John
KEATS
1795 - 1821

John
KEATS
Sonnets
АЗБУКА
St. Petersburg
2012

Джон
КИТС
Сонеты
АЗБУКА
Санкт- Петербург
2012

УДК 82/89
ББК84.4Вл
К 45
Перевод с английского
Оформление обложки В. Гореликова
С. Сухарев, перевод, составление, статья, комментарии, 1970,
1998, 2012
Приложение (перевод) В.Андреев, 1995; В.Багно, 1986;
В.Васильев, 1986; Д.Дарвин, 2012; И.Дьяконов (наследник), 1973,
И. Ивановский, 2012, Г Кружков, 1979, 1986;
М. Куренная, 2012; В. Левик (наследники), 2012;
С.Маршак (наследники), 2012; M Новикова, 1973, 1986;
А.Павлова, 2012; Б.Пастернак (наследники), 2012;
В.Рогов, 1973, 1993; В Савина, 1986; Д.Смирнов, 2012;
Л.Уманская, 1986; К.Чуковский (наследник), 2012;
О. Чухонцев, 1972, 1981; А. Щедрецов (наследник), 2012,
В. Пожидаев, оформление серии, 1996
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус"», 2012
Издательство АЗБУКА®
ISBN 978-5-389-03333-7

ДЖОН КИТС И ЕГО СОНЕТЫ
Рано умерший поэт Джон Ките — особая фигура в
истории английского романтизма. Творческая
деятельность поэта продолжалась немногим более пяти лет.
Туберкулез оборвал жизнь Китса на двадцать шестом
году, когда он только вступал на свой собственный путь
в поэзии. Однако ныне имя его по праву ставится
вровень с именами самых великих поэтов Англии —
Шекспира, Мильтона, Вордсворта.
Ките родился 31 октября 1795 г. в Лондоне, в семье
содержателя конюшни. Рано лишился родителей, но
небольшое состояние позволило ему и двум его братьям,
Джорджу и Томасу, учиться в хорошей школе. Опекун
пытался определить Джона по медицинской части, но
юноша, сдав в 1816 г. экзамен на звание хирурга и
фармацевта, решил целиком посвятить себя поэзии. При
жизни Китса вышло три его книги: первый сборник
«Стихотворения» («Poems», 1817) был замечен лишь
немногими друзьями, а на поэму «Эндимион:
Поэтическое сказание» («Endymion: A Poetic Romance», 1818)
издевательски обрушились снобистски настроенные
критики консервативного толка Третий сборник «Ламия,
Изабелла, Канун святой Агнесы и другие стихи» («Lamia,
Isabella, The Eve of St Agnes and Other Poems», 1820)
встретил сочувственные отклики, но поэт уже с конца
1819 г. вынужденно отстранился от творчества. По
совету врачей он отправился морем в Италию — и после
мучительной агонии умер в Риме 23 февраля 1821 г.
Нелегкой оказалась и литературная судьба Китса.
Поэт далеко не сразу нашел признание даже у себя на
родине. Этому способствовали не только присущая Китсу
5

новизна и необычайная для того времени концентри-
рованность средств поэтического выражения, но и
своеобразие его мировоззренческой позиции.
Главное у Китса — стремление воплотить полноту
и совершенство земного бытия, следовать, по формуле
самого поэта, «принципу Красоты, заключенной во всех
явлениях». Характерные черты его лучших стихов —
предельная конкретность, зримость и осязаемость
образов, удивительная широта тем и настроений, свобода
интонации при строгой взвешенности каждого слова.
В поэтической речи Китса — так же как у Пушкина —
отсутствуют диссонансы. Редко кто умел, остро
осознавая пороки общественного уклада и трагическую пре-
ходящесть всего сущего, вместе с тем так проникновенно
запечатлеть богатство окружающего мира, так глубоко
выразить радость жизни, так вдохновенно прославить
силу и чистоту человеческих чувств.
В сравнительно небольшом по объему, творческом
наследии Китса сонеты занимают особое место. Ките,
наряду с Вордсвортом, во многом способствовал
возрождению сонета в английской лирике эпохи
романтизма. Всего Китсом написано 67 сонетов: 45 из них —
итальянские (или «петраркинские»), английскому (или
«шекспировскому») образцу следуют 16 сонетов, в 6 —
отдана дань эксперименту. В художественном
становлении и развитии Китса сонет играл важную роль,
привлекая его строгостью и лаконичностью формы,
предполагающей сознательное самоограничение. Тяготение
Китса к философичности также находило опору в этой
гибкой поэтической форме, позволяющей образно
сконцентрировать большое идейное содержание. Стремясь
к новаторскому усовершенствованию традиционных
сонетных схем, Ките создал несколько сонетов,
построенных вопреки привычным стандартам, а в являющихся
вершиной его творчества одах применил оригинальную
строфу, которая комбинирует элементы «петраркин-
ского» и «шекспировского» сонетов.
Ките глубоко воспринял и усвоил достижения
своих предшественников — выдающихся английских соне-
6

тистов, среди которых в первую очередь следует
назвать Шекспира. Вместе с другими романтиками Ките
разделял восторженный культ Шекспира, неустанно
изучал его произведения — в частности, высоко ценимые
им сонеты. По мнению некоторых исследователей,
поздние сонеты Китса, как никакие другие из всех
написанных в XIX веке, наиболее приближаются по стилю
к шекспировским.
Хорошо известно, что у романтиков, по сравнению с
елизаветинцами, тематический диапазон сонета заметно
расширился. Лишь немногие из сонетов Китса могут
быть безоговорочно отнесены к традиционной для
классического сонета любовной лирике; остальные — это
лирико-философские медитации, обращения к друзьям
и к великим поэтам прошлого. Для Китса-сонетиста
«непоэтических» предметов просто не существует. В
соответствии с поэтикой романтизма сонетам Китса
свойственна большая свобода соотношения строфического
членения с синтаксическим строем. Характерной
особенностью его сонетов является частое отсутствие на
границах строф разделительных пауз, на письме обозначаемых
точкой. Более объемные синтаксические образования
не только обеспечивают непрерывность
интонационного напора, но и ведут к интеграции композиционных
частей сонета в единое, тесно спаянное
межстрофическими связями смысловое целое.
Отсюда понятны трудности, сопряженные с
попытками передать поэзию Китса на русском языке. Не
случайно его так долго не переводили в России — дольше,
пожалуй, чем любого другого крупного европейского
поэта.
Первое упоминание имени поэта в российской
печати относится к 1829 году: журнал «Вестник Европы»
поместил переведенную с французского статью «О
существе английской литературы XIX столетия», в
которой среди «многих нововводителей на поэтическом
поприще» назван и «Джон Кеатс» (№ 12. Июнь. С. 262);
ниже он — «Кете» (№ 13. Июль. С. 20). А первый
русский стихотворный перевод из Китса (сонет «Моим
7

братьям» («То My Brothers», 1816) появился только
26 ноября 1895 г. в «Петербургской газете», спустя ровно
сто лет после рождения поэта. Подпись «Н. Нович» —
псевдоним литературоведа, переводчика и библиографа
Николая Николаевича Бахтина (1866—1940). На всем
протяжении XX века Китса переводили крайне скупо.
Нельзя не назвать, разумеется, ставшие
классическими немногие переложения Б.Пастернака и С.Маршака.
И только за последние десятилетия, начиная с 1970 года,
новые переводы из Китса появляются постоянно — как
в печатных изданиях, так и в Интернете.
Сергей Сухарев

Sonnets
Сонеты
В переводах
Сергея Сухарева

1814
[i]
ON PEACE
О Peace! and dost thou with thy presence bless
The dwellings of this war-surrounded Isle;
Soothing with placid brow our late distress,
Making the triple kingdom brightly smile?
Joyful I hail thy presence; and I hail
The sweet companions that await on thee;
Complete my joy — let not my first wish fail,
Let the sweet mountain nymph thy favourite be,
With England's happiness proclaim Europa's liberty.
О Europe! let not sceptred tyrants see
That thou must shelter in thy former state;
Keep thy chains burst, and boldly say thou art free;
Give thy kings law — leave not uncurbed the great;
So with the horrors past thou'lt win thy happier fate!
10

1814
[i]
К МИРУ
О Мир! Благословит ли твой приход
Наш остров, осаждаемый войной?
Прогнав челом спокойным тень невзгод,
Склонись над улыбнувшейся страной!
Привет тебе, друзьям твоим привет!
Одной мечте дай сбыться поскорей:
Ту нимфу с гор, чей волен легкий след,
Любимой сделай спутницей своей,
Со счастьем Англии свободу дай Европе всей!
Европа! Тиранию королей
Сбрось навсегда — страшись возврата вспять!
Оковы пали: поспеши смелей
Правителей законом обуздать —
Тогда счастливых дней тебе недолго ждать!
11

[2]
TO LORD BYRON
Byron! how sweetly sad thy melody!
Attuning still the soul to tenderness,
As if soft Pity, with unusual stress,
Had touched her plaintive lute, and thou, being by,
Hadst caught the tones, nor suffered them to die.
O'ershading sorrow doth not make thee less
Delightful: thou thy griefs dost dress
With a bright halo, shining beamily,
As when a cloud a golden moon doth veil,
Its sides are tinged with a resplendent glow,
Through the dark robe oft amber rays prevail,
And like fair veins in sable marble flow;
Still warble, dying swan! still tell the tale,
The enchanting tale, the tale of pleasing woe.
12

[2]
БАЙРОНУ
Как сладостен напев печальный твой!
Участьем нежным сердце наполняя,
То Жалость, к лютне голову склоняя,
Коснулась струн дрожащею рукой,
И, подхватив неотзвеневший строй,
Отозвалась гармония иная —
Твоя, чей блеск сияет, разгоняя
Мрак горести слепящей красотой.
Так облако, затмившее луну,
По краю озаряется свеченьем;
Так прячет черный мрамор белизну
Прожилок с их причудливым сплетеньем.
Пой песню, лебедь, — пой всегда одну,
Пленяющую скорбным утешеньем.
13

13]
* * *
As from the darkening gloom a silver dove
Upsoars, and darts into the Eastern light,
On pinions that naught moves but pure delight,
So fled thy soul into the realms above,
Regions of peace and everlasting love;
Where happy spirits, crowned with circlets bright
Of starry beam, and gloriously bedight,
Taste the high joy none but the blest can prove.
There thou or joinest the immortal quire
In melodies that even Heaven fair
Fill with superior bliss, or, at desire
Of the omnipotent Father, cleavest the air
On holy message sent. — What pleasures higher?
Wherefore does any grief our joy impair?
14

[3]
* * *
Как голубь из редеющего мрака
Взмывает ввысь, приветствуя восход,
Стремя к заре восторженный полет,
Так взмыл твой дух над сиротливой ракой
К мирам любви, превыше зодиака,
Где славу и сияющий почет
Сонм ангелов на праведников льет
По милости Божественного Знака.
Там в единении с бессмертным хором
Восторженной хвалой ты чтишь Творца
Иль к звездам устремляешься дозором
По слову Всемогущего Отца.
Удел твой видя просветленным взором,
Зачем нам скорбью омрачать сердца?
15

1815
[4]
TO CHATTERTON
О Chatterton! how very sad thy fate!
Dear child of sorrow — son of misery!
How soon the film of death obscured that eye,
Whence Genius wildly flashed, and high debate.
How soon that voice, majestic and elate,
Melted in dying numbers! Oh! how nigh
Was night to thy fair morning. Thou didst die
A half-blown flower which cold blasts amate.
But this is past: thou art among the stars
Of highest Heaven: to the rolling spheres
Thou sweetly singest: naught thy hymning mars,
Above the ingrate world and human fears.
On earth the good man base detraction bars
From thy fair name, and waters it with tears.
16

1815
[4]
ЧАТТЕРТОНУ
О Чаттертон! Удел печален твой:
Сын горести, несчастьями вскормленный,
Как скоро взор твой, гением зажженный,
Застлала смерть суровой пеленой;
Как скоро голос, пламенно живой,
Умолк, в прощальной песне растворенный;
Сменила ночь рассвет, едва рожденный;
Увял цветок, застигнутый зимой.
Но нет! Отныне от земного плена
Тревог и тягот ты освобожден;
Причастный звездам, гимн твой вдохновенно
С гармонией небес соединен;
Оплаканный, ты памятью священной
От низкого гоненья огражден.
17

[5]
WRITTEN
ON THE DAY THAT MR. LEIGH HUNT
LEFT PRISON
What though, for showing truth to flattered state,
Kind Hunt was shut in prison, yet has he,
In his immortal spirit, been as free
As the sky-searching lark, and as elate.
Minion of grandeur! think you he did wait?
Think you he naught but prison walls did see,
Till, so unwilling, thou unturned'st the key?
Ah, no! far happier, nobler was his fate!
In Spenser's halls he strayed, and bowers fair,
Culling enchanted flowers; and he flew
With daring Milton through the fields of air:
To regions of his own his genius true
Took happy flights. Who shall his fame impair
When thou art dead, and all thy wretched crew?
18

[5]
НАПИСАНО В ДЕНЬ ВЫХОДА
МИСТЕРА ЛИ ХАНТА
ИЗ ТЮРЕМНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Что из того, коль — честен, прям и смел —
Наш добрый Хант в темницу заточен?
Душой бессмертной там свободен он,
Взмывая птицей в солнечный предел.
Нет, баловень величья! Не хотел
Он ждать, пока ключей раздастся звон:
В тюрьме он был простором окружен...
С тем счастьем твой сравнится ли удел?
И, в странствиях измерив даль и близь,
Со Спенсером он собирал цветы,
И с Мильтоном он уносился ввысь
И вдохновенные стремил мечты
К своим владеньям. Ты же устрашись:
В толпе льстецов чем будешь славен ты?
19

[6], [7], [8]
[THREE SONNETS]
[I]
Woman! when I behold thee flippant, vain,
Inconstant, childish, proud, and full of fancies;
Without that modest softening that enhances
The downcast eye, repentant of the pain
That its mild light creates to heal again:
E'en then, elate, my spirit leaps, and prances,
E'en then my soul with exultation dances
For that to love, so long, I've dormant lain:
But when I see thee meek, and kind, and tender,
Heavens! how desperately do I adore
Thy winning graces; — to be thy defender
I hotly burn — to be a Calidore—
A very Red Cross Knight — a stout Leander—
Might I be loved by thee like these of yore.
20

[6], [7], [8]
ТРИ СОНЕТА
I
О женщина! увижу ли тебя
Пустой, капризной, ветреной, надменной,
Когда твой взор, потупленно-смиренный,
Не исцеляет, искренне скорбя,
Те раны, что наносит сам, губя, —
И все равно готов я неизменно,
С восторгом пред тобой склонив колена,
Всю душу подарить тебе, любя.
Когда же ты нежна, полна участья —
О, как я жажду лиходеев рать
Сразить, тебя спасая от напасти,
Леандром или Калидором стать!
За доблесть рыцарей любили... Счастье
Твою любовь и мне в бою снискать.
21

[И]
Light feet, dark violet eyes, and parted hair,
Soft dimpled hands, white neck, and creamy breast,
Are things on which the dazzled senses rest
Till the fond, fixed eyes, forget they stare.
From such fine pictures, heavens! I cannot dare
To turn my admiration, though unpossessed
They be of what is worthy, — though not dressed
In lovely modesty, and virtues rare.
Yet these I leave as thoughtless as a lark;
These lures I straight forget, — e'en ere I dine,
Or thrice my palate moisten: but when I mark
Such charms with mild intelligences shine,
My ear is open like a greedy shark,
To catch the tunings of a voice divine.
22

π
Улыбку, поступь легкую, пробор,
Глаза-фиалки, нежное пожатье,
Грудь белую — о, счастлив обожать я,
Не в силах отвести влюбленный взор!
Ваш пленник я... И бросить ли укор
Красавице — прелестной без изъятья,
Хоть скромной добродетели понятья
Перенимать не стала у сестер?
Нет! Власть у чар таких недолговечна:
Чуть распрощался — да и был таков.
За ужином и ем, и пью беспечно...
Но явственную в переливах слов
Разумность, вкупе с кротостью сердечной,
Ловить жадней акулы я готов.
23

[Ill]
Ah! who can e'er forget so fair a being?
Who can forget her half retiring sweets?
God! she is like a milk-white lamb that bleats
For man's protection. Surely the All-seeing,
Who joys to see us with his gifts agreeing,
Will never give him pinions, who intreats
Such innocence to ruin, — who vilely cheats
A dove-like bosom. In truth there is no freeing
One's thoughts from such a beauty; when I hear
A lay that once I saw her hand awake,
Her form seems floating palpable, and near;
Had I e'er seen her from an arbour take
A dewy flower, oft would that hand appear,
And o'er my eyes the trembling moisture shake.
24

Ill
О, как созданьем нежным пренебречь?
Кто воплощенье кротости отринет,
Ягненка беззащитного покинет
В беде? Сурово надо остеречь:
Невместно благодатию облечь
Всевышнему того, кто не преминет
Коварством низменным, за друга принят,
Невинность обольщать... От милых плеч
Никак мечтой не оторваться: чистый
Напев ли донесется в тишине,
Любимый ею, — локон золотистый
Над струнами склонится не во сне, —
Случится ль ей сорвать цветок душистый, —
Роса в лицо прохладой брызнет мне.
25

[9]
* * *
О Solitude! if I must with thee dwell,
Let it not be among the jumbled heap
Of murky buildings; climb with me the steep —
Nature's observatory — whence the dell,
Its flowery slopes, its river's crystal swell,
May seem a span; let me thy vigils keep
'Mongst boughs pavillioned, where the deer's swift leap
Startles the wild bee from the fox-glove bell.
But though I'll gladly trace these scenes with thee,
Yet the sweet converse of an innocent mind,
Whose words are images of thoughts refin'd,
Is my soul's pleasure; and it sure must be
Almost the highest bliss of human-kind,
When to thy haunts two kindred spirits flee.
26

[9]
К ОДИНОЧЕСТВУ
Пусть буду я один, совсем один,
Но только не в угрюмой тесноте
Стен городских, а там — среди вершин,
Откуда в первозданной чистоте
Видны кристальность рек и блеск долин;
Пусть мне приютом будут тропы те,
Где лишь олень, прыжком качнув жасмин,
Вспугнет шмеля, гудящего в кусте.
Быть одному — вот радость без предела,
Но голос твой еще дороже мне;
И нет счастливей на земле удела,
Чем встретить милый взгляд наедине,
Чем слышать, как согласно и несмело
Два близких сердца бьются в тишине.
27

1816
[ίο]
Had I a man's fair form, then might my sighs
Be echoed swiftly through that ivory shell
Thine ear, and find thy gentle heart; so well
Would passion arm me for the enterprise:
But ah! I am no knight whose foeman dies;
No cuirass glistens on my bosom's swell;
I am no happy shepherd of the dell
Whose lips have trembled with a maiden's eyes.
Yet must I dote upon thee — call thee sweet,
Sweeter by far than Hybla's honeyed roses
When steeped in dew rich to intoxication.
Ah! I will taste that dew, for me 'tis meet,
And when the moon her pallid face discloses,
I'll gather some by spells, and incantation.
28

1816
[10]
Когда бы стал я юношей прекрасным,
Тогда бы вздохами пленить я мог
Твой нежный слух и в сердце уголок
Завоевал бы обожаньем страстным.
Но не сразить мечом, мне неподвластным,
Соперника: доспехи мне не впрок;
Счастливым пастухом у милых ног
Не трепетать мне перед взором ясным.
Но все ж ты пламенно любима мною
И к розам Гиблы, что таят вино
Росы пьянящей, шлешь мои мечтанья:
В полночный час под бледною луною
Из них гирлянду мне сплести дано
Таинственною силой заклинанья.
29

[И]
* * *
To one who has been long in city pent,
Tis very sweet to look into the fair
And open face of heaven — to breathe a prayer
Full in the smile of the blue firmament.
Who is more happy, when, with heart's content,
Fatigued he sinks into some pleasant lair
Of wavy grass, and reads a debonair
And gentle tale of love and languishment?
Returning home at evening, with an ear
Catching the notes of Philomel — an eye
Watching the sailing cloudlet's bright career,
He mourns that day so soon has glided by:
E'en like the passage of an angel's tear
That falls through the clear ether silently.
30

[И]
* * *
Тому, кто жил в неволе городской,
Дороже нет улыбки небосклона:
Он рад шептать молитву упоенно
В лицо открытой выси голубой.
Какое счастье — знойною порой,
Укрывшися в волнах травы зеленой,
Перечитать легко и просветленно
Быль о любви, застенчиво-простой!
И, возвращаясь на ночлег долиной,
К плывущей тучке устремив глаза,
Прислушиваясь к трели соловьиной,
Грустить, что промелькнула дня краса,
Как ангелом пролитая, по сини
Безмолвно проскользнувшая слеза.
31

[12]
* * *
О! how I love, on a fair summer's eve,
When streams of light pour down the golden west,
And on the balmy zephyrs tranquil rest
The silver clouds, far — far away to leave
All meaner thoughts, and take a sweet reprieve
From little cares; to find, with easy quest,
A fragrant wild, with Nature's beauty dressed,
And there into delight my soul deceive.
There warm my breast with patriotic lore,
Musing on Milton's fate — on Sidney's bier —
Till their stern forms before my mind arise:
Perhaps on the wing of Poesy upsoar,
Full often dropping a delicious tear,
When some melodious sorrow spells mine eyes.
32

[12]
* * *
О, как люблю я в ясный летний час,
Когда заката золото струится
И облаков сребристых вереница
Обласкана зефирами, — хоть раз
Уйти от тягот, что терзают нас,
На миг от неотступных дум забыться
И с просветленною душой укрыться
В душистой чаще, радующей глаз.
Там подвиги былого вспомнить вновь,
Могилу Сидни, Мильтона боренья,
Величием волнующие кровь,
Взмыть окрыленной рифмой на простор —
И сладостные слезы вдохновенья
Наполнят мне завороженный взор.
33

[13]
TO A FRIEND WHO SENT ME SOME ROSES
As late I rambled in the happy fields —
What time the skylark shakes the tremulous dew
From his lush clover covert, when anew
Adventurous knights take up their dinted shields —
I saw the sweetest flower wild nature yields,
A fresh-blown musk-rose; 'twas the first that threw
Its sweets upon the summer: graceful it grew
As is the wand that queen Titania wields.
And, as I feasted on its fragrancy,
I thought the garden-rose it far excelled:
But when, О Wells! thy roses came to me
My sense with their deliciousness was spelled:
Soft voices had they, that with tender plea
Whispered of peace, and truth, and friendliness
unquelled.
34

[13]
ДРУГУ, ПРИСЛАВШЕМУ МНЕ РОЗЫ
Бродил я утром по лугам счастливым,
Когда вспорхнувший жаворонок рад
Рассыпать вдруг росинок мириад,
Мерцающих дрожащим переливом;
Когда свой щит с узором прихотливым
Подъемлет рыцарь — мой приметил взгляд
Куст диких роз, что волшебство таят,
Как жезл Титании в рывке ревнивом.
Я упоен душистой красотой
Бутонов — им на свете нет сравненья,
И душу мне подарок щедрый твой
Наполнил, Уэллс, восторгом утешенья:
Мне прошептал хор лепестков живой
О дружбе истинной, о счастье примиренья.
35

[14]
TO MY BROTHER GEORGE
Many the wonders I this day have seen:
The sun, when first he kissed away the tears
That filled the eyes of morn — the laurelled peers
Who from the feathery gold of evening lean —
The ocean with its vastness, its blue green,
Its ships, its rocks, its caves, its hopes, its fears —
Its voice mysterious, which whoso hears
Must think on what will be, and what has been.
E'en now, dear George, while this for you I write,
Cynthia is from her silken curtains peeping
So scantly, that it seems her bridal night,
And she her half-discovered revels keeping.
But what, without the social thought of thee,
Would be the wonders of the sky and sea?
36

[14]
МОЕМУ БРАТУ ДЖОРДЖУ
Как много за день видел я чудес!
Прогнало солнце поцелуем слезы
С ресниц рассвета, прогремели грозы,
И высился в закатном блеске лес.
Морских зыбей в объятиях небес
Пещеры, скалы, радости, угрозы
О вековечном насылали грезы,
Колебля край таинственных завес.
Вот и сейчас взгляд робкий с вышины
Сквозь шелк бросая, Цинтия таится,
Как будто средь полночной тишины
Она блаженства брачного стыдится...
...Но без тебя, без дружеских бесед
Мне в этих чудесах отрады нет.
37

[15]
* * *
How many bards gild the lapses of time!
A few of them have ever been the food
Of my delighted fancy — I could brood
Over their beauties, earthly, or sublime:
And often, when I sit me down to rhyme,
These will in throngs before my mind intrude:
But no confusion, no disturbance rude
Do they occasion; 'tis a pleasing chime.
So the unnumbered sounds that evening store;
The songs of birds, the whispering of the leaves,
The voice of waters, the great bell that heaves
With solemn sound, and thousand others more,
That distance of recognizance bereaves,
Make pleasing music, and not wild uproar.
38

[15]
* * *
Из бардов, золотивших нить времен,
Мне многие дарили наслажденье:
Восторг питал мое воображенье,
В раздумия бывал я погружен.
Возьмусь за рифмы — вдруг со всех сторон
Толпой летят прекрасные виденья:
Не в суете смятенного вторженья —
Нет, сердце полнит мелодичный звон.
Вот так все голоса округи дальной,
Все звуки, что несутся вразнобой, —
И клики птиц, и ветра спор с листвой,
И ропот вод, и колокол прощальный —
В гармонии сливаются одной —
Возвышенной и сладостно-печальной.
39

[16]
ON FIRST LOOKING INTO
CHAPMAN'S HOMER
Much have I travelled in the realms of gold,
And many goodly states and kingdoms seen;
Round many western islands have I been
Which bards in fealty to Apollo hold.
Oft of one wide expanse had I been told
That deep-browed Homer ruled as his demesne;
Yet did I never breathe its pure serene
Till I heard Chapman speak out loud and bold:
Then felt I like some watcher of the skies
When a new planet swims into his ken;
Or like stout Cortez when with eagle eyes
He stared at the Pacific — and all his men
Looked at each other with a wild surmise —
Silent, upon a peak in Darien.
40

[16]
ПРИ ПЕРВОМ ПРОЧТЕНИИ
ЧАПМЕНОВСКОГО ГОМЕРА
Немало славных царств я обошел,
И, странствуя средь золотых миров,
У западных бывал я островов,
Где Аполлона высится престол.
Но край Гомера — тот просторный дол,
Где горизонт прозрачен и суров,
Манил к себе, недостижим и нов,
Как вдруг раздался Чапмена глагол.
Так звездочет вдруг видит, изумлен,
В кругу светил нежданный метеор;
Вот так Кортес, догадкой потрясен,
Вперял в безмерность океана взор,
Когда, преодолев Дарьенский склон,
Необозримый встретил он простор.
41

[17]
TO A YOUNG LADY
WHO SENT ME A LAUREL CROWN
Fresh morning gusts have blown away all fear
From my glad bosom: now from gloominess
I mount for ever — not an atom less
Than the proud laurel shall content my bier.
No! by the eternal stars! or why sit here
In the Sun's eye, and 'gainst my temples press
Apollo's very leaves, woven to bless
By the white fingers and thy spirit clear.
Lo! who dares say, 'Do this'? Who dares call down
My will from its high purpose? Who say, 'Stand',
Or 'Go'? This very moment I would frown
On abject Caesars — not the stoutest band
Of mailed heroes should tear off my crown:
Yet would I kneel and kiss thy gentle hand!
42

[17]
ЮНОЙ ЛЕДИ,
ПРИСЛАВШЕЙ МНЕ ЛАВРОВЫЙ ВЕНОК
Рассветный ветр, едва успев дохнуть,
Изгнал тревоги из груди счастливой,
Взмывает ввысь мой дух славолюбивый:
Венчай же, горделивый лавр, мой путь!
Да, звездами клянусь! — всей жизни суть:
Прижать к вискам растерянно-счастливо
Дар Феба, что тобой сплетен на диво,
И солнцу радостно в глаза взглянуть.
Кто смеет мне сказать: «Иди» иль «Стой»?
Кто отвратит от цели неизменной?
Как Цезарь смел, пред ратною толпой
Готов я отстоять венец священный;
Но, преклонив колена пред тобой,
Целую руку с нежностью смиренной.
43

[18]
ON LEAVING SOME FRIENDS
AT AN EARLY HOUR
Give me a golden pen, and let me lean
On heaped up flowers, in regions clear, and far;
Bring me a tablet whiter than a star,
Or hand of hymning angel, when 'tis seen
The silver strings of heavenly harp atween:
And let there glide by many a pearly car,
Pink Tobes, and wavy hair, and diamond jar,
And half-discovered wings, and glances keen.
The while let music wander round my ears,
And as it reaches each delicious ending,
Let me write down a line of glorious tone,
And full of many wonders of the spheres:
For what a height my spirit is contending!
Tis not content so soon to be alone.
44

[18]
ПРИ РАССТАВАНИИ С ДРУЗЬЯМИ
РАННИМ УТРОМ
На ложе из цветов вручите мне
Перо златое, чистую страницу —
Белее нежной ангельской десницы,
Что к струнам арфы льнет в голубизне.
Пусть предо мной, как в праздничной стране,
Толпа сопровождает колесницу,
Дев радостных, одетых в багряницу,
Стремящих взоры к ясной вышине.
Пусть музыкой наполнится мой слух,
А если звуки стихнут, замирая,
Пускай стихов раздастся дивный глас.
К таким высотам вознесен мой дух,
Такие чудеса провидит рая,
Что тягостно быть одному сейчас.
45

[19]
* * *
Keen, fitful gusts are whispering here and there
Among the bushes half leafless, and dry;
The stars look very cold about the sky,
And I have many miles on foot to fare.
Yet feel I little of the cool bleak air,
Or of the dead leaves rustling drearily,
Or of those silver lamps that burn on high,
Or of the distance from home's pleasant lair:
For I am brimful of the friendliness
That in a little cottage I have found;
Of fair-haired Milton's eloquent distress,
And all his love for gentle Lycid drowned;
Of lovely Laura in her light green dress,
And faithful Petrarch gloriously crowned.
46

[19]
* * *
Зол и порывист, шепчется шальной
Осенний ветер в облетевшей чаще,
С небес созвездья льют свой свет дрожащий,
А я в пути — и путь неблизок мой.
Еще не скоро я приду домой,
Но нипочем мне холод леденящий,
Тревожный сумрак, всюду сторожащий,
И шорох листьев в тишине ночной.
Я переполнен дружеским теплом:
У очага, пылающего ярко,
Был Мильтон с нами, горестным стихом
Оплакавший погубленного Паркой,
И осененный лавровым венком
Певец Лауры, пламенный Петрарка.
47

[20]
ADDRESSED TO HAYDON
Highmindedness, a jealousy for good,
A loving-kindness for the great man's fame,
Dwells here and there with people of no name,
In noisome alley, and in pathless wood:
And where we think the truth least understood,
Oft may be found a 'singleness of aim',
That ought to frighten into hooded shame
A money-mongering, pitiable brood.
How glorious this affection for the cause
Of steadfast genius, toiling gallantly!
What when a stout unbending champion awes
Envy, and Malice to their native sty?
Unnumbered souls breathe out a still applause,
Proud to behold him in his country's eye.
48

[20]
К ХЕЙДОНУ
Любовь к добру, возвышенность души
И ревностное славы почитанье
Живут в сердцах людей простого званья —
И в шуме улиц, и в лесной тиши.
У мнимого неведенья, в глуши
Самоотверженность найдет признанье
И заклеймит бесстыдное стяжанье,
Награбившее нищие гроши.
Великой цели предан непреклонно,
Обрушит гений справедливый гнев
На выпады корысти оскорбленной
И стадо алчное загонит в хлев,
Хвалой соотчичей превознесенный,
Гоненья злобной клеветы презрев.
49

[21]
TO MY BROTHERS
Small, busy flames play through the fresh-laid coals,
And their faint cracklings o'er our silence creep
Like whispers of the household gods that keep
A gentle empire o'er fraternal souls.
And while, for rhymes, I search around the poles,
Your eyes are fixed, as in poetic sleep,
Upon the lore so voluble and deep,
That aye at fall of night our care condoles.
This is your birth-day Tom, and I rejoice
That thus it passes smoothly, quietly.
Many such eves of gently whispering noise
May we together pass, and calmly try
What are this world's true joys — ere the great voice,
From its fair face, shall bid our spirits fly.
50

[21]
МОИМ БРАТЬЯМ
Пылает оживленно наш очаг,
Потрескивают угольки уютно,
И чудится сквозь этот шорох смутный
Богов домашних осторожный шаг.
Пока я рифмы не найду никак,
Мечтой по свету странствуя беспутно,
Листаете вы книгу поминутно,
Душевных тягот разгоняя мрак.
Мы празднуем твой день рожденья, Том,
В спокойствии и братском единенье!
Да протекут все наши дни в таком
Покое тихом, как одно мгновенье!
И, призваны Всевышним, обретем
Мы вечный мир в ином предназначенье.
51

[22]
ADDRESSED TO [HAYDON]
Great spirits now on earth are sojourning;
He of the cloud, the cataract, the lake,
Who on Helvellyn's summit, wide awake,
Catches his freshness from Archangel's wing:
He of the rose, the violet, the spring,
The social smile, the chain for Freedom's sake:
And lo! — whose steadfastness would never take
A meaner sound than Raphael's whispering.
And other spirits there are standing apart
Upon the forehead of the age to come;
These, these will give the world another heart,
And other pulses. Hear ye not the hum
Of mighty workings? —
Listen awhile ye nations, and be dumb.
52

[22]
ВНОВЬ К ХЕЙДОНУ
Великие живут и среди нас:
Один, с природой слитый воедино,
Озерный край с вершины Хелвеллина
Вбирает сердцем, не смыкая глаз;
Другой — с улыбкою ведет рассказ:
В цепях хранил он стойкость гражданина;
И третий — тот, чьей кистью исполина
Как будто движет Рафаэля глас.
Век новый в настоящее шагнул,
И многие вослед за ним пришли
Вложить иное сердце в мирозданье
И пульс иной. Уже могучий гул
Донесся внятно <с торжища вдали>...
Народы! Вслушайтесь, тая дыханье.
53

[23]
WRITTEN IN DISGUST
OF VULGAR SUPERSTITION
The church bells toll a melancholy round,
Calling the people to some other prayers,
Some other gloominess, more dreadful cares,
More hearkening to the sermon's horrid sound.
Surely the mind of man is closely bound
In some black spell; seeing that each one tears
Himself from fireside joys, and Lydian airs,
And converse high of those with glory crowned.
Still, still they toll, and I should feel a damp —
A chill as from a tomb — did I not know
That they are dying like an outburnt lamp;
That 'tis their sighing, wailing ere they go
Into oblivion — that fresh flowers will grow,
And many glories of immortal stamp.
54

[23]
НАПИСАНО ИЗ ОТВРАЩЕНИЯ
К РАСХОЖЕМУ СУЕВЕРИЮ
Церковный колокол звонит уныло,
К молитвословиям сзывая люд.
Здесь тяготы угрюмые гнетут
И проповеди гул томит постылой.
Охвачен разум ведовскою силой:
Зачем домашний покидать уют
И лад лидийский, где беседы ждут
С увенчанными славой легкокрылой?
Немолчен звон — и холод гробовой
Меня бы пронизал, но гул печальный
Угаснет, как лампада, сам собой:
Растает вздох болезненно-прощальный,
А гении восстанут триумфально —
И снова расцветут цветы весной.
55

[24]
ON THE GRASSHOPPER AND CRICKET
The poetry of earth is never dead:
When all the birds are faint with the hot sun,
And hide in cooling trees, a voice will run
From hedge to hedge about the new-mown mead —
That is the Grasshopper's. He takes the lead
In summer luxury; he has never done
With his delights, for when tired out with fun
He rests at ease beneath some pleasant weed.
The poetry of earth is ceasing never:
On a lone winter evening, when the frost
Has wrought a silence, from the stove there shrills
The Cricket's song, in warmth increasing ever,
And seems to one in drowsiness half lost,
Grasshopper's among some grassy hills.
56

[24]
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
Поэзии земли не молкнет лад:
Не слышно среди скошенных лугов
Сомлевших в зное птичьих голосов,
Зато вовсю гремит поверх оград
Кузнечик. Обессилев от рулад,
Он сыщет под былинкой вольный кров,
Передохнет — опять трещать готов,
Раздольем лета верховодить рад.
Поэзия земли не знает плена:
Безмолвием сковала мир зима,
Но где-то там, за печкой, неизменно
Сверчок в тепле стрекочет без ума;
И кажется — звенит самозабвенно
Все та же трель кузнечика с холма.
57

[25J
TO KOSCIUSKO
Good Kosciusko, thy great name alone
Is a full harvest whence to reap high feeling;
It comes upon us like the glorious pealing
Of the wide spheres — an everlasting tone.
And now it tells me, that in worlds unknown,
The names of heroes burst from clouds concealing,
And change to harmonies, for ever stealing
Through cloudless blue, and round each silver throne.
It tells me too, that on a happy day,
When some good spirit walks upon the earth,
Thy name with Alfred's and the great of yore
Gently commingling, gives tremendous birth
To a loud hymn, that sounds far, far away
To where the great God lives for evermore.
58

[25]
К костюшко
Костюшко! В имени твоем высоком
Стремлений изобильный урожай:
С ним, покидая запредельный край,
Гармонии нисходят к нам потоком,
Пророчествуя, что в краю далеком
Героев имена — как ни скрывай
Их тучи — наполняют звездный рай
Хоралом стройным пред Всевластным Оком.
Альфреда имя с именем твоим,
Когда на землю дух благословенный
Сойдет с небес в сиянье торжества,
Сольются в гимн могучий и священный,
И он к просторам воспарит иным
Ввысь, к вечному престолу Божества.
59

[26]
TO G[EORGIANA] A[UGUSTA] W[YLIE]
Nymph of the downward smile, and sidelong glance,
In what diviner moments of the day
Art thou most lovely? — When gone far astray
Into the labyrinths of sweet utterance?
Or when serenely wandering in a trance
Of sober thought? — Or when starting away,
With careless robe, to meet the morning ray,
Thou spar'st the flowers in thy mazy dance?
Haply 'tis when thy ruby lips part sweetly,
And so remain, because thou listenest:
But thou to please wert nurtured so completely
That I can never tell what mood is best.
I shall as soon pronounce which Grace more neatly
Trips it before Apollo than the rest.
60

[26]
К ДЖОРДЖИАНЕ АВГУСТЕ УАЙЛИ
С улыбкой нимфы голову склонив,
Взгляд искоса бросаешь незаметный.
В какой всего милей ты миг заветный?
Когда речей затейливый извив
Твоих так сладок? Иль влечет призыв
Безмолвной мысли, для других запретной?
Иль когда в поле, встретив луч рассветный,
Щадишь цветы, хоть шаг твой тороплив?
Иль слушаешь, уста приоткрывая?
Задумчива, печальна, весела,
Ты — разная, и нравишься — любая:
Такой тебя природа создала.
Пред Аполлоном Грация какая
Подруг очарованьем превзошла?!
61

[27J
* * *
Happy is England! I could be content
To see no other verdure than its own;
To feel no other breezes than are blown
Through its tall woods with high romances blent:
Yet do I sometimes feel a languishment
For skies Italian, and an inward groan
To sit upon an Alp as on a throne,
And half forget what world or worldling meant.
Happy is England, sweet her artless daughters;
Enough their simple loveliness for me,
Enough their whitest arms in silence clinging:
Yet do I often warmly burn to see
Beauties of deeper glance, and hear their singing,
And float with them about the summer waters.
62

[27]
* * *
Благословенна Англия! Мой взор
Ласкают зеленеющие дали,
И с давних пор всего отрадней стали
Мне бризы, овевающие бор.
Но часто в неизведанный простор
Уносится мечта в немой печали,
Стремясь под небом голубой Италии
Взойти на трон среди Альпийских гор.
Благословенна Англия! На свете
Нет дочерей милее, чем твои,
Невинней и доверчивей в любви,
Но часто у залива на рассвете
Мне чудится поющих дев призыв
Уплыть за ними на далекий риф.
63

1817
[28]
* * *
After dark vapours have oppressed our plains
For a long dreary season, comes a day
Born of the gentle South, and clears away
From the sick heavens all unseemly stains.
The anxious month, relieving from its pains,
Takes as a long-lost right the feel of May,
The eyelids with the passing coolness play,
Like rose leaves with the drip of summer rains.
And calmest thoughts come round us — as of leaves
Budding — fruit ripening in stillness — autumn suns
Smiling at eve upon the quiet sheaves —
Sweet Sappho's cheek — a sleeping infant's
breath —
The gradual sand that through an hour-glass runs —
A woodland rivulet — a Poet's death.
64

1817
[28]
* * *
Равнины наши застилала мгла,
Но с юга в край ненастья затяжного,
Сгоняя пятна хмурого покрова
С больных небес дыханием тепла,
Явился май: и вот весна вошла
В свои права и торжествует снова,
Налетом свежим ветерка шального
Смахнув с ресниц следы былого зла.
Спокойного раздумья слышен зов:
О нежной Сафо и о детском пенье,
О солнце, золотящем сон снопов,
Налившихся в беззвучности осенней,
О шорохе песка в стекле часов,
О долгом — и последнем — вдохновенье.
65

[29]
TO LEIGH HUNT, ESQ.
Glory and loveliness have passed away;
For if we wander out in early morn,
No wreathed incense do we see upborne
Into the east, to meet the smiling day:
No crowd of nymphs soft voiced and young, and gay,
In woven baskets bringing ears of corn,
Roses, and pinks, and violets, to adorn
The shrine of Flora in her early May.
But there are left delights as high as these,
And I shall ever bless my destiny,
That in a time, when under pleasant trees
Pan is no longer sought, I feel a free,
A leafy luxury, seeing I could please
With these poor offerings, a man like thee.
66

[29]
ПОСВЯЩЕНИЕ. ЛИ ХАНТУ, ЭСКВАЙРУ
Краса и слава не вернутся к нам:
Не видеть больше утренней порою,
Как вьется пред смеющейся зарею,
Венком сплетаясь, легкий фимиам;
Не встретить нимф, спешащих по лугам
Нежноголосой праздничной толпою
Колосьями, цветами и листвою
Украсить Флоры ранний майский храм.
Но есть еще высокие мгновенья, —
И благодарен буду я судьбе
За то, что в дни, когда под тихой сенью
Не ищут Пана на лесной тропе,
Бесхитростные эти приношенья
Отраду могут подарить тебе.
67

[30]
WRITTEN ON A BLANK SPACE
AT THE END OF CHAUCER'S TALE
OF THE FLOURE AND THE LEAFE'
This pleasant tale is like a little copse:
The honeyed lines do freshly interlace
To keep the reader in so sweet a place,
So that he here and there full-hearted stops;
And oftentimes he feels the dewy drops
Come cool and suddenly against his face,
And by the wandering melody may trace
Which way the tender-legged linnet hops.
Oh! what a power has white simplicity!
What mighty power has this gentle story!
I that do ever feel athirst for glory
Could at this moment be content to lie
Meekly upon the grass, as those whose sobbings
Were heard of none beside the mournful robins.
68

[30]
НАПИСАНО
НА ПОСЛЕДНЕЙ СТРАНИЦЕ
ПОЭМЫ ЧОСЕРА «ЦВЕТОК И ЛИСТ»
Раскрыть поэму — в рощицу войти:
Там строки, словно ветви, так сплелись,
Что тропке дальше некуда вести.
Тогда в избытке чувств остановись,
Прислушайся и трепетно вглядись:
Росой прохладной ты умыт в пути
И коноплянку мог бы вмиг найти
По трели, удаляющейся ввысь.
Такую власть поэт вложил в творенье,
Что я, о славе бредящий мирской,
Готов смотреть на небо день-деньской,
Найти в траве покой и утешенье —
Как те, чей горький плач в густой тени
Услышали малиновки одни.
69

[31]
ON RECEIVING A LAUREL CROWN
FROM LEIGH HUNT
Minutes are flying swiftly, and as yet
Nothing unearthly has enticed my brain
Into a delphic labyrinth — I would fain
Catch an immortal thought to pay the debt
I owe to the kind poet who has set
Upon my ambitious head a glorious gain.
Two bending laurel sprigs — 'tis nearly pain
To be conscious of such a coronet.
Still time is fleeting, and no dream arises
Gorgeous as I would have it; only I see
A trampling down of what the world most prizes,
Turbans and crowns, and blank regality —
And then I run into most wild surmises
Of all the many glories that may be.
70

[31]
ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ЛАВРОВОГО ВЕНКА
ОТ ЛИ ХАНТА
Летят минуты: властью неземной
Мой разум в лабиринт не увлечен
Дельфийский; от бессмертной отрешен
Я мысли; неоплатный долг за мной
Перед поэтом: ветвию двойной
Из лавра мне чело украсил он
Тщеславное, но горько я смущен
Столь щедрой почестью, пронзен виной.
Минуты ускользают... Тщетно взор
Прозрений жаждет: различить готов
Я только осужденье на позор
Корон, тюрбанов, царственных венцов,
Повсюду чтимых, — и открыт простор
Мечтам о славе будущих веков.
71

[32]
TO THE LADIES
WHO SAW ME CROWNED
What is there in the universal Earth
More lovely than a wreath from the bay tree?
Haply a halo round the moon — a glee
Circling from three sweet pair of lips in mirth;
And haply you will say the dewy birth
Of morning roses — ripplings tenderly
Spread by the halcyon's breath upon the sea —
But these comparisons are nothing worth.
Then is there nothing in the world so fair?
The silvery tears of April? Youth of May?
Or June that breathes out life for butterflies?
No — none of these can from my favourite bear
Away the palm — yet shall it ever pay
Due reverence to your most sovereign eyes.
72

[32]
ДАМАМ, КОТОРЫЕ ВИДЕЛИ МЕНЯ
УВЕНЧАННЫМ ЛАВРОМ
Что на земле прекрасней, чем венок,
Из лавровых ветвей кольцом сплетенный?
Сиянье вкруг луны — иль увлеченный
Хор девушек, собравшихся в кружок?
Куст алых роз — едва зардел восток,
Раскрывший утром росные бутоны?
Рябь на море от плеска Алкионы?
Но нет — какой в сравненьях этих прок...
Достойнее найдется ли отрада:
Капель апреля — или юность мая?
Июньских бабочек веселый пляс?
Венец лавровый — высшая награда;
И все ж, смиренно голову склоняя,
Покорен я веленьям ваших глаз.
73

[33]
ON SEEING THE ELGIN MARBLES
My spirit is too weak — mortality
Weighs heavily on me like unwilling sleep,
And each imagined pinnacle and steep
Of godlike hardship, tells me I must die
Like a sick Eagle looking at the sky.
Yet 'tis a gentle luxury to weep
That I have not the cloudy winds to keep
Fresh for the opening of the morning's eye.
Such dim-conceived glories of the brain
Bring round the heart the undescribable feud;
So do these wonders a most dizzy pain,
That mingles Grecian grandeur with the rude
Wasting of old Time — with a billowy main —
A sun — a shadow of a magnitude.
74

[33]
ПЕРЕД МРАМОРНЫМИ ИЗВАЯНИЯМИ ЭЛГИНА
Сковала немощь дух мой... Дремой злой
Неотвратимость тления гнетет.
Титанам впору, крутизна высот
Мне предвещает: как орел больной,
Погибну, глядя в небосвод с тоской.
Но утешенье есть среди невзгод —
Сквозь слезы вольный наблюдать полет
Туманных ветров утренней порой.
Неясной славы образы раздор
В душе неописуемый творят.
В обломках дивных — горький приговор:
Величье Греции века растрат
Опустошают — пенистый простор
Сиянием минувшим ранит взгляд.
75

[34]
ТО В. R. HAYDON,
WITH A SONNET WRITTEN
ON SEEING THE ELGIN MARBLES
Hay don! forgive me that I cannot speak
Definitively on these mighty things;
Forgive me that I have not Eagle's wings —
That what I want I know not where to seek:
And think that I would not be over-meek
In rolling out up-followed thunderings,
Even to the steep of Heliconian springs,
Were I of ample strength for such a freak —
Think too, that all those numbers should be thine;
Whose else? In this who touch thy vesture's hem?
For when men stared at what was most divine
With browless idiotism — o'erwise phlegm —
Thou hadst beheld the Hesperian shine
Of their star in the East, and gone to worship them.
76

[34]
БЕНДЖАМИНУ РОБЕРТУ ХЕЙДОНУ
ВКУПЕ С СОНЕТОМ, НАПИСАННЫМ
ПРИ ОСМОТРЕ МРАМОРНЫХ ИЗВАЯНИЙ ЭЛГИНА
Прости мне, Хейдон: о великом ясно
Заговорить мне недостанет сил,
Прости — орлиных не расправить крыл,
Не отыскать желаемое страстно.
Но будь мое стремленье не напрасно —
С вершины той, где ключ Кастальский бил,
Раскат могучий я бы подхватил
Стихом бестрепетным, гремящим властно.
Знай: был бы он тебе с благоговеньем,
Тебе по праву пылко посвящен:
Когда толпа с тупым недоуменьем
На дар Небес взирала — озарен
Звезды Востока трепетным свеченьем,
Ты первым к ней ступил — свой принести поклон.
77

[35]
ON THE STORY OF ΚΙΜΙΝΓ
Who loves to peer up at the morning sun,
With half-shut eyes and comfortable cheek,
Let him, with this sweet tale, full often seek
For meadows where the little rivers run;
Who loves to linger with that brightest one
Of Heaven — Hesperus — let him lowly speak
These numbers to the night, and starlight meek,
Or moon, if that her hunting be begun.
He who knows these delights, and too is prone
To moralise upon a smile or tear,
Will find at once a region of his own,
A bower for his spirit, and will steer
To alleys, where the fir-tree drops its cone,
Where robins hop, and fallen leaves are sear.
78

[35]
НА ПОЭМУ ЛИ ХАНТА «ПОВЕСТЬ О РИМИНИ»
Кто радуется утренним лучам,
Когда к подушке клонит полудрема,
Пусть на заре отправится из дома
С поэмой этой к луговым ручьям.
Кто долго созерцает по ночам
Блеск Веспера в мерцанье окоема,
Пусть шепчет еле слышно стих знакомый
Диане, что ступает по холмам.
Кто предан этим радостям души,
Но склонен к мыслям о земном уделе,
Найдет себе приют в лесной глуши,
Где прыгают малиновки, где ели
Роняют шишки твердые в тиши,
Где ссохшиеся листья облетели.
79

[36]
ON A LEANDER GEM WHICH MISS REYNOLDS,
MY KIND FRIEND, GAVE ME
Come hither all sweet maidens soberly,
Down-looking — ay, and with a chastened light
Hid in the fringes of your eyelids white,
And meekly let your fair hands joined be,
Are ye so gentle that ye could not see,
Untouched, a victim of your beauty bright —
Sinking away to his young spirit's night,
Sinking bewildered 'mid the dreary sea:
Tis young Leander toiling to his death.
Nigh swooning, he doth purse his weary lips
For Hero's cheek, and smiles against her smile.
О horrid dream! see how his body dips
Dead-heavy; arms and shoulders gleam awhile:
He's gone: up bubbles all his amorous breath!
80

[36]
НА ИЗОБРАЖЕНИЕ ЛЕАНДРА, ПОДАРЕННОЕ
МНЕ МИСС РЕЙНОЛДС, МОИМ ДОБРЫМ ДРУГОМ
Придите, девы, скорбной чередой:
Потупьте взоры пылкие смиренно,
Ладони же с печалию священной
Молитвенно сложите пред собой!
Ужели вы не тронуты судьбой
Того, кто — жертвой страсти сокровенной —
К погибели влеком с душой смятенной,
К погибели в пучине роковой?
Плывет Леандр, теряющий сознанье:
С улыбкой нежной губы приоткрыв,
Он Геро свой привет прощальный шлет.
Слабеет дух, неодолим прилив:
Скользнуло тело в глубь бездонных вод,
В волнах бурлит влюбленное дыханье.
81

[37]
ON THE SEA
It keeps eternal whisperings around
Desolate shores, and with its mighty swell
Gluts twice ten thousand caverns, till the spell
Of Hecate leaves them their old shadowy sound.
Often 'tis in such gentle temper found,
That scarcely will the very smallest shell
Be moved for days from where it sometime fell,
When last the winds of Heaven were unbound.
Oh ye! who have your eye-balls vexed and tired,
Feast them upon the wideness of the Sea —
Oh ye! whose ears are dinned with uproar rude,
Or fed too much with cloying melody —
Sit ye near some old cavern's mouth and brood,
Until ye start, as if the sea-nymphs quired!
82

[37]
К МОРЮ
Не умолкая, шепчется прибой —
И, разгулявшись у безлюдных скал,
Зальет пещеры и отхлынет вал,
Неясный гул оставив за собой.
А иногда любовною волной
Не шелохнет и ракушки овал:
Ее давным-давно утихший шквал
Швырнул на камни в ярости слепой.
Оглохшие в плену у тесных стен!
Все, чьи глаза болят от напряженья,
Чей слух пресытил слишком стройный лад, —
Безбрежностью морской ласкайте взгляд,
Пока, над ней предавшись размышленьям,
Не вздрогнете от пения сирен.
83

[38]
NEBUCHADNEZZAR'S DREAM
Before he went to live with owls and bats
Nebuchadnezzar had an ugly dream,
Worse than a housewife's when she thinks her cream
Made a naumachia for mice and rats.
So scared, he sent for that 'Good King of Cats',
Young Daniel, who straightway did pluck the beam
From out his eye, and said Ί do not deem
Your sceptre worth a straw — your cushion old door-mats'.
A horrid nightmare similar somewhat
Of late has haunted a most valiant crew
Of loggerheads and chapmen — we are told
That any Daniel though he be a sot
Can make their lying lips turn pale of hue
By drawling out, 'Ye are that head of Gold. '
84

[38]
СОН НАВУХОДОНОСОРА
Царь перед тем, как отойти в пустыни,
Был мерзким сновиденьем удручен.
Кухарку менее потряс бы сон
О том, что мыши плавают в кувшине.
В испуге отрекаясь от гордыни,
За Даниилом посылает он;
Пророк ему: «Трухлявей пня твой трон,
За скипетр твой гроша не дам я ныне».
Не столь давно подобные виденья
Преследовали достославный сброд
Тупиц и торгашей; и даже спьяна
Любой сновидец разрешит сомненья;
Лжецам, от страха бледным, изречет:
«Вы — голова златая истукана».
85

1818
[39]
TO MRS. REYNOLDS'S CAT
Cat! who hast passed thy grand climacteric,
How many mice and rats hast in thy days
Destroyed? How many tit-bits stolen? Gaze
With those bright languid segments green, and prick
Those velvet ears — but prithee do not stick
Thy latent talons in me, and up-raise
Thy gentle mew, and tell me all thy frays
Of fish and mice, and rats and tender chick.
Nay, look not down, nor lick thy dainty wrists —
For all the wheezy asthma, and for all
Thy tail's tip is nicked off, and though the fists
Of many a maid have given thee many a maul,
Still is that fur as soft as when the lists
In youth thou enteredst on glass-bottled wall.
86

1818
[39]
КОТУ МИССИС РЕЙНОЛДС
Златые, кот, прошли твои деньки:
А много ль крыс, мышей во время оно
Ты изловил? Стянул кусков? Зеленый
Не прячь свой взор: огнем горят зрачки.
Но убери, дружище, коготки
Преострые: мяукни благосклонно,
Поведай, как бузил без угомона,
Душил цыплят и залезал в садки.
Лап не лижи из скромности притворной:
Хрипишь от астмы, дергая хвостом
Обгрызанным; не раз служанке вздорной
Тебя случалось угощать пинком;
Блестит твой мех, как в юности задорной
Ночами под луной в саду чужом.
87

[40]
ON SITTING DOWN TO READ
'KING LEAR4 ONCE AGAIN
О golden-tongued Romance, with serene lute!
Fair plumed Syren, Queen of far-away!
Leave melodizing on this wintry day,
Shut up thine olden pages, and be mute:
Adieu! for, once again, the fierce dispute
Betwixt damnation and impassioned clay
Must I burn through, once more humbly assay
The bitter-sweet of this Shakespearian fruit.
Chief Poet! and ye clouds of Albion,
Begetters of our deep eternal theme!
When through the old oak forest I am gone,
Let me not wander in a barren dream,
But, when I am consumed in the fire,
Give me new Phoenix wings to fly at my desire.
88

[40]
ПЕРЕД ТЕМ, КАК ПЕРЕЧИТАТЬ
«КОРОЛЯ ЛИРА»
Ты, чаровница с лютней сладкогласной,
Сирена из сказаний давних лет,
Умолкни: ледяной встает рассвет;
Захлопни том таинственно-прекрасный!
Простимся же: раздор меж плотью страстной
И обреченностью я дал обет
Вновь испытать, смиренно горечь бед
Шекспировых вкусить в стране бессчастной.
Поэт — из первых первый! Облака
Над Альбионом — вестники трагедий;
Едва я выберусь из дубняка,
Не дай блуждать мне в смутном полубреде.
Огнем неистовым твоим спален,
Да взмою Фениксом в желанный небосклон!
89

[41]
* * *
When I have fears that I may cease to be
Before my pen has gleaned my teeming brain,
Before high-piled books, in charactery,
Hold like rich garners the full-ripened grain;
When I behold, upon the night's starred face
Huge cloudy symbols of a high romance,
And think that I may never live to trace
Their shadows, with the magic hand of chance;
And when I feel, fair creature of an hour!
That I shall never look upon thee more,
Never have relish in the faery power
Of unreflecting love! — then on the shore
Of the wide world I stand alone, and think
Till love and fame to nothingness do sink.
90

[41]
* * *
О, если только оборвется нить
Существованья, прежде чем дано
Страницам, словно житницам, вместить
Бессчетных мыслей зрелое зерно;
И если мне, в безмолвный час ночной
Глядящему в небесный светлый лик,
Не суждено душой прочесть земной
Высоких тайн провидческий язык;
О, если беззаветный зов любви
Моей рассеет время без следа
И если увидать глаза твои
Мне больше не придется никогда;
Тогда в огромном мире на краю
Бесславья и бессилья я стою.
91

[42]
TO -
Time's sea hath been five years at its slow ebb,
Long hours have to and fro let creep the sand,
Since I was tangled in thy beauty's web,
And snared by the ungloving of thy hand.
And yet I never look on midnight sky,
But I behold thine eyes' well memoried light;
I cannot look upon the rose's dye,
But to thy cheek my soul doth take its flight;
I cannot look on any budding flower,
But my fond ear, in fancy at thy lips,
And hearkening for a love-sound, doth devour
Its sweets in the wrong sense: — Thou dost eclipse
Every delight with sweet remembering,
And grief unto my darling joys dost bring.
92

[42]
ДАМЕ,
ВСТРЕЧЕННОЙ НА ПРОГУЛКЕ В ВОКСХОЛЛЕ
Пять долгих лет прибрежные пески
Напрасно гладит времени волна;
Пять лет перчаткой, стянутой с руки,
Моя мечта, как сетью, пленена.
И вот с тех пор, взглянув на небосвод,
Я вижу глаз твоих мелькнувший свет;
И всякий раз в саду мне роза шлет,
Кивая молча, тихий твой привет;
И каждый чуть раскрывшийся цветок
Мне лепестками шепчет о любви,
С которой разлучиться я не мог
Все эти годы. Радости мои
Печалью затмевает образ твой —
И память счастье путает с бедой.
93

[43]
TO THE NILE
Son of the old moon-mountains African!
Chief of the pyramid and crocodile!
We call thee fruitful, and, that very while,
A desert fills our seeing's inward span.
Nurse of swart nations since the world began,
Art thou so fruitful? or dost thou beguile
Such men to honour thee, who, worn with toil,
Rest for a space 'twixt Cairo and Decan?
О may dark fancies err! They surely do.
Tis ignorance that makes a barren waste
Of all beyond itself. Thou dost bedew
Green rushes like our rivers, and dost taste
The pleasant sun-rise. Green isles hast thou too,
And to the sea as happily dost haste.
94

[43]
К НИЛУ
Потомок древних африканских гор!
Властитель крокодилов, пирамид!
Ты плодоносен — так молва твердит,
Но зной пустыни опаляет взор.
Кормилец смуглокожих с давних пор,
Ты даришь изобилье — или чтит
Тебя впустую люд, что ныне спит
В песках, изведав труд, и глад, и мор?
О нет: угрюмый вымысел — он лжив!
Незнанье иссушает всё вовне
Себя. Росою свежей напоив
Камыш, ты в предрассветной тишине,
Как наши реки, щедр и незлобив,
Спешишь к морской безбрежной стороне.
95

[44]
* * *
Spenser! a jealous honourer of thine,
A forester deep in thy midmost trees,
Did last eve ask my promise to refine
Some English that might strive thine ear to please.
But, Elfin Poet, 'tis impossible
For an inhabitant of wintry earth
To rise like Phoebus with a golden quell,
Fire-winged, and make a morning in his mirth.
It is impossible to escape from toil
O' the sudden and receive thy spiriting:
The flower must drink the nature of the soil
Before it can put forth its blossoming.
Be with me in the summer days and I
Will for thine honour and his pleasure try.
96

[44]
СПЕНСЕРУ
Твой, Спенсер, почитатель страстный, тьму
Чащоб твоих хранящий, как лесничий,
Призвал, в угоду слуху твоему,
Стиху английскому придать величье.
Но, сказочник-поэт! Нельзя, нет сил
У обитателя земли холодной
Взмыть Фебом в золотом пыланье крыл
С зарею утра к радости свободной.
Нельзя уйти от тяжкого труда
И духа твоего познать паренье:
Цветок питает вешняя вода
Пред тем, как настает пора цветенья.
Со мною летом будь: к тебе строку
Я обращу, на радость леснику.
97

[45]
ANSWER
TO A SONNET
ENDING THUS:
Dark eyes are dearer far
Than orbs that mock the hyacinthine bell —
J. H. Reynolds
Blue! Tis the life of heaven, the domain
Of Cynthia, the wide palace of the sun,
The tent of Hesperus, and all his train,
The bosomer of clouds, gold, grey, and dun.
Blue! Tis the life of waters — Ocean
And all its vassal streams, pools numberless,
May rage, and foam, and fret, but never can
Subside, if not to dark blue nativeness.
Blue! Gentle cousin to the forest-green,
Married to green in all the sweetest flowers —
Forget-me-not, the blue-bell, and, that queen
Of secrecy, the violet. What strange powers
Hast thou, as a mere shadow! But how great,
When in an eye thou art, alive with fate!
98

[45]
ОТВЕТ НА СОНЕТ
ДЖОНА ГАМИЛЬТОНА РЕЙНОЛДСА,
ЗАКАНЧИВАЮЩИЙСЯ СТРОКАМИ:
Дороже темный цвет
В глазах, чем гиацинту подражанья.
Голубизна! Ты — жизнь небес: простор
Для Цинтии, дворец бескрайний Феба,
Для Веспера со свитою шатер,
Хранительница туч, пестрящих небо.
Голубизна! Ты — жизнь всесветных вод:
Ни океан, кипя взъяренной пеной,
Ни реки, сокрушающие лед,
Не затемняют сути неизменной.
Голубизна! Ты родственна лесам,
С нежнейшей зеленью обручена ты:
Синеет незабудка, а вон там
Фиалка притаилась... Как сильна ты,
Чуть проглянув! Но власть твоя стократ
Сильней, когда тобой сияет взгляд!
99

[46]
* * *
О thou whose face hath felt the Winter's wind,
Whose eye has seen the snow-clouds hung in mist,
And the black elm tops, 'mong the freezing stars,
To thee the spring will be a harvest time.
О thou, whose only book has been the light
Of supreme darkness which thou feddest on
Night after night when Phoebus was away,
To thee the Spring shall be a triple morn.
О fret not after knowledge — I have none,
And yet my song comes native with the warmth.
О fret not after knowledge — I have none,
And yet the Evening listens. He who saddens
At thought of idleness cannot be idle,
And he's awake who thinks himself asleep.
100

[46]
ЧТО СКАЗАЛ ДРОЗД
Ты, чье лицо жгла зимней ночи стужа,
Кто различал во мгле на небосклоне
Верхушки вязов между звезд замерзших,
Ты в мае урожай сберешь богатый.
Ты, чьи глаза по темной книге ночи
Пытливо и без устали читали
За строчкой строчку в ожиданье Феба,—
Ты в мае встретишь свой рассвет счастливый.
Забудь о знанье! Трель моя проста,
Но о весне она разносит вести.
Забудь о знанье! Трель моя проста,
Но ей внимает вечер. Нет, не может
Быть праздным тот, кого печалит праздность,
И тот не спит, кто думает, что спит.
101

[47]
TO A[UBREY] G[EORGE] S[PENSER] ON READING
HIS ADMIRABLE VERSES IN THIS
(MISS REYNOLDS'S) ALBUM, ON EITHER SIDE
OF THE FOLLOWING ATTEMPT TO PAY SMALL
TRIBUTE THERETO
Where didst thou find, young Bard, thy sounding lyre?
Where the bland accent, and the tender tone?
Α-sitting snugly by the parlour fire?
Or didst thou with Apollo pick a bone?
The Muse will have a crow to pick with me
For thus assaying in that brightening path:
Who, that with his own brace of eyes can see,
Unthunderstruck beholds thy gentle wrath?
Who from a pot of stout e'er blew the froth
Into the bosom of the wandering wind,
Light as the powder on the back of moth,
But drank thy muses with a grateful mind?
Yea, unto thee beldams drink metheglin
And annisies, and carraway, and gin.
102

[47]
ОБРИ ДЖОРДЖУ СПЕНСЕРУ,
ПО ПРОЧТЕНИИ ЕГО ВОСХИТИТЕЛЬНЫХ СТРОК
В АЛЬБОМЕ МИСС РЕЙНОЛДС -
НИЖЕСЛЕДУЮЩАЯ ПОПЫТКА
ВОЗДАТЬ ИМ СКРОМНУЮ ДАНЬ
О, как певучей лирой овладел
Ты, юный бард! Где взял ты нежность тона?
Пока в дремоте у огня сидел
Иль состязался с мощью Аполлона?
Предъявит Муза мне суровый счет
За то, что я стопою дерзновенной
Стремлюсь достичь сияющих высот,
К которым воспарил ты вдохновенно.
Кто в мае при порыве ветерка
Сдул с кружки эля пену, что нежнее
Пыльцы на легких крыльях мотылька,
Пред Музою твоей склоняя шею?
За твой успех матроны перед сном
Пьют джин и хок, и холендс с имбирем.
103

[48]
THE HUMAN SEASONS
Four seasons fill the measure of the year;
There are four seasons in the mind of man.
He has his lusty Spring, when fancy clear
Takes in all beauty with an easy span.
He has his Summer, when luxuriously
Spring's honeyed cud of youthful thought he loves
To ruminate, and by such dreaming nigh
His nearest unto heaven. Quiet coves
His soul has in its Autumn, when his wings
He furleth close; contented so to look
On mists in idleness — to let fair things
Pass by unheeded as a threshold brook.
He has his Winter too of pale misfeature,
Or else he would forego his mortal nature.
104

[48]
ВРЕМЕНА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Четыре времени сменяет год,
Четыре времени в душе людей.
Легко мечта уносится в полет,
Впивая красоту Весной своей.
На склоне Лета выше счастья нет
В медовой жвачке памятных минут
Приблизиться блаженством юных лет
К небесному. Есть у души приют
В туманах праздной Осени, когда
Прекрасное проходит вдалеке
И ускользает мимо, как вода
В бегущем у порога ручейке.
Душа мертвеет бледною Зимой,
И ей не преступить закон земной.
105

[49]
TO J[AMES] R[ICE]
О that a week could be an age, and we
Felt parting and warm meeting every week,
Then one poor year a thousand years would be,
The flush of welcome ever on the cheek:
So could we live long life in little space,
So time itself would be annihilate,
So a day's journey in oblivious haze
To serve our joys would lengthen and dilate.
О to arrive each Monday morn from Ind!
To land each Tuesday from the rich Levant!
In little time a host of joys to bind,
And keep our souls in one eternal pant!
This morn, my friend, and yester-evening taught
Me how to harbour such a happy thought.
106

[49]
ДЖЕЙМСУ РАИСУ
О, будь неделя веком — и тогда
На сотни лет год растянуться б мог;
Разлук, свиданий шла бы череда,
Румянец встречи не сходил со щек.
За миг мы вечность прожили б с тобой,
В одном биенье наши слив сердца:
Безмерным стал бы краткий путь дневной,
Чтоб наше счастье длилось без конца.
О, мчаться в среду к Индским берегам,
В четверг Левант роскошный навестить!
Исчезло б время: удалось бы нам
В мгновении все радости вместить.
Как исполняются мечты, мой друг,
Вчера — вдвоем с- тобой — узнал я вдруг.
107

[50]
TO HOMER
Standing aloof in giant ignorance,
Of thee I hear and of the Cyclades,
As one who sits ashore and longs perchance
To visit dolphin-coral in deep seas.
So wast thou blind! — but then the veil was rent,
For Jove uncurtained Heaven to let thee live,
And Neptune made for thee a spumy tent,
And Pan made sing for thee his forest-hive;
Ay, on the shores of darkness there is light,
And precipices show untrodden green;
There is a budding morrow in midnight;
There is a triple sight in blindness keen;
Such seeing hadst thou, as it once befell
To Dian, Queen of Earth, and Heaven, and Hell.
108

[50]
ГОМЕРУ
Стою в неведенье — и не могу
Прийти к твоей Кикладской стороне:
Нет, не попасть, томясь на берегу,
К дельфинам и кораллам в глубине.
Так ты был слеп. Но сбросил пелену
И небеса открыл тебе Зевес,
И вспенил Посейдон тебе волну,
И Пан вошел с тобой в поющий лес.
Прибрежья мрака озаряет свет,
Травой несмятой манит крутизна,
И в полночь утро набирает цвет,
Тройная зоркость слепоте дана.
Так древле Артемиды царский взгляд
Окинуть мог всю землю, небо, ад.
109

[51]
ON VISITING THE TOMB OF BURNS
The town, the churchyard, and the setting sun,
The clouds, the trees, the rounded hills all seem,
Though beautiful, cold — strange — as in a dream
I dreamed long ago. Now new begun
The short-lived, paly summer is but won
From winter's ague, for one hour's gleam;
Through sapphire-warm, their stars do never beam —
All is cold Beauty; pain is never done
For who has mind to relish, Minos-wise,
The real of Beauty, free from that dead hue
Fickly imagination and sick pride
Cast wan upon it! Burns! with honour due
I have oft honoured thee. Great shadow, hide
Thy face! I sin against thy native skies.
no

[51]
НА ПОСЕЩЕНИЕ МОГИЛЫ БЁРНСА
Погост, селенье, солнечный закат,
Деревья, облака, холмы — прекрасны,
Но странно: холод чудится бесстрастный,
Как будто вновь я давним сном объят.
На краткий срок у хилых зим отъят
Полдневный блеск, безжизненно-неясный;
Сапфирна высь, но звезды безучастны:
Застылость Красоты терзает взгляд.
Кто — словно Минос, мудростью храним, —
Суть Красоты узрит без наслоений
Гордыни и фантазии злотворной?
О Берне! Сокрой свой лик, ушедший гений!
Я чтил тебя всем сердцем, непритворно:
Твой отчий край — неправ я перед ним.
111

[52]
TO AILSA ROCK
Hearken, thou craggy ocean pyramid!
Give answer by thy voice, the sea-fowls' screams!
When were thy shoulders mantled in huge streams?
When from the sun was thy broad forehead hid?
How long is't since the mighty power bid
Thee heave to airy sleep from fathom dreams?
Sleep in the lap of thunder or sunbeams,
Or when grey clouds are thy cold coverlid?
Thou answer'st not; for thou art dead asleep.
Thy life is but two dead eternities —
The last in air, the former in the deep,
First with the whales, last with the eagle-skies.
Drowned wast thou till an earthquake made thee steep,
Another cannot wake thy giant size!
112

[52]
УТЕСУ ЭЙЛСА
Откликнись, океанский исполин!
Подай мне отзыв неумолчным граем:
Ты долго ль влажной бездной был скрываем,
Таил чело в холодной тьме глубин?
Давно ли от дремоты из пучин
Восстал ты, властной силой призываем,
И, убаюкан поднебесным краем,
Уснул средь солнца, облаков, лавин?
Но ты не внемлешь — твой недвижен сон;
Две мертвых вечности тебя объяли:
То призван ввысь, то в воды погружен —
Собрат орлам, а был китам вначале;
В зенит подземной мощью вознесен,
От забытья пробудишься едва ли!
113

[53]
* * *
This mortal body of a thousand days
Now fills, О Burns, a space in thine own room,
Where thou didst dream alone on budded bays,
Happy and thoughtless of thy day of doom!
My pulse is warm with thine own barley-bree,
My head is light with pledging a great soul,
My eyes are wandering, and I cannot see,
Fancy is dead and drunken at its goal:
Yet can I stamp my foot upon thy floor,
Yet can I ope thy window-sash to find
The meadow thou hast tramped o'er and o'er,
Yet can I think of thee till thought is blind,
Yet can I gulp a bumper to thy name —
О smile among the shades, for this is fame!
114

[53]
НАПИСАНО В ДОМИКЕ, ГДЕ РОДИЛСЯ БЁРНС
Недолговечный смертный, я в твой дом
Вступил, о Берне! — туда, где ты ступал,
Где о побегах лавра майским днем,
Счастливый и беспечный, ты мечтал.
Ячменный виски кровь мне взгорячил,
И кругом голова идет от хмеля:
Смущен я, что с великим духом пил,
Воображенье замерло у цели.
Твое окно могу я распахнуть,
Увидеть все, что так тебе знакомо, —
Зеленый луг, исхоженный твой путь,
Могу тебя приветствовать у дома.
О, улыбнись вдали, среди теней:
Ведь слава здесь — под кровлею твоей.
115

[54]
* * *
Of late two dainties were before me placed,
Sweet, holy, pure, sacred and innocent,
From the ninth sphere benignly sent
That Gods might know my own particular taste.
First the soft bagpipe mourned with zealous haste,
The Stranger next, with head on bosom bent,
Sighed; rueful again the piteous bagpipe went,
Again the Stranger sighings fresh did waste.
О Bagpipe, thou didst steal my heart away —
О Stranger, thou my nerves from pipe didst charm —
О Bagpipe, thou didst re-assert thy sway —
Again, thou Stranger gav'st me fresh alarm!
Alas! I could not choose. Ah! my poor heart,
Mumchance art thou with both obliged to part.
116

[54]
* * *
Два лакомства мне враз поднесено —
Невинных, чистых, сладостных, священных,
Как будто духам сфер благословенных
Разборчивый мой вкус узнать дано.
Вот жалобно волынка стонет, но —
То от вздыханий Странника смиренных,
То от волынки звуков вдохновенных —
Печаль на сердце и в глазах темно.
Скорбь Странника мне душу проняла,
Волынка чувств слабеющих лишила:
От вздохов тяжких радость не мила,
Волынку слышать больше нету силы.
Жестокий выбор! И в жестокий час,
В слезах безмолвных, покидаю вас.
117

[55]
* * *
Read me a lesson, Muse, and speak it loud
Upon the top of Nevis, blind in mist!
I look into the chasms, and a shroud
Vaporous doth hide them; just so much I wist
Mankind do know of Hell. I look o'erhead,
And there is sullen mist; even so much
Mankind can tell of Heaven. Mist is spread
Before the earth, beneath me — even such,
Even so vague is man's sight of himself.
Here are the craggy stones beneath my feet —
Thus much I know, that, a poor witless elf,
I tread on them, that all my eye doth meet
Is mist and crag, not only on this height,
But in the world of thought and mental might.
118

[55]
НА ВЕРШИНЕ БЕН НЕВИСА
Читай мне, Муза, ясный свой урок
На высоте, ослепшей от тумана!
Вниз посмотрю: там пропасти облек
Покров клубящийся — и так же странно
Об аде знанье наше; ввысь взгляну —
Туман угрюмый: столько же о небе
Известно нам; тумана пелену
Нет сил рассеять; вот всеобщий жребий:
Себя самих нам видеть не дано!
Взошел я, безрассудный эльф, на кручи,
Но что увидел тут я? — лишь одно:
Вокруг обрывы, скалы, камни, тучи,
Туман везде: здесь и повсюду тьма —
И там, где мысль царит, где власть ума!
119

[56]
TRANSLATED FROM RONSARD
Nature withheld Cassandra in the skies,
For more adornment, a full thousand years;
She took their cream of Beauty, fairest dyes,
And shaped and tinted her above all peers:
Meanwhile Love kept her dearly with his wings,
And underneath their shadow filled her eyes
With such a richness that the cloudy Kings
Of high Olympus uttered slavish sighs.
When from the Heavens I saw her first descend,
My heart took fire, and only burning pains...
They were my pleasures — they my Life's sad end;
Love poured her beauty into my warm veins. ...
120

[56]
ПЕРЕВОД СОНЕТА РОНСАРА
Природа, щедрости полна благой,
На небесах за веком век таила
Кассандру, наделенную красой,
Что блеском дивным превзошла светила.
Амур ее крылами осенил:
Во взоре, властью тайного порыва,
Такой зажегся несравненный пыл,
Что средь богинь пронесся вздох ревнивый.
Едва она ступила в мир земной,
Я страстью воспылал: страданье стало
Моим уделом; горек жребий мой —
Любовь мне жилы мукой пронизала...
121

1819
[57]
* * *
Why did I laugh tonight? No voice will tell:
No God, no Demon of severe response,
Deigns to reply from Heaven or from Hell.
Then to my human heart I turn at once —
Heart! thou and I are here sad and alone;
Say, wherefore did I laugh! О mortal pain!
О Darkness! Darkness! ever must I moan,
To question Heaven and Hell and Heart in vain.
Why did I laugh? I know this being's lease,
My fancy to its utmost blisses spreads;
Yet could I on this very midnight cease
And the world's gaudy ensigns see in shreds.
Verse, Fame, and Beauty are intense indeed,
But Death intenser — Death is Life's high meed.
122

1819
[57]
* * *
Смеялся я сейчас — но почему?
Ни Бог, ни Дьявол возгласом суровым
Не отозвался. Сердцу своему
Вопрос упорный задаю я снова.
Ответь мне, сердце, — мы наедине:
Смеялся почему я? О страданье!
О тьма повсюду! Стон мой в тишине
Не слышат Небо, Ад... Ответ — молчанье.
Смеялся я — но почему? Предел
Блаженства познаю в воображенье,
Но в эту ночь я б умереть хотел,
Предать цветистые знамена тленью.
Власть Славы, Красоты, Стихов сильна;
Сильнее — Смерть. В награду Смерть дана.
123

[58]
* * *
The House of Mourning written by Mr. Scott,
A sermon at the Magdalen, a tear
Dropped on a greasy novel, want of cheer
After a walk uphill to a friend's cot,
Tea with a maiden lady, a cursed lot
Of worthy poems with the author near,
A patron lord, a drunkenness from beer,
Haydon's great picture, a cold coffee pot
At midnight when the Muse is ripe for labour,
The voice of Mr. Coleridge, a French bonnet
Before you in the pit, a pipe and tabour,
A damned inseparable flute and neighbour —
All these are vile, but viler Wordsworth's sonnet
On Dover. Dover! — who could write upon it?
124

[58]
* * *
«Дом Скорби» (автор — мистер Скотт) — предлинный
Путь в гору к дому друга — доброхот
Из лордов — неотвязный рифмоплет —
Мигрень, когда похмелью эль причиной,—
В гостиной чай со старой девой чинной —
Холст Хейдона — дешевый переплет,
Закапанный слезами, — Музы взлет,
Когда кофейник пуст, — у Магдалины
В приюте проповедь — весь вечер зля,
Пред самым носом шляпка в бельэтаже —
Речь Кольриджа — за стенкой «тру-ля-ля»
Проклятой флейты, бодрствования для —
Не прелесть ли? Вернее, гадость даже...
Но Вордсворта сонет о Дувре — гаже!
125

[59]
A DREAM, AFTER READING DANTE'S EPISODE
OF PAOLO AND FRANCESCA
As Hermes once took to his feathers light,
When lulled Argus, baffled, swooned and slept,
So on a Delphic reed, my idle spright
So played, so charmed, so conquered, so bereft
The dragon-world of all its hundred eyes;
And, seeing it asleep, so fled away —
Not to pure Ida with its snow-cold skies,
Nor unto Tempe where Jove grieved that day;
But to that second circle of sad hell,
Where in the gust, the whirlwind, and the flaw
Of rain and hail-stones, lovers need not tell
Their sorrows. Pale were the sweet lips I saw,
Pale were the lips I kissed, and fair the form
I floated with, about that melancholy storm.
126

[59]
СОН. ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ ОТРЫВКА ИЗ ДАНТЕ
О ПАОЛО И ФРАНЧЕСКЕ
Как устремился к высям окрыленно
Гермес, едва был Аргус усыплен,
Так, волшебством свирели вдохновленный,
Мой дух сковал, сломил и взял в полон
Стоокое чудовище вселенной —
И ринулся не к холоду небес,
Не к Иде целомудренно-надменной,
Не к Темпе, где печалился Зевес,
Нет, но туда, к второму кругу ада,
Где горестных любовников томит
Жестокий дождь и бьет лавина града
И увлекает вихрь. О скорбный вид
Бескровных милых губ, о лик прекрасный!
Со мною он везде в круженье тьмы злосчастной!
127

[60]
TO SLEEP
О soft embalmer of the still midnight,
Shutting, with careful fingers and benign,
Our gloom-pleased eyes, embowered from the light,
Enshaded in forgetfulness divine:
О soothest Sleep! if so it please thee, close
In midst of this thine hymn, my willing eyes,
Or wait the 'Amen', ere the poppy throws
Around my bed its lulling charities.
Then save me, or the passed day will shine
Upon my pillow, breeding many woes;
Save me from curious conscience, that still hoards
Its strength for darkness, burrowing like the mole;
Turn the key deftly in the oiled wards,
And seal the hushed casket of my soul.
128

[60]
СНУ
О льющий благодетельный бальзам!
Целебное твое прикосновенье
Во тьме ночной измученным глазам
Беспамятство дарует и забвенье.
Неслышный Сон! Из милости прикрой
Мне веки — оборви на полуслове
В безмолвии молящий шепот мой,
Рассыпав щедро маки в изголовье;
Иначе дня ушедшего виденье
Терзаний неотвязных явит рой:
Спаси меня от совести, скребущей
Подобно скрытному кроту в тиши, —
Ключ поверни с заботливостью пущей
В ларце угомонившейся души.
129

[61]
* * *
If by dull rhymes our English must be chained,
And, like Andromeda, the Sonnet sweet
Fettered, in spite of pained loveliness,
Let us find out, if we must be constrained,
Sandals more interwoven and complete
To fit the naked foot of Poesy:
Let us inspect the lyre, and weigh the stress
Of every chord, and see what may be gained
By ear industrious, and attention meet;
Misers of sound and syllable, no less
Than Midas of his coinage, let us be
Jealous of dead leaves in the bay wreath crown;
So, if we may not let the Muse be free,
She will be bound with garlands of her own.
130

[61]
СОНЕТ О СОНЕТЕ
Коль скоро рифмами язык стеснен
И, словно Андромеду, держат узы
В плену сонет наш сладостный, для ног
Босых Поэзии иной фасон
Сплетем сандалий, чтобы ввек обузы
Той, кто легко ступает, не узнать.
Проверим лиру, укрепим колок,
Подтянем струны, вслушаемся в тон;
Ревнивейшие казначеи Музы,
Как царь Мидас свой древле клад берег,
Давайте беспощадно изгонять
Увядший лист из лавровых венков!
Не в силах мы свободу Музе дать —
Увьем ее гирляндами цветов.
131

[62]
ON FAME (I)
Fame, like a wayward girl, will still be coy
To those who woo her with too slavish knees,
But makes surrender to some thoughtless boy,
And dotes the more upon a heart at ease;
She is a gipsy, will not speak to those
Who have not learnt to be content without her;
A jilt, whose ear was never whispered close,
Who thinks they scandal her who talk about her —
A very gipsy is she, Nilus-born,
Sister-in-law to jealous Potiphar.
Ye love-sick bards! repay her scorn for scorn;
Ye artists lovelorn! madmen that ye are,
Make your best bow to her and bid adieu —
Then, if she likes it, she will follow you.
132

[62]
О СЛАВЕ (I)
Подобна девушке строптивой, слава
Коленопреклоненных оттолкнет,
Но уступает мальчику лукаво
И к сердцу легкомысленному льнет.
Она — Цыганка. Не промолвит слова
С тем, кто в разлуке с нею сам не свой;
Кокетке — своенравной и суровой —
Ей слышится повсюду шепот злой.
Цыганка настоящая — дочь Нила,
Ревнивому Пентефрию сродни.
Поэты! Вы, кого она пленила,
В безумствах расточающие дни!
Проститесь с ней поклоном: нет так нет —
И, может быть, она пойдет вослед.
133

[63]
ON FAME (II)
You cannot eat your cake and have it too.
Proverb
How fevered is the man who cannot look
Upon his mortal days with temperate blood,
Who vexes all the leaves of his life's book,
And robs his fair name of its maidenhood;
It is as if the rose should pluck herself,
Or the ripe plum finger its misty bloom,
As if a Naiad, like a meddling elf,
Should darken her pure grot with muddy gloom;
But the rose leaves herself upon the briar,
For winds to kiss and grateful bees to feed,
And the ripe plum still wears its dim attire;
The undisturbed lake has crystal space;
Why then should man, teasing the world for grace,
Spoil his salvation for a fierce miscreed?
134

[63]
О СЛАВЕ. II
Один пирог дважды не съесть.
Пословица
Смешон, кому известность льстит пустая,
Кто свой земной подстегивает путь
И, книгу жизни впопыхах листая,
Торопится в концовку заглянуть.
Куст розовый раздарит ли бутоны,
Стряхнет ли слива сизый свой налет?
Наяды плеск в прозрачности бездонной
Затмит ли вязким илом чистый грот?
Нет: роза расцветает безмятежно —
На радость пчелам, ветеркам в угоду,
И слива спеет в пелеринке нежной;
Озерная невозмутима гладь.
Зачем у мира лживых благ искать,
Взамен отдав спасенье и свободу?
135

[64]
* * *
The day is gone, and all its sweets are gone!
Sweet voice, sweet lips, soft hand, and softer breast,
Warm breath, light whisper, tender semi-tone,
Bright eyes, accomplished shape, and lang'rous waist!
Faded the flower and all its budded charms,
Faded the sight of beauty from my eyes,
Faded the shape of beauty from my arms,
Faded the voice, warmth, whiteness, paradise —
Vanished unseasonably at shut of eve,
When the dusk holiday — or holinight —
Of fragrant-curtained love begins to weave
The woof of darkness thick, for hid delight;
But, as I've read love's missal through today,
He'll let me sleep, seeing I fast and pray.
136

[64]
* * *
Не стало дня — и радостей не стало:
Губ сладостных, лучистых глаз, тепла
Ладони робкой, нежного овала,
Чуть слышных слов, груди, что так бела.
Исчезло юной розы совершенство,
Исчезло счастье, скрывшись без следа;
Исчезли стройность, красота, блаженство,
Исчез мой рай — исчез в тот час, когда
На мир нисходит сумрак благовонный
И ночь — святое празднество любви
Завесою, из тьмы густой сплетенной,
Окутывает таинства свои.
Любовь! Твой требник прочитал я днем;
Теперь молю: дай мне забыться сном.
137

[65]
* * *
I cry your mercy, pity, love — ay, love!
Merciful love that tantalizes not,
One-thoughted, never-wandering, guileless love,
Unmasked, and being seen — without a blot!
O! let me have thee whole, — all, all, be mine!
That shape, that fairness, that sweet minor zest
Of love, your kiss — those hands, those eyes divine,
That warm, white, lucent, million-pleasured breast —
Yourself — your soul — in pity give me all,
Withhold no atom's atom or I die;
Or living on perhaps, your wretched thrall,
Forget, in the mist of idle misery,
Life's purposes — the palate of my mind
Losing its gust, and my ambition blind!
138

[65]
К ФАННИ
Молю я жалости твоей, любви!
О да, любви! — но только без терзанья,
Открытой, ясной, преданной любви,
Любви простой и полной состраданья.
Отдай себя мне — вся моею будь!
Глаза, ладони, губы, поцелуя
Жар нежный, упоительную грудь,
Все до конца — все, что навек люблю я.
Мне подари всю душу, всю до дна,
Иначе я умру — а нет, так буду,
Твой жалкий раб, тонуть в тумане сна
И в праздности несчастия забуду
Стремленья жизни: острый голод свой
Утратит ум в ничтожности слепой.
139

[66]
* * *
Bright star! would I were steadfast as thou art —
Not in lone splendour hung aloft the night
And watching, with eternal lids apart,
Like nature's patient, sleepless Eremite,
The moving waters at their priestlike task
Of pure ablution round earth's human shores,
Or gazing on the new soft-fallen mask
Of snow upon the mountains and the moors —
No — yet still steadfast, still unchangeable,
Pillowed upon my fair love's ripening breast,
To feel for ever its soft swell and fall,
Awake for ever in a sweet unrest,
Still, still to hear her tender-taken breath,
And so live ever — or else swoon to death.
140

[66]
СВЕТЛАЯ ЗВЕЗДА
Как неотрывно светлая звезда —
Та, что над миром бодрствует в ночи,
Раскрыв ресницы, трепетно чиста,
Переливая длинные лучи,
Следит прибоя неустанный бег
И пристально с высот вперяет взор
На гладь равнин и на вершины гор,
Где свежей ризой лег неслышный снег;
Вот так бы мне — вовек без перемен,
Приникнув к расцветающей груди,
Делить с любимой свой бессонный плен,
Не знать покоя в тихом забытьи,
Дыханье слушать без конца, всегда —
Иль в бездну смерти кануть без следа.
141

[67]
THE POET
At morn, at noon, at eve, and middle night,
He passes forth into the charmed air,
With talisman to call up spirits rare
From plant, cave, rock, and fountain. To his sight
The husk of natural objects opens quite
To the core, and every secret essence there
Reveals the elements of good and fair,
Making him see, where Learning hath no light.
Sometimes above the gross and palpable things
Of this diurnal sphere, his spirit flies
On awful wing; and with its destined skies
Holds premature and mystic communings;
Till such unearthly intercourses shed
A visible halo round his mortal head.
142

[67]
ПОЭТ
С рассветом, ночью, в полдень на простор
Поэт вступает в мир предвестьем чуда,
И взмах жезла сзывает из-под спуда
Забытых духов рощ, холмов, озер.
Поэт провидит, тьме наперекор,
Сорвав с явлений оболочек груду,
Ростки добра и красоты повсюду,
Где немощен и слеп ученый взор.
Порою на неведомый призыв,
Не поддаваясь злым земным обманам,
Поэт к исконным запредельным странам
Могучий устремляет свой порыв.
И окружает смертного поэта
Сияние таинственного света.
143

ПРИЛОЖЕНИЕ
Сонеты Китса
в переводах
русских поэтов

В раздел «Приложения» включены другие
переводческие версии сонетов Китса: это и первые по хронологии
переводы Н. Новича, К. Чуковского, Р. Рабинерсона, и
ставшие хрестоматийными переводы Б. Пастернака и С.
Маршака, а также современные переводы, демонстрирующие
иные подходы к интерпретации оригинала, иные
возможности решения переводческих задач.

[6]
* * *
О женщина! когда тебя пустой,
Капризной, лживой случай мне являет —
Без доброты, что взоры потупляет,
Раскаиваясь с кротостью святой
В страданьях, причиненных красотой,
В тех ранах, что сама же исцеляет, —
То и тогда в восторге замирает
Мой дух, пленен и восхищен тобой.
Но если взором нежным, благосклонным
Встречаешь ты, — каким огнем палим! —
О Небеса! — пойти на бой с драконом —
Стать Калидором храбрым — иль самим
Георгием — Леандром непреклонным, —
Чтоб только быть возлюбленным твоим!
(Григорий Кружков)
147

[7]
Глаза темно-фиалкового цвета,
И руки в ямочках, и белизна
Груди, и шелковых волос волна, —
Кто скажет мне, как созерцать все это
И не ослепнуть от такого света?
Краса всегда повелевать вольна, —
Пусть даже скромностью обделена
И добродетелями не одета.
Но все же быстролетна эта страсть:
Я пообедал — и свободен снова;
Но если прелести лица совпасть
Случится с прелестью ума живого, —
Мой слух распахнут, как акулья пасть,
Чтоб милых уст не упустить ни слова.
(Григорий Кружков)
148

[8]
Ах, что за чудо это существо!
Кто, на него взирая, не добреет?
Она — ягненочек, который блеет,
Прося мужской защиты. Божество
Да покарает немощью того,
Кто погубить неопытность посмеет,
Кто в низости своей не пожалеет
Сердечка нежного. Трудней всего
Не думать и не тосковать о милой;
Цветок ли попадется мне такой,
Какой она, смущаясь, теребила,
Иль снова засвистит певец лесной, —
И счастья миг воскреснет с прежней силой,
И мир дрожит за влажной пеленой.
(Григорий Кружков)
149

[9]
К ОДИНОЧЕСТВУ
О, если осужден я жить с тобой,
То не средь этих пасмурных строений!
Пускай Природы благодатный гений
Овеет нас над вольной крутизной!
И в лес уйдем — и вот над головой
Зеленых арок шевельнутся тени,
Ручей блеснет в кустах, прыжок оленя
Спугнет шмеля с качели травяной.
Да, это — благо; но внимать в тиши
Простым речам младенческой души,
Признаньям чистым и невероломным,
Всего блаженней; выше нет отрад,
Когда к твоим убежищам укромным
Два сходных сердца вместе улетят.
(Григорий Кружков)
150

[11]
* * *
Кто долго жил за городской стеной,
Так радостно бывает удивлен,
Когда его встречает небосклон
Смеющейся своей голубизной.
И, утомленный знойной тишиной,
Легенды о любви читает он.
Кто счастливей его? Со всех сторон
Шумит трава зеленою волной.
И вечерами вспомнит он не раз,
Как был прекрасен облаков полет,
Как знойный день растаял и угас
И славил соловей его уход.
Вот так слеза из чистых детских глаз,
Как этот день, нечаянно мелькнет.
(Игнатий Ивановский)
СОНЕТ
Тому, кто в городе был заточен,
Такая радость — видеть над собою
Открытый лик небес и на покое
Дышать молитвой, тихой, точно сон.
И счастлив тот, кто, сладко утомлен,
Найдет в траве убежище от зноя
И перечтет прекрасное, простое
Преданье о любви былых времен.
151

И, возвращаясь к своему крыльцу,
Услышав соловья в уснувшей чаще,
Следя за тучкой, по небу скользящей,
Он погрустит, что к скорому концу
Подходит день, чтобы слезой блестящей
У ангела скатиться по лицу.
(Самуил Маршак)
152

[15]
* * *
Как много славных бардов золотят
Пространства времени! Мне их творенья
И пищей были для воображенья,
И вечным, чистым кладезем отрад;
И часто этих важных теней ряд
Проходит предо мной в час вдохновенья,
Но в мысли ни разброда, ни смятенья
Они не вносят — только мир и лад.
Так звуки вечера в себя вбирают
И пенье птиц, и плеск, и шум лесной,
И благовеста гул над головой,
И чей-то оклик, что вдали витает...
И это все не дикий разнобой,
А стройную гармонию рождает.
(Григорий Кружков)
* * *
Как много бардов, времени любезных!
Но мало кто восторг мой разбудил,
Чтоб, расцветая, он плодоносил
От их красот, земных или небесных.
Когда я в ритмах утопал словесных,
Их толпы дух мой взору приносил,
Но ни смущенья, ни смятенья сил
Они не вызывали; сонм чудесных
153

Звучаний — как подарок вечеров:
Птиц щебетанье и листвы шептанье —
Журчанье вод — колоколов рыданье
Торжественное — сотни голосов,
Лишающих пространство узнаванья,
Творящих музыку — не дикий рев.
(Валерий Савин)
154

[19]
* * *
Порывы ветра, грубого и злого,
С ветвей срывают сохлые листы,
И звезды ярко светят с высоты
Вниз, на меня, на путника ночного.
Не замечая вихря ледяного,
Минуя облетевшие кусты,
Шуршащие средь мертвой черноты,
Бреду вдали от милого мне крова.
Теплом я полон дружеских сердец:
Со мною были вечером ненастным
И Мильтон — горестных стихов творец
О Лисидасе, юноше несчастном;
И сам Петрарка: лавровый венец
Себе снискал он постоянством страстным.
(Дмитрий Смирнов)
155

[21]
МОИМ БРАТЬЯМ
СОНЕТ
Огонь камина нежит наши взоры,
И дров веселый треск ласкает слух:
То гениев домашних разговоры,
Хранящих наш семейный, братский дух.
Вы, братья, книгой заняты, которой
Всегда вы услаждаете досуг,
Она в дни скорби служит вам опорой, —
А я, мечтатель, рифм ищу вокруг.
Сегодня, милый Том, твое рожденье.
Да будут и в грядущем суждены нам
Такие ж, как сегодня, вечера
И мирные, простые наслажденья,
Пока не скажет голос с вышины нам:
«Покиньте свет, друзья мои,— пора!»
(Николай Новин)
156

[23]
НАПИСАНО ИЗ ОТВРАЩЕНИЯ
К РАСХОЖИМ ВЕРОВАНИЯМ
Церковные звонят колокола,
Уныло к службе паству созывая,
Чтоб проповедь сурово-ледяная
Нас тяжкой карой устрашить могла.
Окутывает наши души мгла
Могильная; мы никнем, забывая
Лидийский лад беспечных песен мая
И дом друзей, исполненный тепла.
Опять колокола звонят, опять;
И словно в склепе, тягостно и сиро
Мне было бы, когда б не смог понять:
Звон замирает, но не смолкнет лира;
Лампады гаснут; на престоле мира
Дано иным бессмертным воссиять.
(Виктор Андреев)
157

[24]
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
Вовеки не замрет, не прекратится
Поэзия земли. Когда в листве,
От зноя ослабев, умолкнут птицы,
Мы слышим голос в скошенной траве
Кузнечика. Спешит он насладиться
Своим участьем в летнем торжестве,
То зазвенит, то снова притаится
И помолчит минуту или две.
Поэзия земли не знает смерти.
Пришла зима. В полях метет метель,
Но вы покою мертвому не верьте.
Трещит сверчок, забившись где-то в щель,
И в ласковом тепле нагретых печек
Нам кажется: в траве звенит кузнечик.
(Самуил Маршак)
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
Прекрасному на свете нет конца.
Едва в палящий полдень присмирели
Пернатые — в стогу ли, на стерне ли
Вновь чей-то голос радует косца:
Кузнечик! Он отныне за певца
На летнем торжестве — выводит трели,
Шалит, звенит, пока средь повители
Не усыпит прохладная ленца.
158

Прекрасному на свете смерти нет.
Едва мороз безропотную тьму
Сковал под ночь, — опять гремит запечек:
Сверчок! Согрелся и поет, сосед;
И дремлющему кажется уму —
Не умолкает на лугу кузнечик.
(Марина Новикова)
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
В свой час своя поэзия в природе:
Когда в зените день и жар томит
Притихших птиц, чей голосок звенит
Вдоль изгороди скошенных угодий?
Кузнечик — вот виновник тех мелодий,
Певун и лодырь, потерявший стыд,
Пока и сам, по горло пеньем сыт,
Не свалится последним в хороводе.
В свой час во всем поэзия своя:
Зимой, морозной ночью молчаливой
Пронзительны за печкой переливы
Сверчка во славу теплого жилья.
И, словно летом, кажется сквозь дрему,
Что слышишь треск кузнечика знакомый.
(Борис Пастернак)
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
Пока земля пребудет, не умрет
Поэзия: когда в листве от зноя
И птицы не поют — из травостоя
Кузнечик свежий голос подает;
Зачинщик дня, он знает свой черед
И на лугу, где все ему родное,
159

Знай опевает празднество дневное
И честно отдыхает от забот.
Нет, не умрет поэзия земли:
Зимой, когда в ночную непогоду
Вся тварь молчит, за печкою в углу
Пиликает сверчок — тирли, тирли,
И кажется сквозь теплую дремоту,
Что свиристит кузнечик на лугу.
(Олег Чухонцев)
160

[27]
СЧАСТЛИВА АНГЛИЯ!
О Англия! В краю еще каком
Простой травинкой сердце вдруг согреет?
Где так еще — как музыкой — овеет
Пронесшимся над лесом ветерком?
Мне синий зов Италии знаком,
Душа тот сон таинственно лелеет,
И память, позабывшаяся, реет
У склонов Альп — не зная о мирском.
Но, Англия, ты счастлива скорей
Неброскою красою дочерей,
Их робостью объятий белоснежных...
Хоть мне, поверь, знаком восторг иной:
Над синих глаз прекрасной глубиной
По волнам лета плыть средь песен нежных.
(Александр Щедрецов)
161

[28]
* * *
За полосою долгих дней ненастных,
Мрачивших землю, наконец придет
День — уроженец Юга — и сотрет
С лица небес остатки пятен грязных;
Май, отрешась от мыслей неотвязных,
Свои права счастливо заберет,
Глаза овеет свежестью, прольет
Дождь теплый на бутоны роз прекрасных.
Тогда из сердца исчезает страх
И можно думать обо всем на свете —
О зелени — о зреющих плодах —
О нежности Сафо — о том, как дети
Во сне смеются, — о песке в часах —
О ручейке — о смерти — о Поэте.
(Григорий Кружков)
СОНЕТ
Густой туман над нашими лугами
Рассеян вновь веселым светлым днем;
Рожден он нежным Югом, и кругом,
На небе, долго скрытом облаками,
Опять простор; опять Лазурь над нами.
Играют веки с тихим ветерком,
Как лепестки с полуденным дождем,
И образы навеяны мечтами
162

Спокойными: на золотых копнах
Осеннего заката угасанье —
Плод, зреющий в покое пышном лета, —
Саффо ланиты — в детском сне дыханье —
Песок, что плавно сыплется в часах, —
Журчанье ручейка — и смерть Поэта.
(Рауль Рабинерсон)
ДЕНЬ
Над нашей равниною были туманы надвинуты,
Но, югом рожденный, застенчивый день воссиял,
И пятна туманов, что ветром небрежным покинуты,
С усталого неба прогнал.
И радостный май, отдыхая от горя минувшего,
Играет очами с ветрами ушедшего дня,
Как роза играет со влагой дождя промелькнувшего,
Веселые листья вздымая, веселые листья клоня.
И мирно витают, как дыханье детей почивающих,
Как лепет лесного ручья, — наливанье осенних
плодов, —
Как тихого солнца улыбка над цепью снопов отдыхающих,
Как шепот песчинок покорных в стекле неустанных часов,
Как ласки печальной сестры и лобзанья ее
неискусные,
Как смерть молодого певца, как напевы
восторженно-грустные.
(Корней Чуковский)
* * *
Мрачили долго темные туманы
Равнины наши, но повеет юг
Теплом желанным — и сойдет недуг
163

С больных небес, и сгладятся изъяны;
И вот уж месяц, залечивший раны,
Нам дарит майский день из первых рук,
Блестят ресницы, вздрагивая вдруг,
Как розы под дождем или тюльпаны;
И проплывают в воплощеньях зримых
Все мысли: зеленеющий лесок —
Плоды в листве — луч солнца на овинах —
Щека Сафо — речная гладь рассвета —
Часов песочных медленный песок —
Дыхание ребенка — смерть поэта.
(Олег Чухонцев)
164

[29]
ПОСВЯЩЕНИЕ ЛИ ХАНТУ, ЭСКВАЙРУ
Где блеск весны, где звонкие просторы?
Серебряная дымка не всплывет
На золотисто-алый небосвод,
Окрашенный улыбкою Авроры;
И сладкогласных нимф умолкли хоры.
О нимфы! Их веселый хоровод
Ни розы, ни сирень не понесет,
Как в мае, на алтарь богини Флоры.
И пусть поля безмолвны и пусты,
И пусть в лесу я Пана не встречаю,
Есть мир иной, духовной красоты,
Где все вокруг цветет, подобно маю,
Когда к стихам, что скромно я слагаю,
Снисходит человек такой, как ты.
(Владимир Васильев)
165

[30]
ЗАПИСАНО НА ЧИСТОЙ СТРАНИЦЕ
ПОЭМЫ ЧОСЕРА «ЦВЕТОК И ЛИСТ»
Поэма эта — рощица, где дует
Меж чутких строк прохладный ветерок;
Когда от зноя путник изнемог,
Тень лиственная дух его врачует.
Зажмурившись, он дождь росинок чует
Разгоряченной кожей лба и щек;
И, коноплянки слыша голосок,
Угадывает, где она кочует.
Какая сила в простоте святой,
Какая бескорыстная отрада!
Ни славы мне, ни счастия не надо —
Лежал бы я теперь в траве густой
Без слов, без слез! — как те, о чьей печали
Никто не знал... одни лишь птицы знали.
(Григорий Кружков)
166

[33]
ПРИ ОСМОТРЕ ОБЛОМКОВ ПАРФЕНОНА,
ПРИВЕЗЕННЫХ ЭЛГИНОМ
Изнемогла душа моя... Тяжел
Груз бренности, как вязкая дремота;
Богам под стать те выступы, те своды,
А мне гласят: ты к смерти подошел, —
Так гибнет, в небо вперившись, орел.
Одну отраду мне дала природа:
Лить слезы, что не будит для полета
Меня пастух рассветных туч Эол.
Восторг ума бессильного — причиной
Тому, что сердце мучает разлад.
Томит тоска от красоты старинной,
В которой всё: Эллады гордый клад,
И варварство веков, и над пучиной
Блеск утра — и величия закат.
(Марина Новикова)
167

[37]
МОРЕ
Там берега пустынные объяты
Шептанием глухим; прилива ход
То усмирит, то снова подстрекнет
Влиянье чародейственной Гекаты.
Там иногда так ласковы закаты,
Так миротворны, что дыханье вод
Едва ли и ракушку колыхнет —
С тех пор как бури улеглись раскаты.
О ты, чей утомлен и скучен взор,
Скорее в этот окунись простор!
Чей слух устал терпеть глупцов обиды
Или пресыщен музыкою строф —
Ступай туда и слушай гул валов,
Пока не запоют Океаниды!
(Григорий Кружков)
МОРЕ
Оно извечно шепчется вокруг
Пустынных скал и рушит волн раскаты
В гортань пещер, пока ущерб Гекаты
Им не вернет их прежний гулкий звук.
А то притихнет, заворкует вдруг
Так, что не тронет раковинки, вмятой
В песок Бореем бешеным, когда-то
У непогоды взвившимся из рук.
168

Вы, чьи зрачки усталые закрыты! —
Насытьте их морскою широтой;
И вы, чьи уши пением слащавым
Залеплены и пошлой суетой! —
Постойте молча на мысу, пока вам
Не отзовутся внятно нереиды!
(Марина Новикова)
К МОРЮ
Шепча про вечность, спит оно у шхер,
И, вдруг расколыхавшись, входит в гроты,
И топит их без жалости и счета,
И что-то шепчет, выйдя из пещер.
А то, бывает, тише не в пример,
Оберегает ракушки дремоту
На берегу, куда ее с излету
Последний шквал занес во весь карьер.
Сюда, трудом ослабившие зренье!
Обширность моря даст глазам покой.
И вы, о жертвы жизни городской,
Оглохшие от мелкой дребедени,
Задумайтесь под мерный шум морской,
Пока сирен не различите пенья!
(Борис Пастернак)
К МОРЮ
Где шепот волн и день и ночь стоит,
Легко сменив румяные закаты,
Вдруг вспыхнет море чарами Гекаты
И сорок тысяч гротов напоит.
Порою к нам оно благоволит.
Ничтожная скорлупка, как легка ты!
169

Но бурь тебя не трогают раскаты,
И небо прикасаться не велит.
О ты, чьи так глаза утомлены,
Дай им морской отведать глубины,
И ты, чей слух житейским мучим вздором,
И ты, кто от гармонии устал,
Прижмитесь грота к каменным устам —
И нимфы вам ответят светлым хором.
(Александр Щедрецов)
170

[38]
СОН НАВУХОДОНОСОРА
Пред тем как травку кушать на поляне,
Зрел Навуходоносор сон — страшней
Пригрезившихся бабушке мышей,
Устроивших навмахию в сметане.
Был призван маг, из молодых, да ранний,
Царь кошек, Даниил; и мудрый сей,
Очами полыхнув, державе всей
Предрек погибель как последней дряни.
И нашим олухам с недавних пор
Является такое наважденье;
И хоть пророческий не нужен взор,
Чтоб разгадать сие предупрежденье,
Скоты дрожат, когда звучат слова:
«Ты сам — та Золотая Голова!»
(Григорий Кружков)
171

[39]
КОТУ ГОСПОЖИ РЕЙНОЛДС
Что, котик? Знать, клонится на закат
Звезда твоя? А сколько душ мышиных
Сгубил ты? Сколько совершил бесчинных
Из кухни краж? Зрачков зеленых взгляд
Не потупляй, но расскажи мне, брат,
О юных днях своих, грехах и винах:
О драках, о расколотых кувшинах,
Как ты рыбачил, как таскал цыплят.
Гляди бодрей! Чего там не бывало!
Пускай дышать от астмы тяжело,
Пусть колотушек много перепало,
Но шерсть твоя мягка, всему назло,
Как прежде на ограде, где мерцало
Под лунным светом битое стекло.
(Григорий Кружков)
172

[40]
ПЕРЕД ТЕМ, КАК ПЕРЕЧИТАТЬ «КОРОЛЯ ЛИРА»
О Лютня, что покой на сердце льет!
Умолкни, скройся, дивная Сирена!
Холодный Ветер вырвался из плена,
Рванул листы, захлопнул переплет.
Теперь — прощай! Опять меня зовет
Боренье Рока с Перстью вдохновенной;
Дай мне сгореть, дай мне вкусить смиренно
Шекспира этот горько-сладкий плод.
О Вождь поэтов! И гонцы небес,
Вы, облака над вещим Альбионом!
Когда пройду я этот грозный Лес,
Не дайте мне блуждать в мечтанье сонном;
Пускай, когда душа моя сгорит,
Воспряну Фениксом и улечу в зенит!
(Григорий Кружков)
173

[41]
* * *
Когда страшусь я, что сомкнётся тьма,
Покуда думы не собрал пером,
Покуда книги, словно закрома,
Созревшим не заполнились зерном;
Когда я вижу ночи звездный лик,
Горящих букв загадочную сеть
И думаю, что можно не успеть
Запечатлеть счастливый этот миг;
И сознаю, что больше мне тебя,
Прекрасную, мгновенную мою,
Уже не встретить, мучась и любя, —
Тогда один, оцепенев, стою
Над бездной мира — и в глухую ночь
Любовь и слава отлетают прочь.
(Григорий Кружков)
* * *
Когда боюсь, что нива зрелых слов
останется пером моим не сжатой;
что не успею в житницы томов
я ссыпать мыслей урожай богатый;
когда читаю в лике ночи звездной
я письмена романтики небесной,
но знаю: постигать их смыслы поздно
мне по подсказке случая чудесной;
174

когда я — часа хрупкое творенье! —
предчувствую, что больше не смогу
искать восторги под волшебной сенью
Любви! — тогда на мира берегу
один стою в раздумье — и тогда
Любовь и Слава тают без следа.
(Мария Куренная)
* * *
Когда боюсь, что скоро суждено
Исчезнуть мне, что близок этот миг,
И мыслей полновесное зерно
Не ссыплю в закрома бессчетных книг;
Когда я вижу в звездной вышине
Высоких тайных символов поток
И думаю, что не случится мне
Запечатлеть их в мой недолгий срок;
Когда я знаю: жажду неземной
Любви волшебной вновь не утолю,
И мимолетный дивный образ твой
Мне больше не узреть, — тогда стою,
Задумавшись, один на всей земле,
И тают слава и любовь во мгле.
(Лидия Уманская)
КОГДА МНЕ СТРАШНО...
Когда мне страшно, что в едином миге
Сгорит вся жизнь — и прахом отойду,
И книги не наполнятся, как риги
Богатой жатвой, собранной в страду;
Когда я в звездных дебрях мирозданья
175

Пытаю письмена пространств иных
И чувствую, что отлетит дыханье,
А я не удержу и тени их;
Когда я вижу, баловень минутный,
Что, может быть, до смерти не смогу
Насытиться любовью безрассудной, —
Тогда — один — стою на берегу
Большого мира, от всего отринут,
Пока и слава, и любовь не сгинут.
(Олег Чухонцев)
176

[43]
НИЛУ
Вождь крокодилов, сторож пирамид,
Он лоно лунных гор покинул рано!
Исполнен ум пустынного дурмана,
Но помним: плодородье он сулит.
Он многих поколений след хранит,
Вскормив их, от Каира до Декана.
Но не таил ли он века обмана
Для тех, кто верил, что он плодовит?
О нет, пусть эти выдумки навеки
Растают! Для невежества обман —
Все чуждое. Зеленые побеги
Росой ты щедро поишь. Осиян
Восходом солнца ты, как наши реки,
Вливаясь безмятежно в океан.
(Всеволод Багно)
К НИЛУ
Тебе подвластны звери и гробницы!
Тебя родили Лунных гор хребты!
На зов: «Кормилец» — застилаешь ты
Безжизненною гладью нам зеницы;
Но, колыбель народов смуглолицых, —
В том, что ты кормишь, — много ль правоты?
Иль это заблужденье бедноты,
И так — уже тысячелетья длится?
177

Да сгинет темных заблуждений век!
Неведенье опустошить готово
Все, что вовне. Как воды наших рек,
Кропишь ты тростники; утрами снова
Ты так же солнцу рад, веселый бег
Стремя к простору моря голубого.
(Денис Дарвин)
К НИЛУ
Сын старых африканских лунных гор,
Дом крокодилов, область пирамид!
Мы говорим: ты благ и плодовит,
Но лишь одну пустыню видит взор.
Народов смуглых нянька с давних пор,
Ты благостен? Иль твой обманчив вид
Для тех, кого работа тяготит,
Кто до Каира строй могил простер?
Нет, мрачная догадка не права!
Незнанью чудится пустыни тишь
Во всем чужом. Твоя вода жива,
Как наши реки, поишь ты камыш,
И так же омываешь острова,
И к морю так же весело спешишь.
(Владимир Рогов)
178

[44]
СПЕНСЕРУ
О Спенсер, пламенный поклонник твой,
Твоих дубрав хранитель и лесник,
Просил меня создать сонет — такой,
Где я не посрамил бы Твой Язык.
Но невозможно, сказочник-поэт,
Зимою жителю земли вспарить,
Как Фебу златокрылому, — и свет
И радость утра в мире сотворить.
Немыслимо без тяжкого труда
Твой дух впитать, достичь твоих высот:
Цветок поит весенняя вода,
Пока он, напоенный, зацветет.
Со мною летом будь — и в честь твою, поэт,
На радость леснику, я напишу сонет.
(Лидия У майская)
179

[45]
ЛАЗУРЬ
Мне очи черные милей,
Чем те, с гиацинтом спорят цветом...
Дж. Г. Рейнолдс
Лазурь! стихия неба, ты палата
Луны, чертоги солнца, вольный терем
Для Гесперид — для первых звезд заката,
Пестунья тучам, золотым и серым.
Лазурь! стихия влаги: взвоет море,
Расплещется, ручьев и рек дружине
Восстать велит, мятежное, — но в споре,
Как ни мрачнеет, остается сине.
Лазурь! зеленому ты всех роднее.
С ним по дубравам бродишь ты на пару
Невестой — в колокольчике, в шалфее,
В укромнице-фиалке; что за чару
Таит твой цвет! И что сравнить с тобой
В живых очах, светящихся судьбой!
(Марина Новикова)
180

[46]
ЧТО СКАЗАЛ ДРОЗД
О ты, кому в лицо дышала вьюга,
Чей взор томили тучи снеговые
И меж ветвями стылых звезд огни,
Тебе весна трикраты будет жатвой.
О ты, кому единственною книгой
Был свет верховной тьмы, тебя питавшей
За ночью ночь, когда скрывался Феб, —
Тебе рассвет трикраты будет утром.
За знаньем не гонись — я знаю мало,
Но по весне сама родится песня.
За знаньем не гонись — я знаю мало,
Но вечер мне внимает. Тот, кто мыслью
О праздности терзается, не празден,
И тот не спит, кто думает, что спит.
(Григорий Кружков)
ГОВОРИТ ДРОЗД
— Ты выносил ожоги зимних вьюг.
Ты видел только мутные снега
Да в черных вязах лед замерзших звезд, —
Идет весна, твой щедрый урожай.
— Ты грамоте учился на свету
Кромешной тьмы, ты теплил этот свет,
Живя бессолнечно за ночью ночь, —
Идет весна, бескрайний твой обзор.
181

— Не хлопочи о знаниях... Я неуч,
А стоит потеплеть — и я пою.
Не хлопочи о знаниях... Я неуч,
А сумеркам понятен. Кто тоскует
Без дела, скоро сыщет себе дело,
Кто думает: «Я сплю», уже не спит.
(Марина Новикова)
182

[48]
* * *
В году — четыре разные сезона,
и в жизни человека их четыре.
Весной он даст фантазии бессонной
вобрать в себя прекраснейшее в мире.
А Летом, приникая к сладким сотам,
смакует вызревших раздумий мед
и духом устремляется к высотам.
А в Осени он бухту обретет
укромную, где, дав крылам покой,
душа в туманные глядится дали,
и непричастность к суете мирской
не вызывает у нее печали.
Он узрит лик Зимы пустынный белый...
Но нет иного для людей удела!
(Мария Куренная)
* * *
Четыре разных времени в году,
Четыре их и у тебя, душа.
Весной мы пьем беспечно, на ходу
Прекрасное из полного ковша.
Смакуя летом этот вешний мед,
Душа летает, крылья распустив.
А осенью от бурь и непогод
Она в укромный прячется залив.
183

Теперь она довольствуется тем,
Что сквозь туман глядит на ход вещей.
Пусть жизнь идет неслышная совсем,
Как у порога льющийся ручей.
Потом — зима. Безлика и мертва.
Что делать! Жизнь людская такова.
(Самуил Маршак)
ВРЕМЕНА ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ
Дано четыре времени природе.
Четыре их у сердца на счету:
Весна — порыв и дерзость — на свободе
Вбирает жадно жизни красоту.
А Лету пережевывать милее
Былую роскошь молодых лугов —
Охапку вешних мыслей; их лелея,
Оно влечется к небу. Тихий кров
Себе находит Осень: сложит крылья
И смотрит без досады, как опять
Туманы потянулись, без усилья
Прекрасное запрудой удержать.
А там Зима, безликий саван белый:
Для смертного иного нет удела.
(Марина Новикова)
184

[50]
ГОМЕРУ
В чудовищном невежестве своем
Мечтаю я узреть твои Киклады —
Как будто за ближайшим маяком
Дельфинов и коралловые гряды.
Так ты был слеп? Пусть так! Но заодно
С Юпитером ты жил в чертогах славных,
Ступал с Нептуном на морское дно
И с Паном слушал пенье пчел дубравных.
Во тьме видней огонь береговой,
Трава свежей над пропастью глубокой,
Есть завязь утра в полночи глухой,
Тройное зренье — в слепоте пророка.
Так видишь ты, как видеть не могли
Все боги Неба, Ада и Земли!
(Григорий Кружков)
ГОМЕРУ
Стою вдали, в невежестве пустынном,
И слышу про тебя, про остров Делос,
Как мальчуган, которому к дельфинам
В коралловые рощи захотелось.
И ты был слеп... Но ты-то был богатый:
Зевес тебе раздвинул звездный купол,
Нептун воздвиг волнистые палаты,
И Пан дуплистой пчельней убаюкал.
185

Есть вечный свет у черных побережий,
У полночи — зачавшееся утро,
У пропасти — росток травинки свежей,
У слепоты — прозренье мысли мудрой.
И ты был зряч: твой богоравный взгляд
Постигнул землю, небеса и ад.
(Марина Новикова)
186

[53]
СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В ШОТЛАНДИИ,
В ДОМИКЕ РОБЕРТА БЁРНСА
Прожившему так мало бренных лет,
Мне довелось на час занять собою
Часть комнаты, где славы ждал поэт,
Не знавший, чем расплатится с судьбою.
Ячменный сок волнует кровь мою.
Кружится голова моя от хмеля.
Я счастлив, что с великой тенью пью,
Ошеломлен, своей достигнув цели.
И все же, как подарок, мне дано
Твой дом измерить мерными шагами
И вдруг увидеть, приоткрыв окно,
Твой милый мир с холмами и лугами.
Ах, улыбнись! Ведь это же и есть
Земная слава и земная честь!
(Самуил Маршак)
187

[55]
НА ВЕРШИНЕ БЕН НЕВИСА
О Муза, отзовись мне на вершине
Бен Невиса, средь клочьев белой тьмы!
Вниз погляжу ли, в пропасть, — там в теснине
Слепой туман клубится: столько мы
Об аде знаем; обращаю взор
Вверх — облачной, текучей пеленою
Закрыто небо; застит кругозор
Туман, он подо мной и надо мною;
Вот что я знаю о себе самом,
Когда, ничтожный карлик, попираю
Седые скалы; все, что я кругом
С вершины этой взглядом озираю, —
Туман и камень... Такова сама
Мысль человека, власть его ума!
(Григорий Кружков)
188

[57]
* * *
Чему смеялся я сейчас во сне?
Ни знаменьем Небес, ни адской речью
Никто в тиши не отозвался мне...
Тогда спросил я сердце человечье:
Ты, бьющееся, мой вопрос услышь:
Чему смеялся я? В ответ — ни звука.
Тьма, тьма кругом. И бесконечна мука.
Молчат и Бог, и ад. И ты молчишь.
Чему смеялся я? Познал ли ночью
Своей короткой жизни благодать?
Но я давно готов ее отдать.
Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.
Сильны любовь и слава смертных дней.
И красота сильна. Но смерть сильней.
(Самуил Маршак)
* * *
О, почему смеялся я сейчас? —
Ни Бог, ни дьявол не дадут ответа,
Ни знак Небес, ни грозный ада глас...
И — к сердцу обращаюсь я поэта:
Ответь мне, сердце, почему в тиши
Смеялся я сейчас? Но жду напрасно...
Тоска и тьма! На стон моей души
Молчат и Бог, и ад. И ты безгласно.
189

О, почему смеялся я? Прозреть
Умом сумел я жизненные блага.
Но в эту ночь хотел бы умереть, —
И пусть истлеют в прах лоскутья флага!
Власть Славы, Красоты, Стихов сильна.
Но Смерть сильней — награда нам она.
(Лидия У майская)
190

[59]
СОН НАД КНИГОЙ ДАНТЕ
ПО ПРОЧТЕНИИ ЭПИЗОДА
О ПАОЛО И ФРАНЧЕСКЕ
Как Аргусу зачаровавши слух,
Ликуя, взмыл Гермес над спящим стражем,
Так, силою дельфийских чар, мой дух
Возобладал над вечным бденьем вражьим
И, видя, что стоглазый мир-дракон
Уснул, умчался мощно и крылато
Не к чистой Иде на холодный склон,
Не к Темпе, где Зевес грустил когда-то,
Но ко второму кругу адских ям,
Где в круговерти ветра, ливня, града
Пощады нет измученным телам
Влюбленных. Горькая была отрада
Коснуться бледных губ — и все забыть —
И с милой тенью в урагане плыть.
(Григорий Кружков)
191

[60]
сон
О, добрый лекарь нерушимой ночи,
Поящий нас целительным питьем,
Перстами заслоняющий нам очи
Блаженным сумраком и забытьём.
Сон милосердный! Хочешь — от истомы
Прерву мольбу, сомкну послушный взор
Иль домолюсь, а после маки дремы
Соткут мне утешительный узор.
Спаси от памяти: она лучом
Слепит подушку, мой палач знакомый;
Спаси от совести: она внутри
Сверлит, как моль, с ночною беспощадой;
Подмажь замок, неслышно отопри
И ларь души утихшей опечатай.
(Марина Новикова)
КО СНУ
О ты, хранитель тишины ночной,
Не пальцев ли твоих прикосновенье
Дает глазам, укрытым темнотой,
Успокоенье боли и забвенье?
О Сон, не дли молитвенный обряд,
Закрой глаза мои или во мраке
Дождись, когда дремоту расточат
Рассыпанные в изголовье маки,
Тогда спаси меня, иль отсвет дня
192

Все заблужденья явит, все сомненья;
Спаси меня от Совести, тишком
Скребущейся, как крот в норе горбатой,
Неслышно щелкни смазанным замком
И ларь души умолкшей запечатай.
(Олег Чухонцев)
193

[61]
СОНЕТ О СОНЕТЕ
Раз цепью рифм должны мы неизбежно,
Как Андромеду, сковывать сонет,
Живую прелесть обрекая мукам,
Давайте, если выхода здесь нет,
Хотя бы новым выучимся трюкам,
Дабы иным аллюром шел Пегас;
Слух изощрив, на новый лад прилежно
Настроим лиру, чтобы так же нежно
Звучала, эху дальнему в ответ...
Скупцы, дрожащие над каждым звуком
Ревнивей, чем над золотом Мидас,
Освободим венок лавровый Музы
От мертвых листьев, а не то как раз
Ее гирлянды обратятся в узы!
(Григорий Кружков)
СОНЕТ О СОНЕТЕ
Уж если суждено словам брести
В оковах тесных — в рифмах наших дней,
И должен век свой коротать в плену
Сонет певучий, — как бы нам сплести
Сандалии потоньше, понежней
Поэзии — для ног ее босых?
Проверим лиру, каждую струну,
Подумаем, что можем мы спасти
Прилежным слухом, зоркостью очей.
194

Как царь Мидас ревниво в старину
Хранил свой клад, беречь мы будем стих.
Прочь мертвый лист из лавровых венков!
Пока в неволе музы, мы для них
Гирлянды роз сплетем взамен оков.
(Самуил Маршак)
195

[62]
СЛАВА
Дикарка-слава избегает тех,
Кто следует за ней толпой послушной.
Имеет мальчик у нее успех
Или повеса, к славе равнодушный.
Гордячка к тем влюбленным холодней,
Кто без нее счастливым быть не хочет.
Ей кажется: кто говорит о ней
Иль ждет ее, — тот честь ее порочит!
Она — цыганка. Нильская волна
Ее лица видала отраженье.
Поэт влюбленный! Заплати сполна
Презреньем за ее пренебреженье.
Ты с ней простись учтиво — и рабой
Она пойдет, быть может, за тобой!
(Самуил Маршак)
СЛАВА. I
Кокетка-Слава! У нее в ногах
Валяетесь — надменна, как принцесса,
Зато ее окрутит вертопрах
И влюбит до беспамяти повеса.
Цыганка! Губ не разожмет, пока
Тоскуете по ней вы беспокойно.
Ханжа! На шепот не склонит ушка,
А вслух зовете — фи, как непристойно!
196

Она цыганка — тут и спору нет,
Злой Потифарши кровная сестрица.
Влюбленные поэты, мой совет:
Издевкой за издевку расплатиться.
Проститься и почтительно откланяться —
И вам вдогонку ринется жеманница.
(Марина Новикова)
СЛАВА
Слава — что девушка! Если пред нею
Робко вздыхаешь — она оттолкнет.
Смейся над ней — и рабою твоею
Снидет, покорная, с гордых высот.
О, научись без нее обходиться —
И пред тобою склонится она.
Слава — блудница! Горда и скромна,
Славы она, как бесславья, боится!
Вы, обольщенные ею глупцы —
Бледные барды, певцы, мудрецы!
Ей за презренье воздайте презреньем!
Гордо прощальный отвесьте поклон,
Ветреной деве полюбится он —
И побредет она к вам со смиреньем.
(Корней Чуковский)
197

[63]
СЛАВА. II
Пирог-то один — либо съел, либо цел.
Безумец тот, кто дни свои до тризны
Не в силах мирным глазом обвести,
Кто яростно марает в книге жизни
Безвестности прекрасные листы;
Торопится ли роза надломиться,
А слива пух свой девственный измять?
А в озере наяда-баловница
Смутить волненьем водяную гладь?
Ничуть; алеет роза у калитки,
К ней пчелы льнут и ластятся ветра,
И спеет слива в дымчатой накидке,
И озеро незыблемей сапфира;
Зачем же славу вымогать у мира
За благодать и веры, и добра?
(Марина Новикова)
СЛАВА. II
Нельзя пирог и съесть,
и думать, что он есть.
Пословица
Как жалок ты, живущий в укоризне,
В тревожном недоверье к смертным дням:
Тебя пугают все страницы жизни,
И славы ты себя лишаешь сам;
198

Как если б роза розы растеряла
И слива стерла матовый налет
Или Наяда карлицею стала
И низким мраком затемнила грот;
Но розы на кусте благоухают,
Для благодарных пчел даря нектар,
И слива свой налет не отряхает,
И своды грота множат свое эхо, —
Зачем же, клянча по миру успеха,
В неверии ты сам крадешь свой дар?
(Олег Чухонцев)
199

[64]
* * *
День отошел, и все с ним отошло:
Сиянье глаз — и трепет льнущих рук —
Ладоней жар — и мягких губ тепло —
И томный шепот, нежный полузвук.
И вот мои объятия пусты,
Увял цветок, и аромата нет,
Прекрасные затмилися черты;
Блаженство, белизна, небесный свет —
Все, все исчезло на исходе дня,
И догорает страсти ореол,
И, новой, тайной негою маня,
Ложится ночь; но я уже прочел
Все — до доски — из требника любви;
Теперь уснуть меня благослови.
(Григорий Кружков)
200

[65]
К ФАННИ
Спаси меня! Помилуй! Полюби!
О, полюби! безмерно, безоглядно,
Танталовой тоской не погуби,
Не прячь любви — она не грязь, не пятна.
Отдай мне всю себя! всю плоть, всю суть,
Глаза и губы, в жилках голубую
Божественную, женственную грудь
И лакомство влюбленных — поцелуи.
Все, все!.. Подай из милости! Не скрой
Ни крох — не то умру иль нелюбимым
В живых останусь, раб постылый твой,
И позабуду, застлан слезным дымом,
Зачем живу, когда мой ум пожух
Без соли жизни и ослеп мой дух.
(Марина Новикова)
201

[66]
* * *
Звезда! Хочу быть вечным, как и ты, —
Но не лучиться одиноким светом
И неусыпным оком с высоты
С неутомимостью анахорета
Следить за ритуальной службой вод
И омовением людского брега
Или смотреть, как мягко упадет
На пустоши и горы маска снега, —
Не так! Прижаться, замереть навек
На юных и прекрасных персях милой
И слушать сердца неумолчный бег,
Внимать дыханию, что опустило
И снова поднимает нежно грудь,
Так вечно жить — иль навсегда уснуть.
(Денис Дарвин)
* * *
Звезда! Как ты, хочу не измениться;
Но не в полночной славе с вышины
Следить, раскрывши вечные ресницы,
Один среди священной тишины,
Как воды совершают омовенье
Краев земли людей, как чист простор,
Как юный снег под белым облаченьем
Скрывает лик равнин, болот и гор, —
202

Нет; но как ты, бессменно, терпеливо
Очей в волненье сладком не сомкнуть
И сон любимой охранять, как диво,
Припав лицом на зреющую грудь,
Все слушая приливы и отливы...
Так вечно жить — или навек уснуть.
(Игорь Дьяконов)
* * *
Звезда! Мечтаю стойким быть, как ты, —
но не сиять в величье отчужденном,
сквозь вечные ресницы с высоты
следя Природы схимником бессонным,
как тверди омовение земной
творят живые воды Океана
и новый снег пушистой пеленой
на склоны гор ложится и поляны.
Нет! Стойким быть хочу и неизменным,
склонясь на грудь подруги дорогой,
чтоб сна не знать в волнении блаженном,
и вечно к сердцу приникать щекой,
и каждый легкий вздох ее ловить,
и вечно так — иначе мне не жить.
(Мария Куренная)
* * *
О, если б вечным быть, как ты, Звезда!
Но не сиять в величье одиноком,
Над бездной ночи бодрствуя всегда,
На Землю глядя равнодушным оком, —
Вершат ли воды свой святой обряд,
Брегам людским даруя очищенье,
203

Иль надевают зимний свой наряд
Гора и дол в земном круговращенье, —
Нет, неизменным, вечным быть хочу,
Чтобы ловить любимых губ дыханье,
Щекой прижаться к милому плечу,
Прекрасной груди видеть колыханье
И, в тишине, забыв покой для нег,
Жить без конца — или уснуть навек.
(Вильгельм Левик)
* * *
Звезда! Мне б неизменным быть, как ты,
Но в блеске одиноком не взирать
Раскрытыми очами с высоты
Бесстрастия на всхолмленную гладь
Воды вокруг обжитых берегов,
Священным омовеньем занятой,
На маску мягко брошенных снегов
Поверх болот и гор в ночи пустой.
Нет — неизменно, забывая сон
На мягкой зыби девичьей груди
Моей любимой, с нею в унисон
Дышать и видеть вечность впереди,
И снова, снова нежный вдох ловить.
Так жить всегда — или совсем не жить!
(Анна Павлова)

Комментарии

Оригинальные тексты даны по изданию: Keats J. The
Complete Poems / Ed. by John Barnard. Penguin Books,
Harmondsworth, 1976 (2nd éd.). Нумерация сонетов
соответствует их хронологической последовательности,
предложенной Джоном Барнардом. Перевод цитат — в тех
случаях, когда переводчик не указан, принадлежит
составителю комментария.
Принятые сокращения:
1817 - Poems by John Keats. London: С. and J. Oilier, 1817.
1829 — The Poetical Works of Coleridge, Shelley, and Keats.
Complete in One Volume. Paris: A. and W. Galignani, 1829.
1838 — Plymouth and Devonport Weekly Journal.
1848 — Life, Letters, and Literary Remains of John Keats /
Ed. by Richard Monckton Milnes. Vol. 1—2. London: Edward
Moxon, 1848.
1876 — The Poetical Works of John Keats. Chronologically
arranged and edited, with a memoir by Lord Houghton. London:
George Bell and Sons, 1876.
Letters - The Letters of John Keats. 1814-1821 / Ed. by
Hyder Edward Rollins. Vol. 1—2. Harvard Univ. Press, 1958.

SONNETS
СОНЕТЫ
18 14
[1]
ON PEACE
К МИРУ
Написан весной 1814 г.
Впервые опубликован в журнале «Ноутс энд квиериз»
(«Notes and Queries») 4 февраля 1905 г.
Непосредственным поводом для обращения к
политической теме (редкой в поэзии Китса) послужили разгром
наполеоновской армии в Битве народов под Лейпцигом
16—19 октября 1813 г., вступление войск коалиции
европейских держав в Париж 31 марта 1814 г., отречение
Наполеона I Бонапарта (И апреля 1814 г.) и ссылка его на
остров Эльба (20 апреля 1814 г.).
Форма сонета не отвечает традиционным образцам:
здесь мы видим контаминацию «шекспировского»
(катрены) и «петраркинского» канона (терцеты), причем —
вопреки правилам — одинаковые рифмы встречаются в
обеих частях сонета; выпадают из размера (пятистопный ямб)
8-я строка (семистопный ямб) и 14-я строка
(шестистопный ямб). Указанные недочеты вряд ли вызваны
сознательным экспериментированием с сонетной формой
(свойственным Китсу позднее); скорее всего, они
свидетельствуют о версификационной неопытности начинающего
поэта.
Русские переводы: М.Талов (1955), В. Каганов (1973),
В.Левик (1975), А. Шведчиков (1992), С.Сухарев (1998),
А. Покидов (2005).
...the tuple kingdom... — Имеется в виду Соединенное
Королевство (Англия, Шотландия и Северная Ирландия).
Let the sweet mountain nymph thy favounte be...—
Реминисценция; ср. в «L'Allégro» (1634) Мильтона:
207

Come, and trip it as ye go
On the light fantastic toe,
And in thy right hand lead with thee,
The Mountain Nymph, sweet Liberty... (33—36).
К нам стопою торопливой,
Словно в пляске прихотливой,
Порхни и приведи с высот
Свободу, что в горах живет.
(Пер. Ю. Корнеева)
Подстрочный перевод:
О Мир! Благословит ли твое присутствие жилища
этого окруженного войной острова, утешая безмятежным
челом наши недавние горести, вызывая у тройного
королевства радостную улыбку? Полон ликования, я
приветствую твое появление и приветствую милых сотоварищей,
ожидающих тебя; заверши мою радость — дай
исполниться моему главному желанию: пусть нежная горная нимфа
станет твоей любимицей; вместе со счастьем Англии
провозгласи свободу всей Европы. О Европа! Да не увидят
коронованные тираны, что тебе придется искать
прибежища в прежнем твоем состоянии; разорви цепи навсегда и
отважно заяви о том, что ты свободна; учреди для своих
властителей закон — не оставляй верховные власти
необузданными, и таким образом, покончив с ужасами
прошлого, ты обретешь более счастливую участь!
[2]
ТО LORD BYRON
БАЙРОНУ
Написан в декабре 1814 г.
Впервые опубликован: 1848.
Обращен к поэту-романтику Джорджу Ноэлу Гордону
Байрону (George Gordon Noel Byron; 1788—1824), кумиру
английской читающей публики тех лет. Первые две песни
«Паломничества Чайльд Гарольда» («Childe Harold's
Pilgrimage», 1812) и «восточные поэмы» «Гяур» («The Giaour»,
1813), «Абидосская невеста» («The Bride of Abydos», 1813),
«Корсар» («The Corsair», 1814) и «Лара» («Lara», 1814)
208

имели колоссальный успех. Односторонне-превратное
восприятие юным Китсом ранних произведений Байрона
сменилось резким неприятием его позднейшего творчества.
В письме Джорджу и Джорджиане Ките от 17—27
сентября 1819 г. поэт отмечает: «Вы сравниваете меня и
лорда Байрона. Между нами огромная разница. Он описывает
то, что видит; я описываю то, что воображаю. Моя задача
труднее. Вы видите, какая это громадная разница»
(Letters. Vol. 2. P. 200).
Русские переводы: В. Левик (1941), С. Сухарев (1986),
Г. Подольская (1992), А. Шведчиков (1992), И.Гусманов
(1995), А.Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Байрон! как сладостно печален твой напев!
по-прежнему настраивающий душу на нежность, как если бы
кроткое Сострадание с небывалой силой тронуло свою
жалобную лютню, а ты, оказавшись рядом, уловил эти мелодии,
не позволив им затихнуть. Омрачающая горесть ничуть
не делает тебя менее восхитительным: ты облекаешь свои
печали ярким ореолом, блистающим яркими лучами, как
бывает, когда облако затмевает золотую луну и его края
окрашиваются ослепительным сиянием; сквозь темный
покров то и дело прорываются янтарные лучи и, подобно
светлым прожилкам, текут в черном мраморе. Продолжай
петь, умирающий лебедь! Продолжай свою повесть —
чарующую повесть, повесть о скорби, которая несет утешение.
[3]
«AS FROM THE DARKENING GLOOM A SILVER DOVE...»
«КАК ГОЛУБЬ ИЗ РЕДЕЮЩЕГО МРАКА...»
Написан в декабре 1814 г.
Впервые опубликован: 1876.
Сонет вызван смертью бабушки поэта — миссис Элис
Дженнингс (Alice Jennings, урожд. Уолли (Whalley);
1736—1814), к которой он был сердечно привязан.
Русские переводы: А. Ларин (1979), С. Сухарев (1986),
А. Шведчиков (1992), В. Микушевич (1993), А.Покидов
(2005).
209

Подстрочный перевод:
Как из густеющего мрака взмывает ввысь серебряный
голубь и устремляется к свету с востока на крылах,
несомых одним только чистым восторгом, так отлетела твоя
душа в горние царства — области мира и вечной любви,
где счастливые духи, увенчанные светлыми нимбами
звездных лучей, в великолепном облачении, вкушают высокую
радость, доступную лишь блаженным. Там ты либо
сольешься с бессмертным хором в напевах, которые даже
дивные Небеса наполняют высшим наслаждением, или же по
воле Всемогущего Отца станешь рассекать воздух
посланницей святого глагола. Есть ли блаженства выше этих?
Для чего же какой бы то ни было скорби омрачать нашу
радость?
18 15
W
ТО CHATTERTON
ЧАТТЕРТОНУ
Написан весной 1815 г.
Впервые опубликован: 1848.
Английский поэт Томас Чаттертон (Thomas
Chatterton; 1752—1770), доведенный нищетой до самоубийства,
был в глазах романтиков олицетворением непризнанного
и гонимого обществом гения. Чаттертон, стилизовавший
свои стихи в духе среднеанглийской поэзии, выдавал их
за сочинения настоятеля собора Томаса Роули, якобы
жившего в XV в. Мистификация была раскрыта; сам поэт,
доведенный до отчаяния нищетой, на восемнадцатом году
жизни отравился мышьяком в лондонских трущобах. Ките,
высоко ценивший творчество Чаттертона, посвятил его
памяти поэму «Эндимион: Поэтическое сказание» («Endy-
mion: A Poetic Romance», 1818). В письме Джону
Гамильтону Рейнолдсу от 21 сентября 1819 г. Ките замечает:
«Почему-то осень всегда связывается у меня с Чаттертоном.
Вот чистейший из англоязычных писателей. У него нет
французских оборотов или приставок, как у Чосера, — это
210

подлинный английский язык без малейшей примеси»
{Letters. Vol. 2. P. 167).
Русские переводы: В.Левик (1975), С.Сухарев (1986),
Г. Подольская (1992), А. Шведчиков (1992), А. Раскин
(1996), А.Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
О Чаттертон! Как глубоко печальна твоя судьба!
дорогое дитя горести — сын нищеты! Как скоро пелена смерти
затмила твой взор, где ярко вспыхнули гений и
возвышенные споры. Как скоро этот голос, воодушевленный и
величественный, растворился в смолкающих стихах! О, как
близка оказалась ночь к твоему ясному утру! Ты умер —
полураспустившийся цветок, который угнетают порывы
холодного ветра. Но все это в прошлом, ныне ты меж
созвездий высочайших Небес: кружащимся сферам поет твой
сладостный голос; ничто не грязнит твои гимны,
вознесшиеся над неблагодарным миром и человеческими страхами.
На земле добрые люди ограждают от низкого поношения
твое благородное имя и омывают его слезами.
[5]
WRITTEN ON THE DAY THAT MR. LEIGH HUNT
LEFT PRISON
НАПИСАНО В ДЕНЬ ВЫХОДА МИСТЕРА ЛИ ХАНТА
ИЗ ТЮРЕМНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Написан 2 февраля 1815 г.— в день освобождения Ли
Джеймса Генри Ханта (Leigh James Henry Hunt; 1784—
1859), критика, эссеиста, публициста и поэта, издателя
еженедельника «Экзаминер» («The Examiner», 1808—1821). .
В 1813 г. вместе с братом Джоном был осужден на двух1
летнее тюремное заключение за оскорбление
принца-регента — будущего короля Георга IV (George IV (1762—
1830), принц-регент (1811-1820), король (с 1820 г.) из
Ганноверской династии). Хант — неизменно горячий
поклонник поэтического таланта Китса — познакомил его с
Шелли и Хейдоном, ввел в лондонские литературные
круги, печатал его стихи. Поначалу Ките видел в Ли Ханте
и бесстрашного поборника свободы, и прямого
наследника великих поэтов прошлого; своему первому сборнику
211

«Стихотворения» («Poems», 1817) он предпослал
посвящение Ханту — см. сонет [29]. Однако с годами
отношение Китса к Ханту менялось от
восторженно-ученического до весьма сдержанного и даже резко отрицательного:
«Хант причиняет вред тем, что делает высокое
ничтожным, а прекрасное — отталкивающим» (Письмо
Джорджу и Джорджиане Ките от 16 декабря 1818 — 4 января
1819 г.- Letters. Vol. 2. P. 11).
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: Г. Кружков (1979), С. Сухарев (1986),
В.Широков (1998), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Что из того, что — за демонстрацию правды
обманутому лестью государству — славного Ханта заперли в
темницу; однако он своим бессмертным духом был так же
свободен, как и взмывающий в небо жаворонок, и столь
же воодушевлен. Баловень величия! ты думаешь, что он
пребывал в ожидании? ты думаешь, что он не видел
ничего, кроме тюремных стен, — до тех пор, пока ты, столь
неохотно, не повернул в замке ключ? О нет! гораздо
счастливее и благороднее была его судьба! Он блуждал по
залам Спенсера и по прекрасным прибежищам, собирая
зачарованные цветы; и он летел с бесстрашным Мильтоном
сквозь воздушные пространства; и к собственным
владениям его истинный гений совершал счастливые полеты. Кто
нанесет ущерб его славе, когда ты сгинешь вместе со всей
своей жалкой свитой?
[6-8]
THREE SONNETS
ТРИ СОНЕТА
Написано, вероятно, в марте—декабре 1815 г.— в пору
наиболее тесного общения Китса со своим однокашником
и ровесником Джорджем Фелтоном Мэтью (George Felton
Matthew; 1795—?) — малозначительным литератором,
который восхищался этими стихами как образцом
«подлинной», по его мнению, поэзии.
Впервые опубликовано: 1817. В этом сборнике
помещено вне раздела «Сонеты» и напечатано таким образом,
212

что составляет как бы одно стихотворение из трех строф
(возможно, это один из самых ранних примеров
экспериментирования Китса с формой сонета), однако многие
исследователи не без основания видят здесь поэтический
цикл из трех самостоятельных сонетов.
Русские переводы: Г. Кружков (1979), А. Шведчиков
(1992), А.Раскин (1996), С.Сухарев (1998), В.Широков
(1998), А.Покидов (2005).
[I]
...ίο be a Calidore... A very Red Cross Knight... — Отсылка
к незавершенной аллегорической поэме Эдмунда Спенсера
«Королева фей» («The Fairie Queene», 1590—1596). В
шестой книге, тема которой — куртуазность, сэр Калидор —
Рыцарь Вежества — отправляется в погоню за Зверем
Рыкающим (The Blattant Beast), олицетворяющим клевету и
злоязычие. Герой первой книги — юный рыцарь, только
что принявший посвящение, по прозвищу Рыцарь
Красного Креста: этот крест украшает его доспехи, под
которыми следует понимать «броню праведности»,
упомянутую апостолом Павлом в Послании к Ефесянам (6: 14).
...a stout Leander... — в греческой мифологии юноша из
Абидоса, возлюбленный Геро, жрицы Афродиты в Сеете.
Каждую ночь ради свидания с ней переплывал Геллеспонт
(Дарданеллы). Однажды во время бури ветер погасил огонь
маяка, который Геро зажигала на башне для
возлюбленного, и Леандр утонул. Наутро, увидев труп Леандра,
прибитый волнами к подножию башни, Геро в отчаянии
бросилась в море. На данный сюжет написана, в частности,
неоконченная поэма Кристофера Марло (Christopher
Marlowe; 1564—1593) «Геро и Леандр» («Hero and Leander»,
ок. 1593, дописана в 1598 г. Джорджем Чапменом),
хорошо известная Китсу.
Подстрочный перевод:
[I]
Женщина! когда я вижу тебя ветреной, тщеславной,
непостоянной, по-детски взбалмошной, заносчивой и
полной причуд, лишенной той скромной мягкости, что при-
213

дает большее очарование потупленному взору, который
раскаивается в том, что причиняет своим нежным
сиянием муку — однако с тем, чтобы от нее избавлять; даже
тогда, восторженный, мой дух готов воспрянуть в
страстном порыве; даже тогда моя душа пускается от ликования
в пляс, ибо я твердо положил за правило любить и это.
Но когда я вижу тебя кроткой, доброй и ласковой — о
небо! — как безоглядно я преклоняюсь перед твоей всепо-
коряющей прелестью — страстно стремлюсь стать
твоим защитником — стать Калидором — самим Рыцарем
Красного Креста — отважным Леандром: быть может,
тогда ты полюбишь меня так же, как любили их в давние
времена.
[И]
Легкая поступь, темно-фиалковые глаза и ровный
пробор, мягкие руки в ямочках, белая шея и молочно-нежная
грудь — вот то, к чему прикованы ослепленные чувства
до тех пор, пока влюбленный неотрывный взгляд не
забывает сам себя. От столь прекрасных картин — о небо! —
я не отваживаюсь отнять своего восхищения, хотя они и
не обладают подлинными достоинствами и не облечены
очаровательной скромностью и редкими добродетелями.
И однако я оставляю их так же беспечно, как жаворонок;
об этих соблазнах я забываю немедля — еще до того, как
отобедаю или трижды орошу нёбо; но когда я замечаю,
что подобные чары блистают кроткой разумностью, мой
слух разверст, будто пасть голодной акулы, для того
чтобы ловить переливы божественного голоса.
[III]
Ах! кто способен забыть столь прекрасное создание?
Кто способен забыть ее застенчивые прелести? Боже! Она
походит на молочно-белого ягненка, блеющего в поисках
мужской защиты. Поистине Всевидящий, Кому радостно
видеть наше согласие с Его дарами, никогда не наделит
крыльями ангела того, кто молит о гибели подобной
невинности, кто злостно вводит в обман голубиное сердце.
Воистину никак не освободиться от мыслей о такой
красоте; когда я слышу мелодию, однажды пробужденную ее
214

рукой, то этот женский образ, кажется, парит передо мной
ощутимо и поблизости; стоит мне только увидеть, как она
в зеленой беседке срывает росистый цветок, — тотчас же
возникает передо мной та рука и стряхивает перед моими
глазами дрожащую влагу.
[9]
«О SOLITUDE! IF I MUST WITH THEE DWELL...»
К ОДИНОЧЕСТВУ
Написан, по всей вероятности, в октябре 1815 г. —
вскоре после того, как Ките покинул Эдмонтон и приступил
к занятиям в лондонской больнице Гая.
Впервые опубликован в еженедельнике «Экзаминер»
5 мая 1816 г. (первое выступление Китса в печати).
Вошел в: 1817.
См. статью Г. Кружкова «Первый русский перевод из
Дж. Китса» (Литературная учеба. 1980. №4. С. 195—198),
в которой этот сонет сопоставлен со стихотворением
Н.П.Огарева «Sehnsucht» (1856, опубл. 1904):
SEHNSUCHT
О, если бы я мог на час один
Отстать от мелкого брожения людского,
Я радостно б ушел туда, за даль равнин,
На выси горные, где свежая дуброва
Зеленые листы колышет и шумит,
Между кустов ручей серебряный журчит,
Жужжит пчела, садясь на стебель гибкий,
И луч дневной дрожит сквозь чащи зыбкий.
Там соловей споет мне песню про весну;
Забуду прошлое и, впредь не видя цели,
Я лягу на траву душистую и сну
Предамся сладостно, как будто в колыбели.
Русские переводы: С. Сухарев (1971), Г. Кружков (1972),
В.Потапова (1975), В. Микушевич (1993), И.Гусманов
(1995), Б. Дубин (1995), М.Калинин (1995), А. Кудрявиц-
кий (1995), С.Нещеретов (1995), Т.Стамова (1995), А. Рас-
кин (1996), А.Покидов (2005).
215

Подстрочный перевод:
О Одиночество! если мне и придется обитать с
тобой, то пусть только не среди беспорядочного
нагромождения мрачных строений; взберись со мной на крутизну —
в обсерваторию Природы, откуда долина, ее цветущие
склоны и кристальная зыбь реки покажутся крошечными
(как на ладони); позволь мне бодрствовать под шатром из
ветвей, где быстрый прыжок оленя вспугивает дикую
пчелу из колокольчика наперстянки. И хотя я с радостью
прослежу с тобой все эти картины, однако отрадная
беседа с бесхитростным умом, чьи слова воплощают
образы утонченных мыслей, — вот отрада моей души; и
воистину такое общение относится едва ли не к высочайшим
блаженствам для рода человеческого, когда к твоим
укромным прибежищам устремляются два родственных
духа.
18 16
[10]
ТО -
(«HAD I A MANS FAIR FORM, THEN MIGHT MY SIGHS...»)
K***
(«КОГДА БЫ СТАЛ Я ЮНОШЕЙ ПРЕКРАСНЫМ...»)
Написан предположительно в феврале 1816 г. как
послание к Валентинову дню — 14 февраля; возможно, по
просьбе Джорджа Китса (биографическую справку о нем
см. в примечании к сонету [14]).
Впервые опубликован: 1817.
Дж. Севере Берк (J. Severs Burke) высказывает
предположение, что сонет написан от лица эльфа (см.: Keats-
Shelley Journal. 1957. Vol. 6. P. 109-113).
Русские переводы: А. Парин (1979), С. Сухарев (1986),
А.Шведчиков (1992), А. Покидов (2005).
Нуbla's honeyed roses... — Гибла — город на восточном
побережье Сицилии, к северу от Сиракуз, славившийся
в древности своим медом.
216

Подстрочный перевод:
Будь у меня прекрасный человеческий облик, тогда
мои вздохи могли бы стремительным эхом пронестись
через раковину из слоновой кости — твое ухо — и отыскать
твое нежное сердце: столь искусно вооружила бы меня
страсть для этого предприятия. Но увы! я не рыцарь,
сразивший противника насмерть; панцирь не сверкает на
моей вздымающейся груди; я не тот счастливый пастух
из долины, чьи губы готовы дрогнуть вместе с девичьими
ресницами. И все же я не могу не любить тебя до
безумия — называть тебя сладостной, сладостнее гораздо
более, чем медовые розы Гиблы, когда они с избытком
окроплены росой, наделяющей способностью опьянять. Ах! я
отведаю этой росы, ибо для меня она сладостна, и, когда
луна приоткроет свой бледный лик, я соберу несколько
(роз) силой чар и заклинаний.
[11]
«ТО ONE WHO HAS BEEN LONG IN CITY PENT...»
«ТОМУ, КТО ЖИЛ В НЕВОЛЕ ГОРОДСКОЙ...»
Написан в июне 1816 г. Первая строка сонета —
перифраз строки Мильтона: «As one who long in populous
City pent...» («Так некто, в людном городе большом /
Томящийся...» — «Потерянный рай», книга девятая, 445—
446; пер. Арк. Штейнберга).
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: С.Маршак (1945), С.Сухарев
(1970), А.Шведчиков (1992), А. Раскин (1996), А.Покидов
(2005).
...a debonair / And gentle tale of love and languishment... —
Возможно, отсылка к поэме Ли Ханта «Повесть о Рими-
ни» (см. прим. к сонету [35]).
...the notes of Philomel... — Филомела — в греческой
мифологии дочь царя Афин. Муж ее сестры Прокны — царь
Фокиды Терей — подверг Филомелу насилию и, чтобы
скрыть свое преступление, вырвал у нее язык. Филомела
рассказала об этом сестре вышивкой на ткани.
Разъяренная Прокна убила своего сына от Терея, Итиса, и
накормила мужа его мясом. Зевс превратил Филомелу в соло-
217

вья, Прокну — в ласточку, а Терея — в удода. В
европейской поэзии Филомела означает соловья, обычно в
прямом значении.
Подстрочный перевод:
Тому, кто долго был заточен в городе, так сладостно
смотреть в ясное и открытое лицо небес — выдохнуть
молитву навстречу улыбке голубого небесного свода. Нет
счастливее того, кто с довольным сердцем устало
опускается в приятное убежище волнистой травы и читает
галантную и нежную историю любовного томления.
Возвращаясь вечером домой, слухом ловя пение Филомелы,
взглядом наблюдая за светлым продвижением плывущего
облачка, он сожалеет о том, что день проскользнул так
быстро, словно след ангельской слезы, безмолвно
падающей по прозрачной выси.
[12]
«О! HOW I LOVE, ON A FAIR SUMMER'S EVE...»
«О, КАК ЛЮБЛЮ Я В ЯСНЫЙ ЛЕТНИЙ ЧАС...»
Написан предположительно летом 1816 г.
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: А. Ларин (1979), С. Сухарев (1986),
А.Шведчиков (1992), А. Покидов (2005).
Musing on Milton's fate — on Sidney's bier... — Джон
Мильтон (John Milton; 1608—1674) после Реставрации
подвергался преследованиям как деятельный сторонник
республиканцев. В последние годы жизни пораженный
слепотой, испытывая всевозможные бедствия, Мильтон
создал свои главные произведения — поэмы
«Потерянный рай» («Paradise Lost», 1667) и «Возвращенный рай»
(«Paradise Regained», 1671). Далее Ките называет скорее
всего Олджернона Сидни (Algernon Sidney; 1622—1683),
сторонника вигов, казненного во время царствования
Карла II по обвинению в государственной измене и
почитавшегося английскими либералами мучеником за свободу.
Ср. письмо Китса Джорджу и Джорджиане Ките от 14—
31 октября 1818 г.: «Среди нас нет Мильтона, нет
Олджернона Сидни» {Letters. Vol. 1. P. 396).
218

Не исключено, впрочем, что здесь имеется в виду
и сэр Филип Сидни (Sir Philip Sidney; 1554—1586), поэт
и дипломат эпохи Возрождения, автор пасторального
романа «Аркадия» («Arcadia», 1581), цикла сонетов «Астро-
фел и Стелла» («Astrophel and Stella», 1583) и трактата
«Защита поэзии» («An Apology for Poetry», 1581),
погибший в Нидерландах во время войны Англии с
Испанией.
Подстрочный перевод:
О, как я люблю прекрасным летним вечером, когда
потоки света заливают золотой запад и нежные зефиры
мирно покоят серебряные облака, далеко-далеко оставить
все приземленные мысли и сладостно отдохнуть от
мелких забот; без труда отыскать благоухающий дикий
уголок, убранный красотой Природы, и там упоенной душой
предаться восторгам: согреть грудь патриотическими
преданиями, размышляя о судьбе Мильтона, о гробнице
Сидни, пока их суровые облики не восстанут в воображении;
быть может, взмыть на крылах Поэзии, нередко роняя
сладостные слезы, когда та или иная гармоничная скорбь
зачарует мой взор.
[13]
ТО A FRIEND WHO SENT ME SOME ROSES
ДРУГУ, ПРИСЛАВШЕМУ МНЕ РОЗЫ
Написан 29 июня 1816 г. Адресован (очевидно, после
небольшой размолвки, закончившейся примирением)
литератору Чарльзу Джереми Уэллсу (Charles Jeremy Wells;
1800—1879), соученику Тома Китса и приятелю Джорджа
Китса.
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: А. Парин (1979), С. Сухарев (1986),
А. Покидов (2005).
...queen Titania... — Титания — царица фей и эльфов;
эльфы — в мифологии германских народов духи
природных стихий: саламандры (духи огня), сильфы (духи
воздуха), ундины (духи воды), гномы (духи земли); Титания,
супруга Оберона, царя эльфов, — персонаж комедии Шекс-
219

пира «Сон в летнюю ночь» («A Midsummer's Night
Dream», 1596, опубл. 1600).
Подстрочный перевод:
Когда недавно я бродил по счастливым полям — в ту
пору, когда жаворонок стряхивает дрожащие росинки со
своего укрытия из пышного клевера, а отважные рыцари
вновь поднимают свои помятые в боях щиты, я увидел
прелестнейший цветок каким одаряет дикая природа:
только что распустившую :я мускусную розу; она первой
наполнила лето ароматом и была столь же дивной, что и
жезл, которым владеет царица Титания. И, упиваясь ее
благоуханием, я думал о том, что оно далеко превосходит
благоухание садовой розы, но когда мне доставили твои,
о Уэллс, розы, мои чувства были заворожены их
очарованием: нежными голосами они прошептали ласковую
мольбу о спокойствии, истине и нерушимом дружестве.
[14]
ТО MY BROTHER GEORGE
МОЕМУ БРАТУ ДЖОРДЖУ
Написан в августе 1816 г. в Маргейте — небольшом
городе на юго-востоке Великобритании (графство Кент),
на побережье Северного моря.
Впервые опубликован: 1817.
Джордж Ките (George Keats; 1797—1841) — брат Кит-
са, о котором поэт писал миссис Джеймс Уайли 6 августа
1818 г.: «Мой брат Джордж всегда был для меня более
чем братом: он мой самый большой друг» {Letters. Vol. 1.
P. 358). В конце июня 1818 г. Джордж, спустя месяц
после женитьбы на Джорджиане Августе Уайли,
эмигрировал с ней в Америку.
Русские переводы: В.Лунин (1979), С. Сухарев (1986),
А. Шведчиков (1992), А. Покидов (2005).
Many the wonders I this day have seen: / The sun, when
first he kissed away the tears / That filled the eyes of morn... —
Ср. начало сонета 33 Шекспира: «Full many a glorious
morning have I seen / Flatter the mountain-tops with
sovereign eye...» («Я видел, как торжественный восход / На
220

горных пиках царственно горит...», 1—2; пер. Игн.
Ивановского).
Cynthia — Цинтия (рим., синоним — Диана) — одно
из имен Артемиды; в греческой мифологии дочь Зевса
и Лето, сестра-близнец Аполлона. Девственная богиня
охоты, покровительница диких зверей, защитница
целомудрия. С Дианой как с божеством луны, сопричастной трем
царствам (Небу, Земле и Аиду) и нередко
отождествлявшейся с Гекатой и Селеной, связан и позднейший миф о
тайной любви богини к смертному — прекрасному
юноше, карийскому пастуху Эндимиону (сюжет, легший в
основу поэмы Китса «Эндимион: Поэтическое сказание»).
But what, without the social thought of thee, / Would be
the wonders of the sky and sea? — Ср. письмо Китса
Бенджамину Бейли от 13 марта 1818 г.: «Природа прекрасна,
но человеческая природа еще прекраснее» (Letters. Vol. 1.
P. 242).
Подстрочный перевод:
Много чудес я повидал сегодня: солнце, когда оно
впервые прогнало поцелуем слезы, наполнявшие глаза утра;
лавры, увенчанные перистым золотом вечера; океан с его
необъятностью, голубой зеленью, его корабли, скалы,
пещеры, надежды, тревоги; его таинственный голос,
услышав который всякий должен задуматься о том, что будет,
и о том, что было. Даже сейчас, дорогой Джордж, пока я
пишу тебе это, Цинтия выглядывает из-за своего
шелкового занавеса так робко, как будто это ее брачная ночь и
она справляет наполовину скрытые празднества. Но что
без дружественной мысли о тебе были бы все эти чудеса
неба и моря?
[15]
«HOW MANY BARDS GILD THE LAPSES OF ΉΜΕ..>
«ИЗ БАРДОВ, ЗОЛОТИВШИХ НИТЬ ВРЕМЕН...»
Написан между мартом и октябрем 1816 г.
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: Г. Кружков (1979), С. Сухарев (1986),
А. Шведчиков (1992), М.Абрамов (1995), В.Широков
(1998), А.Покидов (2005).
221

Подстрочный перевод:
Как много бардов золотит отрезки времени! Немногие
из них всегда были пищей моего восторженного
воображения: я мог подолгу размышлять над их красотами,
земными и возвышенными. И часто, когда я сажусь за рифмы,
они толпами вторгаются перед моим умственным взором,
однако не вызывают ни смятения, ни грубой суматохи:
это приятная слуху гармония. Так и бессчетные звуки,
хранимые вечером: песни птиц — шепот листвы — голос
вод — большой колокол, разносящий торжественный гул, —
и тысячи других, которые расстояние не позволяет
распознать, сливаются в прекрасную музыку, а не в дикий рев.
[16]
ON FIRST LOOKING INTO CHAPMAN'S HOMER
ПРИ ПЕРВОМ ПРОЧТЕНИИ ЧАПМЕНОВСКОГО ГОМЕРА
Написан в октябре 1816 г. ранним утром, по
возвращении от Чарльза Каудена Кларка (Charles Cowden
Clarke; 1787—1877), вместе с которым Ките, не
владевший древнегреческим языком, читал «Одиссею» в переводе
(1614) поэта и драматурга эпохи Возрождения
Джорджа Чапмена (George Chapman, 15597—1634). Общение с
Чарльзом Кауденом Кларком — литератором и критиком,
сыном владельца школы в Энфилде, которую посещали
Ките и его братья, сыграло важную роль в формировании
литературных взглядов и вкусов поэта. Кларк вспоминает:
«...когда наутро я спустился к завтраку, то нашел на столе
письмо с единственным вложением: это был его
прославленный сонет „При первом прочтении чапменовского Гомера"».
Расстались мы на рассвете, однако Ките позаботился о том,
чтобы мне доставили эти стихи через разделявшие нас
примерно две мили к десяти часам» {Clarke Charles and Mary-
Cowden. Recollections of Writers. London, 1878. P. 130).
Впервые опубликован в еженедельнике «Экзаминер»
1 декабря 1816 г. Вошел в: 1817.
По словам Ли Ханта, сонет «властно возвестил о
явлении нового поэта» {Hunt L. Lord Byron and Some of His
Contemporaries. London, 1828. P. 248).
Русские переводы: Игн. Ивановский (1960),
С.Маршак (опубл. 1969), А.Парин (1975), С.Сухарев (1986),
222

А. Шведчиков (1992), В. Микушевич (1993), А. Раскин
(1996), А.Покидов (2005).
...realms of gold... — Образ, порождающий характерное
для поэтики Китса богатство разноплановых ассоциаций.
«Золотые царства» вызывают в воображении сказочную
страну Эльдорадо, на поиски которой устремлялись на
Запад европейские завоеватели. Эпитет «золотой»
непременно сопутствует у Китса богу поэзии Аполлону —
также и богу солнца (а оно, уходя на запад, окрашивает закат
в золото). Кроме того, здесь присутствует и простейшая
метонимическая связь с золотыми обрезами старинных
томов в золоченых переплетах (часто с золотыми застежками).
Apollo — Аполлон (греч. «лучезарный») — сын Зевса
и Лето, брат-близнец Артемиды (Дианы). Победа
Аполлона над титаном Гиперионом, древнейшим солнечным
божеством, — основная тема незавершенных поэм Китса
«Гиперион. Фрагмент» («Hyperion. A Fragment», 1818) и
«Падение Гипериона: Видение» («The Fall of Hyperion:
A Dream», 1819). Хотя функции Аполлона как бога весьма
разнообразны, для Китса Аполлон — прежде всего
божество солнца, воплощение совершенной красоты и поэзии;
этот образ присутствует в целом ряде его произведений.
...deep-browed Homer... — Гомер ('Όμηρος; VIII—VII вв.
до н.э.) — легендарный древнегреческий поэт.
Английский поэт Александр Поуп (Alexander Pope; 1688—1744),
следуя канонам классицизма, перевел поэмы Гомера
рифмованным александрийским стихом (1715—1726), в
значительной мере пригладив и «упорядочив» оригинал. Ките,
как и все романтики, отдавал решительное предпочтение
переводам (1611, 1616) Джорджа Чапмена. О творческом
восприятии Китсом наследия Гомера см.: Сухарев С. Л. Ките
и Гомер: Два сонета // Miscellanea Philologica (К 75-летию
Н.Я.Дьяконовой). Пб., 1990. С. 50-53.
См. также примеч. к сонету [50].
Then felt I like some watcher of the skies / When a new
planet swims into his ken... — Подробное описание открытия
Уильямом Гершелем (William Hershel; 1738—1822)
планеты Уран содержится в книге Джона Бонникасла (John
Bonnycastle; 1727—1781) «Введение в астрономию»
(«Introduction to Astronomy»), издание которой (1807) Ките
получил в школе Кларка в награду за успехи.
223

Cotiez — Эрнан Кортес (Hernân Cortes; 1485—1547) —
испанский конкистадор, в поисках морского пролива
пересекший в 1524 г. Центральную Америку. Ошибка Китса:
на самом деле честь открытия Тихого океана (сентябрь
1513 г.) принадлежит Васко Нуньесу де Бальбоа (Vasco
Nunez de Balboa; 1475-1519).
...upon a peak in Danen. — Дариен (Дариенский
перешеек) — старое название Панамского перешейка,
соединяющего Центральную и Южную Америку.
Подстрочный перевод:
Немало я путешествовал по золотым царствам и
много повидал прекрасных государств и королевств; многие
обогнул западные острова, которые барды держат в
подданстве у Аполлона. Часто мне говорили о некоем
обширном пространстве, где правит, как своим владением, Гомер
с величественным челом, и все же я так и не вдохнул его
чистой прозрачности до тех пор, пока не услышал
громкий и смелый голос Чапмена. И тогда я ощутил себя
неким звездочетом, в поле зрения которого вплывает новая
планета; или отважным Кортесом, когда орлиным взором
он вглядывался в Тихий океан, а все его спутники
смотрели друг на друга в безумной догадке — безмолвно, на
Дариенском пике.
[17]
ТО A YOUNG LADY WHO SENT ME A LAUREL CROWN
ЮНОЙ ЛЕДИ, ПРИСЛАВШЕЙ МНЕ ЛАВРОВЫЙ ВЕНОК
Написан предположительно в октябре-ноябре 1816 г.
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: В. Левик (1979), В. Микушевич
(1993), С.Сухарев (1998), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Порывы свежего утреннего ветра изгнали все тревоги
из моей радостной груди; отныне я навсегда отвергаю
уныние: ничто другое, кроме горделивого лавра, достойно не
увенчает мой смертный одр. Нет, клянусь вечными
созвездиями! А иначе зачем пребывать тут перед взором
солнца и прижимать к вискам венок из листьев самого
224

Аполлона, сплетенный в напутствие белоснежными
пальцами и твоей чистой душой. Так вот, кто посмеет сказать:
«Делай то-то»? Кто осмелится отклонить мою волю от ее
высокого предназначения? Кто прикажет мне: «Стой!» или
«Иди!»? Сейчас, в этот великий миг, я с презрением взгляну
на жалких Цезарей; никакой отряд даже самых отважных
героев, одетых в кольчугу, не сорвет с меня моей короны;
однако я готов преклонить колени и поцеловать твою
нежную руку!
[18]
ON LEAVING SOME FRIENDS AT AN EARLY HOUR
ПРИ РАССТАВАНИИ С ДРУЗЬЯМИ РАННИМ УТРОМ
Написан в октябре-ноябре 1816 г.
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: Нат. Булгакова (1979), С. Сухарев
(1986), А.Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Вручите мне золотое перо и дайте откинуться на груду
цветов — в краю безоблачном и далеком; принесите мне
табличку — белоснежней звезды или руки возносящего
гимны ангела, когда она видна между серебряными
струнами неземной арфы; и пусть мимо плавно скользит
множество перламутровых колесниц, розовых одеяний,
волнистых волос, алмазных сосудов, полурасправленных крыльев
и зорких взоров. Тем временем пусть близ моего слуха
витает музыка — и с каждым сладостным ее завершением
дайте мне записать восхитительно звучную строку, с
избытком наполненную чудесами небесных сфер. На какие же
высоты притязает мой дух! Он не согласен остаться столь
скоро в одиночестве.
[19]
«KEEN, FITFUL GUSTS ARE WHISPERING HERE AND THERE...»
«ЗОЛ И ПОРЫВИСТ, ШЕПЧЕТСЯ ШАЛЬНОЙ...»
Написан в октябре-ноябре 1816 г. по возвращении из
загородного дома Ли Ханта в Хэмпстеде, расстояние от
которого до жилища Китса в Лондоне составляло пять миль
(около 8 км).
225

Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: С. Сухарев (1971), Б. Дубин (1975),
А. Парин (1988), А. Шведчиков (1992), Г. Кружков (1993),
В.Микушевич (1993), А.Раскин (1996), А. Покидов (2005).
...gentle Lycid drowned... — Лисидас (Ликид) — имя
пастуха в седьмой идиллии Феокрита и девятой эклоге из
«Буколик» Вергилия. Элегию «Лисидас» («Lycidas», 1637)
Мильтон написал на смерть поэта Эдварда Кинга (Edward
King; 1612—1637) — своего товарища по Кембриджу,
утонувшего при кораблекрушении.
Of lovely Laura in her light green dress, / And faithful
Petrarch glonously crowned. — Лаура (лат. «лавр») — Лаура
де Нов (Laura de Noves; 1308—1348) — возлюбленная
итальянского поэта Раннего Возрождения Франческо
Петрарки (Francesco Petrarca; 1304—1374), который в 1341 г.
был торжественно увенчан на Капитолии лавровым
венком. В доме Ли Ханта находился портрет Петрарки,
изображенного вместе с Лаурой.
Подстрочный перевод:
Порывы резкого, жгучего ветра шепчутся там и сям
среди сухих кустов с полуоблетевшими листьями, звезды
с неба смотрят очень холодно, а мне предстоит пройти так
много миль пешком. Однако я почти не замечаю ни
суровости промозглого воздуха, ни мрачного шороха
мертвых листьев, ни серебряных светочей, пылающих в высоте,
ни расстояния, отделяющего меня от приятного
домашнего уголка, ибо я переполнен дружелюбием, найденным мной
в маленьком коттедже; красноречивым страданием
светловолосого Мильтона и его любовью к нежному
утонувшему Лисидасу; прекрасной Лаурой, в светло-зеленом
одеянии, и верным Петраркой, увенчанным славой.
[20]
ADDRESSED ТО HAYDON
(«Highmindedness, a jealousy for good...»)
К ХЕЙДОНУ
(«Любовь к добру, возвышенность души...»)
Написан, по всей вероятности, в ноябре 1816 г. —
вскоре после первого посещения Китсом мастерской худож-
226

ника и искусствоведа Бенджамина Роберта Хейдона
(Benjamin Robert Hay don; 1786—1846), создававшего
полотна в историческом жанре и тяготевшего к
монументальности. Хейдон — историк искусства и мемуарист,
автор обширного «Дневника»; один из ближайших друзей
Китса. Знакомство поэта в октябре 1816 г. с уже
известным живописцем и общественным деятелем сразу
переросло в пылкую дружбу, однако со временем
отношение Китса к Хейдону стало гораздо более сдержанным.
Хейдон, проводивший экспертизу памятников
греческого искусства, вывезенных лордом Элгином из
афинского Парфенона, энергично способствовал приобретению
правительством этого богатейшего собрания мраморных
скульптур для Британского музея. Пятилетние усилия
Хейдона, встречавшие сопротивление, но поддержанные
широкими общественными кругами, увенчались успехом
в 1816 г. Вместе с Вордсвортом, Лэмом, Хэзлиттом,
Бьюиком и другими известными людьми того времени
Ките позировал Хейдону, когда тот писал
монументальное полотно «Триумфальный вход Христа в Иерусалим»
(1820).
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: Д.Сильвестров (1979), С.Сухарев
(1986), А.Прокопьев (1998), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Возвышенность души, рвение к добру, любовная
преданность прославленному великому человеку
обитают всюду среди безвестных смертных — в зловонных
переулках и в непроходимой чаще; и там, где, как мы
думаем, истину понимают менее всего, нередко
обнаруживается «устремленность к единой цели», которая
должна устрашить и заставить укрыться от стыда под
капюшонами презренное племя алчных стяжателей.
Как прекрасна такая верность делу со стороны
непреклонного гения, отважно занятого непрерывной
борьбой! Что происходит, когда стойкий непоколебимый
воитель внушает трепет Зависти и Злобе, загоняя их
в родной им хлев? Несчетные души выражают
безмолвное одобрение, гордясь тем, что видят его в своем
отечестве.
227

[21]
TO MY BROTHERS
МОИМ БРАТЬЯМ
Написан 18 ноября 1816 г., в день 17-летия Тома Кит-
са. Томас (Том) Ките (Thomas (Tom) Keats; 1799—1818) —
младший брат Китса. К смертельно больному
туберкулезом Тому поэт испытывал особенно нежные чувства; Том
умер на руках у Китса.
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: Н. Нович (1895), А. Парин (1979),
С. Сухарев (1986), А. Шведчиков (1992), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Крошечные оживленные огоньки играют над свежена-
сыпанными углями, и их слабое потрескивание проникает
в наше молчание подобно перешептываниям домашних
богов, мирно властвующих над нашими братскими
душами. И пока в поисках рифм я странствую вокруг полюсов,
ваши глаза прикованы, словно в поэтическом забытьи, к
преданиям — красноречивым и глубоким, которые всегда
с наступлением вечера умеряют наши заботы. Сегодня
твой день рождения, Том, и я счастлив, что он проходит
спокойно и без тревог. Да проведем мы вместе много
таких вечеров, под это безмятежное перешептывание, и
безмятежно вкусим подлинные мирские радости, пока
величественный глас Ясноликого не призовет наши души
устремиться ввысь!
[22]
ADDRESSED ТО [HAYDON]
(«Great spirits now on earth are sojourning...»)
ВНОВЬ К ХЕЙДОНУ
(«Великие живут и среди нас...»)
Сонет был написан на отдельном листке,
приложенном к письму Китса Хейдону от 20 ноября 1816 г.
Автограф Китса Хейдон сохранил у себя, а собственноручную
копию сонета отправил в письме Вордсворту только 31
декабря 1816 г. В ответном письме от 20 января 1817 г.
228

Вордсворт написал следующее: «Сонет внушает неплохие
надежды; впрочем, мы с Вами, осыпанные в этом
сочинении столь лестными комплиментами, не можем считаться
в данном случае совершенно беспристрастными судьями,
однако замысел сонета отличается бесспорной энергией и
нашел отличное словесное выражение; похвала Ли Ханту
вполне им заслужена, а концовка сонета просто
замечательна» (цит. по: Letters. Vol. 1. P. 118—119).
Не называя имен, под «великими умами»
современности Ките подразумевает Вордсворта (ст. 2—4), Ли
Хаита (ст. 5—6) и самого Хейдона (ст. 7—8). Влияние
Вордсворта, написавшего к этому времени свыше ста сонетов,
ощущается в первой строке: ср. его сонет «Великие средь
нас — с пером в руке...» («Great men have been among us:
hands that penned...», 1802).
Впервые опубликован: 1817.
Helvellyn — Хелвеллин — гора в Озерном крае, на
северо-западе Англии, высотой 950 м; неоднократно
упоминается в стихах Вордсворта.
...the chain for Freedom's sake... — Имеется в виду
тюремное заключение Ли Ханта — см. сонет [5].
...Raphael's whispenng. — Вероятно, речь идет об
итальянском художнике Рафаэле Санти (Raffaello Sanzio, англ.
Raphael; 1483—1520), прямым наследником которого,
наряду с другими гениями эпохи Возрождения, Хант
провозгласил Хейдона. Однако комментаторами
высказывается предположение, что здесь имеется в виду архангел
Рафаил (Raphael) в «Потерянном рае» Мильтона,
посланный Господом с тем, чтобы объяснить Адаму и Еве, как
и для чего сотворен мир (книги пятая—седьмая).
Of mighty workings? — Первоначально строка
выглядела следующим образом: «Of mighty workings in a distant
Mart? По предложению Хейдона слова «in a distant Mart»
при публикации были опущены. В ответном письме Хей-
дону от 21 ноября 1816 г. Ките писал: «Ваше письмо
преисполнило меня горделивым удовольствием и неизменно
будет побуждать к действию. Я начинаю сосредоточивать
взгляд на одном-единственном горизонте. Наши мнения
относительно пропуска совершенно совпадают: я от него
в восторге. От Вашей идеи переслать сонет Вордсворту у
меня перехватило дыхание: Вам известно, с какой глубо-
229

кой почтительностью я передал бы Вордсворту самые
добрые пожелания» {Letters. Vol. 1. P. 118).
Подстрочный перевод:
Великие души пребывают сейчас на земле: один у
облака, у водопада, у озера, неустанно бодрствуя на вершине
Хелвеллина, перенимает свежесть под крылом архангела.
У другого — роза, фиалка, ручей, дружеская улыбка,
оковы во имя Свободы; и вот — третий, наделенный
непреклонностью, прислушивающийся разве что к шепоту
Рафаэля. И прочие души стоят в стороне, ожидая наступление
нового века, — они наделят мир иным сердцем и биением
иного пульса. Слышите гул могучей деятельности <на
отдаленном торжище>? Народы, вслушивайтесь, храня
безмолвие.
[23]
WRITTEN IN DISGUST OF VULGAR SUPERSTITION
НАПИСАНО ИЗ ОТВРАЩЕНИЯ К РАСХОЖЕМУ СУЕВЕРИЮ
Написан 23 декабря 1816 г. На автографе помета
Тома Китса: «Написано Дж<оном> К<итсом> в течение
пятнадцати минут».
Впервые опубликован: 1876.
Русские переводы: А. Покидов (1972), В.Потапова
(1975), А. Парин (1988), В. Микушевич (1993), В. Андреев
(1995), С.Сухарев (1995).
The church bells toll a melancholy round... —
Реминисценция; ср. начальную строку «Элегии, написанной на
сельском кладбище» («Elegy written in a Country Churchyard»,
1750) Томаса Грея (Thomas Gray; 1716—1771): «The
curfew tolls the knell of parting day...» («Колокол поздний
кончину отшедшего дня возвещает...», 1; пер.
В.Жуковского).
...Lydian airs... — Лидийский лад — один из пяти
мелодических ладов древнегреческой музыки, близкий
натуральному мажору и считавшийся наиболее нежным. Согласно
Платону, лидийский и ионийский лады «свойственны
застольным песням», их «называют расслабляющими» (см. его
диалог «Государство» (III, 398). Ср. у Мильтона в «L'Al-
230

legro»: «And ever against eating Cares, / Lap me in soft
Lydian Aires...» («Там без забот, не знаясь с грустью, /
Лидийской музыкой упьюсь я...», 135—136; пер. Ю. Кор-
неева).
Подстрочный перевод:
Церковные колокола разносят унылый звон, призывая
люд к неким иным молитвам, некой иной мрачности, к
еще более ужасным тяготам, заставляя еще пристальней
вслушиваться в звучание чудовищной проповеди.
Поистине ум человека прочно пленен некими темными чарами;
это становится ясно, когда видишь, что всякий отрывает
себя от радостей у очага, от лидийских напевов и бесед с
теми, кто увенчан славой. Неумолчный, неумолчный
раздается звон, и меня охватила бы тоска, меня пробрало бы
словно могильным холодом, если бы я не знал, что он
замирает, как гаснет выгоревший светильник, что это
последние жалобные вздохи перед уходом в забвение; если
бы я не знал, что воспрянут новые цветы и явится много
триумфов, отмеченных печатью бессмертия.
[24]
ON THE GRASSHOPPER AND CRICKET
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
Написан 30 декабря 1816 г. в Хэмпстеде во время
15-минутного поэтического состязания с Ли Хантом на
заданную им тему.
Приводим сонет Ли Ханта:
ТО THE GRASSHOPPER AND THE CRICKET
Green little vaulter in the sunny grass,
Catching your heart up at the feel of June,
Sole voice that's heard amidst the lazy noon,
When even the bees lag at the summoning brass;
And you, warm little housekeeper, who class
With those who think the candles come too soon,
Loving the fire, and with your tricksome tune
Nick the glad silent moments as they pass;
О sweet and tiny cousins, that belong,
231

One to the fields, the other to the hearth,
Both have your sunshine; both, though small, are strong
At your clear hearts: and both seem given to earth
To ring in thoughtful ears this natural song —
Indoors and out, summer and winter, Mirth.
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
Ты, в солнечной траве прыгун зеленый,
Июньской благодатью вдохновлен,
Разносишь трели, хоть пчелиный звон
Не слышится в тиши полудня сонной;
И ты, домашний страж неугомонный,
Когда обступит мрак со всех сторон,
У камелька стрекочешь, ободрен,
Покой даруя умиротворенный.
Вы, родичи-малютки, на свободе
(Один — в лугах, близ очага — другой)
Чистосердечно преданы природе:
В полях, за печкой, летом и зимой,
Немолчен чистый перелив мелодий
Во славу щедрой радости земной.
(Пер. С. Сухарева)
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: Б.Пастернак (1938), С.Маршак
(1943), С.Сухарев (1970), Т. Спендиарова (1971), А. По-
кидов (1972), О. Чухонцев (1972), Н.Травушкин (1983),
М.Новикова (1986), Т. Фроловская (1991), Г. Подольская
(1992), А.Шведчиков (1992), А. Кудрявицкий (1995),
Б.Чулков (1995), А. Раскин (1996), И.Фрадкин (1997),
Я.Фельдман (1997).
Подстрочный перевод:
Поэзия земли никогда не умирает: когда все птицы
слабеют от жаркого солнца и прячутся в навевающих
прохладу деревьях, пронесется голос от одной живой
изгороди к другой по свежескошенному лугу. Это кузнечик: он
берет первенство в летнем блаженстве; он не знает конца
своим наслаждениям; изнемогший от веселья, он отдыхает
на приволье под какой-нибудь приятной травинкой. Поэ-
232

зия земли никогда не прекращается: одиноким зимним
вечером, когда мороз сковывает мир безмолвием, из-за
очага доносится пронзительная песня сверчка, в тепле
становящаяся громче; и тому, кто погружен в
полудремоту, кажется, что это песня кузнечика среди травянистых
холмов.
[25]
ТО KOSCIUSKO
к костюшко
Написан в декабре 1816 г.
Впервые опубликован в еженедельнике «Экзаминер»
16 февраля 1817 г. Вошел в: 1817.
Русские переводы: М. Талов (1955), В. Левик (1975),
А. Шведчиков (1992), А. Раскин (1996), С. Сухарев (1998),
А. Покидов (2005).
Kosciusko — Тадеуш Костюшко (Tadeusz Kosciuszko;
1746—1817) — военный и политический деятель Речи По-
сполитой, участвовал в Войне за независимость
Соединенных Штатов Америки (1775—1783), позднее возглавил
Польское восстание 1794 г. Скончался 17 октября 1817 г.
в Швейцарии. Бюст Костюшко, превозносимого многими
английскими либералами, находился в хэмпстедском доме
Ли Ханта.
Alfred — Альфред Великий (Alfred the Great; ок. 849—
900) — с 871 г. король англосаксонского государства Уэс-
секс, возглавивший борьбу с датским нашествием;
переводчик латинских авторов, летописец и законодатель.
В стихотворении «Сон и Поэзия» («Sleep and Poetry»,
1816) Ките также ставит имена Альфреда и Костюшко
рядом — как овеянных славой великих национальных
героев:
Great Alfred's too, with anxious, pitying eyes,
As if he always listened to the sighs
Of the goaded world; and Kosciusko's worn
By horrid suffrance — mightily forlorn.
Вот рядом мраморный Альфред Великий
С сочувствием и жалостью на лике
233

К терзаньям мира. Вот Костюшко — он
Страданьем благородным изможден.
(385-388; пер. Г. Усовой)
Подстрочный перевод:
Славный Костюшко! Одно твое великое имя —
изобильный урожай для жатвы возвышенного чувства; оно
нисходит на нас подобно величественному перезвону
необъятных сфер, извечному звучанию. И сейчас оно говорит
мне, что в неведомых мирах имена героев прорываются
сквозь скрывающие их тучи и обращаются в гармонии,
навсегда разливаясь по безоблачной голубизне вокруг
каждого серебряного трона. Оно говорит мне также и о том,
что в один счастливый день, когда некий добрый дух
прошествует по земле, твое имя с именем Альфреда и
именами великих прошлого, кротко соединившись, даст
могущественное рождение громоподобному гимну, который
разнесется далеко-далеко — туда, где вечно обитает
великий Бог.
[26]
ТО G[EORGIANA] A[UGUSTA] W[YLIE]
К ДЖ<ОРДЖИАНЕ> А<ВГУСТЕ> У<АЙЛИ>
Написан в декабре 1816 г. Сонет обращен к Джорд-
жиане Августе Ките (Georgiana Augusta Keats, урожд. Уайли
(Wylie); во втором замужестве Джеффри (Jeffrey); 1801/
1802-1879) - жене Джорджа Китса с 28 (?) мая 1818 г.
О ней Ките в письме Бенджамину Бейли от 10 июня
1818 г. писал: «Я познакомился с моей невесткой еще до
того, как она ею стала, и очень к ней привязался. Она
нравится мне все больше и больше: более бескорыстной
женщины я не встречал; я бы сказал, что ее бескорыстие
не имеет границ» (Letters. Vol. 1. P. 293).
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: А. Покидов (1978), В.Потапова
(1979), С.Сухарев (1986), А. Шведчиков (1992), Г.
Кружков (1993), А.Раскин (1996).
...which Grace... — Грации (рим.; греч. — Хариты) —
богини, воплощающие доброе, прекрасное, радостное и
вечно юное начало жизни (Аглая, Евфросина, Талия).
234

Подстрочный перевод:
Нимфа застенчивой улыбки и взгляда искоса, в
какие из лучших мгновений дня ты всего очаровательней?
Когда отклоняешься далеко в сторону, запутавшись в
извивах милой речи? Или когда безмятежно блуждаешь,
зачарованная спокойным размышлением? Или же
когда, устремившись в небрежно накинутом одеянии
навстречу утренним лучам, оберегаешь цветы в своем
прихотливом танце? Быть может, тогда, когда твои губы
сладостно приоткрываются и замирают, ибо ты чутко
вслушиваешься? Но столь полно радовать ты была
создана природой, что я не сумею сказать, какое
настроение подходит тебе лучше других: мне легче сказать,
какая из Граций изящнее остальных выступает перед
Аполлоном.
[27]
«HAPPY IS ENGLAND! I COULD BE CONTENT...»
«БЛАГОСЛОВЕННА АНГЛИЯ! МОЙ ВЗОР...»
Написан предположительно в декабре 1816 г.
Впервые опубликован: 1817.
Русские переводы: С.Сухарев (1970), Г.Бен (1977),
Г. Кружков (1979), А. Шведчиков (1992), А. Раскин
(1996), А.Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Счастлива Англия! Мне было бы достаточно видеть
только твои зеленые просторы; ощущать только твои
ветры, что дуют через твои высокие леса, сливаясь с
возвышенными романтическими преданиями. И все же порой я
испытываю томление по небесам Италии и подспудное
желание воссесть на альпийскую вершину, будто на трон,
и почти что забыть о том, что значат мир и смертные.
Счастлива Англия, милы ее безыскусные дочери;
довольно для меня их простого очарования, довольно их
белоснежных рук, безмолвно заключающих в объятия; однако
часто я горю стремлением увидеть красавиц с более
выразительным взглядом, и услышать их пение, и плыть
с ними по летним водам.
235

18 17
[28]
«AFTER DARK VAPOURS HAVE OPPRESSED OUR PLAINS...»
«РАВНИНЫ НАШИ ЗАСТИЛАЛА МГЛА...»
Написан 31 января 1817 г.
Впервые опубликован в еженедельнике «Экзаминер»
23 февраля 1817 г.
Русские переводы: К. Чуковский (1908), Р. Рабинерсон
(1918), С.Сухарев (1976), Нат. Булгакова (1979),
О.Чухонцев (1981), А.Шведчиков (1992), Г. Кружков (1993),
В. Микушевич (1993), М.Абрамов (1995), А. Раскин (1996),
А.Покидов (2005), А. Кудрявицкий (2010).
Sweet Sappho's cheek... — Сафо (Σαπφώ; ок. 630—
572/570 до н. э.), древнегреческая поэтесса.
...a Poet's death. — По мнению ряда исследователей,
здесь имеется в виду Томас Чаттертон (ср. сонет [4]).
Подстрочный перевод:
После того как темные испарения облегали наши
равнины в продолжение долгого мрачного сезона, приходит
день, рожденный нежным югом, и прогоняет с больных
небес все уродливые пятна. Тревожный месяц,
избавленный от страданий, берет, как давно утраченное право,
ощущение мая; ресницы играют с пробегающей прохладой,
будто лепестки розы с влагой летних дождей.
Спокойнейшие мысли окружают нас: о листьях; о фруктовой завязи,
созревающей в тишине; об осенних солнцах,
улыбающихся на закате над недвижными снопами; о милой щеке
Сафо; о дыхании спящего ребенка; о медленном песке,
сыплющемся в стекле часов; о лесном ручейке; о смерти Поэта.
[29]
ТО LEIGH HUNT, ESQ.
ПОСВЯЩЕНИЕ. ЛИ ХАНТУ, ЭСКВАЙРУ
Написан в феврале 1817 г.— согласно воспоминаниям
Чарльза Каудена Кларка, при отсылке в типографию
последней корректуры сборника: 1817, которому он предпослан.
236

Русские переводы: С. Сухарев (1976), А. Парин (1979),
В. Васильев (1986), А. Шведчиков (1992), А. Покидов (2005).
Glory and loveliness have passed away... —
Реминисценция; ср. оду Вордсворта «Откровения о бессмертии,
навеянные воспоминаниями раннего детства» («Ode:
Intimations of Immortality from Recollections of Early Childhood»,
1803—1806): «...there hath pass'd away a glory from the earth»
(«...утратила земля великолепье», 18).
The shrine of Flora... — Флора — в римской мифологии
богиня цветов и садов. Изображалась юной красавицей в
венке, рассыпающей цветы из рога изобилия.
Pan is по longer sought... — Пан — в греческой
мифологии сын Гермеса и Дриопы. Аркадский козлоподобный
бог лесов, рощ и пастбищ, покровитель пастухов и
охотников, один из спутников Диониса. Пан обычно
изображался в окружении нимф, близ своей пещеры, играющим
на изобретенной им тростниковой свирели. Культ Пана
был широко распространен в Греции.
Подстрочный перевод:
Величие и очарование покинули мир, ибо, выйдя
ранним утром, мы не видим извитого венком фимиама,
восходящего к востоку, навстречу улыбке дня; не видим
толпы нимф — нежноголосых, юных и веселых, несущих в
плетеных корзинах колосья, розы, гвоздики и фиалки, чтобы
украсить алтарь Флоры в ранние дни мая. Но остались
наслаждения столь же высокие, как и эти, и я буду вечно
благословлять судьбу за то, что в то время, когда под
отрадной древесной сенью Пана больше не ищут, я
испытываю вольное, украшенное листьями блаженство, зная,
что смогу порадовать этими скудными приношениями
такого человека, как ты.
[30]
WRITTEN ON A BLANK SPACE AT THE END
OF CHAUCER'S TALE OF «THE FLOURE AND THE LEAFE»
НАПИСАНО НА ПОСЛЕДНЕЙ СТРАНИЦЕ
ПОЭМЫ ЧОСЕРА «ЦВЕТОК И ЛИСТ»
Написан предположительно 27 февраля 1817 г. на
экземпляре сочинений Чосера, принадлежавшем Чарльзу Ка-
удену Кларку. Анонимная аллегорическая поэма «Цветок
237

и лист» («The Floure and the Leafe», ок. 1470) долгое
время приписывалась «отцу английской поэзии» Джеффри
Чосеру (Geoffrey Chaucer; ок. 1340—1400).
Впервые опубликован в еженедельнике «Экзаминер»
16 марта 1817 г.
Русские переводы: С. Сухарев (1970), Г. Кружков (1979),
А.Шведчиков (1992), В.Широков (1998), А. Покидов
(2005).
...as those whose sobbings / Were heard of none beside the
mournful robins. — Реминисценция; ср. анонимную балладу
«Малышки в лесу» («Babes in the Wood», опубл. 1595), в
которой заблудившихся детей птицы укрывают листьями,
как одеялом; тема баллады послужила основой для
множества вариаций.
Подстрочный перевод:
Эта приятная повесть — словно небольшая рощица:
медовые строки свежо переплетены так, чтобы удержать
читателя в столь сладостном месте, и он поминутно
останавливается то там, то здесь, с переполненным сердцем;
и нередко ощущает, что капли росы внезапной прохладой
освежают ему лицо, а по блуждающей мелодии может
проследить, куда прыгает тонконогая коноплянка. О! какой
властью обладает незапятнанная простота! Что за могучая
сила у этого нежного рассказа! Я, всегда обуреваемый
жаждой славы, мог бы сейчас довольствоваться тем, что
кротко лежал бы в траве — как те, чьи рыдания не слышал
никто, кроме опечаленных малиновок.
[31]
ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ЛАВРОВОГО ВЕНКА ОТ ЛИ ХАНТА
ON RECEIVING A LAUREL CROWN FROM LEIGH HUNT
Написан, по всей вероятности, 1 марта 1817 г. По
воспоминаниям Ричарда Вудхауса, за обедом у Ли Ханта в
феврале 1817 г., когда оба поэта увенчали друг друга
лаврами, хозяин дома предложил устроить очередное
поэтическое соревнование и написать по два сонета. В этот
момент явились с визитом дамы (по предположениям
биографов, сестры Рейнолдс). Хант снял с головы свой венок,
238

однако Ките заявил, что не сделает этого ни для одного
человеческого существа, и оставался увенчанным лаврами
на всем протяжении визита, к немалому удивлению
посетительниц. Вскоре Китса охватило глубокое чувство
неловкости за эту выходку; испытывая острое раскаяние, он
обращается к Аполлону с мольбой простить его за
«кощунство»; см. также сонет [32] и «Оду Аполлону» («Ode
to Apollo» («God of the golden bow...»), 1817).
Впервые опубликован в газете «Тайме» («The Times»)
18 мая 1914 г.
Русские переводы: В.Потапова (1979), Е.Дунаевская
(1986), С.Сухарев (1998), А. Покидов (2005).
Into a delphic labynnth... — Дельфы — общегреческое
место поклонения богам в Фокиде, у подножия горы
Парнас, известное своим оракулом (Дельфийский оракул) и
храмом Аполлона.
Подстрочный перевод:
Минуты летят стремительно, и до сих пор ничто
неземное не заманило мой мозг в дельфийский лабиринт;
я с радостью ухватился бы за бессмертную мысль, с тем
чтобы заплатить долг доброму поэту, который возложил
на мою тщеславную голову славный дар. Два согнутых
лавровых побега: не мука ли сознавать, что ты увенчан
подобной короной? Время летит по-прежнему, а
великолепного, как мне хотелось бы, мечтания все еще не
возникает; единственное, что я вижу, — это попрание того,
что мир ценит превыше всего: тюрбанов, и корон, и
бессмысленной власти монархов, и тогда я предаюсь самым
безудержным догадкам обо всех бессчетных предстоящих
победах.
[32]
ТО THE LADIES WHO SAW ME CROWNED
ДАМАМ, КОТОРЫЕ ВИДЕЛИ МЕНЯ УВЕНЧАННЫМ ЛАВРОМ
Написан, очевидно, также 1 марта 1817 г.
Впервые опубликован в газете «Тайме» 18 мая 1914 г.
Русские переводы: В.Потапова (1979), Е.Дунаевская
(1986), С.Сухарев (1998), А. Покидов (2005).
239

...the halcyon's breath upon the sea... — Алкиона (Галь-
циона; греч. halkyon — зимородок) — морская птица,
бывшая у древних символом мира и спокойствия, благодаря
тому что она выбирает самое тихое на море время, для
того чтобы свить себе гнездо.
Подстрочный перевод:
Что прекраснее на всей земле венка с лаврового
дерева? Быть может, ореол вокруг луны — веселый напев,
слетающий по кругу с трех пар милых губ; или же,
по-вашему, росное рождение утренних роз, рябь на морской глади
от дыхания зимородка; однако все эти сравнения никуда
не годятся. Тогда что же — нет в мире ничего столь же
прекрасного? Серебряные слезы апреля? Юность мая? Или
июнь, что вдыхает жизнь в бабочек? Нет — ничто из этого
не отнимет у моего фаворита пальмы первенства, однако
же он всегда воздаст дань благоговения вашим глазам,
наделенным верховной властью.
[33]
ON SEEING THE ELGIN MARBLES
ПЕРЕД МРАМОРНЫМИ ИЗВАЯНИЯМИ ЭЛГИНА
Написан до 3 марта 1817 г. — после осмотра 1 или
2 марта 1817 г. вместе с Бенджамином Робертом Хейдо-
ном коллекции мраморных скульптур, вывезенных из
афинского Парфенона лордом Элгином — Томасом Брюсом,
7-м графом Элгином и 11-м графом Кинкардайном
(Thomas Bruce, 7th Earl of Elgin and 11th Earl of Kincardine;
1766—1841), государственным деятелем, дипломатом, в
1799—1803 гг. посланником Великобритании в Турции.
По словам Джозефа Северна, Ките «снова и снова
отправлялся смотреть мраморные изваяния Элгина — и часами
просиживал перед ними, погруженный в глубокую
задумчивость» (см.: Sharp W. Life and Letters of Joseph Severn.
London, 1892. P. 23).
Впервые опубликован в еженедельниках «Экзаминер»
и «Чемпион» («The Champion») 9 марта 1817 г. и
перепечатан в журнале «Энналз ов зе файн артс» («Annals of
the Fine Arts») за март 1818 г.
240

Русские переводы: А. Парин (1975), М.Новикова
(1986), А. Шведчиков (1992), В. Симонов (1995), С.
Сухарев (1998), Я.Фельдман (1998), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Мой дух слишком слаб: смертный удел тяготит меня,
словно нежеланный сон, и каждая воображаемая вершина
и круча богоподобного испытания говорит мне о том, что
я должен умереть, как больной орел, глядящий на небо.
Но отрадно плакать о том, что у меня нет туманных
ветров, которые нужно удерживать до того, как откроются
глаза утра. Столь смутно воспринимаемые торжества
разума порождают вокруг сердца неописуемый разлад; так
и эти чудеса причиняют головокружительную боль,
мешающую греческое великолепие с грубым опустошением
Времени, с бушующим океаном, с солнцем, с тенью величия.
[34]
ТО В. R. HAYDON,
WITH A SONNET WRITTEN ON SEEING THE ELGIN MARBLES
БЕНДЖАМИНУ РОБЕРТУ ХЕЙДОНУ,
ВКУПЕ С СОНЕТОМ, НАПИСАННЫМ ПРИ ОСМОТРЕ
МРАМОРНЫХ ИЗВАЯНИЙ ЭЛГИНА
Написан до 3 марта 1817 г. Будучи экспертом по
определению подлинности скульптур из коллекции лорда
Элгина, Хейдон доказал принадлежность этих
выдающихся памятников древнегреческого искусства Фидию и его
школе. В статье «Суждения дилетантов о произведениях
искусства, сопоставленные с суждениями профессионалов,
преимущественно по поводу мраморных изваяний
Элгина» («The Judgement of Connoisseurs upon Works of Art
compared with that of Professional Men, in reference more
particularly to the Elgin Marbles», 1816) Хейдон выступил
с решительным опровержением позиции известного
коллекционера и историка античного искусства Ричарда Пей-
на Найта (Richard Payne Knight; 1750—1824), который
отрицал их художественную ценность.
Впервые опубликован в еженедельниках «Экзаминер»
и «Чемпион» 9 марта 1817 г. и перепечатан в «Энналз ов
зе файн артс» за март 1818 г.
241

Русские переводы: А. Ларин (1975), С. Сухарев (1986),
А.Шведчиков (1992), А. Покидов (2005).
...Heliconian spnngs... — Геликон — гора на юге Беотии
(Средняя Греция), где обитали музы. Там же находился
источник вдохновения Иппокрена, возникший от удара
копыта Пегаса.
...the Hesperean shine... — Веспер (рим.; греч. —
Геспер) — божество вечерней зари; одно из названий
планеты Венеры.
Подстрочный перевод:
Хейдон! прости мне, что я не могу высказаться
определенно об этих могущественных предметах; прости мне,
что у меня нет орлиных крыльев; прости и то, что я не
знаю, где мне искать желаемое; но думай, что я не впал
бы в робость, громко провозглашая эти громовые раскаты
вплоть до крутизны, откуда изливаются ручьи Геликона,
обладай я достаточной силой для подобного замысла;
думай также, что все эти стихи были бы посвящены тебе —
кому же еще; кто мог бы коснуться края твоего одеяния?
Ибо когда люди глазели на самое божественное с тупым
идиотизмом — или же безразличием, — ты увидел на
востоке сияние их звезды, подобное сиянию Веспера, и
отправился на поклонение святыне.
[35]
ON «THE STORY OF RIMINI»
НА ПОЭМУ ЛИ ХАНТА «ПОВЕСТЬ О РИМИНИ»
Написан приблизительно 25 марта 1817 г.
Впервые опубликован: 1848.
Поэма Ли Ханта «Повесть о Римини» («The Story of
Rimini», 1816), основанная на трагической истории Паоло
и Франчески («Ад», песнь пятая) из «Божественной
комедии» («La Divina Commedia», 1307—1321) Данте Али-
гьери (Dante Alighieri; 1265—1321), вышла в 1817 г.
вторым изданием у «Тейлора и Хесси».
Русские переводы: В.Потапова (1979), Ю. Голубец
(1986), С.Сухарев (1986), А.Шведчиков (1992), А.
Покидов (2005).
242

Or moon, if that her hunting be begun. — См. прим. к
сонету [14] (Cynthia).
Подстрочный перевод:
Пусть тот, кто любит всматриваться в утреннее
солнце, едва приоткрыв глаза и уютно подперев щеку,
почаще отправляется с этой чудесной повестью в луга, где
бегут ручьи; пусть тот, кто любит помедлить, созерцая
ярчайшую звезду небес — Веспера — тихо прочитает
вслух эти строки ночи и кроткому сиянию звезд или
Луны, если та начала свою охоту. Тот, кому известны эти
радости и кто склонен извлечь мораль из улыбки или
слезы, тотчас отыщет себе собственную страну, приют для
своего духа — и направится в аллеи, где ели роняют шишки,
где прыгают малиновки и где сохнут облетевшие листья.
[36]
ON A LEANDER GEM WHICH MISS REYNOLDS,
MY KIND FRIEND, GAVE ME
НА ИЗОБРАЖЕНИЕ ЛЕАНДРА,
ПОДАРЕННОЕ МНЕ МИСС РЕЙНОЛДС,
МОИМ ДОБРЫМ ДРУГОМ
Написан, по всей вероятности, в марте 1817 г.
Адресован сестре друга Китса, Джона Гамильтона Рейнолдса, —
Джейн Рейнолдс Qme Reynolds; 1791—1846), в 1825 г.
вышедшей замуж за поэта Томаса Гуда (Thomas Hood; 1799—
1845).
Впервые опубликован в ежегоднике «Джем» («The Gem:
A Literary Annual») за 1829 г.; вошел в: 1829.
Русские переводы: В. Потапова (1979), А. Раскин (1996),
С.Сухарев (1998), А. Покидов (2005).
Leander — см. прим. к сонетам [6]—[7]—[8].
Подстрочный перевод:
Соберитесь все, все милые девы, потупив
сосредоточенные взоры, прячущие смиренный блеск под бахромой
ваших белых век, и кротко соедините ваши прекрасные
руки. Разве вы не столь отзывчивы, что вас не тронет вид
жертвы, сраженной вашей дивной красотой? Юная душа
243

тонет в ночи, тонет в смятении посреди угрюмого моря —
это Леандр, борющийся со смертью. На грани
бесчувствия, он тянет истомленные губы к щеке Геро — и шлет
улыбку навстречу ее улыбке. О страшный сон! Взгляните,
как его тело погружается в волны мертвой тяжестью; еще
белеют его руки и плечи; он исчез — вверх поднимаются
пузырьки от его влюбленного дыхания!
[37]
ON THE SEA
К МОРЮ
Написан 16 или 17 апреля на острове Уайт. Посылая
копию сонета в письме Джону Гамильтону Рейнолдсу от
17—18 апреля 1817 г., Ките добавляет: «...строка из
„Лира": „Слышите ропот моря?" — преследует меня
неотвязно» {Letters. Vol. 1. P. 132—133). Это цитата из
трагедии «Король Лир» («King Lear», 1605/1606, опубл. 1608)
Шекспира: «Hark, do you hear the sea?» (IV, 6; пер. А.
Дружинина).
Впервые опубликован в еженедельнике «Чемпион»
17 августа 1817 г.
Русские переводы: Б.Пастернак (1939), С.Сухарев
(1970), Г. Кружков (1990), А. Шведчиков (1992), Б.Чул-
ков (1995), А. Раскин (1996), И.Фрадкин (1997), А. По-
кидов (2005).
...the spell / Of Hecate... — Геката — в греческой
мифологии богиня мрака, ночных видений и чародейства. Как
лунное божество, управляющее морскими приливами,
близка Селене и Артемиде (Диане).
Подстрочный перевод:
Оно вечно шепчется вокруг пустынных берегов и
своим могучим напором поглощает дважды десять тысяч
пещер, пока чары Гекаты не оставят им их прежнее
призрачное звучание. Часто оно находится в таком благодушном
расположении, что едва ли малейшая раковина сдвинется
с того места, куда прежде упала, когда в последний раз
ветры небес были на воле. О вы, чьи глазные яблоки
раздражены и утомлены, — предоставьте им упиваться необъ-
244

ятностью моря; о вы, чьи уши оглушены грубым шумом
или слишком пресыщены приторной мелодией, — сядьте
у входа в древнюю пещеру и отдайтесь размышлениям до
тех пор, пока не вздрогнете, словно от пения морских
нимф!
[38]
NEBUCHADNEZZAR'S DREAM
СОН НАВУХОДОНОСОРА
Написан предположительно в декабре 1817 г.
Впервые опубликован в сборнике «Литературные
анекдоты XIX столетия» (Literary Anecdotes of the Nineteenth
Century. London: 1895).
Русские переводы: С.Сухарев (1998 — в соавторстве
со Светланой Шик), О. Кольцова (1998), Г. Кружков (2004),
А. Покидов (2005).
Толкования сонета противоречивы. По мнению
некоторых исследователей, это — политическая
сатира-аллегория, опирающаяся на Книгу пророка Даниила. Мишень
сатиры — впавший в слабоумие английский король (с
1760 г.) Георг III (George III; 1738-1820) из
Ганноверской династии и правительство тори. Под Даниилом,
вероятно, следует понимать лондонского букиниста и
публициста, автора антиправительственных и
антиклерикальных памфлетов Уильяма Хоуна (William Hone; 1780—1843),
которого за использование библейских параллелей
обвинили в богохульстве и привлекли к суду. На процессе,
который состоялся 18—20 декабря 1817 г., Хоун,
отказавшийся от услуг адвоката, вел защиту сам и был оправдан.
В письме Джорджу и Тому Китсам от 21—27 (?) декабря
1817 г. поэт отмечает: «Судебный процесс издателя Хоуна
наверняка вас позабавил и вместе с тем обнадежил как
англичан: не будь Хоун оправдан, проблески Свободы
потускнели бы. Лорду Элленборо отплатили той же
монетой; Вулер и Хоун сослужили нам великую службу»
(Letters. Vol. 1. P. 191).
Nebuchadnezzar — Навуходоносор II (ок. 634—562 до
н.э.) — царь Нововавилонского царства (605—562 до н.э.).
Согласно Книге пророка Даниила, в конце царствования
245

Навуходоносор в течение «семи времен» страдал от
тяжкой болезни, состоящей в том, что человек воображает
себя каким-либо животным. Даниил — библейский
пророк (относящийся к так называемым великим пророкам),
потомок знатного иудейского рода. Подростком, в 607 г.
до н.э., попал вместе с соплеменниками в вавилонский
плен после завоевания Навуходоносором Иерусалима.
Обладал даром понимать и толковать сны; объяснил
Навуходоносору сон про истукана, разбитого камнем, упавшим
с горы (Книга пророка Даниила, 2: 31—45).
...a naumachia... — Навмахия (греч. Ναυμαχία) —
морское сражение. Бутафорская морская битва была
разыграна в 1814 г. на озере Серпантин в лондонском Гайд-
парке во время торжеств, посвященных победе над
Наполеоном.
...'Good King of Cats'... — Цитата из трагедии Шекспира
«Ромео и Джульетта» («Romeo and Juliet», 1595, опубл.
1597), в которой так насмешливо называют Тибальта (III,
1). Каламбур основан на сходстве имен Тибальт (Tybalt)
и Тибер (Tibert); второе — имя кота в популярном в
Средние века «Романе о Лисе» («Le Roman de Renart», XII—
XIII вв.). Даниил по навету завистников был брошен в ров
со львами, откуда вышел невредимым.
...did pluck the beam / From out his eye... — Отсылка к
Евангелию от Луки: «Лицемер! Вынь прежде бревно из
твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза
брата твоего» (6: 42).
Подстрочи ый_перевод:
Прежде чем он отправился жить с совами и летучими
мышами, Навуходоносору привиделся жуткий сон —
хуже того, чем если бы хозяйке приснилось то, как у нее в
кувшине со сливками мыши и крысы устроили морское
сражение. Напуганный, он посылает за «Славным
Кошачьим Королем» — юным Даниилом, который немедля
вытащил у него из глаза бревно и заявил: «Твой скипетр не
стоит и гроша, а твоя подушка — дверной подстилки».
Схожий отчасти ужасный кошмар преследовал недавно и
сверхдоблестную шайку тупиц и торговцев: известно, что
любой Даниил, будь он пропойцей, заставил бы
побледнеть их лживые губы, провозгласив с расстановкой: «Вы —
тот золотой истукан».
246

18 18
[39]
TO MRS. REYNOLDS'S CAT
КОТУ МИССИС РЕЙНОЛДС
Написан 16 января 1818 г.
Впервые опубликован в издававшемся Томасом Гудом
ежегоднике «Комик эннюэл» («The Comic Annual». 1830.
P. 14).
Миссис Джордж Рейнолде (Mrs. George Reynolds,
урожд. Шарлотта Кокс (Charlotte Сох); 1761 — 1848), мать
друга Китса — Джона Гамильтона Рейнолдса. Некоторые
критики усматривают здесь пародию на сонеты Мильтона.
Русские переводы: А. Жовтис (1973), А. Покидов (1978),
Г. Кружков (1979), К.Атарова (1990), А. Шведчиков (1992),
С.Сухарев (1995), А. Раскин (1996), В.Широков (1998).
Подстрочный перевод:
Кот! ты миновал свой славный расцвет: сколько же
мышей и крыс ты уничтожил в свое время? Сколько
своровал лакомых кусочков? Вглядись ярко-зелеными
ленивыми зрачками, насторожи бархатные уши — но, прошу
тебя, не вонзай в меня спрятанные коготки: кротко
промяукай и поведай мне обо всех своих схватках с рыбами
и мышами, с крысами и нежными цыплятами. Нет, не
потупляй взгляда и не лижи точеных лап: пускай ты
хрипло дышишь от астмы, а кончик хвоста обрублен, пускай
служанки надавали тебе множество тумаков, — твой мех
все еще гладок, как при тех потасовках, в которые ты
вступал на усыпанной битым стеклом стене.
[40]
ON SITTING DOWN ТО READ «KING LEAR» ONCE AGAIN
ПЕРЕД ТЕМ КАК ПЕРЕЧИТАТЬ «КОРОЛЯ ЛИРА»
Написан 22 января 1818 г.
Впервые опубликован: 1838, 8 ноября.
Русские переводы: А.Баранов (1975), Г.Бен (1977),
Г. Кружков (1979), А. Шведчиков (1992), С. Сухарев (1995),
А. Раскин (1996), И.Фрадкин (1997), А. Покидов (2005).
247

«King Lear» — Трагедию Шекспира «Король Лир» Ките
ценил особенно высоко и неоднократно ссылался на нее
как на образцовое произведение: «Совершенство всякого
искусства заключается в интенсивности, способной изгнать
все несообразности, благодаря тесному родству с Истиной
и Красотой. Возьмите „Короля Лира" — и вы повсюду
найдете там свидетельство этому» (Письмо Джорджу и
Тому Китсам от 21—27 (?) декабря 1817 г.— Letters. Vol.
1. P. 192). Данный сонет Ките предваряет словами: «Нет
ничего более благотворного для целей высокого
творчества, нежели самое постепенное созревание духовных сил.
Вот пример — смотрите: вчера я решил еще раз
перечитать „Короля Лира" — и мне подумалось, что к этой пьесе
требуется пролог в виде сонета. Я написал сонет и взялся
за чтение (знаю, что вы не прочь на него взглянуть)»
(Письмо Джорджу и Тому Китсам от 23—24 января
1818 г.- Letters. Vol. 1. P. 214).
О golden-tongued Romance, with serene lute! / Fair plumed
Syren, Queen of far-away I — Несомненно, отсылка к
сказочному эпосу Спенсера. См. примеч. к сонету [44].
Подстрочный перевод:
О златоязыкая Легенда с безмятежной лютней!
Украшенная светлым плюмажем Сирена, королева давнего
прошлого! Этим ветреным днем прекрати свои напевы,
захлопни древние страницы и умолкни. Прощай! Ибо я вновь
должен с мукой пережить яростный спор между
проклятием и одухотворенным прахом, вновь должен смиренно
вкусить сладостную горечь шекспировского плода. Вождь-
Поэт! И вы, облака Альбиона, прародители нашей
великой вечной темы! Когда я пройду сквозь старый дубовый
лес, не дай мне блуждать в пустынном сне; но когда меня
спалит пламя, надели меня новыми крылами Феникса,
чтобы я мог взлететь вслед за своим желанием.
[41]
«WHEN I HAVE FEARS THAT I MAY CEASE TO BE...»
«О, ЕСЛИ ТОЛЬКО ОБОРВЕТСЯ НИТЬ...»
Написан между 22 и 31 января 1818 г. Первый по
хронологии сонет, знаменующий обращение Китса к так
248

называемому «шекспировскому» образцу. Исследователи
(см., например: Finney С. L. The Evolution of Keats's Poetry.
Harvard Univ. Press, 1936. Vol. 1. P. 355—356) указывают
на близкое тематическое и структурное сходство этого
сонета Китса с 64-м сонетом Шекспира:
When I have seen by Time's fell hand defaced
The rich proud cost of outworn buried age;
When sometime lofty towers I see down-razed
And brass eternal slave to mortal rage;
When I have seen the hungry ocean gain
Advantage on the kingdom of the shore,
And the firm soil win of the watery main,
Increasing store with loss and loss with store;
When I have seen such interchange of state,
Or state itself confounded to decay;
Ruin hath taught me thus to ruminate,
That Time will come and take my love away.
This thought is as a death, which cannot choose
But weep to have that which it fears to lose.
Когда я вижу, как сметает Время
Все то, чему пришла пора истлеть,
Как башни валит в прах столетий бремя
И гнев свергает монументов медь,
Когда я вижу, как вступают в спор
Голодный океан и берега,
Утратам тягостным наперекор
Трофеи забирая у врага,
Когда я вижу странный ход вещей,
Неизлечимо портящий страну,
Все говорит, что и любви моей
Несдобровать у Времени в плену.
Мысль эта — смерть, и больно повторять,
Что я владею, чтобы потерять.
(Пер. Игн. Ивановского)
В отличие от этого сонета Шекспира,
заключительное двустишие которого представляет собой законченное
249

предложение, содержащее афористически
сформулированную мысль, у Китса (как и в его других пяти
«шекспировских» сонетах) оно более тесно объединено с
третьим катреном посредством глубокой внутристроч-
ной паузы в середине 12-й строки (так называемое
«extended couplet» — «распространенное, расширенное
двустишие»).
Сопоставительный анализ этого сонета Китса и
стихотворения М.Ю.Лермонтова «Когда волнуется желтеющая
нива...» (1837) см.: Сухарев С. Л. Стихотворный период и
тип целостной организации лирического произведения //
Художественное целое как предмет типологического
анализа: Межвузовский сборник научных трудов. Кемерово:
КемГУ, 1981. С. 122-132.
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: О. Чухонцев (1972), А. Жовтис
(1973), С.Сухарев (1973), В.Левик (1974), А. Покидов
(1978), А.Парин (1979), Л. Уманская (1986), А. Шведчи-
ков (1992), Г. Кружков (1993), В.Микушевич (1993), В.Пе-
ленягрэ (1993), В. Е. Чешихин-Ветринский (1919, опубл.
1993), Л.Павлонский (1994), А. Раскин (1996),
И.Фрадкин (1997), Я.Фельдман (1998).
Приводим второй вариант нашего перевода, более
точно следующий синтаксической структуре оригинала:
Когда мне страшно, что порвется нить
Существованья, прежде чем дано
Страницам, словно житницам, вместить
Бессчетных мыслей зрелое зерно;
Когда смотрю на звездный лик ночной
И думаю о том, что не успеть
Гигантских символов туманный рой
Мне волей случая запечатлеть;
Когда я знаю, что слепой любви
Отдаться никогда я не смогу,
Мгновенный образ твой, глаза твои
Не встречу вновь; — тогда на берегу
Вселенной, одинокий, вижу, как
Уходят слава и любовь во мрак.
(Пер. С Сухарева)
250

Подстрочный перевод:
Когда меня охватывает страх, что мое существование
прекратится (я могу перестать быть), прежде чем мое перо
соберет жатву с изобильного мозга, прежде чем высокие
груды книг в буквенном начертании вместят, подобно
богатым житницам, полностью созревшее зерно; когда я
вижу на усеянном звездами лице ночи гигантские туманные
символы возвышенной романтической фантазии и думаю
о том, что, быть может, мне не суждено прожить столько,
чтобы запечатлеть их тени магической рукой случая; и
когда я чувствую, прекрасное минутное создание, что
никогда больше не взгляну на тебя, никогда не испытаю
блаженства волшебной власти неразмышляющей любви, —
тогда на берегу широкого (просторного) мира я стою один
и размышляю до тех пор, пока любовь и слава не канут
в ничто.
[42]
ТО -
(«TIME'S SEA HATH BEEN FIVE YEARS AT ITS SLOW EBB...»)
ДАМЕ, ВСТРЕЧЕННОЙ НА ПРОГУЛКЕ В ВОКСХОЛЛЕ
Написан 4 февраля 1818 г. По свидетельству Чарльза
Каудена Кларка, летом 1814 г. во время прогулки в Вокс-
холле Ките встретил даму, воспоминание о которой
преследовало его долгое время.
Впервые опубликован в «Гудз мэгэзин» («Hood's
Magazine») в сентябре 1844 г.
Русские переводы: В.Рогов (1975), С.Сухарев (1986),
А. Раскин (1996), А. Покидов (2005).
Vauxhall — Воксхолл — увеселительный сад в
Лондоне, существовал с 1661 г. по 1859 г.
Подстрочный перевод:
Море времени пять лет медленно убывало, долгие
часы перемещали песок туда и сюда с тех пор, как я был
пойман в сеть твоей красоты и уловлен в силки
перчаткой, снятой с твоей руки. Но стоит мне только взглянуть
на полночное небо — и я вижу слишком памятный мне
251

свет твоих глаз; стоит мне посмотреть на окраску розы —
и моя душа тотчас летит к твоей щеке; стоит мне
взглянуть на распускающийся цветок, как мое влюбленное ухо,
покоренное в воображении твоими губами и жадно
прислушивающееся к звучаниям любви, превратно поглощает
(толкует) их очарования: ты затмеваешь каждый восторг
сладостным напоминанием и вносишь печаль в мои
любимые радости.
[43]
ТО THE NILE
К НИЛУ
Написан 4 февраля 1818 г. во время 15-минутного
поэтического состязания между Китсом, Шелли и Ли Хаитом.
Впервые опубликован: 1838, 19 июля.
Русские переводы: В.Рогов (1975), Д.Сильвестров
(1979), Вс. Багно (1986), А. Шведчиков (1992), А. Раскин
(1996), С.Сухарев (1998), А. Покидов (2005).
Decan — Декан (Деканское плоскогорье) — находится
в Индии на полуострове Индостан.
Приводим сонеты Ли Ханта и Шелли:
LEIGH HUNT
A THOUGHT OF THE NILE
It flows through old hushed Egypt and its sands,
Like some grave mighty thought threading a dream,
And times and things, as in that vision, seem
Keeping along it their eternal stands, —
Caves, pillars, pyramids, the shepherd bands
That roamed through the young world, the glory extreme
Of high Sesostris, and that southern beam,
The laughing queen that caught the world's great hands.
Then comes a mightier silence, stern and strong,
As of a world left empty of its throng,
And the void weighs on us; and then we wake,
And hear the fruitful stream lapsing along
252

Twixt villages, and think how we shall take
Our own calm journey on for human sake.
ЛИ XAHT
НИЛ
Он в тишине песков египетских струится, —
Так медленная мысль ползет сквозь тяжкий сон.
И вещи, и века собрал и сблизил он
В их вечной сущности — и к Вечности стремится.
Тут пастухи, стада, там древняя гробница,
Громады пирамид, вонзенных в небосклон,
Тут грозный Сезострис, а там — из тьмы времен
Насмешливо глядит всевластная царица.
И дальше смерть, песок, пустыни вечный гнев,
Изнеможенный мир застыл, оцепенев,
И давит пустота, и дышит небо знойно...
Но плодоносных струй ты слушаешь напев
И мыслишь: как бы нам, чьи дни текут спокойно,
Для человечества свершить свой путь достойно.
(Пер. В.Левика)
PERCY BYSSHE SHELLEY
ТО THE NILE
Month after month the gathered rains descend
Drenching yon secret Aethiopian dells,
And from the desert's ice-girt pinnacles
Where Frost and Heat in strange embraces blend
On Atlas, fields of moist snow half depend.
Girt there with blasts and meteors Tempest dwells
By Nile's aereal urn, with rapid spells
Urging those waters to their mighty end.
O'er Egypt's land of Memory floods are level
And they are thine, О Nile — and well thou knowest
That soul-sustaining airs and blasts of evil
And fruits and poisons spring where'er thou flowest.
Beware, О Man — for knowledge must to thee,
Like the great flood to Egypt, ever be.
253

ПЕРСИ БИШИ ШЕЛЛИ
К НИЛУ
Дожди, дожди три месяца подряд
Скрывают эфиопские долины.
Среди пустыни — льдистые вершины,
Где зной и холод, братствуя, царят.
В горах Атласа влажный снегопад,
И обдувает буря край пустынный,
И мчит на Север нильские стремнины,
Где вал морской встречает их, как брат.
В Египте, на Земле Воспоминаний,
Среди своих, о Нил, твой ровен бег.
Там яд и плод — все от твоих даяний,
В них зло и благо ем лет человек.
Усвой, живущий жизнью быстротечной:
Как вечный Нил, должна быть Мудрость вечной.
(Пер. В.Левика)
Подстрочный перевод:
Сын старых лунных африканских гор! Дом пирамид
и крокодилов! Мы зовем тебя плодородным, и все же
пустыня предстает перед взором; кормилец смуглых народов
с начала времен, столь ли ты плодороден? Или ты
обманом заставлял почитать тебя тех, кто, устав от работ,
покоится между Каиром и Деканом? Да будут темные
догадки ошибкой! Это воистину так: незнание превращает
в бесплодную пустошь все, кроме себя. Ты покрываешь
росой зеленые камыши, как и наши реки, и вкушаешь
радостный восход солнца; у тебя есть зеленые острова,
и ты так же весело спешишь к морю.
[44]
«SPENSER! A JEALOUS HONOURER OF THINE...»
СПЕНСЕРУ
Написан 5 февраля 1818 г.
Творчество английского поэта Эдмунда Спенсера
(Edmund Spenser; ок. 1552—1599) оказало на Китса большое
влияние. Незавершенная аллегорическая поэма «Королева
254

фей» произвела на Китса огромное впечатление и, по
словам Чарльза Брауна, «пробудила его поэтический гений»
(Brown Ch. Л. The Life of John Keats. Oxford, 1937. P. 42).
Первое из сохранившихся произведений Китса —
«Подражание Спенсеру» («Imitation of Spenser», 1814) —
написано девятистрочной спенсеровой строфой, широко
распространенной в английской поэзии и использовавшейся
самим Китсом неоднократно: в частности, в поэме «Канун
святой Агнесы» («The Eve of St Agnes», 1819) и
незаконченной шуточной поэме «Колпак с бубенцами» («The Сар
and Bells», 1820).
Под «лесничим» («a forester»), скорее всего, имеется
в виду не Ли Хант (автор сборника стихов «Листва, или
Стихотворения оригинальные и переводные» («Foliage; Or,
Poems Original and Translated», 1818), а Джон Гамильтон
Рейнолдс — страстный поклонник поэзии Спенсера и
автор сонетов «Деревья в Шервудском лесу...» («The trees
of Sherwood forest are old and good...») и «В накидке лин-
кольнской зеленой...» («With coat of Lincoln green and
mantle too...»), посвященных Робину Гуду и
опубликованных 21 февраля 1818 г. в журнале «Йеллоу дуорф» («The
Yellow Dwarf»). Письмо Китса Рейнолдсу от 3 февраля
1818 г. начинается словами: «Благодарю тебя за
присланную пригоршню лесных орехов: вот бы каждый день
получать в награду полную корзинку за два пенса» (Letters.
Vol. 1. P. 223).
Впрочем, этот сонет свидетельствует о том, что
постепенно под влиянием Шекспира и Мильтона
притягательная сила фантастического мира поэм Спенсера (отсюда и
его определение — «Elfin Poet» — «Поэт Эльфов», по
аналогии с «Elfin Knight» — «Рыцарь Эльфов», персонажем
поэмы «Королева фей») отступила для Китса на второй
план перед стремлением более глубоко отразить в своем
творчестве волновавшие его проблемы соотношения
искусства и реальности. Воззвание к имени Спенсера
служит поводом для уяснения собственной позиции поэта в
переходный для него момент: сонет представляет собой
как бы иллюстрацию мысли Китса о необходимости для
достижения творческого успеха «самого постепенного
созревания духовных сил» (Письмо Джорджу и Тому Кит-
сам от 23-24 января 1818 г.- Letters. Vol. 1. P. 214) на
основе впечатлений и переживаний окружающей действи-
255

тельности. Примечательно, что в обращении к Спенсеру
Ките, игнорируя созданную тем оригинальную сонетную
схему, прибегает к «шекспировской».
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: В.Левик (1975), С.Сухарев (1986),
А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Спенсер! твой ревностный поклонник, лесничий из
глубины твоих древесных зарослей, прошлым вечером
испросил у меня обещания отточить частичку английского
языка, с тем чтобы попытаться порадовать твой слух. Но,
сказочник-поэт, невозможно обитателю земли, полной
зимнего холода, взмыть, подобно Фебу, обладая золотым
всемогуществом в огненном оперении, и своей радостью
провозвестить наступление утра. Невозможно избежать тяжкого
труда и вмиг обрести мощь твоего духа: цветок должен
впитать природную влагу из почвы, прежде чем его
бутоны смогут распуститься. Будь со мною в летние дни — и
тогда я постараюсь ради твоей славы и его удовольствия.
[45]
«BLUE! TIS THE LIFE OF HEAVEN, THE DOMAIN...»
ОТВЕТ НА СОНЕТ ДЖОНА ГАМИЛЬТОНА РЕЙНОЛДСА...
Написан 8 февраля 1818 г. в ответ на сонет Джона
Гамильтона Рейнолдса «Sweet poets of the gentle antique
line...» (1817, опубл. 1821), посвященный его невесте Элайзе
Пауэлл Дрю (Eliza Powell Drewe):
Sweet poets of the gentle antique line,
That made the hue of beauty all eterne;
And gave earth's melodies a silver turn, —
Where did you steal your art so right divine? —
Sweetly ye memoried every golden twine
Of your ladies' tresses: — teach me how to spurn
Death's lone decaying and oblivion stern
From the sweet forehead of a lady mine.
The golden clusters of enamouring hair
Glow'd in poetic pictures sweetly well; —
Why should not tresses dusk, that are so fair
256

On the live brow, have an eternal spell
In poesy? — dark eyes are clearer far
Than orbs that mock the hyacinthine-bell.
Волшебные творцы старинных строк!
Вы красоту бессмертием одели,
В хоралы превратив земные трели:
Где чуда этого искать исток?
И каждый золотистый завиток
Возлюбленных вы бережно сумели
Увековечить: дайте ж мне на деле
Усвоить ваш божественный урок.
Златые кудри не один поэт
Воспел в стихах, исполнен обожанья,
Но почему влюбленных гимнов нет
Темноволосым девам? Сердцем дань я
Им отдаю: дороже темный цвет
В глазах, чем гиацинту подражанья.
(Пер. С. Сухарева)
Джон Гамильтон Рейнолдс (John Hamilton Reynolds;
1794—1852) — один из ближайших друзей Китса с 1816 г.
до конца его жизни, юрист по профессии (партнер Джеймса
Раиса — см. прим. к сонету [49]), поэт и критик. В
английской литературе заметного следа не оставил, однако
общение с Рейнолдсом нередко стимулировало
творчество Китса. На надгробии Рейнолдса выбиты слова: «Друг
Китса».
Автограф сонета дочь Джорджа Китса — Эмма Спид
(Emma Speed; 1823—1883) — подарила Оскару Уайльду
во время его пребывания в Америке (январь—декабрь
1882 г.). В письме к ней из Омахи (штат Небраска) от
21 марта 1882 г. Уайльд признается: «То, что Вы
подарили мне, дороже золота, ценнее любого сокровища, которое
могла бы предложить мне эта огромная страна. <...> Этот
сонет я всегда любил, и, действительно, только художник
высочайшего мастерства и совершенства смог бы извлечь
из чистого цвета такую дивную, чудесную музыку; а
теперь я почти влюбился в бумагу, которой касалась его
рука, и в чернила, послушные его воле, проникся
нежностью к милой прелести его почерка...» (цит. по: Уайльд О.
257

Письма / Пер. В. Воронина, Л. Мотылева, Ю. Рознатов-
ской. СПб.: Азбука-классика, 2007. С. 71—72).
В. В. Рогов проводит любопытное сравнение этого
сонета со стихотворением А. С. Пушкина «Ее глаза» (1828),
написанным в ответ на стихотворение П. А. Вяземского
«Черные очи» (1828); см.: Keats J. Poetical Works. M.:
Progress Publishers, 1966. P. 213.
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: А. Ларин (1975), С. Сухарев (1986),
А. Раскин (1996), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Голубое! Это жизнь небес: чертог Цинтии —
просторный дворец солнца — шатер Веспера и всей его свиты —
(бережный) хранитель облаков золотых, серых и мрачных.
Голубое! Это жизнь вод: Океан и все его подданные
потоки, бесчисленные заводи могут яриться, пениться и
хмуриться, но никогда не смогут схлынуть и затемнить
врожденную голубизну. Голубое! Нежный родич зеленого леса,
обрученный с зеленью во всех чудеснейших цветах:
незабудке, колокольчике и этой королеве скрытности —
фиалке: какой удивительной властью обладаешь ты, будучи
простой тенью! Но как велика твоя сила, когда ты сияешь
во взоре, одушевленное выпавшей тебе участью.
[46]
«О THOU WHOSE FACE HATH FELT THE WINTERS WIND...»
ЧТО СКАЗАЛ ДРОЗД
Послан в письме Джону Гамильтону Рейнолдсу 19
февраля 1818 г. и предварен следующими строками: «Вот на
какие мысли навела меня, дорогой Рейнолдс, красота
утра, пробудившая во мне тягу к праздности. Я не читал
книг — утро сказало мне, что я прав; я думал только о
красоте утра — и дрозд выразил мне одобрение, словно
сказал вот что...» (Letters. Vol. 1. P. 232—233).
Образец нерифмованного сонета — вероятно, один из
экспериментов Китса/ интересный как попыткой
имитации пения дрозда, дважды повторяющего каждую трель,
так и характерным для структуры сонета развитием темы.
Впервые опубликован: 1848.
258

Русские переводы: С.Сухарев (1973), В. Орел (1975),
Г. Бен (1977), Т. Фроловская (1977), С. Таек (1980), Г.
Подольская (1992), Г.Кружков (1993), В.Рогов (1993), А.По-
кидов (2005).
Подстрочный перевод:
О ты, чье лицо ощущало зимний ветер, чей взгляд
видел снежные тучи, нависшие в тумане, и черные
вершины вязов между замерзающими звездами, для тебя
весна будет урожайной порой. О ты, чьей единственной
книгой был свет непроглядной темноты, которой ты питался
ночь за ночью, пока Феб был далеко, для тебя весна
станет тройным утром. О, не жаждай знания: у меня его нет,
и все же моя песня родственна наступлению тепла. О, не
жаждай знания: у меня его нет, и все же вечер слушает.
Тот, кто печалится при мысли о праздности, не может
быть праздным, и тот бодрствует, кто думает, что он спит.
[47]
ТО A[UBREY] GfEORGE] S[PENSER]
ON READING HIS ADMIRABLE VERSES
IN THIS (MISS REYNOLDS'S) ALBUM,
ON EITHER SIDE OF THE FOLLOWING ATTEMPT
TO PAY SMALL TRIBUTE THERETO
0[БРИ] ДЖ[ОРДЖУ] С[ПЕНСЕРУ],
ПО ПРОЧТЕНИИ ЕГО ВОСХИТИТЕЛЬНЫХ СТРОК
В АЛЬБОМЕ МИСС РЕЙНОЛДС - НИЖЕСЛЕДУЮЩАЯ
ПОПЫТКА ВОЗДАТЬ ИМ СКРОМНУЮ ДАНЬ
Написан предположительно между 22 января и
концом февраля 1818 г. Авторство Китса некоторыми
исследователями оспаривается.
Обри Джордж Спенсер (Aubrey George Spenser; 1795—
1872) — однокашник по Оксфорду друга Китса
Бенджамина Бейли (Benjamin Bailey; 1791—1853); с 1839 г.—
епископ Ньюфаундленда, впоследствии переведен в епархию
на Ямайке.
Впервые опубликован в «Тайме литерэри сапплмент»
(«Times Literary Supplement») 27 ноября 1937 г.
Русские переводы: О.Кольцова (1998), С.Сухарев
(1998), А.Покидов (2005).
259

Vetheglin — медовуха.
Annisies — анисовые настойки; caraway — тминная
настойка.
Подстрочный перевод:
Где отыскал ты, юный бард, свою звучную лиру?
Откуда взял гармоничный аккорд и нежный напев? Уютно
устроившись возле камина в гостиной — или же вступив
в состязание с самим Аполлоном? Муза сведет со мной
счеты за то, что я дерзнул вступить на эту сияющую
тропу: кто из тех, у кого есть глаза, не будет поражен громом
при виде твоего кроткого гнева? Кто, когда-либо
сдувавший пену с кружки портера на лоно бродячего ветра —
легкую, словно пыльца на спинке мотылька, не пил с
благодарностью за здоровье твоих Муз? Да, за тебя
престарелые дамы пьют медовую, анисовую, тминную настойки
и джин.
[48]
THE HUMAN SEASONS
ВРЕМЕНА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Написан между 7 и 14 марта 1818 г. в Тинмуте —
приморском городке в графстве Девоншир, где Ките жил
с братом Томом с марта по май 1818 г.
Впервые опубликован в изданной Ли Хантом
«Литературной записной книжке, или Спутнике любителя
природы и искусства» («Literary Pocket Book; Or, Companion
for the Lover of Nature and Art», 1819) за подписью «I».
Исследователи сопоставляют этот сонет с монологом
Жака из комедии Шекспира «Как вам это понравится»
(«As You Like It», 1599/1600, опубл. 1623): «All the world's
a stage...» («Весь мир — театр...», II, 7).
Русские переводы: С. Маршак (1945), А. Покидов (1978),
Г.Русаков (1979), С.Сухарев (1980), А. Шведчиков (1992),
Л.Павлонский (1994). М.Абрамов (1995), Б.Чулков (1995),
А. Антонов (1996), А. Раскин (1996).
Подстрочный перевод:
Четыре времени наполняют меру года, четыре времени
в сознании человека: у него есть полная жизненных сил
260

Весна, когда ясное воображение с легкостью вбирает в
себя всю красоту; у него есть Лето, когда он с
наслаждением любит пережевывать медовую весеннюю жвачку
юношеской мысли, и в этих высоких мечтаниях ближе всего
к небесам; тихие бухты находит его душа Осенью, когда
складывает свои крылья, довольствуясь тем, что смотрит
на туманы в праздности — позволяя прекрасным
явлениям протекать мимо незаметно, как ручью у порога. У него
есть также Зима бледного уродства, а иначе он преступил
бы свою смертную природу.
[49]
ТО J[AMES] R[ICE]
ДЖ<ЕЙМСУ> Р<АЙСУ>
Написан 18—20 апреля 1818 г. в Тинмуте, когда Райе
навестил там Китса. Джеймс Райе (James Rice; 1792—
1832) — адвокат; друг Китса, Рейнолдса и Бейли. Ките
познакомился с Райсом весной 1817 г., а летом 1819 г.
провел вместе с ним месяц на острове Уайт. Поэт
переписывался с Райсом довольно редко, однако питал к нему
теплые чувства. В письме Джорджу и Джорджиане Ките
от 17—27 сентября 1819 г. он говорил о Раисе: «Это
самый здравомыслящий и даже мудрый человек из всех,
кого я знаю...» {Letters. Vol. 2. P. 187).
Впервые опубликован: 1848 (с ошибочным названием
«То J. Н. Reynolds»).
Русские переводы: А. Ларин (1979 — под заголовком
«Джону Гамильтону Рейнолдсу»), С.Сухарев (1986), А. По-
кидов (2005).
Levant — Левант — общее название стран Восточного
Средиземноморья.
Подстрочный перевод:
О, если бы неделя могла быть веком и мы переживали
разлуку и теплую встречу каждую неделю, тогда один
малый год был бы тысячелетием, а румянец приветствия
всегда пылал на щеках. Так могли бы мы прожить долгую
жизнь за короткое время, так само время было бы
уничтожено, так путь дня в тумане забывчивости — ради того
261

чтобы служить нашим радостям — удлинился бы и
разросся. О, прибывать каждый понедельник с Инда!
Высаживаться каждый вторник с богатого Леванта! В
коротком миге удержать толпу радостей и хранить наши души
в одном нескончаемом биении! Сегодняшнее утро, мой
друг, и вчерашний вечер научили меня, как питать такую
счастливую мысль.
[50]
ТО HOMER
ГОМЕРУ
Написан предположительно в апреле 1818 г.
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: М.Новикова (1973), В.Потапова
(1975), С.Сухарев (1986), Г. Кружков (1990), А. Раскин
(1996), А.Покидов (2005).
Homer — Гомер — см. прим. к сонету [16].
...the Cyclades... — Киклады — архипелаг в южной
части Эгейского моря, на центральном из них — острове
Делос — находился храм Аполлона.
...but then the veil was rent... — Ср.: «И вот, завеса в
храме раздралась надвое, сверху донизу...». — Евангелие
от Матфея, 27: 51.
То Dian, Queen of Earth, and Heaven, and Hell. — См.
прим. к сонету [14].
Подстрочный перевод:
Стоя поодаль в гигантском невежестве, о тебе я
слышу и о Кикладах, как тот, кто сидит на берегу и мечтает,
быть может, навестить кораллы дельфинов в глубоких
морях. Так ты был слеп; — но тогда завеса была
разодрана, ибо Юпитер отдернул занавес с небес для твоего
жительства, и Нептун построил для тебя пенистый
шатер, и Пан заставил петь для тебя пчелиный улей.
Извечно на берегах тьмы есть свет, и пропасти открывают
непротоптанную зелень, в полночи набухает бутон утра,
в зоркой слепоте заключено тройное зрение. Таким
видением обладал ты, какое некогда выпало Диане —
царице Земли, Неба и Ада.
262

[51]
ON VISITING THE TOMB OF BURNS
НА ПОСЕЩЕНИЕ МОГИЛЫ БЁРНСА
Написан 1 июля 1818 г. в Дамфрисе. К личности и
творчеству великого национального поэта Шотландии
Роберта Бёрнса (Robert Bums; 1759—1796) Ките испытывал
глубочайшую симпатию. Посылая сонет брату Тому в
письме от 29 июня — 2 июля 1818 г., Ките сопроводил его
следующим комментарием: «По этому сонету ты
заключишь, что я в Дамфрисе: обедали мы в Шотландии.
Могила Бёрнса находится в углу кладбища: надгробие не
совсем в моем вкусе, хотя выполнено оно с размахом —
очевидно желание почтить поэта. Миссис Берне живет
здесь: скорее всего, завтра мы с ней увидимся. Этот сонет
я написал, пребывая в странном состоянии, наполовину
во сне. Не знаю отчего, но облака, небо, дома — все
выглядит антигреческим и антиевропейским; я постараюсь
избавиться от предрассудков и рассказать тебе о
шотландцах, воздав им должное» {Letters. Vol. 1. P. 309).
Толкование сонета представляет некоторые трудности
ввиду разночтений текста в оригинале.
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: А. Ларин (1975), Ю. Голубец (1986),
С.Сухарев (1995), А. Покидов (2005).
...Minos-wise... — Минос — в греческой мифологии сын
Зевса и Европы, царь Крита, мудрый законодатель. В Аиде
судит умерших вместе с Радамантом и Эаком.
Подстрочный перевод:
Город, кладбище, закатное солнце, облака, деревья,
округлые холмы — все это кажется хотя и прекрасным, но
холодным — странным, словно во сне, который снился
мне давным-давно. Сейчас заново начатое, недолговечное
бледное лето отвоевано у зимнего недуга ради сияния
одного часа; пусть сапфирно-теплые, их звезды никогда не
сияют: все — холодная Красота; страдание нескончаемо
для того, кто решится, подобно Миносу, наслаждаться
реальностью Красоты, свободной от мертвенно-тусклого
оттенка, который отбрасывают на нее зыбкое воображение
263

и больная гордыня. Берне! я часто должным образом
отдавал тебе дань уважения. Великая тень, скрой свой лик!
Я совершаю грех против твоих родных небес.
[52]
ТО AILSA ROCK
УТЕСУ ЭЙЛСА
Написан 10 июля 1818 г. в Гирване. Послан в письме
Тому Китсу от 10—14 июля 1818 г. со следующим
комментарием: «Под конец мы начали постепенно взбираться
на крутизну и оказались среди горных вершин: даже
издали я почти сразу узнал утес Эйлса высотой 940 футов:
он отстоял от нас на 15 миль, однако казалось, что до него
рукой подать. Зрелище Эйлса вместе с удивительной
картиной моря под обрывистым берегом, откуда мы на него
смотрели, и моросящим дождем дали мне полное
представление о Всемирном потопе. Эйлса поразил меня — это
было так неожиданно, — по правде сказать, я даже
испытал легкий испуг. <...> Сейчас мы уже в Гирване — это в
13 милях к северу от Белантри. Сегодня мы пробирались
по еще более величественному берегу, нежели вчера, —
Эйлса все время оставался поблизости. С высоты
превосходно видны Кинтайр и огромные горы Аррана. <...> Из
сонетов, мною недавно написанных, только этот стоящий:
надеюсь, тебе он понравится» {Letters. Vol. 1. P. 329—330).
Впервые опубликован в изданной Ли Хантом
«Литературной записной книжке^или Спутнике любителя
природы и искусства» (1819) за подписью «I».
Русские переводы: Нат. Булгакова (1979), Р. Вдовина
(1986), С.Сухарев (1995), А. Раскин (1996), А. Покидов
(2005).
Ailsa — Эйлса — остров вулканического
происхождения в графстве Эршир в Шотландии, лежит в заливе
Ферт-оф-Клайд в 3,5 км от берега. Ср. описание его в
романе Германа Мелвилла (Herman Melville; 1819—1891)
«Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания» («Israel
Potter: His Fifty Years of Exile», 1855): «Остров Эйлса-
Крейг, огромный утес около мили в окружности,
находится в восьми милях от берегов Эршира. Тысячефутовый
264

конус высится среди моря, одинокий, как найденыш, и
презрительный, как пирамида Хеопса» (М, 1966. С. 174;
пер. И. Гуровой).
Подстрочный перевод:
Прислушайся, пирамидальный скалистый утес!
Отзовись кликами морских птиц — это твой голос! Когда на
твои плечи были накинуты мантией гигантские потоки?
Когда было скрыто от солнца твое широкое чело? Давно
ли могущественная сила побудила тебя восстать из
глубинной дремоты к воздушным снам — спать на лоне
громов и солнечных лучей; когда серые тучи стали твоим
холодным покрывалом? Ты не отвечаешь: ты погружен
в непробудный сон.
Твоя жизнь не что иное, как две мертвые вечности:
нынешняя — в воздухе, прежняя — в глубине; та — с
китами, эта — с орлами поднебесья. Ты был погружен в
воду, пока землетрясение не заставило тебя воздвигнуться;
новое не сможет пробудить твою громаду!
[53]
«THIS MORTAL BODY OF A THOUSAND DAYS...»
НАПИСАНО В ДОМИКЕ, ГДЕ РОДИЛСЯ БЁРНС
Написан 11 июля 1818 г. при посещении домика Бёрнса
в Эршире. В письме Джону Гамильтону Рейнолдсу от
11 — 13 июля 1818 г. Ките рассказывает: «Мы отправились
к киркаллоуэйскому „пророку в своем отечестве" —
подошли к домику и выпили немного виски. Я написал
сонет только ради того, чтобы написать хоть что-нибудь под
этой крышей; стихи вышли дрянные, я даже не решаюсь
их переписывать. Сторож дома надоел нам до смерти со
своими анекдотами — сущий мошенник, я его просто
возненавидел. Он только и делает, что путает, запутывает и
перепутывает. Стаканы опрокидывает „по пять за четверть,
двенадцать за час". Этот старый осел с красно-бурой
физиономией знавал Бёрнса... да ему следовало бы надавать
пинков за то, что он посмел с ним разговаривать! Он
называет себя „борзой особой породы", а на деле это всего
лишь старый безмозглый дворовый пес. Я бы призвал
калифа Ватека, дабы тот обрушил на него достойную кару.
265

О, вздорность поклонения отчим краям! Лицемерие!
Лицемерие! Сплошное лицемерие! Мне хватит этого, чтобы
в душе заболело, словно в кишках. В каждой шутке есть
доля правды. Все это, может быть, оттого, что болтовня
старика здорово осадила мое восторженное настроение.
Из-за этого тупоголового барбоса я написал тупой сонет»
(Letters. Vol. 1. P. 324).
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: С.Маршак (1945), Ю. Беличенко
(1974), А.Покидов (1979), С.Сухарев (1979), А. Шведчи-
ков (1992), А. Раскин (1996), И.Фрадкин (1997).
Шжтрочяьш_п_ерево,д:
Вот это смертное недолговечное тело занимает
сейчас, о Берне, часть пространства в твоей комнате, где ты
мечтал в одиночестве о распускающихся побегах лавра —
счастливый, не думая о своем роковом дне. Мой пульс
согрет твоим ячменным напитком, моя голова кружится
при тосте за великую душу, мои глаза блуждают, и я
плохо вижу; воображение замерло и опьянело, достигнув
желанной цели. Все же я могу ступать по твоему полу, все
же могу раскрыть окно и взглянуть на луг, исхоженный
тобой вдоль и поперек, все же могу думать о тебе, пока
мысль не ослепнет, — все же могу осушить бокал во славу
твоего имени. О, улыбнись среди теней, ибо это и есть
слава!
[54]
«OF LATE TWO DAINTIES WERE BEFORE ME PLACED...»
«ДВА ЛАКОМСТВА МНЕ ВРАЗ ПОДНЕСЕНО...»
Написан в Инверэри 17 или 18 июля 1818 г. под
впечатлением от спектакля по мещанской драме немецкого
драматурга Августа Фридриха Фердинанда фон Коце-
бу (August Friedrich Ferdinand von Kotzebue; 1761 — 1819)
«Незнакомец», или «Странник» («The Stranger», в
оригинале: «Мизантропия и раскаяние» — «Menschenhass und
Reue», 1790). Представление сопровождалось игрой на
волынке. Спектакль описан поэтом в письме Тому Китсу от
17—21 июля 1818 г. следующим образом: «В Инверэри
увидели театральную афишу. Брауна измучили новые баш-
266

маки, и потому я отправился в этот хлев один, где
посмотрел „Незнакомца" в сопровождении волынки. Там они
валандались с „интересными характерами" и „человеческой
природой", пока занавес не опустился и на сцену не
явилась волынка. Когда миссис Халлер упала в обморок,
занавес опять опустился и вновь появилась волынка; при
душераздирающем, туфлишнурующем примирении
волынщик дул изо всех сил. Этой пьесы я раньше не видел и
не читал, но и волынка, и жалкие актеры ничто по
сравнению с ней. Благодарение небу, что над ней смеялись и
смеются все кому не лень» {Letters. Vol. 1. P. 336—337).
Драма Коцебу, поставленная в переводе Бенджамина
Томпсона (Benjamin Thompson; 17767—1816) на сцене театра Дру-
ри-Лейн 24 марта 1798 г., пользовалась у зрителей успехом,
однако критики, в том числе Джон Гамильтон Рейнолдс,
считавший пьесу «одним из худших образцов» немецкой
драмы («Чемпион» от 2 марта 1817 г.), отзывались о ней
отрицательно. По всей вероятности, Китсу была
известна и пародия на «Незнакомца» Джеймса Смита (James
Smith; 1775—1839), совместно со своим братом Хорасом
Смитом (Horace Smith; 1779—1849) выпустившего книгу
пародий «Отвергнутые обращения» («Rejected Addresses»,
1812).
Впервые опубликован в журнале «Атенеум» («The
Athenaeum») 7 июня 1873 г.
Русские переводы: О.Кольцова (1998), С.Сухарев
(1998), А.Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Недавно мне предложили два деликатеса: сладостные,
непорочные, чистые, невинные и священные —
милостиво ниспосланные из девятой сферы, чтобы боги могли
узнать мои особые вкусы. Сначала негромкая волынка
скорбела с усердной спешкой, затем испускал вздохи
Странник, уронив голову на грудь, потом вновь стенала
жалобная волынка, и заново расточал вздохи Странник. О
Волынка, ты похитила мое сердце! О Странник, ты
волшебным образом отвлек мои нервы от волынки! О Волынка,
ты вновь утвердила свое владычество! И вновь ты,
Странник, задал мне тревогу! Увы, выбора у меня не было. Ах,
бедное мое сердце, с вами обоими я вынужден расстаться
в безмолвии.
267

[55]
«READ ME A LESSON, MUSE, AND SPEAK IT LOUD...»
НА ВЕРШИНЕ БЕН НЕВИСА
Написан 2 августа 1818 г. на горе Бен Невис —
наиболее высокой вершине на Британских островах (1343 м),
восхождение на которую Ките совершил вместе с
Чарльзом Брауном. Ср. описание этого восхождения в письме
поэта Тому Китсу от 3—6 августа 1818 г.: «Громадная
верхушка горы состоит из больших отдельных камней,
раскиданных на тысячи акров. На полпути миновали
обширные пятна снега, а близ вершины находится пропасть в
несколько сотен футов глубиной, совершенно им
заваленная. Что до расселин, то это самое удивительное из всего:
они напоминают гигантские разрывы в самой сердцевине
горы; можно подумать, они рассекают эту самую
сердцевину, но это не так — они проходят сбоку, а вот прочие
огромные утесы, вздымающиеся вокруг, придают Невису
вид расколотого сердца. Эти пропасти глубиной в
полторы тысячи футов — наиболее потрясающее из всего, что
я видел: если заглянуть в них, голова идет кругом. Мы
сбрасывали туда большие валуны и долго слушали
замечательные раскаты эха. Порой эти бездны
просматриваются довольно ясно, порой из них курится туман, а иногда
они полностью окутаны облаками. Спустя некоторое время
туман рассеялся, однако старина Бен по-прежнему
притягивал к себе отовсюду большие облака, так что вокруг
него беспрестанно проплывали некие куполообразные
завесы, временами всюду — то там, то сям — раздвигаясь и
вновь смыкаясь; и потому, хотя нам не был доступен
просторный широкий обзор, мы наблюдали нечто, быть
может, еще более дивное: эти облачные покровы,
рассеиваясь, открывали перед нами гористый простор, словно мы
смотрели через бойницы, и за этими прорывами
расстилалась беспрерывно менявшаяся, всякий раз новая
панорама востока, запада, севера и юга. Туман то сгущался, то
развеивался, а потом порыв холодного ветра обнажал вдруг
зубчатый провал по соседству, которого мы раньше не
видели. Временами над головой прояснялось голубое небо
и начинало пригревать солнце. Не уверен, сумею ли дать
тебе представление о виде, который открывается с верши-
268

ны высокой горы. Ты стоишь на каменистой равнине,
которая, конечно же, заставляет тебя забыть о том, что ты
не внизу: линия горизонта или, вернее, края этой
плоскости, находящейся на уровне 4000 футов над уровнем
моря, скрывают от взгляда все пространство под тобой,
так что единственное, что ты видишь вокруг себя за
пределами плоской верхушки, — это расположенные на
определенном расстоянии вершины гор; шагнув в ту или
иную сторону, ты можешь увидеть чуть больше или чуть
меньше на соседней близлежащей местности: это зависит
от ближайшего — отвесного или округлого — склона, где
ты стоишь. Но самое новое и неожиданное для глаза —
это резкий переход от ограниченной площадки (которая
представляется тебе равниной) к совершенно
необозримому простору. Здесь, на вершине, нагромождена
порядочная куча камней (явно артиллеристы постарались): я на
нее взобрался и таким образом стал чуточку выше самого
старины Бена. Было не так холодно, как я ожидал, однако
время от времени стаканчик виски оказывался нелишним.
Нет ничего непостоянней вершины горы: любая
красавица отдала бы все что угодно, лишь бы менять свой
головной убор столь же часто и без особых хлопот!» {Letters.
Vol. 1. P. 353-354).
Впервые опубликован: 1838, 6 сентября.
Русские переводы: С.Сухарев (1986). Л. Уманская
(1986), А.Шведчиков (1992), Г. Кружков (1993), А. Рас-
кин (1996), Е.Фельдман (1998), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Прочти мне урок, Муза, и громко провозгласи его на
вершине Невиса, слепой от тумана! Я смотрю в пропасти,
и саван, состоящий из пара, скрывает их: ровно столько,
сколько я знаю, человечеству известно об аде; я смотрю
вверх — и там угрюмый туман: ровно столько
человечество способно рассказать о небесах; туман простерт над
землей, подо мной — именно таков, именно так неясен
взгляд человека на самого себя! Под моими ногами
крутые склоны: только и знаю я, бедный неразумный эльф,
ступая по ним, — что все то, что встречает мой взгляд,
туман и обрывы: не только на этой круче, но и в мире
мысли и умственного могущества!
269

[56]
TRANSLATED FROM RONSARD
ПЕРЕВОД СОНЕТА РОНСАРА
Написан предположительно в середине сентября 1818 г.
Ките перевел второй сонет из сборника французского
поэта эпохи Возрождения Пьера де Ронсара (Pierre de
Ronsard; 1524—1585) «Первая книга любви» («Premier
livre des Amours», 1552), опустив заключительные две
строки. Послан в письме Джону Гамильтону Рейнолдсу от
22(?) сентября 1818 г. со следующим комментарием: «А вот
вольный перевод сонета Ронсара — думаю, он придется
тебе по душе. Мне дали почитать сборник его стихов: там
много по-настоящему прекрасного. <...> У меня не было
при себе оригинала, когда я переводил: содержание
концовки никак не мог вспомнить» {Letters. Vol. 1. P. 371).
«Вольность» перевода Китса заключается, в частности, и
в том, что он использует «шекспировскую» схему сонета,
вопреки «петраркинской» схеме в оригинале.
Nature ornant Cassandre, qui devoit
De sa douceur forcer les plus rebelles,
Luy fist présent des beautez les plus belles
Que dés mille ans en espargne elle avait.
De tous les biens qu'Amour-oiseau couvoit
Au plus beau Ciel chèrement sous ses ailes,
Il enrichit les grâces immortelles
De l'oeil son Nyc, qui les Dieux esmouvoit.
Du Ciel àpeine elle estoit descendue
Quand je la vy, quand mon ame esperdue
Perdit raison, et d'un si poignant trait
Le her destin la poussa dans mes veins,
Qu' autres plaisirs je ne sens que mes peines,
Ny autre bien qu* adorer son pourtrait.
Сто новых чар явив Кассандре той,
Чья кротость самых резвых дев сразила,
Лет тысячу природа все таила
На небе этот образ неземной.
Амур ей не давал ходить одной.
В ее очах блистало столько пыла,
Что Грациям при ней досадно было.
А боги потеряли свой покой.
270

Едва она сошла с небес, как разом,
Ее узрев, мой помутился разум.
Кровь запылала. Понял я, что нет
Ни большего на свете наслажденья,
Чем от божка испытывать мученья,
Ни лучших благ, чем чтить ее портрет.
(Пер. В. Васильева)
Впервые опубликован: 1848. Vol. 2. Р. 242. — с
добавлением заключительного двустишия: «Столь дивный
образ — он в душе моей: / Нет ничего прекрасней и верней»
(«So that her image in my soul upgrew, / The only thing
adorable and true»).
Русские переводы: А. Парин (1979), С. Сухарев (1986),
А. Покидов (2005).
Nature withheld Cassandra in the skies... — Кассандра Силь-
виати (Cassandra Silviati; 1531—?) — итальянская
аристократка, адресат любовной лирики Ронсара.
Подстрочный перевод:
Природа таила Кассандру на небесах для пущего
украшения целых тысячу лет; она взяла от Красоты все
лучшее — замечательнейшие краски — и облекла формой и
цветом превыше всех соперниц. Тем временем Любовь
оберегала ее своими крылами и в их тени наполнила ее
глаза таким блеском, что хмурые властители горнего
Олимпа испустили невольные вздохи. Когда я увидел ее
сходящей с небес, мое сердце зажглось огнем, и только жгучая
боль стала моим наслаждением — и печальным концом
жизни; Любовь влила ее красоту в мои жаркие вены...
18 19
[57]
«WHY DID I LAUGH TONIGHT? NO VOICE WILL TELL...»
«СМЕЯЛСЯ Я СЕЙЧАС - НО ПОЧЕМУ?..»
Написан около 8 марта 1819 г. Авторский
комментарий в письме Джорджу и Джорджиане Ките от 14 февра-
271

ля — 4 мая 1819 г.: «Меня всегда тревожит мысль, что
ваше беспокойство за меня может внушить вам опасения
относительно слишком бурных проявлений моего
темперамента, постоянно мной подавляемого. Вот почему я не
собирался посылать вам приводимый ниже сонет, однако
просмотрите предыдущие две страницы — и спросите
себя: неужели во мне нет той силы, которая способна
противостоять всем ударам судьбы? Это послужит лучшим
комментарием к прилагаемому сонету: вам станет ясно,
что если он и был написан в муке, то только в муке
невежества, с единственной жаждой — жаждой Знания,
доведенного до предела. Поначалу шаги даются с трудом:
нужно преодолеть человеческие страсти; они отступили в
сторону — и я написал сонет в ясном состоянии духа;
быть может, он приоткроет частичку моего сердца. <...>
Я отправился в постель и уснул глубоким спокойным сном.
Здравым я лег и здравым восстал ото сна» (Letters. Vol. 2.
P. 81-82).
Впервые опубликован: 1848.
Подробнее о сонете см.: Сухарев С. Л. Сонет Джона
Китса «Why Did I Laugh To-night?..» в переводе С. Я.
Маршака // Res Traductorica. Перевод и сравнительное
изучение литератур (К восьмидесятилетию Ю.Д.Левина).
СПб.: Наука, 2000. С. 296-299.
Русские переводы: С. Маршак (1945), С. Сухарев (1986),
А.Шведчиков (1992), А. Раскин (1996), А. Покидов (2005).
...this being's lease... — Реминисценция; ср. в «Макбете»
Шекспира: «Macbeth / Shall live the lease of nature, pay
his breath / To time and mortal custom» («Ты проживешь,
Макбет, / В высоком сане срок обычных лет, / Платя
своим дыханьем».— IV, 1; пер. М.Лозинского).
...on this very midnight cease... — Ср. «Оду соловью»
(1819) Китса: «То cease upon the midnight with no pain...»
(«Уйти из жизни в полночь, не страдая...», 56).
Подстрочный перевод:
Почему я смеялся сегодня вечером? Ни единый голос
не скажет: ни Бог, ни Дьявол суровым ответом не
осмеливается отозваться с небес или из ада. Тогда я без
промедления обращаюсь к своему человеческому сердцу.
Сердце! Ты и я здесь печальны и одиноки; послушай, почему
272

я смеялся? О смертная боль! О Тьма! Тьма! вечно я
должен стонать, тщетно вопрошать Небеса, ад и сердце.
Почему я смеялся? Я знаю срок, отпущенный земному
бытию; моя фантазия простирается до предельных его
блаженств; и все-таки я хотел бы перестать существовать в
эту самую полночь и увидеть яркие флаги мира
разорванными в клочья. Стихи, Слава и Красота действительно
сильны, но Смерть сильнее: Смерть — высокая награда
Жизни.
[58]
«THE HOUSE OF MOURNING WRITTEN BY MR. SCOTT...»
«ДОМ СКОРБИ
(АВТОР - МИСТЕР СКОТТ) - ПРЕДЛИННЫЙ...»
Написан предположительно в середине апреля 1819 г.
Ките пародирует сонет Вордсворта «Написано в долине
близ Дувра, в день высадки на берег» («Composed in the
Valley near Dover, on the Day of Landing», 1802, опубл.
1807).
Впервые опубликован в кн.: Finney С. L. The Evolution
of Keats's Poetry. Vol. 1—2. Harvard Univ. Press, 1936.
Русские переводы: Дм. Шнеерсон (1986), С.Сухарев
(1998), А.Покидов (2005).
«The House of Mourning» (1817) — сборник
стихотворений Джона Скотта (John Scott; 1763—1821).
...the Magdalen — Имеется в виду Магдален-Хоспитэл —
благотворительное заведение для раскаявшихся
проституток (основано в Лондоне в XVIII в.).
...Haydon's great picture... — Речь идет о картине Хей-
дона «Триумфальный вход Христа в Иерусалим».
...the voice of Mr Colendge... — О встрече с известным
поэтом и критиком Сэмюэлом Тейлором Кольриджем
(Samuel Taylor Coleridge; 1772-1834) 11 апреля 1819 г. Ките
рассказывает в письме Джорджу и Джорджиане Ките от
14 февраля — 4 мая 1819 г.: «В прошлое воскресенье
прогулялся до Хайгейта - и на тропинке, огибающей парк
лорда Мэнсфилда, встретил мистера Грина — нашего
ассистента профессора в больнице Гая, — он беседовал с
Кольриджем. Взглянув вопросительно, не будут ли они
273

против, я к ним присоединился — и прошел вместе с
ними послеобеденным шагом олдермена, наверное, мили две.
За это время Кольридж затронул тысячу тем — не знаю,
сумею ли все перечислить: соловьи и поэзия —
поэтическое восприятие — метафизика — различные виды и
разновидности снов — ночные кошмары — сон,
сопровождаемый чувством прикосновения, — однократное и повторное
прикосновение — описание сна — первая и вторая
ступени сознания — объяснение разницы между волей и
волевым актом — посему многие метафизики переходят на
вторую ступень сознания от нехватки курева — чудища —
кракены — русалки — Саути в них верит — вера Саути
слишком упрощенна — рассказ о привидениях — „доброе
утро"; голос его слышался издали, пока он подходил ко
мне; голос его слышался, когда мы расставались; голос его
не умолкал и в промежутке, если возможно здесь это
слово» (Letters. Vol. 2. P. 89).
Подстрочный перевод:
«Дом Скорби», написанный мистером Скоттом;
проповедь у Магдалины; слеза, упавшая на засаленный
роман; недостаток веселья после подъема в гору к хижине
друга; чай со старой девой; проклятие достойных стихов
в присутствии автора; покровитель-лорд; хмель от пива;
грандиозная картина Хейдона; холодный кофейник в
полночь, когда Муза готова трудиться; голос мистера Коль-
риджа; французская шляпка перед глазами у вас в партере;
волынка и барабан; проклятые неразлучные флейта и
сосед — все это гнусно, но гнуснее сонет Вордсворта о
Дувре. Дувр! — кто бы смог о тебе написать?
[59]
A DREAM, AFTER READING DANTE'S EPISODE
OF PAOLO AND FRANCESCA
СОН. ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ ОТРЫВКА ИЗ ДАНТЕ
О ПАОЛО И ФРАНЧЕСКЕ
Написан около 16 апреля 1819 г.
Сонет создан под сильным впечатлением от чтения
«Ада» в «Божественной комедии» Данте. Сохранился
экземпляр книги в переводе Генри Фрэнсиса Кэри (Henry
274

Francis Cary; 1772—1844), испещренный пометками Кит-
са; на одной из ее страниц и был набросан черновой
вариант сонета. Ср.:
The stormy blast of hell
With restless fury drives the spirits on
Whirled round and dash'd amain with sore annoy...
(«Inferno», V, 32-34)
To адский ветер, отдыха не зная,
Мчит сонмы душ среди окрестной мглы
И мучит их, крутя и истязая...
(«Ад», V, 31—33; пер. М.Лозинского)
Large hail, discolour'd water, sleety flaw...
(Ibid., VI, 9).
Я в третьем круге, там, где дождь струится,
Проклятый, вечный, грузный, ледяной...
(«Ад», V, 7—8; пер. М.Лозинского)
Прилагая сонет к письму Джорджу и Джорджиане Ките
от 14 февраля — 4 мая 1819 г., Ките добавляет: «Пятая
песнь Данте чарует меня все более и более: это та, в
которой он встречается с Паоло и Франческой. Я не один
день провел в мрачном состоянии духа — и, когда оно
было особенно мрачным, мне привиделось, будто я
нахожусь в той же области Ада. Этот сон — одно из
прекраснейших переживаний моей жизни. Я носился вместе с
крутившимся вихрем, как это описано, мои губы сливались
с губами прекрасной незнакомки — казалось, целую
вечность, — и посреди холода и мрака я ощущал тепло; на
нашем пути возникали цветущие верхушки деревьев —
и мы порой опускались на них, невесомее облака, пока
вихрь вновь не уносил нас дальше. Я попытался написать
об этом сонет — в четырнадцати строках нет ничего из
того, что я чувствовал... О, если бы этот сон снился мне
каждую ночь!» (Letters. Vol. 2. P. 91).
Впервые опубликован в журнале «Индикейтор» («The
Indicator») 28 июня 1820 г. (за подписью «Caviare») — с
заголовком, Китсу, очевидно, не принадлежащим. Перепе-
275

чатан в журнале «Ландэн мэгэзин» («London Magazine»)
в ноябре 1821 г.
Русские переводы: А. Парин (1975), С.Сухарев
(1986), Г. Кружков (1990), А. Раскин (1996), А. Покидов
(2005).
As Hermes once took to his feathers light... — Гермес (греч.;
рим. — Меркурий) — сын Зевса и Майи. Вестник
олимпийских богов, хранитель путников. Изображался
прекрасным юношей в крылатых сандалиях и со своим
неизменным атрибутом — обвитым змеями волшебным жезлом
(кадуцеем).
When lulled Argus, baffled, swooned and slept... —
Аргус — в греческой мифологии великан, сын Геи, тело
которого было испещрено множеством глаз. Приставленный
ревнивой Герой бессонным стражем к Ио, превращенной
в корову, он по приказу Зевса (Юпитера) был убит
Гермесом, который сначала зачаровал его рассказами и
усыпил игрой на свирели. Согласно Овидию, Гера перенесла
глаза Аргуса на оперение павлина.
...pure Ida with its snow-cold skies... — Ида — гора на
Крите, считавшаяся местом рождения Зевса и его
священного брака с Герой.
...unto Tempe where Jove gneved that day...— Темпея
(Темпа) — долина в Фессалии, тянущаяся от Олимпа до
Оссы.
Подстрочный перевод:
Как Гермес однажды взлетел на своих легких
крыльях, когда убаюканный Аргус, сбитый с толку, забылся
и уснул, — так, играя на дельфийском тростнике, мой
праздный ум зачаровал, одолел, лишил
вселенную-дракона ее тысячи глаз; и, видя ее уснувшей, устремился —
не к чистой Иде с ее снежно-холодными небесами, не к
Темпе, где тогда горевал Юпитер, но к тому второму
кругу печального ада, где посреди порывов ветра, смерча
и лавины дождя и града любовникам не нужно
повествовать о своих печалях. Бледными были сладостные
губы, которые я видел, бледными были губы, которые я
целовал, и прекрасным образ, с которым я носился сквозь
мрачную бурю.
276

[60]
TO SLEEP
СНУ
Написан предположительно в конце апреля 1819 г.
Образец экспериментальных новаций Китса в области
сонетной формы.
Впервые опубликован: 1838, 11 октября.
Русские переводы: О.Чухонцев (1972), В.Потапова
(1975), С.Сухарев (1986), А. Шведчиков (1992),
В.Васильев (2002), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
О нежный бальзам тихой полуночи, закрывающий
заботливыми и милостивыми пальцами наши довольные
тьмой глаза, спрятанные от света, затененные тьмой в
божественном забвении. О целитель Сон! Если это угодно
тебе, сомкни посреди обращенного к тебе гимна мои
податливые глаза или дождись (слова) «Аминь», прежде чем мак
разбросает вокруг моей постели свои убаюкивающие
милости. Тогда спаси меня, а иначе минувший день будет
светить на мою подушку, порождая множество горестей;
спаси меня от любопытной совести, что по-прежнему копит
свои силы для темноты, роясь, словно крот; умело поверни
ключ в смазанных пазах и запечатай умолкнувшую
шкатулку моей души.
[61]
«IF BY DULL RHYMES OUR ENGLISH MUST BE CHAINED...»
СОНЕТ О СОНЕТЕ
Написан предположительно в конце апреля 1819 г.
Впервые опубликован: 1848.
Посылая этот сонет в письме Джорджу и Джорджиане
Ките от 14 февраля — 4 мая 1819 г., Ките указывал: «Я
пытался изобрести лучшую строфу для сонета. Узаконенный
не слишком подходит для нашего языка из-за назойливых
рифм, вторая разновидность выглядит чересчур
элегической, а конечное двустишие редко производит приятное
впечатление. Не претендую на успех: пускай сонет
говорит сам за себя» {Letters. Vol. 2. P. 108).
277

Русские переводы: С.Маршак (1945), А. Шведчиков
(1992), Г. Кружков (1993), М.Абрамов (1995), С.Сухарев
(1995), А.Покидов (2005).
Andromeda — Андромеда — дочь царя Эфиопии,
отданная им в жертву Нептуну на съедение морскому
чудовищу, опустошавшему страну, и спасенная Персеем,
который превратил чудовище в камень, показав ему голову
Медузы Горгоны.
Midas — Мидас (VII в. до н. э.) — сын Гордия, царь
Фригии, славившийся богатством и корыстолюбием.
Подстрочный перевод:
Если нашему английскому языку суждено быть
скованным унылыми рифмами и сладкозвучному сонету,
подобно Андромеде, томиться в цепях, несмотря на
страдающее очарование, давайте разыщем, если нам выпала
стесненность, сандалии более причудливо сплетенные и
пригодные как нельзя лучше для босой ступни Поэзии;
давайте проверим лиру и взвесим звучание каждой
струны — посмотрим, чего можно достичь прилежным слухом
и зорким вниманием; скупые хранители звуков и слогов,
не менее ревниво, чем Мидас оберегал свое богатство,
давайте заботиться о том, чтобы не было мертвых листьев
в короне лаврового венка; и если нам не суждено дать
Музе свободу, пусть она будет увита своими
собственными гирляндами.
[62]
ON FAME (I)
О СЛАВЕ (I)
Написан 30 апреля 1819 г. В письме Джорджу и
Джорджиане Ките от 14 февраля — 4 мая 1819 г. Ките
сообщает: «Браун раскопал кое-какие мои старые грехи, а
точнее, сонеты; думаю, вы их не помните, так что
перепишу их для вас наряду с двумя-тремя написанными
недавно. Только что написал сонет о Славе: Браун его
копирует, а пока у него обе тетради — его и моя, займусь,
пожалуй, другим сонетом на ту же тему» (Letters. Vol. 2.
P. 104).
278

Впервые опубликован в нью-йоркском журнале «Лэй-
диз компанион» («Ladies' Companion») в августе 1837 г.
Русские переводы: К.Чуковский (1908), С.Маршак
(1945), С.Сухарев (1986), А. Шведчиков (1992), В.Рогов
(1993), А.Раскин (1996), И.Фрадкин (1997), А. Покидов
(2005).
Л very gipsy is she, Nilus-born... — В средневековой
Европе цыгане ошибочно считались выходцами из Египта.
Англичане традиционно называли их Gypsies (от
«Egyptians» — «египтяне»).
Sister-in-law to jealous Potiphar. — Пентефрий (Поти-
фар) — в Библии царедворец фараона (начальник
телохранителей), которому купцами-измаильтянами в Египте
был продан Иосиф. По наговору своей жены, с которой
Иосиф не захотел разделить ложе, разгневанный
Пентефрий заключил его в темницу (Книга Бытия, 39: 7—20).
Подстрочный перевод:
Слава, подобно своенравной девушке, останется
холодна к тем, кто чересчур раболепно преклоняет перед
ней колена, но уступает какому-нибудь бездумному
мальчишке и еще больше привязывается к беспечному сердцу.
Она — цыганка, не обратится к тем, кто не научился
обходиться без нее; кокетка, чье ухо никогда не слышало
близкого шепота, которая думает, что все говорящие о ней
злословят.
Она — истинная цыганка, рожденная Нилом,
свояченица ревнивого Пентефрия. Вы, больные любовью барды!
отплатите ей за презренье презреньем; вы, отвергнутые
художники! кто вы, как не безумцы; проститесь с ней,
отвесив наиучтивейший поклон, — тогда, если он будет ей
угоден, она последует за вами.
[63]
ON FAME (Π)
О СЛАВЕ (II)
Написан 30 апреля 1819 г. Еще одно свидетельство
попыток Китса создать новую сонетную форму.
Впервые опубликован: 1848.
279

Русские переводы: О.Чухонцев (1972), М.Новикова
(1973), А.Шведчиков (1992), В.Микушевич (1993),
С.Сухарев (1995), А.Раскин (1996), И.Фрадкин (1997),
Я.Фельдман (1998), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
В какой лихорадке пребывает тот, кто не в состоянии
хладнокровно смотреть на свои земные дни, кто ворошит
все листы в книге своей жизни и ворует у своего доброго
имени девичество! Это схоже с тем, как если бы роза
сорвала со стебля себя самое или спелая слива стерла
свой матовый налет; как если бы наяда, словно
вторгшийся эльф, замутила свой чистый грот илистым мраком.
Однако роза остается на колючем кустарнике — для
поцелуев ветров и питания благодарных пчел, и спелая слива все
еще носит свое матовое одеяние; непотревоженное озеро
хранит кристально чистое пространство; так почему же
тогда человек, выпрашивая у мира благодать, должен
губить свое спасение ради ложного верования?
[64]
«THE DAY IS GONE, AND ALL ITS SWEETS ARE GONE!..»
«HE СТАЛО ДНЯ, И РАДОСТЕЙ НЕ СТАЛО!..»
Написан, по-видимому, 10 октября 1819 г. Обращен к
невесте поэта Фанни Брон (Fanny Brawne; 1800—1865).
Встрече с ней в этот день в Хэмпстеде предшествовала
продолжительная разлука. Из письма Китса Фанни Брон
от 11 октября 1819 г.: «Сегодня я живу вчерашним днем:
мне как будто снился волшебный сон. Я весь в твоей
власти. Напиши мне хоть несколько строк и обещай, что
всегда будешь со мной так же ласкова, как вчера. Ты
ослепила меня. На свете нет ничего нежнее и ярче. <...>
Когда же снова мы проведем день вдвоем? Ты подарила
мне тысячу поцелуев — я всем сердцем благодарен любви
за это, — но если бы ты отказала в тысяча первом, я
уверился бы, что на меня обрушилось непереносимое горе.
Если тебе вздумается когда-нибудь исполнить вчерашнюю
угрозу — поверь, не гордость, не тщеславие, не мелкая
страсть истерзали бы меня, — нет, это навеки пронзило бы
мне сердце — я бы не вынес этого» {Letters. Vol. 2. P. 222).
280

Впервые опубликован: 1838, 4 октября.
Русские переводы: В. Левик (1941), А. Жовтис (1973),
В.Потапова (1975), С.Сухарев (1976), Г.Бен (1977), Г.
Подольская (1992), А. Шведчиков (1992), Г. Кружков (1993),
В. Микушевич (1993), А. Раскин (1996), Я. Фельдман (1998),
Т.Попова (2001), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
День ушел, и ушли все его сладостные радости:
сладостный голос, сладостные губы, нежная рука и еще
более нежная грудь, теплое дыхание, легкий шепот, мягкие
полутона речи, яркие глаза, совершенные формы и
томный стан. Исчез (увял, поблек) цветок и все его
набухшие бутоном очарования, исчезло (увяло, поблекло)
видение красоты из моих глаз, исчезло (увяло, поблекло)
воплощение красоты из моих рук, исчезли (увяли,
поблекли) голос, теплота, белизна, райское блаженство —
скрылись безвременно при угасании вечера, когда
сумеречный праздник — или (священная) праздничная ночь
любви, занавешенной ароматным пологом, начинает
сплетать ткань (покров) густой темноты для тайных
(спрятанных) восторгов; но так как я целиком прочитал
требник любви сегодня, она позволит мне уснуть, видя, что
я блюду пост и молюсь.
[65]
«I CRY YOUR MERCY, PITY, LOVE - AY, LOVE!..»
К ФАННИ
Написан, по всей вероятности, в середине октября
1819 г. Ср.: «Меня изумляло, что многие готовы были
принять мученическую смерть за веру, — я содрогался при
одной мысли об этом. Эта мысль не страшит меня
больше — за свою веру я согласен пойти на любые муки.
Любовь — моя религия, я рад умереть за нее. Я рад умереть
за тебя. Мое кредо — Любовь, а ты — единственный
догмат» (Письмо Китса Фанни Брон от 13 октября 1819 г. —
Letters. Vol. 2. P. 223-224).
Впервые опубликован: 1848.
Русские переводы: С. Сухарев (1976), Г. Кружков (1979),
В. Потапова (1979), Т. Васильченко (1990), А. Шведчиков
281

(1992), В.Микушевич (1993), М.Абрамов (1995), А. Рас-
кин (1996), А.Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Я молю тебя о милосердии, о жалости, о любви — да,
о любви! полной сострадания любви, не подвергающей
танталовым мукам, охваченной одной мыслью, никогда не
блуждающей, бесхитростной любви, сбросившей маску и
видимой всем — без единого пятна! О, дай мне всю себя —
вся, вся будь моей! этот образ, эту красоту, этот
сладостный малый пыл любви — твой поцелуй; эти руки, эти
божественные глаза, эту теплую, белую, сияющую грудь,
сулящую миллион радостей; себя — свою душу — из
жалости дай мне всю, не оставь себе ни атома, или же я
умру; или, продолжая, быть может, жить, твой несчастный
раб, забуду, в тумане праздной горести, жизненные цели:
нёбо моего разума утратит свою остроту, и мои
стремления ослепнут!
[66]
«BRIGHT STAR! WOULD I WERE STEADFAST AS THOU ART...»
СВЕТЛАЯ ЗВЕЗДА
Точная дата написания сонета не установлена.
Предположительная датировка — октябрь—декабрь 1819 г.,
хотя Р. Гиттингс указывает на октябрь 1818 г., а
некоторые биографы — на июль 1818 г., опираясь на слова
поэта в письме Тому Китсу от 25—27 июня 1818 г. из
Озерного края: «У озера немало досадных изъянов:
однако я не имею в виду берега или воду. Нет — оба раза,
что мы его видели, пейзаж был исполнен
благороднейшей нежности: воспоминания о нем никогда не
сотрутся — он заставляет забыть о жизненных межах, —
забыть о старости, юности, о бедности и богатстве; он
обостряет духовный взор так, что превращает его в подобие
Полярной звезды, с неустанным постоянством
взирающей, широко раскрыв ресницы, на чудеса Всемогущей
Силы» {Letters. Vol. 1. P. 199).
Долгое время сохранялось мнение, что этот сонет —
последнее произведение Китса, поскольку поэт вписал его
в принадлежавший Джозефу Северну том Шекспира 29 сен-
282

тября 1820 г. на пути в Италию, однако позднее была
обнаружена копия, сделанная Чарльзом Брауном, с датой
«1819».
Интересны параллели со стихотворением Александра
Блока, датированным 4 июня 1899 г.:
Когда же смерть? Я все перестрадал,
Передо мною — мир надзвездный.
Отсюда — юноше, мне Сириус сверкал,
Дрожал и искрился над бездной.
Прими, стоцветная звезда!
Прими меня в свой мир высокий.
Чтоб я дрожал и искрился всегда
Твоею мощью одинокой!
Дай мне твой свет — пустыню озарить,
Спасти от боли, от юдоли!
Дай сладкий яд мне — стражу отравить!
Дай острый луч мне — двери отворить!
Впервые опубликован: 1838, 27 сентября.
Русские переводы: В. Левик (1941), С. Сухарев (1970),
О. Чухонцев (1972), И.Дьяконов (1973), В.Потапова
(1979), Г. Подольская (1992), В.Макаров (1993), В. Ми-
кушевич (1993), М.Абрамов (1995), А. Раскин (1996),
И.Фрадкин (1997), Т.Попова (2001), А. Покидов (2005).
Подстрочный перевод:
Яркая звезда! хотел бы я быть постоянным, как ты, —
но не в одиноком великолепии повиснув в высоте ночи и
наблюдая, с вечно раскрытыми ресницами, как
терпеливый, бессонный отшельник природы, движущиеся воды в
их священническом обете чистого омовения земных
человеческих берегов, или глядя на свежий, мягко упавший
покров снега на вершинах гор и на вересковых пустошах;
нет — но, по-прежнему недвижным и по-прежнему
неизменным, припав на созревающую грудь моей
возлюбленной, всегда чувствовать ее нежный вдох и выдох, всегда
бодрствовать в сладком беспокойстве, еще и еще слушать
ее тихое дыхание, и так жить вечно — или же кануть
в беспамятство смерти.
283

[67]
THE POET
ПОЭТ
Принадлежность сонета Китсу серьезно оспаривается
многими исследователями. По предположению М. А.
Стала, сонет был написан издателем Китса Джоном Тейлором
(John Taylor; 1781-1864).
Впервые опубликован в журнале «Ландэн мэгэзин» в
октябре 1821 г.
Русские переводы: В.Рогов (1973), А. Парин (1975),
С.Сухарев (1986), А. Раскин (1996), И.Фрадкин (1997),
А. Покидов (2005).
With talisman to call up spints rare / From plant, cave,
rock, and fountain... — Реминисценция; ср. монолог
волшебника Просперо в трагикомедии Шекспира «Буря» («The
Tempest», 1610/1611, опубл. 1623): «Ye elves of hills, brooks,
standing lakes and groves...» («Вас, духи рощ, озер, ручьев
и гор...» — V, 1; пер. Щепкиной-Куперник).
Г1од£трочнь1Й_п_еревод:
На рассвете, в полдень, вечером и в полночь он
вступает в зачарованный воздух с талисманом, дабы вызвать
редкостных духов из растений, пещер, скал и источников.
Его взору оболочка природных явлений раскрывается до
самой сердцевины, и любая потаенная суть обнажает
зачатки добра и красоты, позволяя ему видеть там, где
Ученость слепа. Порой над грубыми и осязаемыми
предметами нашей подлунной сферы его дух воспаряет на мощных
крыльях и с предназначенными ему судьбой небесами
держит прежде времени таинственный совет, пока это
мистическое общение не окружит его смертную голову
явственно зримым нимбом.
С. Л. Сухарев

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ КАНВА
ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ДЖОНА КИТСА
1795
Родился 31 октября в Лондоне — первенцем в семье
содержателя платной конюшни Томаса Китса (ок. 1775—
1804) и его жены Франсес, урожденной Дженнингс (1775—
1810). Крещен 18 декабря в церкви Св. Ботольфа (Би-
шопсгейт). Младшими детьми были братья Джордж (1797—
1841), Томас (1799-1818), Эдвард (1801-1802) и сестра
Фрэнсис Мэри (Фанни) (1803-1889).
1803
В августе Ките начинает обучение в частной закрытой
школе преподобного Джона Кларка в Энфилде (к северу
от Лондона).
1804
Смерть отца Китса 16 апреля в результате несчастного
случая (падения с лошади). 27 июня мать Китса выходит
замуж за Уильяма Роллингса; второй брак оказывается
неудачным. Дети поселяются у родителей матери в Энфилде.
1805
8 марта умирает дедушка Китса — Джон Дженнингс
(род. ок. 1730). Дети поселяются с бабушкой в Эдмонтоне
(поблизости от Энфилда).
1810
10 марта — смерть матери Китса от туберкулеза.
В июле опекунами осиротевших детей назначаются Джон
Науленд Сэнделл и Ричард Эбби. После смерти Сэнделла
в 1814 г. Ричард Эбби, чаеторговец по профессии,
становится единственным опекуном.
285

1811
Летом Ките покидает школу в Энфилде и поступает
в обучение к хирургу и фармацевту Томасу Хэммонду в
Эдмонтоне.
1814
К концу 1813 — началу 1814 г. относятся первые
поэтические опыты Китса. 19 декабря — похороны его
бабушки Элис Дженнингс, урожденной Уолли (род. 1736).
1815
1 октября Ките приступает к изучению медицины в
лондонской больнице Гая, продолжая вместе с тем
усиленные занятия поэзией.
1816
Первая публикация: 5 мая в еженедельнике Ли Ханта
«Экзаминер» появляется сонет Китса «К Одиночеству».
25 июля после сдачи экзамена Ките получает право по
достижении совершеннолетия (31 октября того же года)
практиковать в качестве хирурга и фармацевта. Август-
сентябрь Ките проводит с братом Томом в Маргейте; по
возвращении в Лондон (до 9 октября) поселяется вместе
с братьями сначала в Саутуорке (Дин-стрит, 8), а во
второй половине ноября по адресу: Чипсайд, 76. В октябре-
ноябре сын Джона Кларка — Чарльз Кауден Кларк
вводит Китса в круг литераторов и художников (поэт
знакомится с Ли Хантом, Хейдоном и Рейнолдсом). Отклоняет
настойчивые рекомендации Эбби приступить к
медицинской практике и принимает решение целиком посвятить
себя поэтическому творчеству. 1 декабря в статье Ли
Ханта «Молодые поэты» в статье Ли Ханта «Молодые поэты»
в «Экзаминере» опубликован сонет «При первом
прочтении чапменовского Гомера». 30 декабря во время
поэтического состязания с Ли Хантом написан сонет «Кузнечик
и сверчок».
1817
1 или 2 марта осматривает вместе с Хейдоном
коллекцию мраморных изваяний, вывезенных из Греции лордом
Элгином. 3 марта выходит в свет первый поэтический
сборник Китса — «Стихотворения», изданный Джеймсом
286

и Чарльзом Олльерами. К 25 марта поселяется вместе с
братьями в Хэмпстеде, где снимает жилье в доме
почтальона Бентли на Уэлл-Уок, 1. 14 апреля покидает Лондон
и 15 апреля отплывает на остров Уайт, проводит ночь в
Ньюпорте, 16 апреля посещает Шенклин, затем
поселяется в Карисбруке. 18 апреля начинает работу над поэмой
«Эндимион», 23 или 24 апреля перебирается к Тому в Мар-
гейт. 16 мая с Томом посещает Кентербери, в конце мая —
начале июня один посещает Гастингс, где встречает
Изабеллу Джонс; 10 июня возвращается в Лондон. Около 3
сентября отправляется в Оксфорд к Бейли, 2 октября вместе
с ним посещает Стратфорд-на-Эйвоне, 5 октября
возвращается в Лондон. В октябре в журнале «Блэквудз Эдин-
боро мэгэзин» появляется первая статья о «школе кокни»
в поэзии, направленная против кружка Ли Ханта. 22
ноября отправляется в Берфорд-Бридж, где к 28 ноября
завершает черновой вариант «Эндимиона»; около 5 декабря
возвращается в Лондон. 14 декабря Джордж и Том
отбывают в Тинмут. 15 декабря посещает спектакль в Друри-
Лейн с участием Кина (рецензия Китса на него
опубликована в журнале «Чемпион» 21 декабря). 26 декабря вместе
с Брауном и Дилком посещает рождественскую
пантомиму в том же театре. 28 декабря присутствует на
«бессмертном обеде» у Хейдона вместе с Лэмом, Вордсвортом, Рит-
чи и др.
1818
1 или 2 января посещает Ковент-Гарден; публикует в
«Чемпионе» две театральные рецензии. Около 6 января
приступает к правке «Эндимиона». С 13 января по 3
марта посещает лекции Хэзлитта об английских поэтах в Сур-
рейском институте. 4 марта покидает Лондон, 6 марта
прибывает в Эксетер, в тот же день или 7 марта — в Тинмут.
Джордж возвращается в Лондон, а* Ките остается с
больным Томом. 21 марта отсылает издателям Тейлору и Хес-
си беловую рукопись «Эндимиона». 23 марта посещает
ярмарку в Долише. 18—20 апреля в Тинмуте гостит Райе.
27 апреля завершает поэму «Изабелла, или Горшок с
базиликом»; по всей вероятности, в этот же день выходит в
свет отдельной книгой поэма «Эндимион». 4 или 5 мая
братья покидают Тинмут в сопровождении Сары
Франсес Джеффери и после остановки в Бридпорте и Хонито-
287

не возвращаются в Лондон (до 11 мая). Около 28 мая
Джордж женится на Джорджиане Уайли. 22 июня Ките
покидает Лондон и вместе с Чарльзом Брауном
сопровождает до Ливерпуля Джорджа Китса с женой,
эмигрирующих в Америку; 25 июня вместе с Брауном отправляется
из Ланкастера в пешее путешествие по Озерному краю,
Шотландии и Ирландии. 29 июня совершает восхождение
на Скиддоу, 1 июля посещает могилу Бёрнса в Дамфрисе,
11 июля — его домик в Эре, 2 августа совершает
восхождение на гору Бен-Невис. По прибытии в Инвернесс 6
августа прерывает путешествие из-за серьезного
заболевания горла, вызванного простудой на острове Малл: 8
августа отплывает из Кромарти и 18 августа возвращается
в Хэмпстед. По-видимому, вскоре после возвращения
знакомится с Фанни Брон. В начале сентября в «Блэквудз
мэгэзин» опубликована четвертая статья о «школе
кокни», в конце сентября в «Куортерли ревю» —
уничтожающая рецензия на «Эндимион». 24 октября вновь
встречается с Изабеллой Джонс. В ноябре Ките, почти неотлучно
находясь у постели умирающего Тома, начинает работу
над поэмой «Гиперион». После смерти Тома 1 декабря
Ките во второй половине декабря поселяется на Вентворт-
Плейс в Хэмпстеде вместе с Брауном, по соседству с
семейством Брон. 25 декабря происходит объяснение с Фанни
Брон.
1819
18 или 19 января отправляется в Чичестер, где
присоединяется к Брауну в доме родителей Дилка. Начинает
поэму «Канун святой Агнесы». 23 января пешком
отправляется с Брауном в Бедхэмптон, где они гостят у
проживавшего там семейства Снуков. 25 января присутствует
на освящении часовни Уэя в Стэнстеде. До возвращения
в Хэмпстед 1 или 2 февраля завершает поэму «Канун
святой Агнесы». 13—17 февраля написан фрагмент «Канун
святого Марка». В феврале сообщает в письме Джорджу
и Джорджиане, что предполагает провести лето вместе с
Брауном в Брюсселе. 3 апреля Дилки покидают Вентворт-
Плейс, а их половину занимает семейство Брон. Апрель-
май отмечены высочайшим творческим взлетом Китса:
написаны пять «великих од», баллада «La Belle Dame sans
Merci», ряд сонетов и стихотворений. 27 июня Ките от-
288

правляется вместе с Райсом в Портсмут, 28 июня они
переправляются на остров Уайт и обосновываются в Шен-
клине. 1 июля пишет первое письмо Фанни Брон. 11
июля завершает первый акт трагедии «Отгон Великий» и
первую часть поэмы «Ламия». Около 22 июля в Шенклин
прибывает Браун, 25 июля Райе уезжает. 31 июля Ките
сообщает Дилку о совместной с Брауном работе над
трагедией «Отгон Великий»; 12 августа они переезжают в
Уинчестер, где продолжают эту работу, завершив ее 23
августа. 5 сентября Ките заканчивает поэму «Ламия».
ΙΟΙ 5 сентября совершает короткую поездку в Лондон. 19
сентября написана ода «Осени». 21 сентября прекращает
работу над поэмой «Падение Гипериона». Около 8 октября
возвращается вместе с Брауном в Лондон,
приблизительно с И по 14 октября находится на Колледж-стрит, 25, в
Вестминстере, около 21 октября возвращается на Вентворт-
Плейс. В конце декабря обручается с Фанни Брон. К
ноябрю-декабрю (и, по-видимому, к самому началу
следующего года) относятся последние творческие усилия Китса
(фрагмент трагедии «Король Стефан», незавершенная
шуточная поэма «Колпак с бубенцами» и др.).
1820
7 или 9 января в Лондон прибывает Джордж Ките,
28 января направляется в Ливерпуль и 1 февраля
отплывает в Америку. У Китса 3 февраля открывается сильное
легочное кровотечение. Фанни Брон отказывается от
предложения Китса расторгнуть помолвку. Браун сдает на
лето свою половину дома на Вентворт-Плейс в аренду, и
Ките строит планы о совместном с ним путешествии в
Шотландию, от которых вскоре отказывается. 6 мая Ките,
проводив Брауна до Грейвзэнда, перебирается в Кентиш-Таун
на Уэслейан-Плейс, 2. Нуждаясь в постоянном уходе
после очередного кровотечения, с 23 июня по 12 августа
Ките живет в доме Ли Ханта в Кентиш-Тауне на
Мортимер-Террас, 13, который покидает после инцидента с
нечаянно вскрытым письмом, ему адресованным;
возвращается в Хэмпстед, где находится под опекой семейства
Брон. 1 или 2 июля выходит в свет третья, и последняя
прижизненная книга Китса — «Ламия, Изабелла, Канун
святой Агнесы и другие стихи». Врачи настоятельно
советуют ему поменять климат, и осенью ввиду неуклонного
289

ухудшения состояния здоровья Ките соглашается
отправиться в Италию. 12 августа получает приглашение от
Шелли поселиться в его доме в Пизе, однако 16 августа
отклоняет его. 13 сентября покидает Хэмпстед и проводит
четыре дня на Флит-стрит. 17 сентября всходит на борт
судна «Мария Краудер», а 18 сентября отплывает из Грейв-
зэнда в сопровождении Северна. 28 сентября оба сходят
на берег в Портсмуте и пешком отправляются в Бедхэмп-
тон, где проводят сутки в доме Снуков. Плавание
задерживается из-за неблагоприятной погоды, и судно
покидает Ла-Манш только 2 октября. По прибытии в Неаполь с
21 по 31 октября Ките и Северн остаются на борту судна
ввиду карантина из-за эпидемии тифа. 7 или 8 ноября
отправляются наемной каретой в Рим, прибывают туда 15
ноября и поселяются в доме 26 на Пьяцца ди Спанья. 30
ноября Ките пишет последнее письмо; с 10 декабря течение
болезни резко обостряется.
1821
После мучительной агонии Ките умирает 23 февраля
в 11 часов вечера. Похороны состоялись 26 февраля на
римском протестантском кладбище. На могильном камне,
согласно воле поэта, высечена эпитафия: «Здесь лежит
тот, чье имя было написано на воде».

МАТЕРИАЛЫ К БИБЛИОГРАФИИ
РУССКИХ ПЕРЕВОДОВ СОНЕТОВ ДЖОНА КИТСА
1895-20101
1895
1. Петербургская жизнь. 1895. 26 ноября. № 160. С. 1.
[21] Моим братьям («Огонь камина нежит наши
взоры...»). — Перевод Н. Новича.
1908
2. Нива (Ежемесячное литературное приложение).
1908. № 3. Стлб. 435-436.
[62] Слава («Слава, что девушка! Если пред нею...»). —
Перевод К. Чуковского.
3. Нива (Ежемесячное литературное приложение).
1908. №8. Стлб. 561-562.
[28] День («Над нашей равниною были туманы
надвинуты...»). — Перевод К. Чуковского.
1918
4. Рабинерсон Р. Из английских и французских поэтов.
Киев: Лито-Тип. «С. В. Кульженко», 1918. С. 15.
[28] Сонет («Густой туман над нашими лугами...»). —
Перевод Р. Рабинерсона.
1938
5. Литературная газета. 1938. 31 декабря. №72 (779).
С. 5.
[24] Кузнечик и сверчок («В свой час своя поэзия
в природе...»).— Перевод Б.Пастернака.
1 В предлагаемый библиографический список, не
претендующий на полноту, включены только первые печатные публикации
русских переводов сонетов Джона Китса. Переиздания и сетевые
публикации не учитываются. В позициях, содержащих несколько
переводов, сонеты указываются в хронологическом порядке.
291

1939
6. Огонек. 1939. № 11 (662). С. 2.
[37] К Морю («Шепча про вечность, спит оно у
шхер...»).— Перевод Б.Пастернака.
1941
7. Литературное обозрение. 1941. 25 февраля. №4.
С. 76-77.
[2] К Байрону («О Байрон! Песнь твоя так горестно-
нежна!..»);
[64] «День отошел и радости унес...»;
[66] Последний сонет («Когда б я мог, звезда,
бессмертным быть, как ты!..»).— Перевод В.Левика.
1943
8. Знамя. 1943. №4. С. 134.
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзия во всем. Когда
в листве...»). — Перевод С. Маршака.
1945
9. Литературная газета. 1945. 27 октября. №45 (1156).
С. 4.
[53] Стихи, написанные в Шотландии, в домике
Роберта Бёрнса («Прожившему так мало бренных лет...»);
[61] Сонет о сонете («Уж если суждено словам
брести...»);
[62] Слава («Дикарка-слава избегает тех...»). —
Перевод С.Маршака.
10. Октябрь. 1945. № 10. С. 58, 59, 59.
[11] Сонет («Тому, кто в городе был заточен...»);
[48] «Четыре разных времени в году...»;
[57] «Чему смеялся я сейчас во сне?..». — Перевод
С. Маршака.
1955
11. Хрестоматия по зарубежной литературе XIX века.
4.1 / Сост. А.Аникст. М.: Учпедгиз, 1955. С. 302, 303.
[1] Сонет о мире («О, мир! Прольешь ли ты благодея-
нья...»);
[25] К Костюшко («Костюшко! В имени твоем
одном...»). — Перевод М. Талова.
292

1960
12. Елистратова Λ. Λ. Наследие английского
романтизма и современность. М.: Изд-во АН СССР, 1960.
С. 458-459.
[16] Сонет, написанный после прочтения Гомера в
переводе Чапмена («Бродя среди наречий и племен...»). —
Перевод Игн. Ивановского.
1969
13. Маршак С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. М.: Худож. лит.,
1969. С. 652.
[16] [Читая чапменовского Гомера] («Не по одной
я странствовал земле...»).— Перевод С.Маршака.
1970
14. Молодой учитель (Кемерово). 1970. 23 октября.
№ 38 (300). С. 2.
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзии земли не молкнет
лад...»);
[66] Светлая звезда («Как неотрывно светлая
звезда...»). — Перевод С. Сухарева.
15. Комсомолец Кузбасса. 1970. 27 октября. № 129
(5484). С. 4.
[11] «Тому, кто жил в плену у тесных стен...»;
[27] «Благословенна Англия! Мой взор...»;
[37] К Морю («Не умолкая, шепчется прибой...»). —
Перевод С. Сухарева.
16. Молодой учитель (Кемерово). 1970. 18 декабря.
№47-48 (309-310). С. 4.
[30] Сонет, написанный на последней странице поэмы
Чосера «Цветок и лист» («Раскрыть поэму — в рощицу
войти...»). — Перевод С. Сухарева.
1971
17. Спендиарова Т. Избранные переводы. Ереван:
Айастан, 1971. С. 206.
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзии в природе нет
конца...»). — Перевод Т. Спендиаровой.
18. Комсомолец Кузбасса. 1971. 12 января. №5 (5516).
С. 3.
[9] Одиночество («Пусть буду я один, совсем
один...»). — Перевод С. Сухарева.
293

19. Молодой учитель (Кемерово). 1971. 19 февраля.
№6 (317). С. 2.
[19] «Зол и порывист, шепчется шальной...». —
Перевод С. Сухарева.
1972
20. Литературная Россия. 1972. 21 января. №4 (472).
С. 23.
[23] Сонет, написанный из отвращения к вульгарному
суеверию («Унылые звонят колокола...»);
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзия земли всегда
жива...»). — Перевод Л. Покидова.
21. Иностранная литература. 1972. №2. С. 182, 184,
186, 187, 188.
[9] К одиночеству («О, если осужден я жить с
тобой...). — Перевод Г. Кружкова.
[24] Кузнечик и сверчок («Пока земля пребудет, не
умрет...»);
[41] Когда мне страшно... («Когда мне страшно, что
в едином миге...»);
[60] Ко Сну («О ты, хранитель тишины ночной...»);
[63] О славе («Как жалок ты, живущий в укоризне...»);
[66] Яркая звезда («О, быть и мне бы, яркая
звезда...»). — Перевод О. Чухонцева.
1973
22. Дьяконова Н.Я. Ките и его современники. М.:
Наука, 1973 (Приложение «Стихи Китса в русских
переводах»). С. 151, 161, 167, 169, 187, 182, 156.
[1] Сонет к Миру («О Мир! Благословляет твой
приход...»). — Перевод В.Каганова.
[41] «О, если только оборвется нить...»;
[46] Что сказал дрозд («Ты, чье лицо жгла зимней
ночи стужа...»). — Перевод С. Сухарева.
[50] Гомеру («Стою вдали, в невежестве пустынном...»);
[63] Слава («Безумец, кто недолгий путь до
тризны...»). — Перевод М. Новиковой.
[66] «Звезда! Как ты, хочу не измениться...». —
Перевод И. Дьяконова.
[67] Поэт («С утра и днем, и в сумраке ночей...»). —
Перевод В. Рогова.
294

23. Простор. 1973. №11. С. 115, 117, 115.
[39] К коту миссис Рейнольде («Ну что ж, котище,
постарел ты, брат...»);
[41] Когда я думаю... Сонет («Когда я думаю, что не
сумею...»);
[64] Сонет минувшего дня («День миновал, и с ним
все искушенья...»).— Перевод А.Жовтиса.
1974
24. Беличенко Ю. Виток времени. Рига: Лиесма, 1974.
С. 70.
[53] Сонет, написанный в домике Бёрнса («Измучив
тело тысячью дорог...»).— Перевод Ю.Беличенко.
25. Волшебный лес: Стихи зарубежных поэтов в
переводе В. Левика. М.: Прогресс, 1974 (Мастера поэтического
перевода. Вып. 18). С. 234.
[41] «Когда страшусь, что смерть прервет мой
труд...». — Перевод В. Левика.
1975
26. Поэзия английского романтизма. М.: Худож. лит.,
1975 (Библиотека всемирной литературы. Т. 125). С. 561,
560-561, 561-562, 563, 563-564, 564-565, 564, 565-566,
567, 567-568, 572, 572, 572-573, 573, 573-574, 574, 575,
581-582, 582, 595, 562-563.
[1] Сонет к Миру («Мир! Отгони раздор от наших
нив...»);
[4] Сонет к Чаттертону («О Чаттертон! О жертва
злых гонений!...»).— Перевод В.Левика.
[9] Одиночество («Пусть, Одиночество, с тобой сам-
друг...»). — Перевод В.Потаповой.
[16] По случаю чтения Гомера в переводе Чапмена
(«Я видел земли в золотом убранстве...»). — Перевод
А. Ларина.
[19] «Студеный вихрь проносится по логу...».—
Перевод Б. Дубина.
[23] Сонет. Написано из отвращения к вульгарному
суеверию («Печальный звон колоколов церковных...»). —
Перевод В. Потаповой.
[25] К Костюшко («Костюшко! Меж прославленных
имен...»).— Перевод В.Левика.
295

[33] Перед коллекцией лорда Элгина («Мой дух, ты
слаб. Занесена, как плеть...»);
[34] К Хейдону («Прости мне, что невнятно
бормочу...»). — Перевод А. Ларина.
[40] Перед тем, как перечитать «Короля Лира»
(«О сладостный роман! О звон цевницы...»). — Перевод
А. Баранова.
[42] К даме, которую автор видел однажды в Воксхол-
ле («Пять лет о берег бил прибой времен...»);
[43] К Нилу («Сын старых африканских лунных
гор...»). — Перевод В. Рогова.
[44] К Спенсеру («О Спенсер! Обожатель твой
лесник!..»). — Перевод В.Левика.
[45] Ответ на сонет Рейнолдса... («Синь! Естество
небес — чертог Селены...»). — Перевод А. Ларина.
[46] О чем говорил дрозд («Ты — тот, кто ветру
подставлял лицо...»). — Перевод В. Орла.
[50] Гомеру («Быть в стороне, как я, — удел
невежд...»). — Перевод В. Потаповой.
[51] На посещение могилы Бёрнса («Прекрасны луч
заката и ракиты...»);
[59] К сновидению («Как взмыл Гермес, почуяв
легкость в теле...»).— Перевод А.Ларина.
[60] Ко Сну («Бальзам душистый льешь порой
полночной...»);
[64] Ушедший день («Ушедший день — ушедшие
услады!..»).— Перевод В.Потаповой.
[67] Поэт («В ночную стынь, в полдневную
жару...»). — Перевод А. Ларина.
1976
27. Советский учитель (Ленинград). 1976. 29 января.
№ 2 (5793). С. 4.
[28] «Равнины наши застилала мгла...». — Перевод
С. Сухарева.
28. Огни Кузбасса. 1976. № 1 (50). С. 84, 85, 85.
[29] Посвящение. Ли Ханту, эсквайру («Краса и слава
не вернутся к нам...»);
[64] «Не стало дня, и радостей не стало...»;
[65] К Фанни («Молю я жалости твоей, любви!..»). —
Перевод С. Сухарева.
296

1977
29. Изменчивость: Поэты Англии и Америки в
переводах Георгия Бена. Тель-Авив: Время и мы, 1977. С. 15,
16, 16-17, 18.
[27] Как Англия прекрасна! («Как Англия прекрасна!
Я готов...»);
[40] Садясь перечитывать «Короля Лира»
(«Романтика! Мертвы твои кумиры!..»);
[46] Что сказал дрозд («О ты, чей лик овеян ветром
вьюги...»);
[64] Унесся день («Унесся день и все дары унес...»). —
Перевод Г.Бена.
30. Фроловская Т. Дни календаря: Стихи. Алма-Ата:
Жалын, 1977. С. 54.
[46]. О чем поет дрозд («О ты, кто первым чувствует
снега...»). — Перевод Т. Фроловской.
1978
31. Север. 1978. №3. С. 100.
[26] Джорджиане Августе Уайли («То смехом перлы
обнажишь зубов...»);
[39] Коту миссис Рейнолдс («Почтенный кот! Каким
числом мышей...»);
[41] «Когда страшусь...» («Когда страшусь я, что умру
до срока...»);
[48] Времена человеческой жизни («Четыре Времени
сплетают год...»).— Перевод А.Покидова.
1979
32. Ките Дж. Лирика. М.: Худож. лит., 1979
(Сокровища лирической поэзии). С. 25, 28, 29, 29—30, 30, 32, 35,
36, 38, 55, 46, 48, 47, 49, 50, 37, 54, 61, 60, 56, 57, 65, 64,
70, 73, 146, 83, 87, 89, 94, 98, 133, 12, 17.
[3] «Как из потемок голубь сребротелый...». — Перевод
А. Ларина.
[5] На освобождение господина Ли Ханта из тюрьмы
(«За слово правды, для властей нелестной...»);
[6]—[7]—[8] Три сонета: («О женщина! когда тебя
пустой...»); («Глаза темно-фиалкового цвета...»); («Ах, что за
чудо это существо...»).— Перевод Г.Кружкова.
[10] К *** («Будь я красавцем, долетел бы стон...»);
[12] «Мне любо вечером в разгаре лета...»;
297

[13] Другу, приславшему мне розы («Я полем шел —
в тот час стрясают птицы...»).— Перевод А.Ларина.
[14] Моему брату Джорджу («Я в чудеса земли
влюблен давно...»).— Перевод В.Лунина.
[15] «Как много славных бардов золотят...».— Перевод
Г. Кружкова.
[17] Юной леди, приславшей мне лавровый венок
(«Встающий день дохнул и свеж и бодр...»). — Перевод
В. Левика.
[18] Покидая друзей в ранний час («Дай мне перо
и свиток вощаной...»). — Перевод Наш. Булгаковой.
[20] К Хейдону («Возвышенность ума, огонь
души...»). — Перевод Д. Сильвестрова.
[21] Моим братьям («На углях хлопотливо пляшет
пламя...»).— Перевод А.Ларина.
[22] К нему же («Высокий дух себя меж нас
открыл...»). — Перевод Д. Сильвестрова.
[26] К Дж. А. У. («С улыбкой нимфы, голову
склоняя...»). — Перевод В. Потаповой.
[27] «Благословенна Англия! Навек...». — Перевод
Г. Кружкова.
[28] «Пусть долго землю угнетали мглой...». — Перевод
Ham. Булгаковой.
[29] Посвящение. Ли Ханту, эсквайру («Не стало в
мире Красоты и Славы...»). — Перевод А. Ларина.
[30] «Поэма эта — рощица, где дует...». — Перевод
Г. Кружкова.
[31] После получения лаврового венка от Ли Ханта
(«Я временем обманут быстротечным...»);
[32] Дамам, которые видели меня увенчанным
(«Венок из ветви лавра благовонный!..»);
[35] На поэму Ли Ханта «Повесть о Римини» («Ты
любишь созерцать зарю вполглаза...»);
[36] На изображение Леандра («Придите, девы, очи
благонравно...»). — Перевод В. Потаповой.
[39] Коту («Что, котик, знать, клонится на закат...»);
[40] Перед тем, как перечитать «Короля Лира» («О
Лютня, что покой на сердце льет...»). — Перевод Г. Кружкова.
[41] «Когда страшусь, что умереть могу...».— Перевод
А. Ларина.
[43] К Нилу («Сын африканских древних лунных
гор!..»). — Перевод Д. Сильвестрова.
298

[48] Четыре возраста человека («Четыре срока служат
мерой года...»).— Перевод Г.Русакова.
[49] К Джону Гамильтону Рейнольдсу («Была б
неделя веком, и дана..»).— Перевод Л.Ларина.
[52] Скале Айлса (Морская пирамида в бликах, в
иле!..).— Перевод Ham. Булгаковой.
[56] Перевод сонета Ронсара («Кассандру в небе
щедрая Природа...»). — Перевод А. Ларина.
[65] К Фанни («Помилосердствуй! — сжалься! —
полюби...»). — Перевод Г. Кружкова.
[65] «Пощады,— жалости,— любви! Любви!..»;
[66] «О яркая звезда! Будь я навек...». — Перевод
B. Потаповой.
32. Литературное произведение как целое и проблемы
его анализа: Межвузовский сборник научных трудов.
Кемерово: КемГУ, 1979. С. 203, 206.
[53] Сонет, написанный в домике, где родился Берне
(«Сим бренным телом вторгся я в твой дом...»).— Перевод
А. Покидова.
[53] Сонет, написанный в домике, где родился Берне
(«Недолговечный смертный, я в твой дом...»). — Перевод
C. Сухарева.
1980
33. Литературные манифесты западноевропейских
романтиков. М.: Изд-во МГУ, 1980 (Университетская б-ка).
С. 352-356.
[46] «О ты, чей лик обветрила Земля...». — Перевод
С. Таска.
34. Семантика слова и предложения в английском
языке: Межвузовский сборник научных трудов. Л.: ЛГПИ
им. А.И.Герцена, 1980. С. 41.
[48] Времена человеческой жизни («Четыре времени
сменяет год...»). — Перевод С. Сухарева.
1981
35. Шелли П. Б., Ките Дж. Избранная лирика. М.: Дет.
лит., 1981 (Поэтическая библиотечка школьника). С. 156.
[28] «Мрачили долго темные туманы...». — Перевод
О. Чухонцева.
299

1983
36. Функциональные аспекты изучения и
преподавания литературы. Волгоград: ВГПИ, 1983. С. 66.
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзия земли всегда
живет...»). — Перевод Н. Травушкина.
1986
37. Ките Дж. Стихотворения. Ламия. Изабелла. Канун
святой Агнесы и другие стихи. Л.: Наука, 1986 (Лит.
памятники). С. 150, 150, 151, 42, 42, 151-152, 43, 41, 317,
319-320, 47, 48, 45, 48, 322, 44, 312, 154, 154, 156, 156,
345, 157, 162, 163, 164, 164, 165, 172, 351, 174, 235, 353,
180, 240-241, 358, 188, 188, 362, 363, 203.
[2] Байрону («Как сладостен напев печальный твой!..»);
[3] «Как голубь из редеющего мрака...»;
[4] Чаттертону («О Чаттертон! Удел печален твой...»);
[5] Сонет, написанный в день выхода мистера Ли
Хаита из тюремного заключения («Что из того, коль —
честен, прям и смел...»);
[10] К *** («Когда бы стал я юношей прекрасным...»);
[12] «О, как люблю я в ясный летний час...»;
[13] Другу, приславшему мне розы («Бродил я утром
по лугам счастливым...»);
[14] Моему брату Джорджу («Как много за день видел
я чудес!..»);
[15] «Из бардов, золотивших нить времен...»;
[16] При первом прочтении чапменовского Гомера
(«Немало славных царств я обошел...»);
[18] При расставании с друзьями ранним утром («На
ложе из цветов вручите мне...»);
[20] К Хейдону («Любовь к добру, возвышенность
души...»);
[21] Моим братьям («Пылает оживленно наш очаг...»);
[22] К нему же («Великие живут и среди нас...»). —
Перевод С. Сухарева.
[24] Кузнечик и сверчок («Прекрасному на свете нет
конца...»).— Перевод М.Новиковой.
[26] К Дж[орджиане] А[вгусте] У[айли] («С улыбкой
нимфы голову склонив...»). — Перевод С. Сухарева.
[29] Посвящение Ли Хенту, эсквайру («Где блеск
весны, где звонкие просторы?..»). — Перевод В. Васильева.
300

[31] На получение лаврового венка от Ли Хента
(«Минуты мчатся, но прозренья нет...»);
[32] Дамам, которые видели меня увенчанным
(«Венок лавровый! Что во всей вселенной...»).— Перевод
Е.Дунаевской.
[33] При осмотре обломков Парфенона, привезенных
Элгином («Изнемогла душа моя... Тяжел...»). — Перевод
М. Новиковой.
[34] Бенджамину Роберту Хейдону... («Прости мне,
Хейдон: о великом ясно...»). — Перевод С. Сухарева.
[35] По прочтении «Повести о Римини» («Кто солнца
первый луч встречать готов...»). — Перевод Ю. Голубца.
[35] На поэму Ли Ханта «Повесть о Римини» («Кто
радуется утренним лучам...»). — Перевод С. Сухарева.
[41] «Когда боюсь, что скоро суждено...». — Перевод
Л. Уманской.
[42] Леди, встреченной на прогулке в Воксхолле («Пять
долгих лет прибрежные пески...»). — Перевод С. Сухарева.
[43] Нилу («Вождь крокодилов, сторож
пирамид...»).— Перевод Вс.Багно.
[44] Спенсеру («Твой, Спенсер, почитатель страстный,
тьму...»);
[45] Ответ на сонет Дж. Г. Рейнолдса, заканчивающийся
строками... («Голубизна! Ты — жизнь небес: простор...»);
[49] К Дж[еймсу] Р[айсу] («О, будь неделя веком —
и тогда...»);
[50] Гомеру («Стою в неведенье — и не могу...»). —
Перевод С. Сухарева.
[51] На посещение могилы Бёрнса («Кладбище,
крыши, солнечный заход...»).— Перевод Ю.Голубца.
[52] Скале Эйлса («Вознесшийся над бездною
гранит!..»).— Перевод Р.Вдовиной.
[55] На вершине Бен Невиса («Читай мне, Муза,
ясный свой урок...»). — Перевод С. Сухарева.
[55] На вершине Бен Невиса («О Муза, преподай мне
свой урок...»). — Перевод Л. Уманской.
[56] Перевод сонета Ронсара («Природа, щедрости
полна благой...»);
[57] «Смеялся я сейчас — но почему?..». — Перевод
С. Сухарева.
[58] «„Обитель Скорби" (автор — мистер Скотт)...». —
Перевод Д. Шнеерсона.
301

[59] Сон. После прочтения отрывка из Данте о Паоло
и Франческе («Как устремился к высям окрыленно...»);
[60] Сну («О льющий благодетельный бальзам!..»);
[62] О славе (I) («Подобна девушке строптивой,
слава...»);
[67] Поэт («С рассветом, ночью, в полдень на
простор...»). — Перевод С. Сухарева.
1988
38. Прекрасное пленяет навсегда (Из английской
поэзии XVIII—XIX вв.). М.: Московский рабочий, 1988.
С. 558, 562.
[19] «Порывы ветра свищут воровато...»;
[23] В порыве отвращения к пошлому суеверию...»
(«Колоколов унылые повторы...»).— Перевод Л.Ларина.
1990
39. Английский сонет XVI—XIX вв. М.: Радуга, 1990.
С. 590, 421, 590.
[37] Море («Там берега пустынные объяты...»).—
Перевод Г. Кружкова.
[39] Коту миссис Рейнолдс («Почтенный Кот, жизнь
клонится к закату...»).— Перевод К.Атаровой.
[50] Гомеру («В чудовищном невежестве своем...»);
[59] Сон над книгой Данте («Как Аргусу околдовавши
слух...»).— Перевод Г.Кружкова.
40. Васильченко Т. Зеленый иероглиф: Стихи. Алма-
Ата: Жазушы, 1990. С. 50-51.
[65] Сонет Фэнни («Я к милости взываю — о
любовь!..»). — Перевод Т. Васильченко.
1991
41. Фроловская Т. Семейное предание: Стихотворения
и поэмы. Алма-Ата: Жазушы, 1991. С. 38.
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзия земли пребудет
вечно...»). — Перевод Т. Фроловской.
1992
42. Подольская Г. Дождевые слова: Стихотворения
оригинальные и переводы. Астрахань: Изд-во АПИ, 1992.
С. 58, 38, 62, 69, 70.
[2] К Байрону («О Байрон! Нежных звуков сласть...»);
302

[24] Кузнечик и сверчок («Поэзия земли не
умирает...»);
[46] Что сказал дрозд («Ты, в чье лицо глядела
непогода...»);
[64] Сонет ушедшего дня («День отошел — и отошли
услады...»);
[66] Яркая звезда («Как яркая звезда, среди светил...»). —
Перевод Г. Подольской.
43. 150 английских сонетов XVI—XIX вв. М.:
Издательский Дом, 1992. С. 61, 56, 56, 65, 65-66, 69, 71, 69,
54, 71, 57, 55, 54, 57, 61, 55, 72, 58, 53, 53, 59, 60, 62, 58,
64, 63, 70, 63, 70, 60, 59, 68, 67, 68, 67, 64, 62, 73, 73, 72.
[I] Сонет к Миру («Благослови, о Мир, нас на
покой...»);
[2] Сонет Байрону («О Байрон, как сладка твоя
печаль!..»);
[3] «Подобно голубю, который вылетает...»;
[4] Сонет к Чаттертону («О Чаттертон! Судьба к тебе
так зла...»);
[6]—[7]—[8] Три сонета: (I. «О женщина! Ты так
непостоянна...»; II. «Глаза — фиалки темень, легкий шаг...»;
III. «Кто прелесть эту позабыть сумеет...»);
[10] «Когда бы Бог красою наградил...»;
[II] «Тому, кто городом навеки погребен...»;
[12] «Люблю глядеть, как в летний вечер...»;
[14] Моему брату Джорджу («Мой милый Джордж,
весь день я наблюдаю...»);
[15] «О добрые, златые времена...»;
[16] Впервые прочитав Гомера в переводе Чапмена
(«Я отдал дань златому Пантеону...»);
[19] «Иду под ветра неумолчный вой...»;
[21] Моим братьям («В камине догорают угольки...»);
[24] Сонет кузнечику и сверчку («Земли поэзия
вовеки не умрет...»);
[25] Сонет к Костюшко («К тебе, Костюшко, взоры
обращают...»);
[26] К Дж. А. У. (К Дж. А. Уайли) («Улыбкой нимфы
навсегда пленяя...»);
[27] «Благая Англия, ты зеленью лугов...»;
[28] «Душа устала от густых туманов...»;
[29] Посвящение Ли Ханту, эсквайру («Ушли, ушли
и Красота, и Слава...»);
303

[30] Записано на чистой странице поэмы Чосера
«Цветок и лист» («Поэма эта — маленький лесок...»);
[33] При осмотре обломков Парфенона, привезенных
Элгином («От вечных дум душа моя устала...»);
[34] Сонет к Хейдону («Прости, прости суконный мой
язык...»);
[35] На поэму Ли Ханта «Повесть о Римини» («Кто
любит встретить не спеша рассвет...»);
[37] Сонет морю («От сотворенья здесь твои
раскаты...»);
[39] Коту госпожи Рейнольде («Ну что, дружище, как
ты раздобрел...»);
[40] Перед тем, как прочесть «Короля Лира» («О
нежной лютни звук благословенный...»);
[41] «Боюсь, что рано выроню перо...»;
[43] Сонет к Нилу («Сын лунных африканских гор,
спешишь...»);
[48] «Четыре времени переживает год...»;
[50] К Гомеру («В таком невежестве я признаюсь
своем!..»);
[53] Стихи, написанные в Шотландии, в домике
Роберта Бернса («Мне довелось, о Берне, на час-другой...»);
[55] На вершине Бен Невиса («Прочти мне, Муза,
лекцию свою...»);
[57] «Чему смеялся я в ночи...»;
[60] Сонет сну («Ты в полночь проливаешь свой
бальзам...»);
[61] Сонет о сонете («Коли оков ему не избежать...»);
[62] Сонет о славе («Не добивайся славы так упорно...»);
[63] Сонет о славе («Как трудно нам, заканчивая
путь...»);
[64] «Угасший день уносит без возврата...»;
[65] К Фанни («Люби меня, прошу, не уходи...»);
[66] Яркая звезда («Хотел бы, как Звезда, я вечным
быть...»).— Перевод А.Шведчикова.
1993
44. Литературная учеба, 1993, № 4. С. 188.
[66] «Звезда, как ты, хочу быть постоянным...». —
Перевод В. Макарова.
45. Пеленягрэ В. Любовные трофеи. Сочинения. М.:
Голос, 1993. С. 61.
304

[41] «Когда охватит страх, что век сочтен...». —
Перевод В. Пеленягрэ.
46. Подольская Г. Г. Джон Ките в России. Астрахань:
Изд-во АПИ, 1993. С. 234-235, 235, 237, 233, 243, 235-
236, 234, 246, 234, 246, 244-245, 237, 217, 244, 240, 243-
244, 243, 240, 233, 246-247, 236, 225.
[3] Сонет («В лазурь голубка белая взлетела...»);
[9] Одиночество («Уж если, одиночество, с тобой...»);
[16] После первого чтения чапменовского «Гомера»
(«У западных я плавал островов...»);
[17] Молодой леди, приславшей поэту лавровый венок
(«Рассвет рассеял сумерки тревог...»).— Перевод В.Мику-
шевича.
[19] «Злой, резкий ветер шелестит кругом...».—
Перевод Г. Кружкова.
[19] Сонет («Гостит в полунагих кустах тревога...»);
[23] Сонет, написанный под влиянием отвращения к
предрассудкам черни («Вновь к проповеди колокол
зовет...»). — Перевод В. Микушевича.
[28] «За мрачной чередой недель ненастных...». —
Перевод Г. Кружкова.
[28] Сонет («Рассеялась на небе мгла сырая...»).—
Перевод В. Микушевича.
[26] К Дж. А. У. («О нимфа взоров и очей...»);
[41] «Когда страшусь я, что сомкнётся тьма...».—
Перевод Г. Кружкова.
[41] Сонет («Когда я думаю, что жизнь мгновен-
на...»). — Перевод В. Микушевича.
[41] Сонет Китса («Всю душу мне кольцом сжимает
страх...»). — Перевод В. Чешихина-Ветринского.
[46] Что сказал дрозд («О ты, кому в лицо дышала
вьюга...»).— Перевод Г.Кружкова.
[46] Что сказал дрозд («О ты, с лицом обветренным
Зимой...»).— Перевод В.Рогова.
[55] Сонет, написанный на вершине горы Бен Невис
(«О Муза, отзовись мне на вершине...»);
[61] Сонет о сонете («Раз цепью рифм должны мы
неизбежно...»).— Перевод Г.Кружкова.
[62] О Славе («Капризница, жестоко холодна...»). —
Перевод В. Рогова.
[63] Слава («Безумен тот, кто бьется в исступленье...»).—
Перевод В. Микушевича.
305

[64] «День отошел, и все с ним отошло...». — Перевод
Г. Кружкова.
[64] Сонет («Дня больше нет. Нет радости дневной...»);
[65] Сонет («О смилуйся! Хочу любви твоей...»);
[66] Последний сонет («Когда б я мог сиять, звезда,
как ты...»).— Перевод В.Микушевича.
1994
47. Из английской поэзии XVI—XIX веков: Переводы
Леонида Павлонского. М.: Радикс, 1994. С. 140, 141.
[41] Страх смерти («Как страшно вдруг покинуть мир
людей...»);
[48] Человек и времена года («Четыре времени
природа знает...»). — Перевод Л. Павлонского.
1995
48. Автор. Текст. Эпоха: Сб. статей к 80-летию Н. Я.
Дьяконовой. СПб.: Convention Press, 1995. С. 171.
[23] Написано из отвращения к расхожему суеверию
(«Церковный колокол звонит уныло...»);
[40] Перед тем, как перечитать «Короля Лира» («Ты,
чаровница с лютней сладкогласной...»). — Перевод С.
Сухарева.
49. Волхонка, 14. Стихотворения. М.: Институт
философии РАН, 1995. С. 15, 16, 14, 17, 13, 18.
[15] «Певцам, что слыли гордостью веков...»;
[28] «По месяцам во мгле просвета нет...»;
[48] Четыре времени («Четыре времени — вот мера
года...»);
[60] Сну («Целитель нежный! С утомленных глаз...»);
[65] Фанни («Молю о милости. Пощады! О,
любовь...»);
[66] Звезда («Твое бы постоянство мне, звезда...»). —
Перевод М. Абрамова.
50. Гусманов И. Г. Лирика английского романтизма.
Орел, 1995.
[2] Лорду Байрону («Как сладостно-горьки стихи
твои!..»);
[9] Одиночеству («О Одиночество! Коль суждено мне
ты...»).— Перевод И.Гусманова.
51. Вечерний Петербург. 1995. 31 октября. №203
(20665). С. 4.
306

[33] Впервые увидев мраморы Элджина («Мой дух
слабеет — смерть, как тяжкий сон...»). — Перевод В.
Симонова.
[51] На посещение могилы Бёрнса («Погост, селенье,
солнечный закат...»);
[61] Сонет о сонете («Коль скоро рифмами язык
стеснен...»);
[63] О славе («Смешон, кому известность льстит
пустая...»). — Перевод С. Сухарева.
52. Иностранная литература. 1995. №11. С. 231, 232,
231, 232, 232; 229.
[9] К Одиночеству («Уж если жить, с тобою дни
деля...»). — Перевод Б. Дубина.
[9] К Одиночеству («Уж если, Одиночество, с
тобою...»). — Перевод М.Калинина.
[9] К Одиночеству («О, если, Одиночество, с
тобою...»). — Перевод А. Кудрявицкого.
[9] К Одиночеству («Пусть, Одиночество, для нас с
тобой...»). — Перевод С Нещеретова.
[9] К Одиночеству («О Одиночество, коль мой
удел...»). — Перевод Т. Стамовой.
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзия земли пребудет
вечно...»). — Перевод Л. Кудрявицкого.
53. Север. 1995. № 10. С. 91, 90, 90.
[24] Сонет о кузнечике и сверчке («Поэзия земли не
умирает...»);
[37] Сонет о море («Оно то что-то шепчет берегам...»);
[46] Времена года («Душа собой являет полный
год.,.»). — Перевод Б. Чулкова.
54. Час пик. 1995. 18 октября. № 186 (457). С. 15.
[23] Написано из отвращения к расхожим верованиям
(«Церковные звонят колокола...»).— Перевод В.Андреева.
[39] Коту миссис Рейнолдс («Златые, кот, прошли
твои деньки...»);
[52] Утесу Эйлса («Откликнись, океанский
исполин!..»). — Перевод С. Сухарева.
[60] Во славу Сна («Приди же, бальзамирующий
мраком...»). — Перевод Д. Шнеерсона.
1996
55. Антонов А. И. Белые стихи о черном и красном.
М.: Изд-во МГУ, 1996. С. 73.
307

[48] О сезонах души («Четыре времени у года...»). —
Перевод А.Антонова.
56. Ките Дж. Стихотворения: Перевод Александра Рас-
кина. СПб.: РИФ «Роза мира», 1996. С. 21, 14, 35, 36, 28,
19, 26, 16, 15, 31, 33, 37, 41, 40, 18, 20, 22, 29, 13, 32, 27,
25, 24, 17, 23, 38, 39, 30, 8-9, 11, 10, 12, 34.
[4] К Чэттертону («О Чэттертон! Твоя судьба печальна...»);
[6] К женщине («О женщина! Когда ты предстаешь...»);
[7] «Кто может девы прелести забыть...»;
[8] «Глаза-фиалки, ножки нимф, пробор...»;
[9] К одиночеству («Пусть одиночество мне выпадет
в удел...»);
[11] «Кто в ГРАД-тюрьму был долго заточен...»;
[16] Сонет, написанный по поводу первого прочтения
Гомера в переводе Чапмена («Я много странствовал средь
царств златых...»);
[19] «Пронзительные зябкие порывы...»;
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзию Земли — не
умертвить!..»);
[25] К Костюшко («Герой Костюшко! Имя... только
имя...»);
[26] К Джорджиане Августе Вайли («Ты — Нимфа, но
с потупленной улыбкой...»);
[27] «Прекрасна Англия! Пусть жребий мой...»;
[28] «Зимы дни — нескончаемы, гнетущи...»;
[36] К картине тонущего Леандра («О, подойдите,
девушки, к картине...»);
[37] К морю («Оно хранит извечные шептанья...»);
[39] Кошке миссис Рейнольде («Старушка-кошка! Нет,
рожать котят...»);
[40] Сонет, написанный перед очередным прочтением
«Короля Лира» («О лютня золотая! Ты, Роман!..»);
[41] «Когда порой я страхами объят...»;
[42] Леди, увиденной мельком в парке Воксхолл
(«Приливы Моря Времени, отливы...»);
[43] К Нилу («Сын древних Африканских гор!
Владыка...»);
[45] Голубизна — душа небес! («Голубизна — душа
небес! В ней лоно...»);
[48] Времена года человека («Всегда четыре времени
у года...»);
[50] К Гомеру («Не ведаю — увы! — язык Эллады...»);
308

[52] К скале Эйлса-Рок («Ты слышишь ли меня,
скала-громада...»);
[53] Сонет, написанный в коттедже, где родился
Роберт Берне («Вот я стою в той комнате твоей...»);
[55] Сонет, написанный на вершине горы Бен Невис
(«Ты, Невис, — весь густым туманом застлан...»);
[57] «Я рассмеялся вдруг... Но почему?..»;
[59] Сонет о сне после прочтения эпизода о Паоло и
Франческе в «Божественной Комедии» Данте («Гермес
волшебным жезлом раз взмахнул...»);
[62]—[63] Два сонета к славе (I. «Да, Слава —
своенравная девица...»; II. «Какой-то лихорадкой болен тот...»);
[64] «Вот день прошел, и радости его...»;
[65] К Фэнни («Молю: люби меня, любимая моя...»);
[66] К яркой звезде («Как твоего я жажду
постоянства...»);
[67] Поэт («Поутру, в полдень, вечером и в
полночь...»). — Перевод А. Раскина.
1997
57. Струны души: Из английской поэзии XVI—XX вв:
Перевод Игоря Фрадкина. СПб.: ИЧП Куприянов Η. Ф.,
1997. С. 187-188, 188, 189, 190, 191, 192, 193, 194, 186-187.
[24] Кузнечик и сверчок («Поэзия земли пребудет вечно...»);
[37] К морю («Вздыхая на безлюдных берегах...»);
[40] Перед тем, как вновь приступить к чтению
«Короля Лира» («Звон лютни и сирены песнопенье...»);
[41] Когда боюсь («Когда боюсь, что смерть меня
возьмет...»);
[53] Стихи, написанные в Шотландии, в домике
Роберта Бёрнса («Я наконец в желанном уголке...»);
[62]—[63] Два сонета о славе (I. «У Славы своевольный
нрав, она...»; II. «Как тот убог, кто нервно суетится...»);
[66] Звезда сверкающая («Звезда сверкающая! Если б
мог...»);
[67] Поэт («Встречает он и Вечер, и Рассвет...»). —
Перевод И. Фрадкина.
1998
58. Сонеты Джона Китса в переводах Сергея Сухарева.
СПб.: Изд. Н.Куприянова, 1998. С. 13, 25, 27, 29, 51, 69,
85, 87, 89, 97, 101, 115, 125-127, 143, 153.
309

[1] К Миру («О Мир! Благословит ли твой
приход...»);
[6]—[7]—[8] Три сонета («I. «О женщина! увижу ли
тебя...»; «И. «Улыбку, поступь легкую, пробор...»; III. «О, как
созданьем нежным пренебречь?..»);
[17] Юной леди, приславшей мне лавровый венок
(«Рассветный ветр, едва успев дохнуть...»);
[25] К Костюшко («Костюшко! В имени твоем
высоком...»);
[31] При получении лаврового венка от Ли Ханта
(«Летят минуты: властью неземной...»);
[32] Дамам, которые видели меня увенчанным лавром
(«Что на земле прекрасней, чем венок...»);
[33] Впервые увидев мраморы Элджина («Сковала
немощь дух мой... Дремой злой...»);
[36] На изображение Леандра... («Придите, девы,
скорбной чередой...»);
[38] Сон Навуходоносора («Царь перед тем, как
отойти в пустыни...»);
[43] К Нилу («Потомок древних африканских
гор!..»);
[47] Обри Джорджу Спенсеру... («О, как певучей
лирой овладел...»);
[54] «Два лакомства мне враз поднесено...»;
[58] «„Дом Скорби" (автор — мистер Скотт) —
предлинный...». — Перевод С. Сухарева.
59. Ките Дж. Стихотворения. Поэмы. М.: Рипол
классик, 1998. С. 39, 50, 50-51, 51, 82, 86, 86-87, 117-118,
131, 132-133, 146-147, 176-177, 181-182.
[5] Сонет, написанный в день выхода мистера Ли
Ханта из тюрьмы («Подумать только: в лживейшей
стране...»);
[6]—[7]—[8] «Ах, женщина! Когда вгляжусь в тебя...»:
(I. «Ах, женщина! Когда вгляжусь в тебя...»; II. «Глаз
хризопраз, и лес волос, и шея...»; III. «О, кто б забыл ту
сладость, что досталась?..»);
[15] «Как много бардов зряшно золотит...».— Перевод
В. Широкова.
[20] К Хейдону («Жива в народе — и в глуши
лесов...»);
[22] К нему же («И ныне гений на земле гостит...»). —
Перевод А. Прокопьева.
310

[30] Сонет, написанный на странице, завершающей
поэму Чосера «Цветок и лист» («Поэма эта рощице
сродни...»). — Перевод В.Широкова.
[38] Сон Навуходоносора («Пред удаленьем в край
нетопырей...»).— Перевод О.Кольцовой.
[39] Коту госпожи Рейнольде («Кот-котофей! Вишь,
снова тяжело...»).— Перевод В.Широкова.
[47] Сонет Обри Джорджу Спенсеру... («Чей дар —
сия сладчайшая из лир?..»);
[54] «Две прелести вечор явились мне...». — Перевод
О. Кольцовой.
[55] Сонет, написанный на вершине горы Бен Невис
(«Здесь, на вершине Невиса, урок...»).— Перевод Е.
Фельдмана.
60. Жемчужины английской поэзии / Пер. с англ.
Якова Фельдмана. Израиль: 1998. Вып. 2. С. 84, 16; Вып. 1.
С. 33; Вып. 2. С. 14; Вып. 1. С. 32.
[24] Кузнечик и сверчок («Июль, жара, иссохшая
река...»);
[33] Мраморы Эльги («Я слишком слаб: я ощущаю
смерть...»);
[41] Сонет («Я, кажется, скорей умру...»);
[63] «Он не может на смертное время смотреть
хладнокровно...»;
[64] Сонет («День ушел, обжигающе грубый...»).—
Перевод Я. Фельдмана.
2001
61. Английская поэзия XIV—XIX веков: Сборник. СПб.:
АНИМА, 2001. С. 233.
[64]. «День отлетел, и с ним его дары...». — Перевод
Т. Поповой.
62. Английский сонет XVI—XIX веков: Сборник. СПб.:
АНИМА, 2001. С. 247.
[66]. «Сияющей звезде хочу подобным стать...». —
Перевод Т.Поповой.
2002
63. Васильев Владимир. Избранные стихотворные
переводы. СПб.: Знак, 2002. С. 51.
[60]. Сну («О тихой ночи нежный чародей!..»). —
Перевод В. Васильева.
311

2004
64. Ките Дж. «Гиперион» и другие стихотворения /
Пер. с англ., предисл. и комм. Г. М. Кружкова. М.: Текст,
2004. С. 89.
[38] Сон Навуходоносора («Пред тем как травку
кушать на поляне...»). — Перевод Г. Кружкова.
2005
65. Ките Дж. Сонеты. Оды / Пер. на рус. яз., предисл.,
прим. и послесл. А. В. Покидова. М.: Летний сад, 2005.
С. 37, 39, 41, 43, 45, 47, 49, 51, 53, 55, 57, 59, 61, 63, 65,
67, 69, 71, 73, 75, 77, 79, 81, 83, 85, 87, 89, 91, 93, 95, 97,
99, 101. 103, 105, 107, 109, 111, 113. 115, 117, 119, 121, 123,
125, 127, 129, 131, 133, 135, 137, 139, 141, 143, 145, 147,
149, 151, 153, 155, 157, 159, 161, 163, 165. 167, 169.
[I] К Миру («О Мир! Твоя сойдет ли благодать...»);
[2] Байрону («Как сладкозвучно грустен твой
мотив!..»);
[3] «Как от земли, густой объятой тьмою...»;
[4] Чаттертону («О Чаттертон! Как грустен твой
удел...»);
[5] Сонет, написанный в день выхода мистера Ли
Хаита из тюрьмы («Что из того, что, в правде обвинен...»);
[6] Женщине («I. О Женщина! Когда передо мной...»);
[7] Женщине («II. Шаг легкий, глаз голубизна,
пробор...»);
[8] Женщине («III. Кто позабыть ее красоты сможет?..»);
[9] Уединению («Уж если вместе нас судьба свела...»);
[10] К *** («Будь я красив, я мог бы и мольбой...»);
[II] «Тот, кто томился в городском плену...»;
[12] «Как я люблю предзвездною порой...»;
[13] Другу, приславшему мне розы («На днях, бродя
росистыми лугами...»);
[14] Моему брату Джорджу («Сегодня щедры чудеса
земли...»);
[15] «О, сколько бардов красят даль времен...»;
[16] Впервые прочитав чапменовского Гомера («Я много
в грезах золотых узрел...»);
[17] Молодой леди, приславшей мне лавровый венок
(«С порывом ветра, с этой вот зарею...»);
[18] Покидая несколько друзей в ранний час («О,
дайте золотое мне перо!..»);
312

[19] «Задумал ветер бешеный стрясти...»;
[20] Сонет, адресованный Хейдону («Любовь к добру,
возвышенность души...»);
[21] Моим братьям («Играют в углях язычки огня...»);
[22] Вновь к Хейдону («Здесь, на земле, великим нет
числа...»);
[25] Костюшко («Костюшко! Величайшею
святыней...»);
[27] «О Англия! Мне хватит и цветов...»;
[28] «Прогнав туман с томившихся полей...»;
[29] Посвящение Ли Ханту, эсквайру («Померк весь
нимб божественных красот...»);
[30] Сонет, написанный на пустом пространстве в
конце поэмы Чосера «Цветок и лист» («Свежа, как рощица,
поэма эта...»);
[31] При получении лаврового венка от Ли Ханта
(«Летят минуты, но, бродя по свету...»);
[32] Дамам, которые видели меня в лавровом венке
(«Венок из лавра! Есть ли красота...»);
[33] После просмотра в первый раз элджиновских
мраморных скульптур («Чрезмерно слаб мой дух, — как
приговором...»);
[34] Хейдону, вместе с сонетом, написанным после
просмотра мраморных скульптур, привезенных Элджином
(«Прости, что о таких вещах сказать...»);
[35] О поэме Ли Ханта «Повесть о Римини» («Пусть
тот, кто любит созерцать восток...»);
[36] На изображение Леандра, подаренное мне мисс
Рейнолдс, моим добрым другом («Сюда, все девы! С
пламенем во взоре...»);
[37] Море («Плескаясь у пустынных берегов...»);
[38] Сон Навуходоносора («Пред тем как жить уйти
царю средь сов...»);
[40] Садясь перечитать «Короля Лира» («О лютни
романтической услада!..»);
[42] Леди, которую я видел в течение всего лишь
нескольких минут в парке Воксхолл пять лет тому назад
(«Сняла перчатку и обворожила...»);
[43] К Нилу («Сын древних серых африканских
гор...»);
[44] Спенсеру («Вчера один твой почитатель
страстный...»);
313

[45] Сонет, написанный в ответ на сонет, который
заканчивается строками... («Голубизна! Ты — жизнь
небесной сферы...»);
[46] Что сказал дрозд. Строки из письма к Джону
Гамильтону Рейнолдсу («Ты, чье лицо познало зимний
ветер...»);
[47] О(бри) Дж(орджу) С(пенсеру) после прочтения
его прелестных стихов в этом (принадлежащем мисс Рей-
нолдс) альбоме — моя попытка воздать им небольшую
дань («Где, юный бард, ты звонкость лиры взял?..»);
[49] Дж(еймсу) Р(айсу) («Когда б неделя веком быть
могла...»);
[50] Гомеру («В невежестве своем поодаль стоя...»);
[51] О посещении могилы Бёрнса («Село, погост у
церкви, свет заката...»);
[52] Океанской скале под названием Эйлса («Ответь,
пирамидальная скала!..»);
[54] Услышав игру волынки и увидев пьесу «Странник»
в Инверэри («Два лакомства недавно мне предстали...»);
[55] На вершине Бен-Невис («Читай мне, Муза, свой
урок простой...»);
[56] Перевод сонета Ронсара («Чтоб дать Кассандре
облик неземной...»);
[57] «Смеялся ночью я...» («Смеялся ночью я. О чем?
Не знаю...»);
[58] «Дом скорби» Скотта... («„Дом скорби" Скотта-
весь в елее рот...»);
[59] О сне после прочтения отрывка из «Ада» Данте
о Паоло и Франческе («Как ввысь Гермес умчался
легкокрылый...»);
[60] Сну («О ты, полночный сладостный бальзам!..»);
[61] Сонет о сонете («Уж если речь нам суждено
взнуздать...»);
[62] О славе. I («Капризной девой слава остается...»);
[63] О славе. II («В какой жестокой лихорадке тот...»);
[64] «День отошел, и все с ним отошло!..»;
[65] Фэнни («О, пожалей! Люби меня, люби!..»);
[66] Сонет, написанный на пустом листе
шекспировских стихотворений («Хотел бы вечным быть, как ты,
Звезда!..»);
[67] Поэт («В цветенье дня, в час звездного
мерцанья...»). — Перевод А.Покидова.
314

2010
66. Дети Pa. 2010. № 1 (163).
[28] Сонет («С туманной мглой, окутавшей равнины...»);
[55] На вершине Бен Невис («О муза внятности! Из
поднебесья...»);
[67] Поэт («Средь утра, днем, под вечер и в ночи...»).—
Перевод Л. Кудрявицкого.

СОДЕРЖАНИЕ
Джон Ките и его сонеты. С Л. Сухарев 5
SONNETS
СОНЕТЫ в переводах Сергея Сухарева 9
ПРИЛОЖЕНИЕ. Сонеты Китса
в переводах русских поэтов 145
КОММЕНТАРИИ. С. Л. Сухарев 205
Хронологическая канва жизни и творчества
Джона Китса 285
Материалы к библиографии русских
переводов сонетов Джона Китса. 1895—2010 .... 291

Ките Дж.
К 45 Сонеты / Пер. с англ. — СПб.: Азбука,
Азбука-Аттикус, 2012.- 320 с.
ISBN 978-5-389-03333-7
Джон Ките — особая фигура в истории английского
романтизма. Творческая деятельность поэта продолжалась
немногим более пяти лет. Туберкулез оборвал жизнь
Китса на двадцать шестом году, когда он только вступал
на свой собственный путь в поэзии. Однако ныне имя его
по праву ставится вровень с именами самых великих
поэтов Англии — именами Шекспира, Мильтона, Вордсворта.
Ките родился в Лондоне, в семье содержателя конюшен.
С 1811 по 1816 год он учится на хирурга и
фармацевта, но, едва получив диплом, отказывается от
медицинской карьеры и посвящает себя исключительно поэзии.
В 1818—1819 годах Ките создает свои самые значительные
произведения: поэмы «Изабелла, или Горшок с
базиликом», «Канун Святой Агнесы», «Ламия», «Гиперион»;
оды — «Ода к Психее», «Ода греческой вазе», «Ода
соловью», «Ода Меланхолии», «Осени», ряд лучших сонетов.
В сравнительно небольшом по объему творческом
наследии Китса сонеты занимают важное место. Всего он
написал шестьдесят семь сонетов, во многом, наряду с Вордс-
вортом, поспособствовав возрождению этого поэтического
жанра в английской лирике эпохи романтизма. В
настоящем издании полный свод сонетов Китса представлен на
языке оригинала и в переводах Сергея Сухарева. В
приложении читатель сможет познакомиться с другими
переводами наиболее известных сонетов, в обстоятельном
комментарии, содержащем ценнейшие для толкования сонетов
цитаты из писем поэта, приведены также подстрочные
переводы.
УДК 82/89
ББК 84.4Вл

Литературно-художественное издание
ДЖОН ките
СОНЕТЫ
Редактор Ирина Тарасенко
Художественный редактор Валерий Гореликов
Технический редактор Татьяна Раткевич
Корректура текста на русском языке
Татьяна Бородулина, Светлана Федорова
Верстка Александра Савастени
Подписано в печать 23.03.2012.
Формат издания 76 χ 100 V32· Печать офсетная.
Гарнитура «Петербург». Тираж 3000 экз.
Усл. печ. л. 14,1. Заказ № 788.
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус"» —
обладатель товарного знака АЗБУКА®
119991, г. Москва, 5-й Донской проезд, д. 15, стр. 4
Филиал ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус"»
в Санкт-Петербурге
196105, г. Санкт-Петербург, ул. Решетникова, д. 15
ЧП «Издательство „Махаон-Украина"»
04073, г. Киев, Московский пр., д. 6 (2-й этаж)
Отпечатано в полном соответствии
с качеством предоставленных издательством материалов
в ОАО «Тверской ордена Трудового Красного Знамени
полиграфкомбинат детской литературы им. 50-летия СССР=
170040, г.Тверь, проспект 50 лет Октября, 46.
KAKB912101R

Новый роман от автора знаменитого
«Английского пациента»
Трехнедельное плавание с Цейлона в Европу
на лайнере «Оронсей» перевернуло всю жизнь нашего
героя, прозванного Майной (говорящий скворец).
Усаженный за «кошкин стол» («самое что ни на есть
затрапезное место» в судовом ресторане), он знакомится
с двумя другими мальчиками, Рамадином и Кассием,
и со взрослыми, один другого эксцентричнее: мистер
Мазаппа играет в корабельном оркестре и учит их петь
блюз; мисс Ласкети швыряет за борт недочитанные
детективы и разгуливает по палубе в «голубином» жилете,
карманы которого набиты живыми птицами; мистер Дэниеле
заведует устроенным в судовом трюме садом и пытается
ухаживать за Эмили — красавицей-кузиной Майны. Но
главную загадку для всех представляет узник, которого
выводят на палубу лишь в полночь и в кандалах...

ПО ВОПРОСАМ ПРИОБРЕТЕНИЯ
КНИГ ОБРАЩАЙТЕСЬ:
В Москве:
ООО «Издательская Группа „Азбука-
Аттику с"»
тел.: (495) 933-76-00, факс: (495) 933-76-19
E-mail : sales@atticus-group. πι ;
info@azbooka-m.ru
В Санкт-Петербурге:
Филиал ООО «Издательская Группа
„Азбука-Аттикус" в г. Санкт-Петербурге»
Тел.: (812) 324-61-49, 388-94-38,
327-04-56, 321-66-58
факс: (812) 321-66-60
E-mail: trade@azbooka.spb.πι;
atticus@azbooka. spb. πι
В Киеве:
ЧП «Издательство „Махаон-Украина"»
тел./факс:
(044) 490-99-01
E-mail: sale@machaon.kiev.ua
Информация о новинках и планах,
а также условия сотрудничества
на сайтах
www. azbooka. ru
www. atticus-group. ru