в. Именно таков был процесс возникновения, по-
мнению Дж. Хелм, в 1910 г. общины Линкс Пойнт. Но
проецировать его на период начала меховой торговли было бы
неоправданной архаизацией современных процессов. А между тем
тенденция к этой архаизации сказывается и в утверждении
Дж. Хелм, что в структуре общин раннеколониального периода
и современного периода произошло мало изменений, поэтому-де
оправдано употребление одного термина «община» для общин
обоих периодов. Неоправданность этого заключения показывают
конкретные материалы, собранные самой Дж. Хелм,
свидетельствующие о глубоких изменениях в социальной жизни индейцев,
особенно за последние 100 лет.
Подчеркивая индивидуализм малых семей как явление,
типичное для аборигенного атапаскского общества, Дж. Хелм
соглашается с Э. Сервисом, что патрилокальная («вирилокаль-
ная») община является «оптимальной формой организации,
присущей окотничье-общинному обществу, но при условии, что она
допускается условиями среды»327.
Думается, что сами таблицы о составе соседских общин
атапасков, приведенные в ее работе, опровергают это положение
Дж. Хелм, не говоря уже о том, что оно в корне расходится с
мнением других исследователей северных атапасков. Об изна-
чальности матрилокальности у атапасков бассейна р. Маккензи
пишут, например, Дж. Мэрдок, Дж. Хонигман, К. Биркет-Смит,
Г. Драйвер зг8. Обобщая данные о ней, К. Маклеллан
заключает, что матрилокальность была «общим правилом» у атапасков
бассейна р. Маккензи329.
Интересуясь генеалогическим составом индейских общин,
Хелм убедительно показывает, что в основе их структуры лежит
принцип родства. Но, показав, что в качестве принципов
объединения в общину используются различные формы родства —
родство по линии матери и по линии отца и через брак; на основе
матрилокального и патрилокального поселения брачной пары;—
327 /. Helm. Bilaterality..., p. 382.
328 G. P. Murdoch. North America Social Organization, p. 2; /. Honigmann.
Ethnography and Acculturation of the Fort Nelson Slave, p. 85, 162; K. Bir-
ket Smith. Contributions to Chipewyan Ethnology. Report of the Fifth Thule
Expedition. 1921—1924, vol. VI, N 3, 1930, p. 68; H. E. Driver. Indians of
North America. Chicago, 1961.
329 C. McClellan. Culture Contacts in the Early Historic Period in Northeastern
North America..., p. 9.
127

она пытается объяснить это экологией. Многообразие
родственных связей, по ее мнению, облегчает организацию остатков
индейского населения, остающихся в живых от постоянно
повторяющихся массовых смертей, от голодовок и эпидемий. Причину
же голодовок она также усматривает в экологии.
Экология, по Дж. Хелм,— это наличие или недостаток
используемых человеком естественных ресурсов, главным образом
мясного и пушного зверя. Но исследования американского Севера
многими учеными уже достаточно убедительно показали
зависимость «экологического фактора» в XVIII—XX вв. от
хищнической эксплуатации этих ресурсов капиталом. Из этого следует,
что первичным фактором является не географический, а
социальный. И голодовки индейцев были следствием не «экологии», а
безжалостной эксплуатации и ограбления индейцев скупщика-
ми пушнины .
Многообразие родственных связей, на которых индейцы
основывали свои социально-экономические объединения, на наш
взгляд, явление позднее, следствие стойкости представлений,
укоренившихся в сознании людей в течение тысячелетий
существования родового общества, когда производственные отношения
облекались в отношения кровного родства. С развитием обмена
замена рода как экономической единицы большой, а затем
малой семьей, представление о совпадении экономических связей с
родовыми все еще сохранялось, но постепенно родовые связи
стали толковаться все более и более расширительно как
«родственные» связи по линии и отца и матери, т. е. билатерально.
Позднее расширение родственных связей пошло по линии
причисления к родственникам свояков и совершенно чужих людей
путем обрядов их усыновления. Создается так называемое
«территориальное родство». Признание индейцами такого широкого
круга родственных связей характеризует переходное состояние
их общины, в которой еще не утрачены полностью
представления и нормы родового общества, хотя экономические связи уже
складывались под влиянием роста товарности индейского
хозяйства.
Несмотря на ошибочные выводы, конкретные данные,
собранные Дж. Хелм, представляют огромную ценность для изучения
индейской общины XX в. Они содержат убедительный материал,
вскрывающий научную необоснованность теорий Э. Сервиса и
Дж. Стюарда.
К сожалению, занимаясь родственными взаимосвязями
между брачными парами общины, Дж. Хелм очень мало дает мате-
330 Дж. Мейер («The story of Canadian Wealth». London, 1931) приводит
многочисленные свидетельства, относящиеся к середине прошлого века, о
голодовках индейцев вследствие ограбления их Компанией Гудзонова залива.
Об этом же и говорилось на конференциях, посвященных общине у
охотников-собирателей (см.: «Contribution to anthropology: Band societies».
NMC, Bull. N 228; «Man the hunter»).
128

риала для суждения об экономической структуре индейских
соседских общин. Больше, данных содержит по этому вопросу
монография Дж. Ван-Стоуна, посвященная жизни одного из
селений чипевайев в 1960—1961 гг. В ней показаны элементы
имущественного неравенства внутри индейских общин,
проникновение отношений купли — продажи даже в отношения между
кровными родственниками. Исследователь отмечает, что
принципы коллективизма в общине чайпев.айев сохранились до наших
дней лишь в том, что охотник делится с общинниками мясом
убитого им оленя и лося, делится также рыбой. Во всем же
остальном господствуют отношения купли-продажи. «Обычные
отношения взаимопомощи, которые можно ожидать в деревне,
состоящей преимущественно из родственных друг другу
людей,—пишет он,— распались и уступили место тенденции
отдельных индивидов покупать, продавать и брать в долг товары и
услуги. Эта тенденция относилась ко всем в общине независимо
от близости родства и привела к противопоставлению индивида
коллективу»331. Он иллюстрирует это положение яркими
примерами из наблюдавшейся им жизненной практики чипевайев.
Мы не располагаем таким же детальным анализом состава
общин атапасков Аляски, какой дан Дж. Хелм в отношении
атапасков бассейна Меккензи. Однако сведения, содержащиеся в
работах исследователей, позволяют проследить сходные
процессы развития соседской общины у первых и у вторых.
Наиболее существенные сведения о характере атапаскской
общины внутренней Аляски опубликованы Р. Слободиным и
Р. Маккеннаном. Р. Слободин характеризует общинное
устройство кучинов. Все племя кучинов, устанавливает он, делится на
восемь соседских общин. «Каждая из них,— по его словам,—
занимает определенный бассейн реки или его часть и
называется по нему»332. На конкретном, примере кучинов общины
реки Пил он прослеживает структуру кучинской соседской
общины. В 1947 г. она насчитывала 375 человек. В 30—40-х годах
XX в. эта община объединяла три более или менее постоянных
стойбища. Стойбище обычно состояло из четырех — восьми
родственных семей. Слободин характеризует его как «билокальную
расширенную семью»333. Слободин прослеживает далее, как в
составе атапаскской соседской общины в зависимости от времени
года образовались четыре различных производственных
объединения: 1) временные объединения двух семей, часто семей двух
братьев или двух сестер, или брата и сестры на сезон промысла
ондатры (весной), для зимнего промысла или летнего
рыболовства; 2) промысловая партия, объединявшая в прошлом веке
331 W. Van-Stone. The changing culture of the Snowdrift Chipewayan, p. 74.
332 R. Slobodin. Leadership and participation in a Kutchin trapping party. NMC,
Bull. N 226, p. 56.
333 Ibid., p. 59.
9 Ю. П. Аверкиева
129

четыре — восемь семей, теперь объединяет только охотников без
семей; 3) зимнее стойбище для охоты на мясного зверя,
объединяющее 15—50 семей; рыболовное стойбище в летний сезон
путины у богатых рыбой .водоемов, в котором объединялись 10—30
семей 33\ Автор детально анализирует взаимоотношения членов
этих объединений.
Соседская община кучинов проявлялась как общность во
временных сходках по различным обрядовым поводам и в случаях
необходимости. Руководил ею наследственный вождь с тремя
советниками335.
Р. Маккеннан приводит данные о соседских общинах 1929—-
1930 гг. у верховых танана и кучинов — чандалар. Сами эти
подразделения представляли собой промысловые соседские общины
племен танана и кучинов336. Верховые танана (численность
152 человека) делились на пять стойбищ (16, 18, 25, 34 и 59
человек), причем автор отмечает, что более многочисленные
общины—это индейские селения вблизи торговых постов. У чанда-
ларов в 1933 г. было три стойбища, из которых одно было
основано в 1895 г. (65 человек), другое — в 1901 (25 человек), а
третье — в 1910 г. (36 человек).
Каждое стойбище было постоянным, в нем стояли
бревенчатые дома, остоды старых палаток,, амбарчики на сваях. Оно
было центральной базой, где хранились все запасы и откуда
составляющие его семьи или лишь молодежь посезонно
откочевывала на рыболовные и охотничьи угодья. Земли считались
общей собственностью общины, хотя Р. Маккеннан отмечает
наличие процесса парцелляризации промысловых угодий и
закрепления участков для промысла пушного зверя за отдельными
охотниками; внешне это проявлялось в сооружении охотниками
на участке бревенчатой охотничьей избушки.
Р. Маккеннан сообщает далее, что во время его полевых
исследований у чандаларов живы были еще основатели
стойбищных общин и население последних состояло из их потомков с
семьями.
Анализ генеалогического состава стойбищ показал, что оно
могло состоять из «одной или нескольких расширенных семей»
или «фамильных линий», охватывающих три поколения.
Например, одно из стойбищ верховых танана состояло из четырех
семей: это были семьи двух братьев, одной сестры и дочери
последней. Матриархом этой общины была их мать. Характерно,
что малолетний сын дочери сестры считался уже будущим
мужем дочери одного из братьев, что свидетельствовало о бытова-
334 R. Slobodin. Op. cit., p. 58—59.
335 Ibid., p. 59.
336 См.: R. A. McKennan. Athapaskan groups of Central Alaska at the time of
White Contact. «Труды VII М'КАЭН». М., 1971; он же. Athapaskan
groupings and social organization in Central Alaska. NMC, Bull. N 228.
130

нии еще в 1930-х годах практически кросс-кузенных браков337.
Стойбища такого состава формально, несомненно, носили
характер болынесемейной общины, или «расширенной семьи», по
выражению Р. Маккеннан, но уже не были единым хозяйственным
коллективом. Когда их изучал Маккеннан, они уже распались на
отдельные семьи как экономические единицы, сохранив, однако,
общность поселения и угодий, некоторые виды общинного труда
и взаимопомощи.
Материалы Р. Маккеннана приводят исследователя к
убеждению, что в индейских общинах под воздействием меховой
торговли со второй половины XIX в. «экономическая жизнь все
более и более стала сосредоточиваться на индивидуалистической
деятельности малой семьи вместо прежнего коллективизма более
крупных единиц, которые были не чем иным, как расширенными
семьями, возглавляемыми патриархальным вождем»338.
Таким образом, Р. Маккеннан, подходя к трактовке сущности
общины исторически, совершенно определенно устанавливает,
что некогда болыпесемейная община была основной
хозяйственной единицей в индейском обществе и, как правило, она
совладала когда-то со стойбищем.
Сведения о матрилинейности счета происхождения и о мат-
рилокальности позволяют судить об этих болыпесемейных
общинах как о материнских больших семьях, коллективизм
производства и распределения в которых был связан с натуральными
видами хозяйства. Вместе с ростом товарности последнего шел
процесс распада болынесемейной общины.
О бытовании еще в начале XIX в. большой семьи как
хозяйственной единицы говорят сведения авторов об общинных
жилищах у всех северных атапасков. В работе Ф. П. Врангеля
(1839 г.) впервые описываются большие деревянные жилища та-
найна. В них жили по нескольку семей, спальные места которых
отделялись перегородкамиззэ. Наличие в таких жилищах одного
очага говорило об экономическом единстве обитателей этих
жилищ. В прошлом такие же большие дома были и у ингаликов.
Но, как отмечает К. Осгуд, такие дома в его бытность —
«редкость в селениях ингаликов»340. Этнографические материалы
XX в. чаще всего говорят о трех- и двухсемеиных домохозяйствах
как устойчивых социальных единицах. Сами исследователи,
подчеркивая экономическую самостоятельность отдельной семьи, в
то же время отмечают экономическое значение «двухсемеиных
групп». К. Осгуд выделял по существу две основные социально-
экономические единицы у кучинов: отдельную семью и двухсе-
337 R. A. McKennan. The Chandalar-Kutchin..., p. 19, 51.
338 R. A. McKennan. Athapaskan groups..., p. 314; он же. Athapascan groupings...,
p. 95.
ззэ ф jjh Врангель. Обитатели Америки..., стр. 63.
340 С. Osgood. Ingalic material Culture..., p. 311—312.
131
9*

мейное домохозяйство 341. К сожалению, авторы не приводят
данных о генеалогическом составе этих домохозяйств, хотя Осгуд
допускает, что вместе могли проживать и неродственные семьи,
но пользовались они одним очагом и совместно питались342.
Согласно данным Р. Маккеннан, второй семьей часто была семья
дочери343. Этот исследователь подчеркивает, что «двухсемейные
социальные единицы» имели важное значение у всех северных
атапасков 344. Очевидно, что трех- и двухсемейные домохозяйства
были переходной формой от большесемейной общины к малой
семье как экономической ячейке, свидетельствуя о
постепенности процесса становления экономической самостоятельности
отдельной семьи. Об этом говорило и само существование
индейских соседских общин и практика объединения отдельных
семей на сезоны рыболовства или охоты в своеобразные
охотничьи и рыболовные артели. Прослеживаемый Р. Слободиным их
генеалогический состав говорит о том, что эти артели по
структуре как бы возрождали болынесемейные общины. Автор
отмечает отличие большой семьи от промысловой партии в
главном— экономической единицей в последней является малая
семья345.
Общины аляскинских атапасков, охватывавшие несколько
«фамильных линий» или «больших семей» или стойбищ,
представляли собой, несомненно, соседские общины, в которых, так
же как и у атапасков р. Маккензи, соседские связи облекались
в связи по браку. Индейские поселения вблизи торговых постов
и городов представляли уже деревни мелких производителей.
Распад общинной жизни индейцев за последние 50 лет
связан с упадком значения натуральных видов хозяйства и ростом
зависимости индейцев от наемного труда, пенсий и пособий.
Имеющиеся в нашем распоряжении материалы о социальной
жизни северных атапасков позволяют проследить развитие их
от дуальнородовой матрилинейной организации
доколониальной эпохи до современного их состояния колониальных рабочих
в условиях развитой капиталистической экономики.
С начала колониальной эпохи в индейском обществе
натуральные рыболовство и мясная охота постепенно уступили место
более .сложной форме хозяйства в виде промысла товарной
пушнины; век неолита и энеолита сменился железным веком в
условиях капиталистической экономики; с этим связано было и
проникновение в индейское общество новых производственных
341 С. Osgood. Contributions to the ethnography of Kutchin, p. Ill; см. также:
R. Slobodin. Band organization of the Peel river Kutchin...
342 С Osgood. Op. cit., p. Г10—111.
343 R. A. McKennan. The Chandalar — Kutchin..., p. 61.
344 R. A. McKennan. The Upper Tanana..., p. 75.
345 R. Slobodin. Op. cit., p. 75.
132

отношений, несовместимых с родовыми началами их прежнего
общественного устройства. Эти изменения предопределяли
распад родовой организации атапасков. На смену роду как
экономическому единству приходит матрилинейная болыпесемейная
община, сохраняющая на первых порах многие признаки рода.
Сообщения исследователей о прежнем коллективизме
экономической жизни атапасков фактически относятся к
историческому периоду не более 100—150 лет и по существу говорят о
коллективизме болыпесемейных общин. С распадом последних
черты коллективизма значительное время бытуют еще в соседской
общине, являясь основой ее существования. В индейской
соседской общине XIX—XX вв. конкретно выявляется основной
признак соседской общины — это сочетание общинной собственности
с частной, коллективных форм труда с формами частного труда.
Соседская община атапасков — это аналогичный германской
общине пример, когда община, по словам К. Маркса,
«рассматриваемая даже чисто внешне, существует в каждом отдельном
случае лишь в виде сходов общины» 346.
Накопленнные сведения о социальной жизни северных
атапасков убедительно говорят против теорий Дж. Стюарда о
глубокой древности соседских (composite) общин у северных
атапасков и Э. Сервиса о древности патрилокальной экзогамной
общины как исходной формы социального устройства северных
охотников. Необоснованность этих теорий подчеркивает и Мак-
кеннан 347. Большинство исследователей отвергают теории об из-
начальности атомизма и индивидуализма этих племен; считают
необоснованными представления об их жизни как сплошной
тяжелой борьбе за существование с характерными для нее
регулярными голодовками; об извечно присущем им чувстве тревоги
и страха.
Современные историко-этнографические исследования
устанавливают, что племена американского Севера со времени
открытия Нового Света прошли сложный исторический путь.
Европейская колонизация североамериканского материка
вызвала коренную ломку всех устоев их аборигенного общества.
С начала XVII в. в их жизнь начинают вторгаться товарные
отношения, связанные с вовлечением индейцев в европейскую
меховую торговлю. Товарный промысел пушнины становится
ведущим занятием индейцев,- мясная охота и рыболовство
подчинены интересам промысла. Изменения в экономической
жизни индейцев шли по пути преодоления первобытнокоммуни-
стических отношений и становления частной собственности и
неравенства. Этот ход развития в области экономики повлек за
собой коренные изменения в социальной структуре племен,
в их семейно-родственных институтах, в их психике.
346 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству.
М., 1940, стр. 14—15.
347 R. A. McKennan. Athapaskan groupings..., p. 110.

Г л а в а 3
ИНДЕЙЦЫ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО ПОБЕРЕЖЬЯ
СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ
На тихоокеанском побережье Северной Америки, от
Берингова пролива на севере до пролива Хуана де Фука «а юге, в
течение многих веков до открытия материка европейцами
развивалась оригинальная аборигенная культура рыболовов и
охотников. Территория этого района представляет собой
изрезанное фьордами и заливами побережье с примыкающими к
нему островами. Крупнейший из этих островов — о-в Ванкувер —
тянется на 300 миль. От внутренних частей материка побережье
отделено хребтом Скалистых гор.
Благодаря высокой влажности и сравнительно мягкому
климату низины и склоны подступающих к побережью гор
покрыты богатой растительностью. Фауна побережья также
отличалась 'богатством и разнообразием. В море в изобилии
водились киты, морские свинки, котики, тюлени, треска, палтус,
сельдь. Огромными косяками ежегодно поднимались вверх по
рекам лососи для икрометания. Ранней весной в крупных реках
побережья (Фрезер, Китимат, Насс, Чилкат) появлялись косяки
рыбы-свечи.
Природа этого района обеспечивала очень богатые пищевые
ресурсы. Она особенно благоприятствовала развитию
приморской культуры. Море давало основные средства существования
и создавало возможности для развития водного транспорта.
В течение девяти тысячелетий1 северо-западное побережье
было ареной развития своеобразной индейской культуры,
основанной на ловле лососевых и охоте на лесных и морских
животных.
Ch. E. Borden. West Coast crossties with Alaska. «Technical papers of the
Arctic Institute of North America», 1962, N 1, p. 19.
134

Археологические находки в дельте р. Фрезер, датируемые
1 тысячелетием до н. э., свидетельствуют, по словам Г. Бордена,
о «хорошо оформившихся чертах культуры северо-западного
побережья с ее ориентацией на море, высоким развитием
обработки дерева, большими селениями и вместительными домами
вдоль берега». Древнейшие центры этой культуры исследователи
находят в дельте р. Фрезер и низовьях р. Колумбии2.
Лексико-статистичеокие исследования М. Суадеша привели
его к выводу, что древнейшими обитателями северо-западного
побережья 'были индейцы языковой семьи мосан, жившие там
в VII и VIII тысячелетии до н. э., распавшиеся позднее на три
языковые группы — вакашей, чимакум и селиш. Около I
тысячелетия до н. э. произошло разделение вакашей на квакиютлеч
и нутка3. Тлинкиты, хайда и цимшиян считаются более
поздними пришельцами на побережье, появившимися здесь около
1000 лет назад и нарушившими непосредственные связи вакашей
с эскимосами.
Ко времени открытия этого района Северной Америки
европейцами населявшие его племена вели оседлый образ жизни.
Большую часть года они жили в постоянных деревнях,
состоявших из больших общинных дощатых домов, покидая их лишь
летом на время рыбной путины. Рыболовство обеспечивало
индейцев постоянным продуктом питания. Главное значение в их
экономике имела ловля лососевых (чавыча, нерка, кижучь,
семга, кета, горбуша), составлявших основу их питания. Рыбу
вылавливали в огромных количествах и делали большие
запасы на зиму юколы и рыбьего жира, часть которых шла на
пропитание, часть — на пиры и обмен.
Важное место в питании индейцев занимала рыба-свеча:
вываривавшийся из нее рыбий жир был единственным жировым
продуктом в их диете. Охота и собирание растительной пищи —
ягод, корней и пр.— также были важны для индейцев. Ходом
различных пород промысловой рыбы определялся
хозяйственный календарь индейцев, в котором различались два сезона:
летний и зимний. Первый был временем изобилия и активного
труда, временем заготовки продуктов на зиму. Зима же была
периодом ремесленного труда, охоты в лесу, торговли и
обрядовой жизни.
Уровень развития промыслового хозяйства у всех племен
был в общем одинаков. Техника рыболовства достигла
значительного совершенства как в отношении дифференциации и
совершенствования орудий лова и приспособления их к
разнообразным условиям лова различных пород промысловой рыбы,
так и в отношении специализации самих рыболовов. Рыб/
2 См.: G. Willey. An introduction to American Archaeology, vol. 1. Englewood
Cliffs, 1966, p. 465—466.
3 M. Swadesh. Time depths of American linguistic groupings. AA, vol. 56, N 3,
1954.
135

/
A T E H A
НА БЕ СНА /
/ /
/
г/
/
ТУТ Ч О Н «•■'
носильщики
чип нот вы
ЛИЛЛУЭТ.
J ТОМПСОН
ZKJ1 АЛЛАМИ': «ШЩ*
Карта расселения индейцев северо-западного побережья
и предгорий Скалистых гор

вылавливали при помощи запруд или запоров, использования
сетей, неводов, сачков, крючков, острог, граблей. Лодка была
важнейшим средством производства индейских рыбаков. Лодки-
долбленки были различных размеров, вмещавшие от трех до ста
человек; в изготовлении их индейцы достигли высокого
мастерства.
Ранние сообщения о громадных количествах рыбы,
появлявшейся в реках северо-западного побережья, а также
эффективность рыболовных средств индейцев, мастерство, накопленное
в результате опыта сменявшихся поколений, позволяют
допустить сравнительно высокую производительность труда в их
рыболовном хозяйстве, обеспечивавшую возможность
производства значительных излишков пищевых продуктов. По-видимому,
здесь создались такие условия производства, в которых, по
словам Ф. Энгельса, «рабочая сила человека становится способной
давать значительно больше продуктов, чем это необходимо для
существования производителя»4. Эта возможность
производства прибавочного продукта повела к чрезвычайно важным
социальным последствиям. Она создавала основу для развития
обмена, ремесла, накопления богатств, для возникновения
эксплуатации. По уровню социально-экономического развития
племена северо-западного побережья нередко сравниваются с
земледельческими народами. Но в отношении их часто
применяется термин «оседлые собиратели». Этим подчеркивается их
сходство и в то же время отличие от производящего хозяйства
земледельческих народов.
Как известно, неолитические и энеолитические культуры
обычно развивались на основе земледелия и скотоводства.
Северо-западные же племена Северной Америки пошли по другому
пути магистрального развития человечества. На основе
специализированного рыболовства и охоты они вплотную подошли к
эпохе распада родового общества и зарождения отношений
частной .собственности. Однако в этом отношении они не
являются исключением. Тем же путем шло развитие индейцев р.
Юкона, района Великих озер и южного побережья Лабрадора,
индейцев калуза Флориды, рыболовов-охотников Северной
Евразии, носителей археологической кельтеминарской
культуры (IV в. до н. э.) в Приаралье, ряда племен-рыболовов
Африки. Все эти народы на основе так называемого
присваивающего хозяйства достигли последнего этапа первобытнообщинной
формации, характерными чертами которого были разложение и
отживание норм первобытного коммунизма и вызревание основ
раннеклассового общества.
Особенности этой эпохи перехода от доклассового родового
общества к классовому предельно четко были определены в свое
время Ф Энгельсом. Охарактеризовав сущность родового
4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 175.
137

общества, Ф. Энгельс писал: «...в рамках этой, основанной на
родовых связях структуры общества все больше и больше
развивается производительность труда, а вместе с ней — частная
собственность и обмен, имущественные различия, возможность
пользоваться чужой рабочей силой и тем самым основа
классовых противоречий: новые социальные элементы, которые в
течение поколений стараются приспособить старый общественный
строй к новым условиям, пока, наконец, несовместимость того
и другого не приводит к полному перевороту»5. Данная
Энгельсом характеристика полностью применима к состоянию
индейского общества на северо-западном побережье Северной
Америки к началу XVIII в. Имеющиеся ;в распоряжении нашей
науки данные позволяют довольно отчетливо проследить
процессы зарождения внутри еще родового по своей структуре
общества отношений имущественного неравенства, вызревания
основ наступающей эпохи классового общества.
Накопленные сейчас этнографические и исторические данные
о племенах северо-западного побережья убедительно
свидетельствуют о том, что ко времени колонизации индейское общество
этого района не было уже бесклассовым родовым обществом.
Родовой строй в истории всех племен побережья был уже
пройденным этапом.
К концу XVIII в. материнский род как экономическая
единица уже уступил свое место большесемейной общине с
характерным для нее дуализмом переходного от рода к
патриархальной семье института. Наряду с появлением частных богатств и
патриархального рабства развивались .нормы отцовского права,
Патрилокальные браки были уже довольно установившейся
практикой, сосуществовавшей с матрилокальностью и авунку-
локальностью. Хорошо прослеживалась также тенденция к пат-
рилинейности счета происхождения и наследования. Росло
значение территориальных связей. Первоначально они
облекались в форму свойства и фиктивного родства, но позднее
выступали в своем чистом виде. Складывалась многородовая
деревенская община, аналогичная сельской общине земледельцев6.
В то же время общество северо-западных индейцев не было
еще классовым. Отношения частной собственности зарождались
в рамках общества с преобладанием коллективной
собственности на основное средство производства — землю и долгое время
облекались в оболочку общинно-родовой коллективной
собственности. Частная и общая собственность еще полностью не
отдифференцировались, они находились в руках вождей родов
и родовых групп, по традиции считавшихся еще организаторами
5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 26.
6 См.: Ю. П. Аверкиева. Разложение родовой общины и формирование
раннеклассовых отношений в обществе индейцев северо-западного побережья
Северной Америки. М., 1961.
/35

4V
i V
Тлинкитский воин в доспехах

коллективного хозяйства рода или большесемейной общины и
всячески пытавшихся укреплять веру в эту традицию. В рамках
этих хозяйственных 'коллективов и возникает эксплуатация
вождями своих сородичей наряду с эксплуатацией рабов, но она
маскируется под формы родовой взаимопомощи, а рабы
фиктивно включаются в рамки родственных связей. Характерной
чертой всех общественных институтов этой эпохи была их
противоречивость.
Такова была общая линия общественного развития
индейских рыболовов северо-западного побережья.
Однако, несмотря на общность исторического пути, в
социальной и духовной жизни, в культуре отдельных племен этого
района прослеживаются черты своеобразия и специфики,
являющиеся следствием разнообразия природных условий,
этногенеза и исторических связей отдельного племени с другими
народами, своеобразия культурных традиций. Это послужило
основой разделения племен, населявших побережье ко времени
колонизации, на три большие группы: северную (тлинкиты,
хайда, цимшиян); центральную (квакиютли, нутка и белла-кула)
и южную (береговые селиши и чинук).
Общие тенденции социально-экономического развития
племен побережья находились в разной степени реализации у
отдельных групп племен ко времени их этнографических описаний.
Однако акцентирование внимания на разнообразии социальных
и религиозных институтов у этих племен вне их истории
привело многих исследователей к выводу, что на одинаковой
производственной основе общественные отношения у различных групп
племен развивались по разным путям. Иными словами,
считалось, что племена" этого сравнительно небольшого района дают
пример многолинейной эволюции. Северная группа племен
якобы развивалась по пут? материнскородового строя,
сохранившегося чуть ли не до наших дней. Племена же юга этого района
шли по пути патриархальной безродовой организации, а
общественный строй центральной группы являл собою переходную
ступень от патриархата к матриархату. В то же время
признавалось, что рабство и потлач были характерными институтами для
всех племен побережья. В результате такого подхода к оценке
общественной структуры этих племен тлинкиты, хайда и
цимшиян представали как материнекородовое общество с
наследственным рабством и имущественным неравенством. Этим
стали обосновывать положение, что материнскородовая
организация — будто бы лоздняя форма социального устройства7, а не
древнейшая форма человеческого общества, как утверждал
Морган.
7 /. Swanton. The social organization of American tribes. AA, vol. VII, N 3,
1905.
140

тлинкиты
Попытаемся проследить отмеченные выше общие тенденции
общественного развития индейцев северо-западного побережья
на истории одного из типичных племен этого региона — тлинки-
тов8. Действительно ли данные об их социальном устройстве
второй половины XVIII в. характеризуют их общество на этапе
материнскородо'вой организации?
Расселение и ранние сведения. Ко времени европейской
колонизации северо-западного побережья тлинкиты населяли
северную часть этого культурного ареала, обитая на побережье
юго-восточной Аляски и прилегающих к нему островах
Баранова, Чичагова, Адмиралтейства, Куприянова и др. Небольшая
группа внутриматериковых тлинкитов обитала вокруг оз. Теслин.
В пределах бывшей Русской Америки это было крупнейшее
индейское племя. В .настоящее время тлинкиты живут в нескольких
селениях в пределах штата Аляска США, а материковая группа
обитает на территории Канады.
Исторически фиксируемые контакты тлинкитов с
европейцами начинаются с середины XVIII в. Правда, спорадические
посещения европейскими мореплавателями районов расселения
тлинкитов имели место, начиная с путешествий Габрильо 1542 г.,
Франциско Гали 1582 г., Лоренцо Феррара де Мальдонадо
1588 г., Хуана де Фука 1592 г., Де Фонте 1640 г. Однако об их
контактах с индейцами ничего не известно. Наиболее ранние
сведения о тлинкитах содержатся в материалах русской
экспедиции Беринга — Чирикова 1741 г. По наблюдениям участников
экспедиции Г. Стеллера и С. Хитрово, насельники этого района
рисуются как рыболовы и охотники, искусно обрабатывающие
дерево и пользующиеся каменными и медными орудиями.
Высадившись на небольшом острове Каяк, путешественники
обнаружили там дощатый дом, связку юколы, большие стрелы9.
Сведения о тлинкитах доставлялись затем русскими
промышленниками. Отрывочные сведения о них содержатся в описаниях
путешествий Хуана Переса (1774 г.), X. Ф. Бодега и Кадра с
Моррей (1775 г.), Дж. Кука (1778 г.), Ла Перуза (1786 г.),
Дж. Диксона и Портлока (1787 г.), Этьена Маршана (1790 г.),
Ванкувера (1790—1794 гг.).
Все эти сведения характеризуют тлинкитов XVIII в. как
рыболовов-охотников и собирателей, как прекрасных
мореплавателей, воинственный и опытный в торговле народ. Наибольшим
8 Подробный анализ материалов об общественном строе этой группы см.:
Ю. П. Аверкиева. К истории общественного строя у индейцев
северо-западного побережья Северной Америки (Род и потлач у тлинкитов, хайда и цим-
шиян). «Американский этнографический сборник», № 1. ТИЭ, т. 58, 1960 (в
дальнейшем — «Род и потлач у тлинкитов, хайда и цимшиян»).
8 G. W. Steller. Reise von Kamchatka nach America mit Bering. SPb., 1793.
141

спросом у них пользовались медь и железо. Ко времени
путешествия Дж. Кука тлинкиты вели активную торговлю мехами
с Китаем через посредство посещавших побережье русских и
других европейских торговцев. Десятки тысяч шкурок котика
продавались тлинкитами уже в конце XVII в.
Более полные сведения о жизни тлинкитов стали появляться
с начала XIX в. в дневниках, судовых журналах, описаниях
путешествий и специальных работах русских мореплавателей,
торговцев и миссионеров. Создание Российско-Американской'
компании повело к более систематическому изучению индейцев.
Служащими этой компании, миссионерами и навигаторами были
заложены основы этнографического изучения тлинкитов.
Первая попытка охарактеризовать социальное устройство
тлинкитов была сделана Ю. Ф. Лисянским (1803—1806 гг.) 10.
Его материалы были расширены наблюдениями
путешественников Н. А. Хвостова и Г. И. Давыдова (1810—1812 гг.) ", а затем
Ф. П. Литке (1826—1829 гг.)12. Огромное научное значение имеют
материалы, собранные служащими Российско-Американской
компании К. Т. Хлебниковым, Ф. П. Врангелем, П. А. Тихмене-
вым13. Особое место занимает деятельность среди тлинкитов
И. Вениаминова. Его книга «Записки об островах Уналашкин-
ского Отдела» (СПб., 1840) содержит первое монографическое
описание тлинкитов и является первой в истории науки
монографией об одном из племен Северной Америки. Много
материалов этнографического содержания имеется в документах
Российско-Американской компании.
Большое значение для изучения тлинкитов имеет работа
архимандрита Анатолия, посвященная описанию их социальной
жизни14. Л осле 1880 г. выходят в свет фундаментальные
исследования по этнографии тлинкитов зарубежных ученых: А. Кра-
узе (1881 — 1882), И. Петрова (1881), А. Ниблака (1890) 15, С на-
0 Ю. Ф. Лисянский. Путешествие вокруг света на корабле «Нева», 1803—
1806 гг. Изд. 1-е. М„ 1812; изд. 2-е. М., 1947.
1 Г. И. Давыдов. Двукратное путешествие в Америку морских офицеров
Хвостова и Давыдова, ч. 1—2. СПб, 1810—1812.
2 Ф. П. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявине» в
1826—1829 гг. СПб., 1834; изд. 2-е. М„ 1948.
3 «Записки К. Хлебникова. О Америке». «Материалы для истории русских
заселений по берегам Восточного океана», вып. III. СПб, 1861; К. Т.
Хлебников. Записки о колониях в Америке Российско-Американской компании.
Рукопись хранится в Ленинградском отделении Архива Института
истории АН СССР, оп. 1, д. 275; F. Wrangel. Statistische und ethnographische
Nachrichten tiber die russischen Besitzungen an der Nordwestkiiste von Ameri-
ka. Bd. 1. St. Petersburg, 1839; П. А. Тихменев. Историческое обозрение
образования Российско-Американской компании и действий ее до
настоящего времени, ч. I и П. СПб, 1861.
4 Архимандрит Анатолий. В стране шаманов. Индиане Аляски. Быт и
религия их. Одесса, 1906.
> О. Krause. Die Tlinkit—Indianer. Jena, 1885; /. Petroff. Report on the
population, industries, and resources of Alaska. «U. S. Dept. of Interior Census
142

чала XX в. изучение тлинкитов связано с именем видного
этнографа США Дж. Суантона 16. После него большой вклад в
изучение тлинкитского общества внесли своими работами
В. Гарфильд, Ф. Делагуна17, К- Макклеллан, Ф. Дрюккер,
Г. Барнет и М. Барбо.
На основе имеющихся данных можно судить о характере и
степени социально-экономического развития тлинкитов ко
времени открытия европейцами района их расселения.
Родовая организация18. В этнографических исследованиях
тлинкиты обычно фигурируют в качестве типичного примера ма-
теринскородовой организации общества. Действительно, не
только в начале XIX, но и в XX в. у них прослеживаются
пережиточные явления дуальнофратриального и родового деления.
Тлинкитские фратрии носили тотемные названия Ворона и
Волка (на севере — Ворона и Орла). Экзогамность была основным
признаком фратрии. Она определяла отношения между людьми
двух фратрий. Фратриальная экзогамия распространялась на
одноименные фратрии трех племен — тлинкитов, хайда и цим-
шиян. Например, тлинкит фратрии Ворона не мог жениться на
женщине одноименной фратрии племен хайда или цимшиян.
В основе межфратриальных отношений лежали отношения
свойства. Но под последними скрывались определенные
производственные отношения, характерные для архаического дуаль-
ноорганизованного племени. В повседневной и обрядовой жизни
тлинкитов вплоть до начала XX в. они проявлялись в ряде
взаимных межфратриальных обязательств.
Сохранялось еще представление, что сооружение дома,,
установка тотемного столба и изготовление тотемных символов,,
совершение обрядов, связанных с рождением или смертью,
является обязанностью членов противоположной фратрии.
Каждая фратрия состояла из нескольких родов. Первые
русские исследователи социальной жизни тлинкитов (Ю. Ф. Лисян-
ский, Ф. П. Литке, И. Вениаминов, архимандрит Анатолий)
отмечали, что роды тлинкитов носят названия по животным.
Ю. Ф. Лисянский, например, называя тлинкитские роды
«поколениями», писал, что главные из них «суть: медвежье, орлиное.
Office. 10-th Census», vol. 1884; A. P. Niblack. The Coast Indians of Southern
Alaska and Northern British Columbia. «Annual Report of the United
States National Museum, 1888». Washington, 1890.
16 /. Swanton. Social conditions, beliefs and linguistic relationship of the Tlin-
git Indians. 26th ARBAE, 1908; /. Swanton. Tlingit myths and texts. BulL
BAE, N 39, 1909.
17 В 1972 г. вышел в свет обобщающий труд по этнографии тлинкитов: F. de
Laguna. Under Mount Saint Elias: The history and culture of Jakutat Tlingit.
«Smithsonian Contributions to anthropology», vol. 7 (in three parts).
Washington, 1972.
18 См.: Ю. П. Аверкиева. Род. и потлач у тлинкитов, хайда и цимшиян,
стр. 14—22.
143

воронье, касаткино, волчье»19. Литке также сообщал, что роды
тлинкитов «носят названия от некоторых животных, как-то:
вороний, волчий, медвежий, орлиный»20. И. Вениаминов
насчитывал 12 тотемных родов тлинкитов, «называющихся именем
какого-нибудь зверя, птицы, рыбы и других животных», и отмечал
их фратриальную принадлежность21. Дж. Суантон насчитывал
в начале XX в. 14 основных родов тлинкитов. Однако, признавая,
что на родовых гербах изображались животные, необоснованно
утверждал, что родовые названия у тлинкитов носят
топонимический характер 22.
Анализ окончаний тлинкитских родовых названий,
проделанный И. Вениаминовны, убедительно показал их двойственный
характер. Родовые названия по животным, установил он,
обычно имеют окончание куяти или еди, «что означает «род»,
«порождение»23. Другие же названия родов оканчиваются
суффиксом «иттан», который расшифровывается Вениаминовны
как «ит» — дом, «тан» — обитатель. Видимо, эти названия
указывают на родственные группы вторичного образования,
представлявшие собой разросшиеся домашние общины. Только роды
с названиями, оканчивающимися на «куяти», «еди», можно
считать в (Качестве первоначальных, основных. Заслуживает
внимания в связи с этим наблюдение В. Гарфильд, которая писала
в 1947 г., что тлинкитские кланы в селении Ангунь, носящие
названия «децитан и анкакитан», строго говоря, не являются
кланами, а (представляют собой потомков домов, на что ясно
указывают их названия. Согласно традиции, их предками был род
тленеди — «Люди Горбуши»24.
И фратрии и роды были матрилинейны, а браки — матрило-
кальны. Однако, согласно сведениям первой половины XIX в.,
уже практиковались патрилокальные браки, они фактически
преобладали в среде вождей. Но в случаях таких браков
мальчики по достижении 10 лет должны были переселяться в
домохозяйство брата матери.,--
В результате этой практики получил развитие институт
авункулата. Сын сестры был законным наследником и воспре-
емником индейца. К нему переходило место вождя рода со всеми
его правами и имуществом. По наблюдениям архимандрита
Анатолия, наследником считался самый младший племянник
(сын сестры).
Экономической основой единства тлинкитского рода была
общность владения всевозможными угодьями, составлявшими
19 Ю. Ф. Лисянский. Указ. соч., стр. 216.
20 Ф. П. Литке. Указ. соч., стр. 73.
21 И. Вениаминов. Записи об островах Уналашкинского отдела, ч. 2, стр. 32.
22 /. Swanton. Social conditions, beliefs..., p. 32.
23 И. Вениаминов. Указ. соч., стр. 34.
24 V. Е. Garfield. Historical aspects of Tlingit clans in Angoon, Alaska. AA,
vol. 49, N 3, 1947, p. 440.
144

основу их производственной деятельности. Еще в конце XIX в.
Ф. Боас установил, что «у тлинкитов, хайда и цимшиян каждый
род имеет свои рыбалки, свои горы и долины, на которых он
имеет исключительное право рыбачить, охотиться и собирать
ягоды»25. Об этом же писал и Дж. Суантон, изучавший этот
вопрос в начале XX в.26 Право рода на определенный участок
земли подкреплялось родовой легендой, сюжет которой был
основной темой родовых обрядов и резьбы ,на тотемных столбах.
Ко времени этнографических описаний тлинкитский род был
уже делокализован, и части каждого рода можно было найти,
как писал Ю. Лиоянский, в каждом селении27. Однако изучение
исторических и археологических данных, преданий и
генеалогических легенд тлинкитов привело американских исследователей,
как свидетельствует один из них, к твердому убеждению, что у
тлинкитов «одноклановое селение представляет собой наиболее
статичную и рудиментарную социо-экономическую ситуацию»28.
Об этом же писал в 1904 г. Дж. Суантон, характеризуя
первоначальные роды тлинкитов как «своего рода локальные
подразделения, которые отличались от географических подразделений
тем, что были социальными подразделениями вместо того,
чтобы объединять случайных обитателей одной местности»29. Даже
будучи уже расселенными по разным селениям, сородичи
сохраняли представление об общности происхождения и общности
прав на угодья. Признавалось еще право любого члена данного
рода на пользование собственностью этого рода в любой
общине, где он расселен. Фактически, однако, необходимо было иметь
приглашение на использование этого права живущим в данном
селении подразделением рода. Кроме того, все члены данного
рода, как пишет Макклеллан, «где бы они ни жили, разделяют
общее право на определенные гербы, легенды, песни и другие
прерогативы, так же как и на определенные личные имена ,и
названия домов»30.
Территориальное деление31. По данным И. Вениаминова, в
начале XIX в. насчитывалось около 6 тыс. тлинкитов32. Все они
независимо от родов и фратрий были разделены на
тринадцать ' территориальных подразделений, по-тлинкитски —
«куанов». Каждый куан имел определенные границы и назва-
25 F. Boas. First general Report on the Indians of British Columbia. «Report of
the British Association for the advancement of science», 1889, p. 839.
26 /. Swanlon. Social conditions, beliefs..., p. 425.
27 Ю. Ф. Лисянский. Указ. соч., стр. 216.
as /. Wike. The Northwest coast puzzles. AA, vol. 59, N 2, 1957, p. 309.
29 /. Swanton. Social conditions, beliefs..., p. 398.
30 K. McClellati. The interrelations of social structure with Northern Tlingit
ceremonialism. SWJA, 1954, vol. 10, N 1. p. 77.
31 См.: Ю. А. Аверкиева. Род и потлач у тлинкитов, хайда и цимшиян, стр.
10—14.
32 И. Вениаминов. Указ. соч., стр. 29—30.
Ю Ю. П. Аверкиева J45

ние. Таковы, например, Якутат-куан, Чилкат-куан, Хуна-куану
Ситка-куан, Аук-куан, Хуцнуву-куан и т. д. Число жителей куа-
на варьировало от 100 до 1000. Каждый куан имел от одного до
трех оседлых зимних селений и определенные рыболовные и
охотничьи угодья, распределенные между представленными в
нем родами. В каждом куане были представлены роды обеих
фратрий. Общей тенденцией прежде было равное
представительство этих фратрий. Локализованное в куане подразделение
того или иного рода состояло обычно из братьев, сестер, детей
сестер и детей дочерей последних.
В литературе встречаются попытки отождествления куана с
племенем 33, однако фактически он представлял собой
развивающуюся соседскую общину, аналогичную сельской общине
земледельцев. В пределах куана кровное родство уступало место
отношениям свойства и соседским связям.
Археологическое исследование Ф. де Лагуны в Якутат-куане
свидетельствует о том, что древние тлинкитские поселения не
были большими и многочисленными, что прежде роды жили
отдельными, но связанными между собой селениями. И даже
теперь потомки нескольких родов, например в селении Ангунь,
«хотя и признают, что составляют территориальную общину, но
вы,ражают это словами, что они являются группой «племен» или
«наций», т. 'е. «группой родов» 34.
Такие смешанные большие .селения тлинкитов возникли
вследствие вызванной американской колонизацией Аляски
концентрации /в нескольких пунктах прежде широко расселенного
индейского населения. Во вновь возникавших селениях
население различных родов и даже куанов чрезвычайно
смешивалось, в них появился иноплеменный элемент — на юге индейцы
хайда, на севере — атапаски внутренней Аляски, все это
ускоряло распад кровнородственных связей и замену их соседскими.
Возникновение таких селений по всему побережью стало
общим явлением после колонизации35.
Домохозяйство как экономическая единица. Делокализован-
ный тлинкитский род потерял свое значение экономической
единицы. Главной экономической единицей в тлинкитском обществе
к началу XIX в. было домохозяйство. Оно состояло из братьев
с женами, братьев их матери, их племянников (дети сестер) с
женами, сыновей до 10 лет, незамужних и нередко замужних
дочерей с мужьями. Члены домовой группы — от 10 до 40
человек-— жили в большом дощатом доме. Члены местного
подразделения рода обычно расселялись в нескольких общинных до-
33 /. Swanton. Social conditions, beliefs..., p. 397.
34 F. de Laguna. The story of a Tlingit community; a problem in the relationship'
between archaeological, ethnological and historical methods. Bull. BAE„
N 172, 1960, p. 26.
35 См.: Ю. А. Аверкиева. Разложение родовой общины..., стр. 14.
146

мах. Каждый дом имел свое традиционное название, по
которому назывались и его обитатели. В каждом селении один из
родовых домов носил имя родового тотема. Наприм-ер, члены
рода медведя имели дом «медведя» в каждом селении, где они
были представлены. Если в селении несколько домов
принадлежали к одному роду, то один из них носил имя главного
родового тотема, тогда как названия других указывали на части
тела тотемного животного. Например, члены рода касатки в Ан-
гуни жили в трех больших домах, которые носили следующие
названия: дом касатки, дом зубов касатки, дом спинного
плавника касатки36. Названия же некоторых домов указывали на
материал, из которого сооружен дом, форму или локализацию.
Домохозяйство было самостоятельной хозяйственной
единицей. Дом, большая лодка, важные орудия производства,
большие ящики для хранения пищи, продукты общего труда,
обрядовые принадлежности, гербы — все это считалось общей
собственностью домохозяйства. Родовые земли были распределены
между домохозяйствами. «Кроме большого дома в селении
каждая домашняя группа,— писал Дж. Суантон,— владела
обычно ручьем или частью его, с коптильней на нем, где люди
жили весну и лето, ловили, вялили и коптили рыбу, охотились
и ставили ловушки» 37.
Глава домохозяйства руководил деятельностью его членов
и распоряжался" имуществом.
Занятия. Хотя тлинкиты не знали земледелия до прихода
европейцев, однако на основе рыболовства, охоты и
собирательства они, как и другие племена побережья, достигли довольно
высокого уровня экономического развития, сопоставимого с
уровнем развития многих земледельческих племен. Их орудия
производства — лодки-долбленки, рыболовные крючки из
дерева и меди, копья, гарпуны, палицы, запруды — отличались
высоким качеством обработки и большой эффективностью. После
колонизации свои достижения в области рыболовного
производства индейцы с успехом использовали, работая по найму на
капиталистических рыболовных предприятиях. Долгое время
единственным нововведением была замена костяных и медных
крючков и наконечников железными. Большого совершенства
достигли тлинкиты в технике консервирования впрок рыбных
уловов путем копчения и вяления. Охота и собирательство
имели важное, но второе после рыболовства значение.
Оседлость и высокая производительность труда в главных
отраслях индейского хозяйства создавали основу для развития
ремесла. Тлинкитам была известна холодная ковка меди. Из
самородков меди их мастера-медники изготовляли наконечники
36 V. Е. Garfield. Op. cit., p. 448.
37 /. Swanton. Social conditions, beliefs..., p. 425.
147
10*

стрел и копий, кинжалы, маски, ожерелья, браслеты, украшения
для ушей и нос а и особенно ценившиеся в общественной жизни
индейцев всего побережья медные пластины38. По форме они
напоминали нагрудные щиты, на поверхности которых
наносились изображения тотемов. Но потребительской стоимости эти
пластины не имели. Они играли роль общественно признанной
формы индейских сокровищ, в которой фиксировалась
абстрактная стоимость розданных индейцем на потлачах натуральных
богатств. Подобно золоту и серебру в античном мире и в
средневековой Европе, медные пластины индейцев были той первой
формой, «в которой,— по словам К. Маркса,—богатство
утверждается как абстрактное общественное богатство»39.
Высокого совершенства достигли тлинкиты, как и другие
индейцы северо-западного побережья, в обработке дерева, в
художественной резьбе по дереву и кости. Покрытые рельефной
резьбой высокие тотемные столбы, ставившиеся у домов и на
могилах выдающихся вождей индейцев, прославили индейских
мастеров на весь мир.
Всем племенам побережья была известна техника ткачества.
Из шерсти и пуха горных коз, из шерсти собак индейские
женщины ткали одеяла и накидки. Индейцы разводили специальную
породу собак с длинной белой шерстью, которых они держали
отдельно от охотничьих собак. Особенно ценились по всему
побережью художественно выполненные накидки тлинкиток из
ку'ана Чилкат.
Славились также тлинкитские плетеные изделия,
изготовлявшиеся женщинами. Различных форм и назначения корзины
и особенно шляпы отличались изяществом, искусным
орнаментом и прочностью. Они пользовались большим спросом на
межплеменном рынке.
Художественно орнаментировались почти все предметы быта
индейцев, изготовлявшиеся из дерева, кости и рога, тканые и
плетеные. Элементы орнамента были связаны с
тотемистическими представлениями индейцев, с их родовыми
генеалогическими легендами.
Разделение труда. Вместе с ростом производительности
труда в основном виде производства — рыболовстве — у тлинкитов
развивалась специализация труда. Разделение труда в тлинкит-
ском обществе развивалось сначала по линии естественного
разделения труда между полами. Мужчины охотились, ловили
рыбу, изготовляли средства производства, занимались
обработкой камня, дерева, кости, меди, сооружали дома и коптильни.
Женщины собирали растительную пищу, моллюсков, перераба-
88 См : Ю. П. Аверкиева. К истории металлургии у индейцев Северной
Америки. СЭ, 1959, № 2, стр. 71—77.
39 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 13, стр. ПО.
148

., » - о • v „ о '
• . л» ''
» - ; »
Тлинкитская накидка «чилкат»
тывали улов и убитую дичь в нужные в хозяйстве продукты. Они
ткали накидки, плели корзины и циновки, обрабатывали кожи
и изготовляли из них одежду. Но наряду с этим развивалось
общественное разделение труда, шедшее по линии отделения
охоты от рыболовства и выделения ремесла. Охота становилась
занятием почетных людей. В легендах тлинкитов сыновья
вождей занимаются войной и охотой, рыболовство для них —
грязная работа. Ко времени открытия Америки в тлинкитском
обществе выделились уже специалисты-ремесленники: медники,
художники-скульпторы, мастера-лодочники, ткачихи. Выделение
шаманов, певцов-композиторов говорило о начале отделения
умственного труда от физического. Зарождались сословия
воинов и торговцев.
Социальные последствия процесса разделения труда были
глубоко проанализированы классиками марксизма. Они
показали непосредственную связь между разделением труда,
'появлением обмена, частной собственности и классов. Разделение
труда, проникая в производственный процесс
«коммунистических общин», по словам Ф. Энгельса, «подрывает коллективный
характер производства и присвоения, оно делает
преобладающим правилом присвоение отдельными лицами и вместе с тем
порождает обмен между ними»40. В. И. Ленин, говоря об усло-
40 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 174.
149
■:

виях возникновения частной собственности, писал, что «в
основании ее лежит зарождающаяся уже специализация
общественного труда и отчуждение продуктов на рынке»41. Последствия
этого процесса были прекрасно сформулированы Ф. Энгельсом.
«Родовой строй,— писал он,— отжил свой век. Он был взорван
разделением труда и его последствием — расколом общества на
классы»42. Этнографические данные о тлинкитах XVIII —
XIX вв. характеризуют именно этот этап их общественной
истории.
Обмен. Экономическое состояние тлинкитского общества
дает наглядное подтверждение определению Ф. Энгельсом
исторических условий, в которых возникает обмен. «Лишь там,—
писал Ф. Энгельс,— где [...] оказывается излишек производства
над непосредственным потреблением, этот излишек
предназначается на продажу и поступает в обмен»43. Действительно,
сравнительно высокая производительность труда в добывающих
видах индейского хозяйства и развитие ремесла допускали
производство избыточного продукта, который поступал в обмен.
Развитию его способствовало общественное разделение труда
как между различными географическими подразделениями
одного племени, так и между различными племенами побережья
и внутриматериковыми индейцами. Оно складывалось и как
следствие различий в естественных ресурсах районов их
обитания и как результат ремесленной специализации. Например,
тлинкиты Якутата, Ситки и Хуна славились изящными
плетеными изделиями, а тлинкиты Чилкат — накидками из пуха
горных коз. Лучшие лодки изготовляли мастера хайда, а квакиютли
славились мастерством в изготовлении деревянной посуды.
Цимшияне поставляли на межплеменной 'рынок изящные
ложки из рога горных баранов и обрядовые головные уборы. Медь
доставлялась с севера, с р. Медной, и распространялась по
побережью на юг, а с юга на север поставлялись рабы, раковины,
акульи зубы, высоко ценившиеся как предметы роскоши. Через
горные перевалы были проложены постоянные торговые тропы,
по которым торговцы из береговых племен проникали внутрь
Аляски. Тлинкиты издревле вели постоянный обмен с
атапасками Аляски, обменивая продукты моря на шкуры оленя и лося.
■Ко времени появления на побережье белых тлинкиты были
уже опытными торговцами: из их среды выделялись
специалисты в этой области непроизводительного труда. Меховая
торговля послужила дальнейшим стимулом развития не только
пушного промысла, но и торговой деятельности тлинкитов. Долгое
время тлинкиты удерживали позиции посредников в торговле
41 В II. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 152.
42 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр 169.
43 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 228.
150

между европейскими скупщиками пушнины и внутриматерико-
выми охотничьими племенами.
Весь производимый излишек продуктов тлинкиты
обменивали преимущественно на предметы, из которых складывались их
частные богатства. До открытия северо-западного побережья
европейцами рабы, раковины абелон и денталиум служили в
качестве средств обмена, единиц ценности и богатства. Однако
вместе с развитием меховой торговли чрезвычайно возросла
ценность шкурок котиков и выдры, и к началу XIX в. индейские
богатства стали исчисляться в мехах, рабах и медных
пластинах. С середины же XIX в. эти формы сокровищ уступили место
фабричным шерстяным одеялам, и натуральные богатства
индейцев стали накапливаться и оцениваться в одеялах.
Социальная дифференциация и рабство ы. Самым ценным
богатством тлинкита были рабы.
Данные о тлинкитах с конца XVIII в. рисуют их общество
разделенным на три группы: вождей, простолюдинов и рабов.
Рабство характеризуется как наследственное—дети тлинкит-
ских рабов оставались рабами. Рабство отложило уже глубокий
отпечаток на идеологию народа.
Рабы были собственностью родовых вождей и глав больших
домохозяйств. Труд рабов использовался в рыболовстве, охоте,
транспорте (рабы-гребцы), при сооружении жилищ и лодок и в
домашних работах, а иногда и в войне. Как сообщал В. Романов,
тлинкиты изнуряли своих рабов «тяжкими работами»45. Жены
и дети тлинкитских вождей описываются в текстах их легенд и
преданий всегда сопровождаемыми рабами. О числе рабов у
тлинкитов существуют различные сообщения. Ф. Литке писал,
что богатый тлинкит мог иметь 30—40 рабов46. По данным
Дж. Симпсона, рабы составляли треть тлинкитского
населения47, И. Петров же считал, что рабы составляли 10%
тлинкитского населения48. Рабами были чужеплеменники, их покупали
или захватывали во время набегов на другие племена. С этой
целью предпринимались специальные набеги иногда на
отдаленные племена.
Описывая эти экспедиции тлинкитов, архимандрит Анатолий
сравнивал их с походами викингов. Он сообщал, что они
состояли из нескольких военных лодок, которые тихо подплывали к
селению врага и ночью нападали на спящее население .
44 См.: Ю. П. Аверкиева. Рабство у индейцев Северной Америки. М., 1941.
45 В. Романов. О колюжах и колошах вообще. «Северный архив», ч. XVII.
СПб., 1825.
48 Ф. П. Литке. Указ. соч., стр. 150.
47 G. Simpson. Narrative of a journey round the world during Ihe years 1841—
1842. London, 1847, p. 211.
48 /. Petroff. Op. cit., p. 38.
49 Архимандрит Анатолий. Индиане Аляски..., стр. 5.
151

Война в тлинкитском обществе имела уже значение
регулярного промысла, не менее важного, чем рыболовство, но
наиболее почетного и достойного племенной знати занятия.
Совершенствование в нем, воспитание и закалка воинов с детских лет,
проповедь воинской храбрости были в центре повседневной
жизни индейцев. Лучшие воины рода всегда были в
распоряжении вождя, а его племянники были постоянными
телохранителями, следовавшими за ним на пиры и в походы50. В работе
архимандрита Анатолия приведены описания Барановым
первых нападений тлинкитов на лагерь русских в 1792 г. и хорошо
охарактеризована военная тактика тлинкитов и их
снаряжение ".
В отличие от внутриматериковых племен здесь развивалась
тактика морских набегов. Возглавляли эти набеги обычно
члены семей вождей — их младшие братья или племянники,
снабжавшие своих старших братьев и дядей рабами и богатствами.
Имена-титулы военачальников были наследственными. У всех
племен побережья шел процесс усиления роли в общественной
жизни военачальников, превращавшихся из слуг вождей в
военно-дружинный слой, нередко диктовавший вождям свою волю
на племенных советах.
В начале XIX в. вдоль северо-западного побережья велась
оживленная работорговля. За время деятельности на Аляске
Российско-Американской компании военные набеги становились все
реже, однако число рабов, как отмечает И. Петров, не
сократилось. «Их покупали у племен юга и большинство их рабов в
этот период были из племен плоскоголовых Британских
владений» 52. По сведениям Ф. Врангеля, раб в первые десятилетия
XIX в. стоил 15—20 оленьих шкур или 25 бобровых шкурок,
или 2 шкурки котика53. Рабов выменивали также на ценные
раковины, медные пластины, лодки, накидки чилкатов. С
середины XIX в. раба можно было выменять на шерстяные одеяла
европейского производства. Цена раба варьировала при этом
от 60 до 200 одеял. В. Соттлс устанавливает, что в XIX в. раб
стоил от 200 до 1000 долл.54 Рабы служили средством обмена,
оплаты мастеров, шаманов, возмещения виры, их давали в
приданое дочери. На потлачах в связи со смертью рабовладельца
убивали часть его рабов. Рабов приносили в жертву при
сооружении нового большого дома. Это была жертва родовому^
тотему и трупы рабов зарывали в ямы, вырытые для установки в
них домовых столбов с изображениями на них родовых тотемов.
Но в конце XIX в., по сведениям архимандрита Анатолия, на
50 Архимандрит Анатолий. Индиане Аляски..., стр. 29.
51 Там же, стр. 6—7; Ю. П. Аверкиева. Рабство..., стр. 66.
52 /. Petroff. Op. cit., p. 172.
53 P. Wrangel. Op. cit., p. 64.
54 W. Suttles. Coping with abundance: Subsistence on the Northwest Coast.
«Man the hunter». Chicago, 1968, p. 66.
152

потлачах рабов уже не убивали и не раздаривали, а
предоставляли им свободу55. В. Гарфильд приводит пример, когда в
связи с постройкой большого дома рабам приказали опуститься в
каждую из ям, вырытых для установки домовых столбов, а
затем отпускали на волю.
Тлинкитское рабство дает конкретный пример
патриархального рабства на его высшей ступени развития. Характерной его
чертой был наследственный характер рабства. Рабы были
частью/ домохозяйства рабовладельца, они работали наряду со
свободными членами этого домохозяйства; их труд носил еще
характер подсобного труда. Как и у других племен побережья^
у тлинктитов рабы не стали еще основной производящей силой.
Здесь труд не стал еще уделом только рабов. Вместе с
развитием меховой торговли развивался и институт рабства.
Увеличивалось число рабов и их владельцев. Их труд в большей мере
эксплуатировался. Однако после запрета рабства русским
правительством в 1850-х годах рабство у тлинкитов постепенно
стало исчезать. В 1867 г. правительство США вновь запретило
рабство у индейцев.
В американистике сложились две традиции оценки значения
рабства в индейских обществах. Согласно наиболее
распространенной из них индейское рабство не имело экономического
значения, а рабы стояли якобы вне социально-экономической
системы индейских племен, поэтому при анализе ее рабов можно не
принимать во внимание56. По существу в немногих работах
признается экономическое значение рабства у индейцев
северо-западного побережья 57.
Утверждения о неэкономическом значении рабства,, однако,
противоречат фактическим данным, содержащимся в
источниках начала XIX в., в легендах и мифах индейцев, убедительно
свидетельствующих о широком использовании рабского труда
в различных отраслях индейского хозяйства 58.
Сам факт наличия рабства говорил о том, что в индейском
обществе создались уже экономические предпосылки,
необходимые для его появления. По словам Ф. Энгельса, «не всякому
раб приносит пользу. Чтобы быть в состоянии извлечь из него
пользу, нужно располагать вещами двоякого рода: во-первых,.
55 Арх. Анатолий. Указ. соч., стр. 23:
56 F. Boas. Social organization and secret societies of the Kwakiutl Indians.
Washington, 1897, p. 338; Ph. Drucker. Rank, wealth and kinship in Northwest
Coast society. AA, vol. 41, N 1, 1939; p. 55; H. Coder. Fighting with property:
a study of Kwakiutl potlatching and warfare: 1792. «Monographs of the
American Ethnological society», N 18, 1950, p. 105; R. P. Rohner and E. C. Rohner.
The Kwakiutl: Indians of British Columbia. New York, 1970, p. 79; E. Service.
Profiles in ethnography. New York, 1963, p. 215.
57 W. С MacLeod. Economic aspects of indigenous American slavery. AA, vol. 30,
N 3, 1928, p. 648—649; V. Garfield. A research problem in Northwest Indian
economics. AA, vol. 47, N 3, 1945, p. 628; W. Suttles. Op. cit., p. 66.
88 См. об этом: Ю. П. Аверкиева. Рабство..., стр. 53—62.
153

орудиями и предметами труда и, во-вторых, средствами для
скудного содержания раба. Следовательно, прежде чем рабство
становится возможным, должна быть уже достигнута известная
ступень в развитии производства, известная ступень неравенства
в распределении» 59.
Индейское рыболовное хозяйство как ведущая отрасль
экономики стояло на довольно высоком уровне развития, что
проявлялось в росте его продуктивности за счет
технологического усложнения всех процессов, требовавших все больших
затрат человеческого труда в связи с сооружением лодок, запруд,
коптилен, вешал. Важнейшее значение приобрел труд по
переработке возраставших уловов рыбы — ее чистке, вялению и
копчению, выварке рыбьего жира и упаковке полученной
продукции. В этих традиционно женских видах деятельности широко
использовался труд рабов.
Развитие межплеменного обмена стимулировало расширение
производства продуктов. Это достигалось путем втягивания в
производство дополнительных рабочих рук, поставлявшихся
рабством. По существу конкретизируя выше приведенное
положение Ф. Энгельса, американский исследователь индейского
общества У. Маклеод писал: «Совершенно очевидно, что рабы
американских аборигенов производили достаточное для своего
существования количество продуктов и, кроме того, избыток.
Цена, уплачиваемая за них, уже указывает на высоту этого
прибавочного продукта» 60.
Совершенно неверны утверждения, что рабы стояли вне
социальной системы индейских племен. Им противоречат
исследования самих сторонников этой точки зрения, в которых
показано, что потомственные рабы были частью индейского
домохозяйства. Последнее по своей сущности соответствовало familia
древних римлян, у которых рабы также входили в ее состав, и
римляне, признавая это, называли своих рабов famulus.
Думается, так же обстояло дело и в индейских обществах.
Но социальное значение рабства глубже. Появление в
индейском обществе рабов знаменовало начало новой эпохи,
основы которой были прямым отрицанием первобытнокоммунисти-
ческих норм родового общества.
С возникновением рабства произошло первое в истории
человечества деление общества на эксплуатируемых и
эксплуататоров, рабов и рабовладельцев.
Несмотря на относительную немногочисленность рабов в
тлинкитском обществе, развивавшееся рабство разрушало
основы первобытного равенства. Род как экономическая общность
распался, заместившая его индейская болынесемейная община
состояла из рабовладельцев, рабов и не имевших рабов общин-
59 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 164.
60 W. С. MacLeod. Op. cit., p. 648—649.
154

ников. Теперь, говоря словами Ф. Энгельса, «различие между
богатыми и бедными выступает наряду с различием между
свободными и рабами»61. Устанавливаемый по данным начала
XIX в. наследственный характер рабства у тлинкитов, как и у
других племен побережья, говорил о длительности
существования данного института в этом районе Северной Америки, а
следовательно, и длительности связанного с рабством процесса
распада родового строя и становления отношений социального
неравенства.
Действительно, этнографические характеристики тлинкит-
ского общества в источниках начала XIX в. говорят о том, что
оно не было уже классическим материнскородовым обществом.
Они скорее фиксируют переходную стадию общества, в котором
шел процесс классообразования, активизировавшийся на
короткое время в первый период колонизации в связи с вовлечением
индейцев в европейскую меховую торговлю. В этот период в
социальной жизни индейцев происходит ломка древних традиций
в рамках этих традиций 62, когда каждый социальный институт
был чреват своей противоположностью.
Вместе с разделением общества на рабов и свободных шел
процесс социальной дифференциации среди свободных.
Богатство становилось основой социального положения человека.
Наряду с рабами в тлинкитских общинах появились богатые и
бедные сородичи. «Кто имеет больше родовичей, кто богаче,— писал
Ф. П. Литке,— тот более и уважается»63. Аналогичное
сообщение читаем и у А. Краузе: «Право быть вождем связано с
обладанием многочисленными рабами» 64.
Все данные о тлинкитах бесспорно свидетельствуют о
наличии в их обществе частной собственности на рабов и движимое
имущество (ценные раковины, медные пластины,- меха и
одеяла). Но наряду с развитием рабства, обмена и частной
собственности на движимое имущество в тлинкитском обществе стойко
удерживался общинно-родовой характер собственности на
землю, на угодья. Существовали две формы отношений
собственности: коллективная и частная. Однако развивавшаяся частная
собственность оказывала разлагающее влияние на устои
коллективизма. Вероятно, уже к концу XVIII в., если не ранее,
произошли значительные изменения в коллективизме
использования родовых угодий.
Наследственные имена родовых вождей были
своеобразными титулами на родовые земли. Вожди были носителями прав
родовой собственности и в качестве таковых получали от
сородичей часть собранного с родовых земель «урожая». Вожди
161 Л'. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 163.
62 Там же, стр. 60.
83 Ф. П. Литке. Указ. соч., стр. 150.
64 A. Krause. Op. cit., p. 122.
155

присваивали таким путем часть прибавочного продукта,
производимого сородичами. Продукт, добытый на родовых землях,
делился на две части — одна шла вождю, другая присваивалась
производителем. Соотношение этих частей и характер их
использования определяли степень развития и характер
отношений собственности. Первоначально поступающая вождю часть
продукта индивидуального труда сородича понималась как
общая собственность рода и от вождя ожидалось щедрое
распределение собранных им подношений. Обязанность вождя кормить
сородичей, особенно в дни бедствий, была обратной стороной
его права на распоряжение родовыми землями. Вождь должен
быть щедрым — такова была норма в тлинкитском обществе.
В то же время шел уже процесс разделения между правами в
обязанностями тлинкитских вождей. Традиция подношений
сородичей вождю создавала экономическую основу для появления
эксплуатации вождями свободных общинников, своих
сородичей. В этих подношениях вождям можно видеть зародышевую
форму ренты, возникающей внутри рода. Но
социально-экономическое неравенство существовало не только внутри родов, на
и между родами. Одни из них были богаты и влиятельны и
считали земли вокруг селений своей собственностью, другие бедны
и должны были иметь разрешение на пользование угодьями.
Разрешение на аренду давал вождь рода и получал плату за
нее в форме части от «урожая» 65.
Таким путем создавалось преимущественное право родовой
верхушки на распоряжение родовыми угодьями. Выделение ее
основывалось не только на собственности на движимое богатство,
но и на создававших его преимуществах в использовании
основного средства производства — земли и в праве, освященном
традициями родовых норм, на присвоение части продукта,
добытого сородичами. Так складывались экономические основы
социального неравенства и классовой дифференциации в
тлинкитском обществе.
Но процесс классообразования тормозился противоречивым
сосуществованием двух форм собственности: коллективной и
частной. Наиболее ярким проявлением противоречивости
отношений собственности на этом этапе в тлинкитском обществе
был потлач.
Существует несколько точек зрения по вопросу о том,
какова была социально-экономическая структура индейского
общества на северо-западном побережье XVIII—XIX вв. В
общественной жизни индейцев того времени пытаются найти обоснование
своим концепциям сторонники антимарксистских теорий о
происхождении классов.
Ф. Дрюккер и Э. Кодер, отвергая социальное значение
рабов как определенного класса в индейском обществе, считали
85 V. Е. Garfield. Op. cit., p. 440.
156

т J*
Тлинкитский вождь
последнее обществом бесклассовым 66. Они признают лишь
деление свободных на ранги и статуты. Но «рангирование», по
их мнению, исключало даже тенденцию к выделению особых
классов 67. Это противопоставление рангов и классов основано,
несомненно, на ошибочном понимании сущности классов.
К изучению классов в индейском обществе авторы этой
концепции подходят с меркой понимания классового общества
капиталистической формации. Э. Кодер, например, ищет признаки
66 Th. Drucker. Rank, wealth and kinship in Northwest Coast society, p. 55—
58; H. Codere. Kwakiutl society: rank without class. AA, vol. 59, N 3, 1957,
p. 473.
67 Ph. Drucker. Sources of the Northwest Coast culture. New interpretations of
aboriginal American culture history. «75-th Annual volume of the
Anthropological Society of Washington», 1955, p. 505.
157

класса не в области экономической, а в области идеологической^
в классовом самосознании, в .наличии или отсутствии
«классовых различий в этикете и манерах»68. Несомненно, элементы
этого были и на северо-западном побережье, но не в этом
главная суть деления на классы. Как показывает история классовых,
формаций, сознание классового единства формируется позднее,
чем возникают сами классы. Суть деления общества на классы
лежит в сфере материальной. «Основной признак различия
между классами,— писал В. И. Ленин,— их место в общественном
производстве, а следовательно, их отношение к средствам
производства» 69. «Классы, это такие группы людей,— писал он в
другой работе, — из которых одна может себе присваивать труд
другой, благодаря различию их места в определенном укладе
общественного хозяйства» 70.
Эти ленинские определения могут быть положены и в
основу анализа тлинкитского общества. Рабовладельцы, правящая
верхушка в индейских общинах присваивали себе полностью
труд рабов и часть прибавочного продукта о'бщинников.
Родовые вожди и наследственные главы больших домохозяйств
образовывали правящую группу в тлинкитских Общинах. Однако^
поскольку домохозяйства были экономически не равны, 'влияние
их глав было различным. Глава самого богатого домохозяйства
признавался вождем («анкау») родового подразделения в
данном куане. Самый влиятельный вюждь («атлен анкау»)
признавался не только сородичами и членами своей фратрии, его
влияние выходило за пределы родовых связей и распространялось
на весь куан в целом. Его дом сооружался в центре селения,
перед ним устанавливался большой тотемный столб, покрытый
резьбой лучшим мастером другой фратрии. Родовой вождь-
считался олицетворением родового предка, он владел всеми
регалиями родового тотема, символы которого наносились на
его тело и обрядовый костюм. Имя вождя также указывало н-т
родового эпонима. Все эти знаки освящали права вождя на
родовые земли.
Вожди всячески стремились подчеркнуть свое отличие о г
простолюдинов. Их одежда богато украшалась. Только вожди'
носили накидки из куницы, только они имели браслеты и
ожерелья, говорится в легендах тлинкитов71. Они, их сыновья и
племянники занимались лишь почетными делами — войной,
торговлей, охотой. Однако в одной тлинкитской легенде сын вождя
изображается человеком столь высокого происхождения, что он
не умел даже охотиться72. О женах и дочерях вождей тлинкит-
ские предания говорят, что они работали значительно меньше,,
68 Н. Codere. Op. cit, p. 484.
69 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 7, стр. 44—45.
70 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 15.
71 /. Swanton. Tlingit myths and texts, p. 223, 251.
72 Ibid., p. 202.
158

чем простолюдинки. Все это свидетельствовало о наличии в
тлинкитском обществе тенденции к превращению
производительного труда в области рыболовства в удел, достойный бедняков
и рабов. Тлинкитские вожди в описаниях русских
исследователей предстают как своеобразные князьки, кичившиеся своей
знатностью и родовитостью. О главном ситкинском вожде, с
которым Лисянский общался, он писал, что тот «так сильно
гордился своим достоинством, что никуда не ходил даже за самым
нужным делом. Другие всегда должны были носить его»73.
«Некоторые тойоны,— по словам архимандрита Анатолия,—
имели паланкины и носильщиков»74. Он описывает этих
тойонов всегда окруженными толпой рабов и племянников. Лучшие
воины рода всегда находились в их распоряжении75.
Знатная верхушка в тлинкитском обществе не была, однако,
однО'родной. Существовала определенная иерархия рангов и
статусов. В основе этого деления лежало реальное неравенство'
в отношении богатств и прав на кормовые участки. Ранговая-
система в индейском обществе, будучи выражением
экономического неравенства, знаменовала собой ранний этап классооб-
разования. Обособление классов на этом этапе носит
эмбриональную форму сословного деления на статусы и ранги.
Потлач. Потлач как публичный пир, сопровождающийся
щедрыми раздачами накопленных индейским богачом
натуральных сокровищ, привлекал внимание всех исследователей
индейских племен северо-западного побережья. Описания этого
института и сложной обрядности, которой обставлялось его-
устройство, приводятся почти в каждой из посвященных этим
племенам работ76. Самые ранние сведения о тлинкитском пот-
лаче приведены в работе Ф. Литке. В ней описывается потлач'
(«игрушка»), устроенный в Ситке одним из тлинкитских вождей
незадолго до прибытия туда Литке. На празднество «съезжались
все окрестные роды, и один калга (невольник) был принесен в
жертву»77. Угощение, пляски и раздача подарков отмечаются
Ф. Литке как главные черты обряда. Он пишет о двух видах
«игрушек» у тлинкитов — домашних и общественных. Первые
устраиваются чаще и на них приглашают ближайших соседей,
на вторые же «сзываются знакомые и именитые особы из
отдаленных мест»78.
«Общественные игрушки,— писал Ф. Литке,— даются уже
не семействами, «о целыми коленами; на них приглашенные из
дальних мест живут более месяца... Приезжие гости одарива-
73 Ю. Ф. Лисянский. Указ. соч., стр. 205.
74 Арх. Анатолий. Указ. соч., стр. 29—30.
75 Там же.
76 См.: Ю. П. Аверкиева. Род и потлач у тлинкитов, хайда и цимшиян.
77 Ф. П. Литке. Указ. соч., стр. 72.
78 Там же, стр. 79.
159

ются везде, соразмерно достоинству каждого и в более или менее
о о 7Q
верной надежде получить со временем равный подарок» .
Ф. Литке отмечает также, что в поводах к устройству «игрушек»
недостатка не было: «Новые союзы, новые знакомства, мир и
война, всякое примечательное событие, поминки по покойным
родственникам и друзьям — все бывает поводом к этим, та.<
называемым игрушкам»80.
Первое наиболее полное описание тлинкитского потлача
было дано И. Вениаминовым. Он подробно описывает три
главных потлача тлинкитов, называя их, >как и Ф. Литке,
«игрушками»: укехаташих — поминки (кормление покойников); кхаташи,
устраиваемый в связи с постройкой нового дома, и гишташи-
ги — «игрушка» в честь детей. И. Вениаминов отмечает, что на
«игрушки» приглашались лишь члены другой фратрии «ахкани»
(свояки и шурины) и. Им раздаются подарки и они ревниво
следят за тем, чтобы все сокровища были раздарены. Таким
образом, И. Вениаминовым были подмечены все существенные черты
тлинкитского потлача и прежде всего его межфратриальный
характер. Члены своей фратрии и рода подарков не получали.
Они выступали в качестве «совладельцев» раздаваемых богатств.
В этих нормах потлача проявлялись, несомненно, его древние
истоки, уходящие в родовой коллективизм и межфратриальные
отношения обмена услугами и продуктами труда.
Обрядность, которой обставлялись потлачи, носила яркие
черты тотемного культа. И то, что раздаваемые на потлача к
предметы богатства назывались частями животного тотема рода
(мех, кожа, мясо) устроителя празднества и обязательно
давались гостям из другой фратрии, также свидетельствовало о
сохранении в потлаче черт древней тотемной идеологии и отношений
между двумя тотемными группами82. Прообраз этих отношений
мы видим в обряде интичиума австралийских аборигенов.
Однако значение этих архаических черт в тлинкитском
потлаче получило новое социальное осмысление. Это был уже не
древний обряд межфратриального обмена дарами. Раздача
имущества на потлачах роду жены и детей их устроителей
означала фактически передачу богатств детям. Таким образом,
через потлач косвенно устанавливалась патрилинейность
наследования. Заслуживает внимания в этой связи характеристика
архимандритом Анатолием потлача как «дележа наследства»83.
Потлач у индейцев северо-западного побережья, подобно
сходным интитутам у других индейских племен Северной Амери-
79 Ф. П. Литке. Указ. соч., стр. 79.
80 Там же.
81 И. Вениаминов. Указ. соч., стр. 99.
82 См. подробнее об этом: Ю. П. Аверкиева. Род и потлач у тлинкитов, хайда
и цимшиян, стр. 60—62.
83 Арх. Анатолий. Указ. соч., стр. 46.
160

ки («праздник мертвых» у алгонкинов и ирокезов, «пляски
раздачи» у степных .племен),— закономерное явление
определенного исторического этапа, возникающее всюду, где еще в рамках
первобытнообщинных отношений наряду с господством древних
норм родового строя возникают условия для индивидуального
обогащения и имущественного неравенства. Это институт
переходной эпохи от первобытного коммунизма родового общества
к обществу, основанному на частной собственности. Он
возникает в условиях, когда появляется возможность для
производства избыточного продукта и его частного накопления в форме
натуральных сокровищ, но сохраняется еще коллективная
собственность на угодья как основное средство производства.
Поскольку частные богатства добывались на основе использования
естественных ресурсов, номинально считающихся еще
коллективной собственностью, эти богатства несли на себе в какой-то
мере печать коллективной собственности, и поэтому ожидалось
их перераспределение.
В этнографической литературе Запада выдвигались и
выдвигаются разные трактовки индейского потлача. Большое
влияние на историю изучения тлинкитского потлача оказала
трактовка его Дж. Суантоном как религиозного института,
связанного с культом мертвых. В этом Суантон видел особенность
тлинкитского потлача84. Эта трактовка была воспринята затем
и развивалась французскими социологами М. Моссом и
Дж. Дави85 и немецким ученым А. Адамом86. Однако
фактические данные, содержащиеся в русских источниках и
исследованиях современных специалистов по этнографии тлинкитов
Ф. де Лагуны, К- Макклеллан, В. Гарфильд, Дж. Роджерса,
говорят о необоснованности такого понимания потлача. М. Мосс,
Дж. Дави и Л. Адам поводы к устройству потлача трактуют
как сущность самого института.
В современных исследованиях тлинкитский потлач
рассматривается как явление того же порядка, что и потлач у других
Племен побережья. Правда, в общетеоретических работах чаще
всего потлач квакиютлей фигурирует в качестве эталона этого
института у всех племен побережья.
Широко распространенной была также трактовка потлача
Ф. Боасом как своего рода кредитной системы индейцев, как
способа вложения капитала в рост87. Это была необоснованная
попытка перенесения в индейское общество норм капиталиста-
84 /. Swanton. Social conditions, beliefs..., p. 435.
85 M. Mauss. Essai sur le don, forme et raison de I'echange dans les societes
archaiques. «L'Anne sociologique», n. s., t. 1, 1923—1924. Paris, 1925; G. Davy.
La Foi Juree. «Traveaux de l'Anne sociologique». Paris, 1922, p. 182.
86 L. Adam. Potlatch, eine Ethnologisch-Rechtswissenschaftliche Betrachtung.
«Festschrift Eduard Seler». Stuttgart, 1922, S. 27—45.
87 F. Boas. Social organization and secret societies of the Kwakiutl Indians.
Washington, 1897, p. 341.
11 Ю. П Аверкиева
161

ческого общества. Позднее эта концепция подверглась
критике 88.
В 1930-х годах Р. Бенедикт выдвинула психологическую
трактовку индейских потлачей, видя в них проявление
врожденного стремления индейцев к превосходству, проявление их
«необузданной мегаломании»89. Эта интерпретация также
вызвала серьезную критику90. Но некоторые из современных
ученых США, отказываясь ют психологических крайностей
Р. Бенедикт, в то же время видят главную пружину в
индейской «игре с богатством» в присущем якобы индейцам
стремлении к престижу.
По существу это центральная идея в объяснениях потлача
и всей социально-экономической системы индейского общества
в этом районе, развиваемая за последнее время как в
конкретных исследованиях (В. Соттлс, А. Вайда, С. Пиддок, Д. Вайч-
берг) 91, так и в общих теоретических работах (М. Харрис>
Э. Сервис92) американских ученых.
Отправным пунктом формулируемой этими авторами
концепции является положение, что различия и сезонные колебания в
продуктивности естественных ресурсов в местах обитания
различных индейских общин вызывают обмен между ними, в
котором общины, богатые естественными ресурсами и производящие
излишек продуктов, обменивают его общинам, испытывающим
недостаток в пище и даже голодовки, на предметы, из которых
складывались индейские богатства. Накопленные в результате
обмена богатства затем раздавались на потлачах и поднимали
якобы престиж их собственника. Движущей пружиной обмена,
накопления богатств и их раздачи на потлачах, по мнению
сторонников этой концепции, была страсть к престижу, к
продвижению вверх в иерархии рангов. Конечной же целью
действия этой системы в целом было-де способствование адап-
88 Ю. П. Аверкиева. К вопросу о потлаче у индейцев северо-западной Америк'*-
«Краткие сообщения Института этнографии», № 1, 1946, стр. 27. Ph. Drucker.
Rank, wealth and kinship in Northwest Coast society. AA, vol. 41, N 1, 1939.
89 R. Benedict. Patterns of culture. London, 1935, p.
90 См.: Ю. П. Аверкиева. Разложение родовой общины..., стр. 133—134;
/. Averkieva. The Tlingit Indians. «North American Indians in historical
perspective». New York, 1971, p. 332, 339; R. Olson. The social organization of the
Haisla of British Columbia. «University of California Anthropological
Records», 1940, vol. 2, p. 183; E. Coder. The amiable side of Kwakiutl life. AA,
vol. 58, N 2, 1956.
91 B. Suttles. Affinal ties, subsistence, and prestige among the Coast Salish. AA,
vol. 62, N 4, 1960; он же. Coping with abundance. «Man the hunter», p. 56—
68; A. Vayda. A re-examination of Northwest Coast economic system.
«Transactions of the New York Academy of Sciences», Series II, vol. 23, 1961;
p. 618—624; 5. Piddocke. The potlatch system of the Southern Kwakiutl: a new
perspective. SWJA, vol. 21, 1965; D. Weinburg. Models of southern. Kwakiutl
social arganization. «General systems», N 10, p. 169—181.
92 M. Harris. The rise of anthropological theory. New York, 1968; E. Service,
Profiles in ethnography. New York, 1963.
162

тации общин к различиям и колебаниям в запасах природных
ресурсов, а потлач понимался как средство нивелирования
различий в распределении пищи и богатств.
Страсть к престижу, приписываемая сторонниками этой
концепции индейцам, по сути мало отличается от
«мегаломании», «найденной» у них Р. Бенедикт.
Правда, М. Харрис, выступая от имени этой группы ученых,
пытается отмежеваться от взглядов Р. Бенедикт: «Если в основе
престижа у Бенедикт,— пишет он,— лежало необъяснимое и
непреодолимое влечение .к самовосхвалению, то мы теперь
считаем, что престижная система в целом была, по-видимому,
в определенном и контролируемом сочленении с аборигенными
технико-средовыми и технико-экономическими условиями
жизненно важной для существования индивидов и коллективов.
Иными словами, теперь мы рассматриваем эту систему
(престижную.— Ю. Л.) как поддающуюся научному объяснению,
тогда как раньше были лишь непонятные устремления мегало-
маниаков»93. Однако признание связи («сочленения») между
явлениями не означает еще объяснение их сущности и причин
их возникновения, а никак не объясненная страсть к престижу
остается основой основ.
Фактическая необоснованность этой концепции убедительна
была показана в работе Ф. Дрюккера и Р. Хейзера, виднейших
специалистов по этнографии северо-западного побережья.
«Представление о потлаче как о своего рода программе
борьбы с голодом,— пишут они,— не соответствует
экологическим фактам»94. Концепция потлача как средства
уравнительного распределения игнорирует наличие социальной
дифференциации в индейском обществе. Общеизвестен факт, что сущность
индейского потлача — распределение богатств среди богатых.
Утверждениям, что страсть к престижу — движущая сила
всей социально-экономической системы индейского общества,
Дрюккер и Хейзер справедливо противопоставляют бесспорные
данные о том, что статусы в индейском доколониальном
обществе были наследственны, они не приобретались через потлачи,
а лишь публично подтверждались на них95. Практика
добиваться традиционных статусов в ранговой системе индейских
племен через потлачи появилась уже после колонизации в связи с
вовлечением индейцев в европейскую меховую торговлю и
расширением круга богачей.
До начала меховой торговли только родовые вожди и
главы домовых общин в качестве рабовладельцев и распорядителей
общей собственностью на землю могли накапливать богатства.
93 М. Harris. Op. cit., p. 313.
94 Ph. Drucker and R. Heizer. To make my name good: a reexamination of the
southern Kwakiutl potlatch. Berkey, 1967, p. 149.
95 Ibid., p. 134.
163
11*

Развитие же меховой торговли стимулировало развитие пушного
промысла и открыло путь к обогащению и удачливым
охотникам. За добытые меха они могли покупать рабов и приобретать
традиционные ценности, служившие знаками богатства, могли
накапливать эти богатства, несмотря на обязанность делиться
с вождем своими доходами. Богатые, но не знатные индейцы
стремились путем потлачей добиться прав на использование
родовых угодий наряду с вождями. Незнатному богачу
необходимо было устроить потлач в связи с сооружением нового дома
и установить тем самым титул главы домохозяйства. А затем для
закрепления благоприобретенного титула за детьми отцы
устраивали богатые потлачи в честь своих детей. Появилась группа
вновь обогатившихся людей, которая стала угрозой влиянию
наследственных родовых вождей. Чтобы сохранить свои права
и поддержать свой престиж, последним приходилось все чаще
выступать с хвастливыми речами о своем знатном
происхождении, о величии своих имен-титулов, о своих тотемах и гербах.
Но эти речи должны были быть подкреплены щедрыми
раздачами богатств на потлачах. И богатства в этой борьбе играли
главную роль, обострение борьбы вызывало необходимость все
более щедрых раздач растущих богатств. В этом суть потлачей
-соперничества и связанных с ними, казалось бы,
непроизводительных затрат. Но в основе этой борьбы и соперничества
между вождями лежали чисто материальные мотивы. В
конечном счете все было направлено на установление прав на угодья,
и тем самым прав на производство богатств путем
использования общинных земель.
Убедительно об этом говорят выводы специального
исследования форм собственности на землю у тлинкитов В. Гольд-
шмидта и Т. Хааса. Конечной целью накопления сокровищ и
раздачи их на потлачах, по их мнению, было «установление права
главы рода на земли, на которые притязал данный род...
О факте владения публично объявлялось на драматических
потлачах, на которых новый 'владелец устанавливал свой титул
на землю в силу ли наследственных или каких других
прав»96.
Мы видим в потлаче конкретный пример проявления
отмеченной К. Марксом общей закономерности в становлении
частной собственности. Говоря о зарождении частной собственности,
К. Маркс писал: «Вначале она все еще сохраняет большей
частью форму общности (Gemeinwesen), но в дальнейшем
развитии все более приближается к современной форме частной
собственности»97.
Раздача частных богатств на потлачах носила лишь
видимость их коллективного распределения якобы с целью устране-
96 Цит. по: G. Rogers. Alaska in transition. Baltimore, 1960.
97 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 66.
164
J

/ -*\ V
л
Тлинкитка. Втулка в нижней губе — признак знатного происхождения
ния неравенства. Однако в действительности потлачи укрепляли
неравенство путем публичного признания определенных
экономических притязаний человека, смогшего нажить большое
богатство и щедро его раздать. Щедрость, отказ от частных
богатств были необходимым условием для публичного признания
человека богатым и влиятельным и закрепления за ним прав
на общинные угодья как главное средство производства. В этом
институте нормы коллективного распределения,
господствовавшие в родовом обществе, уже не совместимые с
развивавшимися новыми отношениями собственности, изменяют свою
сущность и приспосабливаются к интересам господствующей
верхушки.
Диалектическая сущность потлача и аналогичных ему
институтов у других народов заключается в том, что они
одновременно и тормозили процесс социальной дифференциации и
узаконивали социальное неравенство.
Как институты переходной эпохи они подтверждают
глубокий смысл высказанных Ф. Энгельсом положений о
закономерностях становления каждого нового способа производства.
«Каждый новый способ производства или новая форма
обмена,— писал Ф. Энгельс,— тормозится вначале не только старыми
165

формами производства и обмена и соответствующими им
политическими учреждениями, но и старым способом
распределения. Новому способу производства и новой форме обмена
приходится путем долгой борьбы завоевывать себе соответствующее
распределение» 98.
Но, игнорируя материальную сторону потлачей и
основываясь на внешних чертах его поздних форм, нашедших свое
крайнее проявление у квакиютлей, ряд ученых США стали
трактовать потлачи как бесплодную «игру в богатства» и
определять раздаваемые на потлачах богатства как «богатства
престижные», не имеющие якобы специфически экономического
значения. Единственное назначение этого богатства видели в
обращении его через потлачи в престиж. Неэкономический смыст
индейского богатства видели в том, что оно якобы не
использовалось для расширения производства, как это имело место в
капиталистическом обществе. Таким образом, значение
натуральных сокровищ в индейском обществе XVII—XVIII вв.
оценивалось в нормах капиталистических производственных
отношений.
Впервые концепция «престижной экономики» была
сформулирована этнографом США Корой Дюбуа в 1936 г. В своем
исследовании индейцев толова северной Калифорнии она
пришла к выводу, что их экономическую жизнь образуют якобы две
области: производящая и престижная". В первой свободно
циркулировали непосредственные средства существования, во
второй же господствовало стяжательство, стремление к
накоплению ценностей, единственной целью которого было поднять
престиж путем раздачи этих ценностей на потлаче. Эти выводы
Коры Дюбуа дали толчок современным теориям классообразо-
вания не только в обществах индейцев Северной Америки, но
и у ряда народов других континентов, стоявших на сходных
этапах социально-экономического развития. Например,
современные теоретики в этнографии США М. Харрис и Э. Сервис
используют концепцию «престижной экономики» в своих
обобщающих работах для обоснования теорий, направленных
против марксистского понимания сущности классов и
государства 10°.
Неэкономические основы социальной дифференциации они
находят в обществах, стоящих на этапе военной демократии.
Характеризуя эти общества как общества, управляемые
вождями, и справедливо относя к ним индейские племена
северо-западного побережья, Сервис пишет: «Многие, хорошо развитые
98 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 152.
99 С. A. Dubois. The wealth concept as an integrative factor in Tolowa — Tutonv
culture. «Essays in anthropology presented to A. L. Kroeber». Berkeley, 1936.
100 E. Service. Primitive social organization: an evolutionary perspective. New
York, 1962, p. 159; M. Harris. The rise of anthropological theory, p. 313.
166

управления вождей, по-видимому, имели умозрительное
.{разряда наша.— Ю. А.) деление на классы. В них, несомненно,
принимались меры к тому, чтобы создать или подчеркнуть
искусственные различия, различия, не основывающиеся на
реальной экономической дифференциации, в отличие от того, как
это было в феодальном обществе»101. Сервис ищет, как видим,
причины классообразования в идеологической сфере. Он следует
в этом, несомненно, многим буржуазным социологам — авторам
различных теорий социальной стратификации, (рассматривающим
социальное расслоение 'как явление, не связанное с
экономическим неравенством и эксплуатацией. Э. (Сервис пытается
обосновать эти теории конкретными данными, опираясь на работы
сторонников трактовки индейского общества на северо-западном
побережье как классического примера «престижной экономики».
Однако, как показывают конкретные материалы об
общественной жизни аборигенного населения северо-запада Северной
Америки, сторонники концепции «престижной экономики» строят
свои теории на игнорировании, а порой и искажении 102
жизненной 'практики индейцев.
Во-первых, так называемые «престижные богатства», как
уже отмечалось, имели совершенно явные экономические
функции. Они играли роль денежных единиц, на которые, как
показывают сами авторы этих концепций, покупалось все.
Во-вторых, часть своих богатств индейцы использовали на расширение
производства, стимулировавшееся 'развитием обмена. Не
случайно, наиболее ценным богатством считались рабы, а об
эксплуатации рабского труда говорилось выше. Кроме того, богатые
индейцы приобретали лучшего качества средства производства:
лодки, орудия лова и охоты. Правда, об этом использовании
индейских богатств не возвещали на потлачах, где
демонстрировались лишь сокровища, предназначенные к раздаче.
В-третьих, как убедительно свидетельствуют конкретные данные,
за стремлением к престижу стояли сугубо материальные
интересы. В основе деления индейского общества на ранги и статусы
лежало неравенство в доступе к основному средству
производства— земле, в правах на пользование кормовыми участками.
Притязания индейца на тот или иной ранг и статус означали
притязания на право пользования или 'владения определенными
кормовыми участками. Почетное имя давало в то же время и
право на определенные угодья.
С обоснованной большим фактическим материалом критикой
101 Ibidem.
302 Например, Р. Гоулд в своем историко-этнографическом исследовании
индейцев толова показал фактическую необоснованность, абсолютную
ошибочность деления Корой Дюбуа их экономики на две области (см.: R. A. Gould.
The wealth quest among the Tolowa Indians of the Northwestern California,
«Proceedings of the American Philosophical Society», vol. 110, N 1, 1966,
p. 67—89).
167

теорий .о неэкономических основах социальной дифференциации
в индейских обществах северо-западного побережья выступил
недавно 'молодой ученый США Е. Е. Райль103.
Развитие в индейском обществе этой части Северной
Америки к концу XVIII в. сравнительно высокой производительности
труда, торговли, наследственного 'рабства и социального
неравенства, утверждавшегося через потлачи, убедительно
говорило о том, что их эгалитарная .родовая организация давно
перестала функционировать. Род как первичная единица
социальной структуры был уже в прошлом, хотя сохранились такие
нормы родовой организации, как представление об общности
собственности на угодья, родовая и фратриальная экзогамия,
матрилинейность счета происхождения и наследования.
Стойкость некоторых норм древнего социального устройства в
обществах переходного типа Ф. Энгельс, как известно, объяснял тем,
что «новые социальные элементы... в течение поколений
стараются приспособить старый общественный строй к новым
условиям, пока, наконец, несовместимость того и другого не
приводит к полному перевороту»104. Это положение Ф. Энгельса
находит подтверждение и в тлинкитоком обществе.
Несовместимость старых норм и нарождающихся новых в
тлинкитском обществе наиболее ярко проявлялась в потлачах
и в вопросах наследования: права традиционного наследника —
племянника — вступали в противоречие со стремлением богача
передать свое наследство сыновьям. Другое противоречие
возникало в связи со стойкостью матри- и авункулокальности с
входящей в практику патршшкальностью. Известны случаи и
формы преодоления этих противоречий богатыми тлинкитами путем
обращения опять же 1к древней практике адаптации в род.
Сыну и даже жене тлинкит давал имя своего рода и узаконял
их прием в род на потлачах.
Состояние общественных отношений у индейцев этого района
в XVIII—XIX вв. дает очень наглядное представление о
последнем этапе первобытнообщинной формации, когда в рамках еще
родовой организации появляется рабство, частная
собственность, имущественное неравенство и эксплуатация, иными
словами, закладываются основы следующих классовых формаций
в истории общества.
Своеобразие исторического пути этих племен заключалось
в том, что развивались они на основе рыболовства и охоты, т. е.
на основе присваивающего хозяйства, тогда как у большинства
103 Е. Е. Ruyle. Slavery, surplus, and stratification on the Northwest Coast:
The Ethnoenergetic of an incipient stratification system. CA, vol. 5, 1973.
104 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 26.
168

племен и народов (мира этап классообразования в истории
общества достигался, как известно, «а основе развития земледелия
или скотоводства, иными словами, на основе производящего
хозяйства. В этой связи представляется глубоко обоснованным
отнесение С. П. Толстовым хозяйства рыболовов к одной с
земледелием ступени развития человеческого общества 105.
Современные этнографические исследования народов
Америки, Азии, Африки убедительно показали, что рыболовство
как основа существования может быть основой довольно
развитого общественного порядка.
Индейцы северо-западного побережья дают наиболее яркий
и этнографически самый изученный пример общества, достигшего
на основе рыболовства стадии зарождения классового общества.
Их социально-экономическая история убедительно говорит
о необоснованности теорий, противопоставляющих народы с
производящим хозяйством народам с так называемым
«присваивающим хозяйством, у которых якобы нет производства» 106у
а следовательно, и производственных отношений. Если даже
рыболовы не возделывают землю и не сеют, то не меньше труда
они затрачивают на производство средств рыболовства,
изготовляя сложные и трудоемкие запруды, лодки и разного рода
снасти, приспособленные для лова всевозможной рыбы. Они не
просто «присваивают», а добывают, ведут промысел рыбы и
морского зверя. Еще отчетливее их труд как производящий
выступает в области переработки добытого сырья. Эта область
хозяйственной деятельности рыболовов-охотников — настоящая
перерабатывающая промышленность, оснащенная специальными
орудиями разделки рыбы или дичи, коптильнями и сушилками,
упаковочным материалом.
В конце XVIII в. основной социальной единицей в индейском
обществе была домашняя община, домохозяйство, в пределах
которого уже шел процесс экономического обособления и
укрепления патриархальной семьи, сопровождавшийся постепенным
отстранением женщин от родовой собственности и общественной
жизни. Родовые вожди из слуг общества превращались в
господ, эксплуатирующих не только ра:бов, но и сородичей,
использующих при этом в качестве средств неэкономического
принуждения различные формы родовой взаимопомощи. Родовые
советы становились советами родовой знати.
Все особенности социальной жизни племен северо-западного
побережья несомненно характеризуют их общество на этапе
военной демократии, органы управления которой носят еще
черты родо-племенной организации. Рабам противостоит сама эта
организация рабовладельцев, и эксплуатация и бесправие
рабов как бы оправдываются и узаконяются тем, что они чуже-
105 С. П. Толстое. К вопросу о периодизации истории первобытного общества.
СЭ, 1946, № 1, стр. 28.
106 См.: «Проблемы истории докапиталистических формаций». М., 1968.
169

племенники. Но эксплуатация и закабаление сородичей и
соплеменников вызывали внутренние противоречия, для разрешения
которых и установления власти эксплуатирующей родо-племен-
ной верхушки над соплеменниками потребовались другие
органы отделенной от народа "Публичной власти. Ими стали
соответственно трансформированные в тайные общества древние
мужские союзы. Они превратились в освященные традициями
культа тотемов и духов-помощников организации богатой элиты,
которая использовала их для терроризирования и устрашения
бедняков и рабов. Эта трансформация мужских союзов в
органы (Господства родо-племенной верхушки характерна не
только для племен этого района. Мужские союзы также
трансформируются в органы 'Господства родо-племенной знати и з
Меланезии, и в Африке.
Развитие частной собственности и социального неравенства
нашли свое яркое отражение и в идеологии индейцев, в их
устном творчестве, искусстве, обрядовой жизни.
Вопреки стремлениям этнографов США «исторической»
школы приписать племенам побережья различные пути
развития у них первобытнообщинных отношений ими же собранные
материалы убеждают нас в том, что развитие всех племен было
подчинено единой закономерности становления раннеклассовых
отношений и становления военной демократии в условиях
распада норм первобытнообщинного строя.
Материалы об общественной жизни племен северо-западного
побережья Северной Америки дают новую неопровержимую
•аргументацию марксистско-ленинского учения о классах, об их
исторической обусловленности и преходящем характере.
На первом этапе капиталистической колонизации
северозападного побережья (конец XVIII — начало XIX в.) в
индейском обществе наблюдалось ускорение процессов распада
первобытной общины и становления раннеклассовых отношений
по наметившимся еще до колонизации путям.
Однако самобытному общественному развитию индейцев
был положен конец на втором этапе капиталистической
колонизации края. С середины XIX в. (у селишей с первых
десятилетий XIX в.) колониальная эксплуатация индейцев меховыми
компаниями начала уступать место эксплуатации их как
рабочих на капиталистических предприятиях начавшей развиваться
здесь рыбной, лесной и горной промышленности.
Захват индейских земель белыми предпринимателями лишил
индейцев основных средств производства и низвел их в
основной массе на положение колониального люмпен-пролетариата.
Развитие капиталистического способа производства на землях
индейцев северо-западного побережья сопровождалось теми же
жестокостями, которые характеризовали «осваивание»
капитализмом других частей Америки. Оно привело к гибели
развивавшейся здесь самобытной культуры.

Глава 4
ИРОКЕЗЫ
Этногенез. В XV в., когда европейцы начали колонизовать
северо-американский материк, большая часть ирокезоязычных
племен жила к югу от озер Гурон, Онтарио и Эри, в окружении
алгонкинских племен.
Центром этой области была р. Ниагара, к западу от которой
между озерами Эри и Онтарио жили так называемые
нейтральные, представлявшие собой союз нескольких ирокезоязычных
племен. «Нейтральными» называли их французы потому, что они
сохраняли нейтралитет в войнах между собственно ирокезами и
гуронами. .К северу от нейтральных, между оз. Гурон и
северозападными берегами оз. Онтарио, жили петуны («табачные») и
гуроны. Область к юго-востоку от оз. Эри была занята
племенем эри. По р. Св. Лаврентия, на территории современных
городов Квебек и Монреаль, обитала самая 'северная группа
ирокезоязычных племен, так называемые лаврентийские ирокезы.
Наконец, центральную часть будущего штата Нью-Йорк, к югу от
оз. Онтарио и к востоку от оз. Эри занимали пять племен
собственно ирокезов: сенека, кайюга, онондага, онейда и могауки
(см. карту на стр. 173).
Общее название «ирокезы» было дано французами с начала
XVI в. именно этим пяти объединенным в конференцию
племенам *. Основой его стало алгонкинское слово «ироку»,
значившее «настоящие гадюки»; им обозначали эти племена алгонки-
ны р. Св. Лаврентия, страдавшие от постоянных набегов
ирокезских отрядов. С прибавлением французского суффикса —
ois название Jroquois закрепилось за племенами конфедерации
в ранних письменных источниках и документах колониальной
1 См.: «The Jesuit relations and allied documents», vol. 28. Cleveland, 1897,
p. 275.
171

эпохи, а затем и <в научной литературе. Сами ирокезы кроме
племенных обозначений называли себя в XVII в. ходеносони—■
«Людьми длинного дома».
Значительно южнее основной ирокезской территории жили
ирокезоязычные сусквеханноки, туск'арора и чироки.
Долгое время в американской этнографии ирокезы считались
сравнительно недавно (в предколонизационный период)
вторгшейся на северо-восток Северной Америки этнической группой.
Устанавливавшиеся у ирокезов раннеколониального периода
основные черты их культуры — земледельческое хозяйство,
общинные длинные дома, оседлые укрепленные деревни и мате-
ринскородовое устройство — сторонники этой гипотезы считали
специфически ирокезскими. Они якобы 'были привнесены
ирокезами на северо-восток, заселенный алгонкиноязычными
безродовыми охотничьими группами откуда-то с юга или
юго-запада материка. Считалось, что эти якобы специфические для
культуры ирокезов черты сложились под влиянием на них высоких
индейских цивилизаций Центральной и Южной Америки.
Л. Г. Морган, например, считал, что ирокезы, являясь ветвью
дакотов, пришли из-за Миссисипи и направились сначала в
долину р. Св. Лаврентия, но враждебность окружающих алгонки-
яоязычных племен вынудила ирокезов мигрировать в
центральную часть современного штата Нью-Йорка, куда они
переправились на лодках вдоль восточного берега оз. Онтарио. По
мнению Моргана, древних ирокезов было немного и делились они
тогда на три племени: могауки, онондага и сенека, а онейда и.
кайюга были позднейшими ответвлениями могауков и сенека.
Гипотезы о переселении ирокезов с р. Св. Лаврентия
придерживались в свое время Н. Перро (1680 г.), iK. Колден (1872 г.),
Бошам (1894 г.) 2. Издатель книги Моргана «Лига ирокезов»
(1901 г.) Г. М. Ллойд высказал гипотезу об исходе ирокезов с
р. Колумбии около десяти веков назад. По пути своего
переселения на восток они якобы заимствовали у хоупвеллцев
Иллинойса земледелие. В верховьях Огайо от них откололись чироки,
а основная масса ирокезов двинулась на северо-восток. В защиту
миграционной гипотезы выступил в 1916 г. этнограф
'ирокезского происхождения А. Паркер, выводивший ирокезов из устья
р: Огайо. По его мнению, ирокезы появились на территории
современного штата Нью-Йорк не ранее XVIII в. н.э.3 Сторонником
миграционной теории был до недавнего времени крупнейший
из современных ирокезоведов США У. Фентон, видевший
обоснование ее в языковой и культурной обособленности ирокезов
среди окружавших их алгонкиноязычных и сиуязычных племен.
2 См. обзор теорий: F. Speck. The Iroquois, a study of cultural evolution.
«Grandbook Institute of Science Bulletin», N 29. Bloomfield Hills, Michigan,
1945.
3 A. C. Parker. The archaeological history of New York. «New York, State Museum
Bulletin», N 235, 1922, p. 238.
172

Карта расселения ирокезов
Эту обособленность он видел прежде всего в матрилинейности
и родовом устройстве ирокезов, которые, придя на северо-восток
Северной Америки, якобы «отделили» слабо организованные
латрилинейные орды алгонкинских охотников Севера от
полуоседлых охотников, рыболовов и земледельцев- а л гоикинав Новой
Англии и среднеатлантических штатов. К югу от них оказались
якобы безродовые сиуязычные племена 4.
Популярность миграционной теории в науке отражала,
несомненно, состояние ирокезоведения, которое еще в 1940-х годах
основывалось в своих выводах главным образом на
этнографических материалах ори слабой изученности письменных
источников раннеколониальной эпохи и при почти полном отсутствии
археологических исследований в районах расселения ирокезов.
Однако уже детальное этнографическое изучение алгонки-
ноязычных соседей ирокезов, проделанное Р. Фляннери,
опровергало постулат обособленности ирокезов. Исследовательница
установила общность целого 'ряда важнейших черт не только
в материальной культуре ирокезов и их соседей алгонкинов,
но и в их социальных институтах5. Историко-этнографические
4 W. N. Fenton. Problems arising from the historic Northeastern position of the
Iroquois. «Essays in historical anthropology of North America». Smithsonian
Miscellaneous Collections, vol. 100. Washington, 1940, p. 165.
s R. Flannery. An analysis of coastol Algonkian culture. «The Catholic
University of America Anthropological», Series N 7. Washington, 1939.
173

исследования Э. Ликок, Б. Гоффмана и др., посвященные
лабрадорским алгонкинам, убедительно показали существование у
них в прошлом матр'илокальности и оседлого образа жизни
рыболовов, нарушенного меховой торговлей6.
Но наиболее убедительное опровержение миграционной
теории дали археологические материалы. Археологические
исследования 60-х годов XX в. на территории древнего расселения
ирокезов (В пределах штата Нью-Йорк (США) и южного Онтарио
(Канада) позволили проследить историю их индейского
населения на протяжении 5 тыс. лет и совершенно по-новому поставить
вопрос об этногенезе ирокезов. В свете новых данных ирокезы
предстают как потомки более древних обитателей
северо-востока Северной Америки. Впервые гипотеза развития ирокезов in
situ была высказана канадским археологом Р. Мак-Нишем в
1952 г.7 С обоснованием ее данными археологических
исследований указанного района в 50—60-х годах выступил археолог
США У. Ритчи. В их работах прослеживается преемственность
культуры ирокезов и предшествующих хоупвеллских культур
через культуру оваско, характеризуемую учеными какпротоиро-
кезск'ая. Глубокий анализ исторического развития этой
культуры дает У. Ритчи в своем последнем обобщающем труде8.
Археологическая культура оваско (датируемая X—XIII вв. н.э.)
была первой земледельческой культурой на северо-востоке
Северной Америки. С ней связано появление и развитие в этом
районе возделывания маиса, бобов, тыкв. Устанавливая три
фазы развития здесь земледельческой культуры, У. Ритчи
прослеживает постепенное изменение соотношения в значении
присваивающих видов хозяйства (охоты, рыболовства и
собирательства) и земледелия в экономике людей оваско. Если в
раннем оваско ведущее значение имеют еще первые, то в
среднем и особенно в позднем оваско ведущее значение
приобретает земледелие, хотя сохранялись также охота, рыболовство и
собирательство как' дополнительные занятия.
Изучая гончарство овасковцев, У. Ритчи установил
преобладание у них глиняных сосудов"огромных размеров,вместимостью
от 9 до 50 л. «Суповые сосуды таких размеров,— пишет он,—
говорят о многочисленном и оседлом населении»9. Они
являются также бесспорными свидетельствами коллективизма
общинной жизни.
Археологические исследования связывают развитие
земледелия, появление больших длинных домов, укрепленных селе-
6 Е. Leacock. Matrilocality in a simple hunting economy. SWJA, vol. 11, N L
Albuquerque, 1955; B. Hoffman. Cabot to Cartier: sources for historical
ethnography of Northeastern North America 1497—1555. Toronto, 1961.
7 R. S. Mac Neish. Iroquois pottery types (a technique for the Study of Iro-
queis prehistory). NMC, Bull. N 124, Ottawa, 1952.
8 W. A. Ritchie. The archaeology of New York State. New York, 1965.
9 Ibid., p. 290.
174

ний и ям для хранения продуктовых запасов, характерных и для
ирокезов XV—XIV вв., с культурой оваско. «Теперь уже
бесспорно доказано,— пишет У. Ритчи,— наличие около 1100 г. н. э. на
территории штата Нью-Йорк и канадской провинции Онтарио
основных элементов ирокезского маисового хозяйства, типов их
поселений в фазах оваско и пиккеринг» 10. Преемственность
культур поележивается также в орудиях труда и в керамике.
«Культура оваско,— заключает У. Ритчи,— имела все основные
черты сменившей ее на той же территории ирокезской культуры.
Последняя в основном произошла из первой» и.
На последнем этапе культуры оваско, по мнению У. Ритчи,,
происходит племенная дифференциация овасковцев12. На
основе локальных ее вариантов сложились, по его мнению, три
локально-племенные культуры ирокезов: могауков-онейда, сене-
ка-кайюга и онондага. Кайюга и онейда позднее выделились в
самостоятельные племена. Из традиций же культуры пиккеринг
Южного Онтарио, современной оваско штата Нью-Йорка,
сложились племенные культуры нейтральных — эри и гуронов — пе-
тун. Собственно ирокезская история, по мнению Ритчи,
начинается с XIII в., а расцвет аборигенной ирокезской культуры он
относит к периоду 1450—1600 гг.
Характерными чертами периода расцвета собственно
ирокезской культуры было развитие земледелия, рост численности
населения, о чем говорит увеличение числа и размеров
поселений, большие общинные дома и укрепленные селения.
В форме ка'менных орудий и в керамике продолжают
развиваться традиции предшествующих периодов. Техникой налепа
изготовлялись сходные с овасковскими остродонные и круглодон-
ные сосуды больших размеров и плоские блюда для выпекания
кукурузных лепешек. Сохранялся тот же штриховый орнамент
верхней части сосудов, но выполнение его отличалось меньшей
тщательностью. С появлением европейской посуды с середины
XVI в.13 изготовление глиняной посуды быстро было оставлено,
но продолжало развиваться производство курительных
глиняных трубок. В совершенстве отделки форм трубок и наносимого'
на них орнамента в этот период исследователи видят расцвет
ирокезского искусства. Наряду с развитием геометрического
орнамента большого мастерства ирокезские гончары, особенно
из племени онондага, достигают в глиняной скульптуре. Они
украшали свои изделия искусно выполненными фигурами людей,,
животных и птиц.
10 Ibid., p. 300—301.
11 Ibid., p. 296.
12 Ibid., p. 299—300.
13 Археологи относят появление европейских товаров у сенека к 1550—1575 гг~
(см.: Ch. F. Wray and H. Z. Schoff. A preliminary report on the Seneca
Sequence in Western New York State, 1550—1687. «Pensylvania Archeologist»„
vol. 23, 1953).
175

У. Ритчи устанавливает, что укрепленные селения овасков-
цев существовали уже в среднем периоде. В раннем оваско
селения не укреплялись. Как показывают археологические
исследования, фортификационная техника особенно развилась в
позднем оваско. Селения, относящиеся к этому периоду,
укреплялись не только двумя-тремя рядами палисадов, но и рвами.
Высшего расцвета ооа достигла на последнем этапе предко-
лониальной истории ирокезов. В ирокезских селениях XIV в.
обнаружены следы двух и трех рядов окружавших их
палисадов. Врытые в землю столбы плотно переплетались прутьями,
получались двойные и тройные плотные стены, достигавшие
15 футов высоты и стоявшие на расстоянии 4—6 футов одна от
другой.
Остатки фортификационных сооружений, а также находки
костяков 1С застрявшими в них наконечниками стрел говорили о
межплеменных войнах на территории расселения предков
ирокезов начиная с XII в. н. э. Укрепления ирокезских селений
свидетельствовали также о постоянной опасности набегов
соседних племен, которая и послужила причиной их объединения
б военный оборонительный союз. Характерно, что <в период
могущества Лиги ирокезов их селения не укреплялись. Большой
интерес в этом отношении представляет сообщение голландского
путешественника Ван ден Богаэрта, побывавшего на
территории могауков и онейда в 1634—1635 гг. Большинство виденных
им могаукских селений он описывает расположенными на
высоких холмах и укрепленными, но уже в то время палисадами
были окружены не все селения, на что путешественник обратил
свое внимание. Об одном селении, состоявшем из 55 домов,
он пишет, что раньше его окружали три ряда палисадов, от них
в его время остались лишь шесть-семь торчащих столбов «таких
толстых, что удивляешься, как дикари могли их
установить» 14.
К последнему периоду аборигенной истории ирокезов
относится и исчезновение лаврентийцев, самой северной ирокезо-
язычной группы индейцев-земледельцев, обитавшей еще в начале
XVI в. на р. Св. Лаврентия. Первые сведения о них сообщил
Ж.Картье, встретивший в 1534 г. группу индейцев, приехавших
в 40 лодках на полуостров Гаспе для ловли макрели. Он отметил
отличие языка этой группы от языка ранее встреченных им
индейцев (микмаков). Лодки их предположительно были из коры,
сети из дикой конопли, росшей около их отдаленных от Гаспе
селений. Они имели с собой кукурузный хлеб и бобы и
сообщили, что кукурузу и бобы они выращивают около своих
постоянных мест поселения15.
14 «Narrative of a Journey into the Mohawk and Oneida country, 1634—1635».
«Narratives of New Netherland. 1609—1644». New York, 1909, p. 145.
55 B. G. Hoffman. Op. cit., p. 135—136.
176

О том, что это были представители ирокезоязычных племен,
говорят названия их пищи, которые сохранились в ирокезских
языках и по сей день. Видимо, встреченная Картье группа была
сезонной рыболовной партией, посещавшей ежегодно свои
рыболовные угодья да Гаспе. Во время второго путешествия в
1535 г. Картье посетил селение этих индейцев, называвшееся
Стадакона (на месте современного Квебека).В предшествующее
посещение он похитил с Гаспе двух индейцев, которые стали его
гидами во втором путешествии, и они довели судно Картье до
своего дома, большой неукрепленной деревни Стадакона,
окруженной полями кукурузы. Картье отмечает четыре деревни,
которые они миновали, поднимаясь вверх по реке до Стадакона;
выше Стадакона упоминаются поселения Теконондэй и Хохе-
лей. Вождем этой группы ирокезов, состоявшей из девяти
деревень, был Доннекона.
Вторая группа лаврентийцев сосредоточивалась вокруг
селения Хочелага, на месте Монреаля. По наблюдениям Картье,
лаврентийцы наряду с земледелием интенсивно занимались
морской охотой и рыболовством. Он сообщает, что большие
группы жителей этих селений спускались вниз по р. Св.
Лаврентия до пролива Белль Айл для охоты на тюленей и прибывали
на полуостров Гаспе в июле для ловли макрели сетями. Рыбу
заготовляли впрок путем вяления. В домах индейцев Хочелаги
он видел большие сосуды с вяленой рыбой16. В промежуток
между плаваниями Картье и Шамплена, поднявшегося впервые
по р. Св. Лаврентия до Монреаля в 1603 г., население этих
деревень исчезло. Это исчезновение целой этнической группы
остается до сих пор загадкой. По данным У. Фентона,
лаврентийцы исчезли после 1581 г.17
В современном изучении этногенеза ирокезоязычных племен
XVII в. лаврентийцам уделяется значительное внимание18.
Интересные данные о них собраны в книге Б. Гоффмана, посящен-
ной публикации и анализу этнографических сведений, содержа-
щихся в письменных источниках 1497—1550 гг. На основании
собранных материалов Гоффман устанавливает большое
значение в комплексном хозяйстве этой ирокезоязычной группы
наряду с земледелием морской охоты и рыболовства.
Исчезновение же ее он связывает с появлением на р. Св. Лаврентия
европейских скупщиков пушнины, начавших скупать меха у
живших по берегам реки индейцев чуть ли не с конца XV в.
Вовлечение индейцев в эту торговлю переориентировало их
16 В. G. Hoffman. Op. cit., p. 140—142.
17 W. N. Fenton. Op. cit., p. 175.
18 A. I. Bailey. The significance of the identity and desappearance of the Lau-
rentian Iroquois. «Transactions of the Royal Society of Canada». Series III,
vol. 27, section 2. Ottawa, 1933; W. N. Fenton. Op. cit., B. G. Trigger. Archeo-
logical and other evidence: a fresh look at the «Laurentian» Iroquois.
«American Antiquity», vol. 33, 1968, N 3.
12 Ю. П. Аверкиева
177

хозяйство от стабильной экономики, основанной на земледелии
и рыболовстве, на неустойчивый промысел пушного зверя.
Экономическое благосостояние индейцев оказалось подорванным,,
а истребление пушного зверя в районах, прилегавших к реке,
повело к социальной дезорганизации. Б. Гоффман считает, что
около 1600 г. лаврентийцы были разогнаны появившимися на
р. Св. Лаврентия отрядами ирокезов, стремившихся к
установлению непосредственных торговых связей с единственными
тогда на северо-востоке Северной Америки пунктами
европейской торговли около Тадуосака на р. Св. Лаврентия19.
Б. Триггер, изучавший вопросы торговли и межплеменных
войн на р. Св. Лаврентия в XVI в., также связывает
исчезновение лаврентийских ирокезов с развитием меховой торговли и с
наступлением собственно ирокезов, хотя и расходится с Гоф-
фманом в оценке значения в их хозяйстве различных видов
занятий. Б. Триггер, как и У. Фентон, различает в этом отношении
лаврентийцев окрестностей Квебека, в большей степени
зависевших от рыболовства и морской охоты и в меньшей степени
от земледелия, и лаврентийцев Хо'челаги, для которых важнее
было земледелие и их укрепленные селения и тип их жилья
очень напоминали селения и жилища гуронов и ирокезов XVII в.
Будучи разогнанными из своих селений по р. Св. Лаврентия,
лаврентийцы были ассимилированы ирокезами, гуронами и
алгонк'инами20. Воо'бще же о судьбе лаврентийских ирокезов,
после их изгнания из их селений на р. Св. Лаврентия
высказываются разные гипотезы. Одни видят в них предков гуронов
XVII в. Эту точку зрения развивал, например, Дж. Хьюитт в
справочнике по индейцам Северной Америки21. Широко
распространено мнение, что это предки могауков. Характерно, что*
один из представителей современных могауков в резервации
Когнавага во время посещения ее мной в 1967 г., излагая
историю своего народа, развивал именно эту гипотезу. Однако*
изучение керамики различных ирокезских племен привело
У. Ритчи к выводу, что лаврентийцы вошли в состав предков,
онондага и гуронов, но не могауков22. Это подтверждает
гипотезу, высказанную У. Фентоном в 1940 г.23
Существуют различные оценки численности племен Лиги в
предколониальный период. Одни ученые (Кробер, Муней)
определяли ее в 5500 человек. У. Фентон считает ее меняющейся от
4500 до 15 тыс.24 Последние исследования в области методики
19 В. G. Hoffman. Op. cit., p. 214.
20 В. G. Trigger. Trade and tribal warfare on the St. Lawrenoe in the sixteenth*
Century. «Ethnohistory», vol. 9, N 3, 1962.
21 /. N. B. Hewitt. Iroquois. Handbook of North American Indians. Bull. BAE„
N 30, 1907.
22 W. A. Ritchie. Op. cit., p. 316.
23 W. N. Fenton. Op. cit, p. 175.
24 W. N. Fenton. Iroquois in history. North American Indians in Historical
Perspective. New York, 1971, p. 135.
178

^c^_l_
Т^ ■ II L Г IT "Г ГТТЧ
4
*Vr Л
Укрепленное ирокезское селение Хпчелага XVI в.
Л^4
4^

определения численности аборигенного населения Америки
приводят Г. Добинс к мнению, что более верной является оценка
ирокезского населения того периода в 55 тыс. человек25.
Такова в основных чертах история ирокезов в предколониаль-
ный период, восстанавливаемая по данным археологии и
ранних письменных сообщений.
Колониальный период. Впервые с собственно ирокезами
европейцы столкнулись в начале XVII в. Но еще до встречи с ними
на своей земле ирокезы косвенно участвовали в меховой
торговле, ведшейся алгонкинскими племенами с начала XVI в.
с европейцами на р. Св. Лаврентия, и европейские товары
попадали к ирокезам значительно раньше их непосредственного
столкновения с европейскими колонизаторами.
Меховая торговля европейцев с индейцами началась здесь
«не позднее по крайней мере 1503 и 1504 гг. Эта торговля,—
пишет Б. Гоффман,— уже установилась к 1519 г.»26
Около 1600 г. в нее были вовлечены гуроны и ирокезы.
Последние вскоре стали серьезной угрозой торговой монополии
монтанье. Ирокезские отряды совершали пиратские набеги на
индейские селения по р. Св. Лаврентия и на следовавшие по
реке лодки с мехами, нанося этим огромный урон развитию
французской меховой торговли. Уже Ж. Картье сообщал, что
индейцы р. Св. Лаврентия считают ирокезов своими главными
врагами. О войнах между монтанье и ирокезами сообщал и
С. Шамплен.
В 1614 г. был основан первый голландский торговый пост
Форт-Нассау на р. Гудзон. Вокруг него обитали могикане,
поставлявшие меха голландским скупщикам в обмен на
привезенные из Голландии товары. В 1617 г. Форт был оставлен и только
в 1624 г. основан вблизи его Форт-Оранж (позднее Олбени),
ставший важным центром меховой торговли голландцев,
соперничавших с торговыми пунктами французов на р. Св. Лаврентия.
Ближайшими племенами к Форту-Оранж были могикане и
могауки, враждовавшие между собой. Могауки стремились
прорваться к торговому порту на р. Гудзон, они мешали торговле
голландцев с могиканами и союзными с ними племенами,
мешали их промыслу пушного зверя. В 1628, 1629 гг. могауки
нанесли поражение могиканам, вынудив их оставить поселения на
западном берегу р. Гудзон и расчистив этим для себя путь к
прямой торговле с голландцами.
К 1630-м годам меховая торговля стала для ирокезов
жизненной необходимостью, и европейские товары, особенно ме-
25 Н. F. Dobyns. Estimating aboriginal American population. CA, 1966, vol. 7,
N 4, p. 402.
26 B. G. Hoffman. Op. cit., p. 201.
180

таллические изделия (мотыги, топоры, ножи, шилья, иголки,
ножницы, медные котлы), ружья, а также европейская одежда
прочно вошли в их быт. Ван ден Богаэрт, посетивший сел гния
могауков и онейда в 1634—1635 гг., уже видел в их домах
изделия из железа, двери из тесаных досок, подвешенные на
железных петлях, европейскую одежду. Металлические изделия,
куски фабричной ткани рассматривались ирокезами как
лучшие подарки европейцев 2Т.
Уже к 1640-м годам пушные богатства па территории
расселения ирокезов были истощены. Они не могли продать ни
единой шкурки, пишет У. Фентон, «не сделав набег на
груженные мехами флотилии западных племен и не расширяя своих
охотничьих участков за счет земель этих племен»28.
Поиски новых охотничьих угодий, новых источников мехов
были главной причиной военной экспансии ирокезов29.
По материалам XVII ib. жизнь ирокезов проходила в
постоянных войнах с соседними индейскими племенами. Покоряя племя
за племенем, они стремились установить монопольное
положение посредников в торговле индейцев с европейцами.
Колонизовавшие Америку французы, голландцы и англичане
стремились всеми способами — подкупами и ценными дарами,
лестью, заверениями в дружбе — снискать дружбу и
расположение могущественного союза ирокезских племен.
Могущество ирокезской Лиги к началу XVIII в. заключало
в себе уже элемент потери ее независимости. На протяжении
всего XVIII в. росла экономическая зависимость ирокезов от
европейских колонизаторов. Ведшиеся ими войны приносили
выгоду не столько самим ирокезам, сколько утверждавшимся на
континенте колонизаторам. Ирокезы играли роль буфера между
расширявшимися и враждовавшими колониями Франции и
Англии. Теперь колониям нужна была земля. К началу XVIII в.
лучшие земли могауков были уже захвачены или «куплены»
колонизаторами.
В этот период ирокезы жили в селениях к западу от
р. Гудзон, занимаясь земледелием, промыслом пушнины, охотой
на мясного зверя и собирательством. Они вели активную
торговлю мехами с английскими скупщиками пушнины. На
попытки англичан и французов втянуть ирокезов в войну они
отвечали, что для них нужен мир, что «для них торговля и мир одно
и то же»30. Военную силу они использовали для защиты своих
земель от экспансии белых поселенцев.
Однако победа Англии над Францией и переход
американских колоний последней Англии нанесли непоправимый удар и
27 «Narrative of a Journey...», p. 141—146.
28 W. N. Fenton. The Iroquois in history, p. 20.
29 G. T. Hunt. The wars of the Iroquois. Madison, 1960.
30 См.: W. N. Fenton. The Iroquois in history, p. 140.
181

по могуществу и значению ирокезокой Лиги. Англичане, изгнав
своего соперника ic материка, не заискивали больше перед
союзным советом Лиги. Они не стеснялись в способах захвата
индейских земель и колониальной экспансии.
Во время войны американских колоний за независимость
(1775—1782) ирокезский союз также стремился сохранить
нейтралитет. Но в 1777 г. под нажимом англичан в Оноидага
собрался союзный совет Лиги для обсуждения вопроса об участии
ирокезов в войне между колониями и метрополией. Собравшиеся
не могли прийти к единому решению. Было решено, что каждое
племя будет самостоятельно решать вопрос — союзный совет по
существу прекратил свое существование. Сенека и кайюга
приняли сторону .короля, часть могауков и онодага также
присоединилась к британским армиям, другая — осталась нейтральной,
онейда и тускарора были вовлечены в войну на стороне
американских колоний. По землям ирокезов — сторонников короны
как вихрь пронесся в 1779 г. карательный корпус генерала Сэл-
ливана. Ирокезские деревни были сожжены, уничтожена
дозревающая на полях кукуруза, сады в.ырублены. Поселения же
онейда и тускарора были опустошены ирокезами —
сторонниками англичан. Население, оставшееся без крова и запасов пищи,
разбежалось по окрестным лесам. Ирокезскому могуществу был
нанесен окончательный удар. В мирном договоре 1783 г. между
Соединенными Штатами и Англией об ирокезах даже не
упоминалось, спровоцировавшие их на войну англичане бросили цх на
«милость» победителя. Значительная часть ирокезов еще до
заключения этого договора ушла в Канаду. Племя могауков ушло
целиком. Там английское правительство поместило своих
бывших союзников в резервации. Оставшиеся на территории штата
Ныо-Иорк племена после ряда «договоров» с США о продаже
земли и неоднократных и насильственных переселений также
оказались в резервациях.
На протяжении колониальной истории ирокезское общество с
начала XVII в. подвергалось глубоким изменениям. Ирокезы
сделали большой шаг в развитии своей культуры, правда уже
значительно трансформированной заимствованиями у европейских
колонизаторов. Исследователь ирокезов У. Фентон писал:
«Вместо лука, палицы, кремневого ножа ирокезский воин хотел иметь
ружье, железный топор, сделанный в Шеффильде, томагавк,
стальной нож, его жена перестала делать горшки, пользоваться
костяным шилом при работе с кожей, она требовала котел,
иголки, железную мотыгу. Оба пола предпочитали новые
одежды с рукавами, сделанные из фабричной ткани, у всех
возрастов обоего пола появилась неутолимая жажда пить ром» 31.
По словам губернатора Нью-Йорка К. Коульдена, ирокезская
«нация отказалась от многих своих древних обычаев и усвоила
31 W. N. Fenton. The Iroquois in history..., p. 142.
182

наши. Поэтому теперь трудно отличить их аборигенные черты от
тех, что заимствованы позднее» 32.
XVIII век был по существу уже эпохой постепенного заката
ирокезской Лиги, XVII век представлялся тогда «Золотым веком»
их истории, а ирокезское общество XIX века, когда оно начало
изучаться этнографами, представляло собой, по словам Кейна,
«не более чем скелет от того, что было когда-то здоровым
функционирующим механизмом»33, и потому нельзя изучать ирокезов
XIX в. без учета их истории XVII—XVIII вв. Как
свидетельствуют изложенные выше материалы, к моменту изучения
ирокезов Л. Г. Морганом в середине XIX в. и этнографами США — с
начала XX в., они прошли сложный путь исторического развития
от материпскородового строя до военно-демократического.
Занятия ирокезов. Как уже говорилось выше, протоирокез-
■ская культура оваско развивалась на основе комплексного
хозяйства, в котором ведущее значение имело земледелие, по
рыболовство, охота и сбор дикорастущих плодов и ягод, кленового
сока также имели важное экономическое значение. Культура
самих ирокезов в период, непосредственно предшествовавший
колонизации, восстанавливается на основе археологических
исследований так же, как раннеземледельческая культура, в
которой наряду с земледелием большое значение имели охота на
лосей, медведей, птиц, рыболовство и собирательство.
Календарный цикл ирокезов отразил посезонную смену различного вида
их занятий. Главной культурой в земледелии ирокезов, как и у
других народов аборигенной Америки, была кукуруза, но
посевы ее всегда сопровождались бобами и тыквами. Эта триада
сельскохозяйственных культур была основой раннего
земледелия у всех индейцев Америки.
С. Шамплен первым из европейцев дал детальное описание
кукурузных полей и способа их обработки ирокезами (1615 г.).
Кукурузные поля, окружавшие селения, занимали от десяти до
нескольких сот акров в зависимости от величины селения34.
Большинство ирокезоведов признают, что земледелие было
основой развития оседлой жизни ирокезов, их сложной
социальной и политической организации, их религиозных представлений
и ритуала. Вместе с тем высказываются противоречивые
суждения о соотношении значения земледелия и охоты в
экономической жизни ирокезов. Противоречивыми в этом вопросе были и
суждения Л. Г. Моргана в его первой работе («Лига ирокезов»),
С одной стороны, отмечая, что возделывание кукурузы, бобов
32 С. Colden. The history of the five Indian Nations of Canada, pt. 1. London,
1750, p. 11.
33 В. Н. Quain. The Iroquois. «Cooperation and competition among the primitive
peoples». New York, 1937, p. 247.
M «The Works of Samuel Champlain», vol. 2. Toronto, 1922, p. 64—65.
183

и тыкв было известно ирокезам «с самого отдаленного,
достигаемого традицией периода» и подчеркивая значение кукурузы
как основы их жизни, Морган писал: «Неправильно было бы
утверждать, что индейцы живут главным образом охотой...
Продукты охоты имели второстепенное, хотя и важное значение
как средства существования... Индейцы живут земледелием, а
не охотой»...35 В других местах этой же книги встречаются
утверждения, что ирокезы являются охотниками и
полуземледельцами, что они ведут охотничий образ жизни36. В «Древнем
обществе» Морган писал, что ирокезы до создания конфедерации
жили в деревнях, обычно обнесенных палисадами, и питались
рыбой, дичыо и продуктами ограниченного огородничества37.
Крупнейший из современных ирокезоведов У. Фентон также
высказывает мнение, что ирокезы были прежде всего охотниками38.
Имеющиеся в ирокезоведении противоречия в оценке охоты в
экономике ирокезов представляются нам следствием отнесения
промысла пушнины к категории охоты. Между тем торговля
мехами и промысел пушнины как товара внесли коренной
переворот в эту область хозяйственной деятельности ирокезов. В
колониальный период процветания меховой торговли шкурки бобров
приобрели для индейцев важнейшее значение товара, на
который можно было выменивать европейские изделия. В этом
смысле оправданным, особенно для середины XVIII в., можно
считать мнение Дж. Калдвелла, что «меховая торговля снизила
значение земледелия»39. Период нейтралитета позволил
ирокезским воинам обратиться к промыслу пушнины и
торговле ею.
Однако земледелие давало основу питания ирокезов. Оно,
как и мясная охота, продолжало сохранять в основном
натуральный характер, так как незначительная часть продуктов
земледелия становилась товаром.
Во второй половине XVII в. в период военной экспансии
ирокезов и оттока мужского населения в военный и пушной
промысел земледелием занимались преимущественно женщины.
Именно оно давало основные средства существования ирокезам.
Несмотря на это, мужчины с пренебрежением относились к
земледельческому труду женщин и заставляли им заниматься
пленников, выражая тем самым презрение к ним.
Культура кукурузы имела-для ирокезов в XVIII в.. столь
большое значение, что все их враги в первую очередь старались
истребить и уничтожить не самих ирокезов, а их кукурузные поля и
запасы кукурузного зерна в амбарах и других зернохраиили-
35 L. H. Morgan. League of the Iroquois. New York, 1962, p. 198—199.
36 Ibid., p. 189, 326.
37 Л. Г. Морган. Древнее общество. Л., 1934, стр. 44.
38 W. N. Fenton. The Iroquois in history, p. 135.
39 /. R. Caldwell. Trends and tradilions in the Prehistory of the Eastern United
States. AAA Mem., N 88, 1958, p. 198.
184

щах. Французы, посылая отряд за отрядом против почти
постоянно враждебного им Союза ирокезов (особенно в 1615, 1656,.
1666, 1684, 1687, 1692, 1696 гг.), посекали растущую кукурузу и
сжигали зернохранилища, уничтожая зерно в огромных
количествах. Так, экспедиция Де Нонвилля в 1687 г. в четырех селениях
сенека в течение семи дней была занята уничтожением
кукурузы, рубя стоящую в поле кукурузу и сжигая запасы зерна в
амбарах и ямах. В общем было уничтожено свыше 33 тыс. тонн
зерна 40.
Земледелие ирокезов XVI—XVII вв. по своему характеру
было подобно ранним земледельческим культурам лесной
полосы, хорошо известным и в Старом Свете. Оно представляло
собой один из ранних этапов подсечно-огневого хозяйства,
развившегося в условиях неолита и тесно связанного еще с
коллективным производством первобытнообщинного строя.
Земледелие было в основном областью женского труда. Труд
мужчин применялся в одном из наиболее трудоемких процессов:
подготовке земли под посев, расчистке лесных участков под.
поля. Участки обрабатывались до полного истощения почвы.
После этого их забрасывали и очищали от леса новые поля.
Места своих селений ирокезы меняли через 10—15 лет.
Для обработки почвы под посев ирокезские женщины
пользовались наряду с палкой-капалкой примитивными мотыгами,,
состоящими из длинной деревянной рукоятки и поперечно
насаженной на нее рабочей части, которой могла быть лопатка
оленя, щит черепахи или камень. В результате археологических
раскопок в районе расселения ирокезов обнаружены мотыги с
рабочей частью из раковин, кремня или рога41.
С. Шамплен, вновь посетивший ирокезов в 1615 г., писал,.
что землю они обрабатывают с помощью орудия, сделанного в
форме заступа из твердого дерева, с односторонним выступом
для упора ноги42. Но уже в сообщении голландца Исаака де
Разирье в 1628 г. говорится об обработке земли индейцами Но-
ных Нидерланд (т. е. ирокезов) с помощью мотыг, «которые они
покупают у нас на шкурки бобра или выдры или снизки вампу-
ма»43. Ямки для посева зерна делали с помощью палки-копалки.
В колониальный период в земледелии ирокезов произошли
коренные изменения. Начались они с замены уже в XVII в.
каменных топоров для вырубки леса железными и введения
железных мотыг. Новые орудия повысили производительность
индивидуального труда и урожайность ирокезских полей. Спрос
на кукурузу среди европейских скупщиков пушнины и первых.
40 L. H. Morgan. League of the Iroquois, p. 199.
41 W. A. Ritchie. Op. cit., p. 106, fig. 16—17;/. Griffin. Eastern North Americans
archaeology: a summary. «Science», vol. 156, New York, 1967.
42 «The Works of Samuel Champlain», vol. 2, p. 64—65.
43 См.: «Letter, of Isaak de Rasiries». «Narrafives of New Ncfherland», p. 107.
185

колонистов стимулировал увеличение ее производства. Уже
С Шамплен писал, что в домах ирокезов он видел такие запасы
зерна, которые могли обеспечить их на три-четыре года 44.
Обобщая данные письменных источников, А. Паркер устанавливает,
что ирокезы всегда имели значительный избыток кукурузы, часть
которого они продавали, а часть оставляли на случай
неурожая45. Только сенека, по данным А. Уалласа, выращивали до
1 млн. бушелей кукурузы ежегодно46.
Дальнейшие усовершенствования в земледелии ирокезов
шли по линии расширения числа возделываемых культур.
Согласно сведениям XVIII в., кроме основных трех культур
ирокезы выращивали табак, подсолнечник, коноплю, арбузы,
земляную грушу.
К 1779 г., когда по землям ирокезов пронесся карательный
корпус генерала Сэлливана, сжигая и уничтожая все на своем
пути, их сельское хозяйство было на довольно высоком уровне.
У них были тогда персиковые и яблоневые сады, скотоводство и
птицеводство.
В письмах и рапортах участников этой экспедиции говорится
■о разрушенных ими больших селениях ирокезов, в которых было
много хорошо сооруженных бревенчатых домов, об уничтожении
больших количеств овощей и богатого урожая кукурузы,
стоявшей на обширных, хорошо обработанных полях, о вырубке
.садов.
В одном из. писем Сэлливана говорится, что на землях кай-
тога было уничтожено много индейских поселков, не считая
отдельных жилищ, вырублено много садов, один из которых
состоял из 1500 фруктовых деревьев, уничтожено около 160 тыс.
^бушелей кукурузы и большое количество овощей. Другой
участник экспедиции, отчитываясь о походе на земли сенека,
сообщал: «Наши войска оставались на их земле целых три дня,
уничтожая их города и поля маиса. Я нигде не видел лучшего,
чем у них, маиса. Уничтожено было кукурузы стоимостью на
30 тыс. долларов с более чем 500 акров полей»47.
В конце XVIII—начале XIX в. у ирокезов появилось
пашенное земледелие и тягловые животные — быки и лошади. Есть
данные о том, что ирокезы уже в 1736 г. разводили лошадей43.
А. Трелиз в своем исследовании приводит сообщение о том, что
ирокезы еще в XVII в.^часто обращались сначала к голландцам,
затем к англичанам с просьбой дать им лошадей для подвозки
■бревен для укрепления своих селений.
44 «The Works of Samuel Champlen», vol. 2, p. 65.
45 A. Parker. Iroquois uses of maize and other food plants. «Parker on the
Iroquois». New York, 1968, p. 34.
*e A. F. С Wallace. The death and rebirth of the Seneca. New York, 1970, p. 24.
47 См.: А. С Parker. Op. cit., p. 19—20; B. Graymont. The Iroquois in American
Revolution. Syracuse, 1972, p. 219.
-48 B. Grant. American Indians of yeasterday and today. New York, I960, p. 152.
186

В течение XIX в. земледелием стали заниматься и мужчины.
«Теперь,— по словам У. Фентона,— воины стали не стыдясь
заниматься земледелием, пахать землю с помощью быков и
лошадей, огораживать свои поля, засевать хлебные злаки»49.
Однако, как показали исследования А. Шимоии и А. Риччи-
арделли, ирокез, занявшись земледелием, стремился обособить
свой труд от прежде презиравшегося им женского
земледельческого труда. Результатом этого было сложение в ирокезском
земледелии XIX в. двух отраслей: мужского пашенного
полеводства—с посевами овса, пшеницы, трав и женского
огородничества— с выращиванием кукурузы, бобов, тыкв. Техника
женского земледелия осталась мотыжной, оно носило подчиненный
мужскому земледелию характер50.
В области появившегося скотоводства также проявилась
традиция разделения труда между полами: уход за крупным
скотом стал делом мужчин, за мелким — женщин.
Таким образом, ирокезы ко времени первого их
этнографического описания Л. Г. Морганом в середине XIX в. далеко
позади оставили стадию развития неолитических мотыжных
земледельцев. Европейская колонизация северо-востока Северной
Америки с конца XVI в. ускорила их скачок из века камня в век
железа и товарного хозяйства. Появление европейских товаров
с начала XVI в. подорвало основы ирокезского ремесленного
производства. Изготовлявшаяся ирокезами гончарная посуда
была вскоре вытеснена металлической. Одежда из кожи
и мехов была заменена европейской одеждой из фабричной
ткани. Особое значение в XVII—XVIII вв. приобрела обработка
шкурок пушного зверя. Сети, изготовлявшиеся из волокон
крапивы, дикой конопли, дуба, вяза и липы, были заменены сетями
европейского производства.
Появление металлических орудий51 и оружия сделало
ненужным изготовление их из камня, имеются сведения о появлении
кузнецов в ирокезских селениях. Во второй половине XVII в.
•европейцы заметили у ирокезов серебряные украшения
индейского производства. Они, видимо, вытеснили украшения из меди
и бронзы, которые были у них распространены раньше52.
В земледелии ирокезов XVII—XVIII вв. сохранялись еще
черты коллективизма. Расчистка под поля лесных участков, по-
49 ур w. Fenton. Locality as a basic factor in the development of Iroquois social
structure. Symposium on local diversity in Iroquois culture. Bull. BAE, N 149,
1951, p. 51.
50 A. A. Shlmony. Conservatism among the Iroquois at the six Nations reserve.
YUPA. New Haven, 1961; A. F. Ricciardelly. The adaptation of white
agriculture by the Oneida Indians. «Ethnohistory», vol. 10, N 4. Bloomington, 1963,
p. 323—329.
51 По свидетельству Шамплена, могауки имели железные топоры уже в 1609 г.,
но приобретали их на воине, а не покупали.
52 М. R. Harrington. Iroquois silverwork. APAMNH, vol. I, 1908, p. 353—368.
187

сев и сбор урожая производились всем селением на началах
взаимопомощи. Наряду с обязательствами родовой
взаимопомощи у ирокезов существовали сельские общества
взаимопомощи, объединявшие всех жителей селения, независимо от их
родовой принадлежности. А. Риччиарделли, специально изучавший
историю хозяйственной деятельности индейцев онейда,
устанавливает наличие у них до XVII в. двух форм организации
земледельческого труда: в матрилинейных родственных группах и в.
сельских обществах взаимопомощи53. Последние обозначались
особым термином, значившим в переводе «добрая
взаимопомощь»54. По мнению У. Фентона, сельские общества
первоначально возникали как объединения мужчин, женатых на
женщинах одного рода, для оказания им помощи в
сельскохозяйственных работах55. Аналогичные общества он находит и у чироков 56.
Исследователи ирокезов неизменно отмечают наличие в
ирокезских селениях женских обществ взаимопомощи. Судя по их
свидетельствам, это были уже соседские группы взаимопомощи.
«Ни клан, ни фратрия,— по мнению Б. Кэйна,— не имели к этому
обществу никакого отношения. Все женщины селения
принимали в нем участие»57.
А. Паркер писал уже о более 'поздней форме обществ
взаимопомощи, говоря, что они были объединением людей, имевших
личные участки. Взаимопомощь оказывалась при посеве, уборке
урожая и шелушении кукурузы. Руководила обществом матрона
доминирующей в селении семьи. Хозяйка обрабатываемого в-
данный момент участка устраивала всем работающим на нем
угощение58. Эти общества, как видим, связаны уже с наличием
частных участков, родовые же земли обрабатывались на основе
родовой взаимопомощи.
Отношения собственности. Европейская меховая торговля
способствовала развитию общественного разделения труда
между втянутыми в торговлю индейскими племенами и
европейскими скупщиками пушнины, с одной стороны, и между племенами,,
промышлявшими пушнину, и племенами, перепродававшими ее
европейцам,— с другой. Ирокезы в этом разделении труда были
и производителями, промышлявшими пушнину и
продававшими ее, и торговцами-посредниками. Пушной промысел в их
хозяйстве на протяжении XVII и XVIII вв. приобретал значение
ведущей товаропроизводящей отрасли. Именно с нею связана
было становление отношений частной собственности,
предопределившее дальнейшее развитие ирокезского общества.
53 A. F. Ricciardelly. Op. cit., p. 310.
54 А. С. Parker. Op. cit., p. 30.
55. W. N. Fenton. Locality..., p. 50.
56 W. N. Fenton. Iroquois culture history..., p. 264.
57 M. H. Quain. Op. cit., p. 250.
58 A. C. Parker. Op. cit., p. 31.
188

Вначале приобретенные за меха европейские товары
становились отдельной собственностью мужчин. Поэтому
собственность мужа и жены была раздельной. Когда он умирал, его
собственность переходила его матери, братьям и сестрам и
никогда не доставалась его жене и детям. А. Райт отмечает
характерную в этом отношении деталь: мужская собственность могла
быть распределена между мужскими и женскими сородичами
его, тогда как после смерти женщины «мужчины не могли
участвовать в дележе, за исключением детей умершей»59.
В земледелии же производственные отношения дольше
сохраняли консервативные формы первобытного коллективизма. Это
проявлялось прежде всего в формах собственности на землю.
«Земля у ирокезов,— писал Л. Г. Морган,— была общей
собственностью» 60. В пользу этого приводит сведения и А. Трелиз
в своем исследовании, посвященном индейско-белым
отношениям XVII в.61 Завоеванные тогда ирокезской Лигой земли
считались собственностью Лиги в целом. Право отчуждения этих
земель принадлежало совету Лиги. Это признавали в то время
v. колонизаторы, стремясь оформить захват индейских земель
согласием совета Лиги. Изгоняя приатлантические
алгонкинские племена с их земель, колонизаторы нередко обращались
к совету Лиги с просьбами приютить эти племена на их
землях62.
Вместе с тем различались земли отдельных племен Лиги.
Они состояли из земель отдельных поселений. Каждое
ирокезское селение имело в своем пользовании определенные
окружавшие его участки племенной территории — землю под поля,
рыболовные и охотничьи угодья, места сбора кленового сока и
ягод, кладбище. Ранние селения ирокезов описываются
окруженными полями кукурузы. Но, как свидетельствует одно из
этих описаний, эти поля были разделены межами на отдельные
участки 63. Кому же принадлежали эти участки?
Большинство исследователей считают, что в пределах
селения обрабатываемая земля делилась на участки представленных
в нем родов, а родовое руководство распределяло их между
своими членами. Поля сородичей, как устанавливает У. Фентон,
были смежными 64. Однако А. Гольденвейзер считал, что у
ирокезов поля были родовой собственностью и обрабатывались сооб-
89 A. Wright. The letters of Asher Wright to L. II. Morgan. AA, vol. 35, N 1,
1933, p. 143—144.
60 Л. Г. Морган. Дома и домашняя жизнь аборигенов Америки. Л., 1934,
стр. 52.
61 A. W. Trelease. Indian affairs in colonial New York. The seventeenth century.
New York, 1960, p. 331.
62 G. Snyderman. Concept of land ownership among the Iroquois and their
neighbors. Bull. BAE, N 149, 1951, p. 21.
63 L. H. Morgan. League of the Iroquois, p. 314.
«4 W. N. Fenton. Locality..., p. 43.
189

ща женщинами рода, а урожай с них убирался в родовые
хранилища 65.
По свидетельству же А. Паркера, «поля маиса не всегда
были во владении племени или клана. Индивиды также
свободно могли владеть полями, внося свою часть труда в обработку
общих нолей»66. Как видим, три исследователя устанавливают
три формы землепользования.
Б. Кэйн, пытавшийся выявить экономические основы
аборигенного ирокезского общества, приходит к выводу, что у
ирокезов сосуществовали три формы земельной собственности:
племенная, родовая и семейная 67. Сомнение вызывает
проецирование Кейном семейной собственности в аборигенный период.
Появление ее, несомненно, можно отнести к колониальной эпохе, и
наличие трех форм собственности характеризовало переходный
характер социально-экономической структуры ирокезского
общества.
На протяжении периода ирокезских завоеваний и меховой
торговли происходили глубокие изменения и в формах
собственности. Можно допустить, что индивидуально-семейное
землепользование— явление, возникшее не ранее конца XVII в.
Сообщение же Л. Г. Моргана в его последней работе, что у
ирокезов «устанавливалось личное и семейное владение огородами,
участками земли, комнатами в длинном доме, а позднее
фруктовыми садами»68, относится, видимо, уже к XVIII в., когда
ирокезское общество сделало значительный шаг по пути
становления отношений частной собственности.
К XVIII в,., вероятно, относятся и сообщения о том, что
ирокезские женщины иногда обрабатывали отдельные заимки —
участки в лесу — наряду с землей рода и овачиры. Это были уже
индивидуально-семейные участки, передававшиеся в
наследство от матери дочерям69. Матрилинейное наследование земли
долго сохранялось у ирокезов даже в условиях резерваций.
Все исследователи пишут о выделении ирокезами
общественного поля, продукты с которого шли на устройство общих пиров
в связи с различными религиозными или гражданскими сборами,
а также на обеспечение стариков и немощных70.
Как известно, товарный пушной промысел вызвал процесс
становления частиосемейной собственности па промысловые
участки у охотничьих племен американского Севера. К
сожалению, нет сведений об этом процессе у ирокезов. Возможно, зах-
65 Л. Goldenweiser. Iroquois social arganization. «The North American Indians.
A source book». New York, 1967, p. 569.
6(5 A. С Parker. Op. cit., p. 29.
67 B. II. Quain. Op. cit., p. 248.
68 JI. Г. Морган. Дома и домашняя жизнь..., стр. 52.
89 J. A. Noon. Law and government of the Gand River Iroquois. «Viking Fund
Publications in Anthropology», N 12, 1949, p. 35.
70 A. C. Parker. Op. cit., p. 20; /. A.Noon. Op. cit., p. 34.
190

ват все новых и новых угодий чужих племен на протяжении-
XVII в,, снимал необходимость закрепления участков промысла
за отдельными семьями.
В общем же ирокезские материалы позволяют проследить те
же 'процессы изменений в формах собственности, с которыми
К. Маркс связывал становление земледельческой общины:
«Земледельческая община,— писал К. Маркс,— будучи последней
фазой первичной общественной формации, является в то же время
переходной фазой ко вторичной формации, т. с. переходом от
общества, основанного на общей собственности, к обществу,
основанному па частной собственности»71.
Стойкость общинных форм собственности па землю как
основное средство производства была причиной тому, что
складывавшаяся частная собственность на предметы торгового оборота
с европейскими торговцами несла на себе печать
коллективизма. Богатые люди обязаны были делиться своими богатствами
с соплеменниками. Только этим они приобретали признание их.
общиной как богатых, а следовательно, и влиятельных людей.
«Их большие люди, сахемы и капитаны,— писал К. Коульден,—
в общем беднее, чем простые люди, потому что они раздают и
распределяют все подарки или добычу, которые они получают по-
договорам или добывают войной, не оставляя себе ничего.
Заподозренные однажды в эгоизме, они приобретают в общественном
мнении своих соотечественников славу скаредных и теряют свой
авторитет» 72.
Таким образом, у ирокезов, как и многих других индейских
племен Северной Америки, щедрость считалась непременным
качеством появившихся в их обществе богатых лиц. Эта щедрость
должна была публично демонстрироваться на аналогичных
потлачу тлинкитов обрядовых раздачах богатств.
Европейская торговля, по словам Г. Хонта, вызвала
«социальную революцию» в индейском обществе, находящемся «за
тысячи миль от поселений самого белого человека и за многие
годы до появления его самого на арене истории того или иного
племени... Мир индейцев,— пишет он,— во многих отношениях
уже исчез до того, как его увидел белый, поэтому
неудивительно, что очень поспешно составленные о нем мнения были далеки
от истины» ".
Все это справедливо и в отношении ирокезов.
Игнорирование значения торговли и ее роли в социально-экономической
жизни ирокезов XVII—XVIII вв. привело Л. Г. Моргана к ряду
ошибочных выводов. Например, противоречиво звучат слова
Моргана об ирокезах в его первом труде, что они «не имели ни
71 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 419.
72 С. Colden. The history of the Five Indian Nations, depending on the Province-
of New York in America. Ithaka, 1964, p. XX.
73 G. T. Hunt. Op. cit., p. 5.
191

денег, ни торговли, ни любви к наживе», и в то же время «их
частная собственность состояла из обрабатываемых участков,
садов, домов, орудий охоты, оружия, одежды, предметов утвари,
украшений, запасов зерна, мехов, изделий ремесла»74. Говорить
о частной собственности у ирокезов на поля, сады, дома, запасы
зерна и т. д. можно, видимо, лишь применительно к концу XVII в.
Игнорирование Морганом значения пушного промысла
ирокезов и их достижений в области земледелия было причиной его
утверждения о разрыве между уровнем производства у
ирокезов и их высокими умственными качествами.
Значение европейской меховой торговли для развития
ирокезского общества замечательно подтверждает вывод К. Маркса
о том, что «торговля повсюду влияет более или менее
разлагающим образом на те организации производства, которые она
застает и которые во всех своих различных формах имеют своей
целью главным образом потребительную стоимость. Но в
какой степени она влияет на разложение старого способа
производства, это сначала зависит от его прочности и внутреннего
строя» 75.
На примере ирокезов мы видим, как развитие меховой
торговли ведет к коренным изменениям в их отношениях
собственности и распаду их родового строя.
Родо-племенная организация. Ирокезы являются, пожалуй,
единственным народом, которому уделено столько внимания в
трудах о ранних формах общественной жизни человечества.
Самый широкий интерес к ним был вызван впервые
исследованиями Л. Г. Моргана, опубликовавшего в 1851 г. свою первую
посвященную ирокезам монографию «Лига ирокезов», а в 1871 г.—
обобщающий труд «Древнее общество», в котором ирокезы
заняли почетное место как классический пример материнскородо-
вого общества. Изучение родового строя ирокезов привело
Моргана к основополагающему положению его учения о
первобытном обществе: «Деление народа на роды есть простейшая
форма организации общества»76.
Говоря о двух планах общественного устройства в истории
человечества, Моргай на примере ирокезов стремился показать
первый и более древний «план общественного устройства»,
который «представлял собой организацию социальную,
основанную на родах, фратриях и племенах»77.
Книга Моргана «Древнее общество» привлекла внимание
классиков марксизма, разрабатывавших материалистическую
концепцию развития человеческого общества. В описанных Мор-
74 L. H. Morgan. League of the Iroquois, p. 326.
75 К. Маркс, и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, стр. 364.
76 L. M. Morgan. League of the Iroquois, p. 78.
77 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 38.
192

ганом родовых делениях ирокезов они справедливо увидели
структурные единицы древнейшей социальной системы в
истории человечества, характеризовавшейся первобытнокоммуни-
стичеокими отношениями.
Энгельс писал, что в ирокезском роде, «организованном
согласно материнскому праву, он [Морган] открыл первичную
форму, из которой развился 'более поздний род, организованный
сообразно отцовскому праву,— тот род, какой мы находим у
культурных пародов античности. Греческий и римский род,
являвшийся до того загадкой для всех историков,- получил свое
объяснение в индейском роде, и тем самым была найдена новая
основа для всей первобытной истории»78. По словам Энгельса,
с открытия Морганом «первоначального рода, основанного на
материнском праве как стадии, .предшествовавшей основанному на
отцовском праве роду культурных народов... открывается новая
эпоха в разработке первобытной истории»79. Ему мы обязаны
революцией во взглядах на первобытную историю.
В книге Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной
собственности и государства» ирокезское общество приведено как
классический- пример материпскородового общества,
универсального этапа в истории человечества, предшествовавшего
возникновению отношений частной собственности и классового
общества.
Родовое устройство ирокезов в прошлом Морган
восстанавливал па основе племенных преданий сенека, некоторых
сообщений ранних путешественников и полевого исследования
пережиточных явлений в жизни ирокезов XIX в. На этой
довольно ограниченной фактической основе Моргану удалось
восстановить лишь самые общие, но самые важные черты рода.
Это неоднократно отмечалось и Ф. Энгельсом. Например, в
предисловии к 1-му изданию своего труда Энгельс писал:
«Великая заслуга Моргана состоит в том, что он открыл и
восстановил в главных чертах эту доисторическую эпоху нашей
писаной истории» 80.
Труд Моргана был подлинным открытием, ибо в то время,
когда он восстанавливал главные черты родового устройства
ирокезов, у них от этой эпохи оставался, говоря словами
Маркса, «лишь запах ладана»81.
Воздавая должное Моргану как мыслителю и ученому,
У. Фентон, крупнейший ныне ирокезовед США, говорил на
VII МКАЭН: «Возвращаясь к этнографическим очеркам
Моргана после 30 лет личных исследований среди ирокезов, я всегда
поражаюсь, как мало из имеющего важное значение он упустил,
78 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 22, стр. 223.
79 Там же.
80 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 26.
81 «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», т. XI. М., 1941, стр. 139.
13 Ю. П. Аверкиева
193

учитывая состояние этнологии как науки в то время, когда он
писал»82.
Накопленные ныне материалы по истории ирокезов
позволяют уточнить целый ряд высказанных Морганом положений.
Однако они отнюдь не нарушают порядок, внесенный им
(Морганом.—10. Л.) в предысторию человечества, и, бесспорно,
этот порядок сохраняет силу до сих пор 83. Исследования
Моргана являются отправным пунктом для всех ирокезоведов.
Род. Морган изучал ирокезский род во второй половине
XX в., т. е. тогда, когда общественный строй ирокезов не
только не был родовым, но уже пережил бурную эпоху
военной демократии (XVII-—XVIII вв.), сменившейся распадом
ирокезской конфедерации и ее полным разгромом в результате
войны за независимость США. Ко времени исследовании
Моргана ирокезы пережили уже более чем полувековой период
дезинтеграции, деморализации и вымирания, период распада
всех основ их былого могущества в условиях резервациопной
жизни, когда их земли были экспроприированы, а остатки
самих ирокезов — разбросаны по резервациям.
В свете современных историко-этнографических исследований
очевидно, что Л. Г. Морган был не всегда последователен в
оценке уровня развития ирокезского общества. Так, о самих
ирокезах он писал, что «в эпоху открытия они были по своему
уму и развитию высшими представителями красной расы к
северу от Новой Мексики, хотя, пожалуй, стояли ниже
некоторых племен Мексиканского залива по своим производствам.
По широте и качеству своих умственных способностей они
должны быть причислены к самым развитым индейцам
Америки»84.
Эта непоследовательность объясняется не только
недостаточным учетом Морганом данных исторических источников, но и
специальными целями, которые он перед собой ставил, изучая
ирокезское общество. На его примере он стремился раскрыть
особенности и возможности развития родового строя. Об этом
говорят и его слова, что «ирокезские роды он берет в качестве
типических образцов этого института в ганованской семье», и
особенно следующая фраза хорошо раскрывает специфичность
его интереса именно к ирокезам: «Ирокезы провели свою схему
управления от рода до конфедерации и дали превосходную
иллюстрацию возможностей родовой организации в ее
архаической форме»85. Характеризуя ирокезский род как архаический,.
82 «Труды VII Международного конгресса антропологических и
этнографических наук», т. 4. М., 1967, стр. 463.
83 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 28.
84 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 74.
85 Там же, стр. 42.
194

Морган показал его в развитии, считая, что созданием
конфедерации родовая организация ирокезов достигла своей
«высшей точки».
Сама архаичность ирокезского рода понималась Морганом
весьма относительно, лишь в сравнении с греческим и римским
родом. Два основных признака — счет родства и наследование
имущества умершего сородичами по женской линии — отличает,
по мысли Моргана, «архаический» род от римских и греческих
родов80. Высказав предположение, что род возникает «в
периоде дикости» и «изменяется от своих низших к высшим формам
вместе с прогрессивным развитием людей»87, Моргай относил
ирокезский род к низшей ступени варварства, на которой, по
его определению, они были открыты. Говоря о счете
происхождения по женской линии как признаке архаического рода,
Морган отмечает, что этот счет «восходит до среднего периода
дикости, например у австралийцев, сохраняется у американских
туземцев па высшей ступени дикости и низшей ступени
варварства со случайными исключениями»88. Таким образом, низшая
ступень варварства мыслилась Морганом как высший этап
развития архаического рода в его ирокезской форме. Главная
мысль Моргана заключалась в том, что ирокезский род —
непосредственный предшественник греческого и римского
рода.
Родовая организация сенека, восстановленная и описанная
Морганом, до сих пор считается классическим примером
зрелого материнскородового строя. Моргана упрекали, что он через
призму родового устройства сенека рассматривал все другие
ирокезские племена. Но, как свидетельствуют и археологические
и ранние исторические источники, различия между племенами
ирокезов были незначительны, а принципы родовой
организации были общими.
В качестве характерных черт ирокезского родового строя
Морган определяет организацию людей по родам, фратриям и
племенам. Многие роды были общими для всех племен.
Например, в книге К. Коульдена, одного из английских
колониальных чиновников в Олбани в конце XVII — начале XVIII в.,
посвященной истории ирокезской конфедерации по 1689 г.,
устанавливается, что каждое ирокезское племя некогда делилось на
три рода, носивших сходные названия по животным — черепахе,
медведю и волку89. Это же явление отмечено было и Морганом,
писавшим, что роды Черепахи, Медведя и Волка имеются в
каждом из пяти племен. «Они считались братскими,— по словам
86 Там же, стр. 39.
87 Там же, стр. 38.
88 Там же, стр. 41.
89 С. Golden. Op. cit., p. XIII.
195
13*

Моргана,— и цементировали единство Лиги»90.
«Конфедерация,— писал Морган,— опирается на общие роды»91.
У. Бошам также считал роды Черепахи, Волка и Медведя
«первоначальными для всех ирокезов, к которым позднее
добавлялись другие путем адоптации»92. И по мнению У. Фенто-
на, эти три рода—старейшие в родовой системе ирокезов 93. Трех-
родовое деление в колониальный период сохранялось лишь у
могауков и опейда. У сенека, кайюга и оиопдага Морган
насчитывал по восемь родов: у сенека это были роды Волка,
Медведя, Черепахи, Бобра, Оленя, Бекаса, Цапли и Ястреба. Но, как
устанавливает У. Феитон, роды Бобра, Оленя, Бекаса и Утки
были привнесены в племя сенека включенными в него остатками
разбитых им iryponoB94. А. Гольденвейзер устанавливал уже
наличие девяти родов у сенека. К вышеуказанным родам в его
списке добавлен род Угря95. У кайюга существовали роды
Волка, Медведя, Черепахи, Бекаса, Угря, Оленя, Бобра, Ястреба.
У онондага названия родов почти совпадали с сенекскими и
кайюга. Их восемь родов носили названия Медведя, Волка,
Черепахи, Бекаса, Бобра, Мяча, Оленя, Угря.
В реконструированной Л. Г. Морганом форме ирокезский
род предстает как делокализованиая экзогамная, матрилиней-
ная группа родственников. Однако Морган допускал
локализованный характер ирокезских родов в древности. Современник
Моргана, священник А. Райт, долгие годы живший среди
ирокезов, .писал Моргану, что прежде члены одного рода жили
вместе, в определенной части селения90. К этой же мысли
склоняются в своих работах А. Гольденвейзер и У. Фентои.
Возможно, что в древности, писал первый из них, кланы
«ассоциировались с определенными селениями и длинными домами,
но не в гом смысле, что один только клан занимал селение или
длинный дом..., а в том смысле, что клан считался
преимущественно связанным с ними, что определенный клан считался
«контролирующим» данное селение или данный длинный дом»97.
Обычно это был клан первопоселенцев.
В пользу локализованное™ древних родов ирокезов,
возможно именно в таком ограниченном смысле, говорят сведения
первых европейцев, соприкасавшихся с ирокезами. Первый
протестантский миссионер среди могауков Дж. Мегаполензис
90 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 79.
91 Там же, стр. 78.
92 W. M. Beauchamp. Permanence of early Iroquois clans and sachemships.
«Proceedings of the American Association for the advancement of Science».
Salem, 1886, p. 386.
93 W. N. Fenlon. Locality..., p. 47.
94 W. N. Fenton. Problems arising..., p. 227.
95 A. Goldemwciser. Op., cit., p. 567.
96 A. Wright. The Letters..., p. 139.
97. A. Goldcnweiscr. Op. cit., p. 569.
196

(1634—1640) писал, например, что три селения могауков
соответствовали трем их родам 98.
Во французском источнике 1666 г. говорится о сенека, что
их «девять родов первоначально занимали девять селений,
которые потом объединились, чтобы противостоять врагам»99.
Эти сообщения первых наблюдателей жизни ирокезов вызывают
сомнения современных исследователей. По мысли У. Фептоиа,
в .связи с экзогамностыо рода в селении должны были быть
представлены по крайней мере две родовые группы100, но
селение называлось по доминирующему в нем роду101.
А. Гольденвейзер сомневается в тотемном характере
родовых названий ирокезов на том основании, что во время своих
полевых исследований в 1912 г. у ирокезов резервации Гранд-
Ривер в Канаде ему не удалось установить наличия у них
каких-либо следов табуирования эпонимных животных,
представлений о происхождении от них или о родстве с ними, об
эпониме как покровителе и защитнике. Единственно, что ему
удалось восстановить, это смутные указания «на существование
веры в способность человека успешно охотиться на эпонимное
животное» 102.
Подобные результаты поисков тотемизма у ирокезов XX в.
неудивительны, если принять во внимание почти 400-летнюю
историю их аккультурации, колонизации и жизни в
резервациях в окружении капиталистического общества. По данным
же середины XIX в., Моргану все же удалось установить
наличие у ирокезов представления о родстве с эпонимным животным,
которое, по словам Моргана, «цементировало единство рода».
От эпонима происходили и личные имена ирокезов, настолько
характерные для каждого рода, что по одному имени ирокеза,
писал Морган, можно определить его родовую
принадлежность 103.
Резные изображения родовых эпонимов ирокезы помещали
над входом в длинный дом. Они изображались черной и красной
краской на фронтонах и дверях деревянных домов, сменивших
длинные дома из коры уже к концу XVIII в. По 'свидетельству
К. Коульдеиа, в XVIII в. ирокезские вожди, подписывая
государственные бумаги, «ставят знак эмблемы своей семьи»104.
Воины татуировали их на своем теле105.
98 /. Megapolensis. A short account of the Mohawk Indians. «Narratives of New
Netherlands New York, 1909, p. 178—179.
99 «The Documentary history of the State of New York», vol. 1. Albany, 1849,
p. 4.
100 W. N. Fenton. Locality..., p. 44.
101 «Труды VII МКАЭН», т. 4, стр. 466.
102 A. Goldenweiser, p. 569.
103 L. H. Morgan. League of the Iroguois, p. 89.
104 С Colden. Op. cit., p. XVII.
105 W. Beauchamp. Op. cit., p. 335.
197

Заключая свою характеристику ирокезского рода, Морган
писал: «Таким образом, каждый род в племени представлял
собой своеобразную самостоятельную общность, все члены
которой были кровными родственниками и их родство легко
устанавливалось» 10С. Но уже в XVII—XVIII вв. ирокезский род
представлял собой совокупность не только сородичей, но и
рабов и усыновленных и поступивших под покровительство рода
клиентов.
Во главе каждого рода стоял вождь, его помощник,
военачальник, матриарх, «хранители веры». В «Реляциях иезуитов»
неоднократно отмечалось, что родовые вожди организуют
пиршества, общественные игры, заботятся о бедных и беспомощных,
ведут дела с другими родами в случае мести и компенсации за
нанесенный ущерб.
В «Древнем обществе» Морган, как известно, обобщает
права, привилегии и обязанности ирокезского рода в 10 пунктах:
«1) лраво избирать сахемов и вождей; 2) право смещать их;
3) обязанность не вступать в брак в пределах рода; 4) взаимное
право наследования имущества умерших сородичей; 5)
взаимная обязанность помощи, защиты и отмщения обид и
оскорблений; 6) право давать имена своим членам; 7) право
усыновления в род чужаков; 8) общие религиозные обряды; 9) общее
кладбище; 10) совет рода»107.
Исследователи родового устройства исходили из этой
дайной Морганом характеристики ирокезского рода, проверяя и
уточняя ее.
Овачира. Отмечая делокализованный характер ирокезских
родов, Морган специально не останавливался на
характеристике локальных их подразделений. Ирокезоведы же послеморга-
новского периода уделяли главное внимание именно этим
подразделениям, так как именно они в колониальный период
ирокезской истории наиболее отчетливо выступали в качестве
фактических носителей родовых прав и обязанностей, особенно тех,
которые были связаны с деятельностью Лиги и прежде всего
наследованием сахемств в совете Лиги. В работах
американских ученых эти локальные подразделения родов обозначаются
разными терминами. Дж. Хыоитт (ученый, ведущий свое
происхождение от тускарора) ввел в научный оборот могаукское
его обозначение «овачира» 108.
О том, что авторы разными названиями обозначали одну и
ту же социальную единицу, говорит определение ими ее состава.
Дж. Хыоитт определял овачиру как кровнородственную
локализованную группу. Овачира, по его словам, состоит из «муже-
100 /.. И. Morgan. League of the Iroquois, p. 90.
107 «//. Г. Морган. Древнее общество, стр. 43.
)П8 См.: «Handbook of American Indians». Bull. ВЛЕ, N 30, vol. 1, 1911, p. 303.
198

ких и женских потомков женщины, а также потомков всех ее
женских потомков, прослеживающих кровное родство по
женской линии, а также лиц, принятых в нее» 109.
Хыоитт подчеркивает, что «овачира не состояла из более
мелких политических единиц. Личности -ее составные
части...»110 Овачиры экзогамны: «Общая мать и ее дочери,—
по словам Хыоитта,— приобретали мужей из неродственных
кровнородственных групп или овачир. Дети относились к
потоку крови матери» 1И.
Таким же определяли состав «материнского линиджа» или
«материнской семьи» А. Гольденвейзер и У. Фентоп. Это была,
по словам Гольденвейзера, «самая мелкая социальная единица
в ирокезском обществе, состоявшая из старшей женщины, ее
потомков (мужских и женских), потомков ее потомков и т. д.
Некоторые материнские семьи состояли из четырех живущих
вместе поколений, насчитывая одни до 50, другие до 150 и
даже 200 человек» 112.
При этом Гольденвейзер подчеркивал отличие состава
материнской семьи от состава семьи, «состоящей из родственников
по линии отца и линии матери»113. У. Фентон же отмечал, что
мужья женщин материнской линидж считаются членами ли-
ниджей своих матерейiU. Эти оговорки ученых убедительно
вскрывают неправомерность применения ими же термина
«семья» к социальной группе, называемой ими то
«материнская линидж», то «материнская семья». Очевидно, что это не
семья, а родовое подразделение со всеми присущими
экзогамному роду признаками. Думается, что введенный Дж. Хьюит-
том термин овачира вполне оправдан как обозначение
локализованных подразделений ирокезских родов. Он вносит
определенную ясность в классификацию социальных единиц в
структуре ирокезского общества.
Члены овачиры, пишет Хыоитт, были организованы на
основе родства, в терминологии которого закреплялись место и
статус каждого ее члена и определявшей его права и обязанности.
Он перечисляет термины родства, определявшие состав овачиры:
прабабка, бабка, мать, брат матери, старшая сестра, старший
брат, младшая сестра, младший брат, дочь, сын, внучка, внук,
племянник, племянница (последние два термина употреблял
.лишь брат матери).
Отец и его братья не включались в эту систему терминов
овачиры, так как они были чужаками.
109 J. W. В. Hewitt. Status of women in Iroquois polity before 1784.
«Smithsonian Institution Annual Report for 1932». Washington, 1932, p. 477.
110 Ibid., p. 477.
111 Ibidem.
1,2 A. Goldenweiser. Op. cit., p. 570.
113 Ididem.
-(U W. N. Fenton. Locality..., p. 45.
199

iB этой терминологии родства, регулирующей отношения
между членами овачиры, как устанавливает Хьюитт, наиболее
важными были термины мать и брат матери. «Изначально,—
пишет он,— брат матери — «дядя» разделял с сестрой ее права
и обязанности старших... Вербальный корень термина «мать»
идентичен корню ирокезского термина брат матери»115.
Ирокезский род состоял из сестринских овачир, и названия
последних указывали на родовой эпоним. Например, род
Медведя могауков делился на три овачиры, носивших названия
медведя, медведя-пестуна и медвежонка. Дж. Хьюитт допускал,
что род мог состоять и из одной овачиры. В этом случае он
локализованный род называл овачирой. Овачиры одного рода
были представлены в разных .селениях. Территориально
отделившись и разросшись, они становились со временем дочерними
родами первоначальных родов и сами распадались на несколько
овачир.
Родовые права и обязанности фактически осуществлялись
составлявшими род овачирами. Дольше всего за ними
сохранялись такие права, как общая собственность на земли,
адоптация в род и право выбора и смены должностных лиц. Эти права
приобрели особую важность в период военного могущества
ирокезской Лиги. Адоптация была эффективным способом возме-
щения военных потерь ирокезов, а также ранней формой под*
чинения покоренных племен. Выбор и смещение сахемов и
других должностных лиц в совете Лиги были наследственной
привилегией определенных овачир. На основе этих привилегий
овачиры рода раигировались, на вершине их стояли
титулованные овачиры, в которых места родовых сахемов были
наследственными. Они управляли делами рода. Эти .права не
потеряли своего значения и по сей день. «Сейчас,—пишет А.
Шимопи,— много спорят о том, какие линиджи имеют
наследственный титул вождя и какие семьи в него входят»116.
Самый факт составления Сет Ныохаузем, ирокезом из
резервации Шесть Наций, в 1885 г. списка семей, имеющих
наследственный титул вождей резервации, говорил о важности для ирокезов
этого уточнения 117.
Представители молодого поколения ирокезоведов Б. Кэйн,
Дж. Нуун, А. Шимопи пользуются термином овачира наряду
с понятиями «линидж» и «матрилинейная семья»118. Но
замечание А. Шимони, что в состав 'последней «теперь включают также
отца матери и некоторых его родственников» п", говорит о том,
115 /. W. Hewitt. Op. cit, p. 478.
Пб. A. A. Shimony. Conservatism among the Iroquois, .., p. 27.
117 См.: W. N. Fenton. Collecting materials for a political history of Six Nations.
«Proceedings of the American Philosophical Society», vol. 93, N 3.
Philadelphia, 1957.
1,8 M. H. Quain. Op. cit., p. 256; /. A. Noon. Op. cit., p. 28, 34.
119 A. A. Shimony. Op. cit., p. 20—21.
200

что понятие «материнская семья» применяется ныне к
социальной единице иного, чем прежде, состава, вполне
оправдывающего ее обозначение как «семьи». И неудивительно поэтому, что
линидж, по словам А. Шимони, «часто совпадает с матрили-
пейной большой семьей» и терминологически они не
различаются 120.
Домохозяйство. Данные об ирокезской овачире убедительно
говорят о том, что в древности овачира локализовалась в одном
большом доме. Длинный дом на протяжении всей прошлой
истории ирокезов был непосредственно связан с их родовым
строем и характером их экономической жизни. Не случайно он
был символом их конфедерации, и объединенные в ней ирокезы
называли себя «людьми длинного дома».
В своей работе «Дома и домашняя жизнь американских
аборигенов» Морган па огромном фактическом материале .показал
связь между архитектурой дома и социальной структурой
данного народа или племени.
На сегодня накоплен большой материал, позволяющий
проверить положение Моргана о социальных функциях различных
типов жилищ применительно к ирокезам па значительном
историческом отрезке времени121.
Традиция сооружения длинного дома ирокезов
прослеживается в глубь истории до их предков овасковцев. Но у
последних он в плане имел эллипсоидную форму в отличие от
четырехугольного плана ирокезского длинного дома, появляющегося
на стоянках XIV в.
На одной из стоянок раннего оваско, датируемой XI в. ш. э.,
открыты полы 10 жилищ одного удлиненного типа с
закругленными углами, но разных размеров. Пол самого маленького дома
был шочти квадратным (20X23 фут.). Длинные дома размером
61x25 фут. и 60X27 фут. У. Ритчи рассматривает как
прототип ирокезского длинного дома. В них открыты,
очаги-кострища в виде круглых углублений, расположенных, однако, не по
центральной линии, как в домах ирокезов, а вдоль одной или
обеих длинных стен. В этих домах не обнаружены следы
деления их па спальни. Селение не было укреплено122.
На стоянке, датируемой XII в. и. э. и относимой к среднему
оваско, исследователи обнаруживают ту же архитектурную
традицию, что и в раннем оваско.
Но размеры открытого дома значительно больше.
Характерно при этом, что первоначальные его размеры были 38X22
фут., потом после четырехкратного удлинения он достиг 76 фу-
120 Ibid., p. 21.
121 См.: W. N. Fenton. From long house to ranch-type house: The second housing
revolution of the Seneca nation. «Iroquois culture, history and prehistory».
Albany, 1967, p. 7—12.
122 W. A. Ritchie. The archaeology of New York State..., p. 281.
201

iob длины. Внутри дома обнаружены очаги-кострища и
хозяйственные ямы. Это селение, состоявшее из одного дома и
кладбища, было уже обнесено палисадом 123.
В селениях позднего оваско обнаружены дома двух типов:
небольшие дома овальной формы размером 19X16 фут. и
32X26 фут. с одним очагом в .центре каждого. У. Ритчи
считает, что это были жилища «небольших клановых групп»124.
Второй тип домов —'большие длинные дома с закругленными
углами. В длину они достигали 112, 128 футов, при одинаковой
ширине в 22 фута. В отличие от предшествующего периода
очаги в них располагались уже но центральной линии дома и
обнаруживались следы пар вдоль стен. В одном из поселений три
длинных дома сосуществовали с тремя маленькими жилищами.
В стоянках XIV в. появляются уже настоящие прямоугольные в
плане ирокезские длинные дома со следами деления их на
спальни и очагами по центральной линии дома. Размеры домов
варьировали. Наряду с домами, достигающими 112, 128 и даже
333 футов длины при обычной ширине в 20—22 фута, на
стоянках встречаются строения меньших размеров (26X19 и 32Х
Х26 футов). Это наглядно можно видеть на плане стоянки Хоу-
лет Хилл.
Об общинной жизни в этих домах говорят большие размеры
глиняных сосудов, служивших для приготовления пищи, наличие
общих хозяйственных ям. Однако при раскопках больших
поселений XV—XVI вв. обнаружены были ямы под спальнями
отдельных семей125, что говорило, вероятно, уже об отживании
норм коллективизма в рамках большого дома.
Археологические данные подтверждаются сведениями письменных
источников начала XVII в., па основании которых Л. Г. Морган
установил характернейшие признаки ирокезского длинного дома.
Общеизвестным стал с тех пор факт, что в длинном доме
обитала родственная группа, состоявшая из нескольких парных
семей, спалы-ш которых площадью 2x4 м располагались вдоль
длинных степ дома. По центральному коридору между
спальнями на расстоянии 3—4 м друг от друга шли 4—12 очагов-
кострищ. Каждым очагом пользовались четыре малые семьи,
попарно располагавшиеся на нарах у противоположных стен126.
На основе учета количества очагов и средней численности
малой семьи археологи допускают, что максимальная численность
населения ирокезских домов в предколониальную и раниеколо-
ниальную эпоху достигала 50—100 человек127. О том, что когда-
то домохозяйство и овачира совпадали, говорят указания ранних
источников об экзогампости больших домовых общин.
123 Ibid., p. 285.
m Ibid., p. 286.
125 W. Л. Ritchie. The archaeology of New York State..., p. 319.
126 JT. Г. Морган. Дома и домашняя жизнь..., стр. 81.
127 W. N. Fenton. Problems..., p. 205—231.
202

w/
.,,,, ♦/, Sly, % 4
^i--------- \V#M
*Mi
I Г~"~Н Г™~™1
План длинного дома ирокезов XIV в. (вверху) и длинный дом ирокезов XVII в.

Моргану удалось установить существование у ирокезов в
прошлом дислокального брака, при котором супруги жили
раздельно и муж посещал жену лишь ночью. Большой интерес в
связи с этим представляет приводимая Фентоном древняя
легенда сенека о большом длинном доме, разделенном на две
половины; мужчина одной половины мог выйти из дома на
одном его конце и войти в дом на другом конце и жениться на
одной из живущих там женщин128. Эту легенду, по мнению
У. Фентона, подкрепляет сообщение французского источника
1666 г., что в генеалогическом предании рода Орла сенека
говорится о его связи с большим домом, разделенным на две
половины, жители которых вступали друг с другом в брак12*.
В пользу этого Фентон приводит и свои материалы: «У ононда-
га и сенека резервации Тонаваида две фратрии обращаются
друг к другу так, если бы они занимали противоположные
стороны одного длинного дома...— «четыре костра» (Черепаха,
Волк, Медведь, Бобер)—'Одна половина и «пять костров»
(Бекас, Ястреб, Утка, Олень, Угорь)—другая половина»130.
Таким мог быть состав огромного длинного дома, являвшегося
единственным жилищем в одном из открытых археологами США
поселений.
Позже, по мере укрепления парной семьи и установления
матрилокальности, в состав домохозяйства стали входить и
мужья его женщин. Но и на этом этапе, по словам Фептопа,
материнская линидж была ядром домохозяйства, а мужья его
женщин — «привеской». Последние были членами других родов
и объединяла их лишь общая судьба — брак с женщинами
данного линиджа. «Психологически,— пишет Фентон,— для
ирокеза составляющие эту «привеску» мужья — члены
домохозяйства своих матерей» 131.
Но за этой психологической установкой стоял несомненно
реальный исторический факт совпадения в прошлом
домохозяйства и овачиры. Ирокезский длинный дом из коры, как
устанавливает У. Фентон, «был жилищем материнской семьи:
матерей, дочерей и детей их дочерей»132. Об этом говорило и
то, что несмотря на матрилокалыюсть, мужья сохраняли свою
принадлежность к своим материнским овачира, пользовались
всеми правами и привилегиями своего рода и выполняли все
общественные и религиозные функции вместе со своими
сородичами. В домохозяйстве жены муж не пользовался правами ее
рода. Земля, жилище, инвентарь — все было собственностью
овачиры и рода жены. Право пользования ими наследовалось
128 W. N. Fenion. Locality..., p. 46.
129 «The Documentary history of the State of New York», vol. 1, p. 4.
130 W. N. Fenion. Locality..., p. 49.
131 Ibid., p. 45.
132 W N. Fenton. From long house..., p. 12.
204

по линии матери. Дж. Витхофт, анализируя данные о древних
общинах восточной лесной зоны Северной Америки в целом,
также устанавливает, что домохозяйства земледельцев этого
района чаще всего состояли из группы сестер и параллельных
кузин с их детьми и внуками и других родственников л имидж а
и мужей из различных липидж'ей. Муж не был членом
домохозяйства жены, скорее «он был визитером в жилище жены» 133.
Однако в течение XVII в. у ирокезов сложилась уже
отдельная от рода мужская собственность, состоявшая из мехов,
купленных за них вещей и военной добычи. Но и она после смерти
ее владельца наследовалась его сородичами, а не женой и
детьми.
Имеющиеся данные характеризуют ирокезское домохзяйство
XVIII в. как матрилипейиую и матрилокальиую большую семью,
уже не совпадавшую с овачира, и поэтому последняя начинает
принимать форму расселенного по нескольким домохозяйствам
локализованного в данном селении подразделения рода («ли-
пиджа»). «В длинном доме,—как пишет Б. Кэйп,—
доминировала отдельная семья, если не по количеству членов, то
благодаря наследственным в пей почетным титулам. Длинный дом
принимал имя и эмблему клана доминирующей семьи»134.
Видимо, к этому периоду относится устанавливаемый
Морганом факт, что домохозяйство ирокезов состояло из двух
родов 135.
К этому же времени относятся свидетельства о становлении
элементов патриархальных отношений у ирокезов,
'проявлявшихся в нарушении правила матрилокальности браков и мат-
рилипейности наследования прав на собственность.
Морган устанавливал факт подчиненного положения жены
в семье. «Индеец,— писал он,— считал женщину существом
ниже себя, зависимой от мужчины, его слугою» 136.
Со становлением патриархальных норм связано и
отстранение женщин от общественных дел. «Влияние женщины,—
устанавливал Морган,—• не выходило за пределы
домохозяйства и совсем не сказывалось на делах, касающихся рода,
фратрии и племени» Vi\
В отличие от Моргана Дж. Хыоитт считал, что в родовом
управлении доминировали женщины, что именно они во главе
с матриархом титулованной овачиры выбирали родового вождя,
следили за его деятельностью и смещали в случае его
непригодности к выполнению возложенного на него долга. Они
133 J. Witlhoft. Eastern Woodland community typology and acculturation. Bull.
BAE, N 180, 1961, p. 70.
134 B. N. Quain. Op. cit., p. 256.
135 L. H. Morgan. League of the Iroquois, p. 90.
136 Ibid., p. 324.
137 Л. Г. Морган. Дома и домашняя жизнь..., стр. 82.
205

назначали ему помощника и избирали родового военачальника,,
а также хранителей веры138.
Видимо, во взглядах двух исследователей отразилась
ситуация различных эпох.
Лишенными оснований представляются теории,
пытающиеся доказать, что матрилинейность и матрилокалыюсть, высокое
положение женщины возникают лишь в период военной
экспансии ирокезской конфедерации139. Несостоятельность их уже
была убедительно вскрыта У. М. Смит140.
Эта противоречивость в оценке роли женщины в ирокезском
обществе объясняется, на наш взгляд, тем, что сведения
исследователей но этому вопросу фиксируют положение на разные
периоды ирокезской истории. В одних случаях, как, например,.
у Дж. Хыоитта, делается попытка восстановить роль ирокезок
в далеком прошлом, в других речь идет о периоде меховой
торговли и завоеваний. Коренные изменения, происшедшие за этот
период в области экономики, сказались, несомненно, и на
отношениях между полами, между женой и мужем. Женщины
были устранены от непосредственного управления в ирокезской
Лиге. Они могли довести до сведения совета свое мнение лишь
через специальных ораторов из ордена вождей Сосны.
Ирокезский вождь и оратор Красная Куртка, прославившийся в годы
войны американских колоний за независимость, был именно
делегатом женщин в совете Лиги. В родовом управлении видную
роль играла лишь старейшая женщина из титулованной овачи-
ры, а позднее—-семьи.
Характерно, что в течение XVIII в. шел уже процесс замены
длинных домов из коры небольшими односемейными срубны-
ми домами, и к 1800 г. длинные дома ирокезов уже исчезли. Все
это было, несомненно, отражением в архитектуре жилищ
происходивших в социальной жизни ирокезов трансформаций.
Таким образом, ирокезский род к началу колонизации был
уже делокализован. Его локализованные части обитали в
больших длинных домах, и род состоял из нескольких домохозяйств-
овачир, практически осуществлявших родовые права и
обязанности.
Фратрия. Все ирокезские племена долго сохраняли следы
дуальнородового деления, которое со временем приобрело
форму двухфратриальной организации. Как утверждает большинство
исследователей, ирокезские фратрии были безымянными, о них
говорилось, как о двух «сторонах» костра племенного и союзно-
138 /. N. В. Hewitt. A constitutional League of Peace in it he Stone Age America.
«Smithsonian Institution Annual Report for 1918». Washington, 1920, p. 530.
139 C. E. Richards. Huron and Iroquois residence pattern, 1600—1650. «Iroquois
culture history and prehistory», 1967.
140 W. M. Smith. A re-appriaisal of Huron Kinship System. «Anthropological
n. s., XII, N 2, 1970.
206

го советов. Но если согласиться с Морганом, считавшим
фратрию первоначальным родом, распавшимся позднее на несколько
сестринских родов Ul, а большинство ученых не возражают
против этого, то естественно считать, что фратрия как род когда-то
имела тотемное название, со временем полностью
закрепившееся за определенным родом.
Исторический пример образования фратрий можно видеть у
могауков, у которых только один из двух первоначальных родов
распался на два рода. Это был самый многочисленный и
выдающийся род Черепахи, из которого выделился род Волка. Эти два
рода составили фратрию, противостоящую роду Медведя 142.
У сенека роды Медведя, Черепахи и Бобра объединялись в
одной фратрии, а роды Оленя, Кулика, Утки, Ястреба — в
другой. У кайюга же в первой фратрии объединялись роды Волка,
Медведя, Черепахи, Кулика и Угря, а во второй —Оленя, Бобра
и Ястреба. У онондага было также восемь родов, из них роды
Волка, Черепахи, Кулика, Бобра, Мяча объединялись в одной
фратрии; роды, Оленя, Угря, Медведя —во второй.
Права и обязанности ирокезской фратрии хорошо
определены Морганом и не подверглись пересмотру современными иро-
кезоведами. На советах племен вожди рассаживались по
фратриям. В общественных играх игроки одной фратрии
соревновались с игроками другой. Фратриальная организация
проявлялась в вопросах кровной мести, при похоронах: фратрия
умершего лишь оплакивала его, а обряд погребения совершали
люди другой фратрии. При выборах вождей новый кандидат
должен был утверждаться на совете родов не только своей фратрии,
но и на племенном совете. Фратрия, как отмечал Л. Г. Морган,,
была экзогамна. Восстанавливая эти черты ирокезской
фратрии, Морган отмечал постепенное сужение ее функции до
сохранения их лишь р религиозной жизни народа.
В редуцированной форме фратриалыюе деление ирокезов
сохранилось почти до наших дней в обрядности длинного дома.
В свете современных знаний в области истории ирокезского
общества совершенно ясно, что в период активной деятельности
ирокезской Лиги в XVII—XVIII вв. их общество не было уже
классическим родовым обществом. В связи с этим нередки за
последнее время обвинения Л. Г. Моргана в архаизации им
социального строя ирокезов. Но ошибка Моргана состояла
главным образом в том, что он переоценил значение архаических
норм родового общества в деятельности Лиги и архаизировал,,
как мы видели выше, весь экономический уклад ирокезов,
приписывая им охоту в качестве главного занятия, относя и пушной
промысел к натуральной охоте и недоучитывая в связи с этим
достижения ирокезов в области земледелия, торговли и войны,
141 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 53.
142 W. N. Fenton. Problems..., p. 204—205.
207

Как нам представляется, ирокезское общество ранпеколониаль-
ной, а может быть, уже и предколониальной эпохи находилось
на этапе распада родового строя и приобретало черты
становящейся военной демократии. Несмотря на это, Л. Г. Моргану все
же удалось реконструировать классический тип развитой мате-
рипскородовой организации. Но встает вопрос, к какому периоду
в истории ирокезов можно отнести реконструированный
Морганом их материнскородовой строй?
Большинство современных ирокезоведов правомерно считают,
что он был унаследован ирокезами от их предков — овасковцев
и достиг расцвета в предколониальную эпоху. У. Ритчи
допускает существование материнскородового строя у овасковцев
(X—XIII вв. н. э.). «Комбинация признаков, — пишет он, —
развившихся фактически уже в период оваско, указывает на матри-
липейность, связанную с матрилокальностыо клановой
структуры общества подобной ирокезской исторического периода» 143.
Допущение У. Ритчи вполне правомерно, потому что в
особенностях материальной жизни, археологически устанавливаемых
у овасковцев и у ирокезов предколониальной и раннеколониаль-
ной эпох, нет существенных различий. Революционизирующее
влияние па хозяйственный быт и социальный строй ирокезов
оказала европейская меховая торговля, резко отделившая
ирокезов колониального периода от их предков предколониальной
эпохи.
С началом колонизации связано постепенное разрушение
родового строя ирокезов, ускоренного войнами и меховой
торговлей.
Но было бы ошибочно считать, что материнскородовая
организация была присуща лишь ирокезам и их
предшественникам овасковцам-земледельцам, и связывать происхождение
этого строя лишь с женским земледелием.
Исходя из понимания материнскородового строя как
социальной структуры, присущей обществу на крайне низком уровне
развития производительных сил, когда производительность
индивидуального труда была настолько мала, что
существование человека могло быть обеспечено лишь совместным трудом
целого коллектива людей и основой существования могли быть
первобытнокоммунистические принципы в производстве и
распределении, мы можем допустить, что этот строй был присущ не
только овасковцам-земледельцам, но и их предкам —
охотникам-рыболовам и собирателям.
Видимо, и об ирокезской родовой организации можно
сказать словами Моргана, что она существовала «со времен столь
глубокой древности, что ее происхождение теряется во мраке
отдаленных веков» 144.
143 W. Л. Ritchie: Op. cit., p. 331.
144 JI. Г. Морган. Древнее общество, стр. 39.
208

Ирокезский род уже в характеристике его у Моргана
рисуется прежде всего как структурная единица их конфедерации.
Поэтому среди функций и атрибутов рода и племени главное
место занимает в списке Моргана право избирать и смещать
сахемов и вождей, при этом права рода уже ограничены и
избранные родом должностные лица должны быть утверждены
советом племени и советом союза племен. Не случайно
Морган обратил прежде всего внимание на эту функцию
ирокезского рода. Именно право рода избирать и смещать
должностных лиц держалось наиболее стойко и сохранялось даже в
условиях резерваций. О прежнем же экономическом единстве
рода говорило сохранявшееся еще в XIX в. представление о
праве наследования имущества умершего сородича и обязанности
взаимопомощи.
О былом единстве рода говорил также обычай обозначать
роды как «костры» во время обрядов «длинного дома»145.
А. Шимони, изучавшая ирокезов в 1950-х годах,
устанавливает, что «сегодня от моргановского списка (прав и обязанностей
рода.— Ю. А.) сохранились лишь первое, второе и шестое, а
фактически первое и второе право, строго говоря, принадлежит
не столько роду, сколько линиджу» 14G.
Современные ирокезы забывают о своей родовой
принадлежности и в этой связи неудивительно и отживание родовой
экзогамии. Теперь считают браки запрещенными между лицами,
кровное родство которых прослеживается непосредственно как
по линии матери, так и по линии отца. Право наследования
сородичами собственности также отошло в область прошлого в
связи с укреплением патриархальной моногамной семьи. В
случае отсутствия прямых наследников совет резервации решает,
кому переходит земля. Движимое же имущество умершего
раздают во время обряда погребеният, как бы
продолжая традиции древнего празднества погребального обряда.
Пятая функция рода — «обязанность взаимопомощи, защиты
и возмещение за оскорбление» — перешла теперь к резервацион-
ной общине, объединенной вокруг длинного дома» ш. Родовые
имена почти забыты, имя ребенку обычно выбирает мать, в
связи с этим ушло в прошлое и шестое право рода в списке
Моргана—давать родовые имена. Право адоптации перешло к малой
семье; религиозные и погребальные обряды стали функцией
длинного дома; кладбище стало общинным, а не родовым. Нет
собраний сородичей. Род перестал существовать как социальная
единица 14У. Дольше сохранилось представление о принадлежнос-
145 W. N. Fenton. Locality..., p. 48.
146 A. A. Shimony. Op. cit, p. 30.
147 Ibid., p. 32—34.
148 Ibid., p. 34.
149 Ibidem.
14 Ю. П. Лверкиева
209

ти к определенной овачире, особенно к тем, которые имели
наследственные титулы вождей и должностных лиц.
Племя. В упоминавшейся выше книге К. Коульдена
говорится, что первоначально союз ирокезов состоял из трех племен:
могауков на самом востоке, онондага и сенека — на западе
ирокезских земель, а онейда и кайюга были приняты в союз позже,
«потому что онейда признавали могауков за своих отцов, а
кайюга отцами считали сенека» 15°. О том, что онейда — отпрыск
могауков, а кайюга — сенека, писал в 1940 г. У. Фентон151.
Археологические исследования У. Ритчи 152 на территории штата
Нью-Йорк подтверждают мнение, что первоначально было три
указанных выше племени. Ритчи прослеживает некоторые
племенные различия в керамике трех племен, отмечая в то же
время, что главные элементы культуры — земледелие как ведущее
занятие, типы орудий, поселений и жилищ, фортификационная
техника, наличие хозяйственных ям, погребальные обряды —
были общими для всех трех племен. У. Ритчи считает, что эти три
племени сложились на основе локальных вариантов культуры их
предков — оваковцев. Позднее от могауков откололись .онейда,
а от сенека — кайюга. Выделение этих двух племен произошло
до образования Лиги, так как за вновь образовавшимися
племенами, как и за первоначальными, были закреплены сахемства.
«К началу исторического (колониального.— Ю. Л.) периода,—
устанавливает У. Ритчи, — племенные группы ирокезов были
дифференцированы территориально, культурно, диалектально.
Каждое племя, за исключением, возможно, онейда, имело два и
более полуоседлых поселения с деревушками-спутниками. Каждое
племя имело свой диалект, совет вождей, представлявших не
только деревни, по и составлявшие ее кланы. К этому времени,,
вероятно, клановые линии пересекали деревенские линии» 153.
Морган выделил семь «функций и атрибутов ирокезского
племени», а именно: 1) обладание территорией и именем; 2)
обладание особым диалектом; 3) право вводить в должность
избранных родами сахемов и вождей; 4) право смещать сахемов и
вождей; 5) религиозные верования и культ; 6) высший управляющий
орган —совет вождей; 7) в некоторых случаях — верховный
вождь племени 15\
Анализ этих признаков племени позволяет проследить в них
историческое наслоение функций племени на разных этапах его
развития. К особенностям архаического племени относятся,
несомненно, первые два признака. Но к этим двум признакам пра-
150 С. Colden. Op. cit., p. XVII.
1М. W. N. Fenton. Problems..., p. 218, 223.
152 W. Ritchie. The archaeology of New York State p. 316.
153 W. Ritchie. Iroquois archaeology and settlement pattern. Bull. BAE, N 180,
1961, p. 33.
154 JI. Г. Морган. Древнее общество, стр. 67.
210

вомерно добавить также признак эидогамности племени.
У Моргана он отсутствует, и вероятно потому, что во время
изучения им ирокезов, возможно уже в период конфедерации,
произошло значительное смешение не только ирокезских племен,
но и самих ирокезов с включенными в их состав покоренными
племенами. Вероятно, можно говорить также и о религиозном'
признаке архаического племени. Функции же и атрибуты
племени, указанные Морганом под цифрами 3, 4, 6, 7, характеризуют
его уже на более позднем этапе, военной демократии, когда
племя приобрело значение политической единицы. На этом этапе,
согласно данным Реляций иезуитов, во главе племени стоял
племенной совет, состоявший из родовых вождей,
военачальников, вождей ордена Сосны и матриархов 155. Он регулировал
внутренние дела племени, разрешал споры между родами, объявлял
войну, осуществлял связи с другими племенами, обеспечивал
защиту селений.
Селения ирокезов. В раннеколониальный период каждое
ирокезское племя жило в одном или нескольких больших
укрепленных поселениях с несколькими маленькими поселками вблизи
от них. Жители последних в случае военной опасности
укрывались за стенами ближайшего укрепленного поселения.
Количество селений в каждом племени варьировало в
различные периоды истории. Как устанавливает Дж. Хыоитт, в
1657 г. насчитывалось 24 ирокезских селения, а в 1750 г. их
было уже около 50 156.
Древнейшие их типы восстанавливаются в настоящее время
на основании данных археологии и ранних письменных
сообщений. Археолгами собраны значительные материалы о типах
поселений и жилищ как самих ирокезов, так и их предков —
овасковцев 157.
Они устанавливают определенную преемственность традиций
в типах поселений от ранних овасковцев (IX—X вв.) до ирокезов
раннеколониального периода. Оседлые поселения
археологически устанавливаются уже в периоде раннего оваско. В среднем
и позднем появляются укрепления вокруг селений, состоящие
из рвов и двойных-тройных палисадов. Например, в 1959 г.
было открыто самое крупное из известных поселение позднего
оваско, занимавшее более 3 акров площади и окруженное рвом
и палисадом 158.
155 «Jesuit Relations...», vol. 55, p. 261—263; vol. 18, p. 299; vol. 54, p. 308;
vol. 58, p. 185; vol. 64, p. 81—110.
156 /. N. B. Hewitt. Iroquois.
157 W. A. Ritchie. The archaeology of New York State, pp. 303—311; он же. The
Kelso Site: its significance for the problem of Iroquois origin. «Iroquois
culture, history and prehistory», Albany, 1967, p. 71; /. A. Tuck. The Howlett
Hill: an early Iroquois village in Central New York. «Iroquois culture history
and prehistory», p. 75—79.
158 W. Ritchie. Archaeology of the New York State..., p. 286.
211
14*

Селения овасковцев, как позднее и ирокезов, варьировали
от больших деревень из 16, 30, 50, 60 домов до маленьких
поселков и временных стоянок охотников, рыболовов, собирателей.
За последние годы археологами США был открыт и
изучен ряд стоянок, характеризующих этапы становления
собственно ирокезской культурной традиции. Например, поселения,
открытые на стоянках Келсо и Хоулетт Хилл, датируемые второй
половиной XIV в., характеризуют, по мнению исследователей,
переходную фазу от оваско к собственно ирокезской истории 15э.
Поселения окружены двумя-тремя рядами палисадов.
Селения ирокезской фазы развития отличались от овасков-
ских большими размерами, что говорило о прогрессивно
возраставшей концентрации населения. Укрепления вокруг селений
технически совершенствовались.
Непосредственно предколониальный период истории ирокезов
(1450—1600), характеризуемый как эпоха расцвета аборигенной
культуры ирокезов, исследователи восстанавливают по .стоянке
Гарога, где открыто было одно из больших могаукских
поселений этого периода. Археологами открыты три больших селения
могауков того времени, но два из них перекопаны искателями
редкостей и лишь третье — Гарога — дало значительный
археологический материал 160. Это селение, как и поселения
предшествующего периода, было расположено на удобной для обороны
высоте. Оно стояло на вершине высокой балки, с трех сторон
круто обрывающейся в ущелье. Четвертая узкая сторона была
укреплена двумя рядами палисадов, основу которых
образовывали глубоко врытые в землю толстые столбы, поддерживавшие,
по мнению археологов, двойные стены из плотно переплетенных
веток. Площадь селения занимала 2,5 акра. Предположительно
селение состояло из 10 длинных домов. Длина открытых полов
шести домов варьировала от 150 до 225 футов при ширине в 20.
У. Ритчи назвал открытую на поселении культуру «фазой
Гарога» и охарактеризовал ее как «последнюю
специализированную предысторическую (предколониальную. — Ю. А.) стадию
ирокезской истории... имевшую свои временные и культурные
эквиваленты по всей Ирокезии» ш. Найденные в незначительном
количестве европейские изделия позволяют сделать вывод, что
Гарога была обитаема еще в период открытия Америки 162.
Данные археологии о ранних типах поселений ирокезов
совпадают с описаниями ирокезских поселений первыми
европейцами. Это особенно наглядно прослеживается на материалах о
поселениях могауков. Согласно сведениям Ван ден Богаэрта,
459 См.: «Iroquois culture, history and prehistory».
560 W. Ritchie. The archaeology of New York State..., p. 317; R. E. Funk. Garoga:
a late prehistoric Iroquois village in Mohawk valley. «Iroquois culture, history
and prehistory».
m W. A. Ritchie. The archaeology of New York State, p. 317.
m R. E. Funk. Op. cit., p. 83.
212

побывавшего в стране могауков в 1634—1635 гг., могауки
обитали в то время по среднему течению р. Могаук в трех больших
селениях (названных в источнике «крепостями») и в нескольких
маленьких деревнях. Большие селения располагались в
отдалении от реки, на мысах высоких балок, круто обрывающихся в
ущелья, доступная же к селению сторона укреплялась
палисадами. Одно селение было окружено тремя рядами палисадов.
Внутри этих селений длинные крытые корой дома
располагались в ряд 163. Путешественник сообщал также, что могауки
делились на три рода, каждый из которых имел свою главную
крепость, окруженную неукрепленными маленькими
деревушками. И в других голландских источниках этого периода
неизменно говорится, что могауки имели три локализованных тотемных
рода и что каждый селился в своей крепости и прилегающих к
ней деревушках.
Мегаполензис приписывал три могаукских рода Черепахи,
Медведя и Волка к трем «крепостям» — Нижней, Средней и
Верхней. Согласно сведениям этих источников, род Черепахи
занимал Нижнюю крепость, насчитывавшую 36 домов, и
две_деревни— в одной 6 домов, в другой 12. К роду Медведя относилась
Средняя крепость с 32 домами, крепость поменьше с 16 домами
и деревушка с 9 домами. В Верхней крепости с 55 домами и
деревне с 14 домами расселялся род Волка 164. В 1666 г.
карательная экспедиция французов под командованием Де Траси
и Корсейо сожгла все селения могауков. Через год возникли
новые поселения могауков недалеко от прежних. В 1667—1668 гг.
насчитывалось семь селений могауков, в 1677 г. в результате
войн с могиканами и сусквеханноками могауки сильно
пострадали и число их селений сократилось до пяти 165.
В 1693 г. четыре укрепленных селения могауков были
разрушены второй карательной экспедицией французов и новые
селения могауков были возведены уже без палисадов. Для
укрытия от врагов они сооружали с помощью англичан небольшие
(150 кв. футов) бастионы на высотах.
По сообщению Ван ден Богаэрта, онейда жили в одном
расположенном на высокой горе селении, состоявшем из 66 домов.
Его окружали два ряда палисадов с западными и восточными
воротами. В 1677 г. селение было перемещено и укреплено
двумя рядами палисадов. В 1712 г. онейда включили в свой состав
тускарора, выделив им землю, на которой тускарора основали
новое селение. В 1757 г. зафиксированы два селения онейда —
верхнее укрепленное и рыбацкий поселок на берегу оз. Онейда.
Онондаги жили в одном селении, стоявшем на высоком
холме и настолько хорошо укрепленном, что оно выдержало в 1615 г.
163 «Narrative of a Journey»..., p. 140—141.
164 /. Megapolensis. Op. cit., p. 178—179.
165 W. N. Fenton. Problems..., p. 209.
213

осаду отряда французских солдат и индейцев под
командованием С. Шамплена. После этого они переместили свое селение
на юг на вершину высокой горы. В 1677 г. оно описывается как
очень большое неукрепленное селение, имеющее 2 мили
возделанной земли. В нем насчитывалось 100 домов166. Это была
столица ирокезской конфедерации. В этом же источнике
упоминается также меньших размеров (24 дома) селение онондага.
В 1682 г. большое селение было перенесено на 4—5 миль на
запад и укреплено тройными палисадами. В 1696 г. оно было
сожжено французским отрядом под командованием Фронтенака, а
урожай кукурузы на полях площадью в 6 миль был уничтожен
на корню. Сохранился рисунок этого селения. После этого
онондага стали селиться рассредоточение, их поселки из четырех-пяти
домов тянулись вдоль речки на 2—3 мили. В 1720 г. их селение
локализуется в долине Онондага, в нем насчитывалось 10
длинных домов, к нему примыкали около 40 небольших выселков,
состоявших из четырех-пяти домов. Селения не укреплялись,
так как Лига была в то время силой, покорившей окрестные
племена. Однако в случаях приближения врагов они сжигали
селения и скрывались в лесах 167.
На запад от онондага были племенные земли кайюга. По
данным «Реляций иезуитов», в 1668 г. кайюга имели три
больших поселения. В источнике 1677 г. также упоминаются три
больших неукрепленных селения кайюга, расположенных на
расстоянии 1 мили друг от друга 168. В 1687 г. все селения кайюга
были уничтожены французской карательной экспедицией под
командованием Де Нонвилля. Вновь восстановленные селения
кайюга были в 1779 г. сожжены карательной экспедицией
генерала Сэлливана 16Э.
Самое западное из пяти племен конфедерации — сенека
первоначально было расселено в двух больших селениях. В 1649 г.
они включили в свое племя части гуронских родов Оленя,
Бобра и Цапли и поселили их в третье селение, названное
иезуитами Сан-Мишель. Иезуит Шамоно, посетивший сенека в 1655 г.,
сообщал, что они живут «в двух больших селениях и нескольких
маленьких, не считая селения гуронов... Сан-Мишель, жители
которого сохраняют свои обычаи и своеобразные привычки и
живут отдельно от ирокезов...» "°.
В 1656 г. сенека включили в свой состав остатки разбитых
ими эри и поселили их с гуронами. Источники сообщают о
существовании между 1655 и 1687 гг. двух больших и двух меньших
селений сенекаш. Одно из первых описывает путешественник
166 W. N. Fenton. Problems..., p. 219—222.
167 Ibid., p. 203.
168 «The Documentary history of the State of New York», p. 12.
169 См.: W. N. Fenton. Problems...,
170 «Jesuit Relations...», vol. 44, p. 02.
•7l W. N. Fenton. Problems..., p. 226—2127.
214

1677 г. как расположенное недалеко от реки и состоящее из
120 домов с 12—13 очагами в каждом. «У них прекрасные
запасы маиса, растущего в миле на северо-запад от селения» 172.
Ирокезы перемещали свои поселения в среднем дважды за
одно поколение.
Соседская община. Исследователи ирокезского
общественного устройства неоднократно рассматривали принципы
расселения ирокезов по селениям и по жилищам, выясняя
соответствие состава этих локальных единиц с родовыми
подразделениями ирокезов, совпадение или несовпадение овачира и
домохозяйства, рода и селения 173. Иными словами, поднимался вопрос
о соотношении родового и территориального принципов в
структуре ирокезского общества. В этнографической литературе, как
известно, уже много писалось о соотношении этих принципов в
социальном устройстве первобытных народов. Известно, что
Л. Г. Морган (1878) и Г. Мэн (1861) независимо друг от друга
пришли к выводу, что у отсталых народов преобладает
родственная основа социальных связей, тогда как у народов,
вступивших на путь классообразования, начинает господствовать
территориальный принцип.
У. Фентон, Р. Лоуи и др., признавая верными выводы
Моргана и Мэна, в то же время отмечали, что исследователи
«переоценили эволюционную последовательность смены этих
принципов» 174. В доказательство приводятся обычно так называемые
«родственные государственности», подобные ирокезской
конфедерации, в которой, как пишет У. Фентон, «территориальные
связи действенны были наряду с родственными, и ирокезское
общество дает 'свидетельство тому, что родственная группа
является в основном также и локальной группой и что оба
фактора действовали при создании конфедерации»175. Нам
представляется, что этот пример мало убедителен как свидетельство
ошибочности «эволюционной последовательности» родственного
и территориального принципов, поскольку он относится к
довольно позднему в истории первобытнообщинной формации
периоду зарождения государственности. Но каким могло быть
соотношение этих принципов в ирокезском обществе до
создания конфедерации? Вообще У. Фентон справедливо считает, что
принцип локальности присутствует в первобытных обществах с
самого их начала, но выступает в единстве с принципом
172 «The Documentary history of the State of New York», vol. 'I, p. <13.
173 \V. N. Fenton. Locality..., p. 42. Этому вопросу был посвящен специальный
симпозиум ирокезоведов США (см.: «Symposium on local diversity in
Iroquois culture». Bull. BAE, N 149, 1951). Особенно интересны статьи: W. .V.
Fenton. The concept of locality and the programm of Iroquois research; он
же. Locality as a basic factor in the development of Iroquois social structure.
174 R. H. Lowie. Social organization. New York, Ш48, p. ilO—'Ш.
175 W. N. Fenton. The concept of locality..., p. 3.
215

родства. Это особенно отчетливо проявляется в локализованном
роде. «В архаические времена,— пишет Фентон,— в
бесписьменных обществах соседи обычно являются сородичами...
родственные группы вбирают в себя локальные, политические
и правовые функции...»176 Позднее, по его мнению,
наблюдается ослабление связей между сородичами, расселенными по
разным селениям, и укрепление соседских связей. Появляется
категория «родных—чужа.ков» т.
Фентон отмечает, что «связь родства с локальностью была
в фокусе идей Моргана, когда он писал, что кланы возникают
из кланов в процессе локальной сегментации, что кланы прежде
ассоциировались с селениями, что сородичи жили вместе и
стремились отделить своих умерших на кладбищах»178. В докладе
на VII МКАЭН в Москве У. Фентон говорил: «Морган был
прав: антитеза между родством и территорией является
фундаментальной. Это крайности в спектре социо-политической
революции. Но, как отмечали Лоуи и я, локальность имела
место с самого начала, она важна для понимания клановой
организации, племени и Лиги... Локализованный родовой принцип
развивается и проецируется в конфедерации и в
локализованном уровне культуры в современной резервационной жизни» 179.
Из этих высказываний Фентона видно, что он признает
локализованный характер первоначальных родов ирокезов, хотя его
интересует главным образом значение территориального
принципа в структуре и в деятельности ирокезской конфедерации.
Выше уже приводились ранние сообщения о том, что в
1630-х тодах каждый род могауков был локализован в одном
селении. По мнению же Фентона, эти сообщения не могут
означать, что в селении жили лишь члены одного рода. Он считает,
что в селении по крайней мере должны были обитать два взаи-
мобрачащихся рода. «Сельские общины ирокезов XVIII в.,—
писал он,— носили названия по эпониму главной или старейшей
в селении родовой группы»180. Он отмечает также сообщения о
том, что «на протяжении всей истории сенека имели по вождю
в каждой фратрии. Я подозреваю,— пишет он,— что это были
главы двух первоначальных селений ...до образования
конфедерации эти главы каждого селения были, вероятно, вождями
локализованной экзогамной группы» ш.
Можно считать резонным допущение Фентона, что в
древних селениях ирокезов были представлены разные родовые
группы, между которыми развивались соседские связи, облекав-
176 W. N. Fenton. The concept of locality..., p. 4.
177 Ibid., p. 10.
178 Ibid., p. 4.
179 «Труды VII МКАЭН», т. 4, стр. 473.
180 W. N. Fenton. Problems..., p. 226.
181 W. N. Fenton. Locality..., p. 50.
216

шиеся первоначально в отношения по свойству, как это
наблюдается у многих других племен Северной Америки на ранних
этапах становления соседской общины. У ирокезов этот процесс
был ускорен включением в их состав множества пленников,
несмотря на то что связи с ними оформлялись как родственные»
через адоптацию их в роды.
Начало становления соседских связей у ирокезов можно,
вероятно, проецировать уже в доколониальный период их истории.
U наличии элементов общинных отношений внутри ирокезских
селений того периода можно судить по большим их размерам,
по сложным фортификационным сооружениям вокруг них.
Возведение их и оборона от врагов требовали объединенных усилий
жителей этих селений.
Сознание опасности, необходимости совместной защиты,
несомненно, укрепляли единство жителей одного селения.
Вероятно, окружавшие селения, обработанные поля очищались от леса
также совместными усилями мужчин данного селения и уже
последующая обработка полей была делом женщин. Важным
показателем развития соседних связей были так называемые
сельские общества взаимопомощи, существовавшие наряду с
родовой взаимопомощью.
Укрепление соседских связей было связано с развитием
земледелия, оно свидетельствовало о глубоких
социально-экономических процессах, развивавшихся внутри ирокезского общества
уже в предколониальный период. В начале колониальной эпохи
эти процессы интенсифицировались в связи с торговой и военной
историей ирокезов. Дальнейшее развитие сельской общины
ирокезов было связано с периодом деятельности их конфедерации.
Не случайно Фентон настоятельно связывает действенность
территориального принципа с периодом организации и
деятельности Лиги.

Г лав а 5
ЛИГА ИРОКЕЗОВ
О Лиге или конфедерации ирокезских племен много писалось
не только в этнографической литературе, но и в исторических
работах. Хорошо показано военно-политическое значение ее в
истории колонизации Северной Америки европейскими
державами. Как известно, первое описание структуры этой Лиги было
дано Л. Г. Морганом в его специальном труде «Лига ирокезов»,
а в его классическом труде «Древнее общество» конфедерации
ирокезов отведена специальная глава.
Ирокезская конфедерация в исследованиях Моргана
предстает как высший рубеж в развитии родового строя индейцев
Америки. «Общественное устройство американских туземцев,—
писал Морган,— началось с рода и кончилось конфедерацией,
причем последняя была высшей точкой, достигнутой их
общественными учреждениями» '. С этой оценкой места
конфедерации в истории индейского общества соглашался, как известно,
и Ф. Энгельс, писавший: «Союз ирокезов представляет самую
развитую общественную организацию, какую только создали
индейцы»2. Но, обобщая сведения о ней Моргана, Энгельс
добавляет, что «образование союза племен означает уже начало ее
(родовой организации.— Ю. Л.) разрушения, как мы это еще
увидим и как мы это уже видели на примерах попыток ирокезов
поработить другие племена»3.
В «Древнем обществе» Морган выделяет четыре этапа в
развитии межплеменных объединений от временных для взаимной
защиты, через оборонительный и наступательный союз к
постоянной конфедерации (подобной ирокезской) и затем к пол-
1 JI. Г. Морган. Древнее общество. Л., 1934, стр. 40.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 95.
3 Там же, стр. 99.
218

ному слиянию племен в единый народ (например, populus roma-
nus).
К. Маркс в своем конспекте «Древнего общества» особо
подчеркнул значение этих выводов Моргана *.
В ирокезской конфедерации племен Морган видел этап,
предшествующий слиянию племен в единый народ. Он сравнивал
ирокезов с ацтеками: ирокезы и ацтеки, по Моргану, — «два
наиболее выдающихся примера индейских конфедераций в Северной
Америке»5. Но, анализируя далее общественное устройство
ацтеков, Морган высказал неуверенность в том, «была ли
организация ацтеков просто оборонительным и наступательным
союзом под главенством племени ацтеков или же конфедерацией»6.
Эта противоречивость в оценке Морганом уровня развития
ацтеков отчасти можно объяснить тем, что главную цель своего
изучения ацтекского общества Морган видел в опровержении
распространенной в историографии его времени точки зрения на
ацтекское общество как монархию, отсюда подчеркивание им
демократических принципов этого общества, стремление
проследить в нем нормы родового общества.
Но, ставя ирокезскую конфедерацию в один ряд с ацтекской
и даже выше ее и характеризуя ацтекское общество как
военную демократию, Морган нигде не называет ирокезское
общество военно-демократическим. Однако материалы,
содержащиеся в его исследованиях структуры и деятельности ирокезской
конфедерации XVII—XVIII вв., позволяют видеть в ирокезском
обществе той эпохи военную демократию.
Особенности ирокезской конфедерации Моргай
восстанавливал по воспоминаниям и преданиям ирокезов середины XIX в.,
когда они более 60 лет жили уже в резервациях США и
Канады после полного разгрома их конфедерации войсками США.
Его сведения относятся главным образом к последнему периоду
ее существования, когда ирокезы достигли апогея своего
могущества. Но ирокезская конфедерация прошла до этого,
несомненно, более ранние выделенные Морганом этапы
межплеменных объединений — от временного объединения в целях
взаимной защиты через оборонительный и наступательный союз к'
постоянной конфедерации. По-видимому, это необходимо иметь в
виду при решении вопроса о времени создания конфедерации
ирокезов.
Относительно времени организации ирокезской Лиги нет
единого мнения. Г. Хэйл и Л. Г. Морган считали, что Лига была
основана в середине XV в. Позднее У. Бошам и Дж. Хьюитт
относили ее возникновение к концу XVI в.
А. Трелиз и Дж. Хаит связывают ее возникновение с началом
колониального периода и меховой торговли на северо-востоке
4 «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», т. XI. Л., 1941, стр. 89.
6 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 73.
* Там же, стр. 120.
219

Северной Америки7. По мнению же У. Фентона, «исторические
и экономические условия начала периода контактов с
европейцами говорят в пользу последней датировки, хотя современные
археологические данные ведут к более ранней датировке»8.
Относя расцвет ирокезской культуры на период 1450—
1600 гг., Фентон считает, что «к тому времени ирокезы были
объединены в конфедерацию»9.
В последней работе А. Уалласа высказано мнение, что
конфедерация была создана около 1450 г.10
Таким образом, датировка Г. Хэйла — Л. Г. Моргана
находит за последние годы все новые и новые обоснования.
В исследованиях этнографов и историков основательно
прослежена бурная история ирокезской Лиги XVII—XVIII вв.
За этот период она приняла ту классическую форму, которая
описывалась Л. Г. Морганом и последующими поколениями
ирокезоведов и которую определяют современные исследователи
как «основанную на родстве государственность» (kinship
state) и. Тогда она могла быть «конфедерацией деревень», как
называет ее У. Фентон12, и в какой-то мере результатом
«законодательного акта» ее основателей Деганаведы и Гайаваты13.
Но оборонительно-наступательный союз ирокезских племен мог
сформироваться в еще более ранний период на основе
предшествующих временных племенных объединений с целью защиты.
Сам Морган видел в ирокезской конфедерации последствие
«предшествовавшего ей союза для взаимной защиты, выгоды
которого они оценили и решили сделать постоянным»14. Эту же
мысль высказывает и А. Трелиз 15.
При своем возникновении конфедерация была объединением
сопредельно живущих родственных по языку племен. В этом
Морган видел суть конфедерации. «Ни одна из известных нам
конфедераций,— писал он,— не вышла за пределы диалектов
одного языка»16. Однако сама ирокезская конфедерация
включила в свой состав сиуязычных тутело и алгонкиноязычных де-
лаваров.
В самых ранних сообщениях иезуитов об ирокезах речь идет
о них обычно как о конфедерации пяти племен.
7 См.: «Труды VII МКАЭН», т. 4, стр. 467; G. Hunt. The wars of the Iroquois,
Madison, I960, p. 67.
8 W. N. Fenton. Iroquios in history. North American Indians in Historical
Perspective. New York, И971Г, p. '163.
9 Ibid., p. (105.
10 A. F. С Wallace. The death and rebirth of the Seneca. New York, 1970, p. 41.
11 «Труды VII МКАЭН», т. 4, стр. 461.
12 W. N. Fenton. Iroquois in history, p. 11135.
13 L. H. Morgan. League of the Iroquois. New York, <li982, p. 61.
14 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 75.
15 A. W. Trelease. Indian affairs in colonial New York. The seventeenth century.
New York, 11,960, p. 119.
16 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 73.
220

Много писалось уже о причинах организации ирокезской
Лиги. Морган видел в ней «Лигу мира». Исследователи ее
структуры и функций после Моргана — А. Паркер, Дж. Хыоитт,
Ф. Спек, П. Уаллас, Г. Хэйл та1кже видели цель создания
конфедерации ирокезов в установлении всеобщего мира17. По
мнению Скулкрафта, цель создания Лиги — устранение
междоусобиц между пятью племенами и укрепление их мощи для борьбы
с другими племенами18.
Как показывают исторические документы, конфедерация уже
с середины XVII в. стала превращаться в инструмент войны.
Обоснованным представляется вывод Дж. Ханта, что
ирокезскую Лигу создали войны 1Э.
ИРОКЕЗСКИЕ ВОЙНЫ
В ранних французских письменных источниках и в
американской историографии долгое время ирокезы изображались как
крайне кровожадные, агрессивные по своей природе дикари,
ведшие в силу этих инстинктов непрерывные кровавые войны.
Однако выход в свет целого ряда историко-этнографических
исследований (Дж. Ханта, Дж. Снайдермаиа, А. Трелиза, Б.
Триггера и др.) значительно изменил представление об ирокезах и
функциях их конфедерации. Посвятив свои работы анализу
истории ирокезских войн XVII—XVIII вв., эти исследователи
несколько расходятся в вопросе о причинах этих войн.
Дж. Хант объясняет их материальными причинами: меховой
торговлей и колониальной политикой европейских держав,
боровшихся за господство на континенте. Дж. Снайдерман,
обвиняя Ханта в «монистическом экономическом мышлении»,
считает более подходящим многофакторное объяснение ирокезских
войн. Он признает, что колонизация вызвала экономические
причины войн, соглашаясь в этом смысле с Хаитом, но утверждает,
что до колонизации первопричиной межплеменных войн
была кровная месть и дополняющие ее мотивы — стремление к
престижу и к приключениям20. Это объяснение принимает и
У. Фентон21. Но эти психологические по существу мотивы и
устремления сами по себе являются случайными и вызываются
какими-то материальными причинами. Они не могут быть
причинами прогрессивно совершенствовавшейся фортификационной
техники от среднего оваско до собственно ирокезской фазы
развития. Представляется более верным объяснение межплеменных
войн доколониального периода на территории современного
штата Нью-Йорк, предложенное У. Ритчи. По мнению послед-
17 См.: G. S. Snyderman. Behind the tree of Peace, p. 26—27.
18 H. R. Schoolcraft. Census of the Iroquois New York Senate. Albany, 1846, p. 42.
19 G. T. Hunt. Op. cit., p. 9.
20 G. 5. Shyderman. Op. cit., p. 32.
21 W. N. Fenton. The Iroquois in history, p. ili42.
221

него, эти войны вызваны были развитием земледелия и
связанным с этим ростом населения и, следовательно,
возросшими потребностями в земле под поля, в охотничьих и
рыболовных угодьях22. Одним словом, войны, по Ритчи, велись в
доколониальной Ирокезии за захват земель. Несколько особую
позицию в этом вопросе занимает Дж. Виттхофт. Исходя из факта
развития женского земледельческого хозяйства, дававшего
основные средства существования и сделавшего труд охотника не
столь важным, как прежде, Виттхофт делает вывод, что
высвободившиеся таким образом мужчины «предались хищническим
набегам как продолжению вековой кровной мести»23. Это
объяснение предполагает уже такой уровень предколониальной
экономики у ирокезов и их соседей, на котором было что похищать,
т. е. была возможность накопления сокровищ и существования
войны как промысла, как грабежа чужих сокровищ. Такое
допущение возможно, если учесть высокий уровень материального
производства и развитие межплеменного обмена, о которых
свидетельствуют данные археологии у доколониальных ирокезов и
их соседей — гуронов, эри и др.24 У жителей Великих озер
установлено наличие в предколониальный период серебряных и
медных изделий, которые, несомненно, могли быть предметом
обмена и вожделения других племен. Ранние письменные
источники свидетельствуют о постоянных военных столкновениях
между ирокезами и гуронами, о походах ирокезских отрядов
на жителей р. Св. Лаврентия, о столкновениях между отрядами
самих ирокезских племен25. С. Шамплен приводит
свидетельства о состоянии войны между ирокезами и монтанье Тадуссака
в союзе с другими алгонскими племенами, жившими в долине
этой реки. В некоторых походах против ирокезов индейцев
р. Св. Лаврентия участвовал сам Шамплен.
О связи воинственности ирокезов с развитием меховой
торговли с самого ее зарождения на северо-востоке Северной
Америки убедительные свидетельства собраны в исследовании
Дж. Хаита. Ирокезские военные отряды появлялись на р. Св.
Лаврентия уже в конце XVI в.
Пушнина и для европейских скупщиков ее и для ирокезов
приобрела с начала XVII в. важнейшее значение. Для индейцев
она стала единственным товаром, на который они могли
выменять «блага» европейской цивилизации, очень быстро вошедшие
в их быт. Уже в начале XVII в. Л. А. Лаонтан подчеркивал
22 W. A. Ritchie. The archarology of New York State. New York, 11965, p. 280.
23 /. Witthoft. Ancestry of Susquenhannock. «Susquenhannock Miscellany». Har-
risburg.11959, p. 82—-Э4.
24 См.: W. A. Ritchie. Op. cit., E. Tooker. An ethnography of the Huron
Indians, 1616-41:649. Bull. BAE, N 1190, 11964; B. G. Trigger. The Hurons,
Farmers of the North. New York, 1969; G. T. Hunt. Op. cit., p. 16—18.
25 W. N. Fenton. Problems arising from the historic northeastern position of
the Iroquois. «Essays in historical anthropology of North America».
Smithsonian Miscellaneous Collections, vol. 1100. Washington, il©40, p. Ii72.
222

жизненно важное значение пушнины для индейцев.
«Ирокезы,— писал он,— без бобровых шкурок, на которые они могли
бы выменивать ружья, порох, пули, серпы, умерли бы от
голода...»26.
Войны ирокезов, ведшиеся на протяжении XVII в.,
называются иногда в литературе «бобровыми войнами», так как добыча
шкурок бобра была их движущим мотивом.
Вначале ирокезы терпели поражения и от объединенных сил'
индейцев р. Св. Лаврентия и от более близких соседей — суска-
веханноков, могикан и др. Могиканам могауки платили дань.
Это соотношение сил объяснялось тем, что враждовавшие с
ирокезами индейцы раньше их получили огнестрельное оружие.
Но с появлением в Нью-Йорке голландцев и основанием в
1624 г. Форта-Оранж изменилось это соотношение сил. Получив
от голландцев огнестрельное оружие, ирокезы от обороны
перешли в наступление. Уже в 1637 г. могауки нанесли поражение
могиканам, мешавшим их прямой торговле с голландцами.
Ирокезские отряды совершали нападения и на другие племена.
К 1640 г. хищнический отстрел пушного зверя привел к его
истреблению в районе расселения ирокезов. Перед ирокезами
встала проблема поисков новых источников пушнины. Она-то и
толкнула ирокезов на путь ярко описанных в литературе
истребительных войн и завоеваний земель соседних племен, начало
которых Дж. Хант датирует 1626 г.27 Все опаснее становились
их набеги на гуронов. В 1635 г. гуроны просили миссионера-
иезуита Бребефа быть их посредником в заключении мира с
ирокезской Лигой, но Бребеф отказался от этой миссии,
потому что мир 'между гуронами и ирокезами грозил французской
торговле, ибо в случае его заключения меха от племен, живших
в районе Верхних озер, пошли бы в Форт-Оранж к
голландцам 28.
В 1649 г. объединенное войско могауков и сенека,
состоявшее из 1000 воинов, положило конец существованию союза гу-
ронских племен. Разгон гуронов столкнул ряд мелких племен
северо-запада, у которых гуроны скупали меха, с ирокезами.
Для гуронов у них скупали меха ниписсинги. Ирокезы также
пытались использовать ниписсингов. В 1651 г. могауки и сенека
частью уничтожили, частью захватили в плен и разогнали
племя «нейтральных». В 1654 г. были покорены и разогнаны эри.
В 1656 г. ирокезы начали набеги на оттава, вынудив их
оставить свои земли и переселиться на запад. В 1675 г. были
разбиты и разогнаны сусквеханиоки, часть которых вошла в
состав сенека. В 1677 г. начались походы ирокезских отрядов на
индейцев Мэриленда и Виргинии, Северной и Южной Каролины.
26 L. A. Lahontan. New Voyages lo North America, vol. iT. Chicago, 1905, p. 227.
27 G. T. Hunt. Op. cit., p. 22.
28 «Jesuit Relations...», vol. 8, p. 117; W. N. Fenton. Problems..., p. 227.
223

Земли покоренных и разогнанных племен ирокезы
превращали в свои охотничьи угодья. В результате завоеваний XVII в.
ирокезы подчинили себе огромную область, включавшую
территорию современных штатов Нью-Йорк, Делавэр,
Нью-Джерси, Пенсильвании, Мэриленда, большей части Виргинии, Огайо,
Кентукки, северной части Теннеси, частей штатов Иллинойс,
Индиана, Мичиган, Новой Англии и прилегающих областей
юго-восточной Канады.
В 1684 г. сенека и кайюга начали свои походы на иллиной-
сов, это была их последняя война против индейцев. В
дальнейшем 'военные силы Лиги ловко использовались враждовавшими
за господство на 'континенте европейскими державами.
Ирокезские войны XVIII в., по словам Фентона, были «войнами
белых»29. Они 'выступали .против французов, на стороне сначала
голландцев, затем англичан. О значении ирокезской Лиги в
соотношении сил европейских держав хорошо сказал У. Фентон.
«Останутся ли 2000 ирокезских воинов штата Нью-Йорк тихо
дома или поднимут французский меч, или будут держать цепь
дружбы, связывающей их с англичанами,— это была ключевая
проблема индейской политики в Америке на протяжении всего
XVIII в.»30
Обобщая данные о войнах ирокезов, У. Фентон делает
справедливый вывод: «Если центральным фактом
межплеменных войн XVII в. была 'борьба за контроль над торговлей
мехами, то в следующем столетии локализация племен, их
передвижения и войны зависели от французской и английской
колониальной политики и от результата их борьбы за господство на
материке»31.
Сведения письменных источников и преданий о постановке
военного дела у ирокезов скрупулезно собрал в своем
исследовании Дж. Снайдерман. Анализ этих данных привел его к
выводу, что у ирокезов не было постоянной армии в
современном смысле32, что каждый ирокез был воином и охотником ч
выработке необходимых для этого .качеств было подчинено его
воспитание с детства. Но в течение XVIII в., вероятно, у иро'ке-
зов появились уже какие-то регулярные части из людей,
занимающихся только войной. Не случайно сахемы союзного
совета сетовали англичанам, что у них промысел пушнины
пришел в упадок, так как мужчины находятся в постоянных
походах 33.
В ирокезе с детства воспитывали выносливость, храбрость,
физическую силу и ловкость. Этой цели служили детские игры,
29 W. N. Fenton. Problems..., p. 23&
30 W. N. Fenton. Iroquois studies at the Mid-century. «Proceedings of the
American Philosophical Society», vol. 95, N 3. Philadelphia, 1951, p. 297.
31 W. N. Fenton. Problems..., p. 239.
32 G. S. Shyderman. Op. cit., p. 49.
33 См.: A. W. Trelease. Op. cit.
224

затем инициации, соревнования в игре в мяч, обрядовые
соревнования 34 и пляски.
Ваи ден Богаэрт описывает военную игру в одном из
селений могауков 1634 г., называя ее тренировкой воинов перед
боем35.
По мнению Снайдермана, у ирокезов не было аппарата
призыва в армию, принуждения служить в армии. Но решения о
походах ирокезов против французов принимал союзный совет,
что говорило о выполнении функций такого аппарата союзным
советом и, в частности, состоявшими в нем военачальниками.
В ранней истории конфедерации нет сведений об
объединенных военных походах всех пяти племен, но существуют
указания на совместные выступления нескольких племен. Например,
в войне с эри 1654 г. участвовали объединенные отряды ононда-
га, онейда, кайюга и сенека36.
По данным, собранным Морганом, любое племя могло
начать войну37. Военные походы предпринимались по
инициативе военачальника племени или селения. Морган установил,
что в каждом селении стоял «столб войны». Организатор похода
в своей парадной военной одежде проходил по деревне, издавая
военный клич, и затем вонзал свой военный томогавк в столб
войны и после этого организовывал военную пляску38.
Желающие встать под его команду присоединялись к пляске. Так
формировался отряд. Самый младший в отряде обслуживал воинов
в походе. Он приготовлял им общую пищу, хотя каждый воин
нес свой запас продовольствия — это была обычно
поджаренная кукурузная мука.
Численность ирокезских отрядов варьировала от 20—30 до
500 и 1000 воинов. Дж. Лафито отмечал, что под влиянием
колонизаторов в военной организации ирокезов произошли
существенные изменения и одним из них было появление вместо
небольших отрядов больших военных единиц, способных
покорять целое племя39.
Внезапность нападения на врага обеспечивала успех
ирокезского отряда. В походе они шли индейской цепочкой. При
длительном походе отряд делился на три части: одни охотились,
добывая отряду пищу, вторую часть отправляли впереди отряда
в разведку, а третья, самая большая, часть должна была
принять бой. Военачальник отряда готовил воинов к атаке. От
простых воинов его отличал плюмаж «а голове.
34 G. S. Snyderman. Op. cit., p. 44—48.
35 «Narrative of a Journey into the Mohawk and Oneida country. 11634—1635»,
p. 145—146.
36 «The Jesuit Relations and Allied Documents», vol. 41, p. 83.
37 L. H. Morgan. League..., p. 3i39.
38 Ibidem.
39 /. F. Lafitau. Moeurs des sauvages Ameriquains, vol. 2. Paris, 1794, p. 167.
15 IO. П. Аверкиева
225

О военной силе ирокезов XVII в. существует несколько»
ориентировочных подсчетов. Иезуит Дж. Лалемант (1659—-
1660 гг.) считал, что пять «наций» насчитывали 2200 воинов.
По племенам они распределялись следующим образом: могау-
ки — около 500 воинов, онейда— 100, онондага — 300, кайюга —
300 и сенека — 1000 воинов. Иезуит Ф. ле Муан (1660—1661 гг.)
насчитывал 2000 воинов40. В. Гринхалг насчитывал в 1677 г.
около 2150 воинов, из них 300 могауков, 200 онейда, 350
онондага, 300 кайюга и 1000 сенека41.
Вооружение ирокезов состояло из лука, стрел, копья с
большим кремневым наконечником, деревянной дубинки и
духового ружья42. Ван ден Богаэрт (1634—1635 гг.) приводит
следующие сведения о вооружении ирокезов: «Четыре
мужчины имели дубинки, а отряд вооружен топорами и копьями.
На некоторых из них были панцири и шлемы, которые они
сами изготовляют из тонких пластин, переплетенных веревками
так плотно, что ни стрела, ни топор «е могли ранить
глубоко» 43.
Но уже в начале XVII >в. каменные наконечники были
заменены железными, сначала голландского изготовления, но
скоро ирокезы сами научились вырезать наконечники из листового'
железа, приобретенного ими у голландцев. Форма наконечников,
при этом сохранялась старая44. Затем появились топоры п.
металлические секиры, заменившие деревянные дубинки.
Позднее ирокезы получили ружья, но они не сразу вытеснили луки
и стрелы. Луки использовались для забрасывания в селения
врагов пучков горящей соломы45. Использовались отравленные
стрелы. Копья же были заменены кинжалами европейского-
изготовления.
Существует много указаний на существование у ирокезов;
средств личной и коллективной обороны. Жители Хочелаги^
по словам Картье, имели панцири, «сделанные из деревянных
пластинок, плотно переплетенных бечевками»46. Панцирь л
латы защищали грудь, спину и ноги воина. Па головы они
надевали шлемы из деревянных пластин, плотно
переплетенных ремешками из кожи оленя. С. Шамплен оставил рисунок
воина в панцире, латах и кирасе. Формы шлемов древних
ирокезов реконструируются по скульптурам человеческих голов на
их курительных трубках. Помимо этих средств личной защиты
40 «Jesuit Relations», vol. 45, p. 207; vol. 46, p. 105.
41 «Documentary history of the State of New York», vol. I, p. Ш—14.
42 W. M. Beauchamp. Aboriginal use of wood in New York. «New York State
Museum», Bull. N 89. Albany, 1905, p. 120—130.
43 «Narrative of a Journey»..., p. 146.
44 G. S. Shyderman. Op. cit., p. 72.
45 Ibidem.
46 B. G. Hoffman. Op. cit., p. 111.
226

ирокезские воины имели деревянные щиты — большие,
прямоугольные, защищавшие воина с йог до головы, и меньших
размеров— круглые. Отмечаются также щиты из древесной коры47.
В войне с эри ирокезские воины в качестве щитов использовали
лодки, неся их 'Впереди себя при подступе к крепости эри,
а затем эти же лодки они использовали в качестве лестницы
для штурма палисадов48.
Но эти средства защиты потеряли свою эффективность с
введением железных наконечников стрел и копий и особенно
огнестрельного оружия.
Значительное развитие получила у ирокезов
фортификационная техника. Селения ирокезов начала XVI в. описываются
хорошо укрепленными фортами. Первое описание укрепленного
селения ирокезов Хочелаги дано Картье в 1535 г. Селение
окружено было тремя рядами палисадов с одним
забронированным бревнами входом. В верхней части палисадов устроена
была галерея, к ней вели лестницы изнутри укрепления.
Галерея наполнялась камнями, которые могли сбрасываться
защитниками селения на осаждающего врага. Укрепления ирокезоз
описывались неоднократно первыми европейцами, побывавшими
в их селениях. Принципы сооружения их палисадов были теми
же, что в Хочлаге49. Французский .путешественник Галиньи
описывает посещенную им в 1669 г. деревню сенека,
укрепленную палисадами 12—13 футов высотой50.
Вероятно, высшим достижением фортификационной техники
ирокезов было сооружение укреплений вокруг селения Онон-
дага —столицы ирокезов. Согласно описанию Шамплена
(1615 г.), селение было окружено четырьмя рядами палисадов.
Главный палисад высотой в 30 футов состоял из тесно друг к
другу поставленных бревен. Вдоль палисадов были сооружены
платформы или галереи с деревянными навесами для защиты
от пуль. На галереях находились кучи камней, которыми
защитники крепости забрасывали атакующих одновременно с
ураганом посылаемых ими стрел. От пруда внутри крепости вдоль стен
укрепления были проложены водосточные желоба, вода из
которых могла быть направлена на любое место укрепления,
в котором появлялся огонь. Воду «лили в таком изобилии, что
казалось, через желоба текут ручьи». Вокруг укрепления шел
ров с проточной водой.
«Таков был их способ фортификации и обороны,—
заканчивает свое описание С. Шамплен. —Он был значительно
эффективнее, чем оборона селений гуронов и других племен»51.
47 См.: W. M. Beauchamp. Op. cit., p. il27—'ISO.
48 Ibid., p. 129.
49 Ibid., p. 111.
60 G. S. Snyderman. Op. cit.. p. 75.
51 «The documentary history of the State of New York», vol. 3, p. 14.
227
15*

Крепость Онондага выдержала многодневную осаду
объединенных отрядов индейцев и французов под командованием
С. Шамплена, 'Несмотря на ружья и ар.кебузы 'французо-в.
В войнах XVIII в. 'палисады оказались малоэффективными
против европейского оружия и их перестали сооружать.
Ирокезы стали селиться дисперснее. С помощью англичан
сооружались небольшие форты, в которых в случаях опасности
укрывались жители разбросанных деревень.
Управление завоеванными землями и покоренными
народами. К середине XVIII в. ирокезы контролировали огромную
территорию, заселенную множеством индейских племен. Для
осуществления контроля над завоеванными землями ирокезы
основывали на них свои колонии. Об одной из таких колоний
в устье р. Ниагары, основанной на территории разогнанных
«нейтральных», упоминает Л. Г. Морган52. Колониальные
поселения ирокезов были основаны по северному берегу озера
Онтарио.
Для надзора за покоренными племенами выделялись
специальные надсмотрщики. Например, онейда выделяла
надсмотрщиков над покоренными алгонкинскими племенами дславаров,
нантикоков, шауией. В середине XVII в. эти функции перешли к
сенекам53. Части этих племен были перемещены и поселены
в ряде стратегических пунктов, они должны были играть
роль буфера при возможных нападениях чироков54.
Покоренные племена облагались данью. Сообщение об этой
практике приводит уже Морган55. Племена Новой Англии,
например, платили ежегодную дань вампумом. Сборщиками
дани были могауки. К. Коульден писал, что он наблюдал, .как
в селениях этих индейцев появлялись два старца — сборщика
дани, и что это вызывало беспокойство населения, не
оставлявшее его, пока старцы не уходили с их земель56.
Большое число покоренных индейцев ирокезы включали з
свой состав, чтобы восстановить военные потери. Уже в 1656 г.
один из иезуитов-миссионеров сообщал, что в Ирокезии меньше
ирокезов, чем чужеплеменников. «Среди онондагов,— пишет
он,— насчитывается семь различных наций, живущих среди них,
а среди сенека их число достигает одиннадцати»0'.
Миссионер Лалемант в 1659 г. сообщал: «Если подсчитать
чистокровных ирокезов, то с трудом наберется более 1200
человек во всех пяти нациях, поскольку все они в большинстве
82 L. H. Morgan. League of the Iroquois, p. 12.
53 W. N. Fenton. Problems..., p. 240—241'.
64 M. H. Deardorf. The Religion of Handsome Lake. Bull. BAE, N .1149, 1951,
p. 87.
68 L. H. Morgan. League of the Iroquois, p. 9—/10.
66 С Colden. The history of the five Indian Nations of Canada, pt k London,
1750, p. 111..
87 «Jesuit Relations», vol. 43, p. 266.
228

1
. . - \ «I fi ■
шиш • «■ t l4~
*1| V*>
1 л
xK
4, *
ч *
.. .. ..** \ i
\
**.
Укрепленная ирокезская столица Онондага, XVII в.
своем представляют собой объединение различных покоренных
ими племен»58.
В течение XVII в. в состав ирокезских племен были
включены части ирокезоязычных гуронов, нейтральных, эри,
конестога; сиуязычных катавба, саиони, тутело; алгонкиноязычных
делаваров и наятикоков; пленники из мускогских племен.
Включение чужеплеменников оформлялось путем обрядоз
усыновления. Путем адоптации, как отмечает Кэйн, «отношения
между захватчиком и пленником освобождались от их
насильственной природы... пленники включались в родственную
структуру семьи и путем расширения родственных уз — в клан и
племя»59. Вместо погибших сородичей семья или род, по мнению
Хыоитта, овачира60, усыновляли чужеродцев-пленников. Воена-
68 Ibid., vol. 45, p. 207.
69 В. Н. Quain. The Iroquois. «Cooperation and competition among the primitive
peoples». New York, .1937, p. 280.
60 /. N. B. Hewitt. Status of women in Iroquois polity before ,'1\784. «Smithsonian
Institution Annual Report for 193/2». Washington, 1Ш2, p, 476.
229

чальник обязан был доставить кандидатов на усыновление
женщинам, родственники которых были убиты в походе под его
командованием61. Практика усыновления приобрела чрезвычайно
важное значение в условиях жизни ирокезов XVII в. Этим
объясняется и детализация, формализация специального церемониала,
сопровождавшего этот гражданский акт, и включение норм этой
процедуры в конституцию Лиги62. Усыновляющий должен был
дать имя усыновляемому. Старое имя пленника и название его
племени при этом «зарывались в землю». Адоптация
осуществлялась как в индивидуальном, так и массовом плане. Чужаки
адоптировались сотнями. В состав того или иного ирокезского
племени включались как отдельные семьи, так и целые роды и
селения покоренных племен.
После разгона гуронов целые поселения гуронов появились
в лределах племенных земель кайюга и сенека. Миссионер
Фромин сообщал в 1669 г. о селении сенеков Гандогара, что оно
состоит из остатков подкоренных ирокезами племен, которых они
вынудили переселиться в это селение63.
В их составе три рода считались туропскими и две деревни
состояли из пленников — гуронов и нейтральных.
В 1656 г. в состав сенека входили 11 различных племен64.
В состав оно.ндагов 1677 г. были включены пленники из
алгонкиноязычных племен — монтанье и алгонкинов, ирокезо-
язычные гуроны, нейтральные и конестога. Они составляли
тогда 'большую часть населения65. Миссионер Бруйе сообщал i
1668 г., что 2/з племени оыейда состоит из поглощенных ими
алгонкинов и гуронов, «ставших по темпераменту и склонностям
ирокезами»66. Это наблюдение подтверждается в документз
1677 г., где говорится, что онейда, насчитывавшие около 1000
человек, состояли в основном из гуронов и алгонкинов67.
Население 'селений кайюга в 1668 г. также характеризуется ка«
чрезвычайно смешанное: оно включало пленников из гуронов, эри,
нейтральных, андасте, тутело, сапони, делаваров, катавба,
чироков, мускогов, оттава, .Майами, иллинойсов и других цепт-
ралы-юалгонкинских племен68.
Усыновлявшиеся в племя в 'большинстве своем становились
гражданами второго сорта в ирокезском обществе, так же кач
и принятые в Лигу тускарора. По свидетельствам документов,
они использовались в 'земледельческом труде, работая на полях
вместе с женщинами. Они высвобождали также ирокезских
61 В. II. Quain. Op. cit., p. 201.
62 L. H. Morgan. League..., p. 342—344.
63 «Jesuit Relations», vol. 54, p. 81'.
64 Ibid., vol. 43, p. 205.
65 Ibidem.
66 Ibid., vol. 51, p. 121.
67 W. N. Fenton. Problems..., p. 216.
68 Ibidem.
230

воинов от занятий охотой, промыслом пушнины. Вместе с тем
встречаются указания на участие чужеплеменников в составе
ирокезских военных отрядов. Они постепенно ассимилировались
ш ирокезской среде и, как устанавливает У. Фентон, становились
более ирокезами, чем сами ирокезы69, «о в свою очередь
привносили в ирокезскую 'культуру свои влияния и элементы своих
племенных культур.
Таким образом, к началу XVIII в. ирокезы представляли
собой сложный этнический конгломерат. Обобщая данные об
этногенезе греков и римлян, Морган определил конфедерацию
племен в этническом плане как этап, непосредственно
предшествующий слиянию племен в народность. Справедливость этого
обобщения подтвердила и история ирокезов. Элементы
становления ирокезской народности и преодоления племенной
разобщенности, бесспорно, имели место уже в XVII в. В XVII в., когда
ирокезская «держава» как общность противостояла
непокоренному еще индейскому миру на западе от р. Миссиссипи .и
европейским колонизаторам материка, эти процессы ускорились.
Адоптация ирокезами пленников и ассимиляция их в своей
среде, все большая централизация руководства социальной и
обрядовой жизнью в совете Лиги размывали племенную
ориентацию ирокезов, способствуя становлению ирокезской народности—
ходеносони. «Чувство принадлежности к нации, — писал У.
Бошам,— было у ирокезов сильнее их членства в определенных
родах»70. В XVIII в.в ирокезском обществе произошли огромные
изменения и в военной их организации, и в материальной, и в
социальной и духовной жизни, в их этническом составе и
самосознании. Их общество уже далеко ушло от тех особенностей,
которые его характеризовали в XVII в., и очень мало в нем
оставалось от доколониальной эпохи.
СТРУКТУРА СОВЕТА ЛИГИ
Ирокезская конфедерация прошла, таким образом, за два
столетия сложный путь «бобровых» войн с индейскими
племенами XVII в. и период, когда она играла роль военного буфера
между враждующими колониальными державами в XVIII в.
Развиваясь на протяжении этих столетий, она приобретала
новые черты общества, стоявшего уже на пороге классообразо-
вания. Преобразовывались органы общесоюзного и племенного
управления ирокезской Лиги, приобретавшей черты ранней
государственности. Необходимость в становлении и совершенство-
39 W. N. Fenton. Iroquois in history..., p. 1Г43.
70 W. M. Beauchamp. Permanence of early Iroquois clans and Sachemships.
«Proceedings of the American Association for the advancement of Science».
Salem, 11(886, p. 384.
231

вании органов управления диктовалась как внешней политикой
войны и мира ирокезских племен, нуждами управления
покоренными землями и взимания дани, так и осложнявшимися
отношениями внутри ирокезского общества, что было следствием
развивавшихся внутренних противоречий между богатыми и
бедными, между военной элитой и наследственными сахемами,
между свободными, рабами и клиентами, между ирокезами и
включенными ,в состав их большими группами пленников из
покоренных племен.
Ацтекскую конфедерацию Морган, -как известно, называл
военной демократией, допуская, что она стоит» скорее на
предшествующей конфедерации ступени союза племен. Ирокезскую
же конфедерацию он считал высшим этапом межплеменного
объединения. Он характеризовал ее уже не как военную
демократию, а как олигархию. Форма правления в Лиге, по его словам,
«ближе всего соответствует идее олигархии». «Будучи по форме
своей олигархией — беря это слово в его лучшем смысле, —
писал он, — это была на самом деле представительная
демократия архаического типа». Сопоставляя ее с античными государ-
ственностями, Морган находил, что ирокезская олигархия «в
некоторых отношениях шире, чем в античном мире». Суть ее
демократизма он видел в «гентилизме», который якобы «препятствовал
захвату власти». Поэтому в своем исследовании Морган
сосредоточил свое внимание на гентилизме, т. е. на родовой структуре
ирокезского общества, трактуя ирокезскую Лигу как
«конфедерацию родов». «В своей структуре,— писал он,— она опирается
на общие роды, которые считались братскими и цементировали
единство Лиги». «Без понимания родовых связей
самоуправление в Лиге представлялось бы бессмысленным и
необъяснимым» 71.
Действительно, родовые деления в ирокезской Лиге даже
XVIII в. сохраняли еще значение структурных ее единиц в том
смысле, что союзный совет состоял из 50 сахемов, или мирных
вождей — «хранителей огня», должности которых были
наследственны по материнской линии в определенных родах; сахемы
считались в союзном совете представителями определенных
родов и племен и пользовались изображениями своих родовых
тотемов на регалиях. Но, как показывают материалы, собранные
самим Морганом, принципы родового демократизма в Лиге по
существу этим и ограничивались.
Подчеркивая роль родовых норм в ирокезском обществе,
Л. Г. Морган писал, что их Лига была основана на присущем
родовому обществу принципе полного равенства объединенных в
ней племен. Но в то же время он называл союзный совет
конфедерации «олигархическим управлением», приводя при этом
данные, говорившие как раз о социальном неравенстве племен в
конфедерации.
71 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 84—133.
232

Круг из снизок вампума — символ конфедерации Совета Лиги
Неравным было распределение функций племен в
конфедерации: онондага считались хранителями огня и хранителями
священной реликвии ее — пояса вампум; сенека считались стражами
входа в «длинный дом», они составляли половину войска Лиги и
из их среды назначались военачальники конфедерации; могауки
были сборщиками дани с покоренных племен; онейда выделяли
надсмотрщиков над покоренными племенами.
Сахемы. Неравным было распределение сахемств между
племенами. Самое многочисленное племя в конфедерации —
сенека— имело лишь 8 сахемов в союзном совете, тогда как
онондага имели 14, кайюга—10, онейда и могауки — по 9 каждое.
Неравенство племен проявлялось и в распределении мест,
закрепленных за сахемами различных племен Лиги на союзных
советах. Онондага сидели к северу от костра совета как
«контролирующая группа»; могауки и сенека занимали места на во-
233

сточной стороне, а онейда, кайюга и позднее тускарора— на
закладной стороне от костра72.
По обрядовым поводам племена совета Лиги группировались
по признаку символического родства: могауки, онондага, сенека
•считались старшими братьями; онейда, кайюга, тускарора —
младшими братьями, племянниками, потомками.
Во главе конфедерации стояло племя онондагов. Из его
среды избиралось больше (14), чем из других племен, сахемов. Из
их рода Медведя избирался главный сахем конфедерации,
носивший титул Тододахо, и его два ближайших советника.
О значении Тододахо можно судить по описанию миссионером
,Ле Муаном одного из союзных советов в 1654 г., созванного по
поводу открытия иезуитской миссии в Ирокезии. «В заключение
слово взял вождь онондагов, сказавший, что его устами говорят
все пять наций, что в его сердце чувства всех ирокезских на-
;ций»73. Титулы этих трех должностных лиц, составлявших
верхушку конфедерации, были наследственными в роде Медведя,
и этот род онондагов приобрел черты правящего рода
конфедерации. Вероятно, роль этих должностных лиц в союзном
совете дала основание Моргану видеть в совете олигархическую
•форму управления.
Принципы неравенства проявлялись внутри племен и родов.
.В пределах каждого племени сахемы делились на ранги,
которые были наследственными в определенных родах. Не все роды
■имели наследственные сахемства. Но и роды с наследственными
титулами выбирали неравное число сахемов.
Онондага, например, делили своих 14 сахемов ;на пять рангов.
К первому относились три вышеуказанных сахема из рода
Медведя. Три сахсма 2-го ранга избирались из родов Черепахи и
Жулика; один сахем 3-го ранга был наследственным в роде
Волка, это был хранитель вампума Лиги; четыре сахема 4-го ранга
избирались из родов Оленя (2), Черепахи (1), Медведя (1) и три
сахема 5-го ранга — из рода Оленя (1) и рода Черепахи (2).
Три рода онондагов — Бобер, Ястреб, Угорь — не имели
наследственных титулов сахемов.
У близких друг другу могауков и онейда различались три
ранга сахемов, но у первых титулы сахемов 1-го ранга были
наследственны в роде Черепахи, а у онейда — в роде Волка; у
лервых сахемы 2-го ранга были наследственны в роде Волка,
а у вторых — в роде Черепахи. У обоих племен в роде Медведя
избирались сахемы 3-го ранга.
Различались по количеству сахемов и по их распределению
что родам и родственные когда-то сенека и кайюга. Первые
избирали лишь 8 сахемов, вторые же—10. Сенека различали
72 A. Goldenweiser. Iroquois social organization... «The North American Indians.
A source book». New York, 1967, p. 567; W. N. Fenton. Locality..., p. 51'.
~73 «Jesuit Relations», vol. 41, p. 'Ш7.
234

четыре ранга сахемов, кайюга — три. Два сахема 1-го ранга
сенека избирались из родов Черепахи и Кулика. Кайюга же
имели пять сахемов 1-го ранга, избиравшихся в родах Медведя
(2), Черепахи (1), Оленя (1), Цапли (1); два сенекских сахема
2-го ранга избирались в родах Черепахи и Ястреба, кайюгские
же три сахема этого ранга избирались из родов Черепахи и
Кулика; два сахема 3-го ранга у сенека избирались в родах
Медведя и Кулика, у кайюга их тоже было два и оба титула
были наследственными в роде Кулика. Два сахема 4-го ранга
сенека избирались в родах Кулика и Волка. Три рода — Оленя,
Бобра и Цапли — в племени сенека не имели своих
представителей в конфедерации. По мнению У. Фентона, это были гуроиские
роды пленников, адоптированных в племя сенека 7\ У кайюга
четыре рода 75 не имели своих представителей в союзном совете.
Процедура выбора сахемов была в общих чертах сходна у
всех племен. В ней момент матрилинейной наследственности
титулов в определенных родах своеобразно сочетался с
принципом выборности. «Сахемство, — писал Л. Г. Морган, — было
наследственно в роде, но в рамках рода оно избиралось»76.
Однако и внутри рода титулы сахемов стали со временем
наследственными по женской линии в определенных овачира. Внутри
рода, таким образом, выделялись титулованные овачиры.
Выдающуюся роль в избрании сахема играла старейшина (матриарх)
титулованной овачиры. Она собирала совет женщин рода, на
котором выдвигался кандидат на вакантную должность. Этот
кандидат выдвигался из среды пожилых заслуженных воинов.
Он должен был обладать прежде всего такими качествами, как
воинская доблесть, щедрость, мудрость. Затем матриарх
извещала об этом вождей других родов своей фратрии. Они могли
наложить вето на избрание намеченного кандидата, и
женщины выдвигали нового кандидата. После одобрения кандидата
еождями своей фратрии он должен был быть одобрен
вождями второй фратрии. Затем необходимо было получить
одобрение совета конфедерации: сначала «стороной, к которой
относился умерший, потом другой стороной». Формально вождь
«поднимался» на траурной церемонии". Но согласно данным
У. Бошам, траурный совет и «поднятие» нового сахема могли
не совпадать78. Характерно, что траурный совет и процедура
возведения сахемов у ирокезов очень сходна с траурным потла-
74 W. N. Fenton. Problems..., p. 2:27.
75 Роды — Волка, Угря, Оленя, Ястреба. Возможно, что эти роды были
чужеплеменного происхождения и состояли из адоптированных пленников.
76 L. H. Morgan. League..., p. 88.
77 См.: Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 76; W. N. Fenton. An Iroquois
condolence council for installing Cayuga chiefs in 1945. «Journal of the
Washington Academy of Sciences». Washington, 1046, vol. XXXVI, N 4, p. lll'O—
il2S7.
;Г8 W. M. Beauchatnp. Permanence of early..., p. 3-911.
235

чом тлинкитов. С вновь избранного сахема, как и с тлицкитско-
го вождя, «снималось» его личное имя и давалось имя-титул
его предшественника. Эти имена-титулы передавались из
поколения в поколение.
Как устанавливает А. Гольденвейзер, каждое имя сахема
имело свое определенное место в списке сахемов племен и на
обрядах оплакивания умершего вождя эти имена назывались в
строго определенном порядке. «Вероятно, с этим были связаны
различия в рангах, но их трудно установить теперь, за исключением'
нескольких случаев»79. Вновь избранного сахема, согласна
преданиям ирокезов, увенчивали оленьими рогами — знаком
высокого положения. Как мирный вождь он уже не должен был
участвовать в воинских походах. Но если обстоятельства
военной обстановки вынуждали сахема «встать на тропу войны», он
перед походом «снимал» с себя рога как символ сахемства да
своего возвращения. При смещении неугодного сахема ему
«обламывали рога».
Согласно ирокезским преданиям, матриарх титулованной
овачиры строго наблюдала за деятельностью и поведением'
вновь избранного сахема. В случаях отклонений от норм
поведения она указывала ему на это. Но об ограниченности влияния
матриарха говорит указание, что последнее предупреждение
сахему она делала в присутствии родового военачальника. Если
увещевания не помогали, матриарх созывала совет женщин
рода, публично осуждала сахема и ставила вопрос о его снятии с
должности и назначении нового кандидата. Смещение сахема
должно было пройти через те же инстанции, что и его
назначение.
А. Гольденвейзер, У. Фсптон, А. Шимони, Дж. Нуун и др.
исследователи устанавливают наследственно-родовой матрили-
иейный принцип избрания сахемов до наших дней в резервациях
Тонаванда, Онондага, Тускарора (США), Гранд-Ривер
(Канада), где сохранились в какой-то мере местные советы из
наследственных вождей. В этих резервациях, как отмечают
исследователи, идут споры о том, какие овачиры имеют наследственные
титулы, и проводится различие между титулованными и
нетитулованными овачирами и кланами. При этом, как отмечает У. Фен-
тон, титулованные овачиры более стойко держатся и являются
более многочисленными, чем нетитулованные80. Исследователи1
отмечают, что в процедуре выбора нынешних вождей
выдающееся место, как и прежде, принадлежит старейшей женщине
титулованной овачиры. Если местная титулованная овачира не
имеет подходящего кандидата в вожди, эта старейшина передает
титул старейшине овачиры того же рода. Титул может быть
передан из одной общины в другую и в другой клан, но той же
79 A. Goldenweiser. Op. cit., p. 571.
80 W. N. Fenton. Problems..., p. 45.
236

фратрии. И в этой связи память о родовых и фратриальных
делениях сохраняется до последнего дня. В резервациях, советы
которых состоят из выборных лиц, «разница между овачирой
и родом стерлась» ".
Неравенство родов внутри каждого племени внешне
проявлялось в размещении родовых сахемов на племенных советах.
На них, как и на советах конфедерации, сахемы рассаживались
по «сторонам костра»: наряду с двухфратриальным
распределением сахемов выделялась стоящая над ними
«контролирующая группа» сахемов.
А. Гольденвейзер приводит следующее распределение
родовых сахемов на советах племени сенека82:
I группа (контролирующая), в нее входили: сахем рода
Черепахи из 1-й фратрии и сахем рода Маленький Бекас из 2-й
фратрии.
II группа состояла из сахемов рода Черепахи, рода Медведя,
рода Волка 1-й фратрии.
III группа состояла из сахемов рода Ястреба, рода Малый
Бекас, рода Большой Бекас 2-й фратрии.
Процедура обсуждения общеплеменных дел на этих советах
была регламентирована таким образом, что сахем рода
Черепахи II группы обсуждал вопросы с сахемом рода Ястреба
III группы. Сахем рода Медведя II группы — с сахемом рода
Малый Бекас III группы. Сахем рода Волка II группы—с
сахемом рода Большой Бекас III группы.
Сахемы I группы имели решающий голос.
Каждый сахем имел советника, избиравшегося из его
сородичей, который стоял за его спиной во время заседаний совета.
Сахем Тодадахо, как уже отмечалось, имел в отличие от всех
двух советников. Советник сахема мог стать воспреемником са-
хема после смерти или в случае его смещения, но только после
избрания его родом.
Военачальники. Наряду с сахемами и их советниками в
состав совета конфедерации входили представители воинов, что
было неизбежным следствием роста военного могущества
конфедерации. В союзном совете были учреждены должности двух
военачальников, избиравшихся из среды выдающихся воинов
сенека. Военачальники приобретали все большее влияние в
союзном совете. О значении военной элиты в управлении Лиги
Морган писал: «Обосновавшись в управлении, этот класс,
численности которого не было границ, постепенно увеличивал свое
влияние и из поколения в поколение приближался к
равноправию с самими сахемами»83. По словам Дж. Снайдермана, «вое-
S1 Ibidem.
82 A. Goldenweiser. Op. cit., p. 567.
S3 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 100.
237

начальники стали восходящим классом, захватывавшим власть
гражданских вождей»84. А. Трелиз, принимая характеристику
Морганом управления Лиги сахемами как олигархии, также
отмечает, что «голоса воинов и женщин ограничивали
олигархическое правление сахемов» 85.
На протяжении XVII—XVIII вв. в совете конфедерации шла
упорная борьба за власть, и ко времени войны американских
колоний за независимость влияние военной элиты настолько
возросло, что «сахемства», по словам Б. Кэйна, «стали не более
чем почетными титулами» 86.
Устанавливая признаки конфликта в Лиге между
гражданской наследственной знатью («лордами») и военными, У. Фен-
тон пишет: «Тот факт, что имена военных вождей встречаются
более часто, чем имена самих «лордов» на подписях в
договорах, заключавшихся между пятью племенами союза и.
колониальными державами ...заставляет нас предполагать, что власть
в совете Лиги была узурпирована или передана более боевому
элементу наций»87.
В Лиге была создана специальная должность вождей
ордена Сосны, считавшихся спикерами женщин и простолюдинов в
союзном совете. Этот почетный титул давался союзным советом
человеку в знак признания его особых личных заслуг. Это было
также расширением рамок правящего органа конфедерации,
допускавшим к участию в делах конфедерации выдающихся
ораторов, дипломатов, знатоков истории Лиги, ее ритуала, но
происходивших из семей, не имевших наследственных титулов.
Вместе с военачальниками власть сахемов постепенно
подрывала деятельность вождей из ордена Сосны.
Об одном из таких ораторов писал миссионер Лемуан,
описывая заседание совета Лиги 1654 г. Первым слово взял вождь»
называвшийся «языком страны, ее оратором» 88.
Морган, не употребляя термина Сосна, называл их в отличие
от сахемов и военачальников просто вождями89.
В то же время Морган считал, что «с установлением этой
должности возросла стабильность управления Лиги. «По
фигуральному выражению ирокезов,—писал он,— вожди служили
подпорками Длинного дома... они были связующим звеном
между народом и сахемами» 90. Действительно, вожди Сосны
выступали па заседаниях совета Лиги в роли ораторов, доводя до
сведения его членов мнения женщин и простых людей по тем
84 G. S. Snyderman. Op. cit., p. 2il\
85 A. W. Trelease. Op. cit., p. 22.
86 В. Н. Quain. Op. cit., p. 245.
87 W. N. Fenton. Tonawanda Long House ceremonies. Bull. BAE, N 126, 1941,.
p. 111ЭГ'.
88 «Jesuit Relations», vol. 41', p. H'5.
89 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 100.
90 L. H. Morgan. League of the Iroquois, p. 102.
238

или иным вопросам. Из них же назначались ирокезские
посольства, ведшие переговоры с европейскими колонизаторами.
Их значение особенно усилилось в XVIII в.— в период
дипломатического лавирования конфедерации между английскими и
французскими колониями в Северной Америке. В этот период
выдвинулись особенно талантливые ораторы и послы щюкезов.
Морган, отмечая, что этот титул не был наследственным и
давался за личные заслуги, подчеркивал, что «вождями этого'
класса становились люди высших способностей, оставившие по*
себе неизгладимую память как на страницах истории, так и в.
умах людей» 9\
В конечном счете власть в ирокезской конфедерации
сосредоточилась в руках трех групп племенной элиты:
наследственных сахемов, военачальников и вождей ордена Сосны. Но
грабительские войны обогащали военную элиту, увеличивая ее
престиж и влияние. Женщины и простолюдины были устранены от
непосредственного управления Лигой. В выборе сахемов
участвовали лишь женщины титулованных семей.
Длинный дом стал символом конфедерации, и у ирокезов
развивалось уже чувство этнического единства. Длинный дом был:
местом заседаний совета конфедерации, своего рода «сенатом»
ирокезов, деятельность которого была строго регламентирована.
Разработан был сложный протокол проведения заседаний
совета и ритуал сопровождающей их обрядности. Каждое племя
имело право созывать совет Лиги и определять время и место
его заседаний. Каждый вопрос, проходящий через союзный
совет, сначала обсуждался порознь с группой могауков и сенека
и с группой онейда и кайюга (а позднее и тускарора) и затем,
уже передавался онондагам для утверждения или отклонения.
Утверждение сахемами онондагов одинакового решения, если к
нему независимо друг от друга приходили обе группы, или
утверждение одного из двух различных мнений делало его
постановлением совета. Отказываясь утвердить какое-либо
решение, онондаги должны были доказать, что оно противоречило'
установившимся обычаям или политике Союза; отклоняя два
различных мнения, онондаги могли предложить обеим
группам способ достичь единого решения. Таким образом, в
союзном совете сахемы онондагов, «хранители вампума и огня
совета», играли роль его президиума.
Союзный совет собирался обычно в селении Опондага в
долине того же названия, расположенной в центре территории
ирокезского Союза. Селение Онондага было в сущности столицей
ирокезской Лиги, главенствовавшей на огромном пространстве
от р. Гудзон на востоке до озера Мичиган на западе и от
реки Оттава на севере до рек Огайо и Потомак на юге.
91 Ibid., p. J01.
239

Вокруг Великого Огня совета с тщательным соблюдением
всей «парламентской» процедуры союзный совет решал вопросы
внутреннего управления и внешней политики конфедерации.
Союзный совет разрешал споры относительно племенных границ,
решал вопросы внешних связей, которые приобрели особенно
важное значение в период экспансии ирокезов. Его решения
оказывали значительное влияние на колонизацию Северной
Америки. Союзному совету ирокезов неоднократно делались
формальные предложения мира и дружбы двумя самыми
могущественными государствами Европы, правительства которых
нередко со страхом ожидали решения этого совета «краснокожих
дикарей».
Племена Лиги не были всегда столь единодушны, как это
казалось Моргану. В силу ряда исторических, экономических и
географических причин интересы их нередко настолько
расходились между собой, что грозили разрывом единства Лиги.
Так, в 1647 г. перед разгромом гуронов онондаги всячески
стремились заключить мир с ними и совместно с онейда и кайюга
вели активную мирную политику, чтобы противодействовать
дальнейшему усилению могауков, становившихся опасными для
своих союзников; но ни могауки, пи сенека и слышать не хотели
о мире и вопреки желанию остальных членов Союза, можно
сказать явочным порядком, они зимой 1647/48 г. выслали свои
отряды против гуронов.
Вообще в индейских войнах ирокезов обычно участвовали не
все племена Союза, а преимущественно те, которые были более
заинтересованы в успехе данного похода; так, в разгроме
гуронов, нейтральных и эри принимали участие главным образом
могауки и сенека; онейда высылали свои отряды против катавба и
мускогов, а также против сусквеханноков; могауки воевали с
алгонкинскими племенами Новой Англии. Были нередки даже
случаи, когда одно из союзных племен заключало договор с
врагами Лиги в то время, как остальные племена находились с
ними во враждебных отношениях. Входившие в Лигу племена
на протяжении XVII в. сохраняли еще значительную свободу
действий.
Однако наряду с этим крепло единство конфедерации,
особенно в ее противоборстве колонизаторам. Расширялись
функции союзного совета, в котором сосредоточивалось решение
общеплеменных дел. Для решения их союзный совет созывал три
различных по своим функциям вида заседаний: 1) заседания
совета по гражданским и военным вопросам; 2) «траурные»
советы возведения в должности воспреемников умерших сахемов,
военачальников, вождей ордена Сосны; 3) религиозные советы,
созывавшиеся для отправления общих празднеств.
240

РЕЛИГИЯ ИРОКЕЗОВ
Религия ирокезов привлекала внимание многих
исследователей. Описанию их религиозных представлений, обрядов и
празднеств посвящено уже много работ92. Накопленные данные
говорят о далеко зашедшем процессе становления ирокезской
религии как религии народности; религиозные празднества их
носили уже общенародный характер. Для организации их был
создан в союзном совете специальный религиозный совет.
В религии ирокезов нашла свое отражение их сложная
история, различные этапы которой оставили свой след в виде
напластований различного рода культов и обрядов. В ней, как писала
советская исследовательница ирокезов Е. Э. Бломквист,
«отразились и древний охотничий быт, и сложившееся позже
земледельческое хозяйство, и сама структура ирокезского общества»93.
Унаследованная еще от их предков — овасковцев —
комплексность хозяйства нашла свое отражение в синкретизме их
производственных культов, в календарном чередовании их
промысловых и земледельческих праздников. Позднее на
промысловые и земледельческие культы стали наслаиваться верования и
обряды, связанные с культом войны.
Сравнительно рано ирокезские религиозные воззрения
подверглись воздействию христианского вероучения,
проповедовавшегося среди ирокезов миссионерами уже в первой половине
XVII в.
Неудивительно, что в результате этих сложных
трансформаций в религиозной жизни ирокезов в XIX в. Моргану трудно
было обнаружить у них тотемные родовые культуры. Поэтому
он писал: «Едва ли можно сказать, что какой-нибудь индейский
род имел особые религиозные обряды, и все же их религиозный
культ имел более или менее прямую связь с родом»94.
Эту связь он видел в том, что организаторы общих
празднеств, «хранители веры», избирались по родам95.
Позднейшие исследования индейцев Северной Америки
содержат яркие описания родовых тотемных культов у многих
племен, сведениями о которых Моргай не располагал.
Устанавливаются они по ряду данных и в прошлом ирокезов. О
существовании родового тотемного культа у ирокезов свидетельствуют
сообщения ранних источников. Миссионер Дж. Мегаполензис
писал, например, что могауки, идя на войну, несли с собой
знаки животных-эпонимов в качестве своего рода «гербов на своих
знаменах», которые служили знаками их отваги. В узле одного
из них он увидел засушенный череп медведя. На его вопрос,
92 См., например: Е. Э. Бломквист. Ирокезы. ТИЭ, т. XXV, 1955. А. Ф. Аниси-
мов. Религия эпохи расцвета матриархата. «Ежегодник Музея истории
религии и атеизма», II, 1958.
93 Е. Э. Бломквист. Указ. соч., стр. 85.
94 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 49.
95 Там же.
16 Ю. П. Лверкиева
241

что это значит, могаук ответил, что «он прикрепляет череп к
левому плечу около своей головы и тогда он становится ничего и
никого не страшащимся дьяволом»96. О том, что ирокезские
воины выступали в поход под знаками тотемов своих родов,
сообщает французский источник 1666 г.97 Все эти сведения —
несомненные свидетельства о тотемизме ирокезов. О
существовании родового тотемного культа у ирокезов в прошлом писал и
этнограф ирокезского происхождения Дж. Хыоитт98. Э. Тукер
вполне убедительное свидетельство в пользу существования
родовых культов у ирокезов видит в том, что в вероучении
ирокезского пророка Прекрасное Озеро осуждается почитание
тотемных животных99.
Правда, У. Фентон и А. Уаллас считают, что пророк
осуждал культ животных как покровителей ирокезских религиозных
обществ, призывая прекратить деятельность этих последних100.
Но, как показывают исследования аналогичных обществ,
например, у степных племен, культ животных как покровителей
этих обществ является позднейшей деформацией древних тотем-
но-родовых культов, своего рода лжетотемизмом 101.
Тотемистический культ ирокезов фиксируется в письменных
источниках па его позднем этапе перехода в культ промысловых
животных. Об этом убедительно говорило долго сохранявшееся
у ирокезов представление о том, что человеку легче всего
охотиться па свое тотемное животное. О существовании у ирокезов
культа медведя как переходного этапа от родового тотемизма к
общинному промысловому культу говорят ранние сообщения о
наличии в ирокезских селениях амбарчиков, в которых
откармливался медведь102. Археологи пытаются в этом же плане
объяснять открытые ими небольшие в плане единичные сооружения
в селениях, состоящих из больших длинных домов 103. И все же
большинство современных ирокезоведов считают, что у
ирокезов не было родовых культов.
Несомненно, что в XX и даже в XIX в. установить наличие
родовых культов у ирокезов практически было невозможно.
Не пишут о них и наблюдатели XVII в., в частности
миссионеры. Это говорит о том, что древний родовой тотемизм
трансформировался в промысловый .культ, вероятно, уже у овасковцев,
96 /. Megapolensis. Op. cit., p. !1'79..
97 «The documentary history of the State of New York», vol. (I, p. 4.
98 /. N. B. Hewitt. A constitutional League of Pease in the stone age America.
«Annual Report of Smithsonian Institution», 1918, p. 527—545; он же. Status
of woman in Iroquois polity..., p. 476—488.
99 E. Tooker. Clans and moieties in North America, p. 360.
100 «Труды VII МКАЭН», т. 4, стр. 465; A. F. С. Wallace. Op. cit., p. 252.
101 См. главу 6 настоящей монографии.
102 «Narrative...», p. 143, 145.
юз w_ \y/_ Ritchie. Archaeology of New York State; он же. Another
probable case of prehistoric bear ceremonialism. «American Antiquity», \ol. 17,
N2, 1951:.
242

и у них же он начал вытесняться аграрным культом и сепкрити-
зироваться с ним.
Единственную связь родов с религиозными культами
современные ученые, как и Морган, находят в том, что устроители
общих обрядов и празднеств избираются у ирокезов по родам 10\
По словам А. Гольденвейзера, ему удалось установить, что
«материнская семья имела определенные религиозные и обрядовые
прерогативы, но теперь они ушли в прошлое» 105.
Думается, что эти наблюдения отражают религиозную
ситуацию в довольно поздний период ирокезской истории, когда
их родовые культы уже превратились в общинные, и о связи
последних с родом говорила лишь практика избрания
руководителей обрядов по родам.
Но Морган видел и более глубокую связь: он угадывал
происшедшее превращение родовых культов в общинные, когда
писал, что в ирокезском роде «естественно зарождались
религиозные идеи и устанавливались формы культа. Но они не
оставались особо присущими роду, а скорее распространялись на все
племя 10<3.
Это общее замечание Моргана конкретизируется теперь
данными о процессе превращения родовых тотемных культов в
общинные и общеплеменные у индейцев северо-западного
побережья, у стенных племен, у оджибвеев ш и у индейцев
юго-запада Северной Америки.
Особенно интересны в сравнительном плане данные об этом
процессе у земледельцев хопи 108. Ко времени этнографического
изучения их родовые тотемные культы носили уже по существу
общинный характер. Тотемы отдельных родов почитались как
специализированные божества общины. Например, змея — тотем
рода Змеи—-почиталась как божество воды, барсук — тотем
рода Барсука— почитался как покровитель диких растений и в
особенности трав, необходимых для корма домашних животных,
появившихся у хопи в колониальный период. Однако общинные
обряды в честь каждого из почитаемых животных
организовывал еще тот род, тотемом которого он считался. У ирокезов,
видимо, фиксируется уже более поздний этап превращения
родовых культов в общинные.
Вообще все имеющиеся данные о религии ирокезов рисуют
их культы и празднества как носящие не только общинный, но и
более широкий характер культов и обрядности ирокезской
народности.
Таков был земледельческий культ «трех кормилиц» (маиса,
104 «Труды VII МКЛЭН», т. 4, стр. 465.
105 Л. Goldenweiser. Op. cit, p. 570.
106 Jl. Г. Морган. Древнее общество, стр. 49.
107 См. соответствующие главы этой монографии.
108 10. П. Лверкиева. Соотношение родовой и соседской общины у индейцев
Северной Америки. М., 1964, стр. 8—9.
243
16*

бобов, тыквы), унаследованный ирокезами еще от -своих
предков— овасковцев. Он сосредоточивался вокруг общего
обожествления и почитания «матери земли» и трех главных
земледельческих культур — маиса, бобов и тыквы, «трех сестер», «трех
кормилиц» ирокезов, представлявшихся в виде прекрасных
женщин, одетых в листья соответствующего растения.
С земледелием же связан был описанный Морганом культ
Хено-громовержца, дающего людям дождь и воду. Солнце
почиталось ирокезами как божество войны («хозяин войны»,
по понятиям могауков).
Многие из религиозных обрядов ирокезов были связаны с
культами тайных шаманских обществ 109.
Важное значение в религиозной жизни ирокезов имел культ
умерших, ярким проявлением которого был день поминовения
умерших и вторичного погребения их останков. В древности он
устраивался общиной в связи с перемещением селения на новое
место. Видимо, позднее стало обычаем прощание с умершими,
останки которых оставались на старом месте поселения.
Древнейшую форму ирокезского праздника поминовения умерших
ученые реконструируют по аналогии с гуронским, подробно
описанным иезуитами в начале XVII в.110, а также по
археологическим находкам захоронений того периода. В 1952 г. было
открыто, например, массовое захоронение, которое на основе
найденных в нем вещей было идентифицировано с описанным
миссионером Бребефом в 1636 г. гуронским обрядом вторичного
погребения. Суть его заключалась в том, что в большую яму
сбрасывали останки умерших за последние 6—7 лет. Вместе с
ними были сопогребены украшения и различного рода ценности,
включая три металлических котла ш.
В 1956 г. было открыто второе подобного рода гуронское
захоронение, и ирокезы из резерваций США и Канады устроили
обряд вторичного погребения остатков своих древних врагов112.
Относительно современные формы дня поминовения
умерших изучены учеными в ирокезских резервациях li:i.
109 См.: W. N. Fenion. Masked medicine societies of the Iroquois. ARBRSI. 1940.
110 См.: В. G. Trigger. The Huron farmers of the North. New York, il'969, p. 106—
112; L. H. Morgan., League of the Iroquois, p. 115—122; //. Hale. The
Iroquois book of rights. Philadelphia, 1883; W. M. Beauchamp. Wampum and
shell articles used by New York Indians. «New York State Museum», Bull.
N 41, 1901, p. 447—452.
111 См.: К- Е. Kidd. The excavation and historical identification of a Huron
ossuary. «American Antiquity», vol. XVIII, N 4, 11053; «Jesuit Relations...», vol.
.10, p. 279-305.
112 T. Mcllwraith. The Feast of the dead: historical background. «Anthropolo-
gica», 1968, N 6, p. 84—85; W. R. Dunning. Iroquois feast of the dead: New
style. «Anthropologica», 1958, N 6, p. 88.
113 W. N. Fenton. An Iroquois condolence council for installing Cayuga chiefs
in 1945. «Journal of Washington Academy of Sciences», vol. 36, N 4, 1946,
p. (1110—-1(27; W. N. Fenton and G. Kurath. The feast of the dead, or ghost
dance at Six Nations Reserve, Canada. Bull. BAE, N 1149, 1951.
244

Культ умерших нашел свое проявление и в обрядности
траурных заседаний совета конфедерации, посвящавшихся
«оплакиванию» умершего сахема и «поднятию» в должность его вос-
преемника. Обрядность траурного совета Лиги была,
несомненно, приспособлением более древнего культа к нуждам
становящейся государственности, средством освящения власти сахемов
и поводом к показу их щедрости.
Обряды дня поминовения умерших всегда сопровождались
обильными угощениями и раздачами частных богатств. Этим
они напоминали погребальные потлачи тлиикитов 114.
Впервые наиболее полно религиозные представления и
обряды ирокезов середины XIX в. были описаны Л. Г. Морганом115.
«Л. Г. Морган,— пишет много занимавшийся их изучением
У. Фентоп,—оставил нам почти полное описание обрядов,
практиковавшихся в Тонаванда в середине прошлого столетия»116.
Исследования Моргана признаются как отправной пункт
дальнейшего изучения религии ирокезов целой плеядой ирокезовс-
дов, создавших значительную литературу по этой важной
стороне жизни ирокезского общества.
Но, описывая непосредственно наблюдавшиеся им
празднества и культы ирокезов середины XIX в., Морган в своей первой
работе под влиянием господствовавшей в то время тенденции
приписывать монотеизм первобытным народам усмотрел в вере
ирокезов XIX в. в Великого духа древнюю черту их религиозных
представлений. Однако миссионеры XVII в., будучи знакомы с
представлениями ирокезов до того, как их коснулось воздействие
христианства, единодушно отрицали наличие у них
представления о едином боге. Вера в благодетельного Великого духа стала
складываться у ирокезов именно под влиянием их проповеди
христианства, начавшейся с первой половины XVII в. О том,
насколько влиятельными были проповеди миссионеров, говорит
произошедший в 1670 г. раскол в среде ирокезов на христиан и
язычников, когда часть могауков и онейда приняла католичество
и переселилась во главе с миссионером в Канаду, где они
образовали группу так называемых «молящихся индейцев Квебека»
и основали селения Когнавага и Саи-Режи, нынешние жители
которых являются их потомками. В 1684 г. ирокезская Лига
объявила их предателями. Но христианство оказывало свое
влияние и на мировоззрение так называемых язычников.
Как устанавливает У. Бошам, проповедь христианства
вызвала в религиозной жизни ирокезов две революции: первая — это
114 См.: Ю. П. Аверкиева. К истории общественного строя у индейцев
северозападного побережья Северной Америки (Род и потлач у тлинкитов, хайда
и цимшиян). «Американский этнографический сборник», № 1, ТИЭ, т. 58,
1960, стр. 50—56.
115 L. H. Morgan. League of the Iroquois.
116 W. N. Fenton. Tonawanda longhouse ceremonies: Ninety years after Lewis
Henry Morgan. Bull. BAE, N 28, .l'94r, p. 1147.
245

раскол ирокезов на католиков и язычников, происшедший в
1670 г. Второй революцией У. Бошам называет раскол ирокезов
на христиан и последователей вероучения пророка Прекрасное
Озеро 117.
Исследования современных ирокезоведов сосредоточены
главным образом на современной религиозной жизни ирокезов.
Большое внимание уделяют они анализу сущности
вероучения сеиекского пророка Прекрасное Озеро конца XVIII —
начала XIX в.
Л. Г. Морган по существу был первым исследователем этой
новой религии ирокезов. Им впервые были кратко изложены
основы вероучения Прекрасного Озера 118. Уже после него
делались неоднократные попытки письменно изложить и
канонизировать высказывания этого пророка. Одной из них, наиболее
близкой к содержанию проповедей сенекского пророка,
считается работа А. Паркера «Кодекс Прекрасного Озера»119.
По своей сущности новая религия ирокезов была
разновидностью религиозно-реформаторских движений, неоднократно
возникавших в среде угнетавшихся колониализмом отсталых
пародов мира. У ирокезов она появилась в первые годы их
поселения в резервации, когда полностью был разрушен их старый
жизненный уклад и не выработался еще новый, приспособленный к
новым условиям. В этот полный трагизма переходный период
жизнь ирокезов характеризовали такие черты, как общее
обнищание, болезни, алкоголизм, вымирание и деморализация.
В этой обстановке ,к ирокезам обратился с «добрым
словом»—гайвиио пророк из сенеков по имени Прекрасно Озеро,
призывая их к возрождению, к борьбе с губительными для них
пороками. Его проповеди содержали критику старых устоев
ирокезского общества. Путь к повой жизни пророк видел в
реформах во всех областях жизни: социально-экономической,
семейной и религиозной.
Свое вероучение он характеризовал как единственно
истинную религию ирокезов. Это была проповедь реформированной
религии, в основе — христианской, но включавшей некоторые из
традиционных ирокезских обрядов и представлений. Включив в
культ новой религии четыре ирокезских традиционных
празднества — нового года, клена, земляники и зеленой кукурузы,—
пророк отвергал все другие обряды и культы ирокезов.
Он осуждал шаманство, знахарство, культ мертвых,
призывал прекратить деятельность тайных обществ.
Новое вероучение призывало ирокезов сохранять свое
этническое самосознание, отстаивать от посягательств белых остат-
117 W. M. Beauchamp. Permanence..., р. Э82.
118 L. H. Morgan. League of the Iroquois.
119 A. C. Parker. The code of Handsome Lake, the Seneca prophet. «Parker on
the Iroquois». New York, 1068.
246

ки своих земель, заимствуя в то же время некоторые из
достижений белых в области материального производства и
образования.
Самыми главными для ирокезов из этих достижений он
считал: плужное земледелие, скотоводство и садоводство, мужской
сельскохозяйственный труд, бревенчатые дома.
Большое внимание уделял пророк проблемам ирокезской
семьи, проповедуя протестантский тип семейной этики. Малая
патриархальная семья в его проповедях изображалась как
идеальная форма семьи, как основная социально-экономическая
единица в обществе. Сохранявшиеся в ирокезском обществе
нормы матсрипскородового строя пророк полностью отвергал.
Он всемерно подчеркивал важность укрепления связей между
мужем и женой и осуждал чрезмерную привязанность женщин
к их матрилинейным родственникам. Пророк осуждал
родителей, вмешивающихся в семейные дела своих дочерей. В то же
время он настоятельно требовал, чтобы ирокезский мужчина
стал кормильцем жены и детей, а дети заботились об отцах. Эти
проповеди Прекрасного Озера отразили, несомненно, процесс
становления малой семьи и распада большесемейных
материнских домохозяйств, начавшийся у ирокезов еще в дорезервациоп-
ный период. В скорейшем завершении этого процесса пророк
видел благо для ирокезов.
А. Уаллас и М. Дирдорф убедительно показывают, как
вероучение пророка Прекрасное Озеро приспосабливалось к
условиям времени120. В своем исследовании А. Уаллас прослеживает
три периода в истории новой религии ирокезов.
Первый период (1799—1815)—проповедь самого пророка.
Второй период (1815—1850), после смерти пророка, характерна
зуется обострением борьбы между последователями новой
религии и ортодоксальным христианством. В этот период
вероучению Прекрасного Озера придаются черты возрожденческого
движения, которые в его собственных проповедях сглаживались
рекомендациями синкретизма, и заимствования технических
достижений и семейных норм белого общества.
В культ «новой религии» было включено значительно
больше старой обрядности, чем это допускал сам Прекрасное Озеро.
Последователи «новой религии», так же как и их пророк,
выступали против продажи индейских земель.
Третий период — с 1850 г. и до наших дней. Вероучение было
записано по воспоминаниям непосредственных учеников
пророка и канонизировано «в качестве единого полуофициального
текста, содержащего историю, комментарий и цитаты. Оно
стало проповедоваться, по словам А. Уалласа, по определен-
120 М. Н. Deardorff. The religion of Handsome Lake: its origin and
development. Bull. BAE, N 11:49, I195I11; A. F. С Wallace. Cultural composition of the
Handsome Lake religion. Bull. BAE, N Ш, 1961.
247

ным поводам признанными проповедниками»121. Длинный дом,
переставший служить жилищем, приобрел значение храма, и
новая религия получила название «религия длинного дома».
Революционно звучавшие призывы пророка к мужчинам
заняться земледелием, сооружением малых бревенчатых домов,
укреплением малой семьи во главе с мужчиной как ее
кормильцем для современных ирокезов — давно достигнутый этап. Ныне
«новая религия» для ирокезов — это средство проявления их
индеанизма, и в этом своем качестве она начинает объединять
«язычников» с «христианами».
Таким образом, ко времени этнографического изучения
ирокезов их религиозные представления и обряды были уже далеко
не первобытными, а их «новая религия», представляя собой
синкретизм старых представлений и культов с догматами
христианства, сложилась как религия ирокезской народности,
цементировавшей становящуюся новую этническую общность —-
ирокезский парод. Тот факт, что пророк был из племени сенека,
а его проповеди нашли живейший отклик среди всех ирокезов,
уже говорил о единстве ирокезской народности, достигнутом
ею на протяжении активной деятельности Лиги. Это единство
подчеркивается самими ирокезами. Как пишет М. Дирдорф,
сенека говорят, что «новая религия» «одинакова во всех длинных
домах, хотя все остальное различно в разных общинах и даже
соседних домах» 122.
XVII и XVIII вв.— это героический период в истории
ирокезов. Поиски мехов и промысловых угодий толкали ирокезов на
военные набеги, совершавшиеся ими на племена, жившие к
северу, западу и югу от них. К концу XVII в. ирокезская Лига
покорила и разогнала множество племен, живших на
огромном пространстве от р. Св. Лаврентия па севере до р. Теннеси
на юге, от побережья Атлантического океана на востоке до
р. Миссисипи на западе.
Но наряду с завоеваниями ирокезы искусно применяли
тактику мирных договоров как с индейскими племенами, так и с
соперничавшими между собой европейскими колонизаторами.
С конца XVII в. ирокезская Лига начинает использоваться
последними в роли буфера между расширяющимися колониями
Франции и Англии, что в конце концов привело к гибели
конфедерации.
Создание ее было поворотным пунктом в истории ирокезов.
Характерно, что ирокезы, информаторы А. Гольденвейзера в
1912—1914 гг., сами проводили деление истории своего народа
на два периода: 1) до конфедерации и 2) после создания ее123.
Как убедительно показывают материалы по истории дея-
121 A. F. С. Wallace. Cultural composition..., p. 11(48.
122 M. И. Deardorff. Op. cit., p. 99.
123 A. Goldenweiser. Op. cit., p. 565.
248

тельности Лиги, эпоха расцвета ирокезской Лиги была в то
же время периодом распада, отживания норм родового общества
и становления имущественного и социального неравенства,
развития ранней формы государственности. Ирокезское общество
XVII—XVIII вв. имело все признаки военно-демократического
строя. Вписанные в пояса вампум установления, определявшие
цели конфедерации, регулировавшие взаимоотношения
объединенных племен и определявшие деятельность совета Лиги,
представляли собой фактически конституционные начала этой
государственности. У. Фентон характеризует ирокезскую Лигу как
основанную на родстве государственность. Но эта
характеристика вер.на лишь в том ограниченном смысле, что родовые,
фратриальные и племенные деления сохранялись в качестве
структурных единиц организации управления. Но благодаря
именно такой структуре Лиги Моргану удалось еще в XIX в.
собрать значительные материалы, позволившие ему
реконструировать древний родовой строй ирокезов, представление о
котором имеет сейчас каждый исторически образованный
человек. Собранные после Моргана данные археологии и ранних
письменных источников, не использованные исследователем,
лишь уточняют отдельные стороны учения Моргана о древнем
ирокезском роде, не меняя его существа, позволившего
Моргану, по словам Энгельса, «найти ключ к первобытной истории
человечества». Но родовой строй — это история ирокезов до
конфедерации.
Создание конфедерации было началом слияния ирокезов в
единый народ «Людей длинного дома», возникновения
ирокезской народности. Не случайно уже в письменных источниках
XVII в. часто речь идет об Ирокезии. Этот процесс чрезвычайно
ускорился включением в состав ирокезских племен огромного
количества разноплеменных пленников и целых групп разбитых
ими племен, в различной степени ассимилировавшихся в
ирокезской среде. О процессе становления ирокезской народности на
протяжении XVII—XVIII вв. особенно ярко свидетельствовал
факт появления в конце XVIII в. у них вероучения пророка
Прекрасное Озеро.
Сходны по своей военно-демократической структуре с
ирокезской Лигой 'конфедерации земледельческих племен
юго-востока Северной Америки: поухатанов, объединявшей алгонкино-
язычные племена Виргинии, криков, союз мускогских племен^
союзы натчезов и тимукуа.
Относительно высокая продуктивность земледелия на юго-
востоке Северной Америки допускала возникновение больших
населенных пунктов типа городских центров. Исследователи
называют их городами-государствами, сопоставляя их с города-
ми-тосударствами Древнего Востока, Старого Света. >На
протяжении 500—1650 гг. н. э, в этих центрах шел процесс
становления раннеклассовых отношений, наблюдался расцвет художе-
249

ственных ремесел и сложной обрядовой жизни. Однако ко
времени колонизации наблюдалось падение численности
населявших этот район индейских племен и упадок культуры 124.
А. Кробер допускал, что развитие государственности у
ирокезов было па том же уровне, что и в конфедерациях
юго-востока 125. Этой же гипотезы придерживается У. Сиирс. «Ирокезы,—
пишет он,— значительный период своей доистории
(доколониальный период.— Ю. А.) имели тот же тип социальной
организации, что и племена юго-востока, при котором поселение
городского типа и территориальные связи были доминирующими
факторами, а кланово-оргапизовапиая система родства была
политически вспомогательным явлением. Укрепленные города
при этом были более важным фактором, чем изменения в
формах обитания внутри их»120. Эти интересные допущения
требуют, однако, дальнейшего сравнительного и критического
сопоставления имеющихся аналогий.
т J. Wittkoft. Op. cii., p. 72; Т. J. Brasser. The Coastal Algonkians: «The
American Indians in historic perspective». New York, 1971; W. С Sturtevant.
Creek to Seminole. Ibidem.
125 A. L. Kroeber. Cultural and natural areas of Native North America.
Berkeley, 1939, p. 62, 149.
126 ^ Sears. First comment on William Ritchies «Iroquois archeology and
settlement pattern». Bull. BAE, N Д80, p. 43.

Глава 6
ИНДЕЙСКИЕ ПЛЕМЕНА СТЕПЕЙ
Этногенез. В центре североамериканского материка, от
таежного пояса на севере до р. Красной на юге, от области Великих
озер и р. Миссисипи па востоке до предгорий Скалистых гор на
западе, простирается огромная область травяных степей.
Интенсивные археологические и этноисторические
исследования последних двух-трех десятилетий показали, что на
протяжении тысячелетий с момента заселения Америки и до XIX в.
в этой зоне происходила последовательная смена культур и
народов.
Археологические находки древнейших в Северной Америке
стоянок с каменными орудиями типов «кловис» и «фольсом»
свидетельствуют об обитании в степях в конце последнего
ледникового периода Виоконсипского оледенения палеоиндейских
охотников >на крупных животных—мамонта, бизона, дикую
лошадь, верблюда,— ныне вымерших. Наступление периода
засух было причиной последовавшей депопуляции степей и
исчезновения их фауны. В последующий период улучшения климата
в степях вновь появились люди и мелкие виды бизонов,
выжившие на окраинах лесной зоны1. С VIII до IV тысячелетия до н.э.
археологи прослеживают процесс приспособления традиций
палеоиндейских охотников на крупных животных, к охоте на эти
виды бизонов. Около IV тыс. до п. э. в степях появляются
носители сложившейся в восточной лесной зоне материка так
называемой архаической культурной традиции с комплексным
хозяйством охоты-собирательства-рыболовства. В степях она
включила в себя традиции предшествующих периодов и
просуществовала до начала нашей эры. На рубеже нашей эры на востоке
степей появились носители так называемой культурной тради-
J W. R. Wedel. Prehistoric man in the Great Plains. Norman, il'9>61.
251

ции вудлэнда, привнесшие из восточной лесной зоны
материка в речные долины степей керамику и зачатки
земледелия, имевшего, однако, подчиненное охоте и собирательству
значение. Около I тыс. п. э. в речных долинах Миссури и ее
притоков появились носители культурных традиций
Миссисипи с развитым земледелием. Охота па бизонов, речное
рыболовство и собирание дикорастущих злаков и плодов дополняли
земледелие. В гончарных изделиях этого периода здесь
прослеживается влияние традиций Миссисипи. Складывавшаяся здесь так
называемая культура «степных деревень» представляла собой
приспособление традиций культуры Миссисипи к условиям
жизни в степях. В процессе этого приспособления здесь была
оставлена характерная для культур Средней и Нижней Миссисипи
практика сооружения храмовых курганов. В XV в. п. э. на
развитие носителей культуры степных деревень огромное влияние
оказали засухи и связанные с ними суховеи, а также нападения
кочевников. Это повело к концентрации .населения в больших
укрепленных селениях. Манданы, арикара, паупи были
последними представителями культурной традиции степных деревень.
Манданы появились на р. Миссури в XII в. Это были сиу-
язычные выходцы из юго-восточного центра развитых
аборигенных культур Северной Америки. В языковом отношении они
ближе всего к виннебаго и дакотам, по их язык более архаичен,
поэтому исследователи считают, что мапда.иы одними из первых
отделились от протосиу. 1500—1750 гг.— период расцвета
культуры мапданов на Миссури. Жили они тогда в неукрепленных
небольших поселениях. Предполагается, что население было-
многочисленным. Однако начавшееся в XVII в. перемещение
индейских племен с востока в связи с европейской
колонизацией материка и расширением меховой торговли вызвало
необходимость концентрации мандатов в больших укрепленных
селениях. В 1750 г. насчитывалось до 9 тыс. манда.нов, расселенных
в десяти укрепленных рвами селениях. Французский
путешественник Ля Верепдрие, посетивший манда.нов в 1738 г., в одном
из селений насчитал 130 жилищ. В среднем же селение состояло
из 100 жилищ, и в каждом жило около 1 тыс. человек. В
последующие десятилетия среди мапданов распространились
завезенные европейцами эпидемические болезни, катастрофически
снизив их численность. В 1804 г. путешественники М. Лыоис и
У. Кларк нашли остатки населения старых девяти деревень в
двух укрепленных селениях, состоявших из 40 и 50
полуземлянок2.
Одну из этих деревень посетил в 1836 г. художник Кэтлин,
оставив прекрасную зарисовку ее и сообщив, что одна деревня
2 Е. Bruner. Mandan. «Perspectives in American Indian culture change».
Chicago, 1961, p. 188, 196—197; M. Lewis. The Lewis and Clark expedition, vol. L
New York, 1961, p. 114.
252

состояла из 65, вторая —из 38 полуземлянок и что каждая из
них вмещала 20—40 человек3. Сильнейшая эпидемия оспы
1837 г. вызвала огромное сокращение численности мандапов.
В дни полевых исследований Л. Г. Моргана (1862 г.)
численность мандапов свелась уже к 200 человекам, жившим в одном
селении с хидатса 4. К началу XX в. племя почти исчезло5.
Такова же судьба и арикара. Около 1450 г. на территории
современного штата Южная Дакота появились потомки
создателей «культуры Нижней Миссисипи», предки современных кед-
доязычных пауней и арикара, поднимавшиеся вверх по р.
Миссури. Некогда эти два племени были единым племенем в. В
степях они распались па два племени, разъединенных дакотами и
попка. Еще в 1804 г. путешественники М. Лыоис и Дж. Кларк
отмечали, чте селения арикара являются (первоначальными
колониями пауней7 и что манданы называют арикаров паунями8.
Л. Г. Морган во время своих полевых исследований на Миссури
также отметил, что «арикара являются ближайшими сородича-
им пауней»9. М. Лыоис и У. Кларк описали оставленные арика-
рами укрепленные земляным валом селения вдоль р. Миссури.
В одном из них насчитывали 17, в другом 80 восьмиугольных в
плане полуземлянок. В 1804 г. арикара жили в трех селениях
по 150—200—300 человек в каждом 10.
Наряду с оседлым населением речных долин степи населяли
разбросанные племена пеших охотников-собирателей-рыбо-
ловов.
В течение XVII—XVIII вв. степи были заселены новыми
этническими группами. Это заселение связано было с европейской
колопиза.цией североамериканского материка. Решающую роль
сыграли при этом три главных фактора: 1) захват
колонизаторами индейских земель к востоку от р. Миссисипи и истребление
либо оттеснение индейцев па запад; 2) развитие европейской
меховой торговли в Америке; 3) ввоз на материк лошадей и
огнестрельного оружия.
Европейская колонизация Северной Америки, начавшись с
прибрежных районов Атлантики и продвигаясь постепенно на
запад, стремилась «очистить» колонизуемые земли от индейцев.
Этим она вызвала цепную реакцию перемещений идейских
племен на запад, в которой одни племена теснили все далее на за-
3 G. Catlin. Letters and notes on the manners, customs and conditions of the
North American Indians, vol. 1. Minneapolis, 1965.
4 L. H. Morgan. The Indian Journals, '1859-ч1в61. Ann Arbor, 1959, p. il07.
5 A. W. Bowers. The Mandan social and ceremonial organization. Chicago, I960,
p. 90.
c E. T. Dening. Five Indian Tribes of the Upper Missouri. Norman, 1961, p. 41.
7 O. Lewis. Op. cit., vol. 1, p. 81, 91, 120.
8 Ibidem.
9 Л. Г. Морган. Древнее общество. Л., 1934, стр. 97.
10 L. И. Morgan. Op. cit., p. 82.
253

пад другие. В результате этого передвижения в степях
оказались племена с самым различным историческим прошлым. На
восточной их окраине оказались племена, сочетавшие в степях
свою древнюю культуру земледелия с коневодством и верховой
охотой на бизонов. Это были племена мапданов, арикара и хи-
датса в верховьях Миссури; племена ото, айова, омаха, понка,
оседжей, канза, Миссури и куапо в ее низовьях.
Сиуязычпые племена омаха, понка, оседжи, канза и куапо
были некогда единым племенем, жившим па юго-востоке в
бассейне р. Миссисипи и расколовшимся на отдельные группы в
процессе переселения на запад и северо-запад. В полевом
дневнике Л. Г. Моргана, ведшемся им в 1859 г. во время его
первого путешествия, также было отмечено, что эти племена говорят
на родственных языках. Языки этих племен относились к
языковой семье сиу, представляя в ней отдельную группу дхегиа.
Другую группу в этой семье, получившую название шивера,
составляли айова, ото и виннебаго.
В середине XVI в. на севере Миссури появилось сиуязычное
племя земледельцев-охотпиков-рыболовов хидатса, пришедших
сюда с западных окраин лесной зоны. Они поселились по
соседству с мандатами и.
Около 1776 г. от хидатса, откололась группа под родовым
названием ворон (кроу); уйдя далее на запад в центральные степи,
она стала самостоятельным племенем 12.
Алгонкипоязычпые чейены, ставшие одним из наиболее
типичных племен американских степей, переселились в них
сравнительно недавно. По мнению известного археолога США
В. Веделя, еще в середине XVIII в. чейепы были полуоседлыми
земледельцами, жившими в восточной части современной
территории штата Северная Дакота13. В ранних французских
источниках они локализуются в южной и центральной частях
современного штата Мш-шесота. Современный американский
исследователь Дж. Джаблоу собрал интересные сведения из
исторических источников XVII и XVIII вв. о перемещениях и
столкновениях племен в районе Великих озер и верховий Миссисипи^
свидетельствующие о том, что «чейены второй половины XVII в.
были небольшой алгонкипоязычной земледельческой группой,
соседями земледельцев сиу на р. Мипписоте, все они были
жертвами нападений более подвижных охотничьих племен дако-
тов» и. Перейдя в начале XVIII в. р. Миссури в ее верховьях,
они начали двигаться па запад и юго-запад от нее. На своем
пути чейены встретили племена кайова и команчей и оттеснили
11 A. W. Bowers. Hidatsa social and ceremonial organization. Bull. BAE, N 194,
■11965, p. 22.
12 E. T. Dening. Five Indian tribes of the Upper Missouri. Norman, 1961, p. 137;
R. Jf. Lowie. The Crow Indians. New York, 1966, p. 476.
13 W. R. Wedel. Op. cit., p. 242.
14 /. Jablow. The Cheyenne in Plains Indians trade relations. ll(756—^Ь840. AES
Mon., N'19, .1961-, p. 6.
254

V.
Карта расселения коневодов-охотников

эти племена на юг степей, южнее р. Платт. В своем наступлении
чейены оттеснили индейцев кроу на запад. После того как они
заняли Черные холмы и район рек Паудер и Йеллоустон, здесь
появились дакота, которых теснили на запад оджибвеи, раньше
дакотов вооруженные огнестрельным оружием.
Дакота, в прошлом земледельцы и собиратели дикого риса
в районе Великих озер, двигаясь на запад, постепенно
утрачивали старые хозяйственные навыки, переходя к коневодству,
охоте на бизонов, пушному промыслу. Они распались на семь
самостоятельных племен: мдевакантон, вахпекьюте, вахпетон,
сиссетои, япктон, янктонаи и тетон. Миссионер С. Риггс писал
об этих племенах в середине XIX в., что это «семь основных
общин (bands), которые составляли одно племя или нацию,
называвшую себя «дакота», что значит «дружественные» или «оцети
саковин» — «семь костров»15. По мнению же Дж. Дорсея,
племена дакотов первоначально были родами одного племени 16. К
началу XIX в. дакотские племена распались на три этнические
группы, различавшиеся в хозяйственном и социальном плане.
Первые четыре племени под общим обозначением санти
получили название «восточных дакотов». Они сочетали коневодство
с земледелием, собиранием дикого риса, промыслом пушного
зверя и охотой на бизонов. У них были оседлые летние деревни.
Вторая группа состояла из племен янктон и янктонаи.
Земледелие у них играло незначительную роль, больше времени
они уделяли коневодству и верховой охоте на бизонов. Третью
группу составляли тетоиы — самая западная часть дакотов.
Достигнув Черных холмов в 1750—1775 гг., они превратились в
типичное племя кочевников-коневодов и охотников, численно
составлявшее половину всех дакотов. В процессе расселения по
степям от дакотов отделились ассинобойны.
Считается, что такие типичные племена коневодов-охотников,
как алгоикиноязычиые чернопогие и арапахо, были древними
насельниками северо-западной окраины степей с хозяйством
пеших охотников-рыболовов17. В процессе заселения степей уже
конными племенами — охотниками на бизона — кроу отделили
арапахо от черноиогих, а от арапахо откололась группа,
ставшая самостоятельным племенем ацина (гровантр). Черноногие
же обычно описывались как конфедерация трех племен: сик-
сики, кайнахи и пиеганы. По-видимому, первоначально это
было одно племя, позднее, в процессе передвижения в степи и
освоения последних, распавшееся на три самостоятельных, но
сопредельных и поддерживающих тесные контакты между собой
племени.
15 S. Riggs. Dakota grammar, texts and ethnography. «Contributions to North
American Ethnography», vol. 9. Washington, Ш94, p. XV.
16 /. O. Dorsey. Siouan Sociology. 15th ARBAE, 1897, p. 215.
17 5. Oliver. Ecology and cultural continuity as contributing factors in the
social organization of the Plains Indians. Berkeley, Los Angeles, 1962, p. 56.
256

За последнее время высказываются допущения, что некогда
черноеогие занимались земледелием, что в степи они
переселились еще в долошадныи период, где занимались пешей охотой
на крупных животных у подножий Скалистых гор, сохранив от
земледельческого прошлого возделывание табака18. В пользу
земледельческого прошлого черноногих говорит и тот факт, что
главной племенной их святыней была мотыга.
Вероятно, в конце XVII в. с северо-запада в центральные
степи переселились шошоноязычные команчи. Их прошлое
связывается с собирательством и охотой древней культурной
традиции полупустынь. В начале XVIII в. они описываются как
богатые табунами воинственные кочевники юга степей.
В конце XVIII в. в степи переселились части лесных племен
кри и оджибвеев, занимавшихся в XVII — XVIII вв. промыслом
пушного зверя. В степях они стали коневодами и конными
охотниками, получив самостоятельные племенные обозначения
степных кри и степных оджибвеев.
Освоение всеми этими племенами степных пространств было
непосредственно связано с развитием у них коневодства и
верховой охоты на бизонов. Современные исследователи степных
индейцев не без основания пишут о революции в
социально-экономической жизни этих племен, вызванной их переходом к
коневодству. В истории этих племен различаются три больших
исторических периода: 1) долошадныи — до 1600 г.; 2) лошад-
ный—до 1880 г. и 3) резервационный — длящийся до сих пор.
Развитие индейского общества в этой степной полосе
Северной Америки на протяжении XVII—XIX вв. происходило
параллельно капиталистической колонизации материка с востока, юга,
запада и севера, которая развивалась в самой центральной части
материка, окруженная .кольцом колонизаторов19.
В начале XIX в. это кольцо стало быстро сужаться вместе с
активным проникновением на запад от Миссисипи сначала
торговцев и путешественников, а затем лавины колонистов,
жаждавших захвата земель и наживы на далеком Западе.
хозяйство
Коневодство. Появление на .материке лошадей и
распространение их по степи обусловило быстрый переход индейцев от
своих прежних занятий —оседлого земледелия или охоты и
рыболовства— к совершенно новому для них хозяйственному
укладу кочевого коневодства и верховой охоты.
Сначала школу коневодства прошли племена кайова, юта,
команчи благодаря их близости к поселениям испанцев и мекси-
18 Ibid., p. 20.
19 См.: Ю. П. Аверкиева. Индейское кочевое общество XVIII—XIX вв. М, 1970.
17 Ю. П. Аверкиева 257

канцев. У них заимствовали индейцы опыт верховой езды. Это
обусловило их быстрое превращение из пеших охотников и
собирателей в коневодов и верховых охотников на бизонов. Кай-
ова, команчи и юта стали затем наставниками в коневодстве
более северных -племен. К концу XVIII в. лошади уже широко
использовались в индейском хозяйстве по всей степи. Лошади
стали главным средством производства в охотничьем хозяйстве,
они приобрели значение средства транспорта, единиц
накопления и мерила богатств.
Правда, не у всех племен новый хозяйственный уклад
кочевого коневодства и охоты на бизонов полностью заменил их
древние занятия. По отдельным группам племен можно
проследить, например, различные этапы перехода от оседлого
земледелия к кочевому коневодству и охоте.
У индейцев бассейна р. Миссури земледелие даже к концу
XIX в. сохранило еще не меньшее значение, чем коневодство и
охота; они жили оседлыми деревнями, выезжая в степи только
на время, свободное от полевых работ; у племен же к
юго-западу от них —ото, пауней, омаха, оседжей, фокс — охота и
коневодство играли уже более важную роль, чем земледелие, в
деревнях они жили лишь в периоды посева урожая и уборки
урожая, большую же часть года они вели кочевую жизнь. Чей-
ены, арапахо, тетон-дакота, кроу к концу XVIII в. уже оставили
земледелие, став такими же типичными кочевниками
коневодами и охотниками, как и команчи — в прошлом собиратели и
пешие охотники.
У чейенов, как считают исследователи, процесс перехода от
земледелия к конному номадизму совершался между 1700—
1770 гг., завершившись к концу XVIII в. Правда, отдельные
хозяйства чейенов еще в начале XIX в. возделывали небольшие
участки маиса и табака20. «Но уже в 1803—180,5 гг., согласно
сообщению Табо,— 'пишет Дж. Джаблоу,— чейены не
занимались земледелием и выменивали земледельческие продукты у
арикара на продукты охоты»21. Арапахо, как отмечает
Дж. Ювер'С, превратились из земледельцев в номадов пем.ного
раньше чейенов22.
Чейены, тетон-дакота, кроу, черионогие, кайова и команчи
были создателями типичной для американских степей
культуры кочевого коневодства и верховой охоты, яркие черты которой
описаны во множестве этнографических монографий.
На протяжении почти 300 лет в американских степях
развивалось индейское коневодческое хозяйство, разрабатывались
своеобразные методы ухода за лошадьми, их тренировки, защи-
20 /. Jablow. Op. cit., p. 7, 8.
21 Ibid., p. ilO.
22 /. С Eweres. The horse in Blackfoot Indians Culture. Bull. BAE, N 1169, 1955,
p. 9.
258

ты от грабительских набегов, хищных зверей, от холода и
эпизоотии. Индейцами были выведены две породы лошадей — пинто
и аппалуза. Индейское коневодство носило экстенсивный паст-
бищно-кочевой характер. Скот круглый год был на подпол-сном
корму. Большие размеры табунов у некоторых племен
вызывали необходимость постоянного кочевания в поисках новых
пастбищ. Возможности к расширению пастбищ были ограниченны,
так как кочевое коневодство распространилось к концу XVIII в.
по всей степи. Земли были размежеваны между различными
племенами, а иногда и внутри племени между общинами.
Забота о пастбищах была в центре внимания индейцев, особенно
владельцев больших табунов. Она приводила к межплеменным
столкновениям и перемещениям племен23.
Номадизм был характерен особенно для богатых табунами
племен и диктовался потребностью прокорма лошадей.
Перекочевки зависели от сезона и обусловливались наличием
пищевых ресурсов, погодой, летним общеплеменным праздником.
В окрестностях индейских летних стойбищ паслись иногда
табуны, насчитывавшие тысячи коней24.
В первый период распространения лошадей по материку
Северной Америки торговля была главным способом их
приобретения у большинства племен. Однако по мере того как лошади
приобретали важное экономическое значение, развивалась
практика хищения лошадей. К концу XVIII в. угон лошадей
становится по всей степной зоне Северной Америки главным
способом пополнения табунов25. Наряду с этим развивалась
практика ловли одичавших мустангов. Но сколько-нибудь
существенного значения в деле увеличения табунов она не имела.
Вместе с тем шло естественное размножение скота,
вырабатывалась практика разведения и ухода за молодняком.
Дж. Юверс совершенно справедливо отмечает, что эта сторона
коневодческого хозяйства степных индейцев оставалась в тени.
В этнографических монографиях главное внимание уделялось
более яркой теме — описанию грабительских походов как
источника обогащения26. Между тем к середине XIX в. собственное
коневодство стало уже важнейшим способом увеличения
табунов27. У черноногих владельцы большого числа лошадей
славились ка.к опытные коневоды. Они эмпирически доходили до
методов улучшения породы лошадей путем отбора племенных
маток и жеребцов. Индейцы объезжали и тренировали своих
лошадей для выполнения четырех главных функций: 1) для
23 См.: Ю. П. Аверкиева. Индейское кочевое общество.
24 /. С. Ewers. Op. cit., p. 36.
25 /. С. Ewers. Op. cit., p. 333; B. Mishkln. Rank and warfare among the Plains
Indians. AES Mon., N 3, Л940, p. 6.
26 /. С Ewers. Op. cit., p. 53.
27 /7. Driver. The Indians of North America. Chicago, 1962, p. 34.
259
17*

обычной верховой езды; 2) для охоты, военных набегов и
скачек; 3) под вьюк и 4) для упряжки в волокуши.
Большое число необъезженных лошадей в табунах богачей
представляли их богатство и товар, который они могли
реализовать. Таким образом, лошади в индейском обществе были не
только основными хозяйственными, но и товарными животными.
Вместе с развитием индейского коневодческого хозяйства
появляются и новые орудия производства, к ним относится прежде
всего конская сбруя. Характерно, что она не была
заимствована у испанцев и возникала в ее примлтивлых формах, которые
очень напоминали сбрую ранних кочевников Евразии, например
скифов VIII—VII вв. до н. э.
Охота. У типично степных кочевников коневодство
развивалось наряду с охотой на бизонов, доставлявшей им мясо — их
главную пищу, кожу — материал для одежды, жилища и
домашней утвари.
Главное значение в индейском хозяйстве имела летняя
верховая охота, устраивавшаяся у большинства племен в
масштабе племени. Исключением были команчи и тетон-дакота, у
которых летняя охота устраивалась отдельными общинами или
объединениями нескольких кочевых общин.
.Применение в охоте лошади как важнейшего средства
производства внесло в эту отрасль индейского хозяйства коренные
изменения. Качественное отличие коеной охоты от пешей
проявилось прежде всего в области разделения труда. При пешей
загонной охоте в ней участвовало все население общины,
включая женщин и детей, конная же охота стала чисто мужским
делом.
В верховой охоте могли принимать участие лишь охотники,
имевшие быстроногих, специально тренированных охотничьих
коней. Успех конного охотника зависел не только от его
ловкости и меткости, но и от качеств его лошади как орудия его
труда. Путешественник Тиксиер писал в 1840 г., что лучшая дичь
в степях принадлежит лучшей лошади28. Самые ловкие охотники
на лучших конях могли убить за одну охоту четыре-пять
бизонов. Охотники на худших конях убивали одного-двух бизонов,
а на плохих конях убивали лишь отставших животных, а иногда
не убивали ни одного бизона29.
Распространение среди индейцев огнестрельного оружия не
вытеснило лука и стрел как орудия охоты. Стрелы каждого
охотника обозначались метками, и по ним определялась
убитая им дичь.
Организация охоты у всех племен была в общем сходна.
Всюду выделялись специальные руководители охоты, блюсти-
28 V. Tixier. Tixier's travels on the Osage Prairies. Norman, Ш40, p. 19К
29 /. С. Ewers. Op. cit., p. 469.
260

Ловля команчами мустангов
тели порядка в охотничьем стойбище и следопыты, выявлявшие
местонахождения бизоньего стада. Практиковались два способа
охоты: 1) путем окружения стада кольцом мчащихся ,на своих
скакунах охотников и 2) путем 'преследования стада верховыми
охотниками. Первый способ практиковался более широко, он
представлял собой .продолжение традиций пешей загонной
охоты. С приближением « стаду охотники разделялись на два
крыла, которые окружали стадо с двух сторон. Во главе каждого
крыла ехали по два-три руководителя (акацита). Если одно
крыло ехало слишком быстро и тем самым спугивало стадо
раньше, чем замыкался круг, то руководители этого крыла
наказывались руководителями другого крыла. По правилам
охоты ни одна стрела не должна быть пущена раньше, чем съедутся
оба крыла. Когда круг замыкался, тогда акацита давали знак
к атаке.
Характерно, что индейская организация коллективной
облавной охоты была похожа на летние коллективные облавные
охоты, ■предпринимавшиеся в XVIII—XIX вв. бурятами, качип-
цами, тувинцами, алтайцами. Конные участники облавы у всех
этих народов так же, как, например, у дакотов, разбивались на
два крыла, окружавших стадо животных кольцом30. О
«правильной организации» облавных охот у монголов писал Б. Я- Вла-
димирцов31.
30 В. Клеменц и М. Хингалов. Общественные охоты у бурят. «Материалы по
этнографии России», т. I. СПб., 1910; П. Паллас. Путешествие по разным
провинциям Российского государства, ч. III. СПб., 1788, стр. 279—282; С. И.
Вайнштейн. Тувинцы-тоджинцы. Историко-этнографические очерки. М., 1961;
Л. П. Потапов. Очерки по истории алтайцев. М.— Л., 1953.
31 Б. Я. Владимирцов. Общественный строй монголов. Л., 1934, стр. 40.
261

Индейские верховые охотники напоминали охотников
древних скотоводов-номадов Евразии. На тюркских петроглифах
р. Лены I тысячелетия н. э. изображена верховая охота па
лосей32. По сообщению Геродота, скифы охотились верхом на
конях, вооруженные луком и стрелами (Геродот, IV, стр. 21).
«Азиатские, как и европейские скотоводческие племена
середины I тысячелетия до н. э.,— писал советский исследователь
С. И. Руденко,— выезжали на охоту верхом, вооруженные луком
и стрелами. Они преследовали зверей на лошадях с собаками»33.
Разделение труда в охотничьем хозяйстве. Разделка убитой
охотниками дичи- была не менее важной отраслью
производительной деятельности индейцев, чем сама охота. Это было так
же, как и охота, мужским занятием, но часто удачливые
охотники разделку своей добычи поручали безлошадным
соплеменникам, вознаграждая их за это мясом. Обработка же шкур,
консервирование и приготовление мяса были делом женщин.
Мясо заготовлялось впрок: в вяленом виде или в порошке,
называвшемся пеммикан.
Очень важной отраслью перерабатывающего промысла в
индейском хозяйстве была обработка кож, обеспечивавших
материал для жилья, обуви, одежды, утвари и конского
снаряжения.
Это также была область женского труда. Индейские кожсв-
ницы с помощью очень примитивных средств труда выделывали
несколько сортов кожи. Хотя обработка кож производилась в
каждом индейском хозяйстве, но выделялись мастерицы-кожев-
ницы, выполнявшие заказы за определенную плату. Особо
ценилось мастерство в изготовлении покрышек для палаток.
Коническая кожаная палатка, известная в литературе под дакот-
ским названием «титш», была общераспространенным типом
жилища степных кочевников. Ею пользовались и жившие обычно
в землянках земледельческие племена во время летних
охотничьих экспедиций в степь. Покрышки палаток сшивались в
среднем из 12—14 бизоньих шкур. Но размеры палатки зависели
от состоятельности занимавшей ее семьи. На самые маленькие
палатки покрышка сшивалась из шести кож, на самые большие
шло от 30 до 40 кож. Добротно и красиво сшитые палатки были
делом чести богатых индейцев. Они нанимали для их
изготовления лучших кожевниц общины.
Покрышки для палаток играли роль товара в межплеменной
торговле. Одна покрышка могла стоить пять-шесть лошадей.
Высоко ценились также и в домашнем быту, и в торговле зам-
32 А. П. Окладников и В. Д. Запорожская. Ленские писаницы. М.— Л., 1959,
рис. 54, 486, 590, 673.
33 С. И. Руденко. Культура населения центрального Алтая в скифское время.
М., I960, стр. 194.
262

Конная охота на бизонов
шевая, расшитая иглами дикобраза, а 'позднее бисером одежда
и обувь, различного рода кожаные мешки, сундуки и футляры,
изготовляемые индейскими женщинами.
Все изделия индейских кожевниц пользовались большим
спросом среди племен степной окраины, а с начала XIX в.
бизоньи кожи стали скупаться в торговых постах европейско-
американских торговых компаний.
Таким образом, женский труд в индейском хозяйстве
приобрел уже значение труда, производящего товары. Эксплуатация
женского труда собственниками основного средства
производства— охотничьих лошадей — облекалась в древние формы
родовых и семейных отношений. Использование в охоте лошади
увеличивало производительность охотничьего труда. Развитие
же торговли стимулировало ее рост, вызывая необходимость
расширения масштабов .переработки продуктов охоты,
обращавшихся в товары. Поскольку методы этой переработки оставались
примитивными, то расширение производства могло
осуществляться за -счет увеличения числа рабочих рук путем
использования бедных родственниц из семей, не имевших охотничьих
лошадей, но прежде ©сего за счет увеличения числа жен и
пленниц. Именно об этом говорят слова одного индейского вождя,
что его восемь жен за год успевают обработать 150 бизоньих
кож, тогда как одна жена смогла бы обработать лишь
десять кож34. Экономическое значение многоженства здесь
выступает предельно ясно. Развитие торговли повело к
возникновению своеобразной формы эксплуатации женского труда для
производства товара внутри семьи как производственной
ячейки. Внутри семьи было положено начало выделению ремесла и
34 О. Lewis. The effect of «White» Contact upon Blackfoot culture with special
reference to the role of the fur trade. AES Mon., N VI, 1942, p. 30.
263

развитию второй, по определению Ф. Энгельса, формы
разделения труда.
Вторым источником женских рабочих рук стало рабство.
Индейцы предпринимали специальные набеги с целью захвата
пленниц.
ОТНОШЕНИЕ СОБСТВЕННОСТИ
Ученых давно занимает вопрос об исторических формах
собственности на скот. Ф. Энгельс, развивая свою концепцию
истории первобытного общества, подчеркивал, что первоначально скот
был коллективной собственностью рода «Однако,— писал он
вслед за этим,— уже рано должна была развиться частная
собственность на стада ...на пороге достоверной истории мы всюду
находим стада как обособленную собственность глав семей
совершенно так же, как и произведения искусства варварской эпохи,
металлическую утварь, предметы роскоши и, наконец, людской
скот — рабов»35. Действительно, наиболее ранние сведения о
кочевниках-скотоводах Азии говорят о наличии у них уже на
рубеже нашей эры частной собственности на домашних животных.
Думается, что для решения этой проблемы большое
значение могут иметь материалы о собственности на лошадей у
степных кочевников Северлой Америки, перешедших в сравнительно
недалеком историческом прошлом от земледелия, пешей охоты
и собирательства к коневодству и верховой охоте. В самых
ранних сообщениях об этих племенах неизменно говорится о частной
собственности на лошадей и о наличии имущественной
дифференциации. В каждом племени были богатые коневладельцы,
насчитывающие в своем табуне от 40 до 100 и более лошадей.
О команчах, например, в 1819 г. сообщается, что
предприимчивые люди имели от 100 до 300 лошадей и мулов. Преуспевающие
воины имели от 50 до 200 лошадей, и каждый команч имел хотя
бы одну лошадь36. У другого богатого табунами племени юга
степей— кайова — несколько богачей считали своих лошадей
сотнями, зажиточные имели по 20—50 лошадей, у многих было
6—10 лошадей, но немало было безлошадных37.
У черноногих около 5% населения составляли люди,
владевшие табунами от 40 до 100 лошадей. Информаторы Юверса
помнили соплеменника, в табунах которого насчитывалось от
500 до 1000 лошадей38.
Место индейца в обществе определялось числом лошадей,
которыми он владел. Но относительные размеры его богатства
35 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 57—58.
36 См.: /. С. Ewers. Op. cit., р. Э1-.
37 В. Mishkin. Op. cit., p. 19.
38 /. С Ewers. Op. cit., p. 29.
264

оценивались в зависимости от конского поголовья в 'племени в
целом. У племен, менее богатых лошадьми, меньшее число их
определяло статус богатого человека. Например, у пауней
самый выдающийся вождь владел 10 лошадьми, а наличие в
хозяйстве четырех-пяти лошадей делало его зажиточным39. В то
же время у степных кри владелец пяти лошадей считался уже
богачом, тогда как у черноногих он относился к беднякам,
а у кроу, неперсе или команчей человек, имевший в пять раз
больше, не пользовался большим уважением в племени. У ас-
синобайнов, по данным Денига, в большом стойбище 7з
индейцев имела лошадей40. У племен плато и юга степей процент
богатых коневладельцев был выше, чем у черноногих. «Внутри
каждого племени,—как писал Дж. Юверс,— были люди,
сравнительно богатые лошадьми. Другие же были отчаянно бедны» 4\
Очевидно, что все эти данные относятся к началу XIX в.
Может быть, когда-то раньше лошади у индейцев были общинной
собственностью? Однако имеющиеся материалы не дают
основания для положительного ответа на этот вопрос. Лошадь как
средство транспорта и охоты индивидуального пользования,
вероятно, с самого начала, подобно индивидуальным орудиям
труда — луку, топору и т. д., становилась личной собственностью
индейца и как таковая уничтожалась на могиле владельца
вместе с другими личными вещами и орудиями труда. Ранние
источники и этнографические монографии неизменно
свидетельствуют о повсеместном ,в степях обычае индейцев убивать
лошадей на могилах их собственников. Иногда, как свидетельствуют
материалы Уолласа и Хобеля, на могиле команча убивали весь
его табун, иной раз до 300 лошадей42.
Параллели этой практике индейцев мы находим в описаниях
скифских курганов43.
Частная собственность на лошадей у индейцев установилась
очень быстро благодаря специфическим условиям развития их
коневодства. Прежде всего частной собственностью стали
объезженные лошади, находившиеся в личном пользовании. Но на
лошадей в табуне долгое время в какой-то форме
распространялось представление об общности родовой и общинной
собственности.
Устойчиво держались представления о том, что
сохранившийся после смерти человека скот принадлежит роду или
общине. Иллюстрацией этому могут служить обычаи
распределения лошадей умершего, описанные у различных племен. Наи-
39 /. Weltfish. The lost universe. New York, '11965, p. (MO.
40 E. T. Denig. Five Indian tribes of the Upper Missoury. Norman, 1991, p. 96.
41 /. С Ewers. Op. cit., p. 20.
42 E. Wallace and A. Hoebel. The Comanches: Lords of the South Plains.
Norman, 1952, p. 152—153.
43 M. П. Грязное. Первый Пазырыкский курган. Л., 1950; С. И. Руденко.
Культура населения центрального Алтая..., стр. 195—240.
265

более часты указания на то, что собственность умершего
распределялась среди его родственников и друзей. У команчей
на могиле умершего убивали только любимого коня, но и то в
тех случаях, если индеец перед смертью не завещал его кому-
нибудь. Остальной же табун раздаривали родственникам и
друзьям 44.
У черноногих старший сын умершего брал на себя
обязанность распределения собственности умершего. Но если при этом
был обойден даже дальний родственник последнего, то он
самовольно мог захватить любую лошадь из табуна умершего45.
Бывали случаи, когда общинники, узнав о смерти богатого
индейца, бросались к его табуну и захватывали лучших коней.
Они могли пренебречь завещанием умершего и ничего не
оставить его вдове и детям46.
Информаторы Уисслера (1911 г.) говорили, что расхватывали
лошадей родственники умершего, по данным же информаторов
Юверса (1940-е годы), любой член общины мог участвовать в
таком дележе47. Сведения двух авторов, видимо, не противоречат
друг другу, а отражают эволюцию взглядов в связи с переходом
родовых норм на общину. Ближайшие родственники умершего
не имели права препятствовать этому расхищению наследства.
С особенным рвением оно осуществлялось в отношении табунов
скупых богачей48. В этом поведении сородичей и общинников,
как и в обычаях дележа наследства умершего, можно видеть
пережиточное бытование прежнего коллективизма
собственности па скот. Отношение индейцев к табуну лошадей умершего
как общей собственности живо перекликается с отмеченной
А. И. Першицем практикой выделения у ряда
кочевников-скотоводов Старого Света общественных стад наряду с частными
стадами49. Все эти явления — несомненное проявление общей
закономерности переходной эпохи, когда развивающаяся частная
собственность еще сосуществует и переплетается с отношениями
коллективизма в распределении.
Наряду с распределением лошадей умершего между членами
общины у всех индейских коневодов признавалось уже право
индейца завещать свое имущество. Право наследства
утверждалось, таким образом, через завещание. Вместе с тем на
протяжении XIX в. в индейском обществе активно шел процесс
выделения главного наследника имущества умершего, чаще всего
сына.
44 Е. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 242.
45 /. С. Ewers. Op. cit., p. 287.
46 С Wissler. The social life of the Blackfoot Indians. APAMNH, vol. 5, pt. 1,
19111; p. 26—27.
47 /. C. Ewers. Op. cit., p. 288.
48 Ibidem.
49 А. И. Першиц. О коллективной собственности на скот у
кочевников-скотоводов. СЭ, 1959, № 6.
266

Частная собственность на лошадей становилась основой
складывавшихся в охотничьем хозяйстве индейцев новых
производственных отношений. Основным содержанием этого процесса было
преодоление принципов древнего коллективизма в
распределении и установлении отношений неравенства и эксплуатации.
Это проявлялось во всем. «Коллективизм» летней
общеплеменной охоты, по словам Дж. Юверса, «сохранял лишь фикцию
равных возможностей для всех»00. По существу же он
ограничивался лишь совместной облавой стада бизонов кольцом конных
охотников. Убитые же бизоны считались собственностью
убившего их охотника.
Использование лошади как средства производства,
находящегося в частной собственности, по существу нарушило прежний
принцип коллективного распределения добычи. Семьи
безлошадных и не имевшие в семье охотника всецело зависели от
благотворительности богатых.
Коллективизм собственности на землю также становился уже
фикцией; частная собственность на скот в корне подрывала его
основы. Хотя пастбища и охотничьи угодья считались общей
собственностью племени, но они находились в
преимущественном пользовании владельцев больших табунов и охотничьих
лошадей. При этом общинная форма собственности полностью
соответствовала интересам последних, так как они имели
неограниченные возможности использования большей доли общинных
угодий. Этот дуализм общинной собственности па землю и
частной— на скот был также характерной чертой большинства
кочевников-скотоводов Азии и Африки. «У монгольских
кочевников,— пишет, например, С. Е. Толыбеков,— в пределах одного
и того же племени зимние и летние пастбища были общими для
всех, богатство определялось не количеством десятин земли, а
числом голов скота»51. У киргизов XVIII в., как пишет С. М. Аб-
рамзон, «владение пастбищами внешне имело общинный
характер. Племенная и родовая собственность на пастбища
существовала лишь номинально, выступая как юридическая фикция
фактически феодальной формы земельной собственности» 52.
Отношения экономической зависимости. Экономическое
положение индейской семьи определялось не только количеством
лошадей, но и их качеством. Как показало изучение советскими
учеными кочевников XVIII—XIX вв. Средней Азии и Казахстана,
кочевое хозяйство возможно лишь при определенном составе
стада и определенном числе голов скота. Эта же закономерность
отмечена и исследователями кочевого хозяйства индейцев Север-
50 /. С. Ewers. Op. cit., p. S05
51 С. E. Толыбеков. Общественно-экономический строй казахов в XVII—XIX вв.
Алма-Ата, 1959, стр. ПО.
52 С. М. Лбрамзон. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные
связи. Л., 1971, стр. 157.
267

ной Америки. Табун богатого индейца состоял из четырех групп
животных: наибольшую из них составляли необъезженные кони.
Ко второй группе относились транспортные лошади: вьючные
для перевозки мяса, палаток, одежды, специальные лошади
впрягались в волокушу; третья часть табуна состояла из верховых
коней членов семьи и четвертую часть составляли лучшие
беговые кони, используемые в охоте, для военных походов и скачек.
Для ведения хозяйства средней семьи кайова, состоящей из
пяти взрослых, по данным Б. Мишкина, необходимо было иметь
10 вьючных лошадей, 5 верховых и 2—3 охотничьих53. У черпо-
ногих, по данным Дж. Юверса, для обеспечения всем
необходимым средней семьи из пяти взрослых (двух мужчин и трех
женщин) и троих детей нужно было иметь около 12 лошадей: 5
вьючных (1 —для перевозки покрышки палатки, 2 упряжные лошади
для перевозки жердей палатки, 2 — под выоки с запасами пищи
и утвари), 3 верховые лошади, впрягаемые в волокуши для
траспортировки женщин и детей, 2 верховые лошади для
мужчин и 2 специально тренированных охотничьих коня. Но кроме
этого для нормального функционирования среднего индейского»
хозяйства необходимо было иметь еще 4—5 лошадей для
подмены вышедшей из строя лошади. Для семьи, состоящей из мужа
и жены, по мнению информаторов Дж. Юверса, необходимы
были пять лошадей: две вьючные, одна верховая, впрягаемая в
волокуши, один верховой конь и одна охотничья лошадь для
мужа 54.
Но далеко не все семьи могли обеспечить себя необходимым
минимумом скота. Дж. Юверс устанавливает, например, что у
черноногих около 25% семей имели менее шести лошадей55.
По собранным им данным, в середине XIX в. у черноногих в
среднем приходилось по 8—10 лошадей на палатку и по 1
лошади на человека. Сопоставляя эти данные с указанием, что семья
из 8 человек нуждалась в 12 и более лошадях, что были
индейцы, в табунах которых насчитывалось по 30—50—100 и более
животных, мы получаем наглядную картину резкого
имущественного неравенства в этом «эгалитарном» индейском обществе.
Нарушение необходимого соотношения голов скота в
хозяйстве вынуждало индейцев арендовать нужных коней у богачей
или идти к ним в батраки. Не говоря уже о безлошадных, даже
индейцы с небольшим количеством лошадей не всегда имели
хорошую охотничью лошадь и вынуждены были одалживать ее
у богатых, особенно на время летней охоты.
Богатые коневладсльцы держали в своем табуне
значительно больше объезженных и тренированных для охоты и
транспорта лошадей, чем необходимо было для удовлетворения нужд их
53 В. Mishkin. Op. cit., p. 20.
64 /. С. Ewers. Op. cit., p. il'38—'139.
65 Ibid., p. SO.
268

семьи. Это объяснялось обычной практикой богачей давать этих
лошадей в пользование менее удачливым для охоты и
перекочевок56 или нанимать безлошадных молодых людей на сезон
охоты «за пищу и заботу» (по словам черноногих) 57. Некоторые
богачи держали в своем табуне до 10 охотничьих коней,
используя их как средство эксплуатации бедняков. Тиксиер писал,
например, об оседжах, что «чем больше лошадей имел дикарь,
тем большее число охотников он мог послать для охоты на
бизонов»58. Ллевелин и Хобель сообщают о чейенке, которая
давала лошадь для охоты и получала за это одну-две шкуры59. У ара-
пахо плата за аренду варьировала60. Боллер писал о манданахи
хидатса, что у них богач всегда мог пользоваться услугами
хорошего охотника, отмечая, что человек, лишившийся лошадей,
шел в охотники к богатому лошадьми сородичу, который давал
ему время от времени шкуру бизона как плату за работу. Со
временем он мог надеяться восстановить свое хозяйство61.
Бедные молодые люди занимали лошадей для участия в
набеге. Захватив в походе двух лошадей, они возвращали
арендованную лошадь ее хозяину и отдавали в качестве арендной
платы одну из захваченных в походе. Такими походами бедняк мог
добиться экономической независимости. Но, богатея, он обязан
был регулярно дарить одну-две лошади богатым
родственникам, своим прежним «покровителям»62.
Практиковалась также аренда вьючных лошадей для
перевозки палаток и имущества во время перекочевок. Как бедняки
возмещали свой долг богачу, установить трудно. Но о том, что
рента за эту аренду взималась, говорят, например, сообщения,
что бедняков-стариков оставляли часто на старом стойбище
на произвол судьбы. Об этом же говорят слова
информатора Юверса, что «ленивому бедняку в аренде вьючной лошади
отказывали»63. Слово «ленивый» в данном случае
подразумевало, очевидно, человека, неспособного возместить ренту. Оплата
аренды лошадей вообще не была еще строго определена, что
говорило, несомненно, о ранней ее форме.
Широко распространена трактовка этой аренды как
проявления первобытного эгалитаризма. По словам Уоллеса и Хобеля,
например, команчи «дав.али лошадей в свободное пользование
56 /. С. Ewers. Op. cit., p. 60.
57 Ibid., p. 245.
68 V. Tixier. Op. cit., p. il84.
59 K. N. Llewellyn and A. Hoebel. The Cheyenne way: conflict and case law in
primitive juresprudence. Norman, '194I11, p. 229.
™ H. Elkin. The Northern Arapaho of Wyoming. «Acculturation in seven
American Indian Tribes». New York, 1040, p. 224.
ei H. A. Boiler. Among the Indians. Eight years in the Far West, 1858—«1'866.
Philadelphia, 11888, р. 52, 96.
62 /. С Ewers. Op. cit., p. 37.
63 Ibid., p. 142.
269

неимущим соплеменникам»04. Однако скрупулезно собранные
Юверсом сведения о такой практике у различных племен
убедительно опровергают эту точку зрения. Юверс подчеркивает,
что сдача в аренду лошадей диктовалась личными интересами
богатых семей, которые преследовали цель увеличения
производства продуктов охоты для обмена их на лошадей и на товары
фабричного производства. Эта форма эксплуатации, носившая
еще видимость первобытиородовой взаимопомощи, вообще
широко распространена у скотоводческих народов других частей
света. Аналогии ей мы находим, например, у ненцев, эвенков,
якутов, олепных чукчей и кочевых скотоводов Средней Азии,
Алтая es.
В индейском кочевом обществе складывалось две категории
экономически зависимых людей: 1) арендаторов, людей,
имевших сколько-то лошадей, но в стаде которых не было, например,
охотничьей лошади или недоставало лошадей иод вьюк, и 2)
работников-батраков, которыми становились безлошадные.
Последние включались в хозяйства богатеев, и эксплуатация их
облекалась в формы родственной взаимопомощи. Внутри больше-
семейной общины они работали за кров, пищу и одежду, причем
труд всех членов семьи бедняков использовался в этом
хозяйстве. Они оставались еще в принципе свободными, хотя есть
указания на попытки богачей закрепить в своем хозяйстве батраков-
родственников, использовавших для этих целей узы родства.
Широко пользовались в этих целях институтом усыновления сирот.
Родство использовалось как приемлемая оболочка отношений
эксплуатации.
Наряду с эксплуатацией общинников у большинства
коневодов-номадов были рабы, лично несвободные; труд рабов
использовали в коневодстве, а рабынь — в домашней переработке
продуктов охоты.
Зачатки классовой дифференциации. Неравенство в
отношении собственности на лошадей было основой социальной
дифференциации, характерной для всех индейцев-коневодов.
Большинство американских исследователей степных племен, отмечая
наличие у них социальной дифференциации, основу ее видели
прежде всего в военных заслугах, затем во владении священными
узлами. Они подробно описывали систему учета военных заслуг
каждого воина, но игнорировали совершенно или в последнюю
очередь добавляли к указанным двум первоосновам «статуса»
владение лошадьми. Говоря, например, о социальных различиях у
кроу, Лоуи писал, что «социальное положение и место вождя
зависели от военных успехов, и это был единственный (?!) путь
64 Е. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 243.
65 M. M. Броднев. От родового строя к социализму. СЭ, 1950, № 1, стр. 98—99;
«Общественный строй у народов северной Сибири». М., 1970, стр. 302, 393,
406—410.
270

к отличиям. Ценились и другие качества, такие, как
щедрость (!), умение рассказывать, знахарство»66. Только в
упоминавшихся уже трудах Б. Мишкина, Дж. Юверса и К. Уильсона
мы находим должную оценку значению собственности на
лошадей как основы социальной дифференциации индейцев.
Эти исследователи подчеркивали, что вызванные
коневодством изменения в жизни индейцев особенно глубоки были в
области социальной. Дж. Юверс писал, например, что в
результате развития коневодства индейское «общество из доклассового
превращалось в классовое»67, что качественно отличало его от
общества пеших охотников68.
В индейском кочевом обществ.е выделялись четыре
социальных слоя: богачей, людей среднего достатка, безлошадных
бедняков и рабов.
Интересный анализ социальной дифференциации кайова
сделан был Б. Мишкиным. Он устанавливает прежде всего деление
кайова на рабов и свободных и расслоение в среде свободных на
четыре социальных слоя: 1) «лучших людей» — «энгоп» — это
главы кочевых общий, военачальники, руководители мужских
обществ; 2) богатых, щедрых, но не имеющих военных заслуг —
это шаманы, хорошие охотники, пастухи, художники; 3)
бедняков— «коон»— людей, зависимых от богатых соплеменников и
4) «дапом» — беспомощных, бесполезных, «люмпенов»69. По
словам одного из информаторов Б. Мишкина, у кайова знгоп
составляли 10% кайова, средний слой — 40, бедняки коон — 40 и
дапом— 10% 70.
«Лучшие люди» всячески выделяли себя как особую группу
людей. Молодые люди из богатых семей освобождались от
ухода за лошадьми и от охоты. Они делали военную карьеру, так
как военные доблести наряду с богатством были необходимы,
чтобы быть энгоп.
Быт богачей отличался довольством и роскошью, в их
палатках было много европейских товаров и произведений ремесла
других племен. Благодаря большому табуну богач мог
обеспечить себя большим количеством мяса, кож и для пиров, и для
обмена на продукты земледелия у других племен и на
фабричные товары — металлические орудия, огнестрельное оружие,
ткани, украшения, предметы домашнего обихода. Палатки у
богачей были больших, чем у других, размеров и сшиты были
лучшими мастерицами из лучших кож. Богачи меняли покрышки
своих палаток каждое лето, поэтому и внешне палатки богачей
отличались от палаток других слоев населения своей белизной и
66 R. H. Lowie. Op. cit., p. 215.
67 /. С. Ewers. Op. cit., p. 12.
68 Ibid., p. 338—339.
69 B. Mishkin. Op. cit., p. 35.
70 Ibid., p. 37.
271

красивой орнаментацией. Одежда богатого индейца и членов
его семьи выделялась богатством украшений, особенной
яркостью отличались парадные одежды. Сбрую своего любимого
коня индеец стремился сделать как можно более богатой. Говоря
о выезде богатого команча, А. Хобель пишет, например, что на
индейце, его жене и лошади было множество серебряных
украшений. Жены богатых команчей унизывали свои руки
серебряными браслетами от запястья до локтя, расшивали мокасины
серебряными монетами, серебром украшали уздечки лошадей 71.
Благодаря своему богатству богачи имели возможность
вступать в тайные мужские военные общества, пользоваться
услугами шаманов. У них было по нескольку жен. Перед смертью
богач мог завещать свои богатства сыновьям. Хорошим ведением
хозяйства богатые коневоды приумножали свои богатства.
Однако жили они в постоянном страхе потерять их в результате
неожиданного набега вражеского отряда или эпизоотии. Многие
индейцы обращали свои богатства не только в табуны, но и
накапливали их в виде одежды, кож, оружия, священных узлов,
которые в случае необходимости могли быть реализованы и
обменены на главный предмет богатства — лошадей.
Средний слой населения составляли люди, имевшие лошадей
в достаточном для ведения кочевого хозяйства количестве. Но их
возможности для накопления кож и запасов пищи и одежды
были значительно ограничены, ограниченной была и их торговая
деятельность, а в их домашнем обиходе было меньше фабричных
изделий. Их палатки были меньших размеров, чем у богачей,
да и внешне они были не так свежи, так как меняли они их
покрышки не чаще, чем раз в два года. К этой группе населения
относились и выделявшиеся в индейском обществе специалисты:
шаманы, знахари-ветеринары, кожевницы, художники. Это была,
как пишет Дж. Юверс, преобладающая часть населения72.
На последней ступени социальной лестницы были малолошад-
иые или безлошадные бедняки. Семью бедняка легко узнавали
по маленьким размерам палатки, покрышки которой были ветхи
и грязны. Нередко в качестве их бедняк использовал верхнюю
часть старой покрышки с палатки богача. Одежда бедняка, его
домашние вещи, конская сбруя — все было отмечено следами
бедности. Стариков-бедняков нередко обрекали на голодную
смерть в покинутом стойбище.
Потлачи. У всех степных племен положение человека в
обществе определялось не только размерами накопленных им
богатств. Непременной чертой богатого человека считалась
щедрость. Щедростью не только достигали уважения и признания,
71 А. Е. Hoebel. The political organization and law-ways of the Comanche
Indians. AAA Mem., N 54, 1940, p. 122.
72 /. С Ewers. Op. cit., p, 242.
272

но она была постоянной обязанностью «лучших» людей в каждом
племени. Скопидомство, скупость осуждались. От богатого
человека ожидалось, что за все услуги он платит дороже. Он в свою
очередь в своих публичных выступлениях подчеркивал свою
щедрость в вознаграждении услуг шаманов, жрецов,
ремесленников, в оплате права вступления в мужские союзы, при
покупке священных узлов. Как сообщает Р. Лоуи, у кроу богач мог
предложить родителям жены 20 лошадей вместо пяти73. Но
главной формой проявления щедрости были аналогичные потлачу
институты публичной демонстрации и раздачи накопленных
богатств. Поводом к этим раздачам могли быть самые различные
события в жизни богатой семьи: рождение ребенка, наречение
имени, первая охота и первый скальп, принесенный из похода
сыном, первые менструации дочери, свадьба, похороны, поминки
по умершим. У черноногих наиболее грандиозные раздачи
богатств приурочивались к празднику солнца.
У кайова, писал Б. Мишкин, чтобы поддерживать свой
престиж, семьи «лучших людей» вынуждены были постоянно
раздавать богатства. Хотя постоянная щедрость необходима для
поддержания ранга энгоп, однако она достигала крайней
расточительности в связи с продвижением любимого сына или дочери
в ранг эдеи74. Э. Уаллас и А. Хобель описывают обряд раздачи
богатств («пляску раздачи») у команчей, говоря о
соперничестве в этих раздачах между богачами75.
Тетон-дакоты, по словам С. Мекила, свою «щедрость
демонстрировали на каждом общественном сборе76. Дж. Мирская,
описывая их раздачи богатств, устанавливает, что наибольший
почет приносили тетону раздача его сокровищ среди
гостей-чужеплеменников или членов других общин. Раздачи сопровождали
большие племенные празднества77.
Обменом богатыми подарками между племенами
—торговыми партнерами начинались сезонные торжища. Наряду с
празднествами раздачи богатств существовала также практика
вынуждать богача давать богатые подарки от случая к случаю
путем прославления его добродетелей 78.
Самым ценным подарком были, конечно, лошади. Такой дар
наиболее высоко поднимал престиж дарителя. Но практика
обязательных раздач богатств, в частности лошадей, не была фор-
73 R. H. Lowie. Op. cit., p. 228.
74 В. Mishkin. Op. cit., p. 51. Эдеи — «любимцы», класс праздных людей из
детей «лучших людей» (см. о «любимцах» родителей у степных племен:
R. Krusche. Die Institution des Beforzugten Kindes bei den Prarie Indianern.
«Jahrbuch des Museum fur Volkerkunde zu Leipzig», Bd XX. Berlin, 1964).
75 E. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 131, 152—159.
76 5. Mekeel. The economy of a Modern Teton-Dakota Community. YUPA, N VI,
1936, p. 11.
77 /. Mir sky. The Dakota. «Cooperation and competition in Primitive Society».
New York, 1937, p. 388—389.
78 V. Tixier. Op. cit., p. 199; R. H. Lowie. Op. cit., p. 21, 226, 229.
18 Ю. П. Аверкисва
273

мой уравнительного перераспределения богатств с целью
нивелировки в отношениях собственности. Она отнюдь не исключала
возможность неравенства в отношениях собственности.
Наиболее богатые подарки раздавались богачам из других общин и
племен, и сам институт раздачи стал своеобразной формой
обмена богатствами между «лучшими людьми» разных общин или
разных племен. При этом предусматривалось, чтобы раздачи не
доводили хозяйство до разорения, иначе престиж щедрого
богача не поднимался, а мадал. Лишенный всего, он попадал в
экономическую зависимость от богатых. Если семья черноногого,
например, путем щедрых угощений и раздачи богатств
доводила себя до разорения, то она становилась предметом насмешек и
осуждения за претензии жить не по средствам 7!). Из этого ясно,
что раздаче подлежала лишь часть богатств.
Очевидно, что раздачи богатств у степных племен, как и пот-
лач у северо-западных индейцев, были средством публичного
узаконения имущественной дифференциации и социального
неравенства.
Традиция раздачи богатств была настолько стойкой, что у
многих степных племен она сохранялась долгое время еще и в
условиях их жизни в резервациях80.
Характерно, что аналогичные институты раздачи имущества
и культ щедрости зафиксированы у кочевников Средней Азии.
У казахов, как писал С. Е. Толыбеков, «немаловажное значение
для усиления авторитета крупного скотовладельца и его
экономического влияния на массу кочевников имели периодически
устраиваемые пиршества и система гостеприимства»81.
Так же, как и у индейцев, их пиршества принимали иногда
грандиозные размеры и сопровождались раздачей даров и
лошадей. Устраивая их, богачи демонстрировали презрение к
скупости, подчиняя в то же время своему влиянию своих гостей.
Все это говорит о крайней стойкости традиций древнего
коллективизма. Возникающая и уже сложившаяся частная
собственность долгое время не могла преодолеть традиций общей
собственности, приспосабливая, однако, их к новым отношениям
частной собственности.
Торговля. «...После выделения пастушеских племен, —■
писал Ф. Энгельс,— мы находим готовыми все условия для
обмена между членами различных племен, для его развития и
упрочения как постоянного института» 82.
Действительно, материалы XVIII и XIX вв. о степных
племенах убедительно свидетельствуют о существовании у них регу-
79 С. Ewers. Op. cit., p. 52.
80 Ю. П. Аверкиева. Указ. соч., стр. 55—59.
81 С. Е. Толыбеков. Указ. соч., стр. 95.
82 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 160.
274

лярного межплеменного обмена, о развитости его как
постоянного института и о появлении производства на обмен.
Эти племена участвовали в двух системах торговли,
сосуществовавших и взаимопроникавших. Одну из них представляла
капиталистическая меховая торговля, вторую — межплеменная
торговля. Обе системы еще в начале XIX в. носили характер
меновой торговли. В обеих системах индеец выступал, по словам
Дж. Джаблоу, «как производитель и продавец-покупатель»83.
Производимые им товары обменивались на другие товары в
обеих системах, «но значение их в двух системах было различно»84.
До конца XVIII в. в европейскую меховую торговлю были
втянуты главным образом племена лесной зоны
североамериканского материка, к востоку и северо-востоку от полосы степей и
прерий, промышлявшие пушного зверя и получавшие за
пушнину европейские товары. Через них началось проникновение этих
товаров в систему межплеменной торговли в степной полосе.
В системе индейской межплеменной торговли из европейских
товаров главное значение имели ружья и боеприпасы. Важнейшим
же товаром и средством обмена в ней были лошади, хотя наряду
с ними в этой системе обращалось большое количество
продуктов индейского земледелия, охоты и рыболовства. Но все эти
товары оценивались в лошадях и ружьях. Здесь мы видим
явление, аналогичное отмеченному Ф. Энгельсом у пастушеских
племен Старого Света, когда «скот сделался товаром, посредством
которого оценивались все другие товары и который повсюду
охотно принимался и в обмен на них,— одним словом, скот
приобрел функцию денег и служил деньгами уже па этой ступени»85.
Лошади индейцам всегда были нужны как средство
производства, как товар, как единица накопления богатства и как
денежная единица, за которую можно было купить вошедшие в быт
товары фабричного производства, изделия других племен.
Однако в степях наряду с лошадьми значение денежной
единицы приобрело также ружье. Роль мелкой разменной монеты
выполняли европейские металлические изделия — ножи, шилья
и пр., а также индейские изделия из кожи. Обменивавшиеся
товары приобретали более или менее определенные цены, лотя
стоимость товаров зависела от спроса и предложения.
В межплеменную индейскую торговлю было втянуто четыре
группы племен: 1) лесные племена звероловов-охотников;
2) земледельцы бассейна р. Миссури и ее притоков; 3) степйые
кочевники — коневоды-охотники и 4) племена
охотников-рыболовов и коневодов плато.
Племена юга степей — кайова, кайова-апачи, команчи —
покупали или угоняли лошадей у испанцев и перепродавали их
83 /. Jablow. Op. cit., p. 12.
84 Ibid., p. 12.
85 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 160.
275
18*

племенам, жившим к северу от них,— арапахам, чейеиам, и к
западу от них — шошонам плато. Эти последние в свою очередь
перепродавали лошадей племенам севера степей. Кроу и чейепы
играли активную посредническую роль в межплеменной
торговле. Они связывали земледельческие племена верховий
Миссури— хидатса, майданов и арикара — с кочевниками юга
степей— команчами, кайова и кайова-апачами. Они периодически
съезжались на торжища с этими племенами на реках Платт или
Арканзас. Один из путешествеппиков описывал торжище на
р. Арканзас в 1821 г. как огромный лагерь из 700 палаток, в
который съехались кайова, команчи, арапахо, шошонское племя
Змей и чейены. Сюда согнано было до 20 тыс. лошадей,
пасшихся внутри кольцевого лагеря86. Цепа па коня зависела от его
качеств. Хороший скакун стоил несколько вьючных коней.
Например, в 1790 г. у ассипобойнов вьючная лошадь стоила 1 ружье, а
хорошего скакуна нельзя было приобрести и за 10 ружей.
Хороший конь мог стоить кожаной покрышки из 12—14 бизоньих
кож или 2—3 плащей из бизоньих кож87.
Чейены были постоянными торговыми партнерами хидатса и
арикара, с последними у них установились наиболее тесные
отношения. Селения манданов, хидатса и арикара были центрами
торговли между земледельцами и кочевниками. С конца XVIII в.
в их селения стали проникать европейские торговцы88, и эти
племена стали играть роль торговых посредников между
торговцами и племенами центральной степной зоны.
Участие в активной межплеменной торговле и спрос на
продукты земледелия способствовали развитию земледельческого
хозяйства этих племен. Как отмечают первые путешественники
и торговцы, попадавшие в селения манданов, хидатса и
арикара, они выращивали кукурузу, бобы, тыквы, кабачки в
значительно больших количествах, чем необходимо было для их
собственных нужд. Излишки они обменивали на лошадей, меха,
кожи и мясо степным племенам, а также снабжали ими
скупщиков пушнины в обмен на европейские товары.
Межплеменные торговые связи носили организованный
характер. Устанавливались особые отношения торгового
партнерства. Партнеры поддерживали между собой дружественные
связи и встречались регулярно в определенных местах торжищ.
Кроу, например, были торговыми партнерами'майданов и
хидатса, а чейены — арикара.
На севере степей активная торговля, главным образом
лошадьми, велась между тремя племенами черноногих: пиегаиами,
кайнахами и сиксиками89, а также между ними и племенами
86 /. Jablow. Op. cit., p. 60.
87 /. С. Ewers. Op. cit., p. 218—225.
88 M. Lewis. The Lewis and Clark expedition, vol. 1, p. 93.
89 /. С Ewers. Op. cit., p. 217.
276

Плато. С первой четверти XIX в. черпоногие стали поставщиками
мяса и кож в посты торговых компаний на юге Канады.
Тетоны съезжались каждую весну с другими дакотскими
племенами на торжища, устраивавшиеся на р. Сап-Пиер или
р. Де-Мойн. Здесь они на меха и кожи выменивали фабричные
товары. Путешественник Табо, описывая эти торжища дакот-
ских племен, отмечал, что иногда в них разбивалось до 1000
палаток и объединялось до 3000 вооруженных людей. На этих
торжищах шла большая торговля. Одни привозили ружья, ,котлы>
трубки из красного камня, луки из орехового дерева; тетоны же
доставляй сюда лошадей, кожаные покрышки для палаток,
плащи из бизоньих шкур, рубашки, ноговицы и кожи антилоп, т. е.
все, что они изготовили сами или награбили у других племен91.
Из описаний торговцев, побывавших в индейских стойбищах
и селениях, выявляется довольно отчетливо роль их старейшин
в организации торгового дела. Старейшина созывал совет
общины, на котором обсуждались и устанавливались цепы на товары.
Затем он объявлял общинникам о .приезде торговцев, о
привезенных ими товарах и ценах на них, о товарах, которые он сам
собирается покупать. Торговые сделки совершались в жилище
старейшины или около него. Широко использовали эту практику
затем европейские торговцы.
В межплеменной торговле складывались две формы обмена:
1) обрядовая общеплеменная или общинная форма обмена;
2) индивидуальные торговые сделки. Первая форма укрепляла
роль старейший и жрецов, способствуя росту их власти.
Наличие второй формы было одним из показателей развитости
торговли в индейском обществе.
Данничество. Наряду с мирными торговыми отношениями
между степняками и земледельческими племенами восточной
окраины степей последние были объектом постоянных набегов
враждебных им кочевых племен. Тетон-дакоты держали в
постоянном страхе земледельческие племена всего бассейна
Миссури. Не случайно за ними закрепилось в исторической
литературе название «пиратов Миссури». В этом отношении они
напоминали роль ирокезов XVII—■ XVIII вв. па р. Св. Лаврентия.
Своеобразно сложились отношения между тстонами и арика-
рами. С одной стороны, тетоны то и дело нападали на селения
арикара, грабили их поля, угоняли жен и детей. В то же время
они установили с ними отношения торгового, по далеко
неравноправного партнерства, диктуя условия своих торговых
отношений. Табо подробно рисует зависимое положение арикара от
тетои-дакотов: «Они своего рода рабы,— писал он,— которые
возделывают для них землю и находятся у них на 'положении
женщин... В конце августа тетоны съезжаются к селению арикара
91 /. Jablow. Op. cit., p. 55.
277

со всех сторон, нагруженные сушеным мясом, жиром, кожами
и европейскими товарами. Цены на свои товары они
устанавливают сами и в обмен за них требуют много кукурузы, табака,
бобов и тыкв. Они разбивают свои палатки поблизости в степи
и занимаются открытым мародерством... крадут лошадей, бьют
женщин и наносят всяческие оскорбления.
Хорошо снабженные всем необходимым, некоторое время они
кочуют вдали от селения (арикаров), по окружая его так, чтобы
не подпускать к нему бизонов. Из степи время от времени они
подвозят грузы мяса и необработанных шкур, из которых
изготовляется большая часть поставляемых арикарами плащей»92.
Такой же рисуют жизнь арикаров путешественники Льюис
и Кларк, посетившие их селение в 1804 г.93 Они отмечали, что
арикара вели торговлю с тетопа.ми, «поставляя им лошадей,
мулов, маис, бобы, особый сорт табака и получая в обмен ружья,
боеприпасы, котлы, топоры и другие товары, которые тетоны
приобретают у северных дакотов — янктон и сиссетон... Лошадей
и мулов арикара покупают у своих западных соседей, которые
часто их посещают с целью торговли» 94.
В отношениях между тетопами и арикара мы видим
конкретный пример одного из трех возможных, по определению
К. Маркса95, исходов завоевания: завоеватель — кочевое племя
тетонов — не только оставляет, но и всемерно способствует
сохранению земледельческого хозяйства побежденных (арикара),
довольствуясь присвоением их прибавочного труда и дани.
Своеобразие этого присвоения состояло в том, что часть взимаемой
с арикара дани тетоны присваивали опосредствованно, через
неэквивалентный обмен, другую же часть — путем прямого
насилия; грабежа.
Изложенные выше материалы убедительно говорят об
ошибочности частого еще в американистике изображения степняков
как примитивных охотников на крупную дичь и трактовки их
общественной жизни как первобытного эгалитаризма. Долгое
время общепринятым в американской этнографии было
высказанное К- Уисслером в 1914 г. положение, что использование
индейцами лошади повело лишь к количественным изменениям, не
затронув основных качеств примитивного охотничьего
хозяйства. Это положение К. Уисслера принимается до сих пор многими
исследователями. Например, по мнению крупнейшего специали.-
92 Цит. по: /. Jablow. Op. cit., p. 53.
93 «Original Journals of the Lewis and Clark expedition, 1804—1806», 7 vols.
New York, 1904; vol. VI, p. 89.
94 Ibidem.
95 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 723—724.
278

ста в области экономической антропологии Дж. Дальтона,
появление лошади мало что изменило в жизни степных племен96.
Сторонники этой точки зрения видели лишь количественную
разницу между конной охотой и пешей. Признавая, что лошади,
металлические орудия, огнестрельное оружие более
эффективны, чем каменные орудия, авторы этих концепций не идут
дальше этого. Совершенно не рассматривается ими вопрос о том,
какое влияние оказал признаваемый ими рост производительности
охотничьего труда на производственные отношения между
людьми. Но еще более существенным недостатком этих концепций был
недоучет значения коневодства как отрасли хозяйства в
экономике индейцев, следствием чего было почти полное отсутствие в
этнографических монографиях сведений об этом виде
деятельности индейцев. Ошибочность подобного рода оценок
убедительно показали в своих исследованиях такие ученые США, как
Б. Мишкин, Дж. Юверс, Дж. Джаблоу, К. Уильсон. Первым
против упрощенных интерпретаций индейского общества,
развивавшегося в течение XVIII—XIX вв. в зоне американских
степей, выступил Б. Мишкин. В своем исследовании он попытался
показать, что американские степняки были не просто
охотниками, а кочевыми коневодами-охотниками, что коневодство
наряду с охотой было важной отраслью индейского хозяйства,
коренным образом повлиявшего на социальную структуру этих
племен. «Наличие табунов лошадей,— писал Б. Мишкин,—
создавало новый вид экономической деятельности» 97. Он приводит
описание связанных с коневодством занятий индейцев.
Исследование Б. Мишкина было замечательным примером
историко-материалистического подхода к объяснению
специфики экономического и социально-политического развития
степных индейцев в связи с развитием у них коневодства. В нем
дана была совершенно новая трактовка экономических основ
индейского общества в этой части Северной Америки. К
аналогичной же оценке значения коневодства, правда, лишь в
экономической жизни команчей, почти одновременно с Б. Мишкиным
пришел А. Хобель98. Однако намеченная Б. Мишкиным линия
исследований не оказала вначале существенного влияния на
этнографов США. Слишком велико было еще влияние
традиционных концепций, выдвинутых сторонниками «исторической»
школы в этнографии США. Б. Мишкина же обвинили в
«переоценке» значения экономического детерминизма99.
Выход в свет в 1955 г. работы Дж. Юверса был важной новой
96 С. Wissler. Op. cit., p. 16; G. Dalton. On the economic anthropology of post-
colonial development. CA, 1971, vol. 12, N 3, p. 395; M. G. Smith. Political
organization of the Plains Indians with special reference to the council. Lincoln,
1925, p. 6—7.
97 B. Mishkin. Op. cit., p. 9.
y« A. E. Hoebel. Op. cit., p. 14.
99 F. Eggan. Methods and Results. «Social anthropology of North America
tribes». Chicago, 1955, p. 517.
279

вехой в истории изучения индейского коневодства. Характеризуя
степные племена как кочевых коневодов-охотников, Дж. Юверс
уделяет большое внимание описанию самого коневодческого
хозяйства. Пожалуй, впервые в его работе мы находим детальное
изучение и описание всех сторон этого вида хозяйствования
индейцев.
Причину перехода к кочевому образу жизни некогда оседлых
и полуоседлых племен Юверс связывает прежде всего с
потребностями коневодства, а не охоты, как считают еще большинство
американских этнографов. Он убедительно показывает, как
появление лошадей потребовало перестройки всего жизненного
уклада индейцев. Перед индейцами встала проблема
приобретения лошадей, ухода за ними и их использования; проблема
хороших пастбищ определила круглогодичные перекочевки и
выбор места стойбищ. Увеличились размеры самих стойбищ,
что было необходимо для совместной защиты табунов.
«Повседневная забота о сохранении и разведении значительных
табунов,— пишет Юверс,— придали отсталой охотничьей экономике
новое качество скотоводческого хозяйства» 10°. Как и Б. Мишкин,
он подчеркивает влияние коневодства на социально-по.литиче-
скую систему этих племен 101.
Нельзя не согласиться с мыслью Юверса о возможности
сопоставления этих племен с пастушескими народами
Центральной Азии, Ближнего Востока и Южной Америки.
К этой же линии исследований примыкает и работа Дж. Джаб-
лоу, показавшего значение коневодства в межплеменной
торговле американских степей 102.
Важное значение в истории оценки значения коневодства в
жизни степных индейцев имеет работа К. Уильсона, в которой
дан критический анализ прежних подходов к этому вопросу:
«При оценке лошади как орудия охоты или как «большой
собаки»,— пишет он,— игнорируется пастушеский аспект степной
культуры» 103. Интересны выводы автора. Для него совершенно
бесспорно, что индейские племена американских степей были
прежде всего кочевыми скотоводами, а затем уже охотниками
на бизонов. «...Собственность па лошадей, их использование,
а не охота на бизонов,— пишет он,— определяли специфику
степной экономики. Это оправдывает классификацию ее как
скотоводческую» 104.
В то же время автор подчеркивает, что нельзя
недооценивать и значение охоты на бизонов в жизни индейцев. Однако
автор, на наш взгляд, переоценивает значение охоты, когда пи-
100 /. С. Ewers. Op. cit., p. 300—301.
101 Ibid., p. 388.
102 /. Jablow. Op. cit.
103 С H. Wilson. An inquiry into the nature of Plains Indians culture. AA, vol.
65, N 2, 1963, p. 362.
>04 Ibid., p. 365.
280

ч
N.
Г ■ '
Деревянное обтянутое седло; пара деревянных обтянутых кожей
стремян
шет, что исчезновение бизонов привело к падению степной
культуры 105. Это «падение» было вызвано в действительности
колонизацией степей, кольцо которой все более и более сужалось
вокруг индейцев. С нею связано было не только исчезновение
бизонов, но и сокращение индейских пастбищ, и
преднамеренное уничтожение колонизаторами индейских табунов.
Не случайно в войнах с индейцами, как отмечают
американские ученые, американские офицеры отдавали приказы об
уничтожении в первую очередь индейских табунов. Если бы не
колонизация, индейцы могли бы продолжать свое развитие после
исчезновения бизонов (оно также было следствием колонизации)
как чистые скотоводы, подобно коневодам степей центральной
Азии. Наличие, например, у команчей и ряда других племен в
XIX в. таких элементов чисто коневодческого хозяйства, как
потребление конины, использование конских кож и т. д., говорило
о возможности такого пути развития.
ОБЩИНА
Больше семе иная община. Материалы, характеризующие
социальную жизнь степных племен, убедительно говорят о том,
что к началу XIX в. основной хозяйственной единицей у них
была большесемейная община. У каждого племени был свой.
105 Ibidem.
281

термин для обозначения этой большесемейной общины.
Численность таких общин варьировала от 20 до 50 и более человек.
Структурные принципы этой общины были различны у
отдельных групп племен. У чейенов, кроу, арапахов и кайова-апачей
она формировалась в основном еще па основе матрилокалыюсти
и была объединением семей сестер. Индивидуальные семьи
размещались либо в одной большой палатке, либо в
нескольких рядом стоящих палатках меньшего размера. Совокупность
этих палаток образовывала кочевой двор, и термин, которым
мейены обозначали его (сигита), имел именно это значение.
«Хотя каждая семья,— пишет о чейенах Ф. Эггап,—обитала в
отдельной палатке, но кочевой двор был экономической
единицей: зятья охотились и работали в нем, пища приготовлялась в
палатке матери, каждая дочь брала долю в свою палатку...»100.
У тетон-дакотов она называлась тийеспе и объединяла 10-20
индивидуальных, родственно связанных семей 107. В составе ее
прослеживаются уже черты переходного характера. Матрило-
кальность и патрилокальность имели в начале XIX в. почти
одинаковое значение, в результате чего тетои-дакотская больше-
семейная община носила характер сестринско-братского
объединения. Домохозяйство ее могло состоять из нескольких
палаток. Но жизнью общины руководил ее глава, и она была
действительно единым экономическим целым.
У команчей же и черноногих сложилась большая
патриархальная семья, включавшая нескольких жен главы
домохозяйства и зависимых от него лиц. Количество жену команчей могло
достигать шести. Нередко это были сестры первой жены, часто
вторыми женами были пленницы. Любимая жена команча
обозначалась особым термином. При перекочевках она несла его
щит 108. При наличии двух-трех жен все они жили в одной типи.
Но у богатых команчей каждая жена имела отдельную
палатку недалеко от палатки мужа и обращенную входом к послед-
*» 1 ПО
ней .
Большая семья одного из черноногих описывалась как
состоящая из 5—6 жен и 20—30 детей, размещавшихся в трех
палатках ио. У кайова кочевой двор главы стойбища состоял из
пяти палаток: в четырех небольших палатках жили его четыре
жены, пятая, больших размеров, служила местом для советов с
лучшими людьми стойбища 1И.
Очевидно, указанные группы племен имели разные типы
большесемейной общины. У матрилокальных чейенов^, кроу,
юо р Eggan. The Cheyenne and Arapaho social organization. «Social
Anthropology of North American Tribes». Chicago, 1955, p. 61.
107 F. C. Mcgregor. Warriors without weapons. Chicago, 1946, p. 51—52; 5.
Oliver. Op. cit, p. 35.
108 E. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 138.
109 Ibid., p. 142.
110 /. С Ewers. Op. cit., p. 29.
1,1 A. Marriott. Op. cit., p. 16,
282

арапахов и кайова-апачей преобладал демократический тип
болыпесемейной общины, в пей больше сохранялось черт,
унаследованных от родового коллективизма, важную роль в ней
играла старшая женщина, обычно мать. Глава такой общины —
муж старшей женщины-—не был еще тем патриархом-деспотом,
который сложился уже у комаичей и черноногих и складывался
у тстон-дакотов. Власть его ограничивалась ролью "братьев
старшей женщины в ее домохозяйстве. Однако рост значения
индивидуалы-ю-семейной собственности на лошадей и у этих
племен вел к тому, что, говоря словами Энгельса,
«имущественные различия между отдельными главами семей взрывают
старую коммунистическую домашнюю общину...»112, способствуя
становлению патриархальной семьи.
У всех указанных индейских племен характерной чертой
•отношений внутри большесемейных общин, сменивших прежние
их родовые деления, был дуализм, сосуществование
унаследованного от родового общества демократизма и зачатков
экономического неравенства. Это проявлялось в самом составе
большесемейных коллективов у этих племен, в которых наряду с
семьями замужних дочерей и женатых сыновей, неженатыми
сыновьями и дочерьми присутствовали усыновленные и
экономически зависимые, а также рабы.
Большесемейные общины, или кочевые дворы, индейских
коневодов имеют стадиально общие черты с аилами южных
алтайцев и аалами тувинцев 113, с семейно-родственными
группами, по определению С. М. Абрамзона, у кочевых и
полукочевых в прошлом народов Средней Азии и Казахстана т, с аилом
монголов 115.
Соседская кочевая община. Большесемейные общины
каждого племени объединялись в соседскую кочевую общину,
которая оказалась наиболее соответствующей сложившемуся в
степях хозяйственному и бытовому укладу.
Индейская кочевая община была самостоятельной в
экономическом, социальном и обрядовом отношении. Она
представляла собой единицу защиты и нападения. Каждая община имела
•свой район кочевания в пределах племенной территории.
Однако границы общинных земель не были строго разграничены и
общины сотрудничали между собой в случаях необходимости.
112 К. Маркс к Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 164.
313 Л. И. Потапов. Очерки по истории алтайцев, т. 1. М.— Л., стр. 210; он же.
Очерки народного быта тувинцев. М., 1969, стр. 114—115; С. И. Вайнштейн.
Происхождение и историческая этнография тувинского парода. Авторсш.
докт. дисс. М., 1969, стр. 34—36.
414 С. М. Абрамзон. К вопросу о патриархальной семье у кочевников Среднем!
Азии. «Краткие сообщения Института этнографии АН СССР», вып. XXVII1,
1958; он о/се. Некоторые вопросы социального строя кочевных обществ. СЭ,
1970, № 6, стр. 66—67.
115 В. Я. Владимирцов. Указ. соч., стр. 37.
283

Индейская кочевая община могла состоять из одной и
нескольких больших семей. Например, кочевая община кайова
«топотога» могла состоять из зажиточной большесемейпой
общины как ее ядра с примкнувшими к пей семьями друзей и
«прихлебателей», по словам Б. Мишкина И6. Из нее выходил то-
потоки, или глава общины, авторитет которого основывался на
том, что он был главой самой сильной семьи в топотоге, и
распространялся как на членов его семейной общины, так и на
примкнувших к ней общинников.
Чейепская кочевая община состояла из нескольких кочевых
дворов. Лидерство в этих общинах имело огромное значение.
Ядро общины состояло из близких родственников ее лидера 1<т.
Она могла насчитывать от 150 до 500 человек, численно
увеличиваясь или уменьшаясь в зависимости от военных и
охотничьих удач.
Вообще размеры кочевых индейских общин зависели от
многих причин: от размеров табунов и пастбищных пространств, от
времени года и травостоя, от наличия бизонов, от безопасности
кочевой полосы. В каждом племени выделялись более крупные,
главные общины, которые могли временно распадаться на
более мелкие и вновь объединяться. Поэтому сведения авторов о
количестве общин в каждом племени не всегда совпадают.
Обычно указываются лишь более крупные общины. Так, у те-
тон-дакотов в середине XIX в. насчитывалось семь таких общин,
у кроу — три, у чейенов — десять. О числе общин у команчей
сведения авторов разноречивы: Морган насчитывал у них в
1859 г. восемь общин 118, по мнению Э. Уолласа и А. Хобеля, у
команчей XIX в. было пять главных общин и несколько мелких,
хотя сами комапчи в 1933 г. помнили о восьми общинах119.
Э. Уоллас и А. Хобель приводят некоторые данные о
размерах комапчеких общин: согласно сведениям одного испанского
эмиссара, в 1786 г. кочевья команчской общины Бизона
занимали территорию в 100 кв. миль, и члены ее расселялись по
восьми «раичериям» (стойбищам), из которых самая мелкая
состояла из 30 палаток, а в общей сложности все восемь
насчитывали около 700 палаток. Испанец отмечал также, что в каждой
палатке было три-четыре воина, «что дает общую численность
населения общины 6—7 тыс. человек». Уоллас и Хобель считают
эту численность преувеличенной, но допускают, что указание
испанца на наличие в общине 900 лошадей и мулов могло
соответствовать действительности120. Община Антилопы в 1867 г.
насчитывала около 2 тыс. человек и владела 15 тыс. лошадей
116 В. Mishkin. Op. cit., p. 26.
117 F. Eggan. The American Indian Perspectives for the study of social change.
Chicago, 1966, p. 53.
118 L. H. Morgan. The Indian Journals..., p. 63.
119 E. Wallace and A. Iloebel. Op. cit., p. 216.
120 Ibid., p. 39.
284

и 300—400 мулов 121. По-видимому, эти «большие общины» ко-
манчей представляли собой уже орды, распадавшиеся на
отдельные стойбища.
Согласно сведениям Депига, кочевые общины тетон-дакотов
в середине XIX в. состояли из 500, 250, 100, 50 палаток122.
Описывая одну из этих общин, по названию Брюле,
насчитывавшую в 1830-х годах до 500 палаток, он сообщает, что это
была самая богатая табунами община, члены которой были
хорошими охотниками, всегда хорошо одетыми и с большими
запасами пищи. Они разнообразили свои занятия охотой на
бизонов, ловлей диких мустангов и военными походами против ари-
кара, живших в верховьях р. Миссури, или против пуаней,
обитавших в низовьях этой реки 123. Вторую по величине кочевую
общину этого племени он описывает как хорошо
организованную военную единицу, которую «уважали и боялись соседние
общины» 12\
Каждая кочевая индейская община имела самоназвание.
Нередко, оно происходило от названия рода основателя общины.
Типичный пример этому — названия пяти команчских общин,
этнонимами которых были бизон, антилопа, сова, пчела,
мифическая водяная лошадь. В историю завоевания американского
Запада вошли названия самых крупных общин.
Кочевые общины индейских коневодов можно сопоставить с
кочевыми общинами конных охотников Патагонии и Памп
Южной Америки XVII—XIX вв., кочевников-скотоводов Азии
и Африки. Например, сходен с нею монгольский курень XI—
XII вв., который, как сообщал В. Я. Владимирцов, «состоял из
скопления аилов, т. е. кочевых дворов, состоявших из
отдельных телег, кибиток и юрт» 125. Они сопоставимы также с паст-
бищно-кочевыми общинами народов Средней Азии и
Казахстана 126. Команчские кочевые общины имели много общих черт
с казахскими аульными общинами XIX в.; и в тех, и в других
вокруг богатых скотом домохозяйств объединялись менее
состоятельные семьи. Как и у казахов т, у черионогих, тетоп-да-
котов, команчей, кроу и других индейских племен, кочевые
общины индейских богачей были более многочисленны, чем
общины бедняков. Дж. Юверс приводит, например, сведения об одной
из общин чернопогих, состоявшей в 1855 г. из 18 палаток,
жители которых были так бедны, что имели только собак в каче-
121 Ibidem.
122 Е. Г. Denig. Op. cit., p. 14—15.
123 Ibid., p. 17.
12'< Ibid., p. 22.
125 /. M. Cooper. The Patagonian and Pampean hunters. Bull. BAE, N 143, p. 151;
B. Я. Владимирцов. Указ. соч., стр. 37.
12(5 См. указанные работы Л. И. Потапова и С. М. Абрамзона.
127 С. 3. Зиманов. Общественный строй казахов XIX в. М., 1958, стр. 70;
C. Е. Толыбеков. Указ. соч., стр. 130.
285

стве транспортных средств 128. Много стадиально общего можно
установить также между кочевыми общинами
индейцев-коневодов и олепных и конных эвенков Сибири 12э.
Процесс экономической дифференциации и роста богатств
отдельных семей вызывал раскол общины, выделение из нее
новых самостоятельных общин. Например, но сообщению Э. Дени-
га, одна из дакотских общин Янктонай, насчитывавшая в 1833 г.
40 палаток, после смерти ее лидера распалась в 1840 г. на три
общины, которые состояли из 250, 100 и 50 палаток130. Однако в
периоды опасности, в предвидении вражеских набегов, особенно
в летние месяцы, общины либо объединялись в племенном
масштабе, либо укреплялись путем объединения мелких общин с
более крупными. Примеры такого слияния приводятся
исследователями, например, у команчей ш.
Ввезенные колонизаторами эпидемии вызвали резкое
падение численности индейского населения и сокращение его стойбищ.
Тот же Депиг приводит красноречивые в этом отношении
цифры относительно тетонских общий. Община Брюле после
эпидемии 1853 г. насчитывала вместо 500 150 палаток, а Оглала
после эпидемии 1855 г. вместо 300 насчитывала 18 палаток.
Сокращалось резко и число обитателей палаток. Например, Льюис и
Кларк писали в начале XIX в., что в палатках тетонов «живут
10—15 человек» 132, а через 50 лет Э. Дениг сообщал об этом же
племени, что на палатку приходится пять человек» 133.
Все исследователи подчеркивали текучесть состава кочевых
общин индейцев ,как типичную их черту. Однако ядро общины,
которым было самое богатое домохозяйство, всегда было
устойчиво. У кайова это ядро составляли ближайшие родственники
главы общины: его братья и сестры, их супруги, его родители,,
братья его матери и отца, сыновья и дочери с семьями...» 134
Меняли свою принадлежность главным образом дальние
родственники и чужаки, чаще всего очень бедные и присоединявшиеся к
той общине, лидер которой казался им более щедрым. «Иногда
этих нищих,— пишет Юверс,— становилось так много, что
удовлетворение их нужд становилось тяжелым бременем для
главы общины» 135. В то же время, как устанавливает Дж.
Ричардсон, «бедняки составляли необходимую группу работников^
и главы общин конкурировали в привлечении их в свои
общины» 136.
128 /. С. Ewers. Op. cit, p. 248.
129 См.: «Общественный строй у народов северной Сибири», гл. XIV.
130 Е. Т. Denig. Op. cit., p. 22.
131 E. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 23—29.
132 M. Lewis. The Lewis and Clark expedition, vol. 1, p. 50.
,33 E. T. Denig. Op. cit., p. 15.
134 /. Richardson. Law and Status among the Kiowa Indians. AES Mem., 1940,,
N 1, p. 6.
135 /. С Ewers. Op. cit., p. 248.
136 /. Richardson. Op. cit., p. 6.
286

Характерно, что текучесть состава кочевых общин была
специфична не только для индейских коневодов-охотников, по и
для скотоводов-кочевников Южной Сибири и Средней Азии. Она
продолжалась до тех пор, пока бедняки не оказывались тем или
иным способом прикрепленными к хозяйству богатого
скотовладельца. Тенденцию к этому прикреплению можно проследить
уже и на индейском материале. Отдельные богачи пытались
опутать бедняка долгами, обязательствами родственной
взаимопомощи до такой степени, что это ограничивало уже свободу его
перемещения из одной кочевой общины в другую. Этим закла*
дывались основы утраты личной свободы общинников,
выступавшей под видом добровольного принятия ими покровительства,
со стороны богатого родственника.
РОДОВЫЕ И СЕМЕЙНО-РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ
Одним из важнейших вопросов в исследованиях социальной
жизни степных племен с начала XX в. был вопрос о том,
существовал ли род как социально-экономическая ячейка их
племенной структуры. Оп выдвинут был Дж. Суантоиом, А. Кробером,.
Г. Лоуи — основателями антиэволюционпой «исторической»
школы в американской этнографии, пытавшимися опровергнуть
положение Л. Г. Моргана о материискородовом устройстве
индейцев доколониальной Северной Америки137. В американской
этнографической литературе 20—30-х годов XX в. стало
общепринятым положение, выдвинутое Суантоиом еще в 1906 г.138, о
безродовом характере социального строя степных племен.
Однако ученики этих исследователей, современные этнографы США,.
подходят к этому вопросу более осторожно и более исторично.
Изучая и описывая индейскую кочевую общину, они
справедливо подчеркивают ее отличие от рода. Признавая, что общинная
организация более соответствует социально-экономическому
укладу кочевого общества, они в то же время допускают, что-
родовой организации у степных племен «не было ко времени их
изучения этнографами», но что «некогда она могла иметь
место» 139. Бесспорно, это доказано теперь в отношении таких
типично степных кочевников, как чейепы и кроу, дакота, кайова-
апачи и апачи. В процессе переселения и освоения степей,
развития кочевого коневодства и верховой охоты на бизонов
происходил естественный распад родовых связей. Но индейская
кочевая община, складываясь в условиях распада родовых
связей, восприняла некоторые признаки рода. Один из такого рода
137 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 52.
138 Y. Swanton. A reconstruction of the theory a£ social organization. «Boas'
Anniversary Volume». New York, 1906.
139 5. Oliver. Op. cit., p. 30.
287

признаков кочевой общины проявлялся особенно на раннем
этапе в бытовании родственного принципа объединения семей
в кочевую общину. У индейцев долго сохранялось
представление о родственных связях между членами кочевой общины. Но в
отличие от родовых связей родственные связи понимались очень
широко: они включали кровное родство, свойство и узаконенное
через специальные обряды фиктивное родство.
В этом можно видеть конкретный пример распространенной
на этапе распада родового общества практики оформления
территориальных связей в родственные. В работах советских
исследователей эти связи нередко называются
«территориальным родством» 140. Они выгодны были богатой общинной
верхушке, использовавшей их как форму внеэкономического
принуждения.
По-видимому, уже к концу XVIII в. у большинства племен
род как экономическое единство распался, хотя отдельные его
функции как экономического института перешли на кочевую
общину в виде общей собственности на землю, коллективизма
форм ее освоения, отношений взаимопомощи и коллективной
ответственности между членами общины.
Род и семья у полукочевников. По степени и характеру
распада древних родовых норм и значению развивавшихся
соседских и семейно-родственных отношений племена кочевых
коневодов-охотников отличались от полуоседлых
земледельцев-коневодов и охотников. ,В семейно-родственных отношениях
последних прослеживается более ранний пласт социальных связей,
который был, несомненно, характерен и для типично степных
племен до их перехода к кочевничеству. Основанием для этого
суждения служит этногенез большинства кочевников
североамериканских степей как отколовшихся частей оседлых и
полуоседлых земледельцев степных окраин.
У полукочевников-земледельцев верховий Миссури — манда-
нов, арикара и хидатса — становление отношений частной
собственности происходило в условиях более медленного
преодоления норм материпскородовои организации, чем у кочевых их
собратьев. Еще в 1862 г. Л. Г. Моргану во время его
этнографической экспедиции вверх по р. Миссури удалось собрать
данные о прежнем делении этих племен на матрилинейные,
экзогамные роды ш.
Постоянные укрепленные селения и большие домохозяйства
внутри их были еще в начале XIX в. основными социальными
единицами этих племен, и представление о родовом делении
рнутри племен сохранилось в рамках их сельских общин. Все
140 См.: Б. Э. Петри. Территориальное родство у бурят. Иркутск, 1924; С. М. Аб-
рамзон. Некоторые вопросы социального строя кочевых обществ, стр. 55.
141 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 93.
288

племена были втянуты в торговлю с белыми торговцами, о чем
пишут уже Льюис и Кларк. В сладывавшихся у них условиях их
род носил, несомненно, характер лишь генеалогической
общности. Как экономическое единство он уступил место в основном
еще матрилокальной большесемейиой общине. Но в
экономической жизни и обрядности этой общины сохранялось множество
следов былого экономического единства материнского рода. Оно
проявлялось прежде всего в отношениях взаимопомощи между
братьями и сестрами. Но если учесть, что терминами «брат» и
«сестра» обозначалась у этих племен большая группа сородичей
по линии матери, то очевидно, что речь идет о
взаимоотношениях между группами мужчин и женщин, составлявших некогда
материнский род как экономическое единство. Экономическая
сторона этих взаимоотношений между братьями и сестрами
проявлялась в целом ряде взаимных обязательств и в праве
наследования имущества умершего сородича. У хидатса, например,
влиятельный брат считался еще главой домохозяйства сестры и
отвечал за воспитание и поведение мужского населения этого
домохозяйства младшего, чем он сам, поколения 142.
В силу господствовавшей еще в начале XIX в. матрилокаль-
ности браков брат уходил в домохозяйство матери жены.
Но этим не прерывались его экономические связи с
домохозяйством своей матери и сестер. Он не переставал заботиться о
его благополучии, снабжая его мясом и лошадьми. Его лошади
и личное богатство оставались в домохозяйстве матери и сестры.
Поэтому он свободно мог пользоваться лошадьми этого
хозяйства. После его ухода в семью жены ожидалось, что он будет
часто посещать дом матери и «есть в доме матери».
У хидатса и манданов держалось еще представление о том,
что главные интересы человека связаны с хозяйством матери и
сестер и что его военные походы преследовали цель обогащения
домохозяйства матери. Воинская добыча человека считалась
принадлежащей прежде всего матери и ее женским сородичам.
Сестра должна была первой встретить за деревней
возвращавшегося из похода воина, и он передавал ей захваченных
лошадей. При устройстве потлачей братья и сестры помогали друг
другу в собирании нужных для этого богатств. Старший брат
считался защитой и опорой женщины. Сестры шили брату
одежду и обувь. О прежнем экономическом единстве рода говорили
и отношения между индейцем и детьми его сестер. У манданов
культовые принадлежности наследовались сыном сестры, а дом
со всем его содержимым и поля переходили от матери к дочери.
Нередко сын сестры бывал зятем индейца, и отношения
кровного родства переплетались со свойством.
Из прежнего единства рода как экономической единицы
вытекало и своеобразие отношений между шурином и зятем. Кров-
142 A. W. Bowers. Hidatsa... p. 116.
19 Ю. П Аверкиева
289

ные братья жены пользовались особым уважением зятя.
Отношения между этими категориями лиц были дружественными и
скреплялись постоянным обменом дарами.
Матрилокальный муж у этих племен нес фактически
обязательства по отношению к трем категориям родственников.
Наряду с заботой о благополучии родственников по линии матери,
он нес определенные обязательства и в отношении «отцов», т. е.
сородичей отца. Он должен был одаривать их лошадьми и
ценными подарками, устраивать им время от времени угощения.
Последние же несли главным образом обязанности, связанные
с обрядовой стороной жизни индейца. У хидатса культовые
принадлежности, священные узлы, связанные с почитанием личных
духов-покровителей, наследовались сыном, но в связи с этим он
и его материнские сородичи должны были устраивать угощение
и раздачу подарков сородичам отца.
Сородичи отца помогали индейцу в обрядах его посвящения
в различного рода мужские союзы. Но он обязан был
оплачивать все их обрядовые услуги. Они же устраивали обряд
погребения умершего, но сородичи по линии матери оплачивали все
связанные с этим расходы 143. Главную роль в погребальном
обряде играла сестра отца. Отношения же между детьми и отцом
у хидатса, как устанавливает А. Боуэрс, были отдаленными.
«Благодаря воспитательным функциям сородичей матери, —
пишет он, — особенно ее старших братьев, роль отца как
воспитателя была малозпачима» и'\ Правда, отец у хидатса обучал
сына военному делу и приемам похищения лошадей, но сын обязан
был оплатить эту учебу каким-то количеством угнанных им
лошадей 145.
Характерно также, что имя хидатса получал из родовых
имен матери, но обидную кличку ему давали по ошибкам и
проступкам его «отцов» 146. У манданов же обряд наречения имени
устраивали отцы, а расходы в связи с этим несли сородичи ма-
1 ери.
Из сказанного очевидна глубокая разница между связями
индейца с сородичами по линии матери и родственниками по
линии отца. Первые окрашены отношениями родового
коллективизма и взаимопомощи, вторые же несут печать возникающих
отношений частной собственности, свидетельствуя о связи
становления патриархальных норм с появлением и укреплением
этих отношений.
' В области хозяйственной жизни сильны еще связи по
материнской линии, и возникающие новые экономические отношения
143 A. W. Bowers. Hidatsa... p. 75.
144 Ibid., p. 73.
145 Ibid., p. 108—109.
146 R. A. Lowie. Notes on the Mandan, Hidatsa and Crow Social arganization.
APAMNH, vol. XXI, pt. 1, 1917, p. 41.
290

как бы блокированы живучестью этих связей. Однако часть
частных богатств индейца в форме обязательных подарков и
оплаты обрядовых услуг попадала уже в руки его «отцов», и
этим нарушалось монопольное право на собственность
сородичей по линии матери. Новые отношения собственности в форме
патриархальных норм прокладывали свой путь через культовую
обрядность. Вновь возникающий индивидуализированный культ
личных духов-покровителей как бы освящал новые нормы
распределения материальных богатств.
Характерно, что «отцы» обучают сыновей лишь искусству
добычи богатств путем грабительских набегов. Все это
свидетельствует о том, что патриархальные нормы вторичны, что
ошибочна попытка, наиболее развернуто представленная в работе
Дж. Мэрдока 147, трактовать сосуществование связей по линии
матери и по линии отца, т. е. билатеральных связей, как
исконное явление и отрицать первичность материнскородовых
связей.
Третьим домохозяйством, в отношении которого индеец хида-
тса нес экономические и другие обязательства, было
домохозяйство матери его жены и, следовательно, его детей. Сам же он
приобретал какие-то права в этом домохозяйстве лишь после
появления у него детей. А после поднесения теще добытого в
походе скальпа он становился «сыном» и приобретал в
домохозяйстве тещи те же права, что и в доме своей матери. У хидатса
и майданов матрилокальность принимала иногда форму
проживания мужчины «между двумя» домохозяйствами. Это имело
место, когда индеец имел жен в двух домохозяйствах и
поочередно жил в каждом из них или в случаях левиратного брака уже
женатого человека.
Однако во второй половине XIX в. матрилокальные браки не
были уже абсолютной нормой. В 1872 г., по данным А. Боуэрса,
у хидатса из 39 домохозяйств 22 были матрилокальны, 11 патри-
локальны, 6 — переходного типа148. Патрилокальными браки
были чаще всего в случаях отсутствия в домохозяйстве мужа
сестер. В этих случаях и у манданов, и у хидатса женщине
платили за то, что она переселится в домохозяйство мужа14э. (Не
в этой ли практике изначальные корпи калыма?) Через
несколько лет жизни в домохозяйстве мужа женщина как бы
удочерялась и начинала называть мать и бабку мужа «матерями»,
а они ее —«дочерью». Она же затем как «дочь» становилась
наследницей дома, огорода и другого наследства, переходившего по
женской линии, в домохозяйстве матери мужа. Этим сохранялась
фикция наследования по женской линии.
При кросс-кузепиых браках, считавшихся ортодоксальной
147 G. P. Murdock. Social structure. New York, 1949, p. 186.
148 A. W. Bowers. Hidatsa.., p. 110.
149 Ibid., p. 118.
291 19*

формой брака, связи по браку совпадали с отношениями родства
по линии отца. Это нашло свое отражение в терминологии
родства "этих племен. У хидатса, например, теща и жены братьев
матери индейца обозначались тем же термином, что и сестры
отца; тесть и брат матери обозначались одним термином.
Вообще же хидатса предпочитали, по данным А. Боуэрса, линии
кровного родства и стремились свойство перевести в кровное
родство150. А. Боуэрс отмечает морфологическое родство у мап-
данов между терминами «тесть» и «брат матери», между
терминами «теща» и «сестра отца»151.
Сами отношения кровного родства в этих обществах
понимались уже довольно широко. Это были отношения,
устанавливаемые на основе генеалогии, прослеживаемой по женской
линии. Дети становились членами генеалогии матери. Причем
устанавливались две генеалогии: 1) по линии мужчин материнс-
кородовой группы и 2) по линии женщин. Наряду с этим
широко практиковалась адоптация в род. В род принимали не
только соплеменников-чужеродцев, но и членов других племен,
особенно из тех, с которыми велась регулярная торговля.
Отношения торгового партнерства часто облекались в отношения
кровного родства по линии отца. В отношения отцы — сыновья
облекались связи между членами мужских союзов, матери — дочери
между членами женских обществ 152.
Сопоставим теперь с социальными нормами земледельцев-
коневодов хидатса некоторые институты их бывших
соплеменников— индейцев кроу. Согласно племенной традиции
кроу первоначально представляли собой род вороны (кроу)
единого с хидатса племени. В процессе переселения в
степи около 1776 г. он откололся от хидатса, уйдя
дальше на запад, в центр степной зоны, и превратился в
самостоятельное племя кочевых коневодов-охотников на бизонов.
К середине XIX в. кроу представляли собой одно из наиболее
сильных и богатых табунами степных племен, насчитывавшее в
1833 г., по данным Максимилиана, около 3500 человек и
владевшее 9—10 тыс. коней 153. Племя делилось на два географических
подразделения низовых и верховых кроу, во главе каждого стоял
вождь. В полевом дневнике Л. Г. Моргана приведены сведения
о делении племени на 13 матрилинейиых родов, полученные им
от торговца Роберта Мельдрума, 25 лет прожившего с кроу и
женатого на женщине из этого племени. Приведены и названия
этих родов 154. Но позднее, в «Древнем обществе», Морган писал,
что «некоторые названия родов кроу скорее подходят к общинам,
150 A. W. Bowers. Hidatsa.., p. 99.
151 A. W. Bowers. The Mandan.., p. 55—56.
*52 Ibid., p. 62-63.
153 M. A. Ph. Wied-Neuwied. Reise in das Innerc Nord America. Bd. 1. Coblenz,
1839, S. 398.
154 L. H. Morgan. The Indian Journals.., p. 167.
292

чем к родам» 155. Действительно, наличие в большинстве этих
названий суффикса со значением «жилище» позволяет видеть в них
разросшиеся большесемейные общины, т. е. образования
вторичного порядка, возникшие после отделения кроу от хидатса и их
перехода от земледелия к кочевому быту в степях.
Р. Лоуи по поводу сведений Л. Г. Моргана писал, что Морган
«открыл матрилинейную экзогамную организацию у кроу. Это
наблюдение, — пишет Лоуи, — сначала отрицалось, по позднее
было полностью подтверждено» 15(i. В то же время Лоуи
справедливо отмечал, что жизнь в степях вызвала модификацию
первоначальной клановой системы кроу. Суть этой модификации
заключалась в становлении большой патриархальной семьи как
экономической ячейки, сведении функций рода к кровной мести
и некоторым формам взаимопомощи. Вместе с тем в формах
становления патриархальных норм у кроу прослеживаются
общие черты с хидатса.
Наряду со становлением патрилокалыюсти у кроу долго
сохранялась матрилинейность счета происхождения и
наследования.
Заслуживает внимания и тот факт, что система родства кроу
отражала еще структурные принципы матрилинейной
родственной группы. Характерной особенностью этой системы было
игнорирование принципа поколений и отнесение к категории
«сестер отца» два-три последующих поколения женских
потомков сестер отца; к категории «отцов» относились братья отца,
братья матери отца и сыновья сестры отца, т. е. три, а то и
четыре поколения мужчин матрилинейной группы отца. В результате
все члены материнской родовой группы отца воспринимались
весьма обобщенно, они были для индейца независимо от
поколения либо сестрами отца, либо «отцами». В родовой же группе
матери он различал старших и младших братьев, причем в
категорию братьев попадали и братья матери; дети последних, дети
его братьев и его собственные дети обозначались одним
термином, значившим «дети мужчин рода». Женское же население
этой общины состояло из «матерей», старших и младших
сестер.
Эти особенности терминологии родства кроу говорили о том,
что начавшийся уже процесс становления патриархальной семьи
не имел еще у них большой исторической глубины и не успел
еще внести глубоких изменений в терминологию родства.
Дж. Мэрдок, как известно, выделил систему родства кроу в
типологическую форму, связанную с матрилипейиыми сибами157,
отмстив наличие се у пауней, хайда, тлипкитов, тробриандцев
155 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 93.
156 R. H. Lowie. Lewis H. Morgan in historic perspective. «Essays in
Anthropology, presented to A. L. Kroeber». Berkeley, 1936, p. 169.
157 G. P. Murdock. Op. cit., p. 125.
293

и ряда других племен 158, что отражало, несомненно, сходный
уровень общественного развития этих народов.
Вплоть до конца XIX в. у кроу сохранялось наследование
земли по женской линии. «Прежде земли общины, — писал Р. Ло-
уи, — были общей собственностью, и вопрос об их наследовании
не стоял. Но когда уже в резервациях правительство США
разделило общинные земли на индивидуальные участки, наследниками
их считались братья и сестры, а не сыновья. Так же
наследовались лошади, хотя перед смертью индеец мог завещать одну-
две лошади жене или сыну, но основная масса лошадей
попадала брату умершего» 159.
Как и у хидатса, у кроу считалось еще, что сородичи отца
не несут никаких материальных обязательств по отношению к
«детям рода». Функции отцов были обрядового порядка. Они
публично восхваляли военные подвиги «детей рода», последние
же могли быть наследниками священных узлов и других
культовых предметов, принадлежавших «отцам», а также их военных
доспехов. Но за все это «дети рода» обязаны были устраивать
угощения и подносить богатые подарки сородичам отца.
Священный узел индейца можно было купить, но
оформлялась эта сделка как обряд усыновления и установления
отношений отец — сын160. Характерно, что отношения между
индейцем и его духом-покровителем оформлялись так же, как
отношения между сыном и отцом.
Своеобразной формой становления патрилинейности был
существовавший у кроу обычай «дарить» молодоженами своего
первенца родителям мужа. Имена детям давал уже не род
матери, но и не род отца. У них возник как переходная форма
институт «крестного отца». Им был обычно выдающийся воин,
который по просьбе отца давал имя ребенку 161.
Таким образом, у кроу наряду с бытованием разграничений
в правах и обязанностях человека в отношении сородичей
матери и сородичей отца целый ряд обычаев говорил о
становлении у них патриархальной семьи. Этот процесс нашел свое
отражение и в обрядовой жизни кроу, особенно в обычае
подчеркивания единства мужа и жены в культовой обрядности 162.
Много следов материнской родовой организации
сохранялось еще б XIX в. в социальных институтах чейенов — другого
типично степного племени кочевников. Еще в середине XIX в.
отмечалась матрилокалыюсть их болыпесемейных общин, хотя
принцип матрилокалыюсти в то время уже не всегда строго
соблюдался. Что касается счета происхождения и наследова-
158 G. P. Mudock. Op. cit., p. 247, 249, 257.
159 R. H. Lowie. The Crow Indians, p. 13.
160 Ibid., p. 249.
161 Ibid., p. 42.
162 Ibid., p. 14.
294

иия, то, согласно Ф. Эггану, в XIX в. он велся по двум —
материнской и отцовской — линиям и даже с некоторым перевесом
в сторону патрилинейности163. Однако ребенок считался еще
принадлежащим главным образом матери, и к отцу он имел
отношение только как к мужу матери. Но имя ребенку давала
сторона отца. Как устанавливает Ф. Эгган, «мальчикам обычно
дают имя брата отца или кого-либо из его старших мужских
родственников, девочку же называли по сестре или матери
отца» 16/\
Дж. Мэрдок относил чейенов к изначально билатеральной
форме социальной структуры гавайского типа. Отмечая, что
основной социальной ячейкой у них является большая семья,
в качестве ее характерных особенностей он устанавливает
сосуществование патрилинейности и матрилинейности, патрилокаль-
ности и матрилокалыюсти, преобладание ограниченной
полигамии 165. Несомненно, что такая форма социальной структуры у
чейенов была естественным следствием развития кочевого
скотоводства. Складывалась она как переходная форма от материп-
скородовой организации к патриархату моногамии.
Характерно, что Л. Г. Морган во время своей
этнографической поездки в степи в 1862 г. устанавливал, что у чейенов
родов в то время уже не было, но о былом их родовом устройстве
говорил институт авункулата 166.
Сведения информаторов крупнейшего знатока этнографии
чейенов Дж. Б. Гриннеля говорят о том, что билатеральной
форме организации у чейенов предшествовала организация в
матрилинейные строго экзогамные группы. «Каждая группа
предположительно состояла из родственников, потомков
общего предка. Каждая группа или подразделение имели свои табу
и обряды и предметы культа, связанные с обрядностью
группы» 167. Браки были матрилокальны. Отмеченные Гриннелем
признаки группы рисуют ее, несомненно, как родовую группу.
В то же время Гриннель отмечает, что «теперь невозможно
узнать что-либо об этих древних обычаях, потому что строгое
соблюдение их ушло в далекое прошлое» 168. Молодые люди,
писал он, «ничего не знают об этих обычаях. Они будут
утверждать теперь, что счет происхождения ведется по мужской
линии и совершенно бесспорно, что изучение современности
поведет к такому заключению» 169.
Проделанный Ф. Эгганом анализ терминологий родства
чейенов и близких им по языку и культуре соседних племен ара-
163 р Eggan. The Cheyenne and Arapaho.., p. 61.
1fi/' Ibid., p. 63.
105 G. P. Murdock. Ethnographic Atlas. Pittsburgh, 1969, p. ПО^НЗ.
166 L. H. Morgan. Op. cit., p. 110—111.
1fi7 G. B. Grinnell. The Cheyenne Indians, their history and ways of life. 2 vols.
New York. 1961; vol. 1, p. 90—91.
168 Ibidem.
169 Ibid., p. 92.
295

пахо и ацина привел его к заключению, что «до переселения в
степи эти племена имели, по-видимому, матрилинейиый счет
происхождения и матрилокалыюсть»170. «Хотя Дж. Муней и другие
исследователи, — пишет Ф. Эгган, — отрицали существование у
чейеиов клановой организации в прошлом, однако очень
возможно, что их прежняя организация была менее аморфна» ш, чем
общинная система. Драйвер в своем обобщающем труде об
индейцах Северной Америки уже определеннее высказывает
этот взгляд. Называя матрилокальпую семейную общину чейе-
нов и арапахо «матридемом», он пишет: «Есть указания на то,
что когда оба племени жили восточнее и занимались
земледелием, их матридемы представляли собой матриклапы. Кочевая
жизнь в степях, по-видимому, изменила более раннюю и более
строгую матрилинейную систему в более гибкие матридемы» 172.
Гибкость эту Драйвер видит в смешении принципов матри-
линейности и патрилинейности. Взгляды и Ф. Эггана У. Драйвера
более исторически обоснованы, чем мнение Мэрдока об
изначальной билатеральное™ чейенов. У хидатса, кроу и чейенов
патрилинейность наследования пробивала свой путь через
военные союзы и через новые формы обрядности.
К этой же группе племен можно отнести индейцев фокс.
В прошлом алгонкиноязычное племя мотыжных земледельцев
восточной лесной зоны Северной Америки фокс было оттеснено
колонизацией на запад за Миссисипи, где, приобретя лошадей,
оно стало наряду с земледелием заниматься коневодством и
верховой охотой на бизонов. Еще в XIX в. у них сохранялись
некоторые следы их былой материнскородовой организации173.
Сохранялось еще представление о делении племен на две
фратрии (кикко и токан) и на четыре рода.
В предрезервациониый период это двухфратриальиое.
деление проявлялось в военной и политической организации племен
и в его обрядовой жизни. Позднее, во время празднеств члены
фратрии кикко, ассоциировавшейся с белым цветом,
рассаживались по южной стороне, а члены фратрии токан,
связывавшейся с черным цветом,— по северной. О распаде родовой
организации фокс говорили билатеральный счет родства и переходная
форма брачного поселения. Билатеральность носила у фокс
своеобразный перемежающийся характер. Если, например, отец
был из фратрии кикко, то первенец относился к фратрии
матери— токан, второй же ребенок причислялся к фратрии отца,
третий— к фратрии матери и т. д. В чередовании локальности
брачной пары у фокс прослеживались следы различных
исторических форм брачного поселения, начиная от дислокальных бра-
170 F. Eggan. Methods and Results, p. 537.
171 F. Eggan. The Cheyenne and Arapaho.., p. 85.
172 //. Driver. The Indians of North America, p. 308.
173 5. Tax. Social organization of the Fox Indians. «Social Anthropology of North
American Tribes». Chicago, 1955.
296

ков — путем ночных визитов жениха к невесте матрилокально-
го, а затем патрилокального поселения. Историческое прошлое
всех этих племен — и полуоседлых манданов, арикара, хидат-
са и фокс, и кочевых чейенов, арапахо и кроу — позволяют
конкретизировать процессы и этапы распада материпскородового
строя.
Племена с патриархально-родовыми чертами. Наряду с
племенами с отчетливыми следами архаической материнскоро-
довой организации, в американских степях обитали племена с
развитыми институтами патриархалыюродового быта. И эти
племена можно разделить на две группы: 1) полуоседлые
земледельцы-коневоды и охотники юго-восточной окраины степей—
понка, омаха, осэджи, канза, куапо, айова, ото, Миссури и
2) степные кочевники — команчи, черноногие, тетон-дакота.
В монографических описаниях все эти племена обычно
характеризуются как изначально патрилинейные, причем племена
первой группы изображаются как патриархально-родовые, а
второй как безродовые.
Среди племен первой группы у сиуязычпых — понка, омаха,
оседжи, канза, куапо — жива была еще в XIX в. традиция,
согласно которой все они до переселения в прерии были единым
племенем, носившим название Дхегиа 17\ Раскол на пять племен
произошел в процессе их переселения в прерии. Позже всех
раскололись омаха и понка. Согласно племенной традиции понка
первоначально были одним из родов омаха. Свидетельством
этому может служить тот факт, что этноним «понка» фигурирует
в качестве родового названия у оседжей, канза и куапо и
отсутствует у омаха т. У всех этих племен исследователи конца XIX—
XX в. (А. Флетчер, Ф. Лафлеш, У. Уитмэн, Дж. Дорсей, А. Скин-
нер, Д. Ховард) устанавливают яркие черты
патриархально-родового быта с делением каждого племени на две половины.
Омаха, например, в середине XIX в. занимали одно обще-
племенное селение. Лыоис и Кларк видели в 1805 г. руины
старой деревни омаха, состоявшей из 300 жилищ, которая была
сожжена после эпидемии оспы в 1801 г.176 У них сохранялись
следы прежнего деления племени па две фратрии «неба» и
«земли» и пять родов, проявляясь в политической и обрядовой
жизни омаха, а также в организации летнего лагеря. Лагерь
незримо делился на две половины. Во время охоты охотники
каждой фратрии образовывали крыло загонщиков бизонов. Для
игры в мяч игроки объединялись по фратриалыюму принципу.
Во главе племен стояли два вождя, представлявшие обе
фратрии177.
174 См.: /. Howard. The Ponka tribe. «Bull. BAE, N 195, 1965, p. 5.
175 Ibidem.
176 M. Lewis. The Lewis and Clark expedition.., vol. 1, p. 39.
177 A. Fletcher and F. La Flesche. The Omaha tribe. 27th ARB, AE, 1911, p. 195—
197.
297

У всей группы этих племен счет происхождения и
наследования были патрилинейны. Господствовавшая у них система
родства «типа омаха» отражала структурные принципы патри-
линейной болыиесемейной общины178. Согласно этой системе
родства внутри патриархальной семейной общины отца омаха
различали следующие категории родственников: 1) деды — отец
отца и его братья; 2) бабки — сестры деда и его жены; 3)
«отцы»— отец и его братья; 4) матери — жены «отцов»; 5) братья
и сестры —дети «отцов»; 6) сестры отца, их дочери и внучки
обозначались одним термином «сестры отца».
В патриархальной семейной общине матери различались:
1) «деды» — отец матери и его братья; 2) «бабки» — сестры
дедов и их жены; 3) «братья матери» — братья матери, их
сыновья и внуки; 4) жены трех поколений «братьев матери» —
«сестры отца»; 5) «сестры матери» — сестры матери и дочери
и внучки братьев матери; 6) мужья «сестер матери» — «отцы»;
7) их дети — братья и сестры.
Третьей общиной родственников омаха является община
отца жены. В ней в поколении старше жены — все тести и тещи,
три следующие поколения — шурины и свояченицы (сестры
жены). Дети сестер жены — дети «Его».
В этой системе родства четко отразились патрилинейный
счет происхождения и патрилокальность. Характерной ее
чертой является обозначение одним термином трех-четырех
поколений родственников, стоящих вне патриархальной
болыиесемейной общины «Его»; в целом это относится к членам общины
отца матери, общины отца жены и к группе «сестер отца»,
уходящих в другие общины. Эта терминология родства указывала
также на то, что данная община состояла в отношениях обмена
женщинами с другой такой общиной, в которой для «Его» все
мужчины были «братьями матери» (сюда входили и братья
матери, их сыновья, внуки и правнуки) и потенциальными
мужьями группы сестер отца; женщины же этой общины, включая
сестер матери и дочерей и внучек «братьев» матери, были
«матерями», т. е. потенциальными женами «отцов».
Вероятнее всего, так называемые роды этих племен
представляли собой к началу XIX в. патронимии, члены которых
прослеживали свое происхождение по мужской линии от
общего предка. Они возникали в результате разрастания и
сегментации большой семьи. Члены патронимии не вели общего
хозяйства, но у них сохранялось представление об общности
экономических интересов и право на имущество «сородича». Понятие
родственной близости совмещалось здесь с понятием
совладения. Патронимии сохраняли общее название по реальному
178 J. О. Dorsey. The Social organization of the Siouan tribes. «Journal of
American Folklore», 1891, vol. 4, p. 331—332.
298

предку, носившему, как правило, древнее тотемное имя, от
которого и велась генеалогия.
У айова, например, реальный предок представлялся
человеком, но он нес атрибуты животного предка, имя которого
носил «род». Согласно родовым легендам этого племени,
предками их родов были животные, превратившиеся затем в предков-
людей. Согласно генеалогической легенде оседжей, они
произошли от союза дочери бобра и улитки, превратившейся в
индейца. Оседжи не убивали бобров, как сообщают Лыоис и Кларк,
«потому что, убивая бобра, они убивали как бы брата оседжей.
Но за последние годы торговля с белыми сделала шкурки бобра
чрезвычайно ценными и святость этих материнских
родственников явно упала и бедные животные лишились почти всех приви-
легии сородичей» .
С почитанием этих предков — людей-животных — были
связаны и обряды патронимии, их обрядовая специализация,
права и обязанности.
Очевидно, что патриархальные институты у этих племен уже
к началу XIX в., если не ранее, были более развиты, чем у хидат-
са, мандаиов, арикара, также сочетавших земледелие с
коневодством и охотой па бизонов, более развиты даже, чем у таких
типично степных кочевников, как кроу и чейепы. Причины этой
разницы, несомненно, надо искать в историческом прошлом этих
племен. Накопленные за последние годы материалы по
исторической этнографии и этногенезу коневодов-охотников
Северной Америки убеждают нас в ошибочности оценки этих племен,
как представителей особой патриархальной линии развития
родового общества.
Лишенной оснований представляется и характеристика этой
группы племен как представителей первобытпородового
общества.
Как уже отмечалось выше, современные археологические
исследования позволяют видеть в них потомков создателей городов-
государств, развившихся до открытия Северной Америки
европейцами на юго-востоке современных США и по среднему течению
р. Миссисипи.
Таким образом, ко времени поселения в прериях племена
этой группы имели уже богатое прошлое. В процессе
переселения на запад они утратили целый ряд достижений своих
предков в строительном деле, в керамическом искусстве. В прериях
они освоили коневодство и верховую охоту на бизонов, сочетая
их со своим древним занятием — земледелием. Эта
комплексность их хозяйственной деятельности вызвала необходимость
их перехода к полукочевому образу жизни, к чередованию
жизни в оседлых селениях с жизнью в кочевом стойбище во время
летнего выпаса табунов и коллективной охоты на бизонов.
179 М. Lewis. Op. cit, vol. 1, p. 8—9.
299

В оседлых селениях они строили большие деревянные, крытые
дерном жилища, в степях же пользовались кожаной палаткой.
В социальном плане у всех этих племен исследователи
отмечают наличие сильной социальной дифференциации и
сложившиеся черты .патриархально-родового быта. Вместе с тем в
социальной жизни этих племен устанавливаются следы более
древнего пласта допатриархально-родовых институтов.
Например, у омаха основной хозяйственной ячейкой в период
земледельческих работ в оседлом селении была некогда матрилокаль-
ная большая семья, занимавшая полуземлянку, «тогда как
состав жителей кожаных палаток в охотничьих стойбищах
определялся на основе патрилокальности» 180. В 1955 г. Ф. Эгган писал:
«О том, что матрилокальное поселение относительно
древнее у некоторых центральных сиуязычных племен, таких, как
оседжи, свидетельствуют исторические данные» 18\
«Безродовые» племена. Если в отношении двух групп
земледельцев-коневодов восточной степной окраины исследователи
единодушно признают 'бытование в прошлом у одних
патриархально-родовой, у других — материнскородовой систем, то
такие типично степные племена, как тетоны, черноногие и
особенно команчи, обычно изображались исконно
безродовыми, билатерально организованными племенами. Эта точка
зрения, в частности, нашла свое развитие и в обобщающем труде
Дж. Мэрдока «Социальная структура».
Однако так называемая билатеральность этих племен была
лишь одним из ярких проявлений становления отношений
частной собственности и связанного с ним становления
патриархальных норм. Именно у этих племен она проявлялась наиболее
ярко в связи с более быстрой ломкой всего их жизненного укла
да, вызванной переходом к кочевому коневодству и верховой
охоте. Становлению норм патриархата мешала, однако,
живучесть тысячелетней давности принципов коллективизма мате-
ринскородового общества. Внешне она проявлялась прежде
всего в стойкости матрилинейности и матрилокальности,
которая и была причиной так называемой билатералыюсти,
свидетельствовавшей о том, что в жизнь входила патрилинейность, но
сохраняла.свое значение еще и матрилинейпость; патрилокаль-
ность браков в различных формах сосуществовала с матрило-
кальностыо. Это соотношение принципов патриархата и
матриархата было различно у разных племен.
Дакота. Л. Г. Морган, посетив дакотов в 1861 — 1862 гг.,
определенно писал, что родовая организация у них распалась
вследствие переселения их в степи и перехода к коневодству182.
180 R. Fortune. Omaha secret societies. «Columbia University Contributions to
Anthropology», N 14. New York, 1932, p. 24.
i8i p Eggan. Methods and Results.., p. 505.
182 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 90.
300

Место рода заняли более соответствовавшие уровню их
развития в степях кочевая община и большая семья.
Этнографы США, в XX в. изучавшие различные группы
дакотов, устанавливали родовую организацию или ее следы лишь
у восточных дакотов. Л. Скипнер писал, например, что у
восточных дакотов помимо деления на общины сохранялось еще
деление на экзогамные патрилинейпые роды (генсы). Каждый род
имел свое определенное место в летнем лагере1В3. Даже
Дж. Мэрдок, будучи сторонником изначальности
билатеральное™ дакотов, признавал, что у восточных дакотов преобладала
матрилокалыюсть 184.
Тетоп-дакоты в отличие от восточных их соплеменников
обычно описывались как типично безродовое племя.
Социальное устройство тетон-дакотов Мэрдок
характеризовал в 1949 г. как дородовую общинную форму организации с
билатеральным счетом 'происхождения, основной экономической
ячейкой в которой является большая патриархальная семья 185.
Однако в своем «Этнографическом атласе» он устанавливает у
тетонов наличие практики матрилокальных браков наряду
с преобладанием патрилокальности186. Исследования
отношений родства тетонов американским этнографом Р. Хассри-
ком привели его к выводу, что еще в середине XIX в.
практиковались и матрилокалыюсть, и патрилокальность 187.
В обобщающей работе С. Оливера определенно говорится,
что тетон-дакоты некогда имели родовую организацию, но
оставили ее в процессе приспособления к жизни в степях 188. Особо
важное в связи с этим значение имеет установление Хассариком
связей между братьями и сестрами, длящихся в течение всей
их жизни. «Для брата, а не для мужа шила сестра мокасины.
Для детей братьев и сестер изготовляла она люльки, а не для
детей своего мужа. Брат приносил скальпы матери и сестре, а
не жене» 18Э. Аналогичные институты, как мы видели выше,
имели место у матрилинейных кроу и хидатса. Все они
свидетельствуют о бытовании как у кроу и хидатса, так и у тетон-дакотов
в прошлом материнского рода как экономической единицы.
Многие черты терминологии родства дакотов сближают ее с
ирокезской, связь которой с родовой организацией как будто ни
у кого не вызывает сомнений. Характерно, что Р. Лоуи еще в
1919 г. также отметил, что дакотская система родства
«логически и фактически связана с системой ,сибов и отсутствует у пле-
™3 A. Skinner. A sketch of Eastern Dakota Ethnology. AA, vol. 21, N 2, 1919,
p. 164—174.
184 G. P. Murdock. North American Social organization. «Davidson Journal of
Anthropology». N 1, 1955, p. 4.
185 G. P. Murdock. Social structure..., p. 232.
186 G. P. Murdock. Ethnographic atlas, p. 110—113.
187 R. Hassrick. Teton Dakota kinship system. AA, vol. 46, N 3, 1944, p. 340.
i88 5. Oliver. Op. cit., p. 56.
189 R. Hassrick. The Sioux: life and customs of a Warrior Society. Norman, 1964,
p. 98, 118.
SOI

мен, не имеющих сибов. Я пришел к выводу, — писал он, — что>
сиб является предпосылкой развития системы дакотского
типа» 190. Все эти данные подтверждают мнение Л. Г. Моргана, что.
«гентилизм» у дакотов распался под влиянием кочевого быта в.
степях 1<л.
Черноногие. В полевом дневнике Л. Г. Моргана, ведшемся
во время его второго путешествия в степи (1860), записано, что
родов (называвшихся в то время Морганом «племенами») у
черноногих нет, но они как алгонкинское племя должны были
иметь их в прошлом 192. Однако в дневнике третьего путешествия
в 1861 г. появляются две записи о родовом делении черноногих.
В одной из них говорится о делении черноногих (вероятно, сик-
сиков.— Ю. А) на три экзогамных рода193. Во второй записи.
Л. Г. Морган приводит названия восьми родов пиеганов,
отмечая их экзогамность и патрилинейность счета
происхождения 194. В «Древнем обществе» Морган приводит названия пяти
матрилинейных родов кайнахов и восьми патрилинейных родов
пиеганов, отмечая в то же время, что «некоторые из
приведенных названий (пиеганов. — Ю. А.) скорее подходят к общинам,.
чем родам» 195.
Дж. Стюард и Ф. Эгган отмечают, что Л. Г. Морган
ошибочно за роды принял имевшие названия общины черноногих19<i.
Дж. Суантон и Дж. Мэрдок приписывали черноногим
исконность общины 197. По Мэрдоку, билатеральная общинная
организация черноногих не достигла уровня однолинеиности в счете
происхождения, а следовательно и родового устройства.
Подходя к этой проблеме с большим историзмом, Дж. Юверс
высказывает предположение, что в предшествующий
коневодству период пешей охоты основной социальной единицей у
черноногих была устойчивая экзогамная группа кровных
родственников, руководимая наиболее способным из взрослых мужчин 198.
Юверс подчеркивает равенство членов этой группы, отсутствие
в ней деления на бедных и богатых. Иными словами, он
подчеркивает именно то главное, что отличало род от кочевой общины.
В течение последующих десятилетий в процессе развития
коневодства и верховой охоты на бизонов складывалась кочевая о 6-
190 R. II. Lowle. Family and Sib. AA, vol. 21, N 1, 1919, p. 29.
191 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 90.
192 L. H. Morgan. The Indian Journals.., p. 98.
193 Ibid., p. 126.
194 Ibid., p. 129.
195 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 100—101.
196 /. Steward. The Blackfoot. United States Department of Interior. National
Park Service, 1934, p. 7; Цит. по: 5. Oliver. Ecology and cultural continuity..^
p. 20.
197 /. Swanton. Reconstruction of the theory of social organization.., p. 171;.
G. P. Murdoch. North American social organization, p. 3.
198 /. С Ewers. Op. cit, p. 316.
302

щина черионогих, приобретая черты «неустойчивой по своему
составу организации, состоящей из родственных и
неродственных семей, внутри которой браки были разрешены» 19°.
Прежний родовой принцип коллективизма и равенства в конный
период вытеснялся принципом экономического неравенства, и
главное отличие кочевой общины от рода заключалось в том, что
она объединяла экономически неравных людей.
Наиболее стойко следы прежней родовой организации
держались в характере личных имен черионогих и в самом
порядке наречения имени. Как и у других степных племен, следы
родового тотемизма у черионогих можно видеть в преобладании
у них личных мужских имен, указывающих на животных или
птиц. Эти имена были наследственны и передавались по
мужской линии, создавая генеалогическую цепочку родственников,
составлявших отцовский род. Древняя практика образования
имен по животным эпонимам нашла позднее свое проявление в
том, 'что в XVIII—XIX вв. стали появляться имена, связанные с
коневодством, такие, например, как Всадник на черном коне,
Быстроногий бизоний конь, Дневной наездник, Много белых
лошадей, Черная лошадь, Первый наездник и т. д. Но, как отмеча
ет Д. Юверс, подобного рода имена занимали незначительное
место в списках индейских имен. Анализируя, например,
список имен 80% мужского населения одной из резерваций
черионогих, подписавших в 1895 г. акт о «передаче» своих земель
правительству США, он устанавливает, что из 315 имен только
11 связаны с коневодством, 94 — указывают на птиц и
животных, в том числе 33-—на птиц, 22—на бизонов, 17 — на
медведя. «В среде чистокровных индейцев имена, указывающие на
диких зверей и птиц, — пишет Юверс, — продолжают преобладать
над именами по лошади до наших дней»200.
Важное значение для прослеживания былого социального
устройства черионогих, как и большинства степных племен,
имеют сообщения о бытовании у них сороральной полигамии,
левирата, полового гостеприимства как пережиточных форм
группового брака, существовавших в условиях дуалыюродовой
организации. В условиях степной экономики кочевников эти
институты приобретали, однако, новую сущность. Но представление
об экономической общности сородичей сказывалось, как
отмечалось выше, еще в конце XIX в. в дележе собственности
умершего индейца.
Команчи раньше других типично степных племен перешли к
образу жизни кочевых коневодов и верховых охотников на
бизонов. В начале XIX в. они описываются как воинственное
племя лихих наездников, одно из самых богатых табунами лоша-
199 Ibidem.
200 Ibid., p. 254—255.
S03

дсй 201. Не удивительно, что и в социальных институтах коман-
чей к этому времени произошли значительно большие
изменения, чем у перечисленных выше племен. Именно у них наиболее
отчетливо прослеживается развитие элементов полуфеодально-
патриархальных и раннерабовладельческих отношений.
Процесс распада родо-племенных отношений зашел у них
настолько далеко, что исследователи XX в. вообще отрицали
существование у них родо-племенной организации когда-либо
в прошлом. Современные исследователи команчей А. Хобель и
Э. Уаллас трактуют общество команчей с позиций якобы искони
присущего им индивидуализма и «атомизма», исключавшего
якобы самую возможность родовых отношений у них202. В этом
атомизме социальной жизни команчей они видят их древнюю
шошО'Нскую праоснову. Трактуя все племена шошонов как
представителей самой примитивной дородовой стадии общественного
развития, они основываются на материалах XIX в., когда в
социальной жизни этих племен произошли уже глубокие
трансформации под влиянием колонизации и 'развития коневодства.
А эти материалы, несомненно, говорят о том, что к началу XIX в.
у команчей уже сложилась большая патриархальная семья.
Э. Уаллас и А. Хобель трактуют ее как расширение малой
моногамной семьи, видя в последней древнюю праоснову социальной
организации всех якобы искони безродовых шошонских племен.
Однако материалы о комаичах, собранные знатоком истории
этого племени Дж. Гриннелем, содержат убедительные указания
на былые родовые деления племени203. Кочевая община
команчей удивительно стойко сохранила .многие черты рода и прежде
всего его тотемное название. Не случайно Морган в своем
полевом дневнике 1859 г. назвал кочевые общины команчей
«племенами». Он приводит такие названия «племен», как племя
Волка, Медведя, Бизона, Лося, Оленя, Кузнечика, Собаки и
Антилопы 20\ В «Древнем обществе» Морган перечисляет шесть из
этих названий, упуская названия Собаки и Бизона, и называет
«племена» команчей «гепсами» 205.
Материалы А. Хобеля и Э. Уалласа говорят о том, что
каждая община имела свои обряды и пляски, связанные с ее
эпонимом. Наиболее ярко они описаны авторами по общине
Антилопы 206.
Сохранение у 'команчей таких порожденных родовым строем
институтов, как авункулат, левират и сорорат, временная мат-
201 Этот образ команчей хорошо показан в кн.: Е. Wallace and A. Hoebel. The
Comanches: lords of the South Plains...
202 Ibidem.
203 G. B. Grinnell. Who were the Padoucas? AA, vol. 22, N 2, 1920, p. 260.
204 L. H. Morgan. The Indian Journals.., p. 63. Напомним, что, по признанию
Моргана в «Древнем обществе», в ранних работах «племенами» он называл
роды.
205 Л. Г. Морган. Древнее общество, стр. 105.
206 Е. Wallace, A. Hoebel. Op. cit., p. 27.
304

рилокальность браков внутри общины и предпочтительная
матрилокальность браков, заключенных вне общины,
пожизненная обязанность зятя снабжать родителей жены мясом,—
все это, бесспорно, говорит об их родовом 'прошлом, опровергая
утверждения об исконности патриархальной моногамной семьи.
*
Заканчивая краткий обзор следов древнего -родового
устройства у различных групп степных племен Северной Америки,
в заключение можно сказать, что у всех из них материнско-
родовые связи имели еще жизненное значение даже в середине
XIX в. Они сосуществовали и переплетались с развивавшимися
патриархальными нормами, соседскими связями и классовыми
отношениями, приобретая новое значение.
По существу здесь в форме родовых связей выступали уже
различные виды раннефеодальных отношений, и имущественная
верхушка племени, используя эту форму, стремилась к ее
консервации. Патриархальный род, описываемый у ряда степняков,
был по существу тем вторичного порядка коллективом
родственников, ведших свое происхождение от одного предка,
который в трудах М. О. Косвена получил название патронимии.
С. М. Абрамзон, анализируя аналогичные социальные единицы
у кочевых казахов и киргизов прошлого века, назвал их
«генеалогическим» родом. «Казахи и киргизы,— пишет С. М.
Абрамзон,— представляли себе свой род, вернее родословную, как
цепочку предков по мужской линии (ата) 207, начиная от близких
(«берки ата») и кончая отдаленными («арки ата»), во главе с
родоначальником («туп ата») 208. Ю. В. Бромлей подобного же
происхождения родственные коллективы предложил назвать
братствами209. Нам представляется, что последний термин в
наибольшей мере отражает сущность индейских «родов» XIX в.
Не случайно исследователи подчеркивают первостепенное
значение братских связей в обществе степных племен. Именно
братство было той формой, в которой реализовались родственные
связи индейцев. У дакотов, например, по словам Ф. Эггана,
«братья» образовывали наиболее крепкую социальную
группу210. О человеке без братьев говорили как о человеке
безродном. Причем понятие братства трактовалось довольно
расширительно. У всех племен в эту категорию объединялись и парал-
207 Характерно совпадение термина ата казахов и киргизов как обозначение
«отцов» с a h t а дакотов, тоже как обозначения «отцов».
208 С. М. Абрамзон. Формы родо-племенной организации у кочевников Средней
Азии. «Родовое общество». ТИЭ, 1951, стр. 138.
209 Ю. В. Бромлей. Становление феодализма в Хорватии. М., 1964, стр. 182—
183; он оке. Ф. Энгельс и проблемы архаической семейной общины.
«Проблемы этнографии и антропологии в свете научного наследства Ф.
Энгельса». М, 1972.
210 F. Eggan. Methods and Results, p. 94.
20 Ю. П. Аверкиева
305

лельные кузены, и побратимы, а иногда и братья матери.
Пиеганы к группе братьев относили не только кузенов, но и
боковых мужских родственников первого восходящего и первого
нисходящего поколений.
У всех племен отмечается практика многоженства, но чаще
всего в форме сороральной полигамии. Однако полигамия в
условиях матрилокальной большесемейной общины
принципиально отличалась от многоженства в патриархальной семье.
В первом случае она была пережиточной формой группового
брака, во втором — более поздней формой эксплуатации
женского труда в хозяйстве коневода и охотника. Наиболее
развитые формы она приобрела у команчей, черноногих и тетон-дако-
тов, но по этому пути шли уже и чейены и кроу вместе со
становлением у них патрилокалыюсти.
Характерно, что об экзогамии у степных племен пишут почти
все исследователи. Сторонники родового строя у этих племен
пишут об экзогамности их родов. Не всегда ясно, об экзогам-
пости каких социальных единиц пишут авторы — сторонники
безродового прошлого этих племен. Одно совершенно ясно, что
в тех и других случаях речь идет об экзогамии, качественно
отличной от подлинно родовой экзогамии, потому что сам «род»,
как отмечалось, был качественно иной социальной единицей,
чем первобытный род. Большое значение для понимания
различных форм экзогамии, существовавших на различных этапах
развития первобытнообщинной формации, имеет исследование
этого вопроса на среднеазиатском материале С. М. Абрамзопом*
«По крайней мере материалы казахской и киргизской
этнографии,— пишет С. М. Абрамзон,—говорят о том, что эта
«экзогамия» не носила характера родовой экзогамии, а скорее
может быть названа... «поколенной экзогамией»... Этот тип
экзогамии в каждом отдельном случае связан с тем или иным
генеалогическим преданием, цель которого — обосновать запрет
на вступление в брак потомков одного предка по мужской линии
в определенном поколении... Имеются все основания считать,—
заключает исследователь,— что «экзогамия» у казахов и
киргизов является социальной нормой, выработанной в условиях
развития патриархальной семьи и имевшей целью естественное
регулирование брачных отношений»211.
Именно такой характер, по нашему убеждению, носила
экзогамия степных племен Северной Америки в XIX в. Характерно-
в этом отношении, пожалуй, единственное в американской
этнографической литературе, уточнение экзогамной единицы тетонов,
данное в работе Р. Хассрика. «Браки в идеале экзогампы,—
писал он. —Люди, имевшие общего деда или бабку, не могли
вступать в брак»212. Фактически же речь у Хассарика идет об
211 С. М. Абрамзон. Указ. соч., стр. 140.
212 R. Hassrick. Teton Dakota Kinship.., p. 139.
306

экзогамности большесемейпой общины. Кочевая община у всех
племен не экзогамна.
Социальные последствия появления скотоводства в истории
человечества были глубоко проанализированы Ф. Энгельсом,
и его выводы, сделанные па основе изучения народов Старого
Света, вполне подтверждаются историей индейских племен
коневодов Северной Америки. «Стада,—писал Ф. Энгельс,—были
новыми средствами промысла; их первоначальное приручение,
а позднее уход за ними были делом мужчины. Поэтому скот
принадлежал ему; ему же принадлежали и полученные в обмен
на скот товары и рабы... Та самая причина, которая прежде
обеспечивала женщине ее господство в доме — ограничение ее
труда домашней работой,— эта же самая причина теперь
делала неизбежным господство мужчины в доме...»213. Именно вся
история индейцев XVIII—XIX вв. была историей
ниспровержения женского права и установления господства в доме
мужчины— пастуха, охотника и воина.
Становление патриархальной семьи и моногамии для
женщин определяло изменения в семейно-брачиых отношениях
степных племен на протяжении XVIII—XIX вв. Преодолевались и
видоизменялись различные формы группового брака, пережитки
которого отмечались путешественниками еще в начале XIX в.
в виде сороральной полигамии и сорората, общности жен
братьев и левирата. У всех племен братья мужа (родные и
классификационные) считались потенциальными мужьями его жен,
а жены братьев и сестры этих жен—-потенциальными женами
мужчин и добрачные и внебрачные связи между этими
категориями лиц в той или иной форме имели место. Наиболее стойко
эти обычаи держались у полуоседлых хидатса, арикара и
майданов, но даже у патриархальных команчей идея общности жен
братьев была настолько еще сильна в XIX в., что любовника
жены называли «братом» ее мужа214. В обрядах промыслового
культа у многих племен, связанных с почитанием бизона,
зафиксировано бытование оргаистических элементов. При
совершении этих обрядов допускалось общение между широким
кругом лиц двух взаимобрачующихся племенных групп.
В то же время сказывалась уже власть мужа. Он имел право
одолжить свою жену брату, другу, гостю, «посвятить ее черепу
бизона». Последнее означало, что жена охотника должна была в
течение нескольких дней обряда почитания бизона
сожительствовать с руководителями обряда. Хидатса мог свою неугодную
жену отдать воинам, объединенным в военном союзе «хсфасука»
на время их празднеств, после окончания которых женщина
могла вернуться лишь в дом своих родителей 215.
213 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 162.
214 Е. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 139.
215 A. Skinner. Ponka societies and dances. APAMNII, vol. XI, pt 9, 1915, p. 784—
785; /. Howard. The Ponka.., p. 83.
307
20*

Древние обычаи полового гостеприимства индейцы нередко
использовали в XIX в. для прикрытия практики
проституирования своих жен среди белых. В то же время любовная связь
женщины по ее собственному влечению считалась изменой
супружеской верности и жестоко наказывалась. Широко в степях было
распространено наказание неверных жен путем отрезания
кончика их носа. Например, путешественник Максимилиан216 сообщал,
что в 1883 г. в одном из стойбищ черноиогих он видел много
женщин с отрезанными носами. У команчей муж мог убить жену,
отрезать ей нос, поджечь ей пятки, подвергнуть любым пыткам,
чтобы узнать имя ее любовника 217. От любовника же
требовалось вознаграждение лошадьми за поруганную честь мужа.
У всех племен существовал обычай публичного испытания
верности жен и восхваления верных своим мужьям жен. Он
приурочивался к какому-либо обряду. У команчей верность жен
испытывалась во время праздника окончания охоты и
обрядового поедания бизоньих языков мужчинами общины. У кроу и
чейенов он приурочивался к пляске солнца.
У тетонов был обряд всенародного восхваления пожилых
женщин, проживших свою жизнь в супружеской верности.
Неверных жен подвергали всеобщему осмеянию, мужья жестоко
их наказывали.
Путем жестокости и насилия над женщинами насаждалась
в индейской семье моногамия. Но это была моногамия
патриархальной семьи, при которой супружеской верности требовали
лишь от жен, а мужья сохраняли право на многоженство и
сожительство с пленницами.
Несмотря на экономическую важность женского труда в
кочевом хозяйстве, он носил характер подсобного труда. Главное
значение имел труд коневода и охотника-воина. И это
определяло зависимое положение женщины в семье. Э. Уаллас и А. Хо-
бель сравнивают положение женщины в команчском обществе
с положением рабочего скота 218.
О неравноправии дакотских женщин писал художник
Кэтлин, оставивший замечательную коллекцию портретов вождей
степных племен. Решение художника нарисовать портрет
индейской женщины вызвало протест вождей и воинов, которые
заявили ему, что если он будет рисовать женщину, то они требуют
уничтожения почти закопченных их портретов, потому что
женщины не могут удостаиваться той же чести, что мужчины,
«ибо ни одна женщина не сняла ни одного скальпа и не сделала
ничего лучшего, как разводить костер и чистить кожи»219.
Из этого заявления очевидно, что на женские работы индейский
пастух и воин смотрели с презрением, подобно ирокезу, считав-
216 М. A. PL Wied-Neuwied. Reise.., Bd. 1, S. 572.
*17 Е. Wallas and A. Hoebel. Op. cit., p. 225, 234.
218 Ibid., p. 234.
819 G. Catlin. Letters and notes.., vol. 1, p. 226—227.
308

шему земледельческие работы для себя унизительными, уделом
женщин.
Таким образом, у всех степных племен Северной Америки
в XVIII—XIX вв. под влиянием коневодства и верховой охоты
шел процесс развития соседских связей, формирования
соседской кочевой общины и патриархальной большой семьи как
основной экономической ячейки общества.
ВОЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ
Закономерности переходного этапа от доклассового родового
общества к классовому, убедительно прослеженные Ф.
Энгельсом на материалах истории пастушеских племен Старого Света,
действовали, хотя и значительно позднее, но с той же
неизбежностью и у пастушеских народов на американском материке.
Характеристика Ф. Энгельсом состояния общества на этом
этапе как военной демократии220 прекрасно применима к
обществу степных племен Северной Америки XVIII—XIX вв.
Войны. В индейском обществе того периода еще
существовали обе отмеченные Ф. Энгельсом формы войны:
общеплеменные войны с целью мести за смерть соплеменника или захвата
пастбищ и частные походы с целью грабежа. Характерно, что
сами индейцы различали эти два типа войн221 и кайова,
например, обозначали их разными терминами222.
Первая форма войн отличалась от .грабительских набегов
тактикой, вооружением воинов и сложной обрядностью, которой
обставлялись подготовка воинов к походу и их возвращение.
Военные походы с целью мести, получившие название «походов
за скальпами», предпринимались большими (от 100 до 1000
человек) отрядами конных воинов и носили чаще всего
общеплеменной характер. Иногда эти отряды 'Состояли из воинов
союзных племен. Предводителями их были выдающиеся
военачальники, иногда верховные вожди племен.
Степные племена Северной Америки выработали в общем
сходные приемы ведения войны, которые американский историк
У. Уошборн сравнивает с «партизанской» тактикой войны.
Индейцы вели свои военные действия небольшими, очень
'подвижными, стремительно и внезапно нападающими на врага
отрядами. Легковооруженная и маневренная индейская
конница представляла собой опасного врага для европейцев. В
начале колонизации «европейцы,— по словам У.
Уошборна,—вынуждены были изменить свои методы войны с индейцами как
в отношении тактики, так и вооружения... Большие построения
220 К- Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 164.
221 См.: Jb Lome.'The/Crow.., p. 220; С. Ewers. Op. eft., p. 19,4.
222 B. Mlshkin. Op. cit., p. 28.
309

войска уступили место группировке солдат в небольшие отряды
с максимумом возможности к разведке и действию» 223.
Вооружение воинов, составлявших отряды общеплеменного
войска, отличалось от вооружения участников грабительских
походов. Еще в начале XIX в. оно состояло у многих племен из
лука, тяжелого копья, палицы и кинжала. Наряду с этим
упоминаются индейцы, вооруженные дробовиками, но для конного
воина они были менее удобны, так как* трудно заряжались.
Даже получив более совершенные ружья, индейские воины
долго сохраняли еще в своем оснащении луки и стрелы.
Ранние путешественники в американские степи описывают
индейских воинов одетыми в кожаные панцири в виде безрука-
вых рубах до колена, изготовленных из трех, шести, восьми
слоев кожи, отмечая их непроницаемость для стрел224.
Характерно, что солдаты экспедиции Коронадо, как отмечает историк
этой экспедиции Айтон, сменили свои металлические панцири
на индейские кожаные, так как они были удобнее испанских и
защищали от индейских стрел 225. По мнению Дж. Юверса, эти
панцири были оставлены индейцами к концу XVIII в., так как
они не защищали от пуль и от стрел с железными наконечниками.
Воины племен юга степей (вичита, команчи, апачи)
изобрели также средство защиты своих боевых коней в виде панциря
из нескольких слоев кожи, смазанного сверху слоем песка,
смешанного с клеем 22G. Они также вышли из употребления вместе
с панцирями воинов.
Высоко ценились индейскими воинами щиты как средство
личной защиты. Они были круглой формы и изготовлялись из
дубленой кожи с шеи бизона. Упругость и твердость ей
придавали путем пропитки кожи клеем, вываривавшимся из копыт и
суставов бизона. Щиты покрывали магическими рисунками и
оторачивали перьями орла. Перед боем щит освящался
шаманом и, поскольку это стоило лошади, бедные воины не всегда
имели щит, заменяя его в несколько слоев сложенной шкурой
6w 227
изона, перекинутой через левое плечо .
Разрабатывались также способы коллективной защиты
стойбища и главным образом табунов. На ночь лошадей
загоняли в центр лагерного кольца, угоняли в укрытые места или
сооружали коррали, около которых выставляли охрану.
Стойбище охраняли собаки.
В общем же стойбище кочевников охранялось слабо и это
объяснялось тем, что они вели по преимуществу наступательные
223 W. Е. Washburn. The Indian and the White man. «Documents in American
Civilization series». New York, 1964, p. 220.
224 /. С Ewers. Op. cit, p. 203—205.
225 A. S. Aiton. Coronados muster roll. «American Historical Review», vol. 44,
N 3, 1933, p. 558—559.
226 /. С Ewers. Op. cit., p. 203, 205.
227 Ibid., p. 208.
310

войны. Полуоседлым же земледельцам — верховым охотникам
степных окраин — чаще приходилось вести оборонительные
войны и развивать тактику этих войн. Омаха, например, достигли
значительных успехов в развитии системы оборонительных войн,
имевших свою обрядность, отличную от обрядности
наступательной войны228.
Значительного 'Совершенства достигла у этих племен
техника сооружения брустверов и укрепленных селений. Например,
деревни манданов описываются обнесенными палисадом, вокруг
которого вырывался ров229.
Кэтлин писал, что деревни манданов «удачно расположены
для обороны». Главная их деревня располагалась на высоком
мысу, и укрепить ее нужно было только со стороны суши.
Укрепление состояло из высокого в 5—6 ,м палисада из бревен
диаметром около 30 см, врытых в землю на таком расстоянии одно
от другого, чтобы проходило дуло ружья. Вдоль палисада
внутри укрепления вырывался ров в 1 —1,5 м глубиной для укрытия
воинов, где они заряжали свои ружья230. Этот же автор
сообщает о деревне арикара, состоявшей из 150 жилищ и также
окруженной палисадом в 3—4 м высотой231.
В отличие от войн с целью мести набеги с целью угона
лошадей в XIX в. стали в индейском обществе повседневным
явлением как способ обогащения. Они действительно
превратились в разновидность промыслового труда. Дж. Гриниель
буквально повторяет характеристику Энгельса этих войн как
промысла, когда пишет, что у чейенов было много «храбрых и
удачливых воинов, которые... занимались войной .как
ремеслом— ради прибыли»232.
Эти набеги, как правило, предпринимались небольшими
отрядами (10—12 человек), формировались они в рамках общины,
на началах личной инициативы того или иного опытного воина.
Такой отряд мог угнать 40—50 лошадей. Характерно, что у
большинства племен в отличие от войн первого типа воины шли
в поход пешком, беря с собой сверток с запасом мокасин,
который иногда несли собаки233. Возвращались же они из набега
на угнанных лошадях. Только с середины XIX в.
распространились конные набеги. Одеты воины бывали в повседневную
одежду и вооружались они луком или ружьем и тесаком. Каждый
воин имел лассо. В этих набегах нередко принимали участие
и прославлялись женщины. Одна из них стала героиней книги
У. Шультца «Бегущий Орел, девушка-воин». Известны
женщины-воины кроу.
228 В. Mishkin. Op. cit., p. 2.
229 A. W. Bowers. The Mandan.., p. 16.
230 G. Catlin. Op. cit., vol. 1, p. 114.
231 Ibid., p. 204.
232 G. B. Grinnell. Op. cit., vol. II, p. 2.
233 /. С Ewers. Op. cit., p. 182.
311

Военные столкновения и угон лошадей были нормальным
состоянием индейского общества в американских степях почти
до середины XIX в. По-видимому, мы имеем здесь пример
общества на той стадии его развития, на которой военное дело,
завоевание по-существу относились к экономическим условиям
существования этого общества234. Благодаря этому само
общество приобрело характер военизированного общества.
Индейские кочевники были в постоянной готовности с оружием в
руках защищать свои табуны и земли или отправиться в поход
с целью захвата чужих лошадей.
Все мужчины племени были воинами. Не случайно
европейские колонизаторы степей численность индейских племен
определяли по количеству воинов в каждом племени. Война у
американских кочевников считалась самым почетным занятием у
мужчин, а воинская храбрость — их высшей добродетелью.
Грабительские войны увеличивали богатства и усиливали
роль в общественной жизни племени военачальников и воинов.
Военные успехи индейца были одним из важнейших факторов,
определявших его положение и влияние в обществе, ибо от них
зависело и его богатство. Этим объяснялась и та детализация,
и скрупулезность, с которой велся в каждом племени
публичный учет воинских подвигов индейца. В степях сложилась в
общем сходная система градации четырех главных подвигов
воинов, дававших им основу для притязаний на занятие постов
военачальников235.
Характерно, что у всех племен наиболее ценилась храбрость,
проявленная в рукопашном бою236. У кроу, например, самым
высоким подвигом считалось прикосновение к врагу,
независимо от того, приносило это ему смерть или нет. Черноиогие же
различали и более высоко оценивали прикосновение к живому
врагу, чем к уже падшему. Прикосновение к мертвому врагу и
снятие его скальпа считались подвигом третьестепенного
значения в их четырехступенной системе. Захват оружия врага чер-
ноногие ставили на первое место, тогда как у кроу это считалось
вторым подвигом. По-разному оценивался угон лошадей. У кроу
третьим по значению подвигом считался угон привязанных к*
палаткам врага лошадей, тогда как у черноногих этот подвиг
ставился на четвертое место, у тетон-дакотов же — на первое.
На четвертое место у кроу ставились заслуги воина как
военачальника— организатора походов.
Однако, уделив большое внимание изучению системы оценок
воинских подвигов у разных племен американских степей,
исследователи, как нам представляется, переоценивали значение
234 К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству. М.,
1940, стр. 8.
235 См.: R. Lowie. Op. cit., p. 216—219; /. С. Ewers. Op. cit., p. 212—213;
E. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 246.
236 R. F. Kurz. Journal of Rudolf Friederich Kurz. Bull. BAE, N 115, 1937, p. 350.
312

воинских заслуг как основы социальной дифференциации.
Многие авторы этих исследований видели главный мотив индейских
войн в погоне за славой. Например, по мнению Р. Лоуи, у кроу
«страсть к славе была целью всех войн»237. Признавая, что
имел значение и захват лошадей, исследователь в то же время
подчеркивал, что «утилитарные мотивы не были
доминирующими» 238.
В отношении команчей, одного из самых богатых лошадьми
племени, Э. Уаллас и А. Хобель также писали, что военные
заслуги были у них основой общественного положения239. Однако
за последние годы многие из этнографов США подвергли
критическому пересмотру эту идеалистическую -по сути оценку
значения войн в индейском обществе. Экономические причины
индейских войн были убедительно вскрыты уже в работе Б.
Мишкина, писавшего, что до этого ранг и война рассматривались в
отрыве от социально-экономического их содержания, без
должного учета значения лошадей в жизни индейцев. «...Путаница
в анализе природы войн в степях,— писал он,— происходит
главным образом вследствие смешения трех различных
факторов: причин войн, форм войны и личных мотивов воина»240.
У. Ныокомб в своем интересном анализе природы войн
отмечал, что в работах американских этнографов «преувеличена и
неправильно истолкована развлекательная сторона войн»241.
Дж. Юверс в своем исследовании убедительно показал, что в
военных набегах индейцев «доминировал экономический мотив...
Нужда, а не слава была главным стимулом, заставлявшим
большинство молодых людей участвовать в трудном и опасном деле
набега. Богатые составляли незначительное меньшинство в
отрядах. Это были обычно люди средних лет, которые
преуспевали в разведении лошадей... В то же время очень мало молодых
людей не испытывало нужды в большем количестве лошадей,
чем имели их семьи, в связи с женитьбой и содержанием семьи;
сыновья бедняков, превышавшие численно сыновей богачей, были
обычно наиболее активными и закоренелыми похитителями
лошадей»242.
Военная организация степных племен в XVIII и еще XIX в.
носила архаическую форму системы мужских союзов,
организованных у большинства племен по возрастному принципу.
Все мужское население племени делилось на несколько
мужских союзов, называемых в литературе мужскими «клубами»,.
237 R. Lowie. Op. cit., p. 219.
238 Ibid., p. 228.
239 E. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 245.
240 B. Mishkln. Op. cit., p. 59.
241 W. W. Newcomb. A reaxamination of the causes of Plains Indians warfare.
AA, vol. 52, N 3, 1950, p. 329; F. R. Secoy. Changing military patterns on the
Great Plains. AES Mon., N 21, 1953.
242 /. С Ewers. Op. cit., p. 311.
313

«обществами», «военными союзами». Об архаических корнях
этих союзов говорило прежде всего то, что у большинства
племен они носили названия по животным. Например, общества
тетонов носили названия Бизона, Оленя, Барсука, Белой
лошади, Лисицы, Ворона243. У кроу в 1833 г. были зафиксированы
•общества Бизонов, Лисиц, Воронов, Щенков, Собак, Кистеня,
Каменного топора, Полубритых голов244. У пиеганов
насчитывалось 10 мужских обществ: Голуби, Москиты, Храбрецы,
Храбрые собаки, Персднехвостые (носят спереди хвосты
бизонов), Вороны, Собаки, Лисята, Быки, Хватающие245. Интересно
наблюдение Р. Курца, что военные общества индейцев никогда
не носили названий «священных животных, мясо которых они
не едят, шкуры которых не обрабатывают для продажи. Такие
птицы и животные неидентичны в разных племенах»246. Видимо,
речь идет о тотемных животных, которые не использовались в
качестве эпонимов мужских военных союзов.
Каждое общество имело свои зна.ки отличия,
изображавшиеся членами общества на одежде, обуви, лице, теле, в форме
прически и головного убора. Каждое общество имело свое
знамя. Например, эмблемой общества Кистеня у кроу была дубина,
на утолщенном конце которой была вырезана голова лошади
с бубенцами на шее. Обряды и пляски также отличали одно
общество от другого. И все эти различия в той или иной форме
связывались с эпонимами мужских союзов.
Очевидно, что эти особенности мужских обществ носили псе-
вдототемический характер и могут быть поняты как пережитки
родового тотемизма, приспособленного к совершенно отличной
от родовой форме организации. Мужские союзы, объединяя
членов различных кочевых общин, носили общеплеменной
характер, и функции их и обрядовая жизнь проявлялись главным
образом во время летних общеплеменных сборов.
Число членов каждого общества варьировало от 30 до
100 человек и более. Принадлежность к некоторым обществам
у дакотов, по данным Денсмор, некогда определялась видением,
явившимся индейцам во время их поста и молитв о
сверхъестественном покровительстве, «теперь же они открыты для
отличившихся на войне людей»247. У кроу же, по сведениям Р. Лоуи248,
принадлежность к тому или иному мужскому обществу
определялась часто родством. Индеец становился членом того общества,
в котором состояли братья его матери и его братья. Нередко
отец завещал сыну свое место в обществе. Иногда право вступ-
243 F. Densmore. Telon Sioux music. Bull. BAE, N 13, 1918, p. 284—285.
244 R. Lowie. Op. cit., p. XIV.
245 C. Wissler. Societies and dance associations of the Blackfoot Indians,
p. 366, 369.
246 R. F. Kurz. Op. cit., p. 182.
247 F. Densmore. Teton Sioux music, p. 284.
248 R. Lowie. Op. cit., p. 172.
314

плсния в мужское общество воин кроу приобретал путем
обрядовой проституции своей жены среди членов общества24э.
Нередко инициатива в замещении вакантных мест исходила от
членов общества, подносивших подарки человеку, которого они
хотели бы видеть в своих рядах.
У ряда племен существовал вступительный взнос. У кайо-
ва, черноногих, ара-пахо люди разного достатка платили
дифференцированный вступительный взнос, но в зависимости от
этого различна была и их роль внутри союза. Люди,
достигавшие самого высокого положения в союзе, располагали
значительными средствами.
Очевидно, что и в критериях формирования мужских
обществ архаические элементы (наследование права на членство
по материнской линии) сосуществуют с такими более поздними
порядками, как наследование и о линии отца через завещание;
приобретение права вступления через индивидуальный поиск
сверхъестественного указания; покупка права вступления в
общество.
Военные общества были своеобразными школами воинов.
По существу этому и была подчинена деятельность обществ в
мирное время, тренировавших и закалявших своих членов в
состязаниях, играх, скачках, плясках. В плясках, в частности,
отрабатывалась согласованность движений, необходимая
воинам на поле боя. Характерна, например, пляска «не бегущих
на врага» у кроу, в которой отрабатывалась согласованность
движений у юношей, не вступивших еще на тропу войны. При
этом соблюдалась строжайшая дисциплина. Воинов приучали к
спартанскому образу жизни. В рамках этих же обществ велось
и идеологическое воспитание воинов, закалялся их боевой дух
путем рассказов о славных подвигах их соплеменников, путем
обрядов, посвященных покровителям обществ. Воинам
внушалось, что умереть на поле боя почетнее, чем дожить до старости.
Интересные данные о структуре военных обществ в орде Ог-
лала тстон-дакотов приведены К. Усслером. Он сообщал,
например, что общество Лисят состояло: из 2 руководителей, 2
хранителей священных трубок, 4 копьеносцев, 2 кнутоносцев, 2 своего
рода «кравчих», 1 глашатая, 8 певцов, 1 барабанщика и 30—
40 рядовых членов. Копьеносцы шли всегда впереди отряда и
никогда не отступали. Кнутоыосцы следили за дисциплиной
членов общества и наказывали виновных. «Кравчие» заготовляли
пищу для пиров общества и распределяли ее. Один из них
считался слугой руководителей общества и подносил им пищу250.
Сходной в основном была и структура общества Ворон: в нем
также было 2 руководителя, 2 хранителя священных трубок,
249 Ibidem.
250 q wissler. Societies and dance associations in the Oglala division of the
Teton-Dakota. APAMNH, vol. XI, pt 1, 1912, p. 14—16.
315

но в этом обществе были еще 2 хранителя шкурок вороны?
2 копьеносца, вооруженных короткими копьями, и 4 —
длинными; 2 трещоточника, 4 барабанщика, 1 глашатай251.
По своим основным функциям каждый мужской союз
представлял собой военную единицу общеплеменной военной
организации. Совокупность этих союзов и образовывала военную
организацию племени. Р. Лоуи общеплеменную систему
мужских союзов кроу назвал «единым орденом»252. У черноногихвея
серия возрастных мужских союзов в целом образовывала
военную организацию племени и обозначалась термином «все
друзья» 253. Характерно совпадение значения этого названия со
старорусским термином «дружина».
В войнах племенного значения каждое мужское общество
выступало как отдельный отряд воинов, одетых в регалии
своего общества и имевших своих знаменосцев.
Внутри военной организации каждого степного племени
существовала иерархическая градация военных обществ, но она
не была твердо закрепленной. Поэтому каждое общество
стремилось занять первое место, соревнуясь с другими в удали и
храбрости.
В походах каждое общество стремилось первым напасть па
врага. В мирное время они состязались в скачках, играх, в
своеобразном обычае похищения жен членов другого и главным
образом соперничающего общества. Обычно отношения
постоянного соперничества устанавливались между двумя
определенными обществами. Например, у кроу соперничали и
похищали жен друг у друга общества Лисиц и Кистеней, которые
около 1870 г. были самыми выдающимися обществами кроу"4.
У чейенов влиятельным в 1840-х годах было общество Собак255.
Сведения А. Хобеля о существовании у команчей своего рода
военных орденов свидетельствуют о наличии у них постоянного
военного контингента. Он состоял из четырех групп
профессиональных воинов.
«Коронованные военачальники, носящие короны из перьев
орла,— пишет А. Хобель,— составляли высший слой военной
элиты команчей, обозначавшейся специальными термином тэк-
пиуатг»256. С ношением короны как знака высших воинских
отличий были связаны, по словам А. Хобеля, «большой почет,
привилегии, обязанности и опасности»257. Свой головной убор
251 С. Wissler. Societies and dance associations in the Oglala division of the
Teton-Dakota, p. 23.
252 R. H. Lowie. The origin of the State. New York, 1927, p. 95.
253 С Wissler. Societies and dance associations of the Blackfoot Indians, p. 365—
366.
254 R. H. Lowie. Op. cit., p. 172.
255 /. Jablow. Op. cit., p. 87.
256 A. Iloebel. The political organization and law—ways of the Comanche Indians,
p. 35.
257 Ibid., p. 26.
316

€ни должны были защищать ценой жизни. Он не только не
должен был попасть в руки врагов, но и просто упасть с головы
военачальника. Воины должны были защищать грудью своих
военачальников и их короны. Отступление перед врагом,
большие потери воинов навсегда лишали человека права носить
военную корону и пользоваться всеми связанными с этим почестями.
За ним закреплялась оскорбительная кличка «старшая
сестра»258.
За «носящими короны» шла вторая группа военачальников
меньшего значения. Знаком их отличия служила шапка из
бизоньего скальпа.
В третьем «ордене» объединялись воины, «носящие кисточки
из вороньих перьев». Это были команчи, посвятившие себя войне
как постоянной профессии; знаком их отличия были
прикрепленные к плечу и волосам кисти из вороньих перьев. Они всегда
были в походах. Об одном воине из этой группы говорится, что
он ушел в поход молодым человеком и возвратился уже
пожилым. В этот орден вступала не имевшая семьи и стремившаяся
прославить себя молодежь. И, если воин оставался жив, он имел
право в пожилом возрасте совершить обряд «снятия кисточки» и
заняться мирными делами, пользуясь достигнутой славой.
Четвертая группа — «воины большой лошади» — состояла
из людей незнатных, но стремившихся к богатству и отличиям.
Знаком их отличия был длинный пояс259. Эти материалы
определенно говорят о выделении в команчском обществе иерархически
организованного военного сословия и развитии системы знаков
отличия.
Древние корни системы мужских военных союзов как
наиболее ранней формы военной организации в истории
человечества надо искать, несомненно, в половозрастных делениях
родового общества. В этом убеждает нас и возрастной характер
мужских обществ у многих племен. После переселения в степи и
перехода к номадизму с сопутствующей ему военизацией
общества древние мужские союзы претерпели коренные изменения,
превращаясь постепенно в военные единицы племени, а затем в
военные дружины выдающихся военачальников.
Описанию мужских союзов степных племен посвящена уже
значительная литература 260. Однако основное внимание
исследователей привлекала обрядовая сторона в деятельности этих
союзов. Многие из американских этнографов, подчеркивая огромное
значение мужских союзов в социальной жизни степных племен,
пытались усмотреть в них древнейшую альтернативу родовой
258 Ibidem.
259 Ibid., p. 26—33.
260 R. H. Lowie. Plains Indian age societies. APAMNH, vol. XI, pt 13, 1916;
C. Wissler. Societies and dance associations of the Blackfoot Indians..;
С Wissler. Societies and ceremonial associations in the Oglala division of the
Teton Dakota.
317

организации, якобы опровергающую утверждение Л. Г. Моргана,,
что родовая организация является древнейшей формой
общественного устройства североамериканских индейцев. Однако
накопленные американской этнографией богатые материалы о
мужских обществах у степных племен, бесспорно свидетельствуя
о важнейшем значении их в жизни этих племен, в то же время
убеждают нас в том, что эти общества не были альтернативой
родового строя, а представляли собой более высокую и более
позднюю, выросшую из родового строя форму общественной
организации. Развитие ее на последних этапах истории степных
племен было, несомненно, связано с развитием военной
демократии. Аналогичная эволюция архаических мужских обществ у
народов Средней Азии прослеживается в исследованиях
С. П. Толстова и Г. П. Снесарева261.
Как показывает история этих обществ, они сыграли роль
могильщиков родового строя, превращаясь в органы власти
имущей родо-племенной верхушки.
В отличие от степных кочевников у полуоседлых племен
низовий Миссури военная структура приспосабливалась к
сохранившейся у них «родовой» структуре.
Военные функции у них выполняли определенные роды.
У омаха, например, род Оленя руководил военными делами
племени, хотя в войнах участвовали и члены других родов.
У канза два рода составляли военную фратрию племени, хотя
не все воины обязательно были членами этих двух родов. У осед-
жей в летнем кольцевом лагере «все роды по правой стороне
были военными родами, но первые два от входа выполняли
функцию полицейских или солдат»262. Дорсей различает три
группы воинов у этих племен: 1) воины — члены военных родов,,
представляющие, видимо, регулярное войско племени; 2)
воины— члены двух военных родов, но исполняющие специальные
функции «полицейских», т. е. функции органа управления
племенной верхушки; 3) воины-ополченцы, принимающие участие
в войнах, не будучи членами военных родов. У полуоседлых же
племен верховий р. Миссури (майданов, арикара, хидатса)
существовали возрастные мужские общества как единицы их
военной системы263.
У всех племен степной зоны Северной Америки, как кочевых,,
так и полуоседлых, но особенно у первых, культ войны
пронизывал все стороны их жизни; он нашел свое яркое
отражение во всех сферах идеологии индейцев: в их мировоззрении,,
261 С. П. Толстое. Древний Хорезм. Опыт историко-археологического
исследования. М., 1948; Г. П. Снесарев. О реликтах мужских союзов в истории
народов Средней Азии—«Труды МКЛЭН», т. 4. М., 1967, 291—296.
262 /. О. Dorsey. Siouan sociology, p. 214.
203 A. W. Bowers. Mandan social and ceremonial arganization..; он же. Hidatsa
social and ceremonial organization..; P. Holder. Social stratification among;
the Aricara. «Ethnohistory», vol. 5, N 3. Bloomington, 1958.
318

фольклоре, общественном сознании, религиозных
представлениях и обрядности. Трубка мира и войны, щит, меч и лук
превратились в предметы военного культа. Широко распространены
были гадания об удаче в предстоящем походе. Индейцы верили,,
что каждый военный успех одержан благодаря
сверхъестественному покровительству. «Военные успехи,— пишет Лоуи,— стали
главным содержанием их молитв»264.
Племенная организация. Походы с целью грабежа, война как
источник обогащения укрепляли положение племенной верхушки
и способствовали развитию политической организации в форме
военной демократии. Сохранившиеся институты родового
общества у этих племен приобретали новые качества. Сама
племенная организация в отличие от ее сущности в родовом обществе
превращалась у них в форму политической организации военно-
демократического типа.
Несмотря на своеобразие военно-демократической
организации у каждого племени, основные ее звенья — верховный
вождь племени, военачальник, совет племени и военная
организация— были представлены всюду.
Племенной совет всюду состоял из наиболее влиятельной
племенной верхушки — из глав кочевых общин и выдающихся
воинов племени. В совет входили также жрецы и шаманы.
Племенной совет возглавлял глава самой сильной и влиятельной
кочевой общины. Племенной совет нес функции законодательного
органа, делавшего попытки кодификации норм обычного права.
Он ограничивал власть верховного вождя и военачальника.
Задачи, подлежавшие обсуждению на совете племени, были
многообразны и затрагивали все стороны жизни племени.
Американские исследователи, много писавшие о значении племенных
советов, неизменно в качестве главных его задач отмечали:
решение вопросов мира и войны, назначение военачальника и
воинов — блюстителей порядка в общеплеменном стойбище,
определение мест кочевий племени и времени общей охоты на
бизонов, организация этой охоты.
Двойственность верховной власти как характерная черта
военно-демократического строя вообще имела место у всех племен
американских степей. Военачальник в каждом племени ведал
делами войны и предводительствовал в походах. Верховный
вождь, за которым закреплялось название «мирного» вождя,
ведал всеми гражданскими делами племени. Должность
последнего была у большинства племен семейно-паследственной,
тогда как пост военачальника зависел от личных успехов воина.
Однако множество факторов говорит о развивавшейся в
индейском обществе тенденции к слиянию функций мирного вождя
и военачальника в лице одного выдающегося военачальника.
264 R. //. Lowie. The Crow Indians.., p. 215.
319

Она особенно усилилась в середине XIX в., когда индейские
племена вынуждены были вести непрерывные войны с войсками
колонизаторов. У кочевников процесс выделения военной элиты и
укрепления ее значения в общественной жизни шел быстрее,
чем у полуоседлых племен.
Политическая структура всех этих племен начиналась с
кочевой общины как ее основной ячейки. Старейшина самой
влиятельной кочевой общины признавался племенным вождем, а
самый прославленный воин — военачальником племени.
Старейшины и военачальники .кочевых общин составляли совет племени.
Типична в этом отношении племенная организация чейенов,
племенной совет которых состоял из 44 человек, избиравшихся
на 10 лет. От каждой из 10 кочевых общин в совет входили по
четыре представителя, избиравшихся из глав больших семей.
Из них четыре человека были главными правителями племени,
и должности их были пожизненными и наследственными в том
смысле, что каждый вождь мог назначать себе воспреемника.
Но, чтобы занять этот пост, избранному мало хорошего
происхождения. Последнее должно было подкрепляться заслугами и
щедрыми раздачами богатств. Помимо этого, членами совета
считались руководители главных военных обществ и пять
жрецов.
У черноногих, как пишет Дж. Юверс, каждое из трех племен
имело наследственного (в определенной семье) вождя и
ненаследственного военачальника. «Позднее функции обоих имели
тенденцию к слиянию в одном лице»265. На племенные советы
вождь созывал не только старейшин общин, но и руководителей
военных обществ. О союзе выдающихся военных обществ чер-
ноногих, обозначавшемся термином «все друзья», Э. Куртис
писал, что это был «доминирующий фактор в племенной
организации, и власть верховного вождя зависела главным образом от
его сотрудничества с этим союзом»266. Позднее Дж. Гринель
и К. Уисслер подчеркивали огромную роль 'военных обществ в
племенном управлении черноногих267.
У кайова место племенного вождя было закреплено в одной
из кочевых общин, которая занимала центральное место в
летнем кольцевом лагере племени. Их племенной совет состоял из
племенного вождя, глав .кочевых общин и военачальников.
Исполнительная власть была в руках особой группы воинов268.
Хотя в этнографических описаниях этих племен обычно
подчеркивается, что племенное управление было в руках наслед-
265 /. С. Ewers. Op. cit., p. 248.
26в E. S. Curtis. The North American Indian. Цит. по: С Wissler. Societies and
dance associations of the Blackfoot Indians, p. 18.
267 G. B. Grinnell. Blackfoot Lodge Tales. New York, 1892, p. 219; С Wissler.
The Social life of the Blackfoot Indians, p. 25.
268 /. Mooney. The Calendar history of the Kiowa Indians.., p. 233.
320

Вождь дакотов
21 Ю. П. Лверкиева

ственных «мирных» вождей и что они назначали
военачальников племени и общины, однако наряду с этим авторы этих же
описаний отмечают, что военачальники являются не только
постоянными членами племенных и общинных советов, но
нередко занимают пост верховного вождя племени. Наибольших
успехов в этом отношении добились, по-видимому, военачальники
кроу. Лучший знаток этнографии этого племени Р. Лоуи,
говоря, что племенной совет кроу состоял из «лучших» людей, в то
же время называл этих людей «военной аристократией»,
достигшей почести путем свершения четырех подвигов, считавшихся в
племени главными2G<J.
Большие кочевые общины команчей и тетон-дакотов были
самостоятельными политическими единицами круглый год.
По численности населения эти кочевые общины соответствовали
племенам кроу, чейенов и др. Например, команчская община
Антилопы насчитывала в 1867 г. около 2 тыс. человек, а в
табунах ее паслось около 15 тыс. лошадей и 300—400 мулов270.
'К таким кочевым общинам справедливо было бы применить
термин орда в том значении, в котором он употребляется в
описаниях политической организации древних монголов. Каждая
орда команчей, например, делилась на более мелкие кочевые
общины, и ее политическое устройство вполне соответствовало
племенной организации численно меньших племен (кроу,
чейенов, арапахо и др.)-
Команчи делились на три больших географических
подразделения, в пределах земель которых были кочевья больших
кочевых общин, или орд. Сведения об общеплеменной организации
команчей весьма противоречивы. Исследователи XX в. Э. Уал-
лас и А. Хобель утверждают, что у команчей не было
верховного вождя и общеплеменного совета, подчеркивая в то же время
наличие у команчей сильного племенного самосознания, основой
которого была общность языка, культуры и территории271.
По данным этих исследователей, первые общеплеменные
объединения команчей имели место лишь в 1867 и 1876 гг. и
вызваны были необходимостью общего решения вопроса об
отношениях с правительством США272.
Между тем авторы прошлого столетия определенно говорят
о наличии у команчей и верховного вождя, и племенного
совета 273. Как отмечал Кларк, вождями команчей становились про-
269 R. H. Lowie. The Crow Indians, p. 5.
270 E. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 39.
271 Ibid., p. 22.
272 Ibid., p. 214.
273 R. S. Neighbours. The Comanches. In: H. Schoolcraft. Historical and
statistical information respecting the historical conditions and prospects of the
Indian tribes of the United States. Philadelphia, 1851—1857, p. 127, 130;
H. II. Bancroft- The Native races, vol. 1. San Francisko, 1886, p. 509—510;
W. P. Clark. The Indian Sign language. Philadelphia, 1885, p. 121.
322

славленные воины274. Мирным вождем обычно становился
человек, дни военных набегов которого были уже позади, хотя
иногда он мог встать на тропу войны, назначив себе заместителя.
Большинство указаний говорит о том, что теоретически
гражданский вождь был выше военачальника, но если первый
был уже в преклонном возрасте и дряхл, а военачальник силен
и влиятелен, то значение гражданского вождя было скорее
юридическим, чем реальным275. Во время войны власть
военачальника была абсолютной. Авторитет военачальника зависел от
его успехов как предводителя военных отрядов и от щедрости и
справедливости в дележе добычи. Знаком его отличия была
корона из перьев.
Довольно четкое представление о военно-демократической
организации кочевых орд тетон-дакотов дают описания
политического устройства одной из больших орд, известной под
названием Оглала 27G. Руководящую роль в жизни орды играло
общество прославленных воинов, достигших сорокалетнего
возраста. Из своей среды они выбирали семь пожизненных
вождей, должности которых становились наследственными в
семье. Преемника вождя избирали из достойных его
родственников, им мог быть и сын вождя. Эти семь вождей не
участвовали непосредственно в повседневном управлении, а передавали
свои полномочия более молодым и жизнедеятельным людям,
назначая четырех также пожизненных советников. В их руках
была реальная власть. Их титул означал «носящие рубахи»,
так как их официальной формой были замшевые рубахи,
отороченные бахромой из локонов со скальпов врага. Это
подчеркивало их воинские подвиги. «Об этих рубахах,— писал
К. Уисслер,— говорят, что они принадлежат племени»277.
Обязанностью «носящих рубахи» считалась забота о благополучии
стойбища, об организации удачной охоты, о выборе хорошего
места для кочевий и стойбища.
Кроме «носящих рубахи» выбирались еще четыре
должностных лица, наделенных особым титулом «вакикун». Они были
исполнителями воли «носящих рубахи» и фактически
руководили жизнью стойбища. Вакикунов избирали на год. В свою
очередь вакикуны назначали одно из военных обществ на роль
акицита («полицейских») и через них проводили в жизнь
решения совета.
В летнем большом стойбище материализовалась
политическая организация кочевников. Это стойбище разбивалось в фор-
274 W. P. Clark. Op. cit., p. 121.
275 E. Wallace and A. Hoebel. Op. cit., p. 212.
27G /. R. Walker. The sun dance and other ceremonies of the Oglala division of
the Teton Dakota, p. 74—75; S. Riggs. Dakota grammar texts and
ethnography.., p. 197; С Wlssler. Societies and ceremonial associations in the Oglala...
277 С Wissler. Sooieties and ceremonial associations in the Oglala.., p. 7.
323
21*

ме кольца, в котором каждая кочевая община имела свое
закрепленное традицией место. Кольцевая форма летнего
стойбища была общепринятой не только у кочевых, но и у полуоседлых
племен во время их откочевок в степь для летней охоты и выпаса
коней. В центре кольца разбивалась палатка племенного совета
как средоточие власти племенного совета. У дакотов она
называлась тиотипи — шатер шатров, у большинства же племен за
ней закрепилось уже название «палатки воинов».
Кольцевое расположение стойбища было, по-видимому,,
наиболее подходящей формой поселения военизированного
кочевого племени вообще. Недаром оно было распространено и у
к'очевников евразиатских степей. Монгольский курень XI—
XII вв. в описании Рашид-ад-Дина по существу точная копия
индейского кольцевого стойбища278. Кочевники южнорусских
степей III—IV вв. также организовывали свои стойбища в
форме круга279. Аммиан Марцеллин (IV в. н. э.) писал об аланах:
«Дойдя до богатой травою местности, они ставят свои кибитки,
в круг и кормятся, как звери, а когда пастбище выедено,
нагружают город на кибитки и двигаются дальше»280.
Вся жизнь летнего стойбища была подчинена совету вождей,
который проводил в жизнь свои решения, опираясь на военные
мужские союзы. На время объединения племени или орды в
едином стойбище совет наделял одно из военных обществ
особыми полномочиями. В функции его входила: организация
летней охоты, регулирование жизни в стойбище, его охрана,
наказание нарушителей неписанных законов племени. Члены этого
общества имели право применения физической силы в отношении
нарушителей племенных норм, конфискации или разрушения
их имущества. Кнут был символом их власти. Особенно жестоко
каралось нарушение норм общей охоты. У кроу и чейеиов,,
например, нарушителя били, его оружие уничтожали, а палатку
разрушали281.
Полномочия такого общества у большинства племен носили
сезонный характер, на следующее лето они должны были
передаваться другому обществу, фактически же выбор чаще
падал па одни и те же общества282. У чейспов, арапахо, хидатса
и мапданов они закреплены были уже за одним обществом.
Специфические функции и широкие полномочия такого рода
мужских военных обществ, выполнявших роль органов власти
племенных вождей, превращали их в новую по сравнению с
родовыми институтами общественную силу, вызванную к жизни
развивавшимися в обществе кочевников противоречиями.
278 См.: В. Я- Владимирцов. Указ. соч., стр. 37.
279 М. И. Артамонов. История хазар. Л., 1962, стр. 45.
280 Аммиан Марцеллин. История, вып. III. Киев, 1908, стр. 241.
281 /. С. I-wers. Op. cit., p. 164.
2S2 С. Wissler. Societies and dance associations the in Oglalaa... p. 13; У<. Н. Lowie.
The Crow Indians.., p. 172.
324

Эти военные общества играли уже роль публичной власти,
не совпадавшей с властью вооруженного народа; они несли в
себе элементы зарождавшейся общественной власти, не только
отделенной от народа, но и в огромной степени направленной
против него. Нарушителями общеплеменных правил охоты чаще
всего были бедняки, которые едва дотягивали до весны, и голод
вынуждал их охотиться до того, как начинается общая охота,
в которой они не всегда даже могли участвовать. Против них-то
и была направлена вся суровость наказания, в то время как
заслуженные воины не подвергались наказаниям за нарушение
норм обычного права283.
При каждом вожде постоянно состояло несколько воинов —
его телохранителей, помощников и советников, избиравшихся
из среды членов военных обществ. За этими воинами — свитой
вождей,— так же как и за членами указанных обществ, с
этнографических описаниях закрепилось дакотское название
«акацита», которое американские исследователи обычно переводят
как «полицейский», характеризуя их функции как
«полицейские» функции. «Слово акацита,— писала, например, Ф. Деис-
мор,— обычно переводится как «солдат», но его значение
ближе к понятию «охранник» или «полицейский»284.
У. Уошборн же писал, что акацита обозначал «солдата
регулярной армии сиу в отличие от охотника или простого
индейца. Это была своего рода военная гильдия сиу»285. По-видимому,
эта военная гильдия сложилась у дакотов к середине XIX в. в
результате почти непрерывных сражений с наступающими
войсками колонизаторов.
Обобщая материалы о функциях акацита у степных
кочевников Северной Америки, Дж. Дорсей с полным основанием
делает вывод, что у этих племен в течение XIX в. складывался
особый класс «полицейских или воинов», названный им
«слугами вождей» 286.
Исторически оправданным представляется сопоставление
роли и значения акацита в индейском обществе с функциями
древнерусских дружинников и нукеров древних монголов.
По словам Б. Я. Владимирцова, например, «монгольский
предводитель XI—XII вв. всегда во всех случаях жизни неразлучен
со своими нукерами, они всегда в том или другом количестве
при нем, они составляют его свиту. Нукер в ставке своего
предводителя оказывается прислужником, на войне или во время
набега — он воин, во время облавных охот — он помощник;
он заведует всегда чем-нибудь, наблюдает, состоит в свите:
он же является ближайшим другом и советником своего пред-
283 S. Riggs. Dakota grammar, texts and ethnography..., p. 200.
284 F. Densmore, Op. cit., p. 318.
285 W. E. Washburn. Op. cit., p. 291.
286 /. 0. Dorsey. Op. cit., p. 214.
325

водителя... Нокед — дружинники — это прежде всего военные
слуги»287.
Заслуживает внимания и характеристика этим ученым
монгольских нукеров как «эмбрио-армии и эмбрио-гвардии»288.
Сравнивая с нукерами индейских акацита, мы видим много
стадиально общего в становлении общественной роли этой
категории лиц.
Все изложенные выше материалы убеждают нас в том, что
политическая организация степных племен представляла собой
начальную стадию зарождающейся государственности, несшей
все характерные черты военной демократии. Походы с целью
грабежа способствовали развитию этого строя, выделению и
укреплению власти богатой и воинственной племенной
элиты.
Основой возникающей у степных племен общественной
власти было уже богатство, и влияние их вождей и военачальников,
определялось прежде всего богатством и щедростью, хотя имели
значение и такие личные качества, как мудрость, смелость,,
военная доблесть, сила. Кто был богаче и, следовательно,
щедрее тот становился влиятельнее. С этим связаны были широко
распространенные в степях, аналогичные потлачу тлинкитов^
институты раздачи богатств.
Однако к* середине XIX в. у большинства племен
демократические основы их военно-демократического строя уже
значительно сузились. Власть все более сосредоточивалась в
совете, состоящем лишь из племенной знати. Решающее значение в.
нем приобрела военная элита. Степень участия общинников в
заседаниях советов определялась воинскими заслугами и
имущественным положением. Все исследователи отмечают, что
беднякам не было места в собраниях совета, что с мнением их
не считались. Дорсей пишет, например, что у докатских алвмен
люди, не отличившиеся на войне или другим каким-либо пу-
тем, не имели голоса на заседаниях совета .
У большинства племен женщины не только не допускались
на заседания совета, но даже вход в палатку совета им был
запрещен.
О становлении государственности у степных племен
Северной Америки писали многие этнографы США. Например,
Дж. Дорсей, изучавший степные племена полукочевников (осед-
жей, омаха, понка, канза) в 1880—1890-х годах, пришел к
убеждению, что у них складывалась государственность,
основывавшаяся на отношениях родства. Он называл политическую орга-
287 Б, Я. Владимирцов. Указ. соч., стр. 92—95.
288 Там же, стр. 92.
289 /. О. Dorsey, Op. cit., p. 214.
326

низацию этих племен (Kinship state) основанным на родстве
государством29°.
Очевидно, что исследователь верно уловил родовую окраску
этой ранней формы становящейся государственности, которая
наиболее ярко проявилась у полукочевников, но переоценил
значение родства, не затронув вопроса об экономических основах,
вызвавших становление государственности.
Р. Лоуи и А. Хобель считали, что возникающая у
кочевников государственность проявлялась в их военных союзах. Но, по
мнению Лоуи, она проявлялась лишь в летний период291; тогда
как Хобель подчеркивал постоянный характер ее
функционирования 292.
Современные американские исследователи племенных
структур Д. Аберле и Э. Сервис также в политической структуре
степных племен, координирующей деятельность племени во
время летних общеплеменных сборов, видят «минимально
развитую форму государственности», называемую ими часто «chiejf-
dom»293 («правление вождей»).
Можно согласиться с мнением Д. Аберле, что политическая
организация степных племен Северной Америки, названная им
«минимальной государственностью», является аномалией для
первобытности. Но дело в том, что уровень развития этих
племен в XVIII—XIX вв. был далеко не первобытным. В то же
время Аберле справедливо возражает Э. Мейеру, писавшему об
'абсолютной универсальности государства в человеческом
обществе» 294.
Племенные союзы. Характерной чертой этой героической
эпохи в истории степных племен были племенные союзы.
Образование таких союзов было характерной чертой периода военной
лемократии в истории народов Старого Света, и в этом
отношении индейцы лишь повторяли путь, пройденный в глубокой
древности скифами, сарматами, хуннами и др.295
Как и всюду, индейские межплеменные союзы и
конфедерации носили оборонительно-наступательный характер.
Заключались они обычно на добровольных началах, но были примеры
и принудительного включения в военный союз одного племени
другим. Например, тетон-дакоты вынуждали арикара и паунеи
вести вместе с ними войны против других племен.
JS0 Ibid., p. 213.
291 R. H. Lowie. The origin of the state, p. 103.
292 A. Hoebel. The political organization and law-ways of the Comanche Indian?,
p. 37; он же. Associations and the state in the Plains, AA, vol. 38, N3, p. 1936,
p. 433—438.
?93 D. Aberle. The matrilineal descent in cross-cultural perspective. «Matrilineal
kinship». Berkeley — Los Angeles, 1961, p. 681.
294 E. Meier. Geschichte des Altcrtums. Stuttgart, 1954.
295 См.: Б. Н. Граков. Скифы. М., 1971; А. М. Хазанов. Очерки военного дела
сарматов. М., 1971; К Ф. Смирнов. Савроматы, М., 1964; Я. Я. Бшурин
327

Чаще всего это были союзы разноязычных племен,
оказавшихся соседями в результате освоения ими степей.
Например, из трех действовавших в американских степях
XIX столетия сильнейших военных союзов два объединяли
разноязычные племена: 1) союз алгонкиноязычных племен черно-
ногих и ацина с атапаскоязычными сарси; 2) союз шошоноязыч-
ных команчей с сиуязычпыми айова и атапаскоязычными кайо-
ва-апачами. Этнически гомогенной была лишь третья
конфедерация дакотских племен, носившая название «Семь костров
племенных советов».
Эти три союза вели преимущественно наступательные войны
и были грозой не только соседних, но и более отдаленных
племен. Например, отряды черноногих совершали набеги не только
на стойбища живущих к востоку от них ассинобойнов, степных
кри и степных оджибвеев, но и на селишекие и шошонские
племена к западу и юго-западу от них. Они предпринимали также
далекие походы, достигая испанских поселений и на юге степей.
Черноногие были в постоянной вражде с тетон-дакотами и
кроу.
Остальные племена также стремились объединить на более
или менее длительный срок свои усилия в защите от пиратских
набегов крупных союзных племен. На севере степей атапаско-
язычные ассинобойны и алгонкинские племена степных кри и
степных оджибвеев объединяли свои силы против черноногих.
Будучи лучше вооруженными, они представляли реальную
угрозу безопасности черноногих.
Кроу были в дружественных отношениях с майданами и хи-
датса, выступая вместе с ними против черноногих и тетон-да-
котов. Они заключали также союз с ассинобойнами против
черноногих, вражда с которыми длилась у них до 1885 г.
Межплеменные военные союзы были кратковременные и
более длительного характера. Нередко союзники становились
врагами, примером этого могут служить отношения между черноно-
гими и ацина, сначала союзнические, а потом враждебные.
Чейены в начале XIX в. были в союзе с кайова и кюманчами,
а в 1838 г.— в состоянии войны с этими же племенами; в 1840 г.
вновь был заключен мир между ними.
Воины союзных племен должны были уважать собственность
копевладельцев союзников. В противном случае нарушался
союз, и дружественные племена становились врагами.
Союзнические отношения скреплялись совместным
пользованием пастбищными и охотничьими угодьями, обменом людьми
через браки, адоптацию и побратимство. Характерный пример
таких отношений дает союз кроу и ассинобойнов.
Ассинобойны допустили кроу па свои земли пасти табуны в зимние меся-
(Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в
древние времена, т. 1. М., 1950.
328

ч1
г
- 1>
*
Трубка мира
цы, за это кроу давали им коней, так как у ассинобойнов их
было мало.
В общей борьбе степных племен с колонизаторами
формировались новые племенные объединения.
За поразительно короткий исторический срок целый ряд
индейских племен Северной Америки в XVII—XVIII вв.
перешел от мотыжного земледелия и пешей охоты, сочетавшихся с
рыболовством и собирательством, к кочевому коневодству и
верховой охоте на бизонов и стали одним из трех-четырех
настоящих .конных народов мира. Хотя этот переход проходил в
специфических условиях европейской колонизации
североамериканского материка, ускорявшей темпы развития индейского
общества, тем не менее история индейцев показала возможность
329

довольно быстрой перестройки всего жизненного уклада
оседлого и полуоседлого населения и приспособления его к кочевому
образу жизни. Это в какой-то мере подтверждает гипотезу
М. И. Грязнова, что в Старом Свете переход населения степей
к кочевому образу жизни осуществился в очень короткий
исторический срок, в течение нескольких поколений "аб. 13ообще
материалы о кочевниках-охотниках американских степей, по
нашему мнению, позволяют конкретизировать целый ряд особенностей
раннего этапа перехода от первобытнородового устройства к
классовому обществу, который характерен был и для кочевников
Старого Света.
М. П. Грязное. Первый Пазырыкский курган, Л., 1950.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Одним из наиболее волнующих вопросов в современной
этнографической пауке является проблема перехода от родо-племен-
ного общества к классовому. Изучением процессов этого
перехода и особенпостей самой переходной эпохи занимаются многие
ученые и СССР и зарубежных стран. Широкий интерес к этой
проблеме объясняется не только ее большим теоретическим
значением, но и ее актуальностью. Она имеет огромное
практическое значение в современной жизни многих народов Африки,.
Азии и Латинской Америки, у которых сильны еще
пережиточные формы родо-племепных институтов. В наши дни многие из-
этих народов, освобождаясь от колониализма, определяют путь
своего дальнейшего социально-экономического и культурного
развития и для них чрезвычайно важно понимание сущности
их прошлого наследия.
Марксистский анализ закономерностей развития и форм
распада родового общества должен быть противопоставлен
различного рода антиисторическим концепциям буржуазных ученых,
развиваемым во множестве публикуемых за последние годы
работ, посвященных народам колониальных и освободившихся
от колониального ига стран.
В нашей монографии «Индейцы Северной Америки» мы
попытались дать анализ социально-экономической жизни четырех
групп индейских племен Северной Америки, находившихся к
середине XIX в. на различных этапах распада норм родового
общества и становления отношений имущественного и
социального неравенства.
1. Атапаски и алгонкины американского Севера дают
классический пример коренной ломки родового строя неолитических
рыболовов, охотников и собирателей под воздействием
эксплуатации их капиталистической меховой торговлей, превратившей
331

индейских охотников в колониального типа мелких
производителей товарной продукции — пушнины.
2. Ирокезское общество XVII—XVIII вв. можно
рассматривать как характерный исторический случай становления военной
демократии у неолитических земледельцев, втянутых в орбиту
деятельности торгового капитала, ускорившего их переход от
родового общества к классовому.
3. Степные племена кочевников-коневодов и охотников на
бизона дают почти лабораторный случай для анализа признаков
переходного периода от земледелия и охоты к пастушеству.
4. Индейцы же северо-западного побережья — это яркий
исторический пример зарождения элементов классового общества
в условиях присваивающего хозяйства (рыболовства и морской
охоты).
История этих четырех групп племен североамериканского
материка позволяет установить четыре варианта одного и того
же процесса зарождения и становления классового общества.
Несмотря на разнообразие их хозяйственных укладов,
предшествовавших колонизации, в происходивших у этих племен
коренных социально-экономических процессах прослеживаются
общие направления и формы превращения институтов родового
общества в свою противоположность. Сходства прослеживаются
и в возникающих новых связях, и в институтах нарождающегося
классового общества.
В этнографический науке до последнего времени слабо еще
изучены особенности переходного периода от родового общества
к классовому. Не совсем уточнены еще такие сложные проблемы
этого этапа в истории человеческого общества, как характер
институтов и норм, сменяющих родовое устройство. Правда
общепризнанным в настоящее время можно считать положение,
что формы родовой структуры долго бытуют и в этот период,
хотя внутреннее их содержание коренным образом меняется.
Начиная с Моргана, этот переходный период получил в пауке
название военной демократии.
К. Маркс и Ф. Энгельс, анализируя элементы
военно-демократического строя древних греков и римлян, показали наиболее
существенные его особенности, определив место военной
демократии в истории общества. «Военачальник, совет, народное
собрание образуют органы родового общества, развивающегося в
военную демократию. Военную потому, что война и организация
для войны становятся теперь регулярными функциями народной
жизни... Война... становится постоянным промыслом» \ Родовая
структура общества на этом этапе носит формальный характер,
фактически же оно уже становится антитезой родовому
обществу. Характерной особенностью этого этапа стало появление
частных богатств, неравное их распределение и зарождение
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 164.
332

эксплуатации человека человеком и на этой основе —
антагонистических классов. Институты родового общества
преобразуются в органы управления богатой племенной верхушки основной
массой соплеменников.
Можно сказать, что в раниеколониальный период территория
современных США была страной господства военных
демократий над периферийными племенами.
На востоке господствовали сильные военно-демократические
союзы племен ирокезов, поухатанов, криков, натчезов. В центре
американских степей действовали воинственные племена
кочевых коневодов и охотников — черноногих, дакотов, чейенов, кроу,
команчей и других племен, имевших военно-демократический
строй, простиравших свое влияние на лесные племена к востоку
от них и на племена предгорий Скалистых гор на западе. За
Скалистыми горами, на северо-западном побережье развивались
военные демократии приморских племен рыболовов-охотников-
торговцев и рабовладельцев.
История этих племен, ускоренная колонизацией, дает
богатый фактический материал для сравнительно-исторического
изучения процессов становления и развития
военно-демократического строя. Он позволяет выявить своеобразие ранних форм
военной демократии, конкретизировать процесс их перехода в
более развитые формы ранней государственности и превращения
их в военные олигархии. Материалы нашей монографии
характеризуют три варианта военно-демократического строя у
индейцев Северной Америки. У племен, живших ко времени
колонизации Северной Америки к востоку от р. Миссисипи, военные
демократии складывались на экономической основе земледелия,
сочетавшегося с натуральной охотой, а в колониальный период —
с промыслом товарной пушнины. Яркий пример этого — ирокезы.
Военно-демократический строй ирокезской Лиги формировался
и развивался в XVII—XVIII вв. в исторических условиях
колонизации востока Северной Америки конкурирующими
державами Европы. Вовлечение ирокезов в европейскую меховую
торговлю с конца XVI в. коренным образом изменило ход их
истории.
Второй вариант процесса развития военной демократии
прослеживается у кочевников-коневодов и верховых охотников на
бизонов североамериканских степей. Для аборигенного населения
Северной Америки пастушеское коневодство было совершенно
новым хозяйственным укладом и возникло оно как одно из
следствий европейской колонизации материка, с которой было связано
появление лошади в Северной Америке. Переход к коневодству
был важным шагом в развитии производительных сил в
индейском обществе североамериканского материка в целом.
Выделение пастушеских племен из остальной массы индейцев
Северной Америки ознаменовало возникновение в этом обществе
первого крупного общественного разделения труда. Пастушество
ускорило распад родовых норм.
22 Ю. П. Аверкиева
333

Третий вариант становления военно-демократического строя
прослеживается у индейцев северо-западного побережья
Северной Америки. Здесь он складывался на основе
высокопродуктивного по тем условиям рыболовно-охотничьего хозяйства.
Наиболее ранние сведения о племенах этого района Северной
Америки характеризуют их общественную жизнь на этапе
распада норм родового общества. Наличие у них наследственного
патриархального рабства говорило о довольно длительной его
истории и об экономической важности рабского труда. Хотя
рабство здесь не было еще основой способа производства, но в
хозяйствах племенной знати эксплуатация труда рабов имела
важное значение. С этим было связано и формирование
идеологии рабовладельцев, презиравших всякую черную работу.
В социальном плане рабство было ведущим элементом,
определявшим ход общественного развития этих племен. С его
появлением возникло первое классовое деление общества на рабов
и рабовладельцев. С рабством же было связано и деление
свободных на племенную знать и простолюдинов. Наряду с
рабством здесь возникают элементы эксплуатации и закабаления
простых общинников.
В буржуазной этнографии антиморгаповского периода
атапаскские и алгонкинские племена таежной полосы Северной
Америки принято было изображать как почти нетронутых
цивилизацией типичных представителей мезолитических бродячих
охотников и собирателей, дающих якобы науке живой пример
самых примитивных народов мира наряду с австралийцами,
бушменами, ведда, сирионо и другими «окраинными» народами
мира. Их социальная жизнь в XIX—XX вв. описывалась как
самая рудиментарная форма человеческого общежития. В
качестве основной социально-экономической ее ячейки изображалась
моногамная семья как субъект частной собственности на
кормовые участки. Отношения имущественного неравенства,
главенство мужчин и приниженное положение женщины считались
характерными чертами первобытности. Территориальная община
как объединение отдельных семей изображалась в качестве
столь же непременной и универсальной социальной единицы,
как и моногамная семья этой самой архаической, «дородовой»
и доплеменной социальной системы. Хотя эти идеи все еще
находят место на страницах теоретических работ по истории
первобытности, например в работах М. Салинса и Э. Сервиса,
однако многие авторы конкретных исследований этих племен,
опубликованных за последние 10—15 лет, отошли от этого
антиисторического подхода к изучению жизни этих народов.
Археологические и этпоисторические исследования
убедительно говорят о том, что по всей таежной полосе Северной Америки
в доколониальный период сложился общий тип рыболовно-
охотничьего хозяйства, на основе которого здесь развивались
«лесные» неолитические и энеолитические культуры, сходные с
культурами пародов Сибири тех же исторических эпох. Оседлое
334

и полуоседлое рыболовное хозяйство, а не кочевая охота
характеризует эти племена еще в раннеколониальпый период. В
исторических источниках того периода они описываются как оседлые
рыболовы, жившие в бассейнах рек Юкона, Маккеизи, Св.
Лаврентия и вокруг Великих озер. Охота на мясного зверя играла
в хозяйстве этих племен вспомогательную роль. Эти же
источники позволяют судить о совершенно иной территории
расселения северных атапасков и алгонкинов в тот период. В них же
содержатся убедительные сведения о материнскородовом
устройстве этих племен в прошлом.
На основании данных различного рода источников стало
возможным установить, что втягивание индейцев в меховую
торговлю с европейцами начинается уже с конца XV в.
На протяжении четырех с лишним веков в индейском
обществе происходили глубокие, полные противоречий процессы
распада и отживания принципов родовых первобытнокоммуни-
стических отношений и становления отношений частной
собственности.
Наряду с своеобразием форм классообразовапия у
анализируемых в нашей монографии племенных групп для всех них
характерны общие процессы. Всюду древние роды
раскалываются на богатых и бедных, появляется рабство. На первых порах
возникающая частная собственность сосуществует с родовой и
племенной собственностью и носит оболочку коллективной
собственности. Наиболее ярко это проявляется в возникающих
повсюду на этом этапе, аналогичных потлачу индейцев
северозападного побережья институтах публичной раздачи частных
богатств. Богатство как основа социального неравенства
получает общественное признание только через публичную его
раздачу. Щедрость определяет место человека в обществе, степень его
влияния и власти. Накопление частных богатств приобретает
значение важнейшей общественной цели. Но формы
эксплуатации соплеменников носят еще неразвитый характер, поэтому
война приобретает значение одного из главных источников
обогащения, становится промыслом.
В то же время война обогащала и усиливала влияние
военной элиты, восстававшей против наследственных «мирных»
вождей.
Диалектическая сущность этой эпохи заключается в том, что
крушение основ родового общества осуществляется путем
использования институтов самого этого общества. Изменяется
сущность самих родов, которые превращаются в совокупность
богатых и бедных, наряду с сородичами большой процент
начинают занимать принятые в род бедняки и военнопленные.
Органы родового строя постепенно теряют свою родовую оболочку,
«превращаюся,—по словам Ф. Энгельса,— в самостоятельные
органы господства и угнетения, направленные против
собственного народа». Родовые отношения взаимопомощи перерождаются
в отношения эксплуатации богатыми сородичами бедных. Родо-
335
22*

вые связи и освященные традицией права и обязанности
сородичей используются богатой родовой верхушкой как средства
внеэкономического принуждения. Отсюда небывалые прежде
размеры адоптации в род. Древние мужские союзы
превращаются постепенно в органы господства богатых. Экономической
единицей в обществе становится большая патриархальная семья,
включающая рабов. Происходит революционное низвержение
материискородового строя. Патриархальная семья и соседская
община в различных ее формах — сельской, рыбацкой, кочевой —
становятся основными социально-экономическими единицами.
Союзы племен являются характерной чертой этой эпохи.
Образование союзов и конфедераций племен означало начало
сближения племен, их этнического смешения и возникновения
народностей.

СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ
СЭ
млэ
ТИЭ ЛИ СССР
АА
AAA Mem
ARBRSI
ARBAE
Bull. BAE
APAMNiT
AES Mon.
CA
NMC, Bull,
YUPA
SWJA
«Советская этнография*
Музей антропологии и этнографии АН СССР.
Ленинград
Труды Института этнографии АН СССР им. Н. Н.
Миклухо-Маклая
American anthropologist. Menasha — Washington.
American Anthropological Association Memoirs. Washington.
Annual Report of the Board of Regents of Smithsonian
Institution. Washington.
Annual Report of the Bureau of American Ethnology.
Washington.
Bulletin of the Bureau of American Ethnology. Washington.
Anthropological papers of the American Museum of Natural
history. New York.
American Ethnological Society Monographs.
Current Anthropology. Chicago.
National Museum of Canada Bulletin. Ottawa.
Yale University Publications in Anthropology. New Hawen.
Southwestern Journal of Anthropology. Albuqurque.
СПИСОК КАРТ
1. Карта расселения северных алгонкииов, XVII в. (G. P. Murdock.
Ethnographic bibliography of North America. New Haven, 1960)
2. Карта расселения северных атапасков, XVII—XVIII вв. (C.Osgood. The
distribution of Northern Athapaska Indians. UPA, N 17, 1936)
3. Карта расселения индейцев северо-западного побережья и предгорий
Скалистых гор, XVIII в. (G. P. Murdock. Ethnographic bibliography of North
America. New Haven, 1960)
4. Карта расселения ирокезов, XVI в. (J. Jenness. Indians of Canada. Ottawa,
1934, p. 920)
5. Карта расселения коиеводов-охотпиков, XVIII в. (С. Wissler. North
American Indians of the Plains. N. Y., 1927, p. 13)

список иллюстраций
Каноэ из бересты. Монтанье
(D. Jenness. Indians of Canada. Ottawa, 1934, p. 106) 50
Tрубка-томагавк из камня. Одоюибвеи
(С. A. Lyford. The crafts of the Ojibwa (Chippewa).
Washington, 1942, p. 39) 80
Кучинские воины
(D. Jenness. Indians of Canada. Ottawa, 1934, p. 400). 89
Атапаск племени атена (1818 г.). Акварель
'(Альбом М. Т. Тихапова. Музей Академии художеств СССР. Ленинград) 96
Томагавки из рога оленя-кариб// племени атена
(Коллекции МАЭ, № 5795—6, 593—59) ЮЗ
Тлинкитский воин в доспехах
(Коллекции МАЭ) 139
Тлинкитская накидка «чилкат»
(Из коллекции МАЭ, № 593—26) 149
Тлинкитский вооюдь (1818). Акварель
(Альбом М. Т. Тихапова. Музей Академии художеств СССР. Ленинград) 157
Тлинкитка. Втулка в нижней губе — признак знатного происхождения (1818).
Акварель
(Альбом М. Т. Тихапова. Музей Академии художеств СССР. Ленинград) 165
Укрепленное ирокезское селение Хочелага
XVI в. («Вселенная и человечество», т. 4. СПб, 1904, стр. 83) 179
План длинного дома ирокезов XIV в. (вверху) и длинный дом ирокезов XVII в.
(J. Tuk. The Howlett Hill site: an early Iroquois village in central New York.
«Iroquois culture, history and prehistory». N. Y., 1965; J. Lafitau. Moeurs des
sauvages Ameriquains. Paris, 1724) 203
Укрепленная ирокезская столица Онондага, XVII в.
(D. Jenness. Indians of Canada. Ottawa, 1923, p. 136) 228
Круг из снизок вампума — символ конфедерации Совета Лиги
(D. Jenness.Indians of Canada. Ottawa, 1923, p. 291) 233
Ловля команчами мустангов
(G. Catlin. Letters and notes on the manners, culstoms and conditions of North
American Indians, vol. II. Minneapolis, 1965, pi. 161) 261
Конная охота на бизонов
(G. Catlin. Op. cit., vol. I, pi. 107) 263
Деревянное обтянутое кожей седло; пара деревянных обтянутых кожей
стремян
(Коллекции МАЭ, № 958—48, 958—15а, б) 281
Вождь дакотов
(G. Catlin. Op. cit., vol. I, pi. 91).
Трубка мира
(С. Wissler. North American Indians of the Plains. N. Y, 1927, p. 13) '■ 329

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Абсрле Д. 327
Абрамзон С. М. 267, 283, 305, 306
Адам Л. 161
Адаме Р. У. 31
Айзелей Л. 54
Айтон А. С. 310
Албанель 47
Аммиан Марцеллин 324
Анатолий, архимандрит 142—144, 151,
152, 159, 160
Антропова В. В. 118
Артамонов М. П. 324
Атласов В. Т. 94
Баранов А. А. 152
Баобо М. 143
Барнет Г. 143
Барпов В. 84
Бауэрман К. 118
Бахофен И. Д. 36
Бенедикт Р. 162, 163
Беринг В. 141
Биркет — Смит К. 41, 127
Бломквист Е. Э. 241
Боас Ф. 8, 38, 145, 161
Богораз В. Г. 117
Бодега и Кадра X. Ф. 141
Боллер X. А. 269
Борден Г. 135
Борисковский П. И. 118
Боуэрс А. 290—292
Бошам У. 172, 196, 219, 231, 235, 245,
246
Брайан А. 3
Брауи Ю. 36
Бребеф 223, 244
Бродпев М. М. 270
Бромлей Ю. В. 305
Бруйе 230
Вайда А. 162
Вайнберг 162
Вайпштейн С. А. 261, 283
Ван ден Богаэрт 176, 181, 212, 213,
225, 226
Ванкувер Дж. 141
Ван-Стоун Дж. 129
Вдовин И. С. 94, 117
Ведель В. 254
Вениаминов И. 142—145, 160
Вестермарк Э. 13, 36
Виттхофт Дж. 205, 222
Владимирцов Б. Я. 261, 285, 325
Врангель Ф. П. 90, 95 96, 101, 105, 106,
111, 131, 142, 152
Габрильо 141
Гайавата 220
Гали Ф. 141
Галиньи 227
Гариг Ф. 53, 60
Гарфильд В. 111, 143, 144, 153, 161
Гауф К. 32
Геллнср Э. 28
Геродот 262
Глазунов А. 90, 117
Гольденвейзер А. 15, 17, 189, 196, 197,
199, 236, 237, 243, 248
Гольдшмидт В. 164
Гоулд Р. 167
Гоффман Б. 44, 45, 48, 50, 61, 174, 177,
178, 180
Граков Б. П. 327
Гринпель Дж. Б. 295, 304, 311, 320
Грипхалг В. 226
Гриффин Дж. 7
Грязнов М. 330
Гуденаф У. 32, 33
Гэйприх А. 118
Дабло.н К. 47, 72, 73
Дави Дж. 161
Давыдов Г. И. 142
Дальтон Дж. 279
Дамас Д. 118
Дарвин Ч. 12, 193
Дегаиаведа 220
Деларов Е. И. 94
Делипт Ж. 31
Депиг Е. Т. 265, 285, 286
339

Де Монвилль 185, 214
Денсмор Ф. 314, 325
Де Траси 213
Де Фонте 141
Джаблоу 254, 258, 275, 279, 280
Джеймс Б. 75, 84, 85
Джемс Э. 77, 82
Джеипес Д. 70, 93
Джонс С. 101, 105, 112, 113
Диксон Дж. 141
Дирдорф М. 247, 248
Добинс Г. 180
Доннекона 177
Доннинг Р. 75, 77
Дорсей Дж. О. 256, 297, 325, 326
Драйвер Г. 25—27, 119, 127, 296
Друйе Г. 47
Дрюккер Ф. 143, 156, 163
Дэвидсон Д. 40
Дэй Г. 62
Дюбуа К. 166, 167
Жетте Дж. 106, 107, 116
Загоскин Л. А. 87, 88, 90, 95, 96, 98,
99, 101, 103, 105, 108, 116, 117
Запорожская В. Д. 262
Зиманов С. 3. 285
Золотарев А. М. 30
Иннис Г. 45
Кабот Д. 44, 45
Кабот С. 44
Калдвелл Дж. 184
Картье Ж. 43—46, 48, 176, 177, 180,
226, 227
Кей М. 35
Кешшкот Г. 120
Киркбай У. 92, 105, 112, 113
Кларк У. 252, 253, 278, 286, 289, 297,
299, 322
Клеменц В. 261
Климовский А. 98
Клус П. 37
Кодер Э. 156, 157
Колдеп К. 172
Коллинз Г. 87
Кондаков 99
Коронадо Ф. В. 310
Корсейо 213
Кортереаль Г. 44
Косвен М. О. 22, 305
Коульден К. 182,191,195,197, 210,228
Коэн Г. 31
Красная Куртка, вождь 206
Краузе А. 142, 155
Кробер А. 8, 13, 15, 17, 18, 21, 28, 178,
250, 287
Кук Дж. 141, 142
Купер Дж. 40, 68
Куртис Э. 320
Кэйн Б. 183, 188, 190, 200, 205, 229, 238
Кэтлин Дж. 252, 308, 311
Лагуна Ф. де 143, 146, 161
Лалемант Дж. 226, 228
Лаидес Р. 84 N
Лаонтан Л. А. 222
Ла Перуз Дж. Ф. 141
Лафито Дж. 225
Лафлеш Ф. 297
Леббок Дж. 38
Леви М. 31
Ле Жень 46, 48, 49, 51, 63, 64
Лейи Б. 30
Ле Клерк К. 44
Ле Муан Ф. 226, 234, 238
Ленин В. И. 149, 158
Лескарбо М. 44, 47
Ликок Э. 28, 37, 38, 52—59, 61—64,
122, 174
Лисяпский Ю. Ф. 142, 143, 145, 159
Литке Ф. П. 142—144, 151, 155, 159,
160
Личман Д. 100, 106, ПО, 113
Ллевелин К. Н. 269
Ллойд Г. 172
Лобер Рорл В. 78, 84
Лойенс У. 106
Лоре 43
Лоуи Р. 13, 15—18, 21, 26, 27, 29, 30,
32, 215, 216, 270, 273, 287, 293, 294,
301, 313, 314, 316, 319, 327
Лыоис М. 252, 253, 278, 286, 289, 297,
299
Лыоис О. 264
Ля Верепдрие П. Г. 252
Маккеизи А. 71
Маккеннап Р. 88, 91, 99, 103, 104, 106,
107, 110—113, 129—133
Макклеллан К. 88, 97, 100, 106, 108,
ПО, 111, 122, 123, 127, 143, 145, 161
Мак Лепнан Дж. 36, 38
Маклеод У. 154
Мак Ниш Г. С. 7, 174
Максимилиан А. Ф. 292, 308
Малахов В. И. 94
Маркс К. 11, 12, 133, 148, 164, 191—193,
219, 278, 332
Маршаи Э. 141
Массей У. 25—27
Мегаполеизис Дж. 196, 213, 241
Мейер Дж. 128
Мейер Э. 327
Мекил С. 273
Мельдрум Р. 292
Меновщиков Г. А. 118
Мечлипг У. 79
340

Мииитоугаче (Нассе) 63
Минки 124
Мирская Дж. 273
Мишкин Б. 37, 268, 271, 273, 279, 280,
284, 313
Морган Л. Г. 7, 10—18, 20, 21, 23—25,
27—29, 31, 33, 36—38, 54, 61, 70—72,
77—79, ПО, 118, 120, 140, 172, 183,
184, 187, 189—198, 201, 202, 204, 205,
207—211, 215, 216, 218—221, 225, 228,
231, 233, 234, 235, 237—241, 243—246,
249, 253, 254, 284, 288, 292, 293, 295,
300, 302, 304, 318, 332
Мосс М. 161
Муней Дж. 178, 296
Mvppeu A. 105, 112, 141
Мускуа 101
Мэн Г. 215
Мэрдок Дж. 13, 21—26, 29—32, 35, 109,
111, 115—118, 121, 127, 291, 293, 295,
296, 300—302
Мэсои О. 8
Нибляк А. 142
Нуун Дж. 200, 236
Ньюкомб У. 313
Окладников А. П. 3, 262
Оливер С. 301
Ольдерогге Д. Л. 30
Осгуд К. 91, 99—101, 103, 106, 109,
111—113, 116, 117, 131, 132
Паллас П. 261
Паркер А. 172, 186, 188, 190, 221, 246
Перес X. 141
Перро Н. 172
Першиц А. И. 266
Петров И. 142, 151, 152
Пиддок С. 162
Портлок Н. 141
Потапов Л. П. 261, 283
Поточкии 98
Прекрасное Озеро, пророк 246, 249
Разирье И. де 185
Райль Е. Е. 168
Райт А. 189, 196
Рашид-ад-Дин 324
Риверс У. 30
Риггс С. 256
Ритчи У. 7, 74—76, 178, 201, 202, 208,
210, 212, 221, 222
Ричардсон Дж. 107, 286
Риччиарделли А. 187, 188
Роберваль Дж. Ф. 44
Роджерс Э. 41, 49, 55, 59, 70, 75, 76, 84,
161
Романов В. 151
Рудеико С. И. 262
Руссо Ж. 49
Сагар — Теодат Г. 44
Салинс М. 32—35, 334
Сервис Э. 33—35, 109, ПО, 121, 122,
127, 128, 133, 162, 166, 167, 327, 334
Сергеев Д. А. 118
Сет Ныохауз 200
Сиирс У. 250
Симпсон Дж. 151
Скиннер А. 297, 301
Скуулкрафт Г. 77, 221
Слободин Р. 100, 104, 106, 108, ПО, 129,
132
Смирнов К. Ф. 327
Смит У. М. 206
Снайдерман Дж. 221, 224, 225, 237
Снесарев Г. П. 318
Соттлс В. 152, 162
Спек Ф. 15, 18, 40—44, 53—55, 58—61,
65—69, 221
Спир Л. 118
Споэр А. 30
Старке К. Н. 13, 36
Стеллер Г. 141
Стронг Д. 41
Стюард Дж. 13, 17—21, 31, 34, 109, 121,
122, 128, 133, 302
Суадеш М. 3, 86, 135
Суантон Дж. 13, 15, 17, 18, 21, ПО,
143—145, 147, 161, 287, 302
Сэлливап 182, 186, 214
Табо 258, 277
Такс С. 29
Тапнер В. 43, 44, 51
Теннер Дж. 77, 82, 83
Тиксиер В. 260, 269
Тихмепев П. А. 142
Токарев С. А. 30, 66, 67
Толстов С. П. 169, 318
Толыбеков С. Е. 267, 274
Томпсон Г. 80
Торнер Л. 41, 52, 55
Трелиз А. 186, 189, 219—221, 238
Триггер Б. 178, 221
Тукер Э. 8, 36, 242
Уайт Л. 14, 32, 38
Уаллас А. 186, 220, 242, 247
Уаллас П. 221
Уаллас Э. 265, 269, 273, 284, 304, 308,
313 322
Уильсон К. 271, 279, 280
Уитмэи У. 297
Уисслер К. 8, 266, 278, 315, 320, 323
Уоррен У. 73
Уошборн У. 309, 325
Файнберг Л. А. 118
Фаллерс Л. 31
341

Фептон У. 172, 177, 178, 181, 182, 184,
187—189, 193, 196, 197, 199, 204, 210,
215—217, 220, 221, 224, 231, 235, 236,
238, 242, 245, 249
Фернандес де Эисиско М. 45
Ферразапо Г. 44
Феррара де Мальдоиадо Л. 141
Флетчер А. 297
Фляннери Р. 56, 173
Фрезер Дж. 79
Фромин 230
Фронтеиак 214
Фук X. де 141
Хаас Т. 164
Хазанов А. М. 327
Хаймс Д. 119
Хаит Дж. 191, 219, 221—223
Хардисти У. 103, 105, 112, 113
Харрис М. 162, 163, 166
Хартланд Е. С. 17
Хассрик Р. 301, 306
Хвостов Н. А. 142
Хейзер Р. 163
Хелм Дж. 87, 92, 107, 119, 120, 123—129
Хепо-громовержец 244
Херн С. 91, 93
Хинд Г. 41, 43, 48, 50, 51
Хикерсои Г. 31, 38, 72, 73, 75, 77—82,
84, 85
Хингалов М. 261
Хитрово С. 141
Хлебников К. Т. 90, 94, 97, 98, 105, 142
Хобель А. 265, 269, 272, 273, 279, 284,
Э04, 308, 313, 316, 322, 327
Ховард Д. 297
Хозлей Э. 92, 99, ПО
Хойжер Г. 119
Хонигман Дж. 70, 76, 84, 106, 118, 120,
127
Хыоитт Дж. 178, 198—200, 205, 206,
211, 219, 221, 229, 242
Хэйл Г. 219—221
Чириков А. И. 141
Шамоно 214
Шамплен С. 43—46, 177, 180, 183, 185—
187, 214, 222, 226—228
Шелихов Г. И. 94
Шимони А. 187, 200, 201, 209, 236
Шмидт В. 15, 30, 40
Штернберг Л. Я. 30, 114
Шультц У. 311
Эггап Ф. 29, 30, 35, 38, 282, 295, 296,
300, 302, 305
Энгельс Ф. 11—14, 23, 24, 27, 33, 36—
38, 121, 137, 138, 149, 150, 153—155,
165, 168, 193, 218, 249, 264, 274, 275,
283, 307, 309, 311, 332, 335
Юверс Дж. 258,259,264—272,279,280,
285, 286, 302, 303, 313, 320
Юкон 124

УКАЗАТЕЛЬ ЭТНИЧЕСКИХ НАЗВАНИИ
Австралийцы 160, 334
Адена 5
Айова 253, 254, 297, 299, 328
Аланы 324
Алгонкинские племена 39, 108, 121, 161,
171—174, 178, 222, 240, 331, 334, 335
Алгонкипы (племя) 46, 230
Алеуты 94
Алтайцы 261, 283
Апачи 86, 287, 310
Арапахо 37, 256, 258, 269, 276, 282,
283, 296, 297, 315, 324
Арикара 252, 253, 276—278, 288, 297,
299, 307, 311, 318, 327
Ассинобойны 266, 276, 328, 329
Атапаски северные 19, 39, 85—133, 150,
331, 334, 335
Атепа 87, 98
Ацина (гровантр) 256, 296, 328
Белла-Кула 136, 140
Бертуки 41
Буряты 261
Бушмены 19, 334
Вакаши 85, 135
Вахпекыоте 256
Вахпетон 256
Ведда 334
Винпеоаго 252, 254
Вичита 37, 310
Гиляки 114
Гуроны 46, 81, 171, 175, 178, 196, 197,
214, 222, 223, 229, 230, 235, 240, 244
Дакота 80, 82, 83, 108, 172, 252, 256,
261, 277, 287, 301, 302, 305, 308, 314,
324—326, 328, 333
Делаварьг 220, 229, 230
Дене 87
Древние германцы 37
Дхегиа 254, 297
Иллшюйсы 223, 224, 230
Ингалики (инкалиты) 87, 92, 95, 98,
102, 107, 115—117, 131
Ирокезы 13, 17, 24, 27, 30, 37, 38, 46,
47, 62, 79, 81, 161, 171—250, 332, 333
Лаврептийцы 171, 176, 177, 178, 180
Казахи 274, 285
Кайова 254, 257, 258, 264, 268, 271,
273, 275, 276, 282, 284, 286, 315, 320,
328
Кайова-апачи 275, 276, 282, 283, 287,
328
Кайюга 171, 172, 175, 182, 186, 196, 207,
210, 214, 224—226, 230, 233—235, 240
Калифорнийские индейцы 20
Калуза 137
Канза 253, 254, 297, 297, 318, 327
Катавба 229, 230, 240
Качинцы 261
Каучадииы («Зайцы») 87, 89
Квакиютли 136, 140, 150, 161, 166
Кикапу 79
Киргизы 267
Койюконы (ипкилики) 87, 89, 95, 98,
102, 105, 106, 107, 113, 115—117
Колчане (гольцане) 98, 99, 101
Команчи 254, 257, 258, 264—266, 269,
272, 273, 275, 276, 279, 281—286, 297,
300, 303—305, 307, 308, 310, 313, 313,
322, 328, 333
Конестога 229, 230
Коряки 115, 118
Кри 39, 69—71, 87, 89, 93, 99, 265, 328
Крики 24, 249, 333
Кроу 30, 254, 256, 258, 265, 270, 273,
276, 282, 284, 285, 287, 292—294 296,
297, 299, 308, 311—316, 322, 324, 328,
329, 333
Куапо 253, 255, 297
Кутепе 86
Кучины 87—90, 98—100, 104, 105, 107,
109, 112, 113, 129—131
Кэддоязычные племена 7
343

Майами 230
Малеситы 46
Мандапы 252, 253, 254, 269, 276, 288,
289, 291, 292, 299, 307, 311, 318, 324,
328
Мдевакантоп 256
Меномиии 79
Микмаки 176
Миссури 253, 297
Могауки 171, 172, 175, 176, 178, 180,
182, 196, 198, 200, 207, 210, 212, 213,
216, 223, 225, 226, 229, 233, 234, 240,
245
Могикане 180, 213, 223
Монголы 261, 267, 283, 285, 322, 324—
326
Монтанье-наскапи 15, 39, 40—68, 180,
222, 230
Мускоги 7, 229, 230, 240, 249
Набесиа 99
Навахи 86
На-дене 86, 111
Нантикоки 229
Натчезы 249, 333
Нахани 88
«Нейтральные» 171, 175,223, 228—230,
240
Ненцы 270
Неперсе 265
Ниписсинги 222
Нутка 136, 140
Овасковцы 174—176, 183, 201, 202, 208,
210—212, 242, 243
Оджибвеи 30, 39, 71—85, 243, 328
сольто 73, 74
чиппева 74
Омаха 7, 30, 253, 254, 258, 297, 298, 300,
311, 318, 327
Опей да 171, 172, 175, 176, 182, 188, 196,
210, 213, 225, 226, 229, 230, 233, 234,
240, 245
Оиопдага 171, 172, 175, 178, 182, 196,
204, 207, 210, 213, 214, 225—227, 229,
233, 234, 239, 240
Оседжи 253, 254, 258, 269, 297, 299, 300,
318, 327
Ото 253, 255, 258, 297
Оттава 79, 223, 230
Палеоазиаты 117, 118
Палсоиндейцы 4, 251
Пауни 37, 252, 253, 254, 258, 265, 293,
327
Петупы («табачные») 171, 175, 223
Попка 253, 297, 327
Потаватоми 79
Поухатаны 249, 333
Пуэбло 17, 30
Сапопи 229, 230
Сарматы 327
Сарси 328
Саук и фокс 79
Секани 89
Селиши 135, 140, 170, 328
Сенека 171, 1.72, 175, 182, 186, 195—
197, 204, 207, 210, 214, 216, 223—227,
229, 230, 233—235, 237, 240, 246, 248
Сирионо 334
Сиссстон 256
Сиу 325
Сиуязычпые племена 173
Скифы 262, 265, 327
Сусквеханноки (андасте) 172,213,223,
230, 240
Такулли («Носильщики») 88
Талтапы 88
Тапайпа (кенайцы) 87, 98, 105, 107,
111, 131
Таиана 87, 88, 99—101, 103, 106, 107,
112—114, 130
Тацааютины («Желтые» или «Медные»
ножи) 87
Тетон-дакоты 256, 258, 273, 277, 278,
282—286, 297, 300, 301, 306, 308,
312—315, 322—324, 327
Тимуква 249
Тлинкиты (колоши) 24, 85, 96, 99, 101,
108, ПО, 135, 136, 138, 140, 141—170,
191, 236, 245, 293
Тлипгчадины («Собачьи ребра») 87,
124
Толова 166, 167
Тробриандцы 293
Тувинцы 261, 283
Тускарора 172, 182, 198, 213, 230, 234
Тутело 220, 229, 230
Тутчопы 87, 97—99
Тцатины («Бобры») 87, 88
Фокс 37, 258, 296, 297
Хайда 24, 85, 135, 136, 140, 150, 293
Хидатса 253, 254, 269, 276, 288—294,
296, 297, 299, 307, 318, 324, 328
Хеши 243
Хоупвеллцы 6, 172, 174
Хупны 327
Цецаут 88
Цимшиян 24, ПО, 135, 136, 140, 150 '
Чейепы 37, 254, 256, 258, 269, 276, 282,
284, 287, 294—297, 299, 308, 311, 316—
317, 320, 322, 324, 328, 333
Черноногие 37, 256, 258, 259, 264—266,
268, 273, 277, 282, 283, 285, 297, 300,
344

302—303, 308, 312, 315, 316, 320, 328,
333
кайнахи («кровь») 256, 276, 302
пиеганы 256, 276, 306, 314
сиксики 256, 276, 302
Чилкотины 88
Чимакум 135
Чинук 140
Чипевайи 87, 92, 93, 119, 129
Чироки 172, 229, 230
Чукчи 94, 95, 115, 117, 118, 122, 270
Шауни 229
Шивера 254
Шошоны 19, 257, 276, 328
Эвенки 270, 286
Эри 171, 175, 214, 223, 229, 230, 240
Эскалеуты 86
Эскимосы 23, 30, 88, 94, 95, 98, ПО, 115,
116, 118, 122, 135
Этчаодииы («Невольники») 87,92, 119,
120, 124, 125, 127
Юго-восточные племена 17, 27, 249,
250
Юго-западные племена 243
Юта 257, 258
Якуты 270
Янктоп 256
Япктонай 256, 286

ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие 3
Глава 1. Л. Г. Морган и современные исследования
общественного строя индейцев Северной Америки 11
Глава 2. Охотники и рыболовы американского Севера 39
Алгонкинские племена 39
Моптанье наскапи 40
Этногенез 40
Европейская колонизация
северо-восточной Канады 44
Занятия монтанье—наскапей ... 48
Отношения собственности .... 53
Соседская община 58
Род и семья 01
Религия . 65
Кри 69
Оджибвеи 71
Этногенез 71
Род, семья, обшина 74
Соседская община 80
Северные атапаски 85
Хозяйство 93
Торговля 93
Имущественное неравенство . , . 101
Потлач ...... ,, „ , 104
Пережитки матсрипскородового строп Ю9>
Соседская община атапасков . . . 121
Глава 3. Индейцы северо-западного побережья Северной
Америки 134
Тлинкиты 141
Расселение и ранние сведения . . . 141
Родовая организация 143
Территориальное деление .... 145-
Домохозяйство как экономическая
единица 146
Занятия , 147
Разделение труда 148
Обмен ,150
346

Социальная дифференциация и рабство 151
Потлач 159
Глава 4. Ирокезы • • ^1
Этногенез 171
Колониальный период 180
Занятия ирокезов ...... 183
Отношения собственности .... 188
Родо-племенная организация . . . 192
Род 194
Овачира 198
Домохозяйство 201
Фратрия 206
Племя 210
Селение 211
Соседская община 215
Глава 5. Лига ирокезов 218
Ирокезские войны 221
Вооружение 226
Управление завоеванными землями и
покоренными племенами 228
Структура Совета Лиги 231
Сахсмы 233
Военачальники 237
Религия ирокезов 241
Глава 6. Индейские племена степей 251
Этногенез 251
Хозяйство 257
Коневодство 257
Охота 260
Разделение труда в охотничьем хозяйстве 262
Отношения собственности 264
Отношения экономической зависимости. 267
Зачатки классовой дифференциации . 270
Потлачи 272
Торговля 274
Данничество 277
Община 281
Большесемейпая община .... 281
Соседская кочевая община .... 283
Родовые и семейпо-родствепные связи . . . 287
Род и семья у полукочевников . . . 288
Племена с патриархально-родовыми
чертами 297
«Безродовые» племена 300
Черпопогие 302
Команчи 303
Военная демократия 309
Войны 309
347

Военная организация 313
Племенная организация ... .319
Племенные союзы 327
Заключение 331
Список принятых сокращений 337
Список карт 337
Список иллюстраций 338
Указатель имен 339
Указатель этнических названий 343
Юлия Павловна Аверкиева
Индейцы Северной Америки
Утверо/сдено к печати Институтом этнографии им. И. Н. Миклухо-Маклая
Академии нацк СССР
Редактор издательства Г. В. Моисеенко
Художник А. В. Коврижкин. Художественный редактор В. Н. Тикунов
Технический редактор Л. И. Куприянова
Сдано в набор 6/V 1974 г. Подп. к печати 29/VIII 1974 г.
Формат 60X90'/i6- Бумага типографская № 2
Усл. печ. л. 21,75. Уч.-изд. л. 23,5. Тираж 45С0
Т-12293. Тип. зак. 4135. Цена 1 р. 65 к.
Издательство «Ыаука». 103717 ГСП, Москва, К-62, Подсосенский пер., 21
2-я типография издательства «Наука». 121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10

ОПЕЧАТКИ И ИСПРАВЛЕНИЯ
Страница
7
11
36
38
86
88
99
106
111
126
172
187
192
194
215
217
265
295
- 296
315
320
Строка
5 СВ.
11 СВ.
19 сн.
7 сн.
6 св.
1 св.
15 сн.
4 св.
6 св.
2 св.
10 сн.
20 сн.
19 сн.
10 св.
16 св.
13 сн.
11 св.
19 св.
16 св.
25 св.
19 св.
Напечатано
науки
Л. М. Морган
непатриархальная
собственности
-аеутской
титчены
чукинов
Макклеллан
В. Гарфилдь
соседних
XVIII в.
Дуба,
1871
XX в.
1878
соседних
имела
патриархату
и Ф. Эггана
на врага
заслугами
Следует читать Ч
пауни
Л. Г. Морган
неопатриархальная
собственности,
-алеутской
тутчоиы
кучинов
Маклеллан
В. Гарфильду
соседских
XIII в.
луба
1877
XIX в.
1877
соседских
не имела
патриархату и
Ф. Эггана и
от врага
военными заслугами
ак. 4135