Author: Шпет Г.Г.  

Tags: история философии   русская философия  

Year: 1989

Similar

Философские этюды

Густав Густавович Шпет. Избранные труды. (Библиотека общественной мысли)

История русской философии.

Истоки культурно-исторической психологии: философско-гуманитарный контекст

Text
                    ПРИЛОЖЕНИЕ
К
ЖУРНАЛУ
«ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ»
Г.
Г.
ШПЕТ
СОЧИНЕНИЯ
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«ПРАВДА»
1989


ЖУРНАЛ
«ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ»
ИНСТИТУТ
ФИЛОСОФИИ
АН
СССР
ФИЛОСОФСКОЕ
ОБЩЕСТВО
СССР
Я
>
W
»
s
n
Р ЕД АКЦИО ННЫЙ
СОВЕ Т
СЕ РИИ
«ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ»
Степин
(председатель), С.
С.
Аверинцев,
Г.
А.
Ашу ров ,
Володин,
В.
К.
Кантор,
В.
А.
Лекторский,
Д.
С.
Ли хач ев,
Мотрошилова,
Б.
В.
Раушенбах,
Н.
Ф.
Уткина,
И.
Т.
Фрол ов,
Н.
3.
Ч авчава дзе,
В.
И.
Шинкарук,
А.
А.
Яковлев
Предисловие
Е.
В.
ПАСТЕРНАК
На
фронтисписе:
Г.
Г.
Шпет
Ф отог рафи я
В.
А.
Живаго
0301000000—Б е з
объявл.
080(02)-89
Без
об ъ явл.—89. Подписное
© Издательство « П ра вда» , 1989
Сос тавление,
пред исловие,
пе ре вод


Г.
Г.
ШПЕТ
Среди
многочисленных
им ен,
н ас иль ствен но
преданных
забвению,
должно
быть
на зва но
имя
у ченог о,
вн есше го
значительный
вкл ад
в
оте­
чест венн ую
философию,
психологию,
эстетику
и
языкознание,—
Густава
Густавовича
Шпет а
(умер в заключении,
точная
д ата
и
место
смерти
не­
и звест н ы).
Реабилитация
в
1956 г.
не
смо гла
в осст ановит ь
память
о
нем
в
общественном
сознании,
скованном
инерцией
и
ст рах ом
сталинских
л ет,
а
начавш ееся
вскоре
замораживание
пробудившихся
было
к
жизни
побегов
привело
к
прекращению
готов ивши хся
публикаций,
с нятию
в
ряде
случаев
даже
упоминаний
о
фи лософ е.
30 лет забвения стали до­
пол нит ельн ым
сроком
несправедливого
н аказ ания ,
новым
испы та нием
в
судьбе
ученого
и
его
идей.
Между
тем
Г.
Г.
Шпет
был
одним
из
наиболее
блестящих
и
ор иги­
наль ны х
мыс лит еле й
и
философствующих
писателей
своег о
поколения.
Он
выб рал
себе
пу ть
в
России
по чти
совершенно
новый
—
стать
про­
фессиональным
филос офо м
в
точном
смы сле
слова,
в
соответствии
с
ев­
ро пейс кой
тр адицие й
строг ого
на уч ного
знания.
В
то
же
время
Шп ет
разделял
многие
эстетические
и
стилистические
пристрастия
и
вкусы
своей
эпохи,
вторгаясь
в
философскую
публицистику
и
эссеистику.
В
этих
работ ах,
отходящих
в
ст ор ону
от
строгой
фи лосо фии ,
ст иль
его
прио бре та л
че рты
художественной
оригинальности,
что
делает
оче вид­
ным
гл уб окую
включенность
Шпет а
в
русский
ку ль турн ый
процесс
св о­
его
времени,
вн утре нн юю
связь
его
мысли
с
проблемами,
к от орые
ре­
шали
его
друзья
и
оппоненты:
Андрей
Белый,
Вяч.
И вано в,
о.
Павел
Флоренский.
Густав
Густавович
Шпе т
по
происхождению
поляк.
Он
родился
в
1879 г.
в
Киеве.
По
окончании
2-й
классической
гимназии
в
1898 г.
пос ту пил
на
физико-математический
факультет
Университета
Святого
Влад им ира.
С
13 лет начал зарабатывать уроками.
Око нчив
два
курса,
был
исключен
из
университета
без
права
продолжать
обучение
за
уча ­
ст ие
в
революционном
«союзном совете» .
Причастность
к
социал-демо­
кратической
партии,
хранение
и
распространение
пар т ийной
литерату­
ры
выз вали
а рест
и
выс ыл ку
из
Киева.
Таким
образом,
в
юности
Шпе т,
как
и
мно гие
д ругие
русски е
философы
(С.
Н.
Булгаков,
С.
Л.
Франк,
П.
Б.
Струве
и
др угие), пережил увлечение марксизмом,
видя
в
нем ,
ве­
ро ятн о,
не
только
пути
к
решению
социально-исторических
п роблем
России,
но
и
возможности
преодоления
жи во
ощ ущав шегося
им
кризи­
са
европейской
философии.
Это
исходное
сознание
тупика
в
традицион­
ном
философском
развитии
и
был о
с ти мулом
к
д ал ьне йшим
философ­
ск им
исканиям.
Ес ли
С.
Н.
Булгакова
и
С.
Л.
Франка
эти
искания
вели
в
ст оро ну
религиозной
философии,
то
для
Шпета
новые
пути
упирались
в
построение
ф е номе нолог ии,
вск ры ваю щей
механизм
человеческого


4
Е.
В.
Пастернак
сознания
во
всех
сферах
его
деятельности
—
в
философии,
в
искусстве,
в
религ ии .
В
1901 г.
Г.
Г.
Шпе т
был
вновь
принят
в
университет,
но
п ереве­
ден
на
и ст орик о- фи лолог ически й
фа куль т ет.
Конкурсное
сочинение
«Ответил ли Кант на вопросы Юма»
удостоилось
золотой
медали
и
бы­
ло
опубликовано
в
университетском
из дат ельст ве.
«По окончании уни­
верситета,—
в спо минал
Шпет,—
хотя
я
был
о став лен
для
приготовления
к
проф ессорск ому
з ван ию,
моя
политическая
реп ут аци я,
повторившиеся
обыски
и
аре сты
лишили
меня
возможности
п едаг огич еск ой
де ят е льно­
сти
в
ш колах
министерства
народного
просвещения»1.
Однако
он
все
же
начал
зан и мать ся
преподаванием
—в
частных
гимназиях
и
на
Вы­
с ших
женс ких
курсах.
В
1907 году Шпет был прикомандирован к Московскому универси­
те ту
и
ст ал
преподавать
на
Высших
ж енск их
курсах
в
Москве,
а
с
1909 г .—в
Народном
университете
Шанявского.
В
1910 г.
после
сда­
чи
магистерского
экзамена
по
философии
был
утвержден
в
зв ании
при­
ват-доцента.
Летние
месяцы
1910 и 1911 гг .,
а
также
целиком
1912—1913 гг.
Шпе т
прове л
в
заграничной
командировке,
р аб отал
в
Геттингенском
университете
и
в
библ иот ека х
Берлина,
Парижа
и
Эдинбурга.
В
1916 г.
з а щитил
диссертацию
«История как проблема
л огики»
и
был
избран
п роф ессо ром
Высших
жен ских
курсов
и
доц ен­
том
Московского
ун и верс ите та.
С
1918 г.—профессор
университета.
Жизнь
Ш пета
была
насыщенной,
он
пр осла вилс я
как
л е ктор,
мн ого
писал
и
п ечат ал,
хо тя
до
сих
пор
значительная
часть
им
написанного
не
опу блик ов ана ,
участвовал
в
организации
и
работе
различных
научных
обществ
и
учреждений,
в
ч аст ност и,
был
ближайшим
помощником
Г.
И.
Челпанова
в
создании
Московского
психологического
института.
После
рев ол юции
Шпет
—
директор
осн ова нно го
им
Ин ститу та
научной
философии,
член
комитета
по
реформе
выс шей
и
средней
школы,
по­
стоянный
чле н
художественного
совет а
МХАТ,
у част ник
Моско вског о
лингвистического
кружка,
преподавал
в
Институте
слова,
в
Военно-педа­
гогической
а каде мии
РККА,
в
1932 г.
был
н азн ачен
проректором
созд а­
вавшейся
К.
С.
Станиславским
Ака дем ии
вы сшег о
актерского
мастерст­
ва.
Читал
к урсы
истории,
педагогики,
методологии
на ук,
ло гики,
теории
познания,
ист ор ии
ф ило софи и,
ист ор ии
психологических
и дей,
фил осо­
фии
истории,
философии
языка,
истории
научной
мысли,
эстетики.
В
1920 г.
организовал
первый
в
России
ка бине т
этнич еск ой
психо­
логи и,
прекративший
работу
одновременно
с
удалением
Шпета
из
у ни­
верситета.
В
1921 г.
был
избран
действительным
членом
Ро ссий ск ой
Академии
художеств,
позднее
ГАХН,
с
1923 г.—вице-президент
это й
академии.
В
эти
же
г оды
сос тоя л
заместителем
председателя
Вс еро сси й­
ск ого
Союза
писателей,
в
организации
которого
принима л
активное
участ ие.
К
этому
времени
число
его
на учны х
работ
превысило
три
д ес ятка
(из них более 10
кн и г); одновременно Шпет занимался напряженной
переводческой
деятельностью:
с
немецкого,
англи йс кого ,
французского,
итальянского
и
польского
языков
он
перевел
в
общей
совокупности
ок о­
ло
дв адца ти
сочинений
по
фи лос офи и,
психологии,
логике,
эстетике.
1 В тексте цитируются документы из семейного архива
Г.
Г.
Шпета.


Г.
Г.
Шпет
5
В
о дних
вопросах
он
опережал
н амн ого
на уку
и
к ульт уру
св оего
времени,
в
других
—давал
весьма
пристрастные
о це нки,
нач исто
отвер­
гал
целые
направления,
считая
их
«псевдофилософией» .
Он
обладал
фантастической
эр у дицией
и
н ачит анн ост ью
(ср.
публикуемый
в
насто­
ящем
томе
«Очерк развития русской философии»), мог писать длинней­
шие
обзоры
сущ ест вов авш их
когда-либо
точек
зрения
по
самым
разным
проблемам.
Но
он
у мел
писать
и
совершенно
своб одно ,
ир о нично
(ср.
поэтику
его
«Эстетических фрагментов»).
Имя
Шпета
в
философии
неизменно
связывалось
с
гуссерлиан-
ством.
Работа
у
Гуссерля
в
Геттингенском
университете
отразилась
в
со­
чинении
Шпета
«Явление и смысл» (М ., 1914), отстаивающем поворот­
ное
значение
ф е номе нолог ии
Э.
Гуссерля.
Однако
уже
и
в
эт ой
работе
он
ясн о
указал
на
недостаточность
ко нце пции
Гуссерля
и
свои
с
ним
ра с­
хождения.
Что
действительно
привлекало
Шп ета
в
немецком
филосо­
фе
— так
это
противостояние
неокантианству,
интерес
к
вопросам
логи­
ки
и
философии
математики,
понимание
философии
как
чи сто го
зн а­
ния
и
неприятие
психологизма.
Шпет
много
и
тщательно
изучал
и
дру ­
гие
направления
«философии знания» (которую он противопоставлял
популярной
в
его
молодые
годы
«философии мудрости»).
Феноменоло­
гия
открывала
для
Шпета
возможности
исследований
п ути
образования
смысла,
причем
не
только
в
их
абстрактном
аспекте,
но
и
в
их
историче­
с кой
конкретности.
Согласно
Шпе ту,
анализ
созн ани я
предполагает
ис­
торическое
исследование
«смысловой»
деятельности
человека
—
в
ис­
кусстве,
литературе,
науке,
религии
и
т.
д.
В
своей
книге
«Явление и смысл»
Шпе т
пише т
о
том ,
что
«бытие
разума
состоит
в
герменевтических
ф унк ци я х», раскрывающих смысл
предмета.
Явление
это го
см ысла
открывается
нам
в
«организующей на ­
правленности
различных
форм
ду ха
в
их
со циал ьно й
сути:
язык,
культ,
искусство,
техника,
п ра во» (стр.
209—210).
Исследование
эт их
раз ноо б­
разных
форм
и
ввод ит ся
Шпетом
в
чис ло
осн овн ых
задач
философии.
Этими
идеями
од ушев лен а
и
его
фундаментальная
работа
«История как
проблема
лог ики » (из трех частей которой опубликована только пер ­
в ая), труд,
не
потерявший
своег о
принципиального
значения
и
в
наше
время,
а
также
работы
по
этниче ск ой
и
с оц иаль ной
псих о л огии.
Он
попробовал
перенести
результаты,
дос тигну тые
им
в
филосо­
фии
языка,
семиотике
(тогда еще существовавшей лишь в замысле)
и
гер ме нев тике1, в другие области знания;
при мером
этого
является
ра­
бота
«Введение в этнопсихологию».
Выдающийся
советский
языковед
Р.
О.
Шор
пи сала
по
поводу
вы­
ход а
в
свет
«Эстетических фрагментов»
Шпета,
что
авт ор
впервые,
о пе­
режая
европейских
мыслителей,
созд ал
возможности
для
строгого
ра з­
гран ичен ия
предметов
изучения
лингвистики,
по эт ики
и
философии
искусства.
Кстати
сказать,
книги
«Внутренняя форма слова»
и
«Эстетиче­
ские
ф рагме нты»
вызывают
ны не
осо бый
интерес
как
предвосхищение
некоторых
проблем
современной
лингвистики
(а именно семантики
и
с е миот ики).
В
списке
готов и вши хся
в
20- е
го ды
работ
Шпета
следует
1 Которой посвящена рукопись его книги «Г ерме не втик а
и
ее
про­
бл е мы » (1918), ныне подготовленная к печати в ежегоднике Института
мировой
литературы
им.
А.
М.
Горь ког о
«Контекст».
-


6
Е.
В.
Пастернак
н азв ать
и
кни гу
«Язык и смысл (Философское
введение
в
науку
о
яз ы­
ке )».
В
русле
идей
Шпета
ра бо тали
таки е
вы дающ ие ся
филологи,
как
Г.
О.
Винокур,
В.
В.
Ви ног радов,
его
учеником
был
лингвист
Н.
И.
Ж инкин.
«Очерк развития русской философии», из которого в опубликован­
ном
(в 1922 г.)
вид е
и зве стна
только
первая
ча сть,
представляет
собой
широкий
по
охвату
материала
обзор
ранних
философских
работ
в
Ро с­
сии.
И
в
той
же
работе
Шп ет
ставит
перед
собой
задачу
проследить,
как
в
ист ори и
общественного
созн ани я
формируются
но вые
смыслы,
собст­
венно
говоря,
дать
не
и стор ию
философских
идей,
а
истор ию
фило­
софск ог о
сознания
в
рамках
отдельной
национальной
культуры.
Кн ига
напис а на
с
по з иций
последовательного
изложения
пр инципов
«органи­
зова нног о
не веже ства»
русских
правительственных
учреждений,
по да­
вляю щих
свободную
философскую
мысль.
В
1927 г.
в
связи
с
выдвижением
кандидатуры
Шпета
во
Всесоюз­
ную
Академию
наук
по
ка ф едре
философии
его
научная
позиция
б ыла
пос та вле на
под
идео ло гич ес кое
подозрение.
Вместе
с
этим
подверглось
острой
критике
в
печати
общее
направление
раб оты
Г осудар ствен ной
Академии
художественных
наук,
и
Шпет,
сторонник
и
инициатор
ак­
т ивног о
участ ия
науки
в
жизни
общества,
был
объявлен
г лавным
тормо­
зом
научной
и
художественной
культуры,
обвинен
в
соз дани и
в
ГА ХН
«цитадели идеализма».
После
«чистки»
ГА ХН
Ш пет
был
лишен
во змо ж­
ности
заниматься
н аук ой,
написанные
им
к
то му
времени
раб оты
ост а­
лись
неопубликованными.
«Я прожил жизнь суровую,—п иса л
Ш пет
в
«оправдательном пись ­
ме».—
От
уличного,
почти
нищего
мальчишки
через
революционную
ш колу
и
до
профессора
университета
при
старом
режиме
лежал
пу ть
нелегкий.
А
сме ю
утверждать,
что
для
ученог о
я
сд елал
бо льше,
чем
требовалось
по
средней
ме рке
профессора.
К роме
специальных
знаний
в
св оей
основной
об ласти
в
философии
я
знал
достаточно,
что бы
мое
мнение
ценило с ь
в
р яде
других
на у чных
област ей:
в
ис тори и,
литерату­
ре,
искусствоведении,
математике,
языкознании.
Я
чита ю
не
только
свою
специальную,
но
и
художественную
литературу
почт и
на
всех
ев­
ропейских
языках.
Но
вот
и тог
всех
итогов
моей
жизни
на
сегодняшний
день:
на
революцию
я
хотел
и
хочу
работать,
мои
специальные
знания
однако
пр из наны
ненужными.
Но
когда,
лишенный
возможности
на­
учн о
раб ота ть,
я
предложил
г осуд арст венн ому
учреждению
свои
услуги
по
переводам
хо тя
бы
с
«редких языков» (скандинавских,
по льск ог о,
ис­
панского
и
т.
д.), мне сказали:
что
же
это
—бойкот
из
боязни
сд елат ь
выз ов
общественному
мнению?
Ок аз ываю тся
ненужными
и
те
мои
з на­
ния,
которые
м огут
служить
д елу
хот я
бы
элементарной
культуры...
Два
год а
назад
я
еще
р абот ал
пол ным
темпом,
х отя
до
т ого
никогда
не
зн ал
ни
каникул,
ни
домов
от д ыха,
ни
от пу сков
для
отдыха,
а
мне
был о
уже
49 лет...
И
вот
сегодня,
когда
я
п оста влен
перед
у г розою
не
иметь
возм ожн ости
при нес ти
на
ужин
картошку
моим
собственным
де­
тя м,
я
все-таки
говор ю:
не
верю,
чтобы
остатки
мои х
сил
не
могли
най­
ти
применение
в
на шей
стране,
не
верю,
чт обы
здес ь,
в
центре
совет­
ско й
культуры,
где
бесконечна
потребность
в
знании
и
культуре,
мои
зн ания
и
моя
культура
бы ли
объективно
бесполезны
и
н енуж ны »1.
1 Письмо датировано 11
февраля
1930 г.


Г.
Г.
Шпет
7
В
р ез уль тате
долгих
ходатайств
Шпе ту
б ыла
предоставлена
возмож­
ность
переводческой
ра бот ы.
«Работал я так много,
как
только
доп ус кали
с илы.
Я
консультировал
при
и зд ат ельст вах
и
вел
редакционную
работ у
по
классической
литера­
ту ре
Англии,
П оль ши,
Германии,
скандинавских
ст ран
и
т.
д ., я перевел
несколько
романов
Диккенса,
перевел
несколько
пьес
Байрона...
выпу­
сти л
отдельной
книгой
ис тор ико -л итер ат у рный,
исто р иче ский
и
быто­
вой
комментарий
к
«Запискам Пиквикского клуба»
Д ик кенс а...,
работал
над
редакцией
нового
перевода
Сочинений
Ш екс пира
и
на пи сал
15 ли­
сто в
комментария
к
10 его трагедиям, — в
эту
работу
я
вкладывал
все
свои
силы:
я
пост ави л
своей
целью
добиться
издания,
превосходящего
все
прежние,
с
учет ом
всех
достижений
шекспировской
фил оло ги и,
из­
дания,
восст анавли вающ ег о
подлинного
Шек спир а...
Наиболее
ко мпе­
те нтну ю
оценку
моей
работы
по
Шекспиру
мог
бы
сд елат ь
мой
соредак­
тор
про ф.
А.
А.
Сми рн ов,
де тал ьно
знающий
мое
участие
в
каждом
слове,
каждой
запятой
но вого
перевода...
Наконец,
что
касает ся
оценки
мо ей
работы
не
со
ст оро ны
на учной
строгости,
а
со
сто ро ны
тре б ова ний
художественности,
я
мог
бы
сослат ься
на
от зывы
знакомых
с
мое й
рабо ­
той
поэтов,
как
К узм ин,
Пастернак,
Антокольский
и
др .».
Эта
вдохновенная
работа
была
оста нов лен а
в
самом
ее
разгаре
аре ­
стом,
последовавшим
в
ночь
с
14на15
март а
1935 г.
«Прежде всего
следствием
мне
бы ло
предъявлено
обвинение
в
то м,
что
я
прин имал
участие
в
редактировании
немецко-русского
словаря,
том
пер вый
кото­
р ого
выш ел
под
редакторством
л иц,
сочувственно
настроенных
к
фа­
шист ск ой
Герм ани и;
в
то
же
вре мя
след стви е
о бвинило
ме ня
в
связях
с
лицами,
исповедовавшими
ру сск ий
(великорусский)
национализм.
И
фашизм
и
какой
бы
то
ни
было
национализм
в
корне
несовместимы
ни
с
какими
моими
взглядами
и
у стан овк ами.
Далее
следс т вие
перешло
во
вт орую
фазу
и
после
нескольких
попы­
ток
связать
меня
с
разными
лицами
и
групп ами
лиц,
характеризованны­
ми
им,
как
контр-революционеры,
следствие
остановилось
на
группе,
состоявшей
кроме
м еня
из
тр ех
лиц,
...
из
проф.
Га бр ичев ск ого
А.
Г.,
Петровского
М.
А.
и
Яр хо
Б.
И. ».
После
окончания
следствия
Шпет
был
приговорен
к
5 годам ссыл ­
ки
и
отправлен
в
Енисейск.
НК ВД
обещало
ему ,
что
работой
он
будет
об ес печ ен,
но
если
до
15 марта 1935 г .
он
был
бу квальн о
завален
пред­
ложениями
и
работал
по
14 часов в сутки,
не
сп равля я сь
со
взятыми
обязательствами,
то
теперь
в
планах
всех
издательств
не
находилось
для
нег о
ничего
«подходящего», хотя он мог переводить с 17 языков.
Изда­
тельства
изъяли
из
производства
его
переводы,
поступали
предложения
напечатать
раб оты ,
но
без
упоминания
имени.
В
ноябре
1935 г.
по
ходатайству
МХАТовск их
ак тер ов,
озабоченных
его
судьбой,
Ш пет
был
переведен
в
Томск.
27 октября 1937 г .
он
был
арест ован
вторично
и
«тройкой»
НКВД
приговорен
к
10 годам без права
переписки.
Больше
о
нем
ничего
не
известно.
В
1956 г.
То мс ким
областным
су дом
была
в ыдана
спра вка: «Уголов­
ное
дело
в
отношении
Шпета
Гу ста ва
Густавовича,
осужденного
9.XI.37
год а,
Президиумом
Томского
об ла стн ого
су да
от
19 января прекращено
за
недоказанностью
состава
преступления».
По ст епе нно
труды
Ш пета
выходили
из
пол ног о
забвения,
несмотря
на
то,
что
его
работы
давно
стали
библиографической
редкостью.


8
Е.
В.
Пастернак
Его
идеи
оказались
чрезвычайно
актуальны
в
контексте
нового
ра зви тия
филологии,
и ску сство зна ния ,
семиотики.
Отсюда
с сылки
на
его
сочине­
ния
в
исс ле до ва ниях
Р.
О.
Як обсон а,
Д.
С.
Лихачева,
Ю.
М.
Ло тм ана
и
других,
статья
В.
Ф.
Асмуса
в
«Философской энциклопедии».
Растет
и
и нт ерес
к
тв орч еству
Шпета
за
рубежом,
о сущест вля ют ся
переводы
его
книг
в
Германии,
Венгрии
и
Америке.
Летом
1986 г.
в
Бохуме
бы ла
п роведена
ме жду на род ная
кон фере нц ия,
посвященная
Г.
Г.
Шпету.
К
сож алени ю,
в
его
родной
стр ане
ур ове нь
исследования
т ворч ест ва
фи­
лософа
находится
по чти
на
н улев ой
отметке;
т ак,
двадцать
лет
пр оле жа­
ла
без
движения
кн ига
работ
Шпета
по
эсте тике,
сост авленн ая
в
1967
год у
его
дочерью
Л.
Г.
Шпет,
но,
на до
над еят ь ся,
в
связи
с
рядом
наме­
чающихся
переизданий
инте ре с
к
идеям
Шпета
будет
развиваться.
Е.
В.
Пастернак


МАТЕРИ
МОЕ Й
М АРЦЕА ИНЕ
ИОСИФОВНЕ
ШПЕТ
ПОЧТИТЕЛЬНЕЙШЕ
СВОЙ
ТРУД
ПОСВЯЩАЮ
ОЧЕРК
РАЗВИТИЯ
РУССКОЙ
ФИЛОСОФИИ
Первая
часть


ПРЕДИСЛОВИЕ
Prisca juvent alios, ego me nunc
denique natum Gratulor...
Просмотрев
ле жа щие
передо
мною
отпечатанные
ли­
сты
моей
книги,
я
ед ва
решаюсь
выпустить
ее
без
надписи
на
ти тул бл ате:
на
правах
руко пи си.
Я
ясно
вижу
недочеты
своей
кн иги
—
и
стилистические,
и
ма тер иа льны е.
К нига
недоделана:
не
всем
находящимся
в
моем
распоряжении
ма т ериа лом
я
воспользовался
как
следует
и
не
весь
мат е­
риал,
к от орый
можно
б ыло
привлечь,
привлек
к
делу;
ест ь
ненужные
повт ор ения
и
излишние
разъяснения;
са­
мый
тон
изложения
я
во
м ногих
местах
хотел
бы
слы­
шать
иным
—
менее
обличающим
смену
моих
э моц ио­
нальных
со ст оя ний.
П риняв
во
внимание
трудность
и
сложность
затеянной
мно ю
работы,
меня,
вер оятно ,
оправдают
многие
читате­
ли,
в
особенности
если
я
еще
сошлюсь
на
тяжкие
усло­
в ия,
в
ко торы х
приходилось
работать,
и
на
краткость
вр е­
мени,
в
течение
которого
книга
написана.
Находящаяся
перед
читателем
часть
н апи сана
в
каких-нибудь
три ,
ч еты­
ре
месяца,
и
прит ом
в
такое
время,
когда
не
хватало
для
но рма льно й
работы
ни
пищи,
ни
тепла,
ни
св ет а...
Но
все-таки
избранный
мною
эп игр аф
гла с ит:
Пуст ь
восторгаются
другие
добрым
старым
временем,
я
поз дравл яю
себя
с
тем,
что
р одил ся
именно
теперь...
И
действительно,
я
должен
с озна ть ся,
что
все
ест ест­
вен ны е,
неи збежн ы е
и
временные
детали
военно-револю­
ционного
б ыта
не
могли
так
парализовать
вол ю
и
так
подавлять
вдохновение,
как
исконное
отсутствие
у
нас
об­
щей
организации
на у чной
работы
—
приз нак
нашей
ве ли­
чайшей
некультурности!
В
публичных
библиотеках
эл е­
м ент арно
нужных
книг
нет ,
у сло вия
пол ьз ования
ими
—
самые
неблагоприятные,
справочники
и
ка та логи
пора жа ют
безграмотностью
и
хаот иче ски м
состоянием,
издан ие
и
переиздание
кл асси чес ких
авторов
и
т ру­


12
Г.
Г.
Шпет
дов
—
сплошь
и
рядом
под
редакцией
сам ой
беззаботной,
безответственной
и
нек ом пет ентно й.
Постоянно
пр ихо­
дилось
чувствовать
себя
в
тупи ке :
как
добраться
до
нуж­
н ого
свёдения,
с
чего
даже
начать?
Са мые
тяжкие
испыта­
ния
и
разочарования
пришлось
вынести
при
розысках
иностранных
книг,
ко торы е
мне
так
необходимы
бы ли
для
установления
«источников»
отечественного
философ­
ствования.
В
эт ой
об л асти
я
ожидаю
у казаний
на
наиболь­
шее
количество
пробелов
и,
весьма
возможно,
промахов,
так
как
мне
часто
приходилось
полагаться
на
память,
с ила
ко торой
у
мен я
минимальна,
да
в
значительном
количест­
ве
случаев
и
обращаться
к
ней
было
бесполезно,
так
как
она
не
могла
бы
вернуть
того,
чем
никогда
об ре ме нена
не
бы ла.
Другой
характер
носили
затруднения
по ряд ка
«вну­
т ре нне го», влиявшие на идейное освещение моего мате­
риала,
каковое
освещение
у
многих
читателей
т акже
мо­
жет
в ызв ать
чувство
большого
неудовлетворения.
Оста­
новлюсь
только
на
д вух
соображениях,
к от орые,
как
з аме­
чания,
мне
уже
б ыли
высказаны.
Первое
из
этих
зам еча ний
касается
моих
авторских
осо бенн осте й
и
состоит
в
вопросе:
как
я
мо гу
писать
исто­
рию
рус ск ой
фи лософ ии ,
которая
есл и
и
существует,
то
не
в
ви де
науки,
тог да
как
я
признаю
фило соф ию
только
как
знание .
Должен
сказ ат ь,
что
это
обстоятельство
есл и
и
создавало
мне
затруднения,
то
не
прямо.
Я,
действи­
тел ь но,
сторонник
философии
как
знани я,
а
не
как
мор а­
ли,
не
как
проповеди,
не
как
мировоззрения.
Я
пол агаю ,
что
философия
как
зн ание
ест ь
высшая
историческая
и
ди алект ичес кая
ступень
философии,
но
этим
не
отри­
цаю,
а,
напротив,
утверждаю
наличность
предварительной
истории,
в
течение
которой
фи лос офия
становится
в
зна ­
ни е.
По
моему
убеждению,
рус ск ая
философия
как
раз
к
это й
стади и
развития
начала
подходить.
Ник ак
не
п ро­
тиворечием,
а
именно
внутреннею
необходимостью
для
меня
самого
казал ось
подвести
перед
этим
моментом
зре­
лости
итоги
предшествующего
развития.
Философия
пр ио брета ет
национальный
хара кте р
не
в
ответах
—
на­
учный
ответ,
действительно,
для
всех
народов
и
яз ы­
ков—
один,—
а
в
само й
постановке
вопросов,
в
подборе
их,
в
частны х
модификациях.
Интерес
и
отно шение
к
той
или
иной
пр о блеме,
к
той
или
ин ой
сто роне
в
ней
носят
местный,
народный,
вре менн ый
характер
—
а
никак
не


Очерк
разв ит ия
русской
фило соф ии
13
идеальные
форм а
и
со держ ание
пробл ем .
Только
в
таком
смысле
можно
говорить
о
национальной
науке,
и наче,
т.
е.
самое
реш ен ие
нау чных
вопросов
—
все
равн о,
фило­
софских,
математических
или
кристаллографических
—
по
национальным
вк уса м,
склонностям
и
наст ро ен иям
—
ничего
им енно
научного
в
себ е
не
сохраняло
бы.
Мое
действительное
затруднение
сос тоя ло
в
то м,
что
глядя
таким
обр аз ом
с
конца
на
все
развитие
нашей
фи­
лософии,
я
этот
конец
и
должен
был
делать
кри те рием .
Самое
пра во
пользоваться
таким
критерием
для
мен я
бес ­
спорно.
Только
весьма
поверхностный
взгляд,
искажен­
ный
к
тому
же
своеобразным
поним ание м
идеи
«прогрес ­
са», мог бы признать это за «а н ти и с тор и чн ос ть». Говорить
о
прогрессе
в
сф ере
и дей
нуж но
с
б ольш ою
опаскою,
и
нужно
большое
остроумие,
чтобы
го воря щем у
при
эт ом
не
подорвать
своей
репутации
просто
неглупого
и
здравомыслящего
человека.
Про грес с
философских
и дей
от
Платона,
Дека рта ,
Гегеля
и
до
современных
про­
фессоров
философии
ес ть
тема
весьма
колючая...
Дел о
не
в
праве,
а
в
результатах,
получающихся
в сл едств ие
применения
у казанн ог о
критерия.
Не которы е
мои
оценки
могут
показаться
слишком
суровыми,
неисто­
рическими,
отвлеченными.
Относительно
«суровости»
я
хотел
бы,
чтобы
читатель
приним а л
во
вним ание
це лое
мо его
изложения,
а
не
част но сти
и
отдельные
явления.
В
связи
с
этим
я
прос ил
бы
чи та теле й,
а
в
особенности
критиков,
и
вообще
не
то ропи т ься
с
решительными
и
об­
щими
заключениями
о
моей
работе:
пер ед
ними
пока
то лько
первая
часть,
а
что
я
скаж у
о
русской
филосо­
фии
даль ше,
того
они
не
знают.
Пока
еще
слово
за
мною.
Что
касается
историчности
или
неисторичности
мои х
суждений,
то
тут
вопрос
сл ож нее
и
бол ее
сп орен .
Исто­
ричность
или
неисторичность
определяется
не
хара кте­
ром
оценок
и
не
изображением
фак тов ,
а
введением
их
в
д олжн ый
«контекст», установлением и выбором этого
к онте кс та.
З десь
самый
простой,
хотя
методологически
еще
не
оправданный
пу ть
есть
п уть
объяснения.
И
ед ва
ли
в
этом
смысле
можно
найт и
ч то -ниб удь
удобнее
марксиз­
ма.
Я
хотел
бы
б ыть
мар кси сто м. ..
Но
я
всяких
объ ясн е­
ний
и збег ал,
зато
от
интерпретации,
от
усилия
«дать по­
нять»
не
хоте л ось
отказываться.
Ближайшим
контекстом
в
таком
слу чае
для
моей
темы
было
бы
развитие
у
нас


14
Г.
Г.
Шпет
просвещения
и
науки
вообще.
Но
и
здес ь
я
с вою
за дачу
сузил
и
сгустил,
чем,
не
знаю,
достиг
ли
нужной
ясности.
Мне
не
хотелось
входить
в
эмпирию
культурно-бытовой
среды
ис то рии,
хотелось
ост ав ат ься
в
сфе ре
философско­
го
и
философско-исторического
освещения
на шей
культу­
ры.
Насколько
я
преодолел
во зникш ие
с
так ою
постанов­
кою
вопроса
за трудне ни я,
судить
мне
еще
трудно.
Мне
мысль
ясна,
но
в
изложении
св оем
темноты
я
различаю,
тем
более,
ч то,
как
теперь
я
убеждаюсь,
основная
моя
идея
развития
и
смен ы
инт елли ге нции,
не
будучи
конеч­
ной
инстанцией,
может
в ызва ть
у
читателя
потребность
в
новых
и
более
детальных
ра зъясне ни ях .
Другое
из
уп омя нуты х
замечаний
было
сдел а но
в
фо р­
ме
утверждения:
я,
мо л,
не
так
п исал
бы
исто р ию
рус­
ской
ф илос о фии,
если
бы
писал
ее
до
революции.
Нату­
рально!
М ожет
быть,
да же
вовсе
не
пис ал
бы
ее!
Но
раз
пишу,
то
более
чем
ст р анно
бы ло
бы,
если
бы
вокруг
ме­
ня
кипела
и
грох ота ла
революция,
а
я
бы
этого
не
видел,
не
слышал
и
не
хотел
пон ять .
Не
зн аю,
удалось
ли
бы,
де­
лая
соответствующий
«вид», обмануть других,
себя
самого
обманывать
б ыло
бы
не леп о.
Но
где
же
пресловутая
на­
учная
объ ект ивн ость ,
если
видим ое
и
слышимое
о пр еде­
ляе т
собою
ум она пра влен ие
и
самое
работу?
Если
бы
я
толь ко
смотрел,
импульсивно,
самозащитно
реагировал
на
видимое
и
п ер енес
бы
это
свое
«душевное состояние»
в
само е
со дер жан ие
книги,
я
субъективному
моменту
поддался
бы.
Но
ко гда
я,
пыта я сь
отойти
на
расстояние,
смотреть
на
историческое
окружающее
как
на
объектив­
ную
действительность,
в
св ете
этой
последней
представ­
ляю
себе
ее
как
объективный
фактор,
я
методологически
поступаю
правильно.
Если
мне
все-т ак и
не
удается
уйт и
от
субъективности,
это
—
мой
личный
пр ома х,
но
не
док а­
зательство
неправомерности
метода.
Рево л юция
н аша
е сть
не
толь ко
каузальное
следствие
и
результат,
но
также
осуществление
замысла.
Это т
замы­
сел
выносила,
л еле яла,
себя
сама
на
нем
воспитывала
на­
ша
интеллигенция
девятнадцатого
века.
Революция
ос у­
ществляется
не
во
всем
та к,
ка к,
может
быть,
мечталось
и
хотелось
это й
инт е лли ге нции,
но
что
же
это
означает:
недействительность
революции
или
недействительность
интеллигентского
идеала
и,
следовательно,
самой
интел­
лигенции,
насколько
она
жи ла
эт им
идеалом?
Я
склонен
дум ать
последнее.
О ттого
от ход
и
отказ
значительной
ча­
сти
интеллигенции
от
революции
ес ть
закат
и
гибель


Оче рк
р азв ития
русской
филос офи и
15
э той
инт елл иге нции.
Другая
ча сть
той
же
интеллигенции,
в
революцию
воплотившаяся,
также
перестала
быть
ин­
т ел лиге нцией ,
но
по
ос нов а ниям
другим:
из
«интеллиген­
ции»
она
превратилась
в
«акцию»
и
в
«агент<а>». И нт ел­
лигенци и,
таким
образом,
нет ,
а
ре волю ция
есть.
Я
м огу
игнорировать
м нения,
традицию,
но
не
могу,
как
об ъек­
тивную
действительность,
игнорировать
революцию,
раз
за ход ит
речь
о
философско-культурном
контексте
разв и­
тия
идей
на ших.
Как
революция
сама
по
се бе
есть
антитезис,
преддве­
рие
си нт еза,
так
закат,
о
котором
я
гов ор ю,
есть
завет
но­
вого
восхода.
Это
—
уже
д ело
субъективной
в еры
и
жела­
ния
предвидеть
в
э том
восходе
не
восстановление,
не
рс
ставрацию,
а
Воз рожд е ние
как
реальное
новое
бы тие
в
стр огом
смысле
исторической
категории
Ренессан са.
Нет
в
реальности
п реж ней
и нт елл игенц ии
наш ей,
но
ст а­
н овит ся
те перь
новая,
нет
старой
России,
но
возникает
но­
в ая!
Отдельные
представители
прежней
интеллигенции
могут,
переродившись,
войти
в
новую,
но
не
они
опреде­
лят
ее
реальность,
они
должны
будут
только
пр иня ть
по­
с ле днюю.
Преждевременно
говорить
о
то м,
какова
будет
идеология
новой
интел лигенции,
существенно,
что
она
не
будет
пр еж нею,
существенно,
что
она
будет
принципи­
ально
ново ю.
Инач е
—
не
б ыло
бы
ничего
более
неудачно­
го,
чем
наша
революция.
Я
бы
обнаружил
ту
самую
импульсивность,
о
которой
упоминал
выше,
есл и
бы,
говоря
и
думая
о
ре волю ции,
имел
в
виду
ее
политическую
и
социальную
с торо ны.
Пусть
име нно
эти
стороны
в
наш ем
быту
ощущаются
сильнее
и
б ольн ее
вс его,
но
в
свете
философско-культур­
ном
это
— только
см ена
форм
и
перемена
лиц.
Другое
де­
ло
революция
в
порядке
идейном,
культурном,
духовном,
революция
«сознания» .
Это
уже
не
одни
фо рмы
и
лица,
это
—
действительно
новые
меха,
действительно
новое
ви­
но,
действительно
новые
«личности», с душами,
наизнанку
вывороченными.
Все
мироощущение,
жизнепонимание,
вся
«идеология»
должны
быть
пр инципиальн о
новыми.
Насколько
все
это
верно,
настолько
ясно,
что
рев олю­
ция—
ито г,
который
так же
может
бы ть
критерием
и
за­
вершением,
в
свет е
которого
вполне
допустимо
рассм о ­
трение
любого,
в
том
числе
и
идейного,
материала
нашей
истории.
В
философско-культурной
перспективе,
которая
таким
образом
раскрывается,
располагается
контекст,


16
Г.
Г.
Шпет
о
к отор ом
я
говорил,
и
методологически
это
есть
не
су­
жение
горизонта,
а
только
его
определение.
Действительное
затруднение,
которое
тут
возникало
передо
мною,
возникало
скорее
вс его
из
того,
что
сама
революция
еще
не
кончилась,
и
мой
«итог»
может
о ка­
заться
шатким,
ибо
известно,
сколько
уже
высказано
лож­
ных
оценок
и
сколько
со зда но
пре ждев рем енн ых
выво­
дов
из-за
того,
что
новый
эт ап
прин имал ся
за
конец
и
ил­
люзорн ые
ожидания
за
действительный
расчет.
На
это
я
мог
бы
сказать
то,
что
подвожу
и тог
отнюдь
не
р евол ю­
ци и,
а
предреволюции.
Конечно,
в
самой
революции
ес ть
фак ты
и
со быти я,
которые
м огут
повлиять
и
на
отноше­
ние
к
пре жне му.
Эти
события
еще
не
все
из житы ,
и
не­
возможно
даже
предвидеть,
в
каком
нечаянном
образе
они
еще
предстанут.
Так,
в
порядке
духовной
идеологии
не
может
не
вызвать
пер еоц ен ок,
поскольку
процесс
рас ­
сматривается
именно
в
свете
кон ца,
недавний
факт
обра­
зования
«живой церкви» .
А
кто
мог
бы
его
учесть
всего
несколько
месяцев
тому
назад?
Сколько
прежних,
не
вов­
се
отме рши х
учений
и
теорий
выгля дят
теперь
в
новом
свете!
Для
них
этот
«факт»
едва
ли
не
самое
крупное
со­
бытие
ре во лю ции.
Я
т оже
думаю,
что
это
событие
может
иметь
крупное
значение,
настолько
крупн ое ,
что
его
сле­
до вало
бы
стараться
понять
и
об нять
в
еще
более
ши ро­
ком
захвате,
чем
русская
только
культура.
Это
—
факт,
ко­
торы й
не
может
не
и меть
зн аче ния
для
всей
угасшей
и
истлевающей
христианской
культуры.
Но
име нно
эта
необходимость
еще
большего
расширения
круг озора
за­
ставляла
мен я
быть
боле е
осторожным
и
не
заглядывать
так
дал еко .
Зде сь
я
останавливался
то чно
так
же,
как
пе­
ред
прогнозами
идеологии
будущей
инт ел лигенции.
И
опя ть
возможные
прегрешения
—
мои
личные
прегре­
шения,
а
не
де фе кты
мет ода.
Они
так
же
легко
могут
быть
корригированы
читателем,
как
и
мною,
ес ли
бы
мне
понадобилось
вернуться
к
этой
работе
с
целью
исправле­
ния
ее.
В
целом,
если
моя
вера
в
русский
Ренессанс,
в
нов ую,
зд о ровую
народную
инте ллиге нци ю,
в
новую,
если
угод ­
но,
аристократию,
аристократию
таланта,
и меет
основа­
ние
и
ес ли
этот
Рен ес санс
принесет
с
собою
и
новую
фи­
л осо фию
в
той
стадии
развития,
которую
я
считаю
высш ею,
то
наша
революция
в
философско-культурном
ас пе кте
«сознания»
должна
побуждать
к
настроениям
оптимисти­


Очерк
развития
русской
фи лософ ии
17
ческ им.
И
такой
оптимизм,
в
моих
глаза х,
есть
здоровый
оптимизм.
Разногласий
во
взглядах,
мн ени ях
и
оценках
обн ар у­
жится
у
моих
читателей
и
критиков
со
мною,
ра зум еет ся,
много,
но
такж е
разумеется,
что
это
меня
уже
менее
бес­
по кои т.
П оэто му
здесь
об щие
об ъ ясне ния
и
опр а вд ания
мне
х оте лось
бы
кончить.
Каковы
бы
ни
были
кач ес тва
мо ей
работы,
хотя
бы
частично
она
оправдывается
ко ли­
чеством
захваченного
мною
материала.
Все-т аки
в
этом
отношении
моя
работа
остается
пе рво ю.
Ли шь
пос ле
нее
мне
ли
или
кому
другому
можно
будет
пускаться
в
боле е
с крытые
гл уб ины
и
«контекста», и самого философского
русского
слова.
Что
касается
специально
самой
работы
как
процесса,
то,
признаюсь,
часто
с
досадою
и
раздр ажен и ем
остана­
вливался
я
перед
те м,
что
считал
первоначально
на деж­
ным
пособием
и
руководством.
Д ос адно
было,
что
прихо­
дилось
терять
время
на
розыски
и
исследования,
которые
давным-давно
должны
были
бы
быт ь
про изве д ены,
если
бы
мы
серьезнее
и
кул ь турн ее
относились
к
своему
п ро­
шлому.
Говорю
о
«потере времени»
не
из
высокомерия
и
в ы сокой
оценки
своего
труда,
а
с
т очки
зрения
своих
за­
да ч.
Для
синтезирующего
очерка
мне
приходилось
пу­
скаться
в
исследования,
результаты
которых
в
таком
очер­
ке
могли
бы ть
отмечены
подчас
лишь
одною
строкою,
словом-эпитетом
или
да же
просто
пройдены
молчанием.
Ра зд ра жало,
ко гда
приходилось
наталкиваться
на
л ожные
у каза ния
и
поспешно-легкие
выводы,
выбрасывавшиеся
без
всяких
поводов
и
мотивов,
заимств о вав шиес я
из
попу­
лярных
компиляций
по пуляр ных
дилетантов
и
случайных
суждений
случайных
авторитетов,
по вто рявшие с я
без
пр ов ерки
от
автора
к
а в тору,
от
книги
к
книг е
и
только
сби вав шие
с
правильного
пути,
опять-таки
заставлявшие
терять
силы
и
время
на
поиски
в
направлении,
не
веду ­
щем
к
цел и,
а
удаляющем
от
не е.
Некоторые
от с тупле ния
в
тексте,
изыскательного
и
полемического
свойства,
кото­
рые
могут
показаться
излишними,—хотя
я
и
сам
очень
от
них
воздерживался
—
ес ть
д ань
этой
мо ей
неудовлетво­
ренности,
а
полемические,
кро ме
того,
и
дань,
по
боль­
шей
части,
моего
ув аж ения
к
соответствующим
ав тора м.
Впрочем,
эти
отступления
выделены
отступлением
и
с жа­
тием
набора.
Но
тепер ь ,
когда
я
обозреваю
з атра ченн ую
работу
в
целом,
сгладилась
досада,
спало
р азд ражен ие,
и
я
не
мо­


18
Г.
Г.
Шп ет
гу
не
благодарить,
хотя
и
немногочисленных,
своих
пре д­
шеств енни ков.
Я
вижу,
что
без
их
работы
мне
бы ло
бы
еще
тр у днее,
а
многое
и
вовсе
укры лос ь
бы
от
меня.
В
особенности
не
могу
без
благодарности
вспомнить
о
ра­
ботах
по
истории
русской
философии
Я.
Н.
Колубовского
и
Э.
Л.
Радлова,
а
от ч асти
и
о
Материалах
проф.
Е.
А.
Бобро­
ва,
Еще
по лез нее,
конечно,
монографические
и
специаль­
ные
работы
кн.
Е.
Н.
Трубецкого
(о Вл.
Сол ов ьеве),
С.
А.
Аскольдова
(о Козлове), Н .
А.
Бердяева
(о Хомякове),
В.
Ф.
Эрна
(о Сковороде), И.
И.
Л апши на
(о Радищеве),
Д
П.
Миртова
(о Каринском)
и
др.
Не
мен ь ше,
а
подчас
и
еще
больше
я
обязан
историкам
нашей
литературы,
в
о со бенно сти
ав то рам
таких
исс лед о вани й,
как
иссле­
до вани я
Н.
К.
Козмина
(о Надеждине),
П,
И.
Са кули­
па
(о кн.
Одоевском),
М.
О.
Гершензона
(о Чаадаеве),
А.
А.
Корн илов а
(о Бакунине)
и
по д<о бных>.
Из
друзей,
сочувствовавших
моей
работе
и
п омо гав­
ших
мне,
не
могу
не
назвать
Е.
Н.
Конш ину ,
чья
помощь,
давшая
возможность
пользоваться
труднодоступными
кн игам и
в
наиб оле е
для
меня
благоприятных
условиях,
сберегла
мне
много
вр ем ени
и
с ил.
Н,
П.
Сидорову,
предоставившему
в
мое
пользование
свою
ценную
биб лиот еку
и
передавшему
некоторые
из
своих
кн иг
в
мое
по лное
владение,
выр ажаю
та кже
осо­
бую
благодарность.
Исключительною
благодарностью
считаю
себ я
об яза н­
ным
книг оиз да тел ьст ву
«Колос».
Когда
мы
убедились,
что
затеянная
нами
многотомная
коллективная
Ис тори я
р ус­
ско й
фил ос офии
по
обстоятельствам
вр емени
надолго
откла­
дывается,
был
заду ма н
мой
«Очерк»
в
размере
10—15 ли­
стов.
Напи сав
только
первую
главу,
я
прос ил
уже
о
20
листах,
которые
очень
скоро
пер ешл и
в
пл ан
двух
вы пу­
ско в,
каждый
по
15 листов .
Мы
уже
приступили
к
набору,
когда
ста ли
рассчитывать
на
два
в ыпу ска
по
20 листов .
С
един ицам и
и
нулями
мы
т еперь
легко
умеем
справлять­
ся,
и
мы
заговорили
о
30 листах каждого выпуска.
Л ежа­
щая
перед
читателем
Первая
часть
е сть
первый
вып уск
из
предполагаемых
уже
тр ех.
Невзирая
на
возраставшие
та­
ким
обр аз ом
технические
трудности
и
материальные
за­
траты,
издательство,
в
лиц е
преимущественно
Ф.
И.
Ви-
тязева,
неи змен но
выр ажа ло
сочувствие
и
ободрение
м оей
работе.
Я
уж
не
говорю
о
том,
чт о,
несмотря
на
не­
ко торы е
ид е йные
расх о ждени я
с
об щим
направлением
«Колоса», мне даже и намека не приходилось слышать,
ко­


О черк
развития
русской
фи лософ ии
19
торый
мог
бы
оказать
давл ен ие
на
свободу
мо их
у бе жде­
ний,
взглядов
или
на
мою
н а учную
с ове сть,
я
х очу
только
подчеркнуть,
что
и
со
стороны
чисто
«издательского»
от­
ношения
и
материальных
условий,
в
которые
я
был
по­
ст авлен, «Колос»
обнаружил
предельную
liberalitatem.
Это
выручило
меня
в
тягчайшие
дни
наш его
тяжко г о
времени
и
сохранило
во
мне
м ного
душевной
бодрости.
Припоми­
на я,
в
какие
тиски
попадали
иногда
мои
друзья
писатели
и
мои
ученые
коллеги,
и
зная,
как
берег
и
спасал
меня
от
эти х
ти сков
«Колос», не могу не чувствовать,
что
я
ему
обя­
зан
жизненно.
Мог у
только
пожалеть,
что
не
все
наши
писатели
нашли
таких
друзей-издателей.
В
особенности
мне
хочется
назвать
из
членов
издательства
ставш ие
для
меня
дружескими
имена
Ф.
И.
Витязева-Седенка,
А.
И.
Доброхотовой,
В.
П.
Бровкина.
Индекс
к
этой
книг е
составлен
мо ей
дочерью,
А.
Г.
Шпет.
Москва,
1922 г.
17 авг.


НЕ ВЕГ Л АСИЕ
I
Гов оря
о
периодах
русской
истории,
проф.
Е.
Голу­
би нски й
зам е ч ает: «Периоды Киевский и Московский
с обс т венно
представляют
собою
од но
целое,
характеризу­
емое
отсутствием
действительного
просвещения,
которо­
го
мы
не
усвоили
с
принятием
христианства
и
без
кот оро­
го
ос тав али сь
до
самого
Петра
В ели кого ».
Не льзя
при­
знать
это
суж дение
ни
крайним,
ни
преувеличенным,
ес­
ли
только
под
просвещением,
под
образованностью
и
под
наукою
понимать
не
отвлеченные
обозначения,
а
кон к рет­
ные
категории
европейской
истории.
Несомненно,
что
ко нстан тин опо л ьские
священники,
с дел авш иеся
первыми
русскими
духовными
п ас ты рями,
ввели
грамотность
в
церковные
и
государственные
дела.
Но
такж е
не сомн ен­
но,
что
впл оть
до
образования
Московского
государства,
как
и
долгое
вр емя
после
этого,
русская
элементарная
гр амо тнос ть
не
далек о
выход и ла
за
пре д елы
самой
це рк­
ви,
двора
и
государственных
канцелярий.
Другой
русский
и стори к,
В.
И конник ов,
в
следующих
словах
резюмирует
положение
вещ ей: «В строгом смысле
слова,
до
XVII века [н адо
полагать,
включительно]
у
нас
не
бы ло
науки;
н аша
литературная
деят ель н ость
того
време­
ни
верно
характеризуется
назв ание м
книж нос ть .
Она
сто ­
яла
в
самом
тесном
отношении
к
религии
и
бы ла
ее
ре­
зульта то м;
книжность
должна
был а
удов л етв орять
только
религиозным
по тр ебно с тям.
Это
подтверждают
хар акт ер
школ,
с одержан и е
книг
и
общий
уровень
знания».
Ш и рокой
образованности
и
тем
более
науки,
хо тя
бы
б ого сло вск ой,
при
таких
условиях
жда ть
не
п ри ходитс я.
Духовенство
и
знать
не
только
не
имел и
представления
о
научных
и
философских
интересах,
но
не
составляли
даже,
как
то
оыл о
в
н овой
з ападно й
истории,
пр очно го
образованного
слоя
нации.
Ск ол ько
дре вни е
русские
по­
учения
и
слова
гов о рят
о
низком
культурном
уровне,
о
ди­
кости
нравов
и
об
отсутствии
умственных
вдохновений
у
тех,
к
кому
они
обращались,
столько
же
они
свидетель­


Очерк
развития
русской
философии
21
ствуют
об
отсутствии
понимания
з адач
истинной
умствен­
ной
культуры
у
тех,
от
кого
они
исходили.
Не
видно,
что ­
бы
и
нравственный
уровень
руководителей
христианским
духом
народа
всегда
находился
на
дол жн ой
высоте.
В
той
же
преданности,
какую
поучители
вид ели
у
нар од а,
об ы­
чаям
т рек лятых
еллинов,
бесовским
позорищам
язычников
и
прочим
деяниям,
в ызы вав шим
негодование
поучений,
изобличает
Владимирский
собор
(1274 г.) духовенство en
masse. И даже больше,
он
к
этом у
присоединяет
еще
це­
лый
ряд
п оро ков
не
ел линск о го
и
не
языче ско го,
а
чисто
хри ст иа нског о
происхождения.
Жестокие
последствия
монгольского
нашествия
пока­
зал и
и
в неш нюю,
и
внутреннюю
слабость
складывавшего­
ся
в
К иеве
государства.
Церковь
в
так ой
же
мер е
не
бы ла
в
состоянии
оправдать
возможных
надеж д
государства,
как
государство
не
был о
в
состоянии
организовать
ее
в
ка­
честве
своего
орудия.
Заявленное
в
Правиле
(Владимир­
с кий
собор
1274 г.)
митрополита
Кирилла
желание
уп о­
рядочить
ц ерк овь
не
показывает
ст р ем ления
до сти гну ть
этого
путем
просвещения.
Жалка я
наш а
письменность
и
зач ат ки
школ,
подготовлявших
к
ней
в
XIII, XIV, XV
веках,
сосредоточиваются
в
монастырях.
И
если
к
концу
этого
периода
письменность
выходит
за
пр едел ы
мо на­
сты ря
в
борьбе
с
еретиками
—
ко их
«вся сожещи досто­
ит »,—
то
готовая
скорее
отнести
к
еретичеству
всякое
пр о явл ение
ищущей
мысли,
чем
поддержать
и
удовлетво­
рить
духовное
искание .
Между
тем
умственный
и
куль­
турный
уровень
низшего
духовенства
неуклонно
опускал­
ся
до
полно й
безграмотности
и
нравственной
распущен­
но сти,
в ызыв авших
серь е зное
беспокойство
в
верхах
церкви
(напр <
имер
>, Геннадий Новгородский), впро­
чем,
также
иногда
попрекаемых
в
«ненаказании и небре­
жении
и
ле нос ти
и
пьянс тв е» .
Соборы
нового
госу да рст ва,
поскольку
они
не
заняты
только
проклятием
еретиков
(напр <
имер
>,
Соб ор
1490 г .,
соборы
1553—1554 гг.), также не идут дальше
административных
предположений
и
ис пр авле ния
неко ­
торых
формальных
сторон
чи на
богослужения
(соборы
1503—4
гг.
и
в
царствование
Грозного,
включая
и
со бор
Стоглавый), да поучений «попам-невегласам», культур­
ному
р азв итию
ко тор ых
Стоглав
подводит
з наменат ел ь­
ный
итог:
став лен ники ,
хотящие
в
д ьякон ы
и
в
попы
ст а-
витися,
грамоте
м ало
умеют, «а попы и церковные при­
четники
в
церкви
всегда
пьяни
и
без
страха
стоят,
и
б ра­
нятся,
и
всякие
речи
неподобные
всегда
исходят
из
уст
их.- --- ---- попы
же
в
церквах
бьются
и
дерутся
п ро­


22
Г.
Г.
Шпет
меж
себ я,
а
в
монастырех
та ко
же
творят...». Одно с дру­
гим,
императив
с
фактом,— «поучение
иноком» (XIVве­
ка)
глас ит : «книгам не учи», и факт:
среди
игуменов,
че р­
нецов
и
мирских
попов
«пьянственное питие безмерное» .
Правда,
именно
Стоглавый
собор
завершил
ожест о­
ченную
брань
двух
церковных
идеологий,
но
опять-таки
в
порядке
упра вл е ния,
а
не
р ешен ия
принципиального.
Борьба
заволж ски х
старцев
с
«презлыми осифлянами»,
несомненно,
им ела
значение
для
разв ити я
националь­
но-государственного
со знан ия,
а
не
только
для
мон а­
стырской
ид е оло гии.
Но
в
ней
так
же
не
было
научной
или
наукообразной
аргументации,
как
не
было
и
фило­
со фског о
обоснования.
Нач е тнич ес тво
осифлян,
с
одной
с то роны,
псевдорационализм
и
умн ое
делание
«нестяжате-
л е й», прямо доставленное к нам с Афона,
с
другой
сторо­
ны,
были
двумя
выражениями
одной
—
всецело
восточ­
ной
—
пс их ол огии.
Незадачливый
Максим
Грек
со
своею
—
действитель­
ною
или
мнимою
—
ученостью
поддержал
направление
Востока
более
пр ос веще нного
против
Востока
варварско­
го.
Его
выст упл ение
б ыло
неудачно
и
в
сущности
нет ак­
тично,
как
ему
мог
на
это
раскрыть
глаза ,
ес ли
он
этого
раньше
не
видел,
Стоглавый
собор,
санкционировавший
осифлянскую
идеологию.
Существует
м нен ие,
что
«в ли­
це
Ма кс има
Грека
в
первый
раз
проникло
к
нам
евр о пей­
ское
просвещение,
тогда
уже
зачи навше ес я ,
и
бросило,
хотя
еще
сл абы е,
луч и
св ои
на
гус той
мр ак
невежества
и
суеверий,
облегавший
Рос сию» (митроп .
М акар ий).
Со­
образно
этом у
некоторые
считают,
что
Максим
Грек
по­
служил
первым
звен ом,
соединяющим
русс кую
«книж­
ность»
с
западною
научною
школою
(Пыпин).
Символич­
но,
что
это
«звено»
было
прикреплено
в
т ем нице
Воло ко ­
ламского
монастыря.
Ре аль но
же
—
сомнительно,
чтобы
Максим
Грек
об ла дал
евр опейс ким
просвещением
и
мог
бы ть
проводником
европейской
науки
и
философии.
Во
время
по сещ ения
им
Италии
Европа
с ама
был а
лишь
на­
кануне
своей
но вой
н ауки.
Есл и
судить
по
его
м нен иям
о
еретиках,
ко нч ине
ми ра
и
т.
п.,
а
также
по
тому,
что
в
вопросах
космологии
для
не го
авторитетом
остается
Козьма
Индикоплов,
то
он
не
весьма
во зв ышал ся
над
гос­
под с тв овавш ими
в
Москве
представлениями
и
над
воззре­
ниями
судей,
обвинявших
его
в
«волшебных хитростях
е лли н с ки х». Лишь нравственный уровень грека бесконеч­
но
воз выш алс я
над
средним
уровнем
московского
вар ­
варства,
в
к отором
господствовала,
по
зло му
в ыраж ению


Очерк
развития
русск ой
ф илос офии
23
преосвященного
М ак ар ия, «почти совершенная безнравст­
в ен нос ть».
Князь
Курбский,
первый
наш
«западник», хотел видеть
в
Максиме
Греке
своего
учителя.
Учени к
в ышел
находчи­
вее
учителя,
найд я
для
се бя
бол ее
удобное
местопребыва­
ние —на
за паде
«от земли божия»,—о тк уд а
ему
можно
бы ло
безопасно
поучать
соотечественников.
Непосред­
ствен н ым
объе ктом
своег о
поучения
он
избрал
само
цар­
ско е
место,
но,
по-видимому,
его
д ержав ный
корреспон­
дент
лучше
понимал,
что
соответствует
ду ху
московского
народа.
Царь,
можно
думать,
воплощал
в
себе
этот
дух
и
прекрасно
сознавал
это.
Люблинская
уния
должна
бы ла
бы
не
только
задеть
патриотические
и
религиозные
чув­
ства
Курбского,
но
и
до каз ать
ем у,
что
царь
т вердо
стоял
на
почве
нового
царства.
Ни
интриги
итальянско-визан­
тийских
сватов,
ни
безответственные
слова
псковского
инока
не
составляли
еще
но вой
ид еолог ии ,
но
творили
уже
легенду,
которая
превращалась
в
идеологию
непо­
средственно
на
глазах
Курбского.
Фак т
завершавшегося
образования
государства
идеологически
запечатлелся
при­
нят ием
идеи
тр етье го
Рима,
как
о фициал ьного
мировоз­
зрения
уже
ответственных
руководителей
царства.
Венча­
ние
Ивана
на
царство
и
победа
осифлян
на
Стоглавом
соборе
ставили
точк и
над
«i» государственной и церков­
ной
поли ти ки
цар я
Ивана
и
митрополита
Макария.
Нужна
ли
была
для
всег о
этого
наука
и
фи лос офи я?
Нужно
бы ло
то,
что
и
было:
Четьи-Минеи
и
Степенная
кни­
га
митрополита
М акар ия,
с
одной
стороны,
Домострой
по­
па
Сильвестра,
с
другой.
Кое
за
какими
справками,
правда,
еще
посылали
на
ви­
зантийский
В ост ок,
но
со
вр емен и
Ф лор енти йско й
унии
до вер ие
к
не му
было
подорвано
так
основательно,
что
но­
вое
государство,
желавшее
т еперь
ид ти
п утем
совершен­
но
само бы тны м
и
са мос тояте льн ым,
могло
только
бо ять ся
его
з наний
и
содержания.
Нужные
же
для
собственного
оформления
схемы
уже
были
им
усвоены
и
осущест­
вляемы.
Между
тем
не
тол ько
на
отдаленном,
но
и
на
бли жа й­
шем
Западе
совершалось
культурное
дв иж ение,
которое
могло
быть
серьезною
угрозою
для
восточного
варварства
и
которое
этим
последним
должно
было
отражаться
уже
за
собственный
страх
и
собственными
силами.
Значитель­
ная
час ть
исконной
Руси ,
Литовская
Русь,
подпадала
под
по­
литическое
и
культурное
вл иян ие
ла тин с кого
Запада.
Ста­
рому
Киеву
с
конца
XVI века,
после
Люблинской,
но
в
осо­
бенности
со
времени
Брестской
унии
пришлось
ста ть
аре­


24
Г.
Г.
Шп ет
ною
ожес точе н ной
борьбы
с
латинством
и
эне ргич но
от­
бивать
его
натиск
на
Восток.
Кие в
мо г,
насколько
мог ,
у сто ять
в
этой
борьбе,
лишь
перенимая,
по
крайней
мере,
формы
западного
влия ния.
Возникшая
в
начале
XVII века
Киево-братская
школа
(1615), затем Могилянская колле ­
гия
(1631), копировала свою организацию с готовых об ­
раз цов,
но
став ил а
пер ед
собою
задачи
научного
охранения
св оей
тр а диции,
свое го
мировоззрения.
Впер вы е
философия
проникает
к
нам ,
хотя
и
в
скромной,
на
Западе .отжитой,
роли
сл у жанки
богословия.
Большего
ру сск ий
Восток
в
то
время
не
мог
бы
вместить.
Само
возник новение
на­
укообразного
богословия
уже
должно
считаться
свежим
веянием
в
ду шном
тумане
всеобщего
невегласия.
Смуты
и
р аз руха
междуцарствия
отв ле кли
было
Моск­
ву
от
пол ожите льног о
строительства.
Но
когда
миновала
бол езн ь
и
государство
вернулось
к
органической
жизни,
его
идеология
осталась
пр еж нею,
и
психологически
окреп ше й,
пустившей
более
глубокие
корни
в
националь­
ном
сознании.
Принципиальной
почвы,
о днако ,
оно
по-прежнему
не
имело,
и
по-прежнему
казалось,
что
до­
ста то чно
только
оторваться
окончательно
от
старой
с вязи
с
греками,
что бы
обнаружилось
и
вос тор жест вовало
свое,
самобытное.
Русский
народ
оставался
благочестивым,
но
н евеж ест в ен ны м: «Таково невежество русского народа, —
пи шет
инос т ранны й
свидетель
и
уч аст ник
Смуты,—что
не
найдется
и
трети,
которая
знала
бы
О тче
наш
и
Верую
во
единого.
Можно
ск аза ть,
что
не веже ст во
народа
есть
м ать
его
благочестия;
он
ненавидит
науки
и
особенно
язык
латинский;
не
знает
ни
школ,
ни
университетов.
Одни
свящ енники
н астав ляют
юношество
чтению
и
пись­
му,
чем
немногие,
впрочем,
занимаются» (Маржерет). Са­
ми
наставники
для
серьезной
умственной
работы
та кже
не
имели
ни
шко л,
ни
университетов.
Пришло
вре мя,
од нак о,
поставить
благочестие
под
опасность.
С
н едо вер ием
и
неохотою
вызывала
учеников
киевско й
школы
Москва,
в
сво ем
темном
невеж ест ве
надеявшаяся
простым
испр авле ние м
к ниг
и
обрядов
обре ­
сти
почву
для
государственного
мировоззрения.
Стало,
во
всяком
случа е,
ясно,
что
для
выполнения
даж е
этой
скромной
це ли
своего
доморощенного
«наставления»
бы­
ло
мало.
Один
за
другим
стал и
в
Мо скве
п оя вля ться
ки­
евские
ученые
иноки.
«И это было весьма кстати, — к он­
статирует
историк
русского
просвещения
(Пекар ­
с к ий),—
для
пр о свещени я
в
России,
но
не
вовремя
для
них
л ично.
В
ту
пору
невежест во
до ходил о
там
до
того,
что
ни
од ной
книги
не
могли
напечатать,
не
надел ав
тьму


Очерк
развития
русской
фило софи и
25
ошибок,
не
повредив
самого
простого
смысла
текста,
а
в
заключении
не
попросив
смиренно
от пущения
оши­
бок.
Но
последнее
было
только
на
бумаге...»1
В
сущности,
Москве
все
еще
предстояло
сдел ать
то,
что
должен
был
совершить
Стоглавый
собор:
нужно
бы­
ло
осуществить
в
порядке
культуры
то,
что
выполнялось
лишь
в
порядке
управления.
Для
этого
нужно
б ыло
отк а­
заться
от
специфически
восточной
мысли,
будто
прави­
тель с тво
может
управлять
всем,
в
том
числе
д ухо вным
творчеством.
Уничтожить
свою
аристократию
моск ов ско­
му
правительству
уда лось,
но
выполнить
за
нее
ее
кул ь­
турную
ми ссию
оно
было,
кон ечн о,
не
в
силах.
Реформа
все -т аки
была
произведена.
Она
был а
произведена
в
духе
того
же
Стоглавого
собора.
За то
нарушение
б уквы
Стогла­
ва
в ызвал о
раскоп.
Фат аль ным
образом,
одн ак о,
раско л
претендовал
и
претендует
на
сохранение
народной
са мо­
бытности.
Старообрядческие
историки
на шли
за
«буквою»
жи вую
идею
об
участии
самого
народа
в
церковной
жиз ­
ни.
И
на
деле
старообрядчество
осуществило
сво ю
нрав­
ственную
и
сво ю
духовную
культ уру,
истинное
зна че ние
которой
не
раскрылось
и
пропало
для
истории,
потому
что
культура
эта
не
бы ла
принята
в
государственные
фор­
мы.
А
р еформа
Ни кона ,
есл и
и
носит
на
се бе
едва
замет­
ные
б лики
западного
влияния,
все
же,
каково
бы
ни
было
ее
государственное
значение,
в
культурном
отношении
оставалась
бесплодною.
Ее
культурно-просветительная
де­
ятельность
сводилась
сил ою
вещей
к
борьбе
с
расколом.
XVII век в Западной Европе
—век
ве лики х
научных
открытий,
сво бо дно го
движения
фи лос офско й
мысли
и
широ к ого
разлива
вс ей
культурной
жизни.
По следн ий
не
мог
не
докатиться
и
до
Москвы
—
против
ее
собствен­
ной
воли.
Блестящее
одиночество
в
Европе
восточного
варв арст ва
начинало
бы ть
препятствием
для
развития
са­
мой
Европы.
Со
второй
половины
века
западное
вл ия ние
пробивается
в
Москву
все
глубже
с
каждым
десятилети­
ем,
если
не
с
кажды м
годом.
В
ночной
московской
тьме
стали
зажигаться
гр езы
о
св ете
и
зна ни и.
Одних,
как
Ко-
тошихина,
эти
грезы
в ыгон яли
из
Москвы
на
Запад,
дру-
1 Существуют попытки смягчить впечатление,
вызываемое
необ ра­
зо ванн ост ью
Московского
государства.
Так ,
акад.
А.
И.
Соболевский
в
ин­
тересной
ак тово й
речи
Обр азов ан нос ть
Московской
Ру си
XV—XVII веков
(Изд.
2- е.—
Сп б ., 1894) считает,
что
«жалобы Геннадия,
отц ов
Ст о­
главого
собора
и
Посошкова
должно
принимать
с
большими
ограничени­
ями».
Но
с обс твен ная
«статистика»
ав тора
—
ес ли
даже
согласиться,
что
она
методологически
безупречна,— доказывает,
что
можно,
пожалуй,
го­
ворить
о
некоторой
от н оси тел ь но й , «с ограничениями», грамотности,
но
тем
м еньше
остается
осн ован ий
говорить
об
образованности
Москвы.


26
Г.
Г.
Шпет
г ие,
по до бно
Ртищеву,
пытались
как-то
воплотить
эти
грезы
на
месте,
но,
признанные
«злотворцами», они же­
стоко
платились
за
«рушение»
в еры
православной.
У де­
лом
к ульту рн ых
усилий
и
тех
и
других
одинаково
было
ничтожество.
Наро д
ру сск ий
охранял
свое
не веже с тво
за
не прон и ца емой
бронею
и
умел
заставить
молчать
мечта­
телей.
Государственные
верхи
все
бол ьше
ухо ди ли
от
на­
рода,
и
если
не
хотели
уберечь
своих,
то
зато
и
не
могли
уберечься
от
чужих.
О кц ид е нтирова нные
греки,
как
бр а­
тья
Лихуды,
и
славяне,
как
Крижанич,
или
киевские
вы­
ученики,
как
Симеон
П ол оцкий,
бы ли
в
Мо скве
не
сл у­
чайными
и
сходного
ти па
гостями,
хо тя
принима ли
их
зд есь
по-разному.
Мож но
сказать
даж е,
меж ду
ними
и
под
их
вл ия нием
в
Москве
образовалось
нечто
в роде
борьбы
культ урн ых
мнений,
как
оы
в
результате
ко то рой
полу чило сь
своеобразное
их
объединение
в
Спасском
мо­
наст ы ре
за
Ико нн ым
рядом.
В
Славяно-греко-латинскую
акаде м ию,
де йстви тел ьно ,
вы ливаю т ся
вместе
и
училище
добродетельного
Ртищева,
куд а
он
из
Кие ва
пр изва л
«иноков изящных в учении
гра мм ати ки
словенской
и
греческой,
даже
до
риторики
и
фи лосо фии », и педагогическая пропаганда ораций схо­
ластического
Симеона
По лоц ко го,
требовавшего
от
царя
«взыскати премудрости», и от начала до конца враждеб­
ная
ла тинст ву
деловитость
первых
заправил
академии,
ке-
фалонийских
братьев.
Как
оы
ни
оценивать
преподава­
тельскую
деятельность
их
в
свете
науки,
факт
организа­
ции
первого
в
Ве ликой
России
учреждения,
откуда
м огло
бы
произрасти
научное
просвещение
страны,
мог
бы
от­
крыть
в
ист ор ии
эт ой
страны
нов ую
эпоху.
Если
этого
не
случилось,
то,
вероятно,
потому,
что
все
же
это
учр ежде­
ние
было
для
Мо сквы
«привозным»
и
могло
интересовать
только
верхи,
заправлявшие
государственною
и
ц ерко в­
ною
жизнью
нар од а.
Оно
не
выросло
из
потребностей,
сознанных
нацией
в
целом.
Академия
примиряла
славянство,
элл инство
и
латин­
ство
в
обезличенной,
давно
уме р шей
и
высохшей
схола­
стике.
По ка
во
главе
академии
стояли
Лихуды
и
их
бли­
жайшие,
уже
из
русских,
уче н ики
(Феодор Поликарпов
и
Ни колай
Се мен ов ), в ней преобладали тенденции ви­
зантийско-схоластические;
академия
и
называлась
Эл ли­
но-греческою
(sic!) школою .
Но
лишь
она
перешла
в
но­
вое
в еден ие
(Палладия Роговского), она повлеклась к за ­
па дном у
прос ве ще нию
в
его
латинско-схоластической
форме;
тут
и
именоваться
она
стала
Латинскою
или
Сла­
вяно-латинскою,
и
только
к
концу
в ека
она
оформилась


О черк
развития
русской
ф илосо фии
27
как
академия
Славяно-греко-латинская.
Новое
царствова­
ние
в
новом
веке,
сперва
по
безразличию
к
этом у
делу,
а
за тем
по
сочувствию,
благоприятствовало
пово рот у
в
сторону
«латинства» .
Что
касает ся
отн оше ния
к
новому
источнику
просвещения
самого
народа,
то
народ
м оск ов­
ский
по
своему
культурному
сознанию
едва
ли
стоял
те­
перь
вы ше
того
уровня,
на
котором
он
был
за
сто
лет
до
этого,
когда
он
разрушал
перв ую
московскую
типогра­
фию,
открытую
при
Грозн ом,
спустя
сто
лет
по
изобрете­
нии
кн иг о печатан ия.
Народ
просто
молчал
—
мож ет
быть,
потому,
что
ему
нечего
было
с казать,
ибо ,
выд елив
в
рас кол
наименее
равнодушных,
он
в
своей
м ассе
ст ал
бо лее
равнодушным,
а
мо жет
быть,
и
потому,
что
в
Мо ск­
ве
научились
заст авля т ь
его
молчать.
Важнее
всего,
что
пр ишел
Великий
Петр
и
заставил
замолчать
и
народ,
и
остатки
знати.
Вместе
с
ним
на чалас ь
де йст вите льно
но­
вая
эпоха.
К
южному
источнику
культурных
ве яний
присоеди­
нен
был
Петром
источник
северный.
Есл и
там
дуло
ла­
тинством
и
средневековым
католицизмом,
то
с
севера
пах ну ло
реформаторством
и
н овою
Европою.
Сквозной
ветер
должен
был
освежить
невежественный
покой
Ро с­
си и,
прежде
чем
можно
было
приступить
к
какой
бы
то
ни
было
культурной
работе.
Киев
ок азал
Петру
безмер­
ную
поддержку.
По
пути,
проложенному
Симеоном
По­
лоцким
и
Дм ит рием
Ростовским,
пошли
вп еред
такие
уче ни ки
киевской
школы,
как
Стефан
Яворский,
Гавриил
Б уж инский,
Феофан
Прокопович.
По
доброй
их
в оле
или
против
воли
Петр
заставил
вс ех
действовать,
как
ему
нуж ­
но
было.
Мо ско вская
академия
продолжала
выпо лня ть
св ое
назна ч ен ие
в
новом
духе,
но
только
до
поры
до
вре­
мени,
и
в
суживавшихся
пределах
она
оставалась
источни­
ком
образования
деятелей
культуры,
це рк овной
и
свет ­
ской
вм ест е.
Задачи
последней
Петром
сознавались
как
задачи
независимые,
и
приходилось
думать
о
новых
сре д­
ствах
их
разрешения.
Ясно
одно,
что
роль
духовенства
как
источника
просвещения,
как
интеллигенции
русского
народа
кончилась.
Интеллигенцией
русскою
с
Петра
ста­
новится
правительство
и
о стает ся
в
э той
роли
больше
ста
ле т.
«Власть архиерейская»
д олжна
была
подчиниться
«власти царской»
и
ста ть
ее
покорным
органом.
Устарел
прежний,
в ыда ющий
авторов
своим
стилем
пр инц ип:
«Господь Бог всесильный,
когда
небо
и
землю
сотворил,
тогда
д вум
светилам,
солнцу
и
месяцу,
свет ить
по вел ел,
и
через
них
п ока зал
нам
власть
архиерейскую
и
царскую.
Архиерейская
власть
сияет
днем;
власть
эта
над
душами.


28
Г.
Г.
Шпет
Ц арская
власть
в
в ещах
мир а
сего».
Новый
пр инц ип
т ре­
бовал
н ового
стил я,
краткого,
власт ног о .
Р ечеви тие
з аме­
нялось
приказанием.
«Власть архиерейская», говорили те ­
перь,
должна
подчиниться,
ибо
она
«не есть иное государ ­
ство».
Пе оед
духовенством
встали
новые
задачи
об ра­
зования.
Однако
в
одном,
по
крайней
мере,
тен ден ции
светской
образованности
все
же
сошлись
с
т енденци ями
новой
духовной
образованности:
с
византиизмом
был о
кончено
и
по
форме
и
по
содержанию.
Зато
по ложи тель­
но—
спо р
вро де
того,
что
имел
место
между
Сте фано м
Яворским
и
Феофаном
Прокоповичем,
не
вызы ва л
теперь
о бщего
интереса
и
не
им ел
ни
государственного,
ни
ре­
шающего
практического
зн ачения.
Возникала
сп ециал ь ная
богословская
н аука,
интересная
для
немногих.
Россия
вошла
в
семью
европейскую.
Но
вошла
как
си­
ро та.
Константинополь
был
ей
крестным
отцом,
ро дн ого
не
бы ло.
В
хвастливом
наименовании
себя
третьим
Ри мом
она
подчеркивала
с вое
безотчество,
но
не
сознавала
его.
Она
стала
христианскою,
но
без
ан тично й
традиции
и
без
исторического
культуропреемства.
Балканские
горы
не
да­
ли
излиться
истокам
др евней
европейской
культуры
на
русские
равнины.
Тем
не
менее
в
наше
время
произносят­
ся
слова,
будто
Россия
более
н еп осре дств ен но,
чем
Запад,
восприяла
ант ичну ю
культуру,
так
как -де
она
почерпала
ее
прямо
из
Греции.
Если
бы
это
было
так,
то
пришлось
бы
признать,
что
Россия
эту
культуру
безжалостно
загуби­
ла.
Россия
мог ла
взять
античную
культуру
прям о
из
Гре­
ции,
но
эт ого
не
сд ела ла.
Варварский
Запад
принял
христианство
на
я зыке
ан­
тичном
и
сохранил
его
надолго.
С
самого
начала
его
исто­
р ии,
благодаря
знанию
лати н с кого
языка,
по
крайней
ме­
ре
в
более
образованных
сло ях
духовенства
и
знати,
ан­
тич ная
культура
бы ла
от крыто ю
книгою
для
западного
человека.
Каж дый
для
се бя
в
минуты
утомления
новою
христианскою
культурою
мог
отдохнуть
на
тво р честв е
ан­
тичных
предков
и
в
минуты
сомнения
в
ценности
новой
к ульт уры
мог
спасти
себ я
от
отчаяния
в
ценности
всей
к ул ьтуры,
обрати в шис ь
непосредственно
к
внесомненно-
му
первоисточнику.
И
когда
настала
п ора
всеобщего
ут о­
мле н ия,
сомнения
и
разочарованности,
всеобщее
обраще­
ние
к
языческим
предкам
возродило
Ев ропу .
Сов сем
не
то
б ыло
у
нас.
Нас
крестили
по-гречески,
но
я зык
нам
дали
болгарский.
Что
мог
принести
с
собой
язык
народа,
лишенного
культурных
традиций,
литерату­
ры,
ист ор ии?
Солунские
братья
сыграли
для
Ро ссии
фа­
тал ьную
роль...
И
что
м огло
бы
бы ть,
если
бы,
как
З апад


Очерк
развития
русской
филос офи и
29
на
латинском,
мы
усвоили
христианство
на
греческом
языке?
Виз анти я
не
устояла
под
напором
дикого
Востока
и
от не сла
свои
наследственные
действительные
сокрови­
ща
туда
же,
на
Запад,
а
нам
отдала
лиш ь
собственного
производства
суррогаты,
придуманные
в
эпоху
ее
м орал ь­
но го
и
интеллектуального
вырождения.
Мы,
напротив,
выдержали
натиск
мон голов ,
и
ка кое
у
нас
могло
бы
бы ть
Возрождение,
если
бы
н аша
ин тел ли генц ия
московского
пер иод а
так
же
знала
греческий,
как
Запад
—
латинский
яз ык,
если
бы
на ши
московские
и
киевские
предки
чита­
ли
хот я
бы
то,
что
хр и стиан ство
не
успело
сп рята ть
и
уничто жит ь
из
наследия
Пла то на,
Фу кид ида
и
Софо­
кла...
Вместо
то го
открывший
собою
наш
московский
«Ренессанс»
первым
про воз глаше нием
идеи
тре т ьего
Ри­
ма
старец
Елизарова
монастыря
похвалялся: «Аз
—
сель ­
ский
человек,
учился
буквам,
а
еллинских
борзостей
не
текох,
а
риторских
ас трон ом
не
читах,
ни
с
мудрыми
фи­
лософы
в
бе седе
не
бывал,—учюся
книгам
олаго дат н аго
зако н а,
аще
бы
мощно
моя
грешная
душа
очистити
от
гр ех а».
Это
—
просвещенный
п ред став и тель
века,
в
нем
ун ич ижен ие
паче
гордости.
А
современная
ему
непритя­
зател ь ная
приходская
паства
формулировала
просвети­
те ль ные
итоги
восточного
православия
прямее
и
общее:
«земля,
господин,
такова:
не
можем
найти,
кто
бы
гора зд
был
грам от е».
Это
в полне
соответствует
восточному
идеалу,
как
показывает
аргументация,
развитая
по
поводу
того,
что
в
«стране,
гла гол ем ой
казац кая
земля,
суть
неции,
иже
в
Р име
и
Польше
от
латинов
нау ч ени», и отправлен­
ная
в
Москву
со
священного
Востока
в
конце
XVII века
(1686): «довольна бо есть православная вера ко спасению
и
не
подобает
верным
прельщатися
чре з
философию
и
суетную
п ре ле с т ь» (иерусалимский патриарх Досифей).
Патриарх
боялся
соблазна
запа дно й
«прелести», но не
до гады вал ся
противопоставить
ей
дух
живой
ве ры
в
ее
действительном
и сто чник е.
Он
не
догадывался,
х отя
бы
с
опозданием,
присоветовать
Руси
обратиться
к
я зыку
жи­
во го
церковного
предания
и
св ятооте чес ки х
писаний.
Он
не
понимал,
что
русская
мысль,
оторвавшись
от
источни­
ка,
б ес пом ощно
барахталась
в
буквенных
сетях
«болгар ­
ского»
перевода.
При
общем
нев еже ств е
его
дос тупн ос ть
с
т еч ением
времени
не
росла,
а
уменьшалась.
Но
и
в
са­
мых
пределах
доступности
—
как
он
мог
служить
на
п оль­
зу
духа
и
веры?
Его
жалкий
объем
исчерпывался
и
тогда
нер едк о
пополнялся
«писанием», которое признавалось бо­
ж еств енн ым,
потому
что
было
о священ о
языком,
но
кото­
рое
в
действительности
было
подлогом
под
«боговдохно -


30
Г.
Г.
Шпет
вечность»
и
даже
иногда
пародией.
Невежество
дорожи­
ло
им
как
подлинной
ценностью
и
запутывалось,
дрожа
над
каждою
буквою
и
каждым
зн ако м,
в
безнадежном
буквализме.
Восточный
патриарх
не
пре двид е л,
что
ис тин­
ная
опасность
—
в
соблазне,
для
п е рвого
сколько-нибудь
свободного
ума,
подвергнуть
сомнению
неизменность
и
неприкосновенность
йо ты.
Если
бы
он
все
это
вид ел
и
понимал,
он,
может
быть,
ужаснулся
бы
перед
с удьбою
народа,
Ре несс анс
кот орого
должен
был
свестись
к
гра м­
матическому
исправлению
отравившей
его
бук вы
др уг ою,
с толь
же
ему
чуж е род ною
б укв ою.
Само
слово
для
Руси
так
и
не
стал о
пло тью .
В
общ ем
итоге
мо ск ов ской
и стори и
получилось,
что
всю
культуру,
а
потому
и
фи лософи ю
и
науку
России
не
п ришлос ь
п очерп ать
из
эл ли нских
и
римских
источников.
Творение
же
в
истории,
как
и
в
прир оде ,
бывает
только
один
раз.
Поэтому,
когда
созрело
время
для
рождения
русской
культуры,
пришлось
русскому
народу
отсутство­
вав шее
у
него
слово
заимствовать
у
тех ,
кто
от
пр едк ов
не
отрекался,
соблазна
их
не
страшился
и
буквою
не
п ри­
крывал
своей
духов ной
наготы.
Еще
раз
чужой
яз ык
с тал
посредником
между
источником
ду ха
и
русскою
душою.
Россия
начала
свою
ку льту ру
с
немецких
переводов.
И
это
есть
новая
Россия
—
Россия
Петра
—вторая
Рос си я.
В
начале
XVIII века «Europäische Fama» писала: «Из ев ­
ропейцев,
к
которым
ме дленнее
прочи х
прививается
про­
св ещение ,
татары
и
русские
находились
в
самом
лучшем
положении.
Первые
и
доныне
остаются
еще
в
неописан­
ном
невежестве,
напротив,
последние
постоянно
преобра­
зовывают
себ я
по
образцу
немцев
и
при
помощи
несрав­
ненных
учреждений
н ыне
царствующего
государя
начин а­
ют
смотреть
не
одним,
но
обоими
гла за ми» (цит .
у
Пе­
карского).
Эти м
констатировалось,
как
совершённое,
то,
что
предвиделось
некоторыми
еще
в
средине
XVII века.
Срав­
н и тельно
медленно
латинство
овладевало
западно ю
окр а­
ино ю
Р о ссии,
Литовскою
Русью.
Обходным
путем,
через
Ки ев,
оно
стало,
н ако нец,
просачиваться
в
Моск ву,
по ка
не
схватилось
в
ожесточенной
схватке
с
восточною
орто­
докс и ей
в
само м
Кремле.
Не
самобытное
славянст­
во
победило,
а
тот
tertius gaudens, который под шумок
ко нф ессио нал ьн ых
и
обрядовых
споров
прямо
проник
к
царскому
д вору
с
полезным
това ро м
в
одн ой
руке
и
с
полезным
зна ние м
в
другой.
Действительная
ересь
укр еп лял ась
на
окраинах
Ивангорода,
и
аккуратно-трудо-


Очерк
развития
русской
ф илос офии
31
любивый
быт
нем е цкого
мещанства
пускал
проч ные
кор­
ни
на
девственной
почве
ле нивого
восточного
варварства.
Время
от
времени
хозяева,
забыв
долг
гостеприимства,
громили
гостей,
но
мало-помалу
конвертировали
из реч е­
ние
со бств ен ной
мудрости:
кого
люблю,
того
бью ,
и
стали
кое-чему
у
битого
учить ся .
Напрасно,
препровожденный
ласковым
царем
в
азиатскую
Р осс ию,
проповедывал
сам о­
бытное
рождение
Ро ссии
утопический
Крижанич:
из
То­
бо ль ска
в
Москву
было
плохо
слышно
—
и
к
лучшему,
по­
то му
что
иногда
он
хватал
через
край.
Не
только
против
но в шеств
политических
и
вероисповедных
он
восст авал :
«Греки научили нас некогда православной вере;
немцы
нам
проповедуют
нечестивые
и
душепагубные
ереси.
Ра зум
убеждает:
грекам
быть
весьма
благодарными,
а
не­
мцев
избегать
и
ненавидеть
их,
как
дьяволов
и
драконов».
И
не
только
«телесная распущенность»
и
изнеженный
быт
иностранцев
его
отталкивают:
дома,
мол,
их
располагают
к
изнеженности,
ибо
со держ ат ся
в
такой
чисто те,
что
го­
стю
и
плюнуть
на
пол
н е льзя,
чтобы
служанка
тотчас
не
подтерла,—«не
бу дем
подражать
чер есчу р
заботливой
и
не
ж алею щей
труда
чистоплотности
немцев».
Он
во с­
стает,
не
жалея
та кже
труда,
и
п ротив
западной
нау ки:
«Немцы стараются нас увлечь в свою школу .
Они
навя зы ­
вают
нам
под
видом
нау к
дьявольские
ку дес ни чес тва,
астрологию,
алхимию,
магию.
Они
советуют
свободные,
т.
е.
философские,
зна ния
выбросить
на
общее
употреб­
лени е
и
сделать
доступными
каждому
мужику.
Греки
осуждают
всякое
з нан ие,
всякую
науку
и
предлагают
нам
невежество.
А
разум
убеждает,
чтобы
дьявольских
кудес-
ничеств
мы
и зое гали
то чно
так
же,
как
самого
дьявола,
и
признали,
что
невежество
не
может
произвести
ничего
хорошего;
чтобы
к
философским
наукам
мы
относились
не
так
стремительно
и
свободно,
как
относятся
к
ним
не­
м цы,
но
чтобы
изу ча ли
их
с
тою
умеренностью,
с
какою
их
изучали
и
преподавали
святые
отц ы.
Ибо
святые
от цы
ум ер енно
излагали
и
восхваляли
фи лософ ски е
науки,
и
потому
никто
не
может
отвергнуть
ф ило софию ,
что бы
в месте
с
тем
не
отвергнуть
и
отцов
с вятых .
Но
как
всяк ое
почти
добро,
если
будет
из лишне ,
о бр ащ ается
во
зл о,
так
и
ф ил ософи я,
ес ли
будет
об щим
до сто янием
целого
на­
рода,
принос ит
с
собою
много
вопросов
и
волнений
и
многих
отвлекает
от
труд а
к
праздности,
как
мы
это
ви­
дели
у
немцев.-------- Нельзя
и
фи лософи ю
де лать
до­
ступною
народу,
но
только
бла город но му
сословию
и
немногим
из
простолюдинов,
специально
для
то го
на­


32
Г.
Г.
Шпет
значениям,
сколько
их
потребуется
для
государственной
службы.
Ин аче
—-
достойнейшая
вещ ь
про фанир ует ся
и
пошлеет:
бисер
мечется
пер ед
с ви нь ями »1. Что сказали
бы
на
это
действительные,
не
д ег енер ирова вшие
греки,
об
эт ом
Крижанич,
вероятно,
не
думал.
Сам
он
—слиш­
ком
под
вл иян ием
их
орие нтир ова нн ых
потомков
и
во с­
точно-православной
премудрости.
Едва
ли
бы
Ро ссия
ста­
ла
евр о пейско ю
и
в озглав и ла
собою
славянство,
как
хоте ­
л ось
Крижаничу,
если
бы
посл у шалась
благонамеренного
«разума»
Крижанича.
Начавшаяся
при
Петр е
европеизация
России
ска зы ва­
етс я
в
сфере
образованности
прежде
вс его
тем,
что
просо­
ч ив шееся
уже
к
нам
богословское
знание
отводится
в
над­
лежащее
ему
русло.
Государство,
как
такое,
об р ащае тся
к
науке
европейской,
светской.
Нет
ничего
при
это м
уди­
вит ел ьного,
что
сам
Пет р
и
его
бл ижай шие
помощники
ценят
науку
только
по
ее
утилитарному
значению,—
так о­
во
свойство
ума
малокультурного.
Невежество
поражает­
ся
пр акти ч еским и
успехами
знани я;
полуобразованность
восхваляет
на уку
за
ее
практические
достижения
и
пропа­
ган диру ет
ее
как
слугу
жи зни
и
человека.
Но
наука
имеет
свои
собственные
жизненные
силы
и
св ои
им м ане нтные
законы
раз ви тия.
Служение
науки
человеку,
после
магии
оккультных
сил
колдовства,
алхимии
и
астрологии,
на­
гляднее
всег о
обнаруживается
в
опытном
и
математиче­
ск ом
познании
приро ды,
с
одной
стороны,
и
в
систематиче­
ск ом
познании
человека
и
его
общественных
отношений,
с
другой
стороны.
Вторая
стадия
в
культуре
науки
ве дет
к
более
углубленному
пониманию
наз ванны х
от ноше ний
чер ез
изучение
ис тории
человека
в
его
быте,
нра в ах,
тв ор­
честв е.
Еще
по зже
зарождается
незаинтересованный
ин­
терес
к
силам,
движущим
человека,
к
его
душе,
мировоз­
зр е нию,
идеям,
к
его,
наконец,
сознанию,
словом,
фило­
соф ски й
инте ре с
в
очище нном ,
не
практическом
смысле.
М аги ческо е
понимание
науки
здесь
путем
д линной
мет а­
морфозы
п ереш ло
в
э рот ическ ое.
Поднявшееся
до
это й
с ту­
п ени
к ультур н ое
созн ан ие
задается
уже
критическим
во-
* Ср.:
Ва ль ден берг
В.
Г осударст вен ны е
и деи
Крижанича.—Спб.,
1912.—
С.
268<и>сл.
В
названном
исследовании
целая
глава
(II) посвя ­
ще на
изложению
«философии»
Крижанича.
Из
изложения
вид но,
что
у
Крижанича
больше
о
ф ило соф ии,
чем
сам ой
фил осо фии .
В
общем,
одн ак о,
мо жно
сказать,
что
его
ми ровоззре ние
соединяет
аристотелевскую
схо­
ластику
с
б ибл ейс ким
провиденциализмом.
Последняя
черта,
как
то
и
отмечает
автор
исследования,
приводит
Крижанича
в
соприкоснове­
ние
со
старцем
Фи ло феем
(<С.>57<и>с л.).


Очерк
ра зв ития
русской
филос офи и
33
просом,
что
пользы
в
са мой
по ль зе,
и
открывает
б олее
ши ро кие
перспективы
жизни,
самое
жизнь
в идит
ши ре
и
вы ше
т ог о, «что человек ест», любит науку за беско­
рыстную
радость
тв ор ч ества.
В
философии
в ыс окое
куль­
турное
со знани е
находит
самого
себя,
до вл еет
себе
и
в
практических
приложениях
не
ну ж даетс я,
ибо
все
«приложение»
фи лософи и
—
ее
вольное
бытие.
Отдельные
умы
в
св оем
индивидуальном
развитии
мо­
гут
раньше
или
позже
до йти
до
этой
последней
стадии
культурного
сознания,
но
для
общественного
ос о знания
к
ней
лежит
многовековым
путь.
Русское
общ ест венн ое
со зна ние
до
сих
пор
остается
полуобразованным.
Но
у
не­
го
уже
е сть
история,
и
те
предварительные
стадии
им
по­
следовательно
пройдены.
История
на шей
науки
началась
с
Петра,
но
протекала
в
потемках
общественного
фил о­
софского
сознания.
Ли шь
к
концу
второго
в ека
пос ле
Пе­
тра
стало
св етать,
отдельные
и
одинокие
ве р шины
зард е­
ли сь
зо ло тым
светом,
умы
ст али
просыпаться
и
разбрелись
для
дн е вной
работы.
В
эт ом
—
ис т ория
рус с кой
фил ос офи и.
Философское
сознание
как
общественное
сознание,
фил о­
с офс кая
к ульт ура,
с ама
чистая
фи лос офия
как
чистое
зна ­
ние
и
свободное
искусство
в
Ро ссии
—
де ло
будущего.
II
Оглянемся
на
ближайшие
условия,
при
которых
прозя­
бала
философия
в
потемках
русского
не вег ласия .
Паисий
Лигарид,
приб ывший
в
Москву
при
царе
Але­
к сее
(1660), имел случай высказать такое мнение: «Искал
я
корня
с его
духовного
недуга,
поразившего
ны не
Х ри ето-
им енито е
царство
Русское,
и
старался
открыть,
откуда
бы
могло
произ ойти
та кое
наводнение
ер е сей,
на
общую
на­
шу
пагубу,—
и,
н акон ец,
придумал
и
нашел,
что
все
зло
произошло
от
двух
причин:
от
того,
что
нет
народных
уч и­
лищ
и
библиотек.
Если
бы
мен я
спросили
—
какие
столпы
церкви
и
госуд арст в а?
Я
бы
отвечал:
во-первых,
училища,
во-вторых,
училища
и,
в-третьих,
учили ща». И он обраща­
ется
к
царю
с
убеждением: «Ты убо,
о
пре све тлы й
ца рю,
подражай
Феодосиям,
Юстинианам
и
со з ижди
зде
учи ли­
ща
ради
остроумных
младенец,
к
учению
трех
я зык
корен­
ных ,
наипаче:
греческого,
ла ти нс кого
и
словенского...»
В
ту
пору
источник
крамолы
видели
в
иноверье
и
р ас­
кол е,
и
когда,
н ако нец,
высшее
учи л ище
б ыло
открыто,
ему
б ыли
предоставлены
все
средства
для
искоренения


34
Г.
Г.
Шпе т
ер есей.
Ему
бы ла
предоставлена
монополия
на
об уче
ние
—
за вод ившие
без
разрешения
Академии
домашних
учи те лей
язы ков
подвергались
конфискации
имущества.
Ему
было
в менено
в
обязанность
наблюдать
за
образом
мыс ли
и
жи зни
и
своих,
и
иноверцев,
обращение
ко их
в
пра вос л авие
поощрялось
угрозами
ссылки
в
Сиби рь
и
к ос тр а : «без всякого милосердия да сожжется». П о сло ­
вам
историка
(Соловьева),
это
бы ло
не
училище,
но
«страшный инквизиционный трибунал»
—
ибо
как
тогда:
«наблюдали», показывает процесс последователей Якова
Бе ме
(Кульмана и Нордермана),
которых
изжарили
в
Москве
(через два года по выходе в свет Principia Ньюто­
на
и
за
год
до
Опы та
Локк а1). Н аконе ц,
училищу
дано
бы­
ло
право
преподавать
—
д аже
Аристотеля,
но
то лько
«сог ­
ласно
с
религией
и
православием».
Образовательные
задачи
Славяно-греко-латинской
ак а­
демии
таки м
об раз ом
упрощались
до
крайности.
Но
при
Петре
эти
задачи
потеряли
всякую
остроту
и
всякий
смысл.
Не
случайно,
что
академия
уже
в
ко нце
XVII века
падает,
учи т еля
не
справляются
со
своим
делом
и
предпо­
читают
сво ей
деятельности
занятие
«справщиков»
в
типо­
графии.
Для
государства
нужны
были
новые
школы,
и
не
с
отрицательными
т олько
задачами,
нужны
б ыли
положи­
т ельн ые
столпы
и
опоры.
Цифирные,
на виг ацкие,
ар тил­
лерийские,
инженерные
школы
Петра2
б ыли
пр из ваны
к
это й
роли
и
уд о вле твор яли
до
некоторой
степ ен и
ну­
жды
государства.
С
другой
стороны,
по
непосредственно­
му
распоряжению
Петра
появляется
ряд
на уч ных
пе рев о­
дов
по
вопросам
самой
государственной
практики
как
та­
кой .
Пер ево дят ся
и
от час ти
печатаются
книги
из
области
наук
юридических
и
пол и тичес ких.
Во зникают
частные
б иб лио теки
(напр <
име р
>, гр.
Матвеева,
Брюса,
кн.
Го­
л иц ын а), содержащие иностранные книги по всем отрас ­
лям
з нания ,
в
том
числе
и
по
философии.
Но
все
же
шк о­
лы
при
Петре
создаются
только
профессиональные.
Об­
щее
образование
по-прежнему
м огли
давать
Киевская
и
Московская
академии,
а
нуж ды
науки
ничем
удовлетво-
1 В то время как христианский Запад сжигал уже только ведьм . . .
А нглича не
свою
последнюю
ведьм у
сожгли
в
1716 г.
(законы против
ведьм
от мен ены
в
1736 г.), а немцы — в
1749 г .,
когда
Кант у
было
25
лет.
2 См.:
гр.
Толстой
Д.
А.
Взгляд
на
учебную
часть
в
России
в
XVIII
столетии
до
1782 года .—
Спб .,
1885 (Сб.
Отд.
ру сск.
яз.
и
слов.—
T. XXXIII.-N2 4).


Очерк
ра зв ития
русской
ф илосо фии
35
ре ны
быть
не
могли.
Некультурное
от ноше ние
к
науке
правительства
порождало
такое
же
к
ней
отношение
и
со
стороны
общества.
Как
подчеркивает
историк
на шей
А ка­
демии
на ук
и
самой
наук и
при
Петр е
(Пекарский), под ­
чинение
просвещения
цел ям
государства
заключало
в
се­
бе
н ечто
непрочное
и
сл уч айное,
неблагоприятное
для
р аз­
в ития
науки
в
России,
так
как
оно
порождало
капризный
про извол
и
поверхностность,
из
к от орых
вытекало
легко­
мыс ле нное
и
неу важит ель ное
отношение
к
науке,
нако­
нец,
просто
равнодушие
к
ее
успехам,
если
только
она
не
имела
тотчас
понятного
пр им енени я
на
деле.
Первое
положительное
вл иян ие
самой
науки
западной
выразилось
у
нас
в
учреждении
Академии
на ук.
П етр
ве­
лел: «сделать академию». Но так как ни средних школ,
ни
ун ив ер ситето в
не
было,
или,
как
сказано
в
указе
об
осн о­
вани и
Ака деми и, «прямых школ,
гимназиев
и
семинариев
не т,
в
к ото рых
бы
молодые
лю ди
началам
обучаться,
и
п отом,
выш е
град усы
наук
во спр ият ь,
и
угод н ыми
себя
уч ини ть
могли », то Петр задумал,
учреждая
Академию,
ср азу
би ть
по
трем
целям
и
откры ть
при
ней,
как
высшем
ученом
уч реж де нии,
также
высшее
и
среднее
уч еб ные
за­
ве дени я,
чтобы
«таким бы образом одно здание,
с
малыми
убытками,
тое
же
бы
с
ве ли кою
пользою
чинило,
что
в
других
государствах
три
разныя
собрания
чин ят».
В ели чайши е
не мецкие
фи лософ ы
того
времени,
Ле йб­
ниц
и
Вольф,
способствовали
пре д пр иятию
Петра.
Ле йб­
ниц
внушил
идею
и
план.
Смерть
Петра
помешала
у бе­
ди ть
Вольфа
п ерее хать
во
вно вь
учреждаемую
Академию.
Но
Вольф
участвовал
в
ее
создании
и
р еко м ендаци ей
не­
мецких
ученых,
и
подготовкой
посланных
к
нему
русских
студентов.
Непосредственно
из
его
школы
вышел
Лом о­
носов—
первый
р у сский
ученый
в
европейском
смысле,
хотя
в
отли чи е
от
европейских
ученых
и
не
создавший
св оей
школ ы.
Науке
и
Академии
Пе тр
хотел
предоставить
большую
св обо ду
и
большие
права,
ибо
«науки никакого принужде­
ния
и
насилия
терпеть
не
могут,
любяще
свободу» (Регла­
ме нт
1725 г. — § 4). Однако не только права и свобода,
са­
мое
сущ ест во ван ие
Академии
было
обеспечено
плохо.
Уже
при
открытии
Академии
пл ан
Петра
осуществляется
не
полностью.
В
историческом
(«третьем») классе,
кото­
рый
должен
был
включать
в
себя,
между
прочим,
также
логику,
ме таф изик у,
мораль
и
п о л ити ку , «философским
обр азом
уч иму ю» (§ 11),
представители
последних
не


36
Г.
Г.
Шпет
удержались1.
Ли шь
физико-математические
науки
бы ли
сразу
представлены
хо рош о.
В
1725 году в Академию были приглашены:
на
кафедру
м ате ма тики
Герман,
Дан,
Бернулли,
Гольдбах,
для
хим ии
Б юрге р,
для
физики
Биль­
фин гер ,
нач авши й
академическую
деятельность
логикою
и
метафизи­
к ою,
для
механики
Ник.
Бернулли,
для
анатомии
и
зоологии
Д юверн уа,
по
кафедре
греческих
и
ри м ских
древностей
Байер,
для
логики
и
мета­
физ ики
Мар тини,
принявший
сперва
кафедру
ф изики,
на
ка федр у
крас­
норе чи я
и
церковной
истории
Коль,
на
кафедру
правоведения
Бекен-
шт ейн.
В
1726 году прибыли два астронома Делиль и на кафедру меха ­
ники
и
оптики
Лейтман.
Еще
до
от крыт ия
Академии
в
Петербург
п ри­
был
Б ук сбаум.
Наименее
удачен
был
выбо р
име нно
Мар т ини.
См .:
гр.
Толстой
Д.
А.
Академический
университет
в
XVIII столетии по рукопис-
н<ым>
докум<ентам>
Архива
Ака д< ем ии>
Нау к.—С пб. , 1885 (Сб.
Отд.
русск .
яз .—T. XXXVIII.—N5 6).—Бюргер
ум ер
в
1726 г .,
Ко ль
и
Мартини
были
уво лен ы
в
1727 и 1728 годах,
а
в
1729 и 1731—Бу ­
ксбаум
и
Грос.
В
<17>31-м
же
го ду
уехали
Герман
и
Бильфингер,
а
в
<17>33-м
—
Да ниил
Бернулли.
В
1737 был уволен Байер.
У ченый
уровень
Академии
к
этому
времени
сильн о
понизился;
н овые
академики
уже
не
стояли
на
высоте
первых,
за
исключением
знаменитого
Леонар­
да
Эйле ра ,
назначенного
в
<17>37-м
го ду
адъюнктом
высшей
матема­
тики
(по рекомендации Дан .
Бернулли), в <17>31-<м>
г.
занявшего
кафед ру
физи к и,
на
место
Бильфингера,
а
в
<17>33-м,
по сле
от ъез да
Бернулли,
кафедру
высшей
математики.
(Там же.—С.
10—11).
Имена
Эйлера
и
братьев
Бернулли
уже
б ыли
дос тат оч­
ной
гарантией
того,
что
на ука
был а
отдана
в
руки
истин­
ных
ученых,
вдохновлявшихся
знанием,
а
не
службою
людям.
Не
так
смотрела
на
дело
ср еда
и
не
то го
ждала.
Духовенство,
отставленное
от
роли
инт елли генции,
к ото­
рую
оно
играло
в
московском
государстве,
ревнительно
принялось
до ка зыв ать
свою
отвергнутую
компетентность,
взяв
на
се бя
ми ссию
охранения
доброй
нравственности
и
экономной
государственности.
В
век
со л датс ких
пе рев о­
рот ов,
цариц
и
фав ори тов,
в
век
выскочек,
опьяненных
властью
и
самодурством,
это
было
почином
св оевр емен­
ны м.
Особенного
бесстыдства
достигло
охранительство
в
ц ар ение
Елисаветы
Петровны.
Цензура
невегласов
од и­
наково
простиралась
и
на
на уки
естественные,
и
на
науки
1 Как видно из Протоколов Заседаний конференции Имп< ер ат ор ско й>
А ка д<ем ии>
Наук
с
1725-1803
гг.
(См. : T. I. 1725-1743. -С пб. , 1897),
с
ноября
1725 г.
и
по
март
1727 Grossius и Martinus прочли
—
первый
6
докладов
на
4 темы морального содержания,
второй
5 докладов на три
т емы
логического
и
одн у
тему
метафизического
содержания
(de
principio indiscernibilium Leibnitiano).


Оче рк
р азв ития
русской
ф илосо фии
37
исторические.
«Припадая к стопам», Синод молил импе­
рат риц у
во спр е тить
распространение
идей,
«ведущих
к
натурализму
и
безбо жи ю» .
Гуманитарные
на уки
были
еще
раньше
(1734 г.)
исчерпывающим
об р азом
о ц енены
Си но дом
в
его
резолюции
на
просьбу
Академии
о
разре­
шении
издавать
отечественные
летописи
и
хронографы:
«рассуждено было,
что
в
академии
затевают
истории
печ а­
та ть,
в
чем
бумагу
и
прочий
кошт
терять
буд ут
напрасно,
понеже
в
оных
книгах
писаны
лжи
явственныя».
К
это му
нужно
присоединить
еще
и
другие
об сто­
ят ель ств а,
мал о
благоприятные
для
свободной
науки.
С
одной
стороны,
грубое
бюрократическое
управление
Академией,
не
регламентированное,
одн ако,
ни каким
уставом.
Устав
Академия
получила
лишь
в
<17 >47 году.
Но
только
с
<17>66года(директорство
гр.
В.
Г.
Ор ло­
ва)
Академия
начинает
жить
сравнительно
бол ее
свобод­
ною
и
самостоятельною
жизнью,
а
сколько-нибудь
н ор­
мальный,
западноевропейский
поря д ок
в
ней
утвердился
лишь
в
начале
нового
ве ка
(устав 1803 г.). С другой сторо­
ны,
Академия
страдала
от
отнюдь
не
на уч ных
с сор
и
ра з­
лада
вну т ри.
С
охранением
веры
сплелось
охранение
на­
циональности.
Сам
Ло мон ос ов,
вводивший
в
университет­
ский
регламент
тр еб ов ани е : «духовенству к учениям прав­
ду
фи зи чес кую
для
пользы
и
про с веще ния
показующим
не
привязываться,
а
особливо
не
ругать
наук
в
пропове­
дя х », в националистическом увлечении не всегда сдержи­
вался
соображениями
н езав иси мо сти
науки.
Завещанная
Петром
свобода
науки
ост ав ал ась
такою
же
непонятно­
стью,
как
и
сама
нау ка.
Вс ледс тви е
всей
совокупности
и
вне шних
и
внутрен­
них
условий
жизни
Академии,
словесно-исторические
на­
уки
испытали
в
ней
особо
превратную
судьбу.
Они
то
ис­
ключались
во все
из
«классов»
Академии,
то
опять
вводи­
лись,
но
замирали
под
да вле нием
ненаучных
обсто­
ятельств.
Не
сра зу
они
заняли
п одобаю щее
им
место.
Но
все
же
заня ли,
и
лишь
для
фи лософи и
ничего
не
б ыло
сделано.
Правда,
в
XVIII веке,
пока
при
Академии
суще­
ствовали
университетские
курсы,
там
пр еп од авал ась
ка­
кая-то
ф ил ософи я,
но
устав
<17>47-го
го да
настоятель­
но
требовал
от
профессоров
философии,
чтобы
они
не
учили
ничему
противному
православной
в ере,
доб рон ра­
вию
и
форм е
пр авит ельст в а.
Пр о фессор ы
должн ы
были
пре дста вл ять
в
канцелярию
конспекты
своих
лекций
для
суждения
о
том,
не
укл оняю тс я
ли
они
от
ученья
пр ав ое-


38
Г.
Г.
Шпет
лавной
вер ы
и
не
сомневаются
ли
они
в
сл авно м
состо ­
яни и
государства1.
Т олько
учреждение
Московского
университета
ввело
философию
в
по стоя нн ый
состав
высшего
преподавания.
Однако
и
здесь
ее
влияние
на
общественное
сознание
ок аз ывал ось
ничтожным,
потому
что
про ход ившие
через
университет
единицы
в
подавляющем
большинстве
смо­
трели
на
прохождение
ими
курса
как
на
тяжкую
по вин­
ность,
затем
лишь
открывавшую
доступ
к
пр ия тным
и
прибыльным
государственным
и
военным
должностям.
Ун ивер сит ет
был
открыт
не
для
науки.
Не
без
гордости
панегирический
историк
Московского
университета
под­
водил
итог
столетнему
его
существованию: «Он обречен
был
с
самого
нач ала
на
обучение
молодых
людей
и
на
приготовление
их
к
служб е
государственной
по
всем
ее
отраслям.
Вся
ист ор ия
его
ес ть
история
постоянного,
по­
лезного
и
ве рн ого
с лу жения
это й
государственной
ц ели»
(Шевырев).
Более
действительным
средством
—
так
как
оно
п ро­
стиралось
на
более
шир ок ий
круг
—для
философского
воспитания
общественного
со знани я
м огла
бы
бы ть
книга.
Неразработанность
русского
литературного
языка,
от­
су тс твие
научно
подготовленных
людей,
отсутствие
на­
учн ой
терминологии,
не веж ес тво
чи та теля,
не
пон има в­
шего,
зачем
ему
да нная
книг а,
и
не
знавшего,
как ая
книга
ему
нужна,—все
это
стояло
на
пут и
этому
средству
ду­
ховного
просветления
России.
Русская
художественная
литература
героически
боролась
с
кирилло-мефодиев-
ским
насл ед ием
в
я зыке,
и
когда
во ссия л
Пу ш кин,
бо л­
гарский
туман
р ассеял ся
навсегда.
Ху же
де ло
обстояло
в
науке.
За
о тсу тс твием
своего
язык а
долго
еще
пришлось
пользоваться
язык а ми
чужими,
а
переводная
литература
тем
мед ле ннее
п ер еход ила
к
н ас тояще му
русскому
языку,
что
значительную
часть
работников
для
нее
поставляла
духовная
школа
с
ее
понятной
склонностью
к
по льзов а­
нию
языко м
цер ковного
обихода.
Петр
усердно
по ощря л
к
пер ев одч еско й
деятельности;
Академия
мо гла
толь ко
п оощрять
усердие
самих
п ерев од чиков .
Сперва
«Россий ­
с кое
со бр ание» (учрежденное бар.
К орфом ), превратив­
шееся,
по
словам
митрополита
Евгения,
в
«переводческий
департамент»,
с
трудолюбивым
Тредиаковским,
затем
1 Об отсутствии при академическом университете действительных
занятий
вообще
см .:
гр.
Тол сто й
Д.
<А. >
Взгляд...
—С.
8—13 .


Оч ерк
разв ит ия
русской
филос офи и
39
(при Екатерине
—1768 г.) «собственная шкатулка»
импе­
ратрицы,
вдохновлявшая,
од нако ,
не
столько
переводчи­
ков ,
сколько
директоров
Академии,
ру к ово дивших
«ко ­
миссией
для
пе ре во д ов», и наконец ( с 1783 г.) «Импера­
торская
Российская
академия» (в1841г.
пр исо единенн ая
к
Академии
наук,
как
«Отделение русского языка и сло ­
весности»1)—
все
эти
учреждения
до
конца
века
успели
выпустить
огромное
количество
переводов.
Но
все
дела­
лось
без
смысла
и
без
толка.
Сперва
вы пус ка лся
вс який
хлам,
долженствовавший
знакомить
со
«светскостью»,
а
затем
с
каторжным
усердием
переводили
чуть
ли
не
все х
подряд
классиков.
Трудн о
при пом нит ь
сколько-ни­
будь
известного
греческого
или
римского
автора,
имя
ко­
торого
не
стояло
бы
в
спйсках
переведенных
или
заказан­
ных
к
переводу
кн иг2. Но кому,
кроме
переводчиков,
это
было
на
п оль зу?
Отпеча тан ны е
экз емпл яр ы
кучами
валя­
лись
в
типографии
и
на
складах,
сбывались
под
макулату­
ру
или
сж ига лис ь.
Читателя
не
было.
Но-—ч то ,
может
быть,
бы ло
еще
важнее
—
языка
не
было.
В.
Н.
К арп ов,
пе­
ре вод чик
Плат он а
в
XIX веке,
сам
в
своем
пер ево де
не
освободившийся
от
высокого
«словено-р ос с ийс к ог о»
сти ­
ля,
в
оправдание
того,
что
переводчики
Платона
в
XVIII
ве ке
(Пахомов и Сидоровский)
вы ра жали сь
«слишком пе­
да нтски ,
без
нуж ды
облекая
мысль
фи л ософа
в
славян ­
ски е
фо р м ы», и яснее видели и выдерживали « зн ач е ние
слов ,
нежели
мы сл и»,— спр ав едли во
зад ает ся
вопросом:
«с тогдашним русским языком можно ли было сделать
что-нибудь
удачнее?»3.
В
этом,
ду м ается
мне,
вся
сут ь.
Россия
не
вышла
еще
из
того
состояния,
когда
у
народа
нет
своего
ли т ера турн ого
языка.
1 Об обстоятельствах,
при
которых
произошло
присоединение,
см .:
Сухомлинов
М.
И.
История
Росси йск ой
Академии.—
Вып.
VIII.—
< 1887>.- С .
361—362; 489—492.
2 См.
эти
списк и
у
Сух омл ино ва.
— История
Рос сий ск ой
Акаде­
мии.—Вып.
I.—Спб., 1874.—С.
346—351 .
3 До какого отчаяния доводил в XVIII
век е
на ших
переводчиков
«недостаток слов в изображении терминов», свидетельствует,
н апр <и-
мер>, такое заявление: «Сей недостаток так было меня тронул,
что
я
нача т ый
уже
тр уд
мой
рассудил
оставить;
однако
потом,
следуя
других
совету,
что
л учше
хотя
малым
чем
отечество
пользовать,
нежели
ничем,
предприял
он ый
совершенно
ко нчи т ь».—
Основания
умственной
и
нравоучи­
тельной
философии
об ще
с
сокращенною
историею
филос офиче скою,
сочиненные
Иоа нном
Го ттлоб ом
Гейнекцием,---------- с
латинского
языка
на
россий­
с кий
пер е ве денные.
П ечат аны
при
Императорском
Московском
Ун ивер­
си тете
1766 году.
См.
Предисловие
к
благосклонному
читателю, adfin.


40
Г.
Г.
Шпет
Высшие
сферы,
однако,
во
в торой
пол овине
века
на­
шли
для
се бя
язык.
В
XVII веке спорили о пользе и безо­
пасности
языков
гре че ско го
и
латинского.
Э тот
спор
не
был
спором
о
дв ух
культурах,
а
о
двух
богословских
на­
пра влен и ях
—
«пришел, —
гов ори т
р усск ий
историк, —
правитель,
который
на
исторический
вопрос,
которому
из
обоих
языков
господствовать
в
политическом
раз ви тии
русского
об щес тва,
отвечал:
ни
тому,
ни
др угом у,—
и
заго­
ворил
по-немецки
и
по -г о л л андск и» (Ключевский).
С
тех
пор
у
нас
установилось
«немецкое влияние» .
Оно
за туше­
вывалось
в
мо мен ты
националистического
подъема,
хо тя
как-то
та инс тве нно
сам ый
национализм
р усск ий
бывал
окраш ен
в
черно-бело-красные
цвета,
и
оно
кри ча ло
о
се­
бе
в
моменты
индифферентизма
или
торжества
инт ерн а­
ционализма—
и
на
чи стом
немецком,
и
на
испорченном
немецком.
Как
известно,
во
второй
половине
XVIII века немцы
трудолюбиво
подражали
французам
во
всем,
что
касается
светскости
и
просвещения.
Мы
стали
такж е
подражать
французам
—
ф ра нцузы
на
язык е
русского
народа
стали
также
«немцами».
У
Фридриха
его
французские
друзья
б ражн и чали
и
ночевали,
мы
были
скромнее
—
у
нас
на
трон е
б ыла
царица,—
но
в
переписке
с
фр анцуз ск ими
«философами»
и
мы
состояли.
Правительство
выпол няло
взятую
на
себя
ро ль
ин т елли генц ии
и
«просвещало».
По­
лучалось
то,
что
должно
был о
полу чит ьс я.
«Просвещени­
ем»
забаррикадировали
себя
от
серьезной
науки
и
от
фи­
лософии.
Получился
Ра дище в
—
прототип
той
оппози­
ционной
ин тел ли генци и,
к ото рая
сменила
в
русской
исто­
рии
интеллигенцию
правительственную.
Как
будто
для
кр ай него
контраста
Л ом онос ову
создала
его
и стори я
и
тем
дала
про обр аз
будущего
взаимоотношения
науки
и
«интеллигенции».
Один
поехал
в
Европу,
училс я ,
чему
нужно
было,
вернулся
и
стал
учит ь
тому,
что
никому
не
нужно
было,
и
только
к
200- летн ему
юбилею
его
потом­
ки
догадались,
кто
у
нас
«собственный Невтон» .
Другой
тоже
ездил
в
Европу,
нау чи лся
тому,
чему
не
уч или,
и
не
научился
тому,
чем у
учили,—через
полтораста
лет
благо­
дарное
потомство
приз нал о
в
нем
«первого русского рево­
люционера».
В
XIX век,
таким
образом,
мы
вступили
все
в
том
же
состоянии
всеобщего
невегласия.
Правительственная
ин­
теллигенция,
как
бы
в
ис купле ние
греха
цареубийства,
на­
ложила
на
себ я
либеральную
эпитимию.
«Молодые лю­


Очер к
р азв ития
русской
фило соф ии
41
ди»
снова
угонялись
«за границу»
учи тьс я.
Е два
успев
на­
учиться
и
никого
не
успев
на учить,
они
подпали
под
б ичи
отечественного
просвещения.
Но
уже
зачин ал ос ь
что-то
новое.
Ев ропа
стремилась
проникнуть
на
восток
путями,
сверху
не ре гули руе мыми .
Безопасность
государства
тр е­
бовала
за крыти я
вс ех
путей.
Спешно
сооружались
шлаг ­
баумы,
и
к
охранению
дорог
был а
призвана
вновь
«вера».
Мерещился
в
одеянии
еллинской
мудрости
бес.
Филосо­
фия
бы ла
объявлена
врагом
чел ове ческ ог о
рода,
чертом,
источником
всяческой
к ра молы.
«Служить людям»
она
могла
только
че рез
посредство
ис клю чи те льно
осененных
хри сти ан скою
благодатью;
в
руках
непо свяще нного
она
оставалась
в
своем
исконном
естестве
исчадия
адова.
Ко­
гда
«молодых людей»
еще
только
отправляли
за
границу,
начальство
предупреждало
в
своей
инструкции
(1808 г. )
об
особ ой
зловредности
философии,
ибо
она
вела
к
«опасности быть рассказчиком пустых умствований или
бессмысленным
распространителем
мистических
заблу­
ждений».
О см ысл енное
распространение
глупостей
вс ко­
ре
затем
было
признано
делом,
государству
полезным.
Обр етш ие
мистическую
истину
м огли
поу ча ть
самого
Гос­
по да
Бо га
и
с
пользою
просвещали
ру с ский
пр идел
в
Его
Ц ерк ви.
Начал о
века
озн аме нов ал ось
отк рыт ием
новых
универ­
ситетов.
Их
уст ав
(1804) прямо привлекал дворянских де­
тей
обещанием
чино в.
Так
же
оценивало
значение
уни­
верситета
и
само
дворянство
—
просвещенный
слой
на­
ции.
Как
и
за
сто
лет
перед
эти м,
на
науку
смотрели
с
точ ки
зрения
утилитарной.
Роммель,
н емецкий
историк,
пробывший
несколько
лет
в
Харьковском
университете,
пишет
в
своих
Воспоминаниях: «Почти вся молодежь смо­
трела
на
зан яти я
как
на
ступень
к
высшим
чинам
по
служ­
бе;
-- ---- --- кл ассн ые
ч ины
прокладывали
до рогу
к
высшим
офицерским
м естам ,
особенно
в
военное
время.—
--- -- Везд е
выказывалось
преобладающее
ст р емл ение
русских
к
практическим
наукам,
в
особенности
к
м ате ма­
тике,
в
которой
они
ук азыва ли
изумительные
успех и.
За­
то
понимание
высшей
философии
и
фи лологи и
б ыло
по­
чти
недоступно
и м»1. Таких наблюдений можно было бы
назвать
немало.
Они
делались
при глаше нным и
на
ка-
1 Пять лет из истории Харьковского Университета .—В о сп о ми н ан и я
пр оф.
Р оммел я
о
сво ем
времени,
о
Хар ько ве
и
Харьковском
Университете
(1785-1815). —
Ха р<ьк ов>, 1868.


42
Г.
Г.
Шпет
федры
инос тра нцам и,
они
делались
и
боле е
просвещен­
ными
отечественными
наблюдателями,
на пр
< имер >,
К ар амзи ны м: «У нас нет охотников для высших наук.
Дв ор яне
служат,
а
к упцы
ж елают
знать
су щес тв енно
арифметику
или
языки
иностранные
для
выго ды
своей
то рго вли», или напр <
им ер
>, митрополитом Евгением:
«Открытые университеты едва дышат о сию пору.
Ни
учить,
ни
учиться
некому...
Нау ки
мысленные
у
нас
еще
не
в
моде».
П ра вите льст во,
с
своей
стороны,
делало
все
возмож­
н ое,
чтобы
не
допустить
распространения
такой
моды.
На
основании
изучения
русского
прос веще ния
в
XVIII столе­
тии
гр.
Дм.
Толстой
сдел ал
такое
обобщение:«Утилитар­
ность,
практическая
непосредственная
прим еним ос ть
у че­
ния
для
государственных
потребностей,
составлявшие
сущность
всех
начинаний
Петра
по
учебной
час ти,
про­
должали
и
после
не го
руководствовать
правительством».
Обобщение
—
многознаменательное.
Оно
сдел ано
тем,
кто
сам ,
ру ко водя
ру сск им
про с веще нием,
дер ж ался
той
же
утилитаристической
тради ци и.
Толстой
был
в
России
единст вен ны й
радикальный
м инис тр
народного
просвеще­
ния,
но
и
он
был
всецело
утилитарен.
И
не
кто
иной,
как
он
по гу бил
в
России
идею
действительного
образования
«практическим непосредственным применением»1.
Имея
это
в
виду ,
его
собственное
обобщение
приходится
ра с­
пространить,
а
затем
и
дополнить:
распространить
на
всю
русскую
историю
и
дополнить
фактом,
что
не
только
все
пра вител ьст ва
и
всегда
в
России
смотрели
и
см отрят
на
образование
с
утилитарной
точк и
зрения,
но
в
под авля­
ю щем
большинстве
сл уч аев
так
же
смотрело
и
смотрит
сам о
рус с кое
общество.
Возвращаясь
к
эпохе
Ал ексан др а,
мы
видим,
что
в
то
время
как
«науки мысленныя»
не
бы ли
в
моде ,
па радо ксы
какого-нибудь
гр.
де
Местра
принимались
за
чис тую
мо­
нету
государственной
мудрости,
и
у
нас
сер ь езно
помыш­
ляли
об
исключении
всего
того
из
преподавания,
чего
нельзя
б ыло
о снов ать
на
Библии.
Профессора,
и
в
особен­
ности
профессора
философии,
подвергались
самой
глу­
пой
цензуре,
и
их
жалкое
преподавание
д олжно
бы ло
1 Здесь не место входить в педагогическую критику толстовской ре­
формы,
коре нна я
о шибка
ко то рой
сост оя ла
в
том,
что
она
хотела
с де­
лать
классическое
образование,
доступное
лишь
для
бол ее
сп осо бных ,
общим.


Очерк
раз вит ия
русской
фи л ософии
43
проте кать
в
атмосфере
доносов,
преследований
и
неле­
пых
ук азан ий
на
истинное
направление,
которого
они
должны
де ржать с я.
Среди
немцев,
при глаше нных
для
преподавания
фи лос офии ,
были
профессора,
склонные
к
кантианству,
но
что
и
как
они
мо гли
излагать,
ко гда
у
руководителей
пр осв ещением
страны
влияние
имели
такие
суждения,
как,
на пр
< имер >, суждение архиепи­
ско па
Феофилакта
(способствовавшего удалению Фессле­
ра), который утверждал,
что
фи лософ ия
Канта
заключает
в
себ е
двоякую
ц е ль: «ниспровержение христианства и за­
мещ ение
оного
не
деизмом,
а
совершенным
безбожием».
Кого
могло
утешить
или
чему
м огло
помочь,
что
этот
об­
личитель
обличался
другим
(митр .
Филаретом)
в
«панте­
из ме
и
натурализме»?
Полнее
всего,
пож алу й,
характеризовал
условия,
в
ко­
торые
попала
у
нас
философия
и
наука
в
начале
век а,
умный
и
образованный
С.
С.
Уваров,
впоследствии
граф,
мин ист р
народного
просвещения
при
Николае
Павловиче
и
попечитель
петербургского
округа
при
Александре.
Че­
лове к,
хоро шо
осведомленный
по
обязанности
с лужбы ,—
вот
что
он
писал
в
письме
к
барону
Штейну
(ноябрь
1813): «Состояние умов теперь таково,
что
путаница
м ыс­
лей
не
имеет
пределов.
О дни
хотят
просвещения
безо пас­
ного,
т.
е.
ог ня,
который
бы
не
жег;
другие
(а их всего
больше)
к идают
в
од ну
куч у
Наполеона
и
Монтескье,
французские
армии
и
книги,
Моро
и
Розенкампфа,
бред­
ни
Ш...
и
открытия
Лейбница;
словом,
это
такой
хаос
к ри ков,
страстей,
партий,
ожесточенных
одна
прот ив
д ру­
гой,
всяки х
преувеличений,
что
д олго
присутствовать
при
э том
зрелище
невыносимо:
ре л игия
в
опасности,
п отрясе ­
ние
нравственности,
поборник
иностранных
идей,
ил лю­
минат,
философ,
фран-масон,
фанатик
и
т.
п.
Словом,
пол ное
безумие.
Кажд ую
минуту
рискуешь
компромети­
роваться
или
сделаться
исполнительным
орудием
самых
преувеличенных
страстей.
Вот
среди
како го
глубокого
не­
вежества
на хо дишь ся
вынужденным
работать
над
здан и­
ем,
подкопанным
у
основания
и
со
всех
ст орон
близким
к
падению».
В
1817 году было достигнуто примирение:
министер­
ство
народного
просвещения
соединялось
с
ве дом с твом
духовных
де л.
Мотивировано
бы ло
это
со е дине ние
само­
б ыт но: «Желая,
дабы
христианское
бл аг о честие
б ыло
в се­
гда
основанием
истинного
просвещения,
признали
мы
по­
лезным
со един ить
дела
по
министерству
народного
про-


44
Г.
Г.
Шп ет
св ещения
с
делами
всех
вероисповеданий
в
составе
о дно­
го
управления».
Наста ло
время
торжества
Стурдзы,
Ма г­
ницкого,
Фитингофа
(брата пресловутой бар.
Кр идн ер).
Составленная
А.
К.
Стурдзою
Инструкция
(5 авг.
1818 г.)
учре жден н ому
при
Гл авн ом
правлении
училищ
Ученому
комитету,
направлявшая
идеологически
работу
просвеще­
ния
России,
развивала
«коренное правило»
действий
со­
единенного
министерства:
направить
«народное воспита ­
ние
--------- к
водворению
в
составе
о бщес тва
постоянного
и
спасительного
согласия
м ежду
верою,
ведением
и
властию,
или,
другими
вы р ажени ями,
меж ду
христианским
благо­
честием,
пр осв ещением
умов
и
существованием
гра­
жд анс ким ».
«Правило»
это
пр ивело
к
самым
горестным
последст­
виям.
С
него
началась
глав а
в
истории
русского
просвеще­
ния
безум на я:
преследовались
книги,
люди,
уб еж де ния,
намер ения .
Трудно
б ыло
философии
—
достаточно
вспом ­
ни ть
«дела»
Куницына,
Галича,
Солнцева
и
под соб ­
ные
>—
найти
нужный
серьезный
тон
и
защиту
от
глупо­
сти .
Поэтому,
когда
к
концу
царствования
Николая
Па­
вловича,
по сле
о тно сит ель ной
передышки
при
Уварове,
в
министерство
кн.
Ширинского-Шихматова
соверши­
л ось
первое
—
втор ое
произошло
через
71 год
—
уст ран е­
ние
философии
из
университетов
(1850) —
как
сказано
бы ло
в
докл аде
княз я,
для
«ограждения от мудрствований
но вей ших
философских
си стем »,— то
новое
положение,
в
ко торое
таким
образом
ставилась
философия,
в
конце
ко нцов,
более
соответствовало
ее
достоинству,
че м,
на­
пр
< имер >, продолжавшееся в то же время ее жалкое
пр епо давание
в
духовных
ак аде миях .
Можно
задаться
вопросом:
как
все
это
терпелось
рус­
с ким
обществом?
Ведь
оно
представляло
собою
уже
не
то,
что
во
вр ем ена
Алексея
Михайловича,
оно
располага­
ло
новыми
источниками
образованности,
получаемой
не
только
из
рук
правительства,
но
и
помимо
его.
Это
было
вре мя,
когд а
на
смену
правительственной
инт ел лиг енции
рождалась
новая,
оппо зицио нна я
пр авит ель ст ву
и
потому
свободная
интеллигенция.
Как
могла
она
это
выносить?
Частичный,
по
край ней
мере,
ответ
на
этот
вопрос
дае т
о дно
на блю де ние
Грановского,
которое
достаточно
все
же
обрисовывает
некоторые
черты
из
психологии
новой
интеллигенции.
Грановский
писал
(1840 г. ): «Окружа ­
ющее
ме ня
здесь
нерадостно.
В
университете
у
нас
е сть
движение
вперед,
жизнь,
но
в
это й
жизни
ест ь
что-то
ис­


О черк
раз в ития
русской
фило соф ии
45
кусственное.
Студенты
за ни м аются
хоро ш о,
п ока
не
ко н­
чи ли
курса;
по
выходе
из
ун ив ерси тета
лучшие
из
них,
те,
ко то рые
по д авали
наиболее
надежд,
пошлеют
и
теряют
участие
к
науке
и
ко
всему,
что
выходит
из
круга
так
на­
зываемых
положительных
интересов.
Их
губит
мат е ри­
ализм
и
безнравственное
равнодушие
нашего
общества.
Вот
почему
университетская
жи знь
мне
к ажетс я
искусст­
венною,
оторванною
от
остального
русского
быта».
Труд­
но
яснее
выразить,
что
наука,
мысль
оставались
для
наше­
го
востока
чем-то
искусственным,
о
пользе
чего
для
жиз­
ни
можно
поспорить.
Мало
менялось
нас тро е ние
общест­
ва
и
в
следующие
за
письмом
Грановского
восемьдесят
лет
русской
истории.
К
мыс ли
как
мысли,
к
философии
об ществ о
наш е
осталось
равнодушно,
оно
проник а лос ь
лишь
государственной
и
семейной
полезностью
трамваев
и
граммофонов.
Исключительно
утилитарное
отношение
к
культурно­
му
творчеству
проистекает
или
из
варварского
непонима­
ния
того,
что
такое
наука,
искусство,
философия,
или
из
органической
неспособности
к
свободному
творчеству,
из
бездар но с ти.
И
в
том
и
в
д ругом
случае
просто
отсутству­
ет
пот ребно ст ь
творчества,
бездейс тву ет
творческий
орган.
У
народа
нет
своего
выразителя;
нет
но си теля
творческо­
го
духа
на ции.
Пробуждение
н ации
к
творчеству
есть
ее
второе,
духовное
рождение
—
Возрождение.
В
нов ое вроп ей­
ско й
истории
творческой
силою
б ыла
ар исто кр атия ,
со­
з дав шая
Ренессанс
Европы.
Она
с ме нила
духовенство,
конс ерва ти вно
руководившее
просвещением
средневеко­
вь я,
и
стала,
по
порядку,
второю
и нт елл иген цией
в
исто­
рии
западноевропейской
культуры.
Просвещение,
подме­
нившее
фальшивым
классицизмом
возрождение
в
науках
и
искусствах
античного
предания,
кощунствовало
над
сво­
им
духовным
дедом,
а
аристократию
воз вело
на
эшафот,
прежде
чем
само
погибло,
раздавленное
солдатским
сапо­
гом .
Подражательное
по
существу
Пр освещ ение
б ыло
вместе
с
тем
нигилистическим
и
разрушительным.
Вто­
рое
возрождение
покончило
с
нигилизмом
третьей
сме­
ны
инт елл иге нции,
а
вызвавшая
это
возрождение
нацио­
нально-сознательная
интеллигенция
по казал а,
что
Ев ро­
па—
не
отвлеченное
понятие,
нивелирующее
р аз личия
народов,
а
конкретно-коллективное
целое,
где
ка ждый
на род
выполняет
св ое
особое
дело.
Созн ат ельн ое
выпол­
нение
своего
дела
и
соз д ало
из
XIX века самый полный,
самый
блестящий,
самый
интересный,
самый
захватыва­


46
Г.
Г.
Шп ет
ющ ий
и
всеохватывающий
век
новой
европейской
исто­
рии.
И стори я
объ яс няет,
почему
ни
в
московской,
ни
в
пе­
тровс кой
Р оссии
не
стало
творческой
аристократии,
поче­
му
Россия
вообще
прошла
свой
культурный
пут ь
без
твор­
чества.
Може т
бы ть,
философия
истории
и
фи лос офия
рус ск ой
культуры
и
здесь
найдут
первую
п р ичину
в
от казе
от
а нтич ного
на сл едств а
или
в
неумении
принять
его.
Яс­
но—
одн о:
что
Ро ссия
становилась
европейскою
с
помо­
щью
правительства
и
немецких
чиновников,
пе ре нос ив­
ших
сюда
чужие
поря д ки
и
потому
просвещавших
Ро с­
с ию,
но
не
творивших
в
ней
и
от
ее
лица.
Правительство
существенно
лишено
творчества
и
су ще ств енно
утилитар­
но.
Правительственная
и
бюрократическая
инт ел лиге нция
присвоила
с ебе
в
Ро ссии
прерогативы
инт елл иг енц ии
ари ­
стократической.
Отсю да
специфические
особенности
ис­
тори и
русской
культуры.
Пр ави тель с тво
существенно
к он­
сервативно,
оно
репрезентирует
народный
инстинкт
са мо­
со х ран ения
и
потому
не
может
быть
творч еск им.
Против
правительственной
интеллигенции
поднялась
нигилист и­
че ска я.
Но
всякий
нигилизм
происходит
от
слова
nihil.
И
вот
везде
в
истории
—
борьба
ме жду
культурою
—
пото­
му
что
культура
существенно
свободна
—
и
государст­
вом
—
потом у
что
оно
по
существу
консервативно,
связано
и
связу ющ е.
У
нас
эта
борьба
выливается
в
парадоксаль­
ную
форму
препирательства
ме жду
невежественным
го­
сударством,
в
лице
пр авит ель ств а,
и
свободною
культу­
рою
невежества,
в
лице
оппо зицио нной
интеллигенции.
И
многое
в
культурной
истории
России
объясняется
заме­
щением
аристократии
бюрократией
и
о ппоз ицие й
к
по­
сле дн ей
со
стороны
нигилизма.
Когда
Пушкин
в
критиче­
ский
момент
ба нкротс тв а
правительственной
интеллиген­
ции
заговорил
о
тв о рчес кой
ари ст ократи и,
когда
в
на шу
образованность
впервые
просочились
и деи
философии
без
назидательности,
науки
без
рас че та,
искусства
без
«пользы народной»
и
когда
на
спонтанное
развитие
ру с­
ск ой
нар одно ст и
б ыли
брошены
первые
лучи
р еф лексии,
все
это
сверкнуло
вспышкой
молнии.
А
когда
ослеплен­
ный
глаз
вно вь
стал
различать
во
тьме
предметные
исто­
рические
контуры,
можн о
было
увидеть,
что
пр ави т ель­
ственной
интеллигенции
наследовала
ни ги лис тическа я,
с
быстротою,
вы зыв ающ ею
недоумение
и
подчас
даже
уж ас.
«Славянофилам»
оставалось
то лько
меч т ать
об
ин­
теллигенции
творческой,
а
Россию
просвещала
по-новому


Очерк
развития
русской
ф илосо фии
47
новая,
нигилистическая
интеллигенция,
оппозиционная
правительственной,
но
столь
же
порабощенная
утилита­
ризм ом,
хотя
и
с
прямо
противоположным
пониманием
пользы
и
службы
людям.
Сто
лет
тому
наз ад
начала
складываться
н аша
новая
интеллигенция,
на ша
интеллигенция
par excellence оппо­
зиционная
и
потому
партийная:
либеральная
и
социали­
стическая.
Русским
сознанием
девятнадцатого
века
она
усвоена
как
«просто»
интеллигенция,
не
противопоставля­
ем ая
другим
вид ам
и
т ипам
инте ллиге нци и,
как
интелли­
генция
absolute. В том она,
од нако ,
не
отличалась
от
д вух
первых
форм
русской
инт елл иге нции,
что
и
она
вош ла
с
сознанием
просветительной
—
не
творческой
—
миссии,
с
прие ма ми
охранения
се бя
от
инакомыслия,
т.
е.
с
жела­
нием
не
образовать,
а
воспитать,
вошла
с
средствами
п ре­
дуп р ежден ия
и
пресечения
ереси
и
крамолы,
с
понимани­
ем
науки
и
фи лософ ии ,
долженствующих
по-прежнему
слу жи ть
людям.
П о следнее
определилось
как-то
сразу
и
без
особенного
разнообразия
в
толковании.
Все
то
в
на­
уке
и
философии,
что
могло
сл у жить
делу
революции,—
как
казалось
журналистам
—
было
признано
полезным,
просветительным,
заслуживающим
поддержки.
Вс е,
не
ведущее
прямо
к
это й
цели,
но
не
идущее
против,
б ыло
безразлично
по
своей
ценности.
Но
то,
что
казалось
опас­
ным
дел у
революции,
то
подвергалось
опале
и
общ ест ­
ве нн ому
запрещению.
Никого
не
смущало,
что
не
очень-то
образованная
н аша
оппозиционная
интеллиген­
ция
из
своей
же
ср еды
выбирала
суд ей
для
приговора
по
дел у
о
просветительной
ценности
на уч ных
и
философ­
ск их
теорий.
Не
весьма,
кажется,
она
сожалела,
что
ее
собственное
фи лософс кое
сознание
расплывалось
в
к лу­
бах
то
политически-сентиментального
романтизма,
то
кроваво-скучного
утопизма.
Общая
формула
ути ли тарн о­
сти
стала
лозунгом
дня
—
утилитарность
в
искусстве,
лите­
ратуре,
науке,
философии
—
«ненасытная утилитарность»,
как
выразился
умный
и
е вро пейс ки
образо ва нны й
дея т ель
той
эпо хи
(Н.
И.
П и рогов). Арбитры утилитарности засе­
дали
в
журнальных
ре да кциях ,
откуда
неслись
по
Р оссии ,
в
свисте
и
улюлюкании,
их
интеллигентские
приговоры.
Кто
они
были
по
своему
происхождению,
выдал
Н.
К.
М и х айл о в ск ий : «Немножко дворянства,
немнож­
ко
поповства,
немножко
вольнодумства,
не множ ко
хо­
лопства».
Характеристика
их
образования
еще
короче:
немножко
семинарии,
немножко
«самообразования».
По­


48
Г.
Г.
Шп ет
лузнанием
кичились,
нев еж ест во
пло хо
уме ли
скрыть.
Ба­
заровы
кружили
г оловы
не
только
тургеневским
провин­
циальным
мечтательницам.
Н игил изм
возводился
в
мо­
ральное
достоинство.
«Хорошие»
люди
хотели
ко мандо ­
вать
умными.
И
вот
в
русском
самосознании
пер епле лис ь
Гоголь
и
Бел инский,
Толстой
и
Ткачев,
Ро за нов
и
Черны­
шевс кий,
Писарев
и
н аши
дни,
когда
в
штукатурку
старо­
го
Московского
ун иверс ите та
в лепл ена
в
кудряшках
эпи ­
г рамма : «Дело науки
—
с лужи ть
лю д ям».
Что
же
нам
философия,
и
что
мы
фил ос оф ии?..
Новая
интеллигенция
двинулась
правительственным
рук ов од ител ьс твом
непредусмотренным
курсом
«просве­
щения
масс»
—
через
журналистику.
Журнальные
номады
и
стали
решать
эт от
вопрос.
Как?
Об
этом
говорит,
на­
пр
< имер >, судьба и репутация Юркевича
—
единствен­
но го
в
России,
кто
оказался
достаточно
фи лософск и
под­
готовленным,
что бы
з анять
без
предварительной
«загра­
ничной
командировки»
университетскую
ка фед ру,
когда
философии
вновь
разрешили
появиться
в
у ни ве рси тете.
«Просветители»
—
на
это й
характеристике
Ч ер ныш евско­
го
Пл ехано в
настаивал
совершенно
основательно
—
полу­
чали
иног да
назидание
(как в случае с Пироговым), но не
выпускали
из
рук
про с ветит е льной
команды.
Их
мораль­
но-политическая
цензура
была
настолько
строже
прави­
тельственной,
на с колько
неписаный
закон
обя зате льн ее
писаного
и
насколько
у беж денны й
доброволец
злее
наем­
ного
бандита.
Оптимистический
в згляд
на
вещи
может
о ткры ть
во
в сем
э том
хо рош ую
сторону.
После
«случая»
Юркевича
философия
у
нас
замкнулась
в
себе.
Лучшие
на ши
фило­
со фски е
имена
для
«широкой интеллигентной публики»
оставались
неизвестны.
В
терпеливом
медл ен ном
ст ро­
ительстве
они
воздвигали
основание
для
строения
креп­
к ого
и
на долг о.
Характерно,
на пр
< имер >, что в знаме­
нитых
спорах
девяностых
годов,
когда
на
«выучку к капи­
тализму»
принимали
лишь
с
о пр еделен ным
философ­
ским
а ттес тато м,
серьезная
философия
уклонилась
от
уча ­
стья.
Это
—симптом,
что
философским
сознанием
стали
дорожить
не
за
его
при г одност ь
для
«обоснования миро­
с о зер цани я», а за его собственный свет.
Когда
через
ка­
кие-нибудь
д есять
лет
интеллигенция
обратилась
к
пока­
я нию
и
само биче ван ию,
некоторые
на шли
это
забавным.
Это
—
также
симптом,
показывающий,
что
зашевелилось
смутное
ч увст во
разницы
меж ду
серьезной
фи лос офие й


Очерк
развития
русской
философии
49
и
превращением
ее
в
забав у.
В
последние
дни,
когда
сто­
летняя
греза
оп по з ицион ной
интеллигенции
пресущест­
вилась
в
кр овь
народа
и
оппозиционная
интеллигенция
стала
правительством,
так
что
в
стране
больше
не
оказа­
лось
никакой
оппозиции
и
потому
больше
ника ко го
ин­
теллигентского
дела,
инте ллиге нтс к ие
флагелланты,
по­
втор яя
се б я1, подали голос «И з
гл убин ы », для читателя не
вышедший
—
фатально
и
знаменательно
—
из-под
спуда.
Пе­
чале н
н ап ев : Ex profunditatibus inclamavi te, Jehova, dicens:
Domine, ausculta voci meae...
Надеяться
—
право
в сяк ого
слабого
и
п о вер же н н ого ! Exspectationem habeat Israel in
Jehova: quia apud Jehovam est benignitas et plurimum apud
eum redemptionis: Et ipse redimet Israelem ab omnibus iniq-
uitatibus ejus... Д а б уд ет !
Н ельз я,
од нак о,
не
виде т ь,
что
условия,
в
которых
фи­
лософи я
продолжает
и
ны не
пребывать,
суть
те
же
усло­
вия,
в
ко торых
она
б ыла
и
до
с его
д ня.
Невежество
—
ка­
ка я-то
ис то р ическая
константа
в
развитии
русского
твор­
чества
и
в
самоопределении
его
путей.
Таким
образом,
общ ий
итог
у сл овий,
при
которых
р аз­
вивалась
философская
мысль
в
России,
короток.
Невегласие
е сть
та
почва,
на
которой
произрастала
р усск ая
филосо­
фия.
Не
природная
тупость
русского
в
философии,
как
буд ет
показано
ниже,
не
отсутствие
живых
творческих
сил,
как
свидетельствует
вся
русская
литература,
не
недо­
стат ок
чутья,
как
доказывает
все
русское
искусство,
не
не­
способность
к
нау ч ному
аскетизму
и
самопожертвованию,
как
ра скр ы вает
нам
история
русской
науки,
а
исклю ч и­
тельно
не веже ст во
не
позволяло
русскому
духу
углубить
в
се бе
до
всеобщего
сознания
европейскую
философскую
реф л ексию .
Неуди ви тел ь но,
что
на
та кой
почве
произрас­
та ла
философия
бледная,
чахлая,
хрупкая.
Удивительно,
что
она
все-таки,
несмотря
ни
на
что ,
росла.
С клад ыв ающеес я
на
почве
невежества
утилитаристи-
ческое
от ношени е
к
знанию
и
ко
в сяк ому
свободному
творчеству
само
по
себе
не
есть
явление
объективной
реаль­
ности.
Скорее,
это—
факт
субъективный,
с о циально- пс и­
хологи че ск и й.
Как
такой
он
знаменует
собою
некоторые
эпохи
культурного
развития,
но
в
общем
имеет
зна че ние
временное,
преходящее
вместе
с
из мен ением
живой
с ре­
ды,
выносящей
св ою
оценку
объективной
идеи
и
р аспол а­
га ющей
ср едс твам и
выразить
свою
душевную
ре а кцию
на
Авт оры
сборника
сами
ра ссмат р ив ают
его
как
вторые
«Вехи» .


50
Г.
Г.
Шп ет
переживаемый
объективно-исторический
факт.
В
частно­
сти,
применительно
к
философии,
вос прия тие
ее
как
му­
дрости
и
морали
не пр емен но
утилитарно
—
фи лософ ия
дол жна
учить
ж ить
мудро,
как
в
самом
широком,
так
и
в
самом
узком
смысле
практической
жизни.
Понимание
философии
как
метафизики
и
мировоззрения
выз ыва ет
бо лее
тонкое
и
возвышенное
представление
об
ее
п оль­
зе
—
для
спасения
души,
ра зр еш ения
загадок
смысла
жиз­
ни,
оправдания
мира,—но
в
основном
та кже
порождает
утилитаристическое
отношение
к
себе.
Нужно
углу би тьс я
до
и деи
философии
как
чистого
знания,
чтобы
вос при­
ят ие
ее
и
науки
как
такой
перестало
б ыть
утилитарным
и
выр ази ло сь
также
в
чис то м, «незаинтересованном», эро ­
се.
Везд е,
где
можно
на йти
эти
три
поним а ния
филосо­
фии,
можно
встретить
три
разных
уклада
суб ъек т ивных
переживаний
ее.
С
эт ой
точ ки
зрения
утилитарное
от но­
шение
к
знанию
обличает
некоторую
примитивность
кул ьтуры
и
ду ха.
Оно
необходимо
исч еза ет
в месте
с
ра з­
витием
их.
А
развитие
их
е сть
преодоление
варварского
«невегласия». Но когда невегласие выступает как характер
народа
и
истории,
когда
оно
навязывается
историческому
наблюдателю
как
существенный
призна к
национальной
истории,
когда
сам
утилитаризм
—
не
сменяю щаяся
р еак­
ци я,
а
производный
признак
этого
существенного,
тогда
над
соответствующей
историей
в
глазах
наблюдателя
на­
висает
какая-то
угроз а .
Нация
—перед
лицом
фатальной
беды,
она
каж ется
обреченной
на
«бескультурность» .
Та­
кая-то
нация
и
мече тся
перед
со бстве нно й
проблемой,
как
перед
угрожающей
бедою.
Со
стороны
Россия
пред­
ставляется
в
таком
положении.
Ее
интеллигенция
—
ее
реп резен тан т
и
во площе ние
—
не
дошла
до
над-утили-
т арн ого
понимания
творчества.
И
вот
спраш ив ает ся:
исто­
ри ч еский
рок
это
или
толь ко
культурное
несо верш енно­
летие?
Разговоры
о
«молодости»
России
надоели.
В
них
много
лиц ем ери я.
Культура
новой
Европы
—
христианская;
но
Россия
приняла
христианство
раньше
некоторых
народов
и
стран.
И
государственное
ед инств о
России
установилось
ра ньше
некоторых
европейских,
а
тем
более
американ­
ских
государств.
П очему
же
Петр
не
мог
сделать
даж е
то­
го,
что
сделали
его
ближайшие
соседи
—
Фридрих
и
Карл?
Как
только
русская
философская
мысль
постави­
ла
перед
собою
проблему
«России», она нашла ответ на
это.
Ни
государство
русское,
ни
его
культура
не
уходят


Оч ерк
раз в ития
русской
филос офи и
51
своими
корнями
в
классическую
почву.
Государство
—
са­
мобытно-восточно,
а
культура
заимствована
—
одни
вер ш­
ки.
И
само
христианство
русское—-не
то,
что
в
Евро п е.
Ве рно
то,
что
принять
вместе
с
христианством
классиче­
ские
исто чни ки
и
пре д ания
Европы
мы
упустили.
Но
по­
чему
же
после
Петра
и
до
сих
пор
мы
не
обратились
к
ним?
И
почему
мы
только
заим ст ву ем
—
и
заимствуем
о дни
вершки,
которые,
как
в
басне,
о к азыв аются
ли шь
вершками
чужой
репы?
Каждый
нар од
в
Европе
имеет
св ое
дело,
потому
что
занимает
св ое
место.
Мы
заняли
мест а
больше
всех
и
вообразили,
что
Европа
—
отвлечен­
нос ть,
а
не
конкретное
собирательное
целое,
и
у
нас
хо­
тят
быть
не
самостоятельным
органом
евр опейск о го
орга­
низ ма,
а
хотят
стать
евр опейца м и
«вообще»
—
из
конкрет­
ног о
индивидуального
русского
народа
хотят
сд ел ать
ги­
постазированную
отвлеченность.
Русский
интеллигент
тол ько
тогда
не
желает
этого
психопатологического
пре­
вращения,
когда
он
воистину
чув ств ует
се бя
репрезентан­
том
своего
народа.
Но
по
большей
части
средний
русский
интеллигент
кричит
о
разрыве
со
своим
нар од ом
—
какая
же
это
репрезентация?
Но
есл и
нет
репрезентации,
нет
сознания
своей
национальной
индивидуальности,
то
нет
и
творчества
—
одно
заимствование,
подражание,
танец
смерти
вокруг
а бстр акц ий.
Молодость
России
—
отста­
лость;
но
не
не
догнала
она ,
а
ее
перегнали.
Физически
она
соз р ела,
но
она
отс тал а
умственно.
И
пока
она
не
об­
р ати тся
к
ист о чн икам
Возрождения,
она
будет
только
«просвещаться». Так было до сих пор.
И
потому
утилита­
ризм,
вообще
—
субъективный
факт,
здесь
с тан о вится
о бъ­
ективным
фактором.
История
русской
философии
как
мысли,
проникнутой
духом
утилитаризма,
ес ть
история
донаучной
ф и лософ­
ско й
мысли
—
ис тория
фи лос офи и,
кот ор ая
не
познала
себя
как
философию
свободную,
не
подчиненную,
фил о­
софию
чистую,
философию-знание,
фил ософи ю
как
ис­
кусство.
Это
не
значит,
что
в
русской
философии
нет
дв и­
ж ения
иде и.
Оно
было.
Но
это
зна чит ,
что
восприятие
идеи
и
ее
движения
в
русской
мысли
не-чи сто ,
до -нау ч но,
примитивно,
не- со фийно,
не
мастерское.
Примитивный
ум
полагает,
что
идее
так
же
трудно
«двигаться», как
и
ему,
и
он
считает,
что
философия
ес ть
трудное
«дела­
н ие».
Принудительнейшее
для
него
—
его
собственное
усилие,
и
он
пол агает ,
что
это
—
усилие
самой
идеи .
Он
считает,
что
вне
его
опыта
и
переживания,
без
них,
идеи


52
Г.
Г.
Шпе т
нет .
Он
п р имит ивно
полагает,
что
нужно
напречься
пе ре­
жить,
что бы
получилось
фило со фс тв ование .
Он
повторя­
ет
юродивое
изре ч ение :
нельзя
н аучи ть
философии,
но
мож но
научить
философствовать,
не
зам еч ая
извращенно­
го
смысла
эт ой
формулы,
подчиняющей
знание
примату
переживания.
Именно
философии
можно
научить,
а
фи­
лософствовать
надо
отучиться.
Русская
философия
—по
пре иму щес тву
философствование.
П оэт ому
ее
темы
ред ­
ко
бывают
оригинальны,
даже
тон
—
ей
задан.
Но
у
нее
все
же
есть
свой
собственный
(национальный)
тем бр
го­
ло са,
у
нее
есть
свои
особые
психологические
обертоны.
Не
в
решении,
д аже
не
в
постановке
своих
проблем,
тем
более
не
в
методе
раскрывается
русская
философия,
а
главным
об р азом
в
психологической
атмосфере,
окру­
жающ ей
и
постановку
вопросов,
и
р ешен ие
их.
По
своей
пр ос вет ител ьной
природе
оппозиционная
интеллигенция
осталась,
как
и
правительственная,
нача­
лом
о тр ица те льным.
Ее
просвещение,
прежде
всего,
ан­
типр авите л ьс тве нное .
Рефлексивное
же
создание
литератур­
ной
по
преимуществу
«аристократии»
привело
к
то му,
что
она
са ма
как
«народность», как « Ро сс и я»
и
стала
единствен­
ной
п роблем ой
романтической
ид еол огии
этой
а ри сто­
кр ат ии.
Отс у тств ие
аристократии
«прирожденной», в ис ­
торическом
быту
рожденной,
и
запоздалое
культивирова­
ние
романтической
аристократией
ре флекси и
обуслов­
ли вает
своеобразие
русского
фи лос офс ко- к ульту рн ого
сознания.
О тсу тстви е
исторической
ари сток рати и ,
т.
е.
от­
сутствие
законнорожденного
тв орчес ког о
вы рази те ля
на­
ции,
с
точки
зрения
европейской
истории,
самый
загадоч­
н ый,
тем ный
фак т
русского
бытия.
В
его
свете
вся
русская
история
—
какая-то
загадка.
Ближайшее
соприкосновение
наше
с
западною
мыслью
возб ужд ае т
и
в
нашем
со знани и
чувство
таинственности
в
су щест во вании
и
назначении
Ро ссии.
Реф лек сивн ая
аристократия
по
понятным
основа­
ния м
бер ет
на
себя
долг
разрешения
этой
проблемы,
и
через
это
«Россия»
и
ст ано ви тся
законною
проблемою
русской
фи ло соф ской
рефлексии.
«Народ»
и
«интелли­
г енция»
как
творч ес кий
вы ра зител ь
народа—
философ­
ск о-ку льтурн ая
корреляция.
Русская
философская
мысль
подходит
к
сво ей
п роб леме
России
как
к
проблеме
отно­
шения
названных
терминов,
то
со
с торо ны
«народа», то со
с то роны
«интеллигенции», но решает всегда одну пробле­
му—
самого
отно шения .
Разн иц а
и
да же
п роти в оп олож­
ность
ответов
—
sub specie народа или sub specie интелли­


Очер к
развития
русской
ф илосо фии
53
генции
—
о п редел яет
осо бую
диалектику
русской
фи ло со­
фии
и
тем
самым
у зако нив ает
ей
о ригина льное
фило­
софское
место.
Ее
ко нкр ет ные
постановки
вопроса,
как
вопроса
философско-исторического,
философско-рели­
гиозного
и
только
в
последнем
плане
теоретического,
пр и­
обретают
свой
смысл
и
оправдание.
Моралистические
об-
вивы,
которыми
так
изобильна
русская
философия,
связы­
ва ют—
соединяют
и
сте сняю т
—ее
дв иж ение,
но
спл ет а­
ю тся
вокруг
той
же
основной
загадки-проблемы.
Сл авяно фил ьс кие
проблемы
в
э том
см ысле
—
еди нст ­
венные
оригинальные
проблемы
русской
фи лософ и и,
как
бы
ни
решались
они
—
формально-отрицательно
и
кон­
тр адик торно- оппозиционной
ин тел ли генци ей.
Нет
ис­
тории,
которая
так
забо т и лась
бы
о
за втр ашне м
дн е,
как
рус ска я.
Потому
р усска я
философия
—утопична
насквозь,
да­
же
—
как
ни
противоречиво
это
—
в
сво ем
романтическом
настроении.
Россия
—
не
просто
в
будущем,
но
в
будущем
вс ел ен ском.
Задачи
ее
—
всемирные,
и
она
сама
для
се­
бя—
мировая
з адача .
Тут
и
специфическая
национальная
психология:
сам оед ст во,
ответственность
перед
п ри зра­
ком
будущих
по ко лени й,
иллюзионизм,
вызываемый
ви­
ден ием
нерожденных
судей,
неумение
и
нелюбовь
жи ть
в
на сто ящем ,
суетливое
беспокойство
о
вечном,
мечта
о
покое
и
счастье,
непр емен но
вс еобще м,
а
отсюда
—
самовлюбленность,
бе зо тв етствен но сть
перед
культурою,
к ичливое
у нич иже ние
учи те лей
и
разнузданно-добродуш­
ная
уверенность
в
превосходной
широте,
разма хе,
полно­
те,
доброте
«души»
и
«сердца»
русского
человека,
в
прият­
ной
невоспитанности
воображающего,
что
дис ц ипл ина
ума
и
поведения
ес ть
у зо сть , «сухость»
и
односторонность.
Эти
строки
пишутся,
когда
в
историческом
отмщении
косою
рока
снята
вся
с
таким
трудом
возделывавшаяся
и
едва
всходившая
культура.
Поч ва
обнажилась,
и
беско­
нечною
низиною
разостлалось
пер ед
нашими
глазами
на­
ше
невежество.
От
каких
корней
пойдут
теперь
новые
рос тк и,
какие
новые
семена
наша
почва
примет
в
себя?
Предвидеть
невозможно,
а
предсказывать
—
зн ачит
толь­
ко
же лат ь.
Станет
ли
наконец
философия
в
России
действительным
зна ни ем,
достигаемым
методическим
тр удом
и
школою,
а
не
«полезным в жизни»
миросозерца­
нием
«всякого интеллигентного человека», станет ли она
также
общим
культурным
сознанием,
преображенным
в
с ебе
и
преображающим
быт
и
жизнь
человека,
п ерес та­


54
Г.
Г.
Шпет
нет
ли
она
бы ть
для
кривляющегося
фантазерства
сред­
ст вом
внушать
правила
м ора льн ого
«делания»
и
идеалы
всел енско го
под виг а
—
это
зави си т
от
ее
собственной
во­
ли.
Что
она
выберет?
Склонится
Пр ед
солнцем
бе ссм ертн ым
ум а,
отдав
все
напряжение
своей
энергии
сознательному
Возрождению,
или
расточит
свои
силы
в
работе
дочерей
Даная
над
заполнением
иррациональной
пустоты
«неизре ­
ч енно г о»?..
ОКОЛ О
ШКОЛЫ
III
Есл и
бы
историк
запа дно й
средневековой
мысли
обра­
ти лся
к
русскому
средневековью,
он
был
бы
поражен
пол ным
отсутствием
нуж д
и
интересов
в
теоретическом
об ос нов ании
или
а нал изе
веры
и
вероучения.
Западный
че лов ек
получил
от
св оих
предков
язык,
на
котором
он
мог
изучать
европейскую
литературу
—
и
дохристианскую,
и
христианскую.
В
пос лед ней
он
располагал
не
т олько
са­
мою
легендою,
легшей
в
основу
его
веры,
но
и
ее
за щи­
то ю,
обоснованием
и
приложением
к
р е шению
вопросов
жизни.
Для
су ж дения
о
хр и стиан стве
евангельская
лите­
ратура
не
да ет
по чти
нич ег о.
Распространение
христи­
анства
в
Европе
становится
понятно
лишь
тогда,
когда
мы
принимаем
во
вн имание
языческую
дохристианскую
ми­
фолог и ю
и
о снов ываю щу юся
на
ней
психологию.
Ибо
л ишь
тогд а
только
ст анов ит ся
ясным,
как
новое
ученье
могло
оформиться,
т.
е.
ка кой
оно
должно
бы ло
принять
мифологический
облик,
чтобы
приспособить
себ я
к
усво­
ению
античным
человеком.
Бессилие
апологетики
в
бор ь­
бе
с
языческою
философией
по дс казал о
христианству
вы­
ход
еще
с
д ругой
стороны:
н айти
такое
истолкование
фи­
лософии,
которое
согласовалось
бы
с
христианством.
Воз­
можность
многообразных
истолкований
философского
учения
и
самих
ре л игио зных
догм,
в
св ою
очередь,
со зда­
вала
поч ву
для
разномыслия,
следовательно,
для
«выбо­
р а», для ереси.
В
борьбе
с
ересью
к репну т
и
углубляются
догматы
по беждающ ег о
истолкования,
образуется
«цер­
ковь»
с
развитою
догматическою
системою
и
со
специаль­
ными
и
н аук ообр аз ными
дисциплинами,
цель
к ото­
рых—
знакомить
христианина
с
со дер ж анием
его
веро­
уче н ия,
православным
истолкованием
последнего,
теор е­


О черк
развития
русской
философии
55
тическим
его
обоснованием,
историей,
защитою,
жизнен­
но-практическими
выводами
из
учения
и
т.
п.
Таким
о бра­
зом,
нап р
< имер >, бл.
Августин,
захватывавший
в
своих
сочинениях
почти
все
эти
сферы
вопросов,
да
к
тому
в
вы сшей
степ ен и
искусно
прилад ивший
к
хри сти ан ству
философию
бо жест венно го
язы чн ика
Пла тон а,
был
все­
гда
ра ск рыт
для
средневекового
читател я,
разрешал
ему
трудные
сомнения,
возбуждал
новые
в опрос ы
и
мог,
по­
этому,
стать
его
любимым
писателем
и
надеж ным
автори­
тет ом,
к
кот ор ому
сл едо вало
обращаться
во
все х
затруд­
нительных
с луч аях
ученья
и
жизни.
С
другой
стороны,
приспособляющее
преодоление
ан тично й
философии
да­
ва ло
возможность
в
формальной
аргументации
обращать­
ся
непосредственно
к
авторитетам
древности,
как
Аристо­
тель ,—
разумеется,
насколько
эти
источники
были
в
р ас­
поряжении
того
вр емен и
—
давать
им
толкования
и
на
их
осно ве
утолять
новые
вопросы
и
сомнения.
Ничего
по доб ного
не
б ыло
и
не
могло
быть
у
нас .
Язы ков
древнего
мира
и,
следовательно,
языка
евангелий
и
язык ов
отцов
церкви
мы
не
знали.
Мы
не
могли
даже
переводить.
За
нас
пер ев одил и
греки,
болгары,
сербы,
и
пер евод или
не
на
наш
р у сский
язык,
а
на
язык
чуж ой,
хотя
и
бл изкий
к
наше м у.
Но
и
пе р еводно й
литературою
мы
были
нищенски
бедны.
Невежество,
как
изве стно ,
не
толь ко
не
умеет
отвечать
на
воп ро сы,
но
не
умеет
и
зад а­
в ать
их.
Индифферентизм
русских
к
теоретическому
о пр авд анию
веры
находит
в
этом,
ду м ается,
полное
оправдание.
Кл ир
был
некультурен
и
не
и мел
элементар­
ных
потребностей
п ытл ивого
ум а,
паства
жи ла
в
темноте
и
не
им ела
представления
даже
о
том,
что
такие
п отре б­
ности
могут
существовать.
У
нас
объясняют
иногда
на­
з ванн ый
индифферентизм
принципиа льным и
мотивами:
по
своему
существу,
говорят,
православие
не
допускало
развития
догмата.
Однако
лишь
только
мы
соприкосну­
лись
с
к ультуро ю,
соответственные
потребности
у
нас
пробудились,
а
когда
в
XIX веке мы сделали первый об­
щий
шаг
с
не ю,
у
нас
появились
и
богословские
теории,
и
философское
обоснование
догматов
православия,
по­
явилась
даж е
настоящая
религиозная
философия.
До
тех
же
пор
жалкая
на ша
духовная
л ит ерату ра
вылилась
глав­
ным
образом
в
творчество
—
переводное
и
ор иг ина ль­
ное—
слов ,
поучений
и
житий
хара кте ра
морально-наста­
вительного
и
исправительного.
Уже
простое
обличение
остатков
первоначального
язычества
и
двоеверия
произво-


56
Г.
Г.
Шпет
\
дит
впеч атл ение
ка ких- то
одиночных
хол ост ых
выст ре ­
лов
по
скрывающемуся
во
тьме
Bpaiy или даже призраку .
В
богословской
литературе
наибольший
интерес
для
философии
может
представлять
т<ак>
наз <ываем ое>
догматическое
богословие.
Именно
в
это й
области
мы
встречаемся
с
тво рче с твом
наименее
п родук ти вн ым1. Как
указывают
специалисты,
на
сл авянс ки й
я зык
в
период
до­
монгольский
были
переведены:
Точное
начертание
право­
славной
ве ры
Иоанна
Да ма ски на,
Поу че ния
огласительные
и
тайноводственные
Ки ри лла
Иерусалимского,
С лова
проти в
ариан
Афанасия
Александрийского,
некоторые
С лова
Гри­
гория
Богослова.
Боле е
общее
значен и е
имеют
два
пер­
вых
произведения,
но
из
них,
по
впо лне
авторитетному
су жден ию
(еп .
Сильвестра,
Опытправосл<авного>
догматич-
<еского> 6огосл<ов ия>\ второе есть труд «б оле е
пропо­
ведни ч еский
и
наставительный,
чем
на уч ный
и
системати­
ческий».
Наибольшее
и
основное
зна чен ие
им еет
твор е­
ние
Дамаскина,
написанное
в
средине
VIII века,
т.
е.
уже
в
период
упадка
В изанти и
и
в
период,
ко гда
догматиче­
ск ое
ра звитие
виз антийс кой
церкви
заканчивалось.
Оно
составляет
тр еть ю,
гла в ную
ча сть
Источника
знания
(титул
yvGXJCCûç) Дамаскина .
Первая
часть,
Диалектика,
представ­
ляет
собою
философское
введение
в
труд,
содержащее
определения
основных
логических
и
онтологических
по ня­
т ий,
поч е рпну тые
из
Аристотеля,
Порфирия
и
Аммония2.
А
втора я
часть
—
Книга
об
ересях
—
как
бы
ис ториче ское
в ве­
ден ие.
На чер та ние
В еры
есть
к ом пилят ивный
систематиче­
ский
и
резюмирующий
свод
догматического
достояния
гре­
ческой
цер кви.
В
этом-то
и
заключается
его
основополож­
ное
значение.
На
сл ав янски й
(?) язык оно было переведено
уже
в
начале
X века,
и
затем
изв ест ны
переводы
из
XVII в.
(Епифания Славеницкого)
и
из
XVIII (Амвросия,
архиеп.
Мо ско вско го )3; значительная часть его была до -
1 Сведения о духовной литературе домонгольской и московской Ру­
си
соб р аны
у
Е.
Голубинского, — История
рус с кой
церкви.—T. IL—Вып.
I.—М., 1917. Ср.
так же:
Соболевский
А.
И.
Переводная
литература
москов­
с кой
Руси
XIV—XVII
вв.—Спб.,
1903 (Сб.
От д.
русск.
яз.
и
слов.
И
<мператорской>
Ак <а дем ии>
На у к. —T. LXXIV. —N5 1).
2 Ср. : Krumbacher К.
Geschichte der Byzantischen Literatur.— 2.
Aufl. —München, 1897.— S . 69.
3 См.
указания
А.
Бронзова
в
Предисл.
к
его
переводу:
Точное
изл о­
жение
православной
в еры .—Спб., 1894.—С. LXVII.
Кн.
Курбский
т акже
переводил
это
сочинение.—Там
же.
Ср.:
Арханг ель ский
А.
С.
Очерки
из
истории
западнорусской
литературы
XVI—XVII
вв .—М ., 1888, Прило­
же ния
—
о
переводах
Курбского;
его
же:
Образование
и
литература
в
Мо-
ск<овском>
г осуд <ар ств е>
ко н<ц а> XV—XVII
вв.— Вып.
Ш.—
Каз-
<ань>, 1901.— С .
368—390. (В
изд.
1913 г.
Из
лекций
и
п р<оч. >
выпущено.)


Оче рк
раз вит ия
русской
философии
57
ступна
Западу
в
XII веке,
в
латинском
пер еводе
Бургундия
Пизанского,
а
вскоре
затем
стал
распространяться
и
грече­
ски й
текст;
на
русском
язык е
первый
пер ев од
по явилс я
лишь
в
XIX веке.
Единственное,
что
пр и соедин ила
к
эт о­
му
ист очн ику
христианской
теории
послемонгольская
Ру сь,
был
пер евод
«темного в разуме»
Дионисия
Аре о-
п аги та.
Пр ямо
ф ило софс кое
влияни е
мог
иметь
перевод
Ди­
алектики
Иоанна
Дам аскин а.
Уже
в
домонгольский
пе­
ри од
существовал
такой
перевод
под
именем
Лю бом удри я.
Затем
в
XVI веке она была переведена Курбским.
Но
ши­
рок о
ли
эти
переводы
были
распространены?
—
не
го воря
уж
о
том,
что
—как
утверждает
правильно
Голу бин­
ск ий—
«по одной Диалектике Иоанна Дамаскина невоз­
можно
было
самообразоваться
фило со фии».
Пер ево дно й
литературе
по
«философии»
вп олне
соответствовала
лите­
ратура
оригинальная.
Как
констатирует
тот
же
почтенный
ис то рик , «не имея наук,
невозможно
писать
и
сочинений
на уч ного
свойства.
А
из
этого
само
собой
сл еду ет,
что
как
не
был о
писано
у
нас
подобных
сочи нен ий
в
период
ки­
евск ий,
так
не
могло
быть
пи сано
их
и
в
период
моск ов­
ский» .
Однако
некоторые
недоумения
и
сомнения
все
же
должн ы
бы ли
рождаться
—
есл и
и
не
из
правильных
по­
становок
вопросов,
то
хотя
бы
из
нед ора зум е ний
пло хо го
поним а ния
священных
те кс тов
или
неуменья
их
с огла со­
вать
м ежду
соб ою.
Это
мо гло
вызвать
еретические
отступ­
л ения
от
буквы
закона,
обряда,
догмата
и
при
сво ем
р ас­
пространении
тре бо ва ло,
м ежду
прочим,
и
лите р ат ур ного
выра жения .
В
св ою
очередь,
и
оф ициа л ьно
признанное
вероученье
тогда
нуждалось
в
соответственной
защите
и
в
обличении
ереси.
За
от су тст вием
научного
и
фило­
софского
образования
и
то
и
другое
искало
а ргум ент ов
че рез
«начетничество».
Но
кроме
того
еретическое
м не­
ние
вынуждено
было
искать
каких-нибудь
«тайных»
эзо­
терических
источников
подпольного
апокрифического
или
иноверческого
характера.
Были,
конечно,
и
другие
причины,
характера
социального
и
культурного,
вызывав­
шие
еретическое
или
отрицательное
на пр авле ние
рели ­
ги озно й
мысли,—в
особенности
на
окраинах
государства,
легче
и
бы стр ее
впитывавших
в
себя
вл иян ие
иноверных
и
инобытных
соседей.
Так,
внимание
историка
филосо­
фии
м ожет
привлечь
перевод
Логики,
принадлежав­
ши й,
вероятно,
приверженцам
распространившейся
с
XV


58
Г.
Г.
Шпет
века
ер еси
жи д овс тву ющих1.
Эта
Логика
была
переведена
на
фантастически
ис кове рка нны й
славяно-русский
язык,
по
вс ей
видимости,
с
еврейского,
хо тя
первоначальный
ее
источник
—
арабский.
Есл и
бы
даж е
не
было
других
осн о­
ваний,
то
дос таточ но
было
бы
взглянуть
на
т араб арск ий
язык
рукописи,
что бы
убедиться,
что
ни
к
разумному
усвоению,
ни
к
воспитательному
воздействию
она
не
б ыла
пригодна,—
она
могла
вну ша ть
разве
толь ко
те ософи че­
ск ое
благоговение.
Я
име ю
в
виду
Логику
Лвиасафа,
описанн ую
академиком
А.
И.
Собо­
лев ским
(Переводная литература .. .—
С.
406 <и>
сл .), хранящуюся в би­
блиотеке
Киево-Михайловского
монастыря
и
изд анную
С. Л.
Неверовым
(Логика иудействующих по рукописи 1483
го д а.—К< ие в>, 1909).
Вопрос
об
авторском
происхождении
это й
Логики
можно
считать
теперь
решен­
ным
благодаря
исследованию
известного
семи тол ог а
П.
К.
Коковцева
(К вопросу о Логике Лвиасафа
—
С пб. , 1912,— из
ЖМНП
за
1912 г .).
На й­
денные
отрывки
сочинения,
приписываемого
Авиасафу,
представляют
част и
перевода
с оч инения
Maquâsid al-falâsifa (Стремления философов)
Абу-Хамида
Мохамеда
А ль -Газалия
(ум.
1111), ревностного борца про­
тив
философии
и
реформатора
Ислама
в
духе
м ист ициз ма
(С.
9).
На­
званное
сочинение
Аль -Газалия
есть
подготовительная
логическая
часть
к
его
обще му
труду
Tahâfut al-falâsifa (Ниспровержение философов), содержа ­
щему
логику,
метафизику
и
естествознание.
Найденные
отрывки
русск о­
го
перевода
содержат
в
с ебе,
к роме
частей
Логики,
также
часть
из
Ме та­
физики
(С.
12). Б лиж айш им
оригиналом
русского
перевода
послужил
не
а ра бский
текст,
а
анонимный
еврейский
перевод
начала
XIV века,
ле г­
ший,
между
прочим,
и
jb основу комментария Моисея Нарбонского
(первая половина XIV
в.)
(С.
13—15, 22).
1Кболееранним «философским
памятникам»
древней
Ру си
от но­
сят
иног да
так
наз<ываемую>
Диоптру,
перевод
которой,
вероятно,
опосредствованный
югославянским
переводом,
дошел
до
нас
во
многих
списках.
См.
За ме тку
о
Д иоп тре
М.
Безобразовой
в
Ж<у рна ле>
М<ини-
стерства>
Н<ар о дно го>
П<ро свещен и я> <
Далее
—
ЖМНП.—
Р ед.> .— 1893.—XI, где Диоптра призывается в свидетельство несомненно ­
сти
того,
что
«философией интересовались в России в весьма древние
вр еме на».
На
мой
взгляд,
Дио п тра
философского
зна чен ия
не
имеет,
пе­
реводилась
как
назидательно-богословское
произведение,
а
воспринима­
лась
как
«священный»
о
посмертной
судьбе
душ и
к анон,
подлежащий
ус вое нию,
но
не
критике,
и
принимаемый
к
руководству,
но
не
к
фил о­
соф ско й
реф л екси и.
О
месте
Диоптры
в
ра зви тии
сюжета
о
Споре
души
с
телом
в
ср едне веков ой
литературе—см.
под
таки м
за глав ием
и сслед ов а­
ние
Ф.
Батюшкова
(ЖМНП. — 1890.— IX; 1891. — VI I I; отд.
изд.:
Спб.,
1891.—
С.
84,91); о месте трактата в византийской литературе см . : Krum­
bacher < К. >. — Op. cit.— S. 742 ff.


Очерк
раз вити я
русской
ф илосо фии
59
Кроме
того,
А.
И.
Соболевский
оп исы вает
хра ня щу юся
в
Москов­
ск ой
синодальной
библиотеке
рукопись
(No 943) с заглавием Речи Моисея
Е гиптя нина,
в
ка к овой
рукописи
признает
пер ев од
сочинения
Моисея
Маймонида
(Переводи <
ая
> литерат<ур а>.. .—
С.
404; см.
раньше
его
же:
Логика
жидовствующих
и
Тайная
тайных,
в
Памятниках
др < евней>
письм
<енности>
и
иск ус<ст в а> .—CXXXIIL—1899).
Имеются
и
дру ­
гие
списки
этой
Логики
(см .: < Соболевский А.
И.>
Пер<еводная>
л ит-
<ература. . . > —
С.
401, прим,
и:
Голубинский
<Е.>
И<стория>
р< ус-
ской>
ц <е рк ви>.—
<Т.> II.—
<Вып.> I.—
С.
887).
В
конце
си но­
дальн ог о
списка
имеется
ссылка
на
Авиасаф а
(< Соболевский А.
И.>
Пер<еводная>
л ит<ер ату ра... > —
С.
405).
Благо да ря
одолжи те льн ой
любезности
проф.
М.
Н.
Сперанского,
я
и мел
возможность
познакомиться
с
собственноручно
им
сделанной
ко­
п ией
Соловецкой
рукописи.
Она
отлич аетс я
теми
же
к ач ест вами
неудо -
бопонятности,
что
и
другие
вышеназванные
рукописи.
Какова
бы
ни
бы­
ла
всех
их
ценн ост ь
историко-литературная
и
историческая,
ф илос оф­
скому
об раз ован ию
или
хо тя
бы
ин тер есу
к
не му
они
сод ейст во ват ь
не
могли .
Как
сказано,
в
лучшем
случае
они
могли
оказывать
на
суеверное
созн ани е
малограмотного
читателя
лиш ь
ма гиче ско е
или
теософическое
вн ушен ие.
С
другой
стороны,
оф ициаль ной,
против
ересей
возн и­
кае т
с воя
литература,
нуждающаяся
в
аргументации
пр ин­
ципиального
и
фи лосо фског о
типа .
Но
и
собственные
во­
просы
православных
иногда
требовали
авторитетного
бо­
гословского
разрешения.
Так,
напр
< имер >, в средине
XIV века новгородский архиепископ Василий разрешает
в
утвердительном
смысле
вопрос
о
том,
существует
ли
еще
зе мной
рай
и
пребывают
ли
в
нем
святые
или
он
по­
гиб
и
святые
пребывают
в
раю
мысленном,
как
то
полагал
тве рс кой
епископ
Федор.
П ринц ипиа льно е
п олож ен ие,
на
которое,
наряду
с
авторитетом
св.
Пис ани я
и
свидетель­
ством
очевидцев,
опирается
архиепископ,
есть
п оложе ­
ние ,
так
сказать,
о
сохранении
сотворенного:
ничто
из
сотво­
ренного
Богом
погибнуть
не
может,
пока
не
настанут
но­
вое
небо
и
новая
земля,
а
потому
не
пог ибли
и
з емные
рай
и
ад,
служа
местопребыванием
праведников
и
греш­
ников.
Интереснее,
од нак о,
сочинения
им енно
против
ерети­
ков,
вроде
Просветителя
Иосифа
Волок олам ско го
(про­
тив
жи дов ст вую щ их )1 или Истины показания Зиновия
Отенского
(против Феодосия Косого)
и
т.п .,
где
полеми­
ка
так же
требовала
не
только
ссылок
на
св.
Писание,
но
1 Просветитель,
или
обличение
ереси
жидовствующих.
Тв оре ние
преподобного
от ца
нашего
Иосифа,
И гумен а
Волоцкого.— Изд. 4-е.—
Каз-
<ань>, 1904.


60
Г.
Г.
Шпет
и
а ргу ме нтов
принципиаль ного
типа.
Отмечу,
напрСи-
мер
>, метафизический характер доказательств бытия Бо ­
жия,
которые
приводит
Зиновий.
Несамобытность,
сотво-
ренность
как
живых
тварей,
так
и
неодушевленных
ве­
щей
предполагает
Творца;
всео б щно сть
веры
в
Бога,
неза­
в исимо
от
ре лиг ии,
указывает
на
ее
естественную
присущ­
ность
человеку;
сохранение
со зданн о го
и
поддержание
сопротивных
стихий
природы
в
равновесии
предполагает
Того,
кто
уде ржи вал
бы
их
в
так ом
состоянии.
Но
стоит
сравнить
это
с
соответствующей
(кн.
I, гл. 3) главою Изло­
же ния
вер ы
Иоанна
Дамаскина,
чтобы
увид е ть
первоисточ­
ник
такой
аргументации1.
Зиновий,
впрочем,
исключительно
вы даю щее ся
явле ­
ние
своего
вр ем ени
(XVI в.)
по
своей
«книжности», логи ­
ческой
сноровке
и
богословскому
сознанию
—
да
и
не
только
по
богословскому
сознанию,
как
показывает
его
за­
яв лен ие
о
том,
что
«наш русский язык учения философ ­
ского
и
гра мм ат ики
не
имат ь» .
Мно го
нужно
уже
для
одного
понимания
Дама ски н а.
И
едва
ли
он
в
XVI веке
мог
найт и
достаточно
о б ширный
круг
сознательных
чита­
телей.
То му
препятствовало
и
общее
невежество,
и
от­
су тств ие
того
специального
философского
и
историческо­
го
з нан ия,
которое
давало
бы
возможность
как
сл еду ет
понимать
х отя
бы
развившуюся
в
истории
греческой
и
ви­
з анти йской
мысли
философско-богословскую
терми­
ноло гию .
Лишь
в
XVII веке появился у нас первый
—
и,
кажется,
до
XIX века единственный глубокий
—
опыт
систематиче­
ского
развития
и
продолжения
дела
Дамаскина
(Бронзов,
LXVI): Православное исповедание католической и апостольской
церкви
восточной
Петра
Могилы.
Это т
опыт
исходил,
сл е­
довательно,
уже
от
представителя
русской
юго-западной
образованности.
Его
автор
е сть
вместе
с
тем
первый,
с
ко­
го
начинается
ис то рия
высшего
образования
в
России.
До
поло вины
XVI века западная Русь отличалась едва
ли
не
б ольшим
—
если
только
это
возможно
было
—от­
сутствием
образования,
чем
и
вся
провинция
мос ков с кого
государства.
Историк
русской
церкви
(преосв.
Макарий)
констатирует,
что
до
семидесятых
годов
наз ванно го
сто­
лет ия
во
в сей
литовско-русской
митрополии
не
вс тр еча ет­
ся
ни
од ного
училища
для
православных
детей.
Польское
1 Голубинский,
однако,
этого
не
от меч ает
(IL—2.— С .
228).


Оч ерк
развития
русской
фи лосо фии
61
пр обу ж дение
середины
века,
однако,
ста ло
отр ажа ть ся
и
на
Литовской
Руси.
Католическая
пропаганда,
посколь­
ку
она
усваивалась,
создавала
для
нее
н овое
к ультур н ое
содержание,
а
поскольку
она
вызывала
про тивод е йст вие,
принуждала,
по
крайней
мере,
пе ре нима ть
ф ормы
о рга­
н иза ции
и
распространения
культуры.
Существовавшие,
во
вся ком
случае,
уже
в
ср ед ине
XV века ремесленные
и
экономические
организации,
известные
под
названием
«братств», объединявших в себе членов независимо от ве­
роисповедания,
к
ко нцу
XVI века явно ставят себе новые
за да чи.
Распространяясь
среди
православного
нас е ле ния,
они
защищ ают
свои
религиозные,
церковные
и
нацио­
на ль ные
ин тере сы
и
обращаются,
н ако нец,
к
распростра­
нению
образования,
как
средства
э той
защиты .
Православие
вдруг
об на ру жило
к ипуч ую
деятельность.
Иезуиты,
рас прос трани в шие ся
в
Пол ьше
с
поразительной
быстротою
со
средины
XVI века,
победоносно
одолевают
широко
разлившийся
по
Польше
протестантизм,
но
на­
талкиваются
на
уп ор ное
со про тивле ние
православия
по
восточным
границам
Польши
и
на
Л итве.
Первый
иезу­
итский
коллегиум
был
основан
в
1565 г.
(в Брунсберге)
введшим
иезуитов
в
Польшу
кардиналом
Гозием.
К
концу
века
иезуи т ы
раскидывают
целую
сет ь
своих
ш кол
в
круп­
нейших
городах
края:
в
Пултуске,
Вильне ,
Познани,
По­
лоцке ,
Риге,
Л юблине ,
Дерпте,
Ка ли ше,
Львове,
Данциге,
Торне,
Ва рша ве
и
др.
Осн о ванн ая
при
Стефане
Батории
виленская
академия
(1578) сделалась главным штабом
иезуитской
пр оп аганд ы.
Теперь
с
неменьшей
б ыстр отою
возникают
православные
братства
(в Львове,
Виль не,
Мстиславе,
Гро дн е,
Могилеве,
Замостьи,
Любл ине,
Бр е­
ст е,
Минск е,
Перемышле
и
т.д.), еще слабые для одоле ­
ния
иезуитов,
но
достаточно
кр епкие
для
оказания
им
со­
прот ивле ния
и
для
по ддер жан ия
д уха
среди
своих.
М ето­
ды
пропаганды
и
борьбы
перенимаются
от
п рот ивнико в,
и
в новь
возникающие
братства
оказываются
снаряженны­
ми
все
лучше.
Они
открывают
полемику
с
католичеством,
сост авля ю т
и
печат аю т
соответственную
литературу,
от­
кр ыв ают
т ипогра фи и,
заво д ят
школы,
заботясь
и
о
не­
обходимой
уч ебно й
литературе.
Ун ии
Л юбл инская
и
Бр е стская
да ли
живой
толчок
к
раз вити ю
существовав­
ших
и
к
учрёждению
еще
новых
братств.
В
1615 году открывается,
наконец,
такое
бр атс тво
и
в
Киеве.
Составив
«упис», открыв школу и начав свою
деятельность,
киевские
б р атчики
до носил и
ца рю
Михаилу


62
Г.
Г.
Шпет
Ф е доро ви ч у: «На утверждение благочестия и правосл <
ав-
ны я>
апостольския
и
отече ския
вер ы,
так ожде
на
тве р­
дейшее
отражение
и
отгнание
ер есей ,
в
церковь
Божию
от
вра га
всех
общаго
диав о ла
на сея нны х,
мы
христиане
различных
санов,
достоинств
и
уп ра жнен ий
суще,
в
единстве,
лю бве
и
в
тождество
ду ха
совокупльшися
братство---------устроихом.--------- И
училище
отрочатом
православным
м ило стию
Божиею
язы ка
словено-росска-
го,
еллино-греческаго
и
прочиих
дид аскал о в
вели к их
иждевением
устроихом,—да
не
от
чу ждаг о
источника
пи-
ющ е,
смертоноснаго
яда
запа дни я
схизмы
упи вшеся ,
но
мрачно-темным
римляном
ук лоня тс я».
В
1631 году братское училище «т р у ды
и
тщанием»
ми­
трополита
Петра
Могилы
б ыло
дополнено,
и
таким
обра­
зом
было
основано
первое
у
нас
высшее
уч ебно е
заведе­
ние,
Киево-Могилянская
коллегия.
Как
наз ван ие,
так
и
организация
снимались
с
готовых
образцов
католиче­
ск их
школ.
Программа
преподавания
бы ла
взята
из
кр а­
ков ско й
академии,
языком
школы
стал
язык
латинский
и
частью
польский,
был и
введены
некоторые
польские
учебники,
воспитательная
и
учебная
дис циплина
б ыла
ор­
ганизована
по
образцу
польских
иезу и тски х
шк ол1. Фило­
софия
вводилась
в
сос тав
преподаваемых
предметов
в
ви­
де
логики,
или
умственной
философии,
фи зики,
или
естественной
философии,
и
метафизики,
или
философии
божественной.
Наиболее
об ширно е
место
занимала
фи­
з ика,
бол ее
скромное
—
ло гика
«спорная»
и
ничтож­
ное
—
мет аф изи ка.
Преподавание
шло
на
латинском
яз ы­
ке;
учебниками,
как
и
в ообще
по
предметам
богословски
нейтральным,
пользовались
готовыми,
взя тыми
прямо
с
Запада.
Историки
образования
обычно
их
именуют
«схо ­
л ас тич ес ки ми », хотя что они под этим разумеют,
не
вс е­
гда
ясно.
Ис т орич еского
указания,
во
всяком
случае,
за
эти м
на им ено ванием
не
скрывается.
Это
ест ь
скорее
характери­
стика
методической
стороны
изложен ия
предмета,
хотя,
конечно,
с
это й
точки
зре ния,
раз
пр едм ет
вводится
в
школу,
он
необходимо
ст ано ви тся
схоластическим.
Та­
ким
образом,
е сли
эт им
хотят
с каза ть
то
тол ь ко,
что
с оот­
ветствующие
книги
философские
не
были
продуктом
оригинального
творчества,
а
лишь
учеб ны ми
компенди-
1 Певницкий В .
Речь
о
судьбах
богословской
науки
в
наш ем
о теч ест­
ве. —
Пя ти деся тилет н
<ий>
ю бил
<ей>
К
< иевской >
Д
< уховной >
А<кадемии> 28-го
сент.
1869 г. —
К< ие в>, 1869.—
<С.
150>.


Очерк
разв ити я
русской
философии
63
ям и,
то
это
—
вполне
отвечает
действительности.
Исто ри ­
чески
же
«схоластическая»
метода
философских
у чебн и­
ков
имела
свои
этапы
разв ит ия.
Перв онача л ь но
это
бы ли
руководства,
составленные
в
ви де
разъяснений
к
сво ими
же
словами
передаваемому
Аристотелю
и
в
св оем
пл ане
д олго
отр ажа вшие
знаменитые
Summulae logicales Петра Ис ­
па нско го,
а
в
своем
сод ерж ани и
—
коммен т арии
Фо мы
Аквинского.
Движение
рамистское
и
затем
в
Го лла ндии
и
в
протестантских
ст р анах
мало
вносило
в
эти
учебники
существенных
изм енен ий.
Лиш ь
в
XVII веке пор- ро ял ь-
ски е
учебники
вносят
некоторое
о ж ивл ение.
Но
уже
с
Вольфа
вновь
устанавливается
определенный
кан он,
ко­
тор ый
закрепляется
в
протестантских
школах
и
который
опять-таки
сплошь
и
рядом
историки
и мен уют
«схоласти­
ческ им ».
Католические
и
в
особ ен нос ти
иезуитские
шк о­
лы,
о днако ,
креп ко
держ ал ись
пре жн их
образцов,
так
что
в
католических
школах
еще
и
в
XIX веке можно было
в стр етить
старинные
об ра зцы
учебников
по
логике
и
ме­
тафизике.
Киевские
учителя
фи лосо фии ,
первоначально
з аим­
ств о вав
учебники,
к
концу
XVII века начинают составлять
по
готовым
образцам
и
со бс твен ные
руководства.
Такие
учебники,
н апр
< имер >, были составлены для Могилян -
ской
коллегии
в
1679, 1686, 1693 годах.
Какова
степень
их
оригинальности,
труд но
сказать,
не
имея
пер ед
собою
ни
их
самих,
ни
их
образцов.
Из
того,
что
о
них
сообщают
историки
Киевской
академии,
ясно
все
же
то,
что
мож но
предполагать
и
a priori: это еще не философия,
это
ли шь
школьное
хожде ни е
вокруг
да
око ло
фи лософи и ,
инт е­
ресное,
конечно,
для
истории
просвещения,
но
не
для
са­
мой
философии.
Просуществовав
с
перерывами
в
деятельности
до
кон ­
ца
века,
усп ев
выпустить
ряд
в ыдающих ся
государствен­
ных
и
церковных
деят елей,
в
1701 году коллегия пере­
именовывается
в
акаде ми ю,
получает
государственное
со­
держание,
за
нею
утверждаются
пра ва
и
привилегии,
курс
наук
в
ней
значи тел ьн о
ра сш иряетс я.
Прежние
задачи
ее
давно
отошли
на
второй
пл ан,
и
академия
сосредоточива­
ется
на
профессиональных
нуждах
клерикального
об разо­
вания.
Однако
положение
философии
в
т еч ение
в сего
ново го
в ека
в
Киево-Могилянской,
а
со
вр емен и
митро­
полита
Рафаила
Заборовского
—
Киево-Могило-Заборов-
ской
ака дем ии
ма ло
изменилось.
Философия
изучалась
и
культивировалась
лишь
как
вспомогательное
для
бого­


64
Г.
Г.
Шпет
словских
цел ей
средство.
Профессорами
философии
ех
officio являются префекты академии,
и
ср еди
них
в стре ча­
ется
немало
образованных
и
во
м ногих
от нош ениях
выда­
ющихся
людей
—к
сожалению,
только
не
в
о бл асти
са­
мой
философии.
П родолж ается
хождение
около
не е.
Среди
пр ефект ов
академии
до
нового
ее
преобразования
(в 1819 г.)
в
Киевскую
ду хо вную
ака дем ию
встречаются
т акие,
на пр
< имер >, имена,
как
Стефан
Яворский
(пер ­
вый
ее
п ре фект ), Феофан Прокопович,
Георгий
Конис-
ский.
Впрочем,
все
бол ее
крупные
име на
о тн осятся
к
пе р­
вой
половине
века,
з авер ша ясь
Конисским.
В
середине
века
(с 1752 г.) префект Давид Нащинский,
поп олнявш ий
сво е
образование,
между
прочим,
в
Саксонии,
ломает
об­
щее
направление
преподавания
философии,
сменяя
у чеб­
ни ки
аристотелевского
духа
на
вольфианский
учебник
Баумейстера,
на дол го
отселе
зав л адев ающий
духовною
шко ло ю.
В
той
же
первой
половине
ве ка
профессорами
академ ии
был
составлен
ряд
курсов
и
тра ктато в ,
остав­
шихся
в
рукоп и сях,
но
иногда
и
печ ат авших ся ,
как
Фи лос о­
фия
Аристотелева,
по
умствованию
перипатетиков,
изда нная
Киевской
Академии
Преф ект ом
Михайлом
Казачинским
на
Российском
и
Польском
языках
(Киев, 1742).
В
руко­
пи сях
остались
курсы
Инно кент ия
Поповского,
Х ри сто­
фора
Ча рн уц кого,
Ф ео фана
Прок опов ича,
Иосифа
Вол -
чанского,
Амвросия
Ду бнев ич а,
Сильвестра
Кулябки,
Ми­
хаила
Казачинского,
Тих она
Александровича,
Георгия
Ко-
нисского.
Со
средины
XVII века ученики киевского коллегиума
выступают
в
Москве
как
учителя.
Уже
в
<16 >49 году
Ртищев
вы пис ал
из
киевской
Лавры
уч еных
мон ахов
«для
об уч ения
русских
свободным
наукам»
в
новоустроенном
им
б лиз
Воробьевых
гор
Андреевском
монастыре.
Вскоре
и
при
цар ск ом
дворе
учителем
наследника
пре ст ола
ок а­
за лся
ч елов ек
киевского
образования
—
Симеон
Полоц­
к ий.
В
Москве
затева ли сь
уже
шко лы
по
киевскому
про­
е кту
и
образцу,
как
противник
латинской
образованности
патриарх
Иоаким
обратился
к
восточным
патриархам
с
просьбою
о
греческом
учителе.
В
этом
качестве
прибы­
ли
братья
Лихуды.
Не
знавшие
у
себя
на
родине
д ейс тви­
тельного
примера
высшей
школы,
уч ив шиеся
в
школе
за­
падной,
они
не
могли,
при
всем
возможном
ж ел ании,
удовлетворить
требование
и
наказ
иерусалимского
патри­
арх а
Досифея
и
зав ести
школу
безусловно
нового
типа
и
исключительно
на
греческом
языке.
И
хо тя
у
них
грече­


Оч ерк
развития
русской
фило соф ии
65
ский
яз ык
ставился
в
пре иму ще с твенн ое
п оложе ни е,
зна ­
чительная
часть
преподавания
велась
по-латыни,
и
к
не­
удовольствию
латиноненавистников
было
невозможно
вовсе
из гна ть
запад но е
вл ияни е
и
з на ние.
Правда,
по
из­
гнании
Лихудов,
при
их
непо ср ед с твенных
учениках,
по­
пробовали
было
латинский
язык
устранить
из
шк олы,
но
года
через
чет ыре
обстоятельства
так
изменились,
что
го­
ни мая
латынь
вновь
водворилась
и
на
этот
раз
взя ла
(со
времени
Палладия
Роговского)
явн ый
и
продолжитель­
ный
п ер евес.
Лихуды
преподавали
на
греческом
г рамма ти ку
и
пи­
итику,
а
риторику,
логику
и
физику
—на
обоих
язык ах.
Что
зан яти я
по
философии
шли
у
Ли худов
не
весьм а
удо­
влетворительно,
можно
заключить
из
того,
что
по
уд але­
нии
их
из
академии
(1694) их ученики (Ни к.
Семенов
и
Федор
Поликарпов)
о казали сь
не
в
состоянии
пр еп ода­
вать
философию
и
богословие,
а
преподавали
только
грамматику,
п иити ку
' и риторику (в се
на
одном
грече­
ском).
За
восемь
лет
(1686—94) ученикам были препода­
ны:
грамматика,
пиитика,
риторика,
логика
(по Аристоте ­
лю)
и
час ть
физики
(также по Аристотелю).
Р азд ражен ­
ный
До сиф ей
н ечаянн о
дал,
по-видимому,
совершенно
верную
характеристику
п оложен ия
дела,
ко гда
п исал: «В
толикие
лета,
что
живут
[в Москве], довелось было им
иметь
учеников
мног их
и
учити
бы
г ра ммати ку
и
иные
уч е ния,
а
они
забавляются
около
физики
и
философии».
Тем
не
менее
ис то рик
академии
(С.
Смирнов)
не
без
уд о­
влетворения
зак л ючил : «Цели образования достигнуты
с
вожделенным
успехом:
ру сск ие
при мир илис ь
[!] с мы­
слью
о
пользе
науки...» (68).
К
концу
в ека
академия
совсем
падает.
Назначение
во
глав е
академии
Палладия
Роговского,
нес м отря
на
крат­
ко врем е нное
пребывание
его
на
это м
посту
(ф 1703), вос­
станавливает
школу,
но
уже
в
новом
направлении.
Сам
Палладий,
по-видимому,
не
зна л
греческого
язы ка,
но
много
учился
за
границей,
получил
там
да же
степень
до
ктора
фи лософ ии
и
богословия
—
первый
у
нас
доктор
—
и,
естественно,
направил
акаде ми ю
путем
ему
хорошо
знакомым.
Симпатии
первого
прот е ктор а
академии
Сте
фана
Яворского
б ыли
также
недвусмысленны.
По
его
предложению
Пет р
и здал
ука з: «завесть в Академии уче­
ния
ла т инск ие ». Из Киева были вызваны не только учите­
ля,
но
и
ученики,
и
академия
М о сков ская
теперь
и
по
форм е
и
по
д уху
становится
копией
академии
Киевской.


66
Г.
Г.
Шпет
Фи лософи я
пер еж ив ает
судьбу
та кже
аналогичную.
Сперва
опыты
составления
собственных
руководств
при­
менительно
к
зап адн ым
и
к иевск им
ари ст отел е- схол а сти-
ческим
учебникам
—
примеры
которых
мы
видим
в
остав­
шихся
в
рукописях
руководствах
префектов
академии:
Ф еоф ила кта
Лопатинского
(учился в Киеве и за грани­
це й),
Стефана
П рибы ловича
(К<
не вск ая
> ак<ад ем и-
я>), Гедеона Вишневского (К< не вс кая>
ак <а де мия>;
загран
< ичный >
доктор
фи лософ ии ), Иоанна Козловича
(К<
иевская
> ак<
адемия
>),
Владимира
Кал лиг р афа
(«перекрещенец из евреев», из учителей К <
н евск ой
>
а к<ад еми и>).
Сочинения
последнего
относятся
к
сер е­
дине
50-х
годов
и
но сят
на
себе
уже
печать
ле йбнице-
вольфианского
духа.
Затем
воцаряется
Баумейстер.
В ме­
сте
с
тем
во
вторую
половину
в ека
Московская
ака дем ия
берет
явн о
пер евес
над
Киевскою.
Она
успела
за
это
в ре­
мя
подготовить
собс тве нн ых
профессоров,
так
что
почти
все
пр епо дават ел и
фи лосо фии
теперь
—
бывшие
воспи­
танники
самой
же
академии.
Многие
из
ее
питомцев
вы­
дел или сь
впоследствии
на
ученом
поприще
и
в
литерату­
ре.
Она
да ла
ряд
пр о фессо ров
Академии
наук,
в
том
чис ­
ле
Ломоносова,
и
Московскому
университету.
Среди
по­
след ни х
был
и
первый
профессор
философии
Н ик.
Ни­
кит.
Поп овс к ий,
и
профессор
логик и
и
мет аф изи ки
уже
в
ко нце
ве ка
(с 1795 г.)
Андр .
Мих.
Брянцев.
К огда
при
митрополите
Платоне
(Левшин)
акаде мия
вступает
в
новый
период
развития
(с 1775 г.), вызов уче­
ных
из
Ки ева
окончательно
пре кращ ае тся.
Академия
ста­
ла
на
собственные
ноги,
ее
работа
становится
и
интенсив­
нее,
и
экстенсивнее.
Ус или вает ся
преподавание
языко в
русского
и
греческого,
вводится
преподавание
еврейского
и
нов ых
языков
и
це лого
ряд а
образовательных
п ре дме­
тов,
ме жду
прочим,
истории
философии,
мифологии,
ис­
тории
и
др.,
даже
«медицины».
Основным
руководством
по
философии
оставался
по-прежнему
один
из
со тен
се­
рых
по следо ват елей
Во ль фа,
ск учны й
и
ограниченный
Баумейстер.
Эт от
выбор
показателен:
как
увидим
ни же,
под
влиянием
условий,
отчасти
упомянутых,
а
отчасти
просто
вследствие
дурного
философского
вку са,
а
может
быть,
и
соз на ния
собс тве нн ой
ф ило софс кой
незрелости,
в
н ашей
академической
философии
(духовных академий,
а
частью
и
университетов)
заметную
рол ь
играет
выбор
образцов
для
по др ажан ия
не
из
крупнейших,
самосто­
я тельн ых
и
ярких
представителей
фило софии ,
а
из
второ­


Очерк
развития
русской
ф илос офии
67
степенных,
подражателей,
популяризаторов.
Так,
сперва
Баумейстеры,
Винклеры,
Кар пе
и
п од <о бн ые>, затем
како й- ниб удь
Шульце,
Круг,
Вей с
и
под
<обные>, но не
сами
Кант ,
Шел лин г,
Гегель.
Нужно
с чи тать
значитель­
ным
прогрессом
переход
к
их
учительству.
Баумейстер
был
так
популярен,
что
был
даже
переиз­
дан
в
Москве
на
латинском
яз ыке
(1777), как позже Кар ­
пе
(Institutiones philosophiae dogmaticae. Mosquae, ex officina
Vsevolojsky, 1815) и Брукер (в
П ете рбу рге).
Развития
на­
ук и,
коне чн о,
никакого
не
было,
но,
видно,
и
обучение
шло
неважно,
если
после
восьми
лет
своего
уп равл ения
Платон
в
резолюции
на
сп иске
студентов
философии
констатировал,
что
за
это
вре мя
он
«не встречал между
учениками
достой н ог о
имени
студента
философии».
Ни
одного
деятеля
в
области
философии
за
это
вр емя
—
т.
е.
до
преобразования
и
пер евод а
в
Троицкую
лавру
(1814) —
академия
не
дала.
В
это т
третий
период
своего
существования
она
ста но в ится
исключительно
профессио­
н аль ным,
духовно-учебным
учреждением.
Ес ли
в
среди не
XVIII века ее образовательная роль была шире,
то
это
объясняется,
по
всей
вероятности,
те м,
что
со
стороны
об­
щ ества
в
ту
пору
стали
пре дъяв ля ть ся
к
образ ова нию
но­
вые
требов а ния.
Эти
требования
возрастали,
и
едва
ли
бо­
го сл о вская
ака дем ия
мо гла
их
удовлетворить,
даже
если
бы
хотела.
Нуже н
был
уни вер ситет .
Пушкин
назвал
Ломоносова
перв ым
русским
университетом.
Бесту­
жев-Рюмин
1 применяет это определение к Вас.
Никит .
Татищеву
(1686—1750). И ссл едо ва тели
единодушно
сход ят ся
в
признании
Татище­
ва
высшим
и
типич еск им
представителем
об ра зо ван ности
Петровской
эпох и
и
пол ным
выражением
тог о
н аивн о-в арва рск ого
утилитарного
по­
нимания
задач
и
це нн ости
образования,
которое
так
характерно
для
са­
мого
Петра.
Та ти щев
и злож ил
свое
мировоззрение
в
Разговоре
о
пользе
на­
ук
и
уч и ли щ 1, начало составления которого историки относят к 1733
год у.
Как
показано
историками
(Н.
По пов,
Милюков), сколько-нибудь
общие,
философские
взгляды
Та тищ ева
—
прямо
за имс твов аны
(преиму -
1 Биографии и характеристики.—
Сп б ., 1882.
С.
М.
Сол овь ев
уделя­
ет
Та тище ву
наряд у
с
Ломоносовым
«самое почетное место в истории рус ­
ско й
науки,
как
науки
в
эпоху
начальных
тр удов ».
2 Впервые Разговор издан Нилом Поповым в 1887 г .
в
Чт <ения х>
Об-
щ<ества>
Ист <ори и>
и
Др <ев но стей>
Р<оссийских>.—Ср.,
к ро­
ме
ст.
(первой <
ачально
> 1875 г.)
Бесту жев а-Р юми на ,
ст.
Н ила
Попова
(ЖМНП. —1886, июнь), издавшего еще в 1861
г.
и ссле до ван ие:
Татищев
и
его
время
(Москва), и:
М илю ков
П.
Гл авн< ое>
теченСие
ру сск ой
ис-
то рич.
мы сли.— Спб., 1913.> —
С.
20 <и>
сл .; 122 <и>
сл.


68
Г.
Г.
Шпе т
щественно
по
Философскому
Лексикону
эклектика
вольфианского
напра­
вле ния
Вальха).
Поэтому,
если
не
касаться
его
историографических
за­
слуг,
Татищев
интересен
только
для
истории
само й
обр аз ован но сти.
Для
истории
фило со фии
он
лишь
показатель
усло вий
для
нее
не б ла г оприят­
ных
1.
«Главною наукой»
Татищев
поч ит ает , «чтоб человек мог себя по­
з н а ть» (Вопр. 3), каковое познание,
по
его
у бе ж дению, «ведет к будуще­
му
и
настоящему
бла гоп олуч ию» (10).
И зложив
по
Вальху
учение
о
че­
ло веческ ом
организме,
д уше,
ее
си лах
и
способностях,
Татищев
прихо­
дит
к
заключению
о
необходимости
обучен ия
и
воспитания,
соо тв етст­
вен ного
возрастам
человека
(29—33).
Как
сов ершенст ву ютс я
с
ростом
че лове ка
его
знания,
так
со вер шен ству ется
и
знание
ч ело вечест ва
вмес те
с
его
возрастом.
В
усовершенствовании
н ау чных
по знан ий
человечество
п рошло
три
воз раст а
и
находится
в
ч етвер то м: «первое просвещению
ума
подавало
обретение
письма,
другое
великое
пр им е нение
учинило
при шеств ие
и
учение
Хри ст ово;
третие
обретение
тиснения
книг» (36),
в
последний
во зра ст
«тиснение книг великой свет миру открыло и не­
описа нную
пользу
приносит» (43).
Только
назвав
деление
на ук
по
пр ед­
мету
или
по
«свойствам»
—
«душевное Богословия и телесное филозс-
фия»,—
он
ос тан ав лив ается
на
разделении,
которое
сам
обозначает
как
«моральное»: «которое различествует в качестве,
яко
1) нужныя, 2) по-
лезны я , 3) щегольския или увеселяющия, 4) любопытныя или тщетныя,
5) вредительныя» (49).
Так
как
основною
целью
Разговора
яв ляе тся
дока­
зательство
мысли
о
необходимости
посылать
молодых
л юдей
обучаться
нужным
и
полезном
наук ам
за
границею,
Та ти щев
ост анав лив ает ся
на
изображении
состояния
училищ
в
России.
«Желание и надежда»
на
учреждаемые
Петром
школы
оказ ались,
по
наблюдению
Та тищев а,
об­
манутыми.
Ибо
«хотя люди в науках преславны скоро съехались и акаде­
мию
осно вал и», но по епархиям не только не устрояли школ,
но
«и нача-
тыя
оставлены
и
разорены,
а
вместо
того
архиереи
ко нс кие
и
денеж ные
заводы
соз ид ать
прилежали» (75).
Академия
с
ее
ги мна зие й,
по
мнению
Татищева,
в
си лу
разных
соображений,
для
русского
шляхетства
не
по д­
хо дит
(76).
То
же
он
утверждает
относительно
и
других
школ:
шля хет ­
ского
корпуса
и
школ
математических
(адмиралтейской,
арт ил лер ий­
с кой,
инженерной)
(77—78).
Люб опы тна
характеристика
преподавания
философии
в
Московской
ака д еми и : «Филозофы их ни куда лучше,
как
в
лекарск и е,
а
по
нуж де
в
аптекарские
ученики,
но
и
уч ит ели
сами
мате­
ма тик и,
к от орое
основанием
есть
фи ло зофи и,
не
знают
и
по
их
разделе­
нию
за
часть
филозофии
не
исчисляют.
Физика
их
сост ои т
в
одних
зва­
ния х
или
имянах;
новой
же
и
довольной,
как
Картезий,
Малебранжь
и
другие
преизрядно
изъяснили,
не
знают.
Не
лу чше
их
логика
в
пустых
и
не
всегда
правильных
силлогисмах
состоит.
Равно
том у
юриспруден­
ция,
или
законоучение,
в
ней
же
и
н раво уче ние
свое
основание
имеет,
не
токмо
пра вил ьно
и
порядочно
с
осн овани я
права
естественнаго
не
учат,
но
и
книг
Гро ци евых ,
П уфе ндоров ых
и
то му
подобных,
кот о рыя
за
лу ч­
ших
во
все й
Европе
почитаются,
не
имеют.
О
гистории
же
с
хронологи-
1 Для исследователя русской философской терминологии Разговор
Татищева
дал
бы
весь ма
ценный
материал.


Очерк
развития
русской
филос офи и
69
ею
и
географиею,
врачес тве
и
п роч.,
что
к
филозофии
принадлежит,
про
то
и
не
слы хали .
И
так о
в
сем
училище
не
то кмо
шляхтичу,
но
и
по дло му
научиться
не чег о;
паче
же
что
во
оной
более
подлости,
то
шля х етст ву
и
учиться
не
бе звре дн о» (79, С.
116—117).
Кончается
Разговор
указаниями
об
учреждении
но вых
и
о
средствах
исправления
существу­
ющих
уч илищ.
Проникнутый
идеями
утилитарного
значения
науки
и
оценкою
их
исключительно
с
точки
зрения
пользы
государственной
и
ш ля хетс тва,
как
руководящего
в
государстве
сословия,
Татищев
не
подходит
к
мы сли
об
учр е жд ении
университета
как
источника
и
расп ро­
странителя
«незаинтересованного»
знания.
Таким
образом,
не
Татищев,
а
все-т ак и
Ломоносов
наш ел
себе
и
не
метафорическое
воплощение
в
первом
русском
ун иве рсит ете.
12 января 1755 года состоялся указ об открытии уни ­
верситета
в
Москве.
Шувалово-ломоносовский
проект
об
учреждении
университета
мотивировал
необходимость
учреждения
обещанием
государственных
выго д : «чрез на­
уки
Пе тр
Великий
совершил
те
подвиги,
которыми
вновь
возвеличено
бы ло
на ше
от ечест в о,
а
именно:
строение
го­
родов
и
крепостей,
у ч реж дение
армии,
заведение
флота,
исправление
необитаемых
зе ме ль,
установление
вод яны х
путей
и
другие
блага
нашего
общ ежи ти я».
Университет
был
открыт
в
составе
т рех
факультетов
и
десяти
кафедр:
факультет
фи лос офски й
с
кафедрами
фи лософи и,
к рас норе чия,
истории
универсальной
и
рос­
сийской,
ф из ики;
факультет
юридический
с
кафедрами
натуральных
и
народных
прав
(«вся юриспруденция»),
юриспруденции
российской
и
политики;
факультет
мед и­
цинский
с
кафедрами
анатомии,
химии
физической,
осо­
бенно
аптекарской,
и
натуральной
истории.
Де ла
университета
по шли
однако
ж
не
шибко.
Сперва
дворянство
отдавало
детей
в
университет,
так
что
од но
время
(1758 г .)
число
студентов
доходило
до
100.
Но
вскоре
все
пошло
на
убы ль.
На
юридическом
факультете
все
науки
читал
од ин
профессор
(Дильтей), то же
—
на
медицинском
(Керштенс); число студентов упало до того,
что
иногда
было
по
одному
студенту
на
факультет;
лек­
ции
не
по сещ ались,
и
иногда
в
течение
года
занятия
осу­
ществлялись
не
более
30 дней.
Профессор
фи лосо фии
на
философском
факультете
дол жен
был
обуча ть
логике,
мет аф изи ке
и
нравоучению.
Первым
профессором
был
назнач ен
бывший
воспитанник
Московской
академии,
а
за тем
Академии
на ук
и
непо­
средственно
самого
Ломоносова,
приобретший
из вест ­
ность
переводом
(с франц,
перевода)
Опыта
о
человеке


70
Г.
Г.
Шпет
Попа,
Ни к.
Ники т.
Поповский.
В
Академических
соч ин ени ях
(авг.
1755, Ч .
2.—
С.
177—186) напечатана Речь,
говоренная
в
на чатии
Философических
ле кций
при
Московском
Универ­
сит ете
Гимназии
Ректором
Николаем
Поповским'.
В
этой
ре чи
молод ой
пр оф ессор
так
и з обр ажает
свой
предмет:
«Представьте в мысленных Ваших очах такой храм,
в
ко­
т ором
в мещен а
вся
в сел ен ная,
где
самыя
с ок ро венне йшия
от
простаго
понятия
вещи
в
ясном
виде
показываются;
где
самыя
отдаленнейшия
от
оче с
наших
де йств ия
натуры
во
всей
своей
подробности
у смат р ивают ся;
где
все,
что
ни
ес ть
в
земле,
на
з емле
и
под
землею
так,
как
буд то
на
вы­
со ком
театре
изображается,
где
солнце,
луна ,
земля,
з вез­
ды
и
пл анет ы
в
само м
точном
порядке,
каждая
в
сво ем
круге,
в
своих
друг
от
др уга
разстояниях
с
своими
оп реде­
ленными
ск орос т ями
обращаются,
где
и
само е
непостиж­
ное
божество,
будто
сквозь
тонкую
зав ес у,
хотя
не
с
до­
вольною
ясно с тию.
всего
непостижимаго
своего
существа,
однако
некоторым
возбуждающим
к
благоговению
поня­
тием
себя
нам
о ткр ы вает,
где
с ове рше ннейше е
наше
бла­
гоп ол учи е,
котораго
от
начала
света
ищем,
но
сы ск ать
не
можем
и
по
сие
время,
благополучие
всех
н аших
дейст­
вий
внешних
и
внутренних
единственная
причина
в
са­
мом
подлинном
в иде
ли це
с вое
по казы вает .
Одним
сло­
вом,
где
все
то,
ч его
только
жадность
любопытнаго
чело-
веческаго
разума
насыщаться
желает,
все
то,
не
только
пред
очи
представляется,
но
почти
в
руки
для
наш ей
пол ьзы
и
употребления
предается.
Сего
то ль
чуд на го
и
толь
вел ико лепн аго
храма,
к оторый
я
вам
в
неточном,
но
тольк о
в
прос т ом
и
грубом
начертании
опи са л,
изобра­
жение
самое
точнейшее
ес ть
Философия.
Нет
ничего
в
натуре
то ль
великаго
и
пространнаго,
до
чего
бы
она
своими
про ницате льны ми
разсуждениями
не
касалась.
Все,
что
ни
есть
под
солнцем,
ея
су ду
и
разсмотрению
подвержено,
все
внешние
и
нижн ие,
явные
и
сокровен­
ные
созданий
род ы
л ежат
пер ед
глазами.
От
нея
зави­
сят
все
познания;
она
ма ть
всех
на ук
и
художеств.
Кра т­
ко
сказать,
кто
посредственное
старание
приложит
к
по­
знанию
Философии,
тот
довольное
понятие,
по
край-
1 Перепечатана в книге:
Речи,
про изне се нны е
в
торжественных
со­
браниях
И
< мператорского >
М оск
< овского >
Университета
русс ки ми
пр офессор ами
он ого;
с
краткими
их
жизнеописаниями.—Изданы
Об­
ществом
Лю би телей
Ро сс ийск ой
Словесности.—Ч.
I.—М .,
1819. —
С.
9-17.


Очерк
развития
русской
фил ософ ии
71
ней
мере,
довольную
способность
приобрящет
и
к
п ро-
т чим
наукам
и
художествам» (178—179).
В
заключение
речи
профессор
ратует
за
философию
на
русском
язы ке,
более
«изобильном», чем язык латин­
ск ий: «Нет такой мысли,
кою
бы
п о-росс ийс ки
изъяснить
был о
не возм ожн о» (184)’.
Но
каковы
собственные
фило­
со фские
в згл яды
оратора,
какова
его
фи лос офска я
подго­
товка,
какие
задачи
должно
преследовать
философское
преподавание
—
об
эт ом
красноречивый
профессор
не
сч ита ет
нуж ным
сообщить,
а
увид е ть
это
читателю
само ­
му
за
блеском
элоквенции
нет
никакой
возможности.
Прославившийся
переводами
и
оригинальными
одами,
П оповс кий
чере з
год
(в мае 1756) был назначен профессо­
ром
кра сн оречия,
чт о,
в ид имо,
и
соответствовало
его
сп о­
собн остя м
и
на уч ной
подготовке.
Др угой
профессор
университета,
Барсов,
на
торжестве
открытия
уни в ерсите та
определял
задачи
философии
в
духе
своего
времени.
Ф илос оф ия,
убе жда л
он,
с лу жит,
«без сомнения,
для
того,
что б
узнать,
что
может
причи­
ною
быть
нашего
благополучия
и
от
чего
оно е
как
дейст­
вие
последовать
может?
Притом
Фил ос офия
приобучает
разум
к
тв ер дому
по зна нию
ис тины ,
чтоб
он ый
напосле­
док
знать
мо г,
в
чем
наше
истинное
благополучие
зак лю­
чается;
испытует
неиспытанное
естество
Божие,
разсма-
тривает
силы
и
свойства
наших
ду ш,
и
из
того
определяет
наши
должности
в
ра з сужд ении
Творца
наше го ,
в
раз су-
ждении
населяющих
с
нам и
зе млю
че лове ко в,
в
раз су­
ждении
вышших,
ни жши х,
ра вных ,
св оих,
чужих,
кров­
ных,
знаемых,
пр ият е лей,
н епр ия тел ей»2.
В
<17>56-ом
году
пр иб ыли
из
Германии
приглашен­
ные
для
чтения,
между
пр очим ,
философии
профессора
Фроман
и
Ша ден
—
оба
философского
уровня
ниж е
ср ед­
него.
Один
читал
«по»
Винклеру,
другой
—
«по»
Ба умей сте-
ру
логику
и
ме та физику ,
а
практическую
философию
по
Винклеру,
Федеру,
Як обу.
Ша ден,
впрочем,
предпочитал
«практическую»
философию
и,
во
всяко м
с лучае ,
хорошо
уловил
дух
тех,
ко му
он
обязался
служить.
Он
жи во
усво-
1 За русский язык,
и
в
частности
пр отив
злоупотребления
иностран­
ным и
слов ами
в
русской
речи,
высказывался
уже
Татищев
(Разговор,
Вопр.
20); хотя пользование иностранной терминологией он вполне до ­
пускает.
2 См.
указ анные
Речи... —С.
47—48.
Речь
о
пользе
учреждения
И
<мператорского>
М
< осковского >
У
< ниверситета >,
го во р енная
при
начале
Университетских
Гимна зий , 26 апреля 1755 (С.
42—49).


72
Г.
Г.
Шпет
ил
и
пр ел есть
обычая
русских
предков,
начинавших
вс я­
кое
д ело
молитвою,
и
легкий
способ
у
нас
р ешен ия
фило­
со фск их
вопросов
с
помощ ь ю
той
же
молитвы.
«Правос­
лавная
Вер а
—так
решал
он
вопрос
об
от ноше нии
души
и
тела
—
да
от вер зет
вам
завес у,
скрывшую
эту
тайну:
власть
ее
всемогуща,
премудра
и
недостатки
все
отъять
го­
това».
В
60-х
годах
фи лософи ю
в
университете
нач ина ют
пре по да вать
и
русские
профессора.
Аничков,
Сырейщи-
ков,
Синьковский
и
Брянцев
ведут
ее
преподавание
до
ко нца
ве ка,
последний
из
них
и
дол го
спустя
(до 1821 г. ).
Пр еоблад ает
п о-преж нем у
вольфианство
с
Б ауме йсте ром
в
качестве
глашатая.
Из
них
Аничков,
разве,
совмещавший
пр епод аван ие
философии
с
преподаванием
математики,
обнаружил
некоторую
творческую
литературную
деятель­
ность.
Но,
несмотря
на
всю
ск ром но сть
ее,
она
не
усколь­
зн ула
от
бдительности
ког о
следует,
и
ему
д олго
при­
шлось
расхлебывать
историю,
возникшую
из
«доношения»
в
синод,
гласившего,
что
Аничков
«явно восстает противу
всего
х р исти ан ства,
опровергает
священное
Пис ание ,
бо-
гознамения
и
чудеса,
рай ,
ад
и
дьяволов,
с ра внивая
их
с
натуральными
и
н е быва лыми
вещами,
а
Мо исея,
С ам­
псона
и
Давида
с
яз ыче ск ими
богами;
в
утверждение
того
приводит
безбожного
Эпикура,
Лю креци я,
да
всескверно-
го
Петрония».
Преемник
Аничкова
по
кафе дре
филосо­
фии,
ученик
его
и
Шадена
(из студентов академии пере ­
шедший
в
ун и вер си т ет), Брянцев,
есл и
прид ават ь
зн ачен ие
тому,
что
он
стал
пользоваться
в
преподавании
ма лень ким
кант иан цем
Снеллем,
мож ет
бы ть,
и
вы ход ил
за
пре д елы
вольфианства
и
«популярной философии», но,
по-видимо-
му,
этот
прогресс
относится
уже
к
XIX веку и ко времени
после
в ведени я
нового
устава
(1804 г. ).
В
целом,
т аким
образом,
и
университетские
п рофес со­
ра
в
XVIIIвекелишь «забавлялись
около
философии».
Фи лософ ия
не
нашла
для
с ебя
даровитого
представителя.
Оп ека
начальства
не
м огла
поощрить
к
свободному
твор­
честву.
Но
и
бл иж айшая
среда,
сотоварищи
профессоров
философии,
не
поощряли
к
тому,
пребывая
в
состоянии
софофобии,
как
то
видно
из
громов
медицинских
про ­
фе ссор ов
Зыбелина
и
Скиадана,
вре м енно
занимавшего
место
Шадена
по
его
с мерти .
У
одного
из
э тих
гро мы
на­
правлены
против
«злоупотреблений ума нынешних мни­
мых
философов», а у другого,
убежденного,
что
на
любви
к
Богу
основываются
все
человеческие
и
гражданские


Оче рк
развития
русской
филос офи и
73
обязан н ости,
против
философии
Канта,
ко тор ую
он
оце­
нивал,
с
св оей
фармацевтической
точки
зр ени я,
как
под о­
гретые
щи
(crambe biscoctum). Не так смотрели на Канта,
однако,
другие
профессора,
и,
по
почину
м итр оп олита
Пл атон а,
двое
из
них,
Шаден
и
профессор
истории,
н ра­
воучения
и
красноречия
Че бота ре в,
внесли
в
рас смо тр е­
ние
и
«духовную»
то чку
з ре ния.
Когд а
обнаружилось,
что
прие ха вший
из
Геттингена
с
рекомендациями
Гейне
фи­
лолог
Мелльман
разделяет
фи лосо фски е
взгля ды
Канта,
они
по днял и
историю,
кончившуюся
те м,
что
весьма
до­
стойно
во
все
время
сыска
и
допросов
се бя
державший
иностранец
в змоли л ся: «Просьба моя,
чтоб ы
не
шутили
и
не
унич ижал и
человеческой
природы
и
нашего
в е ка...».
Ме лльм ан
до
конца
чувствовал
себя
инос тра нцем
и
при­
нимал
русс кую
действительность
за
дурную
шутку...
В
ре­
зультате
процесса
генерал-прокурор
гр.
Самойлов
докла­
дывал
и мп е ра три ц е: «Профессор Мелльман признан не­
сп особны м
к
своему
званию
и
о каза вши мся
поврежден­
ным
в
уме».
IV
Так им
образом,
в
деле
на са жд ения
философии
в
Ро с­
сии
правительственная
интеллигенция
на
первых
же
порах
испы т ала
ту
же
неудачу,
что
и
интеллигенция
ду­
ховная.
Между
тем
со
второй
половины
века
жизнь
нач и­
нала
уже
переливать
че рез
пл оти ну
правительственных
запрещений.
Как
ни
низо к
был
общий
урове нь
культурно­
го
созн ан ия
нашег о
общества
то го
времени,
но
некоторые
запросы
свободного
ду ха
проникали
в
нег о
отчасти
с
За­
па да
и
отча ст и
под
влиянием
первых
же,
х отя
слабых,
потребностей
з ар ожд авше йся
науки
и
литературы.
Естественно,
что ,
когда
свободное
русло
загромождено
щ ебнем
и
сором,
чист ый
поток
капризными
извивами
огибает
их
или
просачивается
сквозь
н их,
тер яя
в
своей
чистоте
и
ясности.
Зап рещ ение
философии
и
свободного
философствования
искажает
ее,
а
ее
искаже нно е
тво р­
чество
принима е т
формы
уродливые
и
эстетически
отта л­
кивающие.
Любовь
к
«мудрости»
как
к
св ободно му
ма­
стерству
мысли
вырождается
в
п сев дофи лософс кое
умствование
косн ой
морали
здравого
смысла.
Это
—
п оч­
ва,
благоприятная
для
расцвета
настроений
в
вульгарном
понимании
«мистических», а точнее говоря,
теосо фски х
и
эзотерических,
услаждающихся
аллегорическими
поба­


74
Г.
Г.
Шп ет
сен ками
и
мног оз начит ельны м
недоговариванием
о
вос­
хождениях
морального
совершенствования,
таинствах
по­
священия,
магическом
постижении
непостижимого
и
т.
п.
Все
это
осеняется
ореолом
таинственности
и
по­
святительного
«испытания».
Философская
ценность
таких
теософических
конструкций
с
их
аллегорикой,
кабалисти­
кой
и
си мво лико й
та
же,
что
научная
ценность
эликсиров
жи зни, perpetuum mobile и т .
п.
З ап рещ ение
свободной
философии
есть
плод
не
только
невежества,
но
и
глупо­
сти,
и
оно
по рожда ет
глупость
и
су еверие.
Табу,
наложен­
ное
на
философию,
обвивает
ее
вихрем
призраков,
самая
неуловимость
которых
делает
их
в
глазах
суеверного
невежества
высш ей
реальностью,
верховною
сил ою,
ми-
ст ер ич еским
источником,
со прикос но ве ние
с
ко тор ым
должно
вызвать
духовное
об новле ние
и
перерождение
невежественного
г лупц а.
Но
неизреченная
истина
и
невы­
разим ая
благодать,
самой
своей
не изрече нн ость ю
и
невы­
ра зим ос тью
обнаруживающие
свою
природу
глупости,
могут
утешить
одну
только
глуп ос ть.
Как
далека
фи лос о­
фия
от
глупости,
так
далека
она
от
тех
теософических
и
quasi- м ист ич е ских
настроений,
ко то рые
распространя­
лись
в
России
в
конце
XVIII и в первой половине XIX
ве­
ка
среди
масонствующих
и
немасонствующих
представи­
телей
полуобразованного
дворянства
того
времени.
Эти
настроения
рождались
не
в
по ря дке
движения
ид ей,
а
со­
ставляли
скорее
яв ле ние
пор ядк а
социально-психологиче­
ского,
и
в
ист ор ии
философии
для
них
не
может
быть
места .
Об
них,
однако,
следовало
упомянуть
по
их
св язи
с
тем
общим
движением
образованности,
к ото рое
если
не
прямо,
то
все
же
отражается
и
на
с удьба х
философии.
Со
вто рой
поло вины
век а
правительственное
просвети­
тельство—
скучное
в
школах
и
игривое
вокруг
тр она
—
уже
изживало
се бя
и
я вно
не
мо гло
уд ов лет в орять
по­
тре б нос тей
общества,
вст у пивш его
в
ср еду
культурных
влияний
и
выходившего
из
стадии
варварского
быта.
Скв озь
гн иющу ю
почв у
просветительного
абсолютизма
пр обив ал ись
св ежие
ростки
будущей
оппоз ицио нной
п ар­
тийной
интеллигенции.
Они
выр астали
и
ж или
без
опре­
деленной
цели
и
без
сознательного
плана
жизни,
но
в
их
чисто
импульсивных
ре а кциях
на
среду,
в
свете
по сле ду­
ющей
истории,
мы
можем
за мети ть
некоторую
целесооб­
разность.


Очерк
р азв ития
русской
фи лософ ии
75
О дин
из
таких
ростков
можно
видеть
в
лице
и
де­
ятельности
Н.
И.
Новикова,
маленького
ч ело века
с
малым
умом
и
образованием,
но
—в
исключение
из
нашего
на­
ционального
правила
—
человека
трудол ю бив ог о,
усер дно ­
го
в
своем
ск ром ном
де ле
и
ставшего
«героем»
в
ис то рии
русского
общества
—
уже
в
полную
с илу
нашего
нацио­
нального
правила
—
не
по
своим
положительным
за слу­
га м,
а
потому,
что
он
был
гоним,
был,
по
нашему
провер­
биальному
выра же ни ю , «жертвою ненормального строя».
Н ачав
с
и здани я
сатирических
тетрадок
весьма
среднего
достоинства
и
по
плечу
читателю,
он
все
больше
увле­
кается
идеей
положительного
нравоучительства
и
на
эт ой
по чве
сходится
с
масонством,
в
частности
с
д об родете ль­
ным ,
но
не гл убок им
профессором
Московского
ун ивер си­
те та
Шварцем.
Ту
ср ед нюю
мораль
«любви к ближнему»,
которая
легко
успокаивает
совесть
среднего
человека,
от­
вергающегося
оф ициальн ог о
христианства,
но
у жасающ е­
гос я
перед
свободомыслием
критического
разума,
масон­
ство
давало
Новикову
и
само
по
себе.
Но,
может
быть,
внутренняя
пустота
масонства
не
скрылась
бы
от
«чувстви­
тельности»
Новикова,
если
бы
Шва р ц, «сей возвышенный
и
редкий
чувств
и
оным
надлежащаго
испытатель», не
смяг чил
для
не го
аллегорики
масонства
более
сердечным
и
простодушным
пиет изм ом
в
истолковании
увле кавш е й
его
«науки нравоучения». Что же касается того теософиче­
ского
гуд е ния,
которое
раздалось
в
«Вечерней Заре», то
оно
мо гло
гипнотизировать
и
чаров ат ь,
поскольку
в
нем
можно
было
выделить
какую-то
раздельность
мотива,
но
зато
сл ов,
за
которыми
виднелся
бы
фи лософс ки й
смы сл,
разобрать
не
был о
возможности.
Сам
Шварц
со
своими
учениками
ходи л
да же
не
около
фи лософ ии ,
а
лишь
ок о­
ло
метафорических
и злиян ий
страстного
ко
Христу
Беме.
Ха рак терно,
что
для
своего
«нравоучительного»
издатель­
ств а
Новиков
не
нашел
достойной
книги
по
философии’.
Новейшее
исследование
В.
Б огол юбо ва
хочет
освободить
Новикова
от
упрека
в
обс к уран тиз ме,
к
которому
влекло
его
м асонст во .
А втор
ис­
следования
ог раничи вает : «Новиков отрицал не всю науку,
а
только
те
ее
выв оды,
которые
он
не
мог
примирить
с
п оложе ния ми
св.
Писа ни я»
1 Если не считать некоторых отделов стоявшего ниже доже уровня
то гдаш ней
у чебной
лит ер ату ры
Учителя
(Учитель,
или
Всеобщая
с ис.
_
ма
во с пита ния.— Пер.
с
3- го
нем.
из д.— М ., 1789, в Универе <
итет-
ской>
Типографии
у
Н.
Нов ик ова).


76
Г.
Г.
Шп ет
(265).
Пус ть
это
наз ывает ся
не
«обскурантизмом»
—
но
меняется
ли
и зло­
женный
здесь
фак т
от
прикрытия
его
дру гим
наименованием?
Имя
не
стирает
факта,
иначе...
всю
на шу
историю
пришлось
бы
излагать
иначе.
От
похвальбы
старца,
что
он
«с мудрыми философы в беседе не бывал»,
от
отрицанья
науки,
потому
что
ее
не
могут
примирить
со
св.
Писани­
ем,
и
до
отрицания
философии,
потому
что
ее
не
могут
примирить
с
чьими-нибудь
бот аниче ски ми,
зоологическими
или
пол ит и ко-э кон оми­
чес ким и
писаниями,
все
одна
социально-психологическая
ч ерта
русской
«нравоучительной»
интеллигенции,
и
ее
не
сте реть
названием
«не-обску-
рант из ма».
Спустя
триста
лет
после
изречения
старца
Новиков
воспроиз­
вел
его
самохарактеристику,
и
ее
же
должн ы
повторять
и
некоторые
на­
ши
с овре ме нн ики,
также
не
могущие
«примирить»: «Не забывайте,
что
с
вами
говорит
идиот,
не
знающий
никаких
я зы ков,
не
читавший
ника­
ких
школьных
фил осо фов ,
и
они
никогда
не
лезли
в
мою
голо в у;
это
стр анн ос ть,
однако
истинно
было
т ак » (БоголСюбов В .
В.
Н.
И.
Нови­
ков
и
его
вр ем я.—
М., 1916.—
С. > 37).
Применительно
к
с ебе
самому
в
сл ове
«идиот»
Нов иков
ввел
некоторый
эвфе м изм.
Это
сл ово
нужно
заменить
словом
«невежда», и тогда всякая странность указанного поло­
же ния
вещей
исчезнет.
Так
проявила
с ебя
одна
из
тенденций
в
сторону
но вой,
будущ ей
«свободной», интеллигенции.
В
ее
добронравии
философия
задохнулась.
Другая
тенденция
с каза лась
в
барственном
морализировании
кн.
М.
М.
Щер бат о ва,
историка,
автора
па мфлета
О
п ов реж дении
нравов
в
Рос с ии,
члена
Комиссии
для
составления
нового
уложения,
та­
лантливо
о тстаи вав шег о
в
ней
права
и
привиле гии
своего
сословия.
В
противоположность
Новикову
он
обладал
не­
дурным
образованием.
И
в
то
время
как
Нов иков
суетли­
во
хлопочет
об
ис пр авле нии
н ра вов,
кн.
Ще рба тов
ли шь
скорбит
об
их
повреждении.
Новиков
без
плана
и
систе­
мы
забрасывает
читателя
книгами,
а
он
пи шет
и зящны е
пла ны
О
способах
преподавания
разныя
на уки
и
поощритель­
ные
рассуждения
О
пользе
наук и,
но—лишь
для
собствен­
ного
семейного
арх ива.
Новиков
на
досуге
услаждает
се бя
беседою
с
умными
людьми
о
предметах
возвышенных,
выгоды
не
доставляющих,
а
кн.
Ще рба тов
заполняет
св ой
досуг
уто пичес ким и
мечтами
о
роли
своего
сословия
(Путешествие в землю Офирскую)
и
меланхолически­
ми
размы шлени ями
о
жизни,
бес смер ти и , «о самстве»
и
«о выгодах недостатка» .
Од ин
склонен
к
на строен иям
пиетизма
и
к
признанию
божественного
отк ров ен ия,
дру­
гой
—
к
отвле че нном у
деизму
и
преклонению
перед
естественным
разумом.
Наконец,
Нови ков
видит
по­
шлос ть
«вольтерьянства», но побаивается его показного
свободомыслия,
а
кн.
Щербатов
им еет
достаточно
вкуса,


Оч ерк
развития
русской
философии
77
чтобы
отвлечь
мысли
от
д е шевой
фронды
вольтеровского
вольномыслия.
Кн.
Щербатов
не
удовлетворен
с ос тоя нием
образова­
ния
в
Рос си и.
Стремление
к
нем у
есть,
но
нет
средств
удовлетворить
этом у
стремлению.
В
частности, «универ-
зитет
наш
Московский
я вляе тся
не
довольно
сн абжен
ис­
кусными
учителями,
и
не
довольно
они
тщания
прилага­
ют
для
тако го
н а учени я» (438).
И
Щербатов
составляет
обширную,
показывающую
его
широк ое
образование
про­
грамму
О
способах
преподавания
разных
науки.
Он
ц енит
на­
уку
не
столько
д аже
за
ее
тех н ическу ю
п олез н ость,
сколь­
ко
за
«нравоучительность».
Ис точни к
ее,
побуждение
к
ней
и
ее
последняя
задача
—
по зна ние
человеком
самого
се бя
—
«колико в нем величества и подлости!» (603).
Взгляд
на
историю
фи лос офск ой
мыс ли
от
Фалеса
и
до
Декарта
и
Ньютона
открывает
ему ,
с кольк о
поучительно­
сти
и
пользы
принесла
человеку
любовь
к
науке
(605
<и>
сл.).
Философия
же
преимущественно
мож ет
с лу­
жить
исправлению
на ших
нра в ов:
филозофические
нау ки
«располагают разум наш прямыя делать заключении,
оне
дают
нам
познание
о
разных
чудесных
свой ст вах
приро­
ды,
возвышают
ве ликим
и
ма лым
нас
к
познанию
Всевы-
шняго
Естества,
тол ь
мудро
устроившаго
все;
а
потому
не
токмо
служат
для
украшения
нашего
разума,
для
помощи
нам
во
многих
случающихся
делах,
но
и
к
поправлению
самых
наших
нр ав о в» (569).
Наиболее
инт ер ес ное
из
ок олофи лос офс ки х
произве­
дений
кн.
Щербатова
—
Разгов ор
о
б ессм ерт ии
ду ши
(УП%).
Тема,
как
и
диалогическая
форма
ег о,
прямо
навеяны
чте­
ние м
платоновского
Федона'.
Замысел
не
лишен
дерзо­
ст и:
да ть
христианского
Федона.
Но
ес ли
судить
не
в
соот­
в етстви и
с
замыслом,
то
автор
справился
с
темою,
хотя
и
без
какой-либо
гл уб ины
и
оригинальности,
но
не
без
1 С самим Платоном русский читатель 80- х
гг.
XVIII в.
мог
позна­
комиться
по
пер елож ени ям
некоторых
д иало гов
(в том числе Федона)
в
Утреннем
Свет е
Новикова
(1777—8) (Ср. : Ящ ен ко
А.
Русская
би блиог ра ­
фия
по
и стор ии
древней
философии.—
Юрьев, 1915.—
С.
60), но в осо­
бенности
по
переводу
Сидоровского
и
Пахомова:
Твор ени й
велемудраго
Пла то на
Часть
первая.—
Спб.,
1780; Части вторыя первая полови ­
н а.— 1783; Вторыя части вторая половина (П ла то н ов а
гражданства
или
о
праведном
десять
кни г
—пер.
Пах о мо в а).—1783; Часть третия (З ако­
ны
или
О—
за коноп оложе ни и
тр ин ад цать
к ниг
—
пер.
Си доров с ко­
го).— 1785,— пе ре лож е нныя
с
г реч еска го
яз.
на
российский
свящ.
Ю.
Сидоровским
и
Матфием
Пахомовым,
находящимся
при
обществе
бл аго ро дных
д евиц.


78
Г.
Г.
Шп ет
изящества.
Стараясь
оправдать
знакомство
с
в ольн ом ыс­
ленными
с оч ине ниями, «суесловия»
которых
и счез ают
пе­
ред
мыслью
«яко дым или яко прах» (351), он косвенно
оправдывает
и
св ои
симпатии
к
д еизм у.
Герой
его
Разговора
«никогда ни Вышняго Естества,
ни
безсмертия
ду ши
не
отвергал,
но
рассуждал
общественно,
чем у
мы
можем
и
че му
трудно
в е рит ь» (315).
В
се ми
аргументах
он
обыч­
ны ми
деистическими
соображениями
доказывает
бес­
сме рти е
души.
Ед ва
ли
здесь
ест ь
какое-нибудь
специаль­
ное
влияние.
Знакомый
в
общем
с
историей
философии,
как
она
то гда
изображалась,
вообще
на читан ный
в
попу­
лярной
в
то
вр емя
литературе,
кн.
Щербатов
в
неопреде­
ленной
фо рме
отражает
самого
платоновского
Фе дона ,
может
быть,
как-н ибу дь
опосредствованно
Лейбниц а
(или
Ре й ма руса ), но главным образом рационалистический де­
изм
в ообщ е1.
За
ту
же
тему
бере тся
Р адищ ев
в
трактате
О
человеке,
о
его
смертности
и
бессмертии,
к оторый
он
начал
с
первого
же
год а
ссылки,
но
к ото рый
в
необработанном
в иде
был
напечатан
по
его
смерти
лишь
в
1809—11
года х,
в
издан­
ном
сыновьями
Р адище ва
собрании
его
со чи нен ий.
Щер­
ба тов
писал
для
собственного
семейного
архива;
Радищев
же
мог
бы
повторить
об
эт ом
сочинении
при знан и е,
ка­
кое
он
сделал
о
св оем
Путешествии,
ко гда
он
«признался,
извиняясь,
что
нам ер ен
был
только
показать
публике,
что
и
он
—
писа те ль»2.
Для
правильной
оценки
Ра дищев а
эту
характеристику
необходимо
им еть
в
виду .
Если
мы
предъявим
к
его
произведению
высокие
требов а ния,
оно
ока же тся
ниже
критики
—
у чени ческий
ре фер ат
о
четы­
р ех-п яти
проч те нных
книгах.
Как
про извед е ние
писателя,
обращающегося
к
широк ой
пу бл ике,
оно
—
будь
оно
за­
ко нч ено
и
с воевр е менно
выпущено
в
свет
—
могл о
бы
име ть
св ое,
да же
философское,
зн ачен ие
и
влияние.
1 В частности,
не
за ме тно
особ ого
влияния
Мендельсонова
Федона.
Делал ось
указание
на
то,
что
кн.
Щер б атов
был
«воспитан на Юме»
(Иконников В .
С.
Один
из
об разов
< ательных >
проектов
времени
Пе тра
Великого.—
К ие в, 1893.— С.
25),—м о жет
быть,
в
истории,
но
в
ф ило со­
фии
это
весь ма
ма ло
правдоподобно.
2 Так смягчил показание Радищева гр.
Безбородко.
Сам
Рад ищ ев
о
своем
намерении
п ок аз ывал,
что
оно
«состояло в том,
чт об
п рослыт ь
п исат елем
и
заслужить
в
публике
гораздо
лучшую
реп ут ац ию,
нежели
как
об
нем
думали
до
т ого».
См .:
Поли.
собр.
соч .
А.
Н.
Радищева.—
Под
ред.
Бо р оз дина,
Ла пш ина
и
Щеголева.—T.II, s. a. (T.I.—
1907).- С.
310, 319, 340.


Очерк
развития
русской
фил ософ ии
79
Философские
занятия
quand même отнюдь не соста ­
вляли
жизненного
призвания
Радищева.
Тема
с о чине ния,
как
и
самая
и дея
его
составления,
н ав еяны
собственною
с удьбою
автора.
«Нечаянное мое преселение в страну от ­
даленную,—
начинает
он
свое
ра сс ужд ение,-- ---- --- по бу ­
д ило
меня
обратить
мыс ль
мою
на
бу ду щее
состояние
мо­
его
с ущ еств а, ---------».
Равным
об ра зом
и
свою
компе­
тентность
говорить
на
избр ан ную
тему
Радищев
оправды­
вает
со бств енны м
оп ыт ом:
тот,
кто
был
близок
к
смерти,
«мог бы разсуждения свои сопровождать внутренним сво­
им
чувствованием;
иб о,
верьте,
в
касаю ще м ся
до
жизни
и
смерти,
чувствование
наше
может
быть
безобманчивее
разума.--------
Посторонний,
а
не
вы,
может
мен я
вопро­
сит ь,
в сл едстви е
мое го
собственного
пол ожен и я:
ка кое
пр аво
имею
я
говорить
о
смерти
человека?
—
вопрос
не
лишний!
и
я
ему
скажу...
Но,
Друзья
мои ,
вы
дадите
за
ме­
ня
ответ
вопрошающему,-------- »L
Что
касается
выполнения
работы,
то,
не взир ая
на
не­
нужные
отступления,
в
общем,
пл ан
его
я сен.
Книга
пе р­
вая
трактует
о
человеке
и
его
положении
в
ряду
др угих
с ущес тв
органического
мира.
Она
со ста вл ена
в
духе
не­
мецкой,
так
наз< ывае мо й>
популярной
философии,
т.
е.
в
духе
ра ци она л изма,
ослабленного
вл иян ием
англий­
ской,
французской
и
швейцарской
(Бонне)
физиологиче­
ско й
психологии,
в
св ою
о чер едь
см яг чавш ейся
в
Герма­
нии
спиритуализмом
Лейбница.
Но
главный
и
прямой
источник
Ра дищ ева
—
Ге рдер,
к ото рого
он
начал
изучать
еще
до
сс ыл ки,
в
Пете рб ург е 2. Радищев просто переписы­
вает,
буквально
переводя
или
с
незначительными
пар а­
фразами,
рассуждения
Гердера
в
первом
томе
знамени­
тых
Идей.
Он
о риги нале н
лишь
в
тех
сентиментальных
восклицаниях,
которыми
он
связывает
отр ывк и
из
Герде­
ра,
и
в
некоторых
примерах,
которыми
он
иллюстрирует
мысли
Гердера.
Вопрос
об
источниках
Ра дищ ева
после
тщательного
этюда
И.
И.
Ла пшин а
(Философские воззрения Радищева,
во
втором
то ме
вы-
1 См.
начало
Книги
тр е тьей.
П роф.
Бобров
поясняет
это
место:
«Здесь Радищев имеет в виду смерть своей первой жены» (Философия
в
России.
Материалы...—В <ып>. III.—Каз<ань>, 1900.—С.
147).
На
чем
это
основано?
Не
натуральнее
ли
пр едпо ло ж ить,
что
им еет ся
в
в иду
приговор,
кот ор ый
Р адище ву
сам ому
пришлось
пережить?
2В1786г.
См.
показания
Рад ище ва
Шешковскому.—Соч.—
T. IL-С.
338.


80
Г.
Г.
Шпет
шеназванного
Поли.
соб р.
со ч.
Радищ ева)
можно
считать
выясненным
почти
что
до
конца.
Мне
л ично
кажется
только,
что
уважаемый
авт ор
1)
недостаточно
р а скрыл
отсутствие
у
Радищ ев а
непосредственной
зависимо­
сти
от
французского
материализма
и
сенсуализм а,
легенда
о
которой
до
сих
пор
повторяется
в
популярных
историях
литературы,
и
2) что автор
чрезмерно
снисходителен
к
Радищ еву,
называя
его
произведение
«ори­
гин аль ны м»
философским
произведением,
изобличающим
«пытливость
мы сл и».
На
мой
вкус,
Радищев
—
просто
компилятор,
и
его
ну жно
оц е­
нивать
преимущественно
с
литературной
точ ки
зрения
— поскольку
оценка
П ушкина
еще
нуждается
в
развитии
и
детализации.
Во
второй
книге,
где
Рад ище в
излагает
естественно­
н аучны е
с омн ения
в
бессмертии
души,
он
сам
указывает
на
«путеводительствовавшаго»
ему
«в сих суждениях»
П рист ли1, который,
таким
образом,
и
яв ляе тся
главным
ответственным
лицом
в
этой
части.
Третья
книга
т ра ктата
Радищева
посвящена
развитию
аргументов
в
пользу
бес ­
см ерти я
души;
она
состои т
из
дв ух
частей,
из
к оих
первая
во спр ои зво дит
первый
и
второй
разговоры
Мендельсоно-
ва
Федо на,
а
вторая
—
опять-таки
Иде и
Г ер дер а2. Четвертая
книга,
где
и зла г ается
якобы
собственное
Р ади щева
реше­
ние
воп роса ,
опять-таки
со ст авл ена
по
Гердеру,
с
при в ле­
ч ением,
к роме
Идей,
пе рво го
диалога
из
сочинения
Über
die Seelenwanderung*.
Излагать
мыс ли
Гердера
здесь
не
место.
С кажем
толь­
ко
об
общем
напр а влении
тр ак тата
Радищева,
кот ор ый
так
долго
из обр ажа лся
в
свет е
превратном.
Рад ищев
—
не
м атер иал ист,
не
сенсуалист,
и
бессмертие
души
он
отста­
ива ет
недвусмысленно.
Пушкин
писал
о
философском
расс уж дени и
Радищ ев а: «Умствования оного пошлы и не
о живле ны
слогом.
Рад ищ ев
хотя
и
воору жа ет ся
противу
1П.
Н.
Ми люков
в
своих
Очерках
<по истории русской культуры>
(Ч.
III. —
Вы п.
2.
Изд.
2-е.)
утверждает,
что
«все главные мысли и мно ­
гие
отдельные
ме ста
прямо
взяты
из
Гольбаха» (С.
381).
К
сожалению,
он
эти х
«мест»
не
указ ывает .
И.
И.
Лапшин
также
у смат ри вает
здес ь
влияние
Гольбаха,
но
и
его
ук азан ия
мне
каж у тся
слишком
общими.
Я
со мне ваюс ь,
чтобы
Радищев
непосредственно
пол ьзов ался
Гольбахом
при
составлении
своего
сочинения.
Где
Рад и щев
«заимствует», там он
просто
переписывает.
На
некоторое
противоречие
между
Радищевым
и
Гольбахом
ук азы вает
и
И.
И.
Лапшин
(С.
XV—XVI).
Го льбах
и
Пр и­
стли
не
так
уж
однородны,
и
последний,
как
известно,
горячо
возражал
Гольба ху.
Радищев,
конечно,
не
оч ень
вдум ыв а лся
в
противоречие
своих
источников,
но
тут,
мне
кажется,
он
бр ал
последовательно
из
Пристли.
2 Последнее достаточно раскрыто И.
И.
Ла пшиным .
На
Мендель­
со на
указал
уже
Милюков.
Лапшин
отметил
16пунктов«почти
букваль­
но го
п еревод а
Мендель сона»; я насчитал их не менее 36 .
3 См.
статью
Ла пши на.
Ра дищ ев
и
сам
упоминает
имя
Гердера.


О черк
раз в ития
русской
философии
81
материализма,
но
в
нем
все
еще
виден
ученик
Гельвеция.
Он
ох от нее
излагает,
нежели
опровергает
дов оды
чистого
афеиз ма» .
Последнее
утверждение
—
несправедливо.
Что
касается
вл иян ия
французской
фи лософи и
и,
в
ч ас тно сти,
Ге льве ция ,
то,
может
бы ть,
они
оказали
на
социально-по­
литические
воз зре ния
Ра ди щева
и
немалое
вл иян ие
—
тем
боле е,
что
и
весь
трактат
Гельвеция
De Г Esprit есть
прежде
всего
произведение
моралистически-политиче-
ское
(«естественное право»)1,—н о
для
о бнар уж ения
тако­
го
влияния
в
сф ере
фи лософс ких
ид ей
требовалось
ис­
следование
по
ис то чника м.
Между
тем
решительные
суждения
здес ь
выск азы вали сь
на
основа­
нии
бе глых
замечан ий
Радищ ева,
г лавным
об разом ,
в
его
Жит ии
Фе одора
В асиль е вича
Ушакова.
Т ак,
и
Милюков
считает,
что
ле йпциг с кие
впечатле­
ния
семнадцатилетнего
Рад ищ ева,
в
том
ч исле
впечатления
от
сочин е­
ния
Гельвеция
De ГEsprit, обнаруживаются в его илимском трактате.
Это
—давление
ука занн ог о
Жития;
в
самом
рассуждении
сл еды
Гельве­
ция
случайны,
определяющего
значения
не
имеют,
иногда
само
упоми­
нан ие
имени
Гель веци я
есть
повторение
указания
Гердера
(напр<и -
мер>:Кн.
Г— С.
19).
Нематериалистические
в
общем
тенденции
Ра ди­
щева
побудили
проф.
Боброва
сделат ь
его
чистым
последователем
Ле йбница
(Там же .— С.
227—31), с которым Радищев был знаком «не
как- ли бо
поверхностно,
а
изучал
его
основательно».
Но
быть
ле йбн ици-
анцем
в
ту
пору
значило
или
б ыть
вольфианцем,
или
примыкать
к
«по ­
пулярной
фил о с оф ии», усвоившей Локка и Лейбница Новых опытов
(1765).
Если
бы
не
всеподавляющее
очевидное
в л ияние
Гердера,
то,
по­
жалуй,
бы ло
бы
правильнее
всего
от нес ти
Р адищ ева
к
эклектизму
попу­
лярной
философии.
У каз ывали
еще
на
Платнера
(тот же Бобров,
та кже
Сухо млин ов), но и это влияние сомнительно,
если
оно
не
затерялось
г де -нибудь
в
частностях2.
Наконец,
иск али
примирения
в
фор муле : «Ра­
дищеву
бросалось
в
глаза
не
стол ьк о
коренное
различие
между
Гольба­
хом
и
лейбницианцами,
сколько
общее
т ому
и
другим
стремлен ие
к
фи-
1 О распространении и влиянии идей Гельвеция в России см.
гл.
III
Вве де ния
Э.
Радлова
к
русск.
пер.
Г ельве ция
(06 Уме.—
П г., 1917), то же
под
заг лавием :
Гельвеций
К.
А.
в
«В<е стн ик е>
Е < в ропы>», 1917,
апр. —
июнь.
2 К тому же Платнер в разных изданиях менял свои взгля ­
ды.—Приведенное
указание
ос но вано
на
биографических
данных:
Ради­
щев
должен
был
слушать
Платнера.
Но
что
он
у
него
слуш ал?
В
пору
Радище ва
Платнер
был
ме дици нск им
профессором
—
чи тал
ли
он
и
фи­
лософские
курсы
или
Радищев
слушал
изложение
его
ф изи оло гич еских
те о рий?
Вообще
же
Ра дищ ев
изучал
юридические
науки,
и,
по-видимому,
более
или
менее
толково
лиш ь
в
последние
два
года
сво его
пр ебыв а ния
в
Л ейпциге ,
когда
он
овладел
языком
и
когда
занятия
р усск их
сту де нтов
бы ли
п овед ены
сколько-нибудь
с ис тематич еск и
(ср.:
С ух омли нов
<М.
И .>.
А.
Н.
Р ади щев,
ав тор
«Путешествия. . . » —
Спб ., 1883.— С.
7
<и>
сл.).


82
Г.
Г.
Шп ет
ло софск ом у
м онизм у» (Милюков;
Лапшин.—
С.
VIII).
Сомнительно,
чтобы
Радищев
доискивался
какого-нибудь
общего
руководящего
прин­
цип а,
п ротив оре чие
которому
его
беспокоило
бы.
Повторяю,
серьезно
о
философии
Рад ище ва,
как
если
бы
она
выражала
не что
большее,
чем
настр оени е
эпох и,
бродившей
около
ф илос офи и,
гов ор ить
не
пр иходи т­
ся.
Противоречие
у
Радищева
ме жду
«сенсуализмом»
или
«гилозоизмом»
и
«спиритуализмом»
и
«панпсихизмом»
в
действительности
интересует
его
ф ил осо фских
читателей,
его
же
самого
оно
мало
вол нова ло,
по
той
прос т ой
прич ине ,
что,
переписывая
Г ердера,
он
и
не
заме чал
некоторой
двойственности
сво его
ори ги нал а.
Между
тем
разгадка
разнообразия
су­
жде ний
о
Радищеве
—
по-видимому,
именно
в
Гер дере .
Ге рдер,
несом­
ненно,
продолжал
традиции
рационализма
Ле йбница,
и
не
только
его
метафизики,
но
и
его
Новых
опытов,
однако
в
то
же
время
на
нег о
дави­
ли
и
ф изио ло гиз иров ан ное,
есл и
так
можно
сказать,
лейбницианство
Бонне,
и
вся
физиологическая
психология
его
времени,
и
сам
б арон
Гол ьб ах,
а
с
другой
стороны,
Руссо
и
Гем ст ерг ейс,
с
Гамано м
и
Якоби
на
крайнем
по люсе ,
где
реставрация
Спинозы
вновь
замыкала
к руг
рацио­
нал ис тич ес ки.
Здесь
б ыло
что
уг одн о,
кроме
материализма
и
сен суал из­
ма.
Был о
и
то,
что
з аста вля ло
историков
фило софи и
гов ор ить
об
особом
направлении
«философии чувства», в котором Гердер и занимал свое
место.
Попросту
это
б ыла
философская
жертва
сентиментализму.
Ку да
тут
Радищеву
было
разб ир ат ься
в
философских
осн ова х
это го
сентимен­
тализма.
Но
как
писатель
он
н ашел
в
нем
близк ий
се бе
«стиль»
—
отс ю-
да-то
и
весь
его
мнимый
сенсуал изм .
По
сравнению
с
Нови к овым
и
Щербатовым
Рад ищев
пр едво сх ищ ает
по
своему
духовному
облику
то
направле­
ние
третьего
ти па
нашей
инт елл иге нции,
оппозицион­
но-партийной,
которое,
в озо блад ав
со
средины
XIX века,
пр ек рати ло
свое
«оппозиционное»
существбвание,
как
толь ко
стало
«начальством», а вместе с этим завершило
и
третий
период
нашег о
культурного
развития.
По
мне ­
нию
некоторых
историков1
русской
культуры,
тремя
на­
званными
именами
исч ер пыв ают ся
основные
типы
заро­
ждавшейся
в
XVIII веке светской и внеправительственной
интеллигенции.
Но
ест ь
основание
присоединить
к
ним
еще
четвертый
тип,
игравший
в
русской
культуре
XIX ве­
ка
крупную
ро ль
и
интересный
для
нас
тем,
что
и
он
на­
шел
с ебе
в
XVIII веке околофилософское выражение .
Его
представителем
был
мнимо-народный
«философ»
Григорий
С аввич
Сковорода
(1722—1794).—
Н ови ков
неосно­
вательно
н азыв ал
себя
«идиотом»; Щербатов мечтал
о
христианском
Платоне;
Ради ще в
сравнивал
себя
с
Гал и­
леем ;
Сковорода
хоче т
бы ть
р усск им
Сократом.
Напр
< имер >, Боголюбов <
В.
В.
Н.
И . > Новиков
и
его
вре м я...


Очерк
раз вити я
русской
философии
83
Впроче м ,
с
кем
только
не
сопоставляли
Сковороду
— украинский
Сократ,
р усс кий
Сок ра т,
степной
Ломоносов, «под чубом и в украинской
св итке»
«свой»
Пифагор,
Ориген,
Лейбниц
и
п р< оч>.
Ср .:
Дан иле в­
ский
Г.
П.
Гр.
С.
Сковорода.—Соч.—Т.
VI.— И зд.
4- ое.— С пб., 1884.—
С.
332, 336, 325; сам Данилевский находит сходство между Сковородою
и
Новиковым.—
Во
всяком
случае,
наш
Сократ
о ка зался
без
Платона,
что,
конечно,
сильн о
умаляет
его
сократическое
значение.—История
из­
дан ия
сочинений
Сковороды
—
пост ы дна.
При
его
жизни
не
было
ниче­
го
напечатано.
В
1798 г.
в
Петербурге
без
имени
автора
был
напечатан
один
из
его
первых
диалогов
под
произвольным
з аглави ем:
Библиотека
духовная,
дружеская
бе седа
о
познании
с ебя-,
в
1806 —
Начальная
школа
(в «Сионском
В е с тни к е», с краткими биографическими сведениями об
авт оре); в 1837 году вышли Дружеский разговор о душевном мире,
Беседа
двое,
Убогий
жаворонок
и
Харьковские
басни-,
в
1839 —
Брань
Архистратига
Миха­
ила
с
сатаною.
Первое
собрание
сочинений:
Сочинения
в
ст ихах
и
прозе
Гр.
С.
Ск овород ы.
И зд.
Лисенковым.—
Спб., 1861 г.—
пустое
и
никуда
не
годное
и зд ание,
в
котором
нет
ни
одного
из
более
важных
и
зн ачи­
тельных
произведений
Сковороды.
Л ишь
в
1894 г.,
к
стол етию
со
дня
см ерти
Сковороды,
были
изданы
харьковским
Историко-филологиче­
ск им
обществом
Сочинения
Гр.
С.
Сковороды
под
ред .
пр оф.
Д.
И.
Бага-
ле я,
и
все-таки,
по
цензурным
условиям,
с
пропуском
характернейших
для
Сковороды
вещей
(как Жена Лотова,
Потоп
Змиин,
значит
< ельная >
ча сть
Израильского
Змия).
Наконец,
в
1912 г.
вышел
Iтом(П-го
до
сих
пор
нет )
С обран ия
сочинений
Г.
С.
Сковороды
под
ред .
Вл.
Бонч-Бруеви­
ч а,—в
с мысле
полноты
и
ревизии
те кста
— лучшее
издание,
но,
к
сожа­
лению,
с
весьма
несовершенным,
неу дачно
и
не компе т ент но
составлен­
ным
ал фав итным
ук а за телем,
ма ло
об легча ющим
пользование
книгою.
Отчасти
по
с обс тве нной
воле,
отчасти
по
неу дач ни-
честву
Сковорода
о тказы вае тся
от
интеллигентских
со­
стояний
своего
времени:
свяще нни ка ,
пр ид вор ного
певче­
го,
школьного
учителя,
и
становится
сперва
г уве рне ром
в
помещичьих
семьях,
а
за тем
бродячи м
«старчиком»,
ст ран ству ю щим
по
помещичьим
усадьбам
друз ей ,
частью
учеников
своих.
Годом
перелома,
привед шим
его
к
тому
мировоззрению,
которое
он
исп ов еду ет
в
сво их
сочинени­
ях,
Сковорода
считает
с вой
тридцатый
год .
Литературная
деятельность
его
на ч ин ается
еще
позже
—
со
второй
поло­
вины
60- х
годов
XVIII-ro
столетия.
Как
тип
интеллиген­
ции
Сковорода
—
прообраз
резонирующего
опро ще нс тва
и
отрицания
традиционной
европейской
культуры,
раз­
вившихся
у
нас
—
может
бы ть,
в
параллель
с
чисто
народ­
ным
юродством
—во
имя
пропове ди
призрачного
само­
усовершенствования
и
мнимо-углубленного
самопозна­
ния.
Соответствующее
миросозерцание
насквозь
проника­


84
Г.
Г.
Шп ет
ется
мора лизмом ,
заменяющим
т ра диционные
уч ения
ре­
лигии,
хотя
и
обращающимся
в
то
же
время
сплошь
и
ря­
дом
к
источникам
оспариваемого
уч енья.
Так
вокруг
эт о­
го
м и ров оззрен ия
скл адыв ает ся
психология
вн утр енн е,
а
иногда
и
открыто
близкая
психологии
сектантства1.
У
нас
сло жи лся
взгляд
на
Сковороду
как
на
первого
самобытного
и
оригинального
русского
философа.
Мне
трудно
оспаривать
это
утверждение,
так
как
со бс т венно
самой
философии
в
сочинениях
Сковороды
я
нахожу
ко­
личество
пр едель но
минимальное.
А
те
немногие,
напо ­
ми нающ ие
о
философии
мысли
Сковороды,
вокруг
ко то­
рых
брод ят
его
фа нт азия
и
поу че нья,
не
возвышаются
над
ур о внем
общих
мест
й
х од ячих
представлений
о
фи ло со­
фии2.
Не
находя
у
этого
современника
Юма
и
К анта
не­
по средст в енно й
св язи
с
запа дною
новою
фи лософи ей ,
на­
ши
исследователи
видят
его
исто чни ки
в
философии
ан­
ти чной
и
некоторых
отцов
церкви.
Но
и
то
и
другое
мне
ка жет ся
недоказанным
—
опять-таки
хотя
бы
по
той
при­
чине,
что
самой
философии
у
Сковороды
немного.
Не­
сомненно,
однако,
что
с
м ора лист иче ским и
трак тата ми
Цицерона
и
Плу тарх а
Сковорода
был
знаком
непосред­
ст венно.
Ими
и
определяется
то
приб лизите льно е
и
ходя­
чее
пр едст авлен ие
Сковороды
о
фил осо фи и,
к ото рое
через
посредство
этих
же
источников
вообще
было
попу­
ляри зован о
в
ши ро ких
полуобразованных
кругах
евр о пей­
ских
чит ате лей.
П оня тно,
что
здесь
можно
найт и
кое-ка­
кие
о тз вуки
платонизма,
но
толь ко
очень
большим
жел а-
1 На особую близость не только психологии,
но
и
ученья
Сковоро­
ды
к
некоторым
формам
наш его
сектантства
уже
не
раз
обращали
в ни­
ман ие
(г-жа
А.
Я.
Ефименко,
Вл.
Бонч-Бруевич), но каких-либо
иссле­
дований
это го
воп рос а
я
не
зн аю.
Небезызвестный
историк
министерст­
ва
внутренних
дел
(8 том.
1858—63) Н .
В.
Варадинов
упрекал
уже
Ор.
Нов ицк ого
в
то м,
что
последний
не
отметил
в
своем
сочинении
О
Духоборцах
(К<и ев>, 1832) влияния Сковороды на духоборов.
Во
2-м
изд .
своей
кни ги
(Духоборцы.
Их
ис тор ия
и
вероучение.—К
<иев>,
1882) Новицкий признает его сильное влияние на молокан и возможное его
уча сти е
в
со став лени и
Исповедания
учения
духоборцев
екат ерино славс ких
(1791 г.), написанного от имени содержавшихся в тюремном заключе­
нии
сектантов
для
по дачи
быв шему
тогда
гу бернат ору
екатеринослав-
скому
Ка хо вс кому
(Новицкий.—
С.
178, 211).
2 Должен привести одно давно высказанное мнение,
ко тор ое
всеце­
ло
р а з де ляю: «Задача и пределы этой науки [ист ори и
ф ил ос офии]
точно
о п редел ены
и
трудно
уже,
не
по дверг аясь
опасн ост и
показаться
несвое­
временным,
ввести
в
нее
фи лософо в
вроде
Сковороды».
Чистович
Ил ар.
История
С.-Петербургской
Духовной
Академии.—
Спб., 1857.—С.
294.


Очерк
ра зв ития
русской
фи лосо фии
85
нием
и меть
в
XVIII веке первого русского серьезного фи ­
лософа
можно
объяснить
тот
факт,
что
Сковороду
назы­
вают
последователем
Платона.
О
тал ант лив ом
изображении
Сковороды
в
книге
покойного
Вл.
Эр­
па
(Гр .
С.
Сков орода.
Жизнь
и
у че ние. — М. , 1912) говорить трудно .
Книга
—
взвинченно-литературное
про изв е дение,
а
не
историко-фило­
софское
исслед ован ие.
Нап ис ан ная
с
подъемом
и
вдохновением,
эта
книга
—
прекрасное
выражение
мировоззрения
самого
автора,
но
но
от­
ношению
к
Сковороде
—
хвалебная
песнь,
в
которой
последний
рисует­
ся
чи тате лю
таким,
каким
авт ор
хотел
бы
видеть
пер во го
русского
фи­
лософа,
но
не
таким,
ка ким
был
Сковорода
реаль ны й.
Более
осторож­
ный
в
исторических
суждениях
проф .
Зеленогорский
также
утверждает
непос редс тве нное
знакомство
Сковороды
с
сочинениями
Платона
и
сильное
влияние
их
на
его
умозрительную
философию
(!?); при чтении сочинений
Ск оворо ды
он
в
э том
не
раз
у беж д ал ся; «кто знаком с философиею Плато­
на,
для
того
это
я сно
и
о чев идно » (Вопр<о сы>
фил<ософии>
и
пс их-
<ологии>.— К н.
3.—С.
222).
Однако
«напримеры»
авт ора
к
тако й
оче­
видн ост и
не
приводят.
(1) Он говорит: «Определение философии соста­
вле но
в
духе
Платона,
кот ор ый
ст авил
ф илософ ию
высшею
и
гла вн ою
ц елию
жи зни
человека».
Я
вовсе
не
нашел
у
Сковороды
оп ред еления
фило с офи и.
Кроме
того,
то,
что
здесь
приводится,
не
есть
ее
определе­
ние ,
а
оц ен ка,
но
и
такой
оценки
я
не
н ашел
у
Ск ово ро ды,
а
автор
не
указывает,
где
ис кать.
Но
если
бы
она
у
не го
была,
почему
Сковорода
мог
извл ечь
ее
только
из
Платона
«непосредственно»? (2) «Определение
ду ши,
ее
природы
и
жизни
то же
заи мство ван о
у
Платона,---------«Ду­
ша
есть
perpetuum mobile, движимость непрерывная», говорит Сковоро­
да
в
духе
Платона
{Разговор о душевном мире)ъ .
Но
найти
оди н
из
многочис­
л енных
платоновских
предикатов
души,
значит
ли
показать,
что
у
П ла­
тон а
заи мст в овано
«определение души,
ее
природы
и
жизни»?(3)«Изре­
чен ие : «познай самого себя»
и столк ов ыва ется
Сковородою
также
в
смыс­
ле
Платона
и
его
ф илософ ии ,
т.
е.
по знай
свою
высшую
природу,
дух ,
раз ум ».
Это т
«пример»
вполне
гармонирует
с
первыми
двумя
тем
же
крайним
безличием.
Для
полной
коллекции
тривиальностей
не
достает
только
также
несомненно
платоновского
пол оже ния ,
что
душа
благо­
роднее
и
выш е
т ела ,— п оложени е,
которое
столь
же
несомненно
повто­
ряется
у
Ск оворо ды...
Кст ати ,
еще
отмечу,
что
сам
Сковорода
свое
«узнай себе самого»
относит
к
«Фалесу»
и
—
по
Плутарху,
к онечн о,—
к
н адписи
на
Дельфийском
храме,
хотя
все
же
больше
ему
правится,
ви­
димо,
Мои сеево
«Слыши Израилю,
воньми
себе,
внем ли» (319, 321—2).
(4) Убедительнее
—
след ующ ая
за
сим
ссылк а
проф.
Зеленогорского
на
дуализм
Ско во роды ,
который
мог
быт ь
заим ст вов ан
у
П лаз
она
и
Ар ис то­
теля.
Но
именно
ду али зм
(?) материи и формы,
или
идеи,
для
Ск ов оро­
ды
— только
иллюстрация
мыс ли
для
н его
бол ее
основной,
о
дуализме
вечного
и
тленного,
мы сли,
как
то
усе рд но
и
доказывает
Ск ов оро да,
би­
блейской
и
христианской.
И
можно
ли,
на ходя
у
Сковороды
так ую
иллю ­
страцию,
утв ерж дать ,
что
он
непосредственно
знаком
был
с
сочинениями
Пл а­
тона?
Д ругой
автор
(г-жа
Е фи м енк о), против которого возражает проф.


86
Г.
Г.
Шпет
Зеленогорский,
име л
ст оль
же
веские
арг умен ты ,
д ок азывая ,
что
Сково­
ро да
был
пан теи стом ,
близким
Спинозе,
ибо
он
и
в
само м
дел е
ут вер ж­
дал,
что
среди
многих
других
предикатов
Бога
употреблялся
предикат
«Натура». . . (5) Наконец,
проф.
Зеленогорский
наз ыв ает
диалог
Сковоро­
ды,
в
кот оро м
будто
бы
по сле дний
«старается наглядно представить
и
выяснить
теорию
идей
Платона».
Боюсь,
что
почтенный
авт ор
был
вв е­
ден
в
заблуждение
заглавием
диа лога:
Диалог
или
Разглагол
о
др ев нем
мире,
ибо
в
нем
н икако го
выяснения
«теории идей Платона»
нет
и
само
назва­
ние
«древний мир»
употребляется
Ск ово ро дою
аллегорически.
— Несрав­
ненно
б олее
доказателен
проф.
Зеленогорский,
когда
он
констатирует
у
Ск овород ы
«отступление от философии Платона»
и
сближает
его
со
стоицизмом,
ис точ никам и
для
знакомства
с
которым
ему
могли
сл уж ить
те
же
Ц и церон
и
Плу тарх .
Усвоив
несколько
моралистических
тривиальностей,
в
остальном
Сков оро да
пропитывается
библейскою
му­
дростью
и
как
истый
н ачетчик
засыпает
глаза
и
уши
чи та­
тел ю
—
до
его
изнеможения,
до
одури
—
библейским
пе­
ском.
Пр авиль но
и з обр ажает
эту
особенность
Сковороды
оди н
из
п е рсона жей
его
ди ал о г ов : «Ты толь загустил речь
тв ою
библейными
фигурами,
что
нельзя
р аз ум еть».
Пр а­
вильно
же
пер едает
самого
Сковороду
другой
персонаж,
отв еч аю щий
на
это
зам еч ан ие: «Простите,
други
м ои,
чр езме рн ой
мо ей
склонности
к
сей
книге.
Признаю
горя­
чую
мою
с траст ь.
Правда,
что
из
самых
младенческих
лет
т айная
сила
и
мание
влечет
м еня
к
нравоучительным
к ни­
гам
и
я
их
паче
всех
люблю:
они
вр ач уют
и
ве сел ят
мое
сер дц е,
а
Библ ию
начал
читать
около
тридцати
лет
ро­
ждения
моего,
но
сия
прекраснейшая
для
меня
кн ига
над
всеми
другими
[полюбовницами]
верх
одержала,
утолив
мою
долговременную
а лчбу
и
жажду
хлебом
и
водою,
сладчайшей
паче
меда
и
сот а
Божией
правды
и
и с тины,
и
чувствую
особливую
мою
к
ней
приро д у» (Разг<о в ор>
о
душ<евном>
ми ре, 245—6).
Сообразно
этому
Сковорода
ино гда
подписывает
свои
пи с ьма: «Любитель Священныя
Библии
Григорий
Сковорода» (248,322).
Сковорода
от
начала
и
до
конца
—
моралист.
Не
наука
и
не
философия
как
так ая
в ла деют
его
помыслами,
а
лишь
искание
для
себя
и
указание
другим
пут и,
ведуще­
го
к
счастью
и
блаженству.
«Ни о коей же науке,— г ов о­
рит
он ,—ча ще
от важ нее
не
судят,
как
о
той ,
какая
делает
блаженным
человека,
потому
и
думаю,
что
всяко м у
сие
нужно,
так
будто
и
всякому
жить
должно».
Кто
же
учи т
эт ой
науке?
Сковорода
поним ае т
это
лучше
св оих
по чит а­
те лей: «Проповедует о щастии историк,
благовестит
хи­


Очер к
р азв ития
русской
ф илосо фии
87
мик,
возвещает
пу ть
щастия
физик,
ло гик,
грамматик,
зем лемер ,
во ин,
откупщик,
часовщик,
знатный
и
подлый,
богат
и
убог,
жи вый
и
мертвый...
Все
на
се да лище
учите­
лей
сели ;
каждый
себе
науку
сию
присвоил.—Но
их
ли
д ело
учить,
с уди ть,
знать
о
блаженстве?
Сие
сло ва
есть
апостолов,
пророков,
священников
и
просвещенных
хр и­
стианских
учителей,
ко их
никогда
общество
не
л иша ется»
(Кольцо.., 251).
К
науке,
как
такой,
Сковорода,
буд учи
мо­
ралистом,
иначе
и
не
может
относиться,
как
скептически.
Она
для
него
возносится
л ишь
к
«плотскому», она
—
«вы­
со кий
есть
г ро б» (137); «физыческие сказки»
он
советует
оставить
«беззубым младенцам»,
ибо
«все то бабие,
и
баснь,
и
п ус тошь,
что
не
вед ет
к
гавани» (119). Мы «по-
жерли»
множество
сист ем
с
планетами,
а
пл анет
с
гора­
ми,
морями
и
городами,
и
алчем;
жажда
и
гол од
еще
пу­
ще
палят
сердце
наше,
ибо
не
догадываемся,
что
«матема ­
т ика,
медицына,
физика,
меха ни ка,
музыка
со
своими
буйн ы ми
сестрами»
—
лишь
«служанки при госпоже
и
хвост
при
св оей
голове,
без
которой
ве сь
корпус
не
действителен» (225;С.
322, 353).
Моралист
всегда
пере­
стает
быт ь
скептиком,
лишь
только
он
становится
пропо­
ведником,
а
это
Сковорода
знает ,
что
«учить о мире и ща-
стии
ес ть
де ло
одн их
богопроповедников;
учить
о
Боге,
ес ть
то
учит ь
о
мире,
щастии
и
премудрости» (253).
Тут
перед
ним
раскрывается
«новая наука», скепсису не подле ­
жа щая,
ибо
она
ес ть
«наука высочайшая»
и
«самонужней ­
ш а я» (146).
С ама
основа
такой
науки
—не
знание,
а
нечто
иное:
Qui Christum noscit, nihil est, si cetera nescit,
Qui Christum nescit, nihil est, si cetera noscit.
(Из Письма к Правицкому).
Эта
на ука
ведет
к
самоисправлению
и
са м осов ер шен­
ствованию,
а
через
них
к
счастью.
Вра та
ее
—
познание
само­
го
себя.
«Брось,
пожалуй,
думать
мне
Сколько
жи т елей
в
луне!
Брось
ко пер ник анс ки
сферы!
Глянь
в
серд ечный
пещ еры !
В
душ е
твоей
глагол,
Вот
буд ешь
с
ним
весел!
Нужнейшее
тебе
На йд ешь
ты
сам
в
себе» .


88
Г.
Г.
Шпет
Об
э том
Ск оворо да
твердит
неумолчно,
но
первые
же
на­
писа нны е
им
диалоги,
Н арки сс
и
Асхань,
прямо
имеют
эту
тему
своей
з адач ей.
В
них
р азъясня ется,
что
познание
са­
м ого
се бя,
если
оно
будет
направлено
не
на
внешнюю
ви­
димость,
которая
есть
л ишь
«пустая пустошь» (151—2),
предмет
идолопоклонства,
а
на
внутреннюю
сущ но сть
че­
ловека,
видимую
его
духовному,
но
не
плотскому
о ку,
раск ро ет
нам
то,
что
со став ляет
исти нн ую
сущность, «ис-
ту»
и
нас
самих,
и
всего
мира.
Пока
в идишь
руки,
ноги
и
все
сво е
т е ло , «ничего не видишь и вовсе не знаешь
о
себе.--------- Видишь
в
себе
то,
что
ничто
—
и
ничего
не
в идишь .-- ---- --- Ви ди шь
тень
свою,
просто
ска зать ,
пу­
сто шь
св ою
и
ничто.
А
самого
себя
отрода
ты
не
видывал»
(80). Т о,
что
раскрывается
внутреннему
оку
—
«главность»,
есть
м ысль : «мысль есть главною нашею точкою и среднею.
А
посему-то
она
часто
и
сердцем
называется.
Ит ак,
не
вне шня
наш а
плоть,
но
наша
мы с ль- mo главный наш чело­
ве к.
В
ней-то
мы
состоим.
А
она
ест ь
на ми» (81) \ Внутрен­
нее
или
ис тинное
ок о,
которым
раскрывается
это
ис тин­
ное ,
есть
в ер а: «истинное око и вера
—
все
одно», и кто
им еет
в
себ е
истинного
человека,
тот
его
оком,
веро ю,
усматривает
уже
во
в сем
истину
(83).
Ко гда
Сковорода
гово ри т
о
«исте», как о мысли,
и
ср ав­
нивает
ее
далее
с
рисунком
в
красках,
фигурою
в
письме­
на х,
планом
в
строении
(86) и,
пожалуй,
когда
он
п озже
(Разглагол о древнем мире)
го вори т
о
«тысяче во едином че ­
л овек е», в этом можно найти отзвуки платонизма.
Но
его
ближайшие
разъяснения
тотчас
открывают,
что
это
—
в
лучшем
случае
х рис тиа низиров анны й
платонизм,
а
с
п од­
линным
Платоном
и
из
первых
рук
Сковорода
знаком
не
был
и,
во
вся ком
сл уча е,
не
был
его
«последователем».
«План», о котором он говорит,
есть
«Слово Божие,
советы
и
мысл и
е г о» (83). «Истинный
человек»
ес ть
Бо г: «истин­
ный
человек
и
Бог
ес ть
тожде.
И
никогда
еще
не
бывала
ви­
димость
истинною,
а
истина
видимостью.
Но
всегда
во
в сем
та йная
ес ть
и
нев ид има
истина,
потому
что
она
ес ть
Господня» (130—131). «Ведь
сам
Бог
свидетельствует:
что
он
Человек
Божий.
А
Божий
и
Исти нн ый
—
все
то
од но.
Бог
и
Истина
одно.
Человек
Бож ий
и
сын
Б ожий
одно-то» (128).
И
упомянутые
тысяча
во
едином
человеке
есть
«един Божий человек в тысяще наших» (308). «Ч то
1 Сковорода ссылается при этом на Цицерона: Mens cuiusque is est
quisque —
Ум
к оегож до
той
есть
ки йждо.


Очерк
развития
русской
фило соф ии
89
же
есть
оно
едино?
Бо г.
Вся
тварь
ес ть
рухлядь,
смесь,
с волоч ь,
сечь,
ло м,
крушь,
сте чь,
вздор,
сплочь
и
плоть
и
пле т ки.
А
тое ,
что
любезное
и
потребное,
е сть
едино,
везде
и
всегда» (Начал<ъная>
д ве рь , 62—63).
Он-то
и
по­
стигается
верою: «И так,
па не
милый!
ес ли
можешь
во з-
ве сть
се рде чное
твое
око
от
подлыя
натуры
нашея
в
г ору
к
оной
господствующей
святой
вроде,
в
той
де нь
можешь
увидеть
и
ед инаго
онаго
Божия
человека.---------Видишь,
го­
сударь,
что
едина
токмо
вера
видит
чуднаго
сего
человека,
кое го
тень
все
мы
есмы.
Ве ра
е сть
око
прозорливое,
серд­
це
чи сто е,
уст а
отверстыя.
Она
едина
видит
свет,
во
тме
стихийной
светящий.
Видит,
любит
и
бла гове сти т
его».
Узреваемый
верою
че ло век
—
«нетленный человек Христос
Ии су с » (312, Разглагол о древнем мире).
Так
через
по зна ние
себя
мы
пр ихо дим
к
Б огу,
а
от
него
вно вь
возвращаемся
к
себе,
возрожденному
и
в оскре сшему
(ср.
401). «Подними
ж
от
з емли
мысли
тво и
и
уразумей
че лове ка
в
себ е
от
Бо­
га
ро ж денна,
а
не
с отв орен на
в
последнее
жития
время.
---------Открой
же
око
веры
и
увидишь
в
с ебе
т ожь
силу
Божию,
де сниц у
Божию,
тайную,
невидимую,
а,
узнав
сы­
на,
у зн аешь
и
О тца
Его.---------Раскрой
же
сердце
твое
для
принятия
в еры
и
для
объятия
т ого
че лов ека,
который
от цу
своему
вместо
десницы
и
вместо
сил ы
его
есть
во
ве­
ки
ве ко в. ---- ----
Скажи
с
Па у л ом : «вем человека» ...
На­
шел
я
человека.
Обретох
Мессию,
не
плотянаго
кумира,
но
истиннаго
Бо ж иего
во
плоти
мо ей
человека» (103).
То,
что
раскрывается
нам
таким
образом,
ес ть
не
то ль­
ко
истина,
но
так же
обетование
и
источник
нашего
сча­
стья,
ибо
нам
открылось,
что
«Царство Божие внутрь нас»
(62), оно «в д руг,
как
молния
озаряет
душу
и
для
приобре­
т ения
Веры
н ад обен
о дин
то чию
пункт
в р еме ни» (248),
и
«кто узнал себе,
тот
об рел
желае мое
сокровище
Божие»
(142) —
бл аж енс тво
и
счастье:«поземле,
по
морю,
по
гор­
них
и
пр еисп од них
ш ат ался
за
щастием.
А
оно
у
мене
за
п аз ухо ю...
Дом а ...» (203, Беседа нареченная двое), «Начало
пре мудрости ,
страх
Божий,
он
первее
усматривает
щастие
внутрь
себя» (260).
Счастье
на ше
есть
мир
душевный
(252),
«узнать себе полно,
познаться
и
задружить
с
собою
сей
ест ь
неотъемлемый
мир,
истинное
щастие
и
мудрость
со­
вер ш енн ая» (263, Кольцо)', «от познания себе самого вхо ­
дит
в
ду шу
свет
ведения
Божия,
а
с
ним
путь
щастия
мир ­
ны й.
-- ---- ---Ч ем
более
кто
себ е
узнавает,
тем
вышше
восходит
на
Сион
м ира » {Алфавит мира, 320—321). Н ашед


90
Г.
Г.
Шпет
Царство
Бож ие
внутри
себя,
человек
находит
вс е,
что
ну жно
в
жизни,
и
как
не
лож ное,
не
плотское
зна ние
его
началось
с
позна ния
се бя,
так
в
эт ом
отк р ытии
оно
завер ­
шается,
ста но витс я
далее
ненужным,
тще тным ,
суему­
дрым.
«Щастие твое и мир твой,
и
рай
твой,
и
Бог
тво й
внутрь
те бе
ес т ь» {Алфавит.., 330) — «Щ а ст ие
наше
внутрь
на с...
пускай
никто
не
ож идает
щастия
ни
от
высоких
на­
ук,
ни
от
поч тен ных
дол жн ост ей,
ни
от
изобилия...
Нет
его
ниг де.
Оно
зав ис ит
от
сер дц а,
сердце
от
мира,
мир
от
звания,
звание
от
Бога.
Тут
конец:
не
ходи
далее.
Сей
ест ь
и сточн ик
всякий
ут ехи
и
царствию
Его
не
будет
конца»
(Там же, 344).
Зва ние
зави сит
от
Бога,
значит,
что
не
в
на шей
воле
оп ределя ть
свое
на знач ен ие,
а
ну жно
здесь
для
счастья
и
ми ра
душевного
подчиниться
Его
воле.
«Воньми себе,
сы щи
Его
и
послушай
Ег о.-- ---- --
Не
ду­
май
никто,
буд ь
то
от
наш ей
воли
зав иси т
избрать
стать
или
должность.
Владеет
Вышний
царством
человеческим
и
блажен
сему
истинному
ца рю
последующий» (325).
«Воля Божия есть то верх и закон законов;
не
ходи
д алее . ..» (339).
Есл и
во
все м
эт ом
преобладает
еще
отвлеченная
мо­
раль,
то
дальше
сл еду ют
ук азани я
на
то,
как
непо ср ед­
ств енн о
перейти
к
ее
жизненному
практическому
осуще­
ст вле нию.
Для
это го
нужно
угада ть
сво е
естественное
пр ед­
распол оже н ие,
следовать,
по
ре це пту
всех
моралистов,
при­
роде,
или,
как
выражается
Сковорода,
над о
узнать
свою
«сродность». «Нужно только узнать себе,
куда
кто
ро ж ден.
Лучше
быть
натуральным
котом,
нежели
с
ослиною
при­
родою
львом » (340).
Узнать
с вою
сродность
и
знач ит
то
же,
что
уловить
волю
Божию.
«Природа и сродность зна­
чит
врожденное
Божие
благоволение
и
тайный
Его
за­
к он,
всю
тварь
управляющий
—
знать
то,
что
ес ть
подобие
в
душе
и
в
том
дел е,
к
которому
она
стремится...» (339).
И
«лучше умереть,
чем
всю
жи знь
тосковать
в
несродно-
стях.---------Без
Бога,
з наешь ,
нельзя
и
до
пор ог а,
есл и
не
рожден,
не
суйся
в
книгочетство.
Ах!
многие
через
то
в
вечную
п али
муку.
Не
мно гих
ма ти
пор одил а
к
шк оле.
Хочешь
ли
б лажен
быть?
Будь
д ов олен
долею
твоей
пр и­
род ы.
---------Видно,
что
усердно
последовать
Б огу
есть
сл ад ча йший
источник
мир а,
щастия
и
мудрости.
Да
знает
же
всяк
свою
приро ду
и
да
иск у шает , «что есть благоугод ­
но
Богу»» (341).
Ес ли
тут
Сковорода
приходит
к
намекам
на
соб ств енн ую
био граф ию
и
к
извес тно м у
самооправда­
н ию,
то
это
опять
черта,
хара кте ризующ ая
в
нем
истин­


Очерк
развития
русской
филос офи и
91
но-моралистическую,
а
не
со б стве нно
философскую,
ска­
жем
его
же
словом,
сродность.
«Обучатися и купно обу­
чать
бр атию
до брод ете ли ,—
пише т
сам
о
себе
Сковоро­
да, —
якоже
свыше
заповедано
мне ,
сей
мой
еди н
есть
жреб ий ,
и
конец,
и
цв ет,
и
п лод
жизни
и
трудов
моих
успокоение» (из пис.
цитир.
<Б.>Хиждеу. —
Т елеск-
<оп . —1835.> — Ч.
XXVI. -<С . > 158).
Поэтому-то
и
вся
мнимая
философичность
Сковоро­
ды,
приним аем а я
его
панегиристами
за
основу
его
мора­
ли,
за
принципиальный
фундамент
мир ово ззр ения ,
в
ко­
тором
и
видели
платонизм,
принципиальный
дуа ли зм,
пантеизм
и
под <о бн ое>, есть для него,
на
само м
д еле,
лишь
пристройка
к
главному
зда нию
«самонужнейшей на­
уки »
о
сч аст ье
и
об
оправдании,
в
конце
концов,
собствен­
ног о
поведения.
П оэ том у-то
«теория»
у
не го
так
груб а,
на­
брасывается
ми м ох одом , «между делом», не детализуется
и
не
возвышается
над
уровнем
о бщих
мест.
Ско воро де
хотя т
найт и
иное
«оправдание», чем то,
какое
он
сам
се бе
да л.
Хотят
приписать
ему
сродностъ,
како й
он
не
им ел.
Но
не
лу чше
ли
быть,
в
самом
деле,
натуральным
мо р али­
с т ом, «нежели с ослиною природою львом»
или
же
с
про­
поведническою
природою
философом?1
Нехитрая
философская
пристройка
Сковороды
св о­
ди тся
к
следующему.
Ч ел овек
ес ть
«маленький мырок»2, в
самоп озна ни и
он
раскрывает
в
себе
истинного
человека,
в
познании
же
целого
«мыра»
пр и роды
он
точно
так
же,
оза ре нный
духом
ис тины ,
р аскр ы вает
за
тьмою
свет,
за
тленом
истину,
которая,
как
и
тот
истинный
человек,
бо­
жественна,
будучи
сам им
Б огом
созиждена
и
устроена.
Само
узрение
этого
н ово го,
второго
мира
божественно
и
вдохновлено
Богом.
«Всего ты теперь по двое видишь:
две
вод ы,
две
земли.
И
вся
тварь
теперь
у
т ебя
на
две
ча­
сти
разделенна.
Но
кто
тебе
разделил?
Бог.
Разделил
он
тебе
все
на
двое,
чтоб
ты
не
см еши вал
тмы
со
светом,
тмы
со
правдою.
Но
понеже
ты
не
видел
кро ме
одной
1 Потому лучшим и наиболее цельным,
ибо
наиболее
со отв етств у­
ющи м
ду ху, «сродности», Сковороды,
до
сих
пор
ост ает ся
то
бесхитрост­
ное
и
прямое,
связанное
лишь
с
изобра же ние м
жизни
и
личности,
изло­
жение
его
учения,
которое
д ает
Жизнь
Григория
Сково роды,
с
большою
теплотою
и
симпатией
к
не му
сост авлен ная
его
учеником
и
другом
М.
И.
Повалинским.
2 Сковорода иногда пишет « мы р», «мырок» (mundus) в отличие от
«мир» (рах) .


92
Г.
Г.
Шпет
лжы,
будьто
стены,
закрывающий
истину,
для
того
он
те­
перь
теб е
здел ал
новое
неб о,
новую
землю.
Од ин
он
творит
дивную
истину.---------И
так
ты
те перь
видишь
дво е
—
старое
и
новое,
я вное
и
т айное » (Наркисс, 96).
Ну ж­
но
везде
видеть
«ДВОЕ» (199),—« к т о
о дно
знает,
а
не
двое,
тот
о дно
бе ду
зн а ет» (200).
Эти
двое: «мир и Мир;
те ло
и
Тело;
ч ел овека
и
Челове ка
— двое
в
од ном
и
о дно
в
двоих,
н еразд елно
и
не
слитно
же.
Буд ь
то
Яблонь,
и
тен ь
ея,
древо
живое,
и
древо
мертвое;
лукавое
и
д оброе ;
лжа
и
истина;
гр ех
и
разрешение.
Кратко
с казать :
все
что
осязаешь
в
на­
ружнос ти
твоей,
еще
веруеши,
все
тое
имеешь
во
славе
и
в
тайности
Истое,
твоею
же
внешностию
свидетельству­
емое,
душевным
т елом
духовное.
В
сей-то
центр
ударяет
луч
сердца
н апер сни ков а» (Беседа нареченная двое, 202). К а к
мо жно
видеть
из
п ривед е нных
формул,
это
не
есть
ду­
ал изм
спиритуалистический
—
тела
и
души,
а
дуализм
кос­
мический—
в
духе
платонизирующего
х р исти анст ва,
ду­
али зм
видимой
действительности
и
невидимого
Духа,
ц арст ва
земного
и
небесного,
Б ожье го,
тленного
и
вечно­
го,
зла
и
бл ага1. «Весь мыр
состоит
из
двоих
на ту р', одна
видим ая,
другая
невидима.
Видима
называется
тварь,
а
не­
видим ая
Бог.
Сия
невидимая
натура
или
Бог
всю
тварь
проницает
и
содержит,
ве зде
и
всегда
б ыл,
е сть
и
будет»
(Наркисс, 100; ср.
63, Начальная дверь).
Если
этот
«дуализм»
и
имеет
вид
метафизического
пр инци па,
то
зато
им
кончается
со бс т венно
философия
Сковороды.
Ибо
как
дальше
можно
было
бы
развивать
этот
пр инц ип?
Либо
в
направлении
метафизическом,
как
раскрытие
т
<ак>
наз
< ываемой >
космологической
п роб ле­
мы,
либо
в
на пр авле нии
собственно
богосл овск ом ,
ко торое ,
в
свою
очередь,
б ыло
бы
или
принятием
церковного
до­
гматического
богословия,
или
богословствованием
за
с об ств енный
страх
—
диссидентством,
сектантством.
Ск о­
ворода
избрал
это
последнее.
Как
обычно
бывает
в
хр и­
ст ианс ких
сектах,
единственным
и сточн иком
и
авторите­
том
в
таком
случа е
признается
Библия,
остальное
—
рабо­
та
моралистически
настроенной
фантазии,
ощущаемая
как
«духовный свет»
или
боговдохновение.
Вполне
понят­
ны
те
псих ол огиче ск ие
основания,
которые
приводят
со-
1 Следовательно,
истолкование
в
духе
спиритуалистическом
«ду ­
али зма»
Сковороды
—
неправильно.
Эту
тенде нцию
обнаруживает
Э рн,
когда
гов ор ит: «Человек есть микрокосм .
В
тако м
случае
ничего
позна­
вать
чел овек
не
может
инач е
как
через
се б я» (216). Это
—не
Ск овород а.


Очерк
раз вит ия
рус ск ой
фи лосо фии
93
ответственно
на строе нны х
интерпретаторов
к
аллегори­
ческому
толкованию
св.
П иса ния.
В
с торон у
аллегоризма
целиком
и
уходит
мысл ь
Сковороды.
Все
более
зн ачи­
те льные
работы
его
70- х
и
80- х
годов
посвящены
оправда­
нию
аллегорического
истолкования
Библии
и
его
приме­
нению
к
инт ерпр ет ации
некоторых
текстов
ее.
Т аков ы:
Израильский
зм ий
или
картина
н ареч енная :
день;
Книж еч ка
о
чтении
св я щеннаго
пи са ния
нареченна
Же на
Лотова;
Диал ог .
Имя
ему:
Потоп
Змиин.
Ковалинский
назы вает
любимейшими
писателями
Сковороды:
Плу­
тарха,
Филона
иу дея ни на,
Цицерона,
Горатия,
Лукиана,
Кли мент а
Алек­
сан дри йск ого ,
Ор иге на,
Нила,
Д ио нисия
Ареопагитского,
Максима
Ис­
поведника.
Для
исследования
в оп роса
об
аллегоризме
Сковороды
инт е­
рес ны
Филон,
Ориген
и
К лиме нт
Александрийский,
к
которым
следова­
ло
бы
присоединить
еще
бл.
Августина,
с
которым,
по-видимому,
Ско­
вород а
был
зн аком .
Делом
специального
исследования
было
бы
срав­
нит ь
и
показать,
заимствовал
ли
у
них
Ско вор ода
какие-либо
из
свои х
то лко в аний
или
он
усвоил
только
общ ую
иде ю
аллегорического
толко­
вания
Библии.
[Общий очерк развития герменевтики см.
в
моей
(печата­
ющейся)
книге:
Гер ме невти ка
и
ее
проблемы}.
А.
С.
Ле бедев
в
статье
Г.
С.
Сков орода
как
богослов
ограничивается
лиш ь
совершенно
общим
указанием
на
Ор иг ена
и
александрийскую
школу
б ог осло вов
(аллегористы)
и
не
входит
ни
в
ка кие
част ност и.
Еще
более
бегло
касается
этого
вопроса
Вл.
Эрн
(С.
242).
Пр оф.
Зеленогор­
ск ий
усм ат р ивает
специальное
влияние
Оригена
на
Сковороду,
но
оп ять -та ки
ог раничи вает ся
столь
общими
сопоставлениями,
что
уни чт о­
ж ает
значение
собственного
утверждения.
Но
вообще
нужно
сказать,
что
дальше
иде и
аллегоризма
не
иде т
об щн ость
Сковороды
с
указанны­
ми
предполагаемыми
его
исто чни к ами.
О
философском
в л иянии
здесь
не
может
быть
ре чи,
еще
раз ,
за
от сутс т вием
философии
у
Сковороды.
Если
же
иска ть
более
близкого
и
специального
источника
именно
алле­
гор из ма
Ск овород ы,
то,
мне
кажется,
прежде
всего
следовало
бы
об ра­
титься
к
Ор иге ну
(О началах)
и
Клим е нту
Александрийскому
(Строма-
ты,
ос о б<ен но>
кн.
V), но доказывать это
—здесь
не
место.
Совершенно
неосновательно
было
бы
сопоставлять
Сковороду
со
Спинозою,
исходя
из
его
за явл ени я,
что
«Библия есть ложь и буйство
Б ож ие» (362), «что Библию читать и ложь его [sic!] щитать,
есть
тоже»
(508; ср.: 265; 394), и следующего затем « р ацио на льно го»
толкования
ее
неб ук вал ьно го
смысла.
У
Спин оз ы
— основа
филологическая,
критиче­
ска я
и
и стор ич еск ая,
у
Сковороды
—
мо рали сти ческ ая .
Филологическая
подготовка
Сковороды
вообще
весьма
хром ает .
По-видимому,
он
не­
дурно
владел
лишь
латинским
языко м,
зн ал
греческий.
Эрн
говорит
о
«способностях Сковороды к языкам»
и
решае т: «Филологические даро­
вания
Ск ово род ы,
оче вид но
[?], были значительны и напоминают (!) дру­
гие
два
примера
редкой
филологической
одаренности
в
истории
рус­
ск ой
фи лософс кой
мы сли: .В
С.
Печерина
и
В.
И.
Иванова» (60).
Эт о-


94
Г.
Г.
Шпет
му
мо жно
противопоставить
так ие
пр им ер ы: «в некоторой земле назы­
вается
Бог:
ит т ен > > (64), каковое название Сковорода сопоставляет с име­
нем
Бога
«Истинна», хотя имеющееся здесь в виду,
очевидно,
венгерское
Isten никак с арийским корнем «и стин ы»
нс
может
быт ь
сопост авлен о;
«у Тевтонов человек нарицается
.мент.
си р сч ь, mens, то есть мысль,
ум;
у
Еллинов
же
н ари цаетс я
му ж,
ф ос,
сиречь,
св ет,
то
есть
ум»
(81 прим.), — т.
с.
отождествляются
cpôç и epebç; ôai|j.àviov значит зна ­
ние
или
разумение,
a ôaip.(bv —
зн ающи й
или
ра зум е ющ ий» (236);
«Египетская Усыс и именем,
и
естеством
есть
тоже,
что
Павловск ий
И ис ус» (332); знание древнееврейского редко у Сковороды выходит за
пределы
толкования
собственных
и ме н, «переводы»
которых,
как
и зв ест­
но,
по
большей
части
даны
в
самой
Библии;
и
т.
п.
Сам а
Библия
ф игур иру ет
у
Сковороды
в
качестве
неко­
торог о
символа,
которы й,
в
св ою
очередь,
толкуется
им
м етафор ич еск и
и
аллегорически.
Так,
уже
в
Асхани
св.
П исан ие
изображается
как
«фанарь,
Божиим
светом
блистающий
для
нас,
п утн иков », «речь Библии подобна
азиатской
реке,
именуемой
Ме ан де р» (167)$ в Кольце
она
на зы вае тся
«домом Божиим», к которому ключ
—
«дух
ст раха
Божия
и
дух
ра з ума » (260); она есть «сл ово
Б ожие
и
язык
огненный» (261);она
—
«человек домовит,
у гото­
вавший
семена
в
закромах
с во их » (263). Далее,
устанавли­
вает ся ,
что
«Библия есть точный змий» (Кольцо,
287;
ср.
Израильский
Змий, 386), и в то же время она «тоже
что
сфинкс» (Алфавит мира, 355), она есть «еврейская
Сфинкс
и
не
думай,
б удьто
об
ином
че м,
а
не
о
ней
н апи са­
н о: «Яко лев,
рыкая,
ходит,
иск ий
кого
п оглоти ти »» (394,
Жен а
Лотова), «она-то
есть
д ре вняя
оная
1Ф1Н(Сфынкс).
Л ев-дева,
или
Ль во -Дева.
Куп но
Лев
и
Д ева» (510, Потоп
Змиин).
Наконец,
Библия
ес ть
Начало
и
Мир
(368, 370).
Но
так
как
в
ми ре
мы
все
должн ы
в идеть
«два Мира
—
един
Мир
с о ставл яющие
—
Мир
видный
и
невидный,
живый
и
мертвый,
целый
и
сокрушаемый.
Сей
ри за,
а
тот
тело.
Сей
тень,
а
тот
древо.
Сей
вещество,
а
тот
ипо­
ст ась . . .» (368), то и слово Божие нужно читать в двояком
см ыс ле.
«Из двоих естеств состоит слово Божие.
«Единою
гл агол а
Бог,
но
двойное
с лы шно».
Две
страны
имеет
би-
блейное
море.
Одна
страна
наша,
вторая
—
Бо ж ия» (Жена
Лотов а, 396).
Библия,
поэтому,
р аскр ы вает
нам
то
же
са­
мое,
что
и
углубленное,
умст ве нное
познание
себя.
Она
ве­
дет
к
нему
(172)— «страх
Божий
вводит
во
внутреннюю
Библии
завесу,
а
Библия
тебе
ж
самаго
вз яв
за
руку,
вво­
дит
в
твой
же
внутренний
чертог,
кот ора го
ты
отроду
не
вид ывал » (176).
Во йдя
в
нее,
ус лы шишь
опять
все
то
же:


Очерк
развития
русской
фило софи и
95
познай
с е бя, «воньми себе,
вне мл и»
—
«Вся Библия дышит
сим
вк усо м: «узнай себе» (321).
Через
познание
се бя
мы
проникаем
в
сокровенный
смысл
Библии,
через
нее
мы
про ника ем
глубже
в
себя.
В
том
и
другом
случае
за
вне ш­
ним
для
нас
стоит
одно
—
вечное,
высшее
бы тие.
Библия,
как
и
непосредственное
узрение
веч ног о
в
нас
и
во
вс ем
м и ре , «непрестанно кладет нам в уши иное высочайшее
некое
естество,
на зыва я
он ое
началом,
оком,
отцом,
с иль­
ны м,
Господем,
царем,
Ангелом
с ове та,
духом,
радостию,
веселием,
миром,
и
про тч а я» (323).
Словом,
Библия
рас­
крывает
нам
Бо га
и
его
царство:
как
«вторый человек Гос­
по дь
с
небесе» (323), так и «всей
Библии
пре дм етом
сам
толь ко
един
Б ог.
Тут
ей
конец
до
последния
черты.
Без
Его
она
и
лж ива,
и
дурна
и
вре д на,
а
с
Ним
вкуснее
и
прекраснее
вс ех
н ев е ст» (356).
Библия
раскрывает
то
же,
что
раскрывается
умному
оку
и
в
самом
мир е
и
в
че лове ке,
которого
мы
называли
поэтому
«маленьким мырком». Библию можно также вве­
сти
в
это
тожество
и
приравнять
ее
и
че лове ку
и
ми ру.
«Библиа есть человеком,
и
ты
человек.
Она
есть
те лцо м,
и
ты
тоже.
Есл и
узн аеш ь
ее,
один
человек
и
оди н
телец
будешь
с
нею» (179)—«Священная
Библиа
есть-то
позла­
щенная
духом
труба
и
маленький
мирок» (317).— «Всяк
рожденный
ес ть
в
мыре
сем
пришелец,
сл епы й,
или
про­
св ещ енны й.
Не
прекрасный-ли
храм,
премудраго
Бога:
мыр
сей?
Су ть
же
три
мыры.
Первый
есть
всеобщий
и
мыр
обительный,
где
все
рожденное
обитает.
Сей
соста­
влен
из
безчисленных
мыр
м ыров
и
е сть
ве лики й
м ыр.
Другии
два
суть
частный
и
малый
мыры.
Первый
ми-
к ро-к озм:
сиречь
—
мырик,
мирок,
или
человек.
Вторы й
Мыр
симболичный,
сиречь
Би бли а» (496, Потоп Змиин)1.
1 Это различение трех миров явно выражено у Сковороды лишь
в
Потоп е
Змиин ом,
законченном
им
в
1791 г.
Проф.
Ба гале й
обращает
внимание
на
сходство
этой
м ысли
с
мыслью
н екое го
Дютуа,
мис ти ка
[?],
по сле до ва теля
г-жи
Гюйон,
книга
которого,
вышедшая
в
1790 г .,
по том
(в 1818
г., в эпоху теософских увлечений
прав итель ст ва)
была
переведе­
на
на
русский
язы к
под
заглавием
Божественная
и
христианская
философия
(Проф .
Багал ей
Д
И.
О пыт
истории
Харь ков ск ого
Университе­
т а.—
Т.
2.—
Хар<ьков>, 1904.—
С.
82—86).
Есть
много
данных
(тут не
мес то
их
р а с ск азы в а ть), что у Сковороды и Дютуа был некоторый об­
щий
источник.
Возможно,
что
Ковалинский
привез
из
Лозанны
ка­
кие-нибудь
сообщения
Ск овороде ,— та к,
например,
не
выяснена
еще
р оль
Мейнгарта,
свед ени я
о
к оторо м
со об щил
Сковороде
Ковалинский
и
имя
которого
Сковорода
избрал
себе
даже
псевдонимом.
В
каком
от­
нош ен ии
находится
Дютуа,
учившийся
в
Ло з анне
(в40-х
г г.), к Мейнгар-
ту,
жившему
в
Лозанне
(в 70-х
годах)?


96
Г.
Г.
Шп ет
Свои
ра змыш ле ния
о
роли
и
значен ии
Библ ии
Сковорода
концентрирует
в
следующих
с лов ах: «Знай,
друг
мой,
что
Библиа
ес ть
Но вый
мир
и
люд
Божий,
земля
живых;
страна
и
царство
любви;
г орний
Иерусалим;
и
сверх
подла-
го
—
азиатскаго,
ес ть
Вы шний .
Нет
там
вражды
и
раздора.
Нет
в
оной
республике
ни
старости,
ни
пола,
ни
ра зн-
ствия.
Все
там
общее.
Общество
в
любви,
любовь
в
Боге,
Бог
в
обществе.
Вот
и
кол цо
в е чн ос ти!» (399, Жена Лотова).
Всем
этим
нимало
не
расширяется
и
не
углубляется
фи лос офс кая
кон цепц ия
основного
дуализма
Сковороды.
Но
изл оже нн ое
п ока зыв ает,
какую
он
в зял
линию,
укл о­
нившись
от
метафизической
к осм ологи чес кой
проблемы.
Эт им
раскрывается
и
его
действительный,
жизненный,
не-философский
интерес.
От
начала
до
конца
Сковорода
остается
моралистом.
Би блия
для
нег о
«есть мысли Божии,
сие
есть
сердце
вечн ое .
А
сердце
в ечно е,
е сть
то
Чел ов ек
ве чный» (410).
Но
не
вечность
его
интересует
сама
по
се­
бе
и
да же
не
«мысли Бога», как такие,
а
то,
что
из
них,
из
Би блии ,
можно
сдела ть
основание
для
морали
и
правед­
ной
жизни,
что
из
нее
можно
и звл ечь
«мир душевный».
Э тим
и
определяется
око лофи лос офское
место
украин­
ского
мудреца,
предвосхитившего
некоторые
моралисти­
ческие
иде и
тол ст овс тва
и
других
подобных
интеллигент­
ских
о пр о щенских
настроений
XIX века1.
ПО
ПРОПИСЯМ
V
Итак,
восемнадцатый
век
не
о став ил
новому
ни
фило­
соф ско го
наслед ст ва,
ни
даже
философского
завета.
Де­
вятнадцатый
век
и
св ою
приобретательскую,
и
свою
твор­
ческу ю
работу
должен
был
нала дит ь
собственными
у си­
лиям и.
Ин тел лекту ал ьно е
руководительство
правитель­
ства
пришло
быстро
к
концу,
и
со
второй
четверти
в ека
нач ало
переходить
в
руки
новой,
ста но вив шей ся
все
бо­
лее
независимой
внеправительственной
инте ллиге нц ии,
1 Сковорода не случайно выбирал себе друзей среди интеллигентных
помещиков
и
священников.
Равным
об раз ом
и
исповедуемая
им
харак­
теристика
реального
народа
—
не
просто
шу т ка : Quidquid agit vulgus: nihil
est nisi pestis et hulcus (Что ни делает чернь,
все
— чума
и
я зви на). (Из
Письма
к
свящ.
Я.
Правицкому
—
Срезневский
В.
И.
Письма
Г.
С.
Ско­
вороды.—Спб., 1894.—С.
10).


О черк
разв ит ия
русской
ф илосо фии
97
в
значительной
сво ей
части
выступавшей
в
оппозиции
правительству
и
только
ча стью
по ддер жив авшей
отживав­
шую
ф икцию
его
идейного
руководительства.
Меж ду
кон чав шей
свою
духовную
историю
старой
интеллиген­
цией
и
вст у павшей
ей
на
смену
новой
интеллигенцией
идейной
борьбы
почти
не
было.
Со
сторон ы
правительства
было
гонение,
преимущественно
пол итич ес ко го
х арак те­
ра,
со
стороны
гон и мых
—
более
или
менее
открытый
протест
и
более
или
м енее
с кры тое
подполье.
Сила
госу­
дарственной
организации
сталкивалась
с
си лою
пс ихоло­
гической
реакции,
и
последняя
бо лее
влияла
на
ра зви тие
национального
самосознания,
чем
пер в ая.
Создавалось
противоречие
тем
более
невыносимое,
что
обе
стороны
были
л ишены
на
первых
порах
одухотворяющей
ра звитие
положительной
идеи.
Государственная
организация
по­
пробовала
бы ло
провозгласить
св ою
ид ею
в
программе
т<ак>
н аз<ыв ае мой>
о фициал ьно й
народности.
Две
час ти
ее,
православие
и
самодержавие,
формулировали
утверждение
господства
господствовавших
и
—
как
уже
было
я сно
—
не
сумевших
организовать
дух
страны.
В
тре ­
тью
не
поверили,
не
столько,
может
быть,
по то му,
что
она
была
высказана
не ис кре нне,
сколько
потому,
что
за
нею
не
было
видно,
и
действительно
не
было,
положи­
тельного
идеального
содержания.
Реальное
ее
зна че ние
сводилось
в
глазах
многих
к
возможности
чер ез
нее
д ета­
лизовать
и
углублять
со че танно е
еди нство
д вух
первых
терминов
формулы.
Как
бы
ни
было,
народность
б ыла
громко
провозгла­
ш ена.
Обе
стороны
мог ли
ее
принять,
но
втора я
сторона
так
же
не
понимала
истинного
з начен ия
принципа,
как
и
первая.
Ник то
не
понимал
того,
что
п ол ожите льное
провозглашение
народности
означало
от рица ние
пр ав
правительственной
инте л ли ге нции
на
звание
ест ествен но ­
го,
призванного,
а
не
сам оз ваног о
представителя
и
ре­
презентанта
народа.
Н икто
не
видел
ре в ол юцио нной
сти­
хии
принципа,
никто
не
предвидел,
что
от
простого,
но
наст ойч ивог о
реакционного
повторения
слова
«народ­
ность»
его
смысл
будет
превращен
в
революционное
на­
родничество.
Никто
не
по нима л
тех
перебоев
смысла
ново­
го
лозунга,
кот ор ые
возникали
в
зависимости
от
того,
из
чь их
уст
он
исходил.
Все
без
исключения
ус та
произноси­
ли
его,
не
сознавая
его
см ыс ла.
Никто
не
отдавал
се бе
от­
чета
в
том,
что
генезис
нового
лозунга
та ил
в
себе
проти­
воречивую
двойственность.
Как
будет
пок азан о
ниже,


98
Г.
Г.
Шпет
спонтанное
движение
к
народности
возникло
и
стало
рас­
крываться
у
нас
чут ь
не
с
конца
XVIII века,
рефлексивное
же
ее
осознание
и
порожденные
им
усилия
к
сознательной
истории
возбуждались
простым
подражанием,
как
заим­
ствование
и
пер ен есение
к
ним
западноевропейских
и де­
алов.
Пр авите льс твен ная
интеллигенция,
оглядываясь
на­
зад,
убеждалась
в
сво ей
не-органичности,
не-аристокра-
тичности,
не-народности
и
наивно
искала
средств
стать
народностью
путем
изучения
народа,
не
подозревая,
что
на­
родностью
она
могла
родиться,
но
не
сделаться.
Новая
ин­
теллигенция
рождалась
народностью,
но
не
чувствовала
этого
и
д аже
терзалась
п озже
угрызениями
совести,
му­
чившей
ее
за
мни мую
«оторванность от народа».
Она
ви­
дела
и
сознавала
только
второй
корень
генезиса
ид еи
на­
родности
—
заимс тво ван ие.
Идея
была
заимствована
из
той
идеол о гии
романтизма-неогуманизма-национализма,
где
она
понималась
как
символ
новой
исторической
и
культурной
действительности,
синтезировавшей
в
себе,
как
в
новом
Во зр ожд ении,
еще
раз,
по-новому,
язычес кий
кл ассици зм
и
христианский
романтизм,
подобно
тому
как
н еко гда
первое
Возрождение
синтезировало
язычество
и
христианство,
подобно
то му
как
в
начале
Нов ой
Евро­
пы
рождение
европейского
христианства
синтезировало
ев ропе йск ое
творчество
и
языческую
психологию
лица
с
азиатскою
мудростью
и
восточною
м ора лью
безликой
массы
«ближних» . Т а м,
на
Западе,
это
б ыла
победа,
и
при­
том
окончательная,
дважды
Возрожденной
Европы
над
Земным
шаром
—
толь ко
что
укрепившиеся
Американ­
ские
евр о пейской
культуры
Соединенные
Шта ты
гаранти­
ровали
окончательность
эт ой
по беды .
Мы
приняли
синте­
тическую
формулу,
не
пер еж ив
еще
момента
антитетиче­
ского,
и
оттого
наш а
новая
интеллигенция
не
стала
само­
стоятельною
народностью
сре ди
независимых
н ародн ост ей
Европы,
а
оказалась
только
оппозиционным
к
собственно­
му
правительству
народничеством,
демократическим,
не-аристократическим.
И
лишь
в
отдельных
своих
пред­
ст авит еля х
она
п ока зала
чер ты
еще
грядущей
ис тин­
но- рус с кой
на родност и.
Таким
образом,
провозглашая
на­
родность
и
призывая
к
изу чени ю
народа,
правительство
при ­
знавалось,
что
оно
уже
не
народно,
но
не
уступало
св оих
фиктивных
прав.
Провозглашая
тот
же
лозунг
и
призывая
к
просвещению
нар од а,
нова я
интеллигенция
предугадывала,
что
она
уже
народна,
но
отрекалась
от
своей
народности
в
пользу
подражающего
просветительства
и
имитирующе­


Очерк
ра зв ития
русской
фило соф ии
99
го
демократизма,
ста вши х
в
силу
самого
факт а
отречения
по
методу
и
по
со держ ан ию
чист ым
н игил измо м.
Итак,
н овая
интеллигенция
са ма
претендовала
на
то,
чтобы
в
лозунге
«народности»
выразить
свою
ид ею,
лиш ь
до
тех
пор
и
постольку,
п ока
и
поскольку
она
видела
в
ней
заимствованную
идею.
Но
когда
бы ла
провозглашена
п рав ител ь ствен ная
тройственная
формула,
она
своим
тр е­
ть им
членом
вырывала
лозунг
у
влиятельнейшей
части
новой
инт елл игенции,
и
последняя
начала
отказываться
от
него,
тем
самым
лишая
формулу
жизненности,,
а
се бя
всякой
связи
с
официальной
программой.
У
н овой
интел­
лигенции,
таким
образом,
была
вы рва на
ее
ид ея,
прежде
чем
она
научилась
ее
сознательно
называть.
Потому-то
протест
оставался
пу с тым,
безыдейным,
превратившись
в
пассивный
героизм
гон и мых
за
чу жую
идею.
Последняя
на спех
заимствовалась
из
чуж ой
истории,
и
хо рош о,
е сли
он а,
по
крайней
мере,
исповедовалась.
При
го с по дстве
беспринципной
цензуры,
с
одн ой
стороны,
и
без
вс якого
опыта
существования
свободного
слова
и
осмысленной
правомерной
борьбы
за
него ,
с
другой
стороны,
гонению
подвергалось
не
только
исповедание
сво ей
или
чужой
ид еи,
но
д аже
пр ос тое
приз нание
пра ва
на
такое
испове­
дани е.
Идейно
пустой
протест
ос у щес твля лся
как
ни ги­
лизм,
как
«политика», как подготовка революции.
Проте­
стующая
инт елл иг ен ция
пребывала
в
неи нтел л иген тно -
сти.
Полных
почти
сто
лет
истекло
от
первого
пол ити че­
ского
«бунта»
до
революции,
и
тот
же
срок
—
от
пе р вого
выступления
в
журналистике
(«Московский Телеграф»
Полевого)
р азно чи нца
и
до
крушения
оппозиционной
ин­
теллигенции.
В
те чен ие
всего
этого
вре м ени
и
до
их
об­
щего
крушения
обе
стороны,
правящая
и
бунтующая,
на­
пирали
одна
на
др угую
с
каким-то
тупым
упорством,
как
две
бесформенных
глыбы
давили
друг
на
друга,
лишь
по
временам
обнаруживая
активность,
прорывавшуюся
в
им­
пу льс ив ных
эксцессах
то
с
одной,
то
с
другой
стороны.
В
тисках
правительственной
и
революционной
политики
интеллектуальные
силы
страны
должны
были
проб иват ь ­
ся
к
свету
и
культурному
бы тию.
Трудно
было
сохранять
полную
интеллектуальную
независи м ост ь
при
непрекра-
щавш ем ся
политическом
давлении
с
дв ух
сторон.
И
если
тем
не
менее
некоторая
нейтральная
сфера
образовалась
м ежду
ними
и
даж е
сумела
поставить
себе
самостоятель­
ные
проблемы,
то
все
же
в
нее
слишком
час то
врывались
в лияния
не
культурные
и
определяли
ее
содержанием,


100
Г.
Г.
Шп ет
для
нее
самой
посторонним.
Так,
по
существу
духовные
теч ен ия
—
зап адн и честв о
и
славянофильство
—
о казы ва ют­
ся
сильно
окр аш ен ными
в
цвета:
первое
либерально-рево­
люционной
политики,
а
втор ое
—
консервативно-прави­
тельственной.
Так
как
л ибер ализ м
у
нас
никогда
не
был
у
власти
и
оттого
становился
все
более
революционным,
и
так
как
правительство
всегда
бы ло
консервативно
и
кон­
серватизм
стал
синонимом
пр авит ель ства,
то
было
ясно,
что
чем
бол ее
креп ла
нейтральная
сфер а
в
своем
культур­
ном
развитии,
тем
ближе
мы
подходили
к
тому,
что
она
раз дас т
их
своим
ростом,
выведет
из
равновесия
и
заста­
вит
сойтись
прямо
в
открытой
до
смерти
борьбе.
Это
уже
произошло.
«Культура»
пока
позабыта.
Но
недаром
о на—
«третья».. .
И
бытие
Ро ссии
—
в
н ей,
каково
бы
ни
было
России
становление.
Революция
д олго
подготовлялась
и
на конец
сов ерш ена .
Мечта
оппозиционной
интеллиген­
ции
осуществилась,
а
вместе
окончилось
и
ее
житие.
На­
чалась
уже
новая
эпоха.
В
нача ле
XIX века правительство еще искренне
и
с
основанием
сч ита ло
се бя
интеллигенцией
и
рассадни­
ком
культуры.
Пятидесятилетнее
сущ ест вовани е
Москов­
ского
университета
было
убого,
и
п лоды
его
деят ель но ­
ст и—
ничтожны.
Правительство
реформирует
е го,
уч ре­
ждает
новые
университеты,
Харьковский
и
К азан ский,
ре­
формирует
и
учреждает
духовные
академии,
издает
и
пе­
реи здае т
уставы
и
программы,
вы писыв ает
профессоров
и з-за
границы,
посылает
«молодых людей»
учи тьс я
на уке
за
границу.
Но
вся
эта
кипучая
деятел ь н ость
—
деятель­
ность
неудачника,
промотавшего
св ою
жизнь
и
к
ко нцу
дн ей
своих
поставленного
в
н еобход имость
вест и
пла но­
мерную
работу,
за
к от орую
он
и
хватается
неумело
—то
с
одно го
конца,
то
с
другого.
И
в
самом
деле,
стоило
в
универ сит ета х
сверкнуть
новому
слову,
забиться
новой
мысли,
и
правительство
тор опилос ь
погасить
и
убить
их,
из
боязни,
что
это
—
симптом
какой-то
его
неудачи,
его
промаха.
Обратно,
мысль
под
эти м
давлением
сжим ал ась ,
пр ятала сь ,
хо тя
ст ано вил ась
напр яж еннее,
и
тем
напря­
женнее,
чем
сильнее
бы ло
давление
на
нее.
Со всем
с ло­
ми ть
ее
уже
не
удавалось,
и
она
вдруг
прорывалась
в
са­
мом
неожиданном
месте
и
в
самое
неурочное
время.
Вы­
ходи ло
так,
что
всякое
д авле ние
на
нее
только
благопри­
ятствовало
ей;
зато
поощрение
—ее
отравляло.
Нашедши
себ е
вых од
в
жу рна лист ик у,
она
потекла
шир о ким
пото­


Очер к
развития
русской
философии
101
ком,
пока
и
здесь
не
натолкнулась
на
новые
не-правитель-
ственные
шлюзы
и
плотины.
Во
всяком
случае ,
первый
св ой
шаг
наша
философия
в
XIX веке сделала по прописям,
хот я
и
начертанным
не
рукою
правительства,
но
заполняемым
под
его
цензурою.
А
вырвавшись
на
свободу,
она
успела
поставить
с ебе
свою
проблему
п р ежде,
чем
на
нее
н а легла
тяжелая
рука
дру­
гой
цензуры,
как
у
нас
пр инято
в ы р ажа ться, «слева».
Ко­
гда
правительство
испугалось
умственного
потока,
вышед­
ше го
из
берегов
проложенного
им
русла,
одною
из
жертв
его
р е ак ционных
мероприятий
бы ла
изгнанная
из
универ­
си тетов
фи лософи я.
Так,
сп око йн ого
академического
ухо­
да
философия
у
нас
б ыла
лишена
вплоть
до
начала
ше­
сти де сяты х
годов.
Сделав
св ой
первый
шаг ,
на ша
универ­
ситетская
философия
впала
в
состояние
паралитическое.
Она
ож ивает
при
новых
культурных
условиях
и
в
но вой
умственной
обстановке,
со зд авш ейся
вне
академической
работы
и
вне
академических
идеал ов .
От
это го- то
ее
исто­
рия
в
XIX веке и до нас в значительной мере направляет ­
ся
не
кафедрою,
как
преимущественно
это
им еет
место
на
За пад е,
а
литературою.
Это
скажется
и
в
отрицатель­
ных
и
в
положительных
чертах
русской
философии.
Начало
царствования
Александра
Первого
сопрово­
ждалось
повышенным
на строен ие м:
над еждами
и
напря­
женным
ожиданием.
Казалось,
что
русскому
невегласию
пришел
с рок;
хотелось,
чтобы
наступило
русское
просве­
щение.
Только
что
учрежденное
министерство
народно­
го
просвещения,
с
гр.
П.
В.
Завадовским
во
главе,
через
посредство
Главного
училищ
правления
открывает
но­
вые
университеты
(в Казани и Харькове), преобразует ста­
рые
(кроме Московского министерству были подчинены
университеты
Дерптский
и
Виленский)
и
вводит
новый
ун ив ерси тетс кий
устав.
Так
как
по
новому
уставу
количе­
ство
кафедр
увеличивалось
по
ср авн ению
с
прежним
мо­
сковским
составом
их,
то
кол и честв о
профессоров,
ну ж­
ных
для
удовлетворения
в сех
университетов,
о казало сь
весьма
значите л ьн ым .
Пришлось
опять
их
выписыв ат ь
из -за
гр а ницы.
Гл авным
п остав щ иком
б ыла
Германия;
в
ней
гл а вным
советчиком
был
геттингенский
пр оф ессор
Мейнерс,
о дин
из
представителей
не мецко й
просвети­
тельной
эклектической
фи лосо фии
(alter ego Федера).
В
обще м,
со став
вно вь
прибывших
ученых
оказался
не­
сравненно
выше
того,
како в
был
при
открытии
Москов­
ско го
университета.
Среди
философов
выделяются
Бу ле


102
Г.
Г.
Шпет
(loh. Gottlieb Erhard Buhle, 1763—1821), известный исто ­
рик
философии,
знаток
и
и здател ь
Аристотеля,
пригла­
шенный
по печ и телем
М.
Н.
Мур а вье вым
в
Мос кву,
и
Шад
(loh. Baptist Schad, 1758—1834), беглый монах,
по­
следователь
Фихте,
в
натурфилософии
—
Шеллинга,
реко­
м ендо ванн ый,
между
прочим,
Шиллером
и
Гете
и
приг­
лашен н ый
гр.
Се вери ном
По то цким
в
Харьков.
В
Москве
все
еще
продолжал
тянуть
вольфианскую
лямку
Б ря нцев,
и
прие зд
Буле
(1804), развившего в Моск ­
ве
лихорадочную
деятельность,
иногда
далеко
вых од ив­
шую
за
пр еделы
фило софии ,
должен
был
весьма
ожи­
вит ь
и
поднять
преподавание
фи лософ ски х
наук.
Бу ле
был
к ант ианц ем
—
того
первого
прим итивного
склада,
ко­
торый
больше
полагался
на
букву,
чем
на
дух
Кантова
у чень я.
Но
Буле
был
в
курсе
современных
ему
течений
философии
и
знакомил
своих
сл уш ате лей
с
учениями
Кан т а1,
Фихт е
и
Шеллинга,
по-видимому,
не
только
в
п оря дке
историческом,
но
и
сис те матиче ски-к р итиче -
ском.
Вероятно,
не
от
самого
Бу ле
зависело,
что
препода­
вани е
его
не
оставило
заметного
следа,
если
не
сч ита ть
та­
ков ым
проходившего
философию
под
его
руководством
И.
И.
Давыдова.
Причиною
тому
был,
по
всей
вероятно­
ст и,
невыс о кий
уровень
слушателей,
а
может
быть,
и
то,
что
чтения
Буле
велись
на
латинском
языке,
к
которому
студенты
того
времени
бы ли
в
общем
недостаточно
под­
гот овл ены.
Сохранилась
эпиграмма,
которая
передает
от­
ношение
с луша тел ей
к
пр офе ссо ру:
Господин
профессор
Буле
Ты
нам
стро ил
чер та
в
стуле...
Приглашенный
вместе
с
Буле
некий
Рейнгард,
видимо,
был
ему
пло хим
партнером,
хотя
та кже
знакомил
(ипри­
том
на
французском
язы ке)
св оих
слу ша тел ей
с
современ­
ным
состоянием
фи лософи и .
Оба
пр екр ат или
преподава-
1 Что Кантово учение проникало в Россию и раньше,
ви дно
хотя
бы
из
появления
еще
в
1803 г.
на
русс ком
языке
перевода:
Кант ово
Ос нова­
ние
для
М етаф изик и
Нравов.
С
неме цког о
языка
переведенное
Яко вом
Руба-
ном.—
Николаев:
В
Типографии
Черноморского
шту рманс ко го
учили­
щ а.—18 03 (с одобрения Московской цензуры).
Перевод
п освя щен
(ад­
миралу)
Н.
С.
Мордвинову.
В
Посвящении
переводчик
называет
со чи­
нение
Канта
книгой
«важной и единственной в своем роде»
—
«в ней
глубокомысленный
Кант
представляет
свету
выведенные
им
из
понятия
до лга
и
воли
незыблемые
основ ания
н ра вств енн ости
раз умн ых
существ
вообще,
которые
до
его
времени
ск рыв ались
во
мраке
неведения».
Как
пришел
Рубан
к
Ка нту
и
к
переводу
э той
кн иги?


Оч ерк
развития
русской
философии
103
ние
в
1812 году,
после
чег о
один
бессменный
Бря нце в
про­
д олжал
еще
д олго
(до <18 >21 г.)
томить
фи л ософи ю,
совокупляя
Вольфа
с
бесцветным
кантианством
одного
из
ма лен ьк их,
но
м ного чис ле нных
Снеллей.
При
жизни
еще
Б р янцева
отдельные
фи лософс ки е
предметы,
впроче м ,
читались
также
Снегиревым
(Ив .
Мих .)
и
Давыдовым
(адъ­
юн кт
с
<18>17 до <18 >21 г.,
когда
пер ешел
на
кафе­
дру
римской
словесности), а после его смерти (в
теч ен ие
одного
года)
та кже
некиим
Любимовым
(С.
И .).
Все
это
бы ли
преподаватели
случайные,
переходившие
на
другие
предметы
и
к
другим
об язан нос тям.
Специального
п ро­
фессора
философии
не
был о
вплоть
до
<18>45 г., когда
начал
св ое
преподавание
М.
Н.
Катков
(до <18>50 г.).
Лишь
за
Давыдовым
можно
признать
известное
влияние
на
ф ило софски е
вкусы
и
образование
московской
публи­
ки
двадцатых
и
тридцатых
годов,
хот я
и
это
вл ия ние
ис­
ходило
не
из
его
университетского
преподавания
филосо­
ф ии,
а
от
его
курсов
словесности,
о
которых
ре чь
еще
впереди.
Ив.
Ив.
Давыдов
(1794—1863),
получивший
д ово льно
широкое,
хот я
и
не
глубокое,
словесное
и
мате ма ти­
ческое
образование,
был
непосредственным
уч е ником
Бу­
ле 1, у которого писал диссертацию:
О
различии
Греческого
и
Римского
образования
(1810). Степень магистра он получил
за
ди ссер тац ию
О
критике
в
древней
Филологии
(1814) и сте­
пе нь
док то ра
словесных
н аук
за
дисс ерт ацию
О
пр еобр азо ­
вании
в
науках,
произведенном
Бэконом
(1815).
Будучи
од но
время
преподавателем
Университетского
пансиона,
Да­
выдов
составил
два
у чебни ка:
Оп ыт
руководства
к
истор ии
ф илос офи и.
Для
благородных
воспитанников
Университетского
Па нси она .—
М.,
1820,
и
Начальные
основания
Л ог ики.
Для
благородных
воспитанников
Униве рс и­
тетского
Пансиона.—
М., 1821.
Логика
привлекла
в нима ние
Магницкого
и
вызвала
соответствующий
донос,
резуль т ат ов,
по-видимому,
однако,
не
имевший2.
В
доносе
г-ну
министру
духовных
дел
и
народного
просвещения
Магницкий
писал
по
по воду
Логики
Да в ы до в а : «Замечания сии заключа­
ют
вкратце
ве сь
с мысл
разрушительной
нынеш ней
фи лос офи и,
от
Кан-
1 Давыдов,
будучи
студентом
философского,
тогд а
еще
не
разде­
ленного
факультета,
слушал
лекции
обоих
о т дел ений,
физико-матема­
тич еско го
и
историко-филологического;
с верх
того
на
ме дицин с ком
он
слушал
ф из иолог ию
и
ан атоми ю.
Между
прочим,
один
год
он
зан имал­
ся
в
Казанском
университете,
где
слуш ал
Ло ба чевс ко го.
2 Феоктистов Е.
Магницкий. —
Рус
<ский>
В
<естник>. — 1864. —
T. LII, авг. —
С.
407 <и>
сл.; 430.


104
Г.
Г.
Шпет
та
до
С т еффе нса,
которого
имя
еще
никому
у
нас
неизвестно,
кроме
фа­
нат иче ских
его
адептов
и
малог о
числа
из
сопротивников,
между
тем
как
он
е сть
о пас нейш ий
довершитель
Шеллинговой
философии,
к ото­
рой
вся
адская
тайна
в
подносимых
м ною
примечаниях
открыта
и
о бна­
ру же н а» (Рус<ский>
Ар х<ив>.— 1864.—
Стлб.
325).
М.
М.
Филиппов
(Судьбы русской философии:
Гл.
V.—
Русское
Бо­
га тс тв о .— 1894. — N5 8) с особою подробностью останавливается на учеб­
ник е
Логики,
который,
по
его
мнению,
свид ет ельст вуе т
об
эмпирическом
н аправлени и
Д авыдова,
им енно
об
его
локкианстве.
Неко мпе тентно ст ь
историко-философских
суждений
Филиппова
такова,
что
они
ед ва
ли
заслуживают
упоминания.
Между
те м,
ссылаясь
именно
на
Филиппова,
у
нас
гов оря т
об
«эмпирической основе философских воззрений Давы­
дова»
и
даже
повторяют
ф илософ ски
стр ан ное
утверждение
Фил ип по­
ва,
что
в
тру дах
Давыдова
можно
видеть
«чрезвычайно любопытный
[еще бы!] пример борьбы [?] локковского эмпиризма с идеализмом
Ше л линга ».
С м.:
Милюков
П.
Н.
(Главн<ы е>
те ч ен< ия>...— T. I.—
1898.—
С.
296), Сакулин П.
Н.
(Из истор<и и>
р ус <ског о>
ид еализ ма .
<Кн.
В.
Ф.
Одоевский.
Мы слит ель.
Писатель.> —T.I.—Ч.
I,—М .,
1913.—
С.
43—44). Да вы дов,
в
общем,
пра вдиво
изобразил
свои
источни­
ки,
когд а
в
Предисловии
к
своему
учебнику
з ая вля л: «Опытные начала
Локковы
и
Дежерандовы
по
возможности
старался
я
сое дин ить
с
благо­
разумным
идеализмом
Б уле,
незабвенного
наст авник а
мо его,
и
знамени­
того
Кизеветтера».
Учебник
предваряется
Введением,
со став ленн ым
«по
руководству
Ш елли нг а».
Т.
е.
Давы дов
—
пример
распространенного
по­
сле
Канта
профессорского
эклектизма,
сост авля вшег о
учебники
при мени­
тельно
к
«новейшей философии»
во общ е,
поскольку
она
шла
от
Канта
и
хотя
бы
внешне
могла
бы ть
со гласов ана
с
тогдашним
по ним ание м
его
учения.
Основания
для
соединения
в
од но
Локка,
Ка нта
и
лейбницианца
Шеллинга
(«Настала пора,
ког да
можно
восстановить
ф илософ ию
Л ейб­
ни ц а », говорил Шеллинг. —Ideen zu einer Philos <ophie> d<ie> Na­
tur.— W<erke>.— II.— S. 20, c£. I.—S. 443), прямо указаны Давыдовым:
«Теория деятельности души,
упоминаемая
Лейбницем,
не
отрицаемая
Локком
и
утвержденная
К ант ом,
сд ела ла
так ой
же
переворот
в
фи ло со­
фии,
какой
сде лала
в
астрономии
т еория
К оп ерни к а...» (назван <
ное
>
Введение
к
Логике...—
С.
13).
Как
примиря л
Д авыд ов
Локка,
Ле йбница
и
Канта,
видно
из
след<ующего>
рассуждения
(еще в Руковод< с тве>
кИстор<ии>
ф ил ос<о фии>. ..—
С.
123—4): «Кант,
желая
согласить
о пыт­
ную
философию
с
идеализмом,
не
подчинил
их
одну
дру г ой,
но
каждой
придал
особенное
достоинство.
О быкно ве нно
противополагали
разум
чувству;
но
это
ведет
раз ум
к
эго изм у,
а
чу вс тво
к
слабости:
К ант
п оста­
вил
все
способности
в
ду ше
как
в
средоточии.—
Как ая
же
разность
ме ж­
ду
Локком
и
Кантом?—
Есл и
раз умет ь
Локка
как
совершенного
эмпири­
ка,
а
Кан та
как
совершенного
идеалиста
и
пр иба вить
к
этому
новую
терминологию
немецкого
филос офа ,
то
меж ду
ним и
н айд ется
противо­
речие.
Но
отвергает
ли
Кант
г лавное
положение
Локково,
раскрытое
Бэконом,
заимствованное
от
Зенона
Стоика,
Аристотеля,
Ар ист ип па,
Гипп окра та
и
Сокра та?
Начала
их
од ни
и
те
же.
Ск ажу т,
что
Кант
дал


Очерк
разв ит ия
русской
философии
105
душе
соб ств енную,
про из воль ную ,
с вобод ную
деятельность?
Но
и
Локк
не
отвергал
э того,
и
Локк
говорил,
что
спос обн ост ь
позн ават ь
по ср ед­
ством
ощущения
и
чувс тв
ес ть
принадлежность
не
органов
чувств,
а
спо­
собность
души.
Прибавление
Лейбницево
к
полож ени ю
д ре вних
nisi
ipse intellectus —
оз начает
то
же,
что
Локковы
слова:
способность
позна­
ния
в
ду ше,
а
не
в
предметах
и
не
в
орг анах
чувств».—
Пр оф.
Сакулин
называет
верным
замечание
Филиппова,
что
в
цитированном
Введении
Д авы дова
и сче зли
все
«полярности и прочие натурфилософские красоты
и
бессмыслицы»
Шеллинга.
Но
заче м
бы ло
вво дит ь
в
логику
кр ас оты
и
бессмыслицы
натурфилософии?
Вв ед ени е-то
и
со ста вля ет
сам ые
шел­
лингианские
ст рани цы
учебника.
Генерал-майор
Писарев,
попе чите л ь,
защищая
перед
Гл<авным>
правлением
учебник
Давыдова
от
доноса
М агн ицк ого,
с ообщал,
что
это
—
компиляция,
где
Введение
взято
из
Ваг­
нера
[шеллингианца], а прочее из Локка,
Кондильяка,
Кизеветтера,
Бу­
ле,
Жер андо,
Гюмарса
и
др.
Со м нения
не т,
что
генерал
писал
под
су­
фле ра—
в
л ице
самого
автора
у чебни ка.
Философских
исследований
у
Давыдова
нет,
и
какого
бы
то
ни
бы ло
интереса
к
ним
у
него
также
не
зам еч ает­
ся.
Будучи
адъюнктом
Брянцева,
Давыдов
в
преподавании
придерживался
того
же,
что
и
Бр янце в,
Сне лля,
но
также
и
Бу ле.
Как
непосредственный
ученик
по сл ед него
и
пр и­
том
официа льн о
державшийся
названных
образцов,
он
должен
был
вест и
преподавание
в
духе
догматического
первоначального
кантианства,
каковое
направление,
оч е­
видно,
санкционировалось
университетом,
потому
что
и
другие
н азванн ые
случайные
преподаватели
пр имы кали
к
кантианским
у чебн икам
(гл .
обр.
Киз еве тте ра ).
Впос­
ледствии
Д авыд ов
сам
сообщал
о
себе,
что
«из немецких
фи лософ ов
Ш елл инга
он
предпочитал
в сем
другим».
Хронологически
это
заявление
не
приурочено,
а
«пред­
почтение»
ни
к
чем у
не
обязывает
и
м ожет
иметь
в
этой
форм уле
исключительно
субъективный
смысл.
Во
всяком
случае,
сто йк им,
как
ска ла,
шеллингистом
Давыдов,
ко­
нечно,
не
был.
Он
популярно
воспринимал
Шеллинга
и
популяризировал
дальше,
будучи
прежде
всего
профес­
сором,
т.
е.
не
весьма
углубляясь
в
существо
самой
фило ­
софии
и
просто
пре д почитая
руководство
Шеллинга
ан­
глийскому
субъективизму,
французскому
сенсуализму
и
немецкому
д ока нтов скому
догматизму.
Но
ни
о дин
шеллингианец,
как
извест но ,
не
был
п рос тым
копиистом
Шеллинга,
каждый
хоте л
бы ть
«продолжением»
его.
Да­
выдов
также,
не
о г ранич ив аясь
знакомством
с
Шеллин­
гом
и
по г ляды вая
на
шеллингианцев,
хотел
н айти
ка кой- то
свой
то н.
Причем,
по ка
он
собирался
посвятить
себ я
фи­


106
Г.
Г.
Шпет
лософии,
он
искал
выхода
в
сторону
психологизма,
чему
не­
мал о
способствовала
его
первоначальная
и
основная
по д­
готовка
кантианская,
к ото рая
в
направлении
пс ихоло гиз ­
ма
могла
на йти
поддержку
и
со
стороны
некоторых
но­
вых
кант ианц ев
(во главе с Фрисом).
Когда
же
Давыдов,
по сле
разных
колебаний
—
(напр <
имер
>, с <18>26 по
<18 >31 г.
он
преподавал
чистую
математику
и
на писал
рассуждение
06 исчислении вероятностей)
—
пер ешел
на
ка­
федру
русской
словесности
(по смерти Мерзлякова),
он
—
если
не
считать
тощего
Опы та
Галича
—
первый
при­
меняет
новый
аспект
философии
Шеллинга
—
эстетиче­
ский.
Аспект
ч исто го
тожества
вне сен
был
у
нас
Шадом;
натурфилосо­
фии—
Велланским,
П авлов ым;
антропологии
—
Галичем
и
профессора­
ми
духовных
академий.
Погодин
сообщает,
что
шеллингианство
привез
в
М оск овс кий
уни­
версит ет
Пав ло в,
а
Давыдов
«старался распространять» (как будто Па ­
вл ов
не
«старался». ..) (см .:
Воспоминание
о
С.
П.
Шевыреве.— Извлеч<е-
ние >
из
ЖМ НП .—Спб., 1869.—С.
6; также сборник:
В
память
о
княз е
Вл.
Фед.
Одоевском.
Зас ед <ание>
О<б ще ст ва>
Люб<ителей>
Рос ­
сийской
> Словесности 13
апр.
1869 г.— М., 1869.—
С.
47; ср.: Барсуков
<Н. П.
Жизнь
и
т руд ы... > —I.—
<Спб., 1888.—С. > 203).
С
шеллинги-
анством
Дав ыд ов
был
знаком,
во
всяком
случае,
до
приезда
Па вл ова,
так
как
уже
Буле
разбирал
со
с т удент ами
не
только
Канта,
но
и
Фихте
и
Шеллинга.
Восторженный
Павлов
подливал
м асло
в
огонь,
уже
разго­
ревшийся.
Но
фактически
Д авыд ов
и
Павлов
подходили
к
Шеллингу
с
разных
сторон,
и
в
чисто
философской
литературе
Д авыд ов
бы л,
по-видимому,
начитаннее
Павлова.
П.
Н.
Сакулин,
давший
обстоятельное
изложение
философских
воз­
зрений
Давыдова
(Из истор< ии>
ру с<ск о го>
идеализма...—T.I.—
Ч.
I), полагает,
что
Давыдов
начал
с
«эмпиризма», находясь под влиянием
Дежерандо.
Остроумная
в
общем
ар гумен тац ия
проф.
С акулин а
вызывает,
одна ко ,
на
некоторые
возражения.
Напр
< имер >, из того,
что
Давы дов
был
математиком,
проф .
Са к улин
зак лючает ,
что
Давыдов
не
был
склонен
к
м е тафиз ике
и
абстрактному
идеализму
(21). Наоборот,
формализм
Шел­
линга
по
свое му
ти пу
больше
всего
подходил
к
абстрактно-математизиру-
ющему
мышл е нию,
и
многие
шеллингианцы,
начиная
с
самого
Ш ел линга
и
Окена,
пря мо
злоупотребляли
математизированием.
Также
«эмпири­
ческ ое»
вли яни е
Дежерандо
— тема
весьма
щекотливая.
Идеологи
лю били
говорить
об
«экспериментальной»
филос офии
(которая,
кстати,
по
Де­
ж е ра нд о , «освобождает дух человеческий от цепей эмпиризма»,— т ут
терминологически
над о
быт ь
весьма
осторожным), но это
—весьма
да­
леко
от
того,
что
пр инят о
называть
«научным эмпиризмом». К роме т о го ,
Дежерандо
тем
и
отличался
от
с об стве нно
идеологов
как
последовате­
лей
сенсуализма
Ко ндилья ка
и
Каб ани,
что
склонялся
в
ст орон у
эклектиз-


Очерк
развития
русской
ф илосо фии
107
ма
и
—
тем
более,
чем
более
отд аетс я
перв енс тво
внутреннему
опыту
над
внешн им ,— « сп и р и ту ал изм а». «Эмпиризм», по господствующим поняти­
ям
то го
времени,
был
поч ти
синонимом
скептицизма
(если под эмпириз­
мом
не
раз умелос ь
п ро стое
неметодическое
на ко пл ение
материала), ибо
о
феноменалистической
гносеологии
и
«научном эмпиризме» (что почти
равн оси ль но
позитивизму)
до
Милля
ед ва
ли
можно
и
следует
говор и ть,
так
как
и
Юм
п олучает
со отве тствую щее
освещение
лишь
после
Милля.
То'
же
самое
(возможную!) симпатию Давыдова к Бэкону нельзя считать
симптомом
его
«эмпиризма»
—
это
также
б ыло
бы
исторической
пере­
становкой.
Бэко н
по зже
стал
знаменем
эмпир из м а,
как
философского
на­
правле ния.
В
ко нце
XVIII и в начале XIX
в ека
Бэк он
был
поворотным
к
но вой
ис тор ии
моментом,
одинаково
признаваемым
и
английским
суб ъе кти ви змом,
и
континентальным
рационализмом,
как
и
сенсуализ­
мо м.
Да
со бст вен но
исторически
мы
и
сейчас
так
смотрим
на
Бэкона,
хо тя
исти нна я
цена
его
«философии»
нам
хорошо
известна.
Дав ыдо в
брал
Бэ­
ко на
предметом
своей
диссертации
как
те му
и ст ори ческ ую.
Поня тно,
что
и
Дежер ан до
был
также
его
истор ическ им
руководителем.
Буле,
ре­
комендуя
историю
Дежерандо,
зн ал,
что
д елает .
Во пр еки
сомнению
проф.
Сакулина,
Дежерандо
в
ту
эпоху,
действительно,
как
называет
его
Давыдов,
был
«знаменит»
и
даже
«высок».
Нам
по сле
Гег еля ,
Эр дм ана,
Ф ишера ,
Ц елле ра
и
др.
легко
«презирать»
Дежерандо,
но
что
мог
после
п ресло вутого
Бр уккер а
найти
Д авыд ов?
Семитомный,
доведенный
тол ь­
ко
до
Беркли,
Тидеманн
(1791—97 —
кстати,
с
сильным
локкианским
ду­
хом,
который
«эмпиризму»
должен
бы
быть
си мп ати ч ен ), две истории
(восьми —
древняя
—
и
шеститомная
—
нова я
философия)
сам ого
Бу ле
(1796—1804; 1800—1805) и неоконченный Теннеман (11 томов,
1798—1819) —
наиболее
крупные
и
солидные;
коротеньких
очерков,
вро­
де
Аста
и
Зохера
(с которых списывал,
нап р
< имер >, Галич), и вообще
компил я ций
можно
не
считать.
Насколько
ценился
ко м па ктный
Деж е­
ранд о
(T. I—III.—1804; 2-ое
сильно
увеличенное
изд.
T. I—
IV.— 1822—23—до
конца
сх ол аст ик и ; 4 тома новой философии были
из даны
с ын ом), можно видеть из того,
что ,
когда
он
вышел,
Теннеман
пр ерва л
собственную
раб оту
и
перевел
Дежерандо
на
немецкий
я зык
(1806—7); Дегальд Стьюарт в отборных выражениях приветство­
вал
труд
Дежерандо;
сам
Кузен ,
как
известно,
многим
был
обязан
Деже­
ранд о.
(Объективную характеристику Дежерандо см.
в
обстоятельной
книге
Fr. Picavet, Les Idéologues. —1 891.) —
Интерес
Давыдова
к
Бэк ону
и
Локку
и
его
ссылки
на
них
проф .
Са к улин
с кл онен
принимать
как
ука за ния
в
пользу
«научного эмпиризма».
Но
вот ,
напр
< имер >, как су­
дит
—
Давыдову
более,
чем
нам,
знакомый
—
кантианец
Кизеветтер
в
той
самой
раб от е,
которую
проф.
Сак ул ин
счит ает
его
основною
раб отою :
до
Канта,
говорит
он,
по
отношению
к
метафизике
все
фил ос офы
дели­
лись
на
две
партии
—
догматиков
и
скептиков;jene(т.
е.
догматики),zu
welchen unter den Franzosen ein Descartes, unter den Deutschen ein
Leibnitz und Wolf, unter den Engländern ein Baco von Verulam, ein Locke
u. s . w . gehört, führten Systeme der Metaphisik auf, ...usf. (Versuch---------
der kritischen Philosophie...— 3. Aufl.— B ., 1803. — S. 23). Д але е,
чем
прео­
долевает
сам
Кант
догматизм
метафизики?
Опытом
и
теорие й
опыта.
По
э тому
одному
уже
кантианец
мог
в
идеологии
(след <
овательно
>,


108
Г.
Г.
Шпет
и
в
Д еже ранд о)
видеть
нечто
себе
близкое,
как
идеология
находила
родственное
у
Кант а.
Эмпиризмом
и
бы ла
или
же
эта
же
«опытная фи­
л о с о фи я», или скептицизм,
или
чистый
с енсуализ м .
Место
Давыдо­
ва— до вольно
ясно.
Наконец,
посл е
Канта
выдвигается
ум озр ение .
Но
это
вопрос
—
NB,
открытых,
по
представлению
современников,
Кан­
том
— функций
разума.
Как
ни
далеко
уводил
и
увел
он
от
«опыта», ни ­
кто
из
идеалистических
наследников
Канта
не
отв ерга л
опыта,
а
хо тел
его
у к ре пи ть, «спасти»
от
скептического
разложения,—
умозрительное
единство
должно
было
внест и
научную
организацию
в
эмпир ич еск ий
лес
(иХт]).
Недаром
это
б ыла
фи лософ ия ,
преж де
всего,
наукословия,
т.
е.
по
пр инц ипам ,
а
зат ем
по
приложению:
естествознание
и
психология
на
физической
и
физиологической
осн ове.
Стоит
заглянуть
в
любую
антро­
полог ию
шеллингианского
направления,
чтобы
в
это м
убедиться.
Бонне,
Платнеру,
Шульце
и
подобным
было
далеко
до
так ой
физиологической
на учно сти.
Фа кт
говорит
сам
за
себя:
эта
часть,
наконец,
перевесила
и
вся
система
стала
на
голову.
Но
психологизм
(антропологизм)
ес ть
ста­
дия
за
Ш елли нго м,
а
не
до
не го.
Это
—
путь
и
Давыдова.
Однако,
чтобы
не
ошибиться
в
историческом
определении,
нужно
прислуш ат ься
к
тому,
что
г овори т
сам
а втор.
Давы дов
же
называет
последователями
Канта:
Бутервека,
Фихте,
Бардили
и
Шеллинга.
Так
судит
современник.
Проф.
Сакулин
не
прида ет
значения
тому,
что
это
гов ор ит
кантианец
и
привер­
женец
«опытной философии»,
что
для
нег о
нет
здесь
противо­
речия
и
чт о,
след
<овательно>, отсюда можно сделать вывод,
что
не-опытная
философия
и
ес ть
не
что
иное,
как
докантовская
догматиче­
ская
мет аф из ика.
Проф.
Сакулин
только
о т мечает : «Бардили попал
в
э тот
список
уже
совсем
по
не дораз уме нию» (28), «Бардили был,
на­
оборот,
при нц ипиа л ьным
про тив ник ом
К ан та » (ibid.,
прим.
3).
Ни
Фи х­
те,
ни
Ше ллинг ,
ни
даже
Бутер век
не
вызывают
у
н его
сомнений.
Бу-
тервек
был
кантианцем,
но
пришел
к
философии,
к от орую
называл
«сестрою якобиевской»; Фихте шел от Канта к Фихте;
Шеллинг
—
от
Ка нта
и
Фих те
к
Шеллингу.
А
Бардили
—
неужели
он
и
ро д ился
«наобо ­
р от»? У Бардили,
правда,
есть
кн ига , «уже самое заглавие»
которой
св и­
детельствует
о
том,
что
он
—
противник
Канта.
Нам
легко
судить
по
за­
глави ю,
потому
что
из
какого-нибудь
современного
Дежерандо
мы
мо­
жем
почерпнуть
сведение
о
т ом,
что
к нига
адекватна
заголовку.
Да вы­
дов
же,
ес ли
и
зн ал,
что
такая
книга
существует,
должен
был
бы
сам
в
нее
заглянуть.
Но
можно
ручаться,
что
Д авыдо в
бы
это й
книги
не
оси­
лил .
Вернее
п ре дполож ит ь,
что
Да выд ов
зн ал
другие
тр уды
Бардили,
по
со дер жани ю,
действительно,
примыкающие
к
Кант у
—
как
Sophylus
(1794), Allgem < eiпе> prakt<ische> Philos <ophie> (1796), Üb<er> d<er>
Gesetze der ldeenassoziazion us£. (1797) —
вооб ще
второй
этап
Бард или. —
По­
следний
приме р,
и
для
уя снени я
воззрений
Давыдова,
может
быть,
са­
мый
важный.
Да вы дов
пишет : «Во всех школах новейшей филосо­
фии—
[куда,
нуж но
думать,
он
и
себя
отн осил]
—замечают,
как
от личи­
те льн ые
свойства,
н ед ове рчи вость
к
гип отез ам,
отвращение
к
мнениям
энтузиастическим,
исследование
начал,
расс матр ива ние
нр авст венн ых
чувств,
потребность
оче вид нос ти
умозрительной,
глубокое
исследование
способностей,
' точнейшее
употребление
метод ы ,
связь
фил ософи и
с
произведениями
ума
и
вкуса,
п риме не ние
ее
к
язы ку,
употреб­


Очерк
развития
русской
филос офи и
109
лени е
ф изиоло гии
для
объяснения
душевных
способностей,
сближение
всех
познаний
по сре д ством
философии» {Рук<овоЬство>
к
ист <о рии>
фи лос <офии>. .. —
С.
113).
И
это
ска зано
непосредственно
после
назван­
ног о
перечисления
последователей
Канта.
Тем
не
м енее
на
это
пр оф.
Сак улин
замечает: «Очевидно,
все
это
не
может
считаться
характеристи­
кой
немецкого
и деа лиз ма,
а
всецело
относится
к
опытной
философии,
имеющей,
по
м нению
Давыдова,
с толь
огромные
заслуги» (29).
Но
как
далеко
и
как
глубоко
простирается
разница
ме жду
тем ,
что
мы
наз ыв а­
ем
«немецким идеализмом», и тем,
ч то,
по
мнению
Д авыд ова,
есть
«опытная философия»? Если бы кто имел искушение преувеличить эту
раз ниц у,
то
приведенная
прям о -та ки
и счерп ы вающая
характеристика
не­
мецкого
идеализма
должна
бы
удержать
ег о.
Филиппову
(Рус <
ское
> Бог-
<атство>. —1 894. — N5 8. —
С.
121) пришлось сильно исказить всю эту
цитат у ,
что бы
при дат ь
ей
друг ой
см ысл.
Впе рв ые
нестесняемый
формою
и
т реб ован иями
эл е­
ментарного
учебника,
Давыдов
изложи л
свое
понимание
фи лософи и
во
Вступительной
лекции
о
воз мож но сти
фи ло со­
фии
как
науки,
читан но й
им
при
открытии
философского
курса
в
мае
1826 года (отд .
брошюрой:
М., 1826). Так и за­
кончился
его
курс
эт ой
вступительной
ле кци ей
или
имел
продолжение
в
количестве
еще
одной,
двух
лекций
(как
пер едает
по
слухам
Гон ча р ов), мы в точности не знаем;
не
знаем
и
причин,
вы зва вших
пр екра щен ие
курса.
Давы­
дов
п ере шел
на
физико-математическое
отделение
для
преподавания
математики,
а
философия
по-прежнему
(со
смерти
Бр янце ва)
оставалась
без
профессора.
Таким
обр а­
зо м,
эпигра ф,
которым
Давы до в
украсил
св ою
речь ,—
Éxocç, éxàÇ>
ßeßr|XoI —
о казал ся
двусмысленно-проро­
ческим...
Тема
его
лекции,
вызывающая
в
памяти
одновременно
и
Канта
и
Шеллинга,
вы дает
его
точки
исх од а,
а
выводы
его
направляются
по
тому
теистически-психологическому
курс у,
к отор ый
был,
как
увидим,
общим
для
официозной
философии
всего
периода.
Хронологически
Давы­
дов
—
оди н
из
первых
взя л
этот
курс
и
возможно,
что
слу­
жил
образцом
и
указанием
для
других
не
столько
в
силу
своего
философского
ав то ри тета,
сколько
в
с илу
именно
хрон олог ич ес ког о
первенства.
Вся
его
лекция
построена
по
схеме
силлогизма,
формально
не
безукоризненного:
(1) всякая наука имеет содержание и форму; (2) филосо ­
фия
имеет
то
и
д ру г о е; (3) философия есть наука.
По
су­
щес тв у,
однако,
вопрос
решается
у
Давыдова
отрицатель­
но,
потому
ч то,
о к азывает ся,
философия
как
наука
есть
психология.


110
Г.
Г.
Шпет
(1) Различие познания определяется: (а)
познаваемым,
пр едм етом ,
по
содержанию,—Бог,
природа,
человек,
resp., знания теологические,
физические
и
антропологиче­
ские,
и
(Ь)
познающим,
по
форме,—способом
познания
опытным,
умо зрит ельны м
и
соединяющим
тот
и
дру­
г ой—
тра нсце нд е нт ал ьны м, resp.,
знания
опытные,
умо­
зрительные
и
собственно
философические.
В
чувствен­
ном
опыте
познаются
явления,
в
умозрении
—их
сущ­
ность,
философски
—
их
нераздельное
соед ин ени е.
Не­
трудно
видеть,
что
такое
оп р едел ение
«трансценденталь­
н ого»
больше
напоминает
Бутервека,
чем
Шел линга
или
Канта.
Но
засим,
ставя
вопрос
об
«условиях возможности
зн ания», Давыдов обращается уже к популяризованному
Канту
и
элементаризованному
Шеллингу,
пре дв аряя
от­
вет
на
этот
вопрос
психологистически-теистическим
из­
вращением
по ня тий
объекта,
субъекта
и
абсолюта.
Мир
чувственно
постигаемый,
objectivitas, «для
краткости»
(sic!) называется природою;
дух,
созерцающий
внешние
предметы
и
с е б я, subject-object, «просто» (!) человек;
а
из
творения,
т.
е.
прир од ы
и
человека,
познается
сам
Тв о­
ре ц,
каков о е
Богопознание
«довершается»
Божественным
Откровением
(13—14).
В
эт ом
извращении
—
программа
в сей
последующей,
преимущественно
духовно-академиче­
ск ой
нашей
философии
первой
половины
XIX века .
Дей ст вит ель но
ли
это
идейное
первенство
Давыдова
бы­
ло
и
реальным
историческим
первенством,
о п редел ив­
шим
гене зис
последующего,
трудно
сказать1.
Соз нание
бытия
видимости,
ра ссу ж дает
Да выд ов,
дает­
ся
нам
с оз ерца нием
и
мыслением.
Пе рвое
д ает
чувствен­
ные
качества,
второе
вно сит
в
них
определенность.
М но­
г ооб разие
яв лени й
в
природе
и
че лове ке
познается
нам и
в
пространственных
формах
телесности
и
временных
формах
жизненности.
Все
это
может
быть
дано
в
духе
т олько
при
условии
согласия
его
законов
с
законами
бы­
тия
явления,
отчего
формы
знания
согласны
с
ф ор мами
бытия
и
служат
друг
другу
взаимным
объяснением.
Пока­
зать
тожество
з нания
и
бытия
знач ит
решить
вопрос
об
у сло виях
возможности
познания.
Задача
Канта
приводит-
1 Насколько Давыдов любил указывать свои источники
—
ш ире
да­
же
того,
может
быть,
насколько
он
действительно
из учил
— настолько
духовно-академическая
философия
не
склонна
б ыла
называть
своих
ис­
тинных
учителей.
Сам
Давы дов
с
лестными
эпитетами
ссылается,
на­
пр
< имер >, на Велланского,
Гали ча,
Павлова,
но
даже
Сидонский,
у
ко­
торог о
мо жно
отметить
немало
сов пад ен ий
с
Давыдовым,
не
называет
его
имени .


Очерк
развития
русской
фило соф ии
111
ся
Давыдовым
.к
формуле
Шеллинга.
Эту
за да чу,
по
его
—и
Шульце,
добавим,—
мн ени ю,
всегда
предлагала
себе
философия,
хо тя
и
в
разном
виде:
как
задачу
о
начале
вещей,
или
исследования
зако но в
у ма,
или
изучения
пра­
вил
н ра в с тве нн ос т и1. Так как все прочие знания подводят­
ся
под
н азванн ый
всякое
знание
объемлющий
воп рос,
то
основное
положение
философии
ест ь
положение
бе зу­
словное,
не
зави сящее
от
начал
других
наук.
Его
можно
найт и
п оэтом у
лишь
там,
где
предмет
непосредственно
сли вает ся
с
представлением.
Это
тожество
бытия
и
зн а­
ния ,
подлежащего
с
предлежащим,
познающего
с
позн а­
ваемым,
удовлетворяется
самосознанием
(«самосведением,
conscientia sui ipsius»), которое,
так им
образо м,
я вля ется
и
основанием
зна ни я,
и
условием
возможности
бытия
(рг.
cognoscendi et fiendi).
Давыдов
выраж ае т
это
положение
в
пародирующей
Декарта
формуле:
я
знаю,
что
существую,
и,
приняв
кантовское
р аз делен ие
душевных
способностей
на
мысли,
же лани я
и
чувства,
приходит
к
утверждению:
«Могущественное Я служит идеей философии;
отсюда
выв одят ­
ся
идеи
и ст инного,
доб рог о,
изя щного».
В
этом
утв ержде н ии
упрощаются
взг л яды
Фихте,
так
же
как
и
Шеллинга
пер­
вог о
периода,
но
кро ме
т ого
в
нем
мож но
расслышать
еще
некоторые
отгол оски ,
напр
< имер >, Эшенмайера
и
под< обн ы х>.
(2) Из самосознания исходит наше духовное существо­
вание,
свободное
в
эт ом
начале,
но
теряющее
свободу
по
мер е
того,
как
отражается
дальше
и
от хо дит
от
чи стого
ду ха
к
телесным
явлениям.
Открыть
в
их
тоже ств е
перво­
образы
явлений,
в
нас
проис х од ящих
и
внешних,—
пред­
мет
и
(а)
содержание
фи лос оф ии.
Созерцаемое
в
духе
целое
из
понятий
и
идей
есть
си ст ема
философии.
В
духовном
целом
отр ажае тся
вся
природа,
потому
что
она
со еди нена
с
духом,
как
тел о
с
душою.
Различное
их
со един ени е
дает
преобладание
той
или
иной
стороне,
но
вс юду
мы
най дем
отражение
названных
духовных
первообразов
истины,
до­
бра
и
красоты.
Восходя
от
преобладания
вещественного,
от
стихий
к
ду х овно му,
к
сам о свёдени ю,
можно
разли­
ч ить
ступени:
прир оды
не орудной ,
где
в
правильности
и
законах
движ ени я
проявляется
и дея
и стины ;
природы
орудной,
где
пр оявля ет ся
иде я
изящес тва
с
ее
[целесооб­
разными]
формами;
природы
духовной
—
с
идеей
«добро-
1 Ср.
определения
философии
ни же,
у
Сидонского,
не
называюще­
го,
впрочем,
ни
Давыдова,
ни
Ш уль це.


112
Г.
Г.
Шп ет
т ы».
Таково
соде ржан и е
философии
естественной.
Душа ,
обр ащ енн ая
к
с ебе
самой,
раскрывает
в
себе
отражение
тех
же
идей.
Идея
истины
отразится
в
деятельности
раз­
умения,
фантазии
и
умственного
со зе рц ания.
Чувствова­
ние
отража ет
идею
изящного,
по
степеням
чувства,
ожив­
ляющего
поня тия,
вкуса,
сообщающего
им
ф ормы
и
об­
ра зы
пр едм ето в,
гения,
возвышающего
их
до
идеалов.
Хо­
тение
отража ет
идею
до бр оты
в
поб ужде ниях ,
желаниях
и
воле .
Таково
—
сод ерж ани е
философии
идеальной.
Эшенмайер
торжествует.
К
нем у
пришел
Давы до в
от
Ка нта
и
Шульце
(не периода Энизидема), по неизвестным
причинам
предпочитая
закр аси ть
этот
пер ех од
вопросом
о
тожестве
и
отказаться
от
со бств енн о
эшенмайеровской
«гармонии». — Итак,
все
на уч ное
знание
объемлется
двумя
на з ва нными
областями;
на уки
из уча ют
ч астны е
явления,
содержанием
философии
остаются
общие
законы
знания
и
быт ия.
Последний
вопрос
—
о
Т ворце
и
Вине
—
был
фи­
лософским
вопр ос ом
лишь
для
древних,
а
«по воплоще ­
нии
Богочеловека»
он
разрешается
не
их
«лепетаньем
мл ад ен ц ев », а Божественным ученьем,
преподанным
нам
через
Отк ров ени е
и
составляющим
пр едм ет
Богословия.
Что
касается
(Ь)
фор мы
изложе ни я
зако но в
знания
и
бы­
тия,
то
Давыдова
наиболее
удовлетворяет
«новейший иден-
т ити зм », представляющий совокупное учение философии
в
его
внутренней
связи,
как
некоторый
стр ойн ый
орга ­
низм,—что
и
дол жно
иллюстрироваться
толь ко
что
и зло­
женным
раскрытием
со держ ани я
философии.
(3) Согласно всему сказанному платоновское опреде­
ление
философии
как
науки
иде й
можно
счесть
точней­
шим.
Оно
прямо
у казыва ет ,
что
ее
пр едмет
собственно
душа
или
(sic!) дух самопознающий в общении с видимым
миром.
Самосвёдение,
обращенное
на
в нешн юю
сторону,
философия
ес тестве нна я,
есть
то
же,
что
умозрительная
физика
и
В ольфов а
метафизика;
обращенное
на
внутрен­
нюю
сторону,
философия
и деал ьн ая,
закл ючает
в
себе
Кантову
теорию
чисто г о
и
практического
ум а.
В
целом
философия
как
наука
идей,
наука
о
душе
ес ть
не
что
иное,
как
псих оло гия .
В
науке
о
познающем
содержится
на­
ука
о
познаваемом,
т.
е.
о
пр иро де
и
человеке.
Психоло­
г ия,
поэт ом у,
сод ержит
начала
наук
физических
и
антро­
пологических,
равно
и
богословие.
Облеките
геометриче­
ские
формы
веществом,
вы
представите
вселен ную ,
а
с
ее
и деей
—храм
всех
физических
и
антропологических
на­


Оче рк
развития
русской
филос офи и
113
ук , «между которыми» (!) первенствует математика.
«Об ­
ратно
осуществите
мир
идеальный
—вы
п олучи те
и дею
словесности,
или
искусства
по
преимуществу».
Мысль
Шеллинговой
Системы
трансцендентального
идеализма
с жи­
мается
до
бедности,
лиша ю щей
ее
понятности.—Далее
Давыдов
плывет
на
собственных
п арус ах.
Философия
как
психология
делится
Давыдовым
на
(А)
чистую
(умозритель­
ную
и
опы тную )
с
выводимыми
из
нее
по
ид еям
истинно­
го,
доброго
и
изящного
—
логикою,
ификою
и
есф ет и-
кою
—
направленными
на
предметы
иде ал ьной
филосо­
фи и,
и
(В)
прикладную,
содержащую
пр едмет ы
естествен­
ной
философии
с
ее
ча стям и
—
онтологией,
космо л о гией
и
п н ев матолог ие й1.
Итог,
к
кот оро му
Давыдов
с водит
свое
рассуждение,
т ак ов: (1) философия есть естествен­
ное
(«врожденное») стремление познавать и находить в по ­
знаваемом
единство;
этому
средостремительному
дейст­
вию
ду ха
противоположно
дей ств ие
средобежное,
по
которому
единство
раскрывает
себя
в
многоразличии
в
творениях
духа;
одно,
сл ед
< овательно >, объект науки,
другое
—
искусства;
по
терминологии
древних,
одно
—
фи лософи и,
другое
—
п оэз ии ; (2) философия как наука
есть
психология,
веду щая
к
открытию
единства
в
з нании
и
бытии;
это
у чение
относится
к
жизни
как
средство
к
це­
ли:
все
зна ние
и
мысление
необходимо
прив ест и
в
еди н­
ство,
чтобы
жизнь
человека
и
человечества
соответствова­
ла
идеям
сам о св еде ния,
идеям
и с тины,
до бро ты
и
изя­
щества.
В
целом
позиция
Давы до ва
—
пози ци я
психологизиру­
ющег о
кантианца
с
супранатуралистическим
уклоном
(эшенмайеровского склонения)
и
с
шел лингиан ст вом
на
закраску.
В
этом
последнем
движении
мысли
Давыдова
как
будто
хотели
найти
почву
—
о
чем
свидетельствует
его
о то жест вл ение
натурфилософии
с
В ольф овой
метафизи­
ко й—
для
легального
си нтеза
давно
принятого
вольфи­
анства
и
уже
допускавшегося
теизированного
кантианст­
ва.
Наука
«психологии»
как
будто
гарантировала
от
подо­
зр ит е льной
свободы
умозрения,
а
ш ел линговс ко е
проти­
вопоставление
«философии»
и
«поэзии»,
во-первых,
1 Ссылка Давыдова здесь на Гербарта (Ps<ychologie> als Wiss<ens-
chaft>) имеет значение не идейной солидарности,
а
лиш ь
форм альн ог о
свидет ель ст ва,
что
вольфовская
классификация
новейших
философий
не
соблюдается
(имеется в виду,
вероятно, §14).


114
Г.
Г.
Шпет
было
простой
характеристикой
«врожденного стремле ­
ни я», а во- вторы х,
укрывало,
на
сл учай
опасности,
самое
философию
в
искусство,
и
в
поэзию
в
ч аст но сти1.
VI
• Влияние Давыдова исходило,
как
б ыло
указано,
не
столько
от
его
фи лософс ких
сочинений
и
преподавания
философии,
ск олько
от
приложения
фи лософи и
в
его
курсах
словесности.
Непосредственное
фи лософс кое
в ли­
яние,
по-видимому,
ограничилось
его
преподаванием
в
Бла город ном
пансионе.
Как
говорил
Погодин
в
сво ем
Вос пом инан ии
об
известном
своими
философскими
на­
строениями
писателе
кн.
Вл.
Ф.
Одоевском,
одном
из
учеников
Давыдова
по
па нс ио ну : «Последнее время в пан­
сио не
и
пе рвое
по
выходе
оттуда
было
посвящено
им
[Одоевским]
Шеллинговой
философии,
к оторая,
приве­
зенная
п роф ессором
Павловым,
очаровала
то гда
всю
у ча­
щу юся
молодежь.
Давыдов,
инспектор
пансиона,
был
проводником
ее
в
ста рш их
классах:
он
да вал
книги
воспи­
танникам,
толковал
с
ними
о
новой
си сте ме
и
имел
силь­
ное
влияние
на
это
по ко лени е»2.
Нет
оснований
сом неват ься
в
этом
свидетельстве
По­
годи н а,
надо
только
различать
меж ду
влиянием
на
разви­
тие
науки
и
вл ия нием
на
образованность.
Пример
того
же
Одоевского
по казыв ает ,
что
Дав ыдо в
умел
пригото­
ви ть
философски
образованного
ч итател я,
спосо б ног о
применить
свое
образование
и
вне
со бств ен но
научной
сф еры,
когда
читатель,
как
то
был о
с
Одоевским,
стано­
вилс я
пис ате ле м.
Другое
дел о
—
самостоятельное
научное
развитие
идей
учителя.
Учеников
в
этом
смысле
—шко­
лы—Давыдов
не
образовал.
Bo-1 -x, он сам не был само ­
стоятельным
мыслителем-философом,
во-2-х,
его
вл и­
яние
исходило
главным
образом
от
преподавания
с лов ес­
ности.
А
ск олько
это
последнее
предполагало
некото-
1 С приложением философских взглядов Давыдова к словесности
мы
встретимся
ниж е.
Психологическое
осн ован ие
такого
при ло жен ия
раскрыто
им
в
ст.
О
с вязи
Психологии
с
Физиологиею
(Проф.
И.И.Д.— Моск­
в итянин. — 1844.— N5 10; академические беседы,
которые
вели сь
в
круж­
ке,
собиравшемся
у
министра
С.
С.
Уварова
в
его
имении
Пор ечь е).
2 См.
сборник:
В
память
о
кн.
Вл.
Ф.
Од оев ско м. — М., 1869.—С.
47.
С р.:
Барсуков<Н.
П.
Жи знь
и
труды
М.
П.
Погод ина .— Кн.
1—22 .—
С пб ., 1888—1916.-Вып. > 1.-С.
125-126, 213, 221.
Ср.
вы ше,
стр.
106.


Очерк
разв ити я
русской
ф илосо фии
115
рое
эстетическое
мировоззрение,
Д авы дов
во
внеунивер-
ситетской
среде
нашел
таких
соперников,
по
отношению
к
к ото рым
он
сам
мог
казаться
лишь
первою
п ри г отови­
тельною
и
элементарною
ступенью,
кот ора я
при
случае
легко
могла
превратиться
в
тормоз
для
независимой
умственной
работы.
Понятным
образом,
ученики,
желав­
шие
сохранить
независимость,
должны
были
забыть
эле­
ментарного
школьного
учителя1.
Так им
образом,
в
научном
отношении
Московский
университет
о казал ся
бесплодным.
И,
может
бы ть,
к
лу ч­
шему,
потому
что
профессора
университета
то го
време­
ни,
будучи
официальными
представителями
пр авит ель ­
ственной
инте ллиге нции,
могли
культивировать
филосо­
фию
только
безвольную.
Ярч е
всего
ее
бессилие
с казало сь
в
том,
ч то,
когда
инте лле кт уа ль ное
воспитание
нового
по­
коления
пер е шло
в
ру ки
вольной
фи лософи и ,
профес­
сорские
голоса
перестали
быть
слышны.
Профессора,
ко­
тор ые
в
схоластической
скромности
не
хотели
от казат ь ся
от
влияния
на
общественное
мне ние,
должны
были
пер е­
ходить
от
университетской
каф едры
к
конторке
журнали­
с та,
смутно,
в
конце
концов,
различая,
чем
одна
отличает­
ся
от
другой
и
чем
р азнитс я
дидактика
от
публицистики.
Таковы
были,
н а пр <им е р>, Погодин,
Шевырев.
Г ра­
новский
изм енил
стар ом у
для
молодого
и
впервые
нашел
т он,
сделавший
голос
его
слышным
за
пр еделам и
универ­
ситета.
Но
фи лософи я
своего
Грановского
не
имела.
Примером
того,
как
уга са ла
тогда
фи лософс ка я
мыс ль,
школьно
воспринятая
и
школою
развитая
дальше,
может
слу жит ь
Опы т
иссл едо ва ния
некоторых
т еор етиче с ких
вопросов
Константина
Зеленецкого1,
с
<18 >37 по <18>58<г . >
состоявшего
профессо­
ром
русской
словесности
в
Ришельевском
лицее
в
Одес­
се
(учрежд <
енны й
> в1817г.,
п реобра зова н
<ный>
в
университет
в
1862, открытый лишь в 1865 г.).
Зе-
1Напр<имер>.
Давы дов
у пом инает
в
Предисловии
к
Чтениям
о
Слове снос ти
имена
с луш ателе й,
со став ляв ших
его
Чтения.
Среди
них
есть
сыскавшие
себе,
в
разн ой
степ ен и,
из вест нос ть
в
литературе,
как
Буслаев,
К удря вце в,
Сам арин ,
Стро ев,
Ка т ков,
К лючарев,
Ми ско
и
др.,
но
м ного
ли
осталось
у
них
от
учит еля ?
2 Книжка первая .—
М.,
1835; Кн.
II— IV.—
М.,
1836.
Пагина­
ция
—
общая
для
всех
к ни жек,
зак люч ающи х
в
себе
д вена дц ать
статей
содержания
пестрого:
о
логике,
о
предмете
географии,
истории,
о
фи­
лософском
характере
сл овесн ост и,
об
основах
знания
и
пр<оч.>.
Би­
блиографию
сочинений
Зеленецкого
см.
в
Собр.
соч.
Белинского
под
ред.
Венгерова.— T.II.—
С.
580.
Зеленецкий
учился
в
Ришельевском
ли­
цее,
затем
в
Мо ск овск ом
университете,
где
был
од но ку рс ником
Ст ан ке­
вича,
Строева,
Красова,
Бодянского.


116
Г.
Г.
Шпет
ленецкий
сам
подчеркивает
вл ияние
Давыдова
на
его
ста­
тьи
по
словесности
(Предисл.
ко
II кн.), написанные « по
препоручению
и
по
системе
словесности»
Давыдова,
сн аб­
жавшего
автора
«многими замечаниями,
на
основании
ко­
их
статьи
сии
были
напи саны,
а
потом
ис пр авл ены».
Но
и
его
теоретические
фи лос офс кие
статьи
развивают
шел­
л инг иа нские
мысли,
по-видимому,
не
без
вл ия ния
«систе­
мы»
Давы до ва.
Принципиальные
в зг ляды
Зеленецкого
изложены
в
статье
О
всеобщем
законе
жи зни
духа
человеческого
и
об
основ­
ных
ее
напр авле ни ях .
Все
содержание
на шей
дух ов ной
жи з­
ни
слагается
из
двух
стихий:
безусловной
сущности
само­
го
д у ха , «не подлежащей его сознанию» (NB), и мира
соз на в аем ого,
т.
е.
совокупности
впечатлений
внешней
при род ы
и
наблюдений
соб ств ен ной
деятельности.
Пер­
вая
ст ихия
на зы ваетс я
подлежательностью
и
вто ­
рая
—
предлежательностью.
Первая
е сть
высочайшее
ед инст во
и
безразличие
духовной
сущности,
вторая
— ве­
личайшее
ра знооб ра зие
и
сложность
бесконечных
изме­
нений
в
пространстве
и
вр емен и
мир а
видимого.
Под ле-
жательность,
как
вечная
принадлежность
дух а,
пр едшест ­
вует
предлежательности,
а
потому
первою
потребностью
д уха,
как
только
предстало
ему
его
со бств енн ое
соде ржа­
ние,
является
утв ерд ить
его
нез ав исимо ст ь,
или,
что
то
же,
свою
самобытность.
Первоначальный
зако н
духа
поэто­
му
есть
сам осо знани е.
Для
этого
дух
должен
выйти
из
со­
сто я ния
покоя,
из
о бщ его,
замкнутого
в
себе
состояния,
и
перейти
к
явлению,
в
положение
частное
и
временное.
Ему
нужно
б ыло
действ о вать
и
предметом
сво ей
дея тел ь­
нос ти
иметь
я вл ение,
а
целью
—
свой
первый
безусловный
покой.
Для
дост ижен и я
этой
цели
дух
должен
о пр еде­
ли ть
з нач ение
явления
в
си сте ме
бытия,
а
тем
самы м
и
в
отношении
к
себе,
он
до лжен ,
сл ед
< овательно >, его
по ст игн уть
и
отдать
себ е
в
этом
отчет.
Самосознание
есть,
поэтому,
первоначальный
закон
деятельности
духа.
Дух
пости­
га ет
только
то,
что
согласно
с
законами
его
разума,
несог­
ласное
же
отвергает
как
не-су щее,
и
п отому
я вле ния
пре длежа тель нос ти
пребывают
в
духе,
не
нарушая
его
са­
мобытности,
л ишь
поскольку
они
со з наны
разумом.
Как
п ояс няет
ав тор
в
друг ом
месте
(СИ основе знания,
его
пределах
и
значении, 141 <и>
сл.) —
в
духе
сп ир ит уал изи-
рованного
Кант а: «Итак,
основа
знания
зак лючае тся
в
том,
что
в
ка кой
м ере
формальная
сторона
вещей
доступна


Очерк
развития
русской
фило соф ии
117
разуму
нашему
и
может
о бъед инять ся
с
ним
в
его
пре д­
ставлениях—
в
той
и
существенная
сто рон а
их
не
может
быт ь
чужда
духу
нашему
и
должна
содержать
в
себе
усло­
вия,
допускающие
это
объ еди нени е. --- --- ---В
мысли
п осе­
му
знаменательность
и
бытность
(идеальность и реаль­
ность)
являются
в
высочайшем
единстве.
В
мысли
чистей­
шее
слитие
внешне й
и
внутренней
сторон
жизни». Выте­
кает
это
из
того,
что
всякая
идея
духа
е сть
следствие
его
сущности
и
в
эт ом
смысле
—
внешняя
сторона
духа,
а,
с
др угой
стороны,
д анная
нам
внешняя
действительность
дана
со
стороны
сво ей
формы,
знаменующей
вечную
п ре­
мудрость
Слова
и,
сл ед
< овательно >, не представляющей
собою
чего -ли бо
с
сущностью
ра зн оро дн ого.
Получа­
ющийся
из
этого
только
что
привед е нный
пр инцип
с жи­
мается
у
автора
в
фор мул у: «законы знания и законы бытия
суть
равно
законы
р азу ма» (курс .
мой).
Но
ну жна
ли
сл ож ная
шеллингианская
терминология,
что бы
так
про­
сто
воспроизвести
мысль
Канта?
В ид им о, «система»
Давы­
дов а
не
н ауч ала
твердо
отличать
Шеллинга
от
Канта.
Дал ее
—
развивает
Зел ен ец кий
свою
идею
закона
жи з­
ни
духа
человеческого
—
де яте льнос ть
уразумления
созна­
ваемого
ес ть
мышление
—
первоначальная,
основная
де­
ят ельн ост ь
духа.
Способность
мыслить
есть
разум;
дух
че­
лов ек а,
рассматриваемый
в
деятельности
мышления,
как
си ла,
есть
разум.
Как
чувствование,
желание,
поз на ние
е сть
в идо изм ен ения
одного
мышл ения,
так
фантазия,
ум,
рассудок,
вол я
—
видои зм е не ния
одного
разума.
В
своей
последовательной
деятельности
мы шл ение
сперва
во с­
принимает
явле ние ,
зате м
постигает
ег о,
на коне ц
с озер­
ц ает
его
как
нечто
пон ят ое,
оп редел ен но е,
не
смуща­
ющее
уже
его
сущности.
Первый
мо мент
мы шл ения
есть
движение
сред остр ем ит ель ное,
момен т
страдания;
вто­
рой
—
сличения
законов
сущности
с
данными
яв ле­
ния—
мом ент
со бств енн о
мышл ения,
где
средостреми­
те льное
движение
уравновешивается
средо бежны м,
ст ра­
дание
—
воздействием;
в
третьем
мо мен те
дух
созерцает
яв ле ние
как
мысль,
как
бытие
со зн анно е,
понят ое
—
мо­
мент
средобежный,
минута
по беды.
В
напр а влении
пр ед-
лежательном,
ср едобе жно м
дух
действует
преимущест­
венно
под
видом
фантазии,
и
его
результат
е сть
изящное;
направление
п ол ного
самосознания
ест ь
собственно
на­
пра вле ние
раз у ма,
и
его
результат
—
ист ина ;
на пр авле ние
по длеж атель но е,
средобежное
имеет
деяте лем
волю
и
результатом
благо.
Об щим
и
первоначальным
основани­


118
Г.
Г.
Шпет
ем
все х
направлений
жи зни
чел ове чес ког о
ду ха
явл яе тся,
однако,
религия.
Дух
слишком
с лаб,
чтобы
сра зу
утвердить
се бя
и
отдать
се бе
отчет
в
я вл ениях
внешних,
и
если
бы
он
не
постигал
с
первой
ми нуты
своего
разумения
приро­
ду
как
д ело
рук
предвечного
Творца,
он
пал
бы
в
бесси­
лии
перед
видим ы м
миром.
То лько
идея
Бога
спасает
ра­
зум
человека
с
самой
его
колыбели,
он
прине с
ее
в
глуби­
не
своей
сущности
из
горней
отчизны
своей,
как
дар
от
Пре с тола
вечной
благодати.
Это
—
о тк ро вение
естествен­
ное
и
письменное.
Не льзя
не
заметить
в
и злож енн ом
н евы сказан но й
тен­
денции
сог ласо вать
шеллингизм
с
Ка нто м,
и
нуж но
при­
знат ь,
что
З ел енецк ому
удалось
сделать
это
лучше,
чем
Давыдову,
имевшему,
как
мы
в идел и,
ту
же
цель.
Развив
дальше
пу тем
а прио рной
конструкции
содержание
ка ж­
д ого
из
на м ече нных
им
направлений,
З ел ен ецкий
ищет
о прав дания
своему
«теоретическому
исследованию»
в
опыте,
в
данных
истории.
В
особой
статье
О
предмете
и
значении
Политической
Ист ор ии
(Кн .
I) Зеленецкий рас­
крыв ает
свое
гердеро-шеллингианское
понимание
исто­
рии,
как
изложение
жиз ни
рода
чел ов еч еск ого.
Согласно
его
пониманию,
эта
жизнь
вы раж аетс я,
коне чн о,
и
во
всяком
и ндив иде,
но
слишком
раздробленно,
с б ивчиво
и
н еоп ре­
деленно.
Необх одим ы
народы,
как
бы
пос р ед ники
меж ду
общею
сущностью
человека
и
людьми,
существами
ос об-
ны ми. «Каждый народ выражает собою преимущественно
одну
данную
сторону
жизни
Человечества,
одно
из
глав­
ных
его
направлений,
а
народы,
все
в месте
взятые,
выра­
жают
собою
всю
его
жиз нь ».
Чтобы
исслед ов ат ь
жизнь
человечества,
необходимо
рассмотреть
жи знь
народов.
Сущность
человечества
состоит
из
тех
же
с т ихий,
что
и
сущность
каж дог о
человека:
из
стихии
духовной
и
те­
л есно й;
это
значит
из
деятельности
религиозной,
умствен­
ной,
нра вст венной
и
эс тет ическо й ,
с
од ной
стороны,
и
из
промышленности,
мануфактурной
и
торговой,
с
другой
стороны.
Поскольку
народ
избирает
себе
цели
и
осуще­
ствляет
их,
он
и меет
личность;
политическая
история
на­
рода
есть
ис то рия
личности
его;
всеобщая
политическая
история
ес ть
ист ория
борьбы
и
взаимных
отношений
на­
родов
как
ли ц,
выражающих
жизнь
чел о вече ства
во
все
п ериод ы
ее
ра звит ия.
Каждый
народ
имеет
в
жизни
своей
три
периода:
младенчество,
зрелость
и
старость;
в
первом
п ер иоде
он
только
«племя», стихия неопреде­
лен ная ,
во
втором
—
стройное
органическое
тело,
в
тре­


Очерк
раз в ития
русской
фил осо фии
119
ть ем
он
дряхлеет,
его
стихия
исчерпывается.
«Политиче­
ское
бытие
народа
всегда
вер но
выражает
бытие
его
внутренних:
духовных
и
промышленных,
сил» .
Обращаясь
к
ис то рии
за
подтверждением
своих
т еоре­
тических
построений,
Зе лене ц кий
восстанавливает
наме­
ченный
здесь
пар ал лел изм
в
жизни
лица,
народа
и
чело­
вечества
и
конс татир ует
в
их
развитии
ве зде
один
и
тот
же
закон.
В
жизни
лиц а
вер а
в
Бога
сопровождает
его
от
колыбели
до
могилы,
спасает
разум
и
душу
человека;
са­
ма
жизнь
его
делится
на
три
периода,
из
которых
первый
характеризуется
перевесом
фантазии,
вто рой
—
р ассу дка
(не разума), а третий
—
воли.
В
жизни
человечества
пере­
весом
фантазии
характеризуется
в есь
период
дохри с ти­
анск ий;
в
частности,
в
Гр ец ии,
где
зародились
и
ис то рия
и
знан ие ,
вся
умственная
деятельность
все
же
оставалась
подчинена
фа нта зии
—
«это заметно даже в Платоне
и
именно
в
его
в сем
известном
учении
об
иде ях»,—
а
в
изящных
искусствах
соответственно
пр оцвет ал и
и ме­
ющи е
пр едлеж атель ны й
пер евес
пластика
и
эпопея,
а
не
музыка
и
ли ри к а 1. Наоборот,
во
времена
новые
бер ет
пе­
ревес
начало
полного
сам о со знан ия,
рассудок;
отли чи­
те льны й
характер
поэзии
теперь
—
исти нност ь ,
глубокое
познание
сер дца
чел ов еческ ог о,
м ира
действительного,
истории,
наконец,
сам их
зак он ов
ис кусст ва;
то
же
в
обла­
сти
промышленности
и
зн ан ия. «Как результатом Древне­
го
мира
было
Из ящест в о,
так
результатом
Нового
ми ра
ест ь
И стин а.
За ря
жизни
ро да
че лов еч ес кого
просияет
Благом,
во
всем
его
блеске».
В
этом
схоластическом
примирении
Ка нта
и
Шеллин­
га
роман тиче ская
схематика
прио бре т ает
своеобразное
при ме не ние.
К анто в ская
заквас ка
здесь
пр осто
портила
тесто
университетской
фи лософи и ,
и
он о,
во
вся ком
с лу­
ч ае,
не
приходилось
по
вкусу
вольным
искателям
вол ьно й
мысли.
Белинский,
в
сво ей
р еценз ии
на
первую
книжку
Зеленецкого,
видимо,
как-то
жмется
и
н ед оумев ает,
что
ему
ск аза ть?
По
его
общему
настроению
того
вр емени
по
с ущест ву
он
ничего
во зр азить
не
мог
бы.
Реализм,
позна­
ние
мира
действительного
как
признак
н овой
по эзии
он
должен
был
бы
принять.
Статья
о
предмете
истории
дол­
жна
бы ла
ему
просто
понравиться.
Первой
статьи
этой
1 Чтобы сгладить противоречие этого утверждения фактам,
Зе ле­
нецкий
ог овари вает ся: «Лирические произведения Пиндара и Анакреона
имеют
в
осн ове
своей
начало
э пическ ое».


120
Г.
Г.
Шпет
книжки
О
месте,
за нима е мом
Логикою,
в
системе
Фи лосо фии,
он,
вероятно,
не
мог
как
следует
понять
и
оценить.
В
ней
Зеленецкий
о тста ив ает
ка нто в ское
о п редел ение
независи­
мо го
места
логики
в
философии
в
про тиво поло жнос т ь
по дч инени ю
ее
метафизике
[и эмпирии]
у
Фихте
и
Ш ел­
линга
и
смешению
ее
с
метафизикою
у
Бардили
и
Геге­
ля1.
Сомнительно,
чтобы
все
эти
учения
были
зн акомы
Бел инско му ,
между
тем
он
храбро
заявляет: «Мы не на­
шли
в
книжке
г.
Зеленецкого
никаких
нелепостей,
ника ­
ких
вздор ов,
хот я
в
то
же
вр емя
не
нашли
ничего
нового
или
з асл ужив аю щего
особенное
в нима ние ».
И
вот,
раду­
ясь
«бескорыстному стремлению к мыслительности,
до
котор ой
у
нас
так
мало
охотников
и
для
ко тор ой
у
нас
так
много
самы х
ожесточенных
вр аг ов », Белинский заявляет
в
то
же
время,
что
книжка
Зеленецкого
«глубоко [!] огор ­
чила
и
оскорбила
[!] нас в другом отношении,
а
именно
как
доказательство,
что
у
нас
еще
не
умеют
складно
и
об-
щеж ите льн о
выражаться
на
ру сск ом
язык е».
Неужели
грамматика,
спрашивает
он,
мудренее
философии?
Дело
было,
конечно,
не
в
«грамматике»; Зеленецкий знал ее не
хуже
Бел ин ского
и
писал
не
х уже
многих
сво их
совре­
мен н и ков2. Дело,
конечно,
в
обнаруживавшемся
уже
ра с­
щеплении
оф иц иаль но
преподаваемой
фи лос офии
и
сво­
бодно го
искан ия.
В
л ице
Зеленецкого
и
Белинского
с то лкнул ись
две
идеологии:
ин те ллиге нции
правитель­
ственной
и
инт елл иге нции
новой.
С
этого
момента
всякая
философия
школьная,
и
тем
сам ым
официальная
или
официозная,
обрекалась
на
не внима ние
и
на
бесплодие.
Не
беспло дн ым
могло
остаться
только
то,
что
от веч ало
новому
дух у,
с
его
собственными
колебаниями,
исканиями
и
увлечениями.
Оттого-то
вся
университетская
фи ло со­
фи я,
даже
там ,
где
она
была
представлена
лучше
и
сил ь­
нее,
чем
в
Мо ск овск ом
университете,
б ыла
в
об щем
в
от­
но шен ии
влияния
на
развитие
русской
мысли
обреченной.
Это
целиком
распространяется
и
на
другой
источник
1 Подробнее свое понимание логики отстаивает Зеленецкий в ст .
О
Логике
как
о
систематически-целом
и
как
о
науке,
об ъяс няюще й
факты
Мышле­
ния
и
Знания
(Кн.
III.— С.
9).
Зд есь
он
полемизирует
такж е
с
Геге лем,
Бахманом,
Фрисом
и
д аже
Кантом,
по скольк у
не
хо чет
видеть
разницы
между
логи кою
форма л ьною
и
трансцендентальною.
Между
прочим,
он
категорически
зая в ля ет: «Само собою разумеется,
что
уклонение
в
об­
л асть
антропологии
[против Фриса]
и
метафизики
суть
явные
погре шно ­
сти
в
системе
лог ики
как
нау ки» .
2И,
между
прочим,
не
хуж е
расхваленного
Белинским
Дроздова
(см.
ниже,
см.
имя
по
и ндек су).


Очерк
развития
русской
фило соф ии
121
оф ициа ль но
преподаваемой
философии
—
духовные
а ка­
демии.
В
характеризуемую
эпоху
и
в
университетах,
и
в
академиях
фи лософ ия
движется
как
бы
в
особом
замкнутом
круг е.
Тако е
полож ени е
вещей
было
бы
непонятно
с
точки
зрения
новой
истории
философии
западноевропейской,
но
у
нас
оно
легко
объясняет­
ся
теми
социально-психологическими
усл овия ми,
кот орыми
харак т ери ­
зуется
вышепоказанное,
определяющее
нашу
дух овную
кул ьт уру
столк­
нов е ние
дв ух
сил
в
борьбе
за
рук ов од итель ств о
интеллектуальным
ра з­
витием
страны.
В
связи
с
эти м
стоит
и
друг ой
отмеченный
мною
фак т,
что
история
русской
фило софи и
в
значительной
степени
есть
история
не
ф илософ ског о
знания,
а
отношения
к
нему,
само
з нание
сплошь
и
ря­
дом
извращающего
в
пр ост ую
мудрость,
мораль
и
поучение.
Чтобы
на­
гл яднее
иллюстрировать
свою
мысль,
остановлюсь
еще
на
не
им ею щем
сам ом
по
се бе
значения
инциденте
с
рецензией
Белинского.
Им ен но,
почему
Бе лин ский
ост ался
глух
к
содержанию
статей
З елен ецк ого
—
он,
внима тел ьно
рецензировавший
всякий
вздо р,
да же
не
вернулся
к
Зе ле-
нецкому
по
поводу
дальнейших
вы пуск ов
его
книг и
—
и
так
чу тко
«оскорбился»
грамматикою?
Предполагаю,
что
дело
не
в
грамматике,
а
в
«отношении»
к
ф илосо ф ии,
в
стиле
м ысли
и
и злож ен ия.
Бе лин с кому
трудно
б ыло
говорить
по
существу,
но
его
коробил
спокойный
шк оляр-
ный
тон
изложения
т ам,
где
он
сам
волновался ,
трепетал
и
завинчивал­
ся.
Со шлюсь
не
только
на
общий
социально-психологический
контекст
развития
Белинского
и
представляемого
им
авангарда
новой
интелли­
ген ци и,
но
также
на
пок аза тел ьну ю
частность.
П риблизит е льно
тогда
же,
когда
он
напи сал
рецензию
на
Зеленецкого,
вышли
в
Москве
чет ы­
ре
книжечки
А. Т.
О
е стест ве
мира,
Устроении
вселенной
и
т.
д.,
н ату рф ило­
софского
харак т ера.
Сочинения
были
вст речены
бранью
со
стороны
«Би­
блиотеки
для
чтения»
и
«Северной Пчелы»
просто
за
их
философич­
ность.
Белинский,
по
его
словам,
хотел
было
заступиться
за
авт ора,
но,
приступив
к
ч т ению,
после
нескольких
ст раниц
потерял
терпение;
он
нашел
период
в
четыре
почти
стр ан ицы
и
вот
опять
зав оп ил: «Изучению
философии
должно
предшествовать
из учени е
грамм атик и» .
Тако е
вступление,
бы ть
может,
только
риторический
пр ием
и
не
существенно
са мо
по
себе.
Но
вот
Белинский
прорывается,
видимо,
с
полною
искрен­
н ос т ью : «Кто много знает и у кого знание есть род верования,
у
ко го
ум
и
чувство
сливаются
вместе,
тот
име ет
право
не
ува жат ь
грам м атик и,
по­
т ому
что
взамен
этого
в
его
ре чи
будет
жар,
энергия,
движе ние,
могущество,
следовательно
[!], у того слог будет прекрасен,
без
всяк ог о
старания
с
его
сто­
роны
сд ел ать
его
прекрасным.
Но
кто
о
высоких
ис тинах
говорит
так
же
спокойно
и
х ладн окров но,
как
—
О
сенокосе,
о
вине,
О
псарне
и
сво ей
род­
не,— тому
над о
крепко
держаться
гр аммати к и,
зад ум ыват ься
над
сло ­
вом,
размышлять
над
фра з ою».
В
э том
—секрет!
Откуда
знал
Белин­
ск ий,
что
Зеленецкого
не
волновали
вызы ваем ы е
в
нем
самом
филосо­
фией
чу вства ,
это
—не
важно.
Существенно,
что
так
Зеленецкого
воспринимал
Белинский
и
так
воспринимала
новая
интеллигенция
у ни­
верситетскую
и
вообще
о фицио зну ю
школьную
ф илософ ию .


122
Г.
Г.
Шпет
Ит ак,
со
св оей
фи лософск ой
кафе дры
Московский
университет
не
много
мог
вне сти
в
рус ску ю
философию.
Из
вно вь
открытых
провинциальных
уни в ерс ите тов
как
будто
счастливее
других
был
университет
Харьковский.
Здесь
ф и лос офскую
кафедру
за нял
Иоганн
Баптист
Шад
(1758—1834).
Свое
самое
крупное
сочинение
он
посвятил
возможно
доступному
изложению
учения
Фихте1.
Неко­
то рые
листы
его
б ыли
читаны
самим
Фихте
и
одобрены.
Нап исано
оно
не
без
темперамента,
но
без
ясного
плана,
изо билу ет
повторениями
и
п отому
довольно
утомитель­
но.
Казалось
бы,
достаточно
утомив
читателя
двумя
тома­
ми
п ов торен ий
одного
и
то го
же
—свойство
не
толь ко
Шада,
но
и
самого
Фихте
и
его
философии,—автор
п ред­
принимает
тре тий
—
по
желанию
издателя
(см .
Vorre­
de) —
то м,
з акл юча ющий
в
се бе
нов ые
повторения.
Одн а­
ко
в
эт ом
новом
повт ор ен ии
есть
уже
и
некоторые
более
или
ме нее
существенные
отступ л ени я
от
первоначального
изложения
и
от
Фихте
са мого .
Эти
отступления
автор
о прав дыв ает
—
конечно,
верностью
духу,
а
не
букве
изла­
гаем о го
у чен ия,
а
в
то
же
время
претендует
не
только
на
бо льш ую
ясн о сть
по
сравнению
с
самим
Фихте,
но
и
на
з начит ель ную
самостоятельность
(ср. :
В.
III.— S . 495 ff.).
Что
касается
учения
о
религии,
то
он
считает,
что
уш ел
дальше
Фи хте
и
что
его
возз ре ние
«в известном отноше­
нии
является
совершенно
новым».
Но
и
все
содержание
Фихтевой
и
единственной
вообще
истинной
философии,
повторяет
он
несколько
р аз,
он
самостоятельно
выве л,
по­
черпнул,
дедуцировал,
из
самого
с е бя . «Лишь после того как
я
вполне
понял
самого
себя,
я
стал
опять
читать
с очи не­
ния
Фихте
и
тут
по нял
и
его
также;
я
удивлялся
даже,
что
я
его
раньше
не
по ним а л» (S. 498). Выходит,
что
Шад
не
понимал
Фихте,
когда
писал
о
нем
свои
два
первые
то­
ма...
Его
объяснение
(см .
Vorrede), что,
м ол,
первые
два
т ома
определяются
еще
точк ою
зрения
«рефлексии»,
а
третий
—
точкою
зрения
«трансцендентальною»,— м ало­
убедительно.
Но
в
обще м
все
это
—в
духе
тог о
вре ме ни
и
в
движении
фи лософск их
ид ей
интересно
потому,
что
показывает,
как
тог да
в
незаметной
эвол ю ции
переходи­
ли
от
одного
пр инципа
к
другому.
Тот
принцип,
к ото рый
ра скр ыл
теперь
гл аза
Ша ду
и
к ото рый
—
спешит
он
напе-
1 Gemeinfassliche Darstellung des Fichtischen Systems und der daraus
hervorgehenden Religionstheorie. — В.
I—IL— Erfurt, 1800. —В.
III., 1802.


Очерк
р азв ития
русской
филос офи и
123
ред
предупредить
—
делает
его
изложение
философии
ясн ее
всякого
нового
«изложения наукоучения», какое
еще
может
бы ть
напи сано
Фихте,
сводится
к
признанию
в
качестве
основоположения
философии
аб сол ютно го
то­
жества
субъективного
и
объективного.
Др уги ми
словами,
пок а
Шад
изл аг ал
Фихте,
он
ста л
шеллингианцем1. Равным об­
разом,
пока
Шад
г ов орит
о
вере
в
моральный
пра воп оря­
док
как
о
ре лигиозн ой
вер е,
он
еще
с
Фихте,
но
уже
со м­
нительно,
продолжает
ли
он
в
его
«духе», когда говорит
об
аб сол ют ном
пункте
объединения
субъективности
и
объ е кти в ности
как
об
абсолютной
в
об ъе к тивном
смыс­
ле
субстанции
(376) и о том,
н апр
< имер >, что установле­
ние
э того
пункта
ес ть
основа
всякой
рел и гии
(377), или
когда
он
разъясняет,
применяя
схемы
Ше ллинга,
что
ка­
толицизм
в ыража е тся
чер ез
А
=В,
а
протестантизм
чер ез
Â= В (между
ни ми
р е лигия
разума
(А=
А), где первая
схема
ес ть
сх ема
пе рев еса
материи,
а
вторая
—
духа
(459).
Е стеств енн о,
что,
когда
потом
Шад
п ере шел
к
Си сте ме
н ату рфило соф ии
и
трансцендентальной
философии
(1804),
он
придвинулся
к
Шелл ингу
еще
ближе.
В
Харьков
он,
след
< овательно >,
приехал
с
«перевесом»
в
сторону
Шеллинга.
1К.
Фишер,
меж ду
прочим,
так
толкует
Фихте,
как
бу дто
эт от
по­
следний
в
статейке
Versuch einer neuen Darstellung der Wissenschaftslehre, 1797,
близко
подошел
к
утверждению
тожества
субъективного
и
объективно­
го
(рус.
п ер.
И.Н.Ф.;T.VIL—С.
33; ср.: T. VL— С.
544).
Но
разница
между
фихтевской
Ichheit и Шеллинговой Identität так определенна,
что
об
э том
рас прост раня т ься
не
приходится.
В
это й
статейке
Фихте
го­
ворит
лишь
об
единстве
субъекта
и
об ъек та
и
не
употребляет
примени­
тельно
к
этому
единст ву
те рм ина
Identität или identisch (Fichte, W < ег -
ke>.— I. — S. 527 ff.).
Точ но
так
же
и
в
других
указываемых
Фишером
(С.
684) местах речь идет об единстве;
о
Я
как
тожестве
Фи хте
говорит
ли шь
в
смы сле
«тожественного в многообразном» (напр <
име р
>, во Вто­
ром
вв едени и
в
наукоученье, I.—
С.
475), говорит он также о тожестве мыш ­
ления
и
определения
объектов
(«Denken und Objekte bestimmen--------- ist
ganz dasselbe» — ibid, 498), но все это
—
не
то.
В
более
раннем
изложе­
нии
(Grundlage d<er> gesam<mten> Wiss<enschaftslehre>.— I .— S .
190, 284) Фихте скромно сознавался в « н ев еде н и и» (Unwissenheit) того
основания,
которое
должно
лежать
вм есте
в
об ъек те
и
субъекте,
и
пред­
лаг ал
«парить посредине» (mitten inne schweben); более поздние изложе ­
ния
оставляем
в
стор он е,
так
как
для
уяснения
мес та
Ша да
они
не
нуж­
ны.—Шад
в
своем
из ложен ии
также
говорит
о
«единстве» (включа­
ющем
«двойственность»
и
«тройственность» (В .
III.— S. 221 ff., 351, etc.),
но,
переходя
к
срав не нию
с
Шеллингом,
гово рит
уже
о
«пункте индиф­
ферентности» (S.353).
а
излагая
Darstellung usf.
Шеллинга,
разумеется,
и
о
«тожестве»
и
об
абс олютн ом
«разуме» (387 ff.).


124
Г.
Г.
Шпет
В
Харькове
Шад
издал
логику
на
латинском
я з ыке1.
Ни
по
содержанию,
ни
по
направлению
она
не
представ­
ляе т
н ового
этапа
в
развитии
Ша да.
Значительная
часть
ее
содержания
взята
из
прежних
неме цки х
сочи нен ий
ег о,
гл авным
образом
из
названного
тре ть его
том а
изложен ия
учения
Фихте.
Шад
возражает
против
идеи
формальной
логики
Канта,
так
как
она
исходит
из
разделения
субъек­
та
и
объекта
и
покоится
на
отвлеченных
к а тегор иях,
со­
держащих
в
се бе
внутре ннее
противоречие,
поскольку
они,
претендуя
на
аб солю тн ое
значение,
выводятся
тем
не
менее
из
более
высокого
начала
(«я мыслю»), т.
е.
уже
не
имеют
абсолютного
зн аче ния.
Действительный
принцип
логики,
как
и
мет аф из ики,
состоит
в
тожестве
су бъ екти в­
ного
и
объективного.
Однако
логика
не
превращается
у
Шад а
в
м етаф изи ку
(или теорию познания), так как,
по­
добно
другим
современным
ему
противникам
Канта,
он
приветствует
Ка н тово
выделение
разума
как
способности
иде й,
в
отличие
от
понятий,
хотя,
такж е
по до бно
другим
(Фихте,
Якоби,
Круг,
Бутервек
и
д р .), не признает кан­
товского
ог ра ниче ния
идей
разума
регулятивною
функ­
цией.
На
раз л ич ении
рефлектирующего
рас суд ка,
огра н и­
ченного
опытом,
и
[интуитивного]
разума,
направляющего­
ся
на
возможность
опыта
и
«сверхчувственное» («абсолют­
но е »), основывается разделение двух логик:
формальной
(не в отвлеченном кантовском смысле)
и
трансценден­
тальной
(также,
как
очевидно,
не
в
ка нтов с ком
см ыс ле).
Задача
излагаемого
сочинения
—
логика
ра сс удка.
Она
дол жна
ра ск рыть
законы
непогрешимого
вывода
в
мы ш­
лении,
опираясь
на
способность
реф лекси и
и
обнаружи­
вая
ее
наиболее
о бщие
формы.
Рассудок
в
цело м
е сть
не­
которая
единая
способность,
так
что
логи че ск ие
функции:
о бр азо вание
п оня тий,
с ужд ений
и
умоз аклю че ни й
—
не
разные
способности,
а
раз ные
вид ы
деятельности
рассуд­
ка.
Умозаключение,
таким
образом,
такж е
есть
акт
ра с­
судка,
а
не
разума,
и
оно
есть
не
что
иное,
как
то
же
су­
ждение,
но
выр аж енно е
explicite, поскольку средний тер­
мин
в
нем
д ается
прямо
(в суждении он содержится
1 Institutiones Philosophiae universae. Tomus primus, logicam puram et
applicatam complectus.— 1 8 1 2 .
О
харьковских
тр удах
Ша да
см.
ст.
Зелено­
горского,
Ие.
Б.
Ша д.
Также
в
сл овар е
профессоров
Хар
< ьковского >
унив
< ерситета >,
Истор
<ико> -филол <
огиче ск ого
> фак<ульте-
та> — Ха р <ьк ов>, 1908.
Биография
Шада
в
T.
Том
Ист<ории>
Хар
< ьковского >
У нив
< ерситета >
проф.
Баг але я,
и
там
же
история
уд а­
ления
Ша да
из
Хар
< ьковского >
универе
< итета >
и
перепечатка
доку­
ментов
по
этому
делу.


Очерк
разв ит ия
русской
философии
125
implicite).
Суждение,
б удучи
основною
форм ою
мышле­
ния ,
выражает
в
то
же
время,
по
принци пу
тожества,
действительное
отн оше ние
вещей,
и
поэт ом у
оно
м ожет
б ыть
рассматриваемо
как
принц ип
установления
ка тег о­
рий.
Из
ошибки
разделения
субъекта
и
об ъек та
у
Канта
пол уч илась
и
другая
о ши бка.
П ри знав
категории
всецело
субъективными,
он
не
только
оторвал
их
от
вещей,
но
та кже
не
сумел
на йти
для
их
выведения
надежно го
фун ­
дамента.
Таким
фундаментом
должн а
быть
не
субъектив­
ная
форма
суждений,
а
само
суждение
как
такое
и
по­
скол ь ку
оно
выражает
действительную
связь
вещей.
Соот­
ветственно,
на
трех
частях
су жд ения
—
субъекте,
предика­
те
и
связке
—
п ок оятся
категории
количества,
качества
и
от ноше ния
в
их
субъективном
и
объективном
вместе
значени ях .
К ат егор иями
теперь,
в
св ою
очередь,
опреде­
ляются
вид ы
и
форм ы
суждений,
а
не
обратно,
как
выхо­
дит
у
Канта.
Что
касается
модальности,
то,
выра жа я
отн о­
шен ие
в ещей
к
нашему
уму ,
она
есть
вид
категории
от но­
ше ния
(различается отношение вещей друг к другу
и
к
нашему
ум у)
и
оп ре дел яет
степ ен и
возможности,
действительности
и
необходимости
вещей
и
нашего
зн а­
ния
их.
«Сверхчувственное», «вещь в себе», «абсолютное»
не
различается
в
эт их
п ред ик атах,
так
как
оно
не
имеет
степеней,
оно
сра зу
—
безусловно
возможное,
б езус лов но
действительное
и
безусловно
необходимое,
оно
есть
безу ­
с ловн ое
бытие
и
не
мыс лит ся
рассудком,
а
абсолютно
у стан авливает ся
(разумом)
как
ус л овие
всякого
возможно­
го
м ышления .
И
преподавательская,
и
литературная
деятельность
Шада
не
остались
без
влияния.
Та к,
преодолевая
бо льш ие
препятствия,
исходившие
от
университетских
недоброже­
л ат елей
Ша да,
пробился
у
него
в
доктора
философии
ку­
пец
Григорий
Хла по нин
(1814 г. ).
Под
руководством
же
Шад а
были
сост авлен ы
ди сс ертац ии
Гриневича
и
Ко ва ле вско­
го'.
Далее,
Авксентий
Гевлич,
автор
книги
06 Изящном
1 Относительно которых было установлено специально на этот
пре дме т
избранной
комиссией,
что
обе
диссертации
поч ти
буквально
списан ы
из
книг
и
из
з апи сок
лекций
Шада.
Немудрено,
что
Шад
одо­
бри л
эти
д иссе ртац ии,
но
непо нятно,
как
он
не
узнал
их
автора.
Вооб­
ще,
с
бытовой
с торо ны
пребывание
н еуем ного
экс- мо на ха
в
Харькове,
как
о
нем
рассказывает
проф.
Бага лей ,
заслуживает
внимания
любите­
лей
житейской
психологии.—Названный
Г риневи ч
был
некоторое
в ре­
мя
проф е сс ором
латинской
и
греческой
сл овес но сти
в
Ришельевском
лицее,
а
зат ем
и
в
Университете
св.
Влади ми ра
(1839—40),— пр офе сс о­
ром
из
не уда чн ых,
в
Киеве
ему
после
г одич ного
преподавания
«было от­
казано» (см.
Биог раф <ичес кий>
сло варь .. .
Иконникова).


126
Г.
Г.
Шпет
(Спб., 1818), доктор словесных наук,
также
ученик
Шада.
Одно
из
пр о из ведений
Фихте
бы ло
переведено
на
рус­
ский
язык
и
издано
в
Харькове,
надо
думать,
не
без
уча ­
стия
Шада,
тем
бо лее
что
выбор
книги
для
перевода
был
сделан
р аз умн о1. Наконец,
под
влиянием
Логики
Шада
со­
ст авле на
и
Логика
Талызина,
вышедшая
в
Пете рбург е
в
1827 году.
Логика,
из дан ная
Ма тв еем
Талызиным. — Спб., 1827.
Сам
автор
в
Пр е­
ди слови и
з аяв ляе т: «Руководителями моими были некоторые последова­
те ли
знаменитого
Иммануила
Кант а,
равно
и
он
сам» (С.
VII).
Но
уже
в
ру с<ско м>
пер<еводе>
Си ст емы
логики
Бахмана.
—Ч.
III (История
л огик и).—
Спб., 1833, имеется указание переводчика ( С.
97 прим. )
на
то,
что
Логика
Талызина
«есть сокращение Логики Шада» .
Колубовский
так­
же
утверждает,
что
она
со ставлен а
«по Шаду», но на чем основывается
это
утверждение,
у
него
не
сказано.
«Сокращением»
Логики
Шада
он а,
во
всяком
случае,
не
является.
С
одной
с то роны,
в
ней
есть
ц елый
отдел
пс ихолог иче с кий
— дань
антропологическим
логикам,
а
с
другой
сторо­
ны,
многие
определения
Талызина
от личают ся
от
определений
Шада.
Есть,
однако,
и
отступления
от
кантианских
ло гик,
и
есть
сходства
с
Ша-
до м.
Та к,
разу м
по нима етс я
как
способность,
порождающая
идею
аб со­
лютного
ед инст ва,
проникающая
в
область
с верхчу вст вен ног о
и
постига­
ющ ая
и деи
как
ве щи
в
себе;
де ле ние
категорий
принимается
им
в
истол­
ковании
Шада
по
частям
суждения;
отожествляется
умозаключение
и
суждение
и
т.
п.
Преподавательская
деятельность
Ш ада
развивалась
в
у с ловиях,
которые
мо гли
бы
быть
благоприятны
для
философии.
Многие
из
университетских
товарищей
Ша­
да
п роявл яли
живой
интерес
к
фи лософи и
и
обладали
нужною
под гот овк ой
—
и
в
направлении
родственном
Шаду,
и
в
на пра вл ении
противном
ем у.
Для
философии
и
то
и
другое
бл аг опри ятно.
Так,
профессором
политиче­
ск ой
экономии
с
1809 года состоял приглашенный из Гал-
1 Яснейшее изложение в чем состоит существенная сила новейшей Филосо ­
фии.
Оп ыт
принудить
чи тател я
к
ра зумени ю.
Со ч ин.:
Ивана
Тотлиба
Фи х-
та.
П ерево д
с
немецкого.—Харьков:
В
Университетской
типо гр а фии,
1813. «Свой
перевод
пер ев едш ий
у с ер днейше
посвящает
императорско­
го
Харьковского
университета
дос то поч те ннейше му
сословию
действи­
тельных
членов
ег о »; посвящение подписано:
Ст.
Ес-кий —
по
вс ей
вер о­
ятности,
Есикорский,
уч ит ель
и
авт ор
к ниг:
Опы т
исторической
очевидно­
сти
Пром ысл а
Бож ия
у
все х
наро дов
и
во
в сех
веках. — X<арьков>, 1822,
и
Всемирная
ис тория .—
Х <ар ько в>, 1825.—
Проф.
Б аг алей
(T. II) называет среди книг,
вы пу щенн ых
харьковскими
уч ит елям и:
Лю-
бовский
П.
Кра т кое
руководство
к
опытному
душесловию.—Х<арьков>,
1815; его же:
Опыт
ло гики. — X <арьков>, 1818, и:
Любачинский
Ив.
Л оги­
ка. — X<арьков>, 1817.
Им еетс я
ли
в
них
в лиян ие
Шада,
судить
не
мо­
гу,
кн иг
не
видал.


Очерк
развития
русской
философии
127
ле
кантианец
Якоб,
автор
многочисленных
философских
сочинений
на
н емецко м
языке
и
обш ирн ог о,
в
не ск оль­
ких
ча ст ях,
учебника
философии
для
гимназий,
выпущен­
но го
им
в
России,
на
русском
язык е’.
Приглашенный
в
1807 году,
Якоб
уже
в
1809 <г. >
покида е т
универси­
тет.
Был
прикосновенен
философии
та кже
Ив.
Ст.
Риж­
ский,
профессор
словесности,
но
он
мог
бы
у
Ш ада
только
у чит ься.
Зато
на
других
фа куль те тах
Шад
мог
найти
бо­
лее
интересных
собеседников
и
оппонентов,
как
об
этом
свиде тел ьст ву ет
публичное
выступление
на
торжествен­
ных
зас едан ия х
университета
профессоров
Коритари,
Г ро­
мова,
Осиповского.
Пе рвые
двое
об на ру жили
с ебя
пос лед о­
в ате лями
натурфилософии
Шеллинга.
Философская
по­
зиция
третьего
не
так
определенна,
но,
по-видимому,
его
точка
зрения
была
близка
сенсуализму,
сопряженному
с
недоверием
к
натурфилософскому
спекулятивному
спо ­
собу
решения
вопросов
физики
и
с
защ ит ою
математиче­
ских
и
механических
основ
ее.
В
бытность
учителем
в
петербургском
Горном
училище
Рижский
со­
ставил
для
своих
учеников
Логику:
Умословие,
или
умственная
философия,
на­
писанная---------Иваном
Рижским. — Спб.:
В
ти погра ф ии
Горного
Уч или­
щ а, 1790. Как он сам и указывает,
г лав ное
содержание
к ниги
почерпнуто
«из философских сочинений Г .
Г олль м ана;
немало
из
других
известней­
ших
п иса телей
сего
рода;
прочее
единственно
из
природного
ум ос ло-
ви я » (Предисл .).
Голльма н
— вольфианец,
и
все
другие
источники
Рижс­
кого—
того
же
направления:
сам
Вольф,
Баумейстер,
Гейнекций,
но
ци­
ти ру ется
также
и
Эйлер,
решительный
противник
Лейбница
и
Вольфа
(и которого Lettres à une princesse d’Allemagne... вы шл и н а фр а нц у з ск ом
яз ы­
ке
в
С пб. , 1767—1772 и на русский язык были переведены под заглави -
1 По всей видимости,
под
именем
э того
Якоб а
(Ludwig Heinrich)
была
изда на
кн и га : Essais philosophiques sur Гhomme, ses principaux rapports et sa
destinée etc. publiés par L. H . de Jacob. Petersburg. 1822 . ( В
словаре
Ф ранка
ук азано,
что
эта
кн ига
резюмирует
г лавн ые
мысли
самог о
Як оба,
что
вы­
шла
она
в
Галле
в
1818 году и озаглавлена,
как
начато, a etc. значит:fon­
dés sur l’expérience et la raison, suivis d’observations sur le beau, publiés
d’après les manuscrits confés par l’auteur.)
Об
э той
книге
как
об
«небезын­
тересном
оп ыте»
со об щает
в
своем
Сло варе
Круг,
называя
рядом
еще
к нигу : Worte aus dem Buche der Bücher, oder über Welt-und Menschenleben; nieder­
geschrieben vom Fürsten N.... und herausgegeb. von A. W . Tappe.— Dresd-
<en>, 1824, которая «с од е рж ит
некоторые
оригинальные,
отчасти
да же
пантеистические,
в оззрен ия».
Обе,
по
его
сведениям,
написаны
рус ск и­
ми:
первая
Михаи лом
Полетикою
(брат,
вероятно,
Петра
По лет ик и),
а
втор ая
кн.
Николаем
Абрамовичем
П утят ин ым.
Из
того,
что
обе
книги
выпущены
под
чу жою
фирмою ,
Круг
заключает,
что
русс ки е
зна тных
ф ами лий
стыдятся
за ним ат ься
философией...


128
Г.
Г.
Шп ет
ем:
Письма
о
разных
физических
и
философических
материях,
писан н ые
к
неко­
торо й
пр инце ссе ').
Коритари
произнес
30 авг.
1807 г.
ре чь : De пехи studii Medicinae cum
studio Philosophiae, Громов — 3 0
авг.
1815 г .:
Об
общих
органических
силах
и
по­
степенном
отношении
их
между
собою.
Осиповскому
принадлежит
один
из
переводов
на
русск ий
язык
Логики
Кондильяка.
Возможно,
что
на
него
также
оказал
вл ияние
Эйлер,
хоро­
шо
ему
знакомый
как
математик.
Против
шеллингианства
Шада
Оси-
по в ский
был
нас тро ен
довольно
резко,
как
можно
судить
по
тому
отзы­
ву
его
об
Логике
Шад а,
который
приводится
у
Сухомлинова
(T. 1.—
<С. > 115—,16).—П роф .
Бага лей
(Ист<ория>
Хар
< ьковского>
Унив <ерсите та> . ..)
сообщает,
что
Осиповский
опровергал
«известное
п оло жение
Канта
о
врожденности
[?] категорий [?] пространства и вре­
мени».
Если
Осипо вск ий
опровергал
Канта,
то
он,
я вно,
этог о
не
опр о­
в ер гал,
а
ес ли
он
это
опровергал,
то
он
не
опровергал
Канта.—Осипов­
ский
читал
две
речи :
О
пространстве
и
времени
(30 авг .
1807) и О динамиче­
ской
системе
Канта,
рассуждение
(30 авг .
1813).
Вн езап ная,
в
24 часа,
высылка
Шада
из
Харькова
и
из
пределов
России
пр екрат и ла
его
преподавание
(1816).
Своих
учеников
он
не
успел
приготовить,
и
заместителем
его
явился
некий
Дудрович,
должно
быть,
из
прикарпат­
ских
славян,
которого,
в п рочем,
поддерживал
сам
Шад,
реком ен дуя
его
как
человека,
осведомленного
в
филосо­
фии
Канта,
Фихте
и
Шеллинга.
Дудровича
до
такой
сте­
пен и
единодушно
характеризуют
как
«хорошего челове­
к а», что,
на до
думать,
философ
он
был
никакой.
Его
пре­
емник
Чанов
был
назначен
попечителем
на
должность
п роф есс ора
умозрительной
и
практической
философии,
но
был
просто
не
под гот овле н
к
та кой
роли,
и
хотя
обе­
щал
руководиться
в
преподавании
умозрениями
Шада
и
нравоучением
Дудровича,
но
ед ва
ли
был
способен
да­
же
ра зобр ат ься
в
эт их
«умозрениях».
Сменивший
Чанова
Протопопов
(с 1834 г.), воспитанник Харьковского универ­
ситета,
как
отмечает
его
биограф
(Зеленогорский), не
был
по до бно
Чанову
«совершенно несведущим в области
философских
наук»
и
так же
был
«человек хороший» .
Он
и
дотянул
харьковскую
философию
до
общего
ее
изгна­
ния
из
университетов.
Таким
образом,
философия
в
Харь­
к ове
прекратилась,
в
сущности,
в месте
с
отъездом
Шада.
Д удров ич
конкурировал
на
кафедру
в
1813 г.
с
Любовским
(см.
выш е
стр.
126, прим.
1).
Шад
и
факультет
признали
эк за мен
Дудровича
без
сравнения
в ыше
экзамена
Любовского.
Этого
Д удрови ча,
А ндр.
Ив .,
не
следует
смешивать
с
Ив.
Ив.,
кандидатом
Харьк овск ог о
у нив ерс итета,


Очер к
развития
русской
филос офи и
129
профе с с ором
Ришельевского
лице я
(1817—1839), где он читал также
фил ософск и е
курсы.
К.
Зеленецкий
ссылает ся
на
его
лекции
{Опыт иссле ­
дов ани я... —О .
234, пр<и м.>).
Чанов
— тот
сам ый
«квартальный надзиратель», появление которого
на
к афед ре
приводило
в
сентиментальное
негодование
некоторых
мо ра­
листо в.
Действительно,
по
окончании
Я рославско г о
демидовского
вы­
сших
н аук
у чи лища
он
состоял
в
шт ате
Градской
ярославской
полици и
около
т рех
мес яц ев
квартальным
надзирателем
(в 1806
г.), а затем пере­
шел
учителем
раз ных
предметов
в
па нсион
при
Ярославском
училище.
После
разных
служебных
с тран стви й
он
был
н азнач ен
ди ре кт ором
учи­
лищ
Слободско-Украинской
губернии.
Отсюда
он
попал
в
профессора
(в 1831
г.). Дело,
конечно,
не
в
том,
что
он
был
квартальным
надзирате­
лем.
Было
бы
не
л учше,
если
бы
он
был
даже
полицеймейстером
или
комиссаром.
А
де ло
в
том ,
что,
будучи
угоден
начальству,
он
был
нег о­
ден
в
качес тве
профессора
по
предмету,
к ото рого
не
зн ал.
Что
касается
«дела»
и
высылки
Шада,
то
это
—
грязная
история
с
до­
нос ами
со
с тор оны
к оллег
и
со
странными
и
назойливыми
самооправда­
ниями
Шада,
характерная
лишь
тем,
что
в
вину
Ша ду
и
доносчиками
и
властью
ставились
фил ос офские
убеждения
Шада.
Доносчик
отлично
пони­
мал,
когда
до клады вал: Mais ma faible raison se prosterne devant Schelling.
Cependant j’oserais croire que ce n’est pas là l’enseignement qui convient à la
Russie. Votre Excellence au reste est meilleur juge que moi à cet égard: je ne
fait que lui proposer mes doutes.
Но
за
к ого
же
считал
Шад
сво их
адреса­
тов,
когда
он
по
обвинению
в
шеллингианстве
его
Institutiones juris naturae
о тв е ча л: «Шеллинг никогда не писал естественного права или чего- ни­
буд ь
подобного:--------- предмет
философского
исследования
Шеллин­
га—физика»... Соль не в том,
разумеется,
что
Шад
солг ал;
он
мог
дейст­
вительно
не
знать
статьи
Шеллинга
Neue Deduktion des Naturrechts, напеча ­
танной
в
«Философском Журнале» (Фихте-Н итгам мер а)
в
1796—97 гг.
и
не
вошедшей
в
сбо р ник
фи лосо ф ских
сочинений
Шеллинга
1809 г.
В
другом
из
вновь
основанных
университетов,
Казан­
ско м,
фи лос офия
совершала
свои
первые
ш аги
еще
скром­
нее.
Первым
ее
преподавателем
был
о к ончивший
в
90- х
годах
XVIII века Московский университет Лев Левицкий .
Учителей
своих
едва
ли
он
превзошел
—
до стато чно
с ка­
зат ь,
что
логику
он
преподавал
в
университете
по
уч ебн и­
ку
Рижского.
По-видимому,
ректор
дал
его
исчерпыва­
ющ ую
х ар ак тер ис тик у : «В философических познаниях,
кажется,
сла б,
и
более,
мн итс я,
по
тучному
его
телосло­
жению,
натурально
воспрещающему
заним а ть ся
умозри­
те льн ос тью».
Но
эта
же
причина
вскоре
привела
к
тому,
что
он
«обновил мать земнородных первым адъюнктом
Казан ско г о
унив ер сит е т а». Это было бы неплохо,
есл и
бы
его
не
сменил
иностранец
(Фойгт),
по
образо ван ию
юрист,
но
имевший
связи
среди
людей
влиятельных
и
«согласный преподавать умозрительную философию


130
Г.
Г.
Шпет
или
эст ет ику », потому что они были его « ко нь кам и».
Но
и
Фой гт
не д олго
оставался
на
каф едр е
—
на
это т
раз
ка­
зан ск ий
кл имат
заст у п ился
за
философию.
Вакантное
ме­
сто
занял
директор
народных
училищ
Оренбургской
гу бер нии
Ал екс.
Степ.
Аубкин,
воспитанник
духовной
шко­
лы,
т.
е.
воспитанный
на
философии
в ольфи анс к ой.
К
ученой
деятельности
он
себя
не
готовил,
но
был
рань­
ше
учителем
философии
в
Петербургской
армейской
се-
мйнарии,
для
которой
составил
да же
уче бн ик
логики.
Н аче рт ание
Логики,
сочиненное
и
преподаванное
в
Армейской
семи­
на рии, —
Александром
Лубкиным. — Спб., 1807.
Кроме
вольфианства
замет­
но
здесь
некоторое
о тр ажение
немецкой
попу ля рно й
ф илос офи и.
Кни­
га
написа на
не
без
присутствия
большой
доли
здравого
смысла.
«Теоре­
тическая
часть»
сведена
до
мин имум а.
Оригина льно е
место
в
учебнике
отводится
третьей
фигуре
силлогизма.
Она
под
названием
«отражения»
(instantia) идет за индукцией («наведение»).
Воо бще
теорию
фигур
сил­
логи зма ,
ос но ванн ую
на
полож ени и
среднего
термина,
автор
отвергает
«как потому,
что
кроме
бесполезной
затруднительности
в
се бе
ничег о
не
заключает;
так
и
для
того,
что
самое
основание
оной
есть
мнимое» (К
читателю, V).
Вмест о
это го
вн ешн его
различения
он
вводит
раз лич ени е
силлогизмов,
основанное
«на их намерении и употреблении».
Отсюда
и
то
пе рен есение
третьей
фигуры
си лло гизма .
Общее
на пра вле ние
Лубкина
было
эклектическим,
бли зки м
к
н емецко й
популярной
философии
(Федера
и
п р<о ч.>), но во время уже преподавания он
—
вместе
со
своим
по мо щни ком
О.
Е.
Срезневским
—
стал
вво дит ь
учебники
и
ка нтиан ског о
умонаклонения1.
Лубкин
у мер
в
<18>15-ом
году;
остался
од ин
Срезневский.
В
<18>17-ом
году
кн.
А.
Н.
Голицын
«преобразовал»
ми­
ни стерст во
народного
просвещения
в
«министерство духов­
ных
дел
и
народного
просвещения», а в начале <18>19-го
года
были
произведены
Магницким
ре визия
и
преобразова­
ние
Каза нс кого
университета,
возведшие
на
философскую
кафедру
людей,
достойных
в
глазах
преобразователя.
Но
именно
по это му
имена
их
и
не
заслуживают
упомина­
ни я.
И
лишь
с
конца
тридцатых
годов
и
с
небольшим
п ере­
рывом
до
1850 года философское преподавание могло при­
нят ь
несколько
упоряд оче нн ый ,
хо тя
отнюдь
не
независи­
мый
характер,
когда
оно
пе решл о
в
рук и
архимандрита
1 Как переведенный им плоско -б ез д ар н ы й
и
то щий
(даже со сторо ­
ны
Луб к ина
вызвавший
потребность
в
ряде
доп олн ени й
и
примечаний)
Начальный
к урс
философии.
Соч.
Ф.
Спелля. — Ч.
1—5.—
Каз<ань>,1813—
14, а также учебники вышеупоминавшегося Якоба.


Очерк
раз вити я
русской
ф илософ ии
131
Гавриила
(В.
Н.
Воскресенского).
Его
пер у
принадлежит
напрасно
иногда
восхваляемая
Ис тория
философии.
И ст ория
философии
Архимандрита
Гав риила.
—Ч.
I—VI .—
Казань ,
1839—1840 (I ч.,
в
<18>39 г.— «издание
второе
с
пер ем енам и»).
У
не­
го
есть
еще
книже чка
под
многообещающим
загл ави ем
Философия
прав­
ды.
— Казань, 1813.
В
действительности,
это
есть
весьма
эле мент арн ое
из­
лож ен ие
некоторых
по нят ий
«естественного права» . « Фил ос оф и я
пра в­
ды,—
определяет
автор,—есть
наука
о
коренных,
выведенных
из
пр иро­
ды
человека
правах,
которые,
не
исключая
никакого
народа,
принадле­
жат
всему
роду
ч еловеческ ом у» (С.
5).
Не само сто ятель н о сть
Истории
философии
Гавриила
по к азал
уже
Н овиц кий
в
отзыве,
данном
им
по
пред­
ложе нию
Ак аде мии
нау к,
ку да
были
представлены
к
со стя зан ию
на
Де­
ми довску ю
премию
1811 г . : 1) История философии архим.
Гаври ила,
ч.
I—IV, из Казани,
и
2) История древней философии Зедергольма,
ч.
I, из
Москвы.
Новицкий
признал
оба
сочинения
несамостоятельными
—
пе р­
вое
переводом
довольно
плохо
написанной
французской
истории
фило­
с офии,
вт орое
—
переводом
из
не ме цких
к ниг.
(Зедергольм, 1789—1867,
п ро тестан тск ий
священник,
сперва
в
Финляндии,
за тем
в
Москве,
ав тор
нескольких
немецких
сочинений,
теист-антигегельянец.
О
том,
как
Га в­
риил
обобрал
самого
Новицкого,
см.
ниже .)
Само
собою
ра зу м еется,
что
про изве де ние
Гавриила
неоригинально
и
не
основано
на
изу че нии
источников.
Оно
составлено
по
иностранным
книжкам ,
но
автор
не
укл оняе тс я
от
выражения
своих
зам еч ани й,
подчас
весьма
темпераментных
и
сочных,
хотя
нередко
в
из лиш не
сп е­
циф ичес к ом
стил е
наших
духовных
семинарий.
На пр
< имер >, «как больные желтухою очи представляют весь мир
желтым,
так
Тидеманн
все
фи лосо фски е
сист ем ы
представил
в
еди но­
образной
одежде
Л окк а» (I, 11 —12); Риттер « пре восх оди т
скептициз­
мом
многих
за пис ных
н едоум ок » (I, 12); «англицкое болото Беркелея»
(I, 13); «Теннеман,
смотря
в
очки
Канта,
своим и
гл азам и
совсем
не
ви­
дит» (I,38);Кант
—
«немецкий грекоримлянин» [?] (I, 39); «от чтения
подобных
[Плотина]
теорий,
не
очищенных
судом
фи ло софски м,
осн о­
ват ель ный
человек
может
потерять
время,
а
с куд оум ный
лишиться
и
по­
следней
и скры
здравого
р ас су дк а» (II, 65); «уроды в физическом мире не
плодятся.
Уроды
в
умственном
мире
—
Плотин
и
Пор фир ий
в озрод и­
л ись
в
Спиноз е,
Шеллинге,
Тег еле
и
Ге р б ар те » (II, 74); рассуждения
«лжефилософа»
Гольбаха
есть
«образцовая цепь лукавых умозаключе ­
ний » (IV, 24); «сколь бедно чувствование Юма,
столь
богато
его
вообра­
жение
причудами!»(IV,32)ит.
п.
Сам ый
ожесточенный
от пор
со
стороны
архим.
Гаври­
ила
встречает
Юм,
наиболее
снисходителен
он
к
Кузену.


132
Г.
Г.
Шпет
благосклонен
—
к
аббату
Ботену.
В
совершенно
вос то р­
женное
состояние
он
приходит
лишь
при
изложении
«философии восточной чистой», под каковою разумеется
«философия Палестины»,
закл юч ающ аяся
«в книгах
Св.
Писания,
в
творениях
Отцов
Цер кви
и
в
сочинениях
различных
православных
христианских
писателей» (V,4).
Изл о жив
в
выражениях,
ин те рес ных
бо лее
риторически,
чем
диалектически,
философию
П але стины ,
автор
через
следующую
экскламацию,
дающую
представление
об
его
«диалектических приемах», переходит к « фило с офии
вос­
точной
не
чи ст ой»: «Но,
ах!
мы
недостойны
более
дышать
р айским
в оз духом
земли
с вят ой;
мы
должны
от пр авить ся
к
нашей
бр ати и,
в
землю
заблуждения» (V,24).
Вообще
же
нужно
сказать,
что
способ
изложен ия
авто­
ра
не
свидетельствует
о
н езав иси мо сти
его
философ­
ских
воззрений
от
духовного
зван ия
и
от
«службы
люд ям ».
В
особую
за слугу
архим.
Г а вриилу
поставляют
иногда
то,
что
он
явился
первым
историком
ру сс кой
философии,
ко­
торой
он
посвятил
ше стой
том
своей
Ис тори и
философии.
Однако
не
был о
ли
это
предприятие
преждевременным?
И
не
пришлос ь
ли
только
благодаря
этому
во з вести
в
основоположники
русской
философии
Владимира
Мо­
номаха
и
Да ниила
Заточника,
а
к
ее
высшим
дос ти жен и­
ям
от не сти
ге ний
любомудрия
Сергия
Семеновича
Уваро­
ва,
современного
автору
министра
на родн ого
просвеще­
ни я?
Впрочем,
к
суждениям
автора
об
особом
националь­
ном
характере
русской
ф илос офии ,
со
стороны
их
содер­
жания,
оригинальности
и
общего
знач ени я,
мы
еще
вер ­
немся
н иже
в
д ругом
контексте.
VII
Таки м
обр азом ,
в
университете
Харьковском
фи лосо­
фия
бы ла
уничтожена
в
зародыше,
в
Казан ско м
не
допу­
стили
и
до
образования
зародыша.
Значение
обо их
новых
униве рс ите тов
для
нашего
философского
ра звит ия
оказа­
лось
ничтожным.
Этой
утери
целого
полустолетия
оба
университета
обязаны
тем,
что
и
до
сих
пор
их
фило­
со ф ская
ро ль
остается
в
о бл асти
надежд
и
будущего.
Два
другие
новые
университета
были
от кры ты
позже:
Петер­
бургский—
в
1819 г .,
в
попечительство
Ув аров а,
и
Ун и­


Оче рк
развития
русской
фило соф ии
133
верситет
св.
Владимира
—
в
1834 г.,
в
министерство
Уварова.
Когда
учреждались
первые
но вые
университеты,
в
Пе­
те рб урге
был
основан
Главный
педагогический
институт,
который
в
<18 >19 году и превратился непосредственно
в
о т деление
университета.
Философия
в
институте
уже
преподавалась,
и
ее
преподаватель,
А.
И.
Галич,
стал
про­
дол жа ть
сво ю
деятельность
в
ун ив ерси тете .
Га лич
изве­
стен
у
нас
как
распространитель
иде й
нового
немецкого
иде ал изма .
Однако
не
ему
при шл ось
сказать
первое
слово
о
новой
философии.
Он
де йств ов ал
на
почве
до
и з вест­
ной
сте пе ни
уже
подготовленной
преподавательской
и
литературной
пропагандой
профессора
Медико-хирур­
гической
ак аде мии
—
преобразованной
в
1799 г.
из
Меди­
ко-хирургического
училища,
начало
которого
было
поло­
жен о
Петром
Великим,—Д.
Ж.
Велланского.
Велланский
(Кавунник,
сын
ремесленника
в
Борзнах,
Черниг<ов-
ской>
губ <е рнии>) явился в России первым проповед­
нико м
идей
Шелл инговой
натурфилософии.
Примыкая
ближайшим
об ра зом
к
Окену,
он
делает
попытку
и
бо лее
или
менее
само сто ятель н ог о
приложения
эт их
идей
к
ра зр або тке
физиологии
и
ф изик и.
Для
правильной
оценки
трудов
Велланского
не
следу­
ет
упускать
из
вид у
ра зницы ,
которая
вообще
су щест ву ет
ме жду
общими
натурфилософскими
пр инци пам и
Шел­
линга
и
тем
приложением,
которое
нашли
эти
принципы
у
его
последователей,
представителей
специального
зн а­
ния:
медиков,
физ ио лог ов,
физиков,
психологов
и
т.
п.
Тот
«формализм», за который Гегель так жестоко пори­
цал
Шеллинга,
пр исущ
последователям
Шеллинга
еще
в
бол ьш ей
мере,
чем
ему
самому.
За
большинство
ан ало­
гий
своих
последователей
Шеллинг
так
же
мало
ответст­
вен,
как
мал о
были
о тве тстве нны
аптекари
за
ре це пты,
прописывавшиеся
больным
врачами-шеллингианцами.
Основной
«формальный»
недостаток
само го
Шеллинга
со­
сто ял
гл авн ым
об ра зом
в
том,
что
Шел ли нг
по льзов а лся
не­
которыми
терминами
специальной
науки
в
более
широ­
ком,
подчас
неопределенном
и
метафорическом
смысле.
Сл ишком
буквальное
понимание
шел линго вск ого
слово­
употребления
и
ан ал ог изи рующее
обратное
применение
его
«параллелизмов»
и
«полярностей»
в
специальной
на­
уке
—
уже
не
его
вина.
Та к,
н апр
< имер >, самый термин
«физика»
прежде
всего
и
сплошь
да
рядом
означал
отн юдь
не
сп ециа ль ную
науку,
а
философское
уч ение
о
пр и­


134
Г.
Г.
Шпет
роде
как
ц ел ом1.
Ра вным
образом,
как
известно,
и
таки е
о снов ные
понятия
Ше ллинго вой
натурфилософии,
как
«свет», «тяжесть»
и
пр
< оч. >, отнюдь не покрывались тем
содержанием,
которое
в
них
вкладывала
эмпирическая
наука,
и
обратно,
перенесенные
в
специаль ную
науку,
они
пе рег ружал и
ее
своим
метафорическим
балластом
и
со­
здавали
те
то
комические,
то
грот еск н ые
словосочетания,
кото рые
до
сих
пор
одних
веселят,
а
других,
людей
в
с ло­
весно м
отношении
робк их,
пугают.
Формалистическое
схематизирование
и
аналогизирование
есть
осо­
бая
своеобразная
болезнь
мышления
(dementia philosophica), поража­
ющ ая
обыкновенно
не дис ципл иниро в а нные
научно
души.
Ее
п рил ипчи­
вост и
обязаны
ш ирок им
распространением
некоторые
учения,
злоупо­
требляющие
метафорической
терминологией.
Кроме
Шеллинговой
н ату рфил ософи и
иллюстрацией
сказан ного
может
служит ь,
на­
пр
< имер >, распространение так назыв<а е мой>
органической
социо­
логии;
затем,
н апр
< имер >. учение
С пенсера
о
вс еоб щей
эволюции,
вы­
раж аем ой
в
терминах
«дифференциации»
и
«интеграции», применяемых
оди на ково
и
к
м иру
орган ич еск ому ,
и
к
мир у
нео рган ичес ко му;
затем
также,
на пр
< имер >, так назыв< а ем ое>
физиологическое
объяснение
в
пс и холог ии,
состоящее
по
большей
ча сти
в
простом
переводе
психо­
логических
названий
фактов
на
язык
физиологических
метафор;
сю да
относится
т акже
имеющее
мест о
в
экономическом
материализме
анало-
гизирующее
перенесение
схем
развития
экономических
отношений
на
развитие
идей,
теорий
и
направлений
литературы,
ис кус ств а,
ф ил осо­
фии,
когда
оказывается,
что,
на пр
< имер >, монадология Лейбница есть
выражение
«крайней раздробленности мелкобуржуазного мира», а «Б ог
Спино зы
—
идеализированное
выражение
стихийного
единства
ме ново­
го
общества
и
ца ря щей
в
нем
н еоб ход имост и» (примеры не выдуманы
мною)
и
т.
п.
1 Ср., напр <
им ер
>, ясные определения Виндиилмана в ст.
Grundzüge
einer Darstellung des Begriffs der Physik (в журнале Шеллинга «Zeitschrift für
spekulative Physik». —В .
I.—Jena; Lpz.—1800.—В.
I.—S. 78 ff.), где фи­
зика
оп ределяе тся
в
противоположность
э тике
и
где
физике
дана,
на­
пр
< имер >, такая характеристика: Die Natur soll ein für sich bestehendes
Wesen, die Physik eine für sich bestehende Wissenschaft von diesem Wesen
sein. Es wird also gefordert, das gezeigt werde, wie sie dazu komme, sich
selbst zu organisiren, sich Gestalt und Bildung zu geben (S. 99).
Окружа­
ю щий
нас
мир
как
сов окупн ост ь
объектов,
находящихся
в
постоянном
взаимодействии,
есть
воплощение
(die Darstellung) некоторой первич­
ной
си лы , eine Urkraft, которую можно мысленно выделить и назвать
мирово ю
душою.
Последняя
есть
все
из
се бя
развивающая
деятель­
ность—
Природа,
т.
е.
постоянное
порождение,
постоянное
ст ано влен ие.
Слово
cpùoiç выражает этот смысл,
и
п оэт ому
н азванн ое
и сслед ова ние
развитий
или
раскрытий
(die Entwicklungen) первосилы и указывает,
в
чем
состоит
физ ика:
физика
—
наука
о
раскрытиях
природы
(Physik ist
die [!] Wissenschaft von Entwicklungen der Natur) (S. 104—5).


О черк
раз вит ия
русской
ф илосо фии
135
Вел л анс кий,
закан чи ва вши й
св ое
м едицин ско е
образо­
вание
в
Германии,
примкнул
к
господствовавшему
уже
там
натурфилософскому
направлению
в
медицине.
Что­
бы
правильно
понять
быс трое
и
шир ок ое
проникновение
шелл инги зм а
в
специальные
науки,
следует
не
упускать
из
виду,
что
собственное
развитие
Шеллинга
не
опреде­
ляется
исключительно
диалектической
эволюцией
его
идей
из
философии
Канта
и
Фихте,
как
это
обыкновенно
сх ем атиче ски
изображается
в
учебниках
ист ор ии
филосо­
фи и.
Философия
пр ир оды
Шеллинга,
с
одной
стороны,
яв ляет ся
та кже
непосредственным
продолжением
л ейб-
нице-гердеровской
идеи
единства
пр иро ды
в
ее
развитии
от
стадии
неорганически-геологической
и
до
человече-
ски-исторической,
а
с
друг ой
стороны,
она
подводит
ме та­
физиче с к ие
итоги
то му
широкому
дви жени ю
научной
мысли
в торой
половины
XVIII века,
которое
воодушевля­
ло сь
повышенным
инт ересо м
к
проблеме
антропологиче­
ской
как
в
ее
физиологическом,
так
и
психическом
а спек­
та х.
Таким
образом,
своей
натурфилософией
Шеллинг
пошел
навстречу
общему
интересу
и,
в
св ою
очередь,
по роди л
бесконечное
количество
новых
физических
и
псих и че ских
«антропологий».
В
частности,
идеи
Шел­
линга
по падал и
в
к ачеств е
вы зы вающе го
брожение
фе р­
мента
и
в
м ед ицинск ий,
ес ли
позволительно
так
сказать,
дух
времени.
В
конце
XVIII века много шума наделало
учение
эдинбургского
врача
Джона
Брауна
(Elementa medici-
пае,
1773),
получившее
от
его
имени
и
свое
назва­
ние
—
браунианизм.
Хотя
это
учение
исходило
из
одного
ди на мичес ког о
пр инципа
возбуждаемости
как
сп особн ости,
присущей
всякому
органическому
телу,
тем
не
мен ее
браунианизм
вводил
в
объяснение
жизненных
процессов
ха ра кте рный
дуализм,
сводя
их
к
р авно весию,
нарушаемо­
му
усилением
или
ослаблением
названной
в озбужда емо­
сти,
в
п атол ог ичес ких
случаях
доходящими
до
состояния
resp.
стении
или
астении.
Проводниками
браунианизма
в
Германию
бы ли
П фафф,
Вейкард,
Ги рт анне р,
Реш лау б
и
др.
Но
и
пр отив ник и
браунианизма
с
не
меньшим
у сер ди­
ем
искали
априористических
натурфилософских
о снов
для
своего
у че ния.
Так,
н апр
< имер >, Кильмейер,
оказавший
непосредственное
влияние
на
Шеллинга,
также
исх од ил
из
иде и
единства
природы
и
закона,
руководящего
как
развитием
индивида,
так
и
развитием
всей
природы.
Тре м
основным
функциям
жизни
(чувство,
движение,
самосох­
ранение)
соответствуют
три
органические
с илы:
чувстви­


136
Г.
Г.
Шпе т
тельность,
раздражимость
и
воспроизведение,
отношени­
ем
кот орых
и
объясняется
всякий
жизненный
про цесс.
Сл ово м,
дух
вр емени
натурфилософствовал.
Шеллинг
в ыра жал
его
вместе
с
дру ги ми,
но
он
давал
всеобщую
си­
ст ему
и
стал
поэт ом у
во
главе
времени.
Если
бы,
однако,
Шеллинга
и
не
было,
шеллингианство,
можно
сказа ть ,
все-таки
существовало
бы.
И
оно,
действительно,
п род ол­
жало
существовать
и
распространяться,
когда
сам
Ш ел­
л инг
пе решел
к
бо лее
глубокому
и
принципиальному
учению
философии
тожества.
Велланский
попал
в
это
русло
натурфилософского
по­
ток а
вместе
с
Оке но м,
с
одной
стороны,
и
медициною
своего
времени,
с
другой.
За
философски
еще
прог ре сс и­
ровавшим
тогда
Шеллингом
он
не
пошел.
На
Велланско­
го
нельзя
смотреть
как
на
проводника
к
нам
собственно
фил ос офск их
ид ей
Шеллингова
идеализма
и
трансцендента­
л изма,
к аким
бы л,
на пр
< имер >, Шад.
Велланский
начал
с
натурфилософского
хвоста,
а
не
с
фил ософ ских
прин­
ципов,
не
с
головы.
Он
только
заинтересовывал,
заинтри­
говывал,
но
в
сам ое
фи лос офию
не
вв од ил.
Недаром
он
сам
жаловался
на
не понима ние.
Ему
приходилось,
по
полной
фи лософс кой
неподготовленности
своей
аудито­
рии
и
читателей,
уделять
больше
вре ме ни
принципам,
чем
нужно
б ыло
для
его
специальных
целей1. И он делал
это
все
же
скупо
и
про тив
охоты,
вернее,
может
бы ть,
да­
же
против
своих
способностей
и
подготовки.
Ибо
ни
из
чего
не
видно,
чтобы
Велланский
обладал
настоящим
фи­
лософским
образованием.
Он
на
веру
приним ал
натурфило­
с офс кие
приложения,
ма ло
заботясь
о
критической
про -
1 На непонимание и неподготовленность читателей Велланский по­
стоянно
жаловался.
См.
в
особ
< енности >
его
пис ьмо
к
Павлову
(от 29
мая
1834); здесь он обещает: «Прежде недели выйдет моя Физиология,
на­
мерен
я
сочинить
Натуральную
Ф илос офи ю,
в
основных
ее
начертани­
ях;
--------- Это
будет
к люч
к
уразумению
физических
соч ин ени й,
писан­
ных
по
основаниям
философии,
которая
в
России
известна
по
неоснова­
тельным
с лу ха м» (письмо перепечатано у Боброва: < Бобров Е.
А.
Фил о­
со фия
в
России:
Материалы,
ис след ова ния
и
заметки.
В ып.
1—6. — Ка­
з ань, 1899—1902>, Вып.
IL— С. 225 —228).
Письмо
это
бы ло
написано
тогд а,
когда
идеи
немецкого
идеализма
получили
у
нас
сравнительно
широкое
распространение.
Тем
не
менее
Ве лланс ки й
жалуется:«Новот
про хо дит
тр идцать
лет ,
как
я
в
российском
ученом
мире
вопию,
аки
глас
в
пуст ы не!» Велланский не видел перемены,
происшедшей
за
эти
три д цать
лет.
В нача ле
ч ит атель
его
не
понимал,
потому
что
не
мог
понять,
теперь
он
не
нуждался
в
этом
понимании,
потому
что
и
в
нау ке,
и
в
ф ило со­
фии
иска л
иного,
чем
то,
что
предлагалось
ему
Велланским.
Павлов ,
как
увидим,
это
уч ит ывал
лучше
Велланск ого .


Оч ерк
разв ит ия
русской
философии
137
ве рке
фи лос офски х
принципов.
Ни
одного
философско­
го
труда,
цел ико м
посвященного
фи лос офии ,
у
В елл ан­
ского
н ет,
и
лишь
в
1834 г.
он
перевел
небольшую
к нигу
польского
шеллингианца
И.
Толуховского,
которая
мож ет
с луж ить
введением
в
философию1.
В
Предуведомлении
от
и зда теля
Велланский
не
столько
определяет
задачи
фило­
софии,
сколько
защищает
ее
«достоинство»
про тив
влады­
чества
«обскурантизма».
Но
меж ду
прочим
он
высказывает
и
следующие
общие,
к
сожалению,
слишком
общие,
со­
о бр а же ния : «Истинное знание состоит в идеях,
излагаемых
философиею,
а
не
в
чу вст венных
сметах,
доставляемых
опытностью,
котора я,
хотя
показала
многие
ск ры тые
я вле ния
При роды ,
но
не
объяснила
ни
одного
в
с ущ ест­
венном
значении.
Оп ыты
и
набл юден ия,
относясь
к
п ре­
хо дя щим
и
ограниченным
формам
вещей,
не
к асают ся
беспредельной
и
вечной
их
сущности.
Посему
ревност­
не йшие
испы та тел и
и
вер не йшие
наблюдатели
всех
веко в
и
у
в сех
народов
не
мо гли
соделать
ничего
прочного
и
основательного
ни
в
физических
на уках ,
ни
в
историче­
ских
по знан иях .
Собранные
ими
огромные
запасы
мерт­
вых
материалов
лежат
в
разбросанных
ку чах;
и
только
то
вошло
в
органический
состав
наук,
что
оживотворено
иде­
ями
ума,
про изво д ящим и
теорию
как
душу
опытных
с веде­
ний,
составляющих
одно
те ло,
зижди м ое
понятиями
раз­
ума ».
Философию
Шеллинга
он
аттестует
в
следующих
выра жения х: «Сия Система,
показав
абсолютную
сущ­
ность
П риро ды
и
дух а,
преобразовала,
ил и,
лучше
сказать,
вн овь
соделала
физические
и
психические
науки,
достави­
ла
им
теоретическое
содержание,
какового
они
никогда
не
имел и
и
от
к ото рого
зави си т
все
достои н ство
ученого
света.
Насто яща я
теория
физики
произ ошл а
от
Шеллинговои
философии.
Ни ка кая
из
прежних
систем
не
мо гла
изъяс­
нит ь
ни
единого
я вле ния
в
Природе;
чем
и
дока зыв ае тся
метафизическое
ничтожество
оных» .
Крупнейшие
оригинальные
тру ды
Велланск ог о: (1) Биологическое ис­
с ле дова ние
Природы
в
творящем
и
творимом
ее
качес тве ,
содержащее
осн ов-
1 Философия,
относящаяся
к
жиз ни
целы х
нар одов
и
каждого
че лов ека.
Со­
чинение
на
немецком
языке
Доктора
Философии
Иосифа
Голуховского.
Пе­
реведено
--------- Даниилом
Велланским. — Спб, <1834>. —
Оригинал
—
на
немецком
языке;
сделанный
тогда
польский
перевод
(Ксаверия Брони-
ковского)
не
уви дел
света,
и
лишь
в
1903 г.
был
на печат ан
пр екр а сный
польский
перевод
к ниги
(Петра Хмелевского)
под
за глави ем: Filosofîa I
Zycie. — Warszawa.


138
Г.
Г.
Шпет
ные
наче р та ния
всеобщей
физиологии.—
Сп б., 1812; (2) Опытная,
наб лю­
дательная
и
умо зри те ль ная
Физика,
излаг ающая
природу
в
вещественных
видах,
деятельных
силах
и
з ижду щих
началах
неорганического
ми­
ра—
составляющая
первую
половину
энциклопедии
физических
позна­
н ий.—
С пб ., 1831; (3) Основное начертание общей и частной Физиологии,
или
физики
органического
мира.
Для
рук ов одст ва
к
преподаванию
физиоло­
гических
л е кций.—Спб., 1836.—Более
философичными
являются
пер­
вые
две
книги
—но
главн ы м
образом
вторая, — хотя
и
в
них
поражает
пестрота
и
чересполосица
«умозрительного»
и
фактического,
а
равным
об раз ом
безвкусие
немотивированного
перехода
от
одного
стиля
к
дру­
гому.
Так
как
нас
интересует
не
роль
Велл анск ого
в
ра зви тии
нау ки,
а
л ишь
его
философские
взг л яды,
то
их
мы
и
в ыдел им
из
его
изл ож е­
ния.
Хот я
сле ду ет
иметь
в
виду,
что
именно
эти
части
рассуждений
Вел­
ланского
наименее
оригинальны
и
представляют
в
большинстве
случаев
про ст ой
пересказ
определенных
ст ран иц
Шеллинга,
Окена,
Стеффенса
и
др.
Из
Предуведомления
к
Биологическому
и сслед ов анию
мы
узнаем,
что
целью
изучения
природы
я вляе тся
не
эмпири­
ческое
и
пове рхно ст но е
«объятие частных предметов»,
а
и скан ие
общего
единства
в
пр иро де.
Такое
изу ч ение
по­
коится
на
основаниях
не поко леб имы х,
глуб оки х
и
креп­
ких:
весь
мир
обладает
жизнью
и
все
в
нем
одушевлено,
все
существа
в
нем
суть
лишь
вид ы
обра зов ани и
этой
все­
об щей
жизни.
Пр ир ода
и
не орга ни ческ ая
мертвая
и
жи­
вая
органическая
—
оди н аково
выражения
единой
миро­
вой
жизни
в
ее
бытии
и
де йств ии 1.
Жи знь
неорганиче­
ской
природы
раскрывается
в
динамических
пр о цессах
маг нет изма,
электрицизма
и
химизма.
Для
нее
существен­
ным
я вля ется
бы тие,
случайным
—
дейс твие .
Наобо­
ро т,
для
органической
прир оды
дей ств ие
существенно,
а
бытие
—
случайно.
Л ишь
в
че лове ке
до стиг аетс я
ц ело­
стность
орга ни ческ ог о
мир а
на
земле.
Остальные
животные
—
уе дин енные
его
час ти,
раскрывающие
лишь
определенные
ст оро ны
или
действия
жизни.
Анатомия,
химия,
ме хан ика
и
другие
эмпирические
науки
не
могут
составить
философии,
так
как
сами
требуют
одуше вл ен ия
вы сшим
фи лос офс ким
по нятие м
единой
жизни.
Физиоло­
гия
есть
настоящая
основа
философии,
лишь
она
может
быть
в
строгом
смысле
умозрительной,
она
с ама
философия
живой
органической
природы.
На
это
истинно
шеллинговское
определение
мне
хотелось
бы
обр а­
т ить
вн иман ие
тех ,
кто
нед оуме вает ,
откуда
появился
в
XIX веке мате­
риализм
врачей
и
н ату рал истов
(получающийся,
как
очевидно,
при
про -
1 См.
в ыше,
с.
134 в прим.,
определение
Виндишмана.


О черк
развития
русской
философии
139
с той
замене
в
э той
ф орм уле
начала
динамического
мех а нич ес ким),
а
с
другой
ст орон ы,
и
т ех,
кто
счит ает
эту
формулу
достаточною
для
определения
ма тери али з ма.
В ообщ е,
заметим
для
последующего,
что
нужно
с
большою
осторожностью
говорить
о
материализме
в
философии.
Материализм
врачей
и
натуралистов
так
же
о тно сится
к
истории
науки
и
метафизических
объяснений
в
н ей,
как
и
шеллингианство
вр ачей ,
ан­
тропологов
и
физиков
начала
XIX века.
Превращение
этог о
материализ­
ма
в
фи лософ ию
ес ть
или
сознательное
отрицание
ее,
или
отсу тств ие
интереса
к
ней,
связанное
с
увере нно ст ью,
что
метафизические
объясне­
ния
в
науке
в
полной
мере
мо гут
уд ов летво рить
потребности
зн ания.
Физиология,
однако,
по
мысли
Велланского,
не
до л­
жна
б ыть
отделяема
от
ф из ики,
ибо
первая
излагает
орга-
йический
ми р,
рассматривает
внутреннее,
душ у,
идеал ь­
ное
существо
универса,
а
вторая
долж на
исследовать
внешнее
его
содержание,
тело,
реальную
фор му
(ср .
письмо
к
Павлову). И
Велланский
зат евает
план
энциклопе­
дии,
которая
должна
обнять
универе
со
вс ех
сторон.
Фи­
зи ка
неорганического
мира
со ста вля ет
первую
часть,
за
которою
должна
следовать
органическая
физика
или
фи­
зиология,
а
за
нею
—
антропология
(см .
письмо
к
Н.
Роза­
нову
у
Боброва.— <
Жизнь
и
труды... > —II.— <С. >
223—225). Такое место физики в системе знания Веллан­
ский
считает
существенным.
Если
бы
место
физики
опре­
де ля лось
ее
значением
для
те хники,
можно
б ыло
бы
до­
вольствоваться
одними
оп ытам и
и
не
и меть
теоре ти че ско­
го
понятия
о
Природе.
Но
физика
без
эт ого
поня тия
—
те­
ло
без
души.
В
действительности
«физика не столько
нужна
для
те хнол огии,
сколько
для
антропологии
и
п си­
хологии,
кот оры е
без
умозрительного
знания
Натуры
не
могут
быть
приведены
в
си сте мати чес кий
вид,
свойствен­
ный
идеальной
их
сущности»1.
Теория
физики,
одн ак о,
невзирая
на
свет,
более
тридцати
лет
си яющи й
на
го ри­
зонте
германского
ученого
мира,
остается
для
многих
не­
видимою.
Одних
она
ослепляет
яркостью,
другим
к ажет­
ся
св ер кающе й
лиш ь
в
чуждой
для
них
пр евы спр ен ней
сфере.
С вою
задачу
Велланский
по нима ет
как
«изложе­
ние
н еорг ан ичес кой
Природы,
выведенное
из
таких
осно­
ваний,
к ото рые
для
поверхностной
кр ит ики
н епри сту п­
ны».
Это,
след
< овательно > ,
ес ть
приложение
фило­
софских
принципов
к
специальной
науке.
В
чем
же
состо­
ят
принципы?
1 Предисл<о ви е> .
Ср.
вы ше
сделанное
замечание
о
материализме.


140
Г.
Г.
Шпет
Их
изложению
цел ико м
посвящено
в
Физи ке
Веллан­
ского
Отделение
первое
(потом он к ним возвращается ред ­
ко,
напр< им ер>, §§ 185—188.—< С. > 110—114), оза­
главленное:
Теософи ческ ие
положения
о
возможной
сущности
природы,
сл ужащ ие
основанием
познанию
действительных
ее
ф орм.—
Хотя
внешн ие
формы
вещей
не
могут
б ыть
без
их
внутренней
сущности,
но
в
силу
их
взаимного
соответст­
вия
в
познании
последней
должн о
руководиться
рассмо­
трением
первых.
Время,
пространство
и
ве ществ о
суть
явления
вечного,
беспредельного
и
всесущественного.
Многообразие
ве ще стве нного
м ира
в
его
конечных
и
пре­
ходя щих
формах
сообразно
возможной
идее,
единой
и
не­
делимой,
но
проявляющейся
в
эт ом
многообразии
форм,
«образуясь действительною вещью». И д е я не вид им ой с ущ ­
ности
тройственна:
как
единое
всесущественное,
как
са-
мосвёдение
его
и
как
еди нств о
того
и
д ругого .
Сущность
при род ы
в
объективной
форме
самосвёдения
представляет­
ся
веще ст вом ,
а
в
субъективном
значении
—
одушевленны­
ми
существами.
Органический
мир,
составляющий
субъ ек­
тивную
принадлежность
творческого
са мо с вёде ния,
ест ь
постепенное
развитие
творческого
действия,
начавшегося
в
живом
веществе
и
завершившегося
в
человеке.
Равны м
образом
и
мир
неорганический,
изъявляющий
об ъекти в ную
с то рону
тво рче с кого
самосвёдения,
такж е
произошел
в
постепенном
развитии.
Оба
вм ест е,
образуя
с
противо­
по ло жных
сторон
одно
и
то
же,
составляют
цел ое
явле­
ние.
«Земная планета есть общий организм,
в
котором
животные,
растения
и
ископаемые
содержатся
как
осо­
бливые
члены
одного
тел а,
произведенные
тою
же
жи­
знью,
только
в
разных
значениях
изъявляемой
ими
су щ­
ности,
по
которому
он ые
не
токмо
меж ду
собою
ра злич ­
ны,
но
и
прот ив оп олож ны
в
их
кач ест в ах».
В ещес твен ная
ма сса
и
деятельная
сила
зем ли
произведены
могуществом
всео бщ ей
жизни,
которая
не
есть
ни
вещество,
ни
сила,
а
идеаль но е
об оих
начало,
постигаемое
умозрительно.
Это
начало,
не
подверженное
внешним
изменениям
и
чув ­
с тве нным
ощущениям,
есть
дух,
не
зав исящ ий
от
п ро­
странственных
и
вр еменны х
о тно шений
и
потому
творче­
ски й.
Поскольку
совершенное
познание
требует
исслед ов ан ия
всех
родов
предметов,
Велланский
признает
одинаково
односторонними
и
непо л­
ны ми
теории
материалистов
или
ат омист ов ,
исс леду ющих
только
веще­


Очерк
развития
русской
ф илосо фии
141
ство,
и
динамистов,
исс леду ющих
только
деятельность,
и
идеалистов,
ис­
следующих
только
идеальное
пр едс тав л ение
вещей
как
во зможн ую
форм у
без
действительного
содержания.
«Видимый мир есть образование идеальной возможно ­
сти
в
вещественную
действительность,
где
каж дая
вещь
производится
собственною
идеей,
как
творимая
мате ри я
зиждущим
духомь.
Процесс
миротворения
подобен
твор­
честву
в
искусстве
д уха
человеческого,
который
составля­
ет
сперва
пл ан
идеальной
возможности,
а
потом
осуще­
с твл яет
его
в
вещественной
деятельности.
Земной
мир
в
своем
в е ществ ен ном,
деятельном
и
идеальном
содержа­
ниях
должен
развиться
от
начального
основания
до
окон­
чател ь ног о
совершенства
их;
гл авн ые
эпохи
развития
суть
устройство
стихий
и
неорганических
тел,
пр оис хожде н ие
растений
и
животных
и
образование
мыслящего
су щес т­
ва-человека;
каждая
из
эт их
эп ох
и меет
свои
пер ио ды
образовательных
состояний.
Физика
пос ле дова те льно
из­
лагает:
стихиологию,
устанавливающую
теорию
света
как
начального
дей ств ия
Природы
и
теорию
тяж ести
как
на­
чала
вещественности;
к осм ол огию
как
учение
о
Со лне чной
системе,
основанной
на
тяжести,
представляющей
беспре­
дельную
сущность
Пр иро ды
в
ограниченных
форм ах
ми­
роз дан ия;
и
геол оги ю
как
учение
о
вещественных
качеств ах
и
д еят е льных
свойствах
земной
планеты
—
к
динамиче­
с ким
предметам
геологии
относятся
электризм,
магне­
тизм
и
химизм.—Познание
света
связано
с
по з нанием
происхождения
и
состояния
всего
мира,
ибо
свет
есть
вн ешний
вид
в нутре нне й
си лы.
Умственное
самосвёдение
че лове ка
проходит
чере з
три
мо мен та:
момент
взирающе­
го
субъекта,
рассматриваемого
объекта
и
односущности
их.
Тол ько
тогда
че л овек
познает
в
точном
см ысле
себя ,
ко­
гда
он
внешний
мир
находит
в
се бе,
собственное
су ще­
ство
обретает
во
внешне м
мире
и,
наконец,
видит
сущест­
венную
одинаковость
между
собою
и
вн ешним
миром.
Вселенная
как
произведение
само по зна вател ь но го
процес­
са
Абсолютной
Сущности
При ро ды
сос тои т
из
света,
ма­
териальности
и
органической
жизни,
представляющих
субъективную,
объективную
и
единосущную
принадлеж­
ность
сам о св ёден ия.
«Единственная Сущность Природы
в
св ой стве
взир аю щег о
субъекта
является
светом;
в
качест­
ве
рассматриваемого
объекта
ок азы ваетс я
материею;
а
в
начальном
безразличии
света
с
мат ер иею
пр едст авл я­
ется
ор г анизм о м ». Как от нуля произошли все математи­


142
Г.
Г.
Шпет
ч еские
числа,
так
от
света
начались
все
естественные
ве­
щи.
Ди намич еский
процесс
в ещес тва
и
органическое
дейст в ие
жи вых
суще с тв
су ть
про изве д ения
света,
пр ед­
ставляющего
во
временных
формах
вечную
сущность,
ко­
торая
хи ми чески м,
электрическим
и
магнитным
проц ес сом
пр евр ащае тся
в
вещество,
а
репродуктивным,
ирритабельным
и
сенсибилъным
действием
образуется
в
особое
внутреннее
существо.
В
неорганическом
мире
главнейшее
д ейств ие
показывается
светом,
а
в
животном
организме
чувствием,
кои
с уть
од но
и
то
же,
хотя
и
в
противоположном
виде,
так
что
свет
е сть
внешне е
чувствие,
а
чувствие
—
внешний
свет.— Свет,
изъявляющий
вечность
времени,
и
тяжесть,
показывающая
беспредельность
п ро ст ранст ва,
составляют
при
внешнем
с ноше нии
бездушную
ве щь,
а
при
внутрен­
нем
соед инени и
—
одушевленное
тело.
Ор ганиз м
как
вну­
тренний
индивидуальный
мир
р авен
внешнему
униве р­
сальному,
а
потому
и
обратно,
космическое
п роизра ста ние
(genesis mundi) должно сходствовать с органическим .
Так
как
каждый
атом
материи
содержит
в
себе
пр ос тр анств о,
время
и
начальное
един ст во
их,
то
и
всякое
земное
те ло
по
своему
происхождению
и
состоянию
равно
целой
си сте­
ме
мира.
Способы
миротворения
суть
эл ект р изм,
магне­
тизм
и
химизм,
составляющие
динамизм,
или
жизненный
пр оцес с
неорганических
вещ еств
земной
планеты.
Даже
в
этом
кратком
извлечении
нетрудно
уловить,
что
гл авн ым
руководителем
Велланского
был
Оке н1.
Лишь
из ред ка
у
него
выступает
на
сцену
сам
Шел лин г,
а
в
последней
части
и
Стеффенс.
Но
это
—
Ок ена
по
п ре­
имуществу
метафоричность
и
формальное
аналогизирова-
ние.
Нечуткий,
а
потому
беспечный
по
отношению
к
чи­
сто
философскому
значению
своих
«оснований»
—
что
до­
казывается,
меж ду
прочим,
частым
повт оре ние м
у
него
основного
постулата
противоположности
и
тожества
субъективного
и
объективного
без
всякой
попытки
анали­
за
или
философской
критики,—Велланский,
по-видимо-
му,
не
отдает
себе
отчета
и
в
самой
чистой
мета фори чн о­
сти
своих
«теорий» .
Таким
образом,
заслуга
Велланского
перед
русской
фи лософ ие й
преимущественно
в
т ом,
что
он
че рез
преподавание
специальной
науки
в
новом
духе
вызывал
об щий
инт ер ес
к
фи лос офски м
основам
науки
и
знания
вообще,
в нед ряя
вместе
мысль
о
существенной
1 Даже характерная для Окена « ма те ма ти ч но с ть» (опущенная в на­
шем
изложении)
воспроизводится
Велланским
—
§§ 13 <и>
сл.
и
др.


Очерк
развития
русской
философии
143
необходимости
такой
осно вы .
Раскрыть
и
п ока зать
эту
основу
он
не
был
призван,
ибо
он
не
был
ф ил ос офом.
Не
имел
он
и
непосредственных
учеников,
которым
это
можно
было
бы
вменить
в
обязанность.
Это
требование
бы ло
предъявлено
к
Гал ичу 1, ибо на него смотрели уже
как
на
философа,
и,
по-видимому,
сам
он
также
хоте л
ви­
д еть
у
себ я
это
качество.
Хр истиа н
Экеблад,
профессор
ветеринарии
в
Харьковском
уни верси­
тете
(с 1824
г .), а затем директор Нежинского лицея ( с 1853
г. ), ученик
Вел ланск ог о,
лишь
в
1872 году выпустил книгу:
Опыт
обозрения
и
биоло ­
го-психологического
исследования
способностей
человеческого
духа. — Спб.
В
П ре­
дисловии
он
сообщает,
что
«основная нить или канва»
част и
его
кни ги
по черп ну та
из
лекций
В елла нск ого.
Однако
Экеблад,
всю
жизнь
пос вя­
тив ший
этой
книге,
не
застыл
на
Ве ллан ско м,
и
его
мес то
—
в
другом
кон те ксте ,
хотя
также
не
собственно
филос офс ком.
Ал.
Ио.
Галич
(Говоров,
сын
дьячка
г.
Трубч ев ска ,
Ор ло вск
<ой>
губ
<ернии>)былодиниз«молодых
лю­
дей», командированных в 1808 г.
за
границу,
где
филосо­
фию
слушал
у
Шульце
(Gottlob Ernst Schulze — Aeniside-
mus) и у Бутервека2.
По
возвращении
из
командировки
Галич
зан ял
кафедру
философии
в
Педагогическом
инст ит ут е,
а
затем
в
университете,
где
преподавание
его
продолжалось
не д олго,
так
как
уже
в
<18 >21-о м
году
Рунич
и зъял
Галича
из
числа
пре по дава те лей
уни­
верситета.
Галичу
остался
доступен
лишь
ли тер атур­
ный
способ
распространения
и дей
новой
филосо­
фии.
Воспользоваться
им
в
полной
мер е
при
це нзур е
того
времени
бы ло
невозможно.
Но,
вероятно,
к
эт о­
му
присоединялось
и
то,
что
удар,
постигший
Галича,
связывал
его
с во боду,
и
его
литературная
деятельность
оказалась
ниже
тех
требований,
которые
к
не му
1 В Предисловии ко второй книге своей Истории философских систем
(Спб . , 1819) Галич сообщает: «Склонясь на требование многих почтенных
читателей
р аз ного
зван ия,
я
доставил
в
особом
прибавлении
по
к райней
мере
(найденный у Таннера)
ключ
к
Шеллинговой
си сте ме
в
первоначаль­
ном
ее
в ид е» (IV).
2 Никитенко в статье о Галиче пишет: «Неизвестно,
кто
был
здесь
[в
Геттингене]
непосредственным
руководителем
Га лича» (С.
10).
Но
в
том
же
1810 г. ,
когда
Галич
переехал
из
Гель мште дта
в
Г етти нге н,
Шульце
был
переведен
со ответс твую щим
же
образом
—не
за
ним
ли
и
пос лед о­
вал
Галич?
Мейнерс
умер
в
этом
же
1810 г., а Федер был уже в Ганнове­
ре.
След
< овательно >, остаются все- так и
Шуль це
и
Бутервек.
З нако м­
ст во
Галича
с
ш ел лингианст во м
бы ло,
по
всей
вероятности,
ис кл ючи­
тельно
литературным.
К
Шульце
Галич
отправился,
по-видимому,
по
указанию
Лод ия
(см.
ниже).


144
Г.
Г.
Шпет
можно
бы ло
пр едъ явить .
По
сравнению
с
собственной
Ис­
торией
философии
он
не
двинулся
в пе ред,
а
скорее
о к азался
отб роше н ным
назад.
И
в
Истории
философии
он
толь ко
компилятор,
но
все
же
в
эт ой
к ниге
чувствуется
жизнь,
внутренний
ин тер ес
к
излагаемому.
Посл едую щие
его
произведения
вплоть
до
Картины
человека
—
сухие
и
без­
жизненные,
формальные
конспекты,
скомпилированные
без
интереса
и
без
напряжения
мысли.
Опы т
нау ки
изящного.
— Спб., 1825.—
Черты
умозрительной
фи лос офии,
выбранные
из
В-б-ра,
Кл-на,
Т-н-ра
и
др.
и
изданные
А.
С-ым. —
Спб.,
1829.— Логика,
выбранная
из
Кл ейн а .—Спб., 1831.—
Те ория
красноречия
для
всех
ро дов
прозаических
сочинений,
извлеченная
из
немецкой
библ ио те ки
словесных
наук.—
Спб., 1830.— Картина
человека,
оп ыт
наставительного
чтения
о
предметах
самопознания
для
всех
образованных
людей.—Спб.,
1834.
Обо
в сех
эти х
трудах
Галича
можно
ск аза ть
то,
что
го­
ворил
рецензент
«Телескопа» (1831, окт.— No
20) о его
Л огик е:
Логика
Кле йна ,
представленная
на
р у сском
язы ке,
в
сокращенном
извлечении,
изве стн ым
нашим
мыслите­
лем
г.
Галичем,
принадлежит
к
шко ле
Шеллинговой.
Но
г.
Галич
исключил
из
нее
все,
что
ознаменовано
печатию
трансцендентального
тождествословия.
В
ней
остались
одн и
только
голы е
понятия
и
положения,
составляющие
обыкновенный
ск арб
логики,
без
всяко й
особой
отметки
и
штемпеля;
так
чт о,
кроме
некоторого
изменения
в
пл а­
не
и
пополнения
в
подробностях,
едва
можно
приме т ить
различие
между
ней
и
логикой
Карпе
или
Якоби
[?]. Сле­
д оват е льно,
явл ение
ее
—н еб ог атая
находка
для
нашей
философской
литературы!»(С.
551—552).
Карт ин а
челове­
ка
составлена
лу чше
и
местами
написана
не
без
пафоса,
но
считать
ее
трудом
оригинальным,
как
у
нас
до
сих
пор
принято,
можно
только
по
недоразумению.
В
основу
кн и­
ги
по ло жен
Св аб едис сен,
прич ем
первая
треть
е сть
просто
сокр ащ енн ый
перевод
из
него,
с
п ерес тан овк ою
парагра­
фов
в
двух-трех
местах
и
со
вставкою
риторических
орна­
ментов.
Затем
идет
бо лее
в ольн ое
изложе ни е
с
привлече­
ни ем
других,
в
пр ед исл овии
названных
авторов,
и
лишь
в
описании
отдельных
душевных
состояний
Га лич
более
самостоятелен
и
опирается
не
только
на
немецкие
кни ж­
ки,
но
и
на
собственную
житейскую
наблюдатель­
ность.


Очерк
раз в ития
русской
фил осо фии
145
Книга
Свабедиссена,
которую
я
имею
в
в иду : Suabedissen. Die Grund -
zuge der Lehre von dem Menschen.— Marb.; Cassel., 1829.
П римеры
рито­
рических
узоров
на
переводе
из
эт ой
кн иги: «Вот те Серафимы Жуковс­
к ого,
Которых
т ьмы
ки пят
В
Пылаю щ ей
пустыне» (это
—об
инфузори­
ях !) (53); «помазанника природы»
вводит
«Дух планетный» (вместо «ч ел ов е­
ка»
у
Свабедиссена)
(56); история Солнечной системы включается в исто­
рию
мир о зд а ни я, «в коем человек теряется,
как
капля
в
ок еане» (61);
и
т.
п.
Серьезное
излож ен ие
немца
э тим
только
портится,
и,
кажется,
Гали ч
сде лал
бы
лучш е,
если
бы
без
претензий
просто
перевел
Свабе­
ди ссе на
целиком,
как
то
сделал
Сидонский
с
прекрасною
книго й
Шуль це
(Психическая Антропология или опытное учение о жизни человека по
д уховн ой
его
стороне.—
Вып.
I.—
Сп б., 1834; Вып.
II [с некоторыми до ­
полнениями
пе реводчи ка ]. —18 36).— Я.
Н.
К олубов ский
(С.
535) сообща ­
ет,
что
Га лич
был
«гораздо умереннее»
В елла нског о
и
что
в
с воей
Карти­
не
человека
он
«дал опыт философской антропологии,
сто я щей
на
уровне
науки
т ого
времени».
Еще
бы,
особенно
е сли
в ычерк нут ь
самобытное
кр асно речие ...
Кстати
отметить,
что
Велланский
был
первым
рецензентом
Галича.
Он
признал
его
знан ия,
любо вь
и
сп особ нос ти
к
фи лос офии,
но
жесто­
ко
порицал
его
ма неру
изложе н ия: «Поэтический дух свойствен филосо ­
фии
по
одинаковой
су щно сти
поэз ии
с
философией;
но
ежел и
сию
представить
в
комическом
вид е,
то
она
покажется
всякому
смешною »
(Никитенко < А.
В.>
А.
И.
Галич...—
С.
16). Академия
наук
в
присужде­
нии
Демидовской
премии
Галичу
за
Кар ти ну
человека
(на основании ре ­
цензии
комиссара
университета
проф .
Ф и шера)
также
отмечает
его
не­
выде р ж анный
«слог»
и
«какой -то
при чуд ли вый
т он», который «н ес ов ме­
стен
с
целию
и
достоинством
подобного
со ч ине ния» (см.:
ЖМ НП.—
1836.- Июл ь. -С .
103).
Были
ли
какие-нибудь
определенные
философские
воззрения
у
самого
Га лича ?
По-видимому,
с
лег кой
руки
Никитенко
у
нас
приписывают
Галичу
«самостоятель ­
ность»
мысли,
в
частности
по
отношению
к
Шел ли нгу
и
в
особе нн ости
сравнительно
с
Велланским.
Однако
на
чем
же
это
о сно вывает ся ?
Да же
в
Ис тории
философии
Га­
лич
не
ре шилс я
сам
излагать
Ше ллинга
и
изобразил
его
«по Таннеру». И далее,
не
в
том
ли
его
самостоятельность,
что
он
компилирует
не
Ше ллинга,
а
шеллингианцев?
Как
отмече но,
у
русских
философов
есть
скл онн ост ь
следо ­
ва ть
разным
Клейнам,
а
великие
их
как
будто
обжигают...
Сл учай ,
что
Галич
прямо
вы ска зал
св ои
взгляды,—
его
Представление
в
Конференцию
Педагогического
института
по
поводу
его
экз ам ена
(1812 г. )1.
Фило со фия ,
говорит
он,
объемлет
цельность
познаваемых
вещ ей
вообще.
В
главе
их
стоит
существо
отрешенное
(абсолютное)
и
бесконечное;
его
две
формы
—
дух
и
натура.
Философия,
нач инаясь
аб-
1 Приведено в Приложении к ст .
Никитенка.


146
Г.
Г.
Шпет
солютным,
сопровождает
его
двойственное
откровение
в
ду хе
и
природе
и
замы кае тся
в
организующей
своей
методе,
как
дух
и
натура
замыкаются
в
органическом
мире.
Пер­
вый
момент
дает
философию
религии,
второй
—
философию
ду­
ха
(или идеальную,
или
т ран сц енд ентал ь н ую), третий
—
философию
естественную
(физику), четвертый
—
орган
на­
ук,
математическую
ф ило со ф ию. «Отсюда происходит зна­
чительность
числа
4, ясно,
всеобщей
с хемы
вещей)).
Так
как
жи знь
вещей
ес ть
история,
то
изложение
филосо­
фии —
ист ори ческ ое,
не
до казы ваю щее,
а
построяющее.
Ее
особенность
—
не
доказательность,
а
вразумительность;
ее
суд ья
—
устанавливающий
безусловное
разум,
орудия
ко­
его
—
идеи;
опыт
может
оправдывать
и
поверять,
но
не
ре­
шать.
Первая
идея,
дающая
фи лос офию
религии,
и
по­
сл едня я,
да ющая
математическую
философию,—
просты
и
ц ель ны,
как
и
их
предметы:
Бог
и
мир.
Две
средние
ид еи
допускают
обработку
отвлеченную
и
наглядную.
Иде­
альная
философия
in concreto есть всемирная история;
естественная
философия
in concreto —
естеств енн ая
исто­
рия .
Философия,
как
такая,
представляет
себ е
об ык нове н­
но
внутреннее,
но
судьба
внутреннего
—
с тать
в
конце
к он­
цов
наружным.
Идеальная
фи лософи я,
поэтому,
с
вс е­
мирной
историей
человечества,
а
естественная
фи лосо­
фи я—
с
ис то рией
ес тес твен но й.
Со ед инение
их
и
дает
живое
познание.
Все
это
очень
интересно,
и
как
жаль ,
что
эти
мысли
остались
без
р азв ития.
Но
не
потому
ли,
что
они
не
были
собственными
мыслями
Г али ча?
Тетрада
— обща
многим
мы слите лям ,
последователям
Шел линга
или
самосто­
яте льн о
близким
ем у,
как
п озже
она
развивалась
и
неко­
торы ми
гегельянцами.
Но,
ес ли
я
не
ошибаюсь,
схема
Га­
лича
ста вит
его
в
ближайшую
зависимость
от
Вагнера
(Jo­
hann Jacob Wagner). К Вагнеру затем присоединились еще
другие
имена,
среди
которых
можно
в стре тить
и
н естр о­
гих
ш елл инг ианцев
и
д аже
вовсе
не
ш елл инг иан­
цев
(вроде Шульце,
который,
впрочем,
может
б ыть,
был
еще
пе рвее
Вагнера,
вро де
еще
Штиденрота,
более
близк ого
Гербарту,
или
Гейнрота,
но
с
уклоном
весьма
су-
пранатуралистическим1
и
т.
п.) .
Получается
какой-то
1 А потому и скептическим!
Пожалуй,
наибо ле е
яркое
из
его
пр о­
изведений
это го
рода
было
переведено
на
рус.
яз.
в
1835 г .:
О
Истин е .
Со ч.
И.
X.
А.
Гейнрота.
На печат ан о
ижд иве ние м
Княз я
А.
Б.
Г ол ицы­
на.
Пе р.
с
н ем.
А.
Накропин.—Спб., <1835>.


Очерк
развития
ру сско й,
фил ос офии
147
шеллингиастический
эклектизм.
При
оценке
его,
одн ак о,
не
следует
упус ка ть
из
виду ,
что
именно
в
ту
по ру
не
так
зор ко
присматривались
к
самоопределению
по
школе
то­
го
или
иного
направления.
Участники
философского
д ви­
жения
того
вре м ени
смотрели
на
фи лософи ю
после
Ка н­
та
как
на
одну
линию
развития
фи лос офи и,
и
каж дый
считал
себя
продолжателем
это й
линии,
продолжением
од ного
общего
начала.
Поэтому
и
Гал ич
был
не
неправ,
когда
смотрел
на
все
движение
как
на
«новую филосо ­
фи ю»
и
хо тел
п ер едать
ее
чи тате лю
как
последнее
слово
науки.
Он
просто
не
сумел
это го
сделать,
как,
по -в идимо ­
му,
не
мог
бы ть
самос тояте л ь ным
«продолжателем» . А ес­
ли
он
думал
быть
только
педагогом
и
считал
читателя
еще
не
го то вым
к
восприятию
б олее
серьезного
и
само­
стоятельного
философствования,
то
в едь
это
и
доказыва­
ет,
что
самостоятельным
мыслителем
он
не
бы л.
В елл ан-
ски й
сер дил ся
и
бранился,
но
от
самостоятельности
и
«продолжения»
не
отказывался.
Как
бы
ни
было,
не
м ог,
не
умел,
не
хотел,
но
тр ебо ван ия,
предъявленного
временем,
Галич
не
выполнил.
По
и згна нии
Галича
в
университете
оставался
еще
профессор
фи лософи и
П.
Д.
Лодий,
из
прикарпатских
с ла вян,
приглашенный
в
Педагогический
и нс титут
при
са­
мом
учреждении
его
(1803 г.). В свое время Лодий соста­
вил
инструкцию
для
Г алича
в
его
командировке,
направив
его
именно
к
Шул ьце .
Судя
по
его
отзыву
о
Шульце,
со­
держащемуся
в
названной
инструкции,
он
це нил
его
вы­
соко,
но
сам,
как
можно
судить
по
изданному
им
уч ебн и­
ку,
оставался
на
старой
вольфианской
точ ке
зрения
с
не­
ко то рым
лишь
укл он ом
симпатий
в
пользу
эклектизма
немецко й
популярной
фил ософии .
Он
ц енил
Шульце,
по
вс ей
в ероятн ост и,
за
его
тонкую
критику
Ка нта
и
Рейн­
гольда
и,
должно
быт ь,
связывал
в
своем
представлении
Шульце
с
эклектиками
более
тесною
св яз ью,
чем
то
было
на
само м
дел е.
См.
Инструкцию
Лодия
в
Ис тор ии
Петерб<ургского>
универе<итета>
Григ орьева
(прим. 21; с .
4—6
Примечаний)
и
Логические
нас тавле ния,
руко­
водствующие
к
познанию
и
различению
истинного
от
ложного.
В
пользу
сту де нтов
Спб .
Пе даг
< огического >
Инстит
< ута>, сочиненные-- - -- - -- -
Петром
Ао-
дием. — Спб., 1815. —
Г риг орьев
совершенно
не
прав,
когда
говорит
об
эт ой
книге
как
о
«свидетельствующей,
что
автору
ее
д аже
К анто ва
философия
была
еще
вовсе
неизвестна»(Ист<ория> ... —
С.
И).
Книга
Ло дия
свиде­
тель ств ует
об
обратном.
Канта
он
знал
недурно,
и
не
по
излож ен иям ,
а
из


148
Г.
Г.
Шпет
изучения
собственных
произведений
его.
Так,
явно
под
в лиянием
Канта
форм улиро ва ны
у
него
вопр осы
философии
(Что может человек знать?
Что
должен
делать?
На
что
смеет
надея т ься ?
Что
есть
человек? —
вопро­
сы
из
Л огики
Канта,
изданной
Е ше;
есть
у
него
и
прямая
ссылк а
на
Еше.—
С.
70) (13), введение §
о
суждениях
аналитических
и
синтетиче­
ски х
(219); Канта Лодий излагает,
к роме
того,
на
с.
55—57, 64, 66—67,
132—4,
и
обстоятельно
критикует
на
с.
74—76, 151—3, 220—23,
265—7.
Вообще
у
него
немало
свежего
материала
(напр< им ер>, неко­
тор ые
вопросы
тео рии
по знания , §§ 230—236), отчасти доставляемого
той
же
критикою
Кан та,
и
его
учебник
—
неплохой.
Другие
на ши
ориг и­
нал ьные
л о гики,
Рижского,
Лубкина,
Талызина,— жалкие
конспекты
в
сравнении
с
учебником
Лодия.
Основной
и
непо пра вим ый
промах
этог о
учебника
тот,
что
он
запоздал.—
В
прямую
противоположность
Григорьеву
Я.
Колубовский
(Философия у русских .
Ибервег-Гейнце.
История
новой
философии.
Пер .
с
7-го
н ем.
изд .— Сп б. , 1890) утверждает о Ло -
ди и: «автор кантианец,
но
в
во про сах
логики
отличается
некоторою
са­
мос тоя тель н ост ью» (С.
590).
То го
требования
—
бы ть
гл а шатаем
новых
ид ей,
кото­
рое
бы ло
направлено
к
Галичу,
Ло дию
нельзя
было
предъявлять.
Точно
так
же
ничего
нельзя
было
ожидать
и
от
непосредственно
сменившего
Галича
Я.
В.
Толмачева,
из
ха рь ковс ких
семинаристов,
преподававшего
все
что
угод но,
переводчика
Логики
и
Метафизики
Баумейстера,
о дной
статейки
Мендельсона,
а
зате м
учебника
логики
Кизеветтера,
и
в
ф ило софс ком
образовании
и
круг озоре
ед ва
ли
шед ше го
даль ше
переведенных
им
учебников.
Толмачев
оставался
на
кафе дре
че тыре
год а,
а
з атем
был
сменен
с ебе
под
ста ть
Н.
Ф.
Ро ж дест венским
(автором Ру ­
ководства
к
ло г ике)
и
М.
А.
Палъминым',
имевшим
то
пр е­
имущество
пер ед
своими
коллегами,
что
он
предвари­
тельно
прошел
в
Казан и
школу
Магницкого
и
cum laude
выдержал
в
ней
и спы т ание.
Баумейстер,
Карпе
и
в
л уч­
шем
случае
Тен нем ан
уд овле творя ли
философскую
лю­
бознательность
петербургских
студентов.
В
1832 году в министерство народного просвещения
в
качестве
т овар ища
министра
возвратился
С.
С.
Уваров.
К
Петербургскому
университету
была
пр и менена
«систе­
ма
о чи ще ния».
Пал ь мин
был
устранен,
Толмачев
«подал
в
отс та в ку», Рождественский стал преподавать граждан -
1 Никитенко в Дневнике (T. I— <Спб., 1905>.—
С.
137; 139) сооб ­
ща ет,
что
Пальмин
в
практической
философии
держ ался
основ ных
по­
ложений
Канта.
Я
не
располаг аю
данными
для
проверки
того,
насколь­
ко
такое
суждение
сту дента
Н иките нка
осн ова тел ьно .
Он
же
сооб щае т,
что
Пальмин
«практическое предпочитает теоретическому и рассудок
уму».
Э то,
во
всяком
случае,
удачный
к аламб ур
для
характеристики
ка н­
тианства
Пальмина.


Очер к
ра зв ития
русской
фил осо фии
149
ское
пр аво
по
Сво ду
зако но в'.
К
преподаванию
философии
в
университете
был
пригла ше н
А.
А.
Фишер,
учившийся
в
и ез уитс ком
л ицее
и
в
Вен ско м
университете,
прибыв­
ший
в
Россию
в
качестве
гувернера
(в 20-х
годах)
и
пре­
по дававши й
фи лософи ю
в
Глав но м
педагогическом
ин­
ституте
с
год а
его
воз об новл ения
(1828).
Ф ишер
не
ока­
зался
неблагодарным
по
отн ошению
к
Уварову,
но
предал
философию,
вз ва лив
на
нее
неподобающее
ее
до сто и нст­
ву
бремя
апологетики
правительственных
видов
и
иде­
алов.
Первоначально
Фишер
понял
свои
профессорские
обязанности
узко
педагогически
и
повел
в
универ сит е те
занятия
гимназического
подготовительного
тип а.
Но
за­
тем
иде я
его
призвания
стала
ему
рисоваться
в
плане
бо­
лее
широкого
и
направляющего
воздействия
на
все
наш е
образование
в
духе
господствовавшей
официальной
идео­
логии.
То,
что
и
как
проповедовал
Фишер,
сколько
мож­
но
с удить
по
его
литературной
деятельности,
изобличает
в
нем
человека
умного
и,
по-видимому,
до ста то чно
обра­
зов анн ог о—
в
отличие
от
Пальмина
и
казанских
коллег
последнего,
в
угоду
Магницкому
иллюстрировавших
ма­
тематические
понятия
«подобиями священных истин,
христианскою
верою
воз ве ща е мых»2.
Но
тем
хуже
было
для
фи лосо фии
в
России.
В
конце
концов,
однако,
и
сам
Фишер
не
сумел
отс то ять
сво ей
«философии», когда Ши­
ринский-Шихматов
выгнал
из
уни в ерсит етов
всех
ф ило­
софов.
Но
бы ли
обстоятельства,
кот орых
не
учел
ни
Ува­
ро в,
ни
тем
более
Фи шер.
Оба
они
запоз дали.
И
на
деле
вышло,
что
Фишер
для
то го
только
гимназически
подго­
товлял
своих
слушателей,
чтобы
вовсе
лишиться
учени­
ков,
когда
они
ст али
зрелее
и
подготовленнее3.
1 Никитенко < А .
В.>
Дневник...—T. I —С. 222.
Зд есь
же
сообщает­
ся,
что
Уваров
хо тел
вер нут ь
в
университет
Галич а,
хот я
и
не
на
кафе­
дру
философии,
а
на
кафедру
сло вес ности .
2 К примеру: «как числа без единицы быть не может,
так
и
вселен­
ная,
яко
множество,
без
Единого
владыки
существовать
не
может.
На­
чальная
ак си ома
в
математике:
всякая
вели чи на
р авна
самой
себе:
гла в­
ный
пункт
веры
со сто ит
в
то м:
Единый
в
п ерво нач аль ном
слове
своег о
всемог ущест ва
равен
самому
себе--------- Гипотенуза
в
прямоугольном
тр еу го льнике
есть
символ
сретения
правды
и
м ира,
п рав осуд ия
и
любви,
через
ходатая
Бога
и
человеков,
соединившего
горнее
с
дольним,
небес­
ное
с
земн ым» (из речи проф .
Никольского.
См .:
С ухо м линов
<М.
И.
Ис­
тория
>... —
С.
225).
Та кого
набора
з вуков
у
Фишера
нельзя
найт и.
3 «После 1836
года,—
констатирует
ис то рик
университета, —
препода­
ван ие
его
[Фишера]
далеко
не
пользовалось
в
университете
тою
по пуляр ­
нос тью,
как
до
этого
вре мен и» (Григорьев <В.
В.
История...—С. >136).


150
Г.
Г.
Шп ет
Фишер
в ыраз ил
в
печати
лишь
самые
общие
с вои
мыс ­
ли,
и
не
столько
по
ф ило софии ,
сколько
о
философии.
Он
взялс я
за щи щать
фи лос офию
и,
угадывая
дух
тех ,
ко­
му
он
с л ужил,
он
ста л
доказывать
ее
«пользу» .
Он
спасал
бы тие
философии
в
России
жертвою
ее
с ам ост ояте льно­
ст и.
Его
фи лософи я ,
согласная
с
«видами правительства»,
предавала
философию
во о бще,
дискредитируя
по сл ед­
нюю
даж е
в
глазах
власти,
которая
получала
теперь
право
смотреть
на
философию
как
на
раба,
по
обстоятельствам
то
льстивого
и
заис кив ающег о ,
то
де рзк ого
и
заносчивого,
но
всег да
лживого.
Фишер
чутьем
с луги
уловил
тот
дух,
который
был
угоден
господину,
и
как
будто
ср азу
вошел
в
тон
ре чей,
которыми
гов ори ла
у
нас
отнюдь
не
незави­
си мая
духовно-академическая
философия1.
В
самых
об­
щих
рассуждениях
о
философии
он
на
первый
пл ан
вы­
двигал
специальный
вопрос
об
от ноше нии
философии
к
вере,
как
есл и
бы
р еш ением
этого
вопроса
определя­
лось
реш ен ие
всех
фи лософски х
проблем,
в
действитель­
ности
же
он
этим
только
вторил
основному
официально­
му
тону
времени.
Фишеру
пр инад лежат
статьи:
О
.ходе образования в России
и
об
участии,
какое
должна
принять
в
нем
фи лософ ия.
Пе р.
с
франц.
Речь
(в торжеств-
<енном>
за сед< ании>
Спб.
Универе<итета> 1834 г.).—ЖМНП.—
1835.—
Янв .;
О
но вейш ем
Естественном
Праве.—
Там
ж е.—1836.—Янв.
(Предварительный исторический обзор;
ст.
не
ок о нче на); Введение
в
опытную
психологию,
— Там
же .—1839.—Март;
Взгляд
на
психологическую
т еорию
чувственного
восприятия. — Там
же . —1840.—
Июль;
Вступительная
лекция
теоретической
философии. —Чам
же. —1845.—
Янв.;
О
сущности
фило ­
со фии
и
отношении
ее
к
полож итель ном у
авторитету, — Там
же.—
1845.—
Июль .
В
согласии
со
своим
вр еменем
Фишер
понимал
фило­
софию
как
разум
в
развитии
и
восхождении
к
самосозна­
нию.
Но
он
—
теист
и
психологист,
а
потому,
в
отличие
от
пантеистического
(гегелевского)
рационализма,
самопо-
зна ю щий
разум
у
н его
ес ть
его
собственный
разум,
а
Ра­
зу м,
озаряющий
нас
лучом
божественного
света,
ест ь
безусловное
существо,
перед
к ото рым
че ловек
повергает­
ся
ниц.
Философия
же,
это
—смелый
и
величественный
п оле т , «посредством которого разум на крыльях священ ­
ного
восторга
парит
над
преходящим
миром
и
востекает
в
область
Веры,
к
Существу
неиз мен яе мом у
и
вечно­
му
—
источнику
всякой
жи зн и».
Всякому
яс но,
что
при
1С1843
г.
до
1853<г. >
он
сам.
бывший
воспитанник
иезуитского
лице я,
преподавал
в
Духовной
академии.


Оч ерк
развития
русской
филос офии
151
столь
возвышенном
понимании
философии
серьезной
надобности
в
ней
нет
—
р ел игия
и
вероучение
для
таких
целей
«полезнее».
Обычной
в
таких
с луч аях
аргумента­
ци ей
Фи шер
тем
не
ме нее
отстаивает
философию:
естест­
венный
свет
разума
дает
нам
ясное
сознание
идеи
Творца
и
отче т
в
самой
ве ре,
из
че го
все-т аки
получается
опасный
выво д,
что
Откровение
сверхъестественное
для
самой
ве­
ры
недостаточно
ясно
и
отчетливо.
Но
такова
вол я
Бога:
Он
«ведет нас к нашему назначению частию естественны­
ми,
частию
же
сверхъестественными
средствами».
Это
—
по
существу,
а
формально
ф ило софия,
как
система
мет а­
ф из ики,
тем
о тл и чается
от
религии,
что
она
есть
основа­
ни е,
ср едо то чие
и
завершение
«особного»
знания
специ ­
ал ьных
нау к,
она
—
высшее
единство,
су бъ ектив но
(«пред-
ле ж ате л ьн о ») соединяющее отдельные части в одно це ­
лое.
С
своей
стороны,
это
ед инст во,
удовлетворяющее
вр о жден ной
нам
любознательности,
которая
влечет
к
пол ­
ной
и
вы сшей
истине,
доказывая
нашу
духовность
и
возвы­
шенность,
возвещает
че лове ку
о
высоком
назначении
его
существа,
н аходящ ег о
покой
лишь
в
вечном
и
беск о неч­
но м—
в
Высочайшем
бла ге.
Конечная
цель
фи ло со­
фии
—
раскрыть
«обильное содержание нравственного
сознания»
и
довести
до
ясности
«твердые и точные начала
человеческой
д еятел ь но сти ». «Здравая философия», чтобы
оправдать
свое
самоопределение,
не
до лжн а,
однако,
ограничиваться
естественными
и
сверхъестественными
средствами,
а
должна
опереться
еще
на
третий
столп,
по
деликатной
терминологии
ав то ра , «положительного авто­
рите та» .
Он
так же
да рова н
от
Бог а,
ибо
«отдаленнейшая
и
о снов ная
причина
авторитета
е сть
воля
Тв орца », сила ав­
торитета
—
«невидимый духовный узел,
которым
прему­
д рое
и
всеблагое
Пр ов идение
св яза ло
нас
между
собо ю» .
«Посему- то
фи лософ ия
обращ ае тся
ко
в сем
тем,
которые,
по
их
рождению,
блистательному
положению
в
общест­
ве--- ---- --[и
пр
<оч. >, и пр <оч. >],----- ---- призваны
или
сами
служить
опорою,
пр ави лом
и
п уте водн ою
звез­
дою
—
одним
словом,
авторитетом
для
народа---------»
и
т.
д.
Фишер
тратил
время
на
пошлость
и
пустяки,
а
ме жду
тем ,
как
доказывает
его
серьезная,
не
потерявшая
актуаль­
ног о
интереса
и
для
нас
статья
о
чувственном
во сприя т ии,
он
был
человеком
философски
образованным
и
проница­
тельным.
В
пору
повальной
идеалистической
эп идемии
и
психологизма
Фи шер,
будучи
сам
психологистом, —
пси:
хол оги я,
по
его
мне нию ,
«исходный пункт и основа­


152
Г.
Г.
Шп ет
ние»
—
имел
ч уткое
фи лос офско е
ухо,
чтобы
расслышать
дейс твит ель но
здравый
голо с
шотландской
философии
и
вс лед
за
Ри дом
(отчасти и за Шульце,
а,
может
быт ь,
также
и
за
«реализмом»
Якоби)
ре шать
проблему
реаль­
нос ти
восприятия
вне шне го
мира
не
в
идеалистическом
смысле1.
Рассказав
в
кратком
и
содержательном
очерке
ист ор ию
вопроса
и
показав,
что
идеалистическое
ре ше ние
его
покоится
не
на
наблюдении,
а
на
выводах,
Фишер
ап елл ир ует
к
непосредственному
сознанию,
которое
не
дает
никаких
ука зани й
на
наличность
в
нем
идей, «по­
средствующих»
между
воспринимаемой
вещью
и
«ду ­
шою».
В ообще
анализ
нам
открывает
в
процессе
вос п ри­
ятия
л ишь
три
в ещи:
н ечто
внешнее,
воспринимаемое;
се бя
воспринимающего;
действие
или
процесс
между
мно ю
и
п редм етом
восприятия.
Н ика ких
посредству­
ю щих
представлений
нет,
и
обычная
ошибка
возникает
от тог о,
что
не
различают
два
смысла
слова
представление,
которо е
означает
«не только деятельность представлятель -
н ую,
но
и
то,
что
она
представляет
(представляемый пред­
мет )».
Положение,
что
мы
и меем
«в нас»
представление,
к огда
видим,
слышим
и
п р <о ч. >, «справедливо,
когда
им
хотят
сказать,
что
в
нас
находится
духовная
деят ел ь­
ность,
называемая
восприятием
или
более
общим
именем
представления;
напротив,
оно
ложно,
есл и
под
словом
представление
будем
разуметь
представляемый
(восприни­
маемый)
предмет,
ибо
он
всегда
находится
вне
нашего
с о зна ния».
Раскрыв,
далее,
противоречия,
в
какие
впадает
одинаково
и
идеалистическая
и
материалистическая
те о­
рия
во спр ият ия
как
вхождения
«видов» («идей») «в нас»,
и
считая
не лепо ю
самое
проблему
восприятия
внешнего
мира,
возникшую
только
из
того,
что ,
в
самом
деле,
труд­
но
об ъясн ить , «какое имеем мы право воспринятое нами
только
внутрь
нас
перемещать
во
внешний
ми р», Фишер,
отве рга я
также
теорию
своего
базе ль ско го
одн о фамиль ­
ца2
о
«выхождении души»
к
в нешним
предметам,
развива-
1 Никитенко (I.—
С.
395) упоминает,
что
при
уничтожении
фило­
софии
в
университетах
было
п редпо лож ен ие
в
основу
со хран я вши хся
лог ики
и
психологии
принять
ш отл андск ую
шк олу.
Возможно,
что
это
бы­
ло
влия ние
Фиш ера .
2 Фридрих Фишер,
а втор
Naturlehre der Seele, 1834— 35. П р ед с тав и тел ем
этого
Фишера
был
у
нас
О.
Новицкий,
сост авив ший
по
н азв анно му
сочи ­
не нию
свое
Руководство
к
опытной
психологии.
— Ки ев, 1840.
В
XVIII в.
по­
добн ог о
же
в згляд а
приде р жива лс я
позабытый
ны не,
но
за
одно
остро­
ум ие
свое
уже
не
заслуживающий
забвения
Л орд
Мо нбо до
(Monboddo,
Джем с
Бе р нет , 1714—1/99).


Очерк
развития
русской
фило софи и
153
ет
далее
собственный
взгляд.
Это т
последний
сводится
к
следующему:
пос редс твом
жизненной
органической
де­
ятельности,
главным
обр аз ом
нер во в,
дух
наш
находится
в
постоянной
связи
с
телом,
кот ора я
выражается
жизнен­
ным
или
общим
чувством,
благодаря
чему
мы
чувствуем
те­
ло
своим
и
усвояем
себе
все
его
жизненные
состояния.
Перемены,
вызываемые
в
нервах
действием
внешн их
предметов, —
жизненные
движения
—
видоизменяют
общее
чувс тв о,
т.
е.
вызывают
чувство
жизненного
состояния,
которое
мы
н азыв аем
ощущением
и
о
котором
ничего
не
могли
бы
с ка зать
кро ме
того,
что
оно
р азд ража ет
душу
приятно
или
н еп рия тно,
есл и
бы
с
ним
не
связывалось
не­
посредственное
вос прият ие
чего-то
внешнего,
данного
нам
в
связи
с
ощущением
и
н езави си мо
от
нашего
произвола.
Ощущение,
таким
образом,
является
естественным
и
необ­
ходимым
признаком
действующего
на
нас
предмета,
но
столь
же
мало
сходным
с
последним,
как
мало
сходн о
сл ово
с
обозначаемым
им
предметом.
Восприятие
в
це­
лом
не
е сть
ни
чист о
пассивное,
ни
чисто
самодеятельное
со сто яни е,
а
е сть
совокупное
произведение,
вы зыв аем ое
пред­
метом
или
про из водим ым
им
раздражением
нервов
и
са­
мо дея те льной
способности
души.
В
общем,
прини мая
во
внимание
только
философские
т енденци и
Фишер а,
можно
повторить,
что
он
не
был
про­
д олжа телем
ни
Велланского,
ни
Г алич а.
Как
Галич
от
проблем
Велланского
был
отвлечен
новыми
интересами
нем ецкой
философии,
так
и
Фи шер
шел
за
п о следним
словом
э той
же
философии.
В
Германии
все
гро мче
ра з­
дав ался
го лос
сп екул яти вног о
теизм а,
возмущенного
па н­
теизмом
Шеллинга
и
Гегеля.
В
его
мягкие
о бъят ия
охот­
но
отдавались
и
те,
кто
не
имел
поэтического
дар а
следо­
вать
полету
идеалистической
философии,
и
те,
кто
не
им ел
философского
дар а
и
отваги
испытать
в
пламени
ге­
геле вс кой
диалектики
самородок
здравого
своего
смысла.
Те,
кто
ничего
не
испы та ли
и
не
разочаровались
в
ф ило­
софии
только
потому,
что
пов ер или
в
философскую
вер у
других,
искали
в
теизме
ближайшего
пут и,
которым
мож­
но
был о
вернуться
к
спокойным
и
прочным
местам
на
ц ер ков ных,
хорошо
с
детс тва
знакомых,
дедушками
и
ба­
бу шками
пр оси женн ых
скамьях.
Якоби
мог
бы
тор же­
ствовать
—
хотя,
может
б ыть,
и
протестовать.—Баадер
ис­
кал
обращения,
сам
Шеллинг
шелестел
листами
Би блии,
духовенство
звонило
в
колокола,
Геррес,
Гю нте р,
Даумер,
с
одной
стороны,
так ие,
как
Вейсе,
Фихте
jun.,
Ул ьриц и,


154
Г.
Г.
Шп ет
с
другой,
кто
безумствуя
и
беснуясь,
кто
благочестиво,
а
кто
и
с
спокойным
сознанием
правоты
шли
навстречу
це рковн ом у
зв ону.
Лишь
Гешели
оставались
огл аше нны­
ми
за
упо рно е
нежелание
отречься
от
имени
учителя,
ст авше го
теперь
лжеучителем.
Для
многих
философское
благ омы сл ие
соч ет алось
не
толь ко
с
благочестием,
но
и
с
нра встве нно- пол итич ес ко ю
благонадежностью.
Скоро,
о днако,
торже ств ен н ое
настроение
благовеста
нару­
шится—
раздастся
откуда-то
«слева»
шиканье
и
свист,
смысл
которых
будет
разгадан,
впрочем,
не
сразу.
ПО
ЛИНЕ ЙК АМ
VIII
У
на с,
на
на ших
низинах
о фициал ьного
невежества,
не
б ыло
никак о го
торжества,
потому
что
не
было
ника­
кой
победы,
как
не
было
и
борьбы.
Потихоньку,
вяло,
ле­
ниво,
с
полусонья,
с дел али
мы
в
эт ом
н овом
направлении
сво и
первые
шаги.
И
оп ять
не
самых
ярких,
свежих
и
с ильных
искали
в
руководители,
а
бо лее
покладистых.
Сами
же
больше
всего
з або тил ись
о
благонадежности
и
спасении
от
грехов.
Конечно,
г лаз
сверху
зорко
следил
и
уме л
вовремя
о ст ано вить
зарвавшихся,
но
почему
все-таки
—
за
совершенно
слу чайны ми
исключениями
ис­
креннего
пафоса
в
подчинении
знания
в ере
—в
на шей
официозной
фи лософ ии ,
по ста вив шей
пе ред
собою
эту
проблему,
не
видно
сколько-нибудь
увлекательного
и
жи­
во го
внутреннего
напряжения?
Правда,
во
второй
уже
четв е рти
ве ка
в
наших
философских
настроениях
произо­
шла
п ер емена,
раск рыв шая
и
у
нас
живой
философский
дух,
но
это
произошло
под
вл ияни ем
иных
интересов,
и
х отя
по
поводу
проповеди
некоторых
официальных
пр едста вит еле й
философии,
но
из
поб у жд ений,
лежав­
ших
вне
сфер ы
оф ициаль ного
просвещения,
и,
главное,
пр ои зошла
перемена,
вы нес енна я
на
вольный
свет
люд ь­
ми,
о тв ер гаемыми
этим
просвещением
и
его
отвергавши­
ми.
Тут
только
стали
выдвигаться
у
нас
св ои
пр обле мы,
важнейшая
среди
них :
о пр едел ение
русской
задачи
в
фи­
лософии.
Мы
еще
ничему
не
н ауч илис ь,
первые
шаги
бы­
ли
неудачны
внешне
и
бездарны
в н утренн е,
но
задать
во­
прос
мо жно
и
без
особых
знани й,
и
можно
бы ть
уве рен ­


Очерк
развития
русской
философии
155
ным
при
этом,
что
он
задаетс я
правильно
и
что
ес ть
сил ы
его
решить.
Нельзя
отрицать,
однако,
что
некоторые,
х отя
и
нелов­
кие,
попытки
нащупать
свою
«национальную»
проблему
был и
делаемы
и
официальною
философ ие й.
Во
всяк ом
слу ч ае,
от
слепого
по драж ания
она
пробовала
пе рейт и
к
некоторой
относительной
са мостоят ел ь н ости
—
от
наве­
дения
прописей
—
к
каракулям
по
разлинованной
бумаге.
Нельзя
отрицать,
что
перв ые
ш аги
были
сд ел аны
официаль­
ной
философией.
Это
б ыли
колеблющиеся
шаг и
ра хит и­
ка,
неуверенного
в
себе
и
не
уверенного,
что
ему
п оз воля­
ет ся
ступить
им енно
так ,
а
не
иначе.
Он
с туп ал,
не
з ная,
куд а
ставить
ногу,
и
ро бко
чи тал
по зво ле ние
в
подозри­
те льном
взоре
опекающего
ока .
Тем
не
менее
п робы
де­
лались.
И
когда
новое
не мецкое
изобретение
пришло
на
подмогу,
трудно
было
уже
сказа ть ,
только
решалась
у
нас
—
в
угоду
начальству
—
проб ле ма
вер ы
и
знания
или
она
та кже
ставилась
нами
как
наша
проблема.
Пример
Фишера
прошел
уже
перед
на ми,
хотя
он
не
вызывает
только
что
фо рм ули ров анног о
сомнения.
Те­
п ерь
нам
предстоит
о бр атить ся
к
примерам,
не
всегд а
от­
л ичающи м ся
такою
же
бессп ор но сть ю.
В
общем
движе­
нии
нашей
фи лос офск ой
мысли
названному
в опрос у
су­
ждено
было
занять
л ишь
подчиненное
место,
поскольку
он,
как
частный
воп рос
о
православной
вер е
и
европей­
ско м
знани и,
вошел
в
состав
проблемы
для
нас
бо лее
зн а­
чительной
и
в
то
же
вр емя
специфической.
Но
в
одном
из
течений
н ашей
философии
он
естественно
занял
до ми­
нирующее
место:
в
философии
православных
дух овн ых
академий.
Как
труд но
б ыло
бы
решать
этот
вопрос
и
умам
бо лее
сильным,
чем
дал а
тут
на ша
и ст ория,
мож­
но
видеть
из
того,
что
в
указанной
час тн ой
форме
на
п ер­
вых
порах
он
все
же
не
был
поставлен.
Кто
осмелился
бы
сопоставить,
иначе
как
в
виде
риторической
фигуры
с
предрешенным
ответом,
православие
и
зн ан ие?
В
лучшем
случае,
в
в иде
как
бы
исп ытан ия,
ставился
только
б есцв ет­
но-отвлеченный
вопрос
о
вере
вообще
и
о
знании
в ооб­
ще.
Априорно
яс но,
что
в
такой
постановке
и
не
могло
бы ть
национальной
фи лософ ской
проблемы.
Ставить
ин а­
че
вопрос
на
тех
же
первых
порах
нельзя
было
и
по
др у­
гим
причинам.
Даж е
т ам,
где
пробуждалась
самостоятель­
ная
мысль,
материал
для
работы
был
доставлен
из-за
г ра­
ницы
не-православной,
инославной.
Как
и
что
пу сти ть
из
этого
материала
в
работу,
когда
еще
надежность
его
не


156
Г.
Г.
Шпет
установлена?
Через
какой
фильтр
нужно
было
его
пропу­
стить,
чт обы
обезвредить
от
заразы
католической
и
проте­
стантской?
Даже
в
пр еделах
самой
общей
постановки
во­
проса
трудно
б ыло
философии
двигаться
в
духовной
ака­
демии.
Помимо
прочих
затруднений
она
должна
бы ла
в стать
в
очередь
за
догматикой,
так
что
вплоть
до
наш их
дней
не льзя
точно
сказать,
где
ее
чистый
православный
пут ь,
и
не
один
представитель
ее
может
подвергнуться
«подозрению»
в
католицизме
или
протестантизме.
В
целом,
однако,
на сту пи вшая
впоследствии
замен а
о бщего
вопроса
о
рел и гии
частным
вопросом
о
правосла­
вии,
т.
е.
об
официальной
религии,
все
же
придала
св ое­
образную
окраску
оп ытам
решения
его.
Иногда
под
дав ле­
нием
официальности,
а
иногда
и
bona fide решения этого
во пр оса
сопровождаются,
так
сказат ь ,
апр иорным
скепт и­
ци змом
по
адресу
науки,
знания
и
разума.
Зато,
конечно,
и
вырывавшаяся
из
официальной
рутины
мысль
знамену­
е тся
в
р еш ении
это го
вопроса
таким
бесша ба шны м
отри ­
цание м
другого
члена
сопоставления,
что
в
своей
беспри­
м ерн ости
оно
справедливо
заслужило
ти тул
нашего
отли­
чительного
национального
нигилизма.
В
связи
с
эти м,
а
частью
опять
из
нежелания
подвергать
себя
официаль­
ной
цензуре,
этот
воп рос
сер ь езно
и
искренне
философс­
ки
почт и
не
ре шали .
Сама
его
по ст анов ка,
предмет­
но-онтологическая
или
гносеологическая,
тщательно
об­
ходилась
и
заменялась
л ибо
безыдейным
«историческим
ис сл едов ан ием», в котором найти философское убежде ­
ние
а вт оров
(духовных)
б ыло
так
же
трудно,
как
на
папо­
ротн и ке
ц ве ток,
ли бо
психологическими
и
«антропологи ­
ческими»
объяснениями,
гипотетичность
ко торы х
не
толь­
ко
усугубляла
уже
существовавший
скептицизм
по
отно­
шению
к
знанию,
но
еще
пр ости ра ла
его
на
самое
веру.
В
п осл еднем
случае
столь
характерный
и
столь
л ишь
для
нас
понятный
семинарский
ск епт ицизм
официа льных
пр ед­
ст авит елей
«духовной»
философии
прямо
переходил
в
нигилизм
семинарских
изгнанников
и
отщепенцев.
В
результате
наши
духовные
академии
почти
не
давали
философских
трудов,
а
те
немногие,
какие
все-таки
были
да­
ны
до
пос лед нег о
времени,
безжизненны,
вялы ,
бессмыс­
ленны;
их
из любл енны ми
темами
остались
темы
истори­
чес кие
и
психологические,
в
философии
же
—формаль­
ный
скептицизм,
пустота
содер жан ия
и
—
как
раб
ленивая
мысль.
Ли шь
в
ближайшее
к
нам
время
самое
«антропо ­
логию»
попробовали
сд елать
проблемою,
но
и
то
ини­


Оч ерк
раз ви тия
русской
философии
157
циатива
в
эт ом
исходила
не
от
фи лософо в
спец ифи ч ески
«духовного»
образования.
Бесплодность
нашей
духов­
но-академической
мысли
такова,
что
ее
собственные
п ро­
блемы
инте ре сн ее
и
глубже
—может
быть,
потому
что
сво боднее, —с т авя тс я
и
даровитее
решаются
носителями
«светского»
образования.
Тако ва
эта
философия
в
целом,
но
по
н ача лу,
о
кото­
ром
нам
пока
придется
говорить,
вс ех
этих
результатов
еще
не льзя
было
предвидеть.
Однако
указанное
кол еб а­
ние
мнения,
скептицизм
и
ук лон ения
от
предметной
по­
стан о вки
вопросов
к
психологической
и
исторически-
эклектической
зам етн ы
уже
на
первых
ее
самостоятель­
ных
пробах.
Духов н о-ака деми ческ ий
преподаватель
или
пи сател ь
был
ск епт иком
в
фи лосо фии
по
предписанию.
Ис­
т орик
Петербургской
духовной
ака деми и
да ет
следующую
общую
ха рак терис тик у
преподавания
ис то рии
филосо­
фии
в
ак адем иях : «С переменами систем и руководств не
изменяются
направление
и
главная
цель,
которым
подчи­
нено
преподавание
философии
в
духовно-учебных
зав еде­
ниях .
Це ль
эта
состоит
в
дознании
слабости
и
бес сил ия
человече­
ского
разу ма
—
отк рыть
истину
собственными
средствами,
без
высш его
света
Откр ове н ия»'.
Преподавание
философии
вы­
полнялось,
следовательно,
по
з ар анее
определенному
за­
д анию,
и
оно
необходимо
становилось,
как
сказано ,
априорно
скептическим.
Его
скептические
колебания
вы­
зывались
сило ю
т яго тения
не-философского
центра
тяже­
ст и,
вокруг
которого
оно
вращалось.
Реальные
движения
его
б ыли
еще
сложнее,
потому
что
оно
колебалось
и
око­
ло
собственной
ос и.
Подвергая
сомнению
всю
филосо­
фию
в
целом
и
всяко е
самостоятельное
достижение
ра з­
у ма,
духовно-академическое
преподавание
должно
б ыло
вместе
с
тем
выгородить
и
пр едста вит ь
в
несомненном
философском
свете
тако е
у чени е,
которое,
по
уб ежден ию
интерпретатора,
бы ло
бы
«согласно с истинным разумом
Св.
П и сан ия ». Наконец,
к
характеристике
уже
первых
ша­
гов
д ухов но-а ка демич еск ой
философии
следует
приба­
ви ть
черту,
еще
раз
подчеркивающую
ее
неустойчи­
во-трудное
положение.
Проникнутая
принципиаль­
ным
с ке птицизм ом
по
отношению
к
разуму
и
знан ию,
она
о б сто ятел ьс твами
времени
вынуждена
была
отста­
ивать
«достоинство»
и
«пользу»
философии
как
особ ог о
1 Чистович И .
И <с тория>
Спб.
< Духовной >
Ак <а де мии>
—
1857. —
С.
294—295. С р.
также
цитату
из
проекта
устава
ниже.—С. 200.


158
Г.
Г.
Шп ет
типа
знания.
Так,
во
в ре мена
Голицына,
Магницкого
и
пр
<оч.>—
это,
между
п роч им,
по казы вае т
«дело»
Ша-
да
—
как
д ерзос ть
безверия
каралась
самая
постановка
во­
проса
о
со от ношении
ре л игии
и
науки
и
как
покушение
на
высочайшие
прив иле гии
у тв ер ждение
хо тя
бы
тени
пр ав
за
разумом.
Пот ом,
при
Уварове,
для
Уварова
при хо­
дилось
з ащи щать
пользу
фи лос офии
и
отстаивать
хотя
бы
ограниченные
права
ра зум а,
а
во
времена
«нашествия Пра -
тасова»
для
Пратасова
—
и звл екать
пользу
из
фи лософи и
с
нео г рани ченн ым
бес пра вие м
разума.
Государственное
преступление
становилось
государственною
мудростью,
государственная
мудрость
определяла
«духовное»
поведе­
н и е, «духовное»
поведение
переходило
в
духовное
п ре­
ст упл ение .
Одним
из
первых,
кто
попробовал
свернуть
с
во льфи-
анс к ого
пути
духовно-академической
философии
и
кто
по нял
вместе
с
тем
по
содержанию
задачу
свою
пре им у­
щ еств енно
как
задачу
об
отношении
в еры
и
з нания ,
был
профессор
Петербургской
духовной
академии
Ф.
Ф.
Си­
донский
(1805—1873).
Его
книга,
Введ ени е
в
науку
философии
(1833), не целиком находилась под влиянием официаль­
ных
необходимостей,
а
относительно
самостоятельна
в
выборе
мнений1, но прочие из вышеназванных качеств
духовно-академической
фи лос офии
в
эт ой
книге
п ро­
являются.
Книга
Сидонского
выгодно
отличается
от
кн иг
Галича
серьезностью
тона
и
самостоятельною
продуман­
ностью
и
проработанностью
содержания2.
Это
—не
п ро­
стая
компиляция
и
положительно
лучшая
книга
по
фило­
софии
из
появившихся
в
России
до
1833 года3.
Не
отли-
1 За что автору пришлось заплатить кафедрою и послужить предо ­
сте реже ние м
для
др угих.
Об
удалении
Сид онс к ого
из
академии
в
лите­
ратуре
и ногда
повторяются
непроверенные
анекдоты.
(Проф.
Введ енс­
кий
А.
И.
О
фил осо фии
в
России.—Философские
очерки.—Спб.,
1901.—
С.
13, по-видимому,
просто
смеша л
две
ф ами лии
в
ист очн ик е,
которым
он,
н адо
п ред пола гать ,
п ольз овался .)
Суть
анекдота
Сидон­
с кого
изложена
v Ал.
Котовича. — Духовная
цен зу ра
в
России
(1799—1855
гг .). — Спб ., 1909. -С.
580-582 .
2 Сам Сидонский,
видимо,
умел
оценить
Га ли ча.
По
крайней
мере,
в
од ном
письме
к
Погодину
он
замечает
по
поводу
своей
работ ы
над
пе-
?еводом Шульцевой Антропологии: «Кажется,
Ка рт ина
человека,
выданная
аличем,
не
сд е лает
ее
лиш не ю» (Барсуков <
Н.
П.
Ж изнь
и
т ру­
ды..^
-IV.-С.
243).
3 Совершенно заслуженно она получила полную Демидовскую пре­
мию
на
том
же
пр ис ужд ении,
где
Ка рти на
человека
б ыла
удостоена
ли шь
п оло винн ой
премии/Отзыв
Академии
наук
и
в
это м
случае
осн ован
на
ре­
цензии
Фишера
и
о тл ича ется
б оль шою
п равиль но ст ью
суждения
(I.
с.).


Оче рк
развития
русской
философии
159
чаясь
самобытною
оригинальностью,
она
примыкает
в
це­
лом
к
некоторым
из
тен денц ий
с овре ме нной
немецкой
философии.
Э.
Радл ов
(Очерк истории русской философии. — Сп б. , 1920) утверж­
дает,
что
Сидонский
«усвоил себе идеи английского эмпиризма» (С.
13),
к
сожалению,
не
указывая
источника
и
основания
свое го
суждения.
Между
тем
это
утверждение
неясно.
Разуметь
ли
здесь
«идеи»
Юма? —
Сомнительно.—Бэкона
и
Локка?
—также
сомнительно,
но
если
бы
это
об нар ужи лос ь,
я
склонен
был
бы
видеть
здесь
не
непосредствен­
ную
зависимость,
а
лишь
к освенн ую :
через
п ос ред ство
Вольфа
и
не мец­
к ого
эклектизма.— Я.
Колубов ском у
«многие рассуждения Сидонского на­
поминают
Милля» (538)—
к
со жа ле нию,
не
с ка за но , «напоминают»
по
контрасту,
по
смежности
или
по
ка ко й- либо
просто
капризной
ассоци­
а ции.. .—
И.
В.
в
статье
Ф.
Ф.
С идонс кий
и
его
фи лософ ские
взгляды
(В < ера>
и
Р <а з ум>.—1906.—N5 7.—Апр.—Кн.
I) повторяет Колубовского:
ему
также
(метатетический)
метод
Си до нск ого
«напоминает Милля
с
его
учением
об
индукции,
д еду кции
и
проверке,
как
т рех
членах
про­
цесса
познания» (254—5).
Но
насколько
названн ый
псевдоним
фило­
софски
авторитетен,
вы дает
такое
его
суждение
о
р усско й
философии
начала
XIX в.:
по ложе ние ,
говорит
он,
что
«у нас царил Шеллинг,
д ол­
жно
б ыть
принимаемо,
по
нашему
у бе жде нию,
с
бо ль шою
осторожно­
стью.
Ес ли
н ахо дил ись
отдельные
ли ца,
как
Велланский
или
Ок ен
[не
в
добрый
час!..], знакомые с Шеллингом и увлекавшиеся им,
то
это
еще
не
з начит ,
что
ук азанная
фил осо фия
«царила»
на
Р уси.. .» (237).
Повод
ко
всем
эт им
«напоминаниям»
могла
дать
претензия
самого
Си дон ског о,
выраженная,
однако,
не
в
его
Введении,
а
в
след<ующем>
заме чан ии
в
его
рецензии
(ЖМНП. —18 67. —
Июнь)
на
с оч инение
Троиц­
ко го
Немецкая
психология: «Давно уже я высказал,—вспоминает
Сидон­
ский,—
свой
взгля д
на
прием-путь
до гадо к,
к
какому
необходимо
прибе­
гать
в
области
фи лософи и,
чт обы
п одвин ут ься
в
расширении
человече­
ског о
зна ния ;
д авно
уже
изв естн о,
что
не
ан али зис
один
и
не
синтезис
од ин
округляет
и
завершает
н аши
знания,
а
долж ны
оба
преемственно
и
совмест но
подвигать
н ашу
мы сль
в
разрешении
задач
ее.
Если
бы
све­
жий
мыслитель
с
дарованиями
Мил ля
подверг
эту
мысль
разработке,
подобно
той ,
какой
подверг
Ми лль
индукцию,
для
уяснения
метода
фи­
лософского,
думается,
сд елан
был
бы
шаг
не
незначительный» (940).
Мне
думается,
что
отзыв
Фишера
(и Академии наук)
ближе
к
и сти­
не,
чем
со пос тавлен ия
Сидонского
с
М и лле м: «Автор действительно об­
ладает
ф илософ ски м
даром
и
при
самостоятельном,
впрочем,
в оззре нии
на
свою
н ауку
придерживается
преимущественно
немецкой
школы,
ко­
ротко
ему
зн акомой » (ЖМНП.—183 5.— VI . —
<С .> 86).
Попытку
о бр атить
внимание
на
ан гли йск ую
эмпирическую
филосо­
фию
мы
встречаем
в
рассматриваемый
период
в
анонимной
книжечке,
вышедшей,
по-видимому,
такж е
из
«духовных»
сфер,—
Введ ение
к
позн а­
нию
философи и.
—Ч.
I.—
С пб., 1848.
Кни же чка
на писан а
языком
стран­
ным
—
в
ней
едва
ли
больше
страниц,
чем
периодов.
А втор
с ко рбит,
что
философия
до
сих
пор
не
дов е дена
до
степени,
в
которой
ее
можно
бы­


160
Г.
Г.
Шп ет
ло
бы
назват ь
наукою
в
полном
смысле
этого
слова.
Ф ило со фия,
по
его
мнению,
есть
наука
«всевозможных умственных способностей,
замеча­
емы х
и
действующих
в
мире
и
постигаемых
человеческим
рассудком»,
она
обн имает
все
«умственные способности», от первых суждений по
впечатлениям
в н ешних
предметов
и
до
самых
превыспренних
сообра­
жений
о
бессмертии,
о
Вышнем
Существе
и
т.
д.
Локк
ближе
всех
«кос ­
нулся
ис тин ной
цели,
вед ущей
к
изложе н ию
истинной
наук и
о
фил осо ­
фи и».
Он
первый
и
е динс тве нный
подошел
к
этому
начи нанию,
и
в
его
Оп ыте
есть
суждения
и
пра вила ,
которые
«необинуемо должны взойти
в
сост ав
науки
о
философии».
Сог ласн о
с
э тим
«главнейшее дело»
изло­
же ния
науки
о
философии
а втор
видит
в
определении
т ого , «что такое
на ше
з на ние,
в
чем
оно
сост ои т,
отк уда
происходит,
как
далеко
может
распространиться
или
где
его
начало
и
пределы
и
к
чему
оно
нас
ве дет».
Люб опы т но,
что
при
это м
о
Канте
авт ор
сооб щае т
след ующее: «Канта
я
сам
не
име л
случая
читать;
выхваляют
в
немецкой
Энциклопедии
его
какие-то
категории,
к акую-т о
к ри тику
ум а,
но
из
всего
об
нем
писанно­
го
как-то
и
охоты
не
рождается
приняться
за
чтение
ори гина ла,
ко то­
рый
выхваляли
германцы,
на чина ют
изъяснять
французы,
ед ва
в
б иблио ­
теках
своих
име ют
англи чан е,
и
многие
из
т ех,
к ото рые
п ыт ались
узнать
так
н азы вае мую
ге рма нск ую
н овей шую
ф илос оф ию,
сознаются,
что
ма­
ло
что
могли
понять
в
ее
чисто
мистических
и
ужасно
многословных
умст вовани я х» (44).
В
то
же
время
автор
полагает,
что
Россия,
слишком
недавно
начавшая
з ан имать ся
философией,
прежде
чем
приняться
за
фи лософ ст вов ан ие
в
истинном
смы сле
это го
глагола,
долж на
«узнать
вс е,
что
прежде
бы ло
с каз ано
о
ф ило с о фии», пройти все,
что
могло
пр о­
никну ть
до
нее, «как в подлинниках,
так
и
в
переводах
более
или
менее
т очн ых».
Он
полагает
также,
что
не
может
быт ь
фи лосо фии
германс­
ко й,
английской,
французской,
ибо
наука
—
одн а
и
не
раздробляется
«по
п ри хотям
и
умствованиям
разнородных
племен», она —
«принадлеж­
но сть
вс ех
люде й
вообще
и
человеческого
разума
в
особенности».
Д умал
ли
он,
что
и
его
способ
«узнать все,
что
прежде
б ыло
сказано
о
фи лосо ­
фии», есть «принадлежность
всех
людей
вообще»
и
не
носит
националь­
но го
характера?
Но
тогда
— где
же
он
сам
полу чи л
свое
ф илософ ско е
образование?
Сид онск ий
самостоятелен
скорее
формально,
чем
в
содержании.
Он
самостоятелен
в
плане
книги,
в
по дбо­
ре
и
расположении
аргументов,
пожалуй,
еще
в
освеще­
нии
и зложе н ия,
скомпонованного,
в
общем,
все
же
эклек­
тически1.
Есть
у
него
и
Шульце,
и
трансцендентализм,
и
уклон
к
«чувству», и теизм,
кр итицизм
и
а нт роп оло-
1Владиславлев(Протоиерей
Ф.
Ф.
Сидо нск ий .—
Ж МН П.—1874.—
Янв .)
имел
основание
сказать
о
Вв едени и
Си донск ог о: «Это не есть изло ­
жение
фил осо фи и,
а
только
введение
в
нее.
Ни како й
си стем ы
или
опр еделен ног о
учения
в
ней
не
излаг ает ся,
но
дает ся
ука зани е
на
разные
пути
человеческого
мы шлен ия
и
во зможные
направления
при
разработ­
ке
философских
взглядов» (С.
51).


Очерк
раз вит ия
русской
фил осо фии
161
гизм.
Это
ест ь
вообще-то
mixtum compositum, предста­
вител и
к от орого
двигались
на
заднем
пл ане
н емецко й
фи­
лософской
сцены,
в
то
вре мя
как
на
авансцене
ге рои
в сем
известные
произносили
свои
потря сав ши е
слушателей
ти­
рады.
Теп ер ь,
когда
мы
глубже
и
с
большим
по ни мани ем
заглядываем
в
историю
той
эпохи,
мы
убеждаемся,
что
эти
втор ост е пенны е
personae dramatis говорили немало
инте ре сно го
и
остроумного,
что
заслуживает
с
нашей
сто­
рон ы
самого
серьезного
внимания.
Два
имени
в
особенно­
сти
могут
возбудить
наш
интерес,
и
для
обоих
характерно
поглощающее
совмещение
разнородных
т ен ден ций,
ска­
завше еся
в
той
горячке
мысли,
к отор ая
охватила
Герма­
нию
с
конца
XVIII в .
Это
—имена
Фриса
и
Христиана
Вейса.
Сидонский
не
детализует
своих
мыслей
—
мож ет
бы ть,
для
нас
тогда
это
был о
слишком
рано,
может
быть,
только
«введение»
и
требовалось,—
он
все
время
дв иж ет­
ся
в
колесе
совершенно
общих
соображений,
но
имен но
на
их
почве
ег о,
пож ал уй,
лучше
всего
б ыло
бы
сопоста­
влять
с
Фри сом
и
Вейсом,
и
по
духу,
и
в
особенности
по
его
фи лософск ой
психологии.
Но
для
то го
чтобы
найти
ему
немецкий
прототип
и
по
качеству,
надо
спуститься
сту­
пенькой,
двумя
ниже
—
к
Эрнсту
Рейнгольду,
Г.
Р итте ру,
Кр угу
и
д аже
А нси ль ону.
Уже
в
самом
о п редел ении
философии
Сидонский
ста­
раетс я
прим ирит ь
историческое
разнообразие
по став лен ­
ных
фи лософи е ю
зад ач.
Его
оп ред елени е
соединяет
по­
этому
три
основные
проблемы
философии:
бытие
дейст­
вительности,
образование
на ших
познаний
и
законы
на­
шей
деятельности.
О бъе дине ние
пр обл ем
совершается
как
будто
в.
тоне,
задан но м
Кантом:
философия
есть
«учебное решение вопроса о жизни вселенной,
вы вед ен­
ное
из
строгого
рассмотрения
природы
нашего
ума
и
при­
веденное
до
о пр еделени я
законов,
по
каким
должна
на­
правляться
наша
человеческая
деятельность». В то же вре­
мя
главной
задачей
философии
остается
«объяснение
природы
как
изв естно й
совокупности
явл ени й»
из
дейст­
вующих
в
ней
сил
и
из
жизни
в
ней
раз лит ой,
и
«уразуме ­
ние
жизни
мира
составляет
основной
вопрос
любомуд­
р ия».
Это
не
мешает
да лее
Сидонскому
характеризовать
фи лософи ю
как
«высшее развитие мысли»
и
да же
«как са-
мор а зуме ние
духа
человеческого», что ставит ее «выше
всего
[и?] предметного и своеличного».
В
эт их
и
подоб­
ных
(228, 354, 355), вовсе не тожественных,
подсказан­
ных
немецкою
философией,
о п редел ениях
. Сидонский


162
Г.
Г.
Шпет
думает,
может
быть,
по
примеру
Ансильона
прим ирить
крайние
напр а вле ния
для
«пути среднего и верного», для
«золотой середины», которая будто бы создает особого ро­
да
«здравую философию» (185, 198, 216, 233, 383).
В
отличие
от
всякого
другого
знания
характерными
че рт ами
философии
для
Сидонского
служат
ее
трансцен-
дентальность
(«выспренность») и « са м о сто ятел ьно с ть)) (а вт о ­
номность).
Самостоятельность
предполагает
независи­
мость
от
авторитета,
а
трансцендентальность,
выс пре н­
но ст ь , «отрешенность от предметного» (NB) приводит
к
том у,
что
философия
образует
себе
так ое
понятие
об
«образе бытия всего сущего», которое не довольствуется
т ем,
что
«дает видеть опыт», а проникает во «в ну тр ен н ю ю
жизн ь
всего
бытного»
и
открывает
«те представления,
ко­
торые
разрешают
загадку
всякого
бытия
или
разливают
св ет
на
природу
и
законы
наших
познаний
и
действий».
Названные
характерные
черты
покоя тся
на
при нц ип ах,
ко торы е
устанавливаются
у
Сидонского
без
вся ко го
док а­
зате ль ств а,
вроде
как
бы
постулатов
или
общих
предпосы­
лок
возможности
философского
знани я.
Успехи
выспре н­
ности,
по
его
мнению,
зав исят
от
того,
что
«законы ума
настроены
согласно
с
законами
прир од ы», а основание не­
зависимости
со сто ит
в
уверенности,
что
ум
индивида
на­
строен
согласно
с
умом
всег о
человечества.
По
первой
предпосылке,
мысль,
следуя
собственному
развитию, «мо­
жет
дойти
до
то го
же,
что
изложилось
в
о пы те»; по вто­
рой ,
м ысль
каж дог о
образованного
сама
может
дойти
до
тог о,
что
признается
за
верное
другими.
Как
в
первом
случае
пе р евес
мысли
не
может
уничтожить
де йств ия
природы,
так
во
вто ром
—
«перевес собственной произво­
дительности»
не
тол ько
не
унич тожа ет
доверия,
а
д аже
пр едпо лаг ает
его
(248). Названными качествами отличает­
ся
философия
и
от
обычного
здравого,
или
общего,
смыс­
ла,
и
от
узкого
рассудочного
мышления,
потому
что
орга­
ном
философского
познания
служит
разум,
необоримо
стремящийся
к
выспренности
и
т ребую щий
с а мос тоят ель­
ности.
. Но,
в
сущности,
все
это
—ступени
одного
челове­
ческого
ра зуме ния.
Мы
начин ае м
с
неясного
и
тайного
чувства
ис тин ы,
присущего
всякому
здравому
смыслу,
но
лишенного
отчетливого
сознания
того,
почему
данный
образ
де йст вий
и
мыслей
—
верен.
Вне се ние
нужной
от­
четливости
—
дело
рассудка.
Сперва
это
—
игра
и
по ры вы,
а
с
течением
вр ем ени
наступает
остепенение
рассудка,
его
строгое
углубление
в
себя
и
возникает
доверие
к
его
все­


Очер к
раз в ития
русской
фил ософ ии
163
мо гущ им
силам.
Деятельность
рассудка
свод ит ся
к
тому,
что
он
р азла гает
понятия,
сопоставляет
и
находит
ме жду
ни ми
р азни цы
и
сходства;
он
все
это
в звеши ва ет,
подво­
дит
предметы
под
род,
но
«он всегда помнит,
что
при
всем
их
сходстве
разность
м ежду
ними
существенная.
Са­
мую
св язь
между
пр едм етам и
он
готов
отнести
к
произве­
дениям
с об с т венным ». В то время как чувство живет кон­
кр ет н ым, «рассудок все дробит;
ему
нелегко
пе рейт и
от
самого
ес ть
к
нет,
от
действия
к
причине:
ибо
понятия
сии
су ть
понятия
соподчиненные».
Поэтому
фило с офи я,
пока
она
не
освободится
от
«обольстительной основатель ­
ности
де йств ий
рассудка,
не
может
подняться
до
мысли,
что
е сть
истина,
не
зави сящая
от
подчинения
одной
мы с­
ли
под
другую».
Рассудок
должен
работать
под
надзо р ом
«разумного инстинкта» .
Силою
одного
рассудка
нельзя
за­
в ерши ть
знан ия ; «понятие сущего объемлет только всю об ­
ла сть
мыслимого:
но
не
с ближ ает
нас
с
Бо гом ».
Чувство
жаждет
высшего,
единения
с
ним ,
и
тут
че ловек ,
не
дове­
ряя
уже
рассудку,
о тдается
«влечению разумного инстин ­
кт а».
Рассудок
перестает
теперь
быть
властелином,
сам
пок оря е тся
'«и начинает работу развития и усиления вла­
дычества
чувства;
—
чел о век
вступает
на
степ ен ь
разумно­
сти!
П риве д ение
всего
к
стройному
единству,
покорение
высокой
цели
ест ь
дело
р азу м а» (294—300*,
ср .: 233,
244, 285).
В
разуме
фи лософи я
имее т
свой
орган
и
свою
опору.
Пр иро да
не
мож ет
быт ь
источником
философских
опре­
де ле ний,
потому
что
«она дает материю мыслям,
но
не
образует,
не
источает
и х».
Мысли
составляются
собствен­
ными
силами
нашего
духа.
П оэто му
и
опору
философии
нужно
искать
в
само м
человеке,
к
которому
естественно
обращ аем ся
от
природы.
В
нем
такою
опорою
могут
быть
или
внутреннее
чувс тво,
или
высшее
озарение,
или
сам
раз ум.
Сидонский
в ысказыв ает ся
в
пользу
разума: «Вы­
сшее
умственное
самосознание,
на
котором
утверждается
философская
выспренность
и
самостоятельность,
ниотку­
да
больше
не
развивается,
как
из
наш его
разума,
в
его
та­
инственном
единении
с
су щим
и
Первосущим
взятого».
Переходя
от
представлений,
соответствующих
чувствен­
ным
предметам,
к
общ им
понятиям,
соот ве тств ующи м
многим
предметам,
л ишь
в
идеях
разума
постигают
та­
инственный
образ
бытия
и
пр ои сх ож дения
предметов
1 В изложенном можно расслышать отзвуки Якоби и Кеппена .


164
Г.
Г.
Шпет
(332—333; 336—337).
Это
«высшее самодейственное соз­
нание
иде й», поднимающее нас от мышления отвлеченно­
го
к
«мышлению проразумевательному», называется обык­
новенно
созерцательным.
Обр ащение
от
отвлеченного
мышления
к
опытному
не
дос ти гло
бы
цели ,
так
как
в
по­
сле дн ем
е сть
только
«принятие в себя впечатлений внеш ­
них ».
Лишь
разумное,
свободное
действие
мышления
«разоблачает представления чувственные,
обнажает
сокро­
венную
в
них
жи знь
природы
и
сим
входит
в
соучастие
мысли
Божественной,
де ржаще й
и
со зер цаю щей
сию
жизнь
в
немерцающем
св ет е».
Философия,
будучи
п ло­
дом
развивающегося
разума,
имеет
кон ечною
целью
во п­
лотить
его
в
системе
мыс лей .
Разум
сам
по
себе
е сть
не­
что
идеальное,
не
впо лне
осуществившееся,
а
его
п лод
—
созерцательные
мысли
—
ес ть
его
стремление
во п­
л от ить , «опредметить,
отелесить
себя». «Сей переход раз­
ума
в
жизнь
предметную,
сие
пе реложе ни е
в
систему
по­
нятий
совершается
в
умо зр ите ль ных
ус ил иях
фи лос о­
фов» .
Так
как
разум,
далее,
ес ть
«сокращение жизни все­
ленной
в
бытии
идеальном», то «все
р азви тие
разума
е сть
развитие
нашего
разумения
вселенной;
и
наоборот,
разви­
тие
определений,
проясняющих
е стеств енн о
и
уд овлет во­
рительно
быт
вселенной,
ес ть
плод
й
явле ние
р азви тия
разума».
Ум с твенное
пос т рое ние
прир оды
закончится,
«когда мы успеем в системе философской,
как
художник
в
ис ку сс твенно м
пр оизве д е нии,
опредметить
все
идеи
че­
ловеческого
р азу ма».
Такое
соединение
психологизированного
шеллинги-
анства
с
Якоби
вызывает
впечатление
еще
более
пестрое,
если
принять
во
внимание
ид ею
Сидонского
о
философс­
ком
мет о де.
Невзирая
на
приведенную
оценку
роли
и
зна­
чения
разума,
не
разум
явля етс я
исходным
пунктом
фи­
лософии
и
не
его
самостоятельность
—
ко не чная
инстан­
ция
в
ус т ановле нии
исти ны .
Сидонского
не
уд овлет вор яе т
ни
«выводной метод Фихта», ни диалектический Гегеля,
ни
«построительный»
Шеллинга,
ни
«привносительный»
Гербарта.
Более
сочувственно
он
относится
лишь
к
ме то­
ду
критическому
(381).
Однако,
поскольку
этот
по сл ед­
ний
тр еб ует
систематической
проверки
наших
по нят ий
и
суж дени й,
Сидонский
понима е т
эту
работу
как
работу
псих ол огиче с к ого
ан ализ а,
и,
следовательно,
те
основа­
ни я,
к
которым
критика
должна
сводить
эти
понятия,
не
будут
понятиями
чисто г о
разума,
а
буду т
понятиями
опы­
та.
Сообразно
это му
Сидонский,
в
дополнение
к
об ыч­


Оч ерк
раз в ития
русской
филос офии
165
ным
методам,
аналитическому
и
с инте тическо му ,
пр ед ла­
гает
еще
метод
сличительный,
или
сопоставительный,
фи­
ло логич ес ки
не
весьма
удачно
называемый
им
также
ме-
та тетич еск им.
Сущность
этого
метода
сво дит ся
к
требова­
нию
п ост оян ного
сличения
устанавливаемых
ра зу мом
сверхчувственных
и стин
со
в сем
быто м
данной
нам
дейст­
вите ль н ости.
Совершенно
последовательно
—
и
это
р ед­
кий
с лучай
последовательности
у
Сидонского
—
при
та­
кой
методе
доказательства
(изложения)
он
и
метод
ис­
следования
понимает
психологически,
беря
за
исходный
пункт
исследование
данных
опыта.
Б ыло
бы
вну тр енне й
нелепостью
принять
чистый
разум
за
исходный
пункт,
а
затем
проверять
его
по ложен ия
эмпирически;
это
было
бы
то
же,
как
ес ли
бы
мы
задумали
проверять
мате мати­
ческие
теоремы
путем
наблюдения
и
эксперимента.
Ино е
дело,
есл и
мы
и
к
п оложе ни ям
разума
приходим
путем
восхождения
от
данных
опыта1.
Зато
с овер шенно
не по­
следовательно
требовать,
что бы
та кой
исходный
пункт
в се-так и
закл юч ал
в
себе
«твердое,
н еоп рове ржи мо
ясное,
чего
ни кто
не
мог
бы
подвергнуть
с о мне нию», абсолютное.
Меж ду
тем
Сидонский
не
хочет
видеть
его
вместе
с
иде­
алистами
в
идеях,
' не хочет вместе с рационалистами
—
в
общих
положениях,
а
ище т
его
вместе
с
психологистами
именно
в
опыте
(149, 351).
Философия,
по
его
убе жде ­
нию, «может принять точкою обзора абсолютное в опы­
те
—
наше
Я,
в
котором
сосредоточиваются
ощу ще ния
проис ход ящег о
вне
и
внутри».
От
опыта,
т аким
обр азом ,
исходит
философское
мышление,
поднимается
до
раз­
ума 2
и
еще
раз,
по
требованию
ме т ода,
нис ход ит
к
опыту
для
проверки
устанавливаемых
этим
мышлением
поло­
жений.
П оня тно,
что
при
по нима нии
задач
философии
как
за­
дач
объяснительных
и
метода
философии
как
метода
эмп и-
1 Как поясняет сам Сидонский: «Конечно,
можно
и
нисходить
от
ид еи
самосущег о
к
битному,
но
только
п осле
того,
как
совершено
пр а­
вильно
восхождение
к
н ему
от
битного» (350).
2 Сидонский даже прямо ставит исходный пункт в обосновыва­
ю щую
зав исимо сть
от
момента
з авер шаю щего : «Ощутимый для всякого
мир
опыта
мне
кажется
самою
пр илич ною
опорою,
надежнейшим
ис­
хо дным
пунктом
философского
мышления:
ибо
он
же
може[т]
и
з авер­
шат ь
верность
сего
мы шлени я » (345).
От м ечу,
кстати,
что
такого
рода
«эмпиризм»
Сидонский
мог
встретить
не
только
у
докантовских
п сихо­
ло гов
и
у
психологизирующих
кантианцев
и
шеллингианцев,
но
т акже
у
так ого ,
н апр
< имер >, «гегельянца», как Бахман ( с р.
его
Систему
логики,
рус.
пер.-Ч.
II.—<Спб., 1831 —1832>.—С.
141).


166
Г.
Г.
Шп ет
рич ес ко го,
Сидонский
до лжен
самое
работу
разума
оце­
ни вать
как
работу
только
гипотетическую,
а
философию
в
це лом
—
пре дста вл ять
себе
как
эмпи рич ескую
мета ф из ику,
вле кущ ую
за
собою
всю
полагающуюся
ей
по
шт ату
скеп­
тическую
свиту.
Сидонский
считает,
что
«умозрительные
п ор ы вы » (74) свободного мышления,
представляющие
со­
бою
«попытки объяснить загадочное существование все­
ленной» (75)как «первое
пр о явл ение
нашей
разумности,
первое
движение
идеи» (165), суть догадки,
пр едп ол ожени я
(101). В них мы,угадываем «всеобщие,
непреложные
зако­
н ы », господствующие в природе и ее объясняющие (209).
Именно
как
догадки
эти
умозрительные
ид еи
и
предпола­
гаемые
законы
при род ы
требуют
пове р ки
че рез
сличение
«с бытом действительным». Автор сам видит себя вынуж­
денным
признать
скептические
последствия
этого
мет од а:
ли шь
вероятность
«непреложной истины»
и
отсутствие
в
философии
до ка зател ь ств
«логически строгих» (110,
111).
Но
он
обещает
спасти
фил ософ ию
иным
способом,
ко гда
«истины высшие», даже « и
не
вп олне
до казанны е,
мы
мо жем
приним ать
со
в сем
убеж ден и ем».
Сидонский
не
первый
попал
в
положение,
когда
хо­
чет ся
за
философией
признать,
по
кр айне й
мере,
пра во
на
искани е
истины
и
когда
конфессиональная
догма
за­
пре щае т
заподозрить
ее
собственные
при виле гии
на
до­
стижение
и стины .
Мы
увидим,
как
Сидонский
выходил
из
этого
затруднения,
но
сперва
спросим
—
что,
собствен­
но,
следует
разуметь
под
тем
«бытом действительным»,
к
к отором у
мы
должны
обратиться
за
поверкою
умозри­
тельн ых
догадок?
Ответ
мы
н аходи м
не
не ож ида нный
для
поклонника
немецкой
философии
того
времени,
но
да леко
не
ясны й,
принимая
во
внимание,
что
это
ответ
по следн ий.
(1) «Под бытом предметов действительным
не
над обно
понимать
од но
положение
их
вне
всякого
со­
зна ния :
но
вместе
и
необходимый
для
нашего
ума
образ
мышления
о
сих
предметах
или
представления
себе
оных ». (2) «С другой стороны,
быт
предметов
должен
обо зна ча ть
всю
совокупность
их
положений
и
законов».
Но
е сли
названный
образ
мышления
нео бход им ,
то
как
же
во змо жны
пр едм еты
«вне всякого сознания»? И какой
с мысл
имеет
«сличать»
идею
ра зум а,
приводящую
к
«еди ­
нен ию
с
Первосущим», с «бытом
действительным»? Что
д аст
такая
«поверка», кроме заключения о бренности
и
ничтожестве
не
только
«быта», но и необходимого об­
ра за
мышления,
как
ра вно
и
всей
совокупности
«положе­


Очерк
развития
русской
фи лософ ии
167
ний
и
з ак он ов»? И какою,
на кон е ц, «поверкою»
устанавли­
вается
сама
необходимость
образа
м ышле ния?
Сидонский
—
скептик,
который
боится
не
быть
фило­
софом,
и
философ,
который
боится
не
быть
православ­
ным
хри ст иа нин ом.
Он
захотел
полу чи ть
чистую
фило ­
софскую
в оду
пу тем
соединения
Канта
с
Якоби,
но
проис­
шед ший
у
не го
взрыв
гремучего
г аза
разрушает
всю
его
философскую
лабораторию.
Такой
результат
получается,
может
быт ь,
н ео жида нно
для
самого
Сидонского
и
вопре­
ки
его
сознательному
ж елан ию,
но,
несомненно,
с
др угой
стороны,
что
он
и
с
самого
начала
не
же лал
никакой
неза­
висимой
философии.
Это
в идно
из
постановки
и
ре ше­
ния
главного
для
него
воп рос а
об
отно шении
философии
и
религии.
Он
допускает,
что
фи лософс ки е
изыс ка ния
и
истины
веры
—
две
отличные,
хотя
и
не
отдельные
об­
ласти,
но
допускает
только
до
тех
по р,
пока
под
вер ою
«разумеется не определенная какая- л ибо ,
но
всякая
из­
вест на я
по
и с т ор и и» (191, прим.). В таком случае филосо­
фии
у дел яются
да же
некоторые
преимущества.
Ко гда
же
мы
встречаемся
с
«истинною»
в е рою , «здравая»
филосо­
фия,
хотя
и
может
содействовать
ясному
ура зуме н ию
ее
(87),—
в
чем,
к оне чно,
кстати,
даж е
и
оправдание
ее
—
в
действительности,
без
вер ы
и
религиозного
Боговёде-
ния
человек
не
был
бы
в
состоя нии
подняться
до
проясне­
ния
собственного
созн ан ия
(176—7).
Философия
должна
слу жи ть
людям
верующим
—
она
«хочет как бы сретить
Божество,
в
светозарном
величии
исходящее
из
своего
невечернего
све та,
воззвать
к
жизни
не-сущее,
желает
ра­
достно
приветствовать
исход
Ег о,
зр еть
дивное
проли-
яние
жизни
во
вселенную
и
устроение
сил
ее
и
отноше­
н ий» (194—195).
А
если
бы
фи лософи я
«сретила»
не
то
Божество,
которому
молился
о.
Сидонский?
—
вот
на
эт от
сл учай
и
припасается
скептицизм.
«Доколе ум не
вступил
под
знамена
ве ры
положительной,
он
свободен,
--- ---- --Ве ра
связует
нас
с
Божеством;
правота
ее—пер­
вое
благо
наш е
на
земле;
в
ней
основа
нашего
спокойст­
в ия,
и сток
н аших
лучш их
действий.--------Убедившись
в
справедливости
требований
вер ы
положительной,
ум
уже
сам
оставит
свою
излишнюю
пытливость
и
скоро
сде­
лается
живым
и
деятельным
членом
общества
верующих»
(275—276).
А
ес ли
не
убедится,
не
оставит,
не
сод ела ет?
Если,
напротив,
ск е птицизм
перебросится
из
философии
на
веру?
Этому
у
Сидонского
есть
пр оти в ояд ие : «отверга­
ем
с ом нение
без
веры,
которое
не
зна ет
ничего
священ-


168
Г.
Г.
Шпет
ного,
которому
не
на
чем
и
остановиться» (155). Но,
опять
у т ешает
авт ор
—
се бя
самого,
может
быть,
больше
вс е­
го
—
разум
и
Откровение
не
могут
при йти
в
проти в оречие ,
раз
оба
они
—
от
Бога.
Разум
должен,
поэтому,
содержать
в
себе,
по
кр айней
мере,
предчувствие
того,
что
сообщает
Отк рове н ие
(278).
И
ра зум у,
поэтому,
нужно
пол ожитьс я
на
Откровение
и
сок рати ть
св ой
скептический
путь
—
«философия без истинных вещаний Откровения должна
идт и
к
истине
путем
длинным,
чрезвычайно
уто мит ель ­
ным
и
ед ва
ли
надежным» (290). И все-таки
«одному пре­
дан ию,
исключающему
изыскания
разума,
дело
ре лигии
предоставить
не
воз можн о » (272).
Однако
разум,
как
мы
ви дел и,
иде т
путем
догадок,
вероятности,
а
не
логически
стр о гих
доказательств,
и
нам
был
обещан
способ,
при
ко­
то ром
мы
и
недоказанные
истины
пр имем
«со всем убе­
ж д ением». Обещание выполняется:
скептицизм
в
ф ил осо­
фии
вознаграждается
верою
в
От кр ове ние.
«Смело мо ­
жем
сказать:
религиозная
уверенность
некоторых
лиц
ро­
да
человеческого
есть
наиболее
надежная
опора
для
фи­
лос офск ой
изыскательности;--------
Таким
образом,
имен­
но
живое
Боговедение,
как
непреоборимое
уб ежд е ние,
как
естественное
ст р емлен ие
разумного
чу вс тва
в
ч ело ве­
честве,
дает
верную
опору
фил ос о фии » (287—288).
Так
кач ае тся
мая тн ик
убеждений
о.
Сидонского:
от
философского
скептицизма,
связанного
с
верою
в
Откр о­
вение,
к
приз на нию
прав
разума
в
фи лосо фии ,
пр олива ­
ющего
све т
созн ан ия
на
само
предание,
и
опять
назад,
и
опят ь
вперед.
Вся
книга
его
проникнута
робостью
ска­
зать
свою
мы сль
прямо
и
определенно.
Стоит
вырваться
у
не го
более
или
менее
свободному,
умному
и
обязыва­
ющему
слову,
как
оно
обставляется
оговорками,
вы зыв а­
ющ ими
новые
оговорки.
И
так
нагромождаются
страни­
цы
на
страницы,
наполненные
полумыслями,
осколками
м ыс лей.
Вот
—краткий
п ример
оговорочного
стиля
духовно-академического
философствования,
данный
Си д он ск и м: «Согласен,
что
есть
исти ны
важ­
ны е,
кои
не
хотелось
бы
подвергать
и
минутному
сомн ени ю:
но
—
если
уже
убеждение
человеческое
не
и наче
может
развиваться
и
усиливаться,
как
только
посредством
недоверчивого
испы т ани я,
то
— можно
и
до л­
жно
позволить
и
некоторого
род а
нед овер чивос ть ,
как
зло
необходи­
мое,
неизбежное.
Чт об
огра ни чи ть
действие
сего
зла,
следует
только
по­
ощрять
изы ска ния
ис тинно го
и
поощрять
достаточно;
и наче
человече­
ское
п ред распо ло жен ие
ко
злу
раз овьет ся
в
наклонность
к
испроверже-
нию
верного,
тогда
пря мо
препятствовать
распространению
зла
будет


Оче рк
развития
русской
фило соф ии
169
зна чит ь
только
помогать
его
развитию.—
С
другой
стороны,
сомнение
так
возникает
естественно,
так
об раз ует ся
ле гко
и
вместе
приносит
та­
кую
пользу,
что
и
подавлять
его
иног да
б ыло
бы
н ебл агора зум но» .
И
т.
д.
Как
буд то
ходишь
по
песку,
ни какой
упругости
под
ногами
—
безнадежная
ск ука
и
раздражающее
утомление.
Не
стоило
бы
об
эт ом
говорить,
если
бы
это
бы ла
чер та,
индивидуально
пр ису щая
Сидонскому.
Здесь
был
зада н
и
предугадан
тон
для
н ашей
духовно-академической
фи­
лософии.
Задумывали
водрузить
неко лебим ы й
столп
своей
ист ины ,
а
он
во
все
стороны
качался.
Воздвигались
под ­
порки
и
к
подпоркам
подпорки,
столп
качался
из
сторо­
ны
в
сторону.
А
меж ду
тем
на
столпе
сооружали
госу­
дарственное
з дани е,
ни
на
минуту
не
пребывавшее
в
устойчивом
равновесии.
И
когда
думали,
что
виною
то­
му
водрузители
столпа,
на
них
кричали,
их
«расчитыва ­
ли », тем их запугивали и лишали остатков свободного
творчества.
Так,
и
Сидонский
был
признан
недостаточно
надежным,
его
вы гна ли
из
акаде м ии,
но
он
остался
в
рясе
и
предпочел
вовсе
прекратить
св ою
философскую
де­
ятельность.
Продолжавшие
вняли
предостерегающей
уча ­
сти
Сидонского
и
философствовали
в
стиле
еще
более
нео пр едел ен ном
и
колеблющемся.
Самые
«благонадеж­
ные»
из
них
не
б ыли
свободны
от
страха
сказать
не
т ак,
подумать
по-своему
—
тем
бол ее,
что
и
говорить-то
мож ­
но
было
не
то
сегодня,
что
доз вол ял ось
вчера.
Даровитые
из
представителей
этой
фи лосо фии
становились
бе здар­
ными.
Свое
мнение
пряталось
—
отсюда
преимуществен­
ные
занятия
в
области
истории
философии,—
вырабаты­
вались
и
культивировались
общие
и
бесцветные
форму­
лы,
за
которыми
предоставлялось
толь ко
угадывать
«себе
на
уме»
самостоятельное
убеждение.
Вп о сле дстви и,
когда
более
бойкие
и
неподатливые
семинаристы
стали
выры­
ваться
на
волю
«светской»
жур на лис тик и,
стало
о бна ру­
живаться
это
«себе на уме», но тем более обезличивались
и
сочиняли
тем
более
непристойные
формулы
«примире­
ния»
оставшиеся
благонадежными.
И
сре ди
них
все-таки,
как
ув идим ,
я влял ись
тал ан ты,
и
крупные,—
сам
Сидон­
ск ий—
пример
несомненного,
хотя
и
оставшегося
бес ­
плодным,
тал ан та
—но
тем
боле е
скорбную
к арт ину
представляет
история
воплощения
этих
талантов
в
фило­
с оф ской
ли те ратур е.


170
Г.
Г.
Шп ет
А.
Н ико л ьский
в
статье
Русская
дух овно- акад ем иче ск ая
философия
как
пред­
шественница
славянофильства
и
униве рсит етс кой
философии
в
России
(Вера
и
Р а зум.— 1907. — N5N5 II—IV, IX, XX) задался целью реабилитировать
духовно-академическую
философию
пут ем
д ок аза тель ства
тезиса,
выста­
вленн ог о
в
за глави и
с та тьи.
Задача
оказалась
ему
не
по
силам .
В
статье
нет
ни
метода,
ни
компетентности,
ни
ос троу мия ,
а
благонадежность
не
занавесила
собою
скудости
таланта.
В
целом
статья
—
иллюстрация
изоб­
раженного
вы ше
«стиля».
Имевший
терпение
прочесть
статью
сд ел ает
зак люч ен ие
о
предмете
ее
обратное
тому,
к акое,
по-видимому,
хо тел
бы
внушить
автор,
раз
он
взял
на
себя
задачу
изобличить
и
корректировать
«ненаучно-партийное
отношение
к
д елу », причина которого,
по
его
по­
д озрен ию, «кроется в том антагонизме,
в
том
затаенном
[!] недоброже­
л ател ьст ве», которое проявили «п ис ат е л и
западнического
направления»
(II, 197).
Итак,
ф акт ически
все-таки
Сидонский
был
одним
из
тех,
кто
сделали
первые
н аши
ша ги
в
направлении
к
серь­
езной
философии.
В
Пе те рбург ск ой
духовной
ак аде мии
до
н его
уже
б ыли
в раз умляе мы
Фес сл ер
и
Горн,
не
успев­
шие
сд ела ть
и
одного
шаг а;
он
его
сд елал.
Фи лософс кие
взгляды
Ф есслера
и
Горна
кратко
и злаг аются
Чистови-
чем
(И<с то ри я>
С пб.
Д<ух о вной>
А<кадемии>.— 1 857.— С.
193—
220) на основании их собственных конспектов и сообщений о своем
преподавании.
Фесслер
определял
фило со фию
как
«очевидное знание
разума
и
де ятел ьну ю
жизнь
духа», религию —
как
«свет сей жизни и жи­
воносное
н ач ал о», совершенство духа
—
«во внутреннем гармоническом
согласии
меж ду
разумом,
рассудком,
воображением
и
внутренним
чув­
с т в о м», совершенство философии
—
«в ее полном единении и сообраз­
ности
с
единою,
всеобщею,
вечною,
божественною
религиею,
к о торая
отк ры та
миру
в
Иису се
Христе».
Формально
это
сог ласовалось
с
задани­
ем
философской
к афедр ы
в
духовной
академии,
и
Фесс лер ,
экс -кат ол ик
и
пр от ест ант
с
теософическими
настроениями,
пр и зван
был
с оотв етст­
венно
настроить
буд ущ их
руководителей
пр авос лавн ой
па ств ы.
Созна­
ния
с обс тв енных
спе цифич е ск их
задач
философского
образования
пр а­
вославной
ст раны
у
руководителей
образованием
русск ог о
духовенства,
следовательно,
еще
не
было.
Здесь,
как
и
в
светс ко м
образовании,
ку ль­
тура
насаждалась
све рху
по
отвлеченным
соображениям
о
ее
«полезно­
сти» —
жизненной
потребности
сам о
об щест во
в
ней
не
ощущало.
То ль­
ко
потом
уже
жиз нь,
како й
она
была,
корригировала
отвлеченные
пл а­
ны.
Вызванный
из
Львова
Сперанским
(по рекомендации Лодия)
в
1810 г., Фесслер преподавал в академии всего пять месяцев (с
февр.
по
июль)
и
был
удален
по
рассмотрении
его
к онс пекта
и
от зыва
о
нем
ар-
хиеп.
Ф еофилак т а
в
Комиссии
духовн ых
учи лищ.
Так им
об раз ом,
ст ано­
вилось
ясно,
что
ф орма льн ого
в ыпо лнения
общего
задания
бы ло
недо­
статочно,
а
по
содержанию
из
этого
столкновения
профессора-теософа
и
православного
епископа
видно,
что
в
самом
д еле
трудно
было
найти
к
услу гам
православия
ф илософ ию
неколеблющуюся.


Оч ерк
раз вития
русской
филос офи и
171
Фес слер
резко
отличает
разум
(ratio) и идею (idea) от рассудка (in-
tellectus) и понятия (conceptus).
Разум
е сть
сп особ но сть
идей ;
созерцая
себя,
ра зум
созерцает
врожденную
ему
иде ю
Бога,
бесконечного
и
необ­
ходимого
Всецелого;
из
э той
первоначальной
идеи
разум
порождает
св ои
общие
и деи
и
отражает
их
в
рассудок.
Рассудок
постигает
в
созна­
нии,
объемлет
и
преображает
в
по няти я
как
это
отражение
идей
разум а,
так
и
представления
чувственности;
неопределенные
идеи
разум а
ра ссу­
док
ог ран ичи вает ,
определяет
и
оформливает,
а
разнообразие
и
мн о­
жественность
представлений
чувственности
он
слаг ает
в
един ст во;
о
том
и
о
другом
он
суд ит.
Врожденной
идее
о
Боге
Бесконечном
и
Вс ецел ом
Ф ессл ер
приписывает
объективную
р еальн ост ь
и
ист ину,
а
понятия м
ра с­
суд ка—
ли шь
условную
реальност ь
и
условную
истину.
Соответственно,
созерцающий
разум
может
обладать
нез ав исимы м
зн ание м
ид ей,
а
ра с­
судок—
только
у слов ным
и
символическим.—Вопросы,
которые
Фе с­
сл ер
задает
философии,—обычные
вопр ос ы
ф орма льно й
онтологии
о
бытии,
сущ ест вован ии,
сущности,
модусах,
ц ели
и
пр<оч. >.
Замечания
Феофилакта
на
конспект
Ф есслера
—
ярк ий
показатель
того
философского
н ев еглас ия,
в
котором
пребывало
даж е
вы сшее
рус­
ск ое
духовен ст во.
Во-первы х,
он
упрекает
Фесслера
в
рационализме,
ре­
шительно
апеллируя
к
опыту
и
сен суал и зму,
авторитетами
которого
он
по чи тает
не
только
Ар и стотел я
и
Бэк он а,
но
та кже
Де кар та;
учение
о
врожденности
и дей
для
него
—
произвол
и
ложь.
И
в
то
же
время,
во-вт оры х,
он
ставит
на
вид
Фесслеру
его
идеализм
—
ц ель
философии,
по
его
мн ен ию , «предметная вещественность [ р е ал ьно с ть]
и
истина»,
Ф ессл ер
же,
по
его
ха ра кт ер и ст ике , «приписывает началам человеческих
познаний
только
условную
и
подлежательную
[субъективную]
вещ ест­
венно ст ь
и
ис тину».
Как
это
ни
забавно,
но
на ши
материалистические
нигилисты
позднейшего
времени
могли
бы
считать
архиеп.
Феофилакта
своим
предтечею.
И
только
в
3-м
пункте
он
ст анов ит ся
на
единственно
подо бающую
ему
п озиц ию:
Фессл ер,
по
его
за ме чани ю,
не
удовлетворя­
ет
требованию
проекта
устава
дух овн ых
академий,
согласно
которому
преподавание
философии
должн о
бы ть
«в постоянном подчинении выс­
шему
авторитету». (К
инциденту
Фе ссл ер
—
Феофилакт
—
Филар ет,
см. :
Котович
Ал.
Дух овная
це нзура
в
Р осс ии ...—
<Спб. , 1909 >.—
С.
93—96.)
Что
касается
сменившего
Фесслера
фон
Горн а,
то
его
оригинальность
не
пр ост и ралась
далее
того,
что
его
не
удовлетворял
учебник
Винклера,
которого
и
заменили
Ynstitutiones Карпе.
Горн
—
воспитанник
Галль­
ского
университета,
доктор
философии
Йенс ко го
университета,
с
1804 г.—профессор
б ог осло вия
в
Дерпте,
где
в
1805 г.
получил
и
ст е­
пен ь
доктора
б огосл овия ;
на
ка федр у
ф илософ ии
в
ду ховную
академию
был
приглашен
в
1810 и преподавал по 1814
г.
Буд ь
Сидонский
в
университете,
под
начальством
У ва­
рова ,
быть
может,
его
судьба
бы ла
бы
иною,
ибо
он
с та­
вил
фи лос офии
проблему,
нужную
тогда
и
важную
для
идеологии
правительственных
рук ово д ител ей
русской
мысли.
Ко лле ги
Сидонского,
н апр
< имер >, по Киевской
академии,
вовремя
пер ехо дившие
в
уни ве рсит еты ,
с
отли­


172
Г.
Г.
Шп ет
чием
проповедовали
нужную
ид еол огию
—
по ка
не
пона­
д обил ась
но вая
идеология,
или,
вернее,
по ка
не
пона­
добилось
уже
никакой...
Вероятно,
и ная
судьба
постигла
бы
Си дон с кого
и
в
том
слу ч ае,
если
бы
он
задержал
вы­
пу ск
в
св ет
св оей
книги,
потому
что
не
случайно
стиль
ее
стал
образцом.
Его
благонадежный
экл екти зм,
более
или
менее
удачно
задрапированная
несогласованность
час те й,
из
к оторы х
мог
выб ира ть
любой
вкус,
показная
всеобъ-
ем лемо сть
метод а,
наконец,
уменье
«закачать»
любую
мыс ль,
затереть
ее
шерохов ат ости
и
облечь
целое
фило­
софии
в
лишенное
«светской»
определенности
одеяние
—
все
это
вызывало
вольное
и
невольное
под ра жание .
Среди
подражателей
и
последователей
Сид онс ког о
в
первую
голову
надо
назвать
Ф.
Надежина,
автора
Очерка
истории
философии
по
Рейнгольду
[Эрнсту
—сыну
более
из­
вест н ого
Карла
Леонарда].—
Сп б., 1837, и Опыта науки фи­
лософии.—
Сп б., 1845.
В
последнем
он
прямо
примыкает
к
Сидонскому,
само
же
изложе ни е
его
—
еще
увертливее,
на пра влен ие
—
еще
неопределеннее,
чт о,
впрочем,
сам
ав­
тор
объясняет
учебным
назначением
книги,—
нет
в
мире
пош лости
и
бессмыслицы,
к отор ых
нельзя
было
бы
опра вда ть
таким
н азнач ением !.. После краткого введения,
сжато
излагающего
руководящие
мысли
Сидонского,
и
«части приготовительной»
—
Пси хиче ской
ан трополог ии,
в
общем
вос про извод я щей
по
пла ну
и
по
содержанию
Пси ­
хическую
антропологию
Шул ьце ,
книга
р аспад ается
на
три
части:
Логику
(Гносеология и Логика в собственном смыс­
ле), Метафизику (Ф ило со фия
природы,
Фил ос офия
духа,
Метафизическое
богословие)
и
Иф ику
(Философия права,
Философия
нр а во в ). В Логике интересно отметить понима­
ние
гносеологии
как
учения
об
условиях
приобретения
верных
час тн ых
познаний
и
наличность
отдела
под
назва­
ни ем
Аподик тики
(Бутервек?), задача которой исследо­
вать
пр едм етну ю
достаточность
на ших
познаний
или
во­
про с
об
отношении
мы шле ния
к
пре дме та м1.
Надежина
не
удовлетворяют
р еше ния
этого
вопроса,
какие
да ют
Кант,
Фихте,
Ше ллинг,
Гегель
и
Якоби.
Ему
кажется,
«естественному здравому взгляду на вещи»
более
соот ­
ветствует
«опыт разъяснения наших познаний,
и звест ный
под
именем
си ст емы
гармонических
законов», т.
е.
опыт
разъ-
1 По принятой теперь терминологии,
это т
по сл едний
воп рос
реша­
ет ся
теорией
поз нани я.
Н адежи н
польз ует ся
здесь
и
эти м,,
термином.
Он
встречается
также
у
архимандрита
Г авриила
(I, 99).


Очерк
развития
русской
философии
173
яснения,
основанный
на
сви детел ь стве
сознания
и
рассмо ­
трения
того
места,
какое
занимает
ч ел овек
в
мире»
(139—140). В Философии природы автор последовательно от­
ве рг ает
атомизм,
динамизм
(Канта), пантеистические уче ­
ния
философии
тожества
Шеллинга
и
Гегеля
и
ск лон яет­
ся
к
своег о
рода
витализму
с
ясною
спиритуалистическою
окраскою
(191).
Философия
ду ха
ес ть
не
что
иное,
как
ст а­
рая
дока нтов ска я
умозрительная
и
рациональная
п сихо ло­
ги я.
Метафизическое
богословие
—
попытка
согласовать
есте ств ен ное
или
рациональное
богословие
с
общими
тре б ова ниями
дог мати ки.
Наконец,
И фику,
составленную
в
со гл асии
—
хотя
более
обстоятельно
и
учено
(рассчеты
с
Кантом,
Кругом)
—
с
Опытом
сист емы
нрав с тве нной
ф ило­
софи и
Магистра
Ал екс ея
Др о здо ва '1835; «Издал Св.
Ф.
Си до нс кий»),
следует,
ко нечно ,
оценивать
в
связи
с
раз работк ою
т<ак>
наз
< ываемого >
нравственного,
или
«деятельного», богословия,
которая
у
нас
возникла
в
то
время2
под
влиянием
новых
течений
в
н емецко м
бо­
гословии
как
католического,
так
и
протестантского
напра­
вления.
В
обще м,
Надеж ин
конструирует
из
эпигонов
не­
мецкого
идеализма
новую
схоластику,
формально
во звр а­
щающую
преподавание
философии
на
привычные
для
ду­
ховных
ак аде мий
вол ьфиа нск ие
рельсы.
Книга
На д ежина
вы зва ла
весь ма
инте ресн ую
для
характеристики
времени
рецензию
Киреевского: <Полн.
собр.
соч. > — T.IL—<М.,
1911.—
С.> 132 <и>
сл.
Авт ора
рецензент
упрекает
в
«неопределенно­
сти
основной
точки
зре ния »
и
в
том,
что
«мысли,
взятые
в
частн ос ти,
представлены
как
удобомыслимые,
а
не
как
логически
неиз беж ные », но
хв алит
«язык чистый,
о тче тлив ый,
не
л иш енный
иногда
новых
счастли­
вых
вы ра жен ий».
У
Б ел инск ого
книга
Над ежина
вы звала
только
от ри ца­
те льно е
отношение.
В
не мно гих
посвященных
ей
строках
он
тонко
от­
метил,
что
автор
—из
тех
«добродушных философов», которые вместе
допускают
и
ав торитет,
и
свободно-разумное
мышление,
не
зам ечая ,
что
они
только
парализуют
друг
друга
и
что
утверждение
их
взаимной
необхо­
д имо сти
означает
приз нание
их
одинаково
ни чтожны ми
и
бе сс ил ьными
(X, 39).
Бе линс кий,
та ким
об ра зом,
уловил
типич е с кий
прирожденный
дефект
этого
род а
ф илософ ии .
Из
ср еды
вл иян ия
Петербургской
духовной
академии
вышел
такж е
Опыт
философии
прир од ы
И.
К ед рова
(Спб .,
1838).
1 Брошюру Дроздова прославила незаслуженно восторженная ре ­
цензия
Белинского.
Об
этом
ниже .
2 Еп.
Инно ке нтий,
И.
С.
К оче тов,
Бажанов
и
п р<о ч.>.


174
Г.
Г.
Шпет
Эт ому
же
автору
прин а длеж ит
ком пилят ив ный
учеб ник :
Курс
психо­
логи и.—
Яросл<авль>, 1844.
О
Кедрове
см .:
Га вриил.
Ис т< ория>
р ус< ской>
ф илос < офи и>...—
С.
155 —158, где излагается его ненапе­
чатанное
«рассуждение» —
Критический
взгляд
на
науку
ф илософи и.
И.
Ке­
дров
считает
от ли чит ел ьным
признаком
фил ософи и
выс пр еннос ть ,
возвы­
шающую
фи лосо фию
над
всем
временным
и
пространственным,
чем
она
и
отличается
от
естес твоз на ния ,
изучающего
природу
в
чувственных
формах
пространства
и
времени.
Произведение
Кедрова,
как
и
сочинение
Дроздова,
хо­
тя
оба
нос ят
характер
мо ногр аф ий,
по
философским
до­
стоинствам
сто ит
ни же
не
тол ько
Введения
Сидонского,
но
и
у ч ебника
Надежина.
Зато
всех
названных
авторов
Ке­
дро в
превосходит
с воим
богословским
сервилизмом.
Ополчаясь,
подобно
в сем
теи стам ,
против
материализма,
ид еали зма
(подлежательного
—
Фих те
и
предметного
—
Гег еля )
и
философии
тожества
Ше ллинга
как
в еду щих
к
ат еиз му
и
пантеизму,
а
п отому
несогласных
с
«здравою
фи лософ ией », он сам определяет свое положение указа­
нием
своих
предшественников: «Кант,
Бон нет
и
другие
м ысли тели ,
которые
держались
зо лот ой
середины
меж ду
материализмом
и
па нт е исм ом » (38—39).
С
точки
зрения
содержания
книги,
такое
признание
нужно
назвать
весьма
неожиданным.
Бо нне
здесь
так
же
мало,
как
и
натурфи­
лософии
К ан та1.
Мо жет
бы ть,
влияние
Ка нта
—примат
практического
разума
—
автор
хот ел
видеть
в
т ом,
что
рас­
сматривал
нравственность
как
«нечто высшее и гораздо
важнейшее
теоретического
об р а зо ва ния »? Натурфилосо­
фия
для
него
—
л ишь
средство
нравственного
усоверше-
н и я: «коренная задача философии природы состоит,
по
н ашему
м не нию,
не
в
уразумении
сущности
вещей,
но
в
приобретении
н адлеж ащ их
св едени й
о
мире,
способст­
вующих
к
н рав стве нн ому
развитию
и
усовершению
чело­
вечества».
Усовершил
ли
Кедров
человечество,
просле­
дить
трудно,
последствия
же
другой
половины
своего
принципа
—
сравнительную
неважность
«теоретического
образования»
—
он
подт вер дил
всем
своим
Опытом.
Для
спутанности
его
«теоретических»
понятий
показатель­
но,
что,
соглашаясь,
по-видимому,
с
Кантом
в
том,
что
1 Книжечка Кедрова состоит из Введения и трех «о т де л ен ий»: (1) О
природе
в
самой
себ е, (2) О природе в отношении к Богу ( О
сотворении
ми ра
и
О
П ро мы сле ), (3) О природе в отношении к разумным тварям (О
средствах,
которыми
Природа
способствует
разумным
тварям
к
достижению
их
последнего
предназначения
и
О
душевных
болезнях).
Сколько-нибудь
философское
зн а­
чени е
име ет
л ишь
первая
тр еть
книг и
(Введение и Отделение первое) .


Очерк
раз вит ия
русской
ф илосо фии
'
175
«созерцание разумное не есть удел существ,
о блеч ен ных
пло тию», он в то же время выбивает из-по д
философии
к ант овск ую
подставку
—
рассудок.
«Творить»
мир
нам
не
дано,
трансцендентальная
фи лософ ия
мало
держится
опыта
и
«может быть названа поэзией,
нос яще й
на
се бе
тип
немецкой
национальности».
Однако
за
оправданием
не-поэтического
ало ги зма
Кедров
опять
обращается
к
«ти­
пу
немецкой
на цио на л ьно с т и», представленной на этот
раз
Якоби.
Ум
не
ведет
нас
к
ур азу м ению
природы
вещ ей
и
посредством
логических
св оих
форм,
ибо
что
такое
формы
мышления?
—
«Это сети,
в
к от орых
мы
н еп ре стан­
но
запутываемся
вместе
с
предметами
мышления;
это
по­
в язки
на
очах
наших,
сквозь
которые
рассудок
всего
чаще
истину
приним а ет
за
ложь,
и
наоборот,
во
лжи
уверяется
как
в
ист ине;
это,
наконец,
как
представлял
Я коби
в
пис ь­
ме
сво ем
к
Фихте,
кольц а
ме лед ы,
игра
которыми
благо­
приятствует
сокращению
в ре мени,
но
не
решает
ни како й
задачи».
Сдвинулись,
по
крайней
мере,
продолжатели
Сидон­
ского
с
тог о
места,
на
котором
он
остановился?
Эт ого
нельзя
сказат ь .
Скорее
можно
констатировать,
что
к
кол е­
б ания м,
к ото рые
он
обнаружил,
его
последователи
приба­
вили
новое
дви жени е
—
назад,
к
восстановлению
той
свя­
зи
с
вольфианским
уче ни ем,
ко тора я
до
Сидонского
за­
крепилась
в
духовных
академиях.
Вообще,
и
о
д альне й­
шем
нужно
наперед
сказать,
что
философия
на ших
ду­
ховных
ака демий
из о браж ает
бег
на
месте
или,
точнее,
движения
короткой
цепью
привязанного
к
столбу.
Каж­
дый
ее
новый
шаг
не
есть
шаг
вперед,
а
лишь
в
нов ом
на­
правлении,
вокруг
одного
мест а
—
теистического
спириту­
ализма—и
не
очень
удаленно
от
пункта
догматического
прикрепления.
Такого
рода
«новый»
шаг
можно
отм ети ть
во
Введении
в
философию
(Спб.,
1840) проф .
В.
Н.
Карпова
(Y79&—
1867),
переведенного
из
Киева
непосредственно
на
место
С идо нско го 1, воспитанника Киевской же акаде -
1 Между прочим,
Карпов
был
одним
из
официальных
рец ен зен тов
Си донск ог о,
и
след ов атель но ,
од ним
из
участников
«похода»
против
не­
го.
Из
литературы
о
не м:
Христ
< ианское >
Чт< е ние> .—1898. —
Май.—
Памяти
русского
философа
В.
Н.
Карп ова.
Р ечи
на
то рж
вет­
венном
> собр<а ни и>
Спб .
Духовной
Академии
по
случаю
100-ле тия
со
дня
рождения
Карпова:
Барсов
T.
В.
Н.
Карпов
как
профессор;
Сере­
бренников
Бит а лий.
В.
Н.
Карпов
как
психолог;
В еликоостро вский
М.
Об
об­
щем
характере
«Логики»
Карп ов а;
М иртов
Д.
Заслуги
проф .
В.
Н.
Карпо­
ва
для
русской
ф илософ ской
мысли;
Там
же:
Ласкеев
П.
Два
прое кт а
п раво слав но-х рист иан ск ой
философии
(Карпов и Киреевский).


176
Г.
Г.
Шп ет
м ии,
впос ле дст вии
ст яжавше го
себе
почетное
имя
пе ре­
водом
Плат он а.
Сочинения
Платона,
переведенные
с
греческого
и
объясненные
про ф.
Ка рпо вым .—T. 1—2.—Спб., 1841 —1842.—Изд.
2- е,
испр .
и
доп.—Т.
I—IV.— Спб ., 1863; T. V—VI (по определению Св< я те йш е го>
Сино­
да ).—
М., 1879.—Некоторые
диало г и
в
переводе
Кар пова
вышли
также
отдельным
изданием
(Горгиас.
—
М. , 1857) или помещались в Пропилеях
Лео нт ьева
(T. V, Федон)
и
в
Ж МНП
(Алкивиад. — I.—1857, Иппиас Мень ­
ши й.— 1858, Иппиас Больший. — 1859, Федр. — 1858).—
Законы,
имевшиеся
в
русск.
пер.
В.
Оболенского
{Платоновы Разговоры о Законах.
—
М., 1827),
Карпов
вновь
не
переводил.—Конечно,
перевод
Ка рпо ва
—
бессмертная
заслу г а
п еред
русск ой
фил ософи ей .
Но
не
был
ли
он
преждевременен
или ,
наоборот,
не
запоздал
ли
он?
Сам
Карпов
так
смо тр ел
на
свою
за да­
ч у: «Найдет ли у нас Платон довольно читателей?
Эта
мысль
дол го
коле­
ба ла
меня:
я
думал,
передумывал,
представлял
направление
нынешнего
образования,
соображал
тр е бо вания
современного
общества,
в слу шив ал­
ся
в
толки
о
философии,
ожидал
внушений
Сокр ато ва
гения;
но
ни что
не
просветляло
мо ей
мысли
и
не
наклоняло
ее
к
чем у-ниб удь
опреде­
ле нному.
О дно
только
обстоятельство
делало
легкий
перевес
в
по льзу
издания:
это
—
пробуждение
дух овен ств а
к
развитию
в
своей
среде
у че­
но- лит ер ат урной
де ятел ьнос ти
и
старание
министерства
восст анови ть
на
к аф едрах
его
училищ
здравую
и
плодоносную
в
своих
основаниях
фило­
софию.
Почему
же,
ду мал
я,
в
такую
по ру
всеоб щег о
стремления
к
уста­
новле нию
прочной
уч ено сти
в
России
не
пригодились
бы
ид еи
Платона,
когда
и
в
прежние
времена,
за
три
век а
пр ед
этим,
его
именно
творе н и­
ями
отк рыва ла сь
эпоха
возрожд ен ия
наук
на
западе
Европы?»(из Пре­
дисловия
ко
2- му
и здан ию
1863 года). «Возрождения»
тем
не
менее,
как
известно,
не
последовало...
Между
тем
и
Белинский
п риве тство вал
II т.
перевода
Карпова
—во
имя
г уман изма
и
к ласси ческог о
об разовани я!
Введение
Кар по ва
св ежёе
т олько
что
назва нных
сочи­
нен ий,
обнаруживает
меньше
ск л онн ости
к
попятному
движению
в
сторону
Вольфа,
свободнее
об р ащаетс я
с
ис­
точниками,
доказывая
прямое
знакомство
с
ними.
Симпа­
тии
Карпова
склоняются
в
сторону
Круга
и
Рейнго ль ­
да-старшего
(Карла Леонарда), но при обесцвечивающем
их
ус тра нен ии
кан тиан ства
и
с
преувеличенным
увлечени­
ем
психологизмом.
Белин ский
был
прав,
давая
пренебре­
жительный
отзыв
о
Надежине,
но
снисходительный
о
кн иге
Карпова.
Прав
он
был
и
в
своем
недоумении
на­
счет
це ннос ти
психологизма
Карпова:
Ка рпо в,
действи­
т е ль но, «стеснил философию»
и
«вместо живого духа ее
по лу чил
мертвую
псих о ло гию ». Отгадал Белинский и тай­
ный
ист оч ник
э того
пси х о л о г из ма: «Метафизическое (в
смысле
автора),—
констатирует
он,—снова
приводит
нас


Оч ерк
р азв ития
русской
фи лософ ии
Y11
к
психологии
и
снова
разлучает
нас
с
истинною
филосо-
ф иею». Спиритуализм в такой же мере всегда психологи-
стичен,
как
материализм
—
механистичен.
Карпов
понимает
фи лос офию
как
науку,
рассматрива­
ющ ую
«все бытие как одно гармоническое целое в сверх­
чувственном
или
мыслимом,
сколько
оно
может
б ыть
развито
из
сознания
и
выражено
в
системе» (67, ср.
32).
Ее
цель
—
найти
зак он
гармонического
бытия
всел енной
и
ук азан ие
в
ней
места,
значения
и
отношения
ч ел овека
(85, 101; ср .
45, 57, 79-80, 117, 127, 135).
Определение
философии
покоится
у
Карпова
на
двух
«основаниях»,
ил и,
как
сказали
бы
тепер ь ,
на
д вух
предпосылках.
Это
(1) принцип самосознания,
в ысказанны й
еще
в
д р евнос ти,
т еперь
пустивший
глубоко
корни
и
со
времени
Воль фа
образовавшийся
в
«философское учение», известное под
им енем
пс их ологи и
или
антропологии;
и
(2) принцип,
требующий
объединения
всех
на ук
в
одно
целое
и,
соот­
в етс тве нно,
исследования
природы
не
в
частных
видах,
а
в
цел ом
едином
бытии,
что
само
по
себ е
уже
возвышает
нас
над
обособленными
областями
опыта
и
вводит
в
об­
ласть
метафизического.
Последняя
не
есть,
поня тно,
фи­
зическое,
но
она
и
не
духо вно е,
ибо
истинно
духовное,
со­
единяя
в
себе
п ол ноту
совершенств
и
б удучи
потому
абсо­
лютным,
безусловным,
бесконечным
и
т.
п.,
стоит
выше
условий
человеческого
бытия
и
деятельности,
его
«ни
од на
мет аф изи ка
не
вводила
в
область
своих
исследова­
ний»
и
до
действительного
его
созер ца ния
«ни один фи­
лософ»
не
возносился.
Так,
сам
чело в ек,
который
не
есть
ни
физиче с к ое,
ни
духовное,—результат
взаимного
огра­
ничения
обоих
э тих
начал,
отражающего
в
себе,
однако,
и
то,
и
другое.
Область
метафизического,
не
буд учи
ду­
хом,
вовсе,
след
< овательно >, непостижимым,
и
не
буду­
чи
физическим,
доступным
чувству,
есть
ос обая
сфе ра
св ерхчув ств енного,
входящая
в
область
человеческого
бы тия
и
деятельности
со
стороны
д вух
н азванн ых
начал.
Анало­
гичное
отно шение
существует
в
сфере
познания
со
стор о­
ны
субъекта
и
объекта,
в
познании
человека
всегда
пред­
ста вл ены
о ба,
и,
сл ед
< овательно >, между субъектом
и
об ъе ктом
существует
новый
мир
как
условие
их
в заим­
ной
связи.
Это т
мир
е сть
мир
мысл имо го ,
соединяющего
познание
с
быт ием ,
ест ь
ц арст во
мысли,
а
не
вещ и
в
себе
и
не
од нос то ронние
формальные
проявления
.нашего
Я.
Мыслимое
ест ь
вторая
характеристика
метафизического.
Метод,
или
форм а
изложения,
в
ко тор ой
осуще ств ля ется


178
Г.
Г.
Шпет
философия,
определяется
ее
предметом
и
потому
д ол­
жен
б ыть
характеризован
как
метод
систематический.
Под
системою
зде сь
нужно
разуметь
не
внешний
распорядок
и
ра спре дел ени е
частей,
а
их
внутреннюю
согласован­
ность
и
сов мест имос ть
в
од ном
организме
н аук и1. Первая
истина
философии,
ее
principium, согласно сказанному,
дол жна
совмещать
в
себе
начало
субъективное
вместе
с
об ъе к тивным.
Различие
м ежду
ними
со сто ит
в
том,
что
«первое есть истина,
от
которой
она
нач инает
и сс лед ова­
ние,
а
второе
есть
ис т ина,
из
ко то рой
она
развивается
в
систематическое
ц елое ».
Субъективное
начало
филосо­
фии
е сть
сознание,
объективно
же
—
мыслимое,
как
непо­
средственно
сознаваемое.
Сознание,
таким
образом,
яв ля­
е тся
началом
и
бы тия
и
познания.
В
качестве
единого
начала
философии
его
на добн о
понимать
конкретно,
т.
е.
не
отделяя
в
нем
«психической силы от содержания» .
В
т аком
виде
это
начало
может
б ыть
характеризовано
как
начало
формалъно-реалъное.
Оно
бы ло
установлено,
по
ук а­
занию
Карпова,
Рейнгольдом
и
исправляло
«чистый ра­
ционализм
Кант а,
не
дававший
никакого
уча ст ия
факти че­
ской
с тор оне
сознания
в
деятельности
рассудка», почему
оно
и
отв е рга ется
Кругом,
как
«строгим последователем»
Канта.
Но
так
как
не
начало
д олжно
подчиняться
уч ени ю,
а
учение
должно
развиваться
из
начала
и
зависеть
от
не го,
то
Bewußtseinsatz Рейнгольда и ложится в основу фило­
софии.
Тут,
над о
сказать,
Карпов
впадает
в
недоразумение.
Если
руково­
диться
хо тя
бы
т еми
статьями
Словаря
Круга,
на
ко то рые
ссылается
Ка р­
пов
(прибавив,
впрочем,
еще
ст.
Bewußtsein), то его определение начала
философии
формально
ма ло
чем
отлич аетс я
от
определения
Круга,
ко­
торы й
с чита ет
таковым
началом
«первоначальную связь бытия и знания
в
Я», называемую им первичным фактом сознания (Urthatsache des Be­
wußtseins).
Круг
восставал
лишь
против
формул ы
Р ейнг ольд а,
не
находя
ее
достоверной
и
общезначимой.
Фо рмула,
к отор ую
Карпов
имеет
в
ви­
ду
и
как
она
дана
Рейнгольдом
в
Versuch einer neuen Theorie des menschlichen
Vorstellungsvermögen (1789), гласила: «Представление различается в сознании
субъектом
от
объекта
и
субъекта
и
относится
к
обоим».
Как
отмеч ал
п озже
сам
Рейнгольд
(Üb<er> d<as> Fundament des philosoph<ische> Wissens,
1791), здесь (в Versuch) она «с к оре е
намечена», чем «подробно
изложена»
(S. 108). Раз ъя сне н ие ее дает ся уж е в Beiträge zur Berichtigung bisheriger Missver-
ständniss der Philosophie. — В.
I.— 1790 (B. IL—1794), см .
в
особ
<енности>
S. 144 ff., 167 ff.
Приведу
нес кол ько
стр ок
из
Üb<er> d<as> Funda-
1 По-видимому,
со от вет ст вует
Einstimmung Круга .


Очерк
развития
русской
фил ос офии
179
ment..,
к ото рые
дают
дополнительные
(т.
е.
дополнительно
к
Кругу)
указ ания
на
источники
формально-реального
н ачала
Карпова
и
его
«систематического»
метода.
«Я разделяю,—
говорит
Рейнгольд
(S. 109—110),— фу нда м ен т
элемент арно й
фило софи и
на
материальный
и
формальный.
Один
—
сознание
как
факт;
другой
—
положения
с оз нания
и
из
них
непосредственно
выводимые
и
ими
вс еце ло
пред определя емы е
определения.
Из
одног о
почерпается
содержание
элементарной
философии,
--------- ;
другим
предопределяется
нау чная
ф орма
ее,
всесторонняя
связь
ее
м атер иала ,
е динс тво
многообразного,
сост авля ющег о
ее
содержание,
под
одним
пр инципо м,—
предопределяется
систематическое
в
ней».
«Сверхчувственное»
Карпова
и меет
связь
с
самим
«представлением»
Рейнг ольд а.
Утверждение
К арпо ва,
что
«основание мыслимого»
—
в
«су­
щест ве
мыс ля щем» (58), строго говоря,
противоречит
и
Кругу,
и
Рейн­
голь ду—
ср.
Beiträge последнего, I, S. 171 ff.,
а
также
146: «Определя ­
емо е
через
п рос тое
соз нан ие
по нят ие
суб ъек та
понимается
неправильно,
если
под
субъектом
понимают
больше
или
меньше
того ,
к
чему
отно ­
сится
отличное
от
объекта
представление
и
что
вед ет
себя
при
эт ом
как
чер ез
представление
различающее,
т.
е.
как
п редст авля ющее».
Но
и
незав ис им о
от
вл иян ия
плохо
понят ого
Рейн­
гольд а,
Карпов
и
по
существу
отрывается
от
Круга,
скаты­
ваясь
под
гору
философии
к
крайнему
психологизму.
«Трансцендентальный синтез»,
который
Кру г
ви дит
в
«первичном факте сознания»
и
кот ор ым
маскируется
его
пс ихол ог изм,
у
Ка рпова
от кр ыто
превращается
в
«на­
ше
Я
с
главными
проявлениями
его
природы
и
с
тем и
элементами,
которы е ,
во шед ши
в
него
из
мира
объектив­
ного ,
сделались
неотъемлемым
его
достоянием.
Посему
первый
момент
познания
есть
сам
чело в ек,
и
первая
на­
ука
в
системе
философии
ес ть
наука
самопознания,
или
субъекта
в
сфер е
мыслимого» (123).
Так
ка к,
по
о п редел ению
самого
Кар по ва,
в
мысли­
мом,
в
содержании
со зна ния,
в
«объективной стороне»
мы
ничего
не
н ах о ди м , «кроме реальности сознаваемого,
ко то рое
постоянно
и
ближ ай шим
образом
свидетельству­
ет
человеку
о
бытии
и
свойствах
природы» (66), то мы
приходим
к
самому
неприкрытому
н ат урал и стиче скому
антропологизму,
из
которого
можно
сделать
все
ске пти ­
чески е
и
релятивистические
выво ды ,
нужные
для
уничто­
жения
фи лософи и
как
такой.
Ка рпов
перемудрил,
п ото­
му
что
действительная
его
те нд енция
—
обратная,
он
—
против
натурализма,
который
он
связывает
с
пантеизмом
(71, 92, 97, 116).
Но,
с
другой
стороны,
он
— про тив
ра­
ц иона л изма,
против
ко торо го,
как
мы
уже
видели
и
как
мы
еще
увидим,
наша
духовная
фи лософи я
вообще1.
Не-
1 Ниже будет также еще речь о более поздних работах Карпова,
специально
посвященных
рационализму.


180
Г.
Г.
Шп ет
понятным
логически
путем
именно
в
рационализме
ей
чу­
дится
скептицизм.
Исторически
же
такое
ум она кло нение
поня тно :
богословский
рационализм,
свя занны й
с
деизмом,
действительно,
скептически
разрушал
догматику.
Отсюда
симпатии
духовной
философии
как
ко
вся ко го
ро да
ало­
гизму,
так
и
к
эмпиризму
—
до
п оры
до
вре ме ни
—
по ка
не
взметнулась
гроз ною
тенью
борода
Фейер б аха.
Ск е пти­
ческие
последствия
в
сам ой
философии
духовную
мысл ь
не
страшили.
Героически
разрубив
у зел
проблемы
в еры
и
знан ия
тем,
что
«дух»
был
отнесен
в
области
для
метафизики
не­
дос туп ны е,
Кар пов
уже
не
боя лся
никаких
ком п роме ти­
рующих
философских
выводов,
лишь
бы
они
не
противо­
речили
ис тина м, «раскрытым в Св.
Пис ан ии
с
совершен­
ною
яс но с тию».
Относительность
же
чел ов ече ског о
бы­
тия
и
поз нания ,
разумеется,
св.
Пи са нию
нимало
не
пр о­
ти во речи т,—
и
не
только
в
том
случае,
ко гда
ограничение
исх оди т
от
Откровения,
которое
ес ть
«голос отечества не­
бесного,
пр ово дим ый
Церковию», но и тогда,
когда
оно
исх од ит
от
уставов
государственных,
к ото рые
су ть
«при­
зыван и я
о течеств а
земного,
возвещаемые
правитель­
с тв ом».
Чтобы
ч ел овек
предался
«водительству Церкви
и
Отечества», ему нужна «истинная
и
здравая
философия,
которая
бы
беспристрастно
исследовала
человеческую
природу»
и
пр
< оч. >. Натурализм,
к
которому
ведет
ра с­
су жд ение
Ка рпов а,
исправляется
им,
однако,
весьма
лов ­
ко,
в
спиритуализм,
с
сохранением
в
то
же
время
отме-
же ванн ост и
от
рационалистического
«формализма» .
Фи­
лософы,
пр изна ющ ие
самопознание
исходным
пунктом,
разъясняет
он,
берут
иногда
в
основу
своих
исследований
«науку мышления», но психическая деятельность не состо ­
ит
в
одном
мышлении,
и
форм ы
действия
не
могут
бы ть
определены,
пока
не
будет
о пр еделен о
само
бытие,
из
сущности
которого
они
развиваются.
Ч тобы
изб ежа ть
эт о­
го
неудобства,
о бр аща ются
к
суще ст ву
человека,
посколь­
ку
оно
является
в
сознании
как
не что
самостоятельное
(Я=
Я ). Но так как само это существо есть существо чисто
логическое,
то
ничего,
кроме
ря да
логи че ски х
заключе­
н ий,
из
н его
в ыве сти
н ель зя.
«Если же с понятием своего
Я
мы
соеди няем
значение
бы тия
действительно
реального
и
в
пр едстав лении
приписываем
ему
некоторые
о пре де­
ленные
свойства,
то
этим
актом
необходимо
предполага­
ем
уже
предварительное
исследование
собственной
при­
род ы
путем
опыта
и
наблюдения...--------
Пс их оло гия


Очерк
развития
русской
философии
181
должн а
начинать
св ое
поприще
исследованием
человече­
ско го
бытия,
а
не
деят ель но сти ;-- ---- -- » (124).
Итак,
с
одной
стороны,
на
место
умозрения
—
опыт,
а
с
другой
стороны,
на
место
деятельности
—
бытие.
И
да­
лее,
на
место
духа
—
свер хч у вств енн ое,
а
на
ме сто
(имма­
нентного)
Абсолюта
—
сверхмунданный
Бог,
который
не
ест ь
дел о
философии
или
метафизики.
Общую
характе­
ристику
своего
поним а ния
фи лос офии
Карпов
заимс тву ет
все
же
у
Круг а
—
син тет изм,
— хотя
считает,
что
у
Тюрме-
ра 1 (под названием Realidealismus) и у Круга мы находим
лишь
«слабые и не совсем верные черты его» .
Когда,
по­
сле
этого,
Кар по в,
изо бр азив
при по дня тым
слогом,
как
«все сложится в одну беспредельную космораму и,
ст ав
в
приличном
отношении
к
целому,
сольется
в
один
ак­
корд,
в
одну
священную
п еснь
Вс ев ышн е му», называет это
«трансцендентальным синтезом» (132—133), то это есть
или
наи вно е
не понима ние
термина,
или
опис ка
человека,
заимс т ву ющег о
чужой
термин,
но
приспособляющего
св ое
заимствование
к
друг им
це лям
и
для
другой
«поль­
зы ». В чем эти цели и польза вообще,
было
сказ ано
в
нача­
ле
это го
параграфа.
В
частности
же
Карпов
специ фир у ет
«пользу»
философии,
уже
когда
заявляет,
что
в
герман­
ско й
философии
«все превосходно и всеобще,
кро ме
то­
го,
что
имеет
ближайшее
отно ше ние
к
частному,
рели­
гиозно-политическому
о бщест ву
Ге р ма нии».
Само
это
«частное»
о пр еделя ет
и
для
нас
пользу
философии: «ис­
т инна я2
фи лос офия
де йству ет
между
внушениям и
рели­
гии
и
политики
и,
открыв
существенные
требования
чело­
в ече ской
природы,
соглашает
их
с
за кон ами
ве ры
и
усло­
виями
о тече стве нно й
жизни» (114).
В
це лом
Введение
Карпова
имеет
уже
вид
более
свобод­
но го
ф ило софс т вования
и
да же
как
будто
независимого
от
«интересов»
сф ер,
желавших
властвовать
над
умам и
и
культурою.
«Политика»
и
«религия»
—
разве
не
могли
б ыть
искренним
у беж дение м
ав тор а?
Ответ
нужно
разд е­
лить:
проф.
Карпова
—
конечно,
но
ф и лософа
—
н ет!
По-
1 Thürmer (собств . Joseph Aloys della Torre) —
австрийский
фило с оф
начала
века.
На
н его
указывает
Круг
сам .
2Под «истинною
философией»
Карпов
разумеет
фи лосо фию
хри­
стианскую.
Она
должна
согласить
«требования человеческой природы
с
внушениями
Церкви
и
Отечества».
В
мире
же
языческом
философия
должна
бы ла
нахо дит ься
в
обратном
отношении
к
об щест ву
и
ре лиг ии
(114, прим .).
Таково
б ыло
время,
что
Карпов
не
боялся
вызвать
симпа­
тию
к
язычеству...


182
Г.
Г.
Шпет
литика
и
религия
как
формы
со знан ия
могут
быть
объек­
тами
философского
познания,
но
ни
регулятивами,
ни
вы­
водами,
ни
«приложениями»
фи лософи и
как
реальные
агенты
они
бы ть
не
могу т,
не
должны.
Философ
—
не
пра ­
витель,
не
нар од ный
п р едстави тел ь
и
не
проповедник.
Та­
кое
чистое
сознание
философом
себ я
как
философа,
за
немногими
ис клю че ниям и,
чуждо
вообще
русской
фило­
софии
в
ее
цел ом
—она
любит
«руководить», «наста­
в лят ь»,
«исправлять»,
«направлять»,
«обосновывать»,
«оправдывать» .
Это
сказывается
с
первых
шагов
ее
разви­
ти я,
когда
она
в
сво ей
линованной
еще
тетрадке
стала
за­
писывать
свои
пе рвые
фразы.
Это
сказ ывает ся
и
на
всем
протяжении
ее
р азви тия,
свидетельствуя
о
философском
еще
несовершеннолетии
русской
фи лос офи и,
ибо
только
подростки
резонируют
больше
стариков
и
потому
счита­
ют
нравоучение
фи ло софи ей
и
фи лософ ию
нравоучени­
ем.
Осо бен но
«духовная философия»
—
хот я
тут
она
ча­
с тью
вы ход ит
да же
за
рам ки
национальной
отличительно­
с ти—
виде ла
в сегда
св ое
п р изва ние,
с
одной
стороны,
в
«поучении», не доходящем,
однако,
до
владычества,
и
с
др угой
стороны,
в
«приспособлении», доходящем до
с ер вилизм а.
Карпов
—
то лько
«на вид»
—
которым
он
об­
манул
Бел ин ского
—
сво бо днее,
но
дух
у
не го
тот
же,
что
и
у
др угих
представителей
духов н о-ака деми чес кой
фило­
софии.
Он
оказался
лиш ь
способнее
—
и
для
нас
это
был
большой
шаг
впер ед
—к
усво ению
е вропе йск их
научных
мет одо в
изложения
на
место
отечественной
«церков­
но -сл авя нско й»
в язи
и
заимствованной
иезуитской
с хола­
стики.
Он
нау чно
строже
Сидонского,
систематичнее,
и
он
умнее
Надежина,
Кедрова,
Дроздова.
Только
дух
его
—
од ин
с
ними.
Философское
е дин ство
этого
духа
в
напр авл ении
теизма
и
сп и ритуа л изма
—
нормально
и
на­
турально,
хо тя
оп редел яет ся
оно
не
всегда
имманентно,
а
по
предписанному
заданию
учреждения.
Психологиче­
с кое
его
сложение
не
так
эл ем ент арно
и
последователь­
но.
Православная
духовная
фи лософ ия
с л ишком
по дда ва­
ла сь
внефилософскому
и
—
что
для
нее
хуже
—
внедог-
матическому
давлению.
Чувс тво
связанности
—
преоблада­
ющая
психологическая
чер та
э той
ф илос офии .
Отсю­
да
—
боязнь
ясных
очертаний,
отче тл ив ых
фо рм
и
четких
ф ормул.
Колебательное
состояние
становится
традицией,
создающей
своеобразную
преемственность
в
усво ении
и
передаче
н еопр едел енны х
«сказаний»,—
все
равно
как
в
нашей
«свободной»
публицистике
сложилась
своя
тради­


Очерк
развития
русской
ф илосо фии
183
ция
«иносказания».
Удачный
маневр
между
подводным
камнем
ценз ур ы
и
н ави саю щей
прибрежной
скало ю
сво­
бодного
суждения
иностранной
книжки
по
фи лос офи и,
при
отсутствии
надежного
руководительства
разработан­
ной
и
церковью
принят ой
православной
—
не
инослав­
ной
—
догматики,
возводится
есл и
не
в
канон,
то
в
особый
«духовный»
жаргон.
От
этого,
в
конце
концов
и
гов оря
строго,
у
нас
не
бы ло
православной
фи лософ ско й
школы,
а
есть
только
свой
стиль
—
пл охой
стиль,
но
стиль,
и
свой,—
духовно-академического
философствования:
при
в сем
доброс овес тном ,
почти
физическом,
можно
ск а­
зат ь
воловьем,
трудол юб ии ,
стиль
ленивой,
туго
дающ ей­
ся
мыс ли,
сопровождающейся
какою-то
недоговоренно­
стью,
каким-то
«себе на уме», которое как будто ждет
до вери я
к
своей
глубине
и
тон кост и,
но
не
внушает,
од на­
ко,
его
—
нет
е го,
и
откуда
ему
взяться,
из
ч его
зародить­
ся,
на
что
опереться?..
IX
Итак,
некоторый
общий
тон
был
за дан
Петербургской
академией,
и
е го,
в
общем,
держалась
вся
духовно-акаде­
мическая
философия.
Един ств о
тона,
отчасти
по
крайней
мере,
обусловливалось
генетическим
единством
нового
пе риод а
в
и стори и
духовных
акаде мий .
Кутневич,
пр о­
фессор
Московской
академии,
учитель
Голубинского1, и
Скворцов,
профессор
К иевс кой
академии,
уч ител ь
Ка рпо­
ва,
Авсенева,
Мих невич а,
Нов иц ког о,
Гог оцк ого, —
оба
бы­
ли
воспитанниками
Петербургской
ака деми и.
И
в
этот,
и
в
более
поздние
периоды
можно
вс трети ть
среди
ду-
1 Из Московской академии
—
архим.
Гавриил
и
непосредственный
ученик
Голубинского
—
Кудрявцев-Платонов;
непосредственным
учени­
ком
Голубинского
были
также
его
адъюнкты
Д.
Г.
Левицкий
(с 1844
г.
ба­
к алав р,
с
<18>54 г.
экстраорд
< инарный >
профессор,
ум.
в
1856 г. ),
авт ор
труда:
Премудрость
и
благодать
Божия
в
су дьба х
мира
и
человека
(М .,
1857), который рассматривается как «п род ол жени е»
Письма
Голубинско­
го
О
конечных
причинах
(Приб <
ав лен ия
> к Твор<
ениям
> св.
От­
цов .— Ч.
V. —1 847; перепечатано в 3 - м
изд.
(М ., 1885) названного тру ­
да), и И.
М.
Богословский-Платонов
(бакалавр с 1844
г.,
в
<18>50 г.
вы­
был
из
академии,
ум.
в
1870), автор сочинения:
А рабы
и
их
философия
(Москвит<я нин>. —1 8 5 0. — Ч.
III).—
Заг лави е
ст.
Голу бин ско г о:
Содер­
жание
и
история
учения
о
конечных
причинах
или
целях;
напечатанное
сод ер­
жит
только
исторический
материал;
цел ь
статьи
—
опровергнуть
мы сль
о
возможности
чи сто
механического
объяснения
жизни,— мысль,
разви­
тую
в
ст.
Э.
Литт ре
О
важности
и
успехах
ф из иолог ии
(Соврем< е н-
ник>.—1847.-N5 2).


184
Г.
Г.
Шпе т
ховных
философов
людей,
убе жденн о
и
искренне,
не
за
страх
только
смотревших
на
философию
как
на
средство
хр ис тиан ско го
воспитания;
были
другие,
уходи вши е
из-под
давления
на
их
совесть
в
«беспристрастное»
и
б ес­
страстное
изучение
истории
философии;
бы ли,
наконец,
и
такие,
которые
бежал и
при
первой
возможности
из
ака­
демий
на
более
в се -таки
свободные
каф едры
универ сит е­
тов1.
Впечатления
от
целого
это
не
меняет.
Искреннею
теистическою
убежденностью,
насколько
мо жно
с уди ть,
отличался
Феодор
Александрович
Гол уби нский
(1797—1854). К с о жа ле н ию,
суждение
о
нем
может
бы ть
ск орее
су ж дением
впечатления,
чем
результатом
изуче­
ни я.
Кро ме
незначительной
и
неоконченной
ст ат ьи,
он
ничего
не
напечатал.
Выпущенные
его
почитателями
з на­
чительно
спустя
после
его
смерти
запис и
его
лекций,
сд е­
ланные
его
слушателями,
суть
записи
сл у шател ей,
о тли ча­
ют ся
все ми
соответствующими
каче ств ам и
и
ис точни ком
для
изучения
философии
учителя,
разумеется,
служить
не
могут.
Общ ее
впечатление,
которое
они
даю т
о
не м,
есть
впечатление
ума
настойчивого
и
углубленного,
исто­
р и чески
хорошо
подготовленного,
в
особенности
в
тв оре­
ниях
отцов
цер кви
и
классиков
философии,
а
потому
добросовестного
в
изложении,
твердо
ув ер ен ного
в
исти­
не
христианства
и
потому
чу жд ого
как
сервилизма
мыс­
ли,
так
и
натянутых
«согласований»
или
заигрываний
со
светскою
наукою.
Все
у
него
твердо
и
прочно;
сторонних
вопр ос ов
нет;
и
е сли
пре обла да ющая
задача
духовно-ака­
деми ческо й
философии
—
ап о ло г етиче ская,
то
с вою
зада­
чу
Голубинский
понимает
как
за дачу
честной,
бескомпро­
миссно
верующей
догматики.
Что
касается
его
философ­
ского
направления,
то
я
решаюсь
вопреки
высказывав­
шим ся
суждениям
утверждать,
что
Голубинский
в
своем
пр еп одавании
прежде
всего
в ол ъфиа нец.
И
опять
произво­
дит
впечатление,
что
он
привержен
вольфианскому
ра­
ционализму
не
в
силу
простой
преданности
академиче­
ской
т рад иции
и
консерватизма,
а
в
с илу
непорочного
убеждения.
Он
прекрасно
знаком
с
т он кими
подчас
от­
тенками
ме жду
столь
забы ты ми
теперь
оруженосцами
славного
ма рбург ског о
философа.
Не
менее
хорошо
зн а­
ком
он
с
критикою
Канта,
с
обманчивым
алогизмом
Яко­
би,
с
пропитанными
потом
н аукос л ови ями
Фихте,
с
паре-
1 Впрочем,
бо льшу ю
роль
играло
и
сравнительно
лучшее
матери­
альное
обеспечение
профессоров
уни верс ит ет а.


О черк
развития
русской
фило соф ии
185
ниями
Шеллинга,
но
он
твердо
знает
преимущества
пред­
метного
рационализма
Вольфа,
и
он
убеж денно
и
вполне
оригинально
от с таи вает
философию
по
его
ид ее,
хо тя
и
рассматривает
ее
под
исключительным
углом
бого­
словского
зрения.
Больше
всего
и
яснее
всего
это
сказывается
в
его
уче­
нии
о
к а те гория х1. Лишь в Лекциях по
Умозрительной
Пси­
хологии2
Голубинский
как
будто
больше
поддается
—
что
вполне
естественно,
если
и меть
в
в иду
развитие
самой
фи лософ ии
его
времени,—
новым
ве яниям
и
более
неза­
вис им
от
вольфо вск ой
психологии.
Наибольшую
симпа ­
тию
он
обнаруживает
к
Я коби
—
что
покажется
противо­
речием
лишь
тому,
кто
не
свободен
от
традиционных
сх ем
немецкой
истории
философии,—затем
к
Платону,
к оторо го
обильно
цитирует,
к
некоторым
отцам
церкви
и
к
позабытому
уже
Пуаре
(1646—1719) —
что,
пожалуй,
более
неожиданно
и
что
придает
ему
несколько
мистиче­
ски й
оттенок,
прекрасно,
однако,
вяжущийся
—
и
вообще,
и
у
Голубинского
—
с
ра цио нализм ом .
Под
умозритель­
ной
психологией
Голубинский
разумеет
ту
час ть
метафи­
зики,
которая
исследует
сходство,
отно шение
и
связь
че­
ловеческого
ду ха
с
Абсолютным
Существом,
в озв одя
к
идее
о
Бесконечном
«наблюдения внутреннего чувства
или
акты
нашего
со з н ан и я». Неизвестно,
насколько
точно
студенческая
запись
воспроизводит
мысль
профессора,
но
это
отожествление
«сознания»
и
«внутреннего чувства»
уже
да ет
право
характеризовать
его
как
психологиста.
С
другой
стороны,
однако,
и
метафизический
спириту­
ал изм
(типа Лейбница)
в падае т
иногда
в
ту
же
ошибку,
и
потому
важнее
подчеркнуть,
что
независимо
от
этого
отожествления
Голубинский
излагает
умозрительную
психологию
по
ид ее
не
психологизма,
а
онтологизма.
Его
п с ихологи я
может
быть
прямо
названа
теистической
он толог ие й
ду ши.
Пр авиль не е
ее
сопоставлять
не
с
психо­
логическим
спиритуализмом,
а
с
чисто
метафизиче­
ски м
—
лейбницевским,
п ротив опос тав л яя,
напр
< имер >,
п антеи стическо й
он тол огии
души
у
Спино з ы.
Симпатии
к
Якоби,
оказывается,
не
мешают
Голубинскому,
а
Платон
1 Лекции философии проф .
М<осковской>
Д<уховной>
А<каде-
мии
>Ф.
А.
Го лубинск ог о.
Из
Чтений
в
Обществе
любителей
духовного
просвещения.—Вып.
III: Онтология. —М . , 1884.
2 Умозрительная психология (Записаны
со
слов
его
студентом—
-----
На зар евск им
и
д руг ими ).—
М. , 1871.
В
из дании
Чтений
(с незначи­
тел ьными
дополнениями): М., 1898.


186
Г.
Г.
Шп ет
и
отцы
церкви,
конечно,
на
его
стороне
—
впрочем,
и
са­
мого
Якоби
он,
кажется,
отн ос ит
к
философам,
восстана­
вливавшим
платонизм.
Наи бо лее
оригинальною
у
Голу­
бинского
мне
представляется
его
п опы тка
сопоставления
человеческой
душ и
с
Аб солю тн ым
сущим
путе м
разбора
свойств
пос лед нег о
и
ан али за
того,
какие
из
эт их
свойств
могут
быть
сообщимы
конечному
духу,
ил и,
что
то
же,
какие
из
них
допускают
степени.
Необходимое
существо­
вание
(«невозможность небытия»), существование от себя
(независимое), полнота бытия и совершенств,
неизмери­
мость
и
в езде при су тстви е,
отрешение
от
ограничений
вре ме ни
—
эти
качества
конечному
существу
не
могут
бы ть
свойственны.
Но
су щест во вание
и
самодеятельность,
во-первых,
и
духовные
совершенства,
хотя
бы
в
начатках
и
ограниченных
степенях,
во-вторых,
м огут
и
должны
быть
уделены
существу
конечному.
Далее
у
Голубинского
след ует
изложение
учения
о
ду ше
применительно
к
он то­
логическим
категориям.
Он
признает,
хо тя
и
ограничен­
ную,
субстанциальность
души,
св язь
души
и
тел а
п оним а­
ет,
в
согласии
с
«здравою философией», как причинное
соотношение,
в
учении
о
сил ах
^уши ближе всего подхо ­
дит
к
Плат он у,
происхождение
души
вообще
понимает
как
творение
«из ничего», в вопросе же,
наконец,
о
проис­
хождении
души
в
каждом
отдельном
человеке
он
более
с клон яетс я
к
тр аду
<к>ци они зм у,
чем
креацианизму,
хо­
тя
и
первым
удовлетворяется
не
вполне.
Таким
образом,
если
не
решения,
то
по ста но вки
вопроса,
в
общем,
у
не го
соответствуют
католической
схоластике.
Учение
Якоби
об
ис то чн иках
познания
ло ж ится
в
осн ову
и
общего
понимания
фи лософ ии .
Благодаря
Якоби
удалось
составить
фо рму лу,
как
бы
примирявшую
в
себе
платонизм
с
Кантом,
а
так же
с
ид е ализ мом
Фих­
те—Шеллинга
и
даже
с
Гегелем,—может
быть,
потому,
что
эта
формула
существенно
правильно
пер еда вал а
действительное
от ноше ние
познавательных
сил
в
созна­
нии.
Она
широко
бы ла
воспринята
нашей
духовной
фи­
лософией,
х отя
отнюдь
принципиально
не
связана
ни
с
теизмом,
ни
со
сп и ритуа ли змом.
Ф ило соф ия,
по
Голу­
бинскому,
имеет
своим
предметом
силы,
законы
и
осн о­
в ания
природы
и
духа
человеческого,
равно
как
и
свойст­
ва
Вино вник а
их,
Высочайшего
Существа.
Соотв етс тве н ­
но,
как
система
познания,
фи лософи я
опирается
на
опыт
внешний
и
внутренний,
с
одной
стороны,
и
на
и деи
ума,
к оторы е
направляются
на
порядок
и
красоту
целого,
но


Очерк
развития
русской
фило соф ии
187
также
на
предполагаемые
невид имые
сил ы,
скрытые
под
видимою
об ол очкою
чувственных
явлений.
Функция
ин­
теллекта
(рассудка)
при
этом
остается
иск лю чит ельно
фор ма ль ной,
его
де ло
—
в но сить
единство
в
разнообразие,
распределяя
последнее
по
род ам
и
вида м.
Однако
это
все
—лишь
естественные
источники
познания.
Над
ни­
ми—главный
и
первый
источник,
Откровение
Ед ино го,
Истинного
и
Премудрого,
которое,
в
св ою
очередь,
есть
отк рове ние
естественное,
посредственное
и
непосред­
ственное,
само
Сло во
Божие.
Если
понимание
«естествен ­
ного»
познания,
как
откровения,
вносит
известный
мисти­
ци зм
в
философию,
то,
оч е ви дно , «Слово Божье»
есть
для
фи лософи и
источник
принципиал ьно
гетерогенный,
д елу
пос торонни й .
Голубинский
это
выражает,
запрещая
фи­
лософии
выходить
за
пр едел ы
непосредственного
откро­
вения.
Но
так
как
сверхъестественное
откровение
для
не­
го
несомненнейший
источник
несомненнейшего
позн а­
ния,
то,
разумеется,
с
точки
зрения
принципиально
фил о­
со фс кой
Голубинский
должен
быть
квалифицирован
как
ске птик .
Скептицизм
духовной
философии
был,
понятно,
односторонен,
и
потому
защита
прав
фи лософи и ,
как
та­
ко й,
необходимо
носила
двусмысленный
характер.
Отсю­
да
колебания,
оговорки,
неизбежные
«с одной стороны»
и
«с другой стороны».
Ближайшим
об ра зом
эт от
ске пти ­
ци зм
определяется
своим
прямым
направлением
на
ра­
ционализм.
Его
специф ич еск о е
оп редел ение
есть:
антира­
ционализм.
От сюда
несколько,
как
может
по казат ь ся,
внезапные
симпатии
к
«опыту».
Их
ист очни ки,
однако,
легко
по нять ,
есл и
иметь
в
виду ,
что
присущий
истин­
но-религиозному
со зна нию
мистицизм
не
мог
служить
убежищем
для
антирационалиста,
потому
что
мистицизм
не обх од имо
допускает
такую
свободу
религиозного
пере­
ж ивани я
и
в ыра ж ения,
которую
церковно-организован­
ное
исповедание
и
боле е
пытливое,
чем
восточное
пра­
вославие,
выно сить
не
могло
бы
или
не
должно
бы.
Т ре­
бовалась
какая-то
особая
«здравая философия», на задачи
которой
забрасывались
какие-то
невразумительные
наме­
ки
и
осуществление
которой
историк
философии
едва
ли
бы
сумел
разыскать
в
своих
архивах,
хо тя
к
и мени
ее
у
нас
взывали
прилежно.
Изобретение
Якоби
было
бес ­
ценною
находкою.
«Вера», которая есть не что иное,
как
«разум», с полным сохранением трансцендентности их
объекта,—
что
могло
быт ь
лучше?
Того
ясного
факта,
что


188
Г.
Г.
Шп ет
«разум»
в
н еискаж енн ом
ра циона лизм е
издревле
не
сме­
шивался
с
рассудком
и
сам
становился
источником
мист и­
ческого
энтузиазма,
не
умели
разглядеть
—
по
причине
коренной
и
неискоренимой
путаницы,
в
которой
вязла
духовная
философия.
Рационализм
деистический,
истори­
ч ески
иногда
соединявшийся
с
рационализмом
философ­
ским,
но
существенно
с
ним
не
связанный,
отпугивал
от
себя,
как
крест
—
Мефистофеля,
робкую
и
прислужливую
духовно-академическую
философию
наш у1.
Не
вникая
в
с уть
дела,
она
шар ах ал ась
в
сторону
от
философского
р ацио нализ ма,
за
которым
всегда
ей
чудились
деизм
или
натурализм
или
отк рыт ый
даж е
ат еиз м.
Скептицизм,
как
антирационализм,
был
да же
не
убеж ищем ,
а
смятенным
бегством.
Куда,
однако?
В
какое
убежище?
Теизм
и
супра­
нат ур али зм
был и
уже
чем-то
в роде
положительного
утверждения,
но
крайне
неопределенного.
Якоби
только
приоткрывал
это
убежище,—
внутри
его
царили
потемки.
Где
в
нем
п р иютить ся?
Как
бы
не
оказаться
у
сту пе ней
ка­
федры
протестантского
пропо ве дник а
или
не
склонить
колени
пер ед
о кон цем
католической
испо вед аль ни...
Для
дальнейших
утверждений
оставался
свободный
выход.
Мы
видели
кол ебания
Сидонского
и
его
пр ост о­
душ ную
апе лля цию
к
внутреннему
опы ту.
Карпов,
уже
пр он икавш ийся
Платоном
и
уже
христианизировавший
его,
см утно
бродил
меж ду
эпигонами
Ка нта
и
тем
же
внутренним
оп ыт ом.
Голубинский
выбрал
ф ил ософски
и
и стори к о-фи лос офски ,
пожалуй,
наиболее
благород­
ный
пут ь
восстановления
философского
догматизма,
по­
мятого
критикою
Кант а,
но
ободренного
изворотом
Як о­
би
и
своей
восстанавливавшейся
платонической
генеало­
гией.
Другие
выбирали
иные
пу ти.
Значительное
обогаще­
ние
в
наши
философские
по с трое ния
внесла
в
это м
см ыс­
ле
К иевск ая
духовная
ак ад емия,
оживившаяся
после
преобразования
1819 года.
До
начала
30-х
годов
фило­
соф ское
преподавание
оставалось
здесь
на
латинском
язы­
ке
и
в
обязательном
вольфианском
духе.
По
почину
ар-
хим.
Иннокентия,
ректора
академии,
с
<18 >31 года вво ­
дится
пре под ава ние
на
русском
язы ке;
обязательный
(по
предписанию
Ком исс ии
дух
< овных >
учил
<ищ>
1 Ср.
небезызвестные
нашим
духовным
философам
того
времени
кн и ги : Stàudlin С . Fr. Geschichte des Rationalismus u. Surepnaturalismus vor­
nehmlich in Beziehung auf das Christenthum. — G<ettingen>, 1826; id. Ge­
schichte und Geist des Skepticismus vorzüglich in Rücksicht Moral u. Religi­
on.-B. I-II.-Lpz., 1794.


Очерк
раз в ития
русской
фил осо фии
189
1826 г.)
и
для
сл у шател ей,
и
для
профессоров
Винклер
мало-помалу
о ттесн яе тся,
пр о фессо ра
со став ляю т
собст­
венные
курсы.
Как
и
в
других
а кадем иях ,
они
есл и
не
ста­
вят
своих
оригинальных
вопросов,
то
все
же
ищу т
более
или
ме нее
самостоятельных
ответов
на
кардинальный
во­
прос
теистической
философии
об
от ноше нии
ве ры
и
ра з­
умного
зн ан ия.
С
<18>19-го
года
(и по <18>49) про­
фессором
философии
в
Киевской
ак аде мии
с остоял
во с­
пит а нник
Петербургской
академии
протоиерей
Ио анн
Скворцов,
фи лософ
малоодаренный
и
преподаватель,
в
со­
дер ж ание
философских
из ыска ний ,
видимо,
не
весьма
любивший
углубляться.
Кром е
о фициа ль но
одо бр енны х
вольфианцев,
он
рекомендовал
студентам
Круга,
и,
как
мы
видели,
для
Карпова,
его
ученика,
это
оказалось
нс
без
поль з ы.
Круг
был
кантианцем
весьма
покладистым,
да
кроме
того
профессора
сами
уме ли
соединять
и
плохо
со­
единимое.
Скворцов,
одним
выбором
Круга
уже
ставив­
ший
себя
между
Кантом
и
теизмом,
пошел
по
линии
н аи­
бо лее
упрощенного
действия.
Он
—
«антирационалист»
—
не взи рая
на
воль фиа нс кие
дро жжи
—
и,
по-вйдимому,
больше
верил
Эшенмайеру,
чем
Якоби.
Скворцову
принадлежит
ст.
О
философии
П лот ина
(ЖМНП. —
1835. — X,— сх емати чес к ое
изложение
с
резко
отрицательным
отноше­
ние м).
Статья
пр ипис ыв ается
Скворцову
в
Биог раф <ичес ком>
Сл ов аре
Иконникова.
Она
не
подп исана,
но
дат ирован а: «Киев» .
В
август
<ов -
ск ой
> кн<
ижке
> журнала за тот же год помещена статья,
так
же
дати­
рованн ая
и,
нужно
думать,
также
принадлежащая
Скворцову,—
О
фил ос о­
фии
Эшенмайера,
содержащая
в
общем
сочувственное,
но
до
пу стот ы
с хе­
ма тиче ск ое
изложение
вз гляд ов
этого
философа.
Ему
же
принадлежит
ст.
Критическое
обозрение
учения
древних
об
истинном
благе
человека
(ЖМНП.—1848.—III.—см.:
Ящен ко.
Указатель...—С.
32).
Первою
печат­
ною
раб отою
Скворцова
Ив.
Малышевский
(Т<
ру ды
>К<
ие в ской
>
Д<у хов ной>
А<к ад емии>. — 1863.— Ав г.— С .
438—9) называет его
к урсов ое
сочинение
(1817 г .)
О
составе
человека,
написанное,
по
сл овам
Малы шевск ог о,
в
дух е
тогдашней
антропологии
и
рассматривающее
«че­
ловека-христианина
в
цельности
его
жизни
ес теств енн ой ,
телесно-ду­
шевной
и
благ одат но-д уховной ».
По
повод у
источников
философии
Ск во рцова
Малышевский
зде сь
же
{Ив .
М.
Скворцов,
кафедральный
прото­
иерей
Киево-Софийского
Собора...—
С.
454, 453) сообщает,
что
Скворцов
«особенно уважал Лейбница,
Кант а,
также
Шеллинга,
Фихте
и
Гег ель
не
н рав ились
ему ,- - -- - -- - - », а по поводу общего его направления,
что
«в воз­
зрении
его
философские
и деи
стремились
гармонироваться
с
на чала ми
откровения
и
сближаться
с
выводами
наук
ест ест вен ных ,
с
которыми,
особенно
н аукам и
физико-математическими,
он
был
оч ень
знаком».
В
л ице
Ск ворцова,
таким
образом,
мы
по луч аем
од ин
из
первых
об раз-


190
Г.
Г.
Шпет
цов
той
безвкусной
сме си
текстов
св.
Писани я
и
цитат
из
популярных
естественнонаучных
книжек,
которая,
в
целях
«гармонирования», до по­
следнего
вре ме ни
пестрила
произведения
духовноакадемических
пи са­
телей.
Скво рцо ву
удалось
открыть
способ
обращения
с
фи ло­
софи е й,
уд овлет вор явш ий
идеальным
тр е бо ваниям
духов­
но - академ ич еских
п рогра мм.
Он
сде лал ся
образцом
и
ав­
тори тетом ,
которому
пре доста вл ен о
было
толь ко
следо­
вать
и
п одра жать .
Может
быт ь,
самая
тонкая
вещь
в
нем
—
его
уменье
«философствовать»
без
содержания,
ог ран и чива ясь
л ишь
формально-логическими
сопоставле­
ниями
философских
формул
и
положений.
Еще
ясн ее,
чем
в
его
статьях,
печатавшихся
в
ЖМНП,
эта
ман ера
проявляется
в
его
незаконченной
предсмертной
статье-ис­
повед и.
И
еще
лучше
она
передана
в
изложении
фи ло­
софских
взг л ядов
Скворцова,
сделанном
его
учеником
Д.
П .‘ [Поспелов].
Д.
П.
ко н стати ру ет,
что
последний,
предсмертный
взгляд
его
учи те ля
на
философию
не
был
благосклонен
к
по сл едне й,
н апр о ти в, «был исполнен недоверия,
сомне­
ния.. .». Автор спешит отвергнуть возможное предположе­
ние,
и
совершенно
е стеств енн о е,
что
это
—
только
ра зо ча­
ро ван ие
старости
философа,
он
категорически
утвержда­
ет,
что
разочарования
не
был о
никакого
«потому именно,
что
и
в
прежних
его
в оззр ен иях
на
эту
нау ку,
насколько
они
нам
извест ны ,
не
б ыло
никаких
следов
очарования
ею ».
Скво рц ов
не
был
поклонником
ни
одной
философ­
ско й
с исте м ы, «его в высшей степени строгий,
математи­
чески
т очн ый,
тр езв ый
и
последовательный
ум
не
позво­
лял
себе
ни
на
минуту
увлечься
каким-либо
выспренним
парением
ген иа льн ой
мысли , --- --- --
если
она
в
основани­
ях
и
вы в одах
своих
не
согласовалась
с
истиною
слова
Бо­
жия
и
здра вог о
разума,
и
л юбил
од ну
только
чис тую,
про­
сту ю
истину....».—
Ед ва
ли
можно
найти
другой
пример
такого
уничтожающего,
уничижающего,
унижающего
от­
ношения
уч ен ика
к
учи те лю!
Зато
сколько
угодно
в
на­
ших
духовных
академиях
можно
найти
таких
же
приме­
ров
и
учеников
и
учителей,
выдающих
уровень
и
то нко сть
ума
духовно-академической
философии.
1Т<руды>
К
< невской >
Д<ух о вной>
А< кад емии>.—
1863.—
Авг .—
Последнее
сочинение
протоиерея
Иоанна
Мих .
Скворцова
(<С. >
512—524) и Два слова по поводу этого'с оч инения.
Д.
П.
(<С. > 500—511).


Очерк
развития
русской
фи лосо фии
191
Из
философских
учений,
продолжает
Д.
IL, «заметно
сильное
впеч атл ен ие»
на
Скворцова
произвели
учения
картезианской
и
особенно
лей бни це-в о льф ианск ой
фило­
софии.
«Но это более или менее полное успокоение его
на
скрижалях
лейбнице-вольфианской
философии
во
всяко м
р азе
продолжалось
очень
н едо лго
и
по
в сей
веро­
ятно с ти
было
неглубоко.
Проникший,
наконец,
и
в
преде­
лы
на ших
духовных
ш кол
холодный
свет
критической
фи лософ ии
скоро
заставил
его
воспрянуть
от
этого
догма­
тического
сна...» Однако и к критической философии,
как
и
ко
всякой
другой,
Ск ворц ов
относился
«критически».
Эту
сво ю
характеристику
Д.
П.
оправдывает,
далее,
изложен ие м
уч ения
Скворцова.
М ыс лящий
дух
ч елов ече­
ский
не
ест ь
существо
безусловное,
его
мышление
не
ес ть
абсо л ютно е
и
творческое.
Истина
ест ь
дан ное ,
на ми
вос­
принимаемое
и
п озна вае мое.
Первоначальное
отношение
ду ха
к
истине
есть
отношение
восприятия,
ч у вства . «Непо­
средственное
чув ст во
истины
ес ть
ве ра
в
обширном
смыс­
ле ».
Тут
—
первая
фо рма
познания,
основа
всего
у мст вен­
ног о
развития.
Следующая
ступень
—
стр емл ение
ура­
зуметь
непосредственное
со дер ж ание
ве ры,
возвести
веру
на
сте пен ь
зн ан ия.
Из
этого
стремления
возник ае т
наука
и
философия.
Это
знание
не
е сть
отрицание
всего
перво­
начально
данно г о
в
сознании.
«Философ,
отвергающий
всякую
веру,
и
сам
не
заслуживает
ве ры.
Итак,
филосо­
фия
должн а
основываться
окончательно
на
вере,
на
при­
знании
некоторых
положительных
в
самой
разумной
при­
ро де
н ашей
положенных
Бо гом
истин,
на
н епоср едст в ен­
но м,
так
сказат ь,
общем
всем
людям
разуме... »
Первая
обязанность
фи лософи и
—
путем
анализа
раз­
умной
природы
нашего
духа
открыть
в
ней
первоначаль­
ные
основные
элементы
истины
и,
очистив
их
от
посто­
ронней
примеси,
изложи ть
в
ясных
и
точных
пон ятия х.
Совокупность
этих
истин
сост авила
бы
то,
что
назы вает ся
philosophia prima.
Но
философствующий
ум
человека
не
может
довольствоваться
эт ими
первоначальными
истина­
м и, «он стремится к полному и всестороннему познанию
це лост и
вс ех
вещей
—
к
полной,
совершеннейшей
ист и­
не» . Это
—
philosophia secunda. —
Под
с илу
ли
это
чело ве­
чес ко му
уму, «создаст ли [он]
одними
усилиями
своего
ге­
ния
такую
систему
зна ния ,
к ото рая
у до влет воря ла
[бы]
врожденному
нам
стремлению
к
ист ине?
Вот
вопрос,
на
к отор ый
профессор
философии
не
решался
отвечать
по-


192
Г.
Г.
Шп ет
ложи тельн о,
или,
лучше
ска зат ь,
отвечал
отрицательно».
Но
это
стремление
должно
бы ть
удовлетворено,
душе
д ол­
жен
бы ть
дан
покой
и
мир;—«и
этот
мир
и
дается
ей,
но
не
силою
ума
че лов ече ск ого,
а
сило ю
Духа
Божия,
и
не
в
философии,
а
во
Христе
Иисусе,
Источнике
всякой
ис­
тинной
Мудрости
и
разума.--------
Истин н ая
философия,
как
говорили
и
отцы
це ркв и,
ес ть
путеводительница
ко
Хр исту ,
и
Хр исто с
е сть
и
Пу ть
и
Исти на
и
Живот
на ш.
В
этом-то
посредничестве
философии
меж ду
ес тес твен ­
ным
разумом
и
христианством
и
состоит
ее
истинное
зна ­
чение
и
достоинство».
Изложение
Д.
П.,
в
общем,
заслуживает
доверия,
так
как
согласуется
с
тем,
что
нам
изве стно
из
печ ат ных
работ
Скворцова,—
все
они
проникнуты
тем
же
скептическим
разочарованием,
которому
не
предшествовало
искреннего
оч аров ани я.
С
теоретической
точки
зрения
может
пред­
ставить
несо м ненны й
интерес
вопрос
о
том,
как
св яза ть
философский
скептицизм,
порождаемый
богословскою
догматикою,
с
догматизмом
вольфианства?
Однако
ответ
на
э тот
вопрос
тотчас
разочаровывает
наш е
любопытство,
л ишь
только
мы
по дойде м
к
нему
со
стороны
истории
фи лос оф ии.
Э тот
ск е птицизм
просто
включается
в
то
пе­
строе
и
за нима т ель ное
разнообразие
восприятия,
по ним а­
ний
и
интерпретаций
кантовской
философии,
к оторое ,
как
песком,
зас ып ает
пространства,
отделяющие
друг
от
друга
вершины
само го
Канта,
Фихте,
Шеллинга,
Гегеля,
пока
э тот
песок,
в
св ою
очередь,
не
покрылся
ра зноцве т­
ным
гра ви ем
фихтеанцев,
шеллингианцев,
гегельянцев.
Скворцов
и нт имнее
всего
с ебя
чувствует
с
теми
стихиями
К анта,
которые
несут
с
собою
именно
ск еп тици зм.
Догма­
тическая
часть
самого
Канта,
его
у тв ер ждение
творче ск ой
способности
рассудка,
просто,
без
труда,
колебания
и
со­
жаления,
обходится
Скворцовым.
З ато
ка нтов с кое
уб е­
жде ние
в
импотенции
разу ма
весьма
приветствуется.
В
недо конч ен но м
предсмертном
сочинении
Скворцов
пи­
ше т: «Разум философский хочет быть творцом,
и
тв оре­
ние
его
ед ва
ли
не
есть
творение
из
ничего,
то
е сть
из
одной
возможности
вывод
всего
су ществ ую щег о».
Это
—
прямо
против
вольфианства.
И
в
то
же
время
Скворцов
делает
вид,
что
берет
у
Кант а
«непоколебимое»
основание
философии,—
к
де кар тов с кому
«самосозна­
ю щий
дух
наш
существует»
он
добавляет
«с Кантом»: «су ­
ществует
н ечто
от
в е чнос ти ». Но как раз в таком положе­
нии
на
один
гран
К анта
приходится,
по
крайней
мере,


Оче рк
развития
русской
фило соф ии
193
ведро
Вольфа,
потому
что
здесь
та
же
«возможность», из
которой
нельзя
вы вест и
и
зер на
«существующего». С кво р ­
цо в,
таким
образом,
может
бы ть
признан
«критицистом»
лишь
cum grano cantus.
В
Критическом
обо зрени и
Кантовой
Религии
в
пределах
одн ого
разума
(ЖМНП .— 1838.— Ге нв . —
С.
44—99) Сквор­
цов
яснее
показывает,
что
признается
им
у
Канта
и
что
от­
вергается.
Три
важные
истины,
по
его
суждению,
открыл
Кант
в
философии: 1) что разум наш недостаточен в по­
знании
в ещей
сверхчувственных, 2) что начала нравствен­
ности,
ос но ванны е
на
по нятия х
удовольствия
и
неудо­
вольствия,
не
нравственны
и
3) что человек по природе
поврежден
или
развращен.
Приняв
эти
три
от рицания
Канта,
автор
воздвигает
еще
два
—
уже
против
самого
Канта:
против
деизма
Кантовой
религии,
отдаляющей
Б ога
от
че ловек а
и
человека
от
Бога,
и
против
натурализма,
не
до пус кающег о
ничего
сверхъестественного
и
поклоня­
ющегося
одному
практическому
р азу му . «Злонамеренным
противником
христианства», однако,
сей
нат ур ал ист
не
б ыл.
Он
хотел
согласить
учение
Откровения
с
учением
своей
философии,
но
опыт
показал,
что
такой
в згляд
на
ре лигию
ненадежен,
ибо
всяк ая
философская
си сте ма
е сть
изобретение
ч ел ов еческ ое,
всегда
неполное
и
несо­
ве ршенное . «К большей славе Откровения усматривается,
что
все
лучшее
в
Кантовой
религии
заимствовано
из
Ев ан­
ге лия,
а
все
худшее
принадлежит
со бств енно
Кантовой
фило софии».
С
этим
собственно
нужно
согласиться,
и
это
—
более
остроумно,
чем
полагал,
вероятно,
сам
ав­
тор,
ибо
его
аргументация
против
кантовского
учения
о
роли
раз ума
в
деле
веры
не
с толь
остроумна
и
далеко
не
сто ит
на
философской
высоте
того
«худшего», что при­
надлежит
Кан ту.
Ко нспек тиру я
тракта т
Канта,
названный
в
заглавии
статьи,
автор
время
от
вре ме ни
прерывает
сво е
занятие
замечан иями,
в
ко торы х
философского
содержа­
ния
немного
и
тенденция
ко тор ых
наивно
проста:
м ни­
мое
совершенство
разумного
познания
и
полнота
сверхра­
зумного
Откровения.
Ра зум
не
в
силах
и зъясн ить
того,
что
сверхразумно,
и
тут,
к роме
О т кр овения,
обращаться
не
к
чему
—
это
тавтологически
ясно.
В
самом
же
Откро­
вении
Скворцов
проблемы
уже
не
видел
и
в идеть
не
смел.
Его
восклицания
и
в оп роша ния,
направленные
про­
тив
слов
и
выражений
Кант а,
никакой
фи лос офск ой
идеей
не
одушевлены.


194
Г.
Г.
Ш пет
В
изданном
в
1869 г.
по
случаю
50- лет него
юбилея
академии
Сборни­
ке
из
Лекций
бывших
профессоров
К<иевской>
Д<уховной>
А<кадемии>
поме ще ны
Зап иск и
по
нравс тве нной
философии
протоиерея
Иоанн а
Сквор­
цова,
отличающиеся
совершенно
притупляющим
здравомыслием.
У
нас
и
это
называют
«философией». ..
Но
тогда
нужно
выч еркн ут ь
из
фил осо ­
фии
име на
Платона,
Спинозы,
Гегеля
и
п од< об ные>, а повести ее от
Экклезиаста
и
Соломона
премудрого,
через
семь
греческих
м удр ецов
и
Цицерона,
до
Смайльса
и
нашего
отечественного
ду ховног о
уче ния
о
нравственности
—
с
тем,
од нак о,
чтобы
вынести
социологическое
обоб­
ще ние
о
катастрофическом
ре гре ссе
в
ис тор ии
философской
мыс­
ли.—С
1850 г.
Скворцов
преподавал
в
ун ив ерс итете,
по
выражению
его
с л у ша тел е й, «божественную логику».
В
общем,
Скворцов,
пожалуй,
сам ый
консервативный
из
духовно-академических
философов,
со зна вших
нео б­
ходимость
сдвинуться
с
мертвой
точки
вольфианской
фи­
лософии
и
в
то
же
время
хотевших
сохранить
уже
уста­
новившуюся
традицию,
кот ора я,
надо
думать,
и
ра зум е­
ла сь
под
загадочным
именем
фигурирующей
почти
у
в сех
официальных
фил ософов
«здравой философии».
Прив еду
следующее,
мне
кажется,
авторитетное
заявление
в
по д­
тве ржд ен ие
сво ей
мысли,
что,
с
одной
ст орон ы,
в
духовны х
академиях
ста рал ись
не
н аруш ать
связ и
с
вольфианством
и
что ,
с
другой
ст ороны,
может
быть ,
под
энигма тич еск ою
«здравою философией»
раз умели
именно
привычное
вольфианство.
«Усвоив простые элементы здравой
философии,
определившиеся
в
прежнем
догматико-логическом
напра­
влении,
наук а
наш а
обнаруживает
стремление
к
более
сво бодн ому
и
са­
мостоятельному
философствованию,
оп ира ющем уся
на
более
глубо ко м
и
многос т оронне м
знакомстве
с
миром
философской
мысли».
Так
ха­
рактеризовал
проф.
Малышевский
раз ви тие
философии
в
Киевской
ду­
ховной
а кадем ии,
но,
очевидно,
это
— характеристика
общая,
тем
бол ее,
что
бо л ьшинст во
духовных
фи лосо фов
в
рас смат р иваемую
эпоху
да но
был о
име нно
это й
академией.
(Проф.
Малышевский
Ив.
Историческая
записка
о
состоянии
академии
в
минувшее
пятидесятилетие.
Речь
на
торж
< ественном >
ак те
К
< невской >
Д<уховной>
А <кад емии>
в
1859 г.
... —
С.
104.)
На
вольфианскую
философию
в
духовных
акаде­
ми ях
см отрел и
как
на
здр аву ю , 1) потому что уже было налажено согла­
сование
ее
с
догматикою,
а
2) потому что к ней привыкли
—
при выч ное
же,
как
известно,
по
логике
здравого
смысла,
и
есть
здоровое.
Отвергать
«привычное»
значит,
по
эт ой
же
ло гике ,
вырывать
почву
из-под
всяче­
ск ой
истины.
В
обобщающем
определении
можно
б ыло
бы
сказать:
кра­
еугольным
камнем
здравой
философии
является
положение,
что
есть
исти­
ны,
кот оры х
нельзя
отвергать,
и наче
р азр ушит ся
всяк ое
знание
и
всяче­
ская
добродетель.
Пол учае тс я
та
самая
зд рав ая
фил ософия ,
которую
Гегель
высмеивал
в
лиц е
Круга.
Понятно,
почему
Круг
пришелся
по
вкусу
ду­
ховным
академиям,
по нятно ,
почему
и
всякое
другое
стерилизованное
кантианство
могло
претендовать
на
мест о
традиционного
вольфианства.


О черк
развития
русской
философии
195
Инач е
о т несся
к
проблемам,
заключенным
в
т еиз ме,
другой
профессор
Киевской
академии,
ее
же
воспитан­
ни к,
Пе тр
Семенович
Авсенев,
впоследствии
архимандрит
Феофан
(род .
1810, преподавал философию с 1836 по
1850, а затем настоятель посольской церкви в Риме,
ум.
1852).
Неопределенность
Якоби
могла
его
так
же
мало
удовлетворить,
как
и
Голубинского.
Но
в
то
время
как
по­
следний
укреплялся
на
т верд ынях
онтологизма,
Авсенев
ринулся
в
психологический
водоворот
«сверхчувственно ­
г о», с искренним,
видимо,
сознанием
и
риска,
и
упоения
ри ском.
Но
энтузиастическому
профессору
скоро
было
указано
русло
более
гла дко е
и
менее
глубокое.
См. :
Из
За пис ок
по
психологии
Архимандрита
Феофана
Авсенева
в
вы-
шецитированном
Сбо рнике . —С
какою-то
б езз асте нчи вою
наивностью
ре­
дакция
(«Д .
П.» —
проф.
Д.
В.
Поспелов)
Сборника,
перед
тем
поведав­
шая
и стор ию
злоключений
Авс енев а
в
его
п оиск ах,
со об щает,
что
в
ее
распоряжении
«находится еще несколько статей,
довольно
зна чите л ь­
ных
(напр <
имер
>, «о бесновании,
магии
и
вол ше б с тве », о языческих
оракулах ,
символика
прир оды
и
пр <оч. >), помещение коих в насто­
ящем
Сборнике
признано,
однако
ж,
неудобным...».
Так
как
по
нек ото­
рым
неле пым
причинам
(С.
27, прим.)
в
это м
издании
выпущены
и
др у­
гие
статьи
автора,
то
его
вообще
ну жно
признать
фальсифицированным
источником
для
изу чени я
воззрений
Авсенева.
К
тому
же
некоторая
часть
Записок
нап еч ат ана
по
студ ен чес кой
за писи ,
хотя
п росмот ренн ой
и
одобренной
к
классному
употреблению,
но,
разумеется,
не
и меющ ей
значения
аут ент ичнос ти.
Обо
всем
это м
приходится
только
сожалеть,
потому
что
са ма
ли чно сть
Авс енев а
привлекает
к
себе
вним ание.
Его
ре­
пут ация
как
филос офа
ставилась
высоко: «Его имя,—сообщает
автор
не­
кролога,
посвященного
Ав се неву
(ЖМНП.
—1853.—Ч.
LXXII.—
С.
102),— до лго е
время
во
всех
учебн ых
округ а х
духовного
вед омств а,
после
им ени
Ф.
А.
Го луб инс ко го,
б ыло
синонимом
философа».
Авсенев,
мыслитель
ума
жи во го,
может
бы ть
даже
эк­
зальтированного,
но
непо дд ельно го
религиозного
чувства
и
искренних
убеж дений,
не
боялся,
очевидно,
тог о,
что
казалось
стр аш ным
о фициа льно му
надзору
за
верою.
Ав­
сенев а
тянуло
к
себе
«сверхъестественное»
в
его
бл иж ай­
шем
соприкосновении
с
жизнью
человека
во
в сех
ис клю­
чительных
проявлениях
нашей
психики,
как
сомнамбу­
лизм,
ясновидение,
лун ати зм
и
всякого
рода
обнаружения
«бессознательной»
сферы
души,—того,
что
Шуб ерт
уда ч­
но
назвал
ее
ночною
с т ор о но ю, Nachtseite.
Психологи
Шил­
линговой
школы,
как
Карус,
Бурдах,
Шу бер т,
и
в
ос обе н­
ности
последний,
об нар ужива ли
живой
и
повышен­


196
Г.
Г.
Шп ет
ный
ин тер ес
к
эт им
сумере чн ым
с остоян иям
души
с
их
экстравагантными
и
фантастическими
про явл ениям и.
Естественно,
что
Авсенев
нашел
для
себ я
в
Шуберте
из­
любленного
рук ово д ител я.
Од но
это
долж но
было
уже
навлечь
подозрение
на
Авсенева.
Как
истый
шеллинги­
анец
Шуберт,
а
за
ним
и
Авсенев,
чувствует
влечение
к
установлению
т аких
параллелизмов
дв ух
порядков
жиз­
ни,
и
в
особенности
в
о бл асти
указанных
явле ний,
кото­
рые,
несмотря
на
всю
фантастичность,
слишком
сбли ж а­
ют
физи чес кое
и
духовное,
а
р авно
земное
и
небесное
и
кажу т ся
потому
сли шко м
эмпирическими.
Ничего
не
говорящим,
но
привычным
для
христианской
фи лос офии
размы шлен ия м
о
субстанциальности
души,
об
отражении
в
ней
бож ест венн о го
образа,
о
духовной
ис порче ннос ти
ее
и
пр
<оч. >, и пр<
оч . >, всем таким размышлениям
простое
углубление
в
«ночную сторону»
души,
если
оно
не
предваряется
предохранительной
прививкою
ка­
кой-нибудь
бл аго надеж ной
гипотезы,
гро зит
и
в
самом
де ле
нар ушен ием
покоя
и
безмятежности.
В
наше
время
мы
хорошо
уже
знаем,
что
подобного
рода
пс ихологиче ­
ские
экскурсы,
сбивающие
с
толку
недоучек,
проливают
иног да
мя гкий
и
теплый
свет
для
людей
под л инно
ре ли­
гиоз ного
вдохновения
на
их
собственное
сознание,
а
для
науки
могут
с лужить
источником
поразительных
откры­
тий
и
разоблачений
тайн
человеческой
души .
Но
профессор
—
бытие
относительное
и
неустойчивое,
а
начальство
и
по
научным
вопросам
всегда
имеет
собст­
венное
мнен ие,
разительною
приметою
к ото рого
служи т
н еизм енная
устойчивость.
И
вот,
когда
Авсенев
начал
сво е
преподавание
в
духе
Шубертова
шеллингианизма,
он
тот ­
час
испытал
соответствующее
воздействие
«со стороны
лиц,
вним а те льно
и
сочувственно
следивших
за
ходом
и
нап р авлен ием
ф и лософс кой
мы сли
в
академии».
П ро­
фессор
прида л
своим
лекциям
«более благоприятный
вид», но «все-таки
продолжал
возбуждать
разного
рода
со мне ния
и
недоумения».
Курс
был
подвергнут
еще
раз
новой
пер ерабо тк е.
Эти
случаи
дав л ения
на
научную
совесть
профессора
оставляют
тем
б олее
тягостное
впечатление,
что
они
касаются
именно
на уки
и
только
науки.
Религиозная
и
богословская
благонадежность
А всенева
бы ла
вне
п одозр е ний,
как
и
его
покорность
следовать
указаниям
начальства.
Да
только
это
и
дав ало
возможность
оставаться
все-таки
на
кафедре.
По-ви­
димому,
Авсен ев у
пришлось
по дверг нут ьс я
давлению,
во-1-х,
со
сто-


Оч ерк
разв ития
русской
философии
197
роны
ректора,
впоследствии
знаменитого
проповедника
архиепископа
херсонского
И нно ке нтия
(Иван Борисов), и,
во-2-х,
киевского
митр о по­
лита
Филарета
(Амфитеатрова) ( ср.
цит.
Сборник,
пр им,
ред.—С.
26—7,
68, 71—3, и читанную на акте в день празднования 50 - ле тн<е го>
ю би­
лея
академии
Речь
проф .
Малышевского.—С.
118—119, где говорится:
«Но и самих философов наших архипастырь -м о лит в енник
п оучал
пле­
нять
разум
в
по слуш ани и
ве ры,
сдерживал
их
смелые
парения,
б олее
до­
веряя
философии
С кв ор цова,
чем
Ф е офа на », и в прим.: «Известно,
что
экзамены
по
философии,
производимые
м< итр. >
Филаретом,
ино гда
дорого
обходились
Феофану.--------- Он
только
кротко
покорялся
своей
судьбе,
ис кре нно
уваж ая
чис т оту
по бу ж дений,
вследствие
которых
напа­
д али
на
его
фил о со фию»).
Об
Иннокентии
умес тно
с каза ть
несколько
слов.
Воспитанник
Ки­
евск ой
академии
(магистр I
курса
акад е ми и), замечательный проповед­
ник ,
он
был
также
вы да ющимся
профессором
и
ректором
академии
(1830—40).
В
его
ректорство
академия
стала
на
ноги;
его
роль
аналогич­
на
в
э том
отношении
роли
м
<итр. >
Пл атон а
(Левшина)
для
Москов­
ск ой
академии.
Его
лекц ии
по
осн овн ому
богословию
(см .
тот
же
Сб ор­
ник
и
Венок
Погодина.—С.
26), или,
как
он
сам
н аз ыв ал, «религиози -
с тике », проникнуты серьезным философским тоном и обнаруживают
его
весь ма
широкое
и
понимающее
знакомство
с
фил ос офи ей,
вк люч ая
и
современные
ему
уче ния
(любопытно отметить его ссылки на Шада, 5,
298).
Это
не
мешало,
од нак о,
ему
в
с воих
лекциях
со ставл я ть
звукосоче­
тания,
с мысл
которых
трудноуловим.
Напр
< имер >, для чего Бог не на­
звал
животных
с ам,
зад ает ся
он
вопросом,
а
препоручил
Адаму?
—
«Без
сомнения
для
того,
чтоб ы
доставить
Адаму
случай
к
упражнению
св оего
ума,--------- Из
наречения
имен
животных,
сделанного
Адамом,
видно:
а)
что
Адам
имел
больш ую
силу
ума;
ибо
маломыслящему
Бог
не
сделал
бы
ст оль
высокого
по р у че ния ;...--------- Многие
языки
еще
и
т еперь
не­
достаточны
к
назва ни ю
всех
животных;
мы,
н апр
< имер >, часто пользу ­
емся
в
сем
случае
име на ми
греческими.
Отсюда
вытекает
то,
что
ум
пер­
вого
человека
имел
очень
хорошие
свед ен ия
о
царстве
жив о тно м».
И
т.
п.
Как
с овм ещали сь
с
эт им
у
него
отличные
суждения
о
Канте,
Фихте,
Шеллинге,
Бе ме
и
т.
д.?
Что
же
оставалось
у
слушателей,
об ла­
давших
н аучны ми
и
фило софск им и
интересами?
И
вс е-так и
в
то
же
время,
как
со общ ают
историки
академии,
в
30- х
и
40-х
годах
в
ней
осо­
бе нно
процветала
философия.
Это
подтверждается
и
фактами:
Новиц­
кий
(магистр V
ку р са , 1827—31
г.), Михневич (ма г< ист р> VI курса,
< 18 > 29—33), Гогоцкий (м а г<
истр
> VIII курса, 1833—37), позже Юрке -
вич
(маг <
истр
> XV курса, 1847—51).
Авсен ев
(магистр одного выпуска
с
Михневичем)
начал
преподавать
только
с
<18>36-го
года,
Карпов
и
Но­
вицкий
рань ш е,
так
что
со бс твен но
л ишь
Гогоцкий
был
учеником
Авсене­
ва.
Приписать
это
возбуждение
интереса
к
фи лосо фии
одному
Скворцову
не во зм ожн о 1, как по его направлению,
так
и
по
его
недаровитости.
Не-
1ЛишьКарпов(магистрII
курса, 1821—25)—его
непосредствен­
ный
учен ик ;
сам
Инно ке нтий
(маг <
ист р
> I курса, <18 >19—23) также
ученик
Ск ворцо ва,
но,
по-видимому,
весьма
независимый.
Ср .: Биограф-
<ическую>
За писк у
о
п реосв.
Иннокентии
преосв.
Макария,
епис ко па
Тамбовского,— Венок
на
могилу
высокопреосв.
Иннокентия,
архиеп.
Тавр ич ес ко­
го,
из д.
М.
П огоди ным. — М., 1867.—
С.
22—3 .


198
Г.
Г.
Шпет
с омне нно,
эт им
а кадем ия
была
обязана,
может
быть,
в
большей
ст епен и
Иннокентию,
инт ер ес
которого
к
современной
философии
совпадал
с
настроениями
времени.
Есть,
на п р <име р>, даже указание,
что
Кар­
пов
и
Михневич
читали
в
академии
эмпирическую
психологию
по
мет о­
ду,
предначертанному
Иннокентием
(Воспомин<а ния>
иеромонаха
Иосафа.—
Венок...,
из д.
М.
Погод иным. .. —С.
90).
Отразившиеся
на
нем
философские
учения
ждут
своег о
и сслед ова теля .
Можно
найти
сходство
между
разделением
способностей
у
Эшенмайера
и
И нно ке нтия
(26, 29,
33), но это
—
сл ишко м
общее
место,
позволяющее
делать
и
другие
соп о­
ст авлен ия .—
Одно
время
самог о
Инн оке нтия
хотели
заподозрить
в
«вольномыслии», в склонности к т<ак>
наз
< ываемому >
тогда
неоло­
гизму
(религиозному рационализму), хотя в этом инциденте,
кажется,
больше
личного,
чем
принципиального1.
Против
н еол ог изма
им
написана
статья,
прив одим ая
архим.
Гавриилом
в
его
И стории
рус<скои>
филос<о-
фи и>...-С.
121-134.
В
таком
вид е,
в
каком
дошли
до
нас
Записки
Авсенева,
влияние
Шу бер та
все
же
видно
—
и
не
только
в
вопросах
специальных,
но
о бщих 2.
Полным
отсутствием
ф изиол о­
гических
глав,
занимающих
видное
ме сто
у
Шуберта,
Ав­
сенев
резко
от
него
о тл ичаетс я,
но
то
смешение
р азд елив­
шихс я
в
школе
Вольфа
пс их ологи й
рациональной
(умоз­
рительной)
и
эмпирической,
какое
наблюдается
у
ше л­
лингианцев,
налицо
и
у
Авсенева.
В
эт ом
смысле
он
бл и­
же
к
Га личу,
чем
к
Голубинскому,
но
он
самостоятельнее
Галича.
Ему
приписывают
«мистицизм», но в точном
смысле
это
едва
ли
правильно.
Vulgo мистицизм обозна­
чает
всякую
туманность
или
возвышенный
и
фа нтаз иру ­
ю щий
полет
духа,
в
особенности
когда
он
сопровождает­
ся
религиозным
пафосом.
Это,
без
сомнения,
е сть
у
Ав се­
нева.
Пр еобл ад ает
все
же
у
него
изложе ни е
тре звое
и
эм­
пирическое.
Под
психологией
он
разумеет
науку,
и ме­
ющ ую
предметом
«изъяснить являющееся нам устройство
и
жизнь
души
из
ее
чистого
существа,
дабы
привести
1 См.:
св.
Буткевич
Т.
Иннокентий
Борисов.—
Сп б., 1887.— С.
58
и
сл .;
ср.
об
это м
и
вообще
о
столкновении
направлений
Инно кен тия
и
моек,
ми трополит а
Фи лар ета
у
Котов ича, < Духовная цензура в Рос­
сии.. ^, по индексу.
2 Некоторые суждения Авсенева прямо совпадают с суждениями
Шуберта;
ср .,
напр<имер>, его Общее естествословие души (25 <и>
сл .)
и:
о . Schubert Die Geschichte der Seele. —2 . Aufl.— Stuttgart; Tubingen, 1833,
первые
§§.
В
статьях,
помещенных
в
«Воскр <
есном
> Чт<ении>»
Авсенев,
по-видимому,
еще
ближе
к
Шуб ерт у
(напр . ,
его
ст.
Суб бота
в
природе
и
§ 8 Шуберта Der Sabbath).
Но
знакомство
его
с
н овою
лит ера ­
турою
было,
по-видимому,
широкое;
он
знает
Канта,
Фриса,
Бенеке,
Фи­
шер а
(базельского,
которому
след ов ал
Но в ицк ий), Каруса,
Бурдаха,
Эшенмайера,
Гейн рот а.


Очер к
ра зв ития
русской
фило софи и
199
человека
в
истинное
сам опо знан ие».
Источниками
психо­
логи и
служат
не
только
наблюдение,
но
так же
умозрение
и
Откровение.
У мстве нн ая
психология
ес ть
часть
филосо­
фии, «и как часть,
свою
жизнь
получает
от
це лого ».
Пс и­
хологические
идеи
сличаются
с
философскими
и
прове­
ряются
по
ним ,
но
и
обратно,
как
и
у
чисты х
пс ихолог и­
стов:
без
пс и хологи че с кого
изучения
фи лос офс кие
т ео­
рии
бу дут
«шатки и мечтательны» . Бо льш ое м ес то у Ав се­
не ва
занимает,
как
и
у
друг их
шеллингианцев, «история
д у ши», которую он делит на три отдела: 1) Видоизменения
личности
(родовые,
видовые
и
и ндив иду ал ь ные ), 2) Безлич­
ные
состояния
и
3) Состояния полного развития .
В
первом
от­
деле
кроме
ше ллингиа нцев
он
пользуется
Причардом.
Ру с­
ских
он
характеризует
следующим
образом:
тогд а
как
у
за­
падных
народов
преобладает
начало
личности,
индиви­
дуальности,
в
России
мы
видим
слияние
племен
—
характер
русский
есть
характер
универсальный;
с ноше ния
с
В осто­
ком
внесли
в
наш
характер
элемент
восточный,
но
мы
пи­
тае м
сочувствие
и
к
Западу.
Медленно
у
нас
зр еют
нау ки,
но
это
не
недостаток,
и
предполагает
«великую обдуман­
н ость,
неторопливость
и
осмотрительность».
В
фи лософ ­
ско м
отношении
мы
не
отли чи ли сь
ничем
самостоятель­
но-оригинальным,
но
отвлеченные
диалектические
ум оз­
рения,
подобно
немецким,
едва
ли
примутся
на
почве
на­
шег о
д ух а: «мы с трудом понимаем этого рода философ­
ствование».
Но
ед ва
ли
разовьется
и
эмпирическая
фил о­
софи я,
подобная
анг л ий ско й. «Можно гадать,
что
филосо­
фия
у
нас
будет
и меть
характер
преимущественно
рели­
гиозный».
В
отделе
об
естественном
развитии
души,
по
вопр ос у
об
ее
происхождении,
Авсенев,
возражая
по сле­
довательно
против
теории
предсуществования,
креаци-
анизма
и
траду
<к>
ционизма,
во
всех
находит
ист инно е
и
хочет
примирить
их
в
одном
определении.
Авсенев
—-
особ ен но
на
первых
порах
—
в
увлечении
Шубе ртом
отклонялся
от
то го
общего
направления,
кото­
рое
принимала
духовная
ф ило софи я.
Теистические
обяза­
тельства
э той
философии
пр едо пр едел яли
ее
следование
образцам
Якоби,
Эшенмайера
и
под< обн ых>.
С
другой
стороны,
традиция
связывала
с
Вольфом.
А всене в
укло­
нился
к
Шеллингу,
забывал
о
Вольфе
и,
в
сущности,
был
для
нас
п родолж ени ем
«светского»
Галича
и
его
у сов ер-
шением,
потому
что
да же
с
уступками
том у
же
Эшенмай-
еру,
Фишеру
и
под <о бн ым>, с одной стороны,
Фрису
и
эмпиризму,
с
другой
стороны,
А всенев
оставался
мен ее


200
Г.
Г.
Шпет
эклектическим
и
более
само сто ятель н ы м,
чем
Гал ич.
Для
теизма
открывались
пер с пек тивы
дальнейшего
движ ения :
Б аа дер1
и
Шеллинг
положительной
философии.
Но
с
ни­
ми
мы
встр ет им ся
в
дру гой
обстановке,
птенцы
же
Киев­
ской
д ух овной
академии
вылетали
из
своего
гнезда,
чтобы
на йти
место
для
новых
и
иных
песен.
Конечно,
и
в
университетах
требовалась
политическая
и
рел игио з но -н равст венная
благонадежность,
но
это
было
только
общ ее
тре б ование ,
и
здесь
не
было
того
специаль­
но го
о бязател ь ств а,
которым
была
связана
философия
в
духовной
школе.
Проект
устава
духовных
а ка демий
формулировал
ясно
и
требовал
кат его р иче ски: «В толпе
разнообразных
человеческих
мнений
ес ть
нить,
коей
пр о­
фе ссор
необходимо
должен
д ерж атьс я.
Сия
н ить
есть
ис­
ти на
евангельская.
Он
должен
бы ть
в нутре нне
уверен,
что
ни
он,
ни
ученики
его
никогда
не
уз рят
св ета
высшей
философии,
единой
истинной,
ес ли
не
будут
его
искать
в
уче нии
христианском,
что
те
то лько
теории
суть
основа­
тельны
и
справедливы,
кои
укоренены,
так
с каза ть,
на
ис­
ти не
евангельской.---------Все,
что
не
согласно
с
ис тин­
ным
разумом
Св.
Пи сани я,
е сть
сущая
лож ь
и
забл у жде­
ние
и
без
всякой
пощады
д олжно
б ыть
отвергаемо»
(Чистович И.
И<стория>
Сп б.
Ак<адемии> ...—
<С .> 192-3).
X
Михневич,
Новицкий
и
Гогоцкий
—
магистры
разных
вы п усков
К иевс кой
духовной
акаде мии
—
пе ре шли:
пе р­
вый
в
Одессу
в
Ришельевский
лицей,
второй
и
тре­
ти й—
только
в
1834 году стараниями Уварова открытый
У нивер сит ет
св.
Владимира.
Ио сиф
Григорьевич
Михневич
(1809—1885), однокурсник Авсенева,
п одоб но
последнему
также
как
будто
симпатизировал
шеллингианству
и
вы пу­
стил
оп ыт
популярного
изложе н ия
этого
учения2. Но в то
же
вр емя
его
определение
предмета
философии
1 Его цитирует уже Скворцов,
ст.
о
Канте.
2 Опыт простого изложения системы Шеллинга,
рассматриваемой
в
связ и
с
системами
других
герм ан ск их
философов. —
О д< ес са>, 1850.
Кроме
того
им
напечатаны
в
ЖМНП
статьи:
Об успехе
гре ческих
философов,
в
тео р ети че­
ском
и
практическом
отн ош ен иях
(1839.— X I I), О достоинстве философии,
ее
действительном
бытии,
содержании
и
частях
(1840.— II.;
Вступит
< ельная >
лекция
в
Ли цее), Задача философии (1842.— VI) и бесцветный учебник:
Опыт
постепенного
развития
г лавн ых
действий
мышления
как
ру ково дс тво
для
первоначального
пре пода вания
логи ки. —
Од<есса>,1847(2-е,
испр ., изд.: Ру­
ковод ство
к
начальному
изучению
лог ики .—
Од<есса>,1874).


Оч ерк
разв ит ия
русской
философии
201
совпадает
с
определением
ее
у
Новицкого.
Так
как
Но­
вицк ий
выразил
свои
мысли
в
печати
раньше
Михневича,
с
больш е ю
полнотою
и
с
пониманием
дела,
то
рождае тся
мысль
о
прямом
заимствовании,
тем
бо лее
что
рассужде­
ния
Михневича
и
вообще
не
отличаются
глубиною
и
тон­
костью.
Между
тем
у
Новицкого
можно
обнаружить
уже
новое,
хотя
и
слабое,
отклонение
—
в
с торо ну
гегелизма.
Сознательно
или
бессо зна те л ьно
Михневич
отражает
это.
Дав
формальное
о пр едел ение
философии
как
науки,
изу­
чающе й
все
и
то,
что
ес ть
во
в сем,
т.
е.
вс еоб щие
начала,
первоначальные
формы,
вечные
законы
и
последние
цел и
(О дост<о и нств е>...), он раскрывает содержание филосо­
фии
по
схеме
своего
рода
феноменологии.
Раз ум ная
де­
ятельность,
как
во
в сем
человечестве,
так
и
в
инд ивиде ,
проходит
стадии
развития
сознания:
промышленное
уд о­
влетворение
потребностей
(«история находит их [х у до ­
жеств а
и
промыслы]
в
бл ижай шем
потомстве
Адама »),
поя вле ние
общественности
и
гражданственности
(«ее мы
заст а ем
уже
у
народов
первобытного
В осто ка »), изящная
искусственность
и
«просвет идеи истины», когда человек
творит
науку
за
наукою
и
создает,
наконец,
Науку
На­
ук
—
Философию,
по явл яющу юся
в
достигшем
полно ты
со з­
н ания
гре чес ком
на ро де.
«Отсюда видно,
что
ист оч ник ом
философии
ес ть
сознание,
прошедшее
главные
ступени
своего
р азви тия
и
по том
обращающее
их
в
п р едмет
с во­
его
исследования.
Это
обращение
сознания
на
самого
се­
бя
и
е сть
собственно
фило со фия» (О дост<о инст ве>06
успех<
е >...).
Михневич
з нает,
что
име нно
Гегель
обратил
философию
в
«науку абсолютного саморазвития мысли
или
в
на уку
с оз н а ни я» (Зад Сача философии > ...J. Как такая,
фи лософ ия
—
знание
не
только
подлежательное
(субъек­
ти вн ое ), но и предлежательное ( пре д мет ное), так как зна ­
ние
субъекта
познающего
не
бы вает
без
знания
познава­
емого
п редм ета.
Стремясь
в
своем
вёдении
все
соединить
с
собою
и
себя
со
всем
(co-з нание,
со-вёдение), сознание
раскрывает
свою
деятельность
в
трех
актах:
в
стремлении
от
себ я
к
не-себе
(от я к не-я,
от
человека
к
ми ру), от
н е-с ебя
к
себе
и
от
мира
и
че лове ка
к
первой
ви не
всего,
к
Бо гу
(О дост<о ин ст ве> ср.
06успех<е> ...).
Ограничи­
ваясь
исследованием
возможной,
необходимой
и
без у­
с ловн ой
стороны
вещей,
философия
ес ть
наука
не
эмпи­
рическая,
а
ум озрите л ьн ая, «выступающая из идей» (О до -
ст< оин с тв е> ...).
Определение
нимало
не
мешало
автору,
с
одной
стороны,
видеть
главную
задач у
в
р еше нии
транс­


202
Г.
Г.
Шп ет
ц е нде нтн о-метаф изи чески х
вопросов
о
Боге,
мире
и
чело­
веке,
а
с
дру гой
стороны,
с чит ать,
что
«основа всех наших
знаний
ест ь
душ а
с
ее
силами
и
д е йс твиями
(Зад<ача
фило­
с оф и и^...), и,
таким
об разом,
пребывать
в
том
теи стиче-
ски-спиритуалистическом
сумбуре,
в
который
легко
по­
пасть,
но
из
которого
трудно
выбр а тьс я.
Вопрос
об
отношении
рел иги и
и
науки
Михневич
р аз­
решает
без
особого
напряжения
у ма,
заодн о
перекусывая
и
запутанный
узел
о
познании
Абсолюта.
Я зыч еские
фи­
лософы
могли
ломать
голову
над
отыс ка ни ем
первого
ви­
новника
вс ел енной,
для
нас
же
Откровение
р ас крыло
эту
«таинственную область оснований и начал» (О дост< о ин ст-
в е>...),— «Вер хо вн ое
Начало
всего
открыло
нам
себ я
че­
рез
свое
Слово
в
полном
св ет е».
Если
мы
сравним
совре­
менную
философию
с
философией
греческой,
которая
не
находилась
в
свя зи
с
Божественным
Откровением
христи­
анской
религии,
мы
откроем
и
пре имуще ств а
филосо­
фии,
основанной
на
вере,
и
пр еделы
ограниченного
на ше­
го
ум а,
т.
е.
откроем, «где действует в нас Бог и где чело­
век
сам
со бо ю» (Об успех<е>. ..).
То,
чего
недо ст авал о
древней
фи лософ и и,
из-за
того
что
это
была
лишь
чистая
работа
у ма,
е сть
прежде
всего
познание
св ойс тва
Бога
бы ть
творцом,
а
не
прос то
«образователем»
материи.
Из ве­
дав,
дал ее,
до ста точн о
внешнюю
сторону
видимого
мира,
древняя
философия
недостаточно
проникла
в
собствен­
ный
внутренний
мир
человека
и
не
мог ла
разъяснить
для
себя
та кже
осно вну ю
т айну
первоначального
происхождения
человека,
откуда
про исте к ала
не полнот а
по нят ий
о
бес­
смертии
души
и
способ ах
достижения
будущего
бла­
женства.
В
но вой
философии
привзо шел
необыкновен­
ный
и
сверхъестественный
элемент
—
От кр о вение
х ри­
стианского
учения,—
и
мы
теперь
вп раве
заключить,
что
есть
истины,
которых
ум
сам
собою
никогда
бы
не
по­
знал,
и
что,
сле д
< овательно >, его могущество ограниче­
но.
То,
че го
не
мог
ум,
от кр ыто
в
слове
Божьем
и
чего
не
мог
сделать
че лове к,
то
сделал
сам
Бог .
У
фи лософи и
те­
пер ь
два
зако на:
природный,
неп ис аны й,
зак он
ума
и
за­
кон
писаный,
положительный,
закон
Откровения.
«Толь­
ко
та
философия
вводит
в
святилище
истинной
мудрости,
которая
истекает
из
ум а,
нимало
не
удаляясь
от
О ткро ве­
ния.
Она
—
по
д уху
нашего
любезного
Отечества,
той
с вя­
той
Руси,
которая
издр ев ле
чуждалась
муд рова ний
ум а,
несогласных
с
заветными
истинами
Веры.
Она
—
по
нам е­
рениям
нашего
августейшего
монарха,-------- Она,
нако­


Очерк
р азв ития
русской
фило софи и
203
нец,—
по
свойству
самого
де ла,
т.
е.
по
ду ху
и
смыслу
это й
науки,
которая
всегда
бы ла
и
не
может
не
бы ть
в
тесной
св язи
с
религией».
Последнее
потому
и
«нако­
не ц », надо думать,
что
оно
—наименее
важное.
Пож ела­
ние
выше
ци ти рован ног о
проекта
выполняется
Михневи­
чем
с
избытком,
и
притом
на
арене
более
широк о й,
чем
та,
которую
прямо
име л
в
виду
проект.
Таким
образом,
Михневич
ре шился
на
то,
на
что
не
решались
другие
духовные
философы.
От ве ргн утая
Кан­
том
возможность
познания
Абсолютного
разрослась
по­
сле
него
во
всеохватывающую
и
энтузиастическую
про­
блему.
Против
этого
скептицизма
Кан та
как
реакция
воз­
ник
скептицизм,
направленный
на
могущество,
приписан­
ное
Кантом
рас суд ку,
но
пр о блема
этим
не
уничтожалась,
а
только
подчеркивалась.
В
общем,
наша
духовная
фило­
софия
не
бы ла
склонна
следовать
за
реш ен ием
проблемы
у
Шеллинга,
будучи
напугана
его
пантеизмом.
Выход
Яко­
би
и
Эшенмайера
привле к ал
как
выход
теистический,
но
он
оставался,
как
было
указано,
нео пре деленны м
ко н фес­
сионально.
Эт о,
может
быть,
и
придавало
философии
Якоби
«тепловатость и половинчатость», которые возму ­
щал и
Шеллинга
и
которые,
по
его
мн е ни ю , «погубили
наш
век» .
Як оби,
утверждал
Шеллинг,
обманывает
мно­
гие
христианские
ду ши
и
см еетс я
над
непосредственным
откровением.
Ше лли нг
уничтожил
Якоби
и
Эшенмайера,
но
положительное
решение
вопроса
от
этого
не
приобре­
талось.
Оставалось
или
искать
нового
рук ово ди те ля,
или
решать
вопрос
своими
силами.
Сохраняя
симпатии
к
Як о­
би,
н аша
духовная
фи лософи я
попробовала
вз ять
в
руко­
водство
психологию,
не
особенно
вникая
в
то
различие,
обу слов лен н ое
разницею
принципов
кантианских,
шел ­
лингианских
и
др ., которое образовалось в ее направлени­
ях.
Казалось,
что
пс их ологи я
как
на ука
о
сознании,
само­
познании,
душе,
че ловек е
ст анов ит ся
основою
филосо­
фии ,
где
ра зли чий
направления
уже
не
мо гло
и
не
д ол­
жно
бы ть.
Вопрос
об
ис то чн иках
познания
ею-то
и
д ол­
жен
быть
решен.
Скептицизм
М их невич а,
мотивирован­
ный
только
те м,
что
кроме
закона
ума
существует
еще
От кро вени е
Сло ва
Божия,
где
источник
поз на ния
не
ну­
ж дается
ни
в
каком
анализе,
даж е
на
фоне
несамосто­
ятельной
и
бедной
н ашей
фи лософи и
должен
показаться
непо ня тн ой
скромностью.
Между
тем,
пока
антропология
и
путавшийся
с
нею
спиритуализм
вя зли
в
песк ах
эмпи­
рии,
Гегель
утверждал
сознание
на
гранитной
скал е
своей


204
Г.
Г.
Шп ет
Фен ом ено ло гии
духа.
С
п ер вого
в зг ляда
трудно
пр ед стави ть
б ольш ую
противоположность,
чем
Якоби
и
Г егел ь,
и
тем
не
менее
их
связы вае т
в
одно
вопрос
о
разуме.
Что
ест ь
разум,
развенчанный
Кантом,
и
что
ес ть
рассудок,
поса­
женный
Кантом
на
фи лософс ки й
трон,
с
завязанными
глазами
и
заткнутыми
ушами?
На
зад анны й
вопрос
пода­
вали
свой
голос
и
было
полузабытые,
самому
Ка нту
из­
ве стн ые
более
по
имени,
чем
по
смыслу,
П латон
и
Лейб­
ни ц.
Разо бр ать ся
в
этом
ну жно
было,
и
нуж но
был о
или
составить
общий
согласованный
хор,
или
слушать
ко­
го-нибудь
одного.
Для
немец ко й
философии
характерно
было
—
до
ра ско ла
гегельянцев
или
вообще
н езави си мо
от
н его
—возникновение
попыток
при мир ять
Шеллинга,
Ге­
геля
и
ант ро поло гию ,
как,
на пр <им ер>, у Трокслера, —
Шеллинга
и
Пл атон а,
как
у
Аста, —
спиритуализм
и
Гег е­
ля,
как
у
Хр.
В ейса ,—
Лейбница,
Яко би
и
Гегел я,
как
у
Ги лл ебранда
(Io. Hillebrand),—и
т.
п.
В
это м
же
сти ­
ле—
наш
Новицкий.
В
то
вр емя
как
Михневич,
перейдя
в
университет,
пе­
рен ес
туд а
свои
духовно-академические
обязательности,
не
отличая
свойств
новой
каф едр ы
от
прежней,
Орест
Маркович
Новицкий
(1806—1884), видимо,
почувствовал
се­
бя
свободнее
на
нов ом
месте
и
внимательнее
от н есся
к
его
требованиям.
Место
это
было
защищено
не
оче нь
пр оч но,
менее
пр очн о,
чем
в
духовных
академиях,
где
ко­
р откое
пре д пис ание
п реп одава ть
по
Евангелию
охраняло
бытие,
х отя
и
жа лк ое,
фи лософи и.
Новицкому,
как
и
прочим,
пришлось
отстаивать
«достоинство»
фи лос о­
фии
и
убеждать
в
ее
п ользе
тех ,
кто
в
этой
последней
только
и
виде л
кри тери й
ума
и
ци вил изо ван но сти.
Впро­
че м,
Но вицки й
был
искренен,
потому
что,
как
русский
философ,
он
сам
оценивал
знание
по
этому
критерию.
Но
в
ц елом
серьезное
содержание
и
тон
его
Речи,
произ­
не сенно й
на
университетском
акт е
1837 года,
таковы,
что
не
бы ло
бы
не с пра вед ливо
в
это й
Речи
признать
первое
русское
философское
про изв еде ние,
написанное
с
истин­
но
философским
вкусом,
чутьем
и
сочувственным
пони­
манием
задач
фи ло софи и,
как
в
своем
род е
единственно­
го
и
незаменяемого
ви да
культурного
творчества.
Об упреках,
делаемых
философии
в
теоретическом
и
практическом
отн оше­
нии,
их
сил е
и
важности,
Речь,
про изн есе нна я
в
торжеств
< енном >
собра­
нии
Имп
< ераторского >
Унив<ерситета>
св.
Влади м ира, 15 июля
1837 г.,
о<рдинарным>
п
< рофессором >
философии
Орестом
Новиц­
ким.—
Киев:
В
* Универ<ситетской>
Типографии,
1838. — Дру гие


Очерк
развития
русской
философии
205
труды
Новицкого:
О
разуме
как
высшей
познавательной
способно­
с ти.— Ж МН П. - —1840. —VIII, статья целиком вошедшая в Руководство
к
оп ыт ной
психологии.—К <
пев
>, 1840; Руководство к логике .—
К
<иев>,
1841 (составлено,
как
и
Руководство
по
психологии,
по
Фридр.
Фишеру,
но
воспроизводящее
последнего
в
более
своб од ной
переработке,
хо тя
и
с
незначительными
в
общем
оригинальными
д ополне ни ями ).
Логика
ес ть
наука
о
естественных
законах
м ышл е ния, «часть психологии»
и
как
бы
ее
продолжение,
она
имеет
характер
«естествоиспытания»
и
ест ь
«да­
же
ес тестве нна я
нау ка». Напомню,
что
по
иде е
самог о
Ше ллин га
логика
ес ть
эмпирическое
уче ние
(Vorles<ungen> ub<er> d<ie> Methode <des
akademischen Studiums>}.
Новицкий—Фишер
одинаково
против
как
ло ги­
ки
формальной
в
понима нии
Канта,
так
и
логики
материальной
Г еге­
ля.—
Краткое
ру ко вод ство
к
логике
с
пр едва рител ь ным
оче рком
психоло­
гии.— К<иев>, 1844 (2-ое
и зд. : 1846); Постепенное развитие древних фило ­
софских
учений
в
связи
с
развитием
языческих
верований.— Ч.
I—IV.—
К< иев>, 1860-1861.
Содержание
философии,
по
Нови цком у,
заложено
в
глубине
нашего
собственного
дух а.
Рождаясь
в
нем,
оно
ос ве щает
его
новым
светом
вёдения—
светом
отчетливой
мысли.
Выступая
из
себя,
со знан ие
ограничивается
сто­
рон ним и
себе
пр едм етам и
познания
и,
отражаясь
от
них
к
себе,
ставит
себя
центром,
а
прочие
предметы
—
окруж­
ностью
п озна вания .
То
и
другое
отражается
в
нашем
соз­
н ании
тол ько
идеально,
а
не
реально,
потому
что
действи­
те льн ое
бы тие
вещей
не
з авис ит
от
нашего
сознания
и
по­
знани я.
Поэтому
сознание
изна ча ль но
полагает
нечто
вы­
сшее
се бя
и
мира,
в
чем
нет
ни
центра,
ни
окружности,
что
ес ть
еди ная
бесконечность.
Ср.
Ге ге л ь: Die Philosophie betrachtet zuerst das Logische, reines Den­
ken, das sich sodann entschließt, als Natur äusserlich zu sein; das Dritte ist
der Geist; а с другой стороны,
Шеллинг,
н апр
< имер >, Dieses (тожество
ид еаль но го
и
реал ьн ого) aber ist die Idee des Absoluten, welche die ist: daß
die Idee in Ansehung seiner auch das Sein ist. So daß das Absolute auch jene ob­
erste Voraussètzung des Wissens und das erste Wissen selbst ist (V,
216).— А.
И.
Вве денск ий
утверждает: «Новицкий--------
нах одил ся
под
в лиян ием
Ф и хт е» (Судьбы филос<офи и>
в
России:
Филос
< офские >
очерк и.— Вып .
I.—
<Спб .>, 1901. — С.
17).
Колубовский
(1890 г. )
вы­
сказ ывает
од но
за
другим
два
схо дны х,
но
не
тожественных
суждения:
1) «Фихте нашел себе некоторый отголосок в Новицком», 2) «О.
Новиц­
кий--------
стоит
гла вн ым
образом
под
влиянием
Фихте-старшего...»
(536—7).
В т орое,
по
крайней
мере,
не
возвышает
Новицкого,
первое
не
ума ляе т
Фи хте. ..
Как
наука
обо
всем,
как
на ука
наук
философия
иск лю­
чает
все
частное
и
име ет
своим
содер ж анием
лишь
общие
формы
и
законы
бытия.
Как
всеобщие,
они
не
могут


206
Г.
Г.
Шпет
быть
вз яты
из
опыта,
а
их
пе рвона ча ль но
созерцает
в
себе
наш
разум ,
как
собственную
природу,
созерцает,
как
зако н
единства
в
собственных
идеях.
«Мир идей есть родина фи ­
л о со фи и», ибо философия требует непреходящего,
в еч­
ного,
неограниченного,
беспредельного,
неизменяемого,
существенного,
а
это
все
отражается
только
в
ид еях1 .
Опыт
и
умозрение
действуют
всегда
неразлучно,
посколь­
ку
од но
дает
с оде рж а ни е, «были», а другое
—
формы, «за­
ко ны», одно
—
действительность,
другое
—
ед инст во
и
не­
обходимость.
Темные,
в
чув ст ве
заложенные
начатки
во з­
можного
разумного
в еден ия,
при
обращении
сознания
к
себе
само му ,
при
рефлексии,
раскрываются
рассудк ом ,
как
органом
философского
познания,
и
обнаруживаются
в
вы сшем
свете
отчетл и в ого
сознательного
зн ания .
Но
рассудок
е сть
разлагающая
и
синтетически
лишь
ф ор­
м ал ьная
способность,
со
стороны
же
со держ ани я
только
сам одея тел ьны й
разум
всегда
и
в езде
еди н,
сам
с
собою
согласен
и
по
существу
неизменчив.
Встречая
в
фи лос о­
фии
противоречие
взглядов,
разнообразие
мнений
и
бо рь­
бу
систем,
мы
не
должн ы
эт им
поражаться,
потому
что
«противоположность и борьба составляют существо само ­
го
сознания
н аше го». Только в целом своего развития,
как
д ело
чело в ечеств а,
философия
может
б ыть
представлена
как
единая
и
стройная
система.
Но вицкий
прямо
указыва­
ет
на
Гег ел я.
Как
по
внутренней
форме,
по
«внутренней
св язи
и
диалектическому
дви жени ю
мыс ле й»
философия
отра жа ет
единство
и
систему
разума,
так
и
по
внешней
форм е
изложения
в
сво ем
ст ро гом
методе
и
непреклонной
математичности
философия
е сть
отражение
логических
ф орм
рассудка.
Вопрос
о
ве ре
и
знании
решается
Н овицк им
б олее
в
духе
свободно-философском,
чем
преданно-богослов­
ск ом.
Он
убежден,
что
ни
религии,
ни
государству
фи ло­
софия
не
может
быт ь
вредна
или
опасна,
и
он
цитирует
из вестн ые
слова
Шеллинга:
что
это
б ыло
бы
за
государ­
ство
и
религия,
для
к ото рых
философия
бы ла
бы
опа с на?
Будь
это
так ,
в ина
должна
б ыла
бы
пасть
на
самое
рели­
гию
и
на
госуд арс тв о!
За
фи ло софи ей
долж ны
быть
п ри­
зн аны
самостоятельность
и
свобода
м ышл ения.
«Буйное
своеволие,
как
и сч адие
ада ,
есть
п лод
неразумения
свобо­
ды », и в самом разуме проявляется неотразимое требова­
ние
ве ры
в
в ысо чай шее
существо.
Все
ве лик ие
люди,
Ср.: Schelling, V, 254-255 .


Очер к
раз в ития
русской
философии
207
и
в
особенности
замечательнейшие
философы,—
п ред ста­
вител и
своего
народа,
они
д овод ят
до
сознания
то,
что
темно
и
безо тч етн о
таится
в
духе
народном. «Не филосо­
фы
развратили
н арод
и
довели
его
до
ужасов
воль н о­
думства
и
своеволия,
а
народ
развратил
и
портил
тех,
ко­
торые
по
дарованиям
своим
могл и
бы
быть
философа­
м и ». «Безопасность»
фи лос офии ,
однако,
еще
не
д ока зы­
вает
ее
п ол езнос ти.
И
Но вицк ий
отмечает
факт,
который
он
считал
характерным
для
своего
времени,
но
который
в
действительности
о казы в ается
приз на ком,
доминиру­
ющим
в
ис тории
русской
к ул ьт ур ы: «Мысль о бесполезно­
сти
философии
до
безмерности
усилилась
в
настоящее
время,
ко гда
пользу
по ста вл яют
вы ше
всего,
стремятся
преимущественно
к
пользе
и
пользою
измеряют
и
оцени­
ва ют
в се». Для практиков,
соглашается
он,
философия
со­
ве рше нно
бесполезна,
но,
сп ра шивае т,
напоминая
своим
воп рос ом
еще
более
острый
вопрос
Лессинга,
к
че му
са­
мая
польза?
К акая
цел ь
ее ? «Исключительное стремление
к
пользе,—восклицает
он ,—
становится,
по
своим
неп ре­
менны м
следствиям,
не
говорю
бесполезным,
а
вр едны м
и
гибельным
для
духа
народного!»
Из
разъяснений
Новицкого
вид ны
и
причины,
почему
русская
культура
пребывает
утилитарной:
это
—
принад­
ле жност ь
оп ред еленн ой
стад ии
культурно-исторического
ра звити я.
Идея
полезного,
утверждает
он,
есть
только
п ер­
вое
достижение
чело в ечества
в
борьбе
с
вр аж дебными
си­
лам и
природы.
Идея
правды
стоит
уже
выше.
Еще
вы­
ше—
и дея
прекрасного.
Но
и
этого
н едос таточн о
—
выше
ми ра
искусства
сто ит
иде я
Бога
и
ес тес твен ной
религии.
А
ч ел овек
все-т аки
чувствует
еще
новую
и
высшую
по­
требность:
отдать
самому
се бе
отчет
в
предметах
своего
вёдения.
За
естественною
верою
следует
углубление
в
се­
бя , «вникание», рефлексия,
что
знаменует
собою
пробу­
ждение
в
человеке
идеи
ис т инного .
Тут
человек
мысли
св оей
под чиня ет
собственную
св ою
мысль,
тут
рождается
фил осо фия
в
его
духе,
и
тут
мысль
достигла
своего
крайне­
го
естественного
предела.
Удивительно
ли,
спрашивает
Но вицк ий,
что
для
искателей
пользы
философия
каж ется
ре шите ль но
бесполезною?
Но
последовательность
тр ебу ет
освободить
фи лософи ю
и
от
т ого
вида
полезной
службы
или
служения,
кот оры й
предписывается
ей
не-естествен-
ною
религией.
И
Н овицк ий
в ысказыв ает
свое
су ж дение
недвусмысленно,
чем
да ет
фи лософск и
достаточный
предварительный
ответ
на
вопрос
об
отношении
откро­


208
Г.
Г.
Шпе т
венной
религии
и
знания.
Если
в
философии
мысль
до­
стигает
своего
предела,
то
что
мо гла
прибавить
—
вос­
пользуемся
противопоставлением
хо тя
бы
Михневича
—
к
языческой
философии
философия
христианская?
Но­
в ицкий
до пус ка ет,
что
философия
может
озариться
вы­
сшим
светом
откровенной
р е лигии, «но это не есть степень
ее
собственного
развития,
а
дивная
Божественная
помощь
че­
л о вечес кому
р оду » (39, курс.
мой).
Таким
заключением
философская
роль
религии,
в
сущности,
сво дит ся
лишь
к
праву
ее
задавать
фи ло со­
фии
вопросы,
но
не
разрешать
их
за
не е.
Эт им
сам
собою
устраняется
и
богословский
скептицизм,
так
старательно
прививаемый
философии
богословием.
Но
этим,
конеч­
но,
еще
не
разрешена
положительная
проб ле ма
разума.
В
ее
разрешении
Но вицк ий,
од нако ,
не
остается
на
до­
стигнутой
им
принципиальной
высоте.
Он
спускается
за
разгадками
эт ой
проблемы
в
психологию,
и
тем
не
толь­
ко
побуждает
других
если
не
к
богословскому,
то
к
эмпи­
р ическо му
сомнению,
но
и
сам
т еряет
то
чувство
незави­
симости
философии,
ко то рым
проникнута
его
речь,
и
в
особенности
по следн ее
приве де нное
нам и
разграни­
чение.
В
чтении
курсов
по
психологии
Новицкий,
по
собст­
венн ом у
объяснению
(Иконников.
Сл ов арь...— <С. > 513),
следовал
сперва
Эшенмайеру,
а
затем
руководствам
Кару-
са,
Гейнрота
и
Фишера
(Фридриха,
базе ль ско го ). Его Руко­
водство
составлено
по
Фишеру,
на
что
он
и
указывает,
с
не­
ко торы ми
незначительными
добавлениями,
и
лиш ь
его
статья
О
раз уме
вош ла
в
книгу
как
оригинальная
и
само­
стоятельная
глава.
Учебник
Фишера
сам
по
себе
обладает
особенностями,
которые
до лжны
бы
заставить
заинтере­
соваться
им,— нап р< и ме р>, уже упоминавшаяся его тео­
рия
чувственного
восприятия1, как «выступления
созна­
ни я», или глава о понимании,
как
непосредственном
спе­
цифическом
акт е,
сопоставляемом
с
вос пр ият ием
(про ­
блема,
к
которой
мы
только
теперь
подходим
как
следу­
ет), и т.
п.
Са мостоятел ь н ая
глава
О
разуме
представляет
для
на с,
по
указанным
только
что
соображениям,
исклю­
чительный
и нте рес.
Разум,
в
отличие
от
формально-логи­
ческого
рассудка,
есть
способность
со зер цать
и
ур азум е­
вать
пр едмет ы
мир а
сверхчувственного
или
духовного.
С озе рц ания
разума
наз ываю т ся
идеями.
Разумное
познание
1 Против которой возражал у нас А.
А.
Фише р,
см.
выше .


Оч ерк
раз в ития
русской
филос офи и
209
отл и чается
своею
непосредственностью,
не
может
бы ть
по чер пну то
из
чувственного
наблюдения
или
фантазии,
не
посредствуется
понятиями,
не
выводится
из
начал
и
не
нуждается
в
доводах,
как
знание
рассудочное.
Разум
есть
духовное
око,
его
созерцания
—
особый
дух овн ый
опыт,
непо­
средственно
вводящий
нас
в
реальную
жизнь
духа .
Глав­
ные
ид еи
разума
су ть
иде я
ист ин ного,
того,
что
в
мире
ду­
ховном
е сть,
и дея
доброго,
того,
что
до лжно
быть
в
мире
явле ний
по
отношению
к
ми ру
высшему,
и
и дея
прекрасно­
го,
созерцание
в
мире
яв лени й
того,
что
может
бы ть,
при
отношении
этого
мира
к
высшему
п орядку
вещей.
Про­
цесс
раскрытия
иде й
с ов ершае тся
по
степеням:
от
перво­
начальной
неясности
и
неопределенности
до
ясного
соз­
на ния. (а)
Воспринимаемые
сердцем
идеи
разума
превраща­
ются
в
чувствования
истинного,
доброго
и
прекрасного,
к оторые
сами
у
разных
людей
имеют
разные
степени.
Здесь
всегда
вера
совпадает
со
знанием.
Всматриваясь
бли ­
же
в
эти
чувс т вова ния,
мы
р азли чае м,
как
модифициру­
ются
основные
иде и
в
зави симо сти
от
предметов
соз ер ца­
ния:
души,
вселенной
и
Бога.
Они
даются
в
идее
истинно­
го,
как
созерцание
того,
что
ес ть,
в
и дее
добра,
как
со зер­
ца ние
того,
что
должно
быть,
под
формою
ид ей
фи зич еског о
совершенства,
нравственного
добра
и
ве рхо вног о
блага,
и
в
и дее
прекрасного,
как
то,
что
мо жет
быт ь,
под
фор­
мою
идей
кр ас оты
прир од ы,
духа
и
лепоты
бесконечной,
(б)
Из
области
чу вст вов аний
иде и
переходят
в
фантазию,
опл одот воряемую
идеям и
сердца.
Зд есь
они
составляют
содержание
естественной
р е лигии,
и
как
предмет
рели ­
гиозного
созерцания
идея
и стины
е сть
пр едмет
верования,
идея
добра
—
п р едмет
религиозной
деятельности
и
ча­
ян ия,
иде я
красоты
—
пр ед мет
ре ли гио зной
символики
и
с ерд еч ного
стремления, (в)
Рассудок
открывает
несообраз­
ность
меж ду
сверхчувственным
содержанием
представле­
ний
фантазии
и
их
фор мою
предметов
вне шнего
мира,
и
фантазия
нач инает
перерабатывать
эти
форм ы
в
формы
противоположные
чувственным
формам
пространства
и
времени,
так
что
иде я
вселенной
со зер ц ается
в
форме
неизмеримости,
идея
души
—
в
фор ме
вечности,
и
иде я
Б ога
в
форме
бесконечности.
Далее,
рассудок
с
помощ ь ю
анализа
раздробляет
эти
непонятные
для
нас
форм ы
и
преобразу­
ет
раздробленные
и деи
в
понятия
(которые называются
умственными,
идеальными
или
просто
умопонятиями,
иногда
такж е
идеями,
каковые
идеи
суть
уже
иде и
тр е­
т ьей
с т еп е ни ), из понятий образует суждения и составляет


210
Г.
Г.
Шпет
умозаключения.
Рассудок,
таким
образом,
сообщает
идеям
вразумительность, «но вместе с этим унижает их сущ­
ность,
их
беспредельность».
С
помощью
синтеза
рассудок
восстанавливает
порядок,
но
тут
обнаруживается
расхо­
ждение
и
противоположность
обыкновенных
понятий
и
умопонятий.
Относительно
иде и
истинного:
рассудок
замечает
во
внешн ем
м ире
лишь
ограниченные
порядки
явлен и й,
а
идея
вселенной
у ка зывает
на
беспредельную
це ль нос ть;
во
внутреннем
ми ре
рассудок
зам еч ает
одно
временное
бы тие,
а
иде я
души
напоминает
о
бессмертии;
рассудок
познает
зависимые
пр ичи ны,
а
идея
Бога
извеща­
ет
о
бы тии
безусловном.
Анал о г ичные
противоречия
раскрываются
по
отношению
к
идеям
прекрасного
и
доброго.
При
т аком
р асп аден ии
рассудок
п оп адает
в
ан­
тиномии,
что
пр иводи т
к
скептицизму,
или
вы ходи т
из
противоречий
односторонним
путем
натурализма,
мат е­
риализма,
ра ци она л изма,
спиритуализма,
пантеизма
и
проч.
Правильный
выход
од ин:
р ассуд ок
должен
при­
зн ать
реа л ь ность
ид ей,
как
и
собственных
п онятий ,
и,
под чинившис ь
разуму,
отказаться
от
ок он чат ель ного
суда
в
познании
мира
сверхчувственного.
Тогда
идеи
сообща­
ют
пол нот у,
гармонию
и
жизнь
понятиям
рассудка,
и
из
надлежащего
синтеза
их
разовьются
Закон,
примиряющий
свободу
и
н еобход имос ть ,
счастье
и
добродетель,
как
средство
и
цель,
Искусство,
сближающее
конечное
с
беско ­
нечным,
как
форму
и
содержание,
Наука,
сочетаю­
щая
условное
с
безусловным,
как
действие
с
причиною,
(г)
Разви вая сь
в
Закон ,
Искусство
и
Науку,
идеи
п ере хо­
дят
из
внутреннего
мира
во
внешний
и
осуществляются
в
жизни
человека
и
человечества.
Зак он,
как
выражение
добра,
развивается
законодательством,
Искусство,
как
выра­
жен ие
иде и
красоты,
раскрывает
ее
богатство
в
созданиях
изящных,
Наука,
как
выражение
и с тины,
в
системах
науки
наук
—
в
фил ос офи и.
За кон,
Наука
и
Иск усст во
—
еще
не
последнее
развитие
н аших
духовных
сил
и
не
вполне
удо­
влетворяют
идеальным
стремлениям
сердца.
Безусловное
остается
нео бъ ят ным
для
знан ия,
не-земное,
верховное
бла го
нам
еще
не
дается
законом,
и
бесконечное
в
ис­
ку сстве
соединяется
с
вещественною
формою,
но
не
с
на­
шим
сердцем.
Этот
недостаток
восполняется
в
Откровен­
ной
религии.
Она
восполняет
н едос таток
идеального
зна­
ния
верою,
ведет
к
блаженству
путем
несомненной
над ежд ы
и
с вязуе т
нас
с
Богом
живым
союзом
любви.
Религия
есть
высочайший
синтез
Закона,
Искусства
и
Науки.


Оче рк
развития
русской
фил ософ ии
211
Своей
теорией
разума
Но вицк ий
отвечает
на
наш
во­
прос,
но
в
значительной
степени
и
разочаровывает.
Он
спу стил ся
к
психологии,
но
в
действительности
дал
толь­
ко
схему.
Схема
может
б ыть
первым
шагом
к
анализу,
и
психологическому,
и
философскому,
но
может
быть
принята
или
не
принята
и
незав ис имо
от
последнего.
Не­
сомненно,
в
схеме
Новицкого
немало
остроумия,
но
и
большие
уступки
той
принципиал ьной
позиции,
кото­
рую
он
занял
в
Речи.
Зд есь
можно
заметить
од нов рем ен­
ное
возвращение
от
Гегеля
и
к
догм ати че ско му
рац ио на­
лизму,
и
к
Эш ен майе ру,
и
даже
к
Канту.
Догматическое
разделение
предметов
сверхчувственных
—
вполне
воль-
фианское.
Игра
«сердца»
остается
фактором
еще
боле е
неопределенным,
чем
вера-разум
Яко би
и
Эшенмайера.
В
праве
рассудка
на
суд
над
разумным
познанием
сверх­
чувственного
от казы вает
и
Кант.
Наконец,
все
в
целом
не
ест ь
ли
пример
того
«формализма», который бичевался
Ге ге лем
у
Шел линга
и
его
последователей
и
ко то рым
тем
не
менее
злоупотребляли
м ногие
п о кло нники
самого
Ге­
геля.
Что
касается
О т кр овения,
как
«синтеза»
За кон а,
Ис­
кусства
и
Науки,
то
этот
синтез
по являе тс я
под линно
как
deus ex machina.
Изображение
фу нкций
разума
уже
ис­
чер па но;
я сно,
что
к
О тк ро вению
они
не
имеют
отн оше­
ния.
В
лучшем
слу ч ае,
как
говорил
Но виц кий
р ань ше,
это
—
с вет
со
стороны,
сверху,
но
не
от
самого
предмета
разума,
и
то лько
на
худший
конец
можно
было
приду­
ма ть
то,
что
получилось
у
Новицкого:
начертал
схемы,
разместил
по
ним
вс е,
что
ему
было
нуж но,
и
опрокинул
на
все
чернильницу...
Едва
ли
это
объясняется
только
т ем,
что
ав тор
свою
теорию
изл аг ает
в
русском
учебнике;
вер ­
нее
это
—
ratio ignava самой его философии .
Якобиевская
нео пред е лен нос ть
теи зма,
которую,
та­
ким
образом,
Н овицкий
перенес
из
духовной
академии
в
университет,
здесь
уже
не
явля ет ся
серьезным
упреком.
Серьезнее
то,
что,
прикоснувшись
как-т о
Ге гел я,
Новиц­
кий
в се-т аки
не
сумел
или
не
захотел
провести
ясн ое
р аз­
граничение
м ежду
верою-разумом
(Якоби)
и
чистым
сп е­
кулят и вн ым
ра зумом
(Гегель) . Г еге ль,
как
известно,
и
сам
п ризна вал
у
себ я
нек ото рые
то чки
соприкосновения
с
Якоби,
но
резко
подчеркнув
и
продолжая
подчеркивать
пункты
различия.
Осмысленное
усвоение
Гегеля
русской
академической
философии
б ыло
еще
не
по
плечу.
Эпоха
еще
не
созрела.
Основные
тенденции
Гег ел я:
научность,
методическое
развитие
пр оц есса,
имм анент из м,
критиче­


212
Г.
Г.
Шпет
ский
рационализм
—
оставались
ей
нед о сту пны.
Неоткуда
б ыло
в зять ся
нужной
для
эт ой
фи лос офии
серьезности.
Место
научности
занимали
потребности
сердца;
процесс
не
интересовал,
а
усваивались
только
результаты;
имма-
нентизм
был
непонятен
в
корне,
и
не
столько
по
причине
враждебности
т ра нсце нде нтизм у,
сколько
по
а нтипси хо ­
логичности.
Но
есть
еще
од на
тенденция
в
Гегелевой
фи­
лософии,
для
которой
н аша
мысль
уже
созревала
и
к
ко­
тор ой
она
обнаружила
такую
исключительную
способ­
ность,—
как
бы
последняя
ни
объяснялась:
врожденным
предрасположением
или
жизненным
воспитанием
и
ку льт урн ым
ра звитие м
р у сской
мысли , —
чт о,
может
быть,
ее-то
и
следует
считать
одною
из
главных
характе­
ристик
русской
мысли.
Эта
тенденция
—
историзм.
История
есть
единственная
нау ка,
быстро
ставшая
у
нас
на
собственные
ноги
и
р азвив ающая ся
у
нас
с
пора­
зительной
самостоятельностью.
Сама
жизнь
требовала
и
требует,
чтобы
мы
через
историю
решали
проблемы
с воей
культуры,
и
исторический
метод
эт им
как
б удто
сам
собою
навя зыва ется
нам.
Св оим
за позда л ым
вступле­
ни ем
в
европейскую
жи знь
Россия
более
всего
обязана
тем,
что
ее
история
дол жна
была
с тать
сознательной
ис то­
рией,
сознательно
направляемой
и
руководимой.
Все
вре­
мя
отс тав ая
от
евр о пейск их
народов,
мы
не
можем
не
смотреть
на
пройденное
ими
развитие
как
на
некоторый
об раз ец
—
х отя
и
не
идеал
—
для
себя.
Будет
ли
понимать­
ся,
дальше,
задача
этой
сознательной
истории
как
творче­
ск ая
задача
р у сской
культуры
в
евр опей ском
ду хе
или
как
простое
п одр аж ание
европейским
фо рма м,
ил и,
наконец,
как
отказ
от
Европы
и
протест
против
нее
в
духе
мечта­
тельно-азиатском
и
в
анархо-моралистическом
б ес фор-
м ии,
это
—
уже
разница
направлений.
Н езав ис имо
же
от
направления,
проблема
самой
России
как
материальная
проблема
и
пр о блема
истории
и
историзма
как
форм аль ­
ная
и
методологическая
проблема
не
могли,
силою
ве­
щей,
не
стать
основными
«национальными»
проблемами
ру сс кой
фи лософи и .
Не
усвоив
дру гих
т енденц ий
Гегелевой
философии,
Новицкий
с
полно ю
отчетливостью
усваивает
тр у дней­
шую
идею
ее
о
том ,
что
противоположность
и
борьба
есть
существо
самого
сознания,
что
каждая
иде я
постижима
только
в
своем
исчерпывающем
(во «вс ех
изг иб ах
идеи»)
развитии
и
в
контексте
целого
(в «связном
организме»)
и
что
это
развитие
внут ре нне
необходимо,
что
фи ло со­


Очерк
раз вити я
русской
фило соф ии
213
фия
—
истинна
в
целом
движении
мысли,
а
не
в
ка­
к ой-либ о
отдельной
системе,
ка кой
бы
широкой
пос лед­
няя
ни
казалась.
Есл и
Н овицкий,
тем
не
менее,
в
явном
противоречии
этой
идее,
повторяет
пустые
слова
о
«здра­
вой
фил ос оф ии»
с
ее
здравою
полезностью,
то,
б ыть
мо­
же т,
это
просто
дань
времени,
ко то рое
он
сам
же
в
соот­
вет ству ю щих
чер тах
и
характеризовал,
а,
бы ть
мож ет,
и
это
так же
о бщая
национальная
особенность...
Литературная
деятельность
Но вицко го
началась
ра ньше ,
чем
Михн е­
вича .
Можно
бы
пр ед положит ь
о бщий
источник
у
них
—
в
лице
их
о бще­
го
учи теля ,
но
стоит
то лько
заглянуть
в
статью
Скворцова
о
Канте
или
в
Записки
о
нравственной
ф ило соф ии,
чтобы
убедиться,
что
для
«историзма»
Ск ворцов
далеко
еще
не
соз рел.
Кр ит ика
Авсенева
не
то лько
«догмати­
ческая».
Но
на иб ольш ая
заслуга
здесь,
вероятно,
принадлежит
Иннокен­
т ию.
Стоит
отм етить ,
что
пр оф.
Мал ыше вск ий
в
цитированной
выше
юбилейной
ре чи
усиленно
подчеркивает
историч еск ий
дух,
каки м
прони­
клась
вся
научная
работа
духовной
академии
за
перву ю
половину
XIX в.
(ср.: 97, 103, 120; 86), и также приписывает выдающуюся роль в этом
Иннокентию.
Св ящ.
Буткевич
(см.
его
кн. :
Иннок е нт ий
Борисов.—
С пб.,
1887. — С.
408) противопоставляет направление Киевской академии во ­
об ще
(под влиянием Иннокентия и м< итр. >
Евгения)
как
историческое
москов скому, (влияние м< и тр. >
Филарета)
догматическому.
Может
ли
это
противопоставление
умов
Филарета
и
Инно ке нти я
сл у жить
априор­
ной
характеристикой
и
научного
направления
двух
академий,
сомни­
т ель но.
Вопрос
может
бы ть
решен
только
сра вн ен ием
фактической
ра­
боты
в
той
и
другой
академии.
Это
требует
специального
исследования.
(Книга свящ.
Буткевича
ника к
авторитетом
сл уж ить
не
может;
в
ее
со­
ст авлении
больше
участвовали
нож ницы
и
клей,
чем
да же
ч ер нильница
и
пер о,
и
выводы
автора
поэтому
«случайны».)
В
по р ядке
чистой
мысли
тема
«истории»
выд винут а
была,
как
из­
вестно,
Шеллингом,
который
несколько
раз
воз вращ ался
к
вопросам
о
возможности
и сто рии
как
науки,
о
возможности
философии
истории
и
вообще
о
возможности
философского
трактования
исторического
(о первой постановке вопроса у Шеллинга см .
в
моей
книге:
История
как
проблема
логики).
Быть
может,
некоторым
о тр ажени ем
шеллингиан­
ского
интереса
к
теме
вызвана
ст.
О
связ и
философии
с
ист ор ией
(ЖМНП. —
1837. — IX).
Авт ор
нач ина ет
с
констатирования
фа кта:
кажется,
что
ме ж­
ду
ф илософ ией
как
наукою
об
идея х
и
историей
общего
не т: «Филосо­
фия
стр еми тся
к
и деаль ному ,
История
представляет
сущ еств ен ное
[существующее?].
Идеальное
в озможно
для
мысли,
существенное
для
жиз ни.
Чтобы,
возносясь
дух ом
в
об ласт и
и деал ь ного,
не
потеряться
среди
воз душн ых
об ра зов
и
мечта ни й,
должно
с
основатель­
ностью
исследовать
обл аст ь
сущест вен ног о,
где
нас
удерживает
жизнь
и
действительность».
Од на
из
точек
зрения,
раскрывающих
связь
исто­
рии
с
философией,
есть
история
самой
мысли
фи лософ ской ,
тут
ист о-


214
Г.
Г.
Шпет
рия
—
вспомогательная
наука
любомудрия.
Общее
заключение
гласит:
«Итак,
история
и
философия
должны
искать
точку
соединения
в
челове­
ческом
дух е,
который
есть
единое
великое
целое.-------- ход
историче­
ски х
событий
дает
главн ое
направление
фи лософ ии ,
и
каждый
пер иод
ис тори и
обязывает
с воих
филос офов
к
разрешению
новы х
вопросов».
Из
этого
прямо
вытекает
тр ебо в ание
формулировать
«новый вопрос»
сво его
времени.
Автор
ограничивается,
однак о,
л ишь
изображением
са­
мог о
исторического
момента,
кот ор ый
даст,
оче вид но,
новое
«главное
н аправлен ие
ф ил о с о фии», предоставляя,
по-видимому,
сам ое
проблему
ф орму лир оват ь
чи тате лю.
«Настоящий век имеет свои задачи,
и
мы
ви­
дим
с
ут ешени ем
то
время,
в
которое
страна,
счастливая
своим
положе­
ние м,
патриархальными
нравами
народа,
героическою
хра бр остию
во й­
ска ,
отеческим
правлением
самодержцев,
бл агора зум ною
системою
за­
конов,
пламенным
стремлением
к
нау ка м,
неиз ме нная
уставам
вселен­
ской
церкви
и
следственно
не
и ме вшая
нуж ды
в
ре форма ции ,
сильная
верою
в
Промысл,
вст упает
на
первый
план
картины
современного
бы та
семейственного,
гражданского
и
религиозного».
Это- то
б лаго полу чие
вскоре,
действительно,
и
ст ало
проблемою.
По нима ние
историзма
как
метода
можно
приписать
и
Михневичу,
потому
что
едва
ли
бы ло
простою
случай­
но сть ю,
что
Михневич,
столь
близкий
к
Новицкому,
для
решения
т ео рет ического
вопроса,
в
чем
си ла
ума,
воспользо­
вался
т аким
блестящим
приемом,
как
сопоставление
фи­
лософии
языче ск ой
(греческой)
и
хрис тиа нс кой .
Силь­
ве стр
Сильвестрович
Гогоцкий
(1813—1889), третий из пере­
шедших
в
универ сите т
магистров
Киевс ко й
академии,
ученик,
главным
образом,
Авсенев а1, еще в большей мере
проникается
историзмом,
хотя
также
не
выходит
из
ко­
леи
теистического
трансцендентизма,
и
вопрос
о
«разуме»
и
«вере»
пр инимает
в
постановке
и
решении
Новицкого,
т.
е.
как
вопрос
о
«разуме»
или
«вере»2.
Кто
ср авн ит
его
1 Авсенев сам совмещал одно время (1838—44) преподавание в ду­
ховной
академии
и
в
ун ивер ситете .
По
сообщению
Голубовского
(Матери ­
алы
для
ист<ории>
фил ос <оф ии>
в
России...
—
С.
12. —
< Вопросы
философии
и
п сихо логи и.—
М ., 1890>.—I, 4), Гогоцкий слушал фило ­
с офию
у
Ка рпо ва,
но
Карпов
ушел
из
Киева
в
1833 г., а Гогоцкий
пост у­
пил
в
академию
в
1833-м .
Учеником
Авсенева
Гог оцк ий
сам
себя
назы ва­
ет
{Словарь Иконникова).
2 См.
в
ос об <енно с ти>
его
ci.т. п
в
Философском
Лексиконе
(T. I—IV. — К < иев>, 1857—1873): Разум,
Идея,
Вера.—
К
рассм ат ри ва­
емому
пер ио ду
(до <18>50-го
г.)
от нося т ся:
К ритич еск ий
взгляд
на
фи ло­
со фию
Кант а.
Рассуждение,
н апи санн ое
ма гист ром
фил ософии
Си льв е­
ст ром
Гогоцким,
для
получения
звания
до цен та
фи лосо фии
в
И
< мпера-
торском>
Ун
<иверситете>
св.
Владимира.—К<иев>, 1847; и Го­
го цкий
С.
О
характере
философии
средних
веков.—
Современ­
н ик.— 1849. -VI (T. XV).


Очер к
развития
русской
фило соф ии
215
работу
о
Кан те
со
статьей
о
Канте
Скворцова,
тот
наг ля д­
но
убедится,
какие
успехи
б ыли
сде лан ы
в
Киеве
в
тече­
ние
вс его
десяти
л ет.
Это
уже
не
резонирующее
про тив о­
положение
взглядам
философа
суждений
«здравого»
смысл а
и
восклицаний
об
«высших»
и сти нах,
а
проб а
че­
рез
историю
добиться
положительных
ответов
на
свои
положительные
запросы.
С
Канта,
по
толкованию
Гогоцкого,
на ч ина ется
новая
эпоха,
потому
что
Кант ,
признав,
что
де ло
философии
за­
ключается
в
уразуме нии
сущего
через
мышление,
напра­
вил
фи лософи ю
на
само
м ышле ние.
Гогоцкий
понимает
К анта
антропологически,
и
направление
философии
на
мышление
поэтому
не
может
понимать
иначе,
как
в
виде
самонаблюдения.
Тут
—
наибольшая
заслуга,
но
с
этим
же
связана
и
к оре нная
ошибка
философии
Кант а.
Раз
он
признал,
что
не
мы ш ление
вращается
око ло
вещей,
но
ве­
щи
ок оло
м ышле ния,
то
это
значит, «что вещи знать нас
не
мо гут,
что
они
не
в
состоянии
сообщить
нам
и
знания,
потому
что
не
сами
в ещи
п оз нают
себя
в
нас,
но
мы
по­
знаем
в ещи». Поэтому,
за кл ючает
Гогоцкий,
К ант
в падае т
в
противоречие,
когда
говорит,
что
им енно
потому
мы
не
знаем
внутренних
законов
бытия,
что
созерцаем
их
в
формах
мышления.
Но
все
же
и
«самое свойство отри ­
цания
критической
философии»
таково,
что
ею
возбужда­
е тся
деятельность
самопознания,
и
она
вызывает
противо­
положное
с ебе
положительное
направление.
Оставляя
в
стороне
историческую
и
по
существу
правильность
так о­
го
тол кова ни я
Канта,
нетрудно
видеть,
что
Гогоцкий,
спа­
саясь
от
отрицания
и
скептицизма
Канта,
впадает
сам
в
типичный
для
психологизма
и
спиритуализма
скепт и ­
цизм .
Ве дь
если
мы
познаем
вещ и
в
нас
самих,
то
это
зн а­
чит,
что
с ами
вещи
поз н ают
се бя
в
нас,
и
ровно
настолько,
насколько
они
могут
проникать
в
себя.
Для
прочего
ос та­
ются
«явления»
и
«формы мышления», в которых единст­
в енно
мы
познаем,
и
значит,
вн ут ренн ие
законы
бытия,
от­
личного
от
«нас», скрыты от нас.
Таким
об ра зом, «поло ­
жительное
на пра вл ение», о котором говорит Гогоцкий,
есть
тот
же
скептический
психологизм,
который
был
свойствен
и
остальным
рассмотренным
нам и
писателям.
Зато
теизм
Гогоцкого,
строго
говоря,
уже
не
выводится
из
«познания самого себя», а связывается с некоторою но­
вою
более
интересною
космологией,
чем
космология
сп и­
ритуалистическая.


216
Г.
Г.
Шпе т
Частные
заслуги
К ритик и
чистого
р азума
Гогоцкий
ви­
дит
в
том ,
что
она
твердо
установила
предопытность
форм
чувственного
воззрения
и
рас суд ка,
отличала
разум
от
рассудка
как
по
их
предмету,
так
и
по
отправлениям,
и
что
это
различие
она
отк р ыла
в
том ,
что
рассудок
имеет
дело
только
с
явлениями,
тогд а
как
разум
—с
безуслов­
ны м.
То
ог ра нич ение
пр ав
разума,
которое
мы
вс треча ем
у
Канта,
Гогоцкий,
понятно,
не
принимает,
но
интересно,
что
и
здесь
его
в нимание
останавливает
на
се бе
не
про­
сто е
утверждение
познавательных
ф унк ций
веры,
а
отме­
чен ные
самим
Кантом
про тиво ре чия
и
антиномии,
требу­
ющие
более
высокого
разрешения
и
приводящие
«к при­
зна нию
в
противоречиях
рассудка
имманентного
закона
самого
мы шл ен ия».
Это
—
то
зер но , «из которого разви ­
л ась
потом
б лис та тельн ая
си стем а
Гегеля
и
ее
диале кти ­
ческий
метод».
Еще
выше
з ас луга
Канта,
по
мнению
Го­
гоц ко го,
в
практической
философии.
Возвращая
здесь
разуму
то,
что
отняла
у
него
Критика
чистого
раз ума,
К ант
тем
самым
ут вер жда ет
п ерв енст во
д уха
над
природою
и
открывает
его
свободную
и
разумную
самостоятель­
ность
в нутри
самого
человека.
Нако не ц,
за слуга
Крит ики
способности
с ужде ния
в
т ом,
что
она
связывает
безусловное
с
явлениями
и
раскрывает,
во -1- х,
истинное
зна чени е
и зящ­
ного
и,
во-2-х,
целесообразное
р азв итие
духа
по
сво ­
бодным
целям,
а
не
по
механическому
про цессу
причин­
ной
связи.
Этому
пос лед не му
факту
Гогоцкий
придает
исключительное
значение,
побуждающее
и
всю
Критику
способности
сужде ния
рассматривать
как
высшее
до сти жен ие
Канта,
как
«фокус,
в
котором
сходятся
все
части
филосо­
фии
Канта
и
заменяют
у
него
прежнюю
метафизику». Он
называет
учение
Канта
о
телеологическом
суждении
«по­
чти
пророчественной
м ыс лью», так как в нем предуказы­
вает ся ,
какова
должна
быт ь
«метафизика,
или
в
собствен­
ном
смысле
ф ил ос о ф ия». Понятие цели ведет к единству
вс ех
частей
целого,
и
ве сь
ряд
явлений
развертывается
в
стройную,
органическую,
замкнутую
в
себе
цел ост ь, «где
р азум
выра жа е тся
в
яв ления х,
а
явления
проникнуты
разу­
мом ».
Ясно,
что
это
уже
не
спиритуалистическая
про­
за
и
что
мысль
Гогоцкого
устремляется
в
направлении
того
созерцания
мира,
которое
видит
и дею
Бога
во
«всесовершенном разуме»
и
ко тор ое
послужило
вдо х­
но вен ием
Шеллинга
и
Гегел я.
Их
Гогоцкий
считает
неп о­
средственными
п род олжате лям и
Канта,
расширившими
Канта
еще
в
том
отношении,
что
у
них
иде я
Безу­


Оч ерк
ра зв ития
русской
ф илосо фии
217
словного
Существа
устанавливается
не
на
основании
толь­
ко
требования
нравственной
природы
человека,
а
значи­
тельно
ши ре,
особенно
у
Гегеля,
к от орый
старается
сооб­
щ ить
ей
полную
де йс твите ль н ость'.
«Несообразности», которые Гогоцкий открывает у Кан­
та,
по
сравнению
со
в сем
сказанным
ка жут ся
частными
и
формальными.
Все
они
вытекают
из
отмеченного
ко­
ре нного
противоречия,
разорвавшего
разум
как
мыслящее
начало
с
сущностью
предметов
познания,— «разум
о ст ает­
ся
без
способности
проникнуть
в
сущность
вещей,
а
сущ ­
ность
вещей
без
возможности
быть
понят ою ».
От
этого,
на пр <им е р>, пространство и время суть только субъек­
тивные
формы,
а
с
другой
стороны,
практический
разум,
составляющий
одно
с
теоретическим,
резко
от
н его
ото ­
рван.
Последствием
этого
уже
является
то,
что
нравствен­
ная
деятельность
у
Канта
отрешается
не
только
от
пред­
став лен ий
блага
и
счастья,
но
даж е
от
пре дс та вле ния
Б ога
как
законодателя
и
мздовоздателя.
Когда,
наконец,
к
это­
му
еще
присовокупляется
упрек
Канту
в
вытекающем
от­
сю да
«рационализме», то это уже возвращает нас к Сквор ­
цо ву,
т.
е.
к
неразличению
рационализма
фи лософск ог о
и
богословского.
«Критический взгляд»
Гогоцкого,
таким
образом,
не
ес ть
догматическое
противопоставление
заученных
у твер жден ий
и
не
ес ть
та
пресловутая
quasi-и мм ане нтна я
к рит ика
—
уд ел
бездарности,—
кот ора я
по
отсутствию
са­
м ост ояте льн ой
мы сли
вылавливает
в
разбираемом
учении
о дни
фо рм ал ьные
про тиво ре чия
и
словесную
несогласо­
ванность.
Критика
Гогоцкого
проникнута
историзмом
в
хорошем
философском
см ысл е.
Ее
дух
в
еще
большей
степ ен и
сказывается
во
втор ой
фи лос офск ой
работе
Го­
гоцкого
—
О
характере
философии
средних
ве ков 1.
Средневе­
ковая
фи лософ ия
оценивается
им
по
ее
месту
в
общей
ис­
т ории
философии
и
затем
со по став ля ется
с
общею
куль­
турною
характеристикою
средних
веков.
Каждая
эпоха
философии,
думает
Гогоцкий,
характеризуется
отношени­
ем,
в
к ото рое
ставит
себя
мы слящий
дух
к
бытию.
В
фи-
1 Позже,
од нак о,
основной
не до стато к
Гег еля
Гого цк ий
видит
в
его
утверждении
имм а не нтнос ти
Бога,
но
Кри ти ке
способности
суждения
по-прежнему
уделяется
самое
высокое
место.
См.
в
Философ <
ском
> Лек­
с иконе
ст.
Гег ел ь,
Кант.
2 До своих философских работ Гогоцкий написал выдержавшее не­
сколько
изданий
Кри ти че ское
обозрение
учения
римской
цер кви
о
видимой
главе
церкви.—Изд.
2-о е .—К < иев>, 1841.


218
Г.
Г.
Шп ет
лософии
древнеклассического
мира
это
от ношени е
еще
не
мо гло
быть
со зна тел ь ным,
и
в
ней
преобладает
безот­
четное
признание
гармонии
ме жду
мышлением
и
его
предметом.
Х ри стиан ство
нарушило
эту
гармонию,
оно
подорвало
у важе ние
к
пр иро де
и
направило
все
к
рели­
гиозному
авторитету.
Новая
философия
с о знает
эту
про­
тивоположность
миросозерцания
и
природы,
ставя
своей
задачей
примирить
их.
Эт им
определяется
положение
средневековой
фи лософи и :
она
—
вступительный
пе риод
нов ой.
Но
она
отрицает
самостоятельное
отношение
мышления
познающего
духа
к
своему
предмету
и
вносит
в
человеческое
существо
раздвоение
и
вражду.
Филосо­
фии
ср едних
веков
нед о става ло
того
возведения
м ышле­
ния
к
вы сше му
сознательному,
духовному
бытию,
кото­
рое
могло
бы
за м енить
пр ежню ю
непосредственную
га р­
монию
природы
и
дух а.
Эта
философия
оставалась
вне
сознания,
вне
п си холо гич еск ого
основания
своих
исследо­
ваний.
Потеряв
неограниченную
самостоятельность,
наука
сред ни х
веков
не
могла
в
самом
духе
че ловек а
указать
пут ь
к
познанию
ис тины
и
на
место
разумного
у сво ения
ее
откры ла
доступ
произвольным
мечтаниям
или
одному
рабскому,
механическому
принятию
буквы.
Будучи
по
от­
ношению
к
вероучению
чем-то
лишь
вспомогательным
и
склоняясь
к
занятиям
исключительно
предметами
веры,
став,
дру гим и
словами,
чем- то
для
се бя
беспр едм етным ,
не
имея
де йст вит е льного
со де р жания,
фи лософи я
не
име ла
и
соответствующей
философскому
исследованию
формы,
не
имела
мето д а.
Она
не
имела
ни
своих
вопросов,
ни
соз­
нания
места
и
важности
в
общей
ф илософ ской
сист ем е
тех
вопросов,
которыми
она
занималась.
От
этого
у
нее
не
могло
быт ь
по след ов ат ельн ого
р азв ития,
не
было
вну ­
треннего
и
с амос тоятел ь но го
движе ния .
Гогоцкий,
в
от личие
от
сво их
к олле г,
воздержался
от
преждевременного
суждения
о
русской
фи лософи и ,
ин а­
че
ему
пр ишло сь
бы
сделать
пр име ните льны е
вывод ы
из
собственной,
только
что
приведенной,
характеристики
философии
средневековой
и
противопоставить
их
оп ти­
мизму
ап ологе тов :
вспомогательность,
беспредметность,
отсутствие
метода
и
св оих
вопросов,
последовательного
развития
и
внутреннего,
самостоятельного
движения.
Это
было,
во
всяком
случае,
приложимо
к
о фициа льным
представителям
философии
его
времени.
Гогоцкий
п ер­
вый
делает
попытку
сознательно
выйти
из
этого
состо­
ян ия
философского
покоя.


Очерк
развития
русской
философии
219
В
ста тье
Гогоцкого
видно
не
толь ко
удачное
примене­
ние
исторического
метода
для
уяс не ния
существенного
характера
самой
фи лософ ии ,
но
видно
та кже,
что
и ссле­
дование
производится
по
продуманным
предпосылкам.
П ринципиальна я
самостоятельность
философии
и
н езав и­
симая
методичность,
при
не с ом ненной
с вязи
пос тано вок
вопросов
с
об щими
требованиями
времени,—это
та кое
поним а ние ,
которое
выгодно
отличает
Гогоцкого
от
его
предшественников.
В
его
подходе
к
делу
—
новый
тон
и
новый
способ
держать
философскую
речь .
С оюз
фило ­
софии
с
университетскою
наукою
выгодно
отражался
на
фи лос офск ой
работе,
и
можно
было
ожи д ать,
что
даль ­
нейшее
непредвзятое
исследование
пр инесло
бы
сво и
плоды.
Но,
может
быть,
именно
потому,
что
этого
можно
бы ло
ожидать,
потому,
что
философия
ос воб ожд ала сь
от
того
подчиненного
положения,
в
которое
она
ставилась
преподаванием
в
духовных
академиях,
потому,
сл ед
<ова-
тельно
>, что она переставала «с л ужи т ь
людям»
и
«прино ­
с ить
пол ь зу », стоявшие на вахте русского просвещения за­
би ли
тревогу.
В
пани ческо й
растерянности
приказано
бы­
ло
рубить
мачты,
ослепленные
страхом
нес ч астны е
л юди
не
видели,
что
ру ль
давно
не
повинуется
рукам
сумасшед­
шег о
рулевого...
П ЕРВЫЕ
ИСПЫТАНИЯ
XI
Третья
эпох а
в
развитии
русской
культурной
мысли
и
просвещения
н ачала сь
р ань ше,
чем
кончилось
г осп од­
ств о
правительственной
инте ллиг енции.
Новое
развитие
не
жде т
последнего
конца
умира ющей
эпохи,
чтобы
то­
гда
только
засвидетельствовать
о
сво ем
существовании.
Оно
рождается
в
недрах
умирающего,
ког да
последнее,
по-видимому,
еще
живет
полною
жизнью ,
оно
питается
им
и
в
нем
самом
находит
нео бхо димы е
условия
своего
роста.
Скорее
можно
ска зат ь,
что
рост
нового
истощает
перезревший
уже
организм
и
прямо
способствует
его
умиранию.
О тсюда
не избеж ны е
внут ре нн ие
п рот ив оре­
чия
так
называемых
переходных
периодов,
когда
ста рое
еще
не
отмерло,
а
новое
не
стало
на
самостоятельные
но­
ги.
Новый
период
ясно
обнаруживается
уже
в
ко нце
30-х
годов,
когда
все
громче
заявляет
о
с ебе
свободная
интел­


220
Г.
Г.
Шп ет
лигенция,
с коро
р азби вшаяся
на
партии
и
тем
вн есш ая
в
руководительство
просвещением,
в
противоположность
прежним,
м енявшим ся ,
но
единым
началам,
начала
раз­
розн ен ны е,
иногда
противно
противоположные.
Возника­
ет
некоторая
необходимая
для
духа
анархия,
а
вместе
с
тем
и
ожи влен н ое
разнообразие
и
свободная
борь­
ба—
вп редь
до
нового
насилия,
до
новой
монополии
на
просвещение,
в
сл учае
победы
одн ой
из
борющихся
па р­
т ий,
впредь
до
н овой
национализации
просвещения,
пр е­
одо л евающ ей
и
покоряющей
партийность.
Нов ое
бывает
реально
обусловлено
всем
наследием
п рошлог о,
но
психологически
всякое
развитие
играет
противоречиями
и
отрицаниями.
Новое
психологически
пре тен д ует
на
безусловное
и
всеобщее
отрицание
и
унич­
тожение
старого.
Следует
отдать
себе
отчет,
во-п ер вых ,
в
той
ид е ологи и,
которая
отживала
уже
собственные
ре­
альные
(государственно -о р г ан изац ио н н ые)
условия
и
вы­
зыва ла
всестороннюю
оппозицию
со
стороны
новой
ин­
теллигенции,
а
во-вторых,
в
той
реальной
наследственно­
ст и,
которая
обновляющимся
обществом
впитывалась
вместе
с
кровью
и
реальным
характером
предков
и
кото­
рая
мож ет
б ыть
модифицирована,
но
не
может
бы ть
уничтожена,
по ка
существует
самый
субъект
к ульту ры.
После
Петра
ни
о дно
событие
не
им ело
такого
зн аче­
ния
для
культурной
истории
России,
как
Оте чест ве нн ая
во йна
и
походы
в
Европу
<18>13-го
и
<18>14-го
года.
До
этого
вр емен и
мы
смотрели
на
Европу
сквозь
петров­
с кое
ок но,
царицы
наш и
заигрывали
иногда
с
е вр опейца ­
ми,
живущими
«через дорогу», иногда мы выскакивали
и
принимали
участие
в
потасовках,
происходивших
на
этой
до роге ,
б или
других
и
бы ли
бит ы
сами,
посылали
отдельных
мальчиков
туда
на
учебу,
но
лишь
в
Отечест­
венной
войне
вп е рвые
Россия,
в
лице
сво ей
военной
де ле­
гации,
совершила
широкое
образовательное
путешествие
по
Европе.
До
эт ого
времени
—
х удо
ли,
хорошо
—
стара­
лись
вести
самостоятельную
политику
и
за
собственный
страх,
отгораживаясь
от
со седских
влияний.
Теперь,
именно
потому,
что
так
старательно
отгораживались,
про­
с тое
вхождение
в
общую
связь,
жела ни е
играть
роль
в
ме ж­
дун аро дн ой
политике
заста вля ло
нас
и
св ою
внутрен­
нюю
политику
де лать
ме жду нар одно й.
Пер ед
д ру гими
не
во зн икало
такого
требования,
потому
что
вн утрен н яя
жи знь
кажд ого
давн о
бы ла
налажена
и
согласована
с
жи­
знь ю
соседей.
Мы
вошли
с
сознанием
каких-то
св ыше


Очерк
развития
русской
фи лософ ии
221
нам
данных
пр ав
и
преимуществ,
учредили
интернацио­
нальный
реакционный
заговор
против
сво бо ды
и
стали
распоряжаться
сперва
во
Франции,
а
по сле
в
Шве ции,
Польше,
Ве нгр ии,
пока
нам
в
собственном
Севастополе
не
напо мнили
о
добродетели
скромности.
Нач ало сь
за по­
зд алое
и
против
во ли
ра вне ние
на
соседей.
Однако
да же
в
пору
самозабвенного
у по ения
своими
преимуществами
мы
не
мог ли
не
видеть
—
хотя
и
не
поним али
причин
—
культурного
первенства
Ев ропы .
Пр ави тель с тво
х отело
оставить
за
собою
насаж дение
культуры,
придав
ей
то
на­
правление,
какое,
по
его
пон ятию,
более
соответствовало
нашему
духу.
Оно
не
зам ечало ,
что
ее
сем ена,
по мимо
его
с амо го,
уже
были
заброшены
на
нашу
почву,
а
если
и
за­
мечало,
то
не
вер ило
ни
в
их
спонтанную
силу
развития,
ни
в
пригодность
поч вы
для
их
восприятия.
Меж ду
тем
они
был и
брошены,
дал и
всходы,
и
интеллигентная
моно­
по лия
правительства
приходила
к
концу,
но,
слабоумное,
оно
успело
причинить
м ного
зла
и
оставило
порочную
на­
следственность.
«Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы Их Вели­
чества
--------объявляют
торжественно,
что
п р едмет
на­
стоящего
акта
есть
от кр ыть
перед
лицем
вселенныя
их
непоколебимую
решимость----- руководствоваться-------
заповедями
сея
святыя
веры,
заповедями
любви,
правды
и
мира-----», —так
начиналась
декларация,
предложен­
ная
р усск им
царем
в
качестве
договора,
связывавшего
христианских
монархов
в
Священный
сою з,
и
подписан­
ная
тр емя
из
них
уже
в
сентябре
1815 года.
«Единое пре­
о бл ада ющее
пра вило »
д огово ра
требовало
приносить
друг
другу
ус луги
и
почитать
се бя
как
бы
членами
единого
на­
рода
х р и сти анско г о , «поелику союзные государи почита­
ют
себя
аки
поставленными
от
Пр овид ения
для
упра в ле­
ния
единого
семейства
отраслями-------- исповедуя
та­
ким
образом,
что
Самодержец
народа
христианского-----
не
ин ой
подлинно
есть,
как
То т,
кому
собственно
принад­
лежит
держава,
поелику
в
нем
едином
о бр е таются
сокро­
ви ща
любви,
ведения
и
премудрости
безконечныя----- ».
Таким
образом,
в
ли це
La Sainte Alliance сам Христос по ­
ставлялся
во
гла ве
европейской
реакции.
Печальнее
всего
вл иян ие
этого
кощунственного
учре­
ждения
отозвалось
на
высшем
о бр азова нии.
Пр ес ловут ые
кар л сбадские
конференции
вводили
в
германских
ун и­
в ерс итетах
институт
попечителей,
на
которых,
между
прочим,
возлагалась
обязанность
сл ед ить
за
тем,
что бы


222
Г.
Г.
Шпет
профессора
не
преподавали
студентам
«опасных учений» .
Такими
мерами,
однако,
ни
«революционные покуше ­
ния», ни «демагогические
общества»
нимало
не
задев а­
лись.
Через
пят надц ать
лет
(1834) германский сейм при ­
знал
нужным
издать
новые
правила,
на
этот
раз
напра­
вленные
не
столько
против
п рофе ссо ров 1, сколько про­
тив
сту ден то в.
Ни
вартбургских
празднеств,
ни
Занда
и
Ле нин га
(покушавшегося на президента фон Ибеля), ни
тайных
политических
обществ
среди
студентов
у
нас
еще
не
было.
Ли шь
Коцебу
был
на ш,
и
таких
у
нас
имелся
еще
немал ый
запас,
но
де ла ть-то
им
у
нас
в се-т аки
нечего
было.
Пр ав да,
это
у
нас
именно
о
ки н жале
Занда
было
сказано:
Лемносский
бог
т ебя
сковал
Для
рук
бессмертной
Немезиды,
но
ве дь
сказанное
так
недаром
пять десят
пя ть
лет
проле­
жало
под
спудом
—за
это
время,
действительно,
успел и
вырастить
и
вы хол ить
нечт о
такое,
что
могло
бы
объяс­
нить
существование
дес ятка
Коцебу.
В
пер иод
карлсбад-
ских
постановлений,
во
всяком
случае,
нам
делать,
каза ­
лос ь
бы,
было
нечего.
Но
слабоумие
и меет
свои
законы
и
правила:
у
нас
начали
под гот овл ять
то,
чег о
еще
не
бы­
ло,
и
прежде
всего
у
нас
стали
по-своему
толковать
вы ше
цитированный
акт
и
искать
пр именени я
вытекавших
из
этого
толкования
директив.
Есть
вообще
нечто
фаталь­
ное ,
для
нашей
психологии
характеристичное,
в
н аших
«толкованиях».
Мы
неу дер ж имо
склонны
к
толкованию
и
по нимани ю
всякого
рода
фи гур альн ых
и
м ета фориче­
ских
выр аже ний
в
буквальном
смысле,
с
одной
стороны,
и
к
приложению
общего
их
значен ия
тотчас
к
самому
частному
и
д аже
единственному
случаю,
с
другой
сторо­
ны.
Так ие
фиг уры
речи,
как
«помазанники Божии», «по ­
ст авлен ные
от
Пр о в ид ен ия», «осененные
благодатью»,
а
з атем
—
«всеобщее равенство», «выпитая кровь народа»,
«предательство интеллигенции»
и
т.
д.,
понимались
у
нас
буквально
как
говорившими,
так
и
слушавшими,
и
соот-
1 Характерен fatum просвещения.
В
Гер мани и
в
пор у
и зда ния
эти х
правил
бы ло
распространено
убеждение,
что
глав ный
недостаток
обра­
зов а ния
то го
времени
з ак лючалс я
в
ложном
направлении,
которое
дава­
лось
юно ша м,
об уча вшимся
ла тинско му
и
гр ече ско му
языку
и
через
то
проникавшимся
духом
греков
и
римлян,
которого,
однако,
расс ужд али
тогд а,
ни
они,
ни
«некоторые»
из
профессоров
надлежащим
об раз ом
по­
нимать
не
могут...


Очер к
развития
русской
ф илосо фии
223
ветственно
доказывалось
«во имя Отца и Сына», что вер­
тикальные
углы
ра вны,
или
—
во
имя
ид еи
«всеобщего ра­
венст ва»,—
что
нуж но
писать
не
«Пароенон»
и
«иоика»,
а
«Парфенон»
и
«эфика», не « Бо г», а «бог»
и
т.
д.
Так
сл у­
чилось
и
с
пр инципами
Священного
с оюз а,—
они
поняты
были
у
нас
буквально
и
прилагались
да же
к
в ед ёнию
ку­
хон н ого
хозяйства
и
к
покрою
платья.
Наши
толк овате ли
были
у беж дены
в
том
самом,
в
чем
сомневался
уже
Ло­
мон осов,
бу дто
«по псалтыре научиться можно астроно ­
мии
и
х ими и».
Ита к,
в
осуществление
принципов
Священного
союза,
с
целью
организации
про с ве щения
на
религиозных
нача­
лах
в
1817 г.
состоялось
преобразование
минист ер ст ва
на­
ро дн ого
просвещения
в
«министерство духовных дел
и
народного
п р о свещен ия », доверенное кн.
А.
Н.
Голи ­
ц ыну,
главе
Библейского
общества,
ревнителю
религиоз­
ног о
благочестия.
При
министерстве
был
учрежден
«уче­
ный
комитет»,
для
руководства
которому
член
его
Ал.
Стурдза1
со чинил
инструкцию,
составленную
по
пр инципам
декларации
Священного
союза.
Согласно
ин­
струкции,
комитет
должен
был
озаботиться
тем,
чтобы
п осре дс твом
лучших
учебных
к ниг
направить
народное
воспитание
«к водворению в составе общества ( в
Ро сси и)
пос тоянн ого
и
спасительного
согласия
между
верою,
ведени­
ем
и
властию,
или,
дру ги ми
выр аже ниям и,
между
христи­
анским
благочестием,
просвещением
умов
и
существова­
нием
гражданским».
Назв анн ый
«философско - нау чны й»
принцип
«спасительного согласия»
полагался
не
только
в
основу
оценки
учебных
книг,
но
и
ложился
в
основу
«классификации учебной системы», заслуживающей внима­
ния,
так
как
ею,
несомненно,
руководились
составители
учебников
и
курсов
тог о
времени.
Все
н ауки
делятся,
со-
1В1818
г.
Стурдза,
дипломатический
представитель
тогд а
России
на
Аахенском
ко н грес се,
составил
Mémoire sur l’état actuel de ГAllemagne,
в
котором
с
невиданною
наг лост ью
напад ал
на
германские
университе­
ты,
предлагая
ме ры
к
у ст ране нию
зла
и
к
рефо рме
университетов.
По
его
п лану
университеты
долж ны
бы ть
лишены
вовсе
привилегий;
планы
преподавания
должны
быть
предначертаны;
профессорская
корп ора ция
долж на
б ыть
ра ссмат р ив аема
исключительно
как
совещательное
собра­
ни е.
Чтобы
дат ь
пищу
беспокойной
деятельности
образованного
кл асса,
он
проектировал
учре жде ни е
особ ого
института,
который
занимался
бы
обработкою
языка
и
соде йст вовал
развитию
наук
и
искусств.
В
Германии
э тот
п роект
вызвал
всеобщее
возмущение.
Для
нас
же
он
был
еще
пре-
жд евремен
—за
от сут ст вием
самой
«беспокойной деятельности».


224
Г.
Г.
Шп ет
гласно
указанным
тре м
целям
воспитания,
по
трем
коре н­
ным
началам
—
Бог,
человек,
природа
—
на
три
главные
обла­
сти,
связанные
двумя
п ос р едству ю щими : (1) духовные кни ­
ги,
ко торые
через
п осред ств о
сочинений
духовно-нрав­
ственных
и
об
естественном
прав е
связываются
с
(2) ан­
тропологическими
сочинениями,
именно,
гр а мматико ю,
логи­
кою,
метафи зик ою ,
сл ов есно ст ью,
историей,
правоведени­
ем,
политической
экономией
и
пр
< оч. >, каковые науки,
через
посредство
врачебной
науки
и
прик ла дн ой
матема­
тики,
св язы вают ся
с
(3) науками естественными и физико -м а ­
тематическими.
Нау ки
антропологические
отделялись
от
естественных,
что бы
указать
на
вы со кий
сан
человека,
ду­
шою
обреченного
Бо гу
и
лиш ь
телом
соединенного
с
ве­
щественным
миром.
Интересно
специальное
о пр еделен ие
метафизики,
нашедшее
се бе
прямое
отображение,
как
мы
уже
знаем,
в
оф иц ио зной
и
в
особенности
в
духовной
философии,
ко тор ая
в
некоторых
частях
поддерживала
принципы
объединенного
ведомства
и
по
прекращении
объединения.
«Метафизика, —
гласит
инструкция, —
во
в сех
частях
должна
способствовать
изощрению
умов.
В
области
сей
науки
допускается
скептицизм,
но
обраща­
емы й
всегда
на
пол ьзу
вер ы
и
дабы
обозрением
всех
систем
пр ивест и
учащихся
к
сознанию
в
необходимости
откро­
венны х
ис тин».
Комитет
понял
свои
задачи
на дл ежа щим
образом
и
начал
ре ф орму
науки
с
пр опис ей,
ограничив
их
содержание
цита тами
из
Евангелия
и
книги
о
Подражании
Христу.
Среди
осужденных
книг
вскоре
оказались:
Мет афи­
з ика
Лубкина,
Естественное
право
Кун иц ына,
Логические
наставления
Л одия
и
др.
Книга
Лоди я
была
признана
исполненной
опаснейших
по
н ечест ию
и
разрушительных
начал;
о
самом
Л одии
был
сост авлен
дон ос,
в
котором
сообщалось,
что
он
превосходит
нечестием
и
Куницына,
и
Галича,
зан и мая
в
то
же
время
до лжно сть
де кана
и
преподавая
ес тестве нн ое
право.
Наибо­
лее
энергичными
проводниками
новых
идей
я вились ,
как
извест но,
Д.
П.
Рунич,
разгромивший
Петербургский
университет
(1821),
и
М.
Л.
Магницкий,
в ос пита нник
Московского
ун иве рси тета,
член
Глав­
но го
правления
учи лищ,
ревизовавший
и
преобразовавший
Казанский
университет
(1819).
В
«докладе»
Комитету
о
Праве
естественном
Куни­
цы на
1 Рунич цитирует инструкцию Стурдзы и разбирает книгу
1 По компетентной оценке Коркунова,
Естественное
Прав о
(T. I—II.— 18 1 8 —20) Куницына не стояло на уровне современной науки
и
не
представляет
ничего
выдающегося.
Это
— только
«толковое и та ­
лан тли вое
изложение
Руссо
и
Канта».— Коркунов
H.
М.
История
ф ило­
со фии
права.—Изд.
2-е.—Спб., 1898.—С.
348.
Гл ава
IV Части третьей
отведена
излож ен ию
на учн ой
разработки
пр ава
в
России
в
XVIII
и
в
пер вой
четверти
XIX в. — §§ 27—31 (С.
274—350).


Очер к
развития
русской
фило соф ии
225
по
пр инципам
инс трук ци и.
По
его
определению, «вся книга есть не что
и ное,
как
пространный
кодекс
пр ав,
присвояемых
како му -то
естествен­
н ому
чел овек у,
и
определений,
совершенно
противоположных
учению
Св.
Откровения.
Везде
чистые
начала
ка к ого-то
непогрешающего
разума
п риз наю тся
единственною
законною
поверкой
по бу жден ий
и
деяний
че­
ловеческ их».
В
заключение,
предлагая
«без потери времени»
изъять
кн и­
гу
из
у по тр ебл ения,
Рунич
мотивирует
предложение,
имея,
очевидно,
в
виду
общие
принципы
по л ити ки: «Ибо публичное преподавание наук
по
бе збож ным
с ист емам
не
может
иметь
мес та
в
благословенное
ц ар­
ст вован ие
б лаго чести вей шего
государя,
д авшег о
торжественный,
п ред
лице м
всего
человече ства,
обет
управлять
врученным
ему
от
Бога
н аро­
дом
по
духу
Слова
Бож ия ».
Магницкий
прямо
заявлял,
что
желает
по­
строить
всю
систему
образования
в
высших
у чебны х
заведениях
«на акте
Священного
со юз а».
По
поводу
естес твен но го
права
у
М агни цко го
бы ло
особое
мнение
(Рус<ск ий>
А рх <ив>.— 1864.—
Стлб.
321—325).
Предлагая
прекра­
ти ть
преподавание
естественного
права,
п ока
оно
не
будет
со гласо ван о
с
учением
еванг ель ск им,
Ма гницкий
пр иво дит
в
защ иту
своего
м нения
сл еду ющие
д овод ы.
(1) Наука естественного права,
без
к от орой
об хо­
дился
др е вний
мир,
Фран ци я
в
т ече ние
800 лет и доныне обходятся уни­
вер си теты
Англии
и
И тал ии , «наука естественного права,
сия
метафизи­
ка
п рав
и
приделка
к
на род но му,
публичному
и
п оложит е льном у
праву,
есть
—
изо бр ет ение
не вер ия
новейших
времен
северной
Герма нии ».
(2) «Она всегда была опасна;
но
ко гда
Кант
по сад ил
в
претор
так
называ­
емы й
им
чистый
разум,
который
вопросил
истину
Божию:
что
есть
исти­
на?
и
выш ел
вон;
тог да
наука
естественного
права
с делалась
умозр ит ель ­
ною
и
полною
системою
всего
того,
что
мы
видели
в
революции
фра н­
цуз ской
на
сам ом
деле;
о па с нейшим
подменом
Евангельского
От кро ве­
ния ;
---------». «Наконец,
п ризн аюсь ,
что
я
трепещу
перед
вс яким
систе­
матическим
неверием
философии,
сколько
по
непобедимому
внут ре н­
нем у
к
н ему
о твр ащени ю,
сто ль ко,
и
особенно
потому,
что
в
истории
17-го
и
18- го
ст оле тий
я сно
и
кровавыми
литерами
читаю,
что
сн ача ла
поколебалась
и
ис че зла
вера,
потом
вз волновалис ь
мне ния ,
изменился
образ
мыслей
только
переменою
значения
и
подменом
слов,
и
от
сего
неприметного
и
как
бы
литературного
подкопа
алт арь
Христов
и
тыся-
щел ет ний
трон
древних
государей
взорва н ы,
кро вав ая
шапка
свободы
оскверняет
главу
помазанника
Божия
и
вскоре
повергает
ее
на
плаху .
Вот
ход
то го,
что
назы вали
то гда
только
философия
и
лите рату ра
и
что
наз ывает ся
уже
ныне
либерализм!).
Магницкий
в
своих
доносах,
речах
и
инст ру кциях
осо­
бенно
красноречиво
вы р ажал
и дею
пра вите ль ст венной
пол ит ики,
которую
он
счит ал
се бя
призванным
осуще­
ст вл ять
без
всякого
компромисса.
Еще
в
бытность
свою
симбирским
губе рн атор ом
Магницкий,
отк рыв ая
мест но е
о тдел ение
Библейского
общества
(1818), произнес речь,
напечатанную
в
отч е тах
о бщ ества
и
обратившую
на
себ я
внимание
государя
и
кн.
Голицына.
Он
до казы ва л,
что
ис­


226
Г.
Г.
Шпет
тория
движется
«политикой мира сего», во главе которой
стоит
к нязь
тьмы,
и
«видами Провидения», глава коего
Г осп одь
наш
Иисус
Христос.
Политика
князя
ть мы
ме ня­
ет ся,
пр ео дол ев аемая
Провидением.
В
на ше
время
«выду­
ман
но вый
идо л
— разум
человеческий;
богословие
с его
идола
—
философия.
Жре цы
его
—
славнейшие
п исате ли
разных
в еков
и
ст р ан».
Французская
революция
и
Н апо­
ле он
были
торжес тво м
княз я
т ьмы.
По
расчетам
его
зе м­
ной
по лити ки
и
Россия
д олжна
была
покориться,
но
сми­
ренный
и
крестный
рыцарь,
заключивший
свои
по дв иги
веч ным
союзом
царей,
предстал
выполнителем
плана
Провидения
и
мечом
пресек
чудовищный
зам ысел.
Но
не
одна
война
сос та вля ет
борьбу
царства
ть мы
с
царст во м
света.
Князь
ми ра
сего
и
идол опо кло нство м,
и
развраще­
ние м
нравов,
и
философиею
на
распространение
своего
вла­
дычества
действует...» Но«великий
ратоборец
царства
св е­
та,
вложив
обвитый
лаврами
меч
в
ножны,
воюет
мечем
слова
Б ож ия...»,—
утешается
Магницкий.
В
то
же
Главное
правление
училищ
Магницкий
вне с
проект
учреждения
цензуры,
в
обосновании
которого
его
м и ров оззрен ие
р азви вает ся
д аль ше. «Тот самый дух,
к ото­
рый
у
Иосифа
II под личиною филантропии;
у
Фр едери­
ка,
Вольтера,
Руссо
и
энциклопедиков
под
скромным
пл а­
щом
фи лос офизм а;
в
царствование
Робеспьера
под
крас­
ною
шапкою
свободы;
у
Бонапарта
под
т ре хцвет ным
пе­
ром
ко н сула
и,
наконец,
в
короне
им пер ато рс кой
иск ал
овладеть
всел енно ю, --- --- -- ;
тот
самый
дух
ны не,
с
тракта­
т ами
философии
и
с
хартиями
конституций
в
руке,
поста­
вил
престол
свой
на
з ападе
и
хочет
быть
равен
Богу.
---- ---- когда
вод вори лс я
об щий
мир,
когда
мир
сей
запе­
чатлен
и менем
Иисуса,
ко гда
государи
европейские
с ами
поставили
себ я
в
не возм ож нос ть
его
нарушить,
взволнова­
ли сь
университеты,
яви лис ь
исступленные
безумцы,
требу­
ющие
смерти,
трупов,
ада !
Что
значит
неслыханное
сие
в
истории
яв ле ние ?---- ---- Са м
кн язь
тьмы,
видимо,
п од­
ступил
к
нам;-------- Слово
человеческое
есть
проводник
сей
адской
силы,
книгопечатание
—
орудие
его;
профессо-
ры
безбожных
университетов
передают
тонкий
яд
н еве­
рия
и
ненависти
к
законным
властям
несчастному
ю но­
шеству,
а
ти снен ие
разливает
его
по
всей
Европе...»
(Сухомлинов <
М.
И.
Исследования
и
с татьи
по
русской
ли тера туре
и
просвещению:
В
2-х
т .—Сп б.,
1889.—
T. >1.— < С. > 184—185; 467). Европа быстро идет по пу­
ти
гибельных
п роис шеств и й.
Россия
была
бы
счастлива,
еж ели
бы
ее
можн о
было
оградить
от
Европы


Очер к
развития
русской
филос офи и
227
так ,
что бы
и
слух
о
тамошних
неистовствах
не
достигал
до
нее.
До
чего
могл а
довести
философия
по
«убеждению»
Магницкого,
видно
из
его
«мнения», представленного ми­
нистру
по
поводу
Логики
Давыдова
(Рус<ски й>
А <р-
хи в> .— 1864.—
Ст лб . 325—329). Свои « пр име ча ния»
на
Ло­
гику
он
предваряет
та кой
ат т ест ац ие й: «Замечания сии за­
кл юча ют
вкратце
в есь
смысл
разрушительной
нынешней
фи лософ и и,
от
Канта
до
С теф ф енса,
которого
имя
еще
ник ому
у
нас
не
изве ст но,
к роме
фа натич ес ких
его
адеп­
тов
и
малого
чи сла
их
с опрот ивн и ков,
между
тем
как
он
ест ь
опаснейший
до ве ршите ль
Ше лл инг овой
философии,
которой
вся
адская
тайн а
в
подносимых
мною
примечани­
ях
открыта
и
обнаружена».
Присоединив
к
«примечани ­
ям » «выписку»
о
тайном
учении
иллюминатов,
Магницкий
выражает
надежду,
что
Его
Сиятельство,
сообразив
одно
с
другим,
удостоверится,
что
«нынешняя философия есть
не
что
иное ,
как
н асто ящий
и л лю мин ати зм», лишь ново­
му
име ни
обязанный
тем,
что
христианские
пр авит ель ­
ст ва
допускают
его
преподавание
«и даже платят жалова ­
нье
распространителям
оного».
Посвятив
пят ь
лет
на
«не ­
усыпное
изучение
сего
предмета
и
на
бе спо ле зный
вопль
прот ив
неизбежной
и
близкой
опа с ност и», в последний
раз
Магницкий
умоляет
Его
Сиятельство
«поразить сие
страшное
чудовище,
спокойно
подрывающее
у
нас
алтари
и
трон
от кры тым
преподаванием
начал
во
все х
ун ивер си­
тетах
наш их
и
во
всех
тех
высших
училищах,
где
устано­
влены
философские
и
политические
кафедры...».
Зак лю­
чение
доноса
—
х уд оже с тве н но: «Прошло уже то время
(т.
е.
три
год а
то му
н а з ад ), когда рассматривали мы уче ­
ния
сии
как
вредные
толь ко
теории
вольнодумствующих
профессоров;
с
тех
пор
бунтующие
войска
опрокинули
уже
несколько
тронов
(революции в Сардинии,
Испании,
Н е апо ле ), а ныне три государства разрушительные начала
сии
проповедают,
и
о дно
из
них
—глава
сего
адского
со­
юза,
противопоставленного
врагом
Союзу
священному,
по­
среди
своего
парламента
объявило
то р жест венно ,
что
оно
признает,
что
власть
державная
получает
св ое
начало
от
наро­
да.
Еже ли
справедливо
устрашил
нас
в
св ое
время
сей
не­
честивый
догмат
Марата
в
проф.
Куницыне,
то
н еуж ели
не
страшен
в
ус тах
Каннинга,
по
слову
которого
мог ут
двинуться
многочисленные
войска
и
на
в сех
морях
влады­
чествующие
флоты
Англии
на
подкрепление
сего
пр ави­
ла?
—
Итак,
врагу
Божию
три
год а
только
нужно
было,


228
Г.
Г.
Шпет
что б
довести
дел о
свое
от
кафед р ы
Куницына
до
потрясе­
ний
Неап ол я,
Турина,
Мад рит а,
Лиссабона
и
до
сей
то р­
жественной
исповеди
Английского
Парламента;
от
одной
строки
профессора
до
200 штыков и ста линейных кораб­
л ей,
до
обл иваем ых
кровью
г о су дар ст в» («9 Майя 1823»).
И
вот
этот
с ко мор ох, «нравственный феномен», как
его
называли,
был
ревизором
и
попе чите л ем
университе­
та.
Но
из
это го
сл еду ет,
что
его
тол ко ва ние
ид ей,
пол о­
женных
в
основу
Священного
союза,
признавалось
пр а­
вил ьны м.
В
до к ладе
по
ре визии
Казан ско г о
ун иве рсите та
Ма гницкий
п исал
по
поводу
н едо с татка
религиозного
об­
разования
ст уд ен т о в: «Время уже вникнуть в цели прави­
тельства,
которое
хочет,
и
хоче т
непреоборимо,
п оло­
жи ть
ед иным
основанием
народного
просвещения
—
бла­
гочестие.
Врем я
стать
наряду
с
пр ос ве щенне йши ми
народа­
ми,
кои
не
сты дятся
уже
света
откровения.
В
Париже
издается
новый
перевод
п ророчест в
Исаии;
вся
Англия
учится
ор игина ль ном у
язы ку
Библии;
Гер ман ия
благодаря
Ка н ту1,
пришедшему
через
л аби ринт
философии
к
преддверию
храма
вер ы,
ищет
муд рос ти
в
одной
Би­
блии
—
и
мы
ли
одн и
останемся
полвеком
н азади?» В за­
ключ ен ие
доклада
Магницкий
предлагал
«публично раз­
рушить»
Казанский
университет,
заверяя,
что
«все честное
и
благомыслящее
из
с овр е менн иков
и
потомства
будет
на
стороне
правительства.
Акт
об
уничтожении
университе­
та
тем
естественнее
покажется
ныне,
что
без
в сяко го
сом­
не ния
все
правительства
об ра тят
особенное
внимание
на
общую
сис тем у
их
учебного
просвещения,
кот орое,
сбро­
сив
скромное
покрывало
фи лософ ии ,
стоит
уже
посреди
Европы
с
по днят ым
к ин жалом !»
А лександр
реш ил
ограничиться
преобразованием
уни­
в ерс ит ета 2, для чего назначил попечителем самого же
Ма гницк ог о
после
его
лично го
доклада,
при
котором,
по
1 Это не мешало Магницкому о кантианце Срезневском дать отзыв,
что
т о т , «следуя системе Якоба [т.
е.
предписанному
министерством
учебнику
—
см.
вы ше ],—
руководствуется
духом
не
весьма
полезным
и
по
счаст и ю
преподает
лекци и
так
дурн о,
что
их
никто
не
понимает».
Это
не
помешало
Магницкому,
познакомившись
по ближе
с
Срезнев­
ски м
в
реформированном
уже
университете,
дат ь
этому
«философу»
другую
оценку.
Самого
Канта
Магницкий
также
атт ест овал
не
с
н епок о­
лебимым
постоянством;
см.
выше .
2 Феоктистов (Рус <
ский
>В<
естник>.—1864.— VI.—
С.
492) при­
во дит
напис а нно е
не
без
остроумия
и
едкости,
но
с
достоинством
«мне ­
ние»
Увар ова,
возражавшего
на
предложение
Магницкого
о
закрытии
университета.


Очерк
развития
русской
фи лософ ии
229
сл овам
Маг ницк ог о, «он имел счастие рыдать в объятиях
се го
ангела
Божия».
Р е форму
Магницкий
производил
по
выработанной
им
са мим
«полной системе истин о просве­
ще н ии». Согласно этой системе,
он
на зыва л
л же имя нным
просвещением,
когда
мечтательными
науками,
т.
е.
фил о­
софскими,
по ртятс я
положительные,—-теориями
ге оло­
гии
или
уче ние м
о
происхождении
вла сте й
не
от
Бога1.
Со ст авл енная
им,
далее,
инструкция
директору
и
ректору
ун иве рсите та
тр ебо вал а,
что бы
студентам
внушались
по­
чтение
и
любовь
к
св ято му
евангельскому
уч ению ,
д абы
«дух вольнодумства ни открыто,
ни
скрыто
не
мог
осл аб­
л ять
учения
церкви
в
преподавании
на ук
исторических,
философских
или
ли те ра т ур ы». Инструкция определяла дух
и
направление
преподавания
всех
наук.
Основанием
фи­
лософи и
должны
б ыли
сл ужить
Послания
апостола
Па­
вла
к
Колоссянам
и
к
Тимофею.
Над
кафедрою
бы ла
по­
вешена
доска,
где
золотыми
буквами
были
выписаны
от­
туд а
слова
о
нич тоже с тве
разума
пер ед
верою.
К ниги
с
вредным
направлением
из
библиотеки
не
выда в али сь.
Год
преобразования
был
признан
эрою
—
в
докторском
дипломе,
выданном
Казанским
университетом
австрий­
скому
императору,
значилось:
в
лет о
от
Рождества
Христа
Спасителя
1824, от обновления же своего пятое (restaura-
tae universitatis vero quinto)2.
Как
же
реагировали
на
это
профессора?
Вероятно,
не
все
считали
Магницкого
и
его
ин струк ции
нормальными,
но
на
местах
оставались,
а
м ногие
легко
приноровились
к
новым
порядкам.
Ректор
(Никольский)
признавался,
что
до
Магницкого
«дым кладезя бездны и надменные
волны
лжемудрия,
от
которых
все
в ещи
двинулись
с
мест
с воих,
коснулись
и
нашего
университета», но действия по­
пе чите ля
«вызвали его из небытия к бытию,
из
не­
устройства
к
новому
по рядк у;
воссиял
над
ним
св ет
ис­
тинный,
просвещающий
всякого
че лове ка
грядущего
1 Инструкция Стурдзы гласила: «Ложные учения о происхождении
верховной
власти
не
от
Бога,
а
от
у сло вия
меж ду
людьми
подлежат-----
отвержению» (327).
2Лишь в <18>26-ом
г.,
в
новое
царст вован ие,
в
министерство
Шишкова,
было
сде ла но
ра с поря же ние : «В грамотах,
вы д авае мых
Ка­
занским
университетом,
по сле
л ета
от
Рожд<ества>
Христова,
выставля­
ется
лето
от
обновления
университета.
Находя
сию
фор му
неприличною,
я
п окор ней ше
пр ошу
В<аше>
Прев
< осходительство >
пр едпис а ть
ун ивер сите ту
об
уничтожении
оной,
тем
более,
что
она
введена
само­
произвольно,
без
дозволения
вы сше го
на чальст ва ».


230
Г.
Г.
Шпет
в
мир,
воссиял
над
ним
свет
Христов,
и
тьма
удалилась
с
обманчивыми
своими
огн ями ».
В
университетском
отч ете
за
1819—20
г.
(составлен,
проф.
Городча-
ниновым,
автором
многочисленных
opera в духе времени,
в
том
числе:
Изложение
е сте стве нног о
пр ава
в
обличительном
см ысл е,
по
вопросам
и
ответам,
или
compendium,
одобренное
с ове том
[!] Казанского университета
к
преподаванию
и
на печат ани ю, 1823) —
в
это м
отчете
г оворит с я: «Сей
наш
год
достопамятен
для
Каза нск ог о
учебног о
окр уга
в ажн ейшим и
происшествиями.
Он
сос т ав ляет
б лис тател ьн ую
эпоху
преобразования,
совершенного
обновления
Каз анск ог о
университета.-------- Высшее
уче­
ное
сословие,
долженствовавшее
разли вать
свет
Хри ст ов,
само
леж ало
во
ть ме
века
сего.-------- В
недре
университета
тлетворный
яд
его
[«все -
разрушающего
в ол ьноду мс т ва »] начинал уже разливаться в словопрени­
ях
лжеименного
разума,
в
употреблении
при
кафе дре
ф илос офс кой
таких
авторов,
к оих
учение
совершенно
противно
религии
хри стиан ск о й.
Ме жду
к нига ми,
составляющими
студенческую
библиотеку,
нах оди лись
несообразные
с
духом
благочестивого
воспитания.-------- В
и юне
1819
год а
утверждено
преобразование
ун иве рси тета,
а
в
августе
получе но
от
попечителя,
истинного
сы на
церкви
и
отечества,
предписание--------
об
удалении
профессоров,
ко то рые
при
ос мо тре
не
были
одобрены.--------
Д ир ектор
университета,
обращаясь
с
пито мца ми
его,
как
отец
с
д еть ми,
--------
самые
забавы
обращает
в
пользу
им.
По
его
у бе жде ниям
и
сове­
там
казенные
студенты
университета
в
прошедшее
лето
обработывали
собственными
руками
часть
университетского
сада,--------- Смиренному­
дрие,
те рп ение
и
любовь
сопровождают
поступки
студентов,--------- Свя-
зуемые
духом
х рис тианс кой
лю бви,
все
член ы,
все
сословия
университе­
та
взаимно
друг
к
другу
ок азывают
чинопочитание
и
уважение.
Под
сен ию
благочестия
все
прие мле т
новый
ви д.
Все
наук и
университетские
пре пода ютс я
в
духе
святого
еванг ель ск ог о
учения.--------- Опаснейшая
из
н аук
философских,
на ука
права
естественного--------- представлено
мне­
ние
об
основании
сей
науки-----
на
святом
и
спасительном
учени и
Хри­
ста--------
». <Казанский
вестник.— 1821.— Кн.
1.—
С.
3—44 .>
Сове т
in corpore ответствен за то,
что
были
избр ан ы
почетными
членами
университета
Рунич,
Карнеев1, Каве­
лин
(директор Петерб<ург ск ого>
универе
< итета >,
сподвижник
Р унич а), Попов ( дир ект<о р>
департ<амен-
та>
нар<одного>
проев<ещения>, сотрудник Голицы­
на,
ревностный
последователь
хл ы стов ской
секты
Татари­
ново й), и под< об ные>.
Некоторые
профессора
стали
чи тать
собственные
предметы
в
обличительном
смысле,
13.
Я.
Карнеев,
по п ечи тель
Харьк.
уч.
округа.
Когда-Магницкий
представил
в
Гл
< авное >
правл
<ение>
училищ
проект
об
уни чтож е­
нии
философии
на
том
осн овании,
что
преподавание
ее
невозможно
без
пагуб ы
р елиг ии
и
престола,
то
бывший
тогда
же
членом
правления
К ар­
неев
в
своем
«мнении»
осуждал
философию
за
то,
что
она
ни
во
что
ста­
вит
черта
и
волшебников,
тогда
как
черт
и
к олд уны
много
производят
бед
на
све те.


Очер к
раз в ития
русской
фй лософ ии
231
другие
искали
а
них
подтверждения
и стин
св.
Писания.
Пр оф ессор
математики
находил
выражение
премудрости
Бож ией
в
прямоугольном
тре хугол ьни ке ,
проф есс ор
ан а­
том ии—в
строении
че лов е че ского
тела.
Некоторые
на­
уки ,
как,
напр
< имер >, геология,
перестали
преподавать­
ся,
так
как
они
во
всех
своих
те ор иях
противоречили
св.
Писанию.
Один
из
профессоров
так
определял
принципы
своего
пр еп ода ван ия: «Да будет началом моего слова Все -
благий
Бо г;
да
бу дет
началом
мо его
слова
могуществен­
ный
Александр,--------г да
пр иим ет
начало
слово
мое
от
соизволения
знаменитейшего
нашего
по печите ля, .. .»
В
Петербургском
университете
в
акт овой
ре чи
(1823) проф .
Дегу ро в
(Dugour), приобревший еще в Харькове — по
делу
Ш ада
—
опытность
в
д оносах
и
услужении
по
мысли
и
указ ания м
из
министерства,
возве­
щал
о
водворении
нов ых
начал
и
в
ст олице.
Священный
союз,
по
его
толкованию,
остановив
развитие
н ече стия
и
опасность,
грозившую
цив и­
лизации,
поб уд ил
п р авите льс тва
удалить
из
преподавания
вредные
уче­
ния .
Унив ерс итеты
имели
пра во
от верг нут ь
и
преследовать
ложные
и
паг уб ные
начала
новейшей
философии.
Справедливо.
осуждено
уче­
ние
о
воображаемой
древности
вселенной,
противоречащее
свидетель­
ств у
св.
Писа ния
о
сотворении
мира.
Всеобщая
история
должна
дока зы ­
ват ь
п рево сход ст во
монархического
образа
правления.
И
т.
д.
Когда
после
шести
лет
своего
управления
(в
1825 г.)
Магницкий
на
экзамене
студентов
пр ои знес
ре чь,
он
мог
с
по лным
сознанием
ус луги,
оказанной
правительству,
констатировать,
что
Казанский
универси­
тет—
«единственный по своему достоинству .-- ---- --- В
то
самое
время,—говорил
о н,—
как
лжеи ме нн ая
филосо­
фи я,
отравляя
все
науки
и
да же
словесность
и
самые
искусства
тле т вор ным
своим
ядом,
б есну ет
умы
на
Бога
и
царей,
в
университете
нашем
самый
яд
сей
претворя­
ется
в
целительное
средство
против
буйной
гордости
разума.------
Вместо
тех
буйных
мечтаний
некоторых
германцев,
кои
воз ник али
со
своевольством
Лютеровой
рефо рмы
и
так
лживо
называются
н ыне
философией,
---------принята
у
нас
та
здоровая,
истинная,
бе зз ате йная
философия,
ко тор ая
прямит
и
из ощряе т
ум ы,
с
кото­
рою
жили
счастливо
отцы,
верные
Богу
и
царям,
в
ко­
торой
во спит аны
и
образовались
о тл ич нейшие
м ужи
на­
ше го
отечества,
с вети ла
нашей
це ркви»1.
1 С наилучшею полнотою ревизия и время попечительства Магниц­
кого
в
Каз ани
изл оже ны
у
Н.
П.
Заг оск ин а:
История
Имп
< ераторско -
го>
Казанского
Университета
за
пер вые
сто
лет
его
су щес тво ва­
ни я. -Т.
III. —К а з <ан ь>, 1904.- Ч.
3.-1 819-1827.-С.
253-576.


232
Г.
Г.
Шпет
Ма гницкий
толковал
волю
пославших
его
и
задавал
то н.
Ру нич
меньше
рассуждал,
достаточно
к ривля лся
и
усердно
исполнял.
Карнеев
в
Харькове
ст арал ся
пахнуть
тем
же
запахом.
Голицын,
представляя
в
ко мит ет
мини­
с тров
д ело
профессоров
Петербургского
ун ив ер си тета,
за­
ключал
его
выводом,
которому
пр ида вал
общее
знач ен ие:
«Системы открытого отвержения истин св.
Пи сания
и
хри сти анс тва ,
со единя ем ые
всегда
с
пок у шением
нис ­
провергать
и
законные
власти,—
сии
ужасные
системы,
за­
разившие
голо вы
новейших
уч е ных,
были
последствием
о т падения
от
в еры
Христовой
и
причиною
всех
народных
м я тежей
и
революционных
бедствий,
ко тор ые
по тряс ли
многие
государства,
пролили
пот оки
кро ви
и
ны не
еще
не
перестают
нарушать
спокойствие
Европы».
Го лиц ын,
как
и
Магницкий,
ис ход ил
из
идеи,
выраженной
в
д екла­
рации
Священного
союза.
Последний
мог
не
считаться
с
ф акта ми,
но
те,
ко му
над лежа ло
осуществлять
его
иде и,
наталкивались
на
непреодолимый
ф акт
«ужасных си­
с те м», и потому с их стороны было безумием вступать
с
ни ми
в
борьбу
путем
част ичн ых
поправок
и
переделок
в
ру сско м
прос ве ще нии.
Как
ни
широ ки
были
з амысл ы
Магницкого,
который
хотел
придать
своей
инструкции
силу,
обязательную
для
всех
университетов,
он
был
нич­
тожно
смешон
перед
лицом
европейской
науки.
Пото­
му-то
и
в
своем
отечестве
он,
в
конце
концов,
мог
б орот ь­
ся
ли шь
с
лицами,
а
не
с
идеями.
Нужно
было
бы
рефор­
мировать
самое
науку,
но
это
был о
бы
не
под
силу
даж е
и
Меттерниху1.
Как
реагировало
на
все
это
общество?
Количество
ст у­
дентов
таяло
во
всех
университетах,
а
в
Казанском
уни­
верситете
на
всех
факультетах
был
всего
91 студент .
При­
ш лось
прибегнуть
к
к а зенным
стипендиям.
В
остальном
общество,
как
такое,
ника к
не
реагировало:
не
протесто­
вало,
не
п одде ржив ало
единичные
голоса
возмущения2,
1 Довольствовавшемуся переводами теософических трактатов,
но
не
пом ышля вше му
о
полной
«Реформе науки» .
Это
могло
б ыть
зад ума­
но
и
сде л ано
л ишь
спустя
сто
лет,
в
наше
смелое
время
и
в
наш ем
сме­
лом
отечестве.
(Меттерних перевел на нем.
яз.
Theologia mystica Пордед-
жа.)
2 К таким единичным голосам относятся,
напр
< имер >, голоса
У вар ова,
Паррота.
Но
даже
такие
в лият ел ьные
и
просвещенные
лю ди,
как,
на пр
< имер >, Карамзин,
на зывавш ий
министерство
Гол иц ына
ми­
ни стерс твом
затмения,
не
с чит али
нужным
вмеши ва ть ся
в
дело.
Наслед­
ник
престола
К онс та нтин
издевался,
опасался
«средних веков», но также
пре д почита л
оставаться
в
стороне.


Оче рк
развития
русской
ф илосо фии
233
считало,
по-видимому,
вместе
с
правительством,
что
ему
в идн ее,
что
просвещенье
—
его
дело
и
больше
ничье.
Маг­
ни цкий
з нал
среду,
в
которой
действовал,
ибо
действовал
смело,
и,
пожалуй,
его
характеристика
русского
общества
правильна
и
д ает
дост аточны й
отв ет
на
наш
вопрос. <<В ха­
рактере
шумных
мн ений
на шей
пу блики, — з аявл ял
он ,—
всегда
приметить
можно
два
направления:
первое
—
с лу­
хи,
рассеиваемые
для
впечатления
на
мнение
высшего
правительства,
дабы
увлечь
его
в
св ой
смысл;
и
потом
вт о­
рое—
не
да лее
как
на
другой
день
после
решительного
его
пост у пка
молчать
и
думать
согласно
с
ним...» Мы ис­
толковали
бы
ошибочно
это
заяв ле ние ,
если
бы
ду мали ,
что
оно
пот е ряло
с вою
правильность
с
концом
эпохи
Маг­
ни ц кого
и
Голицына.
Магницкий
кончил
плохо
— князь
тьмы
сыграл
с
ним
свою
шутку,—он
на пис ал
дон ос
на
ве л.
князя
Константи­
на
Павловича,
к от орый
принял
под
свое
по кр овит ель ство
одного
из
изгнанных
профессоров,
и,
поблагодарив
Руни-
ча
за
предоставленную
про фе с сору
возможность
посвя­
ти ть
си лы
военным
училищам,
просил
изгнать
из
универ­
сите та
еще
нескольких
по ле зных
ему
людей.
Донос
на
вели к ого
князя
попал
на
ст ол
к
императору
Николаю.
В
сопровождении
квартального
Магницкий
был
выслан
из
П ете рбу рга
в
Казань,
и
в
университет
бы ла
назначена
новая
ревизия,
осудившая
систему
Магницкого,
р аскр ыв­
шая
всякого
рода
злоупотребления,
а
среди
студентов
—
хо­
лодность
в
делах
вер ы,
нетрезвость,
п иса ние
предосуди­
те льн ых
стихов
и
буйный
характер.
Сам
Магницкий,
ко­
нечно,
не
рассчитывал
на
постигшую
его
участь.
Когд а
близкими
к
Аракчееву
а рх има ндр итом
Фотием
и
митро­
пол ит ом
Серафимом
была
начата
кампания
про тив
Голи­
цына,
Магницкий
примкнул
к
не й,
может
быть,
в
р асче те
зан ять
м есто
Го лицына .
В
действительности,
в
результате
сло ж ной
интриги,
более
характерной
для
наших
нравов
\
чем
интересной
для
истории
идей,
на
ме сто
кн.
Голицына
1П.
Щеб аль ск ий
в
ст.
А.
С.
Ш ишков,
его
союзники
и
противники
(Рус<ск ий>
В < ест ник>. — 1870.—
Ноябрь)
при хо дит
к
заключению:
«В каждой стране могут быть люди,
подобные
Шишкову,
Серафиму,
Фотию,
даже
Аракчееву,
и
везде
могут
они
дост иг нут ь
известного
значе­
ния
б лагод аря
заслугам,
оказанным
на
известных
поприщах
и
при
из­
вестн ы х
случаях;
но
не
везде
влияние
их
может
быт ь
так
зл ов ре дно,
как
оно
было
у
нас.
Мы
видели,
в
какой
глубокой
тайне,
в
каком
таинствен­
ном
мраке
разыгралась
интрига,
направленная
против
князя
Голицына:
в
э той
тайне,
в
это м -то
мрак е
и
зак лючае тся
ее
ядовитость» (С.
251).


234
Г.
Г.
Шпет
попал
адмирал
Ш иш к ов1 (1824—28).
Обскурантизм,
как
и
глупость,
имеет
мно ж ество
форм.
Это
был а
смена
форм.
Наши
историки
немало
рассуждали
о
том,
какая
форма
бы ла
хуже,
но
идейная
и
психологическая
сторона
этих
форм
еще
недостаточно
иссл едо вана.
Можно
судит ь
толь ко
по
некоторому
общему
впечатлению
и
имея
в
ви­
ду
черты
исключительно
типические.
Од но
обстоя тел ь ств о
бросается
в
глаза .
В
поход е
на
просвещение
со
сторон ы
Голицына
и
к ом пании
наш е
ду­
ховенство
в
цело м
и
в
своих
видных
представителях
не
принимало
участия2.
Напротив
то го,
Фотий
и
Се ра фим
в
сво ем
походе
против
Голицына,
какую
бы
роль
тут
ни
играли
л ичные
мотивы,
располагали,
не сом не нно,
и
моти­
ва ми
идейными,
и
прит ом
ра з дел явшимис я
в
общем
ду­
ховенством.
И
это
понятно:
атеизм,
ереси,
сектант­
ство—
не
та кие
враги
всякой
ре ли гии
и
реальной
це ркви ,
как
теософия.
Из
ср еды
протестовавшего
духовенства
вы­
шли
н еко торые
со чине ния,
направленные
против
так
на­
зываемой
«мистики»3 Библейского общества и покрови-
1 Шишков,
образовавший
вскоре
по
вступлении
в
управление
ми­
нистерством
Комитет,
им е вший
одною
из^
задач
выработку
пр о екта
об­
щ его
устава
для
университетов
и
учи лищ,
наз начи л
в
этот
ко мит ет
чле­
нов
Г< лав но го>
правления
у чилищ :
Муравьева-Апостола,
Магницкого
и
Казадаева.
(Сб <
орник
> Расп<
оряжений
>.—I.—Nfê254.—
Стлб.
533).
Председателем
был
Мур а вьев,
но
все
дела
вершил
энергичный
Магницкий
(ср. :
С.-Петербургский
университет
в
первое
столетие
его
деятельности.
Материалы
по
истории.—Под
ред.
С.
В.
Рождественско­
го.-
<Т.
I.>
—
Пг., 1919.-С.
LXXI).
2М<
итр. >
Филарет
(тогда еще архимандрит)
был
членом
Би блей­
с кого
об ще ства,
рядом
с
католическим
еписко по м
(Сестренцевичем),
лютеранскими
и
англ ика нским и
проповедниками,
а
также
членом
Гл<а в ного>
правления
уч илищ,
но
в
последнем
не
разделял
крайних
мнений
своих
сочленов
и
открыто
восставал
про тив
них .
Преследования
и
нападки,
которым
он
сам
п од вергся
в
министерство
Шишкова,
вызва­
ны
были,
вероятно,
в
большей
м ере
характером
его
личности,
чем
убе­
жд ений.
(Кроме Филарета членами Биол <
ей ск ого
> общества состояли
митр.
Мих аил ,
рек тор
И ннок ент ий.)
3Унас «мистикою»
называют,
что
к ому
нравится,—
или
чаще,
не
нравится.
В
действительности,
может
быть,
в
кружке
Гол ицы на
и
были
о дин,
два
мис ти ка
(в чем я,
вп ро чем,
сомневаюсь)
—но
по
с ущес тву
это
был
круж ок
и
течение
теософские.
Теософ
—
вояжер
по
в сем
религиям,
наукам
и
«вёдениям» .
Он
катается
во
вся ком
экипаже
—
религиозном,
мистическом,
естес твен но науч ном,
философском,
магич еск ом,
о кку льт­
но м,
телепатическом.
Су ществ енн ой
связи
у
н его
с
ним и
так
же
м ало,
как
у
любого
седока
с
н аня тым
им
экипажем.
Теософию
можно
б ыло
бы
также
сравни т ь
с
тряпкою,
ко то рая
всасывает
в
с ебя
и
воду,
и
ви но,
и
грязь.
Н ужно
иметь
особ ый
ск лад
у ма,
что бы
вс лед ств ие
эт ого
тряпку
с чи тать
исто ч ник ом
чистой
воды
или
вина,— что
бы
она
ни
всосала,
она
отдаст
т олько
грязь.
Теософ-мистик,
в
идее,
то
же,
что
кинжал
из
проб­
ки,—
обман
возм оже н,
только
пока
пробка
—
в
ножнах
от
н аст оя щего
стального
кли н ка.


Оче рк
ра звит ия
русской
фи лосо фии
235
тельствуемых
им
из да ний
и
переводов.
Из
эт ой
же
среды
направлялись
соответствующие
доносы
в
высшие
сферы.
Наконец,—впрочем,
когда
Голицын
уже
пал,—
в
1825 г.
по
ук азу
Синода
при
Конференции
Петербургской
духов­
ной
академии
был
учрежден
ко мит ет
для
рассмотрения
книг , «заключающих,
под
видом
истолкования
Св.
Писа­
ния,
развратные
и
во зму тит ель ные
лжеучения,
противные
гражданскому
благоустройству,
догматам
и
пр едани ям
на­
шей
Церкви,
и
напечатанных
в
частных
типографиях
без
разрешения
св.
С ино да».
Сюда
входили
сочинения
Беме,
Штиллинга,
Э ккарт г ау зена,
г-жи
Гион,
Дюту а
и
«Сионс­
кий
Вестник».
К омит ет
был
составлен
из
двенадцати
«образованнейших и довереннейших лиц здешнего
[петербургского]
духовенства». В то же время было сдела­
но
распоряжение
об
и зъ ятии
эти х
книг
из
употребления
и
из
библиотек
учебных
завед ени й.
Сверх
рассмотрения
книг,
присланных
из
Синода,
комитет
должен
был
от­
крывать
и
доносить
о
Других
в редн ых
для
православия
и
благонравия
книгах.
В
виде
генерального
отчета
коми­
тету
было
поручено
составить
обзор
того,
как
это
в р едное
направление
началось,
развилось
и
какие
принесло
пло ­
ды.
Комитет,
достаточно
огражденный
от
вторжения
лю­
бопытства,
меняясь
в
составе,
р або тал
около
д вад цати
лет
(Чистович И.
Ист< ори я>
Спб .
Д<уховной>
А<ка де -
мии>...—С.
420—421; ср. :
Котович.
Дух<овная>
цензу­
р а. ..-С.
424-431).
В
чем
же
была
разница
меж ду
новою
идео ло ги ей
и
ид еол огией
свергнутого
ми нистр а?
Шишков
и
его
сто­
ронники
упрекали
Би блейск ое
общество
и
его
литерату­
ру
—
нео пр еде лен но
в
зловерии
и
ереси,
а
боле е
оп ре де­
ленно—
то
в
католицизме,
то
в
протестантизме.
О
вл и­
ян ии
то
п ро тес тантизм а,
то
католицизма
г оворя т
и
совре­
менные
историки.
Наконец,
все
г ов орят
о
мистицизме.
Между
тем
вся
так
н азыв аем ая
«мистическая»
литература,
выходившая
в
царствование
Ал екса ндра
и
раньше,
мисти­
ческого
заключ а ла
в
себе
не мног о.
Это
бы ла
литература
по
преимуществу
теософско-назидательного
и
масонско-мо­
ралистического
содержания.
В
ней
больше
приз нак ов
си­
стематизирующего
г нос ти цизма
и
морализирующего
пи­
ет изма ,
чем
ни
в
какие
правила
не
укладывающегося,
все­
гда
свободно-опытного
ми сти циз ма.
Отличительным
ее
теософическим
приз нак ом
является
как
раз
то,
что
она
не
конфессиональна
и
более
похожа
на
эклектическую
смесь
или
гностическое
отвлечение
из
разных
религиоз­
ных
и
церковных
доктрин.
Все
эти
Беме,
Штиллинги,
Эк-


236
Г.
Г.
Шп ет
картгаузены
и
им
подобные
«мыслители»
столь
же
мало
могут
быть
наз ваны
католиками,
как
и
протестантами.
И,
в
сущности,
для
Магницкого,
как
и
для
других
истолко­
в ателей
дек лар ации
Священного
союза,
эта
литература
была
самой
подходящей.
Стоило
бы
т рем
христианским
монархам,
первым
подписавшим
договор,
заговорить
к аж­
до му
на
языке
своего
хр ист ианст ва,
чтобы
вместо
христи­
анско й
симфонии
получилась
полная
диафония.
Побе да
Фотия
и
назначение
Шишкова
минис тро м
оз нач али
на­
ступление
у
нас
внутреннего
кр изи са
в
самой
иде е
интер­
национальной
реакции.
Таким
образом
и
произошла
ли шь
смена
типа
обскурантизма
и
его
и де ологи и.
От
ту­
манной
теосо фи и
в озвр ащал ись
к
родному
национально­
му
православию
и
церкви.
И
д ейс твит ельно, .
Шиш ко в,
уже
по сле
восстания
14 декабря,
приво дя
в
св язь
с
ним
теософическую
литера­
туру,
у тв ерж дал,
что
из
нее
—
«все лжемудрствования
о
так
называемой
внутренней
церкви
(т.
е.
никакой)» и т.
д.
Напротив,
Голицын,
нападая
на
од но
со чине ние,
обличав­
шее
теософическую
литературу
и
бравшее
под
защиту
«греко-российскую
ц е рков ь», видимо,
с
раздражением
пи­
са л: «Защищение наружной церкви против внутренней
наполняет
всю
книг у.
Разделение,
непонятное
в
христи­
а нст ве!
Ибо
на р ужная
без
внутренней
цер кви
ес ть
тел о
без
духа.
Вообще
понятие
о
церкви
представлено
в
прев­
ратном
виде:
ибо,
где
говорится
о
церкви,
в езде
вид но,
что
одно
ду хо вен ство
принимается
за
оную».
Сам
Фотий
в
Зап иске,
вруч енн ой
Алекс андр у ,
о
министерстве
Голицы­
на
доказывал,
что
Голицын
намеренно
ввел
министерство
дух овн ых
дел
и
с лил
его
с
министерством
просвещения,
чт обы
д ух овен ство
ему
не
меш а ло : «Все противное церкви
вводилось,
и
духовенство
не
сме ло
ничего
сказат ь .
Для
смешения
всех
ре лигий
ми нисте рс тву
подчинены
все
рели­
г ии,
даж е
жидовская
и
ма го ме та нс к ая ». Требовалось вер­
нуться
к
православию.
Шишков
пр ямо
гов ори л
Ал екса ндр у
о
с воих
п р ед ш ес т вен н ик ах : «Под видом распространения
христианства
стремились
поколебать
Православную
Веру».
И
все
б иблей ски е
общества,
по
его
словам, «имели наме­
р ение
составить
из
всего
рода
чел ов ече ског о
од ну
ка­
кую-то
общую
республику
и
о дну
религию».
Яснее
всего
положительные
и деи
Шишкова
выра­
зились
в
проекте
манифеста,
ко торы й
Александром
по д­
писан,
однако,
не
б ыл. «Истинное просвещение, —г овор и ­
лос ь
зд есь, —
состоит
в
страхе
Бо ж ием,
к от орый
ест ь
нача-


О черк
развития
русской
ф илосо фии
237
ло
премудрости,
в
утверждении
себя
в
православной
на­
шей
в ер е,-- ---- --
и
н ако нец
в
украшенйи
у ма.
своего
наука­
ми,
отверзающими
п уть
к
обширнейшим
поз на ниям ,
к
по ле зным
искусствам
и
художествам.---------Истинное
любомудрие
там
вод вор яе тся
и
свет
оного
там
све тит,
где
л юди
руководствуются
законами
вышнего
и
правилами
ве ры . ---- ----
И
хот я
русский
н арод—- ---- -
верен
цер к ви,
престолу
и
отечеству
—
но
мы
'повелеваем
вам
войт и
в
строгое
наблюдение
—
не
преподаются
ли
где
в
уни в ер­
ситетах,
гимназиях,
народных
уч или щах
и
пансионах
под
видом
нау к
какие-либо
вредные
у чени я,
не
р ассева ют ся
ли
где
в
светской
сл ов есн ости
подобные
же
мысли
и
р ас­
суждения,
не
выдает
ли
кто
себя
за
проповедника
и
учи­
теля
подобных
нов из н» < Шишков А.
С.
Зап и ски,
мн е­
ния
и
переписка.—Т.
2.—
Б ., 1870.—
С. 175—176 >.
В
речи,
об раще нной
к
собранию
членов
Главного
правления
училищ,
Шишк ов
вы р азил
свой
взгляд
на
зада­
чи
просвещения.
Если,
гово ри л
он,
обучаемое
юно ше­
ство,
ме жду
прочим,
зар азится
«лжемудрыми умствовани­
ями,
ветротленными
мечтаниями,
пухлою
гордостью
и
па губ ным
сам олю бием ,—- ---- то
сколько
в
последствии
вре мени
про изойд е т
от
то го
зла
и
в
воинских
ополчени­
ях,
и
в
судебных
засед аниях ,
и
в
исполнении
вс яких
должностей,
и
в
семействах,
и
вооб ще
в
по ль зах
обще жи ­
т ия.
Науки,
из ощр яю щие
ум,
не
со ста вл яют
без
ве ры
и
без
нравственности
благоденствия
народного.—
----- Сверх
с его
науки
пол ез ны
только
тогда,
когда,
как
соль,
употребляются
и
преподаются
в
меру,
смотря
по
со­
стоянию
людей
и
по
надобности,
какую
всякое
в
них
име­
е т»1.
В
связи
с
идеями
нового
министра
понятен
и
его
проект
об
учреждении
высшего
це нзурног о
комитета,
ко­
торый,
меж ду
прочим,
должен
был
об р атить
внимание
на
«образ учения,
преподаваемый
во
в сех
университетах,
гимназиях
и
у чи лища х».
Н азн ачен ие
Шишк ова
на
место
Голицына
в
нек о то­
рых ,
по
крайней
ме ре
просвещенных,
кругах
общества
вызва л о
все
же
несо м ненн ое
сочувствие.
Пушкин
привет­
ствовал
его
в
известном
Послании
ц ен зо ру: «Министра чест ­
ног о
наш
ца рь
и з бра л », «печальные науки»
изымались
1 Главное правление училищ изъявило готовность споспешествовать
нам ер ениям
министра
и
постановило
его
речь
напечат ат ь
«на счет сумм
департамента
народного
просвещения»
и
разо слат ь
по
учебным
заведе­
ниям
(Сб<о р ник>
Р ас п< оря же ний>.—L—NS 251).


238
Г.
Г.
Шпе т
из
«пакостных рук». Но Шишков не оправдал возможных
ожиданий.
Университеты
б ыли
достаточно
разрушены
и
теперь
предоставлялись
самим
себе,
по-прежнему
без
прав,
без
средств
и
под
угрозою
не
уг од ить
новой
идеоло­
г ии.
Все
св ои
ста рчес ки е
силы
Ши шков
отдал
изыс канию
и
пр еследо ван ию
«карбонарства», порожденного,
по
его
убе жде ни ю,
Би блей ским
обществом.
Он
придумывал
цензурный
устав,
из
сетей
к ото рого
не
ускользнул
бы
ни
о дин
его
враг.
Но
так
как
к
том у
же
у
Шишкова
были
свои
литературные
вкусы
и
были
старые
счеты
с
некото­
ры ми
литературными
направлениями,
то
его
цензурные
сети
раскидывались
очень
широко.
Свободная
умственная
культура
по- пре жн ему
не
мог ла
на йти
поощрения
и
про­
сач ивалась
лишь
путями
непредусмотренными.
Отношение
Шишкова
к
теософскому
направлению
предшествовав­
ше го
министерства
яс но
видно
из
докладной
записки,
читанной
им
госу­
да рю,
где
он
подверг
критике
пресло вут ую
Божественную
философию
Дю-
туа
(в переводе Е .
Карнеева,
племянника
3.
Карнеева
и
его
преемника
на
должности
харьковского
попечителя).
Шишков
пи са л: «Неизвестный
перевод чик
о
неизвестном
сочинителе
сей
философии
говорит,—
-----
что
он
два
года
провел
на
кресте
в
ужасных
мучениях,
сред и
которых
писал
сию
книгу
(как провел на кресте?
Н еуж ели
распят
был
и,
ви ся
на
нем,
писал?
Какие
чуд ес а!
Не т,
господин
лгун,
мучение
на
кр е­
сте,
как ое
п рет ерпел
Спаситель
на ш,
не
м огло
и
нес кол ько
часов
про­
должа ть с я:
ст ало
быть,
твое
двухлетнее,
среди
которого
ты
мог
писать,
б ыло
не
так ое!), что он и умер на кресте,
сказав
своим
друзьям:
я
и мел
не к оторое
удовольствие
пить
шоколад,
зато
я
умру
зад охнувш ись
(С.
10). Мо ж­
но
ли,
не
н асмех ая сь
над
читателями,
начинять
к аку ю-ни будь
кни гу
та­
кою
гилью:
два
го да
провел
на
кре сте
в
уж асн ых
мучениях,
пил
шок о­
л ад,
с о чинял
и
перед
смер тью
сказал
своим
друзь я м
какой-то
глупый
каламбур?
И
это
—
боговдохновенный
человек,
избранный
Бо гом
возве­
щать
его
премудрость!
И
это
переводится
на
ру сск ий
я зык
и
печатается
в
университетской
т ипог р афии!.. После сего помещен
еще
третий
подо­
бный
же
рассказ
о
не ко торой
зн атн ой
ос обе
из
наших
со отеч еств енн иц,
которая
умерла
в
Лозанне,
что
тело
ее,
прежде
нежели
зе мле
было
пре­
дано,
вынесено
бы ло
в
церк овь ...
(Вот какую новость сказал .
Да
кто
ж
не
знает
этого,
что
ме р твых
никогда
п осле
предания
зе мле
не
вынося т
в
церковь?)Туткакой-то
Дютуа
(это сам автор)
взглянул
на
ее
мертвое
те­
ло
и
возрыдал
о
том
состоянии,
в
ка ковом
н ах одилась
душа,
от
нег о
отлучивша­
яся
(С.
12).
Да
по чему
он
узн ал
о
состоянии
ее
души?
Разве
потому,
что
покойница
вместе
с
ним
греши ла?
Но
посмотрим
еще
далее,
чем
это
кончилось:
он
в зял
на
с ебя
ее
гре хи;
Бог
три
дня
его
мучил
неи зобраз имы м
страданием
и
по том
удостоверил
его,
что
душа
покойницы
вкусила
ра й­
ские
сладости
(там же).
Можно
ли
чт о-ниб удь
придумать
бого­


Оч ерк
раз ви тия
русской
философии
239
хульн ее,
нелепее
сего?» Засим автор от «безумия»
переходит
к
«неве­
рию », где ему,
пр аво сла вном у,
теософические
нелепицы,
натурально,
пр едс тавля ю тся
злочестивым
б огоо тступ нич еств ом.
XII
Вступление
на
пр ест ол
Николая
Павловича
меняло
по­
ложение
вещей
и
отношений.
Оно
пе ре пут ало
все
карты,
тем
боле е
что
немногие
о ж идали
видеть
на
престоле
именно
ег о.
Теософический
к исел ь,
которым
на слажд ал­
ся
его
брат,
Николаю
Павло ви чу
был
не
по
вкусу.
Ему
бо­
лее
под ход или
умы
и
хар акт еры
вроде
м итр опо лита
Фи­
ла рет а.
Свое
о тно шение
к
управлению
Голицына
он
до­
статочно
выразил,
когда
принял
под
свое
п окров ите ль­
ст во
изгнанного
Ру нич ем
из
университета
А рсеньев а.
Ма г­
ницкий
сам
себ я
предал.
Ко
всему
политические
инте­
ресы
в
Турции
привод или
но вого
царя
к
ра зры ву
с
А встри ей
и
политикою
Меттерниха.
Ид еи
С вяще нного
союза,
как
такого,
теряли
св ое
актуальное
и
всеопределя-
юще е
значение.
Бы ли
ли
у
нового
ца ря
какие-нибудь
сво и
положительные
ид еи
в
по ли тике
народного
просвеще­
ния—трудно
сказать .
Шишков
на
первых
порах
был
оставлен
на
своем
посту,
и
гос уд арь
не
зам едли л
передать
ему
записку,
представленную
в
св ое
время
Александру
проф.
Парротом
и
соде ржав ш ую
сдержанную,
но
весьма
убедительную
кр итик у
и нс трукц ий
Магницкого,—
запи­
ску ,
оставленную
Александром
без
внимания.
Проф.
Дерптского
университета
Пар рот,
выдающийся
н ату ра лист
и
ф изик,
бескорыстно
преданный
Але ксан др у,
написал
ему,
на
правах
свя зывавш и х
их
некогда
дружеских
отношений,
З апи ск у: Coup d’oeil mo­
ral sur les principes actuels de l’instruction publique.
Паррот
нач и­
нает
с
общего
осуждения
н ашей
политики
просвещения,
не
имеющей
твердых
начал
и
постоянно
меняющейся.
Что
касается
инстр у кции
М аг­
ниц ко го,
то
при
чтении
ее
мот ив ов,
писал
П ар рот , «содрогается сердце
всяк ог о
честного
человека».
Один
из
п арагр афо в
инс тр у кции
предписы­
вал
излаг ат ь
философские
системы,
доказывая
в
то
же
время,
что
ист и­
ны,
ос но ванн ые
на
одно м
разуме,
с уть
лишь
эгоизм
и
ск ры тая
гордыня.
Но
если
так,
сп р ашив ает
Па ррот ,
к
чему
вооб ще
знакомить
с
ними
юно­
шество?
А
е сли
излагать,
то
зачем
изображать
их
в
през рен но м
виде.
Паррот
ду мае т,
что
хри стиан ск ая
мораль
не
нуждается
в
фальшивых
уловк ах
для
обнаружения
своего
п ревосходс тв а
над
языческою
моралью.
Заст авлят ь
профессора
астрономии
и
физики
во
все
продолжение
курса
удивля т ьс я
премудрости
Бож ией
и
ограниченности
наших
ср едс тв
по­
знания
зн ачи ло,
по
слова м
Паррота,
только
вредить
собственной
цели.
Пуст ые
ра зглагол ьс т вова ния
и
частое
пов то р ение
заказанной
мысли
л ишь
возбудят
насмешки,
и
эффект«
утратится.
В
инструкции
ре кт ору


240
Г.
Г.
Шп ет
Парр от
не
видит
н ичего , «кроме бесконечной фразеологии,
где
не веже ­
ст во
облекается
мантией
эр у диции
и
знаний».
В
таком
же
т оне
и
его
разбор
инс тр у кции
директору
о
наблюдении
за
нравственностью
студ ен ­
тов—
водить
молодого
человека
от
18до25
лет
на
п омоч ах
значит
де­
л ать
из
него
негодяя
или
автомата,
существо
без
воли ,
без
хар ак тера,
не
способное
ни
к
ка кой
самостоятельной
д ея тель нос ти.
Затем,
по
м отива м
далек о
не
ясным,
Николай
Па вло­
вич
че рез
Бенкендорфа
обратился
к
Пушкину
с
п ред ло­
жением
занять ся
«предметами о воспитании юношества».
П ушкин
о тнесс я
к
делу
с
серьезностью
недостаточною.
Лишь
по сле
в тор ого
письма
Бенкендорфа
он
наскоро
на­
бросал
За пи ску,
со дер жан ия
чрезвычайно
общего
и
не­
определенного.
Мотив
царя
как
будто
раскрывается
в
с ло­
вах
письма
Бен кен до р фа: «И предмет сей должен пред­
с тав ить
вам
тем
обширнейший
к руг,
что
вы
на
опыте
видели
совершенно
все
паг уб ные
по сл едств ия
ложной
си­
ст емы
воспитания».
Пушкин
говорил,
что
он
знает,
чего
от
н его
хотели
(Майков <Л . >
Пу шк ин.
—
Сп б., 1899; Днев-
н< ик>
Вульфа...
—
С.
177—178), и,
может
бы ть,
потому
и
нач ина ет
с
того,
что
ему
должно
было
быть
и зв естно
«на опыте»: «Последние происшествия обнаружили много
печальных
ис тин» .
П ричи ны
«происшествий»
он
не
хочет
виде ть
в
од ном
только
вл ия нии
«чужеземного идеологиз-
м а»; корень всякого зла
—
«воспитание,
и ли,
лучше
ска зат ь,
отс утств и е
воспитания».
И
он
тотчас
а пелл иру ет
к
высо­
чайшему
ман ифест у
(от 13 июля 1826 г.), где было сказа ­
но: «Не просвещению,
но
праздности
ума
—
недостатку
твердых
познаний
должно
приписать
сие
своевольство
мыслей»
и
т.
д.
Все
это
Пушкин
заключает: «Скажем
бо лее:
одно
просвещение
в
состоянии
удержать
новые
бе зум ств а,
новые
общественные
бе дст в ия».
Но
в едь
ве сь
вопрос
для
правительства,
ж елав шего
дер ж ать
в
своих
руках
все
водительство
про с ве ще нием,
в
том
и
состоял,
чтобы
найти
идеи,
которыми
можно
было
оправдать
и
направить
руководительство.
На
этот
вопрос
ответа
нет .
Ибо
предложение
Пушкина
сделать
воспитание
всецел о
государственным
и
«представить чины целию
и
достоянием
просвещения»
не
может
считаться
отве­
том.
Чи ны
как
це ль
пр ос веще ния
были
в
духе
русского
общества
—
это
сам
Пушкин
п од че р кива ет: «Чины сде­
лались
страстию
русского
народа»,—
но
это
—
пс ихо логи ­
ческая
характеристика,
а
не
о бо сно вы вающая
в оз­
можную
политику
идея.
Воспитание
же
всецело
госу-


Очерк
развития
русской
ф илосо фии
241
дарственное
и
подавление
во
что
бы
то
ни
стало
во спита ­
ния
частного
ес ть
нечто
сто ль
дикое,
столь
несостоятель­
ное
внутренне,
что
пер ед
ним
бл едн еет
обскурантизм
Магницкого
и
Шишкова.
Казалось
бы,
та кая
мысль
все
же
по
д уху
самому
Николаю
Павловичу.
Однако
он
поставил
ок оло
это й
фра зы
зн ак
вопроса.
Не
потому
ли,
что
он
с оз­
навал,
что
столь
дику ю
мысль
осуществлять
во
что
бы
то
ни
стало
нельзя,
а
нуж но
б ыло
найти,
во
имя
чего
ее
мож­
но
было
оправдать.
Э тог о-то
Пушкин
и
не
мог
ука за ть.
У
него
выходило,
что
оправданием
этого
может
быть
все-т ак и
с амо
просвещение,
которое
и
оставалось
конечною
ц елью,
отчего
государственное
воспитание
как
ср едств о
единственное
и
лучшее
невольно
и
с амо
собою
наводило
на
сомнения.
Суд я
по
ответу
госу да ря,
выраженному
в
ре­
золюции
и
в
письме
Бенкендорфа,
именно
«просвеще­
ние»
как
последний
аргумент
его
и
не
удовлетворяло.
Бы­
ло
приказано
ответить
Пушкину,
что
выставленный
им
принцип,
бу дто
пр осв ещение
и
гений
есть
все
(que l’instruction
et le genie est tout), есть принцип ложный для всех прави­
тельств
и
что
доб рая
нравственность,
исполнение
сл уже б­
но го
долга,
усердие
(la morale, les services, le zele) долж­
ны
быть
предпочтены
просвещению...
(Сухомлинов
<М.
И.>
Иссл едо в ания. .. — T. IL—С . 238—246). Из этог о
вид но,
что
никакой
положительной
идеи
в
этом
д еле
у
Николая
Павловича
не
было,
ибо
о
«доброй нравствен­
н ост и», казалось бы,
Шишков
все
сказал.
Для
правитель­
ства,
желавшего
сохранить
за
собою
интеллигентное
ру­
ководительство,
это
б ыло
фатально.
Срок
наступил
край­
н ий,
бил
час
последний...
Не
пр ошло
и
года
со
вр емен и
переписки
Бенкендорфа
с
Пушкиным,
как
юны й
Кире­
е вский
уже
мечтал
в
письме
к
д ругу
(А.
И.
Кошелеву):
«Не думай,
однако
же,
чтоб ы
я
забыл,
что
я
русский,
и
не
считал
себя
обязанным
действовать
для
блага
своего
оте­
чества .— Н о
мне
кажется,
что
вне
слу жбы
я
могу
быт ь
ему
полезнее,
нежели
употребляя
все
время
на
службу.
Я
могу
быть
литератором,
а
содействовать
к
просвеще­
нию
народа
не
е сть
ли
величайшее
благодеяние,
которое
можно
ему
сделат ь ?-- ---- ---
Все
те,
к от орые
совпадают
со
мн ой
в
образе
мыслей,
б удут
моими
со о бщн ика­
ми.--------- Все
они
будут
литераторами,
и
у
всех
будет
от ра жать ся
од ин
дух .
Куда
бы
нас
судьба
ни
завела
и
как
бы
обстоятельства
ни
ра з роз нили,
у
нас
все
бу дет
общая
це ль:
бл аго
отечества,
и
общее
средство:
литература».


242
Г.
Г.
Шпе т
То,
ч его
не
призна л
бы,
может
быт ь,
и
Пушкин
и
чего
он
не
хотел
выговорить,
было
безусловно
чуж до
Ник о­
лаю
Павловичу,
как,
мож ет
быть ,
и
вообще
русскому
че­
ловеку:
сво бо да
просвещения,
обучения,
образования.
Ни­
колай
Павлович
искал
твердости,
но
—это
ес ть
верный
признак
ограниченности
ума
—
думал,
что
твердость
п ред­
по лаг ает
единообразие.
Он
дал
соответственное
приказание
учреж де нн ому
им
Комитету
для
устройства
учебных
за ве­
дений ,
но
все
же
это
указание
мо гло
быть
«формальным»
принципом,
а
ид ейно й
души
Комитету
не
доставало.
В
Ко­
митет
в ошли
кн.
К.
А.
Лив ен,
еще
в
кач ест ве
чл ена
Гла в­
ного
пр ав ления
училищ
боров ший ся
с
Магницким,
и
вы­
ступавший,
между
прочим,
в
защиту
философии
Уваров,
та кже
боровшийся
откры то
с
Магницким,
но
он и,
поми­
мо
пр очего ,
в
такой
же
мер е
не
были
сторонниками
и
Шишкова.
Ком итет
рассуждал
о
«единообразии»
—
уста­
вов,
программ,
курсов,
учебников,
университетского
пра в­
ления,
ос ужда л
фаворитов
Голицына,
реабилитировал
некоторые
его
жер т вы,
но
так же
мешал
и
Шишкову,
смягчая,
на пр <им ер>, его мстительное цензурное вдох­
но вени е.
В
<18>28-ом
год у
Ши шко в,
наконец,
ушел.
Ни­
колаю
Павловичу
в
по ис ках
лю дей,
за
н ед оста тком
о бла­
дат еля
пол ным
комплектом
нужных
ему
совершенств,
приходилось
ог рани чив ать ся
хо тя
бы
одним
—
усердием.
Кн.
Ли вен,
по-видимому,
в
точности
удовлетворял
этому
требованию.
Он
был
человек
честный,
благородный,
ис­
полнительный
по
службе,
усер д ный.
И
что
же?
Вышло,
что
этих
качеств
—
мало,
а
может
быть,
и
вообще
не
они
нужны
—
п рос тые
аксессуары
чего-то
более
сущ ес твен но­
го.
Ничего
не
сделав,
он
уш ел
в
<18>33-м
году,
и
его
сменил
бывший
уже
с
<18>32-го
год а
его
помощником
С.
С.
Уваров.
Государь
лич но
недолюбливал
Уварова,
но
назначил
его,
потому
что
Уваров
полнее
других
уд овлет воря л
его
требованиям,
да
к
тому
же
был
про св ещенн ейшим
чело­
веком,
одним
из
сам ых
просвещенных
то гда
в
России.
Но
он
п ризва н
был
уже
после
того,
как
пробил
час ,
и
на
его
до лю
пришелся
жалкий
жребий
бы ть
смешным
Дон-Ки­
хотом
от ж ивавш ей
правительственной
интеллигенции.
Во
в сех
его
действиях
и
словах,
против
искренних
побу­
ждений
и
добрых
намерений,
ему
—
как,
может
быть,
и
самому
Николаю
Павловичу
—
приходилось
бы ть
ре ак­
ционе ром .
Таков,
кажется,
и
вообще
удел
реакции
—
при ­
ход и ть,
когда
она
уже
не
нужна,
как
удел
револю­


Очерк
развития
русской
фи лософ ии
243
ции
—
вторгаться,
когда
ее
не
ждут.
О дна
слишком
запаз­
дывает,
другая
тор оп и тся.
Ув аров у,
в
бытность
его
попечителем,
был
больше
в се­
го
обязан
своим
возникновением
Петербургский
универ­
ситет.
Б удучи
т ова рищем
министра,
Уваров
в
П ете рбу рг­
ско м
университете
провел,
ликвидируя
порядки
Рунича,
«систему очищения».
Теперь
он,
наперекор
университет­
ской
разрухе,
учреждает
Университет
св.
Владимира.
Он
действует,
как
будто
твердо
знает,
что
нужно
делать.
Он
работал
при
Голицыне,
при
Шишкове,
при
Ливене
—
и
потому,
во
всяком
с луча е,
знал,
чего
нельзя
делать.
Но
подлинно
ли
он
знал,
что
нужно
делать,—
это
вопрос.
Ко­
гда
он
в
Гл авно м
правлении
училищ
возражал
прот ив
предложения
Магницкого
закр ы ть
К азан ский
ун ив ерси­
тет,
в
нем
говорили
просто
чувства
просвещенного
чело­
века.
На
э той
же
поч ве
он
столкнулся
и
с
Руничем.
Когда
его
проект
устава
Пе тер бур гск ого
ун ив ерси тета
был
от­
вергнут,
он
вышел
в
отставку.
На зн аченн ый
на
его
место
Рун ич
представил
доклад
о
состоянии
университета
с
из­
вестными
обвинениями
профессоров
в
неве рии
и
разру­
шении
го суд ар ствен ног о
порядка.
Уваров
был
так же
за­
дет
э тим.
Он
написал
обширное
письмо
Але кс ан дру
—
но
и
здесь
говорят
чув ст ва
просвещенного
и
воспитанного
человека,
а
положительных
идеалов
не
видно.
Ког да
он
берет
на
себя
и
д аже
требует
д ля1
себя
часть
от вет ств енно­
сти
по
д елу
университета,
в
нем
говорит
чес тны й
че лове к,
возмущенный
наглостью
оскорбляющего
его
проходимца.
Он
сам
аттестует
своих
врагов
как
la poignée d’hommes
sans aveu,—
но
—
и
только.
Забыв,
кому
пишет,
он
дает
ис­
толкователям
воли
Голицына
и
самого
Александра
такие
характеристики,
в
которых
последний,
при
всем
своем
«смирении», не мог не узнать себя.
Называя
их
врагами
вся кого
пол ожит е ль ного
порядка
и
друзьями
ть мы
(amis des té­
nèbres), он прямо перечисляет роли,
в
которых
они
вы­
ст у пают : fanatiques de sangfroid qui tour à tour exercistes,
illuminés, quakers, maçons, lancastriens, méthodistes —
все
что
угодно,
толь ко
не
лю ди
и
не
граждане.
Но
как
он
се­
бе
рисовал
име нно
положительный
порядок?
Во
всеподданнейшем
о тчете
о
десятилетнем
управле­
нии
министерством
Уваров
правильно
определял
св ою
за­
да ч у: «Укрепить отечество на твердых основаниях,
на
коих
зиждется
благоденствие,
си ла
и
жизнь
народов;
найти
на­
чала,
составляющие
отличительный
харак тер
России
и
ей
ис клю чител ь но
принадлежащие». Правильно также рассу-


244
Г.
Г.
Шп ет
ждал
он,
когда
думал,
что,
нашедши
«главные начала», их
«надлежало включить в систему общественного образова­
ни я».
Но
решал
он
св ою
задач у ,
по-видимому,
не
с
доста­
точною
основательностью.
«Русский,—р асс у ждал
он ,—
преданный
отечеству,
столь
же
мал о
согласится
на
утрату
од ного
из
д огма тов
нашего
православия,
сколь
и
на
похи­
щ ение
одного
пе рла
из
венца
Мономахова.
Самодержавие
составляет
главное
условие
политического
существования
Ро сси и.-- ---- --- Нар яду
с
сими
двумя
национальными
на­
ча лам и,
находится
и
тр еть е,
не
менее
важное,
не
ме нее
си льн ое:
народность».
Наимене е
ясн ым
представляется
на­
чало
народности
как
«национальное начало».
Ес ли
это
не
про ст ая
т ав тол огия
—
то
какой
положительный
смысл
вкла дыва л
Уваров
в
по нятие
народности1?
Из
сопоставле­
ния
его
с
двумя
другими
нельзя
установить
даже
отр ица­
тельных
его
при знак ов,
не
говоря
уж
о
том,
что
строго
ло г ич еский
анализ
был
бы
здесь
не
бе зо пасен,
так
как
он
требовал
бы
исключения
из
понятия
н ашей
нар о дн ости
двух
других
начал.
Разъ яснен ия,
какие
мы
встречаем
у
са­
мого
Уварова,
не
идут
дальше
общих
мест.
Не
вд авая сь
в
ведущие
к
сомнениям
подробности
содержания
и
гене­
зиса
этой
идеи,
можно
только
видеть
в
ней
от р ажение
или
восприятие
западноевропейского
романтизма
вообще
или,
на пр
< имер >,
исторической
школы
права.
Но
в се-таки ,
перенесенная
к
на м,
она
могла
бы ть
пр инята
как
за да ча.
Ее
можно
было
з адать
русскому
просвещению,
но
не
ставить
при нципо м.
Это
вытекает
из
со бстве нны х
рассуждений
Уварова.
«Относительно к народности,—п и ше т
он
{<Десятилетие
Мини стер ств а...
—С. > 3),—
все
затруднение
закл юч ал ось
в
со гла ше нии
др е вних
и
новых
пон яти й;
но
народность
1 Десятилетие М <
ин и стер ства
> Н<ародного>
Пр
< освещения >
1833—1843.—
С пб., 1864.—
С.
2—4; <р.
106—108.
Это т
вопрос
до
сих
пор
не
разъяснен
в
достаточной
ме ре
нашими
историками.
Кажется,
у
одного
П ыпина
было
на
эт от
счет
вполне
определенное
м н ение : «Слово
«народность»
был
эвф еми зм,
обозначавший
соб ст ве нно
крепостное
пра­
во.. .» (<Пыпин А .
Н.>
Ист<ория>
рус<ской>
этнографии...—
T. I.—
<Спб. , 1890. > —
С.
388).
К
сожалению,
это
суждение
Пыпина
ника к
не
доказывается.
Его
пространные
суждения
об
«официальной на­
род ност и»
в
Хар актер истика х
литерат<урных>
мнений
то лько
закрыва­
ют
от
читателя
факты,
на
которые
Пыпи Н
мог
бы
опи рат ься .
Но
и
фак­
ты
ук азыв ают ся
нередко
ошибочно.
Мы
расп олаг аем
теперь
большим
количеством
и
лучших
источников
и
и сследо вани й,
чем
ка кие
были
в
распоряжении
Пыпина.
Ненормально
только,
что
в
нов ом
и здан ии
ошибки
Пыпина
не
исправлены,
хо тя
из дан ие
снабжено
допол нит ел ь­
ны ми
примечаниями.


Очерк
развития
русской
филос офи и
245
не
заставляет
идти
назад
или
останавливаться;
она
не
тре­
бует
непод в ижно ст и
в
и дея х».
Уваров
переписал
задачу
из
западноевропейских
тетрадок
—
но
понимал
ли
он,
что
идея
национального
возрождения,
охватившая
Европу
и
знаменовавшая
собою
выступление
новой
(четвертой)
смены
инте ллиге нции,
прямо
прот ивор ечи ла
тому,
что
делалось
у
нас?
Там
национальное
возро жд ени е
б ыло
на­
ро дн ым,
и
правительства
могли
присоединиться
или
не
присоединиться
к
истинным
репрезентантам
народности.
У
нас
народности
просто-напросто
не
было,
потому
что
не
б ыло
соответствующей
ре пре з ента ции,
и
пр авит ел ь­
ств о
само
хотело
взят ь
на
себя
эту
роль.
Вместо
то го
что­
бы
обеспечить
условия,
без
к ото рых
задача
не
м огла
быть
решена,
опирались
на
данное
и
предписывали
его
как
ре­
шение.
Вместо
«народности»
осуществлялся
национализм
самодержавного
государства.
«Народность»
Уварова
не
бы ла
уже
l’esprit général d’une nation
Монтескье
и
не
была
еще
Volksgeist Гегеля.
Поэтому
ее
и
нужно
с опо­
ставлять
с
идеями
романтиков,
а
как
государственную
и дею
—
с
т
<ак>
наз<ываемой>
исторической
школою
в
праве.
Воп рос
о
ген ез исе
иде й
У ва рова
остается
о ткр ытым
—
п очему-т о
он
наших
историков
не
инте ре­
совал.
Между
тем,
несомненно,
что
гос ударст вен на я
муд рост ь
наш их
пр ав ител ей
не
бы ла
вс еце ло
ори гин альн ою .
Вероятно,
во
времена
Маг­
ницко го
нам
не
оставались
вовсе
неизвестны
какие-нибудь
Га ллеры
или
Мюллеры,
вероятно,
и
Уваров
име л
своих
«оправдателей» .
Разрешение
воп ро са
о
генезисе
его
об щего
и
политического
миров оззре ни я
мог ло
бы
быт ь
предметом
интересного
историко-культурного
исследования.
Уваров
был
учеником
не ме цких
неог умани ст ов,
был
во спи тан
в
и део ло­
гии,
возглавляемой
Фр.
А вг.
Вольфом
и
видевшей
путь
к
немецкой
на­
родности
через
эллинизм;
он
был
лично
знаком
с
Гете
(которому посвя­
тил
одно
из
своих
филологических
и ссле дова ний ), состоял с ним в де­
ятельной
пере писке
(ср .
его
речь
о
Гете
1833 г .— Etudes de Philologie et de
Critique par M. Ouvaro££.— S .- Pétersbourg, 1843. Appendice); он был
лично
знаком
с
Шлегелями
и
др уг ими
руководителями
не ме цкой
куль­
туры;
сос тоя л
в
целом
ряд е
иностранных
академий
и
уч еных
об щест в,
с
членами
которых
находился
в
личных
сношениях;
—
все
это
не
могло
остаться
без
в лияния
на
его
по ним ание
за дач
русского
просвещения.
Не
считая
себя
компетентным
для
решения
указанного
вопроса,
не
мо­
гу
не
отметить
—
не
настаивая,
впрочем,
на
генетической
связи
—
неко­
торого
сходства
идей
Уварова
с
го сударст венн ым
учением
в
свое
время
не­
б езы зве стно го
историка
Луд ена
(Н.
Luden. Handbuch der Staats­
weisheit oder der Politik.— Jena, 1811). Совок упно сть и н ди ви до в,
опре­
деляет
он,
в
кот ор ых
культура
п олу чает
некоторую
своеобразную
фор му,
называется
наро дом,
а
са ма
эта
особая
культурная
форма
—
народностью
(Volkstümlichkeit, § 7,—
Луден
от мечает ,
что
з аи мство вал
это т
те р­


246
Г.
Г.
Шпе т
мин,
как
и
т е рмины
Volksthum, volksthumlich, у Яна,
надо
думать,
у
известного
Turnvater-a
Фр.
Л.
Яна ,
ко торо го,
между
п ро чим,
с о чине­
ние
под
заглавием
Deutsches Volksthum вышло в 1810
г .).
Правитель
госу­
дарства
должен
ст реми ть ся
к
тому,
чт обы
единая
чело вече ск ая
культура
воз ник ла
в
г осудар стве
как
св оеобразн ая
народная
культура
(§ 83).
Прави­
тель
должен
связать
зад ачи
государства
с
своеобразием
народной
культу­
ры,
но
это
не
значи т ,
что
последняя
долж на
яви ть ся
по
при казу
или
принуждению
(§ 84). «Культура
народа
в
настоящем
всегда
ес ть
резуль­
тат
жизни
народа
в
п рошло м» (§ 84 Anm. S. 213).
Наук и
по
своей
при­
р оде
об щи
и
выходят
за
пределы
государства,
но
так
как
не
может
быть
культуры
без
народности
и
государство
ес ть
у слов ие
всякой
культуры,
то
государство
не
мо жет
быт ь
равнодушно
к
на учн ым
стремлениям
и
до л­
жно
направлять
ход
науки
и
на
познание
самой
народности,
и
на
воз бу­
ждение
любв и
к
отечеству
(§ 144).
Приказаниями
и
предписаниями
здесь
ничего
до стигн уть
нельзя,
св об од ному
духу
должно
быт ь
предоста­
вл ено
свободное
движение,
но
если
исследование
направляется
на
пред­
меты,
которые
мо гут
быть
опасны
для
р е лигии,
добрых
нравов,
оте ч ест­
ва
и
народности,
тогда
пра вител ьс тво
обязано
выступить
против
наруше­
ния
порядка
и
публичного
благополучия.
Напротив,
оно
об яз ано
содей­
ствовать
те м,
кто
действует
в
наук е
на
сла ву
и
пол ьзу
отечества
и
кто
содействует
развитию
духа
в
направлении
особенностей
своего
народа.
У
всякой
на уки
есть
так ая
сто рона,
но
в
особенности
внимания
прави­
тельства
заслуживает
отече ств ен н ая
история,
ж изнь
и
дея ния
предков
(§ 145).
Это
едва
ли
не
г лавн ый
пункт
программы
министерства
Уваро­
ва.
Как
част ност ь,
отмечу
совпадение
этой
программы
с
взглядами
Луд е­
на
по
вопросу
о
«частном воспитании» .
Луден
является
его
решитель­
ным
прот ивн ик ом,
в
особенности
в
руках
«иностранного ветреного гу ­
ве рн ера» (§ 175 Anm.) .
Есл и
по зво лит е льно
ид ти
дальше
и
сопоставлять
с
об­
щими
пр инци пами
Уварова
те
требования,
ко тор ые
он
прямо
пр едъяв ля л
к
политике
просвещения,
то
можно
за­
метить,
что
они
выливаются
в
директивы
для
этого
как
будто
достаточные.
Уваров
хоте л, «при оживлении всех
государственных
с ил,
охранять
их
течение
в
границах
безопасного
благоустройства», хотел «изгладить
противо­
борство
так
называемого
европейского
образования
с
по­
тре бн остям и
нашими:
исцелить
нове йше е
поколение
от
сл епого ,
необдуманного
п ри стра стия
к
поверхностному
и
иноземному,
распространяя
в
юны х
ушах
[умах?] ра ­
душное
у важен ие
к
отечественному
и
полное
убеждение,
что
только
приноровление
общего,
всемирного
просвеще­
ния
к
нашему
народному
бы ту,
к
нашему
народному
ду ху
может
принести
истинные
плоды
вс ем
и
каждо м у» (ср.
вы ше,
вз гляд ы
Луде на).
Но
кто
должен
и
будет
решать,
в
чем
состоит
названное
прин оровл е ние ?
Сам
пр о свещен­


Очерк
разв ит ия
русской
ф илосо фии
247
ный
Уваров
не
мог
бы
о тв етить
на
вопрос
ясн о
и
опреде­
ленно,
ме жду
тем
каждому
предоставлялось
по
собствен­
ному
разумению
разгадывать
тот
X—«дух
народный»,
«дух русский» .
Простейший
выход
был
тот ,
что
дух
нар од­
ный
только
и
определялся
т еми
двумя
предикатами,
кото­
рые
в
качестве
принципов
выставил
Уваров
рядом
с
на­
родностью.
Исторически
отн оше ние
вещей
упрощалось
еще
больше.
Православное
духовенство
уже
дав но
исчер­
пал о
св ои
инт ел лиге нтные
си лы,
и
его
руководственная
роль
в
светском
образовании
кончилась.
XVIII век шел
под
эгидою
отвлеченного
«разума»
с
его
«естественными
правами».
Теократическая
—
Христос
—
«Самодержец на ­
род а
христианского»
—
реакция
Александровской
эпохи
ст авил а
на
м есто
разума
нер азу мие ,
но
обход ил а сь
без
православного
духовенства.
Теперь
она
называлась
врагом
всякого
положительного
порядка,
и,
следовательно,
на
по­
следнем
и
нужно
было
сосредоточить
все
усердие.
В
ци­
тиро ва нно м
вы ше
Отчете
Уваров
писал,
что
его
т рой ст­
венная
формула
восстановила
против
минист ер ст ва
не
только
представителей
либе р альны х
ид ей,
но
и
«мистиче­
ских,
потом у
что
выражение
—
православие
довольно
я сно
обнаружило
стремление
министерства
ко
всем у
положи­
тельному
в
отношении
к
предметам
христианского
веро­
вания
и
удаление
от
вс ех
мечтательных
призраков,
сли ш­
ком
часто
помрачавших
чистоту
священных
преданий
це рк ви» (107).
В
виде
реакции
против
ре ак ции
неразумия
выдвигалась
положительная
и стор и ческая
ре лигия.
Но
разве,
серьезно
говоря,
ей
теперь
поз волил и
бы
и
позво­
ля ли
играть
руководящую
роль?
Православие
д авно
б ыло
слугою
государства1.
Если
бы
теперь
у
духовенства
да же
хватило
смелости
и
сил
заявить
свои
претензии
на
р уко­
водительство,
т акая
дерзость
бы ла
бы
мгновенно
укрощ е­
на.
Это
не
зна чит ,
что
православие
не
б ыло
реальною
си­
лою.
Оно
было
ею.
Именно
потому
оно
и
нужно
б ыло
1 Конечно,
п ра восл авие
не
было
в
формуле
Ув аров а
только
эвфе­
мизмом,
но
в
центре
или
на
периферии
— оно
был о
вполне
по
обсто­
ятельствам.
Никитенко
пер еда ет
(I, 334) поучительный эпизод .
Дел о
идет
о
назначении
профессоров
католической
академии,
куд а
был
опреде­
лен
и
сам
авт ор
этой
з а пис и: «На философию никого не находят.
Да
где
ж
у
нас
не
только
философы,
но
и
сама
фи лософ ия?
Я
совет ов ал
обр а­
титься
к
Карпову,--------- Галича
не
хотят:----------Фишер,
наш
универси­
те тс кий
профессор,
не
люб,
потому
что
сам
кат олик» .
Но
это т
к ат олик
был
допущен
к
преподаванию
в
православной
духовной
академии
и
пре ­
пода ва л
там
10 лет,
из
них
последние
три
года
устраненный
из
универ­
ситета
вс лед стви е
уничтожения
кафедры
в
<18>50-м
го ду.


248
Г.
Г.
Шпет
государству
—
для
санкции,
в
глазах
верующих,
его
пра ви­
тельственного
поведения
и
со о тве тстве нно
для
цензуры
в сего
антиправительственного,
как
если
бы
оно
было
ан­
тирелигиозным.
От кры то
существовать
духовенство
мо г­
ло
только,
п ос кольку
оно
б ыло
покорно
государс тв у,
ибо
нез ависим о е
духовенство,
как
фактор
антигосударствен­
ный,
в
государстве
несвободном
обречено
на
подполье.
Положительный
порядок,
в
противопоставление
п оряд ку
естественному
(«естественное право», «естественная рели­
г ия») и порядку сверхъестественному («божественному»),
по нимает ся
теперь
как
и сториче ск ий
государственный
порядок.
Э тим
порядком
было
о дно
чистое,
националь­
ное
и
неограниченное
самодержавие.
В
этом
идея
эпохи1:
нац ио нал изм
против
Священного
интернационала.
О то­
жествление
государственности
и
самодержавия
не
было
здоровым.
Как
бы
исторически,
в
связи
с
общеевропей­
скими
делами
и
событиями,
ни
объяснялся
это т
период
на шей
истории,
психологически
он
был
чувством
с мер­
тельной
болезни
и
п р едчув ств ием
неизбежного
конца.
Отсюда
мнительность,
н еув ерен нос ть
и
импульсивность
при
ви димо м
са моо бла дан ии
и
напу скно й
твердости.
При
таких
условиях,
ис к ренно
или
неискренно,
но
правительство
не
могло
иначе
о тно сит ься
к
просвещению,
как
в
полной
уверенности
в
своем
нераздельном
праве
на
рук овод с тво
им.
Идеологию
предоставлялось
придумы­
вать—
но
с
другой
стороны
и
только
тем ,
кто
мог
пони­
мать
создавшееся
положение
и
честно
—
«нравственно,
в
исп ол нен ии
с лу же бного
долга,
усе рдно »
—
отдавал
св ои
способности
и
силы
самодержавному
госуда рств у.
Поэто­
му
настоящая
программа
Уварова
не
в
его
«тройственном
понятии»
—
оно
только
сл у чайная
по ст ановк а
вопроса
в
ду­
хе
вре ме ни,—
а
в
его
у беж дении,
что
правительство
есть
единственный
инте л ле к ту альный
руководитель
страны.
Как
он
сам
это
ясно
формулировал: «Если выход из гру­
бой
тьмы
н евежест ва
и
беспрерывное
дальнейшее
движе­
ние
к
свету
необходимы
для
человека,
то
попечительное
в
этом
д еле
участие
правительств
необходимо
для
наро­
до в.
Только
правительство
и меет
все
средства
знать
и
высо­
ту
усп е хов
всемирного
образования,
и
насто ящ ие
нужды
от еч е с тва ». Что же тогда делает наука и ее реальные носи-
1Аневмнимом «продолжении»
осущ еств лени я
идей
Св яще нн ого
союза,
как
изображал
тот
же
Пыпин.
Его
изображение
неточно
и
идео­
логически,
и
фак тиче ски .


Очер к
развития
русской
фи лософ ии
249
тели,
ученые?
Для
государства
как
та кие
они
не
нужны;
государству
могут
быть
нужны
только
прил оже ния
науки
и,
следовательно,
нуж ны
техн и ки
в
широком
с мыс ле.
Но
может
ли
быть
приложение
науки
без
науки?
Нет,
конеч­
но.
Под
государственными
мундирами
и
вицмундирами
можно
до
поры
до
в р емени
скрывать
пр о казу
н евежест ва,
но
ее
лечение
таким
образом
толь ко
запускается.
Уваров
думал,
что
он
сохраняет
науку
и
спасает
государство,
«олюдет истинные выгоды народа»
—было
ли
правитель­
ство,
которое
не
говор ил о
этого?
—
и
предохраняет
его
от
«нравственно -п о лит ических
яз в»
—
какое
правительство
и
этого
не
говорило?
Во
имя
этого
спасения,
с о блюде ния
и
предохранения
он,
обращаясь
к
уни верс ит етам,
предпи­
с ыв ал : «Каждый из профессоров должен употребить все
с илы,
дабы
сделаться
достойным
орудием
правительства».
Уваров
думал,
что
пр ави тел ь ство
может
все
знать
—
и
успехи
всемирного
просвещения,
и
нужды
отечества.
Однако
бы ло
нечто,
чего
он
не
зна л.
Он
не
знал ,
что
фило­
софия
для
государства
ни
на
что
не
пригодна,
что
примене ­
ния
ей
нет
и
«служить людям»
она
не
может.
Он
вообра­
ж ал,
что
может
бы ть
такая
философия,
которая
будет
отстаивать
само
государство,
или ,
выражаясь
более
п озд­
ним
сти л ем,
кот ора я
будет
«обосновывать»
заданные
ей
политические
темы
и
которую,
выражаясь
т аким
же
сти­
ле м,
государство
«использует»
в
св оих
целях.
Он
плохо
слушал
то,
что
громко
говорилось
его
собственными
с ов­
ременниками
на
языке
его
собственных
на у чных
руково­
дителей.
Может
быть,
и
слышал,
но
не
понимал
того,
что
фи лософи я
живет
и
движется
противоречием,
и
если
он
оставляет
хотя
бы
гран
ее,
к азавш ий ся
ему
полезным,
из
не го
вырвется
вихрь
для
него
вредный.
Чем
ре зче
оче р­
тить
пр еделы
полезной,
нужной
гос уда рств у
философии,
тем
скорее,
нап ря жен нее,
стремительнее
она
р аскро ет
беспредельное
им
пр от иворе ч ие.
И
чем
прочнее
свяжет
себя
государство
с
поле зно ю
ему
философией,
тем
легче
бесполезная
философия
ра зобл ач ит
противоречие,
к ото­
рое
существует
меж ду
пра ва ми
ее
разумного
духа
и
жал­
ким
неразумием
государственных
пре т ензий
ог ран и чить
эти
права.
Когда
до
самодержавного
российского
госу­
дарства
до несся
отдаленный
свист
европейской
бури
<18>48-го
года,
наше
правительство
расслышало,
нако­
не ц,
в
н ем,
как
переходит
полезная
государству
филосо­
фия
в
св ое
противоречие.
Тут
только
убедились
в
по сле­
до вате ль но сти
Магницкого
и
решили
отменить
филосо­


250
Г.
Г.
Шпет
фию
в
нашем
государстве.
Уваров
ушел
в
сентябре
1849
года,
и
выполнение
этого
подвига
выпало
на
счастье
кн.
Пл.
А.
Ширинского-Шихматова.
К огда
Уваров
в
своем
Отче те
в
светлых
то нах
изоб ра ­
жал
движ е ние
в
России
науки
и
высшего
образования,
он
во
многом
был
прав.
За
отчитываемое
десятилетие,
дейст­
вительно,
университеты
на ши
стали
на
ноги.
Иностранцы
бы ли
уже
не
ну жны,
появился
целый
ряд
св оих
ученых,
пр епо даван ие
по
многим
кафедр ам
стояло
на
европей­
ск ой
вы со те.
Ко нечно ,
не
все
предметы
б ыли
у
нас
на
та­
кой
высоте,
как' ру сская
история,
н апр
< имер >, но везде
замечалось
стр емл ение
к
научности
у
преподавателей
и
интерес
к
научности
у
студентов.
Уваров
неправ
был
лишь
в
уб ежден ии ,
что
все
это
достигнуто
мерами
мин и­
сте рств а.
И деи
и
психология
их
восприятия
имеют
свои
имманентные,
от
вол и
руководителей
не
зави сящ ие
з ако­
ны.
Раз
зародившаяся
научность
р азви вает ся
н езави сим о
от
того,
по лез но
или
бесполезно
это
развитие
государст­
ву,
поддерживает
оно
его
или
не
под д ер жива ет.
Ум,
во с­
пл амен ивш ий ся
и деею,
не
успокоится
на
пассивном
при­
ятии
ее
дозволенной
полезной
час ти
и
найдет
источники,
которы е
увлекут
его
к
запретному
целому.
Политика
У ва­
рова
во збуж да ла
интеллектуальную
с траст ь,
но
не
давала
средств
удовлетворения
ее.
Положительному
п орядку
это
не
могло
благоприятствовать.
Люди
без
научного
вк уса
Ува ро ва
и
без
его
научной
совести
бе сп ристра стн ее
ви де­
ли
создавшееся
в
государстве
противоречие
и
был и
более
правы,
чем
он.
С
середины
40- х
годов,
отчасти
помимо
Уварова,
отчасти
с
вовлечением
и
его,
создается
целый
ряд
институтов
и
пре дпр инима ет ся
ряд
отдельных
мер
для
п ресеч ения
и
предупреждения
вре дн ых
самодержав­
ному
государству
идей.
Е вропе йс кий
<18>48-ой
год
окончательно
осудил
Уварова,
и
энер г ия
обскурантов
взвинтилась.
Я сно
было ,
что
половинчатость
Уваро­
ва
— враг
в
собственном
доме,
предательство.
И
вот,
мо ж­
но
сказать,
накануне
крушения
всей
колоссальной
м аши­
ны
н ико л аевско го
самодержавия
обскурантизм
с
судо­
рожным
отчаянием
принимается
за
уничтожение
своего
смертельного
врага.
Мы
видели,
с
какою
нео пред е ленно ст ью
вводилось
в
программу
Уварова
поня тие
нар одно ст и.
Каждому
бы ло
предоставлено
его
толковать
по-своему.
И
действительно,
вся
русская
мысль
30-х
и
40- х
год ов
предалась
р азг адке
тай ны
это го
сфинкса.
Но
не
вся
она
развилась
под
one-


Очерк
р азв ития
русской
фи лософ ии
251
кою
государства,
и
не
вся
она
решала
этот
вопрос
в
ис­
ключительных
интересах
государственной
пользы.
Нако­
не ц,
и
офици озна я
наука
стала
заражаться
вольностью
не­
ко то рых
толкований,
крепко,
впрочем,
у бежденн ая,
что
ею
в
точности
выполняется
задан ие
министра.
Казалось,
люди,
госуд арст в у
вполне
преданные,
толковали
«народ­
ность»
вполне
государственно,
и
тем
не
менее
в
их
т олко­
ваниях
был о
яв ное
отклонение
от
пользы
современного
им
госуд арс тва .
Одни
сл ишком
откидывались
назад
в
по­
ис ках
за
р азгадко ю
народного
дух а,
другие
слишком
ре­
шительно
рвались
вперед,
усиливаясь
проникнуть
взором
за
чер ту
современного
горизонта
и
там
найти
успокаива­
ющ ую
сов ес ть
разгадку.
Пр ави тел ь ство
т еперь
только
уб е­
дилось
в
необходимости
да ть
свое
однозначное
толк ов а­
ние .
Уваров
все
опаздывал.
Лиш ь
через
четырнадцать
лет
его
управления
«по высочайшей воле»
б ыло
сделано
нуж ­
ное—
и ли,
вернее,
уже
ненужное,
как
з апо здав шее, —
р азъясн ени е.
1-го
и юня
1847 г.
проф.
Никитенко
з аписы ­
вал
в
своем
Днев ник е : «Вчера,
т.
е. 31мая,
состоялось
чрез­
вычайное
зас едан ие
совета
в
университете,
под
пр едседа ­
тел ьств ом
попечителя---------.
Читали
пре д писа ние
мини­
с тра,
составленное
по
высочайшей
воле,
где
об ъ ясняе тся,
как
н адо
понимать
нам
нашу
народность
и
что
такое
сла­
в янств о
по
отношению
к
России.
На родн ость
на ша
состо­
ит
в
беспредельной
преданности
и
повино вении
само дер ­
жавию,
а
славянство
западное
не
должно
возб ужд ат ь
в
нас
никакого
сочу вс тв ия.
Оно
само
по
себе,
а
мы
сам и
по
себе .--- -- Он о
и
не
заслуживает
нашего
уча ст ия,
по то­
му
что
мы
без
него
уст роил и
наш е
государство,
без
не го
стр ада ли
и
возвеличились,
а
оно
всегда
пребывало
в
зави­
си мост и
от
других,
не
умело
ничего
создать
и
теперь
ок онч ило
свое
историческое
существование.—
На
ос нова ­
нии
всег о
этого
м инистр
жела ет,
чтобы
профессора
с
ка­
фе дры
развивали
н ашу
нар о дн ость
не
иначе,
как
по
этой
программе
и
по
повелению
правительства.
Это
ос об енно
касается
профессоров:
славянских
наречий,
русской
исто­
рии
и
истории
русского
законодательства».
Ни кит енко ,
конечно,
конденсировал
«предписание»,
но
ве дь
тут
и
важна
только
идея ,
а
не
фо рма
выр а жения.
Несомненно,
та кое
разъяснение
шло
уже
против
в оли
и
истинных
принципов
само го
Уварова,
а
в
г лазах
опека­
емых
им
это
его
т олько
компрометировало.
Уварову
са­
мо му
теперь
пришлось
испы тат ь
ре ал ьное
значение
«на­
чал»
народного
в о спита ния
Ник ола я
Павловича:
исполне­


252
Г.
Г.
Шпет
ние
слу жеб но го
долга,
усердие.
Положение
Уварова
дела­
лось
все
бо лее
фа льшивым.
Он
уже
стал
в
чужих
руках
о ру дием
цензурных
преследований,
где
покрывал
своею
ответственностью
явно е
и
тайное
мракобесие,
теперь
он
становился
только
орудием
и
в
делах
высшего
образова­
ния.
С
<18>48-го
год а
на
университеты
градом
посыпа­
ли сь
меро при яти я,
долженствовавшие
их
стерилизовать
и
обезвредить
в
государственном
см ысл е.
Уваров
из
руко­
водителя
все
больше
превращался
в
орудие
чужого
дейст ­
ви я.
Запрещаются
заграничные
отпуска
и
командировки,
ограничивается
число
своекоштных
студентов
—
кроме
полезного
медицинского
факультета,—
п ри знае тся
пол ез­
ны м,
чтобы
дети
властвующего
сословия
искали
преиму­
щ ествен но
вое нной
сл уж бы , «для чего университетское
образование
не
есть
необходимость».
Количество
ст у ден­
т ов,
возросшее
с
<18>36-го
по
<18>48-ой
год
почти
в
два
с
половиною
раза1, к <18>50-му
году
резко
па дае т,
а
введенные
нормы
зас тавл яют
выб ира ть
предметы
заня­
тий
не
по
с кл оннос ти
и
ж елани ю,
а
по
обстоятельствам
случайным
и
по
соображениям
сторонним.
Положение
Ува р ова
из
фа льш и вого
ст анов илось
глу­
пым.
Он
искр енне
хотел
б ыть
оп орою
са моде ржав и я,
а
был
в
его
руках
п рост ою
пог рем ушкою .
По
принципам
своим
не
мог
он
обратиться
за
поддержкою
и
к
обще ст ву.
Оно
ушло
из-под
его
опеки
и
едва
ли
не
в
нем
видело
своего
злейшего
врага.
Как
увидим
ниже,
он
попробовал
в
критический
момент
обратиться
к
вс кор мле нном у
им
профессорскому
перу.
Но
результат
этого
обращения
об­
р ат ился
про тив
него
же,
не
говоря
уже
о
том ,
что
если
бы
Уваров
собрал
теперь
в
с вою
защит у
всех
своих
Давы­
довых,
Погодиных
и
пр<оч.>, в глазах «нового»
общест­
ва
их
выступление
против
мракобесия
означало
бы
сдачу
позиций
и
вы зва ло
бы
не
столько
сочувствие,
сколько
зло ­
радное
торжество.
Их
положение
в
русской
культуре
бы­
ло
также
фальшиво.
Каково
бы
ни
было,
однако,
по лит и­
ческое
положение
Уварова,
несвоевременность
его
иде йн ой
позиции
раскрывалась
ясн ее
с
каждым
дне м
и
обществу,
1 Не считая Дерптского университета;
Виленский
был
закрыт
перед
открытием
Киевского.
Общее
количество
студентов
пя ти
р усски х
у ни­
в ер сите то в: 1836, 1848 и 1850
гг.
последовательно
1466, 3412, 2464.
По­
следовавшее
затем
некоторое
увеличение
этого
числа
объясняется
в ве­
ден ием
в
университетское
преподавание
военных
наук
и
увеличением
н орм
для
ме дици нс ких
факультетов
ввиду
их
кр а йней
необходимости
для
нужд
войны.


Очерк
р азв ития
русской
филос офи и
253
и
правительству.
Между
пос ле дним и
уже
прошел
ра зде­
ливший
их
поток,
и
уже
нуж но
было
находиться
на
одном
или
на
другом
берегу.
Это т
поток
пролился
с
З апа­
да.
Никитенко
сделал
2 дек.
1848 г.
такое
наб лю де ние:
«События на Западе вызвали страшный переполох на
Са нд вич евых
островах.
Варварство
торжествует
там
свою
победу
над
умом
ч ел ове ческ им,
к ото рый
н ачи нал
м ыс­
лить,
над
образованием,
ко тор ое
начинало
оп ер ять­
ся.—Но
образование
это
и
мысль,
ис кав шая
в
нем
опоры,
оказались
еще
столь
ша тки ми,
что
не
вын ес ли
пер во го
же
дуновения
на
них
варварства.
И
те,
которые
уже
склонялись
к
тому,
чтобы
сч итат ь
мы сль
в
числе
человеческих
дос т оинст в
и
потребностей,
теперь
опять
обратились
к
бессмыслию
и
к
ве­
ре,
что
одно
толь ко
то
хо рош о,
что
приказано.---------на
Сандвичевых
островах
всякое
поползновение
мыслить,
всяки й
благородный
по рыв,
как
бы
он
ни
был
скромен,
клеймятся
и
обрекаются
гонению
и
гибели.
И
готовность,
с
какою
они
гибнут,
ясно
свидетельствует,
что
на
Сандвичевых
островах
и
не
бы ло
в
эт ом
ро де
ни чего
св оего ,
а
все
чужое,
нанос­
но е.
Поворот,
таким
образом,
сделался
г оразд о
легче,
чем
ожидали
и
н адеяли сь
некоторые
мечтатели.---------Наука
б леднеет
и
прячется.
Невежество
возводится
в
систе­
м у.- --- ----
уже
простодушные
л юди
со
взд ох ом
тве рд ят:
«видно,
н аука
и
впрямь
де ло
немецкое,
а
не
наш е».
Фатально.
Наука
—
не
наш е
восточное
дело.
Натиск
об­
скурантизма
—
и
вот
те,
кто
склонялся
уже
к
мысли,
обра­
щаются
к
бе ссм ысл ию
и
покорности
приказу...
Трудно
сказать,
кого
конкретно
име л
в
виду
Ни ки тенко ,
но
сам о
со бою
по дсказы вает ся
пример,
иллюстрирующий
его
на­
блюдение.
В
июльской
книге
«прогрессивных» «Отечест­
венных
За пи сок », органе «нов ого
общества», в том же
<18>48-ом
г.
появилась
статья
(без подписи)
редактора
журнала
Краевского
под
заглавием
Россия
и
западная
Евро­
па
в
настоящую
минуту.
Краевский,
некогда
п р оп ов едовав­
ший
«философию»
Б о тена,
зат ем
бывший
пестуном
Бе­
линского,
Герцена
и
д р.,
подвергавшийся
пре сле д ова нию
за
либеральные
и д еи , «в настоящую минуту»
заговорил
языком
ничем
не
пр икры того
невежества
и
воспитания
искренне
ра бског о1.
Дело,
конечно,
не
в
л ично сти
автора
—
в ероятн о,
он
был
человеком
«порядочным»
1 Надеждин писал Погодину,
что
Краевский
извещал
его,
Надежди­
на, «с самодовольством,
говоря,
что
он
так
напишет,
что
сам
Булгарин
ра с чих а етс я» (Барсуков <Н.
П.
Жи знь
и
труды... >
— IX. — 291).


254
Г.
Г.
Шпет
и
о бщест венно
п олезным ,—
а
в
его
статье
как
с оциаль­
но-психологическом
яв ле нии
ру сск ой
об ществе нн о сти.
«Отечественные Записки»
в о зв ещал и: «Европа пред­
ст авл яет
теперь
зр ели ще
беспр им ерн ое
и
чрезвычайно
поучительное.
В
одной
половине
ее
—
бе зн ачал ие,
со
все ­
ми
своими
ужасными
последствиями;
в
другой
—
мир
и
спокойствие,
со
всеми
своими
благами». Это
— Запад ная
Европа
и
Россия.
Отчег о
же
это
«изумительное явление»?
Оказывается,
н а чалом
новых
гос уд ар ств
на
За паде
б ыло
завоевание,
у
нас
—
«свободное призвание властителей» . От­
то го
с
самого
начала
мы
упра вл яемс я
не
на
ос нов ах
ф ео­
дализма,
а
на
основах
«патриархальной,
отеческой,
само­
державной
вл ас ти». «Церковь
и
Государь
сде лал ись
нача­
л ами
вс ех
д ейс твий
народа,
и
никакие
события,
ни каки е
несчастия
и
бедствия
не
разъединяли
у
нас
э тих
священ­
ных
властей
между
собою;
ни когд а
и
на род
не
переставал
видет ь
в
них
св ое
счастие
при
обыкновенном
течении
де­
ла
и
свое
сп асени е
в
дни
бе дс тви й». Петр водворил у нас
науки
и
искусства,
не
пр енебр ег
ни
одного
вещественного
улучшения
в
на шем
быту,
но
ни
он,
ни
его
преемники
не
коснулись
основных
начал
си лы
и
величия
России.
И
русские
по-прежнему,
если
не
больше,
привязаны
к
сво им
государям,
к
вере
отцов,
к
сво ей
национальной
самобытности.
П етр
заставил
нас
полюбить
образован­
ность,
и
мы
сделали
шаг и,
подобных
которым
не
п ред­
ставит
и с тори я: «в полтораста лет мы не только догнали,
но
д аже
пер егнал и
в
некоторых
отношениях
самые
об­
ра зо ванные
народы,
а
как
государство
Россия
уже
да вно
заняла
первое
место
в
це лом
м и ре». В заключении статьи
говори л ос ь: «Россия и в юности своей была государством
самобытным,
отвергнувшим
все
покушения
Запада,
а
в
крепости
мужества
своего
она
составляет
незыблемый
к олос с.
Лет о писи
ми ра
не
представляют
подобного
ве ли­
чия
и
могущества,
и
сча сть е
быть
русским
есть
уже
дип­
лом
на
благ ородс тв о
среди
других
европейских
народов.
Как
в
др ев нем
ми ре
имя
римлянина
о знач ало
че лов ека
по
преимуществу,
так
значительно
в
н аши
дни
имя
русско­
го.--------- Они
[иностранцы]
хот ят
отделить
нас
от
се бя ?..
Неразумные!
Они
не
видят,
что
мы
уже
отделены
от
н их,
отделены
лучше,
нежели
стенами,—
отделены
историче­
ским
своим
развитием,
нравственными
своими
началами,
о бр азо ванием
всех
частей
нашего
государственного
устройства».


О черк
раз вит ия
русской
фи лософ ии
255
Статья
все-таки
вы зв ала
в
некоторых
кругах
негодова­
ние ,
хо тя
меньше
всего,
кажется,
своим
невежеством,
а
больше
по
мотивам
морального
порядка.
Взволновался,
меж ду
прочим,
д аже
Погодин,
благородство
во лне ния
к от орого,
впрочем,
смягчалось
тем,
что
По год ин
увидел
в
статье
«Отечественных Записок»
пародию
на
собствен­
ные
воззрения.
Шевырев
уверял,
что
он
«от всей души
сме ялс я»
и
что
т акая
статья
—
орден
«Москвитянину». За то
Бутурлиным
она
была
принята,
как
он
писал
Уварову,
за
отличающуюся
«верным взглядом на описываемый пред­
м ет,
беспристрастным,
чуждым
какого-либо
ласк ател ь­
ств а
и
внушающим
тем
более
доверия
изложением,
осо­
бою
теплотою
религиозного
чувства
и
патриотическим
увлечением,
достойным
всяко й
похвалы».
Одурачить
Бу­
турлина
было,
зна чи т,
не
трудно.
Сам
ц арь
одо бр ил
с та­
тью—вместо
того,
что бы
примерно
наказать
шу та.
Ува­
ров
мог
только
увидеть
себя
одураченным
совсем
в
д ру­
гом
.смысле:
его
ид еи
могли
бы ть
пр иня ты
правитель­
ством
лиш ь
в
доведенном
до
аб сур да
смысле.
В
порядке
историко-психологическом
статья
Краевского
бы ла
сим­
птомом,
что
романтизм
Уварова
в
и стори чес ки
трезвых
—
хо тя
бы
и
цинических
—
гл азах
см ешо н.
Иде я
правитель­
ствен но й
и нт елл игенц ии
потерпела
крах.
Отныне
ее
ми­
нимальное
руков оди те ль с тво
разв ит ием
р у сской
культуры
в
действительности
было
тол ько
борьбою
с
ре а льным
ру­
ководительством
новой,
внеправительственной
инт е лли­
генции.
Уваровцы,
попавшие
между
дв умя
берегами,
е сли
не
приставали
к
одному
из
них ,
гибли
в
пучине
б урн ого
потока.
Обскурантизм
б рал
ве рх
и
в
лице
кн.
Платона
Ши-
ринского-Шихматова
опять
завл адел
минист ер ст вом
рус­
ского
просвещения.
В
се нтяб ре
Уваров
выш ел
в
отставку,
а
в
ок тя бре
университеты
лишились
права
избрания
рек­
тора,
к оторы й
теперь
мог
быть
назначен
и
из
л иц,
посто­
ро нних
университету;
избр ание
декан о в
бы ло
ограничено,
и
они
мо гли
также
назначаться;
было
сдел ано
распоряже­
ние
принимать
в
студенты
почти
исключительно
дет ей
дво р ян,
о бл ад ающих
недвиж им о ю
собственностью,
ибо
не
имеющие
таковой
слишком
много
ме чтаю т
о
своих
способностях
и
свёдениях
и
«гораздо чаще делаются
людьми
беспокойными
и
недовольными
настоящим
по­
рядком
вещей,
особливо
если
не
находят
пищ и
своему
чрезмерно
возбужденному
че с толюби ю».
Далее,
было


256
Г.
Г.
Шпет
ограничено
право
университетов
и
Академии
наук
п олу­
чать
книги
и з-за
границы.
Взялись
и
за
самое
нау ку.
С
кон­
ца
<18>49-го
года
бы ло
прекращено
преподавание
гос у­
дарственного
права
евр опейс ких
держав,
а
с
1850 <г. >
б ыла
уничтожена
ка федра
философии.
Оставалась,
как
нек ог да
проектировал
Карнеев,
лишь
ло гика
и
психоло­
ги я,
преподавание
которых
поручалось
профессорам
бо­
гословия
по
программам,
установленным
духовным
ведом ст во м
и
под
его
наблюдением.
Как
докладывал
Ширинский-Шихматов,
цель
уничтожения
фи лосо­
фии
—
«ограждение от мудрований новейших философ ­
ск их
с и ст ем». Впрочем,
фил ософ ию
исключили
не
без
ко­
лебан и я
—
предполагалось
первоначально
оставить
и
ве­
сти
преподавание
в
обличительном
духе.
Невозможность
найти
способных
для
э того
преподавателей
побудила
во­
все
о тме нить
ка федру1.
Ширинский-Шихматов,
к роме
благословений
Магницкого
и
Ка рне-
ев а,
вдохновлялся
такж е
добронравием
своего
брата,
в
мире
капи­
тан-лейтенанта
Се ргея ,
в
иночестве
Аникиты,
который
в
Правлении
у чи­
лищ
при
обсуждении
предложения
М агни цко го
сове товал
из
фило­
со фск их
наук
допустить
преподавание
л ог и ки, «заключающей в себе
в есьма
полезные
нас тавлен ия ,
как
прав иль но
составлять
пре дло же ния
и
выводить
из
них
справедливые
дока за те льс тв а », и психологии,
ибо
«рассматривание свойств души,
ее
способностей
и
даже
страстей
п ри­
на дл ежит
к
истинному
п рос вещению ». Что касается собственно филосо­
фии,
то
она
спо соб на
совратить
умы
на
самый
гибельный
пут ь.
Все
фи­
лософские
сочинения
были
источниками
ересей
и
неверия.
Сам
Баумей-
стер
почти
на
каждой
странице
своего
учебника
высказывал
мысли,
противные
нравственности
и
религии.
Для
преподавания
философии
должен
быт ь
со став лен
о собый
учебник,
где
были
бы
и зложе ны
«наста­
вления
из
к ниг
боговдохновенных
Ветхого
и
Нового
Завета,
удерживая,
ско л ько
возмо жно,
даже
самые
выражения
Св.
П ис ания», как в знамени ­
того
Босюета
Свя щенн ой
политике.
«К таковым из Св.
Писания
прави­
лам
ист инног о
благонравия
н адлеж ит
ещ е,
для
доставления
сему
важ ­
нейшему
учен ию
по лно го
сов ершен ст в а,
присовокупить
из
жития
св.
отцов
поучительные
и
всякого
подражания
достойные
примеры,
с
пра­
вилами,
по
опыту
составленными,
соединенные,
как
при
помощи
благо­
дати
одолевать
и
иск ор ен ять
в
самом
себе
самые
с иль ные
порочные
с тра сти
и
д остиг ать
самых
высоких
христианских
добродетелей» (Феок­
тистов
<Е.
М.
Магницкий:
Мате ри алы
для
истории
просвещения
в
России>.—Р<усский>
В < ест ник>.—1864.—VIII.—С.
431—2).
1 Рассказывают,
что
про ф.
Гол уби нск ому
было
пр едло жен о
оп ро­
вергнуть
учение
немецкого
идеализма;
он
отвечал,
что
он
—
не
в
состо­
янии.


Оч ерк
раз в ития
русской
философии
257
Преподавание
остальных
нау к
было
в зято
под
уси л ен­
ный
на дзор
—
деканы
сл еди ли
за
профессорами1, ректор,
не
несший
пр оф ессо рск их
обязанностей,—
за
деканам и
—
и
строго
регламентировано.
Преподаватели
пе ред
нача­
лом
курсов
должны
б ыли
представлять
точные
програм­
мы
с
ук азан ием
сочинений,
ко тор ыми
они
пользуются.
Приказано
был о
сл ед ить , «чтобы в содержание програм­
мы
не
укрылось
ничего
несогласного
с
уче нием
пра во­
сл авн ой
церкви
или
с
об ра зом
правления
и
д ухом
госу­
дарственных
учреж ден и й».
Ди ссе ртац ии
допускались
лишь
содержания
благонамеренного,
извле че нные
из
них
тезисы
долженствовали
иметь
«надлежащую полноту,
определительность
и
яс ност ь»
и
не
должн ы
б ыли
допу­
скать
обсуждения
в
од об рите л ьном
смысле
«начал,
про­
тивных
нашему
государственному
устройству». И все-таки
это
были
только
полумеры.
Возникла,
правда,
мысль
об
унич то же нии
университетов
и
о
замене
их
специальными
школами,
но
до
осуществления
ее
все-таки
не
дошли.
До
последней
радикальной
ме ры
—
запрещения
печатания
книг
и
в
особенности
п ечата ния
учебников
—
также
не
дошли.
На значе ни ем
Ширинского-Шихматова,
так им
о бра­
зом,
все
старания
Ува р ова
вывести
под
руководством
пр а­
вительства
русское
просвещение
на
положительный
пут ь
р азви тия
оказались
сразу
у ничт оже нным и.
Противоречие
вс кр ыло сь.
Ув аров
оказался
в
положении
жалком
и
п очти
смешном
—т ем
более
ж алк ом,
что
он
п онима л
свое
по­
ложени е,
и
тем
более
смешном,
что
он
не
понимал
не­
нужности
своих
прежних
стараний.
Назначение
Ширинс­
кого-Шихматова
было
уже
победою
п олн ого
обскуран­
тизм а
над
политикою
Уварова,
и
в
то
же
время
—
с
точки
зрения
конкретного
целого
русской
культуры
—
смы сл
этого
н азнач ени я
был
в
победе
и деи
оппозиционной
ин­
теллигенции
над
идеей
Уварова.
Ширинский-Шихма­
тов —
смертельный
удар
для
правительственной
интелли-
1 Появлялись на лекциях и сторонние визитаторы.
Ор.
Новицкий
передает,
что
по сле
соб ыти й
<18>48-го
г ода
«в петербургских вли ­
ятельных
сферах
были
убеждены,
что
философия
оказывает
вредное
вл ияние
на
молодежь,
вследствие
чег о
преподавание
ее
в
университетах
п одв ергн уто
бы ло
негласному
надзору.
В
Киеве
на
лекциях
Новицкого
явл ялс я
постоянным
его
слушателем
какой-то
ста ри чок
— чиновник
осо­
бых
поручений
при
генерал-губернаторе
Бибикове;
а
затем
этого
посе­
тителя
сменил
ад ъют ант
Дм итр ия
Гавриловича,
Л е рмонтов ,
который,
по
его
словам,
когда-то
в
Бер лин е
имел
случай
слыш ат ь
пу блич ную
лекц ию
Шеллинг а» (Иконников .
Словарь...
—
С.
511).


258
Г.
Г.
Шпет
г енци и.
Ф ат альная
для
правительства
борьба
п ротив
У ва­
р ова
б ыла
начата
раньше
и
велась
исподволь.
Уваров
сдал ­
ся
не
сразу
и,
как
во
времена
Магницкого,
сно ва
выступал,
хотя
на
этот
раз
и
чу жим
пером,
в
защ иту
науки.
Волею
истории
ему
пришл ос ь
обратиться
к
то му
средству,
кото­
рое
он
сам
в сяче ски
старался
ослабить,—
к
печати.
В
«Сов­
р емен нике» (ред.
Па нае ва
и
Некр ас о ва; 1849.— Т.
XIV. —
Март)
появилась
без
по дпи си
ст атья:
О
назначении
ру сс ких
уни в ерси тет ов
и
участии
их
в
общественном
образова­
нии .
Статья
была
составлена
проф.
Давыдовым,
но
проре­
дакти р ов ана
и
исправлена
самим
Уваровым.
Ст атья
защ и­
щае т
университеты
от
покушения
темных
людей,
пу бли ч­
но
еще
не
выступивших,
но
подготовлявших
па радны е
пла тья
к
своему
выступлению.
Идеология
статьи
слепо
воспроизводит
пр е жние
сакраментальные
лозунги
тройст­
венной
формулы.
Их
противоречия
меясду
собою
и
их
противоречия
ис то рии
Уваров
все
еще
не
видит . .
С вое
по­
чти
смешн о е
положение
Уваров
сделал
окончательно
смеш ным:
р едакц ия
журнала
за
его
статью
получает
наго­
ня й.
А
сам
Уваров,
как
и
в
прежние
времена
поже ла вший
честно
взять
на
себ я
св ою
долю
отв етств енн о сти,
получил
от
царя
н а п ом ин а н ие : «Должно повиноваться,
а
рассужде­
ния
свои
держать
про
себя».
С
недавнего
времени,
р азъ яс няет
статья
повод
своего
во зни кно вения ,
в
обществе
стали
обращаться
мысли
о
пр ео бр азо вании
университетов.
Но
затем
авторы
статьи
поворачиваются
лицом
к
ле гко мы слию
п ове рхнос тн ых
меч тат ел ей,
жажд ущих
преобразования
будто
из
подра­
жания
Западу
и
игнорирующих
н аши
национальные
до б­
родетели
преданности,
благоговения
и
пр
<оч. >. Для то­
го
чтобы
эт их
мечтателей
уличить,
достаточно,
счи та ют
авторы,
показать
то,
что
сто ит
в
заголовке
их
статьи.
Про­
б ежав
историю
университетского
образования
от
Ел изаве ­
ты
и
до
сво их
дней,
авторы
прих одя т
к
вы во дам
оптими­
стическим
и
опять
поворачиваются
не
к
«мечтателям»
уже,
а
к
своим
реальным
противникам.
Несмотря
на
о ся­
зательные
результаты,
г ов орят
он и , «люди легкомыслен­
ные
об виняю т
университеты
в
образовании
будто
поверх­
ностном
и
ничтожном.
То,
что
за
сто
почти
лет
считалось
необходимым,
что
в
продолжение
по чти
в ека
произвело
столь
благодетельное
вл ияние
на
всю
Р ос сию,
то
ныне
с читаю т
пре жде вр е ме нным !» Полагают,
что
у
нас
могут
быть
только
специальные
училища: «Нокемдышатипи­
таются
все
эти
зав е ден ия?
Профессорами
и
наст ав никам и


Оче рк
ра звит ия
русской
фило софи и
259
университетов.
Да
иначе
и
быть
не
может:---------;
без
универсального
учения
не
может
быть
и
специального».
Разобрав
арг ум ент ы,
выдвигаемые
против
университе­
тов ,—
революционный
дух
классического
образования,
по др ажан ие
немцам
—
с татья
приходит
к
выводам:
«В благополучное нынешнее царствование,
проникнутые
чувством
народности,
мы
умеем
заимствовать
у
немецких
и
д ругих
ученых
все
полезное
для
науки,
оставаясь
рус­
ск и ми.-- ---- --
Уже
не
доверяем
сказа ниям
иностранцев,
но
сам и
исследуем
свою
природу,
свое
небо,
исследуем
нра вы
и
обычаи
предков
наших,
законы,
язык ,
искусство.
Ун и вер си тетам,
име ющим
д ело
с
идеями,
элементом
не­
прерывно
изменяющимся,
предстоит
непрестанная
с
ни­
ми
борьба.
Для
идей
нет
ни
стен,
ни
там ожен :
при
в сей
бдител ь но сти ,
он и,
неудержимые
и
неуловимые,
пе ре но­
ся тся
через
моря
и
горы;
против
них
один
оплот
—
на род­
ное
образование,
основанное
на
благоговении
к
правос­
лавной
вере,
преданности
к
православному
государю
и
любви
к
православной
России.
Университеты
и
их
учеб­
ные
заведения
этими
священными
чувствованиями
глубо­
ко
про ник нут ы». «Разливать благотворный свет современ­
ной
науки,
немеркнущий
в
в еках
и
народах,
хра ни ть
во
всей
чистоте
и
богатить
отечественный
яз ык,
орган
наше­
го
православия
и
самодержавия,
содействовать
развитию
народной
са мобы тно й
словесности,
этого
самопознания
нашег о
и
цвет а
жизни,
п ер едав ать
юному
поколению
со­
кр овища
мудрости,
освященной
любовью
к
ве ре
и
п рес то­
лу:
—
вот
назначение
русских
унив ерсит етов
и
участие
их
в
об­
щественном
о браз о ва нии».
Заключение
—
в
ду хе
романтически-философском,
то­
гда
как
мы
явн о
пер еш ли
уже
к
реализму.
Уваров
зап аз­
дывал.
Ст атья
выз ва ла
общее
распоряжение: «Впредь не
должно
бы ть
д опус ка емо
ничего
насчет
наших
пр авите ль­
ств енн ых
уч реж ден ий».
А
к огда
месяц
спустя
по
поводу
посещения
Уваровым
Московского
университета
П о годин
на пи сал
(Москвитянин . — < 1849>.— VII) статью об этом
посещении,
то
несколько
слов
эт ой
ста ть и: «становится не­
обходимым
стать
за
них
[за университеты]
во
имя
просвеще­
ния», довели до «собственноручного»
на
соответственном
донесении
н ач ер т ан ия : «Министру народного просвеще ­
ния
подтвердить,
что
я
решительно
запрещаю
все
по до­
бн ые
статьи
в
журналах
за
и
проти в
университетов».
Ува­
ров
не
выдержал.
В
ок тя бре
<18>49-го
он
подвергся


260
Г.
Г.
Шп ет
нервному
удару
и
вышел
в
отставку.
Ширинский-Шихма-
тов
приступил
к
реальному
делу.
Посмеивались
иногда
над
формулою
Ширинского-
Шихм ато ва: «польза философии не доказана,
а
вред
от
нее
в озм оже н».
Она
—комична
по
своему
ре зко му
к он­
трасту
с
стараниями
профессоров
уваровского
времени
доказать
во
что
бы
то
ни
стало
пол ьзу
философии.
Сама
же
по
се бе
она
не
должна
вызывать
улыбки
—
во
вс яком
случае,
у
того,
кто
расценивает
науки
по
их
полезности
государству.
Ширинский-Шихматов
был
более
прав,
чем
Уваров,
и
с
точки
зрения
пользы
г осу д арст венно й,
и
с
точ­
ки
зрения
самой
философии.
Если
философия
доп ус кае т­
ся,
она
должна
быть
допущена
как
свободная
философия;
если
она
в
каком
бы
то
виде
не
допускается,
ее
н ужно
вовсе
уничтожить.
Уваров
был
вдвойне
непос лед ова те ­
л ен:
он
требовал
от
ун ив ерс итетов ,
как
государственных
учреж де ни й,
полезной
государству
философии,
и
он
до­
пускал
в
лите р ату ре
фи лософи ю
более
свободную.
Он
не
виноват,
потому
что
опоздал,
а
срок
п олн ого
за пр еще ния
все
равно
он
не
мог
за де ржат ь.
Ширинский-Шихматов,
п рав да,
и
на
литературу
наложил
более
тяжелую
руку,
чем
бы ла
рука
Уварова,
но
так же
слишком
по здн о: «про­
тиворечия»
уже
раскрылись.
Сде лал
Ширинский-Шихма­
тов
и
п рямой
пр омах :
философия
оставалась
в
духовной
школе.
Тут
она
казалась
ему
безвредною.
Действитель­
ность
его
обошла.
Если
противоречия
литературной
фи­
лософии,
начавшие
распускать
св ои
п очки
при
Уварове,
в зыв али
к
знани ю,
хо тя
бы
и
бесполезному,
то
дозволен­
ная
«духовная»
фи лософ и я,
без
знания
и
без
труда,
в
силу
вышеуказанного
закона
ее
имманентного
ра зви тия,
да ла
такие
«противоречия», от которых государству русскому
не
поздоровилось.
Смотрели
на
духовную
школу
и
суди­
ли
по
первым
рядам
ее,
не
замечая,
что
в
задних
рядах
помещались
будущие
ге рои
русской
«свистопляски», вы ­
шедшие
вскоре
на
поверхность
н ашей
литературы
в
вид е
вы во роче нных
наизнанку
Магницких
и
Карнеевых.
Ибо
точка
в
точку,
как
последний,
на пр
< имер >, обижался на
то,
что
в
философии
нет
места
чертям
и
колдунам, «сви­
стуны»
уверяли,
что
философия
к ишит
им и.
Голицыны
и
Шихм ат овы
пугали
ф ило софов
черным
крестом,
их
оборотни
отвлекали
в нимание
от
фи лосо фии
подвигами
«реального дела».
Князья
удушали
философию
ладаном,
семинаристы
—
уличною
пылью
и
гря зью.


О черк
развития
русской
ф илосо фии
261
Итак,
Шири нский- Шихм ат ов,
запретив
в
<18>50-м
го ду
преподавание
философии
в
университетах,
сделал
государственное
дело.
Профессора
при
Уварове
были
вполне
бла гон ад ежн ы,
и
правительство
в
ли це
нового
ми­
нистра
боролось
не
с
ними.
Благ о надежнее
Фишера
труд­
но
было
на йти.
Нов ицк ий
был
наз начен
цензором,
Мих ­
н евич
сдел ал ся
попечителем,
Гогоцкий
остался
в
уни в ер­
ситете
преподавать
«полезную»
педагогику
и
т. д.
Это
не
бы ла
борьба
с
лицами,
а
это
было
последовательное
про­
ведение
«принципа»
людьми,
отрешившимися
от
пре драс­
судков
и
видевшими
вещи,
как
они
есть,
ил люз ий
се бе
не
строившими.
XIII
Министерствование
Уварова
—
исключительно
ин те­
ресный
момент
в
хо де
нашей
образованности.
Наш
об­
щественный
и
государственный
порядок
всегда
был
осно­
ван
на
невежестве.
Создавалась
традиция
невежества.
На­
ша
история
ес ть
организация
природного,
ст ихийно го
русского
невежества.
Наше
общество
и
государство
ни ко­
гда
не
мо гли
преодолеть
внутреннего
страха
пер ед
обра­
зованностью.
Отдельные
л ица
кричали
об
образовании,
угрожали
гибелью,
р ыда ли,
умоляли,
но
общество
в
це­
лом
и
государство
пре бы вали
в
н евежест ве
и
ос т авал ись
равнодушны
ко
всем
эт им
воплям.
Страх
перед
«неизвест­
ностью»
культуры
делал
их
глухими
и
непонимающими.
Министерство
Уварова
впервые,
преодолевая
свой
страх,
задается
вопросом,
нельзя
ли
приноровить
об щее
вс еми р­
ное
просвещение
к
нашему
народному
бы ту,
к
нашему
народному
духу.
Об лад ая
пре кр ас ным
образованием,
сам
Уваров
видел
его
ценн ость ,
но
он
преувеличивал
свои
си­
лы
и
плохо
понимал
ту
«народность», к духу которой он
хотел
приноровить
всемирное
просвещение.
В
само й
по­
становке
дела
закл юч ал ась
внутренняя
несообразность:
Уваров
хотел,
чтобы
русская
народность
поставила
о
себе
проблему
по
его
у казке,
как
бу дто
не
народность
прави­
тельству
зад ает
задачи,
а
правительство
народности.
Зато,
когда
народность
сам а,
в
своей
литературе,
а
не
в
«прави­
тельственных
у чреж де ни я х», поставила перед собою ту
же
проблему
о
себ е
самой,
она
в
ли це
славянофильских
оптимистов
подвергалась
иногда
еще
большему
гонению,
чем
в
лице
«западнических»
критиков.
Уверяли,
что
не
ве­
рят
в
и ск ренн ость
их
патриотизма,
в
чистоту
их
лю бви


262
Г.
Г.
Шпет
к
России.
Когда
что-нибудь
серьезное
прикрывается
глу­
постью,
это
серьезное
ес ть
боязнь
за
сущ ест во ван ие
—
глу­
пость
тут
—
верный
инстинкт
самосохранения.
Правитель­
ст во
чувствовало,
что
за
ним
остается
какое-то
идейное
право
и
оправдание,
если
за
ним
будет
признана
привиле­
гия
на
зна ние
того,
что
такое
народность,
и
привиле гия
на
самую
сил ьну ю
любовь
к
ему
то лько
известной
как
следу­
ет
народности.
Вырвите
эту
привилегию,
и
бытие
многих
л юдей
и
мног их
идей
окажется
в
опасности.
Лу чше
при­
кинут ьс я
дураком,
лишь
бы
сох рани ть
за
собою
привиле­
гию
на
понимание
России
и
на
любовь
к
ней.
Но
так
как
в
дей ст ви тель но сти
Россию
и
русскую
народность
все-та-
ки
не
зна ли,
то
они
оставались
проблемами,
решения
ко­
тор ых
ждали
от
с воих
же
государственных
философов-
профессоров.
Сверх
всего
Уваров
сразу
же
н ачал
действовать
недо­
бросовестно.
Для
себя
он
допускал
полную
св обо ду
об ра зо­
ваннос ти,
для
русского
ду ха
он
ее,
как
и
др у гие,
боялся.
Во
всяком
с луча е,
первый
получивший
не
только
домаш­
нее
вос пита ние
министр,
он
первый
предложил
некото­
рую
программу
и
указал
некоторые
руководящие
идеи
русскому
просвещению.
Он
знал,
что
такое
о бр азо вание,
но
не
знал,
к
чему
он
его
прививает,
и
бо ял ся.
До
не го
не
знали
и
того,
что
такое
образование.
Не
знали
и
после
не­
го
—
вплоть
до
другого
замечательного
руководителя
рус­
ским
просвещением,
гр.
Д.
А.
Толстого,
который
дейст во вал
доброс ове стно,
но
неприлично,
и
потому
окончательно
скомпрометировал
в
гл азах
о бщест ва
—
и
себ я,
и
истинное
образование.
Никитенко
приводит
ха­
ракте ри сти ки
«министерствований»
министерства
народ­
но го
просвещения
после
Ув ар ова:
министерствование
Шихматова
—
пом рачающе е;
Норова—расслабляющее;
Кова­
левского—
засы паю щее;
Пу тятина
—
отупляющее;
Головни­
на
—развращающее
—
следующее
Толстого
было
компроме­
тирующим.
Министерство
Уварова
было
лишь
з апаздыв ав ­
шим.
Но
его
значение
исключительно
и
приобретает
дра­
матический
интерес,
если,
представить
его
в
том
живом
контрасте
с
развивавшейся
в
то
время
новою
интеллиген­
цией,
в
каком
Ува р ову
пришлось
осуществлять
свои
наме­
рения.
О гран ичим ся
по ка
чис тым и
результатами
его
по­
ложи тельн о го
влияния.
Верный
инс тинк т
п од сказал
Николаю
Павловичу
обра­
титься
к
Пушкину.
Ка рамзин ,
Жуковский,
Пушкин,
кн.
Вяземский
и
все
пушкинское
бы ли
единственною
во з-


Оч ерк
разв ит ия
русской
ф илосо фии
263
можностъю
для
нас
положительной,
не
нигилистической
к у льт у ры. «Литературная аристократия», говоря термином
Пушкина,
б ыла
возможность
новой
инт елл иге нции.
Но
по­
л оже ние
Пушкина
было
для
его
эпо хи
не понят но:
он
щелкал
Полевого
и
св ист ел
в
уши
Ув аров у.
Действитель­
ная
история
всей
нашей
духовной
культуры
есть,
однако,
история,
определяемая
не
отношениями
П ушкин а,
а
от­
но шен ием
к
Пушкину.
Мне
представляется
более
важ­
ным,
чем
то,
что
Пушкин
«началом»
народного
вос пита ­
ния
признал
«просвещение», то словечко,
которое
припи­
сал
Пушкину
и
присоединил
к
этому
началу
Бенкендорф
(и царь?) —
словечко
«гений».
Есл и
бы
Пушкин
сам
зах о­
тел
сде лат ь
откровенно
и
искренно
эту
прибавку,
он
на­
пи сал
бы: «просвещение и я»... Но Пушкину все равно не
пове рили,
потому
что
нужен
был
«порядок».
На
э тот
пр едмет
и
был
приглашен
Уваров.
По рядок
Пушкина
был
отвергнут.
Пушкин
невзлюбил
Уварова,
но
это
уже
случайность.
Кто
бы
ни
был
на
месте
Уварова,
он
не из­
бежно
услышал
бы
тот
же
свист
Пу шкин а.
В
результате
между
Пушкиным
и
Уваровым
расположился
«беспоря­
док»
Белинского
и
всей
отве ргн у той
литературной
аристо­
кратии.
Где
Пушкин,
может
бы ть,
еще
успел
бы,
там
Ува­
ров
опоздал.
Ца рь
заво ди л
порядок
не
только
потому,
что
был
од ерж им
идеей
сил ьно го
русского
государства,
но
еще
и
потому,
что
грезил
о
че стн ом
русском
обществе
в
н аро­
де,
в
сред е
к ото рого
воровство,
взятка,
обман
и
лицеме­
рие
в
де тстве
—
игра ,
а
в
зрелые
год ы
—
единственное
де­
ло,
все
остальное
—
слова.
Единственная
в озм ожност ь
пере­
несения
грезы
в
явь
была
царем
отвергнута.
Отверженное
и
отвергаемое
или
бранилось,
или
п оти хонь ку
з анос ило
в
Дн ев ни к: «Неужели,
в
сам ом
де ле,
все
честное
и
просве­
щенное
так
ма ло
уживается
с
общественным
порядком!
Хорош
же
последний!
На
что
же
заводить
университеты?
Непостижимое
де л о !» Это непостижимое дело и было да ­
но
теперь
на
выпол не ние
Уварову.
На
Востоке
вл адею т
тайною
закупоривать
духов
в
за­
крытые
со су ды;
у
автора
Опыта
об
Елевзинских
мистериях
пр едп оло жили
так же
знакомство
с
та кою
тай но ю.
Но
оказалось,
что
в
восточные
в олшеб ник и
эллинист
Уваров
не
годился.
Духи
разлетелись
гулят ь
по
российским
про­
сторам...
«В этой сторонушке на каких вздумаешь кры­
льях
летать
—
летать
п рос тор но,
только
бывает,
что
сесть
не куда». Пока просвещенный министр выполнял в Петер­


264
Г.
Г.
Шпет
бурге
роль
восточного
ма га,
Москва
взяла
на
себя
роль
русской
Пандоры.
Уваров
должен
был
и
здесь
поспеть,
он
пр ин ялся
гоняться
за
разбегавшимися
уже
по
пространст­
вам
бесами.
Крышка
ящика
захлопнулась
—
и
с
нею
наде­
жда
на
возможность
«литературной аристократии».
Стало
уже
многим
слышно
то,
что
раньше
слышно
было
одно­
му
П уш ки н у: les aristocrates à la lanterne! Невежество
охлокр атии
шло
на
смену
невежеству
титулованному.
Таким- т о
об ра зом
Уваров,
не
будучи
обскурантом,
провозгласив
программу
просвещения,
с тал
р еак цио не­
ром
и,
как
так ой,
естественно,
вс юду
запаздывал
и
хот ел
оттянуть
с
собою
всю
Россию.
Никитенко
передает
з аме­
чательный
монолог
Уварова: «Мы,
т.
е.
люди
XIX века,
в
затруднительном
п оложен и и;
мы
живем
среди
бурь
и
вол нен ий
политических.
Народ ы
изменяют
свой
быт ,
обновляются,
волнуются,
идут
в пер ед.
Никт о
здесь
не
мо­
жет
предписывать
сво их
законов.
Но
Россия
еще
юна ,
девст венн а
и
не
должна
вкусить,
по
крайней
мер е
те перь
еще,
сих
кров ав ых
тревог.
На до бно
продлить
ее
юность
и
тем
временем
воспитать
ее '.
Вот
моя
пол и тичес кая
систе­
ма.
Я
знаю,
чего
хотят
наши
либералы,
наши
жу рналис т ы
и
их
клевреты:
Греч,
Полевой,
Се нков ский
и
проч .
Но
им
не
у дастся
бросить
своих
семян
на
ниву,
на
которой
я
сею
и
к отор ой
я
состою
стражем,—нет,
не
удастся.
Мое
дело
не
только
блюсти
за
прос ве ще нием ,
но
и
бл юсти
за
духом
п околен ия.
Если
мне
удастся
отодвинуть
Россию
на
50 лет
от
того,
что
го то вят
ей
т еори и,
то
я
исполню
мой
долг
и
умру
спокойно.
Вот
моя
теория;
я
надеюсь,
что
это
ис­
полню .
Я
имею
на
то
добрую
волю
и
политические
ср едс тва.
Я
знаю,
что
против
ме ня
кричат:
я
не
слушаю
эт их
криков.
Пусть
н азыв ают
меня
обскурантом:
госу­
дарственный
чел о век
должен
стоять
выш е
то лпы» .
Фа­
тальным
образом
Уваров
не
«отодвинул Россию», а предо­
ставил
ей
идти,
как
угодно.
Он
считал
Рос сию
«девствен­
но ю», думая,
что
нам
«еще рано читать»
переводы
книг,
которые
«аристократия»
уже
читала
в
подлинниках,
и
воз ­
буждал
против
себя
«гений»
Пушкина.
Ув аров
виде л
ар и­
стократию
в
другом
месте,
не
там,
где
в идел
Пу шкин ,
и
опаздывал.
Пушкин
не
уважал
Полевого,
но
когда
Ува­
ров
набрасывался
на
«Московский Телеграф»
и
в
конце
концов
добился
его
закрытия
и
царь
признался:«Мысами
1 Говорилось в <18>35-ом
году,
т.
е.
в
год
во спи татель н ого
путе­
шествия
Г ер цена
в
Вятку.


Очерк
развития
русской
ф илос офии
265
винов ат ы,
что
так
долго
терп ели
эт от
бесп оря док », —
ст орон ­
ники
Пушки на
должны.
б ыли
ина че
смотреть
на
это,
и
акт
Уварова
вызвал
широкое
сочувствие
к
Полевому.
Чаадаев,
также
«аристократ», при Уварове был караем за
сумасшествие,
ответы
П у шкина
остались
тайною
частной
к орре с по нд енции,
а
в
том
же
«Телескопе»
оперялся,
у чился
летать
и
кл евать
«неистовый Виссарион».
В
«Жур­
нал е
Министерства
Народного
Просвещения»
К ра евский
переводил
пустую
статью
о
фи лософи и
(Ботена), и ми ­
н истр
пр и казыв ал
руководиться
ею
в
преподавании
фило­
софии,
а
через
несколько
лет
тот
же
Краевский
печатал
в
«Отечественных Записках»
статьи
Герцена.
Уваров
до­
кладывал
царю
о
мерах,
которые
он
считал
не обх оди мы­
ми
«для некоторого обуздания так называемого духа вре­
ме н и », а последний унесся так далеко вперед,
что
ми­
н истр
его
и
видеть
не
мо г.
Программа
про све ще ния
Уварова,
к ото рая
д олже н­
ствовала
«отодвинуть Россию на 50 лет», опоздала.
Само­
дер жави е
по
существу
есть
лишь
и стор и ческая
категория,
Уваров
возводил
его
в
и дею,
абсолютизировал
—
т акже
ти пи чес кая
черта
реакци онер а
—
и
не
видел,
что
—
позд­
но.
Православие,
поскольку
оно
не
ес ть
также
г осу да рст­
венный
институт,
могло
быть
идеей
—
как
на стаи вал и
сла­
вян офи лы,— но
его
просветительная
роль
так же
уже
бы­
ла
из жита ,
еще
в
предшествовавшем
веке.
След
< ователь -
но >, и здесь Уваров опоздал.
О стает ся
народность.
Но,
как
мы
видели,
Уваров
оп озд ал
да ть
ад екв атн ое
толкова­
ние ,
а
пока
она
оставалась
загадкою,
Россия
успела
озн ако­
миться
с
такими
разгадками,
после
которых
уже
недели­
катн о
было
говорить
о
ее
«девственности».
Уваров
гово­
рил,
потому
что
ему
поддакивали
те,
кто
оставался
в
огра­
ниченном
кр угу
им
со зданно г о
и
поддерживаемого
по­
р ядка.
Как
же
тут
понимали
Уварова
и
его
программу?
Для
нас
э тот
вопрос
интересен
не
как
вопрос
эмпир ич е­
ской
истории,
а
в
смысле
русского
йдейного
самосозна­
ния.
Вышеочерченное
положение
и
роль
Уварова
обя зы­
вают
к
такому
вопросу.
На ша
со бст ве нная
задача,
одн ак о,
позвол яет
его
сил ьно
су зи ть.
Самосознание
народа
в ыра­
жается
чере з
посредство
его
литературы,
науки,
ис к усст­
ва,
но
фи лос офия
считается
преимущественным
орг ано м
такого
выра жен и я.
В
ее
характере
так же
считать
вопр ос
о
«народном духе»
своим
в опрос ом.
Какие
же
философс­
кие
разгадки
бы ли
д аны
на
загадку
Уварова?
Речь
и дет
об
официозной
академической
философии,
которая
не по­


266
Г.
Г.
Шпет
средст вен но
испытывала
положительное
влия ние
мини­
стра
и
до
известной
с тепе ни
о б язана
бы ла
отвечать
на
за­
данн ый
им
вопрос.
Эти
ответы
долж ны
были
лежать
в
границах
порядка,
и
они
тем
интересны,
что
по
ним
можно
судить,
к акие
вообще
леж али
бы
перед
фи лос о­
фией
перспективы,
если
бы
она
строго
держалась
указан­
ных
г ра ниц.
Наконец,
вопро с ,
так
заданный,
как
задавался
он
Уваровым,
сам
собою
поб ужд ал
с
определениями
«на ­
родности»
связать
о пр еделен ие
тех
специфических
задач,
к ото рые
может
принять
на
се бя
эта
народность.
В
ч исло
этих
зад ач
включаются
и
задачи
сам ой
русской
фило­
софии.
В
л ице
Гогоцкого
мы
видели
в ысшее
достижение,
ка­
кое
б ыло
возможно
для
уваровского
профессора.
По ми­
мо
Го гоц кого,
как
увидим
ниже,
сказано
бы ло
мног о
бо­
лее
смелого
и
бо лее
важного.
Его
путь
был
академически
ос торож ны й,
но
строгий
и,
по-видимому,
пр авиль ны й.
Ис­
то ри зм,
к
которому
пришел
Гогоцкий,
б ыл,
пож ал уй,
не­
избе жным
методом
наше й
фи лосо фии
и,
во
всяком
разе,
не
случайным,
как
не
случайно
бы ло
развитие
у
нас
науки
ис т ории.
Напротив,
напр
<имер>, Лобачевский именно «случаен»
для
н ас.
Можно
не
име ть
сво их
отечественных
предков,
но
необходимо
иметь
пот омк ов,
что бы
дело
л ица
было
де лом
национальным.
Лобачевский
буквально
с
неба
упал
к
нам .
Признали
его
н емцы.
Тогда
стали
и
мы
из у­
чать,
как
из учаю т
чужую
стр ан у,
но
н аст оя щего
продолжения
его
дела
я
и
сейчас
не
вижу.
Оно
—
у
тех
же
не мце в.
Лобачевский
не
случаен
раз­
ве
в
том
только
смы сле,
что
не
имел
непосредственного
продолжения.
Лобачевский
явился
в
Казан и,
как
мог
бы
явиться,
в
Харькове,
в
Торне,
Ли оне,
Сто кго ль ме
или
Геттингене.
Ни
Карамзин,
ни
Погод и н,
ни
Вос­
токов,
ни
Б усла ев,
ни
Д аль,
ни
Соловьев,
ни
многие
прочие
не
м огли
бы
явиться
вне
Рос с ии,
хотя
начинали
они
с
не мцев ,
некоторые
из
них
— да­
же
от
ро жде ния
(Востоков —
из
немецкой
семьи
Остенек,
Даль
—
по
от­
цу
датч а нин,
по
матери
— немец).
Мы
вх од или
в
Европу
исторической
и
этнографиче­
ской
зага дко ю.
Таковою
были
и
для
себя.
Мы
все
м огли
п олу чить
от
Европы
уже
в
готовом
виде,
но
чтобы
не
остаться
са мим
в
ней
вещью,
предметом
познания,
чтобы
засвидетельствовать
в
себе
также
лицо,
жи вой
субъект,
нам
нужно
б ыло
осознать
и
познать
сам их
себя.
Ис ториче ­
ск ое
сознание
и
ист о рич еское
познание
—
на ше
самосознание
и
са­
мопознание.
В
лице
Гогоцкого
философия
н аша
пошла
в ер­
ным
путем.
Это
уже
бы ла
не
Уварова
вина ,
что
ей
не
да­


Оче рк
развития
русской
фило соф ии
267
ли
ид ти
дальше,
что
наш и
абсолютисты
пр е дпоч ли,
чтобы
исти на
про ник ла
к
нам
путем
нелегальным
и
чтоб.ы
их
ту­
пое
казарменное
невежество
бы ло
смещено
оз ор ною
се­
минарскою
н ев меняе мость ю.
Но
интересно,
что
Гогоц-
ки й,
едва
ли
не
единственный
из
уваровских
профессо­
ро в,
не
спешил
с
ответом
на
вопрос
Уварова.
Он
не
зада­
вался
вопросом:
какова
задача
русской
философии,
какая
от
нее
польза
нам
и
что
такое
наш а
народность,—
пер вое ,
может
быть,
потому,
что
он
решил
ег о,
последнее,
может
быть ,
пот ом у,
что
понимал,
что
на
э тот
воп рос
нельзя
от­
ветить,
не
зн ая,
в
чем
европейская
культ ура .
Бы ло
естественно,
что
духовная
философия
хотела
ви­
деть
нашу
национальную
проблему
в
вопросе
об
отноше­
нии
веры
и
знания .
Та кже
естественно
б ыло,
что
уже
при
по стан о вке
своей
этот
вопрос
предрешался,—
поэтому
только
Магницкий
мог
бояться
самой
постановки
воп ро­
са.
Было,
конечно,
странно,
что
этот
вопрос
оставался
у
нас
в
своей
католической
средневековой
и
об щетеи сти­
ческой
форме,
а
не
специфировался,
как
следовало
бы,
в
форму
вопроса
о
православной
вер е
и
знании.
Указан­
ная
профессорам
духовных
акаде м ий
«нить»
—
«истина
ев а нге льск ая », и в особенности ((и сти нны й
разум
св.
Пи са­
ния», могли бы позволить войти в православный разум веры,
но
этого,
по-видимому,
б оялся
уже
не
один
Магницкий.
Можно
пр е дпол ожит ь,
что
это
о бъ яс няется
и
тем,
что
пройд е нны й
период
ест ь
по
преимуществу
период
подра­
жания,
перенесения
к
себе
чужого
и
заимствования
из
нег о.
Однако
же
именно
в
этот
пе риод
не
п росто
п ере та­
скив али
все,
что
ни
попадется,
с
Запада
к
нам ,
а
выбирали.
И
не
с луча йно,
хотя,
к оне чно,
и
не
по
одному
предписа­
нию
начальства,
искали
р ешени я
своего
вопроса
в
смыс­
ле
торжества
ве ры,
в
направлении
теизма
и
ан троп оло­
гизма,
как
основы
философии,
в
предпочтении
эмпир из ­
ма
умозре ни ю,
в
духе
скептицизма
по
отношению
к
«ра­
з ум у», который нельзя было отожествить с самою,
верою,
и
т.д .
Со
всеми
этими
внушениями
философия
из
духов­
ных
ака дем ий
пе ре хо дила
и
в
университеты,
куда
Уваров
допускал
охотно
ее
представителей.
Не
лишено
интереса
поэтому
остановиться
и
на
духовных
разрешениях
у ва­
ровс ких
вопросов.
О
философском
н ац и ональ ном , ^сознании до уваров-
ской
эпо хи
говорить
не
приходится.
Первое
десятилетие
ес ть
лишь
б олее
или
мен ее/гв ерд ое
наведение
изго то вле н-
ныХ'За
границею.прописей.
Магницкий
рв ал
в
к лочья
эти


268
Г.
Г.
Шпет
злосчастные
тетрадки.
Примерное
пов ед ение
духовных
а кадем ий
поставило
их
в
пр ивил е гир ованно е
положение,
и
они
в
общем
раньше
пер еш ли
к
само сто ятель н о му
вы­
в едени ю
своих
пер вых
упр ажне ний,
пользуясь
печатанны­
ми
на
Западе
буквами
лишь
как
образцами.
То лько
при
Увар ове
и
униве рс ите ты
свободнее
могли
проявить
св ои
способности,
сразу
превзойдя
длиннополую
и
туг опов о­
ротливую
бурсу.
Са ми
бурсаки
п обужд ал ись
к
большему
напряжению
духовных
сил
зд есь
—
в
атмосфере
б олее
свобо дно го
на учно го
д уха
и
бо лее
независимой
организа­
ции
самой
науки.
Приблизительно
через
месяц
по
вступ­
ле нии
Уварова
в
управление
министерством
цензор
п ро­
фес сор
Никитенко
разрешил
к
выпуску
Введение
в
науку
филос офии
С ид онск ого.
Перв ая
же
фраза
книги
заявляла:
«Слабо изучение философии в нашем отечестве;
самосто­
ятел ь ных
произведений
по
сей
отр а сли
умственных
изы ­
сканий
п очти
и
вовсе
не
видно » .
Вставленное
здесь
«по ­
чти»
написано,
очевидно,
на
всякий
слу ч ай.
Автор
тем
не
менее
у беж ден,
что
«со временем»
ге ний
славян
и
на
эту
обл ас ть
н аложи т
печать
своего
в ели чия.
«Гений сла­
вя н»
—
бы ло
не
весь ма
ск ромно,
так
как
уже
до
Си донс ко­
го
э тот
гений
обнаружил
себя
в
широком
масш т абе1. Что
касается
собственно
русского
«со временем», то Сидон-
ский
не
захотел
брать
на
себ я
ро ли
прорицателя
и
огра ­
ничивается
весьма
умеренным
п ре дло ж ением : «На среди­
не
меж ду
богатым
жи зн ию,
но
бедным
собственною
деятельностью
Востоком
и
изыскательным,
самостоятель­
ным
Западом
—
мы,
противопоставляя
сначала
эл емен т
неподвижности,
впоследствии,
может
быть,
через
меру
ув­
ле клис ь
силою
бы строте чн ого
Запада.—
Поймем
свое
на­
значение
—
уде ржи м
средину,
к отор ая
указана
нам
приро­
до ю.
По знан ие
пр ир оды
чел ов еческ ой ,
как
развилась
она
досе ле,
должно
предохранить
нас
и
от
неумеренного
стесн ения
у ма,
и
от
безмерного
послабления
порывам
своего
воо бра же ния». « Ср едина»
—
стезя,
как
мы
уже
зн а­
ем,
по
которой
хотел
проскользнуть
Сидонский,
но
наше
отечество
«средину»
не
очень
обо ж ает
и,
более
склонное
к
неумеренному
сте снени ю
ума,
оно
оттеснило
автора
от
той
кафедры,
которою
он
владел
всего
три
года.
С
т очки
зрения
собственно
«духовной»
фи лософи и,
более
пра­
вильно
рассуждал
А всен ев
—
несмотря
на
то,
что
и
он
ис-
1 О чем через год по выходе книги Сидонского напомнил Веллан-
ск ий
своим
переводом
Г олух овск ог о.


Очерк
развития
русской
ф илосо фии
269
кал
«средины»,—
же лавш ий
видеть
фи лософи ю
у
нас
не
умо зри те льн ой
и
не
эмпирическою,
а
«преимущественно
религиозной», ибо,
как
го ворил
он,
религия
г луб око
уко­
ренилась
в
нашем
д ухе
и
вошла
в
сам ое
существо
е го.
Более
к ате гори че ски
судит
о
нашей
философии
и
о
нашем
народном
духе
заме сти тел ь
С ид онског о,
Кар­
п ов.
Всего
семь
лет
отделяет
Введение
Кар п ова
от
Введения
Сидонского,
но
Карпов
уже
знает,
в
чем
н аша
народность
и
какова
должна
быть
наша
философия.
Про бле ма
веры
и
знания
по
понят ны м
причинам
бы ла
выдвинута
Сидон-
ским,
Карпов
в
ее
решении
готов
уже
видеть
ту
полез­
н ость,
которая
оп рав дает
нашу
философию.
В
чем
дол ­
жна
состоять
отече ств енн ая
философия,
спрашивает
Кар­
пов,
и
«какой наукословной пользы можно ожидать от
национального
ее
характера?».
Ответ
Ка рп ова
построен
как
раз
по
то му
методу
ис кл ючен ия,
который
под ск азы ва­
ется
неопределенностью
в
формуле
Уварова,—
ни
в
чем
ином
народ н ост ь
не
состоит,
как
именно
в
православии
и
самодержавии.
Истинная
философия,
по
суждению
Ка рпо ва,
действует
«между внушениями религии и поли ­
ти ки», соглашает существенные требования человеческой
природы
с
законами
в еры
и
условиями
отечественной
жизни.
Частные
верования
и
положительные
законы
страны
пр евр а щают
субъект
универсальный
в
множество
народных
субъектов.
На роднос ть
поэтому
условливается
внешне
—
обычаями
и
государственными
постановлени­
ями
и
внутренне
—
духом
вер ы
и
правилами
Цер кви .
Рус ск ая
оригинальная
философия
дол ж на,
определив
ме­
сто
человека
в
мире,
охарактеризовать
его
как
тип
истин­
но
русской
жизни,
т.
е.
в
условиях
нашей
общественной
жизни
и
уставах
православной
наш ей
Це рк ви, «элементы
к от орых
су щест венн о
вошл и
в
природу
р ос с иянина
и
с де­
лал и
его
субъектом
народным»,—и
тогда,
наконец, «про­
яснить
ему
его
обязанности
по
отношению
к
Отечеству
и
ре лиг ии». Тезис,
что
такая
фи лософ ия
ес ть
философия
«безусловно полезная для религиозного и национального
наше го
б ыта », высказывается Карповым более убежденно,
с
меньшим
количеством
доказательств,
чем
тезис
о
«на­
укословной
п ользе »
нашей
национальной
философии.
Карпов
у мно
з амеч ает,
что
если
государство
имеет
свою
философию,
то
должна
образоваться
св оя
«наукослов-
но ст ь », если же оно не проявило своей народно-фи ло ­
со фс кой
ид еи,
то
или
довольствуется
подражанием,
или
«еще живет одною жизнию практическою».
Но
мысль
об


270
Г.
Г.
Шпет
умственной
нез рело ст и
нашей
Карпов
слишком
торопит­
ся
устранить,
не
замечая,
что
самая
поспешность
его
за­
ключ ен ия
о
то м,
что
«мы живем не одною жизнию прак­
тич ес кою», из самодовольного наблюдения: «нет нужды
доказывать,
что
у
нас
процветают
нау к и», говорит против
него.
Философия,
по
Карпову,
ложится
в
основу
нау к,
по­
с кол ьку
она
оп ред еляет
гарм они ч еск ое
бы тие
мира
и
за­
кон
его
развития,
но
какая
получится
«оригинальная»
на-
укословность
и
наука,
есл и
это
г а рмони ческ ое
бытие
на­
цио наль но
условилось
положительными
законами
и
уста­
ва ми
Це рк ви?
Философски
честно
в
этом
только
то,
что
Карпов
не
хотел
допустить
мысли,
чтобы
его
отечество
могло
жи ть
«одною жизнию практическою» . Но ч то е с ли
этот
признак
незр ел ост и
для
других
народов
ес ть
сущест­
венный
пр изн ак
русской
народности?
Разве
не
так
же
об­
ст оит
дело
на
в сем
Востоке?
На
эти
сомнения
Карпов
не
да ет
ответа.
До
постановки
вопроса
о
русской
народности
в
контек­
сте
нар одов
Европы
и
Востока
Карпову
было
еще
да леко.
А
между
те м,
когд а
Карпову
н ужно
бы ло
не
р ецепт
да­
в ать,
по
которому
должна
составиться
русская
фи лосо­
фи я,
а
нужно
было
оправдать
сдел ан ный
им
перевод
Ис­
тории
философии
Ри ттер а,
у
нег о
на шл ось
простое
и
понят­
ное
указание
на
то,
что
нам
нужно
делать,
что бы
иметь
оригинальную
фило софию .
Говоря
коротко:
учи тьс я,
уч ит ься
имен но
из
истории.
«Россия,— ут ве ржд а ет
он ,—
по
в сем
отраслям
наук
сдел ал а
уже
значительные
успехи;
одной
только
философии
нет
или
п очти
нет
в
России».
В сякий
народ,
вст у паю щий
на
поприще
философии,
дол­
жен
изучить
в
связи
идеи
предшествующих
поколений,
должен
исследовать
философию
человеческого
ума
в
его
в еко вом
развитии,
то гда
определится
точка
его
состояния
и
вид но
будет,
чего
можно
желать
и
искать
в
бу ду щем1.
Но
мы
—
именно
такой
народ,
и,
следовательно,
наше
на-
укословие
и
наш
ме тод
—
ис тор иче ские
по
преимуществу.
Этого
вывода
Карпов
не
сделал.
Университетские
профессора,
перешедшие
из
ак аде­
мий
в
университеты,
перенесли
туда
св ои
духовные
на вы­
ки,
но
от
них
теперь
прямо
треб ов ал ось
то,
что
в
акаде-
1 Упоминавшееся выше анонимное Введение к познанию философии
(1848) ставит задачей для России изучить все,
что
было
прежде
сказано
о
фил о со фии,
хо тя
и
не
сч итае т
правильным
говорить
о
национальной
фило с офии.
Вп ро чем,
для
себ я
авт ор
не
считал
нужным
изучить
д аже
Кант а.


Очерк
разв ит ия
русской
философии
271
миях
само
собою
разумелось:
бы ть
«орудиями правитель­
ст ва».
Как
же
они
философски
осмысливали
свою
задачу?
Мог
ли
быть
Уваров
удовлетворен
им и?
Во
всяком
случае,
он
был
доволен.
Вполне
«откровенным»
был
Михневич.
Его
духовная
«средина», казалось ему,
сам а
се бе
довлеет
и
достаточна
для
нашего
духа.
У
философии
два
закона:
природный,
ума,
и
пол ожит ел ьный,
Откровения.
По
са­
мо му
ду ху
и
с мыс лу,
следовательно,
философия
не
мо­
жет
не
быть
в
тесной
свя зи
с
ре лигие й.
Но
все-таки
это
—
в-третьих
и
«наконец», а во -п ер вы х , «она
—
по
ду ху
нашего
любезного
Отечества,
той
Святой
Руси,
которая
из дре вле
чуждалась
мудрований
у ма,
несогласных
с
завет­
н ыми
истинами
Веры», и во-вторых, «она
—
по
намерени­
ям
нашего
августейшего
монарха,
который,
желая
утвер­
дить
благоденствие
мудро
управляемого
им
народа
на
не­
зыблемых
основаниях,
с
отеческою
заб отли во ст ию
печет­
ся
о
т ом,
чтобы
гордый
ум
человеческий
не
возвышался
на
разум
Божий,
а
пребывал
бы
в
должном
послушании
Веры».
Та
же
серединка
вд охн ов ляла
и
архимандрита
Гаври­
ила,
ког да
он
за
духом
наш ей
философии
возле та л
до
Да­
ниила
Заточника
и
Владимира
Мономаха.
Характеристика
«духа народного»
у
архим.
Гавр иила
не
так
стилистически
эффектна,
как
в
посланиях
Ув аров а,
но
не
менее
приятна.
«Россиянин богобоязлив,
до
бесконечности
привержен
к
вере,
престолу
и
отечеству,
послушен,
н ере шите лен
и
да же
недеятелен
та м,
где
подозревает
какое-либо
зло
поспешности,
трудолюбив,
хитр,
непобедим
в
терпении,
р ассуд ит елен;
по
отношению
к
любомудрию
отличитель­
ный
ха рак тер
его
мышления
е сть
рационализм,
со обража­
емый
с
опытом».
Это
последнее
положение,
как
принадле­
жаще е
к
самой
философии,
автор
доказывает: (1) посло­
вицами
русского
нар од а , (2) уже древним языческим Бо -
гоучением
русских,
которое
было
чуждо
тех
отвратитель­
ных
кар ти н,
какими
пре ис полне на
мифология
гре ков ,
(3) уклоняющейся к спиритуализму мифологией входящих
в
состав
Российск о го
государства
чу ва шей , (4) избранием
веры
Владимиром
С вятым. — «С
сих
пор
любомудрие
по­
ст авило
для
себя
новый
закон:
рационализм,
с ообр ажа­
ем ый
с
опытом,
пов ерять
че рез
откровение;
и
ник огд а
оно
от
с его
закона
не
отст упа ло». Это положение доказы­
вается
новыми
аргументами:(1)1812г., когда ум велъмож
предсказал:
потеря
Москвы
не
есть
потеря
отечества,
за
чем
следовал
опыт:
Москва
«к столу Наполеона и воевод


272
Г.
Г.
Шп ет
его
могла
до ста вить
од них
галок,
ворон,
воробьев,
собак
и
кошек...» и т.
д. ; (2) устав духовных академий < 18 > 14-го
года,
где
сказано,
что
в
толпе
ра зн ооб разн ых
чело­
ве ческих
мн ений
следует
держаться
нити
евангельской
истины.
Чем
же
теперь
русская
фи лософ ия
отлича­
е тся
от
п рочих?
Как
в
сознании
три
предмета:
я,
не -я
и
Причина
всех
тва ре й,
то
должн о
б ыть
и
три
направле­
ния
в
философии.
Первое
господствует
в
Германии,
вто ­
рое
ра звито
в
Анг лии
с
Бэкона
и
во
Фр анц ии
с
Кондилья­
ка,
но
ни
то
ни
другое
нас
не
удовлетворяет.
«Полагая
в
ос но вание
мышления
плод о нос нейшие
на чала,
она
доселе
счас т ливо
избегала
тех
о дно ст оро нност ей
и
заблуждений,
кото­
рые
в
та ком
не об ъят ном
количестве
наводнили
всю
п ро­
с веще нную
Европу».
В
Германии
начинают
чувствовать
потребность
не
только
соединить
теорию
с
опытом,
но
и
примирить
их
в
высшем
начале.
Но
двух
направлений
одной
ид еи
один
народ
не
может
выражать, «и потому
осуществление
третьего
направления
фи лосо фии
издревле
принадлежит
народу
вел ико му
и
сильному,
который,
по­
лаг ая
краеугольным
камнем
фило с офст вов ания
ра цио на­
лиз м,
соображаемый
с
опытом,
завершает
этот
храм
лю­
бому др ия
как
бы
светозарным
куполом
—
откровением
и
преимущественно
матернею
всех
ид ей
—
поня тием
о
Б ог е». Это снова доказывается: (1) тем,
что
каждый
пр о­
столюдин,
приступая
к
делу,
говорит:
Гос по ди
помилуй,
(2) стихотворением Жуковского,
где
на
каждую
ча ру
вина
призывается
Божие
бла госл ове н и е, (3) пословицами вро­
де
—
Бог
не
выдаст,
с винья
не
с ъест , (4) и наипаче избран­
ными
местами
из
ру с ских
фи лософ ов
—
к
изложению
ко­
торых
автор
и
переходит
—
с
IX—X
века
до
Сергия
Семе­
новича
Уварова,—
коего
высокие
качества
«поставили его
вы ше
мно гих
Несторов
европейского
ученого
мира»
—
и
Иннокентия
Борисова
включительно.
Новицкий
упрекал
Ис торию
философии
архим.
Гав риил а
в
несамостоятельности,
но
едва
ли
им ел
в
ви ду
при
эт ом
пр ив еденные
ар гумент ы,
ибо,
национально
ли
или
ин ди­
видуально,
но
они
вполне
оригинальны.
Но виц кий
был
прав
вообще,
а
в
п осл едних
с ужд ениях
о
русской
фи ло со­
фии
особенно
хорошо
зн ал
источник
своего
каза нско го
коллег и,
ибо,
начиная
с
разделения
предметов
познания
и
далее,
Гавриил
просто-напросто
списывал
у
Новицкого,
не
только
здесь
не
назыв ая
е го,
но
не
найдя
ему
мест а
и
в
изложении
русской
философии
—
ни
до
Уварова,
ни
посл е
Уварова.
Единственное
оригинальное
суждение
са­


О черк
развития
русской
философии
273
мого
Гавр иила
—
фраза
с
гордым
словечком
«доселе», уби ­
вающим
скромное
«почти»
Сидонского
и
Карпова.
В
сущ ­
ности,
Новицкий
за с лужил,
что
его
рассуждения
б ыли
пе­
реписаны
и
у сн ащены
таки ми
нелепыми
доказательства­
ми
о.
архимандрита,—они
обн аруж ива ют
комическую
сторону
сервилизма
само го
Новицкого,
имеющего
у
него
отнюдь
не
смешной,
а
весьма
серьезный
даж е
в ид.
О пре­
делив,
как
сп иса но
у
него
Гавриилом
и
как
вы ше
приведе­
но,
дух
русской
фи лос офии ,
Новицкий
через
это
дает
точный
отв ет
и
на
загадку
Ув аров а.
«Философия есть,
в
вы сшей
степ ени,
самосознание
народное;
с лед
< ователь -
но
>, в ней должен выражаться собственно дух самого на­
рода:
а
дух
народа
русского
к ому
неизвестен?
Примерная
религиозность,
глубокая
преданность
О течеств у
и
ца­
рю—
вот
господствующие
чер ты
его
характера
и
духа!
Э тим -то
духом
философия
наше го
Оте чес тва
должна
быть
вся
проникнута
и
животворима,
потому
что
только
тогда
она
будет
достойною
великого
народа
русского,
то лько
тогда
она
бу дет
философиею
национальною,
про­
изведением
и
д ос то янием
нашим
собственным,
а
не
заи м­
с тв ов анн ым ». Трудно,
в
кон це
концов,
отличить,
где
Но­
вицкий,
где
Га в риил,
где
Михневич,
Карпов,
где
сам
Ув а­
ров?
Но
т акая
прочная
солидарность,
такое
единомыслие
представителей
того
самого
народа,
о
духе
которого
они
говорят,
не
втесняет
ли
силою
подлую
мысль,
что,
быть
может,
само
раболепие
и
яв ляетс я
отличительною
че р­
тою
этого
духа?
И но стр анцы
это
не
раз
отмечали,
нач и­
ная
с
своих
первых
столкновений
с
Московией,
и,
к огда
нужно
было,
искусно
сами
входили
у
нас
в
эт от
тон.
Петербургский
Фишер
был
таким
иностранцем.
Он
выступает
пламенным
идеологом
всей
практики
пр ави­
тельственной
интеллигенции,
и
в
особенности
Уварова.
Его
речь,
произнесенная
на
торжественном
собрании
ун и­
верситета
20 сент.
1834 г .,
О
х оде
образования
в
России
и
об
участии,
какое
должна
пр инимат ь
в
нем
философия,
в
в ысо кой
степени
интересна
и
йдеологически,
и
психологически.
Все
искусство
западно-образованного
человека
было
приз­
ва но
для
оправдания
правительственной
монополии
в
де­
ле
просвещения.
А
профессору
философии
нужно
б ыло
показать,
что
философия
при
такой
си сте ме
может
суще­
ствовать,
потому
что
может
б ыть
полезна.
В
каком
же
ви­
де
долж на
предстать
фи лос офи я,
чтобы
ей
нашлось
здес ь
место?
Нас
могут
возмущать
или
см еши ть
доводы
орато­
ра,
но
если
иметь
в
виду
неразрешимые
трудности
его
за­
да чи,
то
в
формальном
искусстве
построения
ему
отказать


274
Г.
Г.
Шпет
нел ьзя .
Психологически
это
бы ла
тщательно
проработан­
ная
га рм ониза ция
простых
напевов
Уварова,
ус нащен на я
пы шны ми
аккордами
и
искусными
модуляциями.
Ист ор и­
ч ески
речь
Фишера
оказалась
похоронною
пес нью
прави­
тельственной
интеллигенции.
Ма ло
только
кто
ее
с лы­
шал.
За
сте на ми
университета
но вые
птицы
пели
новые
пе сни.
Россия
представляется
Фишеру
единственною
по
ходу
образования
ст ран ою.
Везде
образование
возникает
само­
деятельно,
развивается
сразу
во
многих
пу нкт ах
и
с
ра з­
ных
сторон.
Правительствам
остается
только
ограждать
его
от
нападений
невежества
и
грубости.
У
нас
са мо
пра­
ви тель ст во
предносит
подданным
светильник
образова­
ни я.
«У нас мудрый монарх,
окруженный
з нам енит ейши­
ми
муж ами ,
рус ск ими
по
сердцу
и
европейцами
по
об­
ши рн ости
своих
познаний,
представляется
в
величествен­
ном
обра зе,
как
ум ств ен ное
со лн це,
которое,
сто я
вы ше
управляемой
им
сист емы,
устремляет
к
одним
и
тем
же
идеям
пятьдесят
миллионов
умо в,
озаряет
своими
лучами
и
оживляет
своею
жизнию
все,
что
подчинено
закону
его
пр ит яж ения ». Правда,
признается
Фишер,
е сть
среди
ино­
странцев
клеветники,
утверждающие,
что
н аше
образова­
ние
«расчислено и употребляется в пользу одним прави ­
тельством,
а
народ
приним ае т
его
с
отвращением», но
на ше
правительство,
убежденное,
что
оно
«имеет в виду
единственно
бл аго
своего
нар о да», пренебрегает нелепы ­
ми
клеветами.
И
Фишер
влагает
в
уста
правительства
от­
ве т,
достойный
подркжания
со
стороны
тех ,
кому
отве­
чать
н ечег о,
где
«говорят дела», потому что « сло во
без­
молв н о»: «придите в Россию,
вз глян ите
и
судите».
На чал а,
на
которых
Россия
утверждает
народное
п ро­
свещение,—
Р е лигия
и
Законодательство
—
внутренне
свя­
за ны
ме жду
собою
и
даж е
тожественны.
Ничего
прочнее
этого
нельзя
найти,
но
все
же
существенное
могущество
их
опирается
на
деятельную
помощь
силы
воспитания.
«Заставить эту силу содействовать осуществлению высо ­
ких
нам ер ений ,
основанных
на
Вере
и
законах
государст­
венн ых ,
было
всегда
одною
из
с вященне йших
обязанно­
ст ей
русского
правительства».
Таким
образом,
просвеще­
ние,
вводимое
в
интересах
блага
народного,
на
деле,
ок а­
зы вае тся,
должно
содействовать
осуществлению
в ысо ких
видо в
государства
и
правительства.
Не
зам еч ая
противоре­
чия,
в
котором
вязнет
сама
задача
оратора,
он
переходит
к
«неудобствам», которые наследовали современные ему


О черк
раз в ития
русской
фи лосо фии
275
«Возродители России»
от
прежнего
по рядк а.
За
неимени­
ем
русских
наст авник ов
пришлось
довериться
иностран­
цам,
а
за
неим ение м
«публичных заведений»
прихо дило сь
довольствоваться
воспитанием
домашним.
Последнее,
как
известно,
в
царствование
Николая
Павловича
сделалось
козлом
отпущения.
Декабрьское
восстание
потому
и
по­
служило
по в одом
к
повороту
в
национальную
сторону,
что
причины
его
хотели
в идеть
не
в
собственных
недо ст а-
татках,
а
в
тлетворном
влиянии
европейского
просвеще­
ни я.
Разоблачение
смешных
сторон
гув ер не рск ого
во спи­
тания,
начатое
уже
в
XVIII веке,
сочувственно
было
встре­
чен о
закоренелыми
ретроградами,
потому
что
они
полу­
чил и
та ким
обр азом
возможность
не
ск рыват ь
сво ей
нена­
висти
к
европейскому
образованию
во о бще.
Священный
интернациональный
со юз,
вл иян ие
политики
Меттерниха,
пропаганда
Библейского
о бщ ества
—все
это
смешивало
цвета.
Трудно
было
придумать
общее
меж ду
Ши шк овым,
ставленником
Фотия,
и
Пушкиным.
Оно
нашлось.
После
декабрьского
восстания
ре трогр ады
трубили
во
все
трубы;
другая
сторона
должна
бы ла
смущенно
молчать,
потому
что
всякое
оправдание
«европеизма»
было
бы
сочтено
за
оправдание
декабристов.
Гувернерское
воспитание
ст ало
в
глазах
одних
очагом
заразы,
для
других
—
«отводом
гл а з», для всех
—
средством
самооправдания,
хот я
и
в
раз­
ных
смыслах.
Пушки н,
очевидно,
не
думал,
что
г овор ит
«просвещенья плод
—
ра звр ат
и
не кий
дух
мятежный», ко­
гда
ут в ержда л: «Нечего колебаться во что бы то ни стало
подавить
в о спи тание
частное».
Пу шкин у
вс е-таки
«вымы­
ли
г о л ову », именно потому,
что
он
не
сказал
первого.
Уваров
нашел
выход
из
зат ру дн ения:
прос веще ние
—
дух
мятежный,
по ка
оно
не
«приноровлено»
к
нашему
духу,
здравому,
высокому,
смиренномудрому
и
пр<оч. >,
и
пр
< оч. >, и предложил меру для такого духа в самый
раз
—
национализировать
до ма шних
на став ник ов,
т.
е., как
формулировал
этот
акт
Фишер:
включить
их
«в катего ­
рию
государственных
чиновников
и
подчинить
их
дей ст­
вия
надзору
в л астей
общественных».
Пон ят на
радость
иностранца
Фи шер а,
приехавшего
в
Россию
в
кач ест ве
гу­
в ер нера
и,
как
он
сам
признается,
изведавшего
тяж ес ти
этой
должности
и
все
непр ият нос ти
ее
и
теперь
узнающе­
го
о
такой
попечительности
правительства
о
дом аш них
наставниках:
почетное
мес то , «самая одежда,
им
носи­
мая», и,
нак оне ц,
надежда
у вид еть
беспомощную
старость
защищенною
от
бедности.
Но
как
апологет
Уварова
он


276
Г.
Г.
Шпет
выдвигает
на
пе рвый
п лан
сам ый
принцип:
дух
народный
отвлечен
от
опасности
утратить
достоинство
под
внуше­
нием
правил,
не
согласующихся
с
религией
и
политиче­
скими
пос тано вле ниям и
О теч еств а.
Великая
з адача : «на­
питать
народным
дух ом
это
частное
воспитание»
—
разре­
шена.
«Высокая мудрость императора Николая постигла
всю
важность
вел ико й
задачи
водворения
согласия
меж ду
воспитанием
ча стны м
и
публичным
и
вве ри ла
решение
его
государственным
дарованиям
ми нистр а,
кое го
уму
и
редким
дос тоин ств ам
мы
ныне
удивляемся.
С л едстви ем
этого
был
закон
беспримерный
в
летописях
гражданского
об ра зова ни я»,—
зато,
как
мы
знае м,
служивший
потом
не
раз
примером.
Тут
единственная
по
ходу
образования
страна
достигла
сво ей
высшей
точки.
Правительство
—
единственный
ис­
точник,
оно
господствует
над
системою,
которой
следует,
и
оратор
над еет ся,
что
сила,
умевшая
создать
образование
и
управить
ход,
и
впредь
сохранит
навсегда
это
сокрови­
ще
от
ложной
прим ес и
и
передаст
его
грядущим
п околе­
ния м,
обогащенное
прира ще ниям и, «которые доставятся
ему
трудами
н аш ими».
Фишер
—не
чета
скромным
п ро­
ф ессор ам
домотканого
семинарского
воспитания.
Он
ве­
дет
тонко:
мо мент
апогея
выводится
из
всей
ис тори и
на­
шего
просвещения.
Это
—
не
простосердечное
поддакива­
ние
лозу нг ам,
выкинутым
в
министерстве,
это
—
тонкое
по ни мание
идеи
и
важности
иде и
сохранения
ин те лли­
гентной
монополии
за
государством.
Что
государство
в
да нный
момент
воплощается
в
самодержавии
и
что
пра­
вос лави е
—
его
верный
исторический
спутник,
это
он
зна­
ет,
го вор ит
и
еще
будет
говорить,
но
нужен
принцип,
а
не
простое
констатирование
ист ор ич еско го
факта.
Прин­
цип
— то,
что
до
сих
пор
направляло
самое
историю
и
что
впредь
должно
предохранить
ее
от
«слепого случая,
п ро­
и зв ола,
бес печн ости
и
злонамеренности».
Фи шер
ап елли­
руе т
и
к
«народному духу», но,
под обн о
самому
«Возроди -
тел ю
Рос си и», не развлекается углублением в него,
пони­
мая,
что
в
его
уст ах
это
—
действительно
случайный
во­
прос:
дух
в ремени
вызывал
духа
народного.
Фишер
про­
ни кает
в
сам ый
смысл
правительственной
заботы:
во
что
бы
то
ни
ст ало
удержать
интеллект
страны
за
собою.
Как
ни
твердо
провозглашал
это
Уваров,
сомнения
у
него
д ол­
жны
бы ли
быть
—
недаром
он
был
так
б ес пощ аден
в
цен­
зур ных
гонениях.
Фишер
гов о рит
тверже,
он
крепче
Ува­
ро ва
вер ит
в
правительственную
Россию.
Как
и.
Уваров,


Очерк
ра зв ития
русской
филос офии
277
он
ораторствовал
на
кр аю
пропасти,
но
назад
не
пятился,
потому
что
не
видел,
где
стоит,
и
не
чувствовал
отчаяния
своего
патрона.
Он,
вероятно,
вспомнил
ро ль
западных
университетов
и
воображал,
что
т еми
стен ами,
в
которых
он
говорил,
твердо
ограничено
русское
пр о свещен ие
и
что
за
их
пре д елы
выхо ди т
т олько
то,
что
нужно
прави­
тельству,
предносящему
подданным
«светильник обра­
зов а ни я». Словом,
он
постиг
принци п
и
его
провозгласил,
а
факты
должны
бы ли
подладиться
под
него.
Его
чи сто
р усск ие
коллеги
с оби рали
факты
и
подлаживали
под
принципы,
присланные
из
столицы,
не
весьма
вдумываясь
в
самые
принципы:
они
б ыли
готовы
к
тому,
чтобы
на за­
втра
приладить
те
же
факты
к
другому
принципу.
Речь
Фишера
поэтому
яснее
раскрывает
смысл
уваровской
эпохи
русского
просвещения,
чем
все
прочие
коммента­
рии
—
и
по ддаки вав шие
Уварову,
и
видевшие
то
чисто
ка­
рьерные
легкомысленные
моти вы
его
деятельности,
то
адское
намерение
удержать
«народ»
во
тьме,
в
рабстве,
в
угнетении
и
прочих
состояниях,
обыкновенно,
для
боль­
шего
в печатл ени я,
характеризуемых
метафорически.
Как
искренне
«для блага народного»
Фишер
защищал
ужё-реакционную
программу
министерства,
так
же
ис­
кренне
он
был
убежден,
что
само
народное
сознание,
определяемое
государством,
не
может
в
России
быть
ины м,
как
правительственно-государственным.
Ин аче
он
не
разрешал
бы
так
л егко
то го
пр оти в ореч ия,
которое
за­
ключается
в
самих
словах:
прикладная
философия,
и
иначе
он
не
говорил
бы
то го
вздора,
которым
зак анч ив ае тся
его
речь
и
к ото рый
доказывает,
что
он
на
миг
заб ыл
всю
исто­
рию
философии.
Вопрос
в
том:
что
делать,
при
развитых
принципах,
с
фи лос офие й,
возникавшей
в
других
странах
«самодеятельно»? Так как было бы поистине чем-т о
бес­
примерным
в
летописях
гражданского
образования,
ч то­
бы
правительство
насаждало
ве щь
для
не го
со ве рше нно
бесполезную,
но
вред
от
ко то рой
возможен,
то
нужно
было
«доказать,
что
в
системе
образования,
которому
сле ­
дует
правительство,
изучение
философии
не
со став л яет,
как
думают
не к ото рые,
занятия
пустого
и
бесплодного».
Фише р,
конечно,
этог о
не
доказал,
как
мог
он
сам
у бе­
диться
из
бесед
с
Ширинским-Шихматовым1
и
из
де йст-
1 Суждение о том,
что
польза
философии
не
до каза на,
а
вред
от
нее
возможен,
было
выск азан о
министром
им енно
в
разговоре
с
са мим
Фи шер ом
(Никитенко <А .
В.
Дневн ик .. .—T. >L— <С. >395).


278
Г.
Г.
Шп ет
вий
последнего.
Но
пол ожен ие
про фессора
философии
обязывало
доказывать.
Эта
часть
ре чи
не
так
тонка,
как
пер вая ,
и
состоит
из
несложных
аргументов,
желающих
устрашить
и
привлечь.
Мощное
притяжение
правитель­
ства,
уверяет
он,
может
оказать
воздействие
«даже на фи­
лософские
ид еи», не только препятствуя ходу ума,
но,
на­
против,
слу жа
ему
щи том
от
«гибельных последствий
л жеоб разов ани я
—
этого
чудовищного
порождения
наш е­
го
ве ка,
которое,
п одобн о
нравственной
яз ве,
заражает
и
повреждает
бол ее
и
боле е
общественное
тело
д ряхле ­
ющ ей
[NB!] Европы».
По
логике
вышеизложенного
сл е­
дует,
что
само
правительство,
имеющее
«все средства
знать
и
высоту
ус пех ов
всемирного
образования,
и
насто­
я щие
нужды
от еч еств а», должно бы предписать соот ­
ветствующую
философию.
Фишер,
чувствуя
себя
«достой­
ным
орудием
пр ав ит е льс т ва », берет на себя начертать
п лан
тако й
полезной
философии.
К
сожалению,
Фишер
на
задался
еще
н овой
мыслью:
ввиду
яв ной
бесполезности
самого
плана
найти
ему
особое
о пр авд ание.
Ит ак,
вопрос
в
том,
поле зна
ли
философия
и
при
ка­
ких
ус лов иях
она
совместна
с
системою
образования,
при­
нятого
в
России?
Ответ
получается
из
о пр еделени я
фило­
софии
и
ее
за дач,
с
которыми
мы
уже
знакомы.
Кроме
общих
мест
о
пользе
св ета
разума
для
веры,
о
пользе
фи­
лософии
для
д ругих
наук,
Фишер
о стан авл ивается
специ­
альн о
на
п ользе
психологии,
к отор ая
уже
находит
себе
приложение
и
«к практике»
—
в
воспитании,
в
п оз нании
людей
и
уменьи
действовать
на
их
волю,
каковые
два
да­
ро ван ия
необходимы
«преимущественно законодателю,
государственному
сано вник у
и
всяк о му
находящемуся
в
вы сшей
сфер е
о бщес тв а»,—
наконец,
психология
так же
клю ч
к
ис тории.
Все
это
пустяки,
тысячи
раз
п овт оря вши­
е ся,
и
добрая
половина
эт их
аргументов
заведомо
недо ­
брос ов естн а:
никогда
и
ник ак их
сановников
фи лос офия
полезному
для
них
не
научила.
Фишер
сам
чувствует
это ,
как.
и
то,
что
если
ест ь
энтузиазм,
философией
внуша­
емый,
то
о
таких
пустяках
говорить
не
стоит,
ибо
он
прав,
его
«слабое мнение»
не
могло
нич его
прибавить
к
похва­
лам
и
«высокой цене»
философии,
даваемых
«отличней­
ши ми
мыслителями».
Если
же
такого
э нт узиазма
не т,
то
все
эти
рассуждения
—
смешны,
ибо
при
всей
их
очевид­
но сти,
как
общих
мест,
философия
о стает ся
«в презре ­
ни и».
А
главное^
и
доказать-то
требовалось
не
эт о,
а
др у­
гое
—
за чем
философия
н ужна
в
России,
при
р у сской
пра­


Оч ерк
развития
русской
филос офи и
279
вительственной
си стем е
просвещения.
Тут
против
Фишера
вопиял
им
самим
изображенный
«ход образования в Рос ­
сии».
Без
всякой
фил осо фии
«единственная»
Ро ссия
довела
просвещение
до
та кой
беспримерной
высоты,
когда
ка ж­
дый
д о машний
наставник
—
чиновник
государства,
тогда
как
во
всей
«истории веков минувших или в настоящем
бытии
народов
современных»
в сюду,
где
ес ть
фи лосо фи я,
ес ть
«бесстыдная суетность».
Фишер
апеллирует,
однако,
к
Петру,
к ото рого
«гений,
в
в ысшей
степени
практиче­
ский», не почитал философии излишней.
Фишер
с
удо­
вольствием
вычитывает
из
первой
страницы
напечатанной
по
повелению
монарха
г а зе ты: «Повелением Его вели­
чества
Московские
школы
умножились,
и
45 человек слу ­
шают
философию,
а
уже
диалектику
ок о нчи ли».
Однако
отчего,же
при
таком
благополучном
нач але
че рез
130
лет
Сидонский
открыл
свое
Введение
решительным
за явл е­
ни е м: «Слабо изучение философии в нашем Отечестве».
«По самой природе своей», рассуждает Фишер,
филосо­
фия
требует
ума
з ре лого
и
может
быть
изучаема
л ишь
в
университетах.
Наш е
«частное воспитание»
торопится
выпустить
юношей
на
попр ище
общественного
служения,
и
до
фи лос офии
они
не
доходят.
Но
вот
Александр
от­
крыл
пять
новых
университетов,
и
«с этого времени изу ­
чение
философии
беспрерывно
преуспевает»...
Про
вось­
м идесят и летн ее
существование
Московского
ун ивер сите­
та
Фишер
так
же
забыл,
как
не
з аметил ,
что
его
«преуспе­
вает»
говорится
всего
чер ез
оди н
год
после
«слабо изуче­
ние»
Си донс ког о.
Но
на
фи лосо фии
лежит
еще
в ина
в
том,
что
она
сделалась
соучастницею
плачевных
ужасов
не ве рия
и
разрушения.
Торжественно
провозглашая
свою
невинность,
она
все-таки
«вмешивается во все бунты,
ко­
леблющие
Е вро пу,
и
даж е
делает
себя
их
усл ужли вою
за­
щ ит нице ю».
Но
это
—
философия
в
руках
злонамерен­
ных.
Наш е
«мудрое правительство»
приняло
свои
ме ры,
и
«кто дерзнет упрекнуть наше правительство тем,
что
оно
смотрит
за
публичным
преподаванием
философии
с
большею
ст рогос ть ю,
чем
дру го е?» Таким образом,
во­
прос
Фишера
р азр еш ается
тем,
что
та
философия
будет
пол е зна
и
совместна
с
системою
нашего
образования,
ко­
торая
бу дет
одобрена
правительством,—
философия
здравая.
Ее
распространением
правительство
разоблачит
и
приве­
дет
в
смущение
«отвратительное чудовище,
п сев до-фи ло­
софию,
прежде
чем
успеет
она
оскв ерн ить
Россию
своим


280
Г.
Г.
Шп ет
ядовитым
дыханием
и
во нзить
кровавые
когти
свои
в
не­
дра
ее».
После
этого
нельзя
сомневаться,
что
осно вания ,
на
которых
должна
преподаваться
у
нас
философия,
суть:
«священное уважение к религии,
неколебимая
верность
монарху
и
бе зусл овн ое
повинове ние
существующим
зако­
нам ».
Таким
образом,
в
лице
Фишера
Уваров
нашел
для
пр а­
вит е льс тва
оруди е
преданное
и
истолкователя
здравого.
Воп рос
о
народности
был
просто
во п росом
русской
госу­
д ар стве ннос ти.
Фишер
знал ,
что
иначе
он
неразрешим,
но
что
и
решать
ег о,
собственно,
ина че
не
нужно.
Вера
и
по­
лезное
государственное
знание
—
философская
пр обле ма;
ее
государственное
решение
—
православие
и
само держ а­
в ие.
Уваров
мог
быть
сп окоен,
университеты
стояли
на
пр авил ьно м
пути.
Фишер
не
видел
только
того,
что
все-таки
не
дав ало
спо койно
сп ать
Уварову1
и
что
устра­
нить
ему
гения
не
хватило.
Национализировав
домашних
наставников,
Ува ро в,
непонятно
почему,
остановился
пе­
ред
национализацией
ли те рат уры.
Его
цензурные
мер о­
п рият ия
не
поспевали
за
ее
ходом.
И
тот
самый
во пр ос,
ко торы й
Уваров
задал
профессорам,
стали
решать
и
вне
униве рсит е тов,
почему
и
решался
он
не
всегда
в
духе
го­
сударственной
на родн ости .
Роковое
запо здан и е
Уварова
сдел ало
в
конце
концов
то,
что
им
же
сам им
возбужден­
ный
вопрос
о
народности
стал
в
руках
ненационализиро-
ванных
наставников
рычагом,
подводившимся
под
все
просветительное
здание
Уварова.
Э тот
рычаг
он
и
не
мог
удержать
в
сво их
руках,
он
поздно
схватился
за
него.
Фи­
шер
понимал,
что
«народность»
—
случайное
слово
в
уст ах
Уварова,
что
«народность»
стоит
на
ме сте
«русская госу­
дарственность». И ему,
как
и
Ув аров у,
ка залос ь,
что
«само­
держ авием »
отв ет
исчерпывается.
Фиш ер
не
хотел
и
не
см ел
видеть
фи лос офско й
проблемы
в
самой
государ­
ств енн ос ти2.
Между
тем
рыч аг,
выкованный
не
ру ка-
1 Никитенко передает со слов кн.
Г.
П.
Волконского,
что
Уваров
ск а­
зал
ему,
что
хочет,
чтобы,
наконец,
ру сск ая
литература
прекратилась,
— <т-
гд а,
по
крайней
мере,
бу дет
что-нибудь
определенное,
а
главное, —
г ово­
рил
он,—
я
буду
спать
спокойн о » (I. — 348).
Кон ечн о,
не
нужно
быт ь
г лу­
пым
и
понимать
это
иначе,
как
bon mot, но ведь до этого bon mot надо
дойти!
2 Любопытно отметить,
что
начатая
им
рабо та
Об
естественном
праве
в
ц елях
философского
оправдания
н ашей
г осуд арст ве нност и
не
по шла
дальше
начала,
посвященного
ис то рии
теорий.


Очерк
развития
русской
фи л ософии
281
ми
правительства,
был
сделан
из
философской
стали.
На­
кидывавшиеся
на
него
цензурные
сети
он
разрывал.
Допу­
щение
фи лософи и
в
университетах
сдел ал о
только
то,
чт о,
когда
Ширинский-Шихматов
убедился
в
си ле
ее
действия,
он
не
поверил
самому
Фиш еру
и
н апал
имен но
на
университетскую
философию.
Удар
был
сделан
мимо
действительного
вра га.
Правительство
вместе
с
Ших ма то-
вым
набрасывалось
на
того,
кто
ближе
все х
и
с
романти­
ческою
любовью
принял
к
сердцу
преподанную
Ува ро­
вым
тему
о
народности
и
потому
громче
вс ех
рассуждал
(на славянофилов) .
Это
был
новый
промах
погиб а вше й
правительственной
интеллигенции.
Свободная
философия,
решавшая
вопрос
о
народности
не
в
смысл е
правитель­
ственного
понимания
действительной
русской
гос уда рст­
венности
и
не
в
смысле
романтической
ид е ализ ации
в оз­
можной
русской
государственности,
отош ла
в
сторону.
Правительство
победило.
Но
уде ржа ть
за
собою
руко­
водства
просвещением
не
мо гло.
Не
найдя
в
нем
покор­
ного
ор уд ия,
оно
некоторое
время
еще
отбивалось
от
не­
го,
а
пот ом
стало
з або тить ся
лишь
об
одном
—
чтобы
оно
не
мешало
ему
в
остальных
его
делах .
Выпавшее
из
рук
правительства
кормило
правления
просвещением
страны
было
подхвачено
взрощенными
им
же
невеждами.
Пр а­
вительство
был о
еще
до ста точн о
с иль но,
чтобы
бороться
за
свое
существование,
но
спр авит ь ся
с
судорожными
зиг­
заг ообра зны ми
порывами
в
д виж ении
образованности
оно
не
могло.
То
о тк ро венно,
то
лицемерно,
то
ли шь
скрыто
признавая
свои
принципы
опороченными,
оно
не
знало
даже,
что
поддерживать
и
чему
противодейство­
вать.
Его
порывы
б ыли
по
большей
ча сти
импульсивны:
оно
выступало
нередко
против
друзей,
создавая
себе
из
них
вра го в,
и
нередко
поощряло
в ра гов,
не
приобретая
друзей.
Философия
в
особенности
испы тал а
на
с ебе
все
превратности
хаотического
метания
в
дв иж ении
русской
культуры
и
образованности.
Когда
поро жден но е
об щим
не веже ст вом
и
из
эт ого
невежества
развившееся
оз орс тво
нового
руководителя
прос веще нием ,
но вой
и нте л лиге нции,
в
об р ащенном
виде
возобновило
преследование
не
же­
лавшей
от
нег о
з ависет ь
свободной
фи лософ ии ,
когда
и
оно
потребовало
от
нее
п ол езн ости,
правительство
с
беспокойным
видом
прислушивалось
к
раздавшемуся
сви ст у,
но
само
оставалось
в
стороне.
Оск ор блен но е,
оно
принима ло
вид
третьего
радующегося.


282
Г.
Г.
Шпет
ПЕРВЫЕ
УЧЕНИКИ
XIV
Свет лы м
и
чистым
в
русской
умс тве нн ой
культуре
пр едставл я ет ся
перехват,
образовавшийся
меж ду
э похою
кончавшегося
руководительства
правительственной
ин­
теллигенции
и
но вой
эпохой,
ко гда
но вая
инт еллиг енция
еще
не
обнаружила
своих
далеко
не
ар ис то кра тических ,
как
хотелось
Пу шки ну,
манер.
С
де т ским
доверием
при­
слушивались
к
голосу
мысли,
с
непорочною
радостью
на­
слаж дали сь
творчеством
художника.
Обра зо ван но сть
хо­
тела
бы ть
самою
собою,
ничему
не
служить
и
только
всем
св етить .
Единственный,
может
б ыть,
мо мент
в
русской
истории,
где
не
б ыло
злобы,
чел о век он енав истн ичеств а,
зависти,
затаенного
недоверия
и
ск ептиц изм а!
Люди
это ­
го
момента
пробовали
идти
своею,
никем
и
ничем
не
пр едпи сы ваемо й
дорогой.
Они
отрешались
от
указки
учи­
телей
и
начинали
верить
в
способность
к
с ам осто ятел ьно­
му
творчеству.
Вчерашние
учи т еля
их
невзлюбили,
не
по­
ощряли,
наказыв али ;
прошло
немного
вр ем ени,
и
их
ко­
лотили
товарищи.
Они
б ыли
прозваны
«мечтателями»
и
«идеалистами», их творчество было признано бесполез­
ны м.
Сж им авш иеся
уже
под
ударами
учителей,
они
бы­
стр о
стали
разбегаться.
О дни
вернулись
к
правительствен­
ной
указке,
другие
смешались
с
озорниками,
третьи
про­
сто
отстали
и
отошли
в
сторону,
остальные
сбились
в
ку ч­
ку
и,
сосредоточенные
на
своем,
не
по ним аем ые
ни
др у­
зьями,
ни
врагами,
оставались
мечтателями
без
реального
де ла
и
влияния.
Это
—эпоха
ли тер ат уры
с
самого
конца
двадцатых
и
до
середины
сороковых
годов.
Она
совпадает
с
време­
нем
самого
сильного
и
интересного
напряжения
гос у­
дар ств енно й
политики
просвещения.
Но
блестящий
Ув а­
ров
потому
и
меркнет,
что
его
рассматривают
как
кон­
траст
самостоятельному
творчеству
эпохи.
Как
будто,
в
са­
мом
деле,
против
прид во рно й
аристократии
возникала
аристократия
«литературная»! Пушкин соединял в себе
оба
типа
а рис тократи и ,
но,
когда
нужно
было
выбирать,
он
не
был
вместе
с
Уваровым.
Он
не
желал,
не
мог
п од­
чинить
с вою
«вольность»
государственному
регламенту.
Ув аров
затме ва лс я
и,
зажигая
свои
государственные
огоньки,
в
то
же
вре мя
хотел
пога с ить
свободное
расп ро­
странение
света.
О тто го-то
его
положение
и
двусмыслен­


О черк
развития
русской
ф илософ ии
283
но.
Как
было
указано,
все
кончилось
тем,
что
свет
погас
с
обеих
сторон.
Уваров
оп озд ал
и
о казалс я
реакционером.
До
н его
уже
пробудились
новые
си лы,
и
он
также
был
поставлен
перед
выбором:
с
ними
или
про тив
них .
Он
выбрал
последнее,
не
зам етив,
что
он
слабее
их,
что
он,
не
б удучи
ро ма нтик ом,
защищает
и
осуществляет
дело,
безобразие
ко тор ого
м огла
бы
сгладить
лишь
ром ан ти че­
ск ая
фантазия.
И
он
ста л
ци ник о м1. А литературный « ро­
мантизм»
наш
остался
единственным
настоящим
днем
для
современников,
классическим
днем
для
ист ор ии
и
п ред­
метом
романтической
грезы
для
п отомков .
Н.
П.
Силъванский
в
статье
Материалисты
двадцатых
годов
(Бы­
лое.—1907.—Июль)
выск азыв ает
так ое
су жд ен ие : «В начале двадцатых
годов,
н езад олго
до
восст ания
14 декабря,
в
Москве
возник
кружок
мо­
лодых
философов,
упи ва вшихся
«магическими струями» «не бес ной»
фи­
лософии
Шеллинга.--------- Они,
однако,
ма ло
за меч атель ны
сами
по
се­
бе,
и
не
они
типичны
для
наших
двад цат ых
г од ов».
Это
звучит
в
полный
диссонанс
с
фак тами ,
по ка
читатель
подсказывает
себе
лог ически
естест­
венное
противопоставление:
типичность
какой-то
не-шеллинговой
фи­
лос офии .
Но
автор
имеет
в
виду
иное
противопоставление:«Типичными
пре дста в ител ями
двад цат ых
годов
были
не
мечтательные
пок лон ник и
не ме цкой
небесной
[!] метафизики,
а
политики
[курс,
м ой]
и
ма те риал и­
сты ,
воспитанные
на
французской
литературе
[курс,
мо й]
века
Про св е­
щения».
В
«политике», натурально,
ин ая
типичность,
чем
в
философии,
тем
не
менее
а втор
имеет
непременное
ж елан ие
как- то
связать
обе
«ти­
пично с ти», что приводит его к суждениям по меньшей мере легкомыс­
ленным.
«...И.
И.
Да вы дов
ос тавал ся ,—
утверждает
он,—
в
д ес ятых
со­
дах
верным
г оспод ство вавшей
[!] у нас французской филосо ­
фии.--------- он
учи лся
в
России
и
усво ил
из
распространенных
[?] здесь
книг
и
воззрений
вы сок ое
уважение
к
французскому
эмпиризму
[?]».
««Мнемозина»
с
ее
«небесной»
фи лосо фией ,
отрешенной
от
де йств и­
тельности,
шла
против
общего
течения
и
успеха
не
имела;
издатели
вы­
ну жде ны
были
прекратить
из дан ие
на
4-й
книжке
за
недостатком
под­
писчиков».
Обращая сь
к
«политикам», автор утверждает: «В кружках
декабристов
всюду
н астол ьн ыми
книг ами
были
французские
кл ас сики
по
по лити ке
и-
философии
[?] и те иностранные политические сочине ­
ния ,
которые
б ыли
усвоены
ф ранцуз ам и».
Дока зате льс тва
прос т ы:
в
на­
ча ле
20-х
годов
в
Тульчине
обр азов ался
кр ужок
мол одых
офицеров,
«усердно изучавших,
наряду
с
французскими
политическими
книга ми,
и
французскую
фи лософ ию
Гольбаха
и
Кондиль як а».
Но
тут
же
эти
до­
казательства
и
об рывают ся ,
потому
что
дальше
в
подробностях
излагает­
ся
биография
н еко его
Нико л ая.
Крюкова.
Есл и
бы,
однако,
такое
«дока ­
зательство»
и
показалось,
кому-либо
убедительным,
все
же
оно
доказыва­
ло
бы
не
больше
тог о,
что
у
нас
изучалась
французская
литература.
Но
Ср.
вы ше
примечание
на
с.
206:


284
Г.
Г.
Шпет
ведь
под
«типичными представителями»
нау ки
и
фило софи и
принято
разуметь
не
изу чающих,
а
учащих...
Впроч ем ,
и
применительно
к
«изуча ­
ющи м»
ут верж ден ия
Сильва нс ког о
находятся
в
противоречии
с
факта­
ми.
Их
много,
и
они
дост ат очн о
зас вид етель ств ова ны
историческими
очевидцами.
Приведу
одно
только
с видет ель ст во,
ценное
те м,
что
оно
ис ход ит
не
из
сред ы
«увлекающихся», а потому,
может
быть,
и
при ­
ст растн ы х.
Е.
А.
Боратынский
пис ал
из
Москвы
Пушк ин у: «Надо тебе
сказать,
что
мо сков ска я
молод е жь
помешана
на
трансцендентальной
фи­
лос офи и».
Это
было
написано
в
средине
января
1826 года,
т.
е.
всего
че­
рез
месяц
после
декабрьского
восстания.
Б о льшую
ро ль
в
умс твен но м
разв ит ии
России
этой
эпохи
сыгр али
Москва
и
Московский
университет.
Но
по­
сл едни й
играл
эту
роль
не
чер ез
свою
философскую
кафе­
дру,
которой,
как
мы
уже
знаем,
здесь
фактически
и
не
б ыло,
и
не
потому
такж е,
что
университет
был
акти вны м
ис то чн иком
умственных
ис ка ний
того
' времени,
а
тем ,
гла вн ым
об раз ом,
что
в
лице
нек ото рых
своих
представи­
телей
он
сам
примкнул
к
литературе,
действительно
ак­
т ив ному
источнику
нов ой
умственной
жизни,
и
тем
еще,
что,
войдя
в
литературу,
он
нашел
способ
распространять
философские
идеи
не
чер ез
самое
философию.
Всл едст ­
вие
этого
и
вышло,
что
в
Московском
университете
ун и­
вер сит ет ские
учителя
не
столько
н ап ра вляли
умственные
запросы
московского
общества,
сколько
удовлетворяли
их,
отв еч ая
на
зада ва емы е
вопросы.
А
поскольку
москов­
ск ое
об ще ство
сос тоял о
из
учеников
своего
ун иве рси тет а,
выходило,
что
ученики
«направляли»
и
«определяли»
сво­
их
учителей.
В
30- х
года х
Московский
университет
был
более
славен
своими
учениками,
чем
учителями.
Дело
ме­
нялось
ли шь
по
ме ре
т ого,
как
эти
ученики,
в
св ою
оче ­
редь,
становились
учителями,—характеристика,
данная
Пу шк ин ым : «ученость,
деятельность
и
ум
чужды
Мо сков ­
скому
университету»,—теряла
свою
безусловную
всеобщ­
ность.
Москва
всегда
жи ла
своим
особым
укладом
жи зни
и
своим
вну тр енним
духовным
интересом.
Московский
университет
фактически
должен
был
считаться
с
особы­
ми
требованиями
самой
Москвы
подчас
больше
даже,
чем
с
министерскими
предписаниями,
и,
во
всяком
сл у чае,
то,
что
выливалось
за
рамки
этих
предписаний,
всегда
бы ло
в
непо средст венн ой
связи
с
настроениями
и
запросами
московского
образованного
общ еств а* .
Есл и
можн о
гово-
1 Как запомнилось Гончарову о самом начале 30 - х
годов: «Нашуни­
верситет
в
Моск ве
был
святилишем
не
для
о дних
нас ,
учащихся,
но
и
для
их
се мейс тв,
и
для
вс его
общ ест ва.
Образование,
вынесенное
из


О черк
развития
русской
философии
285
рит ь
о
какой-либо
традиции,
выработанной
университе­
том
за
сем идесят ипя т илет н ее
его
су щест в ова ние,
то
это
именно
б ыла
св язь
его
жи зни
с
ж изнью
Моск в ы.
Москов­
ские
профессора
искали
эт ой
св язи
и
то
удачно,
то
не­
уда чн о,
но
все-таки
связывали
науку
с
литературою.
И
мо­
сковские
же
профессора
впервые
в
своих
публичных
чте ­
ниях
нашли
с ебе
аудиторию
бо лее
широкую,
чем
аудито­
рия
официально
учащихся.
Прочие
университеты,
свеж ие
со зд ания
петербургского
правительства,
напротив,
сам и
должны
были
играть
роль
источников
интеллектуальных
интересов
своей
среды.
Мо сква
во
взаимодействии
со
сво­
им
университетом
зарождала
свою
московскую
ин те лли­
генцию.
Пр ишло
время
—
и
перед
последнею
по днялся
во про с:
встать
на
сторону
правительственной
интеллиген­
ции
или
идти
самостоятельно,
в
конце
концов,
в
оппози­
ции
к
правительству
и
вследствие
этого
уже
со
значением
не
толь ко
местны м,
но
и
общерусским.
Эта
дилемма
не
решалась,
понятно,
безусловно
в
польз у
одного
из
своих
концов.
Б ыли
примиряющие
и
посредствующие
звень я.
Но
са мая
наличность
д иле ммы
имела
историческое
значе­
ние .
Отсюда
начинается
но вая
эпоха
нашей
умственной
культуры;
здесь
родилась
новая
интел лиге нция ,
неофици­
альная,
свободная,
оппозиционная.
Превращение
ее
состо­
я ния
из
неопределенно-оппозиционного
в
партийно-диф­
фер енци ро ванн ое
совершалось
уже
на
пространстве
всего
гос ударст ва .
Складывалась
но вая
интеллигенция
и
первые
свои
за­
яв ле ния
делала
скромно,
в
единении
с
официальною
об­
разованностью,
без
ясного
самосознания.
Чем
я рче
стано­
вилась
она,
чем
больше
проникалась
сознанием
своего
на­
значения,
тем
дальше
отх од ила
от
о фициа льно й
учености
и
уходила
в
литературу.
Сопротивление
течению,
пр о­
рв авшем у ся
сквозь
правительственные
плотины,
и
усилия
связать
новое
с
правительственным
руководительством
на
по пр ище
самой
же
лите ра ту ры
были
иногда
на пря-
женны
и
упорны,
но
справиться
с
бурною
стремительно­
стью
освобожденного
потока
там
не
хватало
ни
тал ант а,
ни
умения,
ни,
самое
главное,
авторитета,
который
бы
университета,
ц ени лось
вы ше
всякого
другого.
Москва
гордилась
свои м
университетом,
любила
студентов
как
будущих
самых
полезных,
может
быть,
громких,
блестящих
д еят елей
общества.
Студ е нты
гордились
св о­
им
званием
и
дор ожил и
з анят иями,
вид я
общ ую
к
се бе
симпатию
и
ува­
жение.--------- Эта
симпатия
вливала
много
те пла
и
света
в
жизнь
уни­
верситетского
юношества» <Гончаров И.
А.
Поли.
собр.
соч.—Т.
9.—
Спб., 1889.-С.
5-6>.


286
Г.
Г.
Шп ет
мог
внушить
к
се бе
д овер ие
общества.
Чем
откровеннее
этот
авторитет
об лич ал
сво ю
санкт-петербургскую
инс пи­
рацию,
тем
боле е
компрометировались
его
москов ск ие
про водн и ки
в
глазах
но вого
«общества».
При
таких
обстоятельствах
факт,
что
Московский
ун и­
в ерси тет
в
о бл асти
философии
не
мог
дать
д аже
того,
что
давал
Петербург
или
Киев ,
о казал ся
факто м
для
развития
философии
литературным
путем
только
благоприятным.
Пресловутый
«допожарный»
Брянцев
продолжал
свое
пр епо давание
до
самой
своей
смерти
в
1821 году,
оста­
вля я
у
слушателей
впечатление,
что
он
состоит
профессо­
ром
в
универ сит е те
со
дня
основания
этого
по следн его, —
и
это
б ыло
самое
сильное
впечатление
от
его
философ­
с кого
преподавания...
В
последние
че тыре
года
его
жизни
Давыдов,
в
кач ес тве
адъюнкта,
помог ал
ему
в
преподава­
нии,
но
чему
с о бстве нно
и
как
он
учил
в
университете,
мы
в
то чно сти
не
знаем.
Меньше
всего
об
эт ом
говорит
официальная
история
университета.
Но
лишь
только
мы
подойдем
к
это му
времени
с
другой
стороны
—
со
сторо­
ны
интересов
образованного
общества,—мы
видим
очень
ярк ую
картину
загорающейся
умс тве нн ой
жизни
и
увле­
чения
философией,
эстетикою,
поэзией,
вообще
свобод­
ным
и
бесполезным
творчеством.
Во
всем
эт ом
чувствует­
ся,
и
историей
уже
раскрыто,
влия ние
западноевропей­
ских
идей
и
идейных
течени й.
Влияние
прони ка ло
и
ши­
рилось
без
правительственного
руководства
и
поощрения,
иногда,
может
бы ть,
против
его
желаний.
Среда,
в
кото­
рую
по
преимуществу
проникал
дух
в ре мени,
бы ла
близ­
кою
правительству
дворянскою
средою,
и
на
первых
по­
рах
казалось,
нет
на до бно сти
принимать
специальных
мер
ограждения
—
лишь
бы
это
не
выходило,
действительно,
за
сфе ру
«бесполезного» .
Одн ако ,
с
точки
зрения
прави­
тел ьст ва,
которое
хотело
сохранить
за
собою
руководство
всею
умственною
жизнью
страны,
это
бы ла
ошибка.
Те,
кто
не
хотел
ничего
различать
в
нов шест вах ,
кто
воору­
жался
про тив
них
толь ко
потому,
что
это
были
новшест­
ва,
были
последовательнее.
Обще ство ,
пр о ни каясь
но вы­
ми
настроениями,
считало
себя
вправе
тр ебо вать
от
у ни­
верситета
и
науки
ответов
на
с вои
запросы,
а
университет
счи тал
себ я
впр аве,
в
меру
своей
компетентности,
отве­
чат ь
прямо,
поскольку
и
пока
это
не
было
запрещено,
и
—в
замаскированной
форме,
когда
прямой
отв ет
мог
повлечь
за
собою
начальственное
осуждение.
В
к ультур но й
ис тории
этого
времени
достаточно
в ни­
мания
пр ив лекали
к
себе
кружки,
связывавшие
группы
мо­


Очерк
ра звит ия
русской
филос офи и
■ 287
лодежи
по
ее
литературным
и
ф и лософс ким
интересам.
Существенно
и
показательно
для
кружков
эт ой
эпохи,
что
ч лены
их
объединялись
не
тол ько
потребностью
собственного
образования,
но
та кже
ст рем лени ем
п ере­
бросить
увлекавшие
их
идеи
в
более
ши роки е
круги
об­
щес тв а.
Мол одые
люди
искренне
б ыли
убеж дены ,
что
являются
вестниками
новой
образованности,
не
отме ня­
ющ ей
официальное
просвещение,
но
его
дополняющей
и
вместе
с
тем
увлекающей
вперед,
к
более
живому
и
жизненному
развитию.
Не
беда,
что
здесь
учителями
иногда
хотели
выст у пить
те,
кто
сам
не
доучился.
Они
не
брались
учить
больше
того,
что
с ами
знали.
Они
со бир а­
ли сь
быть
толь ко
пропагандистами
чужого,
но
признанно­
го
уже
в
его
всеобщей
ценности.
Они
не
отрекались
от
тех,
у
ко го
они
сами
учились.
И
нередко
их
вчерашние
уч ител я
стан овил ись
их
сотрудниками.
А
совсем
юная
уча­
щаяся
молодежь
охот н ее
шла
за
свежим
слов ом
йеофи-
циальных
учителей,
на
них
же
полагаясь
и
в
своей
оц енке
о фициал ьно й
науки.
Впоследствии
это
привело
ко
мно­
гим
и
печальным
извращениям.
Теперь
это
был о
рожде­
нием
нового
духа
ум ств ен ной
культуры.
Можно
гов ори ть
о
большей
или
меньшей
любви
нового
поколения
к
стар­
шему,
но
еще
не
было
б ольш ей
или
меньшей
ст е пени
слепой
н енавис т и,
не
было
характеризующей
следующее
поколение
(60-х
годов)
самодовольной
насмешки
т ре звых
детей
над
охмелевшими
от
идей
отцами.
Н овое
честно
шло
на
смену
старому,
и
то лько
когда
последнее
силою
не
уступало
своего
места,
н ачала сь
борьб а .
Вз аим ная
нена­
висть
выросла
лишь,
когда
стал о
ясн о,
что
п обе дит
не
уб е­
жде ни е,
а
физическая
сил а.
За
это
время
обе
сто рон ы
ис­
тощились
в
духовной
энергии
и
деморализовались.
Участники
первых
в олне ний
и
провозвестники
первых
веяний
ново го
духа
с
благодарностью
вспоминали
тех
из
представителей
казенной
образованности,
которые
шли
навстречу
их
юным
увлечениям.
А
те
и
сами
увлекались
юными
идеями
европейского
творчества,
вдохновившего­
ся
как
бы
реабилитацией
се бя
после
тех
разрушений
и
опустошений,
которыми
ознаменовалась
ис тори я
Евро­
пы
в
конце
предыдущего
века
и
к от орые
все
еще
пр од ол­
жа ли
компрометировать
ее.
Увлечение
официальных
профессоров
скоро
о ст ывало
под
влиянием
вра зу мле ния
свыше
или
собственного
благоразумия.
Вчерашние
но ва­
тор ы
так же
«доучивались»
и
становились
официальными.
Вре мя
сохраняло
лишь
наиболее
стойких.
Но
поток
ист о­


288
Г.
Г.
Шпет
рии ,
ти хий
или
бурный,
все
р авно
—
состоит
из
капель,
а
время
распознается
по
смене
моментов.
Новое
те че ние
проб ил ось
наружу
в
лите ра т уре
и
жу р­
нал ист ике,
на
страницах
которой
значились
имена
и
о фи­
циаль ных
представителей
науки.
С
новыми
философски­
ми
исканиями
сопрягались
имена
Павлова,
Надеждина,
Максимовича,
даже
Погодина
и
Шевырева
и
п одс об­
ных
>. Одни из них были только учителями нового поко­
лен ия,
другие
—
их
сверстниками
и
сочленами
к ружк ов,
следовательно,
уже
на
университетскую
кафедру
несши­
ми
нов ую
мысль.
Но
вдохновение
свое
они
все-таки
полу­
ча ли
за
сте н ами
университета.
Можно
назвать
лишь
два
имени
среди
профессоров
Московского
университета,
ко­
торым
приписывается
ин ици ат ива
пропаганды
новых
фи­
лософских
и дей
и
которые
не
выш ли
ни
из
кружков,
ни
из
журналов.
Это
—
имена
Дав ыдо ва
и
Павлова.
Давыдов,
по
св иде тель ств у
его
со бств енн ых
учеников,
вводил
их
в
круг
эт их
ид ей
уже
до
<18>20-го
года,
ко гда
они
были
воспитанниками
университетского
благородного
пансио­
на.
Павлов
в
<18>20-м
год у
вернулся
из-за
г ра ницы
с
свежим
зап асо м
ше ллинг ианск ог о
энтузиазма.
Но
уже
в
<18>26-м
году,
когда
Давыдов
читал
свою
вы ше
рас­
смотренную
ле кцию ,
он
перестал
быть
то лько
учителем
и
инициатором
и
должен
был
отвечать
за
возникавшие
вне
универ сит ет а
запросы.
А
Павлов
еще
в
<18>24-м
го­
ду
вступил
на
поприще
свободного
журнального
п ис ате­
ля.
Его
статья
появилась,
впрочем,
под
псевдонимом
тг.
тг., в вольном полуальманахе,
п олужу рна ле
«Мнемози-
н а», одним из руководителей которой был кн.
В.
Ф.
Од о­
евский
—
воспитанник
Давыдова
и
глав а
одного
из
«круж­
к о в» («Общества любомудрия»). В
<18>27 году во главе
нового
журнала
становится
университетский
преподаватель
Погодин
(«Московский Вестник» .—1827—1830),
также
член
од ного
из
кружков
(кружка С.
Е.
Ра ич а), не чуждо­
го
и
философии1. А в
<18>31-м
году
только
что
добив­
шийся
профессуры,
а
до
т ого
бывший
едва
ли
не
единст-
1 Сам Погодин придавал большое значение также чисто студенче­
с ким
собраниям.
Он
это
отмечает
в
своей
автобиографии
(Биограф < и ч е-
ский>
Сл ов арь
М<осковского>
У н ив<е рс ите т а>IL— <С.> 237): «Но
кроме
лекций
всего
важнее
для
об раз ован ия
в
Университете
б ыло
об­
щество,
где
студенты
взаимною
б есе дою
образ овывалис ь».—Р аи ч у
(брат
киевск<ого>
митр.
Филар ета ), между прочим,
принадлежит:
Рассужде­
ние
о
ди дакти чес кой
поэзии,
сочиненное
И
< мператорского >
М
< осковско-
го>
Унив<ерситета>
Кандидатом
Слов <есн ых>
Наук
Семеном
Ам­
фитеатровым,
для
получения
степени
магистра.—М., 1822 (первой<а-
чально>
в
«В<естнике>
Е< в ропы>» за 1822
г .).


Оче рк
развития
русской
философии
289
венным
живым
и
смелым
сотрудником
(Надоумко)
ску ч­
но-профессорского
полуофициального
«Вестника Евро­
п ы » (Каченовского,
в
1828 г. )
Н.
И.
Надеж дин
основыва­
ет
сыгравший
исключительную
рол ь
та кже
новый
журн ал
«Телескоп» (1831—36).
Таково
—
начало
взаимодействия
университета
и
с во­
бодной
журналистики,
поскольку
последняя
через
лите­
ратуру
вводила
в
умственный
оби ход
русского
общества
европейские
поня тия
о
фи лософи и ,
независимо
от
учеб­
ных
программ,
предписывавшихся
правительственным
руководством.
Что
же
прежде
всего
дали
русской
фил о­
софии
эти
нового
типа
пр оф ессо ра
и
что
затем
сделала
из
этого
литература?
Были
ли
они
толь ко
слепыми
с ея теля­
ми,
не
видевшими,
куд а
пад ает
зе рно
и
как
оно
прораста­
ет,
или
они
сознательно
расстраивали
ряды,
которые
бы­
ли
призваны
в ести
в
слепо м
повиновении
команде
вы с­
шего
правительственного
интереса?
И
другая
сторо­
на—
сра зу
ли
п онял а,
что,
выступая
на
с мену
и
занимая
с вой
о тв етств енн ый
пост,
она
становится
на
tertia vigilia
духовной
культуры
России?
На
два
последние
вопроса
ис­
тория
от в ечает
отрицательно,
ибо
это
е сть
история
роста
самосознания
новой
инт е лли ге нции,
а
не
констатирова­
ние
скачка
че рез
пр оп асть.
Сознание
того,
что
пропасть
существует,—хотя
и
не
в
хронологии
идей,
а
в
них
са­
мих,—
п ришло
позднее.
Оно
вновь
расслоило
каждую
из
сторон
и
по-новому
распределило
эти
слои.
Как
это
произошло,
в идно
из
ответа
на
первый
из
поставленных
вопро с ов.
Давыдов
в
первые
годы
своего
преподавания
удовле­
твор ял
но вым
запросам
не
потому,
что
сам
понимал
свое
на знач ен ие
как
нов атора
и
проповедника
нового.
Вернее
всего,
только
потому,
что
он
был
более
дру гих
подгото­
влен
отвечать
ученикам
на
внушенные
в ременем
вопросы.
В
ин ом
свете
обрисовывается
роль
проф.
М.
Г.
Павлова
(1793—1840), который в воспоминании своих слушателей
выступает
именно
как
новатор-проповедник,
ум е вший
за­
ражать
своим
на уч ным
э н тузи азмом.
Равным
об раз ом,
и
его
литературная
фи лосо фская
деятельность
—
не
отчет
перед
специалистами
о
самостоятельной
раб оте,
а
воль ­
ное
обращение
ко
все м
желающим
услышать
о
но вых
идеях
вре мен и.
В
обоих
случаях
Павлов
—
по пул яриз ат ор
и
агитатор.
Подобно
Велланскому,
Павлов
—
не
философ
по
специал ьно сти.
Его
ближайшая
специальность
—
агро­
номия.
Но
в
ту
пору
энциклопедических
профессоров
ему
п риход ил ось
читать
теоретические
курсы
по
ест е­


290
Г.
Г.
Шп ет
ствознанию,
которые
он
и
одушевлял
шеллингианскою
натурфилософией.
Его
Физика
должн а
быт ь
сопоставлена
с
сочинениями
Велланского
и
других,
отчасти
уже
упоми­
навшихся,
на ту рфил осо фов -е ст ес тве нников,
место
к ото­
рых
—
в
истории
нашей
нау ч ной
мысли.
Основания
физики
Павлова
(Ч.
I.—
М.,
1833; Изд .
2-ое.—1835;
Ч.
II.— М ., 1836) встретили суровый отзыв со стороны известного Лен­
ца,
характеризовавшего
к нигу
как
п ове рхн ост ную
и
ученич ескую,
автор
ко тор ой
не
осведомлен
в
экспериментировании
и
математике.
Ленц
указывает
также
ряд
фактических
ошибок
Павлова.
Свое
неубедитель­
ное
оправдание
Па влов
старается
свести
на
раз ницу
философских
пред­
по сы лок
(Ленц — в
Dorpater Jahrbücher für Litteratur usf. 1834; Па ­
влов-Телескоп.— 1834.—
Ч.
XX; подробное изложение см. : Бо б р о в .
Фи-
лос< оф ия>
в
России.—Вып.
II. —
С.
191—210).— В еллан ск и й
также,
по-видимому,
невысоко
ставил
Павлова.
В
одном
ч астн ом
письм е
(кРо­
занову, 15 дек.
1833) он сообщает,
что
был
в
Москве,
где
Павлов
его
че­
ствовал
обедом
и
познакомил,
между
п рочи м,
с
Давы дов ым,
Надежди­
ным
и
др.
После
обеда
он
часов
во семь
с
н ими
бес едо вал
в
физическом
кабинете
Па вл ова.
«Московские ученые, —ут ве р жда ет
он
по
поводу
э той
беседы,— чувствуют
всю
в ажн ость
философского
есте ств озн ания ,
х отя
ни
од ин
из
них
не
понял
моей
Ф из ики».
А.
самому
Павлову
Веллан ск ий
писал
(мая 29, 1834): «Мне крайне желательно иметь либо противников,
либ о
сотрудников
на
п опр ище
физических
знаний.
Но
вот
проходит
тридцать
лет,
как
я
в
российском
ученом
мир е
воп ию,
аки
гла с
в
пусты­
н е !» (Письма перепечатаны у Боброва .— < Вы п. >1.—С.
220—228).
Во
что
же
он
ставил
Павлова?
Боб ров
(вып.
II и IV) собрал некоторые материалы о Павлове .
Но
сп особ
изложения
у
это го
автора
вообще
таков,
как
бу дто
ему
не
о
чем
спросить
и зла гаем ого
мыслителя
и
не
о
чем
с
ним
поговорить.
Для
лю­
бителей
ск учн ого
жанра
литературы
это
—
идеальное
чтение;
для
иссле­
дователя
же
б ыло
бы
пр ия тнее
н айти
в
Материалах
точ ную
и
исчерпы­
ва ющую
биб ли огра фию
л ибо
то чную
перепечатку
цельных
ст ате й.
Некоторые
подробности
о
Па влов е
см.
в
исследовании
проф .
Сакули-
на:
Из
истории
рус<ского>
идеализма...—Гл.
IL—С .
115—127.
Подобно
Велланскому,
Павлов
привез
новые
ид еи
из
за гр а ничной
командировки,
но
возможно,
что
первые
се­
м ена
шел лингианс тва
были
заброшены
в
его
м ысль
уже
в
Ха рь кове
—
Шад ом
или
б лизк ими
ему
по
шеллинги-
анст ву
медицин ски ми
профессорами,—где
Павлов
слу­
шал
лекции
до
переезда
в
Москву
(1813—14).
Но
ест ь
замет ная
разница
в
общем
направлении
Велл анс ког о
и
Павл о ва.
Велланский,
прежде
всего,
ученый,
Пав ­
лов
—
пр оф ессор .
Велланский
усваивает
принципы,
чтобы
из
них
ра звит ь
но вую
науку,
он
хочет
быть
реформ ато­
ро м;
Павлов
популяризует
и
потому
к
существующей
на­
уке
пр иделы в ает
новые
принципы.
Велланский
с
планом


Очерк
р азв ития
русской
фило софи и
291
в
гол ове
углубляется
в
лесную
ча щу
и
силою
прокладыва­
ет
себе
дорогу;
Павлов
чертит
планы,
оставаясь
у
опушк и
лес а.
Научное
значение
Велланского
в ыше;
значение
Па­
влова—
педагогическое.
Вынося
фи лософ ию
в
литерату­
ру,
Павл ов
ставит
пе ред
читателем
в
пер вой
же
своей
ста­
тье,
напечатанной
в
«Мнемозине» (1824),—
О
способах
ис­
следования
природы
—
проблему,
ко то рой
официозная
фи­
лос офи я
д олго
не
уд е ляла
са мос тояте льн ого
места,
про­
бле му
знания
как
такого,—
не
в
под чине нии
вере,—-о
его
ви дах
и
их
ценности.
Ск оро
он
сам
убеждается,
что
его
слушатели
и
читатели
для
тако й
пр о блемы
не
со­
зрели.
Он
о сн овы вает
собственный
журнал,
«Атеней»
(1828—30), где рядом с разъяснением общего вопроса
о
знании
помещает
статьи,
посвященные
популяризации
вопросов
самого
естествознания.
Его
Основания
Физ ики
в
сущности
с лужат
той
же
цели,
как
и
статьи,
по мещ авши ­
еся
им
в
«Телескопе»
по
прекращении
«Атенея» .
Однако
Павлов
не
мог
не
ви д еть,
что
больше,
чем
на ука,
го ворила
русскому
читателю
сама
литература
и
поэзия
и
ч то,
след о­
вательно,
философская
постановка
проблемы
искусства
и
зн а­
ния
о
нем
для
читателя
ес ть
вход
более
близкий
и
д ос туп­
ный
в
философию,
чем
проблема
зна ни я.
Он
воздейству­
ет
на
пс ихол ог ию
чита тел я
и
с
это й
сто роны
—
не
только
самим
фактом
изд ани я
«Атенея», но и собственными со ­
отв етств у ющим и
статьями.
Так,
в
«Атенее»
он
помещает
ста тью
О
р азличии
меж ду
изящными
искусствами
и
науками
(1828.— V), а позже,
основываясь
на
пр инци пе
этого
ра з­
личия,
н абр асы вает
об щую
классификацию
знания
—
Об­
щий
черт еж
на ук
(Отеч <
ественные
> Зап<
и ски
>.—
1839).
Везде
Павлов
остается
верен
себе,
симплифицирует,
популяризует,
наб р асы вает
«планы»
—
фи лософс ког о
или
психологического
а нал иза
пон ятий
у
не го
нет
и
в
зар о ды­
ше.
Ше ллингиа не ц
он
был,
конечно,
приблизительный.
Общая
чер та
истории
шеллингианства
—
выделение
ка­
кой-нибудь
основной
мысли
Ше лл инга
и
развитие
ее
в
специальную
на учную
область.
Вне
этого
—
лишь
попу­
ляризация
и
посильное
са мос тоят ель ное
толкование
пр инципа
в
его
о тно шении
к
другим
на пр авле ниям
ф ило­
софии
и
другим
вид ам
знан ия.
Не
бы ло
того,
что
нор­
мально
создает
философскую
школу,—последовательного
развития
и
углубления
принципов
путем
приложения
их
к
решению
чисто
философских
пр обл ем
и
конструирова­
ния
системы.
Это
как
бы
предоставлялось
самому
Шел­
лингу ,
которы й ,
впрочем,
во
всякой
попыт к е
построить


292
Г.
Г.
Шпет
систему
так
же
уклонялся
от
самого
себя,
как
и
те,
кто
рисковал
взять
на
се бя
эту
зада чу
учителя,
подобно,
на­
пр
< имер >, Гегелю,
Эшенмайеру,
а
затем
и
еще
мень­
шим .
Ближе
всег о
к
Шеллингу
Павлов
в
Физик е,
т.
е.
име нно
при
пер ех оде
к
специальному
знан ию.
В
популяр­
ных
же
статьях
общего
характера
можно
говорить
лишь
об
общем
шелл инги анс ко м
умонаклонении
и
о
преобла­
дающ их
в
эту
с торон у
си м па тиях.
Логическим
отправным
пу нк том
для
Павлова
сл ужит
то
р аз делен ие,
которое
ближе
всего,
пожалуй,
подходит
к
раз делен ию ,
открывающему
Систему
трансцендентального
идеализма
(1800) ’. Но в то время как сам Шеллинг в этом
на иб олее
философском
из
сочинений
св оих
периодов
натур­
философии
и
философии
тожества
уходит
в
сторону
ид е­
альную
и
трансцендентальную,
на ши
шеллингианцы,
как
мы
ви дел и,
зар ыва ют ся
в
а нтр опол огизм
и
теизм2. Перво­
му
благоприятствуют
си мп атии
кантианские,
второ­
му—
якобианские.
Павлов,
сосредоточивая
свой
интерес
на
проблеме
самого
знания
как
такого,
имеет
характерное
о тлич ие
в
том,
что
не
выходит
из
пределов
со бс твен но
методологических.
Методология
всегда
бывает
проникну­
та
н екоторым
позитивистическим
духом.
Не
ч ужд
по­
сле днему
и
Па вл ов.
Павлов
сразу
ограничивает
«подлежа­
щее
нашему
ис с ле д ова нию » «сотворенным»
и
д елит
его
п р и р о ду *, «познаваемое только»
и
«разумение» (intelligentia)
т.
е.
«познаваемое и познающее вместе», которое « от но­
сится
к
познающему
в
человеке
духу».
Так
начинается
первая
ст ать я,
и
то
же
разделение,
с
пояс нение м ,
что
при­
рода
—
objectum,
а
разумение
—
subjectum,
встречается
и
в
последней
его
ста тье
(06щ< ий>
чер теж
<наук.—
С .> 98)3.
Но
в
то
вре мя
как
теисты
обращались
от-
1 Тогда как в других произведениях времени до системы абсолют­
ног о
то жест ва
он
исходит,
н апр
< имер >, в Первом наброске (Y1W) из
противопоставления
вещи
«самому бытию», как безусловности,
а
во
Вв е­
дении
к
наброску
(1799) — из
противопоставления
инт ел л иг енции
бессоз­
нательной
и
сознательно
продуктивной.
С
другой
стороны,
ес ли
с бли­
жать
на ше
ш е ллингианс тв о
с
И з ложе нием
м оей
системы
философии
(1801)
и
последующими
произведениями,
к
чему
пов од
может
дать
апелляция
к
«самопознанию», то здесь отрицательной инстанцией,
помимо
прочег о,
всегда
ос таетс я
спинозизм
и
«разум».
2 Оставляя в стороне уход в « ф изи ку», как,
по -н аст оя щему,
отх од
от
фило соф ии.
3 В Физике Павлов пользуется и свойственными Шеллингу термина­
ми:
сознательное
—
бессознательное
(T. I.—
<С. >5—6). Там род сущест­
ву ющее
имеет
виды:
Творец
и
творение.
Природа,
как
сотворенное,
есть
п риро да
сознательная,
мир
д уховн ый,
познающее
и
познаваемое
вместе,
и
природа
бессознательная,
мир
физ ич е ский,
только
позн ав аемое.


Оче рк
раз вития
русской
фило софи и
293
сюда
к
Творцу
и
Вин е,
тр акту я
и
субъект
и
объек т
соотно­
сительно
Ему,
а
Давыдов,
как
кан тиане ц,
сосредоточивает­
ся
на
субъекте
и
его
функция х,
Павлов
прямо
относится
к
теории
научного
по знан ия,
где
его
вним ание
привлека­
ют
не
по зна вател ь ные
функции
субъекта
как
такие,
а
сам о
знание
и
его
вид ы
как
продукты
этих
фу нк ций.
Природа,—
устанавливает
он, —
прежде
вс его,
есть
в
своих
продук­
тах;
это
—
ее
пребываемость.
Но,
кроме
того,
она
изменя­
е тся,
это
—
ее
про изв оди мост ь,
она
жив ет' .
В
несметном
многоразличии
существующего
и
в
бе счис л ен ности
дейст­
вий
и
явлений,
однако,
наблюдается
ед инств о
и
га рм ония
(О способ<
ах
исследования
природ ы.
—
С. > 6—7).
Це ль
ис­
следования
в
том
и
состоит,
чтобы
«сорвать завесу,
сок ры­
в ающую
от
нас
пружины
сей
гармонической
м а шины»,
найти
глав н ую
причину
вс ех
д виж ений,
словом, «образо­
ват ь
общую
теорию
приро д ы»
и
при
ее
свет е
по гру зи ть­
ся
в
дела
Всесотворившего
(7—8).
Но
вместо
того,
ч тобы
погрузиться
в
построение
такой
те о рии,
Павлов
пускается
в
исследование
способов
или
мето д ов
самого
построения.
Как
ес ть
два
пункта,
от
к оторых
направляется
наше
стр ем л ение
к
единству
и
теории,—
опыт
и
умозрение,—
так
существует
два
способа
исследования
приро ды
—
ан а-
литически-эмпирический
и
синтетически-умозрительный.
По
Па вло ву,
пол уч ает ся
со о тве тствие
ме жду
способом
по­
знания
и
предметом.
Именно
в
об л асти
эмп ири и
—
все
случайно,
само
вещест во
в
своих
временных
фор ­
мах
—
случайность,
поскольку
оно
может
войти
л ибо
в
ту,
ли бо
в
иную
форму
и
быть,
следовательно,
случайным
от­
печатком
последней.
Лишь
сами
эти
формы,
как
нечто
противоположное
веществу
и
потому
условно
на зыв ае мое
идеальным,
представляются
нам
как
идеи,
зако н ы,
заключа­
ющ ие
в
себе
не
случайное,
не
феномен,
а
существенное,
но ум ен.
В
этих
двух
п редме тах,
направляющих
н аше
ис­
следование,
природа
раскрывает
две
свои
стороны:
внеш­
нюю
и
внутреннюю.
Разум
сил и тся
свести
чувственное
м ногообр а зие
в
его
видимости
к
безусловному,
но
распо­
лагает
для
этого
только
формальными
средствами:
соста­
в ления
п оняти й,
суждений
и
умозаключений.
Теория
раз­
ума
ес ть
логика.
О твл ече нное
един ст во
формы,
к
ко торо ­
му
пр их одит
разум,
ес ть
пу сто та,
де йст вител ьно е
в
ней
исчезает2.
Для
тог о
чтобы
найти
ед инст во
не
как
1 Это уже напоминает Введение к наброску системы натурфилософии (S.
284) и Первый набросок (S. 14 ff.).
1 Поскольку здесь Павлов не выходит за границы Шеллинга,
он
мог
опи рат ься
на
Лекции
о
методе
ака де м<
иче ских>
занятий
(1- ое
изд.
1803 г.,
2-о е —1813).
Его
разум
есть,
к он ечн о, Verstand, и ум—Vernunft.


294
Г.
Г.
Шп ет
в нешн юю
форму,
а
как
внутреннюю
и
существенную
сто ­
рон у
вещи,
т.
е.
идею ,
во
вн ешней
фо рме
отражающуюся
л ишь
как
тень,
над о
обратиться
к
понятиям
не
разума,
а
ума,
каковые
понятия
Павлов
предлагает
назвать
мы слью ,
в
про тив опо ложн ость
понятию
формальному.
Мысль
есть
предмет
философии.
Мыс ль
как
произведение
ума
ест ь
произведение
«души,
погруженной
внут рь
себя».
Павлов
ис ходи т
из
про тивопо ст авле ния
только
познаваемого
по­
з наваемо му
и
познающему
вместе
и
ставит
два
вопроса:
(1) что все это,
что
вне
меня,
что
не
я?
и
(2). что
такое
я
сам ?
В
статье
О
способах
исследования
пр ир оды
он,
натураль­
но,
решает
только
первый
вопрос,
друг им и
сло вами ,
во­
пр ос
о
природе
как
предмете
ес тество зна ни я
или
фи зики
(в шеллинговском широком смысле).
От вет
его :
это
ест ь
нечто,
что
имеет
две
стороны
—
вне шн юю
и
в нут ре ннюю;
это
есть,
говоря
термином
Шеллинга,
субъект-объект.
Сп о­
со бы
по зна ния
природы
отсюда
ясны:
эмпир иче ск ий
вместе
с
умозрительным;
о дин
эмпирический
да ет
только
в неш­
нюю
ст орон у
с
пустыми,
отвлеченными
формами.
«Каж­
дое
явление,—умозаключает
Павлов, —
сле д
< ователь -
но>, и природа как совокупность явлений есть соедине ­
ние
противоположных
(synthesis oppositorum) —
совмест­
ность
идеального
с
вещественным;
посему,
умозрительное
познание
и
эмпирическое,
каждое
отдельно,
как
односто­
роннее
—
неполно».
Из
ска занно г о
са ма
собою
ясна
цен­
н ость
«умозрительного способа»
для
естествознания:
«ежели теории в естественных науках необходи­
мы,---------;
то
у моз рите льный
способ
исследования
засл у­
живает
большее
внимание
ученых,
нежели
сколько
об ык­
новенно
удостоивается
оного;
мудрая
древность
не
без
причины
в
самопознании
полагала
начало
вся ко го
знания ».
В
поз нании
природы
мы,
та ким
образом,
имеем
два
ви­
да
зна ний:
тол ько
эмпирическое,
неполное,
внешнее,
и
со еди не ние
о пыта , «доводящего до открытий», с умо­
зрением,
доставляющим
теорию.
Сам
собою
поднимается
вопрос:
возможно
ли
одно,
или
чисто е,
умозрительное
знание?
Из
того
способа,
ка ким
задает
себе
вопрос
сам
П авл ов,
следует,
что
нужно
спросить
себя:
зна ние
чего?
Природы?
На
это,
согласно
всем у
сказанному,
нуж но
да ть
отрицательный
сх г&ег с.
Может
быть
«чистое» (односторон ­
нее)
эмпирическое
изучение
природы,
но
чист о го
умозри­
тельного
быть
не
может.
Его
область
—-
иная .
Это
—об­
ласть
одного
ума
и
мыслей,
предметом
ко тор ого
и
содер ­
жанием
которых
могут
бы ть,
как
очевидно,
л ишь
мысли,


Очерк
развития
русской
филос офи и
295
идеи,
а
не
«вещественные»
явления.
Следовательно,
как
и
указано,
это
ест ь
область
фил о соф ии.
В
ней
нужно
искать
ответа
на
второй
из
основных
вопросов:
что
такое
я
сам?
Это
есть
чистое
самопознание.
По
терминологии
Шел ли н­
га,
здесь
ну жно
говорить,
в
от лич ие
от
натурфилософии,
о
трансцендентальной
фи лос офии ,
о
познании
«субъекта»
безусловного,
обусловливающего
в сякое
познание:
од но­
с торон не го
объекта,
од нос тор оннего
субъекта1
и
вс ей
природы,
как
субъект-объекта.
Раз ъяснению
эт их
отноше­
ний
посвящены
статьи
Па вл ова
в
его
«Атенее» .
Статьи
П авлова
в
«Атенее»: О взаимном отношении сведений умозритель ­
ных
и
опытных
(1828.— Ne 1, 2); Философия Трансцендентальная и натураль ­
ная
(1830.— Февр.
);План(форма)
науки
(Там же .—
Ап р.).
Пр иним ая
во
внимание
приведенное
различие,
я
не
м огу
согласить­
ся
с
заключением
проф.
Сакулина
(ук.
со ч.—
<С . >122), (1) будто в ста ­
т ье,
помещенной
в
«Мнемозине», «не делалось различие между филосо ­
фией
и
другими
науками»,—предмет
философии
есть
мысль,
естествоз­
на ния—
природа
как
субъект-объект
и
(2) будто в статье О взаимном
отношении
и
пр
<оч. >
признается,
что
«наука о природе может быть по­
строена
только
на
опыте,
умозрению
здесь
нет
ме ст а»,—эт а
на ука
«со ­
держанием
имеет
сведения
опы тн ые» (Атеней, 12), а формы она все-так и
почерпает
из
ум а,
в
ней
открытия
совершают ся
«исключительно спосо ­
бом
эмпирическим» (13), а теории все-таки
построяются
умом.
Что
каса­
ется,
в
порядке
Trpôç гцлад,
невозможности
умозрения
без
опы та,
то
это ,
не зави сим о
от
рассуждений
Павлова,
фил ософск ий
трюизм,
доказать
который
как
трюизм
можно
через
простое
reductio ad absurdum проти­
воположного
утверждения.
Последнее
эмпирически
оз нача ло
бы,
что
мы
можем
мыслить,
«умозреть»,
не
им ея
переживаний,
т.
е.
не
с у щест вуя.
Ста тьи
в
«Атенее»
показывают
сп ос об,
ка ким
Павл ов
выходит
из
затруднения,
получающегося
от
того,
что
трансцендентальная
фи лос офи я,
или
наука
чистого
умоз­
рения,
отожествляется
с
самопознанием.
Выход
по
пут и
наименьшей
тр аты
умственных
сил
из вест ен:
торная
до-
1 Ясное и недвусмысленное разъяснение Шеллинга об « од н о ст ор о н­
н ем » *(= эмпирическом)
характере
субъекта
как
пр едм ета
псих ол огии,
т.
е.
эмпирической
науки
о
ч асти
природы,
см.
в
Лекциях
о
методе
акаде­
мических
за няти й
(W<erke>. — V.— S . 271). Eigentlich müsste von der
Psychologie bei der Physik die Rede sein,--------- :so da zwischen Physik und
Psychologie kein realer Gegensatz denkbar ist. Selbst aber wenn man diesen
zugeben wollte, würde man doch von der Psychologie so wenig als etwa von
der Physik in derselben Entgegensetzung begreifen, wie die an die Stelle der
Philosophie gesetzt werden könnte. — Da die Psychologie die Seele nicht in der Idee,
sondern der Erscheinungweise nach und allein in Gegensatz gegen dasjenige
kennt, womit sie in jener eins ist, so... usf.


296
Г.
Г.
Шпет
рожка
психологизма.
У
конца
ее
одн и
пр иса жив аю тся
в
недо у менно м
раздумии
на
тему:
как
же
та к,
пока
не
уснут
над
одн им
из
«таков», а другие тут -т о
и
узревают
об е то ванную
землю
—
фи лософи я
ес ть
психология,
все
цвет о чки
—
из
одного
корешка.
Павлов
от
это й
д орожки
уклонился,
не взира я
на
то,
что
в
первой
его
ст атье
у
него
замечается
неясность
в
о п редел ении
«идеального», кото ­
ро му
приписывается,
с
одной
стороны,
ноуменальная
де­
я те льная
сущность,
а
с
другой
стороны,
оно
же
понимает­
ся
как
возможность
(in potentia)1. В статье О взаимном отно­
шении
он
в
«возможном»
находит
более
философский
вы­
ход.
Философия
как
чистое
умозрение
и
есть
«решение
вопросов
о
возможности
предметов
нашего
познания»2.
Таким
образом,
у
Павл о ва
получается
отчетливое
р аз­
де л ение
видов
зна ния
по
предмету
и
по
способу
позна­
ни я.
У свои в,
далее,
хотя
и
в
весьма
упро ще нном
виде,
шеллинговское
противопоставление
наук и
и
и ску сс тва,
он
набрасывает
в
общем
весьма
остроумную
и
уда чну ю
кл ас­
сификацию
наук.
Она
о тл ичаетс я
тако ю
же
простотою
построения,
как
и
прозрачностью
обоснования.
То
осн ов­
ное
противоположение,
которое
разделяет
природу
и
разумение,
дает
первую
пару
наук:
науки
фи зическ ие,
о
п ри роде,
и
науки
психические,
о
человеке
как
сущ ест ве
мысл яще м,
одаренном
разумом
и
волею.
Условное
и
за­
висимое,
к
чему
че ло век
относит
и
себя,
предполагает
высшее,
Творца.
Стремясь
его
пос т игну ть
и
чувствуя
с вое
бессилие,
ч ело век
пер ехо дит
от
заблуждения
к
заблужде­
нию ,
пока
над
ним
не
загорится
зар я
Веры.
Верование,
приведенное
в
систему,
со с тавл яет
п р едмет
на ук
богосл ов­
ских.
Этими
т ремя
группами
не
исчерпываются
известные
нам
нау ки,
следовательно,
должны
существовать
еще
др у­
гие
предметы
познания.
Мы
их
найдем,
когда
в с мотримс я
в
деятельность
самого
мыслящего
духа.
Павлов
теперь
к ратко
резюмирует
мысли,
ра зви тые
им
еще
в
1828 г.
в
статье
Раз личи е
между
изящными
науками
и
ис кусств ам и*
1Ноэто
—
осно вн ая
невозможность
и
Шеллинга
— трясина,
в
к ото­
рую
он
провалился
и
из
которой
выбраться
можно
только
с
божествен­
ной
помощью.
2 Павлов сам ссылается при этом на Идеи по философии природы Шел­
л инга
(1803; 1-о е
изд.
1797), но ссылка эта носит характер случай ­
ный
—
контекст
у
Ше лл инга
иной,
чем
у
Павлова.
Вер оят но,
он
про сто
вспоминал
пер вона чаль ную
канто-фихтевскую
п остан овку
вопр оса
Ше л­
линга.
3 Некоторые отступления,
которые
з ам ечают ся
здесь,
от
его
первой
статьи
едва
ли
стоят
обсуждения,
раз
а втор
вообще
не
вы хо дит
из
гра ­
ниц
общих
утверждений
и
не
делает
вывода
из
производимых
им
ра з­
граничений.


Очер к
развития
русской
ф илосо фии
297
(Атеней. — V). З десь ход е го
рассуждения
таков.
Для
воз­
можности
науки
необходимы:
предмет,
или
п о нимаемо е,
разумение,
или
понимающее,
т.
е.
объект
и
субъект,
и
со­
дер жание,
или
понятие.
Понятие
ест ь
об щее
изображе­
ние
п редме та,
от влеч е нное
от
частных
изображений
осо­
бых
(индивидуальных)
предметов.
Последние
изменяют­
ся,
исчезают,
возр ожда ю тс я,
п оня тия
же
н еизм ен ны.
Че­
рез
поня тия
для
человека
образуется
новый
мир,
где
предметы
превращаются
в
мысли,
где
действительное
ста­
новится
умственным.
Этот
мир
есть
область
наук.
Науки,
следовательно,
суть
«списки»
п редм ет ов,
составляемые
из
понятий
и
мыслей.
Обратно
этому,
изящные
иску сст ва
вы­
ражают
п он ятие,
или
мысль.
В
мраморе
ста туи ,
в
красках
картины,
в
звуках
музыки,
в
словах
поэз ии
общая
мы сль
приобретает
особное
(индивидуальное)
су щес тво ва ние.
В
целом,
это
—
особый
мир
понятий,
об ра ще нных
в
пр ед­
меты , «новая Природа», где зиждитель
—
человек,
от раж е­
ние
Зиждителя
вселенной.
С
то чки
зрения
основания
изящных
искусств
(мысль)
и
цели
(обращение мысли
в
предметы)
искусства
со ста вл яют
од ин
р яд,
но
с
точки
зрения
средств
(звуки,
образы,
слов а)
их
три
вида,
как
бы
три
царства
новой
природы:
муз ык а,
искусства
и зобр а­
зительные
и
словесность.
Подобно
пр ир оде
Творческой,
эта
со з д аваемая
человеком
природа
ст ано ви тся
предме­
том
исследования
как
действительный
мир.
Напомню,
что
до
Пав ло ва
в
общем,
сму тн ом
и
неразвитом
в иде
Да­
выдов
высказал
уже
мы с л ь: «Обратно осуществите мир идеальный
—
вы
получите
ид ею
С лов есн ости
или
искусства
по
п реим ущ еств у» (Вступ <
и-
телъная>
л е к ц<ия>...— 1826.—
С.
40).
С
точки
зрения
Шеллинга,
по
его
С и стеме
трансцендентального
идеализма,
в
этом
нельзя
не
усмотреть
за­
метной
си мпл ифика ции.
Схема
Шеллинга
такова:
пр едс тав ле ния
по
от­
нош е нию
к
предметам
сут ь
или
копии
(отношение теоретическое,
необ­
ход и мо сть ), или образцы (о тн о шение
практическое,
своб ода).
Что бы
об ъ­
яснить
гармонию
ме жду
ними,
нуж но
допуст и ть
одну
творческую
де­
ятельность:
создающую
объекты,
ко пи рующу ю
их
и
дающую
образцы
им.
В
ней
сост о ит
тожество
деятельности
бессознательной
и
сознатель­
н ой,
пр иро ды
и
интел ле кта ,
знания
и
хотения,
вследствие
чего
она
мо­
жет
быт ь
на зв ана
также
слепым
интеллектом
и
бессознательною
волею.
Ее
продукты
в
од но
и
то
же
время
—слепой
механизм
и
целесообраз­
ность,
т.
е.
они
целесообразно
определяются,
но
целями
не
о бъяс няют ­
ся.
Телеология
в
субъективном
интеллекте,
в
соз нании,
и
есть
не
что
и ное,
как
деятельность
эстетич еск ая
или
художественная.
Реальный
мир
об ъек тов
прир оды
и
идеальный
мир
искусства
— продукты
одной
де­
ятельности.
По
Системе
трансцендентальной
философии
теоретическая
фи­
лос оф ия
познает
мир,
практическая
пр иво дит
его
в
пор ядо к,
а
филосо­


298
Г.
Г.
Шпет
фия
и ску сства
тв орит
его.
Однако
и
симплифицированная
схе ма
Павло­
ва
вос прои зводит
Ше ллинг а
не
только
по
духу,
но
и
по
букве,
как
м ож­
но
видеть,
напр
< имер >, из следующего заявления Шеллинга: «das Sub­
jektive in ihm [dem Künstler] tritt wieder zum Objektiven, wie im Philosop­
hen stets das Objektive ins Subjective aufgenommen wird. Darum bleibt die
Philosophie, der inneren Identität mit der Kunst ungeachtet, doch immer und
nothwendig Kunst, d. h . real» (Vorles < ungen > üb<er> d<ie> Methode
des akadem<ischen> Studiums.— 18 0 3; 2. Aufl. — 18 1 3 . — W<erke> .—
V.-S. 349).
«Списки»
новой
природы
суть
науки
словесные
и
те о­
рия
изящных
искусств.
Павлов
воспроизводит
это
же
про­
тивопоставление
в
О бщем
чертеже
нау к
и
прис ое диняе т
к
первым
трем
четвертую
гру ппу
на ук
—
словесных.
Не­
сколько
н ем от ивирова нно
—
хотя
приискать
эти
мотив ы
вовсе
нетрудно
—
к
этому
пр исо ед иняе тся
пятый
п ред­
мет—
мир
политический
и
со о тв етстве нно
—
науки
поли­
тические.
Наконец,
не
умея
опре д е лить
новую
предметную
область,
Павлов
обращается
к
способам
познания
и,
связав
познание
богословское
с
откровением,
познание
прочих
четырех
групп
наук
—
с
«опытностью», он оставляет место
для
пр едм ета,
постигаемого
умозрением.
П ол ожит ель­
ные1
нау ки
познают
свой
пр едм ет
в
действительности
(как он является в пространстве и времени), на долю же
ум озрен ия
прихо д итс я
возможность.
Что
этим
сам
Павлов
указывает
не
только
«способ»
познания,
но
и
специ фич е­
ский
предмет,
этого
он
не
ч увс тву ет.
Тем
не
менее
ше­
с тую
группу
на ук
—
умозри тел ь ны х,
или
философских, —
он
п од разд еляет
опять-таки
как
если
бы
следовал
сознатель­
н ому
противопоставлению
об л асти
умозрительных
пр ед­
метов.
Это
—
и деи
как
начало
явлений,
с
одной
стороны,
с
наукою
иде ол огие й,
и
формы,
явл ения
ид ей
в
пр о­
странстве
и
вре м ени,
с
другой
стороны,
с
наукою
м атем а­
тикою.
Идеология
и
математика
со ст авл яют
од но
це­
лое
—
философию
как
науку
чисто
умозрительную.
1 Под положительными науками следует разуметь,
в
пр отив ополож­
н ость
«предположительным» (теориям), те,
которые
ог ранич ивают ся
изучением
явлений
со
ст орон ы
их
свойств
и
действия,
а
не
в
их
сущно­
сти,
не
в
том ,
что
предмет
есть
сам
по
себе.
При
о дних
и
тех
же
факта х
теории
могут
быт ь
различны
(ср .
Физику—
I.—
<С . >19).
Сл ед
< ователь -
но
>, нельзя думать,
что
в
кла сс иф ика ции
Пав лова
фило софи я
противо­
поставляется
первым
пяти
г руппам
наук
как
наук
положительных;
они
состоят
из
полож ите льн ы х
«сведений»
и
те ор ий,
философия
есть
чисто
умозрит е л ьна я
наука.


Очерк
разв ития
русской
философии
299
С
точки
зрения
это го
разделения
само
с обою
раскрывается
слабое
ме сто
Физики
Павлова,
где
он
признает
для
физики
лишь
два
спо соб а
ис­
с лед овани я:
опытность
(наблюдение и опыт)
и
умозрение,
считая
пер е­
житком
во л ьфиа нский
третий
способ
познания
—
мат емат ическ ий
(L— <С.> 17. <и>
сл.).
Непон ятно,
почему
рядом
с
опы том
и
тео ­
рие й
ма тем а тика
для
физики
ес ть
то ль ко,
хот я
бы
и
«весьма значитель­
ное», пособие,
подобно,
н апр
< имер >, логике?
Возможно,
что
Павло­
вым
зд есь
руководила
боязнь
«механизма»
и
склонность
к
динамиз­
му.—
Ф.
Менцов
в
Ж МНП
(1840.— II .
Обзор
рус ских
га зет
и
журна­
лов.—
С.
70—75) сделал несколько замечаний по поводу статьи Павлова.
Из
них
интересно
одно:
у казан ие
на
н ед остаточ н ое
различение
на ук
пс и­
хических
и
философических.
Е сли
первые,—возражает
он,—изучают
чело век а,
а
вторые
—все
предметы,
являющиеся
в
пространстве
и
в ре­
мени,
но
со
сто ро ны
возможности,
то
человек
должен
быт ь
включен
в
разряд
предметов
ф илос офс ких.
Непонятно,
почему
а втор
тог о
же
не
сказал
о
науках
физических.
Но
Павлов
отчасти
ви но ват : «возмож­
ность»
—
не
«сторона»
предмета,
а
особ ый
sui generis предмет,
и,
следова­
тельно,
меж ду
психологией
(эмпирической)
и
фило со фией
— такая
же
раз ниц а,
как
между
опытом
и
умозрением
вооб ще.
XV
Так им
образом,
в
литературной
форме
Павлов
не
вы­
вел
фи лософи ю
за
пре де лы
общих
определений
и
ли шь
обещающих
намеков.
Такова
же
была,
по
о тзыв ам
его
слушателей,
его
преподавательская
пропаганда1.
Павлов
в звинч ива л
интерес
и
покидал
заинтересованного.
Как
не-философ,
он,
вероятно,
и
не
мог
дать
большего;
веро­
ятно ,
он
и
сам
не
мог
бы
сказать,
к уда
дальше
идти
и
как
войти
внутрь
философии.
Впрочем,
нужно
ск аза ть,
что
это
есть
особенность
само го
шеллингизма.
Пос ледний
о ставл ял
своего
ад епта
пер ед
множеством
двер ей
—
в
лю­
бую
ему
предоставлялось
войти
с
фи лософ ск им
с оз нани­
ем,
но
где
сама
фи лософи я,
никто,
в ключа я
Ше ллинга,
хор ошень ко
не
знал.
И
толкались
в
двер и
теософии,
на­
турфилософии,
антропологии,
философии
искусства,
фи­
л ософи и
истории,
всюду
вносили
новый
ду х,
вызывали
в
умах
брожение
и
неудовлетворение.
«Онтология»
была
о сме ян а, «критика ума»
от ве р гну та , «наукоучение»
прев­
зойдено.
Шеллингом
быЛо
объявлено,
что
философия
ес ть
наука
об
абсолютном
и
в
то
же
время
что
все
науки
с уть
части
единой
философии,
т.
е.
с тр емл ения
прича­
ститься
пра-знанию
(an dem Urwissen teilzunehmen). Чт о за­
д ача
философии
не
в
том,
чтобы
вербовать
себе
абсолют-
1 Суждения слушателей о лекциях Павлова см.
у
Боб ров а:
Филос о­
фия
в
России...—В <ып>. IV.—С.
20—35.


300
Г.
Г.
Шпет
но е,
разъезжая
по
нау чны м
провинциям,
и
что,
может
быть,
суть
философии
не
в
н ашей
погоне
за
абсолютным,
а
в
том,
что
философия
е сть
то
место,
где
абс ол ютн ое
са­
мо
приходит
к
зна нию
о
себе,—к
этому
пр ишла
ли шь
следующая
смена
фи лос офии ,
на шедш ая
себе
пророка
в
ли це
Ге гел я.
Сам
Ше ллинг,
пока
не
бросился
оче ртя
го­
лову
в
теософию,
долго
р азд у мывал
и
должен
был
недо­
умевать,
отчего
его
фи лософи я
только
амальгамирует
другие
на уки
и
не
по ддае тся
ковке,
а,
напротив,
при
ма­
лейшем
его
движении
выскальзывает
из
рук
и
разбрызги­
вается
мел ким и
каплями.
Па влов
насаждал
шеллингианство
на
почве
скудной
и
не кул ьтивиро ва нно й.
А
из
ск азанн ог о
видно,
что
шел­
л инг ианст во
по
существу
таково,
что
его
надо
не
наса­
ждать,
а
прищеплять
—
к
ростку
хотя
бы
дикому,
но
жи­
вому.
К
чему
же
можно
было
у
нас
с делат ь
такую
прище­
пу?
Науки
у
нас
еще
не
было,
но
возникала
уже
литерату­
ра.
Павлов
мн ого
сделал
те м,
что
«привез из заграницы»
шеллингианство,
выступил
с
ним
в
общелитературных
органах
и
сам
учредил
од ин
из
ни х.
Павлов
воодушевил
многих:
и
товарищей
по
работе,
и
учеников.
Довершать
им
начато е
должны
были
другие.
Ближ ай шим
об раз ом
его
учениками,
заявившими
се бя
в
ученой
и
литературной
работе,
называют
И.
А.
Галахова
и
AL А.
Максимовича.
Оба
начали
как
натуралисты
и
на­
т урфи лосо фы.
Не
случайно
оба
закончили
как
словесни­
ки.
Галахов
в
«Московском Вестнике»
в
первый
же
(1827)
год
его
существования
поместил
с татью
Чет ыре
возраста
естественной
истории,
где
в
свойственной
само му
Павлову
общ ей
форме
развивает
мысли
своего
учителя.
Естествен­
ная
история,
в
младенчестве
выражавшая
лишь
непосред­
ственное
уд ивл ение
человека
перед
природою,
уже
в
ру­
ках
Аристотеля
и
Плиния,
в
св ою
юношескую
п ору,
пере­
ходит
к
наблюдению.
На
закате
ее
юношества
п ояв ляе тся
Линней,
силится
подвести
рассеянные
наблюдения
под
общие
правила
и
п ре дстав ить
п рирод у
в
системе.
Му же ст­
венный
образ
на уки
должен
до в ести
до
конца
это
п ред­
приятие.
Отрицать
эмпирические
сведения
так
же
безрас­
судно,
как
п р изнав ать
их
главными
или
единственными.
Эмпирический
и
аналитический
способ
исследования
не
мож ет
отк ры ть
внутренней
идеальной
стороны
природы.
М ежду
тем
полная
и
единая
си стем а
должна
свести
все
явлен ия,
все
существа
и
все
дей ств ия
приро ды
на
идеи


Очерк
ра зв ития
русской
философии
301
так,
чтобы
из
одного
высшего
начала
можно
б ыло
выве­
сти
все
развитие
природы,
как
неорудной,
так
и
органиче­
ской.
З десь
превосходство
способа
умозрительного
и
син­
тетического—
очевидно.
Ни
тот
способ,
ни
другой
сам и
по
себ е
не
могут
удовлетворить
требованиям
ума,
но
со­
е д инение
их,
иде нтитиз м,
до ста вят
нам
истинное
знание
п редм ета.
Таковы
ре зул ь таты
нове йших
изысканий
(Nq 17.—С .
40—58; ст.
не
подписана,
в
о гла вл ении:
«Nq»...) .
Ста тья
Галахова
т ипична
по
отсутствию
в
ней
филосо­
фии
с
при сущ ими
философии
анализом,
критикою,
сво­
им
«умственным»
пр едмет ом.
В
лучшем
случа е,
это
—
по­
п уляриза ци я
популяризованных
Павловым
методологиче­
ск их
упрощений.
Но,
в
самом
деле,
куда
с
этими
предпо­
сылками
углубляться?
Идти
к
испытанию
самой
мысли,
как
такой,
можно,
когда
эта
мысль
не
спит,
а
работа ет,
и
притом
над
чем - нибу дь
определенным.
Работы-то
этой
самой
и
не
было.
Максимович
пробует
ее
найти
для
себя.
Он
погружается
в
само
естес тво зна ние.
Но
тут
—
фатум
шеллингизма:
он
оплодотворяет
науку
и
тем
самым
т еря­
ет
в
ней
св ою
самостоятельность.
З ачина ется
жизнь
нау ки
как
такой.
И
чем
добросовестнее
служение
нау ке,
тем
меньше
с
ее
ростом
в
ней
следов
оплодотворившей
ее
философии.
Специальная
задача
—из
развитой
науки
вы­
ка пыва ть
вн овь
особую
«научную»
фи лософи ю
е сть
за тея
позднейших
эпох,
когд а
налицо
ра звит ая
наука,
за
дере­
вьями
к от орой
перестают
видеть
уже
фи лософ и ю.
Де­
ятельность
Максимовича
—
весьма
показательна.
Чем
глубже
он
погружается
в
есте ство зна ние ,
тем
дальше
он
от
Павл о ва1.
Ему
принадлежит
несколько
десятков
книг,
1 Неудивительно поэтому,
что
он,
в
конце
концов,
всту пи л
в
поле­
мику
с
самим
Па влов ым.
В
«Московском Телеграфе»
были
поме ще ны
его
ст ат ьи:
О
физике
Атенея
(1828.— Ч.
XX.—
<N°>7. —А пр.;
подпис-
<ано>: М.)
и
Комме нтар ий
на
возражения
Атенея
(Там же .—
<Ч.>ХХ1.— N° 10.—Май;
по дп ис< ано>: М.М.); в «Северн ой
Пче­
ле »—
Разбор
«Оснований
Фи зик и»
Павлова, —
Ч.
1 (1833.— N°N5 192
и
207).— Ст атьи
в
«Телеграфе»
не
помешали
Мак сим ови чу
сотр удн и чать
в
«Атенее»
Павлова,
впрочем,
по
в опр осам
литературной
кри тик и,
а
не
натурфилософии
или
естествознания.
В
<18>29-м
году
(Ч.
II.—
Апр .)
б ыла
помещена
его
статья
О
поэм е
П ушки на
«Полтава»
в
историчес ком
от­
ношении. — [По
поводу
подписи
под
статьею
О
физике
Атенея
проф .
Саку-
лин
спрашивает: «Не Максимович ли?» В весьма полной (где
про пущ е­
но,
однак о,
разбираемое
в
тексте
Письм о
о
философий)
библиографии
со­
ч инений
Максимовича,
составленной
А.
И.
Соболевским
и
Иконнико­
вы м,
засви де тел ьст вована
принадлежность
обеих
статей
в
«Мсосковс-
ком>
Телеграфе»
Ма ксим ови чу
(Биограф<
ический>
сл ова рь
профессор-
<ов>
Уни ве ре<ит е та>
св.
Владимира... —С.
395)].


302
Г.
Г.
Шп ет
статей,
заметок
и
рецензий
по
естественным
наукам,
где
шк ола
Павлова
вр емя
от
времени
ск азывает ся
как
слабое,
бессильно
замирающее
эхо .
И,
по-видимому,
лишь
одна­
жды
Максимович
попро б ова л
говорить
о
самой
фи ло со­
фии—
в
Письме
о
философии
(Е.
П.
Ю-ой ), помещенном
в
«Телескопе»
Надеждина
(1833.— Ч.
XV—
No
12).
Воп рос
ставится
в
общих
«школе»
бледных
«методоло­
гических»
очертаниях,
и
тем
не
менее
Письмо
в ыдает
бол ьш ую
интеллектуальную
тревогу.
Максимович
д ает
почувствовать,
что
философия
в
их
поним ании
попадает
в
скептический
тупик,
и,
чтобы
выбраться
отт уда ,
нужно
пе рел езат ь
через
какие-то
стены,
сбросив
с
пл еч
бремя
са­
мой
философии.
Ф ило соф ия,
как
любовь
к
мудрости,
не
может
б ыть
пос трое на
на
расчетах
одного
«разума», нуж­
но
сердце
(самая скорая,
но
неу м ная
«поправка»
тех,
кто
при
недостатке
философского
поним а ния
хоче т
сохра ­
нить
в ид,
по
кр айней
мере,
мудрого). «Разум кичит,
любовь
созида ет .
Истинная,
ж ивая
мудрость
разума
утверждается
на
лю б ви !» Но вопрос,
конечно,
не
здесь
—
Мак сим ов ич
ви­
дит
яс но.
«Кого люди не называли философом?
Про
что
не
говорят
они
лю блю?
Но
что
е сть
наука
философия?
Какой
пре дмет
ее?..» И Максимович начинает качаться на скепти­
ческих
качелях.
Что
фи лософ ия
может
быть
н а укою,
это
доказывают
курсы
фи лос офии .
Но
она
не
есть
особ а я,
от­
д ель ная
наука.
И
ее
особливым
взглядом
является
стре­
мление
проникнуть
во
внутреннее
значение
и
в
единство
пр едмет о в.
Но
то гда
она
может
быть
во
вс яком
произве­
дении
ума,
может
входить
в
по эзию ,
может
простираться
на
жизнь.
Философ
по
преимуществу
то т,
кто
сводит
гл авнейш ие
отра сли
знания
к
общему
началу
и
р аз вивает
их
в
стройной
системе.
Но
все
найденные
систематиками
общие
начала
всегда
утверждались
ими
в
их
собственном
частном
значении,
все
они,
ра зл ивш ись
и
ос вежи в
на
вр е­
мя
п оле
нашего
знан ия,
входят
затем
в
тесные
берега
и
вливаются
в
море
истории
философских
систем.
Кроме
того,
теперь
от
каждой
науки
требуют,
чтобы
она
б ыла
системою,
и
философия
уже
не
введение
или
закл ючен ие
к
науке,
а
вся
наука
должна
быть
философическою.
П ре дме­
том
философии
поэтому
может
бы ть
всякий
предмет
нашего
познания,
до
малейших
своих
под робносте й.
От­
т ого
философия
прин имал а
на
себя
разные
науки:
бог о­
словие,
пс их ологи ю,
логику,
математику,
метафизику,
ф из и ку , «в наше же время главнейшие вопросы ее связа­


Оче рк
развития
русской
философии
303
ны
с
наукою
ис т ор ие й»; оттого философия бывала схолас-
тицизм ом ,
формализмом,
материализмом,
критицизмом,
мистицизмом
и
пр
< оч. >, «и наконец она получает харак ­
тер
ис т орич еский».
Изведав
столько
идеалов,
над еж д,
увле­
чений ,
философия
научилась
дорожить
действительностью,
желает
согласить
в
се бе
разум
и
сердце,
по л юбила
гармо­
нию
жизни
и
старается
одушевить
ею
все
ей
доступное.
Предчувствие
но вой, «исторической»
философии
до­
стойно
внимания,
но
это
—
не
то
гегелевское
умонаклоне-
ние ,
сознание
методологической
и
при нципиа льно й
це н­
ности
к ото рого
мы
встретили
у
Гогоцкого.
Не
ес ть
так же
это
и
тот
«историзм», который переводил романтизм
в
«реализм», пока не был вытеснен натурализмом.
Ск о­
ре е,
это
—
также
форма
ск еп тици зма,
позже
поразившая
некоторые
те че ния
европейской
мысли
и
выразившаяся
в
признании
за
ф и лософи ей
права
толь ко
на
исто р ию
фи­
лософии.
Бы ть
может,
для
Максимовича
дел о
обстояло
еще
проще:
перед
ним
к луби лся
кузеновский
туман.
Он
о бр ащается
к
своему
другу,
издателю
«Телескопа», с Запи­
ско ю,
в
которой
тот
призывается
снять
друга
с
качелей.
Зная,
что
последний
также
считает
философию
мировоз­
зрением
—
«образом мыслей», поставляет ее в « в ы сш ем
эклек­
ти зме»
и
соглашается,
что
прохождение
ее
должно
более
состоять
в
«истории систем», чем в «д огм а ти ке», и созна­
ва я,
что
он
сам
оставил
вопрос
о
философии
как
особой
на­
уке
нер е шенным ,
он
перелагает
свое
затруднение
на
Надеждина.
Куда
же,
сп р ашив ает
он,
после
то го
как
объ­
явил,
что
философия
распределяется
по
наукам,
девать
вопросы
о
добре
и
з ле,
на знач ен ии
человека,
о
сущности
знания,
н аук
и
сам ой
мудрости?
И
в
чем
их
единство^
К
ес­
ли
на
эти
вопросы
должна
отвечать
не
особая
наука
фи­
лософия,
то
к
ка ким
наукам
их
о тнест и? «Вот задача,—
за­
к л ючает
он ,—
р аз реше ния
коей
я
жел ал
бы
от
твоего
си­
стематизма».
Надеждин
в
ответ
п ри знае тся,
что
пр е дмет
сей
издав­
на
был
его
любимым,
задушевным
предметом,
и
обещает
поставить
для
себя
«приятнейшею обязанностью отвечать
на
оный».
Но
вместо
ответа
издател я
печатается
нов ое
Письмо
к
издателю
«Телескопа»
о
философии
некоего
В.
Перцо­
ва
(датировано:
Чернигов, 1833.
Ноября
15)— любоп ыт­
ное
те м,
что
автор,
не
чувствуя
се бя
связанным
никакою
академическою
noblesse, ставит точки над всеми «i» Мак­
симовича.
Максимович
отто лк н улся
от
философии
и
не


304
Г.
Г.
Шп ет
у мел
вновь
к
ней
при чал ить ;
его
зем ляк
и
вовсе
пустился
в
откры тое
море.
Письмо
Пе рц ова
написано
не
без
подъ­
ема
—
к
которому
вообще
почему-то
вд охн овляе т
отрица­
ние
философии,—в
хорошем
тоне,
хотя
и
с
заметным
беспокойством.
Его
цель
—не
ученого,
изв естно г о
труда­
ми,
а
скромного
любителя
мудрости,
он
хочет
«принести
и
свою
лепту
на
алтарь
общего
сл уже ния
науке,
на
коем,—
обращается
он
к
издателю,—
сожигаете
вы
ей
от
се бя
чистые
же ртв ы» (Телеск<о п>. —
Ч . XVI. — <1833.—
С.> 553—566).
Недоверие
к
философии
как
науке,
распространявшееся
у
нас
пре­
жде,
чем
мы
даже
только
по ня ли,
что
такое
фило софи я
как
наука,
по-видимому,
не
бы ло
в
30-е
и
40- е
го ды
фактом
редким.
Но
как
учесть
то,
что
проис ходил о
на
всем
пространстве
империи?
Поневоле
п рихо­
дится
е диничные
известные
факты
принимать
типически.
Интересны,
ко­
нечно,
не
те
сомнения
и
о тр ицания,
ко то рые
внушались
оф ициа льным
богословием,
а
те,
которые
проистекали
из
внутренних
мотивов.
Неин­
тересно
поэтому
и
фи лосо фск ое
скоморошничание
—
sit venia verba, не­
взирая
на
изумление,
к от орое
в ызы вает
литературный
тала нт ,
ученость
и
лингвистический
гений
Сенковского,—«Библиотеки
для
ч те ния».
Ин­
тересны
только
та кие
явления,
как
Письмо
Пе рцов а,
интер е сны
и
как
факт,
и
по
своему
характеру
— углубленности,
вдум чивос т и,
пр осто
не­
к оторо го
знания.
Для
под т верж ден ия
выставленного
тезиса
о
«недове­
ри и»
мож но
было
бы
сопоставить
с
Письмом
некоторые
литературные
явления,
хот я
и
с то ящие
далеко
его
ниже
по
вдумчивости
и
литератур­
ному
выражению.
Напр
< имер >, уже цитированное Введение к познанию
философии
или
вышедшую
в
Москве
в
1839 году книгу Феофила Гайдебуро ­
за:
Нынешний
способ
познания
и
новый
способ
поз нания.
В
э той
книге,
лишен­
ной
элеме нта рны х
литературных
достоинств,
все
же
не
без
остроумия
вскрываются
слабости
и
неясности
догматической
традиционной
лог и­
ки.
Жа ль
то л ько,
что
авто р
не
ограничился
одною
критическою
част ью .
Все
его
отк рыти е
—в
то м,
что
«в природе все,
что
ни
есть,
есть
явление,
и
каждое
явле ние
и меет
с вое
о сн ован ие,
и
каждое
осн ова ние
имеет
св ое
явление,
и
каждое
явление
есть
особенное
явление,
и
каж дое
осн ован ие
есть
особенное
ос нова ние » (107).
А
п от ому, «оставив мышление,
отвле­
че ние
и
всякое
заключение», следует «познавать
явления,
поз навая
их
основания,
и
поз навать
ос нова ния ,
познав ая
их
я вл ени я» (119).
Тут ,
если
уго дно ,
есть
больше
основания
говорить
об
русской
антиципации
Ми л­
ля,
чем
по
поводу
Сидонского.
К
та ким
же
примерам
ра зоч аро ван ного
скептицизма,
с
пе ре ходом
от
«разума»
к
«вере», нужно отнести и д- ра
Ястребцева,
о
котором
ре чь
ниже.
А втор
Письма
к
издателю
«Телескопа»
сраз у
объявляет
свой
козырь:
философия
как
наука
ума,
за дача
ложная.
Мы
ро­
жд аем ся
с
любовью
к
ф ило софии ,
зародыш
ее
с
летами


Очерк
развития
русской
философии
305
прозябает,
произрастает,
прино сит
плоды
и
цветы,
но
не
плоды
у ма.
Ф илос офия
есть
не
нау ка, «а знание,
любовь
к
м удр ост и».
Рассудок,
ум
ограничивает
философию
зна­
ние м
внешним,
пр едм ет
ее
лежит
пер ед
ним
как
м ертв ое
те ло,
ко тор ое
жде т
своего
воскрешения,
как
бесцветная
тень,
кот ора я
ж дет
жизненного
света.
Что
же
есть
знание
не
в не шн ее? «Знание,
зна ние
—ес ть
альфа
и
оме га
в сей
проблемы
философии.—Знание
есть
живое
присвоение
истин,
таящи х ся
в
природе,
человеком,
снимающим
по­
кров
с
ее
лиц а.
Жизнь
сия
в озбужд ае тся
не
умом,
но
чу в­
ством;
а
чувство
находится
в
тесной
связи
с
жизнию
—
с
дух о м».
Философии
мы
научаемся
не
из
школьных
вы­
водов
и
раздробления
условных
форм
мышления,
а
рас­
крывая
к нигу
природы,
книгу
чел о вечес тва
и
читая
пись ­
мена
их
с
пламенным
желанием
поз на ть
се бя
и
угадать
отношение
свое
к
миру.
«Теперь философия представля ­
ется
нам
как
нау ка.
Признав
вс е,
что
в
ней
ес ть
святого,
отвергнем
униж аю щее
ее
н азв ание
науки,
которое
ей
приписывали
столь
долгое
время,
разрушая
сим
в е ликое
и
стройное
ее
бы тие
в
человечестве». Род человеческий от
первых
попыток
поз на ния
прир оды
до
высоких
сбл иж е­
ний
опыта
с
умозрением
трудился
над
р еш ением
в елик ой
задачи
бы тия.
Естествознание
новейшего
времени
выпутало
его
из
сет ей
заблуждения,
из
крайностей
о бр ащения
на­
уки
о
жи зни
в
искусство,
светлых
представлений
истины
в
темные
доводы
разума.
Авто р
вздыбается,
охваченный
алогическим
па фос ом: «Теперь назовите философию на­
ук ой;
д айте
ей
в
у дел
те
жалкие
формы,
кои ми
так
бесщ адно
и здевал ись
над
высокою
природою
ума;
то
лжеумствование,
которое
находило
удовольствие
воору­
жаться
орудием
сатиры
и
диалектики;
ту
бесцветную
схо­
ластику,
которая,
как
яркая
заплата,
блестит
на
жалкой
по рфи ре
философии,
убранной
м ногим и
веками!
Чем
вам
представится
философия?..
Сухою
коркою,
кото рой
едва
ли
достанет
для
дне вного
пропитания
ума ,
алчущего
зн а ния !» Философия должна быть основана на знании жи­
вом,
ч ув ственно м
пр ир оды
и
че ло века.
Она
должна
быть
жи вым
от кры тие м,
переводом
т айн
природы
в
ум
наш.
Труд
бесполезный
объединить
и
обобщить
в
полную
и
стройную
систему
всю
великую
м ассу
знаний
о
п ри роде
и
человеке.
Где
науки,
системы
философии?
Труды
мыс­
лите лей
—
живые
доказательства
б ес плод ных
усилий
ума
создать
философскую
сист ему .
«Итак,
нет
системы
для


306
Г.
Г.
Шпе т
философии!
Ска жем
более,
бы ть
не
може т».
Сооружен­
ный
многими
веками
и
верованиями
храм
ее
—
с
первого
в згляд а,
бесформенное
здание ,
но
в
частях
е го, «носящих
образ
духа
н а родн ого,
где
оные
со зда л ис ь», удивляющая
стройность.
Таков ы
все
си стем ы
философские
древних,
в
Индии,
Египте,
Гр е ции.
Давать
им
сис тем у
науки
б ез­
рассудно.
Н аше
время
име ет
свою
за дачу
знания
о
п риро­
де
и
человечестве.
«Свиток первый развивает пред глаза­
ми
на шими
естес тво знан ие :
последний
—
кр и тика
и
исто­
рия ».
С
их
по мощ ью
мы
не
заблудимся
в
лабиринте
умствований,
ко им
скоро-скоро
дадут
см ешну ю
форму
т р ивиа л ьн ос т и. «Тогда прощайте критики чистого разума,
идеологии,
мет аф изи ки,
тщетные
словопрения,
--------- Создайте,
народы
современные,
триумф
нашему
поколению
за
искупление
вас
от
нечистоты
греховной
за­
блуждения,----- Преклоните
колена
пр ед
первым,
поло­
живши м
камень
в
основании
храма
естествознания!»Сде­
лаем
лю би мым
предметом
наших
изысканий
«наше есте­
ство».
И
это
не
будет
смешением
поэ зии
и
философии;
мы
только
вы вод им
их
из
одного
источника
жизни
и
не
называем
их
науками.
В
это м
автор
и
хочет
видеть
«ключ
к
таинствам
нашего
романтического
направления».
Нетрудно
заметить
кр овно е
родство
этого
«романтиз­
ма»
с
тем
же
шеллингианством.
Максимович
и
Пе рцов
оторвались
от
одного
места.
Но
Перцов
смелее
бросается
в
волны
отрицания
и
ирр ац иона лизм а
—
в
целом
р яде
своих
суждений
он
п рямо
как
будто
антиципирует
Фе й­
ербаха.
Однако
терминологическая
неустойчивость
Пе р­
ц ова
как
«скромного любителя»
только
мудрости
не
за­
те мня ет
его
истинных
намерений.
А
они
крайне
знамена­
тельны.
Это
—
все
тот
же
ше ллингиа нск ий
тупик.
Но
толь ко
э тот
авто р
и
не
помышляет
из
нег о
выбираться.
Наукою
его
оттуда
так
же
не
выманить,
как
и
те о со фией.
Забившись
в
своем
жизненном
закоулке,
он
мечтает;
и
во­
обра жа ет,
что
радости
его
мечтательного
м ира
навсегда
за мен ят
ему
труд
разумной
мысли
и
он
ле гко
проживет
на
них
свою
закоулочную
ж изнь.
Но
бич
Гегеля
уже
сви­
ста л
над
головами
ему
подобных,
и
как
бы
глубоко,
с
го­
ловою,
ни
за би лся
он
в
кротовое
свое
«естество», он будет
выгн ан
на
св ет
Бож ий
мысли.
З ато
как
исторический
фе­
номен
он
—
прав,
как
он
вообще
пр ав
и
философски
в
своем
н ефи лосо фск ом
быту .
Из
шеллингианства
фило­
софского
ход а
вперед—
не т.
Потому- то
и
Максимович,
не


Оче рк
ра звит ия
русской
ф илосо фии
307
дождавшись
обещанного
ответа
от
Надежд ина,
поб ро див
по
естествознанию,
ушел
в
словесность.
Можно
было
бы
счесть
попыткою
такого
ответа
с та­
тью
в
«Телескопе»: Общий очерк природы по теории Павлова,
но
фактически
и
она
—
тол ько
лишняя
иллюстрация
т ого
п олож ени я,
что
дальше
от
Павлова
его
приверженцам
и дти
бы ло
некуда.
«Очерк»
есть
именно
оч ерк
природы
—
худой
или
удовлетворительный,—но
не
философии.
Эта
статья
п одписа на:
«—
й
— ъ.»
(Телеск<о п> .— 183 6.—
Ч.
XXXIV).
Проф.
Бобров
(Филос< о ф ия>
в
России... — IV<С. > 90
<и>
сл .)
по
непр иво димы м
мотивам
сом нев ает ся,
чтобы
автором
ее
был
Надеждин.
Угадать
этих
мотивов
не
могу.
Ка че ствам и,
к оторы ми
должен
обладать
предполагаемый
автор
ста ть и,
по
выкладкам
п роф.
Бо­
брова,
Над ежд ин
обладал.
Он
не
был
слушат елем,
но
был
приятелем
Павлова;
значительная
ча сть
статьи
и зл агает
мысли
П авл ова,
выражен­
ные
п ечат но,
ост аль ное
он
мог
почерпнуть
или
из
предоставленных
ему
Павловым
записок,
или
из
б есед
с
ним
—
На де ждин
бы л,
во
всяком
слу­
чае,
не
менее
сме тлив ,
чем
слу ша тели
Павлова.
«Кованого»
языка
Павло­
ва
в
статье
я
не
заметил,
хотя,
впрочем,
не
за ме тил
его
у
самого
Павло­
ва.
Павлов
пишет
схем атич еск и,
как
будто
не
д ого вари вает ,
но
просто
и
флегматически;
эта
статья
скорее
написана
сангвиником
и
с
бо л ьшим
количеством
знак ов
воп рос а
и
восклицания,
чем
свойственно
Па влову ,
н апи сана
не
пр още,
но
легче,
с
бо л ьшим
р асхо дом
с лов,
оборотов
и
ли­
тературных
пр иемо в1.
И
все
же
на са жд ение
у
нас
шеллингизма
Павловым
оказалось,
в
ко нечно м
итоге,
плодотворнее,
чем
«пропо­
ведование»
Велланского.
Возможность
перехода
к
эс тет и­
ческим
проблемам
сделала
«павловцев»
фи л осо фски
бо­
лее
жизне с пос об ным и,
чем
были
уч ен ики
Велланского.
Как
показывает
пример
Экеблада,
пос ле дние
могли
п ере­
ходить
от
физических
и
биологических
исследований
к
ант ропол огиче с ким
и
психологическим,
но,
как
б ыло
отмечено,
всякое
сколько-нибудь
серьезное
уг луб ле ние
в
этом
направлении
уходило
из
философии
в
специаль­
ную
науку.
Отсутствие
свободного
философского
вых ода
необходимо
должн о
было
привести
к
ске птиц и зму,
а
вм е­
сте
к
«вере»
—
будто
спасающей
от
философского
скепти-
1 Проф.
Бобров
на зывает
учеником
Павлова,
кроме
вышеупомяну­
тых,
также
Н.
П.
Курляндцева,
п роф.
одесск ог о
Ришельевского
лицея,
переводившего
ес тестве нн она учн ые
раб оты
Шеллинга,
Шуберта,
Стеф­
фенса.
Но
его
зави сим ост ь
от
Павлова
еще
требует
доказательства
(ре ­
шающими
среди
которых
я
признаю
не
биографические
анекдоты,
а
анализ
самих
тру до в), а переводческое усердие Курляндцева только
подтверждает
выс тавл енн ый
мною
в
тексте
тезис.


308
Г.
Г.
Шпе т
ц изма.
И
у
нас
е сть
интересный
пример
таког о
перехода,
который
можн о
сопоставить
с
вышепр ивед енным и
образ­
цами
«недоверия»
к
разум ной
философии,
недоверия,
свя­
за нного
с
неопределенною
«верою»
как
источником
«ис­
тинной»
философии.
В
общем,
конечно,
эти
поспешные,
при
элементарных
неудачах,
измены
философии
—
свиде­
те льст во
отсутствия
предварительной
настоящей
фило­
софс кой
школы
и
по дготов ки .
В
1841 г.
в
Санкпетербурге
(Предисловие помечено:
«Гродно.
Де к а бр я, 1839») вышла книга:
Исповедь
или
Собра­
ние
рассуждений
доктора
Ястребцева.
Это
—
собрание
двена­
дцати
ст атей
автора,
начиная
с
его
докторской
диссерта­
ции
(De functionibus systematis nervei, 1825), печатавшихся
преимущественно
в
«Московском Телеграфе» (затем
в
«Сыне Отечества»
и
«Литературных Прибавлениях»), от ­
ра жающи х
пос теп енный
переход
автора
от
у зкой
натур­
философии
к
попы тка м
разрешения
общих
философских
задач1
и
заканчивающихся
провозглашением
«необходимо ­
сти
веры».
Перепечатанные
в
Исп оведи
ста тьи
автор
снаб­
дил
пояснениями,
в
которых
он
сам
пр о слеж ивает
св ое
философское
развитие:
от
натурфилософии
и
«мелкого
болота
положительного»
через
«достоинство разума чело ­
веческого»
к
сомнению
«не только в непогрешительности
школьной
учености,
но
и
в
самой
той
науке,
в
которой
по­
луч ил
звание
доктора»2.
Диссертация,
как
констатирует
он,
написана
всецело
под
влиянием
Велланского
—
«Г.
Велланский
покорил
меня
натурфилософии
со вер­
шенно»
—
ко
вреду,
как
он
теперь
п р изна ется,
его
нау к:
«Начитавшись Биологического исследования природы,
я
с тал
1 К таким попыткам надо отнести и педагогический труд Ястребце ­
ва,
представляющий
о пыт
методологической
эксплуатации
шеллингизма
и
фихтеанства:
О
умственном
воспитании
детского
в озраста. —
М ., 1831 (пер­
воначально
та кже
в
«Моск <
овском
> Телегр<афе>»); 2-ое
из да ние,
«умноженное и переработанное», под заглавием О системе наук,
при лич ­
ных
в
наше
время
детям ,
назначаемым
к
образованнейшему
классу
о бщест ­
ва .—1833,—об
это м
сочинении
нам
еще
придется
гов орит ь
ни­
же. —
Ив.
Ив.
Ястребцев
учился
в
Моск<овской>
дух<овной>
акаде­
мии
и
пре подав а л
в
ней
французский
язык,
п отом
служил
в
Синод е.
В
1816 г.
(сорока лет от роду)
поступил
в
Моско вски й
ун иве рси тет,
ок ончил
в
1820.
До
докторской
диссертации
переводил
Из бранные
Слова
Мас силъ о на
(1809—17) и Таулера,
Благоговейные
размышления
о
жиз ни
и
стра­
дан ии
Иисуса
Христа
(1823). ( Э ти
свед ени я
почерпнуты
мн ою
из
Э нцикл-
< опедического >
Словаря.)
2 Как сообщает о себе сам Ястребцев,
п осле
теоретических
возра­
же ний
меди ц ине
он
ей
воз раз ил
«иначе», «гораздо сильнее»: «я ее оста­
в и л» (128).


Очерк
р азв ития
русской
фи лосо фии
309
пренебрегать
опытными
знаниями,
просто
презирал
их
и
потерял
много
вр ем ени
на
глупом
моем
философском
самодовольствии».
С
другой
стороны,
констатирует
он
также,
смесь
опытных
пон ятий
о
приро де
имел а
вр ед ное
влияние
на
расположение
его
ума
к
материализму.— «На­
турфилософия
не
могла
спасти
м еня
от
этого;
она ,
как
и
нынешняя
фи лософи я
Гег еля,
хо тя
говорит
о
Боге,
но
сердца
не
согревает
верою,
к ото рой
обе
они
не
разуме­
ют ».
Последующие
свои
ста тьи
—
отрывки
об
истории
(а также статьи об умственном воспитании детей), пони­
маемой
в
шеллинго-стеффеновском
шир о ком
захвате,—
автор
та кже
аттестует
как
«идолопоклонство разуму,
не-
согретому
чувством,
мирскому».
В
<18>32 г.
Яс требц ев
возвращается
к
чистой
натур­
философии
в
ста тье
06 органах души,
где
проводит
ту
мысль,
что
органом
души
является
не
какая-либо
—
в
осо­
бенности
не
мо зг
один
—
часть
т ела,
а
все
тело,
а
в
после­
дующих
(с <18 >33 г.)
статьях
выплывает,
по
его
собст­
ве нн ому
выражению,
из
«мелкого болота положительно ­
го»
в
«бездонное море всего во всем» (ev xai tt&v).
Взгляды
автора
в
э том
втор ом
пер ио де
его
р азви тия
представлены
Замечанием
на
мне ние
г.
Шевырева
о
признаке
совершенства
в
изящных
искусствах
(1833) и статьею Любовь к ближнему
(«Новоселье».— 1834). Шевыреву он возражает на утверж­
д ен и е, «будто совершенство всякого образования челове­
чес ко го
вы ра жае тся
наибольшею
индивидуальною
о тли­
чительностью
явлений,
производимых
сим
образовани­
е м ». Мнение Ястребцева прямо противоположно:
обр азо ­
вание
есть
про явле ние
духа
человеческого,
а
чем
полнее
образование,
тем
яснее
обнаруживается
идея
человека.
«Не разнообразие,
не
усилие
личной
индивидуальности,
а
ед ин ообраз ие ,
истребление
л ичн ости
должно
быть
следствием
совершенства
для
че ло века;
ибо
дух
человече­
ский
од ин;
свойства
его
одни ».
Общую
линию
истории
Ястребцев
видит
именно
в
направлении
к
«обезличению»
духовного
облика
евр опе йс ких
народов,
достигаемого
их
сообщением
меж ду
собою
и
взаимною
передачею
отк ры­
тий
и
усовершенствований.
Эта
и дея
об щн ости
не-лично-
го
духа
разрешает
для
него
нравственную
проблему
Любви
к
ближнему
и
ме то дологи че ску ю
—
изучения
истории
чело­
вечества
(Взгляд на историю и на факты исторические. —
1835). Дух наш
—не
личное,
ограниченное
и
преходящее
существо
—
тве рд ит
нам
о
н ашем
пагубном
равноду­


310
Г.
Г.
Шпет
шии
к
истинной
жизни
и
наказы вает
н еизм е нною
тоскою
бездействия.
Нужно
большее
р азв итие
человечества,
п ро­
никновение
в
вечные
истины
большего
числа
людей,
что­
бы
научиться
напряженно
жи ть
и
легче
осуществлять
д об­
родетель.
Высшая
нравственная
истина
—
любовь
к
ближ­
нему,
а
«ближний не есть только друг наш или родствен ­
ник,
но
чел ове к
вообще».
Все
люд и
—
од но
существо;
в ся­
кий
особенный
ч ело век
—
особенная
иде я
в
общей
душе
человеческой.
Индивиды
сами
по
себе,
«неделимые»,
«имеют только призрак души;
живет
истинно
только
род».
В
чувстве
любви
мы
возвышаемся
до
сознания
рода,
и
со­
вер шенст во ван ие
че лове ка
в
том
и
состоит, «чтоб люди
научились
по ст е пенно
обезличиваться».
Не
сумев
из
натурфилософии
по днять ся
до
фи лос о­
фии,
доктор
Я стреб цев
спланировал
на
моральную
пло­
ск ост ь,
покрытую
скептическим
вереском.
Сомне­
ние
—
«одно из самых ужасных слов ума человеческого,
мож ет
бы ть,
самое
ужасное»,
констатирует
он
(в
ст.
Взгляд
на
ист орию ). Но все же он пока верит в любовь,
кот орая
«зиждет», и признает хотя бы ограниченное зна­
че ние
«отвлечения», которое есть следствие того,
что
лю­
ди,
хотя
еще
и
смутно,
начали
признавать
общее
свое
единство.
«Отвлечение»
он
противопоставляет
«фактома -
ни и»
в
истории
и
призывает
на
мес то
собирания
фак тов
их
«обдумывание».
И стория
люд ей
прекратилась, «нача­
лась
история
ро да
человеческого»
—
«народы почитаются
как
бы
членами
одного
т ела».
Задача
истории
—
показать
возр а ст
жизни
человечества
в
данное
время
и
взаимное
в
ней
ко личе ст во
Судьбы
(«Творческой необходимости»,
«законов Божеских») и произвола людей1 .
Разрешаются
духовные
странствования
Ястребцева
об­
ращением
к
вере,
которая,
по
его
с л ова м, «хранит»
та м,
где
любовь
зиждет
и
сомнение
разрушает.
Св ои
статьи
Не об ход им ость
в еры
он
рекомендует
как
«следствие зрелого
ра змышлен и я
и
глубокого
убеждения».
Из
з ад ум анных
им
четырех
статей,
из
коих
три
первые
должны
были
доказать
«бессилие всех сил души,
оставленных
са­
мим
себе», а последняя
—
«пользу их для духа», осуществ­
лен ы
только
первые
две:
О
разуме
(1837) и О чувстве
1 Эту фихтеанскую задачу автор ближе освещает и пробует решить
в
указанной
книге
О
сис тем е
наук
(Четвертое условие системы уче ­
ния...—С.
127-146).


Оч ерк
ра звит ия
русской
фило соф ии
311
(1838)’.
Теперь
для
нег о
занятия
философией
«не в том
состоят,
чт об
удов л ет вори ть
любопытству,
горд ости
или
суетности
раз ума ,
и
даж е
не
в
том,
чтобы
следовать
б езот­
че тн ому
и
бескорыстному
стремлению
духа
к
высшим
по­
зн ани ям:
но
в
том,
чтоб
сознать
св ою
слабость,
или ,
лу ч­
ше
сказать ,
св ое
ничтожество,
и
убедиться
в
необходимо­
сти
Творца,
в
присутствии
Пр о ви ден ия». Границы
разума
мы
во
всем
чувствуем,
и
тем
живее,
чем
бо лее
изощряем
его,
и
не
верх
ли
разумного
зна ния
знаменитое:
одно
зн аю,
что
ничего
не
знаю?
С
другой
стороны,
и
не
один
разум
познает.
С
этим
соглашаются
самые
жаркие
по­
кл онн ики
раз ум а.
Познает
и
чувство,
и
инстинкт.
Все
до­
стоинство
разума
з иждет ся
на
предполагаемой
его
само­
сто ятел ь но сти.
Е сли
отнять
произвол,
уничтожится
и
ра­
зум .
Произвол,
с лед
< овательно >, есть истинная причина
разумения.
Разум
действует
не
как
с ила
духа,
а
как
ст рад а­
те льное
ор уд ие,
прис посо бле нное
к
здешней,
п ре ходя­
щей
жизни.
Его
деятельность
условлена
физически
и
ра з­
витие м
языка,
лег ко
разрушается
в
душевных
болезнях
и
всецело
п одчи няетс я
нашим
страстям. «Мы унизили бы
ве личие
дух а
человеческого,
каков
теперешний
разум
че­
ловеческий.
Не
бу дем
же
удивляться,
что
в
святом
Ева н­
гелии
не
отличается
он
от
прочих
мирских
благ,
предо­
пределенных
т ле нию».
Словом,
все
как
сле ду ет
в
т аких
случаях!
Рассуждая
о
ч увстве ,
Ястребцев
имеет
в
ви ду
исключи­
тельно
«чувство по преимуществу», т.
е.
эстетическое
чув­
ство,
к ото рое
«у нас с некоторого времени начали громко
прославлять».
Эсте ти ческ ое
чувство
он
опре деляет
как
«свободное очувствление природы». Ч ег о мо жн о ож ида ть
от
этого
чувства?
Под об но
ра зум у,
оно
имеет
де ло
с
п ре­
ходящею
и
ус л овною
формою.
Как
независимая
сил а
ду­
ши
оно
«безнравственно»
—
не
ищет
порока,
но
не
ищ ет
и
добродетели.
Оно
глухо
ко
всему,
кроме
себя.
«Между
Музами
нет
Му зы
до бр од етел и». «Нисходя до чувств,
оно
часто
превращается
в
грубую
чувственность».
Нечег о
по­
э тому
в
изящном
искать
всего
достоинства
че лов еч еск ого,
утрату
которог о
оплакивает
наш
дух .
Таким
образом,
не
нашел
Ястребцев
ус поко ения
с во­
ему
сомнению
и
на
то м,
на
чем
у спок аивал ись
эстетизиру­
ющие
шеллингианцы.
Это
его,
конечно,
личная
н еуд ача,
1 Продолжалась ли литературная деятельность и самая жизнь до­
кто ра
Яст реб цева
после
выхода
в
свет
его
Исповеди,
мне
не
из вест но.


312
Г.
Г.
Шп ет
но
она
не
способствовала
бы
процветанию
у
нас
филосо­
фии,
если
бы
Ястребцев
и мел
больше
читателей,
чем
те,
кто
искал
удовлетворения
фи лософс кой
жажды
в
эст ети­
ческой
рефлексии.
Вопреки
скептикам
и
в
разуме
отчаяв­
шим ся,
именно
эстетика
у
нас
оставалась
убежищем
и
хранительницею
если
не
фи лософ ии ,
то,
по
крайней
мере,
фи лос офс кой
идеи .
Чер ез
эс тети ку
философия
у
нас
п род олжала
еще
дыш ать
и
надеяться.
Как
в
оч ер че нном
кругу,
топтались
на
одн ом
месте
на­
ши
друзья
натурфилософии;
каждый
свободный
шаг
—
вон
из
круга
и
на
все
четыре
стороны.
Оставалось
одно:
мо жно
было,
забыв
об
облегающих
круг
фи лосо фии
на­
уках,
оторваться
от
фи лософс кой
поч вы
и
предаться
сво ­
бодному
парению
над
нею ,
пом ня
об
ней
как
о
точке
от­
пр авлен ия
и
во зв р ащаясь
к
ней
для
отдыха
и
нак опл ения
сил
к
новому
взлету.
Надеждин
так
и
поступал.
Шеллинг
ук азал ,
Дав ыдо в
и
в
особенности
Павлов
пер евели
это
для
нас
—хотя
это
же
узнавалось
и
другими
путями, —что
одн о
д ело
познать
ид ею,
другое
—
осущест в ит ь
ее
познан­
ную ,
не
предаваясь
даже
заб ота м
о
т ом,
как
она
поз на­
на
—
умом,
сердцем,
из
пыльных
фолиантов
или
из
«естества», систематически или в бреду.
Это
осуществле­
ние
бы ло
уже
прак тик ою .
Случайно
ли
наши
мыслители
умалчивали
о
практике
или
к
тому
обязывала
практика
же
их
д ейс твите льнос ти
—
но
они
ей
пре дпоч ли
романти­
ческую
грезу
и
могли
в идеть
«осуществление»
только
в
ис­
кусстве.
Для
философии
это
име ло
важное
последствие.
Разла га ясь
и
растворяясь
в
на уках ,
фи лософ ия
давала
им
жизнь,
но
сам а
свою
прекращала.
Метафизическое
выщ е-
лущивание
ее
из
наук,
которому
и
поныне
предаются
ма­
териалисты,
спиритуалисты
и
прочие
ме та физициру ю щие
рассудочники,
ес ть
занятие,
дух
развлекающее,
но
не
пи­
тающее.
Сохраняемая
в
искусстве,
в
поэзии
и
л елеем ая
эст ет ич ескими
теориями
и
критикою,
философия
мо гла
ждать,
пока
к
ней
не
предъявятся
запросы,
отвечать
на
ко­
т о рые—ее
право,
дол г
и
вл асть .
Но
и
обратно,
без
творчества,
хотя
бы
и
безотчетного,
просто
даже
без
пре два рите льно й
работы
духовной
созна­
тельное
философствование
не
появляется.
Кузен
удачно
выбрал
термины,
противопоставив
познание
спо нта н­
ное
позна нию
рефлексивному.
Первое
дается
всем,
вт о­
р ое—
немногим,
желающим
отдать
себ е
отчет
в
первом,


Оч ерк
развития
русской
ф илосо фии
313
из
чег о
и
вид но,
что
второ е
без
первого
не
бывает,
но
за­
то
оно
способно
вно вь
стимулировать
это
первое.
В
Гер ман ии
натурфилософия
Шеллинга
вызвала
небы­
валый
подъем
в
области
ес тество зн ани я.
Оно
не
могло
уже
оставаться
только
эмпирическим
и
образовалось
в
на­
учную
теорию.
Начались
блестящие
успехи
не мецко го
ума
во
всех
от рас лях
естественной
науки.
Тот
же
шел ли н-
г изм
опл од от ворил
антропологию
и
психологию.
Так
точ ­
но
Гегель
выз вал
к
жизни
немецкую
историческую
науку.
Но
во
всех
этих
случаях
соответствующая
«материя»
на­
ук и,
на у чный
хаос
и
тру д
б ыли
налицо.
Инач е
дело
обсто­
яло
у
нас.
Велланский
писал
ка к-то
(1834 г.)
в
письме
к
Павлову,
что
о
фи зи олог ии
в
России
до
его
возвраще­
ния
из
ч ужих
краев,
т.
е.
до
1806 г., «не было ни малей­
шег о
по ня тия».
То
же
можно
было
бы
сказать
о
других
на уках.
Как
переняли
мы
метафизическое
естествознание,
так
дальше
пер еним ал и
научное.
Ничего
своего
в
об лас ти
науки,
на
что
бы
мож но
б ыло
рефлексировать,
у
нас
не
было.
Это
не
значит,
однако,
что
у
нас
вовсе
никакой
ду­
хов ной
работы
не
было.
Вы ше
уже
уп омина л ось
вскользь,
что
наш
я зык
был
тем
об ъект ом,
на
который
н апр ави­
лос ь
прежде
всего
наш е
спонтанное
культурное
творчест­
во.
Его
плодом
бы ла
литература.
Славный
«карамзинский
пер иод »
—-
не
новая
эпоха,
а
ито г
XVIII века .
И,
строго
го­
воря,
им енно
как
итог
он
цели ком
относится
к
той
эпохе
и стори и
на шей
образованности,
кот ора я
находится
всеце­
ло
и
несомненно
под
эгидою
правительственной
интелли­
г енц ии.
Карамзин
—
также
официальный
историограф.
Но,
как
член
новиковского
кружка,
он
та кже
живая
связь
меж ду
теми
а нтиципация ми
новой
инт елл иге нции,
кото­
рые
замечаются
в
XVIII веке,
и
теми
осуществлениями,
к ото рые
задумываются
в
кру ж ках
уже
н овой
формации.
Он
же
—
журналист,
заканч и в ающий
эпоху,—
е сли
не
официальный,
то
официозный.
В
новую
э поху
—
эпо ху
Пушкина
—
возникла
новая
журналистика,
сама
не
ведав­
шая
еще,
что
творившая,
ибо
она
так
же
нев инно
дела ла
с вое
дело,
как
не винно е
д итя
мож ет
затащит ь
в
сво и
игрушки
заряженное
ружье.
Так,
например,
невинно,
т.
е.
не
то лько
без
п р едвидения
последствий,
но
и
без
сознания
з начени я
совершенного
акта,
Чаад аев
зар я дил
с вое
Философическое
п исьм о,
а
Надеж дин
им
выпалил.
И
в
литературе,
и
в
истории
Карамзин
им ел
за
собою
по
крайней
мер е
пятидесятилетнюю
спо нт анн ую
работу
русского-
духа.
Но
ни
в
той,
ни
в
другой
области
он
не
до­


314
Г.
Г.
Шп ет
шел
до
рефлексии
и
под о бно
предшественникам
остался
эмпириком.
Р ефлекс ия,
как
сказано,
достояние
немногих,
и
ей
также
ну жно
учи ть ся.
Мы
видели,
что
это
учение
бы ло
подражанием.
До
нашей
европейской
охот ы
за
На­
по лео ном
мы
звал и
немцев
к
себе,
они
учили
нас
по
с во­
им
навыкам,
не
за мечая
того,
что
их
материал
для
нашей
рефлексии
был
objectum fictum.
Не
ви дя
и
не
понимая
его
жизненности,
мы,
пожалуй,
во
многих
случаях
ина че
и
не
могли
относиться,
как
только
спрашивая:
какая
от
се­
го
п о льза?
Один
лишь
Буле
о тне сся
к
своему
назнач ению
серь езн о.
На
пригла­
шен ие
попечителя
М.
Н.
Муравьева
он
отвечал,
что
пре дпоч ел
бы
ме­
сто
п рофессо ра
изящной
литературы
и
и зложе ния
древних
историков
д ол жности
пре пода ва тел я
спекулятивной
ф илософ ии , «курс которой
для
того,
чтобы
быт ь
привлекательным
и
пол ез ным
русскому
юношест­
ву,
представил
бы
большие
зат р уднен ия ».
И
по
приезде
в
Москву
свою
ли те ра турную
деятельность
он
по свящ ает
не
философии,
а
русск им
древностям,
а рхе олог ии
и
т.
п.
Он
издает
уже
Оп ыт
кр ит иче ской
истории
ли те ратуры
русской
ис тор ии
и
наряду
с
общими
«Московскими Учеными
Ведомостями»
специальный
«Журнал Изящных Искусств» (где статьи
Буле
переводились
Ко шанс ким ).
Об
этом
издании
Буле
писал,
что
«оно,
сколько
можно,
будет
ближе
к
гению
и
характеру
российского
народа,
ко
вс ем
отн оше ния м
в ну тр енним
и
внешним,
к
местному
полож ен ию
и
к
нынешнему
состоянию
искусств
в
Р осси и».
Журнал
пре кр атил ся
по­
сле
тр еть ей
книжки.
Т епер ь,
в
но вую
эпоху,
понимание
за дач
образованно­
сти
ста ло
двоиться.
Неофициальная
образованность,
са ма
того
не
желая,
ук лон ялась
от
официальной.
И
чем
б оль­
ше
в
официальной
образованности
протест
против
подра­
жательности
означал
насаждение
неподражаемых
иде й
Священного
союза
и
его
и де ологи и,
тем
сильнее
в
неофи­
циальной
образованности
раздражалась
потребность
сам о­
стоятельности.
Когда
бы ла
объявлена
официальная
про­
гр амма
удовлетворения
этой
потребности,
как
мы
ви де­
ли,
бы ло
поздно,
и
эта
программа
оказалась
непригодной.
Рефлексия
нашла
себе
объект
и
без
оф ициаль ной
указки.
С кор ее,
по сл едняя
пошла
навстречу
новому
со зн анию
так
же
и скренне,
как
и
оно ,
веря,
что
ору жие
в
руках
его
—
не винна я
игрушка.
О бъе кт,
ко торы й
новое
со знани е
наш ло
для
своей
реф лекси и ,
бы ли
литература
и
ист ор ия.
Правительственная
профессура
ж ила
по
немецкому
вре­
мени
и
про долж ала
свои
под ра жа те льные
уроки,
в
то
вре­
мя
как
не
стесненная
программами
мысль
искала
т очки
опоры
для
начала
самостоятельного
движения.
.Москов­


Оч ерк
развития
русской
ф илосо фии
315
ские
профессора,
сошедшие
с
кафедры
и
приблизившие­
ся
к
живому
спонтанному
творчеству,
вынуждены
б ыли
взят ь
на
себ я
бремя
первой
р еф лексии .
Когд а
Пу шкин
на
похвалы
Уварова
литературному
дарованию
Максимовича
заметил:«Дамыг.
Максимовича
давно
счи та ем
наш им
ли­
тер ато р о м », он сказал больше,
чем
за кл ючал
в
се бе
бу к­
вальный
смысл
его
слов
по
контексту
и
по
приложению
к
одн ому
Максимовичу.
Мы
слышали
уже
заявление
Ив.
Киреевского
о
св оем
и
б лизк их
ему
на зна чени и.
Профессорам,
пер ено сившим
новинки
немецко й
фи­
лософской
реф лекс ии
в
литературу,
последняя
могла
бы ть
только
б лаг од арна.
Применять
к
своему
объ ект у
и
к
своему
материалу
учи ла сь
она
уже
сама.
Но
на
первых
порах,
самое
главное,
благодаря
их
внушения м
она
почув­
ствовала
необходимость
этой
рефлексии,
даже
не
сознавая
ясно,
в
чем
она
и
как
ею
на до
пользоваться.
Это
—
тор­
жеств енны й
момент
крещения
и
наречения
своего
сам о­
стоятельного
творчества,
когда,
наконец,
уже
не
спраши­
вают,
зач ем
и
какую
пользу
это
приносит.
Рефлексия
не
может
задержать
спонтанного
творчества
хотя
бы
по то­
му,
чт о,
как
сказано,
первое
— для
всех,
вт орое
—
для
немногих.
Поэтому
она
сама
отстает,
и
нужен
бо льш ой
опыт
реф л екс ивно го
творчества,
чтобы
оно
шло
в
ногу
с
тв орчес твом
спонтанным.
На ше
спонтанное
творчество
в
эпоху
формирования
со знан ия
неофициальной
образо­
в анно сти
и
культуры
прорвалось
в
таком
невероятном
явле нии,
как
Пу ш кин.
Едва-едва
то лько
теперь
мы
пр и­
ход им
к
его
о со знани ю.
Достаточно,
ес ли
современная
ему
мысль
хо тя
бы
«почувствовала»
его,
ибо
в
самом
э том
чувстве
уже
было
непреодолимое
побуждение
к
рефлек­
сивн ой
работе
мысли.
Действительным
же
мат ер иал ом
и
объектом
оставалось
прежнее,
допушкинское,
прежде
всего
карамзинское.
Мер ка
для
Пушкина
—
недостаточ­
ная,
но
тем
более,
следовательно,
возбуждалось
и
не
пр е­
кращалось
беспокойство.
Полевой,
од ин
из
наименее
под­
гото вле нн ых
и
способных
к
реф л ексии,
но
сам ый
ярый
зачинщик
новой
образованности,
за мет ил
по
поводу
Ка­
рамзина,
что
это
—писатель
не
нашего
времени:
все
его
взг л яды
в
ли тера тур е,
фи лософ ии ,
политике
и
ист ор ии
устарели
с
появлением
у
нас
новых
веяний
европейского
р о манти зма.
Эмпиризмом
Карамзина
кончался
у
нас
эм­
пиризм
ли тер ат уры
и
исто р ии.
Тут
ва жно
не
констатиро­
ван ие
нового
самого
в
себе,
а
име нно
соз на ние
необходи­
мости
но вого
крещения:
европейским
р омант из мом.


316
Г.
Г.
Шпет
Что
же
это
такое?
Вот
—
точка
приложения
рефле­
ксии
у
нас ,
а
не
естес тво зна ние!
Европейской
науки
у
нас
не
было,
а
лит ер а тура
образовывалась
своя.
Потому
и
ре­
флексия
на
нее
должна
быть
своею.
И
она
была,
она
искала
в
западной
философии
уже
не
объект,
а
только
приемы.
В
первой
св оей
статье
Бел инский
входит
в
положение
чи­
тателя: «Как,
что
такое?
Н еуже ли
об о зре ние ?» спрашива ­
ют
меня
перепуганные
читатели.—Да,
ми лос т ивые
гос у­
дари,
оно
хоть
и
не
совсем
обозрение,
а
похоже
на
то». Это
«похоже»
можно
б ыло
бы
за мен ить
сл ова ми : «совсем не
по хо же». Новый дух,
дух
мысли,
в еял
со
с тр аниц
«похоже ­
го»
на
«эмпирическое»
по
прир од е
своей
«обозрения».
К ритик а
как
чувство
переходила
в
мысль.
С ама
рефле­
ксия
вх одил а
в
состав
спонтанного
обнаружения
русского
духа.
Вольное
парение
Надеж ди на
закреплялось
у
Бе­
линского
мало-помалу
в
о пр еделен ное
направление.
Не
мен ее
удачно,
чем
сопоставление
р ефл ексивно г о
и
спон­
та нног о,
сделанное
у
нас
Ап.
Григорьевым
сопоставление
силы
и
сознания
— так,
в
Пушкине
он
видел
во пло щение
«всех творческих сил нашей народной личности,
по
край­
ней
мер е,
на
долгое
вре м я», а в Белинском
—
в опло ще ние
«нашего критического сознания,
по
крайней
мере,
в
из­
вестную
эпоху».
Одн ак о,
что
такое
был
этот
«европейский романтизм»,
пересаженный
на
рус с кую
почву?
Даж е
в
настоящее
вр е­
мя
мы
встречаем
ли шь
формальные
ответы
на
это т
во­
прос.
Но
формальный
ответ
—всегда
только
заголовок.
По
существу,
т.
е.
философски,
мы
так
же
далеки
от
от­
вет а,
как
и
исторически.
Д о стато чно
того,
что
мы
до
сих
пор
да же
Пушкина
зна ем,
сколько
знаем,
только
эмпири­
чески...
Наконец,
не
знаем
мы
и
того
как
следует,
что
разу­
мело сь
в
ту
пору
под
романтизмом.
С
од ной
стороны,
ев­
ропейский
романтизм
не
ес ть
понятие
общее,
а
лишь
общное,
и
национальные
т ипы
его
ник ак
генерализируемы
бы ть
не
могут.
На ша
литература
испы т ыва ла
влияние
и
немецкого
романтизма,
и
английского,
но
из
этого
не
след ует ,
что
получалось
что- то
среднее.
Получалось
но­
в ое—
национальное.
С
друг ой
стороны,
те,
кто
на зыва ли
рома н ти ком
Карамзина,
знал и,
что
это
«^-классицизм,
и
только.
Тогда
для
«новых»
их
новое
бы ло
не-класси-
циз м
и
не-Карамзин
—
о пять
и
только.
На
одном
не
как
будто
все
сх од или сь:
не-подражательность.
Но
когда
ста­
рый ,
идущий
от
XVIII века,
быт ов ой
протест
против
по д­
ражания
иностранцам
стал
вопросом
литературного
на­


Очерк
ра зв ития
русской
философии
317
правления,
эстетики,
ис то рии
и
фи лософи и ,
убедились,
что
это
—
це лая
программа
и
нелегкая
проблема.
Полевой
назвал
новый
пер иод
пушкинско-народным,
Бе лин ский
утверждал
в
Литературных
мечтаниях,
что
за
к ара мзин­
ски м
пе рио дом
нашей
словесности
последовал
период
пушкинский,
другие
пр осто
называли
его
народным.
Ив.
Ки­
реевский
в
самом
П ушк ине
находил
«третий»
период
ра з­
вити я
его
поэзии
— р усско- пу шкинск ий.
О
карамзинском
пе­
ри оде
вообще
Киреевский
г овор ил
как
о
французском;
Жу­
ко вск ий,
по
его
мнению,
начал
новый
немецкий
пе рио д.
Эт о,
пожалуй,
ук азан ия
сам ые
то ч ные,
но
нужно
знать,
как
у
нас
преломлялись
ф ра нцузс кое
и
не мецко е
влияния.
А
до
тех
пор
все
эти
определения
остаются
фо рма льны ­
ми
титлами
какой-то
неформальной
проблемы.
При
всей
своей
формальности,
од нако ,
они
об ла дали
таким
св ой­
ством,
что
простое
усвоение
немецкой
философии
и
не­
мецких
теорий
романтизма
ничего
в
них
не
ре шал о.
У с воить
их
нужно
было,
но
нуж но
было
отдельно
учить­
ся
применить
их
к
решению
св оей
проблемы.
Профессора,
как
о фициа льные
представители
науки,
переносившие
к
нам
новые
запа дные
идеи ,
чес тно
и
пря­
мол ине йно,
а
потому
плох о
выпо лн яли
то,
чег о
тре бов а­
ло
от
них
правительство
—
б ыть
орудием
его.
Свои
мысли
они
прятали.
От
них
ждали
самобытной
ид е оло гии,
а
они
давали
ее
лишь
в
духе
и
букве
о фициа льн ых
программ.
Это
было
тем
«применением», которое нашла философия
у
нас.
Отсту па вши е
от
это го
и
искав шие
«применения»
теории
в
культурной
жизни
тем
самым
отходили
от
про­
грамм
и
п огру жали сь
в
жизнь,
т.
е.
в
литературу,
един ст ­
ве нную
у
нас
тогда
ф орму
культуры.
С
их
помощью
лите­
ратура
затем
выдвинула
своих
идеологов.
Но
первое,
хотя
бы
в
неизбежно'
схоластической
ф о р ме, «применение»
был о
сдела но
официальными
представителями
науки.
Ко­
гда
правительство
требовало
п р именения
философии
и
науки
к
оправданию
и
обоснованию
своего
дела,
это
п ре­
вращало
философию
и
науку
в
с луг
и
под ч иняло
их
ути­
литарности.
Пока
литература
ж ила
своею
ж изнью ,
своим
делом,
она
оставалась
чужда
утилитарности,
ибо
собствен­
ное
ее
де ло
сознавалось
ею
как
дело
самодовлеющее,
в
себе
самом
заключающее
цель.
В
эту
пору
философия
не
призывалась
с лужи ть
исправлению
нравов,
конститу­
ции,
со циаль ног о
непо ря дк а,
ибо
и
сама
лите ра ту ра
це ни­
ла
в
себе
не
средство,
а
творчество
и
искусство.
Она
до­
ст игла
степ ен и
самосознания.
В
карамзинский
период
лите-


318
Г.
Г.
Шп ет
ратура
уже
не
служит
ц ели
ис клю чи тель ной
назидатель­
но сти
и
заказного
восхваления
торжественных
и
отмеча­
емых
в
святцах
событий.
Дух
карамзинского
пе рио да
со­
знает
свое
право
стр ада ть,
плакать
или
радоваться
по
собственному
по бу жде нию
и
по
поводам,
свободно
из­
бр анны м.
Разу м ее тся,
и
сама
эта
нова я
литературная
пр ак­
ти ка
бы ла
заим ст во ван а.
Ее
также
нужно
было
прище­
пи ть
к
своему
дичку.
Может
б ыть,
Б елин ский
судил
пра­
вильнее
других
(напр< име р>, Киреевского), когда не
вк лю чал
ме жду
периодами
карамзинским
и
пушкинским
пер иод
Жуковского,
именно
потому,
что
Жуковский
в
изобилии
доставлял
новые
сравнительно
с
Карамзиным
культурные
прин ципы,
но
не
одомашнивал
их.
Л ишь
у
П ушкин а
это
делалось
само
собою
—
русская
стих ия
ста­
новила сь
у
нег о
идеей,
а
русская
идея
бы ла
его
стихией.
В
одном
от но ше нии,
однако,
Жуковский,
по-видимому,
сы грал
значительнейшую
роль.
В
б ольш ей
степ ен и,
чем
Карамзин,
он
под гото вля л
л и терат уру
на шу
к
сознанию
ее
бесполезности.
Как
бы
ни
казалось
это
качество
духов­
ной
кул ь туры
вне шним ,
до
него
надо
до жит ь.
Без
приня­
тия
его
ни
оди н
народ
еще
не
доходил
до
стадии
об ра зо­
ванности;
и
тот
нар од
тотчас
впадал
в
р ецид ив
некультур­
ности,
который
терял
понимание
полной
бесполезности
развития
духа.
Ест ь
ли,
кроме
русской,
другая
история,
к оторая
так
определялась
бы
борьбою
вокруг
этого
свойства
культуры?
И
пон ятн о,
потому
что
это
—
борьба
за
европейское
бытие
или
восточный
а наби оз
русского
на­
род а.
Может
бы ть,
потому
эта
борьба
т акая
смертельная,
отчаянная,
что
это
—
борьба
не
только
за
бытие
русского
духа
в
истории,
но
и
против
нег о
самого
в
какой-то
его
коренной,
и ск онной
основе.
Недаром
три
смен ы
и н телли­
ген ции,
ру ко вод ившей
русскою
образованностью,
суть
три
смены
ут илит арно го
ее
направления:
дух
нам
нуже н
был
последовательно
(в основном,
р азу мее тся,
и
типиче­
ски)
—
для
церкви,
для
госуд арс тв а,
для
нар од а,
но
не
для
себя
самого,
не
для
того,
что бы
церкви,
гос ударст ву,
нар о­
ду—
можно
б ыло
жить
в
нем
и
им.
Тут
не
гос уда рств о,
ц ерков ь
и
народ
существуют
для
манифестации
и
вопло­
щени я
ду ха,
а
дух
д олжен
работать
на
них.
Нужно,
одн а­
ко,
признать
в
то
же
время,
что
не
случайно
ни
о дна
из
эти х
смен
ни
на
минуту
не
торжествовала
при
полном
молчании
голоса
культурной
совести,
всегда
взывавшей
к
духу
во
имя
сознания
уже
не
высокой,
а
позорной
«не­
ну жн ос ти », бесплодности,
бездарности
«людей», духа ли­


Оч ерк
развития
русской
филос офи и
319
шенных
по
то му
одному
уже,
что
они
з аст авл яют
его
себе
служить.
Как
ни
тривиальны
эпитеты,
которыми
наделяют
музу
Жу ковс ког о:
мечтательная,
идеальная,
неземная,—нам
нужны
были
все
эти
нем ецкие,
иногда
русифицирован­
ные ,
привид ения ,
страхи,
тен и
и
призраки
прежде
всего
для
того,
чтобы
Пушкин,
невзирая
на
зу бос каль ст во
дика­
рей ,
на
понятном,
хотя
бы
по
буквам,
для
них
языке
запе­
чатлел
раз
и
навсегда
о
всяком
истинном
творческом
ду­
хе: «Мы рождены для вдохновенья,
для
звуков
с ла дких
и
молитв»1.
Из
и стори и
русской
культуры
ника кие
элек­
трификаторы
и
никакие
Сальери
отныне
уже
не
вы­
тра вят
эти х
с лов,
и
эти
слова
будут
волновать
русского
человека,
пока
не
будет
упразднен
самый
я зык
русс­
к ий.
У
Пушкина
это
был о
уже
спонтанным
творчест­
вом
русского
духа,
манифестацией
какого-то
з ате рт ого,
забитого
и
забытого,
но
не
угасшего
вовсе
порыва
это­
го
духа.
Теперь
требовалось
его
рефлексивное
осозна­
ние
и
уяснение.
Кир е евс кий
писал
в
Обозрении
русско й
словесности
за
1829 г .: «Нам необходима философия:
все
раз вит ие
нашего
ума
требует
ее.
Ею
одною
живет
и
д ышит
наш а
поэзия;
она
од на
может
да ть
ду шу
и
целость
на шим
младенчествующим
наук ам ,
и
самая
жизнь
на ша,
мож ет
быть,
займет
от
нее
изящество
стройности».
Философия,
которую
немецкие
романтики
считали
своею
и
на
основании
которой
они
строили
свои
эстетические
оц ен ки,
наиболее
подходила
для
мо­
мента
нашего
поэтического
самосознания.
Она
внушала
мысль
о
самоцели
и
самоценности
поэзии
и
творчест­
ва,
она
на учала
видеть
в
ней
не
средство
к
дос тиж ен ию
м ора льн ого
или
иного
благополучия,
а
нео бх од имое
о сущест в л ение
самодовлеющей
иде и.
Но
для
этого
и
требовалось,
чтобы
по эзия
как
деятельность
духа
бы­
ла
переведена
из
со сто яния
смутного
бессознательного
уд овле творен и я
т ворче ско го
влечения
в
стадию
соз на­
тельного
выполнения
поэтом
своего
на знач ен ия.
«Роман­
т изм », таким образом,
превращался
из
чувства
в
фи­
лософскую
задач у ,
в
радикальном
реш ении
которой
р ас­
сеивалась
сумеречность
спонтанного
переживания.
1 Жуковский хотел найти какой-т о
м ости к.
В
отличие
от
Пушкина,
он
заботился
о
том ,
чтобы
его
поняли
лишенные
да ра
по ним ания.
Осто­
рож но,
с
огов орк ами ,
с
пояснениями,
он
старается
«доказать»
тезис,
что
«стихотворцу не нужно иметь в виду непосредственного образования
добродетелей,
непосредственного
пробуждения
высоких
и
благородных
ч увст в... ».


320
Г.
Г.
Шпет
XVI
Натурфилософия
не
могла
прямо
удов л ет ворить
по­
требности
в
эстетической
рефлексии.
Ну жно
было
оз на­
комиться
с
пр и нципами
нов ой
немецкой
философии
и
их
приложением
к
эстетике.
Наши
натурфилософы
не
мо г­
ли
помочь
в
этом,
потому
что
не
б ыли
философами.
Па­
вл ов
ука зал
место
художественному
творчеству
в
отноше­
нии
к
науке,
но
в
дальнейшее
рассмотрение
вопросов
эс тети ки
не
входил.
Его
ученики,
пром еняв
ес тес тв озна­
ние
на
словесность,
как
будто
и
не
думали
о
то м,
что
сло­
весность
так же
может
иметь
св ои
фи лософ ски е
основы.
Между
тем
именно
словесники
и
представители
на ук
об
ис кус стве ,
хотя
бы
в
уд овл етво ре ние
требований
духа
вр е­
мени,
должны
бы ли
бы
подумать
над
этими
основами.
Для
них
это
было
нелегко,
раз
сама
философия
молчала,
но
тем
не
менее
именно
им
мы
об язаны
распространени­
ем
фи лософ ско го
образования
и
в
эту
сторону.
И
здесь
свободная
лите ра ту ра
сд ела ла
больше,
чем
официальная
наука.
В
1825 г.
вышел
Оп ыт
науки
изя щног о,
начертанный
А.
Гал иче м ', но по своим качествам он стоял невысоко
и
обильного
питания
эстетической
рефлекс и и
не
давал.
Га лич,
подобно
другим
профессорам
своего
времени,
до
банальности
симплифицировал
нем ецк ие
теории
и
по да­
вал
их
читателю
в
сухом
схоластическом
виде,
м ало
спо­
собном
проб уди ть
мысль
к
деятельности
или
хот я
бы
рас­
шев ели ть
любознательность.
Од но
его
определение
«изящного», о котором он говорит как о «ч увс тв ен н о- с о­
вершенном
проявлении
значительной
истины
свободною
де яте льно ст ью
нравственных
сил
Г ения » (XII), могло сво­
ею
добродетельною
зако н ченно с тью
усыпить
всякого
лю­
би теля
изящного.
Компилятивность,
ес ли
так
можно
ска­
зать,
этого
о пр еделени я,
иллюстрируя
«метод»
Гали ча,
в
то
же
вр емя
по к азы вает,
что
если
он
и
раз би рал ся
в
ин­
дивидуальных
тенденциях
современной
ему
эстетики,
то
все
же
относился
к
ним
индифферентно
и
не-философ-
ски
толерантно.
А
вернее,
он
и
не
разби рал ся
в
н их,
а
э кл ектич ески
компилировал,
не
обладая
оригинально­
ст ью
даже
настолько,
чтобы
выделить
чью-нибудь
ориги­
нальность
и
следовать
ей.
Лиш ь
треть
его
небольшой
кни­
ж ечки
посвящена
пр инци пам
эстетики,
остальная,
боль -
1 Ср.
изложение
И.
Замотина.— Романтизм
20-х
годов...
И зд.
2-е.—Т.
L—<Сп б .;
М ., 1911—1913.> —С.
108-117.


Оч ерк
развития
русской
филос офи и
321
шая
ч асть , «прилагает»
их
к
рассмотрению
отдельных
ис­
кус ст в.
Обе
сжа ты
в
параграфы,
пе ре числ яю щие
вопросы,
но
их
не
анализирующие,—без
диалект ики
мыс ли
и
без
угрызе ни й
критической
совести.
К
э тому
пр исо единя ется
схематичность
и
бесстильность:
результаты
—
ч ужого ,
ко­
неч но ,—
ум оз рения
об ви вают ся
психологическими
пере­
вязкам и.
Все
оп редел ен ия
боевых
терминов
тогдашней
эстетики:
красота,
ген ий,
вк ус
и
пр<оч. > —
лишены
и
вкуса,
и
гения,
и
красоты,
а
потому
и
интереса.
Карди­
нальный
вопрос
эстетики
и
кри т ики
тог о
времени,
воп рос
о
направлении
нового
искусства,
лишь
намечен
в
весьма
скупых
па раг раф ах
главы
О
разностях
прекрасного,
проис ­
ходящих
в
И стор ии
от
ду ха
народ н ого
образов ан ия
(§§ 50-57. -С .
51-59).
Раскрывающееся
со зна ние
духа
в
юности
народов,
со­
общает
Галич,
представляет
себе
самообраз
изящного,
а
следовательно,
и
всего
истинного
и
д об рого,
во
вне ш­
ней
пр иро де
и
лишь
впоследствии
отдельно
от
н ее.
По­
это му
прекрасное
древнего
мира
о тл и чается
характером
ощутительного,
пластического,
простодушного,
а
прекрасное
новых
времен
—
характером
романтического.
Искусство
древних,
соответственно,
отл и чается
характером
внеш­
ним ,
натуральным,
искусство
новых
—
внутренним,
духов­
н ым;
там
действительные
существа
и
яв ле ния,
усматрива­
емые
чувствами,
очищаются
и
облагораживаются
худож­
ником,
чтобы
показать
Всесовершеннейшее
в
природе,
зд есь
оно ,
представляемое
фантазией
и
созерцаемое
умственным
оком,
низводится
в
мир
чувственный:
Для
др евних
насто яще е
—
благо,
ис полне ние
и
цель
жизни;
вы сшее
художественное
образование
новоевропейского
ду ха
не
прилепляется
к
тщете
земного
бы тия
и
устр емля­
ет
свои
нравственные
помыслы
к
бе спр ед ел ьной
сущест­
венности.
В
кл асс ическо м
сти ле
преобладает
м ужеств е н­
ный
хара кте р
си лы,
строгой
правильности
и
благородной
простоты,
в
н овом
европейском
—
женский
характер
ме ч­
тательной
любви
и
нежной
чувствительности.
П о елику
же
прекрасное
как
чув ств ен но-с ов ерше нн ое
я вле ние
не­
видимого
основывается
на
согласии
идеального
с
естест­
венным,
свободного
с
н е обх од и мым, «то совершенное от­
к рове ние
бе зусл ов ной
кр асо ты
возможно
только
в
ро ма нти­
ческо й
П ласт ике,
которая
предметам
лучшего,
неземного
мира
умеет
давать
явственные,
определенные
очертания».
Это т
род
искусства
предугадан
некоторыми
гениями
ита­
льянских
живо писце в
и
нем ецких
поэтов
и
ес ть
идеал
будущего.—
Как
ни
туманен
этот
вывод
при
отсутствии


322
Г.
Г.
Шп ет
каких-либо
пояснений,
его
ненужность
ст анов ит ся
явно ю,
ког да
к
нему
грубо
приметывается
сообщение
о
том,
что
в
границах
совершившейся
истории,
к
которой
и
мы
при­
надлежим,
на
юге
Европы
преобладает
духовная
сторона,
на
скандинавском
севере
чувственная,
или
матер и аль н ая,
груб ая
масса
господствует
над
идеей,
давая
про изве де ния
жестокие,
огр ом ные
и
уродл и вы е,
а
«на восточном ее
краю
—
у
греков
находим
ту
и
др угую
сторону
в
совер­
шеннейшей
и,
следовательно,
для
нас
образцовой
отд ел­
ке» .
Видимо,
трудно
б ыло
Галичу,
но
не
л егче
и
нам...
Только
путем
иск лю че ния
можно
прийти
к
тому,
что
зд есь
—
отголоски
ше ллингиа нс к ой
эстетики:
может
быть,
весьма
элементаризированный
Золгер
—
известный,
скорее,
по
какому-нибудь
популярно-упрощенному
и зло­
же ни ю,—
вернее,
Аст,
но
также
упрощенный,
а
то
и
еще
мен ьш ие.
А
если
сколько-нибудь
строго
относиться
к
тер­
мин ам,
то
«прекрасное»
как
«чувственно - с ове р ше нно е»
просто
отбрасывает
к
Баумгартену.
Нес по со бно сть
к
умозрению
—
сво й ств енн ая,
впрочем,
всем
русским
пр о­
ф есс орам
философии
то го
времени,
принимавшим
умо­
зрение
«на веру», а не «по
оп ыт у»,—
очевидна,
и
все
по­
крывается,
как
пылью ,
серым
н ал етом
домашнего
эмпи­
ризма.
Что
мог
и звл ечь
из
этого
русский
по эт
или
кр и­
тик,
поставленный
Галичем
ср азу
и
перед
—
полученным
путем
простого
словосочетания
—
идеалом
«романтиче­
ской
пластики»
как
си нте за
древней
и
новой
Европы
и
перед
—
навеянным
псевдогенеалогическою
обязанно­
с тью
—
императивом
об разц овой
для
нас
«отделки»
греков?
Га лич
оказал
бы
н ашему
философскому
просвещению
большую
услугу,
если
бы
п росто
пер евел
какое-нибудь
до­
с ту пное
нам
немец кое
руководство.
Не
встречая
указаний
или
поддержки
со
стороны
философов,
пре дста ви тел и
заинтересованных
на ук
сами
должны
были
озаботиться
под го товк ою
читателя
и
слушателя
к
пониманию
но вых
идей,
вводимых
ими
в
с вою
науку
и
в
эстетическую
кр и­
тику1.
Результатом
такой
работы
можно
считать
появле-
1 Вскоре после книги Галича,
действительно,
появляются
перево ды:
в
1829 г.
(Моск <
овс кий
> Вести <ик>.—
Ч. IV.—
С.
18—81) Аст < Ф. >
О сновн ое
начертание
Эстетики
(Ast Fr. Grundlinien der Aesthetik. Lands­
hut, 1813; о вторичном «п е р ев о де»
Ас та
Розбергом
см.
ни же,
с.
341)
и
в
1832 г .:
Бахман
<К.Ф.>
Вс еоб щее
начертание
теории
изящных
ис­
кусств.
Пер.
М.
Чист яков а
(Kunstwissenschaft in ihrem allgemeinen Umr­
isse usf. Jena, 1811,— одно
из
первых
употреблений
современного
терми­
на
«искусствоведение»; перевод этот вызвал обширную статью Надежди­
на,— Телескоп.— 1832.— N° 6—7; см.
ниже ,
Ч.
II).


Очерк
развития
русской
фи лосо фии
323
ние
в
1829 г.
исторического
очерка
и стори и
эстетических
теорий
Ивана
Среднего-Камашева'.
Автор
откровенно
—
хо­
тя,
приходится
ду ма ть,
н еискр енн е
—
отмежевывает
се бя
от
умозрения,
теряющегося
в
неопределенных
и
л ожных
умствованиях,
и
отдается
под
руководство
ясно сти
и
опыт а.
Х арак терно
его
заявление,
оправдывающее
тем
не
менее,
как
будт о,
умозрение
в
пр имен ен ии
к
природе,—«Цель
наша
—
изящные
искусства,
а
не
природа:
ср едст ва
наблю­
де ния
основательные
и
точные,
приложенные
к
произве­
дениям
человека,
а
не
явлений
на шей
во ли,
где
о бнар у­
живается
то лько
ничтожность
зе мно го
раз ум а».
Пр едел ы
своего
обозрения
автор
видит,
с
одн ой
стороны,
в
Пла то­
не
и
Аристотеле,
с
другой,
в
завершающих
эмпирическую
эстетику
трудах
Батте,
Бер ка
и
Баумгартена,
тре х
п иса те­
лей,
отражающих
в
себе
особенности
трех
ра зличных
на­
родностей.
Не
столько
уже
из
народного
характера,
сколько
из
«совокупного наблюдения умов в деле науки»
вырастают
учения
эклектика
Зульцера
и
обновителей
п ла­
тонизма
Винкельмана
и
Лес синг а.
З десь
и
к о нчаются ,
по
мнению
автора,
учения
об
изящном,
име ю щие
начало
в
опыте.
Умозрения
новейших
относятся
«более к филосо ­
фии,
нежели
к
науке
об
изящном».
Немотивированно
и
выходя
за
пределы
указанной
схемы,
он
присоединяет
замечания
о
Канте,
Фихте,
Бутервеке.
Не
со всем
в яже тся
с
в згляд ом
ав то ра,
отрекающегося
от
умозрения
и
фи ло­
софии,
привлечение
Платона
в
качестве
вер ховн ог о
авт о­
ритета.
Автор
оправдывает
это
тем,
что
Платон
—
род он а­
чальник
науки
оо
изящном
и
что
его
ошибка
ес ть
ош ибка
века,
а
не
собственного
дух а.
Понятно
с
этой
точки
зре­
ния,
что
и
платонизм
новейшего
ум озре ния
—
также
ошибка
—
века
или
собственного
духа , —но
непо нятно ,
ка­
ким
образом
ошибку
в ека
родоначальника
науки
возобн о­
вляют
завершители
ее
—
Винкельман
и
Ле с синг
и
каким
образом
к
нем у
же
примыкает
сам
автор,
не
находя
ниче­
го
его
вы ше
и
не
замечая,
что
современное
ему
ум о­
зрение
был о
реставрацией
платонизма.
В
общем
Рассуждение
и злож ено
яс но,
критические
за­
мечани я
о тчетл ивы
и
существенны.
Оскорбляет
только
отсутствие
р азви тия
своего
положительного
вз гля да
и
не­
же лан ие
п ри знать
та к овой
у
«новейших», которые по су­
ществу
дела
как
раз
и
раскрывали
скрытые
т ео ре тич еские
1 О различных мнениях об изящном.
Рас суж ден ие
на
степень
магистра
Кандидата
Ивана
Среднего-Камашева.—
Мос ква :
В
Университетской
ти­
пографии, 1829.


324
Г
Г.
Шпет
ос новы
эстетической
кр и тики
Винкельмана
и
Лессинга.
Основ ная
мысль
эстетического
учения
Платона,
исх одив­
шего
из
пр едставл ения
о
природе
как
начале
не
внешнем
только,
но
божественном
и
одушевленном,—
мысль
о
«подражании», отнюдь не означала копирования и слеп ­
ков
с
вн еш них
образов
природы.
По эт
и
художник
дейст­
ву ют
по
вдохновению,
в
энтузиазме,
и
раскрывают
в ну­
тре нний
мир
идей,
следовательно,
образы
не
внешние,
а
существенные,
вечные,
как
са ми
иде и,
принадлежности
ко их
они
сами
составляют.
Для
Платона,
как
и
для
следо­
вавш е го
ему
в
основном
Аристотеля
и
затем
Августина,
«подражание»
возводилось
до
степени
тв орче ск ой
изобре­
тательности;
для
них
сливалось
в
од ну
ид ею
fingere и
imitari.
Французы
неправильно
приняли
подражание
в
тесном
смысле
по драж ани я
наружности
предметов.
В
ч астн ост и,
Батте,
понимая
изящно е
как
по др аж ание
изящной
природе,
вп адал
в
явн ый
круг
и
вместо
теории
изящного,
во- пе рвы х,
обратился
к
самому
творящему,
а
во- вт оры х,
запутался
в
частностях
незн ачащих
об ъясн е­
ний
и
описания
по
наружному
пр изнаку .
Ошибка
а нгли­
чан,
склонявшихся
к
платонизму
в
августиновском
пони­
мани и
(единство в многообразии), была,
главным
обра­
зо м,
в
том,
что
они
основывали
из ящно е
на
«средствах»
выражения
художника
более,
чем
на
существенном
значе­
нии
самого
изящного.
Так,
Гетчесон
н абл юдал
его
исклю­
чительно
в
отношении
к
уму,
а
Бе рк
—в
от ноше нии
к
нравственным
чувствам.
Но
«впечатления»
суть
то лько
средства,
об нар ужива ю щие
изящное
для
человека,
но
не
раскрывающие,
что
есть
из ящное
по
суще с тву
и
само
по
себе,
как
не
могут
они
раскрыть
и
истинного
самого
по
се бе.
Иными
словами,
французы
ушл и
в
«наружное бы­
тие », а англичане
—
в
психологические
начала,
вместо
рас­
смотрения
внутреннего
существа
самого
изящного.
Не­
мцы
первые
попытались,
в
л ице
Баумгартена
и
Мейера,
со з дать
науку
об
изящн ом ,
но
перенесли
в
нее
ошибки
своей
мета фи зики .
Лейбнице-вольфовское
по нятие
о
со­
ве рш енст ве
было
применено
здесь
к
чувственному,
что
давало
не
только
сли шком
широкое
определение
изящно­
му,
но
заключало
в
себе
та кже
противоречие,
ибо
чув ­
ственное
представление,
как
представление,
остается
предметом
ума,
и
таким
образом
изящно е
делается
про­
сто
низшею
степенью
математических
вы числ ен ий.
В ин­
кель ман
и
Лессинг
не
ра зви ли
своих
взглядов
в
систему,
но
они
впер вые
перестали
относить
из ящно е
к
чувствам
или
уму
и, «дав фантазии место в лоне божества,
произве­


Очерк
развития
русской
филос офи и
325
д ения
ее
созерцали
как
я вле ния
вы сшег о
откровения
ду­
ха». Таково было значение их «ид еал ов», делавших из них
возо б нов ител ей
п л атони зма.
В
новые
ошибки
впал
Кант,
когда
он,
увлеченный
субъективностью
(«подлежательно -
сть ю») форм познания,
и
начала
красоты
за клю чил
в
тес­
ные
рамки
личности,
и
утверждал
их
на
зыбкой
почве
не­
постоянных,
переменчивых,
случайных
чувств.
Фихте,
не­
смотря
на
влияние,
которое
он
оказал,
не
дал
полной
теории
изящного.
Наконец,
уче ние
Бутервека,
исп ыт авше­
го
вл ия ние
и
Канта,
и
Фихте,
невзирая
на
повторение
ош иб очн ого
Кантового
утверждения
непроницаемого
для
разума
бы тия
в ещей , «пред всеми новейшими авторами,
преимущественно
приближается
к
понятиям
платониз­
ма» .
Но
«можно ли предпочесть первоначальный свет
солнца,
неистощимого
в
своих
излияниях,
могуществен­
ног о
в
луча х
своих,
тусклому,
заимствованному
свету
лу­
ны »? По этой- то
прич ине
автор
и
провозглашает
учите­
лем
не
Винкельмана,
Лессинга
и
Бу тер в ека,
а
самого
Платона.
Последний
вопрос
Камашева
—
только
риторический.
Почему
на
сам ом
дел е
он
успокоился
на
Платоне?
Поче­
му
вообще
в
его
Р ассуж д ении
т акая
ограниченность
инт е­
ре са?
Неужели
он
не
понимал,
что
для
вс якой
не-плато-
новской
современности
Платон
есть
Plato redivivus —
вос­
становленный
и
восстанавливаемый?
Не
мог
он
не
видеть,
что
сам ое
восстановление
Пл ат она
оправдывается
только
живым
положительным
интересом
новой
мысли!
Как
можно
заставить
себя
остановиться
как
раз
на
пороге
сво­
его
и
актуального?
—
Камашев
—
убедительнейшая
иллю­
стр ац ия
необходимости
ра зл ичения
у
нас
философии
«профессорской», казенной и официозной,
и
философии
в о ль но й, «литературной».
Ка маш ев
пи сал
диссертацию,
с огласуя сь
со
вкусами
и
мер ками ,
которые
б ыли
санкцио­
нированы,
в
с вою
очередь,
санкционированными
пр едст а­
вителями
соответствующих
кафедр1.
Защитив
ди ссерт а­
ц ию,
Камашев
(по причинам мне неизвестным)
в
состав
преподавателей
университета
не
вошел,
но
зато
развил
значительную
литературную
деятельность.
И
вот
эт ою
последнею
и
обнаруживается
нарочный
и,
мо жет
быть,
1 Как могли в университете встретить еще не санкционированное,
показывает
анекдот,
с луч ивший ся
при
представлении
диссертации
Наде ­
ждины м.
Проф.
Ивашковский
и
Снегирев,
поставив
в
в ину
Надеждину
его
шеллингианство,
же лали
«прежде всего знать,
может
ли
сие
учение
быть
допущено
в
нашем
университете».


326
Г.
Г.
Шпет
даже
вынужденный
характер
«ограниченности»
его
дис ­
сертации.
Не
только
вку с
и
интересы
его
—шире
того,
что
явлено
в
диссе р таци и,
но
он
выступает
с
само сто ­
я тельны ми
и
оригинальными,
хотя
и
в
духе
времени,
ли­
т ерат ур но- э стет ич ескими
воззрениям^.
К
ним
мы
еще
вернемся.
В
качестве
instantia negativa к характеристике профес ­
сорской
науки
как
отстающей
и
несовременной
можно
было
бы
припомнить
профессора
латинской
словесности
Харьковского
университета
Ивана
Яковлевича
Кронеберга
(1788—1838), человека хорошо образованного и европей­
ски
кул ьт урн ого.
Но
правильнее
все-т ак и
бы ло
бы
смо­
треть
на
Кронеберга
как
на
пример
того
раздвоения
меж­
ду
к афе дрою
и
жур на лист ико ю,
на
которое
выше
уже
ука зыв ал ось
и
которое
хар акт ерн о
не
то лько
для
образо­
вания
и
развития
журналистики,
но
и
самой
официальной
науки.
Если
одних
журналистика
целиком
перетягивала
к
себе,
то
и
на
других
она
не
ос тав алас ь
без
влияния.
Она
подстегивала
их
и
подгоняла
до
линии
современности,
пока
не
создался
некоторый,
по
крайней
мере,
кадр
сво ­
б одно
мыслящих
и
научно
независимых
профессоров.
Со­
вершилось
это
позже,
а
в
р ассматр ив аемы й
пер иод
образования
в ольн ой
ли тер ат уры
примеры
аналогичные
Крон еб ерг у
суть
примеры
мо ме нта
пе ре ход ного
и
кол е­
блющегося.
Оте ц
и зв естн ого
переводчика
Шекспира
и
од ин
из
первых
у
нас
шекспироведов,
по
слова м
историка
Х арьк овск ого
ун иверс ит ет а,
«гордость и украшение словесного факультета» (Багалей <
Д .И.
Опыт
истории
Харьковского
уни ве рсит ет а.:
В
2-х
т. —Т. >11.—
<Харьков,
1909.—
С. > 681), свое образование Кронеберг завершил в университетах
в
Галле
и
в
Иене
(1800—1807).
Здесь
не
мог
он
не
заразиться
господ­
ствовавшим
фил осо фск им
и
романтическим
духом.
Общее
литератур­
ное
зна чен ие
имеют :
его
Амалтея
или
собрание
сочинений
и
переводов,
относящихся
к
изящным
искусствам
и
древн<ей>
классич
< еской >
словесности.—Ч.
I—II. —
Ха р < ько в>, 1825—26; Брошюрки,
выходив­
шие
непериодически,
N5N« I—X.— Х ар <ько в>, 1830—33 (содержа­
ние
Брош юрки
No
X составляет извлечение из сочинения Бруно О при­
чине,
начале
и
едином,
под
за глави ем
Философия
Нолан с кая ,
однако
ста­
тья
эта
не
оригинальная,—
в
ней
легко
узнать
перевод
Из вле чен ия,
Сде­
ла нного
Якоби
для
его
Uber die Lehre des Spinoza, in Briefen an Herrn
Moses Mendelssohn, Beil. I, W<erke> IV, 2, перевод точный и лишь
с
н еб ольши ми,
вероятно,
цензурными,
пр опус ка ми); Минерва. —
Ч.
1—4.—
Х а р<ь к ов>, 1835 (Собрание статей из Амалтеи и Брошю­
рок}.—
Белин ски й
пис ал
о
Кронеберге
(XII, некролог): «Любя знание
как
цель,
а
не
сред ств о,
он
не
следил
за
ветреными
прихотями
то л­
пы,
не
толкался
на
ры нке
литературных
пр едпр ия тий;
но
в
свобод­


Очер к
разв ит ия
русской
философии
327
ное
от
своих
гражданских
обязанностей
в ремя
уединялся
в
т иши
своего
кабинета,
читал,
перечитывал
и
изучал
своего
любимейшего
по­
эта
—
Шекспира,
писал
раз бо ры
и
замечания
на
его
драмы;
исследовал
разные
эстетические
воп росы,
преследовал
судьбы
искусства
у
древни х
и
новых
народов» (75).
Две
из
Брошюрок
К ро неберг а
(No I. —1830; No VI.—
1831) посвящены историческим обзорам эстетиче­
ск их
у чени й.
Оба
не
окончены.
Первый
—
под
заглавием:
Исторический
в згляд
на
эстетику.
Предварив,
что
эст ети ка
как
наука
создана
немцами,
Кр о неберг
считает,
что
к
ним
од ним
и
должна
относиться
история
эстетики.
Но
в
этой
статье
автор
ограничивается
лишь
беглым
обозрением
французского
понимания
з адач
поэзии
и
чисто
от риц а­
тельного
влияния
этого
понимания
на
немцев.
Ло жь
фран­
цуз ск ой
ли те рат уры
—
в
ее
чисто
механическом
подража­
нии
древним.
Шек спир
—
«он есть загадка,
как
и
сам а
природа!
он
непостижим,
как
и
она!
он
величествен,
как
она!
многообразен,
как
она!»—
поворотный
пункт
поэзии,
и
он
мог
бы
н аучи ть
иному,
но
не
был
известен
или
счи­
тал ся
нарушителем
установленного
фр анц уза ми
пиитиче­
ского
ко дек са,
а
вре мя
то
б ыл о, «где вся Европа желала
здравствовать,
ког да
Фр анц ия
ч иха ла!» (23).
Германия
рабски
подражала
Франции.
Пер вы й,
кто
опрокинул
жертвенники
пер ед
французскими
идолами,
был
Л ес­
синг,
«неограниченный презритель буквы».
Баумгартен
ст ар ался
соз да ть
с ис те му; «Философия Канта отвергла
во зм ожнос ть
Эстетики
и
вместе
с
сим
дала
ей
новое
на­
правление;
Диоскуры
Шл ег ели
до ве ршили
нач ат ое
Лессин­
гом ;
Шеллинг
вдохнул
новую
душу» (14).
Главно е
учение
французов
вращалось
около
дв ух
точек:
под ражан ия
приро­
де
и
вкуса.
Первое
проти в ореч ив о,
не л епо,
не
только
когда
разумеют
подражание
изящной
пр ир оде1
или
когда
гово­
рят
о
под ра жа нии
укра ша ющем
—
ибо,
ес ли
пр иро да
не
хороша,
то
нечег о
подражать,
а
если
хоро ша ,
то
не
для
чего
укр аш ать ,—
но
и
тогда,
когда,
как
у
Шеллинга,
пр и­
родою
называют
ве чно
творящую
с илу
вселенной.
В
по­
следнем
случае
по д ра жания
не
мож ет
быть,
ибо ,
согласно
само му
Шеллингу,
тот
толь ко
может
и
постольку
может
творить
в
искусстве,
в
ког о
и
поскольку
в ложен а
«оная
творческая
сила
природы». Что
касается
вкуса,
то
это
есть
удовольствие,
всегда
нами
в
чем-нибудь
находимое
и
субъ-
1 На противоречия теории Батте в этом направлении указывал,
как
извест но,
Фр.
Шлегел ь.
См. :
Гай м
<Р.>
Романт<ическая>
Школа...—
<М. , 1891 >. -С.
661.


328
Г.
Г.
Шпет
ект ивно е,
на
чем,
сле д
< овательно >, теории изящного
построить
нельзя.
Чем
чище
идея
изящного,
тем
менее
она
зависит
от
вку са , «и чистейшая идея изящного должна
быть
со верш ен но
б ез вку сн ою» (26).
Влияние
французской
кри ти ки
и
лит ера т уры
в
Германии
п ресе кло сь
с
Ш леге­
л ем;
что
Винкельман
учин ил
относительно
д ре вней
пла­
сти ки,
то
Ш л егель
(Авг <
уст
> Вильг <
ельм
> ) сделал от­
носительно
драматического
ис ку сства .
Второй
из
назв анн ых
об зор ов
носит
название:
Матери­
алы
для
ис тор ии
эстетики.
Нам
над о
начинать
с
истории,
пото му
что
до
сих
пор
«у нас Эстетика известна еще толь­
ко
par renommée». Кроме Опыта Галича,
заслуживающего,
по
мнению
Кронеберга,
вся ч еско го
уважения,
все
про­
чее
—
набор
мыслей
несвязных,
незрелых,
ложных.
Пе ре­
вод
немецких
эстетик
нам
не
помог
бы,
потому
что
они
основаны
на
философии,
которой
у
нас
еще
нет.
Св ое
из­
лож ени е
автор
н ачин ает
с
Баумгартена
и
д овод ит
до
Шеллинга,
в клю чая
сюд а
Батт е
(Batteux), Винкельмана,
Мендельсона,
Зульцера,
Канта,
Гейденрейха,
Шиллера.
Изложение
сопровождается
принципиальною
к р итикою
с
точки
зрения
явной
симпатии
к
Шеллингу.
Совершенно
ос новат е льно
замечание
автора,
направленное
против
эм­
пирического
начала
в
эстетике
и
высказанное
по
поводу
тео­
рии
Ба тт е : «Выведенные из оного правила искусства все­
гда
показывают
те
творения,
от
которых
они
отвлечены».
Кан т,
по
его
суждению,
смотрел
на
эстетику
не
с
надле­
жащей
точки
з ре ния , «его определение изящного,
в
кото­
ром
ни
малейшая
частица
изящного
не
отражается», не­
удовлетворительно—
«на голых высотах его философии
едв а
ли
мог
прозябать
хо ть
оди н
цветок
поэзии». Изложе­
ние
Шиллера
и,
как
сказано,
Ше лл инга
—
ход
мыслей
ко­
торого
в
Системе
трансцендентального
идеализма
он
пред­
ставляет
в
сжатом
конспекте
—
сочувственно.
Последний
п ороди л
ряд
эстетик
и
эстетических
критик
—
«одни дер­
жались
Шеллинговой
сист ем ы,
другие
пролагали
себе
о собенны й
путь;
лучшие
все
более
или
менее
шеллинги­
анцы ».
Из
новых
эклектиков
автор
останавливается
толь­
ко
на
Жан-Поле.
В
систематической
форме
Кронеберг
не
из лаг ал
св оих
эстетических
воззрений,
но
легко
можно
улов и ть,
что
он
рук ов од ится
ими
в
своих
литературных
оценках
и
в
к ри­
т ике.
В
форме
афористической
он
им ел
случай
прямо
вы­
сказат ь
некоторые
из
своих
мыслей
—
уже
в
А мал тее
(Ч. I), а затем в Брошюрках (N5II) и в Минерве(Ч. I). Его пози­
ци я-
так
определенна,
что
нес ко льких
примеров
дос таточ­


Очерк
ра зви тия
русской
ф илософ ии
329 -
но
для
и счер пы ваю щей
характеристики
ее.
«Поэзия,—
го­
ворит
он ,—
ес ть
жи вая
сила,
созидающая
высший
ми р,
не­
жел и
в
котором
мы
живем,
проницающая
материю
ду­
хом
и
облекающая
дух
в
ма т е рию ». «Критический разбор
пиитического
пр о из ведения
сам
долж ен
быть
пиитиче­
ский,
потому
что
поэз ию
в
прозе
со зер цать
н е льзя,
что
к
удовлетворению
какой-нибудь
нужды
служит,
то
не
пр и надле жит
к
области
изящного
иску сст ва » '(Амалт-
<ея>). «Эс тети ка,
основанная
на
вкусе,
то
же,
что
покрой
платья,
осно ванный
на
моде;
вкус
п ерем ен ился
—
и
эсте­
тик а
не
г о дитс я ». «Эстетика не имеет целью руководство­
ват ь
гения;
но
понимать
его
в
его
дей ств иях
и
творениях,
развивать
и
на пр ав лять
чув ст во
искусства». «Гений
не
только
образ,
но
часть
тв орче ск ого
д уха
при род ы,
и,
действуя
сообразно
ее
закон ам,
имеет
в
искусстве
свою
ав­
тономию» (Бр<ошюрка
No > II.— <С. > 23). «Кри тика
не
ост анав ливает ся
на
букве,
но
в
букве
с озерц ает
изящное.
Критик
должен
иметь
дух
у ниве рс а ль ный». «Поэзия
не
име ет
никакой
вне шне й
цели.
Ис тинн о
пиитическое
тво­
ре ние
есть
необходимое
произведение
природы,
а
п осе­
му
и
органическое
целое,
ж изнь » (Бр< ошюрк а
No> II.—
<С.> 21).
Эти
принципы
нашли
се бе
при ложени е
в
прекр асно й
стать е
Кро не бе рга
О
из уче нии
словесности
(ЖМНП. —
1835.—
Ноябрь.—
С.
253—289).
Что
бы
мы
ни
объясняли,
мы
во
всем
на йдем
букву,
внешнее,
смысл,
внутреннее
свойство
частей
в
отно ше нии
к
целому,
и
дух ,
безусловное
еди нство
буквы
и
смысла,
самый
свет,
истинную
жизнь.
Положение
у
нас
гимназии
и
университета
—
это
буква
и
смысл.
Цель
пребывания
в
университете
—
достижение
возможного
умственного
и
нравственного
со в ер шенс тва.
Но
ест ь
ученики,
которые
хотят
о гр анич ить
наук и
полез­
ны м.
«Наука должна им служить для обрабатывания по­
ле й,
для
усовершенствования
промышленности,
для
по­
правления
ис порчен ны х
соков
и
т.
п.».
Геометрия
—
п ре­
красна,
потому
что
у чит
межевать
п оля
и
стр о ить
дома.
«А греческий и латинский язык на что?» Никто теперь на
них
не
го во рит : «Занятия совершенно бесполезные!
Трата
вр е ме ни !» А философия?
—
«Она не учит ни хлебы печь,
ни
промышлять». «Но
что
такое
польза,—спрашивает
1 Ср.
с
этим
такое,
н ап р<и мер>, заявление Фр.
Шлегеля: «Poesie
kann nur durch Poesie kritisiert werden. Ein Kunsturteil, welches nicht selbst
ein Kunstwerk ist,--------- hat gar kein Bürgerrecht im Reiche der Kunst»
(Fr. 125).


330
Г.
Г.
Шпет
с
негодованием
автор,—
и
поле зна
ли
сия
прославляемая
польза ?». « Не с ве т губит,
но
сумрак
полузнания.
Наука
ест ь
чис та я,
живая
ст руя!
Запруди
ее,
она,
правда,
разольется,
но
скоро
начнет
цвесть
и
пре в ратится
в
болото,
заражающее
воз д ух» (Курс .
мой). —
Не
первый
сл уча й,
что
«мечтатель»
оказывается
пророком!
Прошло
лишь
двадцать
л ет,
и
правда
невнемлемой
Кассанд ры
заставила
забыть
о
ней
са мой...
«Польза!
польза!
—
еще
восклицает
авт ор. —
Ка­
кую
по льзу
приносит
эта
по ль за?» Кронеберг не знал еще,
что
на
самые
воп росы
эти,
как
на
бесполезные,
ответа
не
будет,
что
они
останутся
в
истории
просвещения
его
ро­
дин ы
л ишь
поводами
для
презрительной
характеристики
в сей
его
эпохи
как
эп охи
«мечтательной», «идеалистиче­
ской»
и
для
снисходительной
ее
характеристики
по
ма­
сш табу
здравого
смысла
как
эп охи
«юношеских увлече­
ний» .
Кронеберг
полагает,
что
цель
ун ив ерс ит етског о
у че­
ния
отнюдь
не
в
пользе,
а
в
по ст ижен ии
смысла
в
у к азан­
ном
значении.
Уподобляя
знание
комете
—
ядру,
несуще­
муся
по
небу,
с
длинным
лучезарным
хвостом,
он
утв ерж­
дает ,
что
и
з нание
обл ека ет ся
л учеза рны м
светом,
когда
оно
име ет
несущееся
по
н ебу
ядро.
Посвящающий
себ я
како й- либ о
науке
д олжен
сперва
познать
место,
занима­
ем ое
ею
в
целом,
дух,
коим
она
оживля е тс я.
Органиче­
скую
связь
нау к
и
частей
одной
науки
по казы вае т
фил осо ­
фия ,
ибо
она
ес ть
развитие
частного
знания
из
одного
на­
чал а
или
одной
ид еи.
Университет
есть
реализующаяся
система
на ук.
Словесный
его
факультет
объе ди няе т
науки
словесные,
или
на уки
слова.
«Слово есть форма,
и
каждый
из
тех
видов,
в
коих
вы ража етс я
ум
и
творческий
дух
че­
ловека,
есть
сло во ». Форма предполагает материю как неко­
тор ую
внешнюю
жизнь,
их
объединяет
дух
своею
вну­
треннею
жизнью.
П оэт ому
«Словесность есть проявление ду­
ха
человеческого
во
в неш ност и». В приложении к наукам:
дух
ес ть
философия,
материя
—-
история,
форма—-язык.
Все
нау ки
основаны
на
опытности,
лишь
философия
разверза­
ет
небо
и
солнечную
систему
идей,
светом
коих
озаряют­
ся,
согреваются,
развиваются
все
науки
и
оплодотворяется
мир
поэзии.
«Знание вообще не имеет внешней цели:
оно
сам о
себе
цель.
То
же
самое
должн о
сказать
и
о
фи ло со­
фии».
Задача
умственного
образования
—
независимость
от
буквы;
там
только
и
могут
пр о цв етать
науки,
где
ест ь
эта
незав и симо сть .
П уть
к
ней
—ч ерез
область
филосо­
фии .
«В философии паче всего требуется независимость
от
буквы.
Буква
же
в
фи лос офии
е сть
эмпиризм.—
Как


Оче рк
развития
русской
фи лософ ии
331
бу ква
содержится
к
слову,
так
эм пир ия
к
идее.
Ид ея
есть
слово
в
высочайшем
смысл е.
Без
сего
слова
нет
и
нр ав­
стве нн о сти;
нравственные
деяния
суть
отражения
идей. —Идея
е сть
самобытная,
сама
в
себе
живая,
ма те­
рию
оживляющая
мысль.-----
Идея
ест ь
мысль
живая:
ибо
мышление,
как
самобытное,
по
существу
своему
есть
жи­
вое.
Иде я
ес ть
мысль,
оживляющая
материю:
ибо
всякая
жизнь
в
материи
есть
выражение
ид еи,
и
ма тер ия
сам а
в
ее
су щест во ван ии
е сть
только
отражение
сокрытой
от
глаз
наших
идеи;
а
отсюда
и
ее
движимость
и
живо ст ь.
Не
плоть
живет,
но
дух».
С
идеей
связана
самородная
де­
ятельность,
формы
осуществления
которой
также
н а зыва­
ютс я
иде ями.
Эта
деятельность,
вт екая
в
м ат ерию
п осре д­
ств ом
нашей
силы,
образует
мир
искусств ,
втекая
в
общест­
венные
отношения,
образует
мир
нравственности
и
пра ва;
втекая
в
соз ерц ани е
вселенной,
или
в
знание,
созидает
мир
наук;
втекая
в
единый
источник
всей
жизни,
пробу­
ждает
религию.
Эта
деятельность,
со зер цая
се бя
как
ре аль­
ный
о бъек т,
как
проявление
ду ха
челов еч ес кого
во
внеш­
ност и,
со зидает
круг
словесности.
Филос о фия
по
отн ош е­
нию
к
древу
словесности
—
сила,
к ото рая
гонит
в
него
со ки
и
со дел ыв ает
дерево
жи вым
и
цветущим.
Без
нее
де­
рев о
лишается
соков,
вянет,
сохнет,
умирает.
Слово,
выражающее
ум,
есть
язык;
слово,
вы ра жа­
ющее
творческий
дух
человека,
ест ь
искусство;
нау ка
о
слове
—
филология.
Особенное
значен ие
Крон ебе рг
при­
д ает
изучению
языков
греческого
и
латинского,
выступив
пл амен ным
за щитнико м
классического
образования
в
пору,
когда
этот
путь
культурного
разв ити я
на ми
еще
не
был
испробован
и
когда,
след
< овательно >, можно еще
было
ве рит ь,
что
эт от
самый
прямой
путь
к
европейской
образованности
не
за крыт
для
России.
Не
без
бесп око йст ­
ва
поэт ом у
взирал
Кронеберг
на
опасность
утери
этого
пу ти.
О
его
бесполезности
он
мог
бы
п овто рить
уже
сказан­
ное,
но
он
видел
опасность
и
еще
с
одн ой
стороны
—
об­
стоятельство,
заст ав ившее
его
в
споре
о
классицизме
и
ро­
мантизме
занять
св ою
особую
позицию1.
Он
боится,
как
1 Проф.
Б аг алей
(Оп<ыт>
и стор<и и>
Хар <ъ ко в ского>
ун ив< ерси-
те та>IL— <С . > 687) замечает: «Кронеберг своими изданиями сы­
грал
в
Харьк овск ом
университете
т акую
же
роль,
ка кую
позж е
в
Мо­
сковском
университете
— Леонтьев
своими
«Пропилеями»» .
Это
поучи­
тельное
замечание
н аво дит
на
г руст ные
размышления:
и
«Пропилеи»
оказались
не
по
плечу
русск ом у
чита телю,
и
г олос
Крон е бе рга
о ст авался
г ласом
в
пус т ыне
мертвой.


332
Г.
Г.
Шпет
бы
наш
подражательный
романтизм
в
борьбе
с
подража­
тельным
подражанием
классицизму
не
нап ра вил ся
про­
тив
истинного
кл асси цизм а.
«Презрение,—
говорит
он,—
внушаемое
на шими
романтиками
к
др евне й
сло ве с­
ности,
не
заслуживало
бы
никакого
внимания,
если
бы
не
дела ло
с тольк о
вреда.
Оно,
конечно,
проистекает
не
от
духа
ис тинного
романтизма,
но
от
пл ос кости
и
невежест­
ва
лжером ан тик ов ;
однако
ведет
к
поверхности,
пр иуч ает
к
пустоте
и,
сбивая
пито мце в
муз
с
на сто ящей
дороги,
пор тит
целое
поколение.
Это
жаль !
Но
де лать
н ече го!
Levius fit patientia quidquid corrigere nefas.
Когда-нибудь
сей
чад
пройдет,
и
тогда,
удостоверившись
в
истине,
что
прочное
учение
и
высшее
образование
должно
бы ть
осно­
в ано
на
древних,
обратятся
к
Греции
и
Лациуму».
Со
своею
эне ргичною
апологией
классицизма
Кроне-
бер г
явл я ется
представителем
первого,
здорового,
геро­
ического
периода
романтизма.
В
общем
представлении
о
немецком
романтизме
и
в
о бщих
его
хара кте ристи ка х
часто
не
различают
этого
периода
от
пе ри ода
«конца»
ро­
мантизма,
его
д ек адан са.
Повторяется
обычная
суд ьба
ис­
т о ри ческих
оц ен ок:
первые
из
них
составляются
и
даются
побежденному
по бедит ел ем,
к ото рый
суд ит
павше го
не
только
односторонне,
но,
что
еще
несправедливее,
по
пр из накам
его
замирающей
д еяте льно ст и,
по
чертам
его
упадка.
Героический
романтизм
ниспровергал
ложн ый
к лассици зм
и
был
оп ьян ен
истинным
классицизмом
—
в
это м
его
ре волю ционн ая
увлекательность.
Он
идет
об
ру ку
с
п оложи тель н ым
возрождением
эллинизма
у
не­
мцев.
Гейне,
Фр.
А.
Вольф,
Бек ,
Эрнести,
Винкельман,
Ш лейе рмах ер,
В.
Гумбольдт,
Гете,
Ш илле р,
Ге льд ерл ин
и
еще
многие
другие
—
эллинизаторы
немецкой
культу­
ры.
Бессм ер т ная
заслуга
Вольфа
и
«филологии»
того
вре­
мени.—
возведение
в
методический
принцип
анализа
в ся­
кого
явлен и я
культуры
как
выражения
единого
д уха
нар о­
да.
Принципиальное,
философско-историческое
и
куль­
турное
значение
идей
Вольфа
характеризуется
(как удач­
но
форм ули ров ал
К.
Ф.
Гер м ан) «стремлением все част ­
ности
элли нской
жизни
в
историческом
понимании
ко н­
центрировать
под
фокусом
национального
характера»1.
1 В его Lehrbuch d < es > griechischen Antiquitäten. I, 9 —
ци ти рую
по
6-му
и зд.
1889, h<erausgegeben> v. Thumser (1-е
и зд.— 1831
г.,
где
собственная
р еда кция
авт ора
несколько
отли чна
от
приведенной,
так,
напр
< имер >, вместо Nationalcharakter — Nationalgeist).


Оч ерк
развития
русской
ф илосо фии
333
Это т
романтизм
—
национален,
потому
что
обращается
к
восстановлению
собственной
нации,
сравниваемой
с
на­
родами
античного
мир а.
Он
п антеис тичен
и
д аже
языче -
ски-чувственен.
Пер ело м
и
упадок
—
реакционны,
нацио­
налистичны
и
в
то
же
время
католически-универсальны.
До ка зател ь ств
этого
можно
было
бы
прив ес ти
ск ольк о
угодно,
но
достаточно
об
этом
только
напомнить,
чтоб ы
не
терять
из
виду
перспективы
це ло го1. Кронеберг,
следо ­
вательно,
не
реакционер-ложноклассик
и
не
декадент-ро­
ман тик .
Он
правильно
указывал,
с
чего
нам
следовало
бы
начать,—
хотя
бы
из
под ра жа ния
тем
же
немцам,
начав ­
шим
св ой
второй
Ренессанс.
Кронеберг
взывал
к
ку льту р­
ной
пустыне,
и
предчувствие
горя
не
обмануло
его.
Он
и
здесь
остался
Кассандрою,
невзирая
на
любовь
к
А пол­
лону .
Не
заимствованный
роман ти зм,
а
собственный
до­
мотканый
лжереализм,
опрокинув
ром а нтизм,
и
истин­
ный
и
ложный,
с
яростью
Калибана
вце пил ся
в
горло
подлинной
классичности.
И
сей
чад
не
прошел.
Всякий
язык,
продолжает
Кронеберг,
развивается
со­
образно
своему
небу
и
своей
почве.
Язык
сообразуется
с
нравами
и
образом
мыслей
народа;
литература
должна
слиться
с
языком
народа.
«Литература растет в языке,
яз ык
в
литературе.
Яз ык
и
л и тера тура
нер азр ывн ы». Дру­
гая
форма,
в
ко то рой
выр ажа ет ся
ум
и
творческий
дух
че­
лов ек а,—
искусст во.
Его
тв ор ения
также
идеи
и
с оз ерца ния
поэзии.
Поэзия
изображает
идеи
или
реальным
образом,
или
в
свободных
творениях
духа
«непосредственно»
через
слово.
Она
относится
к
искус ству ,
как
внут рення я
жи знь
к
внешней,
как
ид ея
к
об ра зу. «Наука искусства (э с тет и ка)
принадлежит
к
о б ласти
поэзии,
но
проходит
через
фило­
софию,
как
Венера
через
солнце».
Философия
в
организ­
ме
наук
уп одобл яетс я
уму ,
наука
искусства
—
ду ша
их,
по­
эз ия
в
искусстве
—
жизненный
огон ь,
раз вив а ющий
фор­
мы
изящного.
«Искусство есть совершенное соединение
реального
и
идеального,
но
содержится
к
философии,
как
1 Старое сочинение Cholevius, Geschichte d<er> deutschen Poesie
nach ihrem antiken Elementen, 2 B. Lpz. 1854 —56 (cm. Th. II, S. 339 ff.) д о
сих
пор
остается
весьма
поучительным.
Из
современных
суждений
см .,
н апр
< имер >, Ricarda Huch, Die Romantik, В.
I (Blütezeit der Romantik),
3. Aufl. Lpz. 1908, S. 212; также прекрасную книгу Ed. Spranger,
W. v .- Humboldt u. die Humanitätsidee. —B., 1909. — S . 461 ff. 477 ff.
С жа­
тый
и
содержательный "очерк
эв о люции
идеи
античности
у
Фр.
Шлеге­
ля
(гл.
об р.
по
письмам)
д ает
статья
проф.
Ф.
А.
Брауна. — Немецкий
ро­
мантизм
(Ист<о р ия>
зап
< адной >
ли тера туры .
Под
ред .
пр оф.
Ф.
Д.
Бат юшко в а.—T. I.—
<М. ,
1912>,—
о со б< енно>
с.
212
<и>с л.).


334
Г.
Г.
Шпет
реал ьно е
к
идеальному;
а
посему
и
в озможн о
только
фи­
лософии
вникнуть
в
душ у
искусства,
и
фи лос оф
видит
сущность
искусства
яснее,
нежели
сам
художник.
Ибо
как
идеальное
есть
высший
р ефл екс
реального,
так
в
фи лос о­
фе
необходимо
ес ть
высший
ре фле кс
того,
что
в
ху до­
жестве
реально».
Дух
человеческий,
проявляющийся
внешне
в
словесности,
проявляется
в
истории
и
посред­
ством
истории.
И стор ия
как
полно е
изложение
внешней
жизни
на родо в
есть
от пе чаток
внутренней,
об ус ло влен­
ной
внешними
обстоя тель с тв ами
жизни.
Ис тор ию
мож но
рассматривать
эм пир ич ески,
то гда
она
и меет
де ло
с
буквою,
и
это
—
ис то рия
бытоописательная
и
прагматическая,
или
иде альн о,
и
тогда
она
понимается
или
философски,
или
ре­
лигиозно.
Фи лосо ф ски
мы
пон има ем
ис торию
в
ее
цело­
сти
как
от кр ов ение
Божества,
религиозно
—
как
творение
Провидения.
История
о снов ывается
на
синтезе
идеально­
го
и
действительного,
но
не
через
философию,
поскольку
п ослед няя
уничтожает
действительное,
а
че рез
искусство.
Оно
представляет
реальные
события
в
таком
совершенст­
ве,
что
они
делаются
вы р ажени ем
высших
идей.
Ис тория
как
знание
благодаря
этому
переселяется
в
высшую
об­
ласть
идеального
чр ез
искусство
и
поэзию.
С
философией,
историей
и
поэзией
в
тесной
связи
на­
х оди тся
м иф олог ия,
ибо
она
—
др е внейша я
поэзия,
от нос я­
щаяся
к
древнейшей
истории,
заключающая
начатки
ре­
лигии
и
философии,
облекавшая
идеи
древности
в
народ­
ное
пр едание.
Она
е сть
связь
фи лософи и
с
историей.
Ре­
лигия,
государство,
з нание,
искусство,
история,
ко рот ко
сказать,
все
человеческое
в
ней
образует
од но
не пре рывное
целое.
Об озре вая
все
сказанное,
можно
закл юч ит ь : «Филосо­
фия
вт екает
во
все
час ти
как
общий
дух,
все
оживля­
ю щий,
как
фоул
KOop.oV и связует материальную часть
словесности
с
формальною.
В
жизни,
искусстве,
науке
дух
все
связующий
ес ть
синтеза,
поглощающая
тезу
и
ан­
титезу».
Как
замечательна
э та,
может
бы ть,
впервые
русскими
литерами
нап ечатанн ая
триада
—
аминь,
закл ючающ ее
по­
ложительное
философствование
Шел ли нга, — так
за ме ча­
тельна
и
вся
стат ья.
Философия
Шеллинга
в
ее
чистом
(не в натурфилософском или антропологическом при­
л ож ени и ), в ее идейном содержании постигнута и приме­
нена
к
тому,
что
должно
бы ло
быть
для
нас
понятно
и
до­
ступно.
Крон ебе рг
взывал
в
пустыне
и,
бы ть
мо­


Оч ерк
развития
русской
философии
335
же т,
для
культурно-национального
самолюбия
нашего
бы­
ло
бы
м енее
обидно,
есл и
бы
его
ровно
никто
не
услы­
шал.
Но
нашл ос ь
чуткое
ухо
преждевременно
отдавшего
жизнь
русской
пустыне
прекрасного
ю ноши
В еневит ино ­
ва,
откликнувшегося
на
с тра сть
Кронеберга1,—
В еневит и­
нова,
нашег о
русского
Китса:
«Beauty is truth, truth beauty»,—that is all
Ye know on earth, and all ye need to know.
«Поэзия неразлучна с философией»,—
вторил
Веневити­
нов .
Однако
that is not all —
по
крайней
мер е,
не
в се,
что
ну жно
было
знать
н ам.
Веневитинов
же
писал : «Мы от­
бр ос или
французские
правила
не
оттого,
что бы
мы
могли
их
опровергнуть
какою-либо
положительною
систе мо ю;
но
п отому
тол ь ко,
что
не
могли
применить
их
к
некото­
рым
произведениям
нове йших
писателей,
которыми
не­
вольно
наслажд аем ся ».
Эт ого
прим ен ения,
этой
специфи­
кации
не
д ает
и
Кронеберг.
Не
дает,
бы ть
мож ет,
потому,
что
не
хотел
быть
эмпи ричны м,
а
для
философского
уд о­
вле твор ения
этого
т ре бова ния
сам
Шеллинг,
строго
гово­
ря,
оснований
не
давал.
Нужно
б ыло
еще
услышать,
что
г овор ил
Ге ге ль.
Между
тем
света
фи лософс кой
рефле­
кс ии
на
нас
мы
ж ажд али
остро,
потому
что
в
нем
видели
усл ови е
ответа
и
на
вопрос
о
новейших
пи с ате лях,
кото­
рыми
нево ль но
наслаждаемся.
Литературе
в се-та ки
самой
пре достав л ял ось
искать
и
ответа,
и
света.
Из
официальных
представителей
наук и
такого
ответа
можно
б ыло
бы
потребовать
от
Давыдова.
Он
возбуждал
запросы,
от
нег о
можно
было
требовать
и
ответа
или
хо­
тя
бы
разъяснения.
Но
Давы до в
был
профессор,
а
не
мыс­
литель.
По-видимому,
к
((нашему»
во пр осу
он
сам
пришел
лишь
то гда,
ког да
все
вокруг
жило
и
в олно ва лось
только
этим
вопросом.
Он
дождался,
наконец,
официального,
минис те рс ко го
закрепления
вопроса.
Но
это
закрепление,
как
мы
в идел и,
предрешало
ответ,
и
ли тер ат ура,
которая
пришла
к
своему
вопросу
не
под
руководительством
и
опекою
правительства,
хотела
уже
не
официального
от­
вета,
который
не о бхо димо
и
по
существу
был
э мпир ич ен.
Литература
не
искал а
чего-нибудь
и дуще го
против
эмпи­
ри и,
она
то лько
хотела
света,
к отор ый
пролился
бы
на
са-
1Вст.
о
Мерзлякове
Веневитинов
уже
отмечает
Амалтею
Кроне­
бе р га : «Она заслуживает особенного внимания», «в ней заключаются яс­
ные
п о нятия
о
поэ зии».


336
Г.
Г.
Шп ет
мое
эту
эмпирию.
Она
даж е
твердо
уверена
была,
что
св ет
разольется
над
роскошным,
пла ме нею щим
цв ета ми
лугом.
После
только
обнаружилось,
что
освещенная
эм­
пирия
выглядела
хуже
эм пирии,
покрытой
туманом
и
скрытой
темнотою,
где
она
мо гла
только
подозреваться
и,
следовательно,
б ыть
источником
одинаково
и
стра ха,
и
надежды.
Давыдов
был
эмпиричен
и
официален,
т.
е.
был
также
убежден,
что
зан им а вшаяся
зар я
возжена
са­
мим
начал ь ство м
и
пр одли тс я,
сколько
нужно
ем у,
чтобы
привести
наш у
эмпирию
в
состояние,
достойное
света
от­
крытого
со лнц а.
Наоборот,
самозагоравшийся
свет,
свет
определявшегося
сам ос озн ания,
он
считал
лишь
искусст­
венно
з ажи га емыми
огоньками.
Когда
Давыдов
(в <18>31 г.)
заместил
Мерзлякова
на
кафедре
российской
сл овесно ст и,
он
был
поставлен
в
самые
благоприятные
условия
для
завершения
того,
что
он
начал
как
воспитатель
счастливого
Веневитинова
и
не­
уд а чного
кн.
Одоевского.
От
не го
мо гли
тр ебо вать
ответа
яс ного
и
всестороннего.
Говоря
язык ом
Кронеберга,
ядр о
ком еты
он
указал,
он
должен
был
указать
и
хвост.
Если
он
этого
не
сдел ает,
никто
не
пове рит
ему
д аль ше.
Так
и
случилось.
Сам
он
видел
комету
на
небе, .а хвост
ее
на
зе мле.
Он
не
видел
единого
небесного
явле ния ,
не
видел
не разл учн ост и,
на
которую
все м
указывал
—
следовательно,
и
ему
—
Веневитинов,
и
он
хотел
сшить
официальными
н итка ми
нематериальные
предметы.
Когда
он
думал,
что
своими
Чте ния ми
о
словесности
(1837—38) он разрешил,
нако нец,
эту
полуумную
задач у,
был о
поздно.
Да выд ов
был
нико му
не
нужен.
Когда-то
потом,
в
другом
где-то
мест е
и
на
друг ой
«должности»
он
умер,
и
это
тоже
нико­
му
нужно
не
было.
Да выд ов
сам
так
характеризовал
с вои
Чтения: «Чтения
его
о
словесности
отличаются
от
все х
других
со чине ний
по
сей
части
ф и лософс ким
воззрением» (Биогр<афический>
с л ов <а р ъ>...—I.— < С.>283). И это
—правда,
вместе
с
сло­
вечком
«всех»
—
правда,
даж е
когда
было
писано,
хотя
пи­
сано
было
в
середине
50-х годов, —
потому
что
это
—
правда
и
по
сей
день.
И
все-т аки
это
было
никому
не
нужно,
ибо
его
Чтения
—
странное
строение:
на
эмпирическом
песч а­
ном
дне
высохшего
потока
—
блеровский
фа сад
с
крышей
ему
посторонней
философической
архитектуры.
Действи­
тель н ое
сод ерж ани е
кни ги
—
традиционная
школьная
«по­
эти ка»
и
«риторика», не проникнутые никаким единым ду ­
хом,
не
одушевленные
никакою
идеею,
тогда
как
новая


Очерк
ра зви тия
русской
фи лософ ии
337
п оэти ка
требовала
бы
на
место
эт их
ф о рма лист и ческих
оп редел ений
и
эмпиристических
ра зде л ений
умозритель­
но го
анализа
самой
идеи
«словесности»
и
конструкции
или
«развития»
содержания
это й
идеи1. Лишь в
Предисло­
вии
к
книге
и
двух
глав ах,
откры в ающи х
как
бы
в
форме
введения
второй
и
третий
тома
сочинения,
авто р
намеча­
ет
некоторые
св ои
об щие
то чки
зрения.
Во
Введении
ко
всему
кур су
он
противопоставляет
историю
словесности
как
действительное
в
ми ре
словесного
искусства
филосо­
фии
словесности
как
изложению
во змож ност и
творческих
словесных
произведений
при
известных
условиях
и зящ­
ного .
Согласно
этому,
ц ель
философии
сл ов еснос ти
—
от­
кр ыть
законы
мысли
в
слове
и
через
это
з астиг ну ть
дух
в
самом
творчестве.
Это
есть
определение,
основанное
на
противопоставлении
п остиж ен ия
и
творчества,
науки
и
искусства,—противопоставлении,
которое
мы
уже
встречали
у
тог о
же
Давыдова
и
у
Па влова ,
и
хот я
оно
из­
ложено
теперь
м ногос л овнее ,
но
не
глубже
и
не
шире.
Кое -гд е
мож но
было
бы
также
о тмети ть
отражение
мыс­
ле й,
заявленных
в
русской
литературе,—Галича,
Кроне-
берга.
Встречающиеся
в
к ниге
ссылки
на
не мец кие
а вто­
ри те ты,
в
том
ч исле,
напр
< имер >, на Золгера и Гегеля,
не
убеждают
в
том,
что
Дав ыдо в
изучал
их
и
пользовался
и м и2. Самое его старание соединить всех в одно доказыва ­
ет,
что
он
плохо
понимал
современное
ему
эстетическое
р азви тие,
вся
жи знь
которого
состояла
именно
в
борьбе.
Слабее
всего
он
в
попытке
определить
«идею изящного»
(Чт<е ни я
о
словесности.—
М., 1837—1838.> —Курс
II.—
Чт <ение> 16). Здесь он начинает как будто с Шеллинга
и
передает
его
то чнее ,
чем
в
упомянутом
противопостав­
ле нии,
потому
что
теперь
он
противопоставляет
«мысль»
и
«действие», а « из ящ ное»
выступает
как
третье
их
высшее
1 Сказанное не относится к Курсу IV (Поэзия драматическая), само ­
му
ценному
и
интересному,
так
как
он
в
зн ачи тель ной
своей
части
есть
воспроизведение
Лекций
Шлегеля.
2 Некоторый весьма упрощенный отголосок Золгера я еще готов
признать,
но
все-таки
сом неваюсь ,
чт обы
Д авыд ов
Золгера
изучал.
При
вс ей
своей
од ар енн ости
и
разносторонности
он
не
мог
бы
понять
ни
Золгера,
ни
Гегеля.
И
от
обратного:
ес ли
бы
он
з атр атил
сто ль ко
време­
ни,
сколько
нужно
бы ло
для
одоле ния
их,
он
не
преминул
бы
кричать
и
писать
об
это м.
Вернее,
он
знал
о
них
только
по
немецким
рецензиям
и
рефератам.
Один
из
таковых
он
перевел
в
«В<е с тник е>
Е <вро пы>»
еще
в
1822 г.
(июль). Наиболее специфические мысли Эрвина —
о
фанта­
з ии,
значении
религии,
роли
иронии,
ун ив ерсальн ог о
з нач ения
«поэзии»
и
т.
п.—вовсе
не
замечены
и
не
о цене ны
Давы довым .


338
Г.
Г.
Шпет
противопоставление.
Но
сейчас
же
следующее
рассужде­
ние
о
«вкусе»
и
«гении»
подозрительно
напоминает
Бат­
те,
и
лишь
дальше
становится
яс но,
что
оно
—от
Кан та 1.
«Бескорыстное удовольствие»
прямо
указывает
на
Канта,
а
еще
дальше
следующее
у тв ер ждение
о
превосходстве
изящного
в
искусстве
над
изящным
в
вещественной
п ри­
роде
может
быть
отнесено,
если
уг од но,
и
к
Золгеру,
и
к
Гегелю.
Наоборот,
противопоставление
классической
и
романтической
поэзии
в
III Курсе уклоняется от обоих
и
как
будто
ид ет
в
сторону
Ас та
и
Бахмана,
а
может
быть,
и
Шлегелей.
Изящное
как
выражение
беспредельного
ду­
ха
в
конечной
форме
возвращает
нас
к
Шеллингу,
но
т ак­
же
вос пр оизвод ит
и
Аста,
тем
более
что
следующее
затем
р аз лич ение
высокого,
прекрасного
и
прелестного
как
га р­
монии
элементов
прекрасного,
и деи
и
формы
или
как
пр ео бладани я
одного
из
них
уже
пр ямо
из
Аста2.
В
целом,
та ким
образом,
к
характеристике
Дав ыдо ва
сле­
дует
прибавить
еще
од ну
черту,
объясняющую
несвоевре­
менность
его
Чте ни й:
он
соединял
и
лишал
определенно­
сти
взгляды,
ко то рые
высказывались
как
в згл яды
па рт ий­
ные.
Эпо хи
партийности
в
литературе
су ть
эпох и
цвета
или
разложения.
В
первом
случае
всякий
си н тетизм
и
синкретизм
преждевременны,
во
втором
—
они
зап аз­
ды вают ,
ибо
распад
потому
и
наступает,
что
синтез
уже
не
удался.
П оэто му -то
синкретизм
никогда
и
не
бывает
своевремен.
Это
только
миг:
как
будто
те ло
какое-то
большое
переворачивается
с
одного
бо ка
на
другой,
на
мгн ов ение
замирает
в
неустойчивом
равновесии
на
линии
переворота
и
в ал ится
на
другой
бок
—
эта
л иния
и
ест ь
линия
синтетизма
и
синкретизма.
В
эпоху
выхода
Чтений
Давыдова
масса
культуры
уже
заняла
новое
положение,
рез ец,
обделывавший
ее,
был
в
руке,
водившейся
вдо хно ­
вением
нового
стиля.
Дав ыдо в
был
толь ко
профессор
и
ни­
чег о
этог о
не
понимал.
Подводя
на
последних
стр аницах
своих
Курсов
общий
ито г,
он
в
я вном
противоречии
с
действительностью
гов орит
чуждым
ей
усп окоен н ым
тон ом
о
самом
тогда
жи знен ном
вопросе
как
о
вопросе
ака-
1 Впрочем,
несомненно,
сам
Ка нт
тут
пол ьзо вал ся
Батте,
которого
Les beaux arts réduits à un même principe (1746) были переведены (А д ол ьфо м
Шлегелем)
на
не ме цкий
яз ык
уже
в
1752 г.
и
затем
выдержали
не­
с кол ько
изд ани й.
2 (§ 19) У Аста: Erhabenes, Schönes, Anmuth u. Reiz. — Разн ым
отно­
шением
фор мы
и
идеи
оп ре де ляли
род
и
направление
искусства
Ши л­
лер,
Ансильон,
Ав г.
Шлегель,
Пикте.


Оч ерк
ра звит ия
русской
фило софи и
339
демическом.
Он
переносит
себя
воображением
в
старую
борьбу
опыта
и
умозрения
и
удовлетворенно
констатиру­
ет
мирную
картину:
они
«рука об руку идут в святилище
и сти н ы». Отвлеченным от жизни умозрением умы утоми­
лись
и
возвращаются
к
не й,
умудренные
оп ыт ом, «всех»
убедившим,
что
«общее благоденствие зиждится единст ­
венно
святою
покорностью
общественному
порядку» (IV,
290).
Такое
сп окойс тви е
его
академический
взо р
видит
в
результате
и
новой
б ор ьб ы: «Классицизм не почитается
вр аждебны м
ро ма нтизму ;
словесность
отличает
красоты
миро вые
от
народных,
согласует
изящную
форму
дре вней
поэзии
с
глубокою
идеей
новой.
Отсюда
господствующая
мысль
о
словесности
н арод ной,
сози дае мой
из
отечествен­
ных
элементов».
Автор
не
видит
или
не
хоч ет
знат ь
о
том,
что
это
народное
как
раз
теперь
упря м ая
загадка,
что
оно,
воп ре ки
профессорскому
и
министерскому
син­
тезу,
делается,
уже
сделалось,
новым
боевым
ло зунго м,
не
к
ми ру
зовущим,
а
к
войне,
что
есл и
сказанное
пр имир е­
ние
и
состоялось,
то
состоялось
перед
лиц ом
нового
об­
щего
противника.
Но
если
бы
автор
не
был
уб аю кан
св о­
им
спокойствием,
он
заметил
бы,
что
его
собственные
слова
та ят
загадку
там,
где
он
видел
основание
для
мира.
У
него
п ротив
классицизма
стоит
романтизм,
против
«ми­
ровог о»— «на родн ое».
Но
в
его
апелляциях
к
«новей ­
ши м », как и у других его официальных коллег,
мы
не
ви­
дим
обо снов ания
предполагаемого
здесь
тожества
между
«романтическим», «новым»
и
«народным».
Мож ет
бы ть,
«народное»
вытекает
из
«романтизма», порождается им
—
это
официально,
однако,
не
разъяснено.
Между
тем
«порождение»
не
всегда
быва ет
«мирно»
и
безо па сно .
Ис­
тория
самих
богов,
как
известно,
начинается
те м,
что
по ро жд ение,
нес м отря
на
всю
предусмотрительность
порождающего,
обессиливает
его
и
уничтожает.
Давыдов
был
благополучен,
потому
что
он
верен
—
не
народности
вовсе,
а
д ругу
своему
Уварову.
То,
что
говор ил а
нар од ность
сама
о
себе,
звучало
за
замкнутым
кругом
его
кафедры.
Понятно,
что,
оставаясь
на
н ей,
он
этого
не
слышал.
Но
что бы
и
впредь
на
ней
оста ва ться ,
он
и
тогда,
когда
схо ­
дил
с
нее
и
возвращался
в
обыденную
жизнь,
продолжал
не
с луш ать.
В
том
же
<18>38 г.,
в
год
выхода
Чтений
Д авыд ова,
в
Дер пте
вы­
шло
О
Развитии
изящного
в
искусствах
и,
ос обе нно,
в
Сл ове сност и.
Рассуждение,
писанн ое
на
сте пе нь
Д окт ора
Философского
факультета
Михаилом
Розбергом,


340
Г.
Г.
Шпе т
Исправляющим
должность
Ординарного
Профессора
русского
языка
и
Р усск ой
С лове сн ости
в
Императорском
Де рптс ком
Ун и вер си тете.
Рас­
суждение
посвящено
С.
С.
Уварову.
Розберг
(1804—1874) —
воспитанник
Мос ков ског о
университета,
сотрудник
павловск ого
«Атенея»1.
В
1832 г.
Розберг
выпустил
в
Одессе
книжку
О
содержании,
форме
и
зн ачен ии
изя щ­
но-образовательных
искусств,
в
1837 г.,
в
Дерпте
— Sur la signification historique
de la Russie (этих книг я не видал). — В
1825 г.
Роз берг ,
будучи
к андида­
том
Московского
университета,
принимал
участие
(вместе с Максимови ­
чем,
то гда
такж е
кандидатом,
Погодиным,
уже
м аги стр ом,
и
д р.)
в
кружке
«Педагогических чтений»
Мерз ля ко ва.
Будучи
в
О дес се,
Роз­
бе рг
зат евал
литературный
аль мана х
«Евксинские Цветы», куда пригла ­
шал
Погодина
и
Максимовича
(Барсуков <Н .
П.
Жизнь
и
труды...— >
III.—
<С. > 194—5).
От
литературы
к
профессуре
он
перешел...
че рез
плаги ат !
В
Предисловии
к
Рассуждению
Розберг
повествует: «Краткостьвреме­
ни
не
позволила
мне
распространяться,
вхо дит ь
в
подробности,
иног да
ва жные :
оттого
местами
я
[sic!] принужден был ограничивать одной
страницей
изложение
мыслей,
которые
бы
мог
вполне
удовлетворитель­
но
высказать
и
по дтв ер дить
множеством
примеров
на
двадцати.
--------- Причины
с ии,
вероятно,
сделали
несколько
неясными
иные
вы­
вод ы
моего
[?] Рассуждения;
но
я
гот ов
дать
обстоятельный
от чет
в
ка ж­
до м».
Ни как их
источников
и
пособий
«автор»
не
указывает.
В
кн иге
и ме­
етс я
о дна
л ишь
«цитата» (С.
7)—
из
«Платона», но я не взялся бы отыс­
к ать
для
нее
пл ато но вский
кон т екст.
В
кн иге
вст речает ся
только
од но
собственное
имя
эстетического
теоретика
—
Винк ель м ана,
но
оно
сопро­
вождается
такою
тонкою
характеристикою
качеств
этого
писателя,
что
возбудило
во
мне
сомнение:
от куда
такая
тонкость
суждения
у
русского
п рофессора
то го
времени?
На
эт от
раз
моя
добродетель
была
вознагра­
жде на
любе зн ою
прекрасноволосою
М нем осин ою!. . (I) Из 71 параграфа
Рассуждения
первые
§§ 1—9
составляют
сокращенный
перевод
ча сти
з на­
менит ой
речи
Шеллинга,
произнесенной
12 окт.
1807 г.
в
мюнхенской
Академии
н а ук, Über das Verhältniss der bildenden Künste zu der Natur (W < er-
ke> —В. VII, cf.— S. 292—311). « Цитата»
из
Платона
у
Шеллинга
ф иг ури­
рует
как
ег о,
Шеллинга,
собственное
рассуждение.
(2) Остальные §§,
10—71, точка в точку соответствуют 63
па рагр аф ам
(§§ 2—3
соединены
у
Розберга
в
один
— II) книжечки Фридриха Аста Grundlinien der Aesthetik,
той
само й,
которая
еще
в
1829 г.
была
переведена
в
«Московском Вест­
нике».
П рин имая
во
внимание
это
последнее
обстоятельство,
нельзя
не
со гла си ться
с
п роф.
Са ку лин ым,
когда
он
пише т: «Мысли автора никому
не
показались
н овы ми.
К
средине
тридцатых
годов
уже
достаточно
усп е­
ли
убедиться
в
истине
тех
п оложе н ий,
кот ор ые
защ ища л
Розберг» (Из
истории
русск<ого>
идеализма... —T.I. —Ч.
I.—С.
515). Но в силу вы­
шеуказанного
нельзя
согласиться
с
почтенным
ис след о вате лем,
когда
он
заключает
изложение
книжки
«Розберга»: «Так понимает Розберг сущ-
1 Если я правильно расшифровываю встречающуюся в « Атенее»
подпись
«М.
Р-г». Этих статей не указывает проф.
Пет ухов
в
Биогр
<афи-
ческом>
Сл ов аре
п р оф <есс оров>
Юрье вс ког о
Ун ивер си те та .—T. II.—
Под
ред.
Г.
В.
Левицкого.—Юр<ьев>, 1903.—С.
355—7 .


Очер к
развития
русской
ф илосо фии
341
нос ть
искусства,
видимо,
находясь
под
общим
влиянием
немецкой
иде­
алистической
школы
и
в
частности
под
влиянием
эс те тики
Гегеля»
(517).
И
Ш е ллинг
(1807), и Аст (1813) высказались задолго до того,
как
Гегель
впервые
изложил
свои
эсте тиче с кие
воззрения.
Не
могу
согла­
ситься
и
с
тем,
что
«ничего яркого и оригинального эстетика Розберга,
как
видим,
не
п редст авля ет» (518),—
е сли
под
«Розбергом»
разуметь
действительных
авт ор ов
Рассуждения
О
развитии
изящного.
—В
официаль­
ном
Обозрении
деятельности
второг о
О тде ления
Имп
< ераторской>
Академии
На ук
за
1874 г.
(составленном А .
В.
Никитенком
и
напечатанном
в
ЖМНП.—1875.— Апр.) —
со об ща ется
о
смерти
экстраординарного
академика
М.
П.
Розберга
и
серьезно
оценивается
его
«замечательный
трактат»
О
раз в итии
изящного
и
пр
<оч. >.
По
слова м
авт ора
Обозрения,
«профессор обнаружил здесь много глубокомыслия и понимания высо ­
кой
задачи
искусства.--------- Если
ему
не
удалось,
как
и
немецким
э сте­
тик ам,
р азъ ясн ить
сущность
изящного,
то
он
пок аз ал,
что
умеет
чувство­
в ать
глубоко
его
обаятельную
силу
и
в лияние
на
образование
че лове ­
че ства» (С.
88—89).
Чересчур
глубоко,
пож алуй!. .
В
ином
положении,
чем
Давыдов,
о казал ся
д ругой
профессор
Московского
университета
по
ка фе дре
и зящ­
ных
искусств,
Николай
Иванович
Надеждин
(1804—1856).
Он
слушал,
слыш ал,
сам
заговорил
и
не
по
сво ей
воле
за­
молчал.
Но
его
отличие
—
то,
что
на
каф едр у
он
взо ше л,
уже
пол уч ив
литературное
боевое
крещение,
и,
заняв
ка­
федру,
литературного
оружия
он
не
сложил.
С
кафе дры
он
сходил
в
редакторский
кабинет
и,
входя
вно вь
на
ка­
федру,
не
мог
забыть
литературной
жизни.
Одновремен­
но
и
покинул
он
литературу
и
ка фед ру.
В
итоге
и
его
с лу­
шал и
и
слышали.
Он
не
опоздал,
а
пришел
вовр емя :
и
для
того,
чтобы
гро мче
всех
сказать
то,
что
говорилось
всеми
меж ду
собою,
и
для
того,
чтобы
хронологически
точно
отметить
ден ь
рождения
нового
духа
русской
умственной
жизни,
и
для
того,
чтобы
подготовить
перво­
го
вождя
э той
жизни
и
пе рвое
воплощение
этого
ду ха.
Разумеется,
Надеждин
так
же
мало
хотел
разрыва
со
ста ­
рым,
как
мало
отдавал
себе
о тчет
в
последствиях
сво его
выступления
Чаадаев,
как
мало
предвидел,
куда
он
повер­
нет,
Белинский.
Тако в
был
каприз
истории,
а
может
быть,
и
та
ананке,
которой
не
в
силах
не
повиноваться
са­
ми
боги,
что
неу д ачный
семинарский
профессор
с
пров и­
денциальным
для
последующей
умств ен ной
ис то рии
Рос­
сии
титлом
экс-студента
выступил
в
бл аго намер енно - пр о­
фес со рс ком
органе
в
кач ес тве
пе рв ого
русского
свободного
критика.
Он
так
же
ма ло
думал
об
оппо зиции
государст­
венному
руководительству
прав ит ел ьст ва,
как
и
аристо-


342
Г.
Г.
Шпет
к ритич еск ий
Пушкин.
Даже
мен ьш е.
Пушкин
им ел
свои
с четы
кой
с
кем,
в
том
числе
с
сам им
Уваровым;
Над е­
ждин
нападал
на
Пушкина,
но
не
«выше». Его «Т е лес коп»
был
вполне
благонамерен.
К огда
Надеждин
и
его
«Теле­
скоп»
говорили
о
народности
и
в оо ружали сь
против
«ев­
р оп е и зма », Надеждин был уверен,
что
э*го
—
то
самое/че­
го
т реб ует
правительственная
интел лигенц ия.
И
есл и
У ва­
ров
терзался
каким-то
предчувствием,
то
то лько
потому,
что
слышал
в
«Телескопе»
еще
один
голос
о
народности:
го лос
самой
народности,
так
же
нат ур ал ьно
выходивший
из
уст
Над еждин а,
как
он
сам
натурально
не
принадлежал
к
правительственной
инт еллиге нции.
Б елинск ий
такж е
говорил
об
народности
и
даже
пря мо
отожествлял
ее
с
«избранными», с élite, отнюдь не с плебсом,
но
ясно
бы­
ло,
что
недоучившийся
студент
г ов орит
есл и
не
как
власть
имеющий,
то
как
человек,
готовый
принять
на
себя
эту
власть.
Надеждин
о казалс я
осью,
но
то,
что
заверте­
лос ь
вокруг
него,
было
приведено
в
движение
не
им,
а
ка­
кою-то
другою
силою.
Конец
части
первой.


ЭСТ ЕТИЧ ЕСКИ Е
ФРАГМЕНТЫ


I
СВОЕВРЕМЕННЫЕ
ПОВТОРЕНИЯ
MISCELLANEA
КА ЧЕЛИ
Едва
ли
н айде тся
какой-нибудь
пр едмет
научного
и
философского
внимания
—
кроме
точнейших:
арифме­
тики
и
геометрии,—где
бы
так
бессмысленно
и
некраси­
во
б ило
в
гла за
противоречие
ме жду
названием
и
сущно­
стью,
как
в
Эстетике.
Стоит
с ка зать
себе,
что
эстетика
име ет
дело
с
красотою,
т.
е.
с
и деею,
чтобы
почувство­
вать,
что
эстетйке
нет
дела
до
музыки.
Музыка
—
колы­
бельное
имя
в сяког о
художественного
искусства
—
в
эсте­
т ике
делает
эстетику
насквозь
чувственной,
почти
живот­
но-чувственной,
безыдейною,
насил ь но
ч ув ственно ю.
С
этим,
пожалуй,
можно
б ыло
бы
помириться,
если
бы
мо жно
бы ло
рискнуть
назвать
все
ч ув ственн ое,
без
всяко ­
го
исключения
и
ограничения,
безобразным.
Стал о
бы
по­
нятно,
как
оно
может
б ыть
предметом
эстетики
рядом
с
красотою.
Но
кто
теперь
решится
на
это
—
в
наше
вр емя
благоразумных
оп редел ений
и
гигиенических
наименова­
н ий?
Бесчувственных
не
осталось
ни
одного
—ни
среди
иудеев,
ни
среди
христиан,
ни
среди
мусульман.
Ск аза ть,
что
эстетика
не
случайно
носит
с вое
им я,
зн а­
чит
изгнать
из
эстетики
поэзию.
Для
этого,
пожалуй,
не
ну жно
ни
смелости,
ни
решительности.
Нуж на,
может
быть,
чут кость?
Этим
мы
преизбыточествуем.
Нужно
мальчишество?
Столичные
мальчики
громко
за яв ляют
о
своем
существовании.
И
так
ли
они
глупы,
как
их
изо б­
р аж ают?
Чем
больше
вдумываться
в
«идею»
поэтического
т во­
рения,
тем
меньше
от
нее
останется.
В
итоге
—
всегда
ка­
ко й-то
с ухой
к омоч ек,
нимало
не
заслуживающий
имени
идеи.
Остается
оди н
сюжетовый
каркас,
если
и
вызыва­
ющий
какие-либо
св язанн ые
с
эстетикою
пер ежи вания ,
то
разве
толь ко
несносное
чув с тво
банальности.
Но
не
эстетика
разъедает
иде йно сть
с юж ета,
а
само
рассу жде­
ние ,
счет
и
рас че т.


346
Г.
Г.
Шп ет
Так
кач ает ся
эстетика
между
сенсуализмом
и
логи­
ко ю.
Так
точно
бегал
бы
от
верстового
столба
к
верстово­
му
столбу
то т,
кто
захо т ел
бы
по
сто л бам
у зна ть,
что
та­
кое
в ерст а.
Самое
серьезное,
что
он
мог
бы
узн а ть,
это
то,
что
десять
минус
девять
рав н яется
единице.
Больше
этого
не
мо жет
и
не
желает
качающаяся
эс тети ка:
ее
п ред­
ме т—
какая-то
един ица.
Но
если
бы,
по
крайней
мере,
она
это
зн ала!
Единица
есть
неч то
бесфо р м енн ое,
единица
ес ть
нечто
бессодер­
жатель но е.
Если
бы
эстетика
об
эт ом
догадалась,
она
не
перестала
бы
качаться
меж ду
красотою
и
похотью,
но
пе­
рест ал а
бы
препираться
о
форме
и
содержании.
Было
бы
трудно,
и
нудно,
и
тошно,
но
не
вызывало
бы
у
окружа­
ющ их
иронических
зам еч аний.
Разве
не
сме шно :
ка чат ься
с
разинутым
ртом
и
злобно,
бранчливо
твердить
свое
и
свое
—
форма!
—
содержание!
—
содержание!—
форма!..
Здр авы й
смысл
не
качается,
не
ме ч ется,
под ает
с ове ты,
не
сердится,
не
бранится.
Здравый
смысл
зн ает,
что
пред­
мет
эст ети ки
—
искусство.
Здрав ы й
см ысл
все
знает.
Но,
как
установлено
было
во
времена
до
нас,
здравый
смысл
не
все
понимает
—
он
понимает
только
то,
что
здраво.
А
здр аво е
искусство
—
все
равно
что
туп ой
меч:
можно
ко лоть
д рова
и
убить
исподтишка,
но
нельзя
рыцарски
биться
с
равнорожденным
другом.
И скус ств ом
ведает
искусствоведение.
И
ничего
нет
обидного
в
том,
что
такая
наука
существует.
Бы ло
искус­
ство;
и
ес ть
наука
о
не м.
И
если
эта
наука
прих од ит
к
ито­
гу,
что
искусство
изучается
не
то лько
эстетикою
и
не
только
эстетически,
то
это
надо
принять.
Это
з нач ит,
что,
ког да
эстетика
изучает
искусство,
она
делает
это
под
сво­
им
углом
зрения.
В
предмете
«искусство»
ес ть
нечто
эс те­
ти ческ ое.
Но
не
может
же
положительная
и
серьезная
на­
ука
поучать
эстетику
тому,
что
ест ь
эстетическое.
Ничего
обидного
в
эт ом
положении
вещей
нет,
грустно
только,
что
без
ответа
в исит
вопрос:
где
матернее
ло но
э той
на­
уки?
Грустно,
п отому
что
совестно,
скрупулезно,
сказать:
в
под вале ,
за
зашлепанным
уличною
грязью
окном,
там
—
в
гнилом
отрепье,
в
стыдном
н ебр ежен ии,
мать
—
Фи лософи я
и скусс тв а.
Для
науки
предмет
ее
—маска
на
ба лу,
ан они м,
б ио­
графия
без
собственного
имени,
отчества
и
дедовства
ге­
ро я.
Наука
может
рассказать
о
своем
пр едмет е
мало,
мн о­
го,
все,
но
одного
она
никогда
не
знает
и
существенно
знать
не
может
—
что
тако е
ее
предмет,
его
имя,
отчество
и
семейство.
Они
—в
зап ечатан но м
конверте,
кот оры й


Эстетические
фрагме н ты
347
хранится
под
тряпьем
Философии.
Искусствоведе­
ни е—
это
одно,
а
философия
искусства
—
со всем
другое.
Много
ли
мы
узнаем,
раздобыв
и
р аспеч атав
кон­
верт?
—
Имя,
отчество
и
фамилию,
всю
по
именам
родню,
генеалогию
—
и
всякому
св ое
место.
Это
ли
эстетика?
Ис­
ку сств о веден ие
и
философия
искусства
проведут
перед
нами
точно
именуемое
и
величаемое
искусство
по
рын­
кам,
салонам,
тра кти ра м,
двор ц ам
и
руинам
храмов
—
мы
узнаем
его
и
о
нем,
но
будем
ли
понимать?
Узр им
ли
смысл?
Уразумеем
ли
разум
искусств?
Не
вер нее
ли,
что
то лько
теперь
и
заду м ае мся
над
ними,
их
с удьбою ,
уйдем
в
уе дин ение
для
мысли
о
смысле?
Уединенность
р ож дает
грезы,
фантазии,
м ечту
—
не­
мые
тен и
мысли,
игра
бесплотных
м ир ажей
пус т ыни,
у те­
ха
лишь
для
умирающего
в
корчах
г олода
анахорета.
Уед ине ние
—сме рть
творчеству:
мет аф изи ка
и скусс тв а!
Благо
тому,
кто
принес
с
собою
в
пус т ыню
уе д инения
из
шу ма
и
сумятицы
жизни
достаточный
запас
живящего
сл о­
ва
и
может
насыщать
себя
им,
создавая
себя,
умерщвляя
ту
жизнь :
сме рти ю
смерть
попирая.
Но
это
уже
и
не
уе­
динение.
Это
—
бесе да
с
другом
и
брань
с
врагом,
молитва
и
песн я,
гимн
и
сатира,
философия
и
з вонк ий
детский
ле­
пет.
Из
Сло ва
рождается
миф,
тени
—
тени
созданий,
ми­
раж —
отображенный
Олимп,
грезы
—любовь
и
жертва.
Игра
и
жизнь
со зн ания
—
слово
на
слово,
диалог.
Д иал ек­
тика
сознания,
со зн ающег о
и
разумеющего
смысл
в
и гре
и
жизни
ис кусс тв а,
в
его
беге
через
площади
и
ры нки,
в
его
прибежище
в
дво р цах
и
трактирах,
в
чувственном
о су ществ ле нии
идеи,—эстетика
не
качающаяся,
а
стр ем и­
тел ьн ая,
с ама
—
искусство
и
творчество,
осуществляющее
с мыс лы.
Ме жду
вё д ением
и
сознанием,
меж ду
з нание м
и
с ове­
стью
вти р ается
о ценк а,— меж ду
искусством
и
эстети­
ко ю—
кри ти ка.
Она
не
твори т,
не
знает,
не
сознает,
она
только
оценивает.
Идеальный
критик
—
автоматический
п ри бор,
весы,
чувствительный
бесчувственный
аппарат.
Толь ко
фальшивый
критик
—
живое
существо.
Критик
должен
бы,
как
судья,
изучить
закон
и
уметь
его
пр име­
ни ть,
под авл яя
страстное
и
нетерпеливое
сердце,
защи­
щая
за кон
и
право,
но
не
интересы
человека,
внушая
п ра­
во со зна ние,
но
не
благородство.
Установленного
закона
нет
для
судьи
линчующего,
судьи
по
совести.
Критик
то­
гда
не
автомат,
когда
суд ит
по
закону
Л инча
и
сам
же
осу­
ществляет
приговор:
бессовестный
приговор
совести.


348
Г.
Г.
Шпе т
Иными
словами:
кри т ика
ес ть
суд
толпы,
безо тчетны й,
безответственный,
немотивированный.
Критик
—
па лач
при
без зако нно м
су де.
Кр ит ика
—
публичная
казнь,
как
у един ение
б ыло
самоубийством.
Но
от
уединения
ест ь
с пас ение
в
само м
себе,
публичная
казнь
—
бесчестье
каз ня­
щего,
падающее
на
доброе
имя
казнимого.
За
искусством
заб ыв ает ся
в
эстетике
«природа» .
Но,
собственно
говоря,
так
и
должно
быть .
Здравый
см ысл
де­
л ает
здоровый
пр ец едент
и
со зд ает
здоровую
тр ади цию.
Было
бы
не
только
эмпирическим
противоречием
гово­
рит ь
об
эстетическом
сознании
эр
архейской,
палеозой­
ск ой,
мезозойской.
Культура
—
где-то
в
эре
к ай нозой ской ,
когда
началась
а ннигиляция
природы.
Поэ тому-т о
«при­
рода »
прежде
должна
быть
окультурена,
охудожественна,
чем
восприниматься
эстетически.
«Природа»
долж на
пе­
ре ста ть
бы ть
естественною
ве щью,
п одобн о
тому,
как
она
представляется
чувственному
соз нанию
неидеальною
во з­
можностью.
Кор от ко : «природа»
приобретает
всякий
смысл,
в
том
числе
и
эстетический,
как
и
все
на
свете,
только
в
контексте
—
в
контексте
ку льтуры .
При рода
для
эст ети ки
—
фикция,
ибо
и
культура
для
эстетики
—
не
ре­
альность.
Эстетика
не
по знает,
а
с озерц ает
и
фантазирует.
Пр екр асна я
культура
—
фик тивна;
фик тивна я
культура
—
эстетична.
К
этом у
же
выводу
можно
прийти
путем
самого
ба­
на ль ного
силлогизма,
сто ит
толь ко
в
его
большей
пос ыл­
ке
провозгласить,
что
искусство
есть
творчество.
То лько
искусственная
прир ода
может
бы ть
красивою
при родою.
Зато,
как
музыка,
пр иро да
может
ра здр ажа ть
и
теши ть
нервы,
сохраняя
в
себ е
все
свое
естественное
безобразие.
О
СИНТЕЗ Е
ИСКУССТВ
Дилетантизм
рядом
с
искусством
—
idem с наукою,
философией
—
флирт
рядом
с
любовью.
Кощунственная
шутка
над
эросом!
Дряблая
бесстильность
эпохи
—
в
тер­
пимом
отношении
к
дилетантизму,
когда
д иле та нтизм
становится
бесстыден
и
во пр еки
правилам
общественного
приличия
ведет
жи знь
публично
открытую.
По
существу,
дилетантизм
—
всегда
непристойность.
Ц инизм
достига­
ет
степен и
издевательства,
когда
с
деланно
невинным
ви­
дом
во п рош а е т: «но что такое дилетант?» Вопрос предпо­
лагает,
что
диле т ант изм
и
искусство
—
степ ен и
одного.
Тогда
и
флирт
был
бы
степенью
любви.
Какой
в здор!


Э стетическ ие
фрагме н ты
349
В
искусстве
ест ь
степе ни:
от
учащегося
до
научившегося,
до
мастера.
Д иле тант изм
—
вне
э тих
степеней;
мастерство
и
д иле та нтизм
—
контрадикторны.
Dilettante значит не
«любящий», а развлекающийся ( л юб овь ю), «сластолюбец».
П оэт ому
такж е
дил етан ти зм
ест ь
ло жь.
В
нем
то,
что
не­
искусно—
àTéxvtûç,—л ж иво
в ыд ается
за
то,
что
до лжно
быть
без ыск у сственн о
—
œrexvüç.
Након ец ,
только
фил о­
соф
—
срI
Xôoocpoç = друг мастерства, —
одержимый
эро­
с ом,
имеет
привилегию
понимать
все,
хотя
он
не
все
у ме­
ет.
П ривиле гия
же
дилетанта
—
даж е
не
в
т ом,
что бы
все
знать,
а
т олько
—быть
со
в сем
знакомым.
Только
со
всем
знакомый
и
нич его
не
у ме­
ющий
—
aoocpoç —
дил етан ти зм
мог
породить
са мую
вздорную
во
всемирной
культуре
идею
синтеза
искусств.
Лиш ь
теософия,
си нтез
ре л игий,
ес ть
пошлый
вздор,
р ав­
ный
этому.
Искусство
—
как
и
ре ли гия
—
характерно,
ис­
кусство
—
типично,
искусство
—
стильно,
искусство
—
еди­
нично,
искусство
—
индивидуально,
искусство
—
аристо­
кратично—
и
в д руг, «синтез»! Значит,
искусство
должно
быть
схем ати чно ,
чертежно,
к рист алл огр афично?
Над
э тим
не
ломает
головы
развлекающийся
любовью
к
ис­
кусствам.
И
в
сам ом
деле,
какое
развлечение:
на
одной
площадке
Данте,
Эсхил,
Бетховен,
Леонардо
й
П ра кси­
те ль!
Лучше
бы:
тур е цкий
барабан,
осел,
Ге те
и
сам
ме ч­
тательный
дилетант
— но,
к
сожалению,
не
поможет,
ре­
шительно
не
поможет...
Но
есл и
дилетанты
виновны
в
том,
что
такой
рассудоч­
но-головной
уб людо к,
как
«синтез искусств», появился на
свет,
то
не
о дни
уж
дилетанты
виною
тому,
что
этот
не­
благороднорожденный
и
неаппетитный
субъект
получил
доступ
в
эс тети чес кое
общество.
Интересно
не
faux pas
эстетики,
а
какая -т о
note fausse самого искусства.— Го в о ­
рю
не
в
на зи дан ие,
а
исключительно
в
порядке
рефле­
кси и. —По р ажает
од ин
факт.
В едь
картина
на
ста нке ,
па р­
титура
на
пюпитре,
рукопись
на
письменном
сто ле
—
все-таки
еще
не
реальность.
Ма ло
ли
какие
быва ют
«слу­
ча и»: пожар,
революция,
плохой
характер,
прогрессивный
паралич,
зл ая
воля
—
не
один
Гоголь
жег
свои
рукописи.
Картина
идет
на
выставку,
рукопись
—
в
пе чать .
Зачем?
—
Что бы
реализоваться,
осуществиться
на
деле.
Для
искусства
это
и
значит
на йти
«применение», «при­
ложение».
Другой
пользы
из
творчества
красоты
и звл ечь
нельзя.
Когда
в
публичный
дом
перевели
из
храма
и
дворца
музыку,
ж ивопис ь,
поэзию,
когда
театры
из
в се-


350
Г.
Г.
Шп ет
народного
празднества
пре вра тил и
в
еж еднев но
откры­
тую
кассу,
искусство
лишилось
своего
«применения».
Те­
перешние
пинак оте к и,
лувры,
национальные
музеи,
вооб­
ще
«Третьяковки»
—
пошли
на
службу
к
педагогике.
Как
будто
можно
скрыть
за
эт им
безвку сие
и
го су д арст венное
поощрение
накопления
в
одном
сарае
—
как
вин
в
винных
по гр ебах
—
продуктов
художественного
творчества,
не
на­
шедших
себ е
«применения»
ил и,
еще
хуже,
изъятых
из
«применения», «национализированных» .
То
же
относ итс я
к
томикам
поэтов
в
публичных
би­
бл ио теках
и
к
музыке
в
музыкальных
зал ах
консервато­
рий.
Везде
и
вс юду
консерватории
—
склады
лом ан ого
же­
леза.
Недаро м
они
содержатся
на
государственный
и
об­
щественный
счет,
вообще
«содержатся». « С в обо дна я»
кон­
серватория
не
просуществовала
бы
и
пя ти
ми нут
—
бы ла
бы
расхищена
для
«применения» .
Что
бы
сказали
старые
мастера,
если
бы
им
п ред ложил и
писать
ка рти ну
не
для
храма,
не
для
дворца,
не
для
home —а ,
а.. .
для
музея
об­
щест венн ого
или
для
«частной»
коллекции?
Теперь
пи­
шут...
Получа ет ся
искусство
не
к
мес ту,
а
«вообще себе».
Нашли
б ыло
п уть
к
«применению»
вновь:
Рескины,
Мор ­
рисы,
к у ст ари , «художественная промышленность». Но от
искусства
до
кустарничества
—
расстояние
примерно
такое
же,
как
от
благородства
до
благонравия.
В
ко нце
концов,
в
обе
стороны
п рав
художник,
сам
немало
прокормив­
ший
кустарей: «Раб «художественной
промышленности»
настолько
же
нел еп
и
ж алок,
насколько
некультурен
ху­
дожн ик ,
затворивший
себе
все
дв ери
выявлений
творчест­
ва,
кроме
холста
или
гли ны » (Рерих). Но сердиться здесь
не
на
что:
промышленный
стиль—такая
же
историческая
необходимость,
какою
некогда
был
стиль
«мещанский»:
с
цветочками
и.
стишками
на
голубеньких
подвязочках.
В
итоге,
как
жизненный
силлогизм
самого
искусства
з акл юч ение
дилетантизма
о
си нтезе
искусств:
большой
пуб личны й
дом,
на
стенах
«вообще себе»
картины,
с
«во­
о бще
себе»
эстрад
несутся
зву ки
ораторий,
симфоний,
бо­
евого
марша,
поэты
читают
стихи,-актеры
воспроизводят
самих
зрителей,
синтетических
фантазеров...
Можно
бы­
ло
бы
ограничиться
одними
по сл ед ними
для
выполнения
«синтеза»: оперную залу наполнить «с оот ве тс тв ующи ми»
звукам
«световыми эффектами»; пожалуй,
еще
и
вне-эсте-
тическими
раздражителями,
вроде
запахов,
осязательных,
тепловых,
желудочных
и
др.
возбудителей!..
Но
пьяная
и дея
такого
синтеза
—в
противовес
вышепредложенной


Эстетические
фрагменты
351
«площадке»,—
есл и
бы
была
высказана,
едва
ли
бы
имела
методологическое
значение,
а
не
то лько
симптоматиче­
ское
—
для
психопатологии.
Не
припоминается,
кто
недавно,
ужаснувшись
перед
нелепостью
«общего синтеза»
иску сств,
за явля л,
что
без
всякого
синтеза
роль
синтеза
выполняет
по эзия .
Впрочем,
с лов а: «без всякого синтеза», кажется,
добавляю
от
себя,
остальное,
на до
полагать,
сказал
поэ т.
Ес ли
живописец
подумает,
он
вынужден
будет
с каза ть
то
же
о
живописи,
музы кан т
—
о
музыке.
И
ве зде
фил ос офс твую щий
эс тет ик
должен
до ба в лят ь: «без всякого синтеза», ибо структур ­
ность
каждого
искусства,
каждого
художественного
про­
изведения,
т.
е.
органичность
его
строения,
е сть
признак
конкретности
эстетических
объектов,
но
отнюдь
не
си н­
тетичн ости .
Структура
потому
только
структура,
что
ка ж­
дая
ее
часть
есть
та кже
индив иду аль н ая
часть,
а
не
«сторо ­
на », не «к а чес т во», вообще не субъект отвлеченной катего ­
р ичн ости.
«Синтез»
поэзии
имеет
только
то
«преимуще ­
с тв о », что он есть синтез слова,
самый
напряженный
и
са­
мый
конденсированный.
Только
в
структуре
слова
на лицо
все
конструктивные
«части»
эстетического
предмета.
В
му­
з ыке
отщепляется
смысл,
в
живо пис и,
скульптуре
затем­
няется
уразумеваемый
пр едмет
(слишком выступают « на­
зываемые»
вещи).
Искусство
насквозь
конкретно
—
конкретно
ка ждое
вопл ощение
его,
каждый
миг
его,
каждо е
тво рче с кое
мгновение.
Это
для
дилетанта
невыносимо:
как
же
со
«всем» «позн а ком ит ьс я»?
Мастер,
артист,
художник,
поэт
—
дро бят.
Их
пут ь
—
от
единичности
к
ед инс твен но сти.
Долой
синт е зы,
объ­
единения,
единства!
Да
здравствует
разделение,
диффе­
ренциация,
разброд!
ИСКУССТВО
и
жиз нь
Что
искусство
возникает
из
у кр аше ния,
это
—
не
толь­
ко
генетический
фак т,
это
также
су щест венн ая
фу н кция
искусства,
раз
и с кусс тво,
так
или
иначе,
целиком
или
ча­
стично,
между
прочим
или
всецело,
представляет
кра со­
ту.
Поэтому-то
и
бессмысленно,
неодушевленно,
бессуб-
станциально
искусство
«вообще себе».
Но
нельзя
обра ­
щать
фор мул у,
ибо
это
обращение
ес ть
из вр аще­
ние—
нельзя
сказа ть :
всякое
украшение
есть
искусство.
Украшение
—
только
экспрессивность
красоты,
т.
е.
жест,
мимика,
сл езы
и
улыбка,
но
еще
не
мысль,
не
ид ея.


352
Г.
Г.
Шпет
Экспрессивность
—
вообще
от
избытка.
Смысл,
иде я
д ол­
жны
жить,
т.
е., во-первых,
испытывать
н едос таток
и
по­
то му,
во-вторых,
воплощаться,
выражаться.
Красота
—от
потребности
вы р азить
смысл.
Réalisez — tout est là (Се ­
занн).
Потребность
—
по ка
она
не
успокоена
—
беспокой­
ство,
неутоленность.
Творчество
—
беспокойная
мука,
по­
ка
не
на йде но
вы р ажени е.
Муки
ученика
—
страшнее
мук
мастера:
пока-то
выр аж ение
не
«удовлетворит», пока -т о
не
выразишь
волнующего.
Поистине,
п ока
оно
не
выра­
жено,
оно
уничижает
сознание,
и здева ется
над
разумом.
В олн ует
простор
неба,
грудь
женщины,
величие
ду­
ха—
художник
пишет,
рису ет ,
высекает,
по ка
не
«снял»
выражением
бе с пок ойной
страсти.
«Мастер»
не
так
муча­
ется,
как
«ученик»,— от то го
ест ь
ма сте ра
ма ст ит ые, «ака­
демики».
Есть,
впрочем,
мастера
—
ученики.
Но,
конечно,
не
в
том
дело,
что
«притупляется»
стр ас ть
и
волнение,—
разве
маститый
меньше
чувствует
потребность
жизни,
чем
маль чи к,—а
в
том,
что
мас титы й
не
хватается
за
вы­
ражение
«не по силам».
Инстинкт
почестей
—
п ротив
ин­
с тинкт а
жизни!
Так
и
формула:
искусство
ес ть
жизнь
—для
немногих
все-таки
верна.
Извращенный
крик:
жизнь
—
иску сс тво !
Т акие
обращения-извращения
повторяются:
жи знь
есть
философия,
жизнь
ес ть
п оэзи я.
Это
—
социально-психо-
логический
симптом.
Это
—
призн ак
эпохи,
когда
ложь
дешева.
Это
—
в опль
вырождающихся.
Ж алкую
ув яда­
ющую
жизнь
хотят
косметицировать
философией,
искус­
ством,
поэзие й.
Это
н азыв ает ся
«вносить»
философию,
ис­
кусство,
поэз ию
в
жизнь...
Или,
н агл ее,
не
отрывать
их
от
жизни.
Но
молодость
об
это м
не
кр ичи т,
а
сама
собою
у краш ена
и
ника ких
потерь
и
разрывов
не
страшится.
Жизн ь
—
ис к ус ст во , «создание»
из
жизни
ис кусс тв а,
жизнь
да же
величайшее
из
искусств
—
все
это
типическое
декадентство.
Это
зн ал
п адав ший
древний
ми р,
зн ал
ро­
ман тизм—
падавшее
христианство,—это
слыхали
не дав но
и
мы
от
падавшего
демократизма
и
натурализма
—
у
к аж­
дог о
в
собственном
архиве
найдутся
напоминания.
Вне
декадентства
«искусство жизни»
—
фатовство
и
пошлость.
Если
жизнь
есть
искусство,
то
искусства
нет.
Ибо
укра­
шение
должно
быть
украшением
чего-нибудь,
а
есл и
оно
не
украшает
жизни,
то
и
оно
не
существует,
и
ж изнь
—
и стяз ание .
А
ук р ашать
украшение
—своего
ро­
да
aesthetical insanity.


Э стетиче ские
ф рагмен ты
353
Художественное
создание
—
хо тят
того
или
не
хотят
декаденты
—
входит
в
жизнь
как
факт.
С
этим
ничего
да­
же
и
поделать
нел ь зя.
Художественное
произведение,
во-
шедши
как
фа кт
в
жизнь,
уже
и
не
может
не
быть
жиз­
нь ю.
Хотят
же
другого.
Хо тят,
чтобы
то,
что
не
м ожет
быть,
пер ешло
в
то,
что
ес ть,
что
не
может
не
бы ть.
Но
это
и
есть
возвращение
к
неукрашенной
жизни,
пр ир од­
но й,
животной,—прекрасной
толь ко
в
некоторых
редких
случаях
игры
и
безобразия
природы.
Тут
почти
всегда
в место
золота
—
горсть
гл иня ных
чер епко в.
Только
искусство
подальше
от
жизни,
далекое,
дале­
кое
ей,
может
б ыть
ей,
безобразной,
украшением.
А
ис­
кусство
в
жизни,
близкое
е й,—
новое
в
ней
безобразие.
Не
довольно
ли
того,
что
есть?
Искусство
должно
бы ть
не
в
жизни,
а
к
жизни,
при
ней,
лег ко
отстегиваемое,—от­
стегнул
и
поше л
дальше
—
пристегнуть
к
другому
кр аю ...
Красота
—
праздник,
а
не
середа.
ПОЭЗИЯ
И
ФИЛОСОФИЯ
Искусство
не
есть
жизнь,
и
фи лософи я
не
есть
жизнь.
Никакого
логи чес ко го
вывода
из
этих
отрицаний
сд ела ть
нельзя.
Но
есл и
всмотреться
в
смысл
этих
отрицаний,
то
их
положительное
значение
раскрывается
скоро.
Жизнь
есть
только
материал
и
искусства,
и
ф илос офии ,
следова­
тельно,
жизнь
есть
только
отвлеченность.
Философия
же
—
по сл едняя,
конечная
в
за дан ии
и
бесконечная
в
ре­
а льном
осуществлении
конкретность;
искусство
—
именно
потому,
что
оно
искусство,
а
не
ужё-бытие,
творчество,
а
не
соз д анност ь
—
есть
предпоследняя,
но
все
же
сквоз­
ная
кон кре тнос ть .
Философия
может
быть
пред п ос лед­
нею
конкретностью,
и
тогда
она
—
искусство,
а
искусство,
проницающее
последнюю
кон кре тнос ть ,
ес ть
уже
фи ло­
софия.
Так,
искусство
как
философия
есть
философия
как
искусство
—
и
следовательно,
пролом
в
стене
ме жду
искусством
и
философией.
Философия
есть
искусство,
и
искусство
е сть
филосо­
ф ия—
две
истины,
во все
не
получающиеся
путем
взаим­
ного
фо рм ал ьного
о б раще ния.
Оба
утверждения
р е ально
н езав иси мы
и
самобытны.
Философия
ест ь
искусство
как
высшее
мастерство
мысли,
творчество
кр асо ты
в
мы с­
ли
—
величайшее
творение;
ображение
безобразного,
украшение
бе зобрёзн ог о,
творение
красоты
из
небытия
красоты.
Философия
е сть
искусство,
т.
е.
она
н ачи нает
су­


354
Г.
Г.
Шп ет
ществовать
«без пользы», без задания, «чисто»,—
в
край­
нем
случае,
раз ве,
лишь
в
украшающем
«применении» .
Теперь
искусства
—
органы
философии.
Тут
особенно
ясно
видно
бессмыслие
синтеза
искусств:
что
так ое
«син­
те з»
рук^
ног
и
головы?
—
кровавая
каш а
из
мышц,
нервов,
костей.
Но
что
такое
живо пис ь
в
поэзии,
поэз ия
в
музыке
и
т.п.? —То
же,
что
ходить
на
руках,
обнимать
ног а ми,
цел оват ь
теменем...
Цирковой
фокус,
есл и
гов орят
в се­
рьез.
В
действительности
—
лишь
метафора.
Столько
же
общего
меж ду
музыкальностью
поэзии,
изобразительно­
с тью
и
осмысленностью
музыки,
поэтичностью
карти­
ны
—
сколько
его
вообще
меж ду
произвольно
подобран­
ными
омонимами,
меж ду
часом
грозным
и
часом
по по­
лудни,
между
талантом,
зарытым
в
земл ю,
и
тала нто м
гробокопателя,
м ежду
гробокопателем
и
клауном.
Смешным
дел ом
за ни маетс я
модерн-поэтика,
пер ено ­
ся
в
поэзию
музыкальные
анало ги и.
Т олько
при
готтен­
тотском
дво ре
можно
б ыло
бы
исполнять
музыкальную
пьесу,
н апи санн ую
по
правилам
Буало,
Батт е
и
Брюсова.
Поэзия
как
«синтез»
музыки
и
смысла
е сть
синт ез
паути­
ны
и
меда.
Как
может
смысл
дел ать
му зык у?
Смысл
не
де лает
му зыки
—
музыка
уб ив ает
смысл
—
тон
калечит
по­
эзию.
—
Поэзия
исключает
музыку,
музыка
—
поэ зи ю.
—
Почему?
—
Потому
что
их
хотят
соединить!
Искусства
—
органы
фи лософи и ;
философия
нуждает­
ся
не
только
в
голове,
так же
и
в
руках,
глазах
и
в
ух е,
что ­
бы
осязать,
видеть,
слышать.
П ора
перестать
ходить
на
го­
лове
и
аплодировать
(футуризму)
ушами!
Когд а
музыкальная
внешность
—
вся
музыка
непосред­
ственно
только
внешность
—
уб ив ает
смысл
в
поэзии,
хва­
таются
за
живописность,
за
«образ» .
Обра з
не
на
полот­
не
—
только
«образ», метафора;
поэтические
образы
—
фи­
гуры,
тро пы,
внутренние
форм ы.
Психол ог и
с дел али
поэти­
ке
плохой
дар,
исто л ков ав
внутреннюю
форму
как
об­
раз
—
зрительный
по
преимуществу.
Утве ржде ние ,
что
вн у тренн яя
форм а
ж ивоп ис ный
образ,
есть
ложь .
Зр и­
тельный
образ
мешает
поэтическому
восприятию.
Прини­
мать
з рите льны й
образ
за
поэтический
—
то
же,
что
сч и­
тать
всякое
созерцание,
всякую
интуицию
зри тель н ою.
На пря гат ься
к
зрит ель ному
образу
«памятника неруко­
тв орн ого»
или
«огненного глагола», любого « об р аза», лю­
б ого
символа
—где
формы
не
зрительны,
а
фиктив­


Эстетические
фрагменты
355
ны
—
зна чит ,
напр я гать ся
к
не-пониманию
и
к
не-воспри-
яти ю
поэтического
слова.
Бывает
и
есть,
ко нечно ,
и
музыкальная
в нутре нняя
форма;
без
нее
му зыки -
не
было
бы.
Но
это
не
оп ра вдыва­
ет
св едё ния
поэзии
к
музыкальности.
До к азат ель­
ство
—
история.
Каждая
поэзия
имеет
своих
«музыкантов»,
сама
он а,
к ажда я,
своих
и
назовет,
ко гда
требуются
пр и­
ме ры.
Но
поэтов
поэз ия
зна ет
и
не
толь ко
«своих», а про­
сто
всех
для
всех.
Нужны
по эты
в
поэзии,
и
как
не
ну жны
в
поэзии
му­
зыканты,
так
не
нужны
и
живописцы.
Живописная
по­
э зия
родилась
на
заборе,
там
и
ме сто
ей.
Внутренняя
фо рм а , «образ», созерцание,
интуиция
бы­
вают
так же
умными.
Тут
начинается
искусство
как
фи ло­
софия,
перевал
к
последней
конкретности,
тут
кончается
вместе
псевдофилософия
и
псевдоискусство,
ко н ч аются,
для
имеющих
глаза
и
уши,
до-прометеевские
сумерки,
когда
—
oï ттрйта p .èv ßXcTTOVTeg eßXeiTov |д.с с тг |v» // xXù-
ovteç oùx f|XOXJOV —
имели
глаза,
и
попусту
смотрели,
на­
прягали
слух,
а
не
слыш али.
ПРИЗНАКИ
И
СТИЛ И
Восемнадцатое
столетие
великолепно
сво ею
монолит­
н ос тью.
В
не го
влились
потоки
Ренессанса,
ист ощившие с я
в
рассудочной
сухости
семнадцатого
столетия,
слились
в
одну
большую
волну,
и
пр и мерно
к
средине
ве ка
вз ды­
билась
эта
волна
исторического
тече ния.
Она
о пять
нис па­
д ает
к
концу
века,
чтобы
в
начале
следующего
подняться
в
многообразных
переливах
национальных
Возрождений.
Провал
сере ди ны
де вятнадца то г о
столетия
тол ько
резче
выделяет
нов ый
взле т
кул ь турн о-и стори чес кой
волны
к
концу
замечательного
века.
Наш е
вре мя
захотело
б ыть
ору ди ем
в
руках
злого
гения
истории
и
воздвигло
попе­
рек
ее
течения
ч уд овищ ную
в ое нную
плотину.
Как
и гру­
ш е чную,
смел
ее
напор
ду ха
и
мысли
—ибо,
невзирая
на
миль оны
трупов
и
искалеченных
т ел,
это
б ыла
война
ду­
ховных,
а
не
пло тск их
сил,—и
не
оказалось
на родо в
по­
бежденных
и
победителей,
ес ть
только
низверженные
и
взне сенн ы е.
Мы
—первые
низверженные
—
взносимся
в ыше
других,
быть
может,
девятым
и
последним
валом
европейско-всемирной
истории.
Ны не
мы
преображаем­
ся,
что бы
начать
наконец
—
на до
в ери ть!
—
свой
европей­
ски й
Ренессанс.
От
нас
теперь
потребуется
стиль.
До
сих
пор
мы
только
перенимали.


356
Г.
Г.
Шп ет
Сороковые
годы
составляют,
пожалуй,
последний
естественный
стиль.
По
фи лософс кой
задаче
в рем ени
это
дол жен
был
быть
стиль
осуществлявшегося
в
д ейс тви­
тельности
духа
—
стиль
прочный,
обоснованный,
строгий,
серьезный,
разумный.
На
деле,
быт
нер едко
принимался
за
действительность
и
вытеснял
к ульт:
демократизм
и
ме­
ща нств о
заслоняли
собою
духовность.
Реализм
духовный
ост ал ся
нерешенною
задачею,
потому
что
сред ст ва
симво­
ли зации
такого
реа льн ого
на йде ны
не
были.
Ф илосо фия
истории
запружалась
эмпир иче с кою
и стори ей.
Строгая
раз умнос ть
зам ещал ась
распущенным
благоразумием
и
расчетливою
уютностью.
Мещанские
революции
внесли
сумбур
в
жизнь,
искусство
де мокра тизи ровал ось ,
ирр а-
ционализировалось
и
дегенерировало
—
aequis сапо встало
на
м есто
equitibus сапо.
С
«натуралиста»
Фейербаха
нача­
лось
алогическое
беспутство
в
самой
философии.
Эстети­
ка
растряслась.
На тура ли зм
бесчинствовал.
Можно
гово­
рит ь
о
разности
талантов,
но
не
о
различии
осуществля­
емы х
форм .
Зо ля
и
То лст ой,
Тургенев
и
Флобер,
Че хов
и
Мопассан,
Шпильгаген,
Зуд ерма н,
Сен кев ич
и
опять
Тол ст ой
—
разница
только
талантов
и,
следовательно,
чу в­
с тва
ме ры.
Крейцерову
Сонату,
Сентиментальное
воспитание,
Une Vie от пошлости выручает,
толь ко
талант,
но
не
напра­
в лени е.
Соответственно,
эстетика
натурализуется,
психо­
ло гизир уе тся ,
этнологизируется,
социологизируется,
вооб­
ще
занимается
пустячками,
«фактиками»,
сплетнями
о
происхождении
и
о
похождениях
искусств.
Собствен­
ный
высокий
стиль
эстетики
с тал
непонятностью,
потому
что
недостаточно
понятным,
иностранным,
стал
сам
разум.
Поистине
вовре м я
начал
фил ос оф ст вова ние
моло­
том
классик
Ницше!
Нам
нуж но
снова
стать
классиками,—
тв ер дил
Сезанн.
Только
в
России
продолжала
звучать,
несмотря
ни
на
что,
разумная
непонятность
лирики
Тютчева
и
п род олжа­
ла
надоедать
бессмысленным
умам
непонятная
ра з­
ум н ость
т ра гики
Достоевского.
Их
ро ль
и
п ути
—над-ис-
торические.
Исторически
ре ал изм
сороковых
годов
с ло­
мался
вместе
с
Гоголем.
Тютчев
и
Достое в ски й
остаются
обетованиями
нового
стиля.
Ответственный
подвиг
п ри­
нимает
на
се бя
Андрей
Белый
преждевременным
вы пол­
нением
обетования
—
потому
что
ст иль
может
явиться
только
после
школы.
Этот
стиль
должен
быть
наш.
Всякий
стиль
руководит­
ся,
всякий
стиль
направляется
избранным
для
того,


Эстетические
фрагменты
357
во-своевременьи,
народом.
Но
стиль
бывает
только
посл е
школы.
А
мы
школы
не
проходили.
В
эт ом
н аша
культур­
ная
антиномия.
Запад
п рошел
школу,
а
мы
только
плохо
учились
у
Запада,
то гда
как
нам
нуж но
пройти
ту
же
шко­
лу,
что
проходил
Запад.
Нам
учит ься
всегда
недосуг,
вме ­
сто
oxoXf| у нас аоуоХла .
За
азбукою
мы
тотчас
читаем
последние
и зве стия
в
газетах,
любим
пос ле дние
слова,
ре­
ша ем
последние
вопросы.
Бу дто
бы
дети,
но
на
школьной
скамье,
мы
—
недоросли.
Такими
родились
—
н аша
анти­
номия—от
рождения,
ве рнее ,
от
крещения:
крестились
и
крестимся
по-византийски,
азбуку
вы уч или
болгарскую,
книжки
читаем
немецки е,
пишем
книжки
без
стиля.
Натурализм,
который
приняли
мы
как
по следнее
сл о­
во,
был
чистым
эстетическим
нигилизмом.
По
своему
существу,
по
идее
своей,
натурализм
—
принципиальное
отрицание
не
тол ько
сти ля,
но
и
н ап рав л ен ия. «Направле­
ние»
в
натурализме
заменяется
поучением,
моралью,
потому
что
нигилист,
отрицая
бесполезное
творчество,
никакого
для
себ я
опра вд ан ия,
кроме
утилитарного,
при­
думать
не
в
состоянии.
На пра вле ние
в
искусстве
—
серь ез ­
ность,
нигилизм
—
беспечность,
утилитаризм
—
лицемер­
ный
покров
духовной
праздности,
деланная
серьезность
тунеядца,
практичность
варвара,
цивилизованность
семи ­
нариста.
Символизм
явился
для
формальной
защ иты
и
для
во с­
становления
прав
искусства.
В
силу
ос нов ани й,
прямо
противоположных
с
н атура ли змом,
символизм
как
такой
также
не
может
и меть
ст иля
и
не
может
быть
«направле ­
н ие м ». Как натурализм
—
отрицание
искусства,
так
симво­
лизм
—
существенное
свойство
ис ку сства .
Символизм
—
искл ючите ль н о
сосредоточенное
искусство,
и
потому
си м­
волический
стиль
всегда
искусственный
стиль,
а
не
естест­
венный,
всегда
стилизация.
Символ
—
сопоставление
порядка
чувственного
со
сфе­
рою
мыслимого,
иде и,
идеальности,
действительного
опыта
(переживания)
со
сферою
идеального,
опыт
осмыс­
ливающего.
Искусство,
в
аспекте
эстетики,
существенно
между
тем
и
другим.
О шибо чно
утверждение,
будто
си м­
вол
устанавливается
н епр еменн о
на
основе
«сходства» .
«Сходство»
физич ес ко го
и
духовного,
чувственного
и
иде­
аль ног о
—
вообще
весьма
хитрая
проб лема ,
если
под
«сход­
ством»
понимать
«подобие», а не просто « сх о ждение»
—
с
д вух
б езу слов но
не подо бны х
концов
к
какому-то
условно
одному
п унк ту.
Символ
и
не
аллегория.
Аллегория
—
р ас­


358
Г.
Г.
Шп ет
с уд оч на, «измышленна», плоскоконечна.
Символ
—
твор-
чески-пророчествен
и
неисчерпаемо-бесконечен.
А лл его­
рия
—
теософична,
символ
—
мистичен.
Хотя
бы
со верше нно
условно,
символ
—
зн ак
в
смысле
«слова»
как
зн ака
других
слов,
пр ямо
(или метафориче­
ск и)
называющих
«вещь» (процесс,
признак,
действие).
Следовательно,
символ
ест ь
sui generis suppositio.
Поэто­
му
слово,
с
другого
конца,
ес ть
прообраз
всякого
искусст­
ва.
Поэ том у
же
и
его
структура
—
исчерпывающе
полна
и
составляет
тип
всякого
эстетического
предмета.
Иск ус­
ство—
мод ус
действительности,
и
слово
—
архетип
э той
д е йствите ль ност и,
недействительной
действительности.
В
итоге,
с имвол изм
принципиально
ес ть
утверждение
п рав
искусств.
Исторически
символизм
—
время
всяческих
реставраций
и
с тил изац ий.
У
нас,
напр<имер>»—класси­
цизма,
арх аи зма
(славянизма), романтизма,
народничест­
ва.
Но
нам
теперь,
сей ча с,
не
реставрации
нужны,
а
Ре­
не ссанс.
Через
с имво лизм
Европа
спасала
себ я
от
несерьезно­
сти,
праздности,
утилитарности,
варварства,
восточной
мудрости:
стилизовался
сам
Вос ток,
стилизовали
японцев
и
дру гих
варваров,
да же
дика р ей
и
вообще
ни зкорож де н­
ных,
для
то го
то льк о,
чтобы
их
европейски
облагородить.
В
примитив
только
играли,
потому
что
нужно
было
на
место
смешного
поставить
веселое,
на
ме сто
нелепо­
го—умное,
незабываемого
Се за нна
—на
ме сто
позабыто­
го
Гокусая.
И
ес ли
в
наше
время
уже
ис тле ли
в
памяти
разные
Альтенберги,
Товоте,
Шницле ры
и
им
подобные,
то
ра зве
не
за тем,
чтобы
подчеркнуть
провинциальное
безвкусие
еще
существующей
способности
к
«чтению»
ка­
кого-нибудь
Рабиндраната
Тагора?
В
бо рьбе
за
право
иску сс тва,
за
«веселую науку»
Европа
по теряла
стиль.
Стиль
сдел ал ся
вопросом
не
осущест­
вл ения ,
а
только
изучения.
Стилизация
замещала
школы
маст ерств а.
Ди сци плина
хорошего
воспитания
исчезла;
пар икмах ер ы
и
пор тны е
з ам енили
собою
гувернера;
ко м­
мивояжер
вкладывал
пре йс курант
торг ового
дома
в
об­
ложку
Готского
Альманаха.
Так
с лучилос ь,,
что
в
эпоху
техники
был
утерян
секрет
те хн ики,
не
бывший,
однако,
сек ре том
для
веселых
мас теров
серьезного
цеха.
Реал и зм
также
существенное
свойство
искус ства.
Тре ­
бо ва ние
фор мы
исходит
от
содержания.
Содержание
без
формы
ес ть
чистая
страдательность.
Содержание
стра­
ж дет
формы
и
страдает
без
н ее,
как
стр ад ает
са мо
от
себя


Эстетические
фрагменты
359
все
отвратительное,
как
стр ад ает
душа
«сама по себе», ли­
шенная
тела,
отвратительная.
Формы
без
со дер жа ния
со­
ставляют
пр едм ет
не
творчества,
а
собирания,
к ол лек цио­
нирования—
музыканты
в
поэзии,
напр
< имер >, коллек­
ционеры,
бездомны,
их
домашний
очаг
—
уют
музея,
они
спят,
едят,
лю бят
и
делают
прочее
в
магазинах
старого
платья.
Одно
со де ржани е,
без
формы,
есть
стихия
приро­
ды
и
души
—
отвратительность
и
л ожь
духовная,
лог иче­
ска я,
эс тети ческая
в
культуре,
ибо
и
культура
—
рожде­
ние,
преображение
и
Во зр ожд ение
ду ха
—
есть
для
при­
роды
ложь
нравственная.
Р еал изм,
если
он
—
не
ре а лизм
духа,
а
только
природы
и
души,
есть
отвлеченный
реализм,
скат
в
«ничто»
н а тура­
лизма.
Только
дух
в
подлинном
смысле
реализуется
—
пусть
даж е
матер и али зу ется,
воплощается
и
воодушевля­
ется,
т.
е.
осуществляется
в
той
же
прир од е
и
душевности,
но
всегда
возникает
к
реальному
бытию
в
форм ах
культу­
ры.
П рир ода
просто
существует,
душа
живет
и
био -
графствует,
о дин
дух
наличествует,
чтобы
в озн икать
в
культуру ,
ждет,
д олг оте рпит,
над еет ся,
все
пе р ено сит,
не
бесчинствует,
не
превозносится,
не
и щет
своего.
Хри­
стиан ская
метафора
духа
—
любовь.
Смешно
и
жалко
слу ­
шать,
ко гда
христиане
гов о рят
о
любв и:
рассуждение
с ле­
пого
о
цветах,
глупого
об
уме,
лже ца
о
правде,
теос офа
о
мистике,
кастрата
о
бр ачн ых
радостях.
Утверждение,
что
любовь
ест ь
источник
—
и
притом
особенно
глубокий
и
плодотворный
—
познания,
творчества,
красоты,
так
же
истинно,
как
было
бы
истинно
заверение,
что
плакучие
ивы
—
и сто чник
полноводия
озера,
к
которому
они
ск ло­
няются
и
в
ко тор ое
они
роняют
свои
слезы.
Дух
—
источ­
ник
всяческого,
в
том
числ е
и
любви.
Дух
—
не
метафизический
Сезам,
не
жизненный
элик­
си р,
он
реален
не
«в себе», а в признании.
«В себе»
он
только
познается,
в
себ е
он
только
идея.
Культура,
искус­
ство—
реальное
осуществление,
творчество.
Дух
создает­
ся.
Без
стиля
и
форм ы
—
он
чистое
и
отвлеченное
не-бы-
ти е.
Реа л изм
есть
реал и зац ия,
а
не
бытие.
П озна ть
реаль ­
ное,
узнать
иде ю
и
осуществить
ее
—
таков
путь
от
Возро­
ждения
к
стилю.
Когда-то
он
еще
будет?
Наш а
теперь
за дача
—
только
Воз рож дени е.
Потому-то
нужнее
теперь
учитывать
признаки,
чем
заботиться
о
стиле.
Стиль
сам
при де т,
нечаянно,
когда,
быть
может,
устанем
ждать;
Дух
ждать
не
устанет,
он
переждал
христианство,
переждет
и
т епер ешни й
послехристианский
разброд.
Но
мы-то
са­


360
Г.
Г.
Шпет
ми,
ко неч но,
уже
устали.
Н едаро м
умы
наших
сов р емен­
нико в
иссушаются
восточною
мудростью,
недаром
нас
оглушает
грохот
теософической
колесницы,
катящей
же­
сто кую
Ка ли,
недар о м
б есную тся
ее
поклонники,
душите­
ли
р азум а.
Это
—
их
по следнее
бесн о ван ие.
Обреченная
ими
жертва
—
иск у пле ние
готового
родиться
нового
духа.
Эта
жертва
—
дорогое
для
ра зу ма,
но
не
за конно е
его
де­
тище
—
е вропе йс кая
метафизика.
Ей
будет
сооружена
гробница
в
новом
стиле,
ее
соорудит
возрожденный
ра з­
ум
—
в
законных
уже
форм ах
реализации
духа.
Нов ый
ре­
ализм,
р еал изм
вы раж енны й,
а
не
реализм
бы та,
будет
выражением
того,
что
есть,
а
не
того,
что
случается
и
бы ва­
ет,
то го,
что
д ейс твит ельно
есть,
а
не
того,
что
кажется.
РАСПАД
И
НОВОЕ
РОЖДЕНИЕ
Дифференциация
—
но вое
рождение
и
рост,
центро-
стремительность
до
пресыщения,
до
напр яже ннос ти,
не
вы дер жи вающ ей
сжатия
внутренних
сил
и
разрешающей­
ся
в
систему
новых
центров,
отталкивающихся
друг
от
друга,
самостоятельно
способных
к
новым
конденсациям
и
к
новым
дифференциациям.
Сперва
—
концентрация
жизни,
зат ем
разметывание
к ругов :
р азл етаю тся
каждый
со
с воим
центром,
хранящим
в
себе
только
воспоминание
о
некогда
общном,
едином
пра-центре.
Творчество
—
по д­
раж ан ие
(|JÜ|a.T|Oiç) по воспоминанию (àvâ|ivr]oiç). П оэ то­
му
п одража ни е
никогда
не
есть
копирование.
Воспомина­
ния
не
б ыло
бы,
если
бы
не
бы ло
забывания.
Забыва­
ние
—
кнут
творчества,
оно
в зды мает
на
ды бы
фантазию.
Пар ящ ий
в
пр о стр ан ствах
фантазии
«центр»
напрягается
до
способности
нового
рождения,
рас сл ое ния
сконцен­
трировавшегося,
дифференциации.
Из
ра спада
ничего
не
вырастает.
Распад
—
голодание,
когда
жизнь
поддерживается
питанием
на
счет
организ­
ма,
самоедство
организма.
Распад
—
гниение.
Его
продукт
и
его
назначение
—
удобрение.
Р аспад
иск л ючает
смерть,
потому
что
это
е сть
меха­
низм,
кругообращение
вещества,
сохранение
материи.
Нет
смерти,
следовательно,
нет
и
нового
рожден и я
—
сох р анение
на
место
созидания.
Смерть
—
м аска
творчест­
ва,
домино
любви.
См ер тный
бра к
—
тайна,
мистерия
ро­
ждения
и
творчества.
Любовь
и
непосредственно
за
нею
—
чер ез
стол ь ко- то
часов
или
месяцев
—
рожден и е
есть
иллюзорное
творчество.
Настоящее
творчество
—
из
ничего,
следовательно,
в
промежуток
меж ду
любовью


Э стетическ ие
фра гмен ты
361
и
рождением
входит
смерть.
Вот
—те
час ы
и
месяцы
«между»
—
ч асы
и
месяцы
ож ида ния.
Новое
рождение
по джи дает
ветхую
смерть.
Смерть
—
взрыв,
революция,
разрушение.
Рождение
—
тишина,
покой,
единственный
и
неустойчивый
миг
равновесия,
после
которого
на ч ина­
ется
рост,
напр яж ение,
конденсация.
Муки
родов
—
образ,
как
«восхождение солнца», также
—
propter hoc ergo post
hoc. А в действительности
—
муки
смерти,
движение
зе м­
ли
вокруг
со лнца , post mortem ergo propter mortem.
В
ма­
тернем
чр еве
—
смерть,
ничто—
там,
где
была
жизнь;
в
солнечном
ми ре
—
новое
рождение,
н ечто
из
ничего.
Почему
после
с имвол изм а
нет
ново го
реализма?
Т.
е.
еще
нет,
по ка
еще
нет.
Первая
мысль
—
что
совершается
рас п ад,
удоб рени е,
унавожение.
Свидетельство
то го
—
на­
глядно:
искусство
сам о ед ству ет,
р ефлек сир у ет.
Не
это
ли
под линный
декадан с,
питание
собственными
тканями?
Никогда,
кажется,
не
б ыло
такой
неосмыслицы
в
духов­
ной
жизни:
философия
вместо
ре флекси и
ищ ет
позна­
ния
через
«переживание»,
пер еп ута ла
все
знач ения
и
смыслы
слова
concipio и бежит от лица разума,
не нави ­
дя щая
его,
а
искусство
на
мес то
спонтанного
творчества
рефлексирует,
исполняет
все
зн ачен ия
сло ва
experior и
подчиняет
пер ежи вани е
«поэтике»
—
настоящего,
про­
шлого
и
будущего,
ибо
поэтики
absolute, вне времени,
не
бывает.
Поэ т ику
будущего
приним аю т
за
поэ тик у
absolu­
te.
Фу ту ризм
ес ть
теория
искусства
без
самого
искусства.
Футурист
не
только
тот
и
не
всегда
то т,
кто
н азыв ает
себя
футуристом,—в
распаде
искусства
исч езает
и
искусство
наим е нов ания, —
а
тот,
у
кого
теория
искусства
есть
нача ­
ло,
причина
и
основание
ис кусст в а.
Когда
назы ва вш ие
се­
бя
футуристами
призывали
«поджигателей с почерневши­
ми
п ал ьца м и», было не страшно
—
славные
ре бята ,
дума­
лось.
Когда
они
ко ма нд ов али : «сройте основания славных
город ов», было непонятно и любопытно
—
не по нят но,
по­
тому
что
все
знали,
что
такие
«основания»
давным-давно
срыты,
а
люб оп ытн о,
потому
что
«манифест»
обр ащ ался
к
нам:
кто
же
из
нас,
думалось,—при
поглядывании
иско­
са
на
«ближних»
—
де ловых
людей,
бросит
отца
и
матерь
св ою,
чтобы
и дти
срывать
давно
срытое
и
не
срываемое?
Но
ср азу
становилось
невкусно
и
отвратительно
щекотало
обоняние,
когда
Манифест
обнародовал
возраст
Их
Вели­
чес тв:
самым
старшим
из
нас,
говорилось
там,
тридцать
ле т!
Как?
Вам
тридцать
ле т,
и
у
вас
уже
ес ть
тео рия
ис­
кусства?—
тогда
вы
—
не
ху д ож ники,
не
художники
в
творчестве,
не
художники
и
теории.
Вы
можете
бы ть


362
Г.
Г.
Шп ет
худо жни ка ми
р азве
только
в
тео р ии!
Практика,
последо­
вав шая
за
теорией,
б ыла
на
разный
вкус.
Утверждающие
примат
по эт ики
над
поэзией
—
футуристы.
Футуризм
«творит»
по
теории
—■
прошлого
у
него
нет
—
бер ем енно сть
футур ис тов
—
ложная.
Классики
п ро­
ходи ли
школу,
пр ео до левали
ее,
ст ано ви лись
романтика­
ми,
романтики
через
школу
становились
реал и ста ми,
ре­
алисты
—
символистами;
симв о л исты
могут
ста ть
че рез
школу
новыми
классиками.
Ф утурис ты ,
не
одолевшие
школы,
не
одолевают
и
ис кусс тва ,
бу дут
в
ней
не
хо зяе ва­
ми,
а
приказчиками,
хотя
бы
и
государственными.
Дело
не
в
«искусственности», как толкуют иногда.
Искусствен­
ность
только
тогда
искусственность,
ко гда
это
зам етн о,
и
потому
и
тогда
только
—
искусственность
может
бы ть
у пр еком.
Прием
в сех
декадентов
—
привлечь
внимание
фокусом.
Говорят
о
неискренности,
но
какое
ком у
до
это ­
го
дело?
Должно
быт ь
иск ре нне
произведение,
а
не
про ­
изводитель.
Не иск ре нно сть
и
искусственность
значат
про­
стое:
фокус
не
удался.
Критерий
—
не
таланта,
не
худо­
жественности,—
а
неподдельности,
не
фаль сифик ации,
подлинности:
первое
opus художника .
Ес ли
оно
«по учи­
телю», «по школе», по «принятым»
формам,
один
против
од ного,
что
из
художника
выйдет
реформатор;
есл и
оно
по
его
собственным
«новым»
формам,
десять
тысяч
п ро­
тив
одного,
что
из
него
выйдет
чиновник.
Фут уризм,
таким
обра зом,
рас па д,
гниение
и
удобре­
н ие.
Почва
—
готов а .
Первая
мысль
не
ответила
на
во прос ,
почему
нет
нового
реализма.
Втора я:
потому
что
мы
не
знаем,
что
такое
реальность.
Потеряли.
Мы
гре зим
о
ней,
зн ачи т,
не
з наем,
что
ес ть
она.
Н аша
жизнь
стала
ирреаль­
ною,
действительность
—
белибердою.
А
значит,
угасло
эстетическое
в ос пр иятие
и
прия тие
де йств ител ьн о сти,
осталось
од но
п раг мати ческ ое.
Ирреальное
«работает», бе­
либерда—
высшая
реальность.
Белибердяи
выдавали
те о­
соф ичес кие
тр удо вые
книжки
художникам;
теософиче­
ская
премудрость
загоняла
в
подполье
творимую
д ейс тви­
тельность.
Теософические
теории
искони
внушают,
что
реальность
под
п ок рывал ом;
приподнявшему
его
склад­
ки—
ужас
безумия.
И
правда:
перед
черным
ничто
-—кто
не
ли ш ится
ума?
Вот
критерий
для
распознания
художни­
ка:
поставить
испытуемого
перед
по крыв а лом,
в ну шать
ему
приподнять
покрывало,
и
художник,
не
теософ,
стро ­
го
отстранит
экспериментатора.
Разве
можно
циническим
движением
руки
разрушать
эту
та йну
—
красоту
скл адо к
по кр ывала ?
Разве
можно
художнику
собственноручно


Эстетические
фрагм ент ы
363
разрушить
данную
его
глазам
и
потому
подлинную
дейст­
вительность?
Разве
есть
и
разве
может
быть
иная?
Ей
мож но
только
«подражать»; ее надо творить;
она
—
нали­
цо,
за
нею
—ничто.
Изображайте
ее,
но
не
обезображи­
вайте.
Все
ее
внутреннее
—
ее
внешнее.
Внешнее
без
вну­
треннего
может
быть
—
такова
иллюзия;
внутреннего
без
внешнего
—
не т.
Нет
ни
одного
атома
внутреннего
без
вн ешно сти .
Реальность,
действительность
определяется
только
внешностью.
Только
внешность
—
неп оср едст вен ­
но
эст ети чна.
Внутреннее
для
эстетического
восприятия
долж но
быть
опосредствовано
внешним;
жир,
мышцы,
чрево
—
эстетичны
то лько
об тяну тые
кожею.
Само
опо ­
средствование-предмет
эстетического
созерцания
чер ез
св ое
касан ие
внешнего.
Еороцах’,
Л
Т01 é|if)V арсттр eiôôç té 6é|jiocç те coXeaav
à-QâvaToi,—
Доблесть
мо ю,
Евр имах ,
погубили
бессмертные
боги,—
Вид
и
наруж н ост ь
мою...
Сл авно е
было
вре мя,
когда
под
«добродетелью»
можно
бы ло
понимать
«вид и наружность»! Если бы в наше вре ­
мя
согласились
признать
внешность
добродетелью,
сто­
ило
бы
не
толь ко
быть
добродетельным,
но
д аже
пропо­
ведовать
добродетель...
Все
это
верно
эстетически,
и
жизненно
должно
быть
верно.
Эс тетик а
должна
вывернуть
жизнь
наизнан ку ,
что­
бы
жизнь
был а
правдива.
Что
мы
приобретаем
от
с иль­
ной
лю бви
«ближних», если эта люоовь
—
«в глубине ду­
ш и»? И как много мы приобретали бы,
если
бы
нас
не
обманывали
мнимою
действительностью
глубин
задушев­
н ых,
а
только
бы
всегда
во-вне
проявляли,
выражали,
ве­
ли
се бя,
как
ве дут
любящие.
Что
же
жизненно-реально:
расположение
внутри
и
невоспитанность
извне , «олаго че­
ловечества»
внутри
и
нож,
за жат ый
в
ку л аке,
из вне
или
неизменная
ласка
и
предупредительность
извне,
а
вн у­
три—не
все
ли
равно,
что
тогда
«внутри»? Можно пред­
почитать
тот
или
другой
способ
п ове де ния,
но
р е ально
су­
щее
в
первом
случае
есть
нево спи танно ст ь,
в
п ос лед­
нем—
любовь.
Вообще,
не
потому
ли
фи лософа м
и
п си­
хологам
не
удавалось
найти
«седалище души», что его
искали
вн утр и,
тогда
как
вся
она,
душа,
вовне,
мяг ки м,
воздушным
покровом
о блек ает
«нас» .
Но
зато
и
удары,
кот орые
наносятся
ей,—морщины
и
шрамы
на
вн ешнем
на шем
лике.
Вся
душа
есть
внешность.
Че лов ек
живет,


364
Г.
Г.
Шп ет
по ка
есть
у
него
внеш ност ь .
И
личность
ес ть
внешность.
Проблема
бессмертия
был а
бы
разрешена,
если
бы
бы ла
решена
проблема
бессмертного
овнешнения.
И
для
фи лософ ии : «внутри»
—
толь ко
идеальное,
а
не
реальное,
не
действительное,
не
действующее.
«Внутрен ­
нее» — «только»
ид ея.
Немцы
на уч или
нас
п р истав лять
к
«идее»
с лове чко
«только», чтобы выражением «то лько
идея »
сказать:
н ичто.
И
верно,
если
«идея»
не
разрешима
в нешн е,
во
в не,
она
—
ничто.
Но
ес ли
она
—
живая
дейст­
вительная
иде я,
она
не
«только идея», a Î5éa, т.
е.
в ид,
п ре­
жде
всего,
вне шний
видимый
облик.
Идеальное
как
ни­
что
только
постигается,
конципируется,
оно
—
реально
не-сущее.
Бергсониада
—
визгливое
«молчи»
перед
не-су-
щим.
Вн ешн ость
требует
не
конципирования,
а
уразуме­
ния
и
истолкования.
Сл ово
—
незаменимый
и
неиз мен ­
ный
образ
действительности
как
в неш но сти:
вс е,
без
остатка,
действительное
бы тие
—
во - вне,
все
внутрен­
н ее—
только
идеально.
Ху дожн ик
должен
утвердить
пра ва
внешнего,
чтобы
мог
существовать
философ.
Только
действительное
су­
ществующее
вне ш нее
может
быть
осмысленно,
потому
что
толь ко
оно
—
живое.
Только
художник
имеет
пра во
и
средства
утверждать
действительность
всего
—
и
бе с­
смысленного
и
осмысленного,—лишь
бы
бы ла
перед
ним
внешность.
Философ
узурпирует
чу жие
пр ава
и
пр иви ле­
гии,
когда
он,
заикаясь,
бормочет
что-то
об
иррациональ­
ном
быт ии
и
о
действительности
иррационального.
Вся
д е йст вите льно сть
—
во
внешнем,
и
п отому
та кое
бормота­
ние
та кже
действительно
толь ко
как
бормотание
—
ал оги­
ческая
белиберда.
ПР ОДОЛЖ Е НИЕ
О
ТОМ
ЖЕ
СЮ ЖЕТЕ
Мы
не
знаем
теперь,
что
такое
действительность,
хотя
философия
всегда
имеет
одну
задач у
—
познать
д ейс тви­
тельность.
С
нек от ор ого
вре ме ни
фи лос офия
пот ер яла
не
только
р еш ение
эт ой
задачи,
но
и
самое
зада чу .
Появилось
в
мир е
не-знание,
кот оро го
раньше
не
было.
Это
не-знание
возникло
тогда,
когда
фи лософы
вообразили,
что
они
не
познают,
а
«творят»
и
«преодолевают».
Появились
под
титлом
ид еа лис тов
философы-командиры.
Современные
переживальщики
—
их
дегенеративные,
цинические
п отомки ;
их
болезн ен ное
состояние
—
moral sanity —
делает
их
фи­
лософски
не вме няем ым и:
они
—
на
св обо де
только
по­
тому,
что
они
здр авы.
Ни
один
дисциплинированный
фи­


Эстетические
фрагменты
365
лос оф
не
решился
бы
на
пр и зы в : «переживемте», как ни­
кто
в
воспитанном
обществе
не
вос к лик нет
в
пуб лич ном
об ращ е н ии : concipite,—
публично
такие
команды
мо гут
быть
произносимы
тольк о
в
публичном
доме.
И
художник
не
т ворит
действительности,
не
произво­
дит
—
то,
что
он
производит,
ес ть
искусство,
а
не
действи­
тельность
—
он
по др ажает
и
вос прои звод ит.
Но
он
раньше
философа
утверждает
действительность,
потому
что
в пе­
ред и
вся ко го
познания
идет
созерцание.
По
этом у
поводу
говор ят
об
особой
наблюдательности
художника.
Что
под
этим
разуметь?
Ху д ожник
видит
«больше»? —
Но
не т,
он
видит
ме ньш е,
потому
что
он
видит
из би ра тельн о:
не
все,
что
видиш ь,
художественно.
Он
видит
ост рее?
Это
и
зн а­
чит
мен ь ше:
чем
острее
одно,
тем
тупее
другое.
Разница
зрения
художника
от
обыкновенного
зрения
—
не
к оли­
чественная,
а
кач ест вен ная .
Это
—лучший
сор т
зрения.
Для
не го
явств енн а
красота
действительности.
И
это
—
в се?
Ни
в
коем
слу чае!
Я вст вен ная
для
нег о
кра сота
мож ет
остаться
его
тайною.
Ка кое
нам
де ло
до
чу жих
тайн?
Художник
не
просто
для
себ я
со зер цает ,
а
ра зобл ача ет
тай­
ны.
Запечатлеть
—
здесь
только
начи нает ся
художествен­
но-совершенное
зрение
художника
—
явлен н ос ть
вовне.
К рас ота
—
два жды
р ож денна я,
дважды
явленная.
Оттого
она
—
и
смысл
и
значение.
От того
она
не
только
эстетич­
на,
но
и
философична.
Но,
прежде
чем
передать
дейст ви ­
тельность
философу,
художник
долж ен
утве рдить
ее
п ра­
ва
на
бы тие
в
созерцании:
еще
не
реального
и
уже
не
идеального
только.
Мы
не
знае м
теперь
действительности,
но
чтобы
по­
знавать,
мы
должны
найти
ее
утверждаемую.
Б ыть
утверждаемой
действительность
может
только
в
красоте,
безобразное
не
может
быть
утверждаемо
—
если
только
в
нем
самом,
как
имманентное
в
тра нсце нде нтно м,
не
бу­
дет
от кры та
красота.
Безобразное
—
с у ществ енно
тра нс­
цендентно.
Нужно
«перевести»
—
traducere ad suam irituiti-
onem —
трансцендентное
на
язык
в не шнос ти,
чт обы
узреть
и
уразуметь.
В
это м
переводе
—
переход
от
ограни­
ченного
человеческого
к
божественному:
сама
мат ь
в
ужа­
се
бежала,
увидав
Пана,
Милого
сына
Гермеса,
лицом
—
безобразное
диво,—
Сын
козлоногий,
дв урог ий,
шу млив ый,
с
в ес елой
усмешкой,
но
бог
разумения,
Гермес,
..................................................................... не медля в объятия
ребенка
Принял
и
сер д цем
своим
без
конца
весели лся
на
сына.


366
Г.
Г.
Шпет
Художник
не
твор ит
действительности,
а
только
вос­
производит.
В
этом
гарантия
утверждаемой
им
де йст ви­
тельности
и
действительности
утверждаемого
им.
Творец
может
ошибиться
и
создать
од ну
действительность
в ме­
сто
другой
—
по
заблуждению,
по
нерасчетливости,
по
лу­
кав ству ,
по
неискусности
или
по
другой
причине.
Ху дож­
ник
воспроизводит
дейст вител ь но сть
уже
созданную.
Его
утверждение
относ итс я
к
с ущем у.
Как
бы
ни
бы ла
дей ст­
вительность
заду м ана
и
создана,
со здан ная
и
существу­
ющ ая,
она
—
такая,
а
не
иная,
и
другой
—
нет.
Может
быть,
ложная
в
з амы сле
и
в
осуществлении,
она
исти нна
в
бытии.
Ее
истин но сть
—
ее
внеш но сть .
У
нас
нет
действительности,
потому
что
мы
ее
отвер­
гли.
И
снова,
пусть
идеалисты
и
пер еж ивал ы цики
заика­
ют ся,
что
отв ержен и е
есть
уничтожение,
как
утвержде­
ние
—
творение.
Отвержение
есть
зн ак
неудовлетворения
и
призыв
к
углублению.
Теософы
и
бергсонософы
п ере дер­
гивают
карту,
и
углубление
во
внешнее
подменяют
углу­
блением
«в себя»: не этот,
тот,—
Вот
эт от
вот :
он
—туп,
как...
пуп...
(Андрей Белый) .
Омфалопсихия
—
титу л
этого
углубления,
самоуглубле­
ни я.
Другое
углубление
—
другая
подмена:
заглядывание
под
покрывала
—
во
«внутрь» (будто бы!).
Это
—
просто
отвлечение
вн имания
от
насто яще го
и
мысли
пленной
разд ражен и е.
Нужно
углубление
в
само
внешнее,
по
пра­
в илу
Лео нар до:
вглядываться
в
пыльные
или
покрытые
плесенью
стены,
в
облака,
в
ночные
контуры
древесных
ветве й,
в
те ни,
в
изгибы
и
неровности
поверхности
любой
вещи,
вез де
—
миры
и
миры.
Гл у бже,
глубже
вглядывать­
ся
в
ткань
покрывала,
и
она
шевелится,
она
пл ы вет,
она
шел ест ит,
она
выдает
образ
за
образом.
В иде ние
требует
разумения.
На чин ае тся
философия,
н ачи нает ся
логика,
потому
что
оформливается
ее
исход,
принима е т
жи вой
облик,
зажигаются
блеском
гла за
ее
первого
основания:
ante hoc ergo propter hoc.
Видение
—
первое,
значит,
раз­
ум ение
—
первое.
Н ачи нают
видеть
разумом:
начинают
видеть
уши
(ср.
нем ецк ое
vernehmen — Vernunft) и слы­
шать
глаза.
Во
ть ме
и
уж асе
ночного
бденья
Слух
тщетно
звуки
силился
б
обнять...
Считай,
считай
последние
мгновенья,
Душа,
уставшая
н апрас но
ждать...


Эст етическ ие
фрагменты
367
Но............................................................................
...
можешь
радость
вп лесть
в
судьбы
оковы,
Дерз ай
очам и
с лушат ь
ночи
зовы!
Как
давно
разгадано:
То
hear with eyes belongs to love’s fine wit.
(Шекспир) .
Вот
—
вопрос,
п ерес тать
увертываться
от
которого
сле­
довало
бы:
что
видно?
и ли,
по
крайней
мере,
что
уже
вид­
но?
или,
по
самой
меньшей
мер е,—
вид на
ли
звезда
ново­
го
Вифлеема?
Воспроизводит
ли
новую
действительность
наш е
и ск усств о?
Ведь
в
этом
—
гарантия,
условие
и
нача ло
нового
рождения!
Назначение
художника:
увидеть.
Уви­
де ли
ли
на ши
художники
уже
нов ую
действительность
в
н ашей
старой
сущности?
Об щее
м не ние,
что
увидел
Блок.
Я
думаю,
что
увидел
Андрей
Белый.
Блок
не
до­
воль с тво вал ся
видением,
хотел
видёния
и
приоткрыл
по­
крывало;
но
недаром
около
его
вести
столько
толк ов
и
толкований.
...Так
и дут
державным
шаг ом
—
Позади
—
гол одн ый
пес,
Впереди
—с
кровавым
фла го м,
И
за
вьюгой
нев иди м,
И
от
пу ли
невредим,
Нежной
по ступ ью
надвьюжной,
С нежн ой
росс ыпью
жемчужной,
В
белом
венчике
из
роз
—
Впереди
—Исус
Христос.
Итак,
что
же
«внутри»? —
В пер еди
—
Ис ус
Христос,
по­
зади
—
голодный
пес,
а
посредине
—
Петька
Катьку
по лю­
б ил—
наше
исконное
с та тье,
былье,
бы тье. ..
Дальше
—
Чичиковы,
Хлестаковы,
Смердяковы,
Молчалины
— ста­
рый
мир,
старый
бы т...
И
только-то?.. Стоит ли из-за
это­
го
от
«внешности»
о тр ек ать ся?..
После
этого
Блок
был
обрече н.
Бл ок
—
искупительная
жертва
наш его
пре ступ ног о
любопытства,
п отому
что
все
толкали
его
и
все
у
нас
побуждало
его
к
тому,
чтобы
приоткрыть
завесу ,
совлечь
веющие
древними
поверьями
упругие
шелка,
заглянуть
за
то,
что
прежде
б ыло
для
него
внешнею,
но
и
достаточною
реальностью.
Ви ден ие
Андрея
Белого
—
другое
видение:
внешне го ,
настоящего,
действительного.
Белый
тут
уже
не
«симво ­
л и ст », ибо понимать это нереально значит отказаться от


368
Г.
Г.
Шп ет
пз ф рукд
здесь,
в
реальном,
значи т
остаться
с
им
же
испепе­
ленным
действительным
прошлым,
не
настоящим.
В
глух их
Судьбинах,
В
земных
Глубинах,
В
век ах,
В
на родах,
В
сплошных
Синеродах
Неб ес
—Да
пребудет
Весть:
— «Христос
Воскрес!»—
Ест ь.
Бы ло.
Будет.
И
Слово,
Ст оящ ее
ны не
По
середине
Сердца,
Бурями
вострубленной
Весны,
Простерло
Гл ася щие
глу би ны
Из
о гненно го
горла:
—
«Сыны
Возлюбленные, —
«Христос Воскрес!»
Если
это
Великий
Пан
воскрес,
что
это
обеща­
ет?
—
что
это
об еща ет
для
на с?
Ф илос офс кий
полный
от­
вет
мож ет
дать
философия
культуры.
Там
и
анализ
и
ис­
толкование.
В
эстетику
—
результаты.
Между
прочими
ре­
зульта та ми
и
то т,
что
В оскре се ние
есть
об ет
Нового
ро­
ждения.
Зачалом
Возрождения
всегда
был о
ис кусс тв о.
Есть.
Было.
Будет.
Искусство
е сть
воспроизведение
произ­
веденного.
Н овое
эллинство
было
бы
«подражанием»
Творцу
—
древнему
эллинству.
Во зро жд ение
—
припоми­
нание
рожд ен ия.
Так
эмпирически.
Оттого
—
эллинство.
Но
также
и
существенно,
потому
что
Во зр ожд ение
как
выявление,
вовнешнение,
реализация,
есть
прежде
всего
м одус
эстетический.
Не
политический,
не
педагогиче­
ск ий—
как
убого
жалки
все
эти
практики-практиканты.
Эстетическое
за явление
о
себе
дей стви те л ь ности
—-
су­
щественно
первично.
Прочее
приложится.


Э стети ческ ие
фрагменты
369
Новое
эллинство
п ри ведет
к
новому
Вифлеему. «Под­
ражание»—
не
ко пирова ние ,
копирование
—
ложное
под­
ра жа ние,
ложное
эл линс тво, «псевдоклассицизм».
Фил о­
софский
ответ
о
действительности
нужен,
чт обы
не
бы ло
этого
«псевдо»,
илл ю зиониз ма,
и де али зма,
«пережива­
н ий», чтобы была жизнь и реализм.
Возрождение
есть
во пло ще ние
тайны,
ее
овнешнение.
Возрождение
есть
«воз -ро ждени е», и его требование к познанию,
к
филосо­
фии:
вос-познания
—
позна ния
познанного.
Тайна
фи ло­
логов
должна
б ыть
р азо бла чена;
все
должны
стать
слово-
л юбц ами,
все
призываются
к
по знани ю
познанного.
То,
что
внешне
бы ло
только
для
фи лоло гов,
дол жно
быт ь
от­
крыто
для
всех.
В
ве лича йший
праздник
—
вс який
мож ет
стать
жрецом,
ес ли
только
готов
принять
на
се бя
б ремя
ж речест ва .
В
раскрытые
врата
храма
пер ед
всеми
очами
тре пе щет
ткань
божественного
покрова.
В
этом
ег о,
П ана,
слово,
и
весь
он
—в
эт ом
слове.
Это
слово
—
В сё,
вся
действи­
тельность.
Ничего
—
помимо
этого,
никакого
реального
«внутри» .
Все
де йс твител ьное
—
во - вне,
внутри
—
тольк о
идеальное.
Сло ва
—обман,
гово рил и
натуралисты,—idola.
Слово
—
символ,
говорили
сим во лист ы.
Слово
—
не
обман,
не
символ
только,
слово
—
действи­
тел ьн ость ,
вся
без
о с татка
действительность
есть
слово,
к
нам
обращ енн ое,
нами
уже
слышимое,
ждущее
в ашего ,
философы,
уразумения,—призван
сказать
новый
худож­
н ик-р еал ист.
Слово
—
пл асти чно,
музыкально,
живописно, —
это
им еет
см ысл,
ко гда
все
эти
предикаты
—
к
субъекту
дейст­
вительности.
Это
—
философский
язык.
Пластика,
музы­
ка,
живо пис ь
—
сло весны.
Такова
—
внешность
их;
через
словесность,
присущую
им,
они
дейст вител ь ны .
Это
—
ре­
ально-художественный
язык.
Об
всем
эт ом
и
говор ит
трепетание
покрова.
Вне ш­
ность
е сть
знак.
Натуралист
считал
«знак»
природою;
это
был
лжереализм;
новый
реализм
должен
взглянуть
на
природу,
как
на
з нак.
Романтический
христианский
ре­
али зм
был
иллю зионизм ;
он
гипостазировал
«только
идею»
и
этим
обманывал
себя;
он
объяв лял
внешность
иллюз ие й
и
эти м
обманывал
др уг их.
Романтизм
—
как
и
все
христианство
—
не
имел
мужества
и скр енней
л жи,
какое
было,
н апр
< имер >, у циников и Пиррона,
и
спря­


370
Г.
Г.
Шпет
тался
за
иронией.
Какая
пр о зр ачная
анаг р ам ма,
и
тем
не
менее
христианский
мир
ее
не
ра з га да л . Eipoveicx = illusio,
романтизм
= иллюзионизм.
Хр и стиа нство
не
м огло
этого
по нят ь,
потому
что
оно
само
—
романтизм.
Романтизм,
провозглашая
себ я,
провозглашал
христианство
и,
провоз­
глашая
христианство,
провозглашал
себя.
И
в
христианст­
ве,
и
в
романтизме
сознательный
иллюзионизм
прикры­
вал
неискр енно сть
лжи .
Криз ис
культуры
тепер ешн ей
есть
кри зис
христианства,
потому
что
иной
культуры
нет
уже
двадцатый
ве к.
Сколько
в
искусстве
культурного
не­
хр ист иа нско го,
с тольк о
переживущего
кри зис .
Возрожде­
ние
но вое
е сть
искреннее
рождение
новое
Пана.
Новый
реа ли зм
—
словесный,
реализм
языков,
народов,
а
христи­
анство
и
интернационал
—
единая
ткань,
плащ
Мефисто­
феля:
черный
на
красной
по дкла д ке.
Новый
реализм
—
реа лизм
народов,
языко в
—
яз ыческ ий.
Новая
действи­
тельность
—
торжественное
вступление
любителя
хорово­
дов
Па на
в
город,
Возрождение
Пана
в
городе.
Город
—
не
природная
реальность:
в
природе,
в
лесах,
полях
и
небе­
сах ,
действительных
городов
нет ;
то лько
сказочные.
Го­
род
же
—
б ыль.
Город
действителен
тол ько
как
знак,
сл о­
во,
культура;
бы ль
—
история.
Пришло
время
и ст оризиро-
вать
природу
и
Пана;
время
весны
города.
Но вая
д ейс тви­
тельность
—
историческая
—
за ве рше ние
незавершенной
мысл и
ром а н тик а : «излагать историю мира как историю
человечества,
находить
вс юду
только
человеческие
со быт ия
и
отношения» (Новалис).
-
ЭЙ!
ОТКЛИКНИСЬ,
КТО
ИДЕ Т?
Наша
ис то рия
сейчас
—-
иллюзия.
Наша
быль
—
пепел:
Исч езни
в
пространство,
исчезни,
Россия.
Россия
моя !
Революция
п ожр ала
вчерашнюю
действительность.
Но
революция
—
часы
и
годы
«между», смерть для нового ро­
ж дения ,
он тологи ч еск ая
фикция.
Исторически-действи-
тельным
и
действительно-историческим
останется
лишь
то,
что
не
расплавится
в
плам ени
революции,
очиститель­
ном
пламени.
Языки
пламени
—
сл ова
нового
зн аче ния
и
смы сл а,
знаки
того,
что
Во зр ожд енно му
—
жить
в
живи­
тель н ом
свете.
Философия,
наука,
искусство
—
не
разные


Эстетические
фрагменты
371
д ети
од ной
м атер и,
все
это
—одно,
в
разных
к ачеств ах
и
разного
времени.
Но
не
будет
Возрождения
мысли
и
р еф л ексии,
если
не
будет
Во зр ожд ения
искусства,
спон­
танного
творчества.
Худо жник и
—
в
первой
л инии.
Когда
действительность
становится
иллю з ией,
сущест­
вует
только
пустая
форма.
Вот
откуда
наша
те пе решня я
утонченность
в
поэт иче ск ой
технике,
способность
да же
в ык овыва ть
новые
форм ы
—
для
никакого
со дер жания .
Никакое,
ничтожное,
содер ж ание
в
многообещающей
форме
ест ь
эстетическая
лж ивост ь
(Ахматова,
напр -
<имер>)—
знаменование
потери
восприятия
и
чувства
мира.
Бытие
ко смо са
распалось
в
бу д нях,
быль
слова
не
уразумевается,
о стает ся
мозаика
к лоч ков
быта,
выдава­
емая
за
монол и тн ую
действительность.
Есть
разбитые
до­
гматы,
затасканные
учения,
ес ть
теософическая
пошлость,
нет
истинно-религиозного
ни
на
что
эха.
И
есть
еще
ра з­
двоение,
расщепленность,
р аспл есканн ос т ь.
Есть
гений
ху д ожника
Андрея
Бе ло го,
и
ес ть
размахайка
кри сталло­
графа
Анд рея
Бел ог о,
ге ниа ль ная
эпо пея
(«исторической
д е йс т вит е ль но с т и») и гностический гербарий.
Недар ом
Борис
Буга ев
жаловался
на
Андрея
Белого:
ему
жут ко
при
виде
дв ух
Андреев
Бе лых.
Од ин
из
них
дал
любопытное
толкование
Двенадцати-.
«И вот в Катьке и Петьке Двенадцати,
в
том
звуке
кру ше­
ния
старого
мира,
который
Александр
Александрович
услышал
со
всей
своей
максималистической
реал исти ч но­
стью,
должно
бы ло
быть
начало
восстания,
начало
све тл о­
го
воскресения,
Христа
и
Софии,
России
будущей:
—
впе­
реди
—
«в светлом [!] венчике из роз,
впер ед и
—
Ис ус
Хри­
стос».
Да
не
так
же
это
на до
понимать,
что
идут
двена­
дцать,
маршируют,
позади
жалкий
п ес,
а
впереди
марши­
рует
Ису с
Христос,—это
было
бы
действительно
идиоти­
че ское
понимание.
«Впереди Исус Христос»
—что
это ?
—
Че рез
вс е,
чере з
уг луб ле ние
революции
до
революции
жизни,
сознания,
пло ти
и
кости,
до
из мен ения
наших
чувств,
наших
мыслей,
до
из мене ния
нас
в
любви
и
братстве,
вот
это
«все»
идет
к
тому,
что
«впереди», — в от
к
какому
«впереди»
это
идет ».
«Пес», конечно,
ясен,
По джа вший
хвост,
п арши вый
пес,
пр ист ал
к
товарищам,
отстав
от
благодетеля,
...Ск али т
зу бы
—волк
голод ны й
—
Х вост
поджал
—
не
от ст ает
—
Пес
холодный
— пес
безродный...


sn
Г.
Г.
Шп ет
Хри ст ос
все
же
не
так-то
яс ен.
Твердо
од н о: «макси-
малистическая
реалистичность».
Стало
быт ь,
вне ш­
ность—
знак?
Но
какой
же:
це ль
или
видёние?
По-види­
мом у,
в идён ие!
—
Кто
еще
там?
Выходи!
—
Кто
в
сугр об е—
выходи!..
—
Эй,
откликнись,
кто
идет?
—
Кто
там
машет
красным
флагом?
—
Кто
там
ходит
бе глым
шагом,
Хоронясь
за
все
дома?
Ч его
же
в идение
и
зн ак
и
символ?
Не
транс^
лдент-
ного
«ничто», а прежде всего собственного сознания,
сове­
сти.
И
это
д вояк о: (1) как
—
«во имя Христа»
и
(2) как
ук ор
—
«что же делаем»? В первом ничего антихристиан­
ского
не т.
Христианство
одинаково
осуществляло
во
имя
Христа
и
убийство
и
социализм
—
последнее
не
как
эко­
номический
план
—
хо тя
бывало
и
так ое,—
а
просто
в
ви­
де
и гры
на
худших
ст ру нах
человеческой
д уш и, vulgo, как
утв ержде н ие
забитого,
ни щ его,
убогого,
жалкого,
больно­
го,
и
притом
превыше
энергичного,
та ла нтл ив ого,
сильно­
го,
бодрого,
з дор ово го.
Так ,
антихристианского
или
не­
христианского
в
этом
ничего
не
б ыло
бы,
но
был а
бы
неправда
реальная,
а
потому
и
символическая.
У
нас
и
до
революции
Христос
отождествлялся
с
«попом» .
В
этом
своеобразный
демо крат из м
православной
русской
церкви.
И
у
р имс ких
католиков
и
у
греческих
Це рко вь
—
Христос,
но
у
первых
папа,
у
нас
поп
(все равно,
иерей,
архиерей,
при
случае
и
диакон,
хотя,
конечно,
и
т еп ло: «батюшка»).
Там
сосредоточенно,
здесь
дистрибутивно.
По мниш ь,
как
бывало
Бр юхом
шел
вперед,
И
к рест ом
си яло
Брюхо
на
народ?
В
ре зул ь тате, «долой папу»
ничего
серьезного
не
обознача­
ло:
протестантский
маргарин,
а
«долой попов»
стало
озна­
ча ть
«долой Христа». Но так как укол совести
—
в
ве нч ике
из
роз
—
все-таки,
и
с
малолетства,—то
как
же
отогнать
навязчивое
видёние?


Эстети ческ ие
фрагме н ты
373
—
Иш ь,
стервец,
за вел
шарманку,
Что
ты,
Петька,
б аба
что-ль?
—
Верно,
душу
наизнанку
Взду ма л
в ыверн ут ь?
Изволь!
—
Поддержи
свою
ос анк у!
—
Над
собой
дер жи
контроль!
И
снова,
и
снова,
и
снов а
—
беспокоящее
видение,
и
все
настоятельнее
тревога,
что
видёние
—
действительность,
та
самая
разрушаемая
и
разрушающая
действительность.
—
Все
р авно,
тебя
добуду,
Лучше
сдайся
мне
жив ьем!
—
Эй,
товарищ,
бу дет
худо,
Выход и,
стрелять
начнем!
Действительное
в ыст релов
не
боится.
Знак,
слово,
имя
—
всегда
действительны,
всегда
реальны.
О дно
только
имя
—
и
видёние
опло тнее т .
«Здраво рассуждая», раз от ­
вергнут
Сам ,
должно
бы ть
и
Имя
«изъято»
—
может
бы ть,
с
затаен ней шею,
«завиральною»
мо льбою
к
Нему
же
о
с нятии
б ремени
с
души...
—
Ох,
пурга
какая,
Спасе!
—
Петька!
Эй,
не
завирайся!
От
чег о
т ебя
упа с
З олот ой
ик оност ас?
Бессознательный
ты,
право,
Рассуди,
подумай
здра во
—
Зна чит ,
все
«долой»
—
в
«бессознательность»: и Его,
и
И мя,
и
просто
голос
со вест и
человеческой!..
Зд есь -то
рука
и
хватается
припод ня ть
завесу...
Что
за
нею
пр едста­
ло
Блоку?
Холодное
н ичто,
о
котором
поэ т
не
говорит,
да
и
с ка зать
о
ничто
нечего.
Ли шь
проникает
в
душу
бес­
предметный
ужас,
рождающий
о тчаяни е
пер ед
невозро-
жд ением,
отчаяние
от
того,
что
все
—
п онап расну,
от ча­
яни е,
что
в
самой
революции
—
старый
б ыт , «старый мир,
как
пес
паршивый»... И,
вдруг,
в
самом
деле,
не
в идени е
е сть
действительность,
а
трансцендентное,
нами
гипоста­
зированное,
наше
старое
нигилистическое
ничто?
Значит,
оно
—
не
кошмар
и
впредь
останется?..
Есть
у
Блока
две
обнадеживающие
строки:
Т рах-т ах-т ах!
—
И
только
эхо
Откликается
в
домах...
Только
в ьюга
долгим
сме хом
Заливается
в
сне г ах.


374
Г.
Г.
Шпет
Заливается
смехом
зло бн ым,
торжествующим,
издеватель­
с ким?—
Нет,
едва
ли!
Но
тогда
это т
смех
не
над
прова­
лом
и
бездною,
а
только
над
легко ю
неудачей,
над
смеш­
ною
ошибкою:
само
«трах -тах -та х»
по
действительному
ви ден ию
—
не
действительно,
не
реально,
и ллюз орн о.
В
это м
—
надежда.
Ошибался
поэ тому
и
тот,
кто
гов ори л
«вполголоса»: « —
Предатели!
—
П оги бла
Россия !» Оши­
бался,
Россия
не
погибла.
Новая
действительность
не
может
бы ть
романтиче­
ско ю
реставрацией
Москвы,
ибо
почему
же
и
для
ч его
же
бы ла
ре волю ция?
И
всякое
Во зр ожд ение
—
патриотично.
Воп рос
только
в
то м,
будет
ли
оно
европейским?
Христи­
анство
довело
свою
культуру
до
кризиса.
В
это м
призна ­
ются
называющие
се бя
христианами.
Условно
противопо­
ставление
культуры
и
цивилизации,
но,
раз
оно
сделано,
всмотримся
в
него.
Хр и стиан ская
культура
дошла
до
хри ­
стианской
цивилизации.
Кре ст ом
осеняли
и
святою
во­
дою
кроп и ли
не
только
человеческие
лбы,
но
и
стальные
ма шины.
Культуру
изгадили
цивилизацией
—
в
э том
кают­
ся,
но
не
р аск аиваю тся .
Не
раскаиваются
—
это
видно
из
т ого,
что
в
жалобах
на
«кризисы»
взывают
о
спасении
к
в ост оку.
Где
же
на
Востоке
ку льтур а?
Восток,
как
и
все
мировое
варварство,
способен
только
к
восприятию,
к
усвоению,
а
может
быть,
и
к
творчеству,
цивилизации.
И нжен ер
с
раскосыми
гл азами
—в
этом
ничего
противо­
естественного,
но
Платон,
Эсхил,
Данте,
Шекспир,
Ге­
гел ь—
с
раскосыми
г лазам и
—
мотив
из
Гойи.
Скандальная
книга
Шпенглера
силь но
шумит,
и
его
противопоставление
культуры
и
цивилизации
на
наших
глаза х
делается
для
толпы
кан они чески м.
Из
него
извле­
кают
мудрость
и
поу ч ение.
Ме жду
тем
именно
у
Шп ен­
гл ера
это
про тивопос т авление
толь ко
фор ма ль но,
и
чем
его
заполнить
—
вопрос.
Цивилизация
е сть
«завершение
и
исход»
культуры.
И
п отому
«каждая»
культура
имеет
свою
цивилизацию.
Как
будто
в
мир е
существует
не
одна
культура,
варьирующаяся
по
народам,
не
единая
и
генети­
ч ески
и
существенно!
Да
уж
если
цивилизация
—
«исход
и
з ав ер ше н ие », то какой смысл в этом противопоставле­
нии?
—
От ливы
и
приливы,
ниже
и
выш е.
Но
но вый
при­
лив
разве
не
есть
Возрождение,
т.
е.
продолжение
той
же
единой
культуры?
Р азниц а
должна
быть
прин ципиа ль­
но ю.
И
при
всем
эт ом
Шпе нгле р
говор и т
об
«историче ­
ской
философии», о «мире
как
истории»...
Но,
в от,
дал ь­


Эстетические
ф рагмен ты
375
ше,
уже
не
фор ма льно ,
а
по
содержанию:
ок азыв аетс я,
что
наша
философия
стр ада ет
органическим
поро­
ком—
невмешательством
в
практическую
жизнь.
Что
это
зна чи т?
Это
значит:1)изнеенеглаголет«душа
времени».
Конечно,
это
—порок.
Но
спр ашив ает с я,
где
же
эта
фи­
лос офи я
и
когда
вообще
существовала
философия,
кото­
рая
не
выра жа ла
бы
времени?
Куда
же
девался
преслову­
тый
историзм?
Но
2)—
и
тут
суть
дела
яснее
—
во т,
на­
пр
< имер >, досократики были купцами и политиками,
Платон
ед ва
жизнью
не
по пла тил ся
за
то,
что
хотел
под­
пр авит ь
сир а ку зские
дела,
Декар т
—
«первый техник сво ­
его
в р ем ен и» (!), а современные философы
—
не
техники,
не
по литик и,
не
ку пцы.
Есл и
фон
Гертлинг
еще
не
умер,
он
может
выдрать
Шпенглера
за
уши,
да
и
не
оди н
фон
Гертлинг.
Но
это
едва
ли
чему
науч ит
Шпенгле­
ра
—
хоз яином
фактов
он
считает
одного
се бя.
Сущ ес т вен­
но
другое:
если
факт,
что
философы
не
торгуют,
не
эле­
кт рифицирую т,
не
санкционируют
смертных
пригово­
ров,—
признак
ц ивил из ации,
то
да
здравствует
цивилиза­
ция!
Если,
наоборот,
фак т,
что
философ-инженер
есть
пр изна к
цивилизации,
а
не
культуры,
признак
восточной
мудрости
и
философии
именно
не
установившейся,
не
о с озна вшей,
что
ее
участие
в
великой,
как
выражается
Шпенглер,
действительности
ес ть
мысль,
а
не
купля-прода­
жа
и
не
сооружение
в одяны х
турбин,
а
тем
паче
не
п ре­
следование
свободного
слова,
тогда,
пожалуй,
и
насче т
«гибели Запада»
придется
сде лат ь
диагноз
иной,
чем
т от,
ка кой
ставит
Шпенглер.
У
Шпенглера
все
меряется
«досе ­
ле»
и
«отселе», считая с года выхода его книжки. «Откры­
т ий»
и
изобретений
у
не го,
поэтому,
столько,
что
хватило
бы
на
тр и на дцать
инженеров.
Но
лучше
бы
ему
не
«от ­
к ры вать », а просто сослаться на то противопоставление
цивилизации
культуре,
кот оро е,
действительно,
следовало
бы
сделать
каноническим
и
которое
был о
у каза но
на
его
собственной
ро дине
более
ста
лет
тому
назад.
Во
всяком
случае,
ему
пришлось
бы
извиниться,
по
кр ай ней
ме ре,
за
не
сч ит ающее ся
с
историческим
первенством
терминоло­
гическое
злоупотребление.
Сто
пятнадцать
лет
то му
назад
знаменитый
Фридрих
Август
Вольф
писа л:
нельзя
ставить
на
одну
доску
египтян,
евреев,
персов
и
другие
восточные
народы
с
греками
и
римлянами.
«Одно из главнейших
различий
меж ду
т еми
и
дру ги ми
народами
состоит
в
то м,
что
первые
или
вовсе
не
возвысились
над
тем
родом
об­
раз о ван ност и,
который
надо
назвать
гражданскою
вы пр ав-


376
Г.
Г.
Шпет
кою
или
цивилизацией,
в
противоположность
вы сше й,
со бств ен ной
культуре
духа,
или
в озв ысил ись
лишь
в
незначи­
тельной
степени.
Первый
род
культуры--------рачительно
зани мает ся
ус ло виями
жизни,
н ужда ющ ейся
в
безопасно­
ст и,
по рядке
и
удобстве;
он
для
сего
пользуется
д аже
не­
кото ры ми
высшими
изобретениями
и
знаниями,
к отор ые,
одн а ко,--- -- буд учи
найдены
не
на у чным
путем,
не
до л­
жны
бы ли
никогда
пользоваться
славою
возвышенной
му­
др ос ти;
наконец,
эт от
род
культуры
не
только
не
нужда­
ет ся
в
литературе,
но
и
не
со зида ет
ее
—
причем
под
ли те­
ратурою
поним ае тс я
к омп лекс
со ч инени й,
в
которых
де­
лаются
вклады
для
про с ве щения
современников
не
от­
де ль ною
к асто ю,
сообразно
с
ее
должностными
це лями
и
нуждами,
но
каждым
из
народа,
со зна ющим
в
себе
вы­
сшие
иде и».
Вот
в
этом-то
и
дело!
Вольф
—
один
из
возродителей
немецкого
наро д а.
Он
начинал
с
Гомера.
Оттуда
же
начинается
и
всякое
Возро­
ждение.
Начинаем
ли
мы?
Начнем
ли?.. Цивилизаторское
и
просветительное
подражание
античным
форма м
у
нас
бы ло
и
ес ть.
Нужно
больше
и
больше.
Нужно
дойти
до
с обс твенно го
мастерства,
до
софийности.
Нужно
дойти
до
искусства
в
воспитанных
формах
вы рази ть
на шу
дейст­
вительность.
Нужно
стать
европейцами
не
по
копирова­
нию,
а
по
воспроизведению
красоты.
У
нас
раньше
крича­
ли,
что
мы
—
«между»
Ев роп ою
и
востоком.
Это
—
невер­
но.
До
сих
пор
это
«между»
занимали
немцы.
Только
пос ле
поражения
немцев
мы
мо жем
стать
меж ду
н ими
и
востоком.
Для
этого
нужно
с тать
Европою,
а
Европа,
еще
и
еще
и
еще
раз ,
зачиналась
на
берегах
Эгейского
моря.
Вслед
за
Шпенглером
христианские
цивилизаторы
и
у
нас
пугают
«закатом Европы».
Нимало
не
страшно!
Крушение
Герм ан ии
не
есть
крушение
Европы,
да
еще
и
Гер ма нии
—
крушенье
ли?
Шпе нгл ер
изображает
Запад­
ную
Европу
в
в иде
Фауста.
Но,
соб ст венно ,
п оче му,
и
гла вн ое
—
за
чт о?
— Хотя
бы
гетевский
Фауст,
а
то
—
н ет,
Фауст
п р о сто , «вообще»!..
За
что?..
Фауст
—по­
веса,
фокусник
и
шарлатан,
с
безграничною
похотью
и
плоскою
рассудочностью,
те ос оф.
За
что
и
почему
это
—
образ
Западной
Европы?
Ф ауст
—
немецкое
изобре­
тение,
хотя
Ш пен глер
и
сдел ал
«открытие» « дос еле»
нев е­
домого,
что
фаустовская
душа
обрела
тело
в
запад но й
культуре,
как
она
«расцвела с рождением романского сти ­
ля
в
X веке на северных [!] равнинах между Эльбою и Та ­


Эстетические
фрагменты
377
хо » (S. 254).
Все
же
с л авяне
этой
души
не
приняли,
не
приняли
ее
и
романские
народы,
есл и
не
с чит ать,
как
то
делает
Шпе нглер , «равнины»
меж ду
Тах о
и,
с кажем,
Лу­
ар ою
«северными»...
Анг лича не
■—н о,
вот
признание
Фа у­
ста
у
Мар ло:
И
я
да вно
покончил
бы
с
собою,
Ко гда
бы
сладость
чувственных
от рад
Отчаянья
в
д уше
не
побеждала.
(Перев.
Бальмонта).
Толь ко
в
глазах
немца,
и
то
после
14-г о
года ,
та кая
авто­
характеристика
может
бы ть
признана
идеалом
а нгли ч ани­
на.
Наконец,
не
пр иня ли
и
мы
—
уж,
каж ет ся,
до
чег о
не­
ут олен ны е,
неугомонные
и
стремительные!..
Или
неужто
на ши
Пу шкин
и
Достоевский
—
Фау ст ы?
К
сюжету
«Фауст»
подходили,
как
известно,
с
разных
сторон,
но
не
кто
иной,
как
Пу шкин ,
в
двух
словах
за пе чат лел
ис то чник
«неутоленности»
Фауста: «Мнескучно,
бе с».
А
пуш кинс к ий
Мефистофель
дае т
и
и счер п ыва ющее
объяснение
фау­
стовского
taedium —
...думал
ты
в
такое
время,
Когд а
не
думает
ник т о...
Но
это
и
ест ь
connubium рассудочности и похоти1 .
Гово­
рили,
что
Иван
Карамазов
—
ру сск ий
Фауст,
хо тя
он
душу
черту
и
не
прозакладывал,
а
совершенно
национально
«упивался»
и
«убивался».
Уж
есл и
ка к ой- либо
из
К ар ама­
зовых
—
Фауст,
то
скорее
всего
Ф едор
Павлович,
который
ум ел
отлично
о бдел ыват ь
св ои
имущественные
делишки
и
в
то
же
время
был
сладострастнейшим
человеком
во
всю
с вою
жизн ь.
Ф ауст
ле генд ы
не
без
успеха
обделывал
свои
делишки,
а
насчет
прочего
вот
что
гласит
бесх ит ­
ростно-наивное
по веств ов ани е,
не
пр едс ка зыв авше е,
а
со­
би рав шее
«факты»
и
рассказывавшее
их:
Nach diesem kam der Geist Mephostophiles zu ihm und
sagte: Wo du hinfüro in deiner Zusagung beharren wirst, sie­
he, so will ich deine Wollust anders ersättigen, dass du in dei­
nen Tagen nichts anders wünschen wirst. So du nicht kannst
keusch leben, so will ich dir alle Tag und Nacht ein Weib su
Bett führen, welches du in dieser Stadt oder anderswo
ansichtig und nach deinem Willen zur Unkeuschheit
1 Ту же черту,
только
не
с
пушкинскою
выр ази тель н ость ю,
отмечал
у
Фауста
Клингер.
По
словам
последнего,
у
Фаус та
горело
воображение,
«которое никогда не удовлетворялось настоящим,
в
самый
миг
насла­
ждения
замечало
пустоту
и
неполноту
достигнутого».


378
Г.
Г.
Шп ет
begehren wirst. In solcher Gestalt und Form soll sie dir bei­
wohnen.
Dem Doktor Fausto ging solches also wohl ein, dass sein
Herz vor Freuden zitterte; und reute es ihn, was er anfänglich
hatte fürnehmen wollen. Und geriet in eine solche Brunst und
Unzucht, dass er Tag und Nacht nach schönen Weibern tra­
chtete, dass, so er heut mit diesem Teufel Unzucht trieb, mor­
gen einen andern im Sinn hatte.
В
конце
концов,
не
ставит
ли
себя
Шпе нгле р
в
поло­
жение
ту ре цкого
императора,
во
дворце
кот оро го
Фауст,
в
образе
Магомета
прове л
шест ь
дней
и
ночей,
и
не
воо б­
ражает
ли
он,
что
его
«фаустовские души»
—
тот
великий
на род,
который
Фауст,
как
свое
наследие,
наобещал
турку
через
его
жен:
Sie (seine Weiber) berichteten ihm, es wäre der Gott Ma­
homet gewesen, und wie er zur Nacht die und die gefordert,
sie beschlafen und gesaget, es würde aus seinem Samen ein
gross Volk und streitbare Helden entspringen.
Но
если
З апа дная
Европа
не
эт от
«великий народ»
и
не
эти
«воинственные герои», потомки Фауста,
то
неп о­
нятно,
за
что
Шп енгл ер
вдувает
в
Европу
«фаустовскую
душ у». Не потому ли ,
что
Фауста
терзают
муки
«гносеоло ­
гической
тр а геди и»? Но если Фаусту не нравилась схола­
стика,
что
довольно
понятно,
то
почему
«гносеологиче­
ская
траг ед ия»
т р ебует
обращения
к
магии
и
не кро ман­
т ии,
а
не
к
Гомеру
или
Платону? He-фаустовская
Запад­
ная
Европа
обратилась
име нно
к
ним,
и
едва
ли
имеет
основание
жалеть
об
этом.
Гете
хотел
заставить
поверить
в
какую-то
бесконечную
духовную
неутоленность
Фауста.
Верно:
не
только
фи лос офи я,
но
и
искусство
—
от
не уто-
лен ности ,
от
духовного
беспо ко йст в а.
Но
р азве
Данте
от
неутоленности
знания
и
любви
начал
ловеласничать
и
ис­
кат ь
приключений
под
рук у
с
ч е рт ом ?.. Гете был большой
п атри от
и
кроме
того
hohe Exzellenz, ему,
по нятно ,
хоте­
лос ь
украсить
национальное
изобретение.
Но
отчего
тако е
волнение
за
судьбу
вс ей
Европы,
ко гда
битый
Ф ауст
по д­
нял
вопль?
Поделом,
собственно
говоря,
би т.
Все
это
—
только
сво е,
местное,
нам
да же
и
непр ил ич­
но
вмешиваться
в
это.
Нам
нужно
на ше
собственное
в
Ев­
р опе
Возрождение,
н ачина емо е
с
возрождения
антично­
сти,
а
ког да -то
еще
дойдем
до
«заката»? Сверх того « з ака т»
ант ичнос ти
не
ли шил
разума
ново го
западного
человека,
и
последний
вбирал
в
себя
в се,
что
узнавал
о
ней.
Не
т ор­
жест в оват ь
следовало
бы
по
повод у
предречений
Шпен­


Эстетические
фрагменты
379
глера,
а
торопи ть ся
вобрать
в
себя
побольше
от
опыт а
и
знаний
Европы.
А
та м,
впереди,
ви дно
еще
будет,
под­
линно
ли
она
«закатывается».
Как
бы
ни
был о,
у
нас
—слово
за
иск у сство м,
и
п ре­
жде
всего
за
искусством
слова.
Как
оно
скажет,
так
и
бу­
дет
в
действительности,
в
мысли,
во
всей
на шей
культуре.
Россия
теперь,
как
невеста:
Россия,
Ты
н ыне
Невеста...
Приемли
Весть
Весны-
Земли
Прордейте
Ц ветам и
И
прозеленейте
Бер езам и:
Есть
—
Во скр есени е. ..
С
нам и
—
Спасение...
Кому
сужд ен о
быть
женихом?
Од ин
—с
во ст ока:
Глаза
словно
щели,
растя нут ы й
рот ,
Лицо
на
лицо
не
похож е,
И
выдались
скулы
угла ми
впе ред...
Другой
—
«единый из вас»:
...
в
тереме
бу дет
сидеть
он
своем,
Подобен
кумиру
с редь
храма,
И
буд ет
он
сп ины
вам
б ить
батожьем,
А
вы
ему
ст ука ть
да
сту к ать
челом...
Третий
—
К
гйпербореям
он
В
страну
д але кую,
к
северу
дикому,
Взойдя
на
колесницу,
правит.
Лебеди
белые
быстро
мч ат ся.
М оск ва, 26 янв.
1922.


380
Г.
Г.
Шпет
II
СВОЕВРЕМЕННЫЕ
НАПОМИНАНИЯ
СТРУКТУРА
СЛОВА
IN USUM AESTHETICAE
I
1
А
Термин
«слово»
в
нижеследующем
берется
как
к ом­
пл екс
чувственных
дат,
не
тол ько
воспринимаемых,
но
и
пр етенду ю щих
на
то,
чтобы
быть
понятыми,
т.
е.
связан­
ных
со
смыслом
или
значением.
Слово
е сть
чувственный
ко мпле кс,
в ыполня ющий
в
общении
людей
спец иф ич е­
ск ие
функции:
основным
об ра зом
—
сема нт ичес кие
и
син-
сем ант ич еск ие
и
про извод ным
—
экспрессивные
и
дейк-
тические
(указание,
призыв,
п риказ ан ие,
жа лоба ,
мольба
и
т.
д .).
Слово
есть
prima facie сообщение.
Слово,
следова­
тельно,
средство
общения;
сообщение
—
условие
обще­
н ия.
Слово
е сть
не
только
яв ление
природы,
но
также
принцип
культуры.
Слово
есть
арх ети п
культуры;
культу­
ра—
культ
разумения,
слова
—
воп лоще ние
разума.
Все
равно,
в
каком
качественном
чувственном
комп­
лек се
воспринимается
слово.
Эмпирически
наиболее
р ас­
пространенным
является
качество
звукового
комплекса.
Одно
качество
может
быть
переводимо
в
другое.
Законы
и
тип ы
форм
одного
к ач ества
могут
быть
раскрыты
и
во
всяком
другом
качестве.
Художественное
и
вообще
твор­
ческое
пре о бр аз ование
форм
одного
качества
может
рас­
сматриваться
как
типиче с ко е
для
всякого
качества.
Сло во
есть
знак
sui generis.
Не
всякий
зна к
—
слово.
Бывают
з наки
—
признаки,
указания,
сигналы,
отметки,
симптомы,
знамения, ominaипр<оч. >, и пр<
оч. >. Тео­
рии
о
св язи
слова
как
знака
с
тем ,
что
он
з на чит,
основан­
ные
на
пс ихо логич ес ких
объяснениях
—
ассоциациях,
свя­
зи
пр ич ины
и
действия,
средства
и
цели,
преднамеренно­
го
соглашения
и
т.
п.,— то льк о
гипотезы,
рабочая
цен­
ность
которых
при
современном
кризисе
до ход ит
до
ну­
ля.
Связь
сло ва
со
смы с лом
ес ть
связь
специ фическая .
Она
является
«родом», а не подводится под род.
Если
бы
д аже
оказалось
возможным
подвести
ее
под
род
или
если
бы
какие-нибудь
принципиа ль ные
предпосылки
допускали
т акое
по дв еден ие
и
требовали
его,
в се-т аки
м ет одо лог иче­
ски
пра вильн ее,
безупречнее
и
целесообразнее
до
постро­


Э стетическ ие
фрагменты
381
ения
каких
бы
то
ни
б ыло
теорий
рассматривать
назван­
ную
свя зь
как
специфическую.
Специфичность
св язи
определяется
не
чу в стве нно
данным
ко мп лексо м
как
та­
ким,
а
смыслом
—
вторым
тер ми ном
отношения,—кото­
рый
ес ть
та кже
sui generis предмет и бытие.
Только
стро­
гий
феноменологический
анализ
мог
бы
установить,
чем
отличается
восприятие
звукового
комплекса
как
значаще­
го
знака
от
восприятия
естественной
вещ и.
Слова-понятия:
«вещь»
и
«знак»
—
пр инципиа льно
и
изнач аль н о
гет ер ог ен-
ны,
и
только
точны й
инте рпр ет атив ны й
мет од
мог
бы
ус т а новить
пре де лы
и
смы сл
ка ждого .
Это
—
проблема
не
м енее
трудная,
чем
проблема
отличия
действительности
от
иллюзии,
и
со с тавл яет
часть
общей
проблемы
действи­
тельности.
Что
такое
«одно»
слово
или
«отдельное»
слово,
опре­
деляется
контекстом.
В
зави симо сти
от
цели,
из
данного
контекста
как
отдельное
слово
может
быть
выделен
то
один,
то
другой
звуковой
ко мпле кс.
В
новое
вр емя
графи­
ческое
из о браж ение
и
выделение
в
отдельное
сло во
зву ­
кового
комплекса
устанавливается
прои зволь но
—
по
б ольш ей
час ти
по
соображениям
удобства
и
потребностей
г р аммат ическо й
морфо логи и .
«Ход»
есть
отдельное
сло­
во,
также
«пароход», также «б е л ыйпар ох од», также «бо л ь -
шойбелыйпароход»,
также
«явижуболыпойбелыйпаро-
хо д»
и
т.
д.
Си н так сичес кая
«связь слов»
есть
также
слово,
следовательно,
ре чь,
книга,
литература,
язык
всег о
мира,
вся
культура
—
слово.
В
метафизическом
аспекте
нич то
не
мешает
и
космическую
вселенную
рассматривать
как
с ло­
во.
Везд е
су щест венн ые
от нош ения
и
т ипиче с кие
формы
в
структуре
слова
—
одни.
Графически
слово
может
изображаться
сл ожн ою
и
простою
системою
знаков.
Пиктография
и
грам мо гра-
фия
имеют
с вою
историю.
Графический
зна к
всегда
мо­
жет
б ыть
заменен
звуковым.
Даже
такой
графический
знак,
как
свободный
п роме жуток
меж ду
двумя
написан­
ными,
нарисованными
или
напечатанными
«словами»
—
«пробел»,—м о ж ет
быть
заменен
звуковым
ко мп лекс ом
или
звуковою
паузою,
которые
могут
принять
на
себя
лю­
бую
фу нкцию
знака,
в
том
числе
и
слова,
т.
е.
осмыслен­
ного,
со
значением
знака.
Теория
слова
как
знака
есть
за­
дача
формальной
онтологии,
или
учения
о
предмете,
в
от­
деле
семиотики.
Слово
может
выполнять
функции
любого
другого
зн а­
ка,
и
любой
знак
может
выполнять
фу нк ции
слова.
Лю-


382
Г.
Г.
Шп ет
бое
чувственное
восприятие
любой
пространственной
и
временной
формы,
любого
объема
и
любой
дли тел ьн о­
сти
может
рассматриваться
как
зн ак
и,
следовательно,
как
осмы сл енны й
зн ак,
как
слово.
Как
бы
ни
были
разнооб­
разны
суппозиции
«слова», специфическое определение
его
включает
отношение
к
смыслу.
В
Под
ст руктуро ю
слова
р азу ме ется
не
морфоло ги че­
с кое,
синтаксическое
или
стилистическое
построение,
во­
о бще
не
«плоскостное»
его
р аспол о жение,
а,
напротив,
орг аниче с к ое,
в глуб ь:
от
чувственно
воспринимаемого
до
формально-идеального
(эйдетического)
предмета,
по
все м
ступеням
располагающихся
меж ду
этими
двумя
тер­
минами
отношений.
Структура
е сть
конкретное
строение,
отдельные
части
которого
могут
меняться
в
«размере»
и
даже
качестве,
но
ни
одна
часть
из
целого
in potentia не
мож ет
быть
устранена
без
разрушения
целого. Inactuне­
которы е
«члены»
могут
оказаться
недоразвившимися,
в
со­
ст оян ии
эмбриональном,
или
дегенерировавшими,
атро­
фированными.
Схема
структуры
от
это го
не
страдает.
Стру кт ура
должна
быть
отличаема
от
«сложного», как
конкретно
разделимого,
так
и
разложимого
на
абстракт­
ные
элементы.
Структура
отл и чается
и
от
агрегата,
слож­
ная
масса
которого
допускает
уничтожение
и
исчезнове­
ние
из
нее
каких
угодно
составных
частей
без
изменения
качественной
сущности
целого.
Структура
может
быть
ли шь
расчленяема
на
н овые
замкнутые
в
с ебе
с тр уктур ы,
обратное
сложе ни е
которых
восстанавливает
первона­
чальную
структуру.
Ду хо вные
и
культурные,
образования
име ют
сущест­
венно
с тру ктурн ый
характер,
так
что
можно
сказ ат ь,
что
сам
«дух»
или
культура
—
структурны.
В
общественном
мире
структурность
—
внешне
прив ход яще е
оформление.
Само
вещество
принципиально
лишено
структуры,
хотя
бы
состояло
из
слагаемых,
структурно
оформленных.
Масло,
хле б,
воск,
песок,
св инец,
золот о,
во да,
в оздух .
Дух
принципиально
не- веще ств ен ,
следовательно,
не
до­
пускает
и
соответствующих
аналог ий.
Воздух
приобретает
формы
лишь
в
«движении» («дух»), вода
—
в
течении,
в
со су дах
и
т.
д.
Структурны
в
вещественном
мир е
лишь
оформленные
образования
—-
космические,
п ласт и ческие ,
органические,
солнечная
система,
м инер альны й
кристалл,
организм.
Ор гани зм
есть
си стем а
структур:
костяк,
мы­
ше чная
сист ем а,
нервная,
к ров ен осная,
лимфатическая


Эстетические
фрагмен ты
383
и
т.
п.
Каждая
структура
в
с ис теме
сохраняет
св ою
ко н­
кретность
в
себе.
Каждая
ча сть
структуры
—
конкретна
и
о стает ся
также
структурою,
пока
не
рассыпется
и
не
р аспла вит ся
в
вещество,
которое,
хо тя
также
конкретно,
но
уже
не
структурно.
В
структурной
дан но сти
все
моменты,
все
члены
структуры
всегда
даны,
хо тя
бы
in potentia.
Рассмотрение
не
только
структуры
в
целом,
но
и
в
отдельных
членах
требуе т,
чтобы
н иког да
не
упускались
из
вид у
ни
актуаль­
но
дан ные ,
ни
потенциальные
моменты
структуры.
Вся­
кая
структурная
фо рма
рассматривается
актуально
и
по­
тенциально
полною.
Актуальная
п олн ота
не
всегда
д ана
explicite.
Все
им плицитны е
формы
принципиал ьно
допу­
скают
экспликацию.
Пр име ните ль но
к
слову
особенно
важно
помнить
об
этом.
Так
эн тимема
пот енциал ьно
и
implicite содержит в себе силлогизм со всеми его струк­
турн ы ми
членами;
теория
сжимается
в
формулу;
мат ема­
ти ческая
форма
содержит
не
то лько
потенциальные
отн о­
шения,
раскрывающиеся
в
актуальных
количественных
изм ере ниях,
но
также
им плициру ет
приводящий
к
ней
алго ритм ;
предложение
in potentia есть системы выводов
и
implicite —
заключение
силлогизма;
понятие
(термини ­
рованное
слово)
—
in potentia, а также implicite —
предло­
жение;
метафора
или
символ
—
implicite система тропов
и
in potentia —
поэма
и
т.
д.
2
EXEMPLA SUNT ODIOSA.
II
1
А
Слово
как
сущая
дан но сть
не
ест ь
само
по
с ебе
пред­
мет
эстетический.
Нужно
анализировать
формы
его
д ан­
ност и,
чтобы
найти
в
его
данной
структуре
моменты,
по д­
да ющие ся
э стети заци и.
Эти
моменты
составят
эстетиче­
с кую
предметность
слова.
Психологи
не
раз
про бова ли
начертать
такую
схему
слова,
в
к ото рой
бы ли
бы
в ыделе­
ны
члены
его
структуры
(ср.
попытки
Мессера ,
Мартина-
ка
и
под <о бных>; наиболее интересна Эрдмана, Erken­
nen und Verstehen). Но они преследовали цели раскрытия
участвующих
в
понимании
и
п он ятии
психофизических
процессов,
иг н орируя
предметную
основу
последних.
Всл едст вие
этого
вне
их
внимания
оставались
те
момен­
ты,
на
к отор ых
фундируются,
меж ду
прочим,
и
эстетиче­


384
Г.
Г.
Шпет
ские
переживания.
Если
психологи
и
наталкивались
на
эстетические
«осложнения»
з ан имав ших
их
процессов,
это т
эст ет ическ ий
«чувственный тон»
прицеплялся
к
ин­
теллектуальным
актам
как
загадочный
привесок,
рассмо­
трение
которого
отсылалось
«ниже» . «Н и же»
эстетиче­
ско е
«чувство»
обыкновенно
опять
«объяснялось»
без
в ся­
ког о
предметного
основания
и
без
предметной
мотиви­
ровки.
Возьмем
слово,
как
мы
его
воспринимаем,
слы шим
от
нашего
собеседника
N, нечто нам сообщающего, «переда­
ющего».
Безразлично,
желает
он
вызв ат ь
в
нас
эстетиче­
ский
эффект
или
таковой
вызывается
пом имо
его
созна­
тельного
же лан ия.
Ес ли
бы
вместо
этого
мы
взяли
на ми
самим и
произносимое
слово
или
«внутренне»
данное
как
препирательство
с
самим
собою,
мы
нашли
бы
его
менее
«связным», его назначение и роль как сообщения была бы
не
с толь
ясна,
но
в
своих
предметных
свойствах
это
слово
сущ ес твен но
не
отличалось
бы
от
слов а,
слыш и мого
из
уст
N.
Осо бенно
был
бы
зат рудн ен
анализ
такого
примера
тем,
что
в
по ле
вним а ния
все
время
вторгались
бы
ус ло­
ви я,
пр ич ины
и
поводы
возникновения
эт ой
внутренней
ре­
чи,
т.
е.
вся
генетическая
о бст ано вка
речи,
интересная
для
пс и холога ,
но
ир ре лева нтна я
для
предметного
ана­
ли за.
Услышав
пр о из несенно е
N слово,
н еза вис имо
от
того,
ви дим
мы
N или нет,
ос яза ем
его
или
нет,
мы
умеем
во с­
принятый
зв ук
отличить, (1)какголосчеловека
—
от
д ру­
гих
природных
звуков,
воспринять
его
как
общий
при ­
зн ак
человека, (2)какголосN
—
от
голоса
других
людей,
как
индивидуальный
признак
N, (3) как знак особого пси­
хофизического
(естественного)
состояния
N в отличие от
знаков
других
возможных
состояний
его
или
какого-либо
д руг ого
человека.
Все
это
—
фу нк ции
слова
естественные,
природные,
в
противоположность
социальным,
культур­
ным.
До
сих
пор
слово
еще
ничего
не
сообщает;
сам
N есть
для
нас
«животное», а не член, in potentia или in actu соз­
наваемого,
общежительного
единства.
Да лее
(само собою разумеется,
что
эта
последователь­
ность
не
вос произв одит
вр ем енног о
эмпирического
р яда
в
развитии
и
углублении
восприятия),—
мы
воспринима­
ем
слово
как
я вл ение
не
толь ко
природы,
но
также
как
факт
и
«вещь»
мира
культурно-социального.
Мы
воспри­
нимаем,
сле дов ат ельн о,
слово
(4) как признак наличности
культуры
и
принадлежности
Nккакому-то
м енее
или
бо­
лее
узко
сознаваемому
кругу
человеческой
культу­


Эстетические
фрагменты
385
ры
и
че лов еч еск ого
общежития,
связанного
ед инст вом
языка.
Если
оказывается,
что
язык
нам
знаком,
каковая
знако м о сть
также
непос ре дс твенно
сознается,
то
мы
его
(5) узнаём как более или менее или совершенно опреде­
ленный
язы к,
уз наём
фон ети ческие,
лексические
и
семасиологи­
ческие
особенности
я зыка,
и
(6) в то же время понимаем
слышимое
слово,
т.
е.
улавливаем
его
смысл,
различая
вмест е
с
тем
сообщаемое
по
его
качеству
простого
соо б­
щения,
п рик азан ия,
вопроса
и
т.
п., т.
е.
вст авля ем
с лово
в
некоторый
нам
известный
и
нам и
поним ае мы й
смысловой
и
логический
номинат ивн ый
(называющий вещи,
лица,
свойства,
д ейств ия,
от ноше ния)
контекст.
Ес ли
кроме
то­
го
мы
достаточно
образованны,
т.
е.
находимся
на
соот­
ветствующей
ступени
культурного
ра звит ия,
мы
(7) вос­
при нимае м
и,
воспринимая,
различаем
условно
ус та но­
вленные
на
данной
сту пе ни
культуры
форм ы
слова
в
тес­
ном
смысле
морфологические
(«морфемы»), синтаксические
(«синтагмы») и этимологические (т о чне е,
словопроизводст­
венные).
Яс но,
что
в
специальной
научной
работе
может
случиться
и
случается,
как
во
в сем
известных
примерах
расшифровки
древних
надписей
или
как
при
рас ши фров ­
ке
криптограмм,—что
пункт
(7) выполняется «до» (6) или
незав иси м о
от
него.
(Случаи отступления от намечаемой
типической
схемы
по
каж дому
пункту
так
мн ог очис лен­
ны
и
очевидны,
что
оговаривать
их
в
эт ом
беглом
обзоре
надобности
не т.)
В
Особняком
сто ит
еще
один
момен т
в ос прият ия
слова,
х отя
и
предполагающий
восприятие
слова
в
порядке
куль­
турно-социальном,
т.
е.
предполагающий
понима ние
слова
тем
не
менее
как
фа кт
ест ест ве нный,
сам
ле жащи й
в
осно­
ве
человеческого
(и животного)
общения.
Это
ес ть
(8) раз­
л иче ние
того
эмоционального
тона,
которым
с оп ровожда ет­
ся
у
N передача понимаемого нами осмысленного содер­
жания
«сообщения».
Мы
и меем
дел о
с
чувственным
в пе­
чатлением
(Eindruck) в противоположность осмысленно ­
му
выражению
(Ausdruck), с со-ч ув ст в ом
с
на шей
сторо­
ны
в
противоположность
co-мы шл ен ию.
Тут
имеет
место
«понимание»
совсем
особого
рода
—
понимание
в
основе
своей
без
по ни ман ия,
—
сим пат иче с кое
понимание.
Здесь
вое
прият ие
направлено
на
самое
личность
N, на его темпера­
мент
и
характер,
в
отл ичие
от
ха рак тера
и
темп ер амент а
других
людей ,
и
на
данное
его
эмоциональное
состояние
в
отличие
от
других
его
п рошл ых
или
воо бще
в оз мож*


386
Г.
Г.
Шп ет
ных
состояний.
Это
есть
восприятие
личности
N, или пер-
сонно е
во спри я тие
и
понимание.
Оно
стоит
особняком,
но­
сит
природный
характер
и
возвращает
нас
к
(3).
Только
теперь
восприятие
эмоционального
состояния
N связыва­
ет ся
нами
не
просто
с
пс ихо физиче с ким
состоянием
N,а
с
психофизическим
состоянием,
так
или
ина че
приуро­
ченным
нами
к
его
личному
пониманию
того,
что
он
с ооб­
щае т,
и
его
личном у
отношению
к
сообщаемому,
мысли­
мому,
называемому,
к
экспрессии,
которую
он
«вклады­
ва л»
в
выражение
своей
мысли.
Не
нужно
су живат ь
поня­
тие
со-чувства,
син-патии,
и
предполагать,
что
в сякий
со-чувственный
отклик
на
чувства
N есть отклик того же
не пре ме нно
качества,
отклик
«подражательный», «стад­
ный».
Речь
идет
только
об
известном
параллелизме,
ко р­
респонденции
—
«со», «син»
указывают
здесь
толь ко
на
факт ич еску ю
и
существующую
совместность
и
на
формаль­
ное
соответствие,
где
на
«да»
мож ет
последовать
и
«да»,
и
«нет», и неопределенная степень колебания между ни­
м и, duellum.
Осложненный
случай,
когда
N скрывает свое душевное
состояние
(«волнение»), подавляет,
маскирует,
и мити рует
др угое ,
ког да
N «играет» (как актер)
или
обманывает,
та­
кой
случай
вызывает
восприятие,
различающее
или
нераз­
ли чающ ее,
в
самом
же
си мп ати че ском
и
интеллектуаль­
ном
понимании,
игру
и
о бман
от
того,
что
пер еж ивает
N
«на самом деле».
По л уча ется
интересная
своего
рода
суп-
позиция,
но
не
в
сфер е
интеллектуальной,
когда
мы
име­
ем
дело
с
словом
о
слове,
с
высказыванием,
со о бщен ием,
смысл
которых
относится
к
слову,
а,
в
параллель
интел­
лектуальной
сфере ,
в
сф ере
эмоциональной.
З десь
не
«значение»
налезает
на
«значение», а «co- з на чен и е»
—
на
«co-зн ач ение», синекдоха (не
в
смысле
риторического
тро­
па,
а
в
буквальном
значен ии
слова)
на
синекдоху.
М ожно
сопоставить
это
яв лени е
также
с
настиланием
символиче­
ского,
иносказательного
вообще
смысла
или
смыслов
на
буквальный
—
своего
рода
эмоциональный, resp. экспрессив­
ный
символизм,
которого
иллюстрацией,
напримёр,
может
служить
условность
сц ени ческо й
экспрессии.
Та кой
слу­
чай
весьма
интересен,
в
особенности
еще
и
потому,
чт'о
есть
один
из
случаев
перебоев
естественного
и
искусст­
в е нног о, «природы»
и
«искусства». Он очень важен,
следо­
вательно,
при
а на лизе
эстетического
со зна ния,
но
не
со­
ставляет
пр инцип иаль но
нового
момента
в
структуре
слова.
Возможн о
также
«осложнение»
другого
типа:Nсооб­
щает
о
своем
собственном
эмоциональном
состоянии
—


Эстетические
фраг мен ты
ЪЪ1
особенно
об
эмо циона льно м
состоянии,
сопровожда­
юще м
вы сказ ывание,
то гда
его
состояние
воспринимается
(а)
как
смысл
или
значение
его
слова,
по
пон иманию ,
и
как
(Ь) co-з нач ение,
по
сим пат иче ско му
пониманию, (а)
и
(Ь)
в
таком
случае
—
предметные
данности
ра зных
по­
рядков: (а)
относится
к
(6), (Ь)
—
к
(8).
Возможны
еще
более
запу т анн ые
и
занятные
ослож ­
нения
и
переплетения.
Нужно
тем
не
мен ее
всегда
тща ­
тельно
различать
предметную
природу
фундирующего
грунта
от
фундируемых
наслоений,
природу
слова
как
вы­
р ажен ия
объективного
смысла,
мысли,
как
сообщения
то­
го,
что
в
нем
выполняет
его
прямое
«назначение», его ёр -
yov, от экспрессивной роли слова,
от
его
ттареруоу,
от
суб ъе кт ивных
ре а кций
на
объективный
с мы сл1. Как чумы
или
глупости
надо
поэтому
бояться
и
остерегаться
в
осо­
бенности
теорий,
похваляющихся
«объяснить»
одно
из
др уг ог о, «происхождение»
смысла
разумного
слова
из
бес ­
смысленного
в о пл я, «происхождение»
поним ания
и
разу­
ма
из
перепуганного
дрожан и я
и
осклабленной
судороги
протоантропоса.
Та кое
«объяснение»
е сть
только
занаве -
шение
срамной
картинки
голого
неведения.
2
Приведенное
ра с чле нение
восприятия
с лова
только
приблизительно
намечает
самые
общие
контуры
его
структуры.
Каждый
член
ее
—сложное
переплетение
ак­
тов
сознания.
Распутать
эти
уз лы
остается
отк рытою
про­
блемою
принципиального
анализа.
Обратимся
к
ус та но­
влению
также
приб лизит ел ьн ой,
резюмирующей
схемы
соответствующего
воспринимаемому
чистого
предметного
остова
словесной
структуры,
насколько
это
нужно
для
по­
следующего.
Ост ав ляя
в
с тор оне
предметность
слова
«природную»,
сосредоточимся
на
том
моменте,
когда
мы
признаем
в
нем
некоторую
«вещь»
поряд к а
культурно-социального
и
исторического.
Слово
по-прежнему
о стает ся
н ек ото­
рою
чу встве нно -э мпи р ическо ю,
ч увс тв енно
воспринима­
емо ю
данностью,
но
теперь
наряду
с
чисты ми
фор ма ми
сочетания
в
нем
чувственных
качеств
(Gestaltqualität, the
1 К уяснению терминов,
которыми
я
пользуюсь
в
вышеизложен­
ном ,
ср.
мою
статью
Предмет
и
задачи
э тнич еск ой
псих олог ии
в
«Психологи­
ческом
Об оз рени и» 1916 г., I—IV, и во Введении в этническую психологию. —
Вы п.
I.—
Пб.:
Ко лос, 1923.


388
Г.
Г.
Шп ет
form of combination) мы различаем новые формы сочета­
ния
как
бы
служ еб но го
з начен ия.
Повторяющиеся
сочетания
св язы в аются
уже
со
«значениями»
каким-то
неизвестным,
подлежащим
исследованию
образом.
(Утверждение,
бу д­
то
эта
связь
е сть
связь
так
называемой
«ассоциации», по
меньшей
мер е,
поверхностно
—
оно
просто
теоретично,
и,
как
вс ег да,
гипотеза
прикрывает
незнание
и
ле нь
уз нать.)
Изучая
эти
формы
сочетания,
мы
убеждаемся,
что
они
или
по
преимуществу
определяются
естественными
же
(психофизическими)
законами
и
соотношениями,
несмо­
тря
на
то,
что
«связаны»
со
«значениями», или,
напротив,
они
определяются
из менени я ми
самих
значен ий
и
вну ­
тр ен ними
отношениями
значащего
содержания.
Этим
об­
щим
напр авлен иям
меняющих
формы
тенденций
не
про­
тиворечит
то,
что
пе рвые
формы
иногда
испытывают
вли­
ян ие
со
с тор оны
вторых,
св язанн ых
со
значением
[в осо­
бен ност и
при
оформлении
не арт и кулир ов ан ного
вздоха
(оррт))
в
артикулированный
(ëvapOoç) и потому также
£YYpâ|ip.(XTOç], а вторые могут модифицироваться под да­
влением
фен оме нов
психофизического
характера.
Не
следует
также
д умат ь,
что
второго
рода
формы
«связаны»
со
з нач ением
та к,
что
сами
являются
«словами», т .
е.
пря­
мо
являются
носителями
смысла.
Такова
толь ко
та
гр уппа
эт их
фо рм,
которая
получила
название
фо рм
корневых.
Другая
группа—-форм
приставочных
—
мо жет
быть
нос и­
телем
смысла
(например,
в
китайском
—
ci, cè, sô, tï etc.,
частью
в
агглютинирующих), но эти формы могут быть
и
просто
«характерами»
или
«характеристиками», синсеман-
тиками,
потерявшими
самостоятельный
смысл,
но
«осмысленными»
в
дру гом
значении:
в
значении
приме т ,
указывающих
на
от ноше ния,
так
сказать ,
внутри
смысла,
внутр и
сод ерж ани я
и
его
собственных
логических,
синта­
ксических
и
онто ло гич еск их
форм.
В
интересах
ясности
различения
и
во
избежание
у ка­
занной
эквивокации
сло ва
«смысл», следует тщательно на­
блю да ть
за
тем,
ид ет
р ечь
о
самодовлеющей
звуковой
форме
самого
значения
(смысла)
или
о
служебно-грамма­
тическом
значении
(роли)
этой
формы.
Эти
формы,
к ор­
невые
и
приставочные,
и
суть
преимущественно
м орфоло­
гические
в
тесном
смы сле
формы;
первые
же
формы,
в
св оей
формальности
не
обусловленные
и
не
мотивиро­
ванные
смы сло м,
суть
формы
сочетания
фонетические.
Нетрудно
видеть,
что
фонетические
формы
в
общем
до
такой
степени
свободны
от
подчинения
за кон ам
смысла,
что
влияние
на
них
по сле дне го,
в
общем
же,
можно
иг­


Эстетические
фрагменты
389
норировать.
Это
важн о
признать
принципиально,
потому
что
если
в
частности
иногда
и
ко нс татир у ется
бо лее
тес­
ная
связь
зна чения
и
фо н емы,
то
из
этого
не
следует,
что
ме жду
ними
ест ь
отношение,
позволяющее
строить
об­
щие
гип оте зы
о
натуральной
связи
фонемы
с
значением,
ссылаясь,
например,
на
звукоподражательное
образование
слов,
на
экспрессивно-эмоциональную
роль
звуков
и
т.
п.
Напротив,
м орфе ма
как
звуковое
образование,
будучи
всецело
подчинена
законам
фонетики,
не
без
труда
осв о­
бождается
и
от
давления
смысла.
Она
может
до
из вест ­
ной
сте пен и,
как
ла ва,
з атв ерде ть
и
ск ова ть
собою
смысл,
но
он
под
ее
поверхностью
клокочет
и
сохраняет
свой
пламень.
Исторические
и
археологические
раскопки
рас­
кр ыв ают
его
динамику
и
движ ени е,
но
иногда
и
просто
удачное
пр именени е
слова
—
особенно
в
поэтической
ре­
чи
—
напоминает
нам
о
ж ивом
духе,
бь ющем ся
под
ока­
мен евшим и
морщинами
м орфем ы.
Приставочные
морфе­
мы
окаменевают
«скорее»
и
безнадежнее,
их
смысловое
одушевление
рассеивается
и
как
бы
атрофируется,
в сл едств ие
ч его
их
роль
и
сводится
преимущественно
к
роли
примет
и
характеристик.
Таким
образом,
фонема
в
си лу
своей
прямой
причаст­
ности
пр иро де
и
независимости
от
смысла
еще
не
к он­
струирует
слова
как
такого.
Что
касается
морф ем ы,
то
ес­
ли
ей
и
можно
пр ип исать
такую
способность,
то,
как
ясно
из
предыдущего,
только
в
с илу
ее
более
интимной
св язи
со
смыслом
(мыслью)
как
таким.
Морфема
—
пе рвая
сту­
пень
от
чувственного
к
мы сле нн ому,
вер хн ее
пл атье
смысла,
первая
точка
опоры
для
рычага
поним а ния .
Но,
чтобы
она
бы ла
такой,
что бы
она
была
первою
ступенью,
нужно,
чтобы
она
не
была
ед инс твен но ю,
чтобы
она
б ыла
слита
в
одно
це лое
с
последующими
ступ ен ями,
что бы
она
бы ла
включена
в
контекст
под линных
и
непосред­
ственных
фо рм
самого
смысла
как
такого.
Не
только,
как
примета,
приставочная
морфема,
но
и
корневая
морфема,
вообще
морфема,
что бы
пре од оле ть
свою
статичность,
должна
б ыть
членом
кон тек ста ,
динамические
законы
ко­
то рого
конструируются
по
формам
синтаксическим
и
ло­
ги ческ им.
Это
самоочевидно,
но
об
эт ом
нужно
напом­
ни ть,
чтобы
сделать
вывод ,
вынуждаемый
этою
самооче­
вид нос ть ю.
Дел о
в
т ом,
что
применение
термина
«значение»
к
то­
му,
что
«обозначается»
изолированным,
не
в
контексте
взяты м
словом,
как
вытекает
из
сказанного,
неточно.
Из о­
лированное
слово,
строго
говоря,
ли шено
смысла,
оно
не


390
Г.
Г.
Шпет
есть
Xôyoç.
Оно
не
есть
слово
соо бщ ен ия,
хотя
и
ес ть
уже
средство
общен ия .
По л езно
пр ипом нить
и
поставить
в
пар ал­
ле ль
с
этим
различением
различение
стоиков
м ежду
Хо-
yoç и Xé^iç, где логос
—
звук
с
осмысленным
зн ач ени ем,
а
ле-
кс ис
—
только
членораздельный
звук
(иначе,
чем
у
Аристоте­
ля,
у
которого
лексис
—
всякое
высказывание,
утверди­
тельное,
при казы ва юще е,
молитвенное
и
пр<оч. >).
Со­
ответственно,
и
то,
что
«обозначается», «указывается», есть
не
«смысл» (не ëvoia), a Xcktôv (dicibile). В точ ном см ы сле
dicibile ничего не «з н ачит», оно может только « от но с ить­
ся », «указывать на», «называть»
вещь
(res).
Если
здес ь
можно
говорить
о
«значении», то не об
«осмысливающем значении», а об указывающем и номина­
тивном.
Зна че ние
д олжно
быть
соп оста в ляе мо
здесь
не
со
смыслом,
а
с
замыслом,
намерением,
некоторою
целью.
Сл ово
здес ь
—
только
средство,
орудие,
инструмент,
кото­
рым
в
передаче
смысла
сообщения
можно
воспользоваться
в
самых
разнообразных
направлениях
и
многочисленными
способами.
«Значение»
зд есь
—в
возможности
им
пользо­
ваться,
применять
е го,
значение
прагматическое,
а
не
по­
этическое
и
познавательное.
Им
можно
воспользоваться
для
со о бщен ия,
но
такж е
для
приказания,
мольбы,
вопро­
ш ания
и
пр
<оч. > (каковые различения,
впрочем,
мы
в
этом
предварительном
кр ат ком
изложении
оставляем
в
стороне,
ибо
сообщающая
ф ун кция
сло ва
не
только
в ажн ей шая,
но
и
фундирующая
остальные).
Таким
образом,
это
«значение»
слова
так
же
сл еду ет
отличать
от
смысла,
как
отличается
значен ие-с м ысл
и
от
значения-важности.
В
та ком
вид е,
т.
е.
как
но мин ативн ая
возможность,
слово
помещается
в
лексиконы.
Словарь
не
ес ть,
в
точном
смысле,
собрание
или
перечень
слов
с
их
значениями-смыслами,
а
есть
перечисление
име н
языка,
на зыва ю щих
вещи,
свойства,
де йств ия,
отношения,
состо­
яния,
и
притом
в
форме
всех
грамматических
категорий:
субстантивной,
глагольной,
пр е позиционно й,
лю бой
—
все
то,
следовательно,
что
обозначается
ф и лософс ким
терми­
ном
res или ens. Лексикон поэтому и в этом аспекте мож­
но
назв ать
алфавитно-расположенными
«реалиями» (ге-
alia).
Мы
с пр аш ива ем: «что значит pisum?», и отвечаем:
«pisum значит горох», но в то же время спрашиваем: «как
по
латыни
или
как
в
ботанике
горох?»,
и
отвечаем:
«pisum», т.
е.
со бств ен но
в
это м
об ор оте
ре чи
подразуме­
в аетс я: «как называется и пр<о ч. >». «Г оро х», следователь­
но,
не
есть
зна чени е- смы сл
слова
pisum.


Эстети ческ ие
фрагменты
391
Но
и
дальше,
есл и
«предложение» («суждение») опре­
деляется
только
си нта кс ич еской
формою,
то
не
все
пред­
ложе н ия
суть
Xôyoi, т .
е.
имеют
значен ие -смыс л .
Обрат­
но,
ес ли
п редложен и е
непр ем енно
включает
в
себя
смысл,
такие
словарные
сл о во со ч ета ния, «фразы»,
как
«pisum —
горох», «die Stadt—
г о р о д», не суть предложе­
ния.
А
фра зы
т ипа: «горох есть стручковатое растение»
или
«горох есть род растений из семейства бобо­
вых»—
должны
рассм ат риват ь ся
то
как
фразы
без
смысла
(«осмысленные»
то лько
телеологически
или
пр аг матич е­
с к и), то как предложения (с о
смыслом), в зависимости от
того,
пользуемся
(поэтому-то
«сами по себе», изолирован­
но
они
и
имеют
только
служебное,
инс тр ум е нта льное
«значение») —
мы
ими
как
номинальными
(называющими
«вещь») и классификационными определениями,
или
как
объяснительными,
например,
предложениями,
одушевля­
ющими
ф разу
смыслом
через
«включение»
в ида
в
род.
То
или
иное
применение
фразы
определяется
опять-таки
контекстом.
Пр ост ейший
способ
с озд ать
контекст
будет,
например,
сказ ать : «„Горох есть стручковатое растение“
есть
номинальное
оп ред е лен и е », каковой оборот в прак­
тике
речи
сплошь
и
рядом
просто
«подразумевается». Т о­
гда
сразу
п он ятно
(если новая фраза не есть опять номи­
нальное
определение,
которое
можно
та ким
об ра зом
спу­
скать
ad infinitum), почему фраза «горох
е сть
стручков атое
растение»
лишена
смысла,
—
это
ес ть
просто
лексис.
В
некоторых
герменевтиках
предлагалось
говорить
о
«значении»
слова,
когда
оно
помещено
в
лексиконе
или
берется
изолированно,
и
о
«смысле»
—
в
с вязн ой
р ечи.
Это
и
непрактично,
и
теоретически
необоснованно,
по то­
му
что
«значение»
как
термин
с
его
разными
смысла­
ми—не
толь ко
омоним,
но
и
модус
су пп озиц ии.
Мы
бу­
дем
различать
номинативную
функцию
слов а, resp.
но ми­
нальную
предметность
слова,
и
функцию
сем аси ол огич ескую,
resp.
смысловую
п редм етност ь .
Nomen, название как та­
кое,
есть
эмпирическая,
чувственно-воспринимаемая
вещь.
Оно
ест ь
з на к , signum, связанный с называемой ве­
щью
не
в
акте
мысли,
а
в
ак те
восприятия
и
представле­
ни я.
Если
угод н о,
можно
назвать
эту
связь
ассоциативною,
не
для
«объяснения», а для того,
чтобы
у
называемого
ф ак та, «вещи»
был о
свое
«название», «указывающее»
на
то,
что
эта
связь
не
связь
мышления, resp.
суждения,
а
связь
авт о мат ическ и -ч ув ственн ая.
Ее
может
«устанавливать»,
«переживать», испытывать и субъект не - мысл ящ и й,
напри­
мер,
животное
(если оно есть существо не -м ысля -


392
Г.
Г.
Шпет
щее).
Вещь,
например,
зрительно
и
о сязател ь но
данная
(топор,
это т
ч ел овек ), ассоциативно связана с вещью,
да н­
ной
слуху
(со звуками: «топор», «Алексей»).
Ассоци­
а ц ия—-по
см ежн ост и,
в
редких
случаях
—по
сходству
(ку-ку
—
кукушка).
Таким
образом,
слово
как
средство,
орудие,
в
его
номинативной
ф ун кции
есть
просто
чув-
ственно-воспринимаемая
вещь,
вступающая
в
чувствен-
но-воспринимаемую
связь
с
другою
чувственно-восприни-
ма емою
вещью.
Нуж но
ли
добавлять,
что
в
номина­
тивном
(не номинальном)
предложении
или
суждении,
в
которо е
номинация
входит
как
под линный
смысл,
как
семасиологическое
одушевление,
мы
уже
им еем
дело
с
др угой
функцией
слова
—
с
другой
ступенью
и
с
другим
пр едм етн ым
моментом
в
структуре
самого
слова.
Оставляю
в
ст ор оне
другие
образования
и
суппозиции
слова
в
его
но мина тивно м
качестве,
хот я
они
весьма
инте­
р есны
и
для
по л ного
учета
эстетических
свойств
слова
н уж­
ны
и
поучительны.
Например, «горох и пр<оч. >» слу­
жил
мне
в
моем
изложении
«примером», т .
е.
оп ять
но­
вое
прагматическое,
но
не
смысловое
«значение»
слова,
новая
прагматическая
су ппо зици я;
или
почему
я
взял
в
пример
«горох»? —
потому
чт о,
например,
надоело
за­
мызганное
в
л огик ах
и
психологиках
«яблоко», а может
бы ть,
и
по
боле е
сложным
и
«глубокомысленным»
сооб­
ражениям,
может
быть,
по
случайной
ассо циации
и
т.
п.—
все
это
п с и холо ги чес ко е, «личное», субъективное
об ра ст ан и е, ek parergou, но не вокруг смысловой,
а
около
той
же
номина ти вной
ф у нкции
слов а,
направленной
на
вещно
(res) предметный момент словесной структуры.
Все
эти
«субтильности»
требуют
особой
и
специальной
ра­
боты.
Моя
за дача
—
только
са мая
общая,
мин има льн ая
схем а.
3
А
Дальше
как
будто
легче;
эквивокаций
и
ом оним ов
не
м ень ше,
но
разобраться
в
них
проще,
и
их
отн оше ния
на­
гл я днее
и
яснее,
потому
что
от
чувственного
переходим
к
умственному.
Когда
мы
слышим
из
уст
N слово,
ко то рое
восприни­
маем
как
ном иналь ный
зна к
вещи,
мы
не
толь ко
обраща­
емся
к
этой
вещи
—
на лично й
или
вспоминаемой.
Бывает,
что
и
вещ и
этой
нет
налицо,
и
не
вспоминается
ничего
кон кретн о-оп ред елен н ог о
(если еще сама вещь конкрет ­
на)
или
мы
д аже
и
не
знаем,
какая
определенная
в ещь
на­


Э стетич еск ие
фрагменты
393
звана .
Собственно
даж е,
ес ли
нет
прямого
ука зан ия
(на ­
прим ер ,
указательным
пальцем,
тростью
и
т.
п .), которое
может
да ть
повод
к
во зник нов ению
у
нас
приблизительно
тако го
представления
вещи,
какое
име етс я
у
N,томыни­
когда
не
знаем ,
какую
именно
ве щь
н азыв ает
N, какое
у
не го
представление
ее
и
о
н ей.
Сам
N, называя вещи,
ес ли
он
пользуется
не
только
со бствен н ыми ,
но
и
нарицатель­
ными
именами,
называет
их
неопределенно,
т.
е.
и
он
это
де лае т,
и
нас
заставляет
относить
назв ания
к
целому
ряду,
к
группе
или
множеству
вещей,
так
что
и
для
не го
и
для
нас
с
т очки
зрения
познания
и
п онима ния
бе зраз­
лично,
какая
ве щь
будет
представлена.
Существенно
то ль­
ко
то,
что
N, называя,
и
я,
слыша
слово-название,
будем
подразумевать
под
словом
одно
и
то
же.
Это
есть
предмет,
о
котором
идет
речь,
о
котором
высказывается
«слово» . Пр и
всем
многообразии
поте нциал ьн о
назыв ае мы х
вещ ей
они
относятся
к
одному
формальному
единству
—
онтическо-
му,
или
единству
предмета.
По
своим
формальным
ка­
чествам
и
по
отношению
к
другим
предметам
пре дм ет
х ар актер изу ется
как
род,
вид ,
класс
и
т.
п.
Пр ед мет
мо­
жет
бы ть
так же
конкретным,
абстрактным,
коллектив­
ным ,
вещественным
(масло,
кислород
и
т.
п.)
и
т.
д.
В
структуре
слова
—
новый
предметный
момен т,
не
чувственного
в осп рия тия,
а
умственного,
интеллектуаль­
н ого.
Сло во
теперь
относится
не
к
чувственной,
а
к
интел­
лектуальной
данности.
Слово
указывает
теперь
на
не что
презентирующее,
достигаемое
не
по
указательному
п ер­
сту ,
не
по
чувственной,
а
по
интеллектуальной
интуиции.
То,
на
что
теперь
указывает
слово,
подразумевается
под
ним ,
под
словом
под разуме вае тся
предмет.
Его
подраз­
умевает
N, и его подразумеваем мы;
он
его
«имеет в ви ­
ду», и мы его «имеем
в
виду ».
Под разуме ван и е
и
подразумеваемое
не
на до
смеши­
ват ь
с
уразумен ием
и
уразумеваемым,
что
относится
уже
к
см ыслу ,
к
семантическим
фу нкц иям
и
к
семантической
предметности
(не онтической и формальной,
не
рассудоч­
ной,
а
«материальной», разумной) .
Подразумевание
—
не
понимание,
а
толь ко
пон ятие ,
как
по-ятие,
схватывание,
объятие,
конципирование,
имение
в
вид у.
Ничего
—
о
со­
де ржан ии
и
значении-смысле,
толь ко
об
объеме
и
фор­
ме
—
если
и
о
значен ии,
то
только
в
смысле
«места»
в
ка­
кой-то
формальной
же
системе.
Го во р им : «подразумевается»
—
не
субъектом-лицом,
не
N, не «н а ми», а самим словом и в самом слове.
«Подраз­


394
Г.
Г.
Шп ет
умевается»
то,
к
ч ему
слово
относится
«само», абсолютно
независимо
от
выск азы вающ ег о,
переживающего,
от
N ве­
селого
или
гр уст но го , N скучного или озорника, N скеп­
тического
или
ци ническ ог о , N лгуна или невежды.
«Предмет»
подразумеваемый
е сть
только
некоторый
пункт
вн им ан и я, «нечто», задаваемая тема.
Выполнение,
осуществление
(по содержанию), разработка темы есть
д ело
дальнейшее,
предполагающее
новые
данности,
но­
вые
фун кци и,
но вые
углубления
и
«ступени» .
Пр едмет
только
в опрос ,
да же
за га дка,
х,
условия
для
раскрытия
ко­
его
еще
должны
быть
даны
и
постигнуты
какими-то
др у­
гим и
способами.
Говорят,
что
под
словом
или
за
словом
п одразуме ва ет ­
ся
«понятие» .
Можно,
конечно,—лишь
бы
под
понятием
подразумевался
«предмет»
как
он
характеризован,,
а
не
«представлялось» «пер еживание» .
Лу чше,
во
избежание
этой
передержки,
называть
понятием
само
слово
в
его
фор­
ме
терминированной,
в
от лич ие
от
форм ы
«обыденного»
и
«поэтического»
словоупотребления,
и
в
его
функции
именно
понятия,
как
по-ятия,
конципирования,
подраз­
умевания.
Понятие,
тогда ,
есть
слово,
поскольку
под
ним
нечто
(предмет)
подразумевается.
Часто
смешивают
«предмет»
и
«вещь» .
И
действитель­
но,
ве щь
е сть
п ред мет
реальный
и
пр едм ет
е сть
вещь
и де­
альная.
Но
именно
эти
терминирующие
эпитеты:
реаль­
ный
и
идеальный
—
п ок азы вают
направление,
в
котором
их
нужно
различать.
Всякая
действительно,
эмпирически,
реал ьн о
существующая
вещь,
ре альн ое
лицо,
реальное
свой­
ство,
действие
и
т.
п.
суть
вещи.
Предметы
—
возможно­
сти,
их
бытие
идеальное.
Сказать,
например,
что
чис ло
тт
есть
«вещь математическая», не бессмысленно,
если
толь­
ко
подразумевать:
число
тт,— 1, i или эллипсоид,
псевдо-
сферическая
поверхность
и
т.
д.
суть
«вещи идеальные»,
только
возможные
(по принципу противоречия), мысли ­
мы е.
Очевидно
—
злоупотребление
терминами
в
метафи­
з ике,
ког да
«идеальная вещь», возможная,
мыслимая,
об ъ­
является
вещью
«реальной» .
Р еал изаци я
идеального,
как
сказано,
сложный
процесс
раскрытия
см ыс ла,
содержа­
ния
—
перевод
в
эмпирическое,
единственно
действитель­
ное
бы т ие,—
а
не
пус то поро жне е
гипостазирование,
т.
е.
со
стороны
предметной
—
взращивание
капусты
в
обла­
ках,
со
с торо ны
ф унк ций
—
шлепанье
губами.
Но
именно
потому,
что
пр едмет
может
бы ть
реализо­
ван,
напо л нен
содержанием,
овеществлен,
и
чер ез
сло во
же
ему
бу дет
соо бщ ен
та кже
смысл,
он
и
ес ть
формаль­


Эстетические
фрагменты
395
ное
образующее
начало
этого
смысла.
Пр ед мет
группиру­
ет
и
офо рмляе т
сл ово
как
сообщение
и
как
вы сказы ван ие
вообще.
Он
держит
в
себе
содержание,
форм и руя
его
со
стороны
семасиологической,
он
«носитель»
смысла,
и
он
переформирует
номинальные
формы,
ск реп ляет
их,
утве ржд ает ,
фиксирует.
Есл и
бы
под
с ловом
не
подраз­
умевался
предмет,
с ков ыва ющий
и
цем енти рую щий
ве щи
в
еди нств о
мыслимой
формы,
они
р ассыпались
бы
под
своим
наз ванием ,
как
сыпется
с
ладони
песок,
стоит
т оль­
ко
сж ать
наполненную
им
руку.
Пр едмет
е сть
подразумеваемая
ф орма
н азы ва емых
ве­
щей,
конкретная
тема,
поскольку
он
извлекается
из-под
словесно-номинальной
оболочки,
но
не
отдирается
от
нее.
И
предмет
ест ь
сущий
(в идеальной возможности)
носитель
свойств,
качеств,
существенных,
атри бути вн ы х,
модальных,
поскольку
он
берется
отвлеченно
от
словесно­
го
своего
обличия,
от
словесного
знака
его
ид еа льно го
до­
стоинства.
Пр едмет
ес ть
объект
и
субъект
вм есте ;
он
есть
формально
и
materia circa quam и materia in qua. И то л ьк о
materia ex qua дается не через подразумевание,
а
через
но­
вую
функцию
в
восприятии
слова.
Сфера
предмета
ес ть
сфер а
чистых
онтологических
форм,
сфера
формально-мыслимого.
В
Бы ло
сказано,
что
N, называя « в ещи», подразумевает под
названием
«предмет», «схватывает»
ег о, «постигает», «ймет»
или
«объемлет», «конципирует».
А
за
N то же делаем
и
мы,
в осп рини мая
«название» .
Может
показаться,
что
«подразумевание»
и
«конципирование»
—
ак ты
не
обоюд­
ные
в
данном
случае,
а
лишь
взаимные:
например, N
«подразумевает», а мы «к он ци пи ру ем». Чтобы не создавать
из
этого
ненужного
затруднения,
достаточно
только
с ос­
латься
на
то,
что
N, называя нечто нам,
тем
самым
на зыв а­
ет
его
и
для
себя
и
т олько
с
этого
момента
и
начинает
«подразумевать»
и
«конципировать».
Следовательно,
ак ты
э ти,
действительно,
обоюдные,
а
не
взаимные.
Но
есть
в
этом
сомнении
д ругая ,
более
инт ер ес ная
сторона.
Если
п одразуме ва ние
идет
через
на зван ие,
то
не
явля ет ся
ли
конципирование
чистым
пос ти жен ием
пред­
ме та?
Ил и,
обратно,
бы ть
может,
конципирование
воз­
можно
только
че рез
название,
а
подразумевание
может
бы ть
и
чистым?
Это
—
вопрос
о
чистом
предмете
как
чистом
мысли­
мо м.
Его
запутали
с
дв ух
сторон,
и
запутывают
еще
боль­


396
Г.
Г.
Шпе т
ше,
когда
хотят
для
обеих
сторон
непременно
однород­
н ого
реш ения.
Чи с тота
предмета
е сть
(а)
чистота
от
чув ­
с тве нного
содержания, (Ь)
чистота
от
словесной
формы
(или формулы) .
(а)
Как
мыслимый
он
конечно
и
необходимо
д олжен
быть
чи ст
от
чувственного,
в
противном
случае
мы
д ол­
жны
были
бы
допустить,
что
мы
и
мыслим
чувственно,
т.
е ., примерно,
бодрствуя
спим.
Логически
ясное
р ас чле­
н ение
запутывают,
однако,
генеалогическим
л юбоп ыт­
ством.
И
чем
бы
с овр ем енные
мудрецы
отличались
от
ко­
с т лявых
логиков
—
потому
что
им
мало
отличать
себя
от
обычных
см ертн ых,—ес ли
бы
они
не
вопрошали
о
«про­
ис хо жд ении»? Образуется порода людей,
завин чив ающих
сво е
глубокомыслие
на
том ,
чтобы
не
по нима ть,
что
го­
ворит
N, пока им неизвестно,
каких
родителей
N сын,
по
какому
закону
он
воспитан,
каковы
его
убеж дения
и
пр< оч.> .
Беда
в
том,
что
и
тогда,
когда
они
все
это
зн ают,
они
в се-так и
ничего
не
понимают,
потому
что
их
всегда
раздирает
на
крошечные
части
сомнение,
не
лжет
ли
правдивый
N в данном случае и не говорит ли правду
лгун
М
в
этом
случае?
В
результате
выходит,
например,
что
никогда
нельзя
понять
Гам ле та,
потому
что
неизвест­
но,
верил
Ш експ ир
в
Бога ,
ког да
сочинял
свою
пь есу,
или
не
вер ил,
пил
он
в
то
вр емя
Лиссабонское
или
простой
стаут,
предавался
любостяжанию
или
смирялся
душою,
каялся
и
ставил
свеч ки
за
упок ой
безвременно
ус оп ших
любостяжателей.
И ли,
на
другой
прим е р,
вы
думаете,
что
мча тся
ту чи,
закружились
бесы,
и
значит,
что
бесы
мчатся
и
вьются,
но
это
тол ько
ваша
наивно ст ь,
никаких
бесов
в
природе
не
бывает,
и
генетическое
глубокомыслие
р ас­
к р ывает
вам
глаза
на
истину
—
то
—
теща
(родилась в та­
ком-то
году)
уто мл енного
(причины нейрастенические)
поэта
(кровь
—
направления
по
ко м пасу
ЮЮВ )
шелестит
над
его
ухом
(любил Моцарта,
не
понимал
Бах а)
не опл а­
ч енны ми
(на сумму 40.000 руб ле й асси гна ция м и)
счетами
(фирмы и их адреса) .
Логика
поним ания
«из происхождения»
—
та
же,
что
в
аргументе,
ко то рый
п ишущ ему
это
п риш лось
слышать
от
одного
б лизк ого
ему
юного
существа,
изобразившего
в
ди кт анте
«щепку»
через
«ять»
и
мотивировавшего
это
тем,
что
«щ' Ь пка
пр оис хо дит
от
пол’Ьна».
Оставляя
в
стороне,
по
причине
их
вздорности,
все
теории
происхождения,
в
том
числе
и
теорию
происхо­
ждения
мысли
из
чувства,
при знае м,
что
пов одом
для


Эстетические
фрагменты
ЪП
мысли
является
все
же
име нно
чувственно
да нн ое.
Оно
—
трамплин,
от
нег о
мы
вскидываемся
к
«чистому
пре д ме ту». Так мы ходим как по вершинам гор
—
не
нуж­
но
смотреть
вниз,
инач е
н ачи нает ся
головокружение.
Не­
кот оры е
сч ит ают,
что
нельзя
все-таки
вовсе
отвязаться
от
чу вст венных
п ри прав
представления,
и
ссылаются
на
«пе­
р еж и ва ния » (например,
американский
психолог
Т ич нер).
Отдадим
им
этот
жизненный
преферанс
«богатого вооб­
р аж ени я», все же приправа не есть существо,
и
мысль
остается
мыс ль ю,
независимо
от
того,
подается
к
ней
соя
или
не
подается.
(Ь)
Другое
дело
—
пр ед мет
чистый
от
словесного
суб­
с тра та.
Не льзя
этот
вопрос
решать
пр
аналогии
с
первым.
Оттолкнувшись
от
тр ам плина ,
мы сль
должна
не
только
преодолевать
вещественное
сопротивление,
но
им
же
и
пользоваться
как
поддерживающей
ее
средою.
Ес ли
бы
она
потащила
за
собою
весь
свой
вещный
багаж,
высоко
она
не
взлет ела
бы.
Но
также
ни
в
абсолютной
пуст о те,
ни
в
абсолютной
бесформенности,
т.
е.
без
целесообраз­
но го
приспособления
св оей
формы
к
среде,
она
уд ер­
жаться
в
идеальной
сф ере
не
мо гла
бы.
Ее
образ,
форма,
облик,
идеальная
п лоть
е сть
слово .
Без-чувственная
мы сль
—
нормально;
это
—
мысль,
воз­
высив ша яс я
над
бестиальным
переживанием.
Без-словес-
ная
мысль
— патология;
это
—мысль,
к ото рая
не
мож ет
родит ь ся,
она
застряла
в
воспаленной
утробе
и
там
разла­
гается
в
гное.
Поэт,
понимавший,
что
так ое
мысль,
л учше
многих
«мыслителей»
и
знавший
силу
слова,
утверждал: «я не ве­
рю,
чтобы
ка кая-л и бо
мысль,
справедливо
так
назы вае м ая,
бы ла
вне
пределов
ре чи» (Эдгар По).
Он
ошибался
т оль­
ко
в
том,
буд то
мысли
«укладываются»
в
ре чь,
как
но вор о­
жде нны й
п елен аетс я,
а
родятся
они,
з нач ит,
голым и.
Сло­
ва
—
не
св иваль ник и
мысли,
а
ее
плот ь.
Мысль
рождается
в
сло ве
и
вместе
с
ним.
Даже
и
этого
мало
—
мысль
зачи­
нается
в
слове.
От того -то
и
нет
мертворожденных
мы с­
лей,
а
только
ме ртвы е
слова;
нет
пустых
мыслей,
а
т оль­
ко
—
пустые
слова;
нет
по зо рных
мыслей,
а
только
—
по­
зорные
слова;
нет
потрясающих
мир
мыс лей ,
а
толь­
ко
—
слова.
Ничтожество,
ве лич ие,
пошлость,
красота,
глупо сть,
коварство,
бедность,
истина,
ло жь,
бесстыдство,
искренность,
предательство,
любовь,
ум
—все
это
преди­
каты
слов,
а
не
мыслей,
т.
е.,
разумею,
предикаты
кон ­
кретные
и
реальные,
а
не
метафорические.
Все
качества
слова
пр и писыв ают ся
мысли
лишь
метафорически.


398
Г.
Г
Шпет
Строго
и
серьезно,
без
романтических
за тей, —
бессловес­
ное
мышление
есть
бессмысленное
сло во.
И
на
земле,
и
на
во­
да х,
и
на
небе
всем
правит
слово.
Логик а,
т.
е.
наука
о
с ло­
ве,
есть
величайшее
могущество
на
зе мле
и
в
небесах.
Алогизм
как
си стема
—
умственный
а теи зм;
ал ог ист
—
пу­
стая
душа,
лишенная
чувства
словесной
благодати.
Ал о­
гизм
как
пе режив ан ие
—
н ак азание,
налагаемое
от рица ­
ем ым
б огом
за
преступление
против
него;
алогист
—
в
прогрессивном
пар а личе
мысли
как
сл едс твии
легко­
мысленного
его
словесного
нецеломудрия.
Смирительная
рубашка
логики
—
мучительный
алогиста
бред!
Вывод
из
всего
сказ анног о
короткий:
чис тый
предмет,
как
предмет
мыслимый,
будучи
рассматриваем
вне
сло­
весной
форм ы
своей
данности,
есть
абст рак ция.
Кон к рет­
но
он
дан
нам
только
в
словесной
логической
форме.
Раз ­
умеется,
это
не
мешает
устанавливать
ко нкр ет ные
отно­
шени я,
так
сказать,
внутри
формальных
он ти чес ких
об­
разований
как
чле нов
цело го ,
подобно
тому,
как
ничт о
не
ме шает
рассматривать
как
конкретные
фор мо об ра зо вания
геологическое
строение
земли
и
после
того,
как
мы
от­
в ле каемся
от
ее
флоры
и
фа уны.
Зем ля
без
ее
флоры
и
фауны
ес ть
отвлеченная
з емля
по
своему
быт ию,
но
для
рассмотрения
она
конкретная
св язь
конкретных
членов.
Чистый
пр едмет
—член
в
структуре
слова.
Вынутый
из
слова,
он
—
ча сть
целого
и
постольку
сохраняет
конкрет­
ность,
но
сво ей
жизни
вне
с лова
он
не
имеет,
и
постольку
он
—
отвлеченность.
Беря
«предмет»
в
структуре
слова,
мы
признаем
в
нем
форму
и
формообразующее
начало
того
в еществ енн о го
соде ржан ия ,
которое
N называет,
именует.
Н аиме нова ни­
ем
это
же
содер жан ие
оформляется
с
другой
стороны,
фон етиче ской ,
сигнификационной.
Оно
вкладывается
в
рамки
определенной
морфемы.
Из
это го
с леду ет
то,
что
яв но
и
само
по
себе.-
Между
ф орма ми
он тичес ки ми
(вместе с оформленным содержанием)
и
меж ду
форма­
ми
морфологическими
(с их содержанием,
к ото рое
то
же,
что
и
у
онтических
форм )
вклинивается
как
система
от ношен ий
м ежду
н ими
с плет ение
новых
форм,
именно
форм
логических.
В
понимании
то го,
что
говорит
N, на них
те перь
и
сосредоточивается
умственное
н аше
напряже­
ние.
В
эти
новые
формы
для
нас
теперь
цел иком
и
пере­
ливается
все
содер жан ие
того,
что
сообщает
N,имысле­
дим
—
«замечаем», где -т о
на
втором
плане
со знани я
отме­
чаем
—
за
кол ебан иям и
морфем
и
онтических
форм
лиш ь
п ос толь ку,
поскольку
пер емены
в
них
модифициру­


Эстетические
фрагменты
399
ют
логические
формы
самого
смысла.
Когда
мы
вновь
пе­
ре нос им
на
них
удар
внимания,
или
они
сами
вынуждают
нас
к
тому
своей
«неожиданной неправильностью», гро­
теск но сть ю,
уродством
и ли,
наоборот,
нео ж идан но
чару­
ющей
прелестью,
мы
теряем
равновесие
«понимания»,
и
смы сл
как
такой
ускользает
от
нас.
Нео бхо дим о
подчеркнуть,
однако,
что,
конципируя
чис то
логические
формы,
мы
их
не
только
конципируем.
Ибо,
говоря
тут
же
о
по нимани и
в
собственном
смысле,
мы
хотим
ска зать ,
что
мы
понимаем
вмест е
с
ко нцип иро -
ван ием ,
но
не
всецело
через
него.
Если
бы
мы
только
ко н­
ципировали,
мы
получали
бы
только
«понятия», концепты,
т.
е.
с хемы
смысла,
русло ,
но
не
само
течение
смысла
по
это му
руслу.
Тот,
кто
принима е т
ко н це п ты, «объемы»
мы сли
за
самое
мысль,
за
«содержание», тот именно не
поним ае т
и,
чтобы
скрыть
собственную
растерянность
пе­
ред
своим
н ера зумие м,
к ричит
на
вес ь
мир,
что
его
наду­
вают,
что
логика,
пообещав
ему
могущество
и
власть,
на
де ле
схватила
его
за
горло,
душит,
не
да ет
дышать.
Его
звали
на
тр он
править
миром,
а
посадили
в
темную
кино­
з алу
и
по казыв ают
«кинематографические картинки»
ми­
ра.
Но
он
не
Санхо
Панса,
оруженосец
Дон
Кихота,
и
ему
нельзя
внушить
лю бой
сан,
он
учился
у
Фаб ра
и
сам
не
хочет
бы ть
фабером,
он
творец
творческой
эволюции,
и
он
хоче т
реально
пе ре жива ть
эволюцию
творчества
ми­
ра.
Де ло
не
в
том ,
как
он
себ я
называет,—
н азван ие
моди­
фицирует
наш
к о нцепт
ег о,
но
не
меняет
смысла,
а
по
смыслу
он
в се-т аки
слабоумный
Ксаилун,
и
желание
его
ест ь
в
дей ств ите л ь ности
желание
Ксаилуна
так
изменить­
ся,
чтобы
избавиться
от
побоев
своей
Оатбхи.
История
его
изменения
известна:
придется
поб ыват ь
и
в
ангелах
и
в
ч ер тях,
но
так
как
Гарун-аль-Рашид
—
калиф
добрый,
то
все
кончится
благополучно...
Итак,
логические
форм ы
как
концептйвные
формы
только
а бстр акц ия.
Они
как
«чистые»
формы
отвлечены
от
собственного
со дер жани я.
В
этом
«чистом»
ви де
они,
строго
говоря,
и
не
лог и че­
ские,
а
толь ко
логистические
—
и
наука
правильно
отлича­
ет
теперь
Логику
от
Логистики.
Поэтому
настоящие
ло­
г ическ ие
формы
должны
мыслиться
лежащими
между
морфемами
и
онтическими
формами,
мыслимыми
вместе
с
их
содержанием.
Они
су ть
отношения
между
морфема­
ми
как
формами
вещного
называемого
содержания
и
онти­
ческими
формами
как
форма ми
предметного
подразумева­
емого
содержания.
Они
сами
конкретны
как
формы
смыслового
содержания.
Они,
следовательно,
суть
«отно ­
ше н ия», термины которого:
язык о вая
эмпир иче ск ая
фор­


400
Г.
Г.
Шпет
ма
с лова
и
принципиа льный
идеальный
смысл.
Как
такие
они
именно
и
терминируют
изложение, resp.
позн ани е,
т.
е.
логически
его
конструируют.
Логические
форм ы
суть
формы
конструирующие
или
конструктивные,
сози­
даю щие
и
дающие
(id.: «передающие», сообщающие, «вос ­
про из во д ящие») в отличие от онтологических
—
«дан­
н ых», «созданных»
и
только
рефлексивных,
хот я
и
ко н­
ститутивных
вещей.
Прицепляясь
к
гумбольдтовскому
формальному
определению,
я
называю
логические
ф ор­
мы
внутренними
формами
речи.
Действительно,
если
пр и знать
морфологические
фор­
мы
слова
форм ам и
внешними,
а
онтические
формы
назы­
ваемых
вещей
условиться
называть
формами
чис тым и,
то
л ежащи е
меж ду
ни ми
форм ы
логич ес ки е
и
будут
форма­
ми
внутренними,
как
по
отношению
к
первым,
так
и
по
от­
ношению
ко
в то рым,
потому
что
и
в
это м
последнем
слу­
чае
«содержание»
пр едмет а
е сть
«внутреннее», прикрыва ­
емо е
его
чи ст ыми
форм ам и
содержание,
которое,
будучи
внутренно-логически
оформле но,
и
ес ть
смысл.
Логиче­
ские
формы
суть
внут ре нние
формы
как
форм ы
идеаль­
н ого
смысла,
выражаемого
и
сообщаемого;
онтические
формы
сут ь
чисты е
форм ы
сущего
и
возможного
вещно ­
го
содержания.
Отсюда-то
и
возникает
такое
тонкое
соответствие
ло­
гических
и
онто ло гиче с ких
форм,
что
его
делают
крите­
рием
логической
истинности
высказываний,
с
одн ой
сто ­
роны ,
и
что
оно
приводит,
с
другой
стороны,
к
сбивчиво­
му
р аспр еделени ю
задач
логики
и
онтол ог и и,
в сл едств ие
чего,
например,
законы
тождества,
противоречия
и
пр<оч. >
то
тр акту ю тся
как
законы
логические,
то
как
законы
онтологические,
само
понятие
то
отождествляется
с
-предметом
или
его
«сущностью», то с каким -то
особым
«логическим»
умообразованием
и
т.
д.
В
д е йств ител ьно­
сти,
между
ни ми
—
строг ое
соответствие,
и
всегда
возмо­
жен
пер ево д
с
языка
логики
на
язык
онтологии
и
обрат­
но.
Можно
было
бы
составить
такой
лексикон:
пред­
м ет—
тер ми н,
свойство
—
признак,
род
—
общий
термин,
инди ви д
—
единичный
т ер мин,
положение
вещей.
(Sa­
chverhalt) —
положение
(Satz), включение
—
сказуемость,
обстояние
—
истинность,
причинность
—
винословность,
об ъе к тивный
порядок
—
метод,
и
т.
д.,
и
т.
д.
Указанная
сб ивчив ос ть
расп редел ен ия
за дач
сд ела ла
многие
терми­
ны
тождественными,
а
другие
просто
путаются,
меша ют
ходу
или
задерживаются,
где
их
хотя
бы
незаконно,
но
го ст епр иимно
приласкают.
Сходный
па ра лле лизм
те рми­


Э стетическ ие
ф рагмен ты
401
нов
можно
та кже
частично
отметить
и
в
напр ав лени и
от
логики
к
грамматике.
Недаром
учителя
грамматики,
серь­
езно
предупредив,
что
есть
р азни ца
между
логическим
и
грамматическим
разбором,
затем ,
сообща
с
юным
ста­
дом
своим,
пускаются
в
самые
веселые
логические
аван­
тюры.
Не
до
шуток
им
зато ,
когда
из- под
масок
ло гич е­
ских
и
грамматических
субъектов
начинают
выле за ть
ро­
гатые
рожи
еще
и
психологических
субъ ек тов,
которых
здо­
ров ые
и
тр ез вые
лю ди
никогда
и
не
вид ели ,
ни
во
с не,
ни
наяву.
Психологический
«субъект»
без
ви да
на
жительство
и
без
физиол огич ес ко го
организма
ес ть
пр осто
выходец
из
неизвестного
нам
света,
где
субъекты
не
живут
и
фи­
зиологических
фу нк ций
не
отправляют.
Психологическо­
го
в
таком
субъекте
—
одно
наваждение,
и
стоит
его
при­
нят ь
за
всамделишного,
он
неп рем енн о
втащит
за
собою
еще
бол ьш ее
див о
—
психологическое
сказуемое!..
Подчеркиваемое
м ною
соответствие
логических
и
онтологических
фо рм
не
нужно
все-таки
поним а ть
как
их
полное
совпадение.
Онтологические
фо рмы
—
формы
все го
сущего
и
всякого
содержания,
тогда
как
л ог ич еские
формы
—формы
существенного
смысла,
следовательно,
в
методологическом
пр и менен ии,
формы
ка те го риа льно
отобранные
и
отб ира е мые.
Кром е
того,
онтологические
форм ы
вскрываются
уже
в
номинативной
фу н кции
слова,
в
пр ост ом
подразумевании,
и
это
сказывается
в
их
сп о­
к ойном
безразличии
к
своему
содержанию,
в
их,
можно
с казать,
н еор езгл и вости
ко
в сяком у
содержанию.
Напро­
т ив,
логические
формы
разборчивы,
воспитанны
и
дейст­
вуют
только
при
на ли чии
особой
са нкци и
—
смысловой.
В
номинальной
функции
как
та кой
они
еще
не
содержат­
ся,
требуется
особый
акт
для
их
самоутверждения.
Этот
акт
ес ть
акт
утверждения
или
отрицания,
акт
установления
или
положения
(Setzung).
Вслед ств ие
этог о
положение
(Satz) и есть фундаментальная форма,
которая
лежи т
в
основе
всей
логи ки .
Модификации
самого
слова
как
вы­
сказывания
логически
суть
модификации
положения
как
такого.
Фу нк ция
слова
здесь,
в
отличие
от
его
но мин ат ив­
ной
функции,
д олжна
быт ь
на зва на
устанавливающей
(ср .
выше
о
«конструкции»), полагающей или,
по
крайн ей
ме­
ре,
предицирующей.
Соответственно,
можно
сказать,
что
внутренняя
ло г ическ ая
форма
с лова
так
же
отличается
от
чистой
онтической,
как
предикативная
фу н кция
слова
в
целом
—
от
его
номинативной
функции,
так же
в
целом.
Специальное
раз вит ие
намеченного
здесь
только
в
са­
мых
общих
чертах
е сть
уже
изложе ни е
сам ой
логики,


402
Г.
Г.
Шпет
как
я
ее
пон има ю
и
определяю,
т.
е.
как
науки
о
слове
(ло ­
госе ), именно о внутренних формах словесного выражения ( и з­
ложения).
Примечание.
Собственно,
н азыв ан ие,
как
та к­
же
установление
(Setzung), где предикатом служит
имя,
формально
есть
уже
лог и ческ ая
ф унк ция.
Только
поэтому
и
возможно,
что
наименование
ест ь
не
пр о­
сто
чувственный
акт
(например,
ассо циат ивная
связь
двух
чувственных
комплексов,
восприятий
или
по ед-
с т а вл ен ий), а акт умственный
—
подразумевание.
Осо­
бенность
наименования
как
пре дик а ции
—в
том,
что
пред ме тно сть
предиката
здесь
не
в ещн ая,
а
именно
но­
минативная.
(Ср .
к
этому
нижеследующие
замечания
об
онтическом
характере
с инта ксичес ки х
форм.)
С
а
Определение
«слова», из которого я исхожу,
обнимает
всяк ое ,
как
автосемантическое,
так
и
си н сема нти ческ ое
языков ое
явление.
Это
оп р едел ение
настолько
широко,
что
оно
должно
обн ять
собою
как
всякое
изо лирова нное
сл о в о , «словарный материал», так и связное,
следователь­
но,
пер ио д,
пре дложен и е,
также
как
и
любой
их
о рга ни­
ческий
член
или
произвольно
установленную
часть.
Я
прибег
к
такому
определению,
чтобы
сберечь
место,
иначе
нео бх од имое
для
доказательства
того,
что ,
д ейс тви­
тельно,
какую
бы
ко нкр етн ую
ч асть
из
целого
человече­
ской
речи
мы
ни
вы дел или,
в
ней
хотя
бы
виртуально
за­
ключены
свойства,
фу нк ции
и
отно шения
целого.
Лог и ка,
ме жду
прочим,
давн о
уже
извлекает
пользу
из
той
мыс­
ли,
что
«суждение» (предложение собственно)
ес ть
«поня ­
тие » (термин) explicite, а понятие есть суждение implicite.
Такая
общая
предпосылка
и
да ла
мне
воз мо жнос ть
поме­
стить
л ог ическ ие
формы
в
простое
отношение
меж ду
морфологическими
и
онтическими
форм ам и
п ре дм етно­
го
содержания.
Так
как
в
широком
' смысле термином
морфология
пользуются,
в клю чая
в
нее
и
учение
о
фор­
мах
«предложения», т.
е.
учение
о*
с инта ксическ их
фор­
ма х,
то
специальный
вопрос
о
рол и
последних
в
структу­
ре
с лова
как
будто
решался
простым
включением
этих
ф орм
в
морфологические.
Но,
во-первых,
морфему
в
те с­
ном
смысле
все
же
н ужно
отличать
от,
скажем,
си нтаг ­
мы,
хотя
бы
последняя
не
имела
иного
телесного
носите­
ля,
кроме
м орфе мы,
и
хотя
бы
мор фем а
с ама
оп ред еля­


Эстетические
фрагмен ты
403
ла сь
только
из
наблюдения
над
си нтакси че ско ю
д инам и­
кою
слова,
а
во-вторых,
в
синтагмах
как
формах
имеются
св ои
особенности,
которых
без
нек от оро го
хот я
бы
уя сне­
ния
оставить
нель зя .
Был о
бы
сам ым
простым,
в
развитие
предлагаемой
мною
схемы,
поместить
синта кс ичес ки е
форм ы
между
форма ми
морфологическими
в
у зком
смысле
и
логиче­
ски ми.
Исходя
из
природы
самой
син такси ческ о й
формы,
можно
был о
бы
убедительно
мотивировать
предназнача­
ем ое
ей
таким
образом
место.
С
другой
стороны,
непо­
средственно
видно,
что
и
п оложен ие
ло гич ес ких
форм
вполне
прояснится
лишь
тогда,
когда
мы
их
сопоставим
прямо
с
формами
синтаксическими
и,
следовательно,
ди­
на миче скими ,
а
не
с
нео п редел ен но
морфологическими
фо р мами
или
с
о пр еделенн ыми
чис ты ми
морфемами,
всегда
статическими
—
даже
в
своей
истории
(эмпириче­
ско й).
Роль
и
положение
логических
форм
и
не
осуще­
ств л яются
в
живом
язы ке,
и
непонятны
без
пос редств а
синт аксич еских
форм.
И
действ ител ь но ,
такое
представление
о
положении
си нтакси ческих
форм
не
неправильно.
Но
оно
ничего
нам
не
даст,
если
мы
будем
п они мать
его
слишком
упрощен­
но,
не
входя
в
детали
некоторых
исключительных
его
о со бенно сте й.
Если
представить
себе
углубление
от
фо не­
тической
поверхности
к
се мас иол ог иче скому
ядр у
слова
как
последовательное
снимание
облегающих
это
ядро
сло ев
или
о деж ек,
то
син такси ческий
сло й
облегает
по­
сл еду ющие
причудливо
взд ы мающи мис я
скл а дками ,
о со­
бенности
кот оры х
тем
не
мен ее
от
последующего
с тро­
ен ия
всей
структуры
не
зави ся т
и
сами
на
нем
не
отража­
ются .
Ли шь
взаимное
от ноше ние
этого
синтаксического
и
бл ижай шего
логического
с лоя
да ет
сложный
своеобраз­
ный
рисунок,
отображающий
на
себе
особенности
с тро­
ения
наз ван ных
складок.
Или
ес ли
вес ь
процесс
изобра­
жает ся
как
восхождение
по
ступеням,
то
оказывается,
что
со
сту пен и
синт ак сич еско й
не льзя
просто
перешагнуть
на
логическую,
а
приходится
перебираться
с
одной
на
дру­
гую
по
особым,
иногда
причудливо
переброшенным
со­
единительным
м ост ам.
Между
фо р мами
синтаксически­
ми
и
логическими
происходит,
таким
образом,
как
бы
зад ержка
дв ижен ия
мысли,
иногда
приятная,
иногда
за­
трудня ющая
продвижение
(задержка понимания), но та ­
ка я,
на
которую
нельзя
не
о бр атить
внимания.
Вдумываясь
в
существо
си нтакси че ских
форм
и
заме­
чая,
что
и
их
особенности
(как морфологические,
так
и


404
Г.
Г.
Шп ет
акцент о л ог ич еские)
исчерпываются
чувственно
в ос прини­
м аемы ми
эмпирическими
свойствами,
мы
видим,
что
их
отношен ие
как
форм
к
идеальным
членам
словесной
структуры
е сть
отношение
не
существенное
и
органиче­
ско е,
а
только
условно-конвенциональное.
Э то,
конечно,
есть
знак ,
но
зна к
не
только
семасиологический
или
номи­
нативный,
но
также
симптоматический,
скажем.
Од на
и
та
же
фо н ема, resp. морфема,
выступает
и
как
знак
зн а­
чен ия
и
вещи,
и
как
зна к
того,
что
она
есть
э тот
знак.
Это
как
бы
nomen вещи и в то же время nomen nominis. Н а­
п р имер,
ок онча ние
винительного
падеж а
у каз ывает
(назы ­
ва ет
и
означает)
не
только
вещь,
на
которую
переходит
действие
другой,
но
так же
то,
что
на зв ание
этой
в ещи
за­
н имает
место
«дополнения»
в
данном
предложении.
Фо­
нема
и
морфема
«падежного окончания»
являются,
таким
образом,
признаком,
симптомом
его
ос об о го, «вторично ­
го»
ном инат ивного
зн аче ния,
как
бы
второй
производной
в
номинативной
функции
слова.
Если
вообразить
язык,
лишенный
какого
бы
то
ни
было
род а
морфологических
и
синтаксических
пр име т,
можно
было
бы
ввести
две
си­
стемы
особых
названий,
ак це нтов
или
просто
инде ксо в,
прибавление
которых
к
словам-именам
языка
указывало
бы
всякий
раз
р оль
их
в
аранжировке
речи.
Частично
не­
что
аналогичное
о су щ еств ляется
в
китайском
язы ке,
но
в
большей
ст епе ни
в
задуманной
Раймундом
Луллием
Ars
magna или в ars characteristica combinatoria Лейбница,
т ак­
же
в
сим во лич ес кой
логике
(логистике)
и
да же
просто
в
математической
условно-символической
речи,
которая
пользуется
не
только
знаками
«вещей»
и
отношений
ме ж­
ду
ним и,
но
также
зн ака ми
своих
действий
со
своими
знака­
ми.
Условимся,
на прим ер,
цифрами
и
строчными
бу ква­
ми
об о значать
приставочные
морфемы,
а
прописными
синтаксические
формы, resp.
синтаксическое
ме сто
име­
ни,
и
вооб ра зи м,
что
л ексикон
вещных
имен
в
нашем
яз ыке
сос тои т
из
бу кв
и
сочетаний
бук в
греческой
тр ан­
скрипции.
Тогда
можно
б ыло
бы
получить
следующие
графические
из обр ажения :
пусть
тт
—
отец,
ат
—
любить,
и— сын,
тогда
SnsTTPps3aTOasu означало бы:
о тец
любит
сын а,
и,
на­
при мер ,
формулы
OasTTPps3aTSnsu, XvsTrYis2aTOasv,
SnsTTPfs3oTOapu,
должн ы
озна ча ть:
от ца
любит
с ын,
от ец,
л юби
с ына!
отец
будет
любить
сыновей.
И
притом,
значение
тут
остается
независимым
от
порядка
символов
тг,
ат,
и,
к ак овой
порядок
при
других
условиях
сам


Эстетические
фрагменты
405
может
слу жи ть
синтаксическим
зна ком,
что
ф акт ич ески
имеет
место
в
реальных
язы ках .
Из
этого
примера
вид но,
что
синтаксические
значения
(SPOXY) отмечают одновременно 1) вещи и отношения
(тг,
от,
и), 2) морфемы,
к орне вые
(тт,
от,
о)
и
приставоч­
ные
(ns, ps2, etc). Но из него видно еще и другое:
без
синта­
ксических
знаков
можно
впо лне
обойтись
и
тем
не
менее
безошибочно
читать
и
понимать
наши
формулы.
Также
и
в
реальном
язык е
мы
можем
обходиться
без
синтакси­
ческих
знаков
синтаксического
(quasi- логич ес кого
наших
грамматик)
ударения,
интонации,
порядка
слов,
п ауз
и
т.
п.
Это
показывает,
что
син такси ч ески е
формы
для
пере­
дачи
смысловых
и
онтических
отно ше ний
ве щей
в
струк­
туре
слова
принципиально
не
нужны.
Они
мо гут
с луж ить
при
случае
даж е
помехой,
задержкой
пониманию.
О дних
морфологических
форм
для
осмысленной
ре чи
б ыло
бы
достаточно,
от
них
переход
к
логическим
формам
так
же
прост,
т.
е.
логические
формы
могут
так
же
хорошо
об у­
здать
морфологическую
материю,
как
то
делают
и
формы
синтаксические,—
что
и
ввергает
грамматиков
в
соблазн
и
гре х
измены
синтаксису
и
прелюбодеяния
с
логикой...
Идеальная
«ненужность» (не необходимость)
синта кс и­
ческих
фор м
или
реальная
ненужность
для
них
особых,
помимо
морфологических,
знако в
наперед
предсказывает
то,
к
чему
мы
сейчас
пр идем
и ным
путем.
Синтаксиче­
ски е
формы
су ть
форм ы
со бств енн о
не
д анные
прямо
во
вне шн ем
знаке,
а
суть
форм ы
п од р аз умева емы е, «чистые»
и
как
такие,
следовательно,
форм ы
онтологические
sui ge­
neris.
Их
подразумеваемость
и
вскрывает
их
динамиче­
с кую
природу.
Напротив,
морфологические
формы
есть
как
бы
ст ат ическ ое
регистрирующее
резюме
из
на блю де­
ния
живого
в
с инт аксисе
языка.
Си нтакс ис
—
изложение,
мор фоло ги я
—-
индекс
и
оглавление
к
нему.
Лиш енн ым
синтаксиса
и
построенным
на
од ной
л оги­
ке
яз ык ом,
мож ет
быть,
увлекся
бы,
как
идеалом,
ученый
педантизм
или
правоблюстительный
канцеляризм,
но
им
ре шите ль но
ступефицировалось
бы
всякое
поэтическое
чув ст во.
Ло гика
для
себя
приводила
бы
живые
и
вольные
мор фе мы
в
по рядо к,
можно
ска зать ,
каторжный.
Но
что
делала
бы
грамматика,
которая
понимала
бы,
что
назначе­
ние
слова
не
в
том
только,
чтобы
«логически сообщать»,
и
что
слово
сообщает
не
только
л оги ческ и.
Грамматика,
опирающаяся
только
на
гетерономную
с илу,
обрекает


406
Г.
Г.
Шп ет
язык
на
каторгу.
С интак си ческие
форм ы
живого
язы­
ка
—
ши ре
логических,
це лик ом
в
последние
они
не
вли­
ваются.
Спрашивается,
каким
идеальным
нормам
по дч инит­
ся
то
в
свободной
динамике
языка,
что
заливает
и
затоп­
ляет
своими
во лнам и
русло
логики?
В
самом
языке
должно
быть
св ое
св обод ное
законода­
тельс тв о.
Фо рмы
яз ыков ого
построения,
конструирова­
н ия,
порядка,
укл ада
долж ны
бы ть
автономны.
Их
и
надо
отыскать
в
само м
языке.
Для
этого
не
надо
то лько
забы­
вать,
что
слово
есть
не
то лько
зн ак
и
в
сво ем
поведении
опр еде ляе тся
не
только
значимым.
Сло во
е сть
та кже
вещь
и,
следовательно,
определяется
т акже
своими
онто логич е­
скими
законами.
Его
идеальная
отнесенность
двойная:
сигнификационная
и
онтическая,
п р ямая.
Слово
есть
т ак­
же
«слово» . «С ло во»
ест ь
та кже
на зван ие
вещей -сло в,
и
под
ним
п одра зуме вает ся
предмет
—
слово.
Синтаксис
и зуча ет
не
слово
как
слово
о
чем-то
другом,
а
просто
сло­
во,
т.
е.
сам
си нтакси с
есть
сло во
о
слове,
о
сло ве
как
сло­
ве,
о
слове
как
слововещи.
Синтаксис
изучает
отли чи е
этой
«вещи»
от
всякой
другой
вещ и,
иновещи
(например,
от ли­
чие
фонемы
от
всякой
иной
акусмы
—
о ткаш л ива ния,
причмокивания,
экспрессивного
тона,
и
т.
д. ’), и должен
строго
блюсти
сво е
достоинство
слова
о
слововещи
в
от­
личие
от
слов
об
иновещах,
от
других
нау к.
В
так ом
сво ­
ем
качестве
синтаксис
есть
не
что
иное,
как
о нто логия
сло­
ва—
часть
семиотики,
онтол ог и чес кого
учения
о
знаках
вообще.
Ес ли
какой-либо
п ред став и тель
синтаксической
науки
выра зи т
изумление
перед
те м,
что
он
оказывается
в
объятиях
онт ологии ,
то
придется
поставить
ему
на
ви д,
что
он
сам
этого
хоте л,
высвобождаясь
из
плена
логики.
Синтаксис
как
формальная
онтология
слова
есть
синтаксис
«идеальный», если угодно «ун ив ерс а льн ы й», синтаксис же
данного
конкретного
язы ка
е сть
онтология
м ат ери альн ая^
применительно
к
фо рме
бы тия
языка
как
факта
социаль­
ного,
исторического,
онтология
ис т орич еская .
И ст ория
язы­
ка
должна
ответить
на
вопрос
об
формах
его
эмпириче­
ского
существования,
развития,
изм ене ний,
во зникнов е ­
ния
и
пр
<оч. >.
Как
формы
исторические
синтагмы
даны
нам
внеш не ,
т.
е.
имею т
свое
чувственное,
внешнее
обличие,—в
самой
ли
морфеме
соответствующей
или
в
особом
признаке:
ак­
центуации,
паузе,
временной
последовательности
мор-
1 Сама фонетика (ка к
фи зиол ог ия
звуков
речи)
это го
не
изучает,
т.
е.
не
может
обосновать,
для
нее
фонема
— данн ост ь.
Обосн оват ь
отл и­
чия
знака
от
«простого»
звука
может
только
се мио ти ка.


Эстетические
фрагмен т ы
407
фем
ит.
д., хотя,
как
сказано,
специальные
зна ки
для
них
идеально
не
необходимы,
так
что
они
мог ут
супониро-
ва ться
друг и ми
внешним и
датами.
Как
формы
онт олог и­
ческие
они
дан ы
идеально,
в
интеллектуальной
интуиции,
т.
е.
как
формы
чистые
и
под разуме вае мы е.
Си нтаг мы
не
конструктивны
для
своей
науки,
синтаксиса.
Пос л едн ий,
сло во
о
слове
как
слове,
должен
иметь
св ою
конструк­
ци ю,
св ою
логику,
повернувшись
в
сторону
которой
мы
попадем
оп ять
в
с вою
обычную
общую
логи ку.
Зд есь
син­
тагмы
только
к онс ти тутив ны
для
яз ыка
как
в ещи,
но
не
конструктивны
для
сл ова
как
значащего,
осмысленного
знака.
Другой
го ризонт
о тк роет ся,
ес ли
мы
теп ерь
повернем
в
сторону
конструктивного
значен ия
синтагмы
как
фор­
мы
в ыра же ния.
Отношение
последней
как
такой
к
внеш­
ним
формам,
т.
е.,
следовательно,
между
прочим,
но
и
главным
образом,
к
морфемам,
дол жно
дат ь
своеобраз­
ный
аналогон
л ог и ческим
форм ам,
но
еще
не
сам и
эти
по­
следние.
Это
— со всем
особые
синтагматические
внутрен­
ние
формы.
Они
должны
быть,
со гл асно
определения,
так же
конструктивными
формами.
Их
отличие
в
том,
что
логические
формы
ими
должны
уже
предполагаться,
ибо,
как
сказано,
через
этот
вход
мы
возвращаемся
в
общую
обычную
логи ку
и
самый
си нт аксис
излагаем
по
правилам
эт ой
логики.
В есь
вопрос
в
том ,
остаются
указанный
обх од
и
возвращение
в
логику
бесплодными
или
мы
возвращаем­
ся,
как
из
д олины
Есхола,
с
ветвью
виноградной,
гранато­
выми
яблоками
и
смоквами?
Несомненно,
логические
формы
мы
вст рет им
те
же,
но
новое
отношение,
в
которое
теперь
станут
синтагмы,
не
как
простые
тожества
морфемы,
а
как
чистые
(авто-
онтологические)
форм ы
самого
имени ,
к
чистым
он тологи­
ческим
формам
называемых
вещей
и
обозначаемых
смыс­
лов,
должно
соответственно
мод ифицир оват ьс я,
т.
е.
до л­
жны
соответственно
модифицироваться
сами
л огиче ск ие
фо рмы.
Ра з ница
между
первоначальной
внут ре нней
л оги­
ческой
формою
и
это ю
модифицированной
форм ою
мо­
жет
оставаться
незамеченною,
мож ет
казаться
несущест­
венною,
по ка
пря мо
и
открыто
об
ней
не
поставлен
во­
прос .
Ибо,
имея
обычно
дело
именно
с
модифицирован­
ной
формою
и
не
под озрев ая
ее
модифицированноеTM,
мы
не
задаемся
вопросом
об
этой
мо диф икации .
Опреде­
ление
э той
разницы,
дифференциала
двух
логических
фо рм
и
установление
о тно шения
его
к
первоначальной
пр осто й
форм е
у кажет
меру
нового
конструктивного
обо­
гащения
ре чи.


408
Г.
Г.
Шпет
Этот
дифференциал
и
его
отношения
ес ть
сфер а
но­
вых
форм,
точно
так
же
внутренних,
как
и
логические
формы.
Назовем
их,
в
от личие
от
чисто
логических,
в ну­
тренними
дифференциальными
фор мами
яз ыка.
Они
слагают­
ся
как
бы
в
иг ре
синтагм
и
логических
форм
меж ду
собою.
Ло­
гические
формы
служат
фундирующим
основанием
этой
иг ры,
и
постольку
в
ней
можно
заме ти ть
идеальное
по­
стоянство
и
закономерность.
Эмпирические
син таг ­
мы
—
доставляются
капризом
языка,
со став ляю т
его
улыб­
ку
и
гримасы,
и
постольку
эти
формы
игривы,
вол ьны,
подвижны
и
динамичны.
Это—формы
языка
по эт ически е.
Они
су ть
от ноше ния
к
логической
форме
ди фф еренц иа ла,
устанавливаемого
поэтом
через
приращение
онтического
зна чен ия
си нтаг ­
мы
к
логической
форме.
Они
—
производные
от
логиче­
ск их
форм.
Пол учае тся
sui generis поэтическая логика,
ана­
логон
«логической»
—
учение
о
внутренних
формах
по­
эт ич еского
выражения.
У
этих
фо рм
свое
отношение
к
предмету,
дифференцированное
по
сравнению
с
отн о­
шением
логических
фор м,
и
постольку
здесь
можно
гово­
рить
о
тр еть ем
роде
истины.
Рядом
с
и сти ной
тр ансцен ден­
тальной
(материальной)
и
ло гиче с кой
по лу чае тся
истина
поэ т ическ ая
как
соот ве тств ие
синтагмы
п ред мету,
хо тя
бы
реально,
н ес ущ еству ю щем у , «фантастическому», фиктив ­
ному,
но
тем
не
мен ее
логич ес ки
оформленному.
В
игре
по эт ич еских
фо рм
может
быть
достигнута
полная
эман­
сипация
от
существующих
вещей.
Но
свою
sui generis логи­
ку
эти
вещи
сохраняют.
А
в месте
сохраняют
и
смысл,
так
как
эм анс ипа ция
от
веще й
не
ест ь
эмансипация
от
см ыс­
ла,
который
налицо,
раз
налицо
фундирующие
игру
фан­
тазии
л ог ическ ие
формы.
Че рез
конструкцию
эт их
форм
слово
вы полняе т
осо­
бую ,
св ою
—
поэтическую
—
фун кци ю.
Ря дом
с
синт агм ой ,
ноэмой
и
пр
<оч. >
нужно
говорить
о
поэ мах,
и
соответст­
венно
о
поэ зах ,
и
вообще
о
поэтическом
со знан ии.
Наука,
об­
нимающая
эти
проблемы,
е сть
Поэтика.
Ее
по­
нятие
шире
поэтической
логики,
потому
что
у
нее
ес ть
также
про бле ма
поэтической
фонетики,
поэтической
морфологии,
поэтического
синт ак сиса
(inventio), поэтиче ­
ск ой
стилистики
(dispositio), поэтической семасиологии,
по эт ич еской
ри торики
(elocutio) и т.
п.
Поэтика
в
широ­
ком
смысле
ес ть
грамматика
поэтического
я зыка
и
поэт иче­
ско й
мысли.
А
с
друг ой
стороны,
грамматика
мыс ли
есть
логика.
Поэтическая
л оги ка,
т.
е.
ло гика
поэтического
языка
как
учения
о
фор мах
поэтического
выражения
мысли
(изложения),—
аналогон
логике
на у чной
или
тер­


Эстетические
фрагме н ты
409
ми нирова нно й
мысли,
т.
е.
учения
о
формах
на учно го
из­
ложения.
Пр им ечан ие.
В
противоположность
внешним
формам
звукового
соч ет ания ,
поэтические
формы
так­
же
могут
быт ь
названы
внутренними
формами.
В
не
все­
гда
ясном
изложении
Гумбольдта,
которое
можно
толковать
так
и
эта;к,
стоит
вдуматься
в
сл едую ще е,
на­
прим ер ,
утверждение:
в
отличие
от
внешней
форм ы
и
в
противоположность
ей
характер
языков
сос тои т
«в
особом
с пособе
соединения
мысл и
со
зв ука ми» (in der Art
der Verbindung des Gedanken mit den Lauten1)-
Вну­
т рен няя
поэтическая
фо рма
н епрем ен но
прикреплена
к
синтаксису.
Иначе
как
бы
узнать
ее?
И наче
оы ла
бы
поэзия
без
с ло в!..
Следовательно,
она
дана
в
выраже­
нии
синт агм ы
внешне
и
чувственно
—
совершенно
так
же,
конечно,
как
и
деловая,
житейская,
прагматиче­
ская
речь,
и
точ но
так
же,
как
н аучн ая
терминирован­
на я.
Из
их
взаимного
сравнения,
пр от ивопо ста вле ния
и
отношения
уясняется
специфическая
их
природа
и
«законы»
каждой.
Х ар актер
от нош ения
внутренней
формы
к
мысли
о ся­
зательнее
всего
сказы вает ся
в
«словах»
и
«фразах» (в смыс­
ле
английских
грамматик
и
логи к), неоправленных синта ­
ксически,
т.
е.
в
потенциальном
сост оя нии
внут ре нне й
фор ­
мы. «Воздушный океан», «потрясение»
имеют
потенциаль­
ную
внутреннюю
форму,
как
и
потенциальный
смысл .
Всякое
слово
лексикона
—
в
так ом
положении.
Внимание
к
«отдельному слову»
или
«образу», сосредоточение на
них
(в особенности со стороны поэта,
лингвиста,
логика)
обнаруживает
те нде нцию
актуализировать
потенциаль­
ную
си лу
слова.
Это
может
привести
к
некоторому
по­
тенциальному
пре дицир ованию
и
предложению.
Т ак,
лингвист,
з нающи й
этимологическое
про ис хожден и е
слов
«стол», «истина»
и
т.д., может предицировать им их
потенциально-этимологическое
зн аче ние
и
«иметь в уме»
соответствующее
предложение.
Так,
и
не-лингвист
мо­
жет
приурочивать
некоторые
слова
к
первоначальному
корню
или
к
основе,
поскольку
то
или
иное
словообра­
зов ан ие
кажется
ему
очев идн ым ,
например,
когда
он
име-
1 В общем,
все
же
заим ст вую
у
Гумбольдта
только
термин,
а
смысл
влагаю
свой. — Компетентный
читатель
припомнит
противопоставление
внешней
и
вн утрен ней
форм ы
в
Поэтике
Шерера,
но
сам
же
и
заметит,
что
оно
ни
в
какой
связи
с
мои м
приме не ние м
термина
не
находится
(Scherer W. Poetik.-В . , 1888.- S . 226 ff.).


410
Г.
Г.
Шп ет
ет
дело
с
новообразованным
переводным
термином.
В
св ое
время
некоторых
смущало
сл ово
«влияние» (ввел
Карамзин)
—
от
«лить,
вливать», а между тем
—
«влияние
на
к ог о». Для профана ясно: «понятие»
от
«по- ять».
И
т.
п.
В
таких
«размышлениях», при отсутствии определенных
синтаксически
оформ лен н ых
предложений,
как
будто
об­
разуется
своя
внут ре нняя
фо рма
из
отношения
«первона­
чального
з нач е ния» (этимон)
к
уп отр еби т ельн ому
лекси­
ко-логическому.
Кажущаяся
профану
«нелепость»
или
«лепость»
существования
так ого
соотношения
может
ме­
шат ь
или
способствовать
пониманию,
может
вызывать
не­
к ото рое
эстетическое
или
иное
настроение.
На
основании
таких
наблюдений
Марти
построил
св ое
определение
«внутренней формы». Д ля
него
им енно
сам
этимон
легло
в
основу
этого
по н ятия,
и
он
говорит
о
по­
следн е м
как
о
фигуральной
внутренней
форме
(в отличие
от
конструктивной
—
распределения
зараз
схваченного
во
временной
ряд).
А
в
указанном
наслоении,
вызываемом
нелепостью
или
лепостью
отношения,
он
готов
видеть
да­
же
«назначение»
внутренней
формы
в
слове:
во збу ждат ь
эстетическое
удовольствие
и
способствовать
пониманию.
Я
думаю,
что
для
обеи х
целей
служат
в
слове
различные
«моменты»
по-разному.
Отчасти
это
видно
из
данного
из­
л оже ния,
а
подробнее
бу дет
по казано
ниже
в
специаль­
ном
отрывке
о
внутренней
форме.
В
целом
предполага­
емо е
здес ь
у чение
о
внутренней
форме
радикально
отли­
чается
от
учения
Марти.
ß
По эти ка
—
не
эстетика
и
не
част ь
и
не
глава
э сте тики.
В
э том
не
все
отдают
себе
отчет.
Поэ ти ка
так
же
мал о
ре­
шает
эстетические
проблемы,
как
и
синтаксис,
как
и
логи­
ка.
Поэ ти ка
е сть
д ис циплина
техническая.
Как
тех ни чно
толь ко
учение
о
т ех нике
рисования,
скульптуры,
как
те х­
нична
«теория музыки»
и
т.
п.
Для
поэта
самого
она
заме­
няется
практикою
и
у пр аж нением
и
потому
практически
по эту
не
нужна,
как
не
н ужна
п ракт ичес ки
ученому
логи­
ка,
пото му
что
у
ученого
так же
с вое
упражнение
и
св оя
на уч ная
техника.
То лько
специальный
инте ре с
и спр ав ляет
и
логи ку ,
и
поэти ку
в
теоретическое
учение
и
даже
в
фи­
лос офс кое.
Поэтика
долж на
бы ть
учением
о
чувственных
и
внутренних
форма х
(поэтического)
слова
(языка), неза­
виси мо
от
того,
эстетичны
они
или
нет.
Ско р ее,
поэтика
м ожет
войти
в
состав
философии
иск усств а
как
дисциплины
онтологической.
Эс тетика
в
собственном
смысле
ес ть
у че­


Эстетические
фрагменты
411
ние
об
эстетическом
со знани и,
коррелятивное
он тологи­
че ск ому
уч ению
об
э сте тичес ком
пр едмет е
(прекрасном,
возвышенном,
тра ги чес ком
и
пр <оч. >), полностью по ­
гружающемся
в
предмет
художественного
творчества
и
фа нтаз ии
(«фиктивный»
предмет)
вообще.
П ровод я
дальше
аналогию
между
логиками
научного
и
поэтического
мышления,
можно
отметить,
что
как
ло­
г ика
наук
от
элементов
восходит
к
методам
нау к,
так
можно
говорить
о
мет одах
и
приемах
поэтического
мыш­
ле ния.
То
и
другое
ест ь
творческое
мышление
(конститу ­
ирующее)
и
устанавливает
разные
типы
методологии.
Ме то­
д оло гии
творчества
поэтических
форм
классифицируют­
ся,
имея
в
основе
св ою
классификацию
п редм ет ов,
так
как
предметы
поэ ти ческ ие,
как
мы
ви дел и,
особ ен ны е, «фик­
тивные »
—
эмансипированные
от
реального
бы тия,
и
смысл
поэтический
—
тоже
о с об ый, «фиктивный»
—
id,
cui existentiam non repugnare sumimus, utut revera eidem re-
pugnet, ens fictum appellatur.
Предметы
по э тики
—
мотивы,
сюжеты
—
должны
им еть
св ое
материальное
оправдание
и
заполнение,
свой
смысл
и
содержание,
как
и
предметы
на уки.
Не
входя
в
детали
дела,
достаточно
отметить,
что
ука­
зан ное
соответствие,
корреспонденция
методологий
предме­
та
действительного
и
поэтического
не
случайный
п аралле­
лизм,
но
и
не
обусловливаемый
тр ет ьей
общей
«причи ­
но й », а есть внутреннее отношение,
где
реальная
в ещь
ест ь
фундирующее
основание
поэтической.
Всякий
по эти­
ческ ий
пр едм ет
ес ть
так же
предмет
реальный.
Поэто-
му-то
реализм
и
е сть
specificum всякой поэзии .
А
с
другой
стороны,
так
как,
в
силу
сказанного,
корреспонденция
или
со п о став лен ие, «совпадение»
принципиальны
и
су­
щественны,
то
символизм
так же
ест ь
существенный
при­
знак
всякой
поэзии.
Уч ение
о
поэтической
методологии
ест ь
л огика
сим во ла,
или
с имв олик а.
Это
не
та
отвлеченная,
чисто
рассудочная
символика,
кот ора я
встретилась
нам
выше ,
как
семиотика
или
Ars Lulliana, а символика поэти­
ческая,
фундамент
всей
эстетики
слова
как
учения
об
эстетическом
сознании
в
его
целом.
Это
—высшая
сту­
пень
эстетического
поэтического
восхождения.
Эстетиче­
ское
сознание
здесь
пламенеет
на
в ысшей
ступени
по эти­
ческ о го
проникновения
в
смысл
сюжета
(в содержание
пре дмета ),
переплавляется
.в
высшее
поэтическое
ра­
зум е ние.
Символ
здесь
не
отвлечение
и
не
отвлеченный
пр и­
зна к , characteristicum, а конкретное отношение.
Как
л оги­


412
Г.
Г.
Шпет
ч еский
смысл
есть
да нн ое,
уразумеваемое
в
данном
кон те­
ксте,
так
символический
смысл
есть
творимое,
разумное
в
творимом
контексте.
Логический
смысл,
смысл
сл ова
в
логической
форм е,
ес ть
отн ошение
меж ду
вещами
и
пр едмет ами ,
вставленное
в
общий
контекст
такого
от­
ношения,
ко то рое
в
конечном
счете
ес ть
ми р,
вся
дейст­
вительность.
Он
методически
выполняется,
осуществляет­
ся
в
изложении
предмета,
в
раз ра ботк е
темы;
материал
же
его
—
соответствующие
вещи,
в
конечном
счете,
мир,
действительность
и
их
познание.
С имв оли че ский
поэтиче­
ский
смысл,
смысл
сл ова
в
поэтической
форме,
ес ть
от но­
шение
между
ло гиче с ким
смыслом
и
синтагмами,
как
sui generis предметами (с лов е сн о-о нт ологи чес ки ми
фо р­
мами).
Поэтому-то
символ
рождается
только
в
переплетении
синтагм,
си н такс ичес ких
форм
и
фо рм
логических,
нос я
на
се бе
всегда
печать
о боих
терминов.
Сфера
поэтиче­
ских
с имволи чес к их
форм
—сфера
в ели чайш ей,
напря­
женнейшей,
огне нной
жи зни
слова.
Это
—
заросль,
кипу­
чая
неистощимым
жизнетворчеством
слова.
Мелькание,
п ер ебегани е
света,
те ней
и
блеска.
Символическая
се ма­
си ологи я-кас кад
огней
всех
цветов
и
яр ко сти.
Всякая
с импл ифи цир ую щая
генетическая
теория
символов
—
ужимка
о безь яны
пер ед
фейерверком.
Чего
требует
от
зрителя
развертывающееся
пе ред
ним
творчество
симво­
лов?
Любуйся
ими
и
молчи!
В
особенности
опасны
опыты
выведения
символа
из
«сходства» .
В
основании
сходства
долж но
быт ь
како е- то
тождество
—
идеальное
в
действительном
или
в
идеаль­
ном
же.
Может
сходствовать
эмпирическое
с
эмпириче­
ским,
действительное
с
действительным,
идеальное
с
и де­
альным,
но
не
де йс твител ьное
с
идеал ьн ым .
А
таков
сим­
вол
всегда,
во
всяком
с имвол е
в нешни м
символизуется
в ну­
треннее.
Че рез
символ
внутреннее
есть
внешнее,
идеаль­
ное
—
реальное,
мысль
—вещь.
Через
символ
идеальная
мертвая
пустота
превращается
в
живые
в ещи
—
вот
эти
—
пахнущие,
красочные,
звонкие,
жизнерадост­
ные
вещи.
Пи тайс я
ими
и
молчи!
Символ
—
не
сравнение,
потому
что
сравнение
не
твор­
чество,
а
только
познание.
Оно
—в
науке
творчество,
а
в
поэзий
символ
—
творчество.
Связанные
символом
термины
скорее
антитетичны,
исключают
друг
друга ,
се­
ют
ра зд ор,
сравнение
мож ет
двоить
смысл
аллегориче­


Эстетические
фрагменты
413
с ки,
в
басне,
притче,
но
не
в
«поэме», где не сравнение,
а
творчество,
созидание
«образа»
из
ничего.
И
п уть
этого
творчества
им енно
от
нич ег о,
от
идеального,
от
внутрен­
не го,
от
0—к
1, к внешнему,
реал ьно м у,
ко
всему. Funda­
mentum relationis в символе само может быть только иде ­
ал ьно е,
т.
е.
опять-таки
ничт о,
нуль.
Сами
же
символы
как
отношения,
все
—
Êv кой ttcxv, космическая гармония ве­
щей.
Внимай
их
п енью
и
молчи!
Истинно,
ист ин но
SILENTIUM —
предмет
последнего
ви­
дения,
над-интеллектуального
и
над-интеллигибельного,
вполне
реальное,
ens realissimum. Silentium —
вер х ний
пр едел
познания
и
бытия.
Их
слияние
—
не
метафизиче­
ско е
игрушечное
(с немецкой пружинкой внутри)
тоже­
ств о
бытия
и
по зна ния,
не
та йна
(секрет)
христианского
полишине ля,
а
светлая
радость,
торжество
света,
всебла­
гая
смерть,
всеблагая,
т .е.
которая
ни
за
что
не
по щад ит
то го,
что
должно
умереть,
без
вся к ой,
следовательно,
надеж ды
на
его
воскресенье,
всеблагое
ис пеп ел ение
в се­
чел ов еческ ой
пошлости,
тайна,
открытая,
как
лазурь
и
зо­
лот о
неба,
всеискупительная
поэзия.
Среди
громов,,
среди
огней,
Среди
кло коч ущ их
зыбей,
В
стихийном,
пламенном
раздоре,
Она
с
небес
сле тае т
к
нам
—
Небесная
—к
земным
сынам,
С
лазурной
ясностью
во
взоре...
Поэтические
формы
с уть
творческие
формы,
суть
си м­
в олич ес кие
формы,
потому
чт о,
как
указано,
поэтические
формы
составляют
аналогон
логическим,
а
поэт иче с кий
смысл
символа
—
аналогон
логического
смысла.
В
лог иче­
ско м
смысле
имеет
место
отношение
предмета
и
вещей
(идеального и номинативно- реа ль н ог о), в символе
—
о тно­
шения
идеальных
(внутренних)
логических
форм
и
ре­
ал ьных
языковых
ф орм
ко нкр е тного
яз ыка
(синтагм).
Символ
и
сам
есть
sui generis смысл— о тто г о -то
он
есть
и
тожество
«бытия»
и
«мысли»
—
со-м ысл ь
и
си н -бол он.
Аналогон
ло гиче с кой
предикатной
функции
в
символе
—
quasi-пр е дикати вно с ть ,
ибо
—
так
как
пр едмет
поэтиче­
ской
ф ормы
онтологически
нейтрален,
отрешен,
фикти­
в ен,
символ
не
включает
реализации
познавательной
и
тем
более
прагматической.
Формально
можно
было
бы
подняться
на
дыбы:
это-то
и
есть
«чистая»
предикация,—
безотносительно
к
бытию.
Но
так
как
логика
познания,
предполагающая
это
отн ес ен ие,
уже
забрала
в
свое


414
Г.
Г.
Шпет
ведение
предикативные
ф унк ции,
то
что
же
делать?
По­
этическая
предикация
—
только
quasi-п ред икац и я,
не
уста­
новление
(Setzung), а со -по ста вл ение
(symbolon).
Если
же
брать
символ
как
самый
см ысл
—
«второй»
смысл, —
то
разница
между
символом
и
смыслом
(раз­
умно-логическим)
без
остатка
растворится
в
творческих
поэтических
актах,
распределится,
разделится
меж ду
ни­
ми,
не
уничтожая
самого
логического
с мыс ла,
а
лишь
нейтрализуя
и
отрешая
его.
Так
что,
условно:
о
upBoXov — ëvvoia
---- ---- -- -- ;-- --- ------ --- ,
ИЛИ
TTOiriaiç
о
ijp.ßoXov = £vvoia (mod. TTOtriaiç)
Такова
пародийно-математическая
формула, quasi-форму­
ла,
фиктивная
формула
художественного
творчества,
ис­
кусства.
Есл и
из
изображаемого
поэтически
факта
вы­
честь
все
логически
необходимое,
то
вся
индивидуальная
об с та новка
факта
падает
на
дол ю
творчества,
р аспр еделя­
ясь
между
его
о тд ельн ыми
актами.
Положительная
раз­
ница
(4-)
—
на
д олю
фантазии;
отрицательная
(—)
—
на
дол ю
гипотез
(научных,
ме т афиз ичес к их ); равенство,
т.
е.
ра з ница
=0—
гол ое
копирование.
д
Данность
чистых
и
внутренних
фо рм
есть
данность
инт елл ект уа льна я.
Конципирование
принят о
расс матри ­
ва ть
не
только
как
ха р акт е рнейший
акт
интеллекта,
но
да­
же
как
его
единственно
возможную
деятельность.
Отсю­
да—
распространенные
жалобы
на
формализм
рассудоч­
н ого
по знания
и
более
или
менее
истерические
у силия
«преодолеть»
ег о.
Одна ко
с
давних
времен
фи лософы
бо­
лее
наблюдательные
различали
в
деятельности
ин телле к­
та
две
функ ции:
более
«высокую»
и
более
«низкую».
Под
последней
и
разумели
преимущественно
конципиру­
ющую,
рассудочно-формальную
деятельность.
Первую
вы­
деляли
под
и менем
разума.
По чти
всегда
под
разумом
по­
нималась
«способность», которая не одним только своим
пр от ив оп ост авл ением
рас с удку,
но
и
положительными
своими
чертами
формально
сб лиж ал ась
с
«чувствами».
Этого
не
сумел
отнять
у
разума
даж е
Кант.
Из
существенных
признаков
разума
отметим
только
нужные
для
последующего.
Они
показывают,
почему
собственно
деятельность
разума
квалифицировалась
именно
как
«высшая».
Не
точно,
но
наст о йчив о
противо­


Эстетические
фрагменты
415
п ост ав ляли
разум
рассудку,
как
способность
интуиции
в
противоположность
диску р сии.
Это
не пр авиль но
хотя
бы
уже
потому,
что
и
рассудок
в
основном
покоится
на
интуиции:
ко нципир ова ние
так
же
немыслимо
без
интел­
ле ктуал ьн ой
интуиции,
как
чувственное
восприятие
—
без
чувственной
интуиции
и
разумное
понимание
—
без
инт у­
иции
разумной
или
инте ллигибе льной.
С
дру гой
стороны,
вообще
поверхностно-глубокомысленное
противопоста­
вле ние
интуиции
и
дискурсии
имеет
видимость
оправда­
ния
тол ько
до
тех
по р,
п ока
мы
in abstracto резко проти­
в опоста вл яем
процесс
постижения, «познания»
и
процесс
лог ич ес кого
изложения,
доказательства,
передачи
познан­
ного
др уг им.
Но
чем
больше
вду мыват ьс я
в
то,
что
са мо
«постижение»
мыслимо
тол ько
в
«выражениях», тем бо­
лее
становится
ясно,
что
дискурсия
и
есть
не
что
иное,
как
та
же
интуиция,
толь ко
р ас сматр ив аемая
не
в
изо ли­
рованной
отдельности
каждого
акта,
а
в
их
связи,
тече­
нии,
беге.
Истинно
только
то
в
указанном
противопоста­
влении,
что
формализм
рассудка
им еет
дел о
с
данностью
абстрактивною,
тогда
как
умозрение
разума
суще ств ен но
направляется
на
предметность
конкретную.
Это
с
незатем-
н имою
уже
ясностью
показал
Ге гель.
И
вот
этим-то
разум
входит
в
понятное
сопоставление
с
чувством.
Тесно
связана
с
этим
естеств ен но
возникающая
из
кон­
статирования
эт их
особенностей
разума
склонность
то л­
ковать
предмет
разума
как
действительность
по
п реи му­
ществу.
Так
как
ра зум у,
далее,
приписывается
способ­
ность
глубокого
проникновения
во
внутрь
вещей,
к
их
«истинной природе»
—и
этим
уже
он
отличается
от
по­
верхностного
соприкосновения
чувств
только
с
в н ешно­
стью
вещей,—то
названная
«действительность»
определя­
лась
рискованным
термином
«истинной», «подлинной»,
«внутренней», «глубинной»
и
т .п.
и
вслед
за
тем
гипоста­
зировалась
и'утверждалась
как
какая-то
втор ая
«реальней ­
шая»
действительность
рядом
с
чувственною
или
за
н ею.
Но
е сли
уме ли
раскрыть
полож ит ель ны е
черты
это й
дейст­
вительности,
то
убеждались,
что
она
—
та
самая,
о
кото:
рой
свидетельствует
постоянно
наш
опыт,
что
она
—
единственная
в оо бще,
как
единственен
и
сам
опыт,
в кл ючающ ий
в
се бя
разум,
а
не
прибавляющий
его
к
.себе
как
дар,
получаемый
свыше
за
исполнение
десяти
з апо ве­
дей
Моисеевых
и
одной
Хри сто в ой*.
Убеждались
также
в
том ,
что
есл и
разумная
действительность
и
имеет
при­
вилегии,
то
последние
со с тоят
только
в
то м,
что
разумная
дей стви тел ьн о сть
ес ть
«критерий»
действительности
вооб­


416
Г.
Г.
Шп ет
ще.
Са ма
глупость,
действительная
глупость,
должна
быть
при зна на
разумной,
что бы
как- ни бу дь
не
обмануть
нас
и
не
заставить
признать
се бя
за
иллюзорную.
Ес ли
же
у
разумной
д ейс твит ельнос ти
положительных
качеств
не
нах оди ли,
а
характеризовали
ее
тол ько
отрицаниями,
«апофатически», то долблением словечка «н е т,
нет »
став и­
ли
себя
в
положение
той
бабы,
которая
под
руку
мужику,
сеявш ем у
жито,
твердила
«мак,
мак », а наблюдателя ста ­
ви ли
в
положение,
когда
разумным
оставалось
только
по­
вторить
отве т
му жик а: «нехай буде так,
н ехай
буде
так».
Не
замечали,
что,
приписывая
разуму
только
апофатиче-
с кие
способности,
тем
самым
оснащали
его
кач еств ами
только
формалистическими
и,
следовательно,
напрасно
серди лись
на
его
слабость
там,
где
следовало
бы
оплаки­
ва ть
собственное
бессилие.
То,
что
дает
разум,
есть
по
преимуществу
содерж ан ие .
Осно вн ая
ло жь
кантианского
идеализма
—в
сенсуализме,
в
убеждении,
будто
содержание
познания
до став ляется
только
чувственным
материалом.
Великое
преимущество
по дх ода
к
изучению
познания
конкретного,
не
отвле к а­
ю щего ся
от
слова
как
действительного
орудия
по зн ания,
состоит
в
то м,
что
при
этом
под ходе
нельзя
упустить
ра з­
умно-содержательного
момента
в
структуре
слово-поня-
ти я.
Разум,
то,
что
разумеет,
и
ест ь
функция,
направлен­
ная
на
усмотрение
смысла.
Его
акты
суть
акты
поним а­
ния,
интеллигибельной
интуиции,
направление
на
само
содержание
вы сказы вае мо го
N слова.
Это
—
функция
в
восприятии
сло ва
по
преимуществу
семасиологическая.
В
структуре
сл ова
его
содержание,
смысл,
принципи­
ально
занимает
совсем
особое
место
в
сравнении
с
дру ги­
ми
ч л енами
структуры.
Смысл
не
отделим,
если
восполь­
зо вать ся
уподоблением
этой
структуры
строению
и
с ло­
же нию
орга ни зма,
от
про чих
членов,
как
отделимы
ко­
с тяк,
мышечная
с истем а
и
пр <о ч.>.
Он
скорее
напо ми­
нает
напо лнен ие
кровеносной
систем ы,
он
—
питание,
р аз нос имое
по
все му
организму,
делающее
возможным
и
нормальную
деятельность
его
мозга-логики,
и
радост­
н ую—
его
поэтических
органов
чу вст в.
С
другой
стороны,
смысловое
соде рж ание
можно
уподобить
той
матер и и,
котора я
заполняет
собою
пространства,
из
вращательного
движ е ния
которой
вокруг
собственного
центра
тяжести
и
от
конденсации
которой
складываются
в
систему
ха оти­
чес кие
туманности.
Живой
словарь
языка
—
хаос,
а
зн аче­
ние
изолированных
слов
—
всегда
толь ко
обрывки
мысли,
неопределенные
туманности.
Только
распределяясь
по


Эстетические
ф рагмен ты
417
тем
м ного чис ленны м
формам,
о
к ото рых
до
сих
пор
бы­
ла
ре чь,
см ысл
приобретает
це лес ооб ра зное
орга ниче с кое
бытие.
Поэтому,
строго
говоря,
и
нельзя
отдельно,
отв лечен­
но
обсуждать
самый
смысл.
О
нем
все
в ремя
идет
речь,
когда
говорится
о
фо рм ах,
потому
чт о,
если
даже
эти
ф ормы
обсуждаются
in abstracto, как «п ус ты е», то все -та ки
всегда
имеется
в
виду
их
заполнение,
и
о
них
осм ыс лен­
но,
не
поп ус ту
можно
говорить
т олько
применительно
к
их
возможному
содержанию. «Чистое»
содержание
еще
большая
от вле ченн ос ть
и
условность,
чем
«чистая»
форм а,
еще
более
—
ук азан ие
тенденции
анализа,
чем
«вещи»,
еще
более
имеет
только
регулятивное,
а
не
предметно­
определяющее
знач ение.
Чистый
смысл,
чистое
со держ ание
мысли,
буквально
и
абсолютно,
ес ть
т акая
же
невозможность,
как
и
чистое
чувственное
содержание.
Это
ест ь
только
некоторое
п ре­
дельное
п он яти е, ens imaginarium. Чистое содержание как
п р едмет
анализ а
ес ть
содержание
с
у бы вающе
малым
для
него
значением
формы.
Это
есть
рассмотрение
при
мини­
м ал ьном
внимании
к
формам.
Это
ест ь
рассмотрение,
ко­
гда
остается
о дна
только
нео п ределенн ая
«естественная»
форма,
которую
отмыслить
уже
невозможно.
Стои т
по­
пробовать
представить
себе
какой-нибудь
«цвет», незави­
си мо
от
пре дм ет ных
форм
и
о тно шений
о кр ашенны х
по­
верхностей,
чтобы
убедиться,
что
представляемый
цвет
расстилается
пер ед
представляющим
по
какой-то
поверх­
ност и
и
в
прос тран ств енн ы х
фор ма х,
хотя
бы
неопреде­
ле нны х,
расплывчатых
и
«на глазах»
рас ходящи хся.
То
же
самое
по
отношению
к
мысли.
Как
бы
ни
бы ла
она
рас­
плывчата
и
неуловима,
она
«дается»
в
чистом
ви де
в
ф ор­
мах,
хотя
нео пре д еле нных,
со з нания.
Это
всегда
ес ть
мысль,
на
что-нибудь
нап р авл енн ая,
хот я
бы
оно
пред­
став лял о сь
как
само е
расплывчатое
«нечто», «что - то », и
оно-то
уже
—
minimum той «е ст ес тв ен ной»
формы,
без
ко­
торой
м ысль
немыслима.
Этот
minimum формы онтоло­
ги ческо й
бы тием
сво им
уже
предполагает
также
х отя
бы
minimum формы логической .
И,
сл едо ва тель но , minimum
мысли
постулирует
уже
хотя
бы
также
minimum, некото­
рый
эм бр ион , «словесности».
Поэ т ому- то
так
детски
бес­
помощны
попытки
изо бр азить
мысль
бессл о весну ю.
Они
рисуют
мыслителя
в
в иде
какого-то
глухонемого,
погружен­
ного
в
«чистое»
м ышлен ие,
как
в
кл убы
табачного
дыма,
и
притом
глухонемого
не
эмпириче ск ого
живого,
потому
что
последний
не пр емен но
для
мысли
обладает
своими


418
Г.
Г.
Шпет
средствами
ее
воплощения
и
передачи,
а
глухонемого
бесплотного
—
не
то
ангела,
не
то
беса.
Когда
мы
силимся
представить
себе
просто
«цвет»
как
чистое
чувственное
содержание
и
«рассматриваем»
его
при
эт ом
на
какой-то
поверхности,
мы
и
эту
поверхность
не
представляем
с ебе
плоскою,
и
цветное
содержание,
кот оры м
мы
ее
пок рыв а ем,
мы
не
представляем
себе
аб­
сол ю тно
устойчивым,
статическим.
Поверхность
имеет
кривизну
и
подсказывает
с ебе
какую-то
плотность,
непре­
ме нно
переводящую
«взор»
в
третье
измерение.
Цветное
содержание
само
кроме
того
дрожит,
колеблется,
скла­
дывается
в
складки
и
распускается,
движется,
простирает­
ся
д инамич ески
во
времени.
И
мыслимое
содержание
са­
мо го
элем ентар ног о
«нечто»
мыслится
динамически.
Оно
не
по мещает ся
нами
в
пространстве,
не
уплотняется,
и
его
аналогон
времени
—
не
само
время,
но
все
же
оно
т акже
динамично
и
требует
углубления
в
с вою
предмет­
ность.
Оно,
го вор им
мы,
диал ек тично .
От сюда
особенности
«естественной»
фор мы
мыслимо­
го.
Оно
не
только
расплывается
и
скл убл яе тся
вокруг
ка­
кого-то
центра
тяже сти
складывающегося
смысла,
пока
тот
окончательно
не
закреплен
и
не
фиксирован
конте­
кстом,
но
всегда
носит
на
себе,
так
ска зать ,
историю
сво ­
его
сложения.
Как
всякая
вещь,
д аже
в
природе,
не
толь­
ко
есть
вещь,
похожая
на
другие
или
отли чн ая
от
них,
но
еще
имеющая
и
н ос ящая
на
себе
свою
историю.
Смысл
есть
также
исторический,
точн е е,
диалектический
акку м у­
лятор
мыслей,
готовый
всегда
пе р едать
свой
мыслитель­
ный
заряд
на
д олжн ый
прие мник .
Всякий
смысл
таи т
в
себе
длинную
«историю»
изм ене ний
значений
(Bede­
utungswandel).
Не
ну жно
в
принципиал ьном
рассуждении
понимать
эту
ис то рию
эмпирически,
слишком
эмпирически.
Не
следует
забывать,
что
в
самом
эмпирическом
изложении
названная
ис то рия
не
может
быть
раскрыта,
ес ли
она
не
имеет
под
собою
принципиальных
о сно ван ий.
Именно
потому,
что
эмпирическое
языкознание
таких
осно ваний
не
знало,
оно
и
запутывалось
в
тако й
простой
вещи,
как
раз ниц а
и
отношение
меж ду
смыслом,
представлением
и
в ещами
в
их
истории.
То,
что
до
сих
пор
излагают
как
«историю значений», в значительной части есть история
самих
вещей,
пер емены
в
спо соб ах
употребления
их,
во­
о бще
быт а,
но
не
«история»
смыслов
как
идеальных
ко н­
ст елляци й
мыс ли.
Поэтому-то,
в
действительности,
до
сих
пор
у
нас
нет
не
толь ко
«истории значений» (собст­
вен но
сл ово обра зова н ия
или
сл ов оп роизв одс тва
—
из
эти­


Эстетические
фрагмен т ы
419
мон)
—
но
нет
да же
принципов
классификации
возмож­
ных
изменений
знач ен ий.
Опыты
Пауля,
Бр еа ля,
Ву н­
дт а—
ре шит ель но
неудачны.
Не
говоря
уже
о
смешен ии
названия
со
«словом», вещи и представления со смыслом,
в
них
см ешив аю тся
в
качестве
прин ципиа льных
фо рмы
логические
с
поэтическими.
Между
тем
с мысл
разливает­
ся
и
по
тем
и
по
другим,
т.
е.
от
ро да
к
в иду,
и
обратно,
от
час ти
к
целому,
от
при знак а
к
в ещи
от
состояния
к
дейст­
вию
и
т.п .,
но
так же
от
несущественного
логически,
но
характерного
поэтически
к
ве щи
и
т.п .
«Однорукий»,
как
назв ан ие
«слона», не меняет логической формы,
но
на
ней
водружает
новую
форму.
«Земля в снегу», «под снеж­
ным
пок р ов ом », «под снежной пеленой», «в снежной ри­
зе»
и
т.п.—все
эти
слова
могут
рассматриваться
как
одна
логическая
форма,
но
здесь
не
од на
внутренняя
форма
по э тическ ая.
Еще,
однако,
безн адеж нее
обстоит
дело,
ко­
гда
за
«историю значения»
принимают
историю
вещи
и,
сле­
до ват ель н о, resp. историю названия,
имени.
Лишь
в тори ч­
но
и
производно
можно
говорить
об
истории
значения
всл ед
за
из м енени ем
наименования,
отне се ния
зв укос лов а
к
да н ному
классу
и
объему
вещи
(свойств,
действий).
Но
это
—
оди н
из
мет одов .
Очев ид но,
что
словопроизводство
мо­
жет
идти
и
иными
пут ями:
по
пре дпис а ниям
и
указаниям
потр ебнос те й
реализации
са мо го,
смысла.
С вои
диалектические
законы
внутренних
ме тамо рфоз
в
самой
мысли
еще
не
раскрыты.
Законы
разв ит ия,
нарас­
тан ия,
обеднения,
об раст ани я,
обсыпания,
и
п р<оч .>,
и
пр<оч.>
сюж ет ов,
тем,
систем
и
т .п.
должны
быт ь
н ай дены
как
законы
специфические.
История
зна че ния
слов,
историческая
семасиология,
история
лит ер ату ры,
философии,
нау чной
мысли
—
все
это
еще
на у чные
и
ме­
тодологические
п о жела ния,
а
не
осуществленные
факты.
Сла ва
Б огу,
что
покончили
хотя
бы
с
ним и
как
эмпириче­
ск ими
историями
быта,
«влияний среды»,
биогра­
фий
—
если,
впрочем,
покончили.
На стоящая
история
зд есь
возможна
будет
тогда
только,
когда
удастся
зало­
жи ть
принципиальные
основы
идеальной
«естественной»
диалектики
возможных
эволюций
сюж ета.
То гда
только
и
эмпирическая
история
как
ис тория
эм пир ич ески
осу­
ществившейся
одной
из
возможностей
или
нескольких
из
возможностей
получит
свой
смысл
и
оправдание.
П одо бно
тому,
как
«мотивы»
должны
завинтиться,
за­
вихриться
и
закружиться
в
каком-то
коловращении,
что ­
бы
получился
сюжет,
и
сюжеты
с ами
ста лки ваю тся
др уг
с
другом,
сбиваются
в
кучу
и
рассеиваются,
вно вь
вз ды ма­


420
Г.
Г.
Шпет
ясь
в
к р утя щийся
и
несущийся
смерч.
Удивительна
ди на­
ми ч еская
подвижность,
сил а
внимательного
сосредоточия
и
способность
перестраивать
и
переиначивать
лю бые
син­
т ет ич еские
и
а нтит етич ес кие
к ом бина ции
со
стороны
сле­
дящего
за
развитием
сюжета
и
уразумевающего
его
в
каждое
мгновение
его
изменения
и
в
каждо м
характере
его
из менен ия .
Как
само
сл ово
от
мельчайшей
своей
ато мн ой
или
молекулярной
дробности
и
до
м ировой
свя ­
зи
в
языках
народов
и
языках
языков
ест ь
од но
слово,
так
и
смысл,
сюжет,
все
со дер жан ие
мы сли мого
во
всех
логи­
ч еских
и
поэтических
форм ах
—
одно
содержание.
Оно
во пл ощ ается
во
в сей
истории
слова
и
включает,
че рез
со­
провождающее
ос мы сл ение
наименования
веще й,
все
ве­
щи
на
земле
и
под
землею.
Это
у казан ие
на
«вещи»
должн о
напомнить
еще
од но
обстоятельство,
допо л ня ющее
общую
картину
бы тия
«сю­
жета»
как
смысла.
Понимание,
вт яг ивая
в
сферу
разума
са мые
вещи,
тем
самым
втягивает
и
присущее
им
чув ­
ст венно е
со держ ан ие.
О нтиче с кие
и
логические
—
фор ­
мально-рассудочные
—
схемы
ожи ваю т
под
дыханием
раз­
ума
и
р асц в етают,
становясь
вновь
осязательно-доступны­
ми
нашему
опыту,
переживанию,
после
того,
как
рассу­
док
на
время
удалил
от
нас
это
чувственное
многообразие
под
предлогом
необходимости
внести
порядок
в
его
хаос.
Р аз умно -о см ысл енные
чувственные
карти н ы
действитель­
ности
превращаются
теперь
из
простого
материала
об ы­
денно го , «пошлого»
переживания
в
материал
эстетически
преображенного
пер еж иван ия.
Разумная
эстетика
восста­
нав лива ет
тот
разрыв,
который
вне с
в
живой
опыт
рассу­
до к,
и
она
напоминает
о
том
конечном
о пр авдан ии,
из-за
которого
мы
допустили
назв анн ый
разрыв.
«Теория по ­
знан ия »
забы в ает
часто,
зач ем
мы
сад имся
в
ее
вагон,
и
во­
ображает,
что
н аше
пребывание
в
ее
более
или
менее
комфортабельных
купе
и
ес ть
со бст вен но
вся
це ль
наше­
го
познавательного
пу теш ес твия.
В еличай шая
углуб ле н­
ность
интуиций
разума
—
не
в
том,
что
они
якобы
до став ­
ляют
нас
в
«новый»
запредельный
мир,
а
в
т ом,
что ,
п ро­
ник нув
через
все
нагромождение
онтических,
л оги ческ их,
чувственных
и
не-чувственных
форм,
они
прям о
ставят
нас
пе ред
само й
реальной
действительностью.
Земля,
на
которой
мы
родились,
и
небо,
под
к ото рым
мы
были
вскормлены,—
не
вся
земля
и
не
все
не бо.
Оправа,
в
кото­
рую
нужно
их
вставить,
м еняет
самое
существо,
смысл
их,
действительность
их.
Цель
и
оправдание
нашего
п уте­
шес твия
—
в
то м,
чтобы,
вер ну вши сь
из
не го,
п рин ять
св ою
действительность
не
детски-иллюзорно,
а
му жес т­


Эстети ческ ие
фра гменты
421
венно-реально,
т.
е.
с
сознанием
отве тств енн ос ти
за
ж изнь
и
поведение
в
не й.
Боратынский
написал:
Старательно
мы
наблюдаем
с вет,
Стар атель но
людей
мы
наб люд аем
И
чудеса
п ости гн уть
успеваем,—
Какой
же
плод
науки
дол гих
лет?
Чт о,
наконец,
подсмотрят
очи
зорки?
Ч то,
наконец,
пойме т
надменный
ум
На
высот е
всех
опытов
и
дум ?
Что?
Точный
смы сл
народной
поговорки.
Как
странно,
что
эта
мысль
облечена
в
пессим и стич е­
ско е
выражение!
Как
будто
здесь
не
указано
на
постиже­
ние
величайшего
из
уповаемых
чудес!
И
не
это
ли
на д­
менность
ума
—
считать
такой
результат
не
с то ящим
ус и­
лий
наблюдения
зорких
очей,
опытов
и
дум?
К акой
с корб ный
пример
разлагающего
влия н ия
иудейско-хри­
стианских
притязаний
на
по ст ижен ие
непостижимого
—
хотя
пример
и
случайный
из
массы
таких
примеров.
И
как
должно
быть
отлично
от
этого
мироощущение
че­
л ов ека,
вле ко мого
к
своему
храму
за
постижением
коро­
те н ького
речения
EI, разгадка «точн ого
см ысла »
которого
обещала
не
иллю зор ные
тол ько
радость
и
си лу
и
к
кото­
рой
манила
не
разочаровывающая
прима нка
потусторон­
нег о
бл аж енства ,
а
реальная
земная
красота
земного
бы­
тия
и
ра зум ная
вера
в
постижение
его
с мыс ла.
Когда
мы
говорим
о
вещном
за по лне нии
форм
идеал ь­
ной
диалектики
смысла
и
сюж ета ,
мы
гов о рим
уже
о
за­
в ершаю щем
моменте
познания
и
понимания.
Мы
гово­
рим
здесь
об
эмпирически-историческом
б ытии
смысл а.
Говорим
об
конечном
объективном
моменте
прибытия
сл о­
ва
N из его уст и сознания в наше сердце и сознание.
Этот
последний
объективный
мом ент
—
не
последний,
как
уви­
дим,
во об ще,
но
прежде
о
нем
еще
ну жно
сказать
не­
сколько,
и
притом
ва жны х,
слов.
Вещное
за по лне ние
смысла,
овеществление
сюжета,
не
ест ь,
конечно,
из гот овле ние
самой
вещ и.
Ин аче
н ужно
было
бы
признать,
что
к
нам
из
уст
N прилетела,
как
письмо
или
посылка
по
пневматической
почте,
сама
вещь.
В ещи
с ущес тв уют,
а
не
сообщаются.
См ысл
—
не
вещь
—
т.
е.
не
ве щь,
которую
можно
ос язат ь,
жевать,
взвешивать
на
весах,
об мен ив ать
на
другую
вещь,
продавать
или
за­
кладывать.
Это
ес ть
«вещь»
осмысленная,
следовательно,
мыслимая,
омысленная,
и
именно
потому
и
ч ерез
это
приобретшая
возможность
войти
в
мыс лим ые
же
формы
сообщаемого,
в
форм ы
онтические
и
логические.
Вещь
существующая
долж на
быть
«осмысленна», чтобы войти


422
Г.
Г.
Шп ет
в
состав
смыслового
содержания.
Смысл
—
не
вещь,
а
от­
ношение
ве щи
(называемой)
и
предмета
(подразумеваемо­
г о).
Через
на зван ие
мыслимая
—
а
не
только
чувственно
в осп рин имаемая
—
вещь
вступает
в
это
отношение,
кото­
рое
сам о
—
мыслимость
и
может
связывать
только
мысли-
мости.
Меч т ать
о
связи
«самой»
вещи
с
идеальной
св язь ю,
и
в
особенности
мечтать
об
это й
связи
так
же,
как
о
«вещ­
н о й», значило бы мечтать о том,
чтобы
курица
снесла
к
Пасхе
математический
эллипсоид
и
чтобы
философст­
вующий
к авал ер
напял ил
к
э тому
празднику
на
св ою
го­
л ову
математический
цилиндр.
В ещь
включается
в
сю жет
че рез
то
только,
что ,
стан о­
вя сь
мыслимою,
как
мысль
и
входит
в
совокупность
со-мыслей
смысла.
Есл и
она
идет
в
своей
«естественной»,
неотмыслимой
форме,
то
она
входит,
иными
словами,
в
идейное
со дер ж ание
слова
как
идея.
Смысл
е сть
и дей­
ный
член
в
структуре
слова.
Смыс л
е сть
идейная
насы­
щенность
слов а.
К
предметной
данности
с лова
чувствен­
но-эмпирической
и
формально-логической
прибавляется
данность
его
материально-идейная.
К
функ ции
слова
но­
минативной
и
концептивной
прибавляется
ф ун кция
иде-
ирующая,
разумная.
Слово
—
иде йно .
Идея,
смысл,
сю жет
—
объективны.
Их
бытие
не
зави­
сит
от
нашего
существования.
Идея
может
влезть
или
не
влез ть
в
голову
философствующего
персонажа,
ее
можно
вбить
в
его
голову
или
невозможно,
но
она
есть,
и
ее
бы­
тие
нимало
не
определяется
емкостью
его
черепа.
Даж е
то
об сто ятел ьств о,
что
идея
не
влезает
в
его
г олов у,
мож ­
но
пр иня ть
за
особо
убедительное
доказательство
ее
неза­
висимо го
от
философствующих
особ
бытия.
Головы,
в
ко­
торых
отверстие
для
пр оник но ве ния
иде й
заби то
п роч­
ною
в тул кою,
воображают,
что
они
«в самих себе» «об раз у­
ют»
представления,
которые
будто
бы
и
составляют
содер­
жание
поним а емо го.
Есл и
бы
так
и
было,
то
это,
конечно,
хорошо
объясняло
бы
возможность
взаимного
непонима­
ния
беседующих
субъектов.
Для
тог о
же,
чтобы
при
этом
предположении
объяснить
именно
понимание,
приходит­
ся
придумывать
более
или
мен ее
хитростные
те ор ии,
но
всегда
остается
вопрос:
зачем,
раз
сами
эти
т ео­
рии
—
представления
и
объ ект ивн о
не
с ущес тв уют?
Во-первых,
раз
они
не
суще с тв уют,
то
их
и
най ти
нельзя,
а
можн о
только
«выдумать», а во -вт о рых ,
как
су б ъектив ­
ные
выдумки,
они
останутся
в
соответствующей
голове,
недоступные
для
другой,
да же
есл и
она
про глот ит
п ер­
вую .
Да
и
к
лучшему,
что
они
недоступны,
и
потому
что
втор ая
гол ова
не
об яза на
даже
интересоваться
те м,
что


Эстетические
фрагме н ты
423
«себе»
и
«в себе»
выдумывает
перв ая,
и
потому
еще ,
что
это
поощряет
к
самостоятельной
работе...
пре д с тавле ния.
Неспециалистам,
философам,
к отор ым,
собственно,
нет
дела
до
философских
архивов
и
до
того,
какое
там
место
и
за
каким
номером
занимает
забав но й
памяти
субъективный
идеализм,
следовало
бы
также
не
загляды­
ват ь
в
популярные
введения
в
философию,
тогда
—
ес ли
их
мо зги
не
безнадежно
испорчены
псевдопсихологиче-
скими
и
псевдофилософскими
те ориям и,
контрабандою
проникшими
в
их
собственную
специальность,—они
ни­
где
больше
не
найдут
ук азан ий
на
то,
что
их
пониманию
способствуют
или
их
по ним ание
составляют
так
называ­
емы е
представления.
Они
нигде
этого
не
най ду т,
потому
что
их
собственное
со знан ие,
о ст ающееся
после
рекомен­
дованного
воздержания
единственным
источником,
им
этих
указаний
не
дас т.
Кст ат и,
быть
м ожет,
и
философы
тогда
скорее
прикончат
свой
спор
о
т ом,
куда
бы
притк­
нут ь
«представления»
в
мы шл ении
и
познании.
Ограни­
чим ся
здесь
заявлением,
что
есл и
пре дст а вл ение
есть
идея,
мысль,
то
оно
и
есть
мысль,
т.е.
то
само е,
что
соста ­
вляе т
м ышле ние,
и
его
второе
имя
ест ь
только
псевд о­
ним,
из
кот оро го
так
же
мало
вытекает
бытие
особой
ве­
щи,
как
из
христианского
имени
Вероника,
что
была
та­
кая
христианская
мученица
и
святая.
Есл и
же
представле­
ние
не
есть
мысль,
а
что-то
другое,
то
ему
и
не
следует
путаться
там,
где
идет
разговор
о
мысли.
На
э том
ос нова ­
нии,
слушая
сообщение
N, пока мы не перестали и не хо­
тим
пер ес тать
интересоваться
с мы слом
того,
что
он
гов ори т,
какие
бы
у
не го
при
эт ом
ни
возникали
«представления»,
относящиеся
к
смыслу
или
не
относящиеся,
для
нас
они
все
остаются
к
смыслу
не
относящимися
—
если,
конечно,
он
не
сообщает
пр ямо
им енно
об
своих
представлениях,
а
гов о рит
о
вещах
действительного
мира
и
идеальных
от­
ношениях
меж ду
ними.
Так
что,
если
он
г оворит
о
луне,
звездах,
музыке,
пожаре,
гипотезе
Эйнштейна,
голоде,
ре­
волюции,
и
пр
<оч. >, и пр<оч.>, то мы так и будем по­
нима т ь,
что
он
г ов орит
об
этих
«вещах», а не о своем
представлении
эти х
или
других
вещей .
Ес ли
же
он
пере­
менит
тему
и
заговорит
о
своих
представлениях
э тих
и
других
вещей,
то
1) мы поймем,
что
он
переменил
те­
му,
а
2)мынасами «представления»
теперь
станем
см о­
треть
как
на
объективируемые
словом
sui generis «вещи»,
о
которых
его
представления,
опять-таки,
нашего
внима­
ния
до
поры
до
вре мени
не
привлекут.
Ес ли
же
мы
теперь
вернемся
к
пониманию,
смыслу
и
идейному
мыслимому
с оде р жанию
слова,
мы
не
заме­


424
Г.
Г.
Шпет
тим
еще
некоторые
не
лишенные
интереса
подробности.
Лю ди,
любящие
получать
глубокомысленные
р ешени я
по
методу
наименьшего
напряжения
мыслительных
сил,
д ав­
но
порешили,
чт о,
конечно,
со дер жание
без
формы
не
го­
дится,
но
и
фо рма
без
сод ерж ания
мало
поучительна.
А
есл и
они
за гляд ыва ли
в
словари
философских
терми­
но в,
то
еще
з нают
они
и
то,
что
форм а
и
сод ер жа­
ние
—
понятия
соотносительные
и
что
одно
не
бы вает
без
друг ог о.
Обидн о
бы вает
соглашаться
с
вещами
до
притор­
ности
банальными,
но
тем
не
менее
это
—
верно.
И
все-та-
ки
соглашаться
об ид но,
потому
что
банальность
е сть
не
что
иное,
как
скучная
бессмыслица,
лишенная
аромата
и
свежей
прелести
здоровой,
захватывающей
глупости.
Положение
банальное
по
фо рме
лишено
содержа­
ния
—
не
потому
ли
оно
«верно»
и
не
потому
ли
у
не го
та­
кая
отталкивающая
узкогрудая
верность?
Соотносительность
терминов
форм а
и
содержание
означает
не
только
то,
что
од ин
из
терминов
немыслим
без
другого,
и
не
только
равным
образом
то,
что
форма
на
ни зшей
сту п ени
ес ть
содер жан ие
для
ступени
высшей,
а
еще
и
то,
что
чем
больш е
мы
забираем
в
форму,
тем
меньше
содер ж ан ия,
и
обратно.
В
идее
можно
даж е
ск а­
за ть:
форма
и
содержание
—
одн о.
Это
значит,
что
чем
больше
мы
будем
углубляться
в
анализ
зад анно го ,
тем
больше
мы
будем
убеждаться,
что
оно
ad infinitum идущее скопле­
ние,
переплетение,
ткань
фор м.
И
тако в
со бст вен но
даже
закон
метода:
вся кая
задача
решается
чере з
ра зр еше ние
дан но го
соде рж ани я
в
сист ему
форм.
То,
что
дано
и
что
кажется
неиспытанному
исследователю
содержанием,
то
разрешается
в
тем
более
сло жну ю
систему
форм
и
напла­
стований
форм,
чем
глубже
он
вникает
в
это
содержание.
Таков
прогре с с
науки,
разрешающий
каждое
содержание
в
систему
форм
и
каждый
«предмет»
—
в
систему
отноше­
ний,
таков
же
прогресс
поэзии.
Мер а
содержания,
напол­
н я ющего
данную
форму,
ес ть
оп ределени е
ур ов ня,
до
ко­
торог о
проник
наш
ан ализ.
Сод е ржа ние
—
неопределен­
ное
и
безграничное
цц
öv, ждущее своего оформления
и
оп реде лен ия.
Определенное
же
содержание
—
множе­
ство
«низших»
форм
по
отношению
к
в ысшей
единой
фор­
ме.
Та к,
капля
в оды
—
чисто е
содержание
для
весьма
ограниченного
уровня
зн ан ия;
для
более
высокого
—
си­
стема
ми ра
своих
климатических,
минеральных
и
ор га ни­
ческих
форм.
Моле кула
воды
—
система
форм
и
отноше­
ний
атомов
дв ух
элементов;
ато мы
—
электронные
систе­
мы
форм.
Чис тое
сод ерж ание
все
отодвигается,
и
мы
останавливаемся
на
уровне
йашего
вёдения.
Как
глубоко


Эстетические
фрагменты
425
мо жно
идт и
д аль ше/
об
этом
мы
сами
не
знаем.
Мы
зн а­
ем
только
императив
метода:
постигать
соде ржан и е
зн а­
чит
разлагать
смутно
заданную
мате ри ю
в
идеальную
ф ор­
мальность.
Сюжет,
смысл,
со дер жани е
слова
суть
системы
ид еал ь­
н о-ра зумны х
форм,
точно
так
же,
как
чувственная
дан­
нос ть
эмпир ичес к ог о
ми ра
в
каждо м
сво ем
к ачеств е
есть
си стем а
чу вст венных
форм
и
принципиально
разрешима
в
эту
систему.
Пустых
фо рм
то лько
в
том
смысле
и
не
бывает,
что
всякая
ф орма
полна,
как
единство,
многооб­
разием
других
форм,
т.
е.
новых
единств,
новых
многооб­
раз ий.
Понимать
сл ово,
усматривать
его
смы сл
и
з начит
усматривать
единство
в
мн огоо бра зии ,
видеть
их
взаим­
ное
отношение,
улавливать
текст
в
контексте,
значит,
как
был о
сказано,
улавливать
отн ошение
между
м ног оо бра­
зием
назыв ае м ых
вещей
и
единством
оформливающего
их
предмета,
значит,
совсем
ко рот ко,
ко нк ретно
ж ить
в
мире
идей.
Пр едмет но е
единство,
как
мы
такж е
видели,
есть
един ство
дан но е,
не
кон струк тив ное ,
хотя
и
конститутив­
ное .
Ло гиче ский
акт
полагания
(Setzung) конструирует
форм ы
смысла.
Он
—пуст
для
того,
кто
не
в идит,
что
установляемое,
формируемое
им
есть
единство
многооб­
р азия,
а
не
голая
единица.
Как
остановленный
в
движе­
нии
кинематографический
с нимок
—он
единство
много­
го,
но
он
ед ини ца,
выделенная
иску сст в енно ю
останов­
к ою,
а
в
действительности
составляющая
текучий
момент
других
единств,
координированных
в
по д чине нии
высш е­
му
единству.
Пустое
конципирование
—
иллюзия
абстр ак­
ци и;
к онципирование
всегда
и
разумение,
т.
е.
оно
не
только
фиксирование
логи че ско й
точки,
но
и
сознание
ее
текучей,
динамической
по лнот ы.
Каждая
точк а
ко нципи­
рующего
и
вместе
разумного
внимания
—
мо мент
на
тра­
ектории
движ ени я
мысли,
словам
вместе
кл юч,
из
которо­
го
бь ет
мыслью
и
смысло м .
Только
в
это й
своей
динами­
ке
и
постижимо
сл ово
до
своего
объективного
конц а.
Акт
понимания
или
разумения,
акт
восприятия
и
утверждения
смысла
в
концепте
выступает
как
бы
за­
ключенным
в
оболочку
концепции,
форм аль н о-лог иче­
ского
установления
(Setzung). К то в идит то л ьк о обол очку,
тот
конципирует,
не
понимая,
для
того
мысль
и
как
фун к­
ция
разума
ес ть
рассудочное
стеснение,
тот,
в
самом
дел е,
рассуждает,
но
не
понимает.
Естественно,
все
ему
р ису ет­
ся
в
его
же
без надеж ном
положении
рассудочной
асфи­
ксии.
Ему
можно
только
посоветовать
с пешно
принять
меры
к
рассеянию
окутывающих
его
асфиктических
газов


426
Г.
Г.
Шпет
теории.
Немн о го
разумного
кислорода,
и
он
оживет
в
ест ест венн ом
и
не по сре дс твенн ом
понимании,
есл и
не
будет
насильно
отворачиваться
от
расстилающегося
перед
ним
смысла
и
не
зах о чет
насильственно
умори ть
се­
бя—
уже
из
одного
лишь
каприза.
Акт
Setzung пустой,
без
смысла
внутри
е го,
можно
было
бы
сравнить
с
вы­
стре лом
ру жья,
заряженного
х олос тым
патроном.
В
действительности
нужно
взять
ги льзу,
набить
взр ы вча­
тым
ве щес твом,
забить
кусок
свинца
и
тогда
толь ко
па­
лить.
Алогисты
уверяют,
что
логика
палит
толь ко
холо­
стыми
пат рона ми,
что
слово
—
самое
большее
только
пыж.
Не
из
то го
ли
их
аргументация,
что
о ни,
доро жа
пе­
реживаниями,
дрожат
за
жизнь .
Трусость,
в
том
числ е
и
мыслительная,
ча сто
не
видит
действительной
оп асн о­
сти.
Логофобия
изобретает
алогические
снаря д ы
для
об­
стрела
истины,
не
подозревая
опасности,
кот оро ю
угро ­
жает
алогистам
их
изобретение.
Дело
в
том,
что
как
толь­
ко
они
его
изобретут
и
как
только
обтянут
его
оболочкою
слова,
что бы
послать
его
для
разрушения
разума,
они
не
могу т
утаить
секрета
изобретения
от
себя
и
себя
же
п ре­
жде
всего
взорвут
на
в о здух.
Разум
при
таки х
взрывах
уже
не
раз
присутствовал,
для
нег о
это
только
иллюстра­
ции
к
его
призна нию
с илы
слова.
И'алогист
на
что-нибудь
н уже н!..
Е
Покончив
с
интерпретацией
объективной,
следует
об­
рати ть ся
как
раз
к
тем
«представлениям», которыми N
со­
п ровож да ет
с вое
сообщение.
Это
—
его
личные,
персональ­
ные
переживания,
его
личная
реакция
на
сообщаемое.
Со­
общая
нам
нечто,
он
вольно
или
невольно
«передает»
нам
также
свое
отношение
к
сообщаемому,
св ои
волнения
по
поводу
его,
желан ия ,
симпатии
и
ант ипат ии.
Все
эти
его
переживания
в
большей
мере,
чем
через
с лово,
передают­
ся
нам
через
его
жестикуляцию,
ми мик у,
эмотивную
воз ­
бужденность.
Но
они
от ра жаю тся
и
на
самом
слове,
на
способе
его
передачи,
на
интонациях
и
ударениях,
на
по­
строении
речи,
с поко йном
или
волнующемся,
прерыви­
стом,
заикающемся,
ввод ящ ем
лишние
звуки
или
опуска­
ющем
нужные,
и
т.
п.
И
несомненно,
что
в
весьма
многих
случаях
этот
«член»
в
структуре
слова
для
нас
пре ва лиру ­
ет,
так
что
само
передаваемое
со
своим
смыслом,
по
его
зна че нию
для
нас
отх од ит
на
второй
пла н.
Значенья
пустого
слова
В
устах
ее
полны
пр ив етом.


Эстетические
фрагменты
427
То
ис тино й
д ышит
в
ней
все,
То
все
в
ней
притворно
и
ложно;
Понять
не в озможно
ее,
З ато
не
любить
невозможно.
Понимание
как
интеллектуальный
фактор
в
воспри­
ятии
такого
слова
или
в
восприятии
с лова
с
этой
сто рон ы,
отступает
на
второй
пла н,
и
приходится
говорить,
ес ли
о
поним а нии
все-таки,
то
понимании
особого
рода,
не
ин­
теллектуальном,
а
лю бовном
или
ненавидящем.
Чтобы
подчеркнуть
имеющую
здесь
место
непосредственность
п ер ежи вания
у
воспринимающего
как
ответ
на
пережива­
ние
N, здесь уместно говорить о симпатическом понимании.
Слово
«симпатия»
оттеняет
и
эмоциональный
по
преиму­
ществу
способ
восприятия
пер ежи ваний
N, и его непо­
средственность,
основанную
на
прямом
«подражании»,
«сопереживании», «вчувствовании»
и
т.п.
Нет
надобности
думать,
что
определенного
качества
переживание
N воз­
буждает
в
нас
пе реж и вание
того
же
качества.
Не
только
степени
симпатического
пер еж иван ия
неопределенны
и
меняются
от
воспринимающего
к
воспринимающему,
но
д аже
качество
переживания
у
вос приним аю ще го
не
пр едоп ред еляет ся
качеством
пер еж ив ания
N.
Его
ра­
достное
сообщение
может
вызвать
в
нас
тревогу,
его
страх
—
раздражение
и
т .п.
С о- пер ежи вания
наши,
одн а­
ко,
следует
отличать
от
самостоятельных,
не
симпат ич е­
с ких
ре а кций
н аших
и
на
содер ж ание
сообщаемого,
и
на
собственные
чув с тва
N. Так,
его
страх
по
поводу
со о бща­
емого
вызывает
непосредственно,
симпатически
раздра­
жение,
а
само
по
себе
соо бщ ае мое
мож ет
в ызва ть
при
эт ом
недоумение
о
причинах
его
с траха ,
а
созн ани е
то го,
что
N испытывает страх по такому поводу,
может
вызвать
чув ст во
комического
и
т.п .
Во
всяком
с луча е,
слово
выполняет,
играя
рол ь
такого
возбудителя,
новую
функцию,
отличную
от
функции
со­
общающей,—
номинативной,
предицирующей,
семаси ол о­
гической,—и
в
структуре
св оей
выде ляе т
для
выполнения
это й
ф ун кции
особый
член.
Но,
имея
в
виду,
что
внутрен­
няя
рас чл ене нн ость
слов а
отражается
и
на
вн ешнем
чисто
звуковом
облике
слова,
мы
тщетно
искали
бы
постоянной
звуковой
п ри ме ты, «симптома»
субъективных
реакци й
N.
Если
в
известных
пре дел ах
мож но
сказать,
что
такую
роль
играют
«междометия», «частицы» (в особенности,
на­
пример,
в
г ре чес ком), то,
с
другой
стороны,
очевидно,
что
их
употребление
слишком
ничтожно,
а
указа нн ые
р еакции
и
без
их
помощи
передаются
достаточно
полно.
Вместе


428
Г.
Г.
Шп ет
с
тем
не
сле ду ет
забывать
и
того,
что
«значение»
междо­
метий
и
частиц—условно
и
что
известная
часть
междоме­
тий
образуется
в
яз ыке
в
результате
потери
словом
своего
с обс твенно го
смысла.
Такие
междометия
и
частицы,
как
«спасибо», «corbleu», «parbleu»,
«dame»,
«jemine»,
и
пр
< оч. >, свидетельствуют против пресловутой теории
происхождения
языка
из
«естественных»
воплей,
но
в
пользу
того,
что
как
выразители
субъективного
состо­
ян ия
N они получились по атрофии в них собственного
смысла.
Так им
образом,
если
нет
в
сло ве
или
ср еди
слов
осо­
б ого
«выразителя»
субъективных
«представлений» N, то
нужно
признать,
что
для
слова
как
такого
эта
фу нк ция
во­
об ще
является
вт оро ст епе нной,
прибавочной.
И,
конечно,
де ло
так
и
обстоит.
Слово,
как
мы
его
до
сих
пор
р ассма­
тривали,
б ыло
«вещью»
соци ал ь ною,
тогда
как
в
качестве
«выразителя»
душевных
субъективных
волнений
оно
ф акт
всецело
«естественный» .
Животные,
не
имеющие
никакого
языка
и
потому
не
мыслящие,
тем
не
м енее
издают
звуки,
«выражающие»
их
эмоции,
состояния
организма
и
пр
<оч. >.
В
точном
и
строг ом
смысле
такие
«звуки»,
как
ли шенн ые
в
точном
же
смысле
«смысла», не суть « в ы­
ражения».
Это
зна ки
—
другой
категории.
Психологиче­
ски
или
психофизиологически
это
—
составные
части
са­
мог о
п ережи ван ия,
сам ой
эмоции.
Мы
говорим
о
крике,
«выражающем»
страх,
в
таком
же
смысле,
в
каком
мы
го­
ворим
о
по блед нени и,
дрожании
п одж илок
и
т.
п.
как
вы­
ражениях
с тра ха.
Все
это
—
не
выражения
«смысла», а ча­
сти ,
моменты
самого
пер еж иван ия
или
состояния,
и
если
они
внешне
заметнее
других
моментов
или
есл и
их
легче
установить,
то
это
дает
им
во зм ожнос ть
быть
симп т ома ми,
но
не
«выражениями»
в
точном
смысле.
Ес теств енны й
кр ик,
вопль,
стон,
только
потому,
что
он
исх о дит
от
чело­
в ека,
не
стан о вится
ео
ipso речью .
Речь
сопровождается
естественными
проявлениями
душевного
и
физического
состояния
гов орящ ег о.
И
обратно,
эти
про яв ле ния
отра­
жаются
на
всем
его
поведении,
в
том
числе
и
на
его
реч и.
Чтобы
понимать
слово,
нужно
брать
его
в
контексте,
нужно
вставить
его
в
известную
сф еру
разговора.
По сл ед­
няя
окружается
для
гово рящ е го
известною
ат м осферо ю
его
самочувствия
и
мир оо щуще ния .
Воспринимающий
речь
пон им ает
ее,
когда
он
вош ел
в
соответствующую
сферу,
и
он
симпатически
понимает
самого
говорящего,
когда
он
вошел
в
его
атмосферу,
проник
в
его
самочувствие
и
ми­
роощущение.


Эстетические
фрагменты
429
Из
этого
яс но,
почему
в
слове,
как
тако м
нет
особог о
носителя
субъективных
представлений
и
переживаний
го­
ворящего.
Через
них
понима ние
с лова
как
такого
не
об о­
гащается.
Здесь
речь
и дет
о
познании
не
смысла
слова,
а
о
познании
самого
в ыск азываю щег о
то
слово.
Для
слова
это
—
функ ция
побочная,
тт ар еруо у.
Этого
заключения
нужно
твердо
д ерж ат ься,
потому
что
не
только
д иле та нтизм
до
сих
пор
возится
со
сл овом
как
передатчиком
«чужой души».
Есл и
угодно,
то,
конеч­
но,
можно
на
это й
роли
слова
сосредоточить
все
внима­
ние ,
и
это,
коне чн о,
не
ли шено
интереса,
но
этот
инте ­
ре с,
эти
занятия,
это
внимание
—
психологов.
Слово
—
одно
из
могущественнейших
орудий
психологического
позна­
ния ,
но
нужно
отдавать
себе
отчет
в
том,
зачем
мы
к
нему
подходим.
Для
ли нг в иста,
логика,
семасиолога,
социоло­
га
—
слово
совсем
не
то,
что
для
психолога
или
био граф а.
Психол ог и ческа я
атмосфера
слова
скл ады ва ется
из
ра зно­
образн ых
воздушных
течений,
не
только
индивидуаль­
н ых,
присущих,
например,
лично
автору
сообщения,
но
также
исторических,
социально-групповых,
профессио­
нал ьных ,
классовых,
и
п р< оч.>,
и
пр <оч.>.
Все
это
—
пр едм ет
особого
ро да
знания,
особых
ме тод ов.
Останавливаться
на
этом
не
буд у,
так
как
могу
отослать
читателя
к
моей
статье
Пр едм ет
м
зад ачи
этнической
психоло­
ги и,
где
именно
эта
сторона
вопроса
освещена
подробнее.
Итак ,
данность
слова
здесь
уже
не
объективная,
а
субъ­
ектив ная,
индивидуально-
и
социально-психологическая
или
также
психологически-историческая.
Фу нкция ,
с
ко­
торой
мы
имеем
дело,
выполняется
не
над
см ыслом ,
основанием
с ло ва, a ek parergou над известным наростом
вокруг
слова.
Углубившись
в
анализ
структуры
слова
от
его
акустической
поверхности
и
до
пос ле дне го
интимней­
шег о
смыслового
ядра,
мы
теперь
возвращены
назад,
опять
к
поверхности
слова ,
к
его
субъективной
оболочке.
И
верно,
что
душевное
состоя ни е
N, его волнения,
скор ее
и
вернее
всего
пе ре даются
име нно
переливами
и
п ер еме­
нами
самого
звука,
др о жан ием,
интонацией,
мяг ко сть ю,
вкрадчивостью
или
другими
качествами,
иногда
ни
в
ка­
кой
зависимости
от
смысла
не
стоящими.
Совокупность
всех
н азванн ых
качеств
прид а ет
слову
особого
рода
выразительность.
Чтобы
отличить
эту
выра­
зител ьн о сть
слова
от
его
выр ажа те ль ной
по
отношению
к
смыслу
способности,
лучше
ее
отличать
особым
услов­
ным
именем.
Таково
название:
экспрессивность
слов а.
Соот­


430
Г.
Г.
Шп ет
ветственно
можно
говорить
об
экспрессивной
фу нкции
слова.
Можно
было
бы
говорить
здесь
и
об
импрессивно-
сти
слова,
потому
что
часто
задача
пользующегося
словом
в
том
и
сост ои т,
чтобы
вызвать
в
нас
впечатление
известно­
го
рода,
а
не
только
в
том,
чтобы
со о бщить
не что.
Свое­
образные
задачи
и
свои
трудности
в
субъективно-психоло­
гической
интерпретации
и
в
персональном,
симпатиче­
ск ом
по ни мании
ли ца
представляют
те
случаи,
где
прихо­
дит ся
расчленять
само е
атмосферу
экспрессивности,
что­
бы
отделить
в
ней
«естественное»
от
«искусственного»,
замы се л
от
вы полне ния ,
ложь
от
искренности, «себе на
ум е»
от
откровенности
и
т.д .
Иногда
именно
экспрессивной
стороне
слова
пр и дают
исключительное
эстетическое
значение.
Поскольку
эк спрес сия
имеет
целью
и,
д аже
независимо
от
сознатель­
но
поставляемой
цели,
наряду
с
про чими
эмо ция ми
вызы­
вае т
и
эстетические,
постольку
этого
отрицать
нельзя.
Но
как
принцип
это
утверждение
в
ко рне
неверно.
Ни
с
ка­
ким
членом
структуры
слова
эстетическое
восприятие
ис­
ключительно
не
связано.
В
цело м
оно
сказывается
как
сложный
конгломерат
пер е жив аний,
фундированных
на
вс ех
мом ен тах
словесной
структуры.
Роль
каждого
члена,
как
положительная,
так
и
отрицательная,
должна
бы ть
учтена
особо
для
того,
чтобы
составить
представление
о
со вок упно м
действии
целого.
Лиш ь
одно
обстоятельство
следует
наперед
и
об ще
от­
метить,
потому
что
оно
действительно
играет
особ ую
роль ,
когда
становится
це лью
сознательного
ус илия.
Там,
где
подмечено
особое
эмоциональное
зна чени е
эк спр ес­
сивных
свойств
слова
и
где
ес ть
целесообразное
старание
по льзов ать ся
словом
для
того,
чтобы
вызвать
соответству­
ющ ее
впеча тл ение ,
там
находит
себе
место
своеобразное
творчество
в
сфере
самого
слова
и
творчество
самого
сло­
ва.
Созданное
для
це ли
экспрессии
и
импрессии,
слово,
затем,
обогащает
и
просто
сообщающее
слово.
Это
ест ь
творчество
поэтического
яз ыка.
Не
обяза тел ь но
это
ес ть
вместе
и
эстетическое
творчество
—
и
вообще,
как
мы
ви­
дел и,
поэтика
не
есть
э стети чес кая
дисциплина,—
так
как
экспрессивность
может
относиться
и
к
эмо ция м
по р ядка,
на пр
< имер >, морального,
возбуждающего
чу в ства
н рав­
ственные,
патриотические,
чувства
справедливости,
него­
до вания
и
т. д.
Те
средства,
к
к ото рым
об раща ются
для
этих
целей,
изд авн а
получили
н азвани е
фигуральных
средств
или
просто
фигуральности
слова.
Как
некоторые
речения
из
осмысленных
превращаются
в
эк спрессив ны е,
так
фигуры
р ечи
могут
ста ть
вспомога­


Эстетические
фрагменты
431
те льн ыми
средствами
для
передачи
самого
смысла,
по д­
черкивания
его
оттенков,
тонких
соотношений
и
таким
об ра зом
способствуют
обогащению
самого
сообщающего
слова.
Фигура
из
поэтической
формы
становится
в н утрен­
ней
логи че ско й
формою.
Язык
растет.
Субъективное
пе­
р ежив ание
воплощается
в
объективном
смысле.
А втор
умирает,
его
творчество
со х р аняется
как
общее
достояние
в
об щем
богатстве
языка.
Поэтому,
если
мы
читаем
лит е­
ра турн ое
произведение,
следовательно,
не
личное
к
нам
послание,
об ра щение
или
письмо
и
ес ли
мы
его
чита ем
не
с
целью
биографического
или
вообще
пе рс онал ьно го
анализа,
а
чита ем
именно
как
литературное
произведе­
ние,
для
нас
его
фигуральность
остается
только
«литера­
турным
п р ием о м », «украшением»
речи
и
в
эт ом
смысле
должна
бы ть
отнесена
скорее
к
области
внутренних
по­
этических
форм
самой
речи.
Формы
личной
экспрессии,
таким
образом,
объективируются
в
поэтические
формы
с лова.
И
опять-таки
независимо
от
расчета
и
желания
ав­
тора.
Вопрос
об
искренности
писателя
есть
или
вопрос
ли­
тературный,
поэтический
и
эстетический,
или
попросту
вопрос
неприличный,
в
воспитанном
обществе
недо пу ст и­
мы й.
Только
при
таком
от ноше нии
к
автору
автор
есть
ав­
тор,
а
не
легкомысленный
Иван
Георгиевич,
пустой
Г еор­
гий
И вано вич,
глупый
Иван
Иванович,
вор
и
картежник
Александр
Иванович,
благонадежный
ха нжа
И ван
Але­
ксан др ов ич.
Тут,
по-видимому,
г р аница
и
первое
правило
хо роше го
тона
и
вкуса
литературной
критики—
в
отличие
от
биографического
тряп ич ниче ств а
и
психологистиче­
ского
сыск а.
Старые
риторики
противопоставляли
фигуральность
как
язык
страстей
—
ра зи тел ьный
и
сильный,
с войст ве н­
ный
жару
чувств,
стремлениям
души
и
пылкому
движе­
нию
сердца,—
тропам,
язы ку
воображения,
—
пл енит ел ьно му
и
живописному,
основанному
на
подобиях
и
разных
от но­
шениях.
Едва
ли
это
условное
разделение
имеет
ка­
кое-либо
иное
значение,
кроме
генетического.
Это
я
и
хочу
подчеркнуть,
говоря,
что
фигуральность
обог ащ ает
са мое
речь.
В
поэтическом
ан ал изе
по эти ка
имеет
полное
право
смот ре ть
на
экспрессивные
форм ы
как
на
свои
и
видеть
в
поэт е
поэта
не
только
в
ущерб
его
персоне,
но
и
в
пря­
мое
ее
игнорирование.
Наоборот,
в
глазах
его
лавочника,
лакея,
биографа
и
его
чисто
поэтические
кач ест ва
выгля­
дят
как
экспрессивные
персональные
черты.
Москва, 1922.
Фе вр.
73.


432
Г.
Г.
Шпет
III
СВОЕВРЕМЕННЫЕ
НАПОМИНАНИЯ
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ
МОМЕНТЫ
В
СТ РУКТУ РЕ
С ЛОВА
I
Собственно,
в
статье
Структура
слова
in usum aestheticae
все,
что
относится
к
этой
нов ой
теме,
п ока зано
и
сказано.
Все
«i» выписаны.
Остается
только
поставить
над
ними
точки.
Под
эстети че ски ми
моментами
разумеются
такие
мо­
менты
в
предметно-данной
й
творческой
структуре,
кото­
рые
св яз аны
с
эстетическим
переживанием
(опытом).
Безразлично,
квалифицируется
этот
оп ыт
«положитель­
но»
или
«отрицательно», как наслаждение или отвраще­
ни е.
Не- э стет и чески ми
в
строгом
смысле
остаются
только
моменты
эстетически
безр азл ичны е,
не
вы зы вающи е
ни
по ложит ельно й,
ни
отрицательной
эстетической
реакции.
Во
избежание
эквивокации
такие
моменты
можно
н азы­
в ать
внеэстетическими.
Бывают
в
предметных
структурах
т акие
моменты,
наличность
которых
не
связана
с
эст ети ­
ческим
переживанием,
моменты
эстетически
безразлич­
ны е,
но
устранение
или
преобразование
к ото рых
эст ети ­
чески
не
безразлично
и
квалифицируется
отрицательно
или
п оложите ль н о.
Эстетический
опыт
есть
опыт
предметный,
но
эстети­
ческое
переживание
не
напр а вл яется
непосредственно
на
п редм еты,
если
под
«предметами»
разумеются
только
пр ед меты
сущие
и
идеальные,
т.
е.
предметы
бытия
д ейст­
вительного
или
идеально-возможного,
по
принципу
проти­
воречия.
Су щест ву ющий
или
мыслимый
пр едм ет
д олжен
быть
известным
обр аз ом
транспонирован
в
с озна нии,
что­
бы
стать
пред метом
эстетическим.
Эс тетическ ое, «прекрас­
н ое», resp. «безобразное», требует особой установки,
не
чувственной
и
не
иде ал ьн о й, a sui generis.
Су щес т вен­
но-эстетических
предметов
в
см ысле
бы тия
фактически
во сп ри нимаемо го
или
мыс лим ого
н ет;
по это му
всякий
не
в неэст ет ич еский
пр едмет
может
быть
предметом
эст ети ­
ческого
сознания.
Таковы
предметы
чувственного
опыта.
Идеальные
предметы
как
такие
—
внеэстетичны;
семь
ни
п р екр аснее,
ни
безобразнее
восьми,
семиугольник
ни
п ре­
краснее,
ни
безобразнее
пятиугольника,
«обезьяна во ­


Эстетические
фрагменты
433
обще»
ни
прекраснее,
ни
безобразнее
«женщины вооб­
щ е». Чувственный предмет,
становясь
предметом
пре крас­
ным ,
«идеализуется», «эстетизируется», «стилизуется».
Формы
э сте тиче ск ого
предмета
не
су ть
формы
ни
дейст­
вительного,
ни
идеального
бытия,
но
могут
совпадать
с
ними
или
походить
на
ни х;
поэ тому-т о
и
не
бессмыс­
ленн о
говорить
о
«красоте природы» .
Такие
совпаде­
ния
—
форм ы
и
в
пределах
форм.
(Об эстетическом пред­
мете
см.
Эстетические
Фраг ме н ты,
Вып .
IV, Проблематика
современной
эстетики.}
Эстетические
формы
и
категории
не
суть
форм ы
и
ка­
т его рии
бытия
как
такого,
но
они
идеализуют
бы тие
эм­
п ириче ское,
и
обратно,
делают
чувственно-наглядным
бы­
тие
идеальное.
Эстетическое
по
фо рме
так
же
посредствует
меж ду
чувственным
и
идеальным,
как
смысловое
по­
ср едст вуе т
меж ду
эмпирическм
и
идеальным
предметом
по
со де ржан ию.
Соответственно,
эстетическое
со зна ние
кор ­
респондирует
с
сознанием
«разумеющим».
Не
только
эстетические
ф ормы
су ть
посредствующие
в
указанном
смысле;
всякие
внутренние
формы
суть
посредствующие;
эстетические
формы
—среди
«посредствующих»
—
не
ло­
гические
и
не
«формы сочетания».
Применительно
к
sui generis эстетическому предмету,
к
его
«нейтральному»
и
«отрешенному бытию»
приходит­
ся
говорить
о
sui generis эстетическом сознании, resp.
эстетическом
восприятии,
представлении,
о бр азе,
идее,
и
т.
п.
Отдельные
м ом енты
в
структуре
слова
суть
in ро-
tentia такого рода эстетические предметы .
Соответствен­
но,
можно
говорить
об
эстетическом
суждении,
воспри­
ятии
etc.
этих
моментов
или
об
их
эстетичности,
в
поло­
жительной
или
отрицательной
к ва лиф ика ции.
Нужно
вы­
делить
в
структуре
слова
м ом енты
су щес твен но
внеэстети-
ческие.
Как
катег о р ии,
формы
и
предметы
действительного
бы тия
нейтрализуются,
становятся
индифферентными
в
смысле
фактического
бытия,
как
они
от
н его
«отреша ­
ю тс я », трансформируясь при эстетической установке,
так ,
обратно,
собственно
эстетические
категории
могут
овеще­
ствляться
и
логизироваться.
Так,
можно
говорить
о
траги­
ческом,
возвышенном,
комическом
и
пр
<оч. >
не
только
как
об
категориях
эс тети чески х ;
бывают
возвышенные
идеал ы ,
комические
положения,
трагические
случ аи ,
и
т.п .
в
действительном
бытии,
и
притом
безотноситель­
но
к
их
эстетической
к вал ифик а ции.
Отсюда
по нят на
и
иногда
необходима
конверсия,
в
си лу
которой
прихо­


434
Г.
Г.
Шпет
дится
особо
оговаривать
эстетически
комическое,
трагиче­
ск ое
и
т .п.
Все
это
косвенным
об ра зом
подтверждает
и
непо ср едст венн о
оче вид ную
фор ма льн ую
природу
эсте­
тической
предметности.
В
пре дметн ом
эстетическом
со зна нии
конкретно
вы-
делимо
и
различимо,
в
рефлексии
и
анализе,
фу нди рован ­
ное
эстетическое
переживание.
На
всех
его
ступе­
нях
—
безотчетная
эмоция
(наслаждение
—
отвращение),
«переживание прекрасного»
и
под
< обное >, «настро­
е ние », «сознание в целом» (культурной эпохи subjective,
стиля
objective —
и
т .п.,
и
т. д.) —на до
отличать
эстетиче­
ск ое
н асл аждени е
и
т.д .
от
внеэстетического.
Не-эстетическое
ес ть
не
только
внеэстетическое
(эсте ­
т ич ески
безразличное)
и
«неэстетическое»
или
противо-
эст ет ич еское
(«безобразное»), но также лишенное эсте ­
тично с ти,
где
«лишенное»
означает
положительное
отня­
тие,
раз ру ше ние
и
уничтожение
эстетичности
и,
следова­
тельно,
влечет
за
собою
пол ож ител ьную
не возм ожнос ть
эстетической
квал иф икаци и
—
как
бы
ущерб
красоте,
убийство
ее,
насилие
над
нею
(а не простая нейтраль­
ность,
как
во
внеэстетическом).
Подобно
этому,
не ле­
пость,
бессмыслица
в се-так и
логич ес ки е
квалификации
(имеющие свою специальную логическую ценность,
как,
например,
понятие
квад ратн о го
круга ,
абрак ада бр ы
и
т .п.), но лишение,
от ня тие
смысла,
существенное
от­
сутствие
е го,
е сть
не
только
внелогичность,
как,
напр и­
мер,
чувственно
и
эмпирически
случайное,
но
и
положи­
тельное
наси ли е,
убийство
логического
с мыс ла,
напр и­
м ер,
в
ид ио тизм е,
в
идиотическом
наборе
сл ов.
Таким
уб ийст венны м
для
эстетического
с м ыс ла, resp. для эстети­
ческого
по нима ния
{ = вкуса), является прагматизм,
праг­
матическая
установка,
п раг мати ческ ое
сознание,
в
ч астно ­
сти,
стало
бы ть,
мо ра льно е.
Вс е,
что
ну жно,
сказано
Эдгаром
По: «Единственный
верховный
Судья
кр асо ты
—
Вкус;
с
Рассудком
и
Совестью
у
нее
св язь
только
по бо чная;
с
Долгом
и
Правдою
у
нее
нет
ни како й
связи,
кром е
сл учай ной ».
Нижеследующее
не
дает
анализа
самого
эс тети чес ког о
сознания;
его
задача
ука за ть
и
квалифицировать
положи­
тельные,
отрицательные
и.
внеэстетические
мо ме нты
в
структуре
слов а.
Следовательно,
здесь
только
тематика
и
пр об лем ати ка,
а
ана лиз
само го
сознания
еще
гд е-то
впе­
реди.


Эстетические
фрагмен т ы
435
II
1
Первое,
с
чем
мы
встречаемся
при
восприятии
с лова, —
акустический
комплекс.
Нам
вовсе
не
надо
з нать
его
значение
или
смысл,
что бы
быть
в
состоянии
эс те ти­
че ски
его
оцен ить .
А
в
интересах
точн ости
анализа
даже
необходимо
отвлечься
от
все х
других
его
качеств,
сосре­
доточиваясь
только
на
качествах
акустически-фонетиче-
ских.
Разобщать
еще
и
эти
последние,
т.
е.
фонетические,
с
собственно
аку сти ческим и
(«природными», не « сл ов ес­
н ым и ») надобности нет,
так
как
это
было
бы
уже
в
инте­
ресах
чисто
акустической
эстетики,
а
не
эстетики
слова.
Достаточно
представить
себе,
что
мы
слышим
абсолютно
не зн ако мый
язык
или
искусственный
подбор
звуков,
на­
мер ен но
лишенных
см ыс ла.
Бблыпее
напряжение,
по жа­
луй,
нуж но
уп отреб ить
на
то,
чтобы
отвлечься
также
от
эмоционального
тона,
от
экспрессивности
такого
з вукор я­
да.
Но
и
это,
конечно,
дост иж имо ,
в
особенности
если
не
поддаваться
ло жном у
внушению
некоторых
теоретиков,
будто
с
(музыкальными)
звуками
существенно
связ ан о
то
или
иное
«настроение» .
Ник ак ой
существенной
св язи
здесь
быть
не
может,
точно
так
же,
как
нет
ее
между
зв у­
ком
и
смыслом.
Чисто
ак у стически е
впечатления
(в фоне­
мах
имеющие
только
весьма
ограниченное
применение),
врод е
оч ень
высоких
визгливых
тонов,
так
называемых
биений,
царапанья
железом
по
стеклу
и
т.п .,
ес ли
и
со­
провождаются
устойчивым
чувственным
тоном,
то
в
осно­
ве
своей
ник ак им
иным,
а
именно
«эстетическим».
С
другой
стороны,
нужно
пр и нять
за
правило
рассма­
тр иват ь
словесный
звуко ряд
как
ряд
немузыкальный.
Сме­
шивать
эстетику
музыкальную
и
словесную
вс який
горазд,
надо
уметь
их
различить.
Для
музыки
безразлично,
на
ка­
ком
язы ке,
хотя
бы
на
голландском,
поется
ария,—
для
язык а
голландского
партитура
не
переписывается
с
языка
итальянского,
ее
формы
остаются
строго
неиз менны ми.
Равным
об ра зом
для
словесной
эст етик и
иррелевантны
такие
факторы,
как
т ембр
голоса,
мягкость
или
чи ст ота
его,
колоратурные
переливы
и
т .п.
Все
это
может
быть
приятным
добавлением,
но
сл уч айным
и
для
звуко-слова
как
такого
несущественным.
Обычно
музыка
и
не
су дит
о
других
эл емент ах
словесного
звука,
кро ме
гласных,
т.
е.
тонов.
С
«шумами»
она
сама
справиться
не
у меет.
Между
тем
не
одними
гласными
определяется
эстетическая
це н­
ность
слова,
и,
например,
финский
язык
из -за
обилия


436
Г.
Г.
Шп ет
гла с ных
едва
ли
может
б ыть
поставлен
э сте тиче ски
выш е
языка
хот я
бы
чешского.
Самые
разнообразные
шумы ,
звон,
свист,
шипение,
завывание,
скр ип,
грохот,
свиресте-
нье ,
визг,
шуршание,
даж е
гнус ав ость
и
сколько
угодно
других,
мог ут
получить
меру,
когда
они
становятся
в
зву-
кос ло ве
эстетически
приемлемыми,
оправданными
и
при­
ятными.
В
слове
для
шумов
свои
зако ны ,
не
переписыва­
емы е
из
му зыки
и
на
ее
элементарные
(сравнительно)
зако ны
отношений
тонов
не
сводимые.
С ама
музыка,
ко­
гда
говорит
у
се бя
об
«идеях», «содержании», «настроени ­
ях»
даж е,
только
более
или
мен ее
удачно
подражает
и
ана-
логизирует.
И
ника ко е
музыкальное
подражание
не
пере­
да ст
того
эстетического
впечатления,
которое
мы
пере­
живаем,
и
притом
н езав иси мо
от
«смысла», хотя бы от
од ной
строк и:
Звени,
звени
хрустальный
ал ьт
стаканов...
Ссылки
на
то,
что
поэзия,
может
быть,
родилась
из
пе­
нья
с
музыкой,
нимало
не
убедительны,
как
все
ссылки
на
ге нез ис.
Такие
ссы лки
не
устанавливают
су щест венно й
связи.
Происхождение
(возможное)
поэз ии
от
пе ния
так
же
ма ло
для
поэзии
существенно,
как
не
существенен
для
поэзии
Пушкина
тот
факт,
что
П ушкин
родился
близ
Го­
рохового,
а
не
Воронцова
поля,
если
бы
д аже
П ушкин
вос пе вал
Гороховое
поле.
Есл и
бы
св язь
поэз ии
с
пеньем
и
музыкою
была
с вязью
существенной,
они
н ик огда
не
разошлись
бы,
и
притом
в
такой
беспечальной
разлуке.
Если
поэтика
сохраняет
такие
термины,
как
мелодия,
на­
певность,
музыкальность
и
т.
п.,
то
для
нее
это
—со б ст­
вен но
метафоры.
Остается
некоторый
звуковой
комплекс,
рас п олож ен­
ный
во
временной
ряд
и
носящий
с вои
отличительные
ха­
р акт ер ист ики:
д олг ота
и
краткость
гласных,
счет
их
(слогов), метрическое сочетание
—
под ли нное
или
ана ло­
гич е ски
условное,
тоническое
объединение
вербальных
ударений
в
целях
конструкции,
ритм,
периодическое
по­
вторение
звуков,
рифма,
аллитерация,
ассонанс,
наконец,
акцентуация,
паузы,
цезуры.
Некоторыми
из
эти х
п ри­
емо в,
паузами,
ударениями,
можно
воспользоваться
и
для
выделения
смысловых
отношений
или
эмоциональной
э кс пре сс ивнос ти,
наряду
с
мо ду ля циями
голоса,
особыми
эмфазами
в
произнесении,
интенсивностью
звукового
на­
пряжения,
но
все
же
законно
и
понятно
выделение
ряда
чистых
звуковых
впечатлений.
Они
цел ик ом
распределя­
ются
в
чистые
звуковые
формы
сочетания
и
«очертания»


Эстетические
фрагменты
437
(Gestaltqualitäten) и именно как такие и должны рассма­
триваться
в
своей
эстетической
ценности.
В
особенности
тщательно
от
них
нужно
отделять
эмо ционал ьны й
тон
зву ков ,
как
например,
зна ков
опасности,
любовного
на­
пряжения
и
т.
п.,
и
как
п редмет
особого
эстетического
вос прия тия
и
как
сам
по
се бе
ч у вст венный
тон,
от лич ный
от
эстетической
эмоции.
Тон
про изнош ения,
так
н а зыва­
емы й
«акцент», дает еще нечто большее,
чем
эмоциональ­
ное
у ка зание,
будучи
призна к ом
самого
индивида,
или
пр инадл ежно ст и
его
к
слою
н асе лен ия,
национальности.
Подобная
персональная
и
этническая
диагностика
может
бы ть
прис о ед инена
к
диагностике
—
в
отл ичие
от
интер­
претации
—
эмоциональной
и
может
отк рыт ь
основу
эсте­
тического
тона
речи,
но
она
выв од ит,
строго
говоря,
за
границы
того,
что
эстетически
дается
одним
«чистым»
зву­
ко м.
Только
применительно
к
этом у
последнему
следует
говорить
о
«формах сочетания»
в
строгом
см ысл е.
Пользуясь
старым
эстетическим
термином,
можно
ска зат ь,
что
в
этом
последнем
акте
мы
имеем
дело
с
чи­
сто
фен о менал ьн ой
видимостью
(Schein). И,
следовательно,
наслаждаемся
только
ею
как
такою.
Это
есть
чистая
чув­
ств енна я
интуиция,
т.
е.
ничего
в
себе
не
заключающая
ин­
теллектуального
или
эмоционального
(эмоциональ ­
н ое—
«надстройка», а не сама интуиция).
И
это
ес ть
чи­
ста я
эстетическая
интуиция,
т.
е.
нич ег о,
кр оме
эстетиче­
ско й
приятности,
в
себе
не
заключающая,
о т р ешенная
как
от
действительности,
так
и
от
мысли.
Мы
им еем
дело
с
«красивостью», но еще не с « к рас от ою». В этой интуиции
мы
не
приписываем
никакой
физ ичес к ой
дейст вит ел ьно ­
сти
самому
звуковому
ряду,
но
и
не
вос принима ем
его
еще
как
знак,
заме сти тел ь
или
представитель
какой-либо
физической
или
духовной
действительности.
Такое
чистое
эстетическое
нас ла жд ение
можно
б ыло
бы
назвать
формальным
не
только
по
причи не
его
объек­
тивной
фундированности
на
чистых
формах,
но
также
потому,
что
требования,
которыми
о но,
по-видимому,
удов л е творяетс я,
су ть
требования
формальные,
как
рас­
члененность,
разнообразие,
грациозность
группировки,
пропорциональность,
ед инст во
и
т.
п.
Конечно,
это
—
не
мотивы
эстетического
наслаждения,
и,
б ыть
мо жет,
даже
отличительная
чер та
этого
рода
эстетического
воспри­
ят ия,
что
оно
не
мот ив ирован о.
В
эт ом
от ноше нии,
и
при­
том
совершенно
формально
—
т.
е.
не
пер ено ся
никаких
«законов», «критериев»
и
правил
обсуждения
из
одн ой
об­
ласти
в
др угую
—
можно
сопоставить
такое
ф орм альн ое


438
Г.
Г.
Шпет
наслаждение
звукословом
с
наслаждением
от
музыкаль­
н ого
тона,
независимо
от
тона
«экспрессии», «настроения»
и
т.
п.
В
обоих
случаях
сил а
его
определяется
фор ма ль­
ною
силою,
тонкостью
или
развитием
вкуса.
Оно
как
бы
навязывается
с
принудительностью
физич е ско й
реально­
сти
и
по
ощущению
характеризуется
в
терминах
иррацио­
нально-физиологических.
Отдать
отчет
в
источнике
и
мо­
т ивах
наслаждения
«красивостью»
почти
невозможно,
и
отрицание
их
носит
характер
деланного
критиканства.
Тем
не
менее
в кус
здесь
в
состоянии
производить
свой
«выбор», «отбор»
или
оценку,
плохо
мотивированную
и,
по-видимому,
ничем
не
руководимую,
кроме
пр ивл ека­
тельности
самого
переживания.
Прин уди тел ь ност ь
эсте­
тического
пр изна ния
вообще
сто ит
здесь
ряд ом
с
б езгр а­
ничною
свободою
выбора
в
каждой
частности.
Если
условиться
обо знач а ть
расчлененные
форм аль ­
ные
элементы
этого
эстетического
впечатления
как
не ко­
торы й
ряд
uo, ui, иг,... un
... .,
то
совокупное
впечатление
мож но
обоз начи ть
символом
суммы:
Iun.
2
Присоединяющееся
к
чистому
в осп рияти ю
звука
с оз­
нание
фонетически-морфологического
строения
едва
ли
как
т акое
обладает
ка чес твам и
положительного
повышения
эстетического
впечатления.
Зна комость
язы ка
и
зна ние
его
эмпирической
определенности
могут
вызывать
извест­
ное
чувство
«успокоения», отсутствия «трев ожн ой
напря­
женности», отсутствия «ожидания
неожиданностей», но
эти
и
по добны е
чувства
не
связаны
прям о
с
эстетически­
ми
качествами
самих
м орфе м.
Пределы
выбора,
которые
давали
бы
возможность
эстетически
предпочесть
од но
со­
четание
другому,
крайне
стеснены,
с
одной
стороны,
соз­
нанием
связи
морфемы
с
значениями,
с
другой
стороны,
ее
связанности
внутренними
логическими
формами.
Во­
прос
об
эстетическом
предпочтении,
например,
в ы раже­
ния
«греческий язык»
—
«эллинской речи», «саженей»
—
«сажен», «дней»
—
«дён», пассивной формы глагола актив­
ной
и
т.
п.
часто
определяется
не
эстетическими
сообра­
жениями,
а
необходимостью
передачи
«стиля», «характер ­
ности»
и
пр
<оч. >. А если,
при
всех
прочих
равных
усло­
виях,
может
бы ть
поставлен
и
вопрос
эстетический,
то
эстетическое
значение
данной
формы
будет
определяться
не
по
ее
грамматической
ро ли,
а
исключительно
по
звуко­
вому
впеч ат лению
(uo, ui, u2 ....) .


Эст етическ ие
ф рагмен ты
439
Не
име я
положительных
эстетических
качеств,
м ор­
фем ы
могу т,
однако,
играть
роль
в
складывающемся
эсте­
тическом
впечатлении
отрицательную.
Та к,
резкое
нар у ше­
ние
прив ычных
ф орм
может
сл уж ить
препятствием
к
не­
посредственному
положительному
эстетическому
воспри­
ят ию.
«Сткло», усеченные причастия в стихе
—
не
только
неблагозвучны,
но
также
нар уш ают
привычный
для
на ше­
го
времени
склад
формы,
как
и,
например, «ненастроен­
ный
роял ь»
для
того,
кто
прив ык
говорить
«ненастроен ­
ная», и т.
п.
Этим
эстетически
неприятно
нарушается
не
только
стиль
или
синт аксис,
но
и
непосредственное
с лу­
ховое
впечатление
привычных
«форм сочетания» . И ме н но
потому,
что
здесь
имеет
место
нарушение
при вычк и
и
знакомости,
незначительные,
нерезкие
уклонения
от
«нормы»
могут
отраженным
пу тем
играть
роль,
наоборот,
прият ного
возбудителя,
под о бно
тому,
как
ее
играют
не­
ко тор ые
отступления
от
привычного
произношения.
Неправильный,
небрежный
леп ет,
Неточный
в ыго вор
речей
....................................сердечный
трепет
Произведут
в
груди
мо ей.
Некоторые
морфологические
архаизмы
или
про винци-
ализмы,
незав ис им о
от
присущей
им
от
«неупотребления»
свежести
внутренних
поэтических
форм,
мог ут
нарушать
или
возбуждать
эстетическое
вп ечатл ени е.
Условимся
обозначать
роль
морфем
в
эстетическом
1
восприятии
символом:
—.
ш
III
1
В
неопределенно
широком
обозначении
все
отн о ше­
ния ,
которые
конструируются
м ежду
внешними
фо рма ми
сочетания
и
смыслом
слова
в
его
«естественной»
он то ло­
гической
конституции,
располагаются
как
об ласт ь
внутрен­
них
форм.
Сост ав
их,
однако,
разн ороде н,
и
сюда
у клад ы­
ваются,
с
одн ой
стороны,
форм ы
логические,
а
с
другой,
внутренние
поэтические;
к
тем
и
другим
могут
примк­
н уть—
в
зависимости
от
определения
их
по
основанию
или
д ейств ию
—
формы
синтаксические
и
предметно-сти­
листические
(не субъективно -э к спр е сс ивн ы е).
Поскольку
внешние
с инта кс ически е
приметы
совпадают
с
м орфоло­
гическими
от личи ями ,
об
них
особо
говорить
не
при хо­
ди тся
—
их
эстетическое
значение
исчерпывается
з нач ени­


440
Г.
Г.
Шп ет
ем
пос ле дних .
На л ичнос ть
же
отк рыт ого
со знани я
их,
как
выполнение
си н такси чес кого
канона
или
отступления
от
него,
д елает
их
уже
формами
внутренними,
и
в
таком
случае
методологически
совершенно
правомерно
ра ссм а­
тривать
их
как
фо рмы
поэтические
(формы поэтики).
Наипростейшее
пр о явл ение
внутренней
формы
ест ь
логическая
форма
или
схема,
как
отображение
пре дм ет­
ных
(онтических)
отношений
или
даже
как
их
преобра­
жение,
но
существенно
находящее
себе
о нти чески й
кор­
релят.
Совершенно
на глядн о
наличность
этих
фор м
обн а­
руживается
при
сравнении
строгой,
щепетильной
и
даж е
педантической
нау ч ной
ре чи
с
житейскою
«презренной
прозой».
Не
столько
предопределенность
логич ес ки х
форм
онтическими
—
чт о,
в
конце
ко нцо в,
для
самого
определения
все -таки
остается
задачею,—сколько
услов­
ное
соглашение
п рос той
номинации
или
номенклатуры
отличает
л оги че скую
ре чь
как
речь
терминированную.
На­
против,
фо рмы
и зл о ж ения , «рассуждения», «доказатель ­
с тва»
и
пр
< оч. >, которые принято называть методологиче­
скими,
сут ь
своего
род а
логические
алгоритмы,
отобража­
ю щие
скорее
смысловые
идейные
отн оше ния,
чем
соб­
ственно
и
элементарно
онтологические.
От сюда
—
их
противопоставление
по
их
материальности
или
трансцен­
дентальноеTM
чистым
онтологическим
формам.
Все
они
существенно
идеальны
и
«преодолевают»
ве щную
и
чув ­
ственно-феноменальную
данность.
Их
«образование»
со з­
нается
и
формулируется
как
«закон» .
Сами
по
себе,
при
закономерности
и
стройности
их
образования,
эти
внутренние
идеальные
отношения,
да­
ющие
впеч а тле ние
ясно сти
и
раздельности,
вызыв аю т
своеобразное
чув с тво
интеллектуального
наслаждения,
а
не
чи сто
эст ет и че ско го, «чувственного».
Здесь
чувствуется,
т ребу ется
и
вызывается
известная
как
бы
«подтянутость»
ума ,
а
не
возбуждение
и
напряжение
чувства.
Это
—
как
бы
логическая
удовлетворенность,
спокойствие
лог ичес к ой
сов ести.
Поэтому
при
соблюдении
речью
логических
зак о­
нов ,
по до бно
том у
как
и
при
ненарушении
мо рфолог и че­
ских
и
синтаксических
привычек,
наблюдается
в
их
вос­
приятии
простое
спокойствие,
равновесие,
но
не
положи­
те льна я
прибавка
к
э с тети ческ ому
чувс т ву.
Случаи
суппозиции,
игра
омонимов
и
синонимов,
не­
которые
силлогистические
приемы
(например,
рогатые
силлогизмы)
и
т.
п.
при
введении
их
в
рассуждение
п ри­
влекают
вним а ние
и
потому,
может
ка зат ься,
вызывают
и
чувствования
положительного
качества.
Но
люб оп ытн о,


Эстетические
фрагменты
441
что
в
логике
им енно
эти
с лучаи
связаны
как
раз
с
учени­
ем
о
«логических ошибках», и главный их источник
—
в
«игре словами», в «ка л амб уре», каковые формы правиль­
нее
уже
относить
к
поэт ичес ким
вну тр енним
форм ам .
И
действительно,
в
на уч ном
изложении
это
—
уроды, «со­
фи зм ы », в поэзии это необходимая принадлежность не­
ко то рых
литературных
форм
—
комизм,
остроумие,
и
т.
п.
—
и
пр ием
для
некоторых
авторов
из любл енны й
(например,
у
Ф.
Со логуб а,
ср.
«ножи давилки»
и
т.
п .).
Зд есь
всегда
—
«переплетение», «игра»
между
фо рма ми
чувственного
восприятия
звукослова
и
иде ал ьными
ло ги­
че с кими
формами.
Логика
этого
не
любит.
Все
учение
о
суппозиции,
положительно
разрешающее
«планы»
пред­
ме тн ос ти , «отнесенность», интенции (primae, secundae),
им еет
предупреждающее
и
за пре тит ель ное
значение:
не
смешивать
понят ия
(слова)
о
предмете
(о « вещи») с поня­
тие м
о
понятии
(словом о слове)
как
пр едмет е
(«идее»).
Но
если
логическое
сп окой ств ие
не
ес ть
положитель­
ный
де йств ующ ий
фактор
(causa efficiens) эстетического
возбуждения,
а
только
пассивное
усл ов ие,
то
—
как
и
в
мор ­
фологической
планомерности
—
нарушение
равновесия
мо жет
вызвать
эстетически
отрицательную
реакцию.
Ло-
гически-синтаксическая
нея сно ст ь,
например,
выражения
«тьмы низких истин мне дороже ... » —
как
бы
ожи да ем
«чего?» или «че м
что?»—«нас
возвышающий
обман», вы­
зыв ает
потерю
равновесия
и
переворот
в
установке
созна­
ния—
затрата,
эс тети чес ки
не
вознаграждаемая,
а
скорее
как-то
осаживающая
общее
течение
эстетического
пере­
живания.
Стоит
восстановить
логи чес ко е
равновесие,
по­
нят ь
фразу,
и
она
и
эстетически
проходит
гла же.
Но,
как
сказано,
сл еду ет
отличать
интеллектуальное
чув с тво
и
его
уд овле творен и е
или
неудовлетворение
от
с обс тве нно
эс тетическо г о .
Например,
«субъект определяет объ­
ект»
— логически
двусмысленно,
эстетически
—
может
бы ть
вне
оценки.
Можно
б ыло
бы
ввести
какой-нибудь
си нтакси че ский
знак,
например,
порядок
слов ,
который
устра нил
бы
двусмысленность,
или
просто
с каза ть: «объ ­
ект
определяется
суб ъ ектом », resp. «субъект определяется
объектом».
Но
и
в
та ком
виде
эта
ап оффе гм а1
мож ет
довести
логически
дисциплинированный
ум
до
состо­
яния
глубокой
м ел анхол ии: «субъект»
—
эмпи р ич еский
или
чи ст ый?
—
«определяется»
—
логически,
причинно,
1 [За фертографию этого слова автор на себя ответственности не
берет .]


442
Г.
Г.
Шпет
функционально?
—
«объект»
—
материальный,
осущест­
вленный,
как
це ль,
как
причина?
и
т.
д.
Сколько
со чет а­
ний,
столько
недоразумений
—
но
именно
недоразумений,
т.
е.
интеллектуальных
пре ткно вений,
а
не
эс тети чески х .
Поскольку
логическое
нес ове рше нно
формальное
вы­
ражение
являе тс я,
однако,
и
эстетическим
преткновени­
ем,
и,
следовательно,
соответственно
понижающим
фак­
торо м
эстетического
наслаждения,
обозначим
условно
его
1
участие
в
эстетическом
восприятии,
как
у.
2
В
в ульгар но м
по нимании,
р ечи
рассуждающей,
логи­
че с кой,
тер ми ни р ован но й, «только сообщающей»
проти­
вопоставляется
р ечь
поэтическая,
риторическая,
образная
и
фиг ура льна я,
в ызы ва ющая
всякого
род а,
в
том
числе
и
эстетические,
эмоции.
В
действительности,
и
той
и
др у­
гой
фор ме
ре чи
противостоит
реч ь
«бесформенная», жи­
тейская,
утилитарная,
составляющая
в
общ ем
запасный
склад,
матер и ал
для
че к анки
и
логических,
и
поэтических
элементов
речи.
Располагая
логическими
и
поэтическими
критериями,
мы
легко
извлекаем
из
«пошлой» (т .
е.
чи­
сто
утилитарной)
ре чи
и
термины,
и
«образы». Что ка сает ­
ся
вз аим ного
отношения
ре чи
ло гиче ск ой
и
поэтической,
то
оно
определяется
внутренним
п оложен и ем
самих
этих
форм
между
чи с тыми
идеальными
формами
предмета
и
чистыми
сенсуальными
фо р мами
звукослова,
причем
л о гич еские
фор мы
остаются
фундирующими
вн утре нни­
ми
фор ма ми,
а
по этиче с кие
формы
—
фун ди ров ан ные
вн ут ренн ие
формы.
С тр огое
и
чистое
выполнение
этого
канона
об о зн ачается
термином
историческим,
но
пр ио-
брев ши м
уже
и
теоретическое
знач ени е:
классицизм.
С
точ­
ки
зрения
отношения
форм
логических
и
поэтических
едва
ли
не
сам ый
проз рач ный
образец
—
Божественная
Ко­
медия
—
произведение
по
форме
всецело
классически-ре-
алистическое
(невзирая на «ф ан та ст ич нос ть»
—
реалисти­
ческое
поэт иче ск и,
не
метафизически,
не
с
точки
зрения
«восприятия реального мира») —-
чуждое
«небрежности»
романтического
и деа л изма.
Хотя,
конечно,
творчески-ге­
нетически
идет
вперед и
и
руководит
раскрытием
сюжета
форма
поэтическая,
а
логический
фундамент
как
бы
вдви­
га ется
под
не е.
Ес ли
бы
генезис
был
обратный,
мы
гово­
р или
бы
о
фи лософ ском
произведении,
изложен­


Э стетич еск ие
фрагменты
443
ном
в
поэтической
форм е,
а
не
о
по этиче с ком
творении
с
философским
сюжетом.
Обратный
пример:
поэтиче­
ск ая
неудача,
а
в месте
и
философская,
в торой
час ти
Фау­
ста
Ге те
—рассыпанной
груды
поэтической
штукатурки
и
философских
камней,
где
нет
поэтически
одушевлен­
ной
логики
и
нет
логиче с ки
крепко
сшитой
по эзии.
В
каком
бы
противопоставлении
мы
ни
пользовались
характеристикою
поэтической
речи
как
об разн ой
и
фигу­
ральной,
термин
«образ»
требует
своего
безотносительного
и стол ко ван ия,
как
sui generis форма .
Как
словесная
фор­
ма
вообще,
о тл ичающ ая
один
ряд
слов
от
другого, «образ»
(точно так же,
как
и
«термин») должен обладать тою же
принципиально
структурою,
что
и
слово
во об ще.
Лишь
отдельные
чле ны
структуры,
по длеж ащ ие
специальному
определению,
бу дут
отличаться
какими-то
своими
специ­
фическими
особенностями,
например,
интенсифициру­
ющими
какие-то
отношения
форм,
ослабляющими,
растя­
гивающими,
сокращающими
и
т.
п.
Внешне
образ
запе­
чатлевается
в
особых
стилистических
ф орм ах,
со
стороны
внешней
сводимых
в
конце
концов
к
форм ам
синтаксиче­
ски м
и
коррелятивных
формам
логическим.
Таковы
фор­
мы
к ом позиции
целого
и
частей,
распределения
и
п ос тро­
ения
ча ст ей:
гл ав,
сцен,
строф,
и
п р <о ч. >, отдельных
фраз:
периодов,
отры ви ст ых
суждений
(изумительное,
на­
прим ер ,
Пу теш ес твие
в
А рзр ум)
и,
на конец ,
отдельных
эле мен тов
предложения.
Должно
быть
нечто,
отлича­
ющ ее
их
от
простого
и
голого
логи че ск ого
построения,
что
и
да ет
п раво
характеризовать
их
как
образные
или
об­
разы.
Это
нах о дит
себ е
чисто
внешнее
вы р ажени е:
повто­
рения,
параллелизмы
пря мые ,
обращенные,
анафоры,
рефрены
и
т.
п.
Образность
ре чи
присуща
не
только
«поэзии»
как
ху­
дожественной
литературе.
Это
ест ь
общее
свойство
я зы­
ка,
присущее
так же
и
на учно му
изложению.
Речь
ид ет
не
о
том,
что
в
науке
можно
излагать
«изящно», «художест ­
венно»
и
т.
п ., а о научном изложении как таком,
которое
не
может
обойтись
без
пом ощи
тв орчес ког о
воображе­
ния
в
построении
«наглядных» (?) гипотез,
мо дел ей,
спос о­
бов
представления.
Нап ри мер : «Атомы меди расположены
настолько
близко
о дни
к
другим,
что
металл
каж етс я
нам
несжимаемым;
с
другой
стороны,
пон ятн о,
что
чем
бли­
же
меж ду
собою
атомы,
тем
легче
каждый
из
них
м ожет
п ер едать
отделимый
электрон
соседнему
атому.—
На
цинке
накапливаются
электроны,
и
мы
строим
мост,
по
которому
из л ишек
их
мог
бы
пер ейт и
на
медь»


444
Г.
Г.
Шп ет
и
т.
п.
Поэзии
зде сь
н икако й,
фантазии
и
«образности»
много.
Теор и и,
вроде
органичной
теории
в
социологии,
физиологического
объяснения
в
психологии,
механисти­
че ское
миропонимание,
органическое,
развитие
произво­
дительных
сил,
определяющее
историю,
также
любая
ме­
тафи зич ес кая
теория
—
все
это
построения
фантазии,
образы,
но
образы
не
«поэтические», в узком смысле ху ­
дожественных
и
эстетических
факторов.
Как
мы
уже
и
ви дел и, «поэтические»
формы
—
не
ес ть
прямой
пр ед­
мет
эстетики.
Вопрос
об
их
эс тети чност и
—
особый
во­
прос.
Тем
не
менее
ну жно
отличать,
хотя
бы
по
тенденции,
слово-образ
от
слова-термина.
Слово-образ
отмеча ет
п ри­
знак
ве щ и, «случайно»
бросающийся
в
глаза,
по
творч ес ко ­
му
воображению.
Оно—
всегда
троп, «переносное выра­
ж ен и е», как бы временное,
когда
и
пока
п рям ого
собст­
венно
еще
не т; «прямого», т.
е.
прямо
направляющего
на
значение;
или
ко гда
ест ь
и
прямое,
но
ну жно
выразить
его
именно
как
воображаемое,
поэтическое
пережива­
ние.—
Это
—
слово
свободное;
гла вным
образом,
ор удие
тво р­
чества
языка
само го.
Слово-термин
стремится
перейти
к
«прямому выраже­
н ию», обойти собственно образ и троп,
избегнуть
пе ре­
носности.
Так
как
всякое
слово,
в
сущности,
т роп
(обозна­
чение
по
во обр аж ен ию ), то это достигается включением
слова
в
соответствующую
систему.
Живая
ре чь
оправляет
его
в
ко нт екст
и
ближе
этим
подводит
к
«прямому», но
собственно
терминирование
ес ть
включение
его
в
систе­
му
понятий,
с о став ляющих
контекст
своими
особыми
за­
ко н ами,
иде ал ьным и
от ноше ниям и
понятий.
Когда
выду­
мывают
термин,
стараются
припечатать
его
су щес твен­
ным
признаком.—
Это
—слово
запечатанное;
гл ав ным
обра­
зом,
ору дие
сообщения.
Очень
существенно
расширить
понятие
«образа»
на­
столько,
чтобы
понимать
под
ним
не
только
«отдельное
с ло во » (семасиологически часто несамостоятельную часть
пр е д ло ж ения ), но и любое синтаксически законченное
сочетание
их.
Памятник,
П роро к,
Медный
Всадник,
Евгений
Онегин
—
образы;
строфы,
главы,
предложения,
«отдельные слова»
—
также
образы.
Композиция
в
целом
есть
как
бы
образ
развитой
explicite. И обратно,
образ,
на­
пример,
метафоричность
«отдельного слова», есть компо ­
зиция
implicite.
Развитие
простого
названия,
имени
в
ле­
генду,
миф ,
сказку
есть,
как
известно,
вещь
обычная.
Поэтому,
забе га я
вперед,
над о
сра зу
же
о тмети ть
как
н еобы кн овен но
узкое
и
упрощающее
действи­


Эстетические
фрагменты
445
тельное
по ложен ие
ве щей
то
убеждение,
что,
например,
метафора
возникает
из
сравнения,—если,
конечно,
не
расширить
само
поня ти е
сравнения
до
зна че ния
любого
сопоставления.
Формально
должно
быть
столько
же
ви­
дов
метафорического
построения,
с кольк о
су щес тву ет
видов
предметных
отношений,
полагаемых
в
основу
су ж­
дений.
Со
стороны
внутренней
противопоставление
термини­
рованной
и
образной
речи
точно
так
же
относительно.
Оно
не
означает
вытеснения
одного
ряда
форм
другим
—
из
предыдущего
мы
уже
зна ем,
что
в нутр енние
поэтиче­
ские
формы
н ад страи вают ся
на
внутренних
логических,—
а
лишь
относительное
развитие
одного
и
относительное
обеднение
другого
ряда.
Взаимное
отношение
их
как
не­
обходимых
членов
словесной
структуры
пр ин ципи альн о
не
меняется.
Следовательно,
неправильно
м нение,
будто
в
поэтической
р ечи
ко нцеп т
заменяется
об ра зом
и
к онци пи-
рование
—
фантазией.
Это
опровергается
и
отношением
об­
раза
к
другим
членам
структуры
слова:
обра з
предицирует-
ся,
что
не
ест ь
функция
фантазии,
и
образ
понимается,
что
так же
не
ест ь
фу нк ция
фантазии.
О тличит е ль ные
признаки
«образа»
как
sui generis вну­
т р енней
поэтической
формы
приблизительно
и
предвари­
тельно
намечаются
в
следующих
чертах.
В
структуре
сл о­
ва
он
ложится
ме жду
звукословом
и
логической
формою,
но
также
и
в
отвлеченном
а нал изе
как
самостоятельный
п р едмет
из уч ения
он
помещается
между
«вещью»
и
«идеей».
Он
одновременно
носит
на
се бе
черты
одной
и
другой,
не
б удучи
ни
тою
ни
другою.
Образ
—
не
«вещь», потому <ч т о>
он
не
претендует
на
дейст вит ел ь­
ное
бытие
в
действительном
мире,
и
образ
—
не
«идея»,
п отому
что
он
не
претендует
на
эйдетическое
бытие
в
ми­
ре
идеальном.
Но
образ
носит
на
себе
чер ты
инд ивид уал ь­
ной,
случайной
в ещи
и
носит
на
себе
че рты
идеи,
по­
скольку
он
претендует
на
осуществление,
х отя
и
не
«естественное», а творческое,
в
искусстве
(культуре вооб­
ще).
Он
есть
овеществляемая
и дея
и
идеализованная
в ещ ь , ens fictum. Его отношение к бытию ни утвердитель­
ное,
ни
отрицательное,
оно
—
нейтрально.
Образ
—
кон ­
к ре тен,
но
его
конкретность
не
ест ь
конкретность
воспри­
нимаемой
в ещи
и
не
ес ть
конкретность
умозрительной
идеи;
его
конкретность
—
типична.
Образ
ни
строго
индиви­
ду але н,
ни
строго
общ
в
логическом
смысле.
Законы
лог и че­
ского
образования
понятий
к
не му
неприложимы.
Будучи
общ н ым,
образ
не
лишается
при зн аков
не о бщих
всем
ли-


446
Г.
Г.
Шпет
цам ,
на
которые
он
указывает.
Можно
иногда
образ
фи­
кс иро ва ть, «остановить»
его
и
до в ести
до
возможности
на­
глядного
пре дс та вле ния
и
репродукции,
но
если
мы
его
этим
индивидуализируем,
он
уничтожится
как
образ.
Ес­
ли
это
кому-нибудь
что-нибудь
говорит,
то
общую
тен­
денци ю
поэтического
образа,
в
отличие
от
логи че ско й
формы,
мож но
вы р азить
как
тенденцию
индивидуализи­
ровать
общее
через
подчеркивание
типичного
и
характер­
н ого
против
специфического
и
с уще ств енного 1.
В
отл ичие
от
статического
кон це пта,
оживляемого
толь ко
разумением,
образ
динамичен
сам
по
себе,
незави­
симо
от
разумного
понимания
(даже если он «н ера зум е н»
и
«непонятен»).
Он
—всегда
в
д виж ении
и
л егко
перехо­
дит
в
новый
образ-подобие.
Логическое
понятие
при
на­
к опл ении
признаков
ограничивается,
уточняется, «опреде­
ляется»—
пароход
белый,
большой,
винтовой
и
т.
д.
Об­
раз
как
бы
раскачивается,
оживляется,
перебегает
с
ме ста
на
место
—
па рохо д
веселенький,
унылый,
подпрыгива­
ющий,
заплаканный,
ворчливый
и
т.
п.
Понятие
пер едает
вещь
через
от ображе н ие
в
признаках
ее
к онс титу тивных
онтических
существенных
с вой ств
пр едмет а;
образ
может
признак,
лог иче ски
для
в ещи
не­
существенный,
принять
за
характеристику
вещи.
Через
образ
в ещь
в
на шем
сознании
преобразуется
и
в
процессе
преобразования
как
бы
теряет
логическую
устойчивость,
будучи
безразлична
в
себ е
и
для
себя
к
собственному
су­
щественному
основанию
и
нуждаясь
в
нем
не
столько
для
себя,
с ко лько
для
оформливаемого
образом
сюжета
(со­
де ржан и я).
Смысл
в
образе
не
довлеет
себе,
как
в
поня­
тии.
По ним ан ие,
пе ре ливы
см ыс ла,
делающие
динамиче­
ским
понятие,
заменяются
в
образе
парением,
реянием
и,
соответственно,
тре бую т
чутья,
вку са
и
т.
п.
на
ме сто
по­
ни мания
или,
вернее,
в
до ба вле ние
к
пониманию
фунди­
рующего
его
основания.
В
некоторых
эстетиках
говорят
о
«внутреннем подражании»
—
прим ените льно
к
обра зу,
это
и
есть
как
бы
его
понимание,
потому
что
понимание
как
бы
гонится
за
пото ко м
смысла,
а
«внутреннее подра ­
жание»
пробегает
по
фи гур е,
очертаниям,
схеме,
компо­
зиции
и
т.
п.,
овнешнивающих
образ.
Обр аз,
как
и
поня­
т ие,
не
воспроизведение,
не
репродукция,
и,
соответст­
венно, «воображение»
—
не
«восприятие»
и
не
«представ­
ление».
Оно
между
пред с тавле ние м
и
понятием.
Оно
дол-
1 Ср.,
ра зу меетс я , mutatis mutandis примеры и их разъяснение у Ка ­
р ь ера .— Carriere М.
Die Poesie.— 2. Aufl.— Lpz., 1884.— S. 100 ff.


Эстетические
фрагменты
447
жно
бы ть
соп остав л яемо
с
«допущением» (по терминоло ­
гии
Мей но нг а). В особенности важно,
что
об раз
—
не
пред­
ставление
(к этому мы еще вернемся),— и
потому
психо­
логизм
из
по этики
как
учения
о
внутренней
поэтической
форме,
об
образе,
должен
быть
искореняем
с
такою
же
твердостью,
с
какою
он
искореняется
из
лог ики.
Психоло­
гическая
п оэти ка,
поэтика,
как
«психология художествен­
ног о
тв орчес тв а », есть научный пережиток.
Наше
антипо-
тебнианство
—
зд оро вое
движение.
По теб ня
вс лед
за
гер -
бартианцами
вооб ще
и
в
частности
вслед
за
Ште йнт ал ем
и
Лацарусом,
компрометировал
понятие
«внутренней
формы
я зыка» .
Задача
логического
по ня тия
—
ясность
и
о тчетл ив ость .
Наука,
принимая
условно
какое-нибудь
название
ве щи
за
зн ак
понятия,
присоединяет
к
нему
другие
названия
как
новые
терминирующие
знаки
и
вводит
ло гиче ск ие
требо­
ва ния
адекватности
как
условие
самого
соединения.
Логи­
ка
следит
за
тем ,
чтобы
все
это
совершалось
сообразно
за­
даче-предмету;
что
и
наз ывает ся
истинностью
понятия .
Образ
не
довольствуется
раз
выбранным
н азва ние м.
При ­
крепленное
к
вещи,
оно
для
нег о
о бе сцве чива ется
и
уми ­
рает.
Его
нуж но
то рм ошит ь,
расцвечивать.
Образ
набр а­
сывает
на
ве щь
гирлянды
сл о в-назв ани й,
сорванных
с
др у­
гих
в ещей.
Но
и
здесь
е сть
своя
«сообразность»
и
с вой
страж
—
поэтика.
Метафора,
ср авнен ие,
олицетворение,
сопоставление
привычного
с
непривычным
и
обратно
ит.
п.
—
все
это
им еет
свои
основания,
и
так же
онтологи­
ч еск ие,
толь ко
пр едм ет
это й
онтологии
—
само
слово.
Как
для
наук
в
их
специальных
методологиях
ма ло
одной
ф ор ма льной
онтологии
и
вокруг
каждой
науки
располага­
ется
св оя
онтология
материальная—запас
и
аппарат
на­
учных
(логических)
м о делей,
ф ик ций,
ра бо чих
г ипот ез
и
т.
п.,
п рим ените л ьно
к
материалу
данной
науки,
так
и
по эти ку
не
может
удовлетворить
один
синт акси с.
Во­
круг
поэтического
произведения
к
его
у слу гам
располага­
ются
не
толь ко
синтаксис,
но
со
всем
материальным
бо­
гатством
стил исти ка
данного
языка.
Почерпая
от сюда
по­
этические
модели
и
фикции,
поэтика
по
ним
стр ои т,
шьет
словесный
наряд
для
своей
мысли,
за ме няя
им
о бес­
цв етив шие ся
и
истрепавшиеся
от
повседневного
уп отре б­
л ения
на зва ния
вещ ей.
По эт ика
—
наука
об
фа со нах
с ло­
весных
одеяний
мысли.
Она
так
же
мало,
как
и
логика,
пр едписыв ает
правила
и
мо ды,
она
их
учитывает.
Логи­
ка
—
история
логического,
п оэти ка
—
поэтического
костю­
ма
мысли.
Отношение
меж ду
внешними
чувствен­


448
Г.
Г.
Шпет
ными
фо рма ми
со чет ания
и
логическими-онтическими
формами
бы тия,
ж изни
мысли
—
ф ормы
поэтики
или
об­
раза.
Из
сказанного
видно,
что
образы
как
формы,
твори­
мые
поэтом,—через
воспроизведение
мод еле й
отноше­
ния
имен
и
осмысленных
ф орм
—суть
формы
«искусст­
венные».
По эт ика
как
учение
о
них
есть
одна
из
проблем
философии
искусства.
Всякая
формально-предметная
дис­
циплина
и меет
необходимый
коррелят
в
ко нкр етн ом
и
материальном
уче нии
фи лософи и
о
самом
см ы сле,
раз­
вивающемся
по
этим
формам,
или
вообще
об
жи зни
и
игре
отражающегося
на
гранях
фо рм
и
п реломля юще­
го ся
через
них
сознания.
История
научного
со зн ания
ест ь
и стори я
действительного
осуществления
в
науке
од ной
из
возможностей
логического
со зн ания
вообще.
Ра вным
обра­
зом
и
из
в озмож ных
форм
творчества
и
искусства
дейст ­
вительно
осуществленные
имеют
сво ю
историю,
как
исто­
рию
эстетическ ого
созна ния .
История
эстетического
созна­
ни я,
наряду
с
историей
научного
со знан ия,
входит
во
в се­
объемлющую
историю
культурного
творческого
сознания
вообще.
Из
самого
положения
образа
как
внутренней
поэтиче­
ской
форм ы,
таким
образом,
в ы текает
требование,
чтобы
образ
был
«согласован» .
Это
есть
пр ежде
всего
согласова­
н ие,
по
общему
онтологическому
принци пу
тож ес тва
с
самим
собою.
А
затем
та кже
по
общему
онтологическо­
му
пр инци пу
достаточного
основания
—
почему
именно
та кой,
а
не
иной?
—
образ
как
от ноше ние
должен
бы ть
с оглас ов ан
со
своими
терминами.
Но
для
этого
оба
те р­
мина
отношения
—
логи че ски й
смысл
и
фонетически-
морфологический
зна к
—
каждый
в
с ебе
д олжны
быть
ка­
ноничны.
Их
коррелятивные
колебания
ес ть
динамика
са­
мо го
образа,
который
те перь
так же
приобретает
свою
ка­
ноничность
—
«гармонию»
—
как
в
своем
построении,
так
и
в
движении.
Он
долж ен
быть
г отов
к
вопросу:
как
сле­
ду ет
выразить
данный
смысл,
чтобы
восприятие
его
было
эс тети че ски м?
и
своим
бытием
он
д ает
отве т
на
этот
во­
прос:
вот
как
нужно
видеть
вещь,
есл и
хотите
видеть
ее
эстетически!
Как
мы
уже
говорили,
эстетическое
тр еб ова ние
к
об о­
им
терминам
образа
как
о тно шения
—
к
мор фе ме
и
логи­
ческой
форме
—
бы ло
толь ко
отрицательным:
не
мешать.
Ибо
нарушение
сво его
канона
любым
из
эт их
терминов
влекло
за
собою
разрушение
всего
отношения.
Для
них
допускалась
толь ко
некоторая
ограниченная
воль­


Э стетич еск ие
фрагменты
449
ность,
и
то
при
условии,
что
всякое
отступление
от
кано­
на
должно
быт ь
чем- ни бу дь
компенсировано
эстетически.
Нарушение
логичности
должн о
компенсироваться
уд о­
вле тво ре нием
цели ,
например,
особого
«подчеркивания»,
привлечения
внимания,
произведения
«впечатления». Ра в­
ным
о бр азо м; «неясность», «новизна», «неточность»
мор -
фологически-синтаксических
«знаков»
должн ы
искупаться
способностью
самих
«дефектов речи»
привлекать
к
себе
эстетическое
внимание.
Лиш ь
бы
при
всех
эти х
отступле­
ни ях
не
нарушался
канон
внутреннего
образа,
в
о бщем
весьма
шир окий
и
свободный
в
си лу
существенно
прису­
щей
ему
дина м ично с ти.
По
отношению
к
образу,
напротив,
тр е бо вание
на ших
эс тети ческ их
запросов
положительно.
Образ
должен
разре­
шать
поло жит ел ьную
з адач у:
ул ожит ь
сюж ет
(тему,
ма те­
ри ал ), логически оформленный (н а при ме р,
ес ли
А
есть
В,
то
С
ес ть
D), в синтаксические схемы (н а при м е р,
когда
а
есть
Ь,
то
с
ес ть
d, когда е есть /и £, когда h
и
/суть k, тогда
тп
е сть
pq), обозначаемые свободно подобранными фоно­
морфологическими
зн ака ми,
связанными
вн еш ними
фор­
мами
со чет аний
(например,
свободно
выбранными
рит­
мическими
расчленениями).
Выбор
здесь
настолько
ши­
рокий,
что
вопрос
о
том ,
разрешена
эта
задача
или
н ет,
может
бы ть
удовлетворен
только
непосредственно
чув­
ством
или
анализом
каждо го
отдельного
с луча я.
Если
мы
о щу щаем
образ,
вн утрен нюю
поэтическую
форму,
как
до­
стигнутое
осуществление
задачи,
мы
констатируем
налич­
ность
э стетич ес ко го
впечатления.
И
только,
мо жет
бы ть,
одно
ес ть
общее
правило:
восприятие
д олжно
б ыть
как
бы
обратно
творчеству,
композиция
в
целом
должна
ощу ­
щаться
как
соответствующая
и
подчиняемая
разливу
сю­
жетного
материала,
его
собственному
внут ренне м у
дви­
жению,
а
не
обратно.
Ин аче
искусство
для
нашег о
созна­
ния
переходит
в
искусственность.
Хотя
само
тво рч ест во
потому
должн о
и дти
путем
обратным
—
от
«втиснения»
материала
в
форму,—что
материал
дает ся
сперва
поэту
как
м ысль
общая
лишь
в
своей
«естественной»
форме
идеи.
Образование
идеи
в
поэму,
пьесу
ест ь
чу встве нно е
рас -
цв ечен ие
ее.
Мы
имеем
здесь
дело
в
це лом,
следовательно,
с
особо­
го
тип а
сознанием:
с
у мстве нно -э стет ич еск им
переживанием,
сопровождающим
вос прияти е
образа
как
некоторой
ид е­
ал и зации
в ещи
и
реализации
идеи.
Как
умственное
(в«во­
о бр аже нии ») переживание оно в целом противополагает­
ся
переживанию
чувственному,
аноэтическому,
безотчет­


450
Г.
Г.
Шп ет
ному,
иррациональному,
от
вне шне й
му зыки
(ритма
и
пр <оч .>) звукослова .
В
привычных
терминах
эстети­
ки,
это
ес ть
эс тети че ское
сознание
к расот ы
— союза
волшеб­
ных
звуков
и
дум.
П рошла
люб ов ь,
явилась
муза,
И
прояснился
темный
ум.
Свободен,
вно вь
ищу
союза
Волшебных
звуков,
чув ств
и
ду м.
Условимся
п оложи те льн ое
эстетическое
значение
на­
слоен и я
образов
как
внутренних
фо рм
поэтической
речи,
прибавляемых
к
некоторой
л огич ес кой
единице,
обозна­
чать
символом
произведения
р яда
мн ожи телей
в ида
l+un, т.
е.
как
П
(l + un).
3
Об раз
—
не
представление.
Правильнее
бы ло
бы
гово­
ри ть
об
образе
как
пр едмет е
представления,
а
отоже­
с твля ть
их
значи т
играть
омонимами
(image — и
«образ»,
и
«представление»).
Можно
иметь
представление
об
об­
р азе,
но
они
так
же
о тл ичаютс я
от
самого
образа,
как
от­
личаются
пре дс та вле ния
о
Кремле
от
Кремля,
как
п ред­
ставления
о
то й,
от вра щенно й
от
нас,
стороне
луны
от
нее
самой,
как
представления
о
гиперболоиде
от
самого
ги перб оло ида.
Евгений
Онегин,
Дон
Жуан,
Прометей,
Фауст
—
образы,
но
не
представления.
Как
об разы
они
от­
личаются
и
от
сюжетов
«Фауст», «Дон Жуан»
и
т.
д ., полу­
чивших
у
разных
поэтов
разное
поэтическое
оформле­
ни е.
Некоторым
это
не
столь
очевидно,
ко гда
речь
ид ет
об
образах,
обнимаемых
простою
синтагмою
или
даже
ав-
тосемантическими
или
синсемантическими
член а ми
ее.
Воображают,
что
есть
особая
способность
воображения,
котора я
рисует
какие-то
«картины», воспроизводящие вос­
принимаемое
или
к ом бинирую щие
«элементы»
воспроиз­
водимого,—
воображают,
зна чи т,
и
в
это м
акт е
воображе­
ния
о
деятельности
воображения
должна
рисоваться
какая-то
кар тин а?
Н ет, «воображают»
знач ит
и
здесь:
по-
строяют
какой-то
образ-фикцию,
о тр еше нный
от
действи­
тельности
и
имеющий
свои,
не
чу вст венные
и
не
л ог иче­
ские,
законы
форм.
Ст оит
того,
что бы
напре чься
и
в
сам ом
д еле
«предста­
вить»
с е бе , «воспроизвести», нарисовать «карт ин у»
при
во с­
приятии
поэтических
о бр азов : «Горные вершины спят .. .»,
«хоры звездные светил...», «души успокоенной море», «нена­
сытной
ночи
мг ла
По
н ебу
стелется
одеждою
сви нцо вой »,
«взбесилась ведьма злая И,
снегу
захватя,
Пустила,
уб ега я,
В
прекрасное
дитя»
и
т.
д.
без
конца.
Стоит
поста­


Эстетические
фрагменты
451
раться
о
с казан но м,
что бы
раз
и
навсегда
уб едить
с ебя
в
том ,
что
есл и
какие-нибудь
«картины»
пе ред
нами
и
во з­
никают,
то
они
играют
такую
же
роль
в
эстетическом
во с­
пр ият ии
поэтического
слова,
какую
они
играют
в
понима­
нии
научной
или
обыденной
речи.
Как
«представление»
по ня тия
задер жи вает
понимание
и
мешает
е му,
так
оно
задерживает
эстетическое
восприятие
слова
и
мешает.
Ес­
ли
«представления»
вообще
тут
п ояв ляю тся
и
со пров о­
ж дают
поэтическое
восприятие,
то
как
н ечто
побочное,
ек
parergou, несущественное .
Образ
как
внутреннюю
форму
поэтической
речи
и
как
предмет
«воображения», т .
е.
над чу вст венно й
д еят ельн о­
сти
сознания,
ни
в
коем
случа е
недопустимо
смешивать
с
«образами»
чувственного
восприятия
и
представления,
«образами»
зрительными,
слу хо вым и,
осязательными,
мо­
торными
и
т.
п.
Другое,
еще
более
существенное
разли­
чие
образа-формы
и
об раза -карти н ы
—
в
то м,
что
форма,
раз
она
создана,
она
существует
одн а
для
всякого
ее
вос­
принимающего,
для
самого
поэ та
та
же,
что
для
слушате­
ля
или
ч итател я,
бу дь
он
Потебня,
или
иной
профессор,
или
учитель
словесности,
или
просто
недоучка.
Представ­
ления
же
«картины», вызываемые у них этою формою,
у
всех
раз ные,
и
д аже
у
каждого
из
них
о
них
разные
в
разные
сл учаи
их
обращений
к
это й
форме,
как
разны
у
них
и
эстетические
насл аждени я
это ю
формою.
Слово
значит,
об означ ает
зн ачен ие,
смысл,
в
данных
внутренних
фор ма х,
логических
и
поэтических,—
зна чи т,
и
это
значе­
ние
объективно
есть.
«Представление»
же
слова
не
знач ит ,
представление
словом
только
вызывается,
пробуждается.
Значение
так -то
офо рмле нн ое
—
одно,
представле­
ний—
мно жес тво,
хотя
бы
и
они
были
об
од ном
предме­
те.
Конечно,
одно
и
то
же
содержание,
мысль,
мож ет
бы ть
выражено
в
разных
формах,
но
каждое
выраже­
ние
—
предметно
и
как
такое
постигается
не
через
пред­
ставление,
как
и
некий
единый
предмет
само го
пр едстав ­
лен ия
постигается
не
через
представление,
а
л ишь
по
пов о­
ду
ег о.
Образность
р ечи
не
есть,
скажем,
зрительная
кр асоч ­
н ость,
или
контурность,
или
что-л и бо
подобное,
не
есть
вообще
зри те льн ая
или
иная
чувственная
форма,
а
есть
некоторая
схема,
предметно
коррелятивная
воображению,
как
а кту
не
чувственному,
а
умственному.
Со
стороны
рас ­
пространенного
понимания
«ума»
и
«умственного»
осве­
щается
еще
раз
источник
ошибок
отожествления
«образа»
и
«картины» .
Н икак
не
могут
освободиться
от
се нсу ализ ­


452
Г.
Г.
Шпет
ма,
заставляющего
все,
что
не
есть
«рассудок», сваливать
в
одну
кучу
с
«чувством».
Вместе
с
тем
и
само
мышление
суживают,
ограничивая
его
фу нкции
познанием.
Суже­
ние—
про извол ьно е.
Воображение,
медитация, «размыш­
ление»—
не
познавательные
умственные
акты,
точно
так
же,
как
«мышление эмоциональное», эстетическое,
рели­
ги озное
—
не
познание,
но
и
не
чу вс тв ова ние.
В
основе
по­
эт ич еско го
образа
ле жат
акты,
которые
могут
иметь
и
по­
знавательное
значение,
но,
в от,
оказывается,
имеют
и
по­
этическое,
и
эстетическое
значение.
Таковы,
например,
акты
сравнения,
сопоставления,
группировки,
контрасти­
ро ван ия,
па р ал лел изации
и
пр
<оч.>.
В
ц елом
ряде
умственных
актов
мы
прих од им
к
по­
строен и ям ,
которые
явл яются
в
некоторых
отношениях
аналогами
познания,
но
не
составляют
его
в
строгом
и
со бст венн ом
смысле.
Ес ли
последние
в
своем
з акон о­
мерном
теч ени и
вызывают,
фундируют
своего
рода
ин­
теллектуальные
эмоции,
интеллектуальное
наслаждение,
то
эстетическое
наслаждение,
фу ндиро ванное
игрою
поэти­
че ских
образов,
мож но
р ассм атр иват ь
как
аналогон
ин­
теллектуального
наслаждения.
Красота
не
ес ть
истина,
и
истина
не
ес ть
красота,
но
одно
ес ть
аналогон
друг ого.
Ес ть
с воя
эс тети чес кая
пр елес ть
й
привлекательность
в
новизне,
яркости
и
смел ос ти
сопоставлений,
в
неожи­
данном
выходе
из
привычной
«сферы разговора», в приве­
дении
к
совпадению
двух
разных
кругов
темы
и
т.
п.
Я
не
ставлю
себ е
здесь
задачи
входить
в
анализ
самого
эстети­
ческо г о
со знан ия
красоты
в
поэзии,
ограничиваясь
ф ор­
маль ны ми
расчленениями
предметной
осно вы
эстетиче­
с кого
поэтического
восприятия.
И
с
этой
точки
зрения
пр идаю
ука зан ному
аналогону
немаловажное
значение.
Подобно
логически
оформленному
термину,
перене­
сение
образа
из
одного
контекста
в
другой
вызывает
пере­
ме ну
в
его
эстетическом
толковании
и
понимании.
Обр аз
требует
сво ей
точности.
Контекст
его
мо диф ицир уе т,
и
он
вли яет
на
образование
ко н текста.
Есть
немало
случа­
ев
«цитирования»
поэтом
поэта,
причем
это
не
ест ь
п ро­
стая
в став ка
в
свое
стихотворение
строки
или
образа
из
стихотворения
другого
поэта,
а
ес ть
нередко
новое
quasi- логи че с кое
—
«поэтическое»
—
развитие
самого
об­
раза.
Поверили
глупцы,
др угим
передают;
Ст арухи
вм иг
тревогу
бьют—
И
вот
общественное
мненье,
И
вот
та
родина!...
(Грибоедов)


Эстетические
ф рагмен ты
453
Конечно,
быт ь
должно
презренье
Ценой
его
заб авн ых
слов;
Но
шепот,
хохотня
глупцов...
И
вот
общественное
мненье!
(Пушкин)
Интереснее,
пожалуй,
другие
сл у чаи,
когда
образ
при­
нуждает
к
выбору
то чно го
в ыра же ния.
Например,
П уш­
кин
пишет:
В
пус т ыне
тощей
и
глухой,
На
почве,
зноем
раскаленной,
Анчар,
как
грозный
часовой,
Растет,
один
во
всей
в сел енно й,
и
п о пр авл яет: «чахлой и скупой»
и
«стоит». П ерв ая попр а вк а
придает
образу
сил у:
едва
ли
зд есь
поправка
вызвана
мо­
ти вами
чисто
звукового
преимущества
одних
эпите то в
пе­
ред
д ру г им и. «Тощая и глухая» «пустыня»
так
обычно,
что
идет
как
бы
за
одно
слово,
внутренняя
конструкция
как
бы
исчезла,
ст ер ла сь , fundamentum comparationis не ощущает­
ся.
«Чахлая»
—
уже
яр че
и
свеж ее ,
а
«скупая»
—
уже
п ора­
зи т ельно
я рко,
нео жи дан но , fundamentum comparationis
прямо-таки
осязается.
И
кстати
к
предыдущему:
чем,
на­
пример,
в
з рит ель ном
образе-представлении
отличается
пус т ыня
вообще
от
пустыни
глу хо й,
а
обе
они
—
от
пусты­
ни
скупой?..
Но
«стоит»
в место
«растет»
прямо
выз ва но
логикою
са­
мого
смысла
образа.
«Анчар»
растет,
но
«часовой»
стоит.
Сравнение
зас тав ляет
изменить
выражение
самого
пред­
мета;
оно
как
бы
вносит
с
собою
требование
нового
кон­
тек ста
и
нового
«положения»
вещей,
а
контекст
образа
поправляет
контекст
логик и,
в
ко тор ой
была
«подана»,
«пришла»
мысль.
Что
здесь
дело
не
в
«зрительноеTM», ясно
из
создавшегося
«зрительного противоречия»: часовой
—
«один во всей вселенной», но схема,
внутренняя
поэ ти че­
ская
форм а
от
этого
не
страдает.
Не
страдает
также
она
и
оттого,
что
д а льне йшее
описание
в
пьесе
также
«проти ­
воре чи т»
вводящему
образу
«часового» («Яд каплет сквозь
его
ко ру...
К
нему
и
пти ца
не
летит,
И
тиг р
не й­
дет. . .»— т.
е.
к
тому,
что
«растет», а не к тому,
кто
«сто­
ит»). Дело не в зрительности,
а
в
sui generis общности,
т.
е.
в
мысли
и
в
умственном
созерцании,
а
не
чувственном.
Эту
общность
я
уже
им ел
сл учай
обозначить
как
«типич­
нос ть », подбор характерного признака на место ( л ог ич е­


454
Г.
Г.
Шпет
ски )
существенного.
Типиче с кое
положение,
достигаемое
через
сравнение,
на прим ер,
выступает
как
характеристика
не
только
данного,
изображаемого
положения,
но
и
сход­
ных.
С ход ство
не
е сть
пр едмет
чувственного
восприятия
или
представления.
Какое-нибудь
«солнце
—
око»
—
типическое
поло жен ие ,
а
не
зрительный
«образ» (ибо
«чье»
око
—
судака
или
рака?
да
и
око
суда ка,
р ака
или
со­
вы—
понятие
и
образ,
а
не
«картина»: nature morte, порт­
рет,
п ейза ж,
иллюстрация
к
Брему).
Понятно
в
э том
ас­
пекте
и
то,
как
само
сло во
из
«знака»
вообще,
пр оизв ол ь­
но
применяемого,
становится
символом,
т.
е.
канон из и­
рованным
образом.
Понятно
и
само
становление
в
свете
ум ств енн ого
поэтического
творчества.
Нев зир ая
на
ясность,
в
общем,
отношений,
оп ред еля­
ющи х
«образ»
как
внутреннюю
поэтическую
форму,
ча сто
повторяются
указания,
что
зр и тельн ые
образы
действи­
тельно
сопровождают
восприятие
поэтического
слова.
Но
раз
существенной
связи
меж ду
ними
нет,
то
эта
прибавк а
должна
бы ть
относима
не
на
счет
природы
самой
формы,
а
исключительно
на
счет
воспринимающего
индивида.
У
одних
индивидов
зрительное
представление
может
способствовать
яркости
восприятия
и
эстетичности
его
переживания,
но
у
других
оно
может
безусловно
сл у жить
по мех ою.
Такую
же
роль
играют
и
вообще
вспыхива­
ющ ие
у
индивида,
по
индивидуальным
причинам,
сопро­
вождающие
прямое
восприятие
«ассоциации», хотя имен ­
но
им
иногда
психологическая
эстетика
(Фехнер)
пы та­
л ась
приписать
определяющую
роль
и
на
них
переносила
эстетическую
от ветстве нно с ть
за
воспринимаемое.
Ра в­
ным
образом,
и
чувственный
тон,
сопровождающий
эти
по­
бочные
для
существа
дела,
но
родные
и
инт имные
для
ин­
диви да
пре д ст авле ния
и
ассоциации,
не
обязательно
есть
тон
эс те тиче ск ий.
Могут
иметь
место
и
«волнения»
друг о­
го
рода,
внеэстетические
и
н еэ сте тичес кие,
в
об щем
так­
же
то
затрудняющие
эстетическое
переживание,
то
бла­
гоприятствующие
ему.
Каждый
индивид
мог
бы
или
дол­
жен
бы
составлять
на
этот
предмет
свое
личное
эстетиче­
ск ое
уравнение
и
с
его
помощью
внос ит ь
поправку
в
су бъ­
ект ивн ое
пер ежи вание,
возвращая
ему
его
объектив­
но-предметное;
значение.
Условимся
обозначать
эту
личную
поправку,
при рост
и
ущерб
к
объективному
э с тети ческ ому
восприятию
сим­
волом: ±S.


Эстетические
фрагменты
455
IV
1
Мо жет
ли
смысловое
со держ ание
как
такое,
т.
е.
н еза­
висимо
от
его
логических
и
поэтических
форм,
бы ть
предметом
э стети чес ко го
восприятия
и,
следовательно,
источником
эс тети ческо г о
наслаждения?
Если
про тив оп о­
ставление
формы
содержанию
понимать
абсолютно,
то
отв ет
в
пользу
одних
фо рм
по лу ч ается
нес ом ненный
и
ка­
тегорический.
В
дей стви те л ь ности
тако й
ответ
—
мнимый.
Абсолютная
материя
есть
—
чистое
небытие,
не со знав а-
емость,
меон.
И
лиш ь,
как
методологическое
построение
поня тие
абсолютной
материи
может
пригодиться
в
на­
учном
ан ализ е.
Применительно
к
слову
«чистое»
его
со­
держание,
чистый
смысл
о зн ачали
бы,
во пр еки
задаче,
именно
бессмыслицу,
внутреннее
противоречие.
«Чи­
ст ая », без логических (сл овесных)
форм,
мысль
есть
non­
sens, немыслимость.
Как
б ыло
указано,
не
при
абсолют­
ном
противопоставлении
форм ы
и
содержания,
путем
от­
бора
форм ,
мы
прих од им
к
ид ее
нек от ор ого
«остатка» .
Это
как
бы
предел
восприятия
и
мышления.
Как
такой
он
существенно
эмпиричен,
т.
е.
свидетельствует
об
ограни­
ченности
познания
данного
момента.
Пр инци пиа ль но
ма­
териальный
«остаток»
подлежит
дальнейшему
разреше­
нию
в
формы.
Проблема
«смысла»
и
«понимания»
сли ш­
ком
мало
еще
исследована,
и
об
им м ане нтных
их
фор­
мах,
о
характере
и
типе
их
немного
можно
сказать,
но
априори
вид но,
в
каком
направлении
искать
эти
форм ы,
раз
смысл
не
только
этимологически
есть
со-мысль.
Те
формы,
кот оры е
могут
бы ть
присущи
самому
смыс­
лу
как
такому,
т.
е.
том у
сырому
материалу,
который
под ­
лежит
сознательному
и
планомерному
логическому
и
по­
этическому
оформлению,
вы ше
были
условно
назв ан ы
«естественными» .
Смысл
предыдущего
вопроса
имен но
в
том
состоит,
чтобы
узнать,
и меет ся
ли
в
смысле
как
та­
ком
пр едм ет ное
основание
для
эстетического
осознания
его.
Вопрос
приобретает
фундаментальное
фи ло соф ское
значение,
если
обратить
внимание
на
то,
что
постижение
с мы сла,
понимание
как
функция
разума
поставляется
на­
ми
в
аналогон
чувственному
восприятию
как
sui generis
восприятие
или
интуиция
ин т елле ктуа льн ая
и
интеллиги­
бельная.
Может
ли
понимание
как
чистая
де яте ль­
ность
разума
б ыть
основанием
своего
рода
эстетиче­
ского
наслаждения?
Может
ли,
например,
сама
филосо­


456
Г.
Г.
Шпе т
фия
б ыть
ис то чнико м
эстетической
ра до сти
и,
сле дов а­
тельно,
своего
род а
искусством?
Платоновский
эр ос
и
кр асо та
мысли
—
значит,
не
иллюзия?
Констатирование
в
«смысле»
имманентных, «естест­
венных»
форм
ео
ipso прекращает мудрствования по по­
воду
противоположности
фор мы
и
содержания
и
преду­
казы вает
положительный
ответ
на
зад анны й
вопр ос .
Пр о­
бле ма
эстетического
наслаждения,
как
и
в
других
случа­
ях,
здесь
—только
час тн ая
и
может
бы ть
по казана
как
спецификация
более
общ ей
проблемы
об
«энтузиазме»,
«мании», «страсти»
и
«страстности»
мы сли
вообще.
Эсте­
тич еское
насл аж ден ие
—
только
специальный
случай.
Не
предрешая
вопроса,
насколько
это
—
общее
свойство,
от­
мечу
интересную
особенность
им мане нтно й
формы
со­
держания,
связанной
с
эстетическим
восприятием.
Не­
сомненно,
что
она
не
только
носит
онтологический
харак­
тер,
но
прямо
пр едо пр едел я ется
идеальными
свойствами
пр едмет а.
Но
так
как
со бств енн ые
форм ы
содержания
сут ь
н ек оторые
отно шения
меж ду
возможным
и де аль­
ным
предметом
и
его
действительными
вещными
выпол­
нениями,
то
такое
отношение,
хотя
бы
ограничением
ид е­
альных
возможностей,
вносит
в
чистые
онтологические
формы
мод иф икац ии,
лишающие
их,
прежде
всего,
их
чистоты.
Собственные
смысловые
форм ы
конс труи руют ­
ся
в
вид е
опять-таки
аналогона
ф орм
поэтических
—
(формы сочетания звукослова): (внутренние логические
ф ор мы ) = (формы сочетания вещного содержания): (иде ­
альные
онт иче ск ие
формы).
Э тим
констатируется
факт,
давно
лежащий
в
основе
соп остав л е ния
творчества
«созда­
тел я»
мира,
Демиурга,
с
творчеством
художника.
Итак,
х отя
рук овод ящими
в
конс труи рова нии
содер­
жания,
«сюжета»
остаются
идеальные
онтологические
формы,
тем
не
мен ее
при
абстрактном
рассмотрении
са­
мого
по
себе
этого
содержания
более
привлекают
к
себе
вн имание
новые
модифицированные
формы.
О дна
ос о­
бенность
их
исключительно
важна
в
ас пекте
эстетиче­
ск ом.
Хо тя
каждый
сюжет
может
бы ть
формулирован
в
в иде
общего
положения,
се нтенц ии,
афоризма,
пого­
во рки,
однако
эта
общность
не
есть
общность
п он ятия,
а
об щнос ть
ти пи чес кая,
не
определяемая,
а
характеризу­
ема я.
Вследствие
этого
всякое
удачное
воп лоще ние
сюж е­
та
легко
индивидуализируется
и
крепко
связывается
с
ка­


Эстетические
фрагменты
457
ким-либо
собст венным
именем.
Получается
возможность
л егко
и
кратко
обозначать
сюжет
одним
всего
и менем:
«Дон - Жу ан », «Чайльд Гарольд», «Дафнис и Хлоя», «Манон
Леско»
и
т.
п.
Существенная
особенность
индивидуального
в
том,
что
мы
его
рассматриваем
прежде
всего
в
интенсивности
его
признаков
и
в
идее
да же
в овсе
исключаем
признаки
экстенсивные,
и ли,
вернее,
их
иг н орируе м.
Это
необходи­
мо
влечет
за
собою
то,
что
сюжет
развертывается
в
на­
шем
сознании
как
ряд
временной.
Поскольку
речь
иде т
об
идеальном
развертывании
сю жета,
применение
термина
«временной»
неточно,
так
как
ре чь
не
идет
об
эмпи рич е­
ско м
«астрономическом»
вре м ени,
а
именно
о
той
идеаль­
ной
необходимой
последовательности,
в
которой
мыслит­
ся
интенсивность
индивида,
и
которую
мож но
было
бы
называть
разве
только
абсол ют н ой
вр ем е нной,
и
к оторой
прообраз
мы
видим
в
законе
развертывания,
напр имер ,
ма тема тиче ског о
числового
ряда.
Насколько
бы
п оэ тому
безразличную
к
задачам
поэти­
ки
форму
п ере дачи
самого
по
себе
сюжета
мы
ни
взяли,
в
самой
элементарной
передаче
сюжет
уже
в
самом
себе
обнаруживает
«игру»
форм,
действительно,
аналогичную
формам
п оэти че ским.
Мы
здесь
уже
вст рет им
п ар алле­
лизм,
контраст,
превращение,
цепь
звеньев
и
т.
п.
Дейст­
в ител ь но , «содержание»
принимает
вид
формы,
р оль
м ате­
рии
по
отношению
к
которой
берет
на
се бя
то,
что
пр и­
н ято
называть
«мотивом»
в
по эт ике
сюжета
и
что
можно
бы
назвать
обще,
по
отношению
ко
всякому
содержанию,
эл ем енто м.
Способ
конструирования
со дер жан ия
из
эле­
ментов—
так
ска зать ,
схемы
сло ж ения
атомов
мат ер ии
в
молекулы
—
в
его
д инам ике
и
есть
то,
на
п редм етн ом
со зн ании
чего
фундируются
эмоциональные
пережива­
н ия,
н астрое ни я,
волнения
и
т.
д.
Дальнейший
анал из,
ко­
нечно,
и
в
«атоме»
обнаружит
форму,
и
п отому
прав,
на­
пр име р,
Веселовский,
когда
говорит
о
«формулах»
и
«схе­
мах»
не
только
сюжетов,
но
и
мотивов.
Ср ав ним
с
э той
то чки
зрения,
например,
сюжеты:
Эдип,
Дон-Жуан,
Прометей,
Елизавета
Венгерская.
Незав иси ­
мо
от
и звестны х
нам
поэтических
форм
изо бра жен ия
этих
сюжетов,
можно
говорить
о
разных
эмоциональных
тонах,
в
кот оры е
окрашиваются
в
со зна нии
эти
сюжеты.
Царъ
Эди п
может
вызвать
у жас,
отвращение,
под ав лен­
ность
и
другие
чувства,
но,
к аж ется
мне,
едва
ли
все
сог­


458
Г.
Г.
Шп ет
ласятся
признать
этот
сюж ет
сам
по
се бе
эстетическим1.
Равным
образом,
такие,
например,
сюж ет ы,
как
Дон -Ж у­
ан,
Прометей,
Фауст,
не
вызывают,
по
крайней
мер е
на
первом
плане,
интереса
эстетического.
Напротив,
сколько
бы
легенда
ни
морализировала
—
но,
как
известно,
ест ь
и
прямо
имморальные
разр або тк и
эт ого
сюжета,—чудо
с
ц вет ами
Елизаветы
прежде
вс его
вызывает
эффект
эсте­
тический.
Сюж ет
Елизаветы
Венгерской
красив
—
значит,
что
в
«естественной»
данности
моти во в
он
п ре ду казы вает
форму
и зложе н ия,
овнешне ния,
при
ко торы х
н еизб ежен
эст ет ич еский
эффект.
В
нем
есть,
так
с казать ,
прирожден­
ная
внутренняя
поэтическая
форма;
без
нее
нет
и
само­
го
сюж ет а.
В
самом
деле,
чтобы
ввести
в
содержание
его,
не пр еменн о
надо
затр атить
время
на
изображение
моментов:
характер
ее
супруга;
ее
от ноше ние
к
возлю­
бленному
(по более «хри с ти ан ск ой»
версии
—
к
бе д­
ным ); внезапное появление грозного супруга,
заста юще ­
го
ее
за
преступным
деянием.
Зат ем
вдру г
—
непременно
в друг
—цве ты!
Вот
—
это-то
«вдруг»,
неожиданная
раз­
вязка
и
в ызы вает
эффект.
Но
в
то
же
время
именно
эта
необходимость
закончить
«речь»
и
пок аз ывает ,
что
без
обращения
к
«знаку», без «в н еш ност и»
не
было
бы
эстетического
пер ежи вания .
Тем
не
менее
—
хотя
бы
потому,
что
е сть
повод
к
тако му
«обращению», здесь
можно
г ов орить
об
особом
эстетическом
мо ме нте,
ко­
торый
е сли
и
не
со с тав ляет
принципиально
особой
п р ибавки
в
кач ест ве
самостоятельного
фактора,
так
как
он
поглощается
со бств ен но
поэтическою
формою,
к
общ ему
впечатлению,
но
все
же
он
является
каким-
то
д о бавоч ным
коэффициентом,
предувеличивая
дейст­
венную
с илу
самой
это й
формы.
Он
в
общ ем
как
бы
1 Спорным мне кажется и то,
преследовала
ли
античная
трагедия
изображением
это го
сюжета
ц ели
эстетические
или
исключительно
эсте­
тические.
Косвенно,
меж ду
прочим,
это
лишнее
свидет ель ст во
в
пользу
тог о,
что
поэтика
не
есть
«часть»
эстетики.
Родон ач аль ни ца
всех
поэтик,
по эти ка
Аристотеля
—
не
эстетический
или
не
только
эстетический
трак­
тат
в
нашем
с мысле ;
и
его
«катарсис»
далеко
не
имеет
только
эстетиче­
ско го
значения.
В
некоторых
отношениях
это
третья
часть
его
Этик и:
соответственно
этика,
ди аноэт ика
и
пойэтика.
Впроч ем ,
и
эт ика
Аристо­
т еля
не
«этика»
в
современном
смы сле.
Это
не
противоречит
энер гич но
за щищ ае мому
Бучером
утверждению,
что
А ри сто тель
сознательно
устраняет
дида ктик у
из
п оэти ки
(р.
221s): ср.
у
самого
Б учера
рр.
233,
238 (The aesthetic representation of character he views under ethical lights,
and the different types of character he reduces to moral categories); ср.
также
p.337ss Butcher Aristotle’s Theory of Poetry etc. 4 ed. Ldn. 1911.


Эстетические
фрагменты
459
пов ы шает
эстетические
поте нции
предмета,
дел ает
их
«легче»
в ыра зи мыми
в
форма х
канонических.
Итак,
и
на
чистом
мыс лит ельн ом ,
разумном,
интелли­
гибельном
акт е
поним а ния
может
располагаться
своя
эс тети ческая
а тмо сфе ра.
Ес ли
от
предметности
смысла
обратиться
к
коррелятивным
колебаниям
самого
акта,
то
в
смысле
можно
подметить
и
еще
некоторый
источник
эстетического
о тно шения
к
понимаемому.
Так,
понима­
ние
может
бы ть
ясн ым
или
н еясным ,
л егко
или
трудно
вкл ючающи м
данное
содержание
в
необходимый
для
по­
нимания
ко нтекс т.
Кроме
того,
так
как
этот
ко нт екст
мо­
жет
быть
или
контекстом
понимания
сюжета
во обще ,
или
контекстом
данной
«сферы разговора», апперцепцией
вообще
и
пониманием
в
собственном
смысле,
то
между
обоими
может
получиться
своеобразный
перебой.
Посл ед ­
ний
или
оживляет
эстетическое
восприятие,
или
мешает
ем у.
Равным
о бр азом
так ой
же
эффе кт
мо гут
произво­
д ить
неопределенность
и
«перебой»
смыслового
ударения,
возможной
его
п ри урочен ности ,
с
одной
стороны,
и
на­
громождения,
наслоения
смысла
и
его
п ри менени й,
с
другой
стороны.
До
сих
пор
еще
говорят
о
«нескольких»
смыслах
сл о­
ва.
Это
—
неточно.
Смысл
—
од ин,
но
передача
его
мож ет
б ыть
более
или
ме нее
сложной.
Средневековая
библей­
с кая
экзегетика
возвела
по чти
в
кано н
ра з личе ние
четырех
смыслов
—
в
особенности
со
вре мени
Бон аве нтуры
и
Фо­
мы
Аквинского.
Такое
четырехчленное
ра злич ение
встре­
чается
уже
у
Бё ды
Достопочтенного;
ин ые
различали
сем ь
и
больше
«смыслов», иные меньше.
Все
это
в
основном
восходит
к
иудейской
экз ег етике
и
эллинистической
фи­
лологии’.
Поэтическое
п ри м енение
р азл ичия
четырех
смы с лов
(буквального,
алл егори че с кого,
морального,
анагогическо-
го)
встречаем
у
Да нте
{Il Convito и сомнительное письмо
к
Конгранде).
Единственный
смысл
и
есть
собственно
«ал­
л ег ор и че ский », который сам Данте характеризует как «и с­
т инный». К нему мы приходим от образов и тропов « б ук­
в а л ьного».
П ол уч ается
как
бы
два
«языка»
—
данный
и
подразумеваемый,
но
смысл-то
—
один.
«Моральный»
см ысл
—
вовсе
не
смысл,
а
«применение»
и
«поучение».
«Анагогический»
смысл,
или
сверхсмысл
(sovra sen-
См.
мою
книг у:
Герменевтика
и
ее
проблемы.


460
Г.
Г.
Шп ет
so),—
понимание
изложе н ног о
в
ас пе кте
вечной
или
бо­
жественной
истины
—
в
действительности
опять-таки
ест ь
л ишь
возможность
перевода
изложенного
на
новый
еще
«язык» . Explicite это имеет место,
например,
во
всяко м
м ета физи чес ком
и зложе ни и,
гипостазирующем
явлен и я
и
мысли
и
придающем
гипостазируемым
фикциям
—
не­
существующим
«действительностям»
—
quasi-предметный
см ысл
«второго», «истинного», «реального»
и
т.
п.
«мира» .
Стр ого
гов оря,
вве д ение
анагогической
инте р пре т ации
в
поэзию
уничтожало
бы
ее,
поскольку
оно
требовало
бы
признания
за
поэ тиче ск ой
фиктивной
действительностью
значения
действительности
сущей.
Поэзия
—не
метафи­
зика.
Но
поскольку
сознание
фикции
поэтической
сфе ры
бытия
не
теряется,
анагогический
«перевод»
изложения
мож ет
приятно
эстетически
усложнить
общее
впечатле­
ние.
Божественная
Комедия
—
то му
лучший
пример.
Након ец,
сюд а
же,
к
«мыслительной материи»
слова,
н адо
отнести
и
ра зн ого
рода
колебания
в
легкости-труд­
ности
понимания,
вызываемые
привычностью,
банально­
стью,
новизною,
парадоксальностью
и
т.
п.
содержания
и
также
усложняющие
эстетический
эффект
поэтическо­
го
и зложе н ия.
Над
всем
эти м,
как
на
фундаменте,
возвышается
эмо­
цио наль но- эсте ти чес к ая
надстройка.
Оформленность,
ко­
торую
она
чувствует
под
собою,
е сть
оформленность
са­
мо го
сюжета
как
тако го ,
и
ее
связь
с
интеллектуальным
фактором
вос пр ият ия
сюжета
ест ь
связь
с
чистым
актом
разумения,
хотя
и
заключенным,
им плицир ован ным
в
не­
обходимый
при
установлении
«слова»
тет иче ский , resp.
синтетический,
акт
предицирования.
Пока
тетический
акт
не
совершен,
пока
со дер жание
не
«утверждено», колеба­
ния
эстетического
«настроения»
не
п р екр а щаются.
Его
за­
вершение
не
есть,
о днако ,
пол ное
прекращение
улавлива­
ющих
с мысл
к ачаний
разума
или
интеллигибельных
инту­
иций.
Это-то
и
говорит
в
пол ьзу
вос при ятия
смысла
как
нового
са мос тоя те льн ого
фактора
эстетической
организа­
ции
с о знания
в
интеллектуально-материальном
членении
структуры
слова.
Последний
завер ш ающи й
колебания
и
устанавливающий
самый
хар акт ер
эстетического
насла­
жден ия
момент
есть
подведение
сюжета
под
чисто
эст е­
тическую
категорию:
величественного,
героического,
гра ­
циозного,
комического,
безобразного
и
пр
<оч. >.
П оложи те льн ое
значение
«содержания»
как
эстетиче­
ского
фак тор а
обозначим
символом:
М;
чт обы
подчерк­


Эстетические
фрагменты
461
нут ь
наличность
«естественных»
имманентных
форм,
«идейность»
с о дер жания,
выделенную
как
см ыс ловое
яд ро
из
всего
мыслимого
содержания,
напише м:
Мр
2
Чистый
пр едм ет
как
фо рма
без
содержания,
т.
е.
как
та кая
форма,
в
которую
может
бы ть
внесе но
любое
ука­
занное
определением
содержание,
ле гко
мыслим
и
по д­
да ется
ан ал изу.
Само
собою
разумеется,
что
с
точки
зр е­
ния
того
совершенно
общего
оп редел ения
«слова», из ко­
торого
исх о дит
настоящее
рас суж де ние , «предмет»
мыс­
лится
везде
не
только
как
корреляция
«представлению»
или
«понятию», но также как «п о ложе ни е
вещей», «обсто­
ят ельс тв о», как « о бъект ив» (термин Мейнонга), корреля­
тивный
«положению» (Satz) или « п р едл о жен и ю» .
Дан ­
нос ть
предмета
в
это м
смысле
аналитически
пер вее
дан­
но сти
смысла,
как
«подразумевание», «имение в виду»
пр едм ета
первее
понимания
его
с о дер жания.
Предмет
да­
ет ся
прежде
всего
как
некоторая
задача,
а,
следовательно,
то,
что
заключает
в
себе
конститутивные
фо рмы
содержа­
ния ,
еще
должно
б ыть
н айдено .
Эти
фор мы
раскрывают­
ся,
о днако ,
в
процессе
нашего
ознакомления
с
пр едмет о м.
Пе рвый
же
мо мент
в ст речи
с
ним
ест ь
пр и влеч ение
к
не­
му
нашего
внимания,
ин тер еса.
Только
в
э тот
момент
он,
строго
говоря,
чист.
Он
еще
не
св язан
—
для
нашего
с оз­
на ния—
логическими
цепями
и
представляется
нам
«сам
по
себе ». Обратно,
чтобы
получить
его
чистую
задан нос т ь,
на до
в
абстракции
сн ять
с
него
формы
и
оде жки
словес­
ны е.
Если
бы
мы
м огли
мыс лит ь
«без слов», может быть,
умели
бы
получить
чистый
пр едм ет
и
без
ука зан н ого
очи ­
ще ния
его ,
и,
ве роятн о,
условия
его
установления
был и
бы
иными,
чем
тепер ь .
Между
тем
неясность
называ­
ния
—
не
как
слова
со
значением,
не
как
вложения
слова,
а
просто
как
указания,
где
изда ван ие
звуков
заменяет,
ска­
жем,
направление
указательного
пальца,—
уже
вносит
в
установление
предмета
колебательность
и
неопределен­
ность.
Но
и
при
полной
определенности
указания
мы
лег ­
ко
принима е м
в
задав аем о м
предмете
существенный
при­
зн ак
за
несущественный,
и
обратно,
гипостазируем
ид е­
ал ьно е,
суб ст анциир уем
св ойс тва
и
атрибуты,
ма тери али ­
зу ем
формы
и
т.
д.
Все
это
для
по этик и
как
такой
мож ет
иметь
мало
зн а­
чения,
ес ли
не
видет ь
в
сам их
этих
«ошибках»
продук­


462
Г.
Г.
Шп ет
та
творческой
фантазии
и
исто ч ник а,
следовательно,
эст е­
тического
наслаждения.
Для
поэтики,
во
всяком
сл у чае,
все
модальности
подразумевания
предмета
выступают
уже
в
логическом
обличии.
С
другой
стороны,
слишком
грубая
логическая
ошибка
—
неправильности
предметного
восприятия
у
нас
часто
не
толь ко
—
источники
логических
ош ибо к,
но
прямо
называются
логическими
ошибка­
ми—
м ожет
разруш ить
и
эстетическое
впечатление.
Но,
как
и
чисто
логическими
оши бка ми,
тв орчес ка я
фантазия
мож ет
воспользоваться
в
изве стны х
пределах
неточным
схватыванием
предмета
для
специально
эстетических
це­
лей ,
конструируя
предмет
коми чески ,
сатирически,
кар и­
ка т урно
и
т.
п.
Не
мо жет
б ыть
сом не ния,
что
и
здесь
—
в
развитии
пр едме та
как
отрешенного
—
е сть
св оя
онтоло­
гическая
закономерность,
так
же
определяющая
фанта­
стическ ую
конструкцию,
как
рассечение
квадрата
диагона­
лью
предопределяет
получение
дв ух
равных
треугольни­
ко в,
прямоугольных
и
равнобедренных.
При
бессловесном
рассмотрении
предмета,
мож ет
б ыть,
нельзя
б ыло
бы
говорить
о
беспредметности,
потому
что
при
отсутствии
предмета
как
«термина», не могло бы
бы ть
и
смысла
как
отношения
м ежду
вещью
и
пре дм е­
том.
Это
значит:
не
«бессмыслица»
имела
бы
место,
а
п ро­
сто
на
место
смысла
—
ничего, 0, т.
е.
мы
ни
о
чем
не
ду­
мал и
бы,
не
подозревали
бы
о
необходимости
мыслить,
мысль
не
пробуждалась
бы,
отсутствовала,
как
не
возника­
ет
м ысли
о
жен е
и
браке,
с луге
и
с лужбе ,
когда
мы
п ро­
из но сим: «китаец», и пока не скажем: «женатый», «госпо­
дин».
Правда,
с троя
фик цию
бессловесного
предмета,
мы
все
же
г овор им
о
чувственном
содержании
ег о, «пред ­
ста в ляем ом», «воспринимаемом».
Но
и
здесь
надо
разли­
чать
беспр едм ет но сть
как
отсутств ие
предмета
и
как
спу ­
т ан н ос ть, «чувственную»
нелепость
его.
Первое,
напр и­
м ер,
имеет
место
при
абсол ют но
аноэтическом
состоянии
сознания
—
обморок,
«потеря сознания»; второе
—
рас ­
стройство
ноэт иче ск их
и
фантазирующих
актов
—галлю­
цинации,
например.
Но
в озмож но
ли
словоизлияние
беспредметное?
Это
могло
бы
быт ь
прежде
всего
чис то
звуковое
явление,
не
имеющее
и
смысла,
имеющее
«значение» (роль,
функция)
толь ко
эмоционально-экспрессивное
или
указующее,
во­
об ще
зна че ние
«знака без значения».
Эс тетически
его


Э стетич еск ие
фрагмен ты
463
расценивали
бы,
например,
по
его
муз ыкаль нос ти :
tra-la-la...— forte (crescendo) или na -na-na . .. —p iano (dimi­
nuendo).
Это
относится
к
форм е
X.
Затем
беспредмет­
ность
может
указывать
также
на
бессм ысл ицу ,
нелепость,
внутреннее
противоречие.
Такое
сл ов осоч етан ие
не
от о­
рвано
от
смысла
и
есть
не
тол ько
дейктический
зн ак,
но
настоящее
слово.
Но,
строго
говоря,
оно
и меет
смысл,
этот
смысл
ест ь
бессмыслица
—
например,
абракадабра,
белая
вор она ,
круглый
квадрат
—
и
«беспредметность»
есть
род
п р едме та, sui generis предмет.
Каково
бы
ни
было
его
ло­
гическое
знач е ни е, «беспредметное слово»
может
иметь
положительное
эстетическое
значение,
поскольку
в
нем
все
же
раскрываются
св ои
внутренние
поэтические
фор­
мы.
Последние
налегают
и
на
беспредметные
слова,
под ­
чиняя
их
сво им
законам
или
приемам
конструкции.
Мы
строи м
и
бессмыслицу
по
тро пам
параллелизма,
кон т ра­
ста
и
т.
д.,
равно
как
и
по
правилам
синтаксиса
(«идет
улица
по
курице»).
Эстетическое
зн ачен ие
со отве тс тву­
ющи х
«поэм»
относится
к
П.
Натурально,
от
эт их
случаев
следует
отличать
метафорическую
и гру,
где
б ессмы сли­
ца—только
«видимость»
и
чувствуется
лишь
при
кра йн ей
остроте,
новизне
м ета форы
или
при
специальном
к
ней
внимании
—
«тот ошарашил его псевдосферою», «Пифаго­
ровых
штанов
Пав лу ша
уже
не
мог
вместить
в
свою
го­
лову» .
Пр едмет
как
чистая
заданность,
как
пункт
сосредото­
чения
внимания
при
вс ей
св оей
кон сти тутив н ой
нерасчле-
ненности,
та кже
не
всегда
остается
всецело
вне-эстетиче-
ским.
Но
его
эстетическое
действие,
име нно
благодаря
тому,
что
он
ест ь
пр ед мет
внимания,
определяется
об­
щим
положением
его
в
с фере
со зн ания
и
специально
в
ясн ом
поле
в ниман ия.
Колебания
внимания
и
апперцеп­
ции
предмета
могут
или
испытывать
влияние
«извне», или
исходить
из
самого
предмета,
как,
н а п рим ер , «неинтерес­
ног о », «обманывающего
ин те ре с », «ожидание»
и
т.
п.
Пр ед мет
подвергается
особой
эстетической
модифика­
ц ии—
не
без
влияния,
в проче м,
сюжета
—
как
предмет
«ничтожный», «серьезный», «банальный», «пошлый», «стер ­
т ый»
и
т.
п ., что вызывает,
в
свою
очередь, suigenerisин­
тере с.
Обозна чим
э стети ческу ю
роль
чистого
предмета
че-
Рез:1


464
Г.
Г.
Шпет
Психологизм,
вмешивающийся
в
невоспитанное
ана­
литически
усмотрение
пре дмет а,
по дст ав ляет
нередко
«вещь»
и
«представление»
на
м есто
чистых
подлинных
предметов
и
отношений
и
соответственно
модифицирует
эстетическое
вос прият ие.
Но
это
—
фа ктор
субъективный,
д ис тур ба ционную
р оль
которого
невозможно
предусмо­
треть
в
особенностях
самого
п редм ета.
Это
—
некоторая
субъективная
константа,
определимая
через
личное
урав­
нение
и
пр исо един им ая
как
+или
—
к
общему
эстетиче­
скому
впечатлению.
Обозначим
ее
че рез
±г.
V
1
О бъект ивна я
структура
слова,
как
атмосферою
земля,
окутывается
субъективно-персональным,
биог ра фич е­
ским,
авторским
ды хани ем.
Это
членение
словесной
структуры
находится
в
исключительном
по ло ж ении,
и,
строго
г ов оря,
оно
должно
бы ть
вынесено
в
особый
отдел
научного
вёдения.
При
обсуждении
вопросов
поэт ик и
ему
так
же
не
должно
бы ть
места,
как
и
при
решении
во­
просов
логики.
Но
еще
больше,
чем
при
рассмотрении
движения
научной
мысли,
до
сих
пор
не
могут
отр ешить ­
ся
при
то л ко вании
поэтических
произ вед ени й
от
за гляды­
в ания
в
биографию
ав то ра.
До
сих
пор
историки
и
теоре­
тики
«литературы»
шарят
под
див ана ми
и
кроватями
поэтов,
как
будто
с
помощью
там
находимых
иногда
утен-
зилий
они
могут
восполнить
недостающее
понимание
с ка з анного
и
черным
по
белому
написанного
поэтом.
На
более
простоватом
язык е
это
нел итер ат урное
з анятие
трогательно
и
возвышенно
н азыв ается
объяснением
по­
эзии
из
поэта,
из
его
«души», широкой,
глубокой
и
вооб ­
ще
обладающей
все ми
гиперболически-пространственны-
ми
к аче ства ми.
На
более
«терминированном»
язык е
это
называют
неясным
по
смыслу,
но
звонк им
греческим
сло­
вом
«исторического»
или
«психологического
ме то­
да»—
что
при
не знании
истинного
психологического
ме­
тода
и
сходит
за
добро.
Есл и
не
опра вд ан ием,
то
объяснением
такой
обыва­
тельщины
в
на уке
может
служить,
что
не
то лько
—-
возвы­
шенный
или
рабий
—
человеческий
инте ре с
к
человече­
ской
душ е
влечет
в
область
биографии
поэта,
но
и
дейст­
вительно
методологические
требования
изу чен ия
самой
поэзии.
Во-первых,
поэт
не
только
«выражает»
и
«сообща ­


Эстетические
фрагменты
465
е т », но также производит,
как
уже
говорилось,
впечатле­
ние.
Хотя
бы
для
того,
чтобы
отделить
поэтическую
ин­
терпретацию
от
экспрессивной,
нужно
знать
обе.
Во-вто­
ры х,
опять-таки
для
выделения
объективного
смысла
по­
эм ы,
надо
зн ать,
чему
в
авторе
ее
мы
со-чувствуем,
чтоб ы
не
смешать
этого
с
тем,
что
тр ебу ется
со-мыслить.
Ведь
и
тряпичник,
вытаскивая
из
груды
мусора
тряпки,
поды­
мае т
и
переворачивает
груды
обглоданных
косте й,
жестя­
но к,
истлевших
углей
и
прочего
сору,
который
мож ет
наводить
его
на
всевозможные
воспоминания
и
во л­
нения.
Что
касается
пе рв ого
пункта,
то
инс тинкт ивные
по­
пытки
вы дел ить
его
в
особый
предмет
и зу чения
существу­
ют,
пожалуй,
с
тех
пор,
как
различают
п оэти ку
и
ритори­
к у1.
В
основе
своей
«впечатление»
от
слова
не
за ви сит
от
специфических
особенностей
самого
слова
как
такого,
а
должно
бы ть
сопоставляемо
с
«впечатлением»
от
др угих
способов
и
средств
экспрессивного
«выражения ощуще­
ний
и
чувств».
Генетические
теории,
выводившие
осмыс­
ленное
сл ово
из
экспрессии,
много
здесь
напутали.
Само­
го
простого
наблюдения
достаточно,
чтобы
заметить,
что
развитие
осмысленного
словоупотребления
и
эм оци о­
нал ьно го
окрашивания
его
иду т
неза вис им о
друг
от
друга
и
сравнительно
поздно
достигают
согласования.
Известно
1 Наиболее обстоятельное (из вес тное
м не)
исследование
по
воп ро­
су
об
разл ичи и
соб ств енно
Dichtkunst от Sprachkunst есть богатая исто­
рическими
справками
и
примерами
кни га : Gerber G. Die Sprache als
Kunst. B.I—II.—2
Aufl.— B., 1885; в частности см.: B. L—S. 50ff.
и
B. II.— S. 501ff.
Основн ая
по
интересующему
нас
поводу
мысль
авто­
ра—
угл убл ени е
ста ри нн ого
ра зд е л ен и я: die Sprachkunst сперва преодо­
левает
тр удн ости
воплощения
д уши
в
звуке,
зате м
отвердевший,
абстрактный,
ставший
только
знаком
язык
старается
одушевить
до
выра­
жения
индивидуального;
поэзия
же
требует,
чтобы
язык
удовлетворял
с оз­
нанию
род а,
и
чувственная
живость,
с
к ото рой
часто
гов ор ят
по
повод у
поэзии,
подчеркивает,
что
касается
языка,
только
частности,
а
живость
целого,
с ледоват ельно,
самого
художественного
произведения,
покоится
в
поэзии
на
г лубин е
и
величии
мыс ли
(S. 53).
Выпишу
одн у
инте р есну ю
ц ит ат у: Es fällt also bei der Dichtkunst das ganze Gewicht auf die Dichtung,
Erdichtung, Verwandlung, Umschaffung der Erscheinungswelt, die Gedan­
kenverschlingung, den Gedankenkampf; bei der Sprachkunst auf die Voll­
kommenheit der Darstellung eines Seelenmoments durch die Sprache; der
Dichter erfindet Verwicklungen, Lösungen, Umstände, Lagen, giebt eine Wel­
tanschauung; der Sprachkünstler erfindet Wörter, Satzformationen, Figuratio­
nen, Sprüche, giebt das Abbild eines Lebensmoments der Seele (S. 52). Да ле ­
ко
не
все
у
Г ербера
распут анн о,
приемлемо
и
современно,
но,
увы,
многое
заживо
п огр е бенное
ну жно
вернуть
с
клад би ща.


466
Г.
Г.
Шпет
особое,
нер едко
прелестное
своеобразие
детской
речи,
пр о ист екаю щее
из
употребления
ребенком
сильных
эмо­
циональных
речений
и
оценок
без
тени
соответствующих
переживаний
и
без
согласования
со
смыслом.
Эмоцио­
нальная
экспрессивность
ребенка
первее
вся ко го
слово­
употребления,
но
post hoc не значит propter hoc, и визг,
пис к,
ор,
пл ач
не
превращаются
в
мысль,
как
не
превра­
щается
на
но чь
солнце
в
л уну.
Ребенок
из ви вает ся
в
им­
пульсивных
движениях
и
же ста х,
но
не зав ис имо
от
того,
како го
искусства
он
в
них
достигает,
он
начин ает
узнавать
и
называть
вещи,
а
затем
понимать
и
сообщать.
Значитель­
но
по зже
с
эт им
связываются
«осмысленные»
же сти куля­
ция
и
эмо ционал ьная
э кспр е ссия.
Е сть
индивиды,
вполне
овладевающие
импульсивными
движениями
и
тем
не
ме­
нее
до
конца
дней
св оих
не
умеющ ие
согласовать
сообща­
емого
с
экспрессией.
Другим
источником
пут аницы
являются
объяснительные
эст етич еские
т ео рии,
принимающие
за
объяснение
п ро­
сты е
факты
вч увс т вова ния,
инт рое к ции
и
т.
п.
Не
говоря
уже
о
том,
что
име нно
то
и
требует
объяснения,
каким
образом
эти
факт ы
могут
с луж ить
источниками
эстети­
ческого
наслаждения,
в
корне
ошибочно
пр ед по лагат ь,
буд то
зде сь
и
весь
источник
э сте тич ности
слова
и
буд то
в
других
своих
функциях
сло во
вы зыв ает
эстетическое
впеч атл ение
по
то му
же
принципу
вчувствования.
Н есо мненно ,
симпатическое
понимание
вообще
есть
тот
пут ь,
которым
мы
проник а ем
в
«душу», исходящую
в
экспрессии.
Но
чер ез
симпатическое
понимание
мы
co-п ере жи вае м
не
только
эстетическое
пер ежив ани е
др у­
гог о,
сообщающего
с лово.
Кроме
того,
если
ограничиться
только,
так
сказать,
эстетическим
симпатическим
пережи­
ва ние м,
мы
еще
ничего
не
разъясним,
так
как
тогда
при ­
шлось
бы
признать,
что
мы
эстетически
воспринимаем
только
то,
что
эстетически
переживается
сам им
сообща­
ющим.
В
действительности,
мы
можем
проходить
без
эстетического
во лнения
м имо
эстетических
эмоций
сооб­
щающего,
и
обратно,
и спыт ы ваем
эстетическое
впечатле­
ние
та м,
где
он
его
не
испытывает.
На
этом
факте
и
осн о­
в аны
соответствующие
«обманы», притворства,
сц ен иче­
ск ая
игра
ит.
п.
В
общем,
эти
факты
только
подтвержда­
ют
наличность
«бессознательного» (собственно аноэтиче -
ского)
симпатического
пон има ни я,
так
как
они
прямо
на


Э стетич еск ие
ф рагмен ты
467
него
рассчитаны.
В
сценической
игре
актера
мы
на пер ед
знаем
о
«притворстве»
и
игре,
и
тем
не
менее
наша
симпа­
тическая
реакция
от
этого
не
ун ич тожа етс я.
Но
ясно,
что
р азная
с ила
и
раз ное
к ачеств о
их
зави сят
не
от
самого
факта
симпатического
в ос приятия
экспрессии,
а
от
осо ­
бенностей
этой
экспрессии.
Иг ра
бывает
«хорошая»
или
«плохая».
Несмотря
на
то,
что
мы
воспринимаем
экс пре сс ию
че­
рез
«симпатии»
и
субъективно,
мы
в
эстетической
оценке
ее
смотрим
на
э кспр есс ию,
как
на
sui generis предмет .
Наме­
ренность
или
ненамеренность
предметного
для
нас
ха рак­
тера
экспрессии
не
меняют,
она
все
равно
должна
вы­
литься
в
какие-то
формы,
способные
к
эстетическому
воз­
д ейс твию
на
воспринимающего.
Впечатление
от
(выраже ­
ния )
ласки,
гнева,
протеста,
презрения,
ненависти
и
пр
<оч. >
долж но
облечься
в
предметную
форму,
наса­
женную
на
семантические
ф ормы
слова.
По д обно
непо­
средственным
чувственным
впечатлениям
от
форм
соче­
тания
звукослова,
и
здесь
мы
имеем
дело,
следовательно,
с
чувственными
форма ми
соч ет ания .
Эмоции
так
же
име­
ют
св ои
формы,
как
и
сочетания.
Но
как
в
простейшем
ощущении
чувственный
(эмоциональный)
тон
наседает
на
не го,
окрашивает
е го,
от
него
самого
отличаясь,
так
и
в
восприятии
слова
как
целого
экспрессия
есть
его
окра­
ска,
паренье
над
ним.
Особенно
интересны
случ аи
сложного
нас лое ния
эст е­
тических
переживаний.
Интонации,
тон,
тембр,
рит м
и
т.
д.
мы
воспринимаем
как
ощущения,
фо рмы
сочета­
ния
к ото рых
эстетически
нас
волнуют.
Но
эти
же
интона­
ции,
это т
же
ритм
и
пр
< оч. >, поскольку они служат це­
ли
э ксп ресс ии
и
выд ают
душевное
вол нение
го воряще го,
они
вызывают
св ои
эстетические
переживания.
Од но
на­
се дает
на
другое.
Но,
далее,
эти
душевные
волнения
мо­
гут
б ыть
волнениями
радости,
печали,
гнева,
любви,
зави­
сти,
но
так же
эстетического
наслаждения.
Последнее
са­
мо
опре дмечи ва ется
и
фундирует
на
себе
следующей
сте­
пени
эс тети чес кое
пер еж иван ие.
Сверх
всего
этого,
слу­
ш ая,
например,
на
сцене
Гамлета,
мы
различаем
сло ва
Гамлета
с амог о,
может
быть,
также
Ше к спира
и
непре­
менно
еще
актера,
изображающего
Гамлета.
И
все
это
вы­
зывает
наслоение
одной
персональной
экспрессивности
на
друг ую ,
всех
их
на
осмысленное
слов о,
не
говоря
уж


468
Г.
Г.
Шпет
о
зрительных
источниках
эстетического
наслаждения.
До­
статочно,
однако,
д вум
любым
слоям
«разойтись», и начи­
наются
пе р е бои, «эстетические противоречия», разруша­
ющ ие
все
сооружение.
Не
меньшей
угрозой
такого
разрушения
является
и
то ,.что нередко симпатическое по­
нимание
вызывает
в
нас
реакцию,
на
которую
не
рассч и­
ты вает
экспрессия.
Так,
угрозы
изображаемого
гер оя
мо­
гут
вы зв ать
у
нас
впе чат ление
скуки,
его
страх
и
тре­
пет —
чувство
презрения
и
т.
п.,
в
так ой
мере,
что
они
заглушают
требуемое
изображаемой
экспрессией
эст ети­
чес кое
чувство.
Неудачный
автор
может
погубить
та ла нт­
ливого
акте р а, «несимпатичный»
актер
(к которому зри ­
тель
чувствует
личное
нерасположение
или
у
к ото рого
«противный»
голос
и
т.
п.)
может
«провалить»
хорошую
роль.
Для
эс те тиче с кого
восприятия
эмоции
в
ней
должны
быть
св ои
эмоциональные
формы,
определяющиеся
зако­
на ми
своей
эмоциональной
«гармонии», «уравновешенно­
сти»
эмоции,
или ,
инач е
говоря,
за кона ми
уравновешенно­
сти
эк спре с сии.
По след нее
можно
бы ло
бы
и
не
добав­
лять ,
так
как
экспрессии
и
ес ть
сами
эм оции
(как слово
есть
мысль)
—
для
воспринимающего,
во
всяком
случае.
И
как
эмоции
и
экспрессия
не
рас чл ен имы
для
пережива­
ния
их,
так
должно
б ыть
и
для
в осп рия тия.
Их
тожест­
веннос ть
—•
основное
положение
симпатического
понима­
ни я.
Фак т
«притворной»
экспрессии
—
для
во сприним а­
ющ его
—
притворной
эмоции
—
так
же
мал о
этому
проти­
во реч ит,
как
произнесение
слов
т ем,
кто
их
не
понимает,
например,
прочтение
стихотворения
на
незнакомом
я зы­
ке
(как иногда певцы поют иностранные романсы,
заучи­
вая
их
переписанными
по
знакомой
им
транскрипции).
Правда,
можно
автоматически
повторять
чуж ие
слова,
не
по ни мая
их,
но
нельзя
их
вы дум а ть, «создать», а актер
именно
«творит»
в
сво ей
экспрессии.
Однако
и
актер
не
«выдумал»
бы
экспрессии,
если
бы
ему
(и зрителям)
был и
абсолютно
чужд ы, «неизвестны»
эмоции
и
ес ли
бы
твор­
чество
актера
не
в
том
и
состояло,
что
способность
симпа­
тического
понимания
и
подражания
в
нем
могут
бы ть
развиты
до
да ра,
до
тал анта.
Условимся
обо знач а ть
эстетическое
впечатление
от
экспрессивности,
облегающей
слово,
звук
и
слово-семан­
тику,
чер ез
символ:
е,
являющийся
их
общим
эксп оне н­
том .


Эстетические
ф рагмен ты
469
2
Второй
из
вышеозначенных
пунктов
составляет
всеце­
ло
пре дм ет
психо ло гич еск ого
интереса
к
персоне
автора
с ло­
ва.
Ин тер пр ет ация
слова
с
этой
точки
зрения
есть
и стол­
кование
поведения
автора
в
смысле
его
правдивости
или
лживости,
его
доброжелательного
или
злостного
о тн оше­
ния
к
сообщаемому,
его
ве ры
в
него
или
сомнения
в
не м,
его
благ огов ей н ого
или
цинического
к
нем у
отношения,
его
убеж денно ст и
в
не м,
его
страха
пе ред
ним,
его
в ос­
торга,
и
пр
<оч.>,ипр<
оч. >.
Сколько
бы
мы
ни
пере­
чи сля ли
качеств
его
от ношен ия
к
сообщ ае мому,
все
это
качества,
во-первых,
психологические,
во-вторых,
е го,
ав­
тора,
субъекта,
для
к ото рого
сообщаемое
—
такой
же
предмет,
как
и
для
на с,
хотя,
бы ть
м ожет,
душевные
пе­
реживания
оно
вызовет
в
нас
совершенно
иные,
чем
у
не­
го.
Ес ли
выш е,
только
чт о,
мы
г овор или
все
же
об
экспрессивных
свойствах
слова,
ко то рые
могли
стать
предметом
нашего
внимания
и
независимо
от
их
автора,
то
теперь
толь ко
на
автора
и
переносится
интерес.
С лу­
шая
акт ера ,
мы
сл у шаем
не
актера,
а
героя
или
автора
пьесы;
чит ая
Гамлета,
мы
переносим
установку
внимания
на
Шекспира;
и
т.
п.
Обращение
к
автору
та кже
про ис ход ит
на
основе
сим­
патического
по нимания
и
по
поводу
экспрессии.
Но
экспрессия
здесь
—
то лько
повод,
а
симпатическое
п они­
мание
—
т олько
исходный
пунк т.
От
внешн ей
экс пре сс ии
требуется
переход
в
глубь,
в
постоянный
ее
источник,
к
ру­
ководящему
его
нач ал у.
От
симпатического
понимания
не об ход имо
пер ейти
к
си стемати чес ком у
ознакомлению
с
а вт ором
и
его
личностью.
Здесь
важн о
не
«впечатление»
от
содержания
слова,
а
повод,
к ото рый
дает
его
экспрес­
с ивнос ть
для
проникновения
в
«душу»
автора.
Мы
сперва
тол ько
ук аз ываем
его
в
его
выражениях,
поним ае м
то,
что
он
говорит,
но
хотим
уга да ть
также,
что
он
хочет
ска­
зать,
как
он
относится
и
к
тому,
что
он
говорит,
и
к
тому,
что
говорит,
и
к
сообщаемому
и
к
собственному
пов еде­
нию
сообщающего.
Нам
важ ен
теперь
не
объективный
смысл
его
речей,
а
его
собственное
«переживание»
их
как
своего
личного
действия
и
как
некоторого
объективиру­
емого
социально-индивидуального
факта.
Уг ады ваем
мы
на
основании
показаний
сим па тичес ко го
понима ния,
у ла­
вливающего
соответствующие
интонации
его
голоса,
уч и­


470
Г.
Г.
Шпет
тывающего,
например,
сп окой ст вие
или
прерыви­
сто сть
—
натуральные
и
деланны е—
его
речи,
намеренную
или
«случайную», из глубины души и свойств характера,
а
та кже
из
его
культурности
или
невежества,
творческих
напряжений
или
пасси вно г о
повторения,
вытекающую
«фигуральность»
его
речи,
пониженный
или
повышенный
голос,
свидетельствующий
о
его
раздражении,
зависти,
ревности,
подозрительности,
и
пр <оч. >, и пр<о ч.>.
На
почве
эт их
первых
догадок
и
«чутья»
мы
дальше
на­
чинаем
«сознательно»
воспроизводить,
строить,
рисовать
себе
общий
об лик
его
личности,
характера.
Тут
нужно
ознакомление
с
другими,
из
других
источников
поче рпа ­
емыми
ф акт ами
его
поведения
в
аналогичных
и
противо­
по ложн ых
случаях,
с
фактами,
почерпаемыми
из
его
био­
графии.
Симпатическое
подражание
играет
все
меньшую
роль ,
на
место
его
выступает
конгениальное
воспроизве­
дение.
Экспрессивные
частности
интересны
не
сами
по
се бе,
а
как
фрагменты
целого,
по
которым
и
нужно
в ос­
становить
целое.
Симпатически
данное
рационализирует­
ся
и
возвод ит с я
в
эффект,
симптом
некоторого
посто­
янства,
которое
терпеливо,
систе матически
и
методиче­
ски
подбирается,
составляется
и
восстанавливается,
как
цельный
лик.
За
каждым
словом
автора
мы
начинаем
теперь
с лы­
ша ть
его
голос,
догадываться
о
его
мыслях,
подозревать
его
п ов едени е.
Слова
сохраняют
все
св ое
значение,
но
нас
ин­
те ресу ет
некоторый
как
бы
особый
интимный
смысл,
име­
ющи й
свои
интимные
формы.
Значение
слова
сопрово­
ждается
как
бы
co-зн ач ени ем .
В
действительности
это
quasi-зн ачен ие , parergon по отношению к ergon слова,
но
на
этом-то
parergon и сосредоточивается внимание .
Что
го воритс я,
теряет
свою
актуальность
и
ак тив но
сознава­
емо е
воздействие,
оно
воспринимается
автоматически,
важно,
как
оно
говорится,
в
какой
форм е
душевного
пе­
реживания.
Только
какая -н ибу дь
неожиданность,
пара­
док с
сообщаемого
может
на
вре мя
перебить,
отвлечь
вни­
мание,
но
затем
мы
еще
напр я ж еннее
обращаемся
к
авто­
ру,
стремясь
за
самим
парадоксом
увидеть
его
и
решить,
согласуется
создаваемое
им
впечатление
от
его
личности
с
другим
или
не
согласуется.
Как
формы
чистой
экспрессивности
выражаемого
со­
поставлялись
как
аналогон
с
чувственными
ф орма ми
со­
четания,
так
формы
co-зн ач ени я
можно
рассм ат рив ат ь


Э стетиче ск ие
ф рагмен ты
471
как
аналогон
логическим
формам
смысла.
За
по сл едни ми
п редпол аг а ются
и
имеют
ме сто
св ои
психо-онтологиче­
ски е
формы.
И
можно
говорить
об
особой
онтологии
ду­
ши,
где
«вещи»
су ть
«характеры», «индивидуальности»,
«лица»,— пре д ме ты
и зучени я
психологии
индивиду аль ­
ной,
дифференциальной,
характерологии,
или
там ,
где
предполагается
коллективное
лицо,
коллективный
субъ­
ект
и
носитель
переживаний
—
психологии
этнической,
социальной,
коллективной
(материал:
фольклор, «народ­
ное»
творчество
в
противоположность
индивидуальному
словесному
творчеству).
В
це лом
личность
автора
выступает
как
аналогон
с ло­
ва.
Ли чно сть
ес ть
сл ово
и
требует
своего
понима ни я.
Она
им еет
св ои
ч у вст венные,
онтические,
логические
и
поэти­
ческие
формы.
Последние
конструируются
как
отн оше­
ние
между
экспрессивными
формами
случайных
фактов
ее
поведения
и
внутренними
фо р мами
закономерности
ее
характера.
Эстетическое
восприятие
имеет
здесь
свои
ка те гори и.
Эстетическое
наслаждение
в ызы вает ся
«строением»
характера
как
«цельного» («единство в мно­
г оо б ра зии»), «гармоничного», «последовательного в по ­
ве д е нии», «возвышенного по чувствам», «героического»,
«грациозного в манерах», «грандиозного
в
замыслах»
и
т.
д.
Для
возможности
эстетического
восприятия
личности
еще
больше,
чем
в
эстетическом
восприятии
эк спр ессив­
ности
самих
знако в,
нужно
освободиться
от
своих
лич ных
реакций
на
личность
как
пр едм ет
со зер цан ия.
Она
в
на­
шем
сознании
может
запутаться
в
совершенно
непрони­
цаемом
тумане
наш их
«симпатий»
и
«антипатий», пережи­
ва ний
не
эстетических,
а
иногда
прямо
им
вр аждебны х .
Любовное
от ноше ние
здесь
может
м ешать
не
меньше
враждебного,
пиетет
не
меньше
снисходительности.
Надо
отой ти
как
бы
на
расстояние,
чтобы
выделить
и
оценить
св ое
э сте тиче ское
отношение
к
личности
и
ее
типу.
Ее
индивидуальные
фор мы
—
типичны,
и
мы
легко
можем
к
личности
о тнес ти
эмоциональную
р еак цию,
привычную
для
нас
в
от ноше нии
к
соответствующему
т ипу.
Можно
был о
бы
ска зать ,
что
эстетическое
от ноше ние
к
личности
вырастает,
в
конце
концов,
именно
на
преодолении
симпатического
поним ания
ее.
Он о,
это
«преодоле­
ние», только и способно создать нужную «уравновешен­
но с ть».


472
Г.
Г.
Шпет
Обозначим
эстетическое
зна чени е
восприятия
лично­
сти
самого
автора
сло ва
как
некоторый
постоянный
коэф­
фициент
S к самому слову во всех его объективных фоне­
тических
и
семасиологических
функциях.
VI.
Об щая
пародийно-математическая
формула
эстетиче­
ск ого
восприятия
слова
складывается
следующим
обра­
зом :
sr ГпП(1+un)Mf1е +s+r
L
mlg
J
Моск ва , 1922, февр.
19.


ВВЕДЕНИЕ
В
ЭТН ИЧ ЕСКУ Ю
ПСИХО ЛОГ ИЮ


ПР ЕДМ ЕТ
И
З АДАЧИ
ЭТНИЧЕСКОЙ
ПС ИХОЛОГ ИИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
В
эт ом
первом
выпус к е
Введения
воспроизводится
в
ис­
пра вле нном
и
дополненном
в иде
моя
ста ть я,
напе ча та н­
ная
в
«Психологическом Обозрении»
в
1919 г.
Уже
тогда,
по
замыслу
автора,
эта
с татья
бы ла
первой
в
р яду
дру ги х,
из
совокупности
которых
должно
б ыло
образоваться
Вв е­
д ение
в
из учен ие
эт ни ческой
психологии.
Вторая
час ть
работы
в
свое
время
(1920—21
г.)
бы ла
д оложе на
мною,
в
своей
осн овн ой
части,
в
функ циониро ва вше м
тогда
при
Москов­
ско м
университете
«Московском Лингвистическом Об­
ществе»
и
была
посвящена
само й
методике
исследования.
Дальнейший
собранный
мною
материал
был
пр ивед ен
в
сис тем у
университетского
курса,
каковой
и
чи та лся
мною
в
Московском
университете.
В
ор га низо ва нном
мною
тогда
же
Кабинете
этнической
пс ихо лог ии
я
рас­
считывал
подвергнуть
свои
теоретические
положения
ла­
бораторной
проверке.
Обстоятельства
вр емен и
отторгли
меня
от
вс ей
э той
работы.
Однако
все
растущий
интерес
к
кр аев еде нию
и
к
изучению
так
наз ыва ем ых
националь­
ных
меньшинств
возвращает
внимание
науки
к
пробле­
мам
этн иче с кой
психологии,
и
мне
показалось
своевре­
менным
еще
раз
выс т упить
с
защит о ю
своих
взглядов,
в
убеждении,
что
они
могут
иметь
реа льн ое
значение
для
разработки
новой
еще
у
нас
на учно й
дисциплины.
Значительная
часть
этого
выпуска
посвящена
кри ти ке
и
полемике.
Это
—
необходимо,
и
как
общая
расчистка
п ути,
и
как
способ
более
отчетливого
выя вления
собст­
венной
позиции.
Наиболее
признанный
авторитет
в
об ла­
сти
этниче с кой
психологии,
В.
Вундт,
подвергся
с
м оей
сторон ы
наиболее
резкому
на падению .
Вундт,
по
мо ему
мнению,
завершение
развития
психологической
науки
второй
половины
XIX в.—апостол
волюнтаристической
ре ак ции
п ротив
интеллектуалистического
гербартианства,
с
одной
стороны,
и
психофизического
экс пер имент а
про­


476
Г.
Г.
Шпет
тив
спиритуалистических
композиций
типа
Фих те
м лад­
шего,
Ул ьри ци
и
по д <о б ных>, с другой стороны.
Новая
психология
зародилась
в
те
же
семидесятые
годы
(первое
из д.
Очер ков
физ иолог ичес к ой
психологии
Вундта
1873 г. ,
Пс и­
хология
с
эмпирической
точки
зрения
Брентано
1874 г.).
Бо­
лее
поздн и е
опыты
обно вл ен ия
пс их ологи и
как
на уки
в
виде
разного
т ипа
описательной
психологии,
в озник ав­
шие
независимо
от
реф орм ы
Брентано
(напр<и мер>,
Дильтей
и
его
пос лед о ва те ли), сливаются теперь в одно.
И
если
Штумпф,
Марти,
Мейнонг
—
прям ые
у чени ки
Брентано,
то
уже
англичанин
Стаут
прим кнул
к
новой
психологии,
идя
от
друг их
учителей.
Е ще,
может
быть,
по казат ел ьн ее
резкий
повор от
от
Вундта,
сопровождав­
шийс я
ос трою
поле м икою ,
представителей
так
н азы ва­
емой
Вюрцбургской
экспериментальной
школы
(Психоло­
гию
Авг.
М ес сера
1914 г.
можно
счи та ть
первым
опытом
си с темы
новой
психологии). Наконец,
пр име ры,
подобные
Ясперсу
(К.
Jaspers), как будто объединяют все генеалоги­
ческое
разнообразие
новой
психологии.
Казалось
бы,
при
таких
условиях
нет
н адо бно сти
в
по­
лемике,
нужно
на
найденном
положительном
основании
только
строить.
Однако
сделанное
в
о бщей
психологии
еще
далеко
не
нашло
своег о
приложения
в
ее
специаль­
ных
отделах,
в
ч аст ност и,
в
психологии
этнической.
Ук а­
занная
необходимость
«расчистки пути»
здесь
оставалась.
Еще
больше
эта
необходимость,
кроме
того,
подчеркива­
ется
т ем,
что
психология
В ун дта,
заняв
господствующее
по ло же ние,
проникла
в
другие
специальности,
где
и
ста­
ла,
как
не к огда
пс ихо лог ия
Гербарта,
своего
род а
opinio
communis.
Лингвисты,
филологи,
литературоведы,
право­
в еды,
этнологи
и
п р <о ч.>, слишком занятые собствен­
ною
специальною
работою,
не
могут
входить
в
обсужде­
ние
вопросов,
вы зыв аемы х
борьбою
за
права
новой
пс и­
хологии,
и,
н ужд аясь
в
пом ощи
ка кой
бы
то
ни
было
пс и­
хологии,
сп ешат
воспользоваться
хот я
отсталым,
но
отстоявшимся
и
как
будто
более
устойчивым.
Ин аче
они
стояли
бы
пер ед
опасн ость ю
по лно го
скептицизма
и
по­
с ле дова те льного ,
хотя
не
принципиального,
отрицания
нужной
им
отра с ли
психологии
(подобно,
на пр
< имер >,
Г.
П аулю ).
Некоторые
голоса
со
стороны
специалистов,
пр едо стер егавши е
о
промахах
Вундта
в
сф ере
их
спец и­
альности
(напр <
име р
>, ван Гиннекен в лингвистике), не
пр едост ер ег ли:
эти
промахи
видны
специалистам
и
п ото­
му
для
них
неопасны,
лиш ь
бы
бы ла
его
психология
а вто­
ритетна,
и
эти
его
ошибки
вы текаю т
не
из
его
психоло­


Введение
в
э тниче скую
психологию
477
ги и,
а
из
его
недостаточного
знакомства
с
их
специ ал ьн о­
с тью—
они
так
же
прости тел ь ны ,
как
простительны
сп е­
циалистам
их
ошибки
в
области
психологии.
Пр авда,
бы­
ли
и
более
серьезные
пр едост ер ежен ия ,
показывавшие,
что,
напр
< имер >, лингвистические ошибки Вундта пря­
мо
вытекают
из
ошибок
его
психологии
(А.
Марти), но
и
эти
предостережения
только
теперь
начинают
се рь езно
о цениват ься .
И
только
теперь
начинают
наполняться
ре­
альным
смыслом
такие
заявления,
как
то,
на пр
< имер >,
которое
было
с дел ано
Фиркандтом
на
п осл еднем
Ко нгрес се
эстетиков
и
искусствоведов
в
Бе рл ине
(1924 г.).
Фиркандт
ка­
тегорически
и
в
общей
форме
высказал
суждение,
кото­
рое
и
мне
хотелось
внушить
читателю
своею
критикою
В у ндта:
более
глубокое
поним ание
искусства
нуждается
в
особой
пс и хологи и
пр имит ивны х
нар од ов;
мы
находим­
ся
только
у
начала
ее ; «этническая психология Вундта не
причастна
ей
(hat keinen Anteil an ihr): она пытается про­
ложить
пут ь
к
пониманию
без
основоположного
иссле до ­
ван ия
структурных
различений
и
родственных
этому
во­
п рос ов » (Kongressbericht... — S. 348).
С тоит
ли
особо
останавливаться
на
том,
что
у
нас
поло­
жение
вещей
еще
элементарнее.
Научная
психология
у
нас
в
запустении,
и
если
бы
наш
специалист-лингвист,
искусствовед,
этнограф
захотели
воспользоваться
ее
ус лу­
гами,
где
им
найт и
авторитетный
источник?
Вот
—
сл учай ­
но
припомнившиеся
примеры
(не из худших,
могу
на­
звать
худшие
—
nomina periculosa): один из области « по ­
этического
с тил я» («принципы Эльстера»
—
авторитет!..),
другой
—
целое
«руководство»
по
«теории словесности»,
третий
—
«синтаксис в психологическом освещении» (ав­
тор
—
чр езв ычай но
почтенное
имя
в
своей
специально­
ст и)
—
но
что
же
это
за
психология?
и
что
если
бы,
в
са­
мом
дел е,
их
специальные
выводы
базировались
на
этой
пс их ол ог и и?.. Но если западные коллеги наших специали­
ст ов—
для
нас
всегда
ведь
авторитеты
—
все
еще
живут
«вундтизмом», то тем более нет как будто и для нас луч ­
шей
опоры...
Автору
по
опыту
известно,
что
его
собствен­
ная
критика
Вун дта
иногда
рассматривалась
как
простой
задо р
и
выражение
некоторого
пристрастия
к
пар адо ксу.
Но
это-то
все
и
до каз ыва ет
необходимость
предпринятой
мн ою
критики,
тем
более,
что
я
не
знаю
какой-либо
дру­
гой ,
аналогичной
работы
в
нашей
или
западной
ли те рату­
ре,
с сылк ой
на
которую
я
мог
бы
ограничиться.—
Я
не
останавливаюсь
с
так ою
же
подробностью
на
принципах
французских
социологов
(школа Дюркгейма,
Леви-Брю-


478
Г.
Г.
Шпет
ля)
или
амер иканс ких
«социальных психологов» (от Брин-
тона
до
Малиновского), во-первых,
потому
что
к рит ика
их
должна
вест ись
преимущественно
эмпирически,
а
не
принципиально,
а
во-вторых,
потому
что
св ое
оп реде ле­
ние
этнической
психологии
я
все
же
веду
по
магистрали
Шт ейнт аля ,
и,
с лед
< овательно >, прочие для меня инте­
ресны
лишь
как
временные
противники
или
союзники.
Осно вно е,
что
свя зы вает
м еня
с
этою
магистралью,
со хр ане ние
ее
психологической
терминологии.
Мое
но­
вое
—
в
н овом
тол ко вании
и
пр имен ении
этой
термино­
лог ии
и
в
вытекающем
отсюда
ме то де.
Центральным
тер­
мином
з десь
в сегда
был
термин
«душа»
или
«дух народа».
Но,
могут
сказать,
именно
Бре нт ано,
как
известно,
р ас­
к рыл
п олож ител ьный
смысл
лозунга
(провозглашенного
А.
Л ан г е) «психологии без души», и если общая психология
мож ет
обойтись
без
такого
предмета,
как
«душа», то разве
не
относится
это
еще
в
б ольш ей
мер е
к
«душе народа»?
Я
ду маю,
что
к
на стоящ ему
времени
термин
«душа»
на­
столько
уже
очищен
от
метафизических
пер еж итко в,
что
им
можно
п ользо ва ться ,—
в
уверенности,
что
теперь
и
са­
мые
нер в ные
особы
умеют
устоять
против
соблазнов
на­
вьего
очарования,—
то лько
усвоив
термину
некоторое
по­
ложительное
содер ж ание
вспомогательного
для
науки
«рабочего»
по ня тия
—
того,
что
фи зики
называют
«моде­
л ью », сознавая нереальный,
фиктивный
смысл
соотв етс т­
вую щей
«вещи» .
Стоит
толь ко
отрешиться
от
представле­
ния
душ и
как
субстанции,
что бы
тотчас
отбросить
и
все
гипотезы
об
ее
роли
как
субстанциального
фактора
в
со­
циаль н ой
жизни.
То
же
относится
к
термину
«дух». Тол ь ­
ко
при
этом
условии
оба
тер ми на
в
серьезном
смысле
мо­
гут
толковаться
как
су бъе кт
(materia in qua) —
чег о
от
«ду­
ха»
требовал
уже
Ге гель.
Термин
«дух народа», подобно
(но не тождественно) «духу времени», «духу профессии,
кл асса,
солидарности»
и
т.
п., удобен теперь тем,
что
тол­
куется
коллективно.
А
этим,
в
св ою
очередь,
окончательно
преодолевается
традиционное
представление
о
субъекте
как
индивид у ально й
особи
—
туманном
биологическом
прикрытии
все
той
же
гипотезы
субстанциальности.
И
да­
лее ,
легко
п ок азать
уже
действительное
положительное
содержание
термина.
Формально
это
е сть
лишь
у ка зание
на
н ек оторог о
рода
тип
или
характер,
а
потому
нечто
из­
на чал ьно
ко лл екти вно е,
что
обязывает
нас,
обратно,
и
ин­
дивидуальное—
в
его
структуре
и
составе
—
тр ак то вать
как
коллекти вн ое .
Все
это
—
уже
не
пр осто е
ис то лко ва­


Введение
в
этн ичес кую
психологию
479
ние
и
перетолкование
термина,
а
новый
смысл,
н овый
принцип,
нов ый
метод.
Реал ьно
за
эт им
формальным
скрывается,
в
п орядке
критическом,
о тр ицате льное
отношение
ко
всякому
пред­
ставлению
«духа»
или
«души»
как
спонтанно
действующе­
го,
определяющего
другие
форм ы
бы тия
фактора.
С ледо­
вательно,
утверждения,
что
то.
или
иное
яв лен ие
в
жи зни
народа
определяется
«его духом», психологически уже не
имеют
иного,
кроме
метафорического
(подобно «со лнц е
во схо дит »), смысла.
Равным
образом,
лишаются
прежнего
буквального
смысл а
рассуждения
о
«духе»
и
«душе»
к ол­
ле кт ива
как
ка ког о-то
«взаимодействия» (формальное,
т.
е.
здесь
—
пустое,
п он ят ие ) «единственно реальных»
ин­
ди видо в;
сам
индивид
—
коллективен,
и
по
сос тав у,
и
как
продукт
коллективного
воздействия.
Действительный
смысл,
и
это
— уже
порядок
положительного
определе­
ния ,
таких
выражений
—
в
ином.
Реален
именно
коллек­
тив,
который
не
должен
быть
непр еменн о
только
бес­
порядочным
множеством
по
определению
(как «куча
пе­
с ка »), но также и упорядоченным,
организованным
(как
«библиотека»), и притом реален в своей совокупности
и
в
силу
сово к уп ност и.
Он,
коллекти в ,—
су бъе кт
совокуп­
ного
д ейс твия,
которое
по
св оей
психологической
приро­
де
ес ть
не
что
иное,
как
общная
субъективная
реак ция
коллектива
на
все
объективно
сов ерш ающи ес я
явлен и я
прир оды
и
его
соб ств ен ной
социальной
жизни
и
истории.
Каждый
исторически
образующийся
коллектив
—
народ,
класс,
союз,
город,
дер евня
и
т.
д.—
по-своему
воспринима­
ет,
воображает,
оценивает,
любит
и
ненавидит
объектив­
но
текущую
обстановку,
условия
своего
бытия,
само
это
бы тие
—
и
именно
в
это м
его
отношении
ко
всему,
что
об ъек­
тивно
есть,
выражается
его
«дух», или «душа», или «харак­
тер », в реальном смысле.
Из
ск азанн ог о
следует,
что
и
материал
психологии
в
эт ом
смысле
—
всецело
объективен.
Мы
на
«выражается»
и
на
«выражение»
смотрим
сер ьезно
как
на
такие,
т.
е.
как
на
объ ектив ац ию
совокупной
субъективности.
Мы
дол­
жны
научиться
«заключать»
от
объективного
к
соответст­
в ующем у
субъекту.
Ош ибка
не
только
Вундта,
но
и
вс яко­
го
психологизма
—
в
том ,
что
он
на
такого
род а
объекти­
вацию
смотрит
как
на
осуществление
идеи.
Это-то
и
дает
психологистам
повод
говорить,
будто
всякий
продукт
культуры
ес ть
психологический
продукт.
Осуществление
идеи,
в
действительности,
объективно,
как
и
с ама
идея
—
объективна,—и
з десь
пс и хологи и
делать
н ечег о,


480
Г.
Г.
Шпет
здесь
—
об ъек т ивные
же
зако ны .
Но
она
осуществляется
субъектами,
и
только
через
это
в
объективацию
всякого
тру да
и
творчества
вн оситс я
субъективное
и
психологиче­
ско е.
Люб ое
я в ление
культурной
и
социальной
жизни
мо­
жет
рассматриваться
как
необходимое
осуществление
за­
конов
этой
жизни,
но
идея
про хо дит
че рез
головы
лю­
де й,
субъективируется,
и
в.
сам ое
объективацию
вносится
субъективизм.
Ку льт урн ое
явл ение
как
выражение
смыс­
ла
об ъе к тивно,
но
в
нем
же,
в
этом
выра же нии,
есть
со з­
нательное
или
бессознательное
от ноше ние
к
этому
«смыс­
лу »,
оно
имен но
—
объект
психологии.
Не
смысл,
не
значение,
а
co-зн ачен ие,
сопровождающие
осуществление
ис­
торического
субъективные
реакции,
переживания,
отно ­
ш ение
к
нему
—
пре дм ет
психологии.
Сфера
жизни
—
объ­
ек ти вно
заключена
и
замкнута,
окружающая
ее
психоло­
ги чес кая
атмосфера
—
субъективно
колебательна.
Нуж но
уме ть
чи тать
«выражение»
культуры
и
социальной
жизни
так ,
чт обы
и
смысл
их
понять,
и
овевающие
его
с у бъек­
тивные
нас тро е ния
симпатически
уло вит ь,
прочувство­
вать, co-пережить.
Труд
и
творчество
субъектов
в
продук­
тах
труд а
и
творчества
запечатлены
и
вы раж ены
объектив­
но,
но
в
э том
же
объективном
отражено
и
су бъект и вно е.
Реально
—
единый
процесс,
научные
об ъе кты
—
ра зные.
Физическая
ве щь
состоит
из
материала
пр ир оды,
скол ь ко
бы
мы
ни
меняли
ее
форму.
Сделаем
мы
из
дерева
ста­
тую
или
висёлицу,
природно
изменилась
толь ко
форма.
Но
как
о бщест венно е
явление,
как
продукт
труда
и
творчест­
ва,
как
то вар
и
пр едмет
потребления
эта
просто
«чув­
ственная
вещь»
становится,
по
выр а жению
Маркса, «чув­
ственно-сверхчувственной»—
он а,
говорит
он , «отражает
людям
общественный
характер
их
с обств енног о
труда
в
виде
вещественных
свойств
сам их
продуктов
труда». Не нужно
даже
быть
во
что
бы
то
ни
стало,
за
совесть
или
за
страх,
мат ер и алисто м,
чтобы
признать
истину
и
констатируемо­
го
факта,
и
вытекающего
из
нег о
методологического
тре­
бования.
Ес ли
всю
сферу
осуществляемого
труда
и
творчества
признать,
как
того
требует
антипсихологизм,
объектив­
ною,
то
мож ет
показаться,
что
на
зако нну ю
д олю
психо­
логии
оста ется
слишком
мало,—
ра зве
только
чисто
фор­
мальные,
со
с торо ны
субъекта,
о пр еделени я
реакций,
вр о­
де:
быстро
—
медлен но ,
сильно
—
слабо,
богато
—
бедно
и
т.
д.
И
ча сто,
действительно,
социально-психологиче­
ские
характеристики
ограничиваются
подобного
рода
ука­
з ания ми
(ср .
б анал ь ные : «итальянцы реагируют живо,
бы­
стр о,
го лла ндцы
—
м едленн о,
вяло»
и
т.
п. ).
Однако
ес ли


Введение
в
э тнич еск ую
пс их ол огию
481
не
о гр анич ивать ся
подл инны м и
ба нал ьн о стями,
то
скоро
мы
увидим,
что
элементарнейшие
характеристики,
врод е
«решительный», «стремительный», «страстный»
и
т.
д.,
уже
треб уют
п си хол огич ес кого
анал иза
не
тол ько
фор­
мального.
То,
что
мы
на звал и
«реакциями»
коллектива,
его
от ноше ние
к
вещ ам
и
людям,
его
«отклики»
на
жизнь
и
т руд
—уже
беспредельная
область
чувств,
настроений,
ха рак теров ,
ибо
вся
соци ал ьная
и
этническая
пс ихо ло гия
в
основном
сво ем
е сть
социальная
характерология.
Но
даже
так
называемые
предметные
пе реж ивания
яв но
подлежат
психологическому
анализу
как
со
сторон ы
со став а,
опре­
деляемого
именно
объективными
социальными
услови­
ями
времени
и
места,
так
и
со
стороны
преимущественно­
го
характера
их.
И
ну жно
признать,
что
о бл асть
социаль­
но-психологического
исследования
в
ит оге
не
тол ько
не
уже
о бл асти
индивидуально-психологического
изу чени я,
но
даже
шире
ее.
Кроме
того,
что
со циал ь ная
психология
с
самого
на чала
ставит
общий
и
основной
вопрос
об
опре­
деляющей
сред е,
самый
материал
изучения
здесь
богаче.
В
конце
концов,
общая
психология
л ишь
о
выражении
эмоций
трак тует
сколько-нибудь
об сто ятел ьн о,
как
об
осо бом
(рядом с интроспекцией)
источнике
изучения.
Да
и
то
она
ставит
перед
собою
не
об ъек ти вное
отпечатле-
ние
субъекта
в
продуктах
его
творчества,
а
лишь
его
при­
родный
а нат омо -ф изиологич ес кий
аппарат.
Выражение
прочих
душевных
переживаний
объективно
изучается
ею
лишь
по
ограниченному
материалу
общей
психофизиче­
ско й
экспрессии.
Напротив,
социальная
и
этниче с ка я
пси­
хология
располагают
в
изобильном
богатстве
индивиду­
аль но
и
типически
разнообразным
материалом
беско неч ­
н ого
чи сла
сам их
продуктов
творчества,
несущих
на
себе
субъективную
печать
вре ме н,
народов,
стран,
лиц.
И
д ело
тут
не
в
эмпирическом
самоограничении
исследователя,
а
в
задачах
самого
иссл едо в ани я.
Для
общей
психологии
эк спре сс ия
культурно-социальных
продуктов
труда
и
творчества
в
лучшем
случае
толь ко
пример
общего,
из вест ­
ного
из
п ря мого
псих офизич ес ко го
наблюдения.
Для
со­
циальной
психологии
су щест ве нны
и
инте рес ны
не
то ль­
ко
временные
и
пространственные
разнообразия
п род ук­
тов
и
их
субъектов,
но
еще
—
что
самое
важное
—
система­
тическое
распределение
их
по
социологическим
ка тег о­
риям
(класса,
про фес с ии,
экономических
группировок,
правовых
образований,
религиозных
объединений,
б ыто­
вых
установок
и
т.
д. ).


482
Г.
Г.
Шпет
В
н иж есле дую щем
автор
трактует
св ою
те му
приме­
нительно
к
языку.
Можно
б ыло
бы
выбрать
и
лю бой
д ру­
гой
продукт
общественного
творчества.
Но
как
то
и
моти­
вировано
в
своем
месте,
автор
избрал
этот
«пример»
по
соображениям
принципиальным.
Он
видит
в
яз ыке
не
ря­
довой
пр и мер,
а
на ибол ее
полную
«объективацию», наи­
более
полное
«выражение» .
Именно
на
анализе
яз ыков ой
структуры
выражения
можно
с
наибольшею
ясностью
раскрыть
все
ее
члены
как
объективного,
так
и
су бъ ект ив­
ного
порядка
(ср.
анализ
структуры
слова
в
мо их
Э ст ети­
ческих
фрагментах.
—
Вып.
II).
Я зык
—
не
прос то
пример
или
иллюстрация,
а
методический
образец.
В
дальнейшем,
при
анализе
друг ог о
примера,
иск усств а
в
его
разных
ви­
дах,
автор
надеется
показать,
что
в
других
продуктах
куль­
турного
тв орче ств а
мы
встречаемся
с
другим
взаимоотно­
шением
частей
в
целом,
с
другою
значимостью
и
ролью
их,
но
принципиально
с
тем
же
составом
их.
Есл и
бы
со­
циология
искусств
была
уже
достаточно
разработана
и
ее
категории
прочно
установлены,
вероятно,
и
социальная
психология
имела
бы
про чну ю
объективную
осн ову
для
своей
пр о бл емат ики.
По ка
эта
работа
не
выполнена,
ка­
кой
бы
продукт
социально-культурного
творчества
мы
ни
выбрали,
он
в сегда
будет
оставаться
только
приме ро м.
Мос кв а, 1926 октябрь .


Введение
в
эт нич еску ю
психологию
483
I
Этн ическа я
псих ология
располагает
не об ъят ным
мате­
ри алом ,
но
отличается
большой
нея сно ст ью
в
определе­
нии
своих
задач
и
в
установлении
собственного
предмета.
Наблюдения,
соста в ляющи е
материал
эт ой
науки,
так
же
древни,
как
наблюдения
родственной
ей
эт нол о гии,
и
Ге­
родот,
Ксенофонт,
Цеза р ь,
Тацит ,
Страбон,
Плиний
дол­
жны
бы ть
названы,
по-видимому,
ср еди
пе рвых
источни­
ков
этнической
психологии.
Уже
Гиппократ
пробует
св яза ть
особенности
народных
характеров
с
различиями
климата
и
географических
у сл овий.
Но
собственно
научное
внимание
привлекают
к
себе
данные
этнографии
как
материал
такж е
для
психологиче­
ско й
обработки
вп е рвые
в
век ,
ко тор ый
с
полным
созна­
нием
серьезности
наук и
поставил
в
центр
своего
внима­
ния
науку
о
человеке.
Уже
Локк
пользуется
этнографиче­
ск ими
аргументами,
а
в
XVIII веке мы встречаемся с ча ­
стыми
попытками
в
психологическом
анализе
вый ти
за
пределы
«индивида»
и
сд ел ать
предметом
психологиче­
ского
исследования
также
«коллектив»
—
народ
и
чело ве­
чество.
Монтескье
пользуется
по нятие м
«народного духа»,
ко то рый
поставляется
им
в
зависимость
от
среды
и
к ли­
мата.
Апр иор ные
конструкции
Руссо
вызвали
понятную
реа кц ию
среди
уч е ных,
знакомых
с
материалом,
который
доставили
великие
открытия
XV и XVI веков.
Исследо ва­
ния
натуралистов,
как
Линней,
Бюффон
или
Блуменбах,
в
области
физической
антропологии
не
могли
не
касаться
та кже
психологической
с торон ы
вид а
Homo sapiens.
На­
конец,
собственно
этноло гиче ск ие ,
исторические,
по ли ти­
ч ески е,
лингвистические
и
подобные
исследования
д ол­
жны
бы ли
в
свою
оч еред ь
навести
на
мысль
о
самосто­
ятельном
предмете
этнической
п с ихол огии
—
опыты
Изе­
ли на,
лор да
Кемса
(Г.
Гом ), Фергюсона уже явно идут
в
это м
направлении.
Тетенс
как
будто
предвидит
возмож­
ность
новой
н ау ки: «Какой задачей было бы проследить
внутреннее
человечество
во
всех
его
различных
вн ешни х
состояниях
и
исследовать
ощущения,
подъем
духа,
сп о­
собности
сердца,
силы
воли,
которые
преимущественно
раскрываются
в
каждом
из
эти х
состояний;
а
потом
на­
блюдать
отли чи тел ьн ые
признаки
их
в
ступ ен ях
интен­
сивности,
распространения
и
длительности
способностей
пассивны х
и
деятельных,
а
равным
образом
и
возника­
ющие
из
них
взаимоотношения.
Может
бы ть,
будущее


484
Г.
Г.
Шпе т
дождется
такой
увле ка те льно й
полно й
истории
чел о ве­
чества
и
мор а ли,
которая
основывается
на
не й;
лишь
бы
не
прекращалось
тепе решн е е
ус ер дие
в
исследовании
че­
лов ек а»1.
Антропологии
и
в
особе нн ости
психические
антропо­
логи и
ко нца
XVIII и начала XIX
в ека
сплошь
и
рядом
со­
держат
в
качеств е
необходимой
со ст авной
части
отдел,
по свящ енны й
вопросам
п си холо гии
народов
и
рас .
Для
психологии
начала
и
середины
XIX века,
все
еще
тес но
связ анной
с
философией,
громадное
зн ачен ие
им еет
иде я
«духа»
и
«народного духа», введенная в научный обиход
философией
истории
Ве гел ина,
с
одной
стороны,
и
Гер ­
дера,
с
другой,
превращенная
романтиками
в
ходовое
понятие,
по пул яр изова нна я
так
наз
< ываемой >
ист о­
рической
школой
в
учении
о
праве,
углубленная
и
ос мы­
сленная
Гегелем.
Эта
иде я
получила
своеобразное
истол­
ков ание
в
школе
н овой
психологии
Гербарта,
и
его
по­
сл едоват ел ями
закладывается
фундамент
современной
этнической
психологии.
Это
относится
в
особенности
к
Т.
Вайцу
и
Лацарусу
со
Шт ейнта ле м;
и
именно
послед­
ние
вводят
удержавшееся
и
до
сих
пор
на зван ие
науки
Völkerpsychologie.
Бы ть
мо жет,
больше,
чем
психология,
к
новой
на уке
их
пр ив ело
языкознание.
В
этом
отноше­
нии
нельзя
среди
их
пре дш ест венник ов
по забы ть
имя
В;
Гумбольдта.
Сама
этнология/
прежде
всего
в
л ице
Ба­
стиана,
шла
на
поддержку
новой
науки.
Наконец,
этниче­
ская
психология
Вундта
тесно
связана
опять-таки
с
новым
на прав лени ем
в
психологии,
основателем
которого
явля­
ется
сам
же
Вундт.
С
дру гой
стороны,
иде я
динамической
социологии
Ог.
Кон та
среди
многочисленных
фо рм
своего
осуще­
ст влен ия
нашла
и
такие,
которые
преимущественно
осно­
вываются
на
данных
этнографии
и
этнической
психоло­
гии.
Некоторые
исследования
в
это м
направлении
—
под
ка ким
бы
наименованием
ни
выступали
они
у
их
авто­
ров
—
по
своему
содержанию
составляют
исследования
в
области
также
этнической
психологии.
Например,
это
всецело
относится
к
направлению,
во
гла ве
ко торо го
сто ­
ял
Дю р кгейм
со
своим
L’Année sociologique и среди пред­
ставителей
которого
рядом
с
Дюркгеймом
наиболее
ви д-
1 Tetens <J-> Philosophische Versuche über die menschliche Na­
tur.—B. II. — Lpz., 1777. —S. 600 .—
Сп раве дли вост ь
требует
не
забывать
игнори руе мы й
историками
во пр оса
факт,
что
Рид
в
Essays on the intellectual
powers of men (1785) настаивает на специфичности « с о циа ль ны х
д ейств ий
ум а» (Ess<ays>...— I .— C h. III. — Of social operations of mind).


Введение
в
этнич еску ю
психологию
485
ное
место
занял
Леви-Брюль.
Нако не ц,
и
в
Англии
иде я
социологии
Конт а
на шла
се бе
поддержку
в
с о циоло гии
Спенсера,
богатой
та кже
материалом
этнической
психо­
логии;
нельзя
себе
представить
осуществления
идеи
«по­
лит иче ск ой
этологии»
Дж.
С.
Ми лля
без
поддержки
со
с торон ы
этнической
психологии;
значительный
вклад
в
самое
со дер жание
этой
дисциплины
внесли
в
Ан глии
в
особенности
Эд.
Тайлор
и
Фр езе р.
Из
эти х
общих
замеча ни й
уже
видно,
что
у
этниче­
ско й
психологии
есть
не
только
им я,
но
и
бог а тое
и стори ­
ческое
содержание,
которое
не
перестает
возрастать.
Тем
не
м енее
с
сам ых
разнообразных
сторон
приходится
встречать
с ом нение
относительно
пра ва
на
существование
эт ни ческо й
психологии.
Один
р усск ий
уч е ный,
например,
ка­
тегорически
ут вер ждал
в
1905 году: «Пройдет несколько
(?)лети «народная
психо л ог ия»
уже
отойдет
в
о бл асть
ис т ории». Не все критики «нов ой
науки»
стоят,
одн ак о,
на
точке
зре ния
такого
крайнего
негативизма.
Одн и
считают,
что
она
решает
задачи,
которые
ставят
себ е
другие
науки;
и ные
находят,
что
она
не
оправдывает
и
не
оправдает
за­
да чи
б ыть
основою
других
специальных
«наук о духе»,
а
потому
лишается
пр ава
на
существование;
наконец,
тр е­
тьи
прямо
и
откровенно
возражают
только
против
ее
на­
зван ия .
Последние
должны
быть,
конечно,
причислены
к
тем,
кто
про должае т
возлагать
над еж ды
на
эту
науку,
хотя,
отрицая
ее
наименование,
они
этим
от р ицан ием
еще
не
вносят
света
в
о пр еделени е
ее
истинного
пре д ме­
та
и
задач.
Я
убежден,
что
такое
разногласие
в
самом
фа к­
те
признания
этнической
психологии
как
особой
наук и,
или
дисциплины,
или
хотя
бы
отдела
науки
—
несмотря
на
то,
что
работа
в
области
это й
науки
на
наших
глазах
продол ­
жается,— такое
разногласие
вызвано,
е сли
не
исключи­
те льн о,
то
г лав ным
образом,
крайней
неясностью
в
опре­
дел ени и
предмета
этнической
психологии
и,
следователь­
но,
также
ее
мес та
среди
других
наук .
II
В
вышедшем
в
январе
1859 г.
предварительном
Изв е­
ще нии
о
новом
ж урна ле1: «Zeitschrift fur Völkerpsycho­
logie und Sprachwissenschaft»,
его
редакторы,
Лацарус
и
Ште йнтал ь ,
заявляли,
что
этнической
псих ологии
(Völ-
1 Выходившем под той же редакцией в течение 30
лет;
за
это
вре­
мя
вышло
20 томов журнала.


486
Г.
Г.
Шпет
kerpsychologie) как особой науки еще нет,
но
по чва
для
нее
гот ова 1. Из роста психологического познания и жела­
ния
не
только
з нать
фактическую
историю
человечества
и
отдельных
народов,
но
также
понимать
ее
в
ее
вну тре н­
них
ос н ова н и ях, «возникает потребность исследовать за ­
ко ны
душевной
жизни
и
там,
где
она
проявляется
не
в
от­
д ельн ых
личностях,
а
в
разного
рода
совокупностях,
кото­
рые
она
образует,
в
нациях,
в
политических,
социальных
и
религиозных
союзах
(Gemeinschaften), следовательно,
в
самом
широком
смысле
—в
истории.—Задача
такой
на­
уки
поэто му ,
в
общем,
следующая:
подготовить
познание
народного
духа,
как
психология
до
настоящего
времени
стремилась
к
познанию
индивидуального
духа;
или:
от­
крыть
те
законы
че лов ече ск ого
духа,
которые
имеют
при­
лож ени е
там,
где
то лько
совместно
живут
и
действуют
многие
как
некоторое
ед ин ств о».
В
первом
же
выпус к е
журнала,
во
вводной
с та тье2,
по дписанн ой
обоими
редакторами,
и дея
нов ой
на уки
рас­
крывается
с
боле е
удовлетворительной
полнотой.
Здесь
эт н ич еская
псих оло гия
ставится
ряд ом
с
«наукой об инди­
ви дуа ль ной
душе»
как
«наука о народном духе,
т.
е.
как
учение
об
элементах
и
з акон ах
духовной
жизни
н арод ов»
(Z<eitschrift...> — I. — <S.> 7). По р аз ъяс нен ию а вт ор ов,
это
определение
заключает
в
с ебе
следующие
за дачи :
а)
по­
з нать
психологически
сущность
народного
духа
и
его
дейст­
вия ,
Ь)
от крыт ь
законы,
по
к ото рым
со ве р шается
внутрен­
няя,
духовная
или
идеальная
деятельность
народа,
в
ж из-
1 О задачах Völkerpsychologie в связи с наукой о языке Штейнталь
говори т
уже
в
с воей
кн и ге: Grammatik, Logik und Psychologie. — В., 1855.— § §
138—143 (S. 387 ff.) .
Год
выхода
этой
книги,
по-видимому,
и
ес ть
год
крещения
нашей
на уки,
а
не
1859 г .,
как
принято
указывать.
Сам
Штейнталь
в
эт ой
книг е
наз ывает
статью
Лац аруса
1851 г.
(в «Deutsches
Museum») как первое указание идеи новой науки,
но
предчувствие
ее
констатирует
такж е
у
К.
Р ит тера
и
у
В.
Гумбольдта,
которых
он
и
с чи­
та ет,
так им
об раз ом,
до
из вестн ой
степени
своими
предшественниками
(S. 388 —389).
У
нас
пр инято
п ередават ь
термин
Völkerpsychologie через
«народная психология», что,
прежде
всего,
д ву смысл енно .
Моя
передача:
«этническая психология» (прилагательное
— этнопсихологический), мне
к аж ется
удобнее
и
точнее.
Итальянцы
д авно
п ользуют ся
термином
psicologia etnica (но также demopsicologia).
2 С этою статьею русских читателей познакомил уже в 1859 же го­
ду
А.
Л.
Дювернуа
во
II томе Летописей русской литературы и древности,
издав аем ых
Н.
Тихонравовым
(Отд. IL—С. 44—60), а в 1865
г.
в
Воронеже
вышло
отдельною
кни же чкою
(перепечатано из I
и
V вып.
«Филолог -
<йжеских>
За пи с< ок>» 1864 г.):.
Штейнталь
и
Лацарус
Мыс ли
о
на­
родн ой
псих о ло гии,
переданные
П.
А.
Ги ль тебр анд том.
Эти
указания
не
послужили
поводом
к
принятию
нами
и
раз ви тию
у
нас
ново й
науки.


Введение
в
эт нич еску ю
психологию
487
ни,
искусстве
и
науке,
и
с)
открыть
осн ов ания ,
причины
и
поводы
в озникнове ния,
развития
и
уничтожения
осо­
бенностей
какого-либо
нар о да.
Из
этого
указания
задач
этнической
психологии
я сно
видно,
что
авторы
ее
пони­
м ают
ее
прежде
всего
и
главнее
всего
как
науку
объясни­
тельную.
При
этом,
как
можно
догадаться
уже
из
пр иве­
денного
выше
сопоставления
ее
с
историей,
этниче с ка я
психология
должна
быть
объяснительной
наукою
не
тол ь­
ко
в
себе
самой,
но
и
для
и стори и,
а
следовательно,
и
для
других
«наук о духе».
Действительно,
авторы
о бр ащ аются
с
определением
зада ч
своей
науки
не
только
к
психологам,
но
и
ко
всем,
кто
исследует
исторические
явления
языка,
религии,
ис­
кусс тв а
и
ли тер ат уры,
науки,
нравов
и
права,
общ ест вен­
ног о,
государственного
и
домашнего
ус троен и я.
В
основе
этог о
обращения
у
них
лежи т
как
са ма
собою
разумеюща­
яся
предпосылка
у беж дени е,
что
все
названные
явл ен ия
должны
быть
объяс няе мы
из
внутреннего
су щест ва
духа,
т.
е.
должн ы
б ыть
св ед ены
к
своим
психологическим
основаниям
(Ibid. — <S. > 1).
Бл иже
это
об ъя сне ние
по­
н и мается
по
аналогии
с
фи зиолог ие й
как
об ъя снит ель ной
наукой
по
отношению
к
описательной
естественной
исто­
рии.
«Но где же,—
спрашивают
они,—
физиология
ис то­
ри чес кой
ж изни
чел о вечес тв а?
Мы
отвечаем:
в
этниче­
ско й
пс их ол огии»1.
Точнее
задачи
этнической
психологии
мо гут
быть
определены,
с
одной
стороны,
из
ее
сопоставления
с
пс и­
хологией,
с
другой
стороны,
из
ее
сопоставления
с
этно­
логией.
Человек
как
«душевный индивид»
составляет
предмет
индивидуальной
пс их ол огии;
этническая
психология
как
пс и­
хо логи я
«общественного человека или человеческого об­
щест ва»
возникает
рядом
с
этой
пс их ологие й
и
как
ее
«продолжение» (Ibid.— <S. > 5). «Т а к
как
дух
народа,
однако,
живет
только
в
индивидах
(in den Einzelnen) и не
имеет
существования,
особенного
от
индивидуального
ду­
ха,
то
в
нем
есте ств ен но
совершаются,
как
и
в
по следнем ,
только
те
же
основные
процессы,
к ото рые
ближе
ра з ъяс­
няет
индивидуальная
пси х о ло г ия» (Ibid. — <S.> 10—11).
Для
авторов,
как
гербартианцев,
следовательно,
и
в
эт ни­
ческо й
психологии
идет
ре чь
о
задерж ках
и
слияниях,
ап­
перцепции
и
конденсации;
в
сво ем
тв о рчеств е,
далее,
1 Z<eitschrift... > — L— <S. > 19.
С р. : Lazarus Geographie und Psyc­
hologie.— Ibid.— S. 217.


488
Г.
Г.
Шп ет
н арод
обнаруживает
свое
воображение,
в
практической
жизни
—
рассудок
и
нравственность,
и
повсюду,
но
в
осо­
бенности
в
религии,—свое
чувство.
Сл овом ,
здесь
высту­
па ют
те
же
основные
процессы,
что
в
индивидуальной
психологии,
но
только
—
сложн ее
и
экстенсивнее;
инди­
видуальная
псих оло гия
содержит
та кже
основание
этни­
ческой
психологии.
В
д ругом
месте1
Лацарус,
устанавли­
вая
аналогию
между
обоими
видами
психологии,
пре до­
ст ерег ает
против
неумеренного
«аналогизирования»
и,
ог ра нич ивая
его
только
«руководящими нитями сравне ­
ни я», тем не менее устанавливает тезис: «В совокупном
духе,
сле дов ат ельн о,
можно
сказ ат ь,
отдельные
духи
от­
носятся
так,
как
в
ин див иде
относятся
отдельные
пред­
ст авлен ия
или
вообще
духовные
элементы».
Отношение
эт ниче ск ой
психологии
к
этнологии
нуж но
понимать
следующим
обра зом.
Этнология,
тесно
примы­
кая
к
антропологии,
рассматривает
человека
как
живот­
ное,
как
продукт
природы,
отвлекаясь
от
его
духовного
развития,—в
эт ом
смысле
ее
можно
рассматривать
как
гла ву
зо ологии.
Но
так
как
че лове к
больше,
чем
ж ивот­
но е,
так
как
к
его
природе
принадлежит
также
дух,
то
к
«физической этнологии»
присоединяется
также
«психи ­
ческая
этнология»,
т.
е.
именно
п с ихол огия
народов
(Z<eitschrift...> — L— <S. > 13). «П оэт ом у
эт ни ческ ую
психологию
можно
было
бы
определить
как
ис сл едов а­
ние
духовной
природы
чел ове чес ког о
рода,
народов,
по­
ск оль ку
она
с тан ов ится
основою
истории
или
со бст вен но
ду ховной
ж изни
народов».
Итак,
исходя
из
психологии,
мы
от
единичного
духа
приходим
к
духу
нар од а,
а
исходя
из
этнологии,
мы
от
че­
лов ека
как
естественного
рода,
с
его
разветвлениями,
мо­
жем
прийти
к
народам
как
мо диф икация м
человеческого
д уха.
Соответственно,
в
этнической
пс и хологи и
можно
вы де лить
две
час ти:
первая
говорит
о
духе
народа
вооб ­
ще,
об
об щих
условиях
его
жи зни
и
деятельности
—
она
устанавливает
об щие
эл емент ы
и
о тно шения
развития
ду­
ха
народа
и
является
частью
си нтети че ско й,
общей
и
абстрактной;
в торая,
напротив,
конкретна,
в
ней
ре чь
иде т
о
д е йствите ль но
существующих
частных
формах
на­
родного
ду ха
и
об
их
развитии
—
она
их
описывает
и
ха­
рактеризует
в
их
ос обе ннос тях.
«Поэтому первую часть
мо жно
б ыло
бы
назвать
этнои сто рич еск ою
(völkerge-
1 Einige synthetische Gedanken zur Völkerpsychologie. — Zeitsc­
hrift..^ — IIL—<S.> 8—9.


Введение
в
этни ческ ую
пс их олог ию
489
schichtliche) (этнологической и политической)
психологией,
а
вторую
—
психической
этнологией,
тогда
как
для
целого
остается
имя
этнической
психологии
(Völkerpsychologie)»
(Ibid.— <S. > 26—-27; ср.
63).
Впоследствии
Штейнталь
со г лаш ался
эту
вторую
часть
этнической
психологии
ус ту­
пит ь
собственно
этнологии1, чем,
кон ечн о,
еще
резче
по д­
черкивал
общий,
синтетический,
законоустанавливающий
характер
этнической
психологии,
на
долю
которой
оста­
вались
задачи
одной
только
первой
ча сти.
Простое
п ер ечи сление
вопросов
или
«тем», составля­
ющ их
содержание
эт ничес к ой
психологии,
может
само
по
себ е
уже
вызвать
много
недоумений
и
сомнений,
но,
не
жела я
разбиваться
на
частности,
я
не
буду
на
них
оста­
нав лива т ься
—
сущность
дела
обнаружится
ниж е
из
прин­
ципиальной
кр ит ики
по нятий
эт ничес кой
пс ихо лог ии.
По этом у
я
о гр аничи ваю сь
здесь
только
перечислением
э тих
те м,
чтобы
пот ом
пользоваться
ими
в
кач ест ве
при­
меров.
Именно,
этническая
пс их олог ия
изучает:
яз ык,
нра вы
и
обычаи
питания
и
одевания,
вплоть
до
попечения
пр ава
и
государственных
уч реж де ний,
а
также
искусства,
ремесла
и
на учную
культуру,
религию2.
III
Таким
образом,
ясно
обозначаются
те
основные
поня­
тия,
с
помощью
которых
определяется
у
Ла ца руса
и
Штейнталя
п р едмет
этнической
психологии.
Коренным
яв ляе тся
понятие
духа,
которое
бли же
специфицируется
ук азани ем
на
кол лект ив ност ь
и
еще
бли же
—
указанием
на
форму
это й
коллективности,
народ.
Ка кое
же
с одержа ни е
вкладывается
авторами
этнической
психологии
в
эти
по­
нятия?
В
установлении
эт их
понятий
мы
наталкиваемся
на
большие
затруднения,
возникающие
вследствие
к р айней
неясности
и
даж е
внутренней
противоречивости
соот­
ветствующих
о пр еделен ий,
а
равным
об ра зом
и
некото­
рой
предвзятости
предпосылок.
Основной
предпосылкой,
например,
у
Лацаруса
и
Штейнталя
являе тс я
у беждени е,
что
«дух»
есть
пр ед мет
психологии
(Z<eitschrift...> —
‘Begriff der Völkerpsychologie.— Zeitschrift... > —XVII. —< S. >
246. Мы скорее этнологию назвали бы частью более общей,
но
возмо жно,
что
у
Штейнталя
име ет ся
в
в иду
просто
то,
что
мы
называем
этногра­
фией.
2 Z<eitschrift...> — I .—
<S. > 30.
Более
детальное
расчленение
во­
просов—S.40—60. Ср.
т а к же : Ibid.—IV.—
<S. > 134 (Специальное разъ­
яснение
о
науке
в
статье
Штейнталя
Zur Geschichte der Wissenschaft).


490
Г.
Г.
Шпет
I.— <S. > 3), между тем,
по ка
не
выяснено
значение
это ­
го
термина,
это
—
в ещь
далеко
не
самоочевидная.
Т акая
предвзятость
явно
вытекает
из
аналогии
«народного духа»
и
«индивидуальной души», и только из этой аналогии
можно
понять,
как им
образом
этническая
психология
яв ляется
«продолжением»
индивидуальной.
Установив
этот
дог мат,
авторы
в
то
же
время
тратят
немало
усилий,
чтоб ы
по казать
своеобразие
ду ха
как
ос о­
бо го
пре дм ета
изучения.
Прежде
всего,
понятие
духа
дол­
жно
бы ть
уясн ен о
из
факта,
что
че ло век
по
сво ему
су­
ществу
п редоп ре делен
к
общественной
жи зни
и
нео бх о­
димо
составляет
член
о бщест ва.
Так
как
индивидуальная
психология
отвлекается
именно
от
социальной
прир оды
ч ел овека,
то
поня тно,
что
пос ле дняя
в
качестве
духовной
с ущнос ти
может
быть
предметом
особой
науки.
Истинно
чел о веч еская
жизнь
людей,
гов оря т
авторы,
духовная
де­
ятельность
в озможн а
только
благодаря
совместному
и
взаимному
действию
(das Zusammen- und Ineinander-
Wirken). «Д ух е сть о бщн ое пр оизве д е ние (das gemeinscha­
ftliche Erzeugniss) человеческого общества» (I. — <S.> 3).
В
э том
опр еделе нии
существенным
явл яе тся,
очевидно,
указание
на
вз аим оде йст вие
инд ивид о в,
результатом
кото­
рого
я вля ется
дух.
С
этим
вполне
согласуется
та
характеристика
прод укта
дух овн ого
взаимодействия
как
объективного
духа,
которую
Ла ца рус
дает
в
д ругом
месте
своего
журнала
(III. — <S. >
41). «Где
бы
ни
жило
некоторое
кол ич еств о
люде й,—г о­
ворит
он
там
же,— необходимым
результатом
их
со в­
мест но й
жи зни
будет
то,
что
из
их
субъективной
духов­
ной
деят ельн о сти
развивается
объективное
духовное
со­
держание,
которое
пото м
ст ано ви тся
содержанием,
нормою
и
органом
их
дальнейшей
субъективной
д еят ель ност и».
Так
из
субъективной
деятельности
р ечи
возникает
объ ек­
тивный
язык.
Возможно,
что
все
это
—
верно,
но
обращает
на
себя
внимание
п роти воп оложен ие
духа
субъективного
и
объективного,
и
есл и
первый
есть
об ъект
психологии,
то
по­
чем у
же
пс ихо ло гия
должна
и зу чать
и
второй?
Например,
доказательство
те ор емы
Пифагора
ес ть
объективный
ре­
зультат
субъективной
деятельности,
но
было
бы
странно,
если
бы
эту
теорему
из у чали
не
в
геометрии,
а
в
психоло­
ги и.
Может
быть,
так
же
дело
обстоит
и
с
языко м ,
и
с
другими
«продуктами»
субъективной
деятельности?
Хотя
бы
внешне,
но
до
известной
степени
это
затр у д­
нени е
ус тр аняется,
ес ли
мы
вернемся
к
аналогии
народ­
н ого
духа
с
индивидуальной
душой,
где
дух
уже
нельзя


Введение
в
э тнич ес кую
психологию
491
понимать
как
«результат», а нужно толковать его как субъ­
ект
или
источник
духов ной
деятельности.
Но
зато
здес ь
мы
натолкнемся
на
новые
затруднения:
во-первых,
я вля­
ется
со бл азн
гипостазировать
«дух», а затем остается непо­
нятн ы м,
как
от
объективных
выражений
духа
мы
прони­
каем
к
нему
са м ому,
как
особому
предмету.
Лацарус
и
Штейнталь
признают,
что
дух
народа
не
е сть
нечто
п ре­
бы в ающее
и
неизменное,
он
меняется
в
истории,
но
в
то
же
время
они
допускают,
что
конкретный
национальный
дух
«заключает в себе нечто субстанциальное,
неизменное
ядро,
которое
само
оп реде ляет
все
из менени я
дух а»
(I. — <S.> 63).
Эту
неосторожную
формулу
не
следует,
од нако ,
принимать
буквально,
но
она
всегда
пока за те льна
для
за трудн ен ий,
в
которые
по п адают
ее
авторы,—
со­
бл азн
г и поста зиров ани я
при
н ея сности
определений
здесь
сл ишк ом
велик...
Наи бо лее
точное
выражение
их
мысль,
по-видимому,
находит
в
следующем
разъяснении
Лацару­
са
(III. — <S. > 7). «Дух
нар ода, —гов о рит
он,—существу­
ет
в
отдельных
духа х,
пр ин адлеж ащ их
к
народу.
Но
именно
при
той
т очке
з рен ия,
что
дух
народа
имеет
свою
суб сист енцию
в
отдельных
духах,
с
одн ой
стороны,
толь­
ко
и
возможно
научное
исследование
его
деятельности,
а
с
другой
стороны,
обнаруживается
нео бхо димо ст ь
ос о­
бой
задачи,
отличной
от
исследования
индивидуальной
душ евн ой
жизни».
Об
душе
народа,
аналогичной
идее
о
мир овой
душе,
у
нас
нет
никакого
в
оп ыте
данного
по­
зн ания.
«Итак,
путем
наблюдения
индивидов
(der Einzel­
nen) нужно исследовать,
что
это
значит,
что
возникают
новые
принципы.
Для
эт ого
нужно
знать,
как
они
об ра­
зуются
или
осуществляются
в
индивиде
и
как
они
дейст­
вуют».—Но
очевидно,
что
такое
призна ние
или
дает
осно­
вание
только
для
чисто
формальной
аналогии
ме жду
ин­
дивидуальной
и
на род ной
душевною
деятельностью
(в
обоих
слу чаях
—
ассо циа ции,
з адер жки
и
прСоч.>), или
это
и
значит,
что
и зучен ие
ду ха
народа
сводится
к
изуче­
нию
составляющих
его
индивидов,
которые,
т аким
обра­
зом,
суть
реальные
но сит ели
объективного
духа ,
т.
е.,
другими
сло вами,
выходит,
что
объективный
дух
и зуч ает­
ся
ср едст ва ми
субъективной
индивидуальной
пс ихолог ии.
Этн ич е ская
психология,
таким
образом,
распыляется
в
и ндивид уа ль ную,
и
если
тем
не
мен ее
здесь
есть
еще
ка­
кие-то
св ои
особые
задачи,
то
они
до лжны
со ста вл ять
по­
просту
какую-то
«часть»
в
индивидуальной
пс ихо лог ии.
Такою
«частью»
могут
быть
особое
единство
или
единства
субъективных
процессов.
Лаца ру с
и
Штейнталь


492
Г.
Г.
Шпет
настаивают
на
т ом,
что
в
по нятии
народного
д уха,
если
мы
не
хотим,
что бы
оно
оставалось
пустым
им ене м,
нуж­
но
видеть
не
неопределенное,
произвольное
пос т рое ние
или
фантастический
образ
внутренних
свойств
народа,
а
источник,
субъект
в сей
внутренней
и
высшей
деятельно­
сти.
Но
тогда
ну жно
иметь
в
ви ду
не
отдельные
и
случай­
ные
на пр авлен ия
и
факт ы
его
проявления,
а
совокупность
их
и
законы
их
разв ит ия. «Дух в высшем и истинном смыс­
ле
слов а
в едь
е сть
именно
закономерное
движение
и
развитие
внутренней
деятельности» (I.— <S.> 7).
Это
знач ит ,
что
дух
собственно
е сть
не
что
иное,
как
то лько
своеобразное
ед инст во
психических
процессов,
не
со вп адающее
с
тем
единст во м ,
которое
проистекает
из
самой
души.
Так,
по
кра й ней
мер е,
мож но
понимать
следующее
разъяснение
Ла цар у са: «Основное различие между ними [ме жд у
инди­
видуальным
и
народным
духом]
состоит,
очевидно,
п ре­
жде
всего
в
то м,
что
в
индивиде
б ольш ие
и
часто
весьма
раз дель ны е
массы
пре д ст авл ений
связаны
единством
субъ ­
екта;
а
в
нар од ном
духе,
наоборот,
е динст во
субъекта
воз­
никает
только
из
сходства
или
соединимости
содержания
в
инд ивид ах» (III.— <S. > 9). Следовательно, «субъект»
эт­
нич еской
психологии,
как
ед инство
изве стны х
видов
де­
ятельности
индивидов,
в
сущности
е сть
только
идея,
объ­
единяющая
эти
вид ы,
и
тем
новым,
что
приходится
на
долю
э т нич еской
пс их ологии,
в
качестве
ее
предмета,
мо­
жет
бы ть
само
это
еди н ство
в
своих
ко нкр е тных
формах.
Такое
заключение,
разумеется,
вполне
допустимо,
но
оно
создает
новые
трудн ост и: 1) как мы приходим к та­
кой
идее,
и
не
является
ли
ее
чис тая
область,
а
вовсе
не
психология,
действительною
осн ов ою
«наук о духе»? 2) как
понять,
что
этническая
психология
есть
объяснительная
на­
ук а,
не
допуская,
что
названные
идеальные
е дин ства
об ла­
да ют
си лою
реального
де йств ия?
Отрицая
субстанциальность
народного
духа,
Лацарус
и
Штейнталь
тем
у силен нее
настаивают
на
необходимо­
сти
понятия
субъекта
как
определенного
единс тв а
—
во­
прос
теп ерь
в
то м,
как
достигается
это
единство
(I. — <S.> 28).
Простая
сумма
индивидуальных
духов
не
составляет
та кого
единства,
напротив,
множество
индиви­
дов
только
тогда
со став ляют
народ,
когда
дух
народа
их
связывает
в
одно,
и
он-то
и
есть
эта
свя зь,
принцип,
идея
на ро да,
его
единство
(I. — <S.> 29).
Как
же
мы
п рихо­
дим
к
этой
идее?
Дух
народа,
определяют
авторы,
ест ь
«то,
что
общно
(gemeinsam) во внутренней деятельности
в сех
индивидов
народа
(allen Einzeln des Volkes) как по


Введение
в
э тнич еск ую
психологию
493
содержанию,
так
и
по
форме ;
и ли:
общное
во
вну т ренн ей
де­
ятельности
вс ех
индивидов».
Такое
оп реде ление
способно
причинить
большое
разочарование.
Вся
задача
этнической
психологии
им
це­
ли ком
сводится
к
изу чен ию
индивидуальной
психо логии,
ибо
только
таким
путем
мож но
узна ть
то,
что
о бщно
от­
де льн ым
и ндив идам .
Причем,
если
эту
общность
пони­
м ать
еще
как
сходство,
запечатлеваемое
в
логических
от­
ношениях
рода
и
ви да,
то
последнее
объяснение
явлений
народного
ду ха
может
быть
также
только
индивидуаль­
но-психологическим.
Есл и
же
эта
общность
возникает
на
и дее,
почерпнутой
из
самого
со дер жани я
—
как
то го
тре­
бует
простая
п о сл ед ова те льн ос ть,—« проду ктов»
народно­
го
ду ха,
то,
как
я
указывал,
в
основу
наук
о
язык е,
нравах,
в еров ани ях,
и
пр
<оч.>, и пр<
оч . >, должна лечь вовсе
не
психология.
Ясно,
что
в
обоих
случаях
—
е сли
даже
со­
хранять
за
этнической
пс их ологие й
про форму
ее
самосто­
ятельности
—
она
не
может
быт ь
наукою
объяснительною,
и
понятие
духа
становится
производным,
вторичным,
пр ед­
метом
о бъясн ени я,
а
не
источником
ег о.
IV
Все
названные
недоумения,
связанные
с
понятием
«ду­
х а», как можзно видеть уже из изложенного,
проистекают
из
полной
логической
неуясненности
понятия
коллектив­
но го
единства.
Некоторые
с торо ны
в
нем
нео бх одим о
под ­
че ркнут ь
еще
особо.
Мы
и меем
дело
с
двум я
понятиями
к ол ле ктивнос ти,
кот орые,
оставаясь
и
сам и
по
себе
не яс­
ными,
едва
ли
могут
как
следует
сочетаться
друг
с
дру гом.
С
одной
стороны,
ре чь
иде т
о
вз аимод е йст вии
членов,
со­
став л яющ их
коллективное
целое.
При
таком
понимании
Л ацару су
и
Штейнталю
пришлось
выд виг ать
на
пер вый
пл ан
само
взаимодействие,
в
в иде
«результатов»
деятель­
но сти
духа,
как
sui generis предмет изучения,
и
в
ст рого м
смы сле
это
—уже
не
психологические
процессы,
но
и
не
сами
индивиды,
а
нечто
т рет ье.
С
другой
стороны,
речь
идет
о
некоторой
об щности
в
душевной
жиз ни
са мих
ин­
дивидов,
каковая
общность
может
легко
мыслиться
как
пр осто е
сходство
известных
психических
ф у нкций
и
про­
цессов,
обусловленных,
в
ко нце
концов,
даже
чисто
внеш­
ними
условиями
жизни
народа
или
совокупности
индиви­
дов,—
как
об
этом
говорят
сами
а в тор ы: «народный дух,
т.
е., следовательно,
оди н аков ое
сознание
многих
с
созна­
нием
этого
сходства
и,
следовательно,
с
представлением


494 .
Г.
Г.
Шпет
взаимной
соп рин адлеж но ст и
эт их
мно гих
в
каждом
из
них,—
возникает
с овер шенно
первоначально
благодаря
внешним
отношениям
одинакового
пр ои сх ож дения
и
близкого
мес то жите льст в а» (L— <S. > 37). Решительно
нельзя
усм отр еть,
как
и
п очему
эти
сход ств а
могут
бы ть
отожествлены
с
взаимодействием,
продуктом
к ото рого
являются
язык,
нравы,
нау ка,
искусство
и
т.
д.
Но
как
ма ло
эти
два
пон ятия
коллективного
с огла суют ся
меж ду
собою,
так
же
мал о
они
согласуются
с
действи­
те льн ым
значением
то го
содержания,
в
котором
до лжен
раскрываться
п ред мет
этнической
психологии.
Я зык
как
в
сво ем
устном,
так
и
в
письменном
выражении
есть
ст оль
же
объективный
факт,
как
и
костюм,
дом,
мостовая,
как
всякий
социальный
факт,
ибо
только
в
своей
объектив­
но сти
оц
и
становится
социальным;
то
же
относится
к
ве­
рова нию ,
которое
социально
толь ко
в
форм ах
к ульт а,
об­
рядов
и
пр
< оч. > ; как равным образом познание и наука
социальны
также
тол ько
в
своих
внешних,
объективных
формах
организации
и
т.
д.
И
всякая
так ая
область
ф ак­
тов
составляет
со дер жание
особого
предмета
изу че ния,
имеет
св ою
науку.
А
если
в
некотором
ас пе кте
все
это
св я­
зывается
с
понятием
народа
и
объединяется
в
один
пред­
мет ,
то
и
для
это го
предмета
е сть
своя
наука
—
этнология.
С
другой
стороны,
язык,
на ука,
нравы,
ве рова ния
ни­
как
не
представляют
собою
«сходств»
в
психологии
инди­
видов,
составляющих
народ.
Само е
бол ьше е
здесь
можно
бы ло
бы
гов ор ить
о
сходстве
пер еж иван ий
по
поводу
этих
о бъект ивны х
социальных
фактов,
но
1) тогда наряду
с
н ими
нужно
было
бы
поставить
не
только
все
другие
со­
циаль н ые
и
этнические
факты,
но
также
природные,
а
равным
образом
И
ид еи,
ибо
все
эти
об ъек ты
могут
вы­
зывать
сходные
и
несходные
пер ежи ван ия
как
у
отд е ль­
ных
инд ивид о в,
так
и
у
целых
коллективов,
а
2) именно
об
эт ом
Лацарус
и
Щтейнталь
не
говорят.
Ес ли
мы
с ами
н еп редв зято
по до йдем
к
отысканию
сходств
в
психологи­
ч еских
переживаниях
индивидов,
со став ляющи х
ка­
кую-либо
ест естве нн ую
груп пу,
то
мы
до лжны
будем
при­
знать,
что
эти
сходства
отнюдь
не
составляют
какого-либо
особого
«духа», а зависят прежде всего от сходств соот­
вет ст венн ых
психофизических
и
антропологических
орг ани ­
заций.
Для
иллюстрации
этой
мы сли
достаточно
при п ом­
нить
опыты
к лассиф икац ий
человеческой
психики
по
т емпер амент ам,
р аспр еделен ие
предрасположений
или
непредрасположений
к
изве стно го
рода
заболеваниям
по


Введение
в
этн ич ес кую
психологию
495
расовым
и
антропологическим
признакам
и
под-
< обное >.
Наконец,
отмечу
еще
о дин
вопрос,
который
во з никает
при
анализе
понятий,
определяющих
п ред мет
этнической
психологии.
М ожет
быть,
в
конце
кон ц ов,
верно,
что
«дух»
е сть
sui generis коллективное единство,
и
тем
не
ме­
нее
из
этого
еще
не
следует,
что
он
является
предметом
этнической
психологии,
так
как
поня тие
коллек тив но сти
само
по
себе
не
включается
в
понятие
народа
и
не
тоже ст­
венно
ем у.
Коллективные
соединения
людей
м огут
пр и­
нимать
самые
ра зноо бр азны е
формы.
Сословия,
классы,
гру ппы,
всякого
род а
«общества», армии,
банды,
ра з нопле­
менные
орды,
тайные
и
преступные
организации,
все
это
—
коллективные
единс т ва.
И
как
такие
они,
в
св ою
очередь,
могут
составлять
содержание
особого
научного
предмета
—
социологии,
социальной
психологии,
ис то­
рии.
Какие
основания
выделять
этническую
псих ол огию ,
пр иписы ва ть
именно
ей
фу нда ме нта льное
значение,
а
не
счи та ть
ее
ча стн ым
вопросом,
например,
со циоло гии
или
социальной
психологии?
Лаца р ус
и
Штейнталь
рассуждают
следующим
об ра­
зом:
этническая
пс ихо логия
е сть
продолжение
индив иду­
альной
пс их ологи и
в
ка че стве
психологии
о бще с тве нного
че лове ка
или
человеческого
общества,
так
как
для
всяко­
го
индивида
именно
тот
союз,
к ото рый
об разуе т
на род,—
как
не что
исторически
всегда
данное
и
отличающееся
от
всех
свободных
культурных
обществ
—
и
являе тс я
абсо­
лю тно
нео бхо димы м
и
в
сравнении
с
ними
самым
су­
ще стве нны м.
«С одной стороны,
человек
никогда
не
пр и­
надлежит
толь ко
к
человеческому
роду
как
общему
виду,
а
с
другой
стороны,
всякий
иной
общественный
союз,
в
к от орый
он
еще
мож ет
входить,
дается
через
посред­
ство
народа.
Форма
совместной
жи зни
человечества
е сть
именно
его
дел ен ие
на
народы,
и
развитие
че лов ече с кого
рода
связано
с
ра зличи ем
нар од ов» (L— <S.> 5). О ста ет­
ся,
кон еч но,
все
еще
нея с ным
само
понят ие
«народ», но
этническая
психология,
ме жду
прочим,
призвана
уже
в
своем
содержании
раскрыть
его
смысл
и
значе­
ние.—
Несмотря
на
это
только
прелиминарное
значение
пр иве де нной
аргументации,
она
не
лишена
интереса.
Ею
отнюдь
не
решается
вопрос,
почему
этническая
психоло­
гия
должна
оказаться
основной
и
объяснительной
по
от­
ношению
к
другим
соц и аль ным
н аук ам,
так
как
е сли
«на­
ро д»
и
является
эмпирически
(исторически)
необходимой
и
общей
форм ой
коллективной
жизни
человека,
то
отсю­


496
Г.
Г.
Шп ет
да
все
же
не
сл еду ет,
что
это
—
принципиально
нео бхо ди­
мая
основа
всякого
общества.
Но,
п ринима я
эту
аргумен­
тац ию
ли шь
как
оправдание
термина
этническая
в
опре де­
лении
ос обог о
отдела
психологии,
ее
можно
признать
удовлетворительною.
Новые
сомнения
являются,
толь ко
если
мы,
вспомнив
прежн ие
определения,
ск аж ем,
что
народ,
будучи
п редм е­
том
этнической
психологии,
по до бно
ост ал ьном у
ее
со­
держанию,
должен
встать
рядом
с
ним
так же
как
«резуль­
тат»
нар од ного
духа ,
взаимодействия
индивидов,
его
же
с ос та вляю щих.
Это
сомнение
вовсе
не
есть
софистическая
каверза,
как
может
показаться;
напротив,
оно
на вод ит
на
некоторые
важные
соображения,
и
на
нем
можно
прове­
рить
ценнос ть
о пр едел ений
самой
этниче ск ой
психоло­
гии.
Отделаться
от
него
формальным
у казан ием
на
то,
что ,
м ол, «народ»
является
род овым
понятием
этнической
пс ихолог ии ,
н ел ьзя,
так
как
никто
не
со гл асит ся
признать,
что
«видовые»
понятия
ее,
как
верования,
нравы,
яз ык
и
пр
< оч. >, подходят под такой род,
а
выходя
в
изу чен ии
эт их
катего р ий
сразу
же
за
пре д елы
«народа», не дадим
ли
мы
повода
к
новым
сомн ен иям?
Я
остановлюсь
на
некоторых
в
высокой
степени
инте­
ресных
у
Ла ца руса
и
Штейнталя
соображениях,
восполь­
зуюсь
которыми
вп о сле дстви и.
За давши сь
вопросом:
что
такое
наро д,
Лацарус
и
Штейнталь
не
уд ов летв оряютс я
от­
ветом,
который
исходит
из
естественнонаучной
генеало­
гии
народов,
так
как,
констатируют
они,
духовное
род ­
ство
и
различие
не
зави сит
от
генеалогии1(I.— <S.> 34).
Точн о
так
же
не
достигает
це ли
и
ук азани е
таких
объ ек­
тивных
признаков,
как,
например,
е дин ство
языка,
так
как
мы
помимо
эмпирических
затруднений
впад аем
здесь
не избе жно
в
круг:
на
вопрос—
что
такое
один
язык,
пр и­
ходится
от веч ать
—
яз ык
од ного
народа
(I.— <S. > 32).
Действительно, «то,
что
делает
народ
именно
этим
наро­
дом ,
ле жит
существенно
не
в
известных
объективных
от­
нош ени ях,
как
происхождение,
я зык
и
т.
д.,
как
таких,
а
искл ю чит ель но
в
субъективном
усмотрении
членов
на­
рода,
которые
все
вместе
с м отрят
на
себя
как
на
од ин
на­
р од.
Понятие
«народ»
п окои тся
на
субъективном
мнении
самих
членов
народа
о
самих
себе,
о
своем
сходстве
и
со­
принадлежности.
Когда
ре чь
идет
о
растениях
и
живот-
1 Однако Шурц и теперь определяет: «...психолог ия
народов,
зан и­
ма ющая ся
душевной
деятельностью
более
крупных
групп,
свя занны х
об­
щностью
пр о ис х ожд ен ия » (Народовед<е ние> .— 74).


Введение
в
э тнич ес кую
психологию
497
н ых,
то
естествоиспытатель
расп редел яет
их
по
видам
на
основании
объективных
признаков;
о
людях
мы
спраши­
ваем,
к
какому
народу
они
себ я
причисляют.
Расу
и
племя
исследователь
о пр еделя ет
и
для
человека
объективно;
на­
род
определяет
себе
че лове к
сам
субъективно,
он
п ричи с­
ля ет
себ я
к
н ему » (I.— <S.> 35).
На
основании
эт их
со­
ображений
получается
следующее
о пр еделен ие: «Народ
е сть
некоторая
совокупность
людей,
которые
смотрят
на
себя
как
на
оди н
народ,
причисляют
себя
к
одному
н а роду»
(Ibid.).
Я
нахожу
эти
мысли
весьма
интересными
и
в
не­
котором
о тно шении
замечательными,
но
боюсь,
что,
если
мы
попытаемся
пр и дать
все
же
пон ятию
народ
как
«объ ­
ективному
духу»
существенно
для
него
необходимое
объек­
тивное
определение,
мы
извергнем
его
как
пр едмет
из
эт­
нической
психологии,
а
если
мы
удовольствуемся
указан­
ным
субъективным
о п ред ел ением,
мы
не
выйдем
за
преде­
лы
индивидуальной
психологии.
В
обоих
случаях
этниче­
ская
психология
находится
под
серьезной
угрозою.
Вы­
ход ,
следовательно,
должен
бы ть
найд ен.
V
В
1886 г.
Вундт
напеч атал
пр огра ммн ую
статью
под
за­
главием:
О
целях
и
путях
этн ичес кой
психологии'.
Статья
имел а
в
виду ,
главным
образом,
устранить
возражения,
ко то рые
дел ал ись
Германом
Паулем
прот ив
этнической
психологии.
В
то
же
время
Вундт
пытается
вне сти
неко­
торые
поправки
в
о пр едел ения
Лацаруса
и
Шт ейнта ля .
Однако
крайний
эклектизм,
присущий
В ун дту,
и
в
осо­
бенности
его
исключительная
манера
полиграфа
г ов орить
мн ого,
р асплывч ат о
и
недистинктно,
де лали
на
первых
порах
его
разногласия
с
основателями
этнической
психо­
логии
едва
уло в имым и.
Так,
Штейнталь
все
отл ич ие
но­
вог о
понимания
этниче ск ой
психологии
увидел
л ишь
в
су ж ении
со держ ания
этой
на ук и2.
Он
пространно
спо­
рит
о
третьестепенных
темах
—
удваивает
ли
этниче ск ая
психология
реш ение
на уч ных
вопросов,
в
каком
отн оше ­
нии
она
стоит
к
истории
и
под<обное>,—уступает,
как
мы
уже
знаем,
вторую
часть
этнической
психологии
этно­
логии
и
не
видит
оснований
к
огра ни чен ию
со дер ж ания
1 С незначительными изменениями перепечатана в сборнике статей
Вунд та: Probleme der Völkerpsychologie.— Lpz., 1911, под заглавием Ziele
und Wege der Völkerpsychologie. — S. 1 —35 .
Цитирую
по
эт ому
изда нию.
2 Begriff der Völkerpsychologie. — Z <eitschrift...> —XVII .— <S. >
246.


498
Г.
Г.
Шпет
этнической
псих ол огии
только
вопросами
языка,
мифов
и
нравов,
как
то го
хочет
Вундт.
Между
тем,
как
обн ару­
живается
из
дальнейших
работ
Вун дта
в
этой
области,
его
замечания,
во-п е рвых,
весьма
заметно
уклоняют
эт ни че­
скую
психологию
от
того
пути,
к отор ый
ей
был
нам ечен
«Журналом этнической психологии», а во -вто р ы х ,
не
за­
метив
и
не
поня в
принципиальных
затруднений,
ко торы е
вызывались
постановкою
вопроса
у
Лацаруса
и
Ш тейн та-
ля,
Вундт
н ер едко
еще
больше
обостряет
эти
затруднения
и
тем
самым
еще
больше
обнажает
слабые
стороны
тепе­
решней
этнической
психологии.
Как
и
Лацарус
со
Штейнталем,
Вун дт
и сход ит
из
ан а­
логии
между
эт ничес к ой
психологией
и
индивидуальной,
к ак овая
пр едпо сы лка
не
становится
ни
умнее,
ни
прекрас­
нее
о тто го,
что
Вундт
на
место
гербартовской
инте лле к-
туалистической
психологии
ставит
вундтовскую
волюнта­
рис тиче скую.
Гораздо
существеннее
для
дел а,
что
эта
предпосылка
обя зыв ает
Вундта
признать,
что
л о г ическая
р оль
этнической
п си холо гии
аналогична
ф изиол огии
(Z<ie-
le> u<nd> W<ege> . — S . 16) и что задачи этнической
психологии
суть
задачи
объяснительные
и
законоустана­
вливающие.
«Как
за дача
психологии,—
говорит
он
(Ibid.— S. 2—3), — в
том,
что бы
описать
фактический
со­
ст ав
индивидуального
со зна ния
и
по
отношению
к
его
элементам
и
стадиям
р азви тия
ввести
его
в
объяснитель­
ную
связь,
так ,
несомненно,
нуж но
рассматривать
так же
как
объект
психологического
исследования
аналогичное
генетическое
и
каузальное
исследование
тех
фа ктов ,
кото­
рые
предполагают
для
своего
развития
духовные
вза им о­
отн ошен ия
че лов еч еск ого
обще ст ва ».
Какого
же
рода
до лжны
бы ть
об ъя снения
этнической
психологии?
При
неясности
понятия
«дух»
у
Лацаруса
и
Штейнталя
эт от
вопрос
оставался
без
оп ред ел енно го
ответа.
Вундт
из бегает
термина
«дух»
и
предпочитает
говорить
о
«народ­
ной
д уш е », и вот оказывается,
что
законы
этнической
пс и­
холо ги и
у
нег о
сводятся
к
общим
за кон ам
психологии,
т.
е.,
в
конце
концов,
к
волюнтаристической
психологии
Ву ндт а.
Лацарус
и
Штейнталь
думали,
что
в
этнической
психологии
приде тс я
говорить
о
«задержках», «слияниях»
и
т.
п., только в более сложном масштабе;
Вундт
думает,
что
в
законах
ассоциаций,
а ппе р цепций
и
пр
<оч. >
цели­
ком
сод ерж ат ся
законы
«народной души».
Но
при
всей
неясности
в
о пр еделен ии
основных
поня тий
у
Лацаруса
и
Штейнталя
все
же
у
них
оставалось
несомненным,
что
собственный
предмет
этнической
психологии
так
или


Введение
в
эт ни че скую
психологию
499
иначе
должен
быть
предметом
sui generis. У Вундта даже
эта
сторона
затушевывается.
«Область психологических исследований, —
рассужда­
ет
он1,—
ко тора я
относится
к
тем
психическим
про це с­
сам ,
которые
вследствие
своих
у сло вий
во з никн овен ия
и
развития
связаны
с
духовными
об щежи тия ми
(Gemein­
schaften), мы обозначаем так этническую психологию».
Так
как
индивид
и
общество
вза имн о
предполагают
друг
дру­
га,
то
это
не
е сть
область
совершенно
отдельная
от
инд и­
вид уа ль ной
психологии.
Индивидуальная
психология
рас­
см а трив ает
индивидуальное
сознание,
не
входя
ближе
в
рассмотрение
духовной
среды,
а
предполагая
ее
как
не­
что
само
собою
раз умеюще еся ;
напротив,
этнич е ска я
пс и­
холо ги я
исследует
общие
я вл ения
духовной
жизни,
кото­
рые
должны
бы ть
объяснены
из
связи
духовного
о бще жи­
тия
(Gemeinschaft).
Поэтому,
в
сущности,
речь
иде т
даже
не
о
разных
областях,
а
о
различных
сторонах
духовной
жизни,
которые
только
вместе
ис чер пы вают
действитель­
ность
духовной
жизни.
Таким
образом,
Вундт
1) разделяет и другую предпо­
сыл ку
Лацаруса
и
Штейнталя
—
о
том,
что
духовные
явле­
ния
суть
психические
я влен ия
и
должны
изучаться
в
п си­
хологии, 2)он,
вв одя
весьма
темный
термин
«духовного
к ом мун и тет а »2 и делая его объектом психологии,
только
по
в ид имости
избегает
противоречия,
так
как
и
у
него
не
исч езну т
затр у дн ения,
которые
во зникаю т,
как
только
приходится
признать,
что
«дух народа»
есть
объективный
дух
и
что
нет
таких
форм
общественного
взаимодейст­
вия,
которые
не
были
бы
о бъек тивн ым и3. Результат
—
тот,
что,
исходя
из
пр едр ассу дка,
будто
психология
есть
основ­
ная
наука
для
«наук о духе», и не будучи в состоянии по­
это му
найт и
действительные
принципы
этих
наук,
Вундт
1 Logik. — В. I IL — S . 226. Ср . : Völkerpsychologie— 2. Aufl.—
В.
I.—S. 1.
2 Термин Gemeinschaft весьма трудно поддается переводу,
между
тем
в
немецкой
литературе
противопоставлению
Gemeinschaft и Gesell­
schaft иногда придают большое значение ( нап р<и ме р>, у Тенниеса).
Вундт
также
настаивает
на
различении
этих
терминов: Logik... — III.—
<S. > 623 ff.), но,
сколько
я
мог
уловит ь,
источником
это го
различия
являются
не
столько
естественные
или
психологические
приз нак и,
сколько
юридические
определения.
Тем
не
менее,
так
как
Вундт
доро­
жит
этим
ра зл ичи ем,
я
передаю
Gesellschaft уже принятым термином
«общество» (societas), a Gemeinschaft — ч е ре з
«общежитие»
или
«комму -
н и те т» (communitas), встречающийся перевод через « о бщ е ние»
—
неуда­
чен,
потому
что
придает
термину
отвлеченный
смы сл,
которого
он
не
имеет.
3 О понятии «die geistige Gemeinschaft» у Вундта см .
его
Logik... — III.— S. 291—296.
С р. : Grundriss der Psychologie... — § 21.


500
Г.
Г.
Шпет
вынужден
всякое
объяснение
«духовных»
явлений
с во­
дить
к
индивидуальной
пс их о л ог и и. «В особенности этни­
ческая
психология,—
говорит
он
(Log<ik>.— III. — <S. >
227),—должна
сознавать,
что
про изве д ения
(die Erzeug­
nisse), носителем которых является общежитие,
должны
иметь
сво и
последние
исто чни ки
в
индивидах,
из
кото­
рых
они
составляются,
так
как
духовная
совокупная
жизнь
так
же
мало
существует
вне
индивидов
(der Einzel­
nen), как физическая связь индивидов какого - нибу д ь
об­
щежития,
п лемен и
или
народа,
кот ора я
существовала
бы
вне
индивидуальных
физических
организмов.
Поэ то му
на пе ред
исключено,
чтобы
в
этнической
пс их ологи и
по­
явились
какие-нибудь
общие
законы
духовных
явлений,
ко­
торые
вполне
не
содержались
бы
уже
в
законах
инд иви ­
дуа льн ого
с оз на ния».
И
потому
только
последовательно
со
стороны
Вун дта ,
когда
он
заяв ляет,
что
«этническая
психология
желает
быть
не
чем
ины м,
как
расширением
и
продолжением
психологии
в
области
феноменов
об­
щной
жизни»1,—
как
это
и
изложено,
например,
в
его
Очерк е
психологии.
Точно
так
же
можно
видеть,
последовательность
и
в
его
ограничении
содержания
этнической
психологии.
Ес ли
этниче с к ая
психология
ес ть
только
«продолжение»
индивидуальной
психологии,
то
довольно
понятным
я вля­
ет ся
с трем лени е
перенести
в
это
«продолжение»
те
ос новные
результаты
к ла сс ифика ции
и
разделений
психи­
ческих
процессов,
к ото рые
б ыли
получены
уже
в
«начат
ле», т.
е.
в
псих ол огии
индивидуальной.
Пр ийяв
проблема­
тическое
р аз дел ение
психических
процессов
на
три
груп­
пы:
пр едстав лени е,
ч увст во
и
вол я,
Вун дт
ограничивает
со дер жан ие
этнической
психологии
тремя
проблемами:
яз ык,
мифы,
нравы
(Z<iele> u<nd> W<ege> . — S . 24).
С амо
по
себе
это
о бс тоятел ь ство
может
казаться
незначи­
тельным
и
может
поэтому
показаться
странным,
что
Ву ндт
прид а ет
ему
несоответствующее
значение,
но
его
следует
отмети ть ,
во-первых,
потому
что ,
как
ув идим
ни­
же,
настойчивость,
с
к ото рой
Ву ндт
во звр ащ ается
к
эт ой
аналогии,
в
некоторых
отношениях
заслуживает
внима­
ни я,
а
во- вторы х,
это
—
пункт,
к ото рый
ос обе нно
подры­
в ает
кредит
Вундта
как
мыслителя.
В ундт
почувствовал
что -т о,
что
оправдывает
такую
аналогию,
но
не
т олько
не
сумел
определить
этого,
а
совершенно
запутался
в
этих
тр ех
соснах
своей
психологии.
Ограничение
зад ач
этни-
1 Völkerpsychologie... — I. —
<S.> 4.


Введение
в
этни ческ ую
психологию
501
ческо й
психологии
эт ими
трем я
пр о блема ми
слишком
явно
не
соответствует
ее
действительным
запросам,
но
Вун дт
тем
не
мен ее
жел ает
отстоять
е го,
давая
ему
совер­
шенно
несогласованные
обоснования.
Нет
надобности
в хо дить
в
рассмотрение
аргументации
В ундт а,
тем
более,
что
вопрос
решается
не
ею,
а
принц ипиа льным
анализом
понятия,
опр е дел яюще го
предмет
этнической
психоло­
г ии1.
В
целом,
у
Вун дта
еще
яснее
выступает
прот ивор е чие,
отмеченное
нам и
у
Лацар у са
и
Штейнталя:
с
одной
с торо­
ны,
этническая
психология
изучает
«продукты»
вз аимо ­
действия
или
взаимоотношения,
т.
е.
объективно
данные
«вещи»2, а с другой стороны,
этническая
психология,
бу­
дучи
наукой
объяснительной,
в
то
же
вр емя
ника ких
об­
щих
психологических
законов
устанавливать
не
може т,
а
таковыми
законами
явл яютс я
только
законы
ин дивиду ­
альной
психологии.
И
это
противоречие,
обнаружива­
ющ ееся
в
основных
оп ре делени ях
Ву ндт а,
еще
ярче
ска­
зывается
в
вып ол нении
им
своих
задач :
большая
часть,
например,
его
большого
сочинения
Völkerpsychologie состо­
ит
из
лингвистического,
исторического
и
этн ог рафи ческ о­
го
материала;
обобщения
—
су ть
пр и менен ия
и
иллюстра­
ции
общих
положений
вундтовской
психологии;
и
только
н езн ачите ль ная
час ть
—
со бс твен но
материал
этниче­
ской
психологии3.
Еще
по ка зате льн ее
его
книга
Е1е-
1 Отмечу только,
что
провозглашенные
в
Z<iele> u<nd> W<ege>
у
Вундта
три
самостоятельных
проблемы
(S. 24, 29) остаются в его Völker­
psychologie (L— <S. > 30), хотя уже по плану к мифу примыкают начала
ре лигии
и
иск ус ств а,
а
к
нравам
— право
и
культура;
в
осуществлении
же
этого
плана
искусство
просто
заняло
особый
и
самостоятельный
том .
В
Logik... — III.—
<S. > 232, Вундт уже прямо насчитывает четыре основ ­
ных
проблемы:
язык,
искусство,
миф
и
нравы;
а
в
Grundriss der Psychologie
язык
ок азывает ся
усло вием
самого
духовного
общежития
и
посредству­
ет
переход
к
нему
от
единичного
существования,
а
«все общные,
духов­
ные
содержания
или
свойственные
общежитию
духовные
процессы»
распадаются
на
два
класса:
мифол оги чес кие
представления
и
нормы
в
области
нравов
(§ 21, 2). (В настоящее время
вышло
уже
десять
томов
Völkerpsychologie Вундта) .
2 Дюркгейм,
на
мой
взг ля д,
совершенно
основательно
на ст аивае т
на
том ,
чт обы
с оциаль ны е
фак ты
рассм ат ривались
как
в ещи: «La première
régie et la plus fondamentale est de considérer les faits sociaux comme des cho­
ses». — Les Règles de la Méthode sociologique. — P . 20.
3 В пояснение сказанного ограничусь одним примером.
Вундт
по­
свя щает
я зыку
два
громадных
тома
своей
Völkerpsychologie, но я решитель ­
но
сомневаюсь,
им ел
ли
право
Вундт
называть
это
сочинение
«этниче­
ской
псих олог ией».
В
нем
очень
много
психофизических
ги потез ,
мно го
кр ит ики
лингвистических
теорий,
есть
собственные
лингвистические
теории
и,
нако нец ,
некоторое
количество
этнографического
и
историче­
ского
матер иа ла ,
но
этнической
психологии
нет.
В
первом
томе
собст­
вен но
только
4-я
и
5-я
главы
прямо
заняты
вопросами
языка.
Останови­
мся
на
4-й ,
в
ней
речь
идет
об
изменении
звуков
(Lautwandel).
Наперед


502
Г.
Г.
Шпет
mente der Völkerpsychologie (Lpz., 1912) —
за
иск лю че нием
от­
дел ьных
з амеча ни й,
разбросанных
по
в сей
книге,
всего
толь ко
два
параграфа
здесь
по свящ ены
со бстве нно
этни­
ческо й
пс ихо логии
(Гл.
I, 6 и 9); затем можно отыскать
только
некоторые
«следы»
общей
психологии
—
но,
раз­
умеется,
никаких
«законов»
—
и
все
остальное
содер-
ясно,
что
этнической
психологии
зд есь
неч его
д елат ь.
Как
же
пост упает
Вундт?
Он
ище т
об ъяс нений,
и
так
как
мало
вероятности,
чт обы
такое
сл ожно е
явле ние
могло
объясняться
одно й
причиной,
он
рассчитывает
объяснить
его
из
«компликации причин» (I.—
<□. > 372; цитирую по вто­
рому
изд.) .
Среди
форм
изменения
звуков
Вундт
выделяет
ассоциативные
контактные
действия
звуков,
ассоциативные
действия
«на расстояние»
и
ас­
социации
звуков
и
п он ятий
своего
язы ка,
из м еняющ ие
звуки
слов,
взятых
из
чужого
языка.
Слово
«ассоциативный»
указывает,
ч то, «несмотря на
содействие
физиологических
моментов,
главный
действенный
мотив
со­
стоит
в
звуковой
ассоциации» (Ibid.—
<S.> 405).
Результаты,
получен­
ные
Вундтом
в
эт их
его
исследованиях,
весьма
поучительны:
оказывает­
ся,
что
во
всех
явлениях
первой
группы
вза имод ей ству ют
причины
пси­
хичес кие
и
физические;
и
для
явл е ний
втор ой
г руппы
сохраняет
силу
поло­
же ние,
что
«всякое звуковое изменение есть психофизический процесс»; послед­
ний
случай
несколько
сложнее,
так
как
здес ь
чисто
звуковая
ассоциация
связывается
иногда
с
изменением
слов
под
влиянием
а ссоциац ии
поня­
ти й,
которая,
впрочем,
не
отсутствовала,
конечно,
и
в
первых
двух
случа­
ях,
но
кот ора я,
по
Вундту,
ведь
и
сост авляе т
психологический
факт
(S. 431, 458, 460).
Трудно
уг ада ть,
причем
же
здесь
этническая
психоло­
гия?
В
более
содержательную
область,
чем
о бласт ь
«психофизических
п ро цесс ов», мы входим,
по-видимому,
вместе
с
«регулярным постоян­
ным
из мене нием
звуков»(<S.>473.f£.).
Поче му
народ
в
течение
столе­
тий
до
неу зн ав аем ости
изменяет
звуковой
состав
слова,
на
это,
признает­
ся
Вундт,
нельзя
дат ь
общегодного
ответа,
но
сам ый
ф акт
изменения,
по
его
убе ж де нию,
сомнению
не
подлежит.
Он
выражает
сожаление,
что
«фонавтограф есть только современное изобретение» (этническая психо­
логия
Вундта,
очевидно,
выиг рала
бы,
если
бы
фонавтограф
был
изобре­
тен
Ад а мо м),—и
с чита ет
себя
вынужденным
у каза ть
только
вероятные
пр ичины
это го
фа кта:
влияние
вн е шней
ес тес твен ной
об станов ки,
смешение
на­
родов
и
рас,
в лия ние
культуры.
С
по сл едним
фактором,
ка же тся,
мы
до­
шл и,
на коне ц,
до
этнической
псих ол огии ,
ибо ,
как
определяет
сам
Вундт
здесь
культуру,
она
ес ть
«в своей сущности культурное развитие и,
как
такая,—
гл ав нейш ее
проявление
наличного
в
определенном
к ульт ур­
ном
обществе
духовного
развития» (<S.> 484). Правда,
Вундт
тут
же
еще
признает,
что
культура
вообще
только
косвенно
влияет
на
звуки
языка,
тем
не
менее
он
различает
в
ней
два
ф ак тор а: 1) обычай, 2) темп речи
и
ударение.
П ример
пер вого:
у
ирокезов
нет
губных
р, ph,b,bh,m,w, и
они
заменяются
преимущественно
зуб ны ми
и
язычными
—
оказывается
по том у,
что
у
них
обы чай —
говорить
с
открытым
ртом.
Я
не
сомневаюсь,
что
если
бы
у
немцев
был
тот
же
«обычай», то Вундт не мог бы произ ­
н ести
собственной
ф амили и,
и
про изн ос ит
он
ее,
потому
что
он
перед
э тим
смыкает
губ ы,
но
только
причина
возможности
произнести
губной
з вук
W—
име нно
в
закрывании
и
раскрывании
рта,
а
не
в
чем
ин ом.
Что
к асает ся
«обычая», то это
—фа кт,
который
сам
требует
об ъя снени я,
и
бы ло
бы
не
оч ень
стр ан но,
если
бы
оказалось,
что
ирокезы
з авели
обы­
чай
говорить
с
открытым
р том,
потому
что
у
них
нет
губных
звуков...
Но
как
бы
ни
обстояло
дело,
у
нас
все
же
здесь
нет
этнич еско й
психоло­
гии
и,
раз ум еет ся,
не
в
«темпе»
р ечи
можно
на йти
ее
содержание.


Введение
в
эт нич ескую
психологию
503
жание
к ниги
—
чистая
этнология.
С
таким
же
правом
мож­
но
любой
компен дий
этнологии
или
истории
культуры
озаглавить:
этническая
психология.
И,
напр<и мер>,
Лампрехт,
действительно,—быть
может,
не
без
вл ия ния
Вундта
—
н азыв ал
историю
«прикладною психологией» .
Но
д аже
Крю ге р,
приверженец
Вундта,
отка зыв ае тся
от
поним ания
этниче с ко й
псих ологии
как
простого
«приме ­
нения»
общей
псих ол огии
к
интерпретации
этн олог ич е­
ских
ф акт ов1.
VI
Чт обы
яснее
представить
себе,
в
чем,
соб ств ен но,
Вун дт
«оригинален»
по
сравнению
с
Лацарусом
—
Ште йн-
тал ем,
необходимо
остановиться
на
некоторых
понятиях,
введенных
им
отчасти
в
замен у ,
отчасти
в
разъяснение
по­
нятий,
легших
в
основу
определения
пр едмет а
этн и че­
ск ой
психологии
у
ее
основоположников.
Такими
по ня­
тиями
у
Вундта
явл яю тся,
главным
образом,
понятия
«на­
родной
душ и»
и
«духовного коммунитета» .
Для
Лацаруса
и
Штейнталя,
как
мы
знаем,
дух
ес ть
об­
щное
про извед е ние
человеческого
общества,
а
так
как
предполагается,
что
взаимодействие
должно
быть
психо­
логическим,
то
й
продукты
его
считаются
объектом
пси­
хологии.
Основная
ошибка
здесь
име нно
в
таком
предпо­
ложени и.
Во-п е рвых,
взаимодействие,
о
котором
иде т
речь,
им еет
предмет
приложения
взаимного
действия;
как
бы
по это му
на
нем
ни
отражалась
психология
«действу­
ющ их », непонятно,
как
он
сам
пре вра щает ся
в
объект
п си­
хологии.
Во-вторых,
вся
«материальная»
культура
есть
пр едм ет
такого
взаимодействия,
и
не по нятно,
где
здес ь
кончается
этнология
и
где
на чи нает ся
этническая
психо­
логия,
где
«история»
и
где
«психология»? Именно этих -т о
за трудн ени й
Вундт
и
не
видит.
Поэтому
он
п очти
полно­
ст ью
воспроизводит
форм улы
Лацар у са
и
Шт ейнт ал я,
и
ему
к аже тся,
что
недостатки,
найденные
у
них
крити­
кой,
п роис текаю т
из
их
общепсихологической
позиции.
В
эт ом
смысле
он
их
и
исправляет:
на
место
гербартов-
ск ой
психологии
вводит
вундтовскую,
чем,
во- пе рвы х,
ни­
сколько
не
укрепляется
положение
этнической
психоло­
ги и,
а
во-в то рых ,
в
нее
вводятся
все
не дос та тки
вундтов-
ской
психологии.
1 Krüger F. Über Entwicklungspsychologie.— Lpz., 1915.— S. 157.


504
Г.
Г.
Шп ет
«Задача этнической психологии, —
говорит
В ун дт1,—
дана
нам
во
в сех
духовных
порождениях
(die geistige Er­
zeugnisse), возникающих из коммунитета человеческой
жизни
и
не
объяснимых
только
из
св ойс тв
единичного
сознания,
так
как
они
предполагают
взаимодействие
мн о­
ги х».
Эту
формулу
пр из нали
бы
и
основатели
этнической
пс их оло гии,
и
Вундту
поэ том у
можно
возразить
то
же,
что
им:
язык ,
ми ф,
как
и
с ва йные
постройки
и
Эйфелева
башня,
как
авт омо биль
и
кремневый
топор,
как
то,
что
отношение
окружности
к
ди аметр у
= тт,
и
то,
что
земля
и
солнце
д вижут ся
друг
по
отношению
к
другу,
и
многое
др угое
—
«необъяснимы только из свойств единичного
с о зн ания », потому что из последних вообще можно объяснять
только
явления
этого
сознания.
Что
изменится
в
объектив­
ных
ве щах
и
отношениях
от
«взаимодействия многих»,
ес ли
у
них
будет
только
сознание,
но
не
будет
рук,
глаз,
носоглотки,
гортани,
голосовых
связок
и
т.
д.,
и
т.
д.—
предполагая
при
эт ом
полное
из обилие
каменг
ных
пород,
л еса,
ме та ллов,
органических
вещ ест в
и
пр
<оч. >
и
предполагая
во
всем
эт ом
п остоянн ы е
си­
стемы
своих
взаимоотношений
и
порядков?
Придется,
по­
жалуй,
ждать,
пока
из
самого
со знани я
не
вырастут
руки,
глотки
и
пр
<оч. >... Не вернее ли допустить,
что
из
«вза­
имо де йс твия
многих»
объяснимы
та кже
только
явле ни я
этого
взаимодействия?
Без
со мнен ия,
эти
явле ния
есть
пре дм ет
sui generis, и он требует своей науки,
но
не
ви д­
но,
п очему
бы
это
был а
э тн иче ская
психология.
Чтобы
от­
ветить
на
это
«почему», нужно показать,
что
названное
взаим од ейс твие
е сть
психическое,
но
так
как
непосред­
ственное
психическое
в заим одей ств ие
в
науке
отрицается,
то
volens-nolens приходится обратиться к законам индиви ­
дуальной
психологии.
Такой
путь
для
определения
пр ед­
ме та
эт ниче ск ой
пс ихо ло гии
есть
пу ть
в
корне
ло жны й,
ложно
само
направление
эт ого
п ути
ис сл едо вани я.
Вундту
же
кажется,
что
на пра вл ение
вз ято
правильно,
а
н ужно
только
подправить,
отремонтировать
дорогу.
Но
на
деле
д аже
к
этой
работе
Вундт
приступает
с
негодными
сре дс тва ми
и
плохим
материалом.
1 Elemente der Völkerpsychologie... — :S. 3; Ср. : Völkerpsychologie... — I . —
<S. > 1; Ziele und Wege...— S . 25, 13.—В
решительном
противоречии
с
мыслью
о
том ,
что
объекты,
относимые
Вундтом
к
этнической
психо­
логии,
сут ь
«продукты»
или
«порождения»
духовного
взаимодействия,
находится
его
собственное
утверждение,
что
я зык
является
ус ловием
его :
«То условие,
благодаря
которому
только
становится
возможным
ве зде
духовное
общежитие
и
которое
всегда
участвует
в
развитии
его,
ест ь
ф ункц ия
я з ык а» (Grundriss der Psychologie... — § 21. — <S. > 2)


Введение
в
э тнич еску ю
психологию
505
Лацарус
и
Штейнталь
под
мног им и
во
«взаимодействии
многих»
понимали
все-таки
живых
человеков,
из
коих
у
к аждо го
была
душа ,
т.
е.
это
были
до
известной
ст е пени
замкнутые
в
себе
ед иниц ы
действия,
сов окуп н ое
обнару­
жение
кот оро го
в
обществе
называлось
духом.
Вун дт
произ­
водит
следующий
«ремонт»: душа у него
—
не
источник,
пр ивод ящий
в
жизнь
«механику представлений», а сово­
купность
волевых
и
волеподобных
актов,
каковую
сово­
купность
тол ько
условно
уже
можно
на зыва ть
душою ;
но
то
же
у сло вие,
очевидно,
позволяет
называть
душою
и
другие
совокупности
таких
актов,
в
том
числе
со воку п­
ност и,
продуктом
взаимодействия
которых
являются
язык,
мифы,
нра вы,
следовательно,
это
усл ов ие
позволяет
говорить
то лько
о
душе
народа,
а
не
о
его
«духе»; зато само
«общество»
перестает
бы ть
обществом
живых,
одуше­
в ленны х
тварей
и
становится
духовным
коммунитетом.
О
том
же,
что
у
живых
членов
живого
общества
мо гут
быть
св ои
личные
п ер ежив ания
—
в
разные
эпохи
и
в
раз­
ном
месте
разные
—
по
поводу
как
своего
живого
взаимо­
действия,
так
и
по
поводу
своего
воздействия
на
окруж а­
ющую
их
природную
обстановку,
да
и
по
поводу
са мой
природы
и
ее
я вле ний,
и
о
то м,
что
эти
переживания
как
такие
не
из учаю тся
индивидуальной
или
«общей»
психоло­
гией,—
об
э том
обо
всем
Вун дт
поз аб ыл.
Так
мне
пред­
ставляется
«исправление», предпринятое Вундтом в опре ­
д елени и
предмета
этнической
психологии,
и
поэтому-то
я
и
считаю,
что
не
шаг
впере д
он
делает
по
сравнению
с
Лацарусом
и
Штейнталем,
а
скорее
—
шаг
назад.
Вундт
снисходительно
о т но сит , «конечно,
проститель­
ный
недостаток»
«первого опыта»
в
об лас ти
эт ничес к ой
психологии
на
«основные воззрения психологии Гербарта
с
ее
од нос то ро нним
индивидуализмом
и
интеллектуализ­
мо м,
которые
были
связаны
с
мет аф и зич еским
понятием
п рост ой
ду ши
и
с
гип отез ой
механики
п р едст авл ений»1.
Как
бы
ни
уклонялись
в
частностях
от
Гербарта
его
п осле­
дователи,
в
принципе
вс егда ,
по
мнению
Ву ндта ,
отн оше­
ние
между
индивидуальной
и
этнической
пс их оло гией
оставалось
от ноше ние м
обосновывающей
науки
к
ее
пр и­
менениям.
Этнические
психологи,
далее,
могли
сколько
угодно
по дчер кив ать
своеобразную
природу
«народного
духа»
и
указывать
на
то,
что
он
не
е сть
простая
сумма
ин-
1 Völkerpsychologie. — ! .—
<S.> 23—24 .


506
Г.
Г.
Шпет
дивидуальных
свойств,
они
не
м огли
устранить
принципи­
альных
возражений.
Индивидуалистическое
направление
психологии
Гербарта
с казывае т ся
в
том,
что
«дух»
мыс­
ли тся
по
аналогии
с
отдельной
душо ю:
представлениям
психологической
«механики»
в
нем
соответствуют
ин ди­
вид уа льн ые
сознания
—
вся
разн и ца
только
в
том ,
что
по­
сле дн ие
сут ь
более
сложные
единст ва1.
Как
же
восстанавливается
уничтоженная
таким
обра­
зом
этническая
психология?
В
чем
здесь
может
помочь
актуалистическая
«динамика»
души
и
обоз на чени е
«народ­
ного
духа»
через
«народную душу»? В статье О целях и пу­
тях
этнической
психологии
введение
понятия
«народной ду ­
ши»
у
Вундта
носит
совершенно
невинный
характер,
и
он,
определяя
ее
вп олне
в
духе
Лацаруса
и
Штейнталя,
за щи­
щает
только
это
понятие
против
сомнений
П а уля2.
В
дал ьнейш ем ,
однако,
оказывается,
в
этой
замене
скрыто
большое
коварство.
Понятие
души,
ут верж дае т
Вундт,
мо­
жет
иметь
только
эмпирическое
значени е
связи
непо ср ед­
с тве нных
фактов
сознания,
«психических процессов» .
«Естественно,
и
этническая
пс их ологи я
может
по льзо­
ваться
понятием
д уши
тол ько
в
эт ом
эмпирическом
см ыс­
ле;
и
ясно,
что
в
нем
«народная душа»
с
таким
же
правом
о бл адает
ре альн ым
значением,
с
каким
инди виду аль н ая
душа
пр етен ду ет
на
это
значение
для
себя.
Духовные
про­
дукты,
возникающие
благ ода ря
совместной
жизни
членов
народного
коммунитета,
столь
же
фактические
составные
части
действительности,
как
и
психические
процессы
вну­
три
е динич но го
со зн ания ...
Таким
образом,
народная
ду­
ша
есть
произведение
единичных
д уш,
из
которых
она
со­
сто ит;
последние
же
в
не
меньшей
сте пе ни
суть
произ ве­
дения
народной
души,
в
которой
они
учас тв уют»3.
Понять
это
можно
так:
мы
имеем
де ло
в
индивидуаль ­
ной
пс ихо логии
с
единствами
п сих ичес ких
процессов,
ко­
торые
и
н азы ваем
душами;
в
этих
единствах
мы
можем
раз лича ть
пр еим уще ст ве нные
направления
или
комбина-
1Ibid.— S.25. Ср.
статью
Вундта
Der Einzelne und Volksgemeinschaft (Pro­
bleme der Völkerpsychologie...— S. 57—58).
2 Z<iele> u<nd> W<ege>. —S. 12—13. Cp. S. 20 —
Характерно
для
абструзного
спо соба
выражения
у
Ву ндт а,
что
Штей н таль
в
с воей
замет­
ке
begriff der Völkerpsychologe (Z <eitschri£t... > — XVII.—
<S.> 245), цити ­
руя
указанное
место
из
Вундта,
п иш ет: «In dem Punkte aber, auf welchem al­
les ankommt von dem der Bestand der «Völkerpsychologie abhangt, freuen wir uns
Wundt als Bundesgenossen zu haben (разрядка моя;
в
новом
издании
Z<ie-
le> u<nd> W<ege> соответствующее место перепечатано без измене ­
н ий;
тол ько
в место
psychologischer Erfahrungen стоит seelischer и вместо
unter psychologischen Gesetzen — psychischen).
3 Völkerpsychologie... — !.—
<S. > 9—10.


Введение
в
этни че скую
психологию
507
ции
психических
процессов,
позволяющие
нам
их
кла сси­
фицировать,—
например,
процессы
воли,
чувств,
пред­
став л ений ;
затем
всю
«массу»
психических
процессов,
сто­
ящих
перед
нами
в
индивидуализованных
единствах,
мы
можем
та кже
пр едс тави ть
как
единство,
которое
на зыва ­
ем
душою
народа,
различая
те перь
в
нем
нап равл ени я
и
комбинации,
классифицирующие
эти
п роце ссы
в
груп­
пы,—язык,
мифы,
нра вы.
Отсю да
нетрудно
понять,
что
каждый
психический
процесс,
относ ящий ся
к
этнической
психологии,
со в ер шается
в
индивидуальной
душ е,
а
к ро­
ме
того
ес ть
индивидуальные
«остатки»
—
которые
всеце­
ло
пр ин адлеж ат
толь ко
индивидуальным
душам,—
объ­
единяемые
по
принципу
пос лед них
как
единств;
они
со­
ставляют
пр едм ет
только
индивидуальной
пс ихо логии.
С
другой
стороны,
есть
т акие
единства,
которые
опреде­
ляются
лишь
при
рассмотрении
совместного
и
взаимного
действия
индивидуальных
еди нст в,
и
которых
развитие
может
рассматриваться
само
по
себе,
как
некоторая
не­
прерывность,
несмотря
на
то,
что
индивидуальные
еди нс тва
од но
за
другим
вовс е
исчезают
(у<ölkerpsycho-
logie.> —I.— <S.> 11),—
это
область
этнической
пс ихол о­
гии .
В
результате
на
ме сто
«механики представлений»
вы­
ступает
алгебра
актов:
народная
душа
—общий
зн амен а­
те ль
«коммунитета», язык,
миф,
нравы
—общие
делители,
индивидуальные
«остатки»
—
прочие
делители...
Есл и
эт им
сколько-нибудь
преодолевается
«интеллек­
туализм
и
индивидуализм»
ге рба ртовс кой
психологии,
то
зато
совершенно
затемняется
раз л ичие
единичного
и
мно­
же стве нно го,
т.
е.
затемняется
основное
для
Лацаруса
и
Штейнталя
поня тие
коллективного.
Отсюда
пон ят но
и
то
утверждение
Вундта,
которое,
на
первый
взгляд,
м ожет
показаться
парадоксальным:
ме жду
индивидом
и
совокуп­
ностью—нет
резкой
гра н и! «Вследствие постоянных вза ­
имодействий
м ежду
индивидами
и
совокупностью
—
не­
избежно,
что
границы
между
тем ,
что
относится
к
це ло­
му,
и
те м,
что
составляет
собственность
и ндив ида,
отнюдь
не
могут
быть
резко
проведены.
Можно
даже
сказать:
в за­
им ное
слияние
обе их
об лас тей
до
та кой
степени
ле жит
в
природе
предмета,
что
б ыло
бы
ошибочно,
если
бы
его
хотели
устранить
искусственными
различениями
понятий
в
этой
переходной
облас ти » (Ibid.) .
Пр едмет
этнической
п с ихологи и
этим,
одн ако ,
не
спасен,
так
как
все-таки
остается
неясн ы м,
как
может
психология
изучать
лук
и
стрелы
таи тян ина ,
ожерелья
таитянки,
шаманский
бу­
бен
якута
или
halala! зулуса,
когда
все
это
—не
психиче­


508
Г.
Г.
Шпет
ские
процессы...
В ундт
достиг
только
того,
что
неясное
зн а­
чение
«коллективного»
у
Лацаруса
и
Штейнталя
сделал
еще
бол ее
темным.
Мы
видели,
что
общное
коллективного
народного
ду ха
у
Лацар у са
и
Шт ейнта ля
оз начал о
та кже
общее
членам
народа
и
что
п оэтом у
именно
этническая
п сихолог ия
имее т
право
на
св ое
наименование.
Этот
отте­
нок
понятия
коллективного
остается
и
у
Вундта,
но
он
станет
нам
ясне е,
ес ли
мы
воспроизведем
еще
его
поня­
тие
«духовного коммунитета» .
VII
Ву ндт
различает
два
направления,
по
к ото рым
пере­
ж иван ия
единичного
сознания
выходят
за
пре д елы
собст­
венной
причинности:
естественную
среду
и
духовную'. От­
ношение
индивида
к
по следней
ест ь
его
о тнош ение
к
«ду ­
ховному
коммунитету».
Материалистическая
и
интеллек-
туалистическая
психология,
по
убеждению
Вундта,
разре­
шить
проблемы
это го
от ноше ния
не
м огут.
В
друг ом
по­
л ожен ии
находится
психология
волюнтаристическая.
Точно
так
же
и
гипотеза
субстанции
тут
бессильна,
а
только
ги­
потеза
актуальности
разрешает
проблему
(Logik. — III.—
<S.> 292—293). На почве этих предпосылок легко опре­
дел ит ь,
что
представления,
чувства,
аффекты,
волевые
по­
буж ден ия
возникают
без
необходимого
существования
ду ховн ого
коммунитета
од нор од ных
индивидов,
а
потому
относятся
к
единичному
со знанию
(Ibid.— <S. > 294). На­
про тив,
язык,
мифологические
представления,
волевые
ра звития,
осуществляющиеся
в
фор ме
нравов,
пр едпол а­
гают
в
кач ест ве
субстрата
духовный
коммунитет,
потому
что
при
их
воз ник нове нии
индивид
действует
тол ько
как
частична я
сила,
кот ора я
вызывает
яв ление
в
связи
и
во
вз аимо д ейс твии
с
д руги ми
подобными
частичными
сила­
ми.
Но
так
как
пр о из ведения
народной
души
сводятся
к
д ушевным
энергиям
множества
с то ящих
во
взаимо­
дейст вии
единичных
д уш,
то
общие
принципы
для
объяс­
нения
эт их
произведений
и
этих
элементов
—те
же,
что
и
в
единичном
со знани и.
Р азниц а
то лько
в
том,
что
они
не
м огут
быть
объяснены
из
одн ого
с оз на ни я, «а покоятся
на
духовном
взаимодействии
многих,
кот орые
относятся
к
названным
процессам
по доб но
тому,
как
элементы
пр едст авлен ия
и
вол и
о тно сятся
к
сложным
представле­
ни ям
и
воле вым
действиям
инд ивид а » (Ibid.— <S. > 295).
1 Logik.. — III.—
<S. > 291; ср.
ibid. —
<S. > 23.


Введение
в
этни че скую
психологию
509
Носитель
такого
«духовного коммунитета»
с
«тем же пра­
в ом,
что
и
психический
индивид,
может
быть
назван
ду­
ховным
организмом».
Всякое
фундаментальное
жизнепро-
явление
такого
совокупного
о рг анизм а,
в
св ою
очередь,
ест ь
органическая
св язь
составных
частей
его.
«Таким об­
разом,
жи знен ная
о б ласть
языка,
искусства,
м ифа,
нравов
образует
духовные
организации,
к ото рые
содержатся
в
более
обширном
органическом
единст в е
народного
к о мм уни тет а» (Ibid.— <S. > 296). Последний носит в себе
способность
р азви ть
самостоятельное
воле во е
единство,
сооб­
щающ ее
ему
характер
совокупной
личности,
под чиняю щ ей
себе
отдельных
лиц,
его
составляющих.
Я
не
могу,
разумеется,
входить
в
рассмотрение
вунд-
товской
волюнтаристической
миф ологии,
а
если
ее
оставить
в
стороне,
то
—
что
же
он
вн ес
нового
на
место
о сужд ен­
ной
им
у
гербартианцев
аналогии
межд у
мех ан измо м
представлений
в
индивиде
и
взаимодействием
индиви­
до в?—
Опять -таки
общность,
воли
на
мес то
общности
представлений
в
коллективном
духе.
Но
как
же
се бе
представлять
эту
общность,
и
притом
так,
чтобы
здесь
не
был о
гипостазирования
воли,
а
то лько
эмпирические
да н­
ные?..
Ес ть
два
п ризн ака,
которые
позволяют
различить
в
со­
вокупной
жи зни
индивидуальных
и
общных
духовных
дв иж ений
оп редел енны е
факты
как
факты
родовой
(gene­
reller) и как факты индивидуальной природы: 1) вмеша­
тельство
отдельных
л иц,
индивидов
(Einzelner), 2) область
произвольных
дей стви й
с
сознательными
мотивами.
И
то
и
другое
ле жит
вне
процессов
этнопсихологических. «Для
по сл едни х,
напротив,
сохраняет
превалирующее
значение
область
импульсивных
волевых
д ейств ий
(die triebartigen
Willenshandlungen)» (И <ölkerpsychologie.> —I. — <S.>12).
Замечательно,
ч то,
исходя
из
этого
разделения,
Вундт
пр о­
в одит
р азл ичие
ме жду
«первобытным» (Naturvolk) и
«культурным народом», тогда как для непредвзятого чело­
ве ка
ясно,
что
последнее
разделение
может
б ыть
получе­
но
только
путем
обобщения
чисто
эмпирического
матери­
ал а,
а
предпосылки
волюнтаристической
мета фи зи ки
так
же
мало
могут
решить
вопрос,
как
и
предпосылки
лю бой
иной
метафизики.
Но
да же
не
на
это
сейчас
я
хотел
бы
обратить
внимание,
равно
и
не
на
то,
что
определение
об­
ласти
этнической
психологии
как
области
импульсивных
волевых
действий
нисколько
не
со от вет ст вует
содержа-


510
Г.
Г.
Шп ет
нию
эт ой
науки1,—хотя
бы
да же
мы
пр иня ли
исключе­
ние
из
ее
содержания
«науки»
и
«высших форм»
коллек­
тивной
ж изни
и
ограничились
только
я зыко м,
мифом
и
нравами.
Не
в
этом
сейчас
дело,
тем
более,
что
здесь
Вундт
уже
получил
ответ
(в особенности со стороны
Дел ьбр ю ка,
что
касается
языка) .
Нас
интересует
только
вопрос
о
характере
«общности», на которую направляется,
как
на
с вой
предмет,
этн ическа я
психология.
Неу ж ели
только
в
импульсивных
актах
и
е сть
«общное»
у
единиц,
со ст авляю щих
«народную душу»
или
«духовный коммуни -
те т»? Почему же этническая психология была названа
у
Вундта
«продолжением и расширением»
индивидуаль­
ной
пс ихо логии?
Не
правильнее
ли
тогда
бы ло
бы
назы­
ва ть
соответствующую
науку
не
этнической
психологией,
а
зоологической
психологией?..
Но
допустим,
что
де ло
так
и
обстоит,
как
у чит
нас
волюнтарист
Вундт,
снисходи­
тельно
про ст ивший
интеллектуалистический
недостаток
Лацаруса—Штейнталя.
Как
мы
приходим
к
этому
обще­
му?
Как
и
у
основателей
этнической
психологии,
ответ
на
этот
вопрос
в
сущности
предрешен
признанием,
что
этни­
ческая
пс ихо логия
ес ть
объяснительная
нау ка.
Только
те­
перь
Вундт
указывает
и
то
«начало», из которого должно
исх од ить
в
ее
объяснениях.
Ед ва
ли
при
таких
условиях
ну жно
б ыло
так
мног о
рассуждений
со
стороны
Вундта,
чтобы
убедить
читателя,
что
все
эти
объяс не н ия
сводятся
к
самым
элементарным
индивидуально-психологическим
обо бще ния м.
П ре дмет
этнической
психологии
рас та ял
в
разъяснениях
Вундта.
Какое
же
основание
имее т
Вундт
называть
эту
объяс­
ните льную
на уку,
сводящуюся
к
законам
импульсивных
волевых
действий,
этнической
психологией?
В
статье
о
целях
и
путях
этнической
психологии
Вундт
мотивировал
пра во
на
это
на зв ание
т ем,
что
народ
является
«важнейшей»
фор мой
духовного
общежития
(<S. > 25; ср.: Logik... — III.— <S. > 228).
В
Völkerpsychologie
он
повторяет
тот
же
аргумент,
но
признает
с амо
название
1 Из этого разделения волевых актов тем не менее исходит Фир -
кан дт
в
своей
в
других
отношениях
очень
инте р есно й
к н иг е: VierkandtA.
Naturvölker und Kulturvölker.— Lpz, 1896.
Шпанн,
нап роти в,
совершенно
справедливо
ук азыв ает ,
что
это
разделение
как
критерий
социально-пси­
хологического
неприемлемо,
так
как
Вундт
должен
был
бы,
согласно
своим
оп ределени я м,
о тн ести
к
об ласт и
этнической
п сихо логии ,
между
прочим,
также
хозяйство
и
семью.
С м.: Spann О.
Wirtschaft und Gesell­
schaft.— S . 114.
В пр очем,
сам
Шпанн
уделяет
этнич еск ой
психологии
весьма
с к ромное
место
(ср .
его
книгу
Kurzgefates System der Gesellschaftsleh­
re. -В . , 1914).


Введение
в
э тниче скую
психологию
511
«несовершенным», так как осмысленнее было бы,
по
его
мнению,
противополагать
индивидуальной
психологии
с оциа льн ую
(I. <S. > 2).
Наконец,
эт от
же
мотив
в
Ele­
mente der Völkerpsychologie заставляет его предпочесть старый
термин
не
то лько
«социальной психологии», но и « ко м м у -
ните тной
пс ихо ло ги и» (Gemeinschaftspsychologie... — S . 4).
Де­
ло,
может
быть ,
не
в
н азвани и,
но
не ум ение
обосновать
термин
указывает
на
н еяс ное
представление
его
содержа­
ния ... «Важнейший»
е сть
оп ред елени е
всегда
акциденталь-
ное ;
как
я
уже
указывал
по
поводу
о пр едел ения
Лацару-
са—Штейнталя,
принципиальной
необходимости
вы де­
л ить
«народ»
в
особый
пр едм ет
из у чения
в
таком
опреде­
лен ии
не
видно.
В
Elemente Вундт,
вспомнив,
по-видимо-
му,
их
рассуждения
о
народе
(S. 6), воспроизводит аргу ­
мент ,
по
которому
этнологическая
генеалогия
не
со впа да­
ет
с
квалификацией
народа
в
этнической
психологии.
Но
Лацарус—Штейнталь
и
тут
по шли
дальше,
пр изн ав
субъек­
тивность
в
определении
э той
категории.
Вундт
не
ос тано ­
вился
на
это м
странном
и
интересном
затруднении
в
оп редел ении
своей
науки
и
готов
охотно
уступить
ее
на­
именование.
Больше
того,
приводя
такие
ничтожные
ар­
гументы
в
пользу
термина
«этническая психология», как
то,
что
он
уже
«в приблизительно соответствующем смыс ­
ле
од на жды
был
в в еде н» (V<ölkerpsychologie.> —I .— <S. >
2), и что народы
—
«важнейшая»
форма
общежития,
он
приво дит
весьма
веский
дов од
проти в
те рм ина : «Этниче­
ск ая
психология,—говорит
о н,—
направляет
с вое
внима­
ние
на
психологическую
закономерность
сам ой
совмест­
ной
жизни.
Местн ые
и
национальные
различения
его
формы
для
нее
безразличны,
поскольку
они
не
проливают
каким-ни­
будь
образом
свет
на
эту
закономерность» (Ibid.— <S.>
3; разрядка моя) .
Получается
нечт о
весьма
интересное:
сперва
мы
отвлекались
от
всех
индивидуальных
различий,
затем
в
этом
аб стр актно м
остатке
нужно
отвлечься
от
«местных и национальных»
различий
—в
итоге,
ка кая
же
этническая
психология?
Это
—
именно
Gemeinpsycho­
logie, как предложил ее называть один лингвист (О.
Ди­
ттр их), не имея,
впрочем,
здесь
в
ви ду
получающегося
та­
ким
образом
каламбура...
В
це лом,
я
считаю,
что
вундтовские
оп р едел ения
этни­
ческо й
психологии
сами
не
возвышаются
над
уро вне м
«импульсивных»
актов,
и,
имея
в
виду
приведенное
выше
предсказание
русского
ученого
(проф .
Д.
Куд ряв с кого),
согласен,
что
такая
этн и ческ ая
психология
недолговечна.


512
Г.
Г.
Шпет
VIII
Как
я
уже
мимоходом
отмечал,
язык,
мифы,
нравы,
наука,
учреждения
и
п р <о ч. >, как вообще всякое «вз а­
имод ейс тви е», поскольку оно есть не только акт,
но
и
«ре­
зульт ат »
—
действие
как
последствие
деят ель но сти ,—п о­
скольку
оно ,
значит,
есть
социальный
факт,
есть
не
что
иное,
как
«вещь» . «В ещ ь»
по
существу
не
есть
психологиче­
ский
процесс,
и
как
такая
она
изучается
и
в
некоторых
«об ­
щих»
науках
—
социологии,
истории,
э тнолог ии ,—
и
в
специальных
—
о
группах,
областях
или
сферах
из­
вес тн ых
«видов»
эт ой
вещ и.
Таким
образом,
у
нас
получа­
ют ся
специальные
науки:
языкознание,
наука
о
религиях,
история
наук,
история
у чр еж дений
и
различные
«учения»
о
праве
ит.
п.;
с оотв етс тве нно
образуются
и
гр уппы
фи­
лософ ски х
проблем:
философия
языка,
религии,
права
и
пр
< оч. >. Среди названных специальных наук наиболь­
шего
развития
в
настоящее
время
достигла
лингвистика,
выступающая
под
разными
названи я ми:
наука
о
язы ке,
я зы ко вед ение,
сравнительное
языковедение,
психология
язы ка,
ис то рия
языка;
иногда
психология
язы ка
ставится
рядом
с
историей
языка,
как
две
части
одн ой
науки,
ин о­
гда
у
одной
из
эт их
ч астей
вовсе
отрицается
п раво
на
су­
ществование.
Как
бы
ни
решались
эти
вопросы
в
ин те ре­
сах
языковедения,
вызываемые
ими
споры
существенно
интересны
для
психологии,
поскольку
в
них
уясняется
ее
ро ль
в
р еш ении
лингвистических
проблем.
К
в ысказыв а­
ющимся
здесь
суждениям
пс их ологи я
д олжна
пр исл уши­
ваться
с
особенной
чуткостью,
так
как
вопрос
о
ее
рол и
здесь
решается
обыкновенно
на
основании
специальной
раб оты
над
конкретным
материалом
науки.
Как
бы
для
психологии,
в
ее
собственных
интересах,
ни
к азал ся
це­
нен
э тот
материал,
из
этого
нельзя
сделать
вывода,
что
и
сама
псих оло гия
нуж на
для
этих
работ.
В
под обног о
ро­
да
ре шен иях
психолог
может
встретить
немало
диле­
тантс тва
и
«психологической»
наивности,
но
при
серьез­
ном
отношении
к
науке
и
из
уважения
к
научной
работе
другой
специальности
он
обязан
за
приб лизит ел ьным и
и,
с
его
точки
зрения,
неточными
выражениями
услышать
голос
живых
потребностей
конкретной
на уки.
Вполне
по­
нятно,
что
суждения
специалистов-лингвистов
о
значен и и
для
них
психологии
и
э тн ическо й
пс их олог ии
должны
быть
приняты
во
внимание
со
всем
возможным
беспристрасти­
ем,
так
как
за
их
иногда
случайными,
и но гда,
может


Введение
в
э тнич еск ую
психологию
513
быть,
и
неудачными
формулировками
скрываются
дейст­
вительно
принципиальные
недоумения.
Кр итико вать
психо­
логические
теории
и
аргументы
лингвистов,
указывать
на
их
нау чн ую
«отсталость»
—
дело
для
пс их олога
не тр удное ,
но
это
—
не
тот
путь,
каки м
можно
достигнуть
научного
взаимодействия
и
взаимной
пом ощи
в
решении
нау ч ных
вопросов.
Разумеется,
пс ихо лог
—
вправе
ож идат ь
такого
же
отношения
к
себ е
и
со
стороны
лингвиста.
К
сожале­
нию,
в
действительности
редко
осуществляются
эти
хоро­
шие
пож е ла ния;
и
те
за трудне ни я,
которые
б ыли
зам еч е­
ны
некоторыми
лингвистами,
когда
им
была
предложена
помощь
этнической
психологии,
не
встретили
должного
внимания.
Поэтому
воз ра жени я,
которые
были
сделаны
Лацару-
су—Штейнталю
со
ст ороны
Па уля,
до
сих
пор
остались
неопровергнутыми
и
не
потеряли
своего
значения.
Вундт,
как
легко
понять
из
вышеизложенного,
и
по
существу
не
был
в
состоянии
их
устранить,
и
свою
полемику
против
Пауля
повел
в
направлении,
к ото рое
само му
де лу
ма ло
служило.
Его
нап адки
на
гербартианство
Пауля
только
показывают,
что
он
не
понял
или
не
хотел
понять
смысла
его
возражений1.
Ву ндт о вские
«исправления»
в
определе­
нии
этнической
психологии,
как
мы
в идел и,
ничего
не
ис­
правляли,
а
положительные
результаты
исследований
Вундта
дал и
повод
к
н овой
полемике2, и если бы работы
Вундта
можно
бы ло
признать
действительным
об ра зцом
этнопсихологического
исс лед о вани я,
то
п осле
кр ит ики
Дельбрюка,
и
в
особенности
после
при нципиа льно й
кри ­
тик и
Антона
Марти,
этническая
психология
была
бы
со­
ве р шенно
скомпрометирована.
Правда,
среди
л ингвис т ов
н ашл ись
защитники
Вундта,
как,
например,
О.
Диттрих,
но
им енно
от
него,
как
я
еще
покажу,
вышел
—
или,
во
всяком
сл у чае,
им
был
по ддерж ан
и
ра звит
—
самый
1 Штейнталь и Мистели в своих репликах Паулю также,
на
мой
взгляд,
не
ул ови ли
принципиа льно го
смысла
возражений
П ауля
ßte/w-
aW —Zeitschrift... > — XVII . —
<S.> 248 ff.; Misteli Fr.- I bid.- XI II . -
<S.> 376 ff.).
2 Любопытно,
напр
<имер> , след<
ующ ее
> заявление автора пси­
холог ическо й
л ин гви сти ки : «J’ai appris bien des choses dans l’ouvrage de
Wundt, mais je n’hésite cependant pas à souscrire le jugement de Haies
(Mind.— Tome XII.—1903. — P. 239): There is far too much theory and too
little fact to please us. Fhe facts are quoted merely as illustrations of theories, not as
proofs of them. C’est pourquoi j’estime qu’il est de toute nécessité de faire de
nouveau une revue universelle des faits et de rechercher non pas ce que ces
faits illustrent, mais ce qu’ils prouvent» (Ginneken van. Principes de Linguisti­
que psychologique.—1907).


514
Г.
Г.
Шпет
убийственный
аргумент
против
этнической
психологии
в
по ни мании
Вун дт а.
Не
сл еду ет
преуменьшать
з начен ие
аргументов,
исходящих
от
лингвистов,
на
том
о с нова нии,
будто
они
являются
то лько
частными,
касаются
только
одной
частной
проблемы
этнической
психологии,
так
как,
по
сво йст ву
п роблем
языковедения,
его
по ста нов ки
во­
проса
приобретают
для
этнической
психологии
совер­
шенно
всеобщий
характер.
Чт обы
не
входить
в
частности
и
не
слишком
отступать
от
основной
тем ы
настоящей
ста­
тьи,
выскажу
только
следующие
общие
соображения.
Как
бы
мы
ни
о пр еделя ли
со бстве нн ый
предмет
этни­
ческой
псих ологии,
яс но,
что
сфе ра
этог о
предмета
не
ест ь
ни
область
непосредственного
наблюдения
при
помощи
орга­
нов
чув ст в,
ни
область
самонаблюдения,
ни,
нако нец ,
об­
ла сть
идеальных
конструкций.
Сфера
этнической
псих о­
логи и
апр иор но
намечается
как
сфера
доступного
нам
че­
рез
по ни мание
некоторой
системы
знаков,
следовательно,
ее
предмет
п о стиг ается
только
путем
расшифровки
и
ин­
терп рет ац ии
эт их
з на ков.
Что
эти
знаки
явл яются
не
только
пр имет ами
вещей,
но
и
сообщениями
о
н их,
видно
из
того ,
что
бытие
соответственных
вещей
не
ограничива­
ется
чистым
я вл ением
знаков.
Другими
словами,
мы
им е­
ем
д ело
со
знаками,
к ото рые
с лужат
не
то лько
указани­
ями
на
в ещи,
но
в ыража ют
так же
некоторое
значение.
По­
казать,
в
чем
состоит
это
значение,
и
ес ть
не
что
иное,
как
раскрыть
соответствующий
п р едмет
с
его
содержанием,
т.
е.
в
наше м
случае
это
е сть
пут ь
уже
к
точному
фикси­
р ова нию
пр едмет а
этнической
психологии.
Спор
возника­
ет
не
только
и з-за
точности
этого
определения,
но
еще
п режде
требует
разрешения
принципиальный
вопрос
о
том,
что
вообще
выступает
как
значение,
поскольку
мы
выде ­
ля ем
знаки
и
вы р ажения
в
специфическую
область
источ­
ни ков
познания.
Таким
образом,
это
предварительное
и
априорное
у каза ние
сферы
предмета
этнической
психо­
логии
не
только
ничего
не
говорит
о
его
характере,
но
да­
же
не
п ре др ешает
вопрос
о
его
су щест во вании
им енно
как
пс ихо логич е ско го
п редмета .
Значе ние
может
оказаться
не
только
психологическим,
но,
например,
также
или
т олько
историческим,
или
тем
и
другим,
но
при
разных
отпр а вных
пунктах
интерпретации.
Под
эти
об щие
определения,
как
л егко
видеть,
подхо­
дят
все
о бл асти
со де р жания,
какие
намечались
для
этни­
чес кой
пс ихо логии
как
Вундтом,
так
и
Лацарусом—
Шт ейнт ал ем,
т.
е.
не
только
язык,
миф,
нравы,
но


Введение
в
эт ни чес кую
психологию
515
и
науки,
ис кусс тв о,
религия,
профессии
и
мн.
д р.1
Сопо­
ставляя
эти
различные
о бл асти
со дер жания
или
«отделы»
этнической
психологии
в
свете
только
что
высказанных
соображений
и
ср авнивая
их
с
язы ком
как
п редм етом
язы­
кознания,
нетрудно
видеть,
что
я зык
до
известной
—
и
притом
глу боко й
—
степени
является
естественным
и
наиб оле е
б лиз ким
для
нас
прот от ипом
и
репрезентан­
том
всякого
выражения,
прикрывающего
собою
значение.
В
этом
своем
семантическом
качестве
язык
и
являе тс я
та­
ким
объектом,
принципиальное
обсуждение
которого
a potiori имеет силу для других форм и видов выраже­
ния.
За
это
гов ори т
не
только
тенденция
многих
совре­
менных
лингвистов
видет ь
в
семасиологии
центральную
и,
может
быть,
основную
задачу
языкознания,
но
и
про­
стое
указание
на
ее
содержание,
где
за
исключением
со бс твен но
только
фонетики,
действительно
и
прямо
свя­
занной
с
я вления ми
психофизического
характера,
доступ­
ными
нам
путем
прямого
наблюдения
и
самонаблюдения,
а
не
путем
интерпретации,
все
остальное
содер ж ание
или
прямо
входит
в
со став
семасиологии,
или
тесно
с вя зано
с
по след ней 2.
Настоящие
разногласия
нач инают ся
только
1 Ср.
н а пр< и ме р>, такое определение мифа у Потебни: «Миф
есть
сло весно е
выражение
такого
объяснения
(апперцепции), при кото­
ром
объясняющему
образу,
имеющему
только
субъективное
значение,
п ри пи сы вается
объективность,
действительное
бытие
в
объясняемом».
(Из черновых заметок А.
А.
Пот ебни
о
мифе.
— Вопросы
теории
и
п сихол о­
гии
тво рчест ва. —
Хар
< ьков >, 1914. —
С.
503).
2 Сколько к языкознанию в полном смысле относится также грам­
м атик а,
приведенные
рассуждения
не
те ряют
с воей
с илы.
Т ак,
по
отн о­
ш ению
к
морфологии
возможно
то лько
разногласие
по
воп росу
о
том,
все
ли
форм ы
с лов
и
их
ча сти
являются
категорематическими
или
си нк ате-
горематическими
выражениями
(или лучше:
с е мантика ми
или
синсе-
мантиками,
по
те рминол оги и
Март и), но,
мне
кажется,
нельзя
спорить,
что
все
они
являются
знаками,
а
то лько
это
для
нас
зде сь
су ществ енн о.
Что
касается
синтаксиса,
то
он
пря мо
имеет
дело
со
значениями,
ли бо
с
их
ф ормами,
которые,
в
свою
оче редь,
сут ь
зн аки
отношений
(по поводу
так ого
определения
син т аксиса
см.
и нтере сн ую
р а бо т у: Blumel R. Einfüh­
rung in die Syntax.— Heidelberg, 1914; «Синтаксис, —
говорит
он,—
изу чае т
1) известные значения, 2)формы,
которые
св яз аны
с
этими
значениями.
При
эт ом
он
должен
косвенно
или
непосредственно
им еть
де ло
с
пред­
ложения ми »).
Ср.
также
общее
положение
Марти,
к
которому
я
зд есь
п ри мык а ю: «Не подлежит спору,
что
познания
теоретической
филосо­
фии
языка
в
своей
преимущественной
и
важнейшей
части
суть
по з нания
семасиологической
природы
и
вполне
могут
носит ь
имя
«всеобщей се­
масиолог ии».
Вед ь
семасиологическими
являются
в
осно ве
все
рассмо­
т рения
о
свойстве
и
генезисе
ср ед ств
языка
как
та к и х» (Marty A. Untersuc­
hungen zur Crundlegung der allgemeinen Grammatik und Sprachphilo­
sophie.—Halle a. S.,1908.— B. L—S . 51; cp.: Funke 0. Innere Sprachform.
Eine Einführung in A. Martys Sprachphilosophie.— 1924.— S. 19—26).


516
Г.
Г.
Шп ет
с
того
момента,
когда
мы
пытаемся
дать
общий
ответ
на
вопрос ,
что
такое
з начени е,
но
да ть
ответ
на
такой
общий
вопрос
призваны
одинаково
ма ло
и
лингвист
и
психолог,
так
как
это
уже
—
вопрос
принципиально-философский.
Итак,
в
указанных
пределах
и
принима я
во
внимание
намеч енно е
исключительное
значение
язык а
и
науки
о
нем,
замечания
Пауля,
направленные
против
этниче­
ско й
псих ол огии,
приобре т аю т
для
нас
особый
интерес.
IX
Пауль
совершенно
основательно
уклоняется
от
спо ра
о
преимуществах
гербартианской
или
вундтовской
психо­
логии,
так
как
его
аргументы
против
этниче с ко й
псих ол о­
ги и,
действительно,
не
з авися т
от
метафизических
или
го­
товых
псих ол огиче с ких
предпосылок.
Он
и сход ит
из
эм­
пи рич еског о
констатирования
взаимодействия
всюду,
где
мы
встречаемся
с
фактами
или
явлениями
культурной
и
о бщест венн ой
жизни.
Некоторая
основная
нау ка,
кото­
рую
он
называет
уч ен ием
о
принципах
(Prinzipienlehre),
имеет
зад ач ей
всестороннее
выяснение
вопроса
о
взаимо­
действ ии
ин див и дов,
о
факторах
культуры
и
об
отноше­
нии
и нди вида
в
совокупности
(S. 7)1.
Главный
упрек,
к ото рый
Пауль
делает
Вундту,
состоит
в
то м,
что
этот
центральный
вопрос:
как
совершается
в за­
им о действ ие
индивидов,
для
Вундт а
вов се
не
сост авля ет
проблемы
(S. V).
С
этим
связано
ложное
мнение
Вундта,
будто
псих оло гия
изу ча ет
«результаты»
или
«продукты»,
тогд а
как
она
может
и зу чать
только
единичные
процессы.
Для
себя
пс их оло гия
может
изу ч ать
язык,
но
для
этого
она
не
нуждается
в
истории
языка,
а
опирается
на
непо­
ср едст венн ое
наблюдение.
Для
уразумения
развития
язы­
ка
психология
—
неизбежное
вспомогательное
средство,
но
история
языка
не
может
вознаградить
ее
за
эту
служ­
бу.
Тем
более
не
может
п с ихол огия
из влеч ь
поль зу
из
р ассмо тр ения
таких
состояний
языка,
о
дои ст оричес кой
стади и
которых
мы
не
имеем
источников,
хотя
именно
они
с
особенною
любовью
привлекаются
Вундтом.
В
це­
лом
Пауль
констатирует
у
себя
впечатление,
что
Вундт
с
готовыми
психологическими
во ззр ениям и
приступил
к
рассмотрению
языка.
Нельзя
не
признать
существенной
пра во ты
эт их
зам ечан ий,
и
они,
как
увидим, inписесо-
Paul Н.
Prinzipien des Sprachgeschichte.— 4. Auf!. —Lpz., 1909.


Введение
в
эт нич еску ю
психологию
517
держат
все
во зр ажен ия
Пауля
против
этнической
психо­
логии,
хотя,
разумеется,
нельзя
допустить,
что бы
судьба
этниче с ко й
п с ихол огии
определялась
неудачами
Вундта
в
выпо лнен ии
за дач
э той
науки.
Упрек
в
отсутствии
проблемы
взаимодействия
и нди­
видо в
и
отношения
индивида
к
обществу
нельзя
уже
на­
п равл ять
по
адресу
Л ацар уса
и
Штейнталя.
В
своем
отв е­
те
Паулю
Штейнталь
(Z<eitschrift...> — XII.— <S. > 252)
особенно
подчеркивает,
что
именно
взаимодействие,
о
ко­
тором
говорит
«учение о принципах»
Пауля,
с ос тав ляет
главный
предмет
этнической
психологии,
что,
впр оче м,
ясно
у
основателей
этнической
психологии
с
самого
нача­
ла.
Тут
спор
может
ид ти
только
о
том,
как
понимать
это
взаимодействие?
П ауль
утверждает: «Это
—
<факт фунда­
ментального
значения,
к отор ый
мы
никогда
не
должны
упускать
из
виду,
что
всякое
чист о
психическое
взаимодействие
со верш а ет­
ся
только
вну три
единичной
души.
Всякое
обращение
душ
между
собою
—
только
косв ен ное,
опосредствованное
физ ич еским
путем.
Следовательно,
может
существовать
толь ко
индивидуаль­
ная
психология,
которой
нельзя
противопоставлять
ника­
кой
этнической
пс их ологи и
или
как
бы
ее
там
ни
на зыв а­
ли » (S. 12 —13).
Факт
это т,
конечно,
известен
был
и
Штейнталю,
но
он
не
увидел
того,
что
скрывается
за
эт им
фактом
и
что,
по-видимому,
побуждает
Пауля
наста­
ив ать
на
нем ,
хот я
и
самому
Паулю
не
удалось
с
достаточ­
ной
ясностью
вы раз ить
то,
что
здесь
явля ет ся
существен­
ным ,
так
как
вывод,
который
он
дел ает,
названным
фа ктом
не
оправдывается.
Ште йнтал ь ,
разумеется,
не
думал,
что
возможно
чи сто
психическое
взаимодействие,
как
бы
действие
психической
энергии
на
расстояние,
но,
повто­
ряя
это
в
своем
ответе
Паул ю,
он
этим
не
заста вил
Пауля
отказаться
от
своего
упр ек а.
Однако
если
Пауль
дейст ви ­
тельно
имел
в
вид у
не
ту
банальную
истину,
что
псих ич е­
ская
энергия
одного
индивида
не
может
дейс тво ва ть
не­
посредственно
на
психи ческ ую
энергию
другого
индиви­
да,
тог да
он
д олжен
признать,
что
само
взаим од ейс твие
здесь
носит
ка кие -то
спе цифич еские
черты,
ми мо
которых
прох од ит
э тни ческа я
психология,
но
которых
не
мог
не
почувствовать
Пауль
в
своей
раб оте
по
исследованию
язы­
ка
и
к
к от орым
он
зд есь
а п еллир ует.
Пауль
сам
разъясня­
ет
свою
мыс ль:
как
бы
мы
ни
представляли
себе
причин­
ную
св язь
межд у
ра зли чны ми
актами
сознания
отдель­
ног о
индивида,
она
—
не
та,
что
меж ду
актами
сознания
раз личн ых
инд ив идо в , «напротив,
способ,
каким
здесь
возникает
причинная
связь,
совершенно
ин ой;
его
нельзя
иг­


518
Г.
Г.
Шпет
норировать,
а
нужно
всегда
иметь
в
виду,
есл и
хот ят
п ра­
виль но
судить
об
о тно шениях ,
ко тор ые
исторически
воз­
никли
благодаря
взаимодействию
и ндивид ов » (S. 14,
Ашп.; Разрядка моя.) Должно быть,
след
< овательно >, яс­
но,
что
если
это
взаимодействие
не
мож ет
бы ть
чи сто
психическим,
то
оно
точно
так
же
не
может
бы ть
фи зи­
ческ им ,
и
тот
вид
прич инной
связи,
иметь
в
ви ду
к ото рый
призывает
Па уль,
есть
нечто
но во е, sui generis, что и дол­
жно
быть
определено
в
новых,
ему
присущих
признаках.
Если
это
—
не
чисто
психические
процессы,
изучаемые
на­
ми
путем
самонаблюдения,
и
не
вещи
ф изичес к ого
опы­
та,
то,
опять-таки,
и
метод
их
изучения
должен
б ыть
са­
мостоятельным
новым
методом.
Поэтому-то
вывод
Паул я
и
не
верен:
е сли
здесь
нет
места
для
этнической
психоло­
г ии,
то
точн о
так
же
его
нет
и
для
индивидуальной
пси хо­
логии.
Пол ож ите льно е
учение
Пауля
о
взаимодействии
вследствие
этог о
так же
в
корне
неверно.
Его
обращение
здес ь
к
помощи
теории
ас социации
и дей,
с
точк и
зрения
сов ремен ной
психологии,
должно
б ыть
оставлено
без
вн имани я,
именно
как
дилетантская
попытка
ра з реше ния
вопроса.
Между
тем
под
ее
влиянием,
к
сожалению,
Па уль
впадает
в
психологизм
там,
где ,
по-видимому,
хо­
чет
от
нег о
освободиться.
«Само содержание представле­
ния,—
го ворит
он,—
следовательно,
не
переносимо.
Все,
что
мы
знаем,
по
нашему
мнен ию ,
о
содержании
представления
другого
ин див ида,
покоится
то лько
на
вывод ах
из
нашего
соб ств енног о
со­
держания» (S.15).
Отку да
же
Паулю
известно,
что
«только
на
вы водах »? Едва ли этому могла его научить « и с то ри я
яз ык а», а для психологии это
—далеко
не
бесспорная
ис­
тин а.
Между
тем
его
утверждение,
что
содержание
пред ­
ставлений
не
пер енос им о
из
одного
индивида
в
другой,
име­
ет
большой
прин ципиальный
смысл.
Не
для
одного
П ау­
ля
оно
затемняется
«собственническими»
теориями
созна­
ни я1: содержание представления,
как
пр едм ет
восприятия,
действительно,
«не переносимо»
из
одного
индивида
в
д ру гой,
но,
прежде
всего,
потому,
что
оно
ни
в
каком
индивиде
и
не
находится,
оно
—
ни
«мое»,
ни
«его»,
оно
—
ничье,
оно
—
трансцендентно.
Индивиды
—
не
с осу­
ды,
сообщающиеся
между
собою,
но
и
действитель­
но сть—
природы
ли
или
культуры
—не
жидкость,
разли­
тая
по
сосудам...
1 См.
мою
статью
С озна ние
и
его
собственник
в
юбилейном
сборнике,
п освящ енно м
п роф.
Г.
И.
Че лпай ову .


Введение
в
этническую
психологию
519
Из
этого
уже
д ост ато чно
виден
и
истинный
с мысл
воз­
раже н ии
Пауля,
не
устраненных
до
сих
пор,
и
собствен­
ные
промахи
Пауля.
И нт ер еснее
первое,
и
на
некоторых
сторонах
его
стоит
еще
ост ано вить ся .
Па уль
счастливо
из­
бегает
влияния
гипноза,
под
которым
пребывает
еще
не­
ма ло
философов
и
л юдей
науки,
будто
все
науки
удобно
делятся
на
две
гр уппы:
наук
о
природе
и
наук
о
духе.
Для
не го
поэтому
ясно,
что
психология,
а
следовательно,
и
эт­
ни ч еская
психология
не
может
быт ь
основной
наукой
для
нау к
о
духе:
последней
пр ихо дит ся
име ть
сли шко м
много
де ла
с
непсихологическим.
Пауль
различает,
в
общем,
четыре
категории
влияний,
которые
испытывает
инд ивид
со
сто­
роны
общества,
и
о казы в ается,
что
на
долю
психологиче­
ски х
влия ний
здесь
о стае тся
меньше
всего.
И ндив ид
1)
получает
от
общества
некоторые
комплексы
представле­
ний,
к
к ото рым
один
он
пришел
бы
значительно
ме дле н­
нее
или
к
ко тор ым
он
вовсе
не
пришел
бы , 2) он научает­
ся
у
него
изв естны м
целесообразным
дв иже ниям,— здесь
физиологическим
факторам
еще
содействуют
психологи­
ч ески е, 3) он получает от него обработанные с помощью
рук
человеческих
предметы
пр ирод ы
(орудия,
капиталы),
которые
пе р едаются
от
индивида
к
индивиду
и
от
по ко­
ления
к
поколению,
так
что
они
явл яются
пр едмет ом
об­
щего
уча ст ия
различных
и ндив идо в, 4) он оказывает фи­
зи ческ ое
пр ин уж дение
на
другого
индивида
и,
в
св ою
очередь,
испы т ыва ет
та к овое
(S. 8). Обращаю внимание на
две
последних
ка тег ори и:
они
прямо
указывают
на
то,
что
здесь
приходится
име ть
дело,
действительно,
с
«непсихо­
логическим», но и с «нефизическим», что здесь нали­
цо
—
пр едмет
нов ого
порядка.
Назовем
его
вместе
с
Паулем
историческим
— как
предмет
научного
внимания,
историче­
ское
прямо
встает
как
н ечто
тр етье ,
рядом
с
п р едмет ами
наук
о
физическом
мире
и
психологии.
Но
как
такое
ис­
то риче с кое
не
может
бы ть
предметом
эт ничес к ой
психо­
л огии
точно
так
же,
как
оно
не
может
быть
пре дм етом
индивидуальной
психологии.
Но
значит
ли
это,
что
психологии
вообще
с
ним
де­
лать
нечего?
Па уль,
конечно,
не
отрицает
права
пс и холо­
гии
по-своему
з аним ать ся
языком
и
брать
для
это го
матери­
ал
из
«истории языка», но это само по себе уже указывает
на
то,
что
психология
языка
не
может
быть
основной
на­
укой
для
истории
язык а
или
языкознания.
Задачи
обосно­
вани я
и
объяснения
в
пс ихо ло гии
и
в
языковедении
(или
в
истории
языка)
так
же
гет ероге нн ы,
как
и
пр едмет ы


520
Г.
Г.
Шпет
эт их
наук.
Лишь
для
психологии
язык а
пс их ологи я
м огла
бы
быть
объяснительным
основанием,
но
(или потому
чт о,
или
поэтому)
пс ихо лог ия
язы ка
ес ть
проблема
психо­
логии,
а
не
на уки
о
языке!
Следовательно,
и
этническая
психология,
будучи,
в
конце
концов,
лишь
психологией
языка ,
мифов
и
нра вов,
не
может
брать
на
себя
ро ли
основной
на уки
по
от ноше нию
к
обще му
язы ко зна нию.
Др у гими
словами,
это
знач ит ,
что
Пауль
отрицает
за
этни­
ческой
психологией
значение
объяснительной
на уки.
А
так
как
защитники
этниче ск ой
психологии
всегда
приписыва­
ли
ей
эту
роль,
то
становится
понятным,
что
с
отрицани­
ем
ее
об ъяс нит ел ьных
з адач
отрицается
и
она
сама.
Нельзя
не
согласиться
с
те м,
что
Пауль
тут
прав.
Если
этническая
психология
ес ть
только
объяснительная
наука,
то
после
со мне ний
в
правомерности
ее
з адач
приходится
о тр ицать
самое
ее
существование.
С
другой
стороны,
Пауль
не
отрицает
вовс е
зн аче ния
психологии
для
язы­
кознания,
напротив,
он
ей
приписывает
даж е
слишком
много,
считая
психический
фактор
«важнейшим»
в
куль­
ту ре
(S. 6).
Он
только
против
особой
«психологии языка»,
которой
так
же
быть
не
мо жет,
как
не
может
быт ь
осо­
бой
психологии
права,
хозяйства
и
под <об ных>, а так­
же
особой
пс ихо лог ии
игры
в
карты,
шахматной
психоло­
гии
и
пр
< оч. >. Но почему же,
собственно,
их
не
может
бы ть ? «Существует, —
го вори т
он,—только
одна
наука
о
языке,
но
также
только
о дна
пс ихол ог ия » (S. 21 Апш.).
Если
бы
у
Пауля
был
только
этот
аргумент,
то,
разумеет­
ся,
его
в озраж ени е
имело
бы
мал о
цены,
так
как
здесь
яв­
ное
petitio principii: раз он уверен,
что
существует
только
одна
пс ихо лог ия,
то,
я сно,
этнической
психологии
—
нет .
Од нако
откуда
ему
известно,
что
существует
только
од на
псих ол огия?
Пауль
утверждает,
между
прочим,
что
«характеристи ­
ке
различных
народов
вс е-таки
может
соответствовать
только
характеристика
различных
ин ди вид ов.
Но
это
не
называют
психологией.
Пс их оло гия
никогда
не
им ела
де­
ла
с
к он кретн ой
формой
от дель ной
человеческой
души,
а
только
с
общею
сущностью
душевных
процессов»
(S. 10).
Однако
эта
декларация
прав
и
обязанностей
пс и­
хологии
совершенно
произвольна
и
деспотична.
Провоз­
глашая
ее,
Пауль
утверждает
то
самое,
из-за
чего
он
от­
верг
этн и ческ ую
психологию,
так
как
из
смысла
его
утверждения
вытекает,
что
он
допускает
—
пусть
«только»
од ну
общую,
отвлеченную,
законоустанавливающую
псих ол огию
—
но
все
же
пс и хологи ю
им енно
объяснителъ-


Введение
в
эт ни чес кую
психологию
521
ную.
Однако
еще
раз
повторяю,
для
нас
важны
не
прома­
хи
Пауля,
а
его
о пыт
языковеда.
Последний
же
для
нас
по­
учителен
в
том
см ысл е,
что
показывает,
как
Пауль
при­
шел
к
отрицанию
принципиальной
рол и
психологии
и
к
утверждению
«истории языка»
как
единственной
на­
уки
о
языке,
поскольку
язык
специф ич ен
со
стороны
своей
предметной
характеристики.
По
мнению
Пауля,
существует
только
од ин
научный
способ
изучения
—
исторический.
Там,
где
есть ,
ут в ер ждает
он,
не
и стори чес кое
и
тем
не
менее
научное
расс мотре­
ние
языка,
там
е сть
только
несовершенное
историческое
рассмотрение
(S. 20).
Оставим
в
ст орон е
методологиче­
с кую
ценность
такого
убеждения
и
обратимся
только
к
аргументам,
основанным
на.
характеристике
предмета
языкознания.
Язык,
во
всяком
сл у чае,
о казыв аетс я,
не
есть
предмет
ни
психологии,
ни
этнической
пс ихо логии,
а
только
истории.
Когда
сравнивают
различные
зна че ния
одного
слова,
аргументирует
он,
то
ищут,
ка кое
из
них
является
основным
значением
или
на
какое
исчезнувшее
осн ов ное
значени е
указывают
другие
значения.
Опреде­
лить
первоначальное
и
основное
зн ачен ие
значит
конста­
ти ров ать
исторический
факт;
когда
сравнивают
родствен­
ные
ф ормы
и
выводят
их
из
одной
общной
основной
формы,
констатируют
ист ориче с кий
факт;
ког да
констати­
руют
меж ду
родственными
фо р мами
и
сло вам и
звуковой
обмен
и
хотят
объяснить
его
из
влияния
звукового
изме­
нения,
о бр ащают ся
к
историческому
про цес су;
ко гда
пытают­
ся
характеризовать
внутреннюю
форму
языка
в
смысле
Гумбольдта
и
Штейнталя,
делают
эт о,
во с ходя
к
первона­
ч алу
ф орм
выражения
и
их
основного
значения.
«Итак,
я
в ообще,— за кл юча ет
Пауль,—
не
знаю,
как
можно
было
бы
с
усп ехом
рефлексировать
по
повод у
языка ,
не
прибе­
гая
к
по сред ст ву
его
исто р иче ско го
возникновения»
(S. 21) *.
Кр ат кий
и
убедительный
смысл
этой
аргументации
сл ед у ющий:
наука
о
языке
как
о
вы ражени и,
поскольку
п ос лед­
нее
имеет
отношение
к
значению,
и меет
де ло
не
с
психологиче­
скими
процессами,
а
с
историческими
фа ктам и.
В
с илу
общего
1 Имея целью проследить только методологические суждения и за ­
ключения
Пауля,
я
не
м огу
входить
в
разбор
его
взглядов
по
существу.
Инач е
можно
было
бы
много
сказать
по
поводу
двухэтажного
смешения
у
Паул я
того,
что
он
наз ывает
«историческим» .
У
н его,
несомненно,
пе­
репутываются
«история» (последовательность)
з нач ений
(смыслов)
слов
и
форм
с
«историей» («реалии») называемых словами «в ещ ей», а затем
обе
эти
«истории»
с
«историей» (естественной)
звуков.


522
Г.
Г.
Шп ет
значения,
которое
имеет
язык
в
ряд у
других
форм
выра­
жения,
это
положение
имеет
также
всеобщее
и
принци­
пиальное
значение,
о чень
важное
для
всег о
те ч ения
наше­
го
рассуждения.
Чтобы
нагляднее
показать
это
значение,
прив е ду
пример
из
другой
области
—
и зу чения
мифов.
В
1906 году Вундт утверждал: «Фетиш везде является сам
объектом
культа»
(Völkerpsychologie... — I I.— 2.— S. 202);
в
1912 г.
В ундт
у тв е рж да ет : «Фетиш вообще не является
самостоятельным
объектом
ку льт а,
к отор ый
характеризу­
ет
какую-нибудь
примитивную
или
более
по здн юю
ста­
ди ю,
но
при
всех
обстоятельствах
он
яв ляе тся
побочным
продуктом,
который
в
свое м
всеобщем
значении,
как
во п­
лощен ие
д емон иче ских
вол шеб ных
с ил,
может
встре­
титься
ве зд е » (Elem < ente...> —S. 225); раньше такими «по ­
бочными
продуктами»
у
Вун дта
являлись
т олько
амулеты
и
та лис ма ны.
Что
речь
идет
о
значении,
в ы раж ением
кото­
рого
слу жит
фетиш,
об
это м
Вундт
говорит
прямо ,—чт о
же,
в
таком
случае ,
должны
мы
исследовать,
чтобы
ре­
шить,
когда
Вун дт
говорит
правду,
в
1906 или в 1912 году?
Должны
ли
мы
и зуч ать
какую-нибудь
или
чью-нибудь
пси­
хологию,
или
мы
д олжн ы,
установив
точный
смысл
того,
что
н азы вае тся
культом
и
фетишем,
решить
этот
вопрос
путем
ист о рич еского
исследования
происхождения
фети­
шизма
как
ф ормы
культа?
Кстат и,
поставлю
еще
о дин
во­
прос:
и
не
яв ится
ли
новой
проблемой
изуч ени е
того,
как
названное
значение,
равно
и
названный
ис ториче ски й
факт,
переживались
тем
или
иным
индивидом
или
совокуп­
ностью
индивидов,
ка кое
они
вызывали
к
себе
отношение
со
стороны
последних,
какой
отклик
в
них
находили?
Яс­
но
также,
что
если
эта
но вая
проблема
есть,
то,
как
бы
в ажна
и
интересна
она
ни
была,
она
должн а
быть
по ста­
влена
рядом
с
пе рв ой,
а
не
вме сто
ее,
как
это,
м ежду
п ро­
чи м,
происходит
и
у
Вундта
и
чего
совершенно
основа­
тельно
не
хочет
допустить
Пауль.
X
что
язык
не
е сть
пр едмет
психологии,
по
кр айне й
мере,
поскольку
последняя
есть
объяснительная
наука,
и
чт о,
следовательно,
нет
психологических
законов
яз ыка,
а
2) что
не
т олько
психология,
но
и
история...
не
может
б ыть
«уче ­
ни ем
о
п р инц ипах », на котором строится эта «ча ст н ая»
ис­
тори я
языка.
Этот
вто рой ,
мо жет
б ыть
нео жидан ный
результат
ар­
гу м ент ации
Пауля
дает
опять
повод
сторонникам
обосно­


Введение
в
э тнич ес кую
психологию
523
вани я
на
психологии
«наук о духе»
защи щать
ее
в
к ачеств е
такого
основания
и
оказывать
этим
мнимую
поддержку
эт­
нической
психологии.
Среди
лингвистов
соответственную
позицию
зан ял
О.
Диттрих,
весьма
сочувствующий
Вундту
и
его
этнической
психологии,
невзирая
на
то,
что
он
счи­
тает
нужным
изменить
сам ое
имя
е е *. Хотя Диттрих и на­
стаивает
на
том,
что
психология
языка
есть,
по
его
терми­
нологии,
ч асть
общной
психологии,
или,
по
те рми но ло­
гии
Ву ндт а,
этнической,
тем
не
менее
основоположною
на­
укой
остается
индивидуальная
психология,
которою
со бстве нно
и
заняты
его
Grundzüge, весьма настойчиво вос ­
про изводя щие
схемы
Вундта.
Но
я
напомнил
о
нем
здес ь
не
затем ,
чтобы
следить
за
его
защито й
психологизма,
а
с
другою
це лью.
Защищая
этническую
пс ихо ло гию
в
по­
ним ан ии
Вундта,
Дит тр их
выск азы вает
самый
убийствен­
ный
аргумент
против
Вун дта
и
здесь
пор азит е ль ным
обра­
зом
со п р ика сается
с
Паулем
—хотя
вообще
он
является
его
ре шител ьны м
антагонистом
—
и
что,
м ожет
бы ть,
еще
интереснее,
из-под
собственных
ног
та кже
вырывает
поч­
ву
этнической
психологии.
На
эт от
раз
дело
идет
уже
не
о
п ростой
перемене
на­
звания ,
а
о
в ещах
более
сер ьезны х .
В
сво их
Проблемах
яз ы­
ко вой
психологии
Диттрих
за ме тно
отклоняется
и
от
Вун д та,
и
от
прежних
своих
воззрений,
причем
причину
этого
он
сам
в идит
в
характере
своих
специальных
занятий
языко­
веда.
Для
психологии
язы ка
как
такой,
гово рит
он,
прио­
бретается
значительная
самостоятельность
по
отношению
к
остальной
психологии
благодаря
тому,
что
иссл е дова ­
те ль
в
э той
области
не
только
психолог
(Probleme...— S. 10).
В
подтверждение
своей
мысли
Диттрих
приводит
п ри­
мер,
зна чени е
кот оро го
в ыходи т
далеко
за
пр едел ы
иллю­
стрирующего
примера
и
приобретает,
можно
сказать,
прямо-таки
катастрофическое
зн аче ние
для
псих оло гизма
в
языковедении.
Психологи,
г ов орит
он,
весьма
согласно
о пр едел яли
я зык
как
«выразительное движение». Но п ри­
водит
он,
впрочем,
т олько
о пр едел ение
В унд та.
Это
опре­
дел ени е
—
примечательно,
п отому
что
в
нем
ярко
отража-
1 Имя ему не нравится,
как
он
сам
объясняет,
п отому ,
что
пс ихоло ­
гия
должна
состоять
из
двух
частей:
психологии
человека
и
животных,
а
каждая
из
эти х
частей
может
быть
индивидуальной
или
общной.
Так
как
общную
психологию
животных
неловко
называть
Völkerpsychologie,
то
он
и
п ре д лагает
в
качестве
об щего
име ни: Gemeinpsycho­
logie.— Dittrich О.
Grundzüge der Sprachpsychologie. —Halle a. S ., 1903—
1904. —В.
I. Einleitung und Allgemeinpsychologische Grundlegung. С р .
та к­
же
его
более
поз дн юю
книг у: Die Problème der Sprachpsychologie.— Lpz.,
1913.-S. 18 ff .


524
Г.
Г.
Шпет
ют ся
все
кач ест ва
В ун дта:
оно
обнаруживает
зараз
его
логическую
беспомощность,
его
наи вны й
психологизм,
искусственность
и
не нужно ст ь
для
нег о
этнической
пс и­
хологии,
и
неу мени е
н айти
и
выразить
сущность
вещи.
Вундт
гов ори т : «Всякий язык состоит в звуковых про­
явлен и ях
или
в
других
чувственных
знаках,
кот орые,
будучи
в ызва ны
мускул ь н ыми
дви жени ями ,
открывают
вовн е
сос тоян и я,
представления,
чувства,
а ффек ты».
Внешний
и
пове р хнос тны й
подход
к
делу
в
это м
оп ре­
делении
бросается
в
глаза.
Последуем,
однако,
пока
за
Диттрихом.
Как
раз
с
точки
зрения
язык озн ани я,
признает
Ди­
ттрих,
такое
понимание
языка
не
может
быть
оправда­
но.
«Для последнего,
именно
для
языкознания,
напро­
ти в,
всегда
останется
основоположным
признание,
что
язык
совершает
работу
не
только
выражения
(ein Aus­
druck), но вместе с тем и впечатления (ein Eindruck),
что
сообщаемость
относи тся
к
его
сущности
и
что,
по­
этому,
ее
нельзя
игнорировать
в
о пр еделен ии
я зыка»
(S. 11).
Диттриху,
таким
образом,
удалось
найти
удач­
ную
форму
для
выражения
мысли,
имеющей
колос­
сальную
важность,
так
как
она
принуждает
теперь
Диттриха
выступить
против
своего
у чит еля
в
психоло­
гии
в
том
самом
п ун кте,
к ото рый
Пауль
считает
на­
и более
слабым
местом
Вундта1.
Очевидно,
что
1 Факт,
что
для
языка
существенным
является
«сообщение», не есть,
конечно,
открытие
Диттриха.
Он
сам
ук азыв ает
здесь
на
Гумбольдта
и
в
особенности
на
Шт ейнт ал я.
Я
думаю,
что
сам
Диттрих
пришел
к
та­
кой
характеристике
языка,
еще
м ало
заметной
в
его
Grundzüge, под вли­
янием
Дельбрюка
(ср.
Grundzuge... — I.— S. 86, 87, А,
В).
Пауль
также
ста­
вит
на
вид
Вундту,
что
пос ле дний
р асс матри вает
язы к
с
точки
зрения
го во ря щего
и
игнорирует
слушающего,
из
че го
и
про ист ека ет
его
не по нима­
ние
пр обл емы
взаимодействия
(Prinzipien... — S . 122).
Основное
зн ачен ие
«сообщению», т.
е.
непременному
участию
в
яз ыке
не
только
говоряще­
го,
но
и
сл уш ающе го,
для
уяснения
сущности
языка
придает
также
Ма р­
ти
((Untersuchungen...— S. 288 f£.).
С амый
же
термин
Eindruck, по моему
мне нию ,
выбран
Диттрихом
для
обозначения
соо бщаю щей
ф у нкции
языка
неудачно,
хо тя
само
по
себ е
противопоставление: Ausdruck—Ein­
druck—
очень
эф фе ктно
и
наглядно.
В
осн ове
это го
противопоставле­
ния
лежит
все-таки
стар ое
разделение
изложения
—
суб ъек т ивног о,
аф­
фектного
и
объективного,
расс удоч ног о
(Syntaxis figurata et regularis,— c£.
Gröber Grundriss der Romanischen Philologie.— В .
I.— S. 212 ££.) .
Зд есь
я
о пя ть-та ки
не
вхожу
в
существо
д ела,
рассмотрение
которого
требова­
ло
бы
тщательного
и
углубленного
различения
в
«выражении», с одной
стороны,
выражения
(смысла)
сообщения,
а
с
др угой
стороны,
чувственной
экс пре сс ии,
и
далее
—
во
«впечатлении», во-п ервых ,
впечатления
от
сообща­
емого
и
впечатления
от
(эмоционного) «тона»
выражения
(его «же лаем ое
впечатление»).


Введение
в
этни ческ ую
психологию
525
ес ли
для
н али чно сти
яз ыков ого
явлен и я
нужно
констати­
ровать
ф акт
«сообщения», которое встает как некоторый
н овый
предмет
нашего
внимания,
инд ивид уа льно- псих ол о­
г и ческие
объяснения
тут
яв но
обнаруживают
свое
бесси­
л ие.
Но
и
положение
этнической
психологии
также
начи­
н ает
колебаться.
Дел о
в
то м,
что,
как
разъясняет
теперь
Дит трих, «минимальным условием»
я зыко вого
я вл ения
нужно
признать
наличность
дву х
(eine Zweiheit) индиви­
до в,
говорящего
и
сл уш ающе го
(S. 25, 20).
Эти
«только
дв ое»
при
разном
сочетании
с
другими
парами
и
един ица ­
ми
создают
более
сло ж ные
отношения,
но
основной
фак т
«сообщаемости»
везде
присутствует
как
sui generis объект.
Если
мы
среди
разных
сложных
сочетаний
на
почве
«со­
общения»
найдем,
меж ду
пр очи м,
форму
«народа», она не
мож ет
уже
быть
до
та кой
степени
определяющей
для
я влен ий
языка,
чтобы
ее
можно
бы ло
с дел ать
предметом
осн ов ной
для
языкознания
науки.
Раз
этническая
п си холо­
гия
име ет
де ло
с
этою
именно
формою,
она
ео
ipso не
може т
уже
быть
основною
наукою
для
язы ко зна ния.
По­
становка
вс его
вопроса
переворачивается
прямо-таки
вверх
колесами,
и
не
оси
вставляются
в
кол е са,
а
колеса
надеваются
на
оси!
Если
сообщение
ест ь
условие
общения,
то
язык
—
условие
всего
со циаль ног о,
и
на ука
о
я зы­
ке—
«основа»
всех
наук
о
со циаль но м,
в
том
числе
этно­
логии,
в
том
числ е
этнической
психологии.
А
е сли
и
само
языкознание
нуждается
в
более
тве рд ом
основании,
то
последнее
надо
искать
еще
глуб же ,
в
че м-н ибудь
вроде
«науки о сообщении»
вообще.
Но
это
—не
все ,
ес ть
здес ь
нечто
и
более
бли зкое :
на
каком,
собственно,
основании
можн о
утверждать,
что
сами
по
себе
«двое», как предмет,
есть
п р едмет
психологии?
Все
з атрудн ен ия,
с
которыми
мы
уже
встречались,
опять
повторятся
и
здесь.
Единст в ен ­
но
правомерным,
по-видимому,
лог иче ск им
в ывод ом
являе тс я
утверждение
за
«двумя»
некоторой
специфично­
сти ,
которая
дае т
повод
к
новой
науке,
но
только
не
к
эт­
нической
психологии.
Обратим
теперь
внимание
на
другую
сторон у
в
выше­
приведенном
о п редел ении
Вундта:
язык,
го вори т
он,
со­
стоит
в
чувственных
знаках,
дающи х
нам
знат ь
о
внутрен­
них
состояниях,
чувствах,
аффе ктах
и
под<обном>.
Но
вот
пе ред
на ми
многочисленные
произведения
Вун дта,
они
написаны
на
нем ецко м
языке,
т.
е.
представляют
со­
бою
си стем у
зн ако в,
но
ра зве
то,
что
выражено
в
них,
и
то,
чего
мы
ище м
в
н их,
е сть
«чувствования»
и
«внутрен ­
ние
состояния»
Вундта?
В
них
мы
ищем
знания
вещей
и


526
Г.
Г.
Шп ет
предметов.
Вундт
излагает,
аргументирует,
убеждает,
но
мы
ищ ем
за
его
словами-знаками
не
его
желания
убедить,
не
его
убеждения
в
своей
правоте,
а
рассматриваем
самый
предмет
его
доказательства,
изложения
и
пр <о ч.>.
Мы
бы
смеялись,
если
бы
аргументы
Вун дта
исходили
не
от
св ой ств
и
особенностей
предмета,
а
от
его
собственных
чувствований.
Аргументы
е го,
говоря
коротко,
мы
прини­
ма ем
не
на
его
«честное слово», а на счет предмета,
о
ко­
тор ом
иде т
речь.
Вся
наука
да на
нам
в
«слове»
ве щей
и
предметов,
единственное
как
будто
исключение—-психо­
логия,
но
это
мнимое
и скл ючени е,
ибо
и
здесь
н ауч ное
изучение
прежде
всего
объективирует
значение
психологи­
ческ их
терминов.
В
повседневной
жизни
мы
говорим
о
множестве
в ещей
и
событий
—
га зе тный
лист
есть
чув ­
ственный
з нак,
дающий
нам
све ден ия
о
массе
вещей,
и
за
этим
знаком
мы
на ход им
—
войну,
политическую
борьбу,
успехи
техники,
развал
культуры
и
многое
другое,
но
не
«внутреннее состояние говорящего».
И
нужно
совершен­
но
особое
устремление
внимания,
чтобы
за
словесными
зн акам и
уловить
вто ро ст епе нное
для
ни х,
побочное
еще
значение, rrapepyov, в виде «внутренних
состояний
гово­
рящ его ».
С
какой
же
стати
Вундт
утверждает,
что
язык
в ыра жает
только
последние?
И
теперь
мы
имеем
пра во
обобщить
и
сказать:
та
ди сц ипл ина,
которая
изучает
язык ,
ми фы,
нравы,
науку,
искусство
как
«выражения»
опре де ле нных
предметных
значений,
не
может
бы ть
психологией
ни
инд ив иду­
альной,
ни
этнической,
если
только
психол о гия
именно
из у чает
«внутренние состояния»
одушевленных
т ва рей,
как
в
их
изолиро­
ванности,
так
и
в
их
общении.
Обоснование
себя
на
психо­
логии,
псих оло гизм,
именно
было
бы
irpÖTOV ipeûôoç та­
кой
научной
дисциплины.
Поэтому-то
пр ав
Пауль,
ут вер жда я,
что
предмет
язы­
кознания
ес ть
предмет
исторический,
а
не
психологиче­
ск ий.
Но
он
не
прав,
когда
он
думает,
что
«учение о прин ­
ципах»
здесь
также
есть
какой-то
«конгломерат»
св едений
об
исторических
факторах
и
условиях
культурной
жизни.
Как
бы
ни
были
существенны
общие
исторические
сведе­
ния
при
изучении
частных
исторических
объектов,
они
не
мог ут
составить
принципиального
основания
ни
одной
на­
уки.
Принципиальные
основания
по
существу
своему
д ол­
жны
бы ть
и
мо гут
быть
только
основаниями
идеальными,
а
не
ист о р ическим и
или
вообще
эмпирическими.
«Учение
о
п рин цип ах», другими словами,
всегда
е сть
филос офско е
учение.
Вполне
ясн о
то
направление,
в
ко то ром
сл еду ет
ис кать
принципиальных
оснований
для
наук,
предметом


Введение
в
э тнич еск ую
психологию
527
кот оры х
являются
выраж ен н ые
значения,
или,
говоря
иначе,
для
наук,
основывающихся
на
«сообщении»,
п оч ерпа­
ющи х
из
сообщения
свой
материал
и
приходящих
через
не го
к
своему
предмету,
как
формообразующему
началу
этого
материала.
«Всеобщая семасиология»
Марти
уже
по дск азы вает
на зван ие
для
такого
принципиа л ьного
фи­
лософского
уч ен и я1, которое,
в
свою
очередь,
разумеется,
тесно
связано
с
коренными
принципами
фи лос офско го
рассмотрения
предмета
и
его
явления.
Таким
образом,
в
целом
я
отрицаю
за
психологией
и,
следовательно,
за
этнической
психологией
значение
осно­
вания,
ко тор ое
может
давать
законы
или
об ъя сне ния
для
изу чен ия
вопросов
яз ыка,
мифов,
науки
и
т. д.,—
ибо
рол ь
ос нов ания
подобает
только
идеальным
философским
на­
укам,
а
не
наукам
эмпирическим.
С
другой
с торо ны,
я
от­
рицаю
и
то,
что
названные
проблемы
сут ь
проблемы
са­
мой
психологии,
будто
их
пр едм ет
можно
х ара ктер изо­
вать
в
пр изн ак ах,
которые
мы
устанавливаем
во обще
для
душевной
деятельности
или
для
душевных
пережива­
ний,—ибо
в
действительности
предметы
названных
пр обле м
суть
пр едм еты
о пр еделени я
объективного:
исторического,
соц и ологи че ск ого,
этно логиче ск ого
и
под-
< обных >. Но я не отрицаю права самой психологии рас­
сматривать
соответствующие
явле н ия
как
свой
о бъек т,
на­
против,
психология
язы ка,
напр<имер>, есть один из
важ ных
и
существенных
от де лов
психологии.
Яз ык
и
д ру­
гие
«выражения»
суть
психологические
или,
то чне е,
пси ­
хофизические
явления,
так
как
они
—душевные
и
тел ес­
ные
пер ежив ани я
человека.
Но
име нно
по это му
нужно
бы ть
осторожным
в
их
определении
как
пр едмет а
психо­
логии.
Де ло
в
том,
что
психология
—и
в
это м
она
п одо­
бна
«естественным наукам»
—
рассматривает
свой
предмет
не
семасиологически,
а
в
его
собственной
наличности,
как
та
VTrapyovTa . Этот факт и служит прежде всего крите­
р ием
тог о,
как
изучает
психология
«выражение», в частно ­
сти
язык,
т.
е.
для
нее
инт ересен
именно
самый
звук,
з ри­
тельный
знак
и
под
< обное >
как
такой
—
не
по
значению,
1 Было бы несправедливо забыть здесь об « и д ее
чис той
гр ам мати ки»
Гуссерля,
к ото рая
как
чист о
а п риорное
ф илософ ско е
уче ние,
разумеет­
ся,
ничего
общего
не
имеет
с
фантастической
«универсальной»
для
вс ех
языков
грамматикой,
как
это
иногда
неправильно
с ебе
представляют.
Мнения
Б.
Кроче
и
К.
Фо ссл ера
об
эст ети ке
как
основной
науке
для
яз ыко в едения
содержат,
на
мой
взгляд,
в
с ебе
частичную
правду,
хотя
основное
у
Кроче
отожествление
э сте тики
и
л ингв ист ики
сли шко м
яв­
но
покоится
на
смешении
двух
смы сло в
слова
«выражение»: выражение
как
сообщение
и
выражение
как
экспрессия.


528
Г.
Г.
Шпет
а
как
совокупность
чувственных,
интеллектуальных,
э сте­
тических
и
пр
<оч. >
переживаний
или,
то чне е,
со пер е­
живаний.
В
этом
на пра вле нии
она
работает
своими
испы­
танными,
привычными
для
нее
методами:
самонаблюде­
нием,
косвенным
на блю ден ием
и
экспериментом.
«Сло­
во»
здесь
есть
не
выражение
и
не
зн ак,
которые
должны
быть
расшифрованы,
что бы
мы
м огли
через
это
пробрать­
ся
к
нужному
содержанию,
а
сами
суть
комплексы
ощу­
щений,
восприятий,
представлений,
чувственного
z тона,
инстинктивного
или
импульсивного
движения,
волевого
напряжения,
и
пр<оч. >, и пр<оч. >.
Со ве ршен но
очевидно
из
всего
сказанного,
что
та кие
задачи
разрешает
та
психология,
которую
до
сих
пор
мы
противопоставляли
как
«индивидуальную»
этнической,
что
носителем
изучаемых
ею
душевных
процессов
являет­
ся
психофизический
организм
чело в ека,
реб ен ка,
живот­
ного,
что
здесь
она
может
«объяснять», устанавливать свои
причинные
с вязи
и
за к о ны 1, но что здесь этнической пси­
холог ии
делать
нечего.
И
то т,
кто
думает,
подобно
Пау­
лю,
что
задачи
пс ихол огии
вообще
ограничиваются
изуче­
нием
«законов»
д ушевно й
жизни,
что
«психология нико­
гда
не
имела
д ела
с
конкретной
формой
отдельной
чело­
веческой
душ и,
а
только
с
общей
сущностью
душевных
п роц есс ов », тот будет последователен,
есл и
с каже т,
что
и
вообще
з десь
псих оло гии
больше
делать
нечего.
Но
ес­
ли
вдуматься
глубже
в
содержание
то го
Trâpepyov, на ко­
тор ое
мы
натолкнулись
выш е,
ес ли
принять
во
внимание
необыкновенное
богатство
и
разнообразие
именно
ко н­
кре тн ой
душевной
жизни,
то
нельзя
не
заметить,
что
для
пытливого
ума
здесь
развертывается
св оя
своеобразная
п р обл емат ика,
требующая
т акже
соответствующей
мето­
дологии,
хотя
бы
здес ь
нельзя
бы ло
установить
никаких
«законов»
и
не
ну жно
б ыло
искать
«объяснений». Простое
обращение
в
эту
с торон у
открывает
тот
факт,
к отор ый
и
является
ис хо дным
пунктом
новых
научных
интересов
описательной
и
аналитической
психологии,
а
простое
констатирование
т ого,
что
конкретная
форма
индивиду­
альной
душевной
жизн и
немыслима
иначе,
как
в
ви де
формы
социальной,
наводит
на
мысль
и
еще
о
новом
виде
психологического
исс лед о ван ия.
Этн иче ска я
психология
1 Образцом такого изучения языка может служить названная выше
книга
Диттриха
(Grundzüge'}.
Еще
инте рес нее
и
содержательнее
уже
ци­
т ирован ны й
мною
van Ginneken: Principes de Linguistique psychologique.
1907, или,
на пр
< имер >, Delacroix H. Le Langage et la Pensée. 1924.


Введение
в
эт ниче скую
психологию
529
при
всей
не яснос ти
в
о п редел ении
своего
п редмет а
и
при
всех
отклонениях
от
своего
пути,
однако,
не
игнорирова­
ла
названных
фактов
и
хотя
не
уме ла. найти
им
надлежа­
щего
места,
тем
не
менее
чувствовала
их
зна чени е.
Оч е­
вид но,
нам
нуж но
ближе
исслед ов ат ь
эту
область,
что бы
отв ети ть
на
вопрос:
в
чем
же
собственный
предмет
и
собственные
задачи
этнической
психологии?
Чт обы
об­
л ег чить
себе
отве т
на
этот
во пр ос,
обратимся
еще
раз
к
понятиям,
которыми
с
самого
начала
определялся
этот
предмет,
и
исследуем
их
ближе
и
по
существу.
XI
Такими
поня тия ми
яв ляютс я,
как
мы
виде ли,
по ня тия
«духа»
и
«коллективности».
Все
вопросы,
породившие
столько
затруднений
и
вызвавшие
столько
нед ор азу ме­
ний,
как
вопросы
о
психологической
при ро де
нашей
науки,
о
взаимодействии
индивидов,
об
отношении
индивида
и
общества,
совокупности
и
пр<оч. >, так или иначе свя­
за ны
с
эт ими
понятиями.
Бы ло
бы
большим
от ст уп лени­
ем
от
п лана
моей
работы,
ес ли
бы
я
пре дп ри нял
—
во
всех
отношениях,
в проче м,
насущно
необходимый
—
принципиальный
и
логический
ан ализ
этих
понятий;
я
огр ан и чусь
минимально
необходимым,
беря
эти
пон я­
тия
не
в
их
всеобщности,
а
в
сравнительно
ограниченной
сфе ре
их
приложения
к
«социальному», «историческому»
и
«этническому»
и
им ея
в
вид у
отыскать
такие
значения
их,
к ото рые
согласовались
бы
с
о пр едел ения ми
предмета
психологии.
Начн ем
с
по нят ия
«дух» .
1) Если не первоначальное,
то,
во
всяк ом
сл учае ,
са­
мое
распространенное
значение
слова
«дух»
состоит
в
то м,
что
этим
именем
обозначается
некоторое
конкрет­
ное,
живое
и
свободное
существо
sui generis, своими ка ­
чест вами ,
могуществом
и
силою
превосходящее
человека
и
существующее
в
условиях,
м енее
связывающих,
менее
тр удн ых
и
б олее
вы сок их,
чем
те
условия,
в
которых
су­
ществует
человек.
Дух
в
этом
смысле
является
тем
источ­
ником
деятельности,
который
им еет
вполне
реальное
зн а­
че ние
не
то лько
в
сф ере
действия
самого
духа ,
но
и
во
всей
реальной
действительности.
П оэт ому
дух
может
принимать
объективные
формы
«видимости», может ме ­
нять
их,
оставаясь
в
себ е
бессмертным,
так
что
уничтоже­
ние
его
может
мыслиться
только
при
исключительных,
«чудесных»
обстоятельствах.
Прод укты
деятельности
духа


530
Г.
Г.
Шп ет
н еобходи м о
имеют
объективно-реальное
значение
и
вхо ­
дят
в
состав
окружающей
нас
действительности
или
да же
целиком
ее
составляют.
Тем
не
менее
«дух»
мыслится
на­
ру ша ющим
некоторые
ес тестве нны е
или
привычные
зако­
ны
—
так,
по
силе
влияни я
«часть»
дух а
может
быть
равна
«целому», он может действовать одновременно в несколь ­
ких
местах,
может
дейст во в ать
вопреки
законам
природы
и
т .п.
Это
по нят ие
«духа»
допускает
как
множественность
индивид уа ль ных
духов,
так
и
распределенность
одного
дух а
во
мн оже стве
носителей
его.
В
первом
случае
допу­
скается
одинаково
как
п рос тое
внешнее
«сожительство»
р азно обр азн ых
духов,
так
и
их
общение,
взаимодействие
и
д аже
более
или
менее
сложная
иерархия
ду хов.
При
не которых
исключительных
обстоятельствах
ч ел овек
не
лишен
сп особн ости
входить
в
сношения
и
во
вза им о­
д ейст вие
с
отдельными
духами
или
со
все м
«миром»
их.
Во
втором
случае
«дух»
лишается
своей
персонифициро­
ванной
стати,
д ис пе рс онифицир уе тся,
действует
только
своей
коллективностью, «соборно», и хотя по-прежнему
продукты
его
деятельности
реально-объективны,
тем
не
менее
сношения
с
ним
или
взаимодействие
уже
и скл юча­
ют ся
—
к
нему
мо жно
только
«принадлежать»
или
можно
«участвовать»
в
нем. —Характеризованное
зн ачен ие
мы
вкладываем
в
такие
выра же ния,
как
«мировой дух», «Бог
(св .
Ду х)», «ангелы», «дух в истории», «злой дух»
и
т.п.,
с
одной
стороны,
и
такие
выра же ния,
как
«сонм ангелов»,
«церковь как существо»
и
т.п., с другой стороны.
Но
не ль­
зя
в
этом
смысле
сказат ь,
на п ри м ер, «дух народа»
или
«дух человека», так как дух в этом смысле « с а мос т о яте ­
ле н»
и
никому
не
«принадлежит», скорее сам «н а род»
или
«человек»
тут
м ожет
бы ть
назван
«духом»; тем более по ­
этому
нельзя
сказать
«дух литературы», «дух законов»,
«дух времени»
и
пр
<оч. >.
Из
всего
этого
совершенно
очевидно,
что
«дух»
в
этом
смысле
может
бы ть
объектом
како й
угодно
науки,
только
не
психологии.
2) Второе значение примыкает к первому как онтоло­
гич ес ки
очищенное
понятие
к
своему
эмпирическому
примеру.
«Дух»
здесь
выступает
как
чистая
дея т ель ност ь.
Его
дисперсонификация
теперь
об о значает
не
его
«рас ­
пр еделен ие»
во
множестве
«носителей», а его только мыс­
лимую
п ри роду.
Самое
б ольш ее
можно
допустить
для
не­
го
н еко торый
субстанциальный
носитель,
всецело,
однако,
ис че рпываю щийс я
его
деятельностью.
Будучи
сферой
чи­
сто й
«возможности», «дух»
в
эт ом
значении
нисколько
не
«нарушает»
законов
естественных,
а
скорее
является
пр о­


Введение
в
этнич еск ую
психологию
531
образом
законосообразности;
точно
так
же
он
свободен
от
эмпирических
прот ивор е чий
и,
напротив,
является
ме­
стом
логического
порядка
и
связи.
П оэто му
он
п роя вляе т­
ся, «манифестирует», не в явлениях эмпирической « види ­
мо сти», а в ее планомерности и целесообразности.
От ре­
шенный
от
эмпирических
условий
в
своей
деятельности,
он
яв ляе тся
«абсолютным духом»
или
«абсолютом». Он не
бессмертен,
а
«вечен».—
В
эт ом
смысле
мы
гово ри м
о
по­
тенциальном
«богатстве»
или
«богатствах духа», а его акту­
альн о
осуществленные
фор мы
понимаем
как
«идеальные
продукты»
духовной
д еяте льн ости .
В
это м
смысле
опять
нельзя
говорить
о
«духе народа»
и
пр <о ч. >, как нельзя
говорить
о
«духе литературы»
и
под
<обном>; этот дух
опять—-
«ничей». Ра зум еет ся ,
и
в
этом
смысле
«дух»
не
мо­
жет
быт ь
предметом
психологии.
3) Еще больше философского углубления требует
следующее
значе ни е
слова
«дух», которое совершенно от ­
решается
от
вся ко го
действенного
основания
в
своем
определении
и
является
чистым
гипостазированием
«иде­
ального». «Дух»
сам
мыслится
как
ид ея
или
см ысл
и
сущ­
ность,
или
даж е
как
«разум», в особенности поскольку он
постигается
нами
как
сущность
некоторого
коллективно­
го
целого.
Привносимая
им
в
это
целое
закономерность
носит
характер
чистого
нор мир ова ния
и
ни
в
каком
смыс­
ле
не
определяется
как
деятельность,
а
скорее
как
поря­
док
и
планомерность
в
продуктах
или
результатах
де­
ятельности.
П оэт ому
«дух»
в
данном
смысле
уже
может
быть
«чьим -ниб уд ь »
духом
или
духом
«чего -н ибу дь ».
Так
как
дух
здесь
выступает
как
«сущность», то он необходи­
мо
мыслится
как
«единство», причем,
в
отличие
от
ло ги­
ческого
«видового»
или
родового
объема,
он
мыслится
по
преимуществу
как
ед ин ство
н е кото рого
множества,
хо тя
и
множества
идеального
п ор ядка,
как,
например, «един­
ство
идей»
или
«идея идей»
и
т.п., так что даже в том слу­
чае ,
когда
мы
гов ори м
о
«духе вещей»
или
«разуме ве­
ще й», мы отрешаемся от реальной привязанности « ве ­
ще й», имея в виду их идеальный коррелят,
равно
отре ша­
емся
и
от
реального
значения
«разума», имея в виду ис­
ключительно
его
в
его
принципиальной
«чистоте».—
В
этом
смысле
мы
можем
уже
говорить
о
«духе време­
ни», «духе истории», «духе законов»
и
т.п., а также о «духе
нар о да», «человечества».
В
а сп екте
этого
зна чени я,
напри­
мер,
ни
в
коем
с лучае
нельзя
на зв ать
тавтологией
опр е де­
л ение
Гердера:
дух
человечества
—
в
гуманности.
Вообще,
здесь,
следовательно,
уже
можно
говорить
о
«духе наро-


532
Г.
Г.
Шпет
«духе языка»
и
пр
< оч. >, но и здесь еще нет оснований
для
признания
«духа»
предметом
пс ихол ог ии;
скорее
можно
сказать,
что
здес ь
еще
меньше
оснований
к
этому,
чем
в
первом
и
втором
слу чаях.
4) В новом еще значении мы встречаем слово «дух»,
когда
оно
обозначает
просто
«душу», в противополож­
но сть
телу
и
отдельно
от
него.
П оэто му
мы
здесь
имеем
д ело
пр еим у щест венно
с
со бств енн о
человеческим
духом.
Мысля
«дух»
в
данном
случае
отделенным
от
т ела
и
пе ре­
нос я
его
в
эт ой
«чистоте»
в
особый
«мир», мы в значитель­
ной
степени
сбли жае м
не редк о
это
зн аче ние
с
первым
из
рассм о т рен ных
нами
значений
и
пер енос им
черты
по­
следнего
на
это
н овое
значение.
Р оль,
деятельность
и
за­
кономерность
«духа»
в
эт ом
смысле
мы
понимаем
по
ана­
логии
с
тем,
только
от вод им
ему ,
так
сказать,
более
о гра­
ниченную
сферу
де яте льно ст и.
Мы
можем
это
зн ачен ие
«духа»
и
«духов»
назвать
антропологическим
в
противопо­
л ожн ость
первому
из
наших
зн ачений
—
космологическо­
му.
Как
собственно
человеческий
«дух»
он
пре дста вл яетс я
нам
теперь
та кже
как
совокупность
известного
ро да
«ча­
сте й»
или
«способностей»
души,
так
что
и
здесь
мы
мо­
жем
гов ор ить
л ибо
об
одном
д ухе,
распределенном
в
«ча ­
ст я х», либо о совокупности « ду х о в», например, «жизнен­
ных
духов»
или
под<обном>.
Обозначая
«способности»
или
«части»
ду ши, «дух»
в
эт ом
смысле
обнимает
собою
преимущественно
так
назы ваем ы е
высшие
ее
способности
и
потому
как
понятие
оценки
имеет
не
столько
классифи­
ка цио нно е,
ск оль ко
квал иф икацио нн ое
зн ач ение.
В
этом
значении
мы
мож ем
говорить
о
«духе народа»
только
в
м етафор ич еск ом
смысле,
перенося
на
народ,
по
анало­
г ии,
квалификации
и
определения
человека
как
индиви­
да.
В
таком
же
порядке
мы
говорим,
например,
о
возра­
стах
народа,
его
рождении
и
т.п.
Поскольку
этим
значе­
н ием
ук азыв ают ся
только
о пр едел енно
квалифицируемые
и
расцениваемые
«способности»
или
«стороны»
человече­
ской
ду ши,
постольку
«дух»
вообще
не
есть
специфический
объект
ни
псих ол огии,
ни
какой-либо
иной
науки;
он
может
бы ть
только
предметом
м ора льн ого
резонирования.
5) Следующее значение слова «д ух»
мы
встречаем
в
тех
случаях,
где
«дух»
о бо значает
толь ко
и зве стное
со­
ст ояние .
Здесь
мы
имеем
дело
опять
с
сравнительно
огра­
ниченным
объемом
понятия,
хотя
и
более
широ к им,
чем
предыдущее.
Это
состояние
ест ь
состояние
некоторого
кон кре тног о
и
живого
существа,
субъекта,
к ото рого
оно


Введение
в
эт ни че скую
психологию
533
охватывает
целиком
и
да же
«захватывает» . «Д у х»
здесь
не
ес ть
особая
«способность»
или
«часть», здесь не может
бы ть
так
же
многих
«духов», как не может быть речи об
абс трак тном
значении
его.
Это
ест ь
просто
особый
«строй», не только не «п ос тоян н ый», но даже сравнитель ­
но
не
очень
д лит ель ный
—
«дух», «настроение», или «рас­
п оложе н ие », говорим мы почти синонимически,
так
что
доб а вляе мые
иногда
оп ределени я: «состояние духа», «на­
строение
духа»
или
«расположение духа», в сущности,
со­
здают
тавтологические
выр аж ения.
Мо жет
быть,
наибо­
лее
характерной
и
существенной
особенностью
для
«духа»
в
э том
зн ачении
я вляет ся
то,
что
как
состояние
он
охва­
тывает
субъекта
помимо
его
воли
и
индивидуальных
уси­
ли й.
Это
ест ь
«вдохновение»
или
«наитие», источник кото ­
рых
мы
ищем
вне
собственных
сил,
в
сферах,
лежащих
выше
их.—Несмотря
на
активный
подчас
характер
сам о­
го
этого
сост о яни я,
человек
или
индивид
явля ет ся
«пас­
сивным»
в
отно шении
его
возникновения;
он
является
только
как
бы
«восприемником» «д уха» (напр< име р>,
б оже стве нного
дух а)
в
первом
из
на ших
зна чени й,
кото­
р ый,
де йстви тель но ,
здесь
акти вен;
индивид
входит
с
ним
в
«общение»
и
именно
постольку
п ереж и вает
«духовное
состояние».
Это
состояние,
по
существу,
следовательно,
ес ть
состояние
индивида
как
такого
и
не
может
б ыть
со­
стоянием
коллектива.
Говорить
о
«духе народа»
в
этом
смысле
можно
о п ять -таки
толь ко
в
вы сшей
степени
условно
и
метафорически.
В
это м
смысле
«дух»
так же
не
яв ляе тся
специальным
и
специфическим
предметом
п си­
холог и и,
но
может
найти
се бе
место
ср еди
других
«состо­
яний»
в
анал из ах
чисто
описательной
индивидуальной
пси ­
хологии.
6) Мы переходим,
наконец,
к
последнему
значению,
которое
я
замечаю
в
слове
«дух». В некоторых отношени­
ях
оно
приближается
к
третьему
из
указанных
мн ою
зна­
чений,
где
«дух»
характеризуется
как
«смысл»
или
«сущ ­
ность».
Но
в
то
время
как
названное
значение
указывало
на
идеальную
природу
своего
носителя,
новое
значение
имеет
в сеце ло
реальный
характер.
«Дух»
о бо зн ачает
зде сь
некоторый
конкретный
т ип,
ст иль
или
«тон».
Мы
в
нем
имеем
на гл ядн ый,
непосредственно
осязаемый
как
бы
«образ»
идеи
как
единства,
но
не
отвлеченно-логического,
а
так же
в
своем
роде
ко лле к тивного .
Ес ли
д аже
в
этом
смысле
зах о дит
речь
о
«духе»
индивида
или
лица,
то
все-т аки
мы
поним а ем
последнее
как
цел ьну ю
в
с ебе
кол ­
лективность
или
совокупность
пер ежи ваний .
Это
—
не


534
Г.
Г.
Шпет
кратковременное
состояние,
а
пр ебы ва ющая
«форма», за­
печатлевающая
в
«образе»
не
толь ко
не кот орую
наличную
с овоку пнос ть
признаков,
но
и
отражающая
в
себ е
всю
м ассу
приз на к ов,
накопившихся
в
процессе
исторического
«формирования»
духа.
Это
—
не
есть
объективирование
или
воплощение
в
собственном
смысле
только
потому,
что
так ое
объективирование
закл юч аетс я
в
самом
эмпири­
ч еском,
в
высшей
степени
мно гоо б ра зном
и
неисчерпыва-
емо м.
«Дух»
ес ть
как
бы
эхо
этого
жизненного
многооб­
разия,
отк лик
на
каждый
его
звук
и
тон,
включающий
в
себ я
всю
его
полноту,
но
только
в
особых
символически
проецированных
корреляциях.
«Дух»
отображает,
таким
образом,
действительность,
обнаруживая
перед
нами
в
конденсированном
вид е,
но
точн ом
—
хо тя
преображен­
ном
и
творчески
оформленном
виде
—
некоторую
струк­
тур у
переживаний
кол л ектив ной
организации.
Дух
здесь
—
не
существо,
обл ад ающе е
в ысш ими
сила м и,
не
са­
мостоятельное
и
от р ешенн ое
бытие,
но
и
не
чисто
и де­
альная
сущность,
равно
и
не
состояние
индивида
вне
его
вол и
и
управления,
а
чуткий
орган
коллективного
единст­
ва,
откликающийся
как
рефлективно-невольно,
так
и
творчески-сознательно
на
всякое
со бы тие
в
бы тии
этого
единства.
Так
как
«дух»
в
этом
смысле
—
конкретное
су­
ществование,
то
он
трудно
поддается
а деква тно му
выра­
жени ю
в
объемно-логических
формах
и
от ноше ниях
«ви­
да»
и
«рода»; но здесь можно говорить о большей или
мен ьшей
конденсированности
его
как
«типа».— «Дух
на­
рода »
есть
по
преимуществу
тако й
«дух»; мы узнаем его
в
«образе», который символизирует смысл и идею « на ро­
да»
и
который
мы
рас крыв а ем
в
тип ологич ес ких
изобра­
жениях
его
состава
и
изменения
во
вре ме н и . «Дух аристо­
кр атии », «дух данного времени», «дух рыцарства», «дух
м ещ анств а»
и
т .п.—
все
это
тол ько
ч асти чные
ингр едиен ­
ты
своего
ц е лого,
не
теряющие
нимало
в
св оей
конкрет­
ности,
так
как
они
суть
«части»
или
«члены»
этого
цело го ,
а
не
несамостоятельные
его
моменты
или
ст ор о ны. «Дух»
в
э том
смысле
ес ть
со бр ан ие, «связка»
характерных
черт
«поведения»
народа;
в
совокупности
с
постоянствами
«диспозиции»
это
есть
его
характер.
Как
пр едмет
изу че­
н ия,
это т
субъективный
ха рак тер
узнается
в
его
объекти­
вации,
как
совокупность
реакций
народа
на
окружающие
его
ве щи,
на
обстоятельства,
в
к ото рых
он
сам
участвует,
на
объективно
данные
ему
от ноше ния
и
идеальные
обра­
зова ния.
Поэтому
«дух», будучи предметом психологии,


Введение
в
эт нич еск ую
пс их ол огию
535
изучается
ею
не
в
объяснительной,
устанавливающей
абстрактные
за коны
психологии,
но
и
не
в
индивидуаль­
но-описательной
психологии,
а
он
может
быть
пр едме ­
том
только
такой
«коллективной»
психологии,
которая
л ишь
описывает
и
не
идет
дальше
построения
т ипич еских
структур;
в
случае
необхо дим о ст и
«объяснения»
по сле д­
нее
почерпается
из
исторического
целого,
из
расовой
био­
логии,
антропологии,
со циоло гии
и
в се-та ки
не
из
отвле­
ченной
психологии.
Если
этническая
пс ихо логия
ес ть
на­
ука
о
«духе», то только в этом смысле.
XII
Обратимся
те перь
к
другому
основному
для
нас
поня­
тию
«коллективного»
и
рассмотрим
его
в
тех
же
преде­
л ах,
ко тор ые
мы
наметили
для
пон ятия
«дух».
В
особ ен­
но сти
для
нас
должн ы
б ыть
интересны
те
значения
«кол­
л ект ив ног о », которые могут быть связаны с понятием «д у ­
ха», и при этом в таком значении «д у ха», которое делает
его
предметом
псих оло гии.
Нужно
и меть
в
в иду,
одн ак о,
некоторые
особенности
«коллективного»
как
предмета,
к оторые
делают
исследование
его
принципиал ьно
иным,
чем
исследование
такого
предмета,
как
«дух».
Значений
слова
или
термина
«дух»
мы
искали
ср еди
дейст вит ел ь­
ных
веще й,
свойств,
отношений
реального
мира,
то гда
как
«коллективность»
не
ес ть
ве щь
среди
ве щей
ок руж а­
юще й
нас
действительности.
Исследование
ее
как
предме­
та
предполагает
не
разыскание
в
сфере
вещей,
а
требует
анализа
идеально-логических
и
формально-онтологиче­
с ких
отношений.
Поэтому
полное
и
всестороннее
разре­
ше ние
вопроса
о
«коллективном»
как
п редмет е
мы
могли
бы
ожидать
тол ько
от
соответствующего
принципиально­
го
анализа,
который
и
вскрыл
бы
строение
самого
пре д­
ме та
и
осв ет ил
бы
его
все об щее
методологическое
значе­
н ие.
Мы
под х одим
к
де лу
с
другой
стороны:
мы
констати­
руем
среди
реальных
вещей
наличность
таких
вещей,
к
ко тор ым
приложима
коллективность
как
метод,
и
зде сь
стараемся
найти
разные
значения
ее.
Для
нас,
сл едов а­
тельно,
коллективность
в ыст упает
всегда
как
ре а лиз ован ная
коллективность.
Э тот
под ход
к
д елу
как
пре два рите льны й,
однако,
совершенно
правомерен,
так
как
и
принципиаль­
ное
исследование
могло
бы
«исходить»
из
таких
же
«при ­
меро в», а для нашей цели этот подход,
кро ме
того,
и
до­
статочен.


536
Г.
Г.
Шпет
1) Понятие «к олле кт ивного
пр е дме т а », «коллективно ­
сти»
или
«коллектива»
мы
встречаем
прежде
всего
в
зн а­
чен ии
коллекции.
В
этом
смысле
коллективный
пр едм ет
есть
собрание
индивидуальных
экземпляров
разного
вида;
каждый
экземпляр,
буд учи
элементом
коллективности,
есть
в
то
же
время
ее
самостоятельный
ч лен.
Возможное
дейст вие
каждого
экземпляра,
как
и
самое
место
его
в
коллекц и и ,
остаются
строго
индивидуализованными.
Определения,
класси фи ка ции
и
другие
логические
п ри­
емы
всегд а
прилагаются
к
«видам», представляемым эк­
зе мпля р ами,
т.
е.
это
—
обы чн ые
ло гиче ск ие
действия
над
общими
понятиями
и
предметами.—
Говорить
о
единстве
«духа»
в
ко ллекц ии
как
такой
нет
ос н ован ий.
Сама
«коллек ­
ц ия»
не
столько
является
предметом
научного
изу че ния,
сколько
вспомогательным
для
научного
изу чен ия
методи ­
ческим
пр ием о м , «коллекционированием».
Как
предмет
же
и зучени я
в
сво ей
методологической
роли
она
ест ь
предмет
лог ики,
а
в
своих
специальных
формах
мет од о­
логически
применяется
в
соответствующих
специальных
науках.
В
этом
только
см ысле
она
может
найти
примене­
ние
и
в
психологии,
но,
р азум е ется,
ни
в
ка ком
ви де
не
со­
ставляет
п ред мета
ее
—даже
ес ли
бы
психология
на учи­
лась
коллекционировать
души,
как
энто мол ог ия
к ол лек­
ционирует
жуков.
2) Далее,
понятие
«коллективности»
встречается
со
значением
массы
или
множества.
З десь
под
коллективным
разумеется
нео пр едел енная
совокупность
экземпляров,
в
противоположность
пе рво му
знач ению
сходных
по
ви­
ду,
но,
поня тно,
разных
индивидуально,
как о вая
р азни ца
при
рассмотрении
соответствующего
кол л ектив а
игнори­
р уе тся.
Кажд ый
индивидуальный
экземпляр
в
массе
ес ть
э лем ент,
а
не
член
целого;
члены
конструируются
«вну­
три»
массы
оп я ть-та ки
как
коллективы
или
совокупности
в
этом
же
смысле
множества.
В
случае
«действия»
массы
оно
расс матр ива етс я
как
действие,
исходящее
от
единст­
ва,
которое,
в
св ою
очередь,
берется
как
некоторая
равно­
де йств ую щая;
элементы
ее
при
этом
дейст ву ют
более
или
менее
однородно
—
во
всяком
случае,
индивидуальные
различия
для
целого
з десь
—не
существенны.
Та кое
рас ­
смотрение
нап еред
исключает
та кже
наличность
вза им о­
действия
элементов
или
член ов
массы,
и
ни
в
ко ем
случае
зде сь
не
может
быть
допущено
реального
взаимодейст­
в ия.
Отношение
между
э л емента ми
множества
здесь
по­
нимается
как
ф орма ль ное
отн ошение
сходства
индивидов
в
кач ес тве
элементов;
отно ше ние
элемента
к
ц ело­


Введение
в
эт ниче скую
психологию
537
му
—
также
совершенно
фо рма л ьно.
М ате мати чес кая
тео­
рия
множества
сто ит
наиболее
близко
к
этому
понима­
нию
коллективного,
из
нее
же
освещается
и
методологи­
че ское
зн ачен ие
его.
Реальными
коллективами
в
этом
смысле
яв ляются,
например,
куча
песку,
букет
цвет о в,
воз
ог ур цов,
толпа
людей
и
т. п.—
Говорить
о
применении
э того
понятия
коллективного
к
духу
не
прих одит с я.
Напро­
т ив,
психология
может
и зу чать
коллектив
в
это м
с мы сле,
но
в
вы сшей
степени
ва жно
сейчас
же
подчеркнуть,
что
за дача
изу чен ия
«массы»
есть
зад ача
индивидуальной
психоло­
гии,
которая
должна
рассматривать
«массовые явления»
пр осто
как
некоторые
исключительные
сос тоян ия
инди­
видуальной
ду ши.
Во
всяком
сл у чае,
изучение
этого
ко л­
лектива
не
ест ь
за дача
этнической
психологии.
Что бы
не
возвращаться
потом
к
это му
вопросу,
по яс­
ню
вкратце
св ою
мысль.
При
из у чении
я вл ений
т <ак>
наз<ыв ае мой> «массовой»
или
«коллективной»
пс и холо­
гии
ну жно
тщательно
различать
меж ду
описанием
или
установлением
соответствующих
фактов
и
их
объ яснен и­
ем.
Факт
здесь
сводится
к
кон ста тиров ан ию
того,
что
при
некоторых
обстоятельствах
изве стн ая
группа
или
«масса»
и ндив идо в, «толпа», испытывает одинаковые пережива ­
ния
или
совершает
одинаковые
действия.
По ско льку
здесь
имеется
в
вид у
име нно
одинаковость
или
сходство
и
игнорируются
индивидуальные
различия
субъектов,
со­
ставл яющи х
«толпу», поскольку устраняется разнообразие
их
взаимодействия,
субъекты
не
су ть
«члены»
коллектива,
а
его
эле ме нты,
и
«толпа»
как
коллективность
подходит,
действительно,
под
второе
зн ачен ие
это го
понятия.
Но,
строго
говоря,
нужна
ли
для
установления
названного
сходства
совместность
«многих»
в
«толпе»? Не установим
ли
мы
той
же
одинаковости,
рассматривая
индивидов
по­
следовательно
и
поодиночке,
только
ставя
их
в
известные
для
все х
одинаковые
ус ло вия?
Как
по казы ваю т
соответст­
ву ющие
эксперименты
Марбе,
действительно,
при
очень
сходных
условиях,
в
известных
пределах
все
индивиды
действуют
сходно.
Но
обычно
при
установлении
фактов
коллективного
пе реж ивания
или
коллективной
психоло­
гической
реакции
об р ащают
внимание
еще
на
одно
обсто­
ятельство,
которое,
однако,
не
яв ляет ся
чисто
описатель­
н ым,
а
з акл ючает
в
себе
нек ото рое
предположение.
И ме нно,
считается,
что
сама
коллективная
реакция
соста­
вляет
некоторую
суммирующую
индивидуальных
реак­
ций,
а
эти
последние
в
коллективном
обнаружении
испы­
ты вают
значительное
повышение
в
смысле
и нт енсив но­


538
Г.
Г.
Шп ет
ст и.
Что
ка сается
«суммирующей», то понять именно пси­
хологически
это
определение
нелегко,
и
нет
сомн ен ий,
что
она
«складывается»
не
из
психологических,
а
из
чисто
физических
действий
ко лле к тива1.
Что
же
касает с я
уси­
ления
самих
реакций,
то
так
же
несомненно,
что
реч ь
и дет
не
о
повыше нии
всей
душевной
деятельности
инди­
видов,
а
только
некоторых
сторон
ее,
так
что
не
только
ее
из уче ние
остается
в
пр едела х
индивидуальной
же
психо­
логии,
но
да же
самое
установление
предполагает
ин диви­
дуально-психологический
анал из.
По
существу
опр еделе­
ния
этих
сторон
душевной
деятельности
приходится
кон­
статировать,
что
они
со ста вл яют
некоторые
более
«про­
стые»
или
«элементарные»
душевные
движения,
в
сам ом
д еле
у
всех
индивидов
сходные,
причем,
как
устанавлива­
ют
эксперименты
то го
же
Марбе,
п остоян ны м
условием
обнаружения
этого
сходства
или
«единообразия»
реакций
является
так же
фа ктор
индивидуально-психологиче­
ски й—
быстрота
реакции2.
Словом,
не
вид но,
где
и
как
мы
здесь
выходим
за
пр еделы
индивидуальной
или
«об ­
ще й»
психологии.
Поэтому
«коллективная душа», о кото ­
рой
го воря т,
например,
Леб он
или
С игеле,
не
есть
ка­
к ое-ли бо
реальное
существо
или
бытие
«над»
и
«между»
индивидуальными
душами,
а
ес ть
именно
сходство
из­
ве ст ных
переживаний
и
действий
индивидов.
Установле­
ние
этого
сходства
достигается,
как
указано,
игно риро ва ­
ние м
в сех
ч аст ных
особенностей
индивидов,
что
н ивел и­
руе т
их
по
одному
крайне
низкому
уровню
единообразия:
каждый
индивид,
по
к райней
мер е
с
данной
из уч аемой
с тор оны,
ста но ви тся
так
п охож
на
всех
ост ал ьных
уча ст­
нико в
«толпы», отклонения их друг от друга так незначи-
1 Я рад был найти у Зиммеля следующее подтверждение своей
м ыс ли: «Когда толпа (eine Menschenmenge) разрушает дом,
вын осит
приговор,
изда ет
крик ,
зде сь
суммир уют ся
действия
отдельных
су бъе к­
тов
в
одно
происшествие,
которое
мы
и
о бо зн ачаем
как
одно ,
как
ос уще­
ствление
одного
по няти я.
Тут-то
и
возникает
в елик ое
смешение:
вн еш­
не-единый
результат
многих
субъективных
д ушевны х
пр оце ссов
т олку­
ет ся
как
результат
единого
душевного
про цесс а
в
коллективной
душе.
Ед инство
результирующего
явления
отражается
на
предполагаемое
ед инст во
его
психической
пр ич ины !» (Soziologie. — S . 559—60).
2 Ср.: Thumb und Marbe. Experimentelle Untersuchungen über die psyc­
hologischen Grundlagen der sprachlichen Analogiebildung.— Lpz., 1901;
Marbe. Über das Gedankenlesen.— Zeitschrift > f<ur> Psychol-
<ogie>.— 1910.— Bd. 56 .
Ср.
т акже
обоб щающ ую
ста тью
Brönner W. Zur
Theorie der kollektivpsychischen Erscheinungen.— Z <eitschrift > f<ur>
Phyilos <ophie>. —1911.— B. 141. — H. I.
Спр аве дли вая
кр ит ика
Бренн е­
ра
у
Кр юге р а: Op. cit.—S. 131 ff.


Введение
в
эт нич еску ю
психологию
539
тельны,
что
здесь
нет
д аже
«среднего», а просто каждый
индивид
д ает
вполне
дос таточн ы й
материал
для
опреде­
лен ия
«переживания толпы» .
Дел о
усложняется,
когда
в
о п редел ение
таких
кол лек­
тивных
реакций
вводятся
объяснительные
гипотезы.
В
об­
щем
эти
об ъясне ния
довольно
однородны:
внушение ,
подражание,
на
которое
указывают,
например,
те
же
Ле-
бон
и
Сиг еле ,
Б ех те ре в; «психическая зараза» (la contagion
mentale), которую Вигуру и Жюкелье отличают от внуше ­
ния
в
собственном
смысле,
и
т.
п.
Все
эти
факторы,
ра з­
умеется,
таковы,
что
сами
требуют
об ъяс нени я,
но,
может
быть ,
они
указаны
и
со верше нно
верно
—
что
же
они
о бъ­
ясня ют ?
Они
объясняют,
как
под
их
влиянием
ус иливаю т ­
ся
или
об о стр яются
одн и
сто роны
душевной
деятельно­
сти
и
все
бо лее
погашаются
другие,
но
душевной
д еят ель­
ности
каждого
отдельного
индив ида,
входящего
в
состав
«толпы», а не « духа»
или
«души»
это й
«толпы»
как
такой.
Они
объясняют
еще,
говор ят
ино гд а,
ед инс тво
действия
толпы.
Но
вот
это-то
и
неверно
—
здесь
объяснение
при в­
носит
от
себя
нечто,
чег о
нет
в
самом
объясняемом
фак­
те.
Как
я
указывал,
о
единстве
действия
здесь
можно
гово­
рить
только
в
фи зич еско м
отношении,
но
не
в
п сихоло ги­
ческом.
В
психологическом
же
отно шении
речь
ид ет
лишь
о
сходстве
или
единообразии
индивидуальных
реа кций
и
переживаний.
Иллюзия
психологического
единства
«толпы»
создается
здесь
тем,
что
1) к представлению
о
психологии
толпы
примешиваются
еще
пр едст авлен ия
о
других
значениях
коллективного,
к ото рые
мы
еще
рас­
смотрим
ниж е, 2) факторы,
которые
здесь
приводятся
как
объяснительные
факторы,
сами
выходят
за
пределы
того
зн аче ния
к ол ле ктивног о,
которое
мы
здесь
рассма­
тр ив аем.
Но
важно
отметить,
что
при
эт ом
они
вводят
нас
не
пря мо
в
область
другого
ко лле кт ивно го,
а
в
об­
ла сть
я вле ний
совершенно
sui generis, и такую,
которая,
действительно,
л ежит
в
основе
коллективности
нового
порядка.
Логически
здесь
можно
констатировать
сво е­
образную
|jL£Täßaaiq eiç aXÀo yévoç через посредство одно­
го
об ъяс няющег о .
Так
как
о бъ ясняющ ее
шире
по
объему,
общё е
объясняемого
и
м ожет,
следовательно,
объяснить
так же
факты
за
пределами
данного
рода ,
то
понятно ,
что
этим
создаются
б ла го приятные
условия
для
смешен ия
са­
мих
род ов ,—
ош ибк а,
встречающаяся
нередко.
Но
если
мы,
во
из беж ание
ошибок,
не
бу дем
уходить
так
далеко,
а
остановимся
толь ко
на
указанных
факторах
как
таких,
мы
и
здесь
останемся
в
границах
«общей»
п си холо­


540
Г.
Г.
Шпет
гии .
Я
име ю
в
виду
сл ед ую щее:
такие
переживания,
как
переживания
подражания,
внушения,
сим пати и,
по ним а­
ния
и
п од <обн ы е>, суть переживания парные,
т.
е.
для
их
ос у щес твле ния
требуется
два
субъекта;
присоединение
вся ког о
нового
субъекта
со здает
новые
па ры
пережива­
ний:
А
с
В,
А
с
С,
В
с
С
и
т.
п.,
в
результате
большого
со единени я
может
получиться
много
п ар,
составляющих
коллек ти в,
где
эл емент ами
будут,
однако,
не
индивиды,
а
па ры
их.
Ес ли
мы
станем
из уча ть
сходное
чле нов
па ры,
мы,
очевидно,
не
выходим
из
общей
психологии,
и
тогда
для
нас
переживание
подражающего
и
вызывающего
под -
ражение,
внушающего
и
испытывающего
внушение1, изъ­
ясня ю щего
и
понимающего
и
т.
д.
не
отличаются
одно
от
д ругого.
Но
есл и
мы
изучаем
само
отношение
дв ух
субъ­
ектов,
бер я
последних
в
их
индивидуальности,
тогда
все
это
целое,
состоящее
из
«отношения»
и
двух
его
оп р еде­
ли тел ей,
представляет
собою
но вый
об ъект
изучения: sui
generis интерсубъективные или,
пользуясь
термином
Тарда,
интерпсихологические
факты.
Система
та ких
пар
с
их
все
усложняющимися
взаимными
от ношения ми
представля­
ет,
д е йст вител ьно,
новую
взаимодействующую
и
д ина ми­
ческую
коллективность,
а
не
простое
умножение
сходно­
го
и
однообразного.
Эта
коллективность
и
не
должн а
быт ь
смешиваема
с
коллективностью
«массы» .
3) «Коллективность»
в
тр ет ьем
значении
близка
к
т олько
что
рассмотренному
значению
и
носит
та кже
ха­
ра ктер
статический.
Но
ее
ро ль
по
преимуществу
ме тоди­
чес ка я.
Это
ес ть
коллектив
с л а га е мы х, «сумма», совокуп­
нос ть
в
соб ств енном
см ыс ле.
Слагаемые
здесь
не
элементы,
как
во
втором
с лучае,
а
«члены», как в первом,
только
не
индивидуальные
и
не
видовые,
а,
в
свою
очередь,
не кото­
рые
кон кре тны е
гр уп пы,
причем
весьма
су щест венн о
для
этого
значения
к ол ле ктив ного,
что
это
—
группы
не
«естественные», а «пр оизв ольные»; индивиды,
составля­
ющ ие
г ру ппы,
п оэт ому
могут
входить
в
со став
разных
групп,
логически
между
собою
даж е
«перекрещивающих­
ся ».
При
таком
«произвольном»
определении
групп
как
«членов»
целого,
разумеется,
не
может
быт ь
и
ре чи
об
их
1Имеюввидувнушение«бессознательное»
и
не
требующее
осо бых
«условных приемов», т.
е.
то,
что
Вигуру
и
Жюкелье
называют
«психи­
ческой
заразой».
В
случае
«сознательного»
вну шен ия
слишком
явно
нет
«массовой»
коллективности.
Случай
одновременного
(гипнотического)
внушения
о дним
лицом
зараз
многим
лицам
есть
сл о жный
случай,
сл а­
гающийся
из
«сознательного»
попарного
(внушающего с каждым из ис­
пытуемых)
вн ушен ия
и
взаимной
«заразы» (испытуемых).


Введение
в
э тнич еску ю
психологию
541
ре альн ом
взаимодействии,
а
в
с илу
«перекрещивающихся»
индивидуальных
у час тий
не льзя
даж е
говорить
о
со в мест­
ной
жизни
их.
То
же
относится
и
к
со ставу
групп,
к
кото­
рым
и ндив иды
только
«сопринадлежат»; сами группы,
в
конце
концов,
не
что
иное,
как
только
«совпадение»
или
результаты
«подбора» (например, «группа»
или
ко личе ст во
самоубийств
в
данном
обществе,
кол и честв о
студентов,
на­
ходящихся
в
возрасте
21 года,
и
т.
п .). Предметом научного
изу чени я
так ой
коллектив
как
в
целом,
так
и
в
членах
явля­
ется,
однако,
не
в
своей
ко нкр ет ной
реа льн ос ти
—
так
как
ее
в
сущности
и
нет
—
а
в
некоторой
иск у сстве нно й
«сред­
не й », выражаемой числом,
статистически.
Др угим и
слова­
ми,
это
из у чение
направлено
не
на
анализ
реальных,
напри­
ме р,
причинных
зав исим о ст ей,
а
на
некоторые
отв лечен­
ные
или
логически
конструируемые
оп р едел ения
и
отно­
шения.
Именно
в
п р именени и
ста тисти че ских
пр иемо в
п оэт ому
и
заключается
методологическая
роль
этого
значе­
ния
коллективного.
Мо жно
сказать
еще,
что
здес ь
мы
опре­
деля ем
типические
отноше ния
«членов»
к
целому
и
между
собою,
п он имая
под
«типом»
им енно
некоторое
«среднее»,
подобно,
напр< име р>, «родовым образам»
Голтона,
что
ни
в
ко ем
случае
не
следует
смешивать,
конечно,
с
логиче­
ск им
«родом».—
О
характере
в
этом
смысле
«духа»
как
ко л­
ле ктив ного
не
может
быт ь
речи.
Что
касается
психологиче­
ского
изучения
этого
зн аче ния
ко ллек ти вов,
то
оп ять- та ки
можно
говорить
о
нем
не
как
об
особом
предмете,
а
как
о
методическом
приеме.
Он
может
найти
пр и мене ние,
на-
пр
< имер >, в психической антропологии или в своего ро ­
да
пс ихиче ской
демографии,
так же
в
ди ффе ре нци альной
пси­
хологии,
но
только,
как
очевидно,
не
в
этнической
психо­
логии.
4) Новое и весьма важное значение понятия « ко л лек­
тивности»
—
то,
к оторое ,
как
я
указывал,
смешивают
ино­
гда
с
по няти ем
«коллектива»
как
массы
—
мы
находим,
ко­
гда
мы
пр инима ем
во
внимание
взаимодействие,
в
кото­
ром
нах о дятся
индивиды,
составляющие
Группу.
Собст­
венно
говоря,
мы
изучаем
само
взаимодействие
как
неко­
тор ый
«продукт»
или
«результат», и это предмет
—
совер­
шенно
sui generis.
Но
так
как
«носителем»
или
«произво­
ди тел ем»
зд есь
яв ляетс я
коллектив
и
так
как
эл еме нта р­
ные
отно ше ния
между
его
членами
та кже
выступают
как
мно ж ест венны е
связи,
то,
наряду
с
лог ичес к ими
приема­
ми
изучения
«объемных»
род ов ых
отношений,
мы
подхо­
дим
к
изучению
названных
продуктов
так
же,
как
к
«кол­
лективам».
Такой
коллектив
мы
мыслим
р а счл ененны м,


542
Г.
Г.
Шпет
но
состоящим
также
из
эле м е нтов,
где
на
долю
каждого
члена
и
инд ивид а
выпадает
вып олнени е
своей
особенной
функции,
с вязы вающ ей
его
с
целым.
Можно
характеризо­
вать
поэтому
такую
коллективность
как
организацию.
Раз­
нообразное
действие
организации
понимается
на ми
как
не котор ая
внут ре ння я
согласованность
чле нов
и
элемен­
тов
в
порядке
к оо рд инации
и
субординации.
Существен­
но,
что
все
названные
фу нк ции
и
взаимные
д ейств ия
«ор­
ган ов»
такого
коллектива
суть
фу нкц ии
и
дейс твия
реаль­
н ого
значения.
Следовательно,
в
этом
значении
«коллек­
ти в»
игр ает
преимущественно
предметную
рол ь,
и
при­
том
в
смысле
реальной
вещ и.
Есл и
мы
станем
отыскивать
соответственную
вещь
среди
ве щей
окружающего
нас
ми­
ра,
то
мы
должны
будем
ее
признать
в
особенности
в
со­
циальной
вещи1.
Социология,
изучающая
формы
и
от но­
шен ия
социального,
имеет
дел о
с
такого
род а
ко л лект ива­
ми;
история,
этнология
изучают
такие
коллективы
в
их
к он кре тном
бытии.
В
основе
вза имоде йс тв ий
и
реальных
связей
коллек тив а
могут
лежать
чисто
биологические
или
органические
условия,
как
единство
или
общность
проис­
хождения,
но
само
по
себе
«социальное»
определяется
и
массою
других
условий,
временных,
пространственных,
телеологических,
конечно,
и
психологических,
но
непре­
менно
и
всегда
условий
реальных!
Реальность
же
социаль­
ного
как
покоящегося
на
в заимод ей ств ии
и
составляюще­
го
его
прод у кт
есть
реальность
sui generis. П оэ том у об ыч­
ные
приемы
научного
анализа,
состоящие
в
р азл ож ении
слож н ого
на
п росты е
элементы,
находят
с ебе
границу
в
специфичности
самого
пре дмет а.
Это
зна чит ,
элемента­
ми
социального
яв ляютс я
не
элементы
психологические,
биологические
или
как ие
е ще,
а
толь ко
со циал ь ные
же.
Здесь-то
мы
и
встречаемся
с
специфическими
явлениями,
вырастающими
на
почве
отношений
«пары»
как
мини­
мального
социального
элемента
с
элементарным
поняти­
ем
«общения» .
Нер ед ко
такие
отношения
характеризуют­
ся
как
социально-психологические.
Я
думаю,
что
добавле­
ние
здесь
«психологические»
излишне,
так
как
оно
да ет
повод
к
неправильному
пониманию
назва нны х
элементов
как
чисто
психологических.
Но
психологическое,
в
дейст ви -
1 Разумеется,
коллективы
в
ра ссма три ваем ом
значении
мог ут
быть
органического
и
даже
неорганического
(например,
с олн ечная
си ст ема)
ро да,
но
я
о ст анавливаюсь
только
на
«социальном», 1) следуя общей за­
даче
своего
и зложен ия ,
а
2) я считаю,
действительно,
соци альн ое
пр е­
имущественным
примером
этого
коллективного
и
думаю,
что
п ерено ­
сить
с оциал ьные
аналогии
в
дру гог о
рода
коллективы
так
же
у добн о,
как
и
обр а тный
п уть
аналогизирования.


Введение
в
этн ичес кую
психологию
543
тельности,
участвует
не
в
самом
взаимодействии
как
та­
ком,
а
в
един ицах ,
вх одя щих
во
взаимодействие,
и
психо­
логи я
изу ча ет
соответствующие
явлен и я
как
св ой
объект;
само
же
взаимодействие
не
может
быть
и
не
должно
бы ть
квалифицируемо
как
психологическое.
То,
что
мы
встречаем,
например,
у
Тарда,
Дюркгейма
(«социо- п си хи­
ческие»
явлен и я
—
socio-psychiques), Фиркандта и т .
п., не
есть
психология,
и
это
относится
в
значительной
ст епени
так же
к
этнической
психологии
как
Лацаруса—Штейнта-
ля,
так
и
Вундта.
И
теперь
мы
мож ем
видеть,
что
это
не
только
пот ом у,
что
conditio sine qua non для коллектив­
но-социального
лежит
в
его
«объективировании», но так ­
же
и
пот ом у,
что
при
ином
спо соб е
изучения
ускользает
само
изучаемое,
т.
е.
взаимодействие.
По сл еднее
есть
«от­
но ш ение»
и
должно
изучаться
как
такое,
а
не
в
его
«тер ­
минах»; как в механике мы изучаем «движения», а не «те­
ла». Коллектив,
характеризуемый
взаимодействием,
по
су­
ществу
ест ь
динамический
ко ллек ти в.
«Власть», «брак»,
«хозяйство», «язык», «министр», «околоточный надзира­
тель»
и
т.
д.—
все
это
отношения
в
динамическом
кол л ек­
тиве
и
не
психологические,
а
социальные
определения.
«Овеществляя»
их,
мы
дела ем
меньшую
ошибку,
чем
то­
гда,
когда
переходим
к
психологии
«пар», осуществля ­
ющ их
эти
отношения.
Отношения
требуют,
разумеется,
терминов,
стоящих
в
отно шении,
но
эти
термины
изуча­
ют ся
только
через
само
отношение
и
в
нем.
Изучение
та­
кого
предмета
можно
мыслить
по
аналогии
с
математиче­
с ким
понятием
«отображения»1, только что здесь « с оот ­
ветствия»
су ть
всегда
реальные
соо тв етст ви я,
и
не
привно­
симые
на ми
«по произволу», а лежащие в природе самих
вещей.—-
Итак,
коллектив
в
этом
смысле
не
может
б ыть
объектом
психологии.
«Социальная психология», посколь ­
ку
она
изучает
такого
рода
объект,
не
есть
психо логия ;
о
«социальной психологии», извлекаемой из такого «ко л­
ле к тив а», можно говорить только в таком смысле,
как
раньше
мы
допускали
«психологию языка», т .
е.
это
груп­
па
вопросов
общ ей
психологии.
В
э том
же
см ысле
ко л­
л е ктива
понимает
иногда
св ой
объект,
как
мы
видели,
эт­
ническая
психология.
Но
раз
он
не
ест ь
пр едмет
п си холо­
гии ,
он
не
может
бы ть
об ъек том
этнической
п си холо­
гии
—
разве,
опять-таки,
в
смысле
отдела
общей
психол о-
1 Ср.:
Жег а лкин
И.
Тра нс фи нит ные
ч ис ла.—М., 1908.—С.
21: «Само
отображение
как
ве щь,
как
пред мет
мысли
не
есть
ни
ве щь
а,
ни
ве щь
Ь,
ни
пара
вещей
а
и
Ь,
а
есть
то,
что
получается,
когда
мыслим
как
о дно
целое
и
вещь
а,
и
вещь
Ь,
и
то,
что
одна
из
них
соот вет ст вует
другой».


544
Г.
Г.
Шп ет
ги и,
но
ник о гда
—
в
смысле
самостоятельной
науки.
М ож­
но
ли
назвать
этот
«коллектив»
—
духом?
Поскольку
мы
все
частные
случаи
и
формы
реальных
свя зей
коллектива
от но сим
к
«одному»
носителю
и
понимаем
его
реал ьн о,
мы
мож ем
усло в но
называть
его
«духом»
в
первом
из
у казанн ых
значений
это го
слова.
Так
как
так ое
назв ан ие
решительно
по дч еркив ает
непсихологический
характер
соответству­
ю щего
предмета,
то
оно
может
име ть
серьезные
оправда­
ния,
хотя
за
ним
скр ы в аются
и
некоторые
серьезные
ме­
таф изич еск ие
опасности.
Но
з ато
тем
я снее,
что
этот
к ол­
лек тив
не
есть
предмет
этнической
психологии,
ибо,
как
мы
вид ел и, «дух»
в
указанном
см ысле
не
есть
«дух», о ко­
тором
может
г ов орить
э тни ческ ая
психология.
5) Последнее значение трудно поддается определе­
нию
и
вследствие
этого
часто
ус ко ль зает
от
наблюдателя
и
часто
смешивается
в
особенности
с
предыдущим
значе­
нием.
Тем
в ажнее
для
нас
от да ть,
себе
о тчет
в
нем.
Здесь
мы
опять
имее м
де ло
с
динамическим
коллективом,
но
не
имею щи м
своей
со бстве нно й
организации,
потому
что
он
не
имеет
сколько-нибудь
устойчивых
членов
и
элемен­
то в;
они
находятся
как
бы
в
«текучем»
состоянии,
непре­
рыв но
сменяют
друг
друга,
п ояв ля ются
и
исчезают.
В
це­
лом
такой
коллектив
живет
«своей»
жизнью,
но
всякая
попытка
фиксировать
хо тя
бы
о дин
момент
в
нем
необ­
ходимо
требует
соотнесения
этого
момента
к
в ещам
и
от­
ношениям,
находящимся
вне
этого
коллектива.
Ни
о дин
момент
не
«действует»
здесь
в
со бств енно м
смысле,
а
только
«участвует»
в
целом,
будучи
направлен
на
нечто
«вне»
се бя
и
целого.
Я
затрудняюсь
характеризовать
эт от
колле кти в
как-н ибу дь
иначе,
как
тол ько
назвав
его
к ол­
ле кти вом
типа.
С
типическим
или
типом
в
пр им енен ии
к
коллективности
мы
уже
встречались
выш е,
но
там
мы
под
«типическим»
подразумевали
просто
некоторую
«среднюю», формально выражавшую известные формаль­
ные
о тнош ения.
Здесь
же
речь
ид ет
не
о
фо рма льн ых,
а
о
реальных
отно ше ния х.
То чно
так
же
«тип»
не
означа­
ет
зд есь
«нормы»
или
«идеала», и тем более он не значит
логического
«родового»
понятия,
ибо
«тип»
никогда
тако­
го
знач е ния
по
существу
не
имеет,
хо тя
в
литературе
встречаются
и
такие
с ме шения
(например,
у
Рюмелина).
Здесь
«тип»
на до
сопоставлять
с
«типом», как употребля­
ется
этот
термин
в
характеристике
худ оже ст венных
п ро­
изведений:
он
необходимо
в клю чает
эл емен т
творчества,
будучи
тем
не
м енее
иногда
адекватным
выражением
не­


Введение
в
эт ниче скую
психологию
545
которого
коллективного
предмета.
Тип
в
этом
смысле
коллективен,
потому
что
он
«собирается», «составляется»
из
э ле мент ов,
чер т,
при знак ов;
он
и
в
высшей
степени
ин­
дивидуален
как
по
по лно те
признаков,
так
и
по
своей
не­
заменимости.
Это
—
не
ес ть
«средняя», всегда обедненная
по
сравнению
по
крайней
ме ре
с
некот о р ыми
и ндив иду­
альными
слагаемыми,
и
не
есть
совокупность
сходств,
так
как
«различия»
в ключ ают ся
в
тип
как
особенно
«типиче­
ские» .
Тип
до
крайности
интенсивен
и
индивидуален,
он
не
результат
обобщения,
обезличивающего
инд ивид уал ь­
ное,
а
репрезентант
м ногих
индивидов.
Если
мы
в
кач ест ­
ве
примеров
та кого
коллективного
бу дем
искать
«вещей»,
помня,
что
речь
идет
о
реальном,
мы
едва
ли
найд ем
по д­
х одя щие
примеры;
их
нужно
искать
в
об лас ти
те ку чих
процессов,
актуальных
по
существу,
и
такими
примерами
могут
служить,
прежде
всего
и
в
конце
ко н цов,
наши
пе­
реживания,
конкретные
и
живые.
Всякая
аналогия
их
с
«вещами»
убивает
их
жизне нност ь;
пс ихо логия
со
сво ­
ими
«абстрактными»
законами
столь
же
мал о
п еред ает
их
жизненную
коллективность,
как
и
лю бые
аналогии.
Ка ж­
дое
п ереж ив ание
уже
само
по
себе
коллективно,
з аклю­
чая
в
од ной
св оей
интенсивности
неисчерпаемое
к ол иче­
ст во
влияний;
еще
больше
это
относится
к
экстенсивно­
сти
переживания.
Всякая
совокупность
переживаний
—
к ол лек тивнос ть
бесконечного
ч исла
элементов.
«Общая»
психология
с
этим
не
может
справиться.
Зд есь
нужна
особая
«описательная»
пс ихо ло гия
с
особыми
методами
типических,
структурных
и
пр< оч. >
п остр о­
ений .
Коллективный
ти п,
например:
мещанина,
китайца,
трус а,
мож ет
бы ть,
в
своем
репрезентанте
ес ть
«вообража ­
емый»
мещанин
и
пр<оч. >, но в нем может быть своя
психологическая
правда.
Как
я
ук а зыва л, «составление»
та­
ко го
коллектива
в
вы сшей
степени
трудно,
потому
что
пе­
ре жив ание
нельзя
изобразить
иначе
как
соотносительно
предме­
ту
переживания.
Отсюда
и
происходит,
что,
характеризуя
переживания,
мы
вынуждены
говорить
о
«вещах», «днях»,
«делах», «идеалах», и пр< оч. >, и пр<о ч.>, и становится
по нят но,
что
при
недо ст ато чно м
внимании
мы
хар акте­
ристику
вещей
принимаем
за
характеристику
пережива­
ний ,
и
обратно.
В
особенности
тут
ле гко
смеш ат ь
это
кол­
лективное
с
предыдущим,
и
мы
нач ин аем
видеть
в
«соци­
альном»
предмет
«психологии», говорим о « с оц иа ль н ой
психологии»
и
пр
<оч. >.
С
другой
стороны,
е сть
дос та­
точно
примеров
в
из об раж ении
э той
психологической
ко лл ек тивнос ти,
где
она
заменяется
описанием
«быта».


546
Г.
Г.
Шпет
Таким
образом,
это
коллективное
и
ест ь
предмет
пси хо­
логии,
но
только
не
«общей», а,
как
мы
вид е ли , sui generis
психологии.
Нетр у дно
убедиться,
что
социальная
и
этни­
ческая
психология
имеют
задачей
исследование
этого
предмета.
Социальные
явления,
язык ,
миф,
нравы,
н аука,
религия,
просто
всякий
исторический
момент
выз ыва ют
соответствующие
переживания
человека.
Как
бы
индиви­
дуально
ни
бы ли
лю ди
различны,
ес ть
типически
общее
в
их
переживаниях
как
«откликах»
на
происходящее
перед
их
гл а­
за ми,
ума ми
и
сердцем.
Важно
отметить
и
особо
подчеркнуть,
что
такие
от­
клики,
душевное
эхо,
раздаются
не
тол ько
на
голоса
и
ра здраже н ия,
идущие
из
объективной
природной
среды
колле кти в а
и
из
его
социальной
и
исторической
обстанов­
ки,
но
они
выражают
так же
его
душевное
отношение
к
понятиям
и
идеям
—
«идеальным предметам»,—
п ред­
стоящим
индивиду
и
ко лле к тиву
как,
равным
образом,
о бъект ивно е,
от
них
не
зав исяще е,
обстояние.
Таково
от­
ношение
«души»
к
науке,
к
философии
в
целом
и
в
ее
от­
дел ьных
пр о блемах
и
поня тиях
—
закона,
бесконечности,
долга,
красоты
и
т.
д.
Это
обстоятельство
в
особенности
должно
быть
продумано
и
взвешено,
что бы
уметь
разли­
ча ть
«историю»
соответствующих
«идей»
как
историю
раз­
вития
культуры
от
п си холог ич еског о
отношения
к
ней
рассматриваемого
коллектива,
в
среде
которого
эта
исто­
рия
осуществляется.
Мо жет
быть ,
нигде
так
ярко
не
ск а­
зывается
псих оло гия
народа,
как
в
его
отношении
к
им
же
«созданным»
духовным
ц енн о стям.
Нечего
пов торять ,
что
т ипичес к ое
и
общее
«отноше­
ние
к»
данному
объективному
изображается
как
конкрет­
ное
и
ре альн о
полное
переживание
коллективного
соста­
ва,
вкладываемого
в
определенный
реп р ез ентант
народа,
сословия,
касты,
группы
и
пр
<оч. >.
Зд есь
коллективная
социальная
психология
находит
с вой
собственный
объект,
и
здесь
и менно
эт ни ческа я
психология
мож ет
най ти
св ой
осо­
бенный
и
самостоятельный
на учн ый
предмет.
С
другой
сторо­
ны,
очевидно,
что
и
понятие
д уха
как
«типа»
или
«стиля»
подходит
вполне
для
коллективности,
так
же
как
«типа».
«Тип»
здес ь
и
ес ть
не
что
иное,
как
«дух»; новое мы толь­
ко
прибавляем
указанием
на
его
«коллективность». На ко ­
нец,
мы
говорили
т акже
об
«духе народа»
как
предмете
этнической
пс их оло гии
и
назвал и
его
«объективным»
ду­
хом .
«Дух»
как
коллективный
субъект,
действительно,
объективируется,
вы ра жае тся,
в
языке,
мифах
и
п рочем
содержании
этниче ск ой
психологии,
и
в
эт ом
см ысле


Введение
в
эт ниче скую
психологию
547
он
—
«объективный дух».
Но
«выражается», как мы знаем,
не
только
«дух», но и другие «зн ач ения»
и
«смыслы»; по -
этому-то
и
нужно
различать
психологию
от
не- пси хол о-
гии1.
Кроме
т о го , «выражаясь», хотя и «ря дом»
с
этими
зн аче ния ми,
как
тгарсруои, «дух»
тем
не
мен ее
и
сам
с та­
новится
«социальным»
я влен ием.
Его
роли
в
этом
смысле
нельзя
отрицать,
но
б ыло
бы
совершенно
ошибочно
все
«сводить»
к
нем у
—
в
ко нце
кон цов
это
б ыло
бы
так
же
странно,
как
стр а нно
сводить,
например,
значение
слов
только
к
представлениям
и
чувствам
гов оряще го
и
не
до­
пу скать ,
что
они
обозначают
в ещи
и
отношения
вне
е го.
Во
всяко м
случае,
какую
бы
роль
мы
ни
приписали
«ду­
ху», поскольку и он объективируется в выражении,
он
не
является
н ачал ом
объясняющим.
И
опять
это
согласуется
с
ха­
ра к тер ис тикой
его
как
типического
ко лл екти вно го
психо­
логического
переживания
и
единства
многих
таких
пе ре­
жива ний.
Таким
об раз ом,
этническая
пс ихо логия
находит
свой
пр едм ет
и
определяется
не
как
объяснительная,
ос но вная
для
других
нау к
дисциплина,
а
как
описательная
психология,
изучающая
типические
ко лле кти вные
переживания.
XIII
Может
показаться,
что
по
крайней
м ере
некоторые
из
приведенных
о пр едел ений
и
раз ъясн ен ий
затрагивают
уже
вопросы
метода
нашей
науки
и,
следовательно,
в ыхо­
дят
за
пр еде лы
темы
о
пр едм ете
ее
и
за дач ах.
Однако
не
сл еду ет
забывать,
что
вопрос
о
предмете
нау ки
и
сам
по
себе
уже
вопрос
ме то дол огиче ск ий,
и
в
особенности
по­
скольку
предмет
п редоп реде ляет
собственный
метод.
По­
это му
и
обратно,
предвосхищающие
указания
на
мето д
способствуют
уяснению
при ро ды
самого
пр едмет а
как
та­
кового.
П ринима я
во
внимание,
с
другой
сторон ы ,
что
мое
о п редел ение
социально-психологического
как
типи­
ческ и
общ н ого
в
р еакция х
ко лле кт ива
на
объективную
дейс твите ль но с ть
прин ципиа льно
отличается
от
рас п ро­
страненных
и
принятых
определений,
составляющихся
под
влиянием
объективирующих
и
гипостазирующих
тен­
денций
генет ическ ого
толкования
понятий
«дух»
и
«душа»,
считаю
нужным
по др обнее
остановиться
на
разъяснении
1 Дальнейшее разъяснение столь важного для этнической психоло ­
гии
понятия
«выражение» (как «о с у ще с тв л ение», как « о бъе кт ива ция», как
«экспрессия»
и
т.-
п.)
ч ита тель
найдет
в
мо ей
работе
Учение
о
в нутр енне й
фо рме
слова,
имеющей
появиться
в
печати
вс лед
за
настоящей
работою.


548
Г.
Г.
Шп ет
своей
мысли
им енно
с
эт ой
стороны
и
в
этом
противопо­
ставлении1.
Прежде
всего,
приходится
считаться
с
тем
мет одоло­
гическим
мнен ием,
согласно
которому
опис ан ие
вооб ще
1 Настоящая работа была составлена в первоначальном виде в конце
1916 г.
Вышедшая
в
1915 г., во время войны,
к н иг а: Krüger Felix Über En­
twicklungspsychologie.— Lpz.,
была
для
меня
тогда
неизвестна
и
недо­
ст упна.
Она- то
теперь
в
особенности
побуждает
меня
п ро тиво по став ить
ре зче
с вое
понимание
этнической
психологии
как
социальной,
эт ноло­
гиче ск ой,
описательной,
аналитической,
инте рпр ет ативн ой
толкованию
ее
как
антропологической,
генетической,
объяснительной,
с убст анц иа ль­
ной.
Для
разъяснения
этого
противопоставления
«антропологического»
и
«этнологического»
со шл юсь
хотя
бы
на
определение
Дри сман са: «Раса
ест ь
ан трополог ическо е
пон яти е,
которое
о хват ывае т
человека
как
отдель­
ное
суще ство,
по дчине нно е
законам
природы
и
стоя ще е
в
великой
связи
в сей
естественной
жизни,
в
противоположность
этнол огич ескому
по ня­
тию
народ,
к от орое
понима е т
человека
как
существо
социальное
в
его
от­
ношении
к
общественной
и
го суд арст венн ой
жизни» (Rasse und
Milieu.—
В., 1902.— S. 3).
К
этому
только
до бавлю,
что
антропологиче­
ское
изучение
всег да
индивидуально,
этнологическое
—
су ществ енно
коллективно.
В
вышедшей
в
1920 г.
кни ге: Hurwicz Elias Die Seelen der Völker. Ideen
zu einer Völkerpsychologie. —
Gotha, я встретил определение,
которое
на­
помнило
мне
мое
собственное: «Поэтому-то
мы
и
выст авили
как
пре д­
мет
эт ниче с кой
психологии
различие
в
способах
реакции,
в
чувст венном
акценте
(Gefühlsbetonung) у различных народов и характеризовали са­
мое
этниче ску ю
псих ол ог ию
как
уче ние
о
душевных
различиях
наро­
до в» (S. 19, ср.:
И, 1). Однако все изложение автора в целом показывает,
что
он
стоит
на
точке
зрен ия
антропологической
и
субстанциальной.
В
эт ой
же
книг е
пр ив о дится
определение
национальности,
данное
гр.
Кесслером,
где ,
между
прочим,
о тмеч ает ся
как
признак
«всегда
сходное
реагирование
вследствие
с ходс тва
предпосылок
чувства
и
ре аги­
ро ван ия» (S. 42).
Это
«вследствие»
я
и
считаю
поспешным.
Ибо
что
раз­
уметь
под
названными
предпосы лками?
Антропологические
теории
непо­
средственно
примыкают
к
биологическим,
последние
же,
под
влиянием
новых
нату рфи лософ ских
теорий
витализма
и
новы х
объяснений
на­
следственности
(в особенности менделизма), заметно склоняются в сто ­
рону
тенденций
субстанциалистических.
Современная
генетика
носит
яв­
но
субстанциалистический
характер
— ср.,
напр<имер>, недавно вы­
шедшую
интересную
и
значительную
книгу
проф.
Л.
С.
Берга—Номоге­
нез
или
эволюция
на
основе
зак ономе рнос те й .—
Пб., 1922, в особенно ­
сти
определение
эволюции
как
развертывания
уже
сущ ест вующ их
зач ат­
ков
и
иде ю
автономического
ортогенеза
на
основе
признания
внутрен­
них,
в
химическом
строении
протоплазмы
заложенных
сил.
Каково
бы
ни
было
реальное
зна ч ение
этих
«сил»
в
биологических
науках,
допу щ е­
ние
анал о гич ных
факторов
(«души») в объяснительной психологии,
при
сов реме нн ом
ее
состоянии,
может
быть
опасно,
тем
более
что,
пока
не
раскрыта
природа
биологической
субстанции,
объяснительная
психоло­
гия
в
случае
надобности
может
воспользоваться
и
биологическою
гипо­
тезою.
Для
допущения
осо бо й,
не зави си мой
от
биологической,
субстан­
ции,
мне
кажется,
да нных
не т.
К
«коллективной душе»
ск аза нное
отно­
сится
в
сугубой
степени.


Введение
в
эт ниче скую
психологию
549
лишь
предварительная
ступень
в
на у чной
раб оте.
За
опи­
санием
необходимо
должно
следовать
объяснение,
кот орое
буд то
бы
только
и
делает
науку
наукою.
Такое
мнение
ест ь
от голос ок
старого
рационалистического,
восходяще­
го
к
Аристотелю
пре д с тавле ния
об
истинном
и
вы сшем
познании
как
познании
из
причин.
В
действительности,
от­
ношение
описательных
и
объяснительных
наук
во все
не
есть
пр о стая
последовательность
двух
сту пе ней.
Оба
т ипа
на ук
существуют
рядо м.
Непосредственною
целью
и
ру­
ководящею
идее ю
описания
служит
не
объяснение,
а
кл асс ифик ация
и
си стем ати зац ия.
Напротив,
о б ъясн ение
им еет
ме сто
там,
где
получены
некоторые
обобщения
ха­
рак тер а
эмпирических
законов,
объясняемых
из
более
об­
щих
положений,
содержащих
указания
на
причины
объ­
яс няе мых
явлений.
И
л ишь
в
том
случае,
когд а
так
или
ина че
установленная
объяснительная
причина
принимает­
ся
за
principium divisionis, между соответствующими опи ­
сательными
и
объяснительными
науками
перебрасывается
мост,
между
ни ми
уст анавл ив ается
связ ь,
не
уничтожа­
юща я,
однако,
самостоятельных
целей,
методов
и
п росто­
го
бытия
на ук
одного
и
другого
порядка.
Некоторая
запу­
т анност ь
в
это
яс ное
от нош ение
вносится
тогда,
ко гда
на чина ют
говорить,
с
одной
стороны,
о
генетической
классификации,
а
с
другой
—
о
генетическом
объяснении,
не
замечая,
что
термин
«генетический»
употребляется
здесь
в
разных
смыслах.
Во
втором
случае
р ечь
идет
об
об ъясн ении
самого
генезиса,
в
пе рвом
—
о
генезисе
как
фа к­
те,
которы й,
может
бы ть,
имее т
объяснение,
а
мо жет
быть ,
и
не
им еет
е го,
для
дела
это
не
так
существенно,
как
конс татир ова ние
самого
факта
генезиса
и
развития.
Путаница
здесь
становится
прямою
ошибкою,
когда
при­
хо дят
к
и дее
объяснения
из
генезиса.
Установление
«генезиса»
в
точном
смысле
ес ть
установление
факта,
который
мо­
жет
объясняться
различным
образом,
как
причинами,
по­
лагаемыми
вне
развивающегося
объекта,
так
и
причина­
ми,
в
нем
само м
заложенными.
В
последнем
случае
мы
имеем
дело
с
объяснением,
при вод ящим
к
д опу щению
устойчивых,
хотя
и
модифицирующихся
п ост оянств ,
«сил», «субстанции». Только в этом случае объяснение из гене­
зис а
не
ес ть
бессмысленное
п оняти е.
В
первом
же
случае
оно
просто
лишено
смысла.
Об ъясн ен ие,
например,
со­
временных
верований
из
их
з ар ож дения
и
возникнове­
ни я,
о бъ яснен ие
свойств
биологически
более
сов ершен но­
го
организма
из
известных
или
только
предполагаемых
свойств
его
прим итивног о
п р едка,
объяснение
антрополо­


550
Г.
Г.
Шпет
гич ес ких
особенностей
расы
из
особенностей
чист о
жи­
вотного
порядка
и
т.
п.—
все
это
не
нелепость
лишь
в
устах
того,
кто
имеет
в
вид у
в
с воих
объяснениях
налич­
ность
постоянных
внут ре нних
сил
или
субстанции
разви­
т ия1, и оно не имеет никакого смысла для того,
кто
само
развитие
ц ели ком
сводит
к
факторам
внешней
среды
и
обстановки.
Из
всег о
этог о
вытекает,
что
раз
мы
в
анализе
предме­
та
наперед
п ос та вляем
зада чу
науки
в
том ,
чтоб ы
просле­
дит ь
и змен ения ,
которым
подвергается
«субъект»
в
зави ­
симо ст и
от
сре ды
или
о бст ано вки,
ил и,
то чнее,
хотя
и
шире,
в
зависимости
от
объективных
и
внешних
по
от­
но шени ю
к
нему
фактов
и
факторов,
и
что бы
установить
в
то
же
вр емя
некоторые
постоянства,
сохраняющиеся
во
всех
названных
изменениях,
н езав иси мо
от
их
внешней
или
вну т р енней
обусловленности,
само
со бою
ясно,
что
от
в сяких
генетических
объяснений
мы
должны
принци­
пиал ь но
воздерживаться.
Как
сказано,
это
не
исключает
во змож но сти
изучения
по след ов ат ельн ого
разв ити я
и
ге­
нез иса
социально-психологических
явл ений
там,
где
та­
кое
развитие
может
бы ть
фактически
констатировано2.
Есл и
какой- л ибо
народ
под
влиянием,
на приме р,
рели­
гиозной
пропаганды
усваивает
новый
ряд
привычных
ре­
акций
на
явл ения
прир оды
или
собственного
быт а,
мы
должны
проследить
последовательность
в
перемене
его
«на ­
строений»
и
«мнений», но объяснять их « р азв ит ием
души»
народа
или
«задатков», «сил», «способностей»
и
т.
п., зало­
женных
в
э той
душе,
мы
не
впр а ве.
Другие
резкие
при­
м еры
— перемена
места
оседлости,
революционная
см ена
образа
пра вле ния,
радикально
новое
на у чное
или
техниче­
ск ое
открытие
и
т.
д.
и
вы зыв аем ая
ими
пе ремена
быта,
привычек
или
способов
душевного
отзыва
на
них .
Лучше
бы ло
бы
в
таких
случаях
да же
не
называть
соответству­
ющее
изображение
«развитием»
или
«генезисом», хотя бы
в
результате
самых
крайних
пер ем ен
в
«настроениях»
на­
рода ,
класса,
вообще
организованной
так
или
иначе
груп­
пы
и
обнаружилось
постоянство,
которое
связывало
бы
1 Ср.: Krüger. Op . cit.— S. 50 —51, ср.
218, 180.
2 Даже такой последовательный защитник идеи описательной пси­
холо гии ,
как
Д ильте й,
вводил
«развитие душевной жизни»
в
состав
оп и­
сания
(см.
его
Ideen, Achtes Capitel), ставя,
од нако ,
это
развитие
в
з ави си­
мость
не
от
вну т р енних
сил,
а
от
объективных
усл ов ий
(тела,
среды
и
связи
с
ок ружа ющим
ду хов ным
миром).
Крюгер
(Op. cit.—
<S.>86),
на проти в,
считает,
что
развитие
непосредственно
не
дано,
и
потому
по­
следовательно
о тно сит
генетическое
рассмотрение
к
«объяснению» .


Введение
в
этнич ескую
психологию
551
в
определенное
единство
самые
к ра йние
мо мент ы
п ро­
слеживаемой
последовательности.
И
в
последнем
случае
всегда
может
оказаться,
что
продолжают
существовать
объективные
условия,
под д ержив аю щие
указанное
посто­
янс т во.
Так,
например,
пер ем ены
в
национальном
нас тр о­
ен ии
могут
столкнуться
с
устойчивостью
классовых
или
профессиональных
привычек,
и
н аоб орот.
Обращение
к
«субстанции»
здесь
всегда
опа с но,
что
мен ее
за ме тно,
когда
от
изменения
группового
и
классового
«сознания»
приходится
обращаться
к
по ст оя нству
народного
«духа»,
но
в
чем
легко
убедиться,
ес ли
взять
в
пример
постоян­
ство
именно
класса,
про фес с ионал ьно й
или
идейн о й
гр уппы,
в
противоположность
национальной
изменчиво­
ст и.
Ес ли
бы
это
было
не
т ак,
то
мы
должны
б ыли
бы
по­
следовательно
допустить
та кже
д ушу
класса,
сословия,
профессионального
объединения
и
т.
д.
Никто
не
меша­
ет,
однако,
и
при
на шей
точке
зр ения
говорить
об
устой­
чивости
«диспозиций» (приобретенных в коллективном
оп ы те), постоянстве выработавшихся «в н ут р е нн их
устано­
вок», коллективной « аппе рце пции»
и
т.
п.,
не
нужно
то лько
за
ними
предполагать
готовой
«врожденности» .
В
целом
все
это
в се-т аки
не
е сть
от рица ние
возможно­
сти
генетической
психологии,
а
только
требование
для
нее
точного
места.
Впрочем,
по
отношению
к
ко лле к тив­
ной—
как
социальной,
так
и
этнической
пс ихо ло гии
—
мне
хотел ось
бы
зародить
и
общее
сомнение
в
приложи­
мост и
к
ней
генетического
объяснения.
Пусть
расовая
биология
и
ге нетик а
отыскивают
их,
а
на
вороту
п сихо ло­
гии
и
без
того
висит
слишком
много
брани
и
упреков
в
метафизичности.
Естествознание
достаточно
про чно
стоит
на
своих
ногах
и
достаточно
богато,
что бы
позво­
лить
се бе
роскошь
метафизических
объяснений,
п сихо ло­
гии
же
лучше
вести
образ
жизни
боле е
скромный.
В
ко н­
це
концов,
если
биологам
и
уда стс я
превратить
с вои
«за ­
датки»
и
«зачатки»
в
реальность,
для
психологии
все
же
они
останутся
только
потенциями,
ак туал иза ция
которых
будет
продолжать
требовать
своего
са мостоя тель н ог о
изу­
чения
и
исследования.
Можно
был о
бы
допустить
еще
такое
толкование
раз­
в ития
коллективной
душевной
жизни,
при
котором
по­
следняя
объяснялась
бы
структурою
и
развитием
матери­
альной
жи зни
общества.
Так,
этнологи
го ворят
не
только
о
материальной,
но
и
о
«духовной»
культуре
народов.
Со
времени
Баст иана
последняя
ни ко гда
не
упускалась
из
ви­
ду.
Но
сто ит
п ос мотре ть
любое
с овре ме нное
сочинение


552
Г.
Г.
Шп ет
Шурца,
Шульце,
Фиркандта
и
др.,
особенно
охотно
оста­
навливающихся
на
«духовной жизни»
первобытных
наро­
дов,
чтобы
убедиться,
что
у
них
речь
идет
фактически
о
языке,
мифах,
верованиях,
искусстве,
т.
е.
объективных
системах
«духа», которые сами
—
постоянный
повод
для
психологических,
субъективных
реакций
со ста вл яющег о
народ
коллектива.
Можно
спорить,
составляют
ли
эти
об ъ­
екты
предмет
этнологии,
но
нуж на
предвзятая
пси хо ло ги­
ческая
объяснительная
точк а
зрения,
например,
как
у
Вун ­
дта,
считающего
всякий
(объективный) «продукт»
духов­
ной
культуры
продуктом
(субъективного)
психологическо­
го
п рои схожде н ия,
чтобы
сч ита ть
их
непосредственно
предметом
психологии.
Дальше
всего
как
будто
идет
этнографический
матери­
ализм,
как
случа й
исторического
материализма
во об ще.
Он
объясняет
духовную
культуру
и
душевный
строй
кол­
лекти в а
из
развития
материальных
сил
общества,
в
конеч­
ном
итоге,
из
развития
производительных
си л.
Но
можно
ли
та кое
объяснение
назвать
генетическим
в
точ ном
смыс­
ле?
Генетическое
об ъяс нение
здесь
бы ло
бы
в
двух
случа­
ях : 1) если бы оно велось при допущении внутренних
зако но в
и
сил
самой
душевной
жизни,
что
прямо
от рица ­
ется
теорией,
и
2) если бы теория отрицала наличность
душ евно й
жизни,
сознания,
считая
их
только
лукавым
эпифеноменом
материальных
пр оц ессо в,
своего
род а
«на ­
ва жде ние м ». Но исторический материализм,
сколько
мне
извес т но,
сознания
как
фак та
не
отрицает,
он
только
объ яс­
ня ет
его
иначе,
чем
сторонники
других
теорий1. Он не го­
ворит,
что
духовная
и
душевная
жизнь
сос т оят
из
матери­
альной,
а
ут вер жд ает
лишь,
что
пос ле дняя
определяет
1 Ср.,
напр< имер>, Бухарин Н.
Теория
исторического
материализ­
ма.—М.:
Г ос.
И зд ., 1922.— С.
262—4.
С
п розр ачн ою
ясностью
формули­
рует
сво ю
мысль
Л.
И.
Аксельрод
(Ортодокс): «Основателям исторического
мат ери али зма
была
оче нь
хорошо
известна
та
очевидная
и
баналь ная
ис­
тина,
что
есл и
бы
не
было
человека
с
его
психическими
свой ств ами
и
способностью
к
умственной,
сознательной
де ятель н ос ти,
то
не
было
бы
ни
общественной
организации,
ни
всемирной
истории.
Историче­
ск ий
материализм
н ико гда
не
от рицал
факта
сущ ест вования
с ознани я
и
зна че ния
его
в
историческом
процессе,
а
ст арался
открыть
объектив­
ные
причины
исторического
развития
и
об ще стве нн ого
со знания» (Фи­
лософские
очерки.—Спб., 1906.—С.
180).
Что
касается
объяснения
ге­
незиса
сознания,
то
эт от
же
вполне
авторитетный
в
во про сах
матери­
а лизма
автор,
по дк ре пляя
свое
суждение
ссы лк ами
на
Г.
Плех ано ва,
категорически
зая в ля ет: «Чаще всего против него [м атери ализм а]
приво­
дится
в озра жен ие,
состоящее
в
том,
что
материалистическое
учение
не
объясняет
во з никно в ения
сознания.
Но
материализм
и
не
бе рет ся
объяснять
это
про ис х ож де ни е » (курсив мой.— Ibid.—С .
167).


Введение
в
э тнич еску ю
пс их ол огию
553
и
п редоп реде ляет
первую,
и
о пять -таки
предопределя­
ет—
что
особенно
важно
—
не
для
каж до го
отдельного
ин див ида,
а
для
коллектива.
Это
значит,
она
об ус ло влива­
ет
известную
духовную
и
ду шевн ую
дис позици ю
колле к­
тива,
воп рос
же
о
том,
в
каких
актах
и
переживаниях
эта
диспозиция
фактически
актуализуется,
только
указанием
на
факты
и
может
бы ть
разрешен.
Лишь
в
неточном
смы сле
можно
такое
объяснение
называть
генетическим;
как
оно
себя
и
называет,
это
есть
объяснение
материали­
стичес ко е
и
экономическое.
А
потому
и
з десь
пусть
са ми
эко ном исты
р еш ают,
что
такое
«силы», о которых они го­
ворят,
нуж даю тся
они
в
субстанции
или
не
нуж даю тся.
Для
психологии
обращение
к
их
субстанциальному
гене­
тическому
значени ю
—
чистая
метафизика.
Методологиче­
ски
указываемое
объ ясне ние
может
за нять
св ое
место,
как
разъяснено
в
начале
э того
параграфа,
вместе
с
объяс­
нени ем
биологическим,
им ма нент ным
и
другими
в оз­
можными,
рядом
с
описательным
и
кл ассиф ицир у ющ им
описанием,
не
и склю чая
е го.
П ринципиальн о,
однако,
нужно
всегда
и
строго
различать
такое
объяснение,
кото­
рое
имеет
в
ви ду
коллектив
как
такой,
и
объяснение,
для
которого
реальностью,
по дл еж ащею
объяснению,
остает­
ся
в се-т аки
индивид.
Всякое
генетическое
—
биологиче­
ское,
расовое,
антропологическое
и
т.
п.—
объяснение
всегда
и
не пр еменн о
остается
объяснением
индивид у аль­
н ым.
Законы
и
теории
на сл едств енн о сти,
лежащие
в
ос но­
ве
та кого
типа
о б ъясн ения,
применяются
индивидуаль­
но-распределительно.
Напротив,
объяснение
экономиче­
ского
материализма
ес ть
именно
объяснение
коллектив­
ног о
как
такого;
его
дистрибутивное
применение
ничего,
кро ме
о ши бки,
дать
не
может
и,
как
сказано,
дистрибу­
тивный
смысл
оно
приобретает
т олько
при
гипостазиро-
вании
и
о бъя сняющег о
фактора,
и
объясняемого
я влен ия.
Са мо
собою
разумеется,
что
генетизм
в
разъясненном
смысле
вызовет
к
жизни
вслед
за
индивидуализмом
и
другие
симптомы
би ологи с тич ес кой
мет афи зики ,
вроде
п ресл овутой
органической
теории
(Спенсер,
Шефф ле,
и
под<обные>)ит.
д.
XIV
О собо
остановлюсь
на
од ном
толковании
генетиче­
ск ой
психологии,
ко то рое
так же
должно
быть
отведено
при
определении
задач
этнической,и
социальной
психо­


554
Г.
Г.
Шп ет
логии.
В
современной
психологии
все
чаще
встречаются
сетования
на
то,
что
психология
изучает
свой
п редмет
—
человеческого
субъекта,—
как
ес ли
бы
жизнь
его
и ндив и­
дуальности
протекала
вне
всякой
среды,
прежде
вс его
вне
зависимости
от
социальной
обстановки
этой
жизни.
Соот­
ветственно
повышаются
над еж ды
на
психологию
этниче­
скую
и
социальную,
а
в месте
и
на
ге нет ич еску ю.
И
то
и
дру г ое,
может
бы ть,
не
лишено
ос нов ани я.
Генетиче­
ск ая
психология,
прослеживая
развитие
че лов еч ес кого
индивида
от
р ебенк а
до
развитого
взрослого
субъекта,
не­
со мненно ,
может
заполнить
много
пробелов
современ­
ной
(дырявой)
психологии.
Гене тика
и
биология
здесь
для
психологии
—
надежны е
точки
опоры.
Но
име нно
по­
этому
и
непонятно,
зачем
это
связывать1
с
психологией
со циаль ной?
Ибо
учитывать
при
изучении
законов
инди­
в иду аль ной
пс ихо логии
со циал ьную ,
а
равным
образом
и
географическую,
к л има тичес кую
и
пр< оч. >
среду
от­
н юдь
не
значит
заниматься
социальной
психологией.
Это
—
все
та
же
индивидуальная
и
общая
психология.
Аберрация
возникает
оттого,
что
за
индивидом,
за
его
спиною,
воображают
«род»
как
некую
субстанциальную
сущность,
преходящим
проявлением
которой
начинают
с читать
индивида.
Для
те х,
кто
не
желает
делать
такого
допущения
и
в
то
же
время
не
принимает
иного
«носителя»
душев­
ных
состояний,
кроме
чел ов е ческог о
индивида,
вообще
не
мож ет
существовать
социальной
психологии
как
спе ­
цифической
и
са мос тоя тельн ой
науки,
а
не
п рос той
«ча­
сти»
об щей
психологии.
В
таком
положении
оказывается,
например,
Зиммель2.
Он
отвергает
«мистицизм»
душев­
ных
проце сс ов
вне
индивидуальной
ду ши
и
единственной
за кон ной
проблемою
социальной
психологии
считает
во­
прос:
ка кие
модификации
исп ы тыв ает
душевный
процесс
индивида
под
влиянием
общественной
среды?
Последова­
тельно
он
и
приходит
к
закл юч ени ю,
что
социальная
пс и­
хология—
не
сочиняемый
с
индивидуальною
психологией
pendant, а лишь часть последней.
Однако
З иммел ь
не
от­
рицает
того,
что
фак т
вл иян ия
на
душевную
жи знь
об­
щественной
сред ы
да ет
право
на
особый
тип
вопро­
сов
—
частью
статистических,
частью
этнологических.
Осо ­
бенность
пос ле дних
состоит
в
том,
что
при
изв естны х
условиях
мы
познаем
не
индивидуальные
ряд ы
явлений,
1 Как делает,
например,
К рю г ер.—Op. cit.—S. 16, 141, 216 et pass.
2 Simmel G. Soziologie.— Lpz., 1908. — S . 556—563.


Введение
в
э тнич ес кую
психологию
555
а
некоторое
среднее,
об р ащаясь
к
особого
ро да
по ня­
тию
—
ти пу.
Последний
не
е сть
какой-либо
особый
реа ль­
ный
носитель
душевных
свойств,
а
е сть
некоторая
идеаль­
ная
кон струк ци я.
Этим
Зиммель
дает
оч ень
много.
Ведь
установление
типа
не
е сть
изучение
индивида
как
индиви­
да,
а
есть
оригинальное
образование,
принципы
которого
не
совпадают
с
принципами
построения
общего
понятия.
А
с
другой
стороны,
если
возможны
типы
индивидуаль­
ных
характеров,
образов
поведения
и
т.
п.,
то
они
—
именно
как
индивидуальные
образования
—
возможны
и
там,
где
речь
идет
о
взаимодействии
индивидов,
что
Зи ммель
и
считает
характеристикою
общественного
как
предмета
социологии.
Тип
не
ес ть
«носитель»
в
смысле
субстанции,
и
име нно
поэ том у
изучение
типического
не
может
б ыть
объяснительным,
но
он
может
б ыть
«выра ­
зител ем »
в
смысле
репрезентации,
и
притом
коллектив­
ного
по
преимуществу.
Вопрос
только
в
т ом,
как
к
нем у
прийти?
Есл и
у
нас
есть
достаточно
материала
для
по­
строения
культурного
и
психологического
типа,
напри­
ме р,
ром ан тик а,
мы
это
более
или
менее
м етод олог и че­
ски
сознательно
делаем.
В
чем
же
здесь
метод?
В
то м,
что
на
первого
же
в зято го
нами
для
обследования
представи­
теля
данного
ко л лекти ва
мы
уже
смотрим
как
на
репре­
зен тант а.
Дальнейшая
идеализирующая
к онст рук ция
со­
стоит
в
том,
что
при
сравнении
его
с
д руги ми
подобными
мы
уз наем
его
собственное,
специфическое,
всецело
ин­
дивидуальное.
Положительный
о стато к
от
сравнения
за­
тем
со по ста вл яется
с
другими
типиче с кими
образовани­
ями
той
же
сферы
культуры
—
положительная
сумма
признаков
восполняется
отрицательною.
Ес ли
бы
у
нас
не
было
данных
для
положительного
ср ав нен ия,
мы
ограни­
чились
бы
отрицательным
—
например,
если
бы
мы
по­
пробовали
восстановить
тип
автора
«Слова о полку
Игореве»
как
социально-психологический
ти п.
Общая
п с ихологи я
этого
метода
не
знает.
Его
знает,
правда,
пси­
хо логи я
ди фф ерен циал ьная ,
и
ну жно
признать,
что
по
от­
ношению
к
ней
социальная
и
этническая
п си холо­
гия
—
действительный
pendant.
З и ммель
говорит
только
о
социальной
психологии,
хо­
тя
им еет
в
виду
и
национальные
общественные
образова­
ния,—не
случайно
он
го вори т
об
«этнологическом инте ­
р есе»
в
психологии.
Насколько
мы
впр аве
отделить
этни­
ческую
психологию
от
социальной
и
не
р а ссматр ив ать
первую
толь ко
как
часть
второй,
об
эт ом
нам
еще
придет­
ся
говорить,
но
нельзя
не
в идеть
методологической
це н­


556
Г.
Г.
Шпет
ности
принятия
за
исходный
пункт
именно
социаль­
но-психологических
о пр еделени й.
При
та ком
подходе
к
проблеме,
во-первых,
яснее
видна
недопустимость
суб ­
с та нциал ьного
носителя
коллективной
души,
ибо
объек­
том
со циально й
пс ихо логии
яв л яются
не
только
истори­
ч ески
устой чив ы е
коллективные
образования
врод е
клас­
са,
про фес сии ,
сословия
и
т.
д., но также ad hoc и вольно
орг анизу ю щие ся
о бъе дине ния
идейные,
преступные,
во­
общ е
сознательно
целевые.
А
во-вторых,
характеристика
«носителя»
коллективной
души
как
типа,
как
идеального
о браз ова ния
утверждает
принципиально
описательный
хар актер
соответствующего
ис сл едо вани я.
В
общем,
следовательно,
аргументацию
Зиммеля
я
го­
тов
скорее
толковать
в
свою
пол ьзу,
чем
против
за щища­
емого
мною
понимания
этнической
и
социальной
псих о­
л о гии1,
в
особенности
если
сопоставить
сказанное
с
ос та льным и
соображениями
З им меля
о
социальной
пс и­
хологии.
Так,
со
сказанным
вы ше
о
недостаточном
пони­
ман ии
коллективной
психологии
как
психологии
действу­
ющих
ма сс
вполне
со гл асует ся
то,
что
Зиммель
г ов орит
о
«непосредственном,
чувственном
действии
ма ссы»
как
мо т иве,
побуждающем
к
допущению
особой
к олле кти в­
ной
души.
По
его
разъяснению,
здесь
един ст во
результата
неправильно
ведет
к
предположению
некоторой
единой
внутренней
причины
и
субъективного
носителя.
Отказ
от
этого
предположения,
как
сказано,
достаточное
ос но ва­
ние
для
размежевания
психологии
генетической
и
соци­
альной.
Еще
важ нее
это
для
той
же
цели
и
для
опровер­
же ния
ложного
психологистического
предрассудка,
по д­
держанного
Вундтом
и
его
учениками,
о
сводимости
духовных
образований
культуры
к
психологическим
объ­
яснительным
и
генетическим
зако нам .
Развит и е
я зыка,
го­
сударства,
права,
рел иг ии,
нравов
и
других
форм
—доба­
вим,
об ъе к тивных
форм
—
духа
вы ходи т
далеко
за
преде­
лы
единичной
ду ши,
какое
бы
участие
мы
в
них
индивиду
ни
приписывали.
Это-то
и
по бужд ает ,
по
мнению
Зимме­
ля,
к
«мистическому»
допущению
души
к ол ле ктив ной.
Нужно,
однако,
различать
духовные
процессы,
в
которых
возникают
и
действуют
прав о,
язык
и
т.
д.,
от
«идеаль ­
ных,
для
себ я
мыслимых
сод ер жан ий
их ».
Эти
послед­
н ие—
напри м ер,
слова
и
формы
языка,
как
они
нах о дят
1 Поэтому я считаю только поверхностным сопричисление Зимме­
ля
к
Паулю
в
решении
вопроса
об
от нош ении
психологического
инди­
ви да
и
коллектива.
С м.: Krüger. Op. cit.— S. 137.


Введение
в
эт нич еск ую
психологию
557
место
в
словарях
и
грамматиках,
нормы
права
—
в
зак оно ­
дательных
актах,
дог мы
религии
и
т.
п.— «обладают
вн у­
тренним
достоинством,
независимо
от
отдельных
случаев
их
пр и менени я
инд иви дам и».
Они
обладают
значимо­
стью,
ко тора я
не
е сть
душевное
существование,
и
так
же
мало
име ют
н ужду
в
эмпирическом
носителе,
как
и
Пи­
фа гор ова
теорема.
К
такому
носителю
приходят
путе м
ложной
альтернативы:
если
духовное
не
присуще
индиви­
дуальному
духу,
оно
должно
б ыть
присуще
духу
социаль­
но му.
Но
е сть
еще
нечт о
тр ет ье, «объективное духовное
со держ ан ие,
в
котором
ничего
психологического
уже
нет,
как
не
ест ь
нечто
психологическое
ло гич ес кий
смы сл
су­
ждения,
хо тя
он
и
может
достигнуть
реальности
с оз нания
лишь
внутри
и
вс лед ств ие
душевной
динамики». Из этого
сл едует ,
что
есл и
тут
и
можно
говорить
о
«происхожде ­
нии », то в действительности можно обращаться только
к
взаимодействующему
множеству
индивидуально-психо-
логических
ед иниц ,
а
поскольку
назв ан ные
духовные
со­
дер жан ия
рассм ат риваю тся
в
собственном
един стве, «они
вообще
не
имеют
никакого
про исхож дения ,
а
суть
ид еаль ­
ное
содержание,
как
и
Пифагорова
теорема
по
своему
со­
дер жани ю
не
им еет
никакого
происхождения».
Это
и
е сть
последний
о твет
на
вопрос
о
генетическом
объяс­
нении
применительно
к
духу
как
объективному
содержа­
нию.
Оно
дано
объективно,
как
д аны
и
«вещи»
окружа­
ющег о
эмпирического
мира,
а
потому,
как
и
по сл едн ие,
он о—
объ ект
и
повод
для
душевных
р еакций
и
отзы вов
каждо го
отдельного
индивида
и
каждого
связанного
вз а­
имодействием
или
организацией
коллектива.
И
в
закл ю­
чени е:
как,
невзирая
на
меняющееся
от
случая
к
случаю
особое
и
единично-неопределенное
ре а гирова ние
индиви­
да,
мы
говорим
о
характерных
и
типиче с ких
чертах
его
поведения,
так
и
реакции
на
ве щь
или
иде ю
со
стороны
назв анно г о
коллектива
мы
так же
можем
рассматривать
в
отнесенности
не
к
субстанциальному
субъекту,
а
к
иде ­
ально-типическому.
Ес ли
бы
нам
все-таки
пришлось,
в
выше
ра з ъясне нном
смысле,
говорить
в
описательном
порядке
о
«генезисе»
и
«развитии»
коллективной
«души», то это было бы толь­
ко
развитие
самого
коллектива
—
народа,
кл асса
и
т.
д.
Он
сам
в
своей
коллективности
—
носитель,
другого
нет.
Как
его
и зуч ать
—
вопрос
интереса
и
це ли.
Можно,
на-
пр <им ер>, изучать развитие данного общества ( н а рода
и
пр
<оч. >) с целью установить психологическую теорию
этог о
разв ити я
—
как
сказали
бы
по- не м ецки , Entwicklun-


558
Г.
Г.
Шпе т
gstheorie.
Это
и
б ыло
бы
установлением
общих
законов
пс и хо л ог ии1, психологическое объяснение,
скажем,
в
эт­
нологии
или
социологии.
Оно
было
бы
принято
теми,
кто
не
з амет ил
бы
в
этом
ошиб ки
психологизма.
При
принципиальной
методологической
предпосылке
оно
так
же
неприемлемо,
как
неп р иемл емо
и
обратное
—
этноло­
гич еское
объяснение
в
психологии2. Но можно видеть пе­
ред
соб ою
и
другую
ц ель:
изображение
психологии
общ е ст­
ва
самого,
его
душевной
и
духовной
жизни,
эвентуально
и
в
специальном
случае,
изображение
(описание и ха ­
рактеристику)
душевной
жизни
о бще ства
(народа
и
пр
< оч. > ) в его развитии,
то,
что
по-немецки
называет­
ся
Entwicklungsgeschichte.
Чтобы
покончить
с
«генетическим объяснением», ука ­
жу
еще
на
одно
недоразумение,
которое
может
то л кать
к
нему.
Оно
также
проистекает
из
неправильной
диле м-
1 Крюгер упрекает в этом Вундта,
когда
г ово рит,
что
его
Völker­
psychologie есть психологическая интерпретация этнологических фак­
тов,
поскольку
он
смотрит
на
нее
л ишь
как
на
расширение
«общей пси ­
хологии», лишь как на «применение»
ее
к
фактам
культуры
(Ор.
cit. —
<S.> 157).
И
в
то
же
время
он
воображает,
что
достигнет
чего-то
лучшего,
ес ли
вместе
с
Вундтом
будет
считать
к ул ьтуру
«продуктом»
и
«результатом»
душевной
деятельности
(ср.: S. 127—8, 133 f.), но толь­
ко
«генетически»
признает
в
«психологических необходимостях» «но с и­
телей
и
внутренних
двиг ат елей», «формирующие силы»
вся ко го
культур­
ного
развития
(S. 177).
2Итоидругое,
одн ак о,
допустимо
применительно
к
отдельным
сл уча ям
в
эмпирической
практике
науки.
Этнолог
в
отдельных
случаях
может
обратиться
к
психологии
за
ну жным
ему
объяснением,
как
и
п си­
хол ог
должен
обратиться
к
этнологии
за
разъяснением
особы х
(этниче­
ских)
условий,
в
которые
он
мож ет
поставить
изучаемый
объ ект .
От
этой
практической
взаимопомощи
на ук
психология
не
ст анови тся
ча­
стью
этнологии
и
этнология
не
становится
частью
психологии,
одна
не
смотрит
на
дру гую
как
на
свое
ос нов ан ие.
Впро чем,
нельзя
отрицать,
что
этн олог ич еско е
объ ясне ние
в
псих о ло гии
и
фактически,
и
мет одол оги ­
чески
ме нее
одиозно,
чем
психологическое
в
эт но ло гии.
Происходит
это
от тог о,
что
материально-этнологическое
объяснение,
обращающееся
к
«условиям», не есть объяснение в собственном смысле,
но
все
же
ес ть
«дополнительное» (к установленному внутреннему объяснению)
право­
мерное
обоснование.
Оно
таково
в
широком
смысле
реальной
детерми­
на ции,
но
именно
потому
оно
не
просто
а кцид ентал ън о,
каковым
по
су­
ществу
является
психологическое
объяснение
в
этно ло г ии.
Так,
когда
мы
«объясняем»
быстрый
и
эне р гич ный
рос т
злака
наличностью
подхо­
дящего
у доб рен ия,
это
объяснение
действительно
лишь
при
предпосыл­
ке,
что
действующие
«силы»
р оста
растения
—
в
нем
самом,
но
они
(до­
полнительно)
поставлены
в
благ о пр ият ные
для
их
обнаружения
или
актуализации
услов ия;
есл и
бы
мы,
в
отдельных
случаях,
объясняли
со­
ст оя ние
п очвы
(напр <
и мер
>, сырость ее наличием растения,
предохра­
няющего
ее
от
вы сы ха ния ), такое объяснение было бы акцидентальным.


Введение
в
этни ч еск ую
психологию
559
мы.
К
ген е тич ес кому
объяс не н ию
психической
жизни
об­
ра щают ся
тогда,
когд а
считают
единственным
ему
проти­
вопоставлением
объяснение
мех анич еско е 1.
Ус пехи
п си­
хол оги и
иллюстрируются
иногда
ссылкою
на
факт,
что
она
наконец
освободилась
от
идеала
механического
ес те­
ств озн ани я
и
становится
на
п уть
естествознания
органиче­
ского.
Однако
откуда
известно,
что
есть
только
эти
два
типа
объяснения?
В
общей
форм е
вопрос
о
видах
дейст­
вительности,
о
действующих
в
них
причинах
и
о
с оот­
ветствующих
вида х
объяснения
здесь
реш ать
не
место,
но
апр иорно
яс но,
что
указанная
дилемма
устанавливается
произвольно.
То чно
так
же
ясн о
и
то,
что
если
бы
д аже
она
бы ла
обоснована,
можно
было
бы,
поскольку
объясне­
ние
вообще
противополагается
описанию,
отриц ать
оба
ее
члена.
Такова
именно
защищаемая
на
эт их
страницах
по­
зиция
—
в
пользу
описания
на
основе
интерпретации.
Всл ед ст вие
этого
у
нас
и
получилось,
что
объективность,
по
которой
направляются
вопросы
социальной
психоло­
гии ,
дается
социологией
и
вообще
так
называемыми
об­
щественными
науками,
а
этническая
и,
ее
«продолжение»,
историческая
психология
направляются
соответственно
этнологией
и
историей
ве щей
и
идей,
учреждений
и
культуры.
Этим
сами м
по
себ е
уже
достаточно
обосно­
вывается
и
то,
что
этнич е ска я
психология
не
превратится
в
законоустанавливающую
психологию,
отвлеченную
от
всего
конкретного
и
живого.
Напротив,
во
в сех
вопросах
и
ответах
она
д олжна
б ыть
конкретною,
приуроченною
к
опре д еле нном у
к олле кт иву,
на роду,
определенному
времени,
о пр еделенн ой
культуре.
XV
Невыясненным
о стае тся
еще
вопр ос ,
почему
и
при
ка­
ком
ограничении
коллективных
типо в
психология
м ожет
бы ть
назыв аем а
эт нич еской
психологией.
Но
прежде
чем
перейти
к
разрешению
эт ого
последнего
вопроса,
н ужно
остановиться
еще
на
некоторых
затруднениях
в
на шей
проблеме,
на
ко то рые
мы
натолкнулись
при
рассмотре­
нии
определений
этнической
психологии
и
которые,
бы ть
м ожет,
еще
не
вполне
(устранены данными мною
разъяснениями.
Гл а вные
тр уд но сти,
к ажет ся
мне,
лежат
в
вопросе:
откуда
мы
бе рем
материал
для
э т нич еской
психологии
и
какими
принципиал ьным и
основаниями
1 Ср. : Krüger. Op. cit.— S. 50 .


560
Г.
Г.
Шп ет
пользуемся
в
разработке
е го?
Как
я
уже
указывал,
это т
м атери ал
не
доставляется
нам
ни
самонаблюдением,
как
в
обще й
пс ихо лог ии,
ни
наблюдением
и
опытом,
как
в
науках
о
природе.
Он
состоит
из
знаков
и
выра же ний,
кот оры е
нуждаются
в
инт ер прет аци и
для
того,
чтобы
в
з наче нии
или
в
св язи
с
анализом
значения
их
найти
пр ед­
мет
этнической
психологии.
В
этом
отношении
этническая
психология
сопоставля­
ется,
с
одной
сторон ы ,
с нова
с
психологией,
поскольку
и
последняя
пользуется
косвенным
наблюдением,
и,
с
другой
с тор оны,
с
науками
о
культуре,
с
историей,
этно­
логией
и
т.
п.
Но,
в
сущности,
и
то
и
другое
сопоставле­
ние
исх о дит
не
из
непосредственного
ан ал иза
п редмета ,
а
из
не кот орых
до гма тиче ск их
предпосылок
о
том,
что
та­
кое
с амо
«значение».
Пер вое
сопоставление
можно
назвать
психологическим,
оно
исходит
из
предположения,
будто
зн ачен ия
выражений
суть
представления
и
пер еж ивания
выражающего
субъекта.
Не
только
односторонность,
но
и
прямая
ложн ость
такой
предпосылки
те перь
достаточно
установлена,
и
вообще
она
мо гла
бы
поддерживаться
только
при
еще
ново й
предпосылке
философского
иллю­
зионизма.
Но
мысль,
что
мир
е сть
пр едст ав лени е,—
какую
бы
она
ни
имела
философскую
ценн о сть
—
не
может
слу­
жи ть
ос нование м
реальных
на ук,
и
п оэ тому
так
понятна
и
убед ит ел ьна
критика,
с
которой
Пауль
выс ту пал
п ротив
Вундта.
Пауль,
следовательно,
я вляет ся
представителем
второго
сопоставления,
которое
можно
назвать
номинали­
стическим,
так
как
оно
исходит
из
предпосылки,
что
значе­
нием
с лов
является
действительное
многообразие
единич­
ных
вещей,
процессов
и
отношений.
Но
противоречие
ном ин ализм а
в
том
и
состоит,
чт о,
утверждая
реальность
единичных
вещей,
он
для
общих
наименований
не
оста­
вляет
самостоятельного
предмета,
так
что
действитель­
ным
орудием
поз нания
у
н его
остается
о дно
nomen. Од на­
ко
номинализм,
как
я
у казы вал
при
анализе
взглядов
Пау­
ля,
обнаруживая
недостатки
в
понимании
«принципов»
и
характера
«учения о принципах», имеет все преиму ­
щества
перед
психологизмом
для
догматического
реа лиз­
ма
специальных
наук,
ибо,
в
самом
д ел е, «значения»
не
суть
представления,
а
«лежат в вещах»
с
их
содержанием.
Это
заключение
нуждается
в
некоторых
разъяснениях.
Когда
мы
раскрываем
«значения»
та ких
выражений,
как
язык,
миф,
искусство,
мы
находим
определенные
со­
циал ьны е
отношения
и
явле ния,
которые
можно
называть


Введение
в
э тни чес кую
психологию
561
«вещами». И если бы наука оперировала собственными име­
нам и,
значени е
их
исчерпывалось
бы
подразумеваемой
«вещью», но как раз общие имена,
эти
—
действительные
оруди я
науки,
оказались
бы
без
«значений» . Меж ду те м их
действительные
значения,
«идеи»,
составляют
вполне
устойчивый
и
надеж н ый
пр едмет
изучения.
Ск ол ько
бы
ни
го ворил и
о
частных
и
индивидуальных
формах
языка ,
мифа
и
пр
< оч. >, в основу,
сознавая
это
или
не
сознавая,
мы
к ладем
законченную
в
себе
идеальную
сис тему
единств,
по
которой
и
располагаем
эмпирическое
многообразие
фа кт ов.
Значение
этой
систе м ы
вполне
предметно,
и
пр инципиа льно е
обоснование
ее
ест ь
единственный
не
догм ат иче ск ий
фундамент
всего
дальнейшего
научного
по стро ен ия.
Вот
почему
в
основу
науки
о
языке
дол жна
б ыть
положена
не
психология
и
не
и стори я,
а
только
фи­
лософия
языка,
а
в
основу
всех
на ук
о
культуре
или
ду­
хе
—
фи лос офия
ку льтур ы
или
дух а.
В
целом,
следовательно,
«вещь»
может
быть
значением,
поскольку
речь
иде т
о
тер­
мина х
единичных
(номенклатура)
или
именах
собствен­
ных ,
в
ост ал ьных
же
случаях
«значение»
есть
«идея».
Но
сто ит
вспомнить,
во-первых,
р оль
общих
имен
в
науке,
во-вторых,
условность
термина
«единичный», предполага ­
ющего
для
сво его
х отя
бы
интенсивного
о бъ един ения
также
некоторую
«идею», чтобы согласиться,
что
л юбая
наука
о
«вещах», в том числе и история,
пр едпо лаг ает
сво е
иде аль ное
о сно ван ие,
что,
следовательно, «идея»
не
ря­
дом
с
«вещью»
е сть
значение,
а
в
ней
же
значение
самой
в ещи,
что,
поэтому, «идея»
ес ть
значение
xaT’^5°X^lv-
Здесь
не
место
входить
в
рассмотрение
вопросов,
что
ест ь
«идея», как мы приходим к ней и др.,
з десь
дос та точн о
признать,
что
какое
бы
она
ни
имела
со дер жани е,
ее
«но­
си те ль»
—
пр ед мет
е сть
подлинное
дело, ëpyov того,
кто
за нят
раскрытием
«значения»
в
выражениях.
Но
выражение
выражает
не
только
«дело».
В озь мем
в
пример
для
наглядности
опять
язык.
Уже
невол ьные
и
импульсивные
восклицания
и
возгласы
вы полня ют
два
ряда
фу нкций:
изумление,
негодование,
восторг,
гнев,
с
одной
стороны,
но
они
же
обращают
наше
вним а ние
и
на
пр едмет
изумления,
гнева
и
пр Соч .>.
Выражения
же
намеренные
еще
сл о жнее,
и
в
них-то
на
первом
пл ане
и
стоит
«дело», о котором нужно дать знать,
сообщить
сведения,
которое
нуж но
описать,
растолковать,
объяс­
нить,
а
равным
образом,
при
случае
исказит ь ,
извратить
и
многое
другое.
Это
и
есть
зн ачен ие
вы р ажен ий,
ска­
жем ,
пе рв ого
порядка,
прямое
и
пр едмет ное
значение;


562
Г.
Г.
Шпет
здес ь
«выражение»
вы полня ет
с вою
прямую
собственно
значащую
функцию.
Эта
фу н кция
сло ва
или
выражения
вообще
только
тогда
выполняется
надле жащ и м
образом,
ко гда
она
находится
в
необходимых
для
э того
условиях.
С лово
до лжно
бы ть
«артикулированным»
словом,
выра­
жение
должно
иметь
ту
или
ин ую
форму,
оно
должно
быт ь
так
или
и наче
«организовано». Формативная функция
слова
может
быть,
таким
образом,
предметом
специаль­
ног о
вн имания
и
изучения.
Так,
мы
говор им
о
формах
слов а
грамматических,
стилистических,
эстетических,
ло­
гич ес ких.
Мож но
высказывать
гипотезы
о
пс ихологиче ­
с ком
происхождении
такого
рода
форм ,
и
мы,
действи­
тельно,
го вор им
об
эт ом
в
психологии,
но,
как
уже
указы­
валось,
в
псих ол огии
они
не
могут
иметь
самодовлеюще­
го
значения
и
их
изучение
подчиняется
общим
задачам
психологии.
Они
могут
изучаться
также
в
«формальных»
ди сци пли нах,
как
грамматика,
логика.
Но
в
своем
эмпи­
ри че ском
и
самодовлеющем
развитии
они
изучаются
именно
в
ис то рии
языка
и
п р<оч. >.
Наконец,
есл и
мы
обратимся
в
сторон у
самих
желаний
или
намерений
«вы ­
ра жаю щ е го», мы приходим к новому порядку «знач ений»,
если
уг од но,
значений
«второго порядка».
Тут,
собствен­
но,
имеет
место
выражателъная
ф у нкция
слова,
в
узком
смысле
«выражения»
как
«обнаружения»
или
«проявле­
ни я»
экспрессии.
Мы
н ачин аем
строить
догадки
о
том,
как
переживает
сам
выражающий
содер жан ие
своих
вы раже­
ни й.
Для
нас
выступает
здесь
как
бы
новый
ряд
знач ений:
дел о
идет
не
только
о
настроении
данного
момента
у
вы­
раж аю щег о,
а
обо
всем,
что
обусловливает
этот
момент,
о
его
склонностях
в оо бще,
привычках,
вк усах,
о
том,
что
немцы
на зы вают
Gesinnung, и вообще обо всем укладе
его
души,
представляющем
собою
весьма
сложный
д ина­
мический
коллектив
пе ре жива ний.
Это
последнее
«значе ­
ние»
выражения
и
е сть
то,
что
я
выше
обозн ачи л
не
как
ëpyov, а как ттарсруоу выражения.
Профессор,
напри­
ме р,
с
кафедры
в
тр ид цать
пятый
раз
скучно
и
вя ло,
в
не­
сколько
старомодной
речи
«доказывает»
великие
досто­
инства
своей
науки.
Было
бы
печально,
если
бы
мы
не
различали
в
такой
ре чи
разных
порядков
«значений»
в
его
выражениях
и
смешивали
бы
их
между
собою.
Между
тем
на
таком
см е шении
сплошь
и
рядом
покоятся
оп ре­
деления
пр едмет а
этнической
психологии1.
1 К вопросу о внутренней структуре слова,
его
моментах
и
функци­
ях
последних
ср.
II вып.
моих
Эстетических
фрагментов, 1923, а также
упомянутую
работу
о
«внутренней форме» .


Введение
в
этни че скую
психологию
563
Но
ма ло
еще
прос то
различать
порядки
«значения»
в
выр а жении,
нужно
еще
отдать
себе
отч ет
в
их
взаим­
ном
отношении.
Совершенно
противоестественно,
напри­
мер,
бы ло
бы
искать
предметного
«объяснения»
или
«обо ­
снования»
науки
нашего
профессора
в
«вялости», с кото­
рой
он
излагает
свой
предмет.
Натуральные
отношения
ясны:
предметом
определяются
прежде
всего
его
собст­
венные
дей ств ия,
пер ежив ан ия
идут,
так
сказать,
параллель­
но
раскрытию
самого
пр едмет а
как
в
своем
действии,
так
и
во
в сем
сво ем
содержании.
Это т
параллелизм
не
всегда
ес ть
да же
причинная
или
функциональная
связь,
но
в
пер ­
в он ачаль ной
основе
ее
мож но
найти.
В
общем,
как
бы
ни
усложнялись
здесь
отношения
в
частных
примерах,
в
це­
лом
все
же
контуры
пр инципиаль ных
зависимостей
«зна ­
чений»
остаются
ясными.
Между
тем
и
здесь
в
этни­
ческой
психологии
прих од ит ся
констатировать
факты
установления
«неестественных»
отношений.
Н аибо лее
опасным
здесь
являе тс я
то
смешение
понятий,
в
силу
ко­
торого
«дух»
как
значение,
с
кот оры м
мы
имеем
дело
в
ан ал изе
социально-исторического
процесса,
понима е тс я
психологически.
Это
см ешен ие
—
вредно
не
только
пото­
му,
что
оно
с амо
по
себе
оши боч но,
но
и
потому,
что
оно
ошибочно
направляет
внима ние
исследователя:
ему
ка­
жется,
что
и
пр едм ет
п си хол огиче с кого
изучения
процес­
са
тожествен
с
эти м
«психологическим»
пр едмет о м.
Действительно,
психологическое
как
р еак ция
на
этот
пр едме т
со
стороны
переживающего
коллектива
либ о
«впутывается»
в
«дух», либо не вмещается ни в какую спе­
циа льну ю
научную
проблему,
а
остается
достоянием
ро­
манистов
и
дилетантствующих
фа нта зеров .
Применительно
к
этнической
психологии
все
сказан­
ное
можно
представить
себе
следующим
об ра зом.
В
ра з­
нооб ра знейших
форма х
выражения,
в
словах,
рисунке,
постройке,
ко стюме ,
в
учреждениях,
актах,
документах,
словом,
во
всем,
что
мы
назы ва ем
«продуктами культу­
ры », мы различаем как их действительное значение неко ­
торое
предметное
со дер жани е.
Мы
усматриваем
в
этих
предметах
их
коллективную
природу,
состоящую
из
сложн ой
системы
организации,
раскрытие
которой
и
со­
став л яет
задачу
философской
онтологической
науки
об
эти х
зн аче ниях ,
осно вно й
для
вс ех
остальных
на ук
об
них.
По­
скольку
система
«идей», составляющая содержание этой
науки,
ос у щес твл яется
в
своих
реальных
формах,
мы
име­
ем
дело
прежде
всего
с
общей
наукой
об
них
как


564
Г.
Г.
Шпет
о
формах
социальных,
с
с оциолог ие й,
и
зате м
с
системой
с пец иальн ых
наук,
обнимающих
различные
конкретные
сферы
или
об лас ти
социального.
Материально
«овеще­
ствленное»
сод ержан и е
социальной
жизни
распределяет­
ся
ме жду
«историями»
этих
областей,
в
идее
составля­
ющ ими
общую
исто рию ,
к
которой
те сно
примыкает
этно­
логия,
первоначально
ограниченная
«доисторическим»,
а
те перь
в
некоторых
отношениях
соперничающая
с
са­
мой
ист ор ией;
возможно,
что
их
различие
—
преимущест­
венно
методологическое.
Переживание
св идет ел ем
пр охо д ящих
пер ед
его
гла ­
за ми
соц иа льн ых
соб ыти й
как
непосредственный
ряд
ре­
ак ций
на
эти
по следни е
составляет
второй
порядок
«зна ­
ч ений» .
В
силу
особенностей
этого
ви да
коллективности,
как
я
уже
говорил,
мы
не
можем
иначе
их
фиксировать,
как
только
свя зыва я
их
с
развертывающимися
пер ед
п ере­
живающим
суб ъ ектом
событиями,
соотнося
их
к
этим
по­
следни м.
Вот
по чему
здесь
и
получается
группировка
со­
держания
под
«объективными»
заголовками:
язы к,
миф,
рыцарство,
эпоха
Возрождения,
культ,
война
и
т.
п.
Эти
заголовки
суть
указания
на
«идеи», объединяющие не
только
«объективированное»
содержание,
но
и
психологиче­
ску ю
р еакцию
на
него.
Это
суть
истинные
и
де йс твител ь­
ные
единства
коллективной
д уше вной
жизни,
а
отнюдь
не
сходс тво
психофизических
орга н из мов
народов,
эп ох
или
гру пп
населения.
Функциональное
или
морф олог ич е­
ск ое
сходство
организмов
или
его
особ ен нос ти
сказыва­
ются
на
са мой
реакци и
человека,
и
они
—
п р едмет
общей
об ъяс ните льно й,
в
частности
генетической,
психологии.
Здесь
же
речь
идет
о
самих
пер ежив ани ях ,
сходных
у
на­
бл юдат ел ей
пр оис хо дяще го
перед
ни ми.
Как
бы
эти
на­
блюдатели
ни
б ыли
индивидуально
различны
по
отноше­
нию
к
определенному
событию
или
п орядку
событий,
можно
найти
общ ное
в
их
реакциях
на
него.
Это
общное
мы
с ос та вляем
по
признакам,
п р инадл ежащ им
разным
индивидам,
но
по
отношению
к
данной
сфере
со бы тий
—
язык овых,
ре лигиоз ных ,
политически
и
пр<оч.> —
каждый
из
них
является
репрезентантом
всей
реагиру­
ющей
группы.
И
каж дый
отражает
в
себ е
коллективность
самой
группы,
так
как
с
каж дым
членом
ее
он
находится
в
боле е
или
менее
бл изко м
контакте,
ис пы тыв ает
на
с ебе
его
влияние,
внушение,
подражает
е му,
сочувствует
и
т.
п.
Мало
того,
каждый
ч лен
гр уппы ,
опять
в
больш е й
или
мень шей
степени,
носит
в
с ебе
духовную
ко ллек ти в­
ность,
известную
под
названием
традиции,
преданий,
ко­


Введение
в
эт нич еску ю
пс их ологию
565
торые
так же
можно
рассматривать
как
систему
духовных
си л,
определяющих
настоящие
переживания,
впечат л е­
ния
и
ре а кции
индивида.
Каждый
живой
ин див ид
по это­
му
ес ть
sui generis коллектив переживаний,
где
его
л ич­
ные
пер ежи ван ия
предопределяются
всей
м ассою
апперцеп­
ц ии,
составляющей
к о лле ктивнос ть
переживаний
его
ро­
да,
т.
е.
как
его
современников,
так
и
его
предков.
В
це­
лом
коллектив
переживаний,
но си мый
в
себе
инд ивид о м,
можно
обозначить
как
его
дух о вный
уклад,
и
вот
в
чем
мы
ищ ем
«значений второго порядка» .
Но
обычно
в
изо бр а­
жениях
духовного
состояния
гр уппы
данного
места
и
вр е­
ме ни
мы
берем
д аже
не
отдельных
индивидов,
а
из
«фрагментов»
различных
индивидов
со ст авляем
це ль ный
идеальный
образ,
тип
эпохи,
народа
и
п р< оч.>.
Эти
ти­
пы
суть
типы
духовных
укладов.
Как
предмет
изучения
они
со ст авля ют
п редмет
психологии,
которой
правильное
н азв ание,
по
предмету,
определяющему
душевные
пере­
живания,
ест ь
социальная
психология
(«статическая»). То льк о
в
отн ошении
к
ней
определяется
точное
ме сто
и
п р едмет
психологии
«динамической»: и исторической,
и
этн ич е­
ской,
так
точно,
как
в
отношении
к
социологии
определя­
ется
место
и
предмет
истории
и
этнологии.
Резкое
разграничение
на ук
социологии
и
с оц иа льной
психологии,
этнологии
и
этнической
психологии
не
сл е­
дует
принимать
как
отнесение
предметов
и
сод ер ж ания
эт их
нау к
к
н есра вн имо
разным
сф ерам
реального.
Напротив,
как
я
неоднократно
п одчерки в ал,
реально
мы
и меем
дело
с
жизненным
конкретным
еди нств ом ,
проникнутым
ре­
альным
же
взаимодействием,
и
это
кардинальное
един­
ст во
жизни
нисколько
не
уничтожается
р аспр едел ением
его
для
ц ели
и зу чения
по
разным
научным
областям.
Ма­
ло
того,
вышеназванная
основная
фи лософ ск ая
наука
только
на
это
единство,
в
его
сущности
и
идее,
и
напра­
вляется,
т.
е., след <
овательно
>, она одинаково основная
и
для
социологии,
и
для
социальной
психологии,
а
сами
эти
науки
находятся
меж ду
собою
в
отношении
взаимо­
действия
и
взаимной
помощи.
Сколь
опасно
для
научной
раб оты
смешение
таких
в за имоде йс твующ их
задач,
столь­
ко
же
бесполезно
для
нее
возведение
абстрактных
«частей»
в
реально
самостоятельные
области
бы тия.
Пред­
ставл е ние ,
будт о
эти
две
ра зд ель ные
об ла сти
дейст вит ель ­
но сти
изучаются
двумя
рядом
стоящими
науками-поло­
винками,
напр
< имер >, этнологией и этнической психо ­
логией,
так
что
стоит
потом
эти
половинки
«сложить»
и
получится
«целое»,—
это
представление
так
же
ма ло
соот­


566
Г.
Г.
Шп ет
ветствует
д е йс твите льнос ти,
как
и
то
представление,
ко­
т орое
так
настойчиво
выдвигает
Вундт,
будто
мы
имеем
д ело
с
двумя
подходами
к
одному
и
тому
же,
с
двумя
«точками зрения»1.
В
сущности
это
—
отражение
одного
из
предрассудков
н атурал и сти чес кой
психологии,
б удто
«человек состоит из души и тела»,— лю би м ая
сентенция
моралистов
в сех
времен
—как
буд то
это
—
две
части,
так
прилаженные
дру г
к
д ругу,
как
прилажено
пе ро
к
ручке
или
руль
к
л одке.
Че лов ек
есть
че лове к,
и
в
св оих
переживаниях
он
пе­
реживает—
вос принима е т,
н ена вид ит,
любит,
боится,
по­
мнит,
и
пр
<оч.>,ипр<оч.>—
или
природу,
или
себя,
или
других
—
это
и
есть
его
психология.
Этниче ская
психо­
лог ия
в
этом
смысле
не
ограничена
по
объекту:
отноше­
ние
человека
к
природе,
се бе
или
культуре
—
все
равно
ее
объ ект .
Поэтому-то
совокупность
пер еж ив аний
и
может
быть
делима
соответственно
объекту
их;
ч астн ых
воп ро­
сов
зде сь
может
быть
бесконечное
число;
как
человек
пе­
реживает
б ога,
семью,
грозу,
во йну
и
т.
д.
Этн ическ ая
пси хо лог ия
с
пол ьз ой
может,
сл ед
< овательно >, заим­
ствовать
из
этнологии
к ла сс ифика цию
объектов
послед­
ней
и
только
спрашивать:
как
это
переживается
челове­
ком?
Напротив,
ее
относительная
самостоятельность
как
психологии
скажет ся
в
то м,
что
она
спрашивает:
как
пе­
реживает
первобытный
человек
или
человек
данной
эпо­
хи,
любовь,
страх,
насл ажд ени е
и
пр<оч. > —
т.
е.
что
он
любит,
чего
боится,
чему
поклоняется
и
т.
п.?
Обо бщая
все
сказан но е
в
о пр еделен ие
этнической
пс ихолог ии,
мы
приходим
к
результату:
этн ичес кая
психо­
логия
имеет
предметом
вт орой
порядок
«значений»
в
анализе
«выражения или конкретный духовный уклад человека.
XVI
«Духовный уклад»
человека,
народа,
гр уппы
в
сво ем
реальном
бы тии
своеобразно
сочетается
и
переплетается
с
др угим и
реальными
«силами»
исторической
действи-
1 Так,
между
прочим,
представляет
дело
и
Мюнстерберг
—
одна
и
та
же
действительность
изучается
с
двух
различных
точек
зрения:
это
—
социальная
психология
и
соц иал ь ная
физиология;
стоит
их
сл о жить
в ме­
сте,
и
получится
с оци ол ог ия !.. (Münsterberg Н.
Grundzüge der Psycho­
logie.—
В.
I.— Lpz., 1900.— S. 133).
Будто
науки
—
книги,
которые
мож­
но
переплести
в
о дин
переплет...
Вооб ще ,
ну жно
отметить,
что
нер едко
«точка зрения»
— только
refugium ignaviae в области мысли.
Или
«точка
зрения»
и меет
какое-нибудь
предметное
осн ова ние,
и
т огда
надо
его
раскрыть,
или
она
—
пор ожден ие
к апри за,
с
которым
нужно
считаться,
быть
может,
в
любовном,
но
не
в
научном
порядке.


Введение
в
эт нич еску ю
психологию
567
тельности
и
составляет,
бесспорно,
фактор
среди
других
факторов
ее.
Дел о
историка
или
социолога
—
уче сть
зн а­
чение
этого
фак то ра
и
при
случае
воспользоваться
им
для
объяснения
то го
или
иного
со бы тия
исторической
жизни.
Но
б ыло
бы
с овер шенн о
превратным
п о ниманием
эт ни­
ческой
психологии,
если
бы
мы
из
этого
сд ел али
заклю­
чен ие,
что
этническая
психология
вообще
призвана
быть
объяснительной
наукой
по
отношению
к
истории.
С
св оей
стороны
история
также
только
«случайно»
м ожет
объяс­
нят ь
те
или
ины е
яв лени я
народного
духа,
хо тя,
несом­
ненно,
им енно
история
создает
предметную
ори ен ти ров­
ку
душевных
пер ежи вани й
человечества,
она
устанавлива­
ет
вех и,
обозначающие
путь
«духа». Но,
во
всяком
с луча е,
мне
представляется
менее
односторонним
и
мен ее
оши ­
бочным
у тв ер ждение,
что
«развитие духа» « объ яс н яе т ся»
его
историей,—
несмотря
на
тавтологичность
такого
ут вер жден ия
—
чем
провоз глаше ние
общей
(индивидуаль­
н ой)
психологии
«основою»
этнической
психологии,
кото­
рая,
таким
образом,
я вля ется
«продолжением и расшире ­
нием»
индивидуальной
психологии
и,
следовательно,
дол ­
жна
быть
сво дим а
к
психофизическим
за кон ам
и
объясне­
ниям.
В
требовании,
что бы
этническая
психология
была
об ъ­
яснительной
наукой,
с казывае т ся
ряд
методологических
п редр ассу дко в
логики
XIX века.
Прежде
всего,
это
—
предрассудок,
будто
«образцом»
для
всяко й
нау ки
яв ляет ­
ся
«математическое естествознание», а затем
—
будто
пси­
хо лог ия
в
каком-нибудь
смысле
яв ляе тся
«основною на­
укой».
В
особ ен нос ти
последнее
убе ждение
мало
способ­
ст во вало
уяс не нию
смысла
ес тестве нны х
нау к
и
оказало
роковое,
до
сих
пор
для щееся
отрицательное
влияние
на
уразумение
так
на з<ыва емых> «наук о духе» .
Наконец,
в
частности
для
этнич е ск ой
психологии,
оказалось
в ред­
ным
пр едубе ждени е
о
мнимом
параллелизме
методов
эт­
нологии
и
этнической
психологии.
Из
того,
что
е сть
по­
сто янн ое
и
во
всяком
пункте
соответствие
между
соци­
альными
процессами
и
их
пер ежив ани ем
у
человека,
никак
нельзя
де лать
вывод а ,
что
обе
«стороны»
должны
изучаться
аналогичными
методами.
Не
может
быть
с ом­
нения,
что
идея
этого
параллелизма
внушена
ид еей
пси­
хо физиче ск ог о
параллелизма,
в
сущности
не
нужного
ме­
та физич ес ки
и
неприемлемого
эмпирически.
Эмпириче­
ски
ду шев ная
жи знь
человека
представляет
ни
к
чему
не
сводимое
и
ни
с
чем
не
сравнимое
св о ео бр ази е; «паралле­
л изм», прилагаемый к объяснению душевных явлений,
да­


568
Г.
Г.
Шпет
ет
тольк о
лишний
повод
к
их
«овеществлению»
и,
сле д-
<овательно>, к затемнению их своеобразия.
Ис то рия
т олько
в
том
смысле
может
бы ть
сопоставлена
с
развити­
ем
«духа», что по богатству ее содержания мы узнаем бо ­
га тств о
человеческого
дух а:
эксперимент,
самонаблюде­
ние
с уть
методы
психологического
изучения,
а
не
источ­
ники
знаний,
и
их
не
к
чему
было
бы
прилагать,
есл и
бы
не
бы ло
истории,—
только
в
ист ор ии
ч ел овек
узнает
са мо­
го
с ебя.
Однако
этим
не
мож ет
быть
оправдано
и
то
утв ер жде­
ние,
бу дто
история
является
основою
этнической
псих о­
логии.
Но
об
э том
уже
бы ла
ре чь,
и
мы
пришли
к
выво­
ду,
что
единственным
основанием
этнической
психологии
должна
быть
признана
«чистая»
и
всеобщая
семасиология.
По сле
разъяснений,
сдел анн ых
о
пр едм ете
этнической
психологии
как
о
значениях
второго
п орядка,
мне
хоте­
лось
бы
только
добавить,
не с колько
заме чан ий
в
предупре­
ждение
возможных
недо р азу мен ий,
повод
к
ко тор ым
мо­
жет
дать
двойственное
размещение
у чения
о
язык е,
с
одной
с тор оны,
в
«основе»
этнической
психологии,
а
с
другой
стороны,
в
качестве
одной
из
ее
собственных
проблем.
Во
вступительной
ста тье
к
своему
журналу,
на
кото­
рой
мы
уже
о стан авл ивали сь,
Лацарус
и
Штейнталь,
пере­
числяя
вопросы
этнической
психологии,
характеризуют
свои
задач и
по
отношению
к
н им.
В
идее
их
журн а­
ла—
связать
изучение
этнической
психологии
и
науки
о
язык е
—
как
бы
провиденциально
закл ючае тс я
действи­
тельно
замечательная
мысль,
полный
отчет
в
кот ор ой
ав­
торы
се бе
не
отдавали,
но
которая
сд ела ла
тем
не
менее
их
работу
весьма
пр о дукт и вно ю1. Как ясно из всего мною
изложенного,
изучение
я зыка
представляет
особое
значе­
ние
для
эт нич еск ой
психологии,
так
как
оно
пр ежде
все­
го
д ает
об разец
для
изу чен ия
всех
других
форм
«выраже ­
н ия». «Язык»
есть
проблема
в
эт ом
смысле
xaT ^°Xnv
1 Общая мысль авторов этнической психологии о языке как выра ­
же нии
и
даже
пр изна ке
нации
ст ала
популярна
в
XIX в.
под
влиянием
Гердера
и
в
особенности
со
времени
известных
Речей
к
немецкой
нации
Фихте.
Научное
значение
эта
мц сль
приобрела
в
трудах
В.
Гумбольдта.
Но
как
набл юдение,
эта
мы сль
— весьма
ст ар ая.
В
Строматах
Кли мент а
А ле ксандр ийс ког о
я
нашел
след<ующую>
отм етк у: «Язык определяют
так,
что
«это де есть способ выражения мыслей,
отлитой
соответственно
характеру
народа» (рус.
п ер.
<1892.> — Кн .
VI.—Гл.
15.—Стлб.
747).


Введение' в
этнич еску ю
пс их ол огию
569
философская;
фи лос офск ое
изу чени е
«языка»
есть
основа
изу чени я
всех
выражений
со
значениями.
Но
рядом
с
этим
«язык»
как
продукт
культуры,
как
сама
культура,
как
одна
из
форм
социального
взаимодействия
есть
про­
блема
эмпирических
нау к,
в
том
числе
и
этнологии,
в
том
числ е
и
этнич еской
психологии.
Философский
спосо б
изуче­
ния
я зыка
имеет
в се общее
значение;
языкознание,
т< ак>
наз <ываем ое>
сравнительное,
или
история
языка
име­
ют
уже
более
ограниченное
значение,
так
как
зде сь
изучаются
эмпирические
формы
языков
и
их
«законы»; за­
да чи
этн оло гии
еще
уже:
в
сущности
—
доставлять
мате­
ри ал
для
специальной
науки
о
языке.
Но
в
чем
же
задачи
этнической
психологии?
Есл и
я
прав,
то
как
раз
в
сфере
изучения
язы ка
этническая
психология
покажется
са мой
бедной
по
содержанию,—
вес ь
вопрос
св о дится
к
тому,
как
переживается
язык
как
социальное
явлен и е
данным
н ародо м
в
данное
время?
М ожет
показаться,
что
тут
и
материала
для
ответа
нет,
особе нно
по
сравнению
с
тем,
как
пережива­
ются ,
например,
ре ли гио зные
движения,
смерть
б лизк их,
войны,
пол итиче с кие
революции
и
т.
п.
Что
на
дел е
все
же
материал
есть,
нетрудно
видеть
из
исторических
при­
меров,
где
«возрождение»
нации
всегда
связывается
с
осо­
бенно
любовными
забо тами
о
свое м
языке ,
о
его
чи стот е
и
пр
< оч. >. Стоит вспомнить борьбу за свой язык в немец­
ком
ученом
мире
XVIII века или заботы о своем языке
польского
народа
с
конца
XIX века,
украинцев
—
в
насто­
я щее
вре мя
и
т.
п., чтобы увидеть,
что
здесь
есть
и н терес­
ный
материал
для
социальной
психологии.
Но
само
со­
бою
разумеется,
что
сюда
же
относится
и
та
смена
«пред­
ст а вл ений»
и
чувств,
свя зан ных
просто
со
сло вом
и
его
значением,
которая
со ве р шается
вместе
со
сменой
пок о­
лен ий
и
к отор ая
так
н ет очно
обозначается
часто
как
«из­
мен ени е
значения».
Именно
здесь
язык
из
частного
пред­
мета,
из
повода
к
переживанию
становится
уже
«образ ­
цо м», основою и источником этнической психологии.
Рядом
с
проблемой
языка
в
это м
смысле
встают
и
др у­
гие
проблемы
этнической
психологии.
Мысль,
будто
та­
ких
проблем
еще
две
—
мифы
и
обычаи,
как
дум ает
Вундт,
не
име ет
за
собой
и
т ени
основания,
ибо
исходит
из
совершенно
наивной
аналогии
между
индивидуальной
и
народной
душой.
Описательная
этническая
псих оло гия
может
выделить
любой
тип
«переживания»
и
сде л ать
его
объектом
своего
изучения
и
как
совершенно
«отдельный»
факт,
и
как
чл ен
какой
угодно
сложной
кл ассифик аци и.


570
Г.
Г.
Шп ет
Типологические
построения
этнической
психологии,
раз­
умеется,
должны
подчиняться
методологии
«типа», т.
е.
она
не
ограничивается
классификацией,
а
от
простых
и
отдельно
в зятых
типов
переходит
к
сложным
формам,
корреляциям
и
структурам
ко нкр етны х
отношений,
берет
их
не
только
в
систематически
классификационном
деле­
нии,
но
также
в
делении
по
эпохам
и
периодам
и
п р< оч.>.
При
в сей
систе м атично сти
этого
метода,
однако,
ос таетс я
большая
св обо да
в
составлении
сам их
ти­
пов,
а
равным
образом
и
в
изучении
непосредственно
дан­
ных
ед иничны х
фак тов .
Эта
свобода
этнической
п с ихол огии
в
конструкции
ее
«типов»
объясняет
и
тот
факт,
что
та
явно
несостоятель­
ная
аналогия
между
группировкой
ее
проблем
и
случай­
ной
кл ассиф икаци ей
отвлеченно-общей
психологии,
ко­
торую
под держи в ает
Вун дт,
тем
не
ме нее
должна
же
бы ла
иметь
по
к райн ей
мере
повод
в
де йстви тел ьно с ти.
Показательно,
что
и
кр ити ки
В ундта
от мечал и
не
столько
методологическую
абсурдность
э той
аналогии,
сколько
ее
ограниченность.
Дело
в
том ,
что
как
ни
ст арает ся
иногда
психология
уподобиться
ес тество зн ани ю
в
собственном
см ыс ле,
соз д авая
о твл еч енно -о бщие
объяснения
и
законы,
по
самому
существу
ее
материала
всякое
ее
поня тие
не
есть
логическая
аб стра кц ия,
а
есть
ти пи ческ ая
черта,
кото­
рая
естественно
и
лег ко
превращается
в
обозн аче ние
«ха ­
рактера».
Т ак , «рассудочный», «эмоциональный»
и
«воле ­
вой»
характеры
легко
п они маютс я
нами
как
определения
«типов»
совершенно
кон крет ны х
и
полных.
Эта
п олно та
типа
ни как
не
за ви сит
от
места
соответствующего
«харак­
тера»
в
кл ассиф икация х
об щей
психологии.
Так,
возника­
ющие,
с
точки
зрения
общей
психологии,
от
более
«част ­
н ых»
классов
душевных
я вле ний
ти пы
«религиозный»,
«эстетический», «моральный»
не
суть
как
хар акт еры
«про ­
ще»
или
«отвлеченнее»
других
«типов».
Методологиче­
с кие
особенности
этниче с ко й
психологии
в
это м
напра­
влении
можно
сопоставлять
с
особенностями
«дифферен­
циальной»
психологии,
с
той
ра зниц ей,
что
дифференци­
альная
псих оло гия
строит
св ои
типы
по
самим
душевным
ка чес твам ,
а
этническая
психология
по
их
и стори чес ким
дет ерми нант ам;
что,
затем, «типы»
дифференциальной
психологии
су ть
все
же
ти пы
пс ихофи зич еск ие,
а
типы
этн и­
ческой
псих ол огии
—
чисто
психологические;
ч то,
нако­
н ец , «диспозиции»
дифференциальной
психологии
—
ин­
дивидуальны,
а
«духовный уклад»
в
этнической
психоло­


Введение
в
э тнич еск ую
пс их ол огию
571
гии
—
о пр едел енно
к о лл е кт ивен1. Этот параллелизм в ме­
тодологическом
от ноше нии
дифференциальной
п си холо­
гии
и
этниче с ко й
вполне
понятен,
если
пр иня ть
во
внима­
ние
типологические
приемы,
одинаково
применимые
в
конструкциях
обеих
нау к.
Но,
с
другой
стороны,
так ая
свобода
построения
типов
в
этнической
психологии
не
дает
ли
лишний
аргумент
в
пользу
про тивник ов
самого
ее
наименования?
Какое
основание
у
нас
есть
для
назв ани я
некоторого
отдела
пси­
хо ло гии
этни ческо й
психологией,
и
не
правильнее
ли
со­
хранить
од но
только
общее
н азв ание
социальной
пс ихоло­
гии?
Ф орма льный
аргумент
в
защиту
самостоятельной
области
этнической
психологии
мною
уже
в
сущности
приведен:
психология
в
сво их
классификациях
может
ис­
ходить
из
классификации
исторических
и
эт ниче ск их
де­
те р мина нтов
душевной
жизни
ко лл екти вно го
человека,
но
может
брать
темы,
ис ходя
и
из
характеристики
самих
переживаний
как
таких.
Последние
ра сс ужде ния
н еоб хо­
димо
бу дут
носит ь
бо лее
формальный
характер,
то гда
как
первые
—
по
существу
наглядны.
Этим
оправдывается
противопоставление,
г де,
с
одн ой
стороны,
помещается
со циал ьн ая
психология,
с
другой
—
историческая
и
этни­
ческая;
и
я
подчеркиваю
з десь
внутреннее
родство
этого
противопоставления
с
про тиво пост а вление м
социоло­
гии—
истории
с
этно ло гией.
Зд есь
может
п о казать ся
только
произвольным
еще
новое
противопоставление
психологии
«исторической»2 и «этн иче с кой»
—
не
есть
ли
это
о пять
два
новых
типа
психологии?
Методологически,
конечно,
нет,
и,
мне
кажется,
нет
большой
б еды
в
пользо­
вании
этими
тер минами
promiscue. Они только отражают
положение
вещей
в
самой
истории
как
науке:
пока
счи та­
лось
удобным
противопоставлять
э тнол огию
как
науку
о
доисторическом
человеке
истории,
казалось,
что
мы
имеем
дел о
не
только
с
двумя
эмпирически
раздельными
о бъ ектам и,
но
и
методологически
—
с
прин ципиал ьно
ра з­
лич ными
сферами.
Но
ед ва
ли
это
резкое
разделение
со-
1 Ср.
к
этому
Stern W. Die differentielle Psychologie.— Lpz., 1911, в
особен<ности>: Кар.
XII.—S. 168 ff.—Клейнпетер
весьма
упрощает
дело,
сводя
этническую
психологию
ч уть
ли
не
к
г лаве
дифференциаль­
ной
психологии.
Вп роч ем,
все
его
изображение
задач
этнич е ск ой
психо­
логии—крайне
превратно.
Kleinpeter Н .
Vorträge zur Einführung in die
Psychologie.- Lpz., 1914.- S. 384 ff.
2Термин«историческая
пси холог ия»
вст речает ся
и
у
Л ацаруса .
См.
его
ст.
Einige syntetische Gedanken zur Völkerpsychologie. — Z<eitschrift...> —
III.- <S.> 3.


572
Г.
Г.
Шпет
ответствует
современному
состоянию
науки
и
видным
уже
ее
перспективам
в
буд ущем1 . Mutatis mutandis то же
повторяется
и
в
отношении
исторической
и
этнической
психологии.
Но
мне
не
хотелось
бы
ограничиваться
только
эт им
фо рма льны м
аргументом,
и
укажу
еще
некоторые
более
принципиальные
соо браже ни я
в
пользу
термина
этниче­
ска я
психология.
Прежде
всего,
сл еду ет
обратить
внима­
ние
на
пр инц ипиаль но е
значение
эволюции
в
изучении
исторически
подвижных
психологических
типов.
Вопр ос
э то,
разумеется,
большой
и
трудный.
Может
б ыть
спорно
са мо
приложение
термина
«эволюция»
к
псих ол огич е­
ской
жиз ни
человека,
как
оно
спорно
и
в
приложении
к
истории,
так
как
с
ним
л егко
при вн осятс я
весьма
по­
верхностные
и
чре звы чай но
вре дн ые
аналогии
историче­
ской
и
дух овн ой
жи зни
с
жизнью
о рга ниче ской.
На проти в,
меньше
всего
я
представляю
себе
«развитие»
д уше вной
жизни
индивида
и
духовной
жизни
ко лл ект ива
в
виде
не­
прерывного
и
планомерного
органического
развития,
«эволюции» .
Духов н ая
жизнь
чел ов ечест ва,
как
и
душев­
ная
жиз нь
человека,
идет
диалектическими
толчками
и
скачками,
периодами
ме дленн ог о
нак о пле ния
«душев­
ной
энергии»
и
внезапных
«взрывов», революций,
покор­
ной
душ е вной
податливости
или
вос прии мчи вос ти
и
б ур­
н ого
сопротивления,
тв ор чес кого
разрушения
того,
что
так
трудно
и
медленно
н акапл ив ается,
и
нового
ленивого
или
легкомысленного
с о зидан ия.
Душевная
жи знь
чело­
века
и
тем
более
духовная
жизнь
человечества
—
чудо­
ви щная
фантасмагория,
кошмар,
а
не
пла ном е рная
эволю­
ция
семени,
передаваемого
и
воспринимаемого
по
зако­
нам
природы
и
в
назначенные
ею
сроки.
Тем
не
менее,
а,
мож ет
быть,
именно
поэтому,
проникновение
в
тайн ы
ду­
шевных
движений
так
настойчиво
тре б ует
вопроса:
когда
и
как
это
началось?
И
это
оди н аково
относится
к
со зда­
нию
индивидуальных
«диспозиций»
и
коллективных
«укладов» .
Нев ажн о,
будем
ли
мы
это
называть
«эволю ­
цие й»
или
ка к-н ибуд ь
иначе,
ва жно
то лько,
что
во
всяком
моменте
исторической
жиз ни
есть
св ои
«начала» (initia)
или
«зачинания», и если этническая психология своим на ­
з ванием
ук азы вает
на
этот
с вой
эволюционный
характер,
это
ест ь
на зван ие
вполне
правомерное.
Можно
еще
возра­
зить,
и
так
возражают,
что
ук азан ие
на
«народ»
в
названии
эт н иче ской
психологии
потому
не
соответствует
делу,
что
уже
про шло
то
время,
когда
«народ»
я влялс я
«зачинате-
1 Интересны указания,
которые
по
это му
вопр осу
делает
F. Gräb-
ner. — Methode der Ethnologie.— H < eidelberg>, 1911 (S. 3 f.; 71 ff.).


Введение
в
э тнич ес кую
психологию
573
ле м », что уже теперь другие коллективные группировки
играют
определяющую
роль
в
жизни
кол л ект ива
и
что
тем
более
в
бу ду щем
мы
можем
ож ида ть
еще
нов ых
оп редел енны х
коллективных
форм.
Но
это
вопрос
новый
и,
как
ясно,
не
методологический
и
в
вопросах
методоло­
гии
серьезного
значения
не
имеет.
Такое
указа ни е
или
требует
исходить
из
ко нца,
где
говорится
о
«начале», или
предвосхищает
будущие
факты,
вместо
того
что бы
ис хо­
дить
из
данных,—и
кто
з нает,
какому
еще
коллективу
в
бу ду щем
человечество
даст
т ит ул : ëévoç...
Зде сь
кстати
вспомнить
то
со об ражен ие
Лацаруса—
Штейнталя
о
нар о де,
к
которому
я
вы ше
обещал
вер нут ь­
с я. «Расу и племя человека исследователь определяет объ­
ективно;
народ
человек
о пр еделя ет
для
себ я
субъективно,
он
прич исля ет
себ я
к
нему;
мы
спрашиваем
человека,
к
какому
народу
он
себя
пр ич исля ет». И далее прекрасная
мыс ль : «Народ есть духовное произведение индивидов,
которые
пр и над лежат
к
нему;
они
—не
народ,
а
они
его
тол ько
непр еры вно
творят.
Выражаясь
точнее,
народ
есть
первый
пр одук т
народного
духа;
так
как
и менно
не
как
индивиды
тво рят
индивиды
народ,
а
поскольку
они
унич­
тожают
свое
от ъ единен ие» .
Э тн иче ская
психология
есть
описательная
ти полог иче­
ская
наука,
она
ищет
не
ло гиче ск ого
общего
ве рх овно го
пон ят ия
для
своих
ка тег ори й,
а
такого
понят ия,
которое,
пре дста вл яя,
в
свою
очередь,
общный
тип,
общно
объеди­
няло
бы
в
с ебе
как
в
высшем
ти пе
ко лл екти ва
все
типы
человеческих
п ер еживани й,
определяемых
по
я зы­
ку,
верованиям,
обычаям,
искусству,
мировоззрениям
и
пр
<оч.>, и пр<оч.>.
Народ
ест ь
такое,
всегд а
созда­
ющее ся,
историческое
целое.
Народ
в
эт ом
смысле
есть
прямая
задача
этнической
психологии,
которой
подчине­
ны
все
частные
ее
задачи
как
составные
эле мен ты
этого
целого
в
их
текущих,
ис ториче ски
м е няющих ся
соотно­
шен иях
и
взаимодействии.
Народ
ес ть
прежде
всего
исто­
рическая
кате г ория,
его
возникновение,
как
и
вся
его
жизнь,
определяются
конкретно
в
исторических
терми­
нах ;
со зна ние
народа,
что
он
ес ть
э тот
народ,
есть
объект
этнической
психологии
как
особое
пер ежи вание: «народ­
но сти», национальности и т.
п., каковые термины являют­
ся
уже
к ат его риями
чисто
психологическими.
Анализ
это­
го
переживания
показывает,
что
все
его
со дер ж ание
скла­
ды вает ся
из
присвоения
себе
известных
исторических
и
со­
циальных
взаим оо тно шен ий
и
в
противопоставлении
их
другим
народам.
«Духовный уклад»
народа
ес ть
величи-


574
Г.
Г.
Шп ет
на
меняющаяся,
но
н еиз менно
присутствующая
при
в ся­
ком
полном
социальном
переживании.
Духов н ое
богат­
ств о
инди ви да
ест ь
прошлое
народа,
к
которому
он
сам
себя
причис ляе т.
Однако
не
произвольно,
не
только
«субъективно»
—
или,
ве рнее ,
индивид
сам
себя
причисля­
ет
«субъективно»
—
но
мы
можем
и
«со стороны», «объек ­
тивно»
опре д е лить,
под
каким
укладом
р аскр ы вается
его
собственное
душевное
содержание.
«Субъективное»
оп ре­
деление
самого
индивида
точн о
так
же
нельзя
счи та ть
произвольным.
Человек,
действительно,
сам
духовно
определяет
себя,
относит
себя
к
да нно му
народу,
он
мо­
жет
да же
«переменить»
народ,
войти
в
состав
и
дух
друго­
го
на рода,
однако
о пять
—
не
«произвольно», а путем дол ­
гого
и
упорного
труда
пересоздания
детерминирующего
его
духовного
уклада.
Духовный
уклад
индивида
и
ест ь
дух
его
нар од а.
Мы
опре деляе м
конкретный
дух,
со б ирая
типические
чер ты
одного
«воображаемого»
репрезентан­
та,
и
э тот
последний
уже
служит
«нормою»
для
определе­
ния
принадлежности
кажд ого
эмпирического
индивида
к
данному
коллективному
типу,
а
ра вно
и
для
оп ре деле­
ния
ме ры
его
уклонения
от
него.
Определяющие
источ­
ни ки
в сяк ого
конкретного
п ер ежи вания
леж ат
в
духов­
ном
укла де,
который
предопределяет
действия
и
пережи­
вания
не
только
и ндив ида,
но
всякой
гр уппы.
Мы
сомне­
ваемся
в
определяющей
роли
«народа»
для
коллективной
психологии,
п ока
представляем
себе
«народ»
как
устойчи­
вую
«вещь», которая может исчезнуть,
как
исчезает
всякая
«вещь», растворяясь на свои элементы и преобразуясь в их
нов ые
со четан ия
и
связи.
Но
«народ»
в
психологическом
смысле
есть
исторически
теку ч ая
форма,
и
есл и
бы
на
на­
ших
глазах
эта
фор ма
пе ре лила сь
в
новые
фор мы
— ска­
жем ,
современные
народы
разделились
бы
на
классы,
ко­
торые,
переливаясь
из
народа
в
народ,
создали
бы
но вые,
еще
не
виданные
коллективы,—мы
б ыли
бы
только
по­
следовательны,
ес ли
бы
признали,
что
народились
нов ые
на­
роды.
Мы
имели
бы
право
на
это,
п отому
что
мы
п рис ут­
ствовали
бы
при
создании
новых
определенных
укладов,
в
свете
которых
для
нас
становилось
бы
ясн ым
всякое
но­
вое
коллект ивн ое
движение
и
в сякое
новое
переживание.
Сколько
для
этнической
психологии
целое,
определяющее
всякую
«часть»
и
вся кое
направление
дух а,
есть
на род
и
сколько
она
дела ет
именно
ег о,
в
его
возникновении
и
в
истории,
своим
предметом,
постольку
ее
название
оправдывается
не
только
эмпирически,
но
и
принципи­
ально.


ОТ
РЕДАКТОРА
Настоящий
том
—первое
переиздание
трудов
Г.
Г.
Шпета
в
СССР.
Ука занны м
обстоятельством
дикт уе тся
отб ор
тексто в .
К нига
строится
по
принципу
«избранного»
и
имеет
цель ю
познакомить
чита те ля
с
р а зными
направлениями
научного
поиска
Г.
Г.
Шпе ­
та—занятиями
в
области
и ст ории
ру сск ой
фил ос офи и,
эстети­
ки,
этнопсихологии.
За
настоящим
и зданием
с
необходимостью
должны
по след о вать
другие,
сформированные
по
«тематическо ­
му»
пр из наку
(феноменологические штудии;
эстетические,
лингвопоэтические,
литературоведческие
работы;
критические
с тат ьи;
комментарии
к
лите ра турн ым
произведениям), равно
как
и
пу бли кации
из
архива
Шпета,
не
искл ю чая
той
части,
ко­
торая
была
изъя та
при
аресте.
Работы
п ечат ают ся
по
последним
прижизненным
изданиям.
О ЧЕРК
РАЗВИТИЯ
РУССКОЙ
ФИЛОСОФИИ
печатается
по
и зд ан ию : «Очерк развития русской философии»
Густава
Шпета.—Первая
часть.—Пг.:
Колос, 1922.
В
том
же
издатель­
стве
бы ло
объявлено
о
выходе
в
с вет
второй
части,
кот ора я
так
и
не
была
издана.
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ
ФРАГМЕНТЫ
печатаются
по
изд анию :
Густав
Ш пет.
Эсте тич ес кие
фр аг мент ы.—I.—Пг.:
Колос, 1922;
IIиIII.—
Там
же. — 1923.
По
рукописным
копиям,
сохрани­
вшимся
в
семейном
архиве
Е.
В.
Пастернак,
в
тексте
«Эстетиче­
ски х
фрагментов»
во сстанов лены
изъятые
при
пуб лика ц ии
ме­
ста.
В
том
же
издательстве
«Колос»
было
объявлено
о
печата­
ющемся
IV выпуске с подзаголовком «П ро бл ема тика
современ­
ной
э стет и к и», но он не увидел света (См.:
Шпет
Г.
Проблемы
современной
эсте т ики
// Искусство. —1923.— N2
1.)
ВВЕДЕНИЕ
В
ЭТНИЧЕСКУЮ
ПСИХОЛОГИЮ
пе ча тае тся
по
изданию:
Шпет
Г.
Введение
в
этническую.
пси хо ло гию.
М.:
Го с.
Академия
художественных
на ук, 1927.
Орфография,
пунктуация
и
ономастика
публ икуе мы х
те­
кстов
по
возможности
пр иближ ена
к
современным
нормам


576
От
редактора
русского
литературного
я зыка
(например,
не
со х р аняется
уст а­
ревшее
написание
слова,
ес ли
оно
не
ск азыв ает ся
существенно
на
про изно шен ии: «матерьял»
—
«материал»
и
т.
п.;
исправлено
написание
сло в
т ипа
«масса», «коммуникация», в которых Шпет
пр инципиа ль но
не
уп от ре блял
удв оения
согласных).
Однако
при
общей
у нифи кации
текста,
с
целью
со хра нен ия
своеобразия
авторского
сти ля,
допущены
некоторые
отклонения,
к отор ые
сводятся:
к
авторскому
употреблению
тире
(как внутри предло­
жени я,
так
и
меж ду
п ред лож ени ями;
последнее
о зн ачает
нача­
ло
новой
мысли,
ме нее
отделенной
от
предыдущей,
чем
при
аб­
за це ); синтаксическим конструкциям ( у пр ав лен ие); написанию
им ен
в
приводимых
автором
цитатах
и
в
тех
случаях,
когда
ст а­
рая
форма
имени
несет
сти левую
на груз ку;
употреблению
деф и­
са
в
словах,
имеющих
терминологическое
значение;
с ох ра нению
устаревшего
написа ния
слов
в
случае
несовпадения
с
нынешней
нормой
не
только
о рфо гр афии,
но
и
фон ет ики
(например,
«мыр символичный»).
В
названиях
периодических
и здани й
написание
сл ов
с
за­
главной
буквы
оставлено
в
том
ви де,
как
это
был о
принято
пр е­
жде
(например, «Русский Вестник»); сохранены все заглавные
буквы
и
в
н азв аниях
литературных
произведений.
Во
всех
остальных
слу чая х
н аписа ние
слов
с
заглавной
или
строчной
буквы
пр ивед ено
в
со отве тс твие
с
современной
нормой,
за
ис­
ключением
слов,
намеренно
выделенных
автором.
У нифиц иро ваны
библиографические
описания .
В
р яде
сл у­
чае в
неясные
ссылки
Шпета
(нет года,
номера
то ма,
названия,
фа милии
авт ор а,
пе ре пут аны
выходные
данны е)
уточнены.
Все
исправления
и
дополнения
отмечены
угловыми
скобками.
Цитаты
сверены;
не
искажающие
смысла
вольности
в
цити­
ро вании
сохранены
как
индивидуальная
черта
научного
стил я
Г.
Г.
Шпета.
В
настоящем
из дании
курсивом
в ыдел ено
все
то,
что
в
ис­
т о чниках
напеч атано
разрядкой
(использованный автором в не­
скольких
с луча ях
курсив
заменен
разрядкой).
Помимо
этого
курсив
использован
для
обозначения
названий
книг,
статей
и
т.
п.
(за исключением библиографических описаний), незави­
симо
от
того,
как
это
выделено
у
Шпет а:
разрядкой,
кавычками
или
не
выделено
совсем.
Пер ево ды
иноязычных
те кс тов
помещены
в
конце
то ма:
в на­
чале
даны
переводы
слов
и
выражений
(по алфавиту), за­


От
ре дак тора
577
тем
—
переводы
фрагментов
текста
(постранично)
с
указанием
в
скобках
язы ка
с
к оторого
осуществляется
перевод.
«Intex nominum», сопровождавший в первоиздании «О ч ер к
р азвития
рус с кой
ф ило соф и и», вынесен в конец книги,
р асши­
р ен,
уточнен.
В
него
введены
сведения
по
двум
другим
вкл юч ен­
ным
в
настоящее
издание
работам.
Ред акция
выражает
искреннюю
благодарность
за
помощь
в
работе
Елене
Владимировне
П астер нак.


ПЕРЕВОД
ИН ОЯЗ ЫЧ НЫХ
Т ЕКС ТОВ
Absolute (латР)
—
совершенно,
бе зусловн о.
Adfin<em> (лат.) —
до
конца.
Ad infinitum (лат.) — до
бесконечности.
Aesthetical insanity (англ.) —
эстетическое
слаб оум ие.
Ante hoc ergo propter hoc (лат.) — д о
этого,
след ов атель но ,
по
причине
этого.
A potiopi (лат.) — по
преобладающему
признаку,
на
основании
предыду­
щего,
главного.
Bewußtsein (нем.) — с оз нани е.
Bewußtseinsatz (нем .) —
п ред ложен ие.
Bona fide (лат. ) —
чи сто серд еч но;
заслуживающий
доверия.
Bon mot (фр.) —
остр ота.
Causa efficiens (лат.) — дей ст вующая
причина.
Characteristicum (лат . ) —
подчеркивающее
особ ые
свойства.
Compendium (лат .) —
сокращенное
изложение.
Concipio (лат .) —
соби рат ь,
принимать,
во обр ажат ь,
пре дс тавля ть
себе,
задумывать. '
Concipite (лат. ) —
здесь:
совокупляйтесь.
Connubium (лат .) —
брак ,
любовная
связ ь.
Corbleu (фр.)— черт
побери!
Creczendo (um.) — увели чивая.
Cum grano cantus (лат. ) —
припевая.
Cum laude (лат. ) —
с
пох вало й.
Dame (фр .)—здес ь :
конечно!, еще бы!
Dementia philosophia (лат .) —
филос офско е
безумие.
Dichtkunst (нем.) —
поэзия,
поэтика.
Dicibile (лат . ) —
вы раз и мое.
Diminuendo (um.) —ум ень шая .
Duellum (лат.) —
война.
Einstimmung (нем.) —
согласие.
Ek parergou (др. —г рен .,
лат.) — мимоходом;
добавление.
En masse (фр .) —
в
массе.


Перевод
иноязычных
т екст ов
579
Ens (лат))
—
существующее,
сущее,
бы тие,
вещь.
Ens fictum (лат))
—
вымышленная
вещь.
Ens imaginarium (лат))
—
воображаемая
вещь.
Ens realissimum (лат))
—
наиреальнейшая
ве щь,
реальнейшее
сущее
(бог) .
Ео
ipso (jichtl)— т е м
самым.
Ex officio (лат .) —
по
обязанности.
Exempla sunt odiosa (лат. ) —
одиозные
примеры.
Experior (лат.) —
испытывать,
и спробо ват ь,
судиться.
Faux pas (фр. ) —
п рома х,
ош ибк а.
Fingere (лат .) —
изображать,
воо бр ажать ,
притворяться.
Fundamentum comparationis (лат .) —
осн ован ие
сравнения
(сопостав ­
ления).
Hohe Exzellens (нем.) —
В аше
высокопревосходительство.
Нот е
(англ.)— дом .
Id<em> (лат .)—т о т
же;
а
также,
равн ым
образ ом.
Idola (др.
—гр еч .,
лат.) —
призраки.
Illusio (лат .) —
насмешка,
ирония,
обман.
Imitari (лат .) —
изображать,
подражать,
воспроизводить,
выражать.
In actu (лат.) — в
де йстви тель но сти.
In corpore (лат.) —
в
полном
составе,
в
целом.
Inписе (лат.) —«в
орехе», т,
е.
в
зародыше.
In potencia (лат. ) —
потенциально,
в
возможности.
Instantia negativa (лат .) —
отрицательные
примеры.
In usum aestheticae (лат))— дл я
испо ль зов ания
в
эс те тике.
La Sainte Alliance (фр. ) —
Священный
союз.
Les aristocrates à la lanterne! (фр. ) —
аристократов
на
фон арь !
L’esprit general d’une nation (фр. ) —
общий
дух
на ции.
Levius fit patientia quidquid corrigere nefas (лат .)— чт о
нельзя
изменить,
легче
переносится
с
терпением.
Liberalitatem (лат.,
А се.
от
liberalitas) —
здесь:
щедрость.
Materia circa quam (лат .) —
материя,
вок руг
которой.
Materia ex qua (лат.)— мате рия ,
из
которой.
Materia in qua (лат.) — м атери я ,
в
(отношении к)
которой.
Miscellanea (лат.) —
сочинение
сме шан н ого
содержания,
всякая
всячина.
Mixtum compositum (лат.) —
соединение,
смешение,
мешанина.
Moral sanity (англ. ) —
моральное
здо ровь е.
Mutatis mutandis (лат .) —
с
известными
огов орк ами ,
с
необходимыми
из­
ме не ния ми.
Nisi ipse intellectus (лат. ) —•> ничто,
кроме
самого
интеллекта.
Noblesse (фр. ) —
благ о род ст во.


580
Пе рев од
иноязычных
текс тов
Nomen nominis (лат))— и мя
имени.
>
Nomina periculosa (лат))
—
опа с ные
имена.’
Note fausse (фр))
—
фальшь.
Objectum fictum (лат))
— вымышленный
объект.
Omina (лат))— знаки,
знамения,
приметы,
предзнаменования.
’
Opera (лат))
—
сочинения.
Parbleu (фр.) —
черт
возьми!
Par excellence (фр . ) —
по
преим уще ст ву .
Par renommée (фр . ) —
по
с лу хам.
Pendant (фр . ) —
нар яду ,
в
до пол нение;
соо тв ет ст вующ ее.
Personae dramatis (лат .) — д ей ству ющи е
лица
дра мы.
Petitio principii (лат .) — в ы в о д
из
недоказанного,
пре дво сх ище ние
осно­
вания.
Piano (um.)— ти хо.
Post mortem ergo propter mortem (лат. ) —
пос ле
смерти,
следо ват ель но ,
по
причи не
смерти.
Prima facie (лат .) —
на
первый
взг ля д.
Principium (лат))
—
начало,
основа,
происхождение,
принцип,
пе рвоп ри­
чина.
Promiscue (лат))
—
без
разбору,
смешанно,
вместе.
Propter hoc ergo post hoc (лат.) —
по
причине
этого,
следовательно,
по сле
этого.
Quand meme (фр. ) —
все
же.
Ratio ignava (лат. ) —
рассуждение,
парализующее
волю.
Reductio ad absurdum (лат.) — сведение
к
абсурду.
Refugium ignaviae (лат. ) —
уб еж ище
к осност и.
Res (лат. )— вещь
(в широком смысле:
р еаль ност ь ), предмет,
собы тие.
Resp <onsum> (лат.) —
соответственно.
S<ine> a<nno> (лат. ) —
без
(указания)
год а.
Silentium (лат.) — безмолвие,
молчание,
ти шин а.
Sit venia verba (лат.) — буде т
позволено
сказать
так;
с
позволения
сказать.
Sopra senso (um.) —
вы ше
понимания.
Specificum (лат. ) —
специфический,
вид овой
признак.
Sprachkunst (нем.) —
риторика.
Sub specie (лат .) —
под
углом
зрения.
Sui generis (лат. ) —
своег о
рода,
своео бра зны й.
Sui generis suppositio (лат .) —
своего
род а
п одме на.


Пере вод
иноязычных
те кст ов
581
Summulae logicales (лат .) —
не бо льшие
логические
суммы.
Syjnbolon (др. — г реч .,
лат.) —
сим вол.
Taedium (лат. ) —
пресыщенность,
отвращение.
Tertia vigilia (лат.) — тре ть я
н очная
ст ража.
Tertius gaudens (лат.) —т ре ти й
ра дую щи йся
(выигрывающий от распри
двух
ст орон) .
Traducere ad suam intuitionem (лат.) —
пер евес ти
при
помощи
своей
ин­
т у иции.
Vernehmen (нем.) —с л ы ша т ь.
Vernunft (нем .) —
разум.
Volens-nolens (лат. ) —
волей-неволей.
Volkgeist (нем. ) —
народный
ду х.
Volksthum (нем .) —
народ ность .
Volksthumlich (нем .) —
народный.
Vulgo (лат. ) —
попрост у
го воря,
об ычно.


582
Пер ево д
иноязычных
те ксто в
ПЕРЕВОД
С
ГРЕЧЕСКОГО
ЯЗ ЫКА
àayoXia—
заня т ост ь,
недосуг.
ÈyypâppaTOÇ —
зап иса нны й.
eBvoç —
племя,
народ.
Eipcûveia — и ро ния.
ékckç énâç ёоте ßeßr)Xoi —
бу дьте
открыты
всем!
ëvvoia —
понимание.
ëpyov— дело,
дея ние,
содеянное,
фа кт.
к ат ’ÈÇoxnv ~ выпуклое
изображение,
рельеф.
Xektôv —
могущее
бы ть
сказ анным .
pETäßaaiq eiç äÄAo yévoç —
переход
(рассуждения)
в
другую
область
(ошибка,
приводящая
к
смешению
понятий
и
к
иг ре
слов).
рт]öv—
небытие.
TrâpEpyov —
н ечто
второстепенное,
добавление.
ttoit|Olç —
тво рч еств о,
поэзия.
•npôç é|iâç —
отношение
к
н ам.
TTpGÔTOV ipEÛôoç —
пр инципиальна я
оши бк а,
ошибочный
начальный
те­
зис.
aij pßoXov —
зна к,
си мво л,
иносказание,
знамение.
аХоХп
—
досуг,
свободное
время.
та
бттархоута
—
данные
об стоя т ельст ва.
щиХЛ
Koapov —д уш а
мира.


Перевод
иноя з ычны х
текстов
583
***
С.
36—0
лейбницевском
принципе
неразличимого
(латР^ .
С.
49—
Из
г луби ны
взываю
к
Тебе,
Господи,
Господи!
услышь
голос
м ой...
Да
упо вает
Израиль
на
Господа;
ибо
у
Гос п ода
милость
и
многое
у
н его
изб авл ени е.
И
он
и зб авит
Израиля
от
всех
беззаконий
его
(Пс .
129) (лат).
С.
87—
Кто
Христа
познает,
ничег о,
если
пр о чего
не
знает , // Кто
Христ а
не
знает,
тот
зря
все
прочее
п оз нает
(лат).
С.
107—Те...,
к
к отор ым
относятся
сред и
французов
Де кар т,
среди
немцев
Ле йбниц
и
Воль ф,
с реди
ан гл ичан
— Бэкон
Веруламский,
Локк
и
др .,
воз ве ли
систему
метафизики,
...
и
т.
д.
(нем .).
С.
129—Но
мой
слабый
рассудок
падает
ниц
перед
Ше ллинг ом.
Между
те м,
смею
уве рит ь,
что
это
не
то
учение,
к ото рое
бы
подошло
России.
Ваш е
П рево схо ди тель ство ,
в
заключение
выскажу
свое
сужде­
ние
относительно
это го:
я
не
могу
предложить
н ич его,
кро ме
мо их
сом ­
нений
(фр.).
С.
134 —
Природа
должна
быть
самодо ст ат очной
сущностью,
и
фи­
з ика
—
самод ост а точ ной
наукой
об
эт ой
сущности.
Также
требуется
по­
казать,
как
она
приходит
к
сам оор гани заци и,
придавая
себ е
фор му
и
строение
(нем.).
С.
205 —
Философия
рас смат р ива ет
п режде
всег о
Ло гич ес кие,
чи­
стое
мышление,
которое
за тем
решает
опредметить
себя
в
качест в е
при­
роды ;
тр ет ьим
является
дух...
Это
... ,
однак о,
ес ть
ид ея
Аб солют а,
кото­
рая
заключается
в
том ,
что
Идея,
приним а я
это
во
внимание,
то же
явля­
ется
Бытием.
Так
что
Абсолют
является
той
высшей
предпосылкой
зна­
ния
и
сам им
первоначальным
Знанием
(нем).
С.
243 —
Множество
темных
личностей
(фр.).
—
Хладнокровные
фанатики,
вр емя
от
времени
изг оня ющие
бесов,
иллюминаты,
ква ке ры,
масо ны,
сторонники
Ланкастеров,
методи­
сты
(фр.) .
С.
295 —
Собственно
г оворя ,
следовало
бы
говорить
о
психологии
при
физике,----------:
так
что
ме жду
ф изикой
и
психологией
немыслимо
как о е-л ибо
реальное
противоречие.
Но
да же
есл и
кто -то
захотел
бы
с
этим
согласиться,
то
он
с мог
бы
узнать
о
психологии
ст оль
же
ма ло,
с кол ько
и
о
физике,
в
это м
противопоставлении,
подобно
тому
как
бы­
ло
бы
в
том
сл учае ,
е сли
на
ее
место
могла
быть
п ост авле на
фил ос о­
фия.—
Поскольку
псих олог ия
познает
душу
не
в
идее,
а
по
сп особ у
проявления
и
только
в
противопоставлении
тому,
с
чем
она
со став ля ет
еди нств о,
по­
стольку...
и
т.
д.
(нем).
С.
298 —
Субъективное
в
нем
(художнике)
вн овь
превращается
в
объективное,
как
у
фил ософа
объективное
по ст оянно
вбирается
в
субъективное.
Поэтому,
да же
не
пр иним ая
во
в ним ание
внутреннюю


584
Пе рев од
иноязычных
текс тов
идентичность
с
и скусст вом ,
все
же
фи лосо фия
всегда
и
с
необходимо­
стью
остается
иск усст вом,
т.
е.
ч ем-то
реа льн ым
(или.) .
С.
329 —
Поэзию
мо жно
критиковать
только
поэзией.
Суждение
об
ис кус стве ,
сам о
не
являющееся
произведением
искусства,
не
имеет
пр ав
гражданства
в
ц ар стве
искусства
(нем^).
С.
335—«Красота
есть
истина,
истина
—
к расот а»,—
вот
все, // Что
вы
знаете
на
зе мле,
и
все,
что
вам
нужно
знать
(англ .).
—
Это
не
всё
{англ} .
С.
356 —
Пою
равным
[встало на место]
пою
всадникам
(т.
е.
сосло­
вию
всадников)
{лат}.
—
«Жизнь» (роман Мопассана) {ф р . ).
С.
367 —
Сл ышать
гл азам и
п рисущ е
прекрасному
уму
лю бви
{англ.) .
С.
377—378 —
По сле
я вился
ему
дух
Мефистофель
и
сказал
ему:
«Если впредь ты будешь держать свое слово,
я
могу
насытить
т вою
по­
хоть
иным
образом,
так,
что
ты
в
жизни
ничего
д руго го
не
захочешь.
Раз
ты
не
можешь
жить
в
целомудрии,
я
буду
каждую
ночь
и
каждый
ден ь
приводить
тебе
в
постель
любую
женщину,
какую
ты
увидишь
в
этом
городе
или
где
еще ,
если
ты
пожелаешь
ее
по
воле
своей
для
блуда.
И
в
этом
виде
и
образе
бу дет
она
с
тобой
ж ить».
Доктору
Фаусту
это
так
п онр авилось,
что
сердце
у
него
за треп етал о
от
ра до сти,
и
он
покаялся
в
то м,
что
п режде
хотел
со твор ит ь.
И
р аспа­
л ился
он
таким
б ессты д ством
и
похот ь ю,
что
день
и
ночь
только
высм а­
тривал
красивых
женщин,
так
что
ес ли
н ынче
он
п реда вал ся
с
дьяволом
блуду,
завтра
уже
новое
им ел
в
мыс ля х.
(Перевод Р.
В.
Френ­
кель)—
Цита та
из
«Народной книги»
о
Ф аус те.
См. :
Ле ге нда
о
Докторе
Фаусте.
И здан ие
подготовил
В.
М.
Жирмунский.—Изд.
2.—М.:
На­
ука .— 1978.— С.
46—47.
С.
378 —
Они
от веча ли
ему,
что
это
был
бог
М аго мет
и
что
на
но чь
треб овал
он
то
одну,
то
др у гую,
д елил
с
н ими
ложе
и
сказал
иМ:
от
его
семени
пойде т
в елик ий
н арод
и
родятся
храбрые
богатыри.
(Перевод
Р.
В.
Френкель).—
Там
же.—С.
71.
С.
383 —
Познание
и
п онима ние
(нем.).
С.
404—«Великое
и ск ус ств о» (трактат Луллия) (л а т. ).
—
К омб инат орно е
искусство
(лат . ).
С.
409 —
В
искусстве
соединение
м ысли
и
слов
(нем. ).
С.
411—То,
чему,
как
мы
утверждаем,
не
противоречит
су щест во­
вание,
как
бы
на
само м
де ле
ни
противоречило,
называется
вымышленным
сущим
(лат.) .
—
«...Ис к ус ств о»
Луллия
(лат . ).
С.
458 —
Эстетическое
изображение
характера
он
рас сма тр ивает
с
т очки
зрения
этик и,
а
различные
ти пы
характера
сводит
к
моральным
категориям
(англ .).
С.
459 —«П ир» (трактат Данте) {и та л}.


Перевод
иноязычных
тек сто в
585
С.
465 —
Вся
тяжесть
в
искусстве
сочинительства
па дает
на
вымы­
сел,
сочинение,
преобразование,
пер едел ыв а ние
мир а
явлений,
перепле­
те ние
мыслей,
борьбу
их;
в
ораторском
искусстве
—на
совершенство
изображения
моментов
д уши
посредством
языка;
сочинитель
изобрета­
ет
завя зк и
и
развязки
сю жет а,
обстоятельства,
ситуации,
да ет
мировоз­
зрение;
оратор
изобретает
слова,
форм ы
предложений,
конфигурации,
изречения,
дает
образ
ж изне нно го
мо м ента
душ и
(нем^.
С.
501 —
Правило
первое
и
наиболее
фундаментальное
состоит
в
том,
чт обы
рассматривать
социальные
факты
как
ве щи
(фр .).
С.
506 —
Но
в
том
пункте,
от
кот орого
все
зависит,
от
к ото рого
зависит
состояние
п сихо логи и
народов,
—в
эт ом
пункте
мы
с
рад ость ю
на хо дим
Вундта
в
чис ле
своих
сторонников
(...вм е с то
психологического
опыта
стоит
душе вног о,
и
вме сто
по
психологическим
зак о нам
—
псих ич е ским)
(#■)■
С.
513 —
Я
почерпнул
мно го
полезного
в
произведениях
Вундта,
но
я
не
колеблясь
по дп ишусь
под
суждением
Hales (...): Имеется слишком
мн ого
теорий
и
слишком
ма ло
фа кто в,
чтобы
удовлетворить
на с.
Факты
приводятся
просто
как
иллюстрации
те о рий,
а
не
как
доказательства
их
{англ . ,
фр .).


УКАЗАТЕЛЬ
ИМЕН
Августин
Блаж енн ый
(354—430) —
55, 93, 195, 324
Ав се нев
П.
С.
(архим.
Фео ф ан)
(1810—52) —183, 195-200, 213,
214, 268
Ак сел ьрод
Л.
И.
(1868—1946) —
552
А лексан др
I (1777-1825)-42, 43,
101, 228, 231, 235, 236, 239, 243,
279
А лексей
Михайлович
(1629—76) —
33, 44
Аль-Газалий
Абу-Х амид
Мо хамед
(Аль-Г азали
Абу-Хамид
Мо­
хаммед
ибн
Мохаммед)
(1059—
1111)—58
А льт ен берг
Г.
(Энглендер Р .)
(1859—1919)—358
Амвросий,
архиеп.
Моск овск ий
(Зертис -К ам е нск ий
А.
С.)
(1708—71)-56
Амв рос ий
Дубневич
(?—1750)—64
Аммоний
Саккас
(175—242)—56
Амфитеатров
С.
Е.
(Раич) (1792—
1855)—288
Анакреон
(Анакреонт) ( ок.
570—
478 до н.
э .) —119
Аничк о в
Д.
С.
(?—1788)—72
Ансильон
Ф.
(1767—1837)—161,
162, 338
Аракчеев
А.
А.
(1769—1834)—233
Аристипп
(2-я
по л.
5— нач.
4 вв.
до
н.
э .) —104
Ар ис тотел ь
(384—322
до
н.
э.) —
34, 55, 56, 63, 65, 85, 102, 104,
171, 300, 323, 324, 390, 458, 549
Арсеньев
К.
И.
(1789-1865)-239
Архангельский
А.
С.
(1854—
1926)-56
А.
С.,
см.
Галич
А.
И.
Аск ольд ов
С.
А.
(1871-1945)-18
Act Г.
А.
Ф.
(1778—1841) —107,
204, 322, 338, 340, 341
А.
Т.-121
Аф анаси й
Александрийский
(ок .
295—373)—56
Ахматова
А.
А.
(1889— 1966)—371
Баа дер
Ф.
К.
(1765-1841)-153,
200
Ба гал ей
Д.
И.
(1857-1932)-83,
95, 124-126, 128, 326, 331
Ба жан ов
В.
Б.
(1800—83) —173
Бай ер
Г.
3. (1694—1738)—36
Бакунин
М.
А.
(1814—76) —18
Бальмонт
К.
Д.
(1867-1942)-377
Бар ди ли
X.
Г . —108, 120
Барсов
Т.
В.
(?—1904)—71, 175
Барсуков
Н.
П.
(1838-1906)-106,
114, 158, 253, 340
Бастиан
Ад.
(1826—1905)—484,
551
Батте
Ш.
(1713-80)-323, 324,
328, 338, 354
Ба тюшк ов
Ф.
Д.
(1857—1920)—58,
333
Баумгартен
А.
Г.
(1714—62) —
322-324, 327, 328
Бауме йстер
Ф.
X. (1709—85)—64,
66, 67, 71, 72, 127, 148, 256
Бах
И.
С.
(1685—1750)—396


Указатель
имен
587
Б ахман
К.
Ф.
(1792-1881) —120,
126, 165, 322, 338
Беда
До сто по чт енный
(672 или
673-о к.
735)-459
Безбородко
И.
А . (1756—1815)—78
Безобразова
М.
В.
(1857—?)—58
Бек
А.
(1785—1867)—332
Бекенштейн
И.
С.
(?—нач.
1740- х
гг. )—36
Белинский
В.
Г.
(1811—48)—48,
115, 119-121, 173, 176, 182,
253, 263, 265, 316-318, 326,
341, 342
Белый
Андрей
(Бугаев Б.
Н.)
(1880—1934)—356, 367, 371
Беме
Я.
(1575-1624)-34, 75, 197,
235
Бенеке
Ф.
Э.
(1798—1854) —198
Бенк енд ор ф
А.
X. (1783—1844) —
240, 241, 263
Берг
Л.
С.
(1876—1950)—548
Бе р дяев
Н.
А.
(1874-1948)-18
Берк
Э.
(1729—97)—323, 324
Беркелей,
см.
Беркли
Беркли
Дж.
(1685—1753) —107,
131
Бернулли
Д.
(1700—82)—36
Бернулли
Н.
(1695—1726)—36
Бестужев-Рюмин
К.
Н.
(1829—
97)-67
Бетховен
Л.
ван
(1770-1827)-349
Бехтерев
В.
М.
(1857-1927)-539
Бибиков
Д.
Г.
(1792 —1870)—257
Бильфингер
Г.
Б. (1693—1750)—36
Блок
А.
А.
(1880-1921)—367, 371,
373
Блуменбах
И.
Ф. (1752-1840)-483
Блюмель
Р.—515
Бобров
Е.
А.
(1867-1933)-18, 79,
81, 136, 139, 290, 299, 307
Боголю бов
В.
В. —75, 76, 82
Богословский-Платонов
И.
М.
(1820—70)—183
Бодянский
О.
М.
(1808—77)—115
Бон авен тур а
(1221—74)—459
Бонапарт,
см.
Наполеон
Бонне
Ш.
(1720—93)—79, 82, 108,
174
Бон ч-Бру евич
В.
Д.
(1873—1955) —
83, 84
Боратынский
Е.
А.
(Баратынский)
(1800—44)—284, 421
Бороздин
А.
К.
(1863—1918)—78
Боссюэт
Ж.
(Боссюэ) (1627—
1704)-256
Б от ен —132, 253, 265
Браун
Дж.
(1735—88)—135 .
Браун
Ф.
А.
(1862—1942)—333
Бр еаль
М.
(1832-1915)-419
Брем
А.
Э.
(1829—84)—454
Бреннер
В.—538
Брентано
Ф.
(1838—1917)—476,
478
Бринтон
К.—478
Бровкин
В.
П. —19
Бронзов
А.
А.
(1858—?)—56, 60
Брониковский
К.—137
Бруккер
И.
Я.
(1696—1770)—67,
107
Бру но
Д.
(1548—1600)—326
Бр юс
Я.
В.
(1670-1735)-34
Б рюсов
В.
Я.
(1873—1924)—354
Брянцев
А.
М.
(1749-1821)-66,
72, 102, 103, 105, 109, 286
Буало
Н.
(1636—1711)—354
Бугаев
Б.,
см.
Белый
Андрей
Буксбаум
И.
X. (1694-1730)-36
Б улг арин
Ф.
В.
(1789—1859)—253
Буле
И.
Г.
Э.
(1763—1821) —101 —
107, 314
Бургундий
Пиза нский— 57
Бурдах
К.
Ф.
(1776—1847) —195,
198
Буслаев
Ф.
И.
(1818—97)-115, 266
Бутервек
Ф.
(1766-1828)-108,
110, 124, 143, 172, 323, 325
Бу тк евич
Т.
И . (1854-?)-198, 213
Бутурлин
Д.
П.
(1790—1849)—255


588
Указатель
имен
Бухарин
Н.
И. (1888—1938)—552
Бучер
С.
Г. (1850-1910)-458
Бэкон
Фр.
(1561-1626)-ЮЗ-
107, 159, 171, 272
Бюрг ер
М.
(?—1726)—36
Бюфф он
Ж.
Л.
Л . (1707-88)-483
Вагнер
И.
И.
(1775-1834)-105,
146
Вайц
Т.
(1821—64)—484
Вальденберг
В.—32
Вальх
И.
Г.
(Р—1775)—68
Варадинов
Н.
В.
(1817—86
или
87)-84
Василий,
архиеп.
Новгородский
(?—1352)—59
В-б-р
(Вебер А.) —144
Введенский
А.
И.
(1856—1925) —
158, 205
Вегелин
Я.
(1721-91)-484
Вейкард—135
Вейс
Х. - 67, 161, 204
В ейсе
X.
Г.
(1801-66)-153
Великоостровский
М.— 175
Велланский
Д.
М.
(Кавунник)
(1774-1847)-106, 110, 133,
135—143, 145, 147, 153, 159,
268, 289-291, 307, 308, 313
Венгеров
С.
А.
(1855—1920) —115
Ве нев итино в
Д.
В.
(1805—27) —
335, 336
Веселовский
А.
Н.
(1838—1906) —
457
Вигуру
А.
— 539—540
Виндишман
К.
И.
И.
(1775—
1839) —134, 138
Винкельман
И.
И.
(1717—68) —
323-325, 328, 332, 340
Винклер
И.
Г. - 67, 71, 171, 189
Витязев
Ф.
И.
(Витязев-Седе -
н ок) —18, 19
Владимир
Каллиграф
(?— к он.
1770- х
гг. ) —66
Владимир
Мо нома х
(1053—1125) —
132, 271
В лади мир
Святой
(втор .
пол.
Xв
— 10 1 5)—271
В ладиславлев
М.
И.
(1840—90) —
160
Волконский
Г.
П.
(1808—82)—280
Вольтер
(Мари Франсуа Аруэ)
(1694—1778)—226
Воль ф
Ф.
А.
(1759—1824)—245,
332, 375, 376
Воль ф
X. (1679—1754)—35, 63, 66,
103, 108, 127, 159, 176, 177, 185,
193, 198, 199
Востоков
А.
X. (1781 —1864)—266
Всеволожский
H.
С.
(1772—
1857)-67
Вульф
А.
Н.
(1805—81)—240
Вундт
В.
(1832—1920)—419, 475-
477, 479, 484, 497-511,
513—514, 516—517, 522—526,
543, 552, 556, 558, 560, 566, 569,
570
Вяземский
П.
А . (1792-1878)-262
Гавриил,
арх им.
(Воскресенский
В.
Н.)
(1795—1868) —131, 132,
172, 174, 183, 198, 271-273
Гавриил
(Бужинский) (?—1731) —
27
Гайдебуров
Ф.—304
Гай м
Р.
(1821—1901)—327
Га лах ов
И.
А .— 300, 301
Галилей
Г.
(1564-1642)-82
Га лич
А.
И.
(Говоров) (1783—
1848)—44, 106, 107, 110, 133,
143—149, 153, 158, 198-200,
224, 247, 320-322, 328, 337
Г аллер
К.
Л.
(1768-1854)—245
Гаман
И.
Г.
(1730-88)-82
Гевлич
А.
П.
(1790—1861)—125
Гегель
Г.
В.
Ф.
(1770—1831)—13,
67, 107, 120, 131, 133, 153, 164,
172-174, 186, 189, 192, 194,


Указатель
име н
589
201. 203-206, 211, 216, 217,
245, 292, 300, 306, 309, 313, 335,
337, 338, 341, 374, 415, 4/8, 484
Гедеон
Вишневский
(1679—
1761)-66
Гейденрейх
К.
Г.
(1764—1801)—
328
Ге йне
X.
Г.
(1729-1812)-73, 332
Гейнекций
И.
Г.
(1681-1741)-39,
127
Ге йн рот
И.
X.
А.
(1773—1843)—
, 146, 198, 208
Г ельвеци й
К.
А.
(1715-71)-81
Гел ьд ер лин
Ф.
(1770-1843)—332
Гемст ер г ейс
Т.
(1685—1766)—82
Г еннади й
Новгородский
(?—
1505)-21, 25
Георгий
Конисский
(1717—95) —
64
Герба рт
И.
Ф.
(1776—1841)—113,
131, 146, 164, 476, 484, 505, 506,
594
Ге рбер
Г.
(1820-1901)-465
Герд ер
И.
Г.
(1744-1803)-79-
82, 484, 531, 568
Геррес
Я.
И.
(1776-1848) - 153
Герман
К.
Ф.
(1804-55) - 36, 332
Герод от
(между 490 и 480
—
ок.
425 до н.
э.) —483
Гертлинг
— 375
Герцен
А.
И.
(1812-70) - 253,
264, 265
Гершензон
М.
О.
(1869—1925) —
18
Гете
И.
В.
(1749—1832) — 102,
245, 332, 349, 378, 443 .
Гетчесон
Ф.
(Хатчесон) (1694—
1747) _324
Гешель
К.
Ф.— 154
Г илл ебра нд
И.
(1788-1871) - 204
Гильтебрандт
П.
А.
(1840—?) —
486
Ги нне кен
Я.
Й.
А.
(1874-1945)-
476, 513, 528
Гийо н
Ж.
М.
Б.
де
ла
Мот
(Гюй­
он)
(1648-1717) - 95, .235
Гиппократ
(ок.
460 —
ок.
370 до
н.
э.) - 104, 483
Гиртаннер
К.
(1760-1800) — 135
Гоголь
Н.
В.
(1809—52) —48, 349,
356
Гог оцк ий
С.
С.
(1813—89) — 183,
197, 200, 214-219, 261, 266,
267, 303
Гозий
С.,
кард.
(1504—79) — 61
Гойя
Ф.
X. (1746-1828)-374
Гокусай
К.
(Хокусай) (1760—1849
или
1870)-358
Голи цын
А.
Б.
(1792—1865) — 146
Голи цын
А.
Н.
(1773—1844) —
130, 158, 223, 225, 230,
232-237, 239, 242, 243, 260
Г олицы н
Д.
М.
(1665-1737)-34
Голль м ан
Г.—127
Головнин
А.
В.
(1821—86) — 262
Голтон
Фр.
(Гальон) (1822—
1911)-541
Г олуб ински й
Е.
Е. (1834—1912) —
20, 56, 57, 59, 60
Гол уби нск ий
Ф.
А.
(1797/98—
1854)-183 —188, 195, 198, 256
Г олу ховский
И.
(1797—1858)—
137, 268
Гольбах
П.
А.
(1723—89) — 80—
82, 131, 283
Гольдбах
X. (1690-1764)-36
Гомер
— 376, 378
Гончаров
И.
А.
(1812-91) - 109,
284, 285
Го раций
(Квинт Гораций Флакк)
(65—8
до
н.
э.) —93
Горн
И.
(1779-?) - 170, 171
Городч анин ов
Г.
Н.
(1771 —
1852) -230
Г рановс кий
T.
Н.
(1813—55) — 44,
45, 115
Гре бер
Г.
(1844-1911)-524
Гребнер
Ф.
Р.
(1877-1934)-572


590
Указатель
имен
Г реч
Н.
И.
(1787-1867)-264
Гри бое дов
А.
С.
(1795 — 1829) —
452
Григ орий
Богослов
(Григорий На-
зи анзи н)
(ок .
330 —
ок.
390) —
56
Григорьев
А.
А.
(1822—64) — 99,
316
Григорьев
В.
В.
(1816—81) —
147—149
Гриневич
И.
Ф.— 125
Громов
Я.
Н.
(1788-?)-127, 128
Гросс
X.
Ф.
(?-1742)-36
Гук
Р.
(1864-1947)-333
Гумбольдт
В.
(1767-1835)-332,
333, 409, 484, 486, 521, 524, 568
Г урвич
Е.— 548
Гус серл ь
Э.
(1859-1938)-527
Гюйон,
см.
Гийо н
Гю марс
—
105
Гюнтер
А.
(1783-1863)-153
Давид
(кон.
XI—X
вв.
до
н.
э.) —72
Давид
Н ащинс кий
(?—1793) —64
Да в ыдов
И.
И.
(1794-1863)-
102—117, 227, 252, 258, 283.
286, 288-290, 293, 297, 312,
335—339, 341
Даль
В.
И.
(1801-72)-266
Даниил
За то чник
(XII—XIII
вв.) —
132, 272
Дани левски й
Г.
П.
(1829—90) — 83
Да нте
А.
(1265-1321) - 349, 374,
378, 459
Даумер
Г.
Ф.
(1800-75) - 153
Дегуров
А.
А.
(Дюгуров) (1766—
1849)-231
Дежерандо
Ж.
М.
(1772-1842)-
106-108
Дек арт
Р.
(1596-1650)-13, 43,
68, 77, 107, 111, 171, 375
Де лак руа
А.— 528
Дел ил ь—36
Делиль
Ж.
Н.
(1688-1768)-36
Дельбрюк
Б.
(1842-1922)-510,
513, 524
Дильтей
В.
(1833-1911)-476,
550
Дильтей
Ф.
Г.
(?—1781) —69
Дионисий
Ареопагит
(Псевдо -Ди о ­
ниси й
А ре опа гит)
(5 или нач.
6 в. )-57, 93
Диттрих
О .-511, 513, 523-525,
528
Дмитрий
Ро сто вск ий
(1651 —
1709) - 27
Доброхотова
А.
И.—19
Досифей,
патр.
Иерусалимский
(1669-1707)-29, 64, 65
Достоевский
Ф.
М.
(1821-1881)-99, 356, 377
Д.
П.,
см.
Поспелов
Д.
В.
Дрис ман с
Г.—548
Дроздов
А.
В .-120. 173, 174, 182
Д удров ич
А.
И.
(1770-?)-128
Д удров ич
И.
И.
(1793—1842) —
128
Д юв ернуа
А.
Л.
(1840—86) —36,
486 '
Дюр кге йм
Э.
(1858-1917)-477,
484, 501, 543
Дют уа -95, 235, 238
Евг ени й,
митр.
(Болховитинов
Е.
А.)
(1767-1837)-38, 42,
213
Екатерина
II (1729—96)—39
Елисавет а
(Елизавета)
Пе тро вна
(1709-61/62)-36, 258
Епифаний
Славеницкий
(?—1675) —56
Есикорский
С.
Л.—126
Ec- кий,
см.
Е сико рс кий
С.
Л.
Ефименко
А.
Я.
(1848—1918) —
84, 85
Еше
Г.
В.
(1762-1842)-148
Жан
П оль
(Иоганн Поль Фридрих
Ри хт ер)
(1763-1825)-328
Жегалкин
И.
И .—543'
Жерандо,
см.
Деже рандо
Ж.
М.


Указатель
имен
591
Жуковский
В.
А.
(1783—1852) —
145, 262, 272, 317-319
Жюкелье
П. — 539—540
Зава дов ск ий
П.
В.
(1739—1812) —
101
Загоскин
Н.
П.
(1851-1912) - 231
Замотин
И.
И.
(1873-1942)-320
За нд
К.
(1795-1820)-222
Зедергольм
К.
А.
(1789—1867) —
131
Зеленецкий
К.
П.
(1812—58) —
115-121, 129
Зеленогорский
Ф.
А.
(1839—
1908)-85, 86, 93, 124, 128
Зенон
Стоик
(ок.
336—264
до
н.
э .) —104
Зи ммел ь
Г.
(1858-1918)-538,
554-556
З ино вий
Отенский
(?—1568)—59,
60
Золгер
К.
В.
Ф.
(1780—1819) —
322, 337, 338
Золя
Э.
(1840-1902)-356
Зохер
—107
Зудерман
Г.
(1857-1928)-356
Зульцер
И.
Г.
(1720-79)-323,
328
Зыбелин
С.
Г.
(1735-1802)-72
Иб ель
фон
—222
Ибервег-Гейнце
Фр.
(Ибервег)
(1826-71)-148
И.
В.—159
Иван
III Васильевич (1440—
1505)-23
Иван
IV Грозный (1530—84) — 21,
23, 27
И ванов
В.
И.
(1866-1949)-93
Ивашковский
С.
М.
(?—1850) —
325
Изелин
И.
(1728—82) —483
И.
И.
Д.,
см.
Д авыд ов
И.
И.
Ико ннико в
В.
С.
(1841 — 1923) —
20, 78, 125, 189, 208, 214, 257,
301
Инно кентий,
архиеп.
Таврический
(Херсонский) (Бор исов
И.
А.)
(1800-57)-173, 188, 197, 198,
213,234,272
Инно ке нтий
Поповский
—64
Иоаким,
патр.
(1620—90) — 64
Ио анн
Дамаскин
(ок .
675—753) —
56, 57, 60
Иоанн
Козлович
(?—1757) — 66
Иосаф,
иеромонах
(?—1861) — 198
Иосиф
II (1741-90)-226
Иосиф
Волоцкий
(Волоколамс ­
к ий)
(1439/40-1515)-59
Иосиф
Волчанский(?—1745)—64
Каб ани
П.
Ж.
Ж.
(Кабанис)
(1757-1808)-106
Кавелин
Д.
А.
(1778-1851) - 230
Казадаев
А.
В.
(1781-1854) - 234
Казач ин ский ,
см.
Михаил
Каллиграф,
см.
Вл адими р
Кам аш ев,
см.
Средний-Кама-
шев
И.
Н.
Каннинг
Д.
(1770-1827)-227
Кант
И.
(1724-1804)-34, 43, 73,
83, 102—112, 116-120, 124—
126, 128, 131, 135, 147, 148,
160, 161, 167, 172-174, 178,
184, 186, 188, 189, 192, 193, 197,
198, 200, 203-205, 211,
213-217, 224, 225, 227, 228,
270, 323, 325, 327, 328, 338, 414
Кар амзи н
H.
М.
(1766-1826) - 42,
232, 262, 266, 313, 315, 316, 318,
410
Каринский
М.
И.
(1840-1917)-
18
Ка рл
XII (1682-1718)-50
Ка рн еев
Е.
В.—238
Ка рн еев
3.
Я.
(1748-1828) - 230,
232, 238, 256, 260
Карпе
Ф.
С.
(1741-1806)-67,
144, 148, 171
Карпов
В.
Н.
(1798-1867)-39,
175-183, 188, 189, 197, 198,
214, 247, 269, 270, 273


592
Указатель
имен
Картезий,
см.
Декарт
Р.
Кар ус
К.
Г.
(1789-1869) —195,
198, 208
Карьер
М.
(1817-95)-446
Катков
М.
Н.
(1818-87)-103,
115
Каховский
В.
В.— 84
Каченовский
М.
Т.
(1775—1842) —
289
Кедров
И.
А.
(1811-46)-173-
175, 182
Кеме
Г.
(Гом) (1696-1782)-483
Кеппен
П.
И.
(1793-1864) - 163
Керштенс
И. X . (1713-1842)-69
Кесслер. — 548
Ки зевет т ер
И.
Г.
К.
X. (1766-
1819) —104, 105, 107, 148
Кильмейер
К.
Ф.
(Кильмайер)
(1765-1844)-135
Ки реевски й
И.
В.
(1806—56) —
173, 175, 241, 315, 317-319
Кирилл
Иерусалимский
(315—
368)-56
Кирилл,
митр.
(?—1281) —21
Кит с
Дж.
(1795-1821)-335
Кл ейн
Г.
М.
(1776 —1820) —144,
145
Клейнпетер
Г.
(1869—?) —571
Климент
Александрийский
Тит
Флави й
(150—д о
215) — 93, 568
Кл- н,
см.
Кле йн
Г.
М.
Клингер
М.
(1857-1920)-377
Ключарев
Ф.
П.
(1754—1820?) —
115
Ключ ев с кий
В.
О.
(1841 —1911) —
40
Ковалевский. — 125
Ковалевский
Е.
П.
(1809 или
1811-68)-262
Ковалинский
М.
И . (1757—1807) —
91, 93, 95
Козлов
А.
А.
(1831-1901)-18
Козлович.
См.
Иоанн
Козмин
Н.
К.— 18
Козьма
Индико пл ов
(6 в.) —22
Коковцев
П.
К.
(1861-1942) - 58
Колубовский
Я.
Н.
(1863—?) — 18,
126, 145, 148, 159, 205, 214
Коль
И.
П.
(1698-1778)-36
Конгранде
(Кан Гранде делла Ска­
ла)
(1291-1329)-459
Кондильяк
Э.
Б.
де
(1715—
80) -105, 106, 128, 272, 283
Конисский,
см.
Георгий
К он стан тин
Павлович
(1779—
1831) —232, 233
Конт
О.
(1798-1857)-484, 485
К онш ина
Е.
Н.— 18
Копе рн ик
Н.
(1473-1543)-104
Коритари
Г.
Г.
(?—1810) — 127,
128
Коркунов
H.
М.
(1853—1904) —
224
Корнилов
А.
А.
(1862—1925) — 18
Корф
И.
А.
(1697-1766)-38
Кот ович
А.
Н.
(1879-?)-158,
171, 198, 235
Котошихин
Г.
К.
(ок.
1630—67) —
25
Кочетов
И.
С.
(1789-1854)-173
Коцебу
А.
Ф.
Ф.
(1761 — 1819) —
222
Кошанский
Н.
Ф.
(1781 —1831) —
314
Кошелев
А.
И.
(1806-83) - 241
Краевский
А.
А.
(1810-89) - 253,
255, 265
К расов
В.
И.
(1810—54) —115
Криднер
В.
Ю.
(Криденер,
Крю -
денер)
(1764-1825)-44
Крижанич
Ю.
(ок .
1618—83) —26,
31, 32
Кронеберг
И.
Я.
(1788—1838) —
326-337
Кро че
Б.
(1866-1952) —527
К руг
В.
Т.
(1770-1842)-67, 124,
127, 161, 173, 176, 178, 179, 181,
189, 194


Указатель
имен
593
Крумбахер
К.
(1856-1909) — 56,
58
Крюгер
Ф.
(1874-1948) - 503,
538, 548, 550, 554, 556, 558, 559
Крюков
Н.
А.
(1800-54)-283
Ксенофонт
(ок .
430—355
или
354
до
н.
э.) —483
Кудрявский
Д.
Н.
(1867-?)-511
Кудрявцев
П.
Н.
(1816-58) - 115
Кудрявцев-Платонов
В.
Д.
(1828—
91) - 183
Кузен
В.
(1792—1867) —107, 131,
312
Кульм ан
К.
(1651-89)-34
Куля б ка,
см.
Сильвестр
Кун ицы н
А.
П.
(1783-1840)-44,
224, 227, 228
Курбский
А.
М.
(1528-83)- 23,
56, 57
Курляндцев
Н.
П.
(1802—35) —
307
Кут нев ич
В.
И.
(1787—1865)—
183
Лампрехт
К.
(1856— 1917) —503
Л анге
Ф.
А.
(1828-75)-478
Лапшин
И.
И.
(1870—1952) —
18, 78-80, 82
Ла скее в
П.— 175
Ла ца рус
М.
(1824-1903) - 447,
484-499, 501, 503, 505-508,
510, 511, 513, 514, 517, 543, 568,
571, 573
Лебедев
А.
С.
(1832-1910) - 93
Лебон
Г.
(1841-1931)-538,
539
Леви-Брюль
Л.
(1857—1939) —
477, 485
Ле в ицкий
Г.
В.
(1852-?)-340
Л ев ицкий
Д.
Г.
(ок.
1735—
1822) -183
Л ев ицкий
Л.
С.
(1772—1807) —
129
Лейбниц
Г.
В.
(1646—1716) —
35, 43, 78, 79, 81-83, 104, 108,
127, 134, 185, 189, 204, 404
Лейтман
И.
Г.
(1667—1736) —
36
Ленинг
—
222
Лен ц
Э.
X. (1804-65)-290
Леонардо
да
Винчи
(1452 —
1519) — 349, 366
Леонтьев
П.
М.
(1822—74) — 176,
331
Лермонтов,
а д .—257
Л ес синг
Г.
Э.
(1729-81)-207,
323-325, 327
Ливен
К.
А.
(1766/67—1844) —
242, 243
Лигарид,
см.
Паисий
Линней
К.
(1707-78)-300, 483
Лисенков
И.
Т.
(?—1878) —83
Литтре
Э.
(1801-81)-183
Лихуды,
братья
(Иоанникий 1633—
1717, Софроний 1652 —1730) —
26, 64, 65
Лобачевский
Н.
И.
(1792—
1856) -103, 266
Лодий
П.
Д.
(1764-1829)-
143, 147, 148, 170, 224
Ло кк
Дж.
(1732-1804)-34, 81,
104, 107, 131, 159, 160, 483
Ломоносов
М.
В.
(1711—65) —
35, 37, 40, 66, 67, 69, 83, 223
Лубкин
А.
С.
(1770/71-1815)-
130, 148, 224
Луден
Г.
(1788-1847)-245, 246
Лукиан
(ок .
120 —
ок.
190) — 93
Луллий
Р.
(ок.
1235 —
ок.
1314) —
' 404
Любачинский
И.— 126
Любимов
С.
И.— 103
Любовский
П.
П.— 126, 128
Люкреций
(Тит Лукреций Кар)
(I в.
до
н.
э.) —72
Магницкий
М.
Л.
(1778—1855) —
44, 103, 105, 130, 148, 149, 158,
224-234, 236, 239, 241-243,
245, 249, 256, 258, 260, 267
Маго мет
(Мухаммед) ( ок .
570-632)-378
Майков
Л.
Н.
(1839—1900) — 240
Маймонид
М.
(1135—1204)—59
Мак арий,
м итр.
(1482—1563) —
22, 23, 60


594
Указатель
имен
Ма ка рий,
еп.
Та м бов ский
(1616—
82) -197
Максим
Грек
(ок.
1475—1556) —
22,: 23
Макс им
Испо ве дник
(ок.
580—
662) - 93
Максимович
М.
А.
(1804—73) —
288, 300-303, 306, 315, 340
Малиновский
Б.
К.
(1884—1942) —
478
Малышевский
И.
И.
(1828—97) —
189, 194, 197, 213
Мальбранжь
Н.
(Мальбранш)
(1638-1715)-68
Мар ат
Ж.
П.
(1743-93) - 227
Марбе
К.
(1869-1953)-537, 538
Маржерет
Ж.
(ок .
1550 или
1560—после
1618)-24
Маркс
К.
(1818-83)-480
Марло
К.
(1564-93)-3^
Марти
А.
(1847-?)- 410.*4^6. 477.
513, 515, 524, 527
Мартинак
Э.
(1859-?)-383
Ма р тини
X. (1699—?)—36
Массильон
Ж.
Б.
(1663-1743)-
308
М атвее в
А.
А.
(1666-1728) - 34
Мейер
Г.
Фр.
(1718-77)—324
Мейнгарт.— 95
Мейнерс
X. (1747-1810) -101,
143
Ме й нонг
А.
(1853—1920)—447,
461, 476
Мелльман
И.
В.
Л.—73
Ме ндел ьсо н
М.
(1729—86) — 80,
148, 328
Менцов
Ф.
Н.
(1819-48)-299
Мерзляков
А.
Ф.
(1778—1830) —
106, 335, 336, 340
Мессер
А.
(1867-1937) - 383,
476
Местр
Ж.
М.
де
(1753-1821)-
42
Меттерних
К.
(1773-1859)-
232, 239, 275
Милль
Дж.
С.
(1806-73)-107,
159, 304, 485
Милюков
П.
Н.
(1859—1943) —
67, 80, 82, 104
Миртов
Д.
П.
(1867-?) -18, 175
Миско
Н.
Д.
(Мизко) (1818—
81)-115
Мис тели
Фр.—513
Мих аил,
ми тр.
(Десницкий М .)
(1762-1820)-234
Ми хаил
Казачинский
(1699—?) —
64
Ми хаил
Федорович
(1596—1645) —
61, 62
Михайловский
Н.
К.
(1842—
1904)-47
Михневич
И.
Г.
(1809—85) —
183, 197, 198, 200-204, 208,
213, 214, 261, 271, 273
Моисей
Египтянин.— 59,72
Монбодо
Д.
Б.
(1714-99) - 152
Монтескье
Ш.
Л.
(1689-1755)-
43, 245, 483
Мопассан
Ги
де
(1850—93) — 356
Мордвинов
H.
С.
(1754—1845) —
102
М оро
Ж.
В.
(1763-1813)-43
Моррис
У.
(1834-96)-350
Мо царт
В.
А.
(1756-91)-396
Муравьев
М.
Н.
(1796—1866) —
102, 314
М уравьев-Апос тол
И.
М.
(1765—
1851)-234
Мюллер
А.
Г.
(1779-1829)-245
Мюнстерберг
Г.
(1863—1916) —
566
Н а дежин
Ф.
М.
(1806—49) —
172-174, 176, 182
На де ждин
Н.
И.
(1804-56) - 18,
253, 288-290, 303, 307, 312,
313, 316, 322, 325, 341, 342
Над оумк о,
см.
На де ждин
Н.
И.
Наз а рев с кий.— 185
Накропин
А.—146
Наполеон
I (Наполеон Бонапарт)
(1769-1821)-43, 226, 271, 314
Нарбонский
Моисей
(I пол.
XIV в.)-58


Указатель
имен
595
Нащинский,
см.
Давид
Неверов
С.
Л.—58
Некрасов
Н.
А.
(1821—77/78) —
258
Никитенко
А.
В.
(1804—77) —
143, 145, 148, 149, 152, 247, 251,
253, 262, 264, 268, 277, 280, 341
Нико ла й
I Павлович (1796—
1855)-43, 44, 233, 239-242,
251, 262, 275, 276
Нико л ьский
А.
С.— 170
Нико л ьский
Б.
Г.
(1785—1844) —
149, 229
Нико н,
патр.
(1605—81) — 25
Нил
Сорский
(Майков Н . )
(ок.
1433-1508)-93
Нитгаммер
Ф.
(1766—1848) —
129
Ницш е
Ф.
(1844-1900)-356
Н овали с
(Харденбсрг Ф .)
(1772-1801)-370
Новиков
Н.
И.
(1744-1818)-
75-77, 82, 83
Нов ицкий
О.
М.
(1806—84) —
84, 131, 152, 183, 197, 198, 200,
204-208, 211—214, 257, 261,
272, 273
Нордерман
К.
(?—1689)—34
Но ров
А.
С.
(1795 или 1796—
1869)—262
Ньютон
И.
(1643-1727)-34, 77
Оболенский
В.
И.
(1790-1847)-
176
Одо ев ский
В.
Ф.
(1803 или
1804-1869)-18, 104, 106, 114,
288, 336
Окен
Л.
(1779- 1851)-106, 133,
136, 138, 142, 159
Ориген
(ок .
185—253/254) — 83, 93
Орлов
В.
Г.
(1743-1831)-37
Осиповский
Т.
Ф.
(1767—?) —
127, 128
Павел,
ап .-т -229
Павлов
М.
Г.
(1793-1840)-
106, 110, 114, 136, 139,
288—302, 307, 312, 313, 320, 337
Паиси й
Лигарид
(1610—78) — 33
Палладий
Роговский
(1655—
1703) - 26, 65
Пальмин
М.
А.
(1784—1852) —
148, 149
П анаев
И.
И.
(1812-62) - 258
Паррот
Г.
Ф.
(1767-1852)-
232, 239, 240
Пауль
Г.
(1846-1921)-419,
476, 497, 506, 513, 516—524,
526, 528, 556, 560
Пах омо в
М.—39, 77
Певницкий
В.
Ф.— 62
Пекарский
П.
П.
(1827—72) —
24, 30, 35
Перцов
В.— 303, 304, 306
Пе тр
I Великий (1672—1725) —
20, 27, 30, 32-35, 37, 38, 42, 50,
51, 65, 67—69, 133, 220, 254,
279
Петр
Испанский
(папа Иоанн
XXI) (1226-77)-63
Пе тр
Могила
(1596—1647) — 60,
62
Пет ро ний
Гай
(?—66
н.
э.) —72
Пет ухов
Е.
В.
(1863-?)-340
Печерин
В.
С.
(1807-85)-93
тт.
тт. ,
см.
Павлов
М.
Г.
Пик аве
Ф.— 107
Пикте. — 338
Пиндар
(ок .
518—442
или
438 до
н.
.э.) —119
Пирогов
Н.
И.
(1810-81)-47, 48
Пиррон
(ок .
360 —
ок.
270 до
н.
э. ) —369
П исаре в
А.
А.
(1780-1848) - 105
Пи сарев
Д.
И.
(1840-68)-48
Пифагор
Самосский
(6 в.
до
н.
э.) —83
Пл а тнер
Э.
(1744-1818) - 81,
108
Платон
(428/427—348/347 до
н.
э.) —13, 29, 39, 55, 67, 77, 82,
83, 85, 86, 88, 119, 176, 185,-186,
188, 194, 204, 323—325, 340,
374-376, 378


596
Указатель
имен
Пл ат, он,
митр.
(Левшин) (1737—
1812) - 66, 67, 73, 197
Плеханов
Г.
В.
(1856-1918) - 48,
552
Плиццй
(23 или 24—79)—300,
483
Плотин
(ок .
204/205—269/270) —
131, 189
Плутарх
(ок.
45—ок .
127) —83, 85,
86, 93
По
Э.
А.
(1809-49) —397, 434
Пог од ин
М.
П.
(1800-75) - 106,
114, 115, 158, 197, 252, 253, 255,
259, 266, 288, 340
П оле вой
Н.
А.
(1796-1846)-99,
263-265, 315, 317
Полетика
М.
И.— 127
Полетика
П.
И.
(1778-1849)-
127
П олик а рпов
Ф.
П.
(Поликарпов
—
О рлов)
(ок.
1670—1731) —
26, 65
П олоцк ий,
см.
Симеон
Поп
А.
(1688-1744)-70
Попов
В.
М.
(1771-1842)-230
Попов
Н.
А.
(1833—1891/92) —
67
Поповский,
см.
Инн о кен тий
Поповский
H.
Н.
(1730—60) —
66, 70, 71
Пордедж
Дж.
(1625—98) — 232
По рфир ий
(ок.
233— ок.
304) —
56, 131
Посошков
И.
Т.
(1652—1726)-25
Поспелов
Д.
В.
(1821—?) —
190—192, 195
Пот е бня
А.
А.
(1835-91)-. 447,
451, 515
Пот оцк ий
С.
О.
(1762^-1829) —
102
Правицкий
Я.— 87,96
Пракситель
(ок.
390—330
до
н.
э.) — 349
П рат асов
Н.
А.
(Протасов)
(1798/99-1855)-158
Пристли
Дж.
(1733—1804) —
80
Причард
Д.
К.
(1768-1848)-
199
Прокопович,
см.
Феофан
Про т опоп ов
М.
Н.
(1795—1858) —
128
Пуаре
П.
(1646-1719)-185
Путятин
Е. 'В.
(1804-83)-262
Путятин
Н.
А.
(1744-1818)-127
Пушкин
А.
С.
(1799-1837)-38,
46, 67, 80, 99, 237, 240-242,
262-265, 275, 282, 284, 301,
313, 315—319, 342, 377, 436, 453
Пфа фф
И.
Ф.
(1765-1825)-135
Пыпин
А.
Н.
(1833-1904)-22,
244, 248
Р адищ ев
А.
Н.
(1749-1802)-
18, 40, 78-82
Р адлов
Э.
Л.
(1854-1928)-18,
81, 159
Р аич,
см.
Амфитеатров
С.
Е.
Рафаил
Заборовский
(1677-1747)-63
Рейм арус
Г.
С.
(1694-1768) - 78
Ре йнг ард
X.
Ф.
(?-1812)-102
Рейнгольд
К.
Л.
(1758-1823)-
147, 172, 176, 178, 179
Рейнгольд
Х.Э.
(1793-1855)-
161, 172
Рерих
Н.
К.
(1874-1947)-350
Рескин
Дж.
(1819-1900)-350
Решлауб
—135
Рид
Т.
(1710-96) - 152, 484
Рижс кий
И.
С.
(1761 —1811) —
127, 129,148
Риттер
Г.
(1791-1811)-131, 161,
270
Риттер
К.
(1779-1859)-486
Робеспьер
М.
(1758—94) — 226
Рог овс кий,
см.
Палладий
Рождественский
Н.
Ф.
(1802—
72) -148
Рождественский
С.
В.
(1868-1934)-234
Ро за нов
В.
В.
(1856-1919)-48
Ро за нов
Н.
П.
(1809-83) -139,
290


Указатель
имен
597
Розберг
М.
П.
(1804—74) —322,
339-341
!
Розенкампф
Г.
А.
(1762—1832) —
43
Роммель
Д.
X. (1781-1859)-41
Ртищев
Ф.
М.
(1626—73) — 26, 64
Рубан
Я, -102
Рунич
Д.
П.
(1780-1860)-143,
224, 225, 230, 232, 233, 239, 243
Р уссо
Ж.
Ж.
(1712—78)82.
224, 226, 483
Рюмелин
Г.
(1848—1907) — 544
Са к улин
П.
Н.
(1868—1930) —
18, 104-109, 290, 295, 301, 340
Саль ери
А.
(1750-1825) - 319
С амарин
Ю.
Ф.
(1819-76)-115
Са мой лов
А.
Н.
(1744-1814)-
73
Сам псон
(Самсон)
—
72
Свабедиссен
Д.
Т.
А.
(1773 —
1835)-144, 145
С езанн
П.
(1839-1906) - 352, 356,
358
Сем ен ов
Н.—26, 65
Сенкевич
Г.
(1846—1916)—356
Сенковский
О.
(Ю. )
И.
(1800-58)-264, 304
Серафим,
митр .
(Глаголевский
С.
В.)
(1763-1843)-233,234
Серебренников
В.
С.
(1862—?) —
175
Сестренцевич
С.
(Богуш-Сест рен-
цевич)
(1731-1827)-234
Сигеле
Ш.
(1868-?) - 538 -539
Сидонский
Ф.
Ф.
(1805—73) —
110, 111, 145, 158-172, 174,
175, 182, 188, 268, 269, 273, 279,
304
Си до ров
Н.
П.— 18
Сидоровский
И.
И.
(1748—
1795)-39, 77
Си ль ван ский
Н.
П.— 283, 284
Сильвестр
(?—о к.
1566) —23, 56
Сильвестр
(Симеон)
Кулябка
(1701 или 1704-1761)-64
Симеон
Полоцкий
(1629—80) —
26, 27, 64
Си ньк овск ий
Д.
Н.
(?—1792) —
72
Скворцов
И.
М.
(1795—1863) —
183, 189-191, 193, 194, 197,
213, 215, 217
Скиадан
М.
И.
(40- е
гг.
XVIII в. —
1802)-72
Сковорода
Г.
С.
(1722—94) — 18,
82-96
Сла вен ицк ий,
см.
Епи фан ий
См а йльс
С.
(Смайлз)
(1812-1904)-194
Сми р нов
С.
К.
(1818—89) —65
Сне гире в
И.
М.
(1793—1868) —
103, 325
Снелль
Ф.
В.
Д.
(1761-1827)-
72, 103, 105, 130
Соболевский
А.
И.
(1856/57—
1929)-25, 56, 58, 59, 301
Сократ
(470/469—399 до н .
э.) —
82, 83, 104 .
Со лнцев
Г.
И.
(1786—1866) — 44
Соловьев
В.
С.
(1853—1900) —
18
Соловьев
С.
М.
(1820—79) - 34,
67, 266
Сологуб
Ф.
К.
(Тетерников)
(1863-1927)-441
Со лом он
(X в.
до
н.
э.) — 194
Софокл
(ок .
496—406
до
н.
э.) —29
Спе нсер
Г.
(1820—1903) — 134,
485, 553
Сп ера нск ий
М.
Н.
(1863—1938) —
59, 170
Сп ин оза
Б.
(1632—77) — 82, 86,. 93,
131, 134, 185, 194, 326
Средний-Камашев
И.
Н.
(?_ 1860-е
гг.) —323, 325
Срезневский
В.
И.
(1867—1936) —
96
Срезневский
О.
Е.
(1780—?) —
130, 228
Стан кевич
Н.
В.
(1813—40) — 115


598
Указатель
имен
Стаут
Дж.
Ф.
(1860-1944)-476
Стефан
Баторий
(1533—86) —61
Стефан
Пр ибыл о вич
—
66
Стефан
Яворский
(1658—1722) —
27, 28, 64, 65
Сте фф енс
Г.
(1773-1845) - 104,
138, 142, 227, 307
Страбон
(64/63 до н.
э.— 23/24
н.
э.) —483
Страхов
H.
Н.
(1828-96)-99
Строев
С.
М.
(1815-40)-115
Стурдза
А.
К.
(1791-1854)-44,
223, 224, 229
Стьюарт
Д.
(Стюарт) (1753—
1828) -107
Сухомлинов
М.
И.
(1828—1900) —
39, 81, 128, 149, 226, 241
Сы ре йщик ов
Е.
Б.
(?—1790) —
72
Тагор
Р.
(1861-1941)-358
Та йлор
Э.
Б.
(1832—1917)-485
Талызин
М.
И.
(1784—1855) —
126, 148
Таннер
—143—145
Тард
Г.
(1843-1904)-540, 543
Татаринова
Е.
Ф.
(1783—1856) —
230
Тат ищев
В.
Н.
(1686-1750)-
67-69, 71
Таулер
И.
(ок.
1300—61)-308
Тацит
(ок.
58—о к.
111)—483
Тен ни ес
Ф.
(Теннис) (1855—
1936)-499
Теннеман
В.
Г.
(1761-1819)-
107, 131, 148
Тетенс
И.
Н.
(1736-1807) - 483,
484
Тидеманн
Д.
(1748—1803) —107,
131
Т ихон
Александрович
(XVIII в .) —
64
Тихонравов
H.
С.
(1832—93) —
486
Тичнер
Э.
Б.
(Титченер)
(1867-1927)-397
Ткачев
П.
Н.
(1844—1885/86) - 48
Т-н-р,
см.
Таннер
Товоте
Г .—358
Толм ачев
Я.
В.
(1779/80-1873)-
148
Толстой
Д.
А.
(1823-89)-34,
36, 38, 42, 262
То лсто й
Л.
Н.
(1828-1910)-48,
356
Тредьяковский
В.
К.
(Тредиаков-
ск ий
(1703—68)—38
Тро ицкий
М.
М.
(1835—99) —159
Трокслер
И.
П.
В.
(1780-1866)-
204
Трубецкой
Е.
Н.
(1863-1920)-
18
Тум б
— 538
Тумзер
—
332
Т урген ев
И.
С.
(1818-83)-356
Тюрмер
—181
Тютч ев
Ф.
И.
(1803-73)-
356
Уваров
С.
С.
(1786—1855)—43,
44, 114, 132, 133, 148, 149, 158,
171, 200, 228, 232, 242-252,
255, 257—269, 271-277,
280-283, 315, 339, 340, 342
Ульрици
Г.
(1806—84) —153, 476
Ушаков
Ф.
В.— 81
Фалес
(ок.
625— ок .
547 до
н.
э .)—77, 85
Федер
И.
(1740—1825)—71, 101,
130, 143
Федор,
еп.
Тверс кой— 59
Фейербах
Л.
(1804-72)-180,
306, 356
Фео досий
I,
или
Ве ли кий
(ок.
346—395)—33
Ф еодосий
Кос ой
(XVI в. )—59
Феоктистов
Е.
М.
(1829—98) —
103, 228, 256
Фео фан ,
архим.,
см.
А все­
нев
П.
С.


Указатель
и мен
599
Феофан
Прокопович
(1681 —
1736)—27, 28, 64
Феофилакт,
а рхи е п. —43, >170,
171
Фео фила кт
Ло па тинс кий
(?_1741)_ 66
Ф ерг юсон
А.
(1723-1816)-483
Фес слер
И.
А.
(1756-1839)-
43, 170, 171
Фехнер
Г.
Т.
(1801-87)-454
Филар ет,
митр.
Мо сковс кий
(Дроздов В .
М.)
(1782—
1867)—43, 171, 213, 234, 239
Ф ила рет,
ми тр.
Киевский
(Амфи ­
теа тр ов
Ф.
Г.)
(1779-1857)-
197, 198, 288
Филиппов
М.
М.
(1858—1903) —
104, 105, 109
Филон
Александрийский
(ок .
25
до
н.
э.—
ок.
50 н.
э .)—93
Филофсй
(XVI в. ) —32
Фиркандт
А.
(1867—1953)—477,
510, 543, 552
Фитингоф
Ш.
Ф.
(1720—92)—44
Фихте
И.
Г.
(1762—1814) —102,
106, 108, 111, 120, 122—124,
126, 128, 129, 135, 164, 172, 174,
175, 184, 186, 189, 192, 197, 205,
323, 325, 568
Фихте
И.
Г.
мл.
(1796/97—
1879)-153, 476
Фишер
А.
А.
(1799—1861) —145,
149-153, 155, 158, 159, 208,
247, 261 .
Фишер
К.
(1824-1907) -107, 123
Фишер
Ф.
(1807—88) —152, 198,
199, 205, 208, 273-281
Флобер
Г.
(1821—80)—356
Фойгт
К.
К.
(1808—73)—129, 130
Фом а
Аквинский
(1225/26—74) —
63, 459
Фосс ле р
К.
(1872—1949)—527
Фотий,
арх им.
(Спасский П .
Н.)
(1792-1838) - 233, 234, 236,
275
Франк
А.
(1809—93) —127
Фредерик,
см.
Ф ридр их
II
Фрезер
Дж.
Дж.
(Фрейзер,
Фрэ­
зер )
(1854—1941)—485
Фридрих
II (1712—86)-40, 50,
226
Фрис
Я.
Ф.
(Фриз) (1773—
1843) —106, 120, 161, 198, 199
Фро манн
И.
Г.— 71
Ф укид ид
(ок .
460—400
до
н.
э.)—29
Фу нке
0.-515
Хиждеу
Б.—91
Хлапонин
Г.
С.
(1788—?) —125
Х мелев ск ий
П.
(1848—?) —137
Холе виус
И.
К.
Л.
(1814-78)-
333
Хомяков
А.
С.
(1804—60) —18
Христ ос
(Иисус Христос) —75,
89, 170, 192, 221, 224, 226, 229,
230, 247, 308, 371, 372
Цезарь
Гай
Юлий
(102 или. 100—
44дон.
э.)— 483
Целлер
Э.
(1814-1908)-107
Цицер он
Мар к
Туллий
(106—43
до
н.
э.)—83, 86, 88, 93, 194
Чаадаев
П.
Я.
(1794-1856)-
18, 265, 313, 341
Ч ано в -128, 129
Чарнуцкий
Христофор
(XVIII в .) —
64
ЧеботаревХ.
А. (1745-1815)-73
ЧелпановГ.
И . (1862—1936)—518
Чернышевский
Н.
Г.
(1828—89) —
48
Чехов
А.
П.
(1860—1904)—356
Ч ист ович
И.
А.
(1828-93)-84,
157, 170, 200, 235
Чистяков
М.
Б.
(1809—85)—322
Шад
И.
Б.
(1758—1834) —102, 106,
122-129, 136, 158, 197, 231, 290
Шаден
Я. -71—73
Шв арц
И.
Г.
(?—1784)—75


600
Указатель
имен
Шевырев
С.
П.
(1806-64)-38,
106, 115, 255, 288, 309
Шекспир
У.
(1564—1616)—326,
327, 367, 374, 396, 467, 469
Шел лин г
Ф.
В.
(1775-1854)-
67, 102, 104-111, 117, 119, 120,
123, 127—129, 131,.
133-138,
142, 145, 146, 153, 159, 164,
172-174, 185, 186, 189, 192,
197, 199, 200, 203-206, 211,
213, 216, 257, 283, 291-300,
307, 312, 313, 327, 328, 334, 335,
337, 338, 340, 341
Ш ерер
В.
(1841—86)—409
Шеффле
А.
(1831-1903)-553
Шешк о вс кий
С.
И.
(1726—93) —
79
Шил лер
И.
Ф.
(1759—1805) —
102, 328, 332, 338
Ширинский-Шихматов
П.
А.
(1790-1853)-44, 149, 250,
255-257, 260-262, 277, 281
Ширинский-Шихматов
С.
А.
(1783 —1837)—256
Шишко в
А.
С.
(1754-1841)-
229, 233-239, 241-243, 275
Шлегели,
бр а тья—
245, 327, 338
Шле г ель
А.
В.
(1767-1845)-
328, 338
Шлегель
Фр.
(1772-1829)-327,
329, 333, 337
Шлегель
Ад. —3 38
Шлейер мах ер
Фр.
(1768—1834) —
332
Шн иц лер
А.
(1862—1931)—358
Шпанн
О.
(1878—1950)—510
Шпенглер
О.
(1880—1936) —
374-379
Ш пет
Г.
Г.
(1879-1937)-93,
213, 387, 459, 475, 482, 518, 547,
562
Шп ет
Л.
Г.
(1905—1976) —19
Шп ет
М.
И.
(1860—1932)—9
Шпил ьга ге нФ р . (1829—1911)—356
Шпр анг ер
Эд.
(1882—1963)—333
Штейдлин
К.
Ф.
(1761-1826)-
188
Ште йн
—43
Штейнталь
X. (1823—99)—447,
478, 484-486, 489, 491-499,
501, 503, 505—508, 510, 511,
513, 514, 517, 521, 524, 543, 568,
573
Шт ерн
В.
(1871 —1938)—571
Штиденрот
Е.
(1794-1858)-146
Шт ил линг
И.
Г.
(Юнг-Штиллинг)
(1740—1817)—235
Штумпф
К.
(1848-1936)-476
Шуберт
Г.
(1780—1860)—195,
196, 198, 199, 307
Шульце
Г.
Э.
(Шульце-Эн и зид е м)
(1761 —1833)—67, 108, 111, 112,
143, 145-147, 152, 160, 172
Ш ульце
Ф.
(1846-1908)-552
Ш урц
Г.
(1863—1903)—496, 552
Щебальский
П.
К.
(1810 или
1815 —1886)—233
Ще гол ев
П.
Е.
(1877-1931)-78
Щ ерб атов
М.
М.
(1733-90)-
76-78, 82
Эйлер
Л.
(1707—83)—36, 127, 128
Эйнштейн
А.
(1879—1955)—423
ЭкебладХ.
А . (1800-77)-143,307
Эк к артга узен
К. (1752—1803)—235
Энизидем,
см.
Шульце-Энизидем
Эпикур
(341—270 до н .
э .)—72
Эрвин
—
337
Эрдман
И.
Э. (1805—92) —107,383
Эрн
В.
Ф.
(1881 —1917)—18, 85,
92, 93
Эрнести
И.
А.
(1707-81)-332
Эсхил
(ок .
525—456)—349, 374
Эшенмайер
К.
А.
(1786—1852)
111, 112, 189, 198, 199, 203, 208,
211, 292
Ю-а
[я?] Е.
П.-302
Юм
Д.
(1711—76)—78, 83, 107,
131, 159


Указатель
имен
601
Ю рке вич
П.
Д.
(1826—74)—48,
197
Юстиниан
(482 или 483 —565)—33
Яворский,
см.
Стефан
Якоб
Л.
Г.
(1758—?)—71, 127,
130, 228
Якоби
Ф.
Г.
(1743—1819)—82,
124, 144, 152, 153, 163, 164, 167,
172, 175, 184-189, 195, 199,
201, 203, 204, 211, 326
Ян
Фр.
Л.
(1778—1852)—246
Ясперс
К.
(1883—1969)—476
Ястребцев
И.
И.
(Ястребцов)
(1776-?)-304, 308-312
Ященко
А.
С.
—
77, 189


СОДЕР Ж АН ИЕ
Е.
В.
Пастернак
Г.
Г.
Шпет..................................................................
3
Очерк
развития
русско й
философии.........................................................
И
Эстетические
фрагменты
...................................................................... 345
Введение
в
этническую
психологию.......................................................475
От
редактора
................................................................................................ 575
П ерево д
иноязычных
текстов...................................................................... 578
Указатель
имен................................................................................................586


Ш пет
Густав
Густавович
СОЧИНЕНИЯ
Редактор
Е.
В.
Антонова
Оформ лен и е
художника
С.
Н.
Оксмана
Художественный
редактор
В.
В.
Маслен ни ков
Технический
редактор
К.
И.
З аб отина


Сдано
в
набор
14.12.88 .
Под писа но
к
печа ти
03.07.89. Формат 84 Х
Ю 8'/з2.
Бумага
книжно-журнальная.
Гарнитура
«Гарамонд». Печать офсетная.
У сл.
печ .
л.
32,03. Ус л.
к р.-отт. 32,08.
Уч.-изд.
л. 36,31. Тираж
35 000 экз.
Заказ
283. Цена 2
р.50к.
Набор
и
фотоформы
изг от ов лены
в
ордена
Ленина
и
ордена
Октябрьской
Революции
типографии
имени
В.
И.
Ленина
издательства
ЦК
КПСС
«Правда».
125865, ГСП,
Мо ск ва,
А-137, улица «Правды», 24.
О тпе чата но
в
ордена
Трудового
Крас н ого
Знамени
типографии
Издательства
ЦК
КП
Белоруссии,
г.
М и н ск , 220041. Ленинский проспект,79.


В
1990 году
в
сери и
«ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ»
планируется
издат ь
следующие
тома:
КРОПОТКИН
ПЕТР
АЛЕКСЕЕВИЧ
ХЛЕБ
И
ВОЛЯ
СО ВРЕ МЕ ННАЯ
НАУКА
И
АНАРХИЯ
ЮРКЕВИЧ
ПАМ ФИЛ
Д АНИ ЛОВИЧ
ИД ЕЯ
РАЗУМ
ПО
У ЧЕНИЮ
ПЛ АТОНА
И
ОПЫТ
ПО
У ЧЕ­
НИЮ
КА НТА
Я ЗЫК
ФИЗИОЛОГОВ
И
ПСИХОЛОГОВ
МАТЕРИАЛИЗМ
И
ЗАДАЧИ
Ф ИЛОСОФ ИИ
СЕРДЦЕ
И
ЕГО
ЗНАЧЕНИЕ
В
ДУ ХОВ НОЙ
ЖИЗНИ
ЧЕ­
Л ОВЕКА
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
БЫТИ Я
БОГА
МИР
С
БЛИЖНИМИ
КАК
УСЛОВИЕ
ХРИСТИАН­
СКОГО
ОБЩЕЖИТИЯ
ПО
ПОВОДУ
СТАТЕЙ
БОГОСЛОВСКОГО
СОДЕРЖА­
НИЯ,
П ОМ ЕЩЕН НЫХ
В
ФИЛОСОФСКОМ
ЛЕ К­
СИКОНЕ
Ф РАНК
СЕМ ЕН
ЛЮДВИГОВИЧ
ФР.
НИЦШЕ
И
ЭТ ИКА
«ЛЮБВИ К ДАЛЬНЕМУ»
ЭТИКА
НИГИЛИЗМА
КРУ ШЕНИ Е
КУ М ИРОВ
О
ПР ИРОД Е
ДУ ШЕВНОЙ
ЖИЗНИ
НЕПОСТИЖИМОЕ


ТКАЧЕВ
ПЕТР
Н ИКИ ТИЧ
I раздел.
Статьи
«по поводу»
НОВЫЕ
КНИГИ
(П.
Юркевич.
Курс
общей
педагогики;
М.
Капустин.
Юридическая
догматика;
О.
Мильчев-
ский .
Великий
маг
и
чаро дей .
Сокровищница
всех
в ол­
шебств,
та инств енных
и
ма гиче ски х
наук)
ЧТО
ТАКОЕ
ПАРТИЯ
ПР ОГРЕСС А
(по поводу «И сто ри­
ческих
писем»
П.
Л.
Миртова)
ТАШКЕНТЕЦ
В
НАУКЕ
(«Политика как наука»
С оч.
А.
Стронина)
РОЛ Ь
МЫСЛИ
В
ИСТОРИИ
(«Опыт истории мысли», т .
1
изд.
журн ал а
«Знание»)
АНАРХИЯ
МЫ СЛИ
КУЛ Ь ТУРНЫ Е
ИДЕАЛЫ
И
ПОЧ ВА
ПЕДАГОГИКА
— родная
дочка
психологии
(«Основы для
уход а
за
правильным
развитием
мышления
и
чувства».
Соч.
М.
Зеленского)
О
ПОЛ ЬЗЕ
ФИЛ ОСОФИИ
(«Философские этюды»
А.
А.
Козлова,
ч.
1; «Опыт критического исследова­
ния
о сно вон ачал
позитивной
фило с о фии»
В.
Лес еви -
ча)
ЭПИЗОД
ИЗ
Л ИТЕРАТУ РНОГ О
САМООВЛИВАНИЯ
(«Истинное происшествие»)
РЕВОЛЮЦИЯ
И
ПРИНЦИП
НА ЦИО НАЛ ЬН ОСТИ
(По
поводу
«Записок южнорусского социалиста»)
КЛ АДЕЗИ
МУДРОСТИ
РОССИЙСКИХ
ФИЛОСОФОВ
(В.
Лесевич.
Письм а
о
научной
фи лософ ии )
У ТИЛИТАР НЫ Й
П РИ НЦИП
НРА ВС ТВЕН НОЙ
Ф ИЛО­
СОФИИ
Статья
I. («Нравственная философия утилитаризма.
Исто­
рико-критическое
исследование»
А.
Мальцева)
II раздел.
«Посвящения»
ПО
ПОВОД У
КНИГИ
ДАУЛЯ
«ЖЕНСКИЙ ТРУД»
И
СТАТЬИ
МОЕ Й
«ЖЕНСКИЙ ВОПРОС» (Посвяща­
ется
р е дакции
«Отечественных записок»)
В
ПАМЯ ТЬ
ПРОШЛОГО
ГОДА
(Посвящается всем ис­
кре н ним
патриотам)
II.
Еще
Колумб
...
и
последний
НЕЧТ О
О
ПРОГРЕССЕ
В
«ВЫСОКОМ ИСКУССТВЕ»
(Посвящается « Ве ст ни ку
Европы»)
Л ИТЕРАТУ РНЫЕ
«МЕЛОЧИ».
ФИЛОСОФСКИЕ
РАЗ­
МЫ ШЛ ЕНИЯ
О
НРАВСТВЕННОСТИ,
НРА ВСТВ ЕН­


НЫХ
ИДЕАЛАХ
И
ДРУГИХ
МЕЛОЧАХ
(Посвящает ­
ся
гг.
Суворину,
Достоевскому,
Ел исеев у)
ПРИНЦИПЫ
И
ЗАДАЧИ
РЕАЛЬ НОЙ
К РИТИ КИ
(Посвя ­
щает ся
редакции
«Слова»)
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ
КР ИТИ КА
НА
«ПОЧВЕ НАУКИ».
ПО
ПОВ ОДУ
О ДНОГО
НЕСООБРАЗИТЕЛЬНОГО
РЕ­
Ц ЕНЗЕ НТА
И
ПСИХО-ФИЗИОЛОГИЧЕСКОГО
ЭТЮДА
Л.
Е.
ОБОЛЕНСКОГО
«ФИЗИОЛОГИЧЕ ­
СКО Е
ОБ ЪЯСНЕ НИЕ
НЕКОТОРЫХ
ЭЛЕМЕНТОВ
ЧУВСТВА
КРА СОТЫ » (Посвящается редакции журна­
ла
«Свет»)
ОПТИМ ИЗ М
В
НАУ КЕ
(Посвящается Вольно -э ко но м иче ­
ск ому
обществу)
Р ОЗАН ОВ
ВАСИЛИЙ
ВАСИ ЛЬ ЕВИ Ч
ОП АВ ШИЕ
ЛИСТЬЯ
УЕДИНЕННОЕ
АПОКАЛИПСИС
НАШЕГО
ВР ЕМЕ НИ
СТАТЬИ
О
РУССКИХ
ФИЛОСОФАХ
ПИСЬМА
ЛОСЕВ
АЛ ЕКСЕЙ
ФЕДОРОВИЧ
ДИАЛЕКТИКА
МИФА
МУЗЫКА
КАК
ПРЕДМЕТ
ЛОГИКИ
Ф ИЛОСОФИЯ
ИМЕНИ
ФЛОРЕНСКИЙ
ПАВЕЛ
АЛЕКСАНДРОВИЧ
(в 2-х
томах)
СТО ЛП
И
УТВЕРЖДЕНИЕ
ИСТ ИНЫ
(ОПЫТ ПРАВО­
С ЛАВ НОЙ
ТЕОДИЦЕИ
В
Д ВЕНА ДЦАТ И
ПИСЬ­
МАХ)
У
ВОДО РАЗ ДЕ ЛОВ
МЫСЛИ
ЭРН
ВЛАДИМИР
ФРАНЦЕВИЧ
БОРЬБА
ЗА
ЛОГОС.
ОП ЫТЫ
ФИЛ ОС ОФСКИ Е
И
К РИ­
ТИЧЕСКИЕ


РАЗМЫШЛЕНИЯ
О
ПРАГМАТИЗМЕ
БЕР КЛИ
КАК
РОДОНАЧАЛЬНИК
СОВРЕМЕННОГО
ИММАНЕНТИЗМА
П РИ РОДА
ФИЛОСОФСКОГО
СОМНЕНИЯ
НЕЧТО
О
Л ОГО СЕ,
РУССКОЙ
Ф ИЛОСОФИИ
И
НА­
У ЧНО СТИ
КУЛЬТУРНОЕ
НЕПОНИМАНИЕ
ИСХО ДНЫЙ
ПУНКТ
ТЕОР ЕТИЧ ЕСК ОЙ
Ф ИЛОСО ФИИ
СОЦИАЛИЗМ
И
ПР ОБ ЛЕМА
С ВО БОДЫ
ИДЕЯ
КАТАСТРОФИЧЕСКОГО
ПР ОГРЕСС А
ФИЛОЛОГИЗИРУЮЩИЙ
АСТРОНОМ
МЕТО ДЫ
ИС ТО РИЧ ЕСКОГ О
ИССЛЕДОВАНИЯ
И
КНИГА
ГАРНАКА
«СУЩНОСТЬ ХРИСТИАН­
СТ ВА»
«ИСТОРИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ»
РАЗГОВОР
О
ЛО ГИКЕ
С
СОЦИАЛ- ДЕ МОКР АТОМ
НА
ПУТИ
К
ЛОГИЗМУ
ВЕРХОВНОЕ
ПОС ТИЖЕ НИ Е
ПЛ АТОНА
Г НОСЕОЛ ОГ ИЯ
ВЛ.
СО Л ОВЬЕВА
СМЫСЛ
ОНТОЛОГИЗМА
ДЖОБЕРТИ
СП ОР
О
ПСИХОЛОГИЗМЕ
В
ИТАЛЬЯНСКОЙ
ФИЛО­
СОФИИ
ПИСЬМА
О
ХР ИСТ ИАНСКО М
РИМЕ