Author: Самсонов А.М.
Tags: история историография всеобщая история исторические науки сборник статей академия наук ссср серия издательские записки
Year: 1974
Text
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ СССР
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
САМСОНОВ А. М. (главный редактор),
БЕСКРОВНЫЙ Л. Г., БОВЫКИН В. И.,
ГЕНКИНА Э. В., ГОРОДЕЦКИЙ Е. Н., ДАНИЛОВ В. П.,
ДЕРЕНКОВСКИЙ Г. М. (зам. главного редактора), ЗИМИН А. А.,
НОСОВ Н. Е., СОБОЛЕВ П. Н., ТЮТЮКИН С. В., ШАЦИЛЛО К. Ф.,
ЮХТ А. И. (ответственный секретарь).
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ
94
1974
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
МОСКВА
В томе исследуются проблемы индустриального
развития Казахстана в послевоенный период и
крестьянских отхожих промыслов после Октябрьской
революции. Публикуются также статьи по истории рабочего
класса, общественного движения, внутренней
политики царизма во второй половине XIX в. и
политической истории Русского государства в XIV—XVI вв.
Исторические записки, т. 94
Утверждено к печати Институтом истории СССР АН СССР
Редактор издательства Л. В. Машаноеа
Художник Б. И. Астафьев
Художественный редактор Н. Н. Власик
Технический редактор Н. Н. Плохова
Сдано в набор 21/VI 1974 г. Подписано к печати 15/Х 1974 г.
Формат 60х901/16. Бумага типографская № 1. Усл. печ. л. 24.
Уч.-изд. л. 28,5. Тираж 2100 экз. Т-13192. Тип. зак. 804.
Цена 2 р. 04 к.
Издательство «Наука»
103717 ГСП, Москва, К-62, Подсосенский пер., д. 21
2-я типография Издательства «Наука»
121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10
© Издательство «Наука», 1974 г.
СОДЕРЖАНИЕ
СТАТЬИ
В. С. Макотченко
Создание Соколовско-Сарбайского
горно-обогатительного комбината
7
В. П. Данилов
Крестьянский отход на промыслы в 1920-х годах
55
Ю. И. Кирьянов
Бюджет времени рабочего капиталистической России
123
Н. И. Ананьич
К истории отмены подушной подати в России
183
Ф. М. Суслова
Н. К. Михайловский и движение революционного
народничества 70-х годов XIX в.
213
А. А. Зимин
Наместническое управление в Русском государстве
второй половины XV — первой трети XVI в.
271
СОДЕРЖАНИЕ
ИСТОРИОГРАФИЯ
В. Д. Поликарпов
Работы Н. В. Крыленко по истории революции в армии
302
СООБЩЕНИЕ
В. А. Кучкин
Из истории генеалогических и политических связей
московского княжеского дома в XIV в.
365
СТАТЬИ
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО
ГОРНО-ОБОГАТИТЕЛЬНОГО КОМБИНАТА
В. С. Макотченко
Становление и развитие железорудной промышленности в
Казахстане как составной части освоения восточных районов страны
уже давно привлекает к себе внимание исследователей.
Важнейшим источником и методологической основой изучения истории
создания материально-технической базы социализма и
коммунизма, бесценным вкладом в историографию истории советского
общества является теоретическое наследие В. И. Ленина. Начала
ленинской историографии рассматриваемой проблемы относится к
дореволюционным годам. Тогда была дана глубоко научная
оценка экономики России, ее количественных и качественных
показателей. Особое внимание В. И. Ленин уделял анализу развития
черной металлургии как основной отрасли хозяйства.
В годы гражданской войны В. И. Ленин обращал внимание
на проблемы, которые имели колоссальное значение для
будущего. В знаменитом «Наброске плана научно-технических работ» 1
развертывается целая программа реорганизации промышленности
и обеспечения экономического подъема Советской России.
Уже тогда В. И. Ленин придавал большое значение
освоению восточных районов страны. Борясь за решение коренной
задачи, вставшей после победы революции,— задачи повышения
производительности труда, писал он, Советская республика
находится в выгодных условиях, имея на своих просторах
гигантские запасы руды, угля и т. д. «Разработка этих естественных
богатств приемами новейшей техники даст основу невиданного
прогресса производительных сил» 2. В. И. Ленин обосновал
необходимость пробуждения к жизни необъятных пространств РСФСР,
среди которых были земли «к югу от Оренбурга и от Омска» 3,
т. е. территория Казахстана.
Классическим примером применения нового,
социалистического способа размещения производства является работа
Государственной комиссии по электрификации России (ГОЭЛРО),
организованной по инициативе В. И. Ленина. Идеи, заложенные в
плане, далеко простирались за пределы того времени, на которое
он был рассчитан. Это был план будущего. Советский народ под
7
В. С. МАКОТЧЕНКО
руководством Коммунистической партии осуществил ленинские
планы, построил социализм и развернул коммунистическое
строительство. В условиях развитого социализма учение В. И. Ленина
о рациональном размещении производительных сил приобрело еще
большее значение.
Вопросы размещения производства и обеспечения
предпосылок создания новой железорудной базы широко освещены в
трудах И. П. Бардина, В. С. Немчинова и К. И. Сатпаева4,
которые длительное время непосредственно руководили работами по
изучению и использованию природных богатств Казахстана.
Большой интерес представляют материалы объединенной
сессии АН СССР и АН КазССР, состоявшейся в 1957 г. в Куста-
нае 5, совещания междуведомственной комиссии по региону
Большого Тургая в Рудном 6.
В 1959 г, в Москве и Кустанае вышли брошюры с
одинаковым названием «Большой Тургай», авторами которых были
руководители и участники геологоразведочных работ в Казахстане:
В. А. Адамчук, С. Д. Батищев-Тарасов и Г. М. Тетерев. Тогда
же была издана брошюра И. С. Шапиро «Казахстан — новая база
черной металлургии». Авторы раскрывают величественную
картину развития этого района, который по мощности своей
сырьевой базы «несравненно крупнее, многограннее и богаче»
горнорудных районов Кузбасса, Урала, Кривбасса и др.7
Значительными исследованиями по истории черной
металлургии являются книги С. Г. Струмилина и Р. С. Лифшиц 8. В
многоплановой работе «Черная металлургия СССР» 9, подготовленной
большим коллективом авторов (председатель редколлегии министр
черной металлургии СССР И. П. Казанец), раскрывается роль
Казахстана, особенно Соколовско-Сарбайского комбината, в
развитии черной металлургии страны, показано значение
железорудной промышленности республики в обеспечении
высококачественными концентратами и офлюсованными окатышами заводов
Урала, Сибири и Казахстана.
Более или менее обстоятельно создание и развитие
горнорудных предприятий в Казахстане прослеживается в работах
Н. Ф. Сандригайло, Н. Г. Пана, Д. Шаймуханова и др.10
Материалы с переднего края борьбы за руду содержатся в
брошюре бригадира машинистов экскаватора Соколовского
рудоуправления, Героя Социалистического Труда А. Ф. Петрова 11.
Коренные экономические преобразования в Казахстане,
создание мощных промышленных узлов, таких, в частности, как Руд-
ненский, стали возможными благодаря дружбе и взаимопомощи
советских народов, прежде всего помощи великого русского
народа. В этой связи значительный интерес представляют работы
«Плоды великого содружества» и «Дружбой великой сильны» 12.
Авторские коллективы прослеживают в них исторический опыт
8
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
братской дружбы и сотрудничества в политическом,
экономическом и культурном строительстве Казахской ССР. Этот опыт
опровергает лживые домыслы буржуазных фальсификаторов о том,
что якобы народы Советского Востока пришли к социализму,
утратив свои национальные традиции, подверглись колониальной
экспансии и т. д.
Торжество ленинской национальной политики на примере
социалистического строительства в Казахстане прослеживает в
своих работах Д. А. Кунаев13. Конкретная действительность
является убедительным доказательством силы и жизненности
марксистско-ленинской теории и практики.
Исследуемая проблема, следовательно, уже привлекла к себе
внимание многих авторов. Тем не менее она изучена
недостаточно. Преобладают работы, в которых история Соколовско-Сарбай-
ского комбината раскрывается в популярном изложении или
создание рудной базы освещается со специальной
производственной, технической или экономической стороны. Не написано пока
еще труда, в котором давались бы развернутая история и
картина строительства горнорудного гиганта, ставшего основным
поставщиком железорудного сырья для черной металлургии Урала
и Казахстана. Опираясь на опубликованные материалы, вводя в
научный оборот новые архивные источники, автор предпринял
попытку в какой-то мере восполнить этот пробел.
На конкретном примере создания и развития Соколовско-Сар-
байского горно-обогатительного комбината прослеживается
осуществление Коммунистической партией и советским народом идей
В. И. Ленина в практике социалистического строительства,
выполнение планов освоения Советского Востока и пробуждения к
новой жизни ранее отсталых национальных окраин. При этом
проблема рассматривается в двух взаимозависимых аспектах,
каждый из которых имеет самостоятельное значение: обеспечение
предпосылок создания железорудной базы черной металлургии
Урала, Восточной Сибири и Казахстана; строительство и
эксплуатация Соколовско-Сарбайского комбината — крупнейшего
горнорудного комплекса страны.
*
Развитие черной металлургии в послевоенный период
предполагало в первую очередь дальнейшее расширение
железорудной базы страны. Ее состояние, несмотря на определенные
успехи, не удовлетворяло потребностей быстро развивающейся
промышленности. В связи с большой программой строительства
металлургических заводов на Урале, в Казахстане, Сибири, на
Дальнем Востоке и в Закавказье ставилась задача создания
собственной железорудной базы в этих районах. «Расширить
геологоразведочные работы, особенно в восточных районах СССР...,—
9
Б. С. МАКОТЧЕНКО
предусматривал Закон о пятилетнем плане восстановления и
развития народного хозяйства СССР на 1946—1950 гг.,— подготовить
промышленные запасы для строительства новых
металлургических заводов на Северном Урале, в Сибири, Казахской ССР и
районах Курской магнитной аномалии» 14. В четвертой
пятилетке намечалось разведать промышленные запасы железных руд в
размере 1680 млн. тонн, в том числе в Казахстане, по Атасуй-
ской и Каркаралинской группам месторождений 100 млн. тонн 1б.
Партия продолжала ленинский курс на дальнейшее изучение
и освоение восточных районов страны. Начиная с 1946 г.,
поисковые и геологоразведочные работы проводились здесь в
непрерывно возрастающих объемах. Это прежде всего относится к
Казахстану. Если в годы войны основное внимание геологов
концентрировалось на изучении земных недр Актюбинской и
Карагандинский областей, представлявших с практической точки зрения в то
время наибольший интерес, то после войны сосредоточиваются
усилия на освоении Тургайского прогиба. В его территорию,
составляющую более 400 тыс. кв. км, полностью входили, по
нынешнему административному делению, Кустанайская и Тургай-
ская, восточная часть Актюбинской и западные районы Северо-
Казахстанской, Кокчетавской, Карагандинской областей Казахской
ССР, а также южные районы Курганской, восточные районы
Челябинской и Оренбургской областей РСФСР 16.
Внимание к Тургайскому прогибу было не случайным. Опо
объяснялось, во-первых, тем, что железорудные запасы горы
Магнитной и другие месторождения Южного Урала были весьма
ограничены. Возникла необходимость создания дополнительной
рудной базы для Магнитогорского, Челябинского, Орско-Халиловско-
го и других металлургических заводов. По инициативе ЦК ВКП (б)
в мае 1946 г. в Магнитогорске было проведено специальное
совещание с участием ученых, геологов, партийных и
хозяйственных работников, специалистов, посвященное проблемам создания
новой железорудной базы. Туда выезжали первый секретарь Ку-
станайского обкома КП(б) Казахстана М. И. Золотухин,
заведующий отделом промышленности обкома К. П. Лузин,
председатель Кустанайского облплана И. В. Караванский, председатель
Комитета по делам геологии при СНК СССР Д. И. Шадрин,
начальник Главгеологии министерства черной металлургии СССР
А. А. Жиляков 17; в проведении совещания, на котором был
заслушан доклад об аятских железных рудах, еще раз проявилась
забота партии о завтрашнем дне черной металлургии; во-вторых,
тем, что работать здесь предстояло вслепую. В результате
многолетних исследований и наблюдений, изучения геологических
структур Урала и Зауралья, поисков и находок наука к этому
времени располагала достаточными данными о перспективности
этого района.
10
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Начало изучения Тургайского прогиба доложил в середине
XIX в. геолог И. А. Антипин, выполнивший фундаментальные
исследования по восточному склону Урала. В связи с
проектированием Транссибирской железнодорожной магистрали большую
работу провели здесь выдающиеся русские геологи Н. К.
Высоцкий и А. Я. Краснопольский, исследования которых «до сих пор
не утратили своего значения и по своей полноте и содержанию
являются классическими» 18. Как сообщает С. Д. Батищев-Тара-
сов, выходы железных руд в долине р. Аят, впервые описанные
A. Я. Краснопольскжм, помогли впоследствии открыть Аятское
месторождение. Но царские власти оставили открытие без
внимания. Интерес к нему появился лишь в годы Советской власти.
В 30-е годы Аятское месторождение неоднократно исследовалось
геологами Н. Г. Бергом, П. Л. Безруковым, Н. Ф. Мамаевым и
И. И. Савельевым. Правда, только И. И. Савельев в своем отчете
за 1937 г. на основе полученных им химических анализов
железных руд и общего геологического прогноза дал
положительную оценку месторождению 19.
На возможность залегания полезных ископаемых в Зауралье
указывали видные ученые и крупные авторитеты в области
изучения земных недр. Академик А. Е. Ферсман в 1932 г. обращал
внимание на необходимость изучения восточного склона Урала и
его южной части, в районе погружения Урала под поверхность
казахстанских степей 20. Так же настойчиво рекомендовали
провести детальные исследования Тургайской низменности академик
B. А. Обручев, М. М. Пригоровский и другие ученые 21.
Некоторые попытки более глубокого изучения края были
предприняты в годы Великой Отечественной войны. Этому
благоприятствовал ввод в эксплуатацию железной дороги Карта-
лы — Акмолинск, которая пересекла Кустанайскую область и сое-
динила важнейшие промышленные центры — Магнитогорск и
Караганду. В конце 1943 г. начала работать экспедиция Уральского
геологического управления. Она подтвердила наличие бокситов,
бурых углей, бурых железняков и других полезных ископаемых
на территории Семиозерного и Тарановского районов 22.
В 1944—1945 гг. руководитель Аятской геологоразведочной
партии кандидат геолого-минералогических наук А. Н. Волков,
а вслед за ним и Д. Д. Топорков, посетивший и лично
обследовавший рудные выходы по Аяту, дали очень высокую оценку
месторождению как одному из крупнейших в стране.
Горизонтальное залегание рудного тела, малые глубины, общие
благоприятные экономические условия района, расположенного на
угольной магистрали Караганда — Магнитогорск, заставляют
рассматривать месторождение как резерв для Магнитогорского
завода, писал Д. Д. Топорков23. Он поставил вопрос перед
Комитетом по делам геологии при СНК СССР о срочной необходимо-
11
В. С. МЛКОТЧЕНКО
сти широких поисковых и разведочных работ на Аятском
месторождении как весьма перспективном 24.
ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР постоянно проявляли
интерес к этому месторождению. Для всесторонней оценки
запасов руды была создана правительственная экспертная комиссия
под председательством вице-президента АН СССР академика
И. П. Бардина. В ее состав вошли президент АН КазССР
К. И. Сатпаев и другие ученые и специалисты.
О необходимости дальнейшего изучения и освоения нового
железорудного района говорилось в решениях IV съезда КП (б)
Казахстана, который поручил ЦК взять под особый контроль
«форсирование поисково-разведочных работ на Аятском, Атасуй-
ском, Карсакпайском и Каркалинском железорудных
месторождениях, обеспечив сдачу их в промышленное использование в
установленные правительственные сроки» 23.
Большую работу по усилению геологоразведочных работ
проводил Кустанайский обком партии, который настоятельно и
неоднократно ставил вопрос перед ЦК КП(б) Казахстана и
Советом Министров КазССР, перед министерствами СССР об
усилении внимания к изучению природных богатств области со
стороны заинтересованных ведомств и организаций, о выполпении
рекомендаций Магнитогорского совещания по вопросу создания
новой рудной базы для заводов Южного Урала. «Данные
поисковых и геологоразведочных партий, заявки краеведов и
трудящихся,—говорилось в справке обкома партии, подписанной
М. И. Золотухиным,— открывают огромные перспективы разведки
полезных ископаемых: золота, серебра, меди, свинца, никеля,
молибдена, киновари, красных, бурых и хромитовых железняков,
известняка, кварцевых песков, опок, различных глин; все это
подтверждает необходимость усиления геологоразведочных работ и
внимания партийных организаций республики к этому вопросу» 26.
Инициатива обкома партии была поддержана
республиканскими партийными и хозяйственными органами, а также союзными
министерствами. В 1947 г. на территории области развернули
свою работу до 20 различных поисковых и геологоразведочных
партий по железным рудам, каменному углю, стройматериалам
и другим полезным ископаемым27. Освоение ассигнований по
сравнению с предыдущим годом составило 265,4% 28
Большую заинтересованность проявили геологоразведочные
организации Урала, направившие в Кустанайскую область ряд
геологических партий, среди них Верхнетобольская углеразведочная
партия Южно-Уральского геологического управления, топогеоде-
зическая и геологоразведочная партия Уральского геологического
управления и другие, базы которых находились в Челябинске
и Свердловске.
В последние годы четвертой пятилетки продолжалась концент-
12
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
рация геологоразведочных работ на территории Кустанайской
области, перспективность которой по запасам ценных минеральных
ресурсов теперь уже ни у кого не вызывала сомнений.
Свидетельством этому является постоянный рост ассигнований на
производство поисковых и геологоразведочных работ. «На долю
Кустанайской области падает в 1950 г. 50% ассигнований
Свердловского геологического управления, которое ведет разведку от
Ледовитого океана до Тургая» 29,— говорил главный инженер
управления М. И. Меркулов. По сравнению с фактическими
ассигнованиями по области в 1949 г. план на 1950 г.
предусматривал увеличение в 3 раза, по механическому бурению — в 2 раза.
По Аятской экспедиции план ассигнований увеличивался в 3,3 раза,
по механическому бурению — в 2 раза30. Поиски и
геологоразведочные работы проводились на территории Тургайского, Семи-
озерного, Тарановского, Кустанайского и Федоровского районов
Кустанайской области.
Нельзя не подчеркнуть, что с самого начала организации
поисковых и геологоразведочных работ на территории
Кустанайской области обращалось внимание на комплексное изучение
природных богатств. Главной целью являлось открытие новых
железорудных месторождений, но одновременно велись поиски угля,
асбеста, бокситов и других полезных ископаемых.
Характерной особенностью развития геологоразведочной
службы в области являлось постоянное совершенствование ее
структуры, которая становилась все сложнее и динамичнее. Это
объяснялось быстрой сменой вставших перед геологами задач,
специализацией их работы, уровнем технической оснащенности и т. д.
Например, Тургайская геофизическая экспедиция вела работу
шестью полевыми партиями: сейсморазведочной, сейсмической
№ 2, буровой, гравиометрической, магниторазведочной и
электроразведочной. Экспедиция была организована в 1948 г. Тогда онз
вела поиск на территории 70 тыс. кв. км, в 1949 г.—
на 170 тыс. кв. км, в 1950 г.—на 300 тыс. кв. км, т. е.
экспедиция выросла в 4 раза 31.
Изменились состав партий и экспедиций, их
материально-техническая оснащенность. К концу пятилетки намечалось довести
состав работающих до 7500 человек. На механическом бурении
использовалось до 200 буровых станков, в числе которых было
40 станков новейшей конструкции типа ЗИВ-650 32.
Весьма сложный путь прошла Аятская геологоразведочная
экспедиция. В 1946 г.— первой половине 1947 г. на Аятском
железорудном месторождении работали геологоразведочные
экспедиции двух министерств — Министерства геологии и
Министерства черной металлургии СССР. Первое производило поисковые
работы на широкой площади с задачей оконтуривания
железорудного бассейна, а второе — детальную разведку отдельных уча-
13
В. С. МАКОТЧЕНКО
стков. В конце 1947 г. в связи с объединением и
сосредоточением геологоразведочных работ в Министерстве геологии СССР
на базе двух экспедиций была создана объединенная Аятская
геологоразведочная экспедиция33. С 1948 г. она выполняла весь
комплекс геологоразведочных работ (поиск и детальная разведка)
в Аятском железорудном районе.
Работа экспедиции отмечалась высокой результативностью.
К 1 октября 1949 г. был полностью оконтурен Аятский
железорудный бассейн, окончена промышленная разведка Николаевского,
Оренбургского, Викторовского, Журавлевского, Шалшынского
участков, наиболее благоприятных по условиям залегания и
качеству руд в бассейне. Пятилетний план по приросту запасов
на Аятском месторождении по промышленным категориям
выполнен на 480% 34. Аятское месторождение оказалось крупнейшим
в стране.
Несколько раньше здесь произошло событие, которое давно
ждали геологи, горняки и металлурги. В 1948 г.
Южно-Уральской партией Свердловского геофизического треста было
открыто несколько магнетитовых аномалий, среди которых Куржункуль-
ская и Козыревская. Это указывало на возможность залегания в
недрах Тургая магнетитовых руд. Предположения скоро
оправдались.
12 февраля 1949 г. летчик Аятской экспедиции М. Г. Сур-
гутанов, совершая очередной рейс из Николаевки Тарановского
района, где располагалась экспедиция, в Кустанай, пролетал над
урочищем Сарбай. Взглянув на компас, он с удивлением
заметил, что стрелка компаса резко отклонилась влево, к югу. Через
несколько дней М. Г. Сургутанов специально пролетел прежним
курсом. Чтобы убедиться в правильности возникших догадок, он
пролетал над урочищем с разных направлений, и каждый раз
стрелка вела себя необычно. Летчик установил, что отклонение
стрелки продолжается около двух минут на расстоянии около
2 км. Дальнейшее изучение аномалии геологами и геофизиками
подтвердило, что в недрах Сарбайского урочища залегает мощное
рудное тело. 9 апреля 1949 г. в Уральском геологическом
управлении была зарегистрирована заявка М. Г. Сургутанова на
открытие Сарбайского железорудного месторождения35. Участник
Великой Отечественной войны М. Г. Сургутанов имел много боевых
вылетов, награжден орденом Красной Звезды и медалями. С 1948
по 1954 г. он работал пилотом аэропартии Уральского
геологического управления и был прикомандирован к Аятской экспедиции.
В результате аэромагнитной съемки в том же году были
открыты Соколовское, Качарское, Ломоносовское и другие
месторождения магнетитовых руд. Тогда же удалось обнаружить
мощное месторождение оолитовых руд в районе Лисаковки.
Наиболее мощными являются осадочные месторождения Аята,
14
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Лисаковки и другие, которые намного превосходят запасы
месторождений в Эльзас-Лотарингии, на базе которых вот уже
второе столетие работает черная металлургия Франции, Бельгии,
Западной Германии и Люксембурга36. Разведанные запасы Тур-
гайского прогиба также значительно больше всех разведанных
запасов железных руд в США.
Перед Аятской экспедицией встали новые, исключительно
важные задачи, связанные с открытием в районе ее деятельности
множества магнетитовых аномалий. Для их проверки в ее
составе были организованы Куржункульская, Сарбайская и
Соколовская партии.
В апреле 1950 г. в связи с окончанием разведки Аятского
месторождения и необходимостью решения новых задач до
детальной разведке магнетитовых месторождений Аятская
экспедиция прекратила свою деятельность. На ее базе были созданы
Куржункульская и Сарбайская экспедиции с непосредственным
подчинением Свердловскому геологическому управлению.
Кустанайская область на несколько лет приковала к себе
пристальное внимание центральных и местных партийных и
хозяйственных органов. Сюда были направлены лучшие силы
геологической службы страны и крупные ассигнования. Особую
заинтересованность проявляли партийные и хозяйственные
организации Урала и Казахстана. К концу пятилетки
геологоразведочные работы приняли такие масштабы, что
существовавшая до этого структура геологической службы, складывавшаяся
по мере наращивания работ и являвшаяся целесообразной до
поры до времени, переросла себя.
Кустанайский обком КП(б) Казахстана объединял усилия
экспедиций и партий, контролировал их деятельность и оказывал
конкретную помощь, мобилизуя на это партийные и
комсомольские организации и всю общественность области.
22—23 февраля 1950 г. Кустанайский обком партии созвал
областное партийно-хозяйственное совещание работников
геологоразведочных партий и экспедиций, работавших на территории
области. Оно обсудило вопрос «О задачах геологоразведочных
партий и экспедиций по выполнению плана 1950 г.» 37
Участники совещания указывали на серьезные недостатки в
работе геологоразведочных организаций; некомплектность
разведок, ставку на сезонщину, серьезное отставание работ по
выявлению новых месторождений, резкое отставание геофизических
работ, неудовлетворительную постановку изучения качества и
технологических свойств разведываемого сырья, отсутствие
надежных производственных и жилых баз38. Так, Уральский
геофизический трест устанавливал годовой план Тургайской экспедиции
равными частями на каждый квартал без учета климатических
условий. Очень высокой была себестоимость 1 пог. м механиче-
15
В. С. МАКОТЧЕНКО
ского бурения. Например, по Сарбайской партии она составляла
121,9%, по Соколовской 174,1% к плановой. Не везде еще
проявлялось достаточно заботы о создании жилищно-бытовых
условий 39.
Совещание подвело итоги деятельности геологоразведочных
организаций, наметило меры по устранению недостатков,
определило задачи по выполнению указаний партии и правительства.
Здесь же было выдвинуто предложение о необходимости
создания в Кустанае геологоразведочного центра. Это предложение
мотивировалось тем, что геологоразведочными работами на
территории области руководили Свердловское, Карагандинское,
Южно-Уральское (Уфа) геологические управления, Свердловский
и Средне-Азиатский (Ташкент) геофизические тресты и др.40
Централизация руководства геологоразведочными работами
являлась в тот период целесообразной и необходимой. Предложение
обкома партии было принято. В июне 1951 г. был создан Куста-
найский геологоразведочный трест Уральского геологического
управления «Главюговостокгеология» Министерства геологии СССР.
Районами действия треста являлись Кустанайская, Актюбинская
и Целиноградская области КазССР и Оренбургская область РСФСР.
Могут возникнуть вопросы: а не с опозданием ли был
создан геологоразведочный трест; не целесообразно ли было
добиваться его организации уже в 1946—1947 гг. Безусловно,
определенные издержки из-за разобщенности руководства имели
место. Но они, по нашему мнению, полностью компенсировались
тем, что указанные управления и тресты, организуя
геологоразведочные работы в Тургайском прогибе, принесли с собой
бесценный многолетний опыт и традиции крупных промышленных
центров. Во главе геологоразведочных организаций стояли
опытнейшие кадры, на работу в геологоразведочные партии и
экспедиции были направлены лучшие геологи, геофизики и другие
высококвалифицированные специалисты. Они под руководством
партийных организаций смогли развернуть широкий фронт
геологоразведочных работ и подготовить условия для организации
геологоразведочного треста в Кустанае.
Представляет интерес и другой вопрос: можно ли
рассматривать открытие Сарбайского и других крупных месторождений
как явление случайное, как удачу геологов? Нет, конечно. Эти
открытия были подготовлены всей предшествовавшей работой
разведчиков недр. Геологи, вооруженные новейшими
научно-техническими достижениями, шли к ним наверняка. Правильно
говорил по этому поводу один из ведущих организаторов разведок в
Казахстане, С. Д. Батищев-Тарасов: «Открытие горнорудных
сокровищ Тургая было бы немыслимо без новейших достижений
советской науки и техники, в первую очередь такой молодой
науки, как геофизика... Коммунистическая партия вырастила и
16
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАНСКОГО КОМБИНАТА
воспитала высококвалифицированные кадры геологов и
геофизиков, окружила их заботой и вниманием, вооружила мощной
советской техникой» 41.
В открытиях богатейших месторождений заложен труд
огромного коллектива ученых, геологов, геофизиков, рабочих,
инженеров, техников, экономистов. Разведчики недр проявляли
подлинный трудовой героизм, работали с неослабевающей энергией и в
летний зной, и в зимнюю стужу.
Партия и правительство высоко оценили подвиг геологов.
Первооткрывателю Сарбайского месторождения летчику М. Г. Сургу-
танову и группе геологов — С. Д. Батищеву-Тарасову, Д. Д.
Топоркову, И. А. Кочергину, В. К. Пятунину, С. В. Горюнову,
В. П. Носикову, О. Ф. Родину — присвоено звание лауреата
Ленинской премии. Большой вклад в создание мощной
железорудной базы страны внесли руководители и непосредственные
участники геологоразведочных работ коммунисты Н. И. Иванченко
(управляющий Кустанайским геологоразведочным трестом),
А. М. Губарев (главный гидрогеолог Сарбайской экспедиции),
П. Н. Меньшиков (управляющий Уральским геофизическим
трестом), М. И. Меркулов (главный инженер Свердловского
геологического управления), С. Н. Гайс (старший геолог Соколовской
партии) и многие другие.
По геологическим прогнозам новая железорудная база страны
имела большие перспективы. Поэтому партийные организации
продолжали оказывать необходимую помощь геологоразведочным
партиям и экспедициям. Темпы геологоразведочных работ не
ослабевали и в дальнейшем. Наряду с поисками геологи проводили
большую работу по подготовке магнетитовых месторождений к
промышленной эксплуатации, а также по изысканию водных
ресурсов, строительных материалов и т. д.
Партийные организации глубоко понимали экономическую и
политическую важность разведки новых запасов руд для
развития металлургии. Были значительно укреплены первичные
партийные организации, а позднее, учитывая государственную
важность задания, создан институт заместителей начальников по
политчасти геологоразведочных партий и экспедиций. Во всей работе
по разведке недр и комплексному их использованию, по
подготовке их к промышленной эксплуатации принимали самое активное
участие видные ученые — академики, крупные специалисты.
Партийные организации опирались на их знания и богатейший опыт.
В результате большой и разносторонней работы партийных
организаций, всех трудящихся, прежде всего работников
геологоразведочных организаций и научных учреждений страны, в
послевоенный период существенно изменилось состояние
разведанных запасов железных руд. На 1 января 1957 г. балансовые
17
Б. С. МАКОТЧЕНКО
запасы железных руд по СССР составляли 57,7 млрд. тонн, в том
числе по промышленным категориям 30 млрд. тонн, т. е.
превышали довоенный уровень почти в 10 раз42. Доля Казахстана
в распределении запасов железных руд разведанных
месторождений увеличилась до 21%. При этом следует подчеркнуть, что
качество железных руд республики очень высокое, По
содержанию железа в руде Казахстан уступает лишь Украине.
Советский Союз, обогнав по разведанным запасам железных руд все
страны капиталистического мира, в том числе США, обеспечил
себе надежную сырьевую базу для быстро развивающейся
черной металлургии.
Таким образом, были подготовлены предпосылки и на очередь
дня была поставлена задача создания в Кустанайской области
мощной железорудной базы урало-казахстанской металлургии.
Строительство Соколовско-Сарбайского горно-обогатительного
комбината явилось первым шагом по пути решения этой важной
государственной задачи.
*
В послевоенные годы партия продолжала ленинский курс на
преимущественное и опережающее развитие тяжелой
промышленности. В этот период предусматривалось ускоренное развитие
черной металлургии как основы всего развития народного
хозяйства. В Директивах по пятилетнему плану развития СССР на
1951 —1955 гг., принятых XIX съездом КПСС, намечалось
увеличить выплавку чугуна за пятилетие на 76%, стали — на 62,
проката— на 64%. Высокие темпы развития черной металлургии
обеспечивались как за счет дальнейшего улучшения
использования действующих, так и за счет ввода новых
производственных мощностей. Особенно быстрые темпы устанавливались в
развитии сырьевой базы черной металлургии. Ввод в действие
производственных мощностей железорудных предприятий
увеличивался в 3 раза по сравнению с четвертой пятилеткой 43.
В решениях XX съезда КПСС также намечалось дальнейшее
быстрое развитие черной металлургии. Особое внимание
уделялось освоению восточных районов страны, обеспечению в
районах Западной и Восточной Сибири и Казахстана более высоких
темпов капитального строительства, чем в целом по СССР 44. На
съезде отмечалась необходимость принятия решительных мер к
форсированию развития черной металлургии в Сибири,
Казахстане и на Дальнем Востоке 45. В Казахстане планировалось ввести
в действие Карагандинский металлургический завод, обеспечить
дальнейшее развитие Карагандинского угольного бассейна, а
также провести в крупных масштабах работы по использованию
выявленных полезных ископаемых Кустанайской области.
«Построить и ввести в действие... Соколовско-Сарбайский горно-обо-
18
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
гатительный комбинат на мощность 10 млн. тонн сырой руды
в год» 46.
Важность задач этого периода объяснялась значительным
ростом объемов производства. Приведем для сравнения данные
производства продукции черной металлургии по стране в целом
(табл. 1).
Как видно из табл. 1, темпы роста производства продукции
черной металлургии были настолько высокими, что один только
дрирост за пятую пятилетку равнялся всему их производству
накануне войны, а по прокату и железной руде был намного
выше довоенного уровня.
Наряду с возрастанием объемов производства повысились
требования к качеству и освоению новых видов продукции,
улучшению использования производственных мощностей, внедрению
новой техники и передовой технологии, совершенствованию
организации труда и производства.
В Казахстане развитие черной металлургии продолжалось
путем, во-первых, дальнейшего расширения и реконструкции, на
основе последних достижений науки и техники, действующих
предприятий, таких, как Актюбинский завод ферросплавов и
Казахский металлургический завод, Донские хромитовые и Джез-
динские марганцевые рудники; во-вторых, строительства новых
крупных предприятий, в первую очередь Соколовско-Сарбайского
горно-обогатительного комбината, Атасуйского рудоуправления,
Карагандинского металлургического завода — «Казахстанской
Магнитки». Параллельно создавались строительные организации и
предприятия стройиндустрии, получало развитие производство
нерудного сырья.
Весной 1953 г. правительство утвердило задание по
проектированию Соколовско-Сарбайского горно-обогатительного комбина-
19
В. С. МАКОТЧЕНКО
та, установив предельно сжатые сроки для подготовки
окончательного проекта. Уже в декабре того же года следовало
представить его на утверждение правительству 47.
Основным проектировщиком комбината являлся Ленинградский
институт «Гипроруда», а всего в проектировании комбината
участвовало более 15 проектных институтов и организаций из
Москвы, Ленинграда, Свердловска и других городов. Для выбора
площадки под промышленное и гражданское строительство была
назначена комиссия48. В ее состав вошли М. П. Мариненко
(главный инженер горнорудного управления
Магнитогорского комбината — председатель), В. Н. Высоцкий (главный
инженер проекта), представители институтов «Гипроруда»,
«Механобр», субподрядных проектных организаций
Министерства строительства, Н. М. Иванченко и В. Д. Батищев-Тарасов
(управляющий и главный инженер Кустанайского
геологоразведочного треста) и др. Летом 1953 г. комиссия наметила
площадки под промышленное, жилищное и культурно-бытовое
строительство, под отвалы пустых пород. Для города горняков и
строителей была выбрана территория на левом берегу Тобола, к востоку
от села Алексеевки. Расширение города предусматривалось за
счет этого села. В то же время были утверждены в Уральском
геологическом управлении проекты гидрогеологических работ по
Сарбайскому, Соколовскому и Кочарскому месторождениям на
1952—1953 гг.49
В результате своевременного выполнения всего комплекса
работ по изысканию и проектированию летом 1954 г.
правительство дало указание о строительстве Соколовско-Сарбайского
горнообогатительного комбината. В июне была организована его
дирекция50. Директором назначен Н. Ф. Сандригайло, главным
инженером — Е. А. Кандель, главным геологом — П. Е.
Филиппов.
Дирекция развернула подготовку к строительству основных
промышленных объектов комбината и города. Комбинат включал
в себя сложный комплекс горнодобывающих, горноперерабатыва-
ющих и вспомогательных предприятий, среди них Соколовский и
Сарбайский карьеры, дробильно-обогатительные фабрики,
фабрики мокрой магнитной сепарации и окомкования, ТЭЦ, ремонтно-
механический завод и многие другие объекты.
Первоочередными объектами являлись строительство
железной дороги Кустанай — Рудный — Тобол, реконструкция
железной дороги Кустанай — Золотая Сопка, что давало выход ку-
станайским рудам на металлургические заводы Урала, Сибири и
Центрального Казахстана. Предстояло также построить
высоковольтную линию Увелка — Троицк — Рудный, Сергеевский
гидроузел, Каратамарское водохранилище, асфальтированную дорогу
Кустанай — Тобол.
20
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-СЛРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Создание горно-обогатительных предприятий существенно
меняло облик Кустанайской области. Значительно усиливались ее
экономические связи с Уралом, Западной Сибирью и другими
областями Казахстана. Кустанайский исполком облсовета депутатов
трудящихся и обком партии тогда же внесли предложения о
строительстве густой сети улучшенных дорог с твердым
покрытием. Среди них такие, как Кустанай — Урицк, Кустанай — Пре-
сногорьковка, Тобол — Джетыгора и др.51 Линия электропередач
от Уральской энергосистемы должна была получить продолжение,
разветвляясь в направлении областного и районных центров,
крупных промышленных предприятий, совхозов и колхозов.
Изменения в экономическом развитии, которые наметились в
эти годы, нельзя относить только за счет создания крупных
горнорудных предприятий, хотя их влияние бесспорно. Тогда же на
основе решений февральско-мартовского (1954 г.) Пленума
ЦК КПСС 52 здесь началось освоение в больших масштабах
целинных и залежных земель, которое наряду с крупным
промышленным развитием способствовало превращению кустанайщины в
жизненно важный индустриально-аграрный район страны.
Достаточно сказать, что в Кустанайской области всего было освоено
5,1 млн. га новых земель, посевная площадь под -зерновые
увеличилась до 4,6 млн. га. В области 218 совхозов, 8 колхозов,
создана система пригородных овощемолочных совхозов,
птицефабрик и хозяйств Заготскототкорма 53.
На строительство комбината стали прибывать первые
энтузиасты. В сентябре 1954 г. его штат состоял из 30 человек54.
В эти дни была создана первичная партийная организация,
объединившая первоначально 7 коммунистов55. Но партийная
организация, как и весь коллектив комбината, быстро росла.
Через год в ее составе было более 70 коммунистов. Первое
партийное бюро, избранное 4 октября 1955 г., возглавил П. Е.
Филиппов 56.
Постепенно набирая силы, партийная организация комбината
возглавила большую работу по сооружению в необжитых степях
железорудного гиганта. С каждым месяцем ей приходилось
решать все более новые и все более сложные задачи,
чтобы в кратчайший срок дать руду для черной металлургии
страны.
Параллельно со становлением комбината создавалась
строительная организация. Министерство строительства предприятий
металлургической и химической промышленности первоначально
поручило строительство комбината тресту «Магнитстрой»,
который в свою очередь возложил ведение строительных работ на
подчиненное ему строительное управление № 8 «Кустанайстроя».
В июне 1955 г. на базе этого строительного управления был
организован трест «Соколоврудстрой» 57.
21
В. С. МАКОТЧЕНКО
Строительство комбината началось в трудных условиях. К
месту расположения будущего комбината и города пока еще не
были подведены ни железная дорога, ни дорога с твердым
покрытием. Полностью отсутствовали производственная база для
строительства промышленных объектов, источники водоснабжения
и энергоснабжения, не было жилья. Первые строители и горняки
жили в поселках Комсомольском, Павловском, Алексеевке, а
многие — в палаточном городке.
Славной страницей в историю создания комбината войдет
доставка тяжелого оборудования специально примененными для этой
цели санно-тракторными поездами. Монтажники и
транспортники, руководимые бригадиром техником И, А. Устиновым,
перевозили из Кустаная четырехосные 80-тонные вагоны энергопоезда,
дизельные электростанции и др. Для этой цели использовалось
до 12 соединенных последовательно мощных тракторов. К
ноябрю 1955 г. были доставлены 5 крупных экскаваторов, 5
ширококолейных паровозов, 25 автосамосвалов-тяжеловозов, энергопоезд
мощностью 3 тыс. квт, 2 дизельные электростанции мощностью
1 тыс. квт и многое другое оборудование 58.
Большие трудности встретились непосредственно на
строительной площадке. В зимних условиях, часто при 30—40-градусном
морозе, на открытом ветре монтажники комбината собирали
экскаваторы, путейцы строили ширококолейную железную дорогу,
энергетики натягивали высоковольтную линию. Партийная
организация комбината мобилизовала коллектив на то, чтобы в
минимально сжатые сроки вводить в эксплуатацию доставляемое
оборудование и технику.
13 января 1955 г. после первого взрыва машинист
дизельного экскаватора СЭ-3 А. Г. Попов вынул первый ковш мерзлой
породы. С этого момента были начаты горнокапитальные
(вскрышные) работы на Соколовском карьере.
Коллектив комбината под руководством партийной
организации успешно справился с возложенными задачами и добился
весьма высоких показателей по использованию оборудования. На
протяжении года дирекция комбината трижды ставила вопрос об
увеличении плана горнокапитальных работ, доведя его до
16,3 млн. руб. против 5 млн. руб., утвержденных в начале
года59. 5 августа 1955 г. был выдан первый миллион
кубометров вскрышных пород, а всего за 1955 г.— 1663 тыс. кубометров 60.
Между тем потребности быстро развивающегося
металлургического производства очень остро ставили проблему развития
железорудной промышленности. В 1951 — 1958 гг. в стране было
введено в действие 26 новых доменных печей, не считая
реконструированных и восстановленных. Значительно вырос технический
уровень производства. Строились преимущественно крупные
металлургические агрегаты. Только в 1958 г. было построено 7 круп-
22
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
ных доменных печей полезным объемом 1513 и 1917 кубометров.
Улучшился коэффициент использования полезного объема
доменных печей — с 1,19 в 1940 г. до 0,775 в 1958 г. Возросли
требования к качеству шихтовых материалов. Доля агломерата в
железорудной части шихты для выплавки передельного агломерата
повысилась с 27,2% в 1940 до 74,6% в 1958 г.61 В этих
условиях быстрейший ввод в действие новых предприятий, карьеров,
обогатительных фабрик и других объектов железорудной
промышленности стал делом первостепенной важности.
ЦК КП Казахстана постоянно контролировал строительство
комбината. В сентябре 1956 г. на бюро ЦК КП Казахстана
обсуждался вопрос о ходе строительства Соколовско-Сарбайского
горно-обогатительного комбината62. Было указано на серьезные
недостатки в деятельности комбината и треста «Соколоврудстрой».
При годовом плане строительно-монтажных работ 329 млн. руб.
за восемь месяцев освоение составило 119,1 млн. руб. Не
выполнялся план вскрышных работ. Трест «Соколоврудстрой» из
216 млн. руб. освоил за этот срок 64 млн. руб., или 29,6%.
Медленно осуществлялось строительство производственной базы,
в частности, деревообделочного комбината, арматурного цеха,
полигонов сборного железобетона, стеновых блоков и многих других
объектов. Из ассигнованных для этой цели 122 млн. руб. было
освоено лишь 41 млн. руб. Неудовлетворительно строились
железнодорожная линия Кустанай — Тобол, внутрикомбинатские пути.
Недостаточными темпами возводились жилые дома и культурно-
бытовые объекты. На строительной площадке не было должной
организации труда, недостаточно использовались людские и
материальные ресурсы.
Центральный Комитет отметил слабую работу партийных
организаций, которые вместо живой повседневной творческой
работы с людьми много времени тратили на всевозможного рода
заседания; контроль за выполнением многочисленных решений
был организовал плохо. Кустанайский обком партии не принял
должных мер по улучшению состояния партийно-политической
работы среди строителей и горняков. Отмечалось также, что
некоторые министерства проявляли недостаточную оперативность,
не всегда своевременно оказывали практическую помощь
новостройке.
Бюро ЦК наметило конкретные меры оказания помощи.
Министерству строительства предприятий металлургической и
химической промышленности республики предлагалось
укомплектовать трест «Соколоврудстрой» квалифицированными инженерно-
техническими кадрами, решить ряд неотложных вопросов по
ускорению строительства производственной базы, Министерству
автомобильного транспорта — улучшить работу автотранспорта,
занятого на вывозке вскрышных пород, Министерствам, торговли,
23
В. С. МАКОТЧЕНКО
здравоохранения и культуры — принять меры по улучшению
состояния торговли, общественного питания, здравоохранения и
культурного обслуживания коллектива. Бюро обязало Кустанайский
обком партии улучшить руководство строительством комбината,
повысить уровень партийно-политической работы в партийных
организациях, укрепить трест и комбинат кадрами партийных и
профсоюзных работников.
Будущий гигант железорудной промышленности, слава о
котором через несколько лет разнесется по всей стране и за ее
пределами, только еще начинал свою жизнь. Партийные,
профсоюзные, комсомольские и хозяйственные организации испытывали
большие трудности. Недоставало опыта
хозяйственно-организаторской и партийно-политической работы. Не всегда вовремя
приходила помощь. Комбинат и трест переживали трудности,
характерные для всех новостроек, особенно для тех, которые
начинались в необжитых или малообжитых местах.
Горняки и строители прилагали много сил к тому, чтобы
выполнить правительственные задания. Однако на отдельных
объектах не удавалось добиться четкой организации труда, не в пол-
ную силу использовались все имеющиеся механизмы, не получили
широкого применения местные строительные материалы,
слабораспространялся опыт передовиков и новаторов. К тому же трест
«Соколоврудстрой» с большими перебоями и в недостаточном
количестве получал строительные материалы, особенно цемент, лес,.
кровлю, стеновые материалы и др. С большим опозданием
поставлялись комбинату экскаваторы.
В 1957 г. Соколовско-Сарбайский комбинат посетил секретарь.
ЦК КПСС Л. И. Брежнев. Внимание советских и
хозяйственных органов было сосредоточено на строительстве комбината. Ему
оказывалась действенная помощь. Министерства стали более
оперативно реагировать на нужды и запросы комбината и треста.
Значительно улучшилось материально-техническое снабжение.
Стройке было выделено дополнительное количество материалов и
оборудования. Улучшилось снабжение населения
продовольственными и промышленными товарами. Кустанайский обком партии и
исполком облсовета депутатов трудящихся наметили и провели в
жизнь конкретные меры по улучшению жилищных и культурно-
бытовых условий трудящихся.
Забота партии и правительства проявилась, в частности, в
ускорении поставок горнотранспортного оборудования. За полгода
было получено и введено в действие 4 экскаватора ЭКГ-4, один —
ЭШ-4/40, один — Э-1252, 10 паровозов серии 9ПМ, 2 бульдозера
С-80, 10 автомобилей для строительных работ, построено 6 км
железнодорожных, отвальных и карьерных путей 63. Теперь
комбинат имел в своем хозяйстве 21 смонтированный экскаватор,
31 бульдозер, 24 паровоза, 80 саморазгружающихся вагонов,.
24
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
168 автомобилей и автосамосвалов и др. Уже в это время
началась подготовка к переходу на электровозную тягу. Были
получены первые 8 электровозов 64.
Ускорились темпы строительства жилых домов. В 1956 г. при
годовом плане 32 350 кв. м было сдано в эксплуатацию
33 152 кв. м65. За перевыполнение плана ввода жилой площади
ЦК КП Казахстана и Совет Министров республики присудили
тресту «Соколоврудстрой» переходящее Красное Знамя. В
следующем году строители сдали 40 тыс. кв. м жилья,
перевыполнив плановое задание на 4 тыс. кв. м. При этом выработка на
одного рабочего составила 116,4% к плановым
капиталовложениям 66.
Главным объектом начального этапа строительства был
Соколовский рудник, который должен был ввести комбинат в строй
действующих предприятий. По инициативе коммунистов здесь
впервые на комбинате были созданы комплексные бригады,
которые обеспечивали высокопроизводительное использование
техники. В результате объем вскрышных работ удалось довести до
4412 тыс. кубометров, а 30 сентября 1956 г. машинист
экскаватора П. Н. Максимов ковшом экскаватора прошел по верхушке
рудного тела.
Администрация комбината и партийная организация наметили
меры, осуществление которых обеспечивало получение первой
руды в августе 1957 г. Важнейшими из них были понижение
грунтовых вод и снятие с рудного тела обводненных песков,
О масштабах этой работы говорит хотя бы тот факт, что из
карьеров комбината ежедневно откачивалось 70—75 тыс.
кубометров воды.
Усилия парторганизации и всего коллектива комбината
увенчались успехом: 20 августа на дробильную фабрику начала
поступать Соколовская руда. Первый ковш руды отгрузил машинист
экскаватора коммунист П. Ф. Яковлев (он приехал на
новостройку одним из первых; работал бригадиром экскаватора СЭ-3 № 7,
избирался партгруппоргом; делегат VIII съезда КПК, на
котором был избран членом ревкомиссии ЦК КП Казахстана).
«Горняки и строители, полукольцом окружив забой, смотрели, как в
кузов автомашин сыпалась руда. А за рулем МАЗа сидел один
из лучших шоферов, Петр Шибко. Под гром аплодисментов он
провел машину в первый рудный рейс» 67.
26 августа состоялся многолюдный митинг по поводу отправки
первого эшелона товарной руды Челябинскому
металлургическому заводу. Вместе с эшелоном в Челябинск выехала делегация
горняков Рудного, которую радушно встретили челябинские
металлурги.
На состоявшемся по этому случаю митинге они горячо
благодарили горняков Казахстана за братскую помощь.
25
В. С. МАКОТЧЕНКО
Заметно улучшилась деятельность треста «Соколоврудстрой».
Расширялась его производственная база. В 1957 г. вступили в
строй завод по производству бетона, завод и полигон по
производству железобетонных изделий, арматурный и
деревообрабатывающий цехи и другие предприятия по производству
строительных материалов. Только полигон железобетонных изделий
обеспечивал соответствующими материалами треть строительной
работы треста. В это же время началось рабочее движение по
железной дороге Кустанай-Тобол.
Одновременно с расширением деятельности треста и
развитием комбината рос рабочий поселок, в котором проживало уже
около 35 тыс. человек. Он располагал жилой площадью около
100 тыс. кв. м, сетью школ, больниц, дошкольных детских
учреждений, столовых, магазинов, клубов и других
культурно-бытовых объектов. В связи с этим 30 августа 1957 г. Указом
Президиума Верховного Совета) Казахской ССР рабочий поселок
горняков и строителей был преобразован в город Рудный. В
октябре 1957 г. состоялись первые выборы городского Совета
депутатов трудящихся.
Важной вехой в истории создания комбината и строительства
города явилось организационное оформление городской
парторганизации. В ноябре того же года состоялось первое
общегородское партийное собрание, избравшее городской комитет КП
Казахстана. Первым секретарем горкома был избран С. В. Шипулин,
вторым — М. К. Кайдаулов 68. 24 ноября 1957 г. состоялась
первая общегородская конференция, избравшая первый состав
горкома комсомола. Комсомольцы избрали своим секретарем
В. Д. Руднева.
В результате напряженной и целенаправленной деятельности
горняков и строителей первая очередь Соколовского рудника
мощностью 1 млн. тонн сырой руды в год была сдана в
установленные сроки. Это была очень важная победа, которая
свидетельствовала о том, что им по плечу и более сложные задачи.
Развернулась борьба за ввод второй очереди рудника.
В апреле 1958 г. пленум Рудненского горкома партии обсудил
вопросы «О реализации постановления бюро ЦК КП Казахстана
от 14 марта 1958 г. «О мерах по обеспечению выполнения
плана строительства Соколовско-Сарбайского горно-обогатительного
комбината» 69. Пленум поставил задачу более правильно
расставить людей, механизмы и оборудование, добиться их
бесперебойной высокопроизводительной работы. Многотысячный коллектив
горняков и строителей, в рядах которого насчитывалось 16 тыс.
человек, среди них 1370 инженеров и техников, 7 ноября 1958 г.
(почти на два месяца раньше срока) сдал в строй
действующих предприятий вторую очередь Соколовского рудника. Теперь
мощность рудника составляла 2,5 млн. тонн руды в год. В том
26
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
же году в отвалы было вывезено 11 603 тыс. кубометров
породы. По плану предстояло добыть 1 млн. тонн руды, фактически
же было добыто 1 113 тыс. тонн 70.
Начались вскрышные работы и на крупнейшем в стране Сар-
байском руднике. От Соколовского рудника Сарбайский
отличался колоссальным объемом работ и сложными
гидрогеологическими условиями. Породы, покрывающие рудное тело, здесь были
значительно толще, чем на Соколовском руднике, более
насыщены водой. К тому же месторождение состояло из трех
самостоятельных рудных залежей, что осложняло организацию их
разработки. Однако опыт, накопленный при освоении Соколовского
месторождения, облегчал ведение работ на Сарбае.
Вскрытие месторождения началось еще в 1956 г., но из-за
несвоевременного поступления экскаваторов и другого
оборудования проводилось медленно. В 1956 г. из карьеров Сарбайского
рудника было вывезено всего 110 тыс. кубометров, в 1957 г.—
226 тыс. кубометров вскрыши. Со временем комбинат стал
получать значительную помощь, в результате чего положение на
стройке постепенно менялось, а к началу 1958 г. здесь работали
уже 7 экскаваторов, 140 автосамосвалов и другие механизмы71.
Это дало возможность вынуть и вывезти в отвал 4798 тыс.
кубометров породы. В целом по комбинату объем вскрышных
работ вырос по сравнению с 1957 г. почти на 75% и составил
16 401 тыс. кубометров.
Увеличился объем строительных работ, выполняемых трестом
«Соколоврудстрой»; изменились структура и направление его
деятельности. Если в 1956 г. основные ресурсы направлялись на
создание собственной производственной базы и жилищного
фонда для строителей, то в 1957 —1958 гг. при сохранении примерно
тех же темпов собственного строительства трест заметно
увеличил объем выполненных работ по промышленному и
жилищному строительству для комбината 72.
Усилия треста и специализированных организаций были
сосредоточены теперь на пусковых объектах и прежде всего на
обогатительной фабрике доменных и мартеновских руд.
Городской комитет комсомола объявил фабрику ударной
комсомольской стройкой и создал там свой штаб.
Хорошо работали на строительстве фабрики монтажники
управления «Востокметаллургмонтаж», смонтировавшие все
основное технологическое оборудование; верхолазы-монтажники
управления «Казстальконструкция»; электрики управления «Казэлект-
ромонтаж», которые выполнили сложную схему управления
агрегатами; сантехники управления «Казсантехмонтаж» и многие
другие. К 41-й годовщине Великого Октября строители
рапортовали Центральному Комитету Коммунистической партии
Советского Союза о завершении строительства и пуске в пробную экс-
27
В. С. МАКОТЧЕНКО
плуатацию обогатительной фабрики доменных и
мартеновских руд.
Таким образом, в развитии железорудной промышленности
Казахстана наметились существенные сдвиги. Правда, вклад
предприятий Соколовско-Сарбайского комбината в общий баланс
добычи руды в стране, которая по сравнению с довоенным
уровнем выросла в 3 раза73, был еще не столь существенным. Но
здесь открывались большие перспективы в развитии
железорудных предприятий, видны были реальные возможности создания
надежной и долговременной сырьевой базы черной металлургии
Урала, Казахстана и Сибири. Многое теперь зависело от умения
партийных организаций сформировать и сплотить вокруг себя
коллективы горняков, обогатителей, строителей, чтобы выполнить
поставленные задачи.
Проведение Коммунистической партией курса на активное
освоение восточных районов страны, на улучшение размещения
производительных сил давало значительные плоды. В восточных
районах создавались новые промышленные центры. Некогда
отсталые окраины превращались в очаги передовой экономики и
культуры. Веками пустовавшие земли ставились на службу
человеку. Советские люди, вооруженные новейшими достижениями
науки, техники, передовой практики, осуществляли свою
историческую миссию по преобразованию родной земли, вскрытию ее
богатств.
Создание промышленности в Казахстане и других
республиках, в том числе строительство железорудных предприятий
большой мощности, способствовало привлечению сюда рабочей силы
из густонаселенных районов страны, обусловливало массовые
передвижения рабочих. Новые предприятия были созданы в
необжитых местах и в непродолжительные сроки. «Крупная
машинная индустрия,—писал В. И. Ленин,—создает ряд новых
индустриальных центров, которые с невиданной раньше быстротой
возникают иногда в незаселенных местностях,— явление, которое
было бы невозможно без массовых передвижений рабочих»74.
Развитие новых индустриальных центров в восточных районах
страны наряду с интенсивным развитием сельского хозяйства
обусловило быстрый рост их населения. Общее число жителей в
восточных районах страны с 1939 по 1959 г. увеличилось на
16,3 млн. человек. При среднем росте численности населения
СССР в целом на 9,5% в азиатской части она выросла почти на
37%, в том числе на Урале и в Западной Сибири на 29%, в
Восточной Сибири — на 35, на Дальнем Востоке — на 70, в Средней
Азии и Казахстане — на 38% 75.
Партийные, профсоюзные, комсомольские и хозяйственные
организации возглавили движение патриотов на новые стройки и
освоение новых земель, обеспечивали их устройство, приобрете-
28
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБЛЙСКОГО КОМБИНАТА
ние квалификации и т. д. Десятки тысяч патриотов выехали на
новостройки Казахстана по путевкам партийных и комсомольских
комитетов. В январе 1957 г. IX съезд комсомола Казахстана
объявил Соколовско-Сарбайский горно-обогатительный комбинат
ударной комсомольской стройкой, а через год XIII съезд ВЛКСМ
назвал комбинат одной из важнейших строек страны, над
которыми взял шефство комсомол. Только в течение мая 1957 г.
в трест «Соколоврудстрой» приехало 1200 человек. В 1958 г. на
стройку прибыло 5973 рабочих и инженерно-технических
работников из многих районов страны 76. Так, из 2060 юношей и
девушек, явившихся по общественному призыву, 351 человек был
посланцем разных областей Казахстана; из Краснодарского края
приехало 302, из Челябинской области — 259, из Ярославской —
248, из Северной Осетии — 176, из Литовской ССР — 176, из
Воронежской области — 94, из Белорусской ССР — 63, из Горьков-
ской области — 44 человека 77.
Всесоюзная комсомольская стройка еще недавно начинала
свою жизнь. Не прошло и пяти лет, как коллектив строителей
и горняков вырос до 20 тыс. человек, в их числе 1500
инженеров и техников 78. По данным отдела кадров комбината,
только в этом коллективе трудились представители 51
национальности СССР.
Партийные и комсомольские организации треста
«Соколоврудстрой» и Соколовско-Сарбайского комбината также росли в
основном за счет прибывших коммунистов и комсомольцев. С мая
1956 г. по май 1957 г. партийная организация треста выросла
на 200 коммунистов, в том числе за счет своих работников
только на 23 человека.
Одной из самых сложных проблем являлось обеспечение
новостроек высококвалифицированными кадрами рабочих и
инженерно-технических работников. Руководствуясь указаниями ЦК
КПСС, партийные организации союзных республик направляли
на новостройки Казахстана высококвалифицированных
специалистов, рабочих, партийных и советских работников. Выпускники
вузов и техникумов, учебных заведений государственных
трудовых резервов являлись одним из основных источников
обеспечения кадрами железорудных предприятий. На современном
этапе развития нашей страны взаимная помощь и обмен кадрами
наполнились новым содержанием и стали закономерностью
развития нашего социалистического государства, осознанной
потребностью тесного общения между национальностями, вытекающей
из интересов как каждой нации, так и всего советского народа 79.
По решению ЦК КПСС на руководящую работу в трест
«Соколоврудстрой» и Соколовско-Сарбайский комбинат были
направлены крупные специалисты и организаторы производства. В
Рудный прибывали специалисты и рабочие из многих республик и
29
В. С. МАКОТЧЕНКО
областей, но первое место среди других районов бесспорно
занимает Урал. С различных рудников Урала на новостройку
приехали высококвалифицированные рабочие. Среди них были такие
машинисты экскаваторов высокой квалификации, как Е. П. Ан-
тошкин, И. Г. Богданов, Л. С. Демидов, П. А. Дьяконов,
П. Н. Максимов, Н. Д. Пестов, А. А. Шпак, П. Ф. Яковлев.
Они составили то ядро коллектива комбината, которое внесло
важнейший вклад в быстрейшее его сооружение.
Группу опытных инженеров, среди них В. Я. Клейнгольд,
А. А. Попов и Н. С. Галыгин, направил Магнитогорский
металлургический комбинат. С Коркинского угольного карьера
прибыли А. Г. Жеглов, А. III. Шакиров, А. С. Карпенко, А. К. Рябов,
Е. Г. Емельянов, Ф. М. Усов и др. С Дальнего Востока приехал
Т. Ф. Полтавцев, с Джездинского рудника — Г. Н. Омельяненко
и X. Н. Кусембаев, из треста «Чиатурмарганец» — В. А. Люти-
кова и В. К. Лютиков и т. д. Все они возглавили
ответственные участки производства. Выпускники Томского
политехнического института, Московского горного, Казахского
горнометаллургического и многих других институтов пополнили ряды
руководителей и инженерно-технических работников комбината. Из
Нижнего Тагила сюда приехали техники И. А. Устинов и
Н. И. Плешивцев, из Кривого Рога — шоферы С. Фрунзе и
М. 3. Падимов.
Здесь уместно подчеркнуть, что горняки и строители привезли
с собой мастерство, традиции и рабочую смекалку своих
коллективов. На строительстве железорудного гиганта были
использованы передовые достижения, опыт старых горнопромышленных
районов. В этой связи представляет интерес статья академика
Н. В. Мельникова «Роль горной школы Урала в развитии
открытого способа разработки месторождений» 80. Анализируя развитие
горных работ на Урале, автор показывает, какое влияние это
оказало на развитие железорудной промышленности страны. В
частности, отмечается роль Высокогорного рудника, 250-летие
которого отметила общественность в 1970 г. Среди известных
специалистов, внесших большой вклад в техническое развитие рудника,
академик Н. В. Мельников называет директора Соколовско-Сар-
байского комбината Н. Ф. Сандригайло.
В процессе строительства и освоения комбината важную роль
приобретает подготовка кадров. Большинство прибывших рабочих
или имели низкую квалификацию, или нуждались в
переквалификации в соответствии с потребностями горнорудного
производства. Следует заметить, что диапазон профессий и
специальностей был настолько большим, что организовать подготовку в
условиях строящихся предприятий было чрезвычайно сложно. На
предприятиях комбината, которому требовались рабочие более
200 профессий, возникло большое число производственно-техни-
30
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
ческих курсов, школ и других форм обучения и повышения
квалификации трудящихся. Широко использовались бригадный и
индивидуальный методы обучения. Курсы и школы
укомплектовывались опытными инженерно-техническими работниками, а в
качестве инструкторов индивидуально-бригадного обучения
подбирались высококвалифицированные горняки и строители.
Благодаря повседневному вниманию к подготовке рабочих
кадров уже в первые годы строительства Соколовско-Сарбайского
комбината (1955—1958 гг.) в учебно-курсовой сети предприятий
было обучено около 3929 новых рабочих и повысило
квалификацию свыше 3556 человек 81.
Итоги почти пятилетнего строительства комбината были
подведены в конце 1958 г. на порвой городской партийной
конференции. 1 января 1959 г. городская партийная организация
насчитывала в своих рядах 1295 членов и кандидатов в члены
партии. Это были представители многих братских народов. По
национальному составу городская партийная организация
выглядела следующим образом: русских — 901, украинцев — 233,
казахов — 46, белорусов — 26, татар — 22, остальные 67 человек —
других национальностей 82.
Значительно выросла численность рядов других общественных
организаций. Профсоюзные организации города имели в своих
рядах около 12 тысяч рабочих и служащих. В составе городской
комсомольской организации насчитывалось 77 первичных
комсомольских организаций, 4827 членов ВЛКСМ 83.
Партийная организация детально проанализировала состояние
дел и наметила пути дальнейшего развертывания строительства.
Делегаты конференции, выражая стремление и волю
коммунистов и всех трудящихся города, были полны решимости
своевременно завершить строительство горнорудного гиганта.
*
В условиях развитого социализма и строительства
коммунизма дальнейшее развертывание железорудной базы страны
сохранило первостепенное народнохозяйственное значение. Тем более,,
что на предыдущем этапе железорудная база не поспевала за
ростом металлургического производства. Отставание сырьевой
базы могло сдерживать производство металла. Для того чтобы
металлурги могли работать уверенно, надо, чтобы у них всегда
был обеспечен надежный тыл, прежде всего обеспечено
снабжение рудой, сырьем, добыча и обогащение руд опережали
выплавку чугуна и стали.
ЦК КПСС и Совет Министров СССР в постановлении «О
развитии железорудной и марганцевой промышленности СССР» 84,
принятом 18 августа 1958 г., указывали, что состояние этой от-
31
В. С. МАКОТЧЕНКО
расли хозяйства и темпы ее развития не соответствуют
производственным возможностям металлургических предприятий,
в связи с чем мощности доменных и сталеплавильных цехов
использовались не полностью.
Глубоко проанализировав состояние развития железорудной и
марганцевой промышленности, ЦК КПСС и Совет Министров
СССР отметили существенные недостатки в планировании и
капитальном строительстве. Они указали на то, что вновь открытые
крупнейшие железорудные месторождения в центральных
районах Европейской части СССР, в Казахстане, на Урале, в
Западной и Восточной Сибири осваивались неудовлетворительно;
медленно велись работы по строительству Соколовско-Сарбайского
горно-обогатительного комбината, Лебединского и Михайловского
рудников, Курской магнитной аномалии; строительство Качканар-
ского горно-обогатительного комбината на Урале, Коршуновского
в Восточной Сибири и Тейского рудника в Западной Сибири
по существу еще не было начато.
Серьезной критике была подвергнута работа республиканских,
областных, городских первичных организаций, хозяйственных
органов, которые упустили из поля зрения своевременное решение
коренных вопросов строительства и эксплуатации горнорудных
предприятий, не приняли должных мер по улучшению
партийно-политической и организационной работы на стройках и
рудниках.
ЦК КПСС и Совет Министров СССР наметили программу
развития сырьевой базы черной металлургии страны на
ближайшие годы. Строительство и ввод в действие новых мощностей по
добыче и обогащению железной и марганцевой руд и
обеспечение опережающего развития железорудной и марганцевой
промышленности определились как важнейшая государственная
задача.
Намеченные в постановлении меры по развитию
железорудной и марганцевой промышленности получили дальнейшее
воплощение в контрольных цифрах развития народного хозяйства
СССР на 1959—1965 гг., принятых внеочередным XXI съездом
КПСС.
В целях дальнейшего мощного подъема всех отраслей
советской экономики съезд партии предусмотрел ускоренное развитие
черной металлургии, особенно ее железорудной базы. В 1965 г.
намечалось добыть 150—160 млн. тонн товарной железной руды.
Среднегодовой прирост по добыче железной руды должен был
составить 8,7—10,2 млн. тонн против 6,3 млн тонн в
предыдущем семилетии 85.
Для того чтобы обеспечить высокий прирост производства
товарной продукции в железорудной промышленности, XXI съезд
партии наряду со значительным увеличением добычи на дейст-
32
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
вующих рудниках наметил освоение новых месторождений,
главным образом с открытыми горными работами, и строительство
мощных горно-обогатительных комбинатов.
Предусматривалось строительство крупных комбинатов в
Криворожском железорудном бассейне, Качканарского — на Урале
и др. «В Кустанайской области в период 1959—1965 гг.,—
говорилось в решениях съезда,— должен войти в действие крупнейший
в стране Соколовско-Сарбайский горно-обогатительный комбинат
производительностью 19 млн. тонн железной руды в год,
который обеспечит железорудным сырьем развивающуюся черную
металлургию Урала и нужды Казахстана» 86. Намечалось
строительство Лисаковского и Качарского горно-обогатительных
комбинатов, увеличение мощности Атасуйского рудоуправления до
4,4 млн. тони руды в год, значительное расширение мощностей
Донских хромитовых и Джездинских марганцевых рудников.
Планы дальнейшего подъема тяжелой индустрии в Казахстане
подкреплялись значительным ростом капиталовложений, объем
которых на 1959—1965 гг. увеличивался в 2 с лишним раза по
сравнению с предыдущим семилетием. На строительство
предприятий черной металлургии ассигновалось 1030 млн. руб., т. е.
в 3,6 раза больше, чем за предыдущие семь лет 87.
В первом году семилетки на Соколовско-Сарбайском
комбинате предстояло увеличить мощность Соколовского рудника на
2,5 млн. тонн, сдать в эксплуатацию корпус третьей стадии
фабрики дробления доменных и мартеновских руд, значительно
расширить фронт работ на Сарбайском руднике, строительстве
фабрики сернистых руд и многих других объектов.
В этих условиях особую роль приобретала деятельность
треста «Соколоврудстрой». От него зависело создание и развитие
горно-обогатительных предприятий. Это подчеркивали участники
городского партактива, обсуждая итоги работы XXI съезда КПСС.
Строители могли справиться со своими планами лишь при
наличии производственной базы, поэтому усилия городской партийной
организации и коллектива треста направлялись на создание
собственной мощной строительной индустрии, в частности, на
быстрейшее завершение строительства кирпичного завода, цеха гипсо-
шлаковых перегородок, завода крупных стеновых блоков,
керамзитовой установки и многих других объектов.
В мае 1959 г. бюро горкома КП Казахстана утвердило
мероприятия по повышению производительности труда в тресте88.
С целью повышения уровня механизации основных работ
намечалось создание в тресте управления механизации, в котором
сосредоточивался бы основной парк землеройных машин. В составе
этого управления был организован буровзрывной участок.
Принято было также решение об образовании в составе
строительных управлений специализированных участков по производству
33
В. С. МАКОТЧЕНКО
отдельных видов работ, обеспечивающих поточный метод
производства и высокую производительность труда. Руководству треста
предлагалось максимально увеличить число хозрасчетных бригад.
Бюро горкома партии решило широко внедрить передовой
опыт строительства Ново-Криворожского горно-обогатительного
комбината имени Ленинского комсомола, где побывала делегация
строителей и горняков. Обсудив итоги поездки, бюро обязало
руководство треста, объединенный постройком и комитет комсомола
разработать мероприятия по внедрению положительного опыта
треста «Криворожаглострой» на строительстве комбината. Особое
внимание уделялось организации труда на строительных
площадках: введение трехсменной работы на всех объектах, организа-
ция больших комплексных бригад с широким профилем работ,
максимальное использование строительных механизмов. В целях
сокращения сроков строительства бюро признало целесообразным
на важнейших пусковых объектах параллельное выполнение
строительных и монтажных работ.
В результате в короткий срок удалось улучшить положение
дел на новостройке. Все механизмы, башенные краны и
землеройная техника были переведены на круглосуточную работу. В
связи с этим производительность машин в июне возросла более чем
в 2 раза 89. Большинство строительных организаций перешло на
двух- и трехсменную работу. Поэтому трест добился по генподря-
ду значительного наращивания темпов и в июне перевыполнил
плановые задания.
Усилилось внимание к главному пусковому объекту —
Соколовскому руднику. Здесь развернулись работы по выполнению
плановых объемов вскрышных пород и окончанию главной
выездной траншеи. В результате было вывезено 11 164 тыс,
кубометров породы. Коллектив рудника досрочно завершил выполнение
годового плана и приступил к выполнению сверхплановых
обязательств но добыче 250 тыс. тонн руды. Всего в первом году
семилетки было добыто 2106 тыс. тонн руды, вступил в строй
ряд других пусковых объектов: комплекс по приему
электроэнергии от Уральской энергосистемы, железная дорога Куста-
най — Тобол, первая очередь завода крупных стеновых блоков,
завершено строительство кирпичного и бетонного заводов.
К концу 1959 г. в соответствии со сроками
правительственного задания вступила третья очередь Соколовского рудника, его
производительность после этого достигла 5 млн. тонн сырой руды
в год.
Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР в
своем приветствии по случаю ввода Соколовского рудника
горячо поздравили коллективы комбината и треста с большой
трудовой победой, явившейся важным вкладом в дело создания новой
железорудной базы на Востоке страны.
34
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Высокая оценка Коммунистической партией и Советским
правительством самоотверженного труда горняков и строителей
вдохновила па новые трудовые свершения. Коллективы комбината,
треста и специализированных организаций приняли новые
социалистические обязательства по досрочному выполнению
производственной программы 1960 г. Они обязались дать 4360 тыс. тонн
руды (в том числе 100 тыс. тонн сверх плана), 30 тыс.
кубометров вскрышных работ; ввести в строй в первом квартале
третью стадию дробления обогатительной фабрики; закончить
строительство теплоэлектроцентрали, первой очереди ремонтно-меха-
нического завода; автоматизировать управление станциями
Рудничная и Перевальная; сдать в эксплуатацию 60 тыс. кв. м
жилья.
В это же время рождается инициатива по досрочному вводу
комбината на более высокую мощность. Институт «Гипроруда»
совместно с инженерно-техническими работниками комбината
обосновал техническую и экономическую целесообразность
увеличения мощности комбината и разработал проект доведения его
производительности до 26,5 млн. тонн руды в год. Это намного
выше наметок первоначального проекта и заданий XXI съезда
КПСС. Увеличение производственной мощности комбината на
7,6 млн. тонн было экономически целесообразнее, чем
строительство нового горно-обогатительного комбината такой мощности.
Без крупных дополнительных капитальных затрат, какие были бы
неизбежны при сооружении нового предприятия, страна получала
дополнительно миллионы тонн железной руды.
Горняки и строители располагали таким опытом работы,
который при соответствующем материально-техническом оснащении
новостройки позволял значительно сократить сроки
строительства. Расчеты, приведенные инженерно-техническими
работниками, показали, что есть реальная возможность ввести комбинат на
полную мощность в 1965 г., т. е. на два года раньше.
Кустанайский обком партии одобрил инициативу горняков и
строителей по досрочному вводу комбината. В апреле 1960 г.
бюро ЦК КП Казахстана рассмотрело предложения коллективов
горняков и строителей о досрочном вводе в эксплуатацию на
полную производительную мощность Соколовско-Сарбайского
горно-обогатительного комбината 90, одобрило их и обязало Госплан
республики разработать и внести на рассмотрение ЦК КП
Казахстана и Совета Министров Казахской ССР мероприятия,
обеспечивающие досрочный ввод в действие комбината. Инициативу
горняков и строителей поддержали Центральный Комитет КПСС
и Совет Министров СССР.
После этого начался новый этап в жизни новостройки —
борьба за досрочный ввод комбината на полную проектную
мощность — 26,5 млн. тонн сырой руды в год. Важнейшим пуско-
35
В. С. МАКОТЧЕНКО
вым объектом стал Сарбайский рудник. По новому проекту его
мощность должна была составить в 1965 г. 17 млн. тонн руды
в год, мощность Соколовского рудника — 9,5 млн. тонн. Первая
очередь Сарбайского рудника мощностью 1,5 млн. тонн руды в год
намечалась к вводу в 1960 г., вторая — на 3,5 млн. тонн —
в 1961 г.
Развернулся широкий фронт работ на Сарбайском руднике.
Р» карьере работало 35 мощных экскаваторов, на последнем этапе
был введен шагающий экскаватор ЭШ-14/75, который
обеспечивал отработку последних 30 м вскрыши. Не хватало
электроэнергии, в результате чего не могли действовать все
экскаваторы. Решили проложить электролинии к экскаваторам
собственными силами. Инициаторами выступили коммунисты. После
трудового дня экскаваторщики Н. Г. Соколов, Л. А. Филатов,
Н. Н. Рожков, В. С. Казаренко и многие другие выезжали на
трассу, где строились электролинии. Работая поочередно,
коллективы участков обеспечили скоростное строительство
электролиний. За один месяц было построено 15 км линий
электропередач, что обеспечивало бесперебойную работу экскаваторов 91.
На Сарбайском руднике, как в свое время на Соколовском,
была решена сложная проблема водопонижения и осушения
карьера. Коллектив рудника преодолел трудности, связаппые с
вывозкой вскрышных пород. Благодаря слаженной работе
землеройных машин и транспортных средств, умелому
комбинированию автомобильного и железнодорожного транспорта в 1960 г.
было вынуто и вывезено 17,2 млн. кубометров вскрыши, в том
числе: автомобильным транспортом — 13,1 млн. и
железнодорожным — 4,02 млн. кубометров. Увеличение объемов работ на
руднике характеризовалось наращиванием темпов вскрышных и
углублением горных работ. Была достигнута рекордная глубина
понижения горных работ (на 55 м за 1960 г.) 92.
В конце 1960 г. первая очередь Сарбайского рудника
мощностью 1,5 млн. тонн сырой руды в год была введена в действие.
По этому случаю прямо в карьере состоялся многолюдный
митинг. Первые ковши руды погрузили машинисты экскаваторов
Н. Рожков и П. Мельников93. Вместе с рудником в строй
действующих вступили комплекс производственных и бытовых
сооружений, электровозовагонное депо, автобазы, механическая
мастерская, электроподстанция, более 70 км высоковольтных линий
электропередач, 69 км железнодорожных путей, водопровод и
другие объекты. Ввод в эксплуатацию третьей стадии дробления на
обогатительной фабрике доменных и мартеновских руд давал
возможность перерабатывать все сорта руд, добываемых на
Соколовском руднике: доменные, мартеновские и сернистые. В том же
году металлургическим предприятиям страны отправлено уже
4503 тыс. тонн руды 94.
36
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Крупными достижениями ознаменовался третий год
семилетки. Коллективы треста «Соколоврудстрой» и
специализированных монтажных организаций выступили инициаторами
социалистического соревнования среди строителей республики за
достойную встречу XXII съезда КПСС. Они вместе с горняками
развернули борьбу за ввод второй очереди Сарбайского рудника
мощностью 3,5 млн. тонн руды в год, первых очередей
теплоэлектроцентрали и самой крупной в стране обогатительной фабрики
сухой магнитной сепарации, комплекса сухого обогащения на
12,5 млн. тонн руды в год и многих других объектов
промышленного и культурно-бытового назначения.
Работа горняков и строителей отличалась большей
слаженностью и ритмичностью, чем в предыдущие годы. Рабочие и
инженерно-технические работники уже приобрели немалый опыт и
умение, что не могло не отразиться на их производственной'
деятельности. Выросла промышленная база треста и комбината.
Напряженно трудились и на Соколовском руднике. По
проекту здесь должен был строиться подземный рудник с годовой
производительностью 3,5 млн. тонн руды. Но по инициативе
дирекции и парторганизации инженерно-технические работники
совместно с институтом «Гипроруда» обосновали целесообразность
обработки северной части Соколовского месторождения открытым
способом, который по сравнению с подземным является
прогрессивным и более выгодным. Для вскрытия месторождения был
создан участок открытых горных работ имени XXII партсъезда,
который уже в 1961 г. должен был дать первый миллион
вскрыши. Создание нового участка позволяло быстрее ввести
дополнительные мощности на руднике и к концу семилетки
выполнить взятые обязательства по досрочному вводу комбината.
Комбинат был ведущей стройкой республики. В решениях
XI съезда КП Казахстана отмечалось, что одной из главных
задач всей республиканской партийной организации является
«завершение строительства в текущем семилетии Соколовско-Сарбай-
ского горно-обогатительного комбината на полную
производственную мощность в 26,5 млн. тонн сырой руды в год» 95.
Глубокое удовлетворение у коммунистов Рудного вызвало
обсуждение вопроса о работе треста «Соколоврудстрой» в
Секретариате ЦК КПСС 9б.
Секретариат ЦК КПСС дал высокую оценку проделанной
коллективом строителей работе, отметил огромнейшее значение
комбината и необходимость обязательного выполнения принятых
обязательств. Вместе с том в постановлении Секретариата ЦК
КПСС отмечались серьезные недостатки. Обращалось внимание
парткома треста и Руднепского горкома партии на необходимость
широкого привлечения коммунистов к обсуждению хода работ на
строительстве. С этой целью следовало чаще практиковать общие
37
В. С. МАКОТЧЕНКО
и кустовые партийные собрания, что позволяло создавать
условия для участия в производственной и партийной жизни
трудящихся, направлять критику снизу на искоренение недостатков.
Постановление Секретариата ЦК КПСС коммунисты и все
трудящиеся Рудного восприняли как развернутую программу
дальнейшего улучшения работы по досрочному вводу комбината
на полную проектную мощность.
Вторая половина 1961 г. характеризовалась высоким
подъемом в работе все коллективов. Многие из них досрочно
выполнили предсъездовские обязательства и, наращивая темпы,
добились крупных успехов. Коллектив треста «Соколоврудстрой» и
субподрядные организации 23 декабря выполнили годовой плап
строительно-монтажных работ. При плане 38 979 тыс. руб. освоено
39 820 тыс. руб.97 В 1961 г. были введены в эксплуатацию
первая очередь теплоэлектроцентрали, завод ячеистых бетонов;
завершено строительство завода стальных конструкций
производительностью 10 тыс. тонн металлоконструкций в год. При активной
помощи горняков построен цикл дробления на обогатительной
фабрике сухой магнитной сепарации. Тем самым были созданы
условия для выполнения государственного плана по выпуску товарной
руды.
Значительного успеха добились горняки Сарбайского рудника.
Они досрочно выполнили объем горных работ по вводу второй
очереди рудника мощностью 3,5 млн. тонн руды в год. Для
этого потребовалось вывезти из карьера 21 млн. кубометров
вскрышной породы. Мощность рудника теперь равнялась 5 млн. тонн,
а общая мощность комбината — 10 млн. тонн сырой руды в
год 98. Вместе с тем горняки систематически перевыполняли
планы отгрузки руды металлургическим предприятиям страны. На
1 января 1962 г. они добыли 13 033 тыс. тонн руды, или 633 тыс.
тонн выше планового задания.
Основные усилия горняков и строителей были сосредоточены
теперь на вводе 6 млн. тонн руды в год дополнительной
мощности и сдаче в эксплуатацию горно-обогатительных предприятий
для переработки всей добываемой руды: комплекса фабрики
сухой электромагнитной сепарации, опытно-промышленной
фабрики окомкования, ремонтно-механического завода.
В сентябре 1962 г. первая очередь фабрики сухой
электромагнитной сепарации мощностью 7 млн. тонн руды в год
вступила в строй. В короткие сроки были возведены пять
громадных корпусов крупного, среднего и мелкого дробления,
сепарации, приводных и натяжных станций, бытовой корпус, склады
концентрата и «хвостов».
На строительстве и монтаже было смонтировано одних только
металлоконструкций и технологического оборудования 15 тыс.
тонн, уложено 12 тыс. кубометров сборного и около 100 тыс. ку-
38
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-СЛРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
бометров напряженного железобетона. На фабрике действовало
уникальное оборудование отечественных предприятий, в
частности мощные дробилки, построенные Уралмашзаводом99.
Протяженность конвейерных линий составляла около 2 км. Было
автоматизировано управление технологическим процессом, внедрено
промышленное телевидение.
Сдача в эксплуатацию первой очереди фабрики явилась
большой победой, свидетельствовавшей о высокой зрелости
коллектива строителей, его умении в трудных условиях успешно решать
коренные вопросы строительства горнорудных предприятий.
Не отставали и горняки. Они решили главную задачу: к
концу года Сарбайский рудник был введен па дополнительную
мощность 5 млн. тонн, и теперь его мощность составила 10 млн.
тонн; Соколовский рудник — па 1 млн. тонн, после чего его
мощность достигла 6 млн. топи. Таким образом, общая мощность
комбината возросла до 16 млн. тонн сырой руды в год, т. е.
на 1 млн. тонн больше, чем предусматривалось семилетним
планом. В том же году были введены в строй действующих опытно-
промышленная фабрика окомковапия и ряд других предприятий
и объектов.
Ввод дополнительных мощностей рудников для горняков стал
делом обычным. Современная техника;
высококвалифицированные специалисты, прибывшие с горнорудных предприятий страны;
опыт, приобретенный па комбинате,— все это способствовало
успеху. Что касается строительства фабрик, то оно представляло
из себя более сложную задачу. Это объясняется прежде всего
новизной дела, отсутствием достаточного практического опыта.
Потребовались громадные усилия коммунистов и всех трудящихся,
чтобы выполнить эту задачу. По примеру Сарбая на
строительстве комплекса создается оперативный штаб городского
комитета партии, занимавшийся повседневными вопросами
строительства фабрик. В его состав вошли работники горкома партии,
руководители комбината и треста. Строительство фабрик стало
ударной комсомольской стройкой. Здесь создаются комсомольский
штаб, посты «Комсомольского прожектора».
Напряженный труд горняков и строителей завершился
крупным успехом — сдачей в эксплуатацию в августе 1963 г. второй
очереди фабрики сухой электромагнитной сепарации, мощность
которой достигла 14 млн. тонн сырой руды в год. Ввод ее на
полную мощность позволил высвободить большой отряд
строителей, монтажников и форсировать строительство фабрик мокрой
магнитной сепарации и окомковапия.
Последние два года семилетки были годами наибольшего
трудового напряжения и трудовой доблести строителей и горняков.
В канун 1964 г. фабрика мокрой магнитной сепарации выдала
первые 80 тыс. тонп концентрата. Первая очередь этой фабрики
39
В. С. МАКОТЧЕНКО
полностью вступила в строй в том же году. Были введены в строй
ремонтно-механический завод, третья турбина и водогрейный
котел теплоэлектроцентрали, завод железобетонных изделий на
70 тыс. кубометров конструкций в год.
В ходе строительства и освоения фабрики окомкования
пришлось преодолеть серьезные трудности. Дело в том, что фабрика
окомкования железорудных концентратов была первой в
Советском Союзе.
Именно здесь с наиболее полной силой проявились
организаторская работа коммунистов, творческая мысль и трудовой
героизм коллективов горняков и строителей.
В результате улучшения организаторской работы партийной
организации и повышения активности всех трудящихся трест
«Соколоврудстрой» успешно справился с производственными
задачами. К концу семилетки он выполнил около 28 млн.
кубометров вскрышных работ, сделал более 1300 тыс. кубометров
бетонных конструкций, построил 300 км железных и 340 км
асфальтированных дорог. Последовательный ввод в эксплуатацию котлов
теплоэлектроцентрали, завершение строительства высоковольтной
линии электропередач Троицк — Рудный, создание Сергеевского
гидроузла и Каратамарского водохранилища объемом 600 млн.
кубометров воды на Тоболе позволили решить проблему
энергоснабжения и обеспечения водой города и промышленных
предприятий. Эти показатели были также следствием создания
мощной базы строительной индустрии. Если в 1955 г. трест выпустил
строительной продукции на сумму 0,21 млн. руб., то в 1964 г.—
уже на 14 млн. руб.
С большим подъемом трудились коллективы комбината и
треста на завершающем этапе строительства. Их звали на трудовые
свершения решения октябрьского (1964 г.) и последующих
пленумов ЦК КПСС. Горняки и строители под руководством
партийных организаций развернули широкую и всестороннюю
подготовку к переходу на новую систему хозяйствования на основе
решений сентябрьского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС. Усилия
трудовых коллективов увенчались замечательной победой. В конце
1965 г. Государственная комиссия приняла в эксплуатацию
Соколовский и Сарбайский рудники на полную мощность, фабрику
мокрой магнитной сепарации и первую очередь фабрики
окомкования в составе двух обжиговых машин.
На протяжении 10 лет многотысячному коллективу пришлось
преодолеть большие трудности, осуществить значительный объем
работ. Всего за 1955—1965 гг. в отвалы было вывезено
292 315 тыс. кубометров вскрышных пород, в том числе
значительное количество скальных. Это дало возможность вскрыть в
нужных размерах рудное тело и обеспечить последовательный
ввод мощностей.
40
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Вместо 19 млн. тонн руды по проекту горняки и строители
обеспечили ввод мощностей комбината на 26,5 млн. тонн. Более
наглядно ввод мощностей можно представить из табл. 2.
Как свидетельствуют данные табл. 2, не только плановые
задания, но и обязательства по досрочному вводу комбината на
полную проектную мощность были с успехом выполнены.
Начиная с 1963 г., фактический ввод мощностей опережал
обязательства на 0,5 млн. тонн руды в год. С 1957 г. в карьерах
комбината добыто 74 млн. тонн сырой руды, что на 9 млн.
тонн больше, чем предусмотрено проектным заданием. Горняки
отгрузили металлургическим заводам более 52 млн. тонн
высококачественного сырья, или на 6,3 млн. тонн больше плановых
заданий.
Наряду с вводом рудников в эксплуатацию вступил весь
комплекс горно-обогатительных предприятий, тем самым были
созданы условия для переработки всей добываемой руды и отправки
металлургическим предприятиям высококачественной товарной
продукции.
Эти достижения были бы невозможны без решения ряда
важных задач социально-культурного развития, среди которых одно
41
В. С. МАКОТЧЕНКО
из первых мест занимает общеобразовательный и
профессионально-технический уровень трудящихся.
Повышение профессионально-технической подготовки
горняков и строителей по мере развития Соколовско-Сарбайского
комбината и треста «Соколоврудстрой» становилось все более
ответственной и сложной задачей. Это объяснялось прежде всего тем, что
предприятия оснащались все более современной техникой. Взять,
например, шагающий экскаватор ЭШ-15/90, оборудованный
электрическими механизмами, средствами автоматики и
дистанционного управления. Все работы по его обслуживанию были
предельно механизированы и не требовали затрат тяжелого
физического труда. Примерно то же самое можно сказать об
экскаваторах других марок, электровозах, автосамосвалах, буровых
станках, водоотливных установках и иных машинах, которыми страна
щедро снабжала новостройку. О восьмикубовом экскаваторе
последнего выпуска машинист Е. П. Ермаков сказал: «Это целый
завод с максимальными удобствами». Такой техникой могли
успешно управлять только люди, зпающие технологию металлов,
электротехнику, детали машин, станков и многое другое в области
современной техники и технологии.
Дирекция и партком комбината постоянно добивались
соответствия общеобразовательной и производственно-технической
подготовки трудящихся с ростом технической вооруженности
предприятия. По примеру Нижне-Тагильского металлургического
комбината здесь разработали перспективный план учебы кадров.
В ходе подготовки этого документа общекомбинатский совет и
цеховые комиссии провели индивидуальный опрос рабочих о
формах их учебы, помогли каждому составить личный план
повышения общеобразовательного уровня за семилетку. На комбинате
установили обязательный минимум общеобразовательной и
технической подготовки для рабочих ведущих и массовых профессий.
Машинисты экскаваторов и электровозов, например, должны были
иметь среднее образование, электрики и слесари — не ниже восьми
классов.
Постоянно совершенствуя работу учебно-курсовых комбинатов,
которые стали ведущими учебными и методическими центрами и
сыграли главную роль в подготовке горняков и строителей всех
основных профессий, администрация предприятий и партийные
организации добились определенных успехов (табл. 3).
Из данных табл. 3 видно, что с развитием треста и
комбината росла подготовка квалифицированных кадров. Сокращение
подготовки новых рабочих в тресте с 1961 г. объясняется тем, что
здесь установился в основном постоянный контингент рабочих.
В результате этого прием новых рабочих, нуждающихся в
приобретении специальности, заметно сократился. На комбинате,
напротив, по мере ввода новых мощностей росла потребность в кадрах,
42
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-СЛРВАЙСКОГО КОМБИНАТА
поэтому подготовка новых раоочих из года в год возрастала.
В 1955—1965 гг. в системе профессионально-технического
обучения комбината учились и повысили квалификацию 27 201
человек, из которых 14 451 приобрел новые специальности. При
этом прошли подготовку путем индивидуального обучения
1733 рабочих, бригадного — 966, в школах и на курсах — 10 051.
Многие из них получили вторые специальности. Если в 1955 г.
таких было только 9 человек, то за 1965 г. их численность
возросла на 1531 человек. Всего за период с 1955 по 1965 г.
вторыми специальностями овладело 5047 горняков. К концу 1959 г.
более половины коммунистов южного Соколовского рудника имели
две-три специальности 100.
Усилия парткома и дирекции комбината по обеспечению цехов
и участков кадрами нужной квалификации дали свои плоды.
К концу семилетки эта проблема в основном была решена. На
1 января 1965 г. здесь трудилось 1907 машинистов
экскаваторов, электровозов, буровых станков и обогатительных машин,
868 помощников машинистов, 1432 водителя автомашин и
большое число других квалифицированных рабочих 101.
Проблема обеспечения горнорудных предприятий кадрами
квалифицированных рабочих была решена. Как правило,
необходимую специальность рабочие получали на комбинате путем
повышения квалификации или приобретения новой специальности.
Учебно-курсовая сеть комбината предоставляла для этого самые
широкие возможности. Перед каждым желающим в соответствии
с его личными запросами и потребностями производства
открывалась перспектива стать высококвалифицированным рабочим на
43
В. С. МАКОТЧЕНКО
одном из ведущих и высоко технически оснащенных
предприятий железорудной промышленности страны.
Перспективы роста не исчерпывались возможностями
профессионально-технического обучения. Неуклонно осуществлялась
продуманная работа по вовлечению молодежи в
общеобразовательные школы, на вечерние и заочные отделения техникумов и
высших учебных заведений. Создавались необходимые условия
для лиц, обучающихся в системе вечернего и заочного
образования. В 1961/62 учебном году в школах рабочей молодежи
учились 532 человека, на 125 человек больше, чем в 1960/61 г.
В техникумы после окончания этих школ поступило 308 человек,
на 115 человек больше, чем в истекшем году.
Партком комбината, проанализировав состояние учебы
горняков, обязал партийные организации обсудить в цехах
постановление Совета Министров СССР от 5 ноября 1959 г. «Об
установлении сокращенного рабочего дня или сокращенной рабочей недели
для лиц, успешно обучающихся без отрыва от производства в
школах рабочей молодежи, в вечерних сменных и заочных
средних общеобразовательных школах» 102 и принять меры по его
осуществлению. На предприятиях стали создаваться постоянно
действующие комиссии содействия общеобразовательной
подготовке рабочих.
Партийные, профсоюзные, комсомольские и хозяйственные
организации с каждым годом усиливали внимание к
общеобразовательной и профессионально-технической подготовке
трудящихся. Это стало традицией молодого города, которая зародилась в
первые дни строительства комбината. Первым крупным
капитальным строением в Рудном была средняя школа № 1. Массивное
четырехэтажное здание из кирпича, выросшее в степи, выступало
громадой на фоне палаток и временных жилых построек,
гнездившихся вдали. Оно, как флагман, на переднем крае новостройки
олицетворяло ее будущее.
Через 10 лет вырос стотысячный город. Но традиция
сохранилась. Застройка микрорайонов начиналась всегда со
строительства школы. В 1965/66 учебном году в Рудном работали 15
дневных (средних и восьмилетних) школ и 4 вечерних (сменных)
общеобразовательных, индустриальный техникум, филиал
Казахского политехнического института, два производственно-
технических училища и два учебно-курсовых комбината.
Трудящиеся города имели возможность получить среднее и высшее
образование непосредственно в родном городе. К концу 1965 г.
в учебно-курсовых комбинатах и других учебных заведениях
Рудного обучалось с отрывом и без отрыва от производства свыше
20 тыс. человек103. Из числа горняков комбината в вечерних
(сменных) школах училось 1138 человек, в техникумах — 403,
в вузах — 641, в школе мастеров — 324, в аспирантуре — 17 чело-
44
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
век104. Предприятия содействовали укреплению
учебно-материальной базы школ, усилению связей между ученическими и
рабочими коллективами. Поэтому неудивительно, что многие
выпускники школ оставались работать в родном городе.
Партийные организации считали своим долгом обеспечить
трудоустройство молодежи, окончившей среднюю школу. Из 178 выпускников
школы № 6 в 1963—1965 гг. 134 пошли работать на предприятия
комбината 105.
На комбинате сложился большой отряд
высококвалифицированных специалистов и рабочих, отвечающих требованиям
современного производства (табл. 4).
Как видно из табл. 4, за шесть лет число инженеров и
техников па комбинате увеличилось примерно в 2 раза, из них: с
высшим образованием — также в 2 раза, со средним техническим —
почти в 3 раза, в свою очередь удельный вес практиков
уменьшился более чем в 2 раза.
В решении стоящих перед комбинатом проблем, особенно по
внедрению новой техники и передовой технологии, немаловажное
значение имели опыт и знание инженерно-технических
работников, командиров производства. Они вместе с передовыми
рабочими-новаторами задавали тон в деле ускорения технического
прогресса. На комбинате вырос большой отряд
высококвалифицированных специалистов, грамотных инженеров, которым были по
плечу самые сложные задачи.
Заместитель главного инженера Сарбайского рудоуправления
по новой технике Т. Н. Нуганов свою трудовую жизнь начал в
колхозе во время войны, когда ему было 13 лет. Увлекшись
профессией горняка, он становится студентом Алма-Атинского горно-
45
В. С. МАКОТЧЕНКО
металлургического института, после окончания которого в 1956 г.
вместе с группой молодых специалистов направляется на Соко-
ловско-Сарбайский комбинат. «У каждого человека в жизни,
вероятно, бывает такой момент,— вспоминает Т. Н. Нуганов,—
когда приходится выбирать решение, от которого зависит твое
будущее. Таким моментом у меня был приезд на комбинат. Начавшаяся
стройка, прямо скажу, не произвела на нас впечатление, и мы
решили уехать. В это время нас пригласил директор комбината
Н. Ф. Сандригайло, который по установившейся здесь традиции
проводил беседы со всеми вновь прибывающими. Он рассказал о
комбинате, о перспективах его развития, о задачах, о том, как
стране нужна руда, и мы остались. За 15 лет работы я побывал на
многих предприятиях горнорудной промышленности страны и без
преувеличения могу сказать, что лучше нашего, пожалуй, нет».
Горный мастер, начальник участка отвалов, начальник
участка по добыче руды, заместитель главного инженера Сарбайского
рудоуправления по новой технике — вот те трудовые вехи,
которые Т. Н. Нуганов прошел на комбинате. Т. Н. Нуганов —
поборник нового, передового. По его инициативе широко внедряется
опыт родственных предприятий. Например, по опыту криворож-
цев на Сарбае внедрены опоропереносчики.
Изучение, распространение и внедрение передового опыта
также оказали влияние на рост культурно-технического уровня
трудящихся, улучшение организации производства и ускорение
технического прогресса; способствовали в конечном счете росту
производительности труда, увеличению выпуска и повышению
качества продукции, успешному выполнению и перевыполнению
народнохозяйственных планов.
На предприятиях Рудного сложилась определенная система
изучения и распространения передового опыта. Партийные,
комсомольские, профсоюзные организации и хозяйственные
руководители предприятий использовали различные формы изучения и
внедрения лучших образцов труда и организации производства.
При этом они вовлекали в это дело широкий круг рабочих,
инженерно-технических работников и служащих. Так, при парткоме
комбината была создана специальная комиссия по обобщению и
распространению опыта во главе с В. Н. Чечневым.
По инициативе комиссии партком комбината обсудил вопрос
об опыте работы экипажа электровоза Н. Г. Бородина 106.
Новатор явился инициатором перехода на обслуживание электровозо-
составов двумя работниками вместо трех, что достигалось путем
усовершенствования системы обслуживания составов, улучшения
путевого хозяйства, контактных сетей, пунктов технического
осмотра и т. д. За счет усовершенствования методов вождения,
содержания и ухода за материальной частью электровозов и
думпкаров экипаж Я. Бородина добился более высокой выработки.
46
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Партком одобрил опыт передового экипажа и рекомендовал
распространить его в коллективе комбината. По опыту работы
экипажа Н. Бородина стали работать все экипажи электровозов.
В результате этого было высвобождено для других работ 150
человек, повысилась безопасность движения.
Одной из действенных форм изучения передовых методов
труда явились школы передового опыта. Только в 1962 г. на
предприятиях черной металлургии страны было организовано
5300 школ, курсов и семинаров передового опыта, которые
окончило свыше 104 тыс. человек 107.
Такие школы стали традиционными в цехах, на участках
комбината и треста. Так, в 1962 г. партком, группком и
администрация комбината организовали четыре школы по изучению
передовых методов труда передовиков производства, добившихся
наиболее высоких показателей по производительности труда, качеству
продукции, экономии материалов и электроэнергии. Одна из
них — школа по изучению опыта работы бригады шагающего
экскаватора ЭШ-6/60 № 4, возглавляемая бригадиром Волковым.
Эта бригада освоила новую технологию работы экскаватора с
непосредственной погрузкой вскрышных пород в железнодорожные
вагоны.
По инициативе машинистов экскаватора Соколовского
рудоуправления И. Н. Богданова и Н. Е. Лысенко была организована
школа передового опыта для обучения машинистов правильным
приемам управления. Первые же занятия в школе передового
опыта показали, что экскаваторщики, имевшие за плечами
многолетний опыт работы, еще недостаточно владели техникой
управления. Специально сконструированный на комбинате прибор (цик-
лограф) зафиксировал до 100 движений рукояткой на каждый
цикл экскавации вместо положенных 24—36. Овладение новыми
приемами дало возможность сократить количество движений на
цикл экскавации до 18—20 на отвале и 24—36 — на руде.
Руководители школы обучили передовым методам более 300
машинистов 108. Опыт соколовцев подхватили другие предприятия
комбината.
В Рудном зародилось немало передовых начинаний, в
результате осуществления которых заметно поднялась
производительность машин и оборудования. Одним из них явилось движение за
выработку 1 млн. кубометров породы в год. Инициатором этого
движения стал машинист экскаватора Соколовского
рудоуправления Л. Ф. Петров, первым перешагнувший миллионный рубеж.
Новый патриотический почин получил быстрое распространение.
Уже в следующем году восемь экскаваторных экипажей достигли
миллионной выработки, в 1961 г.— 20, в 1962 г.— 42. Первыми
миллионерами на Сарбайском руднике стали П. Мельников,
П. Дьяконов, П. Смирнягин, А. Фарат, В. Гриценко, И. Богданов,
47
В. С. МАКОТЧЕНКО
В. Шевцов, И. Дубовик, А. Алексеев, А. Панфилов 109. Знание
техники и умелое ее использование, высокая трудовая
дисциплина и сознательность отличали передовиков производства и
обеспечили им успех.
В результате дальнейших творческих поисков лучшие
экскаваторные бригады превысили затем двухмиллионный рубеж. На
Соколовском руднике более 2 млн, кубометров породы в 1964 г.
отгрузили два, а в 1965 г.— четыре экскаватора 110. Бригада
А. А. Шпак первой достигла двухмиллионного рубежа111 Это
стало возможным благодаря бережному отношению к машине,
производительному ее использованию, а также продуманной
организации труда, творческим подходом к делу. Экипаж экскаватора
ЭКГ-8 № 44 вместе со своим бригадиром постоянно занимались
усовершенствованием узлов машины, внедрили более 20
приспособлений, среди них такие, как улучшение электросхемы
управления экскаватором, изготовление кольцевого выключателя для
переподъема стрелы, электрообогрев ковша и др. Все это
позволило сократить цикл экскавации до 24-25 секунд, значительно
повысить коэффициент использования экскаватора.
Предметом особой заботы партийных и хозяйственных
организаций явилась изобретательская и рационализаторская
деятельность коллективов предприятий. При этом использовались
различные формы массовой работы с рационализаторами. В частности,
такие, как квартальные и годовые традиционные конкурсы,
тематические конкурсы, конкурсы на лучший цех и строительное
управление, на лучшую смену, бригаду, участок по
рационализаторской работе. Практиковалось проведение месячников
общественного смотра по внедрению новой техники, технологии, научно-
исследовательских работ, изобретений и рационализаторских
предложений, а также эстафет рационализаторов (табл. 5).
48
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
Если в 1953 г. на комбинате было всего 70 рационализаторов,
то на конец 1965 г. число их выросло до 1173, т. е. почти в
17 раз. За период с 1958 по 1965 г. внедрено в производство
4579 предложений. Новаторы комбината перевыполнили взятые
обязательства почти в 3 раза. Они внесли в фонд семилетки
вместо 4 млн. около 12 млн. руб.
Вместе с тем партийные и хозяйственные организации
всемерно содействовали внедрению в производство средств
автоматики, телемеханики с применением радиоактивных приборов и
промышленного телевидения. В результате производительность труда
за семилетку выросла на Соколовском руднике в 2,3 раза, на Сар-
байском — в 1,9 раза. Несмотря на увеличение расстояний
перевозок в связи с углублением карьеров, производительность
автосамосвалов возросла на 15—20% 112.
Существенным фактором в деле обеспечения досрочного ввода
комбината явилось социалистическое соревнование и движение за
коммунистическое отношение к труду. К концу семилетки звания
коллективов коммунистического труда были удостоены 12
участников, 133 бригады. Ударниками коммунистического труда стало
1626 человек. Многие коллективы — 20 цехов, 171 участок,
782 бригады — боролись за почетное звание. Всего в
соревновании за коммунистическое отношение к труду участвовало 22 792
человека 113.
Относительно быстрый рост базы строительной индустрии и
мощностей по добыче и переработке руды тесно связан с
высокими темпами жилищного и культурно-бытового строительства. За
период с 1955 по 1965 г. было сдано в эксплуатацию 480 тыс. кв. м
жилья, а также многие объекты культурно-бытового назначения.
В невиданно короткий срок вырос новый, красивый,
благоустроенный город.
Партия и правительство высоко оценили трудовой подвиг
горняков и строителей. Указом Президиума Верховного Совета СССР
от 4 февраля 1966 г. за успешное выполнение семилетнего плана,
досрочный ввод мощностей по добыче руды, обеспечение
металлургических заводов Урала и Востока железным сырьем Соколов-
ско-Сарбайский горно-обогатительный комбинат награжден
орденом Трудового Красного Знамени. Звание Героя
Социалистического Труда было присвоено директору комбината Н. Ф. Санд-
ригайло, бригадиру экипажа экскаватора А. А. Шпаку и бригадиру
комплексной бригады треста «Соколоврудстрой» Н. X. Батырши-
ну. Орденами и медалями была награждена большая группа
рабочих и инженерно-технических работников. Среди них орденом
Ленина — Е. П. Аптошкин, И. Ф. Дубовик, В. М. Кожевников,
Н. Н. Рожков, И. Г. Соколов; орденом Трудового Красного
Знамени — Н. Н. Антончук, И. С. Барышев, А. Бирманов, И. И.
Богданов, Н. Г. Бородин, К. Буркутов и другие (всего 25 человек);
49
В. С. МАКОТЧЕНКО
орденом «Знак Почета» — 36. Партия и правительство высоко
оценили труд горняков и строителей, находящихся на переднем
крае борьбы за коммунизм.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 мая 1966 г.
за большие заслуги в деле мобилизации комсомольцев и
молодежи на досрочное завершение строительства Соколовско-Сарбай-
ского горно-обогатительного комбината и Рудного городская
комсомольская организация была награждена орденом Трудового
Красного Знамени. Высокая награда вдохновила комсомольцев и
молодежь на новые трудовые победы и творческие свершения.
Так в результате героических усилий партии и народа был
построен самый крупный в стране комплекс горнодобывающих и
горноперерабатывающих предприятий. Создание и развитие Соко-
ловско-Сарбайского комбината является одной из ярких страниц
в отечественной истории, истории освоения восточных районов
страны.
*
Напряженно трудился коллектив комбината, выполняя
решения XXIII съезда ЦК КПСС. С 1 июля 1968 г. комбинат перешел
на новую систему планирования и экономического
стимулирования. К концу восьмой пятилетки проектная производительность
комбината по добыче и переработке руды была освоена 114. В 19
из 20 кварталов комбинат удерживал первенство во Всесоюзном
социалистическом соревновании предприятий черной металлургии.
В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина Соко-
ловско-Сарбайскому ордена Трудового Красного Знамени
горнообогатительному комбинату было присвоено имя Владимира
Ильича Ленина.
Постоянно добиваясь высоких технико-экономических
показателей, коллектив комбината сохранял за собой первенство во
Всесоюзном социалистическом соревновании па протяжении трех
лет девятой пятилетки. Руководствуясь решепиями XXIV съезда
КПСС, коммунисты и все трудящиеся заботятся о том, чтобы
развитие комбината не отставало от современных
научно-технических достижений. Устаревшие машины и агрегаты заменяются
новыми, более совершенными и более производительными.
Шарошечные станки СБШ-250 и СБШ-250М вытеснили станки ка-
натно-ударного бурения, на смену экскаваторам КГ-4 пришли
ЭКГ-8 и ЭКГ-8И, электровозы ЕЛ-1 уступили свое место тяговым
агрегатам ПЭ-2, на карьерных дорогах безраздельпо господствуют
автомашины БелАЗ-540 и БелАЗ-548. И так везде: в карьерах,
на фабриках, на железнодорожном и автомобильном транспорте.
Но главное на предприятиях — люди. От их умения владеть
техникой зависит в конечном счете успех дела. В людях
сосредоточена колоссальная энергия, которую и в наше время, в век
50
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-САРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
научно-технической революции, исчерпать нельзя. «Успех
намеченных партией планов экономического развития,— говорил
Л. И. Брежнев в Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду
партии,— повышения народного благосостояния зависит, в
конечном счете, от людей. В сознательном и упорном труде рабочих,
крестьян, интеллигенции, наших партийных, советских,
профсоюзных, хозяйственных кадров — залог новых побед на фронте
коммунистического строительства» 115.
На мобилизацию деловых и творческих возможностей
трудящихся были нацелены перспективные планы работы партийной
организации комбината, комплексный план развития коллектива.
Благодаря высокой трудовой и творческой активности горняков
постоянно повышался уровень производства, росла
производительность машин и оборудования. Многие машинисты экскаваторов
освоили проектную производительность, а некоторые перекрыли
ее. Казалось, достигнут предел возможностей. Но жизнь внесла
поправку. Делегат XXIV съезда КПСС, Герой Социалистического
Труда Е. П. Антошкин принял обязательство повысить
производительность машины за пятилетку на 30% 116. Руководимая им
бригада досрочно справилась с задачей: 27 декабря 1973 г. она
рапортовала ЦК КП Казахстана о выполнении обязательства
пятилетки по повышению производительности труда. За три года
экипаж отгрузил 14 807 тыс. тонн горной массы, в том числе сверх
плана 1921 тыс. тонн. Производительность экскаватора возросла
на 30,7%.
Почин Е. П. Антошкина, одобренный ЦК КП Казахстана,
получил широкое распространение в республике. Только в Рудном
по личным планам на пятилетку работало 6 тыс. человек117.
Успехам комбината способствовало соревнование горняков
Рудного с металлургами Магнитогорска, горняками Криворожья.
Между коллективами налажен регулярный обмен делегациями,
широко изучается опыт родственных предприятий. Соревнуясь с
коллективом передового на Украине Криворожского
Центрального горно-обогатительного комбината, рудненцы в трех кварталах
1973 г. выходили победителями. Им было присуждено первое
место по результатам года 118.
Комбинат успешно завершил этап освоения производственных
мощностей. В последние годы он работал на уровне 28 млн. тонп
сырой руды в год при введенной мощности 26,5 млн. тонн119.
В 1973 г. Сарбайский рудник введен на дополнительную
мощность 1 млн. тонн. В девятой пятилетке планируется доведение
мощностей комбината до 32,6 млн. тонн. Это будет достигнуто за
счет увеличения производительности Сарбайского рудника, а
также за счет ввода первых очередей Соколовского и Южно-Сарбай-
ского подземных рудников 120.
Создание и развитие Соколовско-Сарбайского ордена Трудово-
51
В. С. МАКОТЧЕНКО
го Красного Знамени горно-обогатительного комбината имени
В. И. Ленина — надежной и долговременной железорудной базы
металлургических заводов Урала, Западной Сибири и Казахстана
явилось важным фактором в осуществлении ленинского плана
рационального размещения производительных сил, освоения
восточных районов страны, экономического развития ранее отсталых
национальных окраин.
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 36, стр. 228-231.
2 Там же, стр. 188.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 43, стр. 228.
4 И. П. Бардин, В. Я. Слезнюк. Маг-
нетитовые руды Кустанайской
области и пути их использования.
М., 1959; В. С. Немчинов, В. А.
Адамчук. Перспективы
народнохозяйственного развития Куста-
найского экономического района.
М., 1958; К. И. Сатпаев. Основные
итоги геологического изучения
Казахстана в годы Советской
власти.- «Вестник АН КазССР», 1947,
№ 11 и др.
5 «Труды объединенной
Кустанайской научной сессии», т. I—V.
Алма-Ата, 1958.
6 «Развитие производительных сил
Большого Тургая». М., 1963.
7 Г. М. Тетерев. Большой Тургай,
Кустанай, 1959, стр. 7.
8 С. Г. Струмилин. История черной
металлургии СССР. М., 1961; Р. С.
Лифшиц. Размещение черной
металлургии СССР. М., 1958.
9 «Черная металлургия СССР. 1917-
1967». М., 1967.
10 II. Ф. Сандригайло. Соколовско-
Сарбайский комбинат. Записки
инженера. Алма-Ата, 1964; Н. Г.
Пан. Соколовско-Сарбайский
комбинат. Алма-Ата, 1966; Д. Шай-
муханов. Черная металлургия.
Алма-Ата, 1966; В. С. Макотченко,
К. М. Туманшин. За большую
руду. Алма-Ата, 1972.
11 Л. Петров. Рудный — мечта моя.
М., 1962.
12 А. А. Байшин, 3. А. Голикова,
Р. Л. Сулейманов, М. К. Козыбаев,
A. Г. Сармурзин. Плоды великого
содружества. Алма-Ата, 1968.
Подробнее см. рецензию А. Жеглова.
B. С. Макотченко («Партийная
жизнь», 1969, № 10); А. А.
Байшин, 3. А. Голикова, М. К.
Козыбаев, П. М. Пахмурный, А. Г.
Сармурзин, Р. Б. Сулейманов.
Дружбой великой сильны. Алма-Ата.
13 Д. А. Кунаев. Ленинская
национальная политика и развитие
горной промышленности в
Казахстане.— «Известия высших учебных
заведений. Горный журнал», 1970,
№ 4; он же. В единой семье к
великой цели.— «Коммунист», 1970,
№ 12; он же. Ленинская партия
и развитие производительных
сил.- «Коммунист», 1972, № 6.
14 «Решения партии и
правительства по хозяйственным вопросам»
(1917—1967 гг.)», т. 3. М., 1968,
стр. 255.
15 Там же, стр. 255, 302.
16 С. Д. Батищев-Тарасов. Большой
Тургай. М., 1959, стр. 5.
17 Партархив Кустанайского обкома
(далее - ПАКО), ф. 72, оп. 15,
д. 35, л. 44.
18 С. Д. Батищев-Тарасов. Указ. соч.,
стр. 7.
19 ПАКО, ф. 72, оп. 15, д. 35, лл. 44.
20 В. А. Адамчук. Большой Тургай.
М., 1959, стр. 13.
21 Там же, стр. 15.
22 ПАКО, ф. 72, оп. 12, д. 83, лл. 97-
98.
23 Там же, оп. И, д. 228, л. 172; оп. 15,
д. 35, л. 43.
24 ПАКО, ф. 72, оп. 15, д. 25, л. 43.
25 Партийный архив Казахского
филиала Института
марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (далее -
Партархив Казфилиала ИМЛ).
ф. 708, оп. 13, д. 1, л. 17.
26 ПАКО, ф. 72, оп. 12, д. 83, л. 89.
27 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 47, д. 735,
лл. 27-28.
28 ПАКО, ф. 72, оп. 12, д. 87, л. 31.
29 Там же, оп. 15, д. 36, л. 56.
30 Там же, лл. 59, 66.
52
СОЗДАНИЕ СОКОЛОВСКО-СЛРБАЙСКОГО КОМБИНАТА
31 Там же, оп. 15, д. 36, л. 16.
32 Там же, д. 148, л. 123.
33 Там же, д. 36, л. 16.
34 Там же, д. 35, лл. 45—47.
35 П. Ф. Сандригайло. Указ. соч.,
стр. 4.
36 Г. М. Тетерев. Указ. соч., стр. 2.
37 ПАКО, ф. 72, оп, 15, д. 36, л. 1.
38 ЦГАНХ СССР, ф.9594, оп. 1,д. 04,
л. 5—6.
39 ПАКО, ф. 72, оп. 15, д. 36, лл. 15-
16.
40 ЦГАНХ СССР, ф. 959',, оп. 1, д. 7,
лл. 1—2.
41 С. Д. Багищев-Тарасов. Указ. соч.,
стр. 4.
42 «Железорудная база черной
металлургии СССР». М., 1957, стр. 65.
43 «КПСС в резолюциях и решениях
съездов, конференций и
пленумов ЦК», т. 6. М., 1971, стр. 343,
344.
44 «XX съезд Коммунистической
партии Советского Союза».
Стенографический отчет, т. II. М., 1956,
стр. 482.
45 Там же, т. I, стр. 53.
48 Там же, т. II, стр. 488.
47 Н. Ф. Сандригайло. Указ. соч.,
стр. 12.
48 Партархив Казфилиала ИМЛ,
ф. 708, оп. 28, д. 1514, лл. 223-226.
49 ЦГАНХ СССР, ф. 4594, он. 1,
д. 140а, лл. 1-3.
50 Н. Сандригайло. Указ. соч., стр. 19.
51 Партархив Казфилиала ИМЛ,
ф. 708, оп. 28, д. 1514, л. 188-190.
52 «КПСС в резолюциях...», т. 6,
стр. 430-463.
53 А. И. Бородин. Зерно целины. М.,
1971, стр. 6.
54 «Ленинский путь» (орган Куста-
найского обкома, горкома КП
Казахстана и областного Совета
депутатов трудящихся), 29 августа
1962 г.
55 ПАКО, ф. 9, оп. 14, д. 9, лл. 197-
198.
56 Там же, лл. 58-74.
57 ПАКО, ф. 72, оп. 281, л. 15.
58 Там же, ф. 9, оп. 15, д. 2, лл. 42-
43.
59 Там же.
60 «Краткая справка о Соколовско-
Сарбайском горно-обогатительном
комбинате», Рудный, 1961, стр. 7.
61 «Черная металлургия СССР, 1917 —
1967», стр. 61-62.
62 Партархив Казфилиала ИМЛ,
ф. 708, оп. 29, д. 167, лл. 77-84.
63 Там же, оп. 30, д. 1624, л. 31.
в4 ПАКО, ф. 72, оп. 29, д. 287, л. 29;
д. 1, л. 46.
65 Партархив Казфилиала ИМЛ,
ф. 708, оп. 30, д. 1453, л. 21.
66 Там же, д. 106, л. 6.
67 II. Ф. Сандригайло. Указ. соч.,
стр. 25.
68 Партархив Казфилиала ИМЛ, ф.
708, оп. 31, д. 360, л. 1.
69 ПАКО, ф. 72, оп. 30, д. 102, 103,
лл. 1—3.
70 Там же, д. 102, лл. 5-14.
71 Там же, д. 103, л. -20.
72 Там же, ф. 1780, оп. 1, д. 54, л. 85.
73 «Черная металлургия СССР,
1917—1967», стр. 62.
74 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3,
стр. 549.
75 «ЦСУ СССР. Итоги Всесоюзной
переписи населения 1959 г.» М.,
1962, стр. 20—22.
76 ПАКО, ф. 1780, оп. 2, д. 270,
лл. 4—5.
77 ПАКО, ф. 1780, оп. 2, д. 270, л. 1.
78 Там же, д. 1, л. 9.
79 А. А. Байшин, 3. А. Голикова и др.
Плоды великого содружества,
стр. 335-336.
80 «Горный журнал», 1972, № 3,
стр. 23-26.
81 Подсчитано автором по годовым
отчетам «Соколоврудстроя» и Со-
коловско-Сарбайского комбината
за 1955—1958 гг.
82 ПАКО, ф. 72, оп. 30, д. 102, л. 44;
ф. 1780, оп. 2, д. 1, л. 9.
83 Там же, ф. 1780, оп. 2, д. 51,
лл. 56—57.
84 «Решения партии и
правительства по хозяйственным вопросам.
1917-1967 гг.», т. 4. М., 1967,
стр. 456.
85 «Внеочередной XXI съезд
Коммунистической партии Советского
Союза». Стенографический отчет,
т. 2. М., 1959, стр. 476.
86 Там же, стр. 516.
87 «Промышленность Казахстана на
современном этапе». Алма-Ата,
1963, стр. 81.
88 ПАКО, ф. 1780, оп. 2, д. 12, л. 165.
89 Там же, д. 18, л. 54.
53
В. С. МАКОТЧЕНКО
90 Партархив Казфилиала ИМЛ,
ф. 708, он. 33, д. 167, лл. 129-130.
91 Н. Ф. Сандригайло. Указ. соч.,
стр. 58.
92 Там же, стр. 66.
93 Н. Рожков первым начал
вскрышные работы на руднике еще в
1956 г., а П. Мельников 20
ноября 1960 г. первым обнажил
рудное тело.
94 «Краткая справка о Соколовско-
Сарбайском горнообогатительнол
комбинате», стр. 7.
99 «Постановление XI съезда КП
Казахстана по отчетному докладу
ЦК КП Казахстана», Алма-Ата,
1961, стр. 19.
96 «Плоды великого содружества»,
стр. 330.
97 «Знамя Октября» (орган Руднен-
ского ГК КП Казахстана и
исполкома городского Совета депутатов
трудящихся), 31 декабря 1961 г.
98 Там же.
99 «Рудненский рабочий» (орган Руд-
ненского горкома КП Казахстана
и исполкома городского Совета
депутатов трудящихся), 30
сентября 1962 г.
100 ПАКО, ф. 1780, оп. 2, д. 20, л. 29.
101 Из годового отчета Соколовско-
Сарбайского комбината за 1964 г.
102 «О коммунистическом воспитании
и укреплении связи школы с
жизнью». Сборник документов. М.,
1964, стр. 228-230.
103 «Знамя Октября», 7 ноября 1965 г.
104 Из годового отчета Соколовско-
Сарбайского комбината за 1966 г.
105 «Школа и производство», 1965,
№ 12, стр. 11-13.
106 «Вопросы истории
Коммунистической партии Казахстана», вып. 4,
Алма-Ата, 1966, стр. 88.
107 «Горный журнал», 1963, № 8,
стр. 4.
108 «Партийная жизнь Казахстана»,
1965, № 5, стр. 35.
109 «Ленинский путь», 6 февраля
1966 г.
110 «Знамя Октября», 28 сентября
1965 г.
511 «Ленинский путь», 6 февраля и
3 апреля 1966 г.
112 «ТЗопросы истории», вып. 3, стр. 58.
113 «Знамя Октября», 6 февраля и
3 апреля 1966 г.
114 «Партийная жизнь», 1970, № 10,
стр. 36—41.
115 «XXIV съезд Коммунистической
партии Советского Союза».
Стенографический отчет, т. 1. М., 1971,
стр. 96.
116 «Рудненский рабочий», 15 мая
1971 г.
117 Там же, 1 и 31 января 1974 г.
118 «Ленинский путь», 12 февраля
1974 г.
119 «Рудненский рабочий», 8 декабря
1973 г. и 31 января 1974 г.
120 «Ленинский путь», 8 мая 1973 г.
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ
В 1920-Х ГОДАХ
В. П. Данилов
Крестьяпское хозяйство никогда не было и не могло быть
хозяйством чисто земледельческим. Помимо полевых работ,
крестьянин и его семья в той или иной мере вели строительные
работы (изба, хозяйственные строения), изготовляли и
ремонтировали инвентарь, одежду и обувь; занимались переработкой
сельскохозяйственных продуктов и т. д. Связь крестьянина с внезем-
ледельческими занятиями уходит в глубь веков.
В натуральном крестьянском хозяйстве средневековья
неразрывным компонентом была так называемая домашняя
промышленность, т. е. обработка льна, конопли, дерева и другого сырья
для собственных потребностей. Общественное разделение труда
приводило к выделению отдельных наиболее сложных
неземледельческих занятий в самостоятельные профессии. «Разделение
труда,— писал В. И. Ленин,— ведет к выделению из
крестьянства специалистов-мастеровых; образуются неземледельческие
центры мануфактуры...» 1 Развитие капитализма подорвало основы
существования домашней промышленности, хотя полностью не
вытеснило ее — в захолустных районах России она сохранялась
в копце XIX — начале XX в. Напоминая, что соединение
земледелия с домашпей промышленностью и трудом на помещика
типично для средневекового хозяйства, В. И. Ленин писал, что в
России конца XIX в. от подобного хозяйствования как системы
«остались только обломки, именно: домашние промыслы крестьян и
отработки» 2. В деревнях сложился слой ремесленников и кустарей,
обслуживавших различные нужды крестьянского населения. Они,
хотя и не порвали связь с земледельческим производством,
составляли уже самостоятельную группу сельского населения.
Помимо внутридеревенских, широкое развитие получили вне-
деревенские, так называемые отхожие, промыслы крестьян,
социально-экономическое содержание которых состояло не только в
прогрессирующем общественном разделении труда сельского
населения, но и в прямом вовлечении последнего в состав населения
индустриального. Именно эта сторона подчеркивалась В. И.
Лениным как наиболее существенная и важная для понимания отхо-
55
В. П. ДАНИЛОВ
жих промыслов крестьян. Отходничество крестьян на неземле-
дельческие промыслы, писал В. И. Ленип, «выражает отвлечение
населения от земледелия к торгово-промышленным занятиям» 3.
В условиях пореформенной России оно было необходимой
составной частью капиталистического развития, его прямым следствием
и выражением. «Подобно отвлечению населения от земледелия в
города, неземледельческий отход представляет из себя явление
прогрессивное,— разъяснял В. И. Ленин.— Он вырывает
население из заброшенных, отсталых, забытых историей захолустий и
втягивает его в водоворот современной общественной жизни. Он
повышает грамотность населения и сознательность его, прививает
ему культурные привычки и потребности». И далее: «Отход в
города ослабляет старую патриархальную семью, ставит женщину в
более самостоятельное положение, равноправное с мужчиной...
Наконец — last but not least — неземледельческий отход повышает
заработную плату не только уходящих наемных рабочих, но и
остающихся» 4.
Следствием и выражением капиталистического развития был
и отход крестьян на земледельческие заработки, служивший
одним из наиболее важных каналов формирования армии
наемного труда в сельском хозяйстве России 5.
Предмет исследования в настоящей статье — отход на
неземледельческие и земледельческие промыслы населения советской
доколхозной деревни. В условиях переходного от капитализма к
социализму периода абсолютное преобладание в деревне
получили мелкобуржуазные отношения крестьян — простых
товаропроизводителей; стали возникать, расти и укрепляться
социалистические формы хозяйства, но сохранялись и даже возобновили с
переходом к нэпу развитие капиталистические отношения.
Отходничество также приобрело новые черты, но его источники,
структура и форма определялись еще сохранившимися в сельском
хозяйстве мелкобуржуазными и буржуазными устоями. В силу этого
ленинский анализ, выполненный на материалах пореформенной
эпохи, раскрывает сущность и значение отходничества как
социально-экономического явления и в условиях 20-х годов.
Напомнить ленинские выводы и оценки в данном случае было
необходимо и потому, что в нашей литературе давно уже
утвердился довольно своеобразный и односторонний взгляд на отходни-
ческие промыслы крестьян в условиях нэпа как на явление
отрицательное и нежелательное. Этот взгляд был порожден прежде
всего тем, что отход крестьян на заработки в города был важным
источником сохранявшейся безработицы, ограничение и
преодоление которой составляло одну из сложнейших задач экономической
политики Советского государства. Вообще преблемой
отходничества в 20-х годах занимались преимущественно (если не
исключительно) работники Наркомата труда, специальной задачей которо-
56
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
го была борьба с безработицей в городах. Им, кстати, мы обязаны
рядом превосходных статистико-экономических исследований и
главное — собиранием, разработкой и изданием обширных, почти
всеобъемлющих материалов об отходничестве, созданием ряда
уникальных по своему содержанию и значению источников,
позволяющих ныне изучать это сложное и противоречивое явление с
такой степенью конкретности и многогранности, которая не часто
оказывается возможной для историка.
Наиболее существенный вклад в научное изучение отхожих
промыслов крестьян в 1920-х годах внес Л. Е. Минц — один из
ведущих сотрудников Наркомата труда СССР. Под его
руководством была проведена большая работа по обследованию
отходничества и по обобщению полученных материалов. Результаты этой
работы отражены в сборнике, изданном Наркоматом труда СССР 6,
и в двух статистико-экономических исследованиях Л. Е. Минца,
охвативших период 1923/24—1925/26 гг.7 По словам С. Г. Стру-
милина, написавшего предисловия к обеим монографиям, они
представляют собой «первую после революции попытку выявить
истинные размеры нашего сельскохозяйственного и вообще
промыслового отхода крестьян на заработки прямыми данными
специального массового обследования»8. К конкретным сведениям
и наблюдениям Л, Е. Минца мы еще неоднократно обратимся в
дальнейшем. Здесь остановимся лишь на общем понимании
происхождения и значения отходничества крестьян на заработки, как
оно было изложено самим автором. «Основной причиной роста
безработицы явился прилив рабочей силы в города из сельских
местностей,— формулирует он свои исходные позиции,— ...Это
поставило перед нами задачу изучить проблему использования
рабочей силы в крестьянском хозяйстве для разработки в связи
с этим соответствующих мероприятий». При этом «главный упор
был сделан на учете труда в крестьянском хозяйстве с целью
выявить ресурсы и определить не только наличные, но и
возможные резервы». Под резервами понимался неиспользованный труд,
объем которого принимался за показатель относительного
аграрного перенаселения. «Другим показателем аграрного
перенаселения,— пишет Л. Е. Минц,— явились данные о размерах отхожих
промыслов» 9.
Как показатель аграрного перенаселения и источник
безработицы рассматривается отходничество крестьян на заработки и в
ряде современных исследований10. Этот специфический взгляд
на отходничество, вполне понятный и достаточный в рамках
изучения проблемы «рынка труда» и безработицы в городе,
оказывается недостаточным при подходе к интересующему нас
явлению в целом, а тем более с позиции изучающего историю деревни.
Нет никакого сомнения в том, что отход крестьянского
населения на неземледельческие заработки связан с аграрным пере-
57
В. П. ДАНИЛОВ
населением. Однако отход на промыслы — средство преодоления
аграрного перенаселения, а не форма его существования.
Поэтому само по себе оно не может служить показателем масштабов
аграрного перенаселения.
Иначе соотношение аграрного перенаселения и отходничества
раскрывалось в исследовании П. П. Маслова, выполненном на
основе материалов нескольких волостей
Центрально-земледельческого района за 1917—1926 гг. Вопрос об аграрном
перенаселении ставился этим автором «как вопрос о перенаселении в
недоразвитой капиталистической среде» 11. В отличие от других
исследователей этого вопроса в 20-х годах он предполагал, что
между демографическими процессами и специфическим явлением
перенаселения связи нет. По его мнению, избыточность трудовых
ресурсов в русской деревне есть результат социальной
дифференциации крестьянства. Справедливо подвергая критике за
субъективизм и метафизичность практику исчисления размеров
перенаселения на базе трудовых или потребительских норм, автор
предлагает свою методику, основанную на выявлении «хозяйств-
очагов» перенаселения. Идея этой методики состоит в выделении
основных социальных типов хозяйств с избыточным населением
и последующим соотнесением их с группировками по
обеспеченности землей, скотом и орудиями производства.
П. П. Маслов выделяет пять социальных типов крестьянских
хозяйств: нанимающие рабочих и имеющие
торгово-промышленные заведения; кустари и ремесленники; индустриальные
рабочие; сельскохозяйственные рабочие; занятые только в сельском
хозяйстве без найма и без отпуска рабочей силы. «Основной
базой для формирования перенаселенного слоя хозяйств является
односторонне земледельческая группа, не имеющая «выхода» за
пределы своего хозяйства, вынужденная при разрастании
семейного состава «вариться в собственному соку», не будучи связана
никакими путями с городским рынком труда..., именно в нем
нужно искать поставщиков «избыточной» рабочей силы» 12.
Характерными признаками аграрного перенаселения являются
падение обеспеченности хозяйства средствами производства,
уменьшение дохода, снижение уровня жизни.
В хозяйствах первого типа вопрос об «избыточности» рабочей
силы, разумеется, не возникает. То же, как считает П. П. Маслов,
можно сказать и о втором типе, ибо «наличие
торгово-промышленного заведения или кустарно-ремесленного производства может
служить местом приложения рабочей силы, не получающей
достаточного применения в сельском хозяйстве». Хозяйства,
отпускающие отходников в несельскохозяйственную сферу, не
причисляются автором к «хозяйствам-очагам» перенаселения, так как,
пишет он, «факт отпуска рабочего в город указывает на
образование «бреши» в односторонней закупоренности хозяйств», Хозяй-
58
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
ства сельскохозяйственных рабочих, согласно принятой методике,
«принципиально мы имеем право относить... к числу слоев,
формирующих аграрное перенаселение», поскольку «отпуск
сельскохозяйственного рабочего не означает сколько-нибудь
значительного повышения доходности хозяйства» 13.
На наш взгляд, полное исключение хозяйств, отпускающих
работников в несельскохозяйственный отход из числа «хозяйств-
очагов» перенаселения, так же необоснованно и односторонне, как
и отождествление отходничества с аграрным перенаселением.
В данном случае динамика процесса «аграрное перенаселение —
отходничество» подменяется его статикой: если крестьянин уходит
в город, то, следовательно, в его хозяйстве «избыточной»
рабочей силы уже нет. Для бедноты отпуск работников на сторону был
связан с надеждой поддержать свое хиреющее хозяйство, но чаще
всего служил шагом к дальнейшему обеднению и пролетаризации.
Аграрное перенаселение выталкивало бедноту из деревни в город,
вело к ее пролетаризации. Не следует забывать, что из массы
отходников, кочующих из деревни в город и обратно, часть вовсе
не находила работы и разорялась окончательно, часть же
длительное время искала работу, включалась в состав городских
безработных. И те, и другие — прямые носители перенаселения деревни.
С перенаселением (в собственном смысле этого слова)
связана лишь та часть отходников, которая поставляет в город
неквалифицированную или малоквалифицированную рабочую силу:
чернорабочих, дорожных строителей, рабочих на торфоразработках
и т. п. Для определения числа отходников, связанных с
аграрным перенаселением, следует исключить из их общей массы, во-
первых, людей, фактически превратившихся в промышленных
рабочих и сохранявших лишь какую-то связь с деревней, с
семейным клочком земли; во-вторых, занятых традиционными
специализированными промыслами.
Наконец, необходимо отметить попытки ограничить состав
аграрного перенаселения пауперами-бедняками, для которых
характерно незначительное использование рабочей силы в
собственном хозяйстве из-за недостатка средств производства. Наиболее
четко указанная точка зрения была сформулирована в работе
А. Либкинда. Он со всей категоричностью утверждал, что «нельзя
говорить об «избыточности» рабочей силы у «чистых»
самостоятельных товаропроизводителей (типичных середняков), которые
не отпускают на сторону рабочую силу. И совсем уже нелепо
говорить об «избыточной» рабочей силе у мелкокапиталистической
верхушки деревни» 14. В соответствии с изложенной позицией
решительно отвергались попытки трактовать «избыточную» рабочую
силу как «вынужденную зимнюю «безработицу» и вообще ту
рабочую силу, которая остается не использованной в своем
хозяйстве и представляет разницу между всем запасом труда и его ис-
59
В. П. ДАНИЛОВ
пользованной частью», поскольку в этом случае «в основу
исчисления аграрного перенаселения кладется не рабочая сила, которая
делается избыточной вследствие ее отделения от средств
производства, а «избыточный» труд, вытекающий из нерациональной
организации производства» 15. С этой точки зрения проблема
отходничества не имеет отношения к аграрному перенаселению. В работе
А. Либкинда она и не затрагивалась.
Неравномерность распределения по времени работ в
земледелии связана с особенностями производственного процесса, с
различием между рабочим периодом и временем производства.
«Сельскохозяйственных рабочих,— писал К. Маркс,— всегда
оказывается слишком много для средних потребностей земледелия и
слишком мало для исключительных или временных его
потребностей» l6.
В условиях натурально-потребительского крестьянского
хозяйства докапиталистической эпохи (даже не учитывая наличие
домашних промыслов) смена периодов трудовой перегрузки
периодами вынужденного безделья не означала образования
«избыточного» труда, а тем более аграрного перенаселения и безработицы.
Все это — результат общественного разделения труда и товарного
обмена, которые с началом капиталистической стадии развития
все больше подчиняют крестьянское хозяйство законам рынка.
Периоды вынужденного безделья становятся периодами
безработицы, неиспользованный труд — «избыточным», а хозяйства,
оказавшиеся не в состоянии найти ему применение, начинают
хиреть, превращаться в очаги скрытого перенаселения. Как
показал К. Маркс, по мере овладения земледелия
капиталистическим производством образуется избыточное сельское население,
которое находится «постоянно в таком состояпии, когда оно вот-
вот перейдет в ряды городского или мануфактурного
пролетариата, и выжидает условий, благоприятных для этого превращения...
Этот источник относительного перенаселения течет постоянно.
Однако его постоянное течение к городам предполагает в самой
деревне постоянное скрытое перенаселение, размен которого
становится виден только тогда, когда отводные каналы открываются
исключительно широко» 17.
С неравномерностью распределения работ в земледелии
К. Маркс связывал отход крестьян на неземледпльческие
заработки и распространение домашней промышленности в деревнях
(интересно, что эта мысль иллюстрируется во 2-м томе
«Капитала» материалами российской деревни за 1860-е годы) 18.
В 1890 -х годах В. И. Ленин, воспроизводя цитированные
высказывания К. Маркса, отмечал, что «из других европейских стран
в России различие между рабочим периодом в земледелии и
временем производства особенно велико» 19. К этому времени
отделение промышленности от земледелия достигло той стадии, когда
60
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В i 920-Х ГОДАХ
занятость рабочей силы крестьянских хозяйств в свободное от
полеводческих работ время могла быть обеспечена только
быстрым ростом городской индустрии и радикальной
капиталистической перестройкой сельскохозяйственного производства. «Зимняя
безработица нашего крестьянства зависит не столько от
капитализма, сколько от недостаточного развития капитализма,— писал
В. И. Ленин.— ...Из великорусских губерний наиболее сильной
зимней безработицей отличаются губернии с наименьшим
развитием капитализма, с преобладанием отработков» 20.
Здесь указаны условия, превращающие неполное
использование рабочей силы крестьянским хозяйством в частичную
безработицу, ведущие к образованию скрытого аграрного
перенаселения. Современная экономическая литература неполное
использование рабочей силы крестьянских хозяйств, выражающееся
«в большом расхождении между календарным и фактически
отработанным количеством рабочих дней», рассматривает как «одно
из важнейших проявлений аграрного перенаселения» 21.
Указанная форма перенаселения присуща капиталистически неразвитой
среде и охватывает не только бедняцкие, но и середняцкие,
а частью и батрацкие слои. Не имевшие постоянного заработка,
работавшие сезонно или кочевавшие батраки — бесспорные
представители аграрного перенаселения.
Именно с разновидностью аграрного перенаселения в
мелкокрестьянской среде мы встречаемся в советской доколхозной
деревне. Его невозможно объяснить ни «столкновением»
капиталистических отношений в сельском хозяйстве с
феодально-крепостническими пережитками (они были начисто ликвидированы в
ходе аграрной революции 1917—1918 гг.), ни тем более
повышением органического строения капитала в земледелии. Тем не
менее оно было наследием исторического прошлого, прямым
результатом отсталости экономической структуры деревни и
недостаточности промышленного развития страны.
«Крупнейшей отрицательной чертой современной деревни,
выражающей ее историческое прошлое и остатки общей
отсталости страны,— указывалось в решениях XV съезда партии,—
является так называемое «аграрное перенаселение», т. е. большое
количество «излишних» рабочих рук, не находящих себе
трудового применения в деревне и значительно увеличивающих
количество безработных в городе» 22.
Аграрное перенаселение отрицательно сказывалось на
развитии народного хозяйства. Оно тормозило внедрение улучшенной
техники в земледелии, удерживало на низком уровне товарность
сельского хозяйства, понижало уровень материального
благосостояния деревни, служило источником постоянного
воспроизводства безработицы в городе. Несоответствие «между количеством
рабочих рук в деревне и реальной возможностью их хозяйствен-
61
В. П. ДАНИЛОВ
ного использования (так наз. аграрное «перенаселение»)» съезд
считал одной из основных диспропорций в развитии народного
хозяйства страны того времени, ликвидация которых являлась
важнейшей задачей хозяйственной политики диктатуры
пролетариата 23.
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ РАБОЧЕЙ СИЛЫ
В КРЕСТЬЯНСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ
Отход крестьян на заработки был не только порождением
аграрного перенаселения, но и средством частичного
преодоления этого социального бедствия. И если масштабы отходничества
не могут рассматриваться как непосредственный показатель
степени аграрной перенаселенности, то, напротив, выяснение объема
неиспользуемого труда в крестьянских хозяйствах может служить
предпосылкой для рассмотрения источников и характера отхожих
промыслов, их места в жизни деревни.
Вопрос о неиспользуемом крестьянском труде в 1920-х годах
имел чрезвычайное народнохозяйственное значение и,
естественно, привлек пристальное внимание экономической пауки. Была
проделана большая исследовательская работа. Первые исчисления
«избыточной» в сельском хозяйстве рабочей силы основывались
на применении весьма условных нормативов и дали
преувеличенные результаты. Л. И. Лубны-Герцык, приняв за норму
трудоемкости для обычного крестьянского общинного хозяйства
центральных губерний Европейской России 5 дес. используемой
сельскохозяйственной площади на одного работника (в переводе на
взрослого мужчину), получил фантастический итог: 49,5% рабочих рук
на 1923 г. оказались для сельского хозяйства излишними 24.
Снижение нормы трудоемкости до 4 дес. на работника уменьшили
долю избыточного труда до 37,8 %25. Но и в этом случае
преувеличение было несомненным и не вполне безобидным, поскольку
давало повод для мальтузианских выводов.
Материалы крестьянских бюджетов, начиная с 1924/25 г.,
дали возможность установить фактические затраты времени в
различных отраслях хозяйства на различные виды труда. Эту
работу провел Л. Е. Минц, с большой тщательностью обработавший
сведения о трудовом балансе, имевшиеся в полных бюджетах
2744 крестьянских хозяйств за 1924/25—1925/26 гг. Опираясь на
сведения бюджетов, он произвел расчеты общего баланса
рабочего времени крестьянских хозяйств и использования их трудовых
ресурсов по 11 районам СССР (практически вся территория
РСФСР, Украина и Белоруссия) 26. Данными баланса рабочего
времени крестьянских хозяйств мы воспользуемся в ходе
дальнейшего изложения. Иное дело — подсчеты «избыточного»
населения, численности аграрного перенаселения в лицах.
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
В экономической литературе 1920-х годов были широко
распространены исчисления избыточного населения по данным о
неиспользованном труде — полученные результаты колебались от
5 млн. до 30 млн. человек. Не избежал соблазна и Л. Е. Минц
(по его расчетам, на территории СССР в середине 1920-х годов
было 10 млн. неиспользованных работников 27). Нам
представляются подобные исчисления очень умозрительными: не следует
забывать, что речь идет «о сезонной безработице», что в страду
мелкое крестьянское хозяйство испытывало не избыток, а
недостаток рабочих рук. Математически изощренные расчеты
оказываются здесь малопригодными, поскольку производственная
деятельность крестьянина протекала в основном в рамках семьи,
сливалась с домашним хозяйством. В ней участвовали практически
все члены семьи, кроме грудных детей и больных. Напомним,
что, по данным переписи населения 1926 г., в составе сельского
населения СССР оказалось 61,4% «самостоятельных», что в
соответствии с деревенской практикой такими считались, начиная с
10 лет, что даже среди детей моложе 10 лет нашлось (по
неполным сведениям) свыше 1 млн. «помогающих в сельском
хозяйстве», т. е. «самодеятельных». Во всех других группах
населения число работников было меньше числа их иждивенцев28,
Действительная проблема состояла одновременно и в том, чтобы
обеспечить занятость рабочих рук в период вынужденной
безработицы, и в том, чтобы высвободить из сельскохозяйственного
производства рабочие руки, необходимые для других отраслей
народного хозяйства, для культуры, здравоохранения и т. п., чтобы
обеспечить детям и подросткам возможность образования и
подготовки к трудовой деятельности в условиях нового времени.
В этом состояло жизненное противоречие мелкого крестьянского
хозяйства — противоречие отсталости, от которого нельзя
отвлекаться при рассмотрении вопроса об избыточном труде в деревне.
Наконец, обращаясь к данным об использовании труда в
крестьянском хозяйстве, следует иметь в виду, что лежащие в их
основе бюджеты составлялись преимущественно в хозяйствах,
получавших основной доход от собственного сельского хозяйства, и.
не дают представления о хозяйствах, основной доход которых
получался от промыслов в деревне или отходничества на
заработки. Но это говорит лишь о том, что приводимые ниже данные
не преувеличивают, а несколько преуменьшают как масштабы
избыточного труда в сельском хозяйстве, так и значение
промысловой деятельности в жизни крестьянина.
При экстенсивной системе сельскохозяйственного
производства с ничтожной ролью трудоемких сырьевых культур и слабом
развитии животноводства трудовой процесс крестьянина был
рассредоточен па небольшие во времени рабочие периоды, когда
требовался особенно интенсивный труд. В длительные промежутки
63
В. П. ДАНИЛОВ
между этими периодами напряженного труда рабочая сила
крестьянской семьи не могла найти применения непосредственно в
своем хозяйстве. Расчеты Л. Е. Минца показали, что в 1924/25 г.
доля неиспользованного труда (по числу непроработанных
рабочих дней) равнялась в среднем 19,2%. Но при этом в апреле
она упала до 11,6%, в июне — до 6,9, в июле — до 7,7, в
августе — до 4,4, в сентябре — до 9 %. С завершением полевых
работ удельный вес непроработанных рабочих дней резко
возрастает п составляет в октябре 32,3%, в ноябре 27,8, в декабре —
32,3, в январе — 19, в феврале — 33,2, в марте — 23,7, в мае —
20% 29. В число проработанных дней здесь уже включены
разного рода промыслы и отхожие заработки.
Нужно обратиться к структуре рабочего времени крестьянина,
чтобы получить представление о затратах труда в собственном
сельском и домашнем хозяйстве и о его резервах для
использования за пределами этого хозяйства. В табл. 1 представлены
64
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
данные о распределении рабочего времени в расчете на одного
работника в мужских рабочих днях как по обследованным
хозяйствам в целом, так и по посевным группам их.
Обращает на себя внимание достаточно строгая зависимость
распределения рабочего времени от размеров крестьянского
хозяйства. Общий запас рабочих дней на работника составлял в
среднем 272. Остальные дни приходились на праздники, ненастье
и болезни.
При этом оказалось, что с ростом размера хозяйства (а тем
самым и его состоятельности) у крестьянина появилось больше
возможностей для отдыха и для освобождения его от работы на
время болезни: запас рабочих дней на работника
последовательно снижается от 276 в хозяйстве с посевом менее 2 дес. до
263 в хозяйстве с посевом более 16 дес. В обратном направлении
изменялось число дней, затрачиваемых крестьянином на работу
в собственном сельском и домашнем хозяйстве — при 176 днях
на работника в среднем последовательное повышение от 166 дней
в хозяйстве с посевом менее 2 дес. до 197 дней в хозяйстве с
посевом более 16 дес.30
В крупном зажиточном хозяйстве (посевная площадь свыше 10
дес.) для каждого трудоспособного было на 20—30 дней работы
больше, чем в мелком бедняцком. Уже одно это обстоятельство
делало трудовой баланс в зажиточных хозяйствах более
благоприятным, свидетельствовало о том, что аграрной
перенаселенностью были поражены в большей мере маломощные,
преимущественно бедняцкие слои деревни.
Чем мельче по размерам, чем беднее было хозяйство, тем
больше оказывался общий запас рабочих дней каждого работника и
тем меньше он реализовывался в собственном хозяйстве, тем
больше становился, следовательно объем избыточного труда,
использование которого было возможно лишь на стороне. В
среднем по всем хозяйствам его величина была равна 89 рабочим
дням для каждого работника (за вычетом также времени,
отнятого «прочими работами», чаще всего общественными делами).
Однако в хозяйствах с посевом до 2 дес. она составляла 102 дня
и далее соответственно: от 2 до 4—91, от 4 до 6—86, от 6 до 8—
83, от 8 до 10—81, от 10 до 16—68 дней, а у тех, кто имел
свыше 16 дес. на хозяйство,— 56 дней. Бедняцкие и
маломощно-середняцкие слои деревни должны были искать работу вне
своего сельского и домашнего хозяйства, в котором им
значительную часть года нечего было делать и которое их не могло
прокормить. Объективная необходимость заставляла неимущую часть
крестьянства обратиться к занятиям разного рода промыслами в
деревне или отправляться на заработки в отход.
Однако данные об использовании труда в расчете на одного
работника не дагат полного представления о трудовом балансе
65
В. П. ДАНИЛОВ
крестьянского хозяйства. Известно, что более крупные хозяйства
отличались и более крупным составом семей. И поэтому,
несмотря на большую загрузку работников в собственном хозяйстве,
объем избыточного труда и у них оказывался довольно
значительным, позволяющим в деревенских или отхожих промыслах
создать новые источники дохода. По данным крестьянских
бюджетов за 1924/25 г., нами составлена табл. 2 об использовании
труда в расчете на хозяйство для Северо-Западного, Центрально-
промышленного, Центрально-земледельческого и
Средне-Волжского районов.
Непосредственно на сельскохозяйственные работы уходило не
более трети рабочего времени крестьянской семьи. Причем
максимальную занятость в своем хозяйстве дают районы так
называемой потребляющей полосы, т. е. районы производства
интенсивных сырьевых культур. В Северо-Западном районе, например,
351 рабочий день из 1061, т. е. 33% своего рабочего времени,
крестьянская семья затрачивала на сельское хозяйство, в
Центрально-промышленном районе — 30,7% рабочего времени.
Районы экстенсивного земледелия, напротив, характеризуются
снижением удельного веса затрат рабочего времени в
сельскохозяйственном производстве, особенно уменьшающимся в Центрально-
земледельческом районе — до 27,6% (350 дней из 1268).
Таким образом, в указанном районе почти 2/3 (72,4%)
рабочего времени крестьянина для сельскохозяйственного производства
вообще было «излишним».
Столь нерациональное использование труда в крестьянском
хозяйстве было объективно неизбежным до тех пор, пока в
основе земледельческого производства лежал ручной труд, пока
производительные силы сельского хозяйства не развились до такого
уровня, чтобы высвободить большое количество используемых от
времени до времени рабочих рук, пока промышленность не была
в состоянии полностью занять освободившийся в земледелии труд
и, наконец, пока сельское хозяйство не интенсифицировалось
настолько, чтобы обеспечить оставшимся работникам более или
менее постоянную нагрузку на протяжении всего периода
производства.
Резкие переходы от острого дефицита в рабочих руках к их
избытку и обратно и создавали возможность для
возникновения и развития крестьянских неземледельческих промыслов и
так называемого отходничества. Однако по своему
социально-экономическому содержанию крестьянская промысловая
деятельность и отходничество — явления в высшей степени сложные.
Попытка рассматривать их как нечто единое и вытекающее лишь
из сезонной безработицы, так или иначе свойственной
хозяйствам всех социальных групп крестьянства, не может привести к
успеху. Сам факт периодической безработицы крестьянина в
66
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
67
В. П. ДАНИЛОВ
68
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
своем хозяйстве имел для различных социальных групп деревни
далеко не одинаковое значение.
Показательно резкое уменьшение использования труда в
сельскохозяйственном производстве в бедняцких группах по
сравнению с середняцкими, а тем более зажиточными (см. табл. 2).
Если зажиточные хозяйства затрачивали на земледелие и
животноводство в промышленных районах примерно 650 рабочих дней,
что составляло около 35% годового запаса, то бедняцкая
группа — около 230 рабочих дней, или 23 %. В земледельческих
районах зажиточные группы при 500—600 рабочих дней,
используемых в хозяйствах, реализовывали 27—28% годового запаса
рабочего времени, а бедняцкие — всего 17—18% (130—160 рабочих
дней). Недоиспользование труда вследствие особенностей
земледельческого производства в хозяйствах низших бедняцких групп
крестьянства усугублялось недостатком средств производства.
Таким образом, различия в степени использования труда
крестьянского хозяйства и соответственно характер и масштабы
промысловой деятельности, в том числе и отходничества, находились в
прямой зависимости от размеров хозяйства, от количества и
качества имевшихся в нем орудий и средств производства, от его
способности обеспечить жизненными средствами крестьянина,
иными словами, от его социально-экономической принадлежности.
Хозяйства зажиточных крестьян были оснащены
необходимыми средствами производства, могли не только прокормить своих
членов, но и создавать запасы и вести накопления, перерастая
в мелкокапиталистические хозяйства. Поэтому перед ними не
возникала с такой остротой задача найти применение для своего
труда за пределами сельскохозяйственного производства. Эта
группа крестьянских хозяйств опиралась прежде всего на развитие
собственного сельскохозяйственного производства и за его
пределами использовала в среднем не более 3—5% годового запаса
рабочего времени своих членов. Возможность использования
части рабочих рук для заработков на стороне здесь создавалась
высокой обеспеченностью средствами производства и
применением наемного труда.
Для бедняцкого и маломощно-середняцкого хозяйств отхожие
промыслы являлись одним из важнейших источников средств к
жизни, по своему значению местами не только не уступающим
сельскохозяйственному производству, но даже превосходящим его.
В районах более интенсивного земледелия — Северо-Западном,
Западном и Центрально-промышленном — беднота затрачивала
около 13% своего труда на промыслах и заработках (не считая
найма в зажиточные сельские хозяйства), или 140 рабочих дней
против 230 дней труда, использованных в своем хозяйстве. В
Центрально-земледельческом районе, где малоземелье значительно
увеличивало масштабы «избыточности» труда, хозяйство с посе-
69
В. П. ДАНИЛОВ
вом до 2 дес. 161 рабочий день использовало в
сельскохозяйственном производстве и 147 дней — на промыслах и заработках, в
Среднем Поволжье — соответственно 130 и 123 рабочих дня, на
Северном Кавказе — 180 и 102 рабочих дня. В Уральской области
соотношение между этими двумя отраслями вложения труда
беднейшего хозяйства вообще изменяется. 172 рабочих дня оно
отдает заработкам на стороне и только 154 дня затрачивает на
собственное сельскохозяйственное производство (см. табл. 2) 31.
Бедняцкие и маломощно-середняцкие хозяйства из-за
недостатка средств производства не могли обеспечить себе
прожиточный минимум собственным сельскохозяйственным производством.
Нужда гнала крестьянина-бедняка и середняка из деревни в
отход на заработки. Как показала А. И. Хрящева, в
потребляющих губерниях удельный вес хозяйств, имевших отходников,
среди беспосевников был равен 73%, среди хозяйств с посевом до
2 дес— 51,8, с посевом от 2,1 до 4 дес— 45,6, с посевом от
4,1 до 6 дес.— 35,1%. Меньше всего отходников выделяли
зажиточные хозяйства — 27,3% 32.
Избыточный труд, наличие которого было одним из
важнейших условий отходничества крестьян на заработки, имелся в
хозяйствах самых различных социальных групп деревни. Поэтому
среди крестьян-отходников встречались и бедняк, и середняк, и
кулак. Однако по своему социально-экономическому содержанию
и по своему удельному весу среди источников дохода
отходничество играло принципиально различную роль в соответствии с
классовым обликом хозяйства крестьян.
ДИНАМИКА ОТХОДНИЧЕСТВА
ДО И ПОСЛЕ 1917 Г.
В дореволюционной России статистики крестьянских отхожих
промыслов не велось. О масштабах и динамике отходничества
можно было судить лишь по косвенным данным, главным образом
по данным о ежегодной выборке паспортов. Несмотря на
приблизительность полученных таким образом показателей, они
позволяют выявить основные тенденции развития отходничества в
буржуазно-помещичьей России. В свое время эта работа была
проделана Л. Е. Минцем 33. Воспользуемся ею для выяснения
самых общих тенденций развития отходничества до 1917 г., это
поможет выявить закономерности развития отходничества в
советское время.
Уже в первом пореформенном десятилетии отходничество
носило массовый характер. Тогда выбиралось в среднем за год
1233,4 тыс. кратковременных билетов и паспортов на срок до года.
Число отходников неуклонно росло вплоть до кануна первой ми-
70
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
ровой войны. К 1900 г. при росте населения за 40 предыдущих
лет в 1,5 раза число отходников увеличилось в 5 раз. Затем
интенсивность отходничества стабилизируется, хотя абсолютные
показатели по-прежнему растут. В 1906—1910 гг. число
выбранных паспортов достигает 8771,6 тыс. (в среднем за год); точных
сведений о профессиональном составе отходников
дореволюционной России не имеется. С различными оговорками принимается,
что от 40 до 45% общего числа отходников приходилось на
сельскохозяйственный отход и не менее 55% — на внеземледельче-
ские промыслы, причем накануне первой мировой войны
значение последних несколько возрастает. Что касается, наконец,
развития отходничества по районам Европейской России, то в
наибольшей мере оно втянуло население Центрально-промышленного
района и группы губерний Черноземного центра. К югу и на
север относительные показатели отходничества снижаются, вновь
возрастая на Крайнем Севере (Архангельская губ.) и юге
Европейской России (Астраханская губ. со своими специфическими
рыбными промыслами), а также в Северо-Западном районе (центр
притяжения — промышленно развитый Петербург) 34
Б советское время к работе по учету отходничества было
приступлено с 1919 г., когда Главторф провел обследование
рабочих-торфяников, имевшее, в частности, цель выяснения
текучести рабочей силы на торфоразработках35. С 1923 г. изучение
отходничества осуществлялось органами Народного комиссариата
труда СССР. Основу его составляют материалы анкетных
обследований по РСФСР, УССР и БССР, зафиксировавших прямые
показания волостных исполкомов об отходе и приходе за
соответствующий период. Такие обследования проводились с 1923/24
по 1928/29 г. Полученные таким образом данные не вполне
сопоставимы. До 1926/27 г. включительно отходниками считались
лица, уходившие на заработки за пределы волости (района), а с
1927/28 г.— за пределы своего села и жившие в это время вне
дома, иначе говоря, стал учитываться и внутриволостной отход.
Нужно отметить, что не все волостные исполкомы заполнили и
возвратили анкеты. Фактически обследование охватило в
1923/24 г. 68,9% волостей на территории Союза ССР,
в 1924/25 г.-73,3 в 1925/26 г.—79,4 и в 1926/27 г.—82%
волостей 36. Однако представительность собранного материала столь
велика, что произведенные на его основе исчисления могут
считаться вполне заслуживающими доверия.
Тогда же, как отмечалось выше, была проведена тщательная
разработка материалов обследования отходничества за 1923/24—
1926/27 гг. Современный исследователь имеет возможность
проследить динамику отхода на заработки из сельских местностей
по основным районам отхода и основным профессиям
отходников, детально изучить их распределение по группам профессий
71
В. П. ДАНИЛОВ
и губерниям. В опубликованном Наркоматом труда СССР
сборнике содержатся сведения о сельскохозяйственном и внеземледель-
ческом отходе (последний по 15 группам профессий с
подразделением некоторых из них — строителей, заготовщиков леса,
фабрично-заводских рабочих и ремесленников, транспортников — на
дополнительные рубрики) по 18 районам, а в границе каждого
из них — по губерниям за 1925/26 — 1926/27 гг. Имеются также
сведения об интенсивности отхода по районам (число
отходников на 1000 лиц населения) и об участии в отходе женщин.
«Чтобы дать необходимые для практической работы сведения
нашим местным органам», составители сборника сочли необходимым
опубликовать материалы обследования в подробнейшем
порайонном разрезе. Таблица «Распределение отхода по районам,
губерниям, уездам (округам) и волостям (районам)» занимает большую
часть сборника и содержит поистине уникальный материал об
интенсивности, профессиональном составе и основных
направлениях отходников на основании показаний волисполкомов
(опросный лист — исходный документ обследования — опубликован здесь
же).
Самые общие сведения о динамике отходничества в
середине 1920-х годов (табл. 3) говорят о значительности этого
явления. Но эти же данные показывают, что масштабы отходничества
в советское время по сравнению с дореволюционным претерпели
существенные изменения.
Численность отходников резко снизилась: в 1923/24 г. их
было в 5 раз меньше, а в 1926/27 г.— в 2,5—3 раза меньше,
чем накануне первой мировой войны. Этот факт прямо связан
с победой Великой Октябрьской социалистической революции.
72
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
В результате аграрной революции значительная часть бедняков
обзавелась средствами производства. Деревня осереднячилась,
сузилась социальная база отходничества.
Правда, сокращение до ничтожных размеров отхода в 1918—
1921 гг. и наблюдавшееся в эти годы обратное движение из
города в деревню объясняется главным образом сильнейшей
разрухой и голодом, обрушившимися на страну. Общая численность
отходников тогда составляла не более 200—250 тыс. человек37.
С переходом к нэпу положение меняется. Стала повышаться
реальная заработная плата рабочих. С 1922 по 1925 г. она
возросла в 2,5 раза. В сентябре 1925 г. реальная заработная плата
рабочих приблизилась к довоенной, составив 95,6% уровня
1913 г. В 1924/25 г. средний месячный заработок
фабрично-заводского рабочего равнялся 42,12 руб., тогда как наиболее высокая
заработная плата сельскохозяйственного рабочего составляла
23,32 руб., т. е. около 60% заработка промышленного рабочего.
В 1926/27 г., по данным комиссии Совнаркома, проверявшей
тяжесть налогового обложения, средний годовой доход рабочего был
равен 338 руб., тогда как у бедняка он исчислялся 127,8 руб.,
а у середняка — 174,6 руб. Иными словами, средний размер
дохода одного городского рабочего превышал доход бедняка более чем
в 2,5 раза, а середняка — почти в 2 раза 38. Мелкотоварное
хозяйство не обеспечивало таких темпов роста материального
благосостояния крестьян, которые уже были созданы для рабочего класса
восстановлением и развитием крупной социалистической
промышленности.
Восстановление и развитие производительных сил
промышленности и сельского хозяйства служили основой для роста
общественного разделения труда в стране, роста городов и
индустриального населения. Возобновился и сезонный отход крестьян
на заработки; уже в 1923/24 г. он достиг 1,6 млн. человек в
границах Российской Федерации, Украины и Белоруссии. За
1924/25 г. численность отходников выросла на 71,5%, за
1925/26 г.—еще на 14,6% и достигла 3,3 млн. человек. Огромное
увеличение отходничества в 1924/25 г. было в значительной мере
обусловлено недородом 1924 г., когда в деревне резко возросло
количество хозяйств, не имевших возможности обеспечить себе
прожиточный минимум сельскохозяйственным производством.
Преодоление последствий недорода объясняет сокращение
прироста отходничества после 1925 г. (особенно заметное в
Центральночерноземном районе и Среднем Поволжье), а в Центрально-про-
мышленном районе и Нижнем Поволжье — даже его абсолютное
уменьшение.
1925—1926 годы были весьма благоприятными для сельского
хозяйства, поэтому данные за этот период можно считать
отражающими нормальное развитие процесса. Они скорее преуменьшают
73
74
75
76
77
78
79
80
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
его масштабы, чем преувеличивают. Отходничество особенно
быстро росло в индустриально развитых районах, а также в аграр-
но перенаселенных районах, где последствия социального
расслоения крестьянства усугублялись малоземельем. Из
Центрально-черноземного района в 1923/24 г. отправлялось на поиски
заработка 94,5 тыс. человек, а в 1926/27 г.—292,4 тыс. человек.
В Западном районе число отходников в 1924/25 г. выросло до
100,6 тыс. (за год более чем в 2,3 раза), а в 1925/26 г.—до
123,1 тыс., но в 1926/27 г. уменьшилось до 116,7 тыс. В Северо-
Западном районе за два года число отходников увеличилось
почти в 2 раза (со 132,8 тыс. до 263,5 тыс.). Значительным был
рост отхожих промыслов крестьянства на Урале и в Среднем
Поволжье, главным образом в западной его половине (к 1926/27 г.
—почти в 2,5 раза) 39.
К 1926 г. восстановилось соотношение между районами
отходничества. Как свидетельствуют данные об интенсивности
отхода (табл. 4), районами наиболее развитых крестьянских отхожих
промыслов были Центрально-промышленный, Северо-Западный,
Ленинградско-Карельский, Вятский и Центрально-черноземный.
Близость городских промышленных центров, исстари развитые
промысловые занятия крестьян, большая плотность сельского
населения — все это способствовало широкому распространению
отхожих, главным образом неземледельческих, заработков. В 1926/27 г.
из сел и деревень промышленного центра ушло на
заработки 58,7 человека на каждую тысячу крестьянского населения.
При этом во Владимирской губ. было 71 отходник на тысячу
населения, в Иваново-Вознесенской — 71, в Тверской —
66,7, в Костромской — 69,3, в Калужской — 84,6, в Рязанской —
69,1 человек. Здесь на заработки очень часто уходило свыше
половины взрослого мужского населения села. Чрезвычайно высокая
интенсивность ухода в Дагестане (113,4 человека на тысячу
сельских жителей) была связана с крайним малоземельем горных
районов 40.
По абсолютному количеству отходников первое место
принадлежало также Центрально-промышленному району, на долю
которого приходилось около трети всех отходников РСФСР, затем шли
Черноземный центр (12,2% отходников), Северо-Западный район
(9,7%), Среднее Поволжье (9,1%), Урал (7%) и
Северо-Восточный район (5,9%).
Для основной массы крестьянства отходничество означало в
той или иной мере переход из числа самостоятельных
производителей-собственников в ряды рабочего класса с тем, однако,
существенным различием, что земледельческий отход не менял
сферы их производственной деятельности, тогда как отход на
заработки в промышленность коренным образом изменял ее.
81
В. П. ДАНИЛОВ
ОТХОЖИЕ ПРОМЫСЛЫ КРЕСТЬЯН
В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ
С самого начала восстановления отходничества очень
отчетливо выявились его особенности по сравнению с дореволюционным
временем. К наиболее существенным среди них относится резкое
сокращение «сельскохозяйственных промыслов». И это
обстоятельство явилось следствием аграрной революции, покончившей не
только с помещичьим землевладением, но и с крупным
частнокапиталистическим хозяйством,— главными «потребителями»
чужого труда. До революции сельскохозяйственными промыслами
занималось около 3 млн. отходников (до 45% их общей
численности). За 1923/24 г. в земледельческий отход отправилось
215,4 тыс. человек, что составляло всего 12,9% общего отхода.
Недород 1924 г. резко усилил отходничество крестьян на заработки
из пострадавших районов в более благополучные: на
сельскохозяйственных работах за пределами своей волости в 1924/25 г.
трудилось уже 614,9 тыс. человек (21,4% отходников).
Последующие годы дают очень заметное сокращение
сельскохозяйственного отхода: в 1925/26 г.— 355,3 тыс. человек,
в 1926/27 г.— 339,8 тыс. человек (10,8% общей массы
отходников) 41. Это были урожайные годы, когда крестьянские
хозяйства в массе своей заметно окрепли и смогли существенно
увеличить собственное производство.
Констатируя факт снижения сельскохозяйственного отхода,
Л. Е. Минц писал, что объяснить его «чрезвычайно трудно, так
как мы не знаем причин, которые должны были бы уменьшить
отход в 1925/26 г.» Далее он предположительно отмечал:
«Возможно, что в 1925/26 г. крестьянское население шире начало
пользоваться местным наемным трудом, используя для этого
«Временные правила»» 42. Однако «Временные правила об условиях
применения подсобного наемного труда в крестьянских
хозяйствах», утвержденные СНК СССР 18 апреля 1925 г., расширяли
возможности найма рабочей силы крестьянскими хозяйствами во
всех районах страны. Их введение само по себе могло привести
скорее к росту сельскохозяйственного отхода, а не к его
уменьшению. Оно и привело к общему увеличению численности
батрачества прежде всего путем легализации значительной части
найма рабочей силы, ранее маскируемой разного рода
«помочами», «родственными» связями, вплоть до фиктивных браков с
батраками и батрачками из отходников.
Колебания в количестве рабочей силы, выбрасываемой на
сторонние земледельческие заработки, были связаны не с
отдельными актами государственного регулирования социальных
процессов в деревне, а с общим состоянием крестьянского хозяйства,
с динамикой его собственного производства. Не случайно, что
82
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
объем специализированного отхода на сельскохозяйственные
заработки в качестве рабочих свеклосахарных плантаций и в
качестве пастухов не сокращался, а увеличивался. В 1924/25 г. среди
отходников было 12,6 тыс. пастухов, в 1925/26 г. —19,4 тыс., а
в 1926/27 г.— 21,1 тыс. Численность рабочих отходников в
совхозах Сахаротреста в 1924/25 г. составила 18,9 тыс., в 1925/26 г.—
104,5 тыс., а в 1926/27 г.— 126,1 тыс. человек. В обоих случаях
рост более чем значительный. Сокращался отход на заработки в
качестве своего рода «сельскохозяйственных разнорабочих»,
главным образом в качестве батраков в единоличных крестьянских
хозяйствах. Эта категория отходников насчитывала в своих рядах
583,5 тыс. человек в 1924/25 г., 231,4 тыс.—в 1925/26 г. и
192,6 тыс.-в 1926/27 г.43
Сокращение сельскохозяйственного отхода являлось прямым
свидетельством ограниченности возможностей аграрного
капитализма в условиях нэпа. Формирование армии
сельскохозяйственного пролетариата, одним из основных отрядов которого до
революции были отходники, теперь встретилось с непреодолимыми
препятствиями в политике Советского государства, направленной
на поддержку бедноты и ограничение эксплуататорских
устремлений кулачества, во всем объективном ходе
социально-экономического развития деревни, приводившем к ее осереднячиванию..
Развитие капитализма в сельском хозяйстве, наблюдавшееся
на первых стадиях нэпа, не достигло уровня, когда
эксплуатируемый пролетариат практически полностью отрывается от
собственного хозяйства и становится «свободным, как птица»,
бродячим, ищущим применения своего труда в любом районе
страны, когда складывается национальный рынок на рабочую силу,,
т. е. уровня, достигнутого аграрным капитализмом России в
конце XIX в. Теперь это был примитивный капитализм, который
предпочитал легче маскируемую и более грубую и дешевую
эксплуатацию рабочей силы соседей. Любопытно, что в
сокращавшейся в целом массе сельскохозяйственных отходников
заметно увеличивалась доля женщин, эксплуатация труда которых былз
дешевле и проще. В 1924/25 г. женщины составляли 34,4%
ушедших в отход на сельскохозяйственные заработки, в 1925/26 г.—
46,4, в 1926/27 г.—48 %44. Но и при этих изменениях
отходники остались крупной группой сельскохозяйственных рабочих,
систематически и продолжительное время проводящих на работе
по найму. В 1926/27 г. средняя продолжительность отхода на
сельскохозяйственные заработки составила 4,2 месяца, в том
числе: у пастухов — 6,2 месяца, у рабочих на свеклосахарных
плантациях — 2,5, у остальных — 4,3 месяца 45. Нужно учесть, что за
1923/24 г., например, в сельском хозяйстве на каждого занятого
пришлось в среднем 97 дней работы (т. е. 3,2 месяца) 46.
Отходник проводил на сельскохозяйственных заработках практиче-
83
В. П. ДАНИЛОВ
ски все время полевых работ. Его сезонность как наемного
работника была всего-навсего результатом сезонного характера
сельскохозяйственных работ, а отнюдь не свидетельством
существования в качестве самостоятельного мелкого хозяина.
Основными районами сельскохозяйственного отхода в
1926/27 г., как свидетельствуют данные табл. 4, были Украина
(53,2% отходников рассматриваемой группы, в том числе почти
80% занятых на свеклосахарных плантациях), Северный Кавказ
(вместе с Дагестаном — 14,3%), Центрально-черноземный район
(11,8%, в том числе 20% занятых на свеклосахарных
плантациях47) и Центрально-промышленный район (8,2%). Впрочем
последний оказался в этой группе районов благодаря чрезвычайно
большой массе отходников, приходящихся на его долю вообще.
В остальных районах отходники на сельскохозяйственные
заработки исчислялись весьма малыми величинами: Средняя Волга —
2,2%, Нижняя Волга — 2, Урал — 1,6, Западный район — 0,9,
Северо-Западный — 0,8, Сибирский — 0,2%.
Обратившись к данным о распределении отхода по волостям
(районам, кантонам), мы обнаруживаем интересный и важный
факт концентрации и своеобразной специализации отходников
даже такой малоквалифицированной профессии, какой была в то
время профессия сельскохозяйственного рабочего. Из 2747
волостей РСФСР, обследованных в 1926/27 г., 260 отпускали на
сельскохозяйственные заработки по 50 человек и более 48, в том
числе: 70 волостей — от 50 до 100, 72 волости — от 101 до 200,
71 волость — от 201 до 500, 20 волостей — от 501 до 1000, 17
волостей — от 1001 до 2000 и 10 волостей — свыше 2000
сельскохозяйственных рабочих49. Очень часто (если не в большинстве
случаев) это были волости специализированного отхода в
качестве рабочих свеклосахарных плантаций, пастухов, косарей и т. д.
В Воронежском уезде из Больше-Верейской волости 804
отходника на «сельскохозяйственные промыслы» стали рабочими
свеклосахарных плантаций, из Задонской — 125 отходников, в
Россошанском уезде из Павловской волости —1755, в Усманском
уезде из Талицкой волости — 1080, в Курском уезде из
Рыбинской волости — 634, в Льговском уезде из Ивановской волости —
339 и т. д. На территории Гайворонского уезда Дорогощанская
волость отпускала на сельскохозяйственные работы 8404
отходников, в том числе 8192 с свеклосахарных плантаций;
Ведовская волость — 2100 отходников, в том числе 1800 рабочих
свеклосахарных плантаций; на территории Борисоглебского уезда
Терновская волость — 3745 отходников, в том числе 3730 на
свеклосахарные плантации 50. В данном случае профессиональная
специализация отходников одной волости была связана с близостью
места заработков от места жительства.
Интересно выделение волостей отхода на заработки в каче-
84
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
стве пастухов. Особенно много «пастушеских» волостей оказалось
в Центрально-промышленном районе. Во Владимирской губ. (и
уезде) Небыловская волость отпускала в отход 3376 пастухов
(при 3411 отходниках на сельскохозяйственные работы), в Юрьев-
Польском уезде Иваново-Вознесенской губ. Лучинская волость —
760 и Калининская — 297 пастухов, в Сухиничском уезде
Калужской губ. Перестряжская волость — 1300 и Козельская — 119
пастухов, в Малоярославском уезде той же губернии Абрамовская
волость — 132 пастуха. Во всех этих случаях
сельскохозяйственный отход был только «пастушеским». Исключительно или
преимущественно пастухами шли на сельскохозяйственные
заработки отходники из Двоенской волости (102 человека)
в Егорьевском уезде Московской губ., Неруксовской волости
(302) в Лукояновском уезде и Алистеевской (222) в
Нижегородском уезде Нижегородской губ., Кесовской (182) и Юр-
кинской (107) в Бежецком уезде, Горицкой (431), Славковской
(274) и Кашинской (140) в Кимрском уезде, Погорельской
(1690) и Степуринской (308) в Ржевском уезде, Ильгощинской
(450) и Тредубской (436) в Тверском уезде Тверской губ., Бо-
городицкого (501) и Тепло-Огаревского (319 человек) районов
Тульской губ. На территории Центрально-черноземного района так
же имелись волости с отходом значительного числа пастухов:
Солнцевская (173) в Курском уезде, Больше-Халянская (132) и
Старо-Оскольская (ИЗ) в Старо-Оскольском уезде, Тимская (141)
в Щигровском уезде, Дорогощанская (212) в Гайворонском уезде.
(Мы не называем волости, где число отходников данной
профессии было меньше 100). В Западном районе выделялась Труб-
ческая волость Почепского уезда, отправлявшая в отход 1,5 тыс.
пастухов. Значительное число пастухов уходило на отхожие
заработки в Дагестане и Калмыкии51.
Отметим, наконец, наличие в разных районах страны волостей
с массовым отходом сельскохозяйственных рабочих (помимо двух
названных выше специализированных групп). Рязанская волость
(одноименного уезда) отпускала 4 тыс. сельскохозяйственных
рабочих, Степуринская в Ржевском уезде — 1,1 тыс., Верхне-Ма-
монская в Богучарском уезде — 1,4 тыс., Мучканская в
Борисоглебском уезде — 1,4 тыс., Больше-Березанская в Корсунском
уезде (Ульяновская губ.) — 1,8 тыс., Покровский район в Шад-
ринском округе (Урал) — 2,1 тыс., Ново-Александровский
район в Армавирском округе — 1,1 тыс., Зейский в
Донецком округе — 1,1 тыс., Белоглинский в Сальском округе — 2,3 тыс.,
Дивенский — 4,2 тыс., Благодарненский — 2,8 тыс., Медвежен-
ский — 2,1 тыс., Александровский — 1,6 тыс., Петровский —
1,4 тыс. в Ставропольском округе, Левокумский район в Терском
округе — 1,5 тыс.52 Массовый отход работников данной профессии
ручного труда из одной местности обеспечивал возможность при
85
В. П. ДАНИЛОВ
менения исстари сложившейся артельной формы самоорганизации
отходников. Артели косарей и жней были наиболее
распространенными среди отходников на сельскохозяйственные заработки.
К сожалению, при обработке материалов обследования
отходничества недостаточно внимания было уделено его
направлениям — районам прихода. Для сельскохозяйственного отхода мы
имеем данные лишь за 1923/24 г., показывающие распределение по
районам прихода 103,1 тыс. человек (несколько меньше
половины этой категории отходников); из них 33,5% пришли на
Украину, 23,6% — на Северный Кавказ, 7,8% — в
Центрально-промышленный район, 2,6 % — в Центрально-черноземный район 53.
Данные за 1923/24 г. отражают особенности восстановительных
процессов как в сельском хозяйстве, так и в самом отходничестве.
Но и они показывают, что главными районами прихода
отходников на земледельческие заработки остались Украина и Северный
Кавказ, выделившиеся в этом отношении уже к концу XIX в.54
Как и раньше, Центрально-черноземный район больше отпускал,
чем принимал отходников. Тем не менее приведенные сведения
показывают, что в 1920-х годах для отходников па
сельскохозяйственные заработки основные районы отхода и прихода совпадают.
Иначе говоря, сельскохозяйственный отход выступает перед нами
как преимущественно внутрирайонный. Это вполне
корреспондирует с общим сокращением численности его участников: и то, и
другое свидетельствует об ограниченности развития
капиталистического уклада в деревне, в частности о том, что
общероссийский рынок на рабочую силу в сельском хозяйстве не был
восстановлен в сколько-нибудь значительной мере.
ОТХОДНИКИ НА НЕЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИХ ПРОМЫСЛАХ
Неземледельческие отхожие промыслы, как уже отмечалось,
являлись формой отвлечения сельского населения в города, одним
из проявлений процесса индустриализации страны и, в частности,
роста индустриального населения за счет земледельческого.
Ознакомление с профессиональным составом отходников на
неземледельческие заработки вскрывает последовательные
ступени этого процесса. Основная масса крестьян, периодически
наводнявшая город в поисках заработка, вообще не имела никакой
квалификации и стремилась устроиться на сезонных черных
работах (мощение дорог, землекопные работы и т. п.). В 1923/24 г.
удельный вес чернорабочих среди отходников составлял 30,6%,
а вместе с заготовителями и сплавщиками леса, торфяниками и
рыбниками — 49,3%) 55 Удельный вес этой наименее
квалифицированной части отходников оставался наиболее значительным на
всем протяжении изучаемого периода: в 1925/26 г.—43,5%, в
1926/27 г.—45,2%. Отчетливую тенденцию к понижению обнару-
86
КРЕСТЬЯНСКИЙ: ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
жила лишь доля чернорабочих, которая в 1925/26 г. составляла
22,7%, а в 1926/27 г.—21,1% (см. табл. 4). Перечисленные
категории отходников (кроме заготовителей и сплавщиков леса)
отличались особенно активным участием женщин (среди
чернорабочих — свыше 1/5, а среди торфяников и рыбников — более
1/3). Все они характеризовались также особенной текучестью
и непрочностью связей с «промышленными занятиями». Средняя
продолжительность отхода у чернорабочих не превышала 6
месяцев, у рыбников — 3,8, у торфяников — 3,6, у сплавщиков
леса — 3,2 месяца. Более или менее прочно из них оседали в
городе очень немногие (в 1925/26 г. всего 4% отходников-черно-
рабочих круглый год проводили в городе) 56.
Показательно распределение групп неквалифицированного
неземледельческого отхода по районам страны. Относительно
равномерно по территории Союза ССР размещались только места
отхода чернорабочих. Повсюду абсолютная масса чернорабочих
отходников была значительной. Однако в районах с развитой
промышленностью или специальными промыслами удельный вес
чернорабочих был невелик: в Центрально-промышленном
районе— 11 % «своих» отходников, в Северо-Западном — 9, в
Северном— 11,1, в Уральском — 14,3 и т. д. Иное дело — типичные
аграрные районы. В Центрально-черноземном районе среди
отправлявшихся на отхожие промыслы крестьян 30,4% становились
чернорабочими, в Средне-Волжском — 37,6, в Нижне-Волжском —
32,3, в Дагестанской АССР — 34,5, в Башкирской АССР — 38,4,
в Казахской АССР — 60,9, в Сибирском районе — 29,3%. Можно,
следовательно, принять, что высота удельного веса чернорабочих
в составе отходников находится в прямой зависимости от
степени «аграрности» района и в обратной — от «промысловости»
(имея в виду не только развитие промышленности, но и
наличие каких-либо специальных промыслов). Относительно высок
был удельный вес чернорабочих и среди отходников Украины
(29%), что объяснялось отсутствием развитых промыслов,
которые могли бы привлечь значительные массы
неквалифицированной рабочей силы.
Казалось бы, что массовость отхода в качестве
чернорабочих должна была привести к их более или менее
равномерному, рассеянному размещению и внутри районов. Однако, как
свидетельствуют волостные данные, и для этой категории
отходников была характерна заметная концентрация по местам
постоянного жительства. Из 2747 волостей, районов и кантонов
Российской Федерации, давших сведения об отходничестве за
1926/27 г., по 50 и более чернорабочих отпускали 1026 волостей.
Среди них 215 волостей насчитывали от 50 до 100 человек,
ушедших в отход чернорабочими, 251 волость — от 101 до 200, 360
волостей — от 201 до 500, 123 волости — от 501 до 1000, 65 воло-
87
В. П. ДАНИЛОВ
стей — от 1001 до 2000 и 12 волостей — свыше 2 тыс. человек 57.
Волости массового отхода крестьян на черные работы (свыше
1 тыс. человек) составляли менее 3% общей численности
обследованных волостей, но давали почти 25% отходников
чернорабочих в РСФСР 58.
Разработка природных богатств, естественно, привлекала
отходников из ближайших районов. Как показывают данные табл. 4,
из торфяников 74% приходилось на Центрально-промышленнный
район, 5,3% — на Центрально-черноземный, 12,2% — на Среднюю
Волгу (правобережная часть), 3,4% —на Западный и 3% —на
Северо-Западный район. Рыбники на 65,7% были отходниками
Нижнего Поволжья, 9,7% — Северного Кавказа (вместе с
Дагестаном), 2,2% —Среднего Поволжья, 13,1% —Северо-Западного
и Северного районов, 3,6% —Украины, 2% —Дальнего Востока.
Все это районы, прилегавшие к рыбным промыслам. В Нижнем
Поволжье на рыбные промыслы отправлялось 39,1% отходников
района. На заготовках и сплаве леса работали главным образом
отходники из Северо-Западного (24,1%),
Центрально-промышленного (17%), Северного (14,5%), Уральского (13,4%), Вятского
(7,3%) районов. Кроме того, от 2 до 5% отходников этой
группы шли из Башкирии, Средне-Волжского и Западного
районов, Белоруссии и Украины. При этом лесные промыслы
давали заработок 55,7% отходников Северо-Западного района, 57,8% —
Северного, 54,3% —Уральского, 40%—Вятского. Перед нами
районы практически специализированного отхода.
В действительности профессиональная специализация сельских
местностей, отпускавших отходников рассматриваемых категорий,
была намного более глубокой. Если выделить волости массового
отхода (более 1 тыс. человек), то окажется, что в Российской
федерации на их долю приходилось 42,9% отходников,
промышлявших на заготовке и сплаве леса (115 волостей, 228,5 тыс.
лесозаготовителей и сплавщиков), 41,8% отходников на
рыбные промыслы (8 волостей, 22,2 тыс. рыбников) и 66,4%
работников на торфоразработках (28 волостей, 81,7 тыс. человек) 59.
Вот характерные примеры. Иваново-Вознесенская губ. отпускала
на заготовки и сплав леса 13,4 тыс. отходников. Из них две
волости — Николо-Макарьевская и Завряжная — были местом
жительства (и отхода) для 9,9 тыс. человек, а остальные 57
волостей — для 3,5 тыс. При этом все представители названных
двух волостей были сплавщиками 60. Из 75 волостей
Сталинградской губ. на рыбные промыслы уходило 7,5 тыс. человек, в том
числе 6 тыс. из Капустино-Ярской и Каменно-Ярской волостей 6I.
Что касается торфяников, то шестую часть их общей численности
в РСФСР давали Раненбургская и Скопинская волости
Рязанской губ. (20,1 тыс.) 62.
Одной из самых крупных групп отходников по численности
88
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
и значению в народном хозяйстве являлись строители. В 1923—-
1927 гг. их удельный вес колебался в пределах 15—18%,
обнаруживая незначительную, но постоянную тенденцию к повышению.
В 1926/27 г. численность армии строителей, прибывшей из
деревни на стройки страны, достигла 582,3 тыс. человек. Почти
половина из них была плотниками (245,1 тыс. человек).
Значительной была численность каменщиков (88,4 тыс.), штукатуров
(33,9 тыс.), маляров (24,5 тыс.), кирпичников (19 тыс.),
печников (16,6 тыс.), кровельщиков (12,3 тыс.), мостовщиков (9,1 тыс.),
бетонщиков (6,3 тыс.). Но среди них имелось и 61,4 тыс.
землекопов, т. е. фактически тех же чернорабочих63. В массе
своей они были сезонниками (срок работы за пределами
хозяйства в среднем 5,5 месяца в год). Квалифицированность давала
им возможность легче найти работу в городе, обеспечивала более
высокий заработок. Однако сезонность строительных работ
осложняла переход этой группы отходников к постоянной работе в
городе. В 1925/26 г. только 0,8% отходников-строителей
проводило в городе весь год 64.
Особенности организации строительных работ и необходимость
определенной квалификации объясняют почти исключительно
мужской состав отходников-строителей. Удельный вес женщин
среди них был минимальным (в 1926/27 г.— 1,3%).
Чрезвычайно характерна высокая концентрация отходников-
строителей в центральных районах страны. Около половины их
общей численности приходилось на Центрально-промышленный
район (49,5%). Кроме того, 11,3% строителей давал
Центральночерноземный район, от 5 до 6% — Западный, Северо-Западный и
Средне-Волжский районы, 8,1% —Украина. Отход на
строительные работы из других районов страны был незначителен, а на
восток от Волги вообще ничтожен.
Обращает на себя внимание глубокая специализация
отходников-строителей не только по районам (губерниям), но и по
волостям, установленная обследованиями, проводившимися в
советское время, но уходящая своими корнями в давно прошедшие
времена. И в пределах Центрально-промышленного района
специальности отходников-строителей не были сколько-нибудь
равномерно распределены по губерниям, уездам и волостям.
Плотники главным образом отпускались Рязанской (60,1% уходящих в
отход с ее территории строителей), Московской (63,5%),
Иваново-Вознесенской (79,3%), Костромской (53,5%) и Тверской (47%)
губ. Перечисленные пять губерний давали более 70% плотников-
отходников Центрально-промышленного района (10 губерний).
Каменщиков отпускали преимущественно Владимирская губ. (6,5
тыс.), Калужская (9,6 тыс.), Нижегородская (5,5 тыс.),
Тверская — (6,7 тыс.). На эти четыре губернии приходилось 85,8%
каменщиков района 65.
89
В. П. ДАНИЛОВ
Присматриваясь к местностям выхода строителей,
обнаруживаем, что и внутри губернии они распространены далеко не
равномерно. Во Владимирской губ. строителей отпускал главным
образом Владимирский уезд (67,6%). В границах уезда из 17
волостей с отходниками выделялось 8 волостей, отходники которых
являлись преимущественно или исключительно строителями.
Только строителями были отходники Боголюбовской волости — 2687
человек, из которых 1818 значились малярами; Борисовской
волости — 2854 отходников, в том числе 2135 каменщиков;
Быковской волости — 722 отходника, в том числе 519 каменщиков;
Второвской волости — 1750 отходников, в том числе 1174 маляра;
Стародворской волости — 1997 отходников, в том числе 1002
каменщика; Суздальской волости — 1650 отходников, в том числе
750 каменщиков и 700 кирпичников. Почти исключительно
строителями уходили на заработки отходники Владимирской волости:
1917 строителей, из которых 1347 работали штукатурами
(нестроителями в этой волости оказались 54 отходника), и Судогодской
волости: 1768 строителей, из которых 952 работали плотниками
(нестроителями были 183 отходника) 66.
Высокая степень специализации отходников отдельных
волостей по строительным профессиям — результат и свидетельство
длительного исторического развития промысловых занятий,
передачи трудовых навыков и умения из поколения в поколение.
Каменщики, штукатуры, маляры и плотники Владимирщины
1920-х годов предстают перед нами прямыми потомками
строителей храмов и дворцов Владимира, Суздаля, Боголюбова,
создателей Спаса Покрова на Нерли и деревенской церкви в Кидекше.
Исстари сложилась и организационная форма отхода
строителей — артели, которые составлялись обычно из жителей одной
волости или села. С этим также было связано их расселение
своеобразными гнездами. На долю, например, Борисовской и
Стародворской волостей приходилось 3,1 тыс. каменщиков — почти
половина всего отхода этой категории строителей из Владимирской
губ. Такая же картина в Калужской губ.— более трети
каменщиков уходили в отход всего из трех волостей: Лихвинской и
Богдановской Лихвинского уезда и Козельской Сухиничского
уезда (3,6 тыс. человек) 67.
К таким же выводам приводит рассмотрение данных о
распределении строителей по волостям (районам, кантонам)
Российской Федерации в целом. 826 волостей (около трети
обследованных) отпускали на строительные работы по 50 и более человек,
в том числе: 185 волостей — от 50 до 100, 182 волости — от 101 да
200, 206 волостей — от 201 до 500, 124 волости — от 501 до 1000,
93 волости — от 1001 до 2000, 34 волости — от 2001 до 5000 и
3 волости — свыше 5000 человек. 130 волостей массового отхода
выделяли 46,2% отходников-строителей68.
90
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
Особенно прочно связывались с городом, с промышленностью
наиболее квалифицированные группы отходников:
фабрично-заводские рабочие и горняки. Их общий удельный вес среди
отходников в 1923/24 г. составлял 13,9% (фабрично-заводские
рабочие и ремесленники, включая пищевиков69 — 10,2% и
горняки — 3,7% 70), а в 1925/26 г. достиг максимального
уровня — 17,6% (фабрично-заводские рабочие и ремесленники вместе
с пищевиками — 12,5%, горняки — 5,1%). Численность этих групп
отходников за два года более чем удвоилась: 232,7 тыс. человек
в 1923/24 г. и 576,3 тыс. человек в 1925/26 г. Часть
отходников на заработки в промышленность уже завершила процесс
превращения из крестьянина в рабочего. В 1925/26 г. 4,7%
отходников из группы горняков и 15% из группы фабрично-заводских
рабочих на отхожих промыслах, па промышленных предприятиях
работали круглый год, возвращаясь в деревню лишь в отпуск на
время страды71. Еще более об этом свидетельствует сокращение
численности рабочих фабрично-заводской и горной
промышленности среди отходников, наблюдавшееся с 1926/27 г.
Развертывавшаяся индустриализация страны год от года расширяла
возможности привлечения новых масс работников к постоянному
промышленному труду. Естественно, что этой возможностью
раньше других воспользовалась наиболее квалифицированная группа
отходников, уже приобщившаяся к труду в промышленности
(факт, сам по себе свидетельствующий о связи отходничества с
аграрным перенаселением и о том, что масштабы отходничества,
как и аграрного перенаселения, в значительной мере
определялись способностью промышленности занять рабочие руки).
Сокращение численности отходников — промышленных
рабочих было очень значительным: почти на 20% как по группе
фабрично-заводских рабочих и ремесленников, так и по группе
горнорабочих (табл. 5). Любопытно, что это сокращение
произошло главным образом за счет профессий, требовавших
наибольшей квалификации и наиболее регулярной и длительной работы в
промышленности, иначе говоря, за счет собственно рабочих
профессий — металлистов, деревообделочников, кожевников,
текстильщиков, печатников, стеклофарфорщиков. Возросло число
отходников, занятых в производстве одежды и обуви (портных,
швейников, вальщиков, сапожников и т. п.), т. е. профессий, которые
были тогда не столько фабрично-заводскими, сколько кустарно-
ремесленными, а их представители — не столько рабочими,
сколько кустарями. Направление структурных сдвигов в
отходничестве было непосредственно обусловлено ускорением процесса
индустриализации.
В определенной мере охарактеризованным сдвигам в
структуре промышленных отходников соответствуют и различия в
продолжительности пребывания в отходе различных категорий фаб-
91
В. П. ДАНИЛОВ
рично-заводских рабочих и ремесленников, а также горнорабочих.
По данным за 1926/27 г., занятия в производстве одежды и
обуви требовали отхода на 4,4 месяца, стеклофарфорщики
уходили на 4,9, кожевники — на 5,3, деревообделочники — на 5,4,
точильщики и горнорабочие — на 6,4, металлисты — на 7,1,
пищевики — на 7,4, печатники — на 9,9, текстильщики — на 10,3 месяца.
В среднем отходник в промышленности был занят 5,4 месяца.
Приведенные данные показывают, насколько далеко зашел
отрыв от сельского хозяйства металлистов, печатников,
текстильщиков. Деятельность в «отходе» стала для них основным, а
работа в сельском хозяйстве — побочным занятием. В общей массе
отходников — промышленных рабочих и ремесленников в
1925/26 г. группа находившихся весь год на заработках
определялась в 15% 72, т. е. достигла почти 600 тыс. человек.
Собственно говоря, они уже не были крестьянами. По своему
действительному положению они принадлежали к группе промышленных
рабочих, не полностью утративших связь с землей. Их
окончательный разрыв с сельским хозяйством, мы уже видели это, не
заставил себя ждать, как только растущая промышленность
предоставила такую возможность.
В 1926/27 г. половину фабрично-заводских рабочих и
ремесленников среди отходников давали села и деревни Центрально-
92
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
промышленного района: 165,6 тыс. человек из 336 тыс. человек
(вместе с пищевиками). Центрально-черноземный район отпускал
18,5 тыс. отходников названной категории (5,5%),
Средне-Волжский — 30,5 тыс. (9,1%), Северо-Западный — 15,6 тыс. (4,6%),.
Северный—13,5 тыс. (4%), Западный — 7,3 тыс. (2,2%),
Вятский — 7,2 тыс. (2,17о), Уральский — 7,1 тыс. (2,1%), Украина —
28,2 тыс. (8,4%), Дагестан — 28,2 тыс. (8,4%). Сибирь и
юго-восточные районы страны, включая Нижнее Поволжье и Северо-
Кавказский край, практически не знали отхода крестьян на
заработки в качестве фабрично-заводских рабочих и ремесленников.
Обращает на себя внимание ничтожно малый отход на работу в
промышленность уральских крестьян, что объясняется учетом
отхода только за границы волости, тогда как здесь завод чаще
всего размещался в ее пределах, и крестьяне втягивались в
промысловые занятия без отхода из волости или без отхода
вообще 73. Поэтому особенно сильное сокращение численности
отходников — промышленных рабочих (в 2,3 раза за год) было
свидетельством не упадка, а подъема промышленности на Урале.
Напротив, необычно велик удельный вес отходников интересующей
нас группы в Дагестане — 36,6 %. Причем среди них было много
представителей, например, такой индустриальной профессии, как
металлисты (из Вицхинского участка Лакского округа уходило на
заработки 1740 «фабрично-заводских и ремесленных рабочих»,
в том числе 1223 металлиста, из Тлейсерухского — 312 рабочих,
в том числе 288 металлистов и т. д.74). В данном случае речь
идет, однако, не о фабрично-заводской промышленности и
индустриальных рабочих, а о традиционных ремеслах и столь же
традиционных формах работы кустарей, бродивших из аула в аул в
поисках заказчика.
Соединение под одной рубрикой фабрично-заводских рабочих
и ремесленников сильно путает картину их территориального
распределения и специализации мест отхода.
Работа в фабрично-заводской промышленности требовала
определенной квалификации и означала уход из своего хозяйства
на большую часть года. Неудивительно, что численность
отходников соответствующих профессий на волость или район не могла
быть сколько-нибудь значительной. Исключение составляли
случаи, когда в близком соседстве с волостью оказывались крупные
индустриальные центры. Среди обследованных в 1926/27 г.
волостей 105 назвали в составе своих отходников металлистов. Их
численность не превышала 100 человек в 61 волости, колебалась
от 101 до 200 — в 22 волостях, от 201 до 500 — в 15 волостях и
превышала 500 человек только в 7 волостях. На долю 6 волостей
массового отхода приходилось. 27,1% отходников-металлистов
Российской Федерации75. Иное дело — распределение по волостям
вальщиков — типичных представителей кустарного промысла. Из
93
Б. П. ДАНИЛОВ
118 волостей, давших сведения о наличии таковых среди
отходников, 50 насчитывало до 100 вальщиков, 24 — от 101 до 200,
23 —от 201 до 500, 6 — от 501 до 1000, 6 — от 1001 до 2000
и 7 — свыше 2 тыс. вальщиков. 13 волостей массового отхода
(свыше 1 тыс.) дали в сумме 30 372 вальщиков — почти 2/з
отходников этой профессии 76. Аналогичным было различие в
степени концентрации по местам отхода текстильщиков и кожевников.
'Среди отходников это были примерно равные по численности
группы (соответственно 14,5 тыс. и 13,2 тыс. человек) 77. Однако
только одна волость отпускала в отход более 1 тыс.
текстильщиков (Теренинская в Орехово-Зуевском уезде Московской губ.),
тогда как массовый отход кожевников зарегистрирован в трех
волостях (Лухская в Юрьевском уезде Иваново-Вознесенской губ.,
Троицкая в Калужском уезде и Астрадамовская в Ульяновском) 78.
Устанавливается с достаточной очевидностью, что
специализация волостей на тех или иных отхожих промыслах и
соответственно массовый отход из одной местности представителей
одной профессии были связаны с формами производства,
основанными на ручном труде. Напротив, формы производства,
требующие квалифицированного труда, привлекали отходников более
избирательно, давали картину более рассеянного, менее
концентрированного расселения их в местах отхода. Не меньшее
значение имела сезонность отхода кустарей, оставлявшая им более
широкие возможности совмещать промысел с сельским хозяйством и
поэтому более приемлемая для крестьянина.
Отход на действительные фабрично-заводские работы
практически означал для крестьян отрыв от сельскохозяйственных
занятий.
На заработки в горнодобывающую промышленность
крестьяне-отходники шли главным образом из местностей, окружающих
Донбасс и южный железорудный бассейн — прежде всего из
Центрально-черноземного района (30,6%), с Украины (18%), из
Среднего Поволжья (13%), из Западного района (10,3%) и Белоруссии
(10,4%). С 1926/27 г. Сибирь стала отпускать заметную часть
крестьян-отходников в горнодобывающую промышленность (за год
прирост с 2,5 тыс. до 7,9 тыс. человек), что было связано с
растущим освоением Кузбасса (см. табл. 4). Все остальные
районы, включая Центрально-промышленный и Уральский, были слабо
представлены в составе отходников на горные работы. Данные о
расселении рисуют картину умеренной концентрации отходников
на горные работы со значительным удельным весом волостей, от-
пускавших их небольшими группами. Из 205 волостей с отходом
по 50 и более чернорабочих 69 отпускали от 50 до 100, 42—
от 101 до 200, 51 — от 201 до 500, 24 от 501 до 1000, 15 — от
1001 до 2000 и 4 — свыше 2000. Все же на 19 волостей массо-
94
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
вого отхода пришлось 34,9% отходников-горнорабочих в
Российской Федерации 79.
Мы рассмотрели данные о составе и размещении крестьян-
отходников на заработки в качестве рабочих добывающих и
производящих отраслей народного хозяйства. Перед нами предстала
чрезвычайно пестрая и подвижная масса крестьян, использующих
свою рабочую силу за пределами собственного хозяйства и
находящихся на разных стадиях отрыва не только от этого хозяйства,,
но и от сельскохозяйственного производства вообще. Анализ
профессионального состава отходников показал, что вместе с ростом
производственной квалификации, требуемой профессией, росли и
сроки отхода от собственного сельского хозяйства. Зависимости и
связи, устанавливаемые по материалам анкетных обследований
отходничества органами Наркомтруда СССР, вполне
подтверждаются местными исследованиями. Так, в Костромской губ., по
данным за 1924/25 г., полностью оторвались от собственного
земледельческого хозяйства 1,1% отходников из группы деревенского
отхода, 5,4% отходников строителей и кустарей (сапожников,
портных и т. п.), 18,2% неквалифицированных отходников
(чернорабочие, прислуга и т. п.) и 37,3% отходников на фабрично-
заводские работы 80.
К сожалению, здесь оказались соединенными далеко не
однородные категории: строители с кустарями, чернорабочие с
прислугой. Тем не менее и эти данные достаточно отчетливо
обнаруживают характерные стадии отрыва крестьянина от собственного
хозяйства.
Те же ступени в развитии отходничества, та же постепенно
нарастающая замена труда в собственном сельском хозяйстве
трудом на «промысле» устанавливаются по данным об отходе на
заработки на транспорте. В 1926/27 г. общая численность
крестьян-отходников на транспорте достигла 120,6 тыс. человек (за
год рост на 13,2%). Среди них оказалось 60,6 тыс. отходников,
занятых извозным промыслом. В массе своей они шли в отход с
собственными лошадями на относительно небольшой срок
зимнего перерыва между полевыми работами (продолжительность
отхода 4,8 месяца). Если не говорить о почти профессиональной
группе городских извозчиков, заработки на извозном промысле с
собственной лошадью существенно не меняли социальный облик
отходника: это был типичный «подрабатывающий» крестьянин.
И тем не менее извоз оказался достаточно специализированным
промыслом определенной группы волостей. 163 волости,
отпускавшие в извоз по 50 и более человек, давали больше половины
(34,2 тыс.) отходников этой категории. Из 67 волостей уходило
от 50 до 100 извозников, из 43 — от 101 до 200, из 41 — от 201
до 500, из 8 — от 501 до 1000 и из 4 волостей — свыше 1000
извозников81. Любопытно, что «извозные» волости (как и отме-
95
В. П. ДАНИЛОВ
ченные выше «пастушеские») имелись практически в каждом
крупном районе и обслуживали внутрирайонные потребности.
Профессиями рабочих наименьшей квалификации на
транспорте для отходников были заработки в качестве грузчиков и
ремонтников железнодорожных путей. Обе группы за 1926/27 г
заметно возросли: численность грузчиков достигла 17 тыс.
человек (прирост на 91%), а ремонтников — 6,7 тыс. человек
(прирост на 6,4%). Продолжительность отхода у первых составляла
5,1 месяца, у вторых —6,1 месяца. Иной была эволюция
квалифицированных отходников на транспорте: численность занятых
на водном транспорте сократилась с 28,2 тыс. работников в
1925/26 г. до 26 тыс. в 1926/27 г., на железнодорожном транс-
порте с 13,9 тыс. до 10, 3 тыс. работников. И те, и другие уже
большую часть года проводили на заработках: отходник на водном
транспорте — 6,8 месяца, а железнодорожник — 9 месяцев в год 82.
Сходство динамики неквалифицированных и квалифицированных
категорий отходников на транспорте и в промышленности,
конечно, не случайное. Оно было результатом процесса
индустриализации, массового привлечения рабочей силы к промышленным
занятиям.
Относительно небольшая группа отходников была занята в
торговле. В 1925/26 г. в ней было 18,5 тыс. человек, а в 1926/27 г.
их число сократилось до 13,4 тыс. человек (см. табл. 4).
В какой-то мере этот сдвиг мог быть вызван и оседанием
торговцев-отходников в городе, однако в целом и факт
малочисленности группы торговцев среди отходников, и тем более факт ее
сокращения в 1926/27 г. являются результатом политики
ограничения и вытеснения частника из торговли, которую проводило
Советское государство. Интересно, что и здесь мы сталкиваемся
со специализацией волостей на торговле как отхожем промысле:
в Российской Федерации 70,2% торговцев-отходников были
постоянными жителями 38 волостей, из которых 16 отпускали по
50—100 человек, 9 — от 101 до 200, 8 — от 201 до 500, 4 — от
501 до 1000 и 1 — свыше 1 тыс. торговцев 83.
Отход на заработки в качестве служащих (21,5 тыс. человек
в РСФСР) имел место главным образом из пригородных или
близлежащих к городам волостей. По 50 и более служащих
отправляли в отход 79 волостей, в том числе: 13 — от 201 до 500,
и 2 — свыше 50084. Заработки в качестве прислуги привлекли
38,7 тыс. отходников (почти исключительно женщин), которые
по местам отхода концентрировались небольшими группами:
насчитывалось 138 волостей с отходом по 50 и более человек
прислуги, в том числе 21 волость отпускала от 201 до 300 и 3
волости — свыше 500 человек 85.
Анализ данных о профессиональном составе отходников по
волостям (районам, кантонам) приводит к выводу о достаточно от-
96
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
четливой специализации отхожих промыслов деревни. Крестьяне
из той или иной местности искали заработок в ограниченном
числе отраслей народного хозяйства или даже только в одной из
них. Как мы видели, очень часто они выступали в качестве
представителей одной профессии. Наличие «пастушеских»,
«извозных», «строительных» (а внутри этой группы «малярных»,
«плотницких», «каменщицких» и т. д.), «чернорабочих», «текстильных»,
«сапожницких» волостей свидетельствовало о том, что отхожие
промыслы были включены в сложившуюся систему разделения
общественного труда, что они носили не случайный характер,
а составляли необходимую и ставшую традиционной форму
крестьянских занятий. Нет сомнения в том, что профессиональная
структура отходничества и соответственно специализация
волостей на определенных промыслах уходят своими корнями в
далекое прошлое. Но столь же несомненно, что сложившаяся
профессиональная специализация крестьян-отходников облегчала,
во-первых, государственное регулирование отходничества, внесение
организованного начала в раннее стихийное движение излишних для
деревни рабочих рук, во-вторых, массовое вовлечение новых
кадров в состав рабочего класса, без которого было бы невозможно
форсированное развертывание индустриализации.
По своему социально-профессиональному облику
крестьяне-отходники являлись прямым и непосредственным резервом рабочего
класса страны.
ОТХОДНИЧЕСТВО И КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Порожденное неспособностью мелкого хозяйства обеспечить
крестьянину необходимые средства к жизни, отходничество
служило важным дополнительным источником доходов деревни.
В свое время Л. Е. Минц, используя данные анкетных
обследований отходничества органами Наркомтруда СССР и
динамических переписей крестьянских хозяйств ЦСУ СССР, произвел
расчет суммарных заработков крестьян на отхожих промыслах за
1925/26 г. Эти исчисления, конечно, условны, однако они
достаточно аргументированы и могут быть признаны близкими к
действительности86. Не останавливаясь специально на
основаниях и ходе подсчетов, приведем сразу полученные результаты.
Всеми отходниками за время реальной работы на промыслах
(считая, что 20% времени теряется на переезды и поиск
работы) был получен заработок в размере 743 млн. руб., в том числе
33 млн. руб. от сельскохозяйственных и 710 млн. руб. от
неземледельческих промыслов (строители получили 200 млн. руб.,
рабочие на заготовке и сплаве леса — 143 млн., чернорабочие —
110 млн. руб.) 87. Однако в крестьянское хозяйство поступал лишь
97
В. П. ДАНИЛОВ
остаток заработных средств после расходов на личное потребление
отходника, на оплату жилья, на транспорт и прочее обеспечение
его «промысловой деятельности». Конечно, затраты на личное
потребление были неизбежны и дома, но их размер и даже
структура в семье и вне семьи сильно различались. К тому же выделить
расходы на личное потребление из общей суммы самостоятельных
расходов отходника не представляется возможным. У
отходников на внеземледельческие промыслы остаток заработка,
вносимый в хозяйство, составил всего 37,1%, у сельскохозяйственных
отходников — 56,1%, а в среднем по всей армии отходников —
37,9% 88. Следовательно, сумма средств, внесенных за 1925/26 г.
отходниками в доход крестьянского хозяйства, не превысила для
территории СССР (без ЗСФСР, Узбекской и Туркменской ССР)
272 млн. руб. По данным других исчислений, в 1925/26 г.
отходничество дало крестьянству Российской Федерации 211 млн. руб.,
что составляло 20,2% в сумме всего неземледельческого дохода
и 6,8% — в общем доходе крестьянского хозяйства89.
Однако отходничество, как и кустарно-промысловые занятия,
отнюдь не было простым дополнением к крестьянскому
земледельческому хозяйству. Его значение не исчерпывалось ролью
дополнительного источника средств. Неземледельческие заработки,
в том числе и отходничество, появившись в крестьянском
хозяйстве, оказывали существенное влияние на весь его строй и
характер. Это влияние на хозяйства разной экономической мощности и
разного социального облика было весьма различным.
Зажиточный крестьянин уходил на заработки либо в качестве
торговца, либо нанимался на промышленные предприятия на
более квалифицированные и высокооплачиваемые работы. Отход для
него служил дополнительным источником накопления и
вызывался не угрозой нужды и голода, которые гнали
крестьянина-бедняка на заработки, а стремлением расширить создаваемый в
собственном сельскохозяйственном производстве капитал.
В общем бюджете зажиточного хозяйства (табл. 6) роль не
только отходничества, но и всех промысловых занятий была
незначительной. В 1925/26 г. промыслы и заработки всех видов
давали крупным хозяйствам (с посевом свыше 16 дес.) всего
7,7% дохода (85,3 руб. из 1099,9 руб.), в том числе
отходничество приносило 2,3% дохода (24,9 руб). Только в промышленно
развитых районах, где промысловые занятия крестьян были
особенно развиты и служили одним из важнейших источников
дохода, зажиточные хозяйства проявляли повышенный интерес к
кустарно-ремесленному производству, работе на крупных
промышленных предприятиях и другим видам неземледельческих
заработков. Абсолютные и относительные размеры промысловых
доходов и заработков в отходе снижаются здесь вплоть до группы
сравнительно зажиточных хозяйств с посевом от 8 до 10 дес.
98
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
99
В. П. ДАНИЛОВ
Затем происходит перелом. В хозяйствах с посевной площадью от
10 до 16 дес. доход от промыслов и заработков увеличивается со
187,3 до 230,8 руб., хотя удельный вес их еще продолжает
снижаться (с 30 до 24,1%). Доход же отходничества этой группы
хозяйств возрастает уже как абсолютно, так и относительно —
с 73,2 руб. (11,7% дохода) до 148,5 руб. (15,5% дохода). Еще
большего значения эти отрасли трудовой деятельности достигают
в самой крупной группе — с посевом свыше 16 дес.
Отходничество приносило им 307,3 руб. дохода в год (22,6%), а все
промысловые занятия — 597,3 руб., что составляло 43,9% валового
дохода90. По сравнению с другими группами хозяйств они
получали от промыслов и от отходничества вдвое-втрое больше
средств.
Противоположную картину мы наблюдаем в земледельческих
районах. Здесь были широкие возможности для развития
сельскохозяйственного производства, тогда как промыслы играли
подчиненную роль, а отход на заработки требовал слишком больших
затрат времени и средств на передвижение и не обеспечивал
высокого уровня доходности. Уже в районах земледельческого
центра отходничество в качестве источника дохода в зажиточных
хозяйствах занимало совершенно ничтожное место (2% дохода
хозяйств с посевом свыше 16 дес. и 7,3% дохода хозяйств с
посевом от 10 до 16 дес). Еще меньше его размеры и значение
для этой группы крестьянства в юго-восточных районах.
100
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
Принципиально изменяется значение доходов от отхожих
промыслов в бюджете бедняцкого и маломощно-середняцкого
хозяйств. Для них отход на заработки являлся одним из
важнейших источников средств существования, по своему значению
местами не только не уступающими сельскохозяйственному
производству, но даже и превосходящими его.
Из общей суммы доходов на долю промыслов и заработков в
беспосевной группе приходилось 61,6% (180,3 руб. из 292,5 руб.),
удельный вес доходов от найма своей рабочей силы вне
сельского хозяйства составлял 20,2%. Не меньшей была роль этих
источников дохода для типично бедняцкой группы хозяйств
(с посевом до 2 дес). Из 347 руб. годового дохода в этих
хозяйствах 192 руб. давали промыслы (55,3%), в том числе 76 руб.
(21,9%) отходничество. Показательно, что порайонные изменения
роли отходничества в бедняцких хозяйствах гораздо менее
значительны, чем в группе крупнопосевных хозяйств (см. табл. 6).
Для бедняцкого хозяйства недостаток средств производства
нивелировал межрайонные различия производственных условий,
и нужда в равной мере заставляла обращаться к отхожим
промыслам и бедняка промышленного центра, и бедняка
земледельческого юго-востока.
К сожалению, по бюджетным описаниям 20-х годов можно
составить представление только о значении неземледельческого
отхода, особенно развитом в промышленных районах, а сведения
по отходу на земледельческие работы, более характерному для
юго-востока, включены в сумму с данными о найме своей
рабочей силы на месте. Учет отхода на земледельческие заработки
значительно выравнял бы показатели по районам.
Таким образом, отходник — это крестьянин, выталкиваемый
социальным расслоением деревни из числа самостоятельных
хозяев. Он еще не ликвидировал собственного
мелкохозяйственного производства, но уже и не мог просуществовать только им.
Больше половины жизненных средств давал ему труд за
пределами собственного сельскохозяйственного производства (55—60%,
местами до 75%). В той же самой мере он переставал быть
крестьянином в собственном смысле этого слова, т. е.
непосредственным производителем, самостоятельно ведущим свое мелкое
хозяйство. Отходник одной ногой становился в повое социальное
положение, на повое место в системе общественного
производства. Развитие отходничества поэтому в известной степени
является показателем интенсивности социального расслоения деревни.
Неземледельческие отхожие промыслы ставили крестьянина в
совершенно иные производственные условия, приобщали его к
индустриальному труду, к жизни рабочего класса. В советских
условиях коренным образом изменились социально-экономические
последствия отходничества крестьян на заработки в промышлен-
101
В. П. ДАНИЛОВ
ность, по крайней мере для той безусловно подавляющей части
их, которая находила работу на предприятиях социалистического
сектора народного хозяйства.
В буржуазно-помещичьей России неземледельческие
заработки для большинства отходников означали пролетаризацию и
вовлечение в сферу непосредственной эксплуатации
промышленным капиталом. В СССР переходного от капитализма к
социализму времени только незначительная часть отходников
эксплуатировалась на предприятиях капиталистического уклада. В 1925/
/26 г. из 2678 тыс. рабочих и служащих, занятых в крупной
промышленности СССР, на долю капиталистического сектора
приходилось 67,2 тыс. работников, или 2,5% общего числа рабочих и
служащих крупной советской промышленности 91. Таким образом,
основная масса отходников устраивалась на социалистических
предприятиях и попадала не только в новую производственную
обстановку, но и в принципиально иные общественные условия.
Коренным образом менялось влияние города на
крестьян-отходников. Для многих из них город начал превращаться в
источник культуры, просвещения и политического развития.
Отходник возвращался в деревню уже не только с «заработком».
Он на собственном опыте знакомился с героическим
преобразовательным трудом рабочего класса и нес в деревню опыт
социалистического строительства, понимание его задач, новое
сознание. Крестьяне-отходпики сами отмечали коренное изменение
своего положения в советском городе.
«Район наш малярный, столярный и плотников много
живет,— говорится в письме крестьянина-отходника И. Щербакова из
Яхнобольской волости Галичского уезда Костромской губ. — До
Октябрьской революции все мужчины уходили в Питер на
заработки, в деревне оставались из мужского населения старики да
малые дети, сельскохозяйственная работа оставалась на
обязанности «баб». Ютясь в грязных и тесных лачугах, отходники
попадали под влияние дурных привычек и пороков: орлянка,
карты, пьянство и проституция, вот как отходники отдыхали от
каторжного труда. После революции пьяный, картежный и
развращающий отходников Питер стал неузнаваем. Хотя
частенько, в особенности в первые годы строительства, очень сурово
встречал сезонных рабочих. Приходилось месяцами сидеть без
работы, но вот год от году все приветливей он относился к
малярам, плотникам, штукатурам и кровельщикам. Заработок
найти все легче, без работы засиживались мало. В свободное от
работы время вместо карт отходники читают газеты, идут в
клубы, на лекции, в театр и на собрания. Молодежь примыкает к
комсомолу» 92.
Коммунистическая партия придавала большое значение
использованию отходников для организации живой связи между
102
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОЛАХ
рабочим классом и крестьянством в качестве пропагандистов и
агитаторов строительства нового общественного уклада в деревне.
В отчете ЦКК РКП (б) XIV съезду партии подчеркивалось, что
армия отходников, активно участвовавшая в восстановлении и
развитии народного хозяйства, является «непосредственным
связующим звеном между городом и деревней» 93. Центральный
Комитет партии 14 июля 1925 г., 25 мая 1926 г., 28 апреля и 25 мая
1927 г. направил на места специальные директивы о работе среди
сезонных рабочих, особенно на стройках 94. В ряде постановлений
ЦК ВКП(б) о работе местных партийных организаций
(Орловской, Курской, Череповецкой, Калужской и др.) указывал на
необходимость превращения отходника в проводника
социалистического влияния советского города на мелкокрестьянскую деревню.
«Необходимо добиться,— говорилось в постановлении ЦК ВКП(б)
от 23 января 1929 г. «О состоянии и работе Калужской
парторганизации»,—чтобы массы отходников были орудием проведения
пролетарского влияния в деревне и укрепления ее связей с
пролетарским городом» 95.
На государственных промышленных предприятиях среди
отходников и вообще среди рабочих, не утративших связи с землей,
партийные организации вели большую разъяснительную работу
по вопросам политики Советского государства в деревне.
Например, на металлозаводах, кожевенных и текстильных
фабриках Павловского уезда Нижегородской губ. в 1927 г. проводились
общие собрания рабочих, возвращавшихся на период
сельскохозяйственных работ в деревню. На этих собраниях детально
прорабатывались различные проблемы взаимоотношений между
Советским государством, рабочим классом и крестьянством
(проведение перевыборных кампаний в Советы, обложение
сельскохозяйственным налогом и т. п.); проводились беседы по
практическим вопросам реконструкции сельского хозяйства (как
организовать машинное товарищество, какая выгода от
многополья и т. д.). Партийная организация Марасановской
фабрики вела планомерную разъяснительную работу в общежитиях
рабочих 96.
Конечно, крестьяне-отходники, лишь время от времени
«прирабатывающие» на промышленных предприятиях, не могли быть
сразу перевоспитаны в духе рабочего класса, не могли вдруг
избавиться от мелкособственнических настроений. Однако под
влиянием кадровых промышленных рабочих и партийных организаций
крестьянин-отходник и рабочий с собственным хозяйством в
деревне постепенно изживали рваческие настроения, небрежное
и халатное отношение к производственному процессу,
недисциплинированность и прогулы.
Таким образом, мы можем отметить совершенно новые черты
в развитии отходничества в условиях строящегося социализма.
103
В. П. ДАНИЛОВ
В массе своей оно стало источником пополнения кадров
советского рабочего класса, свободного от капиталистической
эксплуатации. Для бедняков и маломощных середняков отходничество
на заработки на предприятия социалистического сектора было
средством избавления от кабальной эксплуатации со стороны
деревенского кулака и ростовщика. Наконец, отходничество было
использовано партией в качестве одного из путей осуществления
ведущей роли социалистического города по отношению к деревне.
Однако отходничество крестьян на заработки имело и свои
отрицательные стороны. В 20-х годах промышленность, несмотря
на быстрый рост, не была еще в состоянии полностью
использовать всю свободную рабочую силу в стране. Для тех бедняков
и маломощных середняков, которые не могли найти себе работу
и попадали в число безработных, отходничество несло еще
большее разорение. В этой части своей оно являлось не только
продуктом социального расслоения крестьянства, но и фактором,
оказывающим усиливающее и обостряющее влияние на этот
процесс. Как свидетельствует доклад НК РКИ СССР и НКЗ РСФСР
о мерах по удержанию притока рабочей силы из деревни в город,
«значительная часть крестьян-отходников, истратив на проезд и
проев последние гроши, не получив работы, после сезона (к
осени) возвращается на родину, не только не заработав нескольких
рублей, которые имеют существенное значение в его бюджете, но
и потеряв те жалкие крохи, которые он собрал до ухода из дому.
Нередки также случаи развития эпидемий вследствие скопления в
том или ином пункте большой массы безработных, голодных
отходников-крестьян, развитие преступности и проч.» 97
Отходничество вредно отражалось пе только на хозяйстве
крестьянина, безрезультатно истратившего средства и
потерявшего время. В тех районах, где оно было особенно развито, в
упадок приходило сельскохозяйственное производство в целом. Так,
обследование отходничества в Калужской губ. в 1928/29 г.
вскрыло поразительную разницу в уровне сельскохозяйственного
производства Знаменской волости Мятлевского уезда (район со
слаборазвитым отходом) и отходнической Перестряжской волости Су-
хиничского уезда (в отход было вовлечено до 25% всего
населения) 98. В Знаменской волости на 100 хозяйств приходилось
114 плугов и 1 соха, а в Перестряжской — только 0,5 плуга и
73 сохи. В первой у каждых 100 дворов имелось 97 железных
борон и только 3,5 деревянных, во второй — 23 железных и 60
деревянных. В районе малого отхода приходилось 110 лошадей на
100 хозяйств, а в районе развитого отхода — 82. Такая же
картина наблюдалась и в отношении обеспеченности сложными
машинами. Ведение сельскохозяйственного производства почти
целиком ложилось на крестьянку. Мужчины проводили большую
часть года в отходе и сохраняли собственное хозяйство в дерев-
104
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
не лишь ради страховки от возможной неудачи на заработках.
Вредное влияние отходничества на развитие
сельскохозяйственного производства отмечалось в постановлениях ЦК ВКП(б)
о работе парторганизаций Череповецкой, Орловской,
Калужской губ. 99
Невозможность для значительной части крестьян, пришедших
из деревни в город на заработки, найти работу была серьезной
преградой для перехода от сельскохозяйственных занятий к
промышленным. Из-за безработицы в городе удерживалась в деревне
значительная часть «избыточных» рабочих рук, что создавало
скрытое аграрное перенаселение.
Вплоть до перехода к социалистической реконструкции
сельского хозяйства масса крестьян-отходников продолжала
абсолютно превосходить число постоянных рабочих, занятых в крупной
промышленности. В 1927/28 г. отходников насчитывалось около
4 млн., из которых больше 3 млн. искали заработок в
промышленности, тогда как ее постоянные кадры составляли менее
2,7 млн. человек 100. Естественно, что значительная часть
отходников не могла найти себе работу и увеличивала собой массу
безработных в городе. В 1924 г. из 1344 тыс. безработных в городах
страны 25—30% были крестьянами-отходниками, а в 1926 г. из
зарегистрированных 1364 тыс. безработных — 30—35%
отходников 101. Это обстоятельство неоднократно отмечалось в партийных
и советских документах. В отчете Наркомтруда СССР о борьбе с
безработицей за 1926/27 г. подчеркивалось, что «в общем
безработицу можно характеризовать как следствие избыточного труда
в деревне. В известной своей части безработица носит
застойный характер» 102. «Основным источником, откуда пополняются
кадры безработных,— отмечала XV . Всесоюзная конференция
ВКП(б),— является деревня, выбрасывающая в город излишнюю
в сельском хозяйстве рабочую силу» 103. В этом смысле
безработица в СССР носила не индустриальный, а аграрный характер.
Для ликвидации ее недостаточно было только организовать
быстрый подъем промышленности, требовалась коренная перестройка
производственных отношений в деревне.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ОТХОДНИЧЕСТВА
В 1924 г. Совет Труда и Обороны поручил НК РКИ СССР и
НКЗ РСФСР «в срочном порядке» разработать систему мер по
удержанию хотя бы в некоторой степени притока рабочей силы
из деревни в город. В представленном этими организациями
докладе предлагались в качестве основных мероприятий по борьбе
с аграрным перенаселением интенсификация сельского хозяйства,
прежде всего внедрение трудоемких культур и отраслей (льно-
105
В. Л. ДАНИЛОВ
водство, картофелеводство, молочного хозяйства и т. д.), развитие
местных кустарных промыслов в деревне (повышение
кредитования и снабжения сырьем деревенского кустаря), организация
переселения 104. Эти мероприятия были одобрены и значительно
расширены XIV конференцией РКП (б) (1925 г.), которая выдвинула
в число важнейших задач хозяйственного строительства
постепенное изживание избыточности населения в деревне. Конференция
указывала, что, «несмотря на быстрое развитие производительных
сил города, а также и деревни, оно оказалось, однако,
недостаточным для использования всего избыточного населения деревни.
Поэтому необходимо найти производительное применение для
значительных масс рабочих рук, имеющихся в деревне. Это может
быть достигнуто интенсификацией сельского хозяйства,
дальнейшим ростом промышленности, развитием кустарных и отхожих
промыслов, облегчением условий применения наемного труда в
сельском хозяйстве и краткосрочной арендой земли, а также
организацией переселения и широкой производственной помощью
маломощным крестьянским хозяйствам» 105.
Партия подчеркивала, что ликвидация аграрного
перенаселения потребует длительного периода работы по подъему
производительных сил промышленности и сельского хозяйства и по
коренной перестройке производственных отношений в деревне. Но до
тех пор, пока существовало мелкое частнособственническое
производство в сельском хозяйстве, пока невозможно было закрыть
источники аграрного перенаселения, она принимала меры,
ослабляющие вредное влияние его на развитие сельского хозяйства и
на положение трудящихся масс крестьянства. Преодолению
вредных последствий аграрного перенаселения способствовала вся
аграрная политика Советского государства, обеспечивавшая подъем
и интенсификацию сельскохозяйственного производства, особенно
же система мер, направленных на помощь деревенской бедноте,
на подъем ее хозяйства и увеличение возможностей для
трудовой занятости. Но вместе с тем осуществлялись и специальные
меры против аграрного перенаселения, призванные
непосредственно ограничивать его отрицательные последствия. Такую роль
играли регулирование отходничества и организация переселения
крестьян из аграрно-перенаселенного центра на окраины страны.
Новый этап в изучении и регулировании отходничества
начался в 1926 г. В связи с приведенным выше решением
XIV партийной конференции Народный комиссариат
рабоче-крестьянской инспекции СССР по указанию Совета Труда и Обороны
разработал программу регулирования отхода. Наркомтруду СССР
предлагалось развернуть на территории страны сеть
корреспондентских пунктов. Было также решено усилить переселение
крестьян из малоземельных и перенаселенных районов в
многоземельные и малонаселенные 106.
106
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
10 марта 1926 г. Наркомтруда РСФСР утвердил «Положение
о корреспондентских пунктах по регулированию отхода на
промыслы» и «Положение о трудовых корреспондентах в сельских
местностях» 107. Уже в 1927 г. было организовано 929 коррес-
пондентско-информационных пунктов, из них: по РСФСР — 741,
по УССР — 157, по БССР — 22 и по ЗСФСР — 9. Они были
созданы, как правило, в губерниях, дававших наиболее плотный
отход населения на промыслы, а также в районах прихода
сезонных рабочих 108. Помимо сбора необходимой информации,
пункты проводили работу по вербовке и организованной отправке-
отходников на сезонные работы.
В первые годы корреспондентские пункты столкнулись с
большими трудностями. Трудовые резервы не были выявлены,
районы вербовки не изучены. Пункты не располагали
необходимой информацией о наличии спроса на рабочие руки как «у себя»,
так и в других районах и в связи с этим не могли достаточно
эффективно регулировать отход крестьян на заработки и
оказывать помощь сезопникам в выборе места работы. Фактически
вербовка рабочих осуществлялась хозяйственными органами.
Зачастую это приводило к междуведомственной конкуренции,
бесплановости. И все же корреспондентские пункты сыграли
определенную роль в проведении плановой вербовки рабочих,
особенно для сезонных отраслей народного хозяйства. В 1926/27 г.
по Российской Федерации удельный вес таких лиц составил
13,5%. На этом фоне выделяются несколько профессий, где
соответствующий показатель значительно выше. Так, удельный вес
ушедших по вербовке на торфоразработки в целом по РСФСР
составил 74,4%, а по Центрально-промышленному району и
БССР, где добыча торфа была особенно сильно развита, он
достиг соответственно 94,2 и 86,3%. Более половины (55,6%)
общего отхода на свеклосахарные плантации составили рабочие,
ушедшие по вербовкам 109.
Приведенные показатели явились следствием еще одного
опыта, проделанного Наркоматом труда: в целях сокращения
стихийного отходничества было проведено «прикрепление районов
проживания тех или иных профессий рабочих к районам
производства отдельных сезонных работ». По мнению наркомата, опыт
вполне удался, и решено было в будущем распространить его на
другие отрасли сезонных работ. Наркомат практиковал также
заключение договоров с хозяйственными организациями о
порядке найма и привлечения рабочих с мест их проживания. На
основании этих договоров в 1926/27 г. впервые в широком
масштабе были проведены работы по организованному перемещению
рабочих из районов местожительства в районы производства
сезонных работ, нуждающихся в привозной рабочей силе. По
неполным данным, было перевезено около 0,5 млн. рабочих, в том
107
В. П. ДАНИЛОВ
числе: по РСФСР 165 тыс. и по Украине — 320 тыс. В частности,
снабжение рабочей силой свекловичных полей и сахарных
заводов Украины было целиком сосредоточено в системе
Наркомтруда УССР. В итоге, по словам отчета Наркомтруда СССР, «один
из крупнейших потребителей труда сезонников — Сахаротрест,
который полтора года назад относился отрицательно к
мероприятиям НКТ, теперь считает, что последние являются единственно
правильными мероприятиями по снабжению хозорганов сезонной
рабочей силой и уже дают серьезные положительные
результаты» 110.
В 1927 г. принимаются три важных государственных акта,
направленных на регулирование отходничества. Постановление
ЦИК и Совнаркома СССР от 4 марта возложило ответственность
за снабжение народного хозяйства рабочей силой на наркоматы
труда и их местные органы. 1 марта СНК СССР принимает
постановление «Об урегулировании рынка труда строительных
рабочих» и 11 апреля — «О мероприятиях по урегулированию
вербовочных операций» 111. Усиление плановых начал в
регулировании отхода являлось отражением возрастающей роли
государства в социально-экономическом развитии общества.
ОТХОДНИЧЕСТВО В 1928—1929 ГГ.
Крестьянский отход на заработки в 1928—1929 гг. происходил
в быстро менявшихся и во многом уже новых условиях,
связанных как с дальнейшей индустриализацией страны, так и с
осуществлением курса Коммунистической партии на
коллективизацию сельского хозяйства. Если динамика отходничества в 1926—
1927 гг. отражала изменения условий в местах «прихода»
крестьян на заработки, прежде всего в промышленности и
строительстве, то теперь стали меняться условия и в местах отхода, т. е.
непосредственно в деревне. К сожалению, об отхожих промыслах
крестьян накануне коллективизации у исследователя нет столь
детальных данных, какие имеются по предшествующему периоду.
Широко использованный нами справочник по отходничеству за
1926/27 г. был опубликован 1929 г. Сплошная
коллективизация сельского хозяйства, широко развернувшаяся с начала
1930 г., коренным образом перестраивала всю жизнь деревни.
Проблема аграрного перенаселения снималась с повестки дня.
Отхожие промыслы крестьян не исчезли начисто, но их масштабы,
характер и формы становились другими. Материалы об
отходничестве, полученные в результате анкетных обследований 1927/28
и 1928/29 гг., утратили практический интерес, ибо рисовали
картину прошлого, а не настоящего. Они отложились в архивных
фондах в том виде, в каком оказались к осени 1930 г.: разра-
108
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
ботки в виде таблиц (частью рукописных) и краткие
справочники, подготовленные статотделом Наркомата труда СССР в
оперативном порядке и отпечатанные на стеклографе тиражом в
несколько десятков экземпляров112. При этом программа разработки
анкетных материалов была существенно сокращена и упрощена.
Данные обследований отхожих промыслов крестьян за
1927/28—1928/29 гг. сколько-нибудь конкретному исследованию
не подвергались. В литературе появились лишь показатели общей
численности отхода этих лет 113.
Наконец, еще одно замечание: в условиях осложнившейся
социально-политической обстановки и в огромной степени
возросшего объема работы увеличилось число волостных Советов, не
заполнивших анкеты об отходничестве. Если в 1926/27 г. органы
Наркомата труда СССР получили анкеты от 84% волостей на
территории Российской Федерации, Украины и Белоруссии, то в
1927/28 г. — 64,4% 114. Составители этим объясняют сокращение
числа рыбников (ввиду отсутствия сведений по ряду районов)
и возросший удельный вес исчислений по коэффициентам
(данные прошлого года с изменением их по коэффициентам
прироста или сокращения). Все это усилило условность исчисленных
показателей. Тем пе менее репрезентативность полученных
данных осталась весьма высокой, вполне позволяющей считать их
достоверными и сопоставимыми.
С анализа итоговых данных обследований, произведенных
органами Наркомата труда СССР в 1927/28 — 1928/29 гг., мы и
начнем ознакомление с развитием отходничества в период
непосредственной подготовки коллективизации. Эти данные сведены
в табл. 7.
В 1927/28 г. деревня отпустила в отход на заработки
3962,9 тыс. человек, (прирост за год на 26%), а в 1928/29 г.—
4343,3 тыс. человек (прирост на 9,6%). Трудно сказать, в какой
мере отразилось на этих данных включение в общий счет
сведений о внутриволостном отходе. Едва ли, однако, этим
исчерпывался огромный прирост отходничества в 1927/28 г.— более
800 тыс. человек. Мы не допустим большой ошибки, если
половину из них сочтем действительно новыми отходниками — таким
был прирост массы отходников в 1928/29 г. (хотя, конечно,
условия отхожих промыслов, как и условия развития сельского
хозяйства, за эти два года нельзя считать вполне одинаковыми).
Огромное увеличение отхода на сельскохозяйственные
заработки в 1927/28 г. (54,67о) вполне может быть объяснено
расширением объекта учета, поскольку уже тогда началось сокращение
численности наемных рабочих в сельском хозяйстве,
зафиксированное в динамике отходничества данными 1928/29 г. Таковы
же, на наш взгляд, причины резких колебаний в численности
чернорабочих и прислуги среди отходников: и здесь прирост в
109
Таблица 7
Отход крестьян на заработки в 1927/28—1928/29 гг. на территории [СССР
(бед ЗСФСР, Удбекской и Туркменской. ССР)*
Всего
3 962 942 100,0 126,0 4 343 271 100,0 109,6
* ЦГАНХ СССР, ф. 7446, ОП. 8, д. 83, лл. 130 об. —131; ЦГАОР СССР, ф. 5515, оп. 17,
д. 66, л. 87. Данные анкетного обследования отходничества за 1927/28—1928/29 гг.
были разработаны статотделом Наркомата труда СССР по той же программе, по какой
разрабатывались материалы прежних обследований. Однако при сравнении с
показателями предыдущих лет следует иметь в виду, что с 1927/28 г. отходниками стали
считаться лица, уходившие за пределы села и жившие во время работы вне дома, в то
время как ранее таковыми признавались лица, уходившие за пределы волости. Кроме
того, при разработке материалов анкетного обследования отходничества за 1927/28—
1928/29 гг. в группу «фабрично-заводские и ремесленные рабочие» были включены
пищевики, в группу «прочие профессии»— торговцы и служащие, прежде выделявшиеся
самостоятельными категориями. Кирпичники (как рабочие строительной
промышленности) перешли из группы «строители» в группу «фабрично-заводские и ремесленные
рабочие». Само собой разумеется, что при исчислении данных графы «% к отходу за
1926/27 г.» указанные перегруппировки были учтены.
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
1927/28 г.— результат изменения системы учета, а сокращение
в 1928/29 г. — свидетельство реально происходившего процесса
(характерно, что число чернорабочих на строительстве —
землекопов росло на протяжении обоих лет и изменения в учете
привели лишь к некоторому преувеличению прироста в 1927/28 г.).
Динамика численности фабрично-заводских и ремесленных
рабочих, а также рабочих горной промышленности отразила
взаимодействие в основном двух разнонаправленных процессов:
«оседания» отходников в местах «прихода», на «промыслах», с
одной стороны, и бурного роста промышленности, вызывавшего
новый приток рабочей силы из сельского хозяйства.
Характерные изменения начались и в составе быстро
растущей категории отходников-транспортников: при увеличении
кадров железнодорожников и водников наметилась тенденция к
сокращению извозного промысла.
Конец 20-х годов был отмечен мощным развертыванием
фронта строительных работ в стране. Девиз «СССР на стройке» очень
точно выражал дух времени, суть эпохи. Этим объясняется ог~
ромное увеличение в составе крестьян-отходников
профессиональных групп строителей и заготовителей леса. В 1928/29 г. число
отходников-строителей достигло 936,3 тыс. Особенно заметным
был рост числа плотников, каменщиков, бетонщиков, печников.
Появились новые, не известные прежде отходникам строительные
профессии — профессии индустриального строительства (прежде
всего арматурщики). На заготовке и сплаве леса число
отходников достигло 1409,2 тыс. Строители и рабочие лесных заготовок
составляли теперь 54% общей массы отходников. Крестьянские
отхожие промыслы приобрели ярко выраженный специфический
облик периода бурного промышленного строительства.
Значительный рост отходничества показывают и материалы
гнездовых переписей, проведенных в 1927 и 1929 гг. (табл. 8).
К отпуску своей рабочей силы на неземледельческие заработки
в Ленинградской области в 1927 г. прибегало 23,7% крестьянских
хозяйств, а в 1929 г. — 24,9%, в Западной
области—соответственно 18 и 26,3%, в Московской области — 26,2 и 31,9, на
Средней Волге — 11 и 14,8, на Нижней Волге — 8,2 и 10,3, на
Северном Кавказе — 0,6 и 7,8, на Украине — 9,5 и 11,8, в
Белоруссии — 16,7 и 19,5%. Как видим, местами удельный вес
хозяйств с неземледельческими заработками на стороне увеличился
на четвертую часть и более. Особенно велик был сдвиг на
Северном Кавказе, где неземледельческий отход стал
сколько-нибудь заметной величиной именно накануне коллективизации.
Тенденция к сокращению хозяйств с неземледельческим
отходом в 1927—1929 гг. была обнаружена только в Ивановской
промышленной области и Сибирском крае (в обоих случаях
удельный вес этой группы хозяйств уменьшился на 0,5%). Возникнове-
111
В. П. ДАНИЛОВ
ние подобной тенденции в отдельных районах может получить
удовлетворительное объяснение в характерных для 1927—1929 гг.
изменениях социальной структуры отходничества. Однако
вероятнее другое: материалы гнездовых переписей, обнаруживая
механизм социальных процессов, не могли достаточно полно отразить
изменение их общих масштабов, особенно в таких пространных
районах, каким был, например, Сибирский край. Представляются
112
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
более отвечающими действительности данные Наркомата труда
СССР, которые говорят об огромном росте численности
отходников в Сибирском крае: в 1926/27 г.—49,6 тыс. человек, в 1927/
/28 г. — 60,8 тыс., в 1928/29 г.— 193,6 тыс. человек. При этом
отход на строительные работы по краю за 1928/29 г. составил
360,5 % к предыдущему году, а отход на лесозаготовки и сплав —
479,9% 115.
Во всех районах (за исключением Северного Кавказа и
Нижней Волги) заметно уменьшилось участие в неземледельческом
отходе пролетарских (батрацких) дворов. Интенсивность
отходничества бедняцких дворов снизилась в Ленинградской и
Ивановской промышленных областях, в Сибири и БССР, осталась
практически на прежнем уровне в Московской и Средне-Волжской
областях. Участие бедняцких дворов в неземледельческом отходе
возросло в Западной области и на Украине, но и здесь не оно
выражало суть происходящих сдвигов.
Повсеместно усилилось участие в сторонних
неземледельческих заработках середняцких и кулацких хозяйств, т. е. тех
слоев, которые были в наименьшей мере втянуты в отходничество.
При этом во многих местах отпуск своей рабочей силы на
неземледельческие заработки мелкокапиталистическими хозяйствами
увеличился в 1,5—2 раза (а на Средней Волге — почти в 6 раз!).
Обнаруженное гнездовыми переписями 1927 и 1929 гг.
направление социальных сдвигов в отходничестве в обычных условиях
было бы невозможно. Выше мы видели, что в предыдущие годы
социальная структура отходничества определялась расслоением
деревни, была его прямым продуктом. Однако невероятное в
условиях растущего (при всех особенностях и ограничениях)
расслоения крестьянства сокращение участия в отходничестве бед-
няцко-батрацких слоев и быстрое вовлечение середняков и кулаков
в неземледельческие заработки на стороне (в качестве фабрично-
заводских рабочих, строителей и т. п.) вполне отвечало
специфическим условиям периода непосредственной подготовки
коллективизации.
Никогда прежде помощь бедняцко-батрацким хозяйствам со
стороны Советского государства не была столь значительной и
эффективной. Часть бедняков и батраков обрела надежду
поднять свое индивидуальное хозяйство, другая часть их
устремилась в колхозы. И те, и другие на время или навсегда
покидали отхожие промыслы.
Развертывание наступления на кулачество после XV съезда
ВКП(б) заставило его свертывать свое земледельческое
производство. Высвобождавшаяся часть собственной рабочей силы
зажиточно-кулацких хозяйств стала искать применения вне
земледелия, особенно в тех отраслях и на тех работах, которые
обеспечивали известные социальные преимущества. Подчас
113
В. П. ДАНИЛОВ
отход членов зажиточно-кулацких семей на заработки в качестве
фабрично-заводского или строительного рабочего имел лишь
маскирующее значение.
Исключительность социальных сдвигов в составе
отходничества на Северном Кавказе и Нижней Волге состояла лишь в том,
что здесь за 1927—1929 гг. возросла активность в
неземледельческом отходе всех классовых групп крестьянства (на Северном
Кавказе — многократно). В этом проявились особенности
воздействия индустриализации на районы с наиболее глубокой
социальной дифференциацией сельского населения. Но и здесь условия
1928—1929 гг. прямо отразились на сдвигах в составе
отходников (на Северном Кавказе за два года удельный вес
пролетарских хозяйств, отпускавших свою рабочую силу на
неземледельческие заработки, вырос почти в 7 раз, бедняцких в 10,5,
середняцких — в 23, кулацких — в 25 раз).
Возрастание отходничества в 1928—1929 гг. было, таким
образом, результатом не только аграрного перенаселения, но и ряда
других факторов, находившихся в сложном и противоречивом
взаимодействии.
Рост отходничества накануне коллективизации был весьма
значительным. И тем не менее в 1928/29—1929/30 гг. Нарком
труда СССР в конъюнктурных обзорах по труду констатировал
невыполнение планов по отходничеству крестьян из деревни.
«Имеющиеся данные говорят,— сказано в обзоре за 1929/30 г.,—
что запроектированное количество строителей-отходников не было
достигнуто, деревня не дала того количества рабочих, на которое
строительство рассчитывало. Вербовка, предпринятая органами
труда и хозорганами еще до начала полевых работ, не покрывала
всей потребности в рабочей силе; в период уборочной кампании
она повсеместно дала очень незначительные результаты» 116.
Оказалось, следовательно, что к концу исследуемого периода
предъявленный спрос на рабочую силу для сезонных отраслей
народного хозяйства и строительных работ намного превысил
способность деревни немедленно отдать «избыточный» для нее труд.
Объяснение этого кажущегося парадокса состоит в том, что
вступали в действие косвенные факторы борьбы с аграрным
перенаселением, оказавшиеся на деле наиболее эффективными. К ним
относится прежде всего интенсивное развитие индустрии.
Годовые темпы прироста промышленной продукции в первые два года
пятилетки превысили наметки пятилетнего плана 117. Растущий
размах строительных и реконструктивных работ потребовал
значительного увеличения кадров рабочего класса. В том же
направлении действовало введение в 1927 г. 7-часового рабочего дня
(решение принято в октябре на сессии ЦИК СССР, посвященной
десятилетию Советской власти, переход предприятий на 7-часовой
рабочий день начался в декабре).
114
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
Началось интенсивное вовлечение в промышленное
производство новых рабочих. К 1927 г. было завершено восстановление
кадров промышленных рабочих. В 1929 г. число постоянных
рабочих во всей крупной промышленности было на 1562 тыс.
(60,2%) больше, чем в 1913 г.118 Удельный вес новых кадров в
массе индустриальных рабочих в 1929 г. составлял 37,6%. Но
действительный масштаб обновления состава рабочего класса,
учитывая естественную убыль старых кадров, уход части их с
производства на советскую и партийную работу, на учебу и т. д., был
значительно выше, приближаясь, очевидно, к 50% 119.
Откуда могли прийти на промышленные предприятия 1,5—
2 млп. новых рабочих? Частью, конечно, в результате
воспроизводства рабочей силы в городе. Но оно не могло быть столь
значительно. Основная масса этого огромного пополнения,
влившегося за два-три года в состав рабочего класса, была выделена
деревней. Для большинства крестьян, превратившихся и
превращавшихся в промышленных рабочих, отходничество на
неземледельческие заработки являлось ступенью в процессе этого
социального превращения. В данном отношении особенно
показательным является резкое усиление в конце 1920-х годов
«оседания» отходников в местах, куда они первоначально шли лишь для
того, чтобы «подработать».
Оседанию отходников в городах и на стройках первой
пятилетки способствовали, с одной стороны, массовая работа по их
обучению индустриальным специальностям, а с другой — меры
по улучшению условий их труда и быта. Вряд ли нужно
приукрашивать организованность в проведении указанных
мероприятий — в существующей литературе по данному вопросу (особенно
в упоминавшемся уже исследовании А. М. Панфиловой)
достаточно полно показаны те невероятные трудности как объективного,
так и субъективного порядка, которые приходилось преодолевать
на этом пути. Тут имели место и срывы, и массовые уходы
сезонников со строек; но была также огромная положительная
работа, определившая важнейшие особенности и итоги сложного
социального процесса. Именно в результате этой положительной
работы началось массовое закрепление рабочих-отходников за
стройками, включая «невозвращенчество» в деревню на время
уборочных работ 120.
По данным 1929 г., выходцы из деревни («дети крестьян»)
составляли от 35 до 40% общего числа промышленных рабочих в
стране, повышаясь в отдельных отраслях до 58—63% (нефтяная
и каменноугольная отрасли промышленности) 121. Подавляющее
большинство из них (в среднем 70—76%) сохраняло связь с
сельским хозяйством, имело в деревне земли и использовало их.
По отношению ко всему рабочему классу удельный вес рабочих,
имевших в деревне собственное хозяйство, составлял 22% 122.
115
В. П. ДАНИЛОВ
Наиболее значительной крестьянская прослойка была среди
текстильных рабочих. В 1929 г. она определялась примерно в
35%. Но в Иваново-Вознесенской и Владимирской областях ее
удельный вес повышался до 40%, а в Калужской и Рязанской —
до 54%. В группе железнодорожников насчитывалось до 28%
рабочих, связанных с деревней. Среди металлистов', по данным
обследования, 14 крупнейших предприятий страны, таких, как
«Красное Сормово», «Красный Профинтерн», завод имени
Дзержинского, было в среднем 36% рабочих, сохранивших собственные
хозяйства в деревне. А на предприятиях треста «Югосталь»
«подрабатывающие» крестьяне составляли 41% рабочих123. В
Павловском уезде Нижегородской губ. из 4080 рабочих-металлистов
2640 человек (67,4%) постоянно проживали в деревне и в массе
своей на период летних сельскохозяйственных работ уходили в
отпуск124. Массовые еженедельные уходы рабочих «в пятницу
на воскресенье», а летом на все время «домашних» деревенских
работ отмечались на горных разработках Украины 125. Но это был
уже не отход крестьян на заработки в промышленность, а скорее
своеобразный отход рабочих в сельское хозяйство, временное
возвращение в крестьянское прошлое.
*
Отходничество как массовое явление было порождено
особенностями развития отсталого мелкокрестьянского хозяйства и
дифференциации деревни. В социальном развитии общества оно
служило одним из путей перехода из крестьян в рабочие.
Профессиональные группы отходников, начиная с сельскохозяйственных
рабочих и кончая фабрично-заводскими, образовывали своего рода
последовательные переходные ступени. В условиях аграрной
страны с недостаточно развитой промышленностью массовый отход
крестьян на заработки становился источником безработицы в
городах. Однако в целом прогрессивная роль отходничества не
подлежит сомнению.
Для деревни отхожие промыслы служили средством
преодоления аграрного перенаселения, понимаемого' как несоответствие
между количеством рабочих рук в крестьянском хозяйстве и
реальной возможностью их производительного использования.
Капиталистические формы относительного перенаселения были
устранены обобществлением крупной промышленности и
национализацией земли. Сохранявшаяся после революции специфическая
форма аграрного перенаселения была следствием преобладания в
деревне «отсталых форм хозяйства» 126 и могла быть ликвидирована
лишь с социалистическим преобразованием сельского хозяйства.
Развитие отходничества усиливало связи деревни с городом,
с промышленностью, с рынком. Появление отходника в крестьян-
116
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
ском хозяйстве еще не означало коренного изменения его
сущности как хозяйства мелкотоварного, в значительной мере
натурально-потребительного, ориентированного на удовлетворение
потребностей семьи и базирующегося на семейной кооперации.
Вклад отходника в общий доход хозяйства играл роль
существенного дополнения, но не менял природу этого дохода для
основной массы хозяйств, отпускавших отходников. Лишь в
наиболее квалифицированных индустриальных группах отходников,
проводивших на промыслах основную часть года, мелкое
индивидуальное хозяйство внутренне перерождалось из основы
существования крестьянской семьи в придаток, в сферу побочных занятий.
Намного быстрее и очевиднее изменялись социальное
положение и облик самого отходника (нежели отпускавшего его
хозяйства). Отправляясь в отхожий промысел, крестьянин в
большинстве случаев переходил на положение рабочего. При подавляющем
преобладании отхода на неземледельческие промыслы это
означало вместе с тем форму перехода части населения из
сельскохозяйственного в индустриальное. Становится ясным, что степень
превращения аграрного населения в индустриальное нельзя
измерять только показателями роста городов и городского
населения, что при этом необходимо учитывать также ту часть активного
сельского населения, занятия которой все более и более
связывались с растущим строительством, промышленностью, транспортом.
Исследование отходничества позволяет, таким образом,
раскрыть ряд существенно важных моментов
социально-экономического развития не только деревни, но и всего общества в
процессе преобразования аграрной страны в индустриальную, в
условиях переходного периода от капитализма к социализму.
Умелое использование Коммунистической партией и Советским
государством традиционных форм труда, привычных и
необходимых в жизни крестьянских масс того времени, явилось одним из
условий успешного решения сложнейших задач социалистического
переустройства общества, в частности индустриализации. Исстари
сложившаяся система крестьянских отхожих промыслов сыграла
немаловажную роль в формировании многомиллионной армии
современного индустриального рабочего класса.
Изучение отходничества в связи с решением таких больших
и сложных задач, какими были преодоление аграрного
перенаселения и формирование кадров современной промышленности,
имеет большое практическое значение в свете той чрезвычайной
остроты, которую приобрела проблема занятости в «третьем мире».
Аграрное перенаселение в слаборазвитых странах сделало
«излишними» сотни миллионов рабочих рук в сельском хозяйстве,
которые не могут найти себе применение и в городе ввиду
отсутствия развитой промышленности. Поэтому сколь ни различны
уровни экономического и социального развития СССР в 1920-х го-
117
В. П. ДАНИЛОВ
дах и нынешних стран «третьего мира», как ни изменились
условия за последнюю1 половину века, советский исторический опыт в
преодолении аграрного перенаселения и безработицы, в создании
кадров промышленных рабочих (в частности, опыт использования
и регулирования крестьянских отхожих промыслов) сохраняет
актуальность для решения жизненных проблем громадного
большинства населения современного мира.
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3,
стр. 387.
2 Там же, стр. 378.
3 Там же, стр. 569-570.
4 Там же, стр. 576-577, 578.
5 Там же, стр. 232-246.
6 «НК труда СССР. Отход сельского
населения на заработки в СССР
в 1926/27 г.». М., 1929.
7 Л. Е. Минц. Отход крестьянского
населения на заработки в СССР.
М., 1926; он же. Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР.
М.-Л., 1929.
8 Л. Е. Минц. Отход крестьянского
населения на заработки в СССР,
стр. 5.
9 Л. Е. Минц. Проблемы баланса
труда и использования трудовых
ресурсов в СССР. М., 1967,
стр. 183—185. Здесь переиздана
(с некоторыми дополнениями и
изменениями) первая глава
монографии «Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР».
10 К. И. Суворов. Исторический опыт
КПСС по ликвидации
безработицы (1917-1930). М., 1968, стр. 70-
76; Р. Я. Акопов. Ликвидация
аграрного перенаселения в СССР
(1917-1932 гг.).-«Вопросы
истории», 1969, № 3, стр. 33, 37-38;
Л. С. Рогачевская. Ликвидация
безработицы в СССР. 1917-1930 гг.
М., 1973, стр. 84-85, 87, 144, 198-
201.
11 П. П. Масло в. Перенаселение
русской деревни. Опыт морфографии.
М.-Л., 1930, стр. 4.
12 Там же, стр. 62.
13 Там же, стр. 62-63.
14 А. Либкинд. Аграрное
перенаселение и коллективизация дерев
ни. М., 1931, стр. 32.
15 Там же, стр. 33—34.
16 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23,
стр. 705.
17 Там же, стр. С57.
18 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.,
т. 24, стр. 272.
19 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3,
стр. 319.
20 Там же, стр. 320; ср. стр. 267-269.
21 Л. А. Афанасьев. Аграрное
перенаселение. М., 1963, стр. 36; ср.
В. Г. Растянников. Аграрная
эволюция в многоукладном
обществе. Опыт независимой Индии. М.,
1973, стр. 189—191.
22 «КПСС в резолюциях и решениях
съездов, конференций и пленумов
ЦК», т. 4. М., 1970, стр. 54.
23 Там же, стр. 36,
24 Л. И. Лубны-Герцык. Об
избыточном труде в сельском хозяйств©
СССР.- «Сельское хозяйство на
путях восстановления». Сборник
статей. М., 1925, стр. 352.
25 Л. И. Лубны-Герцык. Об
избыточности труда изучаемых
районов.- «Труды государственного
колонизационного
научно-исследовательского института», т. III.
М., 1926, стр. 540.
26 Л. Е. Минц. Проблемы баланса
труда и использования трудовых
ресурсов в СССР, стр. 179-245.
27 Там же, стр. 193.
28 В. П. Данилов. Сельское
население Союза ССР накануне
коллективизации (По данным
общенародной переписи 17 декабря
1926 г.).- «Исторические
записки», т. 74, стр. 80—82, 87.
29 Л. Е. Минц. Проблемы баланса
труда и использования трудовых
ресурсов в СССР, стр. 199.
30 В книге Л. Е. Минца, откуда взя-
ты данные рассматриваемой таб-
лицы, к работам, связанным с
118
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
сельским и домашним хозяйством,
отнесены работы в лесном
хозяйстве и участие в собраниях.
Согласиться с этим нельзя. Мы
выделили «лесное хозяйство»
самостоятельной строкой, а участие в
собраниях отнесли к «прочим
работам» наряду с учением и
военной службой.
31 «Крестьянские бюджеты 1924/
/25 г.», стр. 14—19, 125-129,
172-178,
32 А. И. Хрящева. Группы и
классы в крестьянстве. М., 1926,
стр. 35.
33 Л. Е. Минц. Отход крестьянского
населения на заработки в СССР
(глава I. «Отхожие промыслы в
России за 1880-1913 гг.»). К
сожалению, начатая тогда работа
по изучению отходничества в
капиталистической России не была
продолжена. В современной
историографии мы можем назвать
лишь работы П, Г. Рындзюнского:
статью, в которой отход
рассматривается в аспекте его влияния
на демографические процессы в
деревне (П. Г. Рындзюнский.
Крестьянский отход и численность
сельского населения в 80-х годах
XIX в.— «Проблемы генезиса
капитализма». Сборник статей, М.,
1970, стр. 413-435), а также
книгу о крестьянской
промышленности, где имеется ряд
интересных, но беглых справок об
отходничестве (77. Г. Рындзюнский.
Крестьянская промышленность в
пореформенной России. 60—80-е
годы XIX в. М., 1966, стр. 55-58,
156-157; 246-253).
34 Л. Е. Минц. Отход крестьянского
населения на заработки в СССР,
стр. 18-19, 22-24, 38-39.
Приведенные в тексте сведения даны
для территории 43 губерний
Европейской России (нами
исключены сведения по Виленской, Ко-
венской, Гродненской, Курлянд-
ской, Лифляндской, Эстляндской
и Бессарабской губ.). По мнению
С. Г, Струмилина, «довоенные
данные об отходе по меньшей мере
в 2 или 3 раза преувеличены, а
потому совершенно несравнимы
с современными» (там же, стр. 6).
Данные паспортного учета,
конечно, отражали не только
движение крестьян-отходников, но
на долю последних приходилась
основная масса выбиравшргх
кратковременные билеты и паспорта
на срок до года. Преувеличение
масштабов отхода, по данным о
выборке паспортов, было не столь
значительным, как считал С. Г.
Струмилин. К тому же имел
место отход на заработки и без
паспортов.
35 Организация и основные итоги
обследования освещены в статье
Л. Е. Минца «Из истории
изучения профессионального и
социального состава рабочих
промышленности и некоторых групп
сезонных рабочих» («Очерки по
истории статистики СССР»,
сборник 5. М., 1972, стр. 50-53).
36 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926-27 г.»,
стр. 14.
37 Л. Е. Минц. Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР,
стр. 288.
38 А. М. Панфилова. Формирование
рабочего класса в годы первой
пятилетки (1928-1932). М., 1964,
стр. 13—14; К. И. Суворов. Указ.
соч., стр. 74—75.
39 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 11.
40 Там же, стр. 13; «Известия ЦК
ВКП(б)», 1927, № 20-21, стр. 6;
«Сельскохозяйственная газета»,
6 июня 1929 г.; «Правда», 14
февраля 1928 г.
41 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 11.
42 Л. Е. Минц. Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР,
стр. 304.
43 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 32—33; Л. Е. Минц. Аграрное
перенаселение и рынок труда в
СССР, стр. 302.
44 Там же.
45 Там же, стр. 34—35.
46 «ЦСУ СССР. Баланс народного
хозяйства Союза ССР 1923/24 г.» М.,
1926, стр. 29.
119
В. П. ДАНИЛОВ
47 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 22-23, 31-32.
48 В источнике данные о
профессиях указаны во всех случаях,
если в составе профессиональной
группы отходников волости «было
не менее 50 человек». Менее
значительные по численности группы
указаны лишь в тех случаях,
когда общий отход из волости не
превышал 500 человек. («Отход
сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.», стр. 47).
49 Там же, стр. 48-149.
50 Там же, стр. 77-86.
51 Там же, стр. 59, 64-65, 70-74,
80-81, 117, 124-125, 131.
52 Там же, стр. 68, 72, 77, 84, 96, 115,
132-134.
53 Л. Е. Минц. Отход крестьянского
населения на заработки в СССР,
стр. 70-71.
54 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 3, стр. 233.
55 Л. Е. Минц. Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР,
стр. 302-303.
56 Там же, стр. 320.
57 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 48-149.
58 Из 77 волостей, отпускавших
более 1 тыс. чернорабочих, 12
находились в Орловской губ., 6 — в
Воронежской, 5 — в Тульской, 6 — в
Нижегородской, 8 — в Татарской
АССР, 5 — в Уральской области,
по 4 — в Пензенской губ. и в
Дагестанской АССР, по 3 - в
Рязанской и Вятской губ., по 2 — в
Брянской, Тверской, Курской,
Тамбовской, Ульяновской,
Саратовской и в Чувашской АССР, по
1 — в Ленинградской,
Северодвинской, Вологодской,
Смоленской, Сталинградской и
Оренбургской губ., а также в Иркутском
округе (там же).
59 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 48-149.
60 Там же, стр. 12, 16, 51, 52.
61 Там же, стр. 12, 19, 129.
62 Там же, стр. 67, 69.
63 Там же, стр. 32.
64 Л. Е. Минц. Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР,
стр. 320.
65 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,.
стр. 16-17.
66 Там же, стр. 48-50.
67 Там же, стр. 52-55.
68 Там же, стр. 48—149. Приведем
сведения о составе отходников
трех наиболее крупных волостей:
Клементьевская волость
Можайского уезда Московской губ.
отпускала 5562 строителей, в том
числе 3189 плотников, 1612
землекопов и 132 конопатчика;
Архангельская волость Рязанского
уезда — 5810, в том числе 5500
плотников и 310 печников; Мокров-
ская волость Бежецкого уезда
Брянской губ.- 7468, в том числе
7421 плотника (там же, стр. 61,
68, 116).
еэ С 1927/28 г. статотдел Наркомтру-
да СССР стал включать
пищевиков в состав группы «фабрично-
заводские рабочие и
ремесленники» (ЦГАНХ СССР, ф. 7446, оп. 8,
д. 83, л. 124 об.).
70 Л. Е. Минц. Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР,
стр. 302-303.
71 Там же, стр. 320.
72 Там же.
73 П. Г. Рындзюнский на материалах
пореформенной России показал,
что «наибольшее число
отходников давали уезды, менее развитые
в экономическом отношении, с
меньшим числом фабрик и
заводов» (см. его книгу «Крестьянская
промышленность в
пореформенной России», стр. 251). Это
наблюдение сделано по материалам
отходничества за пределы уездов.
В еще большей мере наличие
фабрики — как и вообще промысла —
сказывалось на отходе крестьян
с территории волости.
74 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 131.
75 Там же, стр. 48-149. Волостями
наиболее значительного отхода
металлистов являлись Гороховец-
кая в Вязниковском уезде
Владимирской губ. (1662 отходника),
Луховичская в Зарайском уезде
120
КРЕСТЬЯНСКИЙ ОТХОД НА ПРОМЫСЛЫ В 1920-Х ГОДАХ
(2316) и Сапожовская в Ряжском
уезде (1756) Рязанской губ., Ново-
Калитвенская (1672) и
Павловская (1023) в Россошанском
уезде Воронежской губ., Вицхинский
участок в Дагестане (1223).
76 Там же.
77 Там же, стр. 30-31.
78 Там же, стр. 48-149.
79 Там же.
80 Я. Я. Владимирский. Отход
крестьянства Костромской губернии
на заработки. Кострома, 1927,
стр. 161.
81 «Отход сельского населения па
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 48-149.
82 Там же, стр. 32, 34-35.
83 Там же, стр. 48 — 149. Уразовская
волость в Сергачевском уезде
Нижегородской губ. давала 2186
торговцев-отходников, Гриминская в
Ржевском уезде Тверской губ.—
1000, Ильгощинская в Тверском
уезде—600, Радищевская в
Угличском уезде Ярославской губ.— 684,
Ново-Троицкая в Саранском уезде
Пензенской губ.- 510.
84 Там же.
85 Там же.
86 Л. Е. Минц. Аграрное
перенаселение и рынок труда в СССР,
стр. 335-348.
87 Там же, стр. 348.
88 Там же, стр. 340-341.
89 «Торговля СССР». Л., 1929, стр. 176,
178.
90 Повышенную зажиточность
отходников в Костромской губернии
отмечал Н. Н. Владимирский
(указ. соч., стр. 143-145, 163).
91 «Труд в СССР». Статистический
справочник. М., 1936, стр. 24.
Подробнее об зтом см.: А. А. Матю-
гин. Источники пополнения
состава промышленных рабочих в
СССР в восстановительный период
(1921-1925 гг.). «Доклады и
сообщения Института истории АН
СССР», вып. 12. М.. 1955, стр. 13.
92 Н. Н. Владимирский. Указ. соч.,
стр. 172.
93 «Отчет ЦКК РКП (б) XIV съезду
партии». М., 1925, стр. 17.
94 Директива от 28 апреля 1927 г.
на передний план выдвигала
задачу «воспитания трудовой
дисциплины и поднятия
квалификации рабочих». Рекомендовалось
ставить на обсуждение собраний
сезонников «практические
вопросы улучшения работы данного
производства», организовать
«краткосрочные курсы для
повышения квалификации
сезонников», обеспечить «развитие и
приспособление
культурно-просветительной работы» к условиям
их жизни. Органы Наркомтруда
обязывались усилить
регулирование найма и передвижения
сезонников, добиваться
улучшения их бытового обслуживания,
решительно бороться «с
установившейся практикой найма
сезонников через подрядчиков и
артельных старост». (И те, и
другие обычно наживались за
счет артельщиков).—
«Справочник партийного работника»,
вып. 6. ч. I М.— Л., 1928, стр.
641—643.
95 «Известия ЦК ВКП(б)», 1929,
№ 5-6, стр. 16; ср. «Известия ЦК
ВКП(б)», 1927, № 20-21, стр. 6 и
№ 37-38, стр. 7; 1928, № 20, стр. 9.
96 «Правда», 14 февраля 1928 г.
97 ЦГАОР СССР, ф. 4085, оп. 9, д. 12,
л. 54.
98 «Сельскохозяйственная газета»,
6 июня 1929; «Известия ЦК
ВКП(б)», 1929, № 5-6, стр. 13-14,
16.
99 «Известия ЦК ВКП(б)», 1927,
№ 20-21, стр. 6; № 37-38, стр. 7;
1929, № 5-6, стр. 16.
100 «ЦУНХУ Госплана СССР».
Промышленность СССР.
Статистический справочник. М., 1936, стр. 4.
101 ЦГАОР СССР, ф. 4085, оп. 9, д. 12,
л. 80; «Известия», 26 апреля
1929 г.; К. И. Суворов. Указ. соч.,
стр. 77, 200.
102 «Индустриализация СССР. 1926-
1928 гг.». Документы и материалы.
М., 1969, стр. 356.
103 «КПСС в резолюциях и решениях
съездов, конференций и
пленумов ЦК», т. 3. М., 1970, стр. 381.
104 ЦГАОР СССР, ф. 4085, оп. 9, д. 12,
лл. 55-58, 83-85.
105 «КПСС в резолюциях...», т. 3,
стр. 190.
106 ЦГАОР СССР, ф. 4085, оп. 9, д. 12,
121
В. П. ДАНИЛОВ
лл. 2—4; А. А. Матюгин. Рабочий
класс СССР в годы
восстановления народного хозяйства (1921-
1925). М., 1962, стр. 227-228.
107 «Известия НКТ СССР», 1926, № 14,
стр. 2-3.
108 «Индустриализация СССР, 1926-
1928 гг.», стр. 361.
109 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 36-37.
110 «Индустриализация СССР. 1926-
1928 гг.», стр. 361-363.
111 СЗ, 1927, № 13, ст. 132, 139; № 19,
ст. 219.
112 ЦГАНХ СССР, ф. 7446, оп. 8, д. 83,
лл. 122-132; ЦГАОР СССР, ф. 5515,
оп. 17, д. 66, лл. 81-96. Летом
1930 г. на страницах ежемесячно-
го органа Наркомата труда СССР
были опубликованы две таблицы
об отходничестве за 1927/28—
1928/29 гг. («Вопросы труда»,
июль — август 1930, № 7-8, стр.
136-137). Однако эти таблицы
содержат предварительные
сведения (в ряде случаев на оба года
приводится один показатель).
Данные названных выше материалов
разработаны детальнее и
являются более точными. Пометка на
обороте итоговой таблицы об
отходе за 1928/29 г. («Проверено.
24/XI-30 г.» и подпись.- ЦГАОР
СССР, ф. 5515, оп. 17, д. 66, л. 82
об.) свидетельствует о том, что
она составлялась и проверялась
позже журнальной публикации.
113 И. Резников. Высвобождение
рабочей силы в колхозах и задача
организации отходничества.- «На
аграрном фронте». 1931, № 6,
стр. 46; Л. Б. Маркус. Труд в
социалистическом обществе. М.,
1939, стр. 153; Р. Я. Акопов. Указ.
статья, стр. 38; К. И. Суворов.
Указ. соч., стр. 151, 207; Л. С.
Рогаче в екая. Указ. соч., стр. 200,
205-206.
114 «Отход сельского населения на
заработки в СССР в 1926/27 г.»,
стр. 14; ЦГАНХ СССР, ф. 7446,
оп. 8, д. 83, л. 127.
115 ЦГАНХ СССР, ф. 7446, оп. 8, д. 83,
лл. 126—127; «Вопросы труда»,
1930, № 7-8, стр. 136.
116 Л. С. Рогпчевская. Решающий
этап ликвидации безработицы в
СССР.- «История СССР», 1968,
№ 3, стр. 56, 57.
117 Там же, стр. 51-52.
118 «Промышленность СССР», стр. 4.
119 «Известия», 26 апреля 1929 г.
120 Подробнее об этом см. в
указанных выше работах А. М.
Панфиловой и Л. С. Рогачевской.
121 А. Рашин. Состав
фабрично-заводского пролетариата в СССР. М.,
1930, стр. 16-17.
122 Там же, стр. 24, 35.
123 «Известия», 16 апреля 1929 г.
124 «Правда», 14 февраля 1928 г.
125 «Известия», 16 апреля 1928 г.
126 «КПСС в резолюциях...», т. 3,
стр. 369.
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО
КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
Ю. И. Кирьянов
Бюджет времени рабочих — важнейший показатель уровня их
жизни. «Предварительным условием, без которого все
дальнейшие попытки улучшения положения рабочих и их
освобождения обречены на неудачу,— писал К. Маркс,— является
ограничение рабочего дня.
Оно необходимо как для восстановления здоровья и
физической силы рабочего класса..., так и для обеспечения рабочим
возможности умственного развития, дружеского общения между
собою, социальной и политической деятельности.
Мы предлагаем в законодательном порядке ограничить
рабочий день 8 часами» 1.
В. И. Ленин также отмечал, что борьба за 8-часовой рабочий
день в России была «неразрывно связана с улучшением
условий жизни рабочих. Образец этих улучшений, знамя их и есть
8-часовой рабочий день» 2.
При изучении той или иной стороны условий труда и быта
рабочих важно получить сведения по комплексу вопросов. Лишь
совокупность сведений позволяет составить всестороннее и
правильное представление об изучаемом предмете. К. Маркс, касаясь
рабочего и свободного времени пролетария, обращал внимание на
важность выяснения следующих вопросов: 1) число рабочих и
праздничных дней в году и неделе; 2) продолжительность
рабочего дня, а также перерывов для приема пищи; 3)
установлено ли определенное время для приема пищи и производится
ли работа во время ее приема; 4) производится ли ночная
работа, каков порядок смен на тех предприятиях, где работа идет
днем и ночью; 5) производится ли чистка машин специально
нанимаемыми для этой цели рабочими или выполняется бесплатно
рабочими, занятыми на этих машинах, в течение рабочего дня;
6) какие правила и взыскания применяются для обеспечения
своевременной явки рабочих к началу рабочего дня или после
обеденного перерыва; 7) продолжительность применения во
время работы «силы пара»; 8) рабочее время детей и подростков,
сменяемость различных групп детей и подростков в течение ра-
123
Ю. И. КИРЬЯНОВ
бочего дня; 9) имеется ли школа для детей и подростков,
какие часы они проводят в школе и чему обучаются; 10) какие
существуют законодательные акты, регулирующие, в частности,
детский труд, и строго ли они соблюдаются; 11) насколько
удлиняется обычный рабочий день в периоды промышленного
оживления; 12) каково время, затрачиваемое рабочим на дорогу к
месту работы в обратно 3.
Если обратиться к программам обследования условий труда
и быта рабочих России, составленным в конце XIX — начале
XX в., то в них можно найти примерно тот же круг вопросов 4.
Отдельные вопросы, характеризующие продолжительность
рабочего времени рабочего капиталистической России,
неоднократно были предметом специального изучения. Здесь прежде
всего следует назвать статьи, брошюры, книги Е. М. Дементьева,
К.А. Пажитнова, А. М. Стопани, С. Г. Струмилина и
некоторых других исследователей 5. Однако даже работы К. А.
Пажитнова, много сделавшего для исследования условий труда и быта
пролетариата, написаны по сравнительно узкой программе и
затрагивают, как правило, лишь вопрос о продолжительности
рабочего дня. В литературе слабо разработан один из
центральных сюжетов темы — продолжительность годового рабочего
периода. Почти ничего не было сделано для изучения бюджета
свободного (нерабочего) времени.
Состояние изученности вопроса во многом можно объяснить
малочисленностью источников сводного, обобщающего
характера. В материалах о рабочем времени промышленного
пролетариата России6 приводятся сведения по отдельным
производствам, группам рабочих, и, как правило, отсутствуют итоговые
данные по промышленности в целом. Показательно, что даже в
обобщающих работах (например, в статье К. А. Пажитнова
1908 г.) данные некоторых из этих источников отсутствуют.
Между тем возможности их дополнительной обработки и
использования далеко не исчерпаны. Некоторые же источники о
рабочем дне, в частности «Свод данных о фабрично-заводской
промышленности в России» за конец 80-х — начало 90-х годов
XIX в., вообще остались вне поля зрения исследователей.
В последние десятилетия было осуществлено довольно
большое число публикаций документов и исследований, в которых
приводятся сведения о рабочем времени. Разнообразный, хотя и
носящий нередко частный характер, материал введен в научный
оборот монографическими исследованиями о рабочих отдельных
районов страны, выполненных А. А. Нестеренко, Ф. Е. Лосем,
О. А. Парасунько (Украина), И. В. Стригуновым (Баку),
В. Ю. Меркисом (Литва), ленинградскими историками И. А.
Баклановой, С. Н. Семановым, Э. Э. Крузе и др.
Однако следует отметить, что до сих пор еще слабо разра-
124
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ"
ботан богатый и разнообразный архивный материал о рабочем
времени, хранящийся в фонде Министерства торговли и
промышленности (ф. 23) ЦГИА СССР.
Таким образом, перед исследователем данной темы стоит
задача ее комплексного освещения за возможно более
продолжительный период и восполнения пробелов прежней литературы.
Для этого необходимы мобилизация уже введенных в научный
оборот данных локального характера, их критическая оценка,
а также привлечение и соответствующая обработка ряда
известных, но неиспользованных ранее статистических материалов
и архивных источников.
*
Первые сведения о средней продолжительности рабочего дня
приводятся в отчетах фабричных инспекторов Петербургского,
Московского, Владимирского, Харьковского, Киевского, Вилен-
ского и других фабричных округов за 1882—1885 гг. и в
«Сводах данных о фабрично-заводской промышленности...» за 1888 и
1891 гг.
В названных источниках показатели продолжительности
рабочего времени и заработной платы приводились в
большинстве случаев в виде данных, характеризующих их нижнюю
и верхнюю границы (средние показатели отсутствовали). В обоих
источниках нет итоговых данных по производствам (и даже
отдельным их подразделениям) и промышленным районам.
Очевидно, именно поэтому материалы отчетов фабричных
инспекторов и «Сводов» редко использовались в литературе. Между
тем обработка их возможна, а ее результаты представляют
известный интерес.
Начнем с обзора отчетов главного фабричного инспектора и
фабричных инспекторов различных округов, дополняя
приводимые в них сведения данными других источников.
Главный фабричный ипспектор Я. Т. Михайловский
указывал в отчете за 1885 г. на значительную разницу в
продолжительности рабочего времени даже на однородных
предприятиях. Однако он констатировал: «Заведения, в которых работа
продолжается от 20 до 12 часов, составляют если не
исключение, то меньшинство... В громадном же большинстве
заведений число рабочих часов не превышает 12 и составляет 80%
всего числа... Таким образом, пормальное число рабочих часов
на осмотренных инспекцией фабриках и заводах можно признать
12» 7. Речь здесь идет о так называемом чистом рабочем
времени, без перерывов на обед и полдник, на что отводилось как
минимум 1,5 часа 8.
Обратимся теперь к материалам, касающимся некоторых
фабричных округов и промышленных районов.
125
Ю. И. КИРЬЯНОВ
И. А. Бакланова пишет (не ссылаясь па конкретный
источник), что в Петербурге в первые пореформенные десятилетия,
«по официальным сведениям, число рабочих часов колебалось
от 10 до 13. На большинстве петербургских фабрик и заводов
рабочий день длился (с перерывами) с 5—6 часов утра до 7—
8 часов вечера» 9, т. е. 14 часов. Чистое рабочее время
составляло, таким образом, по-видимому, не менее 12 часов. Подобное
же заключение можно сделать и на основании «Отчета за 1885 г.
фабричного инспектора С.-Петербургского округа», в котором
говорится о двух группах предприятий — с суточной работой в
течение 12 часов и от 10 до 14, а иногда и до 16 часов10.
Согласно приложению к указанному «Отчету»,
продолжительность суточного рабочего периода (включая перерывы на обед и
отдых) на 10 текстильных предприятиях Петербурга составляла
13 1/4—13 1/2 часа (2 случая), 14 часов (6), 14 1/2 часа
(1), 15; часов (1), а на 9 чугунолитейных и механических
заводах — 12 1/2 часа (1), 13 часов (5), 14 часов (3) п.
Таким образом, чистый рабочий день на текстильных фабриках
столицы составлял в большинстве случаев 12 часов, а на
чугунолитейных и механических заводах — 11—12 часов.
Для Московской губернии, как и для некоторых других
губерний Центрально-промышленного района, имеется особенно
богатый материал, явившийся результатом обследования условий
труда рабочих во второй половине 70-х — первой половине 80-х
годов XIX в. санитарными и земскими врачами. Он издан
Московской земской санитарной комиссией в виде нескольких томов
(в нескольких десятках выпусков) 12. Наряду с отчетами
фабричных инспекторов Московского и Владимирского округов за
первую половину 80-х годов XIX в. 13 эта публикация
представляет ценную коллекцию материалов о положении пролетариата
Центрально-промышленного района.
Приведем выборку данных о продолжительности рабочего дня.
Посменная работа на большинстве фабрик Московского уезда
продолжалась 11—13 часов, двухсменная — на бумагопрядильных и
механических бумаготкацких мануфактурах — 12 часов. Ночная
работа наряду с дневной велась на 22% фабрик и заводов
(преимущественно крупных) 14. В Подольском уезде на ткацких,
обойных и шерстопрядильных фабриках работа велась 11—13 часов,
на шляпной фабрике— 13—14 часов, на кожевенном, стеклянном
и гвоздильном заводах — 12 часов 15. В Клинском уезде в
спичечных, химических, кожевенных и зеркальных заведениях рабочий
день продолжался 13—14 часов; в отбельных, красильных, бахром-
ных, войлочных, мелких ткацких и сапожных — до 15 часов; на
ковровой, бумагопрядильной и самоткацких бумажных
фабриках — 12 часов; на механических заводах — 11 часов (включая
время приема пищи и отдыха) 16.
.126
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
Е. М. Дементьев на основе анализа данных о
продолжительности рабочего дня на 259 фабриках Подольского,
Серпуховского, Коломенского и Бронницкого уездов Московской губ. за
1883—1885 гг. делает заключение, что ее среднюю величину
можно определить в 12,6 часа 17. Отчет фабричного инспектора
Московского округа И. И. Янжула за 1882—1883 гг. также
свидетельствует о том, что наиболее распространенным рабочим днем был
12-часовой, хотя на многих фабриках его продолжительность
составляла даже 12—14 часов (а на некоторых и более). «На 158
фабриках... замечается 217 случаев или отдельных способов
распределения времени работы, считая здесь как целые фабрики,
так и отделения фабрик или отдельные процессы
производства..,— пишет И. И. Янжул в своем «Отчете».— Из этих 217
случаев в 151 время работы продолжается от 11 до 14 часов в
сутки для каждого рабочего без различия пола и возраста; и,
следовательно, приблизительно, средним временем на большинстве
осмотренных фабрик и отдельных процессов производства нужно
считать 12,5 часа» 18.
Приведенные выше и некоторые другие данные, собранные
И. И. Янжулом, Ф. Ф. Эрисманом, Е. М. Дементьевым, А. В. По-
гожевым и др., позволяли сделать заключение, что в первой
половине 80-х годов XIX в. на фабриках и заводах Московской,
Владимирской и Тверской губ. продолжительность рабочего
времени равнялась 12—14 часам, причем часть рабочих была
занята ночью 19.
Фабричный инспектор Харьковского округа (Харьковская,
Полтавская, Черниговская, Екатеринославская губ. и Область
Войска Донского) отмечал, что в 1885 г. продолжительность
рабочего дня на предприятиях округа чаще всего составляла 11,5 и
12 часов 20.
На обследованных в 1887 г. фабричной инспекцией Минской
губернии 60 промышленных предприятиях рабочий день длился
не менее 12 часов, а в булочных и пекарных заведениях — еще
дольше 21.
Несколько более короткий рабочий день был в Литве. В
середине 80-х годов XIX в. у 4/5 рабочих Литвы
продолжительность чистого рабочего времени не превышала 10,5 часов (а с
обеденным перерывом — 12 часов) 22.
Для конца 80-х — начала 90-х годов XIX в. интересующие
нас массовые сведения о продолжительности рабочего дня
имеются лишь в «Своде данных о фабрично-заводской
промышленности...» за 1888 и 1891 гг. Данные «Сводов» по различным видам
производств в рамках отдельных губерний настолько объемны,
что простое их воспроизведение заняло бы десятки страниц.
Поэтому приходится воспользоваться выборочным методом, взяв в
качестве примера наиболее важные виды производств ведущих
127
Ю. И. КИРЬЯНОВ
отраслей промышленности, где трудились большие контингенты
рабочих. При этом мы остановили свой выбор на следующих
видах производств: бумагопрядильном, где было занято 142,1 тыс.
рабочих из 454,9 тыс. во всем производстве по обработке
волокнистых веществ (представлено данными по 7 губерниям);
рельсовом, сталелитейном, железопеределочном, где было занято
17,7 тыс. рабочих из 106,6 тыс. во всем металлическом
производстве (представлено данными по 4 губерниям); машиностроительном,
где было занято 48,3 тыс. рабочих из 106,6 тыс. во всем
металлическом производстве (представлено данными по 15 губерниям).
Указанные производства могут дать представление о положении
пролетариата в отраслях производства с различпой степенью
оснащенности паровыми и водяными двигателями, различной
численностью рабочих на предприятии и различной долей женщин
и малолетних.
Рассмотрим данные по бумагопрядильному производству
(табл. 1). В подсчет вошли сведения по 90 предприятиям (из
102 в стране) со 130,4 тыс. рабочих (из 142,1 тыс).
Представлены следующие районы: Петербургский,
Центрально-промышленный, Прибалтийский и Польский. Среднее число рабочих на
предприятии данного производства сравнительно большое — 1400 (от
500 до 4400 человек). Отличительная черта предприятий по
обработке волокнистых веществ вообще и бумагопрядильных в
частности — повышенное использование труда женщин. Доля женщин
здесь составляла в 1888 г. в среднем 43,8% и колебалась от
40,8 до 53,8% (в то время как в производстве по обработке
волокнистых веществ в целом она равнялась 38,6 %).
Несколько выше, чем в других производствах, использование труда
малолетних (3,5%). Это важно иметь в виду, так как более
низкая оплата труда женщин и малолетних (обыкновенно женщины
получали половину, а малолетние — треть заработной платы
мужчин 23) предопределяла у них более длительный рабочий день.
Продолжительность рабочего дня в бумагопрядильном
производстве в тех губерниях, данные по которым мы приводим,
колебалась в 1888 г. от 7 до 14 часов и в 1891 г.— от 8 до
12 часов. При этом верхний предел в первом случае составлял
12—14 часов, а во втором — 12 часов. Наиболее
распространенная продолжительность рабочего дня была близка к цифрам
верхнего предела, на что указывают средние данные о
продолжительности рабочего дня по Рязанской губ. (1888 и 1891 гг.— 12 часов)
и Эстляндской губ. (в 1888 г.—13,5 и в 1891 г.—12 часов).
Как отмечал К. А. Пажитнов в производствах по обработке
волокнистых веществ до закона 1897 г. работы, производившиеся
в одну смену, продолжались 12 часов, а в две смены — 12—14,
а иногда 16 часов и более.
Возвращаясь к табл. 1, попытаемся выяснить взаимосвязь та-
128
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
ких показателей, как мощность паровых двигателей на рабочего,
среднее число рабочих на предприятие, продолжительность
рабочего дня и заработная плата (доля женщин и малолетних на
предприятиях была более или менее одинаковой). Сопоставление
приводит к следующим заключениям. Там, где мощность
паровых двигателей на одного рабочего была больше (прежде всего
в Петербургской и Петроковской губ.— 0,8—0,9 л. с), среднее
число рабочих, занятых на предприятии, было минимальным (в
названных губерниях примерно в 2—3 раза ниже среднего
показателя). В других случаях, преимущественно в губерниях
Центрально-промышленного района, недостаточная оснащенность
фабрик паровыми двигателями, по-видимому, в какой-то мере
компенсировалась более широким использованием на предприятии
рабочей силы.
Показатели продолжительности рабочего времени и размера
заработной платы для соответствующих губерний менее
выразительны. Но и они свидетельствуют о том, что наиболее
благоприятные для рабочих условия труда и его оплаты были там,
где использовалось больше паровых двигателей и где число
рабочих (в расчете на промышленное предприятие) было
наименьшим. Так, низший предел продолжительности рабочего дня в
Петербургской губ. равнялся в 1888 г. 9, а в 1891 г.— 8
часам; в Петроковской губ.— 7 и 9 часам, в то время как в
Московской, Рязанской, Тверской, а также в Эстляндской губ. в 1888 г.
он колебался от 10 до 13,5 часов, а в 1891 г.— от 10 до 12 часов.
Кроме того, в Петербургской и Петроковской губ. мы видим
наиболее благоприятный для рабочего по крайней мере один из двух
крайних показателей заработной платы. Для Петербургской губ.
это показатель низшего предела (16 и 12 руб.), для
Петроковской губ.— показатель высшего предела (60 руб.). В то же время
на большинство других губерний (Владимирскую, Московскую,
Тверскую и Эстляндскую) приходятся самые низкие показатели
размера заработной платы.
Посмотрим теперь на данные по рельсовому, сталелитейному,
железопеределочному производству. В подсчет вошли данные по
девяти предприятиям (из 61 по всему производству) с 14,9 тыс.
рабочих (из 17,7 тыс.). В рассматриваемой отрасли тяжелой
промышленности были представлены сравнительно крупные и
лучше оснащенные паровыми двигателями заводы. Среднее число
рабочих на каждом из них равнялось 300, но здесь было немало
и заводов-гигантов, насчитывавших по нескольку тысяч рабочих.
Судя по данным, относившимся к Петербургской губ., мощность
паровых двигателей в расчете на одного рабочего была здесь
выше, чем в бумагопрядильном производстве (соответственно 1,1
и 0,9). Здесь, как и в бумагопрядении, наблюдается следующая
закономерность: чем больше была энерговооруженность предприя-
129
Ю. И. КИРЬЯНОВ
130
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
131
Ю. И. КИРЬЯНОВ
тия, тем меньше было занято на нем рабочих. Вследствие
специфического характера производства труд женщин и тем более
малолетних применялся на рельсовых, сталелитейных и железо-
переделочных заводах в очень небольших размерах:
соответствующие средние показатели по всему производству не превышали
1%, в то время как в бумагопрядении они равнялись 43,8 и
3,5%. Верхний предел продолжительности рабочего дня здесь
составлял 11—12 часов. Что касается заработка, то можно
констатировать, что в ряде случаев он был значительно выше, чем
в бумагопрядении.
Особенно большую возможность для различного рода
сопоставлений предоставляют материалы о машиностроительном
производстве: в табл. 1 приводятся сведения по 11 губерниям.
Нами учтены данные по 196 предприятиям (с 39,3 тыс.
рабочих) из 372 предприятий во всем производстве (с 44,4 тыс.
рабочих). И здесь в подсчет не попали главным образом мелкие
предприятия. Поэтому приводимые средние данные по всему
производству о числе рабочих, занятых на предприятии (100
человек), несколько ниже, чем соответствующие данные по многим
губерниям. Но, как правило, число рабочих на предприятии
составляло 100—200 человек. Мощность паровых двигателей на
одного рабочего равнялась в среднем 0,2 л. с. При этом
показатели для 1888 г. по Петербургской и Нижегородской губ. выше
среднего уровня, а по ряду губерний
Центрально-промышленного района, Поволжья (Казанской), Урала (Пермской), Украины
(Киевской) — ниже среднего уровня.
Верхний предел продолжительности рабочего дня в
машиностроительном производстве составлял в 1888 г. 11,5—14 часов, а в
1891 г.—10—12 часов. Учитывая довольно постоянный
показатель нижнего предела (10 часов), можно полагать, что паибо-
лее распространенным рабочим днем был 11—12-часовой. В этом
убеждает и сопоставление данных по Петербургской губ. за 1888
и 1891 гг. (приведенных в табл. 1) и за 1894—1895 гг.
Продолжительность рабочего дня в первом случае в 1888 г. 8—12
часов, в 1891 г.—6—12 часов, а во втором — на 89 чугуно-,
меднолитейных и машиностроительных заводах (13,8 тыс. рабочих) —
10,5 —12 часов, на 2 трубопрокатных и проволочных заводах
(1 тыс.) — 11—12 часов, на 13 фабриках электрических машин и
приборов (1,9 тыс.) — 11—12 часов, т. е. в среднем 11—12 часов 24.
Судя по нижнему пределу, меньшей продолжительностью
рабочего дня отличались машиностроительные предприятия
Петербургской и Варшавской губ. При этом именно в этих губерниях
оснащенность предприятий паровыми машинами была выше
среднего показателя по всей машиностроительной промышленности.
Повышенная же продолжительность рабочего дня (более 11
часов) была в Московской (1888 г.), Казанской (1891 г.), Ниже-
132
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
городской и Петроковской (1888 г.) губ., из которых в первых
трех оснащенность предприятий машинами была наименьшей.
В конце XIX в. и особенно в первые два десятилетия XX в.
было предпринято несколько попыток сбора сведений о
продолжительности рабочего времени как по отдельным промышленным
губерниям и отраслям производства, так и по всей
промышленности страны в целом.
Рассмотрим общероссийские дапные за 1904, 1905 и 1913 гг.,
приводимые в двух изданиях отдела промышленности
Министерств торговли и промышленности25. Переработанные для
сравнимости данные указанных изданий приводятся в одном из
выпусков «Материалов по статистике труда Северной области»
(табл. 2).
Средний рабочий день в 1904 г. равнялся 10,6 часа. У
взрослых мужчин, женщин, подростков и малолетних соответствующие
показатели были 10,7, 10,4 и 7,6 часа. В 1913 г. средняя
продолжительность рабочего дня снижается и составляет в среднем
9,9 часа, в том числе у мужчин — 10, у женщин и подростков —
9,7 и у малолетних — 7,7 часа. Таким образом, с 1904 по 1913 г.
средняя продолжительность рабочего дня у мужчин, женщин д
подростков снизилась на 42 минуты. Показательно, что
сокращение с 1904 по 1905 г. было примерно таким же, как и за
несравненно более продолжительный последующий период — с 1905 по
1913 г. В этом проявилось влияние революции.
И в 1904, и в 1913 гг. выше среднего общероссийского
уровня продолжительность рабочего дня была в производствах по
механической обработке дерева (в 1904 г.— 10,8, в 1913 г.— 10,2
часа), обработке минеральных веществ (10,6 и 10,2 часа),
обработке животных продуктов (11 и 10 часов), обработке пищевых и
вкусовых веществ (11,3 и 10,7 часа). В общей сложности здесь
была занята в 1904 г. третья часть (452,5 тыс.), а в 1913 г.—
примерно четвертая часть (511,9 тыс.) всех рабочих.
В остальных производствах рабочий день был несколько ниже
среднего уровня по промышленности в целом. Наименьшей
продолжительностью рабочего дня отличались бумажное и
полиграфическое производство (в 1904 г.— 10,2 и в 1913 г.—9,4 часа),
все пять групп производств волокнистых веществ, где преобладал
женский труд (10,3 и 9,6 часа), и производство по обработке
металла (10,4 и 9,7 часа).
Рабочий день в горнозаводской и горнодобывающей
промышленности в 1904 г. (табл. 3) был несколько короче, чем в
фабрично-заводской. В чугунолитейном производстве был близок к
показателям предприятий по обработке металла. Наиболее
характерными показателями по горнодобывающему производству
являются данные о работе мужчин, добывавших железо (10,3—10,5 часа);
о двухкомплектной работе мужчин, добывавших нефть (11,8 часа);
133
Ю. И. КИРЬЯНОВ
о двухкомплектной работе мужчин, добывавших уголь на
поверхности и под землей (соответственно 10,6—10,9 и 10,1—11,0 часа).
К сожалению, число учтенных рабочих по отношению к их
общему числу в производстве, за исключением добычи железа,
незначительно, и поэтому показатели продолжительности рабочего дня
в табл. 3 далеко не всегда типичны.
134
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
Дополним приведенные данные некоторыми другими, заметив
при этом, что в период с конца XIX в. по 1904 г.
продолжительность рабочего дня вследствие промышленной конъюнктуры
(экономический кризис 1900—1903 гг.), а также под напором
рабочего движения несколько снизилась.
Начнем с каменноугольной промышленности Донбасса. Б
одной из статей, опубликованной в 1900 г. в «Горнозаводском
листке», отмечалось, что забойщики — эта ведущая группа
подземных рабочих — трудилась 11—12 часов в сутки 26. В 1905 г.
рабочий день у подземных рабочих-мужчин составлял 10,9—11 часов.
Обследование в 1898—1899 гг. 23—25 железных рудников
Кривого Рога, где было занято 4 тыс. человек, показало, что
рабочий день на трех-четырех рудниках (при двух сменах) рав-
135
Ю. И. КИРЬЯНОВ
нялся 12 часам. Положение на остальных рудниках одним из
участников обследования характеризовалось следующим образом:
«...все остальные рудники ночных работ не ведут, а работают
в одну дневную смену; при этом весь район не обращает ровно
никакого внимания на закон о продолжительности рабочего дня
(2 июня 1897 г.). Как ни определенно требование закона о том,
чтобы рабочий день не мог быть более 11,5 часа, оно
совершенно не выполняется, и летом рудники работают от 4—4,5 часа
утра и до 7,5—8 часов вечера; кладя 2,5 часа на перерывы,
остается 12,5—13 часов, и такие работы тянутся с апреля по
сентябрь включительно. Зимой, правда, число рабочих часов
уменьшается. Но вовсе уже не так значительно, как это вообще
уверяют...» 27 По сравнению с этим свидетельством табл. 3,
по-видимому, отражает уже результаты сокращения рабочего дня в
первые годы XX в. (в 1904 г. до 10,3—10,5 часа).
Работы в нефтяной промышленности в конце XIX в.
производились, согласно данным Министерства финансов, круглые сутки
(днем и ночью и в течение почти всего года, за исключением
очень небольшого числа праздников) в две смены по 12 часов с
двухчасовым перерывом. Этот показатель относился примерно к
21 тыс. рабочих (включая 4 тыс. вспомогательных) 28. По
данным Совета съезда бакинских нефтепромышленников, в 1904 г.
у двух третей нефтяников продолжительность рабочего дня
составляла 12 часов 29.
Теперь рассмотрим погубернские материалы. Данные по
Петербургской (Петроградской) губ. за 1902—1914 гг., относящиеся к
числу так называемых средних показателей, представлены в
табл. 4.
Продолжительность рабочего дня в столице в июне 1914 г.
по сравнению с общероссийскими показателями 1913 г. была
меньше (примерно на полчаса). Исключение составляли производства
по обработке минеральных веществ и животных продуктов, где
она была выше. В производстве же волокнистых веществ
разницы в показателях по Петербургу и по России в целом не было.
Данные по Петербургской губ. за 1902 и 1914 гг., как и
общероссийские, свидетельствуют о заметном сокращении
продолжительности рабочего времени: лишь с 1902 по 1914 г.— на
полтора часа (правда, сравнивая соответствующие показатели за
1902 г. и за июнь 1914 г., следует иметь в виду известную
неполноту учета и заниженность данных за последний год, сведения по
которому относятся к одному из летних месяцев). Аналогичная
картина наблюдалась и в отдельных производствах губернии,
причем в производствах бумажном и полиграфическом,
металлообрабатывающем, по обработке пищевых и вкусовых веществ
сокращение составило несколько менее полутора часов, а в производствах
по обработке дерева, животных продуктов, химическом — более
136
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
полутора часов. Лишь в производстве по обработке минеральных
веществ оно было сравнительно незначительным (полчаса).
Если же попытаться сопоставить данные за более
продолжительный срок, то прогресс, достигнутый в сокращении рабочего
дня, будет выглядеть еще внушительнее. К сожалению, для
такого сопоставления мы далеко не всегда располагаем средними
данными по основным производствам, и его можно осуществить»
лишь привлекая сведения более частного характера, относящиеся
к отдельным подразделениям производств, что и показано в табл. 5.
137
138
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
Данные табл. 5 с большей или меньшей наглядностью
свидетельствуют об уменьшении рабочего дня во всех группах
производства. Если среднюю продолжительность рабочего дня в
хлопчатобумажном производстве в целом для середины 90-х годов
XIX в. можно определить в 12,5—13 часов, то в 1907 г. она
составляла менее 10,5 часа, а в 1910 г. в бумаготкацкой
отрасли — менее 9,5 часа (при однокомплектных работах — 9,5 и при
двухкомплектных — 9 часов; работы первого рода являлись
преобладающими), что дает сокращение более чем на 3 часа, или на
23%. К сожалению, период 80-х — середины 90-х годов XIX в.
не обеспечен достаточно надежными средними показателями,
поэтому в данном случае можно сделать лишь общее заключение:
продолжительность рабочего дня если и сократилась за 10—15 лет,
то ненамного.
В первом десятилетии XX в., как свидетельствуют данные по
бумагопрядильным и ткацким фабрикам, рабочий день сократился
примерно на 1 час (при однокомплектных работах), причем это
достижение текстильщиков падает в значительной мере на годы
революции (1905—1906).
В бумажном и полиграфическом производствах с 1894—1895
по 1914 г. произошло сокращение рабочего дня с 11—13 до 8,8
часа, т. е. в среднем на 3 часа (25%); в производстве по
механической обработке дерева — с 11,5 до 9,7 часа, т. е. на 1,8 часа
(15,6%); в металлообрабатывающей промышленности — с 10,5—12
до 9,4 часа, т. е. в среднем на 2 часа (15%); в производстве
по обработке минеральных веществ— с 12—14 до 10,3 часа, т. е. в
среднем на 2,7 часа (21%); в производстве по обработке
животных продуктов — с 11—13 до 10,1 часа, т. е. в среднем на
2 часа (20 %); в производствах по обработке пищевых
и вкусовых веществ и химическом — с 11—13 (в основном
с 12) до 9,8 часа, т. е. в среднем на 2,2 часа (18%).
Наибольшее сокращение рабочего дня имело место в тех отраслях
производства, где его продолжительность в XIX в. была особенно
значительной (прежде всего в текстильном, бумажном, в
обработке минеральных веществ, животных, пищевых и вкусовых
продуктов) .
Обратимся теперь к материалам по Харьковской губ. Для
1898 и 1912 гг. сводка данных о продолжительности рабочего
дня была составлена фабричным инспектором А. Н. Опацким и
приведена в его книге «Фабрично-заводская промышленность
Харьковской губернии и положение рабочих» (Харьков, 1912, стр. 46—
47). Источником сведений за 1898 г. А. Н. Опацкому
послужили материалы книги А. Г. Гнедича и С. С. Аксенова «Обзор
фабрично-заводской промышленности Харьковской губернии»
(вып. 1. Харьков, 1899). «Сводка» за 1898 и 1912 гг. может
быть дополнена сведениями «Отчета за 1885 г. фабричного ин-
139
to. и. кирьянов
спектора Харьковского округа Б. В. Святловского» (СПб., 1886,
стр. 25—26). Хотя соответствующая сводка данных «Отчета» за
1885 г. относится не только к Харьковской, но и к некоторым
другим губерниям округа, однако нам представляется, что ею
можно воспользоваться для сопоставления с данными сводки
А. Н. Опацкого: выборка сведений из «Отчета» применительно к
таблице по Харьковской губ. в какой-то мере отсеивает не
типичные для этой губернии показатели. Данные за 1885 и 1898 гг.
могут быть «связаны» и в известной мере дополнены сведениями
уже упоминавшегося «Свода данных фабрично-заводской
промышленности (за 1888 г.)» (СПб., 1891) и «Свода... за 1891 г.» (СПб.,
1894, стр. 108-112).
Средняя продолжительность рабочего дня в Харьковской губ.
в 1885—1912 гг. представлена следующим рядом показателей
(табл. 6): 1885 г.—12—12,5 часа, 1888 и 1891 г.—около 12
часов, 1894—1895 г. в заведениях с суточным производственным
циклом—11,5 и с дневным —11 часов30, 1898 г.—11,5 часа
(за исключением крупных машиностроительных заводов
Харькова, а также предприятий фарфоро-фаянсового и керамического
производств с 10,5-часовым днем), 1912 г.— 10—10,5 часа в
будние дни («в большинстве случаев накануне воскресных и
праздничных дней рабочий день был короче») 31. Накануне первой
мировой войны продолжительность рабочего времени была
повышенной в производстве вкусовых веществ и пониженной — в
бумажном и полиграфическом, на больших машиностроительных заводах
Харькова, в некоторых подразделениях производства по
обработке минеральных веществ (9—9,5 часа).
Сокращение рабочего дня в отдельных производствах за
период с 1885 по 1912 г. выглядит так: в шерстомойном — с 12—
13 до 10 часов, т. е. в среднем на 2,5 часа (20%); в
бумажном— с 12 до 9,5 часа, т. е. на 2,5 часа (21%); в
типографском—с 10—13 до 9 часов, т. е. в среднем на 2,5 часа (22%);
в производстве по обработке дерева — с 12—13 до 10 часов, т. е.
в среднем на 2,5 часа (20%); „в машиностроении с 11,5—12
(1888 г.) до 9,5 — 10 часов, т. е. на 2 часа (17%); в фарфоро-
фаянсовом — с 11—12 до 10 часов, т. е. на 1,5 часа (13%);
в кирпичном — с 15 до 11,5—12 часов, т. е. на 3—3,5 часа (20—
23%); в производстве по обработке животных продуктов — с 12
13 до 10 часов, т. е. на 2,5 часа (20%); в мукомольном — с 12
до 11,5 часа, т. е. на 0,5 часа (4,2%); в сахароварении — с 12 до
10—12 часов, т. е. в среднем на 1 час (8,3%); в химическом —
с 11—12 до 10 часов, т. е. на 1,5 часа (13%). Из
приведенного перечня видно, что в большинстве производств масштабы
сокращения рабочего дня были сходными (17—23%). Слабее всего
оно затронуло лишь производство по обработке вкусовых веществ,
для которого, однако, была характерна сезонность работ.
140
Таблица 6 Средняя продолжительность рабочего дня в фабрично-заводской промышленности Харьковской губ.
в 1885, 1891, 1898 и 1912 гг.
* В колонках за 1898 и 1912 гг. не заключенные в скобки цифры обозначают продолжительность рабочего времени у работающих в одну
смену. В скобках обозначено число рабочих часов каждой смены (при сменной работе), прчем две цифры указывают на наличие двух
комплектов, а три цифры — трех комплектов рабочих. Продолжительность работы указана в будние дни. Накануне воскресных и
праздничных дней в большинстве случаев рабочий день был короче (А. Н. Опацкий. Указ. соч., cтp. 48).
** Данные за 1888 г.
Ю. И. КИРЬЯНОВ
Сопоставление данных за два примерно равных по времени
этапа — с 1885 по 1898 г. и с 1898 по 1912 г.— приводит к
заключению, что в большинстве случаев существенные сдвиги
относятся к началу XX в. Именно тогда появились 8-часовые
трехсменные работы вместо двухсменных в бумажном, фарфоро-
фаянсовом, кирпичном и керамическом производствах.
Сокращение рабочего дня на втором этапе было связано прежде всего
с соглашениями (коллективными договорами), заключенными
рабочими и фабрикантами в 1905 и 1906 гг.32, т. е. произошло
под непосредственным напором борьбы пролетариата в годы
революции.
В заключение раздела сопоставим продолжительность
рабочего дня в промышленности России и других стран. Сравнение
приводимых ниже данных свидетельствует о том, что в России
рабочий день был длиннее, чем за границей. Так, в 1900 г.
рабочий день в Австралии равнялся 8 часам; в Великобритании — 9;
в США и Дании — 9 3/4; в Норвегии — 10; в Швеции,
Франции и Швейцарии —10 1/2; в Германии —10 3/4, в
Бельгии, Италии и Австрии — 11 часам 33. Для России в 1899—1902 гг.
его продолжительность можно определить в 11—11,4 часа34.
*
Сведения, дающие возможность судить о доле рабочих с той
или иной продолжительностью рабочего дня в общей массе
промышленного пролетариата, имеются (за редким исключением)
лишь для конца XIX и первых 15 лет XX в. Данные на этот счет
по всей промышленности и по отдельным ее производствам
относятся к 1913 г. За другие годы имеются сведения,
касающиеся или промышленности отдельных губерний (Московской,
Харьковской), или отдельных производств. Общероссийские данные
представлены в табл. 7.
В 1913 г. в фабрично-заводской промышленности у 2/5
рабочих продолжительность рабочего дня была менее 10 часов,
причем 8-часовой рабочий день был лишь у 7,9% рабочих, 3/5
рабочих трудилось 10 часов и более, а 15,5% — свыше 11 часов.
Среди рабочих-мужчин доли занятых 8 часов и менее (8,4%)
и занятых более 11 часов (20,4%) были несколько выше. Это
можно объяснить двумя обстоятельствами: во-первых,
повышенной долей среди них квалифицированной рабочей силы
(полиграфическое и металлообрабатывающее производства) с наиболее
коротким рабочим днем; во-вторых, более широким использованием
мужского труда на самых продолжительных работах.
Сходную картину можно наблюдать, если взять данные о
распределении подростков мужского пола по продолжительности
рабочего времени в течение суток.
142
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
3/4 женщин (75,7%) трудились 9—10 часов. Относительно
меньшая по сравнению с мужчинами доля женщин, занятых
менее 9 часов, объясняется более низкой, чем у мужчин,
заработной платой, вынуждавшей женщин увеличивать в возможных
пределах свое рабочее время. Малолетние (в табл. 7 приводятся
данные лишь о мальчиках) трудились не более 9 часов, причем
основная их часть — 8 часов и менее.
Рассмотрим теперь этот вопрос в рамках отдельных
производств.
Известное сходство с соответствующими данными по всей
фабрично-заводской промышленности наблюдается в таких
производствах, как обработка шерсти, шелка, льна и пеньки, дерева,
животных продуктов, а также смешанное и химическое.
Расхождения здесь касаются преимущественно групп рабочих, занятых
9—10—10,9 часа в сутки за счет повышенной доли занятых 10
часов и более.
Самые существенные отклонения от средних данных по всей
фабрично-заводской промышленности (на 10% и более)
наблюдаются в производствах по обработке хлопка (где крайние
группы — занятых 8 часов и менее, а также занятых более 11 часов
несравненно меньше — соответственно 1,7 и 1,6%), в бумажном
и полиграфическом производствах (где выше средних доли
занятых 8 и менее часов и 9 соответственно 20,9 и 38,7%), по
обработке металлов и машиностроению (где меньше средних доли
рабочих со сравнительно продолжительным рабочим днем — 10,1—
10,9 часа, 11 часов, 11,1 часа и более — соответственно 6,1, 2,1,
3,6%), по обработке пищевых продуктов (где вследствие
характера производства была особенно велика доля рабочих, занятых
более И часов,— 48,6%).
Материалы по хлопчатобумажному производству дают
возможность проследить изменения в интересующих нас показателях
за период с 1907 по 1913 г. Приводим их в табл. 8,
сгруппировав для большей наглядности некоторые сведения.
Данные табл. 8 весьма показательны. Они косвенно
свидетельствуют об успехах пролетариата в период революции 1905—1907 гг.
в достижении 8-часового рабочего дня. В 1907 г. рабочие,
трудившиеся 8 часов и менее, составляли почти 10%. Правда, этот
показатель следует признать несколько завышенным. Один из
исследователей вопроса отмечал, что в 1907 г. занятых 6, 6,5 и
7,5 и более 11 часов фактически было меньше, так как за рядом
исключений — это двухкомплектные и отчасти трехкомплектные
работы, чередующиеся таким образом, что в течение одной
недели один комплект работает 12 часов, а в течение следующей —
6 часов, а в среднем — 9 часов35. В последующие годы
капиталистам удалось частично ликвидировать завоевания
пролетариата. В 1913 г. рабочие с 8-часовым рабочим днем составля-
143
Ю. И. КИРЬЯНОВ
ли лишь 1,7%. Однако при этом предприниматели под напором
пролетариата вынуждены были пойти на сокращение работ
продолжительностью в 10,1 часа и более. В связи с этим увеличилась
доля рабочих, трудившихся 9 часов: если в 1907 г. она была
менее 50%, то в 1913 г. равнялась уже 68,7%. Эти изменения
коснулись буквально всех категорий рабочих.
В металлургическом и горнодобывающем производствах доля
занятых 8 часов была большей, чем в фабрично-заводской про-
144
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
мышленности (соответственно 17,7 и 7,9%), а доля занятых
более 10 часов — несколько меньшей (26,7 и 29,3%). Основная же
масса рабочих здесь, как и в фабрично-заводском производстве,
трудилась 8,1—10 часов (56,6 и 62,8%), причем в горной и
горнозаводской промышленности была более высокая доля рабочих с
10-часовым рабочим днем. Особенно тяжелыми условиями труда
и продолжительным рабочим днем отличалось горнодобывающее
производство и, в частности, добыча угля 36.
145
Ю. И. КИРЬЯНОВ
О распределении рабочих некоторых промышленных районов
и губерний России по продолжительности рабочего времени в
период с 80-х годов XIX в. по 1912 г. дает представление табл. 9,
составленная нами по материалам главным образом фабричной
инспекции.
К сожалению, в большинстве случаев мы располагаем
разрозненными данными. Исключение здесь составляют сведения по
Московской и Харьковской губ. Следует также отметить, что часть
сведений за 80-е годы и за 1894—1895 гг. характеризует
распределение не рабочих, а предприятий по продолжительности
рабочего дня. Между тем несоответствие между названными по-
146
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
казателями, как свидетельствуют данные по Лифляндской губ.,
достигало примерно 17,7—19,1%.
Из табл. 9 видно, что в конце XIX в. число рабочих,
занятых на производстве 8 часов и менее, было мизерным,
составляя в 1885 г. по всей фабрично-заводской промышленности
России около 2%, а в Московской и Петроковской губ. даже в 1894—
1895 гг.—и того меньше. Этот уровень не претерпел изменений и
в последние годы XIX в., судя по данным, относящимся к
Киевскому фабричному округу (1899 г.— 1,8%) и к Харьковской губ.
(1898 г.-1,5%).
В первом десятилетии XX в. благодаря борьбе
пролетариата доля рабочих с 8-часовым рабочим днем увеличилась в
несколько раз, но по-прежнему не превышала нескольких
процентов. В 1904 г. 8-часовой рабочий день был у 60 650 рабочих
(включая подростков), т. е. у 4,4% всех рабочих.
В годы революции (1905—1907) многие рабочие, борясь за
введение на их предприятиях 8-часового рабочего дня, добились
расширения сферы его применения в промышленности.
Несмотря па то, что в послереволюционный период
предприниматели в ряде случаев сумели ликвидировать сделанные ими
ранее уступки, все же к кануну первой мировой войны доля
занятых 8-часовой работой в фабрично-заводском производстве
достигла уже почти 8% (по стране в целом в 1913 г.— 7,9%,
в Харьковской губ. в 1912 г.— 7,3, в Петербурге осенью 1909 г.—
6,5%).
Довольно показательны и данные о самом продолжительном
рабочем дне. В 1885 г. 12-часовой и даже более
продолжительный рабочий день был в 56,8%, а 11,1—11,9-часовой — в 20,8%
всех предприятий (в сумме 77,6 %). Собранные в первой половине
80-х годов XIX в. Е. М. Дементьевым сведения о 259 фабриках
Подольского, Серпуховского, Коломенского и Бронницкого уездов
Московской губ. дают еще более высокий показатель: работа
менее 12 часов в сутки встречается лишь в 14,6% случаев. В 1894—
1895 гг. в Московской губ. среди работающих в одну смену
занятые 12 часов и более составляли 72%, а от 11 до 11,9 часа—
16,1 % (в сумме 88,1%). В Харьковской губ. доля рабочих с
12-часовым и более продолжительным рабочим днем в 1898 г.
составляла 44,5%, а с 11,1 —11,9-часовым — 37,3% (в сумме 81,8%),
а в Киевском округе в 1899 г.— соответственно 43,1 и 23,5%
(в сумме 66,6%). Лишь в прибалтийских губерниях численность
рабочих, занятых на производстве более 11 часов, была заметно
меньше: в Ковенской и Виленской губ. в 1885 г. она равнялась-
20%, в Лифляндской губ. в 1894-1895 г.— 15,2%.
Но и доля рабочих с наиболее продолжительным рабочим
днем (как и с самым коротким) со временем заметно
сократилась. Так, доля занятых более 11 часов в Петербурге в 1909 г.
147
Таблица 9. Распределение рабочих некоторых промышленных районов и губерний России в 80-х годах XIX в. —1912 г.
по продолжительности рабочего дня
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
составляла около 7%, в Московской губ. в 1894—1895 гг.—
примерно 80%, а в 1908 г.— 6—9,5%; в Харьковской губ. 1898 г.—
83%, а в 1912 г.- 43,9%.
В начале XX в. преобладающая масса рабочих трудилась от
9 до 11 часов, причем доля рабочих с самой низкой
продолжительностью рабочего дня постепенно возрастала, а с наиболее
высокой — сокращалась.
Характеризуя продолжительность рабочего дня в различных
промышленных районах страны в эпоху капитализма, следует
констатировать, что ниже средней она была в Петербургской,
привислинских, прибалтийских и юго-западных губерниях, а
повышенной — в Центрально-промышленном районе. Именно в этом
районе была особенно многочисленна «хищническая буржуазия»,
использовавшая значительное аграрное перенаселение и широко
эксплуатировавшая неквалифицированный труд.
«Господствовавшая у нас до сих пор хищническая буржуазия
эксплуатировала... труд необученный. Ее способы эксплуатации — выжимание
пота посредством непомерно длинного рабочего дня и непомерно
низкой заработной платы,— писал в 1908 г. орган областного
бюро РСДРП Центрально-промышленного района «Рабочее
время».— Между тем обученный труд требует обязательно более
короткого рабочего дня и вообще лучших условий работы:
обученный рабочий должен сильнее напрягать свое внимание, гораздо
скорее утомляется, что сейчас же отзывается на его работе.
Поэтому простой, своекорыстный экономический расчет заставляет
собственников новейшего рода фабрик и заводов сделать его работу
менее утомительной» 37.
*
Продолжительность рабочего дня находилась в известной
связи с числом смен рабочих, обслуживавших производственный
процесс, а также с наличием или отсутствием ночных работ.
В 80-х годах XIX в., когда продолжительность рабочего дня
достигала 12 часов и более, двухсменные работы, естественно,
должны были захватывать и ночное время. В дальнейшем, особенно
в начале XX в., при сокращении продолжительности
рабочего дня двухсменные работы (по 9 часов каждая) стали
«укладываться» в дневной период. Заметное вовлечение в
промышленность женщин и подростков, а также расширение самого
производства обусловили тенденцию к увеличению удельного веса
двухсменных работ, которые, как правило, были несколько
короче односменных. Вместе с тем пониженная производительность
труда в ночное время предопределяла тенденцию к
уменьшению доли рабочих, занятых на производстве ночью.
Представление о двухсменных работах в середине 80-х годов
XIX в. (хотя и довольно условное) дает заключение главного
149
Ю. И. КИРЬЯНОВ
фабричного инспектора, согласно которому предприятия
с суточными работами составляли не более 20% всех
заведений. Если распространить этот коэффициент на рабочих, то долю
занятых на односменных и двухсменных работах следует
определить как 80 и 20% (хотя фактически доля рабочих во
втором случае была, видимо, выше). «В Петербургской и
прилегающих к ней губерниях, а также в Прибалтийском крае и в При-
вислинском,— писал главный фабричный инспектор,— суточные
работы существуют только в виде исключения. Фабричные
заведения с суточного работой всего более встречаются в Центральной
России, в губерниях Московской, Владимирской и др.». Вместе
с тем тот же автор отмечал: «...со времени издания закона о
воспрещении ночных работ взрослым женщинам и подросткам
обоего пола (от 3 июня 1885 т.— Ю.К.). среди владельцев
промышленных заведений... замечается стремление переходить от
суточных работ к дневным же, но с рабочим днем в 18 часов,
для того чтобы каждая смена рабочих работала по 9 часов в
день» 38.
Погубернские данные о доле рабочих, занятых в одно-, двух-
и трехсменных работах, за ряд лет представлены в табл. 10.
Данные табл. 10 свидетельствуют о том, что в наиболее
развитых в промышленном отношении губерниях работы велись в
абсолютном большинстве случаев в одну смену. Доля
односменных рабочих составляла в Петербургской губ. в 1894—1895 и
1902 гг. 84—86,5%, в Лифляндской и Эстляндской губ. в 1902 г.—
85,6—88,5, в Петроковской губ. в 1894—1895 гг.—79,1% (в
среднем 79—88%). В большинстве губерний
Центрально-промышленного района, а также в Киевском фабричном округе
соответствующая доля была несравненно меньше: в Московской губ. в
1894—1895 гг. и в 1908 г.—57,2—58,6%, в Тверской губ. в
1902 г.— 65,8, в Костромской, Владимирской и Ярославской губ.
в 1894—1895 гг.— 18,3—36,3, в губерниях Киевского округа в
1899 г.-51,1%.
В конце XIX — начале XX в. двухсменные работы получили
довольно широкое распространение в тех губерниях и в тех
отраслях производства, где существовал особенно
продолжительный рабочий день (текстильная промышленность Центрального
района). Это наглядно видно при сопоставлении данных за 1894 —
1895 гг, по Московской губ., относящихся к производствам
текстильному и металлообрабатывающему, где соответствующие доли
рабочих равнялись 56 и 5,2%. Показательно, что в текстильной
Петроковской губ., в промышленном отношении более
развитой, доля рабочих, запятых в одну смену, почти в 1,5 р!аза
превосходила соответствующую долю в Московской губ. (79,1 и
57,2%). Со временем, однако, и наиболее развитые отрасли
производства Центрального района, где была повышенная
продолжи150
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
тельность рабочего дня, стали переходить к двухсменным
работам: в производстве по обработке металлов Московской губ.
соответствующая доля рабочих увеличилась с 1894—1895 по 1908 г.
с 5,2 до 30,1%.
151
Ю. И. КИРЬЯНОВ
Наиболее существенные сдвиги в переходе от односменной к
двухсменным работам относятся ко времени, последовавшему за
изданием закона 1897 г. и к периоду первой русской революции.
Наиболее общие сведения об абсолютной численности и
удельном весе рабочих фабрично-заводской промышленности России,
занятых в одну, две и три смены, относятся к 1904, 1905 и
1913 гг. Показатели за 1904—1905 гг. весьма близки, и поэтому
для сравнения мы приводим дапные лишь за 1904—1913 гг.
(табл. 11).
Из данных табл. 11 видно, что в 1904 г. на односменных
работах было занято 62,6% общего числа рабочих, в то время как
в 1913 г.—несколько более половины (54,8%). Одновременно
увеличилась доля рабочих на двухсменных (с 35,8 до 40%) и на
трехсменных работах (с 1,6 до 5,2%). С 1904 по 1913 г.
промышленная армия труда пополнилась различными категориями
рабочих, но в наибольшей степени — женщинами и подростками,
которые и оказались занятыми на двухсменных работах.
152
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
Таким образом, увеличение численности рабочих на
двухсменных работах (за счет уменьшения на односменных) было
свидетельством улучшения условий труда части пролетариата,
отражая сокращение продолжительности рабочего времени.
*
Время, отдаваемое производству, не ограничивалось часами
урочной работы. Для пролетариата России «чрезвычайно больным»,
по выражению В. И. Ленина, вопросом были сверхурочные
работы 39, которые являлись, как отмечала революционная
социал-демократия, с одной стороны, естественным следствием
капиталистического способа производства, стремления капиталистов
выжать из рабочих возможно больше прибыли и возможно быстрее
окупить стоимость машин, результатом конкуренции
предпринимателей и их нежелания нанимать новых рабочих, особенно
при выполнении спешных заказов, а с другой — следствием
недостаточного заработка рабочего. Широкое применение
сверхурочных приводило к преждевременной изнашиваемости организма
рабочего (к 40—45 годам), повышенной инвалидности,
увеличению безработицы, сокращению времени для отдыха, воспитания
детей, собственного развития, участия в общественной жизни40.
Время, отнимаемое сверхурочными, как отмечал В. И. Ленин,
шло «всецело в ущерб культурному и умственному развитию
рабочего» 41. Именно поэтому революционные социал-демократы
выступали за полное уничтожение сверхурочных.
Законодательство впервые коснулось вопроса о сверхурочных
работах в 1897 г. Сверхурочные подразделялись на
обязательные и необязательные, причем к числу первых могли быть
отнесены лишь такие сверхурочные работы, которые оказывались
необходимыми по техническим условиям производства.
Продолжительность необязательных сверхурочных работ не должна была
превышать для каждого отдельного рабочего 120 часов в год.
Согласно закону, необязательные сверхурочные работы
выполнялись на основе добровольного согласия рабочих, но
фактически в большинстве случаев рабочий не мог отказаться от
предложения их выполнить. Вести же борьбу против нарушений правил
о сверхурочных работах было очень трудно из-за
неопределенности законодательства и вследствие того, что в нем не были
предусмотрены наказания для капиталистов за нарушения закона,
на что указывала даже фабричная инспекция 42.
Имеются многочисленные свидетельства о частом применении
сверхурочных работ, причем не только в годы промышленного
бума, но и в кризисные годы, когда значительные массы
рабочих оставались за воротами фабрик и заводов. Это было
характерно прежде всего для предприятий металлургической, машино-
153
Ю. И. КИРЬЯНОВ
строительной и металлообрабатывающей промышленности, для
типографий, а также для производства по обработке
питательных веществ (с сезонными работами). Первенство здесь было за
промышленными районами, в которых ощущалась нехватка в
местной рабочей силе (Петербург, Южный промышленный район).
Характеризуя положение на Коломенском
машиностроительном заводе в середине 80-х годов XIX в., Е. М. Дементьев
отмечал, что здесь «один из наиболее коротких — на бумаге —
рабочих дней в 11,5 часа на самом деле сводится обычно к 14,5—
16,5 часа, а в экстренных случаях — даже и 19,5 и 21,5 часа
суточной работы и притом самой тяжелой!» 43
У части типографских рабочих Саратова в течение примерно
полугода рабочий день превышал обычную норму в 1,5 раза44.
В комиссии, обсуждавшей в 1906 г. проект рабочего
законодательства, выработанного Министерством торговли и
промышленности, говорилось относительно заводов, выполнявших
казенные заказы: «У них не хватает средств,чтобы работали
дневная и ночная смены, поэтому они гонят работу до 14 часов в
сутки одной сменой, причем в случае отказа рабочих от
сверхурочных работ им угрожают наймом второй смены; рабочие же,
опасаясь при этом условии потери в заработке, предпочитают
согласиться на производство сверхурочных работ, хотя бы это
угрожало их здоровью» 45.
Жалобы рабочих па принуждение к сверхурочным работам
отмечены в 1910 г. фабричными инспекторами Московской губ.
и области Войска Донского. Старший фабричный инспектор
Московской губ. писал по этому поводу: «Нигде этого рода
работы не применяются столь широко, как здесь; объяснение такому
явлению надлежит, по-видимому, искать в том обстоятельстве, что
вследствие повальных волнений рабочих в 1905—1907 гг.
продолжительность рабочего времени... была в большей части
заведений сокращена.., теперь, с наступлением успокоения, явилось
стремление с целью поднять размеры производства удлинять
продолжительность работы, а так как требуемое правилами
предварительное разрешение на производство сверхурочных работ
зачастую берет немало времени и всегда стеснительно, то нередко
случается, что эти работы назначаются не только без
разрешения или предварительного уведомления фабричного инспектора,
но и без согласия со стороны рабочих» 46.
Рабочие корреспонденции говорят о широком применении
сверхурочных работ в 1912—1914 гг. на многих предприятиях
Петербурга, удлинявших рабочий день до 12—15 часов, что
приводило к выработке отдельными группами рабочих 40—45
дневных норм в месяц47, а также на Украине и в Южном
промышленном районе. Депутат-большевик IV Государственной думы от
Екатеринославской губ. Г. И. Петровский в речи о положении
154
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
рабочих горнозаводской промышленности Юга, произнесенной
8 июня 1913 г., отмечал, что «везде рабочие стонут от
сверхурочных работ» 48. Подобная картина была характерна и для
нефтяной промышленности. «Сверхурочные работы,— писал в 1913 г.
старший фабричный инспектор Бакинской губ.,— по-прежнему
применяются крайне широко и притом, как доносят фабричные
инспектора, вследствие невозможности осуществить
систематический надзор при перегруженности очередной работой почти
бесконтрольно» 49.
Материалов, в которых приводятся результаты учета
сверхурочных работ, их величина и распространенность, немного. Это
данные по Киевскому фабричному округу за 1899 г.,
Петербургской губ.— за 1902, 1914 и 1916 гг., Московской губ.— за 1908 г.,
Харьковской губ.— за 1910 г. Наиболее полными являются
сведения по Петербургской губ., имеющиеся к тому же в отличие
от прочих за ряд лет. Поэтому подробно остановимся на их
анализе.
Рассмотрим вначале данные за 1902 г., опубликованные в
брошюре «Сверхурочные работы в промышленных заведениях
С.-Петербургского фабричного округа за 1902 г.» (СПб., 1904). Хотя
основной задачей ее составителей являлось выяснение степени
распространения сверхурочных работ, как раз по этой теме в силу
различных причин сведения оказались наименее точными. Ниже
воспроизводим наши подсчеты данных сборника «Сверхурочные
работы...», касающиеся сверхурочных работ в Петербургской губ.
в 1902 г.
Сведения о том, что на предприятиях велись сверхурочные
работы, дали лишь 45,1% всех фабрик и заводов губернии
(указанным процентом приходится определять и долю рабочих на
этих предприятиях, хотя она в действительности была,
по-видимому, несколько большей). Число рабочих в заведениях,
применявших сверхурочные работы, равнялось 53,4 тыс.
На сверхурочных обязательных работах было занято 48% и
необязательных — 56% общего числа рабочих в заведениях,
где практиковались сверхурочные. Ниже средних
соответствующие показатели были в текстильной промышленности (за одним
исключением — необязательные работы в смешанном
производстве), в производствах по обработке минеральных веществ,
животных продуктов, химическом, а выше средних — в бумажном
и полиграфическом, металлообрабатывающем и некоторых
других.
В хлопчатобумажной промышленности (22,5 тыс. человек)
доля занятых обязательной и необязательной сверхурочной работой
соответственно была равна 19,7 и 12,6% (в сумме 32,3%). Эти
цифры заслуживают внимания по той причине, что их
конкретизацию мы находим в монографии В. Леонтьева «Положение тек-
155
Ю. И. КИРЬЯНОВ
стильных рабочих в Петербурге», где на основе данных
фабричной инспекции делается заключение, что на петербургских
хлопчатобумажных фабриках (11,3 тыс. человек) сверх обычного
времени в 1902 г. трудилось 20,8% всех занятых в этом
производстве рабочих50. Из этого следует, что фактически сверхурочно
трудилось примерно на треть рабочих меньше, чем показывает
арифметическая сумма числа рабочих, занятых на обязательных
и необязательных сверхурочных работах (32,3%). Это означает,
что часть рабочих использовалась как на обязательных, так и
на необязательных сверхурочных работах. Применение
указанного коэффициента к рабочим всей промышленности Петербурга
дает возможность определить долю фактически занятых
сверхурочно в 1902 г. примерно 70%.
Среднее число часов в год на обязательных сверхурочных
работах равнялось 126,4, а на необязательных — 125,8, т. е. было
несколько выше законодательной нормы (120). Отношение
сверхурочных часов к урочному времени по всей промышленности
Петербургской губ. определяется как 4,4: 100. Выше среднего
оно было в производствах металлообрабатывающем, бумажном и
полиграфическом, а ниже среднего — почти во всех остальных.
Отношение же сверхурочного к урочному времени лишь занятых
сверхурочной работой было выше и определялось как 8,5 : 100.
На довольно низкие показатели отношения сверхурочного
времени к урочному в различных производствах в 1902 г. могла
оказать влияние неблагоприятная экономическая конъюнктура —
кризис 1900—1903 гг.
Чем меньше был годовой рабочий период (в часах), тем выше
были как доля рабочих, занятых сверхурочно, так и показатель
отношения сверхурочного времени к урочному. Особенно
рельефно эта закономерность прослеживается в производствах
металлообрабатывающем, бумажном и полиграфическом.
Что касается оплаты сверхурочного времени, то она
производилась, по-видимому, в полуторном или двойном размере.
Общая же сумма заработка за сверхурочную работу по отношению
ко всему урочному заработку составляла 8,1% и в разных
производствах колебалась от 1,2 до 12,3%.
Теперь обратимся к данным о сверхурочных работах в
Петербургской (Петроградской) губ. в июне 1914 г. и июне 1916 г.
Приводим данные обработанных нами сводок фабричной
инспекции 51. Общее число учтенных фабрично-заводских рабочих в
губернии было в июне 1914 г. 100,3 тыс. и в июне 1916 г.—
141,8 тыс. человек. Накануне первой мировой войны в фабрично-
заводской промышленности Петербургской губ. почти треть
рабочих (29,8%), а в июне 1916 г.—более 2/5 (42,4%) выполняли
сверхурочные работы. Особенно значительная часть рабочих
трудилась сверхурочно в металлообрабатывающей промышленности
156
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
(45,7 и 65,8%), в производстве бумажных изделий (43,3 и 44,2%)г
в электрической промышленности (72,6 и 68,9%), в производстве
по обработке дерева (59,6 и 66,4%). Выше среднего уровня она
была также в смешанных производствах по обработке
волокнистых веществ, животных и пищевых продуктов. За исключением
производств бумажных изделий и металлообрабатывающего, во
всех других случаях соответствующие высокие показатели
приходятся на небольшое число рабочих. В текстильной
промышленности (36,1 тыс. и 37,3 тыс., или примерно треть всех рабочих)
доля занятых сверхурочно была в 3 раза ниже среднего уровня
во всей промышленности, по именно здесь существовала
повышенная продолжительность урочного рабочего времени.
Взрослые мужчины, а также подростки использовались на
сверхурочных шире, чем женщины и малолетние. В
петроградской промышленности мужчины (взрослые и подростки)
составляли в июне 1914 г. соответственно 47,4 и 29, 4%, а в июне
1916 г.— 60,8 и 54,2%, в то время как взрослые женщины,
женщины-подростки и малолетние в 1914 г.— соответственно 8,8, 5,3
и 14,4%, а в 1916 г.- 23,5, 12,1 и 18,8%.
Сверхурочное время по отношению к общему числу рабочих
часов составляло во всех производствах в июне 1914 г. 4,1%,
а в июне 1916 г.— 8%. За два военных года оно увеличилось в
2 раза. При этом у взрослых мужчин соответствующие
показатели были в 1,5 раза выше (6,7 и 11,9%). Как и в 1902 г.,
в наибольших размерах сверхурочные применялись там, где
обычный рабочий день был относительно меньшим
(металлообрабатывающее, бумажное и полиграфическое производства), и в
наименьших — где рабочий день был относительно высок (текстиль-
пая промышленность).
В таких производствах, как механическая обработка дерева,
электрическая промышленность, доля сверхурочных была
особенно высока, но общая численность рабочих, как уже отмечалось,
здесь была незначительна.
Доля заработка за выполнение сверхурочных работ
составляла в июне 1914 г. 6,4%, а в июне 1916 г.— 12%. У рабочих-
мужчин она была выше указанной средней нормы (в 1914 г.—
8,4% и в 1916 г.—14,8%), а у женщин, подростков и
малолетних — ниже.
Сравнение показателя доли заработка за выполнение
сверхурочной работы (в 1914 г.—6,4% и в 1916 г.—12%) с
показателем отношения числа сверхурочных часов к общему рабочему
времени (соответственно 4,1 и 8%) свидетельствует о том, что
оплата сверхурочных в фабрично-заводской промышленности
Петербургской губ. производилась в указанные годы примерно в
полуторном размере, но нередки были случаи, когда
соответствующий коэффициент был меньше.
157
Ю. И. КИРЬЯНОВ
Заслуживают внимания данные о суточном сверхурочном
времени, приходящемся на работающего (включая и не занятых
сверхурочно) и особенно на работающего сверхурочно. В 1914 г.
каждый рабочий Петербургской губ. ежедневно работал сверх
нормы 24 минуты, а фактически занятый сверхурочной работой
(таких было 29,5%) —84 минуты, а в 1916 г.— соответственно
48 и 114 минут. У взрослых мужчин (около половины всех
рабочих) показатели были еще выше. Изнурительность подобной
сверхурочной работы, захватывавшей значительную часть
пролетариата, особенно очевидна, если иметь в виду недостаточную
степень механизации производства.
Показатель доли рабочих, занятых сверхурочно, зависевший
от конъюнктурных условий производства, был довольно
«неустойчивым», но в XX в., как свидетельствуют материалы по
Петербургской и Харьковской губ.52 и Киевскому округу 53, он
достигал нескольких десятков процентов. В годы первой мировой
войны (до середины 1916 г.) наблюдалась явная тенденция к росту
доли рабочих, занятых сверхурочно.
Продолжительность необязательной сверхурочной работы
(как, впрочем, и обязательной), почти всегда превышала 120
часов в год (законодательно установленную в 1897 г. норму),
причем это превышение нередко оказывалось весьма значительным.
Отношение сверхурочного времени к урочному, судя по
материалам Петербургской губ. за 1902—1916 гг., было 4,1—8 : 100.
В Центрально-промышленном районе в 1913—1914 гг. это
отношение было меньшим — 2 — 2,7: 10054.
В 1914 г. время сверхурочной работы в фабрично-заводской
промышленности Петербургской губ. в расчете на всех
работающих составляло 0,4 часа, а мужчин — 0,7 часа в сутки.
С. Г. Струмилин соответствующий показатель применительно ко
всем рабочим страны определил для 1913 г. 0,3 часа (при
9,7-часовом рабочем дне) и для 1914 г.— 0,2 часа (при 9,5-часовом
рабочем дне) 55. Для кануна войны будет, вероятно,
правильным считать продолжительность сверхурочной суточной работы,
равной 20—30 минутам.
Но кроме официальных сверхурочных работ, существовали и
скрытые формы использования труда во внерабочее время. К их
числу относились и такие простейшие приемы удлинения
рабочего дня, как перевод администрацией стрелки часов с целью
сокращения обеденного перерыва или задержки времени
окончания смены56, и более хитрые, как, например, использование
рабочих для уборки производственного места, смазки машин во
внеурочное время, хотя это являлось прямым нарушением
законодательной нормы. Учет нарушения законодательства
администрация предприятий, по понятным причинам, не вела. Однако
подобная практика зафиксирована как многочисленными офи-
158
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
циальными документами фабричной инспекции, так и рабочими
корреспонденциями.
В начале 80-х годов XIX в. на текстильных фабриках
Костромской губ. за счет впеурочпой чистки машин рабочее время
удлинялось на 1,5—2 часа в неделю, т. е. на 15—20 минут в
сутки 57. Сходное заключение находим у Е. М. Дементьева,
который, основываясь на собранных в 1884—1885 гг. материалах по
Серпуховскому, Коломенскому и Бронницкому уездам
Московской губ., указывал на еженедельную часовую работу по чистке
машин сверх урочного времени (в среднем 10 минут в день) 5S.
Все это приводило к еще большему удлинению рабочего дня.
Часть времени рабочий тратил на дорогу от дома к
предприятию и обратно. На рубеже XIX и XX вв. более 50%
рабочих страны жили «вне территории» предприятий, и по этой
причине «дорога» занимала у них заметную долю бюджета времени.
С развитием промышленности и ростом городов местожительство
рабочих становилось более удаленным от предприятий. В этой
связи А. М. Стопапи, много сделавший для исследования
положения пролетариата Бакинского нефтепромышленного района, в
конце первого десятилетия XX в. писал: «Благодаря
неурегулированности жилищного вопроса промысловых рабочих, ставшей
хронической, многие из рабочих биби-эйбатских и балаханских
(особенно мастеровые) принуждены шить в черте городского района
или же в селениях, не близко расположенных от места их
работы. Понятно отсюда, что рабочий день таких рабочих должен
исчисляться не 9 часами, а примерно 11» 59. В среднем рабочие
тратили на путь от дома до предприятия и обратно,
по-видимому, от 1 до 2 часов.
Немало времени уходило и на проход на территорию
предприятия 60. Свободное время сокращалось также вследствие
задержки рабочих на предприятии после окончания смены,
особенно характерной для каменноугольных рудников 61.
Подведем итог сказанному о расходах времени рабочего.
Чистое рабочее время в 80-х годах XIX в. составляло 12—13
часов, в 1913 г.— около 10 часов; обеденный перерыв — 2—1,5 часа;
различные формы сверхурочного времени в 1913 г.— 0,3—
0,4 часа; дорога от дома к предприятию и обратно — 1—2 часа.
В общем среднюю продолжительность времени, отдаваемого
рабочим производству можно определить для 80-х годов XIX в. 15
часами и более, а для кануна первой мировой войны — 13—13,5 часа.
Наряду с продолжительностью рабочего дня важнейшим
компонентом исследуемого предмета является число рабочих дней в
году.
159
Ю. И. КИРЬЯНОВ
Законом от 12 июня 1897 г. и положением Комитета
министров от 22 января 1900 г. предусматривалось, что свободными
от работы днями являлись 52 воскресных и 17 праздничных дней,
т. е. 69 дней в году, и рабочими — соответственно 296 дней.
Однако фактически годовой рабочий период в большинстве
случаев как до, так и после 1897 г. не соответствовал указанной
в законе норме. Это было связано и с болезнью рабочих, и с
семейными обстоятельствами, и с другими причинами.
Показательно, что число рабочих дней в году в связи с выплатой
страхового вознаграждения травмированным рабочим определялось
судом по закону 2 июля 1897 г. в 290, обществами взаимного
страхования — в 280, а по закону 2 июня 1903 г. («Правила
о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев
рабочих и служащих...») — в 260.
Данных о годовом рабочем периоде немного. Они в
большинстве случаев собирались по различной методике. Как правило,
источники показывают число воскресных и праздничных дней в
году, а не фактическое число дней, когда рабочий по тем или
иным причинам не работал на предприятии. К этому следует
добавить, что в официальной статистике нередко приводятся
сведения о годовом рабочем периоде предприятия, а не рабочего,
что не одно и то же 62.
В исследовании, проведенном в 1881 —1882 гг. по заданию
Костромского губернского статистического комитета, отмечалось:
«а) цифра рабочих дней видоизменяется от 288 до 220, причем
менее 260 дней бывает на фабриках, где работы летом
приостанавливаются; б) чаще всего рабочий период продолжается 280,
270 и 250 дней.
Показанное число дней в действительности сокращается; так,
по замечанию одного фабриканта, 286 дней на его фабрике
сокращается до 251, так как в выработке пропадает после
«дачек» (в общей сложности) до 10 дней и после праздников по
0,5 дня, или в год 25 дней» 63.
Е. М. Дементьев на основе обобщения данных по
Московской губ. за первую половину 80-х годов XIX в. приходит к
заключению, что годовой рабочий период на предприятиях с
машинным производством составлял 276 дней (а с ручным — 268 дней)
при 12,6-часовом рабочем дне 64. Санитарный врач П. А. Песков
на основе материалов обследования 1881 г. определял число
праздничных дней в году на фабриках по обработке волокнистых
веществ в Москве в 25—29 (при наличии парового двигателя) и
доходящими до 45 (ручное ткацкое производство) 65. Это
означает, что число рабочих дней в году на первых предприятиях
равнялось 286 и на вторых — 268. Обследование в 1882—1883 гг.
44 фабрик Московской губ. дало основание фабричному
инспектору И. И. Янжулу определить среднее число праздничных дней
160
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
в году 27,6, что вместе с воскресеньями составляет 79,6 дня.
Таким образом, годовой рабочий период здесь равнялся
285,4 дня 66.
Фабричный инспектор Киевского округа приводил для 1885 г.
такие сведения о числе воскресных и праздничных дней: в ряде
типографий Киева, Житомира и Бердичева нерабочими являлись
80 дней (52 воскресных и 28 праздничных), на чугунолитейном
и механическом заводе возле Киева — 85 дней, на кирпичных
заводах — 86 дней (43 дня в полугодие), на мелких суконных
фабриках — 80 дней, на писчебумажной фабрике — 86 дней, на
бумагопрядильной и ткацкой фабрике Южнорусского общества в
Одессе — 64 дня 67. Отсюда следует, что на предприятиях
Киевского округа число свободных дней в большинстве случаев
равнялось 80—86, а годовой рабочий период—279—285 дням.
Число рабочих дней в году по всей промышленности страны
для середины 80-х годов XIX в. главным фабричным
инспектором определялось в 28868. Это число более или менее верно
отражает годовой рабочий период с учетом в качестве
нерабочих лишь воскресных и праздничных дней. Однако фактически
рабочий период, если принять во внимание неявки на работу
по болезни и другим причинам, был меньше. Но пределы этого
уменьшения поддаются учету с трудом вследствие
малочисленности прямых указаний.
Для XX в. имеется уже несравненно большее число
материалов о годовом рабочем периоде рабочего в различных отраслях
промышленности как всей Российской империи, так и отдельных
ее губерний (табл. 12).
Общероссийские показатели годового рабочего периода
рабочего имеются за 1904, 1905 и 1913 гг. За 1904 и 1905 гг. они
весьма близки. Разница по всем группам производств составляет
менее 1 дня: в 1904 г.— 287,3 дня, а в 1905 г.— 286,5 дня.
Поэтому мы ограничиваемся данными за 1904 г. Кроме того, мы
оперируем лишь сведениями о продолжительности рабочего года
рабочих «по производству» (без вспомогательных, численность
которых была равна 10%, а рабочий период был дольше на 1—
2 дня).
В 1904 г. средняя продолжительность рабочего года у всех
рабочих фабрично-заводской промышленности Европейской
России равнялась 287,3 дня, причем ниже средней она была в ряде
производств по обработке волокнистых веществ (обработка шелка,
хлопка, льна и джута) (282,8—285,7 дня) и выше средней —
в производствах бумажном и полиграфическом, питательных
веществ, химическом, по обработке дерева и минеральных веществ
(290,1—292,1 дня). В общем она была несколько меньше, чем
определялась законом 1897 г. (296 дней), хотя в ряде производств
приближалась к официально установленной норме.
161
Ю. И. КИРЬЯНОВ
Сравнение данных но Петербургской губ. за 1902 г. с
данными по Европейской России за 1904 г. дает основание для
такого заключения. В наиболее развитой в промышленном отношении
Петербургской губ. продолжительность рабочего года
рабочих в большинстве производств (волокнистых веществ,
бумажном и полиграфическом) была выше, чем в среднем по
фабрично-заводской промышленности страны, или одинаковой
(производство питательных веществ, химическое). В группе произ-
№
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
водств, относящихся к текстильной промышленности, это следует
отнести прежде всего на счет несравненно более слабой связи
петербургских рабочих с деревней. Меньшую продолжительность
рабочего года у металлистов Петербурга по сравнению с
металлистами Европейской России в целом (соответственно 272 и
288 дней) можно объяснить успехами борьбы металлистов
столицы, шедших в авангарде общероссийского движения.
Годовой рабочий период в Московской губ. в 1908 г. по срав-
163
Ю. И. КИРЬЯНОВ
нению с Европейской Россией в 1904 г. был почти повсюду ниже,
причем разница по всем группам производств составляла 16—
17 дней, в ряде производств — 10—15 дней (обработка хлопка*
шелка, смешанное производство, обработка металлов, животных
продуктов, бумажное и полиграфическое производство,
производство питательных веществ), а иногда 20—30 дней (обработка
шерсти, дерева, минеральных веществ). Меньший период
рабочего года в Московской губ., видимо, являлся следствием
относительно более высокой продолжительности здесь рабочего дня,
большей связи рабочих этого района с деревней, на что указывал
еще В. И. Ленин 69, а также застойного состояния производства
в 1908 г.70
В этой связи представляют особый интерес сведения о
годовом рабочем периоде рабочих ряда производств 10 губерний
Московского промышленного района в 1913 г. Они свидетельствуют
о том, что продолжительность рабочего периода к 1913 г. в
Московском промышленном районе по сравнению с 1908 г. в
Московской губ. заметно увеличилась и достигла общероссийского
уровня (1904 г.).
Данные по Московской губ. за 1908 г. позволяют судить о
продолжительности рабочего года мужчин и женщин. Она
оказывается большей у женщин в среднем на полтора дня в году,
а по ряду производств — на несколько дней (обработка хлопка,
шелка, льна и джута, смешанных волокнистых веществ,
металлов, питательных веществ). Среди этих производств заметное
место занимает текстильное, где преобладала женская рабочая сила.
Более низкая по сравнению с мужской заработная плата
вынуждала женщин чаще выходить на работу. В производствах с
преимущественно мужской рабочей силой продолжительность
рабочего года у мужчин была больше, чем у женщин (обработка
животных продуктов, минеральных веществ, дерева, бумажное и
полиграфическое, а также химическое производство).
Однако фактическое число проработанных дней было меньше,
так как «неприсутственные» дни дополнялись днями неявки
на работу, связанными с болезнью, домашними
обстоятельствами, прогулами, что официальные источники учитывали не
всегда.
С. Г. Струмилин для 1913 г. показатель «неявки на работу»
по всей промышленности России определяется в 12,6 дня71.
Результаты анкетного опроса администрации предприятий ряда
важнейших производств 10 губерний Московской промышленной
области (200 тыс. рабочих) 72 свидетельствуют о том, что
таких дней в 1913 г. здесь было 10 73.
Свободное время в дни сокращенной работы — накануне
воскресений и праздников — составляло в течение 1913 г. примерно
8 рабочих дней: 1 час X 80 дней (52 воскресенья+28 праздни-
164
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
ков) 74 : 10 часов суточной работы = 8 дней. Правда, все эти дни
рабочий выходил на производство, и поэтому статистика в
качестве свободных дней их не регистрировала. В данном случае
фиксация могла быть лишь в показателе годового периода в
часах (но не в днях).
С. Г. Струмилин в своем расчете выделяет также число дней
простоя предприятия в течение года (в 1913 г.— 6,4 дня). Однако
каких-либо конкретных указаний в статистических материалах на
этот счет мы не обнаружили.
Рассмотрим теперь данные по горнозаводской и
горнодобывающей промышленности. В 1904 г. средняя продолжительность
рабочего года в горнозаводском производстве (58,5 тыс.)
равнялась 290,9 дня и в горнодобывающем (88,8 тыс.) — 291,2 дня.
В сталелитейном, чугунолитейном и машиностроительном
производствах (с числом рабочих соответственно 16,9 тыс., 9,5 тыс.
и 2,5 тыс.) она равнялась 291,1, 287,5 и 288,6 дня, а на
каменноугольных рудниках (19,2 тыс.) — 295,8 дня, на железных
рудниках (23,3 тыс.) — 290,1 дня, на нефтяных промыслах (5,0 тыс.) —
308,1 дня, при добыче золота (21,4 тыс.) —287,6 дня75. Однако
сравнение этих данных со свидетельствами специалистов горного
дела дает основание считать, что и они характеризуют не
фактически проработанное число дней, а период года за вычетом
числа воскресений и праздников. В середине 80-х годов XIX в. на
шахтах Донбасса «вследствие обилия праздников число рабочих дней
в году не превышает 240», а вследствие неявок на работу оно
сокращается и «остается не более 200» 76. Комиссия Н. С. Авдакова,
собравшая в 1900 г. материал об условиях труда и быта рабочих
Донбасса, определила среднее годовое число выходов шахтеров в
250 дней 77. Санитарный врач И. И. Лященко отмечал, что накануне
первой мировой войны у рабочих каменноугольной
промышленности Донбасса продолжительность рабочего года равнялась 260 дням
(а месяца — 23,5 дня) 78. Близкая цифра по каменноугольному
Донбассу (264 дня) приводилась для 1915 г., причем из 101
нерабочего дня 52 падало на воскресенья, 27 — на праздники и 22 —
на так называемые неполные рабочие дни( сокращенный рабочий
день перед праздниками, а также прогулы) 79. Все эти
свидетельства и данные официальной статистики за 1904 г. значительно
разнятся. Разницу (по крайней мере в какой-то части)
составляло, по-видимому, время так называемых неполных рабочих дней
и дни неявок на работу (22 дня).
Сводка данных о числе рабочих и нерабочих дней (с
разбивкой последних на составные элементы) представлена в
табл. 13.
В течение всего 35-летнего периода (с 80-х годов XIX в.
по 1914 г.) число отмечаемых праздничных дней во всей
фабрично-заводской промышленности оставалось примерно на одном
165
Ю. И. КИРЬЯНОВ
166
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
167
Ю. И. КИРЬЯНОВ
уровне (25—28). Однако в конце XIX — начале XX в., когда
стала широко практиковаться сокращенная работа накануне
воскресных и праздничных дней, время отдыха увеличилось
примерно на 10 дней в году (в 1885 г.— 77, в 1904—1913 гг.— 86—
88). Сходным положение было в Центрально-промышленном
районе 80.
Но при этом, если судить по данным, относящимся к
Центрально-промышленному району, а также к каменноугольной
промышленности Донбасса, значительно сократилось число дней
неявок на работу. Этот сдвиг был, по-видимому, большим, чем
указанный выше рост свободного времени, и в целом следует
констатировать увеличение периода фактической работы в году (в
среднем на 10—20 дней). Сопоставляемые нами данные весьма
различны, и поэтому дать на их основании более строгое
заключение довольно рискованно.
За ряд лет имеются сведения о таком компоненте бюджета
времени, как «неявка на работу». Неявка на работу имела три
основные причины — болезнь, семейные обстоятельства (смерть
родственника) и прогул. Здесь уместно будет сказать о
содержании понятия «прогул» с точки зрения администрации
предприятия, нашедшее отражение в ряде источников. Вот что
говорится на этот счет в одной из работ: «В отличие от
официального толкования «прогула», в фабрично-заводском обиходе
прогулом считается всякая неявка на работ или отлучка с нее, как
бы коротка она ни была. Понятие «прогул» охватывает собой
опоздание на работу, неявку по болезни, стачки, отпуска и т. п.
случаи» 81.
Проведенное осенью 1909 г. анкетное обследование 1,7 тыс.
петербургских рабочих показало, что доля рабочих, имевших
прогулы, равнялась 41%. При этом прогул составлял от 1,1 до 5,4 дня
в месяц на одного рабочего82, т. е. в среднем 3 дня в месяц,
или 36 дней в году. В пересчете на всех рабочих это
составляло 14,4 дня в году. Обследование бюджетов нефтепромышленных
рабочих Баку в 1909 г. показало, что там на каждого рабочего
ежегодно приходилось 9,9 нерабочего дня, из которых 52,1%
падало на болезнь, 27,6% — на отпуск и 20,3% — на безработицу 83.
В 10 губерниях Московской промышленной области годовой
период «неявок на работу» равнялся 10 дням, причем 5,2 дня
неявок (50%) были связаны с болезнью, остальные же являлись
«прогулами после праздников и дней получки» 84. Эти данные,
видимо, близки к действительности. Согласно отчетам
больничных касс при промышленных предприятиях страны (1,3 млн.
рабочих), в 1915 г. средняя продолжительность болезни в расчете
на одного члена кассы составляла в течение года 8,1 дня85.
Увеличение числа дней болезни в 1915 г. по сравнению с 1913 г.
(Московская промышленная область) объяснялось отчасти тем,
168
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
что с открытием больничных касс, которое растянулось на
несколько лет после издания закона 1912 г., заметно возрастает
подача заявлений о заболеваемости (с целью получения пособия)
и в этой связи налаживается более полный и точный учет
заболеваний. Кроме того, увеличение числа дней заболевания в 1915 г.
было вызвано условиями военного времени.
К данным по Московской промышленной области близок
расчет С. Г. Струмилина, согласно которому в 1913 г.
промышленный рабочий болел в течение года 5,2 дня (1,4% числа
календарных дней в году), неявки на работу по уважительным
причинам составляли 2,8 дня (0,8%), прогулы — 4,6 дня (1,2%), чтэ
в сумме давало 12,6 дня (3,4%) 86.
Предоставление отпуска рабочему в царской России было
исключительным явлением, и по этой причине время отпусков в
расчет не принимается 87.
Заканчивая рассмотрение вопроса о годовом рабочем периоде,
кратко охарактеризуем порайонные различия.
Согласно материалам Комиссии по устройству Русского
отдела на Всемирной выставке 1900 г. в Париже, сделавшей
разбивку губерний России на западные, центральные и восточные,
картина выглядит следующим образом. На предприятиях Привис-
линского края (Царство Польское), прибалтийских и
Петербургской губерний число рабочих дней в году составляло 290 и
иногда доходило до 295; в Центрально-промышленном районе оно
обыкновенно было ниже — 280 и редко превышало 285; в
восточных губерниях — еще ниже, иногда доходило до 270. Отмеченные
районные расхождения, по данным того же источника, в
известной степени уравновешивались «различием продолжительности
работы в течение дня: в западных губерниях число рабочих
часов в день вообще меньше, чем в центральных и в восточных.
Впрочем с изданием закона 2 июня 1897 г... это различие
несколько сгладилось, хотя и не вполне» 88.
Это заключение, относящееся к самому концу XIX в.,
подтверждается и материалами сборника «Данные о
продолжительности рабочего времени за 1904 и 1905 гг.» 89 Анализ данных
названного сборника, касающихся значительных по численности
групп рабочих фабрично-заводской промышленности, позволяет
сделать следующее заключение. В 1904—1905 гг. в таких
производствах, как обработка хлопка, шерсти, бумажное и
полиграфическое, механическая обработка дерева и обработка металла,
наиболее продолжительным рабочий год был в Прибалтийском
(включая Петербургскую губ.), Привислинском (Польском),
Северо-Западном (литовские и белорусские губернии), Южном и
Юго-Западном (Волынская, Киевская и Подольская губ.)
районах. Названные районы в промышленном отношении являлись в
своем большинстве передовыми. Как правило, продолжительность
169
Ю. И. КИРЬЯНОВ
рабочего года здесь составляла 290—294 дня. Наименее
продолжительным рабочий год был в Центрально-промышленном и
Центрально-черноземном и малороссийском районах (из
малороссийских учитывались Черниговская, Полтавская и Харьковская губ.).
Здесь он составлял в большинстве производств 280—285 дней.
Именно в этих районах имело место наибольшее отвлечение
рабочих на сельскохозяйственные работы. «Серединное» положение
занимали Кавказский и Восточный (уральские и некоторые
приволжские губернии) районы. Следует еще раз подчеркнуть, что
этими данными учитывался календарный год без праздничных и
воскресных дней. Сведения о фактическом рабочем периоде
поставили бы, например, Урал в число районов с наименее
продолжительным рабочим годом.
К кануну первой мировой войны период рабочего года в
районах с пониженным показателем сближается с общероссийским
уровнем.
В связи с тем, что продолжительность рабочего дня и года с
течением времени изменялась, причем тенденции изменений были
нередко противоположными, важно сравнение годовых рабочих
периодов в часах (табл. 14).
В промышленности в целом продолжительность рабочего дня,
число воскресных и праздничных дней и годовой рабочий период
в часах сокращаются соответственно на 17,5, 3—4 и 20—21%.
Такое же положение было и в Центрально-промышленном
районе. Здесь мы имеем возможность сравнить изменение годового
периода фактической работы с первой половины 80-х годов XIX в.
по 1914 г. При сокращении рабочего дня с 12,5—12,6 до
9,1—9,2 часа, или на 27%, увеличении числа рабочих дней в
году с 251 до 255—263, а в среднем до 259, или на 3%,
годовой рабочий период уменьшился с 3138 до 2342—2389 часов,
а в среднем—до 2366 часов, или на 24%.
Уменьшение соответствующих показателей по Петербургской
губ. с 1902 по 1914 г. было следующим: рабочего дня — с 11,1
до 9,5 часа, или на 14%; числа рабочих дней — с 266 до 247,
или на 7 %; годового рабочего периода в часах — с 2949 до 2348,
или на 20%. Несколько иначе обстояло дело в каменноугольной
промышленности Донбасса вследствие заметного уменьшения
здесь числа как праздников, так и дней неявок на работу.
С конца XIX в. по 1915 г. рабочий день углекопа сократился
с 11,5 до 10 часов, или на 13%. Число рабочих дней в году
(без воскресных и праздничных дней) здесь увеличилось с 240
до 278, или на 16%; годовой рабочий период — с 2760 до 2780
часов, или на 0,7 %; число дней фактической работы в году —
с 200 до 250, или на 25 %; годовой рабочий период — с 2300 до
2500 часов, или на 9%. Таким образом, годовой рабочий период
рабочего фабрично-заводской промышленности России с 80-х го-
170
171
Ю. И. КИРЬЯНОВ
дов XIX в. по 1914 г. уменьшился на 24%, в Петербургской
губ. с 1902 по 1914г.— на 20%, в каменноугольной
промышленности Донбасса с конца XIX в. по 1915 г. увеличился на 9%.
Однако общее изменение годового рабочего периода в часах
определялось тенденцией, характерной для фабрично-заводской,
а не для горной промышленности.
Сравнивая данные за два примерно равных отрезка
времени—с середины 80-х годов XIX в. по 1900 г. и с 1900 по
1914 г.— можно сделать заключение,что основные сдвиги в
сокращении рабочего времени приходятся на начало XX в., когда
развернулась массовая революционная борьба пролетариата,
которую возглавили большевики.
Уменьшение продолжительности рабочего дня и года и
частичный переход от односменных к менее продолжительным двух-
и трехсменным работам сопровождались интенсификацией
производственных процессов, что в свою очередь было связано с
механизацией производства, более «совершенной» организацией
работ, повышением квалификации рабочей силы, усилением
напряженности труда.
Вопросы интенсификации производства, особенно ее
соотношения с изменением положения рабочих, не только слабо
исследованы в литературе, но и крайне затруднительны для
разработки.
Сопоставление сведений за ряд лет, характеризующих
механизацию производства, выработку промышленной продукции в
расчете на одного рабочего и рабочий день, дает основание лишь
для заключений общего порядка. Так, с 1900 по 1913 г.
мощность первичных двигателей в расчете на одного рабочего
увеличилась в 3 раза (с 0,5 до 1,5 л. с. в 1914 г.) 90, выработка
промышленной продукции — в 1,5 раза (чугуна — в 2 раза, но
каменного угля — лишь на 2%)91, а продолжительность
рабочего дня сократилась на 10% (с 11 до 10 часов). Таким образом,
можно констатировать рост механизации, увеличение выработки
промышленной продукции и сокращение рабочего времени.
Однако говорить о сколько-нибудь строгой зависимости между
изменением указанных показателей не приходится. В известной мере
это объясняется тем, что и механизация, и энерговооруженность
производства оставались еще на недостаточно высоком уровне.
Многие производственные операции на предприятиях были слабо
или вообще не механизированы. Начальник Балтийского завода
в Петербурге отмечал в докладной записке от 12 декабря 1901 г.:
«На всем заводе только 1/5 часть работает на станках и прочих
орудиях, работа же остальной массы зависит исключительно от
ее личной энергии, на которую продолжительность рабочего
времени выше известной нормы оказывает ослабляющее влияние» 92.
Показательно, что в 1914 г. в Донецком каменноугольном бассей-
172
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
не механизированным способом была добыта незначительная
часть всей продукции 93.
Повышение эффективности труда часто достигалось путем
усиления его напряженности без дополнительной механизации
производства 94. С развитием промышленности механизация
производства играла все большую роль в увеличении
производительности труда, облегчая физический труд рабочего, но в то же
время она повышала нервное напряжение человеческого организма.
Таким образом, сокращение продолжительности рабочего
времени, которого добился пролетариат в результате упорной
борьбы в эпоху капитализма, имело относительную значимость, так
как одновременная интенсификация производства влекла за собой
усиление если не физической, то во всяком случае нервной
напряженности труда. Сокращение рабочего дня частично
устраняло печальные следствия его ненормальной продолжительности,
уменьшая, например, некоторые причины травматизма. Но
усиление интенсификации производственных процессов создавало
условия для производственных увечий и профессиональных
заболеваний, которые вызывались теперь не столько переутомлением
вследствие продолжительности рабочего дня, сколько из-за
повышения напряженности труда. Такова была диалектика прогресса
в капиталистическом обществе.
*
Каковы же были продолжительность и структура свободного
времени рабочего капиталистической России?
Как уже отмечалось, общая продолжительность времени,
отдаваемого рабочим производству, в середине 80-х годов XIX в.
составляла 15 часов и более, а накануне первой мировой
войны — 13—13,5 часа. Поэтому свободное время немногим
превышало период, необходимый для сна и восстановления
израсходованных на производстве сил, особенно в XIX в.
Санитарный врач Е. М. Дементьев, характеризуя условия
труда в 80-х годах XIX в. на фабриках Московской губ., отмечал:
«Из всех видов сменной работы худшая, без сомнения, та,
которая дает рабочему наименьшую возможность восстановить
истощенные силы, следовательно, система частых и коротких смен,
если не говорить, конечно, о другой противоположности,
чрезмерно длинных сменах в 12 часов... Такою системой по
справедливости должна считаться наиболее у нас распространенная
система шестичасовых смен. Мы говорим наиболее потому, что
имеем в виду не число фабрик..., но число рабочих,
подвергающихся этой системе, принятой на всех бумагопрядильно-ткацких
фабриках — отрасли фабричной промышленности,
эксплуатирующей сравнительно наибольшее число рук» 95.
173
Ю. И. КИРЬЯНОВ
Приведем другое, не менее яркое свидетельство того же
времени, относящееся к Раменской фабрике. «На Раменской
фабрике работа производится днем и ночью. Взрослые рабочие заняты
работой 12 часов в сутки, переменяясь каждые 6 часов, и
составляют таким образом две смены... Квартирами в
существующих 7 фабричных корпусах пользуются преимущественно
крестьяне более отдаленных деревень, а из ближних, отстоящих от
фабрик не далее 6 верст, живут в своих селениях; число этих
рабочих 1330 человек, что составляет 42% всех рабочих; этой
значительной части рабочих приходится к 12-часовому труду
прибавить еще по крайней мере три часа ходьбы на четыре конца
в сутки. Вследствие этого каждые 6 часов отдыха сокращаются
в 4,5 часа. Сколько из этого времени приходится на отдых или
даже на сон? Нужно напиться чаю, это уже перешло в
потребность, утолить голод, возбужденный шестичасовым трудом и
полуторачасовой ходьбой. Выйдет не более 5 часов в сутки, да и то
в два приема... рабочим-женщинам гораздо хуже» 96.
В 1901 г. был проведен опрос рабочих механического
производства Москвы 97. Среди предложенных рабочим вопросов были,
в частности, и такие: как проводите свободное время, что
оказывает на это влияние? Было получено 40 ответов, некоторые
из которых — групповые. Ниже приводятся выдержки из ответов
рабочих.
«По окончании работ свободного времени у нас так мало, что
его хватает только на самое необходимое убранство, как то:
сходить в баню и после нее исполнить свои житейские
потребности». «Если бы рабочий день сократить, то хватило бы
времени на все: сходить в читальню, в клуб потанцевать».
«Основными тормозами разумного времяпрепровождения являются,
конечно, как это можно было заметить из некоторых
замечаний слушателей, во-первых, слишком продолжительный рабочий
день, который одуряет человека и отнимает у него массу сил и
энергии, так что рабочему только впору поесть и спать лечь,
если он не хочет изнурять себя долгим бдением и малым сном.
Во-вторых, низкая заработная плата заставляет его ютиться по
вонючим и многолюдным квартирам, где не только читать, но и
мыслей-то собрать с трудом можно, питаться скудной пищей и
т. п.» (группа рабочих Казанской железной дороги).
Ряд ответов характеризует возможность посещения рабочими
театров и музеев. «Если не больше, то две трети из нас
театров не посещают совсем». «Театр недоступен рабочему: прежде
всего у него нет времени, чтобы достать себе билет, потому
что дешевые билеты расходятся быстро среди публики и
барышников, и потому, чтобы достать билет по 30 коп., рабочий
должен взять отпуск на полдня, что ему обойдется вдвое дороже
билета; вечерние же спектакли ему недоступны, так как они кон-
174
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
чаются обыкновенно не ранее 12 часов ночи, а рабочий в 5—
6 часов утра должен быть уже на ногах».
Известной конкретизацией этих высказываний рабочих могут
служить данные обследования 1899 г. рабочих Московской
ситценабивной мануфактуры товарищества «Э. Циндель», согласно
которым из 955 грамотных рабочих газеты читали 29%, книги —
5%, а из 1417 рабочих побывало в театрах 11%, в
Третьяковской галерее — 15, в Политехническом музее — 43, на публичных
лекциях — 2% рабочих98.
К сожалению, и материалы за последующие годы не дают
сведений о том, какое время затрачивал рабочий на
удовлетворение тех или иных потребностей после рабочего дня. Но в
некоторых из них уже встречаются более конкретные указания о
роде занятий в свободное время.
Одним из источников по этому вопросу являются сведения
Екатеринославской земской управы, собранные путем анкетного
опроса в начале 1915 г. Они, правда, не касаются таких
социально важных видов деятельности, как воспитание детей, учеба,
общественная работа и говорят прежде всего о самообразовании,
развлечениях, отправлении религиозных потребностей. Согласно
данным названного источника, в феврале 1915 г. среди жителей
промышленных поселков Екатеринославской губернии в
свободное от работы время были заняты чтением 48% (422 ответа),
беседой — 28% (246), работой — 5% (47), ходили в церковь —
8% (72), посещали кинематограф — 6% (51), лекции и чтения —
3% (27), спектакли и концерты — 2% (16) 99.
Другие косвенные данные о том, что во втором десятилетии
XX в. значительную часть свободного времени рабочие
отдавали самообразованию, чтению газет, журналов и книг,
приводятся в материалах одного из обследований московских рабочих
(1924 г.). Эти материалы, относящиеся к 52 рабочим, говорят
о следующем: до революции систематически читали ежедневную
газету 75%, читали ее изредка — 15, не читали совсем — лишь
10%; читали книги и брошюры 80%, журналы — 25%; из 48
рабочих-мужчин были в театре 92%, в кино — 94, в музеях —
67%, в картинных галереях, на выставках — 50, на лекциях—
88% 100.
В прямой связи с сокращением продолжительности рабочего
дня, которого добился пролетариат в XX в., находилось
увеличение числа грамотных рабочих. Если в 1897 г. они
составляли лишь 50%, то в 1918 г.—уже 64% 101, причем среди
городских (около 50%), прежде всего столичных, грамотность была
выше, особенно среди молодежи. Если в 1897 г. среди
петербургских рабочих — мужчин и женщин — доля грамотных
составляла соответственно 77,6 и 40,8%, то в 1909 г. лишь 4%
рабочих столицы из 1,7 тыс., охваченных анкетным опросом, назва-
175
Ю. И. КИРЬЯНОВ
ли себя неграмотными 102. В отраслевом отношении первенство
занимали рабочие полиграфического и металлообрабатывающего
производств. Все эти данные об уровне грамотности рабочих
находятся в обратной зависимости от продолжительности рабочего
дня: более высокий уровень грамотности, как правило,
соответствовал менее продолжительному рабочему дню.
С созданием в 1905—1907 гг. профсоюзов, ростом числа
рабочих кооперативов, возникновением в 1912 г. больничных касс
значительное число рабочих стали отдавать часть своего
свободного времени общественной работе.
*
На основе приведенного материала можно сделать следующее
общее заключение.
Рабочий день в России на всем протяжении эпохи
капитализма отличался повышенной продолжительностью, на что
оказывали решающее влияние недостаточная механизация
производства и несовершенная организация труда. Продолжительный
рабочий день и низкая оплата труда были одним из проявлений
экстенсивных форм эксплуатации рабочей силы
промышленности России, особенно в XIX в.
Недаром В. И. Ленин причислял продолжительный рабочий
день к «обломовски-доходным» формам эксплуатации труда 103.
Чистое рабочее время в 80-х — середине 90-х годов XIX в.
равнялось 12—13 часам и более, а с перерывами на принятие
пищи и отдых— 14—15 часам. Наиболее длинным время работы
было в менее механизированных отраслях производства, в
меньшей мере требовавших квалифицированной рабочей силы
(обработка волокнистых и питательных веществ), сосредоточенной в
значительной части в Центрально-промышленном районе, а
наиболее коротким — в таких производствах, как полиграфия и
металлообработка, главными центрами которых были Петербург,
Прибалтийский край, Царство Польское и Южный
промышленный район. Это соотношение сохранялось в течение всего
периода капитализма.
В результате механизации производства и под влиянием
борьбы пролетариата, направляемой революционными
социал-демократами, большевиками, рабочий день к кануну первой мировой
войны сократился на 2 с лишним часа и стал равняться
примерно 10 часам. Наиболее существенные успехи пролетариата
относятся прежде всего к 1905—1906 гг. Заметно уменьшилась доля
рабочих, занятых на производстве более 10 часов, и увеличилась
доля рабочих с 8-часовым днем (в 1904 г. она составила 4%,
а в 1913 г.— 8%). Правда, в годы первой мировой войны
продолжительность рабочего дня вновь возросла.
176
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
Заметные изменения, прежде всего в эпоху империализма,
претерпела комплектность работ. После законов 1885 и 1897 гг.
и: особенно под влиянием революционного натиска пролетариата
в 1905—1907 гг. уменьшилась доля рабочих, занятых на
наиболее продолжительных по времени односменных работах,
соответственно увеличилась доля рабочих, занятых на двух- и
трехсменных работах. Сократилось и число рабочих, занятых в
сменах, разрывавшихся в течение суток на две-три части, и по этой
причине бывших крайне изнурительными. Хотя число
присутственных дней в эпоху капитализма несколько возросло, годовой
рабочий период в часах все же сократился (у рабочего фабрично-
заводской промышленности примерно на 20—25%).
Меньшая занятость на производстве соответственно
увеличивала свободное время, которое можно было использовать на
повышение образовательного и культурного уровня, воспитание
детей, общественную работу. Отражением происходивших сдвигов
в бюджете времени рабочего являлось увеличение доли
грамотных и расширение круга читающих рабочих.
Улучшения в структуре рабочего времени, достигнутые в ходе
упорной борьбы пролетариата, не могли не сказаться и на
соотношении поводов стачечных выступлений рабочего класса России.
Обобщенные данные «Сводов отчетов фабричных
инспекторов» о доле стачек и бастовавших по поводу рабочего времени
в 1895—1914 гг. приводит с разбивкой данных по пятилетиям
К. Яковлева 104 Соответствующие доли были таковы: в 1895—
1899 гг.—23,2% стачек и 35,5% стачечников, в 1900—1904 гг.—
23,4% и 30,1%, в 1905-1909 гг.-18,2% и 18,6% и в 1910—
1914 гг.— 12,4% стачек и 11,3% стачечников. Доля
забастовщиков, предъявлявших в период империализма требования,
связанные с продолжительностью рабочего дня, с каждым пятилетием
становилась все меньше. При этом сокращение по сравнению с
предшествовавшим пятилетием составило в 1900—1904 гг. 5,4%,
в 1905-1909 гг.—11,5 и в 1910—1914 гг.—7,3%. Если в конце
XIX — начале лл в. доля бастовавших по поводу рабочего
времени достигала в отдельные годы 50% и более (в 1896 г.
65,2%, в 1897 г.-48,5, в 1901 г.— 50,2%), в 1905 г.- 30%, то в-
дальнейшем она лишь один раз поднялась до 26% (в 1914 г.) 105.
На уменьшение доли забастовщиков по поводу рабочего времени
оказали влияние различные факторы: в начале XX в.—
упорядочение нормировки рабочего дня в связи с изданием закона от
2 июня 1897 г. и экономический кризис 1900—1903 гг.,
приведший к падению уровня производства в ряде отраслей
промышленности и искусственному понижению рабочего времени и
соответственно заработной платы; в дальнейшем — успехи борьбы
пролетариата, особенно в период революции 1905—1907 гг., в резуль-
177
Ю. И. КИРЬЯНОВ
тате которых значительно сократилась продолжительность
рабочего дня (в 1913 г.— до 10 часов).
Но, несмотря на это, продолжительность рабочего времени в
промышленности России оставалась выше, чем в некоторых
других странах Европы. И не случайно В. И. Ленин, характеризуя
рабочий день в России и в конце XIX — начале XX в. (10—
12 часов), и даже после революции 1905—1907 гг. (10 часов),
называл его безмерно длинным 106. Показательно, что доля
бастовавших по поводу рабочего времени даже в 1914 г,
составляла все же 26 % общего числа стачечников.
Сокращение продолжительности рабочего времени, о котором
говорилось выше, сопровождалось вместе с тем явлениями
прямо противоположного порядка. Наряду с сокращением рабочего
дня и года, переходом к менее продолжительным двух- и
трехсменным работам, облегчением физического труда вследствие
механизации производственных процессов происходило повышение
интенсивности труда, усиление если не физической, то нервной
его напряженности. Поэтому баланс изменений в условиях труда,
связанных с тридцатилетней борьбой пролетариата за
сокращение рабочего времени, свидетельствовал о несравненно более
скромных достижениях, чем те, которые были «на поверхности»
и отражали уменьшение рабочего дня. Вместе с тем
исторический опыт свидетельствовал о том, что пролетариат России своей
борьбой смог добиться к 1914 г. такого уровня рабочего дня,
который был более чем на 1,5 часа ниже законодательно
установленной в 1897 г. нормы (11,5 часов) и более чем на полчаса ниже
нормы, намечавшейся правительственным законопроектом,
вызванным к жизни революцией 1905—1907 гг.107 А это означало,
что царское правительство не в состоянии было справиться с
«рабочим вопросом», решение которого лежало на путях
революционного преобразования всего общественно-политического строя
страны.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 16,
стр. 196.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21;
стр. 16; см. также т. 10, стр. 46—
47.
3 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.,
т. 19, стр. 235-236.
4 См., например, «Анкету РСДР
фракции по поводу законопроекта
о 8-часовом рабочем дне»,
опубликованную в большевистских
газетах «Пролетарская правда»
(19 января 1914 г.) и «Путь
правды» (18 февраля 1914 г.).
5 Е. М. Дементьев. Фабрика, что она
дает населению и что она у него
берет. М., 1893; Н. П. Ланговой.
Нормирование продолжительности
рабочего времени на фабриках,
обрабатывающих волокнистые
вещества. СПб., 1897; Н. Карышев.
Народнохозяйственные наброски.
Продолжительность рабочего дня
на русских фабриках и заводах.—
«Русское богатство», 1897, кн. X;
А. М. Стопани. Заработная плата
и рабочий день бакинских
нефтепромышленных рабочих в связи
178
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
с условиями работ на промыслах.
Баку, 1910; И. А. Пажитнов.
Продолжительность рабочего дня в
различных отраслях русской
промышленности раньше и теперь.—
«Вестник финансов,
промышленности и торговли» (СПб.), 1908,
№ 25; А. Н. Опацкий. Фабрично-
заводская промышленность
Харьковской губернии и положение
рабочих. Харьков, 1912; К. А.
Пажитнов. Рабочий день в России и
в СССР. Киев, 1930; С. Г. Струми-
лин. Условия труда в
промышленности (Рабочее время в
промышленности СССР. 1897-1935 гг.).-
Избранные произведения, т. 3. М.,
1964; П. С. Самойленко. Робочий
день робiтникiв пiвдня Украiни
в епоху iмпepiaлiзмy.— «Пращ
Одеського державного ун-ту»,
1959, т. 148, вып. 1. Суспiльнi та
iсторичнi науки.
6 «Продолжительность рабочего дня
и заработная плата рабочих в 20
наиболее промышленных
губерниях Европейской России. По
донесениям фабричных
инспекторов». Сборник. СПб., 1896 (далее -
«Продолжительность рабочего
дня...»); «Данные о
продолжительности рабочего времени за 1904 и
1905 гг. (включая горнозаводскую
промышленность). Материалы по
пересмотру рабочего
законодательства». СПб., 1908 (далее —
«Данные... за 1904 и 1905 гг.»);
«Данные о продолжительности и
распределении рабочего дня в
промышленных предприятиях,
подчиненных надзору фабричной
и горной инспекции, за 1913 г.»
Пг., 1914 (далее — «Данные... за
1913 г.»).
7 «О деятельности фабричной
инспекции. Отчет за 1885 г. главного
фабричного инспектора Я. Т.
Михайловского». СПб., 1886, стр. 52,
8 Я. Т. Михайловский. Заработная
плата и продолжительность
рабочего времени на фабриках и
заводах.— «Фабрично-заводская
промышленность и торговля России».
СПб., 1893, стр. 284-285.
9 «История рабочих Ленинграда»,
т. I (1703 - февраль 1917). Л.,
1972, стр. 133.
10 «Отчет за 1885 г. фабричного
инспектора С.-Петербургского округа
К. В. Давыдова». СПб., 1886,
стр. 20.
11 «Отчет за 1885 г. фабричного
инспектора С.-Петербургского округа
К. В. Давыдова». СПб., 1886,
стр. 20; приложение IVa, стр. 156—
173 (№ 1, 5, 7, 9, 10, И, 13, 15, 16,
26; 219, 221, 222, 223, 253, 254, 255,
257, 262).
12 «Сборник статистических
сведений по Московской губернии.
Отдел санитарной статистики», т. III,
IV. М., 1881-1893; см. также И.О.
Перфильев. Очерки
фабрично-заводского быта в России. СПб.,
1887, стр. 20-25; Е. М. Дементьев.
Указ. соч., изд. 2. М., 1897,
стр. 58-133.
13 «Фабричный быт Московской
губернии. Отчет за 1882-1883 гг.
фабричного инспектора
Московского округа И. И. Янжула...».
СПб., 1884; И. Иванюков.
Фабричный быт Московского района.—
«Русская мысль», 1884, № 11,
стр. 1-24.
14 «Сборник статистических
сведений...», т. III, вып. 4, ч. 1. М.,
1882, стр. 223, 224.
15 Там же, вып. 8, стр. 79.
16 Там же, вып. 1, стр. 68.
17 Е. М. Дементьев и Ф. Ф. Эрисман.
Санитарные исследования фабрик
и заводов Московской губ. 1879—
1885 гг. Общая сводка.— «Сборник
статистических сведений по
Московской губернии. Отдел
санитарной статистики», т. IV, ч. 2.
М., 1893, стр. 361-363; Е. М.
Дементьев. Указ. соч., стр. 93.
18 «Фабричный быт Московской
губернии», стр. 39; см. также
стр. 36-38 и приложение, табл. 6;
И. Иванюков. Указ. статья, стр. 2.
19 М. О. Перфильев. Указ. соч.,
стр. 25.
20 «Отчет за 1885 г. фабричного
инспектора Харьковского округа
В. В. Святловского». СПб., 1886,
стр. 27.
21 3. Е. Абезгауз. Развитие
промышленности и формирование
пролетариата Белоруссии во второй
половине XIX в. Минск, 1971,
стр. 117.
179
Ю. И. КИРЬЯНОВ
22 В. Меркис. Развитие
промышленности и формирование
пролетариата Литвы в XIX в. Вильнюс,
1969, стр. 388 (Подсчет
произведен но кн.: «Отчет за 1885 г.
фабричного инспектора Виленского
округа Г. Н. Городкова». СПб.,
1886, приложение, табл. V, стр.
45-78).
23 Я. Т. Михайловский. Указ. статья,
стр. 273-274.
24 «Продолжительность рабочего
дня...», стр. 215.
25 «Данные о продолжительности
рабочего времени за 1904 и
1905 гг.». СПб., 1906; «Данные о
продолжительности и
распределении рабочего времени в
промышленных предприятиях,
подчиненных надзору фабричной и горной
инспекции, за 1913 г.» СПб., 1914.
26 «Горнозаводский листок», 30
сентября 1900 г., стр. 286.
27 П. И. Преображенский. Некоторые
данные о положении рабочих на
рудниках Кривого Рога,—
«Известия Общества горных
инженеров», 1900, № 4, стр. 13-14.
28 «Россия в конце XIX в.» СПб.,
1900, стр. 557.
29 К. П.[ажитнов].
Продолжительность рабочего дня..., стр. 466.
30 Данные за 1894-1895 гг. по
сборнику «Продолжительность
рабочего дня...», стр. 169.
31 А. Н. Опацкий. Указ. соч., стр. 48.
32 Там же, стр. 45, 49.
33 «Промышленность и здоровье»,
кн. 4. СПб., 1903, стр. 141; П. Г.
Мижуев. Восьмичасовой рабочий
день. СПб., 1907, стр. 7-8.
34 Согласно данным фабричной
инспекции, рабочий день в Киевском
фабричном округе в 1899 г.
равнялся 11,4 часа, в Петербургском
фабричном округе в 1902 г.—
11 часам, а по исчислению С. Г.
Струмилина, во всей
промышленности России в 1900 г.— 11,2 часа
(С. Г. Струмилин. Избранные
произведения, т. 3, стр. 363).
35 В. Громан. Продолжительность
рабочего времени в предприятиях
по обработке хлопка.— «Вестник
финансов, промышленности и
торговли». СПб., 1908, № 40, стр. 11.
36 «Статистический сборник за
1913-1917 гг.».- «Труды ЦСУ»,
т. 7, вып. 1. М., 1921, стр. 92-93,
107.
37 К оценке текущего момента.-
«Рабочее время», 1908, № 6,
ноябрь.
38 «Отчет за 1885 г. главного
фабричного инспектора Я. Т.
Михайловского», стр. 53; Я. Т.
Михайловский. Указ. статья, стр. 285,
287.
39 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 25, стр. 210.
40 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 2, стр. 278, 281, 298-299; см.
также: Н. С. С. {К. П. Самойлова).
Сверхурочные работы.— «Правда»,
27 мая (9 июня) 1912 г.
41 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 25, стр. 211.
42 «Свод отчетов фабричных
инспекторов за 1910 г.» СПб., 1911,
стр. LV.
43 Е. М. Дементьев. Указ. соч., стр.
90, а также стр. 86, 87.
44 В. Голубев. Как живут и
работают наши книгопечатники.—
«Русская мысль» (М.), 1903, кн. 1,
стр. 61.
48 «Журналы Комиссии по вопросу
о рабочем законодательстве
(выступление С. П. Чижова)».—
«Труды Общества для содействия
русской промышленности и торговле,
изданных комитетом общества»,
ч. 29. СПб., 1910, стр. 244.
46 «Свод отчетов фабричных
инспекторов за 1910 г.», стр. XLIX.
47 «Звезда», 1912, № 9; «Невская
звезда», 1912, № 25; см. также
Э. Э. Крузе. Рабочие Петербурга в
1912-1914 годах. М.-Л., 1961,
стр. 120-121.
48 «Государственная дума. IV созыв.
Стенографические отчеты. 1913 г.
Сессия первая», ч. III. СПб., 1913,
стб. 1399.
49 «Рабочее движение в
Азербайджане в годы нового
революционного подъема (1910—1914)». Доку-
менты и материалы, ч. 1. Баку,
1967, стр. 105.
50 W, Leontiew. Die Lage Baumwoll-
arbeiter in St.-Petersburg. Miin-
chen, 1906; С. К-н. К вопросу о
положении петербургских рабочих
(Отчет о докторской работе В. Ле-
180
БЮДЖЕТ ВРЕМЕНИ РАБОЧЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
онтьева...).— «Труд техника», 1907,
№ 5, стр. 220.
51 «Материалы по статистике труда
Северной области», вып. 2. Пг.,
1919. стр. 19-34, 35-50.
52 А. Н. Опацкий.
Фабрично-заводская промышленность
Харьковской губернии и положение
рабочих. Харьков, 1912, стр. 52-53.
53 А. А. Микулин. Сверхурочные
работы... в 1899 г.—
«Промышленность и здоровье», 1904, кн. I,
стр. 7, 9, 11, 16.
54 Наш подсчет данных фабричной
инспекции, приводимых в статье
3. Миндлина «Рабочее время и
заработная плата на
предприятиях Московской области за 1914—
1918 гг.» («Статистика труда», М.,
1919, № 8-10, стр. 11-12) и в
книге: «Отрезвление рабочих» (М.,
1915, стр. 15-16. Данные по пяти
производствам 10 губерний
Центрально-промышленного района).
55 С. Г. Струмилин. Избранные
произведения, т. 3, стр. 365.
56 М. О. Перфильев. Указ. соч.,
стр. 23.
57 В. Пирогов. Очерк фабрик
Костромской губернии. Кострома,
1884, стр. 185.
58 Е. М. Дементьев. Указ. соч., стр.
75—76; А. В. Погожее. Кирпично-
гончарное производство
Московского уезда.— «Сборник
статистических сведений по
Московской губернии. Отдел санитарной
статистики», т. III, вып. II. М.,
1881, стр. 18.
59 А. М. Стопани. Заработная плата
и рабочий день... Баку, 1910,
стр. 52.
60 «Правда», 12(25) марта 1913 г.
(«Рабочая хроника»).
61 П. Я. Рысс. Углекопы,- «Русское
богатство», 1907, № 4, стр. 141;
ЦГАОР СССР, ф. 1157
(Департамент торговли и мануфактур.
Фабричная инспекция), 1898—
1905 гг., д. 47, л. 28.
62 См., например, «Материалы для
статистики паровых двигателей
в Российской империи» (СПб.,
1882), а также обработанные А. В.
Погожевым данные за 1900 г. в
книге «Учет численности и
состава рабочих в России» (СПб.,
1906, стр. 110-112, 114);
«Статистика бумагопрядильного и
ткацкого производства за 1900—
1910 гг.» СПб., 1911, стр. 38—39.
63 В. Пирогов. Указ. соч., стр. 117.
64 Е. М. Дементьев и Ф. Ф. Эрисман.
Указ. соч., т. IV, ч. II, стр. 369,
375.
65 П. А. Песков. Санитарное
исследование фабрик по обработке во
локнистых веществ в г. Москве,
вып. II. М., 1882, стр. 77.
66 «Фабричный быт Московской
губернии. Отчет за 1882—1883 гг...»,
стр. 39, 49.
67 «Отчет за 1885 г. фабричного
инспектора Киевского округа И. О.
Новицкого». СПб., 1886, стр. 16-19.
68 Я. Т. Михайловский. Указ. статья,
стр. 273-274.
69 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 22, стр. 282; т. 30, стр. 314; т. 34,
стр. 278.
70 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 25, стр. 210.
71 С. Г. Струмилин. Избранные
произведения, т. 3, стр. 365, 367.
72 Учтены данные по Московской,
Владимирской, Ярославской,
Костромской, Нижегородской,
Тверской, Смоленской,
Калужской, Тульской и Рязанской губ.
73 Подсчитано автором по данным
кн.: «Отрезвление...», стр. 15,18.
74 На сокращение работы на 1 час
в канун 52 воскресных и почти
30 праздничных дней
указывается, например, в кн.: Ю. П.
Гужон. О нормировке рабочего дня.
М., 1907, стр. 36.
75 Вышеприведенные данные
вычислены по сборнику «Данные...
за 1904 и 1905 гг.», стр. 106, 108
и 112. Среднее число рабочих
дней вычислено путем
вычитания из 365 дней числа
нерабочих дней, показанных в
сборнике. Вспомогательные рабочие не
учитывались.
76 «Россия в конце XIX в.», стр.
556.
77 Н. С. Авдаков. Доклад Комиссии
по вопросу об улучшении быта
на каменноугольных копях
Южной России. Харьков, 1900, стр.
10.
78 Данные относятся, по-видимому,
181
Ю. И. КИРЬЯНОВ
к 1911-1912 гг. (И. И. Лященко.
Углекоп Донецкого бассейна. Ека-
теринослав, 1913, стр. 11; он же.
Условия труда..., стр. 430).
79 Грюнберг. Влияние праздников на
работу в Донецком бассейне.—
«Горнозаводское дело», 1915, № 8,
стр. 10509-10511.
80 Исключением являлась
каменноугольная промышленность, где в
конце XIX в. число отмечаемых
праздников вследствие крайне
тяжелых условий труда было
повышенным. Но в середине второго
десятилетия XX в. и здесь число
праздничных дней было примерно
таким же, как и во всей
промышленности страны (27).
81 «Отрезвление рабочих», стр. 9.
82 А. Лосицкий и И. Чернышев.
Указ. соч., стр. 77; «Труды
Первого всероссийского съезда по
борьбе с пьянством», т. II. СПб., 1910,
стр. 847.
83 А. М. Стопани.
Нефтепромышленный рабочий и его бюджет. М.,
1924, стр. 19.
84 «Отрезвление рабочих», стр. 21 и
28.
85 Болело 54,9% всех членов касс,
причем на один случай болезни
в течение года приходилось 14,7
дня болезни, что в пересчете на
всех рабочих — участников касс
дает показатель в 8,1 дня
(«Наемный труд в России», ч. 1. М., 1927,
стр. 131, 132).
86 С. Г. Струмилин. Избранные
произведения, т. 3, стр. 365, 367.
87 А. М. Стопани. Рабочий день...,
стр. 41.
88 «Россия в конце XIX в.», стр.
563-564.
89 Приводимые ниже сведения
взяты из сб. «Данные ... за 1904 и
1905 гг.», стр. 78—83, 110, 111.
90 С. Я. Розенфелъд, К. Н. Клименко.
История машиностроения СССР.
М., 1961, стр. 34.
91 Н. С. Масло в а.
Производительность труда в промышленности
СССР. М., 1953, стр. 37; П. А.
Хромов. Экономическое развитие
России в XIX-XX вв. М., 1950,
стр. 319, 323, 326.
92 «Архив истории труда в России»,
кн. II. Пг., 1921, стр. 74.
93 «История технического развития
угольной промышленности
Донбасса». Киев, 1969, стр. 104-109.
94 С. Струмилин. К вопросу о
нормировке рабочего дня в России.—
«Познание России» (СПб.), 1909,
№ 3, стр. 31.
95 Е. М. Дементьев и Ф. Ф. Эрисман.
Указ. соч., стр. 355—356.
96 Н. П. Сидоров. Раменская
фабрика.—«Юридический вестник», 1886,
январь, стр. 149.
97 Итоги опроса изложены в кн.;
И. X. Озеров. Очерки
экономической и финансовой жизни России
и Запада. Сборник статей, вып. II.
М., 1904, стр. 372, 379-382.
98 П. Шестаков. Материалы для
характеристики фабричных
рабочих.— «Русская мысль» (М.), 1900,
кн. 1, стр. 178, 181.
99 «Екатеринославская деревня
после закрытия виноторговли».
Литературно-статистический очерк под
ред. П. К. Соколова. Екатерино-
слав, 1915, стр. 58.
100 Подсчитано автором по кн.: Е. О.
Кабо. Очерки рабочего быта, т. I.
М., 1928, стр. 128-132.
101 А. Г. Рашин. Формирование
рабочего класса России. М, 1958,
стр. 593, 601; он же. Грамотность
и народное образование в XIX —
начале XX в.— «Исторические
записки», т. 37, стр. 37, 38.
102 А. Лосицкий и И. Чернышев.
Указ. соч., стр. 80.
103 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 22, стр. 62.
104 К. Яковлева. Забастовочное
движение в России за 1895-1917 гг.-
«Материалы по статистике
труда», вып. 8. М., 1920, стр. 38.
105 Подсчитано автором по данным
фабричной инспекции («Наемный
труд в России». Сборник, ч. 1. М.,
1927, стр. 156-157).
106 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 2, стр. 278-279, 298-299; т. 22,
стр. 29, 34-35.
107 «Объяснительная записка к
предварительному проекту по
пересмотру рабочего
законодательства, выработанному
Министерством торговли и промышленности
в совещании 15—21 апреля 1906 г.»
СПб., 1906, стр. 17.
К ИСТОРИИ ОТМЕНЫ ПОДУШНОЙ ПОДАТИ
В РОССИИ
Н. Ж. Апаньич
Известна ленинская оценка падения крепостного права и
связанных с этим главным актом последующих реформ, в
совокупности своей означавших начало превращения России
крепостной в Россию капиталистическую. О крестьянской реформе
В. И. Ленин писал, что ее буржуазное содержание «выступало
наружу тем сильнее, чем меньше урезывались крестьянские
земли, чем полнее отделялись они от помещичьих, чем ниже был
размер дани крепостникам». И далее: «Поскольку крестьянин
вырывался из-под власти крепостника, постольку он становился под
власть денег, попадал в условия товарного производства,
оказывался в зависимости от нарождавшегося капитала» 1.
Сказанное относится по сути своей ко всем реформам, к их
непосредственному и к их косвенному результату — более
сложному и менее очевидному. Печать крепостничества лежала на
всех буржуазных реформах, однако проявлялось это далеко не в
одинаковой мере, о чем свидетельствует не только содержание
реформ, но и их очередность, растянутость на десятилетия.
Разумеется, не случайно, например, что на отмену рекрутчины
самодержавие решилось лишь в начале 1870-х годов под давлением
перемен в европейской политике и под впечатлением франко-
прусской войны. Рекрутские наборы были неотделимы от
существования «податных сословий» — одного из главных феодальных
устоев 2. И так же неотделима была от старой России подушная
подать. Отмена ее — одно из последних буржуазных
преобразований, падающее уже на начало 1880-х годов. Объективная
необходимость его усиливалась действием революционной ситуации.
Эту реформу, «дарованную» сверху, мы вправе также считать
вырванной у самодержавия.
Податные преобразования 80-х годов были проведены Н. X.
Бунте, занимавшим с 6 мая 1881 г. по 31 декабря 1886 г. пост
министра финансов. Деятельность Бунге, составившая
определенный этап в экономической политике России XIX в.,
сравнительно мало изучалась в советской исторической литературе, а
реорганизация же им налогообложения вообще не привлекала внима-
183
Н. И. АНАНЬИЧ
ния исследователей3. В настоящей статье делается попытка
рассмотреть этот вопрос и оценить значение, какое имела
отмена подушной подати.
*
Введенная в 1724 г. Петром I подушная подать сохранялась
в России в течение полутора веков и к началу 1860-х годов все
еще оставалась основным налогом. В 1864 г. из 70 млн.
человек, составлявших население России, более 26 млн. душ мужского
пола подлежали подушному обложению и платили около 70%
общей суммы прямых налогов 4.
Русское самодержавие с трудом отказывалось и по самой
природе своей не могло, разумеется, отказаться вовсе от
традиционной политики поддержки дворянского сословия,
пользовавшегося среди целого ряда феодальных привилегий также свободой от
податного обложения. После проведения буржуазных реформ 60—
70-х годов XIX в., сохранение такого наследия крепостной
эпохи, как податная душа, выглядело явным анахронизмом 5.
После 1861 г. вопрос о ликвидации податного сословного
неравенства и замене сословных налогов всесословными
многократно, но почти безрезультатно обсуждался в многочисленных
комиссиях и совещаниях. Единственным результатом их явилась
отмена с 1 июля 1863 г. подушной подати с мещан и
некоторых местных налогов, платимых ими взамен подушной подати6.
Податная политика 60—70-х годов отличалась крайней
непоследовательностью 7. С одной стороны, руководители финансового
ведомства достаточно ясно понимали, что подушная подать
обречена, изжила себя. С другой — правительство не решалось
изменить действовавшую в течение полутора веков систему и
делало попытки как-то приспособить ее к новым условиям. Так, с
целью «достигнуть некоторого соответствия подушной подати
имущественным условиям плательщиков» в 1863 и 1867 гг. была
установлена взамен однообразного обложения ревизских душ
шкала окладов, учитывавшая до известной степени местные условия.
Кроме того, в 1865 г. было принято постановление не
взимать подушной подати «с неспособных к работе дворовых
людей, приписанных к волостям»; в 1869 г. была отменена
круговая порука при уплате прямых налогов для селений,
насчитывавших менее 40 ревизских душ, а в 1875 г. «эти малолюдные
общества освобождены от платежа подушной подати за умерших,
за поступивших в военную службу, а также за неспособных к
работе по увечью, дряхлости и болезням» 8. Меры эти были
продиктованы прежде всего безудержным ростом недоимок.
Маленьким селениям угрожало полное разорение, так как если в среднем
по России на каждую работоспособную мужскую душу
приходилось по два душевых оклада (на 14,5 млн. работников — 24,5 млн.
184
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
окладных душ), то в этих селениях число окладов на душу
достигало четырех и даже пяти! Это означало, что при среднем
душевом окладе по России в 2 руб. 26 коп., в этих селениях
на одного работника могло причитаться до 11 руб. 30 коп., а при
высшем окладе в 4 руб. 53 коп.— до 22 руб. 65 коп. одной
подушной подати, не говоря уже о том, что в таких селениях и
мирские сборы были значительно тяжелее, чем в крупных9.
Но в 60-е годы правительство неоднократно прибегало к
увеличению подушной подати, совершенно не считаясь с тем, что эта
мера была не только чревата разорительными последствиями для
крестьян, но и била в конечном счете по финансовым интересам
самой казны. Так, в 1862 г. были повышены душевые оклады
по среднему вычислению на 0,9%, что должно было дать казне
дополнительно 1 млн. руб. серебром. В декабре 1862 г. был
введен временный («только на 1863 г.») сбор в среднем исчислении
по 25 коп. на душу (по уездам он разнился от 8 до 44 коп.),
что увеличило общий размер подушной подати в 1863 г. еще на
6122 тыс. руб. Этот временный сбор был в 1867 г. объявлен
постоянным, и указом 18 июня 1867 г. оклад подушной подати
был повышен дополнительно на 50 коп. с души, что увеличило
налог еще на 10 622 тыс. руб. После этой прибавки подушная
подать составляла от 1 руб. 15 коп. (Псковская губ.) до 2 руб.
61 коп. (колонисты Одесского уезда) 10.
С 1867 г. изменения окладов не было, но к подушной
подати с 1 января 1875 г. были присоединены два сбора:
государственный земский сбор 11, который по раскладке на 1875—1877 гг.
был определен в среднем по 50 коп. с души (разнился по
уездам от 4 до 91 коп.) и был исчислен с 25 935 340 окладных
душ в размере 13 030 125 руб., и общественный сбор с
государственных крестьян, определенный средним числом в 34,25 коп.
с души (разнился по уездам от 14 до 40 коп.), сумма которого
в 1875 г. была определена в 3 403 198 руб.12
Отмена подушной подати с мещан в 1863 г. и проведение в
1872 г. переложения «части государственного земского сбора с
душ на земли всех сословий» рассматривались в Министерстве
финансов как шаги на пути к полной отмене подушной подати.
Важным этапом в обсуждении этой проблемы явилась податная
комиссия 1869 г. Разработанный ею проект предусматривал
перечисление 22 млн. руб. государственного земского сбора с душ
на земли крестьян, а 39,5 млн. руб. подушной подати — на
крестьянские дворы, замену 1,5 млн, руб. земского сбора с мещан —
дополнительным сбором с недвижимых имуществ в городах,
посадах и с мещанских промыслов.
Большинство земских собраний, на обсуждение которых был
передан этот проект, отклонили его, сочтя нерациональным
«переложение податей с душ на имущество тех же плательщиков».
185
Н. И. АНАНЬИЧ
Они предложили разные системы подоходного и разрядного
обложения всех сословий и «высказались почти единогласно в пользу
привлечения всех сословий к равномерному отбыванию
государственных повинностей» 13. Многие земства выступили с
буржуазным по своей сути проектом изменения податной системы путем
введения подоходного налога. В частности, Петербургское
губернское земское собрание предложило «заменить общим подоходным
налогом государственную подушную подать, налог на городские
недвижимые имущества и государственный земский сбор» 14.
Однако земские проекты податной реформы не имели серьезных
практических последствий, тем более что в правительственных
сферах еще далеко не был окончательно решен вопрос об отмене
самой подушной подати.
В 1872 г. отзывы земских собраний рассмотрела комиссия
под председательством министра государственных имуществ
П. А. Валуева, также признавшая чрезмерно тяжелое положение
сельских податных сословий. Она высказалась за «общее
обложение всех платежных сил государства без различия сословий», но
проведенное так, чтобы оно не имело «ни вида, ни значения
одновременной всеобщей податной реформы» 15.
Но проведение общей реформы податной системы и не
входило в планы Министерства финансов в середине 70-х годов.
В 1876 г. министр финансов М. X. Рейтерн предложил «во
избежание расстройства финансового положения России»
ограничиться лишь рядом мер, которые с его точки зрения должны были
бы несколько облегчить «слишком обремененную часть
крестьянских сословий». Рейтерн считал необходимым, признав общую
сумму прямых налогов неизменной, осуществить перепись
населения и предоставить перераспределение подушных сборов между
уездами — губернским земским собраниям, а между селениями —
уездным, «соображаясь с экономическими условиями каждой» 16.
Для изучения доклада Реитерна решено было образовать особую
комиссию под председательством вел. кн. Константина
Николаевича, но этому помешала начавшаяся в апреле 1877 г. русско-
турецкая война.
*
После окончания русско-турецкой войны Россия оказалась в
довольно тяжелом положении. Расстройство финансов, вызванное
войной, затраты на которую превысили 1 млрд. руб., усугубилось
неурожаями 1879—1880 гг., и роспись государственных доходов
и расходов на 1881 г. была сведена с дефицитом более чем в
80 млн. руб. Неблагоприятные экономические последствия войны
способствовали усилению революционного брожения, охватившего
различные слои населения, и росту крестьянских выступлений.
В стране сложилась революционная ситуация. В основе политиче-
186
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
ского кризиса 1879—1881 гг. лежал крестьянский вопрос, не
решенный отменой крепостного права. Да и, можно ли говорить об
окончательной его отмене, если спустя 20 лет после
провозглашения Положения 19 февраля 1861 г. 21% бывших крепостных
в 37 губерниях все еще оставались «временнообязанными» и
несли феодальные повинности, а почти 1/4 часть всех
крестьянских земель, отрезанная в пользу помещиков, ухудшила и без
того тяжелое положение страдавшего малоземельем крестьянского
хозяйства 17.
В 1879 г. в правящих кругах России решено было вернуться
к подготовке реформы подушного обложения. Изменившаяся
обстановка в стране, усилившиеся выступления задавленного
малоземельем и тяжестью податного гнета крестьянства вынуждали
правительство более решительно идти по пути реформ. 23 марта
1879 г. было обнародовано «высочайшее повеление»
Александра II, которое не должно было оставлять сомнений в намерении
правительства в близком будущем отменить подушную подать.
Тогда же для разработки реформы была создана комиссия под
председательством министра финансов С. А. Грейга.
Комиссия подготовила проект введения вместо подушной
подати трех видов налогов, падавших на все сословия: 1)
подоходного в размере 3% с доходов от денежных капиталов, торговли,
промыслов и личного труда на 35 млн. руб.; 2) личного по
1 руб. со всех лиц мужского пола в возрасте от 18 до 55 лет
на 16,5 млн. руб.; 3) усадебного с усадеб владельцев всех
сословий на 18 млн. руб., который в окончательном варианте
предложено было заменить увеличением окладов государственного
поземельного налога и налога на недвижимые имущества в
городах от 50 до 77%. Предложенное комиссией С. А. Грейга
одновременное введение новых налогов на сумму 70 млн. руб.
(чем достигалось бы уменьшение крестьянских платежей на
30 млн. руб.), однако, не было осуществлено. Прежде всего в
Министерстве финансов поставили под сомнение саму
возможность введения подоходного налога на том основании, что якобы
исчисление определенного процента с доходов разного вида
производств и торговли трудно поддается проверке и требует
предварительной реорганизации органов местной податной
администрации. В связи с этим одним из отделов комиссии был
подготовлен проект учреждения податных надзирателей. Другим
отделом был выработан проект понижения выкупных платежей, так как
было ясно, что без достижения некоторой уравнительности в
платежах разных категорий крестьян нельзя было приступить к
отмене подушной подати. К этому и свелась практически вся
работа комиссии Грейга, предложения которой были оценены в
бюрократических кругах и, в частности, Бунге как рискованные и
опасные для финансового положения страны. Бунге уже в сентяб-
187
Н. И. АНАНЬИЧ
ре 1880 г., незадолго до этого приглашенный Александром II на
пост товарища министра финансов при Грейге, выступил с
гораздо более умеренной и осторожной программой преобразования
налоговой системы. В написанной 20 сентября 1880 г. для
Александра II записке 18 Бунге предлагал как первоочередные меры
отмену соляного налога и понижение выкупных платежей. В
целях «более равномерного распределения налогов» он считал
возможным понизить налоговое обложение крестьянства на 10—20 %,
несколько повысив при этом обложение в сфере бурно развивав-
шейся промышленности. Все эти меры открыто оценивались им
прежде всего как средство получать налоги сполна и
безнедоимочно.
В октябре 1880 г. Грейг подал в отставку. Предложения
Бунге получили поддержку нового министра финансов А. А. Абазы,
при котором продолжалась разработка проекта о понижении
выкупных платежей 19.
Однако программа Бунге получила более полное обоснование
только после того, как он в мае 1881 г. возглавил
Министерство финансов. В своем первом докладе царю Бунге поставил
вопрос о необходимости преобразования всей налоговой системы
в целях постепенной ликвидации дефицита государственного
бюджета. Отмечая преемственность своей финансовой политики,
Бунге подчеркивал, что намерен добиться «большей
уравнительности при распределении совокупности всех сборов» и будет
стремиться «к поддержке тех отраслей промышленности, которые
наиболее нуждаются в таможенной защите» 20.
В подготовленном Бунге представлении «О замене подушной
подати другими налогами», внесенном в Государственный совет
29 марта 1882 г., министр финансов предлагал «вместо
одновременной отмены всей подушной подати обратиться к
постепенному ее упразднению в течение нескольких лет по
установленному заранее плану» 21.
Бунге сугубо отрицательно оценил предложенные комиссией
Грейга виды налогов, прежде всего подоходный, сославшись при
этом на слабое промышленное развитие России и невозможность
правильного учета доходов без предварительного учреждения
новых органов податной администрации. «Вообще,— заявил Бунге,—
введение у нас общего подоходного налога требует большой
осмотрительности ввиду представляемых этим видом обложения
особенностей, так как этот налог может оказаться более теснитель-
ным и неравномерным, и менее доходным, нежели налоги,
основанные на исчислениях менее сложных и легче проверяемых.
Государство гораздо более населенное и богатое и менее
обширное, чем Россия, именно Франция, после войны 1870—1871 гг.
признало более удобным не вводить подоходного налога, а
установить разнообразные новые сборы и увеличить прежние» 22.
188
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
Бунге еще ранее в записке «О финансовом положении
России...» рассматривал подоходный налог только «как источник,.
к которому государство может обращаться в исключительных
обстоятельствах». «Желательно,— писал он,— чтобы подоходный
налог служил у нас не постоянным, а чрезвычайным
финансовым ресурсом, необходимым для внутренних реформ, в
особенности податных, и для покрытия военных расходов подобно
тому, как это имеет место в Англии, где подоходный налог при
Питте, сэре Роберте Пиле и Гладстоне сохранял всегда это
значение, изменяясь в размере сообразно с потребностями
государства, с положением промышленности и торговли и с
результатами урожаев» 23.
Приступив к проведению податной реформы, Бунге еще более
открыто высказался против подоходного налога и, критикуя
предложения комиссии Грейга, предпочитал, как видим, на этот раз
ссылаться уже не на опыт Англии, которая первой из крупных
европейских держав ввела у себя подоходный налог, а на опыт
Франции. Критика проекта комиссии Грейга облегчалась для
Бунге тем, что предложение о введении подоходного обложения не
было этой комиссией достаточно разработано 24.
Бунге высказался и против введения личного налога:
«Трудно представить сколько-нибудь убедительные доводы
справедливости взимания и с бедного, и с богатого по 1 рублю налога,—
утверждал он.— Этот поголовный налог принадлежит к наименее
удовлетворительным способам обложения... Кажущаяся
умеренность личного налога скрывает его слабые стороны; но так как
он не исключает других сборов с тех же плательщиков, то его
нельзя считать незначительным для большинства плательщиков» 25.
Он одобрил лишь (вместо введения нового усадебного налога)
увеличение окладов уже существующих налогов: поземельного и
на недвижимые имущества в городах.
С целью определения порядка постепенной отмены подушной
подати для «плательщиков разных разрядов и местностей» в
представлении министра финансов был установлен критерий —
«по степени обременения податных сословий всею совокупностью
лежащих на них платежей», показателями которой предложено
было считать «сведения о размере крестьянских паделов, о
сравнительной величине взимаемых с крестьян сборов в казну и в
земство и о степени исправности крестьян в платеже податей» 26.
Любое стихийное бедствие — неурожай, градобитие или падеж
скота — было непосильным испытанием для задавленного
непомерно высокими налогами крестьянского хозяйства с его
примитивными орудиями труда и недостаточной рабочей силой. Часто
постигшее ту или иную местность обширной Российской империи
бедствие делало неплатежеспособными не только отдельные
сельские общества или уезды, но и целые губернии. В такие годы
189
Н. И. АНАНЬИЧ
возрастало число ходатайств губернского начальства о льготах
по платежу податей в виде отсрочек или рассрочек платежей,
а то и просто понижения или сложения на текущий год
установленного оклада.
Не прекращались ходатайства и в урожайные годы. «Эти
ходатайства,— вынужден был констатировать в своем
представлении министр финансов,— поступающие из местностей с весьма
разнообразными условиями крестьянского быта — из губерний
Смоленской, Тамбовской, Казанской, Тверской, Рязанской,
Владимирской, Тобольской и др., подкрепляются настолько
убедительными доказательствами расстройства крестьянского
хозяйства вследствие несоответствия числа окладных душ числу
наличных работников, несоразмерности платежей с заработками
крестьян или вследствие местных несчастных случаев, что оставлять
ходатайства без внимания и не давать дальнейшего хода
значило бы допускать начисление безнадежных недоимок» 27.
Самым убедительным свидетельством «расстройства
крестьянского хозяйства» были неумолимо возраставшие год от года
недоимки. Ни в одной стране в мире недоимки не достигали
таких размеров: «К 1875 г. недоимок в податях оставалось около
23 млн. руб., а к 1881 г. их накопилось бы до 38 млн. руб.,
если бы государство не прибегало к особому способу
погашения— «сложению со счетов»; такое сложение было произведено
в течение одного 1880 г. на сумму около 7 млн. руб.» 28
Несмотря на сложение недоимок в 1880 г., к 1 января 1881 г.
по всей территории России они составляли 18,8% годового
оклада подушной подати, при этом в некоторых губерниях
Европейской России они превысили оклад (в Самарской губ.—114,3%,
в Донской области — 113,5% годового оклада). Далее губернии
распределялись следующим образом: в 2 (Смоленская губ. и
Забайкальская обл.) недоимки составили немногим более 77%, в 2
(Оренбургская и Саратовская) — немногим более 68, в трех — от 42
до 55, в трех — от 30 до 50, в 8 — от 20 до 35, в 11 — менее 20 и
в 29 губерниях — 10% и менее. Но не было такой губернии, где
налог был бы выплачен сполна 29.
Бунге считал необходимым провести постепенно отмену
подушной подати в России путем освобождения от уплаты крестьян,
наиболее обремененных податями.
Министр финансов предложил начать отмену подушной
подати прекращением с 1 января 1883 г. взимания налога с мещан,
с приписанных к волостям дворовых людей и безземельных
крестьян и с бывших помещичьих крестьян, освобожденных от своих
обязательств перед помещиками и получивших даровой четверт-
нои надел .
Указом 1 января 1863 г. подушный сбор с мещан был
заменен налогом на недвижимые имущества в городах, посадах и
190
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
местечках, оставленная на них часть налога, известная под
названием окладного на государственные повинности сбора,—
была исчислена по государственной росписи на 1882 г. в размере
1 378 910 руб. с 2 665 871 ревизской души и с 380 дворов. Хотя
в среднем обложение души составляло 52 коп. (оклад этот
разнился по городам от 8 до 91 коп.), беднейшее городское
население оказалось совершенно неспособным выплачивать эту
сумму. Недоимки за 1879 г. составили 86% положенного оклада.
Указом 19 февраля 1880 г. значительная часть недоимок была
сложена, но к 1 января 1881 г. в недоборе снова числилось
919 тыс. руб., что составляло 64% оклада. По некоторым
губерниям недоимки превышали двойной оклад: по Виленской губ. они
составляли 276%, по Смоленской — 257% оклада31.
Наряду с мещанами к безнадежным должникам были
причислены и 300 тыс. безземельных крестьян, приписанных к волостям
без права на землю (бывшие дворовые и вольные люди
западных губерний), которые обязаны были выплачивать подушные
сборы в сумме 641 тыс. руб.
К населению, которое по своему бедственному
малоземельному положению нуждалось в скорейшем сложении или
уменьшении платежей, в первую очередь относились крестьяне,
получившие даровой (четвертной) надел. Экономическое положение этой
категории плательщиков подушной подати общим числом около
650 тыс.32 ухудшалось с каждым годом в связи с возрастанием
арендных цен на землю, которые во многих местностях стали
выше выкупных платежей. Если же учесть, что при
установлении окладов в 1867 г. размеры наделов не были приняты во
внимание, то 15 лет спустя оказалось, что соседние помещичьи
крестьяне, более обеспеченные землей, платили тот же душевой
оклад, что и крестьяне с четвертным наделом. Но если для
общинных крестьян размер участия их в платеже подушной
подати определялся степенью участия в пользовании общинной
землей и поэтому в какой-то степени подушная подать для них
принимала характер налога с поземельной собственности, то для
крестьян, получивших даровой надел, подушная подать
превратилась в личный налог. При среднем душевом окладе 2 руб. 27 коп.
и «при среднем отношении числа окладных душ к числу
работников» налог этот был фактически равен 4 руб. с работника,
а иногда доходил и до 15 руб. Общая сумма подушных сборов
с этих плательщиков составляла около 1,5 млн. руб.
До того, как представление Бунге было передано в
Государственный совет, оно было обсуждено 20 марта 1882 г. в
специально созданном для этого Особом совещании. В нем, помимо
Бунге, приняли участие: председатель Комитета министров
М. X. Рейтерн, председатель Департамента государственной
экономии Государственного совета Э. Т. Баранов и министры: внут-
191
Н. И. АНАНЬИЧ
ренних дел Н. П. Игнатьев, государственных имуществ М. Н. Ост-
ровский и государственный контролер Д. М. Сольский.
Совещание еще раз подтвердило необходимость «приступить ныне же»
к осуществлению податной реформы, в том числе и по
соображениям политического порядка. В решении совещания прямо
указывалось, что «отмена подушной подати предрешена и что
ожидание этой меры поддерживает возбужденное настроение в
народе» 33. Участники совещания одобрили намерение министра
финансов проводить реформу постепенно, но высказались против
объявления о плане ее проведения из опасения, что это может
вызвать увеличение недоимок, «коль скоро будет известно
плательщикам намерение правительства отменить подушную подать в
непродолжительный срок». Было признано более целесообразным
обнародовать только то, что будет осуществлено в ближайшем
году, и ограничиться объявлением о постепенной замене подушной
подати 34.
8 и 21 апреля 1882 г. представление Бунге рассматривалось
в соединенном присутствии департаментов Государственной
экономии и законов Государственного совета и Главного комитета
об устройстве сельского состояния. Государственный совет
поддержал проект Бунге. Были лишь сделаны некоторые поправки
в духе того, что уже говорилось на Особом совещании в марте
1882 г. Так, соединенное присутствие отклонило требование
министра финансов включить в проект специальный пункт о
срочном предоставлении льгот по снижению налогов для ряда
нуждающихся уездов с ассигнованием на это 2,5 млн. руб.35
Кроме того, решено было постановление об отмене подушной
подати облечь в форму царского указа Сенату, однако не
уточняя в нем сроков проведения реформы.
Проект отмены подушной подати встретил некоторую
оппозицию только при обсуждении в Общем собрании Государственного
совета 3 мая 1882 г. Шесть участников заседания — К. П.
Победоносцев, И. Д. Делянов, Б. П. Мансуров, И. П. Кауфман,
П. С. Ванновский и А. Я. Гюббенет, хотя и отдавали себе
отчет в неизбежности отмены подушной подати, призывали не
спешить с реформой, «сначала обсудить, избрать и установить те
новые налоги, коими предполагается на первый раз заменить
подушную подать, и затем уже сложить со счетов
соответственную часть сей подати»36. От этих рассуждений веяло духом
манифеста 29 апреля 1881 г. К. П. Победоносцева, и его
единомышленников приводила в состояние беспокойства даже сама
мысль о том, что отмена подушной подати может вызвать у
крестьян надежду на какие-то более значительные перемены в
деревне. Они требовали «решения осмотрительного» и
«обсуждения неторопливого» и предостерегали против неясных
выражений в указе Сенату о проведении реформы, которые могли бы
192
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
породить в народе «неправильные понятия или несбыточные,
преувеличенные надежды» 37.
Однако большинство членов Государственного совета38
пришло к заключению, что дело и без того велось «осмотрительно»,
и «неторопливо», а для отмены подушной подати с трех
разрядов плательщиков, которых предполагалось освободить с 1
января 1883 г. (мещане, безземельные крестьяне и дворовые люди,
а также крестьяне, получившие четвертные наделы), необходимо
всего 3600 тыс. руб. Между тем на покрытие отменяемых сумм
налога уже было предусмотрено повышение косвенного
обложения на 20 млн. руб.39
Государственный совет принял решение растянуть реформу
на восемь лет, но не обнародовать срока проведения ее, «дабы
не стеснять правительство каким-то обязательством, которое в
случаях особенно неблагоприятных финансовых обстоятельств не
могло бы быть в точности исполнено» 40.
18 мая 1882 г. Александр III утвердил мнение большинства
членов Государственного совета и в тот же день подписал указ
Сенату41.
Год спустя во втором представлении министра финансов «О
замене подушной подати другими налогами», внесенном в
Государственный совет 15 марта 1883 г., была сделана попытка
рассмотреть систему прямых налогов, в целом и разработать общий
план ее преобразования с тем, чтобы достигнуть «более
уравнительного обложения доходов» и устранения «препятствия к
развитию производительных и финансовых сил страны» 42.
Прямые налоги по государственной росписи на 1883 г.
подразделялись следующим образом (в тыс. руб.):
Подушная подать и взимаемые вместо нее сборы —55 100
Оброчная подать и лесной налог —35 400
Государственный поземельный налог (с особыми сборами —9 832
в западных губерниях)
Налог с недвижимых имуществ в городах, посадах и — 4 120
местечках
Пошлины за право торговли и промыслов —20 055
Преобразованию подлежали первые два вида прямых налогов.
Зато три последних вида налогов должны были в своем
дальнейшем развитии стать источниками государственных доходов для
возмещения казначейству тех сумм, которые оно теряло в связи
с отменой подушной подати.
Государственный поземельный налог должен был поступить в
1883 г. в размере 7,6 млн. руб., из них: 4,5 млн. руб. с
крестьянских земель и 3,1 млн. руб. с земель остальных
владельцев 43.
193
Н. И. АНАНЬИЧ
В связи с резким увеличением за последние 20 лет цен на
землю; министр финансов считал, что государственный
поземельный налог мог быть повышен вдвое, но, по его мнению, было бы
более предусмотрительным увеличить обложение земель только
на 50%, что дало бы казне дополнительно 3,8 млн. руб., из
которых 1,5 млн. руб. легли бы на земли частных владельцев и
2,3 млн. руб. остались бы на крестьянских землях 44.
Увеличение налога с городских недвижимых имуществ, не
изменявшегося с введения его в 1863 г., проектировалось в 1884 г.
на 46%, что должно было дать казне около 2 млн. руб. Кроме
того, 2,5 млн. руб. предполагалось получить от введения
дополнительного промыслового обложения.
Ожидалось, что эти три группы налогов дадут почти половину
всех необходимых для преобразования системы прямого
налогообложения средств (8,2 млн. руб.). Увеличение же других
источников доходов 45 должно было довести цифру дополнительных
поступлений в казну до 16,6 млн. руб.
Таким образом, с отменой 16,6 млн. руб. подушной подати
на крестьянском сословии оставалось бы 38,5 млн. руб., из
которых немногим более 2 млн. руб. приходилось на губернии
Сибири и на области Терскую и Кубанскую.
Для дальнейшего преобразования подушной подати в
губерниях Европейской России министр финансов предполагал
увеличить поземельный налог еще на 5 млн. руб. (из них 3 млн. руб.
с крестьянских земель и 2 млн. руб. с земель остальных
владельцев) 46, установить налог на сельские постройки, повысить
косвенные налоги на некоторые предметы внутреннего потребления,
обложить налогом промышленные предприятия и доходы, с
которых не шли сборы в казну (например, аренда земли) 47.
Планировать заблаговременно другие источники доходов, за
счет которых можно было бы пополнить потери, связанные с
отменой в каждом из предстоящих годов части подушной подати,.
министр финансов считал преждевременным, так как для
введения новых налогов или даже увеличения действующих было бы
необходимо, по его мнению, изменить существовавшее податное
управление в губерниях и уездах «так, чтобы оно могло
принимать ближайшее участие в установлении, раскладке и взимании
прямых налогов» 48.
При определении порядка отмены подушной подати с разных
разрядов плательщиков министр финансов намерен был
придерживаться «руководящих указаний», данных Государственным
советом в марте 1882 г. Прежде всего проектировалось
освобождение от подушной подати безземельных крестьян, приписанных
к сельским обществам без приемных приговоров (около 130 тыс.
душ с окладом 286 тыс. руб.). Положение этих крестьян, не
имевших права на надел, отождествлялось с положением той ка-
194
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
тегории безземельных крестьян, для которых взимание подушной
подати было прекращено с 1 января 1883 г.
Предполагалось также освободить от платежа подушной
подати и разнородную группу фабричных и заводских крестьян, из
которых «первые почти нигде не получили полевого надела»,
а вторые или «получили в надел только усадьбы и сенокосы»,
или даже сравнительно большие наделы (по 5,6 дес. и более на
душу), но не занимались земледелием. В Европейской России
таких душ числилось 291 475 с окладом в 517 395 руб., в
Сибири — 191 312 душ с 348 374 руб. оклада 49.
Особенно важным оставался вопрос о плательщиках
подушной подати, живших земледелием. По собранным в
Министерстве финансов сведениям хозяйственное положение трех главных
разрядов плательщиков подушной подати — помещичьих,
удельных и государственных крестьян — было таково: государственные
крестьяне как по обеспеченности землей, так и по сумме
внесенных в казну сборов повсеместно находились в лучших
условиях 50. В среднем по Европейской России надел
государственных крестьян превышал надел помещичьих в 1,5 раза. А в
губерниях черноземной и степной полос разница эта была еще
больше 51.
Малоземелье усугублялось еще «совокупностью невыгодных
условий быта помещичьих крестьян». Под этим понятием
подразумевалось расселение их в одну сторону от помещичьей
усадьбы (что затрудняло вывоз удобрений и правильное ведение
земледелия) и выделение крестьянам худших земель.
За государственными крестьянами недоимок числилось
значительно меньше, чем за помещичьими. Так, недоимки первых
превышали годовой оклад в 24 уездах, вторых — в 68 52.
Удельные крестьяне по степени обеспеченности землей и на-
логоплатежности находились где-то между помещичьими и
государственными, тяготея, однако, больше к помещичьим 53.
При установлении окладов подушной размер надела не был
принят во внимание, поэтому хозяйства малоземельных
крестьян всех разрядов находились в одинаково плачевном
состоянии. Исходя из этого, министр финансов предлагал выделить
малоземельных (надел которых не превышал половины высшего
или указного, определенного Положением 19 февраля 1861 г.)
из общей массы крестьянских хозяйств и прекратить с них
взимание подушной подати. В этот разряд должны были войти:
978 тыс. душ помещичьих крестьян с окладом подушной подати
2,6 млн. руб., 376 тыс. душ государственных крестьян с окладом
1050 тыс. руб. и около 40 тыс. душ некоторых других
плательщиков налога с окладом 78 тыс. руб.
Понижение подушной подати наполовину министр финансов
намерен был провести в уездах с расстроенным крестьянским
195
Н. И. ананьич
хозяйством, там, где недоимка доходила для государственных
крестьян до 2,5, а для помещичьих — до 5,5 годовых окладов.
Общая сумма налога с этих местностей, составлявшая
3 049 500 руб., должна была уменьшиться до 1 524 750 руб. Кроме
того, с 1884 г. предполагалось провести повсеместно54 понижение
подушных окладов для помещичьих крестьян на треть (на
5 640 тыс. руб.) и для всех остальных категорий плательщиков —
на 15% (на 4120 тыс. руб.). В итоге составилась сумма в
16 164 500 руб.
Общего плана дальнейшего преобразования подушной подати
министр финансов не предлагал, поставив «точное определение
размера понижения подушной подати на каждый год» в
зависимость «от размера суммы, какую окажется возможным
назначить на этот предмет» 55.
Таким образом, предложенная министром финансов на 1884 г.
программа отмены подушной подати распространялась прежде
всего на ту ее часть, которая и так не поступала в казну и
значилась в недоимках. Однако, отменяя пока что налоги,
которые оно не в состоянии было получить, Министерство
финансов исподволь вводило новые для компенсации убытков, которые
казна будто бы несла в связи с отменой подушной подати56.
И на этот раз при обсуждении предложений Бунге в
Государственном совете в апреле 1883 г. они подверглись некоторым
изменениям. Соединенные департаменты Государственной
экономии и законов высказались за то, чтобы действовать более
радикально в отношении помещичьих крестьян (самых безнадежных
налогоплательщиков) и вместо назначенного министром
финансов понижения подушной подати на треть было предложено: для
всех помещичьих, а также для государственных и удельных
крестьян «тех местностей, где вследствие общих, неоднократно
повторявшихся бедствий или недоброкачественности почвы
крестьянские хозяйства пришли в полное расстройство», сократить ее
наполовину. Для всех остальных категорий плательщиков
подушной подати, наоборот, было признано достаточным понижение
оклада только на 10% (вместо предложенных министром
финансов 15%).
Наконец, соединенные департаменты выступили против того,
чтобы отмену налога ставить в зависимость от размеров
крестьянских наделов и освобождать от подушного обложения в
первую очередь тех крестьян, которые владели землей «в
количестве, не превышающем половины высшего или указного надела» 57.
Решения, принятые соединенными департаментами, без всяких
изменений, 25 апреля 1883 г. были одобрены Общим собранием
Государственного совета. 14 мая они были утверждены царем58.
Итак, с 1 января 1884 г. прекращалось взимание подушной
подати: с крестьян безземельных, приписанных к сельским об-
196
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
ществам без приемных приговоров; с крестьян бывших
фабричных и заводских. Для помещичьих крестьян во всех губерниях
и областях и для остальных плательщиков подушной подати в
губерниях Самарской, Смоленской и Новгородской (за
исключением Боровичского и Череповецкого уездов), в Торопецком, Ве-
ликолуцком и Холмском уездах Псковской губ., в Варнавинском
и Ветлужском уездах Костромской губ. и в Чердынском уезде
Пермской губ. оклады подушной подати были понижены
наполовину; для остальных плательщиков повсеместно — на 1/10 часть
оклада. Подушная подать на 1884 г. была понижена на
15 544 800 руб. и выразилась в сумме 39 175 700 руб.59
Хотя первоначально Бунге собирался завершить податную
реформу только в 1891 г., очевидно, уже в 1884 г. он пришел к
выводу о необходимости в интересах фиска сократить срок ее
проведения. «Можно ожидать, что с отменой подушной подати,—
писал Бунге в 1884 г.,— с одной стороны, прекратится
накопление крупных недоимок, а с другой — возвысится благосостояние
всего земледельческого населения, и оно уплатит свободно, по
своим средствам, в виде косвенных налогов, акцизов с вина,
пива, сахара, табака, таможенных пошлин с чая и других
предметов значительную долю того, что взыскивается принудительно
в виде подушной подати» 60.
В представлении министра финансов в Государственный
совет 15 марта 1885 г. «О замене подушной подати другими
сборами» было намечено завершить податное преобразование по
губерниям Европейской России и «отменить остальную часть
подушной подати, числящейся на крестьянах этих губерний» с
1 января 1886 г. Бунге указывал, что оставшиеся 37,1 млн. руб.61
подушной подати можно покрыть (без потрясения финансового
положения страны) за счет повышения акциза на 1 коп. с
градуса спирта, что должно было дать около 22 млн. руб.62, и
увеличения оброчной подати с государственных крестьян на сумму
взимаемой с них подушной подати, что помогло бы сохранить с
них доход 16 млн. руб.
Из общей суммы 39,1 млн. руб. подушной подати на
помещичьих крестьянах оставалось 10 441 тыс. руб., на удельных —
2002 тыс., на остальных категориях — 4510 тыс. руб. Большая же
часть налога — 22 179 тыс. руб.— приходилась на
государственных крестьян, из них 18 339 тыс. руб. на ту часть, которая
проживала в губерниях Европейской России и платила оброчную
подать.
Исходя из того, что государственные крестьяне находились в
лучших экономических условиях, чем помещичьи и даже
удельные («не только по размеру оброчной подати, но и по величине
наделов»), Бунге намерен был повысить оброчную подать
настолько, чтобы увеличенный оброк с десятины надела не превы-
197
Н. И. АНАНЬИЧ
шал среднего по уезду выкупного платежа помещичьих крестьян.
По произведенным расчетам, оброчная подать государственных
крестьян достигала в среднем по всем губерниям 56 коп. с
десятины, а с прибавлением к ней подушной (38 коп. с десятины)
платеж составил бы 94 коп., что все же было ниже выкупных
платежей помещичьих крестьян, составлявших 1 руб. 35 коп.
с десятины 63.
Таково было исчисление «в среднем». При изучении же
данных по отдельным местностям выяснялось, что оброчная и
подушная подати государственных крестьян вместе взятые составляли
4/5 выкупных платежей помещичьих крестьян в нечерноземных
губерниях, в черноземных они были вдвое, а в степных —в 3 и
даже в 5 раз ниже. В 271 уезде платежи государственных
крестьян не достигали размера выкупных платежей помещичьих,
но в то же время были уезды, где они оказывались выше и
подлежали уменьшению, по произведенным расчетам, всего на
2 млн. руб.
Вероятно, предвидя возражения против такого мехапического
причисления части подушной подати к оброчной, Бунге заявил
Государственному совету, что «увеличенная оброчная подать в
ее общей сумме по губерниям Европейской России должна
оставаться неизменной», но в случае необходимости правительство
произведет «более равномерную раскладку ее между губерниями,
уездами и селениями» 64.
Однако эта операция встретила возражения в
Государственном совете. Соединенные департаменты Государственной
экономии и законов на заседании 22 апреля 1885 г. потребовали
«совершенно устранить всякое соотношение между сложением
подушной подати и возвышением оброчной» 65 и включить
государственных крестьян в общий план выкупной операции.
Оброчная подать при превращении ее в выкупные платежи
по определению Государственного совета должна была возрасти
на 45%. В среднем оброчная подать повышалась с 56 до 81,5 коп.
Эта мера должна была дать Государственному казначейству
14 103 тыс. руб.
Повышение оброчной подати на 45% при превращении ее в
выкупные платежи отвечало основному условию операции —
выкуп должен был возместить казне «в определенный срок сумму,
равную капитализированной оброчной подати», при этом срок,
в течение которого выкупные платежи оставались неизменными,
был определен в 44 года.
Соединенные департаменты не решились также нарушить
сроки переоброчки государственных крестьян, так как указом 24
ноября 1866 г. о поземельном устройстве государственных крестьян
предусмотрено было взимание с них оброчной подати в
постоянном размере в течение 20 лет. Установление новых окладов воз-
198
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
можно было только со 2 декабря (дня объявления закона) 1886 г.
Поэтому предложение Бунге увеличить оброк с государственных
крестьян в 1886 г. шло вразрез с существовавшим
законодательством, что и вызвало возражения управляющего МВД И. Н.
Дурново и министра государственных имуществ М. Н. Островского.
Островский, в частности, подчеркивал, что эта финансовая
мера противоречит всем изданным законам, а главное — может
вызвать недовольство государственных крестьян 66.
Обсудив финансовую сторону преобразования, соединенные
департаменты постановили, не нарушая установленного законом
20-летнего срока, лишь с 1 января 1887 г. «приступить к
окончательному завершению преобразования, предприняв его вместе с
переводом государственных крестьян на выкуп и с отменой тех
стеснений, которые обусловливаются существованием подушной
системы обложения»67.
Общее собрание Государственного совета в заседании 14 мая
1885 г. поддержало мнение соединенных департаментов. С 1
января 1886 г. прекращалось взимание подушной подати со всех
крестьян «бывших помещичьих, удельных и других, на которых
распространялось действие Положений 19 февраля 1861 г. и
26 июня 1863 г.», с состоявших на особом положении крестьян
прибалтийских губерний (за исключением поселенных на
казенных землях), с малороссийских казаков и других поселян (это
не касалось плательщиков оброчной подати). С 1 января 1887 г.
предполагалось отменить подушную подать для всех
плательщиков страны, за исключением Сибири 68.
28 мая 1885 г. мнение Государственного совета было
утверждено царем69. По смете на 1886 г. подушная подать была
исчислена в сумме 20 431 300 руб.70, из которых 19 млн. руб.,
числившихся с государственных крестьян, подлежали отмене с 1
января 1887 г.71
В представленном 9 апреля 1886 г, министром финансов
проекте «О преобразовании оброчной подати бывших
государственных крестьян в выкупные платежи» были учтены три
предложения Государственного совета: 1) увеличение общей суммы
оброчной подати не превышало 45%; 2) по отдельным селениям
оброчная подать была увеличена «по возможности» соразмерно
ценности и доходности наделов; 3) повышенные оклады ее были
обращены в выкупные платежи, подлежащие уплате в течение
44 лет 72.
Всего государственные крестьяне платили за наделы,
находившиеся в их пользовании во всех 44 губерниях, оброчной
подати (не считая подушной и поземельного налога)
333/4 млн. руб.73
Проведенное в разных местностях в разное время окадастро-
вание земель и выдача владенных грамот обусловили разные
199
Н. И. АНАНЬИЧ
сроки переоброчки для разных групп крестьян. Для большей
части государственных крестьян (уплачивавших 31 321 853 руб.
оброчной подати при 17 758 009 руб. подушной) срок переоброчки
наступал 2 декабря 1886 г., для остальных (плативших
1014 тыс. руб. оброчной и 402 тыс. руб. подушной) сроки
истекали в 1889 г., 1891 г., 1894 г., 1897 г. и даже в 1901 г.74
С 8,3 млн. ревизских душ (что принято было за 11,5 млн. душ
наличного мужского населения) подлежала отмене подушная
подать в сумме 19 млн. руб.75
Предложенное Государственным советом увеличение оброчной
подати на 45% выражалось в 15 197 тыс. руб. Несмотря на то,
что оклад оброчной подати повсеместно составлял
приблизительно одну и ту же цифру — 4—4,5 руб. (не учитывающую ни
величину, ни качество наделов), применить одинаковое повышение
оброчной подати для всех местностей значило бы закрепить
неравномерность обложения.
Так как подушная подать исчислялась по душам, то в
многоземельных селениях налога причиталось в несколько раз менее,
чем в малоземельных. Поэтому при обращении всей подушной
подати в выкупные платежи оброчная подать увеличивалась бы
неравномерно. Но если бы законом был установлен единый
повышенный подесятинный оклад, крупные наделы были бы
обложены намного выше общей суммы оброчной и подушной податей.
А при низком окладе в льготном положении оказались бы
черноземные и степные местности (где за последние 20 лет
продажные цены на землю возросли в 3 и более раза, притом в
нечерноземных они увеличились лишь в 1,5 — 2 раза). Для большего
соответствия проектируемых выкупных платежей с доходностью
наделов общий процент (45) увеличения оброчной подати
намечено было изменять по отдельным губерниям, приняв в среднем
повышение существующих окладов оброчной подати на 55% для
губерний черноземных и степных и на 35% —для
нечерноземных и промышленных 76.
В итоге выкупные платежи были исчислены на 4 млн. руб.
менее общей суммы оброчной и подушной податей, т. е. в
49 млн. руб.77
Финансовый расчет реформы, предложенный Бунге, был
основан на тех же принципах, которые были законодательно
закреплены в ст. 24 Положения о Государственных крестьянах 24
ноября 1866 г. Этой статьей крестьянам было предоставлено право
выкупать свои наделы, освобождаясь от всей или части оброчной
подати взносом в казначейство процентных бумаг или наличных
денег (не менее 10 руб. единовременно) из расчета 1 руб. за
5 коп. оброчной подати (капитализацией оброка из 5 %).
В представлении министра финансов был установлен предел
повышения оброчной подати при превращении ее в выкупные
200
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ'
платежи не более чем на 2/3 ее части и ни в коем случае
не выше выкупных платежей помещичьих крестьян
близлежащих селений, находившихся в одинаковых поземельных условиях.
Соединенные департаменты Государственной экономии и
законов Государственного совета, рассмотрев 8 мая 1886 г. это
представление, высказались вполне определенно: разрешить
«повышение для отдельных селений окладов выкупных платежей более
чем на 2/3 части против оклада оброчной подати, если без этого
нельзя будет достигнуть раскладки всей причитающейся на
губернию суммы платежей» 78.
Вторая поправка касалась завершения в 44-летний срок всей
выкупной операции, что Государственный совет и признал вполне
осуществимым при 5% капитализации (4,17% — годовой процент
на капитал, 0,83% —процент погашения «с присоединением
ежегодно 4,47% со всей ранее погашенной части капитала») без
дополнительных ресурсов.
Закон о переводе государственных крестьян на выкуп был
утвержден 12 июня 1886 г.79 Выкупные платежи государственных
крестьян были определены в 49 036 900 руб., что довело общую
сумму выкупных платежей со всех разрядов крестьян
до 100 876 700 руб.80 Сопоставление этих цифр подтверждает
правомерность вопроса В. И. Ленина, поставленного им в ходе
полемики с С. Н. Юшковым: «Не сопровождалась ли отмена
подушной подати увеличением платежей бывших государственных
крестьян под видом перевода их на выкуп?» 81
Система выкупных платежей на многие десятилетия
определила положение крестьянского сословия как основного податного
сословия империи82. Закон 12 июня 1886 г. устранял
сохранившиеся и после 1866 г. некоторые ограничения в праве
государственных крестьян «пользоваться, владеть и распоряжаться
земельными наделами», формально открывая перед ними
перспективу превращения их «в полных земельных собственников» 83.
С чисто финансовой точки зрения закон представлял собой
грабительскую операцию, проведенную по фискальным
соображениям.
*
Отмена подушной подати как сословного налога и. введение
налогов по имущественному признаку (3%-ного и раскладочного
дополнительных промысловых налогов, 5%-ного сбора с доходов
от денежных капиталов), дальнейшее повышение и развитие
поземельного налога и налога с недвижимых имуществ — все это
характеризует Бунге как буржуазного реформатора, хотя и огра-
ниченного, но довольно трезво оценивавшего вред, приносимый
пореформенной экономике сохранением таких вопиющих пере-
201
Н. И, АНАНЬИЧ
Житков феодализма, как податная повинность крестьянского
сословия 84.
Но прежде всего действиями Бунге руководили интересы
абсолютизма, делавшего шаг в сторону буржуазной монархии.
Приступив в начале 80-х годов к реорганизации податной системы,
он исходил из того, что система эта утратила свою
эффективность даже в чисто фискальном отношении и требовала срочного
обновления, которое позволило бы получать налоги сполна и без
недоимок. Уже на склоне лет, в начале 90-х годов, Бунге
следующим образом объяснил побудительные причины своей
реформаторской деятельности: «Когда постиг Россию неурожай 1880 г.,
тогда отмена налога на соль казалась делом наиболее
соответственным для облегчения народного бедствия 85. Когда было
доказано, что выкупные платежи превышают земельный доход
(ренту с крестьянских наделов) и что крестьяне бегут от земли,
отказываясь от наделов, тогда здравый финансовый расчет
потребовал понижения выкупных платежей. Наконец, когда сделалось
очевидным, что подушный налог с крестьян обещает в будущем
лишь громадное приращение недоимок, тогда надо было его
заменить чем-нибудь другим» 86.
Ускорившийся после реформы 1861 г. рост промышленности
и развитие капиталистических отношений подталкивали
правительство на путь преобразований в экономике. Самодержавие
само было заинтересовано в развитии отечественной
промышленности, ибо без нее невозможно было сохранить и усилить
внешнее могущество России, ее политическое влияние в Европе. Это
предопределило общий покровительственный характер
экономической политики второй половины XIX начала XX в., а также
проведение целого ряда мероприятий, которые так или иначе
способствовали промышленному развитию: подготовку денежной
реформы, привлечение иностранных капиталов, усиление
протекционизма. Разумеется, и реформу податной системы следует
рассматривать как один из элементов этой политики.
В своих взглядах на экономическое развитие России Бунге
исходил из того, что укрепление крестьянской мелкой
собственности является панацеей от всех бед. Этой точки зрения он
придерживался в пору своей министерской деятельности, ей он
оставался верен всю свою жизнь. «Для урегулирования
крестьянского землевладения не надо никакого коренного преобразования,
необходимо лишь облегчить условия для образования частной
собственности» 87,— писал он.
В первом проекте об учреждении Крестьянского банка,
внесенном в Государственный совет в декабре 1881 г., Бунге
предлагал ограничивать ссуды суммой, необходимой для
приобретения земли с таким расчетом, чтобы во владении крестьянского
хозяйства оказалось земли не более размера высшего надела или
202
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
подворного участка; при этом предусматривались более
благоприятные условия при приобретении земли единоличными
крестьянами, чем для общинного владения землей 88. Мероприятия,
предлагаемые Бунге (выдача ссуд и другая помощь крестьянам в
приобретении земли, переселение на новые земли), должны были
усилить развитие капитализма в деревне, искусственно
сдерживаемое административно-правительственной опекой и
прикреплением крестьян к земле. Это в полной мере отвечало и интересам
податной политики. Укрепление мелкого крестьянского
хозяйства призвано было повысить налогоспособность крестьянства, что
позволило бы с помощью более современных методов обложения
взыскивать с него еще более значительные средства. Сам Бунге
высказывался об этом в осторожной форме, но его последователи
писали уже вполне откровенно. Так, С. Ю. Витте в письме
Николаю II (1898 г.) доказывал, что если «освобождение крестьян»
дало возможность довести бюджет с 350 млн. до 1400 млн. руб.,
то, покончив с «переустройством» крестьян, которое проистекает
от общинного землевладения и круговой поруки и т. п.,
самодержавие сможет увеличить свой бюджет до 300 млн. руб.89
Вместе с тем замену подушной подати другими видами
налогов нельзя рассматривать вне связи с социальными переменами,
происходившими в России во второй половине XIX в. Не
случайно Бунге в своих публичных заявлениях всякий раз пытался
представить проводимые им реформы как переход от сословной
системы налогообложения к бессословной. Крестьянские
выступления в деревне, складывание революционной ситуации в стране
вынудили правительство еще до начала проведения реформы,
в 1879 г. издать «высочайшее повеление» — публично объявить,
что вопрос об отмене подушной подати решен им окончательно
и бесповоротно.
Одна из коренных особенностей экономической политики
второй половины XIX в. состояла в том, что даже те
незначительные буржуазные преобразования, которые абсолютистское
правительство вынуждено было проводить, оно проводило
полукрепостническими методами. Эта особенность в полной мере нашла свое
отражение и в податных реформах. При подготовке реформы
Бунге отклонил тот путь, по которому еще в 1870 г. предлагали
идти в разрешении податной проблемы земские представители,
т. е. введение общего подоходного обложения. Подушная подать
оказалась по существу преобразованной им в налоги, которые в
первую очередь должно было оплачивать то же крестьянское
население.
Несмотря на очевидный анахронизм такого налога, как
подушная подать, у нее и в начале 80-х годов находились защитники,
и реформы Бунге встречали противодействие со стороны
крепостников, выступавших против каких бы то ни было преобразова-
203
Н. И, АНАНЬИЧ
ний в податной системе империи. Это противодействие если и не
воспрепятствовало реформе, то, несомненно, отразилось на ее
проведении. В своем первом представлении р Государственный совет
в марте 1882 г. Бунге, ставя отмену подушной подати в один
ряд с «важнейшими преобразованиями предыдущего
царствования», заявлял: «Едва ли может быть сомнение в том, что жертвы,
которые потребуются от более состоятельных классов народа для
облегчения малоимущего и несоразмерно обложенного податями
большинства, будут ими приняты на себя с тою единодушною
готовностью, какая была проявлена ими в лице их земских
представителей в 1870 г., когда правительство пожелало узнать их
мнение по этому вопросу. Эти жертвы могут быть лишь
временные, так как с подъемом благосостояния крестьян неразрывно
связаны выгоды всех остальных классов, стоящих к ним в
правильных экономических отношениях» 90.
Однако год спустя следующее представление Бунге в
Государственный совет об отмене подушной подати было написано
уже совершенно в иной тональности. В нем не было уже ни
слова о необходимости каких бы то ни было «жертв» со
стороны «состоятельных классов», а прямо говорилось о том, что
отмена подушной подати неизбежна, но она «не может, однако,
привести к сложению с крестьян всей суммы платежей,
взимаемых теперь по душам, и к переложению их в полной сумме на
другие сословия. На прежних плательщиках должна остаться в
измененном виде та часть этой подати, какая будет причитаться
с крестьян, по соразмерности с их имуществом, обложенном на
одинаковых началах и в одинаковом размере с имуществом
остальных сословий 91.
Оставленная на крестьянах «часть этой подати» в виде
поземельного налога ни в какую соразмерность с имуществом не
была приведена. Более того, когда впервые было произведено в
1884 г. увеличение государственного поземельного налога с
7640 тыс. до 11 650 тыс. руб., отмена подушной подати еще не
была завершена, и тем не менее уже планировалось
распределение нового налога, отличавшегося от старого только по
принципу распределения — не «по душам», а по десятинам.
Правительство вполне допускало возможность того, что размер этого
налога в отдельных случаях может даже превысить отменяемую
подушную подать 92.
С 1888 г. сумма поземельного налога была увеличена па
1197 тыс. руб. за счет распространения нормы, принятой в
1884 г. (0,18% с цены земли) на 22 губернии, находившиеся в
льготных условиях93.
Впрочем даже доведенный до 20,5 млн. руб в 1888 г. этот
налог с земель всех сословий и по всей территории России
составлял не более 2,2% общей суммы обыкновенных доходов
204
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
(898 531 925 руб.). Выкупные же платежи почти в 100 млн. руб.
(с 1885 г., после слияния счетов выкупной операции с общим
счетом Государственного казначейства, ставшие даже по форме
обыкновенным налогом, поступавшим в Департамент окладных
сборов) 94, составлявшие более 11% общих поступлений,
приходились только на крестьянское население, имевшее в своем
пользовании почти такое же количество земель, как и частные
владельцы. Эта статья дохода (как новый налог, заменивший старое
подушное обложение) составляла в 1894 г.—55,1%, а в 1904 г.—
41,2% всех поступлений в Департамент окладных сборов95.
Для крестьян выкупные платежи составляли часть оклада
налогов. На крестьянских землях под видом выкупа их в
собственность сохранялась старая крепостническая система обложения.
Крестьянские земли были обложены в десятки раз тяжелее
частновладельческих. Выкупная сумма была гораздо выше продажных
цен на землю, так как в основу ее были положены не ценность
и доходность крестьянских наделов, а право помещика на
рабочую силу крестьян. Поэтому платежи бывших помещичьих
крестьян после перевода их на выкуп совершенно не
соответствовали доходности земли и превышали ее в 2 и более раза. Выплата
налогов (включая столь высокие выкупные платежи) для
помещичьих крестьян оставалась непосильной тяжестью вплоть до
отмены их в 1907 г.96
Не улучшилось в результате реформы положение и
государственных крестьян. Сохранение на них (под видом выкупа)
подушной подати сблизило их в экономическом отношении с другими
категориями крестьян, и оппоненты Бунге не без иронии
замечали, что утрата государственными крестьянами своего
преимущественного положения и есть, наверно, «та справедливость в
обложении», за которую так ратовал министр финансов. Податные
реформы Бунге дели толчок процессу, в результате которого к
началу XX в. произошло очевидное уравнение различных
категорий крестьян по таким показателям, как обеспечение хозяйств
землей, скотом и инвентарем; по уплате казенпых, земских и
мирских сборов и, наконец, соответственно и по сумме недоимок.
Это явление способствовало сплочению всего крестьянства в его
борьбе за землю 97.
Бунге внес свою лепту и в стремительный рост косвенного
обложения во второй половине XIX в.98 Он рассматривал
повышение косвенного обложения как наиболее удобный способ
выколачивать из населения дополнительный доход казне с
наименьшей затратой сил. За годы его деятельности на посту министра
финансов общая сумма дохода от косвенного обложения (по
исполнению росписей) увеличилась на 66 352 378 руб.
(с 359 131 622 руб. в 1881 г. до 425 484 000 руб. в 1886 г.)99.
Рост косвенного обложения тяжелым бременем ложился на
205
Н, И. АНАНЬИЧ
крестьянское население России. «Косвенные налоги, это —
налоги на бедных,— писал В. И. Ленин в 1903 г.— Крестьяне и
рабочие вместе составляют 9/10 всего населения и платят 9/10
или 8/10 всех косвенных налогов. А из всех доходов крестьяне
и рабочие получают, наверное, не больше 4/10!» 100
Естественно поэтому, что податное положение русского
крестьянина к началу XX в. не улучшилось и не могло улучшиться,
поскольку, заменив подушную подать поземельным налогом,
сохранив выкупные платежи для помещичьих крестьян и введя их
для государственных, правительство еще усилило и косвенное-
обложение. В 1903 г. по 50 губерниям России с крестьянских
земель (120 млн. дес.) должно было поступить 199 млн. руб.,
а с частновладельческих (102 млн. дес.) —23 млн. руб., т. е. в.
7 раз меньше. При этом казенных сборов крестьяне должны были
уплатить 93 млн. руб. (из них 88 млн. руб. выкупных
платежей), а частные владельцы — 2,5 млн. руб., т. е. в 40 раз
меньше 101. Так решалась проблема «равенства сословий» в налоговой
политике правительства.
К концу 60-х годов оброк (при полном душевом наделе)
в 8—12 руб. был заменен выкупными платежами от 6 руб.
40 коп. до 9 руб. 60 коп., которые составляли более половины
всех платежей (казенные — 2 руб. 74 коп., земские — от 36 коп.
до 1 руб. 20 коп. и мирские сборы — от 31 коп. до 2 руб. 93 коп.),
приходившихся на крестьянское хозяйство 102. В 1903 г. в Курской
губ. со среднего двора причиталось всех платежей 23 руб. (из
них выкупных — 10 руб.) 103. Положение, как видим, не изменилось.
Нищее, забитое крестьянство, пользовавшееся примитивными
орудиями труда, и после отмены подушной подати продолжала
оставаться основным «податным сословием» Российской империи.
1 В. И. Ленин. Поля. собр. соч., т. 20,
стр. 174.
2 «История СССР», т. V. М., 1968,
стр. 113.
3 Из дореволюционных
исследований прежде всего следует назвать
книги: П. Кованько. Главнейшие
реформы, проведенные Н, X.
Бунге в финансовой системе России.
Киев, 1901; В. Т. Судейкин
(выступивший под псевдонимом
«Старый профессор»).
Замечательная эпоха в истории русских
финансов. СПб., 1895. Обе работы
представляют собой апологию
Бунге как министра финансов.
Книга П. Кованько и поныне
является наиболее полным обзором
министерской деятельности Бунге,
осуществленных им
преобразований: прямого и косвенного
налогообложения, денежного
обращения, податного управления,
железнодорожного дела, создания
Крестьянского и Дворянского
банков. Стремясь к широкому охвату
всех сторон финансовой политики
первой половины 80-х годов,
автор, естественно, не ставил перед
собой задачу детального
освещения интересующего нас вопроса.
Круг использованных П. Кованько
материалов ограничеп
документами, отложившимися в личном
206
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
архиве Бунге, который был
передал последним в Киевский
университет.
Общая характеристика
финансовой политики Бунге дана в ряде
работ советских историков: С. В.
Валк. Внутренияя политика
царизма в 80-х — начале 90-х годов,
Статья была написана для
издания «История СССР. Россия в
период победы и утверждения
капитализма (1856-1891)», ч. 1.
Материалы для обсуждения (М.,
1951); И. Ф. Гиндин.
Государственный банк и экономическая
политика царского правительства
(1861-1892 гг.). М., 1960; П. А.
Зайончковский. Кризис
самодержавия на рубеже 1870-1880 гг.
М., 1964; он же. Российское
самодержавие в конце XIX столетия.
М., 1970; В. Г. Чернуха.
Крестьянский вопрос в правительственной
политике России (60-70-е годы
XIX в.). Л., 1972; Ю. В. Соловьев.
Самодержавие и дворянство в
конце XIX века. Л., 1973.
4 К прямым налогам, помимо
подушной подати с сельских и
городских податных сословий и
оброчной подати с государственных
крестьян, исчислявшейся тоже по
душам, относились пошлины за
право торговли и промыслов.
Если в 1864 г. подушные подати
и сборы составляли 69,9% всех
государственных доходов,
поступавших в Департамент окладных
сборов (29 670 200 руб. из 42 652 500
руб.), то промысловый налог —
всего лишь 22,6% (9632 тыс. руб.).
Около 5% составлял введенный с
1864 г. налог с городских
недвижимых имуществ и около 3% —
все другие поступления
(«Департамент окладных сборов. 1863-
1913». СПб., 1913, табл., стр. 260,
271; диаграмма 11).
5 По X ревизии (1857-1858 гг.)
числилось 3 072 327 душ,
освобожденных от платежа подушной
подати, что составляло 10,5% общего
числа жителей России, в их
числе дворян мужского пола 326 092
(«Труды Комиссии, высочайше
учрежденной для пересмотра
системы податей и сборов», т. I.
СПб., 1866, стр. 84-94).
6 ПСЗ, II, т. XXXVIII, № 39119,
1 января 1863 г. Отмененная
сумма подушной подати с мещан
(около 4 млн. руб.) была покрыта
наполовину введенным с июля
1863 г. налогом на недвижимые
имущества в городах, посадах и
местечках и наполовину
патентным сбором с мещан. Реформа не
распространялась на Сибирь и
Бессарабию.
7 Подробнее об этом см.: В. Г.
Чернуха. Крестьянский вопрос в
правительственной политике России,
стр. 70-122.
8 «Министерство финансов. 1802-
1902», ч. 1. СПб., 1902, стр. 478.
9 Представление министра финансов
в Государственный совет 29
марта 1882 г. «О замене подушной
подати другими налогами» (ЦГИА
СССР, ф. 1152, оп. IX, д. 173,
л. 12 об.).
10 «Министерство финансов...», ч. 1,
стр. 476-477.
11 Установлен в 1851 г. с торговых
свидетельств и податных лиц.
Утвержденным 1 июня 1870 г.
решением Государственного совета
было определено на 1872-1874 гг.
4/7 части общей сметной суммы
государственных земских
повинностей, «лежавших почти
всецело на податных сословиях, в
виде подушного сбора» взимать с
удобных земель,
принадлежавших всем сословиям, «в том
числе и с земель неподатных
сословий». С 1875 г. этот налог в том
же размере стал поступать в
Государственное казначейство под
наименованием государственного
поземельного налога (там же,
стр. 489-490, 495).
12 Установлен указом 20 марта
1840 г. взамен мирских и прочих
сборов. Указом 30 декабря 1869 г.
при передаче государственных
крестьян в ведение общих
учреждений «расходы, относимые на
счет общественного сбора, велено
было... производить из
Государственного казначейства на общем
основании, а самый сбор взимать
порядком, установленным для
207
Н. И. АНАНЬИЧ
сбора государственных податей»
(там же, стр. 477).
13 Там же, стр. 496.
14 «Труды Комиссии, высочайше
учрежденной для пересмотра
системы податей и сборов», т. XXII,
ч. II. СПБ., 1872, стр. 690.
15 «Министерство финансов...», ч. 1,
стр. 497. Более подробно о
деятельности комиссии Валуева см.:
В. Г. Чернуха. Всеподданнейший
доклад комиссии П. А. Валуева
от 2 апреля 1872 г. как источник
по истории податной реформы в
России,— «Вспомогательные
исторические дисциплины», т. II. Л.,
1969, стр. 262-269. Основной
задачей комиссии, по мнению В. Г.
Чернухи, было «рассмотрение
политического аспекта
всесословного обложения», причем
возможность отказа дворянства от своих
податных привилегий связывалась
с необходимостью предоставления
ему за это политических
компенсаций. «Не только для некоторых
представителей дворянства, но и
для министров была ясна связь
между всесословным обложением
и представительством... Среди
министров Александра II были
сторонники как введения
конституционных начал, так и не только
всесословного обложения, но и
подоходного налога, однако
ревнивое ограждение Александром II
своих прав делало их положение
крайне затруднительным» (там
же, стр. 263-264).
16 «Министерство финансов...», ч. 1,
стр. 497-498.
17 А. М. Анфимов. Крестьянское
движение в России во второй
половине XIX в.- «Вопросы истории»,
1973, № 5, стр. 21-22.
18 Записка Н. X. Бунге. «О
финансовом положении России»
опубликована А. Погребинским
(«Исторический архив», 1960, № 2, стр.
130—140). Характеристику этой
записки см. также: И. Ф. Гиндин.
Указ. соч., стр. 56-59.
19 Результатом этого явилось
понижение выкупных платежей на
12 млн. руб. Часть этой суммы
шла на общее (1 руб. с душевого
надела, а для Украины — на 16%
с оклада выкупных платежей), а
часть на дополнительное
понижение для особо расстроенных
крестьянских хозяйств. Указы об
обязательном выкупе и о
понижении выкупных платежей были
подписаны в один день — 28
декабря 1881 г. (ПСЗ, III, т. I,
№ 575-576).
20 «Всеподданнейший доклад
министра финансов о государственной
росписи доходов и расходов на
1882 г.» СПб., 1883, стр. 13.
21 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. IX, д. 173,
л. 15.
22 Там же, л. 14 об.
23 Я. X. Бунге. О финансовом
положении России, стр. 139—140.
24 Позднее, в полемике с товарищем
обер-прокурора Синода Н. И.
Смирновым, Бунге прямо заявил,
что «о введении подоходного
налога в России Министерство
финансов не думало; оно стремилось
только к тому, чтобы налоги
соответствовали доходам частных
лиц» (Я. X. Бунге. Замечания
министра финансов на записку
тайного советника Смирнова.—
«Современное состояние наших
финансов и причина упадка их».
СПб., 1886, стр. 57). В целом же
вопрос о введении в России
подоходного налога обсуждался не
только в печати, но и в
бюрократических сферах с начала 60-х
годов; он представляется весьма
сложным и заслуживающим
специального рассмотрения.
25 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. IX, д. 173,
л. 14 об.
28 Там же, л. 16 об.
27 Там же, л. 13-13 об.
28 П. Кованъко. Указ. соч., стр. 5.
29 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. IX, д. 173,
лл. 23 об.— 24 об. Таблицы.
30 Там же, л. 13 об.
31 Там же, л. 17.
32 Показательно, что свыше 500 тыс.
из них жили в губерниях
черноземной и степной полос -
преимущественно в Саратовской,
Воронежской, Симбирской, Самарской
и Екатеринославской губ. (там же,
л. 17 об.)
33 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. IX, д. 173,
л. 26 об.
208
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ:
34 Там же, л. 28-28 об.
35 Там же, лл. 34 об.- 35.
36 Там же, л. 39 об.
37 Там же, л. 42 об.
38 36 членов Государственного
совета, в том числе: вел. кн. Михаил
Николаевич, вел. кн. Владимир
Александрович, Э. Т. Баранов,
М. X. Рейтерн, С. А. Грейг, Д. М.
Сольский, Л. С. Маков, М. С. Ка-
ханов, М. Е. Ковалевский, Д. Н.
Набоков, Д. А. Толстой, Е. П. Ста-
рицкий, В. Д. Философов, Н. X.
Бунге и др.
39 Бунге рассчитывал получить эту
сумму за счет повышения
таможенного тарифа, акциза с табака
и крепостных пошлин с
безвозмездного перехода имущестз
(ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. IX,
д. 173, л. 45).
40 Там же, л. 46.
41 ПСЗ, III, т. II, № 887, 889, 18 мая
1882 г.
42 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. X, д. 170,
л. 3.
43 Там же, л. 3 об. Сюда не
включены отнесенные к поземельному
налогу существующие в западных
губерниях особые поземельные
сборы: 1) с земель всех сословий
на содержание духовенства (728
тыс. руб.) и 2) с земель,
принадлежащих лицам польского
происхождения (1 437 766 руб.), и др.
44 Там же. л. 4. Представление
министра финансов в
Государственный совет 23 ноября 1883 г. «Об
увеличении государственного
поземельного налога» получило силу
закона после его утверждения
17 января 1884 г. Общая сумма
налога была повышена на 52,5% (с
7,6 млн. до 11 650 тыс. руб.),
средний размер обложения всех
подлежащих налогу земель был
принят за 0,16% их стоимости
(7 385 млн. руб.), или около 3,5%
с их доходов. Средние
подесятинные оклады поземельного налога
колебались по губерниям от 1/4
коп. (Архангельская губ.) до
17 коп. (Курская губ.) (ЦГИА
СССР, ф. 1152, оп. X, д. 544, 1883;
ПСЗ, III, т. IV, № 1962, 17 января
1884 г. Роспись по губерниям дана
в приложении).
45 Проектировалось увеличение:
трактирного сбора на 1,7 млн.
руб., патентного — на 800 тыс.,
крепостных пошлин с актов по-
переходу имущества — на 4 млн.,
сбора с заграничных паспортов —
на 700 тыс. и введение обложения
ямарочной торговли — на 1,2 млн..
руб.
46 С 1888 г. сумма поземельного
налога была увеличена только на
1197 тыс. руб. за счет
распространения нормы, принятой в 1884 г..
(0,18% с цены земли), на 22
губернии, находившиеся в льготных
условиях. Представление И. А.
Вышнеградского в
Государственный совет 10 октября 1887 г. «Об
увеличении государственного
поземельного налога по 22
губерниям Европейской России» было
утверждено 14 декабря 1887 г.
(ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. X, д. 400,
1887; ПСЗ, III, т. VII, № 4879;
14 декабря 1887 г.).
47 «В случае недостаточности всех
этих источников для замены
подушной подати» Бунге допускал
возможность введения в будущем
общего подоходного налога,
который, по его мнению, должен был
бы послужить «к устранению
неравномерности обложения
различных родов имуществ
специальными прямыми налогами» (ЦГИА
СССР, ф. 1152, оп. X, до 170,
л. 4 об.).
48 Там же.
49 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. X, д. 170.
л. 8-8 об.
50 Бунге считал, что хотя
понижение выкупных платежей
приблизит («по общей сумме сборов в
казну») помещичьих крестьян к
государственным («особенно в тех
местностях, где будет
произведено добавочное понижение сверх
общей ставки на 1 руб. с души»),
но разница в их хозяйственном
положении останется («отчасти-
по размеру платежей, но главным
образом по размеру наделов»)
(там же, л. 5).
51 В Екатеринославской,
Полтавской, Воронежской, Уфимской и
Самарской губ. разница была в 2
раза и более. Помещичьи кресть-
209
Н. И. АНАНЬИЧ
яне, получившие не более
половины высшего надела по
Положению 19 февраля 1861 г. в
Симбирской, Самарской и
Саратовской губ., составляли 40%
общего числа
(государственные — 1 %); в Екатеринослав-
ской — 43% (государственные —
0,3%), в Полтавской —50%
(государственные — 8%) (там же,
л. 5 об.).
52 ЦГИА СССР, ф. 1152, он. X, д. 170,
л. 6.
53 Так, выраженная в средних
цифрах относительная зажиточность
крестьянских семей всех трех
разрядов (по оценке крестьянского
имущества, проведенной в
Самарской губ.) дала следующую
картину: у государственных
крестьян — 715 руб. на хозяйство, у
удельных — 497 и у помещичьих —
408 руб. (там же).
54 Реформа не затрагивала губернии
Сибири, Терскую и Кубанскую
области.
55 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. X, д. 170,
л. 8.
56 Там же, л. 24.
57 Там же, л. 24 об. Запись
государственного секретаря А. А. Полов-
цова в дневнике дополняет
протокольное изложение этого вопроса:
«7 апреля 1883 г. заседание
соединенных департаментов по
вопросу о сложении подушной
подати. Грейг задпрательно
нападает па Бунге, которого блестяще
поддерживают Рейтерн и в
особенности Абаза. По предложению
последнего представление
министра финансов изменяется лишь
в том, что исключается все,
относящееся до размера наделов, и
подать слагается наполовину с
тех категорий плательщиков, кои
указаны министром финансов»
(А. А. Половцов. Дневник
государственного секретаря, т. I. M.,
1966, стр. 75).
58 ПСЗ, III, т. III, № 1582, 14 мая
1883 г.
59 «Департамент окладных сборов...»,
стр. 240.
80 «Обзор деятельности Министра
финансов за 1883 год, со
включением некоторых данных за
1884 год».-ЦГИА СССР, ф. 560,
оп. 22, д. 164, лл. 10 об.- 11.
61 В эту сумму не включена
подушная подать, взимавшаяся в
Сибири, где она существовала до
1899 г., постановлением
Государственного совета, утвержденным
19 января 1898 г., она была
отменена, за исключением некоторых
местностей и лиц (ясачный сбор,
сбор с евреев-земледельцев и сбор
на межевание) и в
незначительной сумме (около 35 тыс. руб.)
продолжала существовать
(«Департамент окладных сборов...»,
стр. 241).
62 Существовавший высокий акциз
с выкуриваемого вина (8 коп. с
градуса) Бунге предлагал
повысить до 9 коп. (при одновременном
усилении таможенной стражи для
борьбы с контрабандой) под тем
предлогом, что в некоторых
странах оп еще выше (например, в
Англии 13 коп. металлических за
градус спирта).
63 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. X, д. 265.
л. 4 об.
64 Там же.
65 Там же, л. 29. Как признавал
Бунге, проектируемая им мера
«выбрасывала» государственных
крестьян «за пределы общей
выкупной операции», не оставляя им
надежды на скорейший выкуп
земли. «Лет через 30 многие из
крестьян бывших помещичьих,—
писал Бунге,- уже выкупят своя
наделы, тогда как оброчная
подать останется на плательщиках
по-прежнему бессрочной, если она
не будет погашена по их
желанию взносами
капитализированного из 5% оброка» (там же).
66 Там же, л. 24.
67 Там же, л. 30-30 об.
68 Там же, лл. 30 об.- 31.
69 ПСЗ, III, т. V, № 2988, 28 мая
1885 г.
70 «Департамент окладных сборов...»,
стр. 240-241.
71 Как было указано, подушная
подать с государственных крестьян
была уменьшена с 1 января
1884 г. на 10 коп. с рубля
повсеместно и наполовину — в
беднейших местностях.
210
ОТМЕНА ПОДУШНОЙ ПОДАТИ В РОССИИ
72 Государственный совет решил,
что для окончания выкупной
операции государственных крестьян
«всего удобнее назначить время,
совпадающее с установленным
для бывших помещичьих крестьян
сроком обязательного выкупа
наделов» (ЦГИА СССР, ф. 1152, оп.
X, д. 265, л. 29 об.).
73 26 800 тыс. руб. взималось по вла-
денным записям с 43 2/з млн.
десятин, 770 570 руб.—поземельных
оброков с 569,5 тыс. десятин
казенных земель прибалтийских
губерний (с 26 430 участков), а
также с колонистов и с
горнозаводского населения и 6,5 млн. руб.—
по душевому счету, т. е. с
селений государственных крестьян,
где владенные записи не были
выданы (все государственные
крестьяне Архангельской губ. и часть
крестьян Вологодской, Олонецкой,
Вятской, Пермской,
Черниговской и Полтавской губ.) (ЦГИА,
СССР, ф. 1152, оп. X, д. 235, л. 23).
74 Из общей суммы увеличения
оброчной подати (15 197 тыс. руб.)
на разряды со сроком
переоброчки после 1887 г. приходилось
немногим более 1 млн. руб. (там
же, л. 24—24 об.). Министр
финансов намерен был
распространить реформу на все разряды
крестьян.
75 В том числе: 18,1 млн. руб.— с
государственных крестьян, 402
тыс.— с колонистов и 328 тыс.
руб.— с крестьян прибалтийских
губерний.
76 Выше нормы были определены
оклады в губерниях черноземной
и степной полос: в Оренбургской
(на 58%), в Саратовской,
Полтавской и Бессарабской (на 57%),
в Симбирской и Тульской (на
56%). Ниже нормы в губерниях
нечерноземной полосы: в
Костромской и Калужской (на 24%),
в Московской (на 22%). Общая
сумма платежей государственных
крестьян на губернию
понижалась: в Олонецкой — на 46%, в
Московской - на 24%, в
Тверской — на 23, в Калужской — на
21, в Костромской - на 18, во
Владимирской - на 14, в
Черниговской и Новгородской — на 13, в
Рязанской — на 12, в Ярославской
и Петербургской — на 11, в
Вятской и Казанской — на 10, в
Вологодской и Нижегородской — на 9,.
в Псковской — на 8, в Тульской,
Курской, Тамбовской,
Саратовской и Симбирской — на 4—6, в
Пензенской, Воронежской, Екате-
ринославской и Оренбургской —
на 2-3, в Самарской — на 0,5%
(ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. X, д. 235,
лл. 28 об.- 29).
77 В эту сумму не был включен
процент погашения. Для погашения
выкупных платежей в течение
44 лет Бунге предлагал
использовать единовременные досрочные
платежи государственных
крестьян и оброки, взимавшиеся с
переселенцев (там же, л. 33).
78 Там же, л. 52 об.
79 ПСЗ, III, т. VI, № 3807. Там, где
владенные записи были выданы,
поуездные суммы выкупных
платежей предполагалось
разверстывать соразмерно окладам
оброчной подати и лесного налога; в
местностях, где они не были
составлены, выкупные платежи
должны были соразмеряться с
государственным поземельным
налогом. Взимание их должно было
прекратиться 1 января 1931 г.
80 «Департамент окладных
сборов...», стр. 244—245.
81 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 267-268.
82 Известный буржуазный
экономист П. П. Мигулин должен был
признать, что «выкуп оброка
государственными крестьянами не
был проведен как правильная
кредитная операция, чего и не
могло быть, так как некому было
здесь выступить в роли
кредитора. Вообще вся эта операция по
выкупу оброка государственных
крестьян представляется
замаскированным увеличением
оброчной подати, которое Бунге
предлагал сделать прямо и открыто
(П, П. Мигулин. Русский
государственный кредит (1769-1899),
т. I, Харьков, 1899, стр. 504).
83 Н. М. Дружинин.
Государственные крестьяне и реформа П. Д.
211
Н. И. АНАНЬИЧ
Киселева, т. II. М., 1958, стр. 570;
Л, А. Зайончковский. Подготовка
й принятие закона 24 ноября
1866 г. о государственных
крестьянах.— «История СССР», 1958,
№ 4, стр. 104.
84 Бунге отдавал себе отчет в том,
что «подати и сборы, основанные
на подушном исчислении,
прикрепляют население к земле» и
«ведут к стеснению
передвижения и разорению
несоразмерными налогами крестьян, ищущих
заработка на стороне, и крестьян
достаточных, обязанных круговою
порукою за малоимущих
(«Исторический архив», 1960, № 2,
стр. 137).
35 О значении отмены этого налога
для крестьянского хозяйства см.:
П. X. Шванебах. Наше податное
дело. СПб., 1903, стр. 3.
86 H. X. Бунге. Исследования по
вопросу о восстановлении налога на
соль. СПб., 1893, стр. 15.
87 «Записка, найденная в бумагах
Н. X. Бунге».- ЦГИА,
Библиотека, Коллекция печатных записок,
№ 52, стр. 106.
88 Подробнее об этом см.: С. Л. Валк.
Указ. статья, стр. 930-933.
89 С. Ю. Витте. Воспоминания, т. II.
М., 1960, стр. 523-524.
90 ЦГИА СССР, ф. 1152, оп. IX, д. 173,
л. 18 об.
91 Там же, оп. X, д. 170, л. 3. Эту
перемену в позиции Бунге
отмечал еще С. Н. Валк (Указ, соч.,
стр. 971).
92 ПСЗ, III, т. IV, № 1962, 17 января
1884 г.
93 ПСЗ, III, т. VII, № 4879, 14
декабря 1887 г.
94 Фактически выкупные платежи
поступали в Департамент
окладных сборов и до 1886 г. С 1868 по
1884 г. эта графа заполнялась
поступлениями от операции выкупа
земель государственными и
удельными крестьянами. Рост
поступления за эти годы составил с
3,1 млн. до 6,8 млн. руб. В 1886 г.
эта сумма возросла до 56 627 500
руб. (с выкупными платежами
помещичьих крестьян в 49 737 400
руб.) и в 1887 г. до - 100 876 700
руб. («Департамент окладных
сборов...», стр. 243).
95 Там же, диаграмма И.
Диаграмма сделана без учета доходов от
промыслового налога и сбора с
денежных капиталов.
96 Манифестом 3 ноября 1905 г.
выкупные платежи были понижены
наполовину в 1906 г. и с 1907 г.
прекращены. Об итогах выкупной
операции см.: И. Ф. Гиндин. Указ.
соч., стр. 24—25.
97 Подробнее об этом см.: А. М. Ан-
фимов. Некоторые данные об
изменениях экономического
положения крестьян разных разрядов
в конце XIX в.— «Проблемы
социально-экономической истории
России». М., 1971, стр. 218-235.
98 С 1886 по 1897 гг. доходы казны
от косвенного обложения
возросли на 260% (Л. Сабуров.
Материалы для истории русских
финансов. 1866-1897. СПб,, 1899,
приложение 36).
99 Там же. Даже П. Кованько не
смог удержаться от порицания
этой политики Бунге: «И тем
более прискорбно
констатировать факт, что в нашей
финансовой системе значение
косвенного обложения при Бунге не
только не уменьшилось, но даже
увеличилось. В самом деле, заботы
об облегчении и уравнении
налогов как бы покидают Бунге при
его преобразованиях в области
косвенных налогов. Ведь ни
увеличение акциза па спирт, ни
возвышение таможенных сборов
никоим образом не могли служить
делу облегчения или уравнения
податного бремени» (П.
Кованько. Указ. соч., стр. 446).
100 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 7,
стр. 172.
101 А. Лосицкий. Выкупная операция.
СПб., 1906, стр. 7.
102 В. Г. Чернуха. Крестьянский
вопрос в правительственной
политике России, стр. 77.
103 А. Лосицкий. Указ. соч., стр. 8.
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ
И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
70-Х ГОДОВ XIX В.
Ф. М. Суслова
Н. К. Михайловский оставил глубокий след в истории
демократической и домарксистской социалистической мысли в
России. Вряд ли можно достаточно полно оценить достижения и
заблуждения домарксистской мысли, ее трудные поиски и
выдвинутые ею вопросы без выяснения роли в этом процессе
Михайловского.
В разных исторических условиях идеология крестьянского
социализма играла отнюдь неодинаковую роль. В статье
«Народники о Михайловском» (1914 г.), возражая против отождествления
народнической печатью взглядов Михайловского с научным
социализмом, В. И. Ленин подчеркивал, что, «будучи горячим
сторонником свободы и угнетенных крестьянских масс,
Михайловский разделял все слабости буржуазно-демократического
движения» 1. Вместе с тем в этой же статье В. И. Ленин наиболее
полно в марксистской дореволюционной публицистике определил
место Михайловского в освободительном движении России.
«Михайловский был одним из лучших представителей и выразителей
взглядов русской буржуазной демократии в последней трети
прошлого века»,— писал о нем В. И. Ленин, отмечая его
исторические заслуги в «пользу освобождения России», «его искреннюю
и талантливую борьбу с крепостничеством» и самодержавием,
помощь подполью 2. В утвержденном Совнаркомом 30 июля 1918 г.
списке лиц, которым решепо было воздвигнуть первые
памятники в революционной России наряду с Радищевым, Белинским,
Добролюбовым, Писаревым, Чернышевским и другими стоит имя
Михайловского 3. На гранитном обелиске-памятнике деятелям
международной революции в Александровском саду близ
Кремлевской стены среди выдающихся революционеров и мыслителей
было увековечено и имя Михайловского.
В последние годы интерес к Михайловскому значительно
возрос 4. Однако в целом исследование его литературного наследства
находится в самой начальной стадии. Изучение его
публицистической деятельности 70-х годов представляет интерес постольку,
поскольку это был период формирования всей его социологиче-
213
Ф, М, СУСЛОВА
ской концепции, период наиболее интенсивных поисков ответов,
на запросы революционной практики. Здесь лежит ключ к
пониманию его более поздних воззрений.
В исторической литературе нет необходимой ясности в вопросе
об отношении Михайловского к революционному движению 70-х
годов. Б. П. Козьмин писал о том, что выдающийся публицист
и теоретик народничества Михайловский «в начале десятилетия...
возлагал свои надежды исключительно на реформистский путь.
Только к концу 70-х годов политические настроения
Михайловского изменились и он сблизился с революционным лагерем» 5.
Точку зрения Б. П. Козьмина разделяет Р. В. Филиппов. Он
утверждает, что Михайловский осуществление программы
«практической борьбы» в начале 70-х годов мыслит «исключительно в
легальных формах». Решение вопроса о «способах» погашения
долга интеллигенции народу «разводило весьма далеко друг от
друга,— говорит Р. В. Филиппов,— легального публициста и
революционную молодежь и определяло, в конечном счете,
отношение Михайловского к хождению в народ» 6. А. А. Галактионов и
П. Ф. Никандров утверждают, что «Михайловский представлял
либерально-просветительную тенденцию в народничестве и все
его теории в конечном счете выливались в
культурно-реформистскую программу» 7. В этой связи становятся непонятными
причины длительного влияния Михайловского на умы революционной
интеллигенции, о чем говорят авторы в своей книге.
Приведенные суждения из специальных исследований о революционном
народничестве убеждают в целесообразности более пристального
изучения литературного наследства Михайловского.
Настоящая статья не претендует на исчерпывающее
раскрытие общественно-политических взглядов Михайловского этого
периода, а является лишь попыткой рассмотреть один из наиболее
спорных вопросов, а именно — являлся ли Михайловский
идеологом революционного народничества или выразителем настроений
его умеренного, культурно-реформистского крыла.
*
Н. К. Михайловский принадлежал к тому поколению
молодежи, мысль которого пробуждалась в атмосфере предреформенной
эпохи. В своих литературных воспоминаниях он писал об
огромном влиянии «Современника», равного которому не знала
история русской журналистики. «Нечего и говорить о нас,
тогдашней молодежи,— мы упивались «Современником» 8 ,— вспоминал
много лет спустя Михайловский. Формирование мировоззрения
революционного народничества Михайловский связывал с
именами А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, В. Г. Белинского и
Н. Добролюбова. «К этому мировоззрению примкнули и мы в
70-х годах» 9,— говорит Михайловский.
214
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
В «Отечественных записках» Михайловский дебютировал
теоретическим трактатом «Что такое прогресс?», публиковавшимся
в нескольких номерах журнала за 1869 г. Его первое
выступление в наиболее авторитетном демократическом журнале своего
времени привлекло к нему внимание и симпатии радикальной
молодежи. Статья «Что такое прогресс?» была воспринята
лучшими представителями нового, революционного поколения как
теоретическое обоснование и выражение ее демократических и
социалистических устремлений 10.
Одним из первых комментаторов формулы прогресса
Михайловского в советской исторической литературе был Б. И. Горев,
который отметил ее антикапиталистический характер.
Капиталистическому строю, основанному на разделении труда,
Михайловский противопоставлял иной общественный идеал — «сочетание
труда равных людей, преследующих одну и ту же цель». Так он,
очевидно понимал, отмечает Горев, социалистический строй11.
Идеал Михайловского, труд равных людей — это цель, к которой
следует стремиться, «и все будущее,— говорит он,— принадлежит
этой форме кооперации» 12.
Н. К. Михайловский не однажды комментировал свой взгляд
на прогресс. «Всякое изменение в общественном строе может
быть квалифицировано как прогресссивное,— писал
Михайловский в 1879 г. в «Отечественных записках»,— лишь постольку,
поскольку оно приближает нас к воплощению форм общежития,
наиболее соответствующих развитию человеческой личности,
удовлетворению ее потребностей, достижению большей суммы
счастья, большим числом индивидов» 13. «Передовая молодежь
воспринимала эти идеи Михайловского как призыв к борьбе против
социальных контрастов, за равноправные отношения между
людьми». Формула прогресса, пишет Б. С. Итенберг, «удовлетворяла
желаниям свободолюбивой молодежи, отвечала стремлениям тех,
кто боролся с деспотизмом и насилием» 14. К этому и стремился
Михайловский. Отвечая П. Л. Лаврову, который заявил, что
«г. Михайловский принял слово справедливость в смысле
легальности, как весьма часто понимают ее юристы» 15, Михайловский
в «Отечественных записках» пишет: «Вопрос о том, каким
образом предлагаемая мною формула должна быть осуществлена на
практике, принадлежит области искусства и должен решаться
сообразно тем эмпирическим условиям, среди которых нас
застигает история... Так как правильно понятая теория эта требует
же непосредственного разрушения разделения труда, а
разрушения условий, его порождающих» (курсив наш.— Ф. С). Очевидно,
Михайловский говорит о разрушении существующего
общественного порядка, из которого вырастает капитализм. Он считает,
что «социология обязана устремить свои силы на разработку
именно этого пункта...» 16.
215
Ф. М. СУСЛОВА
«Формула прогресса» являлась существенной составной
частью взглядов Михайловского на общественное развитие.
В философской литературе выяснены теоретические истоки
субъективного метода в социологии. Михайловский, как и Лавров,.
в позитивизме видел философскую опору своей социологии.
Позитивизм, получивший распространение в Европе и в России,
привлек к себе внимание радикальной народнической интеллигенции
своими материалистическими элементами, тем, что он выступил
защитником естествознания и союзником «в борьбе с
заскорузлыми формами российского идеализма» 17.
Однако идеологи народничества не все принимали в
позитивизме. «Философские посылки,— как отметил В. Г. Хорос,—
служили Лаврову и Михайловскому в основном для создания
оригинальной социологической теории» 18. Михайловский стремился
опереться на идею Конта о дополнении объективного метода
субъективным. Развитие общества он рассматривал как движение
общественных форм от первобытного строя, основанного на
«трудовой универсальности человека», на равноправии людей, к
расслоению общества на управляющих и управляемых, когда
деятельность человека получает более односторонний характер.
Субъективная социология считала, что социальный прогресс ведет к
регрессу личности. Дальнейшее развитие, по мысли
Михайловского, должно определяться социальным идеалом, который
конструирует социолог на основе сочувствия угнетенным. Этот идеал
исключает угнетение, он определяется предвзятой позицией
социолога, его пониманием справедливости, нравственности, он не
соотносится с действительностью. У Михайловского «формула
прогресса» являлась конкретизацией социального идеала, она
указывала цель борьбы. В. Г. Хорос проследил формирование философ-
ско-социологических взглядов народничества в
абстрактно-теоретическом плане и отметил исторические обстоятельства, которые
обусловили влияние субъективной социологии на разночинную
интеллигенцию 19.
До недавнего времени можно было еще встретить в
исторической литературе противопоставление теории народничества
революционной практике. Исследование философии революционного
народничества показало несостоятельность такого подхода. Со всей
очевидностью было доказано, что «теоретический субъективизм
народников явился философским обоснованием их
критически-революционного отношения к действительности и борьбы с
самодержавно-крепостническим режимом» 20. Отметив, что по
теоретическому уровню идеология народничества 70-х годов уступала
Чернышевскому, И. К. Пантин ставит принципиально важный
методологический вопрос о специфике подхода к идеологии
действенного народничества и подчеркивает, что ее значение
определяется «степенью воздействия идеологии на моральное поведение,
216
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
направление воли людей». Методологическая установка автора
«рассматривать народнические доктрины в соответствующем
историческом контексте» 21, исследовать действительный
исторический путь, «по которому двигалась передовая общественная мысль
после Чернышевского» 22, представляется бесспорно
продуктивной.
Субъективный метод в социологии, разработанный
Михайловским, был неотъемлемой и существенной частью его общественно-
политических взглядов. Б. П. Козьмин писал о том, что
субъективная социология оказала неизгладимое воздействие на
весь умственный склад передовой мыслящей интеллигенции
70—80-х годов. «В 70-е годы в России,— отмечал он,— почти
общим признанием в радикальных кругах общества пользовалась
так называемая субъективная школа в социологии, главнейшими
представителями которой в литературе были П. Л. Лавров и
Н. К. Михайловский... Социологическая сторона учения Маркса и
«го революционная теория проникали в Россию того времени с
гораздо большим трудом» 23. А. А. Галактионов и П. Ф. Никанд-
ров отметили, что «субъективная школа в русской социологии
явилась характернейшим порождением нашего общественного
движения, и, пожалуй, наиболее адекватным отражением
настроений демократической интеллигенции пореформенного
периода» 24.
Без учета влияния идеала крестьянского социализма на все
стороны концепции Михайловского трудно понять внутреннюю
логику его мировоззрения. Идеал крестьянского социализма,
обоснованный в трудах А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, был
в теоретических и публицистических работах Михайловского
мерилом истинности и ценности всех общественных явлений, их
прогрессивности и их реакционности, их «правильности» или
«неправильности», касалось ли это развития капитализма или
идейной направленности творчества того или иного писателя или
социолога. С вершины этого идеала он подходит к оценке
органических теорий как оправдывающих существующие порядки,
неравенство, примиряющих с действительностью 25.
В эпоху, когда рождалось движение революционного
народничества, когда стремление к активной деятельности в интересах
народа становилось преобладающим настроением радикальной
молодежи, Михайловский стремился отвечать на выдвигаемые
жизнью вопросы. Теория, как он считал, должна была освещать
путь практике. «Если вы вздумаете нырнуть в омут
практических вопросов, зажмуря глаза, т. е. без прочного теоретического
базиса, то какими бы чистыми и высокими планами вы ни
задавались, ваше служение народу окажется медвежьей услугой» 26.
Эти слова предназначались определенному кругу читателей — той
интеллигенции, которая прониклась глубоким сочувствием народу
217
Ф. М. СУСЛОВА
и стремилась к социальной справедливости. Они объясняют и
понимание Михайловским своей собственной миссии в области
теории — дать теоретическое обоснование практическим стремлениям
радикальной интеллигенции служить интересам народа,
бороться за идеал крестьянского социализма.
Н. К. Михайловский признавал закономерность исторических
явлений. «Общими законами истории определяется тот порядок,
в котором исторические фазисы неизбежно следуют друг за
другом» 27,— отмечал он. По сути дела, когда он пишет о
тенденциях действительного развития России, от него не ускользает ни
роль промышленного прогресса, влекущего Россию по тому же
пути, который прошла Западная Европа, ни то, что
железнодорожное строительство неизмеримо ускоряет пульс жизни, ни
неизбежный процесс пролетаризации крестьянства. Михайловский
признавал, что в основе «каждого общественного явления лежит
экономическая причина», идея товарного хозяйства, выдвинутая
Марксом, как он считал, освещает и русскую и европейскую
жизнь28. Однако от словесного признания отдельных сторон
марксизма до утверждения марксистского мировоззрения было
еще очень далеко. Для этого недостаточно простого знакомства с
марксизмом, его усвоения. Марксизм мог быть ответом на
вопросы выдвинутые логикой развития революционной мысли и
потребностями освободительной борьбы 29. В 70-х годах революционная
мысль и практика выдвигали вопросы, которые ставили преграды
на пути марксизма. В. И. Ленин обратил внимание на то, что
«субъективисты, например, признавая законосообразность
исторических явлений, не в состоянии, однако, были взглянуть на их
эволюцию как на естественно-исторический процесс» 30.
Классовые позиции идеолога крестьянской демократии, враждебно
настроенного к разоряющему крестьянство капитализму, стремление-
теоретически обосновать возможность борьбы за идеал
крестьянского социализма, завещанный Герценом и Чернышевским,
определили устойчивость социологической концепции Михайловского.
Ход размышлений Михайловского очевиден. Взяв за основу
развитие производительных сил как двигатель истории, нельзя было
доказать закономерное развитие социализма на основе
крестьянской общины. Скорее наоборот, наблюдение и анализ тенденций
исторического развития Западной Европы и России,
сопоставление их исторических судеб, знакомство с «Капиталом» Маркса
вели Михайловского к признанию неумолимости
капиталистической эволюции России, разрушающей общину и
экспроприирующей крестьянство. Пока капитализм не укрепился, с ним
следовало, как считал Михайловский, вести борьбу.
Для Михайловского признание развития общества как
естественно-исторического процесса было равносильно сползанию на
позиции либерализма, отказу в России от борьбы за социализм,
218
Я, К- МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
от наследия шестидесятников, от активной борьбы против
существующего строя и развивающегося капитализма. «Законы истории
непреоборимы. Понятая безусловным образом, эта краткая и ясная
формула сводится к весьма малоценному утверждению: что будет,
то будет»,— говорит Михайловский. Он считает, что законы
истории необходимо совместить с торжеством справедливости, идеала,
поэтому нельзя «сидеть сложа руки, не двигать историю».
Только люди, удовлетворенные действительностью, могут
рекомендовать «не прать против рожна акций и реакций или появления в
известный исторический момент пролетариата» 31. Он считал, что
законы истории «существуют, но они неизбежно осложняются
идеалом... Мало сказать: повинуйся законам истории,— говорит
Михайловский.— Надо прибавить: делай историю, двигай ее в
направлении своего идеала...» 32-33 «Социолог... должен прямо сказать:
я желаю познавать отношения, существующие между обществом
и его членами, но кроме познания я желаю еще осуществления
таких-то и таких-то моих идеалов, посильное оправдание коих
при сем прилагаю» 34. В формировании идеала, предвзятого
мнения решающую роль, по мнению Михайловского, играет
нравственный элемент 35. Эти мысли повторяются многократно. Он
считал, что объективный метод в социологии равнозначен
примирению с действительностью такой, какова она есть, оправданию
неравенства, признанию развития капитализма как результата
естественного хода вещей, отрицанию активной сознательной
деятельности человека 36.
Последовательно материалистический взгляд на историю, как
казалось, не только не помогал в решении практических задач
борьбы за некапиталистический путь развития, но лишал эту
борьбу смысла и теоретического основания. Такой ход
размышлений был типичен для русских социалистов той поры,
стремившихся присоединить крестьянские массы России к общепролетарской
борьбе за социализм. Достаточно вспомнить хорошо известное
письмо В. Засулич К. Марксу о судьбах общины, в котором
четко поставлены вопросы, волновавшие революционную
народническую интеллигенцию37. На почве осознанного конфликта между
исторической необходимостью и идеалом держался субъективный
метод в социологии, призванный теоретически подкреплять
борьбу семидесятников за некапиталистическое развитие.
Примечательно, что в 1877 г. Михайловский весьма
критически характеризовал уровень философской мысли современной ему
эпохи, видным представителем которой был он сам. «Под
наитием своих домашних дел и иностранных влияний мы желали,
во-первых, знать неподкрашенную правду о существующем,
о мире, как он есть, с включением ближайших к нам,
окружающих нас вплотную явлений. Поэтому мы благоволили к разным
философским системам, носившим название материализма, реа-
219
Ф. М. СУСЛОВА
лизма, позитивизма. Собственно в философские системы мы
никогда особенно пристально не вглядывались и довольно
неразборчиво валили их в кучу, лишь бы они обещали нам правду. К ним
мы питали платонические чувства...» Значительно больше нас
занимало, «каков мир должен быть, мир человеческой шизни». Па
существу мысль работала в направлении поисков теоретического
обоснования путей радикальной перестройки общества,
осуществления идеала крестьянского социализма. Тех, кто утверждал, «что
мир должен быть таков, как он есть, с маленькими заплатками
и наставками», Михайловский называл представителями
«умственной неподвижности», носителями прогрессивной мысли эпохи
были социалисты 38.
Н. К. Михайловский отстаивал активную роль социологии в
борьбе за идеал социализма. Либо человек стремится изменить
условия жизни общества в соответствии с идеалом, либо
приспособляется к ним, «совершенно удовлетворяется действительностью
и находит, что все окружающее прекрасно и добро есть. В
первом случае мы имеем бойцов, которые могут победить или быть
разбиты, но которые во всяком случае представляют активный
элемент. Второй сорт людей забит действительностью, забит
фактом. Их требования стоят в уровень с действительностью, и
потому они всю жизнь обретаются в радужном, именинном настроении
духа, вечно празднуют, по выражению Манилова, именины
сердца...» 39 Михайловский был борцом против удовлетворенных и
довольных порядками самодержавно-крепостнической России, он
считал, что социология призвана помогать тем, кто способен
бороться. Субъективный метод в социологии и учение о роли
личности в истории утверждали морально-нравственные
обязанности интеллигенции вести борьбу за интересы народа, за
уничтожение частной собственности на землю, за идеал крестьянского
социализма. В этой теории поколение революционеров 70—80-х
годов могло черпать убеждение в правоте своего дела. Эта теория
находила отклик в среде радикальной молодежи. Она отвечала
настроениям семидесятников, их стремлению активно служить
народу.
С развитием капитализма и рабочего движения социология
Михайловского, сыграв для своего времени прогрессивную роль,
превратилась в отсталую теорию, тормозящую движение мысли.
Только марксистская теория в России, утвердившаяся как
течение общественной мысли в эпоху более развитых
антагонистических отношений, смогла разрушить ту пропасть, которая
существовала в теориях предшествующего периода между естественно-
историческим процессом и идеалом социализма. В работе
«Экономическое содержание народничества и критика его в книге
г. Струве» В. И. Ленин указал на основной недостаток теории
Михайловского. Михайловский «начинает с утопии». «Этот по-
220
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
следний пункт,— т. е., что особая социологическая теория о роли
личности или о субъективном методе ставит утопию на место-
критического материалистического исследования,— особенно
важен» 40,— писал В. И. Ленин.
Отсталые общественно-экономические условия России,
неразвитость капиталистических отношений были той объективной
почвой, на которой передовые мыслители эпохи оказались во власти
отнюдь не надуманного конфликта между исторической
необходимостью и нравственными задачами поколения, задумавшего
перестроить Россию в соответствии с ее идеалом. Конфликт, который
был реальностью в 70-х годах, оказался данью верности
устаревшим идеалам в 90-х годах XIX в.
*
Отношение Михайловского к революционному движению
начала 70-х годов, к урокам европейской истории, к Парижской
Коммуне, к буржуазному строю, к европейскому и русскому
либерализму, к важнейшим программным задачам революционного
народничества — эти вопросы недостаточно исследованы в
исторической литературе. А ответы на них необходимы для
понимания роли Михайловского в освободительной борьбе того времени.
Сведения о связях Михайловского с народническими
организациями начала 70-х годов весьма ограничены. Однако хорошо
известные письма Михайловского П. Л. Лаврову и воспоминания
Н. А. Чарушина позволяют выяснить хотя бы отчасти характер
его отношений с кружком чайковцев.
Примечательно, что размышления Михайловского об
эмиграции из России и отказ как от предложения чайковцев, так и от
аналогичного предложения П. Л. Лаврова — принять участие в.
газете «Вперед», свидетельствуют о том, что Михайловский
сделал выбор — пока возможно, служить революции в России.
«Готовить людей к революции в России трудно,— писал он Лаврову в
1873 г.,— готовить к тому, чтобы они встретили революцию как
следует, можно и, следовательно, должно. В тот час, когда это
станет невозможным, я ваш, несмотря на то, что до тех пор-
нет» 41.
По-видимому, предложение Михайловскому, сделанное чайков-
цами (самым выдающимся кружком своего времени) во второй
половине 1871 г. возглавить заграничный орган (факт,
отмечавшийся в литературе), не могло быть случайным. Не будет
большим преувеличением предположить, что если Чайковский,
Натансон, Лопатин, Куприянов вели «переговоры с Н. К. Михайлов-
ским и затем Флеровским...»42, то лучшие представители
революционного народничества считали Михайловского идейно
близким человеком.
221
Ф. М. СУСЛОВА
Небезынтересно также, что Михайловский был знаком с
предварительными вариантами программы Лаврова, которые
обсуждались в кружке чайковцев. Вторая программа появилась в России
в литографированном виде в начале 1873 г.43 «Я читал обе
программы»,— писал Михайловский Лаврову. Однако практическая
сторона программы не представлялась ему достаточно ясной.
«Скажите же мне ваше повелительное наклонение не в
теоретической области, а в практической. «Вперед» ждут, но, насколько
мне известно... как повелительного наклонения». И в другом
месте этого же письма: «Что касается до повелительного
наклонения, то молодежь его очень ждет...» 44 Вероятно, его отношение
к программе Лаврова совпадало с преобладающим настроением в
этом вопросе кружка чайковцев45. Этот кружок вобрал в себя
лучших представителей радикальной молодежи. Известно, что
Михайловский принимал участие в объединенном собрании всего
наличного состава кружка чайковцев и представителей
радикальной интеллигенции, происходившем в декабре 1871 г. на квартире
у профессора Таганцева, где обсуждался вопрос о направлении
деятельности, об основных задачах борьбы. Однако определить
степень идейной близости Михайловского к народничеству 70-х
годов можно, лишь сопоставив его публицистику с программными
задачами этого движения, его идеологией и общественным
настроением.
В ту пору в кругах разночинной интеллигенции широко
обсуждался вопрос об отношении к конституции в России 46; о
силах, способных вести за нее борьбу; о том, что может дать народу
конституционное устройство. Итоги этим обсуждениям и были
подведены на собрании у Таганцева, о чем подробно
рассказывает Н. А. Троицкий: «В выступлениях на дискуссии
«пропагандисты» подчеркивали невозможность дарования конституции в
России и необходимость ее завоевания. Но, как отмечали Клеменц,
Волховский и др., завоевать подлинно демократическую
конституцию не в состоянии ни «привилегированные сословия»
(дворянство и буржуазия) из-за своей классовой ограниченности, ни
интеллигенция из-за своего «материального бессилия»; единственная
сила, способная вывести страну «из тупика»,— это «широкие
народные массы, которые, однако, заинтересованы не в
конституции, а в коренном преобразовании существующего
социально-экономического строя»47. Настроения и выводы чайковцев были
типичными для народничества 70-х годов, отрицавшего
политическую борьбу. Аполитизм шел рука об руку с антилиберализмом.
Он был порожден критическим отношением к буржуазным
политическим свободам Запада. Сентябрьские революционные
выступления парижских рабочих (1870 г.), низложение второй империи,
провозглашение во Франции республики и приход к власти
буржуазии являлись тем историческим фоном, на котором обрисова-
222
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА)
лось размежевание различных политических сил в России,
столкновение мнений об отношении к республике, монархии,
конституционным свободам. Для народничества важнейший урок истории
заключался в том, что народ остался бесправным. Социалисты той
поры на первое место выдвинули разрешение социального
вопроса, удовлетворение интересов народа. Идеалам либерализма были,
противопоставлены идеалы социализма,— программа борьбы за
социальную справедливость, за общество, в котором нет места для
эксплуатации.
Откровенно враждебное отношение к событиям во Франции
заняли газета «Московские ведомости» и журнал «Русский
вестник», редактируемые Катковым, выражавшие охранительные,
крайне реакционные настроения в печати. Либеральный «Вестник
Европы» был умеренным сторонником республики, видя в ней
средство против крайнего радикализма и крайней реакции.
Восторженно приветствовала провозглашение республики во Франции
«Неделя». Скрыто критикуя самодержавие, она с увлечением
писала о том, что «свобода опять связана с именем Франции».
Будущее Франции в республике. Республиканскую форму
правления «Неделя» истолковывала как выражение «общей воли
народа» 48, отдав дань идеализации буржуазной власти.
Для выяснения позиций Михайловского в этом вопросе
важнейшим источником является его публицистическая работа
«Теория Дарвина и общественная наука», печатавшаяся в ряде
номеров «Отечественных записок». Особенно интересен с этой
точки зрения третий раздел под названием «Теория Дарвина и
либерализм». Он был написан в январе 1871 г. Михайловский
напомнил основной урок Великой французской революции —
последнего действия в истории свободы: «Буржуазия несла с собой
именно тот порядок, при котором рабочий не имеет права
размножаться и, будучи легально свободен, фактически находится
в полной зависимости от предпринимателя... Таков был один из
результатов революции, на которую либералы, естественно, смотрят
как на предел его же не прейдеши. Естественно также, что
рабочие смотрят на дело иначе». «Либеральные экономисты считают
порядок, созданный первой революцией, неприкосновенным». Они
одобряют лишь то, что «не меняет ни на волос установившихся
отношений между трудом и капиталом». Все, что может привести,
пишет Михайловский, к действительной независимости труда,.
«составляющее дальнейшее развитие идей революции, клеймится,
как отступничество, п, что любопытнее всего, как посягательство-
на свободу» 49.
Н. К. Михайловский видел суть современного либерализма в
том, «что какие бы реформы радикальные он ни предлагал, как
бы он смел ни был, он вертится в заколдованном кругу, из
которого не может и не хочет выбиться» 50. Те же идеи он отстаи-
223
Ф. М. СУСЛОВА
вает в теоретическом трактате «Философия истории Луи Блана».
Воспользовавшись переведенным па русский язык Антоновичем
-первым томом «Истории Великой французской революции» Луи
Блана, Михайловский с помощью текстов из этой работы
показывает, «что в промышленном обществе человек, лишенный
собственности, орудий труда», не может быть свободен. Под личиной
защиты «интересов и свободы личности либерализм фактически
поддерживает гнет одной личности над другой» 51.
Отношение Михайловского к буржуазному строю, к
европейскому и русскому либерализму предопределило и его оценку
Парижской Коммуны. Она, казалось, приблизила разрешение самого
жгучего вопроса современности — Европа была на пороге
социализма. Коммуна выдвинула перед революционной мыслью новые
вопросы, дала толчок новым поискам. Она углубила пропасть
между сторонниками буржуазного правопорядка всех оттенков —
от воинственно консервативных до либеральных — и открытыми
«го противниками: демократами и социалистами. С кем был
Н. К. Михайловский во время Парижской Коммуны и после ее
поражения? Что говорил он читателям «Отечественных записок»
о смысле социальных потрясений, происходивших в центре
Европы?
О сочувствии Михайловского Коммуне писал В. Евгеньев-
Максимов. В подтверждение он приводил извлеченный из архивов
пересказ цензором отзыва Михайловского на книгу Ватсона
«Эпилог прусско-французской войны (Очерк истории Парижской
Коммуны 1871 г.)», вырезанный цензурой из «Отечественных записок»
(1875, № 12). «Михайловский осуждает автора этой книги в
объективности ее изложения,— пишет цензор,— и в пользовании
для ее составления официальными источниками версальской
следственной комиссии, указывая, как на самые достоверные
источники, на свидетельства лиц, находящихся теперь в Лондоне,
Женеве и Брюсселе (т. е. бежавших коммунистов), или на
собственные журналы Коммуны, стараясь косвенным образом оправдать
действия и неистовства коммунистов (275 стр.). Вообще
коммунистов Михайловский ставил выше сторонников порядка и
версальского правительства, заподозревая последнее в самых
неблаговидных поступках (275—277 стр.). Сочувствует тем внезапным
превращениям, посредством которых власть в коммуне получили
сапожники, мастеровые и т. п. ничтожества (278 стр.).
Выставляет на вид хорошие стороны коммунистов, которые Ватсон будто
бы преднамеренно не видел (282 стр.)» 52. Этот документ
достаточно красноречив. Цензура четко определила, на чьей стороне
симпатии и антипатии Михайловского.
«Московские ведомости» и «Русский вестник» объявили
читателям, что возникновение Коммуны связано со злонамеренными
действиями членов Международного товарищества рабочих, их со-
224
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
циалистической агитацией 53. Реакционная печать охотно
использовала западные издания, направленные против социализма с
целью развенчания русских революционеров и социалистов. Таким
целям послужила и книга Ренана — французского реакционного
писателя, который поносил Французскую революцию, идеи
равенства, учение Интернационала, «социализм рабочих» и утверждал,
что цивилизованному миру грозит падение из-за утраты
моральных принципов и идеалов, «нравственной силы самоотвержения» 54.
Именно эти качества, по утверждению Ренана, присущие
прусскому воинству, одержали победу над французской распущенностью
и определили итог франко-прусской войны. Естественно, что
охранительной печати России пришлась по вкусу книга Ренана.
«Гражданин», «Московские ведомости» и «Русский вестник» поместили
о ней похвальные отзывы и не преминули воспользоваться ею для
назидания русским «революционерам, материалистам,
коммунистам» 55.
Н. К. Михайловский выступает в «Отечественных записках»
в защиту Интернационала от злопыхательских наскоков русской
реакционной печати. В рецензии на книгу Ренана с помощью
больших извлечений из более ранних его сочинений он
стремился противопоставить объективную картину истории революции
субъективным выводам автора. Разрушение старых идеалов
Французской революцией не означает исчезновения идеалов вообще.
Идеалы социализма, по мысли Михайловского, являются основой
выработки новых моральных и нравственных принципов.
Желание «равномерного распределения материального благосостояния...,
духовных благ и наслаждений» — тот идеал, который способен
«вызвать высокие чувства, великие мысли» 56. Именно «социализм
создает новые идеальные единицы...,— говорит Михайловский.—
Самоотвержение, чувство долга, готовность жертвовать собою
общему делу не вымерли в Европе... Как бы мы ни смотрели на
рабочие союзы в Англии, на международное общество рабочих,
на многочисленные рабочие союзы в Германии, на стачки
рабочих, но нельзя отрицать, что качества, приписываемые Ренаном
исключительно пруссакам и отчасти русским (нельзя не видеть в
этих словах иронии Михайловского.— Ф. С), достигают в
означенных союзах и обществах высокого развития...» 57
В то время, как охранительная пресса выливала потоки
клеветы на коммунаров, Михайловский писал: «Мы здесь совершенно
устраняем вопрос об одобрительности или неодобрительности
различных частей парижского населения». Монархическим
суждениям Ренана о франко-прусской войне Михайловский
противопоставляет свою оценку борьбы парижского населения. «Мы видим
только, что люди страдали и умирали не за свое личное дело».
Здесь проявились и самоотверженность, и чувство долга, и
служение идеалам. Воспеваемым Ренаном доблестям прусских воинов
225
Ф. М. СУСЛОВА
Михайловский противопоставлял мужество гражданского
населения Парижа.
Он писал о том, что существуют «мирные граждане (мирные
в принципе обстоятельства могут в известной мере фактически
изменить дело), готовые жертвовать собою и не хуже суровых
воинов, хотя и для других идеалов» 58
В уже упоминавшемся трактате «Философия истории Луи Бла-
на», написанном в августе — сентябре 1871 г. по свежим следам
разыгравшейся трагедии, затопленной в крови Коммуны,
Михайловский писал: «Где это торжественное неустанное шествие
цивилизации вперед! Где эта смена одних исторических начал
другими? Где смысл истории? Торжествует реакция, ибо она празднует
задний ход истории. И, однако, мы все-таки намерены трактовать
о философии, о смысле истории, ибо он, несомненно,
существует» 59.
Социализм не победил, реакция восторжествовала. Какой же
смысл уроков истории видит Михайловский? Как Великая
французская революция 1789—1793 гг., так и революции XIX в. в
Европе привели к господству буржуазии. Михайловский разъясняет
читателям «Отечественных записок», что коренной вопрос
современности, вызвавший к жизни Парижскую Коммуну и
оставшийся нерешенным,— вопрос о социализме. В борьбе против
феодализма «народ шел... за буржуазией, дрался и умирал...» и в
результате оказался бесправным, тогда как буржуазия росла и
крепла, «вооруженная капиталами, кредитом, умственным
развитием, машинами и на основании всего этого политическим
могуществом» 60. Таким образом, «в момент решения
социально-политического вопроса,— говорит Михайловский,— в недрах общества
копошился вопрос гораздо более глубокий и коренной, вопрос
социальный, вопрос не о принципе свободы, а о его
фактическом осуществлении, не о праве, а о возможности пользоваться
им, вопрос, собственно говоря, о куске хлеба, резюмировавшийся
девизами: «Хлеба или свинца!» «Жить работая, или умереть,
сражаясь!» К 40-м годам вопрос этот назрел окончательно, стал
вопросом дня, носился в воздухе и буравил землю...» 61 Рабочий
вопрос не был решен и революцией 1848 г., остался самым
животрепещущим вопросом после поражения Парижской Коммуны. Во
весь голос сказать об этом в легальной печати было нельзя.
Однако Михайловский достаточно прозрачно намекает своим
читателям, что его интересуют уроки истории для выяснения
коренных вопросов современности. Социальные задачи 30—40-х
годов «были до такой степени глубоки,— пишет Михайловский,—
что к ним нельзя было приступиться, не опираясь на новые
теоретические начала. Такими они остаются и до сих пор (курсив
наш.— Ф. С.), несмотря на князя Бисмарка и произведенный им
кавардак, несмотря на несчастную путаницу, изморившую Фран-
226
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
цию, несмотря на жирный хохот, покрывающий в немецком
парламенте речи одинокого Бебеля» 62.
Будущее Европы, по мысли Михайловского, не зависит от
исхода борьбы монархических и буржуазных элементов, борьбы,
исторически уже предопределенной. В Европе «в ближайшем
будущем дворянство уступит место буржуазии...» 63 Такие же
перемены неизбежны и в России. Только социализм, считает
Михайловский, может сделать «небольшую поправку к капиталистическим
порядкам», без которой позиции буржуазии будут укрепляться,
а народ останется бесправным. Только при условии, если
Франция решит социальный вопрос, она «даст миру нечто достойное
ее прошлого», иначе она будет глубже погрязать в капитализме,
борьбу с которым по всему фронту «завязали социалисты»64.
От этого зависит и будущее Европы. Перспективы развития
Европы Михайловский связывал с разрешением рабочего вопроса,
идеалами социализма. «Рабочий вопрос в Европе,— писал он,—
есть вопрос революционный, ибо там он требует передачи
условий труда в руки работника, экспроприации теперешних
собственников» 65.
Социальный вопрос в публицистике Михайловского начала
70-х годов вырастает из анализа уроков европейской истории,
критического отношения к буржуазному строю и сочувствия
тяжелому положению крестьянских масс. Отношение
Михайловского к политическим свободам в основном совпадало с
господствующим настроением революционного движения. На первый план
во всей его публицистике была выдвинута программа
«социальных реформ». За этими словами скрывались планы
социалистического переустройства России на базе крестьянской общины.
От имени революционного подполья Михайловский обращался к
Ф. М. Достоевскому в литературных заметках по поводу его
романа «Бесы» в 1873 г.: «Вы смеетесь над нелепым Шигалевым и
несчастным Виргинским за их мысли о предпочтительности
социальных реформ перед политическими. Эта характерная для нас
мысль, и знаете ли, что она значит? Для «общечеловека», для
citoyen'a66, для человека, вкусившего плоды общечеловеческого
древа познания добра и зла, не может быть ничего
соблазнительней свободы политической, свободы совести, слова, устного и
печатного, свободы обмена мыслей (политических сходок) и пр... Но
если все связанные с этой свободой права должны только
протянуть для нас роль яркого и ароматного цветка, мы не хотим
этих прав и этой свободы. Да будут они прокляты, если они не
только не дадут нам возможности рассчитаться с долгами, но еще
увеличат их»67. Вспоминая несколько лет спустя об истоках
настроений народнической интеллигенции начала 70-х годов,
Михайловский объяснял ее готовность принести в жертву
политические свободы «ради одной возможности, в которую мы всю душу
227
Ф. М, СУСЛОВА
клали; именно возможности непосредственного перехода к
лучшему, высшему порядку, минуя среднюю стадию европейского
развития, стадию буржуазного государства. Мы верили, что
Россия может проложить себе новый исторический путь, особливый
от европейского, причем опять-таки для нас важно не то было,
чтобы это был какой-то национальный путь, а чтобы он был путь
хороший, а хорошим мы признавали путь сознательной,
практической пригонки национальной физиономии к интересам народа» 68.
Эти слова выражают субъективный метод подхода к
общественному процессу, но он был типичен для социалистов той поры.
Доказывая на страницах «Отечественных записок» необходимость
сохранения общины от насильственного разрушения, возможность
движения к социализму через развитие крестьянской общины,
Михайловский пропагандировал программные задачи
революционного народничества 70-х годов.
Эту программу он защищал от нападок на социалистов
консервативной и либеральной прессы. И «новорожденные русские
либералы», по мысли Михайловского, также выворачивают на все
лады великое громкое слово «свобода», «кровавыми буквами
записанное на скрижалях истории», и «провозглашают... свободу от
земли»69. «Мы никогда не фыркали на самую науку, свободу,
промышленность,— писал Михайловский в 1872 г.,— и всегда
относились ко всем этим вещам с величайшим уважением» 70.
Одинаковое отношение социалистов и «людей либерального
прогресса» «к порке, к взятке, к классицизму, к цензуре, к проселочным
дорогам, к суеверию, к вторжению администрации в область
суда, к сословной замкнутости, словом,— по меткому выражению
Михайловского,— к кротким начаткам либерализма» 71 не
снимало противоречия, которое разделяло их в главном вопросе на два
враждебных лагеря. Для социалистов «кроткие начатки
либерализма» никакой цены не имели по сравнению с планами
социалистического переустройства общества. В. И. Ленин считал
ценным у социалистов той поры «протест» против буржуазности.
«И поскольку «Отечественные Записки», чувствуя
антагонистичность русского общества, воевали с буржуазными либерализмом
и демократизмом,— постольку они делали дело, общее всем
нашим первым социалистам, которые хотя и не умели понять этой
антагонистичности, но сознавали ее и хотели бороться проит
самой организации общества, порождавшей антагонистичность; —
постольку «Отечественные Записки» были прогрессивны
(разумеется, с точки зрения пролетариата)» 72.
При несомненном тождестве позиций Михайловского с
основным настроением революционного движения и его идеологов в его
выступлениях начала 70-х годов есть и особые ноты. Признавая,
что «самая видная сторона нынешней общественной жизни есть,
несомненно, экономическая», он вместе с тем указывал в январе
228
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
1873г., что «такою струною в более или менее близком будущем
могут стать политические вопросы...» 73 О надеждах использовать
политические свободы в интересах народа свидетельствует и его
письмо Лаврову: «Япония и Турция имеют конституцию, должен
же прийти и наш черед» 74,— писал он в 1873 г. Вероятно, в
начале 70-х годов он не считал неизбежным укрепление
капитализма в результате утверждения в стране конституционных
свобод, как тогда думало большинство видных участников
революционного движения. Политическими свободами революционное
поколение, по мысли Михайловского, должно было
воспользоваться в интересах народа, т. е. социализма. По-видимому, прав
Н. С. Русанов в своей оценке подмеченных им политических
мотивов в публицистике Михайловского начала 70-х годов: «...если
не прямо, то косвенно, а порою довольно определенно
Михайловский вводил уже в это время элемент «политики» в наше
мировоззрение, чересчур исключительно пропитанное верой в народную
«экономику»... Я не хочу, впрочем, перелицовывать
Михайловского начала 70-х годов в прямолинейного выразителя
взглядов,— пишет он далее,— к которым лучшая часть русской
интеллигенции придет лишь в самом конце десятилетия... Подобно всем
нам, он опасался, как бы достижение этих благ цивилизации
(политической свободы.— Ф. С.) лишь привилегированными
классами и даже пропитанной любовью к народу интеллигенцией не
усилило классового характера цивилизации, не увеличило
расстояния между нами и трудящимися массами, не легло лишним
гнетом на плечи мужика» 75.
У Михайловского, как и у революционного народничества
70-х годов, иллюзий относительно ограниченности буржуазных
свобод не было.Одних политических свобод недостаточно,
считал Михайловский, для того чтобы «сосредоточить орудия
производства в руках представителей труда» и создать «правильно
организованную и полезную промышленность» 76. Впоследствии,
вспоминая в 1880 г. о настроениях начала 70-х годов,
Михайловский писал: «Наши русские умные люди давно уже приучили
нас не давать «Кавуру и парламентаризму» (намек на
Чернышевского77.— Ф. С.) цены выше той, которой они,
действительно, стоют. К той же строго справедливой оценке этих вещей мы
приходили и путем собственных наблюдений и размышлений...
Политическая свобода бессильна изменить взаимные отношения
наличных сил в среде самого общества, она может только
обнаружить их, вывести на всеобщее позорище, а вместе с тем,
следовательно, придать большую яркость, обострить эти отношения.
Так рассуждали мы, а в силу этих рассуждений наша
щепетильность, наше даже презрительное отношение к «Кавуру и
парламентаризму» были вполне естественны» 78. Это поколение
рассчитывало миновать стадию капитализма и буржуазного парламента-
229
Ф. М. СУСЛОВА
ризма, несущего новый гнет трудовому народу, и сократить путь
к социализму.
Хотя отрицание участия революционеров в борьбе за
политические свободы и конституцию являлось прямолинейным,
противоречивым и теоретически ошибочным, но в самой совершаемой
ошибке скрывалось осмысление революционным движением
ограниченности буржуазных свобод и буржуазного парламентаризма,
стремление миновать капиталистическую стадию развития.
Революционная публицистика буржуазной конституции, буржуазной
политической свободе, идеалам либерализма противопоставляла
идеалы социализма, программу уничтожения частной
собственности и утверждения социальной справедливости. Эти мотивы были
ведущими и в публицистике Михайловского начала 70-х годов.
«Аполитизм народников 60—70-х годов носил своеобразный
характер, он был бесконечно далек,— как справедливо заметил
Р. В. Филиппов,— от того политического индифферентизма,
который был свойствен классическому утопическому социализму». Он
вообще не был связан с отрицанием революции и борьба этого
поколения имела политический смысл и значение независимо от
отрицания народниками политики 79.
*
Специального рассмотрения заслуживает отношение
Михайловского к революционному подполью и к «хождению в народ».
При этом важно отметить, что источником, на который, как
правило, ссылаются в обоснование отрицательного отношения
Михайловского как к революционерам, так и к «хождению в народ»,
являются воспоминания Л. Дейча и С. Синегуба. «Из уст в уста
передавалось тогда,— писал Л. Дейч,— его отрицательное и
насмешливое отношение к этому крупнейшему явлению в жизни
лучшей части нашей молодежи. Говорили, что он считает
хождение в народ нецелесообразным, бессмысленным актом, называя
его «маскарадом»». Эта же мысль повторяется в воспоминаниях
С. Синегуба: «Говорили, что Михайловский не особенно
симпатизировал деятельности сидевшей тогда в тюрьмах радикальной
молодежи; а побывав на нашем процессе во время нашего
протеста, будто бы выразился о нас, что мы со своим протестом
напоминаем ему дикарей, пытавшихся закрыть шапками жерла
выставленных против них пушек» 80. На известную неясность и
необходимость уточнения вопроса об отношении Михайловского
к революциооному движению в связи с воспоминаниями Л.
Дейча и С. Синегуба обратили внимание Ш. М. Левин и С. С. Волк 81.
Возражая против мнения Б. С. Итенберга относительно
большого влияния Михайловского «на развитие
революционно-демократического движения в стране», Р. В. Филиппов отрицает оценку
230
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
роли Михайловского в монографии Б. С. Итенберга потому, что
якобы воспоминания, послужившие автору основанием для сде-
ланных выводов, «являются не более чем своеобразным смещением
исторической перспективы, если не преднамеренной апологетикой
Михайловского». Исторически достоверными Филиппов считает
другие воспоминания, те, которые решительно отвергают
приписываемую Михайловскому роль «властителя дум революционной
молодежи». К ним он относит, например, воспоминания Л. Дейча.
По мнению Филиппова, «Л. Г. Дейч — мемуарист крайне
тенденциозный, но в данном случае он был, видимо, близок к истине» 82.
Думается, что лучшим источником для выяснения степени
достоверности заявлений мемуаристов является публицистика
Михайловского. Несомненно, условия работы писателя, задавшегося
целью «готовить людей к революции» в легальной печати,
требовали от него особых приемов, особого искусства, чтобы
разговаривать с читателями на запретные темы. Нельзя не вспомнить
горькое признание Михайловского в конце 70-х годов: «Лучшие
годы убиты на то, чтобы с почти акробатической гибкостью,
цепляясь за разные шероховатости своего скорбного поприща, хотя
изредка, урывками, в искалеченном виде сказать вам свое
задушевное... Пусть бы силы расходовались вдесятеро быстрее, но
по-божески, на непосредственное дело, а не на томительное
измышление форм для обхода препятствий» 83.
В канун массового «хождения в народ» в кружках зрело
решение о перемещении центра тяжести всей работы в деревню,
обсуждались практические вопросы предстоящей работы.
Программа «Вперед» указывала на роль пропаганды в подготовке
социальной революции, а программа общества чайковцев
признавала своевременным приступить к подготовке революционного
переворота84. Михайловский стремился откликнуться в
«Отечественных записках» на вопросы, волновавшие радикальную
молодежь. Рецензии на вышедшие книги часто служат ему «формой
обхода препятствий». С этой целью он использует и материалы
биографии Решетникова. Именно в канун массового «хождения в
народ» (март 1874 г.) Михайловский выступает с защитой
традиций шестидесятников против искажения их роли в
общественном движении. «Разночинец пришел»,— писал Михайловский,
и «явилось нечто, значительно изменившее характер литературы
и имеющее будущность, пределы которой трудно даже
предвидеть, светлого луча погасить нельзя». Разночинец подошел к
оценке категорий цивилизации с точки зрения интересов народа.
«Благо последнего,— писал Михайловский,— было для него
высшим критерием ценности» 85. Не случайно он обращает внимание
прежде всего на уроки практической деятельности
шестидесятников. «Нам нужно знать,— отмечает он,— что принес с собой
разночинец». При этом Михайловский дает понять читателям, что
231
Ф. М. СУСЛОВА
Решетников избран им «в качестве типической фигуры».
«Поэтому-то биография Решетникова и дорога для меня. И вижу я из
нее, что Решетников принес с собой, во-первых, глубокое знание
народной жизни, приобретенное им в непосредственных
столкновениях с бурлаками, с заводскими рабочими (из последних один,
как видно из биографии, имел сильное влияние на развитие в
Решетникове потребности «делать пользу» бедному человеку),
с мужиками», во-вторых, сознание обязанности служить народу,
все отдать на пользу народа 86.
Очевидно, настроения Михайловского созвучны настроениям
семидесятников. Он обращает внимание на истоки идей
сближения с народом, берущие начало в 60-х годах. Молодежь была
призвана извлекать уроки из опыта прошлого и умножать этот
опыт. «Пропаганда словом шла своим чередом и в их время,—
писал Михайловский о шестидесятниках,— но нельзя же не
признать, что они нечто делали и другое, нечто пытались делать
я помимо «словесности». Нельзя не назвать делом их попытки
упорядочить свою личную жизнь, подчинить ее ясно сознанным
нравственным принципам. Нельзя не назвать делом и другие их
попытки, как бы кто о них не судил...» 87
По всей видимости, это был намек на создание революционной
организации 60-х годов. Во всяком случае очевидно, что
Михайловский не только не порицает тенденцию перенесения всей
работы в деревню и пропагандистскую работу среди крестьян, но
указывает на несомненную пользу сближения с народом, намекает
на то, что рамки деятельности не могут быть ограничены
пропагандой.
Н. К. Михайловский постоянно в «Отечественных записках»
защищает революционное движение от потока лжи и клеветы
верноподданической журналистики. Ему неоднократно приходилось
использовать для этого материалы охранительной печати,
выступавшей в защиту устоев и в период «хождения в народ», С этой
точки зрения представляют интерес главы «Из дневника и
переписки Ивана Непомнящего», которые начали печататься с
сентября 1874 г. в «Отечественных записках». В это время уже были
позади первые месяцы пропагандистской работы революционной
молодежи в деревне. Объектом уничтожающей иронии
Михайловского стали передовые статьи «Русского мира», автор которых
выступил против движения революционной молодежи в народ.
«Мы окунулись в полную бессословность, растворения в массе
свое, еще недостаточно связное, еще не созревшее культурное
сословие». Он восхвалял российские порядки, утверждая, что
«в русских уездах существует только то разумное общество,
которое существует в русском государстве...» Иное устройство «не
соответствовало бы состоянию русской империи». Он давал
понять, что, пока росийское общество не созрело для свободы,
232
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
«люди могут только играть в свободу, злоупотреблять ею во всех
видах, но не могут ею пользоваться» 88.
Относительно этих статей Михайловский писал: «Я получил
на днях анонимное письмо с упреком, что почему-де я не зани-
маюсь опровержением твоих «серьезных передовых статей в
«Русском мире». Какая странная мысль: мне опровергать тебя! Мне,
который вполне уверен, что передовые статьи «Русского мира»
не только серьезны, а священны» и неприкосновенны. К
позорному столбу пригвоздил Михайловский автора анонимных
передовых, выставив на свет его имя. «Ты написал много неудачных
произведений, но рвение тебя никогда не оставляло» 89. «Из
твоего пера,— писал Михайловский,— вышло «чудище обло, озорно,
стозевно и лайяй», те нигилисты и нигилистки, каких умеет
создавать только твоя творческая фантазия» 90.
Характер выбранных мест из передовых статей и
ироническая реплика Михайловского по поводу священности и
неприкосновенности, гарантируемых властью такого рода журналистике,,
являлись защитой тех, кто стремился раствориться в массе, кого»
не удовлетворяло «разумное общество, которое существует в
Русском государстве».
Н. К. Михайловский систематически выступал в защиту
подполья. С этой точки зрения несомненный интерес представляет
выступление Михайловского против романа Достоевского «Бесы»
в 1873 г. В своем произведении писатель изобразил
революционеров безумцами, порвавшими с народной правдой и
превратившимися в беспочвенных общечеловеков, в жалких citoyens du mondе
civilis 91.
Выход в свет романа совпал по времени с арестами среди
членов долгушинского кружка. Еще не стерлись в памяти впечатле1
ния от нечаевского процесса, который силы реакции использовали
для того, чтобы развенчать революционное движение, сделать его
ответственным за преступные действия Нечаева. Давая общую
оценку изображению в романе революционного движения,
Михайловский писал: «...г. Достоевский просмотрел общую здоровую
основу» движения. «Ухватившись за печальное, и ошибочное и
преступное исключение — нечаевское дело, он просмотрел общий
характер citoyen'cтва, характер, достойный его кисти по своим
глубоко трагическим моментам». «Вы не за тех бесов
ухватились»,— обращается к Достоевскому Михайловский. «Пока вы
занимаетесь безумными и бесноватыми citoyena'ми и народной
правдой, на эту самую народную правду налетают, как коршуны,
citoyen'ы благоразумные, не беснующиеся, мирные и смирные,
и рвут ее с алчностью хищной птицы, но с аллюрами
благодетелей человечества...» «Лучше бы вам их не трогать,— говорит
Михайловский о представителях радикальной молодежи,— особенно
в такую минуту, когда кругом кишат и дают тон времени citoyen'bi
233
Ф. М. СУСЛОВА
с совестью хрустальной чистоты и твердости». Это был прозрачный
намек на правительственные репрессии.
Защита подполья в легальной печати, его моральнонравствен-
ных принципов — свидетельство глубокой гражданственности
публицистики Михайловского. Он открыто заявлял о своей
солидарности с движением революционного народничества 70-х годов,
о своей причастности к нему. «Мы пришли к мысли, что мы
должники народа... Мы можем спорить о размерах долга, о способах
его погашения, но долг лежит на нашей совести, и мы его отдать
желаем». И далее: «Мы — я говорю «мы», потому что вменяю
себе в честь стоять в рядах этих сitоуеn'ов» 92.
Н. К. Михайловский выступал против продажной журнальной
клики, прикрывающей полицейские репрессии воплями об
опасностях, грозящих устоям Российской империи со стороны
крамольников и писателей, подкапывающих устои. В декабрьском и
апрельском номерах «Отечественных записок» (1874, 1875 гг.)
появились фельетоны Михайловского, разоблачающие главу
реакционной журналистики М. Н. Каткова, пароддрующие его рвение в
поисках крамолы93. В тюрьмах России томились сотни молодых
людей, арестованных в 1874—1875 гг. за революционную
пропаганду. Следствие продолжалось годы. Шла подготовка двух
политических процессов: «50-и» и «193-х». В это время
Михайловский печатает в 1876—1877 гг. в «Отечественных записках»
очерки «Вперемежку». Он прибег к своеобразной
полубеллетристической форме. Избранная и на этот раз литературная форма
выполняет, как всегда у Михайловского, служебную роль
прикрытия, без которого невозможно донести до читателя запретную
мысль. По сути дела эти очерки представляют собой защиту
морально-нравственных принципов революционного подполья и
обличение либерального общества. «Я и писать только для того
начал,— говорит Михайловский,— чтобы «выпеть» все, что у меня в
душе накопилось, чтобы отворить форточку и открыть трубу» 94.
«Ах, если бы я был первоклассный художник, если бы я мог
разлиться в звуках, в образах, в красках, я воспел бы вас, братья
по духу, изобразил бы вас мучениками истории и изломал бы
затем перо, резец и кисти, потому что, отведавши сладкого, не
захочешь горького, не запоешь подблюдных песен... Но дело так
ярко говорит само за себя, что даже я, вполне сознавая
ничтожество своих сил, надеюсь дать вам по крайней мере намек на
дивную красоту95 нашего покаяния» 96. Перед читателями
проходят живые образы народнической интеллигенции 70-х годов с
их помыслами, чувствами, настроениями.
Их понятия о нравственности, чести, любви к народу,
сознание «личной ответственности за свое общественное
положение» 97, самоотверженное стремление служить идеалам —
выполнить свой долг Михайловский противопоставляет современному
234
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
ему либеральному обществу — обществу «самодовольных» и
«нераскаянных» «спасителей отечества» на поприще судебной ли
реформы или охранения культуры, познавших «истинные принципы
просвещенного и умеренного либерализма» 98. Он чтит
семидесятников за их способность к подвигу во имя народа и свободы,
за их ненависть к угнетению. Тема революционного подполья
звучит у Михайловского в очерках, как справедливо отмечает
Г. А. Бялый, «иногда глухо, иногда более явно, иногда почти
совсем открыто и всегда патетически, в тонах благоговейного
уважения. Можно сказать даже, что это главная тема очерков». Все
в очерках «ведет к вопросу о героическом подвиге и
жертвенном самоотречении, т. е. в сущности о революционной борьбе и
ее участниках — разных оттенков мысли и чувства и разных
степеней зрелости. К этому же ведет тема либерализма... Либералы
оказываются среди гонителей правды» в очерках
Михайловского 99.
Версия об отрицательном отношении Михайловского к
«хождению в народ» в начале 70-х годов, имеющая своим
источником воспоминания Дейча и Синегуба, не выдерживает
испытания при сопоставлении ее с публицистикой Михайловского. Он
всегда защищал в легальной печати людей революции, боролся
против реакционной журнальной клики. Это и позволило В. И.
Ленину оценить высоко «сочувствие и уважение к «подполью»»,
которое высказывал Михайловский на страницах «легальной,
открытой печати», и отметить, что Михайловский «никогда не
отрекался от подполья» 100.
*
Если сочувствие Михайловского «хождению в народ» и его
стремление через «Отечественные записки» помочь этому
движению не вызывают сомнений, то отношение его к крестьянской
революции, к «способам погашения долга» народу, к методам
деятельности в народе можно оценить лишь с учетом
неоднородности решения этого вопроса в среде радикальной народнической
интеллигенции.
В книге «Государственность и анархия», появившейся в
кружках осенью 1873 г. одновременно с первыми номерами журнала
«Вперед», радикальная молодежь нашла призыв к немедленным
действиям, Бакунин утверждал, будто крестьянская масса может
быть легко поднята на борьбу. Народ «находится в таком
отчаянном положении, что ничего не стоит поднять любую деревню» 101,
заявил Бакунин. Как вспоминал впоследствии О. Аптекман,
«молодежь с жадностью набросилась на эти издания, как на
источник живой воды» 102. Желание верить, что народ готов к
революции, что революция может быть легко осуществлена и в корот-
235
Ф. М. СУСЛОВА
кие сроки являлось характерным настроением кануна «хождения
в народ». Однако оно не было единственным. Более трезво на
возможность крестьянской революции смотрели чайковцы. Они
отрицательно относились к призывам немедленно поднимать
крестьян на восстание, решительно выступали против бакунинской
агитации. В близкую крестьянскую революцию они не верили, хотя
с конца 1873 г. считали делом своевременным начать подготовку
социальной революции103. Такая позиция была
Михайловскому более близка. Иллюзий относительно возможных
результатов похода в деревню у него, вероятно, не было. Чрезмерному
оптимизму и представлению о легкости путей к социализму,
типичному для определенной части участников движения,
Михайловский противопоставлял более реалистическую оценку народа.
Он считал, что великие силы лежат в народе в зародыше,
подавленные вековыми неблагоприятными условиями, и не
разделял веры в социалистические инстинкты мужика, в готовность
народа к революции. «Народ,— говорит он,— ждет спасения от
бога, от «царей с царицами», от «купцов московских», но ничего
подобного не ждет от себя» 104. Каким способом интеллигенция
сможет отдать долг народу, если «кредитор и не сознает себя
кредитором». «Если бы вы знали,— говорит Михайловский,— как
мучительно напрягается иной раз их мысль, взвешивая способы
погашения долга» 105. Эти слова интересны для понимания
направления трудного поиска мысли лучших людей той поры, которые
не находились во власти иллюзорной и оптимистической веры в
готовность народа к революции и размышляли над самым
сложным вопросом, ответ на который был найден в другую эпоху:
как освободить массы от покорности, пробудить их к борьбе за
свои интересы, как погасить долг, когда народ далек от
понимания необходимости борьбы за идеал общинного социализма, в
осуществлении которого народническая интеллигенция видит
единственное средство освобождения народа? В самом вопросе
коренилось осознание невозможности осуществить социальный
переворот без народа, силами одной революционной интеллигенции.
Сомнения возникли не на пустом месте. Сделав для себя
выбор служить революции, готовить людей к революции 106,
Михайловский понимал, что нет сил, способных осуществить
социальные преобразования. «Никакой радикальной социалистической
оппозиции в России нет, ее надо воспитывать,— писал Михайловский
Лаврову в 1873 г.— Задача молодого поколения может состоять
только в том, чтобы готовиться к тому моменту, когда настанет
время действовать. Само оно бессильно его вызвать, и будет
только задаром гибнуть в этих попытках. Я, впрочем, не знаю, в
какой форме придет момент действия, но я знаю, что теперь его
нет» 107. Михайловский был, безусловно, прав. В первой половине
70-х годов никаких признаков близкой перспективы социальной
236
II. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
революции в России не было. Сама радикальная молодежь не была
способна перевернуть Россию.
Выступления Михайловского против идеализации
крестьянства становятся особенно настойчивыми во второй половине 70-х
годов, когда на почве разочарования в результатах пропаганды
усилились анархические, бунтарские настроения молодежи.
«Идеализировать предмет — не значит изучать его. Идеализация
мужика есть не только ложь, но ложь особенно вредная» 108. «Между
тем ведь даже априорным путем слишком нетрудно сообразить,
что беспримерно тяжелые исторические условия жизни нашего
народа должны были произвести в нем те или другие
нравственные изъяны, с которыми рано или поздно нам придется
считаться и игнорировать которые не только ошибка, но и
преступление...» 109.
Выступая против ложной идеализации народа, Михайловский
был, естественно, и противником бунтарской тактики. Его
отношение к практическим попыткам поднять народ на восстание не
могло не быть отрицательным. «Хождение в народ» давало
возможность Михайловскому получать свежую информацию о
положении дел в глубинах России, о настроениях крестьянства,
сопоставлять впечатления разных людей, только что вернувшихся
из деревни. Деревня безмолствовала. Всякие попытки восстания
были обречены на неудачу. «Существует сведение,—
рассказывает Е. Колосов,— как в 1875 или 1876 г. у Михайловского
произошло свидание с несколькими лицами из среды тогдашнего
народничества, мечтавшими весной поднять восстание с целью
отобрать землю в пользу крестьян у помещиков... К этому плану
крестьянского восстания Михайловский отнесся совершенно
отрицательно. Его аргументы о неподготовленности к столь
решительному шагу могли подействовать самым удручающим образом
на тех, кто стремился действовать» 110.
Чигиринский заговор на Украине — прямая попытка
вовлечения нескольких сот крестьян в тайную организацию с помощью
подложной «высочайшей тайной грамоты», предпринятая Я.
Стефановичем, Дейчем и Бохановским,— не мог не вызвать острого
столкновения мнений в революционной среде. Может ли
революционер — противник самодержавия — выступать в роли царского
уполномоченного и оперировать подложными документами?
Имеет ли ои моральное право на такие действия? Эти вопросы
беспокоили и вызывали различные суждения. Если часть
участников движения отнеслась критически к методам действия
Стефановича, то другая считала целесообразным применение таких
методов вовлечения крестьян в борьбу. В «Письмах о правде и
неправде», отвечая на волнующие революционную молодежь
вопросы, Михайловский ставит вопрос о личной нравственности
революционера. Можно ли ради достижения идеала «пускать в ход
237
Ф. М. СУСЛОВА
мошеннические проделки, подлоги, ложь, интригу, насилие над
чужой личностью?» Михайловский формулирует именно тот
вопрос, который вырос из практики, и отвечает на него
отрицательно. К крестьянству идут те, в ком «совесть заговорила», кем
движет не честолюбие, властолюбие или корыстолюбие, а стремление
помочь крестьянству. Будет ли он «средствами устного и
печатного слова требовать осуществления своих идей» или придет в
народ, чтобы передать крестьянам «свои знания, свои более развитые
понятия.., он должен быть высоконравственным человеком» 111.
В то время как сторонники бунтарской тактики выдвигали
на первый план агитацию «путем дела», понимая под делом
организацию бунтов, Михайловский подчеркивал в легальной
печати необходимость пробуждения самосознания крестьянства. Во
второй половине 70-х годов он видел в пропагандистской работе
среди крестьянства главную форму практической деятельности
революционной интеллигенции в народе. «С Николаем
Константиновичем я познакомился,— вспоминает А. И. Иванчин-Писарев,—
в начале 1877 г. через Глеба Ивановича Успенского... Он знал,
что в качестве пропагандиста я провел два года в Ярославской
губернии, почти год подвизался в разных губерниях. В этот
период по отношению Михайловского к моей деятельности я мог
заключить, что его интересует главным образом степень
восприимчивости крестьян к «пропаганде» и на какие перемены в их
жизни можно рассчитывать при усвоении ими наших
воззрений» 112.
Размышляя над впечатлениями, возникавшими у людей, уже
побывавших в народе, Михайловский стремился дать
практические советы революционной молодежи, собиравшейся в народ для
организации длительных деревенских «поселений». Попутно он
обращал внимание на распространившееся в ту пору среди
молодежи ошибочное мнение, будто для работы в народе знания не
имеют никакого значения. Для того чтобы идти в народ, пишет
он, нужны большие знания, точные и полные, а но в
«колебательном виде». Народу «ясность, точность, определенность
нужна». Всякие вопросы и колебания «лучше и не несите народу,
слушать не станет и всякое к вам уважение потеряет».
Заблуждения исторической мысли, как кто думал, «мужику даром не
нужно», ему «интересно как самому думать». Нужно мужику
результат преподать. «А процесс развития мысли весь при вас
останется. Когда-нибудь и им мужик заинтересуется, ну а теперь
просто спроса нет» 113.
Н. К. Михайловский выступает против заблуждений
революционной молодежи, утверждавшей, что не требуется никакой
практической подготовки, чтобы узнать народ. «Напрасно вы так
думаете,— говорит он от имени одного из своих литературных героев.
238
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ II ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
ходившего в народ.— С чего это мужик станет ради вашего доброго
желания душу перед Вами раскрывать? Вы должны его уважение
приобрести, представиться ему прежде всего дельным, стоющим
человеком...» Для этого нужны «какой-нибудь физический труд,
мастерство, что-нибудь, вообще какая-нибудь умелость. Неумелость
народ только юродивым да блаженным прощает» 114.
Нужна ли подготовка для деятельности в народе? Нужны ли
радикальной интеллигенции знания? Эти вопросы являлись осью
ведущихся в кружках жарких споров о роли ума и чувства. Еще
в 1-м номере «Вперед» Лавров поставил вопрос о роли знания,
науки для революционной партии и отметил болезненную
склонность «к отрицанию значения умственного развития, которая
замечается в последнее время в некоторых небольших кружках
русской молодежи...» 115 Эти настроения во второй половине
70-х годов получили большое распространение среди молодежи.
О преобладающих настроениях революционной среды того
времени рассказывает Н. С. Русанов, впервые прибывший в
Петербург осенью 1877 г.: «Мы очень недоверчиво относились к
«науке» и главную роль в общественном прогрессе приписывали яе
уму, а чувству активности. Педантичное и бесталанное эхо
этого настроения... читатель может найти в тогдашних статьях Юзо-
ва-Каблица в «Неделе» 116.
По вопросу о соотношении ума и чувства против крайних
заблуждений спорящих сторон систематически выступал
Михайловский. «Вы знаете — к чему скрывать?— писал он в ноябре
1877 г.,— что существует мнение, будто наука не нужна, будто
теперь не такое время, когда позволительно приобретать знания
и т. п. Мне стыдно и больно писать это. Я тороплюсь пропустить
ряд забытых во тьме истин моральной азбуки. В частности, в
защиту знания не могу сказать ничего, кроме разве того, что
всякое — пишу и подчеркиваю — практическое дело требует знаний:
малое дело — малых знаний, большое дело — больших». Большое
дело — дело переустройства жизни на социалистических началах
требовало, по мысли Михайловского, знаний, подготовки
революционеров. Естественно, об этом Михайловский не мог говорить в
полный голос. «Об одном жалею до слез печали и злобы,—
писал он,— о том, что не могу касаться этой темы во всей ее
обширности» 117.
Отдавая дань глубокого уважения революционным
стремлениям молодежи, Михайловский предупреждал ее против ошибочных
заблуждений. Публицистов «Недели», пропагандистов охраны
чувства от разума он громил беспощадно. ««Неделя» давно уже
затянула песню о необходимости держать разум на запятках»,—
писал Михайловский в 1878 г. «Казалось бы,— говорит
Михайловский,— ум, логика, знание, наконец, вообще «голова»— это,
239
Ф. М. СУСЛОВА
бесспорно, такая прекрасная вещь, которая если и может чему-
нибудь помешать, так только глупости и невежеству..., мерить ум
и чувства, подгонять их под рекрутскую мерку, после которой
кто-нибудь из них должен оказаться «годным» для службы
человечеству, а кто-нибудь — «негодным» — это просто дико» 118.
Споры об уме и чувстве как факторах прогресса имели и иной
аспект. Это были споры о характере деятельности интеллигенции
в народе, нужно ли вести в народе разъяснительную работу или
следует перейти прямо к «делу»— к организации крестьянского
восстания.
Поставив важный в то время и волнующий практиков вопрос,
как воспитать в народе чувство независимости, «Неделя»
руководствовалась ошибочной идеей, будто чувству принадлежит роль
решающего фактора прогресса, и объявила, что «не
распространение идей о независимости, а только поступки, внушаемые
чувством независимости, развивают и усиливают это чувство» 119.
Сторонники бунтарской тактики, как рассказывает Н. С.
Русанов, находили «теоретическое обоснование» своего отрицания
пропаганды у Спенсера. «Как мускул от упражнения делается
сильнее, так и упражнение активности, чувства независимости
приведет народ к осознанию его собственной силы». «Народ, при
выкший упражнять свою психологию (по Спенсеру) сделается,
наконец, активным деятелем прогресса и разом одним могучим
напором на несправедливый строй, осуществит то «обобществление
труда», которое на Западе будет вызвано лишь диалектическим
процессом капитализма» 120.
Распрю между умом и чувством Михайловский считал глубоко
ошибочной. Он все время подчеркивал взаимную связь и обус
ловленность двух сторон деятельности. «Чувство независимостг
воспитывается даже не «распространением идей», а просто
привычкой критически мыслить. И в этих доказательствах есть
значительная доля справедливости. Несомненно, что критическая
работа мысли освобождает от слепого доверия к авторитетам, а
следовательно, вырабатывает чувство независимости» 121,
Михайловский обращает внимание на то, что «Неделя» ориентирует
революционную молодежь абсолютно неудовлетворительно в вопросах
практической деятельности. Такая позиция «Недели» могла лишь
способствовать утверждению в революционном движении
ошибочных убеждений, она культивировала пренебрежение к
пропагандистской работе в крестьянстве, ориентировала на
авантюристические действия без учета реального состояния движения и
уровня сознательности крестьянских масс.
В «Литературных заметках (1878)» Михайловскому удалось
изыскать сюжет и форму, чтобы доходчиво, образно и ярко
показать революционной молодежи грубые практические ошибки,
проистекающие из тяжбы между умом и чувством. «Представим
240
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
себе, что дело идет о болгарах под турецким владычеством до
нынешней войны. Может быть картина выйдет пе вполне
соответствующей действительному положению вещей в Болгарии, но мы
говорим только примерно». Михайловский прозрачно дает понять
читателям, что речь идет не о внешних, а о собственных,
домашних «внутренних турках», о взаимоотношении между массами
крестьянства и их угнетателями. В его примере болгары имеют
«огромный численный перевес над турецкими угнетателями», но
«чувство независимости в болгарах очень слабо, так что им и в
голову не приходит мысль о полной возможности сбросить
турецкий гнет. И вот является какой-нибудь болгарский патриот или
горсть патриотов, убежденная, что только поступками,
внушенными чувством независимости, может быть устранен
соответственный вред. Горсть патриотов,— замечает Михайловский,—
может сама совершить подобные поступки и не добиться ровно
ничего, если действительно в массе болгарской нации чувство
независимости слабо. Сама нация должна совершать поступки, чтобы
развить и усилить в себе чувство независимости. А спрашивается:
как же этого добиться, как не распространением идей, не
разъяснением идей, разъяснением болгарской (читай: русской)
нации всего ужаса и позора ее положения под магометанским
владычеством. И разве такое распространение идей не есть
поступок?— спрашивает Михайловский.— Турки, вероятно, не
задумались бы ответить на этот вопрос» 122. Хорошо было известно
тем, к кому обращался Михайловский, что за пропагандистскую
деятельность среди крестьянства самодержавие преследовало
революционную молодежь. Он подчеркивает важность
пропагандистской работы для воспитания гражданского самосознания народа.
Другой важный практический вопрос, на который обращает
внимание Михайловский в этой статье,— необходимость
организации масс, преодоление разобщенности народа и значение, с этой
точки зрения, роли пропаганды. «Болгары не только
непосредственно слабы чувством независимости,— говорит он,— они
невежественны и потому, естественно, находятся под гнетом
авторитета (т. е. власти. —Ф. С.) и с покорностью судьбе несут свое
ярмо. Они изолированы друг от друга, сидят каждый под
смоковницей своей и не имеют даже поползновения сойтись с
соседом, который тоже сидит под смоковницей. Для того чтобы они
признали силу свою, они должны объединиться, а объединение
может быть совершено только подбором единомышленников, т. е.
опять-таки только распространением идей...» 123 Михайловский
дает понять, что предпринятый им разбор статей из «Недели»
сделан для революционного движения, для практиков. «Не в
самой статье суть дела,— замечает он,— а в читателях...» 124.
Спор о соотношении ума и чувства в революционном
движении — показатель того, что революционная мысль в поисках
241
Ф. М. СУСЛОВА
ответа на запросы практической жизни отнюдь не обходилась
без теоретических заблуждений. В основе этих споров лежало
стремление найти теоретическое оправдание уходу радикальной
молодежи из учебных заведений, принесение в жертву любимой
профессии ради немедленной деятельности в народе. С другой
стороны, в этих спорах отражались поиски способов
пробуждения крестьянских масс к борьбе против угнетения. Возникшая
дилемма, требующая выбора между пропагандой или
немедленным бунтом, свидетельствовала о том, что, прежде чем в
революционном движении был найден правильный ответ о
соотношении между теорией и практикой, пропагандистской,
агитационной и организационной работой, оно порождало односторонние и,
казалось бы, элементарные ошибки, возникшие в результате
неудач пропаганды в народе первой половины 70-х годов.
О реакции спорящих сторон на полемику Михайловского
против «Недели» рассказывает Н. С. Русанов: «Молодежь жадно
искала опоры для своих споров, между прочим, в статьях
Михайловского, чуть не каждая из которых служила предметом
оживленных обсуждений и разбиралась чуть не по слову. То была
пора жарких дебатов по поводу роли «ума» и «чувства» в
эволюции человечества, т. е. опять-таки вопроса о пропаганде или
о непосредственном бунте» 125. Можно встретить ссылки авторов
на слова Русанова о том, что его полемика против Каблица
«оставляла в сущности недовольство Михайловским в обоих друго-
вражеских лагерях» как свидетельствующая якобы о разобщении
Михайловского с подпольем. Однако очевидно, что в важнейшем
вопросе революционной практики, как поднять крестьянскую
массу на революцию, Михайловский занимал, безусловно, активную
антибакунистскую позицию. Он был последовательным
сторонником пропагандистской работы в крестьянстве и в этом
вопросе являлся единомышленником П. Л. Лаврова. Он придавал
значение и организаторской деятельности в массах. Своими
выступлениями Михайловский способствовал преодолению
односторонних опгабочных суждений, возникавших в революционном
движении.
Мы обратили внимание на отражение в легальной
публицистике Михайловского лишь некоторых вопросов практики
революционного движения. Приведенные материалы позволяют
сделать выводы о том, что революционное поколение 70-х годов
находило в публицистике Михайловского ответы на самые
наболевшие вопросы своего времени. Его публицистика не носила
абстрактно-теоретического характера, она служила интересам
революционной борьбы. Литературное наследство Михайловского
убеждает в том, что вряд ли права была В. И. Засулич,
утверждавшая, будто, несмотря «на свою кровную связь с данным
моментом русской действительности, философски-социологические
242
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
построения Михайловского были слишком общи и отвлеченны,,
чтобы рвавшееся к деятельности революционное поколение могло
находить в них ответы на свои наиболее жгучие вопросы» !26.
Думается, что ближе к истине был О. Аптекман, который писал^
что и «Отечественные записки» почти безраздельно «властвовали
над умами» той эпохи. Влияние их было громадно. Целое
поколение 70-х годов, энергичное и боевое, считало «Отечественные
записки» почти что своим органом... Между журналом и
читателем устанавливаются самые тесные отношения — отношения
взаимного понимания общности задач и стремлений» 127.
Статьи Михайловского появлялись почти в каждом очередном
номере журнала. В них поднимались острейшие вопросы
современности, доступные, казалось бы, лишь нелегальной печати,,
и главный из них — о необходимости социальных
преобразований в России. «Он был тогда в расцвете своих творческих сил,
энергичный, твердый и непоколебимый литературный борец,—
вспоминает о Михайловском периода «Отечественных записок»
О. Аптекман.— Огромный литературный талант, свято
сберегаемые лучшие заветы 60-х годов сразу выдвинули его и дали ему
возможность занять центральное место не только в своем
журнале — «Отечественные записки», но и во всей
народнически-освободительной литературе» 128. Может быть, эта оценка и
нуждается в проверке, в более всестороннем изучении литературного
наследства Михайловского, в сопоставлении его с народнической
литературой 70—80-х годов, однако она, несомненно,
заслуживает внимания.
Вся система взглядов Михайловского начала 70-х годов
колеблет версию о его реформизме. Вместе с тем необходимо
рассмотреть те источники, которые дали повод для возникновения и
утверждения этой точки зрения в исторической литературе. Ими
главным образом являются немногочисленные высказывания
самого Михайловского, не понятые по существу и упрощенно
комментируемые. И хотя Михайловский писал языком, понятным
современникам, но писал он в отличие от Лаврова, Бакунина и
Ткачева в подцензурной печати, что не могло не отражаться на
характере его высказываний по поводу вопросов, не подлежащих-
вообще обсуждению в печати, а вопрос о перспективах
революции в России и принадлежал к таким запретным темам.
Выясняя специфические особенности рабочего (т. е. крестьянского.—
Ф. С.) вопроса в России по сравнению с Западной Европой,
Михайловский писал: «Рабочий вопрос у нас не только имеет
другой характер и разрешается другими путями, но он пока в
европейском своем значении у нас просто не существует» 129.
Признавая революционный характер рабочего вопроса в Европе, он
утверждал, что в России «требуется только сохранение условий
труда в руках работника, гарантии теперешним собственникам их
243
Ф. М. СУСЛОВА
собственности» 130. Именно эти слова давали повод для
утверждения, будто в начале 70-х годов Михайловский занимал
реформистскую позицию. «В самом деле, в то время как бакунисты
надеялись на грандиозное народное восстание, вроде
всероссийской разинщины, которое разрушит самое государство,— писал
Б. И. Горев,— Михайловский, как мы знаем, доказывал
консервативный характер русского социализма, не требующий для
своего осуществления революции» 131. «Тогда Михайловский
возлагал свои надежды на самодержавное государство,— отмечает
Я. Эльсберг,— и поэтому, естественно, приходил к выводу, что
рабочий вопрос в России в отличие от революционного
характера его в Европе «есть вопрос консервативный...» «Это ли
революционное народничество?» восклицает Я. Эльсберг 132.
Вероятно, вырванные из общего контекста слова Михайловского могли
послужить основанием для приведенных рассуждений авторов и
сделанных выводов. Однако вряд ли смысл слов Михайловского
правильно истолкован. Доказывая, что «революция есть только
противоположность эволюции, изменение руководящих начал
общественной жизни в противоположность их дальнейшему
развитию» 133, Михайловский утверждал, что коренные начала русской
экономической жизни не требуют революции: требуется только
развитие этих начал, т. е. общинной формы землевладения и
земледелия. «Будут ли при этом баррикады или нет, это все
равно, т. е. в том смысле все равно,— говорит он,— что не
изменяет консервативного характера русского рабочего вопроса» 134.
Михайловский здесь говорит не о методах и средствах
осуществления идеала крестьянского социализма, а о том, что не
потребуется ломки общинной собственности на землю. Только в этом
смысле он говорит о консервативности рабочего вопроса.
Экспроприация крестьянства, разрушение общины, утверждение
капитализма — в этом он видит сущность экономической революции.
Нельзя не отметить также, что первым условием развития
общинного землевладения Михайловский вслед за Чернышевским
считал передачу всех помещичьих земель в собственность
крестьянской общины. Прибегая к разнообразным приемам обхода
цензурных препятствий, он эту мысль отстаивал на страницах
«Отечественных записок» 135. Защите традиций
«Современника» служила полемика Михайловского против Кавелина136. Как
известно, В. И. Ленин отмечал, что «действительная
революционность всех народников, это — стремление к уничтожению
помещичьего землевладения» 137.
В истолковании рабочего вопроса в России как
консервативного нельзя не видеть также и определенного полемического
приема. Михайловскому приходилось защищать в «Отечественных
записках» общину от планов ее насильственного разрушения,
которые вынашивались в высших правительственных сферах в на-
244
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
чале 70-х годов. Поборники этих планов обвиняли журнал и всех
ратующих за некапиталистический путь развития в пропаганде
революционных социалистических идей Запада. Охранители
порядка усматривали в общине «зародыш коммунизма», опору роста
нигилизма. В письме птефа жандармов графа П. А. Шувалова
говорилось: если община будет разрушена, то тем самым у
петербургских «красных» будет выиграно сражение, «так как все их
будущие надежды погибнут с уничтожением этой социальной и
социалистической заразы». Именно в 1872 г. Александр II
заявлял о своем желании подвергнуть вопрос о роспуске общины
обсуждению в Комитете министров 138. В 1872—1873 гг. работала
Валуевская комиссия, изучавшая положение сельского
хозяйства, в связи с нарастающими тяжелыми последствиями реформы
(неурожаи, голод, рост задолженности крестьян). Вопрос об
общине был в центре внимания комиссии. Комитет министров
осенью—зимой 1873—1874 гг. обсуждал заключения комиссии.
Готовился законопроект по изменению Положений 19
февраля, касающихся общины. «Все предвещало пересмотр аграрной
политики правительства» 139. Этим и объясняется, например, что
в открытом письме графу В. Орлову-Давыдову 140,
опубликованном в сентябре 1873 г., Михайловский, отмечая консервативность
рабочего вопроса в России, бросает людям, крайне враждебным
революции, обвинение в том, что они — проповедники
революции по западноевропейскому образцу, «суть либералы в
европейском смысле этого слова, хотя у нас они часто считаются
консерваторами». «Вы требуете майоратов и разрушения общины, что
может быть революционнее этого?» 141 — обращается
Михайловский к Орлову-Давыдову. К такому способу защиты общины от
насильственного разрушения Михайловский прибегал не однажды.
Он доказывал, что развитие капитализма в России революционно
в своей основе. Поляковы, Губонины и Варшавские — «носители
нового принципа, тузы нового чекана. И вот почему они суть
революция». Нет нужды, что они не строят баррикады, не
поднимают «ни трехцветного, ни красного знамени, не поют Марсельезы, не
кричат о равенстве, о свободе и братстве»; они носители нового
уклада жизни, капитализма142. Естественно, что ни графа
Орлова-Давыдова, ни Губониных, ни Поляковых и ни Варшавских
Михайловский не считал на самом деле революционерами,
также нельзя буквально понимать и его заявление о
консервативности рабочего вопроса в России.
Письма Михайловского Лаврову стали одним из источников
версии о его реформистской позиции в начале 70-х годов,
поэтому они требуют более пристального рассмотрения с этой
точки зрения. Момент действия молодежь должна «встретить в
будущем...,— писал Михайловский,— не с игрушечными коммунами,
а с действительным знанием русского народа и с полным уме-
245
Ф. М. СУСЛОВА
нием различать добро и зло европейской цивилизации.
Откровенно говоря, я не так боюсь реакции, как революции» 143. Это
замечание Михайловского о том, что он не так боится «реакции,
как революции», без сопоставления с его концепцией в целом,
вероятно, можно истолковать как его отрицательное отношение
к революции. Но такое толкование приходит в столкновение с
его другими многочисленными высказываниями. Скорее всего,
опасения Михайловского были вызваны результатами революции в
Западной Европе: буржуазия утвердила свое господство, народ
остался бесправным. Такой исход революции мог быть и в
России. С точки зрения Михайловского, осуществление идеала
социализма было бы отодвинуто на поколения. Может быть, он
имел в виду неподготовленность народа к революции. Как бы
тони было, но надежд на реформистское решение социального
вопроса в его публицистике найти нельзя. Он считал, что
«готовить людей к революции в России трудно, готовить к тому,
чтобы они встретили революцию, как следует, можно и,
следовательно, должно» 144. В этом он видел и назначение своей
литературной работы, так понимал и свою собственную роль в
освободительной борьбе вопреки его же словам из первого письма
Лаврову: «я не революционер, всякому свое» 145
На рубеже 70—80-х годов XIX в. мысль о роли народа в
революции, о пробуждении крестьянских масс к борьбе занимает
видное место в легальной и нелегальной публицистике
Михайловского. Сомнения, возникшие у Михайловского в начале 70-х
годов относительно ближайшей перспективы крестьянского
восстания, усиливались по мере того, как картина положения дел
в деревне становилась более ясной. В 1880 г. он писал: «Наша
интеллигенция без различия направления и поколений всегда
верила в народ, в его силы и в его будущее. Но ведь вера —
не более как уверенность в невидимом, в желаемом, в
ожидаемом, как бы в настоящем. Для прочных идеалов, для точных
расчетов слепая вера — слишком ненадежный фундамент. А что,
если поэт был прав, если в самом деле народ «создал песню,
подобную стону и духовно навеки почил?» 146 Отвечая на этот
вопрос, Михайловский писал о том, что, несмотря на тяжелый,
непосильный труд, на «полуголодное прозябание», народ «не
почил духовно, не обезличен и не деморализован историей...,
надежды на народ не на песке построены». Но «с точки зрения
общественных идеалов, на почве гражданских требований, наши
заключения о народе в его современном состоянии будут по
необходимости неутешительны» 147.
246
H. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
В «Политических письмах социалиста» эта мысль разъяснена
предельно отчетливо. До тех пор, пока крестьянство верит в царя,
надежд на крестьянскую революцию быть не может. Эта вера
«должна быть вырвана с корнем из жизни и сердца народа,
долготерпеливого, темного, все еще ждущего чего-то от царя» 148.
Вера Михайловского в силы народа, «в его будущее» не мешала
ему видеть, что в настоящем политическая программа движения
не может строиться в расчете на восстание, ибо такие расчеты
'были бы, безусловно, беспочвенны. Поэтому Михайловский и
писал, обращаясь к той части революционной интеллигенции,
которая продолжала еще верить в народное восстание, строила свою
программу в расчете на него и отвергала политическую борьбу
и политические задачи движения: «Люди революции
рассчитывают на народное восстание, это дело веры, я не имею ее» 149.
Михайловский считал, что «долго народ не изверится в царя».
Те задачи, которые радикальная интеллигенция возлагала на
крестьянскую революцию, должна выполнить партия, взяв на себя
инициативу революционного переворота. «Станем же на его место
(на место народа.— Ф. С.), предоставим народу землю, и тогда
навеки сотрется позорное клеймо раба со лба русского человека» 150
Позиция Михайловского о роли партии в революции совпадала
с теми выводами, к которым пришло народовольчество. «Вступая
на новый путь борьбы,— пишет В. А. Твардовская,—
революционеры поначалу всю ее тяжесть рассчитывали взять на свои
плечи. Народ, для которого велась эта борьба, мыслился до поры
до времени пассивно стоящим в стороне» 151. Такой вывод явился
результатом размышлений над причинами неудач деятельности в
народе, поиском революционной мыслью сил, способных повести
борьбу с самодержавием, пока народная крестьянская масса
оставалась неподвижной.
В 1880 г., когда Михайловский заявил, что у него нет веры
в крестьянскую революцию, он вместе с тем выступил против
уверенных в незыблемости российских порядков.
Вера в революционные перспективы, сталкиваясь с
пассивностью крестьянства, не только спасала в 70-е годы от
пессимизма, она заставляла настойчиво искать пути развития революции
в стране. Выдвигая на первый план политические задачи
движения Михайловский считал, что новые политические условия будут
значительно более благоприятны для пропагандистской работы в
деревне и просвещения масс. «Когда народное восстание
вероятнее?— спрашивал Михайловский.— Тогда ли, когда на вершине
политического строя сидит далекий, полумифический царь, в
которого темный народ, по преданию, еще верит, или тогда, когда
страной правят выборные люди, обыкновенные люди без всякого
мистического ореола?» 152. И в 1880 г., как и раньше,
Михайловский задавался вопросом: «Возможно ли пробудить сознание,
247
Ф. М. СУСЛОВА
и если возможно, то каким способом?» 153. Он не снимает и в
эпоху второй революционной ситуации вопрос о пропаганде в
крестьянстве. И это не случайно. Судьба социализма, с точки зрения,
Михайловского, как и революционного поколения 70-х годов,
зависела от развития политического самосознания народа, поэтому
в народе следует искать опору социалистическим идеалам. В 1880 г.
он писал, что крестьянство должно освободиться от бессилия
перед эксплуатацией, что «оно проявляет покорность всякой
силе» 154. Революционная интеллигенция призвана, по мысли
Михайловского, служить этой задаче. «Мы должны сознаться в своем
бессилии,— писал он в марте 1881 г.,— мы должны признать, что
по обстоятельствам времени и места, которые изменятся же
когда-нибудь, мы не можем в настоящее время служить
просветлению народного разума, как то обязаны были бы делать в силу
своих демократических принципов. Но это практическое
бессилие нимало не колеблет наших идеалов...» 155
Обычно отсутствие у Михайловского веры в крестьянское
восстание рассматривается как свидетельство его недостаточной
революционности, его отступления от принципов революционной
демократии 60-х годов. Однако при таком толковании не
учитывается разница политической обстановки в стране на рубеже 50—
60-х и 70—80-х годов. Никаких признаков революционного
движения в крестьянстве в 70-х годах и позже, когда заявляет о
себе как публицист и один из идеологов революционного
народничества, Михайловский, не было. Более того, характеризуя всю
последнюю треть XIX в., В. И. Ленин писал, что «крестьянская
масса, которая является в России единственным серьезным и
массовым (не считая городской мелкой буржуазии) носителем
буржуазно-демократических идей, тогда еще спала глубоким сном» 156.
На рубеже 70—80-х годов и «в рабочем классе не было ни
широкого движения, ни твердой организации» 157. Вряд ли можно без
учета этих обстоятельств оценить правильно отношение к
восстанию идеологов народничества. Кто из идеологов народничества в
оценке перспектив восстания занимал более правильные позиции:
Михайловский, или скажем, Бакунин и Ткачев? Михайловский,
понимая реальные трудности осуществления революции в России,
не обнадеживал революционную молодежь легкостью возможной
победы, тогда как Бакунин и его последователи в России
(«бунтари»), утверждали, что крестьянская масса может быть легко
поднята на борьбу.
Два подхода к коренным вопросам тактики в рамках общего
потока революционного народничества проявились и в полемике
между Лавровым и Ткачевым. Революцию призван совершить сам
народ. Признавая необходимость подготовки народа к революции,
пропагандистской работы в массах, Лавров подчеркивал, что
«революции искусственно вызывать нельзя» 158. В этих выводах
248
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
Лавров стремился опереться на практику западноевропейской
социал-демократии. В этом по сути дела Ткачев и обвинял
Лаврова, утверждая, что его идея «ясного понимания и сознания
народом своих потребностей» лежит в основе западноевропейского
рабочего движения, в основе немецкой программы
Интернационала 159.
Ополчившись против понимания революционного процесса как
движения народных масс, Ткачев заявил, что расчет на осознание
большинством своих потребностей означает отказ от революции.
«Ваша революция есть не что иное, как утопический путь мирного
прогресса»; истинный революционер «признает народ всегда
готовым к революции»; а тот, «кто в это не верит, не верит
в народ» 160.
По-видимому, отчасти был прав Г. В. Плеханов, когда на
фоне утопическо-социалистической мысли 70-х годов различал
«два крайних направления: так называемых впередовцев и
бакунистов. Первые, по его словам, склонялись к немецкой социал-
демократии, вторые представляли собой издание анархической
фракции Интернационала» 161.
Известно, что К. Маркс и Ф. Энгельс резко осуждали ба-
кунистский подход к революции. На почве чрезмерного
революционного оптимизма и игнорирования реального положения
вырастал политический авантюризм. В этой полемике они
решительно встали на сторону Лаврова. Четвертое и пятое письма из
серии «Эмигрантская литература» были написаны Ф. Энгельсом с
одобрения К. Маркса162. К. Маркс и Ф. Энгельс, зная
экономическое положение крестьянства, считали, что борьба крестьян
против правительства и помещиков неизбежна. Однако легкость
подхода Ткачева к оценке перспектив революции и
настроений крестьянства вызывала их протест. «Русский народ, этот
«революционер по инстинкту»,— писал Ф. Энгельс,— устраивал,
правда, бесчисленные разрозненные крестьянские восстания
против дворянства и против отдельных чиновников, но против царя —
никогда, кроме тех случаев, когда во главе народа становился
самозванец и требовал себе трона... сказки о «революционере по
инстинкту» пусть уж г-н Ткачев рассказывает кому-нибудь
другому» 163. Ф. Энгельс резко критиковал его за затеянную им
обличительную кампанию против Лаврова, за то, что он выносит
журнальной пропаганде «вотум недоверия» 164. В оценках
Ткачевым революции К. Маркс и Ф. Энгельс слышали «бакунистские
фразы о сущности истинной революции» 165. К. Маркс и Ф.
Энгельс видели слабые стороны народнической идеологии по
сравнению с научным социализмом. Хорошо известны их критические
замечания относительно метода подхода Лаврова к
общественному процессу, однако они поддержали Лаврова против Ткачева
не случайно. Их позиция в этом споре дает ключ для оценки
249
Ф. М. СУСЛОВА
такого же рода идейной борьбы внутри народнического
движения и на страницах легальной печати России.
Не иллюзии относительно готовности народа к восстанию и
социализму могли направить революционную мысль на путь
поисков, отвечающих требованиям времени, а реальное понимание
настроений народа.
В. И. Ленин видел сущность всех старых революционных
программ, начиная от бакунистов и кончая народовольцами, в том,
что они были рассчитаны «на то, чтобы поднять крестьянство
на социалистическую революцию против основ современного
общества» 166. Высоко оценивая значение революционного
народничества 70-х годов в освободительном движении России, В. И. Ленин
отмечал распространение в этом движении анархической
идеологии. Анархический метод мышления не учитывает общую
социально-политическую конъюнктуру, слепо верит «в
чудодейственную силу», всякого «непосредственного воздействия» 167.
Несомненно, преодоление анархической идеологии было предопределено
столкновением с реальной действительностью. Должна была
пошатнуться при столкновении с жизнью вера в готовность
народа к революции. Вместе с тем само революционное движение
отнюдь не давало и не могло давать однозначного ответа о
путях развития революции в России. Выступления Михайловского
против анархического метода мышления, недооценки социально-
политической конъюнктуры и идеализации крестьянства
способствовали преодолению и изживанию революционным движением
анархизма. В освобождении от вредных иллюзий В. И, Ленин
видел прогресс русского революционного движения,
революционной мысли в России. Среди многочисленных иллюзий, от
которых постепенно освобождалась революционная мысль, было и
убеждение, будто «народ готов для революции», и
представление о легкости осуществления революции, независимо от
политической ситуации 168.
Естественно, что взгляды Михайловского на перспективы
крестьянской революции не могли не нести на себе печать
исторической ограниченности. Если он систематически боролся против
идеализации крестьянства в славянофильском духе, то это не
значит, что сам он был вообще свободен от идеализации. Его
мысль не могла вырваться за пределы народнической идеологии,
которой было свойственно видеть в крестьянстве, составляющем
большинство населения страны, главную опору в
социалистических преобразованиях России.
Стремление поднять крестьян на революцию, усилия,
предпринятые революционным народничеством в этом направлении,
разбившиеся об инертность масс, проистекали из сознания, что
революцию должен совершить сам народ. Для своего времени это
был несомненный прогресс революционной мысли. В. И. Ленин
250
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
высоко ценил горячее сочувствие этого поколения тяжелому
положению крестьянства, их стремление «просветить и разбудить
спящие крестьянские массы» 169, поднять их на революцию.
Однако, поставив вопрос о крестьянской революции в России,
народничество не смогло найти путей ее развития, увидеть роль
пролетарского движения в пробуждении крестьянских масс, в
социалистической революции. Ответ на эти вопросы был дан с
позиций научного социализма, в иных исторических условиях.
В. И. Ленин в 90-х годах отверг как иллюзии
некапиталистического развития России, так и самостоятельной крестьянской
революции, независимой от пролетарского движения, обосновав
идею союза пролетариата и крестьянства.
*
Отношение Михайловского к революционному подполью,
к «хождению в народ», сочувствие и помощь движению,
направленному на пробуждение крестьянских масс, характер его
социологии и публицистики не совместимы с версией о монархических
иллюзиях Михайловского в начале 70-х годов. На какие же
источники она опирается? Обосновывая необходимость развития
страны к социализму через крестьянскую общину, Михайловский в
1872 г. писал: «Понятно, что цель эта не может быть
достигнута без широкого государственного вмешательства, первым актом
которого должно быть законодательное закрепление поземельной
общины» 170. «Благонамеренные представители центральной
власти и народ в нашем представлении должны были положить
почин особливому историческому пути для России»,— писал в 1880 г.
Михайловский, вспоминая о настроениях и расчетах начала 70-х
годов 171. Именно эти слова явились поводом для вывода,
сделанного Б. И. Горевым 172, а затем укрепившегося в нашей
литературе, будто Михайловский в первой половине 70-х годов
возлагал надежды на самодержавие 173. Однако такой вывод
находится в противоречии со всей системой взглядов Михайловского.
Его критическое отношение к надеждам на власть имущих,
к утопическому социализму проявилось очень рано. В рецензиях,
опубликованных в 1866 г. в «Книжном вестнике» 24-летним
молодым человеком, такой подход обрисовался очень отчетливо. «Все
надежды идеалистов, подобных Оуэну», осуществить идеалы
социализма с помощью власть имущих «постоянно оставались и
останутся утопиями». Честные люди могут вполне сочувствовать
Оуэну и подобным ему, говорит Михайловский, однако следует
«помнить, что предлагаемый им метод действий непрактичен,
скорее вреден, чем полезен» 174. В оценке утопического социализма
Михайловский шел вслед за Чернышевским. Утопические
надежды в России на власть имущих он считал развеянными жизнью.
251
Ф. М. СУСЛОВА
В очерке об истоках народнического движения в «Литературных
заметках 1880 года», хоть он и написан эзоповским языком,
Михайловский дает понять, что освободительное движение России
тоже отдало дань такого рода иллюзиям, за что заплатило
дорогую цену. «Рассказывают, что один из так называемых
петрашевцев, доныне здравствующий,— писал Михайловский,—
глубоко поразил своими показаниями императора Николая; глубоко и в
совершенно благоприятном смысле, ибо в показаниях этих
развивалась та мысль, что правительству и только правительству
предстоит в России роль водворителя всеобщего мира и счастья, как
их понимал обвиняемый» 175. Участь петрашевцев читателям была
известна. «Роль водворителя всеобщего мира и счастья», по
мысли Михайловского, не могла быть присуща ни одному из
российских самодержцев. Реплика Михайловского в письме Лаврову
«надеюсь, Вы не мечтаете направлять на путь истины
правительство» 176 свидетельствует о том, что никаких иллюзий
относительно возможности вступления царского правительства на путь
социальных преобразований у Михайловского не было.
По-видимому, ошибка заключена в истолковании текстов Михайловского,
имеющих иной смысл. Приведенные выше высказывания
Михайловского о его надеждах на центральную власть и народ не
могут рассматриваться изолированно от его взглядов на роль
государства при социализме без учета того значения, которое
приобрел в подпольных кружках России вопрос об отношении
революционеров к будущей государственной власти, какое место
заняли споры об участии интеллигенции в строительстве нового
общества.
Еще до Парижской Коммуны в домарксистской
социалистической мысли определились две тенденции в трактовке будущего
государственного устройства. Если М. Бакунин вслед за
Прудоном отрицал необходимость государства при социализме и
утверждал, что всякое государство противоречит свободе личности и
интересам революции, то к иным выводам пришел А. И.
Герцен. В Женеве в 1870 г. впервые в сборнике его посмертных
статей были опубликованы «Письма к старому товарищу»
(Бакунину). В одном из них, написанном в августе 1869 г. за
несколько месяцев до смерти А. И. Герцен выступил против баку-
нистского отрицания государства. «Государство не имеет,— писал
он,— собственного определенного содержания; оно служит
одинаково реакции и революции, тому, с чьей стороны сила... Комитет
общественного спасения представляет сильнейшую
государственную власть, направленную на разрушение монархии». «Если
государство идет к самоуничтожению»,— писал Герцен,— то это еще
не значит, что его можно сбросить«как грязное рубище, до
известного возраста». Из того, что государство — форма
преходящая, не следует, что эта форма уже прошедшая». Герцен считал,
252
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
что в интересах революции и социализма возможно и
необходимо использовать государство 177.
На разрыв Герцена с Бакуниным и на поворот его в последние
годы жизни к Интернационалу обратил внимание В. И. Ленин178.
После Парижской Коммуны вопрос о будущем общественном
строе в России занимал умы более широкого круга участников
освободительного движения. Он был порожден атмосферой
повышенного революционного оптимизма, характерного для
настроений революционного поколения начала 70-х годов. Несмотря на
поражение, Коммуна, казалось, приблизила будущее
социалистическое общество, явилась предвестником последней схватки труда
с капиталом. Обобщая опыт Коммуны, показавшей возможную
форму пролетарской государственности в действии, К. Маркс и
Ф. Энгельс увидели в Коммуне черты государства будущего
социалистического общества — диктатуры пролетариата. Идея
диктатуры пролетариата из-за отсталости общественно-экономических
отношений в России, слабого развития капитализма и рабочего
класса не могла быть понята и принята русской передовой
общественной мыслью 70-х годов. Она должна была искать ответ
на вопрос о будущем характере государства на русской почве,
соообразуясь с представлением о предполагаемом ходе революции
в России.
Основной вывод, который был ясен и участникам
революционного движения и всем его идеологам,— необходимость
уничтожения существующего государственного строя. Революционная мысль
России начала 70-х годов, признавшая крестьянскую революцию
инструментом революционного преобразования общества в
социалистическое, поставила вопрос об отношении крестьянской
революции к государству, о характере будущего государства и его
роли в социалистических преобразованиях.
Среди революционной молодежи, склонной к идеализации
народа, находили отклик анархические представления Бакунина о
революции как разрушительном взрыве, недооценивались
созидательная сторона революции, роль государственной власти в
будущем социалистическом обществе. «Никакой ученый не в
состоянии научить народ, не в состоянии определить даже для себя,
как народ будет жить и должен жить на другой день
революции»,— писал Бакунин. «Чему вы станете учить народ? Не тому
ли, чего вы сами не знаете, не можете знать и чему сами
должны научиться прежде всего у народа» 179. Лавров видел
главную задачу революционеров в том, чтобы «подготовлять успех
народной революции» 180. Что касается будущего строя, то он
будет создан самим народом, писал он181. Не только идеологи
народничества, но и рядовые участники движения считали, что
сам народ создаст новый порядок 182.
253
Ф. М. СУСЛОВА
Однако эта точка зрения не была единственной. Оттенки
мнений выяснялись в спорах, среди спорящих были сторонники
«участия революционной интеллигенции в строительстве нового
общества», признававшие руководство интеллигенции этим
строительством 183. Михайловский был на стороне последних. Что
революция придет, для Михайловского было несомненно, но
сумеет ли революционная интеллигенция направить революцию в
желаемое русло, будет ли она подготовлена для роли руководителя
революции? этим вопросом все время задавался Михайловский.
Для Бакунина и значительной части революционной молодежи
вопрос в этом смысле не существовал. Они верили во всесилие
революционного действия.
Из разного представления о вероятном развитии
крестьянской революции и роли в ней революционной интеллигенции
вырастало и различное представление о будущем строе
социалистического общества в России. Так, будущее общество
представлялось Бакунину как переход к «самостоятельной свободной
организации всех единиц и частей, составляющих общины, и их
вольной федерации между собой, снизу вверх, не по приказанию
какого бы то ни было начальства, даже избранного, и не по
указанию какой-либо ученой теории, а вследствие совсем
естественного развития, всякого рода потребностей, проявляемых самой
жизнью» 184. Такую же картину будущего рисовал и Лавров в
1-м номере журнала «Вперед». «Начало государственное и
централизованное все более уступает началу свободной федерации все
более мелких общественных единиц. Именно в увеличении
автономного начала в мелких группах коммун и свободных союзов
на счет централизованного начала современных легальных
государств заключается, по нашему мнению, прогресс
человечества» 185. Если в книге «Государственный элемент в будущем
обществе», изданной в 1876 г., Лавров «признавал необходимость
государственных отношений при социализме» 186, то предпочтение,
отдаваемое Лавровым «федерации автономных общин» в будущем
социалистическом обществе перед централизованным государством,
свидетельствует, по-видимому, о том, что по крайней мере в
1873 г., государственные позиции Лаврова были отмечены
значительной печатью анархизма.
Представление о будущем обществе как федерации общин
получило значительное распространение среди революционной
молодежи. Мы «мечтали покрыть земледельческими коммунами чуть
не весь мир» 187,— вспоминает В. Дебагорий-Мокриевич, По
словам Ковалика, известным из обвинительного акта по делу «193-х»
народ сам, «по всей вероятности, введет общинное устройство
так, что Россия будет представлять из себя множество мелких
общин, ни от кого не зависящих и никем не управляемых» 188.
Такой взгляд мог утвердиться в результате господствовавшей в
254
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
народничестве веры в крестьянскую общину, как готовую ячейку
будущего социалистического общества. В программе общества чай-
ковцев в записке Кропоткина «Должны ли мы заняться
рассмотрением идеала будущего строя?» вопрос о власти решался
анархически. Будущее общество мыслилось как «самоуправляющаяся
федерация земледельческих общин и рабочих артелей» 189.
Вряд ли можно комментировать слова Михайловского о
расчетах на благонамеренных представителей центральной власти и
народ как дань либеральным иллюзиям и реформизму. Все
высказывания такого рода полемически заострены против анархического
отрицания роли государства при социализме. Вопрос о будущем
социалистическом государстве после Коммуны носился в воздухе.
Социализм представлялся следующей довольно близкой ступенью
цивилизации. Михайловский стремился отвечать на выдвигаемые
жизнью вопросы. Вера в общину и ее будущее характерна была
и для Михайловского, как и для всего движения начала 70-х
годов. Однако в отличие от Бакупина Михайловский
систематически подчеркивал значение правительственного вмешательства,
указывал на то, что революционное движение народа должно быть
поддержано мероприятиями центральной власти сверху (отнюдь
не царской), ее законодательными актами. Приведем некоторые
доводы в пользу этой точки зрения. «Луи Блан требовал, как
известно,— писал Михайловский,— государственного
вмешательства в экономическую жизнь страны. В противоположность
буржуазным теориям он видел в государстве не организм,
состоящий из людей — органов, а орган, функция которого состоит в
облегчении развития и применения человеческих сил и
способностей. Он, следовательно, вовсе не требовал такого
государственного устройства, в котором личность исчезала бы со всеми
своими особенностями (в этих словах возражения против доводов
анархизма.— Ф. С.). Он требовал для государства роли не
господина, а служителя. Никакие либеральные фразы, никакие
звучные слова не могли сбить его с этой крепкой позиции. Он
знал, что дорожит свободой больше и понимает ее лучше, чем
его противники разных оттенков» 190. Совершенно очевидно, что
Луи Блан используется как «форма обхода препятствий».
Михайловский согласен с ним в этом вопросе — это и его точка
зрения, которую он противопоставлял, с одной стороны,
буржуазно-либеральному взгляду на государство, с другой — анархиче-
скому отрицанию роли государства в социалистических
преобразованиях.
Примечательно, что в 1871 г, Михайловский ссылался на
резолюцию Лозаннского конгресса I Интернационала о рабочих
ассоциациях, принимавшуюся против прудонизма. При этом для
преодоления цензурных препятствий он предупреждал, что сведения
о Лозаннском конгрессе заимствованы им в книге либерального
255-
Ф. М. СУСЛОВА
экономиста. «Конгресс полагает,— писал Михайловский,— что
именно эти ассоциации, основывающиеся без вмешательства
государства и не могущие распространиться на все рабочее сословие,
кончат тем, что произведут новые молоты и новые
наковальни...» 191 Вряд ли Михайловскому было известно, что еще на
Женевском конгрессе Интернационала в 1866 г. по предложению
К. Маркса была принята резолюция, в которой указывалось, что
без завоевания власти пролетариатом кооперация бессильна
преобразовать капиталистическую систему. Да и сама мысль о
завоевании пролетариатом власти не могла быть им понята и
принята. Его представление о государственной власти, способной
действовать в интересах народа, лишено какого бы то ни было
конкретного содержания. Однако и резолюции конгресса, и
комментарии к ним предназначены радикальной молодежи 70-х
годов, не свободной от увлечения артелями и коммунами192.
Кооперации и ассоциации «не в состоянии конкурировать с
крупными капиталистами-предпринимателями» и не могут изменить
«ни на волос установившихся отношений между трудом и
капиталом». Именно «социалисты,— пишет Михайловский,— говорят о
государственном вмешательстве в пользу изнемогающего в
борьбе слабейшего борца...» 19З Без такого вмешательства не могут
быть обеспечены равенство, независимость труда, «гармоническое
развитие всех способностей в каждом человеке» 194. Таким
образом, в вопросе о роли государства в осуществлении
социалистических преобразований Михайловский выступал уже в начале
70-х годов как централист.
Оценивая отношение Михайловского к роли государства при
социализме, нельзя не учитыать, что в этот период К. Маркс и
Ф. Энгельс вели борьбу как с раскольнической деятельностью
Бакунина в международном рабочем движении, так и против
его анархической идеологии. В статье «Бакунисты за работой»,
опубликованной в октябре — ноябре 1873 г. в газете «Der Volks-
staat», Ф. Энгельс показал полный провал анархической
идеологии на практике во время революции в Испании летом 1873 г,195
Анархизм дал самые отрицательные плоды в европейском
революционном движении и потерпел, как отмечал В. И. Ленин,
«полное fiasko в опытах революционного движения (прудонизм 1871,
бакунизм 1873)» 196. Очень четко В. И. Ленин определил в
работе «Государство и революция» отношение К. Маркса к
принципам анархии, свободной федерации, отстаиваемым не только
Бакуниным, но и отцом европейского анархизма Прудоном. «Маркс
сходится с Прудоном в том, что они оба стоят за «разбитие»
современной государственной машины». В этом В. И. Ленин видит
сходство «марксизма с анархизмом (и с Прудоном и с
Бакуниным)... Маркс расходится и с Прудоном и с Бакуниным как раз
по вопросу о федерализме (не говоря уже о диктатуре проле-
256
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
тариата). Из мелкобуржуазных воззрений анархизма федерализм
вытекает принципиально. Маркс централист» 197.
Среди революционного народничества 70-х годов, как пишет
Б. С. Итенберг, получили распространение антигосударственные
взгляды Прудона, подготовившие почву для восприятия
бакунизма. «Мирная антигосударственная, анархическая проповедь
Прудона, федерализм, аполитизм были подхвачены и развиты
Бакуниным, превратившим реформистские взгляды своего
учителя в бунтарскую теорию революции» 198. Михайловский подверг
критике в легальной литературе анархистскую идеологию,
влияние которой в революционной среде во второй половине 70-х
годов усилилось 199. С этой точки зрения интересна статья о
Прудоне (1875 г.). Михайловский приводит многочисленные
выдержки из сочинений Прудона, свидетельствующие о стремлении
последнего «действовать заодно с правительством» и водрузить с
помощью Луи Наполеона «знамя социальной республики»,
подталкивая его «ко всем революционным предприятиям». Письма
Прудона, замечает Михайловский, свидетельствуют «о наивности
Прудона и его глубокой вере в свои идеи, вере, не
допускающей даже и тени сомнения, что, как только известные «высшие
философские соображения» будут предъявлены Дюшателю или
Наполеону, так Наполеон и Дюшатель немедленно раскроют
Прудону объятия» 200. Отношение Михайловского к утопическим
надеждам Прудона па власть имущих — еще один довод против
версии о его надеждах на самодержавие.
Н. К. Михайловский в этой статье показал противоречивость
позиций отца анархизма Прудона. Он подчеркивал, что Прудон
вопреки декларируемым принципам анархизма стремился
осуществлять социализм с помощью буржуазного государства. Обращаясь
к критике Прудона, Михайловский, несомненно, учитывал
влияние анархической идеологии на освободительное движение в
России и доказывал ее несостоятельность, необходимость
вмешательства государства после победы крестьянской революции в сферу
экономики для формирования социалистического общества и
ограждения его от развития капитализма.
Н. К. Михайловский выступал против апологетских теорий
надклассовости буржуазного государства. Еще в 1871 г. он писал:
«Совершенно естественно, что, господствуя в социальном строе
своими капиталами и умственным развитием, буржуазия должна
стараться захватить в свои руки и политическую власть,
управлять страной при помощи избранных из своей среды представи-
телей» 201. Можно привести многочисленные его высказывания,
свидетельствующие о том, что у него никаких иллюзий
относительно эксплуататорской природы буржуазного государства не
было. «Интересы пации в огромном подавляющем большинстве
случаев,— пишет Михайловский в 1877 г.,— совсем не существу-
257
Ф. М. СУСЛОВА
ют, за этими красивыми и благородными словами скрываются
вполне осязательные интересы верхних слоев нации» 202. Ни
конституционная монархия, ни буржуазная республика не вызывали
у Михайловского никаких иллюзий относительно их классовога
содержания. «Признавая представительные учреждения законным
органом общества,— пишет сочувственно Михайловский о
взглядах Лоренца Штейна на современное европейское государство,—
Штейн замечает, что тем не менее, они всецело отражают в
себе данное отношение общественных сил, а так как в обществе
преобладает имущий класс, то и так называемое народное
представительство служит лишь интересам этого имущего класса.
Большинство в палатах есть не только большинство убеждений,
сколько большинство интересов. Не говоря об избирательном
цензе, сосредоточивающем политическую власть в руках
капиталистов, даже всеобщая подача голосов, при данных экономических
условиях не в силах передвинуть политический центр
тяжести» 203. «Власть не может быть изолирована от влияния
имущих классов... Мечта об идеальной власти и идеальных
чиновниках разбита жизнью»204. Последние слова были написаны в
пору взлета иллюзорных надежд либерального общества на Лорис-
Меликова, на уступки со стороны самодержавия.
В подпольной печати Михайловский одним из первых
выдвинул требование политической борьбы. Он умел увидеть
наметившуюся тенденцию поворота революционного движения и четко
определил в «Летучем листке» № 1 и в своей легальной
публицистике 1878 г. смысл начавшейся борьбы как политической и
морально-нравственное право революционеров отвечать на
насилие насилием.
Поворот к политике Михайловского был логическим
продолжением его антибакунистской позиции в вопросах государства, тех
особых нот в вопросах политики, которые звучали в его
публицистике начала 70-х годов. Хотя Михайловский в то время вместе
со всем движением выдвигал на первый план социальные
вопросы и готов был принести им в жертву политические свободы,
однако сам аполитизм являлся выражением отсутствия условий
для политической борьбы. Более того, осознание необходимости
социального преобразования России как первоочередной задачи
было одним из существенных стимулов «хождения в народ». В
условиях революционной ситуации, единоборства «Народной воли»
с самодержавием аполитизм стал неприемлем.
Можно с уверенностью сказать, что отрицание политической
борьбы тормозило консолидацию революционных сил вокруг
«Народной воли».
«Политические письма социалиста» явились теоретическим
обоснованием необходимости беспощадной борьбы с
самодержавием. Они обращены как к противникам политического курса «На-
258
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
родной воли», так и к колеблющимся союзникам, сохранявшим
верность аполитизму вопреки логике борьбы. В обосновании
политической борьбы Михайловский выступил «идеологом
народовольчества 205. В «Политических письмах» отразилось понимание
исторически реального факта — под эгидой самодержавия в
России вырос и окреп капитализм. Речь шла не только о развитии
капитализма. Об этом Михайловский писал и в начале 70-х
годов. В этом документе был сделан вывод о срастании
самодержавия с капитализмом, о заинтересованности капитализма в
опоре на самодержавие 206. Эти же мысли иносказательно он
пропагандировал в конце 70-х годов и в легальной печати 207. «Россия
только покрыта горностаевой царской порфирой, под которой
происходит кипучая работа — набивание бездонных, приватных
карманов жадными приватными руками,— говорится в
«Политических письмах».— Сорвите эту когда-то пышную, а теперь
изъеденную молью порфиру и вы найдете вполне готовую,
деятельную буржуазию... Министру Валуеву нужен самодержавный царь,
чтобы из-под его руки расхищать государственные имущества.
Деревенскому кулаку нужна эманация самодержавного царя —
самодержавный исправник, чтобы закрепощать голытьбу.
Фабриканту нужна такая же эманация — самодержавный
полицеймейстер, чтобы перепороть стакнувшихся рабочих...» 208.
Признание того факта, что весь государственный строй стоит
на страже развивающегося капитализма, позволило
Михайловскому на первый план выдвинуть политические задачи
движения. Это был серьезный шаг, сделанный им в сторону
реального понимания существующих в России экономических отношений.
Поворот в России революционного движения на путь
политической борьбы, знаменовавший разрыв с анархическими
предрассудками предыдущего периода, В. И. Ленин оценивал как «шаг
вперед к открытому признанию данных путей России» 209.
Призыв «обнять одною ненавистью государственное и приватное
хищничество даже тогда, когда они срослись в двуглавого орла с
одним желудком...», «Бить по обеим головам кровожадной
птицы» 210, служил политике «Народной воли».
На основе реального понимания взаимной связи русского
самодержавия и капитализма Михайловский отмечал зависимость
между экономической и политической борьбой, между
политическими государственными учреждениями и экономикой 211.
Несомненно, Михайловский с позиций народнического
социализма не мог дать научное объяснение экономической политики
самодержавия по отношению к капитализму. Закономерности этой
политики, ее социально-экономические корни были поняты и
объяснены марксистской мыслью. Но вывод Михайловского о
невозможности борьбы с капитализмом без свержения
самодержавия принадлежал к достижениям теоретической мысли той поры.
259
Ф. М. СУСЛОВА
В период наибольшего обострения кризиса власти
Михайловский в легальной печати ставит вопрос о будущем
государственном устройстве. Он настойчиво доказывает, что «экономический
порядок новейшего либерализма, основанный па свободной
конкуренции, потерял кредит» 212. В недалеком будущем выживет
та комбинация экономических и политических сил, которая
сумеет удовлетворить массы. Вопрос о характере будущего
государства поставлен им в самом общем виде. «Свободная мысль и
сообразно ее указаниям и под ее контролем происходящее
правительственное вмешательство в видах удовлетворения масс, вот,
по указаниям европейского опыта, остов, который должен быть
облечен плотью и кровью политической формы» 213. Термин
«свободная мысль» являлся легальным прикрытием социалистической
мысли. Однако Михайловский отмечает ограниченные пределы
«компетенции свободной мысли». Нужны , следовательно, как он
подчеркивает, «органы, непосредственно дающие общественной
жизни импульс в желательном направлении» 214, желательным
признавалось направление социалистическое. Если власть не
осуществит социальные преобразования, она «выродится в деспотизм
или сделается тенью власти, или просто уступит место
республике. Эти основания диагноза непоколебимы» 215.
Типичным для народничества признаком его анархических
заблуждений являлось «отрицание объединяющей и
организующей силы власти» 216. Выступление Михайловского против одной
из наиболее характерных идей анархизма, его систематические
указания на роль централизованного государственного
вмешательства для осуществления социалистических преобразований,
несомненно, способствовали преодолению иллюзий анархизма в
революционном движении. Признание классовой природы
буржуазного государства, осознание враждебности всякого монархического
и буржуазного государства интересам народа не означало, что
Михайловский понимал роль классовой борьбы как движущей
силы революционного процесса, как необходимого условия
создания политической власти, способной разрешить социальный
вопрос. Отрицание гармонии интересов имущих и неимущих при
отсутствии движения масс обусловило обоснование им
политической борьбы «Народной воли».
Рассмотренные в настоящей статье аспекты
общественно-политических взглядов Михайловского позволяют увидеть, что его
мировоззрение было неразрывно связано с идеологией
народничества 70-х годов. Выступая в защиту общинного землевладения
от насильственного разрушения со стороны власть имущих,
доказывая возможность для России миновать капиталистическую
стадию развития, Михайловский пропагандировал программные
требования революционного народничества, идеал крестьянского
социализма, разработанный в трудах Герцена и Чернышевского.
260
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА,
Через призму этого идеала он оценивал развитие в России
капитализма, разорение крестьянства в пореформенный период.
Настроение радикальной интеллигенции начала 70-х годов,
стремившийся к практическому воплощению завещанного идеала,
определяло и его социологическую концепцию. Субъективная
социология Михайловского с позиций морально-нравственных
утверждала обязанности революционно настроенной интеллигенции
вести борьбу за интересы народа, за сокращенную дорогу к
социализму через общину. Этим обусловливались и оценка уроков
европейской истории, Парижской Коммуны, критика в печати
европейского и русского либерализма, отношение к политике и
рабочему вопросу.
В «Отечественных записках» Михайловский систематически
откликался, пользуясь «эзоповым» языком, на практические
вопросы, волновавшие подпольные кружки, в том числе и связанные
с «хождением в народ», с методами деятельности в народе.
Надежды на подъем крестьянских масс силами революционной
интеллигенции рухнули под напором практики. Вера в
крестьянскую революцию оказалась утраченной. Хотя Михайловский и
ставил вопрос о необходимости пробуждения самосознания
народа, однако препятствия к деятельности интеллигенции в народе
видел в политических условиях России.
Вывод о необходимости свержения самодержавия
насильственными средствами как условия продвижения к социализму
являлся шагом вперед в развитии революционной мысли. Однако
революционная практика выявила иллюзорность средств борьбы
«Народной воли», выдвинула новые вопросы. На них не было
ответа с позиций старого крестьянского социализма. Только
научный социализм соединил политическую борьбу с классовой
борьбой пролетариата, указал на новые перспективы крестьянской
революции.
*
В годы разнузданной политической реакции, последовавшей
за гибелью «Народной воли», Михайловский находился на левом
фланге народничества. Он боролся с реакционной журнальной
кликой, возглавляемой М. И. Катковым, которая неустанно
разыскивала врагов отечества среди демократической интеллигенции.
Истребительная война с «Отечественными записками», с идеями
социализма и демократии шла под флагом защиты интересов
народа и России.
В обстановке роста общественного индифферентизма, на почве
краха надежд на социальные перемены выросла в народничестве
культурнически-реформистская струя — порождение безвременья
и реакции. Призывы со страниц поправевшей народнической
«Недели» к молодому поколению искать удовлетворения своих граж-
261
Ф. М. СУСЛОВА
данских чувств в «малых» повседневных делах и заботах на
пользу народа объективно уводили от больших социальных
проблем, от борьбы с самодержавием в область культурничества.
Политический индифферентизм в этой проповеди получал
санкцию. Подкреплением ему служила широко распространившаяся
толстовская теория «непротивления злу насилием».
«Справедливость требует сказать,— вспоминал М. С. Александров
(Ольминский),— что и культ малых дел, и проповедь непротивления злу
встречали довольно энергичный отпор со стороны эпигонов
умиравшей эпохи: Шелгунова и Михайловского» 217.
Литературная критика всегда служила Михайловскому
средством откликаться на злободневные вопросы и формой, с
помощью которой можно было касаться запретных тем. В 80—90-х
годах он продолжает революционно-демократические традиции в
области литературной критики, выступает против теории чистого
искусства, против декаденства и мистицизма.
Выступления Михайловского в «Русском богатстве» против
марксизма и русских социал-демократов показали, что научный
социализм он так и не понял. Защищая наследство 60-х годов,
идеологию крестьянского социализма,
революционно-демократические традиции в публицистике от нападок реакционной
либеральной и право-народнической прессы, Михайловский не мог
понять молодое марксистское направление, которое в развитии
капитализма черпало веру в грядущую победу социализма. В
признании неизбежности развития капитализма он видел примирение
с действительностью, отказ служить идеалу, социализму, разрыв
с наследством 60-х годов, неспособность понять специфику
российских условий.
В защиту идеала он повторял те же доводы, которые уже
были им не однажды высказаны в 70-х годах218, и не сумел
увидеть той метаморфозы, которая произошла с идеалом.
Впрочем, в полемике с В. П. Воронцовым в 1883 г. он разонно
заметил, что его мнение о сокращенном пути к социализму, которое
отстаивали «Отечественные записки», «не имеет практического
делового значения и осуждено пока играть роль гласа,
вопиющего в пустыне» 219; однако и 10 лет спустя он повторял те же
идеи, не только утратившие революционный заряд, но и
лишившиеся смысла в новых исторических условиях. Догматическое
настаивание на старой идеологии в значительной степени
обусловило его невосприимчивость к научному социализму.
Защищая старое, он, да и не он один, оказался глух к новому.
Наблюдая гигантское разорение крестьянских масс,
разрушительную работу капитализма, голод 1891 г., охвативший огромную
территорию страны, Михайловский не мог понять, что путь к
социализму следует искать на почве развития капитализма, а не
помимо этого развития. Мировоззрение Михайловского неотделим
262
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
мо от его классовых позиций; и это объясняет его взгляды, не
делая их менее иллюзорными и отсталыми по сравнению с
научным социализмом.
Стремление Михайловского отмежеваться от
либерально-народнического прожектерства, от иллюзорных обращений «к
обществу», «к правительству», от всей культурническо-реформистской
струи в народничестве было естественным. Оно определялось всей
направленностью его предшествующей публицистики и тем, что
он оставался и в 90-х годах сторонником и участником
политической борьбы с самодержавием. Это подтверждается как его
нелегальной литературной деятельностью этого периода, так и
связями с петербургской «Группой народовольцев» и с партией
«Народное право» 220.
В 80—90-х годах не прерываются его связи с народническим
подпольем, помощь ему, выступления в нелегальной печати. До
конца своей жизни он оставался писателем-демократом.
Однако независимо от наличия в народничестве 80—90-х
годов «правого» и «левого» флангов, сторонников
культурно-реформистского прогресса и политической борьбы, налицо идейная
общность идеологии буржуазно-демократического этапа
освободительного движения. Не случайно, вступив в полемику с
народниками 90-х годов, В. И. Ленин уделял больше внимания «общим
и основным положениям старого русского социализма». Он
подчеркивал, что «старался показать необходимость... вырождения
старых теорий» 221.
Роль утопического социализма в разных исторических
условиях В. И. Ленин оценивал по-разному. Поставив перед
общественной мыслью на разрешение вопрос о капитализме, народничество
«заняло тем самым передовое место среди прогрессивных
течений русской общественной мысли» 222.
В ту пору, когда демократизм и утопический социализм
сливались воедино, более прогрессивной и революционной идеологии
в России не было.
Те же самые идеи в новых исторических условиях
превратились в тормоз общественной мысли, в преграду, стоявшую на
пути марксистского мировоззрения и революционной практики.
В. И. Ленин неоднократно подчеркивал реакционность, отсталость
народнических теорий по сравнению с научным социализмом.
«Мелкобуржуазные теории являются безусловно реакционными,—
писал Ленин,— поскольку они выступают в качестве
социалистических теорий» 223. Разъясняя свое понимание реакционности
народнической идеологии, Ленин писал: «Этот термин
употребляется в историко-философском смысле, характеризуя только ошибки
теоретиков, берущих в пережитых порядках образцы своих
построений. Он вовсе не относится ни к личным качествам этих
теоретиков ни к их программам» 224.
263
Ф. М. СУСЛОВА
Старый народнический социализм с его надеждой миновать
путь капитализма мог держаться, по мысли В. И. Ленина, до
тех пор, пока «развитие капитализма в России и свойственных
ему противоречий было еще очень слабо... Современному же
развитию капитализма в России, современному состоянию наших
знаний о русской экономической истории и действительности,
современным требованиям от социологической теории
народничество безусловно не удовлетворяет» 225.
В. И. Ленин с глубоким уважением относился к поискам
передовой мысли России, проложившей дорогу научному
социализму. Однако всякие попытки отождествления домарксистского
социализма с научным он категорически отметал. Когда в
десятилетие со дня смерти Михайловского либерально-буржуазные
и народнические газеты доказывали примиримость его идеологии
с марксизмом, то В. И. Ленин оценил это как «вопиющее
извращение истины» 226. Философия и социология Михайловского
выросли на почве буржуазно-демократического этапа
освободительного движения и не перешагнули за его пределы. ««Социализм»
Михайловского и народников,— писал В. И. Ленин,— есть лишь
буржуазно-демократическая фраза» 227. По сравнению с научным
социализмом старый социализм не выдерживал критики.
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 24,
стр. 334.
2 Там же, стр. 333, 336.
8 «В. И. Ленин о литературе и
искусстве». М., 1969, стр. 574.
4 В. И. Горев. Н. К. Михайловский.
М., 1925; Г. А. Вялый. Н. К.
Михайловский — литературный
критик.— В сб. Н. К. Михайловский.
Литературно-критические
статьи. М., 1957; он же.
Народническая критика. Н. К.
Михайловский,— «История русской
критики», т. II. М.— Л., 1958; он же,
Н. К, Михайловский-беллетрист. ~
«Русская литература и
народничество».— «Ученые записки
Ленинградского университета»,
№ 349. Серия филологических
наук, вып. 74. Л., 1971; М. Г.
Седов. К вопросу об общественно-
политических взглядах Н. К.
Михайловского. — «Общественное
движение в пореформенной России».
М., 1965; он же. Советская
литература о теоретиках
народничества.— «История и историки». М.,
1965; И. К. Пантин.
Социалистическая мысль в России: переход
от утопии к науке, М., 1973; М. В.
Теплинский. Отечественные
записки (1868-1884). История
журнала. Литературная критика.
Южно-Сахалинск, 1966; А. А. Га-
лактионов, П. Ф. Никандров.
Идеологи русского народничества. Л.,
1966; они же. Русская философия
XI-XIX веков. М., 1970; В. А.
Твардовская. II. Михайловский и
«Народная воля».— «Исторические
записки», т. 82; она же.
Социалистическая мысль России на
рубеже 1870-1880 гг. М., 1969; А. П.
Казаков. Теория прогресса в
русской социологии конца XIX в.
(П. Л. Лавров, Н. К.
Михайловский, М. Ковалевский). Л., 1969;
Л. И. Рудаков. К вопросу об
оценке социально-психологических
воззрений Н. К. Михайловского. -
«Проблемы философии и
социологии». Л., 1968; В. Д. Парыгин,
Л. И. Рудаков. Н. К.
Михайловский о психологическом факторе
и историческом процессе.—
«История и психология». М., 1970. В. А.
264
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
Малинин. Философия
революционного народничества. М., 1972;
В. Я. Макаров. Формирование
общественно-политических
взглядов Н. К. Михайловского.
Саратов, 1972; В. Г. Хорос.
Народническая идеология и марксизм. М.,
1972.
5 В. П. Козьмин. Народничество на
буржуазно-демократическом этапе
освободительного движения в
России.— «Из истории развития
революционной мысли». Сборник. М.,
1961, стр. 716, 717.
6 Р. В. Филиппов. Из истории
народнического движения на
первом этапе «хождения в народ»
(1863-1874). Петрозаводск, 1967,
стр. 101, 105.
7 А. А. Галактионов, П. Ф. Никанд-
ров. Идеологи русского
народничества, стр. 146.
8 Я. К. Михайловский.
Литературные воспоминания (1891 г.).—
Полн. собр. соч., т. VII, СПб., 1909,
сто. 44.
9 Там же, стб. 142.
10 Теория прогресса Михайловского
рассматривается в указ. соч., А. П.
Казакова; см. также: В. Г. Хорос.
Обзор книг по идеологии
народничества.- «Вопросы философии»,
1970, № 9.
11 Б. И. Горев. Указ. соч., стр. 34.
12 Н. К. Михайловский. Что такое
прогресс?— Полн. собр. соч., т. I,
СПб., 1911, стб. 60.
13 Н. К. Михайловский. Среди
литературной аристократии.—
«Отечественные записки», 1879, № 9,
стр. 81.
14 В. С. Итенберг. Движение
революционного народничества. М.,
1965, стр. 108, 109.
15 П. Л. Лавров. Формула прогресса
г. Михайловского.—
«Отечественные записки», 1870, № 2, стр. 239.
В. Г. Хорос реплику П. Л.
Лаврова выдвинул в качестве
свидетельства реформистских позиций
Михайловского. Думается, что
нельзя согласиться, будто
Михайловский и Лавров являлись
представителями «намечавшихся
различных
общественно-политических тенденций внутри
народничества» (В. Г. Хорос.
Народническая идеология и марксизм, стр.
25).
16 Я. Я. Михайловский. Ответ П. Л.
Лаврову.— Полн. собр. соч., т. X,
СПб., 1911, стр. 209, 211.
17 В. А. Малинин. Указ. соч., с. 28.
18 В. Г. Хорос. Указ. соч., стр. 24.
19 Там же, стр. 15—30; см. также:
В. Г. Хорос. В. И. Ленин и
проблема генезиса субъективной
социологии в России.— «Вопросы
философии». 1970, № 3.
20 В. Г. Хорос. Народническая
идеология и марксизм, стр. 29.
21 И. К. Пантин. Указ. соч., стр. 138.
22 Там же, стр. 265.
23 Б. П. Козьмин. Указ. статья,
стр. 377, 381.
24 А. А. Галактионов, П. Ф. Никанд-
ров. Идеологи русского
народничества, стр. 128, 129.
25 Н. К. Михайловский. Теория
Дарвина и общественная наука
(1870).—Полн. собр. соч., т. I,
стб. 244, 245; он же. Записки
профана (1875).— Полн. собр. соч.,
т. III, СПб., 1909, стб. 418.
26 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
1872 г.— Полн. собр. соч., т. I,
стб. 644.
27 Н. К. Михайловский. Граф
Бисмарк. (1871),- Полн. собр. соч.,
т. VI. СПб., 1909, стб. 101.
28 Н. К. Михайловский. Записки
профана (1876).- Полн. собр. соч.,
т. III, стб. 782, 783.
29 См. об этом: И. К. Пантин. Указ.
соч., стр. 4—5.
30 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 138.
31 Я. К. Михайловский. Идеализм,
реализм и идолопоклонство
(1873).-Полн. собр. соч., т. IV.
СПб., 1909, стр. 66.
32-33 Там же, стр.69
34 Н. К. Михайловский. Страшен сон,
да милостив бог.— Полн. собр.
соч., т. X. СПб., 1913, стб. 126.
35 Н. К. Михайловский. Что такое
прогресс? — Полн. собр. соч., т. I,
стб. 142.
36 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. IV, стб. 170—172.
37 «К. Маркс, Ф. Энгельс и револю-
265
Ф. М. СУСЛОВА
ционная Россия». М., 1967,
стр. 434, 435.
38 Я. К. Михайловский. Письма о
правде и неправде (1877).— Полн.
собр. соч., т. IV, стб. 414.
39 Я. К. Михайловский.
Вольтер-человек и Вольтер-мыслитель
(1870).- Полн. собр. соч., т. VI,
стб. 36, 38.
40 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 424.
41 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. X, стб. 67.
42 Н. А. Чарушин. О далеком
прошлом. М., 1926, стр. 92.
43 Н. Троицкий. Большое общество
пропаганды (1871-1874). Саратов,
1963, стр. 56.
44 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. X, стб. 66-68.
45 Н. Троицкий. Указ. соч., стр. 58.
В. С. Итенберг. Движение
революционного народничества, стр. 215.
46 Там же, стр. 147.
47 Н. Троицкий. Указ. соч., стр. 51.
48 Б. С. Итенберг. Россия и
Парижская Коммуна. М., 1971, стр. 23,
24, 87, 93-102.
49 Н. К. Михайловский. Теория
Дарвина и общественная наука
(1870).—Полн. собр. соч., т. I,
стб. 263-264.
50 Там же, стб. 265.
81 Н. К. Михайловский. Философия
истории Луи Блана.— Поли,
собр. соч., т. III, стб. 62, 63.
52 В. Евгенъев-Максимов. Очерки по
истории социалистической
журналистики. М,- Л., 1927, стр. 182.
53 Б. С. Итенберг. Россия и
Парижская Коммуна, стр. 31—40.
54 Я. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1872).— Полн. собр. соч., т. I,
стб. 730.
55 Там же, стб. 709.
56 Там же, стб. 731, 732.
57 Там же, стб. 724.
58 Там же, стб. 724, 725.
59 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. III, стб. 1—3.
60 Там же, стб. 57.
61 Там же, стб. 10.
62 Там же.
63 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1872), стб. 725.
64 Там же, стб. 731.
65 Там же, стб. 703.
66 Это выражение Ф. М. Достоевский
использует для иронической
характеристики представителей
революционного движения.
67 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1873).— Полн. собр. соч., т. 1,
стб. 869.
68 Н. К. Михайловский.
Литературные заметки 1880 года.—Полн.
собр. соч., т. IV, стб. 952.
69 Н. К. Михайловский. Теория
Дарвина и общественная наука,
стб. 259.
70 Н. К. Михайловский. По поводу
русского издания книги Карла
Маркса.- Полн. собр. соч., т. X,
стб. 8.
71 Там же, стб. 3.
72 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 293.
73 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1873), стб. 838.
74 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. X, стб. 68.
75 Н. С. Кудрин [Русанов]. Н. К.
Михайловский, как
публицист-гражданин.— «Русское богатство», 1905,
январь, стр. 149-151.
76 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1872), стб. 660.
77 Н.. Г. Чернышевский. Граф Ка-
вур.— Полн. собр. соч., т. VII. М.,
1950, стр. 669-684.
78 Н. К. Михайловский.
Литературные заметки (1880), стб. 950.
79 Р. В. Филиппов. Указ. соч., стр. 96.
80 Л. Г. Дейч. Социалистическое
движение 70-х годов в России. Ростов-
на-Дону, 1925, стр. 44; С. Синегуб.
Записки чайковцев. Л., 1929,
стр. 201.
81 «История СССР», 1959, № 4,
стр. 209.
82 Р. В. Филиппов. Указ. соч.,
стр. 100.
83 Н. К. Михайловский.
Литературные заметки (1879).— Полн. собр.
соч., т. IV, стб. 829.
84 Н. Троицкий. Указ. соч., стр. 61.
266
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ И ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
В. С. Итенберг. Движение
революционного народничества, стр. 232.
85 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1874).- Полн. собр. соч., т. II,
стб. 638.
86 Там же, стб. 635-637.
87 Там же, стб. 622.
88 Н. К. Михайловский. Из
дневника и переписки Ивана
Непомнящего.— Полн. собр. соч., т. II,
стб. 683.
89 Там же.
90 Там же, стб. 693.
91 citoycii du monde - гражданин
мира.
92 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок.
Полн. собр. соч., т. I, стб. 868,
869. Последний период творчестве
Достоевского, его сближение с
«Отечественными записками» А. С.
Долинин ставит в связь с оценкой
романа «Бесы» и «с попыткой
подойти к Достоевскому «без
страстей и пристрастий» со стороны
самого авторитетного критика и
публициста той эпохи, одного из
властителей умов революционно
настроенной молодежи, Н. К.
Михайловского». Статья
Михайловского произвела на Достоевского
очень сильное впечатление. «Я
всей душою убежден,— писал он,—
что это один из самых искренних
публицистов» (А. С. Долинин.
Последние романы Достоевского.
М.-Л., 1963, стр. 9-11).
33 Н. К. Михайловский. Из
дневника и переписки Ивана
Непомнящего, стб. 847, 848.
94 Н. К. Михайловский.
Вперемежку.- Полн. собр. соч., т. IV,
стб. 210.
95 О новом понимании
Михайловским «красоты как категории
нравственно-политической» см.:
Г. А. Бялый. Н. К. Михайловский-
беллетрист, стр. 115.
96 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. IV, стб. 239.
97 Там же, стб. 279.
98 Там же, стб. 312, 313.
99 Г. А. Бялый. Указ. соч., стр. ИЗ.
100 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 24, стр. 334, 336.
101 Цит. по кн.: Ш. М. Левин.
Общественное движение в России в
60-70-е годы XIX века. М., 1958,
стр. 298, 299, 361.
102 О. В. Аптекман. Общество «Земля
и воля» 70-х годов. Пг., 1924,
стр. 128.
103 Н. Троицкий. Указ. соч., стр. 68,
71; В. С. Итенберг. Движение
революционного народничества, стр.
241; Р. В. Филиппов. Указ. соч.,
стр. 160.
104 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1872), стб. 867.
105 Н. К. Михайловский. Из
литературных заметок (1873), стб. 871 —
872.
106 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. X. стб. 67.
107 Там же, стб. 68.
108 Н. К. Михайловский. Рецензия на
соч. Н. В. Успенского (1877).-
Полн. собр. соч., т. X, стб. 797.
109 Н. К. Михайловский. Рецензия на
бытовые очерки Н. Златовратско-
го (1878).— Полн. собр. соч., т. IX,
стб. 866, 867.
110 Е. Колосов. М. А. Бакунин и Н. К.
Михайловский в народничестве.-
«Голос минувшего», 1913, № 5,
стр. 76.
111 Н. К. Михайловский. Письма о
правде и неправде.— Полн. собр.
соч., т. IV, стб. 462, 463.
112 А. И. Иванчин-Писарев.
Хождение в народ. М.- Л., 1929, стр. 272,
273.
113 Н. К. Михайловский.
Вперемежку.— Полн. собр. соч., т. IV, стб.
371, 372, 373.
114 Там же, стр. 374.
115 «Вперед», 1873, т. 1, стр. 15.
116 Н. Кудрин. Н. К. Михайловский,
как публицист-гражданин,—
«Русское богатство», 1905, январь,
стр. 155.
117 Н. К. Михайловский. Письма о
правде и неправде (1877), стб. 386.
118 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. IV, стб. 539, 540.
119 Там же, стб. 543.
120 Н. Кудрин. Указ. соч., стр. 155.
121 Н. К. Михайловский.
Литературные заметки (1878), стб. 544.
122 Там же, стр. 544, 545.
123 Там же, стр. 545.
124 Там же, стр. 546.
267
Ф. М. СУСЛOВА
125 Н. С. Русанов. Политика Н. К.
Михайловского.- «Былое», 1907,
июль, стр. 127, 128.
120 В. И. Засулич. Сборник статей,
т. II. СПб., 1907, стр. 442.
127 О. Аптекман. Указ. соч., стр. 34.
128 Там же, стр. 39.
129 Н. К. Михайловский. Записки
профана. Полн. собр. соч., т. III,
сто. 781.
130 Н. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1872).-Полн. собр. соч., т. I,
стб. 703.
131 Б. И. Горев, Н. К. Михайловский,
стр. 43.
132 Я. Элъсберг. Упрощенные
решения.- «Вопросы литературы», 1960,
№ 2, стр. 103.
133 Н.. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1872).—Полн. собр. соч., т. I,
стб. 943.
134 Там же, стб. 736.
135 См., например, Н. К.
Михайловский. На Венской всемирной
выставке. Полн. собр. соч., т. II,
стб. 470.
136 Н. К. Михайловский. Записки
профана, стб. 749, 754, 756, 757.
137 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 15, стр. 357.
138 В. Г. Чернуха. Крестьянский
вопрос в правительственной
политике России. Л., 1972, стр. 150-152.
139 Там же, стр. 163.
140 Открытое письмо Михайловского
было написано по поводу статьи
В. Орлова-Давыдова, крупнейшего
русского землевладельца, под
названием «Земледелие и
землевладение», помещенной в июньском
номере «Вестника Европы» за
1873 г.
141 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. I, стб. 942, 943.
142 Там же, стб. 736, 737.
143 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. X, стб. 68.
144 Там же.
145 Там же, стр. 68.
148 Н. К. Михайловский. Рецензия на
роман Ф. М. Решетникова «Под-
липовцы», «Глумовы», 1880 г.—
Полн. собр. соч., т. X, 1913,
стб. 912.
147 Там же, стб. 913, 914.
148 «Литература партии «Народная
воля»». Париж, 1905, стр. 173.
149 Там же, стр. 90.
150 Там же, стр. 175.
151 В. А. Твардовская.
Социалистическая мысль России на рубеже
1870-1880 гг. М., 1969, стр. 209.
152 «Литература партии «Народная
воля»», стр. 90.
153 Н. К. Михайловский. Рецензия на
романы Ф. М. Решетникова «Под-
липовцы» и «Глумовы», 1880,
стб. 914, 915.
154 Там же, стб. 912.
155 Н. К. Михайловский. Записки
современника.— Полн. собр. соч.,
т. V. СПб., 1908, стб. 444.
156 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 24, стр. 333.
157 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5,
стр. 44.
158 «Вперед» (непериодическое
обозрение), т. 1, стр. 16.
159 П. Я. Ткачев. Избр. соч., т. 3, М.,
1933, стр. 64-65.
160 Там же, стр. 67.
161 Г. В. Плеханов. Социализм и
политическая борьба.— Избр.
философские произведения, т. 1, М.,
1956, стр. 58.
162 «К. Маркс, Ф. Энгельс и
революционная Россия», стр. 744.
163 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18,
стр. 547.
164 Там же, стр. 532.
165 Там же, стр. 523.
166 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 272.
167 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 17,
стр. 190-191.
168 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 5, стр. 72.
169 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2't,
стр. 333.
170 Я. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1872).-Полн. собр. соч., т. I,
стб. 704.
171 Я. К. Михайловский. Из
литературных и журнальных заметок
(1880).- Полн. собр. соч., т. IV,
стб. 957.
172 До Горева в
либерально-буржуазной историографии
комментатором этих слов был В. Богучар-
ский. Слова Михайловского:
некоторые элементы, «сильные либо
268
Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ. II ДВИЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО НАРОДНИЧЕСТВА
властью, либо своей
многочисленностью возьмут на себя почин
проложения этого пути» (речь
идет о некапиталистическом
развитии. — Ф. С.) с точки зрения Бо-
гучарского, следовало читать
иначе - «сильные либо властью»
(читай: революционным захватом
власти) «либо своей
многочисленностью» (читай: прямым
восстанием крестьянской массы)». Что
касается приведенных слов
Михайловского о благонамеренных
представителях центральной
власти и народе, то Богучарский
заявил, что, «к сожалению, далее
Михайловский очень запутывает
дело, и это одними цензурными
условиями не объяснишь».
Однако запутал дело, как мы
полагаем, Богучарский, когда в одном
случае истолковал центральную
власть у Михайловского как
будущую революционную власть, в
другом как ныне действующую,
тем самым, он первым дал повод
для отмежевания Михайловского
от революционного движения,
заявив, что «на эту власть (т. е.
царскую.— Ф. С.) тех упований, о
которых рассказывает
Михайловский, революционеры никогда го»
возлагали, и тут кроется
несомненное недоразумение» (В.
Богучарский. Активное народничество
семидесятых годов. М., 1912, стр.
363).
173 Б. И. Горев, Указ, соч., стр. 44,
45; Б. П. Козъмин.
Народничество на буржуазно-демократическом
этане освободительного движения.
Из истории революционной
мысли в России. М., 1961, стр. 716, 717
и др.; А. А. Галактионов, П. Ф,
Никандров. Идеологи русского
народничества, стр. 146.
371 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т, X, стб. 664.
175 Н. К, Михайловский. Полн. собр.
соч., т. IV, стб. 972.
176 Н. К. Михайловский. Полн. собр.
соч., т. X, стб. 67.
177 А. И. Герцен. Избр. философские
произведения, т. II. М., 1948,
стр. 314, 315.
178 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21,
стр. 257.
179 Цит. по ст.: Е. Колосов. М. А.
Бакунин и Н. К. Михайловский в
старом народничестве. —«Голос
минувшего», 1913. № 5, стр. 65.
180 «Вперед», 1873, т. 1, стр. 12, 18.
181 Там же.
182 О. Аптекман. Указ. соч., стр. 306,
307; см. также: Е. Колосов. Указ.
соч., стр. 66, 67.
183 Б. С. Итенберг. Движение
революционного народничества, стр.
215.
184 М. А. Бакунин. Избр. соч., т. 1.
Пг.~ М., 1919, стр. 238.
185 «Вперед», 1873, № 1, стр. 8.
186 В. А. Твардовская. Проблемы
государства в идеологии
народничества (1879-1883).- «Исторические
записки», т. 74, стр. 149.
187 Вл. Дебагорий-Макриевич. От
бунтарства к терроризму. М., 1930,
стр. 97.
188 Е. Колосов. Указ. соч., стр. 66, 67.
189 Н. Троицкий. Указ. соч., стр. 68,
70. Б. С. Итенберг. Движение
революционного народничества,
стр. 242.
190 Н. К. Михайловский. Философия
истории Луи Блана (1871), стб. 72.
191 Н. К. Михайловский. Теория
Дарвина и общественная наука
(1871).- Полн. собр. соч., т. I,
стр. 263.
192 Михайловский в 60-х годах отдал
дань такому увлечению, сделав
окончившуюся неудачей попытку
создать переплетную мастерскую
в соответствии с рекомендациями
романа Н. Г. Чернышевского «Что
делать?» (Н. К. Михайловский.
Полн. собр. соч., т. X, стб. LVIII).
193 Н. К. Михайловский. Теория
Дарвина и общественная наука.—
Полн. собр. соч.. т. I, стб. 264, 265.
194 Там же, стб. 270.
195 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18,
стр. 473, 474.
196 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5,
стр. 378.
197 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 33,
стр. 53.
198 Б. С. Итенберг. Движение
революционного народничества, стр.
116, 117.
199 Представляет интерес
наблюдение, сделанное В. Ф. Захариной,
на основе анализа популярной ре-
269
Ф. М. СУСЛОВА
волюционной литературы о том,
что взгляды Бакунина «по
вопросу о государстве и революции» не
нашли отражение в изданиях
1872—1874 гг., они, «по-видимому,
не находили еще широкого
отклика в русской революционной
среде, не стали еще
господствующими». С середины 70-х годов
«бакунинская идея
антигосударственности становится
единственной точкой зрения, с которой
рассматривается вопрос о
политическом строе будущего общества»
(В. Ф. Захарина. Голос
революционной России. М., 1971, стр. 227).
200 Н. К. Михайловский, Записки
профана (1875).— Полн. собр. соч.,
т. III, стб. 652. 653.
201 Я. К. Михайловский. Философия
истории Луи Блана (1871).— Полн.
собр. соч., т. III, стб. 64.
202 Н. К. Михайловский. Письма о
правде и неправде (1877).— Полн.
собр. соч., т. IV, стб. 449
203 Н. К. Михайловский.
Литературные заметки (1880).— Полн. собр.
соч., т. IV, стб. 997.
204 Там же, стб. 999.
205 В. А. Твардовская. Н. К.
Михайловский и «Народная воля»,
стр. 181.
206 «Литература партии «Народная
воля»», стр. 89—90.
207 Я. К. Михайловский.
Литературные заметки (1880) (октябрь).—
Полн. собр. соч., т. IV, стр. 972,
1020.
208 «Литература партии «Народная
воля»», стр. 88—90.
209 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 378.
210 «Литература партии «Народная
воля»», стр. 91, 92.
211 В статье «Политическая экономия
и общественная наука». (1879)
Михайловский писал: «Чисто
экономическая борьба, собственно
говоря, никогда не существовала,
да если бы когда-нибудь и где-
нибудь она и имела место, то
результаты ее, можно сказать,
моментально обращаются в
юридическую норму и входят в состав
политических отношений. А эти
юридические и политические
отношения в свою очередь дают
перевес той или другой стороны в
борьбе экономической». Он видит
связь механизма «производства и
распределения народного
богатства», обращенного против народа,
с политическими и юридическими
учреждениями, т. е. с
государственной властью» (Н. К.
Михайловский. Полн. собр. соч., т. IV,
стб. 304-305).
212 Н. К. Михайловский.
Литературные заметки (1880).—Полн. собр..
соч., т. IV, стб. 994.
213 Там же, стб. 1000.
214 Там же, стб. 993, 994.
215 Там же, стб. 950, 951.
216 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5,
стр. 377.
217 М. С. Александров. Группа
народовольцев (1891-1894).- «Былое»,
1906, № 11, стр. 3.
218 Н. К. Михайловский.
Литературные воспоминания (1892).- Полн.
собр. соч., т. VII, стб. 325, 326 и
ДР.
219 Н. К. Михайловский. Письма
постороннего в редакцию
«Отечественных записок» (1883).- Поли,
собр. соч., т. V, стб. 778.
220 В. В. Широкова. Партия
«Народного права». Саратов, 1972, стр.
20, 21, 26, 41, 42, 54.
221 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 297.
222 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2,.
стр. 531.
223 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1,
стр. 298.
224 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2,.
стр. 211.
225 Там же, стр. 531.
226 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 24,
стр. 333.
227 Там же, стр. 335.
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ
В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XV - ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVI В.
А, А, Зимин
История местного управления в России второй половины XV —
первой трети XVI в. принадлежит к числу малоизученных
проблем. В монографии Н. Е. Носова1 и статье С. М.
Каштанова 2 рассмотрена одна из проблем большого комплекса
вопросов — введение института городовых приказчиков. Значительно
менее исследовано наместничье управление. Главное внимание
в литературе уделялось самой системе кормлений, ее
финансовой стороне, а не характеру управления кормленщиками теми
или другими территориями3. Трудность работы над этой темой
заключается в том, что до сих пор не были собраны воедино
разрозненные сведения о наместниках и волостелях XV—XVI вв.,
разбросанные по различным источникам.
Местное управление России первой половины XVI в. в
большей степени, чем центральное, сохранило неизжитые следы
феодальной расчлененности. Это проявлялось не только в
сохранении уделов и полусамостоятельных феодальных образований
(владений служилых князей), но прежде всего в наместничьем
управлении, обеспечивавшемся системой кормлений.
Предпринятая нами попытка составить полный список
сведений о наместниках во второй половине XV — первой половине
XVI в., т. е. до отмены кормлений, позволяет наметить пути к
изучению наместнической системы в целом. Впервые подобный
список для Новгорода был предложен А. П. Пронштейном4.
Позднее он дополнен был нами5. В настоящей работе материал
значительно расширен, в частности учтена работа профессора
Г. Алефа 6.
1. Бежецк
Около 1467—1474 гг. наместником князя Андрея Васильевича
Углицкого был Семен Борисович Летнев 7.
2. Белая
Сохранилось всего два упоминания о наместнике. Им в 1519/
/20 гг. и в августе 1521 г. был князь Иван Васильевич Немой
Оболенский 8.
3. Белев
271
А. А. ЗИМИН
В ноябре — декабре 1550 г. встречается наместник кпязь
Александр Иванович Прозоровский 9.
4. Белоозеро
Около 60-х годов XV в. наместничал Григорий Васильевич
Заболоцкий 10. Не исключено, что между 1490—1492 гг. и в 1499 г.
там наместником был князь Даниил Александрович Пецков 11,
а около 1502—1504 гг.— князь Василий Иванович Голенин 12.
В январе 1541 г.— Иван Семенович Воронцов 13.
5. Боровск
Некоторое время до марта 1479 г. наместником был князь
Иван Владимирович Лыко Оболенский, а затем его сменил
Василий Федорович Образец 14.
6. Брянск
В декабре 1502 г. наместником был Иван Васильевич Жук
Колычев 15, а в декабре следующего года — князь Василий
Семенович Ряполовский 1б. С 1504 по 1533 г. Брянск находился в
уделе князя Юрия Ивановича Дмитровского. Поэтому там
великокняжеских наместников не было.
7. Великие Луки
В 1478/79 г. наместником был князь Иван Владимирович
Лыко Оболенский 17. В 1499/1500 г. там находились два
наместника, но уже менее знатных: Губка Янов и Григорий Стерляга
Вельяминов18. В декабре 1512 г. наместничал князь Василий
Семенович Одоевский 19. В 1514/15 г. там снова известны два
наместника: Иван Андреевич Колычев и Иван Семенович
Морозов 20. После того некоторое время вместе с Морозовым
наместничал Григорий Иванов Фомин Квашнин 21, который упоминается
как великолуцкий наместник и в 1515/16 г.22 В 1518/19 г.
наместником был Михаил Васильевич Тучков 23. В декабре 1526 г.
мы застаем снова двух наместников: Андрея Никитича
Бутурлина и князя Ивана Михайловича Шамина 24. Летом 1529 г. там
наместничали князь Андрей Петрович Великий Шестунов и
Василий Андреевич Коробов25. Затем под 1530/31 г. упоминается
великолуцкий наместник Михаил Васильевич Тучков, уже
исполнявший ранее эту должность26. В июле 1534 г. наместником
был Юрий Дмитриевич Шеин, а «за городом» — князь Дмитрий
Федорович Палецкий (до 1537 г.) 27, Шеин был в той же должности
и в апреле 1536 г., и в марте 1537 г.28 «Двойное»
наместничество на Луках объясняется, очевидно, важным
военно-стратегическим значением этого города, сборного пункта для войск во
время военных конфликтов с Литвой.
8. Великая Пермь
Под 1495 и 1506 гг. упоминается князь Василий Андреевич
Ковер как великопермский наместник 29.
9. Велья
В сентябре 1534 г. наместником был Тимофей Бутурлин30.
272
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
10. Верея
Около 1460 — 1490-х годов наместником был Григорий
Васильевич Ворона 31. С 1519 по 1533 г. город находился в уделе
князя Андрея Ивановича Старицкого.
11. Владимир
По семейному преданию, в 1493/94 г. после князя Даниила
Дмитриевича Холмского наместником был Иван Кондратьевич
Судимонт 32. Степень достоверности этого сведения неясна. В
сентябре 1509 г. во Владимире наместничал князь Михаил
Федорович Микулинский (Телятевский) 33, затем в июле 1519 г.,
согласно источникам,— князь Василий Васильевич Шуйский34.
Как-то странно звучит известие о наместничестве в 1523/24 г.
незнатного Гордея Сокурова 35. В декабре 1533 г., июле 1537 г.,
декабре 1540 г. и феврале 1541 г. встречаются сведения о
наместничестве князя Дмитрия Федоровича Вельского 36. Очевидно,
он исполнял наместническую должность с 1533 г. и во всяком слу-
чае по 1541 г. По наблюдению Н. Е. Носова, Вельский мог быть
наместником и в 1517 — 1550 гг. (умер И января 1551 г.)37. В
марте 1553 г. наместником Владимира числился князь Иван
Михайлович Шуйский 38.
12. Вологда
В 1489/90 г. наместниками были Григорий Васильевич
Морозов и Иван Гаврилович Заболоцкий 39, В январе 1541 г.
наместничали Михаил Дмитриевич Бутурлин и Федор Киндырев «с
братьею» 40.
13. Волоколамск
В 70—80-х годах XV в. наместником князя Бориса
Васильевича был князь Федор Васильевич Хованский41. Город
находился в уделе до 1513 г. и только после перешел в состав
великокняжеских земель.
14. Воронеж
В сентябре 1534 г. упоминается наместник Василий Снозин 42.
Осенью 1546 г. там наместничал Борис Сукин 43,
15. Вязьма
В мае 1495 г., в 1497/98 г., декабре 1501 г., январе, мае и
декабре 1503 г., мае 1504 г., феврале 1505 г. упоминается как
наместник (а в мае 1503 г. как вяземский и дорогобужский)
Иван Васильевич Шадра 44. Это редкий пример длительного
пребывания па наместничестве (во всяком случае с 1495 по 1505 г.).
В декабре 1512 г. наместничал князь Иван Михайлович Репня
Оболенский 45. Летом 1521 г. там мы находим князя Андрея
Борисовича Горбатого46. Летом 1529 г. наместниками были князь
Андрей Елецкий и Федор Климентьев47, в 1529/30 г.— Семен
Никитич Бутурлин и князь Петр Семенович Кривой
Ярославский 48. Возможно, в январе 1547 г. наместничал князь Иван
Семенович Мезецкий 49.
273
А. А. ЗИМИН
16. Вятка (Слободской городок)
На Вятке наместники были в Слободском городке. Так,
в 1504/05 г. там наместничал Замятия Константинов Сабуров,
в мае 1505 г. Андрей Племянников 50, в июне 1522 г,— Григорий
Федорович Мансуров51, в ноябре 1528 г.—Иван Семенович
Караулов 52. В марте 1542 г. на Вятке застаем князя Даниила
Даниловича Ухтомского 53, а в апреле 1545 г.— князя Юрия
Григорьевича Мещерского 54. В октябре 1546 г. в Слободском городке
наместничал снова князь Даниил Данилович Ухтомский55, а в
1555 г. в Хлынове — Борис Иванович Сукин 56.
17. Галич
В мае 1501 г. наместниками были Афанасий Иванович Шет-
нев и Михаил Васильевич Тучков57. В 1531/32 г. там
наместничали Иван Семенович Колычев и Асан Дмитриевич Годунов 58.
18. Гомель
В октябре 1532 г. наместником был Федор Григорьевич
Плещеев 59, летом 1534 г. и в июле 1535 г.— князь Дмитрий
Дмитриевич Щепин 60.
19. Гороховец
До весны 1508 г. наместничал Яков Скомонтов, а затем,
очевидно, в течение года — Прокофий Матвеевич Апраксин, которому
наместничество было продолжено с мая 1509 г. до декабря 1510 г.61
В ноябре 1542 г. наместником был князь Александр Васильевич
Друцкий 62.
20. Двина (Холмогоры)
На Двине в июле 1506 г. наместниками были Иван
Григорьевич Бутурлин и князь Михаил Михайлович Троекуров 63, в июне
1510 г.— Иван Андреевич Шереметев 64, в июле 1530 г.— князь
Петр Федорович Охлябинин 65, августе того же года — Иван
Андреевич Чеботов66, а через два года — князь Иван Васильевич
Ноздреватый 67. Затем в 1534 г. упоминается князь Иван
Васильевич Шуйский68, а в декабре 1535 г.— князь Иван Михайлович
Шуйский и Иван Дмитриевич Шеин 69. Где-то около 1520—1543 г.
наместником был князь Дмитрий (Михайлович) Жижемский70.
в 1543 г.— Василий Михайлович Воронцов и Иван Васильевич
Полев 71, в 1549 г.—князь Иван Кипрский72. Зимой 1553—1554/
/55 гг. наместником был князь Семен Иванович Микулинский 73.
21. Дмитров
Около 1470—1490-х годов наместничал некий Иван
Васильевич, возможно, Ощера74. С 1503 по 1533 г. Дмитров находился
в уделе князя Юрия Ивановича. Под 1504/05 г. упоминаются
два дмитровских наместника: князь Константин Федорович
Ушатый и князь Давыд Данилович Хромой Ярославский 75. В 1517/
/18 г. наместником был Даниил Федорович Вельяминов 76.
22. Дорогобуж
В декабре 1503 г. и декабре 1505 г. наместником был князи
274
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
Федор Юрьевич Прозоровский 77, в июле 1520 г. и летом 1521 г.—
князь Иван Иванович Горбатый 78, в июле 1528 г.— Федор Неве-
жин сын Жохов 79.
23. Елатьма
В ноябре 1542 г. наместником был Михаил Иванович
Вороной 80.
24. Заволочье
В апреле 1554 г. наместником был Михаил Колычев 81.
25. Звенигород
Возможно, около 1461/62 и 1462—1464 гг. звенигородским
наместником князя Андрея Васильевича был Дмитрий Давыдо-
вич Морозов 82.
26. Ивангород
В августе 1497 г. наместником был князь Юрий Бабич83.
Между 1500-—1511 гг. наместником был какое-то время некий
князь Юрий Васильевич84, в марте 1502 г.— Иван Андреевич
Черный Колычев 85, в июне 1505 г.— князь Константин
Федорович Ушатый8б, в 1509 г.— князь Иван Иванович Темка
Ростовский 87. Некоторое время между 1514—1519 г. наместничал князь
Александр Андреевич Ростовский 88. Некий Иван Иванович (Без-
зубцев?) был наместником в 1516 г.89 Около 20-х годов XVI в.
упоминается Григорий Андреевич Колычев, а в 1525 г.— князь
Василий Никитич Оболенский 90. Затем имеются сведения о
наместничестве Ивана Ивановича (?Беззубцева) от 1526/27 г.
(«князя»), января 1528 г., 1535—1540 гг. и около 1539 г.91 В декабре
1540 г. наместником был Иван Иванович Колычев92, а между
1557—1560 г.— князь Дмитрий Семенович Шестунов 93.
27. Калуга
В 1508—1518 гг. Калуга находилась в уделе князя Семена
Ивановича. От 1521/22 г. сохранилось странное известие о
наместничестве некоего Ивана Ивановича Тяпкина (Погожего) 94.
В августе 1528 г. и летом 1529 г. наместником был князь Иван
Федорович Овчина Оболенский 95. В сентябре 1538 г. ту же
должность занимал князь Петр Федорович Охлябинин 96. Затем
сохранилось известие от июля 1540 г. о наместничестве князя Ивана
Семеновича Ногтева97. В июле 1544 г. наместником был князь
Михаил Иванович Воротынский98, в июле 1547 г. и январе
1548 г.— князь Иван Васильевич Горенский 99, в сентябре 1549 г.
и в мае 1550 г.— князь Иван Тимофеевич Тростенский 100.
28. Карачев
В мае 1533 г. наместником был Семен Михайлович Чертов 101.
В 1538 г. («три годы») там наместничал князь Иван Федорович
Перемышецкий-Горчаков 102.
29. Кашира
Около 1512—1524 гг. Кашира находилась в кормлении у
татарских царевичей. В июне 1526 г. Каширу получил в кормление
275
А. А. ЗИМИН
князь Федор Михайлович Мстиславский 103. Здесь мы застаем его
в июле 1527 г. и августе 1528 г. воеводой и в марте 1529 г.—
наместником 104. В 1531—1533 гг. в Кашире сидел Шигалей.
В сентябре 1542 г. там наместником был князь Александр
Иванович Воротынский, в 1534/35 г.— князь Иван Данилович Пен-
ков 105.
30. Козельск
В августе 1499 г. наместником был Петр Михайлович
Плещеев 106, в августе 1507 г.— князь Александр Иванович Стригин
Оболенский 107. В 1508—1518 гг. город находился в уделе князя
Семена Ивановича.
31. Коломна
Где-то в 70—80-х годах XV в. наместником был Иван
Васильевич Ощера 108. Между 1497—1505 гг. некоторое время там
наместничал Яков Захарьевич 109. В августе 1533 г. эту должность
занимал князь Иван Федорович Вельский 110.
32. Корела
В мае 1501 г. наместниками были князь Иван Иванович Пуж-
больский и Юрий Константинович Сабуров 111. После Пужболь-
ского некоторое время (около 1505 г.) наместничал Иван
Иванович Бобров 112.
33. Кострома
Некоторое время между 1480—1495 гг. наместничали Дмитрий
Давыдович и Василий Федорович (Сабуров или Образец) 113. По
семейному преданию, в 1491/92 г. костромским наместником был
Иван Кондратьевич Судимонтов 114, а в октябре 1495 г.— князь
Федор Федорович 115. В 1520/21 г. здесь паместничали князь
Михаил Иванович Воротынский и князь Иван Васильевич
Глинский 116. В 1528/29 г. застаем там Ивана Никитича Бутурлина 117,
в октябре 1531 г.— князя Ивана Андреевича (Катыря
Ростовского) 118. В июле 1537 г. наместничали князь Семен Иванович
Трубецкой и князь Семен Федорович Алабышев110. В июне 1543 г.
наместником был князь Иван Васильевич Глинский 120, в январе
1544 г.—князь Дмитрий Михайлович Жижемский 121. В июле
1547 г. там наместничал Михаил Михайлович Мусин Пешков 122,
в июле 1548 г.— Захарий Петрович Яковлев 123. в апреле и июле
1550 г. и около 1553 г.— князь Михаил Иванович Воротынский 124.
34. Красный
О наместнике в этом городе сохранилось всего лишь одно
упоминание: им в октябре 1534 г. был Петр Заболоцкий 125.
35. Курск (Новгородский)
С осени 1544 по осень 1548 г. наместником здесь был
Никита Федорович Карамышев 126.
36. Ладога
В 1486/87 г. здесь наместничал Иван Григорьевич (Мамон) 127.
276
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВА
37. Медынь
С сентября 1538 г. по февраль 1539 г. наместником
упоминается Назарий Иванович Арсеньев 128.
38. Мещевск (Мезецк)
С 1504 по 1521 г. Мещевск находился в уделе князя
Дмитрия Ивановича. В мае 1533 г. наместником был князь Никита
Федорович Палецкий 129, в июне 1543 г.— князь Иван Иванович
Лыков Меньшой 130.
39. Москва
Самый видный из великокняжеских бояр обычно занимал
московское наместничество. Около 1420—1440-х годов наместником
был князь Юрий Патрикеевич131. Около 1473 г., в феврале
1498 г. и в январе 1499 г. эту должность занимал его сын князь
Иван Юрьевич Патрикеев 132. Между 1505—1515 гг. наместником
был князь Даниил Васильевич Щеня (племянник И. Ю.
Патрикеева) 133.
В 1538 г. на Москве наместничал князь Василий Васильевич
Шуйский 134 (умер осенью того же года), а в феврале 1540 г.— его
брат Иван Васильевич 135.
40. Московская треть
Как установила Е. И. Колычева, полные грамоты с печатью
«спи» московскими дьяками выдавались в Москве 136. А так как
в Москве ведали выдачей полных грамот третные наместники,
то мы присоединяем сведения о наместниках в грамотах с
печатью «спи» к другим упоминаниям о третных московских
наместниках.
Некоторое время между 1470—1477 гг. третным наместником
в Москве был Гаврила Хороший 137, где-то между 1462 и 1480 гг.—
Федор Борисович Отяев 138, а затем в мае, июне и сентябре
1490 г.—Александр Беклемишев139, в сентябре 1490 г. — Ники-
фор Васильевич] Басенок 140, в январе 1493 г.— Федор
Новосильцев 141, в феврале и октябре 1494 г. и в июле 1495 г.—
Григорий Александрович Серко 142, в октябре 1498 г.— Алферий
Филиппович 143. В феврале 1501 г. наместником был князь
Михаил Федорович (Микулинский?) 144. В июле 1504 г. полные в
Москве докладывались Григорию Андреевичу (Мамону)145. В
марте 1507 г., декабре 1511 г. и марте 1512 г. наместничал на
трети московской князь Иван Васильевич Ромодановский 146,
в 1515/16 г.— Василий Семенович Данилов и князь Иван
Васильевич Ромодановский 147. Василий Семенович Данилов
(Плотов) продолжал наместничать еще в 1523/24 г. 148 В мае и июне
1520 г., июле 1524 г., феврале 1525 г. наместничал Семен
Васильевич Виселицын 149. В феврале 1526 г. наместником был
Андрей Иванович Белении (Голенин?) 150. В феврале 1531 г. намест-
ником был Михаил Семенович Меликов 151, в декабре 1553 г.—
Григорий Федорович Голохвастов 152.
277
А. А. ЗИМИН
41. Муром
В сентябре 1489 г. наместником был князь Федор
Васильевич Хованский153, в 1526/27 г.— князь Василий Васильевич
Шуйский 154, в июле и октябре 1537 г., в мае 1538 г.— князь-
Федор Иванович Одоевский 155.
42. Мценск
Сохранились известия о наместничестве некоего Матвея
Семеновича Тяпкина (Погожего) в 1536/37 г.156 и в апреле 1550 г.—
Захария Ивановича Овчина-Плещеева 157.
43. Нижний Новгород
В середине XV в. наместником был Дмитрий Васильевич.
Бобр 158. Возможно, летом 1482 г. там наместничал князь Иван
Булгак 159. В июне 1491 г. наместниками были Иван Васильевич
(по Г. Алефу, Чебот, нам кажется, что Булгак) и Федор
Борисович 160. В 1477 г. Нижний был «дан» князю В. Шуйскому 161.
В 1512/13 г. наместниками были князь Александр Борисович
Горбатый 162, в августе 1528 г.— князь Семен Федорович
Алабышев и Федор Юрьев (Кутузов?) 163, в августе 1540 г.— Семен
Константинович Заболоцкий 164.
44. Новгород
После капитуляции Новгорода 17 февраля 1478 г.
Новгородская республика была ликвидирована. Власть посадников,
тысяцких и веча была заменена властью московского государя и
великокняжеских наместников как его представителей. Иван III
«посади своя наместники в Великом Новгороде, князя Ивана
Стригу и брата его Ярослава на купецкой стороне, а на вла-
дычне стороне Василья Китаева да Ивана Зеновьева» 1б5.
Вероятно, на смену Ивану Стриге в Новгород прислан был
князь Иван Васильевич Булгак (племянник князя И. Ю.
Патрикеева). Он упоминается вместе с князем Ярославом Оболенским
как наместник, еще в январе — феврале 1481 г. 166 Впрочем,
летом 1482 г. Булгак уже наместничает в Нижнем Новгороде 167
Ярослав тогда же переводится на наместничество в Псков.
Отныне в Новгороде устанавливается система двух наместников.
Эта структура наместнической власти не только отвечала
исторически сложившемуся делению Новгорода на две стороны
(Торговую и Софийскую), но и не давала возможности одному
наместнику сконцентрировать в своих руках всю былую мощь
Новгородской республики.
Не менее характерна вторая пара наместников. Иван
Зиновьевич происходил из рода Григория Станища, находившегося на
московской службе, очевидно, еще в XIV в. 168 Его брат
Василий Дятел в 1477—1478 гг. посылался в Псков поднимать
псковичей на новгородцев. Другой брат Ивана, Прокофий Скурат,
в 1496 г. описывал земли Вотской пятины. Племянник Ивана
Зиновьевича Борис Васильевич Дятлов в начале 30-х годов был:
278
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
великокняжеским ловчим. Иван Зиновьевич покинул
наместничество около 1481/82 г., когда он был отправлен в Валахию
за невестой наследника престола169. Василий Иванович Китай
(из старомосковского боярского рода Новосильцевых), очевидно,
перестал наместничать к концу 1480 — февралю 1481 г., когда
наместниками упоминаются Иван Зиновьевич и Василий
Федорович Шуйский 170.
Итак, первые новгородские наместники были как из
княжеских родов, так и из старомосковских боярских семей. Но вскоре
картина изменилась. В сентябре 1481 г. наряду с В. Ф.
Шуйским наместничал Григорий Васильевич Морозов (последнего на
наместничестве мы встречаем и в 1482 г.) 171. Шуйские были
связаны с Новгородом еще до присоединения его к Москве. В. В.
Гребенка Шуйский, будучи последним новгородским князем, сложил с
себя полномочия и в декабре 1477 г. перешел на московскую
службу. Василий Федорович верой и правдой служил
московскому государю.
В 1470 г., будучи псковским князем-наместником, помогал
Ивану III в борьбе с Новгородом172. В Пскове он и умер
в 1496 г. (после второго своего назначения туда в 1481 г.).
Морозовы принадлежали к старомосковскому боярству. Возможно,
они издавна были связаны с Новгородом.
С августа 1485 г. и во всяком случае по июнь 1493 г.
новгородским наместником был Яков Захарьевич (упоминается
таковым в августе 1485 г., 1486/87 г., марте 1487, марте 1488 г.,
весной 1489 г., марте и июле 1490 г., мае — июне 1493 г.) 173.
Вместе с ним на наместничестве были брат его Юрий (во всяком
случае весной 1487 г., в феврале 1488 г. и весной 1489 г.) 174,
а затем (уже в сентябре 1490 г.) — Петр Михайлович Плещеев
(во всяком случае до февраля 1495 г.) 175. Захарьевичи
принадлежали к старинной московской боярской фамилии. Оба они
неукоснительно проводили жесткий курс великокняжеской
политики в Новгороде.
Младший брат Якова и Юрия Захарьевичей Василий женился
на дочери посадника Василия Никифорова, убитого новгородцами
за приверженность его к Москве. Свое прозвище «Ляцкий»
Василий Захарьевич получил от Лядского погоста Шелонской
пятины, где располагались его владения. Владел он землей и в
Деревской пятипе 176. Плещеев, как и Захарьевичи, принадлежал
к старомосковской боярской фамилии.
Накануне октябрьской поездки 1495 г. в Новгород Иван III
сменил там состав наместников. Уже в августе 1495 г. на
наместничестве сидели князь Иван Владимирович Лыко
Оболенский и князь Данила Александрович Пенко (из рода
ярославских княжат) 177. Впрочем первый из них уже вскоре покинул
Новгород, ибо в ноябре того же года с Данилой Пенко намест-
279
А. А. ЗИМИН
ничал его дальний родич князь Семен Романович 178. Князь Иван
Лыко был двоюродным братом уже упоминавшихся Ивана Стриги
и Ярослава Оболенских. Во время наместничества он, как и
другие его предшественники, приобрел поместья в Вотской пятине 179.
Не менее колоритными фигурами были и ярославские княжата.
Князь Данила, в частности, был единственным из новгородских
наместников, сохранявшим остатки суверенных прав в своих
старинных вотчинах.
Смена декораций на новгородском наместничестве произошла
где-то около 1498 г. В феврале этого года наместником уже
называется Андрей Федорович Челяднин 180. Кто в это время был
его сотоварищем, не вполне ясно. Во всяком случае А. Ф.
Челяднин наместничал еще весной 1500 г. 181 В апреле и декабре
1499 г. другим наместником был Иван Лобан Андреевич
Колычев, который наместничал во всяком случае до мая 1501 г. 182
Погиб Иван Лобан в Ивангороде в марте 1502 г. 183 Вместе с
ним на наместничестве находились князь Василий Васильевич
Немой Шуйский (декабрь 1500 г.) 184 и знакомый пам уже князь
Семен Романович (апрель — май 1501 г.) 185. Как Челяднин, так
и Колычев происходили из старомосковских боярских родои.
Последний во время наместничества женился на Марии Есиповои
(из семьи новгородских бояр) и сумел приобрести много земель
в Бежецкой, Вотской и Деревской пятинах 186.
Вряд ли кто-либо из известных нам лиц столь долго
находился на новгородском наместничестве, как сын Василия
Федоровича Шуйского князь Василий Немой (в декабре 1500 г.—
октябре 1506 г., 1510 г., июле 1514 г., летом 1518 г.187). Это
была одна из крупнейших исторических фигур на политическом
горизонте России первой половины XVI в. По влиятельности при
великокняжеском дворе с В. В. Шуйским мог спорить другой
новгородский наместник, князь Даниил Васильевич Щеня (брат
известного уже нам Ивана Булгака), правда, только до 1515 г.,
когда он в последний раз упоминается в источниках. Даниил
Щеня наместничал с августа 1501 г. по июнь 1505 г. 188, затем
с мая 1508 г. по 1510 г. 189 Не исключено, что он находился
в Новгороде бессменно с 1501 по 1510 г. сначала с В. В. Шуйским
(август 1501 г.— июнь 1505 г.), затем с Григорием Федоровичем
Давыдовым (в 1508/09 г.— июле 1509 г.) 190, и снова с В. В.
Шуйским (в 1510 г.) 191. Даниил Щеня — прославленный русский
полководец, неоднократно упоминающийся в летописях и других
источниках. С 1457 по 1515 г. Григорий Федорович Давыдов
был дальним родичем Челядниных.
После Г. Ф. Давыдова сотоварищем В. В. Шуйского во время
второго его наместничества был Иван Андреевич Челяднин,
вместе с которым он заключил мирный договор со Швецией в мае
1513 г.192 Иван и Василий Андреевичи Челяднины (дети из-
280
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
вестного уже нам А. Ф. Челяднина) возглавляли важнейшие
дворцовые ведомства: первый из них был дворецким, а второй —
конюшим. Иван Андреевич в Новгороде пробыл недолго, да и
послан был он туда, наверно, главным образом, для заключения
договора со шведами.
Последним сонаместником В. В. Шуйского во время второго
пребывания его в Новгороде был Иван Григорьевич Морозов
(в мае — июле 1514 г.) 193. Вероятно, Морозов оставался в
Новгороде до сентября 1516 г.194 Здесь же он был наместником в
октябре 1537 г., сентябре 1548 г. и августе 1550 г.195 Морозов
прожил долгую жизнь. Он сопровождал Ивана III еще в поездке
великого князя в Новгород в 1495/96 г. Умер он в глубокой
старости (в 1554 г.). Очевидно, с Морозовым новгородским
наместником был Михаил Константинович Беззубцев 196.
Долгое время в Новгороде наместничал князь Александр
Владимирович Ростовский (март — сентябрь 1516 г., январь — март,
июль 1517 г., 1518/19 г., февраль и сентябрь 1521 г., декабрь
1522 г.) 197.
Его сотоварищами за это время были И. Г. Морозов
(сентябрь 1516 г.), Михаил Васильевич (Тучков) Морозов (июнь
1517 г., февраль — сентябрь 1521 г.) 198, князь Иван Иванович
Щетина Оболенский 199. Князь Иван Щетина наместничал не
только в декабре 1522 г., но и в мае — декабре 1523 г. и апреле
1524 г.200 Кто служил в последние два года его наместничества
вместе с ним, неизвестно. В 1527 г. он уже боярин, находился
с войсками на Коломне 201.
В декабре 1525 г., декабре 1526 г., январе и феврале 1527 г.
наместником был Иван Васильевич Хабар (из боярского рода
Симских), известный полководец202; вероятно, с марта 1529 г. по
октябрь 1531 г.— князь Михаил Васильевич Кислый Горбатый
(упоминается как наместник в марте 1529 г., марте — летом
1530 г., сентябре 1531 г.)203. В сентябре 1531 г. с ним
наместничал вместе князь Федор Молегдайрович 204, племянник
царевича Петра, женатого на сестре Василия III.
После небольшого перерыва известия о новгородских
наместниках возобновляются. Ими в 1534 г. еще до 12 сентября были
двоюродный брат Михаила Кислого князь Борис Иванович
Горбатый (упоминается также в качестве такового в ноябре 1534 г.,
мае 1535 г., октябре 1536 г., январе 1537 г.) 205 и Михаил
Семенович Воронцов (еще в апреле 1536 г.) 206.
После смерти Елены Глинской суздальско-ростовская
группировка княжат (сторонников сохранения и расширения
привилегий феодальной аристократии) усилила свои позиции при
великокняжеском дворе. Вначале она делила свое влияние с князьями
Вельскими, продолжавшими единодержавные тенденции
правительства Василия III. Политический дуализм этой поры отра-
281
А. А. ЗИМИН
зился и на судьбах новгородского наместничества. В октябре
1538 г. наместниками в Новгороде были князь Иван Михайлович
Шуйский («Спасителев»), его брат Андрей (1539—1540 гг.) и Иван
Григорьевич Морозов 207. В июле 1541 г. И. М. Шуйский
наместничал с братом Ивана Григорьевича — Василием (последний на-
местничал и в 1542 г.) 208. В придворной борьбе И. Г. Морозов
поддерживал группировку Бельских 209.
И. М. Шуйский наместничал в Новгороде и в феврале 1543 г.,
но уже с князем Юрием Михайловичем Булгаковым 210. Булгаков,
как и Морозов, принадлежал к группировке Бельских211. В
период их влияния он в апреле 1540 г. получил боярское звание.
Затем Шуйским удается на время добиться полного захвата
власти в Новгороде. В сентябре 1543 г. наместником новгородским
был близкий к ним князь Андрей Дмитриевич Ростовский
(боярином стал летом 1536 г.). Он же наместничал в Новгороде в
мае 1544 г., в мае и июне 1545 г. (очевидно, все время с
Иваном Михайловичем212).
Владычеству Шуйских скоро пришел конец. В декабре 1543 г.
был растерзан псарями великого князя Андрей Шуйский, а
другие его сторонники попали в ссылку. Наступило на небольшой
срок время господства старомосковской группировки бояр во
главе с Воронцовыми.
В сентябре 1545 г., октябре и ноябре 1546 г. в Новгороде, по
всей видимости, наместничает В. Д. Шеин, но вместе с ним уже
наместником был Ю. М. Булгаков 213, а в феврале 1547 г.— Юрий
Дмитриевич Шеин (из рода Морозовых) 214 В декабре 1546 г.
Ю. М. Булгаков наместничает в Новгороде вместе с братом Шеина
Василием 215 но затем снова в ноябре 1547 и апреле — мае
1548 г.— с И. М. Шуйским 216. Как видим, Шуйских в 1546 г.
удалось отстранить от наместничества в Новгороде. Но после
июньского восстания 1547 г. к власти снова пришли на время
сторонники Шуйских 217, и Иван Михайлович опять вернулся на
новгородское наместничество. Последний раз в качестве наместника он
упоминается на рубеже 50-х годов. В сентябре 1548 г. он
наместничал вместе с И. Г. Морозовым 218. В октябре 1549 г. он
возглавлял русские войска на Коломне, будучи одновременно
новгородским наместником 219. Возможно, его сотоварищем был тогда тог
же Морозов, который продолжал наместничать и в августе 1550 г.,,
по уже с князем Дмитрием Ивановичем Курлятевым 220.
К началу 1549 г., как известно, при дворе Ивана IV
складывается правительственный кружок, получивший в литературе
название «Избранной рады». Это было правительство,
осуществлявшее политику консолидации сил господствующего класса.
О том, что Д. И. Курлятев был единомышленником
руководителей «Избранной рады» (Адашева и Сильвестра), позднее пи-
282
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
сал сам Иван Грозный221. Курлятев наместничал в Новгороде и
в декабре 1551 г.222
С января 1554 г. по декабрь 1555 г. есть сведения о
наместничестве князя Дмитрия Федоровича Палецкого223. В ноябре
1555 г. он наместничал с князем Петром Михайловичем Щеня-
тевым и покинул Новгород после того, как поставлен был
вместе с ним во главе войск, отправленных к Выборгу 26
декабря 224. Щенятев наместничал в Новгороде также в феврале —
марте 1556 г., но уже с князем Михаилом Васильевичем
Глинским, против которого направлен был народный взрыв
возмущения во время московского восстания 1547 г.225
П. М. Щенятев в свое время поддерживал централизаторские
тенденции князей Вельских, а князь Д. Ф. Палецкий
участвовал в 1553 г. в разборе дела князя С. Лобанова-Ростовского.
Все это — виднейшие деятели «Избранной рады». В приписках
к Царственной книге 60-х годов XVI в., рассказывающих о
событиях 1553 г., князья П. М. Щенятев, Д. Курлятев и Д.
Палецкий называются среди тех бояр, которые прямо или косвенно
поддерживали кандидатуру Владимира Старицкого на русский
престол226. Приписки эти были составлены в непосредственном
окружении Ивана IV и имели своей целью очернить протопопа
Сильвестра и его сторонников из состава «Избранной рады».
Как известно, в 1555—1556 гг. система кормления была
ликвидирована. Власть наместников была заменена губными и
земскими учреждениями. В Новгороде на время наместничья власть
была восстановлена в январе 1572 г., т. е. в самом конце
опричнины. Тогда наместниками были поставлены князь И. Ф.
Мстиславский в земской части города и опричник князь Петр Данилович
Пронский в опричной части города 227. Впрочем уже осенью 1572 г.
эта система двойного наместничества пала. Иван IV назначил
«управу чинить людем» в Новгороде князя Семена Даниловича
Пронского 228.
45. Новгород-Северский
До 1523 г. в Новгород-Северском княжил Василий Шемячич.
В декабре 1526 г., марте 1528 г., 1529 г., июле 1530 г.
наместником был князь Никита Васильевич Оболенский229. Весной
1531 г., в марте 1532 г., мае 1533 г. и в 1533/34 г.
наместничал князь Иван Иванович Барбашин230. Одновременно с ним в
1533/34 г. там же «в городе» дела вершил князь Александр
Иванович Стригин (Барбашин в это время ведал делами «за
городом»)231. Он прямо называется наместником в апреле и
декабре 1534 г.232 Летом 1543 г. наместником был Семен
Иванович Жулебин 233, а в марте 1553 г.— князь Семен Иванович Гун-
доров 234.
46. Одоев
В июле 1537 г. наместником был Степан Сидоров235. Речь
283
А. А. ЗИМИН
идет о части Одоева. Другая (два жребия) принадлежала, во
всяком случае в 1525 г., князю И. М. Воротынскому.
47. Опочка
В октябре 1517 г. наместничал Василий Михайлович
Салтыков-Морозов 236, а в сентябре 1534 г.— Андрей (Ильич?)
Квашнин 237.
43. Орешек
В мае 1501 г. наместником был князь Владимир (Борисович)
Туреня Оболенский238, а в 1513 г.—некий князь Иван
Иванович 239.
49. Переславль
В 70—80-х годах XV в. наместником был Андрей
Михаилович Плещеев 240. Очевидно, где-то около мая 1508 г.
наместничали князь Михаил Васильевич Шуйский и Василий
Михайлович Чертенок Заболоцкий 241, в 1540 г.— князь Андрей
Александрович Алабышев-Аленкин242, а в апреле 1547 г.— князь Иван
Васильевич Пожарский 243.
50. Пермь (Вымь)
В 1482/83, 1484/85, 1490 гг. наместниками на Выми были
вымские князья Петр и Федор Васильевы 244. В 1485 г. они
заключили союз с вогуличами. Оба князя участвовали в походе
на Югру в 1499 г. Князь Петр убит около 1499 г., князь Федор
сведен с Выми в 1502 г. После князя Матвея с 1503 г.
наместничал князь В. А. Ковер, который воевал в 1504 г. с Кутлу-
гом — сибирским царем 245.
51. Плес
В 1529/30 г. здесь наместничал Василий Григорьевич
Квашнин 246; в августе 1540 г. князь Иван Андреевич Булгаков 247, а в,
апреле 1550 г.—князь Андрей Васильевич Ромодановский 248.
52. Почап
В марте 1555 г. наместником в Почапе был Игнатий
Борисович Блудов 249.
53. Псков
После присоединения Пскова к Русскому государству в
январе 1510 г. там были оставлены наместниками Григорий
Федорович Давыдов и Иван Андреевич Челяднин 250. Челяднин
упоминается также в акте от декабря того же года251. Очевидно,
вскоре после этого Василий III свел обоих наместников и
вместо них поставил князя Петра Васильевича Великого Шестунова
и князя Семена Федоровича Курбского (до августа 1511 г.) 252.
Эта пара наместников пробыла в Пскове четыре года. В 1514/15 г.
мы застаем там уже князя Ивана Васильевича Шуйского и
Андрея Васильевича Сабурова253. В июле 1517 г. в Пскове еще
сидели эти два наместника254. Впрочем И. В. Шуйский
наместничал и в марте 1518 г., но уже с князем Петром Семеновичем
Ряполовским255. Последний продолжал наместничать в апреле
284
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
1519 г., июне 1520 г. и марте 1521 г., но уже с князем
Михаилом Васильевичем Горбатым256. В марте 1522 г. упоминается
наместник князь Юрий Дмитриевич Пронский 257.
Затем наступает перерыв в наших известиях. В январе 1529 г.
мы застаем князя Василия Андреевича Микулинского и Ивана
Васильевича Ляцкого258. В октябре 1531 г. упоминается князь
Иван Данилович Пенков259, а в июне 1533 г.— князь Михаил
Иванович Кубенский260. Последний продолжал наместничать в
сентябре 1534 г. вместе с Дмитрием Семеновичем Воронцовым 261.
Воронцов упоминается и в ноябре того же года 262.
В апреле 1536 г. наместничали князь Александр Андреевич
Хохолков Ростовский и князь Александр Иванович Стригин
Оболенский 263, в 1539/40 г.— князь Василий Иванович Оболенский
и князь Андрей Михайлович Шуйский264. Зимой 1540/41 г.
князь Андрей был сведен с наместничества, и в Пскове стал
один наместник — князь Василий Иванович Репнин265. В январе —
феврале 1543 г. наместниками были князь Даниил Дмитриевич
Пронский п князь Иван Федорович Стригин Оболенский266.
Последний продолжал наместничать еще в мае 1544 г.267 В
ноябре 1544 г. мы застаем князя Александра Борисовича Горбатого*
и князя Ивана Ивановича Хабарова 268, в декабре 1547 г.—
князя И. В. Пронского269. В январе 1548 г. наместничали князь
Юрий Иванович Темкин Ростовский и Михаил Яковлевич
Морозов 270, в августе 1550 г.— князь Федор Иванович Шуйский271, а в
апреле 1554 г.— Иван Петрович Федоров и Василий Петрович
Борисов 272.
54. Пупов или
В 1499/1500 г. в Пуповичах наместничал Алексей
Григорьевич Заболоцкий 273.
55. Путивль
До 1523 г. Путивль входил в Новгород-Северское княжество-
Василия Шемячича. В 1529/30 г. наместничали князь Петр
Иванов сын Семенов Засекин и князь Василий Семенович Мезец-
кий 274. В 1533/34 г. там находились те же лица, правда, в
разрядах прямо наместником назван только Мезецкий275, его же
мы застаем в декабре 1534 — декабре 1535 гг.2?6
В июле 1543 г., августе 1545 г. и мае 1546 г. наместничал
князь Михаил Михайлович Троекуров277, в декабре 1547 г.—
князь Владимир Андреевич Стригин278, летом 1550 г.— Семен
Васильевич Шереметев279, в июне 1552 г.— князь Федор
Иванович Кашин280, в марте 1553 г. и апреле 1554 г.— Бахтеяр-
Григорьев сын Зюзин281.
56. Радогощ
До 1523 г. Радогощ входила в Новгород-Северское
княжество Василия Шемячича. В сентябре 1534 г. Литвой полонен ра-
догощский наместник Матвей Лыков 282.
285
А. А. ЗИМИН
57. Ржева
До 1513 г. половина Ржевы принадлежала князю Федору
Волоцкому (вторая была великокняжеской). В апреле 1536 г.
наместниками (очевидно, по половинам) были князь Семен
(Иванович) Елецкий и Мешок (Иванович) Квашнин 283.
58. Романов
В апреле 1550 г. наместниками были князь Петр Глебович
Засекин и Александр Иванович Гнездиловский 284.
59. Руса
В апреле 1536 г. наместниками были князь Дмитрий
Иванович Курлятев и князь Василий Васильевич Ушатый285,
в 1545/46 г.— князь Иван Юрьевич Ромодановской и князь Юрий
Андреевич Оболенский 286.
60. Рыльск
До 1523 г. Рыльск входил в Новгород-Северское княжество
Василия Шемячича. В мае 1533 г. наместником был Василий
(Иванович) Сергеев 287, весной 1553 г.— князь Иван
Александрович Стригин 288.
61. Рязань (и Перевитеск)
В Рязани была очень сложная система наместников и
«воевод» в городе и за городом. Рязанское княжество до 1521 г.
сохраняло независимость и московские наместники были в
Перевитеске, т. е. в трети Рязанской, приобретенной Иваном III.
Так, в феврале 1509 г. наместником в Перевитеске был
Василий Григорьевич Морозов289. В мае 1512 г. на Рязани
(очевидно, в трети Рязанской) наместником был князь Иван
Васильевич Шуйский 290. В апреле 1514 — марте 1515 г. наместником в
Перевитеске был князь Федор Дмитриевич Пронский291.
В 1519/20 г. наместником на Рязани (Перевитеске) был князь
Иван Васильевич Хабар, а в городе в это время были Булгак
и Федор Денисьевы (об их наместничестве прямо не сказано) 292.
Сам же Хабар в мае 1520 г. считался перевитеским
наместником 293. В июне — августе 1521 г. на Рязани наместником по-
прежнему был Хабар, а в городе числились Денисьевы294. Но в
это время Хабар находился в самой Рязани и был уже в
полном смысле рязанским наместником295. Это произошло в связи
с ликвидацией Рязанского княжества.
В июле 1527 г. наместником в городе был князь
Александр Андреевич Ростовский, а за городом воеводы (прямо не
сказано, что они — наместники) Федор Юрьевич Щука Кутузов,
князь Иосиф Тимофеевич Тростенский и Федор Денисьев293.
В 1527—1528 г. А. А. Ростовский продолжал исполнять свои
обязанности. Тут же были (не сказано точно, где и кем) князь
Александр Васильевич Кашин и Федор Щука 297. Зато в
мартовской записи 1529 г. сообщается, что на Рязани были наместники
Федор Щука и князь Александр Кашин, а «с ними» Федор Де-
286
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ?
нисьев298. Августовская запись 1530 г. содержит сведения, что
Кашин был наместником в городе, а за городом был (неясно
кем) князь Никита Борисович Туренин, а в городе — Семен
Никитич Бутурлин (неясно кем) 299. Летом 1531 г. князь Андрей.
Дмитриевич Ростовский наместничал в городе, а князь Никита
Борисович Туренин и с ним Петр Денисьев находились за
городом (неясно кем) 300. Летом следующего года князь Андрей
продолжал наместничать в городе, а с ним был Петр Денисьев
(неясно кем), зато Туренин прямо назван наместником за
городом301. С этим званием он упоминается и в мае 1533 г.302
В июле 1534 г. за городом воеводами были князь Семен Ива-
нович Пунков-Микулинский, третной наместник князь Иван Тать
Федоров Хрипунов-Ряполовский и Федор Денисьев (неясно его
административное положение) 303. В июле 1536 г. и летом 1537 г.
наместником в городе был князь Петр Иванович Репнин, с ним.
был Петр Денисьев. За городом воеводой был князь Михаил
Андреевич Трубецкой и наместник трети Рязанской — князь Иван
Тать304. В августе 1538 г. за городом наместником был князь
Михаил Андреевич Трубецкой305. В июле 1540 г. наместником-
в городе был князь Борис Дмитриевич Щепин-Оболенский306.
Очевидно, за городом продолжал служить князь Михаил. Во
всяком случае в августе 1541 г. он назван воеводой за городом307,
а в январе 1541 г.— наместником трети Рязанской 308. В 1543 г.
в городе наместником служил князь Василий Иванович Темкин,.
а за городом наместником трети Рязанской — князь Дмитрий
Дмитриевич Щепин309. В июле 1544 г. последний был уже
наместником в городе, зато Темкин — воеводой за городом 310.
В апреле 1546 г. за городом были наместниками два князя
Дмитрия Ивановича — Микулинский и Хилков311. Микулинский
упоминается в той же должности в июне 1547 г.312 В мае 1548 г..
и апреле 1549 г. рязанским наместником был князь Иван Шемя-
ка Васильевич Пронский 313, а в апреле 1550 — конце 1551 г.—
князь Александр Иванович Воротынский 314.
62. Себеж
В феврале 1543 г. здесь наместничали Михаил Болтин
и Дмитрий Бибик (Бибиков) 315, в сентябре — ноябре того же
года,— очевидно, Федор Семенович Сабуров и Семен Семенович
Отяев 316.
63. Смоленск
После взятия Смоленска там в сентябре — декабре 1514 г.
наместником был оставлен князь Василий Васильевич
Шуйский317. В апреле 1517 — декабре 1518 г. наместничал князь
Борис Ианович Горбатый 318. Затем в январе 1520 — марте 1523 г.
там же мы встречаем князя Ивана Васильевича Шуйского 319. Его
сменил князь Василий Андреевич Микулинский (август 1523 г.—
май 1525 г.) 320, затем князь Иван Щетина Иванович Оболен-
287
А. А. ЗИМИН
ский321. С декабря 1527 г. по апрель 1531 г. паместником был
князь Юрий Дмитриевич Пронский (упоминается в декабре 1527 г.,
июле, сентябре — ноябре 1529 г., апреле 1531 г.) 322, за ним
следуют князь Александр Андреевич Ростовский (ноябрь 1531 г.—
декабрь 1533 г.) 323, князь Никита Васильевич Оболенский,
примерно с февраля 1534 по февраль 1543 г. (точнее: упомянут в
феврале 1534 г., апреле, декабре 1536 г., январе — феврале 1542 г.,
феврале 1543 г.) 324. Затем промелькнуло сообщение о
наместничестве князя Ивана Андреевича Ростовского (август 1543 г.) 325.
Позднее последовательно на наместничестве были: князь Михаил
Иванович Кубенский (май 1546 г.) 326, князь Василий
Михайлович Щенятев (декабрь 1546 г.) 327, князь Иван Иванович
Хабаров (декабрь 1547 г.— март 1549 г.) 328, князь Даниил
Дмитриевич Пронский (август 1549 г.— июнь 1550 г.) 329 и
князь Иван Андреевич Куракин (октябрь 1550 г.—июнь
1551 г.) 330.
Затем в феврале 1552 г.— феврале 1554 г. в Смоленске
наместничал князь Иван Иванович Хабаров 331, с марта 1554 г. до
февраля 1555 г.— некоторое время кпязь Василий Семенович
Серебряный 332, а с февраля 1555 г. во всяком случае по сентябрь
1556 г.— князь Петр Андреевич Куракин333. Последними
известными нам наместниками были князь Юрий Иванович Темкин
Ростовский (февраль — декабрь 1558 г.) 334 и Иван Петрович
Федоров (декабрь 1558 г.— сентябрь 1560 г.) 335.
64. Старица
Старица до 1537 г. находилась в уделе князя Андрея
Ивановича, а с 1540 г.— его сына Владимира. В 1524/25 г. стариц-
ким наместником князя Андрея был князь Федор Дмитриевич
Пронский 336.
65. Стародуб
Стародуб до 1518 г. входил во владения князя Василия
Семеновича. В июле — августе 1519 г. там был наместником князь
Семен Федорович Курбский337, в апреле 1525 и зимой 1525/26 г.—
князь Александр Иванович Оболенский 338, около 1526 г.— Иван
Васильевич Обляз339. Впрочем не исключено, что он
наместничал в более раннее время, так как еще в декабре 1531 г. мы
встречаем на наместничестве князя А. И. Оболенского 340. В
октябре 1532 г.— августе 1535 г. наместничал князь Федор
Васильевич Оболенский 341, а в сентябре 1544 г.— князь Василий
Семенович Мезецкий 342.
66. Суздаль
В 1449—1450 и 1456—1460 гг. наместником был Федор
Васильевич Басенок343, в 70-х годах XV в.,— возможно, князь Иван
Васильевич (? Горбатый) 344, в 70—90-х годах XV в.— князь
Семен Иванович (? Ряполовский) 345, в мае 1494 г.— кпязь Иван
Михайлович (Репня Оболенский) 346.
288
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
67. Тверь
В 1485 г. после присоединения Твери наместником туда
назначили Ивана Федоровича Образца347. Где-то около 1505 г. в
Твери (вместе с Коломной и Костромой) наместничал Иван
Иванович Ощерин 348.
68. Торжок
В октябре 1478 г. наместником был князь Иван Федорович
Образец349, в 1501/02 г.— князь Иван Ляпун Федорович
Ушатый и Петр Борисович Бороздин 350.
69. Торопец
В ноябре 1522 г. наместником был князь Михаил
Михайлович Курбский351, в апреле и июле 1525 г. и июле 1528 г.—
князь Михаил Иванович Кубенский352, затем князь Василий
Андреевич Ноготок Оболенский 353.
70. Тотьма
В июле 1548 г. наместником был Назарий Семенович
Глебов 354, с июня по октябрь 1555 г.— Яков Губин сын Мокло-
ков 355.
71. Тула
В июле 1527 г. наместником был князь Иван Федорович Тать
Хрипунов 356, между августом 1528 — маем 1529 г.— князь Иван
Михайлович Троекуров 357, в июле 1540 г.— князь Петр
Андреевич Куракин-Булгаков358, а в июне 1543 г.— Федор
Михайлович Плещеев 359.
72. Углич
В сентябре 1491 г. после «поимания» князя Андрея
Васильевича Углицкого туда был послан наместником Иван
Васильевич Шадра 360. По позднейшим сведениям, там наместничал и
некий «Фома Колычев», который в 1492 г. построил Храм
Алексея митрополита в Алексеевском монастыре 361.
73. Устюг
В 1477/78 г. наместником был Петр Федорович Челяднин362,
в 1488/89 г.— князь Иван Иванович Злоба (? Звенец) 363.
Сохранилось упоминание о наместничестве в конце XV в. на
Устюге Федора Красного364. Возможно, около 1490—1500 г.
наместничал князь Дмитрий Семенович Курбский365, в апреле 1516 г.
наместником был князь Иван Иванович Холмский366, в 1518/
19 г.— князь Иван Иванович Злоба367, в 1533/34 г. князь
Михаил Данилович Щенятев368, в 1539 г.— князь Семен
Андреевич Трубецкой369 и в 1553/54 г.— князь Петр Михайлович
Щенятев 370.
74. Чернигов
До 1518 г. Чернигов принадлежал к владениям князя
Василия Семеновича Стародубского. В марте 1551 г. там
наместничал князь Александр Иванович Вяземский 371.
289
А. А. ЗИМИН
75. Шуя
Около 1549 г. в Шуе наместничал Игнатий Борисович Голох-
вастов 372.
76. Юрьев (Польской)
Около 1460—1490-х годов некоторое время здесь наместничал
Даниил Васильевич Булгаков 373, в феврале 1490 г.— князь
Даниил Васильевич (Щеня) 374. До марта 1519 г. наместником был
Федор (Иванович) Карпов 375.
77. Ям
В январе 1544 г. наместником здесь был Григорий Никитич
Сурков 376.
78. Ярославль
В январе 1520 — марте 1521 г. «воеводой ярославским» в
посольских делах называется Григорий Федорович Давыдов377.
*
Во второй половине XV — первой половине XVI в. местное
управление на основной территории единого Русского государства
осуществлялось наместниками и волостелями, собиравшими в свою
пользу с населения кормы и осуществлявшими над ним суд.
Кормленщиками были как представители феодальной аристократии,
так и верхушка служилых людей. Все зависело только от
доходности кормления. Кормлениями вознаграждалось и исполнение
дворцовых должностей. «Натуральный» характер вознаграждения
за службу соответствовал еще слабому развитию
товарно-денежных отношений в стране.
В крупнейших городах наместниками были представители
княжеских фамилий и старомосковского боярства. Порядок раздачи
городов в кормление в общем напоминал раздачу городов в
удел: более знатные князья получили более крупные города.
При этом сохранялись черты, связывающие порядок
назначения с традициями удельного времени. Так, в Новгороде и Пскове
чаще всего наместниками были Шуйские, Горбатые, Ростовские,
предки которых находились в этих городах на княжении. Сроки
наместничеств были неопределенными, иногда очень большими.
В Москве наместничали пожизненно. Так, И. В. Шадра
наместничал в Вязьме с 1495 и во всяком случае до 1505 г., а
может быть, и позднее. Н. В. Оболенский сидел в Новгород-Се-
верском с 1524 по 1530 г. В Новгороде В. В. Шуйский был
наместником в декабре 1500 г., в августе 1501 — октябре 1506 г.,.
декабре 1510 — июле 1514 г., летом 1518 г. А. В. Ростовский в
Новгороде наместничал в марте 1516 — 1518/19 гг., в 1520 —
декабре 1522 г. Князь Д. Ф. Вельский был владимирским
наместником в 1533—1541 гг. и с 1547 г. до смерти в январе
1511 г. Возможно, что он управлял Владимиром вообще без пе-
290
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
рерыва (с 1533 г.). Четыре года наместниками Пскова были князь
П. В. Великий и князь С. Ф. Курбский (1511—1515), а также
И. В. Шуйский и А. В. Сабуров (1515—1519). В Новгороде и в
Пскове было по два наместника, как правило, один из княжат,
другой из старомосковского боярства.
Кормления в волостях давались чаще всего на год, но
«перепускались» (продлевались) иногда на полгода, иногда на год,
иногда на два378. Василий III, пишет Герберштейн, раздавал
кормления «по большей части в пользование только на полтора
года; если же он содержит кого в особой милости или
расположении, то прибавляет несколько месяцев; по истечении же
этого срока всякая милость прекращается, и тебе целых шесть лет
подряд придется служить даром» 379. Размеры кормов были
строго определены доходными списками 380, нормы которых
установились еще в середине XV в. и в начале XVI не менялись. Так,
И. И. Коробьину с волости Ростовец в 1509 г. полагалось с сохи
(«со всех грамотников з боярских и с монастырских») на
Рождество (25 декабря): полоть мяса (или 10 денег), 10 хлебов
(10 денег), мех овса (8 денег), воз сена (2 алтына); на Велик
день (пасху): полоть мяса, 10 хлебов; на Петров день (29 июня):
баран (10 денег), 10 хлебов. Тиун волостеля получал половину
этого корма. Доводчику шло с сохи на Рождество: коврига
хлеба (1 деньга), четь мяса (1 деньга), зобня овса (2 деньги); на
Велик день — коврига и часть мяса; на Петров день — коврига и
сыр (1 деньга). Праведчик получал на Рождество 8 денег, на
Велик день — 4 деньги, на Петров день — также 4 деньги.
С черных же деревень волостель и тиун получали такой же
побор, как с сохи (с шести деревень). Доводчик в три
праздника получал соответственно с деревни 4, затем 2 и снова 2
деньги (всего 8 денег). Праведчику с деревни шло в каждый
праздник алтын, затем 3 деньги и, наконец, 4 деньги. За продажу
лошади волостель получал «от пятна» (клейма) с купца деньгу
и с продавца — деньгу. Волостель должен был собирать и мытные
(проездные) пошлины со всех «грамотников» (т. е. с тех, кому
давались льготы). Исключение составляли только служилые и
боярские люди (если они едут без товара) и пешеходы381. При
вступлении в свою должность волостель или другой
кормленщик получал «въезжее». Наконец, наместнику шли и судебные
пошлины за ведение процесса по Судебнику 1497 г. Наместник
не только являлся высшим судебно-административным лицом в
городе, но и верховным начальником местных войск.
Власть кормленщиков ограничивалась и регламентировалась
уставными грамотами, выдававшимися местному населению и
доходными списками (их получали сами кормленщики).
Ограничение шло и по линии изъятия из функций наместников все
большего числа дел. «Городовое дело» переходило в руки городо-
291
А. А. ЗИМИН
вых приказчиков, которые вместе с таможенниками, данщиками
мытниками и другими агентами государевой казны, собирали
всевозможные подати и пошлины в великокняжескую казну.
Многочисленные писцы и специально посланные судьи решали
поземельные споры, которые раньше были подведомственны
исключительно наместникам и волостелям.
Правительству Василия III успешно удалось справиться с
проблемой удельных княжат. Были отстранены от управления
страной и служилые (северские) княжата, сохранившие свои
позиции в очень урезанных размерах в своих вотчинах-княжениях:
на окраинах страны. Гораздо сложнее обстояло дело с княжатами
Северо-Восточной Руси. Этим княжатам удалось укрепиться в
важнейших центрах Руси в качестве наместников и сохранить
известное влияние в Думе.
Ограничение власти наместников было сопряжено с усилением
политического влияния дворянства на местах, особенно ярко
выразившееся в появлении института городовых приказчиков,
вербовавшихся из среды провинциальных детей боярских. Впервые
городовые приказчики упоминаются в одной из грамот 1511 г.382
Постепенное распространение этого института в различных
районах страны было в значительной степени вызвано
обстоятельствами борьбы Василия III с его удельными братьями383.
Городовые приказчики пришли на смену многочисленных агентов двор-
цово-вотчинной администрации в городах. Еще Н. Е. Носов
высказал предположение, что их прямыми предшественниками были
городчики XV в.384 И действительно, одни летописи под 1533 г.
называют Д. Волынского городским приказчиком385, а другие —
городничим 386. Городовые приказчики осуществляли
административно-финансовую власть на местах, прежде всего в городах как
административных центрах уездов. Им было подведомственно «го-
родовое дело» во всех его видах. Городовые приказчики
раскладывали эту повинность по сохам387. Они следили за
выполнением «ямчужного дела», т. е. варки пороха388, наблюдали за
сбором ратных людей389 и несением службы детьми
боярскими 390. В их ведении находилась организация материального
обеспечения обороны городовЗ91. Городовые приказчики руково-
дили строительством городских укреплении , отводили места
под осадные дворы в городах393, возглавляли постройку
великокняжеских дворов, наблюдали за сбором в казну посошного
хлеба 394.
Круг функций городовых приказчиков не ограничивался
рамками города, а распространялся и на земли, тянувшие к нему,
т. е. на уезд. Городовые приказчики участвовали в
размежевании земель феодалов, ведали оброчными угодьями, участвовали
в составлении писцовых книг и в местном судопроизводстве (при
решении земельных и иных дел) 395.
292
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
Особенно важно было сосредоточение в руках городовых
приказчиков финансовых функций: сбор оброчных денег с монастырей,
ямских денег, примета и др.396 Эти поборы наряду с торгово-
проездными пошлинами являлись основными источниками
доходов великокняжеской власти. Городовые приказчики наблюдали
за функционированием великокняжеских торжков 397.
В целом же введение института городовых приказчиков
являлось предзнаменованием грядущего падения всей системы
кормлений и засилья феодальной аристократии в местном аппарате.
1 Н. Е. Носов. Очерки по истории
местного управления Русского
государства первой половины XVI в.
М,- Л., 1957.
2 С. М. Каштанов. К проблеме
местного управления в России первой
половины XVI в.- «История
СССР». 1959, № 6, стр. 134-148;
см. также: //. Е. Носов. «Новое»
направление в актовом
источниковедении.— «Проблемы
источниковедения», т. X. М., 1962; А. А.
Зимин. О методике актового
источниковедения в работах по
истории местного управления России
первой половины XVI в.—
«Вопросы архивоведения», 1962, № 1;
Н. Е. Носов. О статистическом
методе в актовом
источниковедении.— «Вопросы архивоведения»,
(962, № 4.
3 Подробнее об этом см. — С. Б. Be-
селовский. Феодальное
землевладение в Северо-Восточной Руси.
М.-Л., 1947, стр. 263-280.
Систему кормлений середины XVT в.
обстоятельно изучил Н. Е. Носов
(«Становление сословно-предста-
вителытых учреждений в России».
Л., 1969); ср. Е. И. Колычева.
Холопство и крепостничество (копец
XV-XVI в.). М., 1971, стр. 194-
200; В. П. Флоря. Кормленные
грамоты XV—XVI вв. как
исторический источник.—
«Археографический ежегодник за 1970 год».
М., 1971, стр. 109-J26.
4 А. П. Пронштейн. Великий
Новгород в XVI в. Харьков, 1957.
5 А. А. Зимин. Список наместников
Русского государства первой
половины XVI в.- «Археографический
ежегодник за 1960 год». М„ 1962,
стр. 27-42.
6 G. Alef. Reflections on the Boyar.
Duma in the Reighn of Ivan III.—
«The Slavonic and East European
Review», 1967, vol. 45, № Ю4,
p. 71-123; ср. Н. Rup. Einige Be-
merknngen zum Namestnicestvo —
Problem in der ersten Halfte des
16. Jahrlmnderts,- «Jahrbiicher ftir
Geschichte Osteuropas», 1972, Bd.
20, Hf. 3, S. 403-411.
7 «Акты социально-экономической
истории Северо-Восточной Руси
конца XIV — начала XVI в.»
(далее - АСЭИ), т. 1. М., 1952, № 373,
стр. 272.
8 «Разрядная книга 1475-1598 гг.л>
(далее -РК), М., 1966, стр. 67;
ГПБ, Эрмитажное собр. № 390
(далее — Э), л. 73.
9 РК, стр. 130.
10 АСЭИ, т. 2. М„ 1958, № 305, 305а.
11 Там же, № 285, 289, 290, 332, 334,
336.
12 Там же № 336-338.
13 Архив Строева, т. I,— «Русская
историческая библиотека»
(далее - РИВ), т. 32, Пг., 1915, № 145.
14 «Полное собрание русских
летописей (далее - ПСРЛ), т. 6. СПб.,
1853, стр. 222.
15 РК, стр. 34.
16 «Сборник Русского исторического
общества» (далее-Сб. РИО), т. 35.
СПб., 1882, стр. 447.
17 ПСРЛ. т. 6. стр. 222.
18 РК, стр. 29.
19 «Иоасафовская летопись»
(далее -ИЛ). М., 1957, стр. 191; РК,
стр. 48.
20 Э, л. 63-63 об.
293
А. А. ЗИМИН
21 РК, стр. 59.
22 Э, л. 63 об.
23 Там же, л. 70.
24 Сб. РИО, т. 35, стр. 741.
25 РК, стр. 74.
26 Э, л. 98 об.
27 РК, стр. 85, 90. Осенью 1534 г. в
Псковской летописи упоминается,
как луцкий наместник, князь
Иван Палецкий («Псковские
летописи» (далее - ПЛ), вып. I. M.—
Л., 1941, стр. 106). Не было ли
здесь описки в имени Палецкого?
28 РК, стр. 85; Сб. РИО, т. 59. СПб.,
1887, стр. 108.
29 «Вычегодский
летописец».—«Историко-филологический сборник»,
вып. 4. Сыктывкар, 1958, стр. 264.
30 «Акты Западной России» (далее—
АЗР), т. 3. СПб., 1851, № 179/11,
стр. 392.
51 АСЭИ, т. 3. М., 1964, № 399.
12 ГИМ, Собр. Черткова, № 115,
л. 242 об.; «Русский временник»,
ч. 2. М., 1820, стр. 246.
33 РК, стр. 44.
34 ПСРЛ, т. 20. СПб., 1910, стр. 400.
35 ГБЛ, Троицкие акты, № 261.
16 РК, стр. 91-92, 100; «Журнал
Министерства народного
просвещения», 1894, № 10, стр. 190.
37 Н. Е. Носов. Становление сослов-
но-представительных учреждений
в России, стр. 85.
38 Сб. РИО, т. 59, стр. 377.
39 АСЭИ, т. 2, № 279, стр. 187.
40 Архив Строева, т. 1, № 146.
41 АСЭИ, т. 3, № 407.
42 АЗР, т. 3, № 179/П, стр. 332.
43 М. Н. Тихомиров. Записки о
регентстве Елены Глинской.—
«Исторические записки», т. 46 (далее —
Тихомиров. Записки), стр. 286.
44 Сб. РИО, т. 35, стр. 199, 259, 332,
362, 427, 449, 466, 476. Впрочем
30 мая — 13 июля 1499 г. грамоты
на Вязьму шли князю Б. М. Ту-
рене Оболенскому (стр. 273 276,
278).
45 ИЛ, стр. 191.
46 РК, стр. 67.
47 Там же, стр. 74.
48 Э, л. 98.
49 ЦГАДА, Ф- 135, отд. IV, рубр. II,
№ 5; СГГД, ч. 2, № 35.
50 «Акты XIII-XVII вв.,
представленные в Разрядный приказ».
Собрал и издал А. Юшков (далее —
Акты Юшкова). М., 1898, № 65.
51 «Труды Вятской ученой архивной
комиссии», вып. 3. Вятка, 1905,
стр. 81.
52 Акты Юшкова, № 126.
53 «Вятские губернские ведомости»,
1895, № 87.
54 РК, стр. 109.
55 ААЭ, т. 1, № 210.
56 «Вятские губернские ведомости»,
1886. № 80.
57 АСЭИ, т. 3, № 250, 251.
58 РК, стр. 80.
59 Сб. РИО, т. 35, стр. 861, 863.
60 М. Н. Тихомиров. Записки, стр.
284.
61 Акты Юшкова, № 72, стр. 61.
62 РК, стр. 110.
63 Э, л. 35.
64 «Акты юридические» (далее —
АЮ). СПб., 1838, № 14, стр. 28.
85 РИБ, т. XIV, № XVII.
66 Архив Строева, т. 1, № 123.
67 Там же, № 125.
68 А. А. Титов. Летопись Двинская.
М., 1889, стр. 9.
69 «Сборник грамот Коллегии
экономии» (далее —Сб. ГКЭ), т. I. Пг.,
1922, № 76, стб. 69-80.
70 ГБЛ, собр. Ундольского, № 1169,
л. 79 об.
71 А. А. Титов. Указ. соч., стр. 9;
ГБЛ, Собр. Ундольского, № 1169,
л. 80.
72 А. А. Титов. Указ. соч., стр. 9.
73 Там же, стр. 10-11.
74 АСЭИ, т. 3, № 412, стр. 422-423.
75 Э, л. 33 об.
78 РИБ, т. XVII, № 314.
77 Сб. РИО, т. 35, стр. 448, 449, 477.
78 Там же, стр. 561; РК, стр. 67.
79 РК, стр. 70.
80 Там же, стр. 104.
81 Сб. РИО, т. 59, стр. 438.
82 АСЭИ, т. 3, № 55-56; о нем
также см. около 1470-1480 гг. (№80).
83 ПСРЛ, т. 28, стр. 329.
84 РИБ, т. XV, № 5; ср. № 65. В
последнем случае без даты, но с
новгородским наместником П. М.
Плещеевым (1490-1495 гг.).
85 Э, л. 29 об.
86 «Памятники дипломатических
сношений России с державами
иностранными» (далее — ПДС),
т. I, СПб., 1851, стб. 125, 131.
294
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
87 Там же, сто. 156, 159.
88 РИБ, т. XV, № 7, 9, 12, 28.
89 «Чтения ОИДР», 1898, кн. 1,
стр. 11.
90 РИБ, т. XV, № 18.
91 Там же, № 21, 26, 36; А. Чумиков.
Акты Ревельского городского
архива.- «Чтения ОИДР», 1898,
кн. 4 (далее — Чумиков), № 4.
92 Чумиков. № 51-54, 59.
63 РИБ, т. XV, № 35.
94 «Временник ОИДР», кн. X,
стр. 191.
95 РК, стр. 72. 74.
98 Там же, стр. 95.
97 Там же, стр. 98.
98 Там же, стр. 108.
99 Там же, стр. 111, 115.
100 Там же, стр. 124, 126.
101 Акты Юшкова, № 131.
102 Э, л. 131 об
103 ПСРЛ, т. 26. стр. 313.
104 РК, стр. 70, 72, 73.
105 А. А, Федотов-Чеховский. Акты,
относящиеся до гражданской
расправы древней России (далее -
АГР), т. I, Киев, 1860, № 45,
стр. 52.
106 Сб. РИО, т. 35, стр. 92, 282. 287.
107 ИЛ, стр. 151.
108 Н. П. Лихачев. Государев
родословец и род Адашевых (далее —
Н. П. Лихачев. Государев
родословец).— «Летопись занятий
Археографической комиссии», вып. 10.
СПб., 1897, стр. 55.
109 АСЭИ, т. 3, № 439.
110 РК, стр. 82.
111 Там же, стр. 32.
112 Н. П. Лихачев. Государев
родословец, стр. 57.
113 АСЭИ, т. 3, № 413, 416.
114 ГИМ, Собр. Черткова, № 115,
л. 242 об.; «Русский временник»,
ч. 2, стр. 246.
115 АСЭИ, т. 3, № 435.
116 Э, л. 77 об.
117 Там же, л. 95 об.
118 РК, стр. 80.
119 Там же, стр. 92.
120 Там же, стр. 106.
121 Там же, стр. 107.
122 Там же, стр. 112.
123 Там же, стр. 117.
124 Там же, стр. 125, 128 (воевода);
«Сборник Археографического
института», кн. VI, отд. II. СПб.,
1898, стр. 131.
125 АЗР, т. 3, № 179/II, стр. 332.
126 Акты Юшкова, № 147, 148.
127 ГИМ, Собр. Щукина, № 496, д. 11
об.; Э. л. 8.
128 РИБ т. II. СПб., 1875, № 186,
стр. 780, 791, 793.
129 РК. стр. 82. Возможно, в июле
1527 г. там наместничал его брат-
князь Дмитрий Федоров Палец-
кий (РК, стр. 71).
130 Там же, стр. 105.
131 АСЭИ, т. 3, № 392.
132 Там же, № 403, стр. 418; С. О.
Шмидт, Продолжение хронографа
1512 г.- «Исторический архив»,
т. VII. М., 1951, стр. 272; ПСРЛ,
т. 4, ч. I, вып. 2, стр. 531.
133 Д. Голохвастов. Историческое
значение слова «кормление».—
«Русский архив», 1889, № 4, стр. 651;
«Чтения ОИДР», 1847, № 4, Смесь,
стр. 102.
134 «Пискаревский летописец».—
«Материалы по истории СССР», вып.
II. М., 1955, стр. 49.
135 «Наместничьи, губные и земские
уставные грамоты Московского
государства». М., 1909, стр. 59.
138 Е. И. Колычева. Полные и
докладные грамоты XV—XVI вв.—
«Археографический ежегодник за
1961 год». М., 1962, стр. 48.
137 АСЭИ, т. 3, № 402.
138 Там же, № 397, 398.
139 Там же, № 418а, 419, 421, 422. Два
акта помечены 7028 г., но Е. И.
Колычева доказала, что это описка.
140 АСЭИ, т. 3, № 423.
141 Там же, № 425.
142 Там же, № 427, 430, 434.
143 Там же, № 417.
144 Там же, № 446 (печать дегтем).
145 Там же, № 450.
146 Там же, № 415; РИБ, т. XVII,
№ 343, 509.
147 Э, л. 64.
ие Э, л. 82 об.
149 А. И. Копанев. Материалы по
истории крестьянства конца XVI
и первой половины XVII в.—
«Материалы и сообщения по фондам
рукописной и редкой книги
Библиотеки Академии наук СССР»
(далее — Копанев). М.—Л., 1966,
стр. 171, 178.
295
Л. А. ЗИМИН
150 Там же, стр. 176.
151 РИБ, т. XVII, № 329.
152 «Дополнения к Актам
историческим» (далее - ДАИ), т. I. СПб.,
1846, № 237.
153 Сб. РИО, т. 41, стр. 81.
154 ГБЛ, Троицк, кн. 518, л. 248 об.
153 РК, стр. 92; ГВЛ, Троицк, кн. 527,
лл. 226 об.- 227.
156 ЦГАДА, ф. 181, № 282, л. 169 об.
157 РК, стр. 125.
158 И. П. Лихачев. Государев
родословец, стр. 56; ср. купчую Д. Б.
Бобра 60-х годов XV в. (АСЭИ,
т. I, № 389). В более поздних
источниках Д. В. Бобр не
упоминается.
159 РК, стр. 19-20.
160 Сб. РИО, т. 41, стр. 132.
161 ПСРЛ, т. 28, стр. 147.
162 А. С. Гацисский. Нижегородский
летописец. Нижний Новгород,
1886, стр. 34.
163 РК, стр. 72.
164 РК, стр. 100.
165 ПСРЛ, т. 6, стр. 19. По другим
(более поздним) сведениям,
наместниками были поставлены
Иван и Ярослав Васильевичи
Оболенские, а 5 февраля «князь
велики другие два наместника
учинил на Новегороде Василья Китая
да Ивана Зиновьева» (там же,
стр. 220). В. Н. Вернадский.
Новгород и Новгородская земля в
XV веке. М.-Л., 1961, стр. 302.
В. И. Китай, будучи боярином,
ездил е Иваном III в Новгород
еще в 1475/76 г., а в 1477 г. был
наместником в Торжке (РК,
стр. 17; ИЛ, стр. 98).
166 ПСРЛ, т. 25, стр. 323; ПЛ, вып. I,
стр. 78.
167 РК, стр. 19-20.
168 С. В. Веселовский. Исследования
по истории служилых
землевладельцев. М., 1969, стр. 422-424.
169 ПСРЛ, т. 6, стр. 234.
170 Там же, т. 25, стр. 329.
171 АЗР, т. I, № 75, стр. 95; «Сб. Му-
ханова». М., 1866, № 27, стр. 39.
172 ПЛ, вып. 2. М„ 1955, стр. 55.
173 ПСРЛ, т. 12,'стр. 217; ГИМ. Собр.
Щукина, № 496, л. И об.:
«Новгородский исторический сборник»,
вып. 10. Новгород, 1962, стр. 225;
ПДС, стб. 24, 29; Сб. РИО, т. 35,
стр. 85, 87, 94; «Сборник кия «г
Хилкова» (далее — «Сборник Хил
нова»), СПб. 1879, стр. 374.
Возможно был наместником до ам-
густа 1495 г., когда из Новгорода
послан во главе войск «на Свиц-
кие немцы» (РК, стр. 24).
174 «Новгородский исторический
сборник», вып. 10, стр. 225; ПДС,
стб. 21 Упомянут один, как
наместник в 1488/89 г. (АСОИ, т. 3,
№ 418). Возможно, оставался в
Новгороде до осени 1490 г., когдч
отозван в Москву для участия в
соборе (октябрь) против
новгородских еретиков (Н. А. Казакова и
Я. С. Лурье, Антифеодальные
еретические движения на Руси XIV—
начала XVI века. М.- Л., 1955,
стр. 385).
175 П. М. Плещеев упомянут с
Яковом Захарьевичем как
новгородский наместник в марте и мае
1493 г. (Сб, РИО, т. 35, стр. 85,
94; ср. «Сборник Хилкова», стр.
374; ср. РИБ, т. XV, № 65, стб.
ИЗ). Один П. М. Плещеев
упомянут в сентябре 1490 г., январе
1491 г., июле 1493 г., марте —
апреле и ноябре 1494 г., январе —
феврале 1495 г. (АСЭИ, т. 3,
№ 420, 424, 426, 428, 429, 431-
433). В Пространной редакции
разрядных книг говорится, что в
1492/93 г. наместниками были
князь Д. А. Пенко Ярославский
и И. В. Лыко Оболенский (Э. л.
И об.). Вероятно, что путаница -
оба они были на наместничестве
в 1495 г.
176 Н. В. Мятлев. Родство московских
родов с новгородцами.— «Известия
Русского генеалогического
общества», вып. 2. СПб., 1903, стр. 28-
44.
177 РК, стр. 24. Яков Захарьевич -
один из крупнейших новгородских
помещиков. Ему принадлежало
800 коробей земли в Водской и
Шелонской пятинах («Аграрная
история Северо-Западной России.
Вторая половина XV — начало
XVI в.» (далее — «Аграрная
история»). Л., 1971, стр. 336).
178 ПСРЛ, т. 8, стр. 231. Князь Семен
упоминается как наместник еще
в марте 1496 г. (АСЭИ, т. 3, № 436).
296
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
Князь Данила упоминается в той
же должности в марте 1497 г.
вместе с Семеном (там же,
№ 437). Был в Новгороде и в
августе того же года (там же,
№ 222, стр. 287).
179 «Новгородские писцовые книги»,
т. ITT. СПб., 1868, стр. 19—20
(1500 г.).
180 С. О. Шмидт. Продолжение
хронографа 1512 г., стр. 272.
181 РК, стр. 29; «Finlands Meditids
Urkundcn», 13d. VI, Helsinki,
1930, № 47.14. Ему пренадлежали
земли в Водской и Шелонской
пятинах («Аграрная история»,
стр. 336).
182 АСЭИ, т. 3, № 440-442.
Упоминается как наместник в декабре
1500 г., январе, апреле и мае
1501 г. (там же, № 444, 445, РК,
стр. 31/32). Подробнее о нем см.:
А. А. Зимин. Колычевы и русское
боярство XTV—XVI вв.-
«Археографический ежегодник па 1963
год». М., 1964, стр. 56-71.
183 ПСРЛ, т. 12, стр. 255.
184 АСЭИ, т. 3, № 443.
185 РК, стр. 31-32.
186 А. П. Пронштейн. Указ. соч., стр.
209—210. А. П. Пронштейн только
путает двух Иванов Андреевичей
Колычевых.
187 ПЛ, вып. I, стр. 85; РК, стр. 33,
35; АСЭИ, т. 3, № 443, 448; ПДС,
стб. 123 125, 150 (декабрь 1500 г.,
август и декабрь 1501 г., декабрЕ,
1502 г., февраль 1503 г., май
1504 г., июнь 1505 г., октябрь
1506 г.); РИГ), т. XV, № 5-6;
АСЭИ, т. 3, № 459; ЦГАДА, Новг.
каб. кн. 8, л. 6 об,; Копанев, стр.
158; ЛОИИ, Собр. рукоп. кп.
№ 1092, л. 5 (декабрь 1510 г., март
1511 г., июнь 1512 г., март и
апрель 1514 г.); ПЛ, вып. I, стр. 100
(лето 1518 г.).
188 ПЛ, вып. I, стр. 85; РК, стр. 33,
35; АСЭИ, т. 3, № 448; ПДС, стб.
123, 125, 150 (август и декабрь
1501 г., декабрь 1502 г., февраль
1503 г., май 1504 г., июнь 1505 г.,
октябрь 1506 г.).
189 РК, стр. 40; «Русско-ливонские
акты», собранные К. Е. Напьер-
ским (далее-РЛА). СПб., 1868,
№ 306; АСЭИ, т. 3, № 456; РИБ,
т. XV, № 5, стб. 7 (май — ноябрь
1508 г., март - апрель 1509 г.,
1510 г.).
190 Сб. РИО, т. 35. стр. 487; РЛА,
№ 306. Г. Ф. Давыдов упомянут с
Д. Щеней до марта 1509 г. Вместе
с тем в одиночестве упомянут в
июне — июле 1507 г., марте 1508 г.,
июле 1509 г. (АСЭИ, т. 3, № 452,
455, 457).
191 РИБ, т. XV, стб. 7. Очень неясно
известие о наместничестве в
Новгороде князя Александра
Андреевича Ростовского и Михаила
Константиновича Беззубцева где-то
между 1509 г.— июнем 1512 г.
(ПДС, стб. 123, 175; РЛА, № 331,
РИБ, т. XV, № 6). Возможно,
М. К. Беззубцев был
наместником в феврале 1508 г. (ЦГАДА,
Новг. каб. кн. 8/4, л. 118). К 1500-
1506 гг. или к 1510 г. относится
правая грамота, доложенная в
июле князю В. В. Шуйскому
(В. И. Корецкий. Вновь
открытые новгородские и псковские
грамоты XIV-XV вв.—
«Археографический ежегодник за 1967 год».
М., 1969, стр. 288-290).
192 СГГД, ч. V, № 60, стр. 52. Б
договоре И. А. Челяднин назван
окольничим и дворецким. Это ошибка.
Дворецким был брат его Василий.
193 РК, стр. 54; СГГД, ч. V, № 65.
194 РЛА № 356
195 Чумиков. № 3; РИБ, т. XV, № 62,
стб. 108-109; РЛА, № 380.
196 РИБ, т. XVII, № 512.
197 Там же, № 536, 537; РЛА, № 356,
369; ПДС, стб. 193; ЦГАДА, Новг.
каб. кн. 8, лл. 84 об., 128; Э, л. 70;
«Чтения ОИДР», 1897, кн. 2, отд.
IV, № 8; РИБ, т. XV, № 15.
198 «Чтения ОИДР», 1897, кн. 2, отд.
IV, № 8; РЛА, № 369; в июне
1517 г. он упоминается один
(ЦГАДА, Новг. каб. кн. 8, л. 127).
М. В. Тучков и В. В. Шуйский,
возможно, были наместниками и
в 1519 г., когда они ходили с Лук
(откуда обычно шли новгородские
войска) на Полоцк (РК, стр. 64).
Во всяком случае В. В. Шуйский
был наместником в мае 1518 г.
В августе 1521 г. М. В. Тучков
находился среди воевод на Торопце
(РК, стр. 67).
297
А. Л. ЗИМИН
199 РИБ, т. XV, № 15, стр. 26.
200 Там же, № 24; БАН, тек. пост.
№ 98, л. 64; ЦГАДА, Новг. каб.
кн. 8, л. 114; Я. Я. Бантыш-Камен-
ский. Обзор внешних сношений
России по 1800 год, ч. IV. М.,
1902, стр. 117.
201 РК, стр. 71. Есть сведения, чт
в 1523/24 г. наместником бы
Семен Тыртов («Описи царского
архива XVI века и архива По
сольского приказа 1614 года». М.
1960, стр. 119).
202 РИБ, т. XVII, № 226, 228; Копа-
нев, стр. 158. В грамоте 22 декабри
1526 г. наместником назван Иван
Васильевич. Отождествляем его
с Хабаром, а не с Ляцким, как
сделано в издании РИБ, т. XV,
№ 25, стб. 45-46.
203 РИБ, т. XVII, № 224, 232; Копа-
нее, стр. 171; ПСРЛ, т. 13, стр. 47;
«Чтения ОИДР», 1894, кн. 1, отд.
IV, стр. 5; РЛА, № 377.
204 РИБ, т. XVII, № 224.
205 АЗР, т. 2, № 179/Ш, стр. 332;
ПСРЛ, т. 13, стр. 82; т. 6, стр. 107,
302; Сб. РИО, т. 59, стр. 536;
«Чтения ОИДР», 1898, кн. 1. стр. 14.
206 АЗР, т. 2, № 179/Ш, стр. 332; РК,
стр. 90.
207 Чумиков, № 3.
208 ПСРЛ, т. 30, стр. 147; «Описи»
стр. 67.
209 А. А. Зимин. Реформы Ивана
Грозного. М., 1960, стр. 250.
210 РИБ, т. XVII, № 505; ГИМ, Синод,
№ 791, л. 9 об.
211 А. А. Зимин. Указ. соч., стр. 249,
250 252
212 Сб. РИО, т. 59, стр. 234-244;
ПСРЛ, т. 30, стр. 147, 149. В мае
1545 г. упоминается некий
«Васильевич» Шуйский (ПСРЛ, т. 30,
стр. 149). Речь, очевидно, идет об
Иване Михайловиче.
213 ПСРЛ, т. 30, стр. 149. В летопися
упоминается «Василий Шуйский»,
но он умер еще осенью 1538 г.
В ноябре 1546 г. наместниками
были князь Ю. М. Булгаков и
Василий Дмитриевич (Шеин)
(СГГД, ч. 2, № 34, стр. 43).
214 Сохранилось неясное сведение,
что 17 февраля 1546 г.
новгородским наместником был Юрий
Дмитриевич Шеин (Копанев, стр.
155). Однако Ю. Д. Шеин умер
еще 27 февраля 1544 г. (С. К.
Смирнов. Древние надгробные
надписи.- «Труды I
Археологического съезда», т. П. М., 1871, стр.
423). Е. И. Колычева исправляет
дату документа на 17 февраля
1544 г. (Е. И. Колычева. Полные
и докладные грамоты XV—XVI
веков, стр. 71, 74).
215 СГГД, ч. 2, № 34; ср. РИБ, т, XV,
№ 33, стб. 55; № 55, стб. 99
(грамота не датирована).
216 ПСРЛ, т. 30, стр. 151; «Известия
Археологического общества»,
т. III. СПб., 1861, стр. 48, 51.
217 Подробнее об этом см.: А. А.
Зимин. Указ. соч., стр. 311.
218 РИБ, т. XV, № 62, стб. 108-109.
219 РК, стр. 124.
220 РЛА, № 386.
221 «Послания Ивана Грозного». М.—
Л., 1951, стр. 138.
222 ПСРЛ, т. 30, стр. 180; Чумиков,
№ 9.
223 РИБ, т. XVII, № 356, 515; Сб.
РИО, т. 59, стр. 537; РК, стр. 152-
154 (январь и июнь 1554 г.,
январь 1555 г., январь, ав1уст,
ноябрь и декабрь 1555 г.).
224 РК, стр. 154. Подробнее об этом
см.: Я. Е. Носов. Становление...,
стр. 486—488. Сохранились
документы, в которых наместниками
называются Ю. М. Булгаков и
В. Д. Шеин (РИБ, т. XV, № 33,
55). Нельзя ли их отнести к
1546 г.?
225 ДАИ, т. I, № 51/XXV, № 99.
226 ПСРЛ, т. 13, стр. 522-525.
227 «Новгородские летописи». СПб.,
1879, стр. 109.
228 Там же, стр. 121.
229 Б. И. Дунаев. Максим Грек и
греческая идея на Руси в XVI в. М.,
1916, стр. 82; ЦГАДА, Крымские
дела, кн. 6, лл. 164-164 об., 200,
289.
230 ЦГАДА, Крымские дела, кн. 6,
лл. 300, 353; Акты Юшкова, № 131:
РК, стр. 85.
231 РК, стр. 85.
232 ЦГАДА, Крымские дела кн. 8,
л. 81 об.
233 РК, стр. 105.
234 РК, стр. 139.
298
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ Б РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
235 РК, стр. 91.
238 ПЛ, вып. I, стр. 99; Э, л. 67.
237 АЗР, т. 3, № 179/П, стр. 332.
238 РК, стр. 32.
239 «Чтения ОИДР», 1915, кн. 4, № 9.
240 АСЭИ, т. 3, № 408.
241 «Духовные и договорные
грамоты великих и удельных князей
XIV-XVI вв.» (далее - ДДГ). М.-
Л., 1950, стр. 471.
242 ПСРЛ, т. 21, стр. 625.
243 АЮ, № 22.
244 АСЭИ, т. 3, № 291, 291а, 2916.
245 «Историко-филологический
сборник», вып. IV. Сыктывкар, 1958,
стр. 263-264. См. упоминание в
письмах В. А. Ковра из Перми
(В. Туторский. Исторические
заметки и предания о г. Коврове.—
«Владимирские губернские
ведомости», 1857, № 47).
248 Э, л. 98.
247 РК, стр. 100.
248 РК, стр. 125.
249 РК, стр. 149.
250 ПЛ, вып. I, стр. 96.
251 ЦГАДА, Новг. каб. кн. 8, л. 80 об.
252 ПЛ, вып. I, стр. 97; «Описи»,
стр. 123.
253 ПЛ, вып. I, стр. 98. И. В. Шуйский
упоминается под 1517/18 г. (там
же, стр. 100), а А. В. Сабуров — в
марте и июне 1517 г. (Сб. РИО.
т. 53, стр. 23; Копанев, стр. 156).
254 Сб. РИО, т. 53, стр. 31; ср. под
1515 г. (ПДС, стб. 176); ср. РЛА
№ 355.
255 Сб. РИО, т. 53, стр. 42.
250 Там же, стр. 120, 231; РЛА, № 369;
ПЛ, вып. I, стр. 102 (1520/21); ИЛ.
стр. 179 (в июле 1519 г.
упоминается один князь М. В,
Горбатый) .
257 Хорошкевич, № 4 (рукопись).
258 ПЛ, вып. I, стр. 104.
259 РЛА, № 377.
260 Копанев, стр. 178.
261 ПСРЛ, т. 8, стр. 288.
262 АЗР, т. 3, № 179/1II, стр. 73.
263 РК стр. 90.
264 РИБ, т. XVII, № 381; ГПБ, Q XVII,
№ 50, л. 13.
265 ПЛ, вып. I, стр. 110.
266 Сб. РИО, т. 59, стр. 211, 212.
267 Там же, стр. 243.
268 «Советская археология», 1962,
№ 2, стр. 243.
269 ЦГАДА, ф. 135, оп. IV, рубр. И,
№ 5, л. 2.
270 «Известия археологического
общества», т. III, СПб., 1861, стр. 37.
271 РЛА, № 380.
272 ГБЛ, Собр. Румянцева, № 54, л. 30;
ГПБ. Собр. Погодина, № 1912,
л. 170.
273 РК, стр. 29.
274 Э, л. 98.
275 РК, стр. 85.
276 ЦГАДА, Крымские дела, кн. 8,
лл. 116, 225 об.
277 РК, стр. 105; ЦГАДА, Крымские
дела, кн. 9, л л. 12, 60 об.
278 ЦГАДА, Крымские дела, кн. 9,
л. 52.
279 РК, стр. 127.
280 Там же, стр. 136.
281 РК, стр. 139, 145.
282 М. Н. Тихомиров. Записки, стр.
283.
283 РК, стр. 90.
284 «Исторические акты Ярославско
го Спасского монастыря», т. I. M.
1896. № XVI.
285 РК, стр. 90.
286 Акты Юшкова, № 148.
287 Акты Юшкова, № 131; о нем см.
РК, стр. 68.
288 РК, стр. 139.
289 Сб. РИО. т. 95, стр. 52.
290 РК, стр. 46.
291 Сб. РИО, т. 95, стр. 90, 129.
292 Э, л. 75. Денисьевы, находились,
конечно, в трети Рязани.
293 АСЭИ, т. 3, № 390, стр. 405.
294 РК, стр. 66-67.
295 ПСРЛ, т. 30, стр. 145.
296 РК, стр. 70.
297 Э, л. 91.
298 РК, стр. 73.
299 Там же, стр. 74.
300 Там же, стр. 76.
301 Там же, стр. 81.
302 Там же, стр. 81-82.
303 Там же, стр. 84.
304 Там же, стр. 90, 91.
305 Там же, стр. 95.
306 Там же, стр. 98.
307 Там же, стр. 102.
308 РИБ т 2. СПб., 1875, № 214, стб.
972-973.
309 РК, стр. 108.
310 Там же.
311 Там же, стр. НО.
312 Там же, стр, 111.
299
А. А. ЗИМИН
313 Там же, стр. 116, 119.
314 Там же, стр. 124, 133.
315 Сб. РИО, т. 59, стр. 212.
316 Там же, стр. 234-235.
317 Там же, т. 95, стр. 219; ПСРЛ,
т. 13, стр. 21.
318 ПДС, стб. 178, 183, 339, 435.
319 Сб. РИО, т. 35, стр. 548, 664, 681.
320 Там же, стр. 672, 699.
321 Там же, стр. 712.
322 Дунаев, стр. 86; Сб. РИО, т. 35,
стр. 760, 780, 801, 813, 823, 835.
323 Дунаев, стр. 91; Сб. РИО, т. 35,
стр. 839; т. 59, стр. 1.
324 Сб. РИО, т. 59, стр. 17, 42, 63, 144,
211; ПСРЛ, т. 13, стр. 86; АЗР, т. 2,
№ 175, стр. 232.
325 Сб. РИО, т. 59, стр. 214.
326 ЦГАДА, ГКЭ, № 11806.
327 РК, стр. 112.
328 Там же, стр. 115, 125; Сб. РИО,
т. 59, стр. 302.
329 Сб. РИО, т. 59, стр. 328, 333.
330 РК, стр. 119, 125 (с соборного
воскресенья 1550 г.), 130 (с февраля
1551 г.); Сб. РИО, т. 59. стр. 349.
331 РК, стр. 133, 146; Сб. РИО, т. 59,
стр. 378, 382.
332 РК, стр. 146.
333 РК, стр. 146, 160; Сб. РИО, т. 59,
стр. 457, 531, 562.
334 Сб. РИО, т. 59, стр. 539, 562.
335 Там же, стр. 562, 620, 525.
336 ГБЛ, Троицк, кн. 530, Старица,
№ 14.
337 ИЛ, стр. 179; РК, стр. 62, 64.
В 1521 г. в Стародубе находился
князь Семен Федорович
Алабышев (РК, стр. 67). Был ли он
наместником, не вполне ясно.
338 Сб. РИО, т. 35, стр. 693, 709.
339 Там же, стр. 752, 759.
340 Там же, стр. 767 (упомянут в
январе 1528 г.), 844. Впрочем речь
могла идти и о более раннем
наместничестве А. И. Оболенского.
341 РК, стр. 83 (май 1533 г.), 85 (июль
1534 г.); Сб. РИО, т. 35, стр. 860-
861; Сб. РИО, т. 59, стр. 14.
342 Сб. РИО, т. 59, стр. 261.
343 АСЭИ, т. 3, № 493, ср.
Каштанов. Очерки, № 27. Возможно, к
Басенку как к суздальскому
наместнику относятся и другие
грамоты 50-х — начала 60-х годов
XV в. (ср. АСЭИ, т. 1, № 203, 224,
240, 253; т. 2, № 450; т. 3, № 101,
стр. 139, 502, п. 104).
344 АСЭИ, т. 3, № 497, стр. 475.
345 АСЭИ. т. 3, № 409, 410; т. 2, 470-
471 (1472-1479).
346 ЦГАДА, ф. 135, приложения, рубр.
VI, № 4, л. 1.
347 ПСРЛ, т. 15, стб. 500. Еще в 1487/
/88 г. он выдавал земельные акты
в Твери («Писцовые книги
Московского государства», ч. 1. СПб.,
1877, отд. 2, стр. 162, 202).
348 Н. П. Лихачев. Указ. соч., стр. 57.
349 ИЛ. стр. 98.
350 Э, л. 28, об.
351 Сб. РИО, т. 35, стр. 658.
332 АЮ, № 361; РК, стр. 72.
353 РК, стр. 90.
354 Акты Юшкова, № 163.
355 «Боярская книга 1556 г.» —
«Архив историко-юридических
сведений, относящихся до России», кн.
III, СПб.. М., 1861, отд. II, л. 37.
356 РК, стр. 70.
357 Там же, стр. 73-74.
358 Там же, стр. 98.
359 Там же, стр. 105.
360 ПСРЛ, т. 26, стр. 287.
361 «Труды Ярославской губернской
ученой архивной комиссии»,
вып. 1. М., 1890, стр. 23.
362 «Устюжский летописный свод».
М.-Л., 1950, стр. 92.
363 РК, стр. 21.
364 ГБЛ, Троицк, № 676, л. 782 об.
365 АСЭИ, т. 3, № 288, стр. 302;
ЛЗАК, вып. 35. Л., 1929, стр. 163.
366 «Вологодские губернские
ведомости», 1851, № 31, часть
неофициальная, стр. 351-352.
367 Э, л. 71 об.
368 «Устюжский летописный свод»,
стр. 108.
369 ЛОИИ, акты до 1613 г., № 184.
370 «Устюжский летописный свод»,
стр. 108.
371 Сб. РИО, т. 59, стр. 352.
372 «Чтения ОИДР», 1847, кн. 4.
Смесь, стр. 103.
373 АСЭИ, т. 3, № 400. Возможно, речь
идет о Д. В. Щепе.
374 С. М. Каштанов. Очерки русской
дипломатики. М., 1970, № 36, стр.
403. В тексте - «Даниил
Михайлович».
375 «Акты феодального землевладе-
300
НАМЕСТНИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В РУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
ния и хозяйства XIV—XVI веков»,
ч. 1. М., 1951, № 2а, стр. 19.
376 РИБ, т. XVII, № 515.
377 Сб. РИО, т. 35, стр. 548, 605.
378 Акты Юшкова, № 95, 99. Н. Е.
Носов также считает, что
«годичное кормление было нормой»
{Носов. Становление..., стр. 469).
379 С. Герберштейн. Записки о Моско-
витских делах. СПб., 1909, стр.
20-21.
380 Ср. грамоту Осоргиным 14
декабря 1500 г. (АСЭИ, т. 3. № 114) и
уставную Белозерскую грамоту
1488 г. (там же, № 22). Разница
была небольшой. Так, на Белоозе-
ре за полоть мяса платили 2
алтына, за бочку овса (вместо
меха) - 10 денег, за барана — 8
денег. Великоденский корм так не
взимался. Сходные нормы корма
были у ловчего в бобровых
деревнях князя Юрия Ивановича
Дмитровского в 1509 г. (там же, № 27).
Здесь корм шел не с сохи, а с
пяти деревень, причем расценки
менялись незначительно. Полоть
стоила 2 алтына, баран — 2
алтына, мех овса — 10 денег.
381 Акты Юшкова, № 75, сходно в
грамоте 1506 г. (там же, № 69).
О порядке взимания кормов см.
также: Б. Н. Флор я. О некоторых
источниках по истории местного
управления в России XVI в.—
«Археографический ежегодник за
1962 год». М., 1963, стр. 92-97.
382 «Чтения ОИДР», 1903, кн. 3.
Смесь, № 12.
383 Подробнее об этом см. С. М.
Каштанов. К проблеме местного
управления в России первой половины
XVI в.- «История СССР», 1959,
№ 6, стр. 134-141.
384 Н. Е. Носов. Очерки, стр. 42.
385 ПСРЛ, т. 4, стр. 525.
386 ПСРЛ, т. 6, стр. 269.
387 АФЗХ, ч. 2. М., 1956, № 62, 63, 79.
388 М. А. Дьяконов. Акты тяглого
населения, вып. II. Юрьев, 1897,
№ 10.
389 АФЗХ, ч. 2, № 184; С. А.
Шумаков. Тверские акты, вып. 1, № IV.
Тверь, 1896, стр. 22-23.
390 А. А. Зимин. Из истории
центрального и местного управления
в первой половине XVI в.—
«Исторический архив», 1960, N° 3, стр.
147-150.
391 ПСРЛ, т. 13, стр. 412.
392 ЦГАДА, ф. Спасо-Ефимьева
монастыря, оп. 1, № 603.
393 АФЗХ, ч. 2, № 86; «Сб. Мухано-
ва», № 126, стр. 199-200.
394 АФЗХ, Ч. 2, № 184; С. А.
Шумаков. Тверские акты, вып. 1, № II,
IV; М. А. Дьяконов. Акты..., вып.
II, № 13, 14.
395 АЮ, № 20; С. А. Шумаков. Обзор
грамот коллегии экономии, вып.
III. M., 1912, № 279 и др.
396 А. А. Зимин. Новые документы
по истории местного управления
в России первой половины
XVI в.— «Археографический
ежегодник за 1965 год». М., 1966, стр.
346-351.
397 ААЭ, т. I, № 188.
ИСТОРИОГРАФИЯ
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО
ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
В. Д. Поликарпов
Профессиональный революционер, член партии с 1904 г.,
Н. В. Крыленко находился в действующей армии всего около
двух лет (с апреля 1916 по март 1918 г.) 1. Тем не менее
работа в армии занимала довольно значительное место в его
революционной и государственной деятельности.
Прапорщик Крыленко не был ординарным младшим офицером,
каких много выпустили военные школы с ускоренным курсом
обучения во время первой мировой войны. Он окончил к тому
времени историко-филологический и юридический факультеты
Петербургского университета. За его плечами были 12 лет
партийного подполья, аресты, высылки из столицы, эмиграция; он имел
опыт работы в большевистской печати. Это был образованный
марксист. О его авторитете у солдат можно судить по тому, что
в первые же месяцы после падения самодержавия они избирали
его председателем полкового, затем дивизионного и, наконец,
армейского комитетов.
В. И. Ленин хорошо знал Крыленко до партийной работе,
отзывался о нем как о работнике, умеющем правильно выражать
политическую линию партии2, ценил как одного «из самых
горячих и близких к армии представителей большевиков» 3. И
совсем не случайно в первом же составе Советского правительства
он стал наркомом по военным делам, а потом был назначен
верховным главнокомандующим.
В «Советской исторической энциклопедии» (т. 8, стб. 195)
указано, что Крыленко — автор многих работ по теории и
практике государственного и правового строительства в СССР, что он
участвовал в подготовке Конституции РСФСР и СССР, кодексов
советских законов, принимал участие в создании «Истории
гражданской войны в СССР» и «Большой советской энциклопедии»;
в перечне сочинений Крыленко названы его судебные речи. Но
здесь даже не упомянуто, что он вместе с тем еще и автор
работ по истории русской армии в последний, но необычайна
интересный, ознаменованный двумя революциями период ее
существования. Основными из этих работ являются брошюра «Почему
302
РАБОТЫ И. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
побежала русская революционная армия» (Пг., 1917), записки
«Февральская революция и старая армия» («Пролетарская
революция», 1927, № 2—3) и статья «Смерть старой армии» («Военно-
исторический журнал», 1964, № 11 и 12).
Как говорилось в авторском предисловии к брошюре «Почему
побежала русская революционная армия», Крыленко работал над
ней непосредственно после июльских дней, предисловие написал
позже, уже после корниловщины 4. Автор указывал, что в
брошюре «дана вся история революции на фронте, дана картина
отношений к революции и солдатам — офицеров, штабов,
комитетов, правительства, дана картина того, как под влиянием
правительственной политики падала постепенно вера в революционные
фразы у солдат, падало доверие к правительству революции, как
обнаруживалось противоречие между чаяниями и желаниями
солдат и тем, что им давали и что их заставляли делать,—
противоречие, которое должно было привести к краху все равно,
даже и без немецкого наступления».
По содержанию и охвату исторических событий очень близко
стоят к этой брошюре написанные через 10 лет записки
«Февральская революция и старая армия». Это разные по характеру
работы. «Почему побежала русская революционная армия» —
публицистическое произведение, имевшее целью противопоставить
действительную картину революции на фронте — лжи и клевете
буржуазии и ее прислужников, направленной против
революционных сил и знаменосца революции, партии большевиков в первую
очередь, дать тем самым политическую ориентировку солдатской
массе, научить, «как не нужно поступать тем, кто действительно
хочет укрепить и развить революцию» 5.
Но нарисовать эту картину значило подвергнуть анализу весь
ход событий в действующей армии, начиная с кануна
Февральской революции до июльской катастрофы, фокусом которой
стал разгром русской армии под Тарнополем. Этот анализ,
теоретическая разработка хорошо известного автору материала
составляет сильнейшую сторону брошюры и придает ей
исследовательский характер.
Н. В. Крыленко хорошо знал фактическую сторону жизни
армии, он и сам имел возможность непосредственно наблюдать
процессы, происходившие в то время в войсках фронта. Личные
впечатления, несомненно, помогли ему лучше осмыслить эти
процессы. Но это не воспоминания. Автор дает понять, что то, о чем
пишет, он знает по собственному опыту фронтовика. Но и эту
мысль он преподносит не от первого лица, а в такой форме,
которая не обязывает его ограничивать изложение пределами
личного опыта. На стр. 7 он пишет: «Каждый, кто прослужил хотя
месяц в прежней дореволюционной армии, прекрасно знает, что
она такое». Характеристика армии, которую он дает вслед за
303
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
тем, приобретает убедительность как свидетельство человека,
лично познавшего ее главные черты. В другом случае (на стр. 16)
автор спрашивает, дала ли Февральская революция русской
армии взамен смертной казни и палочной дисциплины
революционное настроение, энтузиазм и веру в себя. И отвечает: «В первые
месяцы революции безусловно дала. Кто был в то время на
фронте (курсив мой.— В. П.) —март и первая половина апреля —
тот ни на минуту не усомнится ответить утвердительно».
Иной характер имеют записки «Февральская революция и
старая армия». Здесь в основе изложения лежат воспоминания
автора. Он приводит факты, описывает эпизоды, которые или
наблюдал, или в которых сам был действующим лицом. Каждый из
них характеризует либо целое явление в жизни армии, либо
определенный этап ее политического развития. Можно было бы
отнести это произведение к разряду воспоминаний, если бы автор
ограничился воспроизведением и анализом собственных
впечатлений, своего личного опыта. Но он выходит за пределы этого
опыта, использует данные, которые позволяют ему судить о
положении в действующей армии в целом и сравнивать его с
положением в войсках внутренних округов. Крыленко не просто
описывает наблюдаемый процесс, но и выясняет закономерности его
развития. Его интересует не только фактическая сторона дела, но и
характеризующие развитие качественные сдвиги в ходе событий,
отсюда стремление расчленить процесс на последовательно
сменяющие друг друга этапы (периоды). Это характерная черта всех
работ Крыленко по истории революционной армии. В них
мемуарист сливается с исследователем.
Работы Крыленко по истории революции в армии
использовались в 20—30-е годы историками в качестве источников 6,
но использовались недостаточно (из них брались некоторые
факты для иллюстрации тех или иных положений) хотя бы уже
потому, что наиболее крупная из этих работ — «Смерть старой
армии» — увидела свет только в 1964 г., да и то в извлечениях,
в полном же виде не опубликована до сих пор. Из его работ
только записки «Февральская революция и старая армия» были
подвергнуты, и то лишь частичному, анализу в исторической
литературе. Имеется несколько критических замечаний по этим
запискам в книге И. Г. Кизрина «Распад старой армии», но и
они не могут считаться бесспорными.
И. Г. Кизрин оспаривает, например, положение Крыленко о
том, что старая (дооктябрьская) армия представляла собой
крестьянскую массу. Соответствующее место у Крыленко выглядит
так: «Будучи крестьянской по своему существу, составу и идеоло-
304
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
гии, армия может в этом отношении рассматриваться как
вооруженная и организованная крестьянская масса, предоставленная
самой себе, т. е. другими словами, как крестьянство,
объединенное общей организацией, выступившее на политическую арену» 7.
Возражая против такой характеристики армии, «если даже
подразумевать при этом только ее рядовой состав», Кизрин пишет:
«Правда, процитированный автор, имевший некогда более чем
близкое отношение к армии, такую формулировку относит лишь
к тыловым частям, но считать классовый состав запасного полка
отличным от классового состава полка фронтового столь же
остроумно, как видеть разницу между московским и ленинградским
металлистами». И далее Кизрин пояснял смысл своего
возражения: «Старая армия имела в своих рядах и рабочих, и
крестьян, и буржуа, и помещиков», была, но выражению Я. А.
Яковлева, «сколком с хозяйственного и политического строя России» 8.
Но приведенное разъяснение вовсе не служит поправкой к
суждению Крыленко. В другой работе, и содержанием, и
анализом революционного процесса в армии связанной с той, которую
цитирует И. Г. Кизрин,— брошюре «Почему побежала русская
революционная армия» — Крыленко называет солдатскую массу
«крестьянской и отчасти рабочей массой», указывает, что эта
масса насильно взята «из деревень, городов и сел», «от сохи и
станков» 9, что она является «крестьянско-пролетарской», наконец,
он дает характеристику состава армии более развернутую, чем это
сделал его оппонент. «Армия не была прежде всего единым
классом,— пишет Крыленко.— Это был скорее «народ» в самом
доподлинном смысле этого слова, т. е. все тут были — и рабочие, и
крестьяне, и ремесленники, и городская беднота, и городская
интеллигенция. Конторщики и приказчики, крестьяне — мелкие
собственники и покрупнее, общинники и хуторяне, старики, которые
думали только об оставленной дома полосыньке, и молодежь,
рвавшаяся вперед к новым, открытым революцией мировым
горизонтам, охваченная горячей верой в социализм. Тут были и
старые партийные работники, тут были и представители средней
буржуазии — молодое офицерство, порвавшее с своими
товарищами и окунувшееся в новую жизнь солдатских шинелей... Все
это волновалось, кипело...» 10 Эта характеристика служит у
Крыленко исходной позицией для анализа политической борьбы в
армии, который дается в брошюре, особенно на стр. 24—29, где
речь идет о поведении представителей разных социальных слоев
в войсковых комитетах. В цитированной Кизриным статье этот
анализ дан в более сжатой форме, но доведен до Октябрьской
революции и даже до ликвидации старой армии. И если
Крыленко называет здесь армию в целом крестьянской по своему
существу и идеологии, то в этом нет. погрешности, нуждающейся
в опровержении, ибо подавляющее крестьянское большинство ар-
305
Б. Д. ПОЛИКАРПОВ
мии определяло весь ее облик. В. И. Ленин тоже считал
русскую армию того времени крестьянской 11, и именно это имело
громадное значение при решении сложных политических
вопросов: то обстоятельство, что армия была крестьянской, В. И.
Ленин учитывал, ведя борьбу за подписание Брестского мира 12.
Когда же Кизрин утверждает, будто Крыленко относит
определение армии как крестьянской «лишь к тыловым частям», то
здесь дело, по-видимому, в чистом недоразумении, ибо у
Крыленко вслед за цитированным Кизриным положением дано
пояснение совсем противоположного свойства: «Мы имеем в виду
армию, находившуюся на фронтах, в окопах; армия, находившаяся
в тылу, не представляла собой, собственно, армии в полном
смысле слова» 13. Далее Крыленко развивает мысль о разнице в
политическом состоянии войск действующей армии и запасных
частей тыловых округов, а вместе с тем и о различии в ходе
революционного процесса на фронте и в тыловых войсках. Хотя
Кизрин скептически относится к реальности такой разницы
(сводя ее, впрочем, лишь к проводимой будто бы Крыленко разнице
в классовом составе войск фронта и тыла), однако в других
местах своей работы вынужден и сам указывать на более высокую
политическую сознательность солдат запасных полков 14,
признавать, что «большевизация тыловых частей совершалась быстрее,
чем фронтовых» 15. В основном же он на протяжении книги
стремится показать, что революционный процесс в войсках тыла
проходил «подобно фронту», что «характерные черты, рисующие
состояние действующей армии, в той или иной степени
свойственны были и запасным частям внутренних округов» 16.
Кто в этих вопросах более прав — Крыленко или его оппо-
нент, до сих пор осталось невыясненным в исторической
литературе. Если на исследование хода революции в действующей
армии обращалось внимание с самых первых лет Советской
власти (пионерами в этом деле выступили большевики еще даже
в дооктябрьское время — показателем может служить брошюра
Крыленко «Почему побежала русская революционная армия»),
то изучение того же процесса в войсках тыла стало
развертываться лишь в последние годы. В этой области еще пока нет
обобщающих трудов, но постепенно накапливается литература,
вскрывающая ход революции в крупных гарнизонах, отдельных
военных округах, районах дислокации запасных войск. Эти
исследования, давая необходимый материал, позволят, по-видимому,
сопоставить развертывание революции на фронте и в тылу и
проверить правильность такого сопоставления в работах
Крыленко. Но уже сейчас можно считать, что высказанные им мысли
окажутся плодотворными для разработки этого вопроса, тем более
что они принадлежат активному участнику революционных
событий как на фронте, так и в русской армии в целом, поскольку
306
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
Крыленко являлся одним из руководящих работников Военной
организации при ЦК РСДРП (б).
Сравнительный анализ политического состояния войск фронта
и тыла Крыленко дал в обеих работах — в брошюре «Почему
побежала русская революционная армия» и записках «Февральская
революция и старая армия». «В чем была основная разница в
положении в тылу и на фронте? — спрашивал он и сам отвечал
на этот вопрос: — В положении солдат! Разница была в том, что
солдаты в тылу, в особенности в Петрограде, находились,
будучи так же, как и рабочие, сосредоточены в наиболее
населенных местах под непосредственным влиянием революционных
рабочих, социалистических партий, социалистических газет, митингов
и агитации». На фронте же армия «ниоткуда не видела себе
поддержки, была со всех сторон окружена врагами, не имела
никакого навыка к организации и сама из себя не представляла
никакой единой сплоченной одинаковыми интересами массы... Как
китайской стеной была отгорожена действующая армия от
остальной России» 17.
В своих записках Крыленко рассказывает, как на
Юго-Западном фронте 5 марта 1917 г. дошла до солдат весть о
свержении самодержавия 18. В брошюре он так расценивал этот факт:.
«Уже то, что о самой революции узнали на фронте только 5
марта, показывало, как медленно здесь будет происходить своя
революция и свое освобождение от оков... В первую голову нужно
было отвоевать право собраний и право свободно говорить. Но
кто мог говорить? В армии не было никаких готовых
политических партийных организаций, до армии совершенно не
доходили газеты, не было никаких вождей и по-прежнему еще были
сильны старая привычка и боязнь палки» 19.
Вопрос о разных условиях революционного движения в
войсках фронта и тыла поставлен в работах Крыленко лишь в
самой общей форме, притом на основе тех впечатлений, которые
вынес автор из своих наблюдений, без привлечения
документальных источников. Новейшие исследования историков, основанные
на архивных документах, дают возможность получить более
полное, конкретное представление как о самих этих условиях, так и
о взаимном влиянии фронта и тыла в период от Февраля к
Октябрю. Имеющиеся уже в литературе данные подтверждают
прежде всего отмеченное в работах Крыленко явление более
быстрого революционного созревания солдатской массы тыловых войск
как следствие благоприятствовавших этому условий. Как
правило, военачальники разных рангов жаловались на зараженность
прибывших на фронт пополнений революционными настроениями,.
идеями большевизма, которые передавались частям действующей
армии20. Характеристику, данную в работах Крыленко,
литература дополняет сведениями об обратном влиянии фронта на ты-
307
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
ловые войска. Исследователи уже обратили внимание, в
частности, на то, что наиболее активной революционной силой в
запасных частях, например Московского военного округа, были
солдаты, эвакуированные с фронта и по излечении направленные
из госпиталей в эти части2l. Из всего состава запасных войск
к ним, по-видимому, более всего относится ленинская
характеристика солдат как наиболее просвещенной части крестьянства,
пережившей все ужасы войны 22.
Только попутно проведя сравнение хода революции (вернее
условий ее развития) на фронте и во внутренних округах,
Крыленко основное внимание сосредоточивает на революционном
процессе в действующей армии. В его работах заложены основы
периодизации этого процесса, представляющие несомненный
интерес для историков.
Он прежде всего дает характеристику армии перед
Февральской революцией: «Армия вся в целом хотела и думала только
об одном — о мире, устала от войны и была враждебно
настроена к командному составу, совершенно не задаваясь вопросами о
политическом переустройстве вообще. В целом это была пассивная
крестьянская масса, которая на участие в войне смотрела, как
на тяжелый крест, который нужно нести, но от которого она не
прочь была бы при первой возможности отделаться...» 23 В
брошюре 1917 г. Крыленко писал: «Русская царская армия, как и
всякая другая армия любого буржуазного правительства, не могла
не ненавидеть, только во сто раз сильнее, чем любая другая
армия, царское правительство, согнавшее ее на войну, не могла не
стремиться всей душой по домам...»24 Но в это время глухое
недовольство армии «не выливалось еще ни в какую форму
протеста; самая мысль о протесте была, пожалуй, еще чужда массе,
постановка же политической проблемы была невозможна...» Эта
огромная недовольная масса «только ждала, но еще не знала,
в какую форму в ближайшем будущем отольется ее недовольство,
ее основное политическое требование: мир, мир, мир во что бы то
ли стало» 25.
Опираясь в оценке политического состояния армии накануне
Февральской революции на свидетельство Крыленко как «одного
из тогдашних прапорщиков», Кизрин соглашается с его
характеристикой «применительно к подавляющему большинству солдат»,
но настаивает на уточнении: не «вся в целом» армия думала
просто о мире и не задавалась вопросами политического
переустройства, а именно подавляющее большинство солдат, «потому
что были же в действующих полках сознательные рабочие,
наконец, немалое количество большевиков, среди которых первый сам
тов. Крыленко, а ведь для них суть дела была не просто в мире,
а в превращении империалистической войны в гражданскую» 26.
Это уточнение не противоречит, однако, существу рассуждений
308
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
Крыленко и, конечно, в труде более пространном, чем журнальные
записки, могло бы быть развернуто и шире, тем не менее даже и
в таком труде Кирзин не пошел дальше довольно общего
замечания: не приводя конкретных данных о численности большевиков
в армии, ограничился выражением «немалое количество», тогда
как на самом деле большевиков там было очень мало. И тут более
прав Крыленко, утверждавший, что даже в первые месяцы после
Февральской революции большевики были сильны лишь на
Западном фронте, небольшими группами разбросаны на Юго-Западном
и только единицами представлены на Румынском фронте27. Это
подтверждается исследованиями последнего времени 28.
Н. В. Крыленко характеризует в брошюре тот рубеж в истории
русской армии, который проложила Февральская революция.
Обращаясь к историческому опыту войн и революций, он выясняет
прежде всего смысл понятий «постоянная армия» и
«революционная армия». «Сущность постоянных армий,— утверждает он,—
заключается в превращении людей в машины, в отказавшуюся
от своих мыслей и воли массу, держащуюся только путем
угрозы расстрела или обманом» 29. Революционная армия построена на
совершенно ином основании: «Вместо палочной дисциплины ее
скрепляет революционный энтузиазм, вместо слепого подчинения
и исполнения — сознательное и добровольное, вместо угрозы
расстрела в бой толкает полное презрение к смерти». Делая сравнение
более наглядным и объясняя вместе с тем влияние революции на
армию, Крыленко пишет: «Постоянные армии — это люди,
превращенные в машину, революционные армии — это машины,
которые опять превращены в людей» 30. Не ограничиваясь
характеристикой армии с точки зрения ее социальной сущности, ее
функций в буржуазном государстве, Крыленко раскрывает
внутреннее состояние армии, те устои, на которых покоилось
выполнение ею этих функций. Людей, по своему социальному опыту не
знакомых со старой армией, Крыленко окунает в атмосферу
борьбы того времени, делает более понятным, откуда у революционеров
его поколения была такая ненависть к постоянной армии и
почему они не могли ставить вопрос иначе, чем ликвидация армии
такого типа вообще.
Он указывает на важную особенность современной ему эпохи,
которая определила коренное отличие восстаний и войн от
прежних: ни в одной из прежних войн не принимал участие
сознательный революционный рабочий класс; с тех пор, как
социализм стал путеводной звездой трудящихся, буржуазия всюду
отделилась от масс, и революционная война и революционная армия
стали невозможными рядом с буржуазным правительством;
буржуазия может теперь держаться только при помощи постоянной
армии, революционная же армия становится опасной для ее
господства. «Такая армия либо должна свергнуть буржуазию, либо
309
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
сама должна опять превратиться из революционной в
обыкновенную постоянную армию. В ту эпоху, в которой мы живем,—
подчеркивает Крыленко,— третьего выхода не дано» 31.
С точки зрения таких превращений, которым подвержены
армии, он рассматривает процессы, происходившие в русской армии
в 1917 г.
После Февральской революции раскрепощенная русская
армия впервые выступила на сцену самостоятельно. Это выразилось
в дружном повсеместном, хотя пока и молчаливом, отказе идти в
наступление32 в полном разрыве между буржуазным офицерством
и крестьянско-пролетарской массой — солдатами. Армия
получила возможность свободно говорить и стала строить свои
демократические организации. Март и апрель, пишет Крыленко, были
медовыми месяцами революции 33. Окончание этого первого
периода революции на фронте, когда была завершена огромная работа
по политическому воспитанию солдатской массы, оформлению ее
лозунгов и созданию выборных солдатских организаций,
Крыленко связывает с первым после свержения самодержавия русским
революционным днем 1 Мая, отмечавшимся по тогдашнему стилю
18 апреля. Этот день, как он пишет, был торжеством победы
над буржуазией в тылу и на фронте. «Во всех частях,
стоявших в резерве, состоялись политические митинги под красными
знаменами с лозунгами мира. Солдат научился громко говорить.
Теперь настала очередь генералов молчать. Армия вооруженных
солдат превратилась в революционную армию вооруженного
народа. Революция восторжествовала и на фронте» 34.
Итогом этого периода революции на фронте было то, что
действующая армия признала своим единственным руководителем в
политическом отношении Совет рабочих и солдатских депутатов.
Убедившись в том, что правительство буржуазии бессильно
двинуть ее в наступление, армия утвердилась в решении «ни за что
вперед не идти». На фронте появилась социалистическая
литература, которой не было раньше. Создались армейские
организации. С этого «началась вторая страница революции» на фронте 35.
В исторической литературе только, пожалуй, у Кизрина
сделана попытка на основе анализа революционного процесса в
армии расчленить его на определенные периоды (этапы). Однако
в его схеме период с» марта по июнь включительно не
расчленяется. Автор считает, что вслед за июньским наступлением
«явственно наметился второй этап распада» старой армии — с июля
по август36. Особенность мартовско-июньского периода в целом
он усматривает в том, что такие стихийные формы борьбы
солдатских масс с войной, как братание, аресты и смещения
реакционных офицеров, невыполнение боевых приказов, «стали
массовыми, создав тем самым отличие последнего периода от до-
февральского» 37.
310
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
Правда, автор выделяет март — апрель с точки зрения
развертывания работы большевистской партии как период
«установления связи и закладки первых военных ячеек», затем — от апреля
к июню — как период укрепления большевистского влияния, но
при этом оговаривается: «Все же сказать, что до июньского
наступления большевики в армии приобрели особо серьезное
значение, нельзя», и вследствие этого приходат к заключению, что
основной результат — подготовка кадров для будущего охвата
армии своим влиянием — был достигнут большевистской партией
лишь за весь мартовско-июньский период38. Таким образом, Киз-
рин не нашел в политическом развитии армии в течение
марта — июня каких-либо существенных сдвигов, позволяющих
отделить «медовый месяц» революции, как называет март — апрель
Крыленко, от последовавшего за ним майско-июньского этапа.
Исследования историков доказывают между тем естественность и
целесообразность такого отделения, исходя прежде всего из
особенностей мартовско-апрельского этапа развития революции в
целом, а затем и из своеобразия революционного процесса в армии 39.
Н. В. Крыленко отметил, что апрельский кризис и
образование коалиционного правительства положили начало новому этапу
политического развития армии в 1917 г. «Уход Гучкова и
Милюкова и приход к власти Терещенки и Керенского означал новую
постановку вопроса о войне для всей России и тем самым и для
всей армии» 40. Войдя в правительство, «социалисты» сделали
уступку буржуазии, поддержав ее требование о наступлении и тем
самым ее политику возобновления и продолжения войны. Чтоб
вдохнуть в армию революционный энтузиазм, новый военный
министр «социалист» Керенский предпринял объезд фронта. «В этом
он был совершенно прав,— пишет Крыленко.— Раз палочная
дисциплина была уничтожена, только революционным
воодушевлением могла держаться революционная армия. И он успел своего
добиться на всех съездах, у всех фронтов и всех армий и во
всех комитетах». Однако в таком отклике комитетов на призывы
коалиционного Временного правительства, в том, что комитеты
пошли за ним, коренился новый конфликт, неведомый дотоле
русской революционной армии,— конфликт между солдатской
массой и соглашательскими комитетами. «Армия шла за комитетами,
пока они боролись со штабами, генералами, боролись за
демократизацию армии и против лозунга «победного конца», и
разошлась с ними, когда те заговорили о наступлении» 41.
В комитетах было засилье меньшевиков и эсеров. «Диктатура
революционных низов,— указывает Крыленко,— была не по
плечу этим карликам революции, выходцам из буржуазии» 42.
Расхождение солдатской массы с комитетскими верхами в
понимании первых же самостоятельных и сознательных шагов армии —
«это одно уже грозило гибелью самому существу революционной
311
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
армии», которая могла существовать «только при условии полного
согласия вождей и массы» 43.
Начавшийся после 3 мая новый этап политического развития
армии продолжался два месяца. На протяжении этого времени
коалиционным правительством и оборонческими комитетами
велась исступленная агитация фактически за возобновление
войны, пока не был отдан приказ о наступлении 18 июня. Армия
на этот раз поверила правительству и пошла за ним. «Пошла на
смерть, веря, что жертвы ее приносятся во имя свободы, во имя
революции, во имя скорейшего мира» 44. В. И. Ленин объясняет
это тем, что армия представляла собой «лишь часть народа,
пошедшего на данном этапе революции за партиями эсеров и
меньшевиков» с их мелкобуржуазной, зависимой от капиталистов
политикой 45.
Н. В. Крыленко расчленяет армию по признаку отношения
разных ее частей к приказу о наступлении: одни, пишет он,
поверили Керенскому и комитетам и с верой в близкий мир,
с революционным энтузиазмом, «с улыбкой» пошли умирать;
другие остановились в недоумении; третьи категорически
отказались наступать; в громадном же большинстве солдаты «шли и не
шли... Двигались и останавливались под разными предлогами...
И усиленно практиковали старый саботаж...» 46 Он указывает на
главную пружину, которая неизбежно должна была привести к
катастрофе наступление и к гибели революционную армию:
«Керенский повел наступление в союзе с русской и
англо-французской буржуазией против воли русской революционной армии и за
цели, в которые она не верила». Но эта воля армии и неверие
ее в цели наступления в полную силу сказались лишь под
влиянием кровавого опыта. Как это происходило на практике, ярко
показано в разбираемой брошюре: «Отдельные полки с налета
взяли Галич и Калуш и, потеряв 50% своего состава,
остановились. Теперь пусть другие идут,— говорили они. А другие? 18-го
началось наступление, а 23-го пришлось уже убеждать полки
идти вперед. 23-го убеждали словами, а 24-го уже... шрапнелью.
Расформирование полков и угроза расстрела, впрочем, пускались
в ход уже и раньше, до наступления. После наступления логика
положения уже обязывала к последовательности, и к 6 июля это
была общая картина на всех фронтах. Шрапнель пускалась в ход
все чаще и чаще. Во главе «карательных экспедиций» и
кавалерийских отрядов разъезжали теперь члены армейских
комитетов... Со всех концов везли арестованных...» При этом
усмирения, заканчивавшиеся арестами, Крыленко отпосит к «мирным».
А были усмирения и немирные, когда, например, к «почетному
делу» привлекались артиллерия и кавалерия: «Они
расстреливали непокорную дивизию, которая окопалась и тоже
отстреливалась». Такого рода явления позволили Крыленко сделать два за-
312
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
ключения. Первое из них: «Независимо от событий 3-го июля
гражданская война на фронте уже была фактом»; из-за ее
неорганизованности и разрозненности выступлений отдельных частей
он считает эту войну типичной для «деревенской армии». Второе
заключение может быть принято за последнюю страницу майско-
июньского этапа истории русской революционной армии: «От
революционной армии уже не осталось ничего. Хуже того. Просто не
было никакой армии. Не было постоянной армии, так как не
было угрозы прежней палки, а на выстрелы солдаты научились
отвечать выстрелами. Не было революционной армии, потому что
ее основа — революционная вера — давно была расстреляна
русской шрапнелью» 47. При таких условиях, пишет Крыленко,
достаточно было небольшого напора немцев, который они и
произвели 6 июля, чтобы русская армия побежала.
Для характеристики данного этапа истории армии важно
объяснение, даваемое Крыленко этому бегству (и это его ответ на
вопрос, вынесенный в заголовок брошюры): «Русская
революционная армия побежала потому, что не встретила отклика в своей
жажде мира ни в политике правительства, ни в политике своих
комитетских вождей. Все ее шаги встречали со стороны обоих
только суровое осуждение и отпор. Так было с бойкотом
наступления, так было с братанием. Генералам она никогда не верила,
комитетам перестала верить. А когда лучшие пали 18 июня или
были арестованы за принципиальный отказ, остальные, лишенные
идейных руководителей, видя впереди смерть и позадц
воскресающую палку, отчаявшись во всем, пошли за тем, кто первый
нашел в себе смелость крикнуть: «А ну все к черту! Айда
домой!..» Армия побежала потому, что в ней убили веру в
революцию, убили ее революционный энтузиазм. А без этого
революционная армия существовать не могла. Вместо хлеба ей дали
камень. Вместо мира — наступление, вместо свободы — тюрьму и
шрапнель» 48.
Что же видит Крыленко за последней страницей этого этапа
истории русской армии? Вернее, с чего начинается новый,
третий после Февральской революции, этап ее существования?
Ответ дан в предпоследнем абзаце брошюры: «Теперь на фронте
опять свирепствует смертная казнь, ограничиваются комитеты,
солдаты опять превращены в серые шинели за номером. Из людей
опять делают машины. Восстановляется опять прежняя
постоянная армия» 49. Этот ответ он давал, однако, как указано в
предисловии к брошюре, «непосредственно после июльских дней»,
когда политическая обстановка определялась разгулом реакции,
но еще не могли сказаться более отдаленные последствия как
катастрофы наступления, так и спровоцированной посредством
этой катастрофы реакции. «Июль и август,— говорилось в
предисловии,— войдут... одними из самых мрачных картин в ис-
313
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
торию нашей революции. Смертная казнь, гонение на комитеты,
расстрелы и аресты, аресты без конца на фронте, разгром
рабочих организаций, закрытие рабочих газет и опять аресты, аресты
без конца в тылу — вот обстановка, в которой писалась
брошюра. Это не могло, конечно, не отразиться на ее содержании,
быть может, несколько мрачно представляющем судьбы русской
революции, какими они рисовались в тот момент» 50.
Характеристику армии, охватывающую весь послеиюльский
период ее истории вплоть до октябрьских дней, Крыленко дал в
записках «Февральская революция и старая армия» и в статье
«Смерть старой армии». Характеристика этого периода более
общая. Возможно, это объясняется тем, что она менее основывается
на личных впечатлениях (в июле — сентябре Крыленко
находился в заключении51), и главным источником ее послужила
различного рода информация, полученная как непосредственно в
предоктябрьское время, когда Крыленко активно участвовал в
работе Военной организации при ЦК РСДРП (б), так и более
поздняя, получившая отражение в литературе.
В начале записок «Февральская революция и старая армия»
Крыленко дает исходную схему периодизации истории старой
армии в последний год ее существования. В первый период — от
Февральской революции до июльских дней — армия действовала,
указывает Крыленко, «как массовая революционная сила, все же
скорее, как некоторая потенциальная сила, чем как сила
реальная, как сила, за которую еще боролись сложившиеся и уже
скристаллизовавшиеся идеологически политические группировки».
В записках Крыленко развертывает характеристику именно этого
периода. В следующий же период — от июля до октября —
армия «действовала уже как политически оформившаяся сила, под-
чинившаяся определенному политическому влиянию»
В работе «Смерть старой армии» Крыленко указывает, что
на протяжении всего периода от Февраля (особенно же с конца
апреля) до Октября для армии был характерен
«неорганизованный, но тем не менее всемогущий и непреодолимый саботаж
войны». Он отмечает и второе, активное и более опасное для
всемирного империализма средство борьбы армии против
войны — революционное братание масс. Но после июньского
наступления, последовавшей за ним контрреволюции, сопровождавшейся
введением смертной казни на фронте, а затем после
корниловщины положение в армии обострилось до крайности. «После
корниловщины,— пишет Крыленко,— последние остатки
дисциплины, спаивавшие в нечто единое армию, лопнули и, не подоспей
Октябрьский переворот, крах нашей армии был бы в десять раз
грознее и в десять раз гибельнее для страны — революция была
бы задавлена иностранным вмешательством» 53.
314
РАБОТЫ II. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
*
Работа «Смерть старой армии» посвящена уже последнему,
послеоктябрьскому периоду истории русской армии. В 1964 г.
«Военно-исторический журнал» опубликовал примерно половину
этой работы, обнаруженную в личном архиве Н. И. Подвойского.
В распоряжении редакции оказалась ее неполная машинописная
копия, авторство устанавливалось по содержанию. Время, когда
Крыленко писал статью, не было установлено. Во вводной статье
к публикации высказывалось предположение, что эта работа
написана по предложению отдела истории Красной Армии
(Н. И. Подвойский был председателем этого отдела) Истпарта
при ЦК партии, который в 20-х годах «наметил широкую
программу работы» и просил видных политических и военных
деятелей написать статьи и воспоминания по истории вооруженных
сил пролетариата и руководства ими в Октябрьской революции и
гражданской войне 54. Работа Крыленко была, таким образом,
отнесена по времени не ранее как к 20-м годам.
Подлинник этой работы хранится в фонде Н. И. Подвойского
в Центральном государственном архиве Советской Армии55. Он
представляет собой машинопись, правленную и пронумерованную
собственноручно Крыленко, причем многие особенности текста
указывают на то, что автор диктовал статью машинистке. В
начале рукописи, на 1-й странице, вместо зачеркнутого
машинописного заглавия «Кризис армии» рукой Крыленко написано:
«Смерть старой армии», в конце рукописи сделана на машинке
подпись: «Н. Крыленко», В этом экземпляре рукописи
отсутствуют 3-я и 4-я страницы и затем страница 14-я, но 14-я
страница восстанавливается по приложенной к подлиннику копии той
части рукописи56, на которую приходится эта страница (в данной
копии уже учтена правка, сделанная автором в подлиннике),
а 3-я и 4-я — по копии соответствующей части рукописи,
имеющейся в другом деле 57, так что нам становится теперь
известной эта работа Крыленко в целом (по объему она составляет
3 авторских листа).
В архивном деле между лл. 6 и 7 (перед началом рукописи
Крыленко) вложен непронумерованный чистый лист, служивший,
по-видимому, обложкой рукописи при формировании фонда; на
этом листе кем-то была сделана надпись: «1921. Часть IV.
Статья Н. Крыленко «Октябрьская революция». Без начала» 58,
Соответственно и дело названо: «Программа краткого
военно-исторического очерка и рукопись очерка Н. Крыленко «Октябрь-
ская революция» (без начала)». В начале дела имеются
разрозненные листы «Программы краткого военно-исторического очерка
Октябрьской революции». Первый раздел этой «Программы»
именуется: «Период разрушения старой армии (до ее возобновления)».
Содержание же раздела излагается так: «Ставка против Совета
315
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
Народных Комиссаров. Назначение Крыленко главковерхом.
Выступление новой власти на фронте. Образование
военно-революционных комитетов. Предложение армиям вступить в
непосредственное сношение с неприятельскими войсками. Ликвидация
Ставки, убийство Духонина. Бегство Корнилова и его сподвижников
из Быхова на...» 2-я страница «Программы», где продолжалось
изложение содержания этого раздела, в деле отсутствует, на 3-й
же странице (л. 2 архивного дела) излагается уже содержание
третьего раздела «Период строительства новой постоянной армии
(от выступления чехословаков до революции в центральных
империях)», а лл. 5—6 архивного дела — другой экземпляр тех же
самых страниц «Программы». Важно здесь то, что против
абзаца, в котором излагается план первого раздела программы, на
полях чернилами написано: «Тов. Крыленко», т. е. определен
автор работы по данному разделу.
Надпись «1921» на листе, служившем обложкой рукописи,
как будто подтверждает предположение о том, что работа
Крыленко относится к 20-м годам, высказанное при публикации ее
в «Военно-историческом журнале». Однако никаких данных,
объясняющих или подтверждающих эту надпись, ни в деле, ни в
каких-нибудь других источниках нет. Есть, наоборот, данные,
опровергающие ее. Это прежде всего резолюция на обороте последней,
45-й страницы рукописи (л. 48 об.). Здесь крупно, твердым
почерком написано карандашом: «Печатать. М. Павлович. 5—III —
19». Эта резолюция вызывает несколько иное представление об
обстоятельствах появления работы Крыленко по сравнению с теми,
которые предполагались при публикации части ее в «Военно-исто-
рическом журнале».
Еще в 1918 г. Высшая военная инспекция РККА решила
предпринять издание под редакцией Н. И. Подвойского
и М. П. Павловича (Вельтмана) сборников «Революционная
война». Первый такой сборник вышел в 1919 г. В предисловии «Наши
сборники» Н. И. Подвойский так объяснял замысел издания:
«Стремительный бег революции не давал нам возможности
оглядываться. Без оглядки вели мы и нашу войну с контрреволю-
цией. Вели, как умели. Это была импровизированная война, в
которой мы действовали так, как заставляла нас действовать боевая
обстановка, едва поспевая отвечать на ее самые настойчивые
требования... Практика войны, боевая «академия», пройденная
на Южном и чехословацком фронтах, а также взгляд на
перспективы, открывающиеся перед нами за днями Октябрьской
годовщины, привели меня к мысли, что нам пора наметить основы
нашей революционной военной доктрины, доктрины,
подсказываемой духом, качеством и целями нашей армии... Дабы положить
начало этому необходимейшему делу сосредоточения нашей
военной мысли, мы выпускаем коммунистические военные сборники
316
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
«Революционная война», в которых должны быть собраны военные
итоги всех революционных войн и данные из практики нашей
гражданской междуклассовой войны (от взятия нами Ставки до<
последних действий против англо-французов), все намечающиеся
выводы и перспективы, что и поможет нам нащупать путь для
дальнейшего движения нашей коммунистической военной
мысли» 59.
В сборнике была помещена также статья М. Павловича
«Программа военных сборников «Революционная война»»,
датированная мартом 1919 г. Во втором параграфе излагавшейся здесь
«Программы» был такой пункт: «История гражданской войны в
России, начиная от взятия Ставки, через борьбу с польскими
легионами и войну на Украине и в Финляндии, через борьбу в
Сибири, на Дону и Урале, на Кавказе, левоэсеровский мятеж и
кулацкие мятежи, до чехословаков и войны с англо-французами» 60.
Далее Павлович писал: «Редакция надеялась, что ей удастся
составить первый сборник по указанной выше программе. К
сожалению, многие товарищи, взявшие на себя те или другие статьи,
не могли по более или менее уважительным причинам
выполнить своего обещания вовремя, и, таким образом, мы выпускаем
первый сборник с существенными пробелами в выработанной нами
программе. Мы надеемся, что второй сборник, который уже
готовится к печати и в непродолжительном времени выйдет в свет,
существенным образом пополнит пробелы первого сборника» 61.
Таким образом, из резолюции Павловича на рукописи
Крыленко видно, что она правилась автором не позже 5 марта
1919 г. Диктовал же Крыленко ее машинистке незадолго перед
тем, очевидно, во второй половине февраля 1919 г. Утверждать
это позволяет следующее обстоятельство. Статья напечатана на
листах размером 22X36 см. В качестве бумаги использованы
оборотные стороны разрозненных листов различных статей и
документов, относящихся в основном к ноябрю — декабрю 1918 г.
и январю 1919 г. В них упоминаются, например, такие факты
как восстановление Советской власти в Латвии 17 декабре
1918 г., нападение апглийского отряда кораблей на советские
эсминцы у Ревеля 27 декабря62, решения VI Всероссийского
съезда Советов (ноябрь 1918 г.) 63, собрание большевистской
фракции ВЦИК 6 января 1919 г., постановление Президиума
ВЦИК от 27 декабря 1918 г.64 и, наконец, постановление ВЦИК
от 17 февраля 1919 г.65 Упоминание этого последнего и позволяет
утверждать, что диктовка статьи если и начата была раньше, то
закончена во всяком случае после 17 февраля 1919 г. (об
упомянутом постановлении ВЦИК от 17 февраля говорится на
обороте 28-й страницы рукописи, так что до окончания ее оставалось
еще 17 страниц, т. е. много больше третьей части всей работы),
не позже, однако, первых чисел марта, как явствует из резолю-
317
В, Д. ПОЛИКАРПОВ
нии Павловича на последнем листе. Зная о том, что Павлович
имел к данной рукописи отношение как редактор, зная, далее,
программу сборников «Революционная война», можно
обоснованно заключить, что статья Крыленко предназначалась для этих
сборников и должна была публиковаться, очевидно, в первом
сборнике. Но Крыленко, видимо, оказался в числе тех авторов,
об опоздании которых со сдачей рукописей с сожалением писал
Павлович, излагая программу сборников. Второй же сборник
«Революционная война», в котором могла быть опубликована статья
Крыленко, издан не был: по свидетельству Павловича, этот
сборник «погиб во время печатания при занятии Киева белыми» 66.
Все это проясняет также вопрос, почему рукопись Крыленко
оказалась в архиве Н. И. Подвойского.
Данным о том, что работа «Смерть старой армии» была
написана до марта 1919 г., противоречит то место в
опубликованной части их, где речь идет о Революционном полевом штабе при
Ставке верховного главнокомандующего. Там сказано: «Здесь
должно быть отмечено имя товарища Вацетиса, впоследствии
бывшего главнокомандующим всеми силами Красной Армии
республики» 67. Известно, что И. И. Вацетис был главкомом всех
вооруженных сил республики с 4 сентября 1918 г. по 8 июля
1919 г., поэтому упоминание об этой его должности в
прошедшем времени показывает будто бы, что работа Крыленко
написана гораздо позже. Но в подлиннике это место имеет совсем иной
вид, а именно: «Здесь должно быть отмечено имя товарища
Вацетиса, теперешнего главнокомандующего всеми силами Красной
Армии республики»68. Тем самым противоречие снимается.
Во вступлении к этой работе Крыленко делает некоторые
предварительные замечания о характере ее, об авторской позиции,
о своем взгляде на задачи и место его статьи в литературе по
истории Октябрьской революции. Эти замечания имеют более
общее значение, помогая выяснить подход Крыленко к освещению
темы не только в этой статье, но и в остальных его работах,
посвященных революции в армии, и тем самым более верно
определить их ценность для исторической науки.
«Будет время, когда каждая из страниц Великой российской
революции будет изучаться с той же тщательностью, как
изучалась в свое время да и изучается до сих пор, история Великой
французской революции. Тогда настанет время для изучения и
истории российской революционной армии» 69. Так начинается эта
статья. Разработку истории Октябрьской революции в будущем и
отсутствие достаточных возможностей для изучения ее в то время
Крыленко связывал с определенными условиями, указывая при
этом на прецедент. История французской революции, говорит он,
только тогда стала прочно на ноги, когда была закончена
предварительная разработка архивов. Подчеркнем, что вопрос о необ-
318
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
ходимости для историка предварительной разработки архивов
Крыленко вынужден был ставить здесь лишь по опыту изучения
Великой французской революции. Второе условие успешного
исследования истории Октябрьской революции и российской
революционной армии Крыленко, ссылаясь на тот же опыт, видел в
наличии кадров подготовленных историков, в том, чтобы «на смену
дилетантам-повествователям пришли люди, способные, с одной
стороны, к широкому синтезу, а с другой стороны, понимающие,
что без предварительного анализа каждой строчки в любом
документе садиться писать историю равносильно научному
шарлатанству» 70.
Понять эти строки в полной мере можно лишь в случае, если
не будет забыто, что написаны они в конце 1918 — начале
1919 г., когда, во-первых, документы революционной эпохи еще
не успели сосредоточиться в архивах 71, и еще только создавались
первые центры по исследованию исторических проблем и
подготовке научных кадров; когда, во-вторых, шла гражданская война
и стране предстояло еще вынести ее едва ли не самую тяжелую
полосу, что определяло первоочередность забот не о деятельности
архивов, а о формировании воинских частей и штабов, о
подготовке не историков, а командного состава и вообще резервов
для борьбы против Деникина, Колчака, Юденича и Антанты.
«Историк будущего,— писал Крыленко о перспективе,—
спокойно и беспристрастно будет работать над архивными
материалами, над документами, мемуарами, докладными записками и
проч., вооруженный прежде всего досугом, затем широким,
заранее продуманным и всеохватывающим планом, а главное
определенной исторической школой, т. е. тем, что вообще создает
историка, что отличает его от простого бытописателя или
составителя записок» 72. Говоря здесь о документальной базе
исторического исследования, о преимуществах историка будущего перед
современниками или участниками, описывающими события,
Крыленко мечтает прежде всего о досуге для историка, делая тем
самым еще более понятной ту обстановку начала 1919 г., в
которой писалась работа. «Всех вышеупомянутых условий,—
отмечает он,— конечно, нет и не может быть у современника,
описывающего события».
Как же смотрел Крыленко на задачу и характер своей
работы? Он считал, что может «дать очерк одного из моментов»
истории российской революционной армии73. Но и при таком
взгляде на масштаб темы он не видел для себя возможности
дать исторически законченный труд, как из-за отсутствия тех
необходимых для историка условий, о которых речь шла выше,,
так и потому, что «то, о чем мы хотим писать, не только
протекало перед нашими глазами, но в громадной степени и при
нашем ближайшем участии как современников и деятелей опи-
319
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
сываемой эпохи», а это делает неизбежной субъективность в
освещении событий. Свою «дерзость писать историю того, чего мы
сами были свидетелями и деятелями», Крыленко оправдывает
тем, что марксистский метод изучения исторических явлений,
которому он намерен следовать, гарантирует объективность
результатов исследования. Особенное внимание он обращает на
выявление диалектического единства конкретного и абстрактного в
изучаемых явлениях, предостерегает от чрезмерной схематизации
исторических законов и отрыва их от конкретного своеобразия
каждого жизненного явления. Чтобы история не была «ни
фантастической, ни односторонней», историк должен «уметь найти
общее в каждом частном явлении и в то же время уметь понять,
почему частное в известных условиях может сделаться общим и
наоборот». Резюмируя свое методологическое вступление,
Крыленко писал: «Только возвысившись над конкретными фактами,
до их охватывания с такой объективной точки зрения, мы можем
иметь гарантию в том, что, несмотря на отсутствие собранного
заранее материала, несмотря на чрезмерную близость к нам
описываемых событий и безусловную субъективность в окраске ряда
из них, мы все же можем дать что-либо ценное для будущих
историков», при этом добавляет, что «кое-что как материал мы,
безусловно, можем дать не только как сырой, но и как в
определенном порядке систематизированный материал» 74.
Высказанные во вступлении к этой работе методологические
замечания поучительны и для историка наших дней. А между тем
это писалось в конце 1918 — начале 1919 г., и статья Крыленко
явилась одной из первых марксистских работ, посвященных
актуальной и самой острой тогда проблематике, по которой успели
к тому времени выступить в печати дипломированные
представители исторической науки враждебного лагеря, такие, например,
как кадет П. Н. Милюков и стоявший тогда на меньшевистских
позициях Н. А. Рожков. Слишком мало было в то время
историков, готовых со знанием дела дать в противовес им
марксистское освещение событий Октябрьской революции, а тем более
революционного процесса в старой армии. Кто захотел бы это
сделать, оказался бы начисто лишенным необходимых документов
и должен был бы ограничиться газетными источниками. У
Крыленко было преимущество: «Волею революции,— писал он,— нам
пришлось стоять в этот тяжелый период во главе этой армии и
видетъ, осязать» все основные процессы, которые происходили в
старой армии в послеоктябрьский период вплоть до ее полного
краха. Осмысление этих процессов, систематизация
происходивших в армии явлений в работе Крыленко даны с марксистских
позиций. Его собственную роль в руководстве жизнью
действующей армии в этот период трудно переоценить, однако в
рукописи на каждом шагу ощущается большая скромность в отноше-
320
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
нии собственных заслуг. Но вместе с тем отсутствие тех
условий, которые, как считал и сам Крыленко, необходимы историку,
определило слабую сторону его работы, проявившуюся, пожалуй,
главным образом в области эмпирической.
Статья Крыленко, одного из главных деятелей описываемых
событий, представляет собой научный труд, имеющий
значительную ценность для истории революции в армии и истории
Октябрьской революции в целом.
*
Попытка систематизации материала, о которой говорил
Крыленко во вступлении к работе, оказалась настолько плодотворной,
что вылилась в серьезный научный анализ революционного
процесса в армии, закончившегося ее ликвидацией. Этот анализ
выразился прежде всего в попытке дать периодизацию истории
старой армии в послеоктябрьское время ее существования.
Когда Крыленко пишет, что Октябрьский переворот в
значительной степени был переворотом военным75, он вкладывает в
это суждение не тот традиционный смысл, согласно которому
военный переворот означает результат заговора узкой, оторванной
от масс военной клики76, а тот смысл, что переворот этот был
совершен при помощи вооруженной силы, что соотношение
именно военных сил и прежде всего в столице решило успех
переворота. Расшифровывая это положение, он указывает, что за
правительством Керенского не оказалось никакой реальной силы:
на защиту его не двинулся ни один полк, все полки
Петроградского гарнизона, наоборот, составили вооруженную силу
Петроградского ВРК, в состав которой входили, кроме того, Красная
гвардия и корабли Балтийского флота.
Сопоставив военные силы сторон непосредственно в
Октябрьском перевороте, Крыленко напоминает о том, какую позицию
заняли части Петроградского гарнизона во время организованного
Керенским похода 3-го конного корпуса генерала Краснова на
Петроград, а затем во время ликвидации контрреволюции в
Ставке. Подводя итог сказанному, он делает вывод: «Все эти факты
характеризуют то, как относились тыловые гарнизоны к
Октябрьскому перевороту. Они целиком стояли за него» 77. В отличие от
этого, в войсках действующей армии положение было иное. Если
учесть тот сравнительный анализ политического состояния войск
действующей армии и запасных частей тыловых округов, который
давал Крыленко в работах, посвященных дооктябрьской истории
старой армии («Почему побежала русская революционная армия»
и «Февральская революция и старая армия»), и логическое
единство в этом отношении всех трех работ, то становится ясно, что
мысль о совершенно разных условиях политического развития
войск действующей армии и частей тыловых гарнизонов является
321
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
результатом осмысления автором всего революционного процесса,
анализа состояния армии на разных этапах ее истории. Что
касается развертывания этой мысли в записках «Февральская
революция и старая армия», написанной примерно восемью годами
позже работы «Смерть старой армии», то оно представляется как
стремление автора разобраться в причинах разного положения в
тылу и на фронте во время Октябрьского переворота и
объяснить эту разницу предшествующей историей армии 78.
Отметив в работе «Смерть старой армии» позицию
тыловых гарнизонов в отношении Октябрьского переворота, но не
ставя, как и в других работах, своей задачей исследование
революционной истории запасных войск, Крыленко писал: «Иначе
должен быть поставлен вопрос об отношении фронтовых войск,
или армии в настоящем смысле этого слова» 79. И далее он
сосредоточивает внимание на истории действующей армии в
послеоктябрьское время, разделяя эту историю на три периода.
Первый из них Крыленко характеризует как «период попытки
использования армии в контрреволюционных целях со стороны
Временного правительства и самостоятельного, лишенного
централизованного руководства, скорее пассивного, чем активного,
сопротивления этому использованию со стороны масс» 80. Этот
период охватывает у него время от Октябрьского переворота до
взятия Ставки революционными отрядами Совета Народных
Комиссаров и вступления Крыленко в должность верховного
главнокомандующего 81.
В первые две недели после Октябрьского переворота,
указывает он, действующая армия, отрезанная от Петрограда,
разбросанная на протяжении тысячеверстного фронта и лишенная
регулярной внутренней связи, находилась целиком в руках
контрреволюционного генералитета и комиссаров Временного
правительства. Степень ее сопротивления контрреволюции «чуть ли не
с математической точностью может быть измерена по степени
удаленности того или другого из фронтов от революционного
Петрограда» 82. Наряду с этим в качестве важнейшего
показателя революционного развития солдатской массы на фронтах
Крыленко выдвигает данные о выборах в Учредительное собрание.
«Северный фронт,— писал он,— дал подавляющее большинство
большевикам, едва ли не всех большевиков; Западный фронт,
находившийся в то время под непосредственным влиянием уже
занятой Ставки, дал большинство большевикам; Юго-Западный
дал большинство эсерам, на втором месте шли большевики и
одно место заняли меньшевики; Румынский, наоборот, дал в
подавляющем большинстве эсеров и всего двух большевиков, и,
наконец, Кавказский фронт, насколько помнится, не дал совсем
большевиков» 83. Как известно, В. И. Ленин взял другой критерий —
не число избранных депутатов, а количество голосов, поданных
322
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
за списки различных партий. Анализ политического состояния
армии на основании этих данных он сделал в третьем разделе
работы «Выборы в Учредительное собрание и диктатура
пролетариата». С этим анализом совпадает то общее заключение о
политическом состоянии фронтов, к которому пришел Крыленко. В
работе В. И. Ленина получило подтверждение и его положение о
степени революционизирования фронтов в зависимости от
удаленности их от Петрограда (В. И. Ленин припимает во внимание их
удаленность от обеих столиц). Резюмируя анализ по этим двум
признакам (расположение фронтов по отношению к столицам и
результаты выборов в Учредительное собрание), В. И. Ленин
писал: «...Мы имели подавляющий перевес на фронтах,
ближайших к столицам и вообще расположенных не чрезмерно далеко.
Если вычесть Кавказский фронт, то у большевиков в общем
получается перевес над эсерами. А если взять Северный и
Западный фронты, то у большевиков получается свыше 1 миллиона
голосов против 420 тысяч у эсеров»84. Оценка политического
состояния армии накануне Октябрьской революции по этим двум
признакам после работы В. И. Ленина прочно вошла в
литературу по истории Великого Октября и теперь уже стала
привычной, Крыленко же, избирая эти критерии, шел непроторенной
тропой, тем не менее сопоставление в этом отношении его статьи
с работой В. И. Ленина «Выборы в Учредительное собрание и
диктатура пролетариата» приводит к заключению о безусловной
правильности этих критериев. Тем самым Крыленко (теперь уже
в области истолкования революционной истории) подкрепил ту
репутацию большевика, правильно выражающего точку зрения
своей партии, которую В. И. Ленин отметил в ряде
высказываний в связи с майской (1917 г.) листовкой Крыленко «Зачем я
поеду в Петроград?»
Работа Крыленко содержит сведения об организации
управления старой армией внутри избранного II Всероссийским
съездом Советов Комитета по военным и морским делам. Он
пишет: «Верховная военная власть сосредоточивалась, согласно
декрету об образовании Совета Народных Комиссаров, в особом
Комитете по военным делам из трех лиц: меня, тов.
Антонова-Овсеенко и тов. Дыбенко. Однако почти немедленно же произошло
естественное разделение труда... Дыбенко как матрос и моряк
невольно был принужден заняться морским министерством, Антонов
взял на себя упорядочение и руководство тыловыми гарнизонами и
главным образом гарнизоном Петрограда, на мою долю пришлось
возиться в первое время с организацией центральных учреждений
военного ведомства, заботой о том, чтобы не прекратилось
снабжение армии, и в этом отношении было достигнуто многое» 85.
Если учесть, что это «разделение труда» не оформлялось каким-
нибудь официальным документом, то приведенное свидетельство
323
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
одного из наркомов по военным делам может служить
источником для освещения первых шагов Советского правительства в
организации управления вооруженными силами Российской
республики. Это свидетельство требует, однако, уточнения. Другой
из первых наркомов, В. А. Антонов-Овсеенко, указывал в своих
мемуарах, что обязанности между ними В. И. Ленин
распределил еще во время формирования Совета Народных Комиссаров,
26 октября, причем указание В. И. Ленина об этом
распределении Антонов-Овсеенко передает так: «Дыбенко — Морское
министерство, Крыленко — внешний фронт, Антонов — Военное
министерство и внутренний фронт»86. Заметим, что в отпошении
обязанностей, возложенных на Крыленко, сам он в своих
записках более точен, чем Антонов-Овсеенко. То, что именно на
Крыленко была возложена организация деятельности военного
министерства, в его статье зафиксировано и в тексте, являющемся
непосредственным продолжением цитированного выше: «С
гордостью я и тов. Подвойский можем сказать, что Военное
министерство было единственным, в котором ни на один дель не было
саботажа в тех острых формах, в каких он проявился в
министерствах финансов, просвещения и других, старая привычка к
казарменной дисциплине сказалась и тут...» 87. Как сам факт, что
Военное, министерство входило в компетенцию Крыленко, так и
смысл упоминания им в этой связи Н. И. Подвойского находят
подтверждение в приказе № 1 по армии и флоту, отданном 9
ноября 1917 г. верховным главнокомандующим и народным
комиссаром по военным делам Крыленко. Приказ начинался так:
«Именем революции. Ввиду последовавшего отказа генерала Духонина
исполнить предписание правительства о начатии переговоров о
перемирии, постановлением Совета Народных Комиссаров я
назначен Верховным главнокомандующим. Выезжаю на фронт.
Общее руководство делами Военного министерства поручается
товарищу Подвойскому, о чем чины и начальники главных
управлений настоящим поставляются в известность» 88.
Что касается обязанностей Антонова-Овсеенко, то в этой
части свидетельство Крыленко нельзя признать точным. Антонову-
Овсеенко было поручено руководство борьбой с контрреволюцией
(«внутренний фронт»). В одном из приказов верховный
главнокомандующий Крыленко в начале декабря и сам называл
Антонова-Овсеенко «народным комиссаром, заведующим народной обо-
ронои против контрреволюции» , в другом приказе —
«народным комиссаром по борьбе с контрреволюцией» 90. В служебном
обиходе тогда употреблялось и сокращенное наименование этой
должности: «народный комиссар по обороне». Так назван
Антонов-Овсеенко в протоколе № 1 заседания Народного
комиссариата по военным и морским делам 3 ноября 1917 г.91. Наряду с
исполнением этих обязанностей Антонов-Овсеенко с 8 ноября по
324
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
8 декабря являлся главнокомандующим Петроградским военным
округом 92.
С победой Октябрьской революции, говорит Крыленко, перед
Народным комиссариатом по военным делам встала задача
установления связи с фронтом в обход Ставки, остававшейся еще в
руках Духонина. Для связи с фронтом органы революционной
власти использовали многочисленные делегации от дивизий и
полков, приезжавшие в Петроград, чтобы узнать суть происходящих
в столице событий. Причем, как указывает Крыленко, Нарком-
воепом проводились заседания этих делегаций, делегаты
возвращались в свои части с мандатами, которыми
уполномочивались создавать военно-революционные комитеты, устранять
старую власть, проводить выборное начало в войсках и начинать
непосредственно мирные переговоры с неприятелем 93. Разъехавшись
по своим частям, эти делегаты «исполнили работу коренного и
повсеместного революционизирования старой армии и разрушения
ее старых форм командования и управления. Они разнесли
повсюду весть о перевороте, разъяснили его смысл и фактически,
не спрашиваясь центра, не только лишили власти старый
командный состав, но и произвели еще ряд коренных реформ во всем
внутреннем строе старой армии и в ее активной военной
политике» 94. В этом объяснении хода революции в армии нельзя не
видеть выступления Крылепко против целеустремленно и упорно
распространявшихся тогда контрреволюционной пропагандой
обвинений большевиков, Советского правительства в
бессмысленном якобы разрушении старой армии перед лицом внешнего
врага, что привело к принятию тяжелых условий Брестского мира.
С подобными обвинениями выступил в конце июня 1918 г.,
например, Н. Л. Рожков 95. Но такого рода обвинения выдвигались
тогда врагами Советской власти неоднократно, и Рожков не был
в этом смысле оригинален.
II. В. Крыленко показывает крушение замыслов
контрреволюции в отношении армии. «С момента разъезда этих делегатов,—
пишет он,— армия вся встала на сторону революции и Ставка
больше была не страшна. Оставалось только добивать врага» 96.
Упоминая далее о проекте новой декларации прав солдата97,
выработанном в Наркомвоене в отмену декларации Керенского,
Крыленко пишет: «Результат — уничтожение старой власти
командного состава и переход ее в новые руки — был налицо.
Конечно, тут не обошлось без тяжелых эксцессов, страданий для
части ни в чем неповинного младшего офицерства, повсеместно
смещенного солдатами с должностей и поставленного на уровень
рядовых; самоубийства офицеров, брошенных в землянки,
приставленных конюхами, кашеварами и т, д., эпидемией прошли по
армии, но зато революция была поставлена на ноги в армии и
контрреволюция стерта с лица земли» 98.
325
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
Крыленко приводит еще пример самодеятельности солдат
старой армии в то время: «Снятие погон — этот символ
Октябрьской революции в армии — также получило свое начало с
момента разъезда делегатов. Центральной власти и тут оставалось
впоследствии только упорядочить действия масс и установить
единый центр, иерархически связав его с местами. Последнее
было достигнуто назначением нового верховного
главнокомандующего» 99.
Обращая внимание на две директивы революционной власти —
о ведении мирных переговоров с неприятелем непосредственно
солдатами и о выборном начале в армии, Крыленко поясняет,
почему он считает необходимым сравнительно подробно
остановиться на этом. Потому что эти директивы вызвали «в свое время
достаточно криков и воплей, которые по всей вероятности будут
повторяться и в будущем» 100. Это пояснение раскрывает
полемическую заостренность его работы. Не говоря о газетных
выступлениях буржуазных публицистов и разделявших их позиции
меньшевиков и эсеров, по-видимому, наиболее свежим выступлением
идейных противников, когда Крыленко работал над статьей,
была обширная вступительная статья Рожкова в вышедшем под
его же редакцией сборнике «Октябрьский переворот. Факты и
документы». Статья была написана в конце июня101, и сборник
вышел в свет во второй половине 1918 г. Суждения Рожкова
по поводу директив Советского правительства, очевидно, и имел
в виду Крыленко, говоря о «криках и воплях». С показной
профессорской обстоятельностью Рожков тенденциозно разбирал
якобы эволюцию лозунга большевиков о мире: сначала-де, до
революции, они смущали движимую «слепым инстинктом», «не
просветленную классовой сознательностью» неорганизованную толпу
требованием немедленного мира, а «на другой день после победы
и захвата власти 25 октября Ленин стал говорить уже о
скорейшем только заключении мира». Однако «во исполнение старых
обещаний» новый верховный главнокомандующий, которого
профессор русской истории не очень корректно аттестует «обозным
прапорщиком», предложил «отдельным полкам заключать
немедленно перемирие через окопы», что означало попытку «разом
захватить мир», «Разумеется, это не удалось,— писал Рожков,—
чему приходится только радоваться: можно себе представить, что
было бы, если бы все дело свелось к такому захвату, да еще
сепаратному по отдельным полкам; получилась бы картина
худшая, чем позднее заключенный постыдный и предательский
сепаратный мир Украинской рады с Германией и Австрией. Но в
горячем стремлении заключить скорейший мир не снеслись с
союзниками по вопросу об открытии переговоров... Поступили
бестактно: предложили союзникам примкнуть к переговорам post
factum, когда решительные шаги были уже сделаны... Это было
326
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
дурно и вредно, не предвещало хорошего исхода брестских
переговоров. Но что поделаешь? Нужен был «немедленный»1 или
по крайней мере скорейший мир» .
Н. В. Крыленко дает ответ на «крики и вопли»
противников по поводу приказа СНК о ведении мирных переговоров
каждым полком, каждой дивизией. Он говорит, что «это был
безусловно правильный шаг, рассчитанный не столько на
непосредственные практические результаты от переговоров, сколько на
установление полного и беспрекословного господства новой власти
на фронте. С момента предоставления этого права полкам и
дивизиям и приказа расправляться со всяким, кто посмеет
воспрепятствовать переговорам, дело революции в армии было
выиграно, а доло контрреволюции — безнадежно проиграно. Солдаты —
масса — призывались этим к самодеятельности в ведении
внешней политики на фронте. И нечего было бояться, что создастся
хаос на фронте. Этим парализовалась война; нечего было
опасаться и немцев — они должны были занять выжидательную
позицию, и они ее заняли. В то же время с контрреволюцией на
фронте было покончено» 103. Этим общим заключением по
данному вопросу Крыленко не ограничивается. Он подробно
описывает деятельность Советского правительства и непосредственно
верховного главнокомандующего по установлению перемирия с
противником и овладению Ставкой.
Но прежде чем перейти к разбору этой части работы
Крыленко, нельзя не коснуться одного связанного с ней
недоразумения. Отрывки из статьи были опубликованы в
«Военно-историческом журнале» только в 1964 г., однако в книге, изданной еще
в 1958 г., можно было прочитать такие, например, знакомые уже
нам строки, касающиеся приказа о самостоятельном ведении
переговоров с неприятелем полками и дивизиями: «А между тем
это был безусловно правильный шаг, рассчитанный не столько
на непосредственные практические результаты от переговоров,
сколько на установление полного и беспрекословного господства
новой власти на фронте». И затем далее: «С момента
предоставления полкам и дивизиям права самостоятельно вести
мирные переговоры и расправляться со всяким, кто посмеет
воспрепятствовать переговорам, дело революции в армии было
выиграно, а дело контрреволюции безнадежно проиграно» 104. Это не
короткая, со ссылкой на источник цитата — в книге «Год 1917»
две с половиной страницы текстуально совпадают с полутора
страницами опубликованной части работы «Смерть старой
армии» 105. В предисловии пояснялось, что в книге собраны
журнальные, газетные статьи и брошюры, опубликованные в 1918—
1933 гг., а также неопубликованные рукописи, дополненные
посмертно обработанными черновыми заметками, блокнотными
записями и стенограммами выступлений Н. И. Подвойского 106. От-
327
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
сюда можно предположить, что к работам Подвойского оказались
приобщенными разрозненные листы статьи Крыленко,
попавшиеся составителям книги. Очевидно, ими использованы листы
копии, снятой с подлинника работы. Об этом говорят текстовые
отличия от того варианта, который публиковался в журнале.
В книге «Год 1917» есть фраза: «9 ноября в Петрограде в
одной из комнат Смольного было устроено с участием В. И.
Ленина заседание делегатов фронта, на котором они получили
особые именные мандаты, подписанные новой властью. Этими
мандатами делегатам поручалось: 1) проводить на местах образование
военно-революционных армейских комитетов и 2) устранять
старую власть» 107. В соответствующей части опубликованной
работы Крыленко место заседания («в одной из комнат Смольного»)
не указывается 108, в подлиннике же рукописи Крыленко эти
слова есть 109. Нет в публикации статьи и формулировки
«устранять старую власть» (в подлиннике она написана рукой
Крыленко вместо вычеркнутого им текста), нет и разбивки
поручений делегатам на два пункта: все это также, конечно, перешло
в книгу «Год 1917» из подлинника работы «Смерть старой
армии». Но зато ни в подлиннике, ни в публикации статьи нет
появившихся в книге слов «с участием В. И. Ленина».
Основанием для включения этих слов в книгу послужило, очевидно,
примечание, сделанное Подвойским на том варианте рукописи
Крыленко, который публиковался в журнале 110, однако, как уже
отмечено в научной литературе, «это не подтверждается другими
источниками»; возможно, считает академик И. И. Минц, в
примечании Подвойского «речь идет о выступлении Ленина 4
ноября на заседании Петроградского Совета совместно с делегатами
фронта» 111. Что касается заседания фронтовиков в Смольном 9
ноября, то источником сведений о нем, перешедших в книгу «Год
1917», остается статья Крыленко, который имел
непосредственное отношение к этому заседанию, о чем может
свидетельствовать хотя бы тот факт, что в первоначальном тексте,
продиктованном им машинистке, говорилось: «...всем делегатам были
выданы особые именные мандаты, подписанные мной...», при
правке же он заменил местоимение «мпой» словами «новой властью» 112
(кстати, подобные поправки сделаны автором и в других
случаях). А этот источник как раз и не дает оснований для
утверждения о том, что В. И. Ленин участвовал в заседании
фронтовиков 9 ноября (заметим тут же, что в подлиннике рукописи
Крыленко нет категорического утверждения, что заседание состоялось
9 ноября; там говорится: «числа 8 пли 9 ноября»). В работе
Крыленко нет и других сведений, которыми составители книги
«Год 1917» дополнили включенный в нее фрагмент работы. В
книге говорится: «В течение первых месяцев Советской власти
среднее количество делегатов в Народном комиссариате по военным
328
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
и морским делам колебалось до 200 человек в день. Не меньше
их было у многих других наркомов и в Военно-революционном
комитете, еще более — у Ленина. День и ночь делегации
осаждали Центральный и Петроградский комитеты партии, Военную
организацию большевиков, новый Всероссийский Центральный
Исполнительный Комитет и Петроградский Совет» 113. В самой
рукописи Крыленко этих сведений нет, но на полях 9-й страницы
ее подлинника рукой Подвойского сделано примечание 114, почти
дословно воспроизведенное в книге. В этот фрагмент включена
также отсутствующая в рукописи Крыленко пространная цитата
из доклада В. И. Ленина на заседании ВЦИК 10 поября 1917 г. 115
*
Отметив, что Советской власти удалось сравнительно быстро
подчинить себе аппарат Военного министерства, Крыленко пишет:
«Оставалось подчинить центральные учреждения на фронтах. Как
раз в этот момент, после непосредственного исчезновения
Керенского, начальник его штаба ген. Духонин объявил себя
вступившим в должность главковерха сообразно соответствующей статье
устава о полевом управлении войск 116. Тов. Ленин самым
настоятельным образом требовал немедленных шагов со стороны
Военного комиссариата и в особенности армии по предложению
немцам установить перемирие и приступить к мирным переговорам.
Медлить с этим вопросом было нельзя. С другой стороны, до
подчинения Ставки нечего было думать о таком обращении от
имени центрального правительства к Германии» 117. Одним словом,
в проведении в жизнь Декрета о мире, принятого II съездом
Советов, главным тормозом оставалась Ставка. Крыленко
рассказывает, как строились взаимоотношения с ней Советского
правительства, приведшие к отстранению от должности Духонина и
к овладению Ставкой вооруженным путем.
«В своих предыдущих переговорах по прямому проводу с
Духониным,— говорится в статье,— я требовал от него
немедленного подчинения ж в особенности прямого запрещения и
приостановки продвигавшихся, по моим сведениям, войск на Петроград
с Юго-Западного фронта, дошедших уже чуть ли не до Луги.
Эта приостановка была Духониным обещана, но на основной
вопрос— о подчинении — был дан уклончивый ответ118. Тогда
ночью, точно не помню даты, но не позже 8—9 ноября в
маленькой комнатке Смольного у прямого провода тов. Ленин в
присутствии моем и тов. Сталина сам предписал Духонину
немедленно назначить парламентеров для посылки их к немцам.
Духонин ответил уклончиво о невозможности такого шага до
сношения с румынскими армиями, расположенными рядом с нашими
у Дуная, и т. д. Тов. Ленин тогда продиктовал юзистке: «На-
329
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
стоящим вы, генерал, отстраняетесь от должности, верховным
главнокомандующим назначается тов. Крыленко, коему благоволите
сдать должность по его прибытии в Ставку». Отступления больше
быть не могло, и на фронте должна была вспыхнуть
гражданская война» 119.
После назначения верховным главнокомандующим Крыленко
немедленно выехал на фронт для организации переговоров с
германским командованием об установлении перемирия. Документы,
относящиеся к этим переговорам, публиковались в тогдашних
газетах, позже воспроизводились в разных изданиях120. В статье
же Крыленко мы находим те детали поездки на фронт
(Крыленко именует ее экспедицией), которые в опубликованных
документах не нашли отражения.
«Два или три дня прошло еще на сборы и приготовления в
дорогу, и 12 ноября, передав временно обязанности тов.
Подвойскому, с небольшим отрядом, всего-навсего в 20 человек
матросов, поручиком Шнеуром и Тарасовым-Родионовым я выехал на
Северный фронт, в Двинск, для непосредственного начала
мирных переговоров. В армии образовалось таким образом два центра...
Первое столкновение со старым командным составом
произошло в Пскове. На вокзал явился тов. Позерн и не явился
генерал Черемисов, несмотря на телеграмму. Два раза посылался к
нему адъютант, и два раза Черемисов отказался под разными
предлогами прибыть. Ему был послан тогда письменный приказ
об отстранении от должности, и маленькая экспедиция двинулась
дальше. Поразительной была трусость этих генералов,
командующих армиями, располагавших громадной военной силой и во
всяком случае определенным контингентом вооруженных лиц, чтоб
раздавить наш поезд,— ни один из них не смел активно
противодействовать. Та же история повторилась в Двинске.
Командующий 5-й армией генерал Болдырев также не явился и также
был отстранен. Зато командиры корпусов все явились
немедленно. Через несколько дней и Черемисов, и Болдырев были
арестованы и препровождены в Петроград в тюрьму» 121.
Факту отстранения от должности Черемисова, как он
изложен здесь Крыленко, противоречит документ, опубликованный еще
в 1927 г.,— телеграфная лента разговора генералов Духонина и
Черемисова 13 ноября 1917 г. В этом разговоре Черемисов
говорил: «Болдырев только что сообщил, что Крыленко собирается
обосноваться в Двинске. Сегодня на собрании комитета 5-й
армии Крыленко объявил, что он сместил меня с должности за то,
что я отказался явиться к нему в вагон. Мне об этом он пиче-
го не сообщил, узнал я сейчас от Болдырева» 122. Получается
так, что Крыленко или не решился в Пскове объявить Череми-
сову об отстранении его от должности или пришел к этому
решению позже, может быть, уже в Двинске, когда не встретил
330
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
повиновения и со стороны Болдырева. Если обратиться к
документам, непосредственно относящимся к этому вопросу, то
противоречие между данными Крыленко и докладом Черемисова
Духонину определенным образом разрешается. Эти документы
позволяют, кстати, полностью восстановить последовательность
событий и уточнить дату отъезда «экспедиции» из Петрограда,
указанную Крыленко (12 ноября) ошибочно.
Из цитированного выше приказа верховного
главнокомандующего № 1 нам прежде всего уже известно, что свои обязанности
по управлению Военным министерством Крыленко временно
передал Подвойскому не 12, а 9 ноября, когда и объявил об этом
приказом. В «Истории гражданской войны в СССР» без ссылки
на источник сказано, что новый верховный главнокомандующий
выехал из Петрограда на фронт 10 ноября123. Но это также
неточно, о чем можно судить хотя бы по тому, что 11 ноября
Крыленко получил удостоверение «с том, что он назначается
Советом Народных Комиссаров верховным главнокомандующим
etc...» i24, как записано об этом в журнале исходящих бумаг
Совнаркома. В тот же день, 11 ноября, со станции Струги
Красные, расположенной на линии Луга—Псков, он дал телеграмму
Черемисову: «Еду специальным поездом № 401. Жду вас на
вокзале. Главковерх Крыленко» 125, а в 21 час. 50 мин. 11
ноября, уже с вокзала станции Псков,— телефонограмму: «Главкосеву
генералу Черемисову. Прошу вас прибыть на вокзал. Жду.
Главковерх Крыленко» 126. Через два часа Черемисову было послано
письменное приглашение «прибыть ко мне на вокзал станции
Псков для обсуждения вопросов, связанных с состоянием
вверенных вам армий и общеполитического положения страны» 127.
Возивший Черемисову это предписание комендант поезда
главковерха поручик А. И. Тарасов-Родионов в показаниях
следственной комиссии при Петроградском революционном трибунале
19 февраля 1918 г. писал: «Вернувшись к главковерху, я
передал ему весь разговор с Черемисовым, и мы поехали дальше в
Двинск, причем перед отъездом нашим было передано
оставшемуся в Пскове тов. Позерну или тов. Дзенису (сейчас не помню)
для передачи Черемисову письменное распоряжение главковерха
о смещении Черемисова с должности главкосева с обязательством
исполнять эту должность под наблюдением комиссара Северного
фронта тов. Позерна впредь до замещения этой должности
другим лицом. Это письменное приказание было написано
главковерхом часа в 2—3 утра 12 (двенадцатого) ноября» 128. В
показаниях Крыленко, данных следственной комиссии 22 февраля
1918 г., также говорилось: «После доклада Тарасова-Родионова
мною было приказано поезду двигаться дальше, а Позерну было
вручено предписание для передачи Черемисову об отстранении его
от должности с продолжением исполнения обязанностей впредь
331
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
до назначения ему заместителя» 129. Сам Черемисов 16 ноября
давал по этому поводу такие показания: «13-го около двух часов
дня я получил письменное уведомление о том, что за
неисполнение приказаний явиться к нему в вагон я устранен от
должности главнокомандующего, причем до прибытия заместителя мои
действия должен контролировать Позерн, вновь назначенный
комиссар» 130. Отсюда следует, что Позерн передал Черемисову
письменное распоряжение более чем через сутки, и,
разговаривая с Духониным (с 0 час. 45 мин. до 1 час. 45 мин. 13
ноября 131), Черемисов этого распоряжения еще не имел.
Нуждается в уточнении и сообщение Крыленко об аресте и
препровождении Черемисова и Болдырева в Петроград в тюрьму.
Болдырев действительно был 13 ноября арестован
Военно-революционным комитетом 5-й армии п отправлен в распоряжение
Петроградского ВРК, о чем он подробно записал в своем дневнике,
приобщенном к делу следственной комиссией 132. С Черемисовым
же дело обстояло несколько иначе. В разговоре, о котором уже
шла речь, Духонин настаивал, чтобы он остался в должности
главкосева вопреки распоряжению Крыленко 133, однако
Черемисов решил передать обязанности главкосева командующему 12-й
армией генералу Я. Д. Юзефовичу. О дальнейшем в его
показаниях говорится: «В тот же день я вызвал Юзефовича, который
должен был прибыть на следующий день, а до его приезда на
основании Положения передал временно командование генералу
Лукирскому (начальник штаба фронта.— B. П.). Так как в этот
день вечером моя семья уезжала в Петроград, то я решил лично
ее проводить ввиду беспокойного времени и в 12 час. 15 мин.
ночи 13 ноября выехал в Петроград вместе с моей семьей. В
Петроград я приехал 14-го утром, в 10 час. утра» 134. Конечно,
Черемисов дает здесь наивное объяснение причины своего
отъезда из Пскова, не решаясь сказать, что это было попросту
бегство: видя непрочность положения духонинской Ставки и не
желая примкнуть к Советской власти, он, оставляя фронт, уклонялся
от ответственности за дальнейшие действия. О приезде его в
Петроград в газетах сообщалось: «14 ноября с утренним поездом
на Варшавский вокзал прибыл в спальном вагоне генерал
Черемисов с семьей... Вызванный из Полевого штаба
главнокомандующего Петроградским военным округом дежурный офицер
препроводил генерала в Смольный, откуда ночью бывший
главнокомандующий Северным фронтом перевезен в Петропавловскую
крепость. Генералу Черемисову вменяется в вину неисполнение
боевого приказа. Он арестован распоряжением Совета народных
комиссаров по делам армии и флота»135.
Обрисовав обстановку на фронте, как удалось выяснить ее
в Двинске, в сказав о первом успехе в открытии переговоров
с германским командованием, Крыленко пишет: «14 ноября наша
332
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
экспедиция двинулась назад, и сразу же пришлось подготовлять
другую, на этот раз по овладению техническим аппаратом
командования. Революционная власть возвращалась из Двинска с
сознанием свершенного великого дела... 15 ноября вернулась
экспедиция в Петроград, а 19-го новая экспедиция уже выехала
в Могилев. На этот раз она была снабжена грознее» 136. Это
место из статьи «Смерть старой армии» помогает восстановить
действительный ход событий, освещение которого запутано в.
литературе. В ряде изданий ход дел рисуется таким образом, что
было не две, а одна экспедиция, возглавленная Крыленко: 11
ноября он выехал прямо в Ставку и, заехав в Псков и Двинск,
продолжал путь на Могилев для овладения Ставкой. Начало
такому освещению, по-видимому, было положено Г. Лелевичем в
1922 г. 137, оно было повторено в историческом очерке С. А.
Алексеева в 1929 г. 138, развито в 1942 г. в «Истории гражданской
войны в СССР» 139 и в последнее время еще более усугублено
в статье М. С. Лазарева «Ликвидация Ставки старой армии как
очага контрреволюции». В этой статье сообщается, будто уже
11 ноября из Петрограда для ликвидации Ставки «отбыл в
направлении Могилева» сводный отряд из солдат Литовского полка
и матросов Балтийского флота — три эшелона общей
численностью свыше 3 тыс. человек, и дальше рассказывается, будто этот
отряд, подкрепленный наступавшими на Могилев с разных
сторон отрядами Западного фронта, вступил 20 ноября в Могилев 140.
Но отряд матросов, сопровождавший верховного
главнокомандующего в первой экспедиции, имел состав, как пишет Крыленко,
«всего-навсего в 20 человек матросов». Здесь надо признать в
его статье неточность. Болдырев докладывал 12 ноября из
Двинска в Ставку: «При Крыленко охрана из 50 человек матросов
«Авроры», солдат и красногвардейцев»141. В «Краткой
политической сводке» на 23.00 13 ноября, подписанной
генерал-квартирмейстером штаба Северного фронта генерал-майором В. Л.
Барановским, были аналогичные данные: «... 11 ноября прапорщик
Крыленко с 10 офицерами и 49 вооруженными матросами с
«Авроры» и красногвардейцами прибыл в Псков...» 142 Есть еще один
источник, помогающий разрешить противоречие между статьей
Крыленко и донесениями контрреволюционных генералов, но не в
пользу статьи,— отношение в интендантское управление
Петроградского военного округа, подписанное комиссаром этого
управления А. С. Якубовым и секретарем отправлявшейся экспедиции
Е. Ф. Розмирович, об отпуске продуктов на 50 человек
сопровождающего Крыленко отряда (отношение написано 10
ноября) 143. Но такая неточность нисколько не меняет сути дела.
Суть же такова, что задачей первой экспедиции было не
овладение Ставкой, для чего, конечно, потребовался бы отряд не в
50 человек, а попытка вступить в переговоры с германским ко-
333
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
мандованием от имени Советского верховного командования и
тем самым: от имени нового правительства — Совета Народных
Комиссаров. Это и было достигнуто, почему Крыленко пишет,
что революционная власть возвращалась из Двинска «с сознанием
свершенного великого дела», и поясняет, в чем состояло это
величие: «Международный фронт империализма был прорван.
Россия выходила из войны и в то же время выходила с армией,
обретшей новую веру и спасенной этим. Революционная власть
получила возможность до известной степени спокойно работать
в тылу» 144. И теперь уж вставала очередная, неотложная
задача — взять Ставку. Экспедиция, предпринятая с этой целью, уже
была «снабжена грознее». И Крыленко перечисляет те силы,
которые М. С. Лазаревым отнесены к первой экспедиции: «Большой
сводный отряд моряков-балтийцев под командой тов. Павлова, два
эшелона Литовского полка, отряд под командой Сахарова и
передовой разведывательный отряд под командой Кудинского...» 145
А еще раньше, указывает Крыленко, из Двинска был послан в
Минск и Полоцк в штабы Западного фронта и Зчй армии,
которыми уже командовали большевики В. В. Каменщиков и С. А. Ану-
чин, уполномоченный главковерха прапорщик М. К. Тер-Арутю-
нянц «с соответствующими приказами двинуть некоторые части
в обход Могилева с юга на Гомель и Бобруйск и с запада на
Оршу, по тем же направлениям были двинуты Минский
революционный полк под командой Ремнева и блиндированный поезд».
Раскрывая этот оперативный замысел, Крыленко пишет: «Могилев
сразу брался в клещи с севера, запада и юга. Только на
Смоленск и Брянск могли ускользнуть враги, но и там их должны
были ждать революционные отряды, ибо и в эти пункты они
могли проскользнуть только через Жлобин или Оршу, занятые
революционными войсками» 146. Объяснение, истолкование
действий революционных сил при овладении Ставкой является одним
из тех компонентов работы «Смерть старой армии», которые
делают ее незаменимым источником для изучения описываемых
событий. Но именно такое ее значение обязывает быть особенно
внимательным к данным, приводимым автором, которые не всегда
отличаются точностью и без должной их проверки могут перейти
в литературу в таком неточном виде и закрепиться в ней.
Оценивая соотношение сил сторон, Крыленко сообщает, что
войска, которыми располагал Духонин к моменту
приближавшегося столкновения, в большинстве своем оказались совершенно
ненадежными: ни казаки, ни польские легионеры, ни полки 1-й
Финляндской дивизии, ни тем более находившийся под влиянием
большевиков Георгиевский батальон вступать в бой за духонин-
скую Ставку желанием не горели. «Реальная сила у Духонина,—
делает вывод Крыленко,— измерялась, таким образом, только
двумя батальонами ударников» 147. Но тут налицо некоторое пре-
334
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
уменьшение сил противника. В воспоминаниях другого участника
тех же событий, М. К. Тер-Арутюнянца, сказано, что
Духонин сосредоточил в районе Ставки шесть-семь ударных
батальонов 148, а в мемуарах М. Д. Бонч-Бруевича, наоборот, речь идет
о двух только ротах 149. Для выяснения действительных сил
ударников может оказаться полезным сопоставление этих
противоречивых данных со свидетельствами противной стороны. Командир
1-го ударного полка, вызванного Духониным на защиту Ставки
с Юго-Западного фронта, подполковник Генерального штаба
В. К. Манакин перечислял находившиеся в Могилеве ударные
батальоны: один батальон 1-го ударного полка, ударный батальон
1-й Финляндской стрелковой дивизии, 4-й и 8-й ударные
батальоны Западного фронта и 2-й Оренбургский ударный батальон,
задержанный железнодорожниками в Жлобине150. Эти данные
согласуются со сведениями, которые давали в воспоминаниях,
написанных по свежей памяти, офицеры-ударники поручик А. П.
Максимов 151 и подполковник М. Н. Гнилорыбов 152. Согласно всем
этим свидетельствам, к 18 ноября 1917 г. четыре ударных
батальона находились в Могилеве и пятый — в Жлобине 153.
Расхождение между этими источниками — в общей численности
ударников: Гнилорыбов считает, что их было около 2 тыс. при 30
пулеметах, Манакин — 2 тыс. при 50 пулеметах, Максимов — до
3 тыс. при 50 пулеметах. Что касается числа батальонов, то эти
сведения нужно признать точными. Близкие к ним данные
сообщал командовавший под Белгородом сводным революционным
отрядом член Петроградского ВРК прапорщик И. П. Павлунов-
ский в радиограмме, адресованной Совнаркому и опубликованной
12 декабря 1917 г. в «Правде», «Армии и флоте рабочей и
крестьянской России» и других газетах154. Расхождение между
данными офицеров-ударников и радиограммой Павлуновского о
разгроме этих батальонов состоит в том, что в ней, кроме 1-го
ударного полка, названы лишь три ударных батальона (отсутствует
вообще ударный батальон 1-й Финляндской стрелковой дивизии),
да 8-й ударный батальон назван Оренбургским, хотя он был
сформирован не в Оренбурге, а на фронте из солдат 174-й пехотной
дивизии 155. Вывод же из разбора этих данных напрашивается
тот, что сведения Крыленко о силах контрреволюции в
Могилеве в ноябре 1917 г. нельзя принимать за точные.
В разделе его работы, посвященном первому периоду
послеоктябрьской истории старой армии, обращает на себя внимание
попытка дать исторически объективную1 оценку расправы
матросов над Духониным. В обращении к армии и флоту 20 ноября
главковерх Крыленко так оценивал этот факт: «Не могу умолчать
о печальном акте самосуда над бывшим главковерхом генералом
Духониным, народная ненависть слишком накипела; несмотря на
все попытки спасти его, он был вырван из вагона на станции
335
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
Могилев и убит. Причиной этому послужило накануне падения
Ставки бегство генерала Корнилова.
Товарищи, я не могу допустить пятен на знамени революции,
с самым строгим осуждением следует отнестись к подобным
актам; будьте достойны завоеванной свободы, не пятнайте власти
народа! Революционный народ грозен в борьбе, но должен быть
мягок после победы» 156. Достаточно осталось свидетельств,
подтверждающих, что Крыленко действительно принял все
возможные в тех условиях меры, чтобы не допустить самосуда над
Духониным. С этой стороны его поведение в тот момент не
нуждается в оправданиях. «Еще через час (после вступления
революционных войск в Могилев. — В. П.),— пишет Крыленко,— Духонин
был уже доставлен в вагон.
Как молния в это время распространилась по
революционным войскам весть, что генерал Корнилов бежал из Быхова,
станции верстах в 40 южнее Могилева, вместе с Деникиным, Эрде-
ли и другими, что накануне бежали на лошадях Станкевич,
Перекрестов и другие члены Общеармейского комитета. А под
Жлобином уже шел бой. Этим судьба Духонина была решена.
Дальнейшее известно. Духонин был растерзан матросами». В
первоначальном тексте, во время правки зачеркнутом и замененном
последними четырьмя короткими фразами, были такие детали:
«Духонин был оставлен (очевидно, оставлен в вагоне.— В. П.). Я был
занят в это время снаряжением еще одного отряда в Жлобин
на помощь своим, так как, по сведениям, под Жлобином уже шел
бой, а затем выехал в Ставку на провод, поручив охрану
Духонина Горлову (очевидно, Павлову, как это следует из других
свидетельств очевидцев данной сцены.— В. П.) с приказанием
в случае чего не останавливаться даже перед пулеметным огнем,
так как настроение толпы было угрожающее. Дальнейшее
известно. Я экстренно был вызван на вокзал, так как с толпой уже
оказалось невозможным совладать. Духонин был разорван на
моих глазах» 157. Слова эти вычеркнуты автором, очевидно, для
того, чтобы избежать употребления относящихся к самому себе
личных местоимений (между прочим, в первой фразе
цитированного выше отрывка первоначально были слова: «...Духонин был
уже доставлен ко мне в вагон»; при правке «ко мне» вычерк-
нуто), да и детали показались, видимо, излишними, когда
внимание сосредоточено на принципиальной оценке явления. Далее
как раз и давалась эта оценка: «Объективно нельзя не сказать,
что матросы были правы. Их отправляли на смерть, в бой, и в
тылу они оставляли живым виновника их возможной смерти,
объявленного еще в Двинске врагом народа 158. Было бы
правильнее, пожалуй, со стороны новой власти приказать тут же
расстрелять Духонина. Post factum об этом говорить, конечно,
поздно» 159. В этой оценке факта, по поводу которого буржуазные
336
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
публицисты извели немало чернил, взваливая на большевиков
ответственность за самосуды, нельзя не видеть нечто общее с
оценкой, которую дал тому же факту В. И. Ленин. 2 декабря 1917 г.
на II Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов он
говорил: «...Духонину было предложено приступить к
переговорам о перемирии. Он отказался. Духонин заключил союз с
Корниловым, Калединым и с другими врагами народа, и в
величайшем возбуждении против своего врага народ убил его». В. И.
Ленин говорил далее, что Духонин «стал поперек дороги к миру,
поперек желаниям 99/100 русской армии», и все же в связи
с убийством Духонина «наши газеты первые вынесли осуждение
самосудам» 160. Можно полагать, что, говоря об осуждении
самосудов газетами, В. И. Ленин имел в виду обращение Крыленко
к солдатам по поводу убийства Духонина, которое тогда же
широко публиковалось в газетах. Несомненно же то, что оценка
этого факта как в обращении Крыленко от 20 ноября 1917 г.,
так и в его статье соответствует ленинской оценке.
Попутно необходимо сделать одно замечание. Многие из
цитировавшихся здесь мыслей Крыленко, в том числе и
высказывание по поводу самосуда над Духониным, могут показаться
совсем1 неоригинальными, встречавшимися уже в литературе.
Основанием к тому может послужить опубликованная в 1957 г. в
журнале «Исторический архив» в числе документов, извлеченных
из фонда Н. И. Подвойского (ЦГАСА), статья «Солдатские
массы на фронтах в борьбе за мир» 161. Но эта статья,
опубликованная за подписью Подвойского через десять лет после его
смерти, представляет собой не что иное, как отрывок из работы
Крыленко, в котором описываются обе ноябрьские поездки
(экспедиции) верховного главнокомандующего на фронт. Текст этого
отрывка отчасти имеется в публикации «Военно-исторического
журнала»162, в полном же виде охватывает страницы 12—19
подлинника статьи163. В опубликованном «Историческим
архивом» тексте можно обнаружить некоторые изменения,
коснувшиеся начала и конца отрывка, которые придавали ему вид
самостоятельной статьи; в других случаях исправлениям подверглись
места, в которых изложение ведется от первого лица. Например,
о переговорах с Духониным 9 ноября у Крыленко говорилось:
«...в маленькой комнатке Смольного у -прямого провода тов.
Ленин в моем присутствии и тов. Сталина сам предписал
Духонину...» 164, в статье же участники переговоров перечисляются так:
«...В. И. Ленин в присутствии И. В. Сталина и нескольких
членов Военной комиссии» 165. Как можно заметить, такое
исправление вовсе не уточняет фактическую сторону дела, ибо в
подписанном В И. Лениным и Н. В, Крыленко обращении к
комитетам и солдатам армии и матросам флота от 9 ноября 1917 г.
указывалось, что в переговорах, кроме В. И. Ленина и И. В. Ста-
337
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
лина, участвовал лишь Н. В. Крыленко 166, да и Народный
комиссариат по военным и морским делам Военной комиссией не
назывался. Наряду с такого рода поправками в статье остались
неисправленными те неточности, имеющиеся в рукописи
Крыленко, которые отмечались выше. Но независимо от этих
неточностей, как и от редакционных улучшении, сделанных в статье,
все же за работой Крыленко остается в этой части значение
источника, тогда как трансформация отрывка в статью за
подписью лица, не являющегося свидетелем описываемых событий,
лишает ее научного значения.
*
Рассказав о взятии Ставки и сопутствующих ему эпизодах,
Крыленко пишет: «Так начинался второй период жизни
революционного фронта — его упорядочения и установления нормальной
жизни на новых началах»167. «Этот период,—уточняет
он,—датируется от 21 ноября (если учесть то смещение даты в работе,
о котором выше говорилось, то следует, очевидно, считать 20
ноября, т. е. день фактического взятия Ставки и вступления в
должность советского главковерха.— В. П.) до 23 декабря, когда
начался третий и последний период». Особенности этого периода
он характеризует через призму деятельности Ставки следующим
образом: «Работа революционной Ставки на фронте должна была
сразу направляться в трех направлениях: руководство внешней
военной политикой армии как послушного военного аппарата в
связи с общегосударственными задачами; устроение армии как
организованного целого в смысле снабжения и в первую голову в
смысле овладения ею целиком на всех пяти фронтах; наконец,
борьба при помощи армии с внутренними врагами Советской
республики, вооруженная борьба с отечественной контрреволюцией
в тесном смысле этого слова. Одновременно жизнь выставляла еще
и четвертую задачу — создание новой боеспособной армии
взамен старой, полная непригодность которой если не всеми еще ясно
и отчетливо сознавалась, то во всяком случае всеми ощущалась».
Н. В. Крыленко подробно останавливается на способах
решения задач и результатах деятельности революционной власти в
этих направлениях. Если раньше, когда верховная военная власть
находилась в руках контрреволюционного генералитета, призыв
Советского правительства к ведению переговоров с противником
самими солдатами имел целью вырвать армию из-под власти
этого генералитета и покончить с контрреволюцией на фронте, то
теперь требовалось сделать следующий шаг: «Основное, на что
рассчитывала новая власть, было то, чтобы, пока будут
выработаны условия перемирия в Бресте, куда выехал уже из
Петрограда первый состав делегации о перемирии, добиться
действительного прекращения на всем фронте военных действий» 168. Кры-
338
ГАВОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
ленко с полным основанием считает этот опыт непосредственного
творчества масс неслыханным в истории войн. Самым
своеобразным и поразительным в этом опыте, подчеркивает он, было
то, что переговоры вопреки «крикам и воплям» противников
Советской власти привели к желаемым результатам, и расчет
революционной власти оправдался полностью. Когда все нити
управления армией сосредоточились в руках новой, революционной
Ставки, было сравнительно легко предотвратить тот хаос,
который служил пугалом в арсенале контрреволюционной пропаганды:
новой властью в качестве единственно приемлемых признавались
условия, выработанные центром, а не отвечавшие им соглашения и
договоры аннулировались; это облегчалось в свою очередь тем, что.
тексты соглашений в разных армиях и на фронтах в основном
были одинаковые, совпадали с требованиями центра, и
разноречия касались только второстепенных вопросов.
Раскрывая деятельность революционной Ставки по
налаживанию управления действующей армией и овладению ею в целом,.
Крыленко затрагивает тот вопрос, который не получил
должного освещения в исторической литературе,— вопрос об
использовании аппарата Ставки в интересах революции. Он пишет:
«Работа революционной Ставки выразилась прежде всего в создании
особого революционного аппарата контроля над деятельностью
отдельных частей и отделов, Ставки вообще. Накануне взятия
Ставки во время внутреннего переворота и ареста Духонин
местный Совет создал из своей среды особый Военно-революционный
комитет Ставки, куда вошел ряд революционных работников,
прибывших с Западного фронта с революционными отрядами. Из
них стоит упомянуть тов. Берзина, ныне командующего одной из
красных армий на Восточном фронте, тов. Рогозинского и др.» 169,
Здесь не все детали точны. Верно, что накануне взятия Ставки
(точнее 18 ноября) в Могилеве был образован
Военно-революционный комитет, взявший под свой контроль и деятельность
Ставки, но ВРК при Ставке— это не то же, что Могилевский
ВРК. В последний действительно входили прибывшие с
Западного фронта (но не вместе с отрядами, а раньше) представители
ВРК 3-й армии В. А. Фейерабенд и С. И. Зобков170. Что
касается Р. И, Берзина, то он вошел не в Могилевский, а в
созданный 22 ноября временный ВРК при Ставке171, с
образованием которого функции Могилевского ВРК по отношению к
Ставке утрачивались; Н. В. Рогозинский только 9 декабря был
избран председателем ВРК при Ставке, который 16 декабря был
переименован в Цекодарф (Центральный комитет действующих
армий и флота) 172, о чем с большей точностью говорится далее и-
в статье Крыленко. Но неточности в деталях не снижают значения
принципиального истолкования в этой статье деятельности и роли
революционных органов при Ставке.
339
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
Н. В. Крыленко дает представление о том, каким путем при
отсутствии какого бы то ни было опыта в подобного рода
обстоятельствах удалось превратить Ставку с ее воспитанным в кор-
ниловском духе начальствующим составом во вспомогательный
орган Советского правительства по управлению собранной на
фронте огромной массой вооруженного народа. Найти такой путь было
тем более трудно, что весь предшествующий ход революционного
развития указывал на необходимость полностью уничтожить,
разбить аппарат эксплуататорского государства. И уж, конечно,
центральный аппарат управления армией этого государства подлежал
разрушению в первую очередь. Но в таком случае
многомиллионная масса войск действующей армии осталась бы прежде всего
без аппарата снабжения и, застигнутая голодом, оказалась бы
совершенно дезорганизованной, грозящей неисчислимыми
бедствиями стране. Крыленко обращает внимание на такие стороны
опыта революционного командования по использованию Ставки
на службе Советской власти, упоминания которых мы не находим
ни в известных уже мемуарах М. Д. Бонч-Бруевича «Вся власть
Советам», ни в хранящихся в архиве записках Р. И. Берзина 17S,
не говоря уже о совсем кратких воспоминаниях М. К. Тер-Ару-
тюнянца 174. Вот как строились взаимоотношения в Ставке после
того, как она была вырвана из рук контрреволюционного
верховного командования: «Военно-революционный комитет, с одной
стороны, и вступивший в исполнение обязанностей начальника
штаба Ставки генерал Бонч-Бруевич,— с другой, были теми
двумя новыми рычагами, которые двинули опять в дело механизм
Ставки. Военно-революционный комитет выдвинул из своей среды
комиссаров, которые, проникши во все отделы Ставки, взяли в
свои руки непосредственный контроль над действиями бывших
начальников отделов и не пропускали ни одной бумажки без
подписи и просмотра. С другой стороны, генерал Бонч-Бруевич,
стремясь спасти что можно от старого персонала, служил
смягчающим и посредствующим звеном между тем же персоналом
и новой революционной властью. На докладах верховному
главнокомандующему он старался унять иной раз слишком ретивых
новых комиссаров, что, впрочем, ему удавалось довольно
редко» 175. Революционной власти пришлось столкнуться с
саботажем. Почтово-телеграфные чиновники объявили даже забастовку
и прервали связь Ставки с Северным фронтом; тогда в Ставку
были вызваны телеграфисты с Западного фронта, а перед эсеро-
меньшевистскими заправилами почтово-телеграфного союза «была
поставлена дилемма: или приняться за работу, или сесть в
тюрьму, и сопротивление было сломлено». Таким же образом
пришлось «припугнуть» и отказавшихся выдавать деньги чиновников
отделения Государственного банка.
Избрание Цекодарфа, куда на правах члена входил и верхов-
340
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
ный главнокомандующий, означало «окончательное
переустройство [всей системы управления армией] сверху донизу, финальный
аккорд демократизации армии и революции в ее внутреннем
устройстве». Напомнив о декретах Совнаркома об уравнении всех
военнослужащих в правах, о выборном начале и об
организации власти в армии, изданных 16 декабря 1917 г., Крыленко
отмечает, что, прежде чем эти меры были декретированы, они
были уже проведены в жизнь. «Октябрьская революция,— пишет
он,— была тем и сильна, что все ее коренные реформы были
продуктом массового народного творчества вне декретов» 176.
Это положение убедительно иллюстрируется применительно к
армии. Крыленко особо останавливается на вопросе о
коллегиальном и единоличном управлении в армии, показывая, что спор по
поводу этих принципов был началом того большого спора
синдикалистских стремлений и тенденций, с одной стороны, и
централизма — с другой, который позже, в апреле 1918 г.,
разгорелся в других областях советского строительства — в
промышленности, на транспорте и т. д. Что касается армии, то
возникавший в Цекодарфе спор о соотношении прав и полномочий
командной власти и выборного демократического органа
«представлял собой пережиток и отрыжку уже изживавшегося периода
разрушения старой армии... Только старая армия, вся еще
проникнутая ненавистью к старому порядку и недоверием ко
всякому единоличному командованию, могла так ставить вопрос, как
он ставился в Цекодарфе». Но уже и в старой армии, когда
прежний командный состав был заменен новым, революционным, этот
спор лишался почвы. Крыленко пишет: «Смешно было слушать
и смотреть на товарищей, которые ради принципа, только что
единогласно проголосовав избрание верховной командной власти,
затем с нею же спорили о правах и полномочиях». В новой
же революционной армии эти споры вообще оказывались
излишними 177.
Анализируя ход революции на каждом из фронтов, Крыленко
выводит закономерность: там, где соотношение сил больше
склонялось в пользу реакции, где меньше было возможностей для
организующего воздействия новой революционной власти, там
разрушительнее становилась катастрофа фронта. Это дало себя
знать на Юго-Западном и Румынском фронтах и особенно
сказалось на Кавказском и Персидском. «Кавказское командование,—
пишет Крыленко,— не признало ни революции, ни реформы в
армии... Отчаянная телеграмма командующего Кавказским
фронтом, полученная в Ставке в середине декабря, говорила о
полном бессилии старой власти, но новая власть в этот момент
также была бессильна помочь. Управлять армией, расположенной в
горах Закавказья и Турецкой Армении, в степях и горных плато
Персии, через калединский Дон и Кубань, через Украину Винни-
341
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
ченко и Петлюры, она не могла. Революционным войскам, тем
из них, которые сохранили хоть какое-либо подобие порядка,
стройности и организованности, пришлось, как и румынским армиям,
уходить с фронта и пробиваться сквозь врагов. И тем не
менее целые дивизии прошли со всей амуницией, с артиллерией и
обозом и вступили в ряды красных войск у Царицына. Правда,
таких дивизий было одна-две, подавляющая же масса шла домой
руководимая одной мыслью: ну все к черту. Так уходила
персидская армия, сокрушая все на своем пути, торгуя оружием,
орудиями, амуницией, патронами, грабя и сжигая все, что
пыталось оказать сопротивление. Так уходила в большинстве
кавказская армия... Развал кавказской и персидской армий,
представлявший собой подобие движения двунадесяти языков, сметавший
и разрушавший все на своем пути, характеризует собою то, что
ожидало бы вообще всю нашу старую царскую армию, если бы
Октябрьский переворот вовремя не удержал ее еще на месте,
дав измученным войной солдатам надежду на мирный и
организованный отход после заключения мира. Эти две армии этих
двух фронтов были лишены связи с новым, революционным
центром, старый порядок их уже не удовлетворял, они ему больше
не верили, и беспорядочный отход этих армий предвосхитил
картину того, что потом пришлось пережить болгарской армии, части
австрийской и части германской армии. Таков был бы
естественный финал империалистической войны во всех странах, если бы
на сцену не выступили внутренние революции. Повторяем,
переворот 25 октября спас Россию от повсеместного такого же отхода,
вернее он отсрочил его. Но пока эта отсрочка продолжалась,
новая, революционная командная власть могла заняться иными
заботами, которые создал для нее Октябрьский переворот, в
особенности по отношению к Украине, Румынии и Дону, уже на
новом, внутреннем фронте повсеместно загоревшейся
ожесточенной гражданской войны» 178.
Большое место в статье Крыленко занимает национальный
вопрос. Автор затрагивает его в той мере, в какой он связан с
состоянием старой армии и борьбой ее революционных частей
против буржуазно-националистических формирований. В статье
прослеживается история выделения национальных частей из состава
общероссийской армии при Временном правительстве;
вскрываются цели, которых надеялись достигнуть буржуазные
националисты при помощи этих частей до и после Октябрьской
революции.
Заключая подробное рассмотрение этого вопроса, Крыленко
обращает внимание «на одну крайне характерную черту в
тактике всех национальных противников Советской власти».
Национальный вопрос, указывает он, явился только покровом, под
которым скрывались классовые интересы буржуазии. «Наиболее вы-
342
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
пукло это обстоятельство проявилось тогда, когда советские
войска разбили и низвергли Украинскую раду и разбили польский
корпус, заперев Довбор-Мусницкого в Бобруйске. Будучи загнаны
в тупик, обе руководящие группы этих военных сил обратились
за помощью против Советского правительства... к немцам.
Другими словами, буржуазная власть, прикрывавшаяся борьбою за
национальную независимость, предпочла бежать к иностранной
буржуазии для борьбы против пролетарской республики. И Вин-
ниченко из Центральной рады, и Довбор-Мусницкий из польского
корпуса прекрасно знали, что национальной свободы им немцы не
дадут. Но они предпочли союз с немецкими насильниками союзу
с русскими рабочими. Та самая Рада, которая на предложение
принять участие в мирных переговорах первоначально ответила
горделивым заявлением, что она закончит войну только в
единении с «союзниками», теперь бросилась в Брест и позвала на
помощь немцев. Тот же Довбор, который заявлял, что все силы
польской нации направлены на торжество дела уничтожения
германского милитаризма, теперь, теснимый советскими войсками,
по радио обратился к немцам с просьбой обеспечить ему помощь
против Москвы. Национальный вопрос и национальные претензии
оказались фальшью и обманом масс, использованных во имя
борьбы за интересы буржуазии против налетевшего шквала
пролетарской революции. Так это поняли и массы украинских рабочих
и крестьян и польских солдат, вот почему менее
многочисленные, необученные и плохо вооруженные советские полки били
беспрестанно и Украинскую раду, и Довбора, и Каледина, и
Дутова, били всюду — на оренбургском, на донском, на киевском и
на бобруйском фронтах. Решал дело классовый инстинкт, а не
национальная принадлежность» 179.
Однако такой вывод относится уже к другой проблеме
исследования: не столько к истории старой армии конца 1917 —
начала 1918 г., сколько к истории борьбы Советской власти с
контрреволюцией, в которой принимали участие лишь отдельные части
старой армии, основная же тяжесть лежала не на них.
Вследствие этого и освещение данного вопроса в работе Крыленко идет
вне принятой им периодизации, не укладываясь в очерченный
им второй период жизни армии после Октября и захватывая
третий ее период. Соответственно, не связывая изложение
принятой периодизацией, Крыленко ставит и вопрос о том, какими
же силами Советская власть вела эту борьбу, «на что, в смысле
военном она опиралась». На этот вопрос он отвечает так: «Красная
гвардия, набранная из рабочих крупных предприятий
Петрограда и Москвы, матросские сводные революционные отряды,
латышские стрелковые части и лишь в незначительной части
регулярные войска — вот была ее опора. В качестве
характернейшего момента следует отметить, что регулярные полки старой
343
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
империалистской царской армии оказались непригодными и
небоеспособными и для гражданской войны. В этом сказался тот
основной факт, что вместе со смертельным ударом, который
нанесла революция империалистской войне, она нанесла такой же
смертельный удар и империалистской армии. Ее, эту армию, не
могло уже ничто оживить. Она была достаточно сильна, чтобы
остановить войпу и в революционном порыве привести в полное
расстройство прежний военный механизм, она была способна на
героические порывы, какой проявили части румынской армии в
борьбе за самосохранение против реакционных поползновений Щер-
бачева, но она не смогла дать устойчивых кадров даже тогда,
когда ее вызывали с фронта для борьбы на Дону с Калединым,
с Украинской радой или польскими легионами. Должно отметить,
что все полки, вызываемые с фронта, выйдя за линию окопов в
тыл, отказывались идти в бой, независимо от целей, которые эта
борьба преследовала» 180.
Опубликованием этой части статьи Крыленко в разработку
вопроса о силах революции в период ее триумфального шествия
включается авторитетное мнение не только верховного
главнокомандующего, но и одного, по оценке В. И. Ленина, из самых
горячих и близких к армии представителей большевиков.
Мнение» Крыленко находит подтверждение и в высказываниях В. И.
Ленина о Красной гвардии. Он говорил, например, что в первые
месяцы существования Советской республики «героями дня и
героями революции были красногвардейцы, которые делали свое
большое историческое дело» 181. Велика была роль Красной
гвардии и в создании пришедшей на смену ей Красной Армии. Дело
не только в том, что она составила костяк Красной Армии, но
также и в том, что Красная гвардия, как указывал В. И. Ленин,
обеспечила «возможность воспитания трудящихся масс к
вооруженной борьбе» 182.
Близок к точке зрения Крыленко взгляд активного участника
вооруженной борьбы того времени Р. И. Берзина, утверждавшего,
что старая армия оказалась совершенно непригодной для
гражданской войны, однако Берзин делает исключение для тех
частей, сильные большевистские ячейки которых превращали их в
«самые образцовые и стойкие части», и отмечает громадное
влияние красногвардейцев на солдатские массы 183. Иное суждение,
основываясь на опыте заключительных боев против корниловских
и калединских войск, высказал В. А. Антонов-Овсеенко: «Работа
по созданию красногвардейских частей шла недостаточно
организованным порядком... Обучение же красногвардейцев было из рук
вон плохо, и заменить фронтовые части наша рабочая гвардия не
могла. Главной силой нашей против корниловцев по-прежнему
являлись фронтовики, особенно кавалерийские, артиллерийские, и,
вообще, спецчасти» 184. Антонов-Овсеенко утверждал это, несмот-
344
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
ря на то, что ему по личному опыту известны были случаи
отказа от участия в боях полков старой армии, хотя они считались
революционно настроенными и добровольно отправились из
Финляндии на фронт гражданской войны 185 Но наряду с этим
решительное наступление на Ростов в феврале 1918 г.
обеспечивалось, в частности действиями 4-й кавалерийской дивизии,
поддерживавшей колонну войск Р. Ф. Сиверса, и 39-й пехотной
дивизии, наступавшей с юга. Таких стойких частей насчитывалось не
очень много, однако этого достаточно, чтобы не считать
бесспорной категорическую точку зрения Крыленко, не оставляющую
места для подобных исключений.
Вопрос о соотношении Красной гвардии и частей старой
армии в революции и на первом этапе гражданской войны вставал
перед историками уже в 20-е годы; он обсуждался на 1-й
Всесоюзной конференции историков-марксистов в конце 1928 —
начале 1929 г. Тогда утвердилось мнение о безусловно ведущей
роли Красной гвардии по отношению к частям старой армии и
о необходимости рассматривать эти последние
дифференцированно, с точки зрения их классового состава и революционного
потенциала, проявлявшегося в борьбе 186. С тех пор изучение
вопросов, подводящих к научному решению проблемы характера и
состава вооруженных сил революции, основательно продвинулось
вперед. Много сделано в исследовании истории Красной гвардии
в дооктябрьский период и во время Октябрьского вооруженного
восстания, значительно меньше ее история изучена в период
триумфального шествия Советской власти. Продвинулась вперед
и разработка истории революционного движения в старой армии
как в общих, более глубоких по сравнению с прежними,
работах, так и в посвященных каждому фронту в отдельности. В этих
работах дается развернутая характеристика политического и
морального состояния войск действующей армии как в
предоктябрьский период, так и в первые месяцы существования Советской
власти. Авторы приводят фактические данные об отношении
солдат старой армии к контрреволюционным выступлениям
буржуазии, о направлении фронтовыми, армейскими и другими
войсковыми военно-революционными комитетами частей на внутренний
фронт и в некоторой мере об участии их в подавлении мятежей.
Эти данные содержатся в работах в разрозненном виде, иногда
привлекаются для иллюстрации тех или иных положений.
Нельзя рассматривать и работу Крыленко (в соответствующей ее
части) хотя бы как попытку решить этот вопрос. Он ограничился
общей сравнительной оцепкой Красной гвардии и революционных
частей старой армии как боевых сил борьбы с контрреволюцией,
подкрепив эту оценку лишь некоторыми фактами, относящимися
к частям старой армии. «В нашу задачу не входит подробное
изложение организации и деятельности этих революционных
345
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
войск,— писал он.— Наша задача касается только истории
регулярной фронтовой армии». Исходя из замысла своей работы, он
замечал: «Мы можем поэтому оставить в стороне, для других
авторов, подробное изложение истории революционных военных
формирований» 187 . Эти строки звучат призывом к историкам,
напоминают о необходимости специального исследования роли
революционных частей старой армии, солдатских и матросских
отрядов, как и Красной гвардии, в подавлении военного
сопротивления буржуазии, о необходимости анализа и обобщения данных,
имеющихся в литературе и документах.
Рассматривая экскурс в этот вопрос как отклонение от
основной темы работы, Крыленко переходит непосредственно к
«третьему периоду отмирания старой армии» 188.
*
Начало третьего, последнего периода жизни старой армии
после Октября Крыленко датирует 23 декабря 1917 г.189 В этот день,
поясняет он, «по фронту был распространен приказ командпой
власти о возможности священной революционной войны, где все
искренне революционные солдаты старой армии призывались
записываться в кадры новой добровольческой революционной
армии» 190. Речь в данном случае идет об обращении верховного
главнокомандующего «Солдатам революционной армии» 191
переданном 23 декабря фронтам по телеграфу, а затем 25 декабря
повторенном в виде приказа верховного главнокомандующего.
Приказ этот не был продуктом только его творчества, а являлся
реализацией вопроса о социалистической войне, обсуждавшегося
на заседании Совнаркома 23 декабря (Крыленко находился в
Могилеве и на заседании не присутствовал, но был
проинформирован о нем по телеграфу).
В работах историков этот приказ получил оценку как первый
документ, провозглашавший необходимость создания новой
армии, укрепления фронта новыми формированиями, зачатком
которых явилась Красная гвардия, так как стала очевидна
невозможность решить задачу защиты революции силами старой
армии 192. В этих работах исследуется его значение в истории
создания повой армии — вооруженных сил пролетарского государства,
освещается тот подъем, какой он возбудил в массах
сознательных бойцов революции. Крыленко рассматривает этот документ
в другой плоскости: показывает, какое значение он сыграл в
истории старой, до предела измученной войной армии. «Дата
опубликования этого приказа,— говорится в статье,— должна быть
признана поворотной. Разложение, которое уже было невозможно
ничем остановить, началось с момента, когда этот приказ
проник на фронт». Серьезный сдвиг, вызванный в состоянии старой
346
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
армии этим приказом, Крыленко объясняет так: «Солдаты
старой армии поняли его как приказ уже о новом возобновлении
войны и окончательном разрыве мирных переговоров, и все, что
было сделано за первые месяцы, рухнуло сразу. Если до сих
пор донесения с фронтов говорили о том, что в окопах, в
противоположность времени Керенского, господствует полное
спокойствие и глубоко доверчивое отношение к новой власти в
твердой убежденности, что теперь мир в надежных руках, после
опубликования [приказа] неустойчивое равновесие рухнуло и па-
ника охватила целые части» 193. Такое положение, с одной
стороны, заставляло «поставить ребром вопрос о скорейшем создании
новой армии», с другой — по отношению к старой армии из него
вытекала «безусловная необходимость возможно быстрой ее
ликвидации», поскольку полагаться на нее было больше нельзя, в
лучшем случае «ее нужно было считать априори несуществующей»,
а сведения с фронтов о том, как был принят там приказ от
23 декабря, говорили, что «в случае новых возможных военных
действий старая армия явится тормозом для этих действий. Ее
нужно было как можно скорее убрать с фронта» i94. Крыленко
указывает, что по его докладу пленарное заседание Цекодарфа
решило представить в Совнарком мнение о необходимости
принять немецкие условия мира. Когда представители фронта
приехали к дню созыва Учредительного собрания в Петроград, это
мнение встретило со стороны В. И. Ленина полное одобрение 195.
Напомним, что как раз в это время в «Тезисах по вопросу о
немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира»
В. И. Ленин писал: «Нет также никакого сомнения, что
крестьянское большинство нашей армии в данный момент безусловно
высказалось бы за аннексионистский мир, а не за немедленную
революционную войну...
При полной демократизации армии вести войну против воли
большинства солдат было бы авантюрой, а на создание
действительно прочной и идейно-крепкой социалистической
рабоче-крестьянской армии нужны, по меньшей мере, месяцы и месяцы».
В игнорировании этих условий В. И. Ленин видел величайшую
угрозу существованию Советской республики. «Крестьянская
армия, невыносимо истомленная войной,— писал он в тех же
тезисах,— после первых же поражений — вероятно, даже не через
месяцы, а через недели — свергнет социалистическое рабочее
правительство» 196. Это было написано 7 января 1918 г., т. е. на
другой день после заседания СНК и беседы с представителями
фронта197. Не считая эту беседу единственным источником
сведений правительства о состоянии армии, надо все же
полагать, что она имела значение для выработки В. И. Лениным
твердого, категорического мнения о перспективах борьбы за
мир.
347
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
Фактором, непосредственно определявшим тогда то или иное
решение в этой области, являлось именно состояние армии, ибо
в нем в условиях военного времени находило концентрированное
выражение хозяйственное и политическое положение страны.
Поэтому было очень важно, чтобы полномочные представители
партии и правительства в верховных органах действующей армии
обладали способностью реально оценивать процессы, происходящие
в солдатской массе, не поддаваясь «чесотке» революционной
фразы и разного рода «патриотическим» заклинаниям. Военные
работники партии, прежде всего верховный главнокомандующий,
руководители Цекодарфа и революционных органов фронтов
оказались в этом отношении на высоте положения. Из работы
Крыленко явствует, какую роль их позиция, основанная на знании
фактического положения дел и настроений солдатской массы,
сыграла в выработке политики ленинского руководства в самом
жгучем для того времени вопросе жизни страны. «На
заседаниях фракций (III Всероссийского съезда Советов.— В. П.), как
коммунистической, так и левоэсеровской,— пишет Крыленко,—
командная власть в выпуклых фактах обрисовала создавшееся
положение, дабы поставить верховный орган Советской власти
в известность о том, что есть» 198. В непосредственной связи с
этой информацией Крыленко говорит о немедленном принятии
Совнаркомом во время съезда декрета о создании Краспой
Армии 199 и о практических мерах по ее организации 200.
Переходя к характеристике положения, создавшегося в
результате наступления германских войск 18 февраля, Крыленко
пишет, что относительно старой армии подтвердились худтпие
опасения, возникшие после 23 декабря: «Армия бросилась
бежать, бросая все, сметая все на своем пути, сметая и те части,
которые выдвигались для защиты из центра, наспех
мобилизованные внутри страны. Была скомкана и вся работа по
организации Красной Армии» 201. Крыленко пространно цитирует одну из
своих докладных записок, представленных в эти дни В. И.
Ленину, в которой была нарисована катастрофически безотрадная
картина положения на фронте. «Армия оказывается неспособной
больше даже стоять па позиции»; «немцам предоставляется
слишком легкая и заманчивая добыча, чтобы они на нее не
покусились»; «едва ли можно надеяться на быстрое формирование
Красной Армии для объективно все же неизбежного, что бы там
ни говорили, противодействия немцам» 202 — вот основные мотивы
этой докладной записки. И вывод: «Мы обязаны подписать мир»;
в случае же неутверждения изложенной им точки зрения
Крыленко просил освободить его от обязанностей верховного
главнокомандующего 203.
Как же отнесся В. И. Ленин к этому мнению верховного
командования? В докладе на заседании ВЦИК 24 февраля он
348
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
заявил, что в течение последнего месяца он полностью
воздерживался от изложения своего взгляда, «который мог показаться
пессимистическим», однако, несмотря на все принятые меры,
чтобы облегчить положение, «действительность показала нам, что
воевать после трех лет войны наша армия ни в коем случае
не может и не хочет». И именно в этом докладе, отвечая на
клевету буржуазной печати и враждебных Советской власти
партий, будто большевики разлагали войска, В. И. Ленин напомнил
о майской (1917 г.) прокламации Крыленко и дал ему лестную
оценку в смысле близости к армии 204. Это позволяет считать, что
упоминавшаяся докладная записка Крыленко в такой же мере
отвечала точке зрения В. И. Ленина на состояние армии, как и
майская прокламация, о которой он вспомнил в столь горячий,
критический момент и все в той же связи — при обсуждении
вопроса о боеспособности армии. Позиция Крыленко в период
борьбы за Брестский мир отличалась вообще той
категоричностью, какой пронизана его докладная записка В. И. Ленину.
Эта категоричность раздражала противников заключения мира,
что прорвалось в речи лидера «левых коммунистов» Н. И.
Бухарина на VII съезде партии. Выступая 7 марта против
ратификации Брестского мира, он бросил упрек В. И. Ленину и его
сторонникам, что они обычно для доказательства невозможности
революционной войны «подавляют внимание публики целым
рядом фактов, ужасных фактов, чрезвычайно тяжелых», а для
этого «выводят главковерха Крыленко, который рассказывает
ужаснейшие случаи, что у нас армия бежит, что она
деморализована...» 205 В этом нельзя было не усмотреть прозрачного намека,
будто доклады Крыленко инспирировались сторонниками
заключения мира. Отвечая Бухарину, В. И. Ленин отметал его
домысел, «как будто мы выдумали то, что Крыленко докладывал»,
но при этом подтверждал: «Мы с этим (т. е. с тем, что
докладывал Крыленко.— В. П.) абсолютно согласны», и, имея в виду,
конечно, не только доклады Крыленко 206, В. И. Ленин указывал,
что его точка зрения в этом вопросе опиралась на мнение
военных («ведь это военные доказывали то, что я говорил») 207.
В докладной записке Крыленко нельзя не обратить внимания
на один из аргументов в пользу подписания мира: «Мы обязаны
это сделать тем больше, чем успешнее наши действия на
внутренних фронтах. Необходимость напряжения всех сил для
урегулирования и закрепления Советской власти требует обеспечения
от деморализующего положения «пи войны, ни мира» и от
объективно неизбежных потерь па внешнем и внутреннем фронтах» 208.
Этот тезис Крыленко полностью совпадает с мыслями В. И.
Ленина, которые теперь известны по более поздним публикациям его
работ. «Кто интересуется делом, а не фразой,— говорил В. И.
Ленин по прямому проводу представителю Московского Совета
349
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
20 февраля 1918 г.,— тот должен заключить мир и продолжать
дело закрепления и углубления революции внутри» 209. В
опубликованных в «Правде» 24 февраля 1918 г. «Тезисах» В. И. Ленин
также указывал на «необходимость, для успеха социализма в
России, известного промежутка времепи, не менее нескольких
месяцев, в течение которого социалистическое правительство
должно иметь вполне развязанные руки для победы над
буржуазией сначала в своей собственной стране и для налажения
широкой и глубокой массовой организационной работы» 210. Этот
же мотив рельефно выделяется в речи В. И. Ленина на
заседании ЦК партии 11 января 1918 г.: «Конечно, тот мир, который
мы заключим, будет похабным миром, но нам необходима
оттяжка для проведения в жизнь социальных реформ... нам
необходимо упрочиться, а для этого нужно время. Нам необходимо
додушить буржуазию, а для этого нам необходимо, чтобы у нас
были свободны обе руки... и тогда мы сможем вести
революционную войну с международным империализмом» 211. О том, что
В. И. Ленин рассматривал этот вопрос не просто как
требование текущего момента, а как вопрос стратегии
социалистического государства на определенном этапе развития революции,
свидетельствует тот факт, что он еще в декабре 1917 г.
предусматривал теоретическую разработку темы: «Сначала победить
буржуазию в России, потом воевать с буржуазией внешней,
заграничной, чужестранной» 212. Совпадение же с этими его мыслями
точки зрения Крыленко показывает, насколько прав был В. И.
Ленин, увидев в нем еще в период керенщины работника, умеющего
правильно выражать политическую линию партии.
Н. В. Крыленко разбирает в работе немарксистские точки
зрения по вопросам войны и мира, противопоставлявшие
ленинскому направлению в политике лозунги «революционной войны
во что бы то ни стало» («левые коммунисты» и левые эсеры)
и «ни мира, ни войны» (Троцкий), показывает их вред и
теоретическую несостоятельность. Позицию «левых коммунистов» он
расценивает как «область господства голой революционной фразы
и фетишистского преклонения перед лозунгом: «Мир без
аннексий». «Эти товарищи забыли,— пишет он,— что еще в марте
1915 года на Бернской заграничной конференции нашей партии
большевики боролись против абсолютного преклонения перед
этим лозунгом, называя его «поповским» и противопоставляя ему
лозунг гражданской войны как метод прекращения мировой
бойни. Невозможность для социалиста подписать аннексионистский
мир, голый принцип — вот что руководило этими товарищами. Эта
точка зрения, конечно, была недопустима целиком для
марксистов...» 213
Заканчивая статью, Крыленко рассказывает о том
революционном энтузиазме, который охватил петроградских пролетариев
350
РАБОТЫ Н. Б. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
в ответ на наступление германских войск. «В ночь на 25
февраля Петроградский Совет ударил в набат с призывом всех
могущих держать оружие под ружье..., и на следующий день весь
Питер ожил и Смольный закипел новой жизнью. Рабочие всех
фабрик, работницы шли непрерывной струей, снаряжались,
присоединялись к уже сорганизованным группам и шли, и шли на
фронт под Нарву, под Псков, под Дон — на защиту подступов
к Петрограду. Матросы из Гельсингфорса и Кронштадта опять,
как прежде, поднялись как один... Это была та новая,
революционная армия, на которую единственно можно было опереться».
Однако эта новая армия, указывает Крыленко, «непобедимая в
бою с петлюровцами или калединцами, была бессильна в
военном отношении перед дисщгалипированными полками
регулярных немецких войск. Но главным препятствием являлись остатки
старой армии, которые не давали возможности каких-либо
правильных военных действий даже для этих импровизированных
отрядов» 214.
С ликвидацией старой армии уходит в отставку и ее
революционное верховное командование. Этим заканчивается третий
период послеоктябрьской истории старой армии и вместе с тем
ее существование вообще. Крыленко не называет конечной даты,
но ее нетрудно назвать, так как 3 марта 1918 г. Комитет
революционной обороны Петрограда издал постановление об
упразднении штабов фронтов и завершении демобилизации остатков
армии215, а 5 марта приказом Высшего военного совета
упразднялись должность верховного главнокомандующего, Ставка и Це-
кодарф 216.
Подытоживая изложенное в работе «Смерть старой армии»,
Крыленко сделал ряд выводов, в которых попытался на основе
опыта русской армии выяснить закономерности ликвидации
империалистических армий вообще, а также некоторые принципы
строительства новых, революционных армий. В частности, он
считал, что в переходный от капитализма к социализму период «для
борьбы с еще не умершими империалистическими армиями могут
иметь шансы на победу не партизанские революционные отряды,
а стройная дисциплинированная армия во всеоружии техники
войны». Относительно внутреннего устройства такой армии опыт
показал, что «выборный принцип и принципы самоуправления
в этой армии теряют то значение, какое имели прежде в старой
армии, выдвигавшиеся как орудие самообороны масс против
чуждого и враждебного им в классовом отношении командного
состава». Только классовая революционная армия «имеет шансы на
существование, по крайней мере в ближайший переходный
период, до полного уничтожения всяких армий» 217. Это было
написано в самом начале 1919 г., когда Коммунистическая партия
и Советское правительство, руководимые В. И. Лениным, в борь-
351
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
бе против «военной оппозиции» отстаивали принципы
строительства регулярной армии, пресекая изжившую себя партизанщину.
Крыленко был тогда уже на другой работе, однако в
исследовании истории революции в армии приходил к тем выводам,
которые были положены в основу военного строительства
ленинским руководством партии и государства.
В литературном наследстве Крыленко, помимо названных уже
работ, носящих мемуарный и научный характер 218, имеются
также произведения, представляющие собой своего рода источники,
документы, запечатлевшие различные моменты истории
революции в русской армии. К ним можно отнести прежде всего
прокламацию «Зачем я поеду в Петроград» 219, которую упоминал и
цитировал в своих работах В. И. Ленин. Обращаясь к солдатам,
рабочим и крестьянам, Крыленко разъяснял в этой листовке
политическую платформу большевиков и свою собственную как
делегата I Всероссийского съезда Советов, на который он был
послан в Петроград армейским комитетом 11-й армии.
В мае 1917 г. ЦК партии направил Крыленко на фронтовой
съезд Юго-Западного фронта в Каменец-Подольск для
выступления от имени партии 220. Стенограмма сохранила его боевые
выступления на съезде. Речь на заседании 10 мая221 он начал
заявлением: «Я горжусь тем, товарищи, что выступаю здесь как
представитель Центрального комитета русской социал-демократии
и в то же время совмещаю в себе члена одной из
центральных организаций Юго-Западного фронта. Я горжусь тем, что
выступаю здесь как представитель Центрального комитета
революционной организации тыла и в то же время являюсь
представителем революционеров-окопников». Сказав о том, что буржуазная
печать искажала точку зрения большевиков, «благодаря чему
партия большевиков представлялась чем-то страшным и
ужасным», Крыленко заявил: «Я расскажу вам, товарищи, как
смотрят большевики на совершающиеся события...» и раскрыл всю
историю соглашательства меньшевистско-эсеровских лидеров
Петроградского Совета, предавших дело революции в пользу
буржуазии, добровольно отдавших власть ее органу — Временному
правительству. Крыленко закончил речь чтением резолюции, о
которой в публикации речи сказано: «Текст резолюции не
обнаружен» 222, однако он сохранился в издававшемся президиумом
съезда Бюллетене № 3 от 11 мая 1917 г.223 В этой резолюции
ставился вопрос о недоверии Временному правительству, об
осуждении министров-социалистов, ставших слугами буржуазии, и о
необходимости перехода власти к Советам. На нее сразу же
обрушился представлявший на съезде Петроградский Совет трудо-
352
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
вик В. Б. Станкевич, и соглашательским большинством
резолюция была провалена. В стенограмме имеется и вторая речь
Крыленко, произнесенная в тот же день на вечернем заседании
съезда 224. В ней он давал достойную отповедь
оппонентам-соглашателям и разъяснял марксистскую теорию социалистической
революции. В Бюллетене № 5 от 13 мая 1917 г. помещена
протокольная запись третьей речи Крыленко по вопросу об
отношении к войне, произнесенной на пленарном заседании съезда
И мая; здесь же приводится и предложенная Крыленко
резолюция по этому вопросу 225, тоже отклоненная съездом.
Н. В. Крыленко участвовал во Всероссийской конференции
фронтовых и тыловых организаций РСДРП (б), проведенной
Центральным Комитетом партии в Петрограде 16—23 июня 1917 г.,
и был избран во Всероссийское бюро военных организаций
(вместе с В. А. Антоновым-Овсеенко, М. С. Кедровым, К. А. Ме-
хоношиным, В. И. Невским, Н. И. Подвойским, Е. Ф. Розмиро-
вич и др.). В первый же день работы конференции он выступил
с речью о положении на фронте и партийной работе в войсках
Юго-Западного фронта. Протокольная запись этой речи и ответов
на заданные вопросы была опубликована в Бюллетене
конференции № 3 от 18 июня 1917 г.226
Стенографический отчет I Всероссийского съезда Советов
рабочих и солдатских депутатов (3—24 июня 1917 г.) содержит
речи Крыленко на этом съезде 227. Они показывают, как выполнил
большевик-делегат 11-й армии свое обещание, данное в листовке
«Зачем я поеду в Петроград?» Выступая на съезде, Крыленко
открыто и последовательно отстаивал в вопросах о власти, о
войне и о демократизации армии позицию большевистской партии.
В речи 11 июня буржуазно-соглашательским призывам к
продолжению войны он противопоставил ленинские тезисы,
опубликованные в сентябре 1915 г. в газете «Социал-демократ» 228. В речи
о демократизации армии 23 июня мы видим знакомое уже нам
по брошюре «Почему побежала русская революционная армия»
изложение вопроса о принципиальной разнице между
постоянной и революционной армиями, но, конечно, постановка этого
вопроса здесь, на съезде, и хронологически, и по существу
предшествовала разработке его в брошюре. Говоря о задачах
военной секции съезда, Крыленко так определял исторический смысл
демократизации армии: она находится в коренном противоречии
с существом постоянной армии вообще, тем более в условиях
капиталистического строя, и «демократизацию армии наша
секция и вообще революционная демократия должны мыслить
исключительно как задачу временную, впредь до полного завершения
революции и полного уничтожения постоянной армии и замены
ее всенародной милицией» 229. В непосредственной связи с этими
выступлениями находятся материалы, опубликованные Крыленко
353
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
в дни работы съезда,— полученные им с фронта резолюции
полков и комитетов. «Из этих резолюций,— писал Крыленко,—
...ясно, как смотрят в действующей армии на положение вещей —
ясно, что пустой фразой являются все утверждения
представителей съезда о том, что действующая армия целиком и полностью
поддерживает коалиционное правительство. Это певсрпо. Массы
окопных солдат ставят вопрос прямо: или буржуазия или парод;
либо война, либо мир...» 230
Прошло семь месяцев со времени Февральской революции и
три месяца после I съезда Советов, а Временное правительство
не только не разрешило давно назревших вопросов народной
жизни, но еще усилило репрессии против рабочих и крестьян,
добивавшихся их разрешения. В речи па съезде Советов Северной
области Крыленко указал, что в основном вопросе революции —
вопросе о войне и мире — «мы стоим перед катастрофой...
Фронт требует ультимативно решительной политики мира... а
правительство готовится к зимней кампании» 231. В другом
выступлении на том же съезде Крыленко, как гласит протокольная запись,
«развивает ту мысль, что с переходом власти к Советам медлить
нельзя теперь. В этом вопросе всякое промедление смерти
подобно» 232. С той же решительностью выступал он и на
историческом заседании ЦК РСДРП (б) 16 октября 1917 г., заявляя,
что «настроение в полках (Петроградского гарнизона.— В. П.)
поголовпо наше», что «вода достаточно вскипела» и задача
состоит в том, чтобы «поддержать восстание вооруженной силой» 233.
Несравнимо большим количеством документов и другого рода
материалов, принадлежащих Крыленко, освещается
послеоктябрьская история старой армии. Среди этих документов
многочисленные приказы и воззвания главковерха, а также его доклад
на Общеармейском съезде в Могилеве 11 декабря 1917 г.234,
отчет народного комиссара по военным делам и верховного
главнокомандующего, сделанный па народном митинге в Петрограде
17 декабря 1917 г.235 Последний представляет собой обобщение
пройденного к тому времени армией пути в революции. По
характеру этот отчет приближается к его историческим работам.
Достаточно назвать разделы отчета, чтобы получить
представление об охвате проблем, получивших в нем принципиальное
истолкование в историческом разрезе: «Армия и революция»,
«Демократизация армии», «Армия и мир», «Армия будущего — Красная
Советская гвардия», «Армия и контрреволюция».
*
В работах Крыленко исследован весь революционный процесс
1917—1918 гг. в русской армии, преимущественно в основной ее
части — действующей армии, но в интересах сопоставления он
354
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
касается и войск тыла, однако лишь в самой общей форме. Его
работы содержат марксистский научный анализ революционного
процесса, причем достоверность освещения и оценок событий и
явлений подкрепляется в них привлечением собственных
свидетельств тг впечатлений автора — активного участника событий,
занимавшего в них выдержанную большевистскую позицию.
Именно практический революционный опыт наряду с основательной
теоретической подготовкой и, в частности, с профессиональной
подготовкой историка позволил Крыленко решить задачу научной
разработки истории революции в армии в то время, когда
документальная база исследования еще только создавалась.
Отсутствием ее можно объяснить наличие в некоторых из его работ ряда
фактических неточностей, выявляемых с помощью документов.
Если учесть, что брошюра «Почему побежала русская
революционная армия» появилась еще до Октябрьской революции,
а статья «Смерть старой армии» написана в конце 1918 —-
начале 1919 г., то можно считать бесспорным, что Крыленко был
первым советским историком революции 1917—1918 гг. в русской
армии. По своему научному уровню его работы остаются
выдающимися произведениями в литературе по истории революции
в армии. Они составляют и важную часть историографии
Великого Октября в целом.
1 Имея в прошлом неоднократные
аресты за революционную
деятельность, Н. В. Крыленко в
апреле 1916 г. был мобилизован как
прапорщик запаса и направлен
па Юго-Западный фронт с
уведомлением о его политической
неблагонадежности. Служа младшим
офицером в 13-м Финляндском
стрелковом полку (4-я
Финляндская стрелковая дивизия), после
Февральской революции он был
избран в полковой, затем в
дивизионный и армейский комитеты
(11-я армия), где стал
председателем. Ввиду засилья в армейском
комитете меньшевиков и эсеров
и невозможности проводить
линию, подсказываемую ему
принадлежностью к партии
большевиков, Крыленко 26 мая 1917 г.
заявил о сложении с себя
полномочий председателя армискома
(«Революционное движение в русской
армии. 27 февраля — 24 октября
1917 года». Сборник документов.
М., 1968, стр. 114-115).
Подробнее биографические сведения о
нем см.: ЦПА ИМЛ, ф. 124, оп. 1,
997 (личное дело члена Общества
старых большевиков);
«Энциклопедический словарь Гранат»,
т. 41, ч. 1, приложения, стб. 237—
246 (автобиография); М. Н. Симо-
нян. Жизнь для революции. М„
1962; И. В. Крыленко. Судебные
речи. Избранное. М., 1964, стр. 3—
21 (биографический очерк).
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32,
стр. 257; т. 36, стр. 114-115.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35,
стр. 377.
4 В статье «Смерть старой армии»
Крыленко указывает, что
брошюра написана в конце сентября
(«Военно-исторический журнал»,
1964, № И, стр. 56). Видимо,
работа над пей, начатая в июле,
была прервана арестом (13 июля)
и закончена после освобождения
из-под ареста (13 сентября).
Брошюра была издана Военной орга-
355
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
низацией при ЦК РСДРП (б) в
серии «Солдатская и крестьянская
библиотека».
5 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия.
Пг., 1917, стр. IV.
6 См., например, Р. Эйдеман, В. Ме-
ликов. Армия в 1917 году. М.— Л.,
1927, стр. 38, 58; Э. Б. Генкина.
Февральский переворот.— «Очерки
по истории Октябрьской
революции». Под общей ред. М. Н.
Покровского, т. 2. М.— Л., 1927, стр.
105-106; М. И. Ахун, В. А. Петров.
Большевики и армия в 1905—
1917 гг. Л., 1929, стр. 171, 231, 269.
7 «Пролетарская революция», 1927,
№ 2-3 (61-62), стр. 241.
8 И. Г. Кизрин. Распад старой
армии. Воронеж, 1931, стр. 7.
9 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия,
стр. 6, 7.
10 Там же, стр. 18, 22.
11 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 34, стр. 326.
12 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 35, стр. 249-250, 256, 337, 338,
416.
13 «Пролетарская революция», 1927,
№ 2-3 (61-62), стр. 241.
14 И. Г. Кизрин. Указ. соч., стр. 24—
25.
15 Там же, стр. 73.
16 Там же, стр. 73, 94.
17 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия,
стр. 20.
18 «Пролетарская революция», 1927.
№ 2-3 (61-62), стр. 244-245.
19 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия,
стр. 17.
20 «История Коммунистической
партии Советского Союза», т. 3, кн. 1.
М., 1967, стр. 121; П. Голуб.
Партия, армия и революция. Отвое-
вапие партией большевиков
армии на сторону революции. Март
1917 - февраль 1918. М., 1967, стр.
71-72, 121-122; Т. Кузьмина.
Войска Центра России на путях к
Октябрю. — «Военно-исторический
журнал», 1968, № 11, стр. 82.
21 Т. Ф. Кузьмина. Июльские
события 1917 года в Нижнем
Новгороде.— «Исторические записки»,
т. 87, стр. 384-385, 398.
22 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 36, стр. 83, 105.
23 «Пролетарская революция», 1927,
№ 2-3, стр. 242-243.
24 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия,
стр. И.
25 «Пролетарская революция», 1927,
№ 2-3 (61-62), сгр. 244.
26 И. Г. Кизрин. Указ. соч., стр. 22.
27 «Пролетарская революция», 1927,
№ 2-3 (61-62), стр. 248.
28 В. И. Миллер. Солдатские
комитеты русской армии в 1917 году.
Возникновение и начальный
период деятельности комитетов
действующей армии (март — апрель
1917 г.). Рукопись канд. дисс. М.,
1970, стр. 429, 434, 449, 477, 487,
493, 510-512.
29 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия,
стр. 13.
30 Там же, стр. 14.
31 Там же, стр. 15.
32 Крыленко пишет, что это была
«единодушная, стихийная,
повсеместная забастовка армии»
(брошюра, стр. 18) или «саботаж
войны» («Пролетарская революция»,
1927, № 2-3 (61-62), стр. 245—246).
33 II. Крыленко. Почему побежали
русская революционная армия,
стр. 18.
34 Там же, стр. 19.
35 Там же, стр. 19-20.
36 И. Г. Кизрин. Указ. соч., стр. 61.
37 Там же, стр. 50.
38 Там же, стр. 52-54.
39 В. И. Миллер. Солдатские
комитеты русской армии в 1917 году.
Возникновение и начальный
период деятельности комитетов
действующей армии (март — апрель
1917 г.). Автореф. канд. дисс. М.,
1970, стр. 8.
40 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия,
стр. 26.
41 Там же, стр. 26-27.
42 Там же, стр. 28.
43 Там же, стр. 27.
44 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32,
стр. 366.
45 Там же.
338
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
46 Н. Крыленко. Почему побежала
русская революционная армия,
стр. 29 (отточия Н. В. Крыленко).
47 Там же, стр. 30 (отточия Н. В
Крыленко).
48 Там же, стр. 30-31.
49 Там же, стр. 31.
50 Там же, стр. III.
51 В делах Военного кабинета
министра-председателя Временного
правительства и верховного
главнокомандующего имеется справка
«К делу прапорщика Крыленко»,
в которой говорится: «Арестован
Крыленко 13 июля в Могилеве
при возвращении с фронта.
Арестован по распоряжению Ставки
верховного главнокомандующего
как большевик» за разговор в
вагоне. Из Могилева Крыленко был
отправлен в Киев и передан
военно-судебным властям. Чтобы
ускорить дело освобождения,
Крыленко послал телеграмму
Керенскому с изложением обстоятельств
дела и указанием на всю его
абсурдность.
В результате Керенский
приказал доставить Крыленко в
Петроград, несмотря на то, что
киевские судебные власти заявили, что
судебное обвинение Крыленко
предъявлено быть не может. Здесь
дело Крыленко поступило в
Главное военно-судное управление.
Прокурор этого управления не
нашел данных для привлечения к
суду и отправил соответствующую
резолюцию на заключение
военного министра Керенского, за
которым Крыленко продолжал все
это время числиться.
Керенский приказал передать
дело гражданским судебным властям
для выяснения вопроса о
возможности привлечения Крыленко за
события 3-5 июля. Но и тут был
дан прежний ответ: «Нет данных
для судебного обвинения» (К
этому месту в документе сделано
примечание: «Крыленко в момент
событий 3—5 июля не был в
Петрограде».— В. П.).
Дело Крыленко снова попало в
Главное военно-судное
управление (на этот раз только как в
передаточную инстанцию) и
отсюда снова пошло к военному
министру. Отправлена бумага 29
августа за № 11596 (ЦГВИА СССР,
ф. 366, оп. 4, д. 2, лл. 49-50). По
распоряжению военного министра
(теперь уже Верховского)
Крыленко был освобожден из-под
ареста 13 сентября (ЦГВИА, ф. 801,
оп. 28/94, д. 105, лл. 22-23;
«Рабочий путь», 14 сентября 1917 г.;
«Новое время», 16 сентября
1917 г.).
52 «Пролетарская революция», 1927,
№ 2-3 (61-62), стр. 240.
53 «Военно-исторический журнал»,,
1964, № 11, стр. 56.
54 Там же, стр. 52.
55 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 267,
лл. 29-30; д. 105, лл. 7-48.
56 Там же, д. 105, лл. 49-51.
57 Там же, оп. 2, д. 106, лл. 1—3.
К этим листам приколота
записка Н. И. Подвойского: «Из этой
тетради извлечены стр. 7 — 51».
Листы 7-51 — это те самые листы
дела 105 (оп. 1), на которые
только что даны были ссылки.
Записка позволяет воссоединить
разрозненные листы рукописи.
58 Название это дано, очевидно,
произвольно, на основании того,
что имеющаяся в деле часть
рукописи начинается (л. 7, стр.
рукописи 5-я) словами: «Октябрьский^
переворот в значительной
степени был переворотом военным», иг
дальше идет характеристика
участия в нем воинских частей
петроградского гарнизона.
59 «Революционная война». (Под ред.
Н. Подвойского и М. Павловича).
Сборник 1. М., 1919, стр. 3-4.
60 Там же, стр. 5.
61 Там же, стр. 6.
62 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
я. 14 об.
63 Там же, лл. 22, 23, 25-29
(оборотные стороны).
64 Там же, л. 48 об.
65 Там же, л. 30 об.
66 М. Павлович. К истории
возникновения академии
(воспоминания) .—«Военная академия за
пять лет». Сборник. М., 1923,
стр. 45.
67 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 12, стр. 51.
357
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
68 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 37 (стр. 35-я рукописи Кры
ленко).
69 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 53.
70 Там же.
71 Весьма показательным для
характеристики этого положения
является постановление СНК от
27 марта 1919 г., гласившее: «Все
архивы и дела расформированных
частей, штабов и управлений
прежней постоянной армии,
относящиеся к периоду войны 1914 —
1918 гг., должны быть
немедленно приняты па местах военными
комиссарами под свою охрану.
О местонахождении этих архивов
и дел местные военные
комиссары обязуются безотлагательно
уведомить с приложением
кратких описей Главное управление
архивным делом...» («Декреты
Советской власти», т. 4. М., 1968,
стр. 531).
72 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 53 (исправлено
по подлиннику - ЦГАСА, ф. 33221,
он. 1, д. 267, л. 29).
73 Там же.
74 Там же, стр. 54 (слова,
выделенные курсивом, в подлиннике даны
разрядкой - ЦГАСА, ф. 33221,
оп. 1, д. 267, л. 30).
75 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 7.
76 В дальнейшем изложении
Крыленко решительно выступает
против ухищрений
единомышленников Керенского (Войтинского,
Станкевича, Перекрестова)
«представить питерский переворот в
глазах армии как
противозаконную узурпацию власти со
стороны кучки заговорщиков»
(«Военно-исторический журнал», 1964,
№ 11, стр. 57).
77 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105, л. 8.
В публикации
(«Военно-исторический журнал», 1964, № 11, стр. 55)
этот вывод воспроизведен
неточно.
78 Уже в работе «Смерть старой
армии» была заложена основа того
интереса к предоктябрьской
истории старой армии, который
определил потом появление работы
«Февральская революция и
старая армия». В работе говорилось:
«Каждый вдумчивый человек в
России мог видеть, осязать этот
крах (крах старой армии.- В. П.)
не только тогда, когда он вдруг
предстал перед глазами всех во
всей своей неприкрашенной
наготе, но и тогда, когда он
подготовлялся и назревал в своем
последнем, наиболее насыщенном
фазисе с 17 июня 1917 г., со дня
последнего наступления бывшей
царской армии, предпринятого
коалиционным правительством
Керенского иод давлением
союзной и русской буржуазии»
(ЦГАСА, ф.'33221, оп. 2, д. 106,
л, 1).
79 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 55.
80 Там же, стр. 56.
81 Там же, стр. 55; ЦГАСА, ф. 3322!,
оп. 1, д. 105, л. 8. В работе
Крыленко относящиеся к этому даты
смещены: датой своего
назначения верховным
главнокомандующим он называет 12 ноября,
тогда как оно состоялось утром 9
ноября («Декреты Советской
власти», т. 1. М., 1957, стр. 63-64);
днем взятия Ставки называет
21 ноября вместо 20 ноября, как
следует из официального
сообщения из Ставки, опубликованного
тогда же в газетах («Правда» и
«Известия ЦИК и Петроградского
Совета» от 22 ноября 1917 г.;
«Армия и флот рабочей и
крестьянской России», 23 ноября 1917 г.).
из обращения самого Крыленко к
солдатам от 20 ноября 1917 г., в
котором говорилось: «Товарищи!
Сего числа я вступил в Могилев
во главе революционных войск.
Окруженная со всех сторон
Ставка сдалась без боя, последнее
препятствие делу мира пало...»
(«Великая Октябрьская
социалистическая революция в Белоруссии.»
Документы и материалы, т. 2.
Минск, 1957, стр. 225), и его
приказа, отданного в 20 час. 20
ноября 1917 г. (там же, стр. 241).
82 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 56.
83 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105, л. 9.
358
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
От Северного фронта в
Учредительное собрание были избраны
8 большевиков, 5 эсеров и 1
украинский социалист; от
Западного — 11 большевиков, 3 эсера и 2
украинских социалиста; от Юго-
Западного — 6 большевиков, 9
эсеров, 3 укр. соц., 1 меньшевик;
от Румынского — 3 большевика,
12 эсеров и 4 украинских
социалиста; от Кавказского — 1
большевик и И эсеров (Я. В. Святиц-
пий. Итоги выборов во
Всероссийское Учредительное собрание.—
«Год русской революции. 1917—
1918 гг.». Сборник. М., 1918, стр.
110-111).
84 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 40,
стр. 10.
85 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
лл. 13-14.
86 В. А. Антонов-Овсеенко. В
семнадцатом году. М., 1933, стр. 324.
87 ЦГАСА, ф. 33221, on. 1, д. 105,
л. 14.
88 «Газета Временного рабочего и
крестьянского правительства»,
26 ноября 1917 г.
В книге М. Сонкина «Ключи от
бронированных комнат» (М., 1970,
стр. 76) этот приказ ошибочно
датирован 10 ноября и перепечатай
с неоговоренными пропусками.
В журнале исходящих бумаг
Совета Народных Комиссаров
записано, что 11 ноября 1917 г.
Подвойскому выдано удостоверение
о том, «что он назначается
заместителем народного комиссара по
военным делам» (ЦГАОР СССР,
ф. 130, оп. 1, д. 56, л. 10).
89 «Великая Октябрьская
социалистическая революция в
Белоруссии», т. 2, стр. 483.
90 «Исторические записки», т. 86,
стр. 33.
91 ЦГАСА, ф. 1, оп. 1, д. 21, л. 4.
8 разговоре по прямому проводу
с Э. М. Склянским начальник
Революционного полевого штаба
при Ставке главковерха М. К. Тер-
Арутюняттц называл Антонова
«народным комиссаром по
обороне» (ЦГАСА, ф. 1, оп. 2, д. 144,
лл. 13-14); так же называл его
Тер-Арутюнянц, адресуя ему
9 декабря 1917 г. служебное
письмо (ЦГАОР СССР, ф. 375, оп. 1,
д. 8, л. 31), в публикации
которого это наименование
исправлено на: «народному комиссару по
борьбе с контрреволюцией»
(«Борьба за власть Советов на
Дону». Сборник. Ростов-на-Дону,
1957, стр. 196).
92 «Правда» (вечерний выпуск),
8 ноября 1917 г.; В. А. Антонов-
Овсеенко. Записки о гражданской
войне, т. I. M., 1924, стр. 51.
93 «Военно-исторический журнал»,
1964, №11, стр. 57-58.
94 Там же, стр. 58.
95 Н. Рожков. Ход революции,—
«Октябрьский переворот. Факты и
документы». Сборник. Сост. А,
Попов. Петроград, 1918, стр. 31.
98 «Военно-исторический журнал»,
1964, № И, стр. 57.
97 «Проект декларации, внесенный
народными комиссарами по
военным и морским делам», был
опубликован в № 7 «Газеты
Временного рабочего и крестьянского
правительства» 10 ноября и
повторен в № 19 газеты 26 ноября
1917 г.; 23 ноября в газете «Армия
и флот рабочей и крестьянской
России» публиковался под
заголовком «Проект Декларации
народных комиссаров по военным
и морским делам, подлежащий
утверждению Совета Народных
Комиссаров».
98 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 58.
99 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 13.
100 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 58.
101 «Октябрьский переворот. Факты
и документы», стр. 45.
102 Там же, стр. 54, 32-33.
103 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 58.
104 Н. И. Подвойский. Год 1917. М.,
1958, стр. 178, 179.
105 Ср. там же (стр. 175-179) и
«Военно-исторический журнал»
(1964, №11, стр. 56—58).
Составители включили в книгу этот
фрагмент из статьи «Смерть
старой армии», основываясь, по-
видимому, на идентичном тексте
в статье Н. И. Подвойского «Во-
359
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
енная организация ЦК РСДРП (б)
и Военно-революционный
комитет 1917 г.» («Красная
летопись», 1923, № 8, стр. 30—43).
106 Н. И. Подвойский. Указ. соч.,
стр. 3.
107 Там же, стр. 176—177.
108 «Военно-исторический журнал»,
1964, № 11, стр. 57.
109 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 11.
110 В примечании говорится: «Влади-
мир Ильич Ленин сам лично
рассказал им (делегатам фронта.-
В. П.) о том, что совершилась
Октябрьская революция, что она
дала народу, и научил их, что они
должны сделать на фронте...» и
т. д. («Военно-исторический
журнал», 1964, № И, стр. 57).
111 Н. И. Минц. История Великого
Октября, т. 3. М., 1973, стр. 323.
152 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105.
л. 11.
113 Н. И. Подвойский. Указ. соч., стр.
175-176.
114 ЦГАСА, ф. 33221. оп. 1, д. 105,
л. 11.
115 Н. И. Подвойский. Указ. соч., стр.
178-179.
116 О бегстве Керенского и своем
вступлении во временное
исполнение должности верховного
главнокомандующего Духонин
объявил по телеграфу 1 ноября 1917 г.
(«Октябрьское вооруженное
восстание в Петрограде». М., 1957,
стр. 805).
117 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105, л. 14.
118 Текст этих переговоров,
состоявшихся 5 ноября, был приведен
в издававшемся Ставкой
Бюллетене № 10 от 6 ноября 1917 г. (Г. Ле-
левич. Октябрь в Ставке, Гомель,
1922, прилож., стр. 41—42).
119 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
лл. 14—15. Точный текст
переговоров см.: В. И. Ленин. Полн.
собр. соч., т. 35, стр. 77—80.
120 «Известия ЦИК и
Петроградского Совета рабочих и солдатских
депутатов», 15 и 16 ноября 1917 г.;
«Правда», 16 ноября 1917 г.
121 ЦГАСА. ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 15.
122 «Красный архив», 1927, т. 4 (23),
стр. 227.
123 «История гражданской войны в
СССР», т. 2. М., 1942, стр. 291.
124 ЦГАОР СССР, ф. 130, оп. 1, д. 56,
л. 16. В издававшемся Ставкой
Бюллетене № 16 от 12 ноября
1917 г. сообщалось: получены
сведения о том, что Крыленко
выехал из Петрограда в 16 час.
30 мин. 11 ноября (Г. Лелевич.
Указ. соч., приложение, стр. 62).
125 ЦГВИА СССР, ф. 2031, оп. 1,
д. 1545, л. 66. Телеграфный бланк.
126 ЦГАОР СССР, ф. 336, оп. 1, д. 339,
л. 132.
127 ЦГВИА СССР, ф. 2031, оп. I,
д. 1545, л. 67 (подлинник); ЦГАОР
СССР, ф. 336, оп. 1, д. 339, л. 133
(отпуск, подписанный Крыленко).
128 ЦГАОР СССР, ф. 336, оп. 1, д. 339,
л. 155 об. (автограф).
Показаниями Н. В. Крыленко, А. И.
Тарасова-Родионова и В. А. Черемисова,
как и приведенными
документами, опровергается домысел о том,
будто Крыленко ездил в
сопровождении матросов в штаб
Черемисова и там арестовал его (А. С.
Неволин. Авроровцы. М., 1967,
стр. 109).
129 ЦГАОР СССР, ф. 336, оп. 1, д. 339,
л. 156—156 об. Это распоряжение
было подтверждено приказом
главковерха по армии и флоту
№ 2 от 13 ноября («Газета
Временного рабочего и
крестьянского правительства», 15 и 30
ноября 1917 г.).
130 ЦГАОР СССР, ф. 336, оп. 1, д. 339,
л. 140 (автограф В. А.
Черемисова).
131 «Красный архив», 1927, т. 4 (23),
стр. 223, примечание.
132 ЦГАОР СССР, ф. 336, оп. 1, д. 76,
лл. 83-84.
13? «Красный архив», 1927, т. 4 (23),
стр. 226-227.
134 ЦГАОР СССР, ф. 336, оп. 1, д. 339.
л. 140 об.
135 «Известия ЦИК и
Петроградского Совета рабочих и солдатских
депутатов», 16 ноября 1917 г.
26 января 1918 г. следственная
комиссия при Петроградском
революционном трибунале
постановила: «Бывшего генерала
Владимира Андреевича Черемисова
из-под стражи освободить, обязав
360
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
его подпиской о явке в
следственную комиссию и Революционный
трибунал по первому требованию»
(ЦГАОР СССР, ф. 336, оп. 1, д. 339,
л. 147). Об этом сообщалось и в
«Известиях ЦИК и
Петроградского Совета рабочих и солдатских
депутатом» (20 февраля 1918 г.).
Генерал В. Г. Болдырев 13
декабря 1917 г. был приговорен
Революционным трибуналом к трем
годам тюремного заключения (там
же, 15 декабря 1917 г.), но вскоре
был освобожден и на протяжении
гражданской войны принимал
активное участие в борьбе против
Советской власти.
136 ЦГАСА, ф. 33221, он. 1, д. 105,
л л. 50, 16; «Военно-исторический
журнал», 1964, № И, стр. 59.
137 Г. Лелевич. Указ. соч., стр. 55—88.
138 С. А. Алексеев, Октябрьская
революция. М.- Л., 1929, стр. 250-
255.
139 «История гражданской войны в
СССР», т. 2. М., 1942, стр. 291-295.
140 «Вопросы истории», 1968, № 3,
стр. 50—55.
141 «Красный архив», 1927, т. 4 (23),
стр. 223.
142 «Октябрьская революция и
армия. 25 октября 1917 г.— март
1918 г.» Сб. док. М., 1973, стр.110.
143 «Петроградский
военно-революционный комитет». Документы и
материалы в трех томах, т. 2. М.,
1966, стр. 357. К этому документу
составители дали ошибочное
примечание, пояснив, что именно этот
отряд и вступил 20 ноября в
Могилев.
144 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 16.
145 Гам же.
146 Там же.
147 Там же, л. 17.
148 М. Тер-Арутюнянц. Первые дни
Красной Армии (Из
воспоминаний участника).— «Красная
звезда», 26 февраля 1924 г.
149 М.Д. Бонч-Бруевич. Вся власть
Советам. М., 1964, стр. 210-211.
Сведения о двух ротах ударников
в Могилеве еще раньше давал в
своих мемуарах бывший
верховный комиссар Временного
правительства при Ставке Станкевич
(В. Б. Станкевич. Воспоминания
1914-1919 г. Берлин, 1920, стр,
294).
150 В. Манакин. Последняя русская
Ставка
(Воспоминания).—«Донская волна», 25 ноября 1918 г.
151 А. Максимов. Бой ударников под
Белгородом.— «Вольный Дон»,
1 января 1918 г.
152 М. Гнилорыбов. С ударниками от
большевиков. Последние часы
Ставки генерала Духонина.—
«Вольный Дон», 14, 21 и 22
декабря 1917 г.
153 В двух моих прежних статьях
(«Военно-исторический журнал»,
1963, № 1, стр. 105; «Исторические'
записки», т. 86, стр. 18)
указывалось, что 1-й ударный полк был
в Могилеве в полном составе,,
вследствие чего там оказывалось
семь ударных батальонов (вместе
со 2-м Оренбургским), однако с
Юго-Западного фронта был
вызван в Ставку только один
батальон этого полка (ЦГВИА СССР,
ф. 2003, оп. 10, д. 186, л. 37-37
об.), и он прибыл в Могилев со
штабом полка; извещая об этом
начальника штаба фронта,
генерал-квартирмейстер Ставки Ди-
терихс 7 ноября 1917 г. просил
дослать лишь пулеметные
команды, пешую и конную
разведывательные команды, команду связи
и хозяйственную часть полка
(там же, лл. 186-187).
154 Радиограмма И. П. Павлуновско-
го в некоторых случаях перепе-
чатывалась с существенными
искажениями текста,
касающимися количества и названий
ударных батальонов («За власть
Советов». Статьи, очерки,
воспоминания, посвященные 40-летию
Советской власти в Белгородской
области». Курск, 1957, стр. 30;
«Борьба за Советскую власть на Белго-
родщине. Март 1917 г.- март
1919 г.» Сборник документов и
материалов. Белгород, 1967, стр. 268).
155 ЦГВИА СССР, ф. 2003, оп. 2, д. 352,
л. 91.
156 «Правда», 21 ноября 1917 г.
157 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 18.
361
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
158 В приказе главковерха № 2,
отданном в Двинске 13 ноября,
говорилось: «Бывшего верховного
главнокомандующего генерала
Духонина за упорное
противодействие исполнению приказа о
смещении и преступные действия,
ведущие к новому взрыву
гражданской войны, объявляю врагом
народа» («Газета Временного
рабочего и крестьянского
правительства», 15 ноября 1917 г.).
159 ЦГАСА, ф. 33221, он. 1, д. 105,
л. 18. Представляет интерес
первоначальный текст этого места
работы Крыленко: «Объективно
я не могу не сказать, что
матросы были правы. Их отправляли
на смерть, в бой, и в тылу они
оставляли живым виновника их
возможной смерти, к тому же
объявленного мною еще в
Двинске вне закона и врагом парода.
Духонина постигло то, что он
заслужил. Были отвратительны
формы этого убийства, но другого
приговора он не мог получить и
по суду, тем более что на другой
же день выяснилось, что
Корнилов был выпущен из Быхова с
его ведома... Было бы правильнее
с моей стороны самому приказать
тут же расстрелять Духонина.
К сожалению, вид уже
схваченного врага помешал мне
произвести этот акт политической
целесообразности».
160 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35,
стр. 141-142.
161 «Исторический архив», 1957, № 5,
стр. 146-151.
162 «Военно-исторический журнал»,
1964, № И, стр. 58-60; № 12, стр.
48-49.
163 ЦГАСА, ф. 33221, он. 1, д. 105,
лл. 14-15, 50, 16-20.
164 Там же, л. 14.
165 «Исторический архив», 1957, № 5,
стр. 147. На идентичном
экземпляре этой статьи, хранящейся в
ЦПА НМЛ в фонде Н. И.
Подвойского, имеется его надпись:
«Статья не читалась после
исправлений и перепечатки на машинке.
Н. Подвойский. ЗОЛ 41» (ЦПА
ИМЛ, ф. 146, оп. 1, д. 52, л. 1).
Как видно из этого, за прошедшие
с января 1911 г. семь лет статья
при жизни Подвойского им не
публиковалась.
166 См. В. И. Линии. Полн. собр. соч.,
т. 35, стр. 81.
167 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 18 (курсив мой.— В. П.).
168 Там же, л. 19.
169 Там же, лл. 20-21.
170 «Великая Октябрьская
социалистическая революция в
Белоруссии», т. 2, стр. 212-213.
171 «Революционная Ставка», 26
ноября 1917 г.
172 Там же, 20 и 21 декабря 1917 г.
173 ЦГАСА, ф. 200, он. 3, д. 155.
174 «Красная звезда», 26 февраля
1924 г.; «Воспоминания о
Владимире Ильиче Ленине». Сборник,
т. 3. М., 1969, стр. 26-35.
175 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1. д. 105,
л. 21.
176 Там же, л. 22.
177 Там же, л. 24.
178 Там же, лл. 26-27.
179 Там же, л. 35 (отточие и
выделение текста — подлинника).
180 Там же, л. 36. Во всех случаях,
когда речь идет о румынской
армии, имеются в виду русские
войска Румынского фронта.
181 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36,
стр. 266; см. также стр. 177.
182 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35,
стр. 270.
183 Р.И. Берзин. Этапы в
строительстве Красной Армии.— «Этапы
большого пути». Сборник. М., 1963,
стр. 105-107.
184 В. Л. Антонов-Овсеенко. Указ.
соч., т. I, стр. 237.
185 Там же, стр. 102-103.
186 «Труды Первой Всесоюзной
конференции историков-марксистов.
28.ХII.1928-4.I.1929», т. I, изд. 2.
М., 1930, стр. 195-205.
187 ЦГАСА, ф. 33221, он. 1, д. 105,
л. 38.
188 Там же.
189 Там же, л. 19.
190 Там же, л. 39.
191 «Триумфальное шествие
Советской власти», ч. 1. М., 1963, стр.
137-139.
192 Е. Н. Городецкий. Рождение
Советского государства. 1917-1918.
362
РАБОТЫ Н. В. КРЫЛЕНКО ПО ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ В АРМИИ
М., 1965, стр. 412-413; С. М. Кляц-
кин. На защите Октября. М., 1965,
стр. 83-85; Ю. И. Кораблев. В. И.
Ленин и создание Красной Армии.
М., 1970, стр. 181-182.
193 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 39.
194 Там же, л. 40.
195 Там же, л. 43. Из протокола № 41
заседания СНК от 6 января 1918 г.
известно, что, кроме Крыленко, на
этом заседании присутствовали
(в качестве гостей)
главнокомандующий армиями Западного
фронта А. Ф. Мясников, его
адъютант Г. В. Соловьев,
председатель Цекодарфа Н. В. Рого-
зинский (в протоколе ошибочно
«Нежинский») и начальник
военно-политического и гражданского
управления при главковерхе И. А.
Апетер (ЦГАОР СССР, ф. 130,
оп. 2, д. 1, л. 9).
196 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 35, стр. 249-250.
197 Есть прямое свидетельство
Крыленко о том, что Ленин беседовал
с ним о положении фронта «в
день роспуска Учредительного
собрания». «Я ответил,—
вспоминал Крыленко в письме Истпарту
при ЦК ВКП(б),— что
категорически стою за принятие безуслов
но немецких условий и
заключение мира, на что он ответил, что
так же думает» («Седьмой съезд».
Протоколы съездов и
конференций ВКП(б). М.-Л., 1928, стр.
261).
198 ЦГАСА. ф. 33221. оп. 1, д. 105,
л. 43; «Военно-исторический
журнал», 1964, № 12, стр. 54.
199 Крыленко пишет: «после съезда»,
но это неточно, так как съезд
закончился 18 января, а декрет был
принят 15 января; возможно,
слова «после съезда» имеют смысл
«после заседания съезда».
200 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 43.
201 Там же, л. 44.
202 Там же, лл. 44-45.
203 Об этой докладной записке
Крыленко сообщал и в упомянутом
письме Истпарту (см. прим. 197).
Редакторами протоколов VII парт-
съезда в связи с этим в 1928 г.
было сделано примечание:
«Докладная записка его Ленину не
найдена» («Седьмой съезд».
Протоколы съездов и конференций
ВКП(б), стр. 262), хотя
выдержки из нее были опубликованы
еще в 1924 г. {С. Венцов, С. Бе-
лицкий. Красная гвардия. М.,
1924, стр. 178).
204 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 35, стр. 377.
205 «Седьмой Экстренный съезд
РКП (б). Март 1918 года»,
Стенографический отчет. М., 1962,
стр. 33.
206 В воспоминаниях А. Г. Шлихтера
по поводу доклада Крыленко о
положении па фронтах и состоянии
армии, сделанного на заседании
СНК 18 декабря 1917 г., говорится:
«Вопрос о мире как
единственном средстве спасения Советской
республики сам по себе не
вызывал у Ильича после доклада
т. Крыленко никаких
колебаний...» (А Г. Шлихте р. Учитель и
друг трудящихся. М., 1957, стр.
38-39). Доклад был сделан
Крыленко на основе ответов делегатов
Общеармейского съезда по
демобилизации армии па
предложенную Лениным анкету (см.
«Ленинский сборник», XI, стр. 17).
Важным источником
информации служили для Ленина
также регулярно поступавшие иа
Ставки в Совнарком сводки о
состоянии армий и настроении
солдат («Октябрьская революция и
армия. 25 октября 1917 г.— март
1918 г.». Сборник документов. М.,
1973, стр. 350-352, 362-364, 369-
371. 375-376, 377-383).
207 «Седьмой Экстренный съезд
РКП (б). Март 1918 года», стр. 110.
208 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105,
л. 45.
209 В. И. Ленин. Полн. собр. соч.,
т. 35, стр. 341.
210 Там же, стр. 244.
211 Там же, стр. 256-257.
212 Там же, стр. 189.
213 ЦГАСА, ф. 33221, он. 1, д. 105,
л. 46.
214 Там же, л, 47 (отточия
подлинника) .
215 «Директивы Главного
командова363
В. Д. ПОЛИКАРПОВ
ния Красной Армии (1917-1920)».
Сборник документов. М„ 1969,
стр. 26.
216 ЦГВИА СССР, ф. 2003, оп. 1, д. 26,
л. 106; «Октябрьская революция
и армия. 25 октября 1917 г.—
март 1918 г.», стр. 408-409.
217 ЦГАСА, ф. 33221, оп. 1, д. 105.
л. 48.
218 В число этих работ вряд ли
следует включать статью «Октябрь
на фронте» («Знамя», 1934, кн. 2;
перепечатана в сборнике «В дни
Октября». М., 1957), написанную
в не свойственной Крыленко
манере. В журнале «Знамя» она
публиковалась с примечанием:
«Печатаемый материал — отдельные
части главы, подготовленной к
опубликованию в 1-м томе
«Истории гражданской войны»». По
свидетельству академика И. И.
Минца, являвшегося тогда секретарем
Главной редакции «Истории
гражданской войны», эта статья была
подготовлена сотрудниками
редакции на основе имевшихся в
редакции документов и других
материалов. Крыленко же,
включенный Главной редакцией в число
составителей тома, но ввиду
крайней занятости работой в
Наркомате юстиции не имевший
возможности участвовать в
подготовке издания, уступил просьбе
редакции опубликовать статью за
его подписью. Фактически
Крыленко не участвовал и в работе
над «Историей гражданской
войны», хотя значится в числе
составителей 1-го тома.
219 «Большевистские организации
Украины в период подготовки и
проведения Великой Октябрьской
социалистической революции
(март - ноябрь 1917 г.)». Сборник
документов и материалов. Киев,
1957, стр. 371-374.
220 В. Аникеев. Деятельность ЦК
РСДРП (б) в 1917 году (Хроника
событий). М., 1969, стр. 105-106.
221 «Большевистские организации
Украины...», стр. 360-365;
«Солдатская правда», 26 мая 1917 г.
222 «Большевистские организации
Украины...», стр. 365.
223 ЦГВИА СССР. Ф. 2067, оп. 1,
д. 3799. л. 566.
224 Там же, лл. 202-208.
225 Там же, л. 568-568 об.
228 «Большевистские организации
Украины,..», стр. 375—376.
227 «Первый Всероссийский съезд
Советов рабочих и солдатских
депутатов», т. 1. М.-Л., 1930, стр. 179-
182; т. 2. М.-Л., 1931, стр. 233-
234, 360-362.
228 Там же, т. 1, стр. 391-392.
Крыленко напоминал здесь
«Несколько тезисов» В. И. Ленина (см.:
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27,
стр. 48-51), по цитировал по
памяти, неточно.
229 «Первый Всероссийский съезд
Советов рабочих и солдатских
депутатов», т. 2, стр. 360—361.
230 «Солдатская правда», 15 июня
1917 г.
231 Б. А. Бреслав. Канун Октября
1917 года. Съезд Советов Северной
области 11 — 13 октября 1917 г. М.,
1934, стр. 29-30.
232 Там же, стр. 55; «Рабочий путь»,
13 и 15 октября 1917 г.; К. Рябин-
ский. Революция 1917 года
(Хроника событий), т. 5. М.—Л., 1926,
стр. 64-65.
233 «Протоколы Центрального
Комитета РСДРП(б). Август 1917-фев-
раль 1918». М.. 1958, стр. 95, 98.
234 «Революционная Ставка», 14
декабря 1917 г.; «Октябрьская
революция и армия. 25 октября
1917 г.-март 1918 г.», стр. 271-
274.
235 «Революционная Ставка», 24
декабря 1917 г.
СООБЩЕНИЕ
ИЗ ИСТОРИИ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ
СВЯЗЕЙ МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСКОГО ДОМА В XIV В.
В. А. Кучкин
Среди известий Рогожского летописца, который по времени
своего написания — 40-е годы XV в.— относится к числу
древнейших русских летописных памятников и должен быть признан
одним из важнейших и авторитетнейших источников по истории
Руси, особенно XIV в., есть одно свидетельство, до сих пор не
привлекавшее внимания исследователей. Речь идет о летописном
рассказе под 1345 г. о браках трех сыновей Ивана Калиты: его
старшего сына великого князя Симеона Гордого и двух братьев
последнего — Ивана и Андрея. «Того же лета,— сообщает
летопись,—князь великий Семенъ оженися въ другие, оу князя оу
Феодора оу Сесвяславича поятъ княгиню Еупраксию. Тако же и
братиа его князь Иванъ и князь Андреи, а князь Андреи же-
нися оу князя Ивана оу Федоровича поя княгиню Марию.
Вси трие едииаго лета женишася» 1.
Согласно приведенному известию, старший из Ивановичей —
Симеон — женился на Евпраксии, дочери смоленского князя
Федора Святославича (в статье 1345 г. Рогожского летописца
ошибочно написание отчества этого князя — «Сесвяславич»). Этот
второй брак великого князя оказался неудачным и примерно год
спустя был расторгнут2. Брат Симеона Иван в 1345 г. также
женился во второй раз. Его первая жена, дочь брянского князя
Феодосия Дмитриевна, умерла в 1342 г., через год после
свадьбы 3. Вторую жену Ивана Ивановича, мать Дмитрия Донского,
звали Александрой, в монашестве — Марией 4, но происхождение
ее неизвестно 5. Можно лишь догадываться, что она была дочерью
московского тысяцкого Василия Вельяминовича 6. Младший из
московских князей — Андрей (родился 4 июля 1327 г.) 7, в 1345 г.
женился впервые. Из записи о смерти жены Андрея Ивановича
было известно, что звали ее Марией, а в пострижении — Марфой 8.
Точность мирского имени супруги князя Андрея, что приведено
в статье 1345 г. Рогожского летописца, таким образом,
подтверждается. Мария пережила своего мужа. Андрей Иванович
скончался 6 июня 1353 г.9, Мария умерла 2 декабря 1389 г.10 От их
брака родились два сына: Иван, умерший в 1358 г.11, и знамени-
365
В. А. КУЧКИН
тый политический деятель эпохи Дмитрия Донского, герой
Куликовской битвы Владимир Храбрый 12.
Родство Владимира Андреевича по материнской линии до сих
пор известно не было. А. Н. Насонов, анализируя состав
Рогожского летописца, обратил внимание и на статью 6853 г. По
мнению маститого исследователя, указанная статья Рогожского
летописца полностью повторяла текст статьи того же 6853 г. Симео-
новской летописи 13. Однако обращение к Симеоновской летописи
показывает, что это не совсем так. Статьи действительно
совпадают, но слов «а князь Андреи женися оу князя у Ивана оу
Федоровича поя княгиню Марию» Рогожского летописца в
Симеоновской летописи нет 14. Не было их и в Троицкой летописи, если
судить о ней по выпискам Н. М. Карамзина и реконструкции
М. Д. Приселкова 15. Известие Рогожского летописца относительно
тестя князя Андрея Ивановича оказывается совершенно
уникальным, единственным во всех русских летописях. К сожалению,
мимо этого интересного свидетельства прошли историки,
специально занимавшиеся изучением русской истории XIV в.16 Между
тем сообщение Рогожского летописца является важным не только
для установления генеалогического родства представителей
московского княжеского дома, но и для выяснения ряда вопросов
политической истории княжеств Северо-Восточной Руси в XIV в.
К какому же княжескому роду принадлежал князь Иван
Федорович, на дочери которого женился младший сын Ивана
Калиты Андрей? Для ответа на поставленный вопрос необходимо,
во-первых, определить, сыном какого Федора мог быть князь
Иван. Поскольку никаких намеков на происхождение Ивана нет,
следует рассмотреть по нисходящей линии генеалогию всех
русских князей с именем Федор, живших в конце XIII — первой
половине XIV в. С другой стороны, нужно обратить внимание
и на князей с именем Иван, отчество которых неизвестно и
которые жили примерно в то же время.
Очевидно, старшим по возрасту среди русских князей конца
XIII в. с именем Федор был ярославский князь Федор Рости-
славич Чермный. Он умер 19 сентября 1299 г.17 У него было
два сына: Давыд, известный по летописям и оставивший
потомство 18, и Константин, которого знает предание XV в.19 и который
потомства не оставил 20. Сына Ивана у Федора Ростиславича не
было, следовательно, Иван Федорович статьи 1345 г. Рогожского
летописца не принадлежал к ярославским князьям.
Под 1302 г. в Московско-Академической летописи сообщается
о женитьбе в Орде у некоего Велбласмыша князя Федора
Михайловича 21. О вторичной женитьбе этого князя, на сей раз на
дочери русского боярина Дмитрия Жидимирича, в летописи
говорится под 1314 г.22 В обеих статьях речь идет о сыне ростов-
ско-белозерского князя Михаила Глебовича23. По летописям и не-
366
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В.
которым родословным у Федора Михайловича мужского
потомства не было. Другие родословные приписывают Федору
Михайловичу сыновей Федора и Василия 24, но Ивана среди них нет.
В Софийской I летописи под 1310 г. приведено известие,
согласно которому «родися князю Василию Костянтиновичу сынъ
Федоръ Галичьскому» 25. То же известие, правда, в несколько
измененном виде, читается и в Новгородской IV летописи: «родися
Василью Костянтиповичю Галичкому сынъ Феодоръ» 26. Очевидно,
что сообщение о рождении галицкого (Галича Мерского) князя
Федора Васильевича читалось в общем источнике Софийской I
и Новгородской IV летописей — Новгородско-Софийском своде
30-х годов XV в. В более поздних сводах — Московском
великокняжеском своде 1479 г., Никоновской и Воскресенской
летописях — известие 1310 г. было распространено генеалогической
справкой о галицких князьях 27. Основываясь на показаниях
Софийской I, Новгородской IV, Воскресенской и Никоновской
летописей, А. В. Экземплярский построил генеалогию галицких
князей 28. Между тем отнесение Василия Константиновича и его сына
Федора к галицким князьям возбуждает сильные сомнения. Во-
первых, нигде, кроме статьи 1310 г., не упоминается князь
Василий Галицкий. Во-вторых, текст Софийской I летописи, самого
старшего из упомянутых выше летописных сводов, ясно
показывает, что слово «Галичьскому» — попавшая не на свое место
позднейшая вставка. В-третьих, источник, из которого было
заимствовано известие о рождении Федора в Новгородско-Софийский
свод, четко определяется как ростовский летописец 29. Последний
отразился и в других летописных памятниках. Но в этих
памятниках известие 1310 г. читается несколько иначе: «родися князю
Василью Костянтиновичю сынъ Феодоръ» 30. Указания на то, что
речь идет о семье галицкого князя, в этих сводах нет.
Становится очевидным, что такое указание появилось позднее, скорее
всего в своде 30-х годов XV в.— общем источнике Софийской 1 и
Новгородской IV летописей. Верны ли были разыскания
генеалогов XV в.? Оказывается, нет. По другим данным устанавливается,
что в то же самое время, т. е . в начале XIV в., когда по
мнению сводчиков 30-х годов XV в., существовали Василий
Константинович Галицкий и его сын Федор, жили и действовали два
их тезки: ростовский князь Василий Константинович и его сын
Федор. Василий Константинович родился в 1291 г., в 1316 он был
еще жив. Его сын Федор женился в 1326 г., а умер в 1331 г.31
Совершенно очевидно, что известие о рождении в 1310 г. у князя
Василия Константиновича сына Федора, известие,
первоисточником которого был ростовский свод, имело в виду не галицкого
князя, а ростовского. В том же ростовском своде судьбы Василия
и его сына Федора прослеживались и далее: упоминавшиеся
выше сообщения 1316, 1326 и 1331 гг. относятся к тому же ро-
367
В. А. КУЧКИН
стовскому летописному памятнику. Итак, существование галицко-
го князя Василия Константиновича и его сына Федора — плод
генеалогической ошибки сводчиков XV в. На самом деле были
князь Василий Константинович Ростовский и его сын Федор.
Те скудные биографические данные об этих князьях, которые
можно извлечь из летописей, не противоречат факту рождения в
1310 г. у Василия Ростовского сына Федора. В момент
рождения сына Василию было 19 лет, Федор женился 16 лет. Для
того времени ранние браки были обычным явлением. Можпо,
например, напомнить, что отец Дмитрия Донского первый раз
женился 15 лет 32, сам Дмитрий Иванович — 16 лет 33, его дядя
Андрей — 18 лет 34.
Установив основные вехи жизни князя Федора Васильевича
Ростовского (родился в 1310 г., женился в 1326 г., умер в
1331 г.), можно сделать вывод о том, что князь Иван
Федорович, на дочери которого в 1345 г. женился московский князь
Андрей Иванович, не был сыном Федора Васильевича. В самом
деле, трудно думать, чтобы к 1345 г. у Федора Ростовского
была достаточно взрослая внучка (девушка или подросток),
которую можно было уже отдавать замуж. К тому же
родословные показывают у Федора лишь одного сына — Андрея 35, кото-
рый известен и по летописям 36 .
Становится очевидным, что Иван Федорович не принадлежал
к ветви ростовских князей.
В первой половине XIV в. упоминается еще один Федор —
князь Стародубский. Рогожский летописец под 1330 г. сообщает,
что «Феодора Стародоубьскаго въ Орде оубиша» 37. Этому Федору
наследовал его старший сын Дмитрии. Так, можно заключить на
основании слов статьи 1355 г. того же Рогожского летописца о
погребении Дмитрия Федоровича Стародубского «въ своей отчине
въ Старо дубе» 38. По смерти Дмитрия па Стародубский стол сел
его брат Иван. Произошло это в конце 1356 г.39 Через семь лет,
в 1363 г., московский князь Дмитрий Иванович согнал Ивана
Стародубского с его стола, и тот вынужден был бежать к
сопернику московского князя Дмитрию Константиновичу
Суздальскому 40. Таким образом, у Федора Стародубского был сын Иван.
По имени и отчеству его можно отождествить с князем Иваном
Федоровичем — тестем Андрея Московского. Однако довольно
позднее упоминание Ивана Федоровича Стародубского в
источниках — 1356 г. (напомним, что свадьба его предполагаемой дочери
состоялась в 1345 г.), то обстоятельство, что в 1345 г. Иван
Стародубский не был владетельным князем (в Стародубе княжил
его старший брат Дмитрий), наконец, враждебные отношения к
Москве, в которые стал князь Иван в 1363 г., делают стародуб
ского князя весьма маловероятным родственником московских
князей. Тем не менее совершенно отводить кандидатуру Ивана
368
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В.
Федоровича Стародубского даже при тех негативных
соображениях, которые были приведены, нельзя.
Под 1314 г. в летописях впервые упоминается князь Федор
Ржевский 41. Этот князь действовал на стороне московских кня-
зей против Твери. В начале 1316 г. Федор Ржевский вместе с
братом Ивана Калиты Афанасием был осажден в Торжке
войсками тверского князя Михаила Ярославича и затем по
требованию Михаила был выдан ему жителями города 42. Дальнейшая
судьба Федора Ржевского неизвестна. Но под 1363 г. встречается
имя Ивана Ржевского 43 тоже служившего московским князьям 44.
Являлся ли Иван Ржевский сыном Федора, сказать трудно.
Настораживает значительный хронологический разрыв — почти
полвека — между последпим летописным упоминанием Федора и
первым упоминанием Ивана. Если все-таки признать этих двух
князей отцом и сыном, то отождествлению Ивана Федоровича
Ржевского с тестем Андрея Ивановича Московского мешает
позднее упоминание Ивана Ржевского — через 18 лет после
свадьбы его предполагаемой дочери. Тем не менее кандидатуру
возможного Ивана Федоровича Ржевского следует оставить для
последующего рассмотрения.
Еще два Федора — Федор Святославич Смоленский и Федор
Фоминский — были современниками. Первый из них, как
говорилось выше, был тестем великого князя Симеона Гордого,
женившегося на его дочери Евпраксии в 1345 г. В том же году
женился и брат Симеопа Андрей. Если Иван Федорович был сыном
Федора Святославича, у которого, кстати говоря, сына по имени
Иван сохранившиеся источники не знают, то совершенно
невозможно представить, чтобы Федор Смоленский одновременно
выдал замуж свою дочь и внучку за двух кровных братьев. В
результате таких браков Симеон стал бы дядей своему младшему
брату!
Родословные росписи свидетельствуют о том, что Федор
Святославич вскоре вторично выдал замуж Евпраксию, на сей раз
за князя Федора Константиновича Фоминского 45. От этого брака
у Федора Константиновича было четыре сына, в том числе два
Ивана 46, но конечно, ни один из них не мог быть тестем
младшего отпрыска Ивана Калиты.
Во второй половине XIV в. на страницах летописей
упоминаются князья Федор Моложский и Федор Белозерский, Первый
из них был современником Дмитрия Донского, т. е. был
моложе Андрея Ивановича Московского 47. Возможно, именно Федора
имеет в виду запись 1362 г. Рогожского летописца, сообщающая
о женитьбе сына Михаила Моложского48. Полагать, что Федор
Моложский был дедом жены Андрея Московского, нет никаких
оснований.
Федор Белозерский был, видимо, старше своего моложского
369
В. А. КУЧКИН
тезки. Он имел сына Ивана. Оба они пали в Куликовской
битве 49. До 1380 г. Иван Федорович Белозерский упоминается
единственный раз. В 1363 г. он помогал сопернику Москвы
суздальскому князю Дмитрию Константиновичу захватить стол великого
княжения во Владимире50. Как установил А. И. Копапев,
матерью Ивана Федоровича Белозерского была младшая сводная
сестра Андрея Ивановича Феодосия 51. Поэтому даже но
соображениям хронологического порядка женой Андрея не могла быть
внучка его сестры. Ивана Федоровича статьи 1345 г. Рогожского
летописца нельзя отождествлять с одноименным белозерским
князем.
Последний из потенциальных отцов Ивана Федоровича —
князь Федор Галицкий. Долгое время единственным летописным
источником, упоминавшим Федора Галицкого, была сомнительная
во многих своих известиях Никоновская летопись 52. Но с
находкой Рогожского летописца выяснилось, что известие Никоновской
летописи о галицком князе находит точную аналогию в этом
древнем источнике.
В последнем под 1335 г. приведена краткая запись о том, что
«иреставися князь Феодоръ Галицькии» 53. Некоторые
родословные называют у Федора сына Ивана 54. Следовательно, есть
основания для отождествления князя Ивана Федоровича, на дочери
которого был женат Андрей Иванович, с Иваном Федоровичем
Галицким.
Теперь, когда исчерпан список всех князей Федоров —
возможных родителей таинственного князя Ивана, следует перейти
к тезкам последнего, отчество которых неизвестно. Из князей,
живших в конце XIII—первой половине XIV в. ж носивших
имя Иван, загадочно отчество только одного — князя Ивана Друц-
кого. Этот князь упоминается в летописях единственный раз —
среди участников похода на Смоленск в 1339 г.55
Таким образом, можно назвать четырех князей, с одним из
которых следует отождествить князя Ивана Федоровича, на
дочери которого в 1345 г. женился Андрей Иванович. Это Иван
Федорович Стародубский, Иван Федорович (?) Ржевский, Иван
Федорович Галицкий и Иван Федорович (?) Друцкий. Из
перечисленной четверки на основании приведенных выше
соображений наиболее вероятным лицом, с которым породнился один из
сыновей Ивана Калиты, нужно признать Ивана Федоровича
Галицкого. Эта логическая возможность превращается в более
обоснованный исторический вывод, если вспомнить о ближайшем
отношении к Галичу Владимира Андреевича Серпуховского,
внука по матери князя Ивана Федоровича. Для раскрытия этого
отношения необходимо привести основные данные по истории
Галицкого, точнее Галицко-Дмитровского княжества,
образовавшегося еще в XIII в.
370
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В
Под 1280 г. в Симеоновской летописи читается сообщение о
том, что «преставися князь Давыдъ Костянтиновичь, внукъ
Ярославль, Галичскыи и Дмитровьскыи, месяца апреля въ поне-
дельникъ 2 недели по пасце» 5б. Это древнейшее указание на
существование Галицко-Дмитровского княжества. Как можно
предполагать, последнее возникло в 1247 г., когда по смерти в Орде
великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича влади-
мирский стол занял его брат Святослав, «а сыновци свои посади
по городом, яко же бе имъ отець оурядилъ Ярославъ» 57 . Видимо,
тогда-то и получил сын Ярослава Константин Дмитров и Галич—
географически две совершенно не связанные между собой
области, расположенные в разных концах Северо-Восточной Руси.
Самостоятельного политического значения Константин Ярославпч
не имел. И даже похоронен он был не в своем вотчинном
городе, а во Владимире58. Следующие по хронологии летописные
известия о Галицко-Дмитровском княжестве относятся к 30-м
годам XIV в. В Рогожском летописце под 1334 г. сообщалось, что
«князь Борисъ Дмитровьскыи въ Орде мертвъ» 59 , а под 1335 г.
говорилось о смерти Федора Галицкого 60. Отсюда можно
заключить, что образованное довольно искусственно Галицко-Дмитров-
ское княжество по крайней мере в XIV в. распалось.
Образовалось два центра, каждый со своим князем. Однако
представления о владельческой целостности Дмитрова и Галича, о
принадлежности их одной княжеской ветви в XIV в. не были
изжиты. В 1360 г. «приде изъ Орды князь Дмитреи Борисовичь
пожалованъ въ Галичь» 61. Это известие, долгое время
читавшееся только и поздней Никоновской летописи, возбуждало у
исследователей сомнение в своей достоверности. Смущало отчество
князя Дмитрия — Борисович. Дмитрий был последним
самостоятельным галицким князем из рода Константина Ярославича.
Составители средневековых русских родословцев, а вслед за ними и
ученые-гепеалоги XVIII—XIX вв. считали, что Дмитрий Галиц-
кий был сыном Ивана и внуком Федора, умершего в 1335 г.62
Относительно известия 1360 г. Никоновской летописи А. В.
Экземплярский, например, писал следующее: «Принимая в
соображение то обстоятельство, что в Никон, летописи часто
встречаются ошибки и в хронологии и в генеалогии, позволительно
усомниться и здесь в правдивости ее известия, тем более что во
всех без исключения родословных изгнанный из Галича
Дмитрий считается сыном Ивана...» 63 Реконструируя подобным
образом генеалогию галицких князей XIV в., логично
укладывающуюся в представление о преемственности галицкого стола по
прямой линии, ученые приходили на основании такой
реконструкции к мысли о непрерывном существовании самостоятельного
Галицкого княжества вплоть до 60-х годов XIV в.64 Но с
обнаружением Рогожского летописца вопрос о достоверности приведен-
371
В. А. КУЧКИН
ного в Никоновской летописи отчества Дмитрия решился в
положительном смысле. Ошибка допущена в родословцах. В
летописях же приводится правильное отчество князя. Очевидно, что
последний галицкий князь был сыном Бориса, а не Ивана. Отцом
Дмитрия Галицкого был, судя по всему, Борис Дмитровский.
Это объясняет, между прочим, то, что один из внуков Дмитрия
Борисовича владел вотчиной в Дмитрове 65.
Итак, в 1360 г. князем галицким становится сын
дмитровского князя. Факт этот очень красноречив. Прежде всего нужно
отметить, что посажение Дмитрия произошло с помощью Орды в
тот самый год, когда на великое княжение Владимирское
садится из той же татарской руки суздальский князь Дмитрий
Константинович, а весь Ростов получает по ханскому ярлыку
местный князь Константин Васильевич 66. Все три события,
несомненно, взаимосвязаны. Они отразили крупную политическую акцию
Орды, предусматривавшую восстановление мелких княжеств и
передачу владимирского стола представителю иного,
немосковского княжеского дома. Совершенно очевидно, что, предпринимая
эти шаги, татары стремились ослабить и свести на пет
политические успехи московских князей. Если так, то нужно признать,
что и в отношении Галича Москва в предшествующий период
чего-то добилась. И эти свои достижения московское
правительство терять не хотело. Уже через три года после ордынских
нововведений 1360 г. москвичи окончательно согнали с
великокняжеского стола суздальского князя; поддержав своего
ставленника, прогнали из Ростова Константина Васильевича, а из
Галича выгнали Дмитрия 67. Таким образом, материал указывает на
то, что в 1360—1363 гг. Галицкое княжество было
реставрировано с помощью татарской силы. И то обстоятельство, что Галич
получает не прямой потомок галицкого князя, а его племянник,
подчеркивает своеобразие момента. Весьма характерно, что даже
при поддержке татар Дмитрий Борисович уже не мог
претендовать на свою отчину — Дмитров. И он претендует на
дедину — более удаленный от центра Галич. Видимо, он еще живет
воспоминаниями о прежнем владельческом единстве Дмитрова и
Галича. У него есть определенные права на эти города с их
волостями, но реализовать их самостоятельно Дмитрию
Борисовичу уже не под силу. Очевидно, с момента смерти Бориса
Дмитровского и Федора Галицкого происходят какие-то
изменения в политическом статусе Дмитрова и Галича. Какие же?
Здесь уместно вспомнить то место из духовной Дмитрия
Донского 1389 г., которое около полутора столетий служит
предметом полемики между русскими историками. В своей духовной
Дмитрий Иванович сослался на «купли» деда — Ивана Калиты.
Среди этих «купель» был и Галич «со всеми волостми и съ селы
и со всеми пошлинами» 68. Недоумения и споры историков по
372
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В.
поводу утверждений завещания Дмитрия Донского объясняются
двумя моментами, которые в свое время четко сформулировал
А. Е. Пресняков вэ. Во-первых, ни в духовных самого Ивана
Калиты, ни в духовных его сыновей — преемников на московском
и великокняжеском столах Симеона Гордого и Ивана Ивановича
Красного — «купли», в их числе галицкие земли, не
фигурируют 70. Во-вторых, считалось, что во времена Донского, по крайней
мере на Белоозере и в Галиче были свои самостоятельные
князья. Оставляя в стороне вопрос о белозерских князьях, как
требующий особого рассмотрения, относительно Галича следует
сказать, что дело обстояло много сложнее, чем считали прежние
исследователи, ибо присутствие на галицком столе представителя
боковой линии галицких князей и посажение его в Галиче в тот
год, когда Орда активно вмешалась в русские дела, указывают
скорее всего на восстановление независимого Галицкого
княжества. В этом случае второе основание для споров должно отпасть,
но первое остается.
Расхождение между завещаниями Дмитрия Ивановича и его
предшественников комментировалось историками по-разному.
Н. М. Карамзин, первым обративший внимание на это
несоответствие духовных грамот московских князей, сглаживал
противоречие указанием на то, что Галич вместе с другими «куплями»
«до времен Донского считались великокняжескими, а не
московскими: потому не упоминается об них в завещаниях сыновей
Калитиных» 71. В то же время, несколько противореча себе, он
подчеркивал зависимость «купель» от Московского княжества:
они «не были еще совершенно присоединены к Московскому
княжеству» 72. Это сделал лишь Дмитрий Донской.
Н. М. Карамзину возражал С. М. Соловьев. По его мнению,
присоединять «купли» к территории великого княжества
Владимирского Ивану Калите не имело никакого смысла, так как
великим князем после его смерти мог стать не только
представитель московского княжеского дома, но и князь тверской или
нижегородский. «Это значило бы обогащать других князей за
свой счет»,— писал С. М. Соловьев. Такое соображение С. М.
Соловьева, разрушающее гипотезу Н. М. Карамзина, нельзя не
признать резонным. Однако объяснение, предложенное С. М.
Соловьевым и повторявшее, кстати, другую мысль Н. М. Карамзина,
также страдает неопределенностью. По мнению С. М. Соловьева,
«Калита купил эти города у князей, но оставил еще им
некоторые права владетельных, подчиненных однако князю
Московскому, а при Дмитрии Донском они были лишены этих прав» 73.
Догадка С. М. Соловьева не разрешает недоумений. Непонятным
остается характер отношений между московскими князьями и
князьями «купленных» княжеств (С. М. Соловьев пишет только
о городах, что неточно), причем отношений длительных.
373
Б. А. КУЧКИН
Поэтому Б. Н. Чичерин решал задачу более просто и
прозаично. Он полагал, что «купли» Ивана Калиты действительно
имели место, что территориально Галич, Углич и Белоозеро не
сливались ни с Московским княжеством, ни с великим
княжеством Владимирским, там сидели свои князья, по... «неизвестно
на каких правах» 74.
По-своему пытался разрешить проблему В. И. Сергеевич.
Принимая аргументы С. М. Соловьева против Н. М. Карамзина, он
в то же время указывал на недостаточность позитивных
доводов автора «Истории России с древнейших времен». Если
«купли» Калиты действительно имели место, то, по мнению В. И.
Сергеевича, князь Иван должен был все-таки сказать о них в своей
духовной, тем более что мелкие приобретения (село Богородское,
купленные люди, бортники, даже кусок золота) были аккуратно
перечислены в его завещании. «Итак,— подводил итог В. И.
Сергеевич,— молчание завещаний Калиты и его детей остается пе-
объясненным, а возбуждаемые им сомнения неустраненными.
Несомненно только следующее: Галич, Белоозеро и Углич в состав
московской территории вошли при Дмитрии Донском» 75.
Последнее обстоятельство, казавшееся В. И. Сергеевичу несомненным,
дало ему повод подозревать ссылку духовной Дмитрия Донского.
Полагая, что внук Калиты присоединил Галич силой, В. И.
Сергеевич делал вывод о «несоответствии языка официальных актов
с действительными способами приобретения» земель московскими
князьями, а потому указание Донского на «купли» деда
расценивал как своего рода пропагандистский прием, вызванный
«желанием замаскировать» насильственные действия76. Эту мысль
В. И. Сергеевича впоследствии разделял и А. П. Насонов77.
Значительное внимание вопросу о «куплях» Ивана Калиты
уделил А. Е. Пресняков. Он внимательно разобрал все
аргументы своих предшественников, сделал ряд интересных частных
наблюдений, но в целом его толкование вопроса эклектично, и к
твердому выводу он так и не пришел. С одной стороны, А. Е.
Пресняков согласился с той точкой зрения Н. М. Карамзина, что
«купли» князя Ивана имели отношение к великому княжению,
а не к собственно Московскому княжеству78. А. Е. Пресняков
попытался подкрепить заключение Н. М. Карамзина указанием
на структуру завещания Дмитрия Донского, где, по мнению
исследователя, проведено четкое разграничение между старыми
вотчинами (московскими) и великокняжескими владениями 79. К
последним А. Е. Пресняков отнес и «купли» Ивана Калиты. Однако
ссылка духовной на характер приобретения Галича, Углича и Бе-
лоозера заставила А. Е. Преснякова все-таки выделить «купли»
из общего комплекса великокняжеских волостей80. Даже при
довольно искусственном членении завещания Дмитрия
Ивановича 81 содержание сделок, названных в нем «куплями» Калиты,
374
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В.
а также судьбы Галича, Углича и Белоозера до их слияния с
вотчиной московских князей продолжали быть для А. Е.
Преснякова неясными, и он вынужден был воспользоваться
объяснением С. М. Соловьева об оставлении Калитой некоторых
владельческих прав за местными князьями82. «Уступка княжеских
владении великому князю с сохранением права владельца
«ведать» их пожизненно встречается и позднее в московской
практике»,— писал А. Е. Пресняков, пытаясь дополнить объяснение
С. М. Соловьева ссылкой на передачу белозерской княгиней
Феодосией земель своему племяннику Дмитрию Донскому 83. Но
разбирая указанный им же случай, А. Е. Пресняков вынужден был
констатировать, что речь в нем идет только о части княжеских
белозерских волостей, а не о всем княжении и что «купли»
Калиты — «владения иного типа и судьба их иная» 84. В итоге
решения вопроса о «куплях» так и не последовало.
Весьма ценные соображения о «куплях» были высказаны
М. К. Любавским. Он отверг мысль С. М. Соловьева о том, что
в результате сделок Калиты за местными князьями могли
оставаться права самостоятельных правителей. «Такая сделка,—
считал, и основательно, М. К. Любавский,— была бы мыслима в
форме предоставления княжеств в пожизненное владение
продававшим князьям, а не до поры до времени, со включением и
преемников» 85. Сам М. К. Любавский полагал, что «купли»
действительно имели место, что Калита купил Галич, Углич и Бело
озеро, заплатив ордынский выход за местных князей (здесь
М. К. Любавский последовал за догадкой, высказанной еще
С. М. Соловьевым), которые в результате такой операции
перешли на положение князей служебных86. Но если М. К.
Любавский прав в определении юридического статуса утративших свою
власть галицкого, угличского и белозерского вотчичей, то его
точка зрения о характере «купель» Калиты вызывает серьезные
сомнения. Она не находит аналогий в фактах русской истории
XIII—XIV вв. Непонятным остается и отсутствие упоминаний
«купель» в духовной самого Калиты и его сыновей.
Поэтому Л. В. Черепнип высказался за существование
недошедшего завещания Ивана Даниловича, в тексте которого
упоминания о «куплях» имелись. По предположению Л. В. Черепнина,
эта духовная Калиты не была утверждена в Орде, и ее пришлось
отставить. Лишь почти через полвека Дмитрий Донской вспомнил
о ней и в своей «душевной» грамоте сослался на «купли» деда .
Нужно сказать, что мысль Л. В. Черепнина о третьей духовной
Ивана Калиты не является оригинальной. Впервые она была
высказана В. И. Сергеевичем, который сам же и отверг ее по
весьма веским соображениям 88.
На другой недостаток концепции Л. В. Черепнина указал
А. И. Копанев, отметивший, что автор работы о русских фео-
375
В. А. КУЧКИН
дальных архивах под «куплями» понимает «обычные
приобретения сел на территории Белоозера, Галича и Углича», тогда как
в духовной Донского речь идет о «купле» его дедом целых
княжений 89. Под «куплями» А. И. Копанев предложил понимать
«определенный успех политики Ивана Калиты, который давал
право внуку указать на купли как на основание своих
политических действий» 90. Нельзя не видеть, что подобный
«определенный успех» не разъясняет существа дела. «Определенность»
страдает неопределенностью. Не случайно поэтому, что, говоря о Бе-
лоозере, А. И. Копанев «куплей» Калиты считает... брак белозор-
ского князя с дочерью Ивана Даниловича, в результате которого
княжество будто бы было подчинено Москве9l. Думается, что
искусственность подобного понимания не нуждается в
дополнительных комментариях.
Подводя итог высказанным в исторической литературе точкам
зрения на «купли» Ивана Калиты, упомянутые только в духовной
Дмитрия Донского, приходится констатировать, что все
рассмотренные выше ученые мнения загадки не решили. На старом
материале о политической судьбе Галича остается говорить только
в самой общей форме. Ясно, что Галич попадает под власть
сидевших на владимирском великокняжеском столе московских
князей, но произошло ли это при Дмитрии Донском или
значительно раньше, при Иване Калите, выяснить без дополнительных
данных невозможно.
Такие дополнительные данные содержит запись на галицком
евангелии 1357 г. Ее следует привести полностью: «В лето 6865
индикта 10-е, круга солнечного 6-е месяца февраля 22 на память
святого отца Офонасья написано бысть святое еуангелие въ граде
в Галиче при княженьи великого князя Ивана Ивановича рукою
грешного Фофана, оже буду не исправил в коемь месте псправя
бога деля чтите, а не кленете» 92.
Современность и достоверность записи не вызывают
сомнений 93. Из нее явствует, что самостоятельного Галицкого
княжества в 1357 г. не существовало. Галицким князем считался
занимавший стол великого княжения во Владимире сын Ивана
Калиты и отец Дмитрия Донского Иван Иванович Красный. Этот
факт, во-первых, самым решительным образом подтверждает
высказанную ранее мысль о том, что в 1360 г. Галицкое княжество
получило независимость с помощью Орды; во-вторых, становится
ясным, что князья московского дома владели Галичем еще до
Донского и ссылка последнего в своей духовной на «купли» деда
отражала реальность. Очевидно, что первым из московских
Даниловичей, распространивших свою власть на Галицкое
княжество, был Иван Калита.
Почему же, однако, Дмитрий Донской называл это «куплей»?
Для выяснения поставленного вопроса необходимо решить пред-
376
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В.
варительную задачу. Она заключается в определении того,
слилось ли территориально Галицкое княжество с Московским, а
может быть, с великим княжеством Владимирским или же
сохранило территориальную целостность. Духовная Дмитрия Донского
дает основания полагать, что слияния не было. Показания
духовной находят подтверждение во второй договорной грамоте
Дмитрия Ивановича с его двоюродным братом Владимиром
Андреевичем Серпуховским. В XV в. знали, что указанный договор был
заключен при жизни митрополита Алексея94, т. е. до 12
февраля 1378 г., когда умер этот церковный и политической
деятель 95. С другой стороны, договор не мог быть составлен ранее
конца 1367 г., поскольку в его тексте упоминается сын Дмитрия
Московского, а последний женился в январе 1367 г.96 Документ
дошел в очень дефектном состоянии. Правый и левый края его
оборваны, осталась только средняя часть. В ней читается
следующая фраза: «А рубежь Галичю и Дми... при Иване и при наших
отцехъ, при великих князехъ...» (многоточием отмечены утраче-
ные места) 97. Фраза представляет собой шаблонную формулу.
Пропуск в ее середине легко реконструируется на основании других
подобных же формул княжеских договорных грамот XIV в. В
целом фраза должна читаться так: «А рубежь Галичю и
Дми[трову как былъ при нашемь деде при великом князи] при Иване
и при наших отцехъ при великих князехъ...» 98 Восстановленный
текст договора 1367—1378 гг., во-первых, свидетельствует о
наличии четких границ Галича и Дмитрова, из чего можно
заключить, что их территории не сливались с другими, оставались
обособленными; во-вторых, возводит эти границы ко времени Ивана
Калиты, который как раз и совершил пресловутые «купли»;
в-третьих, ясно указывает на неприкосновенность установленных при
Калите галицких и дмитровских рубежей вплоть до 70-х годов
ХП' в. Таким образом, необходимо признать, что в результате
«купли» Калиты Галич сохранился как определенная
территориальная единица. Никакого присоединения к Москве или
Владимиру не произошло.
Зафиксировав это обстоятельство, можно теперь вернуться к
вопросу о самой сути «купли» Галича. Уже семантика слова
«купля» подсказывает, что речь должна идти о какой-то покупке.
Но мысль о приобретении Калитой Галича у местного князя за
внесенный ордынский выход, высказанную М. К. Любавским,
нужно отставить. Русская история XIV в. подобных сделок не знала.
В те времена русские князья получали княжества по ханским
ярлыкам, которые можно было купить. Так, в частности, был
приобретен Василием I Нижний Новгород. По словам летописи,
этот сын Дмитрия Донского, раздав «дары великий» в Орде,
«взя Нижний Новъградъ златомъ и сребромъ, а не правдою» 99.
Подобным образом, видимо, поступал еще прадед Василия Иван
377
В. А. КУЧКИН
Калита, скупая в Орде ярлыки на мелкие княжества 100, в
частности на Галич. Такую операцию Дмитрий Донской скорее всего
и называл «куплей» своего деда. Это действительно была
своеобразная покупка, в которой участвовали не два, как обычно,
а три лица, причем решающую роль играл ордынский хан. Ведь
именно от хана зависела передача княжеского стола тому или
иному русскому князю. А ханскую благосклонность можно было
позолотить.
Предложенное объяснение характера «купель» Ивана Калиты
снимает все те недоумения историков, о которых говорилось выше.
В самом деле, получение ярлыка на Галицкое княжество
подразумевало существование княжества как определенной
территориальной единицы. Ярлык на галицкий стол мог быть передан
ордынским ханом не только князю-москвичу, по и любому другому
русскому князю. Так, кстати говоря, оно и случилось в 1360—
1363 гг. Подобная возможность делает понятной ту феодальную
юридическую тонкость, почему, владея Галичем, Калита и его
сыновья не могли считать его территорию частью территории своей
московской вотчины или великого княжества Владимирского. Тем
самым проясняется отсутствие упоминаний о «куплях» в их
духовных грамотах.
Установив, что московские великие князья владели Галичем на
правах галицких князей, нельзя не обратить внимания на одно
место уже цитировавшегося соглашения 1367—1378 гг. между
Дмитрием Московским и Владимиром Серпуховским. В договоре
упоминаются Галич и некогда составлявший с ним единое
владельческое целое Дмитров: «...господине, дал въ уделъ Галичь,
Дмитровъ с волостьми и съ...» 101 Несмотря на дефектность
фразы, из нее можно заключить, что Галичем и Дмитровой
распоряжался великий князь, но он отдает их «въ уделъ» своему
двоюродному брату. Через несколько лет Дмитрии Донской силой
забирает у Владимира Андреевича Галич и Дмитров, что
приводит к резкому конфликту между князьями 102. Почему же оба
княжества, которые со времен Калиты традиционно были в
распоряжении московских великих князей и которые Дмитрий
Иванович не хотел упускать из своих рук, все-таки были переданы
«въ уделъ» серпуховскому князю, причем великий князь
обязывался «в вудел данщиковъ» 103 своих не посылать, не держать
там сел и т. п.? Совершенно очевидно, что Владимир
Андреевич претендовал на них. Но претензии Владимира на Галич и
Дмитров останутся непонятными, если не признать, что
основывались они на его тесном родстве с местной династией. Это
соображение позволяет сделать окончательный выбор между
четырьмя возможными дедами Владимира Андреевича по
материнской линии: младший сын Ивана Калиты был женат на дочери
галицкого князя Ивана Федоровича.
378
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV 13.
По меткому наблюдению Ф. Энгельса, «для рыцаря или барона,
как и для самого владетельного князя, женитьба — политический
акт, случай для увеличения своего могущества при помощи новых
союзов; решающую роль должны играть интересы дома...» 104
Не была исключением и женитьба Андрея Ивановича
Московского. Обрисованная выше политическая судьба Галицкого
княжества легко раскрывает цели этого брачного союза. Во времена,
когда московские князья владели Галичем по ордынским ярлыкам,
им было важно заручиться не только ханской благосклонностью,
но и нейтралитетом представителей местной княжеской линии,
которые теперь оказывались в положении не владетельных, а
служебных князей. Женитьба сына московского князя на дочери
князя галицкого и какой-то степени сковывала попытки галиц-
ких князей действовать самостоятельно от Москвы, давала
возможность московским князьям претендовать на Галич не только
в силу ханского пожалования, но и на основании родственных
связей, создававших новые владетельные нормы, новую
феодальную «правду». Брачные узы скрепляли, таким образом, узы
политические. И когда последние были нарушены Ордой,
предпринявшей при Дмитрии Ивановиче судорожную и в итоге тщетную
попытку восстановить в противовес Москве независимое Галиц-
кое княжество, родственные связи московского и галицкого
княжеских домов сыграли свою определенную политическую роль.
Договор 1367—1378 гг. представлял собой не только уступку
Владимиру Андреевичу. В княжествах, которые не изжили еще
своего сепаратизма, нельзя было действовать грубо и
неосмотрительно, попирая сложившиеся здесь старые обычаи и
традиции. И на первых порах Дмитрий Иванович отдает Галич и
Дмитров под управление (временное) такого лица, которое было
связано родственными отношениями и с московским княжеским
домом, и с местной династией. Тем самым создавался
известный компромисс между обособленностью, сепаратизмом на местах
и централизаторскими устремлениями великокняжеской власти.
Примеры подобной политики московских великих князей, правда,
относящиеся к более позднему периоду, достаточно известны.
Можно напомнить, например, о посаженпи Иваном III в захваченной
Твери своего сына Ивана Ивановича Молодого, внука по матери
тверского великого князя Бориса Александровича 105. Именно
такая линия, учитывавшая различные, иногда прямо
противоположные интересы центра и периферии, способствовала успеху
московских князей в создании единого Русского государства под
своей властью. Но проводившаяся московскими Даниловичами в
течение десятилетий политика постепенного подчинения мелких
княжеств, превращения их территорий в великокняжескую
вотчину, политика топкого лавирования с Ордой и различных
компромиссов с местными княжескими домами не была изобретением
379
В. А. КУЧКИН
Ивана Калиты, его сыновей и внука. То была традиционная
политика великих князей владимирских, независимо от того, кто
носил такой титул.
Что это так, свидетельствуют две записи, до сих пор не
привлекавшие внимания специалистов, изучавших политическую
историю Северо-Восточной Руси. Одна из них сохранилась на
Апостоле, который был написан «Въ лето 6000-пое, индикта въ
месяца ноября въ 19 день... при архиепископе Новгородьскомь
Давыде, при великомь князи новгородьскомь Михаиле, а пльскомь
Ивань Федоровици, а посадниче Борисе...» 106 Давыд был посажен
на новгородский владычный стол 20 июля 1309 г.107 Псковский
посадник Борис скончался 1 июля 1312 г.108 Следовательно,
рукопись была закончена 19 ноября 1309 г. или 1310 г., или 1311 г.
Вторая запись несколько моложе. Она помещена в псковском
паримейнике. Согласно записи, «въ лето 6921 кончаны быша кни-
гы си месяца майя въ 17 день... при архиепископе Давыде
Новгородьскомь, при великомь князи Михаиле, при князи Борису
при Пльсковьскомь, том же лете въшьлъ въ Пльсковъ...» 109 Как
установлено, в дате неправильно проставлена цифра сотен: 900
вместо 800. Паримейник был написан 17 мая 1313 г., что
подтверждается указаниями записи на тех исторических лиц, во
времена которых создавалась рукопись. Из записи следует, что где-
то между 19 ноября 1309. г. и 19 ноября 1311 г. в Пскове сидел
князь Иван Федорович; в мае же 1313 г. городом управлял князь
Борис. Речь, несомненно, должна идти о двух псковских
наместниках великого князя Михаила Ярославича Тверского,
занимавшего в те времена владимирский ц новгородский столы. Но к
какой княжеской ветви принадлежали князь Иван и кпязь Борис?
Предшествующий анализ показывает, что князем Иваном
Федоровичем, действовавшим в начале XIV в., мог быть единственно
галпцкий кпязь. Что касается князя Бориса, то из всех князей
Северо-Восточной Руси, живших в начале второго десятилетия
XIV в., только два носили такое имя110. Один из них — Борис
Данилович, родной брат злейшего врага Михаила Ярославича
Юрия Московского. Правда, в 1306 г. Борис вместе с братом
Александром отъезжал от старшего Юрия в Тверь 111, но скоро
Даниловичи примирились 112, и в дальнейшем Борис активно
помогал своему брату Юрию в его борьбе с тверским князем113.
Едва ли Борис Данилович мог быть в 1309—1311 гг.
наместником Михаила Ярославича во Пскове. Остается другой Борис.
И он — дмитровский князь Борис, как считает А. В.
Экземплярский, сын умершего в 1280 г. Давыда Константиновича114.
Выяснение генеалогии псковских наместников Михаила
Ярославича очень важно. Их принадлежность к галицко-дмитровской
ветви русских князей показывает, что уже в начале XIV в. эти
князья были служебными князьями великого князя Владимир-
380
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В.
ского. Очевидно, уже тогда великокняжеская власть
претендовала на Дмитров и Галич. Однако Михаилу Тверскому так и не
удалось выполнить до конца поставленной задачи. Ее сумели
осуществить более гибкие в политическом отношении кпязья
московского дома, хотя потребовались на это большие усилия,
изворотливость и многие, многие годы.
1 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, Пг., 1922, сто.
56, под 6853 г. Здесь и далее в
цитатах из древнерусских
памятников буква ять(ъ) заменена
буквой е.
2 Там же, стб. 57. О причинах
расторжения брака см. А. В.
Экземплярский. Великие и удельные
князья Северной Руси в татарский
период с 1238 по 1505 г. т. I. СПб.,
1889, стр. 85, прим. 217.
3 ПСРЛ, т. XVTII, СПб., 1910, стб. 94.
4 Там же, т. XV, вып. 1, стб. 78;
т. XVIII, стб. 153, иод 6872 г.;
«Духовные и договорные грамоты
великих и удельных князей XIV—
XVI вв.» (далее - ДДГ). М.- Л.,
1950, № 4, стр. 16, 18.
5 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. I, стр. 92.
6 В одной из жалованных грамот
великий князь Дмитрий
Иванович, будущий Донской, назвал
сына Василия Вельяминовича,
также московского тысяцкого
Василия Васильевича, «своим
дядею».— «Акты
социально-экономической истории
Северо-Восточной Руси», т. III, M., 1964, №238,
ctd. 260.
7 ПСРЛ, т. XV, вып. I, стб. 44, под
6835 г.
8 Там же, стб. 157.
9 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, СПб., 1891, стр. 292.
10 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 157.
11 Следует иметь и виду, что
известие о смерти Ивана Андреевича
(вообще единственное известие
об этом князе) позднее, оно
восходит к Новгородско-Софийскому
своду 30-х годов XV в. (ПСРЛ,
т. IV, ч. 1, вып. 1. Пг., 1915, стб.
287; т. V. СПб., 1851, стб. 228, под
6866 г.). В сводах, восходящих к
более древним источникам, это
известие отсутствует.
12 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 63; А. В.
Экземплярский. Указ. соч., т. II,
стр. 292.
13 А. Н. Насонов. Летописные
памятники Тверского княжества.—
«Известия Академии наук.
Отделение гуманитарных наук», 1930,
№ 9, стр. 725.
14 ПСРЛ, т. XVIII, стр. 95.
15 М. Д. Приселков. Троицкая
летопись. Реконструкция текста. М.—
Л., 1950, стр. 367 и прим. 3—5.
1е См., например, А. Е. Пресняков.
Образование Великорусского
государства. Пг., 1920, стр. 160—190
(Рогожский летописец был А. Е.
Преснякову известен — см. стр.
157. прим. 4); Л. В. Черепнин.
Образование Русского
централизованного государства в XIV—XV
веках. М., 1960, стр. 530-544.
17 ПСРЛ, т. V, стр. 203; т. IV, ч. 1,
вып. 1, стр. 251.
18 ПСРЛ, т. 1, изд. 2-е. Л., 1926-1928,
стб. 530, под 6829 г.; л. Н.
Насонов. Летописный свод XV века
(по двум спискам),— «Материалы
по истории СССР», т. II. М., 1955,
стр. 300, под 6829 г.; А. В.
Экземплярский. Указ. соч., т. II, стр. 84.
19 ПСРЛ, т. XXIII, СПб., 1910, стр.
157, под 6971 г.
20 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, стр. 84.
21 ПСРЛ, т. I, стб. 528.
22 Там же, стб. 529.
23 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, стр. 161.
24 Там же, стр. 161, 162, прим. 484.
25 ПСРЛ, т. V, стр. 205.
26 Там же, т. IV, ч. 1, вып. 1, стр.
253.
27 Там же, т. XXV, М.- Л., 1949, стр.
159; т. IX, СПб., 1885, стр. 178.
Здесь хотя Василий
Константинович и назван Галицким, но его
родословие возведено к ростов-
381
Н. А. КУЧКИН
ским князьям, как верно
подметил А. В. Экземплярский (указ.
соч., т. II, стр. 34, прим. 128);
ПСРЛ, т. VII, СПб., 1857, стр. 185.
28 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, стр. 210, прим. 601; ср. стр.
34, прим. 128.
20 А. А. Шахматов. Обозрение
русских летописных сводов XIV-
XVI вв. М.- Л., 1938, стр. 158-
159
30 ПСРЛ, т. I, стб. 529; А. Н.
Насонов. Летописный свод XV
века..., стр. 299.
31 ПСРЛ, т. 1, стб. 529, 530, 531; А. Н.
Насонов. Летописный свод XV
века..., стр. 299, 300, под 6824, 6834
и 6839 гг. Известие о рождении
Василия Константиновича
содержится только в поздней
Никоновской летописи, причем в этом
известии перепутано отчество отца
Василия: «Василковичя» вместо
«Борисовича» (ПСРЛ. т. IX, стр.
168 и прим. 6, под 6799 г.).
32 Будущий великий князь
московский и владимирский Иван Ива-
нович родился 30 марта 1326 г.,
а вступил в первый брак зимой
1341/42 г. (ПСРЛ, т. XVIII, стр.
89, 94, под 6834 и 6849 гг.).
33 Он родился 12 октября 1350 г., а
женился 18 января 1367 г. (ПСРЛ,
т. XVIII, стр. 97, 105, под 6858 и
6874 гг.).
34 См. прим. 1 и 7.
35 А, В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, стр. 39.
36 См., например, ПСРЛ, т. XV, вып.
I, стб. 60, 69. 110.
37 Там же, стб. 45.
38 Там же, стб. 64.
39 Там же.
40 Там же, т. XXVIIT. M.- Л., 1962,
стр. 243.
41 Новгородская первая летопись
старшего и младшего изводов
(далее - НПЛ). М.- Л., 1950, стр. 335.
42 Там же, стр. 336.
43 ПСРЛ, т. 1, стб. 532; А. Н.
Насонов. Летописный свод XV века...,
стр. 302.
44 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, стр. 41.
45 Родословную книгу см.:
«Временник МОИДР», кн. X. М., 1851, отд.
II, стр. 54.
46 С. Б. Веселовский. Исследования
по истории класса служилых
землевладельцев. М., 1969, стр. 363.
47 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, стр. 105-106.
48 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 73.
49 Там же, стб. 140; НПЛ, стр. 377.
50 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 74.
51 А. И. К опале в. История
землевладения Белозерского края XV —
XVI вв. М.-Л., 1951, стр. 33-34.
52 ПСРЛ, т. X, стр. 207, под 6843 г.;
ср. А. В. Экземплярский. Указ.
соч., т. II, стр. 212, прим. 601.
53 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 47.
54 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, стр. 217.
55 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 52;
т. XVIII, стр. 93, под 6847 г. Под
1343 г. в псковских летописях
упоминается еще один князь
Иван: «Псковичи со изборяны
подъемше всю свою область п
поехаша воевати земли Немець-
кия о князи Иване и о князи
Остафии и о посаднице Володцы»
но кто такой этот князь Иван,
сказать затруднительно («Псковские
летописи», вып. I. M.— Л., 1941,
стр. 20; вып. II. М., 1955, стр. 25,
97).
56 ПСРЛ. т. XVIII, стр. 77.
57 Там же, т. I, стб. 471.
58 Там же, т. XVIII, стр. 70. под
6763 г.
59 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 47.
60 Там же.
61 Там же. стб. 69.
62 См., например, А. В.
Экземплярский. Указ. соч., т. II, стр. 218 —
219; С. Б. Веселовский. Указ. соч.,
стр. 418 (очерк так pi называется:
«Род князя Дмитрия Ивановича
Галицкого»),
63 А. В. Экземплярский. Указ. соч.,
т. II, прим. 601 на стр. 214.
64 А. Е. Пресняков. Указ. соч., стр.
150; ср. также прим. 3 па стр. 149.
М. К. Любавский приводит
правильное отчество Дмитрия
Галицкого — Борисович, но никаких
выводов отсюда не делает (М. К.
Любавский. Образование основной
государственной территории
великорусской народности. Л., 1929,
стр. 54, 61, 62).
382
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ В XIV В.
65 С. Б. Веселовский. Указ. соч., стр.
419.
66 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 68-69.
67 «А Галичьскаго Дмитрея изъ
Галича выгнали» (ПСРЛ, т. XV,
вып. 1, стб. 74). Следует
оговориться, что фраза допускает два
толкования: или москвичи
выгнали из Галича Дмитрия, или его.
выгнали сами галичане под
влиянием успехов москвичей.
Летописный контекст позволяет п то, и
другое понимание. Одновременно
из Стародуба был изгнан князь
Иван Стародубский (ПСРЛ,
т. XXVII, стр. 243).
68 ДДГ, № 12, стр. 34.
69 А. Е. Пресняков Указ. соч., стр.
150.
70 ДДГ, № 1, 3, 4.
71 П. М. Карамзин. История
государства Российского, кп. 1, т. IV,
СПб., J 842, стб. 152.
72 П. М. Карамзин. Указ. соч., кп. 2,
т. V, стб. 59-60.
73 С. М. Соловьев. История России с
древнейших времен, кп. 1, стб.
930, прим. 5.
74 Б. Н. Чичерин. Опыты по истории
русского права. М., 1858, стр. 241.
75 В. И. Сергеевич. Древности
русского права, т. I, изд. 3-е. СПб.,
1909, стр. 59-60.
78 Там же, стр. 59, прим. 1.
77 Л. II. Насонов. Монголы и Русь.
М.~ Л.. 1940, стр. 105, прим. 3.
78 А. Е. Пресняков. Указ. соч., стр.
152, 189. В духе своей концепции
А. Е. Пресняков рассматривал
«купли» не как земельные
приобретения, а как факт собирания
«ласти, подчинения мелких кня-
зей-вотчичей великокняжеской
власти (стр. 151, 153).
79 Там же, стр. 152, 188.
80 Там же, стр. 152, прим. 2.
81 По мнению А. Е. Преснякова,
духовная Дмитрия Донского
композиционно делится на две части.
В первой говорится лишь о
московских уделах, а во второй —
только о великокняжеских землях
(указ. соч., стр. 152). Такое
деление страдает схематизмом. И во
второй части (по А. Е.
Преснякову) упоминаются собственно
московские волости и села, а в
первой части наряду с московскими
землями фигурирует Дмитров, до
той поры Москве не
принадлежавший (ДДГ, № 12, стр. 34). На
факт включения Дмитрова «в
состав уделов московской вотчины»
обращает внимание А. Е.
Пресняков (указ. соч., стр. 189). С другой
стороны, А. Н. Насонов верно
подметил, что текст духовной
Донского «явственно различает: а)
великое княжение, к которому
относит Кострому и Переяславль, и
б) Галич, Углич и Белоозеро...»
(А. И. Насонов. Монголы и Русь,
стр. 105, прим. 3).
82 А. Е. Пресняков. Указ. соч., стр.
152.
83 Там же, сгр. 152-153.
84 Там же, стр. 153, прим. 1.
85 М. К. Любавский. Образование
основной государственной
территории великорусской народности.
Л., 1929, стр. 54; ср. С. М. Соловьев.
Указ. соч., кн. 1, стб. 1119.
86 М. К. Любавский. Указ. соч., стр.
54.
87 Л. В. Передник. Русские
феодальные архивы XIV—XV веков, ч. 1.
М.-Л.. 1948, стр. 18.
88 В. И. Сергеевич. Указ. соч., т. I,
стр. 59, прим. 1.
89 А. И. Копанев. Указ. соч., стр. 24.
90 Там же.
91 Там же, стр. 37-38.
92 ГИМ. Синод., № 68, л. 178 об.
Запись неоднократно публиковалась.
См., например, 77. И. Срезневский.
Древние памятники русского
письма и языка (X—XIV веков),
изд. 2-е, СПб., 1882. стб. 213-214;
А. А. Покровский. Древнее псков-
ско-новгородское письменное
наследие.- «Труды XV
археологического съезда в Новгороде». М.,
1916, стр. 146; И. В. Щепкина,
Т. Н. Протасъева, Л. М. Костюхи-
на, В. С. Голышенко. Описание
пергаментных рукописей
Государственного исторического музея,
ч. 1. Русские рукописи.—
«Археографический ежегодник за 1964
год». М., 1965, стр. 172.
93 Подробно эти вопросы
рассмотрены в статье: Л. П. Жуковская. Из
истории языка Северо-Восточной
Руси в середине XIV в.— «Труды
385
В. А. КУЧКИН
Института языкознания», т. VIII,
М., 1957, стр. 34, 41-43.
94 ДДГ, № 7, стр. 24 (помета на
обороте грамоты).
95 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 120, под
6885 г. мартовским с указанием
полной даты. 12 февраля 1378 г.
действительно приходилось на
пятницу.
96 ДДГ, № 7, стр. 23; ПСРЛ, т. XV,
вып. 1, стб. 83, под 6874 г. А. А.
Зимин полагает, что Дмитрий
женился в 1366 г. (А. А. Зимин.
О хронологии духовных и
договорных грамот великих и удельных
князей XIV—XV вв.- «Проблемы
источниковедения», вып. VI. М.,
1958, стр. 283, прим. 52), но 6874 г.
летописей мартовский, а не
сентябрьский.
97 ДДГ, № 7, стр. 23.
98 Ср. там же, № 9, стр. 27 (третий
абзац) и № 15, стр. 42 (третий
абзац) .
99 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 162, под
6900 г.
100 Белоозеро и Углич, вероятно,
также перешли под власть Ивана
Калиты путем покупки им
ярлыков на эти княжества. В
отношении Белоозера это может быть
косвенно подтверждено
указанием на то, что Калита старался
воспрепятствовать поездке в Орду
белозерского князя в 1339 г.
Возможно, это делалось потому, что
последний ехал к хану хлопотать
о ярлыке на свою отчину (см.
А. П. Насонов. Монголы и Русь,
стр. 105, прим. 3).
101 ДДГ, № 7, стр. 23.
102 Л. В. Черепнин. Русские
феодальные архивы XIV—XV веков, ч. 1.
М.-Л., 1948, стр. 38-41.
103 ДДГ, № 7, стр. 24.
104 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21,
стр. 80-81.
105 ПСРЛ, т. XXV, М.—Л., 1949, стр.
273, под 6960 г., стр. 275, под
6966 г.
106 ГИМ, Синод., № 15, л. 128. Запись
неоднократно публиковалась (см.
например, И. И. Срезневский.
Указ. соч., стб. 172; А. А.
Покровский. Указ. соч., стр. 140).
107 НПЛ, стр. 92, под 6817 г.
мартовским.
108 «Псковские летописи», вып. 1.
М.- Л., 1941, стр. 14, под 6820 г.
109 ГИМ, Синод., № 172, л. 202 об.
Запись была издана несколько раз
(см., например, П. М. Карийский.
Язык Пскова и его области в XV
веке. СПб., 1909, стр. 144-145;
А. А. Покровский. Указ. соч., стр.
241; М. В. Щепкина и др. Указ.
соч., стр. 210).
110 См. указатели к работе А. В.
Экземплярского (указ. соч., т. I,
II).
111 ПСРЛ, т. XXV, стр. 393.
112 Косвенное тому подтверждение —
запись о смерти в 1308 г.
Александра Даниловича; эта запись
московского происхождения
(ПСРЛ, т. XVIII, стр. 87; т. XXX,
М., 1965, стр. 101 (здесь под
6917 г.); т. XXVIII. М.-Л., 1963,
стр. 65 - везде под 6816 г.).
В тверском летописном
материале сведений о кончине брата
московского князя нет (ср. ПСРЛ,
т. XV, вып. 1, стб. 35; т. XV. СПб.,
1863, стб. 407). Очевидно,
Александр покинул Тверь.
113 НПЛ, стр. 96, под 6826 г.
114 А. В. Экземплярскцй. Указ. соч.,
т. II, стр. 214.
СПИСОК ОПЕЧАТОК И ИСПРАВЛЕНИЙ
Стр. Строка Напечатано Должно быть
8 8 сн. А. Ф. Петрова Л. Ф. Петрова
9 12 сн. Восточной Сибири Западной Сибири
81 19 сн. 71, 71,8
84 8 сн. с свеклосахарных на свеклосахарные
плантаций плантации
210 левая колонка Министра Министерства
3 сн.
384 правая колонка 6917 6817
11 сн.