Similar

Советский экран №17 за 1985 год

Собрание сочинений в трех томах. Том 3. Статьи, очерки, воспоминания

Иностранная литература №05 за 1955 год

Сражающийся экран

Text
                    ■


САВВА ДАНГУЛОВ
Художники
ШТРИХИ
К
ПОРТРЕТАМ
МОСКВА
СОВ ЕТСКИ Й
ПИС АТЕЛ Ь
19 81


Р2
Д17
Св ою
нов ую
к нигу
С.
Дангулов
назвал
«Художники» .
Эта
книга
о
мастерах
пе ра
и
кисти.
Автор
словно
ввод ит
ч ита теля
в
портретную
г алерею :
М.
Шолохов
и
А.
Гон ча ров,
Н.
Тих онов
и
Кук рыниксы,
М.
Шагинян
и
В.
Мухина,
К.
Симонов
и
Е.
Кибрик,
Р.
Гамзатов
и
Н.
Жуков...
Зд есь
же
портреты
за ру бе жных
м асте­
ров
—
французского
писателя
Труайя
и
японского,
архитектора
Т анге,
ита ль янско го
писателя
Дзаваттини
и
венг ерско го
ску л ьп­
т ора
Маргариты
Ковач.
Кни га
вос созд ает
жизнь
х уд о жника,
его
своеобычное,
его
новаторское
существо.
Автор
раскрывает
вз аи мо­
связь
искусств,
их
вз аимо вл ияние,
их
взаимо обог ащен ие.
Ху дож ник
Е вге ний
Дробязин
4702010200
© Издательство
«Советский писатель», 1981.г од


I
шоло хов
омните,
у
Толстого?
«Люди,
м ало
чуткие
к
ис­
кусству,
думают
часто,
что
ху­
дожественное
произведение
со­
ста вл яет
о дно
целое,
потому
что
в
нем
действуют
одни
и
те
же
лица,
потому
что
все
по ст­
роено
на
одной
з авя зке
или
опи сыв ает ся
жизнь
одного
че­
ловека.
Это
несправедливо.
Это
толь ко
так
кажется
поверхност­
н ому
н а блюдат елю:
цемент,
который
связывает
всякое
ху­
дожественное
произведение
в
одно
целое
и
оттого
произ­
водит
иллюзию
отражения
жизни,
ес ть
не
единство
лиц
и
положений,
а
еди нство
самобытного,
нравственного
от­
ношения
автора
к
пр ед мету.
В
сущн ост и,
когда
мы
чи­
т аем
или
созерцаем
художественное
произведение
нового
автора,
основной
вопрос,
возникающий
в
н ашей
душе ,
всегд а
такой: «Ну-ка,
что
ты
за
человек?»
Да,
именно
этот
вопрос
многократно
вставал
и
передо
мно й,
когда
я
читал
«Тихий Дон»
в
том
теперь
уже
ред­
ком
изд а нии
«Роман- га з е ты», помеченном двадцать девя­
тым
годом,
на
об ложк е
которого
была
фот о гр афия
юного
Шоло хов а
в
шапке-кубанке
и
чекмене,
подпоясанном
черкесским,
в
серебряном
наборе,
поясом...
Каждый
ра з,
когда
с обыти я,
происходящие
в
ром ан е,
достигали
своего
драматического
предела,—
а
в
этом,
как
я
заметил,
был
свой
ритм,—
вдруг
являлось
желание
взглянуть
на
п ортре т.
Казалось,
лицо
человека
должно
было
объяснить
то,
что
ты
не
мог
отыскать
в
тексте.
С
обл ожк и
см от рел
неправдоподобно
молодой
человек,
спокойный
и
мужественно-строгий,
в
его
лице
была
от­
крытость,
сво йст вен ная
толь ко
оче нь
юным
лицам,
и
то
1*
3


особое
в ыр ажен ие,
которое
хочется
на зват ь
в ес елой
ирон ич нос тью .
Как
ни
юн
был
че лов ек,
но
в
его
облике
были
те
спокойное
достоинство
и
зрелая
сила,
кото рые
единственно
могут
отождествляться
с
тем
прекрасным,
что
свойственно
людям
шолоховского
Дона...
И
хотело сь
спросить:
не
от
этого
ли
необоримая
сила
самобытного,
нравственного,
о
кот орой
говорит
Толстой?
Ушаковский
словарь
объясняет
по ня тие
«самобыт­
ный»
как
своеобразный,
ор игина ль ный,
не за вис имый
от
пос торонн их
вл ияний,
не
п охожи й
на
д руги х.
Значит,
своеобразный,
не
п охож ий
на
друг их?
Каз ало сь,
нет
для
человека
ничего
более
естественного,
как
быт ь
не
п охо­
жим
на
дру гих:
непохожесть
заключена
в
сам ом
сущ ест ­
ве
человека,
как
это
су ществ о
отли ла
в
нем
п рирод а.
Она,
природа,
проявила
тут
такую
привередливость,
на
какую
спо со бна
только
о на.
Взгляните,
с
какой
тщатель­
ностью,
ста р аясь
не
повториться,
она
одарила
человека
чертами,
свойственными
только
ему.
Одна ко
физ ич ес кие
черты
человека
потому
и
сб ере гли
сво ео бычно е,
что
с
трудом
поддаются
влиянию
внешних
с ил.
Уже
в
манере
говорить
человек
в
какой-то
мере
утратил
самостоятель­
ность,
а
как
же
ее
трудно
сберечь,
эту
суверенность,
в
способе
мыслить,
понимать
явления,
познавать
вещи
и
лю дей
и
тем
более
художественно
их
осмысливать.
Это
не
просто
сто йко сть ,
стойкость
характера,
которая
помо­
гает
человеку
сберечь
самобытное.
Это
род
той
стойкости,
к отора я,
оберегая
своеобразие
художественной
натуры,
остается
чуткой
к
восприятию
красок
и
ф орм
окружаю­
щей
жизни.
Шолохов
мне
видится
человеком,
в
котором
идеально
воп лот илось
именно
это
качест во , —
то,
что
мы
зо вем
шо­
лохов ск им
мир ом,
миром
огромным
и
действительно
свое­
обы чн ым,
мог
вызвать
к
жиз ни
и
воплотить
в
образах
тол ько
человек
такой
душевной
организации
и
дарова­
ния ,
как
Шолохов.
Необоримая
с ила
самобытного,
нрав­
ственного,
о
кот орой
говорил
Толс той ,
возможно,
в
этом.
Обаяние
этог о
самобытного
мира,
соз да ин ого
худож­
ником,
наверно,
и
в
том ,
что
время
не
властно
над
его
«Тихим Доном» . Идут
годы,
а
ты
не
пер ест аеш ь
обращать­
ся
к
н ему
—
ск олько
раз
ты
уже
прочел
его
и
с кольк о
еще
п рочт ешь?
К оне чно,
Шолохов
это
и
«Донские рас­
сказы», и «Поднятая
целина», и «Они
сражались
за
Ро­
4


дину», и «Судьба
человека»
—каж д ая
из
этих
книг
и
все
вместе
они
со здаю т
масштабную
картину
шолоховского
мир а,
но
в
мое
сознание
этот
мир
вошел
с
«Тихим До ­
но м», поэтому пусть разрешено мне говорить о писателе
в
связи
с
э тим
его
созданием.
Тем
более
что
им енно
оно
в
н аи б ольшей
степени
отождествляется
у
чи та теля
с
об­
раз ом
Шолохова,
художника
и
человека.
Наверно,
у
впечатления,
произведенного
на
тебя
кн и­
гой ,
одно
сле дст в ие:
ты
хоч ешь
больше
зн ать
об
авторе.
Не
столь
уж
велико
расстояние
от
наш их
мест
до
шо ло­
ховских,
но
нельзя
сказать,
чтобы
мы
много
знали
о
пи­
сателе.
Но
вот
со быт ие
едва
ли
не
чрезвычайное:
в
р едак­
ции,
к
которой
приб ил а
ме ня
судь ба,
появился
чело ве к,
кото рый
видел
Шолохова.
Кто-то
сказал,
что
м олод ой
человек
родом
из
Ленинграда,
окон чил
там
институт
журналистики
и
был
послан
пра кти ков атьс я
в
Ус ть-М ед-
ведицу,
в
редакцию
местной
г азеты
«Колхозное поле», но
все
это
не
столь
ва жно.
Гла вн ое
—
он
видел
Ш олохов а,
по
этому
признаку
он
и
опо з нает ся
в
среде
моих
сверстни­
ков.
Мо лодо й
ленинградец
мог
бы
возгордиться,
но,
по
всему,
это
не
в
его
натуре.
—
Поверьте,
что
это
и
для
меня
бы ло
неожиданно,—
произносит
лен ингр ад ец
прос тодуш н о.
—
В
редакции
«Колхозного поля»
раздался
зв о но к: «Вот тут собрались
три
м ужи ка,
недостает
че тв ерто го».
Было
названо
и
ме­
сто
встречи:
дом
Петровых.
Чую
—меня
ожидает
неч то
значительное.
Ес ли
свидание
в
доме
Петровых,
то
два
участника
встречи
мне
наверняка
известны
—
сам
Пет­
ров
и,
коне чн о,
его
друг ,
усть-медведицкий
старожил,
пи­
сатель
Александр
Серафимыч
Серафимович.
Однако,
кто
.же
третий?
С
ходу
влетаю
в
распахнутые
двери
дома
Петровых
и
останавливаюсь.
Шолохов.
Да,
очен ь
моло­
дой,
моложе,
чем
я
мог
представить,
загорелый,,
б ел озу­
бый,
не
боюсь
ск азать
этого
—
красивый.
«Разрешите
пре дст авит ь ся:
Серафимович
—
автор
«Тихого Дона»,—
протягивает
руку
Александр
Серафимыч
и,
указывая
на
гостя,
добавляет
не
без
лукавинки:
—
Шолохов
—
автор
«Железного потока».
Молодому
гостю
ш утка
пришлась
по
душ е: «Ну что ж,
от
т акого
обмена
я
бы
не
пострадал,
Александр
Серафимыч!»—произносит
он,
см ея сь...
Рас сказ
ленинградца
нам
нравится.
Шолоховская
ф р аза: «...От
та кого
обмена
я
бы
не
пострадал,
Александр
Серафимыч...»
—
берется
моими
сверстниками
на
5


вооружение,
они
еще
долго
б удут
повторять
ее.
Но
тут,
пожалуй,
важно
и
иное:
истинно
—
каждый
из
нас
хочет
видеть
своего
Шолохова.
Су ще ство
его
как
знакомая
зв езда
на
небесном
своде:
нет-нет
да
поднимешь
глаза,
чтоб ы
встретиться
взглядом
со
зв ездо й,—
она
с
тобой,
она
зд есь.
Буд ут
набегать
лета,
а
звезду
эту
не
застит.
Видно,
художник
вошел
в
твое
земное
быт ие.
Ты
хоч ешь
видеть
ег о,
при
эт ом
и
в
иных
людях.
Но
об
этом
ра сск аз
впереди.
2
Порт рет
Мих а ила
Садовяну
работы
Барбу,
как
мне
кажется,
точно
пер ед ает
свойственную
обли ку
писателя
величавость,
суровую,
даже
чуть-чуть
грозную.
Но
эта
суровость,
как
я
полагал,
не
очень
соответствовала
ду­
шевной
с ути
Садовяну.
На
самом
де ле
это
был
добрый
человек,
добр ый
и
му дры й.
В
его
живой
речи,
как
я
пом ню,
бы ла
инт онац ия
раздумья,
свойственная
его
пр о­
зе. ..
Вы ходец
из
степной
Ру мы нии,
великолепно
знающий
строй
жизни
села,
знаток
народного
языка,
Садовяну
при
жизни
стал
кла с си ком.
Влиян ие
его
лич но сти
на
совре­
менников
б ыло
магнетическим,—
ког да
он
появлялся
в
кругу
сво их
кол лег,
почтенное
собрание
вставало.
Вместе
с
товарищами
по
по сольс тв у
я
был
в
Б уха­
рест е
ранней
осенью
сорок
четвертого.
В се,
кто
знаком
с
положением
дел
у
Ру мы нии
той
поры,
пом ня т:
и дею
доб рых
советско-румынских
отношений
поддерживала
вся
гр уппа
видных
деятелей
н ацион аль ной
культуры,
ср еди
ко торых
б ыли
м иров ые
имена
—
поэт
Аргези,
к ом­
поз ит ор
Э нес ку,
ученый
Пархон.
К
ним
.принадлежал
и
Садовяну.
Известное
издательство
«Русская книга», сыг­
равш ее
столь
значительную
роль
в
популяризации
на шей
книг и,
б ыло
и
созданием
Садовяну.
В
мои
посольские
обязанности
вхо ди ли
культурные
кон такты
с
этой
страной,
культурные
и
в
какой-то
м ере
писат ельск ие.
Я
многократно
в стр ечал ся
с
Садовяну,
при
это м
и
у
него
дома.
Нельзя
ска зать ,
что
п исат ель
открыл
для
се бя
советскую
литературу
с
освобождением.
Вопре­
ки
запрету,
своеобразная
блокада,
которая
тут
существо-“
вала,
была
прорвана
им енно
в
годы
войны
—
в
сор ок
третьем
в
Бухаресте
вышло
несколько
наших
кн иг,
ру­
кописи
к оторы х
пролежали
в
и здате ль ств ах
чуть
ли
не,
десятилетие,
в
том
чис ле
и
первая
книга
«Тихого Дона»,^»^
6


собы т ие
это
б ыло
ознаменовано
приближением
великих
перемен.
Но
задолго
до
этого
Садовяну
пр очел
шоло хов­
ск ий
ро ман
по-французски,
прочел
тщательно,
как
над­
лежит
чи тать
одному
большому
писателю
к ниги
писателя
другого.
■ Мне подумалось,
что
чтение
шолоховского
романа
яв и­
лос ь
для
Садовяну
н ема лым
откровением,—
по
крайней
мере
в
сво их
беседах,
происходивших
позже,
он
постоян­
но
возвращался
к
этой
теме.
В
бе се дах
Садовяну
со
мной
Шолохов
возникал
не­
однократно,
но
по мню
один
раз гов ор
в
доме
писателя
не­
подалеку
от
шос се
Жиану,
когда
высказывание
знамени­
тог о
румына
к асало сь
художественного
существа
и
б ыло
осо бе нно
обс тоятельн о.
—
Не
зн аю
другого
современного
п исате ля,
книги
ко­
торого
были
бы
в
такой
мер е
живописны,—
г овори л
Садо ­
вяну.
—
Наверно,
для
художника,
пишущего
о
люд ях,
живу щ их
на
при роде ,
это
естественно,
но
Шолохов
тут
яви л
такое
богатство
красок,
ка кого ,
как
мне
кажется,
в
современной
литературе
не
было.
Насколько
мне
помнится,
говоря
о
живописности,
Са­
довяну
имел
в
виду
конечно
же
язык
произведения,
а
вместе
с
тем
то
своеобычное
писательское,
которое
при­
ня то
называть
обра зн ой
системой:
способность
уст ано ­
вить
вну т ре нний
ри тм
вещи
и
его
выдержать,
решить
к ом поз ицион ные
задачи,
портретировать
героев.
Садовя-
ву,
насколько
мне
известно,
не
часто
обращался
к
л ите­
ратуроведческим
категориям,
но
в
данном
случае
пробле­
ма
его
увлекла
и
он
говорил
о
ней
охотно.
В
год ы,
о
к оторы х
идет
ре чь,
собственно,
бы ло
два
писателя,
для
творчества
кот орых
с ело
бы ло
землей
обе­
тованной:
Шолохов
и
Садовяну.
Если
один
говорил
так
о
дру г ом,
как
Садовяну
говорил
о
Шолохове,
согласитесь,
возникало
желание
проникнуть
в
смысл
этих
слов
до
конца.
Гов оря т,
что
слово
приобретает
все
свойства
художе­
ственного
произведения.
Но
ве рно
и
ино е:
художествен­
ное
произведение
несет
в
себе
достоинства
слова,
которое
участвует
в
его
создании.
О чеви дно,
это
пр а вило
тем
бо­
лее
вер но
приме ните ль но
к
шоло хов ском у
ром ан у.
Из­
ве стн о,
что
двадцатые
годы
был и
необыкновенно
плод о­
творны
для
наш ей
литературы
и
в
сф ере
исканий,
обра­
щенных
к
языку
произведений,
слову.
Рискну
вы ск азать
предположение:
ес ли
гов орит ь
об
языковых
ценностях
ли-
7


тературы,
то
для
многих
наших
писателей
эти
го ды
были
пиком,
к оторы й
они
не
превзошли
и
п о зднее.
Явление
это
уникально,
и
есть
смы сл
задуматься
над
его
сущест­
вом.
Наверно,
дел о
нашей
литературной
науки
объяснить
его,
но
я
хо тел
бы
высказать
такую
мысль.
Язы к
был
сферо й
настойчивых
и
плодотворных
исканий
рус ско й
литературы
в
начал е
века,
исканий,
кото р ые
нередко
был и
искусственно
от деле ны
от
сод ер жания .
Им енно :
ис-
.
кусственно
отделены.
Октябрь
способствовал
тому,
что
эксперимент,
к
к отором у
обратилась
эта
часть
литерату­
ры,
нашел
с вое
логи чес кое
завершение.
Неизвестно/
в
какой
мер е
все
созданное
в
эти
годы
оказалось
бы
полез­
ным
отечественной
литературе,
есл и
бы
не
ре в олюци я.
Все,
что
годами
накапливалось
в
процессе
этих
иск а ний,
обращенных
к
языку,
б ыло
взято
на
вооружение
револю­
ци он ной
словесностью
и
необыкновенно
ее
обогатило:
поиск,
который
до
сих
пор
был
аморфен,
слу жил
литера­
туре
высокого
социального
сод ер жани я.
Шолохова
пест овала
на ша
литература
той
поры,
од а­
рив
всеми
достоинствами,
которы е
был и
ей
доступны.
Ко­
неч но
же
языковые
ка чест ва
про из вед ения
тут
играли
значение
первостепенное.
Но
дело
не
только
в
этом.
Те
особые
требования,
к оторы е
пр ед ъявл яла
литература
два­
дцатых
годов
к
языковым
ценностям
произведения,
ког да
речь
шла
о
Шолохове,
упали
на
б лагодат ну ю
почву.
Можно
сказать,
что
Ни
о дин
из
наших
прозаиков
не
об­
л адал
такими
могучими
резервами,
е сли
гов ори ть
о
язы­
ке,
каки е
были
у
Шолохова.
Дон
в
своей
заповедности
был
закрыт
для
литературы
—
для
рус с кой
словесности
это
бы ла,
в
сущности,
не изв ес тная
земля,
хотя
земля
в
высшей
степени
богатая.
Ее
колори тн ость ,
наверно,
была
определена
самим
поло ж ение м
до нско й
земли
на
карте
Ро сс ии.
Тут
сшиблись
языковые
течения,
идущие
из
Мо с­
ковии
и
Пре дкав ка зья,
из
Зауралья
и
Украины,—
языко­
вый
монолит,
образованный
э тим
сочетанием,
был
не­
обыкновенно
богат
красками.
Да
что
тут
говорить
о
ди­
ковинном
монолите,
когда
в
самом
шолоховском
герое
свились
эти
ветры
и
эти
во ды,
идущие
с
зап ада
и
вос­
тока.
Но
нужен
был
Шолохов,
чтобы
мы
узрели
эт от
мо­
нолит
во
вс ем
богатстве
красок
и
фор м.
Когда.
Садовяну
говорит
о
живописности
шолоховской
про зы,
кон е чно
же
он
име ет
в
в иду
в
первую
оче ре дь
яз ык
писателя:
весомость
слова,
его
емкость,
его
цвето­
вые
достоинства,
его
обра зн ост ь.
8


Зримость
—
великое
качество
шолоховского
язы ка.
Зримость
едва
ли
не
физическая,
когда
писат ель
вз ыва ет
к
твоей
способности
в ид еть,
слышать,
ощущать,
обо­
нять,—
при
это м
все
п о- шолохов с ки
ново,
все
отмечено
верностью
шолоховского
глаза.
О
дожд е: «Ветер скупо кропил дождевыми каплями,
бу дто
милостыню
сыпал
на
черные
ладони
з емли .».
Си ла
ср авн ения
в
его
ло гич еск ой
точн ост и: «...будто
м илост ы­
ню
сы пал
на
черные
ладони
земли»—у
«милостыни»,
р аз ум еет ся, «ладони».
Между
строк
за ме тим:
как
ни
велико
чисто
живо пис­
ное
богатство
шолохов ски х
изобразительных
средств,
это
богатство
не
рас точи те льн о.
Мы
еще
буде м
иметь
в оз­
можность
сказа ть
о
шолоховском
ч увс тве
ритма,
а
вместе
с
этим
и
паузы,
чувстве,
свойственном
з ре лому
мастеру.
«Возле баркаса,
хлюпнув,
схлынула
вода,
и
двухар­
шинный,
словно
слитый
из
красной
меди ,
са зан
со
ст о­
ном
п рыг нул
вверх,
сдвоив
по
воде
изогнутым
ло пуш и­
стым
хвостом.
Зернистые
брызги
за сеяли
баркас».
Есте­
ственность
этого
эп из ода
не
только
в
том,
что
с
чи сто
фламандской
натуральностью
в ыписан а
ры ба
(«...дв ух­
аршинный,
словно
слитый
из
красной
м еди,
са за н»), но
и
в
т ом,
что
в сей
кар ти не
сопутствует
движение,
делаю­
щее
эту
картину
е с тест ве нн ой : «...сазан
со
стоном
прыг ­
нул
вверх,
сдвоив
по
вод е
изогнутым
лоп уши ст ым
хвостом.
Зернистые
бры зги
зас еял и
баркас». Лиши эту кар­
тину
движения
—
и
она
обратится
всего
лиш ь
в
натюр­
морт,
быт ь
может,
в
чем-то
действительно
фламандский.
Достоинство
шолоховского
ср авнения
видится
не
только
в
ощущении
цвет а
и
формы,
но
и
в
том,
что
этот
предмет
дан
в
д виже нии.
Последнее
ва жно:
не
был о
бы
движения,
картина
бы
по стр ад ала
—
ей
недоставало
бы
полн оты ,
как
и
того
эф фек та
жизненности,
какой
может
сообщить
кар ти не
то лько
движение.
В
р еплик е
Садовяну,
которую
мы
воспроизвели,
ва ж­
ное
место
занимают
достоинства
шолоховского
языка.
Собственно,
образность
языка
имеет
це лью
его
зримость
и
точность.
Последнее
прин ципиа л ьн о:
ту
ка тегори ю
точности,
которая
позволяет
воссоздать
полутона,
при
эт ом
в
красках
и
звуках
и
тем
более
за паха х.
Да,
в
не­
м алой
степени
и
запахах,
хотя
это
и
выз ыв ает
возраже­
ния
некоторых
писателей.
«Почему писателя должен
вести
нос?»—
возмущенно
вз ыва ют
они,
заб ыв ая,
что
обедняют
представл'епие
о
жиз ни,
лишая
ее
самого
9


дыхания,
в
котором
и
запахи
молодой
листвы,
и
свежего
хлеба,
и
оструганного
дерева.
Но,
быт ь
может,
это
каче­
ст во
обременительно
для
ш олохов с кой
прозы
и
она
мо­
жет
обойтись
без
него?
«Григорий пришел с игрищ после первых кочетов.
Из
сенцов
па хну ло
на
него
запахом
перекисших
хмелин
и
пряной
сухменью
богородицыной
тр а вки».
«Григорий долго стоял у воды .
П релью
сырой
и
прес­
ной
дышал
бер ег ».
«Подрагивая от холода,
Гри гор ий
лег
рядом.
От
м ок­
рых
Ак с иньиных
волос
тек
н ежный
волнующий
за­
п ах...
—
Волосы
у
тебя
дурнопьяном
пахну т .
Знаеш ь ,
э та­
ким
цветком
белым...»
Нет,
это
не
праздная
уловка
автора
—
ж изне л юбие
шолоховского
ге роя,
его
земное
существо,
его
способ­
ность
внимать
жизни
и
в
той
чуткости,
с
какой
он
вос­
принимает
самое
д ыха ние
земли.
Лишить
этой
черты
шо­
лоховского
героя
—
значит
во
многом
лишить
его
суще­
ства,
которое
д елает
его
сын ом
зем ли.
Правдивость
шолоховских
героев
и
в
то м,
что
они
—
лю ди
жиз нел юб и­
вой
сути,
жадны е
до
всего,
что
дарит
чело век у
земля,
не
желающие
поступаться
ее
ра до ст ями.
Но
мы
затронули
большую
тем у,
которая
требует
спе­
циального
рассмотрения.
За вид но
ш олохов ск ое
умение
портретировать
героев
—
по
сл ову
тог о
же
Садовяну,
си­
ла
образного
шолоховского
слова
ни где
не
сказывается
так
полно,
как
в
по ртрет е.
К оли
мы
за гов ори ли
о
Григории,
то,
б ыть
может,
уместно
рассмотреть
это
ш олохов ск ое
умение
в
связи
с
образом
глав н ого
героя
р оман а.
Ну,
разумеется,
Григо­
рий
фигура
хрестоматийная,
и
отыскать
тут
новые
грани
м удре но,
но
б лаг одарн о
отыскать
именно
новые
гр ани,
имея
в
виду
нечто
типичное,
что
свойственно
искусству
автора
лепит ь
ха рак теры
св оих
героев.
Смеем
предполо­
жить,
что
в
том,
как
в
романе
возникает
обр аз
Григория,
как
прорисовываются
его
че рты,
есть
свойственная
Шо­
лохову
способность
развивать
характер.
О
б аб к е-т у рч анк е: «Она прятала лицо,
редко
показы­
вая
тоскующие,
одичалые
глаза».
О
деде
Прок оф ии : «...но
он,
распахнув
чекмень,
шел
медленно,
как
по
пахотной
борозде,
сжимал
в
черной
ла­
дони
хрупкую
кисть
же нино й
ру ки,
не пок орно
нес
беле­
с очубатую
голову,—
лиш ь
под
скулами
у
него
пух ли
и
10


ка тали сь
желваки
да
промеж
каменных,
по
всегдашней
неподвижности,
бровей
проступал
по т».
Об
отце
П ант елее: «Под уклон сползавших годков
закряжестел
П ант елей
Прокофьевич:
раздался
в
шири­
ну,
чуть
ссутулился,
но
все
же
в ыг лядел
стариком
склад­
ным .
Был
сух
в
кости,
хром
(в молодости на император ­
ско м
смотру
на
ск ачках
слом ал
н ог у), носил в левом ухе
се ре брян ую
полумесяцем
с ерь гу,
до
ст арос ти
не
слиня л и
в
нем
вороной
масти
борода
и
волосы,
в
гневе
д оход ил
до
б еспамя тст ва
и,
как
видно,
э тим
раньше
времени
сост а­
рил
свою,
когда -то
красивую,
а
теперь
сплошь
опутан­
ную
па ут иной
морщин,
дородную
жену».
Три
порт рета , —
ес ли
можно
было
бы
с обрат ь
из
ка ж­
дого
по
крупице,
то
немудрено
представить
се бе
и
Гр и­
гори я,
как
он
глянет
со
стр аниц
романа.
Вп рочем ,
писа­
т ель
будто
выве л
этот
портрет
своего
главного
гер оя,
глядя
на
хара ктерны е
лиц а
бабки,
де да
и
отца.
«Млад­
ший,
Григорий,
в
от ца
попер,
на
полголовы
вы ше
Петра,
хоть
на
шесть
лет
моложе,
такой
же,
как
у
бат и,
вислый
коршунячий
но с,
в
чуть
косых
п ро­
резях
по дс ине нных
глаз,
острые
плиты
скул
обтянуты
коричневой
румянеющей
кожей.
Так
же
сутулится
Г ри­
горий,
как
и
отец,
даже
в
улыбке
б ыло
у
об оих
общее,
зв ер оват ое».
Раз вива я
мысль
маститого
Садовяну,
обратившего
вним а ние
на
умение
Шолох ова
портретировать
героев,
можно
ск азат ь:
у
пи са теля
есть
н е обходим ос ть
взглянуть
на
персо наже й
романа
в
п ерспек т иве
ле т,
в дохн ув
в
них
магическую
энергию
движ ения .
В
сам ом
дел е,
писа­
тель
словно
пользуется
расстоянием,
кот орое
пре дст оит
про йти
его
ге рою
на
протяжении
четырех
книг
романа,
что бы
увидеть
героя
завтра.
«Задыхаясь,
Григорий
выбеж ал
во
двор;
не
отвечая
на
вопросы
де да
Сашки,
по шел
из
име нь я.
Версты
через
п олторы
его
догнала
Аксинья.
Она
бурно
дышала
и
шла
рядом
молча,
и зр едка
тро­
гая
ру кой
Григория.
На
развилке
дорог,
возле
бурой
ст епн ой
часовни,
ска­
за ла
чу жим,
д алек им
голо со м:
—
Гриша,
прости!
Гри гор ий
оскалил
зу бы,
горбя сь,
поднял
воротник
шинели».
Да,
так
и
с к а за но: «оскалил зубы»,
и
под ум алось :
видно,
не
случайно
Шолохов,
рисуя
портрет
ге роя,
11


обр о нил,
что
в
улыбке
отца
и
сына
Мелеховых
б ыло
«звероватое».
Впрочем,
для
Ш олохов а
в
это м
е сть
с вой
немалый
смы сл.
Вот
эту
способность
Шолохова
ожив ить
по др об­
но сть
посредством
движения
можно
толковать
и
б олее
пространно.
Чем,
как
не
уме н ием
писателя
соо бщи ть
ге рою
энергию
движения,
можно
объяснить
и
иное
ш оло­
ховс кое
качество:
яв ить
ге роя
в
перспективе
л ет,
обн а­
ру жив
в
нем
и
п остоя нн ое,
и
преходящее,
обнаружив
с
той
точностью,
которая
поможет
нам
увидеть
характер
и
цельным,
и
нерасторжимым.
3
В
кон це
шестидесятых
годов
судьба
з анес ла
ме ня
в
Анг л ию.
У
м еня
был о
несколько
встреч
с
писателями,
в
частности
с
писательской
че той
Сн оу
—
Чарлзом
Сноу
и
Памелой
Джон с он.
Сноу
в
ту
п ору
жил
в
районе
трехэтажных
осо бн я ков,
известном
в
Лондоне
под
именем
«теккереевского»,—
где-
то
здесь
в
свое
вр емя
обитал
и
автор
«Ярмарки тщесла­
ви я».
Подъезд
был
украшен
металлической
доской
внуши­
тельных
размеров,
на
к оторой
был ои выв едено
и
имя
лор­
да
Чарлза
Сноу.
Небольшой
овальный
стол
был
сервирован
в
гостиной
с
немалым
изяществом.
Б еседа
н ачал ась
с
воспоминаний
о
Вё шенс кой ,
гос тя ми
которой
незадолго
до
эт ого
бы ли
су пр уги
Сноу,
и
постепенно
р аспр о стр анил ась
на
ш оло­
хов с кое
тв орче ств о,
коснувшись
многих
гр аней
«Тихого
Дона ».
—
Ко не чно,
мне
труд но
в
полноіі
мер е
судить
о
до­
стоинствах
оригинала,—
заметил
хозяин.
—
Но
и
в
пере ­
воде
ест ь
л ири че ская
красота,
которая
подкупает.
Для
меня
«Тихий Дон»
—
эпос,
к оторы й
производит
тем
боль­
шее
впечатление,
что
перед
нами
герои
эпической
мощи,
в
частности
и
в
своих
страстях...
—
А
не
на ходи те
ли
вы,—
подала
гол ос
х о зяйка
с
той
живостью,
которая,
как
я
заметил,
бы ла
свойственна
ее
реакции,—
не
находите
ли
вы,
что
в
том,
как
драмати­
ческим
местам
романа
сопутствует
описание
при ро ды,
есть
нечто...
симфоническое?
Такое
впечатление,
будто
в
написании
романа
участвовал
и
ком п ози тор,
не
правда
ли?
.12


—
Как
у
Шекспира?
—
вырвалось
прот ив
моей
во­
ли.
—
«Король Лир»?
—
По жал у й, «Король Лир»,—
улыбнулась
о на.
Мне
захотелось
взглянуть
на
«Тихий Дон»
в
све те
мысл и,
которая
возникла
в
ход е
беседы
с
писательской
че той
Сноу.
В
том ,
как
Шолохов
развивает
свой
расск аз ,
как
ув л екает
чита те ля
историей
мелеховской
сем ьи
и
за­
вораживает
происходящим
в
до нско м
ху торе
Татарском,
св ою
роль
играют
д рам ат ич еские
эпи зо ды.
Он и,
эти
эпи­
зоды,
в
чем-то
автономны,
а
интервалы,
возникающие
между
ним и,
невелики.
Несмотря
на
сжатость,
что
есте­
с т венно
для
начала
романа,
набирающего
свое
могучее
развитие,
св ой
разбег,
уже
в
первом
эпизоде
есть,
навер­
но,
первоядро
то го
большого,
что
вызовет
к
жиз ни
ро­
ман,—
ре чь
идет
о
су дьбе
м елехов с кой
прародительницы,
которую
Прок оф ий
увлек
из
далекой
туретчины.
А
по том
в
этих
эпизодах
е сть
все
п ово роты
бедовой
с удьбы
Г ри­
гори я,
своя
добрая
об ст оят ельн ост ь,
воссоздающая
уже
не
всю
историю,
а
ее
главу,
но
обязательно
полную
вы­
сокого
эмоционального
звучания,
трагедийного
существа.
И
истинно,
как
заметила
Памела
Джонсон,
в
том,
как
за
последними
строками
главы,
раскрывающей
трагедий­
ное
существо
со быт ий,
след уе т
ка ртин а
п рирод ы,
карти­
на
нередко
могучая
в
св оей
первозданной
я ви,
ест ь
чт о-
то
симф он ич еско е.
Помните
эту
сцепу,
когда
Ак синь я,
уже
открывшая
ду шу
Григорию,
провожает
на
л агерны й
с бор
мужа,
а
из
соседнего
двора
следи т
за
ними
Гри горий ,
точно
желая
проникнуть
в
самую
с уть
п рои схо дящ его
и
увидеть
м но­
гое
из
то го,
что
начиналось
в
его
жизни
с
Аксиньей?
«...Степан
выех ал
из
ворот
т оропк им
шагом,
си дел
в
седл е,
как
врытый,
а
Акси нь я
шла
рядом,
д ер жась
за
стремя,
и
снизу
вверх,
любовно
и
жадно,
по-собачьи,
за­
глядывая
ему
в
глаза.
Так
миновали
они
со се дний
курень
и
скрылись
за
по­
воротом.
Гр игори й
провожал
их
долгим
неморгающим
взгля­
дом».
Й
поистине
как
ак к о мпан емент
эт ой
сцен ы,
полной
тре в ожн ого
существа,
возникает
кар ти на
природы:
«К вечеру собралась гроза.
Над
хутором
стала
бурая
туча.
Дон ,
взлохмаченный
ветром,
кидал
на
б ерега
гре б­
нистые
частые
волны.
За
левадами
палила'
в
небо
суха я
молн и я,
д авил
н ебо
редкими
раскатами
гром ».
13


В
картине
п ри роды
ес ть
нечто
значительное,
зр имо
указующее,
как
велик
см ысл
п рои сход ящ его.
А
вот
иная
сцена:
На талья,
очутившаяся
вместе
со
свекровью
в
степи,
шле т
проклятия
Григорию
—
ше ксп и­
ровские
страсти.
—
«Господи,
покарай
ег о!
Господи,
на каж и!
—
вы­
крикивала
На та лья,
устремив
обезумевшие
глаза
туда,
где
величаво
и
дико
громоздились
тучи ,
вздыбленные
в их рем,
озаряемые
слепящими
вспышками
м олний .
Над
степью
с
с ухим
тре ск ом
ударил
гром.
О хв ачен ная
ст рах ом
Ильинична
перекрестилась,
неверными
шагами
по дошл а
к
Наталье,
схватила
ее
за
плечи.
—
Становись
на
колени!
Слышишь,
Наташка?»
Как
было
уже
сказано,
трагедийный
характер
шоло­
ховского
романа
и
в
с тр астях
героев.
Си ла
этих
страстей
так
велика,
что
для
аккорда,
о
котором
и дет
ре чь,
не до­
стает
и
самой
при роды.
В
эт ом
случае
волей
художника
Шолохов
как
бы
деформирует
п рирод у,
с ообща я
ей
крас ­
ки,
к оторы е
она
от
рождения
не
имеет.
Чтобы
солнце
стало
черным,
наверно,
на
него
должен
взглянуть
чело­
век,
которого
взяло
в
полон
беспамятство
беды.
«Хоронил он свою Аксинью при ярком утреннем све ­
те.
Уже
в
могиле
он
кре с том
сложил
на
груди
ее
мерт­
венно
побелевшие
с м углые
руки,
головным
платком
при ­
крыл
лицо,
чт обы
земля
не
засыпала
ее
полуоткрытые,
неподвижно
устремленные
, в небо и уже начавшие туск ­
неть
глаза.
Он
попрощался
с
нею,
твердо
в еря
в
то,
что
р асс таются
они
н ен а долго...
Словно
пробудившись
от
тяжкого
сна,
он
поднял
го­
ло ву
и
увидел
над
собой
черное
небо
и
ослепительно
си­
яющий
чер ный
диск
со лнц а».
Но
тот
раз
у
писательской
четы
Сноу
прозвучала
еще
од на
мысль,
важная
для
пон има ния
Шол охо ва- р ом ани­
ста:
—
Шолохов
в
полном
соответствии
с
т ем,
что
велит
ему
традиция
русской
литературы,
честен
великой
прав­
див о стью
своих
образ ов ,
их
п си хологи ей ...
—
ск азал
Сн оу,
ст рем ясь
уде ржат ь
беседу
в
русле
главного.
—
Шолохов
воспринял
традицию
русской
классики
так
глубоко,
как
может
восп риня т ь
ее
писатель,
ко торы й
из
этой
тр ади­
ции
вырос.
Посудите
сами:
как
ни
противоречив
об раз
то го
же
Григория,
как
ни
сильно
в
нем
подчас
нег ати в­
ное
начало,
н оси телем
человеческих
до стоин с тв
—
сове­
ст и,
чести,
доброты
—
является
именно
он...
В
полном
14


соответствии
с
тем,
что
велит,
ему
традиция
русской
классики,
Шолохов
честен
великой
правдивостью
сво их
образов,
их
психологией...
К
тому,
что
бы ло
ск аз ано
за
о ва льным
столом
ос об­
няка
в
«теккереевском»
районе
Лондона,
мысль
возвра­
щалась
вновь
и
вновь.
В
самом
де ле,
есть
не что
непре­
ложн ое
в
том,
что
определяет
правдивость
произведения
и
ч то,
как
мне
видится,
сильнее
автора:
логика
ха­
рактера.
Да,
им енно
логика
характера
как
та
высшая
сил а,
которая
повелевает
художником.
Казалось,
автор
всесилен
и
решительно
все
в
его
власти,
а
на
пов ерк у
оказывается,
что
всесилен
не
автор,
а
герой,
которого
автор
по ро дил.
О днако
что
движет
незримой,
но
властной
си лой,
ко­
торая
руководит,
тем,
что
мы
зовем
логи кой
характера?
Невозможно
ответить
на
эт от
во пр ос,
не
коснувшись
са­
мой
су ти
тог о
же
«Тихого Дона» .
В
при род е
нет
со бы­
тия,
которое
бы
в
такой
мере
сплотило
и
одновременно
ра с кололо
людей,
как
ре в олюци я.
Истинно,
как
в
песне
поется,
бра т
нередко
шел
на
брата.
На
прос торн ой
земле
российской
не
б ыло
другого
места,
где
бы
революция
пронеслась
с
такой
не ук роти мой
сил ой,
сплошь
перепа­
хав
зе млю,
как
юг
российский,
а
если
бы ть
точн ым ,
то
Дон,
Кубань,
Терек.
Из
тех
впечатлений,
самых
пе рвы х,
с
которы ми
отождествилось
детство
и
кот оры е,
казалось,
навсегда
оставили
в
д уше
несмываемую
отметину,
самые
си льн ые
относятся
к
с удьб ам
казаков.
Пусть
мне
будет
разрешено
тут
обратиться
к
кубан­
скому
п ерв ородст ву .
Дав ние
связи,
к отор ые
сближали
о тца,
де да,
прадеда
с
кубанцами,
уход или ,
ес ли
можно
так
сказать,
в
г лубь
казачьего
сословия.
Сколько
по мню
себя ,
столько
помню
полуночные
нашествия
гостей
из
окрестных
станиц
в
наш
дом.
Да,
сегодня
Подуновы,
завтра
Ер ины,
по слез авт ра
Маховицкие
—
все
казаки
из
большой
станицы
на
Чамлыке,
с
кото рым и
впе р вые
поб -
ратала
с удьб а,
дай
бог
памя т и,
еще
в
том
веке.
В-друж­
бе,
что
складывалась
десятилетиями,
б ыло
многое
от
до б­
ро го
родс тв а,
а
может,
и
побратимства.
Простейший,
ис­
пытанный
временем
способ
поро днит ьс я
—
пойти
д руг
к
другу
в
кумовья,
окрестить
детей.
Може т,
поэтому
жизнь
станицы
на
Чамлыке
бы ла
точно
на
ладони
со.
всеми
ее
радостями
и
бедам и,
будь
то
шумная
станичная
свадьба
или
ж ес токая
се ча,
когда
один
«край»
шел
на
другой,
вооружившись
к ола ми,
выхваченными
из
п летн я,
или
15


за жав
в
кулак
свинчатку.
Но
то,
что
яв ил
восемнадцатый
го д,
бы ло
и
для
Кубани
невиданным:
фронт
перепоясал
степи,
взлетели
в
воздух
мосты,
ориентирами
для
с коро­
стрельной
ар тил лери и
стали
водокачки
и
п ожар ные
ка­
ла нчи,
а
на
кубанской
отмели
вд руг
оказались
артил­
лерийские
орудия
и
лафеты,
кото рые
с ловно
врос ли
в
речное
д но,
оставшись
там
навеки.
Какой
об орот
собы ти я
мятежного
восемнадцатого
примут
для
Куб а ни,
как
со­
ве тск ая
власть
отнесется
к
к азачес тв у
—
эти
и
иные
воп ­
р осы
были
остронасущны.
По мню,
как,
проснувшись
за
полночь,
и
я
затихал,
увлеченный
беседой,
которая
шла
между
хозяевами
и
го­
стями
у
ке роси нов ой
лампы
с
заметно
закопченным
трех­
линейным
с те клом
—
прикрученный
фит иль
чуть
ча дил.
Куда
как
мудрена
беседа,
происходящая
за
столом,
но,
повторенная
вновь
и
вновь,
она
сп ос обна
б ыла
завладеть
и
дет ски м
сознанием:
смирятся
ли
казаки
с
передачей
земли
иногородним,
далеко
ли
спо со бна
пой ти
нов ая
власть,
перекроив
кубанские
над е лы,
и
сбережет
ли
эта
власть
пр ава
ис кон но
кубанского
населения
—
так
ка за­
ки
не
без
гордости
именовали
себя...
Не
б ыло
человека,
которого
бы
не
опалило
могучее
в
наших
местах
пламя
восемнадцатого
года.
Конечно,
тут
был
сво й
закон,
которого
держался
земляк-кубанец,
п ро­
кладывая
св ою
труд ную
стежку
в
огне
времени.
Но
ог­
ненная
купель,
в
которой
он
ом ы лся,
в
сущности,
преоб­
разила
его
п рирод у
—
он
вошел
в
нее
одн им
и
вышел
другим.
Характер
человека
отлился
в
эт ом
огне,
и
то,
что
мы
зовем
логи ко й
ха рак тера ,
над о
понимать,
отсюда.
Ес ли
можно
тут
вывести
с вой
закон,
то
он
обязателен
прежде
всего
для
художника.
Удоб ен
для
пи са теля
его
ге рой
или
неудобен,
но
писатель,
очевидно,
должен
счи ­
та ться
с
тем,
как
сформировало
героя
время.
Верно
и
то,
что,
тол ько
следуя
этой
истине,
писат ель
охранит
себя
от
неправды,—
тру дн ая
трока,
которой
и дут
шолоховские
ге рои,
. свидетельствует,
что
писат ель
исходил
из
это й
предпосылки.
Правда,
о
которой
мы
говорим,
в
самой
натуре
Гри го­
р ия,
в
самом
существе
то го
большого,
что
есть
совесть
Мелехова,
его
представление
о
чести.
Выбор
пути,
к
ко­
торому
обратила
Григория
эта
совесть,
выбор,
с
неу д ер­
жи мой
силой
бросивший
его
из
одного
стана
в
другой,
не
мож ет
изменить
нашего
м нения
о
совести
шолоховского
гер оя.
16


Сноу
взглянул
на
шолоховского
героя
с
нео жид а нной
стороны,
ра сс м отрев
в
нем
качества,
которы е
лежали
не
на
поверхности.
Действительно,
как
ни
труден
путь
Гри­
гория
к
правде,
как
ни
неож ид анны
были
по дчас
из вивы
эт ого
пути,
мы
верим
в
искренность
Мелехова,
в
его
пре­
данность
принцип а м
добра
и
совести,
а
наше
общение
с
Григорием
делает
нас
не
хуже,
а
лучше...
Можно
с по­
ри ть,
прозрел
Г ригор ий
или
нет ,
но,
конечно,
это
роман
о
прозрении,
а
значит
—
о
поисках
истины.
4
Пом ню,
что
возвращался
из
Англии
на
роди ну
мо­
рем, —
виденное
в
британских
ос тров ах
еще
б ыло
свеж о
и
неизменно
возникало
в
беседах
со
спутниками.
Я
р ас­
сказал
о
в ст рече
со
Сн оу
и
Памелой
Джонсон
Николаю
Константиновичу
Черкасову,
с
к ото рым
подолгу
бес ед ов ал.
—
По
м не,
шо лохов ск ое
существо
в
том,
что
он
пока­
зал
нам
наш
народ
как
бы
изнутри,—
заметил
Ник ола й
Константинович
значительно.
—
В
большей
мере,
чем
это
делали
до
него...
Вспоминаю
Черкасова,
бес еды
с
Черкасовым
на
палу­
бе
судна,
и дущ его
ту ма нным
Се вер ным
морем,
и
слы шу
труд н ое
ды ха ние
Ни кол ая
Константиновича
—
Черкасов
был
уже
серьезно
болен,
но
его
мыс ли
бы ла
сво й ств енна
завидная
энергия,
казалось,
болез нь
обострила
актив­
ность
мысли .
В
наших
беседах
с
Николаем
Константиновичем
ус­
тановился
некий
цикл.
Мы
обл ю бов али
пле те ный
столик
на
нижн ей
па лубе .
За
бортом
вс кип ала
серая
в ода
Се­
верного
м оря,
и
точно
роились,
невысоко
в зле тая
над
водой,
чайки,—
казалось,
они
шли
за
кораблем,
от
бри­
т ан ских
островов,
не
отставая.
Мы
беседовали
подолгу.
Сказав,
что
Шол охо в
п ока зал
народ
из нут ри,
Черкасов
призвал
нас
проникнуть
в
суще ств о
то го,
что
собой.пред-
ставляло
человеческое
существо
самого
Шолохова,
о браз
его
донского
бытия,
его
связ и
с
тем
коренным,
что
был о
жизнью
отче й
стороны.
Шолохов
яви л
нам
на род
во
все й
его
мо щи
и
естестве
прежде
всег о
потому,
что
это
Шолохов,
но
не
в
м е ньшей
ме ре
по
той
причине,
что
самой,
природой
сво ей
познал
ср еду,
которую
опи са л.
Мы
не
можем
точно
утверждать,
с
к ого
он
писал
Григория,
Петра,
Дуняшку,
с тари ков
Прокофьича
и
И ль иничну ,
но
если
бы
они
был и
его
б лиз­
17


кими,
никто
не
удивился
бы
—
Шолохову
дали
жиз нь
те,
кого
он
воспел
в
«Тихом Доне».
Немалое
значение
им еет,
что
речь
идет
о
к аз ачест ве,
которое
в
полном
со отв етс т­
вии
с
историей
шло
к
революции
тернистым
путем.
Ст олк­
нув
борющиеся
силы,
столкнув
свирепо,
писат ель
не
сде­
лал
тех
же
белых
слабее,
чем
они
б ыли
на
са мом
де ле.
Ха­
рактерно,
что
его
героя м ,
независимо
от
т ого,
какую
с торон у
они
представляют,
одинаково
ненав ист ен
компро­
мисс.
Отвергая
компромисс,
обе
стороны
как
бы
у тве рж­
дают
борьбу
до
победного
конца,
третьего
тут
не
дано .
Наиболее
полно
эта
бескомпромиссность
яв илас ь
в
об ра­
зе
Григория,
для
которого
жизнь,
в
сущности,
означает
выбор
пут и.
Другое
дело,
что
дорога
Григория
пресек­
лась
до
тог о,
как
он
ее
прошел,
но
у
нас
нет
сомнений
в
том,
что
он
хотел
пройти
ее
до
конца.
Вот
мы
вновь
вернулись
к
Григорию:
наверно,
великая
тема
народа
в
«Тихом Доне»— э то
в
кон е чном
счете
тема
Григория.
И
есл и
же
быт ь
тут
последовательным,
то
надо
ска зат ь:
нет
большей
т емы
и
се годпя,
чем
тема
поиска
правды
в
революции.
В
эт ой
теме
неодолимость
из в ечной
борьбы
между
жизнью
и
смертью,
добром
и
злом,
справедливо­
стью
и
несправедливостью,
а
следовательно,
с
тем и
из­
вечными
проблемами,
которы м и
ж ила
мировая
литера­
тура
всегда
и
которые
она
явила
се год пя
в
пе рво сути
шо­
лохов ск ой
э по пеи.
Г лавный
ге рой
«Тихого Дона»
велик
и
т ем,
что
в
сознании
чита те ля
отождествляет
име нно
эту
проблему,
отождествляет
в
ходе
суровой
жизненной
битвы,
сохранив
верность
своей
первозаповеди
—
со вес ти.
Есть
мнение,
что
«Тихий Дон»
игнорирует
по иск
фор­
мы,
что
он
аптисовременен,
если
соотнести
его
с
тем,
что
было
создано
в
первой
трети
нашего
века
в
ми ро вых
ли­
тературах.
Ну
что
ж,
ес ли
иметь
в
виду
фо рма л ьные
по­
иск и,
то
Шолохов
—
это
не
Джойс,
не
Камю,
не
Пруст,
да
он
и
не
може т
быть
ни
первым,
ни
вторым,
ни
треть­
им
по
самому
существу
того,
что
сделал
содержанием
своего
романа.
Да
стал
ли
бы
шо лохов ски й
ром ан
тем,
чем
он
есть,
если
бы
ему
бы ла
придана
иная
форма?
Трудно
поверить.
Шолохов
наш ел
форму,
которая
сб ере гла
нам
бесцен но е
существо
«Тихого Дона».
В
форме,
найден­
ной
писателем,
и
своеобразие
романа,
и
его
естествен­
ность,
и
неоглядная
широта
жизни
его
герое в ,
и
об а яние
этой
жиз ни,
и
богатство
натуры
ге роев
романа,
и
б лаго­
родство
их
помыслов,
и
конечно
же
г лу бина
их
мысли,
18


Современен
ли
«Тихий Дон»? Очевидно,
современен,
если
стал
романом
в ека,
при
эт ом
за
п ять десят
лет
своей
жизни
в
литературе
не
тольк о
не
обнаружив
признаков
старения,
а,
напротив,
с
каждым
годом
становясь
все
зна чи тельн ее, —
это
любимая
книга
не
т олько
т ех,
кто
отн оси т
себя
к
пок олен ию
шолоховских
ге роев ,
но
и
тех,
кто
является
их
сыновьями,
вну к ами,
правнуками.
Ес ли
«Тихий Дон», созданный едва ли не в начале века,
на
равных
разговаривает
с
читателями,
живу щ ими
по чти
в
конце
века,
значит,
Шолохов
на шел
форму,
которая
не
закл юч ена
во
временные
пределы,—
как
в се,
что
написа­
ли
Гоголь,
Толстой,
Достоевский,
она
бу дет
вечна,
со­
временна.
Шолоховский
рома н
—
произведение
новаторское.
Ро­
ма н,
утвердивший
это
свое
качество,
написан
через
де­
сять
лет
после
русс к ой
революции
и
как
бы
знаменовал
собой
ее
приход.
Сила
«Тихого Дона»
—
в
сочетании
двух
начал,
как
будто
бы
противоположных,
но
по
существу
своему
г лубоко
органичных:
эпического
и
лирического.
Да,
размах
со быт ий,
описанных
в
ром ан е,
широта
ка р­
тины,
сама
масштабность
су деб
героев
сочетаются
с
тем
сокровенным,
личным
взволнованно-заповедным,
что
возникает
в
произведении,
когда
тон
ему
зад ает
человек,
неодолимые
пов орот ы
его
доли.
И
картины
п рирод ы,
что
вливаются
в
роман,
истинно
аккомпанируют
происходя­
ще му,
картины
природы,
которая
своей
могучестью
и
красотой
сродни
здешнему
человеку.
Случилось
так,
что
военные
дороги
привели
ме ня
дважды
на
До н,
ко торы й
хочется
на зв ать
шолоховским,
хо тя
места
эти
и
отстояли
на
некотором
расстоянии
от
родных
мес т
писат еля.
Первый
раз
—
в
декабре
сорок
второго,
в
ветреную
зиму,
с
сухой,
неистово
стелющейся
поземкой,
обнажающей
степь
и
наметающей
снеговые
гор ы.
Самолет
доставил
прям о
к
пологому
берегу
зако­
ва нно го
в
ледяную
броню
Дона,
у
станицы
Старый
Ма­
мон,—
тремя
днями
позже
наш а
танковая
армия
форси­
ровала
зде сь
реку,
чтобы,
пройдя
зимней
степью
Белый
Колодец
и
Та лую,
выйт и
к
железной
дороге
у
Кант еми-
ровки.
Движение
б ыло
стремительным,
но
всего
ли шь
от
одной
балки
до
д ругой ;
сухой
снег
точно
с текал
в
балку,
заполняя
ее,—
не
могу
сказать,
чтобы
машины
на
гу се­
ницах
бра ли
снежные
завалы
легко,
но
коле сн ой
артил­
лерии
пришлось
труд но.
Пом ню,
как
мы,
группа
офице ­
ров,
прикомандированных
к
танковой
армии,
пров е ли
19


ночь,
е два
ли
не
от
вечерней
зар и
до
утренней
вот
в
та­
кой
балке,
занесенной
снегом,
п омо гая
ар т ил лерист ам
выз вол ить
из
снежного
плена
их
пушки,—
артиллерия
дол жна
б ыла
следовать
за
танками.
Помнится,
в
те
ред­
кие
минуты,
к огда
удавалось
оглядеться
вокруг,
дума­
ло сь : «А ведь это шолоховская степь,
ско ль ко
отсюда
до
Вёшенской?
Вер ст
сто
—
сто
пятьдесят?»...
Я
был
здес ь
вновь
ран ней
осенью
сорок
чет в ертого,
пр авд а,
не
на
Дону,
а
на
притоке.
Д она
—
Хопре,
ког да
в
здешних
с те­
пях
формировалась
чехословацкая
бр ига да,
и
степь
от­
крылась
мне
в
мягк ом
свечении
степного
солн ц а,
червон­
но го
на
зак ате,
в
пыль ных,
посеревших
по
осени
тр авах ,
в
проседи
тополевых
рощ ,
какие
встречаются
зде сь
в
степных
низина х,—
ле то
в
тот
год
б ыло
добрым,
степь
радовала
сво ей
зрелой
силой...
В
про сто рах,
что
открыва­
лись
глазу,
опознавалось
шо л охов ское
степн ое
при в олье,
способное
отозваться
воспоминанием,
которое
дорого...
В
само м
облике
Дон а,
как
он
возникает
у
Ш олохо ва,
е сть
нечто
одушевленное
—
писат ель
точно
пр из ывает
Дон
в
свидетели,
как
бы
см отри т
на
происходящее
его
глазами,
он
и
советчик,
Дон-батюшка,
он
и
суд ья.
В
са­
мом
существе
реки
е сть
и
участливое,
и
совестливое,
и
спокойно-невозмутимое,
и
бесстрашное
—
он
будто
д ол­
жен
осмыслить
ве лик ий
спо р
л юдей
с
высоты
своего
ума
и
оп ыта,
Дон-провидец.
Не
думаю,
что
Шолохов
хотел
эт ого,
но
в
моем
чита­
тельском
сознании
обра з
Дон а,
как
он
возник
в
романе,
отождествляется
с
существом
самого
автора,
образ
Дона,
а
вместе
с
ним
и
донских
просторов,
до нско й
ст епи.
Не
очень-то
щедр
Шолохов
на
эмоциональное
сло во,
когда
ре чь
ид ет
о
нем
с амо м,—
его
признания,
подобно
муж ­
ским
сле за м,
не
ча сто
пробиваются
наружу.
Если
есть
тут
исключения,
то
в
од ном
случае:
До н,
Донщина,
степь .
«Родимая степь под низким донским небом!. .
Низ­
ко
кл а няюсь
и
целую
твою
пре с ную
землю,
до нско й,
ка­
зачьей,
нержавею щ ей
кровью
политая
степь!»
Вот
и
для
м еня
Дон,
как
я
увидел
его,
отождествил
и
б оль,
и
гн ев,
и
р адос ть,
и
провидение
Шол охова :
тр е­
вожно-ненастная
река
в
декабрьскую
стужу
сорок
в торо­
го
у
Старого
Мамона
и
светлоликая
ранней
осенью
сорок
чет в ертого ,
к огда
са м олет
прошел
над
ее
голубеющим
стременем,
возвращаясь
из
Новохоперска,—
если
в
пр и­
род е
было
предчувствие
добрых
перемен,
предвещающих
нашу
большую
п обе ду,
то
его
являл
Дон...
20


5
Есть
мн ение :
ког да
«Тихий Дон»
был
завершен
и
приш ла
п ора
осмыслить
с оздан н ое,
разра зил а сь
во йна
и
пресекла
мир о вую
критику
на
слове,
не
дав
сказ ать
того,
что
она
хот ела
сказать.
Из
сказанного
сле дов ало,
что
ро­
ман
не
п олучи л
то го
резонанса,
на
какой
могло
р ассчи ­
тывать
создание
Шолохова.
Вряд
ли
эта
точка
зрения
верна.
Она
не ве рна
не
только
потому,
что
все
написан­
ное
о
романе
и
весомо,
и
многогранно.
Не
только
поэто­
му.
Резонанс,
к оторый
шолохов с ки й
роман
нашел
повсю­
ду,
сделал
автора
виднейшей
ф иг урой
современной
ли­
тературы,
а
его
с лово
высокоавторитетным.
Выражаясь
образно,
с
именем
Ш олохов а
сегодня
можно
решить
лю­
бую
задачу.
Впрочем,
мы
име ем
возможность
не
быть
голослов­
ными.
Двадцать
п ять
лет
на зад
в
Москве
ст ал
выходить
журнал
«Иностранная литература» .
Журнал
пр из ван
был
сп особ ств ов ать
сплочению
писателей,
ратующих
за
мир.
В
редакции
бы ло
выск аз ано
мнение:
ес ли
мы
хотим
р ас­
считывать
на
внима ние
крупных
зарубежных
писателей,
что
для
молодого
журн а ла
бы ло
бы
б есценно ,
то
к
ним
должен
обратиться
Шолохов.
Ре чь
шла
о
своеобразном
«круглом столе» .
Для
весны
пять д есят
пят ого
не
бы ло
п он ятия
более
актуального,
чем
«круглый стол».
Это
бы ло
время,
когда
возникли
сли шк ом
явные
признаки
тог о,
что
«холодная война»
по­
шла
на
убыль.
Встреча
в
Женеве
на
до стато чн о
высо ко м
уровне
явилась
убедительной
попыткой
к
вз аи мопо нима ­
нию.
«Дух Женевы»
—
эти
слов а
символизировали
доб­
рую
волю.
Под
знаком
эт ого
девиза
в
Г ааге
собрались
архитекторы,
в
Хиросиме
—
медики,
а
в
самой
Женеве
—
ученые.
Таким
образом,
слов о
Шолохова,
обр аще нн ое
к
писат еля м ,
могло
бы
упасть
на
возделанную
почву,
од­
нако
это
долж но
б ыло
быт ь
сл ово
Шолохова.
Не
без
сом­
не ний
эта
ид ея
была
высказана
редакцией
журнала
Шо­
лохову
—
он
отнесся
к
ней
соч увс тв ен но.
Ос тав а лось
реа ­
лизовать
эту
идею.
Когд а
стало
известно,
что
Шолохов
в
Москве
и
я
смо­
гу
его
увидеть,
возникло
желание
отдалить
в с тречу.
Ре­
дакцию
и
Староконюшенный
разделяло
расстояние
не
столь
великое,
но
расстояние,
и
я
п ошел
пешком
—
то ль­
ко
так
и
выгадаешь
вр емя
для
раздумья.
Я
шел
и
21


думал,
что
дорога
на
Староконюшенный
протянулась
для
ме ня
на
расстоянии
тех
почти
тридцати
лет ,
кот о­
рые
минули
с
той
поры,
как
я
в зял
в
рук и
первый
том
«Тихого Дона»
с
фотографией
молодого
Шолохова
на
об ложке .
Апрель
был
не
теплым,
и
в
арбатских
па ли садни ках ,
сбереженные
тенечком,
лежали
еще
сколки
синего
снега.
Было
утро
нераннее,
близкие
Мих а ила
Александровича
успели
разойтись,
и
дверь
открыл
он
са м.
Для
св оих
пя­
тидесяти
лет
он
мне
показался
молодым:
крепок
в
ходь­
бе,
подтянут,—
был
бы
ры хл,
при
его
невеликом
росте
это
б ыло
бы
заметно.
—
Вот
сюда,
пожалуйста,—
произнес
он,
открыв
дверь
в
комнату
слева,
гол ос
негромкий,
пр ият но
бари­
тональный,
как
у
в сех
курящих,
чу ть
тускловатый.
—
Да,
да,
вот
сюда...
Ко мнат а
не
столь
уж
просторная,
выходящая,
как
мне
показалось,
окнами
на
Староконюшенный,
ес ть
в
ней
что-то
от
казенной
квартиры,
в
кот орой
Шолохов
не
очень
угадывается.
—
Садитесь.
Бы ть
может,
б лиже
к
окну?
—
Он
подо­
д вига ет
стул.
Несмотря
на
солнечное
утро,
в
комнате
су­
меречно.
—
Небось
шли
пешком
—;
сегодня
доб рый
день.
—
Он
внимательно
смотрит
на
меня,
улыбается.
—
Вы
откуда
родом?
—
Из
тех
самых
мест ,
Михаил
Александрович,
куда
Григорий
грози т
увезти
Аксинью...
—
Не
с
Куб ан и?
—
С
Кубани.
Я
ск аз ал: «С Кубани», и отчая моя сторона глянула,
как
в
тот
раз
в
«Тихом Доне», доброй вольницей,
краем
свободного
лю да.
Помнится,
в
«Тихом Доне»
при
мысли
о
бегстве
Григорий,
точно
молодой
конь
при
выстреле,
на с то рожи лс я: «Покличу завтра Аксинью,
уйдем
с
ней
на
Ку б ань,
подальше
отсель...
далеко,
д але ко».
Так
и
по­
д ум а л: «далеко,
да лек о», хотя Кубань для Дона и не так
уж
далек а,—
эта
с торо на
казалась
далекой
потому,
что
виделась
не
совсем
о бычн ой.
Вот
и
сейчас
при
слове
«Кубань»
в
глаза
Шолохова
точно
набралось
со лн ца.
—
М олодая
земля,—
произнес
он
задумчиво.
—
И
все
страсти
у
людей
молодые:
ко пи,
оружие...
—
Он
улыб­
нулся
сво ей
мысли
потаенной.
—
У
вас
там
оружейные
мастера
на
славу
—
я
видел
ружья...


Я
оглядел
комнату
внимательнее,
пы таясь
отыскать
в
ней
признаки
шолоховского
обиталища.
Стопка
фото­
графий,—
не
иначе,
кто-то
из
московских
друзей,
недавно
по б ывав ших
на
Дон у,
сво ео бычн о
отблагодарил
Михаила
Александровича
за
гостеприимство.
Томи к
толс тов ск их
по вест ей,—
по
всему,
читал,
расхаживая
по
комнате,
воз­
можно,
незадолго
до
моего
прихода,
у
не го
наверняка
ес ть
не обх о дим ость
возвращаться
к
Тол с тому.
Кор обк а
с
папиросами,
нераспечатанная,
ка жет ся, «Казбек»,—
он
много
курит,
позже,
рассматривая
шолохов с ки е
фот огра ­
фии ,
я
приметил:
едва
ли
не
на
в сех
фотографиях
Шоло­
хов
с
па пи росой .
Керамический
кувшин
с
водой,
при­
крытый
массивной
крышкой,—
подобно
в сем
южанам,
он
любит
воду
холодной,
керамический
кувшин
сберегал
ее
студеность.
На
с пинке
стула
висела
куртка ,
по
всему
до­
рожная,—
быть
может,
еще
ут ром
Шолохов
гулял
в
ней
по
Ст арок онюше нн ом у,
может,
спускался
к
Москве-реке,
с м отрел
на
бе лесу ю,
еще
не
тро нутую
весенней
прозе­
ле нью
вод у.
Не
просто
б ыло
перебросить
мост
от
ш ол оховс кой
реплики
о
Кубани
к
том у
насущному,
что
заставило
меня
потревожить
Михаила
Александровича.
—
В
том ,
как
рождается
.журнал,
е сть
н еи зв едан­
ное,—
произносит
он
строго.
—
Не
знаешь,
что
пол уч ит­
ся,—
силы
вдруг
покидают
т еб я...
—
Как
при
написан ии
рома н а?
—
улыбнулся
я.
—
Хуже,—
ответил
он
улыбкой
на
улыбку.
—
Там
в
б ольшей
м ере
все
зависит
от
те бя ...
Он
не
сразу
о ткл и кается
па
мой
рас ск аз
о
мо лодо м
журнале.
Да,
он
дал
со глас ие
написать
отк ры тое
письмо,
но
должен
еще
подумать
над
его
содержанием.
Очевидно,
письмо
следует
адресовать
п ис ате лям,
живу щ им
в
раз­
ных
ст ранах
зем но го
ш ара.
Воз мож но,
пись мо
до лжно
утвердить
идею
«круглого стола», за
кот орым
займут
св ое
мес то
писатели.
Ну,
р азу м еется,
речь
идет
о
симво­
лическом
«круглом столе» .
Кс тат и,
им
мож ет
ст ать
и
но­
вый
журнал.
Даже
хорошо,
ес ли
публикация
письма
сов­
пад ет
с
вых о дом
в
с вет
журнала.
В
с амом
деле ,
журнал
будет
иметь
возможность
подхватить
главную
идею
от­
кры то го
письма,
не
дать
этой
ид ее
растечься.
Очевидно,
письмо
прим ет
свои
истинные
очертания
позже
—
на до
подумать.
Я
слушаю
Шолохов а ,
и зр едка
поглядывая
на
него.
Видно,
п рошлое
ле то
он
часто
бывал
в
степи,
за
зиму
23


загар
не
усп ел
размыться.
Да
и
в
висках
распознается
белесинка,
солнце
прих ва т ило
и
их.
Весел ая
искра
жива
в
глазах.
Кажется,
вот-вот
накалится
она
и
вспыхнет
вместе
с
доброй
шолоховской
шуткой
—
у
него
п отре б­
ность
в
см ехе,
это
его
стихия.
К огда
в
ра згов оре
он
чуть-чуть
отводит
голову,
видны
очертания
л ба,—
в
ли-
нии
лба
есть
благородная
м огучес ть,
как
и
то
всевласт ­
ное
спокойствие,
которое
сродни
сил е.
Мы
усл авлив аемся
вст рет ит ься
вновь
через
не д елю.
Уже
прощаясь,
я
вспоминаю
начало
нашего
раз­
говора,—
а
не
хотел
бы
Шолохов
увидеть
нечто
такое,
что
он
назвал
молодыми
страстями
Кубани?
О днако
как
об
это м
сказать,
чтобы
не
навести
Ми ха ила
Александро­
вич а
на
ложный
след?
Скажешь
не
так
—
и,
чего
доброго,
подумает,
что
я
вознамерился
привести
на
С тарок оню­
шенный
кабардинца
или
ахалтекинца,
к огда
намерение
много
скромнее:
по ка зать
охотничье
ружье,
сработанное
знаменитым
кубанским
умельцем.
Да,
я
в друг
вспомнил,
что
в
одной
м ос ковс кой
семь е
хран и тся
ружье,
соз дан ное
кубанским
мастером.
У же.
взяв
на
себя
входную
дверь,
я
в друг
реш аюс ь
ск азать
о
своей
затее
Михаилу
Ал ек­
сандровичу.
—
К огда
это
вас
ос енило ?
—
спраш и вает
он,
заметно
оживившись.
—
Знаменитого
кубанского
мастера?
Как
его
фамилия?
Я
произношу
фамилию
моего
зем л яка.
—
По-моему,
я
слыхал
эту
фамилию!..
Однако
как
вы
это
припомнили?..
Жду
вас...
Нет,
за чем
нам
откладывать
на
неделю?
Приходите
в
следующий
понедельник!
Тремя
днями
поз же
редакция
посылает
Михаилу
Александровичу
папку
с
мат ер иалами ,
в
к ото рых
нашла
отражение
иде я
Женевы ,
как
ее
вос пр иня ли
писатели.
А
еще
че рез
три
дня
собираюсь
к
Шолохову
и
я,
прихва­
ти в ,:.; разумеется,
ружье
знаменитого
мас тер а.
Оно
тем
более
интересно,
что
действительно
сработано
руками
прославленного
умельца
оружейника,
вернее,
одной
ру­
кой-...
Кр а сный
ко м див,
коммунист
с
февраля
семнадцато­
го,
он
был
поистине
з нат ным
человеком
в
нашем
горо­
де—
его
ружья,
был и
у.
многих
кубанских
охот ни ков
и
це нили сь
едв а
ли
не
выше,
чем
знаменитые
«зауэры» .
Паралич
лишил
мастера
руки,
и
много
лет
он
почти
не
работал.
Ружье,
которое
я
взял
с
собой,
направляясь
к
Шол охов у,
бы ло
сработано
одной
рукой.
В
ряду
ружьев,
созданных
мастером,
это
бы ло
последним
и/
пожалуй,
24


л учшим ,
воплотив
многие
из
тех
ид ей
известного
ору ­
жейника,
кот оры е
тот
вынашивал
многие
годы,—
умень­
шенное
едва
ли
не
в
два
ра за,
оно
сохр ани ло
с илу
боя,
свойственную
ружьям
обычного
размера.
И
вот
нова я
встреча
в
Староконюшенном.
Нет-нет,
а
Шолохов
взглянет
на
ружье,
что
лежит
на
подоконнике,
одарив
его
улыб кой ,
отк ров енн о
восхищенной,
а
то
по­
до йдет
и
возьмет
в
руки ,
любуясь
красновато-коричневой
окраской
ло жа,
вороненым,
в
тонк ой
резьбе
ме таллом
за­
твора
и
стволов.
«Это так красиво,
что
может
и
не
стре­
лять»,—
будто
говорит
Михаил
Александрович.
В
самом
деле,
ружье
так
красиво
и,
пожалуй,
нео бычн о,
что
заво­
раживает
и
своим
видом.
—
Зн ачит ,
мастер
д елал
ружье
одной
рук ой?
—
вдруг
спрашивает
Шолохов.
—
Вы
ска зал и
—
в
эвак у ацио нно й
да ли,
в
Шадринске?
—
Он
затихает
—
с лишком
много
ска зал и
ему
эти
слова.
—
Осенью
сорок
второго?
К огда
шла
би тва
за
Ст алин гра д?. .
За
Сталинград,
а
следова­
тельно
за
Д он?..
—
Он
подходит
к
окн у
и
вновь
бережно
принимает
ружье
на
ладон и ,
еще
ближе
п одн ося
его
к
свету,
пристально
рассматривая.
—
Художник,
худож­
ник, —
говорит
он,
заметно
волнуясь,
рисунок,
к отор ый
он
ра сс м отрел,
увлек
его,
видно.
—
Значит,
старый
ком­
батант
удалился
в
шадринскую
даль,
чтобы
сотв орит ь
та кое ?..
А
знаете,
в
это м,
пожалуй,
больше
человеколю­
бия ,
чем
воинственности,
не
так
ли?
—
неожиданно
пр о­
из нос ит
он
и
затихает
над
машинописным
текстом,
ко­
торы й
должен
передать
мн е.
Он
склонился
над
статьей,
а
я
пытаюсь
пр ед ст авить
себе:
какой
он,
пиш ущ ий
Шолохов?
Наверно,
у
него
есть
навык
и
в
скорописи,
но
эт от
навык
сейчас
не
улав ли ­
ва ется:
пишет
он
медленно,
подолгу
задумываясь,
даже
как-то
м ен яясь
в
л ице.
Взглянешь
на
него,
и
кажется,
что
бума га
вызывает
у
не го
реакцию,
п охож ую
на
смятение.
Вот
диво:
на писа л
«Тихий Дон»
и
так
и
не
смирил
в
се­
бе
этого
чувства.
В
тексте,
кот оры й
перед
ни м,
пр авит
он
не
много,
тщательно
в писыв ая
слова,—
почерк
рацио­
нален,
перо
не
отрывается
от
бумаги,
пок а
с лово
пе
д опи­
сано,
зримая
нить
связывает
буквы.
Эта
раци онал ьн ост ь
и
в
с клон н ости
к
сокращениям,
они
чаще
общепринятых
и
со здаю т
впечатление
остродефицитноеTM
шолоховского
времени.
Раб отая,
он
ручку
держит
почти
вертикально
к
бумаге,
странно,
что
это
не
мешает
ему
-
писать-,
пр и­
уч ил
с ебя.
Иногда
он
подносит
свободную
руку
ко
лбу
25


и
как
бы
от в одит
волосы,
и
я
еще
раз
гово рю
себе,
как
хороша
у
нег о
линия
л ба.
Если
в
его
корнях,
неблизких,
есть
нечто
мелеховское,
то
оно
в
цвете
г лаз
и,
по жалу й,
форме
носа,
особенно
ког да
с м отришь
на
Шолох ова
в
профиль,—
впрочем,
в
облике
казака,
при
этом
и
д он­
ского,
как
его
сформировало
время,
ска зы вае тся
близость
Востока,
по
к ра йней
мере
так
это
видится
мне.
Шолохов
так
и
ск азал :
больше
человеколюбия,
чем
воинственности.
И
все,
что
говорил
он
в
этот
день,
бы ло
исполнено
это й
мыс ли:
чел ов еко люби я.
И
три
странички
машинописного
текста,
кот орые
я
уне с
в
этот
де нь
из
шолоховского
до ма
на
Староконюшенном
и
вот
уже
дв а­
дцать
лет
храню
у
себя
как
драгоценную
реликвию,
были
исполнены
эт ой
же
мыс ли.
Кстати,
там
есть
ст ро ки,
где
эта
мы сль
выражена
прямо,
важные
с тро ки,
обращенные
к
писат ел ям
и
с
легкой
руки
Михаила
Александровича
облетевшие
земной
ша р:
«У нас могут быть разные взгляды,
но
нас
о бъединя ­
ет
одно:
бы ть
полезным
че лов е ку...»
Наверно,
тут
самое
вр емя
сказать,
что
письмо
Шоло­
хова
выз вал о
отклики
по в сюду
в
мир е,
что
на
него
ото­
з в ались
Кал ьвин о
и
Хикмет,
Фол к нер,
Ийе ш
и
Неруда,
что
оно
сослужило
добрую
службу
ж урн алу
«Иностран ­
ная
л ит е рат у р а», во многом способствуя тому,
чтобы
эт от
журнал
действительно
ст ал
в
сво ем
род е
«круглым сто­
лом »
писателя,
что
по
почину
советского
жур нал а
подо б­
ные
издания
стали
выходить
в
Будапеште
и
Праге,
Бу­
харесте
и
Варшаве,
что
в
обиход
нашего
чи тате ля
вошло
много
талантливых
им ен,
представляющих
литературы,
доселе
нам
не
известные.
Наверно,
само е
время
ск азать
сбо
все м
этом,
но
хочется
подчеркнуть
ино е:
в
высшей
степени
поучительная
фил осо фия
явления,
вызванного
шолохов с ки м
призывом.
В
нем,
в
этом
я влени и,
был
за­
ряд
добра,
а
следовательно,
способность
будить
эн ерг ию
созидания.
Было
в
эт ом
я вл ении
и
нечто
такое,
что
как
бы
вновь
показало
нам
«Тихий Дон»
в
его
неубывающей
мо щи.
Знаменательно,
что
шолоховское
творение
пр и­
шло
нам
на
помощь,
к огда
возникла
нео бх оди мо сть
о бре­
сти
вз а имо поним ание
в
сам ой
насущной
из
проблем
—
проблеме
мира.
Кон е чно,
могут
быть
и
иные
свидетельст­
ва
то го,
что
работа
писателя
живе т
и
деятельно
помогает
человеку,
но,
согласитесь,
трудно
найт и
свидетельство
бо­
лее
разительное
и
весомое,
чем
это...
26


Помните,
у
Толстого:
«...Э т о
толь ко
так
кажется
поверхностному
наблюда*.
тел ю:
цемент,
к ото рый
свя зыв ает
всякое
художественное
произведение
в
о дно
целое
и
от
то го
производит
иллю­
зию
отражения
жизни,
есть
не
един ств о
лиц
и
пер со на­
жей,
а
еди нство
самобытного
нравственного
отношения
автора
к
предмету.
В
сущности,
когда
мы
созерцаем
ху­
дожественное
произведение
н ового
автора,
ос новно й
воп­
ро с,
возникающий
в
нашей
душе ,
всегда
такой: «Ну-ка,
что
ты
за
человек?»
Необыкновенно
благо дарн о
увидеть
все
гр ани
лично-і
сти
Шо лохов а,
писательской
и
человеческой,
им ея
в
в иду
его
большое
создание...


ТИХОНОВ
ус ть
разрешено
мне
будет
ве р­
нуться
к
пор е,
которая
о днаж­
ды
уже
возникала
в
эт ой
кн и­
ге,—
для
ме ня
это
по ра
золо­
т ая.
Каз ало сь,
отрочество
уже
уш ло,
а
юношество
не
возоб­
лад ало.
Пятьд есят
моих,
свер­
стников,
мечтающих
о
перво-
открытии
в
жи зни
и
чуть-чуть
в
искусстве,
соз дал и
театр.
Своим
стягом
м олод ой
театр
мачовое
зн амя
звало
сверстников
и
вижу
сделал
кумач
революции
—
ку-
к
поиску.
Вспоминаю
театр
моих
белы й
в
многозвездной
кубанской
но чи
со снов ый
помост,
освещенный
фарами
тра кт оров ,
и
высокоплечую
фигуру
моего
друга
Т оли
Багреева,
чи­
тающего
тихоновский
«Перекоп»:
Нам
снилось,
если
сто
лет
пр ожи ть
—
Тог о
не
увидят
глаз а,
Но
об
эт ом
нельзя
ни
п есен
сложить,
Ни
просто
так
ра ссказ ать !
Ничто
не
прои зв од ило
такого
впечатления,
как
в се­
сильная
тихоновская
«Брага»
—
«Баллада о гвоздях»,
«Песня об отпускном солдате»
и
кон е чно
же
«Баллада о
синем
пакете».
В
тихоновских
стихах
бы ла
внезапность
новизны.
Когда
читалась
«Баллада о синем пакете», ритм
стихов,
казалось,
передавался
слушателям:
...Повез,
раскачиваясь
на
весу,
Колесо
к
колесу,
колесо
к
колесу...
Молодые
актеры
утверждали
себя
в
чтении
тихонов­
ских
б алла д,
шло
незримое
соревнование.
В
него
был и
вовлечены
слушатели,
ср еди
к оторых
еще
были
живы
ы
перекопцы,
те,
кто
«живыми мостами мостил Сиваш».
Чтение
стихо в
заканчивалось
за
полночь,
при
э том
уже
не
на
сосновых
подмостках,
а
на
т аких
же
белых
в
м но­
гозвездной
кубанской
ночи
ст е пных
шляхах.
28


И
когда
луна
за
облака
Пок ати лась ,
как
ры бий
глаз,
По
сломанным
рыжим
от
крови
штык ам
Солнце
сошло
на
нас.. .
Однако
почему
мы
так
тянулись
к
Тихонову,
почему
был и
так
заворожены
его
стихами?
Ну,
ре во люц ия,
кот о­
рая
единственно
владела
на шим
сознанием,
была
в
сти ­
хах
и
иных
поэтов,
быт ь
может,
она
б ыла
выражена
не
так
увлекательно
и
с уро во,
как
у
Тихонова,
но
она
была.
Очевидно,
тут
действовало
ино е,
не
совсем
осознанное,
что
был о
сф ерой
не
столько
ум а,
ск ольк о
се рдца ...
Не­
о б ычно е!..
Да,
необычное,
едв а
ли
не
лежащее
в
преде­
лах
сказочности,
где
уже
п ерест ает
действовать
земное
притяжение,
чу ть
ли
не
фантастическое,
а
вместе
с
тем
не
противостоящее
нашей
жиз ни,
больше
т ого
—
и
воз­
вышающее.
«Праздничный,
веселый,
бесноватый,
с
м ар­
сианской
жаждою
творить...»—так
мог
с казать
только
Тихонов,
наз ва ть
все
это
романтикой
—
еще
не
все
об ъ­
яснить.
Книжку
стихов
открывала
тихоновская
фотография.
Мне
виделся
суров ы й
человек,
эта
суровость
бы ла
в
све­
че нии
гла з,
в
особом
стр оени и
лица,—
мне
казалось,
вот
такой
подбородок,
к ру пный,
больше
квадратный,
чем
ок­
ру гл ый,
должен
выдавать
в
человеке
мужество...
Каким
был
этот
человек,
какую
жизнь
он
прожил?
Военный
ин­
теллигент,
династически
военный?
Не
инач е
—
сын
ар­
тиллерийского
полковника,
воспринявший
пр о фессию
от­
ц а,—
ср еди
профессиональных
военных
артиллеристы
был и
самыми
образованными.
Б ыть
может,
носит
фре нч
с
нак л ад ными
карманами
и
гал ифе,
стянутые
в
сухих
икрах
крагами?
Ку рит
трубку,
сам
нарезая
тоненьким
перочинным
ножичком
жел тый
турецкий
табак?
Какой
он,
Тихонов?
Во
мне
был
жив
с вой
образ
поэта.
Он
был
нерастор­
жим
с
тихоновскими
стихами.
Случи с ь
мне
увидеть
иного
Тихонова,
я,
пож алу й,
не
признал
бы
ег о.
В
мар те
сорок
второго
кто-то
из
моих
сподвижников
по
«Красной звезде» -
ска зал ,
что
в
редак ции
видели
Ти­
хонова,
накануне
прилетевшего
из
Лени нг р ада.
Был
тот
поздний
час ,
к огда
дневная
маета
бол ьш ой
газеты
м ед­
ленно
стихала
и
вожделенная
первая
полоса,
тол ько
что
29


тиснутая
и
еще
не
просохшая,
шла
на ко нец
к
редактору.
Я
точно
пошел
за
этой
полосой
вслед,
полагая,
что
она
мне
пр ол ожит
пут ь
и
к
Тихонову,—
как
мне
ск аза ли,
он
у
редактора.
Дверь
в
кабинет
бы ла
открыта,
ве р хний
свет
выключен,
горела
т олько
лампа
над
конторкой,
ос­
вещая
склоненную
фигуру
редактора,
чи та ющего
полосу.
Рядом
стоял
человек
в
зе ле ной
гимнастерке
и
солдатских
сапогах.
То
ли
боковой
с вет
был
том у
виной,
то
ли
су­
мерки,
вполз ш ие
в
комнату,
мне
бросились
в
глаза
его
пр ов алы
щек,
за по лне нные
тенью.
В
облике
человека
не
б ыло
ничего
общего
с
тем,
что
я
увидел
на
фотографии,
открывающей
книгу
его
стихов,
как,
впрочем,
и
с
обра ­
зом
человека,
которого
я
выносил
в
сво ем
сознании,
раз­
ве
только
подбородок,
хара ктерн ы й
тихоновский
подбо­
родок,—
худ оба
сделала
его
еще
более
приметным.
—
Сколько
на до
дн ей,
сто ль ко
и
дадим!
—
ска зал
ре­
дактор
с
той
лаконичностью,
какая
у
не го
бы ла
приня­
та.
—
Три
к ол онки
ваши!
Я
еще
пытался
расшифровать
в
своем
сознании
р еп­
лику
редактора,
к огда
друзья
корреспонденты
поведали,
что
Т ихон ов
жи вет
в
странноприимном
доме
гостиницы
«Москва», работая над поэмой о двадцати восьми,
жив ет
затворником,
дав
своеобразный
об ет
явиться
в
редакцию
т олько
с
тек с том
поэмы.
Признаться,
мне
не
все
в
этой
версии
казалось
убе ди те льны м,
и
я
пы та лся
ос по рить
ее
в
с воем
сознании,
но
у
моих
сомнений
с рок
был
ко ро­
ток
—
Т ихон ов
вышел
из
своего
заточения.
Больше
т ого,
б ыла
собрана
редакция
—
Тихонов
читал
поэму.
Смо три,
родная
сторона,
_
Как
бьются
б рать ев
два дца ть
восемь!
Смерть
удивленно
их
уносит:
Та ких
не
видела
о на.
И
с тих
обуглится
простой
От
раскаленной
этой
мощи,
Пре д
этой
простотой
святой,
Что
всяких
сложных
истин
проще.
Ц
слаб ост ь
моего
сти ха
Не
передаст
того,
что
было.
Но
как
бы
песня
ни
г луха ,—
Она
великому
служила!
Пом ню,
ког да
я
на
другой
день
развернул
свежий
но­
мер
«Звездочки»
и
увидел
р азв ер станны е
на
три
колонки
тихоновские
стихи,
о з агл авленн ые
значительным
«Слово
о
28-м и
г ва р д ейца х », ощутил волнение.
Как
ни
короток
30


был
срок,
ко торы й
поэ т
отд ал
ст и хам,
в
поэме
бы ла
со­
крыта
ти хо новск ая
си ла,
хотя
поэт,
казалось,
не
переоце­
нивал
и
это го:
Но
как
бы
пе сня
ни
глуха ,—
Она
великому
служила!
Поэма
была
напечатана,
Т ихо нов
улетел
в
Лен инг рад ,
у летел,
как
это
б ыло
при нят о
тогда,
ночью,
пройдя
едва
ли
не
на
бр еющ ем
над
че рной
ладожской
водой,
а
в
ре­
дакции
еще
дол го
вспоминали
вст реч у
с
поэтом,
встречу
с
поэтом
и
его
поэмой.
Что-то
б ыло
в
обли ке
поэта
и
во­
инственное,
и
ненастное,—
сам
лик
поэта,
казал о сь,
был
освещен
горестным
огнем
Л ени нгр ада.
Ранней
осенью
сорок
тре ть его
года
я
был
в
Ленин­
град е,
который
все
еще
был
сдавлен
блокадным
кол ьц ом
и
яр остн о
обстреливался.
Незадолго
до
этого
я
вернулся
из
«Красной звезды»
иа
Кузнецкий
мост
и
т еперь
пр и­
летел
в
город
на
Неве,
представляя
Наркоминдел.
Вместе
со
мной
был
Александр
Верт,
английский
пи сатель
и
публицист,
которого
прив е ла
в
Ленинград,
как
мне
ка за­
лось,
не од олима я
ност ал ьг ия
—
он
род ил ся
в
городе
па
Неве
в
более
чем
состоятельной
семье
и
юношей
пок ину л
Ро сс ию,
едва
свершился
Ок тяб рь...
Мы
прилетели
в
Ленинград
в
полночь,
прилетели
по
с лову
наших
летчиков,
«с подскоком»
—
засветло
се ли
в
Хвойной,
дождались
ночи
и,
приникая
к
воде,
пересек­
ли
Ладожское
озеро
и
вошли
в
пределы
города.
Се ли
в
че рте
Ленинграда,—
как
потом
я
узнал,
то
был
Смоль­
нинс к ий
аэродром.
Едва
забрезжил
не яр кий
рассвет,
ар­
тиллерийский
гул,
устойчивый,
медленно
нараст аю щ ий,
точно
мы
был и
в
горах,
разбудил
н ас.
Помню,
как
мы
бежали
с
Вертом
на
М охо вую,
где
был
когда-то
его
от­
чий
дом,
сопутствуемые
э тим
гулом,
бежали
не
останав­
ливаясь,
не
без
тр ево ги
взирая
на
бле дно е
по
осени
ленинградское
небо.
Потом,
не
без
влияния
ленинградцев,
стали
реаг иро ват ь
на
артиллерийский
ак к о мпане мент
не
с толь
тревожно,
однако
не
забыв
осведомиться: «Сколь­
ко
с егод ня
немец
выпустил
по
городу
снарядов?
Тыс ячу
шестьсот?
Вчера
бы ло
две
тысячи,—
го вор ят,
н аши
л ет­
ч ики
с мяли
у
нег о
несколько
ба та рей ...»
Нас
сопровождал
молодой
литератор,
сотрудник
мест­
ной
газеты,
хорошо
зн ающи й
город,—
б удем
звать
его
Терехов.
Ма ле ньк ий,
жизнерадостный,
с
симпатичной
31


плешинкой
на
макушке,
он
читал
город,
как
книгу,
под­
час
за быва я,
что
эта
книга
бы ла
.не
однажды
про чита на
и
Вертом.
Надо
отдать
должное
Терехову,
у
него
б ыло
то
преимущество,
что
он
з нал
и
новые
гл авы
этой
книги,
чего
по
поня т ным
причинам
нельзя
б ыло
сказать
о
Верте.
В
том
незримом
соревновании,
которое
шло
у
Верта
с
Тереховым
в
знании
города,
анг лич анин
подчас
уступал
нашему
провожатому,
а
подчас
брал
верх,
при
эт ом
убе ди тельн о.
У
ме ня
в
далекой
перспективе
были
за ду­
маны
«Дипломаты»,
и
я
хот ел
знать
дипломатический
Петербург.
Те ре хов
тут
мог
сказать
мало,
в
то
время,
как
Вер т
был
на
в ысо те.
Британское
посольство
у
Троицкого
моста,
французское
—
на
набережной,
американское
—
на
Фурштадтской,
германское
—
на
площади
Исаакия
—
все
это
пок аз ал
мне
Верт,
сопроводив
р ассказа ми ,
кото рые
был и
только
у
него
на
памя т и,
в
частности
живопис ны м
рассказом,
как
городская
толп а
гром ила
германское
по­
сольство
в
памятный
первоавгустовский
день
1914 года,
сб расывая
на
тротуар
многопудовые
дива,
у кр ашающ ие
фасад.
Верт
хорошо
з нал
литературный
Ленинград,
при
э том
и
современный.
Он
мог
спросить
неожиданно: «А
нельзя
ли
повидать
В иш нев ско г о ?» Или еще определен­
нее: «Я прочел в «Ленинградской
правде»
стихи
Сая­
нова,—
может,
е сть
смысл
встретиться
с
н им». Но особенно
много
Верту
говорило
имя
Ти хон ов а : «Красная звез ­
да»
вот
уже
больше
года
печатала
лени нгр ад ск ий
днев­
ник
по э та: «Ленинград в мае», «Ленинград в июне» .. .
К
тому
же
у
Ве рта
были
тут
с вои
соображения,
подска­
занные
тихоновским
стихотворением,
котор ое
однажды
Верт
прочел,—
оно
к асало сь
английской
темы
и
относи­
лось
к
предвоенной
поре.
Сквозь
ноч ь,
и
дождь,
и
ветер,
ще ки
режущий,
Ур ок
сур овы й
на
ходу
уч а,
Уходит
лондонец
в
сво е
бомб оубе жи ще ,
Пл ед
по
асфальту
мокрый
волоча.
В
его
ка р мане
—
холодок
ключа
От
комнат,
ст авш их
мус ором
колючим.
...Мы
свой
урок
еще
на
картах
учим,
Но
сн ится
нам
экз ам ен
по
ноча м!
—
писал
Тихонов,
вызывая
и
Верта
на
раздумья,
в
кот орых
б ыли
и
мысль,
и
страсть.
Верт,
ве лик ол епно
знав ш ий
русский,
пр оник
в
полутона
тихоновских
стихов,
сделав
32


вывод,
к оторы й
оспорить
тр удно: «Это стихотворение
отражало
нар астаю щее
у
советских
л юдей
предчувствие,
что
изб еж ать
войны
с
нацистской
Германией,
по жал уй,
не
у д аст ся: «Снится нам экзамен по ночам. . . »
Наш
спу тни к
был
знаком
с
Тихоновым
и
мог
расска­
зать
такое,
что
бы ло
ведомо
толь ко
ему,
но
это
могло
ответить
любознательности
англичанина
лиш ь
частично.
Однажды,
когд а
мы
возвращались
с
К иров с кого
завода,
г де,
по
рассказам,
незадолго
до
это го
выступал
Т ихон ов
с
поэмой
«Киров с нами», Терехов заметно оживился и,
указ ы вая
на
серый
дом ,
вы дв инут ый
уступом,
заметил:
—
Вот
это
и
ест ь
родительский
дом
Николая
Се ме­
нов и ча,
детств о
его
прошло
здесь...
Верт
см еш ался
заметно:
—
Погодите,
но
ведь
это
известный
петербургский
дом ,
здесь
жил
Герцен...
Но
Те ре хов
был
невозмутим.
—
И
Тихонов,—
подтвердил
Те ре хов
и
пояснил:
—•
До
уход а
в
гус ары .
—
Погодите,
но
Т ихон ов ы...
известная
петербург­
ская
фа милия ,
не
так
ли?
—
спросил
Верт
в
явной
связи
с
увиденным,
впрочем,
реплика
Терехова
о
гусарах
ск о­
рее
этому
способствовала,
чем
противостояла.
Признаться,
и
у
ме ня
воспряли
мысли
о
Тихонове,
отпрыске
з натн ых
петербуржцев...
В
один
из
этих
дней
последовало
п риг лаш ение
в
ос об­
няк
на
Лит е йном
проспекте:
приглашал
артистический
Ленинград
—
писатели,
художники,
ком п ози торы.
Когда
мы
вошли
в
ос обн як,
кото рый
нам
показался
б е ломра­
мо р ным,
волнение
объяло
нас.
Легче
б ыло
сказать,
ко го
тут
не
бы ло,
неж ели
кто
тут
бы л.
За
хозяина
вечера
был
Всеволод
Вишневский
—
его
м орс кой
китель
был
ра сцв е­
чен
пя тью
или
шестью
рядами
орденских
ленточек.
Ви ш­
невскому
пом ога л
Виссарион
Са янов ,
чьи
пушистые
ус ы,
к оторы е
он
отрастил
к
т ому
времени,
можно
бы ло
срав ­
нит ь
с
усами
Буд ен н ого.
Были
В ера
Кетлпнская
и
Борис
Лихарев,
ка к,
впрочем,
и
многие
другие .
Жив опис ь
представлял
художник
Серов,
его
полотна,
посвященные
с уров ым
дням
блок ад ы,
мы
видели
накануне,
музыку
—
Эл иа сбер г,
которого
ленинградцы
почитали:
он
дирижи­
ровал
оркестром,
ис пол нявш им
в
блок адн ом
городе
знаме­
нитую
Седьмую
Ленинградскую
сим фонию
Шостаковича...
Верту
хотело сь
услышать
рассказ
о
ленинградской
2С.
Д анг улов
33


эпопее
из
уст
людей
искусства,
и
мы
п рошли
в
гостиную
особняка,
где
ст оял
овальный
стол,
оче нь
нарядный.
Р ас­
ска з
на чал
Вишневский
—
он
говорил
о
кронштадтцах.
Потом
вдохновенно
гов орил
Са янов ,
рассказавший
о
бо ях
в
небе
Л енинг р ада.
Потом
стройное
каре
родов
войск
б ыло
нарушено
и
возник
р ас сказ
о
ленинградской
эпопее,
рассказ
живой,
вдохновенный
и
необыкновенно
человеч­
ны й.
Р ѵс тати,
к
этому
времени
мы
пересели
уже
за
другой
стол,
накрытый
по
тому
времени
с
неслыханной
щед ро сть ю.
Все
к азало сь
—
тяжелая
дверь
столовой
р ас­
пахнется
и
войдет
Ти хон ов.
Вер т
ждал
этой
встречи.
На­
кануне
он
говорил
мне
о
тихоновских
д н евник ах,
публи­
куемых
в
«Красной звезде», сравнивая их с толстовски­
ми,—
это
сравнение
бы ло
в
обычаях
Верта,
он
з нал
русск ую
классику.
Но
тяжелая,
обремененная
ле пниной
дверь
столовой
б ыла
непо д виж на
—
Тихонова
в
эт от
вечер
не
бы ло.
Вер т
осторожно
сп ро сил
хозяев
о
поэте.
Ему
ответили,
что
его
нет
в
Лен ингр ад е.
Верт
не
скрыл
с во­
его
сожаления .
Мы
возвращались
в
«Асторию», сопутствуемые
на­
шими
ленинградскими
друзьями,—
ря дом
с
н ами
был
Виссарион
Саянов.
П олучи лось
так,
что
вопрос
Верта
о
Тихонове
и
репл ик у
анг лич анина: «Жаль,
что
нет
Тихо ­
нова,
я
очень
рассч ит ывал
повидать
его
здесь»
—
Саянов
засек
и
о цен ил.
Последнее,
как
я
потом
установил,
было
ха р актер но
для
Саянова
—
больше
чем
кто-либо
ино й
из
ленинградских
литераторов
он
был
связ ан
дружбой
с
Ни­
колаем
Семеновичем.
Т ихо нов
воздал
этой
дружбе
в
сво ­
ей
«Двойной радуге», там есть глава о Саянове .
За ч ином
к
главе
Николай
Семенович
избрал
прокофьевские
стр о­
к и: «Был с нами друг наш замечательный,
в ыс окой
доли
чел ове к...»
Глава
озаглавлена
«Палатка под Выборгом»,
к ак,
впрочем,
и
сти хотв орен и е,
которое
Т и хонов
посвятил
Са янов у.
Глава
вос со здае т
ка ртину
зимней
войны
в
Фин ­
л ян дии,
к огда
судьба
соединила
поэтов,
поселив
их
в
па латк е
под
Выборгом.
Для
Тихонова
то
бы ла
тре тья
война,
для
Саянова
—
первая.
Тихонова
восхищает
С ая­
нов
сме лой
прямотой,
храбростью.
«Мы дружили с нпм
давно
и
по-настоящему.
Нигде
так ,
как
на
войне,
не
уз­
нается
человек
во
вс ей
ши роте
настоящих
чув ст в.
Так
я
увидел
моего
др уга
в
ту
незабываемую,
беспощадную
з иму
войны
с
белофиннами.
Мы
проделали
с
ним
весь
зимний
поход,
с
первого
до
последнего
дня.
В
марте
1940 года,
после
пр ор ыва
линии
Маннергейма,
в
дни
бо ев
34


за
Выборг,
мы
жил и
с
ним
в
одной
п ала тке,
на
снегу,
с реди
сугробов,
и
непрерывный
грохот
оруди й
соп ров ожу
дал
нас
с
утра
до
в ече ра»,— напи шет
со
временем
Тихо­
но в,
воздав
дол жное
другу
и
дружбе.
Но
это
произойдет
много
лет
спустя,
а
сейчас
была
ленинградская
ночь
со­
рок
тре тье го
года
и
мы,
сопутствуемые
Саяновым,
возвра­
щались
в
«Асторию».
—
Кон еч но,
я
л ицо
не
сов сем
беспристрастное,—
го­
ворил
Са ян ов,
намекая
на
сво ю
дружбу
с
фронтовым
по­
братимом,—
но
я
все-таки
скажу
все,
что
хочу
ск а­
з ат ь...
—
Су дя
по
тому,
с
какой
настойчивостью
он
повер­
нул
сейчас
раз гов ор
к
Тихонову,
у
него
бы ла
пот реб нос ть
продолжать
разговор,
нач ат ый
в
особ няк е
на
Литей­
ном.—
Допускаю,
что
сейчас
гов ори ть
об.
эт ом
ран о,
но
попомните
мое
скромное
пророчество:
именно
Т ихо нов
был
летописцем
б лок ады
—
никто
точнее
и
ярче
не
вел
эту
летопись,
при
эт ом
и
в
поэзии...
Собранное
во едино ,
нее
написанное
Тихоновым
даст
и
цельную,
и
верную
картину
тог о,
что
пережил
Ленинград...
Мы
в ошли
в
подъезд
гост ин иц ы.
То
ли
бы стры й
шаг
ужесточил
дыхание
нашего
спутника,
то
ли
волнение,
ко­
торое
объяло
ег о,
мы
с лыш им,
казалось,
как
колотится
его
сер д це.
—
Конечно,
каждый
из
нас
что-то
сделал
в
эти
годы,
но
Т их онов
сделал
больше
остальных,—
закончил
Сая­
но в,
тяжело
дыша,
его
пушистые
усы
вздувались.
Рассказ
Саянова
был
св ое образ но
продолжен
в
моем
сознании
почти
ч ерез
четыре
го да,
к огда
я
прочел
ти­
хоновский
этюд
«Из осажденного Ленинграда» .
Этю д
малоизвестен,
он
был
напечатан
в
специальном
выпу с ке
н ашей
газеты,
к
ее
дв адц атип ятил ети ю, —
у
этого
выпу­
ска
было
весело-праздничное
имя
«Красная звездочка».
В пе рвые
со
времени
войны
в
га зете
возник
в есь
ряд
краснозвездовцев,
от
Эре нб урга
и
Симонова
до
Суркова
и
Павленко.
Как
некогда,
ленинградцы
выс т упили
в
своих
откликах
на
юбилей
едва
ли
не
пле чом
к
пл е­
чу
—
Саянов
в
стихах,
Т ихон ов
в
про зе.
В
ти хон ов ском
этюде
ес ть
настроение
той
поры ,
да
к
том у
же
это
е два
ли
не
единственное
свидетельство,
в
котором
поэт
гово­
рит
о
своих
отношениях
с
«Красной звездой», хотя и
кр ат ко,
но
прямо
и
полно.
Итак, «Из осажденного Ленинграда» .
«В «Красной
зв езде»
я
начал
пе чатать ся
очень
да в­
но,
но
никогда
не
ощущал
такой
тесной
связи
с
не й,
2*
35


та кого
ее
зн ачен ия
в
мое й
жиз ни,
как
в
годы
В ели кой
Отечественной
войны.
Я
виде л
своими
глазами,
как
чи­
тают
ее
с
первой
и
до
последней
стр аниц ы
на
переднем
кра е
бойцы
и
ко ма ндир ы,
какой
популярностью
она
пользуется
в
массах
и
как
велика
сила
ее
ведущего,
вдохновляющего
слова.
В
тот
период
«Красная звезда»
объединяла
огромный
боевой
коллектив
писателей,
по э­
тов,
очеркистов,
журналистов.
Большой
гордостью
для
ме ня
б ыло
п еча тать ся
в
такое
время
в
такой
газете,
за
кото рой
сле дил
миллионный,
необыкновенный
читатель,
который
с
оружием
в
руках
гром ил
фашистских
за х­
ватчиков.
Особое
значение
страницы
«Красной звезды»
приоб­
ре ли
для
мен я
после
того,
к ак,
по
предложению
ред ак­
ции,
я
начал
пе чатат ь
в
ней
свои
еж емесяч ны е
обзоры
положения
в
осажденном
Л енин гр аде.
Я
начал
их
с
мая
1942 года,
и
потом
они
под
названием
«Ленинград
в
ию не», «Ленинград в июле»
и
т.
д.
п еч атал ись
вплоть
до
освобождения
Лени нг р ада,
до
дней
разгрома
немцев
под
Ленинградом.
Последний
очерк
назывался
«Победа» .
Обычно
полполосы
отводила
газета
под
этот
обзор.
Писа ть
его
бы ло
сложно
и
необыкновенно
ответственно.
Многое
нельзя
б ыло
сообщать
о
жизни
фронта
и
города,
чт обы
не
раскрывать
военной
тайны,
многое
редакция
сокращала
или
и з-за
«излишней лирики», или по недо­
статку
места,
но
на
каждый
такой
оч ерк
я
имел
письма
с
фронтов,
от
рассеянных
по
фро нт ам
ленинградцев...
Редакция
«Красной звезды»
много
п омога ла
мне,
ко­
гда
я
писал
поэму
«Слово о 28-м и
гвардейцах».
В
труд­
ные
минуты
фронтовой,
ос адно й
жизни
я
всегда
чувст­
вовал
товарищескую
поддержку,
заботу
и
дружеское
участие
мо их
боевых
товарищей
по
«Красной звезде» .
Мне
п р едста вл яется
уместным
вернуться
к
весне
со­
рок
второго,
когда
Ти хон ов
работал
над
поэмой
о
два­
дцати
во сь ми.
В
поэме
е сть
с трок и,
для
всего
существа
Тихонова
характерные,—
они
во ссо зда ют
момент
для
гвардейской
дружины
трагедийный.
Тольк о
что
бы ла
отбита
первая
волна
танков,
как
возникла
вторая,
еще
более
мощная.
...И
Бондаренко,
что
когда-то
Клочкова
Диевым
назвал,
Сказ ал
ему
сейчас,
как
бр ату,
•Смотря в усталые глаза:
36


«Дай обниму тебя я,
Диев!
Одной
рукой
м огу
об нят ь,
Друг ую
пулей
враг
от ме тил», —
И
по литр ук
ему
ответил,
Сказа л
он:
«Селика Россия,
А
неку да
нам
отступать,
Та м,
поза ди,
Мос ква ...»
В
окопе
Все
об нял ись,
как
с
бра том
брат...
Мне
подумалось,
что
эту
поэму
должен
был
напп-»
сать
именно
Т ихо нов
—
она
будто
вызрела
из
самого
существа
жизни
поэта,
его
взглядов
на
человека
и
жизнь.
Ему
должно
был о
необыкновенно
импонировать,
что
по­
беда
у
разъезда
Дуб осе ков о
добыта
дружиной,
в
ко торой
находились
де ти
всех
наших
народов: «В окопе все об­
нялись,
как
с
бра том
брат...»
Осенью
семьдесят
шестого
года
у
меня
был а
необык­
новенно
увлекательная
поездка
к
сердцу
горного
Та д­
жикистана,
на
Памир,
на
Вахш,
где
шли
полным
ходом
работы
по
строительству
Нурекской
гидростанции.
По­
вод
к
поездке
был
более
чем
добр:
рабочие
Нурека
пр и­
судили
мне
св ою
ра бо чую
премию.
В
Москве
уже
лежал
снег,
а
здесь
б ыла
райская
т е плынь.
Нас
пригласил
к
себе
Мир зо
Турсун-заде.
Мне
был о
интересно
наблюдать
поэта.
Все
было
в
нем
ум е ренно
особой,
так
мне
казал о сь,
таджик­
ской
мягкостью
—
и
жесты,
и
походка,
и
м анера
говорить.
Стол
был
накрыт
в
доме,
из
просторных
ок он
к ото­
рого
открывался
чудесный
вид
на
памирское
предгорье
и
гряду
гор,
в
такой
мер е
четких,
что
казалось
—
до
них
рукой
под ат ь.
Точно
пользуясь
этим,
наш
хозяин,
сидя­
щий
во
главе
стола,
невысоко
под нима л
руку
и,
указы­
вая
на
горы,
несмотря
на
де кабр ь
не
утратившие
зеле­
н ого
от лив а,
произносил:
—
За
эт ой
круглой
горой
—
мои
родн ые
места...
Жел ая
сделать
гостю
приятное,
он
сп ро сил
меня:
«Что бы вы хотели увезти из Таджикистана?» Я был
наслышан
о
не об ык но венных
достоинствах
м естно й
чи­
нары
и
отв ет ил : «Чинару,
разумеется...
Но
вот
во п­
рос,—
обратился
я
к
хозяину,—
возьмется
ли
чинара
в
мо ем
подмосковном
саду?. . .»
—
«Лучше,
чем
любое
дру­
гое
наше
дерево»,—
заметил
Мирзо,
и
миг ом
был и
добыты
саженцы
чинары.
«А знаете,
вы.
хорошо
придумали
•37


с
чинарой,—
сказал
мне
поэт,
прощаясь.
—
Она
ж ивет
дольше
всех
наших
деревьев,
а
значит,
у
нее
ес ть
буду -*
щ ее».
Ну
что
ж,
это,
наверно,
бы ло
главным,
что
сле дов ало
сказать
гостю,
важнее
эт ого
ничего
не
скажешь,
е сли
хоче шь,
чтобы
он
остался
твоим
другом.
Я
не
знаю,
что
после
первой
встречи
сказал
Мирзо
Тихонову,
но
это
наверняка
был и
очень
значительные
слова,—
как
мне
сказал и ,
у
Мирзо
бы ла
многолетняя
дружба
с
Николаем
Семеновичем,
у
Мирзо
и
его
литературы.
Но
последнее
я
уже
сам
могу
свидетельствовать.
Случилось
так,
что,
в ерну вш ись
из
Таджикистана,
я
попал
в
большой
конференц-зал
писательского
особняка
на
ул ице
Воровского,
на
встречу
с
таджикскими
ли те­
раторами.
Мне
бы ла
п онятн а
радость
таджиков,
когда
в
зале
появился
Ти хон ов.
Ти хон ов
не
без
рад ост ного
во л­
нения
отвечал
на
рукоп ож ати я
таджиков,*—
в
том,
с
ка­
ким
почтительным
внима ние м
те
склоняли
гол овы
перед
старым
поэтом,
был
зна к
душевной
приязни,
зн ак
род­
ства.
Все
ста ло
понятно,
к огда
хозяе ва
и
гости
заняли
места
за
большим
столом
и
с лово
было
предоставлепо
Тихонову,
слово
о
тадж и кско й
литературе.
Для
меня
речь
Ни кол ая
Семеновпча
была
отме чен а
впеч ат лением
нови зны
—
я
никогда
не
слышал,
как
он
говорит
на
аудитории.
Не
хочу
искать
ино го
слова,
но
могу
ска­
зать,
что
был
захвачен
ст их ией
тихоновской
ре чи.
Ее
ре чев ой
образн ос тью ,
ее
живостью,
ее
не броск ой
целеуст­
ре м лен н остью,
ее
стройностью,
ее
познавательным
бо­
гатством.
Можно
бы ло
только
удивляться,
как
Тихонов
пр оник
в
су ть
этой
литературы,
почувствовал
ее
сущ еств о.
Ре чь
был а
исполнена
ст рем ления
проложить
своеобраз­
ный
мост
между
тад жик ско й
литературой
и
о с та льными
литературами
Союза
Советов.
Ес ли
в
при род е
существо­
вал
человек,
котор ому
было
бы
по
си лам
со оруд ить
этот
мост,
то
в
данную
минуту,
таки м
человеком
мог
быть
только
Тихонов.
Можно
было
тольк о
догадываться,
какое
впечатление
тихоновское
с лово
произвело
на
наших
таджикских
дру­
з ей,
в проче м,
не
только
догадываться.
—
Кон еч но,
приятно,
что
Тихонов
так
знает
л итера ­
туру
та д жи ков,—
произнес
в
этот
день
Мирзо
Турсуя-
заде
своим
тишайшим
голосом,
от
в ол нения
его
голос
становился
не
громче,
а
тише.
—
Но
в едь
он
так
зна ет
не
только
таджиков...
38


Последнее
б ыло
и
значительно,
и,
пожалуй,
пр ин ци­
п иаль но
для
Тихонова,
был
резон
осмыслить
это.
Евгению
Федоровну
К иипов пч
связывала
мн оголе т­
няя
дружба
с
Тихоновыми
—
с
тех
пор,
как
Николай
Семенович
с
семьей
перебрался
в
Мо скв у,
К нипович
была
их
бли з ким
другом.
Блистательный
критик
и
ли­
тературовед,
человек,
в
котором
знание
отечественной
словесности
редчайшим
обра зом
с ооб разо ва лось
с
владе­
ние м
п ро бле мами
литератур
зарубежных,
Евгения
Федо­
ровна,
как
можно
было
догадываться,
уже
по
кругу
сво их
литературных
пр ист раст ий
должна
бы ть
инт ер есна
Николаю
Семеновичу.
При
том
в ним ании
к
общ ению ,
к отор ое
всегда
бы ло
у
Тихонова,
при
том
интересе
к
бе­
седе,
к отор ый
для
Ник ол ая
Семеновича
всегда
был
так
важен,
дружба
с
К нипов ич
питала
мысль,
а
следова­
те льн о,
тв орчес тв о
поэта.
Видно,
потребность
в
этих
бе­
седа х
была
так
в ел ика,
что
беседы
б ыли
повседневными
(позже я расскажу об одной из таких бесед,
происхо­
дившей
в
присутствии
Евг ении
Федоровны
в
тихонов­
с ком
доме), но было и по-иному.
Любительские
фотогра­
фии
с бе регли
воспоминания
о
прогулках
и
по
пер е дел­
кин ским
«кольцам», и по окрестным лесам,
когда
рядом
с
Тихоновыми,
Николаем
Семеновичем
и
Марией
Кон­
с т ант иновно й,
была
Евгения
Федоровна.
Мысл ь,
кото рую
пробудила
во
мне
встреча
с
т адж ик­
скими
л итер ато рам и,
интересно
было
выне с ти
на
суд
Книпович,—
казалось,
что
ее
мнение
помо же т
мне
н аи­
бол ее
точно
по зн ать
эту
грань
ли чн ости
Тихонова,
чело­
в ека
и
литератора.
У
меня
бы ла
возможность
предупре­
ди ть
Евгению
Федоровну
о
мо ем
на ме ре нии,
и
бе седа
бы ла
для
нее
не
внезапна.
Мы
сидели
в
дачном
домике
К нипо вич
в
П еред ел кине,
и
на
столе
лежали
фотогра­
фи и,
воссоздающие
п оходы
по
п ер едел ки нским
лесам,
ко­
гда
вместе
с
Тихоновыми
б ыла
и
Евгения
Федоровна.
Евгения
Федоровна
выдает
нам
фот ог рафии
по
одной,
заметно
раду ясь ,
как
впечатление
на раста ет.
Но
вот
рук а
Евг ении
Федоровны
ос та нов илас ь,
как
мне
показалось,
печально
остановилась.
—
Мар ия
.Константиновна
любила
эти
н аши
походы,
заставляла
себя
ходи ть,
есл и
да же
была
не
совсем
зд о­
ров а...
—
Евгения
Федоровна
скл а дыв ает
фотографии,
молч а
отодвигает
—
ей
на до
время,
чт обы
об рес ти
преж­
¿9


нее
с остоян и е,
успокоиться.
—
Знали,
что
она
больна,
и
все-таки,
все
происшедшее
бы ло
внезапным,
такое
все’
гда
внезапно...
Мы
не
без
труда
возвращаемся
к
беседе
—
нужна
всесильная
пауза.
—
Не т,
в
Лен ингр ад е
я
Тихонова
не
встречала,—
произносит
Евгения
Федоровна,
точно
предупреждая
мой
вопрос.
—
Я
поз нак о мил ась
с
ним
уже
в
столице,
когда
сю да
перебралась
Ольга
Дм ит рие вна
Ф орш
и
поселилась
в
гостинице
«Москва».
Ольга
Дмитриевна
писала
свой
оче редн ой
роман,
нередко
обращаясь
за
со вет ом
к
тол­
стым
книгам,
иллюстрации
к отор ых
были
пер ел ожены
рисовой
бумагой,
для
т аких
за ядл ых
курильщиков,
как
мы
с
Николаем
Семеновичем,
не с лыха нно
аппетитной.
Готова
признаться
в
грехе:
как
ни
стойки
мы
бы ли
с
Николаем
Семеновичем,
иногда
выдержка
изменяла
н ам,
и
из
толстой
книги
осторожно
изв ле кался
ли ст
ри­
совой
бум аги ,
разумеется,
в
строжайшей
та йне ...
Таки м
обра зом ,
т айна,
обычно
способствующая
разобщению,
в
данном
случае
повела
себя
по-иному,
положив
начал о
доверию,
а
потом
и
дружбе...
—
Евгения
Федоровна
умолкла,
дав
понять,
что
короткая
экспозиция
закончена
и
сейчас
прозвучит
ответ
на
мой
во пр ос.
—
Если
вы
по­
гов ори те
с
близкими
Николая
Семеновича,
они
вам
рас­
ск аж ут,
что
его
з нание
Вос ток а
складывалось
с
детства,
Востока
нашего
и,
пожалуй,
зарубежного...
Известна
реплика
Джавахарлала
Не р у: «История Индии?
С про си­
те
об
этом
лучше
Тихонова
—
он
знает...»
У
н его
б ыла
потребность
видеть
мир ,
страсть
к
путешествиям.
Он
исходил
Ка вказ ,
прошел
по
многим
тропам
Средней
Азии,
был
в
Индии,
Па кис тан е,
Афганистане,
знал
эти
страны
с
той
об стоят ельн ост ью
и
глубиной,
кака я
поз ­
воляла
ему
гов орит ь
со
знатоками,
спорить,
ставить
проб­
лемы.
У
него
был о
множество
друзей
в
этих
странах,
к отор ые
высоко
ценили
привязанность
Тихо нов а
к
их
от­
чим
мест ам .
Особенно,
разумеется,
ср еди
литераторов.
Симон
Чиковани
и
Аветик
Исаакян,
Айбек
и
Мир зо
Турсун-заде.
Эта
дружба
б ыла
тв орчес к ой:
он
пе ре во­
дил
этих
мастеров,
переводил
в
полную
силу
тихонов­
ского
дара,
сд елав
ст ихи
нацио нал ь ных
поэтов
и
с обы­
тием
рус ск ой
поэзии.
Он
и
р усск их
друзей
п одчас
выб и­
рал,
учитывая
их
инт ерес
к
Востоку.
Пример
—
Петр
Андреевич
Павленко.
В
их
беседах
пос тоянн о
присутст­
вов ал
Восток.
Он
до ро жил
своими
отношениями
с
гру­
40 -,


зинской
поэзией
—
эти
отношения
ск ладывал ись
многие
десятилетия.
Его
переводы
грузинских
поэтов
составили
книгу:
Симон
Чиковани,
Галактион
и
Тациан
Табидзе,
Сандро
Ша ниаш ви ли
и
Паоло
Я ш вили,
Карло
К ал адзе,
Георгий
Леонидзе,
Иосиф
Нонешвили,
Григол
и
Ирак­
лий
Абашидзе...
В
том,
что
Грузия
и
ее
к ультура
создали
в
годы
революции,
поэзия
з ани мает
свое
заметное
мес­
то
—
т рудом
Тихонова,
к ак,
впрочем,
и
иных
советских
поэтов,
эта
поэзия
ста ла
на шим
общим
достоянием.
Но
пример
Тихонова,
к ото рый
он
яви л
в
св оем
об щени и
с
многоязычным
Востоком,
свидетельствует
и
об
интер­
национальном
существе
нового
человека,
свободного
от
пр ед уб еж дений
прошлого,
несущего
св ет
ме ж пле менно го
братств а, —
таков
Тихонов!
У
меня
бы ла
возможность
мно гок рат
убедиться,
как
великолепно
зн ал
Ти хон ов
мой
отчи й
Северный
Кав ка з.
Казалось,
сами
горы
запомнили,
что
тут
был
Тихонов.
Т от,
кто
бывал
в
горной
К абар де,
Балкарии,
Осет ии,
Инг у шет ии,
найдет
тому
свидетельства
убедительные:
тут
пом нят
Тихонова.
И
в
первую
очередь,
к оне чно,
поэ­
ты.
Было
что-то
радостно-неодолимое
в
том,
как
мои
беседы
с
п оэт ами
Кавказа
неизменно
приводили
к
Тихо­
н ову.
Для
них
он
был
не
просто
старшим
сыном
в
се мье
Матери-Поэзии,
он
был
учителем,
бескорыстным
и
са мо­
отверженным,
у
которого
в
его
знании
Кавказа
не
бы ло
р авны х.
Я
задумал
эт юды
о
поэтах
Северного
Кавказа.
Для
начала
я
в зял
три
име ни:
Гамзатов,
Кул иев,
Кугульти-
н ов.
Задумав
этот
цик л,
я
руководствовался
прежде
все­
го
тем,
что
з нал
поэтов,
мн огок рат
разговаривал
с
ними,
а
с
Гамзатовым
и
Ку ли евым
мы
однажды
путешество­
ва ли.
Все,
что
я
сказал
о
поэтах
Кавказа,
имея
в
вид у
Тихонова,
возникло
в
х оде
мо их
б есед
с
поэтами.
Мне
п одум а лось,
этюды
не
могут
увидеть
свет
без
того,
ч тобы
я
не
по к азал
их
Тихонову.
Пис ьмо ,
к оторы м
Николай
Семенович
отозвался
на
мои
скромные
опыты,
не
скрою,
ме ня
воодушевило.
Дело,
ра зу мее тся,
не
в
похвале,
хотя
тихоновская
по хв ала
каж до му
лестна.
Более
важным
мне
представляется
мнение
Т ихо нова
по
существу:
св о­
бодный
и
столь
харак терн ы й
для
Ни кол ая
Семеновича
взгляд
на
поэзию
Северного
Кавказа,
ее
самобытные
корни
и
связи.
41


Пр иво жу
текст
письма
~ полностью,'
соотнесенный
с
те кс том
м оих
эт юд ов,
кот оры е
включены
в
эту
книгу.
.Читатель
п олуч ит
возможность
проникнуть
в
существо
тихоновских
раздумий,
к оторы е
мне
представляются
важ­
ными.
«22 апреля 1976 года
Дорогой
Сав ва
Артемович!
Приветствую
Вас
серд еч но!
Как
толь ко
я
осв ободи лс я
от
заседан ий
дв ух
комите­
т ов,
я
сразу
прочел
Ваши
э тюды
о
поэтах
Кавказа
и
прочел
не
без
удовольствия.
Пиш у
я
Вам
на
машинке,
потому
что
мой
почерк
стал
к
ст ар ости
оче нь
затейли­
вым
и
я
не
хочу,
чт обы
Вы
тратили
время
на
разбор
моих
каракулей.
Итак,
вот
что
я
скажу,
прочитав
этюды.
Всяки й
кри­
тик,
д ал екий
от
Кавказа
и
Вашей
темы,
разбирал
бы
стихи
Куг ул ь тино ва,
Кулиева
и
Гамзатова
с
общ ей
кри­
тической
точ ки
з рени я.
Вы
же
имеете
несомненное
преи­
мущество,
потому
что
в
Ваших
этюдах
о
поэтах
Вы
сами
выступаете
и
как
кавказец,
че лов ек,
близкий
по
духу
к
их
поэтическим
в до хновл е ниям,
и
как
п ис атель
—
бол ьш ой
люби те ль
и
знаток
поэзии,
ж иво
чувствующий
тот
внутренний
мир ,
в
котором
рождаются
стихи.
К роме
того,
Вы
в
сво их
этюдах
вы сту пает е
с
со бст­
венными
д о полне нья ми,
спр авк ам и,
воспоминаньями,
ко­
торы е
очен ь
обогащают
м ат ериал.
Особенно
мне
понра­
вился
обстоятельный,
живо пис ны й,
большой
эт юд
о
тв ор­
честве
Расула
Гамзатова.
То,
что
Вы
одновременно
сказали
и
свое
сл ово
о
его
прозе,
с в оеоб разн ой,
поэтической
книге
«Дагестан»,
и
много
гов ори те
об
его
от це,
великолепном
поэте
и
чело­
век е—
Г амзате
Ц адас а,
расширяет
исторически
тем у
и
раскрывает
новые
гори зон ты .
Р одо начал ьни к
поэтического
направления
даг еста н­
с кой
нов ой
поэзии,
конечно,
Г амзат
Цадаса ,
и
Расул
его
прямой
наследник.
Ваши
этюды
написаны
ш ирок о,
сво­
бо дно
и
ле гко
читаются.
А
Ваши
наблюдения
и
то,
что
Вы
бл изко
к
сердцу
берете
со д ержани е
стихов
Ваших
кавказских
земляков,
очень
дохо дит
до
чита теля ,
сооб-.
щая
ему
и
не что
новое
о
знакомых
по э тах.
Что
касается
возникшего
в
тексте
разговора
обо
мне,
то
мне
трудно
гов ори ть
о
каком-то
мо ем
воздействии,
42


ск ажем ,
на
творчество
т ого
же
Кайсына
Кулиева,
кото-
рый
сам
по
себе
является
искусным,
сильным
мастером
стиха,
и
осо бенно ст и
кав каз ско й
те мы
ему,
кон ечн о,
ближе,
хотя
бы
потому,
что
он
родился
в
центре
гор
—■
в
суровом
Чегеме
—
и
прекрасно
знаком
со
всем ,
что
составляло
с
детства
мир
скал
и
снегов,
окружавший
его
и
вошедший
во
все
его
поэ ти чес кое
творчество.
Я
лично
уважаю
Кайсына
Кулиева
и
за
его
челове­
ческий
характер
и
люблю
за
его
зам ечат ель ны е
стихи,
к оторы е
я
имел
честь
переводить
в
свое
время.
Кон е чно,
мы
не
можем
ска зать ,
что
вышеназванные
поэ ты
находятся
вне
по ля
зрения
ш и рокого
чи тател я.
Они
очень
известны
и
лю бим ы,
и
их
новые
ст ихи
ра с­
пространяются
сразу
по
на пис а нии,
но
Вы
своими
этю­
д ами
доб ав или
многое
к
познанию
поэзии
современных
певцов
Северного
Кавказа.
Лирический,
как
бы
разговорный
стиль
Ва ших
эт ю­
дов
оправдан
и
тем,
что
Вы
с
такой
те плотой ,
так
по-
дружески
говори те
сразу
и
о
поэзии,
и
о
те х,
кто
явля­
ет ся
сегодня
передовыми
п оэта ми
нового,
и
вносите
в
с вои
раздумья,
вос по мина ния
о
прошедших
временах,
кото рые
заключают
в
себе
много
по учи те льн ого
и
для
истории
русской
поэзии,
соп рик асавш ейся
так
глубоко
с
пев ца ми
горных
н арод ов
и
в
старые
времена.
Одним
с лово м,
желаю
Вашим
этюдам
заслуженного
ус пе ха!
Крепко
жму
руку.
Николай
Тихонов»
Но
заманчиво
было
пр од о лжить
разговор,
начатый
в
письме,
повидав
Ни кола я
Семеновича.
Стоит
ли
г ово­
ри ть,
как
я
был
воодушевлен,
когда
узнал,
что
это
же­
лание
в
какой-то
мере
вза им но.
В
П еред елк ине
еще
удер жи ва лся
с нег
и
с
вечерними
сумерками
заметно
отвердевал,
но
небо
уже
казал о сь
весенним,
как
и
сам и
вечерние
зор и
б ыли
уже
апрел ь­
скими
—
долгими
и
заметно
яркими.
Николай
Семенович
толь ко
что
совладал
с
п ростуд ой ,
и
его
нынешняя
п ро­
гулка
была
едва
ли
не
первой.
С
тех
по р,
как
я
видел
его ,
прошло
года
два.
Высокомудрое
восьмидесятилетие
оставило
с вои
зна ки
на
его
о бл ике.
Но
стоило
заговорить
Николаю
Семеновичу,
и
он
точно
сбрасывал
гр уз
лет
—
все
так им
же
жив ым
был
тихоновский
голос,
все
такое
же
острое
вним ание
светилось
в
его
глазах,
все
так
же
43


непобедим
был
его
смех
и
сопутствующий
см еху
жест,
точно
отводящий
возражение
собеседника.
—
Хочу,
чтоб ы
мы
повидались,—
подтвердил
он
и
осведомился:
—
Вы
сказал и ,
что
жен а
с
писательской
деле га ци ей
в
Америке?
Дождемся
ее
возвращения,
по­
слушаем,
что
она
нам
р ас скаж ет.
Итак,
приглашение
не
зас тав ит
себя
ждать...
И
вот
пер едел кин ски й
май .
Он
мне
вид итс я
в
свече­
нии
прудов,
неожиданно
зеленых
после
недавней
зимы,
в
блеске
листвы
бесп одо бн ых
здешних
берез,
которая
в
сво ем
вы с оком
высоке
точно
потекла
ручьями,
в
от­
свете
влажной
травы.
Б ольш ой
тихоновский
дом
точно
дышит
теплом
и
по ко ем.
Двери,
ведущие
из
столовой
в
соседние
комнаты,
распахнуты,
и
дом
кажется
ос о­
бенно
прос торн ым
и
светлым.
Наверно,
место
за
столом,
которое
сейчас
з аним ает
Ник о лай
Семенович,
дав но
об­
жито,
но
оно,
как
я
замечаю,
не
во
главе
стола.
Тих оно в­
ско е
правило:
обнаружить,
что
он
тут
хозяин,
зна ч ит,
чуть-чуть
стеснить
гостей,
не
по
нем.
Да
и
байковая
куртка,
в
которую
оде т
Николай
Се мено вич ,
призвана
служить,
этому
же
—
ник ак ой
парадности.
Белая
блуза
Евг е нии
Федоровны
Книпович,
сидящей
рядом
с
Нико­
л аем
Семеновичем,
выглядит
много
торжественнее.
В
эт от
раз
я
не
увидел
А лек санд ры
Михайловны,
доброй
хранительницы
тихоновского
дома,
которой
эт от
дом
обязан
мно г ими
своими
достоинствами.
Хо зяйн и­
ч ала
мо лодая
Ирина
Александровна,
до чь
Александры
Михайловны.
Стол,
накрытый
ею,
был
красив
—
в
нем
б ыли
краски
весны.
Правда,
для
Николая
Семеновича,
ко торы й
отда л
се бя
во
власть
неумолимой
диеты,
это
был
больше
праздник
глаз,
но
это
был
праздник,—
как
мне
казалось,
Николай
Семенович
нет-нет
да
оглядывал
с тол
радостным
взглядом,
молчаливо
гордясь
молодой
хозяйкой.
В
том,
как
Николай
Семенович
завязывает
первый
узелок
б есед ы,
мне
т оже
вид ит ся
тихоновское:
не
зло­
употребить
в ласт ью
хозяина,
все
преимущества
отдав
гостям.
—
Как
там
Америка?
Евгения
Федоровна
сказала,
что
поездка
удалась,
не
так
ли?
А?
Ита к,
как
там
Америка?
Он
слушает
гостью,
охватив
бел ой
рукой
под бородок ,—
его
вн иман ие
должно
б ыть
пр ият но
гов оряще м у,
его
интерес
почтителен.
Впрочем,
и
предмет
бе седы
остро
актуален:
амер ик анск ие
писа-.


тел и
принимали
своих
советских
кол ле г.
Гостям
пока­
зал и
Америку:
Ныо-Йорк,
Вашингтон,
Сан-Франциско,
Новый
Орлеан.
Но
г ла вное
—
дискуссия
«Роман в совре­
менном
мире».
Тем а
давала
простор
для
обмена
мнения­
ми
по
вопросам
самым
жгу ч им:
призвание
художника,
писатель
и
общество,
свобода
самовыражения,
тр адиц ия
и
пои ск.
Обе
с торон ы
б ыли
представлены
значительны­
ми
именами,
разговор
был
и
профессиональным,
и
прин­
ц ипиа льным .
—
Значит,
Артур
Миллер?
—
вдруг
спр аш ивает
он.
—
Однако...
Ему
интересно,
как
выглядит
эт от
спор,
если
с оот­
нести
его
с
именами.
—
Апдайк?..
М ейло р?..
Его
уровень
знания
американской
литературы
доста­
точно
высок,—
как
всегда,
он
много
читает,
наверно,
не
то лько
эти м
объясняется
хороше е
знание
предмета,
но
и
этим.
Я
смотрю
на
Тихонова
и
думаю
о
чуде
встречи.
В
са­
мом
деле,
разве
это
не
чудо?
Вот
это т
седо й
человек,
седина
которого,
казалось,
раз лилас ь
по
его
ли цу,
сде­
лав
его
больше
обычного
белым,
открыл
для
тебя
мир ,
напр оч ь
но вый.
Про бу дил
ли
он
в
тебе
это т
мир
или
по­
селил
заново,
неважно
—
это
мир
но вый.
Кр аск и,
слова,
обр аз ы,
пон яти я
—
все
в
такой
м ере
теперь
твое,
что
ты
готов
опознать
это
по
признакам.
«Длинный путь.
Он
много
крови
выпил...»—в
это м
ес ть
признак.
«Таили
верфи
новую
гроз у,
потел
кузнец,
выковывая
громы...»
—
и
это.
«Видно,
брат,
и
сожженной
березе
н адо
быт ь
бл агод арн ой
огню...»—и
э то.
«И,
может
быть,
уже
во з­
мездье
на
полдороге,
как
з аря ...»
—
тоже.
В
эт ом
опре ­
делен н о
привилегия
художника:
в ойти
в
самое
твое
сердце
и
зажечь
св ет,
новый
свет ,
к отором у
жи ть
столь­
ко,
ск олько
отмерено
тебе
судь бо й
про жи ть
на
эт ой
зем­
ле,
не
меньше.
—
Вы
сказали,
у
них
обостренное
во с при ятие
со бы­
т ий,
происходящих
в
мир е?
Ка ких
им енно ?
Афганский
А пр ель?
—
Да,
он
произносит
последнее
слово
столь
значительно,
что
хочется
озаглавить
его
большой
бук­
во й: «Апрель»,—
и так,
он
недвусмысленно
дал
понять,
что
пер ебр асывает
мост
с
заокеанского
Запада
на
Вос­
т ок:
Афганистан.
Теперь
пришла
по ра
задавать
в опрос ы
нам:
45


Каким
вы
помните
А фганист ан,
Николай
С еме­
нович?
Он
очень
доволен:
его
тема!
Ком у
не
известно
—
его ,
его...
К
тому
же
ес ть
повод,
единственный
в
сво ем
ро де:
месяц
назад
в
Афг анист ане
произошла
революция,
которую,
кста ти
гов оря,
п ророчп л
древней
стране
и
Тихонов,
но
об
это м
разговор
особый...
В
этой
маленькой
стране
бы ло
нечто
такое,
что
навеки
веков
пр иво ро жило
к
ней
русс кого
поэта.
Эт ой
своей
л юбви
поэ т
был
верен
едва
ли
не
всю
жизнь.
Это
отра­
з или
и
стихи,
и
проза
Тихонова,
как ,
в проче м,
это
во б­
р ала
его
мысль,
иссл ед ую щая
историю
Афг ани стана,
его
многовековой
п уть,
его
мест о
на
современном
Востоке.
Человек
знаний
энциклопедических,
прив ык ший
рас ­
см атр ив ать
явления
в
пер спек т иве
и
сполна
использую­
щий
при
эт ом
мнение
столь
в с ем огущей
си лы,
как
Вре мя,
Тихонов
был
склонен
к
ве р шинным
раздумьям,
в
ко торы х
сво ю
роль
играли
Вче ра,
Сегодня,
Завтра.
Вот
он
и
предрек
Афганистану
его
революционное
Сегодня.
На­
верно,
никто
не
вменял
в
обязанность
поэтам
про вид е­
ние,
в
Тих оно ве
оно
бы ло.
Прочтите
его
«Могилу Ба­
бура».
Это т
ра сска з
—
диалог
афганца
и
русского.
Хотя
собеседником
афганца
Тихонов
сделал
учен ого,
мне
тут
ви дит ся
сам
автор,
его
интеллект,
его
знан ие
вос точн ой
мудрости,
его
любовь
к
А фг анистану .
По
воле
автора,
диало г
не
зря
возник
у
могилы
Бабура,—
государствен­
ный
человек
и
по эт , «не писавший пустых стихов», Ба ­
бур
точно
взывал
к
по с тиже нию
судьбы
страны.
Но
это
не
просто
расск аз
об
ис тори и,
даже
увлека­
тельный,
это
рассказ-спор.
Аф ганец
и сход ил
руины
стр а­
ны,
зн атны е
ру ины,
недвусмысленно
установив:
здесь
был а
цивилизация,
ничем
не
ус тупа ющ ая
западной,
а
мо­
жет
быть,
в
чем-то
и
превосходящая
ее.
А фган ец
убеж­
ден:
достоинства
этой
цивилизации
и
во
взаимовлиянии
с
Западом.
Это
то лько
кажется,
что
океан
суши,
л ежа­
щий
между
З апад ом
и
Востоком,
непреодолим.
Древние
его
преодолевали,
при
э том
и
афганц ы.
Ве лик ие
пути,
св язы в ающие
Восток
с
Западом,
шли
через
А фг анист ан.
Б алх
и
Бамиан
был и
центрами
цивилизации
и
потому,
что
здесь
За пад
подавал
руку
Востоку,
великая
куль­
тура
э лли нов
побраталась
с
культурой
Индии.
Видно,
с
напором
зап усте ни я
спо со бны
совладать
т олько
ра з­
м еры
па мятн ик а.
Пирамиды?
Колизей?
Не
только.
Зн а­
менитая
статуя
в
Бамиане,
единственная
и
по
своим
46


размерам,
свидетельствует
об
этом.
Однако
где
пр ич ины
запустения?
Великие
пу ти
стали
путями
морскими?
Не
только.
У
зап у стен ия
есть
свое
имя,
точное,—
колони-«,
заторство.
Запустение
явилось
в
Аф гани стан
с
пр иход ом
западных
завоевателей
—
это
они
нарекли
народ,
кот о-*
рый
соперничал
своей
образованностью
с
элл ина ми,
ди­
карями...
О днако
где
выход
из
по ложе ни я?
Возвратить
ве лик ие
пу ти
с
м оря
на
суш у? ..
Очевидно,
ес ть
о дин
ве­
ликий
путь,
истинно
великий,
к оторы й
с ледуе т
вос прп- <
пя ть
и
афганцам:
суверенность,
если
бы ть
точным
—
ре во люц ионна я
суверенность.
Вот
русский
поэт
и
подвел
рассказ
к
его
логическому
кон цу.
Впрочем,
в се,
что
случилось
на
афганской
земле
ныне шним
апрелем,
то ч­
но
явилось
ис по лнение м
ти хонов с кого
провидения.
—
Бедный,
суров ы й
и
гордый
народ
—
вот
что
надо
ск аз ать
об
афганцах,—
произносит
Ник о лай
Се мено вич ,
точно
проникнув
в
наши
раздумья.
—
«Мы единственные
два
народа,
ко торы е
никогда
не
бы ли
побеждены!
То ль-<
ко
представьте,
как
нам
легко
понимать
друг
друга!»—
сказал
мне
од ин
афганский
друг.
Т ихон ов
умолк,
улыбаясь.
—
Те бе
пр ият но
б ыло
вспомнить
слов а
афганского
друга,
Коля?
—
спр аш ивает
Евгения
Федоровна
—
тихо-'
новская
улыбка
сказала
ей
многое.
—
Да,
Жен я.. .
Видно,
до бр ого
слова
К нипович
сейчас
как
раз
и
недоставало
Николаю
Семеновичу
—
он
воодушевился.
—
А
зн аете,
пример,
кот оры й
преподали
нам
древ­
ни е,
перебросив,
вопреки
пр имит ивной
технике
тех
лет,
гигантский
мост
с
востока
на
запад,
многому
у чит
—*
че­
ловек,
понимающий
пользу
общения,
идет
вперед
семи­
мильными
шагами.
Это
правило,
многократ
проверенное
жиз нью ,
тем
более
верно,
когд а
речь
идет
об
искусстве:
художнику
иногда
на до
обратиться
к
непривычному,
чт о-«
бы
обрести
себя...
—
Поль
Гоген,
К оля?
—
Не
то лько.
Наш
Александр
Волков,
который
стал
певцом
Востока...
Человек
севера,
он
сумел
понять
вос­
т ок:
все,
что
он
с озда л,
настоящее...
Но
сказа нн ое
можно
чуть-чуть
распространить
и
на
Тихонова:
по сти гая
Восток,
он
обога тил
и
себя.
Од нако
тут ,
наверно,
на до
го вор ить
обо
всем
строе
жизни
Ни­
колая
Семеновича.
Он
точно
стал
в сей
сво ей
жизнью
на
скрещении
бол ьш их
дорог
зе мно го
шар а,
пом ога я
людям
•47


понять
друг
друга.
Те,
кто
доверили
Тихонову
вел ик ий
труд
борьбы
против
войны,
имели
в
виду ,
разумеется,
в
первую
о чере дь
интернационализм
Тихонова,
подтвер­
ж ден ный
самим
подвигом
его
жизни,
но
в
какой-то
мере
и
бесценный
тихоновский
дар
общения.
...Н ик ол ай
Семенович
поднимает
напо лненны й
бокал:
за
гостей.
Мой
бокал:
за
хозяина...
Чувствую,
как
вздра­
гивает
вино
в
моем
б ока ле,
го то вое
пролиться.
Б ыла
бы
моя
воля,
Яі
пожалуй,
вспомнил
бы
сейчас
и
степной
Кавказ,
и
многозвездную
ночь,
кубанскую
ночь,
и
сосно­
вые
подмостки
посреди
степи,
освещенные
фарами
трак­
торов,
и
тихоновское
б унт ую щее,
озорное,
хватающее
за
д уш у: «Владеть крылами ветер научил,
пожа р
шу­
мел
и
дел ал
кров ь
я нта рно й...»
Но
воли
моей,
наверно,
не т,
как
тем
более
нет
хра брос ти .
«Вот вы назвали
мен я
в
своем
письме
«кавказцем» .
Наверно,
то,
что
я
сейчас
хочу
сказат ь ,
вы
слыхали
не
однажды,
но
я
с ка-
.ж у:
за
вашу
любовь
к
Кавказу
и
за
любовь
кав ка зцев
к
вам,—
поверьте,
Николай
С емено вич ,
там
вас
оч ень
любят...»
В
г лубин е
дома
ож ил
телефон.
Николай
Семенович
за ме тно
смущен:
—
Звонят
друзья,
просят
включить
телевизор...
—
Да
не
хотят
ли
они
обратить
на ше
вним а ние
на
то,
как
Т ихо нов
вр у чает
Лен ин ские
премии?
—
А
ты
откуда
з наеш ь,
Женя?
Да,
у
сегодняшнего
вечера
добрый
венец:
телевиде­
ние
перед ает
вручение
Ленинских
премий,
оно
с ост оя­
лос ь
вчера.
Вручает
Тихонов.
Со
с троги м
вниманием,
в
котором
есть
взыскательность
к
себ е,
он
следит
сейчас
за
церемонией
вручения.
Но
вот
любопытно:
там,
в
Кр ем­
ле,
Ти хон ов,
приветствующий
награжденных,
осиян
доб­
рейшей
сво ей
улыбкой,
а
здесь
неожиданно
печален,
быт ь
может,
да же
хмур.
—
Да
не
сли шк ом
ли
пр ост р анна
речь?
Может
быть,
надо
бы ло
бы
короче,
а?
—
Нет ,
ты
хорошо
сказал,
очень
хорошо
сказ ал ,
Кол я ...
Он
вдруг
просиял,
миг ом
сн яло
пасмурность.
«А мо­
жет
быть,
и
в
самом
деле
хорошо?»—точно
говорит
его
в з гляд.
Он,
улыбаясь,
с м отрит
на
К нипович :
признате­
лен
—
сказала
с лово
и
сн яла
печ ал ь.
«Да,
наверно,
не­
пл ох о»,—
точно
повторяет
он.
В
эт от
майский
день
1978 года с тем мы и покинули
48


т ихо новс кий
дом:
казалось,
у
хозяина
б ыло
ощуще н ие
п олн оты
жизни;
судьба
определила
ему
деятельную
жизнь,
исполненную
высоких
стремлений,
он
по нима л
это
и
был
б лагод арен ...
Весть
о
кончине
Тихонова
оше лом ила
—
не
очень
просто
бы ло
уложить
это
в
сознании.
Вспомнил
я
раз­
говор
с
переделкинским
ст аро жи лом,
происшедший
за
две
недели
до
эт ого.
Старожил
знал
писат ель ск ий
горо­
док
и
о
каждом
из
его
знатн ы х
обитателей
имел
с вое
мнение,
которому,
пож алу й,
нельзя
бы ло
о тказа ть
и
в
беспристрастности,
и
в
точности.
Но
вот
разговор
за­
шел
о
Тихонове,
и
старожил
на
какой-то
миг
онемел.
«Святой человек, —
произнес
он,
сдерживая
в ол н ение.—
.Святой
—все
для
людей...»
Вот
так-то:
все
для
людей.
И
вно вь
мысль
обратилась
к
су дьбе
Тихонова.
Вот
пр о­
шел
человек
по
земле,
и
всю ду,
где
ступала
его
нога,,
остались
др у зья.
Вед ь
мог
пройти
так,
как
п роходя т
миллионы,
не
оставив
следа,
а
оставил
самый
зримый
с лед
—друга.
Наверно,
все
в
неодолимой
силе,
к оторой
был
наделен
он
и
у
к оторой
единственное
имя
—
любовь
к
человеку.
В
век
свирепого
нацио нал из м а,
ко гда
це лые
государства,
как
загоны
для
парнокопытных,
поделены
на
белых
и
черных,
человек
прошел
по
земле,
как
и
н ад­
лежит
человеку,—
сея
любовь
ко
все м
людям.
Конечно
же
Тихонов
явился
перед
людьми
в
точном
соответствии
со
сво им
краснокожим
паспортом,
но
в
немалой
степени
и
потому,
что
был
Тихоновым:
душевное
богатство,
лю­
бо вь
к
многоплеменному
и
мно гоя з ычном у
человечеству,
в
самом
в ысо ком
смысле
эт ого
слова
побратимство
бы ли
цветом
его
крови.
Ист оки
многое
могут
объяснить
в
жиз­
ни
человека.
В
како й
раз
я
дол жен
был
сказать
себ е:
существо
и
в
ис ток ах.
Судьбе
было
угодно,
чтобы
мой
новый
при ход
в
ти­
хоновский
дом
в
Переделкине
был
приурочен
к
встрече,
с
сест р ой
Ник о лая
Семеновича
—
Антониной
Семеновной.
—
Кто
такой
Николай?
Сказать,
что
она
очень
похожа
на
брата,
не
все
ска­
зать.
Во
взг л яде
ее
светлых,
заметно
круглых
глаз,
в
прив ычк е
ширить
глаза,
когда
в
бе седе
возникает
не ч­
то
неординарное,
в
д виже нии
руки,
в
улыбке,
которая
тем
ярче,
чем
настойчивее
она
вам
возражает,
во
вс ем
эт ом
ес ть
тихоновское.
И
не
только:
в
об ст ояте льн ост и,
.49


в
стремлении
вести
дока зат ел ьны й
разговор,
в
привычке
не
обойти
прецеденты,
ес ли
да же
они
и
не
столь
бли зки .
В
ее
ра сск азе
все
не
заглазно,
все
имеет
сво й
лик.
Как
сейчас:
Антонина
Семеновна
точно
семейный
аль оом
рас кры ла
—
фотографии,
три
поколения
Тихоновых...
—
Ма ть
—
начало
всех
нач ал,
все
от
нее...
Взглянул
на
фотог раф ию ,
и
вспомнилось
некрасов­
ско е: «Есть женщины в русских селеньях...»
Лицом
не
красавица,
а
красива
—
пр ел есть
в
гордой
посадке
голо­
вы,
в
линиях
фигуры,
в
ста ти.
—
Крестьянка?
—
Ма ть
у
нее
крестьянка
—
пришла
в
Питер
из
Выш нег о
Волочка
пешком,
а
от ец
мастеровой,
кондитер,
из
латышей...
—
Дом
де рж ала
она?
—
Как
и
надлежит
—
вместе
с
отцом.
У
нас
был
хо­
роший
отец:
за б от ливый
и
строгий,
работящий,
конеч­
но...
Зн ал
всему
меру.
И
питью:
рюм ку
за.обедом,
д аль­
ше
не
шел
—
мера.
Мастеровой.
Жил
во
Ф ран ции
и
го­
ворил
по-ф ранцу з ск и,
хорошо
говорил,
но
французской
гр амот ы
не
од о лел.
По-русски
был
хорошо
грамотен.
Чи­
тал,
но
только
газеты,
книг
не
читал.
Люби л
во
вс ем
опрятность.
Вижу
его
по
воскресеньям,
чисто
в ы бри того,
с
чу ть
напомаженными
усами,
к оторы е
он
придерживает
пальцами,
ч тобы
они
не
утратили
формы.
Был
привязан
к
детям,
но
это
не
очень
выказывал,
дов е рив
все
жене.
Он
ее
любил,
а
значит,
и
доверял...
Мат ь
друж ил а
с
кни­
гой ,
она
пристрастила
к
чтен ию
и
Николая.
Признаться,
я,
м л адшая,
чуть-чуть
р евно вала
ее
к
Коле ,
мне
ка за­
лось,
что
он
был
ее
любимчиком.
Мо жет
бы ть,
я
б ыла
и
не
права,
но
од но
верно:
его
вырастила
ее
любовь.
Первое
его
стихотворение,
наверно,
само е
первое,
посвя­
щен о
ей: «Не надо мне святой Екатерины
—
жива я
здесь,
живая
хороша...»
Хорошая
кн ига
бы ла
в
почете
у
Тихо­
новых,
лучшим
подарком
сч ит алась
книга.
Ма ть
да рила
детям,
дети
—
друг
д ругу.
Писать
стихи
Николай
стал
ра но.
Решился
отнести
их
на
улицу
Г оголя,
в
редакцию
«Нивы»,—
там
ст ихи
понравились,
их
на пе чатал и.
Это
б ыло
великой
ра достью
для
всех,
особенно
для
матери,—
она
гордилась
Николаем.
Колина
чуткость
—
это
от
не е,
его
способность
все
принимать
близко
к
сердцу
—
от
мамы.
Когда
его
забрали
в
гусары,
он
вернулся
оттуда
седым.
Что-то
там
п рои зошло
такое,
что
с де лало
его
се­
дым
в
дв адц ать
лет.
В
семье
говорили,
что
какой-то
бар­
50


чук
за сек
на
глазах
Н ик олая
лоша дь.
Ну
что
ж,
и
эта
пр ич ина
правдоподобна,
есл и
иметь
в
вид у
Николая,
оче нь
похоже
на
нег о
—
человек,
он
был
че лов еком ...
Она
замолкает,
гляд я
в окр уг,
точно
видит
все
впер­
вые.
За
окном
май ,
как
в
мину вш ем
году,
когда
за
сто­
лом
был
Тихонов.
И
широко
рас пахн уты
двери,
как
то­
гда ,
поэтому
дом
кажется
таки м
просторным.
—
Счастливый?
Наверно.
Но
из
тех
счастливых,
что
видели
горе...
И
в
сво ей
жизни.
Отца
скосил
голод
в
д ва­
дцать
первом,
мать
—
в
сорок
первом...
Она
вновь
замолкает,
не
в
силах
совладать
со
скорбью,
что
поселилась
в
ней...
Я
возвращаюсь
от
Тихоновых.
Шумят
несравненные
переделкинские
березы,
ра сп адая сь
на
зеленые
ручьи,
по-майски
бледно-зеленые,
а
память
воссоздает
ра сск аз,
который
я
т олько
что
услышал,
многократ
повторяя:
«Человек,
он
был
человеком...»


ША ГИНЯН
1.
ТОЧНОСТЬ
ВИ ДЕН ИЯ
а ве рно,
само
наш е
вр емя
обрати­
ло
в
миф
притчу
о
по эте,
кото­
рый
оборон и лся
от
жизни
и
жиз­
не нных
тревог
стенами
преслову­
той
башни,—
да
ес ть
ли
такой
поэ т
и
мыслим
ли
он
се годн я?
Ес ли
речь
идет
о
ст енах
из
сл о­
новой
кости,
то
вря д
ли
мыслим,
одн ако
во
всем
остальном...
В
не
с толь
уж
от да ленн ый
времена
в
южнорусском
городе
судьба
свела
м еня
с
писателем.
Город
был
невелик,
и
писатель,
успевший
заяв ить
о
себе
кни­
гой
содержательной,
был
ф и гурой
заметной.
Но
вот
в
его
образе
жизни
б ыло
свое
отличие.
Собственно,
это
свое­
обычие
бы ло
в
облике
человека,
в
самом
цвете
лица,
не
очень
типичного
для
обитателей
нашего
знатного
града:
оно
бы ло
неестественно
бе лым,
быт ь
может,
даж е
бело ­
зеленым.
Оставалось
понять:
каки м
образом
че лов ек
убе­
рег
себя
от
нашего
щедрого
солнца?
Впрочем,
все
во­
просы
снимались,
ес ли
вам
удавалось
видеть,
как
че лов ек
пробегал
на
ры сях
не
такое
уж
большое
расстояние
от
дом а
до
ред ак ции
городской
газеты,
где
он
работал
ли т-
секретарем,
и
обратно.
Дос ти гнув
дома,
он
скрывался
за
высоким
забором,
скрывался
с
такой
поспешностью,
б уд­
то
за
ним
бы ла
уч инен а
погоня.
Теперь
никакими
силами
нельзя
б ыло
из вле чь
его
на
с вет
божий
—
он
уединялся
в
про хла д ной
по лутьм е
сар айчик а,
стоя щ его
в
глуби не
яблоневого
са да,
склонившись
над
рукоп ис ью .
Если,
слу­
ча лось,
писатель
необходим
был
г оро ду,
самое
бол ь шее,
на
что
можно
бы ло
рассчитывать,—
что
в
неширокой
прорези,
оставленной
в
кал и тке
для
почтальона,
появит­
ся
пугливый
гла з
жен ы
нашего
г ероя,
существа
смятен­
ного
и
простодушного,
точно
посланного
ему
небом
спе­
циал ьн о
для
то го,
чтобы
он,
не
дай
бог ,
не
по мер
с
го­
лоду.
52


Философия,
к оторую
исповедовал
наш
блед ноли ц ый
брат,
сводилась
к
форм уле:
лиш ь
время,
отд ан ное
руко­
п иси,
«полно»,
все
остальное
«пусто».
Наверно,
эта
мысль
могла
возобладать
в
человеке,
одержимом
н ема­
лым
эгоизмом,—
человек
очень
берег
с ебя,
больше,
чем
должен
беречь
се бя
писатель...
Ему
было
невдомек,
что,
сберегая,
он
выключает
себя
из
жизни:
се рдц е,
не
полу­
чившее
нагрузки,
перест ает
работать
первым,
как,
впро­
чем,
не
т олько
сердце...
Не
очень
хочется
обращаться
при
эт ом
к
су дьбе
человека,
о
котором
идет
ре чь,
хо тя
судьба
эта
убедительно
подтвердила
правоту
эт ой
мы с­
ли ...
Казалось,
человек,
столь
спрессовавший
свое
время
и
обра ти в ший
его
на
пользу
рукописи,
должен
был
с оз­
да ть
нечто
такое,
что
навсегда
останется
в
п амяти
люд­
ской,
но
получ илось
иначе.
В
годы
оны
наш
герой
у шел
в
мир
ино й,
а
вместе
с
ним
и
все
на писа нно е
им.
Оста­
л ось
единственное,
что
хранит
память,
по
крайней
мере
м оя:
раздумье
острое
над
те м,
как им
должен
быт ь
обра з
жизни
пис ателя ,
как,
впрочем,
и
сам
писатель,
строй
его
взглядов
на
свое
призвание,
и
е сть
ли
см ысл
ему
вот
так,
на п рочь,
отсекать
с вои
связи
с
живо й
действитель­
ностью?
Обо
всем
это м
думаешь
тем
упорнее,
что
ес ть
ведь
и
иные
примеры
в
жиз ни,
утверждающие
иные
при нципы
и
законы.
Один
из
них ,
на
мой
вз гл яд,
в
в ыс­
шей
степени
поучителен
—
Шагпнян.
Пример
ее
жизни
в
литературе,
пример
ее
подвижничества.
Убежден,
что
первосуть
того,
что
делает
писатель,
что
со став ляе т
содержание
его
работы
и
ж изни, —
в
системе
взглядов,
в
строе
мировоззрения,
в
политическом
идеа­
ле,
в
конце
ко нцо в.
Ша ги нян
пр ож ила
большую
жизнь,
при
э том
добрая
треть
ее
относится
к
предреволюционной
поре.
Как
пи
определенно
было
у
пи сател ь ницы
прия­
тие
Октября,
процессу
этому
предшествовали
поиски
достаточно
упорные.
Когда
читаешь
ранние
раб оты
Ша­
гин ян,
в
к ото рых
столь
явственно
звучат
песни
револю­
ции,
необходимо
усилие,
чтобы
поверить,
что
у
писатель­
ни цы
в
те
год ы
были
и
сомнения,
уводившие
ее
в
сто ­
рон у
от
глав н ой
дороги.
К
чести
писательницы
надо
с казать ,
что
она
преодолевала
эти
сомнения,
не
отстра­
нивш ис ь
от
жизн и,
а
вторгаясь
в
жизнь.
Если
же
гово­
рит ь
о
по зна нии
т ого,
что
ест ь
наша
рев олюц ия,
то
для
Шаг ин ян,
смею
предположить,
необыкновенно
полезным
было
пребывание
на
ро сс ийско м
юге,
где
накал
борьбы
был
особенно
сил ен.
53


Мне
было
интересно
пе ре ч итать
теперь
шагинянов-
ск ую
«Перемену»,
по в есть,
которую ,
как
известно,
высоко
це нил
Владимир
Ильич.
Интересно
не
т олько
по­
тому,
что
писательница
воскресила
в
моей
п амяти
собы­
тия,
кот оры м
и
я
отчасти
был
свидетель:
город,
опи­
санный
Шагинян,
находился
в
трехстах
километрах
от
мо их
отчих
мест .
Не
то лько
поэтому.
Повесть
Шагпнян,
как
воспринял
теперь
ее
я,
в
сущности,
является
в
своем
р оде
дневниковой
записью
революционного
времени,
как
оно
предстало
перед
писат ельн ицей
и
бы ло
ею
воссоз­
да но.
В
самом
д вижен ии
сюжета,
в
развитии
характеров
«Перемены»
есть
дос тов ерн ост ь
события,
подсмотренного
наблюдательным
глазом,
для
которого
точность
виденно­
го
пре вы ше
всего.
В
эт ом
восприятии
виденного
обра­
ща ет
вн имание
одно
обстоятельство:
как
ни
драматичны
события,
автор
не
очень-то
драматизирует
их
—
нагне­
танию
действия
автор
предпочитает
спокойный
расска з
о
происходящем.
На
мой
взгляд,
это
и
д елает
«Пере­
мену»
убедительной.
Возможно,
именно
это
достоинство
«Перемены»
и
пр ишлос ь
Владимиру
Ильичу
по
душе ,
к ак,
в проч ем,
и
иное:
недвусмысленность
авторской
по­
зиции,
определенность
' его
симпатий.
Когда
я
говорю
о
политическом
идеале,
к отор ый
добыт
писателем
в
про­
цессе
соприкосновения
с
жизн ью ,
мне
хочется
говорить
о
шагиняповской
«Перемене»,
в
этой
повести
рев олю­
ционное
суще ств о
взглядов
пи сател ь ницы
сказалось
сто ль
недвусмысленно.
Повесть
Шаг ин ян
яв ил ась
нем а­
лым
со бытие м
для
страны,
что
сказалось
и
на
популяр­
нос ти
автора.
По мню,
как
ее
порт р ет
возник
впе рв ые
в
кабинете
литературы
школы ,
в
которой
я
учился,—
в
ряд у
пат риар х ов
наш ей
классики
пор тре т
ю ной
Ша­
гинян
был
очень
заметен.
Я
не
видел
этого
портрета
позже,
но
думаю,
что
Шаг иня н
там
было
не
больше
тридцати:
мне
привиделась
безбоязненность
в
глазах
молодой
женщ ины ,
по- в ост очн ому
дре в н их...
Мне
известен
отзыв
Мариэтты
Сергеевны
на
книгу
писателя,
в
котором
бы ло
три
с лова: «Живые строки
—
че лов ечн о».
Х отел ось
бы
обратить
это
определение
к
прозе
сам ой
Шагпнян,
к
большой
п розе
—
я
го ворю
о
«Перемене»
и
«Гидроцентрали» .
В
содержательной
ра боте
Шагинян
о
Тарасе
Шевченко
писательница
вос­
производит
брюлло вс к ий
аф ори зм,
обращенный
к
худож­
ни кам : «Не копируй,
а
всматривайся».
Э тот
а фо ризм
мо­
жет
быт ь
по
пр аву
обращен
к
повествовательной
п розе
54


автора,
к оторую
мы
упомянули.
По ис тине
эти
произве­
дения
вы зв аны
контактом
с
живой
действительностью,
контактом,
к оторы й
вернее
было
бы
назвать
исследова­
нием
ж изн и: «Не копируй,
а
всматривайся»!
Но
исследование
требует
не
просто
природного
дара,
спо
требует
з на ний,
и
Шагинян
не
переоценивает
тут
своих
данных,—
на ве рно,
у
Плановой
академии,
которую
Мариэ тт а
Сергеевна
окон чи ла,
была
специальная
задача:
чтобы
гов орит ь
о
промышленном
преобразовании
стр а­
ны,
вст уп ая
в
спор,
нередко
профессиональный,
и
от ст аи­
вая
св ою
точку
зре ни я,
писат ель нице
как
раз
этих
з на­
ний
и
недоставало.
Но
знания
эти
необходимы
Шаги-
нян
и
по
др угой
причине:
вс е,
что
написано
ею
об
индустриальном
станов лении
страны,
бу дь
то
ее
большой
роман
или
оче рки
о
танковых
заводах
за
щитом
Ур аль­
ск их
г ор,
ставят
новую
пр облем у,
несут
открытие,
прин­
ципиально
нов ое
и
для
специалистов.
Тольк о
в
этом
сл у­
чае
и
роман,
и
оч ерк
пр едст ав ляют
интерес
для
Ш агиня н.
Вп рочем ,
этот
пр инци п
действен,
когда
произведе­
ние
затрагивает
и
ин ую
тему.
Прочтите
шагиняновскую
работу
о
Шевченко,
к оторую
мы
упомянули
выше,
ра­
боту,
удостоенную
док торс к ой
степени:
ск олько
в
этой
работе
истинного
новаторства,
явившегося
результатом
и
поиска,
и
нового,
невиданного
до селе
осмысления
фак­
тов
творчества
ве лик ого
Ко бза ря.
Без
преувеличения
можно
сказа ть ,
что
это
—
новое
слово
о
Шевченко,
с
ко­
торы м
должны
считаться
в се,
кто
буд ет
еще
писать
о
поэте.
Не
случайно,
что
поиск,
по-своему
неожиданный
и
смелый,
открывающий
новые
пласты
материала,
яв ля­
етс я
обязательным
компонентом
писательской
работы
Ма риэ тты
Сер г еевн ы.
Не
удивлюсь,
ес ли
буд ущи е
биог­
ра фы
Шагинян,
стремясь
отр а зить
эту
с торон у
ее
ра­
боты,
составят
своеобразную
энциклопедию
шагинянов-
ски х
поисков,
в
кот орой
б удут
воссозданы
все
ее
экспе­
д иции
и
описаны
результаты,
по-своему
примечательные.
Наиболее
наглядно
это
сказалось
в
работах
Шагинян,
которые
ус лов но
можно
назвать
портретными
очерками.
Можно
то лько
удивляться,
как
н ово
и
оригинально
писа­
тельница
прочла
жизнь
Гёте
и
Моцарта,
Пушкина
и
Шевченко,
Низами
и
Абовяна,
Гейне
и
Нал бан дян а.
Не
труд но
пред ст ави ть,
какими
пу тями
следовала
мысль
Мариэтты
Се ргеев н ы,
к огда
речь
шла
об
ее
исследова­
тельских
этюдах,
посв ящ енн ых,
напр им ер,
Пушкину
и
55


Налбандяну,—тут
поиск
и
венчающая
его
на хо дка
был и
подготовлены
из уч ением
отче й
культуры.
Дру гое
д ело
нем цы
—
Г ёте
и
Гейне.
Сказать
тут
прин ципиа ль но
но­
вое
слово
для
Шагипян
бы ло
многотрудно,'
но
она
это
слово
сказ ал а.
С ама
вели к ая
интернационалистка,
чье
тв орчес тв о
вызвано
и
вдохновлено
созданием
Союза
Республик,
Ма­
риэтта
Сергеевна
явилась
певцом
эт ого
многонациональ­
ного
братства.
Д очь
Армении,
она
посв ят ила
с вои
работы
национальной
культуре
России
и
Украины,
Грузии
и
Азербайджана,
Эстонии
и
Карелии,—
для
писат ел ь ницы
это
ценности
родной
культуры,
сформировавшей
ее
ин­
теллект,
обог ати в шей
мир
ее
мыслей
и
чувств.
Есть
одн а
о со бенно сть
в
писательском
по че рке
Ма­
риэтты
Сергеевны,
определившая
ее
интерес
к
ис сле до­
ванию
жиз ни,
будь
то
поэт
Гёте
или
композитор
Рахмани­
н ов,
революционер-просветитель
Нал ба ндян
или
народные
пе вцы,
сложившие
Калевалу:
обязательным
усло­
вием
это го
инт ереса
является
фи л ософс кое
своеобразие
и
гл уб ина
созданного.
Именно
фи лос офс кое
с в оеоб ычие
и
глубйна.
И звес тн о !, что Гёте увлекал Шагинян и силой
своей
диалектической
мысли,
вступающей
в
борьбу
с
ме­
тафизикой
и
утверждающей
се бя
в
этой
борьбе.
Н е обхо­
дим
немалый
тал а нт,
чтоб ы
органически
соотнести
два
начала
—
художник
и
мыс лит ел ь.
Наверно,
и
великому
Гёте
это
удавалось
не
всегда:
мыслитель
подчас
б рал
верх
над
ху д ожник ом.
Думаю,
что
эта
проблема
стояла
и
перед
Шагинян.
О дно
из
проявлений,
как
мне
кажется,
шагиняновского
новаторства
в
литературе
—
это
попытка
отыскать
такую
форму
произведения,
что бы
мысль
и
об раз
в
нем
сочетались
естественно,
чтобы
мысль
не
угнетала
обра з,
а
образ
дал
свободу
мысли.
Риск ну
вы­
сказать
предположение,
что
именно
эта
задача
решалась
пи сатель н иц ей
всю
жизнь.
Да,
всю
жизнь,
а
следователь­
но,
с
той
начальной
поры,
когд а
ею
были
созданы
ее
перв ые
произведения,
инт ер есные
и
в
эт ой
связи.
Пом­
ните,
как
св ое образ но
пр ело мил ась
мысль
пис ател ьни цы
в
столь
ор игина л ьном
романе,
как
«Своя судьба», главы
к оторого
опубликовал
«Вестник Европы»
в
1918 году?
Та кое
в печ атлен ие,
что
Шагинян
д ает
бой
в
романе
и
недавнему
про шлом у,
кот орое
для
пи сател ьн ицы
в
ка­
кой-то
мер е
автобиографично,—
ведь
ро ман
восстает
против
идеализма,
при
этом
в
тех
самых
его
проявле­
н иях,
где
его
вторжение
в
жизнь
было
особенно
пагуб­
58


но.
На до.
отдать
должное
Шагинян,
она
обнаруживает
немалую
изобретательность
и
умение,
чт обы
сд ела ть
ф и лософ скую
категорию
достоянием
про из вед ения
лите­
ратуры.
Произведение
но сит
сатирический
характер,
и
это
пом ога ет
ре ал из ации
замысла.
Одна ко
как
это
де­
ла ет
писательница?
Действие
п роис ходит
в
санатории,
где
крупный
у че­
ный
п с ихоп атолог
е ди ноб орств ует
с
недугами,
которы м и
страдают
его
по до печ ные.
Эти
недуги
странным
образом
родственны
болезням
духа,
распространенным
в
круг ах
буржуазной
инт е ллиг е нции
в
предреволюционное
время.
Но
это
что
за
бол езни?
В
их
квалификации
участвует
не
с только
наука
о
физиологическом
существе
человека,
с коль ко
о
соц иа л ьно м: «ненависть к неожиданному»,
«совершенная нечувствительность к отличию правды от
лж и», «постоянное ожидание несчастья», «представление
о
жизни
как
о
х ао се», «взгляд на событие лишь с двух
точ ек
зрения»,—
чт о,
как
можно
поня т ь,
держит
че ло­
ве ка
в
состоянии
пос т оянн ых
сомнений
и
осв об ожда ет
от
необходимости
иметь
свое
мнение.
Иначе
гов оря,
Ша­
гинян
написала
политическую
сатиру,
однако
не
лишен­
ную
позитивной
программы,
которую
в
романе
отож де­
ст вля ет
его
гл а вный
герой
проф ес сор
Фёр ст ер
—
стихии
инстинктов,
при
этом,
как
можно
пон ят ь,
и
низменных,
ге рой
романа
противопоставляет
силу
воли
и
разума,
ко­
торы е
возникают
в
труде .
«Мы подымаем самоуважение
в
б ольном »,—
дек лари ру ет
Фёрстер,
понимая,
что
утвер­
ждает
и
свой
нрав ств енн ый
идеал,
которы й
тем
более
действен,
что
соотносится
с
порой
э похаль ной:
октябрь­
ская
з аря
не
за
горами.
Но,
наверно,
есть
сфера,
уготованная
самой
п рирод ой,
где
художник
та кого
творческого
ск лад а,
как
Шагинян*,
с
его
любовью
к
философии,
обретает
свободу
действия
завидную.
Духовный
мир
нового
человека,
богатство
его
ин тел ле кта,
многообразие
его
нрав ственн ых
качеств
—
вот
эта
сфера.
В
высшей
степени
заманчиво
раскрыть
этот
мир
на
примере
Лени на ,
и
Мариэтта
Сергеевна
сделала
это
блистательно,
ознаменовав
свой
труд
в
ли­
те ратуре
четырехчастной
Ленинианой,
которую
венчают
«Четыре урока у Ленина»
—
работа
в
наш ей
литературе
во
в сех
отношениях
зна чите л ь ная.
Поистине
нужны
б ыли
талант
и
опыт
жизни
Мариэтты
Сер г еевн ы,
чт обы
«Че ­
тыр е
урока »
был и
написаны.
Ос обен нос ть
этой
работы
состоит
в
том,
что
Ленин,
его
духовная
мощь,
рев олю­
57


ци он ное
существо
его
личности
восприняты
как
бы
че-
рез
дни
ныне ш ний
и
грядущий
—
мы
смотрим
на
Ле-*
ни на
глазами
нашего
современника,
но
видим
его
и
та-
ким,
каким
его
увидят
и
наши
дал еки е
пот омк и.
Убеж -
ден,
что
время
не
ум а лит,
а
еще
больше
возвысит
работу
Шагинян.
В оз вр ащаясь
к
началу
статьи,
хоч у
сказать,
что
о пыт
ве ли кого
по д виж нич ества
Шаг ин ян
в
литературе
учи т:
тол ько
жизнь
дает
писателю
силы,
толь ко
бли зос ть
к
жизни
делает
з нач ение
его
труда
для
человека
и
не­
обходимым
и
непреходящим.
2.
МЫС ЛЬ
ПРЕВЫШЕ
ВСЕГО
Даже
то гда,
ког да
реч ь
идет
о
художественном
твор­
чес тв е,
мы
не
часто
о б ращ аемся
к
этому
понятию,
хотя
оно
важно.
Личность
пи сател я.
Наш
из вест ный
слов а рь
толкует
по нят ие
личности,
как
«отдельное человеческое
«Я», человеческую индивидуальность,
как
носителя
от­
дельных
социальных
и
субъективных
признаков
и
свойств».
Другой
наш
не
менее
солидный
слов арь,
го-
во ря
о
личности,
имеет
в
виду
«человека как носителя
каких-либо
качеств,
св ойс тв,
обладающего
теми
или
иными
признаками».
И
од но
определение,
и
д ругое
бес ­
спо р ны,
и
все-таки
они
не
полны,
ибо
и
в
одном
случае,
и
в
другом
им еют
в
вид у
ту
грань
понятия,
когд а
речь
идет
о
человеке
заурядном,
и
игно рир ую т
иное,
на
наш
взг л яд,
существенное,
которое
вошло
в
наш
обиход
с
мл а­
денчества,
живет
и
будет
жить:
личность
как
синоним
значительного.
Одной
из
животрепещущих
про бле м
современной
пе­
дагогики
являе тс я
разговор
о
лич нос ти
учителя.
Это
и
поня т но:
весомость
каждого
слова,
произнесенного
учи­
телем,
незримо
со отно си тся
с
тем ,
что
представляет
со­
бой
сам
он.
Тем
бо лее
это
определение
до лжно
бы ть
обращено
к
писателю.
В
самом
де ле,
если
ес ть
понятие,
которое
обнимает
гражданское,
человеческое
и
художни­
чес кое
существо
писателя,
то
эт о,
на
мой
взгляд,
лич­
нос ть
п исате ля.
Не
секрет,
что
у
чи тат елей
св ое
пред­
ставление
о
личности
п исател я,
своя
оценка
существа.
Говоря
о
писат ел е
как
о
под в ижник е
истины,
человеке,
для
которого
п ерв ос утью
п ре дставл ени я
о
вещ ах
яв ля­
ется
мнение
собственное,
чита тел ь
не
изб еж ит
этого
слова
—
личность..,
.58


Многократ
думаешь
об
этом,
ко гда
читаешь
малень*
кую ,
но
в
высшей
степени
ёмку ю
книжку
Константина
Серебрякова
«Уроки жизни»,
посвященную
Ма ри этте
Сергеевне
Шаг иня н,
книжку
ум ную,
содержательную,
блистательно
написанную.
Да,
это
именно
ра ссказ
об
«уроках жизни», о том,
как
эти
уроки
человек
воспринял
на
св оем
ж из ненном
пути,
как
они
помогли
ему
стать
личностью.
Поучитель­
ны
эти
уроки
жизни,
к огда
реч ь
идет
о
чел ове ке
такого
интеллекта
и
опыта,
как
Мариэтта
Шаг иня н.
Это
и
уро­
ки
мировоззрения,
кот орое
складывалось
в
контакте
с
жизнь ю ,
многосложные
уроки,
целью
кот оры х
был
политический
идеал.
«Моему поколенью выпало величайшее счастье на­
блюда ть
с лово
Ленина
в
его
мгновенном
пр евр ащ ении
в
дело.
Я
разумею
его
первые
де кре т ы...
Мне,
страстно
любящей
логику
и
ясность,
ненавидевшей
путаницу
и
см уту,
первой
ступенью
к
познанию
Лени н а,
первой
лю­
бо вью
к
Ленину
стали
эти
декреты».
Да,
Ша ги нян
сказала
именно
так: «мне,
страстно
любящей
логику
и
ясность».
На
мой
взгляд,
эти
логика
и
ясность
был и
в
ее
деянии,—
именно
конкретное
дело
было
для
писательницы
синтезом
взглядов
на
жизнь,
синтезом
ее
активного
бытия.
Мариэтта.
Сергеевна
едет
в
Дзорагет
и
пишет
«Гидроцентраль», многократ пересе­
к ает
страну
предков,
чтобы
подарить
читателю
«Путе ­
ше ств ие
по
Советской
Армении», объезжает в годы войг
ны
уральские
города,
собрав
с вои
наб люд ен ия
в
книге
«Урал в обороне», а еще раньше,
в
начале
двадцатых,
пишет,
повторяю,
знаменитую
«Перемену», которую про­
чел
и
Ле нин...
«Знаете,
очень
Ваши
вещи
нравятся
то в.
Л е нину.. .»—пи сал
Шаг и нян
А.
Воронский,
редактор
«Красной новп», где была напечатана «Пе реме н а».
Вот
и
п олучи лось,
что
политический
и деал
писательницы
был
обр ет ен
в
общении
с
действительностью
и,
быт ь
может,
явилс я
первым
п
самым
значительным
уроком
жизни.
Именно
контакт
с
действительностью
стал
источником
знания,
без
которого
трудно
се бе
пр ед ста вить
обли к
Ша­
гинян.
Вот
како е
наблюдение
сделала
писательница
в
поездке
на
Южно-Сибирскую
маг ист раль ,
ку да
она
ездила
по
за д анию
«Гудка»: «... Са м ое
незабвенное,
чем
одаряет
вас
жизнь
па
колесах,—
это
мудр ост ь
самого
движения.
Как
нигде
и
ник ог да
на чина ешь
понимать,
59


что
жить
—
это
значит
дв иг ать ся,
потому
что
стоять,
долго
стоять
—
в
вагоне,
на
зап асны х
путях
—
значит
медленно
ид ти
на
уб ыль,
разлагать
и
убивать
св ой
быт,
терять
свою
жиз нь ».
Рассказав
о
том,
как
во
время
та­
кой
стоянки
на
запасных
холод
и
зап устени е
вторгаются
в
вагон
—
ум ир ает
св ет,
исчезает
вода,
вагон
зарастает
гряз ью, —
Шаг ин ян
заключает: «На пятый день стоянки
остро
понимаешь:
стоять
—
это
за стой ,
жить
—
это
д ви­
га ть ся,
двигаться...»
Интеллект
Шагинян,
ее
сокровищ­
ниц а
з на ний,
без
которой
труд но
представить
се бе
все
написанно е
писательницей,
фо рми ров ал ись
в
ходе
ди на­
мичного
процесса,
котором у
сама
писат ель ница
нашла
оче нь
точное
определение
—
движение.
Од нако
что
е сть
для
Шаг и нян
движение,
как
не
по­
ст оянн ое
накапливание
знаний,
обогащ е ни е
интеллекта,
учеба?
Наверно,
не
совсем
обычно
гов ори ть
о
человеке,
у
которого
сто лети е
не
за
горами,
что
девизом
его
жизни
и
се годн я
явля е тся
пафос
учебы,
э нер гия
школы ,
но
тут
вся
Ш агин ян.
Индийская
м удрос ть,
к
которо й
обраща­
ется
пис атель ни ца,
определяет
тут
важную
грань
ее
взглядов.
Эта
мудрость
гл а сит : «С учением связаны
самообладание,
целеустремленность,
повышение
з на ний,
созревание
че ловеч нос ти».
Слово
писат ельни цы
о
школ е
и
призвании
ее
в
жизни
чело века
по-своему
развивает
индийскую
м уд рост ь: «Надо быть взрослым,
очень
по­
жившим
челов ек ом ,
чтоб
ясно
представить
себе
п роб­
лему
шко лы,
ощутить
ее
как
сре ду
для
своего
рост а.
И
тогда
он
начинает
сильно
корить
и
жалеть
се бя
за
легкомыслие
своего
детства
и
ю ност и,
когда
мог
бы
взя ть
от
благодатного
шк ольн ого
времени
куда,
куда
боль ш е,
чем
взял».
Гё те,
к
к отором у
Мариэтта
Сергеевна
л юбит
обр а­
щ ать ся,
принадлежит
из ре ч е ние : «Убеждение
—
это
не
начало,
а
венец
в с якого
познания».
Убеждение,
а
следо­
вательно,
доба в им
мы,
и
мысль .
Да,
мысль
—
венец
вс я­
ко го
познания.
Это
можно
проследить
и
на
опыте
Ша­
гин ян.
Одн о
из
качеств
шагиняновской
прозы
—
остр ая
мысль,
по дчас
чуть-чуть
отвлеченная,
как
и
надлежи т
б ыть
мысли
философа,
но
всегда
предельно
отточенная
и
яс ная.
П ом н и те: «...мне,
ст раст но
любящей
логику
и
яс н ость »? Бесценное достоинство всего написанного Ша ­
гинян
—
в
этой
мысли,
в
ур овне
мысли
—
качество,
к
со­
жал ению ,
в
современной
литературе
не
столь
распростра­
ненное..
Му жа ние
про зы
Ш агиня н,
как
мне.
представля­
г
60


ется,
в
мужании
мы сли.
Сжатость
проз ы,
точность,
а фо­
ристичность,
гл уб ина
—
в
эт ой
мысли.
Тут
мысль,
как
привиделось
мне,
о тр аз илась
даже
на
стилистических
о со­
бенностях
прозы
писательницы.
М ысль
как
бы
оп ред е­
лила
хара кте р
языка,
а
может
быть,
даж е
и
строя
фразы.
Эта
мысль,
выр аж е нная
с
лаконичностью
и
закончен­
ностью
афоризма,
свойственна
и
беседам
Шагинян,—
бе­
сед ы
автора
к ниги
с
писательницей
дорисовывают
в
со­
з нании
об раз
Шагинян,
да рят
нам
новые
к раск и,
когд а
речь
ид ет
о
портрете
писательницы.
Те мы
бесед
—
это
поистине
то
насущное,
чем
жив
че­
ловек,
что
об огаща ет
его
ду шу,
что
стремит
ее
к
новым
высотам
духа,
что
делает
н атуру
человека
це льн ой.
Оч ень
хорошо,
что
в
это м
диалоге
автор
не
просто
интервьюер,
задающий
вопросы,
а
собеседник
писат ельни цы,
нередко
вступающий
с
нею
в
спор,
отстаивающий
сво е
мнение,
утверждающий
его
и
аргументирующий,
т олько
такая
бе­
седа
инт ересна
и
Шагинян.
Впрочем,
мысли
писатель­
ницы,
высказанные
в
ходе
э тих
бесед,
говорят
сам и
за
себя .
О
пам ят и:
—
Мне
кажется,
что
самый
стр анный
и
не пос т ижимый
феномен,
с
каки м
мы
стал ки в аемся
в
при роде
че лове ка, —
это
феномен
пам я ти.
Не
то
странно,
что
мы
запоминаем
происходящие
с
на ми
и
потом
узнаваемые
н ами
вещи.
Странно,
что
мы
держим
в
п амяти
истекшее
время,
все
ты сячел ети я
пережитого
и
созданного
человечеством.
Вы
с каж ете,
мы
это
читали
в
книгах.
Но
откуда
эта
стран­
ная
пластика
обр азо в?
Откуда
эта
запоминаемость
ку ль­
тур
Ег ипта ,
Ассирии,
Греции,
Рима?
Там,
где
начинает
действовать
воображение,
там,
мне
кажется,
вмешивается
таинственная
с ила
памяти...
Не
значит
ли
это,
что
мы
жили
всегда...
и
будем
жи ть
в се гда?
Об
инт ел лек те
современного
человека:
•—
Всюду,
где
приходилось
мне
видеть
настоящий
тех ­
нический
прогресс,
он
п ре д ъявлял
и
более
повышенные,
и
более
у сло жненны е
требования
к
человеческому
интел­
лекту...
Чт об
жи ть
жизнью
мыслителя,
надо
жи ть
и
серд­
цем,
и
всеми
доступными
нам
чувствами.
Одного
никогда
-не
смогут
машины
—
страдать.
А
без
страданья,
мне
ка­
жется,
ничто
д ухов ное
не
род и тс я...
О
мысли
изреченной:
—
...Надо
уметь
чи тать
документы,
на до
их
расколдо­
вывать
и
размаскировывать,
а
это
де ло
художника.
Ведь
61


ес ли
о
выговоренном
слове
Тютчев
ска зал: «Мысль изре --
ченная
есть
ло жь», то про написанное это в десять раз
справедливей.
Документ
очень
ч асто
не
открывает,
а
скрывает
правду...
Обычно
я
так
обращаюсь
с
ним :
не
жизнь
проверяю
документом,
а
документ
стараюсь
про­
верить
жизнью...
О
времени:
—
Я
чув ств ую
это
течение
времени,
в ерней
сказат ь ,
втеченпе
его.
Слов но
во да,
вте кающ ая
в
ладонь,—
так
м ат ериал ьно
я
это
чувствую.
Мне
каж е тся,
время
вт е­
ка ет,
по-настоящему
втекает.
Оно
в тек ает
в
ч ашу
жизни,
переполняет
ее
до
краев,
и
к огда
п оте чет
через
край,
н адо
подставлять
другу ю
ч ашу.
Время
претворя­
етс я
в
жизни
другого
человека.
Вот
и
думаю
ино й
раз,
что
оши ба ются
люд и,
воображая
п роце сс
времени
не об­
ра т имым,
то
е сть
всегда
уходящим.
На
само м
де ле
оно
всегда
при ходи т.
Оно
обратимо
больше,
чем
что-
либ о
д ругое
на
земле,
оно
обратимо
в
сам ом
себе,
с ама
пр иро да
его
е сть
обратимость...
Физ ик и,
наверное,
разорвут
меня
на
части
за
подобную
не гра м отн ос ть...
Но
тут
ес ть
резон
вступиться
за
физиков:
сказанное
Шагинян
не
так
крамольно,
как
может
п ока зат ься
на
перв ый
взг л яд,
и
имеет
косвенное
отн ошени е
к
прерога­
ти вам
физиков
—
жизнь
самой
пис ател ьни цы
свидетель-*
ствует
об
обратимости
времени,
жизнь
писательницы,
у
кото рой
была
возможность
вернуть
затраченное
время,
вознаградив
нас
сторицей.
Од нако
если
сделать
эту
проб ­
лем у
сферой
чи стой
физики,
то
и
в
эт ом
случае
время
обра ти мо,
ибо
это
то
самое
толкование
Пространства
и
Времени,
которое
занимает
современную
науку
и
прак­
тически,
когда
она
думает
о
световых
скоростях,
дающих
возможность
понять
Эйнштейну
теорию
не
столь
отвле­
ченно,—
вр емя
не
уходит
бессл едно ,
в
сил ах
человека
за став ить
его
в осп ря ть...
Достоинство
книги
К.
Б.
Серебрякова
и
в
том,
что
автор
постоянно
присутствует
в
ней ,
а
это
умение
по­
ст игат ь
существо
творчества
пи са теля
на
уровне
ответст­
венной
темы.
Ч и таешь
книгу
и
ловишь
себя
на
мысли:
у
автора
есть
ощ ущ ение
своеобычности,
а
может
быть,
даж е
но­
визны
работы
пи сател ьн ицы
—
не
первый
год
он
з нает
человека,
о
котором
пишет,
а
не
пер ест ает
открывать
в
нем
новое.
Точно
речь
идет
о
стране,
которую
пред­
стои т
познать,
о
дорога х,
которые
предстоит
пройти.
62


И
как
это
бывает,
когда
речь
идет
о
путешествии
в
сок-1
ревенное,
каждое
новое
наблюдение
дарит
тебе
радость
открытия
неведомого,
каждая
дорога
—
св ой
мир ,
пусть
не бол ьш ой,
но
новый.
Мир
м уз ык и: «Кроме своих детей,
музыки
и
цветов,
я
люб лю
еще
В ас,
милая.
Вы,
Ваши
письма...
—
писал
Мариэтте
Сергеевне
Рахм анино в.
—
Вы
умн ая,
интересная
и
не
крайняя».
Мир
необычного
чтен ия: «Самому вам разве не кажется вместо книги,
где
синтаксис
превращается
в
пунктир,
с мысл
остается
за
пределами
фраз,
логика
заме ня етс я
кадрами
случай­
ных
ассоциаций,
вд руг
засесть
за
чтение
старого
«Ро ­
бинзона
Круз о»
и
по лу чить
от
него
полное
уд ов ольств и е?
Я,
например,
с
наслаждением
читаю
старые
романы
к онца
XIX века,
русские
и
а нгл ийск ие ...
Они
—умные
собеседники,
и
с
ними
и
се бя
не
чувствуешь
олухом
ца ря
неб есног о . ..»
Мир
путешествий,
которые
не
просто
радуют
глаз,
а
да рят
наблюдения,
мысль.
Больше
Ша-
гинян
ни кто
не
ездил,
в
частности
—
по
Советской
стра­
не.
Мир
переписки:
в
архиве
Шаг и нян
пись ма
великих
современников
век а
—
Б лок
и
Рол л ан,
Рахманинов,
Кру п­
с кая. ..
И
вновь
хочется
обратиться
к
пер еписк е
с
Р ах­
маниновым
—
в
ней
есть
нечто
такое,
. что
определяет
отношение
Шагинян
к
этой
форме
ч елов ече ског о
общ е­
н и я: «Я писала ему,
вероятно,
обо
вс ем,
чем
жило
и
ды­
ш ало
тогдашнее
рус ск ое
общество...
с
одной-единствен-
н ой,
поглощавшей
все
мое
отношение
к
нему
мыслью:
д ать
Рахманинову
пережить
и
понять
историческую
ну жнос ть
его
м уз ык и...»
Да,
каж дая
дорога
—
св ое обы чный
мир ,
а
все
они
вместе
соз дают
вп ечат лен ие
завидного
богатства
чел о­
ве ка,
которое
тем
б олее
ве ли ко,
что
позволяет
нам
ус та­
новить
преемственность
между
культурой
дня
се­
годняшнего
и
вчерашнего.
Са мое
удивительное,
что
речь
ведь
ид ет
об
усилиях
одного
человека,
всег о
лиш ь
одного
человека.
Необыкновенно
интересны
страницы,
где
дана
кар­
ти на
рабочих
будней
Ш агин ян.
Наш
взгляд
неотступно
следует
за
автором:
раб очи й
к аб инет
Шаг иня н,
письмен­
ный
стол,
нехитрые,
но
ис пол не нные
завидного
постоян­
ства,
по
слову
ав то ра, «орудия труда»— шк о ль ные
фио­
ле то вые
ч ерн ила,
старая
уч ен ическ ая
ручка,
стальные
перья
(однажды узнав,
что
Ленин
л юбит
пи сать
анг ли й­
скими
перьями
и
просил
близких
прислать
их
ему,
Ша­
гинян
в о скли кну л а: «Зарубите себе на носу:
Ленин
имел
63


св ои
любимые
п ер ья!»).
Работа
с
утра,
натощак,—
ча­
шечка
кофе
не
в
сч ет.
Шагинян
пише т
только
утром ,
при
эт ом
не
более
трех
часов,
все
ос тальн ое
врем я
от­
д ает
чтению,
обязательно
с
конспектированием,
запися­
ми
в
дневнике,
ответам
на
письма
читателей.
И
еще
одно:
прогулка,
вернее,
энергичная
ход ьба
в
нар а стаю­
щем
темпе:
десять—пятнадцать
к илом е тров
в
день.
Как
ни
увлекателен
процесс
работы,
он
не
может
служить
самоцелью.
Не
он
д арит
писательнице
удовлетворение,
а
содержание
труда,
его
благородное
пр едназ н ачен ие.
■—
У
м еня
пр ав ило:
ес ли
то,
что
я
нап исал а,
при
чте­
нии
в
наборе
ничего
н ового
не
дает
мне
самой,
не
у чит
меня
чему-то,
чего
я
еще
не
знала,—
значит,
др янь
ра­
бота,
никуда
не
годи т ся
и
нечего
ее
жалеть.
Собствен­
ное
де ло
должно
бы ть
так
сделано,
чтобы
оно
обога щало
и
двигало
тебя
са мое.
И
это
всегда
бывает,
когд а
работа
творческая...
Страничка
моих
собственных
воспоминаний.
Мне
как-то
посчастливилось
выступать
вместе
с
Ма­
ри э ттой
Сергеевной
на
встрече
со
ст ары ми
большевиками
в
Музее
революции
—
р ядом
со
мной
сидела
Маргарита
Васильевна
Фофанова.
Реч ь
зашла
о
петроградском
ле те
семнадцатого
года,
необыкновенной
поре
в
истории
рево­
люции,
отм ечен н ой
собиранием
си л,
призванных
совер­
шить
Октябрь.
Помнится,
Фофанова
ск азал а,
что
рев о­
люция
способствовала
формированию
государственных
людей
нов ой
России
в
разных
областях
жизни,
не
б ыло
бы
революции,
вряд
ли
мы
узнали
бы
о
таком
количест­
ве
л юдей
д е йств ите льно
крупных.
По
словам
Фофановой,
это
тот
самый
сл учай ,
когда
масштабы
и
значимость
события
оказывают
влияние
на
рост
людей,
а
лю ди
в
св ою
оче редь
возвеличивают
со быт ие.
Хорошо
помню,
что
прямо
соотнес
эти
слова
с
Мариэттой
Сергеевной,
которая
в
этот
день
с
редким
воодушевлением
и
страстью
говорила
о
сво ей
ра боте
над
книгой
«Четыре урока
у
Л енина» .
В
самом
деле,
Шагинян
за я вила
о
себе
как
р
литераторе
за дол го
до
революции,
но
именно
р ев олю­
ция
сформировала
ее
сознание,
интеллект,
а
следова­
т ель но,
талант.
Для
Шагинян
это
б ыло
тем
более
б ла­
год атн о,
что
подготовило
к
том у
большому,
что
суждено
бы ло
ей
совершить
в
жизни
как
писателю:
я
гово рю
об
ее
книгах,
по свя щ енных
Ленину,
и
прежде
всего
самой
значительной
из
них—«Четыре
урока
у
Ле нин а», кшь
64


ге,
чье
влияние
на
умы
и
сердца
наших
читателей,
с мею
думать,
всегда
бу дет
велико.
Ре во лю ция,
ее
м ногос ложн ое
быт ие,
ее
ф илос офи я,
все
то,
что
лежит
в
ее
глубинах,
подготовили
Шаг иня н
к
вос пр иятию
Лен ин а.
И
книга
Шагинян
отразила
мно­
гообра зи е
со держа ния ,
воспринятого
писательницей
у
ре­
волюции,—
рассказ
о
Ленине
нерасторжим
с
рассказом
о
величии
его
дела,
ставшего
известным
мир у
под
име­
нем
Октября.
Как
мне
представляется,
книга,
к оторую
написал
К.
Б.
Серебряков,
бу дет
ж ить
—
она
помогает
п ост ичь
все
созданное
Ша гин ян.
О днако
как
ни
сод ер жат ель на
эта
книга,
это
всего
лишь
начало
большой
и
благодар­
ной
ра боты ,
которую
жд ет
от
автора
чит а тел ь,—
работ ы
и
литературоведческой,
и
критической,
и,
разумеется,
ху­
дожнической,
отмеченной
тем
же
те кс том
на
титуле:
«Уроки жизни.
Штрихи
к
портрету
Мариэтты
Шаг ин ян
и
беседы
с
ней» .
Пусть
нам
будет
разрешено
закончить
т ем,
с
чего
мы
нач ал и:
ес ли
уроки
жиз ни
Ша ги нян
соб рать
воеди­
но,
это,
конечно,
великий
пр имер
тог о,
как
в
итоге
тру­
да,
всей
своей
сутью
новаторского
и
подвижнического,
складывалась
личность
писателя.
Наверно,
поня тие
ли ч­
ности
писателя
немыслимо
без
восприятия
ее
чи тате­
ля ми.
Однако
для
читателей
это
по ня тие
тем
бол ьш е,
чем
полнее
в
писателе
соединились
его
жизнь
и
его
книги.
Мариэтта
Сергеевна
прошла
п уть,
к оторы й
мож ет
быт ь
в зят
за
о бр азец.
3с.
Д ангуло в


СИМ ОНОВ
орошо
помню:
де кабрьс ка я
п обе­
да
за метн о
из менил а
редакцион­
ный
бы т.
Даже
не
с тол ько
внеш ­
ние
черты
этог о
быта,
с кол ько
сам
дух
наш ей
жизни.
Вд руг
явился
интерес
к
проблемам
об­
щ им,
которыми
не
очень-то
была
увлечена
до
этого
редакционная
б р атия.
Ну,
например,
что
есть
стр атег и че ская
инициатива
или
направление
глав н ого
удара?
И
не
только
эт о:
что
есть
военный
писатель,
есл и
взглянуть
на
нег о
в
перспективе
ис тори ­
ческ о й?
В
декабре
сорок
п ерв ого
редакция
переехала
в
зда­
ние
«Правды», что позволило перевести весь состав на
казарменное
пол оже н ие.
В
дл инны х
ко ри дор ах,
больше
похожих
на
коридоры
гостиницы,
чем
редакции,
у
каж­
дого
бы ла
своя
комната.
Далеко
за
двенадцать,
когд а
последние
полосы
газеты
бы ли
подписаны,
наступало
время
т ех,
кого
редакционная
молв а
на рек ла
«совами».
Под
акк о мп анемен т
зениток,
в
котором
у гадыв ались
с вои
могучие
в здохи ,
с вой
ритм ,
ладил ась
бе седа.
Повод
все
тот
же:
что
ес ть
военный
писатель?
П ос реди
стола,
ряд ом
с
алюминиевым
ча йник ом,
то ль­
ко
что
снятым
с
электрической
плит к и,
и
невеликой
горк ой
т рофе йн ого
итальянского
с ыра
лежит
раскрытая
книга.
Это
толстовские
«Севастопольские рассказы»
—
все
ответы
на
вопрос
о
вое н ном
писат ел е
в
этой
книге.
Вр емя
от
времени
в
пы лу
спора
книга
ра скры в ается
в
само м
неожиданном
месте,
и
толс товс кое
с лово
звучит
в
редакционной
келье,
задуваемое
вихр е вым
гудением
зениток
сорок
первого
года.
—
...Надолго
ост ав ит
в
России
великие
след ы
эта
эпопея
Севастополя,
которой
ге роем
был
на род
ру с­
ский . ..
На
какой-то
миг
голоса
за
столом
затихают.
С
каж­
дым
артиллерийским
ударом
вминается
вощеная
бума га ,
к отор ой
з адра ены
окна,—
зв ук
такой,
будто
бы
где-то
66


ряд ом
тяж ко
дышит
больной,
к отором у
недостает
воз ­
духа.
—
Х очу
писать
войну
в
настоящем
ее
выражении
—
в
крови,
в
страданиях,
в
смерти...
Книга
закрыта,—
чтобы
возобновился
разговор,
не­
обходима
пауза,
значительная.
—
Наверно,
г ла вное
—
не
убояться
смерти
и
кро ви
—
в
эт ом
и
е сть
то,
что
Толс той
назвал
настоящим
выра­
же нием
во йны?
—
Именно
—
не
убояться.
Вихревые
вздохи
зениток:точно
смолкли,
нед вижи ма
в ощ еная
бумага
в
окне,
и
точно
прервалось
тяжкое
дыхание...
По
армейскому
образцу
редакция
незримо
разделена
надвое:
на
те х,
ко го
ус лов но
можно
назвать
«старослу­
жащ им и», и на «м о лод ы х», явившихся в газету в канун
войны
или
в
само м
ее
начал е.
К
первым
можно
отнести
большую
группу
военных
газетчиков,
работавших
в
редакции,
когд а
она
еще
пом е­
щалась
на
Покровке,
ко
вторым
относится
сравнительно
небольшая,
но
спло ченн ая
к огор та
писателей,
впервые
заявившая
о
себе
на
Х алх ин-Гол е,
а
потом
в
Финлян­
дии.
Между
первой
и
второй
группами
отношения
вполне
лояльные,
хо тя
е сть
и
известное
соперничество,
и зв ест­
ное...
Я
связал
с вою
судьбу
с
«Красной звездой»
в
тр и­
дцать
шестом
и
числился
«старослужащим», поэтому мое
отношение
к
происходящему
в
«Красной звезде»
с ле­
дует
воспринимать
с
учет ом
этой
поправки.
«Старослу­
жащие»
считают,
что
редактор,
хочет
он
т ого
или
не
хо­
ч ет,
но
бла гов оли т
«молодым».
Есть
даже
мнение,
как
мпё
представляется,
несправедливое,
что
ус пех и,
кото р ые
сделали
в
«Красной звезде» « м оло ды е», объясняются ие
только
их
умением
и
талантом,
но
и
заметно
по ощ ри­
тельным
отношением
к
ним
редактора.
Симонова
редакция
относит
к
«молодым»,
что
не
сто ль ко
облегчает
ему
положение
в
редакции,
с коль ко
затр у дн яет.
Это
тем
бо лее
верно,
что
редактор
откро­
венно
любит
Симонова,
чт о,
как
мне
кажется,
не удо бно
последнему.
Впрочем,
доп ус каю,
что
Симонов
обо
все м
эт ом
мо­
жет
и
не
догадываться,—
реж им
его
работы
в
редакции
с толь
жесток,
что
ему
просто
не
до
этого.
3*
67


Впервые
я
увидел
Симонова
в
июл е
сорок
первого
па
Мало й
Дмитровке,
где
тогда
помещалась
«Красная
звезда».
Он
мне
показался
более
молодым
и
б олее
кр а­
сивым,
чем
виделся
на
расстоянии.
Уже
был
напечатан
его
оче рк
о-
походе
на
подводной
лодк е
в
Констанцу,
не­
смотря
на
отн оси тельн о
малые
раз м еры
(по-моему,
это
был
«полуподвал»
на
четвертой
по л о се), очерк произвел
впечатление.
Не
часто
пи сатель
ходил
с
подводниками
на
бое вое
задание.
Симонов
пошел
и
рассказал
об
этом
с
той
скромностью
и
стр ог им
достоинством,
к оторы е
по­
том
стали
добр ым
знаком
всех
его
вещей,
где
ре чь
шла
о
виденном.
Быть
может,
единственно,
в
чем
можно
было
упрекнуть
ав тора ,—
что
рассказ
это т
был
в
боль­
шей
ме ре
лаконичен,
чем
хотелось.
За
самым
фактом
подводного
плавания,
участником
которого
был
автор,
хоте лось
увидеть
ка рти ну
бол ее
объемную.
Но
это
мог­
ло
и
не
з ависет ь
от
Симонова:
это
был
од ин
из
первых
писательских
очерков,
напечатанных
газетой,
и
в
этом
сво ем
качестве
он
был
хор ош
и,
насколько
я
пом ню,
был
с
бл агода рн ос тью
принят
и
читателем,
и
редак­
цией.
По
крайней
мере
это
б ыла
заявка
значительная
и
во
многом
обещающая.
В
моем
сознании
эт от
оче рк
соот­
н оси лся
со
все м
тем,
что
я
з нал
о
Симонове-поэте,
ав­
торе
п оэм
о
Нев ско м,
Суворове
и
генерале
Л у каче,
поэм,
знаком
к оторы х
бы ла
великая
тревога,—
над о
отдать
до лжн ое
поэ ту,
она
с
необыкновенной
остротой
и
точ­
ностью
воспринималась
им
в
эти
предвоенные
годы.
И
вот
Сим он ов
на
Малой
Дмитровке.
Да
Симонов
ли
это?
Что-то
привиделось
в
нем
старо петер б уржск о е
—•
его
английские
усики
и
откровенная
картавинка
в
го­
в оре
только
укрепляли
это
впечатление.
Из
тех,
кто
пришел
в
армию
с
войной,
Симонов
вы­
глядел
больше
остальных
во енным ,—
казалось
необыч­
ным,
как
челов е к,
которого
нельзя
б ыло
назвать
про ­
фессиональным
военным,
в
такой
мер е
вр ос
в
самую
природу
армии,
проникся
ее
духом,
воспринял
самим
суще ств ом
своим
строй
ее
жиз ни.
Так
или
иначе,
а
в
со­
з нании
возникало
два
Симонова:
о дин
был
поэтом
из­
вестных
военных
стих ов
и
корреспондентом
«Красной
зв е зд ы», другой
—
человеком,
которого
я
увидел
теп ерь
на
М алой
Дмитровке.
Наверно,
нео бх оди мо
б ыло
уси ­
лие,
чтобы
эти
два
человека
в
сознании
объедини­
лись.
68


По мню,
что
в
канун
н ов ого,
сорок
вт орог о
го да
третья
и
четве ртая
полосы
был и
готовы
еще
с
вечера.
Мокры й
оттиск
большого
симоновского
четырехколонника
«Июнь —
декабрь»
лежал
на
столе
Галактионова,
многоопытный
Михаил
Романович
иногда
читал
по
п росьб е
сек рета риа ­
та
больш и е
м атер иалы ,
идущие
в
номер.
Чело век ,
о
котором
я
говорю,
был
прикомандирован
К
«Красной звезде»,
е сли
память
мне
не
изменяет,
осенью
сорок
первого.
Седой
и
бледнолицый,
в
темно­
синем
пиджаке,
бо рта
которого
был и
об сыпа ны
папи­
росным
пеплом,
Галактионов
меньше
всего
напоминал
ка дров ого
военного.
А
он
был
именно
кадровым
военным,
при
это м
весьма
высокого
ранга,
сменившим
военный
мундир
на
штатское
в
силу
событий,
к оторы е
страна
пережила
в
канун
войны.
Человек
высокообразованный,
бол ьше
вое нны й
писат ель
и
ученый,
чем
строевой
ко­
мандир,
Галактионов
принадлежал
к
том у
тип у
комис­
саров,
которые
зад ав али
тон
политическому
воспитанию
армии,—он
был
комиссаром
Генерального
шта ба.
Но,
буд учи
комиссаром,
он
одновременно
был
и
военным
ученым,
те оре тик ом
войны.
Его
статьи,
исследующие
■опыт войны,
находили
отклик
в
армии,
особенно
у
той
части
во е нных
ч ит ат елей,
ко торы х
интересовало
стр ате ­
гическое
мышление.
Забегая
вперед,
можно
ск азать ,
что
«Красная звезда», ее коллектив,
кот оры й
по ни мал
про ис­
ходящее,
помогли
ему
вер ну ть
в се,
что
бы ло
у
нег о
незаслуженно
отнято,—
он
закончил
войну
генералом,
имя
которого
благодаря
газете
стало
известно
армии
в
такой
мере,
в
какой
прежде
оно
известно
не
было.
Галактионов
был
авторитетен
в
редакции.
Когда
шли
особо
ответственные
трехколонпики
и
«подвалы»,
нет,
не
тольк о
на
темы
вое н ной
теории,
но
и
на
иные
темы,
секретариат
не
считал
за
гре х
обратиться
к
нему
и
за
советом.
—
Что
может
сд елат ь
газета
в
такой
войне,
как
эта?
Что
в
ее
силах?
—
вопросил
Галактионов
и,
чувствуя,
что
немало
озадачил
собеседника,
воодушевленно
ответил:
—
Убедить
людей
пов е рить
в
свои
силы,
убе ди т ь...
—
Вы
имеете
в
вид у
нечто
конкретное,
Михаил
Ро­
манович?
—
сп роси л
я,
остановив
глаза
на
м окрой
по­
ло се.
—
Именно,
конкретное,—
подтвердил
он
и
отчеркнул
к ар андашо м
добрую
треть
газетной
.
колонки,
карандаш
был
химическим,
линия
легла
жирно .
69


Я
склонился
над
отчеркнутой
кол он кой.
Случай,
к
ко­
торому
обратился
Симонов
в
сво ем
оче рке ,
д ействит ель ­
но
был
уникальным.
В
ноя бре
сорок
первого,
когд а
ав­
тор
был
на
С евер е,
политотделец
п ос улил
Симонову
бе­
седу
с
немецкими
офицерами.
На
вопрос
корреспонден­
та,
как
и
когд а
это
можно
сделать,
политотделец
от ве­
тил,
что
они
еще
не
здесь,
эти
пленные,
они
еще
там,
в
ты лу
у
немцев.
К ороче,
наши
р азв ед чики
пересекли
линию
фронта
и,
углубившись
на
добрые
дес ять
кило­
мет ров ,
захватили
немецких
офи ц еров
и
ве дут
их
по
территории,
за нято й
вр аго м,
обещая
их
дос тави ть
через
три
дня.
Через
три
дня
пленные
был и
доставлены
по
месту
н азн ачен ия.
Уверенность,
которой
был
отмечен
поступок
горс тки
храбрецов,
яви ла сь
знамением
времени.
Эта
уверенность
б ыла
как
бы
вестницей
б удуще й
по беды.
Галактионов,
которого
глубоко
вз во лно вал
случай,
приведенный
в
о чер ке,
был
прав:
нич то
не
спосо б но
бы ло
в
такой
мере
убедить
людей
пове р ить
в
свои
силы,
как
факт,
воссозданный
писателем.
Степи
настежь
о тк рыты
буранам
и
п ург ам.
1
Где
он,
войлочный
город,
пос е лок
бессонных
ночей,
В
чест ь
редактора
названный
кем -то
из
нас
Ортенбургом,
Не
внесенный
на
карты
недолгий
приют
москв ичей?
Новый
редактор
«Красной звезды»
Давид
Иосифович
Ортенберг,
человек
динамичной
энергии,
пришел
в
газету
незадолго
до
войны
и
заявил
о
себе
поступками,
кот орые
необычны
даже
для
военной
газеты,
известной
св оей
опе рати в но стью.
На
память
приходит
такой
с лучай .
На
родину
вернулись
наши
летчики-добровольцы
испанской
освободительной
войны.
Среди
них
знаменитый
Се ров.
Ре дакто р
узнал
об
эт ом
во
втором
ча су
но чи
и
тут
же
позвонил
ему.
К
с час тью,
он
не
спал,
как
не
спали
и
его
боевые
друзья
Шевченко
и
Душкин.
Редактор
сказал,
что
имеет
за дани е
ра сс каз ать
на
страницах
газеты
о
бое­
вом
опыте
авиаторов,
и
попросил
разре ше ни я
пр исл ать
корреспондента,
разумеется,
немедленно.
П олуч ив
согла­
сие
лет чик а,
редактор
пр игл асил
меня
и
предложил
от­
правиться
к
Серову,
где
находились,
как
б ыло
упомянуто,
все
три
летчика,
побеседовать
с
ним и,
с
тем
чтобы
не
позже
семи
у тра
сдать
в
набор
два
«подвала».
Ос та ль­
ное
прои зошло
так,
как
то го
хотел
редактор:
в
течение
нескольких
часо в
я
беседовал
с
летчиками,
а
на
з аре
два
«подвала»
с
их
р ас сказ ами
ушли
в
набор.
В
том ,
что
70


я
р ас сказ ал,
для
редактора
не
бы ло
ничего
необычного.
Все
б ыло
в
порядке
вещей,
все
было
ординарным.
Редактор
соо бщ ил
с вое
по нима ние
дела,
а
вместе
с
этим
и
с вои
темпы
деятельности
редакции,
которую
воз­
гл а вил.
Его
сутуловатая
фигура
стремительно
пр оноси ­
ла сь
по
длинному
р е да кцио нному
кор ид ору,
устремляясь
в
дальний
его
конец,
где
за
поворотом,
слева,
был
редак­
торский
кабинет.
«Редактор приехал!» —
о дно
это
уже
спо соб но
был о
предопределить
настроение
редакции.
Ко­
гда
редактор
был
рядом,
большое
кол есо
«Красной звез­
ды»
заметно
прибавляло
обор оты .
Да
это
и
понятно.
Как
ни
остродефицитно
был о
время
редактора,
он
не
жалел
его
на
информацию
—
он
был
хорошо
осведомлен
о
д елах
на
фронтах,
происходящих
и
возникающих
в
ближней,
а
п одчас
и
дальней
перспективе.
Это
давало
ему
возмож­
нос ть,
выражаясь
армейски,
быстр о
и
рационально
наце­
ливать
удар.
Как
правило,
в
х оде
войны
«Красная звез ­
да»
не
оп азд ы вала.
Газетчик
до
мозга
ко стей ,
редактор
высоко
це нил
фактор
времени,
понимая,
что
в
газете
он
важен.
Собственно,
это
во
многом
характеризовало
его
отношения
с
редакцией:
он
знал,
кто
из
корреспондентов
способен
оперативно
и,
ра зу м еется,
на
хорошем
уровне
вы пол нить
его
задание.
Ценность
работника
для
него
определялась
этим."
В
основе
отношений
редактора
с
Симоновым
лежал
э тот
же
принцип.
Ес ли
уж
держаться
а рме й ского
языка,
то
Симонов
был
в
резерве
гла вн ого
командования
—
все
его
маршруты
назы в ал
редактор.
Уже
сам
перечень
воен­
ных
до рог
писателя
д ает
представление
о
том,
как
о пе­
ративна
и
мно гос лож на
б ыла
деятельность
пи сателя,
а
вместе
с
тем
редакции:
Западный
фронт,
куда
был
устремлен
удар
танковых
колонн
врага,
и
осажденная
Одесса ,
поход
на
подводной
лод ке
к
Конст анце
и
уч а­
сти е
в
действиях
нашей
пехоты
у
сивашских
лиманов,
рейд
в
тыл
врага
теперь
уже
далеко
на
С евере ,
у
Бар ен­
цева
моря,
и
многотерпимый
декабрь
сорок
первого,
ознаменованный
московским
контрударом
наших
войск,
а
потом
высадкой
в
Феодосии...
И
у
каждой
из
эт их
до­
рог
ес ть
св ой
яркий
отсвет
на
газетной
пол о се.
Но
ратный
труд,
как
бы
он
ни
был
опасен
и
ответст­
в ен,
для
корреспондента
тольк о
начало
дела,—
истинную
ценность
этот
тр уд
представляет
тольк о
тогда,
когда
он
зав е ршае тся
столь
же
достойно
на
газетной
пол о се.
При ­
менительно
к
Симонову
эта
истина
тем
ва жн ее,
что
без .
71


понимания
ее,
как
мне
кажется,
нельзя
уяснить
в сего
т ого,
что
н апи сал
Симонов
в
годы
войны.
Когда
он
пи­
ше т,
чт о,
вернувшись
с
ф рон та,
к
вечеру
сд ал
в
на бор
оче рк,
это
прежде
всего
значит,
что
он
не
мог
его
сдать
позже.
И
дел о
не
тол ько
в
то м,
что
это
бы ло
бы
невоз­
можно
в
газете,
которую
возглавляет
Ортенберг,
это
нельзя
было
бы
сделать
без
уро на
для
дела.
Но
объяс­
ня ть
так
—
значит
обеднять
проб ле му,
о
которой
идет
речь.
См ею
думать,
что
у
Симонова-прозаика
тут
свои
ху­
дожественные
принципы,
сво я
эстетика.
Он
как-то
ска­
зал,
что
описание
при род ы
как
та ков ой
не
в
его
нам е ре­
ниях,—
можно
подумать,
что
пейз а жная
живопись,
по
кр ай ней
мер е
для
него,
лишена
смысла.
Ос та вим
вопрос
о
пейзаже
открытым,
тем
б олее
что
пафос
симоновского
утверждения
имеет
к
пейзажу
отношение
косвенное.
Однако
к
че му
это
утверждение
име ет
отношение
пря­
мое?
Как
нам
кажется,
пейзаж
тут
является
синонимом
литературных
кр ас от,
литературного
украшательства,
бы ть
может,
да же
излишества.
Иначе
говоря,
отвергнув
пе йза ж,
Симонов
точно
прокламирует
приязнь
к
мужест­
венной
простоте,
приязнь
ко
всему,
что
составляет
суще­
с тво
произведения.
Одна ко
что
с
его
точк и
зрения
определяет
это
суще­
ство?
Исследование
человека,
которого
война
поставила
в
положение
чрезвычайное,
его
душевной
су ти,
исследова­
ние
по
возможности
точное
и
глубокое,
спо соб ное
обога­
ти ть
наше
представление
о
жизни
и
времени.
И
при
всем
при
этом
мысль,
которую
до был
ав тор
и
сделал
нашим
достоянием,
мысль,
о бъ ясняющ ая
нам
происходящее.
Стоит
ли
говорить,
что
все
это
столь
ва жно
и
в ыс око­
достойно,
что
ес ть
смысл
простить
автору
его
пренебре­
жение
к
пейзажу.
Но
обо
в сем
эт ом
более
подробный
разговор
впереди.
В
декабре
сорок
второго
редакция
командировала
ме­
ня
под
Ржев,
где
накапливались
си лы
нашей
Двадцатой
армии,—
предполагалось
наступление.
Ржев
—
од но
из
тех
м ест
войны,
где
долго
и
фаталь­
но
нас
преследовали
неудачи,—
попытки
взять
город
стоили
нам
потерь
неисчислимых
и
не
д али
результата.
72


Все
происшедшее
яв ляла
м естно сть ,
лежащая
на
во­
сток
от
Ржева,
куда
мы
п риб ыли
на
старой
редакцион­
ной
«эмке»
вместе
со
ст а рыми
краснозвездовцами
М.
Зо­
товым
и
А.
Ле в шиным,
преодолев
длинную,
в
сугробах
дорогу.
На
значительном
расстоянии
вокруг
Рже ва
лес
был
так
по бит
и
выкрошен,
слов но
то
был
не
артилле­
рийский
огонь,
а
метеоритный,—
наверно,
так
выглядел
лес
на
Малой
Тунгуске
после
падения
знаменитого
не­
бесного
тела.
Вместо
деревьев
стояли
стволы
без
ветвей
и
хвои,
лес
просвечивался.
Да,
лес
был
не ожид а нно
п ро­
зрачен
настолько,
что
видна
была
колокольня
р жевск ой
церкви,
по лу со женная .
До
к олоко льн и,
казалось,
было
километра
два
с
половиной
—
три,
но
это
был и
километ-,
ры
не
столько
выкрошенного
леса
и
глинистых
ржевских
холмов,
с коль ко
сплошного
же лез а,—
именно
эти
три
ки­
л омет ра
нам
не
удавалось
п рео доле ть
в
течение
несколь­
ких
месяцев.
Наступление,
свидетелями
которого
нам
предстояло
стать,
был о
задумано
многоступенчатым.
Зам ысел
на­
ступления
был
по-своему
дерзким.
Его
осуществление
началось
не за долго
до
т ого,
как
мы
при б ыли
под
Ржев.
В
соответствии
с
замыслом
об орони те льны й
пояс
немцев
был
ра ссе чен
сильным
и
точным
уда ром
наших
войск,
и
в
образовавшуюся
брешь
ворвались
мотоциклисты.
Используя
скорость
и
с корост рельн ое
оруж и е,
мотоцик­
листы
имели
цел ью
дезорганизовать
систему
немецкой
обороны,
облегчив
удар
извне.
Но
произошло
непредви­
денное:
немцы
задел али
брешь
с
неожиданной
быстротой
и
об руши ли сь
в сей
мощью
на
наших
храб рец ов .
Тем,
кто
уцелел
в
эт их
условиях,
чудом
удалось
протаранить
обо ­
ронительный
пояс
немцев
изнутри
и
возвратиться
к
сво­
им.
Таким
образом,
у
наступления
получился
не
очень-
то
удачный
пролог,
что
не
м огло
не
ок азать
своего
вли я­
ния
на
сро ки
наступления.
Поэтому
мы
был и
немало
удивлены,
когд а
однажды
увидели
у
штабных
землянок
редакционный
«джип», из которого только что выбрались
Симонов
и
Ортенберг:
видно,
на
этот
раз
генштабисты
дезинформировали
«Красную звезду»,
пообещав
явить
у спех
наш их
войск,
которого
не
б ыло.
Сохранилась
фо тог ра фия,
как
мы
ст оим
п осре ди
по­
крошенного
арт илл ер ийск им
огнем
ржевского
леса,
не
без
тревоги
подняв
глаза
на
невысокое
здешнее
небо,
которое
не
покидали
немецкие
самолеты-разведчики,—.
как
мне
казалось,
немцы
если
не
знали
о
предстоящем
73


наст уп лении,
то
о
нем
догадывались.
З има
в
тот
' год
была
суровой,
и
мы,
вкл юч ая
редактора,
бы ли
в
овчин­
ных
полушубках,
кот оры ми
снабдил
нас,
не
делая-
р аз­
личия,
наш
редакционный
хозяйственник
Од ецк ов.
На
Симонове
был
п олушу бок ,
крытый
сукном,
в
руках
спал ьный
мешок,
как
мне
кажется,
трофейный.
Эт от
спал ьны й
мешок
в
руках
Симонова
очень
точно
характе­
ризовал
его
образ
жизни
—
походная
п ост ель
был а
атр и­
бутом
кочевой
жиз ни
писат еля -фро нт о вик а.
Помню
раз гов ор
с
Си мо нов ым,
короткий,
но
харак­
терный
для
той
поры,
о
штурмане
немецкого
самолета-
р аз ведчик а,
сбитого
нами
накануне,
с
кот орым
мне
у ст­
р оил
встречу
армейский
разведотдел.
Немец
был
неожи­
данно
смуглолицым,
со
. смоляными
бровями,—
он
попал
•в плен едва ли не на второй день после неудачного рейда
наш их
мотоциклистов,
самой
ко жей
почувствовав,
как
мы
встревожены
и,
пожалу й,
озлоб лен ы.
Не
на
шутку
ст русив ,
он
гот ов
был
отвечать
на
все
на ши
вопросы.
Моя
бес еда
с
нем цем
была
н ап ечатан а
газетой.
Симонов
спросил,
зн ал
ли
пле нный
немец
о
н ашей
неудаче
с
мот оцик лис т ами
и
что
он
об
эт ом
ду ма ет,—
мотоциклисты,
вер ну вш иеся
с
за дан ия,
жи ли
единым
кланом
в
землянке
на
пол сотн и
коек,
по-моему,
Симонов
был
у
них.
Я
ска зал ,
что
летчик
знает
об
эт ой
нашей
неудаче
и
полагает,
что
мотоциклисты
действовали
с
хр аброс тью
безудержной.
—
А
о
нашем
прос чет е
в
сам ой
эт ой
операции
немец
ле
говорил?
—
спросил
Симонов,—
казалось,
фраза
немца
о
безудержной
храбрости
не
произвела
впечатления
на
моего
собеседника.
—
Нет ,
не
говорил.
—
Побоялся
или
не
считает
это
просчетом?
Я
вспомнил
круглые
от
страха
глаза
эльзасца.
—
Возможно,
и
по боя лся...
—
Да,
вернее
всего,
побоялся,
должен
был
побоять­
с я...
—
заметил
мой
собе сед ни к,
переложив
спальный
ме­
шок
из
одной
рук и
в
другую
(странно,
что
этот
мешок
ему
не
м еша л).
Память
не
сохранила
других
под робн ос тей
этог о
ра з­
говора,
но
и
в
этом
ди а логе
привиделось
для
Симоно­
ва
характерное
—
желание
рассмотреть
в
со бытии
его
истинное,
отнюдь
не
парад н ое
существо,
рассмотреть
в
ситуации
как
бы
в торой
план,
а
заодно
ухва тить
психо­
74


логию
события,
которая
единственно
спо со бна
объяснить
происшедшее.
Можно
допустить,
что
есть
случа и,
когда
прозаик
вдруг
нач и нает
писать
стихи,
и
это
даже
ха рактери зуе т
процесс
мужания
его
мыс ли,
процесс
з релост и.
Чаще
же
бывает
ино е:
поэт
на
определенном
этапе
своего
ст ано в­
ления
обращается
к
прозе,
хотя
и
не
оставляет
стихов.
У
Симонова
п олуч ил ось
п очти
так.
Я
сказал
«почти»
потому,
что
сти хи
он
оставил,
по
к рай ней
мере,
как
сви­
детельствует
его
собственное
пр из нание,
в
последние
г оды
он
к
ним
не
возвращался.
Чело веч еск и
жаль,
что
Симонов
оставил
стих и.
Симоновская
поэзия
времен
вой­
ны
для
людей,
например,
нашего
поколения—
это
э пос
войны.
Если
ес ть
стр оки ,
кот орые
стали
своеобычным
ка­
мертоном
той
суровой
по ры,
то
к
ним
принадлежит
и
сим он ов ско е: «Ты помнишь,
Алеша,
дороги
Смоленщи­
ны ?», «Майор привез мальчишку
на
лафете...», «Жди
меня,
и
я
в ерн ус ь...», «Если дорог тебе твой дом .. .», Не­
правда,-
друг
не
умир ае т ...».
Итак,
Симонов
оставил
стихи.
Мне
видится
в
этом
процессе
нечто
для
Симонова
характерное.
О
чем
я
го­
вор ю?
С
годами
по ле
внимания
к
тому,
что
делает
Симо­
нов
в
литературе,
становится
все
сконцентрированное.
Было
время,
ко гда
Симонов
пи сал
и
стих и,
и
прозу,
ко­
торая
обнимала
едва
ли
не
все
жанр ы.
Сегодня
—
и ное:
в нима ние
художника
обращ е но
на
повесть,
при
э том
по­
весть
особенную.
В
ней
все
автобиографично.
И
факт,
по ло же нный
в
основу.
И
лирический
герой,
от
имени
ко­
торого
идет
р асск аз.
И
действующие
лица,
к
кот орым
об­
ращается
автор.
И,
пожалуй,
сами
ре а лии.
Более
того
—
вымысел
в
такой
мере
ограничен,
что
он
даже
сковал
сюжет:
как
это
бывает
ча ще
всего
в
жиз ни,
повороты
действия
отнюдь
не
головокружительны.
Даже
интерес­
но:
у
пи сате ля
обычно
бывает
обратное.
Он
нач инае т
со
своеобразного
этюда,
воссоздающего
действительный
сл у­
ча й,
и,
все
больше
обращаясь
к
обобщению
и
д елая
кар­
т ину
многосложной,
приходит
к
многоплановому
прозаи­
ческому
полот ну.
У
Симонова
не
так:
его
ныне ш нпе
повести,
.в
сущности,
являются
автобиографическими
эскизами,
в
к оторы х
в
кон е чном
счете
два
действующих
лица
—
автор
и
герой,
которого
автор
исследует.
Харак­
терно,
чт о,
предав
забвению
многоплановое
полотно
со
сложным
сюжетом
и
множеством
действующих
лиц ,
Си­
моно в
предпочел
ему
этот
тип
повести.
В
сам ом
ф акте,
75


ес ли
мо жно
так
выразиться,
этого
предпочтения
кроется
суще ств о
процесса,
п рои сх одяще го
сего дн я
в
сознании
художника
и
оп ре деляю щег о,
сме ю
ду мат ь,
новый
эта н
мужания
симоновского
дарования.
В
само м
деле ,
обратившись
к
такому
композицион­
но му
решению,
Симонов
обре та ет
наибольшие
возможно­
сти
дост ичь
цел и,
которая,
думаю,
его
с егод ня
единст­
в енно
устраивает:
исследовать
характер.
Стоит
ли
г ово­
рить,
что
для
зрелого
художника
нет
цел и
и
труд н ее,
и
интереснее,
и
значительнее.
Всегда
пол езн о
обратиться
за
советом
к
классике:
о ни,
эти
прецеденты,
убедитель­
ны.
В
т ом,
как
Толстой
от
больших
прозаических
поло­
тен
устремил
свое
вним а ние
к
повестям,
сделав
предме­
том
своего
д оск она льн ого
изучения
Ивана
И льи ча,
отца
Сергия,
Хаджи-Мурата,
в
сущности,
оказывается
этот
же
ра счет
художника
и
этот
же
про цесс .
Не
дум аю,
что
в
названиях
вс ех
этих
повестей
имена
героев
оказались
случайно.
Наоборот,
писатель
точно
говорит:
гла вн ое
в
Иване
Ильиче,
в
отц е
Сергии,
в
Хаджи-Мурате.
В
перво-
сути
симоновских
повестей
«Пантелеев»,
«Левашов»,
«Иноземцев и Рындин», как нам кажется,
та
же
т енд ен­
ц ия.
Повторяю,
что
Симонова-художника
тут
интересует
не
сам
фак т
и
даже
не
действие,
заключенное
в
это м
фа кте,
а
им енно
характер.
Иначе
какой
же
смысл?
Фак т
может
быт ь
старым,
однажды,
а
может
быт ь
и
не
однаж­
ды,
использованным,
как
и
герой
мо жет
быть
не
новым,
но
степень
исследования
его
характера,
нес омн енно ,
должна
быть
новой,
п одск азан ная
п
новым
в идени ем
ху­
дожника,
и
если
не
нов ыми
эстетическими
нормами,
то
наверняка
более
совершенным
пр офе с сио на льным
у ме­
ние м.
В
конце
сорок
первого
Симонов
напечатал
в
«Крас­
ной
зве зде»
рассказ
«Третий адъютант», как признается
сам
автор,
едва
ли
не
первый
его
р асска з
вооб щ е.
Как
во
многом,
что
писал
в
ту
пору
Симонов,
необходимость
в
та ком
рассказе
была
по дс каза на
обстоятельствами
в ой­
ны.
«Послушай,
Симонов,
помнишь,
к огда
ты
вер нулся
из
Крыма,
ты
мне
рас ска зал
о
комиссаре,
к оторы й
г ово­
р ил,
что
хра бры е
умирают
реже?..
Так
вот
н аписал
бы
ты
на
эту
тему
рассказ.
Эта
иде я
важная
и,
в
сущности,
справедливая».
Как
догадывается
читатель,
я
воспроиз-.
76


вел
реплику
редактора
—
у
Симонова
он
анонимен,
но
со вер шен но
очевидно,
что
это
Ортенберг.
Р ас сказ
был
написан
и
тогда
же
опубликован,
сделав
св ое
до брое
де­
ло,
в
данном
случае
совершенно
конкретное.
Что
скры­
вать,
в
тот
нач альны й
период
войны
сознание
нашего
солдата
все
еще
н есло
сле ды
июньской
травмы,
и
важно
был о
утвердить
и менно
эту
истину:
хр а брые
умир ают
реже.
Как
мне
ка же тся,
р асск аз
эту
задачу
в ыпол нял:
и
строг ий
тон
рассказа,
и
сам
образ
ком и с сара,
у
кот орог о
был
точный
прототип,
и
сама
обст ан ов ка,
воссозданная
глазами
очевидца,
для
читателя
исти нная,
убеждали.
И
вот
происходит
нео бычн ое :
через
двадцать
лет
Си­
мон ов
обращается
к
тому
же
сюж ету.
Си мон ова
не
сму­
щает
это
своеобразное
по вто р ение.
Больше
того
—
в
эт ом
ес ть
даже
некоторые
черты
замысла.
По
к р айней
мере
в
его
собрании
сочинений,
выпущенном
в
1967—1968 го ­
д ах,
помещены
оба
произведения.
Автор
сам
обращает
внимание
на
это,
хочет
дать
возможность
читателю
про­
вести
нео бх одимые
п арал лел и,
осмыслить.
А
ос мысл ить
ест ь
резон.
В
рассказе
по
по пят ным
со­
ображениям
вычерчена
ли шь
главная
линия
соб ыти я,
как ,
впрочем,
о дна
линия
в
характере
комиссара,—
ф ор­
мул а
ха ракт ера
в
первой
фразе
р ассказа : «Комиссар был
твердо
убежден,
что
смелых
уби в ают
реже,
чем
трусов?.
В
повести
все
сло жн ее.
В
то м,
как
автор
в ыст раивает
характер,
точно
поз аб ыв
о
сюж ете
(а в линии характе­
ра—
су щест во
сюжета),
есть
и
последовательность,
и
такт,
и
наблюдательность,
и
зримое
ощуще ни е
де тали ,
без
кот орог о
нет
характера.
Как
ни
строг
Симонов
в
с воем
отношении
к
прозе,
которую
условно
можно
на­
звать
живописной,
он
лю бит
ем кую
стр ок у,
в
основе
ко­
торой
сравнение.
Это
свойство
прозы,
написанной
поэтом.
«Еще кругом был пир горой,
но
я
сид ел
в
углу,
и
шла
моя
душа
бо сой
по
битому
стеклу
к
той
женщине...»
Это
же
может
ск аз ать
только
поэт,
тольк о
ему
дос тупе н
эт от
лаконизм
и
эта
всесил ьн ая
обра зн ост ь: «...и
шла
моя
ду­
ша
босой
по
битому
стеклу...»
Или
другая
с трока ,
к ото­
рая
как
реф рен
идет
чер ез
с тихот во рени е
и
неодолимость
которой
в
с иле
срав нения : «Так плакать бы,
закрыв
ли­
цо,
да
не
избыть
тоски,
как
об ручаль ное
кольцо,
что
уж
не
снять
с
руки ».
Существо
эт ого
умения
в
той
точности
видения,
за
кот орым
и
верность
глаза,
и
ум,
и
наблю­
дател ь но сть ,—
иначе
гов оря,
все,
что
мы
зо вем
талантом.
Наверно,
все
это
дорого
поэту,
но
трижды
ценно
прозаи­
77


ку,
ибо
дает
возможность
воспротивиться
немалой
опа с­
ности,
которая
прозаика
подстерегает,—
стихия
много­
сло ви я.
Как
ни
различны
законы,
действующие
здесь,
завидна
пр ивил еги я
перенести
лаконизм
поэзии
в
проз у.
Итак,
Пантелеев.
Все,
что
рисует
внешний
облик
ко­
миссара,
характерно
для
Лопатина
—
он
видит
Панте­
лее ва
первый
ра з.
Взгляд
Лопатина
испытующ,
он
ухва­
тывает,
казалось,
и
существенное,
и
случайное
в
комис­
саре,
но
все
в ажно
для
нашего
восприятия
героя
п ов ести,
все
откладывается
в
нашем
сознании,
медл енно ,
но
в ер­
но
образуя
представление
о
человеке.
«За письменным
столом,
сзади
которого,
у
стены,
стояла
заправленная
солдатским
одеялом
койка,
си дел
дивизионный
комиссар
Пантелеев,
бритоголовый,
к ра сно лицый
человек
с
очень
черными
бровями...
Здороваясь,
Пантелеев
привстал.
Он
был
невысок
ростом
и
плотен.
На
нем
бы ла
бу мажн ая
гимнастерка
с
двумя
орденами
К ра сного
Знам ени
и
си­
ние
суконные
бри дж и.
На
толстые,
к оротк ие
ноги
были
натянуты
то лько
что
начищенные,
резко
пахнущие
вак­
сой
са пог и».
Наверно,
два
боевых
ордена,
которые
успе­
вает
рассмотреть
чит ат ель
на
груд и
коми с сар а,
это
не­
мал о,
но
если
бы
внимательный
читатель
не
успел
их
узреть,
все
равно
б ыло
бы
впечатление
о
П антел еев е
как
о
че ловек е
сильном
и
цельном,—
в
порт рете ,
кот орый
на­
п исал
писатель,
это
присутствует.
О днако
мы
вовлечены
в
действие,—
казалось,
ничего
особенного
еще
не
происходит,
а
н аше
внимание
уже
приковано
к
происходящему,—
сразу
и
не
поймешь,
в
чем
секрет
этого
нашего
повышенного
вни мания ,
с
ко­
торым
мы
следим
за
действием,
бы ть
может,
в
особой
авторской
интонации,
где
каждая
деталь
таит
в
се бе
смысл
значительный,
а
возможно,
в
сам ой
атм ос фере
происходящего,—
все
больше
мы
узнаем
об
этом...
Немцы
форсировали
у
Каховки
Днепр
и,
прорвавшись
к
Мариу­
полю,
от се кли
Крым.
По
в сему,
немцы
накапливали
си­
лы,
чтобы
устремить
их
на
юг
и
овладеть
Крымом.
Все
указывало
на
то,
что
главные
события
развернутся
у
зна м енит ой
Арабатской
стрелки,
св оеобра зн о
скрепляю­
щей
Кр ым
с
южнорусскими
прос тора м и.
Уже
имели
ме­
сто
первые
бои,
о ч евидно
разведывательные,
о днако
ко­
ма нд ова ние
дивизии,
отодвинувшее
с вой
шта б
на
ра с­
стояние
более
чем
почтительное
от
линии
фрон та ,
не
очень-то
ос вед омл ено.
Пан телеев
предложил
Лопатину
выехать
к
Арабатской
стрелке.
Машина
медленно
пр и­
78


ближается
к
району
боев,
и
зоркий,
всевидящий
глаз
комиссара
зас ек ает
новые
и
новые
подробности,
пр они­
кая
в,
существо
обстановки.
Оказывается,
штаб
дивизии
действительно
не
осведомлен
о
п рои с ходя щем,
он
утра­
тил
вли ян ие
на
положение
дел
на
фронте.
Не
в
п ос лед­
нюю
оче ред ь
по
причине
трус ост и.
Командир
д ивиз ии
окопался
в
т ылу
и
довольствуется
инфор ма цие й
из
тр е­
т ьих
рук ,
командир
полка,
то го
хуже,
напр авив
сво и
част и
в
район
боев,
сам
не
сд вину лся
с
места,
а
когда
комиссар
предложил
ему
еха ть,
исчез
—
бегство
было
явным
и
постыдным.
Вот
этот
самый
«мордастый»
Бабуров,
командир
п ол­
ка,
и
противостоит
в
р ассказе
Пантелееву
—
здесь
ядро
конфликта.
Все
время,
пока
комиссар
дв иж ется
к
Ара-
б ат ской
стрелке,
его
не
покидает
мысль
о
Бабурове,
с бе­
жавшем
с
полдороги.
А
этого ,
как
свидетельствует
Ло­
пат ин,
Пантелеев
не
прощал
никому.
И
вместе
с
ним
и
автор.
«Пантелеев не прощал ни себе,
ни
д руги м».
О пыт
и
элементарная
про зорл ив ос ть
подсказывают
Пан­
телееву,
что
Бабуров
пустился
наутек
не
только
потому,
что
предпочитает
передовой
линии
фронта
ты л,
но
и
по
ин ой
причине:
вчера
на
вечерней
за ре
у
Арабатской
стрелки
погибла
ро та
вверенного
ему
полка,
в
силу
все
той
же
бабуровской
т рус ости
оставленная
на
произвол
су дь бы.
Пан тел еев
не
зн ал
еще
о
гибели
роты,
но
дога­
ды в ался
об
эт ом.
Но
он
д ог ады вался
и
об
ином,
что
не
менее
страшно,
чем
гибель
роты:
когда
донесение
о.
пр о­
исшедшем
на
Арабатской
стрелке
по
цепочке
пошло
к
командованию
армии,
медленно
продвигаясь
снизу
вверх,
оно
заметно
деформировалось,
утр ач ивая
существенные
свойства,
при
эт ом
тот
же
Бабуров
понимал,
что
его
доклад
о
происшедшем
у
Арабатской
стрелки
дале к
от
истины,
но
закрывал
на
это
глаза.
К ороче
—
здесь
тру­
сость
поб р ат алась
с
лож ью.
И
вот
это
приводит
комисса­
ра
в
н ем алое
у ныние : «Откуда,
че рт
возьми,
взялось
это
поветрие,
которое
он
заметил
еще
на
финской
войне?
От­
куд а
в
Кр асно й
Армии,
в
Красной,
в
Р аб оче-К рес тьян ­
ско й,
в
той ,
кото рой
он
отдал
всю
свою
жизнь
и
которую
лю бит
больше
жиз ни,
откуда
в
ней
взялись
чуждые
ее
гордому
имени
люди?
Люди,
к отор ые
боятся
донести
о
неудаче
боль ш е,
чем
самой
неудачи,
боятся
ответствен­
нос ти
за
потери
больше
самих
потерь!»
Пан телеев
не
успокоился,
пока
не
добрался
до
Ар а­
ба тс кой
стрелки,
не
увидел
страшную
в
своей.
жестокой
79


наготе
картину
гибели
роты,
г ибел и,
у
которой
бы ла
од на
причина
—
бабуровская
трусость.
Я
сказал
—
ба бур ов­
ск ая,
име я
в
виду
не
только
его,
хотя
в
первую
оч е редь
его.
«Вы
—
тру с.
Вы
больше
не
командир
полка.
Я
вас
отстраняю
от
должности
и
отдаю
под
суд ».
Неод оли мая
сила
этих
с лов
бы ла
в
т ом,
что
они
опирались
на
ве ли­
кие
нравственные
достоинства
комиссара
и
были
спр а­
ведливы.
В
гл убин е
ду ши
это
должен
признать
и
Бабу­
ров,
который,
как
свидетельствует
автор,
не
был
па то ло­
гическим
трусом.
Больше
то го
—
в
годы
гражданской
войны
он
был
да же
хра бр:
среди
его
наград
той
п оры
—
п оче тное
оруж ие .
Собственно,
трусость
Бабурова
благо­
пр иоб р ет енная:
в
тридцать
седьмом
его
обвинили
во
всех
грехах
смертных,
обвинили
необоснованно,
и
он
испу гал ­
ся
на
всю
жизнь.
Прои с шедш ее
у
Арабатской
с трел ки
могло
быть
и
производным
от
этого
факта.
Что
же
ка­
сается
Бабурова,
то
в
иных
обстоятельствах
он
мог
и
не
столь
катастрофически
растерять
с вои
нравственные
до­
стоинства.
Короче,
Бабуров
кончил
жизнь
самоубийст­
вом,
и
это,
пожал у й,
делает
ему
честь,
подтверждая,
что
в
нем
окончательно
не
утратилось
представление
если
не
о
чести,
то
элементарных
достоинствах
человека.
Ко­
нечно,
тридцать
седьмой
год
и
св язанн ые
с
ним
испыта­
ния
отнюдь
не
всегда
заканчивались
растлением,
как
это
п олучилос ь
у
Бабурова,
о днако
можно
доп усти ть,
что
было
и
так...
Ес ли
же
вернуться
к
тому,
что
увидел
тот
раз
в
присивашских
степ ях
очкастый
Ло па тин,
а
вместе
с
ним
и
Симонов,
то
достоинство
виденного
не
т олько
в
хра бро й
честности
комиссара,
но
и
в
том
худом,
чему
комиссар
был
свидетелем
на
с воем
с тра дном
п ути
к
Ара -
бату.
И
тут
уместно
с каз ать
о
способности
Симонова
ви­
деть
все
грани
войны,
видеть
вопреки
ло жном у
чу вст ву
стыда,
вопреки
бояз ни ,
что
это,
упаси
господи,
умалит
то
доброе,
что
н арод
яви л
на
войне.
В
повести
о
комиссаре
ес ть
вставная
но ве лла,
корот­
кая ,
но
в
высшей
степени
выразительная,—
реч ь
ид ет
в
ней
о
молодой
крестьянке,
м естно й
уроженке,
решившей­
ся
на
предательство...
Но
прежде,
чем
вернуться
к
этому
эпи зо ду,
есть
смы сл
обратиться
еще
к
одному
воспоми­
нанию.
Поздней
осенью
сорок
тре тье го
года,
вскоре
по сле
освобождения
Харькова,
в
этом
городе
состоялся
процесс
над
тремя
немцами
и
на шим
соотечественником.
Все
80


четверо
имели
отношение
к
специальной
службе
гестапо,
которая
приняла
на
во ор уже ние
по сл еднюю
ги тле ровс кую
нови нк у
—
г азо вую
камеру
на
колесах,
«душегубку» .
На
процесс
были
пр иг лаш ены
писатели
и
большая
груп­
па
инос т ра нных
корреспондентов.
По
маршруту
свиреп­
ствовало
ненастье,
вылет
откладывался,
потом
решено
бы ло
махнуть
на
погоду
и
лететь.
Дол ет ев
до.
Харькова,
самолет
завис
над
городом
и
сорок
минут
утюжил
ха рь­
ковские
холмы.
Могло
быт ь
и
хуже,
но,
к
сч асть ю,
все
обошлось.
Когда
прямо
с
аэродрома
мы
прибыли
в.
театр,
где
происходило
едв а
ли
не
последнее
заседание
с уда,
то
в
ложе,
б лижайш ей
к
сцен е,
увидели
писателей,
с ре­
ди
них
А.
Н.
Толстого,
И.
Г.
Э рен бурга
и
К.
М.
Симо­
но ва.
Шел
допрос
одного
из
немцев,—
долговязый,
с
тощей
шеей
и
худыми
ключицами,
он
вел
р ас сказ
с
бесстраст­
ной
об стояте льнос тью
и
пунктуальностью,
не
очень
ст а­
раясь
умалить
свою
вину:
вид но,
он
понимал,
какая
к ара
жд ет
его,
и
пр им ирил ся
с
этим.
Наоборот,
наш
соотече­
ственник,
шофер
«душегубки»
Буланов,
был
прямой
про­
ти во полож но стью
немцу
—
бли зо сть
возмездия
лиш ила
его
самообладания,
он
страшился
эт ой
минуты,
которая
неотвратимо
пр ибл ижалас ь,
его
бил
озноб.
Все
чет вер о
б ыли
приговорены
к
смертной
ка зни
че­
рез
повешение
—
казнь
должна
был а
состояться
на
ры­
ночной
п лоща ди
Харькова.
Когда
на
следующее
утр о
я
прибыл
на
эту
харьковскую
п лоща дь,
то
первое,
что
уви ­
де л,
это
знаменитый
Дом
про мыш ленно с ти
—
в
начале
тридцатых
фо тогра ф ии
этого
здания
был и
популярны
и
ук раша ли
страницы
наш их
иллюстрированных
изданий.
Поистине
надо
б ыло
обладать
неудержимой
фантазией,
чтобы
представить
этот
дом
р ядом
со
столь
необычным
действ ом ,
как
казнь
пр едат ел я.
А
на
ры ночн ой
площа­
ди
большого
города
вместе
с
нем цам и-пал ачами
народ
казнил
именно
палача-предателя.
Не
все
из
тех,
кого
я
знал,
п ошли
на
ры ночн ую
площадь,
но,
как
верно
писал
позже
Симонов,
каждый
тут
решает
за
се бя.
Пошел
Толстой,
пошел.
Симонов,
не
помню,
чтобы
отказался
кто-то
из
корреспондентов;
в проче м,
ту т,
вр яд
ли
уместно
осуждение
—
действительно,
каждый
решает
за
с ебя.
Но
в
этой
картине,
которую
не
забыть,
был а
одна
подробность,
врезавшаяся
в
память,—
поведение
преда­
теля...
Этот
человек,
пошедший
в
услужение
злейшему
врагу
и
обрек ши й
сотни
своих
соотечественников
на
му­
81


ченическую
смерть,
и
на
допросе
не
отличался
мужест­
вом ,
а
тут
обм як,
не
в
силах
держаться
на
ногах.
Вот
оно ,
существо
пр еда тел я:
когда
казнил,
не
воспротивил­
ся,
не
сбежал,
на
худ ой
конец,
не
утрат ил
присутствия
духа,
с охран ив
самообладание
и
способность
лютов ать,
а
когда
д ело
дошло
до
нег о
самого,
до
его
поганой
шку­
ры,
рухнул
едва
ли
не
бездыханно
—
где-то
тут
изувер­
ская
сут ь
пр е дател я.
Алексей
Николаевич,
узнав,
как
труден
был
наш
по­
лет
в
Харьков,
угов ори л
нас
ехать
по ездо м.
Поскольку
тогдашняя
д орога
из
Харькова
в
Москву
требовала
едва
ли
не
суток,
я
организовал
дело
та к,
чтобы
корреспон­
денты
передали
с вои
телеграммы
непосредственно
из
Харькова.
П исате ли
обжили
в
специальном
вагоне
о дно
купе,
корреспонденты
—
остальные.
В
писательском
купе
гл авенст во вал
Толстой,
постоянно
вызывая
на
спор
Эрен­
бурга ,
к оторы й
не
очепь-то
был
расположен
к
спору,—
такого
к ротко го
Эрен бур га
я
не
знал.
Когда
Толстой
был
особенно
воинствен,
Симонов,
о пас аясь
взрыва,
в зл етал
на
верхнюю
полк у,
ку да
был
определен
по
положению
младшего,—
человек
не
робкого
десятка,
он,
как
мне
виделось,
тут
чуть-чуть
ро бел
и
предпочитал
пережидать
гр озу
«над облаками».
У
ме ня
был
боль ш ой
разговор
с
Толстым,
которого
интересовал
мир
иностранных
корреспондентов,—
мне
даже
показалось,
интересовал
настолько,
что
у
меня
явилась
мысль,
что
новая
работа
Ал екс ея
Николаевича
должна
б ыла
коснуться
и
этой
сферы.
Все
виденное
в
Харькове
жи ло
в
сознании,
и
да же
тогда,
когд а
раз гово р
пытался
объять
бол ее
чем
пространную
тему
наш их
от­
нош е ний
с
союзниками,
беседа
неминуемо
возвращалась
к
виденному
на
ры н очной
площади
Харькова.
У
Симо­
но ва
был о
св ое
по нима ние
происшедшего:
характерное
—
разговор,
к ото рый
мне
приходит
на
пам ять ,
наверно,
не
очень
пространен,
но
содержит
в
себе
существенное.
—
Все
по ня тно
—
предатель...
а
вот
как
он
возник?
—
спросил
Симонов,
к огда
однажды
мы
стояли
у
окна
ва­
гон а.
—
Чтобы
вот
так
злобствовать,
надо ,
чтобы
был а
злоба,—
откуда
оп а?
—
Тут
на
каждый
случай
сво й
ответ,—
мог
только
заметить
я.
—
Отыскать
этот
о твет
—
значит
понять
происшед­
шее ?
—
откликнулся
мой
с об еседник.
—
По
кр ай ней
мере
попытаться
объяснить...
82


—
Себе,
разумеется?
—
В
первую
очередь...
Эт от
ра зг овор
припомнил
я,
когда
читал
симоновско­
го
«Пантелеева», вставную новеллу о предательнице,
ко­
торая,
озлобившись,
увидела
в
советской
власти
единст­
венную
виновницу
того,
чем
обде лил а
ее
суд ьба ,
не
дав
красоты
и
мужа,
д об рого
нрава
и
детей.
Ко гда
же
ряд ом
с
нею
оказался
шпи он
и
призвал
ее
ст ать
шпио н­
кой,
то
она,
по
со бстве нно му
приз на нию ,
по шла
за
ним,
«как собака». ..
Правда,
он
обещ ал
ей
за
предательство
п олторы
тысячи
руб лей ,
но
в ряд
ли
дело
в
эти х
полу то­
ра
тысячах:
не
п ос улил
бы
он
этих
денег,
все
о дно
по­
шла
бы.
Но
т ут,
по жалу й,
до стов е рнос ть
расска за
не
в
само й
его
версии,,
какой
бы
она
ни
бы ла
убедительной,
не
в
авторском
толковании,
которое
дополняет
расск аз ,
а
в
том,
как
событие
видится
глазу
человека,
способного
взглянуть
на
нег о
со
стороны.
В
новелле,
о
которой
идет
реч ь,
есть
такое
л ицо
—
девушка-шофер,
ю ная
Паш а,
то­
же
местная
уроженка,
добровольно
вст уп и вшая
в
Крас­
ную
Ар мию
и
севшая
за
руль
военной
машины,
полутор­
ки,
существо
в
высшей
степени
беззаветное
в
сво ей
ре­
шимости
помогать
д елу.
И
х отя
она
возникает
в
повести
еще
до
того,
как
мы
повстречали
«кособокую», она уже
ополчи лас ь
на
нее
и
в сей
св оей
сутью
с
не ю-
е дин оборс т­
вует.
Впрочем,,
тут
ест ь
свой
кульминационный
момент,
п
в
нем
можно
рассмотреть
ответы
и
на
некоторые
во п­
росы,
интересующие
нас.
Эти
две
ж енщ ины
не
знают
друг
дру га,
но
они
незримо
идут
др уг
другу
навстречу,
и
нет
с илы,
которая
может
отвратить
их
ст олкн о­
вени е.
В
разгар
доп рос а
«кособокой», когда уже
не
было
двух
мнений
об
ее
вине,
разд ал ся
голос
Паш и
Горобец:
—
У,
в едь ма!
Так
бы
и
стреляла
тебя!
Истинно
встреча
эт их
женщин
неотвратима
—
о днако
ест ь
см ысл
привести
соответствующее
место
из
симонов­
ской
повести,
они,
эти
с троки ,
многое
объясняют.
«Задержанная вскинула на нее глаза,
и
они
долг о
смотрели
д руг
на
друга:
черная
тихая
женщ ина,
п охо­
жая
в
св оей
не под вижно с ти
на
у зел
темного
тряп ья,
из
которого
то рча ли
тольк о
л ицо
и
толст ые
ног и,
и
звонкая,
вс я,
как
струна,
натянувшаяся
от
негодования,
голу­
бень к ая
шоферка
с
голыми
коленками,
голыми
до
локтей,
сжат ым и
в
кулаки
руками,
с
растрепавшимися
во
вр емя
83


ез ды
и
упавшими
на
шею
косичками
желтых
пыльных
волос...
—
Ч его
на
нее
смотрите,
т ова рищ
нач аль ник ,
стре-
лите
ее
—
и
вс е,—
просто,
как
о
чем-то
само
собой
разу­
меющемся,
сказала
шоферка.
Потом
помолчала
и,
уже
ни
к
кому
не
обращаясь,
отвечая
на
свои
мы сли,
задум­
чи во
и
убежденно
добавила:
—
Я
бы
ее
ст рели ла!
—
«Стрелить»
у сп еем,—
ска зал
Па нте лее в,—
а
вот
посмотреть
на
не е,
что
в
нашей
жиз ни
бывает,
это
надо!..»
Вот
тут
и
конец
цитате,—
не
так
уж
велика
она,
а
все
в
нее
вместилось.
И
понимание
то го,
что
каз нь
пр ед ате­
ля
отв еча ет
самому
существу
представления
народа
об
измене,
и
то
труд ное ,
что
тогда
и
Симонова
повергло
в
ра зд умье.
Пантелеев
сказал : «Стрелить»
успеем,
а
вот
посмотреть
на
нее,
что
в
нашей
жиз ни
быва ет,
это
на­
до !..»
Сим он ов,
возможно,
доп олн ял
комиссара: «Все по­
нятно—
предатель...
а
вот
как
он
во зник?»
Не
знаю ,
есть
ли
в
шеститомном
симоновском
собра­
нии
произведение,
у
которого
не
б ыло
бы
автобиографи­
ческой
первоосновы?
Пола га ю,
что
н ет.
Вопрос
эт от
не
праздный.
Дума ю,
что
критик,
пишущий
о
Симонове,
должен
хорошо
знать
его
жизнь
и
по
эт ой
причине.
В
са­
мом
дел е,
если
е сть
ключ,
объясняющий
симоновские
сюжеты
и
характеры,
то
он,
эт от
ключ,
в
автобиографи­
ческом
взгляде
на
эти
сюжеты
и
характеры.
Повторяю,
что
применительно
к
Симонову
это
тем
важнее,
что
р ас­
стояние
межд у
его
п розой
и
действительностью
короче,
чем
у
кого-либо
иного.
Критику,
пишущему
о
Симонове,
наверно,
поучительно
про чест ь
Симонова,
имея
в
в иду
это
об стоя тельс тв о,
при
это м
не
для
уточнения
тв орче ­
с кой
биографии,
а
по
ин ой
причине:
в
высшей
степени
интересно
выяснить,
как
ис тинные
наблюдения
помогают
писателю
сделать
ха р актер
убедительным.
Я
не
зн ал
комиссара
Николаева,
с
которого
Симонов
писал
своего
Пантелеева.
По
пр изна нию
Симонова,
это
был
самобытный
русский
че лов ек,
донецкий
шахтер,
не­
высокий,
коренастый,
очень
сильный.
У
него,
о ка зыв ает­
ся,
б ыла
та
же
манера
гов ори ть
с
солд а тами ,
что
и
у
Пантел еев а.
Идя
в
атаку
во
главе
роты,
он,
подобно
Пантелееву,
произносил: «А ну,
в став ай те,
бр атч ик и!»
84


Вп рочем ,
то,
что
я
говорю,
Симонов
написал
в
связи
с
рассказом
«Третий адъютант», о комиссаре Николаеве,
но
с мею
думать,
это
верно,
есл и
соотнести
с
«Пантелее­
вым».
Ес ли
же
обра ти ть
взгляд
к
существу
проблемы,
то
на­
до
сказать
с леду ющ ее:
бли зос ть
симоновской
пр озы
к
ви­
денному
не
просто
в
природе
его
таланта.
Писатель,
во
многом
вызванный
к
жиз ни
литературой
факта,
писа­
тель,
которому
всегда
бли зка
г азет а,
Симонов
то нко
чув ­
ствует
современника,
по нима я
его
вкусы,
его
устремле­
ния,
его
идеалы.
Он
знает:
доверие
этого
его
современни­
ка
к
пи с ателю
основывается
и
на
представлении
о
том,
какое
расстояние
отделяет
книги
п ис ателя
от
его
собст­
венной
жиз ни.
Эренбург
назвал
Симонова
писателем
кип-
линговского
типа,
если
быт ь
точным,
то
это
писатель
ско­
рее
хемингуэевской,
а
ес ли
гов ор ить
о
наших
прецеден­
тах ,
то
ти хон овс кой
традиции.
Читателю
импонирует
строгая
п рос тота
всего,
что
на­
писано
Симоновым,
идущая
от
той
самой
достоверности
очевидца,
о
которой
шла
речь
выш е.
Михаил
Иванович
Калинин,
как
известно,
бывш ий
тонким
ценителем
лит е­
ратуры,
наш ел
очень
верные
слова,
чтобы
оп ред ели ть
именно
эти
качества
симоновской
п розы : «Не знаю,
чита­
ли
ли
вы
последнюю
ста тью
Симонова
«Дни и ночи».
Я
должен
сказать,
что
она
хорошо
построена.
Вообще
его
статьи
даю т
реальную
картину
боев.
В
последней
ста тье
со блюдены
все
пропорции
и
соотношения.
Статья
написана
сдержанно.
С
вне шн ей
стороны
это
как
бу дто
бы
сухая
хроникерская
запись,
а
по
существу
—
это
ра­
бота
художника,
картина,
долго
не забыв аем ая ».
Заме ча­
ние
Михаила
Ива но вича
о
пропорциях,
как,
впрочем,
и
о
сдержанности
сим он ов ской
прозы,
ка саю тся
самого
су­
щ ест ва.
Свои
су жд ения
Ка линин
высказал
в
речи,
с
ко­
торой
выступил
перед
комсомольской
аудиторией.
Как
свидетельствует
Д.
И.
Ортенберг,
за
несколько
дней
до
выступления
Кал и нин
позвонил
ему,
пы та ясь
установить,
в
какой
мер е
все
описанное
Симоновым
соотв ет ств уе т
происшедшему,
а
когд а
узнал,
что
все
описанное
дейст­
вительно
б ыло
в
жизни,
ч ему
и
редактор,
кстати
гово­
ря,
был
св и дет ель,
за метн о
обрадовался,
заметив: «Это
хорош о».
Ка лин ин
по-своему
объяснил,
почему
ему
пр и­
шла сь
по
душ е
сдержанность
симоновской
про зы:
«Жизнь стала суровой.
Люди
стали
сосредоточеннее,
за­
думч ив ее ».
85


Пов торяю ,
наблюдения,
к оторы е
сделал
Кал ини н,
точ­
но
определяют
существо
симоновской
проз ы,
при
э том
удивительно
верны
в
выск аз анном
мнении
акценты,
ка­
сающиеся
и
читате л я,
и
писат еля .
Кал ини н,
разумеется,
не
хуже
всех
остальных
понимал,
что
подчас
и
докумен­
та л ьная
проза
не
обход итс я
без
известной
до ли
вымысла,
но
ему
важно
было
установить,
имеет
ли
это
место
те­
перь.
В
подтексте
калининской
репл ик и
присутствовало
мнение,
как
мне
кажется,
ве рн ое:
вымысел
должен
иметь
место
лишь
в
к р айнем
случае,
а
лучше
вообще
обойтись
без
него.
Калинина
можно
бы ло
понять:
когда
сами
события
имеют
столь
насущное
зн ачение,
а
на­
род
в
них
в
такой
мере
заинтересован,
е сть
ли
с мысл
расцвечивать
их
в
очерке
со мни те льн ыми
крас ками
вы­
мысла?
В
какой-то
ме ре
это
правило
верно
и
прим е ните льно
к
жанрам,
где
исторически
у
вым ысла
были,
так
сказать,
все
права
гражданства.
Я
говорю
о
во енн ом
ром ан е,
по­
вести,
р асск азе.
Можно
понять
Симонова,
кот орый ,
выска­
жу
предположение,
больше
вс ех
напастей
боится
перело­
жит ь
свирепой
охр ы
вымы сл а
и
в
повести,
ес ли
да же
законы
жа нра
этого
т ребую т.
Я
го ворю
об
. образе
Лопа­
тина
в
цикле
одноименных
симоновских
повестей.
Тем а
эта
по-своему
любопытна.
Вопрос
логичный:
да
не
избрал
ли
Симонов
имя
Ло­
патина
своим
псевдонимом?
Где
прошла
между
н имп
де­
маркационная
линия
и
что
она
изменила?
Повесть
идет
от
второго
лица,
но
такое
впечатление,
что
это
ли цо
пе рв ое.
Все
увиденное
в
повести
увидено
гла за ми
Лопатина.
Начало
пов е сти : «Корреспондент
«Красной звезды», интендант второго ранга Лопатин си­
дел
в
приемной
члена
Военного
совета
Крымской
армии,
ждал
адъютанта
и
смотрел
в
окно».
Да,
так
и
сказ ано
—
корреспондент
«Красной звезды».
Казалось,
это
Симонов.
И
еще
с к а з ан о: «Лопатин только вчера вечером вернулся
из
двадцатидневного
плавания
на
по дво дной
л одке ».
Это
тоже
Симонов.
«Лопатину не довелось быть на финской
войне,
но
он
слышал
от
своих
товарищей,
слу жив ших
в
армейской
газете
на
Карельском
пе ре ше йке ...»
Это
то­
же
Симонов—
его
не
бы ло
в
Ф инлян дии .
Но
повесть
д ает
основания,
чтобы
утв е ржда ть
обрат­
но е:
Лопатин
ин ой
человек,
хочется
ск аза ть
даже,
что
совсем
ино й.
В
сорок
первом
ему
больше
с орока
—
ну
ка­
кой
же
это
Симонов?
Он
д олгов яз
и
угловат
—
не
Симо­
86


нов.
В
очках
—
нет,
не-Симонов.
Индендант—
сроду
не
бы л.
Хочется
сравн ить
Лопатина
с
кем-то
из
краснозвез-
до в цев,
и
кажется,
что
такой
б ыл.
И
долговязый,
и
в
оч­
ках ,
и
ин тенд ант.
Был,
разумеется.
А
может,
дело
не
во
внешности?
В едь
совершенно
определенно,
что
автор
на­
столько
отождествляется
с
Л опа т иным,
что
различие
ут­
р ачи вае тся.
Не
хочется
видеть,
что
ему
сорок
с
лишним
и
он
в
очках,
а
видишь
Симонова.
Автор
настолько
сим ­
па тизир у ет
Лопатину,
что
хочется
думать
—
они
лю ди
одного
корня.
По
строю
характера,
по
самой
душе вн ой
сути.
И
храброс тью
безоглядной,
и
сомнениями,
и
стра ­
хом
одной
душевной
организации.
Да,
и
страхом,—
симо­
но в ская
тема:
и
человеку
не
ро бког о
д есятка
на
войне
с тра шно.
«Лопатин шел на два шага позади Пантелеева,
погля­
дывая
вперед,
на
Ганическ,
с
сод рога ни ем
думая,
что
немцы
оттуда
прекрасно
их
видят
и
вот-вот
начнут
стре­
лять».
И
еще:
«Бойцы,
шедшие
на
несколько
шагов
впереди
Панте­
леева
и
Лопатина,
с
винтовками
наперевес,
приблизились
к
сами м
окопам.
Ло па тин
вспомнил,
что
у
нег о
тоже
есть
наг ан,
и
выну л
его.
из
кобуры» .
Ст рашн о
Ло патин у?
Наверняка,
но,
как
истинно
храб­
рый
человек,
ко торы м
к
тому
же
владеет
чув ств о
долга,
он
понимает,
что
обязан
совладать
со
с тра хом.
Допускаю,
что
автор
поделился
с
ге роем
собственными
пережива­
ниям и.
Но
в
натуре
Лопатина
е сть
черта,
которая,
хочу
думать,
очен ь
точно
соот носи тс я
с
сутью
Симонова.
Ка­
кая?
Уже
б ыло
сказано,
что
Симонов
склонен
взглянуть
на
войну
с
неожиданной
стороны,
под час
даже
совершен­
но
неожиданной,
яв ив
нечто
такое,
к
чему
писат ель
не
часто
прикасается.
Но
вот
симоновская
особенность:
он
хоче т
ра ссмо тре ть
это
глазами
человека,
к отором у
он
бес­
конечно
доверяет.
Нет ,
не
только
глазами
Лопатина,
но
и
Па нтел еев а.
Больше
тог о
—
по
правую
руку
от
себя
он
вс егда
видит
Пан те леев а,
видит
в
об разе
Сенцова
или
Лев ашев а,
но
обязательно
ес ть
Пант елеев
и
рядо м
с
ним
Симонов.
Как
ни
опытен
Пантелеев,
он
Симонова
не
об е­
регает.
Даже
наоборот
—
готов
устремить
такой
тропой,
которая
горит.
Одна ко
зачем
ему
Пантелеев?
Разве
Лопа­
тина
не.
дост аточн о?
О чеви дно,
не
дос таточн о.
Дело
в
том ,
что
не
Симонов,
а
Лопатин
хочет,
чтобы
рядом
был
П ант елеев.
Ло пати ну
необходима
совесть.
Пан тел еева.
87


Именно
поэтому
Симонов
призвал
П антел еева,
кажется,
что
навек и
веков
призвал,
чтобы
Лопатин
имел
воз м ож­
нос ть
открыться
Пантелееву.
И
тут
сле дуе т
ск аза ть
глав­
ное:
для
Лопатина
это
исповедь
по
самому
существу
того,
что
ес ть
его
совесть,
его
нравственность.
«А остальных,
наверное,
увели
в
плен»,—
подумал
Лопатин,
г лядя
на
трупы,
застывшие
в
разных
позах,
но
ча ще
всего
нич ко м,
уткнувшись
мертвыми
головами
в
п есок.
Его
охватило
уже
несколько
раз
ис пыт а нное
на
во йне
чувство
страха,
загадочности
и
непоправимости,
которое
рождается
у
человека,
попавшего
туда,
где
все
мертвы
и
нет
никого,
кто
бы
мог
рассказать,
что
здесь
произошло
несколько
часов
назад».
И
буквально
в
следующей
стр о ке:
«А Пантелеев думал в эту минуту совсем о другом . .. »
Да,
целеустремленный
и
спокойно-мудрый
Пантеле­
ев
мысленно
в осст анавл ивал
картину
случившегося
здесь,
и
она
во все
не
ка залас ь
ему
загадочной,—
наоборот,
все,
что
з десь
произошло,
б ыло
видно
как
на
ладони,
и
это
уязвило
его
в
самое
сер д це.
«—
Из
всего
взвода
только
несколько
человек
д р ались
как
надо,—
сказал
он,
останавливаясь
возле
Лопатина.
—
А
те х,
кто
побежали
от
огня,
немцы
перестреляли.
Выса­
дились,
перестреляли
и
в
пле н
забрали,—
повторил
он
со
злобой.
Он
был
сейчас
безжалостен
к
погибшим,
и
в
то
же
вре мя
в
нем
кнпела
т акая
обида
за
их
не л епую
смерть,
что
казалось,
он
готов
был
заплакать».
Разное
видение
войны,
разное
ее
понимание,
настоль­
ко
раз н ое,
что
лю ди
будто
бы
навеки
разминулись
в
ее
восприятии,
и
все-таки
ко н такт
сер дец,
тесный,
а
зна­
чит
—
исп ов едь.
«Минометный залп так внезапно нарушил странно за­
тянувшуюся
тишину
этог о
дня,
что
Лопатин
со
в сего
ма­
ху
брос илс я
на
землю.
Мин ы
легли
совсем
близко
от
шедших
первыми
Пант елеева
и
Лопатина,
и
их
обоих
горяч о
обдало
землей
и
дымом.
Пантелеев
быстро
вско­
чи л,
короткими
сильными
движ ения ми
стряхнул
землю
с
плеч
и
не
оборачиваясь
пошел
в пе ред.
Ло па тин
пос ле­
довал
его
примеру.
У
него
б ыло
бессмысленное,
но
от
этого
не
менее
сильное
желание
держ ать ся
как
можно
ближе
к
этому
чело век у».
Мысль,
о
которой
я
г оворю ,
в
приведенном
отрывке
выражена
д оста точн о
точно:
испо в едь.
Да,
и спо ведь
пе­
ред
тем
большим
и
справедливым,
что
зовется
Отечест­
ве


вом
и
Революцией,—
в
данном
случае
истину
эту
отож­
дествлял
Пантелеев.
В
смертельную
минуту,
которую
Лопатин
пережил,
он
не
хотел,
чт обы
этим
чело век ом
был
кто-то
иной.
Все
самое
сокровенное,
что
взволнова­
ло
его
и
что
жи ло
в
его
душе,
он
мысленно
обращал
к
Пантелееву.
Не
з наю,
был
ли
у
Симонова
тут
за мыс ел,
но
я
во с­
принял
на пис а нное
именно
так
—
Пант ел еев
и
Лопа­
тин
—
исповедь.
Исповедь
по
самому
существу
проблемы:
советский
че лов ек
и
Родина,
место
его
в
войне,
которая
явля ет ся
для
него
отечественной,
его
д олг.
Не
б ыло
бы
этого,
не
было
бы
и
повести.
Итак,
Лопатин
и
Симонов?
А в тобиог раф ичн о?
В
той
мер е,
в
какой
это
нео бх одим о
для
по ним ания
Симонова,
наверно,
автобиографично,
ос та льное
неважно.
Нас
это
может
интересовать
в
связи
с
гл авно й
мысль ю,
к
которой
мы
обра тили с ь:
все
на писа нно е
Симоновым
о
войне
яв­
л яе тся,
в
сущности,
свидетельством
человека,
видевшего
войну,—
симоновские
по вес ти
тут
не
составляют
исклю­
ч ени я,—
впрочем,
само
название
цикла
«Из записок Ло ­
па т ина», да,
то го
самог о
Лопатина,
которы й,
как
бы ло
установлено
выше,
не
чу жд
автобиографического
нач ала,
указывает
на
это
определенно.
И
вновь
сознание
об ращ ало сь
к
вопросу,
которого
я
коснулся
в
начале
с та тьи:
и стинно
казалось
нео быч ным ,
как
человек,
ко торы й
не
был
кадровым
армейцем,
п ро­
никся
в
такой
мере
существом
ар ми и,—
не
сво йст во
ли
это
молодости,
которая
особенно
восприимчива,
а
может,
вл ияние
родословной,
которая
до
энного
колена
с остоя ла
из
се доусы х
полковников?
В
коллективе
«Красной звезды», как он сложился в
военные
го ды,
был
необыкновенно
колоритный
че лов ек.
Внешне
он
был
точной
копией
Дон-Кихота.
Высокий,
благородно-степенный,
разумеется,
с
бородкой,
точно
ост­
руганной,
с
при сталь ным
взглядом
заметно
темных
глаз,
с
печальной
укоризной
взирающих
в окр уг.
Единственное
отличие
от
знаменитого
испанца
заключалось
в
том ,
что
наш
коллега
был
полковником
Советской
Армии
и
писал
обзоры
о
войне
на
Ти хом
оке ан е.
Впрочем,
к
от лич ит ель­
ным
чертам
полковника
следовало
отн е сти
его
непобеди­
мое
жизнелюбие,
жажду
общения,
кот оры е
делали
его
че лов е ком,
как
бы
созданным
для
застолья,—
веселый
Дон-Кихот.
Михаил
Петрович
Толченов
принадлежал
к
89.


с т арому
офицерству,
зн ал
ар мию
и
строй
ее
жиз ни,
пр о­
ник ая
тут
в
такие
заповедные
углы,
каких
мы
могли
и
не
знать.
Для
п очте нн ого
Толченова
м олод ой
Симонов
был
уни­
кумом,
взывающим
к
ра зд умью,
для
полковника
Т олч е^-
нова,
вс ей
сво ей
сутью
армейского,
кадрового,
представ­
ляющего
первоядро
армии,
как
она
сложилась
на
Рус и
исторически.
Из
тех
вопросов,
котор ые
поставил
перед
ним
молодой
писатель,
главным,
наверно,
был
вот
эт от:
каким
образом
Симонов,
не
буду чи
профессиональным
военным,
явля л
собой
кондового
военного
—
Толченову-то
было
ведомо
больше
остальных,
что
эта
самая
ко ндо во сть
с
неба
не
падает.
—
Бьюсь
об
заклад
—
се мья, —
ска зал
Михаил
Петро­
вич
со
свойственным
ему
азартом,
к огда
соот ве тст в ую­
щая
толика
груз ин с кого
с ухо го,
в
к отором
з нал
тол к
То л-
ченов,
бы ла
испита.
Итак,
семья.
Я
видел
однажды
ма ть
Симонова.
Еще
на
Малой
Дмитровке.
Я
обра тил
внимание,
с
какой
стремитель­
ностью
молодой
простучали
ее
французские
каблучки
по
кирпичу
нашего
большого
двора,
когд а
она
шла
в
редак­
ци ю.
По-моему,
ей
не
было
т огда
пя тидеся ти ,
и
она
был а
женщиной.
Ее
гордую
строгость
я
хотел
понять
так,
но,
возможно,
в
ней,
в
этой
строгости,
был
и
ино й
смысл.
Но,
г лядя
на
нее ,
хотело сь
думать
и
об
ином:
вот
это
ко­
ренное,
рус ск ое,
что
отлож илос ь
в
симоновском
языке,
не
могло
же
возникнуть,
е сли
мать
к
этому
не
бы ла
причаст­
на.
Ну,
предположим,
к огда
в
известной
симоновской
поэ­
ме
суворовский
денщик
Прошка
говорит
г енер алиссим у ­
с у: «Ну,
проигрались,
что
за
горе?
Вам
нынче
в
ша шки
не
с
руки ,
по
ныне шним
годам
в
фаворе
те,
что
умеют
в
по дд ав к и...», то это,
наверно,
можно
объяснить
умени­
ем
С имо нова
стилизовать
говор
своих
героев,
всего
лиш ь
стилизовать.
А
как
объяснить
вот
это,
хватающее
за
д ушу: «Ты помнишь,
Алеша,
из ба
под
Борисовом,
по
мертвому
плачущий
девичий
крик,
седая
старуха
в
салоп­
чи ке
плисовом,
весь
в
белом,
как
на
смерть
од ет ый,
старик»,—
как
вот
это?
Не
объяснишь
ли
это
коре нн ое,
русское,
истинно
впит а нное
тоб ой
с
молоком
матери
сти­
лизацией?
Или
иное,
что
пр ихо дит
на
память: «Сама
Ро ссия
по ло жила
гармонь
с
ним
рядом
в
забытьи
и
во
владенье
подарила
дороги
дл инные
с в ои»,—
как
это?
Если
90


мат ь
тебе
не
подарила
вместе
с
жизнью
того
нерасторжи­
мого
для
вс ей
твоей
человеческой
и
душевной
сути,
что
зовется
родным
языком,
в ряд
ли
ты
этот
язык
об ретешь
у
кого-то
иного.
Первая
сказка,
как
и
первое
стихотворе­
ние
—
как
бы
они
могли
войти
в
твое
сознание,
если
бы
не
было
ряд ом
мамы?
Обр аз
ма те ри,
как
он
возникает
в
симоновских
сти­
хах,
м ат ери-ст рад ал ицы,
не
был
бы
вызван
к
жиз ни,
не
бу дь
на
земле
этой
по-своему
красивой
горожанки,
од е­
той
даж е
в
ту
бедовую
для
страны
пору
с
тем
небогатым
и
милым
изяществом,
кот орое
выд авал о
в
ней
человека,
любящего
красивое.
«Нас пули с тобою пока еще милуют .
Но,
трижды
по­
верив,
что
жизнь
уже
вс я,
я
в се-т аки
горд
был
за
самую
милую,
за
г орькую
землю ,
где
я
роди лс я,
за
то,
что
на
ней
умереть
мне
завещано,
что
русская
мать
нас
на
св ет
родила...»
Но
толченовский
вопрос
все
еще
жд ал
своего
отв ета .
То,
что
я
зна л
о
Симонове,
было
недостаточным,
чтобы
на
этот
вопрос
отв ет ить.
Давно
отодвинулась
в
про шлое
война,
и
где-то
на
ущербе
пятидесятых
го дов
в
писатель­
с ком
дом е
в
Голицыне
за
большим
обеденным
столом,
правда,
много
позже
т ого,
как
трапеза
кончилась,
появи­
лась
почтенная
пара.
В
то м,
с
какой
безупречной
точ­
ностью,
усаживаясь
за
стол,
женщина
расп ол ожи ла
сто­
ловый
прибор,
определив
места
для
но жа,
вилки,
са лфе т­
ки,
ск аз ывало сь
зн ани е.
Она
делала
это
с
радостным
и
чуть-чуть
хлоп отли в ым
вним а нием,
а
он
молчал,—
он
мне
показался
в
тот
де нь
очен ь
с троги м
в
этом
св оем
мол­
чан ии.
Быть
может,
этому
впечатлению
еще
способство­
в али
его
белые
усы
«лемехом»
и
неулыбчивые,
особенно
в
прищуре,
глаза.
А
потом
я
увидел
их
на
го лицынс к ой
троп е,
ведущей
в
д аль ний
ле с,
и
опять
она
мне
показа­
лась
от кры той
и
доброй,
а
он
чуть-чуть
недоступным
в
своей
высоко
поднятой
голове,
в
сво ей
нестариковской
стати.
Она
б ыла
седой,
совсем
седой,
но
не
утратила
той
по д вижнос ти
и,
пожалуй,
изящества
в
оде жд е,
как ую
я
зам е тил
еще
на
Малой
Дмитровке,—
да,
то
б ыли
сим о­
новс к ие
старики.
Наверно,
есть
нек ая
сокровенность,
когда
ты,
не
оче нь- то
обнаруживая
се бя,
имеешь
возможность
наблю­
да ть
людей,
к отор ые
тебе
интересны,
с
не ко его
расстоя­
ни я.
Именно
с
некоего
расстояния,
хра ня
точно
зеницу
91


ока
это
расс тоян ие ,— в
нем
ес ть
преимущество.
Вот
так
бы ло
и
той
голицынской
осенью,
когда
я
видел,
правда,
всег о
несколько
дн ей,
симоновских
стариков.
Я
не
зн ал
и
не
мог
знать
стихов
поэта
об
отце,
кста­
ти
н апи санн ых
ед ва
ли
не
в
ту
голицынскую
ос ень,
но
ес ли
бы
знал,
то
поймал
себя
на
мысли
—
эти
стихи
не
раз м ину лись
с
чел ов ек ом,
которого
я
увидел
в
Голицыне,
они
рисовали
его
портре т
точно.
«Я знал:
презрение
—
за
лень,—
знал:
за
ло жь
—
м ол­
чание,
такое,
что
на
третий
день
со зн аешь ся
с
отчаяния.
Мальчишке
мыть
посуду
—
крест,
пол
драить
—
ху­
же
нету.
Но
не
трудящийся
не
ест
—
уже
я
знал
и
это.
Знал ,
как
в
продскладе
в зять
паек ,
по ло жен ный
красному,
как
вскинуть
ве щев ой
мешок
и
дотащить
до
до му. ..»
Де ло
не
в
то м,
что
этот
с уров ый
и
показавшийся
мне
замкнутым
челов е к
стремился
пр ивад ить
Симонова
еще
в
ребячьи
годы
к
солдатскому
житью-бытыо,
не
обойдя
и
ис пыт а ний,
ведомых
солдату,—
он
пошел
дальше,
кос ­
нув шис ь
то го
су щег о,
что
есть
представление
солдата
о
чести.
В
своей
книге
«Разные дни войны»,
воссоздающей
св ое образ ную
хронику
войны
от
первого
дня
до
послед­
него,
как
она
отложилась
в
дне вн иках
пи сателя,
Симонов
упоминает
имя
генерал-полковника
Ивана
Захаровича
Сусайкова,
которого
он
видел
в
первые
дни
войны
в
Боб­
руйске
и
к оторы й
поз же
был
членом
Военного
совета
у
Кон ева
и
Малиновского.
Я
знал
генерала
Сусайкова
по
Р у мынии,
где
он
на
пр авах
первого
заместителя
маршала
Толбухина
воз­
г ла влял
Союзную
Контрольную
Комиссию.
Сын
кузнеца
и
сам
в
мо ло дые
год ы
кузнец,
Сус ай ков
принадлежал
к
тем
на шим
военным
интеллигентам,
к
к оторы м
акаде м ия
пришла
уже
после
того,
как
их
интеллект
сф орми ро в ался.
Если
в
п ри роде
существовала
с ила,
которая
сыграла
тут
ре ша ющую
роль,
то
этой
силой
бы ла
книга
—
на
Сусай­
ков а
это
правило
распр о стр анял о сь
без усл ов но,
он
был,
как
свидетельствовали
мои
наблюдения,
великим
книж­
нико м.
Смуглолицый
и
св е тлогла зы й,
з аме тно
светлоглазый,
он
был
невысок
и
покатоплеч.
Они
у
него,
эти
плечи,
бы­
ли
сильными,
сразу
в идно
—
кузнец.
Но
в
п оходк е,
он
92


бы л,
как
мне
привиделось,
скован,
не
мог
ходи ть
быстро,
даже
ес ли
присмотреться,
тянул
ногу
—
не
след
ли
ран е­
ния ?
В
остальном
был
очень
хорош
—
красивый,
сильный
человек
с
жив ым
умом,
наблюдательный.
Вот
прочел
си­
моновскую
повесть
о
Пант ел еев е
и
вспомнил
Сусайкова:
пе т,
эти
люди
были
похожи
не
тол ько
т ем,
что
были
людьми
одн их
с оциа л ьных
истоков,
их
сближало
и
ино е
—
убежденность
человека,
которого
сотворила
рево­
люция
и
ко торы й
понимает,
Что
в сем
обязан
ей.
Ставка,
ост ано вивш ая
с вой
вы бор
на
этом
человеке,
когда
реч ь
шла
о
главе
Союзной
К он трольн ой
Комиссии,
имела
на
этот
сч ет
веские
ре зон ы.
По ст
этот,
в
су щнос ти,
по ст
во енног о
дипломата,
человека
обра зов а нн ого,
мыс­
лящего,
умеющего
с трои ть
отношения
с
людьми,
ср еди
к оторы х
было
немало
иностранцев.
Сусайков
этими
ка­
чествами
об лад ал
и
яв ил
их
в
Рум ыни и
в
полной
мер е
—
он
был
там
популярен.
Но
было
обс тоятельс тв о,
которое
н ад олго
ли шало
Су­
сайкова
об щен ия,—
он
болел,
сказывалось
ранение,
полу­
ченное
в
н ачале
войны.
Я
ведал
тем
участком
Союзной
Кон тр ольно й
Комиссии,
а
потом
пос ольс тв а,
к ото рый
имел
отношение
к
пре сс е,
культурным
ко нта ктам ,
к уль­
тур ны м,
а
следовательно
литературным.
При
той
лю бви
к
книге,
которая
бы ла
у
Сусайкова,
это
решило
все.
Я
часто
б ывал
у
г енер ала,
бывал
и
в
п ору
его
боле зн и.
Я
не
покривлю
душой,
если
скажу,
что
на
столе,
прид ви­
нут ом
к
кровати
больного,
всегда
б ыла
гора
книг.
Пово­
дом
к
нашей
беседе
явилась
книга
симоновских
оч ерк ов
и
рассказов,
напечатанных
в
«Красной звезде»
и
«Прав ­
де»,—
они
выш ли
в
В оен ном
издательстве.
Была
весна
сорок
пя того ,
и
каждая
новая
книга
во с­
пр ини малась
в
све те
по беды,
которая
зримо
приближа­
лась.
—
Представляю
интерес
те х,
кто
бу дет
ж ить
после
пас,
к
и ст ории
во йны ,—
с казал
генерал,
у перев
лок ти
и
приподнявшись.
—
У
писательской
к ниги
тут
преимуще­
ство,
но
при
одном
условии...
—
Каком?
Он
улы бн улся .
—
Скромном
ве сь ма:
должна
быть
пра вд ива ...
Я
перевел
взгляд
на
книгу,
лежащую
рядом:
—
Как
у
Си моно ва?
—
Да.
—
Его
с огласи е
б ыло
лаконичным,
убежден­
нос ть
был а
и
в
это й
лаконичности.
93


Вот
так-то,
по-симоновски
правдиво
—
в
уст ах
старо­
го
в оина
это
был а
ве ли кая
похвала.
В
у стах
воина,
чье
слово
бы ло
тем
более
весомо,
что
этот
человек,
п овт оряю,
напоминал
мне
П антел еева.
Сус ай ков
недолго
жил
после
войны.
В
сущности,
он
умер
мо л одым
человеком
—
ему
не
был о
и
пятидесяти.
Но
сказанное
тогд а
запомнилось.
Думаю,
что
наши
по­
томки
не
во
многом
разойдутся
с
з аслуж енны м
гене­
ралом :
при
вс ех
тех
данных,
которые
сво йс т венны,
симо ­
н овс кой
прозе,
ей
воздадут
д олж ное
еще
и
за
пр ав ди­
вость.


ЧУКОВСКИЙ
ов оря т,
Корней
Иванович
сказ ал:
«Ну что же,
это
бу дет
и
мне
ин­
тересно...»
—
ия
поехал
в
Пер е­
делкино.
Было
начало
лета,—
оно
припоздало,
но
теперь
ка зало сь
зно йны м.
Яблоневые
са ды
виде­
лис ь
серыми
—
апрельские
замо­
розки
точно
оп али ли
их.
Серой
бы ла
и
хво я
в
ле су,
а
тр авы
пыльными,
как
пыльной
казалась
во да
в
переделкинских
пр уда х.
Вспомнились
предвечерние
прогулки
с
Корнеем
Ивановичем
по
большому,
а
потом
по
малому
переделкинским
ко льц ам
и
его
ра ссказы
о
дипломатическом
Питере
—
он
его
знал...
Казалось,
то ль­
ко
его
и
можно
бы ло
спр о си ть : «Как выглядело россий­
ское
иностранное
ведомство
на
Дворцовой,
шес ть ?» Или:
«Как постороннему взгляду виделось российское посоль­
ство
на
Чешем-плейс
в
Л он дон е ?» А заодно порасспросить
о
людя х,
для
нынешнего
времени
совсем
экзотических:
министр
Сазонов,
посол
Бенкендорф
или
его
английский
коллега
посол
Бьюкенен...
Оказывается,
Корней
Ивано­
вич
их
з нал
и
мог
сообщить
нечто
такое,
что
в
на ше
время
никто
уже
сообщить
не
может.
И
вот
новая
встре­
ча
с
Чуковским
и
новый
разгов ор,
в
какой-то
мер е
род­
ственный
тому,
что
был
н ачат
на
кольцевых
переделкин­
ск их
тропах:
Уэллс,
его
поездка
в
Ро ссию
осенью
два­
дцатого,
та
самая,
ко гда
он
беседовал
с
Л ен иным,
его
пребывание
в
Питере
до
и
по сле
Мо ск вы.
Среди
т ех,
ко го
видел
анг лич анин
в
России
в
ту
осень,
был
и
Чуков­
ский—
в
книжке
Уэллса
он
упо мя нут ...
—
Корней
Иванович
у
себя?
—
Да,
на
веранде...
Де нь
уже
перевалил
ч ерез
полуденный
хре бет ,
и,
по­
чувствовав
прохладу,
Корней
Ива но вич
перебрался
на
ве ран ду
—
в
ее
левом
углу
под
тен том
сто яли
топчан
и
95


стол.
На
столе
томик
Блока,
стак ан
с
лесными
цветами,
недавно
сорванными,
папка
с
м ат ериалам и,
возможно,
об
Уэллсе...
Я
не
видел
Корнея
Ив ано вича
несколько
лет,
и
перемены,
п роис шедши е
в
нем,
был и
мне
заметны
лучше ,
чем
тем,
кто
его
видел
п остоя нн о.
В
том,
как
он
реагировал
на
повороты
наш ей
беседы,
как
вз вивал
бро ­
ви
и
грозил
дли нн ым
пальцем,
как
вздыхал
и
как
смеял ся ,
как
в друг
поднимал
руку
и,
обратив
ее
к
вам
лад онью ,
от рица те льно
поводил,
во
всем
этом
б ыла
преж­
няя
живость
и
острота
вос пр ият ия,
хот я
сам
он
и
по д­
дал ся
натиску
л ет:
краски
ли ца
стали
иными,
да
побе­
ле ли
и
завились
волосы
на
висках,
они
теперь
бы ли
пушистыми.
Беседа
на чала сь
с
то го,
что
я
напомнил
Корнею
Ива ­
новичу
один
из
его
в есел ых
ил и,
точнее,
весело-печаль­
ных
рассказов
о
то м,
как
он
собирался
в
дальнюю
доро­
гу,—
ре чь
шла
о
поездке
с
писательской
делегацией
в
Англию
в
девятьсот
шестнадцатом.
Р азр ешени е
на
поезд­
ку
бы ло
получено,
ког да
до
отъезда
осталось
меньше
дней,
чем
нужн о
хорош е му
портному,
чтобы
сшить
ко­
стюм,
а
в
та ком
костюме,
видно,
был а
необходимость,—
вр емя
бы ло
военное,
и
на
пош ивк у
костюма
можно
б ыло
решиться
л ишь
в
предвидении
такой
поездки,
как
эта.
Сроки
были
столь
жестки,
что
нужный
п ортной
о ты скал­
ся
лиш ь
где-то
на
окраине,
при
эт ом
пикто
не
знал,
как
он
шь ет
и
насколько
он
аккуратен.
Короче,
костюм
был
получен,
к огда
до
отхода
поезда
ос та в алось
минут
сорок.
На
окраине,
где
жил
портной,
пор ядочного
извозчика
не
оказалось,
и
Корней
Иванович
подрядил
клячу,
которая
до
этого
ходи ла
в
обозе
и
не
умела
б ега ть.
К
тому
же
си­
лы
у
кл ячи
были
на
исхо д е,
и
к огда
дорога
забирала
в
гору,
надо
б ыло
с ходи ть
и
помогать
лошади .
Сорока
ми­
нут ,
оставшихся
до
отхода
поезда,
не
хва тил о,
и,
у стан о­
вив
по
часам,
что
поезд
уже
ушел,
Корней
Иванович
тем
не
м енее
продолжал
стремиться
к
вокзалу.
«Страшно бы­
ло
не
то,
что
на
поездке
в
Англию
поставлен
крест,
стр а­
шен
был
гнев
А лек сея
Николаевича
Толстого,
возглав­
лявшего
делег ац ию ,—
даже
в
обстоятельствах
не
столь
ответственных
его
гнев
был
грозен».
Но,
ворвавшись
на
всех
парах
на
пе ррон ,
Корней
И ва нович
к
изумлению
своему
обнаружил,
что
пое зд
не
ушел.
Как
ни
велик
был
гн ев
Толстого,
им енно
Алексей
Николаевич
выру­
чил
Чук овс к ого:
он
угово ри л
железнодорожное
началь­
98


ство
совершить
чрезвычайное
—
задержать
от пра вле ние
поезда.
Я
воспроизвел
этот
р ассказ,
как
сохранила
память:
я
ведь
слушал
его
лет
за
десять
до
эт ого
и
в
чем-то
(мне
так
каж етс я), не в главном,
мог
бы ть
неточен,
но
Корней
И ва нович
сейчас
это
не
обнаружил.
Наоборот,
он
слушал
ме ня
с
видимой
ох ото й,
глаза
его
повлажнели
от
веселых
сл ез,
он
то
и
дело
п ов то рял: «Ах,
кана ль я
портной,
сд ал
бы
костюм
пораньше,
все
бы
обошлось!»
Так
или
иначе,
а
р ассказ
этот
подвел
нас
к
существу
беседы:
первая
встреча
Чуковского
с
Уэ ллс ом
сос то ялас ь
во
время
той
сам ой
поездки
в
Англию,
которую
предва­
рял
эпизод
с
канальей
портн ым .
Но
теперь
уже
рассказывал
Корней
Иванович.
По
его
сл ов ам,
делег ация
п рин има лась
в
Англии
по
«первому классу».
Ру сск ие
литераторы
звались
«почет ­
ным и
гос тям и
британского
народа».
В
р яду
тех
встреч,
кот орые
были
у
рус ск их,
з апом нился
за в трак
с
участием
л онд онс кой
прессы
на
четыреста
п ерс он,
на
котором
тон
задава ли
Конан
Дой л
и
Уэллс.
Име нно
на
э том
завтраке
Уэллс
пригласил
русс ки х
посетить
его
загородный
дом.
Пр иг лаш ение
это
застало
русских
врасплох.
Уэ ллс,
подвергшийся
нескольким
наиж есто ч айшим
а такам
прес­
сы,
только
что
пер ежи л
од ну
из
них .
Поводом
пос луж ило
посвящение,
котор ым
открывалось
по след нее
со чи нение
писат ел я: «Мисс .. .
—
матери
моего
ребенка».
Хан жи
•из
российского
посольства
полагали
эт от
фа кт
достаточным,
чтобы
писат еля м
не
ехать
к
У эллс у.
«Имейте в виду,
огонь
может
бы ть
перенесен
па
в ас»,—
ост ерега ли
бди­
тельные
дипломаты.
Но
соб ла зн
посетить
У эллса
был
так
велик,
что
писатели
решили
пренебречь
пр ед ост ер еже­
ниями.
На
дачном
п ер роне
русских
встретил
Уэ ллс.
Прежде
чем
гости
разместились
в
машине,
они
по
предложению
хозяина
осмотрели
ее
—
это
было
тем
более
интер есно ,
что
ко нс тр укт ором
автомобиля
был
Уэллс.
Писатель
не
без
искусства
вел
машину
и,
подкатив
к
да че,
как
заме­
тил
Корней
Иванович,
запустил
два
пальца
в
рот
и
так
свистнул,
что
гости
невольно
поднесли
руки
к
уша м.
На
пороге
до ма
появилась
улыбающаяся
К эт рин,
жен а
писат еля ,
существо
«миниатюрное и уютное».
На чал ся
осмотр
писательского
обиталища.
Оказывается,
автомо-
4С.
Да нгу лов
97


биль,
на
котором
писат ель
привез
русских,
был
не
един-
ственным
созданием
конструкторского
гения
У эллса
—
писат ель
п о казал
д ер евян ный
домик,
кот оры й
был
уста­
новлен
на
своеобразной
оси
и
в
зависимости
от
погоды
приводился
в
движение,
уходя
от
солнца
или
к
нему
при­
ближаясь.
Уэ ллс
перенес
в
э тот
свой
дом
раб очи й
каби­
не т.
Но,
войдя
в.
деревянный
до мик,
Уэл лс
уже
его
не
по­
кину л.
Он
сказал,
что
должен
работать,
а
гостей
поруча­
ет
хозяйке.
«Должен
работать,
должен!»—заметил
Уэ ллс.
Го сти
немало
смутились:
пригласил,
встретил
на
да чном
полустанке,
привез
на
ав том о биле
—
и
вдруг...
Вот
тебе
н а!..
Казалось
бы,
обида?..
Нет,
никто
и
не
ду­
мал
обижаться!
Если
уж
говор ить
об
обиде,
то
она
по­
яв ил ась
позже,
много
позже...
А
здесь ?
Ну,
в
самом
дел е,
чего
тут
обижаться?
Уэллс
был
челов е ком
гостеприим­
ным
и
считал
сво им
долгом
приветствовать
русских
у
се­
бя
дома.
Ну
что
ж,
чувство
естественное
и
доб рое .
Но
Уэ ллс
—
писатель,
а
следовательно,
труженик.
Он
готов
пожертвовать
для
гостей
всем,
но
тол ько
не
раб о­
чим
временем,
при
этом
иностранные
гости
приравни­
вались
ко
вс ем
про ч им.
И
Уэллса
понять
можно,
тем
более
писателю.
В
конце
ко нцо в,
такой
же
порядок
су­
ществовал
и
в
других
писат ел ьск их
до мах.
Как
по ла­
гает
Корней
Иванович,
неплохой
поря док .
«Писатель
должен
работать»—эта
фор мула
объясняла
реши­
те льно
все.
Итак,
ник ак их
обид.
По
крайней
мере
в
данном
случае.
Корней
Иванович
печально
умолк:
в
д ан­
ном.
Гости
пр обы ли
в
доме
Уэллса
допоздна,
и
в
те чен ие
тех
нескольких
часов,
кото рые
они
оставались
здесь,
стук
машинки
точно
сопутствовал
им.
Это т
ст ук,
по
словам
Корнея
И ва нович а,
«бешеный», очевидно,
был
характе­
рен
для
темпа,
в
котором
жил
и
р аб отал
Уэ ллс.
Когда
писат ель
появился
к
вечернему
чаю,
он
хотя
и
вы гля­
дел
ус та лым,
но
был
в
отличном
настроении.
«Как
рабо та?» —
спросили
гости
без
те ни
обиды:
с удя
по
всему,
хозяин
хорошо
работал
в
этот
день ,
и.
это
было
приятно
и
гостям.
«Все,
что
в
моих
силах...»—отве­
тил
Уэллс.
«Сколько
страниц?..» —«Двадцать»,—
был
ответ.
Корней
Иванович
повторил
вразумительно:
—
Слы ха ли?
Двадцать!
И,
глав но е,
д вадц ать
непло­
хих
страниц!
В
силу
Уэллса!
Наверно,
это
фраза
бы ла
характерной
для
Корнея
98


Ивановича.
С
тех
пор,
как
произошел
э тот
его
разговор
с
Уэ ллсо м,
минуло
пятьдесят
три
го да
(пятьдесят три!),
а
в
сознании
Корнея
Ивановича
жил
этот
ответ,
жил
и,
так
мне
казалось
в
тот
ра з,
вы зы вал
изумление.
Чел о век
профессиональный,
он
воздавал
должн ое
самодисципли­
не
и
воодушевлению
писателя,
ост альн ое
бы ло
не
в
счет.
Даже
вот
этот
поступок
Уэллса,
кот оры й
надо
бы ло
еще
по нят ь:
бросил
гостей
и
ушел
ра бота ть.
Как
помнил
Чуковский,
за
столом
речь
шла
о
перево­
дах
книг
Уэллса
на
рус ск ий.
Корней
Иванович
перевел
некоторые
ра ссказы
Уэллса,
кот орые
вышли
в
ту
пору
в
издательстве
«Шиповник»,—
а нгл ич анин
зн ал
об
этом.
З атем
бесе да
коснулась
пр обл ем
перевода,
в
частности
п робл ем
поэтического
п ер ев ода...
Как,
например,
п ерев е­
сти
на
английский
мо лодо го
Есенина,
сохранив
его
рус ­
ску ю
п ер вос уть?..
Но
этот
раз гов ор
происходил,
когда
ав­
томобиль
конструкции
Уэллса,
управляемый
автором
«Войны миров», уже приближался к вокзалу. ..
Когд а
Корней
Иванович
умолкал,
он
обращал
взгляд
на
стака н
с
лесными
цветами,
стоящий
подле.
Судя
по
тому,
что
цветы
уместились
в
ст ак ане,
их
со брал
р ебено к,
мне
даж е
показалось,
р ебено к,
к
которому
неравнодушен
Корней
Иванович,—
в
его
взгляде
на
цветы
б ыло
это
не­
равнодушие.
В
с така не
с тояли
цветы
июньского
леса,
пр авд а,
для
нынешнего
ле та
неожиданно
яркие;
видно,
они
были
собраны
в
нпзпне,
недалеко
от
воды:
гус то- си­
ние
незабудки,
лиловые
с
краснинкой
и
ярко-белые
фи­
алки,
веточка
хвоща
и
одуванчики
желтые...
Время
от
времени
Корней
Иванович
п одод в игал
с такан
с
цветами:
ему
при ят ен
был
их
запах.
Как
мне
показалось,
Корнею
Ивановичу
стоило
т руда,
что бы
из
шестнадцатого
г ода
перенестись
в
год
дв адца­
тый.
Хотя
минуло
всего
четыре
года,
но
годы
эт и,
выра­
жаясь
языком
Чуковского,
бы ли
«точно горы» .
Пр ибыв
в
Пет рогр ад,
Уэллс
поселился
у
Горького,
на
Кронверк­
ском.
Позвонил
Алексей
Максимович
во
«Всемирную ли­
т ерат у ру »: «Расскажите Уэллсу,
что
мы
переводим
с
анг­
л ий ск ого».
Корней
Иванович
извлек
каталог,
стал
не
без
гордости
показывать,
что
и
как
издали.
Уэллс
де ржал
ка­
талог
перед
собой
и
тут
же
на
полях
делал
пометки.
С мысл
пометок
Уэллса
сводился
к
с ледующем у:
Шоу
представлен
хо рош о,
да
и
Уайльд
впору,
а
как
осталь­
ные ?
Одним
словом,
к огда
разговор
закончился,
обшир­
ный
и
рос кошн ый
каталог
был
испещрен
рук ой
Уэллса.
4*
99


Корней
Иванович
оче нь
го рд ился
э тим
экземпляром
ка­
талога
и
однажды
неосторожно
по к азал
его
ам ер ик анцу
Ки ппи
из
АРА
(Корнеіі Иванович продиктовал со свой­
ственной
ему
дотошностью
а нгл ийск ое
написание
фам и­
лии
«К», дабл «е», «п», «у».
И
п ов тори л: «Кеепу»).
Тот
вз ял
ката л ог
на
де нь
и
ув олок
в
Америку!
А
между
тем
Уэ ллс
о ст авался
в
Петрограде,
и
Го рь­
кий
реш ил
п ока зать
ему
шк олу,
попросив
Корнея
Ивано­
вича
быть
гидом
англичанина...
По
тому,
в
какой
м ере
значительной
стала
интонация,
с
которой
произнес
эти
сло ва
Корнеи
Иванович,
я
понял,
что
эпицентр
б еседы
где-то
здесь.
Впр о чем,
Корней
Ив ано вич
пр ямо
указал
на
это.
Он
напомнил
то
место
своего
с егодн яшн его
рассказа,
когд а
Уэ ллс,
поручив
го­
с тей
жене,
сказал,
что
он
должен
работать.
«Как это
б ыло
ни
неожиданно,
мы
готовы
был и
понять
Уэлл­
с а»,—
заметил
Чуковский.
Очевидно,
случай ,
о
котором
хотел
р а ссказ ать
Корней
Иванович
теп ер ь,
был
иного
рода.
Ита к,
как
заметил
Чуковский,
он
решил
показать
Уэ ллсу
ту
самую
шк олу,
где
уч или сь
и
дети
Чуковского.
Школа
находилась
на
Мох овой
и
сохранила
свое
старое,
назв ан ие
—
Те ни шев ская.
Вместе
с
писателем
Чуковский
вошел
в
общий
за л,
куда
соб рали сь
учащиеся.
«Това­
рищи,—
сказал
о н,—
к
нам
п рие ха л...
кто
бы
вы
думали?
Ге рбер т
У э л ьс!» («Нет,
я
не
оговорился,
я
так
и
ск а­
за л:
не
«Уэллс», а «Уэль с»
—
в
те
год ы
в
России
называ­
ли
английского
пи са теля
именн о
т ак»).
Зал
откликнулся
множеством
г олос ов: «Машина времени!», «Первые лю­
ди
на
Л уне !», «Война миров!», «Когда спящий проснет ­
ся!..»
Ничего
удивительного
не
был о
в
том,
что
тенишев-
цы
хорошо
знали
Уэллса.
Английский
писатель
широко
издавался
в
России,
только
что
журнал
«Вокруг света»
дал
своим
чи тател ям
Уэллса
в
качестве
пр ило жения .
Но
дело
было
не
только
в
это м:
в
Тенишевском
уч илищ е
учился
особый
народ
—
дети
профессоров,
юристов,
вра­
чей ,
учителей.
Немудрено,
что
они
знали
Уэл лс а.
Но
У эл­
лсу
привиделась
во
всем
эт ом
некая
н арочи тост ь.
Он
по­
требовал,
чтобы
ему .
показали
еще
одну
школу,
и
там,
как
на
грех,
Уэллса
ни кто
не
знал!
Ну
кон еч но
же
пос е­
щение
«тенишевцев»
б ыло
специально
инспирировано,
при
этом
инспиратором
был
Чуковский!..
Это
утвержде-
100


пие
б ыло
подхвачено
бел ой
прессой
и
по-своему
ис тол ко­
вано.
Корней
Иванович
раскрыл
папку,
которая,
до
этого
недвижимо
лежала
подлежи
извлек
жел тый
прямоуголь­
ник
газетной
вырезки
«Уэллс и русская школа»
—
гл а­
сил
аншлаг,
наб р анный
дос тат очн о
крупно.
«Нет,
я
это
должен
вам
прочесть
сам!»—произнес
Корней
Иванович
и
принялся
чит ат ь.
(Видно,
он
читал
эту
заметку,
и
не
раз
—
он
воспроизвел
ее
е два
ли
не
наиз у сть .) «Велики ­
ми
днями
в
жизни
русской,
особенно
провинциальной,
школы
был и
дни
наездов
ре ви зоров
из
«округа»
пл и,
что
уже
сов сем
было
страшно,
из
Петербурга,—
гласил
текст
заметки.
—
Ка ким
путем
узнавали
школы
об
этих
вн е­
запных
«ревизиях», я не знаю,
но
узнавали
неукосни­
тельно
и
заблаговременно.
И
готовились,
готовились
ус ердн о.
Ч истил и
и
мыли
здание,
с три гли
учеников,
усердно
подготовлялись
и
п одгото вл яли
учеников
к
ре­
шительному
дню ,—
словом,
ст ар ались
по ка зать
товар
лицом.
Это
все
ста рая
традиция
русс кой
школы.
Уэллс
очутился
в
роли
та кого
ревизора.
Учителям
и
ученикам
были,
конечно,
известны
его
нежные
отношения
с
Г орь­
ким
и
Луначарским...
И
для
них
Уэллс,
сопровождаемый
большевистским
аге нт ом
Чуковским,
бы л,
конечно,
не
а нгл ийск им
гостем,
а
больше ви с тск им
ревизором.
И
шк о­
лы
Петрограда,
те пе рь,
ув ы,
маленького
провин­
циального
городка,
за росш его
травой,
подтянулись
на
время
присутствия
в
Петрограде
английского
гостя,
подготовились
к
его
«внезапному и неожиданному»
по­
сещен ию. .. »
Корней
Иванович
закончил
чтение,
как
показалось
мне,
оно
не
прибавило
ему
сил
—
он
был
печален.
—
Вот
так
я
пострадал
за
Уэллса...
—
молвил
он,
по­
мо лча в.
—
Как
вы
знаете,
книжка
Уэллса
яв ил ась
бо мбой ,
брошенной
в
тот
мир.
На
Уэллса
ополчился
Черчилль
и
вызвал
ответный
огонь,
огонь
наижестокий
—
отповедь
такой
силы
даж е
Черчилль
получал
не
часто.
Поэтому
то,
что
явила
в
те
дни
против
ме ня
белогвардейская
пресса
в
Па риж е,
Берлине
и
Праге,
носило
антиуэллсов­
ский
характер.
—
Вы
защищались?
—
Пытался.
Он
раскрыл
папку
вновь
и
изв лек
отт уда
вырезку,
па
э тот
раз
журнальную
—
ли ст
«Вестника литературы» .
Там
ря дом
с
заметкой
о
пацифизме
Кропоткина
и
общ е­
101


национальных
пушкинских
поминках
было
на пе чатан о
большое
письмо
Корнея
Ивановича
под
более
чем
крас­
норечивым
за голов ком
«Свобода клеветы».
В
письме
до­
ст аточн о
об ст оятельн о
излагалась
ис то рия
посещения
Уэ ллсо м
Тепишевского
училища,
с
которой
чи тат ель
уже
знаком,
и
подтверждалось
д ос таточн о
категорично:
«Я утверждаю,
что
о
нашем
визите
в
Тенишевское
учи­
ли ще
не
были
пред у пр ежден ы
ни
дети,
пи
учителя,
іш
ад минист р ация.
Все
это
с лучилос ь
экспромтом.
За
п ол­
час а
до
поездки
проб ов ал
позвонить
в
учи лищ е
по
те­
леф ону ,
но
те ле фон
был
испорчен:
то,
что
это
бьіло
име н­
но
так,
могут
подтвердить
все
учащиеся
Тенишевского
уч или ща».
Изложив
обстоятельства
визита,
Корней
Ив а нович
з аме чает : «Остановить их клевету я бессилен.
Опи
за
границей,
а
я
в
Петербурге.
Ни
к
угол овн ом у,
пи
к
тр е­
тейскому
суду
я
не
могу
их
привлечь.
Я
да же
не
уверен,
что
эти
с троки
когда-нибудь
попадутся
им
на
глаза.
Единственная
моя
надеж да
на
Всероссийский
Союз
Пи­
сателей.
Мне
кажется,
что
Всероссийский
Союз,
близко
зпающий
мою
общественно-литературную
деятельность
в
эти
последние
годы,
найдет
возможным
защитить
свое­
го
ч_лена
от
на ших
заграничных
друзей,
которые
свободу
печати
понимают
как
свободу
клеветы».
Характерно,
что
пись мо
Корнея
Ивановича
нашло
поддержку
у
Союза
писателей
весьма
горячую.
На
той
же
полосе
«Вестника литературы»
дано
своеобразное
коммюнике
Союза
—
текст
его
в
такой
ме ре
красноречив
и
во
в сех
отношениях
значителен,
что
ест ь
ре зон
приве­
сти
его
полностью:
«Правление Всероссийского Профессионального Сою­
за
Писателей,
заслушав
со о бщение
о
на па дках
рус ск ой
зарубежной
прессы
на
чле на
правления
К.
И.
Чуковско­
го,
особенно
в
связи
с
посещением
России
Гербертом
Уэллсом,
постановило:
«Выразить
сво е
сочувствие
К.
И.
Чуковскому,
грубо,
нез аслуж енно
ос корб ленн ом у.
Вм есте
с
тем
прав лени е
считает
необходимым
считать,
что
травля,
предпринятая
против
К.
И.
Чуковского,
обу­
словливается
не
индивидуальными
особ ен нос тями
его
литературно-общественной
деятельности,
но
тем
об стоя­
тельством,
что
Чуковский
при над лежит
к
той
группе
пи­
сателей,
к оторы е
остались
в
России
и
п род олж ают
зани­
ма ться
литературным
трудом.
Таким
образом,
ос корб ле­
ние,
нанесенное
К.
И.
Чуковскому,
является
вместе
с
102


тем
оскорблением
в сей
указанной
группе
писателей,
по­
чему
прав лени е
постановило
в
ближайшем
бу дущем
по­
ставить
вопрос
об'
отношении
зарубежной
печ ати
к
остав­
шимся
в
России
литераторам
во
вс ей
пр инци пиа льно й
широ те».
—
Как
в идите,
эта
история
затронула
саму ю
суть
п робле м ы...
—
сказал
Корней
Иванович.
—
Писатель
и
революция?
—
спросил
я.
—
Да,
можно
сказа ть
и
та к,—
подтвердил
Чуков­
с кий.
Корней
Ив а нович
взглянул
на
томик
Блока
—
он
все
так
же
лежал
к оре шком
вверх,
удерживая
страницу,
на
котор ой
оборвалось
чтение,
с
моим
приходом
оборвалось.
По том
мой
со беседни к
вдруг
взял
книгу,
прочел,
как
по­
каза ло сь
мне,
вне
связи
с
тем,
о
чем
шла
ре чь
только
что:
Вот
за чем,
в
ча сы
за ката
Ух одя
в
полн ую
тьм у,
С
белой
площади
Сен ата
Тих о
кланяюсь...
Он
улыбнулся,
заметил
как
бы
между
прочим:
—
Тот,
кто
полагает,
что
поэзия
Блока
всего
лиш ь
исповедь
поэта,
ошибается
—
это
исповедь
России...
Корн ей
Иванович
задумался:
ему
предстояло
сделать
шаг
от
Блока
к
Уэллсу,
это
бы ло
не
просто.
—
Как
Уэллс?..
Вы
помните
это
мест о
в
книжке
Уэ л­
лса?
По
его
словам,
посещение
первой
школы
было
под­
с трое но
с
самыми
благи м и
намерениями,
как
он
наз ывает
ме ня, «моим собратом по перу», при этом « с об ра т
по
пе­
ру»
будто
бы
сделал
это,
желая
пок аза ть
У эллс у,
какой
любовью
пользуется
а нгли ча нин
в
России.
Вряд
ли
У эллс
хотел
ме ня
обидеть...
—
заметил
Корней
Иванович
и,
по додв ин ув
все
тот
же
желтый
лис т
«Всемирной литера­
туры », добавил:
—
Нет ,
я
действительно
так
думал:
не
хотел
обидеть.
Вот
тут
я
прямо
так
и
написал...
Вы
з аме­
тили?
—
Он
вновь
обратился
к
тексту
письма
во
«Все­
мирную
литературу»
и,
оты ск ав
необходимый
пассаж ,
п роче л:
—
«Конечно,
мистер
Уэллс
не
х отел
обидеть
ме­
ня.
Он
рассказывает
эту
ист ор ию
очень
бла году шн о
и
ве­
село...»
—
Он
умолк,
и
его
большие,
сейчас
бледно-лило­
вые
веки
как
бы
ниспустились.
—
Так
мне
каж е тся,
не
хоте л
обидеть...
103


«Однако почему эта обида так стоика?
—
спрашиваю
я
себя,
уезжая
из
Переделкина.
—
И
обид а
ли
эта
на
Уэллса ?» Досье,
которое
пер ед ал
мне
Корней
Иванович,
рисует
не
ст оль ко
его
спор
с
Уэ ллсом ,
с кол ько
с
бел ыми
перьями.
Говоря
о
свободе
клеветы,
Чуковский
и мел
в
ви ду
их.
Но
вот
что
характерно:
Чуковский
был
очень
заин тересов ан,
чтоб ы
многое
из
того,
что
на писал
тогда,
было
повторено
теперь.
В
тот
раз
он
сказа л
мне
об
этом
прямо,
настолько
пря мо,
что
это
б ыло
похоже
на
завет
человека,
кот оры й
видит
уже
тот
берег.


ГАМЗАТОВ
том
кубанском
городе,
где
прошло
мое
детство,
был
свой
календарь,
которому
гор од
следовал
неу к ос­
нительно.
Своеобразным
к расным
днем
календаря
был
понедельник:
в
этот
день
на
большом
пустыре,
в
к отор ый
упиралась
западная
окраина
г ор од а, «на выгоне», как
говорили
у
нас ,
устраивалась
«ло ­
шадиная
ярмарка».
Ст арши е
г ово­
рили,
что
это
бы ла
едва
ли
не
самая
большая
ярмарк а
та кого
род а
на
Северном
Кавказе,
чт о,
наверно,
объяснялось
географическим
п оложе ни ем
наш их
мест,
как
бы
распо­
ложенных
у
пр едел ов
степного
и
горного
Кавказа.
Моему
детскому
г лазу
эта
ярма рка
представлялась
необыкно­
венно
колоритной
не
тол ько
потому,
что
эта
был а
сво е­
образная
выставка
в сех
по род
лошадей,
от
тонконогих
кабардинцев,
вороных
или
каурых,
до
широкогрудых
орловцев,
редк их
в
наших
местах,
но
и
по том у,
что
ярм арка
нередко
превращалась
в
своеобразные
скачки,
к огда
разноплеменное
и
разноязычное
население
«лоша­
диного
торжища»
устремлялось
к
сте пн ой
дороге
и
с
необыкновенным
азартом
сл едил о
за
единоборством.
Впрочем,
на
это й
ярмарке,
которая
протянулась
почти
от
одн ой
магистральной
дороги
до
другой,
бы ло
одно
ме­
сто
заповедное,
куда
не
достигали
ярмарочные
шумы.
Здесь
хозяйничали
не
краснолицые
лошадники
в
пыль ­
ных
кос оворот ках,
подпоясанных
узкими
ремнями,
укра­
шенными
набором
ненастоящего
серебра,
а
седобородые
старцы
и
бле днол иц ые
юно ши,
точно
заимствованные
по
типажу
из
рафаэлевской
«Афинской школы».
Да
и
горды
они
были,
снисходительно
взирая
на
п рои сх одяще е,
г ор­
достью
героев
Рафаэля.
Впр о чем,
у
их
гордости
бы ло
основание:
необыкновенные
к увш ины,
графины,
блюда ,
подносы
—
все
из
мет ал ла,
подчас
благородного,
укра-
шенпые
резьбой,
чеканкой,
а
то
и
чернью.
105


Помню,
как
отец
мой ,
залюбовавшись
таки м
кувши­
ном,
как
бы
р асписанн ым
чернью,
вз ял
его
в
руки
и
в
немом
восторге,
восторге
неизъяснимом,
поднял
над
го­
ловой,
и
мигом
к
том у
месту,
где
мы
ст ояли ,
стал
сте­
каться
народ.
«Дагестан!»—в ос хищен н о
вырвалось
из
толпы.
«Дагестан!» — повт ор ила
толпа
едва
ли
ни
единым
выдохом.
В
то лпе
не
было
человека,
ко торы й
бы
не
улы ­
бал ся, —
нев оз мут имыми
оставались
только
те,
кто
сотво­
рил
это
чудо,
в
их
суровой
снисходительности
сквозило
нечто
такое,
что
свидетельствовало
—
они
не
обманыва­
ются
насчет
своей
миссии
на
это й
земле.
Очень
хоте лос ь
назвать
их
безнадежными
гордецами,
если
бы
не
эти
к ув­
ш ины
и
блю да.
Нет,
это
б ыли
необычные
лю ди,
да
и
вели
они
се бя
особо.
В
то м,
как
лего к
и
торжествен
был
их
шаг,
как
свободно
леж али
у
них
плечи,
как
красиво
они
носили
свое
пл ать е,
бу дь
то
черкеска
или
беш мет ,
ч асто
сшитые
из
самотканого
сукна,
но
неизменно
исправные,
кот орое
дополнял
серебряный
пояс
и
кинжал
(черкеска
м огла
быт ь
не бога той ,
но
поя с
и
кинжал
был и
кра с оты
р ед ча йш ей), во всем этом зримо вставала страна,
из
ко­
торой
они
явились.
Наверно,
в
мое
вос пр ия тие
т ого,
как
я
вижу
уме льц ев
из
Д аг ест ана,
примешивается
мно го е,
что
я
узнал
о
нпх
и
их
соплеменниках
позже,
но,
ч естн ое
с лов о, -мне
видит­
ся
в
этих
людях
нечто
гамзатовское.
Даже
в
их
лике
что-
то
от
характерного
лица
поэта:
вот
этот
нос
с
горбатпн-
к ой,
орлиный,
эта
бороз дк а,
ощутимо
глубокая,
рассек ­
шая
лоб,
вот
эти
глаза
в
постоянном
прищуре,
глаза
фи ло софа
и
жизнелюба.
«Мудрец великий должен быть имамом»,—
На
сходе
предлагал
се дой
паиб.
«Храбрец великий должен быть имамом»,—
Наиб у
возражал
другой
наиб.
Н аверно,
про ще
пр ав ить
цел ым
светом,
Чем
бы ть
пев цом ,
в
чьей
власти
.т ольк о
стих,
Поскольку
на до
обладать
поэтам,
Помимо
этих,
сотней
свойств
других
*.
Даг ест анц ы
—
ве лик ие
мас те ра
формы
в
искусстве.
Когда
смотришь
на
их
изд елия
из
металла
и
дерева,
по­
ражаешься
прежде
всего
изощренности
формы
и
отде лк и.
1 Стихи Расула Гамзатова даны в кпиге в переводах Наума
Гребнева
и
Якова
Козловского.
106


По
тому,
с
каким
искусством
вы бр ана
форма
серебряного
кувшина,
в
какой
ме ре
эта
форма
с в оеобы чна
и
нова,
как
решены
в
ней
отдельные
компоненты
и
как
соб раны
в'
единое
целое,
не
нарушив
проп орц ий
и
стиля,
виден
не
только
бол ьш ой
мастер,
но
и
вел и кая
школа,
тра диц ия.
Эта
изысканность
умения
и,
по жалу й,
вк уса,
к оторы й
мастеру
дарит
та
же
школа,
обнаруживает
себя
в
обра­
бот ке
мет ал ла,
бу дь
то
гравирование,
чеканка,
чернь,
н асечк а
по
металлу.
Сам
рисунок,
его
расположение
па
ст енк ах
сосуда
—
все
это
исполнено
в ели кого
артистизма.
Нам
виделось,
что
дагестанцы
в
своих
работах
по
м етал­
лу,
выражаясь
обра зн о,
больше
мастера
черно-белой,
чем
цветной,
гравюры.
Но
мы
так
думали
до
тех
по р,
п ока
не
увидели
дагест анск их
эмалей,
в
чи ст оте
красок
и
пх
сочетании
—
н овиз на
первозданная.
Честное
слово,
пе
оши бе шься :
это
Даг ест ан.
Пусть
читатель
п рост ит
мне
невольное
отклонение
от
гамзатовской
тропы,
я
сделал
это
сознательно.
Х очу
по­
в тори ть
то,
что
сказал
выше:
д агест анск пе
художники,
будь
то
златокузнецы
или
кос торе зы ,
гон ча ры
или
ковро­
делы,—
ве лик ие
маст ер а
формы.
Эта
форм а
у
них
отм е­
чена
не
только
общедагестанским
знаком,
но
и
че рт ами
школы
—
знаток
всегда
увидит
в
изделии
и
Кубачи,
и
Унцукуль,
и
Балхар.
В
самой
форме
произведения
ес ть
качество,
не
столь
распространенное
для
непрофессиона­
лов:
известный
из ыск
с озд ан ного,
своего
рода
аристокра­
тизм .
Откуда
он,
этот
аристократизм
формы
самодеятель­
ных
мастеров?
Секрет
эт ой
изощренности
—
тра диц ия,
многовековая,
быт ь
может,
да же
ты сячел етн яя,
всесиль­
ная
т ради ция
мастерства,
где
все
многократ
накапливает­
ся
и
приумножается.
Убежден,
что
вот
эта
четкость
формы
гамзатовской
поэзии
—
в
природе
дагестанского
искусства.
Есть
непи­
саный
закон
жизни
горца,
непр елож ный
для
жителя
гор
во
все
времена,
передающийся
из
поколения
в
поколение,
обязательный
для
старых
и
малых.
Знание
этого
зак опа
не
является
прив иле гие й
кого-либо
в
гора х
—
его
должен
постичь
каждый,
ибо
без
знания
этих
правил
невозмож­
но
здес ь
жить,—
это
первосуть
представления
человека
гор
о
чести,
его
пр из ва нии,
его
обязанностях
перед
отцом
и
матерью.
По-моему,
нет
такой
книги,
которая
объяла
бы
все
эти
неписаные
прописи,
их
едва
вмещает
сама я
большая
107


книга,
которую
когда-либо
создал
н арод
Кавказа,—
па­
мять
на род а,
однако
главные
прописи
знают
все.
И
не
просто
знают,
по-своему
обогащают.
Это т
неписаный
св од
кавказской
мудрости
не
тол ько
первосуть
чести,
но
и
сокровищница
народного
ума.
В
гора х
не
было
по эта
пли
певца,
который,
слагая
свои
песни,
не
обращался
бы
к
этому
кодексу
народного
ума .
Да
это
и
пон ятно :
если
ес ть
в
творениях
народа
нечто
и стинно
националь­
но е,
свойственное
самому
существу
Кавказа,
то
это
му д­
рость,
которую
сохранил
н арод
в
этих
своих
наставле­
ниях-прописях.
Можно
д опус тит ь,
что
здесь
ключ
к
пониманию
поэ­
зии
Гамзатова.
Однако
как
эту
крылатость
народного
мышления,
этот
лаконизм,
ем к ость
и
вмещающую
все
афористичность
отразили
ст ихи
Гамзатова?
И
какой
тро­
пой
тут
устремилась
гамзатовская
поэзия,
о
чем
эти
сти­
хи?
Именно
—
о
чем?
Оказывается,
те матик а
их
ис тин но
кавказская.
О
гостях
и
гостеприимстве,—
твой
до м,
как
щедр ая
чинары
те нь,
гот ов
приютить
каждого,
кого
застигнет
в
пути
зно йно е
сол нце:
В
родном
краю,
где
облака
и
горы,
Пу сть
пе
бродил
я
ни
с
о дним
из
вас,
Пуст ь
был и
средь
гостей
друзья,
которым
Пожал
я
руку
нынче
в
первый
раз.
Мне
кажется,
рожден
я
вашим
братом,
И
вместе
обошли
мы
п олзе мли.
О
всесильном
культе
пре дков ,
а
с ледов а тельно ,
о
не­
расторжимости
рода,
о
крепости
фа миль ных
с вяз ей,
так
необходимых,
чтобы
сообщить
си лу
бо ль ным
и
сл абым ,
чтоб ы
поддержать
в
недуге
стариков,
чтобы
дать
опору
вдовам
и
детям,
чтобы
защитить
очаги
от
голода
и
невзгод.
Могила
как
знак
человека,
которого
охраняет
память
и
б лаго да рн ость
потомков.
Ца дине кое
кладбище
—
кра й
молчаливых,
Последняя
сакля
мо их
земляков.
О
нас тавник е-д р у ге,
на ста вн ике
суровом,
к оторы й
был,
как
надлежит
учи телю ,
олицетворением
со вест и,
не
по­
кривив
душой,
не
смалодушествовав,
не
склонив
горд ого
своего
чела
перед
неправдой,
на ста вн ике
суровом,
не­
пре кло нном ,
гордом,
к
котором у
идешь
как
на
исповедь,
к оторы й,
с кольк о
бы
тебе
ни
было
лет
и
как
бы
высо ко
108


пи.
вознесла
тебя
с удьба ,
на
веки
веков
останется
для
тебя
учителем
со вест и:
Тяжелых
ль дов
не
растопить
слез ам и,
Ты
не
зови
друзей
своих
былых,
Опи
с
коней
живыми
не
с ле зали
И
к лятв
не
нарушали
боевых.
Уш ли
друзья,
ушли
н ево зврат и мо.
Их
не
верн ешь
ни
зовом,
ни
мольбой.
И,
р аньше
с рока
став
седее
дым а,
Я
голову
склон я ю
пр ед
т обой.
О
д руге,
н оси теле
святого
побратимства,
в
котором
и
достоинство
твое,
и
любовь
к
людям,
и
верность
высокому
товариществу,
отождествившему
то
вечное,
что
е сть
суть
Кавказа,—
бы ть
может,
име ет
смыс л
и
то,
что
эти
стихи
о
кро в ном
побратимстве
посвящены
Мустаю
Кариму.
Шапку
сняв
на
пороге
род ном,
Я
стряхнул
седин у
не пог оды.
И
клубятся
снег а
за
окном,
С ловно
годы,
Мус тай ,
словно
годы.
Есть
некая
закономерность,
что
им енно
в
этих
стихах
возникло
имя
друга,
оказавшегося
в
беде,
как
естествен­
но
и
ино е:
ес ли
рука
дружбы
обладает
способностью
исце­
лять,
то
это,
наверно,
така я
рука.
Помню:
на
сердце
камень
один
Мы
носили,
пок уда
в
разлуке
Был
с
Ка вказ ом
Кулиев
Кай сы н,
П ер еживший
молчания
му ки.
Верой
в
жизнь ,
в
ее
неодолимость
звучит
заключи­
те льн ое
обращение
к
д ругу:
Ск оро
песни
ве рну вших ся
ст ай
Зазвонят
над
разбуженной
ч ащей.
Хо рошо ,
что
ты
рядом,
Мустай,
Вер ный
др уг
и
по эт
настоящий.
У
Гамзатова
ес ть
стихи,
в
кот орых
он
как
бы
сво дит
в ое дино
этот
коде кс
прописей,
на
которых
стоит
жизнь
горца.
Но
сводит
он
этот
кодекс
в
ед иноб ор стве ,
при
это м
до стато чн о
же ст оком.
Трудно
доп ус тить ,
чтобы
че лов ек,
родившийся
в
горах,
не
понимал
этого
кодекса,
но,
оче­
видно,
допускать
надо,—
тем
больше
гнева
это
выз ы вает
у
поэта:
Тому
проклятье,
в
ком
прозрения
Не
знала
совесть
на
веку.
ЮЭ


Пу сть
примет
тот
мое
презрение,
Кто
д верь
де
отпер
кунаку.
Б удь
проклято
в
люб ом
об л ичии
Мне
ненавистное
врапь е.
Забывшим
гор ские
обычаи
Презренье
горское
мо е!
Судьбе
угодно
бы ло
подарить
мне
необыкновенно
увлекательное
путешествие
в
Берлин,
Л ейпциг
и
Дрезден,
да
притом
в
доброй
писательской
к омпа нии
—
Ра сул
Га м­
затов,
Д аниил
Гранин.
Ед ва
ли
не
в
де нь
приезда
в
Бе р­
лин
Гамзатов
сказ ал
мн е,
что
не
мож ет
уехать
из
Герм а­
нии,
не
по быв ав
у
-солдат-дагестанцев,
кот орые
несут
здесь
служб у.
—
Что
я
скажу
матерям,
ко гда
вернусь
в
Махач­
калу?
—
вопросил
он.
Как
я
понял,
д елик ат ный
Гамзатов,
обра ти в
ко
мне
этот
вопрос,
в
сущности,
о брат ил
просьбу:
видн о,
он
хо­
те л,
чтобы
в
поездке
к
солдатам-дагестанцам
я
был
с
ни м.
Мне
бы ли
интересны
и
солдаты-дагестанцы,
и,
естествен-
по,
Гамзатов,
и
я
ск аз ал,
что
готов
еха ть.
В
этом
е сть
не кое
волшебство,
когда,
приучив
себя
к
мысли,
что
Родина
д ал еко,
ты
вдруг
оказываешься
по­
сре ди
едв а
ли
не
большого
русского
города,
впрочем
не
тол ько
русского,
но
и,
как
показало
дальнейшее
развитие
событий,
дагестанского.
Гамзатов
сказал,
что
хоте л
бы
видеть
ког о-т о
из
с воих
земляков-соплеменников,
и
во ен­
ные,
оказавшиеся
рядом,
закричали
па
все
голоса:
—
Гаджиев!
О днако
откликнулся
не
Гаджиев,
а
Гад жиева.
Восторг
в ст речи
в
такой
ме ре
за вл адел
молодой
авар ­
кой,
что
казалось,
женщина
видит
сейчас
только
Гам ­
затова.
Да
и
поэ т
вдруг
у тра тил
интерес
ко
всему,
кроме
сво ей
соплеменницы
и
ее
гортанного,
точно
клокотанье
горной
реки,
говора.
Все
во круг
не в ольно
затихли,
пора­
женные
происходящим,—
на
огромном
плацу,
где
мы
•стояли,
звучал
только
аварский.
—
Ах,
как
жаль,
что
нет
Магомеда!
—
сказала
ж ен­
щина
по- рус ски ,
име я
в
виду
муж а.
Но
Магомед
явился
в
образе
подполковника
Гаджи­
ева
и
ава рск ий
воз ник
с
новой
силой.
Вс тре ча
бы ла
ст оль
неожиданной
и
для
всех,
кто
был
к
не й.
приобщен,
так ой
рад остн ой,
что
напрочь
утратили
см ысл
все
во­
просы,
кото рые
возникли
бы
при
иных
обстоятельствах,
•110


в
частности
вопрос
главный:
знали
эти
лю ди
др уг
друга,
прежде
или
сегодня
они
встретились
впервые?
Вое нны е
поп рос или
нас
выступить
перед
солдатами..
Мы
находились
на
том
самом
участке
гар низ о на,
где
был
расквартирован
полк
связи.
Командир
полка
дал
по нят ь,
что
есл и
современную
технику
связи
помножить
на
имя
Гамзатова,
то
по лк
можно
будет
соб рать
минут
за
пя т­
надцать.
Действительно,
не
прош ло
и
четверти
часа,
как
большой
зал
местного
клуба
был
полон.
Гамзатов
был
в
ударе;
как
мо г,
я
п ом огал
ему.
—
Ге нер ал
Табеев
просил
вас
приветствовать,—
про­
изн ес
начштаба
полка,
явившийся
к
концу
встречи.
—
Ге нер ал
сожалеет,
что
узн ал
о
встрече
поздно.
—
Табеев?
—
вопросил
Гамзатов.
Тольк о
сейчас
я
понял,
чт о,
напр а вляяс ь
к
военным,
он
надеялся
встре­
ти ть
и
генер ала.
—
Вое нн ый
человек
не
волен
распоря­
жаться
собой,—
добавил
по эт
не
без
печали.
Н аши
встречи
с
военными
продолжались,
а
им ени
генерала
с ужд ено
бы ло
еще
возникнуть
не
однажды.
Впрочем,
только
им е ни,—
истинно,
военный
человек
не
во лен
распоряжаться
собой.
Минут
за
десять
до
отхода
поезда
я
вдруг
услышал
в
тол пе
пр ово жа ющих
аварскую
ре чь.
Я
обернулся.
Гамза­
тов
говорил
с
ге н ера лом.
Наверно,
генерал
был
бы
хорош
и
в
черкеске,
но
и
новая
н аша
форм а
не
была
противо­
пок азан а
генералу,
отн юдь
—
военный
был
рост а
немал о­
го,
крут
в
пле чах .
Звание
генерал-полковнпка
казалось
тем
более
высоким,
что
ген ерал
был
возраста
отнюдь
не
пре кло нн ого,
больше
т ого
—
он
был
молод.
Да
не
под
на чал ом
ли
генерала-аварца
находятся
наш и
войска
в
Германии?
—
спр аш ивал
я
се бя
невольно.
Быть
может,
и
под
началом
генерала-аварца.
Гамзатов
представил
нас.
—
Жаль,
что
не
смог
встретить
вас
в
частях,—
заме­
тил
генерал
Таб ее в.
Свобод а,
с
которой
он
перешел
с
а вар­
ского
на
русский,
бы ла
завидной.
—
Наверно,
у
б есед,
с
военными
чита теля ми
ес ть
с воя
особенность?
—
полю­
бопытствовал
он,
его
взгляд
был
пристален.
—
Ничто
не
может
з амен ить
военному
человеку,
тем
более
ока ­
завшемуся
на
чужбине,
книги.
Нам
тут
все
это
очень
заметно...
М олодо й
оф иц ер,
стоявший
поодаль,
вид имо ,
адъю тан т
г енерал а,
приблизился,
взял
под
козырек:
поезд
ото йде т
на
пят ь
минут
позже.
'
х
111


.Я
откланялся,
и
мое
место
занял
Гамзатов
—
вновь
возник
авар ски й
с
той
энергией
и
темпераментом,
как ие
свойственны
этому
языку.
Уже
войд я
в
вагон,
я
взглянул
на
беседующих
—
о ст авш иеся
минуты
они
использовали
сполна.
И
хоте лос ь
думать:
вон
где
су дьбе
угодно
было
устроить
встречу
д вум
ав арцам,
да
каким
аварцам!
Захо­
че шь
придумать
подобное
—
не
придумаешь.
Искали
аварца-солдата,
а
отыскали
генерал-полковника.
Что
тут
можно
сказать?
Наверно,
это
и
есть
наша
повседневности
скромная...
Ес ли
же
гов ори ть
о
том,
как
ис кон но
кавказское,
во­
шедшее
в
кровь
и
плоть
горск ой
жизни,
може т
быт ь
пр е­
лом лено
для
придания
своеобычной
фор мы
стихотворе­
ни ю,
то
пример
тому
гамзатовские
надписи.
Надписи?
Да
не
энциклопедия
ли
это
бы та
горца?
Надписи
на
д ве­
рях
.и
в орота х,
на
оча гах ,
винных
рога х,
кинжалах
и
каминах,
на
при до ро жных
камн ях ,
ст олбах
и
сак ля х,
на
седлах,
колыбелях,
бурках,
книгах
и
з нам енах.
Особо
—
надписи
на
изд ели ях
дагестанских
умельцев:
кубачинских
сереб ря ны х
дел
мастеров,
балхарских
гон ча ров,
унцукуль­
ск их
резчиков
по
де рев у.
Все
надписи
обнимает
единый
стиль:
они
от
первого
лица
—
от
имени
ворот,
часов,
кинжалов,
светильников,
придорожных
камней.
Им
сооб щ ена
разговорная
инт о на­
ци я,
что
характерно
для
Гамз ат ов а.
Они
лаконичны
и
брос ки ,
что
также
свойственно
гамзатовскому
дарованию.
Они
исполнены
юмо ра,
без
которого,
пожалуй,
нет
гам -
затовской
поэзии.
Последнее
з амеч ание
хот елос ь
бы
рассмотреть
особо.
Юмор
является
достоинством
нашего
жизнелюбивого
века,
однако
юм ор
Гамзатова
отнюдь
не
безвинен.
У
нег о,
у
этого
юмора,
ес ть
свой
родоначальник
—
Гамзат
Ц ад аса.
И
мысли
мои
обратились
к
оружью,
Кот ор ым
отец
побеждал
многок рат но.
Мне
гнев
его
нужен,
мне
см ех
его
нужен,
Мне
стих
его
нужен,
п рос той
и
понятный.
Я
сам
слышал,
как
некоторые
из
эт их
двустиший
вр ы­
вали сь
в
ра згов орн ую
речь
поэта,
обр ащен ну ю
к
ч ит ате­
ля м: «И пусть откроет опять двери умеющий закрывать
дв е ри !» Или о кинжале: «Тем он страшен,
тем
он
жуток,
что
не
понимает
шуток ».
Или
о
скал ах : «Отвага на скалу
112


взбиралась,
отчаянье
с
нее
б роса лос ь».
Но
есть
в
надпи­
сях
—
да
только
ли
в
них ?
—
нечто
такое,
что
сын
прямо
унаследовал
от
гневной
музы
отц а
и
выз ва но
ненавистью
ко
зл у.
И
это ,
наверно,
характерно
для
Гам з ат ова:
поэт-
лирик,
очень
сокровенный
и
интимный,
из
любовных
сти­
хов
которого
можно
бы ло
бы
с об рать
ц елую
книгу,
он
утвердил
в
св оих
стихах
сатирическое
на ча ло.
Надпись
на
том
же
кинжале:
Кинжал
в
руках
глупца
—
Нетерпелив.
Кинжал
в
руках
мудреца
—
Нетороплив.
Надпись
на
знаменах:
В
противника
всели т ь
не
могут
стра х
Рать
без
зн ам еп,
д жигит ы
без
папах .
В
том
же
«Проклятии»
своеобычная
пр огра мма
г ам-
затовской
сатиры
—
проклятие
п оэта
не
щадит
всех,
кто
попирает
достоинство
горца,
будь
то
алчность,
пустозвон­
ство,
безразличие
или
непочтение
к
старости.
Кавказ
—
единственное
в
своем
роде
мест о
на
земле,
где
обрели
отчи й
кро в
племена,
говорящие
едва
ли
не
на
полусотне
я зыко в.
Тем
больше
права
у
предостережения
поэта:
Мне
все
народы
оче нь
нравятся.
И
тр ижды
будет
проклят
тот,
Кто
вздумает,
кто
п оп ытае тся
Чернить
какой-нибудь
народ.
Но
истинная
сатира
—
это
суд
совести,
беспощадный
«УД-
У
Гамзатова
ес ть
несколько
циклов,
посвященных
отцу.:
Это
необыкновенные
циклы.
То,
что
мог
Га мза тов
сказать
отцу,
он
не
мог
с ка зать
никому
другому.
Самое
сокровенное,
личное.
Поэму
«В горах мое сердце»
можно
отнести
к
циклам
о
Гам зат е
Цада са
услов н о
—
это
поэма
о
Д агест ане,
его
исторической
су дь бе.
Но
тр етья
главка
по эмы
относится
к
Га мзату
Цадаса
пря мо,
хо тя
его
имя
там
упомина­
ется
лиш ь
однажды
и
реч ь
там
идет
не
о
не м,
а
о
Шами­
ле.
Это
исповедь
сы на
перед
отцом,
да
и
Шамиль
встает
как
бы
в
раз гов оре
с
отцом.
Снова
р апа
да вн иш няя,
пе
заживая,
-
Раздирает
мне
сердце
и
жалит
ог нем...
—
113


нач и нает
Гамз ат ов
эту
главу.
Кем
был
Шамиль,
нет ,
не
тол ько
для
аварцев,
к
кот оры м
принадлежал
он,
не
т олько
для
Д аг естан а,
но
и
для
вс его
свободолюбивого
Север­
но го
Кавказа? «Был он песнею гор.
Эту
песню,
быв ало ,
пела
мать».
А
к оли
был
песне ю
гор ,
то
вр яд
ли
его
надо
бы ло
с талк ив ать
с
т еми,
кто
нес
и
принес
свободу
эт им
горам,—
герой
Кавказа,
он
сутью
своей
борьбы
не
проти­
в ос тоял
российскому
свободолюбию,
напротив,
он
его
утверждал,
при
эт ом
и
в
годы
ра тн ого
подвига
Ро сс ии.
«Помню,
седобородый,
взир ая
с
портрета,
бр атье в
двух
мо их
старших
он
в
бой
проводил...»
Но
в
отношении
нашей
историографии
к
Шамилю
бы ли
св ои
повороты,
которые
объяснить
нелегко.
И
отец
мой
до
смерти
своей
незадолго
О
ге рое
поэму
сложил...
Но,
увы,
Был
в
ту
пору
Шамиль
недостойно
оболган,
Ст ал
безвинною
жертвою
темн ой
молвы.
п
Мож ет,
е сли
б
не
это
внез апн ое
г оре,
Жил
бы
дольше
от ец...
В
этой
жестокой
исповеди
Гамзатов
д елает
призна­
ние,
которое
не
так
уж
часто
можно
услышать
от
поэта:
Са блю
предка,
что
че твер ть
столетья
в
сраженьях
Неустанно
разила
врагов
па но вал,
Сбитый
с
толку,
в
мальчишеском
стихотворенье
Я
оружьем
изменника
грубо
наз ва л.
Не
просто
прине с ти
повинную
после
того,
как
то бой
совершено
такое.
Не
б удь
ты
Гамзатовым,
это,
пожалуй,
сделать
было
бы
многократ
труднее.
Однако
и
в
эт ом
с лу­
чае
признание
трудно,
а
иск у плен ие
вины
то го
труднее.
«Но ты,
мой
народ,
прегрешения
эти
мне
п рост и.
Ты
без
памяти
мно ю
люб им» .
Это
урок
со вест и,
который
многому
учит,
урок
беспощадности
к
самому
себе,
ко гда
речь
иде т
о
совести.
К оне чно,
могут
сказать:
к оли
ты
виниш ь
себ я
в
этом,
имеешь
ли
ты
право
быть
суд ьей
над
другими?
Именно
беспощадность
к
себ е
д ает
поэту
это
право.
Однако
вернемся
в
Лейпциг.
Истинно,
военный
городок
многосложен:
в
нем
есть
все,
что
должен
иметь
город,
—
и
ста ди он,
и
кинотеатр,
и
ле к цио нный
з ал,
и
ш колу.
114


Октябрь
здесь
вы гл ядит
желтоволосым.
Мальчики-,
под рост ки,
вооружившись
граблями,
сгребали
опавшие
лис т ья.
Они
увидели
Гамзатова
и,
точно
по
команде,
о пу­
стили
граб ли.
Мне
каж ется
порою,
что
солдаты,
С
кр ов авых
не
пришедшие
полей,
Не
в
землю
эту
п олег ли
когда-то,
А
превратились
в
белых
журавлей.
Голос,
к оторы й
мы
услышали,
был
и
тонок,
и
ч ист.
—
Это
шк ол а,—
указал
я
на
трехэтажное
здание,
окрашенное
в
ярко-бирюзовые
то на.
—
Войдем?
Мы
вошли,
а
дальше
п рои зошло
чрезвычайное
—
оче­
редной
ур ок
был
отменен,
школа
собралась
в
актовом
з але.
Встреча
удалась
необыкновенно
—
восторг
владел
за­
лом.
То,
чему
мы
оказались
свидетелями,
можно
было
объяснить
сам им
сост ав ом
аудитории
—
стар ш ек лассник и,
п ятнадц ать ,
шестнадцать,
семнадцать
лет,
то
ест ь
возраст,
когда
во с прият ие
чутко.
Могло
б ыть
и
ино е
объяснение:
ребята,
в
силу
об стоя тельс тв
оказавшиеся
на
чужбине,
увидели
в
нас
посланцев
Родины.
Но
бы ло
и
тре тье
объ­
яснение,
оно
не
только
не
ис ключа ло
первых
дв ух,
оно
их
объединяло:
Га мза тов ...
Одним
сл овом ,
это
было
н ечто
г лу боко
волнующее.
Ре чь
Гамзатова
бы ла
полна
юмо ра,
он
пробовал
читать
стихи,
в
том
числе
шуточные.
Зал
обратился
в
кип ящее
м оре
—
от
смеха
неизбывного
и
аплодисментов,
казалось,
старый
дом
вздрагивает.
А
стихи,
которы е
читал
Гамзатов,
отразили
настрое­
ние
аудитории
—
в
них
ес ть
детство,
и
в
них
е сть
взрос­
лость,
а
с ледов а тельн о,
любовь.
Впрочем,
в
них
ес ть
еще
п
юмор,
жизнелюбивый,
гамзатовский,
что
т оже
в
на­
строении
ауд итор ии .
Я
был
уже
бо льш им
в'тот
год,
К огда
ты
родилась:
Я
зн ал
в
ау ле
каж дый
сад
И
бегал
в
первый
класс.
И
ес ли
мам а
занята
Т воя
порой
бы ла,
То
за
тобою
присмотреть
Ме ня
она
зв ала.
И
хоть
за
это
от
нее
Подарки
по луч ал,
Но,
помню,
до
смерти
тогда
У
люльки
я
скучал...
115


Я
оглядываю
зал
—
нет
безучастного
лица ,
-
больше
того,
нет
лица,
которое
не
было
бы
озарено
улыбкой,—
как
же
хорош и
гла за
в
семнадцать
лет!
...И
я,
как
в
детстве,
снова
жд у,
Что
м ать
ко
мне
войдет
И
за
т обою
при смот реть ,
Как
пр еж де,
позовет.
Я
сам
сейчас
бы
преподнес
П одаро к
ей
люб ой ...
Я
жду
—
пусть
л ишь
от к роет
дверь,—
О,
как
бы
хорошо
теперь
Смо тр ел
я
за
тобой!
Зал
начинает
скандировать
и
в
такт
словам
уд арять
в
ладоши
—
истинно
удары
пушек
на
рассвете: «Г-у-ух!
Г- у- у-х!»
К
с толу
выходит
девушка-десятиклассница,
и
зал
за­
тихает.
«У чужой стороны есть одно достоинство:
она
д ает
поня т ь,
как
дорог
мир...»
Девушка
говорит
от
имени
школы,
и
зал
хоче т
помочь
ей
тишиной.
И
вновь
возни­
кают
гамзатовские
стихи,
но
в
этот
раз
читает
не
он:
Они
до
сей
п оры
с
в ремен
тех
дал ь них
Летят
и
подают
нам
голоса.
Не
потому
ль
так
часто
и
печально
Мы
з амо лк аем,
гл ядя
в
небеса.
Это т
необыкновенный
де нь
мы
зака нчи вае м
в
кругу
военных
друзей.
Рядом
сидит
Патимат
Га джи ева
—
опа
малоречива
и
с трога ,
как
надлежит
быт ь
горянке,
в ре­
менно
сменившей
дагестанские
горы
на
каменные
те с­
нины
Европы.
Место
напротив
за нял
подполковник
Цв ет­
ков ,
помполит
полка.
Разговор
за
столом
об раще н
к
по э­
зии ,
ее
способности
б ыть
крылатой,
есл и
даж е
эти
стихи
не
стали
песней.
Впрочем,
пе сня
не
отнимает
у
стихов
крылатости.
—
Как
ты
полагаешь,
Виктор
Иванович?
Подполковник,
к
которому
об раще н
вопрос,
встает
—
по
всему,
в
воп ро се
скрыт
см ысл,
в
кот оры й
нам
еще
пр едсто ит
проникнуть.
На
эт от
раз
стихам
суждено
б ыть
песней:
Летит,
летит
по
вебу
клин
усталый
—•
Мои
друз ья
бы лые
и
родня.
И
в
их
стр ою
есть
промежуток
малый
—
Б ыть
може т,
это
ме сто
для
меня!
116


Голос
у
под пол к овн ика
не
силен,
но
в
нем
та
ме ра
душевности,
которая
стоит
сильных
голос ов ,—
это
пе ние
крепко
брал о
за
сер дце,
становилось
даже
чуть-чуть
тревожно.
Люди,
пожившие
на
чужбине,
сильно
чувст­
вуют,
ес ть
в
их
сострадании
над рыв
одиночества,
в
их
тоске
горечь.
Я
слушал
подполковника,
и
мне
в ид елся
Кавказ,
сир еневая
гряда
гор,
не прос торн ое
небо,
зажа­
тое
горами,
аварский
аул
на
ск алах ,
быт ь
может,
тот
же
Цада,
и
журавлиный
клин,
каким
увидел
его
тогда
поэт.
Что-то
бы ло
в
этой
п есне
такое,
что
сближало
людей,
си дящ их
за
столом.
И
то,
что
текст
песни,
прежде
чем
возникнуть
по-русски,
прозвучал
на
аварском,
как
мне
казалось,
свидетельствовало:
н е даром
за
этим
м н огона­
цио нал ьн ым
столом
аварцы,
составляли
внушительное
■большинство
—
по
слову
и
делу
Революции
оттого,
■что это был народ малый,
он
не
становился
мен ьше .
Странное
дело,
но
в
глазах
поэта
было
изумление:
точно
■он слышал свои стихи впервые .
Ну,
разумеется,
он
слушал
песню
и
прежде,
бы ть
может,
тогда
она
зв учала
не
хуже,
и
все-таки
вот
этот
голо с,
прозву­
чавший
вдали
от
Родины,
обладал
преимуществами,
ка­
ких
не
б ыло
прежде.
Мы
встали
из-за
стола
и
пошли
к
машинам.
Р ука
Га м­
затов а
ле жала
на
спи не
подполковника.
—
У
чуж ой
стороны
ест ь
о дно
достоинство:
она
дает
понять,
как
дорог
мир...
—
сказал
подполковник,
с казал
е два
ли
не
теми
же
словами,
какие
мы
усл ыш али
с егод ня
утро м
из
уст
девушки-десятиклассницы,
приветствовав­
шей
нас
в
акто во м
зале
школы .
—
Вы
были
с егод ня
утром
в
шк оле?
—
с п росил
я
под­
полковника.
—
Нет...
—
Но
эта
девочка,
говорившая
от
имени
школы?
—
Таня
—
моя
дочь...
Да,
подполковник
с казал
слов ам и
своей
до ч ери.
«Это
и
есть
мир
на с ущ ный», а я вспомнил стихи Гамзатова
<о журавлях,
иные
стих и,
они
е сть
у
него:
В
Хиросиме
этой
сказке
верят:
Вы живае т
из
бо л ьных
люд ей
То т,
кто
выр еж ет,
по
крайней
мер е,
Тысячу
бумажных
журавлей.
Мир
больной,
возь ми
бумаги
т онко й,
Думай
о
бумажных
журавлях,
117


Не
пог ибни,
словно
та
я пон ка,
С
предпоследним
журавлем
в
руках.
Наверное,
на до
повторить
страшное
«с предпоследним
журавлем
в
ру к ах», чтобы сердце твое поняло,
как
все
сказан но е
для
тебя
важно.
В
моем
родительском
доме
на
Ку бани
был
сундук,
обитый
белой
жестью.
Клю ч
от
сундука
был
у
бабушки.
Д ни,
когда,
отлож и в
тр убк у,
которая
продолжала
ды­
ми тьс я,
бабушка
открывала
сундук,
были
для
на с,
детей,
событием
немалым.
Казалось,
где-то
в
стародавние
вр е­
ме на
сундук,
раскрыв
зев
и
ухватпв
д обрый
кусок
ста­
рины,
сомкнул
железные
челюсти,
сохранив
ст ари ну
па
веки
вечные.
Поэтому
вместе
с
древней
тьмой,
к оторой
был
полон
этот
дер ев янн ый
кор об,
закованный
в
железо,
а
заодно
и
вместе
с
древними
запахами,
сундук
мог
од а­
ри ть
нас
вещами
в
такой
мере
ст а ри нными,
что
они
могли
соперничать
разве
т олько
с
руками
бабушки,
к оторы е
она
погружала
во
тьм у
сундука,
как
в
темную
воду.
Да,
взяв
трубку
и
теперь
уже
не
выпуская
ее
изо
рта ,
бабушка
м огла
извлечь
из
сундука
газыри,
будто
отороченные
цветным
деревом,
стремена,
убранные
нарядной
рез ьбой ,
п ояс,
отделанный
серебр о м.
Одн а жды
ее
руки
погрузились
в
сундук
глубже
обы ч­
но го
и
извлекли
круглый
ларец
из
се ребра ,
почерневший
и
чут ь
помятый,
но
сохранивший
на
крышке
россыпь
камней
необычного
цвет а
и
формы...
Каким
образом
ларец
оказался
у
бабушки?
Привез
ли
его
из
поездки
на
юг
дед
или
ларец
выменяли
на
чувал
семенного
зерна
на
той
самой
«лошадиной ярмарке», с которой мы начали
наш
рассказ?
Б абуш ка
с ка зала: «Кумык хабль»1, точно
указав
страну,
где
был
сотворен
круглый
ларец,—
Д аге­
стан.
С
тех
пор
минули
го ды
и
годы,
а
я
вижу
ларец,
тро­
нут ый
благородной
чернью,
и
кам ни
на
крышке
ларца,
кот орые
мастер
оставил
такими,
какими
их
нашел,
ни­
с ко лько
не
нар уш ив
их
естественного
б лагор одст ва
и
кр а­
соты.
Я
не
знаю,
грамотен
ли
был
неизвестный
мастер,
чи тал
ли
он
по-арабски
или
во все
не
читал,
з нал
он
Го­
мера
с
О видием
или
нет,
но
одн о
мне
бы ло
ведомо
точно:
талант
этого
человека
был
обла горож е н
тем
свойством
ума
и
души,
которое
спо со бна
сообщить
чел ов еку
но
1 Хабль — город,
по селен ие
(адыгсйск.).
118


тольк о
грамотность,
но
и
культура,
хотя
грамотность
сама
по
се бе -сп особ на
творить
чудеса.
Впрочем,
допускаю,
что
неведомый
мастер
был
грамотен.
Но
культура
б ыла
старше
его
грам отн ости .
Возможно,
неведомый
мастер
счи тал
себя
диким
гор­
цем,
а
кто-то
самонадеянно-горделивый
готов
был
назвать
его
даже
варваром,
но
я-то
знаю,
что
все
это
пе
так:
дело
не
только
в
Гомере
с
Ов идие м,
а
в
том,
что
накапливает
сам
н арод
из
столетия
в
столетие,
ничего
не
обронив
и
не
истратив
зря,
а
все
отлож ив
с
вел ич айш ей
бережли­
востью
в
более
чем
емк ой
чаше
традиций
и
в
еще
бо лее
вместительной
чаше
ума
и
сердца
народного:
я
гово рю
о
способности
человека
чувствовать
прекрасное.
Наверно,
разные
мысли
вызывает
книга
Расула
Гам ­
затова
«Мой Дагестан».
У
ме ня
она
вызвала
эти.
Гам за-
товской
п розе
свойственно
нечто
такое,
что
характерно
для
его
стих о в,—
я
говорю
о
гранях
произведения,
их
зримости,
их
пр опо рция х.
По-моему,
это
очен ь
дагестан­
ская
книга.
Не
только
по
краскам:
в
эт их
красках
ес ть
печто
от
т олько
что
охлажденной
стали
—
благородная
сизоватость,
тронутая
просинью...
Не
только
по
краскам,
но
по
ощущению
формы,
когд а
вся
книга
видима,
а
ее
линии
в
такой
мер е
гармоничны,
что
казалось,
их
га рмо­
ничность
сможет
б ыть
док азан а
средствами
геометрии.
Именно
так
я
воспринимаю
многие
глав ы...
И
не
только
главы,
но
то,
что
их
" составляет, —
миниатюры,
чем-то
напоминающие
творения
рисовальщиков,
ко торым и
они
пер еме жал и
манускрипты
летописцев.
Первоядром
эт их
миниатюр
является
история.
Она,
эта
история,
рассказана
так
кратко
и
оборвана
так
внезапно,
что
не
освобождает
читателя
от
приятной
обязанности
продолжить
р азмы ш­
ление.
И
не
только
миниатюра,
но
и
крылатое
слово,
ко­
торое
сродни
мудрому
слову
ка вказск о го
застолья,
слову
тамады,
к ак,
впроч ем -,
краткому,
но
всесильному
слову,
что
врезано
навечно
в
могильный
камень
или
в
во ро не-
пую
сталь
руж ья
или
кинжала.
Проза
Гам з ато ва,
как
и
стихи,
афористична,—
может,
поэтому
ст ихи
так
сво­
бо дно
вливаются
в
прозу,
а
проза
так
легк о
принимает
стихи.
Да,
это
очень
дагестанская
книга.
Все
средства
ее
направлены
к
тому,
чтобы
ответить
на
вопросы,
которые
поставил
перед
собой
даже
не
автор,
а
ист ор ия
Дагеста­
на,
точнее
—
историческая
суд ьба
народа:
что
ес ть
народ
Даг ест ан а,
что
было
сутью
вековой
его
борьбы
и
в
како й
119


мер е
революция
из м енила
его
судьбу?
Чтобы
ответить
на
эти
вопросы,
автор
призывает
Историю,
Память
и
Жи­
вых
Свидетелей
Народа.
Среди
Живых
—
отец
писателя
Гамзат
Ца даса ,
поэ т,
философ,
революционер.
Автор
го­
ворит
с
ним
на
протяжении
всей
книги
—
отец
для
него
живой,
не
может
быть
не
живым.
Итак,
История,
Память
и
Живые
Свидетели.
Сле дов ат ельн о,
это
дагестанская
книга
по
сво ей
су ти.
В
такой
мере
даг еста нск ая,
что
иногда
мне
кажется:
она
бы ла
написана
самим
н ародом
Даг ест ан а,
а
Гамзатов
первооткрыл
ее
для
нас.
Да,
имен­
но
сам им
народом,
потому
что
в
мудрой
сути
этой
к ниги,
в
са мой
ее
архитектуре,
как
опа
в идна
нашему
уму
и
глазу,
в
совершенстве
материала
е сть
не что
такое,
что
писатель
при
всей
его
тал ант лив ост и
не
может
соор уди ть
с ам,
ес ли
р ядом
с
ним
нет
народа.
Народы
Северного
К авк аза
обрел и
письменность
только
в
нашем
веке.
Но
у
народа
было
устное
творче­
ство.
И
парод,
великой
книгой
которого
бы ла
его
память,
достиг
н еобы кн ове нн ого,
совершенствуя
то,
что
он
собрал
в
книге
своей
памяти.
В
знаменитом
определении
Горького,
наз в авш его
Су­
леймана
С тал ьс кого
Гомером
двадцатого
века,
есть
не что
такое,
что
пр я. мо,
а
не
иносказательно
относится
к
Го­
меру,
если
отождествлять
с
ним
литературу
древних
эллинов.
Ну,
известно,
например,
что
академик
Д.
Н.
Ану­
ч ин,
наш
выдающийся
этн огра ф
и"
архе ол ог,
изучая
пр и­
роду
классических
сюжетов,
устанавливал
род с тво
гор­
с ких
и
античных
сюжетов.
Эта
же
мысль,
но
еще
бо лее
конкретно
бы ла
выражена
академиком
В.
Ф.
Миллером,
знатоком
кавказского
фольклора.
Он
с чит ал,
что
некото­
рые
сюжеты
своего
эпоса
древние
греки,
в е роятно,
вос ­
при няли
у
на родов
Кавказа,
по
мне нию
ученого
—
у
гру ­
зин
и
дагестанцев.
Древнегреческие
сюжеты
и
устное
тв орче ст во
кав каз ­
ских
народов
—
наверно,
эта
тема
ждет
своего
исследова­
теля.
Впрочем,
в
этой
раб оте
ре чь
должна
пойти
не
только
о
сюжетах,
но
и
о
жанровых
особенностях
про изв ед е ний,
обо
вс ем
то м,
что
сво йс т венно
их
форме.
Тут,
в
дагестанском
ф ольк лоре
ест ь
нечто
такое,
что
способно
соперничать
и
с
созданием
древних
эллинов.
Вот
это
■ совершенство формы,
скажу
бол ьш е,
не
всег да
свойствен­
ное
устному
тв орчес тв у,
говорит
о
том ,
что
мы
имее м
дело
с
литературой,
хо тя
и
бесписьменной,
но
по-своему
многоопытной
и
зрелой.
Чем-то
это
напо мина е т
мне
со­
Г20


вершенные
линии
хра м ов,
руины
ко торых
до
сих
пор
хранят
горы
Северного
Кавказа,
точно
говоря
каждому,
кто
их
видит:
вы
об
это м
знаете
мал о,
а
возможно,
и
ни­
чего
не
знаете,
но
здесь
б ыла
цив илиз ация. ..
(Следовательно,
не
о дно
только
воображение
подска­
зало
мысль:
эту
книгу
н ап исал
на род,
а
Гамзатов
ее
п ер-
вооткрьтл.
Но
мы-то
знаем,
что
нап и сал
кн игу
Расул
Г ам­
затов,
поэт,
под об но
отцу
сво ему,
и
революционер,
тоже
подобно
о тцу
сво ему .
Последнее
—
пр инципиа ль но .
Среди
сокровищ,
переданных
отцом
сы ну,
б ыло
одно,
которому
поистине
цены
нет:
понимание,
что
счастье
Дагестана
неразрывно
связано
с
Октябрем.
Гамзат
Цадаса ,
по эт
и
мыслитель,
не
просто
хорошо
понимал
эту
истину,
он
утвердил
ее
своей
жи знь ю:
Советский
Даг ест ан
и
его,
Га мзата
Ц адаса,
детище.
Допу ска ю,
что
не
ошибусь,
е сли
скажу,
что
крылатое
нынче
«Мой Дагестан»
сын
впервые
услышал
от
от ца,
услышал,
чтобы
затвердить
навечно:
«Мой Дагестан,
мо й. ..»
Где-то
здесь
корн и
гражданского
начал а,
которое
лежит
в
первооснове
эт ой
книги.
И
где-то
здесь
гл а вный
ответ
на
во про с:
что
есть
на род
Даг е стана
сегодня?
Все,
что
народ
копил
столетиями,
что
б ыло
его
жиз не нным
опытом
и
нра в ств енным
богатством,
обрело
невиданную
с илу
с
революцией.
В
самом
названии
«Мой Дагестан»
есть
и
м ера
ответ­
ственности,
и
мера
готовности,
а
может
быть,
решимости
воинственной...
Великолепно
это
дано
у
Гамзатова,
как
его
зарубежные
тропы
вд руг
перекрещиваются
с
троп а ми
те х,
кто
некогда
ушел
из
Даг ест ан а.
Есть
в
этих
диало­
гах
Гамзатова
с
недругами
нечто
от
поединка
на
кин жа­
ла х.
Наверно,
исх од
поединка
определен
умом
и
храбрым
у ме нием,
но
в
не
ме нь шей
степени
сознанием
правоты
да
еще
и
тем,
что
за
спи ной
у
тебя
Даг ест ан,
твой
Дагестан,
а
следовательно,
тв оя
колыбель
и
твоя
совесть,
отечество
твое...
В
поездке
по
Германии
с
нами
был а
Пати м ат
Гамза­
това,
же на
и
д руг
по э та,—
это
придавало
свой
колор ит
этой
поездке.
Что-то
бы ло
в
ее
облике
истинно
к авказ ­
ское ,
негасимо
мо лод ое
и
вместе
с
тем
древнее,
церемон­
но-гордое.
Да
будет
мне
разрешено
так
ска зать :
перед
нами
бы ла
зна ющая
с ебе
це пу
горянка.
Кавказская
статистика
свидетельствует:
здесь
не
было
более
угнетенного
существа,
чем
горянка.
Го р янка
поня­
ла
Октябрь-так:
освобождение
д олжно
прийти
с.образо­
121


ва ние м.
И
верно
поняла.
Среди
тех ,
кто
сегодня
имеет
на
Северном
Ка вк азе
высшее
образование,
го ря нок
боль­
ше,
чем
мужчин-горцев.
В
кавказской
статистике
сегодня
много
удивительных
ци фр
—
вот
эта
едва
ли
не
са мая
удивительная.
Пат и мат
—
горянка,
в
какой-то
мере
типичная
для
тех
горянок,
чья
образованность,
боль ше
того,
интеллект
являются
украшением
современной
кавказской
жиз ни.
Но
к
этому
мы
еще
будем
иметь
возможность
вер­
нуться.
Что-то
было
в
ее
облике
от
тех
ее
д алек их
предтеч
и
прародительниц,
когда
во
главе
р ода
на
Кавказе
стояла
жен щин а,
храбрая
воительница,
сильный
и
добрый
чело­
ве к.
Признаюсь,
что
мы,
спутники
Гамзатова,
пе
очень-
то
умели
скрыть
одобрение,
к огда
Расул
одарял
нас
оче­
редной
шутк ой, ,
но
Пат и мат
бы ла
много
строже
нас—•
не
просто
бы ло
по лучит ь
ее
похвалу.
Когда
аудитория
в друг
взрывалась
от
смеха,
Патимат,
казалось-,
о став алась
безучастной.
Трудно
доп ус тит ь,
чтобы
шутка
пе
трогала
ее.
Очевидно,
она
это
уже
слы ш ала.
Но,
быть
может,
он
имел
право
на
повторение?
Пати мат
—
первый
челов е к,
котором у
читаются
все
стихи
Гам зат о ва.
Сам
поэт,
таким
обр азо м,
избрал
ее
своим
су дь ей.
И
сам
сделал
строгим
су дь ей,
бы ть
может,
самым
строгим
из
те х,
какие
у
нег о
был и,
а
мы
знаем,
что
у
пего
были
строгие
судьи.
Поведение
Пат и мат
лиш ь
приоткрывает
нам
к рай
завесы
над
тем, че го
мы
нез н аем.
Долг ие
вечера,
быть
может,
зимние
вечера,
в
махачка­
ли нс ком
доме
Гамзатовых.
И
рад ос ть
пе рв ого
чт ения .
Радость?
Наверно,
не
всегда
р адос ть,
даже
чащ е
печаль,
чем
радость,—
удача
рождается
в
муках...
Но
тут
есть
смыс л
остановиться.
Дальше
и дти
оп асно
—
мате р ия
сли шк ом
заповедна.
Но
гла вн ое
несомненно:
помощь
дру га
постоянна
и
бесценна.
И
это
начинаешь
понимать,
когда
П атима т
пет
рядом.
Все
ловишь
себя
па
мысли:
а
что
сказала
бы
Патимат?
Наверно,
Пати м ат
—
это
как
бы
часть
того
большого,
что
зовется
Гамзатовым,
про д олже ние
этого
большого,
его
значительная
ветвь.
Но
Патимат
еще
и
нечто
н еза виси­
мо е,
суверенное.
В
т ом,
что
зовется
миром
дагестанского
искусства,
миром,
способным
вызвать
к
жизни
светонос­
ную
чи с тоту
красок,
отвердевших
в
д агест анск их
эмалях,
и
несравненную
синеву
кованого
серебра,
в
какой-то
мере
отождествляется
с
Пат им ат
Гамзатовой.
На
пр авах
дирек­
122


тора
м узея
народного
умения
она
хранитель
сок ров ищ
дагестанского
искусства
и
его
полномочный
п р едст ави­
т ель,
посол.
Я
не
огов ори лс я
—
посол.
По
крайней
мерз
она
стояла
во
главе
своеобразных
дагестанских
по сол ьс тв,
направляющихся
в
Италию
и
Болгарию,
чтобы
п ока зать
мир у,
что
ес ть
талант
и
умение
страны
г ор.
Но
как
ни
важно
все
это,
а
мысль
Пати ма т
обращена
в
глубь
того,
что
есть
дагестанская
мастерская,
какими
вид ят
се бя
и
свое
несравненпое
искусство
художники
страны
гор
з авт ра.
Тут
о дна
проб лем а
увлекательнее
дру­
го й:
преемственность
мастерства,
м анера,
как
она
под­
ска за на
ра бот ами
старых
и
новых
мастеров,
взаимовлия­
ние
и,
по жалу й,
взаимопроникновение,
если
иметь
в
ви ду
работы
мастеров,
живу щ их
по
одну,
и
другую
с торон у
Кавказского
хребта,—
грузинские
чеканщики,
армянские
мастера
керамики,
азербайджанские
и
армянские
ковро­
делы.
Так
или
иначе,
а
в
семь е
Гамзатовых
поэзия
всего
ли шь
одн а
из
муз,
ко торы е
этой
семьей
правят.
—
Что
ни
говори,
а
я
доктор
патиматических
наук,—
говорит
Гамзатов,
и
Патимат
удостаивает
его
улыбкой.
Во
вр емя
прогулки
по
Лейпцигу
—
домик
Баха,
собор,
ратуша,
л ейпциг с кие
площади
—
я
спросил
Патимат,
что
она
думает
о
Гам зат е
Ц адаса
и
ка к,
па
ее
взгляд,
прело­
милось
его
вл ия ние
в
поэзии
Расула.
Патимат
сказа л а,
что
сатирическое
начало
было
в
самом
хар акте ре
Цадаса ,
он,
быт ь
может,
и
хотел,
но
не
мог
быт ь
иным.
Впрочем,
он
понимал,
что
с лово,
исполненное
смеха,
мож ет
сдви­
ну ть
г оры,
и
вряд
ли
у
него
бы ла
необходимость
быть
иным.
Он
понимал,
что
такое
для
сатирика
самоирония,
и
отлично
владел
э тим
искусством.
Опираясь
па
искус­
ст во
самоиронии,
он
со общ ал
своим
сатирическим
ударам
силу,
какую
он и,
б ыть
может,
в
и ном
случае,
могли
и
не
иметь.
Б еседу я,
мы
с
Патимат
дош ли
до
п лоща ди,
на
к оторой
благодарный
Лейпциг,
понимающий
т олк
не
толь ко
в
товарообмене,
но
и
в
люб ви,
воздвиг
памятник
Гё те
и
его
возлюбленной
Христиане
Вульпиус.
Это т
единствен­
ный
в
своем
ро де
памятник
был
тем
более
нео жид ан
в
центре
Лей пциг а,
давно
ставшего
с толи цей
немецкой
ком ­
мерции,
в
двух
шагах
от
ярмарочного
павильона,
прав д а,
павильона
книжного,
но
все-т ак и
я рмарочн ог о.
Самое
интересное,
что
эт от
п амятни к
поэту
и
его
в оз люблен ­
ной
не
обнаруживал
пр ивил ег ии
Гёте:
на
гранях
памят­
ника
п орт реты
заключены
в
одинаковые
мед альон ы ,
точ-
123


по
подчеркивая
равный
вкл ад
в
то,
что
ес ть
в елик ий
п оэт,
паритетность,
как
сказали
бы
дипломаты.
—
Те,
кто
воздвиг
па мятни к,
был и
справедливы,—
зам е тил
я.
—
Справедливость
всегда
б лагород н а.
—
Нет,
они
просто
бы ли
рыцарями,—
уточнила
Па­
тимат.
—
Кст ати,
рыцарство
не
в
меньшей
степени
б ла­
г ородн о,—
добавила
о на.
В
сер ии
тех
характеров,
кото рые
воссоздал
гамзатов-
ский
«Мой Дагестан»
и
кот орые
точнее
в сего
следовало
бы
на зва ть
ге роя ми
книги,
первый
—
Гамза т
Ц адаса.
Очевидно,
об а яние
этого
образа
в
любви
сына,
любви,
которая
оттого,
что
ей
прибавилось
ле т,
набрала
и
глу­
бины,
и
зре лой
мудрости.
«У отца и у меня один Дагестан», —з амеч ает
Гамзатов.
В
эт ом
есть
да же
изв ест ная
закономерность,
цикл:
вот
он
упомянул
имя
отца,
значит,
ре чь
по йдет
о
ч ем-то
значительном...
Ну
в от,
например:
«Конечно,
он
пахал
землю,
и
косил
траву,
и
груз ил
се но
на
ар бу,
и
корми л
коня,
и
ездил
на
нем
верхом.
Но
я
его
виж у
только
с
книгой
в
руке.
Он
держал
книгу
всегда
так,
точно
это
птица,
готовая
выпо рх нут ь
из
рук ».
Или
еще:
«О чем бы его ни просили люди,
он
никогда
не
мог
им
ни
в
чем
отказать.
Сказать
«нет», когда на самом деле
«есть», он считал самой большой ложью и самым тяжким
грехом».
Или
еще:
«Писал он,
пользуясь
разными
ал фавит ам и:
арабским,
л ат инск им,
русским.
Пис ал
справа
налево
и
писал
слева
на пра во.
Его
спр аш ивали: «Почему пишешь слева на­
право?»—«Слева
сер дце,
слева
вдохновение.
Все,
что
нам
д орог о,
прижимаем
к
левой
стороне
гр у ди».
—
«А почему
пишешь
справа
налево?»—«Справа
у
человека
сил а.
Пр а­
вая
рука.
П риц елива ют ся
тож е
правым
гла зо м».
И
еще:
«Он и умер в своем кабинете,
ок оло
своих
книг,
перьев,
карандашей,
исписанной
бумаги
и
бума ги
чистой,
которую
не
успел
исписать.
Ну
что
ж,
ее
испишут
дру­
г ие.
Дагестан
уч ится ,
Д агест ан
читает,
Дагестан
пиш ет» .
И
ещ е:
«Весь Дагестан сел за парту .
О дна
за
друг ой
откры­
вал ись
школы,
училища,
техникумы.
Учились
старики
и
дети,
женщ ин ы
и
м уж ч ины...
Помню
первый
букварь,
124


первые
тетради,
к оторы е
отец
мне
ку пил.
Он
сам
ход ил
по
ау лам
и
призывал
людей
учиться.
Появилась
первая
письменность.
Отец
горяч о
прив етст вов ал
ее...»
О тец -уч ит ель,
отец-советчпк,
оте ц
—
товарищ
по
поэ ти­
че ском у
оруж и ю,
но,
наверно,
это
не
все.
Ч то-то
е сть
в
эт ом
человеке
скро м ное
и
суро во -храб рое .
Да,
нечто
та­
ко е,
что
св о йстве нно
восточным
поэтам,
которы е
п очти
всегда
под вижник и
и
философы.
Да,
отец-советчпк
был
философом,
поэтому
предметом
его
бес ед
с
сыном
бы ла
и
история
Д агест ана.
Не
этими
ли
беседами
подготовлено
по стоян ное
обращение
автора
к
кругу
имен,
кото рые ,
собственно,
е сть
история
Даг ест ана?
Как
же
различны
судьбы
этих
людей,
народ
их
пом нит ,
воздавая
должное:
Махач
и
Магомед,
Ми рза
Хизроев,
Стальский
и
Цадаса ,
Шамиль
и
Хаджи-Мурат.
Музой
Гам зат а
Цад аса
бы ла
сама я
во инст вен ная
—
сатира.
Человек
терпимый,
он
был
тверд,
когд а
ре чь
шла
о
принципах.
Да
и
как
м огло
быт ь
иначе,
когд а
у
прин­
ципов
этих
бы ла
святая
основа
—
совесть.
Даг ест ан
с ле­
дил
за
трудом
старого
поэта,
за
его
жиз нью
и
трудом.
Тем
бо лее
эта
жи знь
и
этот
труд
был и
достоянием
детей
Г амзата
Ц адас а.
Чему
от ец
може т
научить
детей,
есл и
не
с ов ест и?..
Наверно,
любовь
к
литературе
—
производное
от
этого
принципа.
В
самом
де ле,
что
ест ь’
литература,
е сли
не
совесть?
...Прочел
гамзатовский
«Дагестан»
и
отыскал
п ортре т
старого
поэта.
Вот
он
какой,
Гамз ат
Ца дас а!
Добрая
му­
жественность
во
взгляде
да,
по жалу й,
участие.
Вспомнил:
старый
поэт
ходил
по
аул ам,
призывая
на род
учиться...
Оч ень
на
н его
похоже.
Гов орят,
отцы
хотят
своим
сыновьям
то го,
что
не
уда ­
ло сь
им
сами м.
Старому
поэту
удалось
многое,
но
чт о-т о,
наверно,
не
уда лось
и
ему.
«Я родился и вырос в песенном доме .
Роб ко
я
в зял
в
руки
с вой
карандаш.
Я
боялся
прикоснуться
к
поэ зии,
но
не
мог
не
прикоснуться
к
ней.
Положение
мое
б ыло
сложное.
Ко му
по сле
Гам зат а
Цада са
нужен
бу дет
еще
Расул
Цадаса...
Из
одного
аула,
из
одного
до ма,
из
одного
Д агест ана.
Куда
бы
я
ни
п ое хал,
где
бы
мне
ни
прихо­
дилось
вст р ечат ься
и
говорить
с
людьми,
да же
и
с ейч ас,
когд а
у
ме ня
самого
седые
волосы,
везде
и
всегда
г ово­
р я т: «А сейчас слово предоставляется сыну нашего Гам-
аата—Расулу».
К оне чно,
не
маленькое
дело
быть
сыном
Гамзата,
по
хочется
быт ь
и
самим
собой...»
125


В
это м
последнем
—
существо...
В
удивительной
к ниге
известного
советского
дипломата
Чичерина
о
Моцарте
ес ть
такой
р асск аз.
Пр о щаясь
с
семьей
кантора
Доле са ,
Моцарт
н апи сал
два
канона
—
элегический
и
комический.
Каждый
каной
был
исполнен
отд ельн о
и
был
необыкно­
вен но
хорош.
Но
прои зош л о.
нечто
нео быч но е,
когд а
эти
каноны
спели
одновременно.
Произошло
не
просто
копт-
рапунктическое
сочетание
разных-
тем,
но
полное
орга­
ническое
единство
слившихся
противоположностей.
Где-то
тут
объяснение
того
своеобразного,
что
вошло
в
н ашу
литературу
с
именем
Расула
Гамзатова.
Вместе
с
Г амза-
том
Цад аса,
но
одновременно
вопреки
ему.
Тут
бы ла
св оя
диалектика,
в
не кото ром
род е
же сто кая.
Ес ли
и
был
в
пр ир оде
человек,
за
к оторы м
хоте лос ь
идти,
то
эт им
чело­
веко м
был
отец.
И
вместе
с
тем
следование
ему
таило
наибольшую
опа сн ость .
Отстраняясь
от
отца-поэта,
а
мо­
жет
быть,
единоборствуя
с
ним...
Кстати,
здесь
од на
из
ве лик их
т айн
искусства:
как
вершится
творческая
лич­
ность,
как
она
сотворяется,
эта
с амая
непохожесть...
Ко­
нечно,
и
самой
природе
—
первосуть
непохожести.
Как
у
камней.
Но
к амень
слеп,
у
н его
нет
соб лаз на
быт ь
по-
хожим
на
другой.
А
как
быт ь
чело ве ку,
да
еще
ес ли
рядом
такой
пример
для
п о др ажан ия?..
Наверно,
главное,
что
совершил
Гамзатов,
вот
здесь :
в
семье
старого'
поэ та
возник
п оэт,
па
него
не
п охожи й.
Как
это
произошло
—
воп рос
сложный,
на
нег о
ответят
исследователи,
но
это
прои зош л о.
И
это
отк ров ен ие
и
радость.
Наверно,
тут
уч аст вов али
в е ликие
силы
—
сам
ч елов ек
прежде
всего,
его
первосуть,
но
еще
и
культура.
Институт,
круг
дру­
зей
—
поэтов
и
профессоров.
Тот
старичок
профессор,
что
уличил
юного
Гамзатова
в
нез нании
«Одиссеи»
и
назвал
варваром,
т оже
участвовал.
Гов орят,
ха рак тер
требуется
пол ко водц у.
Мно го
ре же
гов орят,
что
харак те р
требуется
художнику.
Правда,
есть
мнение:
непохожесть
—
это
от
те мбра
голоса,
как
у
птицы.
Дос тат очно
раскрыть
кл юв
—
и
вот
она,
непохожесть.
Но
в
жпзни
все
сложнее.
Ху­
дожник
—
личность,
а
что
такое
личность,
ес ли
не
ха­
рактер?
Как
ни
самобытен
художник,
в
его
становлении
участвовали
н аши
м ног она циона л ьные
литературы,
преж­
де
всего
русская,—кстати,
Гамзат
Цада са
и
здес ь
сказал
свое
мудрое
с лово,
и
об
этом
иде т
речь
в
книге.
Е сть
не ч­
то
символичное
и
в
другом:
своеобразным
п осре дни ком
между
автором
и
его
рус ск им
читателем
выс т упил
извест­
ный
русский
п оэт
и
прозаик.
Достоинство
перевода
Вла­
126


димира
Солоухи н а
я
вижу
в
том,
чт о,
буд учи
писателем
очень
русским,
он
предстал
в
к ниге
как
дагестанец.
То,
что
накопил
Даг ест ан
за
многовековой
с вой
пут ь
и
что
ус ловн о
можно
на зва ть
цивилизацией,
в
какой-то
мере
бы ло
по хоже
на
золотую
глыб у,
что
зал ег ла
на
дне
многоветвистой
Койсу.
Конечно,
глы бу
обтачивали
и
во­
да,
и
камни,
а
речн ой
песо к,
собранный
на
пер ек атах ,
указывал
определенно:
где-то
там,
в
ве рх овь ях,
леж ит
золотой
камень...
Но
так
б ыло
едва
ли
не
извечно,
может,
столетие
том у
назад,
а
возможно,
и
тысячелетие.
Нужен
был
т алан т,
и
немалый,
ум
про зо рл ивый
и,
разумеется,
знания,
чт обы
золотой
камень
был
обнаружен.
Человека,
кот оры й
поднял
со
дна
золотую
глыбу
и
отд ал
ее
людям,
выз ва ло
к
жизни
на ше
время.
Скаж у
больше:
нужна
была
Окт ябр ь ская
революция,
чтобы
появился
этот
че ло­
век.
Ортвин
Шуб ерт ,
редактор
берлинского
издательства
«Дер морген»,—
руси с т,
знаток
советских
литератур.
Издательство
п оручи ло
ему
редактирование
гам з атов с кого
«Моего Дагестана» .
Ортвин
не
переоценивал
своих
зна­
ний
Дагестана
и
дагестанских
реалий.
И
нап исал
об
это м
Гамзатову.
Поэт
ответил
ему
тут
же:
лучший
выход
из
положения
—
приехать
в
Дагестан.
Ортвин
ск азал ,
что
готов
приехать
в
Махач к алу ,
но
только
с
переводчиком
книги
Марианной
Боб ров ск ой.
Гамзатов
ответил,
что
хо­
тел
бы
видеть
Шуберта
им енно
с
переводчиками.
Шуберт
и
Бобровская
приехали
в
Махач к алу .
Надо
сказать,
так,
как
издают
в
Берлине
наши
книги,
вряд
ли
издают
в
каком-пибудь
ино м
месте.
И
дело
не
только
в
великолепном
полиграфическом
исполнении:
необычный
формат,
многоцветная
обложка,
нередко
с
супером,
иллюстрации,
хорошая
бум а га,
четкая
печать,—
бе решь
в
руки
такую
книгу
и
видишь
др у г а-и здателя.
Дел о
не
тол ько
в
полиграфическом
исполнении,
а
мож ет
быт ь,
и
не
столько
в
этом,
хотя
последнее
важно,—
суть
в
том ,
как
дон есено
содержание
книги.
По
существу,
в
республике
воз ник
институт
переводчиков,
сделавших
переводы
нашей
книги
приз ва ни ем.
Многие
из
этих
пере­
водчиков-энтузиастов
не
довольствуются
тем,
что
перево­
дят,
скажем,
армянскую
литературу
с
русского,
они
хотят
зн ать
армянский
язы к
и
преуспели
тут
значительно.
Здесь
есть
переводчики,
которые
переводят
непосредст­
венно
с
украинского,
литовского,
белорусского,
узбекско­
127


го,
грузинского,—
с
каждым
годом
их
стан ов ит ся
всо
бол ьш е.
Для
них
изучение
языка
неотделимо
от
з нако м­
ств а
с
народом,
к отором у
язык
принадлежит,—
поэтому
изу че нию
украинского
сопутствуют,
например,
поездки
на
Украину.
Но
подчас
подобная
за дача
возникает
в
св я­
зи
с
конкретной
кн игой
—
так
было
с
Ортвином,
которого
гамзатовская
книга
по з вала
в
Дагестан.
Ему
показывал
Д аг естан
Гамзатов.
Показывал
в се,
что
так
или
ина че
перекликалось
с
кн игой :
и
села
на
равнине,
и
села
в
го­
р ах,
и
Даг ес тан
приморский,
и
Дагестан
горн ы й,
и,
ра­
зумеется,
знаменитые
аул ы,
и
прежде
всего
Цад а.
Ортвин
вернулся
в
Берлин
и
по-новому
прочел
гамза-
тов с кую
книгу.
Умный
че лов ек
и
взыскательный
р едак­
т ор,
он
в нес
в
немецкий
текст
книги
ут оч не ния,
которых
так
недоставало
этому
тексту
прежде,
и
подписал
книгу
в
печать.
Я
был
в
Берлине,
к огда
эту
к нигу
впервые
вз ял
в
руки
читатель.
Этот
акт
вы гл ядел
дос тат очно
вну ши­
т ельн о.
На
большом
празднике
книги
Га мза тов
был
уса­
жен
за
стол,
на
котором
возвышались
пирамиды
«Даге ­
стана» .
У
с тола
в
точном
соответствии
с
величиной
пира­
мид,
а
может
быть,
и
то го
бо ль ше,
выстроились
читатели.
С удя
по
тому,
как
пирамиды
таяли ,
тридцатитысячный
тираж
должен
был
исчезнуть
в
те чен ие
нескольких
дней.
Ортвин
и
его
коллеги
по
издательству
«Дер морген»
пр иг ласили
Гамзатова
к
себе.
Был
в есь
состав
издатель­
ства.
Среди
тех
речей,
котор ые
прозвучали
в
это т
вечер,
мне
запомнилось
строгое
и
содержательное
слово
редак­
то ра,
он
развивал
мысль
о
редакторе
—
д руге
и
с ов етч ике.
—
Наше
скромное
чествование
Гамзатова
по лно
смы сла,—
сказал
Ор т вин.
—
Это
чествование
литературы,
которая
дала
поэту
крылья
и
которой
не
было
прежде.
И
то,
чт о,
быт ь
может,
н аша
встреча
с
поэтом
совпала
с
ч тение м
его
книги,
д елает
наше
слово
о
поэте
отнюдь
не
праздным.
Впрочем,
это
слово
и
об
аварцах
—
соплемен­
никах
поэта,
аварцах,
аварском
языке,
аварской
ли те ра­
туре.
И
п оэт,
пишущий
по-аварски,
не
затерялся
в
с то-
язычье
большой
страны,
не
канул
в
темную
воду
безвест­
ности,
наоборот,
стоязыкая
ст рана
подняла
его
на
своих
могучих
п леч ах,
да
так
в ысо ко,
что
мы
увидели
его
в
Берлине.
... В
мир
больш ой
я
из
ма лого
выш ел
селенья
И
в
долину
спустился
с
бол ьшой
крутизны,
Чтоб
на
малом
на речь е,
горя
вдохновеньем,
Песни
петь
для
большой,
ст оя зыч ной
страны.
128


Как
мне
кажется,
Ортвин
коснулся
большой
т емы.
Наверно,
не
просто
поэту,
представляющему
литературу
малого
народа,
пе ть
для
стоязыкой
страны.
Тем
бо лее
не
просто,
когда
твоя
поэзия
иде т
за
пределы
этого
сто-
язычья
и
становится
событием
европейским
или
тем
бол ее
мировым.
Вы ше
я
упомянул,
что
в
республике,
гос тям и
ко торой
мы
был и,
сло жил ся
институт
друзей
наш ей
лите­
ратуры.
Наверно,
у
этого
я вле ния
разная
о сно ва,
но
можно
говорить
и
о
с вое образ ном
институте
гамзатовской
поэзии,
да,
в
своем
род е
инс титу те ,
главными
фигурами
которого
являются
переводчики.
Гамз ато в
как-то
сказал
м не,
имея
в
виду
дом
на
Страстном
бульваре: «Мне по­
везло
с
переводчиками
—
они
вышли
из
той
же
колы бели ,
что
и
я».
Ну,
разумеется,
это
относится
к
русским
поэ­
там
и
прозаикам,
таланту
и
труду
кото рых
поэт
обязан
рождением
русского
Гам зат о ва.
Надо
отдать
д олжн ое
поэту,
у
нег о
ес ть
талант
с оби рать
дру зе й,
необыкновен­
ный
талант,
отразивший
и
широту
его
натуры,
и
ее
отк рыт ость.
Не
з наю,
какой
тропой
шли
к
Гамзатову
его
знаменитые
переводчики
Яков
Козловский
и
Нау м
Греб­
н ев,
но
приход
в
гамзатовский
институт
не мца
Ортвина
Шуберта
про ис ходил
у
меня
на
гл аз ах.
Заманчиво
проследить
за
тем,
как
развиваются
и
взаимодействуют
все
ветви
могучего
древа,
называемого
народным
искусством
Даг ес та на.
Не
исключая,
разуме­
ется,
устного
творчества,
напротив,
и мея
в
виду
и
ег о,
это
устное
творчество.
Еще
Л.
Н.
Толстой,
как
отм е чали
его
биографы,
обратившись
к
«Сборнику сведений о кав ­
каз ски х
горц ах», «упивался»
пр едания м и
на род ной
поэ­
зии
горцев,
нах одя
в
них
«сокровища поэтические необы ­
чайные».
Наверно,
не
случайно,
что,
рисуя
обра з
Хаджи-
Мурата,
человека
отчаянно
хра брог о,
своенравного
и
же ст окого,
он
тем
не
м енее
на дел яет
его
качествами,
казалось,
не
очень
свойственными
людям
такого
типа:
лю б овью
к
поэтическому
слову,
песне,
легенде,
даже
сказке.
«Хорош песня,
у мный
песня»,—
гов орил
Хаджи-
Мурат,
слушая
песню
Ханефи
о
к ров омщ ен и и: «Высохнет
земля
на
могиле
мо ей
—
и
забудешь
ты
меня,
родная
мать!»
Толстой,
как
известно,
воспроизводит
толь ко
в
одном
«Хаджи- Мура те »
несколько
песен,
и
это,
наверно,
объ ­
ясняется
не
только
тем,
что
песни
были
«в образе ге ­
б
С.
Дангулов
129


роя »,— оп и,
эти
песни,
нравились
Толстому. •
Писат ель
истинно
на х одил
в
них
«сокровища поэтические необы­
чайные».
«Есть редкие растения,
к оторы е
встречаются
тольк о
у
нас
в
гора х.
Это
же
можно
с каз ать
о
по эзи и.
В
ней
встречаются
такие
образы
и
интонации,
которые
воз м ож­
ны
только
в
тех
местах,
где
ро ди лся
певец.
Певцы
Даг еста на
оставили
нам,
горц ам ,
свою
коллективную,
многоязычную
Даг ест ан иан у».
В
этом
гамзатовском
опре­
делении
—
су ть
Да ге ст ана.
Дом
Гамзатовых,
в
котором
от ец
и
сын
бы ли
поэтами,
зов ут
песенным
домом.
Наверно,
справедливо
назвать
бол ь шим
песенным
домом
весь
Дагестан.
Сам
Гамзатов
да л,
в
сущности,
стране
гор
это
имя
—
пес е нный
д ом.
Гунибский
Наиб
заш ил
рот
легендарной
певице
Анхил
Марине
—
она
сорвала
нитки
с
окровавленного
рт а,
про­
должая
пе ть
с вои
песни
лю бви
и
п еча ли.
Чохская
знать
влила
в
рог
певцу
Эльдарилаву
яд
—
певец
осушил
рог
и,
умирая,
не
пр ерв ал
песни
о
любимой
из
Чох а.
Лезгинский
хан
в ык олол
глаза
певцу
Саиду
К очхо р-
скому,
чтобы
он
не
мог
видеть
земли
и
света,
о
которых
п ел.
Но
певец
не
об орв ал
песни
—
гл аза ми
д уши
сво ей
он
продолжал
видеть
св ет
и
земл ю.
Истинно
—
песенный
дом.
П есня
в
крови
тех,
кто
сч и­
т ает
Да ге стан
своим
домом.
Иначе
говоря,
если
у
художника
и
бы ла
легендарная
А нт есаа
земля,
прикосновение
к
которой
давало
силу,
то
землей
этой
бы ла
народная
поэзия
Даг ес та на,
поэзия
не­
обыкновенная
по
своей
обра зн ой
системе,
характерам,
сил е
чувства.
Гений
Толстого
рассмотрел
это
безошибочно,—
то,
что
он
увидел
это
извне,
сообщило
его
взгляду
даже
и звест ­
ное
преимущество.
В
повести
о
Хаджи-Мурате
Т ол стой
воссоздает
тавлип-
с кую
сказку
о
соколе.
Т ол стой
передает
содержание
сказ­
ки
несколькими
штрихами,
резкими.
Со кол
жил
у
людей
и
вернулся
в
горы ,
к
своим.
Он
вернулся
в
путах,
на
путах
б ыли
бубенцы.
Соколы
его
не
приняли.
«У нас нет
бубенцов,
нет
и
пут»,—
сказали
ему
соколы
и
велели
ле­
теть
туд а,
где
надели
на
него
серебряные
бубенцы.
Сокол
не
хотел
ул етать
и
остался
—
его
не
приняли
и
закле­
вали.
130


Допускаю,
что
гамзатовский
вариант
ска зки
заимство­
ван
непосредственно
у
народа,
тем
более
что
в
этом
ва­
рианте
ес ть
детали,
к отор ых
нет
у
Толстого.
Но
хар ак­
терно
иное:
Т ол стой
обратился
к
ска зке
потому,
что
в
ней
нашла
сво е
толкование
история
Хаджи-Мурата,
тол­
кование,
которое
дал
этому
народ,—
тут
был
и
суд,
был
и
приговор.
Гамзатова
не
связывала
ист о рия
с
Хаджи-Муратом,
но
и
его
привлекла
и звес тная
тавлинская
с каз ка.
Чем ?
Очев идно ,
тем
непреходящим,
что
е сть
в
ней .
Было
н ебо
черно
от
лохматых
овчип,
Все
кл убил ись
они
в
беспорядке.
И
си дел' вд алек е
от
ро ди мых
вер шин
Кра сный
сокол
на
белой
перчатке.
Зачин
истории
тот
же,
толь ко
вот
новый
образ
—
бе­
лая
перчатка.
Да,
п ерча тка
как
сино ни м
ин ой
жиз ни,
которую
избрал
сокол.
Он
домой
пол ет ел,
бубенцами
звеня,
К рас ный
сокол,
рожденный
для
схватки,
И
товарищам
крикнул:
«Простите меня,
Что
сид ел
я
на
белой
п ерч атк е».
Концовка
у
этого
стихотворения
не
столь
тр аг и ческая,
как
в
ск азк е,
но
мораль
у
нее
та
же.
К ста ти,
и
бел ая
п ерчатк а
в
этой
концовке
играет
св ою
роль.
Отповедь,
которую
получает
сокол,
дос та точн о
красноречива:
Мы
вольны,
и
у
пас
б убен цы
не
в
чести,
И
другие
мы
ценим
повадки.
Ты
не
свой,
ты
чужой,
ты
обра тн о
лети
И
сиди
там
на
бел ой
перчатке.
Не
очень
хочется
привязывать
стихи
о
соколе
с
бу­
бе нц ами
к
конкретной
с итуа ции,
но
по эт
мог
бы
обратить
их
к
тем,
кто
Дагестану
предпочел
ин ые
зе мли
и
с
кем
не
раз
пер есека л ась
тр опа
поэта
во
время
его
странствий
по
б елу
свету.
Я
разговаривал
о
Гамзатове
с
Ник о лаем
Семеновичем
Тихоновым.
Он
з нал
Г амз ата
Цадаса
и
мог
рассказать
о
нем
такое,
что
иные,
по жалуй,
утратили.
«Вы обратили
внимание,—
сказал
Тихонов,—
что
русские
переводы
во с­
с озд ают
Гамзата
Цад аса
л ишь
отча ст и?
Знаете,
в
чем
дело?
Он
весь
в
своем
аварском
своеобычае,
чтобы
пере­
вести
ег о,
надо
отойти
от
его
сут и,
а
это
не
всегда
есть
б*
131


смысл
делать.
У
нег о
есть
сти хотв оре ни е,
все
строки
ко­
то рого
подчинены
буквам
арабского
алфавита,—
поп ро­
бу йте
перевести
эти
стихи!
Впрочем,
помню,
как
к
ю би­
лею
Г амзата
Ц адаса
од но
с тихот в орен ие
поэта
довелось
переводить
м не.
Я
видел
нерасторжимость
п оэта
с
его
языковой
сутью.
Переводить
его
бы ло
не
просто.
И
еще:
Га мзат
Цад аса
был
поэтом-воителем,
для
которого
его
жизнь
и
его
тв орче ст во
имели
см ысл
лиш ь
в
бо рьбе
со
злом.
Он
жил
в
пору,
к огда
старое
и
новое
единоборство­
ва ли
же сток о
—
он
шел
по
следу
зла
и
не
хотел
уходить
с
эт ой
тропы...
«Вот сын будет жить в иное время,
и
по э­
зия
его
буд ет
светлее...»
—говорил
он ».
Ну
что
ж,
Гамз ат
Ца даса
б ыл,
наверно,
пра в.
Поэзия
Расула
Гамзатова
обняла
и
те
грани
жизни,
к оторы х
не
коснулась
гнев ная
муза
Гам з ата
Ц адаса.
Хотели
это го
отец
и
сын
или
не т,
но
с воим
поэтическим
трудом
они
доп олни ли
друг
друга.
По
к райней
мере
наш и
пот ом ки
буд ут
постигать
современную
жи знь
Даг ест ана ,
слагая
Г амзата
Цадаса
и
Расула
Гамзатова.
Истинно
—
сын
пр о­
должил
т руд
отца.
Продо лжи л,
выполняя
в
какой-то
мере
и
его
завет.
По
слов у
мудрости
народной,
все
отцы
же­
ла ют
своим
сыновьям
того,
что
не
уда лось
им
самим.


КУЛИЕВ
ет
священнее
места,
чем
то,
где
ты
р оди лся.
Как
бы
ни
длинен
был
тв ой
жизненный
пут ь
и
бо­
га ты
жизненные
впечатления,
никто
не
мож ет
заменить
т ебе
отчего
места.
Дороги,
взлетевшей
на
го ру.
Старой
чинары
на
у сту­
пе
скалы.
Характерного
оче рка
вершин,
вставших
над
родным
аулом.
Самого
н еба,
накрывшего
горы
и
ущелье.
Ест ь
в
этом
некое
ч удо
рождения
и,
бы ть
может,
чудо
прозрения.
Жадность
человека
к
том у,
что
он
уви­
дел
впервые,
и
то,
что
предстоит
ему
увидеть
в
жизни,
на ве чно
отождествилась
и
с
э той
дорогой,
и
с
эт ой
чин а­
рой,
и
с
этими
вершинами,
и,
наверно,
с
этим
небом.
Ничто
не
может
срав нит ься
со
значительностью
минуты,
когда
ты,
преодолев
пер евал ы
лет,
вд руг
возвращаешься
в
отчий
дом.
Отсюда
все
началось.
Если
вре мя
и
вывет­
рило
в
памяти
ощущение
того,
чем
был а
твоя
жизнь,
во йди
в
родную
саклю
или
хату,
ты
все
обретешь.
Кайсын
К ул иев,
по эт
и
че лове к,
как
он
возник,
как
образовался?
Чегем,
его
горы
и
леса
стали
колы бе лью
поэта.
Толь­
ко
эт им
можно
объяснить
нечто'
сыновье,
что
св ой ств енно
самому
взгляду
п оэта
на
Чегем
и
Чегемское
ущелье.
Не
просто
сочетание
ск ал
и
лесистых
ува лов ,
какими
бы
они
прекрасными
ни
были,
это
нечто
такое,
что
может
сравниться
толь ко
с
силой,
к оторой
н адел яет
при род а
от ца
и
мат ь.
Истинно
к
таинству
рождения
человека
имеет
отношение
сама
природа.
О
родина
былин
—
земля
моя,
Нар од
тво й
—
исполин,
земля
мо я,
Ты
—
ма ть,
а
я
тв ой
с ын,
земля
моя...1
1 Стихи Кайсына Кулиева даны в книге в переводах Наума
Гребнева
и
Яко ва
Козл ов ск ого.
133


Кулиев
не
помнит
отц а
—
он
скончался,
ко гда
Ка й-
сыну
бы ло
два
года.
Если
ес ть
н екая
тайна
рождения
К ул иева-по эта,
то
эта
тайна
в
матери.
Мать,
чтобы
дать
жизнь
ребенку,
должна
преобразить
дары
земли
в
ма те­
ри нс кое
молоко
и
на п оить
им
чадо.
Мать,
чтобы
дать
жизнь
поэту,
наверно,
должна
соб рать
в
сам ой
душе
своей
д ары
жиз ни,
будь
то
п амять
народа
или
кра сота
Кавказа,
и
сообщить
сыну,—
то
заповедное,
что
природа
дает
поэту
и
д елает
его
поэтом,
очевидно,
и
в
этом.
Все
это
необыкновенно
отразила
поэзия
Кулиева.
Песнь
о
матери
в
кулиевской
поэзии
главенствует.
О
ма­
тери-кормилице.
О
матери
—
хр анит ел ьн ице
семь и
и
оч а­
га.
О
Матери-Родине.
Пускай
ме ня
любая
спросит
м ать,
Как им
бы
дочку
именем
назвать
—
Все м
девочкам
твое
дарю
я
имя...
Если
с обрат ь
во еди но
вс е,
что
Кулиев
на пи сал
о
ма­
тери,
это
бу дет
большая,
глубоко
волнующая
вс ей
своей
сутью
к нига,
в
какой-то
мере
да же
уникальная,
при
эт ом
не
толь ко
в
нашей
литературе.
Когда
Кулиев
гов орит,
обращаясь
к
людям,
к оторы х
одарил
добром
и
радостью,
как
человек
и
поэ т,
чтобы
они
благодарили
за
все
это
ма ть,
это
не
просто
поэтический
обр аз,
это
своеобразная
клятва
верности
человека,
кот орый,
сотворив
тебя
чело­
веком,
еще
и
сделал
поэтом.
Кулиев
писал
о
матери
всю
жизнь.
Ее
об раз
впе р вые
возникает
в
одном
из
са мых
ранних
стихотворений
поэта,
помеченном
тридцать
шестым
годом.
Ма ть
прине сла
в оды
из
родника,
А
солнце
только-только
под ня лось,
П орозове ли
в
небе
обла к а,
Расцвел
в
саду
красавец
аб рикос ,
Пахнула
г орной
свежестью
вода
И
холодом
заоблачных
в ерши н.
И
я
держу
в
руках,
как
глыбу
ль да,
Чуть
за потев ший
глиняный
кувшин.
Стихами
о
ма тер и,
в
сущности,
отмечен'
жиз нен ный
пут ь
поэта.
Но
необыкновенной
си лы
достигает
поэзия
Кулиева
в
своеобразном
реквиеме,
посвященном
памяти
мат ери .
Одно
сознание,
что
матери
нет ,
что
т вой
пу ть
к
ней
оборвался
навсегда,
что
т олько
во
сне
ты
и
можешь
ее
увидеть
и
что
ты
об рече н
веч но
ее
и скат ь: «Ты ищешь
134


мать?
Ищи.
Иска ть
ты
буд ешь
до лго»,—
о дно
это
созна­
ние
позволяет
осмыслить
происшедшее
с
такой
сило й
мысли
и
чувства,
какой
прежде
у
те бя,
бы ть
может,
и
не
бы ло.
По
крайней
мере
какой-то
очень
существенный
эта п
душевного
муж ан ия,
зре лос ти
возник
и
в
связи
с
этим,
и
в
это м
был
тоже
свой
смысл .
Точно
оста в ив
тебя
наед ине
с
испытаниями,
к оторы е
жду т
в
жиз ни,
мат ь
самой
смертью
св оей
вызвала
и
по д арила
это
мужество.
Для
поэта
обр аз
этот
вечен,
как
вечны
с част ье
и
слезы
- матери,
сам
светлый
лик
ее,
обращенный
в
де нь
завтраш­
ний
или,
бы ть
может,
минувший,
будь
он
отнюдь
не
дн ем
вчерашним,—
вечность
простерлась
на
тысячелетия,
она
не
зн ает
гра ниц.
Рыдает
ма ть
погибшего
пилота,
Не
спит
всю
ноч ь
и
взгляд
б росает
вда ль,
Как
будто
сын
вернется
или
кто-то
Сумеет
облегчить
ее
печ ал ь.
Мне
видится,
как
трет
г лаза
десницей
И,
вд аль
бросая
бе знаде жны й
взгляд,
О
во ине,
погибшем
с
колесницей,
Рыда ет
мать
п ять
ты сяч
лет
н азад.
Истинно
верна
муд рос ть
древних:
по эт
н ачи нае тся
д ам,
где
он
остается
наед и не
с
собой.
Очевидно,
наедине
со
своей
совестью,
способностью
видеть
и
поним ат ь
жизнь.
У
Кулиева
есть
ц икл
стихо в
о
стариках.
Негромкий
цикл,
весь
определенный
вот
эт ой
способностью
наблюдать
жизнь
и
ее
понимать.
Даже
чуть-чуть
необычно,
что
сти ­
хи
эти
нап иса л
молодой
Кулиев,—
в
них
муд рос ть
иного
возраста.
В
само м
деле,
это
ст ихи
о
предзакатной
поре
человека,
его
терпимости,
одиночестве,
способности
по­
нимать
человеческие
с лабос ти
и
их
пр оща ть.
Сиди т
на
ка мне
др евн яя
старуха,
Быть
может,
камня
этого
древней.
Что
ветер
до
ее
доносит
слуха?
Что
в
эт от
час
дарует
память
ей?..
Немногое
ей
память
сох ран ил а,
Но,
хот ь
она
и
пам ять ю
п лоха,
Ей
с лышен
запах
городского
м ыла
От
сти ран ой
рубахи
жениха.
Наверно,
в
истинном
та лан те
—
м уд рость
старца,
хотя
он
может
принадлежать
и
юноше,
зав ид на
б ыла
способ­
ность
юного
Лермонтова
проникнуть
в
психологию
ста­
рост и,
обнаружив
тут
не
просто
наблюдательность
—
про-
135


аорлавость.
Тольк о
художнику
и
дана
такая
сила
п ро­
виденья.
Старик
крестьянин
п одво дил
и тог.
Он
умирал
и
з нал,
что
плакать
нечего.
Вес ь
день
шел
дождь
—
и
глину,
и
п есок
П еремес ил
в
одно
сплошное
месиво.
И,
видя
дождь,
и
грязь ,
и
сумрак
дня ,
Промол в ил
умирающий
в
тревоге:
«Как трудно будет вам нести мепя
В
последний
пу ть
по
этакой
д ор оге!»
Говорят
«многословие старости», а у Кулиева «м олча­
ние
с тар ости».
И
в
молчании
этом
и
печаль
з ари
вечер­
н ей,
и
понимание
неодолимости
созданного
человеком,
и
сознание,
что
прожитое
нужно
людям
ил и,
бы ть
может,
не
нужно.
Тучи
черны,
как
дно
котла,
Гро м
над
горами
вне запе н,
как
крик.
В
старо м
бешмете,
седой,
как
скала ,
«Быть урожаю!»—сказал старик .
Грохот.
Тя жело го
лив пя
стена.
Будто
орудия
це лят
в
аул.
Шепчет
старуха
у
веретена:
«Где ж ты,
сынок
мой ,
навеки
уснул?»
Отбарабанил
по
стек лам
гра д,
Т учи
за
горы,
в
Сванетию,
мч ат.. .
Гля дя
па
кам ни
с тар инных
оград,
Два
ста р ика
в есь
в ечер
молчат.
Мне
эти
сти хи
показались
характерными
для
зрелого
Кулиева,
хотя
не к оторые
из
них ,
как
я
уже
ска зал ,
могли
б ыть
написаны
на
заре
его
поэтического
бытия.
Необыч­
ность
т емы
—
не
ч асто
она
становится
предметом
внима­
ния
по эзи и.
Стремление
не
обойти
существа
—
п си холо­
гия,
а
быт ь
может,
даже
физио лог ия
старости.
И
глав­
ное
—
картина
жизни
необыкновенно
правдива,
что
всегда
трудно.
К ороче
тут
ест ь
то
настоящее,
что
я вляе тся
драгоценным
металлом
искусства.
Одн ако
где
та
леген­
дарная
драга,
которая
должна
пропустить
через
себя
ре­
ку,
чтобы
легли
на
ладонь
крупицы
металла
драгоцен­
ного.
Где
эта
всесильная
др ага?
Ест ь
соблазн
ответить
на
это
однозначно.
О днако
ответ
на
этот
вопрос
многосложен,
по жал уй,
в
мн огос лож ­
нос ти
его
точность.
...Хотя
Кулиев
вырос
в
кра ю,
в
естественной
пал итр е
136


которого
дос та точно
и
пурпура,
и
бро нзы ,
поэ т
л юбит
сумеречные
к раск и.
Да
это
и
поня тно:
на
страдной
троп е
не
так
уж
много
эт ого
пурпура
и
бр он зы.
А
тропа
поэта
была
страдной.
Кулиев
был
с
Родиной
в
ее
рат но м,
под­
виге.
Жестокие
П одм ос ковье
и
Сталинград,
Севастополь,
Сиваш
и
При бал ти ка
—
с о лд атская
дорога
поэта.
Лампочка
из
гильзы
от
сн ар яда
Засветилась.
Хата.
Ночь
темна.
Я
чита л
стихи,
а
в
бал ке
ряд ом
Били
пулеметы...
Го вор ят,
познай
друга
в
гневе.
Кулиев
говорит:
и
в
добре.
Лучшие
военные
стихи
К ули ева
—
это
с тихи
о
до б­
ром
д руге.
И
не
потому,
что
кул ьт
друга-кунака,
верного
сподвпжника
в
твоих
бедах
и
радостях,
истинно
кавказ­
ский
культ.
Не
тол ько
поэтому.
В
само м
Ку л иеве,
в
са­
мой
его
готовности
к
побратимству
ес ть
любовь
к
другу,
да
вряд
ли
это
случа йн о,
если
даже
гов ори ть
о
войне.
Так,
как
сп ос обна
испыт ать
это
побратимство
война,
ничто
не
способно
испытать
е го.
Есть
случаи
на
войне,
к огда
только
друг
и
в
состоянии
отвести
жестокую
руку
смерти.
Как ,
очевидно,
только
ты
и
в
состоянии
отнять
неумолимую
эту
десницу,
когда
речь
идет
о
д руге.
Поэто­
му
если
гов ори ть
о
войне
и
ее
огн ен ной
купели,
то
она
у
Кулиева
преломилась
в
стихах
о
друге .
Эту
песню
о
Сааняне
Слож ил
не
я,
Сложил
не
я.
Во ен ные
в етры
Турецкого
в ала
С ложи ли
ее,
Вое нны е
ветры.
Ест ь
в
ритме
этих
стихов
ощуще н ие
военного
ве тра
—
его
на пор,
его
чеканный
ритм,
его
железная
необори­
мость,—
ри тм
и
необоримость
с нар яда,
бьющего
по
земле.
Уп ал
С аапя н,
Ка пита н
Саапян,
Храбр ец
Са а нян!
Уп ал
Саапян!
И,
уп ав,
обратился
к
солдатам:
—
Несите
меня
вперед
на
руках!
Это
пе
пр ось ба
—
это
приказ!..
Необыкновенная
картина:
в
бою
за
Турецкий
вал,
в
смертельной
схватке
на
подступах
к
валу,
командир
с ра­
ж ен,
сражен
командир,
но
командир
жив,
и
у
пего
есть
137


во ля,
посл ед няя : «Несите меня вперед на руках,
это
не
просьба-это
прик а з !..»
Воля
командира
необорима:
он
хоче т,
чтобы
его
приказ
дал
жизнь
ему
и
пос ле
см ерт и,
чтобы
он
и
м ер твый
продолжал
вести
батальон
бойцов.
Так
оно
и
полу чилос ь:
само
те ло
комбата,
поднятое
над
головами,
повело
солдат
в
бой,
и
они
ворвались
на
Туре ц­
кий
вал...
Сюжетом
и
интонацией,
самим
ритмом
к ул иевск ие
ст ихи
нап оми на ют
балладу,
бы ть
может,
т ихон ов скую
бал ла ду
о
том
же
Перекопе.
И
недаром
балладе
Кулиева
о
Перекопе
предпослано
тихоновское:
Но
мертвые,
прежде
чем
у паст ь,
Делаю т
шаг
вперед.
Так
с вое образ но
вдруг
сомкнулась
кули ев ска я
жиз ­
ненная
стезя
с
тропой
ти хон овск ой.
На
самом
Перекопе
переплелась.
И
б ыло
в
эт ом
нечто
такое,
чт о,
казалось,
не
проходит
случайно,
что
з авещ ано
са мим
временем.
Наверно,
я
так
далеко
не
пош ел
бы
в
св оих
предположе­
ния х,
если
из
эт ого
не
возникало
в
жизни
и
поэзии
Кул и­
ева
нечто
большее
—
тема
друга-наставника,
друга-учи­
теля.
«Я всю свою довоенную молодость знал и обожал
стихи
своего
стар шего
брата
о
Сиваше,—
говорит
Ку­
лиев.
—
Но
я
не
мог
т огда
знать
и
предвиде.ть,
что
судьбе
будет
угодно
бросить
ме ня
также
в
гроз ны е
бои
на
Сиваше
и
Перекопе,
может
быт ь
еще
более
жестокие,
чем
те,
ко торы е
к огда -то
видел
Тихонов.
Я
тож е
ст ал
свидетелем
как
бы
пов тор е ния
сказанного
в
знаменитых
б алл адах
рус ск ого
поэта.
Ноябрьской
ночью
по
грудь
в
во де
п ере­
ходил
я
Сиваш,
а
так же
не
раз
лежал
под
артиллерий­
ским
ог нем
на
Перекопе.
Видел,
как
снова
«живыми мо­
ст ами
мостят
С ив аш»...
Я
гордился,
что
иду
по
сле дам
Тихонова.
Да же
попытался
выразить
это
в
с ти хах,
откры­
вавших
мой
цикл
«Перекоп»:
По
сл еду
героев
гражданской
в ойны
Иде м
мы
под
рок от
сивашской
волны...
В
жизни
все
преемственно:
доброе
переходит
от
от цов
к
детям,
как
умение
печь
хлеб
и
разжигать
огонь...
Мно­
гие
из
нас
уч илис ь
и
учатс я
у
Николая
Тихонова.
И
в
данном
слу чае
его
уроки
остаются
од ними
из
знач и те ль­
ных
для
нас.
Х очу
признаться,
что
я
многим
обязан
его
музе».
138


Можно
доп ус тит ь,
что
были
времена,
когда
поэт
мог
н абр ать
силу,
не
вед ая,
как
выглядит
земля
за
пределами
его
ущелья.
Ныне
—
иное.
А
ко ли
ино е,
у
поэта,
родив­
шегос я
в
ущелье,
должен
быт ь
н аставн ик,
кот оры й
ес ли
не
от крое т
ему
глаза
на
мир,
то
покажет,
каков
он,
этот
мир,
за
пределами
Чегема,
хо тя
быть
пито мц ем
Чегема
и
почетно,
и
достойно.
Нет
большего
счастья
для
поэта,
чем
иметь
впереди
себя
такого
человека.
Судьба
да ла
Кулиеву
в
к ачест ве
доб ро го
старшего
товарища,
а
может,
и
учителя,
большого
русского
поэта.
В
Николае
Тихонове
было
вс е,
что
нео бх одимо
в
данном
случае:
талант
художника,
а
следовательно,
и
авторитет,
что
насущно,
кладезь
доброй
воли,
без
кот орой
уч ит ель
—•
не
учитель.
Кул иев
пр иех ал
в
Москву
и
поселился
в
гостинич­
ном
до ме
в
Охотном
ряду.
Мне
подумалось
в
тот
вечер:
чем
по эт
ст ано ви тся
старше,
тем
больше
он
на по­
минает
кавказца.
Этот
его
нос,
п очти
орлиный,
в
сочета­
нии
со
скобой
ус ов
и
округлым
лбом,
переходящим
в
лы­
сину,
мне
п ока зал ись
очен ь
кавказскими.
Я
заметил
в
тот
вечер:
чем
беседа
становилась
со­
кровеннее,
тем
чаще
Кулиев
обращался
к
имени
Тих о­
нова.
—
У
человека,
возможно,
бывает
такое,
когда
ес ли
не
жизнь
твоя,
то
тв оя
способность
радоваться
белому
дню
и
зе ле ному
дереву,
тво е
б лагоп олучи е,
тво е
доброе
имя
в
руках
друга.
Вот
как
бы ло
и
у
меня,
при
это м
в
пору,
когда,
казалось,
все
невзгоды
остались
позади,—
был
конец
войны.
То,
что
сделал
тогда
для
меня
Тихонов,
я
никогда
не
з аб уду.
Он
не
просто
подал
мне
руку
дружбы,
он
протянул
руку,
чтобы
охранить
меня,
вы ка­
зав
такую
меру
у час тия,
на
какую
тол ько
способен
че ло­
в ек.
А
по эт
истинно
может
сделать
много,
к огда
у
него
такой
учитель,
как
Тихонов.
«Творчество идет путями преемственности и учебы,—
говорит
Ку лиев
в
своей
ста ть е,
посвященной
учителю.—
И
так
в се гда.
Это
не
может
отрицать
ни
од ин
у мный
художник,
каким
бы
нов а тором
он
ни
был ».
Все
по дл ин­
ное
в ыр астает
из
подлинного...
Многие
из
нас
уч илис ь
и
у чатся
до
сих
пор
у
Тихонова.
Ч ему
учиться?
Жизнелю­
бию: «Весны без грозы не ‘бывает,
но
приход
ее
всегда
139


праздничен».
Лаконичной
строгости
и
простоте: «Кая?-
дая
строка
—
словно
удар
кл ин ка.
Эти
стихи
просты,
как
камень
и
дерево».
Способности
наращивать
энергию
жиз­
ни
и
ма с т е рс тв а : «Каждое желание простое осветить не­
повторимым
дне м».
Но
ест ь
не что
такое,
что
для
Кулиева
является
пред­
метом
особого
внимания
в
Тихонове
и
тихоновской
поэ­
зии,—
пафос,
ес ли
можно
так
выразиться,
антиэкзотики
в
стихах
о
Востоке.
Это
ты
наплодила
нам
басен
—
Ка би не тная
выд ум ка,
дохлая
рж а.
Нет
в
пу стын е
такого
Во сто к а...
Как
нет
его,
очевидно,
и
в
кавказских
горах,
доб ав или
мы.
Тихоновские
стихи
о
Кавказе
—
свидетельство
тому.
Это
еще
один
урок,
ко торы й
преподал
Тихонов,
наверно,
и
Кул иеву ,
ибо
кавказское
происхождение
поэта
не
сп о­
собно
охранить
его
от
этой
опасности
—
никакой
экзо­
тики!
Только
облачившись
в
кольчугу
антиэкзотики,
ты
способен
проникнуть
в
то,
что
ес ть
истинный
Кавказ,—
его
характеры,
строй
жиз ни,
п рирод а.
Одним
сл овом,
Кулиеву
повезло
очень,
что
у
истоков
его
ст ано вления
оказался
такой
челов е к,
как
Тихонов.
И
не
только
потому,
что
это
был
Тихонов,—
русский
п оэт
бу дто
утвердил
знак,
обязательный
для
всех,
кто
пришел
в
жизнь
Кулиева
позже.
Кто
пришел
и,
возможно,
еще
должен
прийти.
Знак
этот
определяет
истинность,
челове­
ческую
и
художническую.
«Он,
крестьянский
с ын,
дос тиг
такой
выс око й
культуры,
так
зн ал
литературу...»—сказал
Кулиев
о
Твардовском
не
без
тайного
желания
воспри­
нять
это
качество
д р у га-р осси янина.
Не
умаляя
то го,
что
дал
Кулиеву
московский
Г ИТИС,
справедливости
ради
сл еду ет
ск аза ть:
не
в
меньшей,
а
может
быть,
в
большей
ме ре
д ала
ему
некая
ак адем ия,
в
которой
курс
лекций
не
был
регламентирован
прог рам м ой
и
расписанием
и
неред­
ко
вынос илс я
под
сень
дубрав
и
звездное
небо.
Профес­
сорами
этой
символической
ак ад емии
был и
поэты
Рос ­
сии
—
Твардовский,
П астер н ак,
Ахма тов а,
Луговской.
Многому
можно
было
научиться
в
эт ой
академии,
по
одн о
достоинство
тут
способно
обнять
в се:
взыскатель­
ность.
У
Кулиева
ес ть
ста ть я,
посвященная
Тв ардо в ск ому.
С тать я,
в
сущн ос ти,
исследует
одно-единственное
сти хо­
140


творение
Твардовского,
но
анализ
его
о бнар уж ивает
главное:
Чт об
шло
в
расчет
любое
слово
По
курсу
твердого
рубля...
Поздний
вечер
застал
нас
с
Ку ли евым
за
б есед ой.
Раз дался
телефонный
звонок,
более
обычного
долгий
и
требовательный
—
междугородная.
Поэт
с нял
трубку,
и
мне
вдруг
явилс я
Кулиев,
какого
я
не
зн ал
прежде:
он
говорил
по-балкарски.
Энергия
речи ,
быть
может,
пото­
му,
что
г ов орил
именно
Кулиев,
бы ла
завидной.
Я
пр о­
чел
у
Кулиева,
что
у
кабардинцев
и
балкарцев
оди н
фольклор,
что
в
фольклоре
этих
народов,
живущих
мно­
гие
столетия
рядом,
ес ть
с вое образ ное
взаимопроникнове­
ние.
Тем
более,
ду мал
я,
должна
бы ть
н екая
общность
и
в
языке,
по
корням
и
су ти
сво им,
естественно,
разным.
Я
род ил ся
и
вырос
в
семье,
родным
языком
которой
был
адыгейский,
в
сущн ости
е ди нок ровный
с
кабардинским.
Может,
поэтому
я
с
такой
жадностью
вникал
в
речь
Ку­
лиева,
однако
тщетно
—
это
был
нез нак ом ый
мне
язык.
Тем
полнее
мне
открылось
живое
звучание
языка,
его
музыка,—
труд но
было
проникнуть
в
существо
реч и,
но
кра ски
бы ли
зримы.
Мне
да же
показалось,
что
речь,
как
зеркальная
гладь
озера,
простершегося
у
подножья
горы,
отразила
горные
кря жи,—
казал о сь,
я
вдруг
увидел'
Чегем.
Кулиев
по ло жил
трубку,
продолжил
рассказ,
и
я
за­
метил
то,
чего
не
за м ечал
и
не
мог
заметить
ранее:
его
говор
точно
воспринял
краски
его
балкарской
речи
—
разговор
шел
о
достоинстве
горца .
Ку лиев
гов орил ,
что
на
зем ле
его
отцов,
на
его
отчей
земле,
где
он
рос
сре ди
хлеборобов,
па с тухов
и
каменотесов,
вел ик
уде льны й
в ес.
этого
п оня тия
«достоинство» .
Людей
в
горах
с
детс тва
учили
чести
и
дос тои нст ву.
Кто
его
терял,
тот
как
бы
терял
и
жизнь,
перест ав
быть
чел ов ек ом.
Именно
терял
жизнь,
ибо
то,
что
называется
достоинством,
складыва­
лос ь
из
самого
су щест во вани я
человека,
его
отношений
с
людьми,
его
бескорыстия,
его
душевной
чи ст оты.
Достоин­
ст во
—
это
в
конечном
сч ете
имя
человека.
Наверно,
не
оче нь
удобно
говорить
сыну
об
отце,
но
в
данном
случае
ес ть
см ысл
сказать
именно
о
нем:
Кулиев
не
знает,
как
выглядел
его
отец,—
отец
ушел,
оставив
о
себе
только
и мя.
Но
это
не
так
мало.
С казать
в
гора х,
что
ты
сын
141


Шу вы
Кулиева,—
это
с казать
почти
все,
при
э том
не
толь ко
на
той
стороне
хребта,
где
живу т
балкарцы,
по
и
там,
где
обитают
сваны
и
менгрелы.
Как
доб ыл
Шу ва
Кулиев
это
имя?
Он
у мел
пахать
землю
и
пасти
ск от.
Это
много,
но
это
еще
не
вс е.
Он
лю бил
и
з нал
горы,
он
не
боялся
их.
Это
много,
но
тольк о
ли
он
вл адел
этим?
Он
был
храбр,
бе ско рыс тен
в
сво ей
хра брост и,
и
люди
ценили
это,
они
это
помнили.
Отп р авл яясь
в
горы,
он
брал
св ою
кизиловую
палку
с
ж елез ным
нак о неч нико м.
Опираясь
на
нее
и
цепляясь
ею
за
камни,
он
с нял
со
с кал
не
одного
человека,
при
э том
там
были
не
тол ько
балкарцы,
но
сваны,
менгрелы,
кабардинцы,
карачаев­
цы,—
спасая,
он
не
спрашивал,
кто
они,
л юди
это
знали,
они
не
могли
забыть
эт ого.
В
го рах
до
сих
пор
рассказы­
вают
о
та ком
случа е.
Пропал
табун
—
п ять десят
лошаде й .
П ро пал,
точно
сквозь
землю
провалился,—
ни каки х
с ле­
дов.
Ес ли
его
увели,
то
увели
опытные
конокрады.
Во з­
можно,
даж е
за
хр е бет,—
попробуй
добудь
его
от туда .
За
хребет
послали
гонцов
—
трех
парней,
не
самых
роб­
ких.
Но
одн а
смелость
может
тут
быт ь
и
бессильной.
У
п арней
был
своеобразный
пар оль : «Это лошади Шувы
Кул и ева».
Табун,
разумеется,
вернули
в
Верхний
Чегем.
Ко гда
тебе
достается
в
наследство
такое
и мя,
ты
должен
крепко
подумать.
Его
носить
и
радостно,
и
труд но:
то,
что
л юди
пр остя т
другим,
т ебе
м огут
не
простить
—
ве дь
ты
сын
Шувы
Кулиева,
тем
более
что
ты
сам
на пом нил
об
эт ом
людям,
многим
людям.
Ты
—
поэт...
Если
быт ь
точным,
в сего
лиш ь
хочешь
стать
по этом ,—
в
с амом
деле ,
ты
можешь
им
стать,
а
можешь
и
не
ст ать,
но
у
тебя
е сть
пример
истинного
поэта,
при
э том
поэта,
пишущего
по-б алк ар ски.
Это
Кязим
Ме чиев.
Кулиеву
не
было
шести
л ет,
а
он
уже
чи тал
Мечиева.
У
Ме чи ева
была
нелегкая
судьба
—
он
знал
чу жб ину,
а
страшнее
эт ого
ничего
нет.
И
написал
об
эт ом
ге ниа ль но:
Серый
ка мень
сорвался
со
ск алы,
С
гуло м
в
темн ую
бездну
у пал.
Ему
вечно
лежат ь
в
эт ой
тьме,
Никогда
не
вернуться
к
родной
скале.
Бо же!
Я
молю
те бя
на
за ре,
Я
мол ю
те бя
на
з акате :
Хоть
в
с ерый
кам ень
ме ня
преврати,
Но
верни
к
род ному
оч а гу!..
По
все му,
это
был
мудрый
и
зрелый
человек.
Поэзия
его
человечна
и
правдива.
Это
он
ск аза л: «Мир
—
это
та­
142


кое
горькое
море,
чьи
тол ько
корабли
в
нем
не
тонули».
Благодарно
о дно
сознание,
что
в
поэзии,
которую
ты
счи ­
таешь
родной,
ес ть
такой
ма сте р,—
б лаг ода рно
пр одол ­
жит ь
традицию,
у
и сток ов
которой
стоял
он.
Поэт
Михаил
Дудин
рисовал
Кулиева.
Наверно,
он
делал
это
не
впе р вые
—
п ортр ет,
и
точный,
возникал
мгно­
венно.
Мы
с
Ку лие вым
не
без
в ос торга
следили
за
тем,
какое
чудо
творит
дудинский
карандаш.
Дудин
закончил
п ортре т
и
вручил
его
Кулиеву.
Тот
укра си л
портрет
истинно
кавказской
надписью,
патетической
и
шутливой,
в
которой
был и
слова
о
«красивом кавказце», и пододви­
нул
п ортре т
мне.
Я
см от рел
на
портрет
—
была
в
обли ке
поэта,
как
его
во сприн ял
Дудин,
эт акая
бедовость
дж и­
гита.
Я
сказал
об
эт ом
Кулиеву,
заметив,
что
эта
черта,
наверно,
была
и
в
облике
Шувы
Кулиева,
отц а
поэта,
п ортре т
которого
не
сохранился.
Я
спросил:
—
Это
от
озорства?
Кай сын
улыбнулся:
—
Нет,
от
бескорыстия.
Больше
то го
—
и
от
снисходи­
те л ьного
отношения
к
люд ски м
порокам,
не во льные
пре ­
гр еш ения
н ужно
прощать.
И
рассказал
историю,
в
ко торой
была
эта
мысль,
как
мне
каж е тся,
для
Ку л иевых
типичная,
а
может,
даже
и
преемственная,
хотя
в
св оеобра зн ой
притче,
к ото рую
пове д ал
Ку лие в,
ре чь
шла
о
д еде.
—
Старый
Хад жиб и
призвал
к
себе
Шу ву
и
его
двою­
родного
брата
Атаби
и
наказ ал
им
гнать
скотину
в
Пя ти­
горск,
на
скотный
базар,—
улыбаясь,
начал
Кулиев:
видно,
эту
историю
ему
трудно
бы ло
рассказывать
без
улыбки.
—
«Да,
по го дит е,—
вдруг
остановил
Хаджиби
мо­
л одых
людей,
когд а
они
были
уже
за
воротами,—
купите
в
Пятигорске
табаку
для
моей
труб ки ,
т олько
же лто го,
ту рец кого ,
самый
первый
сорт...»
Молодые
лю ди
добра­
ли сь
со
своей
скотиной
до
Пятигорска,
хорошо
продали
ее,
купили
т абаку ,
как
прос ил
дед
Хаджиби,
самого
л уч­
шего,
но
вот
незадача
—
попали
на
свадьбу,
кутили
три
дня
напропалую
и
спустили
все
де ньги ,
вырученные
за
скотину.
Видно,
три
дня
опоздания
старику
объяснили
все,
к ак,
впрочем,
и
сам
вид
м ол одых
л юдей,
вернувшихся
домой.
«А как мой хороший табак?
—
сп рос ил
старик
и,
получив
табак,
не
без
удовольствия
наб ил
им
трубку,
запалил.
—
Вот
это
табак
так
табак!»—возликовал
ст а­
.1 43


ри к,
потягивая
тр убк у.
О
деньгах,
вы руч енны х
за
скот,
он
так
и
не
спросил.
Сказать,
что
старик
Хаджиби
был
до бр,
наверно,
не
все
сказа ть .
Он
был
терп им ,
а
это,
как
свидетельствует
народная
мудрость,
не
меньше,
чем
доброта,—
закончил
св ой
рассказ
Кулиев.
Судя
по
тому,
что
этот
р ас сказ
передавался
от
дедов
к
потомкам,
Ку лиев ы
это
качество
ставили
высо к о.
Я
спрашивал
Кул иева,
какое
ремесло
бы ло
в
хо ду
у
них,
чем
че гем цы
отличались
от
других
балкарцев.
—
По-моему,
ничем,—
отв е чал
поэт.
—
Как
все,
паха­
ли
землю
и
пасли
скот...
Как
все.
—
О днако ,
что
бы ло
если
не
гербом,
то
знаком
Че­
гема?
—
Наверно,
мужра...
Муж ра?
Верхний
Чегем
у
самого
перев ала,
а
за
гор ой
Сванетия,
куда
и
летом
не
просто
добраться.
Поэтому
го­
ры
подсказали
чегемцам
такое,
что
другим
б ыло
и
не
свойственно:
искусство
ход ить
по
горам,
преодолевать
скалы...
Ч егемец
везде
прой де т,
если
у
него
в
рук ах
м уж­
ра
—
кизиловая
палка
с
жел езны м
наконечником.
Всегда
видеть
перед
собой
вер ш ину
и,
вопреки
ненастью,
стре­
миться
вверх,
только
вверх,—
не
это
ли
зна к
жизни
че-
гемца?
Всесильная
мужра,
символ
неодолимости
и
упорства,
могла
стать
и
фа миль ным
знаком
Кул ие вых,
при
этом
и
Кайсы на
Кул иева,
хотя ,
наверно,
с
мужрой
он
имел
дел о
реже
своих
отцов
и
дедов.
Поэт
под а рил
мне
свою
н овую
книгу
«Как растет де ­
рево».
Это
книга
прозаических
эт ю дов,
книга
э ссе
о
тех,
кто
составил
кадры
«профессоров»
той
само й
академии,
о
которой
речь
шла
ранее.
Кулиев
как-то
ск азал ,
ког да
он
пришел
в
русс кую
школу,
он
не
з нал
даж е
русского
слова
«хлеб».
Однако
из
те х,
кому
Кулиев
посвятил
к ни­
гу,
он
воспринял
без
помощи
русского
языка
раз ве
толь­
ко
Бетховена
и
Сарьяна.
Все
остальные
—
Лорка
и
тот
же
Тихонов,
Чиковани
и
Твардовский,
Шолохов,
Па стер ­
на к,
Ахматова
—
пришли
в
его
мир
благодаря
русс к ому
языку.
Таким
образом,
е сть
две
вехи
в
жи зни
человека,
две
поры:
чегемский
мальчик,
по-русски
безъязыкий,
и
автор
к ниги
«Так растет дерево», а между ними
—
скалы.
Истинно,
мужра
—
фамильный
знак
Кулиевых.
144


Ничто
так
не
сближает,
как
поездка
в
незнакомую
страну.
Сам
пр оц есс
познавания
страны,
картина
смен ы
впечатлений,
открывания
н овог о,
приобщает
к
ее
суще­
ству,
которое
и
сталкивает,
и
объединяет
характеры,
тем­
пераменты,
мнения,
чудесным
обр аз ом
сп особ ств уя
спло­
чению.
Вот
т акая
поездка
была
у
меня
весной
сорок
шестого
в
Венгрию.
Моими
спутниками
были
поэты,
ко­
торы е
не
первый
год
дружны,—
Ку лиев
и
Дудин.
Михаила
Александровича
я
зн ал
по
пре жним
поезд­
кам
и
совместным
делам
в
журнале
«Советская литера­
ту р а», в редколлегии которого он давно и деятельно ра­
бот ает .
С
Кулиевым
никогда
прежде
не
е здил.
Поэтому
пр о цесс
узнавания
страны
незримо
сомкнулся
в
моем
сознании
с
процессом
узнавания
человека,
в
такой
же
мере,
как
эта
страна,
колоритного
и
заповедного.
Мы
много
выступали
на
литературных
в ечера х
в
Бу­
дапеште
и
провинции,
были
в
семьях
писателей
и
худож­
ников,
ездили
по
ст ран е,
повидав
ее
по ля
и
горы,
леса
и
необыкновенную
в
своей
живописной
прелести
долину
Дуная.
Случилось
так,
что
незадолго
до
этог о
я
проч ел
новую
книгу
поэта,
явившую
мне
и
знакомого,
и
—
так
мне
показалось
—
незнакомого
Кул иев а.
Это
книга
раз­
думий
поэта
о
сути
своего
призвания,
книга
э ссе
об
ис­
кусстве,
как
восприняли
это
искусство
ум
и
с ердце
по­
эт а,
книга
о
людя х,
давших
жи знь
искусству,
отечествен­
ном у
и
мировому:
и
Лермонтов,
и
Нар екац и,
и
Шо пен,
и
Тихонов,
и
Зульфия,
и
Дуд ин ...
Да,
и
Дудин,
что
был
наш им
спутником
в
поездке,
участником
нашего
неширо­
кого,
но
до брог о
круга.
Мне
б ыло
интересно
наблюдать
К улие ва
в
о бще нии
с
русским
поэтом,
тем
более
что
оно
раскрывало
такие
гр ани
кулиевской
нат ур ы,
которые
бы ли
мне
не ведо мы.
Так
или
иначе,
а
в
этой
поездке
по
венгерским
доро­
гам
все
располагало
к
тому,
чт обы
увидеть
по эта
таким,
каким
в
иных
обстоятельствах
можно
его,
по жалуй,
и
не
увидеть.
По
ме ре
тог о,
как
скромное
су дно
наш ей
делегации
дв иж ется
по
венгерской
земле,
множество
людей
как
бы
вых од ят
нам
навстречу.
В
этом
многообразии
лиц,
ха­
рактеров,
индивидуальностей
м удр ено
выделить
одно,
но,
наверно,
этот
проц ес с
от бора
п роис ходи т.
Во т,
например,
Кулиеву
заметно
и нтер есен
ак адеми к
Иштван
Ки рай,
ко­
торы й
иногда
сопровождает
нас.
Наверно,
все
объясняет­
ся
существом
Кирая,
все м
т ем,
что
он
говорит
аудитории
140


филологов
или
раб очи х,
когда
нам
прих од ит ся
выступать
вместе.
О днако
что
ра ссм от рел?
Кирай
—
литературовед,
зна ­
ток
венгерской
литературы,
как
она
возникла
в
нашем
веке.
Сын
крестьянина,
хорошо
зн ающи й
народные
ис то­
ки
литературы,
он
посвятил
себя
исследованию
глуби н
этой
литературы,
берущей
начало
в
толще
на род ной
жи з­
ни
венге'рского
села.
Человек
ума
п оле м ичес кого,
он
не
перестает
ставить
перед
отче й
литературой
проблемы,
как
ему
подсказало
его
понимание
того,
что
есть
при зн а­
ние
эт ой
литературы
и
ее
главн а я
миссия.
Венгерскому
уч ен ому
интересны
народные
истоки
и
многонациональ­
ной
советской
словесности,
для
н его
художественное
до­
стоинство
этой
литературы
во
многом
в
ее
народном
п ерв ородст ве .
Наверно,
и
этим
объ ясня етс я
его
внимание
к
нашим
литературам
—
он
редактор
венгерского
издания
жу рна ла
«Советская литература» .
Когда
а кадем ик
Кирай,
нак ло нив
седе ющу ю
голову,
выходит
на
трибуну
и,
чу ть
робея,
начинает
говорить,
кажется,
что
стихия
его
речи
способна
п рео долет ь
и
ст оль
мощное
пр епя тств ие,
как
венгерский,—
по
крайней
ме ре
так
видится
его
ре чь
русским,
более
то го,
такое
в пе чат­
ление,
что
он
говорит
по-русски,—
очевидно,
все
в
значи­
мости
мыс ли.
В
его
манере
гов ори ть
нет
ничего
расхоже-1
го,
как
нет
ор аторск ого
«глянца»,
к ото рый
возникает,
когда
говорящий
сли шк ом
уверен
в
себе.
Наоборот,
е сть
не кое
со мнени е,
да же
неуверенность
насчет
того,
что
мысль
понятна.
А
она
пон ят на,
эта
мысль,
больше
того—
она
взя ла
а уди торию
в
плен,
ни что
не
обладает
такой
способностью
соб рать
вним ание
разных
людей,
как
эта
мысл ь.
—
Вы
полагаете,
профессор,
что
село
является
хр а­
нителем
языка?
—
спр аш ивает
Кулиев,
когд а
Кирай,
за­
кончив
с вое
выступление,
располагается
рядом.
—
Фор м
языка,
его
лингвистического
б огатст ва ?
—
Как
мне
кажется,
се ло
аккумулирует
язык,
оно
ревниво
охраняет
его
от
вн е шних
вл ияний.
Впрочем,
быт ь
может,
я
не
пр ав ?..
С лову
Кир ая
свойственна
эта
некатегоричность,—
ес ли
его
высказывания
переложить
на
бум а гу,
то
этому
тексту
будут
свойственны
не
с тольк о
восклицательные
знаки,
ск олько
вопросительные.
Утверждая,
он
сп раш ив ает
и
эт им
как
бы
приглашает
собеседника
возразить
ему.
Сто­
ит
ли
гов ори ть,
что
такая
форм а
не
делает
мысль
м енее
146


весо мо й,
больше
того
—
она
способствует
убедительности
мысли .
Этот
ра згов ор
своеобразно
был
продолжен
па
квартире
академ и ка,
в
которой
гостиную
и
кабинет
хозяина
как
бы
об ъе д инила
большая
библиотека,
в
такой
же
мер е
венгерская,
в
какой
и
многоязычная,
объявшая
все
гр а­
ни
явления,
называемого
литературой.
—
А
вот
эта
верность
литературы
ее
первоистокам
не
делает
ее
м енее
глобальной,
профессор?
—
спрашивает
Кулиев
и
указывает
взглядом
на
нескончаемый
ряд
фо­
лиантов,
расположившихся
на
стеллажах.
—
Осмел юсь
утверждать,
глобальная
зн ач имос ть
ли­
тературы
—
это
и
ее
художественность,—
улыбается
профессор
Кир ай,
наверно,
это
для
него
характерно
—
«осмелюсь утверждать» . —
Давно
замечено:
художест­
венность
не мыс лима
без
верности
на цио на льно му
пер­
в ородс тв у,
а
зна ч ит,
и
том у
большому,
что
сб ерег
на­
род,—
нравственность,
творчество,
язык...
—
Чем
б лиже
л и тература
народному
существу,
тем
у
нее
больше
возможностей
бы ть
всеобщей?
—
спр аши ­
в ает
Кулиев.
—
А
разве
не
так?
—
пер еспр аш ивает
Кирай.
Если
бы
фраза
не
бы ла
вопросительной,
она
м огла
бы
и
не
быть
столь
оп реде лен ной .
В
э том
д иа логе
мне
открылся
и
Кул иев:
наверно,
не
сл у чаен
его
интерес
к
Кираю
и
взгляду
в ен ге рского
уче­
ного
на
литературу.
Ну
кон ечн о,
книга
Кул и ева
«Так ра ­
стет
де рев о», которую я прочел перед нашей поездкой в
Венгрию,
книга
по
всей
своей
с ути
философская,
очень
точно
определяет
человеческое
и
всякое
ино е
существо
Кулиева
—
его
интерес
к
Кираю
подтверждение
этому.
М олод ой
друг,
ве рой
и
правдой
служивший
в
поездке
переводчиком,
неожиданно
привел
нас
в
подземные
пе­
щеры
большого
шахтерского
го родк а
и,
усадив
в
лодку,
налег
на
весла.
Вода
бы ла
ультрамариновой,
пахло
серой,
воздух
был
напоен
пар ам и,
почти
банными,—
лодка
шла
по
незримому
кругу,
казалось,
повторяя
какие-то
из
го­
родских
магистралей,
простершихся
над
нашими
голова­
ми.
Но
молодой
друг,
решившийся
увлечь
на с,
гостей,
красотами
подземных
хором,
не
рассчитал
сил.
Я
глядел
на
Кулиева
—
ультрамариновая
вода,
казалось,
вт екал а
в
его
глаза,
не
ос тавл яя
с леда.
147


—
Ес ли
я
не
могу
представить
здесь
человека,
для
меня
это
не
так
красиво,—
произнес
п оэт,
произнес
осто­
рожно,
с тара ясь
не
об ид еть
молодого
г ида.
—
Как
ни
кр а­
сив
лу нный
пейзаж,
к
его
прелестям
я
должен
привык­
нут ь.
Гре шен
—
земной
житель...
—
Земл я
—
это
до м?
—
неожиданно
спросил
венгр,
спросил,
улыбаясь.
Видно,
его
я вно
осенила
мысль,
ко­
торую
ему
стоило
труда
сейчас
не
обнаружить.—
Хорошо,
приглашаю
вас
в
дом ,
венгерский,—
вдруг
изрек
наш
м олод ой
друг.
—
В
городе,—
ткнул
он
указательным
паль цем
в
известковые
св оды
грота ,
с
к отор ых
скатыва­
л ась
вода.
—
Тут
живет
сестра
матери,
моя
тетя...
Она
буд ет
счастлива.
Короч е
—
путешествие
по
подземным
дв орц ам
было
св ерн уто,
и
мы
выбрались
на
св ет
днев но й.
Как
я
понял,
дело
шло
к
тому,
чтобы
сказочным
дворцам
предпочесть
хижину
сельского
кузнеца
—
муж
х оз яйки
был
кузнецом.
Осмотр
на чал ся
с
кузни,
стоящей
на
скрещении
дорог,
с
нее
и
возникли
сначало
с ело,
а
потом
город.
На
это
указывал
сам
вид
кузни:
ее
деревянные
стены,
напитан­
ные
дымом
и
ушедшие
в
земл ю,
ее
горн,
поместившийся
на
обожженных
и
рассыпавшихся
кирпичах,
м ехи
горна,
частые
за пл аты
которого
е два
удерживали
воздух,
гора
подков
подле
горна,
которая
опытному
глазу
способна
дать
представление
и
о
возрасте
кузни...
Впрочем,
б ыла
од на
деталь,
которая
без ош ибо чно
ук аз ывала ,
что
в
п ро­
фессии
старого
кузнеца
наступили
но вые
времена:
рядом
с
грудой
под ков
ст ояли
автомобильные
скаты,—
видно,
с
не кот орых
пор
кузнец
не
ст о лько
сообщал
ход
лошадям,
сколько
автомобилям.
Истинно
новые
времена
переина­
чил и
и
древнюю
профессию
сельского
кузнеца!
Потом
гости
б ыли
пр игл аш ены
в
дом
кузнеца,
и
тут
нач ались
настоящие
дива.
Собственно,
в
по казе
эт их
див
хозяин
соревновался
с
хозяйкой.
Хо зяйк а
ввела
в
свою
кладовую,
в
которой
со
ст еллаж ей,
по б леск ивая
и
играя
всеми
цветами
радуги,
смотрел
на
нас
ве лик ий
сонм
ба­
нок
с
вар ень ями ,
со лен ьями ,
маринадами,
именно
преве­
ликий
со нм
—
радение
и
тр удо л юбие
хозяйки
в ыз ывало
это
чудо
на
св ет
в
течение
л ет,
за
год
такого
обилия
не
соз дашь .
Потом
явил
свое
диво
хо з яин,
но
для
этого
до­
подлинно
н адо
было
спуст ит ься
в
преисподнюю,—
нет,
этому
множеству
бочек
могли
позавидовать
фамильные
подвалы
вин но го
владыки
бургу нд ског о,
вот
оно,
могу­
щество
деревенского
кузнеца!
Но
посещение
кладовой
и
148


преисподней
бы ло
лишь
вступлением
к
тому,
чем
удивил
стол,
к
которому
мы
были
приглашены.
Все
мы
был и
в
плену
виденного,
но
больше
все х,
ка­
з алос ь,
был
захвачен
и
заворожен
Кул иев
—
тост,
кот о­
рый
он
произнес
в
че сть
хозя ев ,
отразил
это
спо л на.
—
Наверно,
есть
обы ча и,
кот оры е
лю ди
заимствуют
ДР УГ
У
друга,
а
есть
обы чаи ,
кот оры е
возникают
не зави ­
с имо
от
общения,
вопреки
горам,
м орям
и
про стор ам ,
раз ­
деляющим
народы,—
потребность
в
этих
обычаях
зал о­
ж ена
в
самой
натуре
человека
и
является
необходимо­
стью.
Им енно
необходимостью,
как
способность
дыш а ть,
смотреть,
слушать,
радоваться,
сострадать,
пом ога ть
др уг
ДРУГУ-
Гостеприимство
—
о дно
из
этих
до сто ин ств,
и
все
то,
что
мы
видели
в
эт ом
доме
и
видим
се йч ас,
этому
до­
казательство...
Я
слушал
Кулиева
и
думал
о
том,
что
все
увиденное
тем
более
было
ему
понятно
и
бли зко ,
что
незримо
соот­
неслось
для
него
с
отчим
Чегемом,
с
нерушимым
укла­
дом
б ыта
родного
дома.
Наши
венгерские
маршруты
привели
нас
в
Сент-Энд­
ре,
своеобразную
цитадель
венг ер ски х
художников
на
Ду­
нае,
оби тел ь
их
вольного
братства,
своеобразное
в енгер ­
ское
Абрамцево,
где
они
творят,
имея
прямо
перед
собой
природу
родной
страны,
уникальную
в
своей
к рас оте
и,
пожалуй,
разнообразии.
Но
даже
в
Сент-Эндре,
где
каж­
дая
улица,
пло ща дь
и
дом
по-своему
примечательны,
есть
с вои
пам ятны е
места.
О дно
из
них
—
музей
ваятель-
ниц ы
Маргит
Ковач,
человека
редкого
тал ан та,
впис а в­
ше го
в
историю
современного
венгерского
искусства
одну
из
самых
ярких
и
своеобычных
страниц.
Именно
своеобычных.
Я
с мот рел
музей
Ковач
в
Сент-
Эндре
в
обществе
наш их
поэтов.
Мир
в е нге рского
се ла,
как
он
возник
в
сознании
х уд ож ницы,
преломившись
во
множестве
характеров,
увидели
сейчас
и
мы.
Деревен­
ский
мальчик,
пер еселивш ийся
во
сне
в
ст рану
сказок,
некрасивый
и
в се-так и
прекрасный
в
св оей
мечте,
в
св о­
ем
сонном
в олшебс тв е;
старуха,
про ст ерш ая
руки
в
не­
из б ывном
горе,
плачущая,
больше
тог о
—
кричащая,—
к ого
она
потеряла,
мужа,
сына?
Ю ная
деревенская
мод ­
ница,
в збив шая
волосы
и
обратившая
кокетливый
взгляд
к
зеркальцу.
Молода я
мать,
кормящая
младенца,
пр е­
кр а сная
в
своей
ра дос ти,
в
св оем
откр овен н ом
сча стье ,
149


которое
дарит
ей
та инст во
материнства, —
истинно
со в­
ременная
мадонна.
Казалось,
все
бе схи трос тн о,
все
про­
сто,
но
одновременно
полно
жизни.
И
еще
—
глина,
желтая
глина,
обожженная
на
с иль­
ном
ог не
и
от
этого
став шая
коричнево-красной,
кирпич­
н ой,
не
ог руби ла
скульптуры.
Наоборот,
она
сообщила
скульптуре
нечто
такое,
что,
наверно,
было
в
к раск ах
и
формах
окружающей
жиз ни,
в
блеске
здешнего
с олнца ,
в
отсвете
земли,
в
свечении
самих
гор.
Ра зница
только
в
том,
что
глина
жила,
она
хранила
тепло
улыбки,
цело ­
мудрие
мысли,
заповедность
мечты
и
н адеж ды
—
ее
сд е­
лал
такой,
эту
м ертв ую
глину,
дар
х уд о жницы,
благ осло­
ве нный
дар
человека,
отмеченного
тем
большим,
что
зо­
вется
искрой
божь е й.
А
дне м
поз же
мы
были
у
Маргит
Ковач
в
гостях
в
ее
будапештской
мастерской.
Из
окна
был
виден
Дунай,
он
точно
пришел
за
нами
из
Сент-Эндре
в
Будапешт.
У
каж­
до го
сво е
во сп рия тие
Ду на я,—
кажется,
что
дудинские
с тихи
роди лис ь
в
эту
минуту:
Вы
хот ь
словом
меня
утешьте
За
г ра ницей
ночного
с на.
Стонут
горлинки
в
Будапеште,
По
Дун аю
иде т
ве сна ...
Над
прозрачным
его
движеньем
Лебединые
облака
Ваш ей
радости
о тражен ь ем
Наплывают
изд ал ека.
Маленькая
женщ ин а,
тем
более
маленькая
в
сравне­
нии
с
огромностью
мира,
вызванного
ею,
встретила
нас
на
пороге
и
повела
по
мастерской.
Жен щи на
ул ыб алась ,
оглядывая
свои
фрески,
точно
сама
эта
улыбка
сотворила
их,
только
улыбка,
труд
в
эт ом
не
участвовал,
и
это
тоже
бы ло
похоже
на
чудо.
И
вот
что
любопытно:
чт обы
мы
ощути ли
это
ч удо
до
конца,
женщина
подвела
нас
к
ко т­
лу,
до
кр аев
нап олн енно му
фигурками
людей,—
они
ле­
жали,
эти
фигу рк и,
так ,
как
их
бросила
сильная
рука:
простершись
ниц
и
опр ок инувш ись ,
заломив
ру ки
и
скре­
пив
их
в
немой
мо л ьбе,
угрожающе
взвив
кул аки
и
в
испуге
защитив
ими
грудь.
Не что
по хоже е
на
вавилон­
ск ое
столпотворенпе,
как
оно
померещилось
художнику
и
отлилось
в
глине,
увидели
мы,
заглянув
в
этот
необыч­
ный
кот ел
страстей.
—
Человеческая
комедия?
—
сп роси л
Кулиев.
150


Женщина
продолжала
улыбаться.
—
Не т,
в сего
ли шь
записная
книж ка
с ку льпт ора ...
Когда
мне
надо
за п омни ть,
мне
легче
слепить,
обжечь
и
брос ить
в
котел,
чем
з аписат ь.
Венгрия,
которую
видели
мои
глаза...
—
Венгрия?..
—
Да,
которую
я
увидела.
—
Она
взглянула
в
окно.
Дунай,
ко торы й
мы
рассмотрели,
когд а
в ошли
в
дом,
был
там.
А
это
тоже
Венгрия?
—
поднял
Кулиев
глаза
на
стену,
у
самого
потолка
которой
протянулась
фреска.
—
Да,
это
Венгрия,
хотя
речь
в
данном
случае
ид ет
об
и ст ории
человечества,
как
ее
восприняла
Библия...
—
Поэ том у
фреска
на чин ается
не
с
Адама
и
Евы,
а
с
гон ча ра,
к оторы й
изваял
на
своем
гончарном
круге
Адама
и
Еву,
гончар
как
зачи на тел ь
рода
человеческо­
го?
—
сп ро сил
Кулиев
—
он
рассмотрел
эту
первую
сцену.
—
Да,
вы
все
поняли
пра в иль но,
В енгр ия
и
все
в ен­
ге рс кое
подсказали
мне
это
решение
—
все
началось
с
гон­
чара...
Но
разговор
этот
з ап ом нился
не
толь ко
мне,
Кул иев
возвращался
к
нем у.
—
А
не
находите
ли
вы,
что
этот
диалог
с
Маргит
Ков ач
невидимо
перекликался
с
т ем,
что
сказал
нам
Ки-
рай ?
—
спросил
К ул иев.
—
Всеобщее
в
национальном?
—
Та
же
ф ормула :
чем
б лиже
искусство
к
на цио­
нал ь ным
истокам,
тем
оно
всеобщее...
Мне
казалось,
мой
бал кар ски й
д руг
счастлив,
что
уже
тут,
в
Вен гри и,
имел
возможность
убедиться,
как
верна
эта
истина.
Впрочем,
по-своему
преломилась
эта
вст реч а
с
Ковач
и
в
дудинской
поэзии
—
в
этих
стихах
ес ть
и
нечто
та­
кое ,
что
раскрывает
существо
натуры
Ковач,
человека,
художника.
У
Маргит
К овач
в
мастерской,
Не
вед ая
пр едела,
Единоборствуя
с
тоской,
Живая
глина
пела.
Сама
хозяйка
вне
систем
По р ядка
и
рутины
Одна
искала
радость
всем
В
душе
и
тел е
глины.
Загадкой
стр ас ти
непростой
И
с овер шен ства
гранью
151


Являла
мысли
ч еткий
строй,
Сочувствуя
страданью.
И
горький
о пыт
шел
в
раск рой,
И
жизнь
рождалась
в
прахе
И грой
самой
судьбы
с
иг рой
Погибели
на
плахе.
И
проявлялся
Будапешт
Как
буд ущег о
книга,
Преображением
на дежд
Достойная
обжига.
«Кавказский Есенин»,—
сказал
о
Ку лиев е
оди н
поэт,
быть
может
желая
п оощри ть
муз у
кавказца.
Это
опреде­
ле ние
сли шко м
эмоционально,
чтобы
быть
точным.
В
ли­
рик е
Кулиева,
жизнелюбивой
и
богатой
на
краски,
ест ь
одн а
особенность,
больше
свойственная
даж е
прозаику,
чем
поэту.
Я
имею
в
виду
п си хологи зм
кулиевской
по­
эзи и,
с клон нос ть
к
краскам
строгим.
Как
ни
сдержанны
эти
стихи
по
кр аскам ,
в
них
бушуют
в елик ие
ст раст и,
но
страсти,
символизирующие
не
столько
грозу,
с кол ько
пред­
грозье.
В
т вой
дом
несправедливость
и
бе да
Пуст ь
не
найдут
дороги
н иког да.
Но
ес ли
их
тебе
не
избежать,
Умей
терпеть,
а
это
значит
ждать.
Терпи,
как
пуля,
сжатая
в
стволе,
Терп и,
как
порох,
спрятанный
в
земле.
Как
терпят
боль
от
топора
чинары,
Как
терпит
камень
мол ота
удары.
Е сть
мужество
боренья,
но
не
м енее
Благословенно
мужество
терпения...
Как
ни
велика
добрая
вол я
поэта,
как
ни
широка
его
доброта,
он
понимает,
что
зло
еще
жи вет
на
земле,
зло
стя жате ль ств а,
корысти,
зависти.
Наверно,
з авист ь
—
род
корысти.
В
з аметка х
Кулиева
эта
тема
исследована.
«Бо­
рис
Пасте р нак
утверждал,
что
талант
у чит
чести ,—
пи­
шет
Кулиев.
—
Он
же
писал,
что
шекспировский
Яго
так
бесчестен
потому,
что
бездарен.
И
завистлив
потому
же.
Не
то
же
ли
само е
и
с
пушкинским
Саль ери ?
Хот я
и
на­
стоящий
С алье ри
также
сильно
завидовал
насто ящ ем у
Моц арт у,
даже
не
прощал
своим
ученикам
любовь
к
нему
152


и
после
смерти
Моцарта.
Так
бы ло
у
него,
к
примеру,
с
Ш убертом .
А
вот
Пушкин
никому
не
завидовал.
Ду маю,
что
так
же
бы ло
и
с
Моцартом.
Толь ко
у
оче нь
крупных
людей
не
бывает
черной
зависти...
Пушкина
р адо вала
каж дая
строка.
Найдя
какую-нибудь
замечательную
ст рочку,
он
выводил
на
пол ях
кни ги
св ое
л юбимо е
с лово
«прелесть».
Это
щед рость
гения».
Ну,
разумеется,
дело
не
в
то м,
что
жизнь
ст олкн ула
именно
тебя
с
чужим
себялюбием,
больше
того
—
ты
не­
нароком
обнаружил
перед
людьми
неприглядность
коры­
сти,
дело
в
том,
что
зло
под час
живет,
оно
воинственно
и
способно
оставлять
после
себя
ядовитые
се мена.
Злорадствует
т вой
вр аг
недальний,
И
я
предположить
могу:
Чем
де нь
т вой
горше
и
печальней,
Тем
слаще
твое му
врагу...
Пускай
они
т ебя
осл авя т,
Их
ненависть
почти
за
честь.
Пускай
они
враждой
заставят
Тебя
бы ть
лучше,
чем
ты
есть ...
Зав ид ен
тут
критический
пафос
кулиевской
музы,
ее
непримиримость
в
борьбе
со
зл ом,
ее
в ера
в
неодолимость
справедливых
н ачал
жиз ни.
Мо раль
кулиевской
поэзии
тут
де й ств е нн а: «Не следует...
опускать
в
бесс ил ье
рук».
Или : «Так живи,
чтоб
наши
горы
теб я
стыдиться
б
не
могли».
Оптимизм
ку л иевс ких
стихов
в
животворной
ф илосо­
фии,
исповедуемой
поэтом.
Издревле
муд рости
Ка вк аза
бы ла
свойственна
правда
неодолимых
человеческих
истин,
основу
кото рых
составляют
и
вольнолюбие,
и
вер­
ность
чести,
и
культ
добра.
—
Твердят,
что
здесь
по грязл о
все
во
зле,
Издревле
здесь
жестоко сть
почиталась!
—
Неправда,
здесь,
как
на
л юбой
земле,
Ц енили
сострадание
и
жалость...
—
Зд есь,
говорят,
сражались
пл емен а,
Чем
кровь
врага,
вода
была
дороже!
—
Зд есь
знали:
кровь
людей
у
все х
красна,
Х оть
разны
бо ги
их
и
цвет
их
кожи!..
—
Не
зд есь
ли
Прометея
Зевс
карал,
Це пями
к
скалам
пр икова в
когда-то?
—
Бы ть
может,
здесь,
но
пи
одна
из
с кал
В
же сто кос ти
богов
не
виновата!
153


Кулиевской
м узе
св о йствен но
свободолюбие
Кавказа,
как
и
восторг
Кавказа
перед
бессмертием
прекрасного,
способность
этого
многоплеменного
Кавказа
видеть
веч ­
ное
круговращение
жизни,
примечать
ее
необоримую
но­
визн у.
М узе
Кулиева
свойственна
фи лос офи чнос ть,
но
она
не
риторична
и
тем
более
не
отвлеченна,
эта
филосо­
фич нос т ь,—
приметы
зем ли,
пород ив ш ей
поэта,
и
само й
личности
художника
в
ней
зримы.
Его
стихи
«Говорю
философу»
пров оз гла ш ают
эту
вечную
новизну.
Ты
твердишь,
что
мир
наш
стар
и
сед.
Стану
спо рит ь
я
с
тобой
едва
ли.
Но
смотри:
звезда
бр осает
свет,
Озаряя
землю,
как
вначале. ..
К
нам
приходит
радост ь
всякий
раз,
Как
находка,
а
не
как
наследство...
Как
ни
философичен
раз гов ор,
в
нем
участвует
перво­
зд анн ый
Кавк аз.
Правда,
его
реки
и
скалы,
его
птицы
и
звери,
как
его
огонь
и
ветер,
не
просто
одушевлены
и
обре ли
черты
человека,
они
восприняли
достоинства
не­
тл енны х
истин,
они
сражаются
и
утверждают
добро.
—
Что
тебе,
зи ма,
ми лей
в сего?
—
Бе лиз на
на
бело снеж но м
поле!
—
Птица,
что
т ебе
милей
всего?
—
Воля!
Мысль
—
нер жавею щи й
клинок
поэта,
острый,
нету-
п ящи йся.
Во
всеоружии
мысли
д ей ственна
муза
поэта.
Ес ли
поэ т
спо собе н
проникать
в
существо
человека
и
со­
б ытия,
в
существо
времени,
то
эту
способность
ему
дарит
мысль,
как
мысль
несет
поэт у
храбрость
зрелости
и
пр о­
видения.
Наверно,
великое
сча ст ье
для
поэта,
что
мыслью
своей
страдной
он
утвердил
великую
традицию
Кавказа.
Трубить
я
не
умею
в
т рубы,
Но
знаю,
что
в
последний
час
Мои
си нею щие
губы
Замрут,
п ро и зн ос я: «Кавказ...»
Ну
что
ж,
мы
хоте ли
закончить
мыслью,
которая
бы­
ла
определяющей
в
н ашем
сл ове
о
Ку лиев е:
муза
поэта
хра бра
и
с уров а,
тольк о
харак те р
и
во ля
дали
ей
стой­
кос ть.
В
ранце,
что
зовется
опытом
бытия,
на ко пило сь
такое,
что
дарит
большая
жизнь:
м уд рость
одоленных
дорог,
154


умение
быт ь
терпеливым,
зр елост ь.
Ск а жу т: «Меньше
те бя
нет
никого!»—ты
не
гневись!
Ск а жу т: «Больше
те бя
нет
ник ог о!»— ты
не
г ор д ись !» Снаряжая поэта в
жизнь,
Чегем
вручил
поэту
мужру
—
без
не е,
по жалу й,
жизненных
хре бтов
не
взять.
По
сл ову
поэта:
Путь
мой
был
труднее
с
каждым
днем ,
В
той
дороге
трудной
к
це ли
д альн ей,
Был
я
и
ж елезом ,
и
огн ем,
Был
и
молотом,
и
наковальней...
Чем
дремучей
край,
чем
больше
кладь,
Тем
труднее
путь
землепр ох одц а.
Лишь
слепые
мог ут
полагать,
Будто
зрячим
все
легк о
д аетс я.
Есть
радость
в
одолении
перевала,
ес ть
она
и
в
пред­
чу вств ии
восхождения,
радо сть,
вопреки
ожиданию
и
да­
же
тревоге,
вершина
все
еще
над
тобой.
Как
вчера,
как
завтра...


КУГУЛЬТИНОВ
моем
родном
городе
на
Куба­
ни,
в
городе
степняков-хлеборо­
бов,
был
«край»
умельцев
—эту
городскую
окраину,
сопредель­
ную
с
кубанской
кручей
и
вы­
гоном,
называли
«краем» .
Край
был
не бога т:
бе лостен н ые
ха­
ты
под
ка мы шом
и
соломой
да
ред ко- ред ко
глинобитные
тур­
лучные
домики
под
черепицей.
Но
к рай
был
не богат
лиш ь
св о­
им
обличьем,
на
самом
деле
жил
там
народ
знатный:
ор у жейник и
и
гончары,
камен­
щики
и
стекольщики,
столяры,
сапо жник и
и
лудильщи­
ки,
кузнецы
и
шорники.
В
этом
мир е
мастеров,
чьими
руками
б ыли
возведены
все
хоромы
степного
града,
вплоть
до
мануфактурных
и
москательных
лавок,
каж дая
из
к оторы х
нашему
детскому
глазу
рисовалась
государ­
ством,
жил
человек
во
многом
самобытный.
Его
непохо­
же сть
был а
определена
уже
его
о бл иком:
низкорослый,
неширокий
в
п леч ах,
он
не
без
труда
нес
свое
массивное
тел о
и,
казалось,
в
ходьбе
чу ть
сгибал
ноги.
У
него
было
темно-коричневое,
точно
задубленное
со л нцем
ли цо
в
твердых,
как
орех,
скулах
и
маленькие,
с
раскосинкой
глаза,
к оторы е
в
смех е
он
жмурил
так
кре п ко,
что
они
ед ва
ли
не
пропадали.
А
он
любил
посмеяться.
Бывало,
взмахнет
рукой
и,
задержав
пятерню
высоко
над
го ловой ,
ск аж ет: «В два счета я твоего коня на ноги не поставлю,
но
помочь
т ебе
попробую».
Да,
я
забыл
сказать:
среди
умельцев,
где
жил
Аксен
—
так
звали
мастера,—
он
был
ум ель цем
о со бенным :
он
ч инил
не
сбрую,
а
лошадей...
Да,
он
был
врачевателем
по
конской
част и,
при
эт ом
не
только
искусным
костоправом.
Подвернет
лоша дь
но гу
или
даже
сл ом ает
ее
на
каменистом
кубанском
бр оде,
он
не
спешил
заряжать
винтовку.
«В два счета я твоего
ко ня
на
ноги
не
поставлю,
но
помочь
те бе
попробую...» —
это
его
слова.
К
нам
в
дом
Аксена
привел
случай.
В
жестоком
бою
за
город
оте ц
вынес
из
кубанского
половодья
—
бы ло
это
156


в
пору
л ет него
та ян ья,,
рек а
стал а
неоглядной
—
гонцов
красноармейцев,
решившихся
в
полном
снаряжении
пер е­
махнуть
че рез
Кубань.
В
награду
оте ц
по лучи л
двух
ко­
ней,
с тра шно
в
бою
изувеченных.
От ец
привел
коней
на
рассвете.
По мню,
как,
взглянув
на
коней,
мать
в скр ик­
ну ла: «Не показывай детям,
не
показывай...»
.Но
я
все-
таки
взглянул
на
коней,
взглянул
и
сомкнул
глаза:
на­
верно,
то
б ыли
сабельные
удары
—
т ам,
у
Кубани,
была
се ча
свирепая...
«Что будешь делать?»—с прос и ла
отца
м ать.
«Надо позвать старого калмыка.
Если
он
не
помо­
ж ет. ..»
От ец
не
договорил,
но
в сем
был
ясе н
см ысл
его
слов:
е сли
старый
Аксен
не
пом ож ет,
то
лошадям
не
жит ь.
Так
явился
в
наш
дом
Аксен
и,
осмотрев,
коней,
произнес
свою
знаменитую
фразу: «В два счета я твоих
коней
на
но ги
не
поставлю...»
Помню,
что
он
врачевал
ра ны,
накладывая
на
них
повязки,
смоченные
в
де гте,
и
к
осени,
когда
в
степи
соз рели
тонкокожие
дыни,
на
ко­
ней
впервые
надели
хомуты.
Это
явилось
чудом
и
для
нас,
дет ей.
И
не
потому,
что
коней
можно
бы ло
впрячь
в
добрую
м олока нс кую
фу ру
и
отправиться
в
степь,
а
по­
тому,
что
Аксен
заж ив ил
на
конях
эти
страшные
р аны
и
не
дал
лошадям
п оги бн уть.
Ч удо
это
свершилось
у
нас
на
глазах
и
точно
осветило
человека
добр ым
светом.
Ко­
гда
Аксен
появлялся
в
доме,
мать
жарила
черкесские
пы шки
«лякуме»
и
варила
калмыцкий
чай .
«Вначале
пришел
сюда
калмыцкий
чай ,
а
потом
пришел
я...»—го­
ворил
Аксен.
Мы,
дети,
см от рели
на
эт ого
человека
и зда­
ли
и
вздыхали
от
восторга.
Стран н ое
дело,
но
нам
было
интересно
все
в
нем:
манера
жмурить
глаза,
и
покряхты­
вание,
и
да же
зевок,
а
к огда
он
н ачин ал
говорить,
у
нас
занималось
дыхание
—
ис тинно
каждое
слово
бы ло
подоб­
но
алмазу.
По
детскому
своему
неразумению
мы
тогд а
не
понимали,
что
за
смехом,
горестным
вздохом
и
тем
более
за
сло вом
этого
человека
незримо
стоял
в
наш их
душах,
в
нашем
ребячьем
сознании
все
тот
же
его
посту­
пок:
он
не
дал
нашим
лошадям
п огиб нут ь.
А
однажды
он
подозвал
нас
и
рассказал
сказку
о
лихом
к оне
Джан-
гра,
а
по том
о
само м
рыцаре
Д жангр е...
И
это
уже
было
совсем
необыкновенно.
Степной
край,
откуда
пришел
к
нам
Аксе н,
вдруг
преобразился
в
на шем
сознании.
Из
пу­
стыни,
серой,
выкаленной
зноем ,
он
превратился
истинно
в
страну
обетованную,
прибежище
фантазии...
Я
вспомнил
эту
страничку
далекого
детства,
когд а
слу­
шал
необыкновенно
увлекательный
р асск аз
Давида
Ни-
157


китича
Кугультинова
о
Калм ык ии.
Рассказ
этот
был
не­
пространен,
но
в
нем
Калмыкия
явилась
вся.
Вос соз да­
вая
эт от
расск аз ,
я
рискну
о сво бо дить
его
от
деталей,
ко­
торы е
ему
сопутствовали,
из л ожив
су щ ество
—
оно
весо­
мо.
Монголовед
Владимирцев,
знаток
м он гольс кой
древ­
ности,
филолог,
этнограф
и
историк,
обра ти л
вни ма ние
на
то,
что
в
системе
индийского
фольклора
«Панчатантре»,
до стато ч но
стройной,
выпало
двадцать
сказок.
Ес ть
ссыл­
ки
на
сказки,
но
нет
самих
сказок.
Ес ли
эти
сказки
не
сберегла
с ама
страна
сказок
—
Индия,
где
отыскать
их?
Ну
не
искать
же
эти
сказк и
на
монгольских
п рос тора х,
у
нар одо в,
гони м ых
набегами
злых
завоевателей?
И,
ка за­
лось,
безнадежно
най ти
эти
с казки
у
потомков
ойратов,
к оторы х
недобрая
во ля
кита йс ких
императоров
б росил а
от
м онг ольски х
ра внин
в
закаспийские
ст епи.
Тут
и
беды,
павшие
на
голову
народа,
был и
нестерпимыми,
и
кочевье
свирепым.
К
том у
же
где
Индия
и
где
горемычная
Кал ­
мыкия?
Этакое
расстояние
саженью
не
измерить
—
этакое
время,
казалось,
и
календарю
не
подвластно,—
где
тот
да­
лекий
год,
когд а
испарились
в
небытие
эти
сказки?
Но
вот
что
схоже
с
дивом,
и
это
свидетельствует
своим
авто­
ритетом
уч ены й:
сказки
отыскались
в
Калм ык ии.
Н ет,
не
в
ветхих
папирусах
или
на
пы льн ом
камне,
а
в
пам я­
ти
народной.
Вот
это
и
есть
Калмыкия.
Впрочем,
чтоб ы
понять
э тот
факт,
уместно
обратиться
к
мысли,
которую
высказал
писат ель
Петр
П а вл енк о: «Только смерть всего
народа
является
гибелью
песни.
Но
если
жив
хо ть
один
че лов ек,
он
спрячет
песню,
как
св ой
наказ
потомкам,
в
самый
глухой
у голок
па мяти
и
сохранит
для
сына
и
вну ­
ка,
и
она
выд ерж ит
все
нев зг о ды».
Мы
ехали
с
Кугультиновым
декабрьской
Москвой
с
большого
писательского
ф орум а,
на
котором
с
ре ч ами-
исповедями
выступили
и
на ши
поэты.
Форум
только
на­
чался,
но
гор а
ре чей
успела
вознестись
на
высоту
значи­
тельную,
Казбек
речей.
—
Да
можно
ли
согласиться
с
этим?
—
Кугультинов
назвал
име на
п оэт ов,
к оторы е,
ратуя
за
гражданствен­
ность
поэзии,
вдруг
оп олчи ли сь
на
пейзажную
лир ик у.
—
Без
лю бви
к
степному
цветку
и
травушке-муравушке
нет
любви
к
родной
степи,
а
следовательно
—
к
родине...
Кстати,
отц ы
наш и
это
хорошо
понимали,
отцы...
—
Это т
степной
цветок,
возникший
в
т емп ерам ентно й
р еплик е
поэта
пос ре ди
зимней
М ос квы,
был
оче нь
хорош,
он
не
158


утратил
красок
своих,
наоборот,
на
снегу
он
казался
да­
же
ярче.
—
Я
сказал
«отцы» .
Вот
послушайте...—Он
на­
клонился,
вглядываясь
в
смотровое
с тек ло,
му тн ое,
тр о­
нут ое
наледью.
—
Маршал
Буденный
пр иг ласил
нас
в
сво й
за город ны й
дом,
ну,
здесь,
за
К унце во м...
«Ребята,
да
на до
ли
нам
тут
оставаться?
Вон
какая
ду хо та!
—
взмолился
маршал.
—
Айда
на
с ен ова л!..»
И,
в едом ые
ст а­
рым
воякой,
мы
двинулись
на
сеновал,
и
точно
рукой
сн яло
ус та лос ть.
Да
что
у ста лост ь!
Настроение
стало
иным.
Никогда
не
за б ыть,
как
восторжествовал
Буден­
ный.
«Вы только вдохните этот запах,
ребята:
дождем
п ахнет ,
степным
до жде м. ..»
Но
торжествовал
сейчас
и
Кугультинов:
—
Вы
обра ти ли
внимание,
как
он
хорошо
с казал :
«Дождем пахнет...»
Поэт!
У
Кугультинова
е сть
ц икл
стихов,
по свя щ енный
ап­
рельскому
пробуждению:
Т реп еща,
купаясь
в
тепле,
Сыпле т
жаворонок
своп
трели.
—
Для
кого ,
дружок,
на
зе мле
Ты
поешь
в
эт от
день
в
ап реле ?
От
дыхания
ве те рка
Шелестят
еле
слышно
травы...
—
Для
кого ,
наклонясь
с легк а,
Травы,
шепчетесь
вы
л ук аво?
Пон има ю
сердцем
своим,
Что
им
нужно
—
траве
и
птипе.
Видно,
радость
не
в
ра до сть
им,
Ес ли
не
с
кем
ею
делиться.
Мне
яс на
их
добрая
цель,
Ведь
не
знают
эти
созданья,
Что
меня
одарил
апрель
Д ре впей
силой
всепопиманья.
Это
именно
цик л
—
ше стна дцать
стихотворений.
С
за­
видной
увлеченностью
поэт
рисует
ка ртин у
ст еп ной
ве с­
ны.
Наверно,
древняя
сил а
всепониманья,
о
к оторой
го­
ворит
поэт,
для
всех
много
значит,
но
сердцу
степняка
она
говорит
чуть-чуть
больше,
чем
вс ем
остальным.
Не
щедра
на
краски
степь
—
и
летом,
когда
зн ой
точно
вы­
пал ыв ает
траву,
и
о сень ю,
к огда
суш ь
гасит
все
живое,
л
в
зимнее
бесснежье,
к огда
тольк о
з орев ой
изморозью
р асцвеч ивает
курганы
и
балки.
Зато
необыкновенно
бо-
г ата
степ ь
в
своем
апрельском
цветенье
—
как
же
не
ра­
159


доваться
степ няк у
приходу
бл агод атн ого
апрел я! ..
НетЛ
это
не
просто
смена
времен
го да,
это
при ход
заповедной
п оры,
означающей
обновление
жизни,
неколебимость
ее
начал,
ее,
в
конце
концов,
вечность.
Да
и
для
поэта
все
это
нечто
большее,
чем
традиционный
мотив
вес ны:
воп^
реки
в сем
ненастьям,
к оторы е
пали
на
него,
восторжест-і
во вал
апрель!..
После
долгих
странствий
дом ой
Я
вернулся,—
где
только
не
бы л!
И
сей час
я
в
степи
ночной
Внов ь
смотрю
на
родное
н ебо.
И,
мига я
т ам,
в
глубине ,
Узнают
меня
звезды
снова,
По
одной
всплывают
ко
мн е,
Как
слова
языка
род н ого. ..
Я
ве дь
их
п оз абыть
не
мо г,
И
они
та илис ь
в
молчанье...
Словно
детст ва
хлебнул
гл оток
Вместе
с
чистыми
их
лучами!..
Кугультинов
как-то
сказал
мне : «И овца понимает,
что
такое
цветок
в
степ и, —
она
не
насту пит
на
него...»
Древняя
с ила
во с помина ния,
о
к оторой
говорит
поэт,—
это
своеобразный
кодекс
степняка-калмыка,
соотнесен­
ный
с
тем
неодолимым,
что
е сть
в
его
жизни
степь ,
ее
очарование,
а
следовательно,
блага
ее,
богатство.
По
сло­
ву
поэта,
будто
в
забвении
степь
одаряет
сво их
сынов
несметными
дарами.
И,
наверно,
это
может
ощу ти ть
в
ст епно м
разнотравье
толь ко
степняк.
Сег одня,
усл ажд ая
чувства
Дыханьем
теплым
вет ерк а,
Я
думал
о
путях
ис кусс тва
И
фантазировал
слегка...
Бывают
запахи,
в
которых
О
близком
счастье
скрыта
весть.
Все
па хне т:
пы ль,
песок
и
порох,
У
н еба
тож е
зап ах
есть .
И,
м ожет
быть,
явился
кт о-то ,
О
ком
вот-вот
узнает
м ир.
Кто
за п ахам
придумал
ноты
И
на писа л
по
ним
клавир.
И,
может,
я
о
нем
услы ш у,
Прочтя
на
высту пе
стены
Н еобы чайн ую
афишу:
«Концерт из запахов весны» .
160


Но
его
любовь
к
степи
не
созерцательна.
Наверно,
трудно
уловить,
где
красота
степи
в
его
сознании
смык а­
ет ся
с
доброй
ее
полезностью.
Собственно,
в
его
восприя­
тии
благодать
как
бы
является
продолжением
красоты.
Может,
поэтому
все
доб рое ,
что
несет
ст епь,
обозначено,
если
разрешено
нам
бу дет
с каза ть
та к,
терминами
кр а­
с от ы: «Именно поэтому ягненок,
сл овно
цветочек
махро­
вы й,
со
степью
а п рель скою
слит», а из красот весны (за­
м ет ьте: «из красот весны»!) пшеничное поле всех боль ­
ше
человечеству
нужно.
Кстати,
ест ь
некий
изыск
в
том,
как
по эт
пишет
это
пшеничное
по л е: «Его простая пре ­
лесть
не
тревожит
и
словно
бы
загадок
ли ше на ...»
Коро­
че:
если
и
ес ть
добрая
и
прекрасная
сила,
что
издревле
стал а
другом
кал мы ка,
то
это
и
степь.
Однако
степь
не
без
языка.
Все,
что
она
могла
ска ­
за ть
своим
детям,
она
сказала
языком
их
великого
эпоса
«Джангара» .
Поэтому
«Джангар»
для
калмыка
—
это
одушевленная
степ ь,
мир
калмыка,
мир
его
мыслей
и
чувств,
как
подарила
их
калмыку
жизнь,
ис тория ,
борьба.
Что-то
ес ть
и
в
«Джангаре»
от
апрельской
степи:
ёе
многоцветье,
ее
расточительная
красота,
ее
богатство,
тот
ее
особый
дух,
который
в ыз ывает
к
жизни
новь,
рож ­
дает
героев.
Наверно,
это
сво йств о
ума
че л ов ечес кого:
ч ело век
может
добыть
ге роя
из
услышанной
легенды
или
книги,
но,
доб ыв
ег о,
человек
уже
не
возвращает
своего
героя
в
легенду
или
тем
более
в
книгу
—
он
по­
селяет
его
навечно
рядом,
делает
его
своим
брат о м,
со­
общая
его
черты
т ем,
к ого
боготворит.
У
юного
Кугультинова
т оже
был
свой
Джангар.
—:
Вам
говорит
что-либо
такое
имя
—
Амур
Санан?
—
спросил
меня
однажды
Давид
Никитич.
—
Поверьте,
это
ч ело век
необыкновенный...
Однако
кто
он?
Сквозь
просторные
окна
редакции,
где
мы
сид ел и,
был
виден
деревастый
парк,
в есь
з асн еженн ый.
Бл и­
зился
вечер,
по-зимнему
неяркий,
и
снег ,
тихо
падающий
за
окном,
точно
отсчитывал
медленные
мину ты
ве че ра.
—
Сколько
я
помню
се бя,
столько
и
помню
в
семь е
раз гов оры
об
Амуре
Санане.
Говорили,
что
х озяй с тво,
даж е
самое
никудышное,
даж е
лошадь,
с амая
завалящая,—
в роде
кола,
к
котором у
прив яз ы вают
скотину
на
ночь:
не
очень-то
разг ул яеш ь ся,
не
очень-то
далеко
уй де шь.
А
Аму р
Санан
был
беднее
бедного,
а
поэтому
свободен,
6С.
Д ангуло в
161


как
птица.
Захотел
—
полетел
в
Мо скв у,
Петербург,
а
то
п
в
Варшаву.
Он
и
грамоте
обучился
по
этой
причине,
и
нап ис ал
толстую
книгу
о
жизни
калмыков,
которую
хвалили
в
Москве.
А
когд а
в
Рос сию
явилась
революция,
весть
о
ней
принесли
в
Калм ык ию
такие,
как
Амур
Санан.
Может,
потому,
что
Амур
Сапан
был
родственни­
ком
ма тер и,
у
нас
в
семь е
могли
рассказать
такое,
что
друг ие
могли
и
не
знать.
В
том,
как
говорили
у
нас
о
нем,
были
и
тревога,
и
восхищение.
Ну
как
тут
не
встревожиться,
когда
однажды
в
откр ыт ой
калмыцкой
степи
банда
перекрыла
дорогу,
которой
ехал
Санаи,
п
взяла
его
в
плеп.
Схватили,
отвели
руки
и
повели
за
скирду
р асстр елив ат ь.
«Хорошо, —
молвил
Санан,—
мо­
жете
расстрелять,
но
дайте
с каз ать
с лово. ..»
—
«Говори,
но
коротко,—
ответили
бандиты.
—
У
нас
дорога
д лин­
на я,
времени
в
о бр ез».
Санан
з адума лся.
Хочешь
не
хо­
чешь,
а
будешь
к орото к.
«Если дадите мне волю,
всех
помилую,
всех
пущу
по
домам»,—
сказал
Санан.
Бан­
диты
пр ит ихли
—
не
зря
думал,
искал
кор отко е
с лово.
«Не врешь?» — «Даю
вам
сл ово
Амура
Са на на. ..»
—
«Ну,
гляди,
соврешь
—
достанем...»
Ну
как
тут
не
подивиться
удаче
человека:
слово
с вое
сдер жал
и
помиловал...
Кст ат и,
помиловал
и
едв а
ли
не
навлек
бе ду
на
Калмы­
кию :
со
в сей
России
двинулись
в
наши
места
банды.
Шли,
не
скрывая
намерений
сво их : «Там Амур Санан
зовет
нас...»
Как
мне
кажется,
рассказ
этот
увлек
и
самого
Ку-
гультинова.
За
окном
медленно
сме рка лос ь.
В
комнате
зажгли
с вет
—
снежная
м гла
сгустилась,
стала
сизой.
—
Вот
он
сидел
пер едо
мной,
л еген дар ный
Амур
Са­
наи,
и
я,
гл ядя
на
него,
чувствовал:
и
словно
вбираю
его
в
себя ,
и
растворяюсь
в
нем...
Он
был
крупным,
крепко-
плечим,
пышноволосым.
И
у
меня
были
пышные
волосы,
ио
их
ост ригли
накануне,
ос три гли
силой,
придумав
бо­
лее
чем
забавную
ист ор ию
о
неких
зловредпых
тварях,
а
п опрос ту
гов оря
—
вшах,
кот орые
живу т
в
ов раге
и
мо­
гут
проникнуть
в
дом
ночью,
поселившись,
разумеется,
в
обильных
моих
волосах.
Поэтому,
ко гда
Амур
Санаи,
взглянув
иа
мою
стриженую
голову,
но
без
иронии
спро­
си л,
не
собираюсь
ли
я
случаем
стать
манджиком,
я
серьезно
посоветовал
гостю
ос три чь
его
пышные
во­
ло сы,
ес ли
он
не
хоче т
рисковать
—
у
нас
эт их
парази­
тов
тут
много...
Гер оя
охватило
смятение,
а
мать,
вн и­
мавшая
нашей
беседе
из
кухни,
выр онила
из
рук
блюдо.
162


Потребовалось
вмешательство
взрослых,
чтобы
рассеять
недоразумение.
Но
после
эт ого
случая
знатный
гость
явно
воспылал
любопытством
к
своему
юно му
собеседнику,
видно,
в
его
глазах
смелость,
даже
вот
такая
наив­
ная,
бы ла
не
последним
качеством.
«Кем ты хочешь
быть?»—
спросил
гость.
«Ученым»,—
ответил
я.
На
том
н
порешили
—
ученым.
Если
верно
утверждение,
что
'вся жизнь взрослого че­
ловека
в
его
детстве,
то
эта
встреча
будущего
поэта
со
сво им
соотечественником
при
всей
своей
обычности
б ыла
не обы чной
уже
потому,
что
Кугультинов
видел
Амура
и
разговаривал
с
н им,
а
следовательно,
обрел
нечто
такое,
что
бу дет
жи ть
в
нем
всю
жизнь.
В
замечательном
цик ле
об
апрельском
пробуждении,
о
котором
мы
гов ори ли
вначале,
ес ть
стихи
у
Кугульти-
но ва
о
побежденной
боли :
Затрепетали
лепестки
тюльпана,
И
развернулся
м едленн о
бутон,
Как
будто
вскрылась
розовая
рана...
Мне
кажется,
я
да же
слышал
стоп.
И
мне
подумалось:
жива я
кл етка,
Когда
желает
свой
пр од ол жить
ро д,
Вот
так
же
—
и
мучительно,
и
редко
—
Двоится
—
и
пох оже !
—
смерти
жде т.
И
храбрый
знает,
что
мужаться
надо,
Он
зак ал яет
разум,
дух
и
плоть,
Чтоб ы
свою
пр еод олет ь
преграду,
Чт об
собственную
бо ль
перебороть...
Говорят,
ничего
так
человека
не
умудряет,
как
потря­
сение .
В
жизни
п оэта
таки м
потрясением
было
во енн ое
ли холет ье .
Если
ес ть
в елик ий
обряд
п о священ ия
в
мужи,
то
он
совершился
на
войне,—
хорошо,
что
это
случ илос ь
в
начале
жиз ни.. .
«Нет,
врешь!..
До п лы ву !..» — закричать
я
хочу,
Хочу
з акр ичат ь,
но
плыву
и
молчу.
Молчу,
стиснув
зубы ,
молчу,
сжав
приклад,
Молчу,
устремив
к
тому
берегу
взгляд...
Вот
эт от
ри тм
переправы
через
Днепр,
в
сущности,
был
для
поэт а
тр удн ым
ритмом
войны
—
потрясение,
6*
163


о
котором
мы
говорим,
измерялось
нелегкими
ры вк ами
человека,
стремящегося
п ере б ороть
Днепр.
Хо чу
закричать,
но
плыву
и
молчу.
Стоит
ли
говорить,
что
зрелость
пришла
с
войной,—
было
похоже
на
чудо,
как
много
сотворили
в
душ е
чело­
века
эти
четыре
года.
Если
доп ус ти ть,
что
умение
наблю­
да ть
жизнь
немыслимо
без
способности
наблюдать
себя ,
то
великое
это
достоинство,
характерное
для
Кугульти-
нова-поэта,
он
воспринял
на
во йне.
Тонкость
и
точн ост ь
пс ихол оги че ск ого
рисунка,
да ю­
щие
художнику
единственную
в
сво ем
р оде
возможность
проникнуть
в
мир
своего
гер оя,
немыслимы
без
душев­
ного
возмужания
самого
а вт ора.
Дни
у ми рают
позади
меня,
Рождая
чу вство
завтрашнего
дня,
К ото рым
я
наполнен
до
краев
(Не в нем ли смысл и радость бытия?),
То
«завтра», над которым властен я,
То
ч увс тво,
без
кот орого
я
мертв.
У
сердца
поэта
св оя
чуткая
мембрана:
она
чуе т,
где
эпицентр
людского
горя.
Не
у б егать
от
стонов
мира,
Не
о тс тупать
от
зовов
мира ,
Да
выдержит
сталь
оружия,
Я
болью
и
г невом
бу ду
стрелять!
Но
есть
одн а
сфера,
где
душа
цо эта
учится
улавли­
в ать
полутона
переживаний,—
сфер а
сугубо
лирическая.
Под о бно
пейз аж ной
по эзи и,
в
которой
поэт
всесилен,
в
его
интимной
лирике
рис у нок
яс ен.
Не
случайно
эти
два
начала
кугультиновской
поэзии
пересекаются.
Только
в
снах
цв етны х
скользило
мимо
То,
что
когда-то
напо лнял о
стих:
И
образ
нецелованной
любимой,
И
степь
моя
—
в
тюль па нах
золотых...
Но
надо,
наверно,
обратиться
к
«чистой»
лирике,
чтобы
поня т ь,
как
ясно
тут
видение
поэта
и
как
силон
он
тут
сам
в
своем
лирическом
стихе,
истинно
рожден­
ном
муками
и
радостями
большого
чувства:
Моря
нет
сердечным
на шим
г лубя м,
Звездный
мир
души
неисчислим,
И
св ои
све тил а
мы
растим
104


Только
для
того,
кого
полюбим,
Будь
он
даже
скромною
ос обой,
Мир
любви,
о
Солнце,
он
особый...
Это
н аша
высота
высот,
Где
душа
сгорает
не
сг орая .
Чел овек ,
любовь
с вою
тер яя,
Человеком
бы ть
перестает!
В
лирике
Кугультинова
есть
стихотворение,
в
кото ­
ром
человек,
побеждая
бо ль,
являе т
истинно
шекс пи­
ров ск ую
мощь
чувства
и,
пожалуй,
мы сли:
. ..Не
надо!
Больше
не
могу!
Мне
бол ьно!
Прикованный
к
дов е рью
твоему,
Кляня
другого,
де ла юсь
невольно
Сообщником
тв оей
лю бви
к
не му ...
Нет,
стихи
это
не
мольба
и,
пожалуй,
не
заклинанье,
а
с лово
человека,
попавшего
в
беду.
Единственное,
что
жрл ает
человек:
совладать
с
бедой,
обрести
с вобод у.
Если
тут
е сть
опасение,
то
оно
в
том,
что
человек
не
молит
о
по ща де:
И
не
ввер яй
мне
Тайн
своих
от ныне,
И
дружбой
Не
карай
мою
любовь.
Как
ни
всесилен
художник,
его
зрелость
неизбежно
связана
с
возвращением
к
рубежам,
кот орым и
отмечена
жизнь
человека
и
которые
искусство
сделало
вечными,
бу дь
то
рождение
или
смерт ь .
Собственно,
побежденная
бо ль
и
в
этом:
Ни кто
не
по мнит
Сво его
рожденья.
Никто
не
всп омни т
Сво й
последний
ч ас.
Два
рубежа,
две
грани,
два
мгновенья
Н евед омы
пи
одному
из
на с...
Наверно,
е сть
св оя
прелесть
и
в
неоткрытой
та йне
—
она
движет
решимостью
людей
к
поиску,
побуждает
че­
ловека
к
неоднозначному
мышлению.
Как
ни
велико
про з ре ние,
всегда
бу дет
существовать
тайна
рождения
и
см ер ти,
как
зна к
того,
что
д виже ние
человека
безо­
становочно...
165


,.. Но
есть
особый
вид
тайны,
той,
что
ряд ом
с
поэтом
повседневна:
тайна
не отк рытого
слова,
тайна
по луно ч ных
мук
над
бел ым
листом
бум аги .
—
В
по эте
долж но
быт ь
нечто
рыцарское,—
сказал
мне
од нажд ы
Кугультинов.
—
Когда
г ово рят,
что
мой
со­
пл еменни к
по эт
Б еатр
Басангов
был
таким,
это
не
голо­
с ло вно.
В
Тбилиси
был
праздник
Руставели.
Пое зд
при­
шел
в
грузинскую
с толиц у
в
непогоду,
и
м олода я
актри­
са,
с то ящая
ряд ом
с
Басанговым
у
выхода
из
вагона,
вскрикнула
от
ужаса
—
внизу
ск опи лось
озерцо
до ждя,
а
на
женщ ине
был и
нар яд ные
лак иро вк и.
Но
тревога
вл аде ла
молодой
жен щи ной
недолго
—
Басангов
выпр ыг ­
нул
из
вагона
и,
сняв
с
себя
кожанку,
накрыл
ею
озерцо
и
п одал
руку
же нщин е. ..
Рыц арь ?
Нет,
нет,
поэт!
Но
он
был
рыцарем,
а
следовательно
и
поэтом,
и
в
ином:
он
знал,
ко гда
дарить,
а
когд а
тре бо ва ть...
Это
бы ло
году
в
тридцать
шестом,
мне
сказали,
что
в
Элисту
я ви лись
известные
москвичи
—
по эт
и
художник,
предстояло
и зда­
ние
«Джангара»
на
рус с ком
языке.
Со
времен
Ам ура
Са-
нана
я
уже
ничего
не
боялся
и
п ошел
в
гост ин и цу,
не
забыв
прихватить
и
свою
рукопись.
Вместе
с
гостями
я
увидел
и
Басангова.
Радушие,
с
к оторы м
встретили
меня,
не
сняло
тревоги.
Три
человека
склонились
над
моей
рук опи сью ,
а
за тем,
как
сговорившись,
замкнулись
в
молчании.
Мастера
ду ма ли,
а
я
жд ал
с уда.
Нак о нец
поэт
ск аз ал: «Молодой человек,
п опроб уй те
передать
в
словах
расстояние
от
пе р ено сицы
до
кончика
нос а
и
оце­
ни те
эт от
ваш
о пыт
^ами. .. »
Не
з аст авил
се бя
ждать
и
х уд о жник : «У моего профессора был свой способ про­
верять
мое
умение
—
он
бра л
поло тен це
и,
намочив
о дин
его
конец,
р асстил ал
пер едо
мной.
Мне
следовало
так
на­
рисовать
по л отенц е,
чтобы
мокрый
конец
его
был
мо­
крым».
А
Басангов,
не
без
труда
оторв а в
глаза
от
мое й
рукописи,
спросил
вдр у г : «А почему ты написал это по­
рус с ки ?» Робея,
я
отв ети л,
что
я
мог
бы
написат ь
и
по-
калмыцки,
но
тогда
ее
проч тет
меньше
н арод у.
Т огда
Б асанго в
сказал : «А не находишь ли ты,
что,
сам
того
не
же лая,
ты
уподобился
той
лисице,
что
пробежала
от
Элисты
до
Каспийского
м оря
и,
набрав
в
рот
во ды,
в ер­
нулась
обратно,
полагая,
что
напоит
калмыцкую
степь
в лаг о й?» Наверно,
надо
бы
бы ло
иметь
н ема лое
самообла­
дание,
чт обы
по сле
столь
зло й
тирады
устоять
на
ногах.
Да
тот
ли
это
был
Басангов,
который,
опасаясь,
что
мо­
лодая
женщ ина
ненароком
намочит
но ги,
накрыл
лужицу
1С6


кожанкой?
Оказывается,
тот
самы й,
и
в
своей
стро­
гой
реплике
он
ни
на
д юйм
не
отступил
от
рыцарствен­
н ого
Ба санг ов а!..
Когда
речь
идет
об
уроках
мастерства,
самые
лучшие
у чите ля
—
те,
к отор ые
не
ст ольк о
мил у ют,
сколько
школят...
У
зрелого
Кугультинова
есть
поэма
«Явление слова».
Поэме
предпослана
дудинская
ст рок а: «Душа моя,
а
все
ли
ты
св е ршила?» Это поэма о том искомом,
больше
т ого
—
вожделенном
слове,
к оторое
льстит
себя
надеждой
н айти
ис тинны й
художник
и
которое,
увы,
час то
так
и
остается
вожделенным.
Но
ну жно
н е малое
мужество,
чтобы
на­
писать
такое,
и
в
эт ом
нравственная
сила
по эта,
боль­
шог о
поэта,
ибо
он
е сть
как
человек
и
художник
до
тех
по р,
пока
сознает
несовершенство
св оей
работы,
как
бы
она
объективно
ни
б ыла
хороша.
Многомудрый
Басан го в
обратился
к
притче
о
лисе,
б егу щей
бескрайней
ст епью
с
капелькой
каспийской
в оды
во
рт у,
чтоб ы
сказать:
стремление
о бр ести
чи тате­
лей
в
мире,
кото рый
зовется
советским,
не
требует
от­
каз а
от
языка
твоих
отцов
и
дедов.
Напротив,
есть
смы сл
пи сать
именно
на
это м
язы ке,
ибо
тут
ты
особенно
си­
лен .
Наверно,
это
ин те ресн о,
как
поэт,
представляющий
стотысячный
народ,
вышел
за
пределы
этог о
народа
и
стал
всемирно
известным.
П росле ди ть,
этот
процесс
—
зад ача
во
в сех
отношениях
благодарная.
Ни кто
не
про­
сил
Кугультинова
отказываться
от
родного
языка,
бо льше
тог о
—
как
по к азы вает
пример
с
Б асанго вы м,
просьба
б ыла
как
раз
обратной.
Но
б ыло
и
иное,
его
определял
зов
живой
жиз ни,
ее
веление.
О
чем
речь?
Рядом
бы ла
великая
русская
литература,
для
которой
самым
характерным
было
сочетание
великих
художест­
венных
достоинств
и
демократических
устремлений,
сво ­
бодолюбия.
Опираясь
на
это
богатство,
можно
б ыло
сд е­
л ать
много
д обр ого
и
для
родной
Калмыкии
и
ео
литературы.
Наверно,
вот
эта
истина
явилась
для
Куг уль ­
тинова
заветом,
следуя
к оторому
Кугультинов
стал
т ем,
кем
известен
се годня .
Наверно,
закономерно
и
симво­
лично,
как
советские
интеллигенты
поколения
Кугульти­
нова,
будь
то
г руз ины,
ка зах и,
армяне
или
калмыки,
сего д ня
знают
ру сс кую
литературу.
Ес ть
некий
блеск,
для
человека
завидный,
в
том,
как,
например,
Айтматов,
Сулейманов
и
тот
же
Кугультинов
в ла деют
русским^
137


не т,
ре чь
идет
не
о
языке,
хотя
и
в
этом
ест ь,
выражаясь
традиционно,
некий
аристократизм,—
разговор
о
боль­
шем :
как
они
владеют
явлениями
р усс кой
литературы,
обнаруживая
ту
глубину
з на ний,
которая
не
возникает
вдруг
и
воз м ожна
как
результат
творчества
нового
чело­
в ека,
нового
и
сво ей
принадлежностью
к
о бщно сти
лю­
дей,
которой
прежде
не
был о.
И
в
заключение
мы
хоте ли
возвратиться
к
циклу
поэт а
о
благод атн ом
апреле.
В сем
кугультиновским
за­
мыслам
свойственны
глубина
и
поступательность,
иду­
щая
издалека
и
неотвратимо
на р аста ющая,
как
ск азал
бы
поэт,
многоступенчатость.
Апрель
в
степи
душист
и
светел,
Он
—
словно
жаворонка
трель...
Но
нынче
я
средь
степи
встретил
Совсем
особенный
апрель...
В
нем
запах
т рав
и
шум
широкий,
Ве сны
о бы чной
с трой
и
лад
И
мировой
весн ы
истоки,
Р о дивш ейся
сто
лет
назад...
Так
вот
куда
ве дет
кугультиновский
з ам ысел
о
степ­
ном
апреле!
Не т,
апрель
не
просто
отвлеченный
символ
пробуждения,
не
только
знак
о б новле ния
жиз ни,
но
и
символ
революционной
но ви,
живым
олицетворением
ко­
торой
является
великий
учи те ль:
В
часы,
когда
я
ду маю
о
не м,
Когда
его
п ор трет
со
мною
рядом,
Мне
представляется
Река
Вр ем ен,
Она
вз лет ает,
падае т
каскадом,
То
бешено
ликуя
меж
камней,
То
с
плачем
с илясь
разорвать
границы,
А
он
всю
мудрость,
что
сокрыта
в
ней,
Вбирает,
не
утратив
ни
крупицы.
Все
до с ти женья
смелого
ума
'
Постигнув
и
найдя
меж
ними
звенья,
Он,
Ленин,—
мудрый ,
точно
жиз нь
сама...
Да,
мудрый,
точно
жизнь,
мудры й
и
воодушевленный
труд ом
преобразования,—
вот
су ть
кугультиновского
цикла
о
революционной
весне,
шествующей
по
земле.
Стоит
ли
говорить,
как
характерно,
что
у
это го
цикла
такой
зачин
и
такой
венец,—
на
наш
взгляд,
здес ь
ве сь
Кугультинов.
168


Вели к
и
многообразен
мир
кугультиновской
поэзии.
Большой
мир,
хотя
Калмыкия,
бы ть
может,
и
не
столь
вели ка.
Но,
войдя
в
наш у
жизнь,
поэт
точно
и
Ка лмык ию
сд елал
больше,—
вот
о на,
с ила
поэта.
Но
поэт
в
пути,
и
песня
его
в
пути.
Тот ,
кому
ве дом
мир
кугультиновской
поэзии,
убежден:
по эт
принес
нам
еще
не
все
сво и
дары.
У
поэзии
Кугультинова
неоскудевший
источник
—
с ерд­
це
поэта.
Я
ру ку
к
сердцу
приложил,
подумал,
Кто
там
ст учит ?
Не
ты
ли,
песнь
моя,
Рождаясь
в
мир ,
еще
некр епким
клювом
С ту чишь
из
скорлупы
небытия?
Как
ни
многотрудна
была
жиз нь,
п оэт
возобладал
—
его
муза
наб ир алась
сил
вместе
с
сер дцем .


АТАРОВ
нач але
тридцатых
годов
жил
я
во
Владикавказе,
работал
в
газете,
много
ездил
по
р авнинам
и
гор­
ным
дорогам.
Был
—
и
не
раз
—
в
Садоне,
на
рудниках,
в
Бесла­
не,
где
строился
маисовый
комби­
на т,
в
т есни нах
Терека
и,
разуме­
ется,
на
Гизельдоне,
где
в
ту
пору
укладывались
последние
камни
гидростанции.
И
хорошо
помню:
ку да
бы
ни
устремлял
свои
стопы,
всю ду
мне
называли
имя
писателя,
которы й
уже
поб ыва л
здесь
до
мен я,
не­
изменно
од но
и
то
же!
Ну
что
тут
скажешь?
Ты
сч и­
таешь,
что
тори шь
заповедную
тропу,
а
ее
уже
кто-то
прошел
до
те бя.
Первый
раз
ты
это
как-нибудь
пережи­
вешь,
а
когд а
тебе
гов орят
об
эт ом
вновь
и
вновь,
боль­
ших
симпатий
к
твоему
тайному
сопернику
ты
не
испы­
тываешь.
Впрочем,
справедливости
ради
следует
сказать,
что
б ыла
в
творчестве
этого
писателя
одна
черта,
которая
подкупала:
то,
что
он
писал,
б ыло
отмечено
не
только
оперативностью,
но
и
значительными
стилевыми
д остои н­
ствами.
Я
ск аз ал:
не
толь ко
оперативностью.
Но
и
опе­
ративность
бы ла
завидной.
Поистине
т ебе
следовало
еще
поня ть ,
как
складывалась
география
написанного,
в
та­
кой
мере
обширная,
в
какой
она
мож ет
быт ь,
ес ли
у чи­
ты вать
бескрайние
наши
пространства.
Сегодня
мы
им еем
возможность
ответить
на
этот
вопрос
более
полно,
чем
прежде,
по
той
самой
при­
чине,
что
вышло
в
с вет
наиболее
об стояте ль ное
двух­
томное
издание
того,
что
напи сал
Николай
Сергеевич
Атаров.
Двухтомник
Николая
Атарова
состоит
из
вещей,
до­
бытых
в
поте
лица.
Автору
его ,
что
н азы в ается,
на
ро ду
было
написано
добывать
строки
нелегким
т рудом ,
потому
что
тот,
кто
вызывал
его
к
жизни
как
писат еля ,
сам
был
таким
(Николай Сергеевич начинал в «На ши х
дости­
жениях»).
И
двухтомник,
о
котором
идет
речь,
пожалуй,
170


является
в
первую
оче ред ь
свидетельством
верности
горьковскому
пр инципу:
утвердить
бытие
как
деян ие .
Факт
никогда
не
будет
произведением
иск у сст ва,
если
он
не
окрылен
сознанием
и
образным
мышлением
художника.
Все
это
очевидно,
но
ест ь
и
в
факте
н ечто
такое,
что
влечет
к
нему
художника:
э нерг ия
пр а вды,
сила
достоверности.
Кажется,
ин ой
раз:
пр изо ви
фанта­
зию,
изобрети,
и
то,
что
ты
создашь
силой
своего
вы­
мысла,
бу дет
ярче
и
многоцветнее
фа кта,
добытого
в
жизни.
Но
все-т ак и
художник
т яне тся
к
факту,
добы­
тому
в
горн иле
бытия.
Он,
эт от
факт,
для
художника
тот
камертон,
по
к отором у
подчас
определяешь
степень
убедительности,
а
следовательно
и
силу
вымысла.
И
как
ни
бога та
тв оя
фантазия,
жизнь
богаче
ее.
Поэтому
то,
что
подскажет
факт,
мож ет
навести
на
мысль,
которая
в
иных
обстоятельствах
не
обязательно
посетит
тебя.
К
тому
же
факт,
подсмотренный
в
жи зни, —
это
и
новая
деталь,
и
новый
образ,
и
новые
краски...
Давно
установ­
лено:
секрет
долголетия
мастера
—
в
постоянной
новизне
изобразительных
ср едст в.
Как
ни
наивен
с
первого
вз гля­
да
поход
за
тридевять
земель
за
чудо-жар-птицей,
име­
нуемой
в
прос торе чи и
фактом,
этот
путь
нередко
явля­
ется
кратчайшим
путем
к
усп е ху.
Все
эти
мысли
приходят
на
ум,
когд а
думаешь
об
атаровских
произведениях,
таких,
как
«Повесть о первой
лю б ви », «Коротко лето в горах»
и
др угих.
Близость
к
жиз ни
подсказала
писателю
эти
сюжеты.
Да
тол ько
ли
в
близости
к
жизни
дело?
В едь
это
т руд
требовательного
художника.
Я
вижу ,
каки м
языком
написана
атаровская
проза,
как
соот не се ны
пропорции
даже
в
этюдах,
как
найдены
детали
и
как
интересно
все
это
по
мысли .
Кстати,
при
обстоятельствах
р авных
Н.
Атаров
пред­
почитает
газету,
потому
что
она
да ет
возможность
ему
говорить
с
многомиллионной
аудиторией.
Что
же
каса­
етс я
качества,
то
оно
у
него
не
подразделяется
на
не что
такое,
что
пиш ет ся
для
се годн яшне го
дня
и
для
б уду­
щего
читателя.
Скажу
больше:
то,
что
он
делает
для
с е годня шнего
дн я,
как
раз
и
рассчитано
на
долгую
жиз нь.
Многое
из
то го,
что
написал
Н.
Атаров,
рож де но
писа­
тельской
причастностью
к
жизни.
Педагог
по
образова­
нию,
а
еще
точнее
—
просвещенец
(в том высоком зна ­
чении
этого
слова,
какое
оно
обрело
у
нас
в
первое
де ся­
тилетие
после
ре во лю ции), он,
став
писателем,
не
пере­
171


стал
быт ь
и
просвещенцем.
Именно
с
эт ой
целью,
б удучи
депутатом
одного
из
райсоветов
Мо ск вы,
пришел
он
в
пе­
дагогическую
се кцию
и
немало
там
сделал
д обр ого.
Для
конкретного
де ла
и
для
литературы.
Его
книга
«Не хочу
быть
маленьким»
—
п лод
это го
труда
и
этих
раздумий,
проникнутых
в ысо кой
гражданственностью.
Педагогиче­
ские
этюды
Н.
Атарова
име ют
и
самостоятельный
инте­
рес.
И
яв л яются
своеобразной
разведкой
бо ем
к
его
гл авным
произведениям,
пос вящ е нным
большим
пробле­
мам
нашей
молодежи.
Читая
произведения
многих
наших
м ас теров
ли т ера­
туры,
созданные
не
за
одно
десятилетие,
мы
вид им:
воз­
ник
новый
тип
пи сателя,
для
которого
пафос
граждан­
ской
т емы
и
гражданского
деяния
—
его
существо,
его
пер во су ть.
В
атаровской
книге
«Не хочу быть маленьким»
есть
такие
ст р о ки: «В детстве горячее солнце,
гущ е
трава,
обильнее
дож ди
и
смертельно
интересен
каждый
чел о-
кек».
Мне
кажется,
что
волнение,
которое
владеет
тобой,
когда
ты
читаешь
эту
книг у,
об ъ ясняе тся
т ем,
что
автор
как
бы
сомкнул
с вое
детств о
с
заревой
порой
жиз ни
св о­
их
героев,
свой
Владикавказ
с
таежной
Сибирью,
Пяти-
хатками,
Одессой,
Москвой,
где
живут
описанные
им
люди.
Редко
в
каком
ра сск азе
А таров
не
об р ащ ается
к
Владикавказу
и
владикавказцам
—
они
колоритны
и
ду­
ховно
красивы,
его
земляки.
Здесь
и
осетинский
Э ди­
сон
—
Цыпу
Байматов,
по
мыс ли
которого
б ыла
воздвиг­
нута
гидростанция
на
реке
Г ихе льд ои.
И
народный
ар­
т ист
Владимир
Т хап саев,
великолепно
сыгравший
па
осетинском
языке
шекспировские
роли.
И
профессор
Все­
в олод
Александрович
Васильев,
давший
кры лья
многим,
в
том
числе
и
А та рову.
Случи лось
так,
что
я
про жил
во
Вл адик авк азе ,
ны­
нешнем
Орджоникидзе,
несколько
лет
и
зн ал
героев
А та­
рова.
Ходил
с
Байматовым
из
Кобани
в
Даргавс,
к огда
с троил ся
Г из ел ьдон.
Был
свидетелем
первых
шагов
о се­
тинского
театр а.
Не
раз
беседовал
с
Васильевым.
З нал
атар о вс кий
Владикавказ,
не
з ная
Атарова.
Не
пом ню,
говорил
ли
я
с
Васильевым
о
его
пит ом це.
Если
говорйл,
Всеволод
Александрович
мог
произнести
нечто
такое,
что
я
слышал
от
н его
не
р аз: «Психология человеческого
лоступка
—
это
и
ест ь
лит ер ату ра».
Не
зная
мдих
172


отношений
с
Владикавказом
и
Васильевым,
Николай
Сер­
геевич,
в
сущности,
повторил
слова
своего
с та рого
-учи­
тел я,
когда
двадцатью
годами
позже
я
принес
ему
в
жур­
нал
«Москва»
повесть.
Видно,
не что
кр ов ное
перешло
от
учи теля
к
ученику.
Кров н ое.
Вот
прочел
новую
книгу
Ник олая
Сергеевича,
и
она
отозвалась
в
мо ем
сердце
сло­
вам и
его
старо г о
про фе ссора : «Психология человеческого
поступка
—
это
и
есть
литература».
Даже
интересно,
как
книга,
которая,
в
сущности,
яв­
ляется
сборником
га зетн ых
и
журнальных
очерков
ав­
тора,
может
так
взволновать
читателя,
ст ать
зримым
со­
бытием
общественной
и
литературной
жиз ни.
Великие
потрясения
жиз ни,
выз в анные
рев олюци е й,
и
че лове к
—
вот
ве дущая
мысль
книги.
Пс их ол огия
человека,
весь
уклад
бы та
и
прежде
всег о
семья
и
школа.
Именно
семья
и
шк ола.
Отец.
Мать.
Дети.
Учитель.
Ученики.
Око
книги,
ее
проз о рл ивый
взгляд
—
сам
писатель,
его
мировоззрение,
гражданская
совесть,
его
способность
видеть
правду,
его
верность
этой
правде,
верность
хра­
брая,
бескомпромиссная.
У
Атарова
есть
возможность
в
самой
кн иге
п огов орит ь
на
эту
те му
с
читателем.
Прямо
на
эту
тем у.
В
к ниге
четыре
очерка
о
п ис ате­
лях —
Гроссмане,
Паустовском,
Ив ане
Катаеве,
Пановой.
В
прекрасном
оче рке
о
Василии
Гроссмане
автор
отв е­
тил
на
кардинальный
для
себя
вопрос:
как
он
представляет
се бе
призвание
пи сател я? «Быть писателем-
антифашистом
—
значит
обладать
гражданской
зоркостью,
чувствовать
ответственность
перед
мертвыми,
чи тать
свою
рукопись
глазами
т ех,
кто
погиб».
Это
сказано
с
пр ям отой
и
хра брос тью
п ра вд ы: «...читать
св ою
рукопись
глазами
тех,
кто
погиб».
По
мне нию
автора
книги,
к
бесстрашию
подвигнул
п ис ателя
народ
на
войне.
С
бесстрашием
большого
ху­
дожника
он
сши ба ет
силы-антагонисты,
утве ржд ая
честь
и
со вест ь.
Атаров
по
образованию
педагог.
Его
большая
проза
—
«Повесть о первой любви»
и
«Коротко лето в го ­
рах»—
посвящена
проблемам
молодежи.
Молодежь
и
ко м­
плекс
проблем,
ее
в олную щи х,
живут
и
в
к ниге
Атарова.
Писат ель
создал
здесь
с вой
жанр .
Он
наз ывает
его
очер­
ком-рассказом.
Я
бы
назвал
этот
жан р
педагогической
н ов еллой.
Она
всегда
насущно
злободневна,
эта
новелла,
проблемна,
инт ересна
по
св оей
фи лосо фско й
сути,
по
изобразительным
средствам.
В
отли чие
от
многих
про из­
ве д ений
документальной
литературы,
н ов еллы
Атар о ва
173


отнюдь
не
о дно днев ки.
Убежден,
что
их
будут
читать
зав тра
с
той
же
ст раст ью,
с
какой
мы
читаем
их
се­
годня.
И
не
только
потому,
что
из
множества
пр о блем,
которыми
отмечен
сегодняшний
ден ь,
Атаров
избрал
са­
мые
острые
и
ве чны е,—
сами
нов е ллы
художественны.
В
сочетании
с
возможностями
большой
ежедневной
газеты
стол ь
мобильный
жанр ,
как
атар о в ская
новелла,
средство
действенное.
Оно
позволяет
писателю,
ищу ­
ще му
все
новых
и
новых
фо рм
сопричастности
с
дейст­
вительностью,
не
утрачивать
ко н такта
с
жи зн ью.
Одна ко
писатель
не
переоценивает
здес ь
своих
да нных .
Он
п они­
м ает,
что
и
о пыт
жиз ни,
и
ратный
тр уд
в
год ы
войны,
п
не м алое
жу р налист ск ое
умение
не
могут
дать
ему
всего,
что
требует
избранная
им
стезя.
В
сам ом
дел е,
профе с сио на льно е
умение
писат ел я,
как
и
его
жизненный
опыт,
мертво,
ес ли
автор
далек
от
тог о,
чем
жив ет
на род
с егодн я.
Будить
беспокойство,
не
дать
«заслониться и остынуть»!..
Именно
эти м
объясня­
ется
неу ем ная
жажда,
с
которой
Атаров
ищет
общения
с
живой
жиз нь ю,
бу дь
то
не ож ида нный
полет
за
пят ь
тысяч
ки лом етров
от
Москвы,
где
трагически
оборвалась
•жизнь девочки,
или
работа
в
комиссии
по
борьбе
с
бес­
п ри зорн ост ью,
куда
повл ек ли
его
депутатские
об язан ­
ности.
Не
дать
заслониться
и
о сты нут ь!..
То,
что
делает
пи­
сатель,
по
сути
своей
не
только
литература,
но
и
пед а­
гоги к а,
а
он
сам
просвещен
в
том
значении
этого
слова,
в
каком
его
понимали
наш и
первоучители
Луначарский,
Крупская,
Макаренко.
Да
и
предметом
разговора
явля­
е тся
событие,
для
педагога
проблемное.
Тольк о
п ред елы
аудитории
необычны
—
сотни
пи сем,
идущих
в
адрес
Ата-
рова,
дают
л ишь
приблизительное
представление
об
эт их
пределах.
Нередко
писат ель
просит
слова
в
связи
с
с обыт ием,
которы м
отм е чен
минувший
день.
Событие
ёмко.
В
нем
и
философия
времени,
и
психология
человека,
и
едино­
борство
сил-антагонистов,
един обо рс тво
смертельное.
Силы
эти
не
анонимны.
Не
на
жизнь,
а
на
смерть
иде т
б орьба
нового
со
старым,
добра
со
злом.
Борьба,
первыми
жертвами
которой
поч ти
всегда
яв ляю тся
де ти.
И
вот
пи сате ль
говорит
с
тринадцатилетним
правонарушителем,
пытаясь
вникнуть
в
смы сл
гл уб око
трагических
с лов,
произнесенных
м а льчи ком : «А мне никогда не исполнит ­
ся
четырнадцать».
Или
устремляется
за
пять
тысяч
174


ки лом етро в
от
М ос квы,
чтобы
склониться
над
железно­
дорожным
полотном,
где
за
несколько
дн ей
до
эт ого
бр о­
силась
под
поезд
четырнадцатилетняя
девочка
—
не до­
мыслие
родителей
толкнуло
ее
на
это .
И ли,
вызванный
не ожид а нно
те л е фонным
звонком
на
людную
московскую
п лоща дь,
стоит
перед
д ев очкой
в
заячь ей
шап ке,
ре шив­
шей
поведать
ему
ист ор ию
о
неумном
ди ре кт оре,
исто р ию
столь
же
скорбную,
с коль
и
по учи те льн ую.
И
писат ель
исследует
событие,
чтобы
по
прямой
от
него
до йти
до
правды.
Дой ти
не
заслоняясь.
И
выв о ды,
к
которы м
обращается
писатель,
звучат
по чти
афористично.
К
человечеству
над о
идт и
от
человека.
Чем
больше
самоуправления,
тем
меньше
самоуправ­
ства.
И
еще.
Ничто
так
не
обезоруживает
человека,
как
узаконен­
ное
зло.
Формы
этого
зла
могут
бы ть
различны,
но
од но
характерно
и
для
него:
оно
обороняется
законом,
и
под­
час
небезуспешно.
Ничто
так
не
способно
искалечить
юную
д ушу,
как
это.
Самодур,
ставший
д ире к тором
школы,—
это
до стато ч но
узаконенное
зло.
И
не
только
для
ребенка,
по ле
зрения
которого
в
это м
возрасте
огра­
ничено
сам ой
природой,
но
и
для
школы.
Кстати,
в
одн ом
из
рассказов
книги
пи сател ь
повест­
в ует
о
то м,
как
он
участвует
в
изгнании
та кого
дирек­
то ра:
человеку
с
совестью
не
ст рашно
зло,
есл и
да же
оно
ле гал из ова но.
Совесть
ведь
идет
не
от
бумаги,
уза­
конившей
зл о,
а
от
первозакона
государства,
у
колыбели
которого
с тояли
Октябрь
и
Ленин.
Писат ель
сделал
благо:
не
позволил
обр ат ить
закон
в
щит,
спо собн ый
прикрыть
з ло.
Р азу мее тся,
важно,
что
он
помог
покарать
с ам одура.
Еще
важ нее,
что
сберег
чи ст оту
закона.
Для
всех
важно.
Для
де тей
—
во
сто
крат.
Книга
повествует
о
событиях
подчас
не
радостных,
однако
мы
закрываем
ее
со
св ет лым
чувством.
Поче му
так?
Это
книга
человека,
глубоко
верящего
в
сво й
идеал.
Книга
коммун и ста ,
для
которого
превыше
всего
судьба
то го
большого
и
во
веки
веков
непреходящего,
что
во
всем
ми ре
зо ве тся
русс ки м
Октябрем.
Своеобразным
камертоном
здесь
явля е тся
новелла
«Ночь в Зарамаге»,
но ве лла
об
Осетии,
нов е лла
вдохновенная
и
г лубоко
фило­
софская,
о
маленьком
нар о де,
к оторы й
завоеватели
загна­
ли
в
скалистые
тупики,
раз дроби в
по
ущельям,
О
малень­
175


ком
нар о де,
который
О ктяб рю
о бязан
своим
физическим
существованием,
сами м
своим
спасением.
«Какой же си­
лы
нужен
был
переворот
жиз ни,
чтобы
горы
как
будто
прилегли
и
выпу с тили
из
ущелий
запертый
в
них
ма ле нь­
кий
на род» .
В
этом
р ассказе
—
пафос
книги,
ее
истинное
звучание
и
то
большое,
что
в
кон еч ном
счете
являе тс я
эпицентром
рабо ты
писателя,—
его
вера.
У
литераторов,
когда-то
работавших
в
журнале
«На ­
ши
достижения»,
гов орят,
пользовался
ус пе хом
такой
р асск аз.
В
журнале
существовало
правило:
все
рукописи,
поступающие
в
редакцию,
посылались
Горькому
в
Сор­
рен то.
Так
сделали
и
с
первой
атаровской
рукописью,—
кажется,
то
был
очерк
об
ос ет инско м
Эдисоне,
с
которого
мы
нач али
рассказ.
Когда
минули
положенные
м еся­
цы
и
автор
пришел
в
редакцию,
чтобы
узнать
о
судьбе
ру­
кописи,
редакторы
встретили
его
едва
ли
не
одн ими
и
теми
же
сл о вами : «Держите его,
ре бя та!» Молодой автор
был
и
ошеломлен,
и
озадачен,
однако
не на дол го.
Ему
по­
казали
рукопись
его
оче рк а,
вернувшуюся
от
А лек сея
Максимовича.
Доброе
отношение
к
очерку
и
его
автору
Го рьки й
оп реде лил
весьма
оп реде л ен но: «Держите его,
реб ята !»
Оказывается,
к
пр ихо ду
Атарова
в
литературу
Ал ек­
сей
Максимович
был
причастен,
и
весьма
непосредствен­
но:
выбор
и
на
это т
раз
был
стоящим.
По
разным
пово­
дам
я
чит ал
письма
Ник о лая
Сергеевича
к
литераторам.
Среди
них
были
литераторы
отнюдь
не
т олько
мо ло дые.
Тем
более
характерно,
как
дорожили
они
мнением
Ата­
рова.
В
эт их
письмах
был и
гражданская
зр елост ь,
и
вкус,
и
интеллект,
и
та
доброжелательность,
без
к оторой
немы­
слим
раз гов ор
лю дей
творческих.
И
я
подумал:
горьков­
ская
школа .
Старая
ис тина
гла с ит:
только
бескорыстие
воздается
сторицей.
«Сделай добро и забудь»,—
гов оря т
на
родине
Атарова.
Жизнь
и
труд
писателя,
так
кажется
мне,
отра­
зил и
эту
и ст ину.


ТЕВЕ
КЕЛЯН
ак ое
не
просто
за быт ь.
Город
проснулся,
он
был
полонен
лю дьми,
кот оры х
никогда
пре­
жде
не
видел.
«Беженцы!» —
это
с лово
я
услышал
из
уст
ма­
те ри
—
в
нем
бы ла
полная
мера
сострадания,
но
оно
ничего
не
объясняло
моему
дет ско му
ум у.
Каз ало сь,
л юди
бежали
от
дьявольского
огня,
которы й
разразился
вдруг
и
все
еще
го­
нит ся
за
ними,—
на
лицах
тех,
кто
пришел
в
эту
ночь
в
город,
еще
удерживался
стр ах.
Я
помню,
как
мать ,
поставив
ближе
к
огню
медный
таз
(по-м ое м у,
д ело
бы ло
ос е нь ю), мыла в нем черноголового
малы ша.
А
подле
ст оял
отец
малыша
и,
взды х ая,
закры­
вал
неожиданно
к ру пной
рукой
глаза,
едва
слышно
п ро­
износя: «Ах,
аствадз!..
Ах,
аствадз!..» —«О
бож е!..
О
бо­
ж е!..»
Чел о век
был
могуче-приземист,
с
сильными
рука­
ми,
которые
он
держал,
чут ь
приподняв,
отчего
плечи
казались
ш ирины
диковинной.
Маленький
черноголовый
че лов еч ек,
по
смуглому
т елу
которого
сей час
гулял
доб­
рый
кусок
казанского
мыла,
был
только
ростом
меньше,
а
в
остальном
был
копией
от ца
—
что-то
было
в
его
креп­
кой
ста ти,
в
цвете
его
густо-коричневой
к ожи,
в
самом
ее
бл еске
от
карагача,
ушед шег о
твердыми
корнями
в
скалу
и
расщепившего
ее
своей
невероятной
силой.
Не­
по нят ным
было
одно:
каким
обр аз ом
в
сердцах
этих
м огучи х
людей,
само й
природой
созданных
для
жиз ни,
можно
бы ло
поселить
страх?
В
тот
раз
я
не
знал,
что
мать
моя,
явив
участие
к
ма лыш у,
вы бр ала
мне
друга
—
со
временем
его
рассказ,
как
я
сейчас
в спо ми наю,
бе с­
поща д но
правдивый,
воссоздал
и
передо
мною
су щест во
трагедии.
В
той
мер е,
в
какой
это
дос туп но
моему
р аз­
умению,
это
был
вз рыв
вандализма,
по
с ути
сво ей
фа­
шистского,
когда
це лый
народ
был
поставлен
вне
за ко­
на,—
я
имею
в
виду
разгул
османского
неистовства
в
Карсе,
Олти,
Ардагане
и
других
горо дах
бывшей
империи
в
1915 году .. .
Я
никогда
не
говорил
Варткесу
А рут юно­
177


вичу
Тевекеляну
обо
всем,
чему
был
ко гда- то
св и дете ль,
но,
глядя
на
него,
понимал:
передо
м ной
челов е к,
про­
шедший
через
те
самые
врата
ада ,
о
к оторы х
поведал
мне
мой
ю ный
друг.
Сам
облик
Тевекеляна
я
незримо
со­
относил
с
этим
со быт ием
в
его
жизни.
Кон е чно,
его
по­
зиц ия
к ом му нист а- инт ернацио налист а
бы ла
определена
и
иными
прич ина ми,
но
от
этого
со быт ие,
о
котором
я
гово рю ,
не
стало
для
не го
менее
важны м,
его
поиски
иде­
ала
б ыли
вы зв аны
и
пережи тым
на
заре
жиз ни, —
кстати,
об
этом
убедительно
говорили
и
его
книги.
Ес ли
я
хоте л
понять
Тев еке лян а,
мне
следовало
помнить
о
происшед­
шем .
И
то,
с
како й
самоотверженностью
он
встал
на
сто­
рон у
советской
власти,
увидев
в
э том
свою
жизненную
стезю,
с вое
призвание.
И
то,
что,
приняв
сторону
нового
стр оя,
он
избрал
пут ь
наит ру д нейш ий
—
чекист,
солдат
рыцарственной
армии
Дзержинского.
И
то,
что
с ила
со­
вести ,
добытая
в
горн и ле
бытия,
выстраданная,
стал а
для
эт ого
человека
первозаповедыо
жизни.
По жал уй,
последнее
был о
в
Тевекеляне
гла вным ,
опо
и
меня
повлекло
к
этому
человеку.
У
нег о
бы ла
очень
армянская
внешность:
нос,
как
мне
виделось,
орлиный,
тяжел ы е
веки,
кот орые
он
устало
смежал,
улыбка
замет­
но
ск епт ич еск ая,
к оторой
он
пытался
оспорить
мнение
со­
беседника.
Его
дар
общения
сказывался
в
способности
вести
бесе ду
на
полутонах,
исследуя
предмет
раз гов о ра,
овладевая
мыслью,—
необыкновенно
воодушевляло
его
умение
слушать.
Он
об лада л
редким
даром
устанавливать
душевный
ко н такт
с
соб еседник ом ,
в
первосути
которого
деликатность,
такт,—
с
ним
было
ле гко
разговаривать.
Люди
искали
общения
с
ним,
к
нему,
как
я
заметил,
шли
люди.
О
чем
обычно
у
нас
шла
речь ?
Об
Армении
и
ар мя­
нах,
их
национальном
характере,
их
исторической
судьбе,
их
миссии
в
соо бщ ест ве
кавказских
народов,
как
эта
м ис­
сия
яви л ась
прежде
и
те пе рь,
об
их
отношении
к
Росспп
и
русским,
о
рус с кой
ис тории
и
культуре,
как
она
бы ла
в оспр иня та
Кавказом
и
Арменией,
о
рус с кой
литературе,
ве лик ой
русской
лит ер ату ре,
что
для
моего
собеседника
и
мен я
б ыло
темо й
неизменно
на су щной ...
Мне
б ыло
инте­
ресно
мнение
Тевекеляна:
оно
всегда
бы ло
пр ям ым,
бес­
компромиссным,
свободным
от
привходящих
об с тоя­
тельств,
отв еча ющим
на
воп ро с.
Последнее
объяснило
мне
Тевекеляна,
его
нат ур у,
су­
щественное
в
его
натуре.
О
чем
я
го ворю ?
Только
т акая
178


верность
иде е,
какая
был а
у
Тевекеляна,
могла
об ъяс­
нить
нам,
смертным,
его
жизненную
активность.
Актив­
ность,
которую
можно
сравнить
с
негаснущим
пламенем.
Наверно,
таким
должен
быт ь
ис тинн ый
революционер-во­
итель.
Годы
шли
за
г о дами,
новые
вехи
устанавливала
страна
—
Тевекелян
всегда
был
на
уровне
этих
ве х.
На
заре
революции
—
р ядо вой
ее
новой
армии.
В
годы
ста­
новл е ния
—
чекист,
бор ец
за
правопорядок
революции.
В
последующие
год ы
—
генштабист
инд уст ри аль ной
ар­
мии,
представитель
ее
вы сшег о
комсостава.
У
жизне нно й
активности,
о
которой
и дет
ре чь,
счастливая
звезда,
и
она
тем
счастливее,
что
светит
человеку,
сд ела в шему
содер­
жанием
жи зни
литературу:
знание
действительности.
Да,
он
с
оди на ков ой
уверенностью
мог
обратить
с вое
худож­
ни че ское
око
к
гражданской
вой не
и
к
мирным
време­
нам,
воссоздав
такое,
че му
свидетелем
мог
быт ь
только
он.
Тевекеляповское
п ра в ило : «Писать только то,
что
зна­
е шь », действовало неукоснительно:
надо
отдать
ему
долж­
но е,
он
з нал
предмет.
И
еще
одно,
что
бы ло
следствием
его
жизн е нной
ак­
тивности,
возникшей
из
самих
его
первоистоков:
он
в ели­
коле пн о
понимал
роль
революционной,
ленинской
Ро ссии
в
су дьбе
своего
народа.
Наверно,
э тим
объ яс няется
един­
ственный
в
своем
роде
факт:
его
русский
был
вызван
и
характером
веры.
То
обс тоят ельст в о,
что
он
усовершенст­
во вал
эт от
русский
в
такой
мер е,
чтобы
стать
литерато­
ром ,
пи шущи м
по-русски,
свидетельствует,
в
какой
м ере
он
был
предан
эт ой
вер е.
Человек
зрелый,
он
не
писал
пустых
вещей.
И
его
ром а ны,
кот оры е
вошли
в
сознание
читателя,
отличает
значительность
содержания.
Если
он
бр ался
-за
перо,
он
знал,
что
скажет
читателю
нечто
такое,
что
того
обогатит.
Наверно,
это
проистекало
от
его
п они мания
п ро­
и схо дяще го,
ясности
взгляда
—
надо
б ыло
прожить
жизнь,
какую
прожил
Тевекелян,
чтобы
обрести
эту
завидную
ясность
мы сли.
Л юди,
знавшие
Варткеса
Арутюновича,
оче нь
ценили
это
его
качество
—
в
сочетании
с
доброй
волей,
которая
был а
так
ему
свойственна,
его
с овет
все­
гда
был
весом.
—
Надо
сделать
так,
чтобы
это
не
повторилось,—
ск а­
зал
мне
однажды
Тев еке лян
—
он
говорил
о
со быт ии,
с
которого
я
н ачал
сво й
рассказ.
Нельзя
забыть
сказанного
Тевекеляном,
но
с
особой
силой
эти
слова
воспряли
в
мо ем
сознании,
когд а
весной
179


семьдесят
п ятого
года
я
посетил
Ереван.
Случилось
так,
что
мое
пре б ыва ние
там
со вп ало
с
днем
поминовения
па в­
ших.
Казалось,
вся
А рм ения
собралась
в
этот
день
в
Ер е­
ване,
чтобы
склонить
с вои
головы
перед
обелиском
на
горе
Еге рны ,
что
означает
—
же р твы.
В
большом
городе
не
б ыло
человека,
к отор ый
бы
не
принял
уча сти я
в
эт ом
шествии
ско р би.
Едва
ли
не
в
полночь,
находясь
в
одном
ереванском
доме,
я
видел,
как
молодые
лю ди,
вернувшие­
ся
со
сме ны,
собирались
присоединиться
к
колоннам,—
несмотря
на
поздний
час,
коло нн ы
продолжали
ид ти.
С
наступлением
ночи
зажгли
факелы
—
огненным
куша­
ком
точно
пе рев ило
гор од.
Шл и,
о тдав
себя
молчанию,
печально-торжественному.
Только
изредка
возникали
сти­
хи:
Иса ак ян,
Чаренц,
Севак
—
поэты
звали
народ
не
за­
бывать
пав ших .
И
я
был
в
э тих
колоннах.
Шел
и
думал
о
м оих
друзьях,
кот оры х
судьба
вын уд ила
навсегда
ост а­
в ить
родные
м еста
и
искать
убежища
на
земле
северного
друга.
Среди
них
был
и
Варткес
Арутюнович
Тев ек е-
лян
—
вос по мина ния
о
нем
были
для
ме ня
тем
более
до­
роги,
что
у
его
жи зни
было
од но
пред нач ер тан ие:
она
вся
б ыла
отдана
борьбе
за
сча с тье
Родины,
борьбе
деятельной
и
вы со кой,
у
которой
бы ла
и
своя
зада ча,
п одс казан ная
существом
человека, —«чтобы
это
не
повторилось».


ВИЛЬЯМС
1
ак -то
А ль берт
В и льямс
сказал:
—
Если
у
революции
был
день
первый,
то
Дж он
Рид
при­
зван
был
в осс озда ть
в
своей
знаменитой
книге
име нно
э тот
день,
своеобразный
ден ь
сотво­
рения,
когд а
революция
созда­
ла
св ою
землю
и
воду...
В
точном
соответствии
с
лексикой,
к
которой
обратился
Вильямс,
надо
заметить,
что
сам
он
при з ван
был
решить
задачу
не
менее
трудную:
рас ска зать
м иру
о
втором
дне
рев олю ци и.
2
Наверно,
для
писат еля ,
увлеченного
те мой
р ев олю­
ции,
день
второй
та ит
в
себе
нечто
такое,
что
не
м енее
значительно,
чем
день
первый.
Тот,
кто
помнит
к нигу
Рида ,
наверно,
заметил:
уже
в
ней
ест ь
упоминание
о
т ом,
что
он
намерен
продолжить
св ое
повествование
о
революции.
З аписны е
книжки
Рида,
хран ящи ес я
в
б иб­
лиотеке
Гарварда,
показывают,
что
настойчивость,
с
ко­
торо й
он
вел
их,
наблюдая
новую
жизнь,
явно
продикто­
вана
пониманием,
как
в ажно
продолжить
рассказ.
Этим
пониманием,
в
сущности,
был и
вызваны
и
поездки
Рида
ло
промышленному
Подмосковью,
и
его
путешествие
в
Баку,
з ак он чив шееся
столь
трагически,
и
его
решение
поселиться
на
Пресне
—
ре во люцио нна я
Пр есня,
как
он
полагал,
давала
возможность
познать
истоки
нов ой
жиз -
пи.
Одним
с лов ом,
Рид
готовил
себя
к
со здан ию
книги,
которая
своеобразно
продолжила
бы
летопись
революции,
по к азав
мир у
ее
второй
день .
Американские
друзь я
пр и­
сл али
мне
номер
журнала
«Либерейтор»
за
1918 год со
стать ей
Рид а
о
государственном
уст ройс тве
Советской
Страны.
Я
знал
эту
статью
по
переводам,
и
мне
б ыло
ин­
181


тер ес но
проникнуть
в
ее
анг лийск ий
текст.
Как
можно
предположить,
этот
текст,
будучи
текстом
ридовским,
д ол­
жен
был
сб еречь
ав то рскую
интонацию,
а
по
этой
при­
ч ине
больше
п оходит ь
па
очер к,
чем
на
ст атью .
На
столь
своеобычную,
требующую
точных
форм ул
те му
труд но
нап исат ь
не
с татью ,
а
очерк,
а
вот
Рид
написал
име нно
очерк,
в
котором
есть
все
элементы
жанра:
и
докумен­
та льна я
убедительность,
и
зримая
картина,
и
диалог,
и
авторское
раздумье.
Оч ень
п охож е,
что
этот
оч ерк
писал­
ся
с
да ль ним
прицелом:
он
должен
был
явиться
главой
б удущ ей
книги.
Собственно,
и
последний
из
доше дши х
до
нас
очерков
Рид а
имел
ту
же
цель:
он
должен
был
расс ка зать
о
поездке
автора
в
Клин
—
поездке,
которую
автор
предпринял,
продолжая
изучение
новой,
советской
действительности.
Работа
Ри да
оз аг лавл ен а: «Советская Россия сего­
дн я».
В
ней
есть
такие
с троки : «Глубокой зимой,
в
самое
тр удн ое
время
года,
в
самую
тяжелую
зиму,
какую
толь ­
ко
знала
Советская
Россия,
я
выехал
в
провинцию,
чтобы
своими
глазами
увидеть
провинциальные
городки
и
де­
ревни.
Там,
сравнительно
далеко
от
столицы,
я
об нар у­
жил,
что
Советская
власть
глубоко
про никл а
в
жиз нь
на­
рода ,
что
новое
общество
явля е тся
уже
основательно
ук­
р епивш имся
и
привычным».
Дальше
следовала
фраза,
которую
Рид у
так
и
не
суж­
дено
б ыло
дописать,
смерть
оборвала
ее:
«...Возьмем,
например,
городок
Клин,
уездный
центр,
в
котором
находится
уездный
Совет...»
Наверно,
ес ть
св оя
логика
в
том ,
что
именно
А льб ерт
Рис
В иль ямс
как
бы
поднял
перо^
оброненное
Ри дом,
и
в зял
на
себя
труд
расск азать
миру
о
дне
втором
рево­
люции,
ра сск аза ть
в
полную
сил у
публициста-художника.
Од нако
что
мы
знаем
о
Вильямсе?
Семья
Виль ям са
пр исл ала
Мне
стопку
его
фотогра­
фий
—
они
охватывают
едв а
ли
не
всю
жизнь
американ­
ца.
Необыкновенно
к рас ивый
чел о век
см отри т
с
фотогра­
фии.
Самое
характерное
в
его
взгляде
—
отк рытос ть,
а
в
ней
и
безбоязненность,
и
искренность,
и
чис то та
устрем­
лений.
Не
ч асто
ф отогра фи и
так
точно
пе ред ают
суще­
с тво
человека.
А
это
именно
с ущ ество
Вильямса.
Пом ню,
182


что
на
лучистость
взгляда
и
я
о ор атил
внимание,
когда
говор ил
с
Вильямсом,—
я
знал
его...
Предки
Вил ьям са
—
шахтеры,
династия
шахтеров,
люд и
храбрые,
для
ко торы х
земля
и
ее
недра
были
одн о­
временно
сил ой
грозной
и
доброй.
Раздумья
о
при зв ании
человека
и
его
лучшей
до ле
на
земле,
раздумья
столь
же
упорные,
с коль
и
дерзкие,
сообщила
Вильямсу
семья,
ее
нелегкая
дол я.
Ученическое
сочинение
Вильямса,
кот о­
рое
он
написал,
заканчивая
колледж,
отразило
этот
по­
рыв
юношеской
мысл и.
Сочинение
носило
хотя
и
замыс­
лов а тое
назв ани е
—
«Альтруизм и эгоизм в политике», но
гл авна я
мысль
бы ла
дос тат очн о
я сна:
мо лодо й
автор
гово­
рил
о
н еравн опр авии
и
з вал
лю дей
труда
к
борьбе.
Уже
в
этой
работе
юноши,
не
без
робости
решившегося
вы­
сказать
свое
представление
об
окружающем
ми ре,
угады­
вается
будущ и й
Вильямс,
искатель
ис ти ны.
Русская
ре­
во люци я
явилась
соб ыт ием,
с
кот орым
Вильямс
стремил­
ся
со о тнести
с вои
надежды.
Решающее
значение
для
Вильямса
имел
прямой
контакт
с
событиями
Октября,
не
иск лю чая
и
п рям ого
разговора
с
Лениным,—
последнее
было
очень
ва жны м.
Много
лет
спустя
в
письме,
которое
я
п олуч ил
от
Вильямса,
ам ер ика нец
сказа л,
что
он
имел
возможность
несколько
раз
бе сед ова ть
с
Л е ниным.
Воспоминания
Виль ям са
показывают,
что
его
бе седы
с
Ле нины м,
особенно
весной
и
в
начале
л ета
1918 года,
был и
вполне
обстоятельны
и
давали
возможность
Влади­
миру
Ильичу
составить
дос тато ч но
полное
представление
об
его
американском
собеседнике.
Имен но
так
можно
по­
н ять
замечание
Вильямса,
которое
содержится
в
его
к ниге
«Путешествие в революцию».
Впрочем,
тут
ест ь
рез он
привести
свидетельство
Вильямса
—
оно
то го
за­
слу живает.
«Если вас соберется четыре-пять
человек,
я
поста­
раюсь
найти
время,
чтоб ы
раз
в
нед елю
заниматься
с
вам и»,—
сказа л
Л енин.
Вильямс
тогда
не
воспользовался
предложением
Владимира
Ильича
и
не
мог
простить
се бе
этог о
всю
жизнь,
как
не
могли
простить
ему
и
американ­
ские
друзья,
которы м
он
это
рассказывал.
«Я пытался
объ ясн ить, —
вс помина л
Виль ям с
с вои
разговоры
с
д ру­
зьями,—
но
все
мои
доводы
с
раздражением
от м етал ись.
Толь ко
сумасшедший
мог
упустить
такой
случай.
Какая
бы ла
честь
для
мен я!
Так
в едь
это
б ыло
равносильно
тому,
что бы
учиться
теории
относительности
или
ква н-
183


топой
теории
у
Эйнштейна,
равносильно
возможности
бе­
седовать
с
Сократом
в
Афинах...
Скорее
вс его
это
произо-.
шло
где-то
между
1 января и 18 февраля,
ког да
в
Рос­
сию
вторглись
не мецк ие
войска.
Как
рассказывал
мне
товарищ
Реіп-іштейн,
Ленин
гово рил
ему,
что
Вильямсу,
возможно,
не
д оста ет
полного
пони мани я
большевист­
ск их
принципов
и
идей.
О чеви дно,
это
делало
ме ня
п од­
ход ящи м
кандидатом...
Из
этого
с ледуе т
выв од,
что
Ле­
нину
бы ло
пр ия тно
за ни мать ся
обучением
не
слишком
закаленного
в
политическом
отношении
американского
радикала...
Я
убежден,
что
это
было
просто
обычное
про­
явл ени е
его
при выч ки
давать
людям
именно
то,
в
чем
они
нуждаются
больше
всего,
и
в
эт ом
не
бы ло
ни
малей­
шег о
оттенка
бла готв ори те льн ост и ...
Вспоминалось,
что
в
одн ом
из
двух
утерянных
писем
ко
мне
шла
речь
об
этой
группе
по
изучению
марксизма.
Лен ин
говорил
м не,
что
за нятия
с
небольшой
гру пп ой
был и
бы
для
него
раз­
влечением
и
отдыхом...
Мой
отказ
за ни мать ся
в
той
труп-,
пе
не
из ме нил
на ших
отношений.
Лени н
уважал
уб еж де­
ния
каждого
человека
и
никого
не
принуждал
идти
даль­
ше,
чем
тот
хот ел
сам .. .»
Читатель,
р азу м еется,
понимает,
сколь
значительно
то,
что
рассказал
здесь
Вильямс:
Лен ин
вын аши вал
идею
маленькой
академии
для
иностранцев
—
друзей
русс кой
революции,
намереваясь
не
из
вторых
рук,
а
самолично
сообщить
им
теоретические
основы
того,
что
есть
дикта­
тура
пролетариата
и
ее
русский
об ра зец.
4
Возвратившись
на
роди ну,
Вильямс
взялся
за
пер о
и
нап исал
две
книги.
Первая
—
«Ленин- че лове к
и
его
дело», она
вышла
в
1919 году .
Вторая
—
«Сквозь рус­
скую
р ев о люци ю», она увидела свет в 1922 году.
Очерк
«Ленин- че лове к
и
его
дело»
Вил ья мс
впе р вые
н ап ечатал
в
по пул яр ном
американском
журн а ле
«Азия» .
Это
б ыло
время,
когда
американская
пресса
ве ла
ярост-;
ную
кампанию
против
Страны
С ове тов
и
правдивое
с лово
о
ней
был о
яв лен ием
ре дчай шим .
Очерк
Вильямса
вы-,
звал
г нев
официальной
Америки,
которая
подвергла
ж ур-
.
нал
обычной
в
эт ом
случае
каре:
богатые
клиенты
ли ши­
ли
издание
рекламы,
журнал
бойкотировала
известная
категория
подписчиков,
от
работы
в
редакции
о тказа лис ь
некоторые
сотрудники, —
одним
словом,
журнал,
решив­
184


шийся
н ап е чатать
правдивый
очерк
о
Ленине,
распла­
ти лся
едва
ли
не
головой.
Был
бы
очерк
Вильямса
мало­
убедительным,
вряд
ли
ка ра
б ыла
бы
столь
суровой,
но
переполох
был
вызван
именно
т ем,
что
очерк
произвел
впечатление.
Почему
произвел
впеч ат л ение?
У
Ри да
речь
идет
о
десяти
дня х,
у
Вильямса
—
о
де­
сяти
месяцах.
Да,
так
и
ск аз ано
в
под з аг оло вк е: «Десять
месяцев
с
Лениным».
В
сущности,
реч ь
иде т
о
восемна­
дцатом
годе,
к огда
победившая
революция
приступила
к
труду
созидательному.
В илья мс
рисует
Ленина
как
гос у­
дарственного
человека,
стремящегося
заложить
основы
социалистического
порядка.
«Ленин знал,
в
каких
сл у­
чаях
нельзя
медлить,
но
зна л
и
то,
ко гда
поспешность
не­
допустима»,—
пишет
Ви льям с.
Как
отмечает
американец,
ра бочи е,
ставшие
хозяевами
страны,
готовы
бы ли
вс юду
у стан овит ь
самоуправление,—
на
взгляд
Лени н а,
иногда
это
был о
преждевременно.
«Приобретайте знания и
о пы т»,—
советовал
Вла ди мир
Ильич
рабочим.
Вильямс
свидетельствует,
как
Ленин,
высоко
ц еня
самодеятель­
ность
масс,
их
почин,
их
инициа тив у,
тем
не
мене е
пола­
гал,
как
важны
тут
зн ани я,
опыт
и
профессиональное
умение
специалистов.
«Если Маркс,
не мец,
является
ав­
т орите том
для
Ленина
в
в опр осах
рев олюц ион н ой
такти­
ки,
то
Тэйлор,
американец,
интересовал
его
в
связи
с
таким
вопросом,
как
повышение
производительности
тру­
д а...
Он
верит,
что
Советы
станут
магнитом,
притягиваю­
щим
специалистов
всех
стран.
Он
верил,
что
они
будут
видеть
в
советской
системе
больше
возможностей
для
применения
сво их
творческих
возможностей,
чем
в
лю бой
другой
системе»,—
подчеркивает
Ви льямс .
Вильямс
по­
свящает
специальную
гл аву
Лен ину
и
Америке,
р ассмат ­
ривая,
в
ча стн ости ,
вопрос
о
советско-американских
эко­
номических
контактах.
В
этой
св язи
ес ть
с мысл
воспро­
извести
небольшой
отры в ок
из
этой
ра боты
Вильямса
—
он
зв учи т,
этот
от рыв ок,
актуально
и
сегодня:
«...Может
ли
ко ммун ис ти че ское
госуд арс тво
иметь
де­
ловые
отношения
с
к апит алист ич еск им
государством?
Могут
ли
эти
две
формы
государства
существовать
бок
о
бо к?
Эти
вопросы
был и
поставлены
Ленину
француз­
ским
журналистом
Нодо.
—
А
почему
бы
и
нет ?
—
ответил
Ленин.
—
Мы
нуж­
даем ся
в
техниках,
ученых
и
различных
пр ом ышле нных
изделиях,
и
ясно,
что
сами
по ка
не
в
состоянии
разраба­
тыв ать
необъятные
ресурсы
нашей
страны...
—
подтверж­
1£5


дает
Ле нин
и,
отметив,
что
«английские,
японские
и
аме­
риканские
ка пит али сты
проявляют
очень
большое
жела­
ние
по лучит ь
такие
к он це с си и », заключает: «Советское
правительство
бу дет
строго
соблюдать
все
обязательства,
котор ые
в озь мет
на
себя ».
5
Вильямс
исследует
разные
стороны
государственной
деятельности
Ленина
на
это м,
первом
этапе
революции.
Особое
мест о
тут
занимают
обор онн ые
у сили я.
Аме р ика­
нец
р ас сказ ыв ает,
как
вождь
рев олюци и
привлекал
к
эт им
усилиям
военспецов.
Он
р ас ска зы вает,
в
ча стн ости ,
о
бесе де
Ленина
в
гроз ную
п ору
немецкого
наступления
на
Петроград
с
гр упп ой
старых
генералов,
кот орых
при­
везли
в
Смольный
едва
ли
не
из
Петропавловской
кре­
пости,
куда,
с облюдая
предосторожность,
их
определила
на
не кот орое
в ремя
рев олюц ия .
Генер алы,
оч ев идно
имея
в
виду,
что
речь
иде т
о
мерах,
направленных
против
ис­
конного
врага,
пр ин яли
предложение
Пр едседа тел я
Сов­
наркома,
однако
попросили
его
предоставить
им
хотя
бы
на
это
время
ину ю
резиденцию,
чем
Петропавловская
крепость.
«—
Ваше
помещение,
господа,
може т
быть,
и
не
со­
всем
удобно,
но
обладает
о дним
достоинством
—
оно
иск­
лючи те льно
б ез опасно ,—
был
отв ет
Лени на».
Виль я мс
полагает,
что
этот
отв ет
ха рак тере н
для
Ле­
ни на
—
государственного
ч ело века
и
политика:
он
не
склонен
отдавать
себя
во
вл асть
на строе н ию,
он
ч ужд
благодушия,
он
всегда
ост ороже н.
Виль ямс
входит
в
приемную
Лени н а,
разговариваю­
щего
с
рабочим.
Он
видит
Ленина
на
трибуне.
Он
на­
блюдает
вождя
революции
в
кругу
семь и.
Он
говорит
о
чертах
хара кте ра,
его
самообладании,
его
корректности
в
общении
с
людьми,
его,
как
говорит
американец,
по­
трясающей
искренности.
Вильямс
ум ел
наблюдать,
его
видение
образно.
«Он,
кон ечн о,
р аду ется
вс який
раз,
когда
на
сто рону
революции
становится
но вый
боец,
но
не
станет
рисовать
розовыми
к раска ми
усл ов ия
работы
и
бу дущие
перспек­
тивы,
чтобы
привлечь
на
сво ю
с торон у
хотя
бы
одн ого
человека.
Скорее
он
склонен
рисовать
ве щи
в
более
мрач­
ных
тонах,
чем
они
е сть
в
действительности...
Когд а
не м­
цы
в ели
наст у пление
на
красную
столицу,
со
в сех
сто­
рон
России
в
Смольный
с текал ся
поток
те ле гра мм,
выра-
186


жатощих
изумление,
ужас
и
негодование.
Телеграммы
за­
канчивались
такими
л оз унг а ми: «Да здравствует непобе-
дпмый
рус ск ий
про ле т а ри а т!», «Смерть грабителям им­
п ер иали ста м !» Ленин прочитал их и распорядился разо­
слать
телеграммы
вс ем
Советам
с
просьбой
пос ыла ть
в
Петроград
не
революционные
фраз ы,
а
войска,
одновре­
мен но
он
прос ил
со о бщить
точное
число
записавшихся
добровольцев...»
И
еще
о
«потрясающей искренности Ленина»
—
есть
смысл
привести
и
этот
довод
Вильямса:
«Один англичанин,
гов оря
об
удивительной
искренно­
сти
Ленина,
говорил,
что
Ленин
вы ск азал
приблизитель­
но
следующую
позицию:
лично
я
ничего
против
вас
не
имею.
О днако
политически
вы
мой
пр от ивник ,
и
я
д ол­
жен
использовать
все
средства,
чтоб ы
нанести
вам
пор а­
жение.
Ваше
правительство
занимает
такую
же
п оз ицию
в
отн ошен ии
меня.
Ну
что
ж,
д ав айте
поищем
возможно­
сти
жить,
не
м ешая
д руг
другу».
Да,
фо рму ла
бы ла
им енно
т ак ой: «Давайте поищем
возможности
жить,
не
ме шая
друг
другу»,—
ленинская
фор му ла
сосуществования
тут
дос та точн о
исчерпывающа.
6
В
оче рке
собрано
все,
что
Ви льямс
мог
припомнить
тогда
о
сво их
встречах
с
Влад им иро м
Ильичем.
В
преди­
словии
к
книге
«Ленин- че л ове к
и
его
дело»
Ви льямс
пр ямо
говорит
об
это м.
«Почти все за рубежом писавшие в то время о Ле­
нине
никогда
с
ним
не
говорили,
не
слышали
его
вы сту п­
лений,
не
видели
его,
не
при б лиж ались
к
не му
ближе,
чем
на
тысячу
миль.
Бо льшую
часть
своих
со обще ний
они
основывали
на
слухах,
догадках
и
голом
вы мыс ле.
Что
кас ается
меня,
то
я
встречался
с
Л ениным
как
со­
ц иалист
из
Америки.
Я
ехал
с
ним
в
одном
поезде,
высту­
пал
с
одной
и
той
трибуны
и
два
м есяца
жил
рядом
с
ним
в
гостинице
«Националь»
в
Москве.
В
это й
книге
я
пишу
о
целом
ряде
встреч,
ко торы е
был и
у
ме ня
с
Ле­
ниным
в
период
революции».
В илья мс
тут
наш ел
св ои
к лючи
к
т еме,
свою
ле кси ку
и
краски.
Говоря
о
встречах
с
Ле ниным,
он
нач инает
ра ссказ
с
того,
как
Л енин
от­
казал
ему
в
поездке
на
фронт.
Взглянув
на
мандат
аме­
риканца,
подписанный
Хилквитом
и
Гюи сман со м,
чье
предвзятое
отн ошени е
к
большевикам
бы ло
известно,
Ле-
187


нип
ск азал
«нет»
и
на
э том
закончил
ра згов ор.
П отре бо­
валось
время,
чтоб ы
Ленин
убедился,
что
Вил ьям с
—
это
не
Хил к вит
и
Гюисманс,
и,
убедившись
в
это м,
реши­
те льно
из мен ил
отношение
к
амер ик анцу .
Видно,
сл учай
с
документом,
подписанным
Хилквитом
и
Гюисмансом,
запомнился
Лен ину
не
в
ме нь шей
мер е,
чем
Вильямсу.
Мож ет
быть,
поэтому
Владимир
Ильич
предоставлял
слово
американцу
на
митинге
в
М иха йлов­
ско м
м анеже,
говорил
о
Вильямсе
как
о
социалисте.
Но
выступление
Вильямса
перед
солдатами,
уходящими
за­
щищать
новую
Рос сию ,
произвело
впеч атл ение
и
на
Ле­
ни на,—
есл и
был
п е релом
в
его
от но ше ниях
к
американ­
цу,
то
он
произошел
именно
в
Михайловском
манеже.
По
всему,
Ленину
пришлась
по
душе
реч ь
ам ерик анца,
в
ко­
торой
не
бы ло
недостатка
в
симпатиях
к
новой
Ро сси и.
Впрочем,
Лени н
тут
же
недвусмысленно
высказал
свое
отношение
к
Вильямсу.
Лен ин
встал
ря дом
с
американ­
цем
и
под
одоб ри те льн ые
возгласы
присутствующих
по­
мог
американцу
произнести
ре чь
по- рус ски ,
подсказывая
недостающие
слова.
К
разговору
об
изучении
русского
языка,
котор ый ,
как
можно
думать,
впе рвы е
возник
в
Михайловском
манеже,
Л енин
и
Вильямс
возвращались
позже,—
в
частности,
та кая
беседа
произошла
между
ни­
ми
во
время
известного
заседания
Учре дит ельн ого
соб ра­
ния
5 января 1918 года.
Как
ни
ва жно
б ыло
изучение
языка,
разговор
о
нем,
см ею
предположить,
явился
ли шь
поводом.
С ама
атмосфера
отношений
между
этими
людь­
ми
стала
иной,
и
это
можно
пр осл еди ть
от
месяц а
к
ме­
сяцу,
от
встречи
к
вс тре че.
Уже
в
феврале
т ого
же
восем­
надцатого
года,
ко гда
немцы
подошли
к
Пет рогр аду,
именно
в
х оде
бесе ды
между
Лени ны м
и
Ви льям сом
воз­
никла
ид ея
создания
интернационального
доб ров ольче­
ского
отряда,
во
главе
которого
гот ов
был
встать
и
встал
американец.
Для
цикла
встреч
Вильямса
с
Владимиром
Ильичем,
происходивших
в
эти
десять
действительно
ис­
торических
месяцев,
бы ло
характерно
и
то,
что
они
за­
вершились
известной
в стре чей
в
К ре мле,
когда
пре д ме­
том
беседы
был а
будущая
к нига
Вильямса
о
русской
ре­
вол юции,—
ее
пл ан
соз рел
в
сознании
американца.
Как
было
уже
сказано,
книга
Виль ям са
впервые
у ви­
дела
св ет
в
августе
1919 года,
и
американец
искренне
со­
жалел,
что
т огда
же
не
послал
ее
Владимиру
И льи чу.
«Вновь приехав в Россию в 1922 году,
я
привез
эти
книги
с
собой.
Казалось,
ничто
не
мешало
ознакомить
с
ним и
188


Владимира
Ильича,
ко то рый
отдыхал
в
то
в ремя
в
Гор­
ках .
Но
какая-то
стра нн ая
боязнь
и
робость
потревожить
больного
Ленина
удерживали
мен я».
Вильямс
не
решил­
ся
послать
с вою
книгу
Лен ин у,
но,
как
показали
пос ле­
дующи е
события,
его
работа
была
из в естна
Лен ину .
По­
быва в
в
1959 году в Горках,
Вильямс
увидел
сре ди
книг,
котор ые
чи тал
в
ту
п ору
Владимир
Ильич,
и
свою
книг у
«Ленин-человек
и
его
д ел о». «Значит,
вполне
вероятно,
что
Л енин
успел
ознакомиться
с
моей
книг о й!» У этой
радости
Вильямса,
как
можно
понять,
было
с вое
объяс­
нение:
не
что
ино е,
как
книга,
написанная
Вильямсом,
могла
дать
понять
Лени ну ,
как
далеко
пошел
ин остр анец
в
понимании
рус с кой
революции
и
дела
Ленина,
а
э то,
на до
д ума ть,
американцу
бы ло
особенно
до рого.
7
«Сквозь русскую революцию» —та к
н азы ва ется
сле­
дующая
книга
Вильямса.
Книг а-д не вник ,
в
которой
д ана
картина
наблюдений
предоктябрьской
и
послеоктябрь­
ско й
России.
Как
пи
з нач ит ельны
был и
петроградские
впечатления,
Вильямс
не
с идел
на
месте.
Поэтому
его
записи
о бни мают
многие
города
и
села
России.
Да,
и
села.
Вильямс
рисует
к арти ну
предоктябрьской
деревни,
куда
его
повезли
русские
друзья,
отношение
крестьян
к
внутриполитической
борьбе
в
России,
в
частности
к
боль­
шевикам
с
их
требованиями
м ира
и
земли,
что
чрезвы­
ча йно
ва жно
для
понимания
обстановки
в
мес яцы ,
пред­
шес тв ую щие
Октябрю.
Тут
у
Вил ьям са
своя
линия
н аб­
людений,
св оя
логика
раздумий,
у
которой
точная
це ль
—
О кт ябрь.
Да,
ам ери кан ец
должен
был
дать
с вое
н еоп ро­
вержимое
объяснение,
что
был о
первоосновой
революции,
какие
коренные
причины
вызвали
ее.
В едь
не
се кре т,
что
до
сих
пор
буржуазная
пр опаг анд а
Запада
пытается
пред­
ставить
Октябрь
е два
ли
не
дворцовым
переворотом,
со­
вершенным
без
у час тия
и
даж е
ведома
народа.
Система
н а блюден ий
Вильямса
показывает
ино е:
Октябрь
был
совершен,
а
потом
и
защищен
при
участии
широчайших
м асс
Ро сси и,
ибо
отстаивал
интересы,
кот орые
к асал ись
насущных
ну жд
н а рода:
мир,
земля,
и ной
—
справедли­
вый
—
принцип
расп ред елен ия
благ,
иные
—
справ ед ли­
вые
—
осно вы
гражданских
прав.
Но
книга
Вильямса
свидетельствует
и
о
другом:
как
ре волю ция
вовлекла
в
орб иту
своих
дел
всех,
кому
бы ла
189


н ебезр азл ич на
мысль
о
лучшем
б удуще м
че лове к а.'
И
Вильямса.
Известно,
что
Рид
и
Вильямс
объявили
се­
бя
мобилизованными
революцией,
подчинив
себя
де лу,
для
революции
остро
необходимому:
они
писал и
лис т ов­
ки,
обращенные
к
солдатам
армий,
действующих
против
страны
Октября.
Виль я мс
воспроизводит
в
книге
до ку­
мент
в
с воем
роде
уникальный
—
листовку,
ав тором
ко­
торой
был
он
и
Рид.
Под
фотографией
кайзеровского
по­
сольс тв а
в
Петрограде
обращение,
оно
адресовано
солда­
там
германской
армии,
наступающей
на
Пе трогра д :
«Русские крестьяне,
раб очие ,
с олдаты
скоро
направят
послом
в
Берлин
социалиста.
Когда
же
немцы
пошлют
инт ер национ алист а-соц иал ист а
в
это
здание
германского
пос ольс тв а
в
П етрогр аде ?»
8
Наверно,
десять
месяцев,
кот оры ми
определялось
пр е­
бывание
Вил ья мса
в
революционной
России,
срок
не
столь
значительный,
но
особенность
истинно
революци­
онных
со бытий
в
том
и
состоит,
что
время
то
обладает
ёмко ст ью
необыкновенной
и
поистине
месяц
равен
году.
Перемены,
к отор ые
происходят
в
человеке
за
годы,
тут
могут
совершиться
за
месяцы.
Показательны
в
этой
связи
десять
месяцев,
проведен­
ных
Вильямсом
в
Ро сс ии.
В илья мс
далеко
не
э мо цио нальн ая
натура,
больше
то го
—
натура
дос та точн о
осторожная,
но
его
жизнь
в
эти
месяцы,
как
и
его
взгляды
на
п рои схо дящ ее,
обнару­
жил и
влияние
революции
заметное.
Своеобразной
верши­
ной
эт ой
п оры
для
нег о
являе тс я
даж е
не
страдный
фе в­
раль
1918 года,
к огда
немцы
пош ли
на
Петроград
и
ам е­
риканский
социалист
А льбе рт
Рис
Вильямс
обратился
с
призывом
к
инос т ра нным
друзьям
Октября
создать
бо е­
вой
отря д
и
выступить
на
защи ту
революции.
Эт ой
в ер­
шин ой
оказались
события
во
Владивостоке,
свидетелем
и
участником
которых
неожиданно
стал
американец
на
сво ем
пу ти
на
ро дин у.
К огда
В иль ямс
достиг
Владивостока,
там
действовал
Совет,
по
словам
Вильямса,
точная
копия
Петроградско­
го,
но
одновременно
в
с илу
сво его
гео гра фич ес кого
пол о­
жения
город
явился
убежищем
всех,
ког о
революционная
волна
загнала
на
кр ай
рус ск ой
зем ли.
Положение
стало
вз рыво опа сны м
еще
и
по
той
причине,
что
на
рейде
стали
190


корабли,
интервентов,
а
на
суше,
в
тылу
Владивостока,
р аспо ло жил ись
белойехи.
Но
Совет
действовал
наперекор
врагу,
он
действовал
по
образу
и
подобию
революцион­
ной
Рос сии,—
в
сущности,
это
была
Республика
Сове т ов,
в
которой
победила
диктатура
пр ол ет ари ата.
Вильямс
как
бы
пошел
по
в тором у
кругу
—
в
его
сознании
собы­
тия
Петрограда
повторились
на
Да ль нем
Востоке.
И
то,
что
он,
американский
социалист,
оч ев идец
Октябрьских
со бытий
в
Пет рогра д е,
человек,
многократно
разговари­
вавший
с
Л ен иным,
оказался
в
этот
момент
во
Владиво­
сток е,
я вилос ь
н ема лой
удачей
и
для
Вил ья мса,
и
для
его
владивостокских
друзей.
По
крайней
ме ре
со
свойствен­
ной
ему
п рямо той
Виль я мс
показал,
на
чьей
стороне
его
симпатии.
Но
тут
произошло
внезапное,
хотя,
как
пока­
за ли
последующие
собы тия ,
у
этой
внезапности
был а
с воя
предыстория:
интервенты
оккупировали
Влад иво ­
ст ок,
предав
жестокому
разгрому
Владивостокский
Со­
вет.
На
глазах
Вильямса
инт ервен ты
громи л и
республи­
ку.
Опальным
оказался
и
американец,—
в
сущности,
сре ­
ди
те х,
кто
преследовал
Вильямса
и
для
ко го
он
оказ ал ся
теперь
лиц ом
подследственпым,
был и
и
американские
ин­
тервенты.
У
со быт ий
во
Владивостоке
для
Вильямса
был
своп”
особый
смысл:
события
в
эт ом
городе
показали,
что
за
десять
месяцев,
проведенных
Вильямсом
в
революцион­
ной
России,
выросла
непреодолимая
стена
между
ним
и
официальной
Америкой.
9
Впрочем,
соответствующая
юридическая
осно ва
б ыла
подведена
официальной
Америкой
по
возвращении
В иль­
я мса
в
Штаты:
вместе
с
Ридо м,
Брайант,
Би тти
и
Робин­
сом
он
предстал
перед
комиссией
американского
сената,
возглавляемой
сенатором
Ов ер мэпо м,
которая
обвинила
его
в
сочувствии
большевикам
и
в
сотрудничестве
с
ни­
ми.
Но
тут
ес ть
смысл
дать
сло во
Вильямсу
—
ин те рес но,
как
преломилось
виденное
в
России
в
его
ум е,
к
каким
реш ения м
привело,
какое
мнение
определило...
«Сенатор Овермэи .
Считаете
ли
вы,
что
значи­
тельная
ч асть
населения
России
за
большевиков?
М-р
Вилья
м
с.
Да.
Я
уверен,
что
русский
народ
за
Советы.
Советы
существуют
уже
15 месяцев,
хотя
п ро­
роки
утверждали,
что
они
про живу т
три
дня,
ну,
три
не-
191


дели,
в
крайнем
случае
три
месяца.
Однако
ни кто
не
ста ­
нет
отрицать,
что
сегодня
Советы
сильнее,
чем
ког да
бы
то
ни
было.
Ллойд-Джордж
ск азал ,
что
хотя
Советы
бес­
пощадны,
вы
должны
признать,
что
они,
безу сло вн о,
жизнеспособны.
Сен ато р
Овермэн.
Это
верно.
Но
я
спрашивал
вас
не
о
том.
Считаете
ли
вы,
что
большинство
русского
народа
—
мы
сейчас
не
касаемся
Со вет ов
—
поддержива­
ет
большевиков?
М-р
Вильямс.
Вместо
ответа
можно
просто
сосла­
ться
на
выборы.
При
Советской
власти
около
90 процен­
тов
населения
в
возрасте
от
18 лет
—
как
му ж чины,
так
и
же нщ ины
—
имеет
пра во
голосовать.
И
они,
как
видно,
голосуют
за
Советскую
вла ст ь.
Часто
гов орят: «Да,
но
это
несвободные
выб ор ы,
они
проводятся
в
атмосфере
за­
пу ги вания» .
Это
совершенно
неверно.
Вот
как
я
могу
от ве­
тить
на
эт о:
во
Владивостоке
чех осл ова ки
вместе
с
японцами
и
англичанами
унич то жил и
Советскую
вла сть .
Ме сяц
спуст я
они
назначили
в ыбо ры,
заявив
при
этом,
что
«теперь,
когд а
все
тираны
в
тюрьме
и
диктаторы
уб­
раны
с
пути,
можно
пров е сти
свободные
выб о ры».-
В
из­
бирательных
списках
было
17 политических партий.
Кт о-
то- да же
сказа л,
что
есл и
в
комнате
тр ое
русских,
значит,
пр ед ст авлены
четыре
политические
партии.
Большевики
не
пользовались
во
Владивостоке
большим
влиян ие м,
так
как
это
был
го род
бога тый .
Но
ко гда
подвели
итоги,
о ка­
за лос ь,
что
за
большевистский
сп исок
No
17 голосовало
бо льше
избирателей,
чем
за
все
остальные
16 списков,
вместе
взятые.
Я
не
думаю,
господин
се на тор,
что
все
из­
биратели
города
Владивостока
был и
большевиками.
Ве­
р оятно,
результаты
выборов
о бъ ясняютс я
те м,
что
нас е­
л ение
хотело
подчеркнуть
с вое
отрицательное
отношение
к
интервенции...
Я
хочу
еще
добавить:
один
кан адски й
офицер,
в ерну вш ийся
из
Ом ска
месяца
по лтора
назад,
ск азал,
что,
по
его
мнен ию,
в
Омске,
городе
с
двухсотты­
сячным
на с е л ение м , 75 процентов составляют больше ­
вики.
Сенатор
Уол к отт.
Но,
с
другой
стороны,
тут
вы­
ступали
свидетели,
недавно
вер ну вш иеся
из
России
(при­
чем
некоторые
вернулись
только
в
ноя бре
прошлого
го­
д а), и они считают,
что
число
большевиков
не
превышает
3 процентов населения страны.
М-р
Вильям
с.
Подсчитать
очень
легко.
С
фронта
вернулось
ок оло
12 миллионов солдат.
Половина
из
них,
192


■даже больше половины,
вернулась
с
винтовками.
Значит,
у
населения
оказалось
шесть,
а
может
быть,
восемь
мил­
лионов
винтовок.
Если
бы
ш иро кие
народные
массы
дей­
ствительно
ненавид ели
Советы...
то
врагам
Советской
власти
нетрудно
было
бы
сколотить
армию
в
6—8
мил­
ли онов
штыков.
Но
это го
не
п рои зошло .
Каждый
раз ,
ког да
Советам
угр ожал а
опа сн ость,
винт овк и
и
штыки
поднимались
в
их
защиту...
Известно,
что
у
союзников
в
России
есть
четыре
или
пя ть
опорных
пунктов,
к оторы е
являются
ба зой
для
консолидации
антисоветских
сил.
У
нас,
например,
ес ть
опорный
пункт
в
Архангельске.
Туда
мы
забросили
20 000 солдат,
из
них
около
5000 —
амер ик анцы,
остальные
французы,
итальянцы
и
сербы.
Между
тем
сведения,
поступающие
из
Ро ссии, —
а
это
на­
дежные
сведения,
гос по да
сенаторы,—
гов оря т
о
то м,
что
только
1200 русских присоединились к многотысячным
со юзн ым
войскам.
Англичане
послали
700 или 800
офи ­
церов
для
обучения
русских,
но
на
д олю
каждого
офи­
цер а
приходится
прим е рно
о дин
обуч ающ ий с я...
Наш и
войска
вторглись
в
Сибирь:
союзники
бросили
на
помощь
антисоветским
силам
примерно
75 тысяч чехословаков и
60 тысяч японцев .
Пр ав да, 40 тысяч из них резервисты,
тем
не
менее
они
н аход ятся
в
Сиб ир и.
Мы
предоставили
•антисоветским силам английские,
французские,
ита льян ­
ские
и
американские
войска.
А
каков
результат?»
10
Среди
те х,
с
кем
сблизился
Вил ьям с
в
п ору
преб ы ва­
ния
в
революционной
России,
был
и
Михаил
Иванович
Кал инин.
Впрочем,
Вил ья мс
был
не
один
среди
амери­
к анцев ,
кто
б ывал
у
Калинина
и
доро жи л
от нош ения ми
с
н им.
Знаменитая
Бесси
Битти,
корреспондентка
сан-
францисской
«Ньюс- крон и кл», автор книги «Ш е сть
кр ас­
ных
месяцев
в
Ро ссии », бывшая рядом с Ридом и Виль­
ямсом
в
Зимнем
в
н очь
штурма,
многократно
бе седо ­
в ала
с
Ка лини ным
и
даже
совершила
с
ним
поездку
на
пароходе
«Сарапулец»
по
районам
Поволжья,
пострадав­
шим
от
засухи.
В
с вое
вр емя
мне
дов ел ось
б ес едов ать
с
Гертрудой
Борисовной
Краснощековой,
с тарой
больш е­
вичкой,
жено й
известного
нашего
подпольщика-револю­
ционера,
которая
бы ла
в
этой
поездке
переводчицей.
По
словам
Краснощековой,
само е
характерное
в
отношении
Калинина
к
американской
корреспондентке
бы ло
то,
что
7С.
Данг улов
193


Михаил
Иванович,
зн ая,
ск оль
безрадостна
к арти на,
ко­
торую
им
предстоит
увидеть
в
Поволжье,
с чел
возмож­
ным
в зять
с
собой
американскую
корреспондентку,
кото­
рая,
кстати
гов оря,
б ыла
корреспонденткой
прессы
бур ­
жуазной,—
очевидно,
у
Калинина
бы ла
уверенность:
кор­
респондентка
все
поймет
пра вил ьно ,
не
исказит,
не
ис­
толкует
пре вр а тно.
В
сущности,
так
оно
и
по лучи лос ь:
поездка
по
районам
Поволжья,
охваченным
голодом,
по­
тряс ла
корреспондентку
Битти,
но
голод
и
смерть,
с
ко­
торыми
встретилась
американка
в
этой
поездке,
не
поко­
лебали
ее
отношения
к
ре во лю ции,—
наоборот,
она
стал а
еще
более
уб ежд енны м
нашим
другом.
Об
этом
она
ска­
зал а
Л енину ,
когда
по
возвращении
в
Москв у
он
принял
ее
в
Кремле.
Вильямс
многократно
бывал
у
Ка л инина ,—
Михаил
Ива но вич
был
в
курсе
замыслов
ам ерик ан ца,
для
кот о­
рого
изучение
революционной
России
становилось
дел ом
жизнп.
Именно
Калинин
дал
со вет
Вильямсу:
если
тот
действительно
хоче т
изучить
жизнь
революционной
Рос­
сии,
то
на до
поехать
в
глубинку,
в
«медвежий угол», и
надолго
посел ит ь ся
там,
разделив
лишения
ря д овых
рос­
сиян.
Виль я мс
внял
совету
Калинина
и
уех ал
на
С евер,
в
ра йон
Архангельска,
к
знаменитым
Холмогорам,
в
от­
чие
ломоносовские
места.
Время
было
трижды
нен ас т­
ное
—
В иль ямс
все
видел:
и
тиф ,
и
голод ,
и
разруху.
По­
том
Вильямс
устремил
с вои
стопы
на
Волгу,
в
Хвалынск,
поселившись
там,
на
этот
раз
со
своей
жено й
Люситой,
которая
отныне
сделалась
спутницей
его
поездок
по
Рос ­
сии.
А
вслед
за
э тим
Виль ям сы
уехали
на
Украину,
в
окрестности
Миргорода,
в
места,
опис а нные
Гоголем.
Следуя
совету
Калинина,
Вильямсы
изучали
нашу
жизнь,
нерасторжимо
встав
рядом
с
этой
жизнью.
В
этом
сказались
высокие
нр авст венные
пр инципы
американца,
его
бескомпромиссность,
его
высокая
требовательность
к
се бе:
никто
не
мог
ему
сказат ь ,
что
выв оды,
к
к оторы м
он
п риш ел,
иссл ед уя
со ветску ю
жизнь,
голословны,
что
они
не
опираются
на
доп одли н ное
з нание
этой
жизни.
Кон еч но,
человека
такого
типа,
как
Вильямс,
сформиро­
ва ла
американская
действительность,
мечта
человека
о
справедливости.
Но
одновременно
его
как
бы
создала
действительность
новой
Рос си и.
Да,
великий
экспери­
мент,
который
тв ори ли
сейчас
народы
СССР,
сама
фило­
софия,
которая
лежала
в
первосути
эт ого
опыта,
вызвали
к
жизни
человека
такого
типа,
как
Вильямс.
Че лов ек
194


совести,
видящий
пороки
буржуазного
ми ра,
на
годы
и
год ы
покинул
отчие
б ерега ,
чт обы
по сели ть ся
на
земле
революционной
России,
ра ссмо тре в
в
самом
строе
ее
ст радн ого
бытия
н ечто
такое,
что
отвечает
представле­
ниям
людей
о
справедливости.
Да,
именно
пр ед ст авлени е
об
идеале
о пре де лило
образ
жизни
Вильямса
в
России,
как
этот
ид еал
был
подсказан
американцу
самим
существом
Октября,
самой
сутью
того,
как
видел
э тот
ид еал
Лени н.
Чем
же,
как
не
этим,
можно
объяснить,
как
однажды
летним
утром
далекого
теп ерь
1930 года Вильямс пришел на Красную площадь и не ­
спешно
пошагал
вдоль
нескончаемой
череды
л юдей,
явившихся
к
Мавзолею,
от
человека
к
человеку,
чтобы
задать
о дин
во пр ос: «Как вы видите дело Ленина,
мечту
Ле ни на,
его
мысль
о
сп ра в едл ив ос ти ?» Иначе говоря,
са­
мую
сут ь
бес ед
с
людьми,
к отор ые
десяти ле тиями
вел
Вильямс
на
необозримых
просторах
наш ей
страны
—
и
там
на
С евер е,
под
Архангельском,
и
в
заволжском
да­
леке,
и
на
Украине,—
американец
выне с
на
Красную
площадь,
ку да
с
м ос ковс кой
з арей
стекаются
советские
лю ди.
Нельзя
не
восхищаться
красотой
жизни
эт ого
че­
ловека,
чистотою
устремлений,
це льн ос тью
его
нат ур ы,
к отор ой
по
силам
был
подвиг
его
действительно
необык­
новенной
жизни.
Но
подвиг
этот
был
бы
бесцелен,
если
бы
у
него,
у
этого
подвига,
не
было
точн ой
задачи:
Ви ль­
ямс
отправился
в
многотернпстый
поход,
что бы
вернуть­
ся
на
родину
и
рассказать
людям
о
виденном.
Теперь
его
маршруты
пролегли
через
Соединенные
Штаты:
Вил ь ямс
рассказывал
американцам
о
Советской
России.
Сотни
до­
кладов,
сотни,
когд а
аудиторией
бы ла
вся
страна.
В
го­
родских
п арка х,
в
библиотеках,
в
лекционных
залах,
на
л есных
лужайках,
в
открытом
п оле
седоволосый
человек
рассказывал
о
рев олюц ион н ой
России.
Рассказывал
о
том,
че му
был
очевидец,
что
было
оп ред еле но
его
жиз нью
на
русской
земле,
его
беседами
с
гражданами
новой
России,
его
раздумьями
о
судьбах
русской
рево­
люции.
Стоит
ли
гов ори ть,
что
он
был
бескорыстен
в
сво ем
подвижничестве.
Нич то
не
руководило
им
на
трудн ом '
пут и,
который
он
избрал,
кроме
сознания,
что
его
труд
служит
отче й
земл е,—
тех
бо лее
чем
скудных
долларов,
кот оры е
давали
ему
его
лекции,
едва
хватало,
чтобы
све­
сти
концы
с
концами.
В
«Одноэтажной Америке»
Ильф а
и
Петрова
ес ть
стран ич ка
о
вс тр ече
.с
Вильямсом
—
эта
7*
195


встреча
про ис ходи ла
им енно
в
ту
пору
в
жизни
амери­
канца,
о
которой
мы
говорили.
«Альберт Рис Вильямс,
американский
писатель
и
друг
Джона
Рида,
совершивший
вместе
с
ним
путешествие
в
Россию
во
время
революции,
большой
седой
че лов ек
с
мо лод ым
лицом
и
добродушно
сощуренными
глазами,
встретил
нас
во
дворе
ма лен ько го
ветхого
дома,
к оторы й
он
снимал
п ом ес ячно.
Его
домик
поход ил
на
все
амери­
кан ски е
домики
тол ько
тем,
что
там
был
камин.
Все
ос­
тальное
бы ло
уже
не
п охож е...
В
св оей
рабочей
комнате
Вильямс
открыл
большую
камышовую
корзину
и
чемо­
да н.
Они
были
доверху
наполнены
рукописями
и
газет­
ными
вырезками.
—
Вот,—
сказал
Вильямс,—
материалы
к
книге
о
Со­
ветском
Союзе...»
11
Книга
эта
б ыла
подсказана
ему
ам ерик анц ами,
в ни­
мавшими
его
р асск азу
о
Советской
стране,
и
называлась
«Сто ответов на вопросы о Советском Союзе».
В
грозную
годину
во йны,
к огда
представление
о
завтрашнем
дне
Америки
б ыло
неотделимо
от
суд ьбы
Севастополя
и
Ста­
линграда,
книга
Виль я мса
со
«Ста ответами»
бы ла
во
многих
американских
семьях
на стольн ой .
А
вместе
с
тем
опа сн ост ь,
нависшая
над
Стра но й
Со ве тов,
вновь
по­
звала
его
в
дорогу.
В
предвзятом
отношении
к
Советской
России
и
тогда
не
было
недостатка.
В иль ямс
видел
свое
призвание
в
том ,
чт обы
продолжать
гов ори ть
амер и кан­
цам
пра в ду.
Сотни
тысяч
ам ерик ан цев
были
в
эти
дни
слушателями
Вильямса.
Уж
такова
б ыла
о со бенно сть
ми­
ровоззрения
Вильямса,
что
в
ратном
под в иге
Советской
России
он
видел
прежде
всего
победу
октябрьских
прин­
ципов.
Может,
поэтому
эта
победа
возбудила
в
нем
но­
вый
интерес
к
тому,
чем
явилась
для
не го
и
для
Америки
революция
в
России.
Два
де сятил ети я
В илья мс
отдал
работе
над
своей
новой,
но
на
этот
раз
последней
книгой,
которую
он
посвятил
Ок тяб рю
и
которую
назвал
«Путе ­
шествие
в
ре во люц ию», книгой необыкновенно яркой,
на­
пис а нной
языком
точн ым
и
зримым,
я
бы
ска зал
—
кни­
гой
молодой.
Самое
замечательное
в
работе
над
эт ой
книгой
—
тре ­
бов ат ель нос ть
к
себе
как
писателю,
которая
с
годами
не
186


убывала:
сохранились
рукописи
Вильямса,
многие
э пи­
з оды
и
д аже
главы
написаны
в
семи,
восьми,,
десяти
ва­
риантах.
Ве лик ая
удача
сопутствовала
Вильямсу:
из
тех
аме­
риканцев,
кото рые
были
ряд ом
с
Ридом
в
грозовую
ночь
1917 года в Зимнем, —
Брайант,
Б итти,
Вильямс,
Ро­
бинс,—
ли шь
он,
Вильямс,
о дин
д ожил
до
зн амен атель ­
ног о
предела
шестидесятых
годов.
А
это
значит,
что
он
видел
мно го е,
че му
стал
свидетелем
наш
современник,
человек
на шего
действительно
поворотного
века:
и
побе­
ду
над
фашизмом,
и
-необыкновенный
подъем
нашего
ин­
дустриального
и
научного
могу щес тв а,
которое
с
такой
силой
сказалось
в
гагаринском
подвиге,—
можно
себ е
представить,
чем
явилась
для
нашего
друга
весть
о
том,
что
страна
Октябрьской
ре во люции
вывела
на
орбиту
первый
спу т ник
Земли!
Во
вс ем
этом
бы ло
для
Вильямса
преимущество,
которое,
быт ь
может,
он
сам
не
мог
пре­
дус мотре ть.
Он
обрел
единственную
в
своем
роде
пр иви­
легию:
взглянуть
на
Октябрь
г лаза ми
человека,
жившего
в
шестидесятые
годы,—
а
это
привилегия
немалая.
Пусть
Вильямс
не
гов орит
в
сво ей
книге
о
побе де
над
коричне­
вой
нечистью,
пусть
в
к ниге
не
возникает
круг
социали­
сти ческ их
стран,
вызванных
к
жизни
нашей
победой,
пусть
ощутимо
не
очерчивается
жизнь
гос ударс тв ,
чье
су вере нное
начало
было
бы
немыслимо
без
подвига
на­
шей
армии,
пусть
нет
всего
эт ого
в
книге,
но
ощ ущ ение
этих
со бытий
жив ет
в
работе
Вильямса,
питая
ее
живую
плоть.
Наверно,
здесь
уместно
зад ать
такой
вопрос:
однако
что
б ыло
первоосновой
мировоззрения
Вильямса,
его
по­
ли ти ческ им
идеалом?
Вера
Вильямса
б ыла
чужда
рели­
гиозных
догм,
но
это
бы ла
вера.
В
книге
«Сквозь рус ­
скую
революцию»
Вильямс
расск азыв а ет
о
том,
как
в
Нижнем
Новгороде,
в
доме
рабочего-большевика
Сарто-
ва,
он
вдруг
увидел
на
стене
портрет
Авраама
Линколь­
на,—
к
отв орот у
сюртука
президента
Сартов
прикрепил
красный
бант .
«О жизни Линкольна Сартов знал мало,—
за мечает
Вильямс.
—
Ему
б ыло
известно
тольк о,
что
Л ин­
кольн
боролся
против
не спра в ед ливос ти,
провозгласил
освобождение
рабов,
что
его
самого
подвергали
оскорбле­
ниям
и
преследованиям.
Для
Са ртов а
в
этом
заключалось
сходство
Линкольна
с
большевиками.
В
виде
в елич айш ей
дани
уважения
он
украсил
Линкольна
этой
красной
эм­
197


бл емо й».
Не
случайно,
что
В иль ямс
воссоздал
в
своей
книге
эпизод
с
пор тре том
Линкольна.
Для
нег о
самого
в
этом
эпизоде
ес ть
нечто
такое,
что
косвенно
о пред ел яет
его
политический
идеал.
Ко не чно
же
Вил ья мс
ч ело век
линкольновской
традиции
американской
жизни,
пони­
мающий
и
ее
дост оин с тва
и
ее
недостатки.
Конечно
же
сам
образ
Линкольна
с
кр асны м
бантом
на
отвороте
сю р­
тука
слишком
пря мо линейн о
передает
пон има ние
вещ ей
Вильямсом,
но
чем
было
для
нег о
путешествие
в
русскую
революцию,
как
не
попы тк ой
отыскать
тако й
порядок
вещей,
у
которого
б ыла
бы
и ная
основа
общественных
отношений,
чем
та,
которая
существует
в
СШ А,
бо лее
с пр ав едли вая,
в
непомерно
большей
м ере
учитывающая
интересы
неимущих?
Где-то
тут
пролегла
линия
г ене­
ральных
раздумий
Вильямса,
где-то
тут
формировался
и
его
политический
идеал.
Но вая
книга
не
просто
жила
в
сознании
Вильямса,
в
его
вос по мина ниях
об
Окт ябр е,
в
его
раздумьях
о
дне
нынешнем
и
дне
грядущем,
го ды
и
годы
он
работал
над
ее
текстом.
Даже
тогда ,
к огда
ему
уже
б ыло
трудно
си­
деть
за
пис ь ме нным
столом,
он
приспособил
к
своему
креслу
до щеч ку,
которая
заменила
ему
стол,
и
писал ,
писал...
Наверно,
это
свойственно
памяти
человека:
он
лучше
помнит
то,
что
св е ршил ось
на
заре
его
жиз ни.
Так
было
и
с
Ви льям сом :
он
помнил
события
Октябрьских
дней.
Он
помнил
эти
события
и
потому,
что
многое
из
того,
чем у
он
был
свидетель,
вошло
тогда
в
дневниковые
записи,
статьи,
книги.
И
все-т ак и
д есятил е тия,
про ше д­
шие
после
тех
дал еки х
событий,
давали
о
себ е
знать
—
память
обнимала
не
ст оль ко
п оток
событ и й,
с кол ько
их
наиболее
яркие
эпизоды.
Поэтому
книга
возникала
из
записей
событий,
диалогов,
мыслей.
Все
вы н оси лось
на
суд
друзей,—
ес ли
были
варианты,
д рузья
решали,
какой
из
них
луч ше.
Случались
дни
—
они
зап ом нил ись, —
ког­
да
друзей
становилось
не
много,
совсем
не
много.
Но
был
человек,
которого
ничто
не
могло
от торг нут ь
от
Вильям­
са ,—
Люсита.
В
эт ом
случае
она
бы ла
его
неиз м енны м
слушателем,
советчиком.
В иль ямс
спешил
прочесть
ей
книгу.
Надо
понять
состояние
стар ог о
человека:
жизни
мо гло
не
хватить.
В
«дублях»
книга
бы ла
закончена.
Те­
пе рь
над о
бы ло
сделать
главное:
тщательно,
с
максималь­
ной
осторожностью
и
требовательностью,
от обрат ь
луч ­
шее.
Но
произошло
то,
чего
больше
в сего
боялся
наш
др уг:
жизни
не
хватило.
И
тут
сказ ал ось
нечто
такое,
что
198


обрела
Люс ита
на
протяжении
вс ей
жизни
с
э тим
че ло-*
веком
и
что
явилось
ее
исключительным
преимуществом;
она
как
бы
пр од лила
земное
существование
Вильямса,
дав
ему
те
самые
годы,
к от орых
ему
недостало,—она
за­
вершила
работу
над
кн и гой,
п ока зав
нам
Вил ья мса
во
всем
об аян ии
его
дарования,
писательского
и
человече­
ского.
Книга
эта
во
всех
отношениях
замечательная.
На
взгляд
Вильямса
—
этот
взгляд
недвусмысленно
обнаруживают
его
к ниги, —
есл и
е сть
событие,
способное
определить.
политический
климат
на
в ека
и
века,
то
это
событие
—
Октябрь.
У
Вильямса
б ыла
с воя
библиография
работ
об
Ок тяб ре
—
они,
эти
работы,
посылались
ему
многочисленными
друзьями
из
России.
Моя
скромная
книга
о
Ленине
и
Америке
оказалась
у
Вильямса
еще
до
того,
как
я
собрался
послать
ему
ее.
П ис ьмо,
которое
прислал
мне
Вильямс,
наверно,
од но
из
последних
его
писем,
посланных
им
своим
русским
корреспондентам,
оно
тем
более
д оро го,
что
пол но
негасимой
любви
к
ре­
волюционной
Ро ссии:
«Только теперь я закончил чтение Вашего достовер­
ного
рассказа
о
встречах
и
беседах
Ленина
с
амер и кан­
ца м и...
В
той
мере,
в
како й
я
имел
великое
с час тье
не-
сколько
раз
бе се дова ть
с
Вла дим и ром
Ильичем
и
лично
зн ать
всех ,
за
исключением
одного
из
его
собеседников,
о
кот оры х
Вы
р асска зы ва ете
в
своей
книге,
я
во спр инял
Ваш
р асс каз
с
ос о бенным
интересом
и
радостью...
Я
по­
чувствовал,
что
вновь
шагаю
по
улицам
и
пл о щадям
ре­
волюции,
пересекаю
мосты
Невы,
прохожу
воротами
К р емля,
иду
кремлевскими
скверами...»
По
традиции,
установленной
еще
Вильямсом,
Люсита
не
порывает
с
к ругом
друзей,
ко торы й
образовался
за
год ы
и
годы
их
жизни
в
Ро сс ии.
Для
Люситы
это
важно
и
потому,
что
она
з акан чив ает
книгу
воспоминаний
о
муже
и
русские
друзья
тут
могут
быт ь
ей
полезны:
рев о­
люционная
Р оссия
—
это
жизнь
Вильямса.
Впрочем,
Лю­
сита
в
точном
соответствии
с
традицией,
семьи
готов а
прийти
на
помощь
и
русским
друзьям:
о бс тоя тельн ое
письмо
с
рассказом
о
малоизвестном
эп и зоде
из
жизни
Вильямса,
новая
книга
о
Риде,
Сте фф енс е,
Майноре,
страничка
рукописи,
дорогая
для
русского
корреспонден­
та...
Последний
дар
—
черновики
пис ьма
Вил ья мса
ко
мн е,
к оторы е
я
цит ир ова л;
подобно
иным
рукописям
аме­
риканца,
у
эт ого
письма
было
много
«дублей», Люсита
прислала
их
все...
1&9


12
Но
тут
е сть
смы сл
сказать
глав но е.
Все,
кто
знал
Вильямса,
обращали
вн иман ие
на
необычный
об раз
жиз­
ни,
кот оры й
он
избрал:
пилигрим
XX века,
странник-
идеалист,
новый
Дон-Кихот,
храбрый
и
благородный
ис­
катель
истины.
Эта
мысль
не
чужда
и
авторам
«Одно­
эт ажн ой
Америки».
Именно
об
эт ом
думаешь,
к огда
чи та­
ешь
их
р асск аз
о
встрече
с
Вильямсом
в
«ветхом домике,
кот оры й
он
снимал
пом е сячн о».
Ну,
ра зу м еется,
это
че­
ловек
сво ео быч ный,
в
чем-то
даже
чуть-чуть
странный,—
эта
непохожесть
был а
столь
нео жид ан на,
чт о,
казалось,
способна
б ыла
нанести
ущ ерб
вели ч ию
духа,
который
человек
отождествлял;
походи
он
на
всех
остальных
бо ль ше,
он,
пож алу й,
в
св оей
человеческой
до бле сти
был
бы
безусловнее.
Существо
же
в
ином:
я,
наверно,
первый
произнесший
это
слово
приме ните ль но
к
Вильямсу,
но
я
его
произнесу
с
сознанием
ответственности
перед
теми,
кто
проникнет
в
смысл
жи зни
Вильямса
после
пас,—
мы
им еем
дело
с
великим
американцем,
да,
им енно
великим.
Так
уж
повелось,
что
людей,
кото рые
был и
твоими
со­
временниками,
не
очень-то
ле гко
причислять
к
великим.
Совершив
вс е,
что
соответствовало
замыслу
его
жизни,
В иль ямс
дожил
до
на ших
д ней,
он
был
нашим
современ­
ником,
а
великое
требует
р асст ояни я.
Но
в ремя
не
ст оит
на
месте,
и
мы,
с мею
дум ать,
сп осо бны
завоевать
р ас­
стояние,
имея
в
в иду
совершенное
В ильям с ом.
Мы
видим
в
жиз ни
Вильямса
не
т олько
пример
высокой
человече­
с кой
честности
и
бла городс тв а ,
но
и
беспримерный
п од­
виг
духа
человека,
кот оры й
рассмотрел
в
само м
существе
наш ей
революции
св ет
в елик ой
надежды,
столь
н еоб ходи­
мый
людям,
чтобы
сделать
новый,
решающий
шаг
к
це­
ли.
Да,
во
т ьме
времен
чел ов ек
разглядел
этот
свет
и
был
настолько
щедр,
чтобы
не
пожалеть
жиз ни.
Мы,
де ти
ре­
волюционной
России,
для
которой
Октябрь
был
и
я вле­
ни ем
национальным,
о бязан ы
воздать
дол жн ое
по дв игу
ам ерик анца.
Этот
подвиг
имеет
тем
большее
значение,
что
совершен
человеком,
к оторы й
воспринял
Октябрь,
как
говорили
в
старину,
самовидцем:
между
ним
и
со бы­
тие м
не
было
второго
ли ца,
он
был
свидетелем
главных
со бы тий
революции,
он
многократно
разговаривал
с
Ле­
ниным,
и
он
на
долгом
пут и
лет
и
десятилетий
был
оче­
видцем
и
участником
того,
что
мы
зо вем
вторым
дном
революции.
Никто
не
может
сказ ать ,
что
мнение
его
200


голословно.
Да
и
утверждение
это
бессмысленно,
к огда
речь
идет
о
Вильямсе,
чьи
нравственные
устои
нек о ле­
бимы.
Наверно,
наш и
историки
и
литераторы
еще
ве р­
нутся
к
жизни
ам ери кан ца.
В
этом
возвращении
ес ть
с вой
большой
смы сл:
конечно
же
речь
идет
о
друге,
чья
жи знь
явила
пример
верности,
что
бе сценно .
Но
при­
мер
жизни
Вил ья мса
тем
более
высо к,
что
он
об раще н
к
Октябрю,
кото рый
вечно
бу дет
исто ч нико м
н ашей
вер ы.


Т РУАЙЯ
ет
д в енадцат ь
том у
назад
пи са­
тель
Лев
Никулин
показал
мне
роман
Анр и
Труайя
«Снег в
трауре»,
кото рый
только
что
вышел.
Никулин
сказ ал ,
что
решил
перевести
рома н
на
р ус­
ский ,
и
просил
написать
после­
сл овие.
У
прос ьбы
писателя
был и
свои
резоны,
однако
об
эт ом
позже.
Роман
был
пер еве­
ден
и
напечатан
в
журнале
«Москва»—
ему
сопутствовало
мое
послесловие.
Там
были
такие
строки:
«Анри Труайя
—
крупное
имя
в
современной
француз­
ск ой
лит ер ату ре.
Его
первый
ром ан
—
«Обманчивый
све т»
—
вышел
тридцать
лет
тому
назад.
С
тех
пор
боль­
шой
литературный
успех
был
не из ме нным
спутником
Труай я.
В
1938 году его роман «П а ук»
был
удостоен
пр е­
мии
Гонкуров.
Французская
ака дем ия
изб ра ла
Труайя
своим
членом...
Труайя
—
а рм янин.
Он
родился
в
России
п
провел
зд есь
свое
раннее
детство.
Его
родословная
бер ет
начало
в
предгорьях
Кавказа,
на
берегу
Куб а ни.
Здесь
предки
п иса теля
возделывали
поля,
пас ли
скот,
обжива­
ли
и
благоустраивали
молодой
и
благодатный
край.
Лю ди
трудолюбивые
и
храбрые,
они
были
до бры ми
хл е­
бопашцами
и
воинами.
Их
цитаделью
был
а ул,
кот оры й
со
временем
стал
яд ром
богатого
города,
стоящего
на
скрещении
бол ьш их
дорог
кр ая,—
я
говорю
об
Арма­
вир е.. .»
Ну
вот,
кажется,
я
и
объяснил,
почему
с
просьбой
о
по­
слесловии
Л.
В.
Никулин
обратился
ко
мне,—
моим
отчим
обиталищем
тоже
является
Армавир,
и
я
мог
сообщить
о
Труай я
нечто
такое,
что
малоизвестно.
Действительно,
предки
Труайя
принадлежали
к
том у
самому
клану
ар ма­
ви рск их
армян,
в
недрах
которого,
ес ли
можно
так
сказать,
берет
начало
и
моя
скромная
родословная.
Ст арая сь
п ро­
с леди ть
за
всеми
п ов орота ми
с удьбы
большой
тарасовской
семь и,
я
рас ска зал
в
послесловии
о
том ,
как
эта
семья
в
конце
в ека
переехала
из
Ар м авира
в
Екатеринодар,
а
202


отт уда
в
Москву.
Для
этой
к упеч еск ой
се мьи
приумноже­
ние
капитала
было
де лом
отнюдь
не
последним,
однако
в
большой
семье
Тарасовых
коммерческие
интересы
не
бы­
ли
главными.
Николай
Тарасов,
родной
дядя
писат еля ,
которого
К.
С.
Станиславский
называл
«талантливым Та ­
расовым», был,
несомненно,
человеком
незаурядным:
поэт,
автор
остроумных
интермедий,
украшавших
подмостки
«Летучей мыши», переводчик,
художник,
раб о тавш ий
и
пером,
и
кисть ю.
Его
друзьями
были
Качалов,
Леонидов,
Вишневский,
скульптор
Николай
Андреев.
Придя
в
т еатр
как
меценат,
Николай
Т арасо в
стал
сподвижником
моло­
до го
т еатр а.
Знаменитая
«Летучая мышь»
бы ла
тем
де­
тищем
МХАТа,
в
пестовании
которого
уч аство вали
талант
и
э нер гия
Тарасова.
Родные
Труайя
уехали
из
России,
ког да
буд уще му
пи­
сателю
было
восемь
ле т.
Поистине
суд ьба
так
повелела,
что
начало
литературной
к арье ры
Труайя
ст ало
своеобразным
продолжением
того,
что
д елал
в
театре
и
Николай
Та­
расов,—
в
программе
парижских
сп ектакл ей
«Летучей
мыш и»
бы ли
сцены,
текст
которых
н ап исал
Труайя.
Но
Труайяявился
преемником
Ни кола я
Тарасова
и
вином
—
ве лик ол епное
знание
рус ск ой
ис тори и,
культуры,
языка,
л и тературы
было
неотъемлемым
качеством
писателя.
Именно
это
качество
да ло
возможность
Труайя
выступить
с
ци клом
ром ан ов,
по свя щ енных
событиям
рус ск ой
ис то­
рии,— «Пока
существует
з емля», «Рубище и пепел», «Чу­
жие
на
з ем ле », впрочем,
и
романов-монографий
«Пуш­
к ин », «Лермонтов», «Толстой», «Достоевский» .
Мне
остается
добавить,
что
я
был
у
Труайя
на
его
па­
рижской
квартире,
на
рю
Бо нап ар т, 3, вскоре после выхо­
да
у
нас
романа
«Снег в трауре» .
Я
увидел
человека,
фа­
натически
п ред ан ного
своему
призванию,
понимающего,
ск оль
это
пр из вание
трудно
и
ответственно.
Писатель
по­
л агает,
и,
на
мой
взгляд,
справедливо,
что
день
его
тол ько
в
том
случае
прошел
не
зря,
ес ли
он,
этот
день ,
оставил
с вой
сл ед
в
его
рукописях.
Завидны
рабо тосп ос обн ость
Труайя,
его
упорство
в
работе
над
текстом,
его
неудовлет­
в оре нн ость
сделанным,
его
привередливость,
ко гда
речь
идет
о
языке
и
стиле.
Наш
разговор
был
посвящен
отчим
местам.
Труайя
хо­
тел
знать,
как
выглядит
сегодня
Арма ви р,
что
он
сб ерег
из
того,
что
ему
б ыло
свойственно
прежде,
что
можно
увидеть
в
горо де
из
тарасовских
гнезд
и
не
порушила
ли
их
война,
как
велико
в
городе
армянское
население
и
какие
у
эт ого
203


населения
связи
с
Арменией.
Он
ска зал ,
что
в
своем
но вом,
романе
верн улся
к
французской
теме ,
и
вручил
мне
эт от
роман,
только
что
вышедший,—
это
бы ла
«Семья Эглетьер» .
По
словам
пи сателя,
он
хоте л
бы
продолжить
и
работу
над
романами-монографиями
о
русских
писателях,—
его
ин­
тересует
Тургенев,
кстати,
парижские
материалы
о
Тур­
геневе
ему
известны,
а
вот
московские
н е доста точн о.
Затем
беседа
вер ну лась
к
Армавиру,
и
писат ель
попросил
уто ч­
нить,
ка кая
литература
существует
об
исто р ии
Кубани
и,
бы ть
может,
Армавира.
По
возвращении
в
Москву
я
воссоздал
беседу
с
Труайя,
решив,
что
он,
не
гов оря
об
эт ом
п рямо,
обратился
с
прось­
бам и,
к оторы е
мне
хот елось
выполнить
с
максимально
воз­
можной
тщ ат ельн ост ью
и
точностью.
Через
не которое
вре­
мя
я
имел
возможность
сообщить
Труай я,
что
роман
«Семья Эглетьер»
прочитан
у
нас
и
хорошо
пр инят, —
ро­
ман
действительно
вышел
в
издательстве
«Прогресс».
Не
без
помощи
библиографического
отдела
Центрального
До­
ма
литераторов,
уд ал ось
составить
для
Труайя
би бли огра­
фию
всех
на ших
раб от
о
Тургеневе,
и
я
от осла л
ее
п ис ате­
лю.
Наконец,
я
послал
Труайя
к нигу
профессора
Ще р бины
«История Армавира», вышедшую до революции в Екате-
ринодаре
и
представляющую
сегодня
немалую
ценность.
Я
пол учи л
пись ма
от
Труайя
с
выражением
признатель­
ности,
при
эт ом
особую
его
благодарность
заслужила
«История Армавира»
—
писатель
соо б щил,
что
прочел
книгу
единым
духом,
заметив,
что
т акая
книга
могла
бы
пр ед ст авить
интерес
и
для
французского
читателя.
Два
слова
об
этой
книге.
Не
зна ю,
интересен
ли
бу дет
специфический
материал
работы
профессора
Щербины
чи­
тателю
французскому,
по
убежден,
что
книга
эта
ос тав ит
с вой
след
в
тех
работах
Труай я,
в
к оторы х
присутствует
Кубань
и
обнаруживается
автобиографическое
на чало.
В
сво их
исторических
оценках
эта
работа
не
бесспорна,
но
она
дает
необыкновенно
живую
к артин у
рождения
города
на
благодатных
просторах
Северного
Кавказа,
города,
ст а­
нов ле нию
которого
во
многом
сп особ ст вов ала
де яте льн ая
энергия
здешнего
армянского
населен ия .
Книга
эта
тем
бо лее
интересна,
что
по
важнейшим
вопросам
автор
вы-
сказывет
с вое
мнение
и
ф актам
сопутствует
п си хологи ­
ческий
анализ.
Анри
Труайя
—
значительное
я вление
современной
французской
проз ы.
Даже
то
немногое,
что
переведено
у
нас
из
произведений
Труайя,—
романы
«Снег в трауре» .
204


'«Семья Эглетьер», «Анна Предайль»,— с вид е те л ьс т вуе т
об
этом
убедительно.
Нашему
литературоведению,
из уча ю­
щему
современную
французскую
, литературу,
еще
пред­
стоит
раскрыть
существо
того,
что
несет
собой
мно го гр ан­
ное
и
объемное
пон ят ие
—
проза
Труайя.
В
наш их
об­
щих
и нт ересах
оплатить
этот
долг.
Французская
критика
относит
Труайя
к
художникам
флоб еров ск ой
школы,
е сли
учесть,
что
эта
школа
в
свою
оче редь
соединила
дос тои н­
ст ва
французского
и
рус ск ого
романа
XIX века .
К стати,
достоинство
Труайя
как
художника
со ст оит
в
том,
что
ои
воспринял
традицию
рус ск ого
романа
не
толь ко
через
ли­
тературу
французскую,
но
и
непосредственно
через
ли те­
ратуру
рус ск ую.
Но
пи сат ель
принадлежит
к
тем
маст е­
рам
французской
проз ы,
для
ко торы х,
подобно
Франсу
и
Роллану,
язык
классической
прозы
ве ка
минувшего
имеет
ценность
л ишь
в
той
мере,
в
какой
он
спо со бен
органически
слит ь ся
с
современным
языком.
Именно
поэ том у
язык
Труайя
сохранил
те
действенность,
живость,
пластичность,
кото рые
н еобходи м ы
ему
для
показа
современной
фран­
цузской
жизни
и
без
кот орых
писателю
трупно
был о
бы
гов орит ь
со
своим
современником.
А
писат ель
умеет
го­
ворить
со
своим
требовательным
современником
и,
так
мне
кажется,
высо ко
ценит
его
внимание
к
сво им
про из­
ведениям:
в
кругу
первых
французских
имен
Труайя
о дин
из
самых
читабельных
писателей,
и
каждое
новое
про из ве­
дение
писателя
—
заметное
событие
французской
лите ра­
турной
жизни.
Объяснение
этого
я
вижу
в
спо со бно сти
художника
проникнуть
в
та йни ки
жиз ни,
гл уб око
и
все­
сторонне
исследовав
их,
его
умение
рисовать
ка рти ны
бы­
тия
и
кон ечн о
же
лепить
характеры.
Во
время
по сле днег о
приезда
Мориса
Др юона
в
Мос к­
ву
у
м еня
бы ла
с
ним
большая
беседа
о
Труай я.
Дрюон
—
коллега
Труайя
по
академии,
он
сл едит
за
развитием
тво рче с тва
автора
«Семьи Эглетьер»
много
лет
и,
есть
ос­
нования
полагать,
знает
это
творчество.
Дрюон
назвал
Труайя
истинным
знатоком
и
исследователем
жиз ни,
че­
ловеком,
могуче
заявившим
себя
в
столь
раз но о браз ных
сферах,
какие
р едко
способно
объять
одн о
лицо.
Дрюо н
обрат ил
внима ние
на
характерную
черту
бога той
натуры
Труайя.
В
са мом
де ле,
не
ч асто
в
одном
л ице
соединены
романист
и
ученый
такого
масштаба,
какой
явля ет
сег о­
дня
фиг ура
Труайя.
Романы
Труайя
независимо
от
того,
где
и
в
какую
эп оху
п рои сход ит
их
действие,
пр ед став­
ля ют
собой
энциклопедию
современной
жиз ни.
Именно
205


как
ш ирок ая
ка ртин а
сегодняшней
жизни
эти
романы
станут
предметом
анализа
для
буд ущи х
знатоков
тв ор­
чества
п ис ателя
—
по
крайней
мер е
так
вид ит ся
это
мн е.
Что
же
касается
труд ов
писа т еля
о
вел ик их
м астер ах
русской
словесности
—
Пушкине,
Лермонтове,
Толстом,
Досто евс ком ,
то
труды
эти,
принятые
критикой
как
ро­
маны-монографии,
на
самом
деле
являются
и
работами
ученого-литературоведа,
в
к отор ых
с
н е малой
сил ой
ска­
за лся
исследовательский
талант
Труайя.
Возможно,
на­
ша
литературоведческая
наука
склонна
в
отдельных
во­
просах
полемизировать
с
Т руай я,
но
она
не
мож ет
не
воз­
да ть
дол жно го
его
познаниям,
исследовательскому
дару,
его
неизменному
интересу
и
любви
к
непреходящим
цен­
ностям
русской
литературы.
Так
или
иначе,
а
перед
нами,
пов торя ю,
крупный
пи­
сатель,
чей
труд
окажет
с вое
влияние
на
литературу.
Нам
пр ият но
свидетельствовать
все
это
тем
более,
что
создан­
ное
Труайя
питают
истоки,
нет ,
не
только
родословные,
но
и
во
многом
духовные,
кот оры е
берут
начало
на
отчей
земле
писателя.


• САДОВЯНУ
осле
Мо сквы,
все
еще
опоясан-»
ной
«ежами»
и
надолбами,
не­
о быч ное
в печат лени е
произво­
дил
этот
зеленый
и
тихий
край.
С тояли
города,
казалось,
не
потревоженные
бу рей
войны,
города
патриархальные,
с
не­
руши мы м
бытом,
с
церквами,
полными
молящихся,
с
обшир­
ными
базарами,
по-южному
богатыми
и
ш ум ными,
с
улица­
ми,
полными
стариков,
с
мона ­
с ты рями. ..
Ког да
мы
вошли
в
большую
церковь
мона­
стыря
Ага фт он
и
увидели,
как
в
мерцающей
п олут ьме
двести
мо л одых
женщин
самозабвенно
моля т
своего
уны­
лог о
бога,
нам
показалось,
что
мы
перенеслись
по
край­
ней
ме ре
в
восемнадцатый
век .
—
Да
б ыла
ли
здесь
война?
—
спросил
я
своего
с пут­
ни ка
Аурела
Ня гу,
местного
учителя,
кот оры й
был
нам
и
гидом,
и
переводчиком.
—
Была,
конечно,—
ответил
он.
—
Хотя
далеко
не
та­
к ая,
как
в
России,
но...
—
Нягу
запнулся.
—
Все
з десь
из­
вечно
п роис ход ит
по-иному.
Это
об
эт их
местах
сказал
Садовяну:
край,
где
ничего
не
происходит...
«Край,
где
ничего
не
происходит»!—
так
сказал
Са­
до вян у.
Признаться,
эти
несколько
слов,
произнесенные
человеком,
кот оры й
здесь
родился
и
стал
певцом
этого
края,
заставили
меня
по-иному
взглянуть
и
на
эти
горо­
да,
внешне
оче нь
благополучные,
и
на
эти
поля,
как
бу д­
то
безмятежно
спокойные.
Мне
поч уди л ось,
что
глуб око
в
недрах
этой
жизни
гуд ит
и
рвется
наружу
огонь,
едва
ли
не
такой
устойчивый
и
грозн ы й,
какой
время
от
време­
ни
распирает
и
к ор ежит
каменистую
балканскую
землю.
Очевидно,
в
эт ом
смысл
крылатой
фр азы
Садовяну:«Край,
где
нич его
не
п рои сходи т».
Кстати,
каждый
раз ,
когда
я
пытался
проникнуть
в
ист ор ию
этого
края,
когда
хотел
познать
быт
местного
207


крестьянина,
хл еб опаш ца
или
рыбака,
когд а
стар ал ся
по­
нять
необычный
укл ад
жизни
степных
городов
Пр идн е­
с тров ья,
возникало
имя
Садовяну.
Казалось,
во
все
угол­
ки
народной
жизни
пр оник
прозорливый
взгляд
писателя,
обо
всем
он
сказал
с вое
неторопливое
и
мудрое
с лово.
Как
это
всегда
бывает,
когда
имя
человека
возникает
вновь
и
вновь,
сознание
рисует
и
его
облик.
Но
проверить
вер­
ность
этого
рисунка
не
бы ло
возможности
—
между
Прид­
нестровьем,
где
мы
находились,
и
Бухарестом,
где
жил
писатель,
легла
линия
фр онта .
О днако
такая
возможность
возникла
ран ьш е,
чем
мы
могли
тогда
предполагать,—
в
конце
августа
1944 года
Советская
Армия
в ошла
в
Бухарест.
А
месяцем
поз же
я
был
на
большом
литературном
вечере
ст уде нтов
у ни вер­
ситета,
к ото рый
проход ил
в
н овом
здании
юридического
фак ульт ет а
на
тогдашнем
бульваре
Е лиз ав еты.
Вы сок ий
вестибюль
зда ния
с
просторными,
во
всю
стену,
просве­
тами
был
полон
с олнц а,
по-сентябрьски
сухого,
точно
на­
пита нно го
горьковатым
золотом
осенней
листвы.
Где-т о
рядом
гуд ит
зал
—
с
минуты
на
минуту
его
чаш а
бу дет
полна.
Кстати,
чем
зал
полнее,
тем
он
тише.
В месте
со
всеми
я
смотрю
на
входную
дверь
—
на
вечере
ожида­
е тся
Садовяну.
Зал
зати ха ет
и
точно
вз ры в ается
—
в
дв е­
рях
бле сн ули
седины
Са дов яну.
В
его
внешности
ест ь
что-то
от
классического
облика
писателя,
властителя
дум,
учителя
жиз ни,
каким
он
ви­
де лся
на м,
когда
мы
думали
о
корифеях
девятнадцатого
в ека.
Бо льшой ,
седовласый,
мудро-торжественный,
кра­
сивый
даж е
в
св ои
шестьдесят
четыре
года.
В
с ер о-гол у­
бых
глазах
пристальное
внимание,
строгое,
без
улыбки.
Черты
л ица
—
нос
с
тщательно
вы рез анным и
миндалин­
ками
ноз дрей ,
четкая
линия
рта,
к репк ий,
бе зуп речн о
очерченный
подбородок.
Мягкая
смуглость
пр ия тно
со­
че тае тся
с
сединами.
Он
пр оходи т
неподалеку,
и
я
слы шу
его
г олос.
У
нег о
гус той
баритон,
чуть-чуть
гудящий.
Ко­
гда
говорит,
руки
почти
не под виж ны,
в
одной
—
солн е ч­
ные
очки,
в
д ругой
—
толстая
бамбуковая
палка,
очень
живописная.
Он
пришел
сюд а
пе шк ом.
Да
и
в
интонации
преобладают
ровные,
чуть-чуть
усталые
тона,
как
у
че­
ловека,
кот оры й
привык
к
тому,
что
его
слушают,—
все
слова
дойдут
до
собеседника,
все
буд ут
услышаны.
Я
поймал
себя
на
мысли
—
его
р асс казы
оче нь
похожи
на
него.
Невозмутимо
спокойно
в
них
движение
жиз ни,
и
поначалу
ничто
не
выдает
в
них
грозной
силы,
ск рыт ой
208


в
сумеречных
глубинах.
Говоря
об разн о,
в
каждом
рассказе
Садовяну
есть
с воя
бу ря,
о днако
р ас сказ
н ачи на­
ется
при
хорош ей
погоде,
и
на
первый
взгляд
нич то
не
пр ед вещ ает
бури...
Ну
хот я
бы
р асс каз
«Первый».
Госпо­
дин
Костяке
Балуш,
пресытившись
дар ами
Парижа,
устремляется
к
родным
бе рега м
—
начало
самое
обычное.
Ночью,
ко гда
его
карета
приближается
к
дому,
разра­
жается
ливень.
Между
ним
и
домом
—
река,
нео ж ид анно
прибывшая.
Костяке
спешит
добраться
до
п яр ома,
кстати,
па ром
пр инад л ежит
его
родным,
а
управляет
им
кто-то
из
крестьян
отца...
Однако
крестьянин
прогоняет
м ол одо­
го
барина
с
парома
—
ре ка
продолжает
стремительно
пр и­
бы ва ть,
она
грозит
сорвать
паром.
Над
Бал уше м
выросла
бородатая
фигу ра .
«Это и есть паромщик, —
подумал
Ба­
луш.—
Небось
и
не
подозревает,
что
я
его
х оз яин».
Па­
ром щик
отсылает
молодого
барина
в
и збу шку
на
бере гу.
Балуш
не
без
труда
добирается
туда
—
ливень
н ар астает
неудержимо.
Ему
открывает
дв ерь
мать
паромщика
—
молодой
барин
кажется
ей
странно
похожим
на
сына
(«Вдруг она в ужасе отступила назад,
вытаращив
глаза:
«Господи Иисусе!
Я- то
думала
—
Ионике!
Похож
как
две
капли
вод ы!» Слова замерли у нее на устах ...
«С нами
крестная
с и ла!»).
И
вот
финал
расск аза:
ок азы вает ся,
у
Балуша
и
крестьянина-паромщика
о дин
отец.
Так
вот
он,
первый
крестьянин,
встретивший
его
на
пороге
родитель­
ского
д ом а!..
В
обширном
литературном
наследии
Садовяну
почти
нет
произведения,
в
к отором
бы
писат ель
вот
так
же
б ез­
боязненно
и
беспощадно,
как
он
это
сделал
в
рассказе
«Первый», не поднял бы руку на боярскую Румынию.
Но
как
могло
произойти
то,
что
писатель,
во сп ита нный
на
традициях
и
культуре
дворянской
Румы нии,
не
пор вав ­
ший
с
ней
человеческих
связей
и
на
всю
жизнь
сохра­
нивш ий
верность
ее
интеллектуальным
ценностям,
всту­
пил
в
единоборство
с
нею,
единоборство
смертельное?
Мне
пр ипо м инает ся
разговор
с
Садовяну,
разговор,
ка­
ким-то
краем
к осну вш ийся
этой
большой
темы.
Это
б ыло
в
сорок
пятом.
Президент
АРЛЮСа
\ академик Кон­
стантин
Пархон
ус трои л
обед.
Об ед
прои с ходил
не
в
бле­
стящих
ап артам ен тах
До ма
АРЛЮСа
на
К аля
Виктория,
а
в
скромном
особняке
ака демик а
в
Кот рочен е.
Среди
1 АРЛЮС — Общество по укреплению связей с Советским
Союзом.
209


румынских
гостей
б ыли
ко лле ги
акад еми ка ,
чьим
трудом
и
участием
был
создан
АРЛЮС.
И
среди
них
Михаил
Садовяну.
Еще
за
столом
разговор
коснулся
тургеневских
«Записок охотника», перевод которых заканчивал в ту
пору
Садовяну
для
издательства
«Карта Руса».
Кто-то
высказал
предположение,
чт о,
оч ев идно,
Садовяну
взялся
за
перевод
«Записок»
потому,
что
в
книге
русс кого
пи­
сателя
ему
при шл ась
по
душе
«охотничья тема», но Са ­
довяну
возразил,
возразил
спокойно,
но
дос та точн о
оп ре­
д еле н но: «Нет,
не
только
и
не
ст олько
поэтому».
На
этой
репл ик е
Садовяну
разговор,
происходивший
за
с толом ,
пресек ся ,
хо тя,
признаюсь,
у
меня
бы ло
иску­
шение
попросить
писателя
ск аза ть
об
этом
пространнее*
Послеобеденный
коф е
был
подан
в
каб ин ет
Пар х она,
где
в
ш ирок ом
кресле
обосновался
и
Садовяну.
Пис ате ль
беседовал
с
хозяином
дома
—
они
вс по мина ли
родные
Яс сы,
и
писатель
говорил
о
Соборе
т рех
апостолов,
чудес­
ном
создании
румынской
национальной
архитектуры.
Вскоре
раз гов ор
коснулся
литературных
тем,
и
Пархои,
к
мо ей
рад ости ,
зада л
Садовяну
во пр ос,
с
к оторы м
я
хот ел
обратиться
к
н ему
за
столом.
Да,
вопрос
так
был
и
сф ор­
мулирован:
в
с амом
деле,
что
привлекло
вним ание
Са­
довяну
к
к ниге
русс кого
пи сателя ?..
Садовяну
улыбнулся,
ему
было
приятно,
что
его
со­
беседники
сб ере гли
в
памяти
этот
ра згов ор.
—
В
рассказах
Тургенева
ес ть
св оя
большая
тема,
как
и
с воя
пр авд а,
оче нь
большая...
—
сказал
Садовяну.
—
Какая?
—
был
след ую щий
вопрос.
Садовяну
заду м ался:
эт от
разговор,
возникший
так
не­
ожиданно,
и
для
пего
много
з на чил.
—
Да
какие
же
это
р ассказы ?
—
вдруг
заметил
Са­
д овя ну.
—
Это
же
пес ни!
Песни
рад ос ти
и
песни...
гн е­
ва!
—
Его
гл аза
бы ли
хмуро-впимательны.
—
Ес ли
хотит е,
песни
честного
сердца,
котор ым
настоящий
ч ело век
от ли­
чается
от
всех
прочих...
А
все
остальное
он
произнес
уже
без
того,
чт обы
его
спрашивали,—
впдно,
он
по нима л,
насколько
это
значи­
тельно
для
него
и
уже
не
мог
не
сказать :
—
Конечно,
пи сате ль
дол жен
б ыть
на
уровне
своего
вре м ени
и
с м отреть
на
мир
глазами
человека,
умудрен-
гого
наукой
жиз ни.
Для
художника
это
свято
так
же,
как
для
уче ного.
Но
оче нь
важно
быть
еще
честным
че­
ловеком,
просто
честным
человеком.
—
Он
пом ол чал,
т оч­
но
мысленно
взвешивая
каждое
из
пр о из несенных
210


с лов.
—
Совесть
—
это
еще
и
че стн ост ь,
со вест ь
мира
—
это
еще
и
честный
человек...
очень
честный.
Так
Садовяну
подвел
м еня
к
самой
с ути
своей
много­
л етней
работы
в
искусстве,
к
тому,
что
для
него
был о
сущностью
его
гражданского
дол га,
его
писательской
со­
вести.
И
в
какой
уж
раз
я
окинул
мысленным
взором
жизнь
писа теля ,
с тара ясь
в
ней
на йти
нечто
такое,
что
оп ре дели ло
эти
его
сл ов а: «Совесть мира
—
это
еще
и
че ст ный
че лов ек ...
очень
честный».
От ец
Садовяну
адвокат,
выходец
из
с ос тояте льн ой
семьи.
Ма ть
—
крестьянка,
дочь
плугаря
из
горной
Мо л­
довы.
Родные
от ца
не
скрывали
сво ей
неприязни
к
семь е
невестки.
Это
не
были
обычные
пересуды
между
родс т­
в енник ами.
В
то м,
как
семья
от ца
относилась
к
матери
ц
ее
близким,
было
отношение
бар
к
холоп ам .
Сам ые
ранние
впечатления
Садовяну
связаны
с
этой
др амо й,
расколовшей
семью.
Ма льч ик
не
сраз у
оп ред ели л,
на
чьей
стороне
пр авда:
и
одни,
и
другие
стар ик и
ка зали сь
ему
бли зк и.
Но
события
развивались,
и
пр ив ели
семью
к
катастро­
фе,
которая
глубоко
потрясла
все
существо
юного
С адо­
вяну.
На чало сь
с
того,
что
в
семь е
тяжело
заболел
отец.
Знатные
родители
от ца
решили
указать
невестке
«ее ме­
сто».
То,
что
было
совершено
над
ма терь ю
писателя,
бы­
ло
похоже
на
расправу,
кот орую
учиняют
бары
над
к ре­
стьянской
девушкой,
заподозренной
в
связи
с
человеком
«голубой крови» .
Женщина
бы ла
изгнана
из
семь и.
Ей
да ли
понять,
что
отныне
ее
мест о
на
заднем
дворе.
Жен­
щи на
восприняла
это
как
угрозу
разбить
семью,
лишить
ее
ребенка.
От ец
выздоровел,
но
ма ть
не
пережила
пр о­
и сше д шего,
она
занемогла
и
вскоре
скончалась.
.
Это
соб ыт ие
глубоко
ранило
сердце
мальчика.
Оно
я вил ось
самым
впечатляющим
событием
всей
его
жизни.
Смерть
матери,
как
ее
во с приня ло
сознание
будущего
писателя,
оставила
горестный
след
па
в сем
тв орче ств е
Садовяну
—
здесь
началась
его
любовь
к
обездоленным,
страждущим
людям.
Но
здесь
начиналась
и
его
ненависть.
Это
со быт ие
нав сегд а
в ну шило
чувство
острой
вра­
жды
к
родным
от ца,
от
рук и
кот оры х,
в
сущности,
пог иб­
ла
мат ь.
И
с
н еп ре одолим ой
силой
его
потянуло
в
тот
заповедный
уголо к
Молдовы,
откуда
про ис ход ила
м ать,
в
простую
крестьянскую
семью
ее
родн ых,
к
де ду -п луга рю.
211


А
дед
стоил
этой
любви.
Мальчика
пл ен или
его
ду­
шевная
чи ст ота,
м удрос ть,
чувство
собственного
до сто ин­
ства.
Деда
нельзя
бы ло
н аз вать
гордецом,
но
он
умел
не
дать
себя
в
обиду.
Дед
никогда
не
ломал
шапку
перед
своим
именитым
сват о м.
И
б удущ ий
пи сател ь
оставил
семью
отц а
и
уш ел
под
кров
скромного
крестьянского
жили ща.
Разу м е ется,
ни
теперь,
ни
в
буд ущ ем
Садовяну
не
мог
пор ва ть
с
семьей
отца ,—
наверно,
это
б ыло,
не
пр о­
сто .
Но
через
всю
его
жизнь,
долгую
и
м ного трудную ,
ряд ом
с
Садовяну
точно
шел
прос той
плугарь
из
Молдо­
вы.
Нет ,
нельзя
сказат ь ,
что
отныне
писат ель
смотрел
на
жизнь
его
глазами,
но
в
той
борьбе,
труд н ой
и,
в
су щ­
ност и,
бла года тной ,
которая
происходила
в
д уше
пи са­
теля,
нередко
побеждали
мысль
и
слово
деда.
Это
он
со­
общ ил
писателю
любовь
к
страждущим,
п ротори л
в
ег о.
душе
троп у
к
жизни
народа,
внушил
ему
уважение
к
пра в де,
которую
писатель
сберег
в
своем
сознании,
сбе­
рег
и
охра н ил.
На
взгляд
Садовяну,
самое
большое
преступление
то го
мир а
перед
человеком
состоит
в
то м,
что
он
же сто ко
калечит
души
люд ей,
доброе
начало
в
их
душах,
в еру
в
торжество
правды.
Именно
эт ой
мысл ью
проникнут
ра с­
ск аз
писателя
«Шестьсот лей», написанный с истинно са -
довяновской
глуб ин ой
и
силой.
Немалого
труда
стоило
крестьянам
спустить
из
пруда
в оду
и
ос уши ть
земл ю.
Одна ко
добытая
так ими
у силия ми
земля
был а
у
крестьян
от торгн ут а.
Крестьяне
наняли
хо­
датая
и
с обрал и
шестьсот
ле й.
Наш ел ся
добрый
человек,
кот оры й
вн ял
гор ю
бедных
и
решил
это
сделать
бесплат­
но.
Но
странное
дело
—
предложение
человека
вызвало
у
крестьян
смятение
(они «... ве рн улись
в
село,
промеж
себя
потолковали-потолковали,
да
и
не
стали
жалобу
по­
да ва ть»), Поступок человека был настолько бескорыстен,
что
крестьяне
отказались
верить
этому.
(«Невдомек им:
как
это
вы
брать
шестьсот
лей
у
них
не
хотите?.
Другие
ничего
не
могли
сд елать,
а
брали...»).
Рассказ
кончается
те м,
как
посланец
деревни
просит
ходатая
принять
шес тьс от
лей
(«Обиняками,
но
оче нь
настойчиво
он
дал
мне
поня т ь,
что
на
оплату
мо их
хлопот
у
них ,
у
четыр­
надцати
человек,
со брано
шестьсот
лей »).
Рассказ
напи сан
в
1911 году,
но,
как
казалось,
он
об­
ра щен
писателем
и
к
своим
современникам,
и
к
потом­
ка м: «Нет ничего страшнее,
как
отнять
у
человека
в еру
212


в
добро,
веру
в
правду.
Ес ли
есть
в
п рирод е
клятвопре­
ступления,
то
им
является
преступление
прот ив
правды,
правдоразрушение».
Существует
мнение:
у
нашего
современника
ино е
от­
ношение
к
искусству.
Ст оронн ик и
э той
точк и
зрения
по­
лагают,
что
на
смену
пр озе
прошлого
века,
обременённой
красками,
должна
прийти
ина я
проза,
жесткая
и
лаконич­
на я.
Бы ть
может,
эта
точка
зрения
и
верна,
если
она
не
обедняет
того,
что
из в ечно
было
предметом
ис кусс тв а,—
человека.
Учителями
Садовяну
был и
великолепные
ма­
стер а
рус ск ой
и
французской
прозы
прошлого
века.
Он
не
без
основания
полагал:
ес ли
изобразительные
сре дс тва
служат
раскрытию
душевных
богатств,
з ало женных
в
человеке,
он
не
должен
отказываться
от
эт их
ср едст в
лишь
на
том
основании,
что
они
был и
известны
его
пред­
ш ест венник ам.
Может,
поэтому
предметом
творческих
симпатий
румынского
мастера
были
писатели,
па лит ре
которых
были
свойственны
чистые
и
сильные
краски.
Са­
довяну
начал
св ою
жизнь
в
искусстве
в
ту
пору,
к огда
п роза
потому
и
бы ла
прозой
художественной,
что
не
н из­
вергалась
обильным
и
часто
пустым
потоком
на
чистые
листы
стенографистки,
а
рождалась
под
те р пе ливым
пе­
ром
художника
—
буква
за
б укв ой,
слово
за
с ловом .
В
с вое
время
издательство
«Скрисул романянска»
пода­
р ило
любителям
к ниги
интересное
издание
Садовяну:
к нига
ил и,
вернее,
тетрадь
с
рассказом
Садовяну
точно
воссоздавала
авторскую
рукопись.
Да,
чита тел ь
как
бы
стал
обладателем
рукописи
Садовяну
и
обрел
редкую
возможность
заглянуть
в
святая
святых
пи сател я.
Руко­
пис ь
обла да ет
сил ой
удивительной
—
ничто
не
способно
так
точно
в ос созд ать
движение
авторской
мысли,
ничто
так
не
передает
рад ос тей
и
мук
пи са теля
над
белым
ли­
стом
бум аг и,
как
рукопись.
Вот
эта
тетр адка
лежит
пе­
ре до
мной:
н ет,
как
ни
щедр
Садовяну
на
краски,
это
не
расточительство
—
рукопись
хр анит
.
следы
этой
работы,
где
каждое
нов ое
прикосновение
кисти
д елает
деталь
бо­
лее
точной
и
верной.
Садовяну
постоянно
обращался
к
творчеству
Гоголя.
Ему
бы ла
близка
живописная
проза
Гого ля,
его
любовь
к
детали,
объемной,
физически
ощутимой,
его
жадное
во спр ият ие
богатого
мно го цвет ья
и
многозвучья
земли,
его
способность,
не
нарушая
естественности
и
человечности
хара ктера ,
делать
этот
харак те р
истинно
собирательным.
Осенью
сорок
пя того
го да
я
слушал
лекцию
Садовяну
213


о
Гоголе
в
бухарестском
з але
«Даллес».
Зал
не
мог
в ме­
стить
вс ех
желающих,
и
большая
то лпа
стояла
на
ул ице
у
ре пр одук торов .
—
Гоголь
был
од ним
из
тех
редких
м астер о в,—
с ка­
зал
Садовяну,—
в
про из вед ени ях
которого
сатирическое
начало
соседствовало
с
на ча лом
лирическим,
не
толь ко
не
разрушая
цельности
картины,
но
счастливо
способст­
вуя
этому...
Несмотря
на
то,
что
счастливое
это
качество,
подме­
ченное
румынским
м а стером
в
тв орчес тв е
русс кого
гения,
б ыло
с во йств енно
и
про из вед е ниям
самого
Садовяну,
вряд
ли
б ыло
бы
справедливым
утверждать,
что
С адо­
в яну
был
учеником
Гогол я.
Румынский
художник,
подоб­
но
многим
другим
интеллигентам
своего
круга
и
своего
времени,
был
с
детства
приобщен
и
к
французской
ку ль­
ту ре,
он
читал
французских
писателей
в
подлинниках.
Но
Садовяну
был
с лишком
большим
писателем,
чт обы
не
понимать
места
рус ск ой
прозы
в
общемировом
лите­
ратурном
пр о цессе,
ка к,
впрочем,
и
места
русской
кул ь­
туры
в
формировании
интеллектуальных
интересов
со­
временного
человека.
Ему
был и
чуж ды
попы тк и
столк­
ну ть
на
румынской
земле
французскую
культуру
с
ру с­
ской.
В
сознании
самого
Садовяну
Мо пас сан
ве лик оле пно
уживался
с
Тургеневым,
а
Фло бер
с
Гоголем,
хо тя
по
общности
сво их
исторических
судеб
русская
культура
конечно
же
бы ла
ближе
румынскому
на род у,
ближе
вс я­
кой
ино й.
Садовяну
это
зн ал
дост аточн о
хорошо
—
его
родные
Яссы
в
течение
веков
были
центром
ру сск о-р у­
мынского
культурного
обще ни я.
Стоит
ли
говорить,
что
советские
л юди,
к отор ым
до­
велось
б ыть
свидетелями
ст ано влен ия
братской
Ру мы нии
в
не ле гкое
послевоенное
время,
всегда
гордились
тем,
что
сре ди
больших
друзей
СССР
был
первый
писат ель
Ру­
мынии,
од ин
из
создателей
ее
литературного
языка
Михаил
Са дов яну.
Мне
пр ипо ми нается
первая
поездка
пи сател я
в
Советскую
Стра ну
весной
сорок
пятого
года.
Я
был
сре ди
тех,
кто
встречал
писат еля
на
бухарестском
аэродроме
«Банясы»
и
потом
слушал
его
доклад
в
До ме
АРЛЮСа
на
Ка ля
Виктория.
Необычное
соб ран ие
пр иве­
ло
в
тот
вечер
под
св оды
Дома
АРЛ ЮСа
ученых,
п исате­
ле й,
музыкантов,
художников
—
всех,
кто
составлял
с ла­
ву
оте чест в енн ой
культуры.
Это
и
поня т но
—
собрание
происходило
в
з наменат ель ну ю
для
молодого
румынского
государства
пору.
В
п амяти
еще
явственно
стоял
фев­
214


ральский
бесснежный
день,
грузовики
с
рабочими,
стре­
мящи мис я
к
Дворцовой
площади,
зловещая
т ишин а,
ко­
торая
встретила
раб очи х,
пулеметные
о ч ереди,
свинцо­
вым
гр адом
ударившие
по
толпе,
опять
тиш ина ,
рыхлая,
настороженная,
и
пятна
спек ш ейся
крови
на
камн е
—
это
б оярск ая
Румыния
огнем
и
с винц ом
карала
молодую
де­
мократию
за
ее
верность
свободе.
Это
б ыло
в
феврале,
а
меньше
чем
через
два
ме сяца
п осле
это го
Садовяну
вер­
нулся
из
Советской
Ст ран ы.
Я
как
сейчас
вижу:
мягкий
предвечерний
св ет
вх о­
дит
через
открытые
ок на
в
з ал,
в
котором
выст у пает
Са­
дов ян у.
Чистые
бли ки
неяркого
солнца
лежа т
на
па ркет ­
ном
полу,
на
спи нк ах
кресел,
убранных
ре зьб ой
и
золо­
том.
И
этот
свет ,
растекавшийся
по
стенам,
и
от блес к
не­
яркого
закатного
солнца
на
пар к ете
хорошо
с оче таю тся
со
спокойной
речью
Садовяну,
кот орую
он
произносит
в
тоне
застольной
беседы.
—
До
с обы тий
23 августа 1944 года,—
сказал
в
э тот
день
Сад о вяну ,—
наш
народ
жил
в
полной
изоляции
от
Советского
Союза.
Теперь
я
отдаю
себе
отчет
в
том,
с
как ой
дьявольской
жестокостью
был
организован
бойкот
познанию
этого
нового
м и ра...
Я
испытал
не что
вроде
та­
инств енно г о
откровения,
читая
Конституцию
Советского
Союза...


АРГЕЗИ
етом
1956 года в редакции « Ино­
странной
литературы», где я тог­
да
ра бот ал,
раздался
зво но к:
—
Румынский
гость,
толь ко
что
приехавший
в
Москву,
хоте л
бы
вас
в ид еть...
—
Кто
он?
—
Т удор
Ар г ези.
Признаться,
я
ис пыта л
нема­
лое
волнение.
В
плеяде
мастеров,
кот орые
делали
погоду
в
совре­
менном
румынском
иск усс тве, —
Михаил
Садовяну,
ком п ози тор
и
скрипач
Энеску,—
свое
большое
мест о
занимал
по эт
писатель
Джо р джи
Ту дор
Арге зи .
Я
з нал
Аргези
в
течение
тех
трех
лет,
которые
прожил
в
Бухаресте.
Аргези
часто
бывал
в
посольстве,
наши
беседы
по
проблемам
литературы
были
по-своему
близки
интересам
времени,
хотя
подчас
и
обна­
руживали
разные
точ ки
зрения.
Поводом
к
сп орам
сл у­
ж или
знаменитые
«таблеты»
Аргези.
Это
был и
микроско­
пические
фе льет он ы,
каждый
не
больше
80—100 строк,
истинные
«таблеты», построенные на метафорах и ино­
сказаниях.
Что
же
касается
стихов
Арг ез и,
то
в
этих
стихах
мне
виделось
нечто
тю тчев с кое
—
афористичность,
точ нос ть
п си хологич еск ого
рисунка,
пожалуй,
иро ния,
хотя
то
был,
кон еч но,
Туд ор
Аргези,
художник
самобыт­
ный,
есл и
и
п охож ий
на
кого-либо,
то
прежде
в сего
на
самого
себя.
Х очу
вспомнить
Арге зи
в
Бухаресте,—
кажется,
что
его
образ
возникает
вместе
с
ликом
города
тех
лет,
как
этот
лик
сберегла
память.
Ви жу
бухарестский
парк
Чисмеджиу
непоздним
м ай­
ским
утром .
Со л нце,
заметно
знойное,
уже
пр ихв ат ило
листву,
и
она
привяла,
точно
отяжелев.
Кажется,
солнце
укротило
и
ветер,
загнав
его
в
колючие
з аро сли
акации,—
он
там
бездыханно
будет
лежать
до
д але кого
предвечер­
нег о
часа.
Если
заявит
о
себе,
то
запахом
те пл ого
пруда
да
з ацвет аю щей
на
пруду
ряски.
—
Доброе
ут ро,
маэстро!
21С


Аргези
не
без
труда
поднимает
глаза,
его
стило,
за­
метно
нарядное,
по вис ло
над
раскрытой
тетра дь ю.
—
Здравствуйте...
—
Он
по пр авл яет
оч ки,
выгадывая
время,
чт обы
рассмотреть
в ас.
—
Вот
пришел
сю да
и
не
заметил,
как
солнце
встало
над
головой...
Ну,
разумеется,
он
пришел
сюда
в
тот
ранний
ч ас,
когда
парк
еще
бережет
ночную
пр охла ду.
Утро
отло­
жилось
в
его
. тетради
строфой,
одной,
а
то
и
другой.
Не
закрывая
тетради,
он
кладет
ее
на
свободное
место
ря­
дом ,
точно
желая
убе ди ть
и
вас,
с коль
ще др
был
для
н его
этот
день:
ст роф а,
строфа!
—
Вы,
кон е чно,
полагаете,
что
я
пришел
сюд а
рабо­
та ть?
—
Он
держит
тетрадь
у
самой
груди,
согнув
руку
в
локт е,
как
имею т
обыкновение
нос ить
книги
учителя,
шаг
его
широк,
он
ставит
ногу
с
ка блук а
на
носок,
буд то
вым ер яет
шагами
землю.
—
Ничего
подобного!
Я
пришел
не
за
этим!
—
Он
останавливается
и
не
без
веселого
лю­
бопытства
принимается
смотреть,
как ,
отодвинув
боль­
шую
садо ву ю
скамью
под
тень
старой
л ипы,
зол отов ол о­
сый
юно ша
целует
свою
подружку.
—
Вот
за
эт им
я
сю да
пришел...
—
Он
смеется,
да
так
азартно,
что
его
круглые
очк и
соскакивают.
—
Согласитесь,
что
я
нигде
это го
не
увижу,
кром е
как
здесь !. .
—
Он
шарит
распростертой
ла­
донью
по
песку,
пытаясь
отыскать
очки.
—
Нигде
и,
по­
жалуй,
никогда...
Вы
не
соглас н ы?.. —
Он
не
без
труда
водружает
очки,
см отри т
на
меня,
от
улыбки
не
ост алос ь
и
сл еда.
—
А
поэту
надо
это
видеть
бол ьш е,
чем
кому-ли­
бо...
Кстат и,
и
с тар ому
поэту.
Не
согла сн ы?
—
подмиги­
ва ет
он,
не
скрывая
лукавых
глаз.
Он
достает
но со вой
платок,
большой,
в
крупную
кл ет­
ку,
тщательно
отутюженный
(судя по тому,
с
какой
осто­
рожностью,
чуть
торжественной,
поэт
раскладывает
его
на
роз ов ых
стариковских
ладонях,
он
не
притрагивался
к
платку
се го д ня), медленно подносит платок к глазам и
с
пре ве лик ой
тщательностью
суш ит
их.
Нет,
он
не
пл а­
чет,—
ес ли
это
слезы,
то
веселые
слезы.
Выставочный
зал
«Даллес»
в
центре
Буха реста .
Скромное,
но
в
высшей
степени
представительное
здание.
Подобно
«Черкул милитар»
и,
пожалуй,
сановной
«Кап-
ш е»,
место
встречи
бухарестской
элиты.
Вернисаж
и
«Даллес», как удары вечевого колокола,
совсем
недавно
с оби рали
цвет
арист о кр ат ии.
Не
знаю,
как ую
роль
выста­
вочный
зал
сы гра л,
популяризуя
румынскую
живопись,
но
он
был
полезен
в
ино м:
здесь
бухарестский
свет
смо­
217


т рел
на
себя
и
себя
показывал,
а
заодно
и
занимался
де-
ЛОМ
—
пок у пал
недвижимость,
св ергал
министров,
воца-
рял
нефтяных
и
лесных
магнатов.
Впрочем,
ес ть
см ысл
сделать
оговорку:
то
бы ло
пре ж­
де,
а
во
времена,
о
к отор ых
идет
ре чь,
вернисажи
«Дал­
лес»
стали
в
большей
мер е
вер ни сажам и.
Буха рестски й
св ет
отс туп ил
в
тень,
и
отставные
военные,
маклеры
и
высокопоставленные
чиновники
уступили
мест о
л юдям
искусства.
Среди
них
и
Аргези.
Мне
всегда
казалось,
что
поэт
замкнут,
обращен
в
себя,—
по
крайней
ме ре
его
поэзия
бы ла
в
какой-то
м ере
поэзией
уед и нения .
Но
вот
парадокс:
об раз
жизни
по эта
не
очень-то
выказывал
это
уединение.
Поэт
был
на
н ар оде,
ему
не
чу жд
был
шум
большого
города,
ре дко
к акая
премьера
или
вернисаж
об­
ходи ли сь
без
него.
Вот
и
сейчас
—
Аргези
см отре л
п олот­
на
Петрашку.
—
Не
по л агаете
ли
вы,
что
живопись
утратила
зн а­
чение,
как
тол ько
потеряла
интерес
к
портрету?
—
спра­
шивает
Аргези,
не
скрывая
же л ания
обратить
разговор
к
проблеме,
которая
кажется
ему
актуальной.
—
Вы
хоти те
сказать :
как
только
потеряла
интерес
к
человеку?
—
стараюсь
уточнить
я.
—
Можно
ск азать
и
так:
как
тол ько
потеряла
инте ­
рес
к.
человеку,—
подтвердил-
Аргези.
—
Согласитесь:
лю­
бой
поиск
в
живописи
оправдан,
е сли
по ст иже ние
че ло­
века,
которое
явил,
например,
Ремб р анд т,
не
утр аче н о...
—
Это
мнение
не
просто
соотнести
с
нынешней
живо ­
писью,—
осп ори л
я.
—
Вы
имеете
в
вид у
Петрашку?
—
спросил
он,
и
его
взгляд,
откровенно
исп ыту ющий,
объял
полотно,
перед
к отор ым
мы
сейчас
стояли,—
броские
краски
полотна,
усиленные
светом
с олн ца,
которое
рвалось
из
окн а,
были
очень
хорош и
в
эту
ми нут у.
—
Пожалуй,
и
Петрашку...
—
был
мой
ответ.
—
Ну
что
ж,
это
стоит
ска зат ь
и
о
Петрашку,—
заме­
тил
он.
—
Ска зать
и
посеять
со мнен ие?
—
Может
быт ь,
и
посеять
сомнение:
оно
всегда
по­
лезно...—
не
отверг
он.
И
еще
одн а
встреча.
Это
б ыло
в
первом
этаже
дворца
Катарджи
на
Каля
Виктория,
где
находилась
би бли от ека
АРЛ ЮСа.
Аргези
был
со
сво им
давним
друго м
Гала
Га­
лак ти он ом.
Седобородый
Галактион
—
борода
лопатой,
нет,
не
той,
что
р оют
землю,
а
той
ши рочен но й,
загребу­
218


ще й,
деревянной,
которая
очень
хороша,
когд а
надо
на
току
л опат ить
зерно,—
слушал
поэта,
улыбаясь,
спр ят ав
в
оби льн ые
седины
бороды
большую
руку .
Галактион
просил
отыскать
русский
тек ст
«Записок
охот ни ка », которые незадолго до этого перевел Садовяну,
и,
получ ив
книгу,
обнаружил,
что
проникнуть
в
э тот
текст
не
просто.
Из
би бли оте ки
позвонили
в
издательство
«Карта Руса», прося помощи.
Я
был
в
би бли оте ке,
когд а
знаток
русского
языка,
откомандированный
в
распоряже­
ние
Г алак тио на
и
Арге з и,
уже
колдовал
над
те кст ом
«Певцов».
О днако
что
обратило
интерес
поч те нных
ли­
тераторов
к
Тургеневу?
Оказывается,
Г ала ктион
задумал
рас сказ
-о
своеобразном
ту рнир е
д еревенск их
скрипачей,
свидетелем
которого
он
был
во
время
поездки
в
Добруд­
жу.
Когда
замысел
расс ка за
сложился,
Галактион
обн а­
ружил,
что
нечто
по добно е
е сть
у
Тургенева,
однако
там
идет
речь
не
о
ск ри пач ах,
а
певцах.
Тут
же
был
затребо­
ван
перевод
Садовяну,
а
вслед
за
эти м
и
подлинный
Тур­
генев.
«Певцы»
—
оди н
из
са мых
живо писны х
рассказов
цикла,
в
котором
особенно
хорош и
характеры
героев,
как
и
выразительна
картина
поединка,
его
краски,
его
на­
строение,—
это
необыкновенно
увлекло
всех,
кто
стал
вольным
и
не в ольным
сл у шат елем
Тургенева
в
би бли оте­
ке
АРЛЮСа.
По мню,
как
мы
шли
по
Ка ля
Виктория
и
Аргези
не
мог
успокоиться.
—
Вот
гов оря т,
что
рассказ
—
это
событие:
чем
оно
н еоб ычне е,
тем
с иль нее
расск аз . ..
Ничего
по доб н ого!
В
конце
концов,
какое
событие
п рои сход ит
в
расск аз е,
к оторы й
мы
только
что
услышали?
Встретились
два
плу­
гаря
в
корчме
и
запели...
Да
такое
обычно
и
в
нашем
селе!
—
Он
взглянул
на
Галактиона,
взгля н ул
не
без
же ла ния
найти
у
нег о
поддержку.
—
Все
в
ином :
как
эт от
пр ос той
сюжет
пр евр ащен
в
рассказ,
как
най д ены
типы
героев,
в
какой
мер е,
ес ли
хот ит е,
они
не
похожи
друг
на
друга,
как
удалось
отыскать
фон
и
в
как их
отно­
шениях
с
происходящим
находится
автор...
Нельзя
на­
писать
рассказ,
не
ре шив
все х
этих
вопросов,
как
бы
ма лы
они
нам
ни
к аза лись! ..
Рядом
шел
Гал ак тио н.
См ир ение
изобразилось
на
его
лице,
смирение
и
печаль.
Не
знаю,
н ап исал
Галактион
этот
ра сс каз
или
нет,
но
полагаю
—
Аргези
обнар у жил
в
это
ут ро
та кие
грани
замысла,
какие
и
для
его
друга
был и
вно ве.
219


Я
в пе рвые
в стр ети лся
с
Аргези
осен ью
сорок
ч ет вер­
того,
однако
наши
встречи
были
особенно
часты
позже
—
в
сорок
шестом
и
седьмом.
Смею
думать,
что
наши
отно­
шен ия
с
поэтом
отличались
искренностью.
По
кр ай ней
мере
спор,
ко торы й
подчас
возникал
между
нами,
ес ли
и
с ка зался
на
наших
от нош е ниях,
то
пошел
им
на
поль­
зу ,—
впрочем,
с
Арге зи
иначе
и
не
могло
быть.
Звонок,,
ко торы й
однажды
раздался
в
ред ак ции
«Иностранной ли ­
те р а ту ры », и вслед за этим приезд поэта в редакцию по­
казали
м не,
что
в
св оих
предположениях
я
недалек
от
истины.
Это
бы ло
в
тот
пе рвый
год
ра боты
«Иностранной ли ­
т е ра т у ры», когда она помещалась в периферийном фли­
гельке
на
улице
Воровского,
52.
С
момента
последней
встречи
с
поэтом
прошло
почти
десять
лет
—
срок
не ма­
л ый.
В
сознании
жил
пр ежний
А ргез и,
каким
сберегла
его
п амять
по
встречам
в
Бухаресте.
Не
скажу,
чтобы
п оэт
в
сво и
шестьдесят
с
лишним
был
щеголем,
но
он
сбер ег
пристрастие
к
красивой
од ежде .
Помню,
что
на
нем
был
серый,
не
сто ль ко
тонкой,
с кол ько
груб ов атой
шерс ти,
костюм,
на рочи то
грубов а той ,
с орочк а
с
мягким
воротником,
повязанная
бантом,
берет,
на
французский
манер
забранный
на бок.
Но
вот
новая
вс тр еча,—
наверно,
разница
в
десять
лет
не
столь
велика,
но
она
б олее
чем
вел ик а,
к огда
пр ост ирает ся
от
шестидесяти
семи
до
семи­
десяти
семи.
Если
говорить
об
од ежде ,
пр ежни е
пристра­
стия,
казалось
бы,
сохранились.
И
серый
к ост юм,
и
со­
роч ка
с
мягким
воротником,
и
берет
ос тали сь,
как
п реж­
де,
но
в
руках
теперь
бы ла
палка,
на
которую
Аргези
с
заметным
усилием
о пир ался
при
х одь бе.
Правда,
во йдя
в
редакцию,
он
не
без
удовольствия
бросил
ее
в
сторону,
дав
понять:
готов
обо йт ись
и
без
не е,—
но,
уходя
из
редакции,
внимательно
о см отре лся
по
сторонам,
разыски­
вая
св ою
палку,
ему
ее
недоставало.
И
все-таки,
увидев
Аргези,
я
не
мог
не
от мет ить
для
се бя:
у
него
бы ло
не
просто
хороше е
настроение,
он
в есь
светился.
Потребовалось
не
много
времени,
чтобы
уста­
новить
пр ич ину
этого .
Он
пр иех ал
в
Москву
по
более
чем
знаменательному
поводу:
со ветск ое
правительство
возвра­
ща ло
пр ави тел ьст ву
Ру м ынии
все
находящиеся
у
нас
ценности
этой
страны,
в
том
чи сле
дос тоян ие
церкви,
по­
лотна
выдающихся
мастеров
Григореску
и
Лукиана,
из­
делия
из
драгоценных
м ет аллов,
включая
знаменитый
220


клад
«Наседку с золотыми цыплятами» .
Более
чем
сорок
лет
н аша
ст рана
хр анил а
эти
сокровища,
хотя,
как
мож ­
но
б ыло
догадаться,
стране,
перенесшей
в
эти
годы
две
невиданно
опустошительные
войны,
сб ере чь
все
это
было
не
про ст о.
Наверно,
с вой
смысл
имело
и
то,
что
румын­
ские
ценности
возвращались
в
руки
Арге зи .
Прибыв
в
Москву,
поэ т
по шел
в
Кр е мль,
чт обы
взглянуть
своими
глазами
на
то,
что
предстояло
ему
п рин ять
и
возвратитъ
на
ро дин у.
Думаю,
что
его
желание
разы скат ь
давнего
п риятел я,
с
к оторы м
его
некогда
свела
судьба
в
совет­
ск ом
пос ол ьс тве
в
Буха ресте ,
психологически
можно
было
объяснить
и
эт им
его
состоянием.
(Справедливости ради
надо
сказать,
что
я
был
не
единственным,
кого
Арге зи
отыскал
в
эти
дни
из
сво их
прежних
советских
друзей.)
Со
временем
он
скажет
об
этих
первых
д нях
своего
пре­
бывания
у
н ас : «До моего приезда в Москву я знал
русских
по
моим
женевским
впечатлениям,
по
лите­
ратуре.
Побы в ав
в
Мо скве,
я
поня л,
что
русские
ком­
мунисты
унасл едо вал и
от
рус с кой
ду ши
в се».
Таким
образом,
миссию
в
советскую
столицу
Аргези
воспринял
как
в ели кую
че сть
для
се бя
—
об
это м
говорил
весь
его
ви д.
—
Нашему
народу
это
об ъ яснит
многое...
—
с казал
мне
тот
раз
Аргези.
Не
просто
бы ло
пер ей ти
от
этой
тем ы
к
иным,
какие
обычно
составляли
содержание
наш их
бесед
с
поэтом.
Помнится,
Аргези
очень
интересно
гово рил
о
прозе,
на­
писанной
поэтами,
многократ
возвращаясь
к
ром ан у,
ко­
торы й
н ап исал
сам,—
по-моему,
это
б ыла
«Лина» .
Его
мысль
развивалась
так:
поэт
во
вл асти
наст р оени я,
п ро­
заи к
—
сюжета
и
об раз а.
Но
одного
и
другого
роднит
мысль.
Проза
поэта
эм оцио на льна
и
философична,
но
ха­
рактеры
в
ней
иногда
контурны,
а
сюжет
л ишь
намечен.
Кон е чно,
есть
исключения,
но
тольк о
тогда,
когда
по эт
с м отрит
на
свою
п розу
открытыми
глазами,
видя
достоин­
ства
и,
пожалуй,
недостатки.
—
Раз мер
и
р ифма
делают
даже
обыденную
мысль
эффектной
—
мысль
одета
в
такое
платье,
ко торы м
пр о­
заи к
может
и
не
рас полаг а ть, —
гов ори л
Арге з и.
—
По­
этому
у
пр о заика
вся
на деж да
на
достоинство
сам ой
мысли.
Для
поэта
писать
прозу
—
значит
обнаружить
глав н ое
—
способность
нести
мысль...
Конечно,
слова
эти
был и
в
чем-то
к
поэтам
критичны,
а
если
уче ст ь,
что
их
произносит
поэт,
то
самокритичны,
221


но
они
трижды
бы ли
харак те рны
для
Аргези
—
он
ведь
и
прежде
был
в
сво их
суждениях
прян.
Возвратившись
в
Румынию,
он,
как
бы
продолжая
нашу
беседу
на
Во р ов ско го , 52, прислал мне свой роман.
Мы
тольк о
что
отметили
столетие
со
дня
ро жд ения
Аргези.
В.
полном
соответствии
со
значимостью
поэта
стол е тие
Аргези
отмечается
ЮНЕСКО
как
я вление
миро­
вое.
Кстати,
к
столетию
вышла
у
нас
большая
книга
о
поэте
—
я
говорю
о
ра боте
Феодосия
Видрашку.
Конеч­
но,
о
румынском
поэте
в
Советской
Стране
широко
пи­
са ли
и
пр ежд е,
как
много
и
плодотворно
публиковалось
поэтическое
наследие
Аргези,
но
книга
Ф.
Видрашку
яв­
ляется
первой
у
на с,
в
которой
сделана
по пыт ка
воссоз­
д ать
пу ть
Аргези,
формирование
его
взглядов
на
ли тер а­
туру
и
призвание
п оэта
в
не й.
Ест ь
немалый
смыс л
в
том ,
что
все
это
обращено
к
Тудору
Аргези,
одному
из
са мых
значительных
поэтов
современности,
нашему,
смею
ду­
мат ь,
убежденному
другу.


КЕРАШЕВ
ой
отчий
город
говорил
по-
адыгейски.
Когда
в
наших
семьях
появились
радиопри­
емники,
все
они
был и
на­
ст роен ы
на
во лну
Майкопа.
Именно
отту да
можно
бы ло
услышать
адыгейскую
песню,
фрагмент
пьесы,
стихи.
Пом­
ню,
какая
тишина
на ступа ла
и
в
нашем
доме,
когда
не­
высокие
его
стены
оглаша­
лись
адыгейской
речью.
Адыгейское
слово,
обычно
такое
ла к онично е
и
искро­
м етно е,
подхватывалось,
оно
точно
облетало
уст а.
—
Человек
стоит
столько,
с коль ко
видят
его
глаза,—
повторяла
моя
мать
пословицу,
и ско нно
адыгейскую.
Можно
б ыло
понять
эту
тяг у
к
сокровенно
адыгей­
скому,
коренному,
может
быть,
даж е
заповедному,
что
связывалось
у
мо их
близких
с
в ос по мина ниями
об
отцах
и
дедах,
о
том
да ле ком,
окутанном
дымкой
времени,
где
начинались
истоки
семьи
и
рода.
Но
ни
с
чем
нельзя
сравнить
впечатление,
которое
со­
путствовало
появлению
в
нашем
не
столь
уж
обширном
клане
новой
адыгейской
книги.
По мню
о дну
из
эт их
книг
—
отпечатанную
на
тусклой
желто-серой
бумаге,
с
нехитрым
рисунком
на
твердом
переплете,
заметно
вспух­
ше м,—
видно,
в
домах,
кот оры е
обошла
книга,
б ыло
не
очень
с ухо.
А
домов
э тих
бы ло
много
—
книга
шла
слож­
ной
и
долгой
дорогой,
ее
перед авал и
из
рук
в
руки.
Пом ню,
как
мать
читала
эту
книгу
ночами,
близко
при­
двинув
к
себе
керосиновую
лампу,
прикрытую
трехлиней­
ным
стеклом.
Помню
в
нешироком
поле
света
волнистые
страницы
книги
и
лицо
матери,
полное
внимания
нега­
симого.
Пом ню,
как
в
п олуноч ье
вздыхала
мать,
навер­
ное
втайне
тр ево жась
за
с удьбу
героев.
У
книги,
о
кот орой
я
говорю,
было
вполне
конкретное
наз вание,
как
и
автор
определенный,—
это
был
роман
уже
т огда
виднейшего
писателя
Адыгеи
Тем б ота
Магоме­
тов ича
Керашева
«Дорога к счастью».
Само
обаяние
тай­
223


ны,
которой
б ыло
окружено
чтение
это го
романа,
б ыло
настолько
в ели ко,
что
и
мне
захотелось
приникнуть
к
его
страницам.
Как
сейчас
пом ню,
с
какой
нео бор имо й
силой
захватил
меня
этот
роман,
какой
жизнью
пах ну ло
с
его
страниц,
как
увлек
он
меня
и
пок ори л
картинами
п од­
линной
жиз ни.
Я
увидел
степь,
родную,
кубанскую,
могу­
че
зацветающую,
с
весенним
со л нцем.
Я
услышал,
как
в
предвечерние
сумерки
на
пыл ьно й
дороге
аула
скрипит
неторопливая
арба
и
л а дится
бе се да,
в
кот орой
и
зна ние
жизни,
и
опыт,
и
мысль.
Я
подсмотрел,
как
по
осени,
по сле
то го
как
убран
хлеб,
на
просторных
дворах
ад ы­
гейцев
собирается
молодежь,
чтобы
под
звуки
маленькой
здешней
гармоники
пропеть
песни
лю бви
и
надежды.
Я
увидел
пир
стариков,
когда
над
очагом
укреплена
ме­
таллическая
тр ен ога,
а
на
нее
поставлен
трехведерный
котел,
ярко-черный,
задымленный,
а
в
клокочущем
вареве
котла
вздрагивает
тол ько
что
освежеванная
о вца.
Я
по д­
слушал
ра згов ор
крестьян,
идущих
степью
по
н е огля дной
стер не,
ра згов ор,
полный
трев оги
и
забо ты:
как
у дастся
в спах ать
под
озимь,
как
ляжет
этой
зимой
сн ег
и
не
вы­
д ует
ли
его
декабрьскими
стелющимися
ветрами
«джэ
бг э», по слову адыгейцев .
Я
увидел
геро ин ю
романа,
жен­
щину-адыгейку,—
автор
над ел ил
ее
все ми
достоинствами,
на
кот оры е
тол ько
способно
его
мудрое
перо,
пожелав
ей
счастья.
Я
прочел
эту
книгу,
и
она
о тслои лась
в
созна­
нии
картинами,
кот оры е
с бе регла
память,
сб ере гла
и,
быт ь
может,
чуть-чуть
дорисовала.
Все,
что
прочел
я
то­
гда,
б ыло
бл изко
мо ему
сознанию
—
я
это
видел,
знал,
жил
здесь.
А
потом
из
дома
в
дом ,
из
рук
в
ру ки
по шла
друг ая
кни га
—
повесть
«Дочь шапсугов», и ей сопутствовало во ­
ст оржен н ое:
—
Кер аше в,
Керашев...
Одного
этого
им ени
б ыло
достаточно,
чтоб ы
книга
во­
шла
в
жизнь
моих
близких,
вст рево жил а
и
взволновала
их.
—
Керашев...
Захотелось
узн ать
о
писателе
бо ль ше,
чем
сообщала
о
нем
книга.
Сделать
это
был о
непросто.
Видно,
писатель
был
не
очень
ще др
на
слово,
когда
речь
шла
о
нем
са­
мо м.
В
том
немногом,
что
удалось
уз нат ь,
был и
пробелы,
по
и
это
немногое
помогало
нарисовать
в
сознании
образ
Кер ашев а.
Пис ате ль
родился
в
1902 году в ауле Коше -
ха бль,
что
едва
ли
не
на
п олп ути
от
мо их
родных
мест
к
Майкопу.
Он
при над лежит
к
той
когорте
адыгейских
224


инте лл иге нтов ,
которые
пр и няли
революцию
и
немало
сд ела ли
для
нее.
Он
был
редактором
газеты,
директором
научно-исследовательского
института
Ад ыгеи .
З атем
ув и­
дела
св ет
проза
Керашева
—
романы
«Дорога к счастью»
и
«Состязание с мечтой»,
повести
«Дочь шапсугов»,
«Наймет», «Месть табунщика», «Урок жизни» .
Великое
богатство
адыгейцев
—их
язык.
Кер аш ев—
знаток
адыгей­
ского.
Никто
лучше
его
не
знает
фоль к лор а,
м но гоцв ет­
ного,
лако ни чн ого,
во
многом
аф орис ти чн ого.
В
прозе
Керашева
п ре ломи лось
богатство
этого
фольклора,
его
многомудрость,
его
юмор,
его
кол ори т.
П оэ тому
все
напи­
санное
Кера шевы м
находит
такой
отклик
в
нар о де,
так
понимается
на родом
и
так
его
воодушевляет.
К ераш ев
осуществил
раб оту,
для
ад ыг ейс кого
со з нания
эпохаль­
ную:
он
перевел
на
адыгейский
в
сво е
в ремя
«Интерна­
ционал».
Поэтому
са ма
азбу ка
революции
входит
в
миро­
ощущение
адыгейца
пос ред ств ом
керашевской
лек си ки
—
ес ть
ли
у
п ис ателя
миссия
более
гордая
и
почетная?
Позд не й
осенью
1969 года я был в Майкопе по делам
журнала
«Советская литература» .
Адыгейские
писатели
устроили
нечто
вр оде
приема
—
соб рали сь
прозаики,
поэ­
ты,
драматурги.
Там
был
и
Кераш ев.
Я
увидел
человека,
который,
вопреки
с воим
годам,
д ержа лся
п рямо
и
не­
колебимо.
Он
был
с ухощав
и
по-своему
статен.
Видно,
в
тече н ие
лета,
которое
минуло,
он
се бя
чувствовал
не
совсем
здоровым
и
р едко
выходил
из
дому
—
его
л ицо
было
заметно
бле дным .
—
А
почему
бы
журналу
не
с обрат ь
антологию
лите­
ратур
Северного
Кавказа?
—
сказал
мне
Кераш ев ,
и
я
обратил
внимание,
как
хорош
его
русский.
—
Нигде
рев о­
люция
не
сделала
так
много,
как
на
Северном
Кавказе,—
паши
литературы
поистине
рождены
Октябрем.
Я
вернулся
в
Москву
и
передал
содержание
раз гов ора
с
Кераш евы м
редакции
—
а н толо гия,
посвященная
младо­
письменным
литературам,
ув ид ела
свет.
Редакция
назва­
ла
ее
керашевской.
8С.
Д ангул ов


НЕМЕТ
был
в
особ няк е
«Иностранной ли­
тературы»
на
Пя т ницк ой,
когда
редакция
обсуждала
рецензию
почте нн ого
Бонди.
Известный
пушкинист
только
что
прочел
по
просьбе
редакции
статью
Л ас­
ло
Немета
о
великом
русс ком
поэ­
те
и
отозвался
рецензией,
в
такой
же
ме ре
обс тоят ельн ой ,
в
како й
и
вос торж енн ой .
С мысл
рецензии:
это
так
своеобычно
и
н ово,
что
увлечет
и
р усс кую
чи та ющую
пуб лику .
ли
вам
Немет?
—
сп роси ли
меня
друзья,
пр име тив,
какой
интерес
у
мен я
вы звал
отзыв
Бонди.
И
я
вспомнил
раннюю
весну
1960 года,
автомобиль­
ную
дорогу
вокруг
Балатона,
ненастное
небо,
спустив­
ш ееся
в
озеро
и
сделавшее
его
непросторным,
крупный
дождь,
который
шел
по
озеру
и
точно
р асписы вал
е го,
разговор
в
автомобиле,
разделенный
паузами,—
казалось,
д ождь,
стучащий
по
обшивке
автомобиля,
был
так
гро­
мок,
что
диалог
должен
был
прерваться.
—
Откуда
его
русский,
да
к
тому
же,
как
гов орят,
хороший?
Ег о,
этот
русский,
в
юности
познать
не
просто,
а
как
в
зрелые
год ы ?..
—
Все
—
в
с тим уле.
Стимул
способен
сотв орит ь
чуде­
са...
—
Погодите!
Но
тог да
что
есть
стимул,
спо со бный,
как
вы
говорите,
сотворить
чуде са ?
Одна ко
вновь
н ал етел
дождь,
он
выстукйвал
и
вызва­
нива л
по
автомобилю,
а
я
ж дал
ответа.
Когда
дождь
смолк,
мой
спут ник
сказал
тихо:
—
Толстой...
И
я
не
мог
не
подумать:
вот
оно,
хра брое
подвижни­
чество.
Человек
пр ол ожил
в
горе
туннель,
чтобы
соеди­
нить
в
сво ем
сознании
два
язы ка.
Как
же
он
должен
быт ь
верен
призванию,
чтобы
реш ит ься
на
такое,
как
неодолимо
мужествен
и
целеустремлен,
в
как ой
мере
сп и-
226


собен
св язать
пр ед ст авлени е
о
сво ем
завтрашнем
дне
с
от­
крытием
того
большого,
что
ес ть
мир
Толстого.
Ве дь
прежде
чем
прикоснуться
к
русскому
языку,
Не мет
зн ал
Толстого
в
том
ви де,
в
каком
его
знают
за
рубежами
Ро с­
сии
вс е,—
е сли
всех
удовлетворяет
эта
мера
зна ний,
по­
чему
она
не
удовлетворяет
Немета?
И
не
сказалась
ли
тут
натура
пи сателя,
нечто
такое,
что
характерно
для
его
понимания
художника
и
его
при зва ния
в
мир е?
Автомобиль
остановился,
так
и
не
успев
отклониться
от
б алат онс кого
бе рег а.
На
крыльце
одноэтажного
камен­
ного
домика
стоял
человек
с
непокрытой
головой
—
дож дь,
что
продолжал
идти,
его
не
с муща л,
ему
б ыло
хорошо
под
дож дем .
—
Здравствуйте...
Заходите,
по жал уйст а.. .
М еня
сопровождает
Я нош
Эл ь берт
—
видный
литера­
тор,
переводчик
с
рус ск ого,
знаток
нашей
литературы,—
мы
поднимаемся
с
мо им
спутником
в
д ом.
Немет
од ет
с
покоряющей
тщательностью.
На
фигуре
его,
как
мне
показалось,
не
очень
сказался
возраст
—
он
сберег
ес ли
не
худобу,
то
поджарость,
для
человека
его
лет
завидную.
Для
него
жизнь
за
городом
едва
ли
не
привилегия,
она
дает
ему
возможность
работать
физиче­
ски.
Кст ати,
не
им
ли
вскопаны
грядки,
сейчас
ярко-чер­
ные,
что
мож но
рассмотреть
за
окном?
—
Распол аг айт есь .
Здесь
много
св ета,
да
и
Бал ато н
отсюда
виден
хор ош о.
Он
сказал
«располагайтесь», и это слово,
для
новичка
в
русском
языке
необычное,
чуть-чуть
настораживает
ме­
ня
—
я
ловлю
се бя
на
том,
что
слежу
за
его
русским.
Его
язык
мне
кажется
книжным
сво ей,
правильностью,
но
его
лексика
не
бедн а,
он
не
испытывает
недостатка
в
сло­
вах,—
по
всему,
па мять
его
еще
не
подверглась
корроз ии
возраста,
а
возможно,
ск аза лась
недавняя
поездка
в
Рос ­
сию:
как
поведали
мне
друзья,
он
сполна
использовал
эту
возможность
гов ори ть
по-русски.
—
Я
люблю
Тихань,
она
дал а
мне
силу,—
говорит
он,
заметив,
что
я
з адерж ал
взгляд
на
озере,
которое
дейст­
вительно
хорошо
видно
из
окна.
—
Чувствую,
что
отвы­
каю
от
города,
работать
мог у
тол ько
здесь...
А
ес ли
гор од,
то
должна
быт ь
ул ица
тишины,
похожая
на
Тихань,—
произносит
он,
улыбаясь.
—
У
Толстого
в
Москве
б ыли
Хамовники,—
отклика­
юсь
я
и,
кажется,
заметно
приближаю
раз гов ор
к
сути.
227


Это
там ,
где
он
дописал
«Хаджи-Мурата»
и
с шил
своими
руками
сап ог и?
—
вопрошает
он,
теперь
уже
сме­
я сь.
—
В
доме,
кажется,
до
сих
пор
стоит
его
сапо жны й
столик...
—
Да,
зто
в
толстовском
доме
в
Хамовниках...
—
И
там
еще
стол,
накрытый
к
обеду,
и
на
столе
с ер­
в из,
английский,
с
синими
цветами...
та к?
—
Да,
очен ь
точно...
—
Стол
пустой,
но
такое
впечатление,
что
здесь
вся
толстовская
семья:
Лев
Николаевич,
Софья
Андреевна,
дочери...
Немет
вздыхает.
Даже
не
очен ь
понятно,
почему
он
вздохнул,
при
эт ом,
как
показалось
мне,
не
без
ду ше вно­
го
смятения.
—
Толстой
всегда
хот ел,
чтобы
доче ри
были
при
нем ,
верно?
—
У
вас...
дочери?
Оп
точно
припоздал
с
ответом:
-
Д а...
Ему
яв но
стоило
труда
вернуться
к
прерванному
раз ­
говору,
хотя
тема
его
уже
давно
обозначилась:
Толстой.
Как
ни
мно гос ложн а
была
реплика
нашего
хозяина,
он
старался
произнести
ее
на
язы ке
гостя.
Янош
Эльберт
помогал
хозяину,
не
нарушая
потока
рус ск ой
реч и.
И
в
том
случае,
ког да
Эльберт
чуть-чуть
корректировал
хо­
зяина,
он
как
бы
говорил
Не ме ту: «Все хорошо,
все
очень
хорошо...»
Однако
о
чем
говорил
Немет?
Он
сказа л,
что
обращение
Толстого
к
сюжету
«Анны Карениной», внеш ­
не
увлекательному
и,
бы ть
может,
в
чем -то
фривольному,
не
должно
нас
обманывать.
У
Толстого
нет
произведения,
в
котором
б ыло
бы
поставлено
столько
проблем,
в олн ую­
щих
человека,
как
в
этом
р ом ане.
Все,
что
изв еч но
су ж­
дено
испытать
человеку,—
м уки
и
ра дос ть
материнства,
неизбывное
гор е
утраты
до рого го
человека,
тоскливое
предчувствие
любви,
сама
любовь,
ее
т орже ств о,
ее
ра­
дость
—
все
это
не
просто
нашло
отражение
в
ро м ане,
а
исследовано
в се си льной
мыслью
Толстого,
добирающейся
до
глубин.
Ка зало сь
бы,
парадоксально,
что
одной
из
цен тр аль ных
глав
романа,
по
кр айн ей
мере
единственной,
которой
Толстой
дал
и мя,
являет ся
гла ва
«Смерть» .
В
лю бом
другом
толстовском
создании
эта
глава
бы ла-
бы
и
не
так
заметна,
в
«Anne Карениной»
она
«открыта»,
она
бросается
в
глаза.
Можно
подумать,
что.
гла ва
нару­
шает
тональность
романа
и
ему
противопоказана.
На
2.28


само м
деле
не
так.
В
гла ве
эт ой
во
многом
сказалась
фи­
лософия
романа,
и
ре чь
идет
в
ней ,
разумеется,
не
о
с мер ти,
а
о
жизни,
ее
истоках,
ее
стойкости,
ее
спо со бно­
сти
к
созиданию,
без
которого
нет
жиз ни.
И
вот
что
ин те­
ресно:
как
ни
печальна
главная
коллизия
ром ан а,
это
оче нь
молодой
роман:
беспокойство,
которое
несет
ро­
ман ,—
это
беспокойство
молодых,
как
и
светоносность,
которая
есть
в
романе,—
это
св е тонос нос ть
молодых...
Вог
хо тя
бы
сцена
на
катке
—
необыкновенно
пер ед аны
в
ней
настроение
и
краски
зим нег о
дня.
Никто
не
знал
д ушу
женщины
так,
как
Толстой,
душу
м олод ой
же нщины .
Наташа
в
«Войне и мире», потом Кити...
Я
взглянул
на
него
и
поразился
тому,
как
он
был
пе­
чален
в
эту
ми н уту.
Слова,
которы е
он
произнес,
пре д по­
лагали
ра дос ть,
а
он
был
печален.
И
вновь
я
ощутил:
он
вспомнил
своих
дочерей.
Я
не
знал,
что
происходило
с
ними
—
недуг,
раз лука
или
не пре д виде нный
случай,—
мы
все
в
его
деспотической
власти.
Да,
я
не
знал,
что
происходило
с
ни ми,
но
явственно
ощ утил ,
как
помрачнел
чело ве к.
—
Ни
одн у
сцену,
написанную
Толстым,
не
читал
я
так
часто,
как
сцену
на
кат ке ,—
вдруг
оживился
он,
к
не­
му
вернулось
его
прежнее
состояние.
—
В
ней
ест ь
неко е
волшебство:
настроение
зим нег о
дня
и
настроение
людей
слились
незримо...
—
Он
ум олк,
его
глаза
был и
полны
мыс ли
строгой.
—
Я
уже
знаю ,
что
это
чудо
искусства
добывается...
Он
запнулся.
Ему
понадобились
русские
слова,
а
их
под
рук ой
не
оказалось:
момент
был
ответственным,
и
Немет
не
хоте л
быть
неточным.
Эльберт
пришел
ему
на
помощь.
Вот
см ысл
фразы,
которую
хоте л
произнести
Не­
м ет:
чуд о
искусства
добывается
самоотверженностью,
бо­
лее
того
—
самоотречением,
иного
пут и
н ет.
И
еще
сказал
Немет
в
тот
раз:
писательский
кабинет
не
келья
ч ерн еца-
летописца,
но,
может
быть,
чуть-чуть
и
келья:
как
у
ле­
т опис ца
дни
сли лись
с
ночью,
труд
и
труд,
святой
и
не­
на с ытны й...
Дождь
ст их.
Мы
вышл и
из
до ма
и
пошли
к
озеру.
Солнце
еще
не
вы гля нул о,
но
пробудились
запахи
влаж­
ной
земли,
молодых
листьев
ивы
—
она
распушила
на
ветру
свои
зеленые
дымы.
—
Тут
хо рош о,
поэтому
и
тут
не
очень
ую т но,—
оста­
но ви лся
Немет
—
он
не
переставал
думать
о
доч ерях,
се­
годня
их
не
бы ло
с
ним.
229


Мы
продолжали
сп у скать ся
к
озеру.
Не о жид анно
на­
ше
внимание
привлекла
небольшая
постройка
—
полудом-
полусарай.
Дверь
в
нее
была
открыта,
и
не хи трая
обста­
новка
доступна
глазу:
койка,
деревянный
табурет,
стол,
кажется,
самодельный,
со
сто пко й
рукописей,
привален­
ных
тяжелым
подсвечником.
Мне
показалось,
что
взгляд
мой,
обращенный
на
Немета,
зас тал
его
врасплох,
он
смешался.
—
Келья?
—
спросил
я.
Немет
не
ответил,
только
едва
заметно
прибавил
ша­
гу,
увлекая
нас
к
оз еру...
Да,
то
бы ла
келья
Немета,
об и­
талище
его
писат ель ско й
страды...
Уже
после
то го,
как
пришла
весть
о
кончине
Не ме та,
я
прочел
его
статью
в
«Иностранной литературе»
еще
раз.
Бонди
был
пра в,
истинно
так
мог
написать
о
Пу шки не
.человек,
к оторы й
познавал
его
подвижнически.
Для
Не­
мета
это
характерно:
подвижнически,
а
значит
тру дно
и
..честно.


К
О
Ц
О
Е
В
і
л ову
о
Коцоеве
мне
хотелось
пред-
1 послать несколько строк личных
воспоминаний.
Это
б ыло
в
нач але
тридцатых
у
год ов,
когда
Сев ерная
Осетия
| строила свою знаменитую гидро-
/ станцию на реке Гизельдон .
1 Мысль об этой станции подал
1 бывший пастух из села Даргавс
Р
Цы пу
Байматов,
чей
многогран-
ный
талант
в
науке
и
п р акти чес­
кой
механике
был
так
полезен
Осет ии.
Эту
мысль
Бай матову
по дс каза ла
сама
природа
родных
мест,
сам
харак те р
русла
горной
реки.
Гизельдон
берет
начало
в
ледниках,
пе р есе кает
Даргавскую
д олину
и
по
уст у пам
водопада
П урт
обрушивается
в
ущелье.
Цыпу
предложил
запереть
реку
в
долине
и
д ать
ей
новое
русло.
По
мысли
Цыпу,
этим
руслом
должен
был
явиться
тоннель,
прорубленный
в
сплошном
массиве
камня,
а
за
тоннелем
трубопровод,
про ло жен ный
по
склону
горы.
Там,
где
вода,
идущая
по
труб ам ,
сомкнется
с
ло паст ями
турбин,
она
обретет
силу,
какую
не
имеет
в
до лине,
но
это,
в
сущности,
уже
не
во да,
а
элект ри че ств о.. .
Как
ни
з нач ит елен
был
проект
станции,
дело
было
даж е
не
в
нем
—
станцию
с трои ла
вся
О сетия ,
и
для
Осе­
тии
это
б ыло
бе сцен но.
Ш колой
профессионального
уме­
ния
п
опыта
яв илос ь
для
Осетии
стр оит ельс тво
с т анции
в
гора х.
Гизельдон
был
щедр
в
сво ей
доброте
—
его
рачи­
тельную
рук у
Осетия
чувствует
и
сегодня.
Из
тех,
кто
руков оди т
сегодня
осетинской
промышленностью,
немало
таких,
ко го
при зв ал
к
труду
Ги зе льдон .
П амяте н
был
Гизельдон
и
для
мен я.
Двадцатилетним
юношей
я
по е­
хал
ту да
с
выездной
ред ак цией
и
прожил
там
око ло
го­
да.
Мои
очерки
о
Гизельдоне
печатала
областная
газ ет а.
Ра сск азы
о
необычных
с удьб ах
п ереп лет ались
для
меня
с
р ассказа ми
об
О сет ии,
как
их
сохранила
народная
па­
мять.
Где-то
мои
двадц ат ь
лет
соприкоснулись
с
увле к а­
тельной
темо й
Кав к аза,—
наверно,
это
сказалось
в
ко ло­
231


рите,
б олее
интенсивном,
чем
следует,
в
инт она ции,
более
пр ипод ня той,
чем
необходимо.
Впрочем,
тогд а
очерки
читались
и
был и
встречены
хорошо.
Вернувшись
с
Ги-
зельдона,
я
наш ел
на
своем
письменном
столе
в
р едак ции
книжку
в
весьма
симпатичной,
обло жк е
с
и зо бр ажением
горца,
взламывающего
скалы.
Книжк а
бы ла
изда на
па
ос ет ин ском
—
в
ней
были
все
мои
очерки
о
Гизельдоне.
Переводчиком
их
был
Арсен
Коцоев.
Признаться,
ме ня
это
взволновало.
Я
жил
в
Осет и и,
и
мне
бы ло
ведомо,
что
значит
Коцоев
для
о сет ин.
Когда
он
появлялся
в
кругу
своих
коллег
по
пер у,
вставали
все .
В
этом
был
не
просто
зна к
уважения
к
сединам
Коцое-
ва
—
ему
бы ло
тогда
полных
шестьдесят.
Я
видел
в
это м
большее:
почитание
мастера,
чьи
заслуги
общепризнан­
ны ,—
о сет инск ая
п роза
во
многом
начиналась
с
него.
Ко­
цо ев
принимал
эти
знаки
внимания
не
без
доброй
иронии.
Он
был
д ост аточно
мудр,
чтобы
не
д ать
горд ын е
возобла­
дать
над
собой.
В
какой-то
ме ре
это
я
почувствовал
и
по
интересу
к
моей
книжке,
и,
как
я
уже
ска зал ,
книжке
автора
отнюдь
не
маститого.
Впрочем,
у
Коцоева
тут
бы­
ли
с вои
ре зон ы.
—
А
знаете,
в едь
Гизельдон
моя
р ека,—
сказал
мне
ка к-то
Арсен
Борисович.
—
Р ек а...
детства?
—
спросил
я.
—
Р ека
жизн и,—
ответил
он.
В
этих
словах
Коцоева
содержалось
нечто
большее,
чем
ответ
на
во пр ос,
который
я
задал.
«Гизельдон
—
река
жи з н и »? Это каким же образом?
Я
знал,
Коц оев
был
великим
скитальцем
и
горем ык ой.
Нужда
лютая
гна ла
осетин
из
родной
Осет ии.
Их
пут и
разбежались
по
всей
земле.
Неумо лимы й
бич
нужды
сви­
стал
и
над
головой
Коцоева.
«Все удивлялись тому,
как
я
пе
умирал,—
ко жа
да
кости...»
—
вспоминал
позже
пи­
сатель.
Коцоев,
в
отлич ие
от
многих
соотечественников
своих,
не
уш ел
за
океан.
Но
российские
троп ы,
б л ижние
и
дальние,
был и
ему
ведомы...
С ельск ий
учитель,
интел­
лигент-пролетарий,
об рек ший
се бя
на
жизнь
подвижника,
Коцоев
работает
в
североосетинских
школах
Кадгарона,
Даргавса,
Унала.
Потохм
он
перебирается
через
хребет
и
учительствует
в
Юго-Осетии.
Истинно
инт елл игент -пр ол е­
тарий
—
горь кое
нищенство,
которое
гонит
человека
с
од­
но го
места
на
другое,
делает
его
скитальцем.
Судьба
бро­
сает
его
в
Петербург,
по
в
жизни
его
мал о
что
меняется,
хотя
внешне
изменения
разительные:
из
горного
селения
232


перекочевал
в
столицу,
из
плоскокрышего
зданьица
шк о­
лы
в
банковские
палаты
Петербурга,
был
сельским
учи­
телем ,
стал
столичным
чиновником
и
соответственно
беш ­
мет
сменил
на
пиджачную
пару .
Что
же
касается
сути,
то
все
ос талос ь
прежним.
Медные
пятаки,
тяжелые
и
не­
щедрые,
что
считал
и
пер есч ит ывал
Коц оев
в
Кадгароне
и
Даргавсе,
будто
устремились
за
ним
в
Петербург,
у ст­
ремились
и
настигли:
вот
она,
судьба
интеллигента-про­
летария!..
И
Коцоев
бежит
из
Петербурга
в
Т ифлис,
а
оттуд а
опять
в
Петербург:
истинно
заколдованный
кр уг
беды!..
Нет,
не
только
учитель
и
мелкий
ч иновник ,
но
теперь
газетчик
ст р ажд у щи й: «Петербургские ведомо­
ст и», «Биржевые ведомости», «Новь», «Тифлисский ли ­
сто к», «Закавказье» . ..
Если
уж
терпеть
нужду,
то
знать,
ради
чего.
В
единоборстве
с
жиз нью ,
единоборстве
ст оль
же
упорном,
сколь
и
храб ром ,
мужает
сознание
Коцоева.
«Когда четыре месяца тому назад я начал работать
в
«Тифлисском листке», то думал,
что
это
газета
и
газета
прогрессивная.
Но
скоро
пришлось
разочароваться.
Ви­
жу
—
статьи
мои
безобидного
характера
печатаются
охот­
но,
выходят
нередко
передовицами,
но
статьи,
ск олько-
нибудь
затрагивающие
боль н ые
вопросы
наш их
дней ,
вы­
зывают
охи
да
ах и,
забраковываются.
Дальше
—
больше,
убеждаюсь,
что
«Тифлисский листок»
самая
обыкновен­
ная
лавочка,
к
тому
же
торгующая
с
обмером
и
об ве­
с ом ...»
Нет,
не
только
нужда,
сила
великая,
хотя
нередко
и
слепая ,
но
и
мечта
об
истинной
справедливости
рук ов о­
дит
человеком
и
ведет
его
к
це ли ...
Есть
некая
законо­
мерность
в
поступках
и щущег о
человека,
закономерность
неодолимая:
она
именно
и
пр ивел а
Коцоева
в
1912 году
в
редакцию
«Правды» .
Он
ст ал
сотрудником
и
а в тором
газеты.
Необыкновенно
р ад остно
в
подшивке
«Правды»
тех
лет ,
ставшей
уникальной,
обнаружить
имя
Коцоева,
правда,
ск рыт ое
за
псев дон им ом,
но
р аз ли чимое
вполне:
Ар сен
Дарьяльский.
Два
рас ск аза
—
«Помечтали»
и
«То ­
ва ри щи»
—
н ап ечатан ы
Коцоевым
в
«Правде» .
И
здесь,
наверно,
уместно
вернуться
к
словам
Коцое­
ва
о
Гизельдоне,
кот оры й
он
назвал
рек ой
жизни.
В
са­
мом
д еле,
почему
Ги зе льдон ?..
Чем
больше
вн ика ешь
в
жиз нь
Коцоева,
тем
полнее
открывается
с мысл
эт ой
формулы.
Коц оев
роди лся
в
Гизели,
в
большом
селении
у
самых
ст ен
Владикавказа,
которое
омывает
Г из ельдон ,
вырв ав шис ь
на
равнину...
С
Гизелыо
у
Коцоева
св язан ы
233


не
просто
г оды
детства
и
годы
возмужания
—
сам ое
пред ­
ставление
о
жизни
родного
народа
ск л адыв алось
здесь .
Да,
есл и
соб рать
всех
героев
Коцоева
и
поселить
их
в
большом
равнинном
селе
за
В лади кав казо м,
то
это
село
во
многом
на по мнит
ст арую
Ги з ель.
И
не
тол ько
потому,
что
здес ь
отыщутся
про то типы
многих
гизельцев,
сам
крестьянский
быт
старой
Гизели
бу дет
воссоздан
здесь ,
сам
строй
обычаев
и
нравов,
язык,
на
котором
гов ори ла
старая
Гиз ель
и
на
котором,
я
так
думаю,
не
говорит
Ги­
зе ль
новая.
Конечно
же
КоЦоев
жил
во
многих
местах
осетинского
севера
и
юг а,
наблюдал
и
олтенцев,
и
ди гор-
цев,
наблюдал
не
беспредметно,
все
впитывая
и
преобра­
жая,
как
и
п одоб ает
истинному,
художнику,
но
первояд-
ром
этих
наблюдений
бы ла
Гизель.
Ф акты
биографии
Коцоева
не
отрицают,
а
подтверждают
это.
Первые
лит е­
ратурные
опы ты
семнадцатилетнего
Коцоева,
напечатан­
ные
в
газетах
«Терские ведомости»
и
«Казбек»
и
по дпи­
санные
вымыш ле нными
именами,
подчас
опознавались
по
наз в анию
села,
кот орым
был и
пом еч ен ы: «Сел.
Ги з ель».
Наверно,
эти
опыты
могли
дать
л ишь
приблизительное
пр ед став ление
о
то м,
что
яви л
п исат ель
позже,
но
в
них,
в
этих
опытах,
было
нечто
подобное
весеннему
со лнцу ,
дающему
силу
рост ку.
Именно
здесь ,
в
Гизели,
Коцоев
ощутил
то
большое,
что
вызрело
в
нем
с
годами
и
предо­
пределило
решение,
для
него
бесцен но е:
посвятить
себя
литературе,
ст ать
писателем.
С
энтузиазмом
и
безогляд­
ностью
молодости
Коц оев
н ачал
писать
роман.
Он
прини­
ма лся
за
него
в
тот
предутренний
час ,
когда,
как
свиде­
тельствует
народная
мудрость,
разговаривают
только
зв е­
зды,
все
ос тальн ое
молчит,
а
заканчивал-
работу
едва
ли
не
с
зарей
вечерней.
Видно,
ро ман
у дал ся,
издательство,
ко тором у
Коц оев
пер ед ал
рукопись,
так
и
о цен ило
произ­
ведение.
Но,
мотивируя
свое
решение
затруднениями
ма­
териального
характера,
издательство
отказалось
напеча­
тать
роман.
Рукопись
не
сохранилась,
о днако
писатель
свидетельствовал,
что
роман
был
обр аще н
прот ив
косных
об ыча ев
старины.
Можно
представить,
как
пережил
моло­
дой
ав тор
эту
неудачу,
но
он
на шел
в
себе
си лы
обра­
титься
к
новому
замыслу
и
его
осу ществ и ть.
Речь
иде т
о
повести
«Кто виноват», которую Коцоев написал по ­
русски.
Но
пов е сть
пос т игла
та
же
участь,
что
и
роман.
Редакции
«Казбек»
повесть
понравилась,
о днако
газета
не
н ап еча тала
ее.
Трудно
сказат ь ,
как
Коцоев
объяснил
себ е
неудачу
с
напеч ата нием
романа
и
по в ести
и
как
-.2 34


связал
это
со
сво ей
последующей
деятельностью
и
связал
ли,
но
п олучи лос ь
так,
что
эта
деятельность
бы ла
пр они­
кнута
чув ств ом
протеста
и
борьбы.
Р ечь
ид ет
о
событиях,
происшедших
в
той
же
Гизели
в
начале
века.
В
и сто­
рии
освободительной
борьбы
ос етинско г о
крестьянства
восстание
в
Гизели
дос тато ч но
выразительная
страница.
Благодарно
исследовать
участие
в
этих
событиях
Ко цо ева,
А
все
указывает
на
то,
что
он
в
этих
событиях
участво­
ва л,
и
активно.
Видно,
огонь,
вызвавший
взрыв
в
Гизели,
ко пилс я
не
од ин
год.
Е сли
исследовать
корреспон­
денции
тог о
же
Коцоева
в
«Терских ведомостях», напе­
чатанных
в
те
два
года,
можно
установить,
как
ра зви ва­
ли сь
с обыти я.
С
настойчивостью
и
бескомпромиссностью
человека,
видящего
зло
и
понимающего,
кто
является
его
носителем,
Коцое в
идет
на
пр ист уп
несправедливости.
На
Гизели
с вет
клином
не
с оше лся,
но
в
ней
есть
с вои
силь­
ные
ми ра
се го.
Это
прежде
всего
ста рш ина
и
тесный
клан
его
сподвижников
и
приживальщиков.
Против
них
и
обращает
свои
удары
Коцоев.
Нет,
не
тол ько
в
газет­
ных
корреспонденциях,
поме че нных
не из ме нным
«Сел .
Гизель», но и в речах,
произнесенных
на
сходках
гизель-
ских
крестьян.
И
вот
ит ог
—
Гизель
восстала.
У
гизель-
ского
взрыва
было
мощное
эхо,
его
услышала
Осетия.
Восстание
бы ло
п ода в лено.
Аресты,
суды,
каторга...
Если
не
хватало
ул ик,
чтобы
засудить
обвиняемого,
он
выс ы­
лался
из
Осетии.
Коцоева
жд ала
им енно
такая
су дьб а.
Теперь
мир
односельчан
был
тем
бо лее
дорог
писателю,
что
вход
в
Гизель,
сам
дос туп
к
родному
пепелищу,
от­
ныне
для
него
был
закрыт.
Вот
где
бер ет
начало
для
Коцоева
Гизельдон,
вот
где
он
становится
рек ой
жизни!
...Хочу
вспомнить
Коцоева
и
ви жу
его
идущим
весен­
ним
дн ем
по
Пролетарскому
проспекту
в
обществе
своего
д руга
Сармата
Косирати,
из ве ст ного
в
Осетии
литератора
и
к ульт урн ого
де яте ля.
На
Коц оев е
неизменный
темно­
серый
костюм,
разумеется,
с
жилетом,
в
кармашке
ко­
тор ого,
как
мне
видится,
хранятся
часы
швейцарской
фирмы
Пав ел
Бурэ,
разумеется,
в
ярко-черном
чугун н ом
кор пус е.
Как
свидетельствует
в се ведающа я
владикавказ­
ск ая
молва,
он
не
мож ет
работать
без
того,
чтобы
эти
часы
не
был и
перед
ним.
Деликатный
Косирати
ис пыт ы­
вает
неловкость
отт ог о,
что
он
так
неприлично
высок
и
вынуждает
почтенного
мастера
при
раз гов оре
запрокиды­
ват ь
голову,
при
это м
острая
б ород ка
Коцоева
становит-
235


ея
как
бы
перпендикулярно
к
земле.
Но
Коцоеву
приятно
общение
с
Косирати,
и
я
вижу ,
как
он
сл у шает
со бесед­
ни ка
и
при
эт ом
улыбается,
касаясь
маленькой
розов атой
ладонью
усов.
Вот
взглянешь
на
нег о
и
по дума е шь:
как
бесконечно
мягок
че лов ек,
имен но
мя гок...
Такой
пр ой дет
по
жизни,
сним ая
добрую
жатву,
как
нынч е
гов орят, «по­
ложительных
э м оци й», никого не задев,
никого
не
оби­
де в,
даж е
из
те х,
ког о
сле дует
обидеть...
Честное
сл ово,
так
можно
подумать,
когд а
Арсен
Коцоев
и
Сармат
Ко­
сирати
и дут
добрым
весенним
днем ,
иду т
по
Пролетар­
скому
проспекту
и
Коцоев
улыбается...
А
ведь
Коцоев
не
такой,
больше
того
—
эта
его
улыбка,
уже
чуть-чуть
по­
кровительственно-стариковская,
ничего
не
об ъя сня ет.
Да­
же
наоборот,
она
да ет
превратное
представление
о
нем.
Собственно,
эта
улыбка
есть
и
в
ра сс казах
Коцоева,
но
ряд ом
с
нею
гнев...
Против
кого?
В
само м
деле,
против
ко го
обра щен
г нев
этого
чел о­
века,
чей
бесконечный
гуманизм
много
шире
по н ятия
«добрый человек»? Гизель,
мятежная
Гизель
д ает
точный
адрес
тех,
кого
ненавидел
Коцоев,
ко го
считал
своим
врагом.
Подобно
великому
Коста,
Арс ен
Коцоев
был
револю­
ционным
демократом.
Коста
был
старше
Коцоева
на
тр и­
н адц ать
лет,
и
тем
не
м енее
Коста
был
для
него
не
про ­
сто
единомышленником
и
со бр атом
по
перу,
он
был
для
нег о
учителем.
Им енно
учителя
слушал
Коцоев
на
пед а­
гогическом
съезде
во
Владикавказе
в
1899 году.
Конечно
же
Коцоев,
как
в
свое
время
Хетагуров,
испытал
на
себе
в лия ние
всех
тех,
кто
был
зачинателем
великой
русской
литературы,—
Пушкина,
Лермонтова,
Грибоедова,
Гого­
ля,—
но
если
гов ори ть
о
мировоззрении
как
о
стройной
системе
взглядов
на
жизнь
и
месте
ч елов ека
в
обществе,
то
конечно
же
тут
б ыло
влияние
пл еяды
рев олюц ион н ых
демократов,
и
прежде
всего
Белинского,
Герцена,
Черны­
шевского.
Велик
был
пример
Некрасова
и
Щедрина.
В
их
тв орчес тв е,
как ,
впрочем,
и
в
их
деятельности,
и
Хе таг у­
ров,
и
Коцоев
как
бы
воочи ю
увидели,
что
может
сд е­
лат ь
писатель,
исповедующий
пр инципы
революционных
демократов.
Коцоев
пр инима л
главный
принци п
револю­
ционных
де м окра тов
—
свержение
сам од ерж авия
п ос ред­
ств ом
н ародн ой
революции.
Ему
была
ненавистна
либ е­
ральн ая
фраза,
как,
вп роче м,
и
ее
носители,
для
которы х
эта
фраза
л ишь
маскировала
верноподданнические
ч ув­
ства.
Он
верил
в
революционную
сил у
масс
и
видел
236


Россию
осв обожд ен н ой
от
царизма.
Сын
крестьянина-бед­
няка,
испытавшего
все
тяготы
крестьянской
жизни,
Ко-
цое в
с
особым
сочув ст ви ем
относился
к
антикрепостни­
ческой
п рогра мме
революционных
демократов
и
всег о
то го,
что
бы ло
рецидивом
крепостничества
после
реф орм ы
1861 года.
Своеобразие
Коцоева-художника
в
то м,
что
его
твор­
чество
в зрос ло
на
бла год ат ной
почв е
осетинского
фо ль­
клора.
А
это
б олее
чем
б ог атая
о сно ва.
Ос ети ны
—
один
из
тех
народов,
чей
вклад
в
создание
знаменитых
нар т-
ских
ска зан ий
особенно
велик.
Как
ни
з нач ит елен
эт от
эпос,
но
то,
что
мы
знаем,
нам
сего дн я
д ает
лишь
при­
близительное
представление
об
его
размерах.
Сказание
о
нартах
далеко
еще
не
со брано ,
хотя
последнее
изд а ние
осетинских
«Нартов»
бу дет
насч ит ывать
одиннадцать
то­
мов.
Наверно,
б удущи й
исследователь
творчества
Коц ое-
ва
сумеет
установить
и
прокомментировать
об стоя тельн о,
в
каки х
отношениях
муза
Коцоева
на хо дила сь
с
тв ор­
чеством
народа.
Многие
создания
Коцоева
ф ольк лорны
по
самому
жанру:
легенда,
быль,
ска зка.
Такое
в печат ­
ление,
что
первоядром
так ого
произведения
является
не­
что
такое,
что
писат ель
наш ел
у
н а рода.
Но
де ло
не
только
в
жан ре,
а
часто
и
в
сам ой
сути
произведения,
инт она ции
сказа.
Коцоев
со общ ил
и
многим
своим
рас­
сказам
интонацию
сказа,
а
может
быть
и
добрую
лако­
ничность
сказа,
а
также
четкость
и
естественность
сю­
жет ных
решений.
Коц оев
—
большой
мастер
сюжета,
и
здесь
ему
мно­
гое
дал
фольклор.
Чем
меньше
расск аз ,
тем
напряженнее
его
сю жет.
Прочтешь
такой
р ассказ
в
десять
страниц,
а
впечатление,
что
пр очел
большую
повесть.
Удивитель­
ное
впечатление
—
все
уместилось
в
рассказе:
и
описание
при роды ,
и
точные
зарисовки
героев,
и
мысль,
м ысль
ав­
тора ,
ею
дышит
рассказ,—
а
как
все
лак они чн о!
Будто
писат ель
действует
по
некоему
только
ему
известному
за­
кон у,
гласящему,
что
в
лаконичности
произведения
его
емкость.
Напряжение
возрастает
от
строки
к
строке
и,
дос тигн ув
кульминации,
как
бы
взрывается,
при
этом
решение,
к
которому
при ход ит
писатель
в
конце
р асска­
за,
и
закономерно,
и
в
какой-то
мер е
неожиданно.
Вот ,
к
примеру,
р асск аз
«Пятнадцать лет».
Молодой
ме льник
Ка вд ын,
танцуя
на
деревенской
вечеринке
с
де­
ву шкой ,
нечаянно
толкнул
ее
локте м .
Девушка
сочла
се­
бя
оскорбленной
и
покинула
вечеринку.
Оскорбленными
237


с очли
себя
и
братья
девушки,
и
прежде
в сего
старший
брат
Г одах.
Он
поднял
братьев
на
Кавдына.
Братья
сх ва­
тили
Кавдына
и
отс е кли
ему
ухо
—
знак,
которым
в
осе­
тинских
горах
отвечали
на
кровную
обиду.
Парень
при ­
нял
неожиданное
решение:
он
избрал
об раз
жизни
за­
творника,
поселившись
на
мельнице.
Однако
Кав дын
уш ел
на
мельницу
не
навечно
—
он
вел
св ой
отсчет
го­
дам.
Он
пок ин ул
мельницу,
когд а
минуло
п ятн адц ать
лет
со
времени
достопамятного
события
на
вечеринке.
Ока­
зывается,
эти
п ятн адц ать
лет
совпали
с
пятнадцатилети­
ем
Батраха,
сына
Годаха.
Да,
все
эти
год ы,
п ока
Кавдын
сидел
на
сво ей
мельнице,
в
семь е
его
оби дчи ка
рос
сын.
Короче
—
Кавдын
вышел
из
заточения,
чтобы
п одс тереч ь
юношу.
Нет,
не
Г одаха ,
а
его
пятнадцатплетнего
сына
—
он
полагал,
что
так
его
ме сть
бу дет
изощреннее,
а
удар
по
обидчику
больнее...
Каж етс я,
что
рассказ
на
это м
почерпал
себя:
развязаны
все
узлы,
доведены
до
л оги че­
ског о
конца
все
линии
р асск аза.
Оказывается,
нет.
Р еше­
ни е,
к
к отором у
обращается
пис атель
в
финале
р ас ска­
за,
оп ред елен о
не
писателем,
а
самой
сутью
повествова­
ния,
самим
душевным,
психологическим
состоянием
героя,
к оторы й,
не с мотря
на
обуявшие
его
чувства,
п они­
мае т
и
бессмысленность,
и
ужа с
содеянного.
И
вот
фи­
нал .
Свидетелем
уб ийс тва
в
степи
был
мла д ший
сын
Го­
даха,
он
ви дел,
как
Кавдын
убил
его
брата.
И
вот
приго­
вор,
кот оры й
герой
выносит
себе,
герой
и,
разумеется,
писатель:
Кавдын
д ает
ружье
в
руки
ребенка
и
сам
ста­
новится
под
дуло.
Ко нца
этого
не
ждешь,
и
все-таки
как
он
точен,
есл и
гов орит ь
о
замысле
пи сателя,
его
пред­
ст ав лении
о
добре
и
зл е.
За вид но
умение
писателя
лепить
характеры.
Каз ало сь
бы,
что
можно
сд ела ть
па
бо лее
чем
ограниченной
п ло­
ща ди
р асска за,
а
люд и
перед
вами
как
живые.
У
Коцоева
в сех
видишь:
и
древних
старцев
на
за ва­
линке
—
Тед о
и
С имо на,
похваляющихся
друг
перед
дру­
гом
доблестями,
и
горемыку
Гиго,
так
и
не
сумевшего
отведать
отк ормл е нн ого
к
пасхе
поросенка,
и
прекрасную
Хаипффу,
и
ее
двух
женихов
—
Тега
и
Тасалтана,
и
Таймураза,
которого
мучает
нео т мщ енная
кровь
сына
и
который,
же лая
отомстить,
губит
второго
сына
и
поги б ает
са м,
и
бе дн ягу
Того,
п ерепи счик а
деловых
бумаг,
образ
которого,
по-мссму,
для
писателя
автобиографичен,
и
ве-
лпко.тепно
в ыпис анны х,
по,
к
сож ален и ю,
безымянных
п ека
с
дьяконом
из
р ас сказа
«Двадцать четыре дня»,—
да


разве
вс ех
героев
перечислишь,
хотя
они
все
нашли
ме­
сто
в
твоей
памяти,
все
запомнились,
и
в
этом,
наверно,
великий
секрет
писателя,
чуд о
его
т во рчес тв а...
Чудо?
А
в
сам ом
деле,
почему
так ?
Г ово рят,
что
ху­
до жник
потому
и
художник,
что
он
видит
то,
чего
не
за меч ают
д руги е.
«Саукудз еще раз быстро зарядил
ружье,
но
в
этот
момент
широкий
кинжал
Батрадза
на­
сквозь
пронзил
его
груд ь.
Он
упал
навзничь,
бессмыслен­
но
еще
махая
руками».
Вот
это
«бессмысленно еще ма­
хая
рука м и»
—
то
точное
видение,
которое
делает
карти­
ну
живой.
Или
к артин а
того,
как
ж енщ ины
осаждали
дом
зна ха р ки: «Каждый старался попасть к Биганон
раньше,
даже
дра лис ь.
Кое
у
ко го
и
лицо
поцарапано.
У
одной
женщ ин ы
клок
во лос
был
вы рва н,
и
она
держа­
ла
его
скомканным
в
руке.
Разожмет
—
посмотрит,
опять
сожмет».
Все
в
этом
кло ке
волос
—
и
одержимость
те м­
но го
человека,
и
точная
кар ти на
того,
что
происходит.
Или
тут
же
портрет
зна х ар ки: «Шеи у нее не видно,
го­
ло ва
ее
величественно
сидела
прямо
на
туло ви ще,
а
по­
том у
казалась
небольшой.
Бывают
такие
желтые
с
крас-
нинкой
тыквы,
тян ут
они
до
д вух
пудов.
Поставь
такую
тыкву
на
небольшой
сто г
сена,
и
тогда
из дали
это
бу дет
похоже
на
Биганон».
И
не
только
зримые
черты
челове­
ка,
что
много
сл ожн ее
для
п исате ля,
но
и
его
ду ше вный
п ортре т.
Зажиточный
кресть я ни н
Ха ту
приходит
к
дере­
венскому
пис цу
с
просьбой
написат ь
прош ен ие.
Он
не
может
не
знать,
что
положение
пис ца
отчаянно,
что
он
голоден.
Но
он
склоняет
пис ца
нап исат ь
заявление
бес­
платно.
И
вот
состояние
писца,
как
увидел
это
п исат ель:
«Я
—
грам от ны й,
Хату,
но
ни
одного
прошения
те бе
бес­
платно
писать
не
буду».
Произнося
эти
слова,
Т ого
де­
лалс я
все
бо лее
уверенным
в
себе,
и
эта
уверенность
был а
ему
приятна».
Об орот
«и эта уверенность была ему
приятна»
очень
точно
пер ед ает
состояние
писца,
угне­
тенного
нуждой,
не
желающего
ид ти
на
уступки.
В
великолепном
р асск азе
«Приговор»
молодой
про­
курор,
увлеченный
системой
доказательств,
внешне
эф­
фектной,
но
по
с ути
своей
лож н ой,
требует
смертного
при гов ора
невинному
человеку
и
добивается
его .
Вот
од­
но
место
из
р асс каза
прокурора,
когд а
смертный
приго­
вор
уже
приведен
в
и сп олн е ни е: «...Когда
я
гов орил
о
мере
наказания
—
смертной
казн и,
то
еще
раз
п осм от­
рел
на
прест у пник а.
Он
встал
со
скамьи
и
посмотрел
на
ме ня
каким-то
странным,
пристальным
в згля дом.
В
этом
239


взгляде
были
у д ивление
и
упрек
мне,
потребовавшему
для
нег о
смертной
казни.
Эт от
в згляд
лиш ь
на
о дну
се­
кунду
тронул
мое
сер дце,
в
течение
одн ой
секунды
в
мо­
ей
голове
бы ла
т акая
м ысл ь : «Может быть,
этот
молодой
человек
не
виновен,
а
я
ошибся».
Но
народ
смотрел
иа
меня,
восхищаясь
моим
выс т упл ение м,
и
в
те чен ие
в то­
рой
секунды
лицо
преступника
в
моем
сознании
стуше­
валось.
Судьи
удалились
для
в ынесен ия
приговора...»
Коцоев
берет
ситуацию
рискованно
острую,
во
многом
необычную
и
решает
ее
столь
убедительно
только
пото­
му,
что
вл адеет
средствами
п си хол оги чес кого
анализа.
Он
понимает,
что
глав н ое
здесь
—
поставить
точный
ди а гноз
душевного
состояния
ге роя.
И
он
это
делает
с
храбро­
ст ью
и
уверенностью
мастера.
Вот
читаешь
р асск аз
Коцоева
«Двадцать четыре часа»
и
думаешь
о
то м,
как
этот
мягкий
человек
мог
исторг­
нуть
г нев
такой
сил ы.
В
рассказе
ре чь
идет
все
о
том
же
деревенском
пи сце
(видно,
р асск аз
автобиографи­
ч е н!), которого поп и дьякон просят сделать список при ­
хожан,
а
когд а
писец
за кан чив ает
работу,
начинают
торг
и
сводят
пл ату
за
многодневный
труд,
труд
нелег­
кий,
к
грошам.
В
то м,
как
н апи сан
Коцоевым
этот
то рг,
понимание
зла
и
такая
м ера
гнева,
что
ты
как
бы
стано­
вишься
свидетелем
п рои сх одяще го
и
к
тем
ударам,
ко­
торые
об руши в ает
п исат ель
на
головы
злодеев,
тир аня ­
щих
бедного
человека,
гот ов
об руши ть
свой...
Когда
читаешь
Коцоева,
тебя
не
покидает
мысль:
как
благородно-пристрастен
писатель,
когд а
речь
и дет
о
зле ,
как
он
з аинт ер есо ван
в
низложении
зла
и
как
он
счаст­
лив
рожд ен ию
сил,
к оторы е
являются
его
союзниками.
Не
б ыло
у
пи са теля
более
могущественного
союзника
в
борьбе
со
злом,
чем
р ев олюци я.
Революция,
которая
стала
для
Коцоева
синонимом
и
его
писательской
сове­
сти.
Коцоев
обратился
к
перу
в
год ы
великого
собирания
революционных
сил
—
конец
века
XIX,
начало
XX.
В
сущности,
все,
что
делал
Коцоев
в
предоктябрьские
го­
ды,
бы ло
посвящено
становлению
революции.
Победа
Ок­
тября
з намен ов ала
осуществление
з авет ных
устремлений
писателя.
В
это м
с мысл
всего,
что
сделал
Арсен
Коц о­
ев
—
художник
и
чел ов ек.


АСТУРИАС,
ШИК УЛА
сть
некое
чуд о
во
в стр ече
с
пис а­
т елем,
книга
к от орого
приш ла сь
тебе
по
душе.
Ты
ждешь
э той
встречи
и
чуть-чуть
бои шьс я
ее:
да
знаешь
ли
ты
пи са теля
так,
как
это
кажется
тебе?
Ош ибка
тут
была
бы
очень
обидной.
И
все-таки
встреча
сообщила
тебе
такое,
чег о
ты
не
ожидал.
Что
и менно ?
Н ео бычно
бы ло
л ицо
Ас­
туриаса.
Ну,
разумеется,
я
знал,
что
пер едо
мной
эрудит
и
фи ло­
со ф,
знаток
латиноамериканской
старины,
др уг
Ромена
Роллана
и
Тома са
Манна,
нет,
не
просто
дипломат,
но
дипломат-ученый.
Все
это
долж но
бы ло
отразить
лицо
писателя,
но
был о
в
нем
и
иное,
что
сообщило
обли ку
Астуриаса
характерность
и
больше
чем
что-либо
иное
го вори ло
об
его
корнях.
Наверно,
это
свойственно
только
л ицу
индейца:
в
с кл адках
кожи,
за мет но
обв етр енно й,
в
глазах,
кот орые
чуть-чуть
за сти ло
краснотой
(так бы­
вает,
когд а
че лове к
д олго
ид ет
п ротив
ветра), в сизова­
тых
губа х,
чуть
потрескавшихся,
сквозило
раздумье
че­
ловека,
кот орый
все
в идит
и
все
понимает...
Ничто
в
такой
степени
не
может
объяснить
всех
тайн
лица
человека,
кроме,
пож алу й,
стр о ки,
на пис анно й
им.
«Последний солнечный луч огненной горчицей кропил
бухт у
Аматике»
—
это
Астуриас.
«Лиловые,
как
к ожу­
ра
банана,
губы...»
—
Астуриас.
«Голубь,
как
небесно-си­
няя
гл ициния
—
цветок
с
кр ыль ями»
—
и
это
Астуриас.
Неруда
сказал
об
Астуриасе,
что
он
воспевает
вели ­
кие
т емы.
Трудно
ска зат ь
точнее.
Астуриас
вернул
ли те­
ратуру
к
тому
важному,
что
она
в
состоянии
сделать
для
человека.
Иначе
говоря,
к
ее
подлинному
призванию
—
борьбе
за
равенство,
счастье
жит ь
и
радоваться
с олнц у,
жизни,
б ороть ся
за
свободу.
Астуриас
г ов ор ил : «Благодаря писателю народ пере­
стае т
быть
безъязыким...
Для
ме ня
писать
означает
гово­
241


рит ь
за
тех,
кто
не
уме ет
писать...
Мы,
писатели,
явля­
е мся
от час ти ...
э тим
голосом
народа,
кот оры й
затерялся
бы
в
молчании,
ес ли
бы
не
наши
книги».
Когда
я
прочел
«Его Зеленое Святейшество»
в
пере­
воде
Маргариты
Былинкиной,
дух
захватило.
Не п росто
проникнуть
в
сво ео быч ие
романа:
откуда
оно,
как
оно
далось
писателю,
где
поместилось
в
книге,
в
языке,
ха­
рактерах,
об разн ой
системе?
«...Ли шь
только
но чь
стал а
чернить
гневно
бурливший
лак
Карибского
м оря,
время
замерло,
ожи д ая,
к огда
про йд ет
нечто
длящееся
о дно
мгновение
и
принадлежа­
щее
не
царству
времени,
а
вечности:
вр емя
ос тан ов илос ь,
и
никто
не
пов ер ил
сво им
глазам,
увидев,
как
заалела
зар я.
У тр енний
св ет
разлился
сразу,
внезапно,
каким-то
чудом,
едва
пароходик
от д ался
плещущему
покою
бухты,
оставив
позади,
за
мыс ом
Можабике,
кан он аду
в олн
и
горы
пены,
в
которой
су да
терялись,
как
в
хвосте
ко­
меты...»
Как
это
все
колори тн о,
зримо,
четко,
по
линиям
-
и
краскам
по доб но
фреске,
в
искусстве
которой
так
сильны
латиноамериканцы.
И
вот
что
характерно:
все
работает
на
св о еобыч ие
романа,
вс е,
что
спо соб ен
объять
своим
пыт ливы м
око м
художник,
озира я
неоглядную
картину
жизни.
Но
тол ько
ли
на
с во еобыч ие?
,
«Юк,
ш орох
зе лен ой
зем ли,
кот орой
я
н атру
т ебе
лоб ,
темя
и
затылок,
даст
т ебе
мо г ущ ество
и
надежду:
ты
взлетишь
выше
кетсаля
и
опустишься
ниже
изумруда;
у
тебя
бу дет
яшм ов ое
зеркало
и
безграничная
в ласть
над
всем,
что
растет
и
цветет.
«Человек с зеленой головой»
назову
я
те бя.
Юк,
ш орох
желтой
земл и,
кот орой
я
на тру
т ебе
се рдце
и
груд ь,
окрасит
теб я
в
золот ист ый
цвет
маи­
сового
початка,
чт обы
ты
был
всегда
человечен
и
добр»,—
заклинает
у
Астуриаса
колд ун .
Силы,
к
к оторы м
вз ывает
колду н,
потревожены
Астуриасом
не
без
умысла.
Его
роману
нужны
кр аски,
которы е
без
хваткой
десницы
колдуна,
пожалуй,
и
не
добудешь.
Но
дело,
наверно,
не
тольк о
в
красках.
Вещун
призван
художником,
чт о­
бы
утвердить
философию
романа:
все
коренное,
перво­
родное,
лежащее
у
истоков
человека,
вопиет
против
на­
с илия.
Пафос
эт ого
единоборства
обращает
к
добру
да же
ко лду на
—
н еда ром
он
в зы вает
к
человечности
и
на­
дежде.
Роман
Астуриаса
жизнелюбив,
но
это
гневное
жизне­
любие,
роман
потому
так
силен,
что
он
ср ажа ется.
242


Подлинный
художник,
кл ассич еск и
с оче таю щий
в
себе
фи­
лос офск ое
пос т иже ние
жизни
и
способность
к
образному
мышлению,
Астуриас
понимает,
что
великое
призвание
литературы
в
ее
сатирическом
пафосе,
в
непримиримости
к
п орок ам
жизни.
Художник
тем
бо лее
до бр,
чем
он
не­
примиримее
ко
зл у.
Образ
«гринго», алчного североаме ­
риканского
босса,
которого
восприняла
на ша
па мять
еще
по
мексиканской
книге
Джона
Рида,
возвращен
нам
ро­
маном
Астуриаса.
Как
н азв ать
все
это?
Исповедью
ла-
т ино амер пк анск ой
свободы,
ее
непреклонной
совести,
ис­
поведью,
а
может
бы ть
и
кл ятв ой.
«Семья мулатов со всеми своими детьми цеплялась за
клочок
земли,
засаже нн о й
бананами.
Т щет но.
Людей
вырвали,
избили,
раскидали.
Они
цеплялись
за
ранчо...
Ранчо
вс пых нуло
вместе
с
тр яп ками,
ут ва рью
и
святыми.
Они
хватались
за
пепел...
Дюжина
одержимых
наймитов,
по
зна ку
светловолосого
надсмотрщика
бичами
отогн ал а
их
прочь.
Старые
мулатки
—
горло
сдавлено
петлею
слез
—
из вива лис ь,
точно
от
щекотки,
крича,
вопя,
пы­
таясь
защ ити ть ся
корявыми,
как
ветки
смоковницы,
ру­
ками,
ранеными,
разбитыми,
кровоточащими,
пы та ясь
прикрыться
от
гр ада
уд аров .
А
мулаты-старики
с
пегою
щетиной
на
круглых
ч ер епах
ухо ди ли,
ша таясь ,
пьяные
от
горя,
изгнанные,
поруганные,
обездоленные,
в
окруже­
нии
многочисленного
потомства
—
детей,
внуков,
которые,
плача
от
страха
и
дыма
пожарищ,
переводили
на
свой
яз ык
св ист
хлыста
над
спинами
родных
и
лепетали
не­
вня т но: «Чос,
чос ,
мойо н,
кон...
Чо е,
ч ос,
мойон,
кон...»
«Нас,
нас,
нас
же
бьют...
Ру ки
чужеземцев
бью т!» А ме­
тисы
сопротивлялись.
Сладка
родимая
земля.
Нет
ей
це­
ны.
Вся
остальная
—
горькая...»
Астуриас
во
многом
способствовал
нашему
интересу
к
латиноамериканскому
роману
—
в
нашем
пре дс т авл ении
он
предтеча
яв ления ,
с
кот орым
мы
свя з ываем
приход
в
мир
современных
литератур
так их
мастеров,
как
Фуэн­
т ес,
Ка рпен ть ер,
Гарсиа
М ар кес.
В
пору,
когд а
литера­
туры,
даж е
некогда
великие,
иссушила
же сток ая
хворь
мелкотемья,
был
необыкновенно
п л одотв орен
пример
Ас­
туриаса
и
всей
шко лы
латиноамериканского
романа.
Но
латиноамериканский
роман
хранит
и
иные
до стои нства ,
к оторы м
ес ть
см ысл
воздать
должн ое .
При
всех
обстоя­
тельствах
роман
сберегает
основу,
которую
соо бщи л
ли­
тературе
эт ого
жанра
критический
реализм
XIX века.
243


Име ет
немалое
значение
и
близость
латиноамериканского
романа
к
фоль клор но му
нач ал у:
своеобразие,
которым
этот
ром ан
обл ада ет,
как
и
ощущение
новизны
в
харак­
терах,
языке,
во
в сем
обра зн ом
строе
произведения,
в
ка­
кой-то
мере
и
от
этого .
Мы
имеем
дело
с
крупным
ху­
дожественным
явлением
нашего
времени,
которое
тем
более
значительно,
что
знаменует
собой
победу
реали ­
стич еско г о
нач ал а.
И
тут
мне
захотелось
с ка зать
о
пере­
водчике.
См ею
ду мат ь,
что
Маргарита
Былинкина
пер е­
ве ла
знаменитого
гватемальца
с
тем
пониманием
св оео б­
разия
романа
и
с
той
бережливостью
к
слову,
какие
здесь
единственно
возможны.
Так
или
иначе,
а
рус ск ий
Астуриас
достаточно
убедителен,
если
говорить
о
в ысо­
ких
художественных
достоинствах
романа.
К огда
пр едмето м
перевода
становится
произведение,
обладающее
заметным
языковым
св оеобра зи ем ,
в
высшей
степени
отражен
успех
переводчика.
Меня
порадовал
ро­
ман
словацкого
пи сате ля
Винцента
Шикулы
«Мастера»,
напе чат анны й
«Иностранной литературой»
в
переводе
Нины
Шульг иной .
Это
произведение
истинно
современное,
отражающее,
см ею
д ума ть,
по иск
словацкой
литературы
сегодня
—
в
сфере
композиции
большой
прозы,
характеров,
д иа лога,
строя
повествовательного
текста,
язы ка.
Именно
о
яз ыко­
вых
достоинствах
как
важной
че рте
произведения
хоче т­
ся
говорить
в
связи
с
романом
В инце нта
Шикулы.
В
пр о­
зе
Шикулы
свой
ритм,
в
речи
его
г ер оев,
н ере дко
а фори­
стичной,
всегда
существует
с воя
добрая
интонация,
св оя
лукавинка,
с вой
подтекст.
Лаконичности
слова
сопутству­
ет
богатство
м ысли
—
философская
проза.
Ху до жник
ищущий,
более
всег о
опасающийся
похо­
ди ть
на
други х,
Шикула
ставит
в
романе
большие
пр о­
б лемы.
Его
повествовательный
текст
незр и мо
сомкнут
с
диалогом
героев,
как
бы
продолжая
этот
ди алог
и
его
предваряя.
Это
соо бщ ает
повествовательному
тексту
осо­
бый
колорит,
делая
яз ык
романа
органичным,
еди-
пым.
Хорошо
з ная
словацкое
село,
автор
с
явной
симпати­
ей
и
с трас тью
живописует
его
будни.
Писатель
ище т
возможности
показать
кр есть яни на
в
труде,
не
пренебре­
гая
самым
дл ит ель ным
описанием
пр оц есса.
Как
ни
по д­
робны
эти
описания,
они
н ик огда
не
скучны.
Особенно
хороши
сцен ы,
к огда
сельские
строители
ла дят
стропила,
кладут
к ам ень,
скрепляют
его
цементом.
Писат ель
244


радуется
их
спосооности
пон имать
красивое,
их
умению
мастерить.
«И закипела работа на славу.
Вся
деревня
на
но­
гах...
—
Посторонись,
р ебят а,
посторонись!
Дайте-ка
мо­
ты гу,
дайте
лоп а ту!
Где
известка?
П ост орони сь,
ребята,
пропустите
ме ня
к
изве стк е! — Лопа та
сама
прыгает
ему
в
рук и:
знает
лопатка,
у
ког о
какая
хватка,
она
всегда
своего
хозяина
сыщет.
—
Пос торон ис ь,
ребята,
посторо­
нись!
—
Песок
ближе
к
известке,
а
лопата,
что
ж,
она
и
песок
ловка
кидать...
Раствор
словно
начинка
для
пи­
рога .
К ирпичи
шлепаются
—
шлеп ,
шлеп!
Каждый
кир­
пич
проходит
через
деся т ки
рук ...
—
шл епает
его
камен­
щик
на
ст ену,
и
кирпичу
там
способно».
Хороши
у
Шикулы
пейзажи,—
собственно,
тут
нет
пейзажей
как
таковых.
Картины
при род ы
узрел
не
автор,
а
герой
и
еще
ч аще
зверь
немудрящий
или
птаха.
Да,
панорама
села,
п оля,
леса,
реки
будто
ув ид ена
само й
жи­
вой
природой,
у
которой
с вой
взгляд
и
с вои
краски,
что
для
художника,
пишущего
жизнь,
б есценн о.
«Из леса,
с
по лей
дон оси лся
птичий
грай.
Св ист ал
дрозд,
куковала
кукушка,
там-сям
летали
и
суетились
ски тал ицы
ласточки:
жалко,
не
к
кому
в
гости
слетать!
С
земли
поднялся,
вспорхнул
жаворонок:
поп робую - ка
еще
р аз!
Он
пел
и
дел,
спать
ему
не
хотелось.
Разошелся
и
сорокопут-дождевик:
не
зн ая
второпях,
ком у
подра­
жать,
он
зап ел
просто
так,
по-любительски,
но
при
этом
зам еч ат ельно
т релил,
свистел,
жаловался,
заливался,
про­
тяж но
улещивал,
вытягивал
шею,
изображая
порой
и
нежность,
потом
вдр уг
выдал
стаккато,
выпа л ив
всю
обойму...»
«Мастера»—вс е го
л ишь
первая
часть
трилогии,
за­
вершенной
Ши кулой .
Вся
трилогия,
явившаяся
событием
в
современной
че хослов а цк ой
литературе,
должна
быть
опубликована
у
нас
в
переводе
Н ины
Ш ульги н ой,
ид у­
щей
как
бы
вослед
писателю.
По лага ю,
что
определенно
повезло
роману
Шикулы,
что
он
попал
в
руки
талантли­
вой
пе рев одчиц ы.
По
слову
Стендаля,
поэ зия
погибает,
есл и
не
имеет
широкой
мир ов ой
концепции.
Романы,
о
которых
идет
речь,
тем
более
значительны,
что
в
них
широкая
мировая
к онце пция ,
для
ме ня
а дек­
ватная
мысли,
необходимой
людям,
сочетается
с
ист ин­
ными
художественными
достоинствами,
в
частности
до­
245


стоинствами
языка.
Наверно,
тут
надо
ценить
и
добрую
во лю
переводчика,
остановившего
с вой
выбор
на
пр оиз­
ведении
такого
рода.
Двадцатипятилетняя
практика
«Иностранной литературы»
дает
том у
много
примеров.
Но,
наверно,
достаточно
и
т ех,
на
к оторы е
мы
обратили
внима ние
читателя.
Как
ни
различны
прои зве д е ния,
они
стали
со быт ием
искусства.
Стоит
ли
говорить,
что
это
делает
че сть
переводчику,—
мы
же
воспринимаем
Асту­
риаса
и
Шикулу
по- рус ски .


II
ЩУСЕВ
рем
годам,
к оторы е
я
от дал
ра­
бо те
в
нашем
посольстве
в
Ру­
мынии,
сопутствовали
встречи
и
для
м еня
необычные.
Последняя
депеша,
по лу­
ченная
в
посольстве:
едет
Щу­
се в.
Должен
ск азать
себе:
со з­
данное
зодчим
убеждает
—
Ка­
занский
вокзал,
гостиница
____
«Москва»,
метро
«Комсомоль ­
ская»
и,
конечно,
Мавзолей.
Неполный
ряд,
но
и
его
до­
ста точн о,
чтоб ы
в
сознании
возник
обр аз
круп н ого
ху­
дожника,
мыслящего
масштабно.
Но,
может
быть,
представлению
о
Щусеве
недоставало
той
ч аст нос ти,
которая
единственно
необходима,
чтобы
ты
зр имо
увидел
человеческий
лик
зодчего?
В
штате
по­
сольства
был
архитектор
Анатолий
Як ов левич
Стрижев-
ский.
Именно
он
построил
посольское
здание
в
Бухаре­
ст е,
на
шоссе
К иселева.
Посольский
дом
в
Бухаресте
был
единственным
сооружением
так ого
рода,
которое
нами
б ыло
во зв едено
до
той
поры.
Позже
архитектор
осущест­
вил
еще
две
т аких
же
постройки
—
в
Берлине
и
Хель­
синки.
Стрижевскпй
был
молод,
интеллигентен,
деятелен.
Он
яви лся
в
Бух арес т
почти
в
одно
время
с
нашими
войска­
ми,
имея
задание
в
возможно
корот ки е
ср оки
восстано­
ви ть
посольство.
Нач ав
войну,
румынские
власти
варвар­
ски
об ош лись
с
персоналом
посольства.
Он
был
инт ерни ­
рован
и
в ыслан
из
страны,
при
эт ом
самому
акту
выс ыл ки
сопутствовали
действия,
какие
никогда
к
дипло­
матам
не
применялись.
Что
же
касается
посольского
зда ни я,
то
оно
подверглось
разору,
н ек оторое
время
пу­
стовало,
а
по том
в
нем
был
р азм ещен
гос п ит аль.
Ве рн ув­
шись
в
Бухарест,
Стрижевскпй
принялся
восстанавли­
247


в ать
здание.
Видно,
дом
на
шоссе
Кисел ева
был
люби ­
мым
созданием
Стрижевского
—
архитектор
взялся
за
эту
работу
с
необыкновенным
рвением.
Целая
армия
п ло тни­
ков ,
паркетчиков,
штукатуров,
возглавляемых
зодч им,
ра­
ботала
с
ут ра
до
ночи.
Немало
хлопот
доставило
Ст ри-
жевскому
восстановление
убранства
посольского
зд ан ия.
Многое
и сч езло
бе сследн о.
Чем
дор оже
был и
люстр ы
и
бр а,
тем
бездоннее
бы ла
пропасть,
в
которую
они
кану­
ли.
Р яды
мастеров,
ко то рыми
был
так
славен
Буха рест ,
за
войну
по ред ели.
Прих од илос ь
покупать
втридорога,
часто
через
перекупщиков.
Помню,
как
в
посольство
бы­
ла
доставлена
ск атер ть
руч ной
работы
на
триста
пе рсон .
Несмотря
на
грандиозные
размеры,
скатерть
по ра жала
тщательностью
отд елк и
—
чувствовалось,
что
тут
труди­
лись
сотни
ру к.
Одно
это
за став ля ло
задуматься:
не
кре­
постные
ли
де ву шки
здесь
колд ов а ли?
Тай на
необычной
ска тер ти
открылась
позже.
На
большом
посольском
обеде
скате рть
попала
в
поле
зрения
гостьи,
которая
совсем
не да вно
бы ла
узницей
Антонеску.
Рассмотрев
скатерть,
она
должна
бы ла
признаться
с ос едям
по
столу,
что
опоз­
нала
это
создание
рук
женских,—
скатерть
была
вышита
подругами
гостьи
по
знаменитой
женской
тюрьме
в
Жи-
лаве.
Мне
нравилось
наш е
пос ол ьск ое
здание.
Его
вне ш ний
облик
был,
пожалуй,
не
очень
своеобычен,
з ато
хорош
ансамбль
залов,
особенно
приемного
и
зри те ль ного.
При­
емный
зал
был
просторен
(в посольстве иногда бывало
одновременно
до
пятисот
го с тей), светел,
на ря ден
по
св о­
им
краскам
и
уб р анст ву.
Необыкновенно
эффек т ен
был
зрительный
зал,
в
к отором
заканчивались
все
большие
приемы
посольства,—
ко нце рт
наш их
арт ист ов
или
хоро­
ший
фильм
часто
венчали
прием.
Зал
радовал
про пор ция­
ми,
фо рм ами,
мягкостью
света
и
красок.
Стрижевский
был
чело в еком
одаренным,
и
п ос оль­
ское
здание
это
отражало.
И
не
тол ько
пос ол ьс кое
зда­
ние:
Стрижевский
был
одним
из
тех
архитекторов,
кот о­
рому
зодчество
не
мешало
за ни мать ся
живописью
и
ри­
сунком,
ка к,
в проч ем,
чуть-чуть
и
вая нием .
У
не го
была
способность,
столь
характерная
для
архитектора,
мы сли ть
образами,
у
ко торы х
есть
зримое
очертание,
объем.
Пом­
ню,
как
однажды,
воспользовавшись
первым
снегом,
ко­
торый
здесь
обил ен,
мы
уехали
всем
посольством
на
бе­
рега
Снагова.
Воод ушев и вши сь,
Стрижевский
слепил
не ч­
то
грандиозное.
Не т,
это
не
б ыла
банальная
снежная
243


ба ба,
а
именно
скульптура,
в
самих
чертах
которой
сказ а­
ли сь
и
фантазия,
и
мысль,
и
та
мера
тал ан та,
прикосно­
вение
которого
способно
в ы звать
к
жизни
такое.
По мню,
чт о,
расставаясь
со
с не жным
Снаговом,
я
испыт ал
н ема­
лое
смущение:
да
можно
ли
оставить
на
про изв ол
суд ьбы
этакое
диво?
Итак,
Щусев.
Помню,
как
мы
гуляли
по
посольскому
садику
и
Стри-
жевский
пытался
объяснить
с ебе
и
нам
созданное
зод­
чим.
—
Допускаю,
что
не
прав,
но
в
это
свое
мнение
я
уве­
ровал,
—
говорил
Стрижевский,
заб и рая
со
лба
и
отводя
на зад
свои
рыхлые
космы.
—
Нестеров,
каки м
мы
увидели
его
в
п ортр ет ной
живописи,
—
Павлов,
Шадр,
Мухина!
—
возник
из
древнерусских
сюжетов.
—
Казалось,
неожи­
данная
мы сль
заставила
Стрижевского
сго рби ть ся
—
больше
обычного;
когд а
он
волновался,
он
горби лся.
—
Не
бы ло
бы
отр ока
Варфоломея,
не
было
и
по зднег о
Несте­
рова...
—
О днако
какое
это
имее т
отношение
к
Щу се ву?
—
Самое
прямое!
—
Каз ало сь,
Стрижевский
ж дал
это ­
го
вопроса,
чтобы
вот
так
решительно
заявить
о
своем
мне нии.
—
Не
бы ло
бы
у
Щусева
Троицкого
собора
в
По-
чаевской
лавре
и
Марфо-Мариинской
о бит ели
на
москов­
ско й
Большой
Ордынке,
разве
мог
бы
яв ить ся
Ка занс кий
вокзал?
—
Храмовое
зодчество...
плодотворно?
—
сп роси л
я
не
без
у лыб ки.
—
Не т,
дело
не
с тол ько
в
том ,
что
это
зодчество
хра­
мовое,
ск олько
в
том ,
что
оно
по
истокам
сво им
русское,
с тарору сск ое,
коренное,
св оео бычн ое.
—
Да
можно
ли
так
с каз ать
о
Щусеве?
—
спр о сил
я.
—
Ему
не
чу жд
и
современный
поиск...
—
Верно,
и
современный
поиск,—
согласился
Стри-
жевский.
—
Не
бы ло
бы
этог о
поиска,
он
так
бы
и
остал­
ся
в
ордынской
обители,
а
современный
пои ск
вызвал
у
него
такое
чудо,
как
Мав зол ей ...
—
Вы
знали
Щусева?
Был
мой
воп рос ,
как
мне
казалось,
для
моего
собе­
седника
неожиданным.
—
Да,
по
его
лекциям
в
институте,
к огда
он
увле­
кал ся
градостроительством,—
подтвердил
Стрижевский.
—
Щусев
о ст авался
Щусевым:
был
убежден,
что
в
обществе,
где
зе мля
является
собственностью
государства,
градо­
249


строитель
имеет
неизмеримо
большую
возможность
ск а­
зать
нов ое
с лово
по
существу
п робле м ы...
Помню,
был
бе ск он ечно
самоироничен:
как
много
могут
сделать
с
че­
лов ек ом
каких-нибудь
пятнадцать
лет
—
от
обители
на
Ордынке
до
соз идания
города
б удущего !..
—
Самоирония...
от
сознания
силы ?
—
Пожалуй,
от
сознания
силы,—
Стрижевский
будто
остановил
себя
—
оп асался ,
что
скажет
больше,
чем
хо­
тел
сказат ь .
—
Да,
от
со з нания
силы ,
как ,
впрочем,
от
желания
оборониться
от.
невзгод
жи зн и...
—
Невзгод?
Мой
собеседник
испытал
неловкость
—
инерция
раз­
гов ора
повлекла
его
дальше,
чем
он
хотел.
—
Да,
невзгод,—
подтвердил
Стрижевский
—
мы
вер ­
нулись
под
кры шу
посольства.
—
Одним
словом,
тайны
в
чистом
виде
жизнь
не
терпит:
в
доме
у
Щусева
больной
сын,
взрослый...
—
Мы
стояли
посреди
большого
зала ,
со всем
темного,
и
я
сл ышал
д ыхан ие
Ст риж ев ск ого.
—
Врач и
настаивают
на
го спит ализ ации,
но
он
о тка зал
им...
—
пояснил
мой
со беседник .
—
Вот
так
—
отец
и
сын...
—
Стрижевский
вздохнул,
и
я
ощутил
пределы
за­
ла
—
он
был
меньше,
этот
за л,
чем
я
думал.
—
Ну,
Щусев
буд ет,
коне чн о,
пытаться
гов ори ть
по-румынски,
потеш­
ный
бес
самоиронии
в
нем
пробуждается
вместе
с
его
ве­
сел ым
румынским!—воскликнул
Стрижевский.
—
Странно,
а
откуда
он
зн ает
румынский?
—
Так
он
родился
в
Кишиневе.
—
Вон
к ак!..
Разговор
со
Стрижевским
немало
распалил
вообра-
женпе:
в се-т аки
не
совсем
обычного
человека
мне
пред­
с тояло
завтра
вст рети ть
на
аэродроме,
незаурядного
чело­
века.
Пом ню,
что
я
спр о сил
себя:
из
то го
немногого,
что
мне
известно
о
человеке,
могу
ли
я
нарисовать
его
внеш­
ний
облик?
В
самом
дел е,
как
он
выглядит,
этот
человек?
Ну,
например,
как
он
носит
кост ю м,
кака я
у
нег о
поход­
ка,
как
он
взглянет
на
теб я
и
за гов орит ?
Наверно,
т оч­
ность
того,
что
б ыло
произнесено
до
сих
по р,
оп редел яет ся
в
кон е чном
счете
впечатлением
от
живого
человека?
И
вот
аэродроѵм,
шум
ветра,
поднятого
в инт ами
само­
лета,
к оторый ,
прежде
чем
остановиться,
прибавил
ви н­
там
об орот ов,
человек
на
трапе...
Первое
вп ечат ление
—
маленький,
крупноголовый.
Ко гда
улыбается,
губы
в би­
рает
чуть
застенчиво,
т емная ,
не
по
сезону,
шляпа
сдви­
нута
набекрень,—
взволновался,
забыл
про
шляпу,
250.


—
Бунэ
деменяца*
—
во ск ли цает
он,
подняв
руку-
невеличку.
—
Чем
май
фа чь,
прпетене?
1
1 Доброе утро!
Как
поживаете,
друзья?
2 Спасибо..,
П очти
сбегает
на
землю
и
об ход ит
встречающих.
Не
может
совладать
с
волнением,
быст ро
в озбуж да ется
—
в оз рас т...
Сколько
ему?
За
с емьд еся т,
по
ви ду
семьдесят
с
немн ог им.
—
Тут
цве т
неба
иной,—
произносит
он
и
сн и мает
шляпу.
—
Ве тер
теплый,
южный...
—
Его
ладонь
осторож­
но
касается
головы.
Уже
по
дороге
в
гостиницу
просит
остановить
машину
перед
особ няком
Кантакузино.
Особ н як
отодвинут
в
г лубь
двора.
Высо к ая
метал л ическ ая
ог рад а,
отделившая
нас
от
особняка,
не
засти л а
его
очертаний.
Щусев
ид ет
вдоль
ограды,
искоса
посматривая
на
ос обн як.
—
Конец
века,
не
так
ли?
—
сп р ашив ает
Щусев.
—
Традиционно,
чуть
помпезно,
а
красиво...
Верно?
Ворота
приоткрыты,
точно
приглашая
войти,
но
Щу­
сев
всег о
лиш ь
раз д в игает
створ
воро т,
давая
простор
глазу.
Он
стоит
перед
ос обн яком
зат аив
дыхание.
Минута
пристального
вн имания ,
сосредоточенности.
Вот
так
смот­
рит
на
создание
архитектуры
зодчий
—
профессиональный
вз гл яд.
Кажется,
виденное
сняло
волнение,
вызванное
приездом.
В
машине
пос е лилось
мо л чание, —
не
иначе,
румынская
лексика,
воспрявшая
в
нашем
госте
по
с лу­
чаю
приез д а
в
Бухарест,
на
какое-то
врем я
отступила
в
нем .
Ве лик ое
спокойствие
точно
п олони т
нашего
гос тя.
Гость
не
р а сста ется
с
ним
и
тогда,
когда
выясняется,
что
гос тин иц а,
не
дождавшись
гостя
в
назначенный
срок
(самолет пришел с опозданием), аннулировала заказ .
—
Не
бе да,
поселитесь
у
меня
дома,—
говорю
я.
Ка жет ся,
он
проб у дилс я
—
улыбаясь,
он
чуть-чуть
втяг и вает
губы.
—
Мульцумеск...2
Вечером
Щус ев
смотрит
новый
Бухарест.
На
Кал я
Виктория
строится
многоквартирное
здание,
в
сво ем
род е
доходный
д ом.
Здание
растет
стремительно
—
каждую
неделю
эта ж.
Мне
было
интересно,
что
сообщило
такие
темпы
строительству.
Ну,
разумеется,
д ен ьги,
при
эт ом
не
столь
ве лики е.
В
строительстве
до ма
у част во вали
его
будущие
жиль цы.
Подрядчик
получал
деньги
от
жильцов
за
первый
э таж
до
того,
как
этот
э таж
был
построен.
251


Собственно,
он
продавал
пустое
пространство
на
том
са­
мом
мест е,
где
должен
бы ть
эт аж.
Потом
он
продавал
воз дух
на
месте
второго
этажа,
третьего
—
и
так
до
то го
самого
предела,
пок а
ярко-белая
с
си н евой
цинковая
кр ыша
не
вен ча ла
здание.
Не
знаю,
как
над ежно
был
выстроен
этот
дом
и
в
какой
м ере
он
мог
противостоять
разрушительной
стихии
здешних
землетрясений,
но
с
ви­
ду
он
был
оче нь
хорош :
прос торе н,
хорошо
спланирован,
светел,
удо бен .
В
эт ом
мы
могли
убедиться,
ко гда
р ан­
ним
вечером,
разумеется,
зар уч ивш ись
р азр еш ением
под­
рядчика,
прибыли
с
Алек се ем
Викторовичем
на
с трой ку.
Нас
пр иним ал
сам
подрядчик
—
человек
в
усиках
шнур­
ком.
Ниж ние
этажи
б ыли
заселены,
о днако
в
верхних
за­
канчивались
от де лочн ые
ра боты.
В
новой
квартире
даж е
в от,
как
се йча с,
пустой,
б ыла
радость
новизны.
В
с амом
отб ле ске
ве черн его
с олн ца,
лежащ ем
на
паркете,
свечении
никеля,
в
сверкании
красок,
в
самих
запахах
паркетной
пыли,
кле я
и
олифы.
Кон еч но,
это
во с прия тие
должно
быт ь
особенно
остро
у
человека,
к отором у
суждено
этот
дом
обживать,
но
и
у
нас
бы ло
хорошо
на
душе .
—
Бун,
ф орти
б ун,
домнуль...1
—
говорил
Щусев,
пе­
реходя
из
одной
комнаты
в
д ругую .
—
Однако
как
много
раб очи х
этот
дом
строили?
1 Хорошо,
очень
хорошо,
господин.
Наш
хозяин
велел
принести
тетради,
в
кот орые
был
занесен
состав
с тро ите лей,
поименный,
по
про фессия м, —
цифра,
которую
назвал
человек
в
усиках
шнурком,
изу­
мил а
и
русского:
—
Бу н,
фор ти
бун,—
подтвердил
гость:
малое
число
рабочих,
занятых
на
с трой ке
блок а,
свидетельствовало,
как
хорошо
был
организован
тр уд
раб очи х,
как
много
успевал
сделать
каждый
из
них
за
ден ь.
—
О днако
что
вам
пришлось
по
душ е
в
нашем
до­
ме?
—
осторожно
сп рос ил
наш
хозяин.
—
Что
вы
увидели
в
нем?
—
Ес ли
хот ит е,
образец
современного
жи лого
дома,
недорогого
и
уд обн ого,—
тут
же
реагировал
Щусев.
—
Однако
кто
буд ет
ж ить
здесь,
что
это
за
люди?
—
по
мере
того,
как
он
про ник ал
в
существо
де ла,
вопросы
его
ста­
новились
конкретнее.
Хозяин
ощути л
ск ры тую
остроту
в
вопросе
гостя
и
посчитал
своевременным
пр иг лас ить
к
столу.
Ну,
ст олом
252


это
можно
было
назвать
очень
ус лов но.
На
козлы,
постав­
ле нные
посреди
комнаты,
был
положен
кусок
фанеры
и
вы ст лан
обоями.
Дюж ина
пива
да
горка
солоноватых
су­
харей
украшали
стол.
—
Итак,
кто
буд ет
жить?
—
повторил
хо зя ин,
к огда
в
керамических
кружках
вспенилось
толь ко
что
разлитое
пиво .
—
Не
думаю,
чтобы
это
была
б ухаре стск ая
элита!
—
воскликнул
он
едв а
ли
не
патетически.
—
Так
вс е,
народ
ординарный:
г ене рал
в
отставке,
управляющий
банком,
не
очень
к ру пный
помещик,
посол
на
пенсии,
книгоизда­
тель
—
все,
кто
по
праву
должен
ж ить
на
Каля
Викто­
ри я...
Щус ев
м олча л,
сжимая
керамическую
кружку,—
пив­
ная
пе на
опала,
обнажив
густо-коричневую
жидкость,
бы ло
видно,
как
пиво
плещется.
—
В
моем
пол оже нии
не
очень
уместно
дав ать
сове­
ты ,—
произнес
Щусев,—
но
я
вижу
в
эт ом
доме
тип
со­
временного
городского
жилища,
близкий
эта лон у...
По­
вт оряю,
быт ь
может,
не
я
должен
давать
советы,
но
ес ли
бы
вы
меня
поп рос или
его
дать,
то
я
бы
сказал:
сохрани­
те
документацию
на
с трои тель ст во
дома
—
проект
и
все
рас чет ы ...
Убежден
—
через
три
го да
им
це ны
не
буде т !..
Наш
хозяин
осторож но
провел
по
усам
кончиками
пальцев,
будто
хотел
их
с тере ть.
—
Вы
сказали
—
эталон!
Но
ч ерез
три
го да
и
управ­
ляющий
банко м,
и
г енер ал
в
отставке
ут ра тят
ос та ток
силы!
Кому
буд ет
нужен
такой
эталон?
—
Нужен!
—
Но
кто
будет
жить
в
та ком
доме?
—
Осм елюсь
предположить
—
м ун чи торь...
1—
произ­
нес
Щус ев
и
поднял
керамический
бокал,
точно
чествуя
грядущее
время,
к огда
в
таких
до мах
б удут
жит ь
не
только
послы
королевской
Румынии
на
пенсии
и
не
очень
крупные
помещики.
1 Рабочие .
П оут ру,
едва
позавтракав,
Щус ев
взя л
книгу
и
ушел
в
са д.
Кн игу
он
привез
с
собой.
Кажется,
то
был
том
нестеровских
воспоминаний.
В
саду
му дрен о
бы ло
укрыться
от
со л нца,
и
он
расположился
в
тени
посоль­
ского
здания.
Те нь
не
несла
прохлады,
но
ст ена
был а
на­
питана
свежестью
—
от
нее
точно
шел
ветер.
Мы
услови­
лис ь
побывать
в
музее
румынской
деревни,
что
расп оло­
жился
в
пригороде
Буха реста ,
и
я
пошел
к
Щ усе ву.
253


Приметив
меня,
он
не
без
труда
от ор вал
гл аза
от
книги,
л ицо
бы ло
скорбно.
—
Вот
прочел
нестеровский
этюд
о
Крамском,—
про­
изнес
он
едва
внятно.
—
Необыкновенный
э тюд!
В есь
этюд,
но
особенно
последние
ст ра ницы,
когда
Крам ск ой
видит
тот
бер ег,
уже
видит...
—
он
встал,
тихо
захлопнув
кн игу,
и,
всмотревшись,
увидел
ступенькой
ниже
Лешу,
девятилетнего
сынишку
повара,
единственное
м алое
по­
сольское
дит я,
а
по
этой
причине
—
д итя,
знающее
себе
цену.
—
Как
же
я
тебя
не
приметил?
—
спраш ив ает
Щу­
сев
и
тяне тс я
лад онь ю
к
светлым
кудрям
мальчика.
—
Какие
ж;е
они
у
теб я
золотые!
—
Его
рука
уже
коснулась
затылка.
—
Пойди
к
маме
и
скажи:
мы
хоти м
по ка зать
те бе
музей
деревни...
Пойди,
по йди,
не
р о бей!..
Но
робость
не
очень-то
свойственна
Леш е,
он
уже
б ежи т...
Музей
румынской
деревни
вернее
было
бы
н азва ть
музеем
деревянного
з одчес тв а.
Со
всей
с тра ны,
из
горного
Ардяла
и
Марамуреша,
с
равнинной
Молдовы,
с
приду-
найской
Добруджи,
с юда
свезены
кр есть янски е
дома.
Дом а
куплены
на
корн ю
и
с
превеликой
тщательностью
воссозданы.
Возникла
деревня,
на
редкость
колоритная,
отразившая
сам
лик
сельской
Румы нии.
Ис т инным
пер­
лом
музея
мож но
н аз вать
церковку,
приве з е нную
из
гор ­
ной
Румынии,—
она
точно
вырублена
из
монолита
ст а­
р ого
дерева,
если
бы
в
природе
было
дерево
таких
раз­
меров,—
в
лик е
церк ви
е сть
что-то
готи чес кое,
если
эта
готика
присуща,
например,
ст аром у
тополю:
ост ров ерх ий
купол
церковки
вознесся
высоко
над
деревней.
Щусев
идет
из
одного
деревенского
дома
в
другой,
име я
ряд ом
юного
друг а.
—
А
вот
почему
т ебе
нравятся
эти
в орота,
ты
можешь
объяснить
мне,
Леш а?
Одеты
в
кружева?
А
есл и
осв о­
бодит ь
их
от
кр у жев?
Б удут
и
без
круж ев
к ра с ивы?..
А
ка кие
вс е-так и
красивее
—
в
к руже вах
или
без
кружев?
Но
ведь
мы
с
тоб ой
муж ч ины,
зачем
нам
кр у же ва?..
Нет,
нет,
ты.
мне
вс е-та ки
ответь:
ты,
например,
над ел
бы
к р ужев а?..
Любопытна
способность
Щусева
в ов лечь
юного
друга
в
спор,
в
спор,
кот оры й
не
безразличен
и
Леше,
к ак,
впрочем,
и
Алексею
Ви кт оров ичу.
—
Ты
обратил
внимание,
Ле ша,
на
р ису нок
скатер­
т ей?
Вот
мы
обошли
тридцать
домов
и
видели
тридцать
скатертей:
ни
од на
не
похожа
на
другую,,
ни
о дна !..
254


А
ведь
можно
пройти
и
тысячу
домов,
и
пят ь
тысяч
—
найдешь
ты
п охожи е?
Ты
толь ко
пойми,
как
неоглядна
сп осо бнос ть
человека
видеть
мир
не
повторяясь?
Кто
еще
спос об ен
к
этому?
Пр ирод а !..
Нам
надо
учиться
этой
неоглядности
взгляда
у
п рирод ы.
Ты
понял
меня,
Леш а?..
Кажется,
и
Щусева
ув ле кает
этот
раз гов ор
с
юным
другом.
Но
вот
что
любопытно:
в
самой
интонации
этог о
разговора
нет
ничего
та кого,
что
возникает,
к огда
взрос­
лые
подлаживаются
под
детей.
Не т,
Щус ев
не
нисходит
до
уровня
юного
собеседника,
наоборот,
он
стремится
подтянуть
тог о
до
уровня,
кот оры й
естествен
и
для
взрос­
лог о.
—
Вот
послушай
мен я
внимательно,
Леша ,
тольк о
оче нь
внимательно.
Го во рят,
что
красивое
приходит
с
воз раст ом ,
бы ть
может,
образ ов а нн ос тью,
а
возможно
даже
—
с
культурой.
А
вот
родился
селян ин
—
он
мо лод
и
по ка
что
не
обремен
ни
в озра с том,
ни
культурой,
а
как
понимает
красивое!..
Согласись:
в се,
что
кажется
краси­
вым
ему,
не
отвергается
и
нами.
Почему?..
Способность
видеть,
способность
чувствовать?
А
что
значит
эта
спо­
собность?
Талант...
Видно,
таланту
по
силам
вобрать
такое,
что,
б ыть
может,
бог ач е,
чем
мы
думаем
о
нем...
Не
так
ли?
Я
заметил:
у
Щусева
есть
о пыт
разговора
с
мла дши м.
Отк уда
он,
этот
опыт?
Из
о б щения
со
с ту дента ми,—
ка­
ж ется,
Стрижевский
говорил,
что
Щусев
дорожит
о бще­
нием
с
мол оде жью .
Ч ерез
Стрижевского
же
до
меня
до­
шла
щусевская
фраза,
которая
звучит
как
афоризм: «До
тех
пор,
пок а
ме ня
слу ш ает
молодежь,
как,
впрочем,
с лу­
шаю
ее
и
я,
мне
не
стр аш на
с та ро сть».
Вот
возник
Леша,
и
Щ усев
потянулся
к
нем у
с
си лой
неудержимой.
Поче­
му?
Может,
тут
св оеобра зн о
отозвалась
драма
в
семь е?
Сын ?..
Очень
похоже
—
сын.
Именно
так
можно
по пя ть,
например,
его
слова,
произнесенные
на
обра тно м
пути
из
музея...
Он
просил
отпустить
машину,
и
мы
п ошли
пе ш­
ком,
все
трое.
Рассмотрев
в
перспективе
у лицы
пос оль­
ство,
он
ост ано ви лся ,—
видно,
боялся,
что
разговор,
к ото­
рый
нач ал,
останется
незаконченным:
—
И
счастье,
и
несчастье
—
от
сы н а...
—
произнес
он,
наклонившись
ко
м не,
произнес
в п олголоса :
уберег
от
эт их
слов,
откровенно
печальных,
маленького.
Вечером
мы
см от рели
бухарестские
церковки.
Нет,
не
со бор ы,
а
именно
церковки.
Маленькие,
похожие
на
тере­
ма,
эти
церковки
впис а ны
в
городской
пейзаж.
Простите
255


за
сравнение,
но
в
них
ес ть
не что
от
камерных
бухарест­
ск их
театров,
в
кот орых
тож е
творит
моли тв у
клан
ари­
стократов.
Домовая
церковь
московского
князя?
Пожа­
л уй,
даже
меньше.
Место
тайной
встречи
с
богом,
при ­
частия,
бы ть
может,
ис по веди.
Нет,
не
при хо жа нин,
идущий
долгой
дорогой
в
церковь,
а
церковь,
вы шед шая
навстречу
при хо жани ну.
Но
сама
церковка
необыкновен­
но
хорош а .
Именно
церковка-терем,
в
которой
есть
миниатюрность
и
узорчатость
девичьей
светелки,
разна-
ряженной
фигурными
дверьми
и
окнами.
—
Поучи те льн о
про след ит ь,
как
церковная
а рхитек ­
тура
соотнеслась
со
светской,
что
позаимствовала,
что
переуступила...
—
поразмыслил
вслух
Щусев
—
его
мысль
торила
ту
же
тропу.
—
Вы
говорите
о
Румынии?
—
Ио
Р ум ынии...
Думаю,
что
должна
быть
т акая
о блас ть
архитектуры,
где
это
гл яну ло
как
в
зеркале...
—
Вы
сказали
—
должна
быть?
—
Убежден.
Щусев
так
и
сказал
—
убежден.
Он
не
зн ал
наверняка,
но
предполагал:
должна
быть.
Нет,
это
б ыла
не
инту иция ,
а
знание.
Он
пола г ал:
ес ли
церковное
зодчество
з ая вило
о
себе
столь
определенно,
то
должно
же
как-то
сказаться
и
в
зодчестве
све тско м?
Но
прежде,
чем
мы
установили
это,
произошла
встреча,
немало
нас
взволновавшая.
Не
попадись
на
нашем
пут и
Могашайя
с
ее
необык­
новенным
дворцом
и
более
чем
экзотической
хозяйкой
дворца,
вр яд
ли
бы
мы
уд остои ли сь
че сти
бы ть
приня­
тыми
Штефаном
Браниште.
Какой
же
зодчий,-побывав
в
Бухаресте,
не
обра ти т
своих
стопов
в
Могошайю?
Если
е сть
в
архитектуре
Бухареста
нечто
истинн о
румынское,
то
это
им енно
Могошайя.
Нет ,
де ло
даж е
не
в
формах
дворца,
в
к оторы х
столь
убедительно
отра зи лос ь,
как
нам
каж етс я,
дворцовое
зодчество
Р у мынии,
не
м енее
важны
ф ак тура
мат ери ала,
из
которого
сотворен
дворец,
краски,
к
которым
обратился
зодчий,
само
соотношение
света
и
тени,
участвующих
в
нашем
в иде нии
могошайской
хоро­
м ины.
Сановная
хозяйка
дворца
принцесса
Би беск у
вы­
шла
нам
навст р ечу
и
с
уверенностью,
чуть
заученной,
по­
вела
рассказ
о
родословных
корнях
династии,
не
оставляя
в
тени
и
собственную
пе рсон у,
когд а
в
конце
дли н ной
га­
лер еи
возникла
длиннорукая
фигура
Браниште.
Человек,
которого
тут
же
представила
нам
хозяйка,
назвался
архео­
логом,
в
знак
доказательства
вручил
нам
белоснежный
256


квадрат
визитной
карточки.
Ес ли
же
быт ь
точным
в
определении
профессионального
лика
Браниште,
то
его
сл едов ало
н азва ть
архе ологом - зод чим ,
однако
это
мы
установили
позже.
А
пока
наш
новый
знакомый
осто­
р ожно
возглавил
осмотр
дв орц а,
обрат ив
наш е
вни ма ние
на
детали
его
убранства
и
сопроводив
р ас сказ
пояснения­
ми,
к оторы е
мог
бы
сделать
име нно
а рхеол ог:
по
словам
Браниште,
в
само м
рисунке
м ет алли ческ их
реш ет ок,
св е­
тильников
можно
бы ло
отыскать
детали,
не
чуждые
орна­
менту,
бытовавшему
на
Балкан ах
в
средние,
а
быт ь
мо­
жет,
не
только
в
сре дн ие
века.
Ничто
не
может
так
внушить
уважение
к
человеку,
как
з нан ия,
а
Браниште,
несомненно,
был
чело век ом :
знающим.
Короче ,
ко гда
при шло
время
прощаться
с
двор­
цом
и
его
хозяйкой,
мы
испытали
тоску,
обменявшись
рукопожатием
с
Браниште.
Наверно,
это
заметил
наш
знакомый,
пригласив
посетить
его
на
А ллее
авиа­
торов
и
ознакомиться
с
результатами
его
последней
экспедиции
к
б ер егам
Черного
моря.
«Мозаики,
каки е
вы
увидите
у
меня,
вы
нигде
не
увидите», —
сказал
Бра­
ниште.
—
Ку
п лэч еоре,
дра гэ
прие т ене
’,—
сказал
Щусев,
ему
было
приятно
приглашение
Браниште.
От
по сол ьст ва
до
Алле и
авиаторов
рукой
подать,
мы
п ошли
пешком.
Браниште,
предупрежденный
нами,
вы­
шел
навстречу.
Необыкновенное
обаяние
было
у
эт ого
человека.
Вот
и
сейчас
он
ввел
нас
в
с вой
к расив ый
до м,
и
мы
ощ ути ли,
как
он
рад
нам.
По
тому,
как
был
при­
бран
дом,
с
какой
щ ед ростью
хозяин
накрыл
стол,
как
тщательно
он
р аспо ло жил
св ою
коллекцию,
чувствова­
лось:
для
Браниште
приход
Щусева
в
его
дом
—
событие.
И
Браниште
я вил
свое
со бра ние.
С
чем
. это
сравнить?.
В
свое
вр емя
мне
на
глаза
попал
альбом
румынских
вы­
шивок
—
пятьсот
образцов.
Казалось
бы,
на
втором
де сят­
ке
ин те рес
к
образцам
должен
был
ос лабн уть,
а
я
см от рел
и
смотрел,—
оказывается,
в
узоре
вышивки,
в
его
крас­
ках,
в
самом
рисунке
узора,
если
даже
он
и
беспредметен,
ес ть
сила
п ритя жен ия.
Я
поймал
себя
на
мысли
—
м еня
это
увлекает.
То
же
самое
сейчас
было
с
мозаикой.
Эти
цве тны е
камни,
подчиненные
линия м
рисунка,
был и
необыкновенно
живописны.
Мозаика
бы ла
сп рятан а
в
стеклянный
сарк о фаг
размером
в
большую
книг у.
Стекло
1 С удовольствием,
дорогой
друг.
9С.
Да игуло в
257


б ыло
толстым
и
чи ст ым,
и
цвет
камн я,
и
рис у нок
были
не
иск ажены .
—
Наши
предки
любили
красивое,—
произнес
хо з яин,
пододвигая
стеклянный
футляр
к
окн у.
—
Казалось
бы,
какая
необходимость
р асцвеч иват ь
мозаикой
б аню
—
ведь
мы
же
обходимся
без
этого!
А
вот
наши
предки
счи ­
тал и
это
необходимым
—
едва
ли
не
все
мозаики
най де­
ны
на
месте
бань!
И
не
только
бань
—
мозаикой
вы стл а­
ны
по лы
дворцов,
лудильной
мастерской,
цирюльни,
п од­
час
тротуары,
наконец,
п лоща ди! ..
—
А
почему
вы
вдруг
обра ти ли
в нима ние
на
мозаи­
ку?
—
озадачил
хозяина
воп ро сом
Алексей
Ви кт оров ич.
—
Почему
именно
мозаика?
Потребовалась
пау з а,—
казалось,
немудреный
вопрос,
а
ответить
на
нег о
не
просто.
—
Все
потускнело
от
напора
веко в,
не
потускнела
только
мозаика!
—
вырвалось
у
хозяина.
—
Не
пот у ск нела
тольк о
мозаика
—
вечный
камень!
—
Да,
вечной,—
сказал
Щусев
и
взя л
из
рук
хозяи­
на
стеклянный
па нцирь
с
мозаичным
камн ем,—
не
иначе,
тайная
дум а
потревожила
сейчас
сознание
Алексея
Вик­
торовича,
д ума
значительная.
—
Не
з наю,
как
вы,
а
я
не
боюсь
ставить
ряд ом
старое
и
новое.
Мне
даже
ка­
ж ется,
что
такое
соп ос тав лен ие
способно
за жечь
се рдц е,
вы зв ать
искру,
так
необходимую
живо му
воображению...
Вот,
например,
мечтаю
свершить
путешествие
из
древнего
города,
да,
да,
древнего,
только
что
вызволенного
из
пл е­
на
сам ой
земли
лопатами
п
скребками
археологов,
в
го­
род
двадцатого
века...
Вот
так
увидеть
два
города,
обняв
их
сознанием
и
чувством,
а
кстати
и
отдать
се бя
во
власть
потрясения
—
ничто
не
способно
так
взволновать
душу
и
обратить
ее
к
созиданию,
как
это...
По-моему,
все
луч шее
я
сотворил
в
такую
ми н уту,
сотворил
и
не
теряю
надежды
сотворить...
Наш
хозяин
з ад ум ался.
—
Бы ть
может,
к
этому
идет
дело,
но
над о
сделать
следующий
ша г.
—
Он
улыбнулся.
—
Одним
с ловом ,
нам
над о
раскопать
на
Черном
м оре
го род
—
хочу
про йти
вм е­
сте
с
вами
по
его
улица м,
а
кстати
показать
вам
мозаич­
ное
панно,
какого
ни
вы,
ни
я
не
видели...
Панно!
С
тем
и
пр ости лись
—
приехать
на
Черное
море
и
прой ти
по
улицам
древнего
города.
Мы
возвращались
в
посольство
пешком.
Щус ев
мо л­
чал,
однако
в
молчании
жил
тольк о
что
происшедший
258


ра згов ор
—
воспоминание
об
этом
разговоре
удерживало
мысль .
—
А
з наете,
что
изумило
ме ня
в
этой
мозаике?
—
спросил
он,
к огда
ворота
п ос ольс тва
возникли
перед
на­
ми.
—
Все
потускнело
за
это
ты сячел етие,
все
выт р авили
время
и
со лнц е,
не
вы цвела
тольк о
мозаика...
Не
яс но
ли,
что
цвет
дошел
до
нас
таким
же
негасимым,
каки м
он
был
при
Овидии?
С
чем
это
мож но
сравнить?
Пожалуй,
со
всемогуществом
слова.
Вот
так
положить
мозаику
ря­
дом
со
с ти хами
того
же
Овидия
и
постичь
время...
—
Он
пос м отрел
на
меня
внимательно.
—
Е сть
люди,
гл аза
ко-
рых
особенно
восприимчивы
к
цвету.
—
Он
пом олч ал.
—
Особое
у стр о йство
гл аз.
Я
говорю
о
сыне
—
у
него
такие
глаза.
Ве сь
вечер
Щу сев
был
задумчив
—
в
нем
вдруг
проснулся
Овид ий:
В
слов ах
моих
скудных
Ты
постарайся
найти
больше,
чем
с каз ано
в
ни х...
И
ещ е:
Горечь
нередко
н есет
си лу
усталым
сердцам...
И
ещ е:
Кто
о
Гекторе
зн ал,
е сли
б
с
Троей
бе да
не
слу чи лась?
О
чем
говорил
Щусев?
О
какой
Т рое
и
какой
беде?
Истинно
в
словах
его
скудных
надо
б ыло
отыскать
много
бо ль ше,
чем
ск аз ано
в
ни х...
Сы н?
Помню,
что
в
этот
раз
он
лег
не
по здно ,
спал
тревож­
но
—в се
вздыхал.
Уже
за
п олно чь
я
заметил,
как
потя­
нуло
из
отк рыт ой
дв ер и,—
нашего
гос тя
не
было.
Я
вы­
глянул
в
ок но
—
оно
выходило
в
посольский
сад.
Ночь
б ыла
не
светлой,
деревья
стояли
без
теней,
но
небольшой
наш
сад
с
полосами
дорожек,
выстланных
пе ском ,
можно
было
ра ссмо тре ть
без
труда.
Щусев
был
там...
По
сердцу
ударил
Ов идий:
Горечь
не редк о
не сет
си лу
усталым
сердцам...
На
др угой
де нь
вечером
Щусев
вдруг
вспомнил
наш е
посещение
бухарестских
церковок,
и
решено
б ыло
уви­
де ть
ра йон
особняков.
Это
за
Аллеей
авиаторов,
где
мы
был и
накануне.
С
нами
был
и
Ле ша.
За
эти
дни
Ал ек­
сей
Викторович
привя за лс я
к
малышу,—
бы ть
может,
в
9*
259


о бще нии
с
Лешей
Щусев
гасил
тос ку
по
сын у.
«Горечь
не ред ко
не сет
си лу
усталым
се рдц ам »? Пожалуй,
так.
Итак,
мы
пересекли
Алл ею
авиаторов
и
пошли
ул и­
цами,
прилегающими
к
банясским
озерам.
Действительно,
мир
особняков,
открывшийся
нам ,
вос пр инял
че рты
с та­
рорумынского
зодчес тв а ,
свойственные
и
архитектуре
бу­
харестских
церквей.
Ну
кон еч но,
это
бы ло
современное
осмысление
старины,
по
осмысление
у мело е,
возможно,
стилизация,
но
ст ил изац ия
добрая.
Там,
где
прежде
был
красный
и
бе лый
кирпич,
сейчас
гля дел
бетон,
т ам,
где
бы ла
фигурная
черепица,
поблескивали
железо
и
цинк,
там,
где
прежде
был
кованый
м ет алл,
сейчас
все
больше
в идел ось
литье.
Но
вот
л юбо пытно :
современный
мат е­
риал
не
брос алс я
в
глаза
—
побеждала
старина.
Навер­
няка
особняки
б ыли
обо р удов аны
по
по сл еднему
сл ову
техники,—
нет,
не
тол ько
электричество,
г аз,
искусствен­
ный
холо д,
но
ины е
виды
удобств,
вызванных
к
жиз ни
эле ктр они к ой,
которая
начинала
внедряться
в
бы т,
но
у
всего
этого
бы ло
обличье
знатной
старины.
Бухарест
с тоял
на
скрещении
дор ог,
и
стар и ка
был а
м н оголик ой,—
нет,
не
только
собственно
Ба лкан ы,
но
и
всесильная
Ви­
зантия,
а
может,
В ене ция
в
содружестве
с
Востоком.
Для
жителя
Балкан
все
это
было
не
но вым,
но
н ам,
русским,
казалось
сво ео бычн ым.
Мне
показалось,
что
Щусеву
пришлись
по
душе
дома,
одетые
обливным
кирпичом,
до­
ма,
во
внешнем
убранстве
которых
участвовал
метал л ,—
окна,
закрытые
плетеным
железом,
калитки,
свитые
из
прутьев,
ограды,
точ но
сотканные
из
мет алли че ско й
пр я­
жи,
массивные
навесы
над
парадным
входом,
к вад рат ные,
на
с т аринный
манер,
фонари
по
фасаду.
—
Нет ,
я
действительно
хочу
знать:
какой
из
домов
тебе
больше
нравится?
—
спрашивал
Щу сев
мальчика,
ко­
торый
с
н еос лаб ной
пристальностью
следил
за
все ми
по­
воротами
на шего
разговора.
—
Вот
эт от
многоцветный,
по хожи й
на
дворец
ц аря
Са лта н а?..
А
может
быть,
кр а­
сив ее
вот
этот,
из
белого
кирпича?..
Нет,
нет,
присмот­
р ись
внимательнее:
как
он
ск ладн о
сложен,
как
все
в
нем
соизмерено
—
не
больше
и
не
меньше,
чем
должно
быть.
Согласись,
он
красивее?
Не
так
ли?
Но
вот
неожиданность
к уда
как
приятная:
от
Баняс,
заметно
ра змахи в ая
длинными
руками,
идет
Браниште,—
увидев
нас,
он
так
всплескивает
сво ими
ручищамп,
что
у
нас
ек ает
сердце
—
тог о
гл яди,
они
об орву тся
и
р азле­
тятся
по
сторонам.
260


—
Значит,
уезжаете?
—
произносит
он,
пожимая
руки
Щусеву.
—
Не
идет
у
ме ня
из
головы
эта
ваш а
мыс ль
о
двух
города х,
старом
и
новом...
А
з наете,
может
случиться
так,
что
я
вам
покажу
эти
два
города,
е сли
приедете
лет
так...
через
д ес ять...
Щусев
улыбается,
но
не
может
скрыть
пе ча ли.
—
Не
все
зависит
от
ме ня,
не
все,
к
сожалению,—
отвечает
он.
—
Му льцу ме ск
фрумос
дра гэ
приетене,
бу-
н уле
Б ра ншпт е...1
1 Спасибо,
дорогой
друг ,
большое
с пас ибо,
добрый
Браниште...
Щусев
действительно
улетел
на
дру гой
день,
улетел
и
уже
не
вернулся
в
Б ухаре ст.
Не
суждено
ему
бы ло
вер­
нуться...
Но,
побывав
однажды
в
Бухаресте,
я
разыскал
Шт ефана
Браншпте.
Я
увидел
его
в
его
красивом
до мѳ
на
А ллее
авиаторов.
Вспомнив
русс ког о
зодчего,
некогда
посетившего
эт от
дом,
мы
по чти ли
его
память,
сом к нув
ус та.
—
Как
бы
я
был
счастлив
побывать
с
ним
на
Черном
море,—
произнес
Браниште,
не
под ни мая
глаз.
—
Побы ­
в ать
и
показать
два
города,
те
самые ,
древний
и
новый,
совсем
новый...
Сколько
ни
бывал
там,
вспоминал
Щусе­
ва:
действительно,
само
соприкосновение
старины
и
нови
способно
дать
энергию
воображению,
в оод уше ви ть...
Браниште
говорил
с
такой
страстью,
что
нельзя
бы ло
отказаться
от
поездки
на
Черное
море,
от
поездки,
кото­
рую
должен
был
бы
совершить
Алексей
Викторович,—
собственное
воспоминание
о
Щусеве
и
повл е кло
меня
на
крайний
северо-восток,
в
заповедный
угол
Рум ынии,
обра­
зуемый
впадением
Дуная
в
Черное
море.
Случилось
так,
что
мы
пр иеха ли
к
стенам
города,
к ог­
да
солнце
се ло
и
город
совершенно
опустел:
ушли
авто­
б усы
с
туристами,
отбыли
од ин
за
другим
ав том оби ли
с
п ут еш еств енник ами,
пок ину ли
город
и
ра бочие ,
ведущие
раскопки.
На
ве сь
гор од
ост ал ись
только
мы
со
Шт ефа ном
Браниште
да
тишина,
неодолимая,
степная,—
т олько
был
слышен
гул
моря,
глухой.
Когда-то
оно
б ыло
у
самого
города,
потом
уш ло,
оста ви в
город
посреди
ст епи ,—
бы ть
может,
го род
ум ер
потому,
что
мо ре
ушло.
А
между
тем
солнце
село
за
д алек им
степным
курганом,
оставив
над
степь ю
неяркое
пламя
зари.
В
свете
зари
город
каз ал ся
розовым.
С тояли
стены,
кое- г де
обнажены
тротуары,
по­
среди
городской
бан и
вскрыт
кусок
м оза ичн ого
пола,
ви дны
провал
двери
и
чудом
сохранившаяся
оконная
ко­
201


робк а,
не
осталось
кр ыш,
ни
единой
на
в есь
город...
Мы
зас тали
ос тов
города,
его
пл ан
в
натуральную
величину
и
могли
лиш ь
подивиться
тому,
что
город
кажется
нам
красивым.
Солнце
зашло,
и
гор од
стал
в нач але
густо-ко­
ричневым,
потом
черн ым .
Казалось,
стало
ти ше,
чем
прежде.
Даже
море
смолкло,
от ступ ив
еще
дальше
с
на­
ступлением
вечера.
—
А
з наете,
где-то
зде сь
жил
Овидий,—
произнес
Браниште.
—
Быть
может,
он
гулял
по
ул ицам
этого
го­
рода...
Я
знал,
что
так
это
и
могло
быть,
но
признание
Б ра­
ниште
взывало
к
раздумью.
Наверно,
тот
кусок
мозаики,
что
мы
увидели
п осре ди
городской
;бани,
да
с лово
Овидия,
сбереженное
памятью,
и
был и
бессмертны.
В
слов ах
мо их
скудных
Ты
по ста ра йся
найти
бо льш е,
чем
с каз ано
в
них...
А
пот ом
мы
уехали
из
древнего
города,
оставив
его
в
пр иче рн ом орской
темени.
Машина
несла
нас
на
юг,
и
мы
примолкли
вместе
с
выкошенным
пшеничным
по­
л ем,
что
лег ло
рядом.
Наш
пу ть
продолжался
ч аса
п ол­
тора,
п ока
прямо
перед
нами
из
с тепно й
ши ри
и
з ыби,
а
может,
из
самого
м оря
не
взметнулись
огни
но вого
го­
рода.
То,
что
эти
два
города
оказались
рядом,
действи­
тельно
воспринималось
дух
захватывающей
в не зап­
ностью.
Раздел енн ые
пропастью
истории,
расколотые
тысячелетием,
они
вышли
нам
навстречу,
едва
ли
не
касаясь
друг
друга
плечами,
города
древний
и
совсем
нов ый.
Как
про рица л
Щусев.
Остальное
было
в
п ашей
способности
постичь.
Однако
почему
все
это
было
так
значительно
для
Щусева?
Он
был
в
пои с ке,
он
был
в
дор оге
и
видел
мир
глазами
человека,
мир
п рео бр аз ующего.
Оп
был
в
поиске...


МУХИНА
ьюжным
декабрем
сорок
т ретье го
меня
при гл асил
к
се бе
посол
Пе т­
р ов,
возглавлявший
на
Кузнецком
.мосту
пресс-отдел.
।—
Только
что
я
гов ор ил
с
ака­
демиком
Цициным
—
он
го тов
принять
Хиндуса,
но
не
в
акаде­
мии,
а
на
ор анжер ейны х
полях
Сельхозвыставки...
П етров
не
любил
сли шком
эле­
ментарных
формул,—
нач иная
разговор,
он
приступал
к
не му
как
бы
с
третьей
фразы.
И
в
это т
раз
первые
две
фразы
б ыли
опущены,
а
из
того,
что
он
успел
произнести,
сл е­
дов ало :
мне
на до
ех ать
с
Хиндусом
к
Цицину
на
Сель­
хозвыставку.
Морис
Хиндус
—
ам ер ика нский
литератор,
широкоизвестный
у
себя
на
родине,
автор
книг,
посвя­
щ енных
зе рн овой
пр обле ме
зем ли,
хле бу.
Наиболее
известная
из
них—«Красный
х л еб», о проблеме проблем
н овой
Ро ссии
—
колхозах.
Нов ая
книга
американского
литератора
—
своеобразное
продолжение
«Красного хле ­
ба ».
Она
призвана
явить
читателю
ту
же
проблему,
но
в
го ды
во йны.
В ст реча
с
Цицины м
—
я вно
п о дсказан а
ра ботой
над
эт ой
второй
книгой.
Наш
газик
не
без
труда
пробирается
у лица ми
Моск­
вы
—
город
зан есен
сне го м.
Уже
войд я
в
пределы
вы став­
ки,
машина
дваж ды
з астр евает
в
с угроб ах.
После
города,
заваленного
мешками
с
песко м,
заколоченного
ф анеро й
и
дранкой,
сказочный
гр ад
Китеж
Сельхозвыставки
вы­
глядит
не
очень-то
обычно.
Что-то
ес ть
в
с амом
лике
фанерного
посада
экз оти чес к ое,
труд но
представить,
что
это
бы ло
у
ист о ков
нынешней
страды.
И
вот
Ц ицин
с
горстью
зерен,
вынесенных
к
свету.
«Наш насущный
хлебушко!
—
произносит
Николай
Васильевич,
напирая
на
«о» .
—
Хле бушк о-к орми ле ц!» —
Он
точно
выбирает
слова,
в
к оторы х
ес ть
это
всемогущее
«о» .
Он
говорит
об
опытах
над
пыреями,
о
поисках
Лукьяненко
и
Хаджипова
по
выращиванию
новых
сортов
пш е ницы
и
подсолнуха,
263


а
Хиндус
слушает
его,
скептически
смежив
глаза.
«Нем ­
цы
в
Смоленске
и
Ржеве...»—произносит
американец,
не
разжимая
рт а.
Никуда
не
денешься,
нем цы
и
в
самом
де ле
в
Смоленске
и
Ржеве,
но
это
не
способно
смутить
Цицин а.
«Работа не должна прекращаться ни на день, —
говорит
он.
—
Город
пом ож ет
селу,
а
село
—
гор оду !» Да,
наш
до брый
девиз
о
смычке
города
с
деревней
он
чуть-
чут ь
видоизменил,
одн ако
сбе рег
суть.
Истинно
—
во
взаимной
поддержке
города
и
села
мы
крепили
наше
единство,
которое
бы ло
самим
фундаментом
победы.
Но
вот
что
характерно:
когд а
наш
газик,
преодолевая
завалы
снега,
выбрался
за
пределы
выставки
и,
оглянувшись
на­
зад,
мы
взглянули
на
выставочный
пос ад,
уже
окутанный
предвечерней
мглой,
прямо
перед
нами
поднялась
гро­
мада
мухинской
скульптуры
«Рабочий и колхозница»,
встала
утесом,
не
очень-то
различимым
во
тьме,
которая
л егла
плотным
п олог ом
на
земл ю,
но
последнее
уже
было
не ва жно
—
кто
в
стране
не
знал
мухинской
скульптуры?
Вспомнилось
далекое,
предвоенное,
ког да
скульптура
впер вые
увенчала
наш
павильон
в
Пар иж е,
как
знак
нашей
верности
отечеству,
над
которым
уже
встала
чер ­
ная
ту ча
нашествия.
Казалось
бы,
скульптура
не
очень
с оотн оси тся
с
обр азо м
Мухиной,
как
мы
увидели
ее
на
не сте ров ском
п ортре те,
ставшем
известным
как
раз
в
те
годы.
В
облике
рабочего
и
колхозницы,
изваянных
с
крепкой
и
надежной
ос нов а тельно стью ,
воплотилось
сам о
могущество
народа,
совершившего
революцию.
Люд и
тру­
да,
вознесшие
се рп
и
молот,
выр аж али
силу,
как
эта
сил а
виделась
на род у.
И
своей
ста ть ю,
и
могучестью
рук,
и
непреклонностью
порыва
это
бы ли
ра бочие
люди...
При
взгляде
же
на
нестеровский
по ртре т
ты
не
мог
не
зад ать
себ е
во пр ос:
какой
тропой
эта
женщина
с
тонким
и
че­
канным
профилем,
с
сине вой
в
глазницах
пришла
к
по­
стижению
рабочего
человека,
не с ущего
миру
правду
серпа
и
молота?
Не
много
бы ло
известно
в
ту
п ору
о
Мухи­
ной,
но
то,
что
удавалось
узнать,
не
сто ль ко
противо­
стояло
у вид енно му
на
не сте ров ском
портрете,
с коль ко
дополняло
это :
уч илась
у
Бурделя
в
Пар иж е,
пры
эт ом
в
пору,
ког да
его
т в орчес кой
верой
признавался
декаданс,
бы ла
не
чуж да
попыткам
м аст ера
отразить
жизнь,
не
с тольк о
ее
вос с озда в,
ско л ько
видоизменив
и
даже
дефор­
мировав...
И
логи чен
был
вопрос:
как
сложен
должен
бы ть
путь
художника,
ес ли
после
всего
эт ого
он
все-т ак и
с оз­
2С4


д ает
скульптуру-символ,
подобную
«Рабочему и колхоз­
н ице»?
Об
эт ом
и
ино м
хоте лос ь
спросить
се бя,
ког да
т еле­
грамма
из
Москвы
повлекла
меня
на
банясск и й
аэродром
в
Бухаресте:
пр ил етает
Мухина.
И
не
тольк о
она ,
но
це лая
когорта
литераторов
и
ученых,
а
кстати
и
акаде­
мик
Цицин.
Но
мы сле нный
вз гляд
был
об ращ ен
име нно
к
Мухиной:
какая
он а?
С
тех
п ор,
как
Нестеров
напи сал
ее
портре т,
минуло
лет
пят ь.
Не т,
не т,
в
сам ом
дел е,
ка­
кая
она?
С амо лет
приземлился
в
дальнем
конце
аэродрома.
П ока
гости
и дут,
не
без
удовольствия
приминая
мо лоду ю
траву,
у
меня
ест ь
возможность
их
рассмотреть,
при
эт ом
и
Мухину.
Видно,
дорога
пр ито мила
ее
—
шаг
ее
ме д­
ленен.
Ц ицин
вз ял
ее
вещевую
сум ку
из
мягкой
темнс-
коричневой
кожи,
взя л
молч:а
—
она
не
про тивил ас ь.
Одна
рука
лежит
на
волосах
—
они
у
нее
рассыпаются,
пад ая
на
глаза.
Сколько
ей
лет?
П ятьдес ят
пять,
а
может,
и
п ять десят
сем ь.
Вон
какой
хлопотливой
и
чуть-чуть
крот­
кой
стаей
ее
окружили
мужчины,—
н ет,
это
не
просто
да нь
ее
авторитету
и
спо со бно сти
повелевать,
по
всем у,
она
у
нее
есть,
эта
способность.
Она
может
нра вит ьс я,—
видно,
бы ла
необыкновенно
хорош а,
да
и
сейчас...
Восточ­
ные
глаза
Цицина
с
едва
прим ет ной
косинкой
не т-н ет
да
стрельнут
в
ее
сторону.
Но
она,
кажется,
спокойна.
Не
безучастна,
а
име нно
спокойна,
быть,
может
да же
печаль­
ка.
Во т,
казалось,
все
обошлось:
самолет
долетел
как
нельзя
луч ше,
и
все
ей
рады,
особенно
ей,
а
она
пе чал ь­
на
—
улыбки
ее
я
не
видел...
—
Кеменов,
напутствуя
нас,
ска зал ,
что
Б ухаре ст
знаменит
коллекциями
живописи,
частными
коллек ци я­
ми.
—
Она
и дет
сейчас
рядом,
все
так
же
наклонив
голо­
ву.
—
По
его
сл о вам,
надо
про си ть
вас...
—
Все,
что
в
моих
силах,
Вера
Игнатьевна...
Ну
вот
она
н ак онец
улыбнулась.
—
Благодарю.
Веч ером
мы
едем
с
нею
к
К се но полу.
Это
местная
зн а­
менитость:
известен
не
сто ль ко
своей
недвижимостью,
которая
не
так
уж
мала,
с кол ько
своим
собранием
жи­
во пис и.
Как
все
ру мыны
его
круга,
был
на
Парижской
выставке
и
вид ел
скульптуру
Мухиной.
«Госпожа Мухи­
на
говорит
по-французски?
З на чит,
можно
без
перевод­
чика?
Соч ту
за
честь
принять
гостью».
Коллекциониро-
265


ва нне
облагородило
нашего
хозяина.
Большой
дом ,
свет­
лый
и
ух ож ен ный,
но
без
осо бенных
признаков
роскоши.
Дом
—
картинная
галерея.
Французская
и
румынская
живо пис ь
—
и
то,
и
другое
больше
век
минувший.
Хорошо
смотрится
и
сам
хозяин
—
от
дал ек их
греческих
пре дк ов
осталась
не
тол ько
фамилия.
Высо кий ,
пр ият но
смуглый,
с
усами
д’Артаньяна,
хозяин,
как
мне
кажется,
живет
холос тя ком
—
по
крайней
м ере
в
большом
дом е
нет
при­
знаков
семь и.
Внимание
гос тьи
привлекли
пе йзаж и,
пис а нные
ба р-
бизонцами.
—
Пейзажи
барбизонцев
легко
опознаются,—
воспрял
Ксенопол.
—
Чем
это
объяснить?
Может
показаться,
от
единства
взглядов
на
живопись,
от
сам ой
школы
в
Бар -
бизоне...
Возможно,
но
не
только
поэтому.
Эта
похожесть
от
самого
пейзажа
Барбизона!
—
Он
задумался.
—
Вот
эти
круглые
горы
на
китайских
к артин ах
мы
приним а ем
за
стилизацию,
а
на
сам ом
деле
все
от
при роды
Кит ая
—-
там
горы
действительно
круглые!—Он
смотрит
на
гостью.
—
Вы
бывали
в
Барбизоне?..
Да,
она
была
в
Барбизоне
и
от час ти
по
этой
причине
имеет
свое
мнение
о
проблеме,
которую
сейчас
затронул
хозяин.
Конечно,
н атуру
не
п обе дить
—
она
всегда
заяв ит
о
себе.
Но
глав н ое,
кон ечн о,
в
своеобразии
художника,
его
взгляде
на
п рирод у.
Барбизонцы
был и
великими
зна­
токами
п рирод ы
и
в осс озд али
ее
на
своих
по лотн ах
с
большой
страстью.
Именно
страстью,
хотя
природа
безъ­
языка.
Вот
эта
м огуче сть
дерева
в
сочетании
со
всевла­
ст ием
земли
и
вод ы
—
кто
воссоздал
это
с
большей
ст раст ью,
чем
бар би зо нцы?
Наш
хозяин
со
вниманием,
чу ть
тревожным,
слушает
Мухи н у.
Нет,
не
только
ее
мысль
завладела
сейчас
им,
по,
наверно,
и
ее
необыкновенный
французский.
Так ое
впечатление,
что
он
всегда
жил
в
ней,
ее
французский,
и
воспрял,
как
только
в
э том
возникла
необходимость.
Ее
речь
сво бодн а,
как
может
быть
свободна
ре чь
человека,
у
которого
язык
возникает
не
по
ассоциации
с
ро дным,
а
сам
по
себе.
К
тому
же
в
ее
французской
ре чи
слова
не
обедняют
мысль,
да
они
и
не
м огут
ее
обе днить ,
когд а
слов-много,
а
спо собно ст ь
нести
их
так
хо роша .
Из
всех
наших,
кто
приезжал
в
эти
поч ти
два
г ода
в
Бухарест,
Мухина,
пож алу й,
первая
с
таким
знанием
языка.
О дно
это
может
наве ст и
на
раздумия
небесполезные.
Ка жет ся,
206


во
мне
вызрела
мысль,
которая
может
увлечь
и
В еру
Игнатьевну.
Машина
уже
везет
нас
в
гос тин и цу,
однако
как
об
эт ом
с казать
Вер е
Игнатьевне?
—
Как
все-таки
хорошо,
когда
между
тоб ой
и
со бе­
седнико м
нет
переводчика,—
произношу
я
и
смотрю
на
Мухи н у:
понимает
о на,
ку да
я
клоню?—К
сожалению,
все
на ши
конференции,
обращенные
к
бухарестской
ауди­
тории,
не
избежали
этог о.. .
Ну,
что
ж,
я
сказал
почти
все
—
д оста точн о
ли
про­
зрачен
у мысе л?
—
Да
не
хотите
ли
вы,
чтобы
я
выс ту пила
перед
любознательными
бухарестцами?
—
Именно,
Вера
Игнатьевна.
У
здешних
хор оши й
французский...
—
Одн ако
Кеменову
на до
было
ме ня
предупредить,
сколь
опасно
иметь
с
вами
дело,—
улыбается
она
снис­
ходительно,
в
этой
сн ис ходи тельн ости ,
как
мне
каж ет­
ся,
ее
согласие.
—
Но
что
я
могу
ск азать
бухарестской
аудитории
из
того,
что
действительно
ей
бу дет
инте­
ресно?
—
Не
столько
о
фактах,
с ко лько
о
принципа х ,
Ве ра
Игнатьевна,—
говорю
я.
—
Фа кты
она
и
сама
о тыщ ет,
а
вот
принципы
—
для
тех,
кто
в
самом
начале
пути,
они
бесценны...
Она
задумалась.
—
Значит,
фи лосо фи я?..
Ну,
это
не
просто.
Впрочем,
разрешите
мне
подумать.
—
Она
смотрит
на
ме ня,
все
eme
улыбаясь,
невесело
улыбаясь.
—
На до
же
так...
испортили
мне
поездку,
непоправимо
ис п орти ли...
Но
м еня
уже
увлекла
мысль
о
предстоящей
конфе­
ренции
Мухиной:
шу тка
ли,
мы
можем
при гл асит ь
мир
искусств
—
такого
еще
не
был о.
—
Наоборот,
Ве ра
Иг нат ьевна,
есть
возможность
с де­
л ать
эту
поездку
для
вас
незабываемой.
—
Незабываемой?
Да
так
ли
это?
Нет,
на
само м
д еле
так?
Но
она
уже
воодушевилась,
хотя
и
продолжает
мо р­
щить
лоб.
—
Вы
когд а
отправляетесь
ко
сну?
Могу
я
позвонить
после
десяти
и
сообщить
тему?
Не
потревожу?..
Ну,
тогд а
ищите
звонка...
Где-то
в
самом
начале
одиннадцатого
действительно
раздается
звонок
—
резервное
время
Ве ра
Игнатьевна
267


использовала
сполна,
видно ,
р е шение
принималось
не
легко.
—
Ну
вот,
с лу ша йте : «Эстетические принципы совет­
ского
искусства».
Ка к?
—
Хорошо,
Ве ра
Игнатьевна...
—
Тогда
спокойной
ночи...
Но
спать,
че ст ное
слово,
не
хоче тс я.
Это
же
зд оро во:
к р упный
советский
художник,
политическое
и
творческое
кредо
которого
так
громогласно
и
убедительно
возгласи­
ла
знам е ни тая
скульптура
в
том
же
Пар и же,
говорит
пер ед
людьми
литературы,
театра,
живописи
об
эс те ти­
ческой
пе рво сути
но вого
искусства.
О днако
эта
мысл ь
столь
внезапна,
что
т ребуе т
времени,
чтобы
с
ней
свык­
нут ься .
Это т
процесс
еще
про до лжал ся
во
мне,
к огда
я
увидел
па
б ухаре стс ком
бульваре,
к оторы й
тогда
но сил
имя
Елизаветы,
полуметровую
а фишу : «Дворец АРЛЮСа
на
Каля
Виктория.
В ера
Мухина,
«Эстетические прин ­
ципы
советского
искусства».
Доклад
ч ит ается
по-фран­
цуз ски ».
Наверняка
док лад ,
к
тому
же
на
столь
своеобычную
и
тру дну ю
те му,
требовал
подготовки,
но
Мухи на
это
никак
не
обна ру жив ала.
Она
не
пропустила
ни
едино й
пое здки
по
городу
и
по
ст ран е,
которые
пред п риня ла
де­
легация,
как
и
встречи,
кот орые
у
делегатов
были,
есл и
даж е
это
ее
п рямо
не
касалось.
Ц ицин
выступал
перед
рабочими
Гривицы
с
лекцией
о
зерновой
проблеме
Зе мли,
о
поисках,
кот орым и
за няты
на ши
ученые-селекционеры.
Лекц ия
происходила
в
клубе
Гривицы
при
переполнен­
ном
з але,
председательствовал
академик
Траян
С ав улес ку,
для
которого
тема
лекции
была
не
чу жда.
К оне чно,
инт е­
рес
к
сло ву
Цицина
был
оп ред елен
острой
злободнев­
ностью
этого
слова,
но
не
только
этим
—
в
з але
сидели
вчерашние
крестьяне,
постигшие
с уть
пр о блемы
и
своей
жиз нь ю.
Не
из
праздного
интереса
сл уш ала
цицинский
доклад
и
Мухина
—
в
связи
с
предстоящим
выступлением
мысль
ее
напряжена.
Кон еч но,
доклад
Мухиной
не
о
хле­
бе
насущном,
но
кто
ск азал,
что
это
было
ме нее
ос тро
необходимым?
Впечатление,
произведенное
цицинским
док ла дом
на
В еру
Игнатьевну,
можно
было
объяснить
и
этим.
—
Ничто
так
не
обос тряет
восприятия
жизни,
как
революция,—
произнесла
Мухи на .
—
Проблемы,
которые
вчера
от ст ояли
от
тебя
па
расстоянии
поч тите льном ,
не­
268


ожиданно
оказались
рядом.
Но
вот
во пр ос:
неожидан­
но
ли?
Одн ако
это
краем
уха
услышал
и
Траян
Савулеску.
Я
з нал
его
как
д руга
ака деми ка
Пархона,
возглавлявшего
АРЛЮ С.
Мне
неведома
бы ла
его
родо слов на я,
как
и
его
позиции
в
весьма
смятенные
времена,
к оторы е
пережила
страна,
но
он
производил
впечатление
человека,
к оторы й
радовался
переменам
в
стране
и
хоте л
им
помогать.
Доб­
ром у
взгляду
на
жизнь,
как
мне
казалось,
во
многом
способствовало
само
его
деяние,
сам
его
труд.
Он
был
биолог,
решал
проблемы
рум ын с кого
хлеба,
з нал
жиз нь
народа,
в
ны неш нюю
н елег кую
п ору
хот ел
быть
с
ним.
—
Румынский
интеллигент
—
это
проблема
проблем,—
сказал
он
в
тот
раз
с
тайным
жел анием
вовлечь
в
р аз­
гово р
и
Ве ру
Игнатьевну.
—
Вч ера
он
ориентировался
на
Францию,
сего дн я
все
заметнее
на
Россию...
Но
как
со­
чет ать
это,
не
обе сц енив
своей
привязанности
к
Фр а нции
и
не
ущемив
своих
новых
симпатий?
—
Он
пристально
пос мо трел
на
Мухину.
—
На
этот
вопрос
еще
никто
не
ответил,
а
следовало
ответить:
обращение
к
французской
культуре
для
многих
из
нас
бы ло
революционным.
Не
секрет
и
то,
что
многие
из
наш их
интеллигентов
пришли
к
пониманию
Октября
не
без
помощи
французских
к ом­
мунистов...
В
подтексте
реплики
Траяна
Савулеску
было
об раще ­
ние
к
Мухи ной
не
сбрасывать
со
счетов
и
этой
проблемы.
Не
известно,
зн ал
ли
он
о
предстоящем
докладе
Ве ры
И гнат ьев ны
во
дворце
АРЛЮСа,
но
эта
п росьб а
к
Мухи­
ной
прозвучала
явственно.
Но
теперь
эта
проблема
увлекла
и
Ве ру
Игнатьевну:
современный
румынский
интеллигент,
Франция
и
Р ос­
сия.
Мне
интересно
состояние
Мухиной
в
эти
д ни.
Не
знаю,
каки е
фор мы
при н яла
под гот овк а
к
конференции,
но
вижу
—
в
сознании
Ве ры
Игнатьевны
ид ет
трудная
раб ота
мысли.
Нет,
она
действительно
все
вр емя
с
деле­
гацией,
но
не
в
ме нь шей
мер е
она
со
св оей
мыс лью
неусыпной.
Этот
тру д
ее
постоянный
скрыт
от
гла з.
Б ыть
может,
она
вынашивает
доклад
устно,
а
возможно,
пишет
его
в
ти ши
гос тин и чной
кельи
ночами,
но
все
это
не
очень
откровенно.
Тольк о
в
глаз а
занесено
нетускнеющее
пламя
да
чуть-чуть
скорбна
улыбка.
Однако
почему
она
скорбна?
Из
те х,
кто
сопутствует
Мухиной
в
ее
походах
269


по
Б ухаре ст у,
ближе
остальных
Цицин.
Иногда
я
вижу,
как
беседа,
сокровенная,
уводит
их
на
один оку ю
тропу.
В
такую
минуту
и
деятел ь н ый
Цицин
небеспечален.
Он
точно
берет
на
се бя
гр уз
ее
забот.
«Иногда кажется,
что
не
б ыло
у
те бя
в
жизни
ближе
человека,
чем
т вой
нынеш-
ний
спутник.
И
легкая
дорога,
и
трудн ая
д орога
—
все
в
его
в ла сти ...»
Это
сказала
Вера
И гн ать евна,
ск азал а,
чтобы
слышали
вс е,
хотя
могл а
сказать
тол ько
Ци­
цину.
Однако
почему
все-таки
т рудн ая
дорога?
Ес ли
есть
необходимость
ч ем-то
помочь
Мухиной,
н адо
это
сделать
через
Ц ицина ,
внушаю
себ е
я.
Но
и
Цицин
воспринял
интонацию
Мухиной.
«Все хорошо,
все
хорош о...» —г о во­
рит
он
словами
Мухиной,
хотя
я
чувствую,
что
труд,
ко­
торым
я
обременил
Мухи ну,
стоит
ей
не ма лых
д уш евных
с ил.
Именно
душевных.
Йех ит ра
ис тина ,
а
есть
см ысл
ее
повторить,
по
кр айн ей
ме ре
себе:
интересы
дела
о че­
ви дны,
есл и
со гла суютс я
с
с остоя ни ем
человека.
Кажет­
ся,
я
это
сказал
и
Цицину,—
есл и
кто-то
спо соб ен
в зы­
ска ть
с
меня,
то
он
в
первую
очередь.
Но
он
не
хочет
с.
ме ня
взыскивать.
Наоборот,
в сем
своим
видом
он
хочет
дать
п он ять,
что
в
действиях
моих
нет
крамолы.
Мне
да же
кажется,
что
у
нег о
есть
п отреб н ость
с ка зать
мне
об
этом.
Но
как
сказать?
—
Я
знаю,
что
вы
думаете
о
с остоян ии
Ве ры
Игнать­
евны
не
мен ьше
моего,—
произносит
Цицин.
—
Хочу
ск а­
зать,
что
ведомо
мне...
Н ет,
тут
надо
отдать
до лжное
не
только
мужеству
Ни кола я
Васильевича,
но
и
его
доброте.
Доброте
к
Му хи­
ной...
Одн ако
к
чему,
к
как ой
истине,
подвел
меня
Ци­
цин?
Мухину
не
поймешь
без
то го,
что
произошло
с
нею
не
в
столь
уж
отдаленные
времена.
У
Ве ры
И г нат ьевны
д в ойная
фамилия
—
Мухина-Замкова.
На
веки
вечные
Мухина-Замкова,
хотя
человека,
которы й
дал
ей
вторую
фамилию,
с
нею
нет...
Но
вот
что
оказалось
сутью
того,
что
с лучилос ь:
его
не
ст ало
в
эти
г оды
—
нынешняя
поездка
—
первая
большая
поездка,
по сле
всего,
что
прои­
зошло...
Мухина
будто
гов орил а:
во пре ки
пр оис шед шем у,
а
может,
и
наперекор
ему...
Надо
переселиться
в
ду шу
Веры
И гн атьев ны,
чтобы
понять
это.
И
сегод н я
надо
переселиться
в
душу
Ве ры
Игнатьевны,
чтобы
осоз на ть
это
до
конца.
Именно
сегодня,
за
день
до
ее
слова
об
эстетических
п рин ципах
нашего
искусства...
Это
ее
фор­
мула,
ею
найденная:
о
пр инци па х,
принципах...
270


А
сама
личп ост ь
Мухиной
выз ыва ет
здесь
все
бол ь­
ший
интерес.
В
Бухаресте
хорошо
знают
Бурд еля,
в
па­
рижской
мастерской
кото рого
работала
В ера
Игнатьевна.
У
большого
приема,
к оторы й
сегодня
в
посольстве,
п ри­
вилегия
—
многосложный
процесс
знакомства
облегчен.
В
преддверии
конференции
Ве ры
Игна т ье вны
на
сего­
дня ш нем
приеме
к
ней
не ле гко
п роби тьс я.
Среди
ее
со­
беседнико в
академик
Штефап
Николау.
Ему
интересна
В ера
И гн ать евна
тем
более,
что
он
учился
и
работал
в
Пар и же.
Его
доброй
пристанью
был
Пастеровский
инсти­
тут.
Франция
во
многом
сп особ ст вов ала
его
становлению
как
ученого.
Наверно,
не
без
у час тия
французских
дру­
зей
Николау
познал
основы
Ма рксов а
учения,
что
нема­
ло
способствовало
его
прогрессивным
воззрениям.
Раз­
говор,
возникший
у
Мухиной
с
Савулеску,
с тал
известен
Николау
—
на
это
прямо
указывала
ф раза
Николау,
к ог­
да
тот
встретил
Ве ру
И гнат ьевн у
на
просмотре
нового
советского
филь ма
в
посольстве.
—
Ес ли
ваш им
учит елем
был
Антуан
Бурдель,
я
дол ­
жен
вас
поздравить,—
прив етс т вова л
Мухин у
ученый.
—
Я
не
имел
чести
зн ать
скульптора
лично,
но
я
был
вх ож
в
семью,
которая
дружна
был а
с
ним
на
протяжении
де­
с ят иле тий,
при
этом
не
только
в
Пар и же,
но
и
в
его
ро д­
ном
Мо нт об ане.
Она,
эта
семья,
не
без
ревнивого
внима­
ния
с ле дила
за
ним,
когд а
он
учился
в
Тулузе
у
Морет-
та
и
в
Ш коле
изящных
искусств
в
Париже
у
Фальгьера
в
Далу.
Семья
эта
не
очень
одоб ряла
его
дружбу
с
Ро­
деном,
полагая,
что
это
дружба
всадника
и
лош ад и,
но
радовались
уда че
ва ятеля,
приветствуя
бурделевские
со­
здания,
будь
то
Бетховен
или
Ге рак л...
Есть
м нени е,
что
Бурделя
погубило
увлечение
модерном,
когд а
фигура
де­
формируется
и
не
столько
отражает
жизнь,
с кол ько
ее
искажает,—
мне
кажется
эт от
взгляд
на
Бурде ля
неспра­
ве дли вым.
Что
ни
говорите,
а
сыну
краснодеревщика,
нельзя
бы ло
о тка зать
в
знании
жизни,
а
это,
в
кон це
концов,
не
так
мал о
—
его
лучшие
работы,
с мею
дум ать ,
б удут
жить.
Но
монолог
Николау
зак ан чи в ается
на
ноте
неожи­
данной:
—
Короче,
есл и
вашим
учителем
был
Антуан
Бу р­
дель ,
у
вас
нет
причин
не
горд ить ся
этим...
Есть
мнение,
что
французы
ск упы
и
сварливы.
Не
берусь
судить,
быть
может,
это
верно,
но
согласитесь,
что
они
вро жд е нные
271


пе да гоги
—
их
терпение
и
их
такт
выше
всяких
похвал...
Не т,
мои
слова
о
п ед агоги чес ком
да ре
французов
не
про­
ст ая
обмолвка!
—
воскликнул
он.
—
Конечно,
Пастеров­
ски й
институт
не
бурделевская
м а стер ская,
но
и
в
инсти­
туте ,
кот ором у
я
от дал
годы,
б ыло
д оста точно
возможно­
сте й
поз на ть
французский
характер.
Итак,
Франция
и
Рос си я?
Вря д
ли
стоит
говорить
о
том ,
как
неколебим
у
нас
пр ест иж
Сорбонны
или
Колеж
де
Франс,
как
чтут
у
нас
Высшую
Политическую
или
Высшую
администра­
тивную
школы,
но
в
том-то
и
де ло,
что
произошло
нечто
такое,
что
похоже
на
парадокс:
мы
ждали,
что
Сор бон ­
на
и
Коллеж
де
Франс
дадут
нам
дел ьцо в
от
индустрии
и
финансов,
а
яв ились
коммунисты,
презревшие
св ою
профессию...
То,
что
я
вам
сейчас
ск ажу,
не
импровиза­
ци я,
а
результат
раздумий
обс тоят ельн ы х:
Париж
не­
редко
дает
с воим
пито мц ам,
как
бы
это
сказа ть
п од ели­
катнее...
—
мо ско вско е
образование!..
Мне
о стает ся
добавить,
что
я
был
во
дворце
АРЛЮСа
на
Каля
Виктория
и
слушал
Ве ру
Игнатьевну.
Я
прибыл
туда
минут
за
сорок
до
доклада
и
был
поражен,
как
пред­
ст авит ель на
аудитория.
Потом
в
зал
вошла
В ера
Игнать­
евна,
вошла,
гася
в ол нение, —
т олько
шуршало
ее
платье.
Не
знаю ,
гов орила
ли
она
на
эту
тем у
перед
большой
аудиторией
прежде,
но
в
тот
раз
во
дворце
АРЛЮСа
это
был
м он олог
о
сам ой
первосути
искусства,
а
следовательно,
о
человеке,
его
природе,
истоках
его
существа
и
н ашей
способности
познавать
человека.
Думаю,
что
Вера
Иг н ать­
евна
волновалась,
на ч иная
д окла д,
ио
она
п обед ила
это
волнение
сам ой
сво ей
убежденностью,
с амим
знанием
предмета
и
в
немалой
степ е ни
отл ич ным
французским
—
он
был
великолепен,
ее
французский,
тонок,
бог ат
по
лек­
сике,
артистичен.
Момент,
к огда
она ,
смирив
волнение,
завладела
вниманием
аудитории,
был
незабываем.
Мне
да же
каж е тся,
что
это
преобразило
самое
Му хин у,
вер­
н уло
ей
с илы,
она
б ыла
очень
хорош а
в
эту
минуту...
Наверно,
это
был
тот
самый
час
в
жизни
человека,
ко гда
он
побеждает
самого
себя,
тот
ча с,
трудный
и
чем-то
до л­
гожданный,
кот орый
люди
склонны
звать
звездным...
Я
слушал
Веру
Игнатьевну,
думал:
не
в
такой
ли
час
явилась
ее
скульптура-символ?..
Именно
с
этой
скульп-
272


турой,
с
тем,
что
с оп утст вов ало
ее
возникновению,
ее
незримым
и
зримым
чер там ,
а
может
быть,
даже
само й
ее
п си хол огии
отождествилось
для
м еня
слово
В еры
Игнатьевны
в
тот
памятный
день
в
Бухаресте,
во
дворце
А РЛЮСа
на
Ка ля
Виктория...
...Как
некогда
во
вьюжном
сорок.третьем,
есть
потреб­
ность
явиться
на
север
Москвы,
чтобы
прикоснуться
вз гля­
дом
к
со зда нию
М ух иной,—
оно
мне
говорит
мно го
и
се­
годня.


ГОНЧАРОВ
пая
гр ав юра
Апдрея
Дм ит рие вича
Гончарова
сп осо бна
уместиться
на
ла дон и.
Гра вю ра
невелик а,
и
рассмотреть
ее
не
просто,
но
ее
можно
читать,
как
книгу,
все
больше
углубляясь
в
ее
содерж а­
ние,
следя
за
мыслью
художника.
Тут
есть
нечто
общее
с
клеймами
на
иконах
древних
живописцев
—
в
клеймах
вся
жизнь
Руси,
ее
де­
ревень
и
з нат ных
пос адо в,
ее
слобод,
кузнечных,
гончарных,
шорных,
ее
военного
и
работного
люда.
Клейма
как
древ­
ние
летописи
—
в
них
вся
ис то рия
Руси.
Своеобразными
клеймами
был и
и
миниатюры
древних
и ллюст рат оров
книг
—
они,
эти
миниатюры,
точно
сх оди ли
с
и кон
и
ло­
жились
на
прохладные
ли сты
фолиантов,—
истинно,
м ини­
атю ры
можно
б ыло
читать,
как
книги.
Они
были
именно
миниатюрами,
вобрав
такие
подробности,
как ие
тем
же
кле й мам,
пожалуй,
были
и
недо сту пны.
Конечно,
техника
современной
грав ю ры
от личн а
от
техники
древней
миниатюры,
ио
ес ть
и
общ ее
—
оно
с амо
собой
п рих одит
на
ум,
когда
перед
тобой,
к
п рим еру,
гон­
чаровские
работы.
Ст ол
художника-гравера
сходен
с
верстаком
рабочего
человека,
да
и
тр уд
его
под
стать
труду
рабочего,
е сли
иметь
в
виду
физическое
усилие,
только
вместо
кальки
с
чер т ежами
под
рук ой
томик
прозы
или
стихов.
Пре­
ломить
содержание
том а
в
гравюре
—
это
значит
со бра ть
с уть
книги
в
том
лучике,
к оторы й
на
языке
оптики
зовется
фокусом.
Нав ерн о,
завидно
для
художника
обр е­
сти
э тот
фокус.
Поэтому
самое
тру дн ое
—
объять
книгу,
про ник ну ть
в
ее
существо,
увидеть
ее
героев
в
гл ав­
ном
—
з авет ный
лу чик
может
быт ь
обретен
ли шь
в
этом
с лучае .
Итак,
на
ра боч ем
столе
гравера,
быть
может,
рядом
с
резцом,
лежит
книга.
Она
давно
прочитана,
возможно
—
мн огок ра т,
но
остается
на
столе
художника.
Деталь
тем
то чн ее,
чем
ближе
к
тексту,
поэтому
текст
должен
бы ть
274


под
рукой.
Память
слишком
зыбкая
основа
для
резца.
Больше,
чем
па мят и,
резец
доверяет
те кст у.
Необыкновенное
з нание
кл ассик и,
которое
поражает
в
Гон ча ров е,
в
какой-то
м ере
естественно:
он
точно
повто­
рил
текст
р езцо м,
оставив
с лед
физически
ощутимый,
хочется
ска зать ,
и
в
своей
пам ят и.
Суметь
п роче сть
кни­
гу
—
э то,
наверно,
превеликое
ис кусс тв о,
ибо
основа
ви­
дения,
основа
воображения,
то го,
самого
заповедного
процесса,
кото рый
дел ает
для
художника
героев
книги
зримыми,—
в
чтении.
Одн ако
поражает
в се-та ки
не
то,
что
Г онча ров
объял
мировую
классику
и
проник
в
ее
су­
щество,
а
то,
что
сумел
столь
свободно,
убе ди те льно
и,
глав н ое,
в
высшей
степени
мастерски
яв ить
ее
в
сво их
гравюрах.
Уб ежда ет
своей
подлинностью
и
натураль­
ностью
не
тольк о
Блок,
но
и
Шекспир,
не
только
наш и
Достоевский
и
Чехов,
но
и
Гёте,
и
Шелли.
Этот
дар
в
Гончарове
развит
необыкновенно,
бесценный
д ар,
без
ко­
торого
нет
художника.
Тут
не
т олько
дарование,
а
труд
исследования,
а
следовательно
и
познания.
Ин аче
го во­
ря—
жизнь.
Гра в юры
Гончарова
не
многофигурны.
Больше
т ого
—
фигу ры ,
к оторы е
в
них
возникают,
всегда
выразительны.
Гончаров
имел
отношение
к
театру,
при
этом
в
пору,
к ог­
да
искусство
мизансцены,
ее
лаконизм
и
выразительность
дос ти гли
у
нас
уровня,
по жалу й,
невиданного
прежде.
Мейерхольд?
Да,
Гончаров
работал
с
Мейерхольдом.
Рискну
вы ск азать
предположение:
вот
эта
четкость
гон­
чаровских
гравюр
—
от
т еатр а,
бы ть
может,
от
Мейер­
хольда,
от
тоіі
пор ы.
Кон е чно,
процесс
этот
совершился
не
прямолинейно
—
тут
многое
сотворил
и
пр ивне с
сам
Гончаров.
Ми за нс цена
не
обнажена,
некая
ее
геометрич­
нос ть,
характерная
для
Мей ер хольда,
скрыта.
Но
что-то
есть
и
от
мизансцены
—
лаконизм
выр аз ит ель ный.
Как
в
гра вю ре
к
гог ол евс кой
«Шинели» —п ортн яж ка
устроился
на
портновский
манер
на
столе
и
распростер
руки,
пока­
зывая
шинель.
Достопочтенный
г оголев с кий
герой
замер,
д ых ание
его
прервалось,
еще
мпг
—
и
он
рухнет,
сражен­
ный
неслыханной
радостью.
Рису но к
экономен
и
пре­
де льно
обращен
к
содержанию.
Гов орят,
рез ец
не
кисть
—
он
жёсток.
Ко ли
жёсток,
то
и
непослушен,
мож но
понять
и
так,
но
в
руках
Гонча­
ров а
резец
—
это
кисть,
все ,
что
вы ход ит
из-под
эт ого
рез ца,
метко,
объ емн о,
по лно
кров и
и
дых ания,
пла сти чн о.
Выражаясь
актерски,
пер со нажи
гончаровских
гравюр
275


натуральны
в
походке
и
жеста х,
они
хорошо
двигаются.
Старые
актеры
р асск аз ываю т,
что
в
свое
время
мо л одых
актеров
дра мы
на
три
го да
пос ыла ли
в
оперетту,
чтобы,
как
тогда
г о во р ил и, «расковать»
и
«обрести пластику дви­
ж ен ия».
Но
расковать
еще
не
значит
сообщить
актеру
естественность.
Гончаровские
персонажи
свободны
в
д ви­
жениях
и
естественны
естественностью
жизни.
Художник
будто
ище т
натуры,
чтобы
обнаружить
это
свое
ка че­
с тво
—
естественность
движения.
И
тут
художнику
может
сослужить
доб рую
службу
не
тольк о
человек,
но
и,
к
п ри м еру...
лоша дь.
Взгляните,
как
хороши
у
Гончарова
кон и
им енно
в
гал оп е,
в
р ыси,
на
скаку.
Вот
эта
гравюра
к
«Салавату Юлаеву», где всадники скрестили мечи,—
ничто
так
не
передает
накал а
поединка,
как
эти
кон и,
го­
товые
встать
на
дыбы.
Или
ил лю стр ация
к
есенинскому
«Пугачеву», сцена,
где
один
всадник
валится,
сраженный.
Как
вос пр иня ли
это...
не т,
не
люди,
а
лоша ди ,
та,
к
при ­
м еру,
что
под
сраженным.
Вот
это
специфическое
движе­
ние
лошад и,
что
роняет
седока,
в
нем
вся
динамика,
а
следовательно,
пластика
картины,
какой
ее
увидел
ху­
дожник.
Редкостно
умение
Гончарова
пользоваться
в
че рно­
белой
гр ав юре
светотенью,
распр еделят ь
свет.
В
сочета­
нии
с
умением
с трои ть
«мизансцену»
особый
дар
вл а­
денья
светом
дает
возможность
объять
все
элеме нт ы
композиции
и,
точно
высветлив,
ее
зрительный
центр.
Разумеется,
это
не
механическое
дей ст во
—
оно
имеет
отношение
к
содержанию.
У
Гончарова
е сть
спо собно ст ь
драматически
накалять
собы ти я
—
тут
светотень
играет
св ою
благод арн ую
роль.
Пример
то му
гончаровская
гра ­
в юра
к
«Братьям Карамазовым»,
где
г орящ ая
свеча
позволила
художнику
спроецировать
тень
пер сон ажа,
обнаружив
в
тен и
таки е
черты,
ка кие
мож ет
дать
худож­
ни ку
только
гип е рбола.
В
р яду
гончаровских
созданий
эта
работа
удивительна.
А
как
действен
свет
в
гра в юре
к
«Королю Лиру»,-’
зн амен ита я
сцена
бури
у
Гончарова
не
традиционна.
Ну,
разумеется,
тут
есть
все
эл емен ты
разбушевавшейся
ст и­
хии
—
де рев о,
взвихренное
ветром,
неистовство
ливня.
Но
не
в
этом
с уть
и
св оео быч но сть
решения.
Самое
интерес­
ное—
фигура
Лира:
свет
молнии
и
вырвал
ее,
эту
фигуру,
из
мрака
и
точно
деформировал.
Во
взгляде
ст арик а,
обра щенн ом
на
всесильное
для
не го
небо,
и
ст рах,
и
мольба,
и
призыв
к
отмщению,
и
крик
о
возмездии.
Что
276


можно
сказать?
В
мировой
илл юст ра т ивной
классике,
где
именно
в
связ и
с
этим
шекспировским
созданием,
больше
т ого
—
именно
в
связи
с
этой
сц еной ,
явили
умение
вы­
дающиеся
мастера,
эта
работа
русского
мастера
отме­
чена
чертами
своеобразия,
она
з аним ает
с вое
большое
место.
Если
говорить
об
умении
художника
пользоваться
све­
тотенью,
нельзя
не
обратить
внимания
на
п ортре тное
творчество
Гончарова
—
я
имею
в
виду
прежде
всего
за­
м ечат ель ный
гончаровский
порт ре т
Достоевского.
Вся
фи­
гура
писателя
дышит
в
эт ом
портрете
могучестью
гения.
Все
акценты
здесь
немногочисленны
и
определенны,
при
эт ом
они
сделаны
при
помощи
все
того
же
ум ения
ху­
дожника
пользоваться
бл ико м.
Взгляните
на
порт рет :
три
световых
пя тна
—
лоб,
руки,
ли ст
бумаги.
Как
ни
ра­
циональна
эта
композиция,
она
лишена
бездушной
мех а­
ничности,
столь
свойственной
рациональным
построениям.
Наоборот,
целесообразность
построения
в
ней
сочетается
с
тем,
что
можно
назвать
одухотворенностью
и
глубиной
сод ер жани я,
что
характерно
для
Гон ча ров а.
Кажется,
что
портрет
вызвала
изв естн ая
горьковская
фраза
о
труд е
пи сате ля
как
о
п олун очны х
му ках
над
бел ым
листом
бумаги.
Все
тут
обращено
к
этому
белому
листу
бумаги
и
выражает
мыс ль
упорную:
и
напряжение
могучего
лба,
белого,
ед ва
ли
не
окруженного
оре оло м,
и
нераст о р­
жи мос ть
рук .
Могучесть
—
в
ни х.
Мы
сказали,
что
Лир
у
Гончарова
не
очень-то
поуож
на
трад и цион н ого
Лира.
И
не
только
Лир.
Начисто
сво е­
обычен
и
хемингуэевский
старик,
охотн и к
за
большой
рыбой.
Он
безбород
и
заметно
большенос.
По
известному
вы ражен ию
«глаза
—
зеркало
души
человека»
мы
должны
видеть
глаза
старика.
О днако
они
срезаны
тенью
от
ши­
рокополой
шляпы.
Глаз
не
видно,
а
вот
душа
вид на
—
в
ней
и
неброская
отвага,
и
печаль
всесокрушающая,
и
раздумье,
явно
ненастное.
Наверно,
у
читателей
хемин­
гуэевский
герой
не
на
о дно
лицо.
И
все-т ак и
его
облик,
как
он
возник
у
Гончарова,
чуть-чуть
неожиданен.
Но
нет
ничего
неожиданного
в
выражении
лица,
хотя
гамма
чувств
тут
более
чем
мно гос ложн а.
Ну
кон еч но
же
это
старый
рыб ак,
как
он
воз ник
в
повести
Хемингуэя,—
его
суровая
хмарь.
Но
интересна
тут
имен но
своеобычность
облика
старика.
Как
она
обретена
художником
и
какими
путями
тут
шел
по иск,
и
ес ть
та
заповедность,
в
которую
проникнуть
не
просто.
Ес ли
это
ведомо,
то
ведомо
только
277


самому
мас тер у,
но
результат
очевиден,
значительность
его.
Пр инят о
считать,
что
р а ссказ
больше,
чем
ино й
жанр
литературы,
о бнар уж ивает
четкость
композиции,
рисунок
пос трое ни я.
Гончаровские
миниатюры
очень
четки
в
своем
построении
—
в
них
ни
приб а вить ,
ни
убавить.
Од но
из
качеств
—
непреложность
вс ех
п лано в,
перспектива,
ощу ­
щение
простора.
Даже
любопытно:
мин и а тюра,
как
и
надлежит
быт ь
миниатюре,
мал а,
но
в
ней
ес ть
ощущение
п рост ора.
Ну
хот я
бы
вот
эта
иллюстрация
к
«Беспри ­
да нн иц е»,—
ес ли
оставить
в
стороне
раз гов ор
о
необык­
новенной
пластичности
са мой
фигуры
героини
Остров­
ского,
ес ть
см ысл
обратить
внимание
на
пос трое нп е
ри­
сунка.
Не обозри м ост ь
рек и,
недосягаемость
ее
дальнего
бер ег а,
а
вместе
с
этим
ощущение
непо бедимо й
перво­
зданности
это го
края
дан о
им енно
посредством
пер спек ­
т ивы,
очень
че тк ой:
вот
эта
черточка
дальнего
берега
—
в
ней
ощуще н ие
и
безбрежности,
и
глу хома ни .
Са мое
любо­
пытное,
что
это
не
бес пре дм етн о.
Сочетание
первоздан­
ности
места
с
более
чем
печальной
ф иг урой
герои ни
и
создает
впечатление
ее
оди но кост и,
что
в
данном
случае
и
является
сутью.
Новое
качество
перспек т ива
приобретает
у
Гончарова
в
его
изв естно м
рису нк е
к
блоковским
«Двенадцати» .
Картина
города,
которую
венчает
в
н ед оступ ной
вы си
к упол
собора
и
облака,—
это
нечто
большее,
чем
просто
панорама
города
с
точно
выведенной
перспективой.
Мно­
гоярусный
гор од,
б еско неч но
уходящий
ввысь,
пр и зван
художником
по ка зать
огромность
мир а,
а
вместе
с
эти м
и
огромность
призвания,
кот орые
взял и
на
свои
неслабые
плечи
эти
идущие
в
п ет роград ск ой
но чи
люди.
Работа
эта
патетична
су ров ой
и,
хоче тся
так
ду мат ь,
бл аг ородн ой
патетикой,—
как
это
сл едуе т
из
самого
существа
блоков­
ск их
«Двенадцати», в ней восхищение Октябрем и людь ­
ми,
совершившими
революцию,
очень
полно
—
ху до жник
тут
не
отступил
от
поэта.
Еслп
же
вернуться
к
мысли
об
ощуще н ии
прос тора
в
мини ат юр ах
Г онч аров а,
то
с ле­
ду ет
сказать,
что
совершенное
к
«Двенадцати»
не
могло
возникнуть
внезапно,
здесь
ес ть
сл еды
ис ка ний,
кот орые
тем
не о бычн ее,
чем
содержательнее
итог,—
эта
одн а
из
тех
работ
Гончарова,
которая
венчает
труд
жизни,
оп
был
у
Андрея
Дм итрие вич а
и
трудом
исканий.
Говорят,
что
у
художника-графика,
чье й
художниче­
ско й
сутью
является
черно-белая
гравюра,
есть
пскуше-
278


ниѳ
пов тор ить
сюжет
гр а вюры
в
красках.
Ес ли
такое
же­
лание
существует,
оно
объяснимо.
Мир
красок
полон
соблазна
для
художника-графика
не
только
потому,
что
в
жизни
неб о
син ее,
а
дерево
зел ено е,
что
краски
—
это,
в
сущности,
всел енн ая,
увиденная
человеком.
Он
полон
соблазна
потому,
что
д ает
единственную
в
своем
род е
в оз­
можность
почувствовать
многоцветье
жиз ни,
что
для
художника,
ра бота ющего
штихелем,
не
менее
важно,
чем
для
того,
что
держит
в
руках
кисть,—
если
в
черно-белом
графике
мы
не
вид им
цвета,
она
чужда
жиз ни.
Очевидно,
закономерно,
что
гончаровская
ж ивопис ь
пленит
нас
не­
обыкновенным
с оче тан ием
кра с ок.
Посвятить
всю
жизнь
черн о- бел ой
гр афик е
и
с бе речь
вот
такое
ощущение
кра­
сок
—
и
в
э том
Гон чаров .
Кстати,
гончаровская
живопись
заслуживает
с ам ост оятел ьн ого
разговора
—
в
ней
есть
но­
ва торск ая
закваска,
свойственная
существу
Г он чаро ва.
Художник
сделал
предметом
св оей
живописи
п ортре т
и
обрел
здесь,
как
и
во
всем
ином,
своё
видение.
Рискну
в ы сказать
предположение,
что
оно
в
красках,
они
столь
необычны,
что
как
бы
га сят
любое
преувеличение,
любую
вольность,
которая
при
гонча ров с ком
вос пр ият ии
и,
по­
жалуй,
по нима нии
красок
неиз б ежна.
В
ин те рес ном
порт­
рете
художника
Елисеева,
выд ер жа нном
в
зеленых
тонах,
даже
глаза
художника,
обозначенные
бледно-зелеными
кристалликами,
не
кажутся
необычными,
к ак,
впрочем,
брови
и
волосы,
которые
общ ий
к олори т
как
бы
вызеле­
нил .
Как
хороша
способность
художника
огранить
фигу ­
ру
жирным
ш три хом,
из беж ать
полутонов,
я вив
краски
во
в сей
их
силе,
возмутить
спо кой ное
течение
красок
ярким
пятном,
густо-синим
пли
не по беди мо
алы м.
Но
Го нч аров
не
был
бы
Гончаровым,
если
бы
позволил
сти ­
хии
красок
завладеть
собой,
не
о ст авив
места
существу.
А
существо
значительно
—
краски
красками,
но
по всю ду
в
п ортр ете
жив
характер,
жи ва
натура
человека
и
по­
всюду
че лов ек,
как
в
гончаровских
гравюрах,
в
действии.
Как
тот
же
Елисеев:
кажется,
он
привстал,
увл е че нный
спо р ом,
во з раж ение
в
нем
вызрело,
еще
секу нд а
—
и
он
выскажет
его.
Как
ак тер
С.
Г.
Коре н ь,
которого
Гонча­
ров
п ока зал
в
костюме
Мерк уци о:
в
точном
соответствии
с
образом
вид и тся
в
т еме
нек ая
экстравагантность
и
страсть,
чт о,
н адо
думать,
характерно
для
то го,
что
есть
Мер куц ио
в
поним а нии
актера...
Однако
уход
в
живопись
для
Гончарова
имеет
с мысл,
ес ли
есть
возвращение
в
ч ерн о- белую
графику,
а
вместе
с
самим
фактом
возвра­
279


щения,
обретение
того,
что
есть
гончаровский
лаконизм.
Да,
из
ми ра
красок
вернуться
в
черно-белую
графику,
чтобы
са ма
эта
графика
означала
бы
для
тебя
всесильное
ог ра нич ение
и
трижды
действенный
гончаровский
лако­
низм.
К
слову,
о
лаконизме.
У
Гончарова
ес ть
иллюстра­
ция
к
«Аббату Оббену»—г е ро иня
Мериме
у вл ечена
крас­
норе чи ем
собеседника,
на
ее
ли це
и
восторг,
и
любозна­
те льн ос ть,
и
любопытство,
чуть-чуть
детско е.
Одна ко
где
ее
со бес едни к?
Художник
точно
срезал
кр ай
гравюры,
оставив
видимыми
толь ко
руки,
ж естик ул иру ю щие,
в
одной
из
кот оры х
цветок.
Оказывается,
ху до жник
и
не
думал
воссоздавать
фигуру
собеседника,
она
не
нужна,
до стато ч но
ру к.
Вот
это
и
ес ть
гончаровский
лаконизм
—
он
беспощаден
в
сво ей
целеустремленности
и
пр и знает
только
тот
минимум,
ко торы й
не обх о дим,
чтобы
всесиль­
но
было
цел ое.
Известна
формула
Андрея
Дмитриевича,
раскрыва­
ющая
см ысл
его
труда
над
книгой:
для
Гончарова
кн и­
га
—
это
дом.,
а
художник
—
архитектор
этого
дома.
В
становлении
т ого
большого,
что
е сть
рев олю ц ион­
ная
Россия
и
Октябрь,
велика
миссия
книги.
Революцион­
ная
Россия
в
немалом
бы ла
доморощенной,
и
кн ига
яв ил ась
ее
подспорьем.
Необыкновенно
ответственна
и
б лагород н а
миссия
к ниги
у
нас
и
с егод ня
—
революцию
совершает
и
печатное
слово.
Тем
большего
ув аж ения
за­
служивает
художник,
с та вший
архитектором
светлого
дома,
именуемого
книг о й.


КУ КРЫ НИК СЫ
НА
УРОВНЕ
ТУЛ ЬСК ОГО
УМЕНИЯ
В елика я
притча
Лескова
в
рисунках
Кукры ни ксо в
вление
это
счас тлив о:
п ять десят
лет
—
пятьдесят!
—
три
необыкно­
ве нных
художника,
образ ов ав
еще
более
необыкновенное
содружест­
во,
раб отают
в
искусстве,
об нар у­
жив
се бя
в
столь
разных
сф е рах,
как
политическая
сатира,
жанро­
вая
живопись,
кни жна я
гр афик а,
оформление
с пе ктак ля,
п ортре т,
даже
ску л ьпту р а...
Что
надо ,
что­
бы
три
человека,
три
не
просто
разных
человека,
а
в
чем-то
даж е
противостоящих
друг
д ругу,
явили
в
тв орче ств е
такое
триединство?
Ну,
евангелической
тр о ице,
пусть
она
бу дет
даж е
руб лев ско й,
легк о:
там
е динст во
душ
в
их
бес-
плотье.
Сообщи
им
то лику
земно г о
ха рак тера ,
пожалуй,
картина
бы ла
бы
ино й.
А
как
тут?
Явл е ние
ред кое
и
с лож ное
по
св оей
психологии.
Именно
сложное.
В
самом
д еле,
чтобы
три
человека
соз дали
единый
художнический
характер,
они
должны
был и
бы
соз дать
единый
стиль,
т ипич ный
для
то го
нового
существа,
которое
они
выз ва ли
к
жиз ни.
Да,
где-то
уже
в
зре лые
лета
сформировавший­
ся
ху до жник
должен
был
пр ин ять
ман ер у,
возможно,
ину ю
в
сравнении
с
его
прежней.
Благодаря
специфике
изобразительного
искусства
мы
име ем
единственную
в
своем
роде
возможность
зримо
установить,
как
велико
было
это
расстояние,
а
следовательно
разительно
пер е­
воплощение.
По
кр ай ней
мере
если
бы
мы
не
з нали
родо­
словного
древа
Кукрыниксов,
нам
н адо
б ыло
бы
еще
доказать,
что
их
предшественниками
б ыли
три
м ос ков­
ск их
художника,
один
из
к оторы х
автор
мос ко вск их
пей­
заж ей,
нередко
мартовских,
с
моросящим
дождем
и
влаж­
ным-
асфальтом,
пейзажей
неярких
по
краскам,
но
неизменно
нап исанн ых
с
настроением.
Другой
—
преиму­
щественно
портретист,
чей
мазок
щедр
и,
кажется,
неза­
кончен,
одн ако
при
окончательном
взгляде
верен.
Третий
—
281


мастер
пейзажа,
для
которого
самым
характерным
бы ла
ко мпо з иционна я
четкость,
точно
соотносящая
л инию
и
пят но.
Впрочем,
должен
огов ори ться,
что
ха рактери сти ка
эта
условна,
так
как
все
три
художника
одинаково
сильны
и
в
искусстве
пейзажа,
и
в
искусстве
портрета.
Может,
по­
этому
их
пейзажи
нередко
многолюдны,
а
их
п ортрет ы
слиты
с
картиной
при роды .
Но
вот
вопрос:
существует
ли
расстояние
между
каждым
из
тре х
и
Кукрыниксами?
Наверно,
оно
существует,
это
расстояние,
однако
при
внимательном
рассмотрении
можно
установить,
что
в
ху­
дожническое
существо
Кукрыниксов
очень
точно
вп и­
сан ы
К упр ияно в,
Крылов
и
Соколов,—
рискну
выразить
предположение,
что
состав
крови
у
них
од ин
и
тот
же.
Может,
поэтому
сам
факт
перевоплощения,
о
котором
мы
гов ори ли
вначале,
условен:
видно,
каждый
из
художни­
ков
со о бщил
братству
нечто
такое,
что,
б удучи
спл ав­
лено,
д ало
н овое
качество
—
Кукрыниксы.
Иначе
говоря,
пр о цесс
этот
был
органическим.
Ничто
не
пришло
извне,
все
бы ло
в
людях.
Однако
на до
взглянуть,
как
работают
художники,
чтобы
поня т ь,
в
какой
мере
эт от
процесс
естествен.
Я
был
у
Кукрыниксов
ранней
весной
семьдесят
пятого,
был
впе рв ые,
и
в
этом,
наверное,
б ыла
моя
пр ивиле гия .
Знал
Кукрыниксов
едва
ли
не
со
дня
рождения
их
триедин­
ства,
следил
за
вс еми
п ов орота ми
их
удивительной
судь­
бы,
но
ник ог да
не
видел.
И
вот
прошел
по
ул ице,
не
однажды
хоженной,
пр оник
в
г луб ину
двора,
поднялся
на
восьмой
эта ж
и
в друг
увидел
знаменитую
троицу,
как
на
обл ожк е
известной
книги,
недавно
вышедшей
в
из да­
тельстве
«Советский художник».. .
Мне
навстречу
выш ел
Михаил
Куприянов,
высокий,
приятно
подобранный,
чем -то
похожий
на
мхатовского
в етер ана.
’Николай Соколов отошел от окна,
у
которого,
видно,
простоял
не
о дну
минуту,—
как
я
приметил,
крас­
ки
неба
в
этот
день
был и
инт е нс ивными
—
гус то- лило ­
в ыми,
негасимыми,
да
и
тени,
что
легли
на
в ыпавш ий
минувшей
ночью
снег ,
б ыли,
как
мне
казалось,
сиреневы.
Что
же
ка са ется
Порфирия
Крылова,
то
он
в
точном
соответствии
с
упомянутой
обложк ой
оставался
на
с воем
м есте
за
столом,
продолжая
работать,—
вместе
с
др уз ья­
ми
он
приветствовал
гос тя,
но
от
рисунка
не
оторвался.
Впрочем,
все
время,
пок а
длилась
наша
беседа,
не
забы­
вали
о
рисунке
и
Куприянов
с
Соколовым.
Собственно,
282


не
забывал
о
друзьях
Крылов
—
то
и
дело
я
слышал
крот­
ко-просительное:
Коля,
Миша,
Коля...
Б ыла
в
эт ой
ин то­
наци и
некая
лас кова я
простота,
как
я
понял
потом,
определившая
сам
климат
братства,
тот
удивительный
климат,
кот оры й
единственно
мо жет
объяснить
секрет
жизненной
и
т в орческ ой
необоримости
Кукрыниксов,—
ничто
не
способно
сб ере чь
сил ы
так,
как
человеческое
уча сти е.
В
то м,
как
складывалась
б еседа,
б ыло
не что
от
ман е­
ры
Кукрыниксов
рисовать.
Михаил
Куприянов,
высокий,
размеренно
и
нешум­
но
шагающий
по
комнате,
в
черн ом
свитере,
из-под
ко­
торого
вид не лся
в орот ни чок
б елой
сорочки,
начал
р ас­
сказ:
—
Алексей
Максимович
пригласил
нас
к
себе
и
ск а­
з ал: «Вот что,
товарищи,
мне
хот елось
бы
п огов ори ть
с
вами
широко
и
о
многом.
И
разрешите
говорить
немно го
нравоучительно». —
Куприянов
так
образовал
го рьков ­
скую
фразу,
чтобы
в
каждом
слове
б ыло
по-волжскому
«о», характерному для речи Алексея Максимовича,
осо­
бенно
весомо
прозвучало
сейчас
это
горьк ов ск ое
«нраво­
учи те льн о».
—
Миш а,
помнишь
вот
эт о: «А не слишком ли вы
увлеклись
«окололитературной»
т емати к ой?»—
подал
го­
лос
Соколов,
и
эта
фраза
была
в
обра зе
Горького.
—
И
ещ е,
Кол я,
ещ е: «А вы знакомы с историей ка­
рикатуры?
А
кто
вам
нравится?
Домье
и
Го йя ?..»
—
пр и­
помнил
реплику
Ал екс ея
Максимовича
Крылов
—
горь­
ковская
интонация,
разумеется,
была
со хр анена
и
в
эт ом
с лучае.
Воспоминание
о
Г орьком
творилось
как
бы
на
г ла­
за х,
тв орил ось
увлеченно,
каждый
из
художников
делал
это
с
таким
воодушевлением,
бу дто
бы
то
были
не
во с­
по мина ния ,
а
рис ун ок.
Да же
др у жески
участливое
«Ми­
ша»
и
«Коля»
присутствовало.
Ну,
разумеется,
встреча
с
великим
писателем
не
м огла
не
о каз ать
влияния
на
судь­
бу
Кукрыниксов,
но
дело
бы ло
не
только
в
самом
фак­
те
встречи
с
Горь ки м,
само
содержание
этой
вс тре чи
было
необыкновенно:
писат ель
обратил
дарование
м олод ых
художников
к
в ел иким
цел ям
революционной
сатиры.
Имена
Домье
и
Го йи
возникли
не
напрасно
в
этой
бесе­
де, —
ес ли
суждено
бы ло
советской
революционной
сатире
сотворить
ве л иких
мастеров,
то
они
я впл псь
в
наше
ис­
кусство
и
жи знь
в
образе
Кукрыниксов.
283


Когда
н ача лась
война,
Кукрыниксы
уже
многое
сде­
лали,
чтобы
пр ет во рить
в
жизнь
эту
горьк ов скую
мысль
о
революционной
сатире,
можно
сказ ать ,
что
сати рик и
Кукрыниксы
осуществили
перевооружение
сво их
войск
по
совету
Горького.
Никогда
сатира
Кукрыниксов
не.
до­
стигала
такой
силы
удара
по
врагу,
такого
поистине
все­
светного
резонанса,
как
в
дни
во йны.
Древняя
мудрость
гласит:
в
улыбке
—
самообладание.
Но
в
способности
Кукрыниксов
смея т ься
над
врагом
оккупанты
должны
б ыли
увидеть
не
просто
самообладание
н еп окоре нн ого
народа,
но
и
сознание
им
своей
сил ы,
ис тори чес кой
пр а­
воты,
убежденности,
что
та кой
на род
не
поставить
на
колени.
На
второй
де нь
во йны
—
на
вт орой !
—
рядом
со
сводкой
о
боях
на
г ра нице
москвичи
увидели
плакат
Кук­
ры н ик сов : «Беспощадно разгромим и уничтожим врага!»
Плакат,
быт ь
может,
и
немудрен
по
композиции,
но
был
в
нем
о тбле ск
т рев оги
и
ярости
народной.
И
еще
—
о браз
Ги т лера
на
это м
пл ака те,
образ,
созданный
сам им
гне ­
вом
этог о
первого
дня,
Кукрыниксам
уже
не
п ришлос ь
переиначивать
в
течение
долгих
четырех
лет
войны,
хотя
сюжеты
были
и
иным и.
И
вно вь
вспомнился
Горький,
его
вещее
слово...
В
хо­
де
беседы
с
Горьким
там,
на
Малой
Никитской,
Але кс ей
Максимович,
всп ом нив
Го йю
и
Домье,
поднял
вопрос,
для
Кукрыниксов
насущный:
искусство
деформации,
искус­
ств о
не кое го
преу вел ич ения,
дающее
художнику-сати­
рику
единственную
в
своем
ро де
возможность
ос меят ь
врага,
морально
его
уничтожить.
Кукрыниксы
с озд али
свой
зрительный
об раз
врага,
свое
представление
о
нем
и
понимание,
по-своему
точное:
Ги тле р,
Геббельс,
Геринг,
Гиммлер.
Истинно,
о
Геббельсе,
как
его
увпдели
Кукры­
никсы,
можно
было
бы
с казать
словами
крыловской
мар­
ты шк и: «Я удавилась бы с тоски,
когд а
бы
на
нее
хоть
чуть
б ыла
похожа».
Кстати,
об
искусстве
деформации,
как
это
искусство
поняли
художники:
не
просто
преуве­
личивать
уродливое,
что
художники
п одс мотре ли
в
своем
персонаже,
но
отождествить
это
урод лив ое
с
чем-то
та­
к им,
что
извечно
было
и
см ешн о,
и
противно
человеку.
Наверное,
в
многотомном
Бреме
не
отыскать
твари,
кото­
рую
Кукрыниксы
сотворили
по
аналогии
с
Геббел ьсо м
и
отождествили
с
гитлеровским
министром
пропаганды:
по­
луголовастик,
п олув ороне н ок,
полуобезьяна,
а
в
оконча­
тельном
виде
Геббельс.
Но
вот
что
интересно
—
гитлеров­
цы
оскорбились
за
своего
министра
пропаганды,
как
его
284


изобразили
Кукрыниксы,
а
зао дно
и
за
фюр ера ,
отважив­
шис ь
на
шаг
почти
самоубийственный:
они
воспроизвели
в
листовках
карикатуры
Кукрыниксов,
по мес тив
ря дом
п ортре ты
Гитлера
и
Геббельса,
что
выз ва ло
у
нас
смех
едва
ли
не
гомерический
—
сходство
с
оригиналом
у
Кук­
рыниксов
было
поразительным.
В
течение
вс ех
лет
во йны
вместе
с
Кукрыппксами
ра­
ботал
Самуил
Яковлевич
Маршак.
И
вновь
художники
обращаются
к
воспоминаниям,
и
по
ст рока м
пре х одя щим
и
ле тучи м
собирается
п орт рет
поэта.
—
Все
началось
задо л го
до
войны,
к огда
в
Де тги зе
вышла
на ша
с
Маршаком
книжка
«Акула,
гиена
и
волк»,—
прои зн ос ит
Куприянов
и
кладет
передо
мной
книжку.
—
Ав
начале
войны
Маршак
появился
у
на с,
бросив
как
бы
между
пр о ч им: «Хорошо бы,
как
в
го ды
гражданской,
объединить
стих
и
ри с унок».
Мы,
разу­
ме етс я,
приветствовали
предложение
поэта.
—
У
нас
с
Мар ша ком
у ст ано вился
свой
строй
работы,
свой
ритм,
замысел
принадлежал
на м,
и
мы
его,
как
мог­
ли,
старались
реализовать,—
продолжает
Соколов,
все
еще
удерживая
в
п оле
зрения
рис уно к,
над
которым
трудится
Кры лов .
—
К огда
мы
заканчивали
работу,
по д­
ключа лся
Сам уил
Яковлевич.
Это
могло
быт ь
в
сам ое
разное
время
суток
—
в
п о лдень
и
полночь,
на
исходе
дня
и
на
ущербе
ночи.
О днако
Ма ршак а
та кой
поря док
не
смущал.
Он
го вор ил : «Стрела только тогда попадает в
це ль,
когда
тетива
натянута
туго».
—
Мы
жи ли
с
Ма ршак ом
в
од ном
дворе
на
Чкалов­
ской,—
произносит
Порфирий
Ник ит ич
и,
казалось,
впер ­
вые
прерывает
раб оту.
—
Это
б ыло
удобно,
учитывая
тр ех­
с менны й
ха рак тер
нашей
ра бо ты.
М ас терск ой,
где
созда­
вался
ри с унок
и
стих,
могли
быт ь
и
наш
п рос торн ый
дво р
и
боле е
чем
просторная
крыша,
на
которой
мы
могли
встретиться
па
дежурстве
по
случаю
бомбежек,
Маршак
был
верен
себе:
все,
что
делал
оп,
он
делал
в
полную
си­
лу.
Не ред ко
работа
над
текстом
приходилась
на
ночь
—
стихи
писались
за
час-два
до
выхода
газ е ты.
Бывало,
текст,
что
н азы в ается,
сам
шел
в
руки,
но
было
и
так,
что
по эт
вступал
в
единоборство
со
строкой,
единоборство
упорное.
Видя,
ск ольк их
сил
это
стоит
Маршаку,
кто-то
из
нас
не
вы дер ж ива л: «Самуил Яковлевич,
ну
сделайте,
в
ко нце
кон цо в,
стихотворение
поменьше...»
Маршак
е р шилс я: «Кто вам сказал,
что
маленькие
ч асы
сд е­
лать
легче,
чем
бо л ьш ие?» Но вот что интересно:
мы,
285


раз у меет ся,
знали,
что
имеем
дело
с
е динс т венным
в
сво ем
роде
знатоком
мировой
поэзии,—ведь
как
по сле
войны
разв ернул с я
дар
Маршака-переводчика:
Шекспир,
Бер нс,
Блейк...
Все
это
богатство,
р азу мее тся,
было
с
ним
и
во
время
войны,
но
он
старался
его
не
очень
обн а­
руживать.
Тогда
над о
было
выиграть
войну
—
все
для
победы...
А
в едь
сказанное
Кр ыл овым
можно
отнести
и
к
Кук -
рыниксам.
Закончилась
война,
и
художники
разносторон­
не
раскрыли
себя ,
казалось
бы,
в
столь
св оео бычн ой
сфе­
ре,
как
книжная
иллю ст раци я:
и
Салтыков-Щедрин,
и
Чехов,
и
Горь ки й,
а
уж
какой
своеобразный
и
неожидан­
ный
Сервантес,
а
ведь
все
это.
было
в
Кукрыниксах,
и
ес ли
не
выказывалось,
то
единственно
потому,
что
у
вр е­
мен и
был
и ной
зн ак
—
все
для
победы...
Итак,
кн ижна я
гр афик а...
Наверно,
не
с лучай но,
что
художники
показали
себя
с
такой
силой
где-то
на
пр е­
деле
пяти десяты х
годов,
е два
ли
не
через
четверть
век а
после
то го,
как
их
братство
возникло.
Некий
универса­
лизм
и
прежде
был
свойствен
их
ра боте
и,
как
мне
ка­
ж ется,
объ ясн ялся
м н огооб раз ием
их
интересов,
бога т­
ством
дарований.
Но
дело,
очевидно,
не
тольк о
в
этом.
Шел
процесс
накапливания
и
з на ний,
и,
возможно,
уме­
ния ,
как ,
впрочем,
и
тех
достоинств,
без
кот орых
нет
художника
и
к оторы е
прежде
всего
ск азыв ают ся
в
спо ­
собности
проникнуть
в
д ушу
человека
и
понять
ее.
Кс та­
ти,
для
этой
поры
в
тв орчес тв е
Кукрыниксов,
быть
может,
бо ль ше,
чем
для
какой-либо
ино й,
харак терн а
им енно
эта
черта.
Ко гда
мы
говорим
о
способности
проникнуть
в
душу
человека,
мы
и меем
в
виду
и
обра з
бессмертного
идальго
из
Ламанчп,
как
его
поняли
и
в осс озда ли
в
цик ле
илл ю­
страций
Кукрыппксы.
Им енно
хра бры м
воителем
за
прав­
ду
мы
ви дим
тут
Дон-Кихота.
Его
верность
идеалу,
его
подвижническое
сл уже ние
людям,
его
самоотречение
—
таким,
сме ю
думать,
он
предстал
и
у
Кукрыниксов,
что
само
по
с ебе
интересно
чрезвычайно.
Только
страдные
дум ы
о
жиз ни,
только
пережитое
могло
явиться
для
ху­
дожников
силой,
способной
д ать
толчок
к
с оз данию
та­
кого
образца.
Хочу
высказать
предположение,
что
и
первое,
и
второе
Кукрыниксы
во с прин яли
в
тяжку ю
го­
д ину
минувшей
во йны,
без
понимания
того,
чем
ст али
для
них
эти
годы,
нельзя
понять
их
послевоенного
твор­
чества.
286


В
том
ря ду
великолепных
работ,
котор ые
подарили
нам
художники
в
послевоенные
год ы,
с вое
место
зани­
мает
и
раб ота,
отмеченная
большой
золотой
ме да лью
Ака­
демии
художеств
СССР,—
я
имею
в
вид у
иллюстрации
Кукрыниксов
к
притче
Лескова
«Левша».
Можно
пред­
положить,
что
прит ча
пл енила
Кукрыниксов
колорит­
ностью
сво их
ф игур,
жизненностью
заключенного
в
про­
изведении
материала,
щедрой
иронией,
столь
привлека­
тельной
для
ху до жник ов
так ого
ск лад а,
какими
являются
Кукрыниксы.
Спору
нет,
что
каждый
из
этих
д овод ов
и
все
они
вместе
сыграли
сво ю
роль
в
решении
Кукрыник­
сов
дать
св ое
понимание
бессмертного
лес ков ск ого
произ­
ведения.
И
все-таки
г ла вным
тут
бы ла
идея,
которая
лег ла
в
основу
в ели кой
прит чи
о
Лев ше
и
незримо
соо т-
неслась
с
само й
жизнью
художников.
Что
это
за
идея ?
Тот,
ко му
ведома
русская
и с тория,
знает:
издавна,
с
той
заповедной
пор ы,
когда
знаменитые
пос ольс ки е
при­
ка зы
проложили
сапные
пу ти
на
Запад
и
русские
послы
в
пудовых
шубах,
опушенных
собольими
шкурами,
появи­
ли сь
при
дворах
европейских
монархов,
в
России
возго­
релась
борьба
не
на
живот,
а
на
смерть
между
исконным
русским
и
заморским.
Казалось
бы,
здравый
см ысл
дол­
жен
диктовать
единственно
приемлемую
тут
истину:
возьми
все
доброе
за
морем
и
не
отвергни
своего
дом ор о­
щенного,
разумно
с оед инив
од но
и
другое,—
в
этом
слу ­
чае
дом
отчий
скажет
т ебе
спасиб о .
Ра зу меется,
т акая
точка
зрения
имела
место,
но
подчас
не
она
брала
в ерх.
Одни
ху лили
все
русс кое,
другие
—
все
западное.
Это
имело
точное
историческое
обоснование
п
соответствовало
тому,
кто
стоял
во
главе
русского
двора
и
на
ка кие
сил ы
опирался,
однако
от
этого
с уть
де ла
не
менялась:
едино­
борс твов а ли
яростно,
при
этом
борьба
был а
м еж доусо б­
ной
и
н ере дко
бессмысленной,
бессмысленной
потому,
что
в
проигрыше
о ст авалась
Россия
и
ее
нацио наль ные
инте­
ресы.
В
своей
бессм ер тн ой
притче
Лесков
воссоздал
пов о­
роты
такой
борьбы.
Ц арь-за па дн ик
Александр
Iедетв
Англию,
сопутствуемый
ге роем
Отечественной
во йны,
дон ­
с ким
каз аком
Ма т веем
Платовым.
Анг лич ане
раск ры ли
перед
Александром
с вои
дпва
и
пл енил и
с ердце
русского
монарха.
Царь
расто чает
похвалы,
в
то
время
как
Матвей
Плато в
замкнулся
в
хм уром
молчании.
Генералу-донцу
чудится,
что
в
неуемных
сво их
восторгах
ца рь
дал
лишку.


«Как это возможно
—
отчего
в
т ебе
такое
бесч у вс твие?
Неужто
тебе
зде сь
нич то
не
удивительно?»—
возмущается
цар ь.
«Мне здесь то одно удивительно,
что
мои
донцы-
молодцы
без
в сего
этого
воевали
и
д ван аде сять
язык
про­
гнали»,—
отвечает
Платов,
им ея
в
в иду
поб еду
русского
оружия
в
во йне
1812 года .
Так
или
иначе,
а
англичане
заметили
размолвку
между
царем
и
донцом
ген е ралом
и
обра тили с ь
к
средству,
г де,
казал о сь,
генерал
должен
был
под н ять
руки
и
с казать : «Сдаюсь».
Они
преподнесли
русс ком у
царю
несравненное
творение
своих
мастеров
—
стал ьную
блоху,
при
это м
столь
микроскопических
ра з­
меров,
что
ее
можно
б ыло
рассмотреть
ли шь
под
силь­
ными
стеклами.
Царь,
как
это.
было
уже
прежде,
выра­
зил
свой
восторг,
а
казак-генерал
в
очередной
раз
замк ­
нулся
в
печальной
думе.
Царь
и
строптивый
ад ъют ант
вернулись
в
Ро ссию,
не
забыв
на
британском
бере гу
достопамятную
блоху.
Вскоре
ца рь
Александр
умер,
а
на
п рес тол,
как
тогда
говорили,
взошел
ца рь
Ни­
колай.
Новый
царь
заинтересовался
английским
чудом
и,
воспользовавшись
пое зд кой
Платова
на
отч ий
До н,
велел
зае х ать
в
Тулу
и
показать
блоху
там ошн им
умельцам.
Тульские
умельцы,
как
истинные
мастера,
были
скромны,
ничего
не
обещали,
од на ко,
выпросив
у
Платова
блоху,
принялись
колдовать
над
нею
и
истинно
совершили
чуд о.
Платов
возвратил
бло ху
в
царские
покои,
не
зна я
т ол­
ко м,
что
сделали
с
нею
тульские
мастера,
прихватил
с
собой
наипервейшего
тамошнего
искусника
Левшу.
Царь
п ож елал
взглянуть
на
б лоху,
побывавшую
в
руках
туля­
ко в,
а
взглянув,
к
удивлению
св оем у,
обнаружил,
что
блоха
подкована.
Короче,
ца рь
послал
Левшу
в
Анг л ию,
чтобы
он
по­
казал
там
подкованную
блоху.
И
вот
началось
второе
пу­
тешествие
рус ск их
по
островам
Британским:
в
этот
раз
русский
был
не
ще др
на
восторги,
одн ако
долж н ому
от дал
долж но е,
ко
всему
присмотревшись
любо зна те льн о
и
с
достоинством.
Да
и
англичане,
по
всему,
понимали,
с
кем
име ли
дело,—
подкованная
блоха
бы ла
тут
же.
А
Левша
в
своей
м олчали во й
скромности
все
м отал
на
ус,
а
взглянув,
к
примеру,
на
старые
руж ья,
суну л
па­
лец
в
дуло,
ощупал.
«Это против нашего не в пример прс-
восходнейше...
наши
г енер алы
это
когда-нибудь
глядели
или
нет?»—«Которые
тут
были,
те,
долж но
быть,
гл я­
де ли». —
«А как они были:
в
перчатке
или
без
перчат-
288


ки?»—«Ваши
генералы
парадные,
они
всегда
в
перчатках
ходят;
значит,
и
здесь
так
был и».
Этот
диалог
полон
смысла:
как
пол аг ал
Лев ша,
генералы,
будь
они
без
пер­
чаток,
должны
были
бы
обнаружить,
что
англичане,
в
отл и чие
от
русских,
сво их
ружей
кирпичом
не
чистят,
сб ерег ая
нар ез ь,
чт о,
по
всему,
дол жно
помочь
бо ю,
его
меткости.
Одним
с ло вом,
осм от рев
все
с
превеликим
вни­
манием,
Лев ша
по пр оси лся
домой
и
б ыло
достиг
уже
рус­
ских
пределов,
о днако
простудился,
впрочем,
простудился
и
его
анг лийс кий
друг,
пустившийся
вместе
с
тульским
уме льце м
в
тру дн ое
пл авание.
И
вот
финал ,
в
нем
глав­
ная
мысль:
английского
друга
Левши,
едва
он
прибыл
в
рус ск ую
ст оли цу,
отв е зли
на
п осольс ки й
двор
и
отходили,
а
Левша
по пал
в
руки
петербургских
городовых,
и
они,
увидев
в
нем
прос толю д ин а,
повезли
дол гим и
петербург­
скими.
верстами
из
одн ой
«простонародной больницы»
в
другую,
пока
он
не
испустил
дух
на
холодном
боль­
ничном
полу.
Поэ том у
если
спросить,
какова
главная
мысль
великой
лесковской
при тчи ,
то
от
печального
фи­
на ла
повести
никуда
не
уйти:
это
прит ча
о
судьбе
та­
ла нта
в
стар ой
России,
о
судьбе
всего
того,
что
б ыло
на
редкость
способно
и
одаренно,
но
губилось
ж ес токо,
в ступ ая
в
неравную
борьбу
с
деспотией
бесправия
и
тьмы...
Мотивы,
поб удив ш ие
Кукрыниксов
вз ятьс я
за
«Лев ­
ш у», смею думать,
связаны
с
их
собственной
судьбой.
Сыны
н ар ода,
вышедшие
из
самых
его
недр ,
художники
могли
сказат ь : «А ведь это и про пас».
Да,
это
про
ни х.
Не
осени
русскую
землю
Октябрьская
зар я,
у
каждого
из
художников
могла
быт ь
судьба
Левши.
Собственно,
ре ше ние
обратиться
к
лесковской
притче
могло
быть
оп реде ле но
и
этим.
Для
все х
тре х
художников
в
одина­
ковой
степени,
но,
быт ь
может,
чуть-чуть
в
большей
мере
для
По рф ирия
Крылова:
у
него
тут
свои
рез оны ,
которые
игнорировать
нельзя,—
он
туляк,
представитель
одной
из
добрых
тульских
династий,
которые,
как
ут вер жд ает
молва,
хваленую
английскую
блоху
поставили
на
русские
подковы.
Дед
Порфирия
Никитича
резчик
по
металлу,
и
его
золотые
насечки
на
р ужьях
знала
и
ц енила
рабочая
Тула.
От ец
Порфирия
Никитича
искусный
токарь
на
патронном
за во де.
И
дед,
и
отец
имели
отношение
к
той
сфере
рабочего
ум е ния,
которая
сродни
труду
художни­
ка, —
не
случайно,
что
Крыловы
хорошо
рисовали.
Кст а­
ти,
Порфирия
Кр ыло ва
связывали
с
Туло й
не
только
10 С.
Да нгу лов
289


родословные
корни,
до
того,
как
стать
художником,
он
был
в
той
же
Ту ле
рабочим.
Сле дов ате льно,
когда
мы
говорим,
что
«Левша»
для
Кукрыниксов
близок
по
духу ,
мы
им еем
возможность
опереться
и
на
факт
би огра фи и.
Я
представ­
л яю,
что
значит
л еско в ская
притча
для
раб оче й
Тулы!
Не
был а
ли
«Левша»
для
Порфирия
Никитича
той
само й
книг о й,
живописные
куски
которой
прочли
родные
буду­
щему
художнику
под
невысокими
матицами
род но го
очага?
По
к р айней
мере
воспоминание
о
Туле
от ра зи­
лось
и
в
рисунках
к
«Левше».
Тула
там
хороша
—
бед­
н ая,
по
до брая,
очень
русская,—
ри с овал
ее,
наверное,
Кры лов .
Так
мы
понимаем
«Левшу»
и
место
лесковской
пр ит­
чи
в
тв орче ств е
Кукрыниксов.
Думаю,
что
все
высказап-
ное
не
голословно
и
в
связ и
с
тем,
что
сотворили
Кукры-
никсы
в
«Левше»: рисунки эти великолепны и по самому
требовательному
сче ту
отв еча ют
высокому
замыслу
ху­
дожников.
Они
хороши,
эти
рисунки,
по
своим
изобрази­
тельным
качествам,
по
точному
соответствию
лесковскому
тексту,
по
к олори ту,
по
разработке
реалий
и,
что
само е
трудное,
по
разработке
характеров.
Четыре
гл а вных
ха­
рактера
п рит чи:
розовощекий
Александр,
для
которого
с клон н ость
к
неуемным
восторгам
стала
в
известном
смысле
родом
недуга;
расчетливо-вероломный
Ник о лай,
который,
однажды
испугавшись,
навсегда
сбер ег
этот
испуг
в
своих
волооких
глазах;
хитрый
Платов,
которому
верноподданническое
рвение
не
помешало,
однако,
сбе­
реч ь
достоинство
свое;
сам
Левша...
но
тут
одним
словом
не
отделаешься...
Надо
сказать,
что
в
мире
обр азо в,
кото­
рые
вызвали
силой
своего
та ла нта
Кукрыниксы,
есть,
в
сущности,
два
мпра:
монархи,
сопутствуемые
н ес трой ной
челядью,
и
те,
ког о
в
старину
звали
работнымп
лю дьми ,
в
данном
случае
маст ер а-ор уж ейник и.
В
рисунках
худож­
нико в
у
каждого
из
этих
миров
с воп
краски,
как
зн ак
соц иа л ьной
кастовости,
больше
то го
—
зн ак
ц ех а...
Не
в
кр аск ах
дело,
взгляните
на
лица,
в
частности,
мастеров-
оружейников,
нет,
не
только
русских,
но
и
англичан:
сколько
тут
у ма,
природного
достоинства,
строгой
скром­
ности...
И
вот
Левша:
в ид ятся
мне
в
облике
этого
че ло­
века
и
душевная
чистота,
и
ум,
одновременно
кроткий,
прозорливый,
и
широта
характера,
всеобъемлющая,
и
та
доброта,
которая
есть
само
человеколюбие.
Кстати,
все
это
я
прочел
в
л ице
Левши,
как
изобразили
его
Кукры­
никсы
на
своеобразной
медали,
по мест ив
ее
в
конце
к ни­
290


ги.
Л ицо
Левши
там
столь
выр аз ит ель но,
а
медаль
так
интересна,
что
я
не
удивлюсь,
е сли
со
временем
именно
по
этому
образцу
бу дет
из гот ов лен
золотой
знак
Тулы,
которым
удостаивается
т уляк
ум елец ,
потомок
Левши.
Для
на чала
я
дал
бы
эту
медаль
Кукрыниксам.
То,
что
они
сотворили,—
на
уров не
ту льского
умения.
Впрочем,
большая
золотая
медаль
Академии
художеств
СССР,
а
вслед
за
эти м
и
зн ак
лауреатов
Государственной
премии,
кот орым и
отмечена
«Левша»
Кукрыниксов,
достойно
вен­
ч ают
эту
ра боту
художников.
10*


КИБРИК
ет
ничего
более
поучи те льн ого,
чем
эволюция
художника.
Нет ,
не
просто
становление,
а
име нно
эволюция.
Изменение
его
взгля­
дов
на
первосуть
искусства,
а
с ле­
довательно
и
ин ое
существо
то го,
что
художник
делает,
хо тя
тут
может
и
не
быть
строгой
последо­
вательности...
В
том
случа е,
о
ко­
тор ом
иде т
речь,
все
бы ло
слож­
нее.
Был
Учитель,
именн о
Уч и­
тель,—
ученик
его
со
временем
ск аже т: «Он был создан из того материала,
из
которого
л еп ятся
пророки».
Ита к,
был
Учитель.
Со
своей
филосо­
фией.
Ну,
разумеется,
он
шел
от
высоких
ид еалов
револю­
ц ии,
но
пон и мал
их
по-своему.
Он
полагал,
что
готов­
ность
художника
сл ужи ть
революции
должна
быть
рав­
носильна
его
способности
д елать
иску сств о .
Его
л юбим ым
словом
был
глагол
«делать».
Он
верил
во
всесильность
этого
слова
и
по лага л,
что
в
искусстве
все
«делается».
То,
что
зовется
душевным
ми ром
художника,
бы ло
не
в
его
лексиконе,
как
и
мир
мыс лей
и
чувств
ге роя,
к от орого
художник
решился
в осс озда ть
на
своем
полотне,
харак­
тер
героя,
его
человеческая
истинность,
а
с ледо ва те льно
пс и хологи я,
душевная
глуб ин а.
Мастер
в
сам ом
высоком
смысле
этого
слова,
великолепный
рисовальщик,
он
в
ра­
ботах
своих
обескровил
се бя,—
казалось,
выпарилась
ду­
ша,
уш ли
теп ло
и
обаяние
жиз ни.
Шко ла?
Да,
у
него
была
школа,
а
следовательно
ко­
горта
последователей,
чья
вера
в
него
бы ла
безгранична.
О днако
на
что
опиралась
эта
вера?
Видно,
фр аза
о
п ро­
роках
б ыла
не
голословна
—
он
был
действительно
сотво­
рен
из
то го
ма тер иал а,
из
которого
л епя тся
прорицатели.
Он
был
мастером
в
самом
высоком
смыс ле
этого
слова,
умным
импровизатором,
хра бры м
в
своей
фант аз ии,
в
поиске
своем
и
не
в
пос лед нюю
очередь
вдохновенным
и
талантливым
поборником
своего
мет о да,
своих
творческих
устремлений.
Наверно,
на
не го
раб ота ло
и
столь
всемогу-
292


тцее
средство,
как
па фос
отрицания,—
оп
пришел
в
мир
сво их
учеников
через
отрицание
искусства
прош ло го,—
уж
так
повелось
на
свете,
что
то т,
кто
говорит
«нет»,
обретает
заметное
преимущество
перед
теми,
кто
говорит
«да».
В след
за
его
«нет»
не
обязательно
должна
после­
довать
созидательная
п рогра мма ,
даж е
не
столь
исчерпы­
в аю щая.
Фил о но в?..
Ес ть
см ысл
разобраться
в
этом.
Уместен
в опр ос:
почему
молодой
художник
пришел
именно
к
Фи­
лонову?
Вед ь
б ыли
и
иные
художники,
не
менее
м асти­
тые,—
дело
происходило
в
Ленинграде.
Очевидно,
порази­
ла
фигура
учителя,
могучее
начало
во
всей
его
нату р е.
«Он рисует не хуже Леонардо!» —
это
сказал
м олод ой
Кибрик.
Но
де ло
не
только
в
это м.
«Меня ошеломила
философия
марк сизм а, —
оказывается,
под
видимым
хао­
сом
вещей,
из
ко торых
состоит
жизнь,
лежат
железные
законы
ис то рии»,—э то
тоже
сказал
Киб рик ,
правда
мно ­
го
позже,
но
ведь
эта
истина
род ил ась
не
сегодня.
Каз ало сь,
то,
что
говорил
Филонов,
должно
быть
про­
изв о дным
от
это й
истины.
Над о
отдать
дол жное
учителю,
он
был
убежден,
что
творит
нов ое
искусство.
Кибрик
говорил
се бе
едва
ли
не
слов а ми
Ф ил он ов а: «В молодости ты действовал по вдох­
новению,
сейчас
ты
мастер
б олее
высокой
формации,
ма­
стер-исследователь,
изобретатель
нового
искусства,
к ото­
рое
учитель
на зыв ал
аналитическим».
И
еще
—
это
тож е
было
ск аз ано
молодым
х уд ожни ком
словами
учителя:
«В аналитическом искусстве не важен талант,
художни­
ком
высшей
формации
можно
сделать
каждого,
кто
пр и­
мет
принцип
сд еланн ос ти,
н адо
только
усвоить
эт от
пр ин­
цип,
а
это
оч ень
просто,
и
ты
уже
такой
х уд ожник ».
Когда
слова
б ыло
не дос тат очн о,
учитель
уб еж дал
с
по­
мощью
рисунка,
а
рисовал
он,
как
по лаг али
его
молодые
питомцы,
не
хуже
Леонардо.
Филонов
любил
говорить:
вечное
качество
искусства.
Сделанность
—
вечное
качест­
во,
полное
освобождение
от
замысла
—
вечное
качество,
холодн ы й
ра в ноце нный
пр о цесс
—
т оже
вечное
каче­
ство.
Сам
отх од
от
учи тел я
был
не
простым,
в
том ,
как
он
про т екал,
этот
отход,
бы ла
своя
пс ихоло гия.
Конечно,
когда
учитель
—
ли чн ость,
он
способен
подвигнуть
у че­
нико в
на
такое,
что
они
в
их
обстоятельствах
никогда
не
сделают.
Но
может
произойти
и
иное.
Он
способен
в
такой
мер е
сковать
эне рг ию
сво их
молодых
питомцев,
293


что
никакая
сила
не
ве рнет
им
ее.
Наверно,
тут
б ыло
нечто
подобное.
Оче видно ,
ве ра
в
учителя
тогда
действен­
на,
когда
она
сочетается
с
в ерой
в
себя.
«Нет,
вечное
качество
в
ином.
Я
хочу
живого
искусства,—
ска зал
мо­
лодой
художник,—
я
хочу,
чтобы
мои
персонажи
мысли­
ли,
чувствовали,
двигались.
Живого!»
Оказывается,
со мн ение
всесильно,
к огда
концепция
рушится.
Ученик
отважился
сказа ть
таксе,
что
потребо­
вало
сил
и,
пожалуй,
му жест ва: «Нам с вами не по пути,
я
ухож у...»
Да,
он
умел,
но
пусть
нам
бу дет
разрешено
тут
ска­
зать
и
о
благородстве
ученика,
кот орый
в
воинственном
неприятии
отверг
принцип ы
учителя,
одн ако
сохранил
право
сказать
о
нем: «Человек идеальной честности,
г ениал ьный
че лов ек».
Он
ушел,
уш ли
и
другие
н ек оторы е,
но
он
был
пе р­
вым ,
а
поэтому
и
единственным.
Уше л,
понимая,
что
он
один.
Даже
в
правоте
сво ей
одному
трудно.
Однако
о
ком
наш
рассказ?
Учитель:
Пав ел
Николаевич
Филонов.
Ученик:
Евгений
А дольф ов ич
Кибрик.
1
Тыня но в
сказал
Ки бр ик у: «Мне приятно такое сосед ­
ст во».
Ре чь
шла
об
иллюстрациях
к
«Подпоручику Киже» .
Ну,
раз у меет ся,
рисунок
отразил
филоновские
принципы ,
но
отразил
своеобразно.
Эти
иллюстрации
сейчас
перед
нами.
Ну
хотя
бы
вот
этот
рисунок:
Павел,
в осс ед ающий
на
троне.
Технически
р ису нок
виртуозен.
И
Павел,
и
его
парик,
и
его
мундир,
и
его
ботфорты,
и
трон,
в
котором
он
поместился,
в ыпис аны
с
тщательностью
и
точностью
безупречной.
В
Павле,
как
его
изобразил
Кибрик,
пожа­
луй,
улавливается
и
характер,—
в
этом
отношении
худож­
ник
не
сто л ько
следовал
Филонову,
сколько
отошел
от
него.
Но
в
рисунке
ес ть
и
филоновское,
не
очень
яс на
кон кретн ая
ситуация
момента,
во ссоз д анная
художником,
если
хоти те,
настроение
минуты.
Да
вряд
ли
художник
ст авил
перед
собой
в
ту
пору
эту
задачу,
как
не
ставил
ее
и
его
учитель.
В
сам ом
деле ,
раскрыть
ситуацию
мо­
мент а
и
тем
более
настроение
—
значит
попытаться
все­
сторонне
объять
че лове чес кое
существо
Павла,
заметно
сделать
следующий
шаг
в
по ст иж ении
характера
героя»
29і


а
это
лежало
за
пределами
филоновских
идей,
как
бы
сказ ал
Кибрик,
филоновских
конструкций.
Итак,
ученик
у шел
от
своего
учителя.
Но
это
был
как
раз
тот
случай,
когда
ты
не
мог
остановиться
на
ни сп ро­
вержении.
Сказав
«нет»,
ты
обязательно
должен
был
сказать
«да», в противном случае в отрицании не было
смысла.
Иначе
говоря,
ес ли
художник
хот ел
быт ь
после­
довательным,
то
за
сокрушением
основ
должно
бы ло
воз­
никнуть
нечто
созидательное.
По зже
Кибрик
скажет: «Я
—
художник,
я
должен
был
д ока зать
свою
правоту
делом».
У
художника
бы ло
од но
пра вил о,
кот орому
он
был
ве­
рен
и
при
Филонове.
В
искусстве
ес ть
н екая
вершина,
нет,
не
о дно
имя
—
Рембрандт,
например,
Веласкес,
Го ль­
бейн,—
а
вся
гру ппа
им ен,
образующих
с оз везди е,
вся
группа
гор,
поднявших
на
сво их
плечах
вершину.
Это
п рав ило
гласит:
уме й
держ а ть
в
пол е
зрения
эту
верши­
ну
и
не
пер ест ава й
оглядываться
на
нее
—
ве рш ила
эта
для
тебя
пу тев одп а.
Хорошо,
что
художник,
быт ь
может,
сило й
опыта
и
нелегких
сво их
раздумий
над
само й
сутью
искусства
воспринял
это
правило
и
хо тел
следовать
ему;
то
со зи­
дательное,
что
теперь
вынашивал
художник,
должно
быть
соотнесено
с
этим
законом.
Но
что
бы ло
сутью
этого
за­
кона?
Ну,
разумеется,
нечто
такое,
что
способно
увлечь
художника
зрелого,
застав ить
работать
в
полную
силу
его
интеллект,
даст
нагрузку
его
растущему
у м ению,
в
полной
мере
будет
отвечать
его
представлению
о
пр и зва­
нии
в
искусстве
и
жиз ни.
У
природы,
жив ой
и
мертвой,
есть
од но
создание,
способное
объять
эти
начала
с
той
полнотой,
какая
спо соб на
сделать
художника
счастли­
вым:
человек.
Да,
челов е к,
вся
глубина
его
душевного
мир а,
все
богатство
его
мыслей
и
чув ст в.
Как
ни
своеобразна
бы ла
работа
над
тыняновским
«Киже», она явилась радостью для художника,—
очев и д­
но,
и
следующая
работа
должна
бы ть
связана
с
книг о й.
Но
какой
бу дет
эта
книга
по
сво ей
сути,
манере,
самому
выбору
т емы,
облику
г ер оев?
Последнее
существенно:
облику
героев
или
гер оя?..
Мыс ли
о
всесильности
искус­
ства,
име нно
здесь
и
обращенного
к
человеку,
должны
были
по лучи ть
свое
воплощение.
Ху д ожник
вправе
считать:
у
литературы
и
изобрази­
те льно го
искусства
разная
при род а,
как
и
неодинаковые
возможности.
Так
уж
сложилась
история
изобразите льно-
295.


го
искусства,
минув
такие
его
рубежи,
как
древние
Еги­
пет ,
Греция,
Рим,
пройдя
через
высокое
Возрождение,
не
обойдя
высо т
прошлого
век а,
что
па фо сом
живо­
писи,
графики,
скульптуры
стало
светлое
начало,
в
ос­
нове
которого
добро,
воплощенное
в
чело век е.
Зримое
добро.
Со
временем
Кибрик
ск аж ет:
—
У
каждого
искусства
своя
сфе ра
жи зни
человека:
то,
что
дае тся
литературе,
не
да ется
изобразительному
искусству,
то,
что
под
силу
музыке,
не
в
состоянии
ос и­
лит ь
литература.
В
че м-т о,
раз у меет ся,
их
фун к ции
а на­
логичны,
в
чем-то,
но
далеко
не
во
всем.
И
есть
пределы,
точно
очерченные.
Когда
я
начинаю
делать
то,
что
лучше
сказать
с ловом ,
в
моей
работе
нет
смысла.
Художник
должен
браться
только
за
то,
что
с оотв етс тв ует
природе
его
искусства.
Кибрик
пришел
к
эт ой
мы сли
не
сраз у.
Одна ко
что
подсказало
ему
эту
мысль?
Цикл
его
работ,
обра з ующи х
известную
линию,
законченную
л инию,
где
есть
Ко ла
Брюньон,
Т иль
Уленшпигель,
Тар ас
Бульба?
А
может
быть,
та
с амая
вершина,
которая
оперлась
на
плечи
ху­
дожников-гигантов
—
Леонардо,
Рембрандт,
Веласкес,
Гольбейн?
Тут
все
определенно:
идеал
—
это
зримое
добро.
Художник,
размышляющий
над
истинностью
пут и,
не
может
не
учитывать
этого.
Итак,
идеал
—
это
зримое
доб ро,
но
идею
добра
легче
всего
утвердить
в
показе
че­
ловека.
К
этому
теперь
был
обр ащен
и
мысленный
взо р
Кибрика.
Он
социальный
художник,
он
художник
чел о­
века.
Все
это
определило
и
выбор
Кибрика
на
том
пово­
ротном
этапе,
которого
он
достиг:
Ромен
Роллан, «Кола
Б рюньо н».
Кон ечн о,
работа
над
тыня но вс ким
«Подпоручиком Ки-
же»
совершалась
еще
в
филоновскую
п ору
и
испыт ыв ал а
вл ияние
учителя.
Но
не
буквально.
Тут
сказалось
нечто
такое,
что
определил
автор.
Ты няно в,
разумеется,
гума­
нит ар ий,
но
тот
редкий
тип
современного
гуманитария,
когда
в
одном
лиц е
органически
и
мощно
сое дин и лись
св ое обычн ый
писатель
и
в
высшей
степени
ор иги на льный
ученый.
Именно
уче ны й,
чьи
тр уды
мы
толь ко- то льк о
начинаем
собирать
воедино
и
исследовать.
Работы
Юрия
Николаевича,
такие,
например,
как
«Архаисты и Пуш­
кин», «Сюжет «Горе
от
ум а », «Пушкин
и
Тютчев»,
«О «Путешествии
в
Арзрум»,—
это
не
просто
энцик ло пе­
дия
пушкинского
времени,
а
энциклопедия,
как
она
п ре-
296


ломи лас ь
в
наиболее
острых
и
проб лем н ых
конфликтах
времени.
«Подпоручик Киже» —в е щь
гротескная,
исполненная
жгучей
ненависти
к
самодержцу,
столь
характерной
для
всех
тыняновских
вещей.
Антимонархический
па фос
вещи
воспринял
и
художник,
создав
с вой
об раз
Павла.
Уже
одним,
э тим
молодой
художник
отошел
от
установок
своего
учителя:
Филонов
осв об ожда л
искусство
от
за­
мысла,
считая
более
высокой
формой
полное
р аскр епо­
щение
процесса
от
любого
творческого
замысла.
У
нег о
в
обиходе
не
бы ло
понятия
«образ», а были
«сюжет»,
«тема» .
В
по нят ие
«содержание»
он
вкладывал
не
толь ко
мысль,
отмеченную
вполне
конкретными
че рта ми,
но
не­
что
подсознательное.
По
Филонову,
содержание
«ложит­
ся»
на
холст
и
приобретает
черты
произведения
худо­
жественного,
когда
процессу
созидания
картины
нич то
не
препятствует.
Но
рисунки
к
«Подпоручику Киже», разумеется,
не
бы ли
свободны
от
влияния
филоновской
школы
—
в
чем
именно ?
Эт о,
может
быть,
сама я
изумительная
книга
наш их
дне й.
Нужно
иметь
се рдце,
способное
творить
чудеса,
чтобы
со зд ать
во
Ф ра нции,
после
трагедий,
пережитых
ею,
столь
бод рую
книгу
—
книгу
не пок оле бим ой
и
муж е­
ственной
ве ры
в
своего
родного
че лов е ка...
—
писал
о
«Кола Брюньоне»
наш
Горький,
а
фр анцу з
Ар агон
доб а­
в и л: «Из всех книг Роллана повесть о Кола Брюньоне
стал а
во
Франции
самой
любимой
книгой
п рос тых
лю­
дей».
Наверно,
иллюстрации
к
«Подпоручику Киже»
и
«Ко ­
ла
Брюн ьон у»
дают
представление
о
ра сс т оянии,
которое
преодолел
художник.
Кале ндар но
это
расстояние
опре­
делялось
п очти
пятью
г од ами,
по
существу
пу ть
б ыл,
ко­
нечно,
более
длинным.
Своеобразным
ключом
к
рисункам,
и ллюс три рующи м
«Подпоручика Киже», была стилизация .
Не
та
стилиза­
ция ,
к огда
художник,
желая
ус во ить
един ую
манеру,
ед и­
ный
стиль,
имитирует
искусство
другого
времени
и,
быть
может,
народа,
а
стилизация
пластики
рисунка,
его
ху­
дожнического
существа
—
рисунки
к
тыняновской
вещи
отвечали
этой
задаче,
но
к
возросшим
требованиям
ху­
дожника
опи
имели
весьма
косвенное
отношение.
Тут
на до
бы ло
искать
другой
ключ,
способный
открыть
замок
с
секр ето м,
дос та точн о
сл ожны м,—
че лов ек.
297


Художника
можно
было
понять:
его
разрыв
с
учите­
лем
имел
смыс л,
есл и
подкреплялся
делом.
Для
худож­
ни ка
дело
имеет
смыс л
единственный:
новые
рисунки,
новые
картины.
Какого
же
качества
они
должны
быть,
эти
но вые
рисунки,
чтобы
яв и ться
контрдоводом
в
споре
с
Филоновым?
Наверно,
многое
зависело
от
произведения,
на
котором
остановил
с вой
выбор
художник,—
разные
произведения
давали
далеко
не
одинаковые
возможности.
Роллановский
«Брюньон»
был
для
художника
ре дкос тно
у д ачен.
Можно
сказать,
что
име нно
«Брюньон»
п озв олил
Кибрику
обна­
ружить
не
тол ько
в
полной
мер е
свои
художнические
возможности,
но
и
сформулировать
свое
отношение
к
пр изв анию
художника.
В
раскрытии
личности
Ко ла
ес ть
известный
ритм,
п озв оляющ ий
иллюстратору
п ослед ов ать
за
писателем
и
как
бы
охватить
со
все х
сторон
героя,
ра с см отрев
все
грани
его
бог ат ой
и
на
ред кос ть
живо й
натуры.
В
про из­
ведении,
как
помнит
читатель,
четырнадцать
глав.
И
каж­
дая
гл ава
пок аз ыв ает
нам
ге роя
как
бы
в
н овом
свет е,
о днако
не
нарушая
цельности
характера,
а
его
дополняя.
Это
идеально
соответствовало
намерению
художника,
ре шив шего
со зд ать
образ
живого
человека.
З наменат ель но,
что
задача,
которую
поставил
теперь
перед
собой
художник,
по тре бов ала
не
только
нового
поним а ния ,
но
иного
стро я
раб оты ,
иного
его
ме т ода.
Тот
же
«Киже»
пи салс я
художником
«по воображению»,
и
это
устраивало
художника.
Теперь
эт от
метод
оказался
недостаточным
—
потребовалась
нат у ра.
Желание
с дела ть
обра з
ге роя
богаче
предопределило
для
художника
свой
ме тод
работы
с
эт ой
н а турой.
Художник
ск ажет
по
истечении
л ет:
—
Не
будем
самонадеянны
и
взглянем
на
п ре дмет
тре зв о:
человеческое
воображение
огран ич ен о,
а
замысел
всегда
но сит
характер
схемы.
Ч тобы
приблизить
его
к
жи зни
и
действительно
о бо г атить,
надо
приб лиз ит ь
к
па-
туре„.
Нет,
не
просто
ри су нок
с
позирующего
человека,
за­
стывшего
в
своей
статичности.
Художник
как
бы
прово­
цировал
натуру.
Н ик огда
не
рисовал
натуру
бук в альн о,
а
старался
оживить
в
пей
соответствующее
со стоя н ие,
а
по том
рис ов ал.
Больше
того
—
рисовал
свой
об раз,
г лядя
на
натуру.
298


Художник
был
последователен
в
этом
своем
стремле­
нии
и,
по жалу й,
непреклонен.
Ои
в
такой
мере
был
св о­
боден
в
ра боте
с
натурой,
чт о,
тв оря
образ,
мог
об ра­
щаться
к
ус лугам
нескольких
натурщиков
—
в
этом
слу­
чае
понятие
о
с оби рате льн ом
обра зе
было
не
столь
отвле­
ч енн ым,
оно
бы ло
зримым.
Наверно,
в
точном
соответ­
ствии
с
э тим
своим
методом
вот
эт от
з намен иты й
рису­
нок
со
ст арух ой,
возлежащей
на
смертном
одре,
чью
ссо х­
шуюся
голову
подпирает
не
подушка,
а
о блако ,
так
она
необъятна
и
воздушна,
сделан
с
юноши,
которого
Кибрик
уч ил
искусству
рисунка.
Художник
поше л
на
этот
опыт,
не
убоявшись,
что
ученик
был
ра за
в
три
моложе
по чт ен­
ной
дамы
и
к
то му
же
не
же нщ иной,
а
мужчиной,
глав­
ное,
что
художник,
отвергнув
ин ые
нату р ы,
увидел
в
э том
юно ше
ст арух у,
а
ост альн ое
сделала
его
фантазия.
Ст ар уха
п олуч ил ась
по-своему
к олори тной :
самозабвен­
но-благообразной,
вся
во
власти
неземной
благодати,
точ­
но
приготовившей
себя
к
тому,
чтобы
на
пуховом
облаке
отбыть
в
иной
мир.
Кстати,
уже
тут
ск азали сь
достоинства
тех
вел ик их
преимуществ,
которые
дал
разрыв
с
Филоновым:
в
са­
мом
облике
ста рух и,
как
ее
нар исов ал
художник,
бы ло
не что
такое,
в
чем
открывались
пределы
души
живого
че­
лов е ка.
Да,
старуха
бы ла
мертва,
но
она
виделась
и
та­
кой,
какой
оставалась
при
жизни.
С
ри сунк а
смотрел
че­
лов ек
—
тут
был
простор
для
мысли
значительной,
сво ­
бод а
для
раздумий.
Не
трудно
представить,
какое
удов ле ­
тв орен ие
испыт ал
художник,
это
чувство
ни
с
чем
н ельзя
был о
сравнить,
поистине
для
молодого
мастера
это
было
впервые
в
жиз ни.
Очень
хорош
был
у
Кибр ик а
сам
Кола.
Б ольш ой,
прия т но
ок руглый ,
под
стать
тому
бочонку
с
вино м,
кото­
рый
хран ят
в
своих
погребках
бургундские
крестьяне,
он
смотрел
с
рисунка
Кибрика,
казалось,
одновременно
и
простым,
и
бесконечно
многообразным,
как им
его
сотво­
рила
жиз нь.
Поистине
в
его
лице
б ыли
и
лукавинка,
и
щедрость,
и
душевное
спокойствие,
и
иро ни я,
п
то,
чем
славен
добр ый
крестьянин
на
в сех
ши рота х
зем ных
и
что
рус ск ие
окрестили
крылатой
присказкой
«себе на уме», а
французы—«не
че лове к,
а
хитрая
муха».
И
вот
что
интересно:
это
крестьянин
и
одновременно
могучий
интеллект,
отождествивший
в
■ своем облике то
коренное,
первородное,
в
самом
вы со ком
с мысле
эт ого
слова
человеческое,
что
увидел
тот
же
Роллан,
ког да
299


писал
с вой
з намени ты й
триптих
о
Микеланджело,
Бетхо­
вене
и
Толстом,—
недаром
работа
над
этими
к нига ми
прямо
предшествовала
появлению
«Кола Брюньона» .
Нав ер но,
характерно,
что
а с социа ции
такого
рода
воз­
никают
в
связи
с
работами
Кибрика,
относящимися,
ес ли
можно
так
сказать,
к
его
новому
становлению,—
как
ни
интересен
был
пре д ыд ущий
период
в
тв орч ест ве
худож­
ника,
вряд
ли
он
пробудил
бы
такую
мысль.
В
кибриковской
серии,
илл юс три рующе й
«Брюньона»,
хор оша
была
Ласочка.
Этот
знаменитый
п орт рет
Ласочки
с
подвесками
ви­
шен
в
губах
как
бы
рожден
роллановским
те кстом :
«Я до сих пор вижу,
как
однажды,
не
переставая
го­
в орит ь,
смеяться
и
смо тря
мне
в
глаза
своими
сме лым и
глазами,
ищ ущ ими
слабого
места
в
мо ем
се рд це,
чтобы
за став ить
его
вскрикнуть,
я
вижу,
к ак,
подняв
руки,
она
пригибает
к
себе
вишневую
ветвь,
отя гче нн ую
алыми
подвесками,
об ра зую щими
гирлянду
вокруг
ее
р ыжих
во­
ло с;
и,
вытянув
шею,
запрокинув
лицо,
она,
не
срывая
ягод ,
отклевывает
их
от
де рев а,
оставляя
висеть
косточки.
Мгно ве нн ый
образ,
вечный
и
совершенный,
м олод ост ь,
жа дная
молодость,
со су щая
г рудь
небес!»
Да,
художник,
демонстрируя
всесилие
мет о да,
потре­
вожил
в
св оей
героине
не
столько
сво йст во
ее
ума,
ск оль­
ко
вот
это
ее
не по бедим ое
качество
—
очарование
ее
мо­
лодости.
Сто ит
ли
говорить,
что
для
средств,
к
которым
обращался
художник
прежде,
это
бы ло
недостижимо.
Представляю
с ебе
состояние
художника,
когд а
пе ред
ним
возник
в есь
цикл
к
«Кола Брюньону».
Как
ни
д олог
был
про цес с,
предшествующий
окончанию
р аб оты,
теп ерь,
когда
работа
б ыла
з авер ш ена,
наверно,
было
ощуще н ие
радости,
к
которой
ты
был
не
очень
готов.
И
ещ е:
бы ло
ощущение
то го
драг оцен ног о,
что
искусство
ни
при
каких
усл ов иях
не
долж но
утрачивать
—
о баяни я
жиз ни.
Навер­
но,
так
чувствует
себя
че лов ек,
когд а
вдруг
в
житейской
толч ее
встретит
значительного
собеседника
—
он
ушел,
а
впечатление
от
встречи
с
ним
еще
долго
бережет
т вое
сознание,
оно,
это
впечатление,
дорого
тебе.
Или
увидишь
город,
к оторы й
давно
хот ел
увидеть,
однако,
у ви дев,
не
пер ест аешь
говорить
себе:
это
бол ь ше,
чем
ты
предпо­
лагал.
Или
вдруг
вошел
в
лес ,
еще
хранящий
свежесть
недавнего
дождя.
Короче,
в
тебе
пос ел ило сь
новое
чув­
ство,
которое
и
беспо кои ло ,
и
тре в ож ило,
и
зв ало
тс
поиску.
Если
в
природе
б ыло
то,
что
зовется
удов ле тв о­
300


рением
художника,
то
оно
бы ло
здесь,
хотя
вожделенное
удовлетворение
и
в
это м
случае
означало
не
кон ец
пути ,
а
его
начало
—
все
трудн ое
у
художника
б ыло
впереди.
Говорят,
что
истинное
везение
дружит
с
трудом,—
на­
до
же
б ыло
случиться
та ком у,
чтобы
име нно
в
это
вре мя
в
Москву
пр иех ал
Роллан
и
Кибрик
по лучи л
возможность
показать
ему
своего
«Кола» .
Бы ла
середина
лет а,
чуть
п рохла дн ого,
но
ясного
—
Роллан
жил
у
Горького
на
даче.
Туда
и
последовало
приглашение.
Роллан
сид ел
на
ве­
ранде,
укрыв
худ ые
пле чи
пле дом,
перед
ним
б ыла
п ро­
сторная
плоскость
стола,
п окры того
клетчатой
дачной
ск ат ертью.
По дле
Роллана
бы ла
Мария
Павловна,
жен а
писателя,
его
добрый
сов ет чик
и
помощник.
Роллан
при­
ве тс тво вал
Кибрика,
воздев
бл едн ую
руку,
одн ако,
взгл я­
нув
на
художника,
чу ть
изумленно
поднял
седую
бр овь.
Наверно,
п одум ал: «Сколько ему может быть лет?
Три­
дцать
или
окол о
того?
А
в едь
м олод!. .
Да
по
силам
ли
ему
мой
старый
бургундец?
Что
там
говорить
—
молод!
И
откуда
ему
знать
Францию?..»
Но
рисунки
уже
лежали
на
столе,
и
бел ая
рука,
м елов о- бела я,
придвинула
их.
Роллан
заметно
просиял,
ко гда
перед
ним
воз ник
порт рет
Ласочки.
Он
точно
спр аш ивал
художника: «А ведь это
действительно
моя
Ласочка?
Как
вам
это
удалось?»
Первый
в оз глас
напоминал
междометие,
потом
вырва­
ло сь
вразумительное
вп олн е: «Бон!» Это было столь опре ­
дел енн о,
что
не
требовало
перевода.
Он
взглянул
на
ху­
дожника,
на
Марию
Па вло вну,
повторил,
не
скрывая
ра­
дости: «Бон!»
Кибрик
потом
вспомнит:
—
Часом
спустя
старики
ле гли
спать,
а
мы
с
Марией
Павловной
пошли
по
саду. . .
Что
скрывать,
похвала
Роллана
окрыляла,
но
бы ло
жел ание
убедиться
в
ее
истинности:
не
было
ли
тут
скид­
ки
на
молодость
художника,
пе да гоги ческ ого
такта,
про­
сто
же ла ния
поо щрит ь
мо лод ост ь?
Улучив
момент,
Киб­
рик
спр ос ил
с
пря м отой
и
от кров ен нос тью
молодости:
«А как на самом деле принял Роллан?» Она встревожи ­
ла с ь: «Поймите,
он
добрый
человек,
но
всегда
говорит
пра вд у.
Вот
вы
был и
свидетелем
его
разговора
с
Нако-
ряковым,
которы й
ска зал ,
что
издает
«Кристофа»
с
ри­
сунками
Мазереля.
Вы
слыхали,
что
ответил
Р оллан ?
«А мне эти рисунки не нравятся!» Так и сказал: «Не
нр авят ся!. .»
А
в едь
Мазерель
его
друг.
Как
видите:
ты
мне
друг,
но
истина
до р ож е!..»
Кибрик
действительно
был
301


свидетелем
этого
разговора.
Накоряков
ск азал,
что
изда­
тел ьст во
решило
повторить
известное
парижское
издание
«Жана-К ри сто фа»
с
рисунками
бел ьги йс кого
художника.
Роллан
поблагодарил
Накорякова
(«Я очень рад,
что
вы
из д аете
моего
«Кристофа»), но заметил,
что
им енно
эти
рису нк и
М азер еля
ему
не
н рав ятся.
Видно,
вопрос
Ки б­
рик а
не
на
шутку
встревожил
и
Марию
Павловну,—
она
хотела,
чт обы
сомнения
оставили
молодого
художника.
«Вот уже пятнадцать лет,
как
Роллан
не
позировал
ху­
дожникам,
а
с егод ня
вызвался
сам...»
Мар ия
Па в ловна
бы ла
пр ава,
Роллан
действительно
выразил
такое
жела­
ние,
очевидно
полагая,
что
м олод ой
художник
примет
это
как
форму
признательности
писателя
за
тот
труд,
кото­
рый
художник
в зял
на
себя
и,
как
полагает
писатель,
успешно
закончил.
Но
тут
уж
смятение
объяло
Кибрика.
Он
согласился
па
другой
день
быть
у
Роллана
и
смало­
душествовал,—
вот
тут ,
так
можно
подумать,
сказалась
и
молодость.
Но
Роллан
был
последователен
в
желании
отблагода­
р ить
художника:
издание
«Кола Брюньона»
с
рисунками
Кибрика
открывало
роллан ов ск ое
предисловие,
для
ху­
дожника
более
чем
лес тное .
Впрочем,
название,
которое
дал
предисловию
автор,
давало
об
его
содержании
доста­
точное
пр е дс та в ле ние : «Кола приветствует Кибрика» .
В
эт ой
статье
ес ть
несколько
с трок
и
о
кибрпковской
Ласо чк е,
которая
пришлась
по
душ е
Р ол лану : «...Образ
Ласочки
бу дет
убедителен
для
вс ех
грядущих
читателей,
как
он
убедителен
и
для
самого
а в тора.
Это
—
деревен­
с кая
Джоконда,
че рты
которой,
в
с илу
ред кой
удачи,
обла­
дают
характером,
и
всео бщ им,
и
чисто
м естным ,
бургунд­
ским .
Ове рнц ы
в
ней
узнают
св ою
лукавую
молоденькую
землячку,
и
в
то
же
в ремя
она
принадлежит
любому
вр е­
мени
п
любому
на роду ».
Роллан
как
бы
подвел
черту
под
этим
этапом
работ ы
художника,
Кибрику
оставалось
осмыслить
эт от
рубеж
своей
раб оты
и
само му ,
осмыслить
трезво,
не
обольщаясь
и
не
питая
излишними
иллюзиями
гордыню,—
иначе
к
новой
работ е
не
под бере шьс я.
Важно
бы ло
мнение
Рол­
ла на
—
никто
лучше
автора
не
знал
«Кола» .
Кибриков-
ски й
«Кола»
пришелся
по
душ е
и
советскому
читателю.
Много
л ет.
спустя
Петр
Ве рши гора,
писат ель
и
партизан,
скажет
Кибрику
о
Ла соч к е: «В партизанских лесах,
вспо­
мин ая
довоенную
жизнь,
видели
Вашу
Ла сочк у
—
в
ее
улыбке
бы ла
сил а
магическая...»
А
старый
вояка,
пр о­
302


шедший
войну
от
од ного
ее
края
до
другого,
добавит:
«Всю войну носил в вещевом мешке вашего «Кол а
Брюнь-
она»—очень
был
хорош
и
в
ра дост и,
и
в
горе...»
Значит,
и
в
радости,
и
в
горе...
Нет ,
видно,
эта
раб ота
способна
был а
отвоевать
свое
место
в
жизни
людей,
она
бы ла
н уж­
на
людям.
З начи т,
та
манера,
которую
в зял
на
вооруже­
ние
художник,
бы ла
людям
понятна,
как
доступна
был а
та
степень
пост иж ения
обр аз а,
к
которой
м олод ой
мастер
стремился.
Последнее
бы ло
пр инципиал ьно :
художник
работал
в
полную
сил у,
стремясь
обрести
то
многообразие
об ра за,
которое,
на
его
вз гл яд,
тут
единственно
возможно,
п
это
принял
широкий
читатель,
не
чит ат ель -гу р мап,
эстет
и
избранник
су дь бы,
а
им енно
шир ок ий
читатель.
Но
б ыло
и
иное.
Советским
лю дям
импонировал
герой
Роллана:
широта
его
взглядов,
его
демократизм,
не
в
по­
след нюю
очередь
его
характер,
в
котором
были
в оля
и
мужество,
ирон и я,
кс тати
и
са мои рон ия
—
у
нас
это
вы­
с око
ценят.
Оч ень
хотелось,
чтобы
новая
работа
б ыла
обращена
к
герою,
в
котором
бы ли
бы
эти
кач ест в а,—
так
возникла
идея
о
рисунках
к
«Тилю Уленшпигелю».
2
Одн ако
небольшое
отступление.
Художник
убежден,
что
ми ссия
графика-иллюстратора
и
ответственна,
и
активна.
Именно
активна.
Взявшись
за
иллюстрирование
книги,
он
как
бы
бере т
на
се бя
смелость
дать
сво ю
оценку
произведению.
Нет,
он
должен
бы ть
ве рен
повествова­
тельной
ткани.
Он
идет
за
автором
в
см ысле
фактическом,
ост аваясь
верен
существу
произведения,
точно
следуя
за
словом .
Ес ли
здесь
художник
не
предвидит
конфликта
с
автором,
он
бе ре тся
за
ра боту,
ес ли
он
такой
конфликт
предвидит,
нет
смысла
в
эт ой
работе.
Но
в
том
случае,
когда
произведение
приемлемо,
художник
имеет
право
на
со бст вен ную
оц ен ку,
не
искажающую
сути.
Итак,
ре чь
ид ет
о
«Тиле Уленшпигеле» .
Киб рик
признается
позже:
—
Я
видел
в
этом
произведении
раблезианское
на­
чало,
как
это
на ча ло,
нес омн енно ,
ес ть
в
«Кола»...
Мне .
показалось,
что
в
этой
кибриковской
фо рм уле
открывается
нам
нечто
такое,
что
можно
на зва ть
крае­
угольн ым
камнем
чел о ве ческ ого
и
тв орче ского
существа
художника.
Наверно,
ес ть
некая
закономерность,
что
молодого
мастера
увлекли
гиганты
Возрождения,
при
303


э том
и
художническими
пр инципа ми,
и
своими
устрем­
ле н иями,
е сли
иметь
в
виду
гуманизм
—
мироощущение,
в
центре
которого
идеал
добра.
Его
увлекали
не
только
художники,
архитекторы,
скульпторы,
мастера
пласт иче ­
ского
на чал а,
но
и
писатели,
среди
кот орых
такие
гиган­
ты,
как
Данте,
Бокаччо,
Петрарка
и,
кон ечн о,
Рабле,—
обращение
к
«Кола Брюньону»,
мож ет
быть,
было
и
интуитивно,
но
отвечало
всему
ст рою
мироощущения
ху­
дожника:
в
само м
деле,
из
вс ех
созданий
мировой
лите­
ратуры
начала
век а
«Кола Брюньон»
ближе
всего
тр а­
диции
Возрождения.
Кон ечн о,
поня т ие
Возрождение
многосложно,
но
мы
им еем
в
вид у
то
п е рв оядро,
которое
могло
увлечь
и
по­
корить
нашего
современника,
посвящающего
се бя
иск ус­
ству
пластическому.
Р ечь
идет
об
искусстве,
предметом
которого
стали
мир
реальных
вещей,
живой
челов е к,
как,
впрочем,
вс е,
что
относится
к
иным
сферам
з нам енит ей
эпохи
и
в
чем
современный
человек
хочет
видеть
ло гич е­
ск ое
продолжение
т ого
большого,
что
он
ра с смо трел
во
фр еск ах
Леонардо
и
Ра фаэл я:
в
науке
—
открытие,
осно­
ванное
на
знании
анатомии
и
перспективы,
а
следова­
тельно
на
т ве рдых
д анных
и
о пыте,
в
архитектуре
—
на
создании
истинно
светских
зданий,
которым
откры то
солнце,
в
литературе
—
обращение
к
богатствам
языка,
хранителем
которого
был
народ.
Ну
конечно
же
Возрож­
дение
отв еча ло
устремлениям
нового
класса
и
выражало
его
идеи,
но
для
своего
времени
оно
ст ало
своеобразным
набатом
эпохи,
кото рый
собрал
все
передовое,
творческое,
способное
б оротьс я
с
феодализмом
и
клерикалами,
несу­
щим и
гнет
схоластики,
гне т
тьмы.
Принято
д ума ть,
что
для
художника,
исповедующего
пр инципы
реализма,
традиции
Возрождения
являются
предметом
ос о бого
внимания
не
только
потому,
что
утвер­
жда ют
культ
ре альн ого
м ира
и
ж ивой
человеческой
ли ч­
ности,
но
и
своим
антисхоластическим
пафосом,—
в
ко нце
конц ов ,
что
ес ть
современный
ф орма ли зм,
доведенный
до
абсурда,
как
не
схоластика?
Мнение
это
не
лишено
см ыс­
ла,
ес ли
иметь
в
виду
и
тв орч еск ую
биографию
Кибрика.
Но
вернемся
к
те ме,
которую
на
время
оставили.
«Тиль Уленшпигель»
роман
Шарля
де
Костера,—
произведение
для
бе льги йс кой
литературы
э п охальн ое.
«Это
—
первая
книга,
с
которой
наш а
страна
обрела
се­
бя»,—
сказал
о
романе
Верхарн,
а
Роллан
уточнил,
имея
в
виду
да ту
в ыхода
р ома на : «От поэмы Шарля де Косте-
304


ра
произошла
бель гий ск ая
литература, 31декабря1868го­
да
родилось
сознание
нации».
Художник
утверждал,
что
он
имеет
право
на
с вое
прочтение
книги,
не
покушаясь,
естественно,
на
сокрушение
ос нов
произведения.
О днако
в
какой
мере
это
право
должно
ска зать ся?
Оч евид но,
в
ак цент ах,
кото рые
хот ел
бы
сделать
художник,
представ­
ляя
ее
современному
читателю.
Для
Кибрика,
как
утвер­
ж дает
он
с ам , «Тиль»
является
носителем
великого
р аб­
лезианского
начала,
то го
самого,
что
привл е кло
его
и
к
«Кола»: человек как носитель гуманистического прин­
цип а,
защитник
добра,
защитник
и
мужественный,
и
не­
примиримый.
Взяв
за
основу
этот
принцип,
художник
как
бы
сотворил
своего
«Кола», при этом автор не уви ­
дел
в
кибриковской
серии
нарушения
своего
замысла,
не
отверг.
Приняв
этот
принцип,
художник
взялся
за
создание
иллюстраций
к
«Тилю».
Но
в
чем
т акая
установка
художника
сказалась
кон­
к ретн о?
Как
известно,
в
«Тиле»
соотнеслись
две
линии.
Одна
раскрывает
человеческое
существо
самого
Тиля.
Его
вер ­
ность
добру,
его
любовь
к
человеку,
его
бе скоры сти е,
его
мужество,
его
готовность
постоять
за
униженных
и
оскор­
бле нн ых.
Другая
линия
произведения
соответствует
гла­
вам ,
в
кот орых
ав тор
об на жил
с илы,
п роти в остоя щие
Тилю,—
сил ы
зла.
Тут
власт вует
мрак,
торжествует
культ
мракобесия.
«Но вот кто сейчас ближе всего к герою де Костера:
Мазерель
из
Гента,
сосед
Уленш пи гел я
из
Дамме,
его
родной
бра т,
—
с воим
неукротимым
свободолюбием,
бур ­
ными
порывами
бога тыр ск ой
натуры,
ненасытной
жад­
ностью
к
жиз ни,
властным
гением
он
отмечает
п рирод у
п еча тью
своего
искусства,
трагического
и
саркастического
одновременно».
И
у
нег о
мы
также
на ходи м
соединен­
ными
два
противоположных
элеме нт а,
к оторы е
с оста в­
ляют
облик
«Легенды об Уленшпигеле»,—
безудержную
буффонаду
и
тех
м ра чных
демонов,
имя
которым
«бес­
п оща дное
насилие
и
черная
печаль.
Вся
ярость
света
и
вся
пу ст ота
тени».
Ма зе рель,
например,
в
своих
иллюстрациях
к
«Тилю»
воссоздал
обе
линии
—
им енно
это
свидетельствует
Ромен
Ро лла и.
Кибрик
по шел
по
друг ом у
пути.
Он
акцентировал
на
первой
линии,
по л агая,
что,
восславив
Тиля,
он
тем
са­
мым
поверг
з ло.
Нам .
представляется,
что
у
художника
305


б ыло
это
право.
II дело не только в его концепции при ­
род ы
изобразительного
искусства,
к отором у
свойственно
сл а вить
доб ро
(справедливости ради надо заметить,
что
к
концепции
эт ой
художник
пришел
позже), но и в су­
ществе
самого
художника,
сущ еств е,
которое
он
не
имеет
права
и
не
должен
отв е рга ть.
В
этой
связи
обра з
Тиля,
как
задумал
его
художник,
должен
бы ть
по
д уше
людям,
соответствовать
их
пред­
ставлению
о
свободном,
бла гор одн ой
п
мужественном
человеке.
Ром ан
о
Тил е
—
книга
воинственная.
«Я уже не плоть,
а
дух...
Дух
Фла нд р ии...
Я
никогда
не
умру», —
говорит
о
с ебе
Тиль.
И
в
ином
ме ст е: «В чем же здесь наши
ра до сти ?» «Я сейчас тебе скажу,
Ламме.
Око
за
око ,
зуб
за
зуб...
Хватай
топор,
не
зная
жалости:
вот
наш а
ра­
дость...»
И
в
точном
соответствии
с
этим
Роллан
г ово рит
о
рома не : «Мстящий за парод смехом,
мстящий
за
народ
топором».
И
далее: «Он грозен,
Уленшпигель!
Суть
его
трагична...»
И
е ще : «Ни одна из фигур противника не
трак туетс я
даже
в
малой
степени
рыцарски.
Он
враг:
этого
достаточно,
за
ним
не
признается
ни
одн ой
добро­
д ете ли».
Кибрик
не
скл онен
живописать
м рак
и
те х,
кто
отождествляется
с
ним
в
книге,
но
в
самом
облике
Тил я
отождествлен
обра з
вои на
пр отив
этого
мрака.
Художник
полагает.
Тиль
буд ет
близок
сердцу
лю дей
и
вызовет
у
них
симпатию,
ес ли
будет
земным
челов ек ом .
Вот
даж е
актер,
если
хочет
рассч ит ыват ь
на
с импа тии
зрителей,
должен
обладать
обаянием.
Именно
в
этом
обая­
нии
в
какой-то
мере
неотразимость
Тил я,
его
способность
располагать
к
с ебе
л юдей.
Да
и
в
Кола,
как
его
увидел
автор,
а
вслед
за
ним
и
художник,
бы ла
бездна
эт ой
сим ­
патии.
В
какой
же
мер е
художник
должен
доверять
сво ­
ему
умению
видеть
человека,
чтобы
в
море
лиц ,
которые
возникают
перед
ним
ежечасно,
остановить
взгляд
на
единственном
и
сказать : «Ты,
разумеется,
это го
еще
не
знаешь,
но
ты
и
ест ь
мой
Т ил ь!..»
Эт от
выб ор
тем
более
ответствен,
что
весь
цикл
иллюстраций
к
произведению
строится
на
образе
Тиля.
Тольк о
он
может
дать
сил у
замыслу,
как
только
он
может
его
и
п огуби ть.
Надо
отд ать
дол жн ое
художнику.
Его
поиск,
как
и
его
реш е­
ние
образа
героя,
оказался
удачным.
В
образе
Тил я
его
земное
оба ян ие
соотнеслось
с
его
душевными
данными.
Вот
таким
на род
в идит
своего
заступника!
Именно
с
обр азо м
такого
человека
может
отождествляться
у
людей
306


представление
о
человеке,
оли ц етв оряю щем
благородство,
бесстрашие,
ум,
волю .
Мы
знаем
метод
ра боты
худож­
ни ка
с
на тур ой,
и
можно
доп уст ит ь,
что
обр аз
Тиля,
как
он
воз ник
в
иллюстрациях,
не
был
слепком
с
одного
человека,
а
собирался
по
крупицам,
но
в
данном
с лучае
мы
вправе
отстраниться
от
то го,
что
происходило
в
мастерской
художника,—
важен
результат!
А
результат
убедителен:
перед
н ами
челов ек ,
кот ором у
народ
может
доверить
самое
до рог ое
свое
дос тоян ие
—
с вобо ду.
4
Как
ни
близки
бы ли
душ е
художника
характеры
Ко­
ла
и
Тиля,
их
жизнелюбивое
существо,
их
активное
прия т ие
жизни,
их
созидающее
и
борющееся
н ач ало,
художник
испытывал
не м алое
смятение,
к огда
реч ь
шла
о
реа лия х.
Где
она,
вожделенная
Бургундия?
Где
она,
Фландрия?
Стоит
ли
говорить,
что
для
произведений,
где
действуют
земная
плоть
и
стихия
таких
героев,
как
Ко­
ла
и
Тиль,
значение
реалий
бес ценно .
Возникал
воп рос ,
в
этой
не ле гкой
ситуации
естественный:
а
может
быть,
в
пр ир оде
е сть
герой,
к оторы й
пр иш елся
бы
по
душе
художнику
своей
сутью,
и
принадлежал
бы
земле,
для
художника
бли зко й,
может
быт ь
даж е
отчей?
Тарас
Бульба!..
Да,
име нно
гоголевский
Бульба,
душа
в ол ьно­
любивая,
трижды
земная
и
грешная,
отв е чал
представ­
лен ию
художника
о
характере,
которы й
заманчиво
был о
яв ить
зрителям.
Эта
перспектива
для
художника
бы ла
тем
б олее
увлекательна,
что
действие
гоголевской
пове­
сти
происходило
едва
ли
не
в
тех
самых
м ест ах,
где
про­
текало
детство
художника.
И
вот
зашумели,
заволновались,
з апо лы хали
вл ажн ым
д ых анием
высокие
травы
южн ой
Украины,
взвилась
и
опала
зно й ная
пыль
на
ее
степных
шляхах,
глянул
в
желтых
бурунах
и
барашках
батюшка
Днепр,
спокойный
в
верховьях
и
немыслимо
бурный
на
б ере гах,
где
разби­
вали
своп
шатры
хр а брые
запорожцы.
Как
ни
далеко
отстоит
от
нас
эпоха,
к
которой
отно­
сятся
происходящие
в
пов е сти
Гоголя
со быти я,
характер­
но,
что
это
произведение
появилось
в
пору,
когд а
еще
были
свежи
во сп омин ания
и
об
Отечественной
во йне
1812 года,
и
о
декабрьском
восстании
1825 года.
Незримо
эти
события,
определившие
сам
климат
первой
половины
в ека,
нашли
от р ажение
в
по вес ти.
Это
одно
из
редких
для
то го
времени
произведений,
где
творцом
и стори и
307


выступает
народ.
Именно
парод,
его
вольнолюбивая
и
со--
зидательная
си ла,
является
по
Гоголю
вершителем
судеб
в
Запорожской
Сечи.
Да,
Гоголь
хочет
видеть
в
запорож­
ской
республике
ца рств о
свободы,
опирающееся
на
пр ин­
ципы
рав енст ва
и
братства,
а
в
лиц е
самих
за по ро жцев
людей
мужественных
и
истинно
бла городны х,
для
кото­
рых
началом
всех
н ачал
является
слу жение
Отечеству,
защ ита
Отечества.
Вот
таким
Гоголь
видит
и
Тараса
Бульбу,
чья
жизнь
безраздельно
отдана
запорожской
вольнице.
Человек,
ли­
шенный
корысти,
истинный
воитель
за
сч ас тье
родного
на род а,
он
весь
огонь
своего
сердца
отда л
борьбе
с
нена­
вистным
врагом.
«Знаю,
подло
завелось
теперь
на
земле
нашей:
думают
только,
чтобы
при
них
были
хл ебн ые
стоги,
скирды
да
конные
табуны
их,
да
были
бы
це лы
в
погребах
за пе чатанн ые
меды
их.
Перенимают
черт
знает
каки е
басурманские
обычаи;
гнушаются
языком
своим;
с вой
со
сво им
не
хочет
говорить;
сво й
своего
продает,
как
продают
бездушную
твар ь
на
торговом
рынке.
Милость
чужого
к оро ля,
да
и
не
к ороля,
а
паскудная
ми лос ть
поль­
ского
маг ната,
ко торы й
желтым
ч обо том
бь ет
их
в
морду,
дорож е
для
них
в с якого
братства».
Именно
Тарас,
его
неукротимая
и
бо гат ая
натура,
ст ал
героем
кибриковского
цикла
—
Тарас
и
в
радости,
как
при
в стре че
любимых
сынов,
и
в
озорной
похвальбе,
как
в
кулачном
поединке
с
сыном,
и
в
тревожном
волне­
нии,
ко гда
однажды
народ
признал
в
нем
своего
атам а на,
и
в
неодолимой
хмари,
ко гда
узн ал
об
измене
сына,
и
в
муках
предсмертных
на
костре
инквизиторов...
Не
надо
забывать,
что
художник
создавал
сво й
цик л
к
«Тарасу Бульбе»
в
годину
во йны, —
собственно,
го го­
лев ская
повесть
бы ла
его
ответом
на
войну.
И
поэтому
художник
увидел
в
лиц е
Тара са
вожака
непокоренных,
символ
вольного
братства
Запорожской
Сечи.
«Поднялась
вся
нация,
ибо
переполнилось
т е рпение
народа,—
подня­
лась
отмстить
за
посмеянье
пр ав
своих,
за
позорное
уни­
же ние
своих
нравов,
за
оскорбл е н ие
веры
п ред ков
и
свя­
тог о
обы чая ,
за
посрамление
цер к вей,
за
бесчинства
чуже ­
земных
панов,
за
угнетение,
за
унию...»
—
эти
гоголевские
слова
возникли
с
образом
Та р аса,
как
его
по ка зал
ху­
до жник
в
сво ей
сер ии.
Этот
могучий
человек,
человек
к р асивый
и
душ ой
и
телом,
созданный
природой
будто
специально
для
р адо сти
бытия,
старается
перебороть
свою
большую
беду,
не
уро­
308


нив
достоинства,
гордости
своей.
Ху до жник
таким
его
по каза л
нам
в
своих
рисунках
—
жестоко
страдающим,
но
гордым.
Вот
это
трагическое
начал о
в
образе
Т ар аса,
г лубок о
трагическое
уже
потому,
что
все
происшедшее
с
Бульбой
сп лелось
во ед ино
с
дра мой
глубоко
личной,
дал о
художнику
к раск и,
позволившие
со зд ать
образ,
к оторы й
волнует.
«Долго сидел он там,
понур ив
голову
и
все
го­
в ор я: «Остап мой!
Ос тап
мой!»—
гласит
гоголевская
ст ро­
ка
под
рисунком,
и
мы
в идим:
вон
как
скрутила
беда
мог учего
человека
—
в
не одо лим ом
гор е
опущена
голова,
кулак
п одн есен
ко
лб у,
изогнулась
спина,
точно
приняв­
шая
бре мя
беды.
Вот
оно,
какое
лихо
навал илось
на
че­
ловека,
навалилось,
но
не
смяло,—
мы
в идим,
как
тяжело
атаману,
но
он
не
взывает
к
жалости...
Ка жет ся,
случись
новая
тр ев ога
—
и
могучая
пятерня
Тарас а
ляж ет
на
ру­
ко ять
его
кривой
са бли
и
по ка жет
та кую
сноровку
и
силу ,
ка кой
еще
не
бы ло.
Да
вот
это,
наверно,
самое
характер­
ное
в
кибриковском
толковании
Тарасова
обра за :
как
ни
лиха
беда,
опа
не
отняла
у
ата ман а
ни
гордости,
ни
силы.
Обра з
Остапа
воспринимается
как
продолжение
Тар а­
со ва
начала.
Очень
хорош и
оба
рисунка:
и
тот,
первый
в
сам ом
начале
повести,
и
особенно
второй,
когд а
закован­
н ого
в
кан дал ы
Остапа
ведут
на
казнь,—
см ею
дум ат ь,
что
это
лучший
рисунок
цикла.
Во
взгляде
Остап а,
в
его
свободно
р аспр авленны х
п леча х,
в
его
руках,
скованных
кандальным
железом,
во
всей
его
гор дой ,
красивой
и
та­
кой
независимой
стати
ест ь
прямота,
мужество
и
б лаго­
родство.
Именно
как
в
к оротко й
текстовке
под
рисунком,
текстовке
из
Го г о ля : «Они шли не боязливо,
не
угрюмо,
но
с
ка кою- то
тихою
горделивостью...
Впереди
в сех
шел
О ста п».
Великолепный
рисунок!
У
Гоголя
обра з
Андрия-отступника
поз н ается
в
связи
с
благородной,
совестливой
и
хра б рой
сутью
брата.
Это
же
начало
руководит
и
художником.
Даж е
в
том,
как
он
решил
эти
образы
п ортрет но.
Нет
в
Андрии
ничего
от
традиционного
злод ея,
но
в есь
его
облик
неодолимо
пред­
рекает
существо
драмы.
Вот
бывает
так
в
жизни:
смо т­
риш ь
фотографию
человека,
которого
уже
нет
в
живых,
и
ловишь
себя
на
м ысли,
что
в
облике
его,
живого,
ты
видишь
уже
ушедшего.
Б ыть
может,
и
в
нашем
взгляде
на
Андрия
своеобразно
преломился
пос туп ок
младшего
Тарасова
сына ,
но
это
порт рет
человека
к орыс толю би­
вого
и,
пожа лу й,
вероломного
—
он
еще
ничего
не
знает
309


о
своем
з авт р ашнем
дне,
но
он
точно
п одгот овил
себя
к
этому.
Мне
показалось,
что
кибрпковский
ци кл
переклика­
етс я
с
репинскими
«Запорожцами».
Есть
некая
преем­
ств енн о сть,
не
буквальная,
разумеется.
В
типажах,
подчас
в
настроении,
в
реалиях,
быть
может,
даж е
в
общем
ощ у­
щении
запорожской
вольницы.
Я
держал
в
руках
отдель­
ное
издание
«Тараса Бульбы»
с
рисунками
Кибрика,
ко­
торое
выпу с тил
в
свое
время
«Детгиз», и ощутил,
как
значительно
оно
для
нашего
ч итател я,
как
весомо
оно
перекликается
с
тек сто м,
как
помогает
оно
читателю
пр оник ну ть
в
глуби ны
гоголевского
текста,
как
оно
спо­
собно
доп олни ть
текст,
хо тя
его
образная
мощь
всесиль­
на—
это
Гоголь...
Одним
сл овом ,
в
це пи
тех
работ,
к ото­
рые
открывал
Кола,
повесть
о
Тарасе
Бульбе
явилась
звеном,
которого
художнику
недоставало.
Теп е рь,
когд а
три
большие
ра боты
были
у
художника
позади,
пришла
п ора
и
раздумий.
Итак,
Кола,
Тиль ,
Та­
рас .
Ну
что
ж,
как
ни
различны
был и
эти
люди,
многое
бы ло
в
них
и
общим:
хорошие
люди,
до бр ые,
храбрые,
хра б рые
бессребреники,
гот ов ые
по ст оять
за
правду.
Име нно
хорошие
люди.
Ну,
лю ди
одной
когорты,
одного
полк а,
к оторы й
можно
б ыло
бы
на звать
полком
защи тни­
ков
человечества.
Итак,
возникла
линия,
по-своему
зн а­
чи те льная :
Кола,
Тиль,
Т арас. ..
Кто
следующий?..
Но
возникла
не
только
л иния,
но
в
какой-то
мере
и
ине р­
ция.
Надо
ли
вот
так,
по
прямой?
А
может,
ест ь
см ысл
обратиться
к
новой
т еме
и
в
ее
неожиданной
новизне
обрести
новые
краски?
5
Установился
цикл:
каж дая
но вая
раб ота
требовала
четырех-пяти
лет.
Она
начиналась
с
д аль них
подступов.
Тут
бы ла
не
просто
история,
непредвзято
изложенная,
воссоздающая
соб ы тия
и
героев,
удостоверяющая
хроно­
логи ю,
дающая
перспективу.
Тут
б ыло
и
ино е:
свиде­
тельства
современников,
а
вместе
с
э тим
невольные
свиде­
те ли
времени,
сохранившие
его
печать
и
букву,—
доку­
менты.
Потом
следовало
чтение
со бст в енно
произведения,
чтение
д ос кон альн ое,
как
может
читать
произведение
ху­
дожник-иллюстратор,
сопроводив
чтен ие
записями,
ко то­
рым
не
чужд,
разумеется,
и
гра фиче с кий
элемент.
Вслед
за
эт им
приходит
черед
натуры:
поиски
на ту ры,
работа
с
310


н атурой ,,
импровизация...
И,
наконец,
самое
по
своему
уединенно-тайное,
сокровенное,
однако
неотделимое
от
работы
с
натурой
—
к омпо з иция. ..
«... Не ль зя
мысленно
хорошо
увидеть
и
в
совершен­
с тве
представить
с ебе
в
воображении
задуманные
тоб ой
предметы,
ес ли
ум
не
призовет
на
помощь
глаза,
ко тор ые
лучше
всего
уловят
и
дадут
возможность
полнее
судить
о
замысле».
Это
сказал
знаменитый
Ваз ари ,
к отором у
мы
во
многом
обязаны
зна ние м
искусства
Высокого
Возрож­
дения,
летописец
золотой
пор ы.
Да,
всесильная
компози­
ци я,
де лаю щая
натуру
участником
действия,
даю щая
ей
но вую
жизнь,
пр ео б раж ающая
ее
и
по-своему
одухотво­
р яющ ая.
Но
это
бы ло
уже
предметом
специаль ны х
раздумий
художника:
к омп ози ц ия...
Наверно,
нигде
индивидуаль­
ность
художника,
его
спо собно ст ь
к
абстрактному
и
ко н­
кре тн ому
мышлению,
гиб кос ть
его
ума
не
сказываются
с толь
пол но
и
действенно,
как
в
ра боте
над
композицией.
Истинно,
найти
композиционное
решение
—
значит
воз­
обладать
над
ма те ри алом,
объять
его
сознанием
и
фанта­
зией,
сообщить
ему
новое
качество.
Наверно,
тут
есть
своя
закономерность,
подчиненная
своей
логи ке .
Если
сама
природа
выражает
собой
композиционную
зав ер шен­
ность,
больше
то го
—
совершенство,
значит,
тут
действуют
законы,
кот орые
небесполезно
с оо тнести
с
законами
ди а­
лектики.
Так
художник
открыл
в
с ебе
качество,
которое
возникало
в
нем
вместе
с
его
раздумьями
о
сут и
его
тру­
да,
его
п р изв ания:
прямым
результатом
этого
яв ился
труд
«О композиции», напечатанный журналом « Во пр ос ы
фи­
лософии».
Ху д ожник
не
без
увлечения
работал
над
этим
своим
трудом,
а
когда
нап еч ат ал,
за мет но
затаил
дыха­
ние:
как
отзовутся
на
эту
работу
критики,
знатоки
искус­
ства?
Но
ответом
бы ло
молчание,
о но,
в
сущности,
длится
и
по
сей
день.
Нет,
в
эт ом
молчании
не
сто ль ко
несогла­
сие,
ск ол ько
настороженность,
бы ть
может,
да же
ра зду­
мие :
так
всегда
бывает,
к огда
коснешься
с ложн ой
мате­
рии
впервые,
им енно
впервые
—
у
художника
не
б ыло
предшественников...
Однако
жаль,
что
получ илос ь
так :
есть
смыс л
продолжить
ра згов ор,
он
может
быть
полезен
искусству.
Композиция
—
предмет
для
художника
на­
сущный.
Но
мы,
наверно,
забежали
вп е ред,
не
посчитавшись
со
строгой
хронологией.
Кибрик
исследовал
проблемы
ком ­
по з иции
позже,
а
пока
он
закончил
своеобычный
тр иптих
311


«Кола», «Тиль», «Тарас», «Русские былины» .
Это
вооду­
шевляло
и
наст ор аживал о.
Воодушевляло
потому,
что
в
центре
каждой
из
этих
серий
был и
характеры,
по-своему
коло ри тн ые
и
многосложные,
несущие
людям
веру
в
с вои
сил ы,
р ад ость
борьбы.
«Борис Годунов».
Кибрик
сказал:
«Взгляните на рисунки,
им ея
перед
собой
дра му, —
проч ти те
еще
раз
Пушкина».
Я
прочел.
Пьеса
Пушкина
—
это,
в
сущности,
истори­
ческое
повествование
о
страдной
поре
в
ис тори и
Рос си и,
о
соб ыт иях
глубоко
д р амат ическ их.
На
том
пути,
который
художник
избрал,
порвав
со
ш колой
«аналитического
и ск ус ст ва », человек,
а
вместе
с
ним
и
натура
человека,
характер,
были
предметом
особенно
пристального
внима­
ния
для
художника.
Работа
над
«Борисом Годуновым»
яви лась
тут
с ледующи м
шагом
для
Кибрика.
В
сам ом
дел е,
е сли
в
предыдущих
кибриковских
циклах
гл авн ым
б ыла
многофигурная
композиция,
то
теперь
ее
место
за­
нял
порт рет
героя
произведения,
по ртре т,
в
котором
во с­
со здано
лиц о
чело века
во
вс ей
м н огосло жн ости
и
сил е
его
страстей.
Нав ер но,
сам
способ
иллюстрированного
художествен­
н ого
произведения
с
псгтощью
п ортрет ов
героев
в
чем-то
рискован
—
к о мпоз иция
отождествляет
действие,
а
ко ли
существует
действие,
есть
и
зрительский
интерес.
Др у­
гое
дело
—
п ортре т,
он
по
п рир оде
св оей
статичен.
Пр авда ,
Кибрик
со про в одил
двадцать
три
пушкинские
сцены
заст ав кам и,
отразившими
г одунов ск ое
время.
Но
за­
ставки
эти
при
в сем
их
стилистическом
изяществе
в сего
л ишь
фон
к
главному,
фон,
отдаленно
с оо тнесен ­
ный
с
эт им
главным,—
это
даже
не
второй
и
третий
пл ан,
а
име нно
фо н.
Гл ав ное
же
—
пор тре ты
пушкинских
героев.
Н адо
отда ть
до лжное
художнику,
эт от
цикл
портретов
в
такой
м ере
о бъем ен,
что
ка жетс я,
может
име ть
и
самостоятельное
значение.
В
цикле
этом
нет
лиц
гла вны х
и
второстепенных
—
тут
все
значительно.
Как
помнит
читатель,
в
пь есе
юр о­
дивый
действует
в
одн ой
сц ене,
как
рефрен
повторяя
одни
и
те
же
сл о ва: «Обижают Николку», «Николку оби ­
жают
де т и», «Николку маленькие дети обижают», но в
св ое обра зной
по ртре тн ой
галерее
художника
эт от
персо­
наж
занимает
едва
ли
не
такое
же
место,
как
Отрепьев,
Мнишек,
Шуйский,
да
и
сам
Борис.
И
художник
прав
312


в
эт ом
своем
поним а нии
пушкинского
творения
—
в
пьесе
нет
главных
лиц
и
второстепенных.
Вся
архитектоника
пьесы,
разделенная
на
сцен ы,
некая
даж е
калейдоскопич-
ность
сцен,
предполагает
многоплановость
действия,
ко то­
рое
приводит
в
движение
множество
персонажей,
одина­
к ово
в ажны х.
Еще
Белинский
в
своей
превосходной
статье
о
«Бори­
се
Годунове»
отм е ча л: «Вся трагедия как будто состоит
из
отд ельн ых
частей
или
сцен,
из
которых
каж дая
суще­
ствует
как
будто
независимо
от
цел ог о.
Это
показывает,
что
трагедия
Пушкина
е сть
др амати ческ ая
хроника,
обра­
зец
которой
создан
Шек сп и ром. ..»
у
того
же
Бориса,
чье
положение
в
пье се
являе тс я
о севым
и
са мим
им енем
ко­
торого
н азв ана
пьеса,
не
так
уж
много
слов.
Все
это
тем
более
уместно
отметить,
что
решение
художника
обр а­
титься
к
портретному
иллюстрированию,
пь есы,
как
нам
представляется,
объ ясн яется
и
те м,
что
ест ь
в
самом
п уш­
кинском
произведении.
Обратившись
к
портрету,
художник
сделал
предметом
специального
рассмотрения
манеру
графического
пис ь ма.
Все
п орт реты
выполнены
чернилами,
кистью.
Это
позво­
л яет
художнику
сделать
п ортре т
не
оди нако во
резким
—
какую-то
часть
ли ца
размыть
и
Как
бы
вывести
из
фо­
куса,
другую,
наоборот,
д ать
в
фокус е.
Глаза,
да,
глаза,
выражающие
ярос ть,
взывающие
к
состраданию
и
по щад е,
любящие,
осуждающие,
ненавидящие.
Взгляните
на
эти
портреты,
и
всюд у
необыкновенно
выразительны
глаза
—
в
них
от раз и лось
и
су щ ество
человека,
и
его
сиюминутное
состояние,
человек,
може т
быть,
и
сомкнул
уста,
а
глаза
полны
мыс ли,
не
уст а,
а
глаза
глаголют.
Да,
интересно
взгляпуть
на
иллюст ра ц ии,
постоянно
сообразуя
их
с
текстом.
Если
говорить
о
Годунове,
то
лучший
его
п орт рет
—
это
т ам,
где
он
с
князем
Шуй­
ским,—
это
кульминация
пьесы.
В
пушкинском
тексте
ле гко
отыскать
это
место.
Даж е
любопытно,
как
ри сун ок
точно
указывает
па
соответствующую
строку.
Вот
они,
эти
строки:
Шу йск ий
...е сли
сей
невед омый
бродяга
Литовскую
гр аницу
перейдет,
К
не му
то лпу
безу мцев
привлечет
Димитрия
вос кре сн увш ее
и мя.
313


Царь
Дм ит рия !.,
к ак?
этого
младенца!
Дмит рия ! ..
Бо рис
понимает:
как
ни
груб
этот
прием
с
воскреше­
ни ем
царевича,
он,
этот
прием,
для
д еспо та- царя
смерти
подобен,—
в
реак ц ии
Годунова,
котором у
только
что
ста­
ла
известна
эта
весть,
и
страх,
и
смятение.
Именно
этот
страх,
смешанный
с
ярос тью ,
заставит
его
м ин утой
поз же
произнести:
...взять
меры
сей
же
час;
Ч тоб
от
Лит вы
Россия
ог ра ди лась
Заставами;
чтоб
ни
о дна
ду ша
Не
пер ешл а
за
эту
грань;
чтоб
зая ц
Не
пр ибежа л
из
Польши
к
на м;
чтоб
ворон
Не
прил ете л
из
Кракова...
Художник
точно
засек
эт от
момент,
поворотный
в
хо­
де
действия,
и
в
с амой
судьбе
Годунова.
Стра х
объял
Годунова,
б ыть
может,
объял
в
такой
ме­
ре
впе р вые
—
он-то
был
не
из
робкого
д есятка
(«Он смел,
вот
всё . ..»
—
сказал
Шуйский
князю
Воротынскому
о
Го­
дунове).
Этот
ст рах
тем
бол ее
очевиден
в
сравнении
с
тем,
как
ве дет
се бя
с тоя щий
ря дом
с
царем
Шуйский,
фиг ура
которого
выказывает
и
робкое
участие,
и
угод­
ничество,
и
покорность.
Впрочем,
в
рисунке
Кибрика
во с­
создана
подробность,
объясняющая
исчерпывающе
со­
стояние
этих
дв ух
л юдей
в
роковую
для
ца ря
минуту:
это
сильная,
с
растопыренными
п альцам и
д лань
Годуно­
ва,
все
еще
утверждающая
державную
силу,
власть
и
точно
опирающаяся
на
нее,
а
также
слабая
рука
Шу й­
ского,
рука
заметно
робкая,
которую
он
в
смятении
п од­
нес
ко
рт у,
будто
стараясь
установить
еще
одну
прег­
р аду
от
собственных
уст
к
Годунову.
Ес ли
в
цикле,
со­
зданном
Кибриком
к
«Борису Годунову», есть рисунок,
в
котором
в ыраж ено
существо
пушкинского
произве­
дения,
то
это ,
конечно,
вот
этот
рисунок
царя
и
Ш уй­
ского.
Выразителен
п ортре т
Марины
Мнишек
—
в
точном
со­
ответствии
с
сутью
на пе рс ницы
Отрепьева
ее
лицо
точно
р о ждено
зл ым,
сумрачным,
тьмою.
Луч
света,
ослепи­
тельный,
осветил
полов и ну
лица,
п ол оску
ж е мчуга ...
На
нас
глядит
недоброе,
но
красивое
ли цо
м ол одой
женщи­
ны;
очевидный
г нев
сом к нул
губы,
вздул
ноздри,
поднял
314


и
диковинно
изогнул
б ров ь,—
кажется,
не
мин ет
и
се­
кунды,
как
она
произнесет:
Встань,
бедный
са моз ванец ,
Не
мнишь
ли
ты
коленопреклоненьем,
Как
д евочк и
д оверч ив ой
и
с ла бой,
Т щес лавн ое
мне
сердце
умилитъ?
Да,
вот
это
удивительное
свойство
кибриковской
ра­
бот ы:
взглянешь
на
рис ун ок
—
кажется,
установишь
пушкинскую
строку.
В
цикле
п ортре тов
к
пушкинской
драме
с вое
большое
место
занимает
по ртре т
юродивого
—
ми мо
эт ого
портрета
не
пройдешь
равнодушно.
Нет ,
не
скоморох,
развлекаю­
щий
праздную
толпу,
не
шут,
тешащпй
знать,
а
хра бры й
страдалец
за
беды
п арод а,
его
ум ный
рачитель,
его
воин­
с тв енно- не по дк упный
голос:
Николку
маленькие
д ети
обижают...
В ели
их
зарезать,
как
зарезал
ты
малень ког о
царевича.
Он
деспот
лютый,
но
не
теряющий
ум
и
в
стр ахе.
Оп
не
в
силах
по дн ять
руку,
свидетельствуя,
что
говорит
и
от
вмени
нар о да.
Молись
за
мен я,
бе дный
Николка.
В
словах
юродивого
неодолимая
ирония,
но
лицо
п ол­
но
скорби,
а
в
глазах
огон ь.
У
ки бр ик ов ского
юродивого
горящи е ,
больше
то го
—
скорбно-просветленные
глаза,
взывающие
к
совестливости
и
со вест и,
справедливой
ка­
ре,
к
отмщению.
В
цикле
рисунков
к
«Борису Годунову»
художник
будто
набрал
новые
сил ы.
Это т
цикл
знаменовал
но вый
эт ап
в
творческом
развитии
художника
—
иная
манера
письма,
иной
подход
к
самому
восприятию
литературного
материала,
иная
степень
психологического
анализа
ха­
рактеров,—
впрочем,
многое
тут
шло
и
от
пушкинского
текста,
который,
очевидно,
требовал
другого
художествен­
ного
решения,
чем
«Кола», «Тиль»
и
даже
«Бульба».
Так
или
иначе,
а
в
«Борисе Годунове»
мы
увидели
Кибрика,
какого
не
зн али
прежде.
Ну,
разумеется,
он
сберег
ре а­
листическое
су ществ о
своих
п оис ков
в
искусстве,
но
при­
обрел
нечто
такое,
что
делало
его
художнический
поч ерк
более
современным.
315


6
Казалось
бы,
когд а
пу ть
художника
и змер яетс я
де­
сятилетиями,
он
не
имеет
права
в
семидесятых
годах
ра­
ботать
в
той
манере,
в
какой
он
работал
в
тридцатых.
Возможно,
это
мнение
и
резонно,
но
оно
должно
быт ь
реализовано
осторожно.
Манера,
как
бы
з ая вле нная
художником,
не
привно­
сится
извне,
она
возникает
из
самого
существа
его
нату­
ры,
она
для
него
органична.
Поэтому
каждый
новый
шаг
истинный
художник
сверяет
с
э тим
сво им
существом,
нерасторжимым.
Бат ь
может,
так
возникло
то
новое,
что
обнаружил
Кибрик
в
иллюстрации
к
«Борису Годунову»,
а
затем
своеобразно
преломил
в
другой
р або те,
по- сво ему
новаторской,—
мы
говорим
о
рисунках
к
повести
Го голя
«Портрет».
Художник
скажет
об
эт ой
работе:
—На
мой
взгляд,
это
лучша я
книга
о
художнике
в
ми­
ровой
литературе.
Проб ле ма
повести
—
с мысл
жизни
ху­
дожника,
призванного
природой
своего
дела
посвятить
себя
це ли ком
искусству.
Измена
этой
ц ели
рад и
бла га
и
радос тей
жизни
трагически
кончается
пот ер ей
талан­
та,
а
вместе
с
тем
и
жизненной
катастрофой
худож­
ник а.
Возможно,
здесь
е сть
своя
закономерность:
повесть
Гоголя,
с
неумолимой
ве рн остью
обнажившая
проблему
со вест и
художника,
со мкн улас ь
в
сознании
Кибрика
с
его
со бстве нн ыми
раздумьями
о
жизни
в
искусстве,
о
прой де нн ом
пути.
В
своих
рисунках
художник
мог
и
не
п ережи ть
трагедии
Чарткова,
но
и
на
его
пути,
ко­
нечно,
встречались
судьбы,
отдаленно
на по мина в­
шие
чартковские.
Поэтому
хот ел
то го
Кибрик
или
нет,
работа
над
«Портретом»
не
отвергала
и
современных
ассоциаций
—
кибриковские
рисунки
могли
прям о
и
не
говори ть
об
этом,
но
в
них
были
и
недвусмыслен­
ный
уко р
в
ад рес
гоголевского
героя,
и
о см ысл ение
его
жиз нен ных
и
художнических
заблуждений,
и,
возможно,
верность
тем
идеалам,
которые,
с лава
всевышнему,
ни­
че го
общего
не
име ли
с
чартковскими.
Бы ть
может,
мы
чуть-чуть
ус илили
наше
впечатление
о
кибриковских
ри­
сунках
к
п ов ести,
но
есл и
работа
над
рисунками
к
«Порт ­
рету»
вызвала
у
художника
в
какой-то
мер е
аналогичные
ассоциации,
это
естественно.
316


Автолитографии
к
гоголев с ком у
«Портрету», вначале
десять
больших
настенных,
затем
сорок
пять
иллюстра­
ций
к
книге,
при зв аны
раскрыть
гл ав ный
фи лос офск ий
см ысл
повести:
потеря
тал ан та.
Наверно,
это
одна
из
тех
тем,
кот ора я,
б удучи
ак туальн а
в
гоголевское
время,
не
утратила
сво ей
остроты
и
сегодня.
Слава?
Одному
она
прибавляет
требовательности,
умения,
тал ан та,
у ма,
у
другого
она
все
это
последовательно
отнимает,
при в одя
к
краху,
к оторы й
тем
более
сокрушителен,
чем
самозаб­
веннее
б ыло
опьянение
сла вой .
Пер спек т ива
стать
мод ­
ным
о дних
при влек ает ,
других
ст раши т.
В
то м,
что
сделал
Кибрик,
иллюстрируя
го голев ск ий
«Портрет», есть добрый сатирический заряд .
Да,
это
са­
ти ра
на
человека,
кот орый ,
решившись
стать
художни­
ком,
обнаружил
качества,
искусству
противопоказанные:
легковерность
и
легкомыслие,
а
также
неспособность
к
подвижническому
тр уду,
без
к от орого
нет
искусства.
Как
ни
верен
образ
Ч артков а,
созданный
Кибриком,
как
ни
точно
со о тнесен
этот
обр аз
с
гоголевским
ри сун ком
харак те ра
и
эпо х ой,
мы,
зрители,
види м
в
нем
нашего
современника,
э та кого
преуспевающего
мол одого
чел ове ка
от
живописи,
ка к,
впрочем,
не
только
от
живописи
—
от
литературы,
теат р а,
музыки...
Да,
он
им енно
од ин
из
тех,
кто
«живой в душу лезет»,—
надменно-самоуверенный
и
одновременно
со г бенный
в
сво ем
по до бо стр астии,
в
угод­
ничестве
своем.
Жизненная
и
художническая
философия
Кибрика,
где
восхождение
бы ло
медленным,
а
каждый
нов ый
шаг
страховался
подвижническим
трудом
десяти­
летий,
должна
была
предполагать
активное
не прият ие
таких,
как
Чартков,—
для
него
гоголев ск ий
герой
антаго­
нист .
Быть
может,
отча сти
эт им
об ъя сняется,
ско ль
не­
примирим
ху д ожник
в
своем
не прия тии
Чарткова,
сколь
он
к
нему
безжалостен
в
своем
смехе,—
Чартков,
ув ид ен­
ный
Кибриком,
самонадеян,
с песи в,
п уст
и,
в
сущности,
жалок.
Наверно,
чартковская
оди ссе я
был а
необходима
Кибрику,
чтобы
высказаться
по
столь
насущному
вопро­
су:
для
нег о
цикл
рис унк ов
к
«Портрету»
—
это
и
немая
ре пл ика
по
остроактуальному
вопросу,
и
исповедь,
и,
быт ь
может,
возможность
утвердить
пр инципы
для
ху­
дожника
священные.
То,
что
это
со впа ло
с
подведением
некоторых
ит ог ов,
а
возможно,
и
известной
ретроспек­
ци ей
жизни
Киб ри ка
в
искусстве
сообщает
иллюстрациям
к
«Портрету»
свой
большой
смысл.
317


7
Еще
в
«Борисе Годунове»
п ортре тн ое
решение
и ллю­
страций
к
драме
Пушкина
художник
с тарал ся
сочетать
с
многофигурными
композициями.
Художник
считал
это
для
себя
тем
более
обязательным,
что,
как
свидетельст­
вуют
ремарки
Пу шкин а,
он
не
только
не
обходит
уча­
ст ие
народа
в
пр оис ходя щих
событиях,
он
осо бо
это
по д­
черкивает.
Сценам
на
Красной
п лоща ди,
на
Девичьем
пол е
Новодевичьего
монастыря,
на
пло щад и
перед
собо­
ром
в
Мо ск ве,
да,
по
существу,
у
Лобного
места,
пре д по­
с лана
краткая,
но
красноречивая
авторская
ремарка:
«Народ» .
Име нно
в
связи
с
этими
сц е нами
Белинский
ска зал
о
народе
с вои
вещие
сл ова : «Удивительное существо
—
на р од!..
Он
непогрешительно
ис т инен
и
прав
в
своих
ин­
стинктах:
есл и
он
иногда
обманывается
с
этой
стороны,
то
на
од ну
минуту
—
не
более,
и
кто
не
любит
его
по
внутренней,
живой,
с ерд ечной
п отре бн ости
любить
ег о,
тот
может
осыпать
его
деньгами,
ум ират ь
за
него,—
он
буд ет
им
превозносим
и
восхваляем,
но
л юбим
никогда
не
будет.
Ес ли
же
кто
л юбит
его
не
по
ра с чету,
а
по
внутренней
инс т инк тивно й
потребности
любить,
то
мо­
жет
идти
вопреки
вс ем
его
желаниям,—
и
за
это
народ
бу дет
его
осуждать,
бу дет
на
него
ропт а ть
и
в
то
же
в ре­
мя
бу дет
любить
его...»
Да,
пушкинская
ремарка
красноречива: «Народ».
Художник,
иллюстрирующий
«Бориса Годунова»,
но
вправе
игнорировать
эту
рем арк у
—
композиции,
к
кото­
рым
обратился
художник,
подсказаны
э тим
требованием.
Но
это
был и
имен но
композиции,
в
которых
бы ло
свое
реше н ие,
как,
очевидно,
и
св оя
психологическая
задача
—
пс и хология
на родн ой
м ассы,
мятежной,
гнев но
проте­
сту ющ ей,
больше
того
—
негодующей,
а
подчас
и
сражаю­
щейся.
Обратившись
к
м ногоф иг урно й
композиции,
ху­
до жник
обрел
единственную
в
своем
роде
возможность
реализовать
начала
своего
философского
тр уда,
пос вя­
ще нно го
композиции.
Наверно,
у
художника,
об р ат ивше­
гося
к
м ного фи гурно й
композиции,
много
задач,
но
едв а
ли
пе
главная
—
естественность.
Да,
всесильная
на ту­
ральность,
воссоздающая
образ
массы
с
той
п ок оряющ ей
убе дит ель нос тью ,
которая
начисто
исключает
сомнения.
Собственно,
речь
шла
о
картине
черно-белой,
но
тут
уже
сказывалась
природа
художника-графика,
а
коли
о
к ар-
318


тине ,
то
о дно
это
означало
для
художника
новое
качес т­
во,
но вый
поиск,
новое
решение.
Художник
скажет
со
временем:
«Последние годы я увлекался темой народа,
объеди­
няемого
одним
состоянием,
настроением...
Трудна
не
толь­
ко
м ног офиг ур ная
композиция,
кот орой
я
никогда
ранее
не
зан имался ,
но
и
форма,
к
которой
я
об ращаю сь
впер­
вые,—
картина.
Я
сознательно
упро ст ил
для
се бя
зада­
чу
—
отка зал ся
от
колори ст ич ес кой
ст ор оны,
обра тив
все
внимание
на
идейно-образное
решение
темы.
Я
задумал
сд ела ть
че тыре
небольшие
картины
под
общим
названием
1917 год ...
Четыре
к арт ины
—
это,
в
сущности,
четыре
главы
своеобразной
поэмы
о
р ево люц ии.
В
первой
—
митинг
на
Невском
утром
24 ноября,
в
ка­
нун
во сс тан ия,—
пасмурное
утро,
рассветные
сумерки,
тревожная
толп а,
ощутимо
ст елющи й ся
туман
(как сви­
детельствует
хроника,
утро
действительно
б ыло
туман­
ным).
Во
в торой
—
петроградская
ночь,
освещенные
ок на
Зимнего,
цепь
красногвардейцев,
бе рущи х
дворец
штур­
мом.
В
тре тье й
—
народ
хорони т
пав ших
бо рцо в.
Подобно
всему
циклу,
эта
картина
выдержана
в
суро вы х
то­
п ах.
Единственное
цветное
пя тно
—
красные
гробы.
Он и,
как
стяги,
плы вут
над
толпой
—
в
них
скорбь
по
павшим
и
призыв
к
борьбе.
В
четвертой
—
Лен ин
на
три бун е
Вто­
рог о
съезда
Сове тов,
произ но с ящий
св ою
знаменитую
реч ь : «Товарищи!
Рабочая
и
крестьянская
революция,
о
не обх оди мо сти
которой
все
время
говорили
большевики,
совершилась!»
Четыре
картины
—
это
именно
четыре
главы
графи­
ческой
по эмы
об
Октябре,
поэмы,
ис полне нно й
строгой
простоты,
суровости,
правды.
В
эт ой
серии
неотразимо
з начи тел ен
и
убедителен
Ле­
пин
—
е сть
в
его
фи гуре
и
п окор яю щем
жесте
во ля
и
убежденность
вождя,
обретшего
сч ас тье
произнести: «Ре­
в олюц ия
с ове рш и лась».
Над о
отдать
долж н ое
Кибрику,
среди
больших
уд ач
его
гр ажд анск ой
музы
есть
произведение,
па
наш
в зг ляд,
ред кой
мощи
и
убедительности,
во ссо здаю щее
обр аз
Ле­
нина.
Я
г оворю
о
рисунке,
к оторы й
в
каталоге
обозначен
т екс тов кой : «Ленин в подполье.
Июль
1917 года» .
Чита­
тель,
р азу м еется,
вспомнит
этот
рисунок.
Поздний
вечер
застал
Владимира
Ильича
за
работой.
Горит
настоль­
ная
лампа.
Она
освещает
с клон ен ную
фигуру
Ильича.
319


В
самой
позе,
найденной
художником,
нет
на рочи тост и,
она
естественна
и
одновременно
необыкновенно
вырази­
тельна
—
в
ней
и
напряжение
это й
минуты,
и
порыв,
и
энер г ия
мысли...
Такое
впечатление,
что
художник
под ­
см отре л
этот
счастливый
миг
в
жиз ни
Ле нина .
Наверно,
искусство
политика
во
многом
определяет­
ся
чув ств ом
времени,
ощущением
момента.
Л енин
владел
э тим
чувством.
Он
умел
соотнести
время
и
действие,
пр и­
берегая
удар
к
той
самой
минуте,
к огда
возможности
по­
беды
особенно
велики.
Наверно,
эт от
поиск
решения
у
Владимира
Ильича
пр иним ал
разные
формы.
Даже
то­
гд а,
к огда
решение
б ыло
оч ев идным ,
оно
от тачи в алось,
пр иним ая
законченную
ф орму лу
за
письменным
столом,
в
работе
над
рукоп ис ью
воззвания,
письма,
проекта
рез о­
л юции,
текста
листовки.
Как
мне
кажется,
Кибрик
вы з­
вал
к
жиз ни
им енно
это т
момент.
Что-то
значительное
в лад ело
Ле нины м
в
эту
минуту,
что-то
такое,
что
б ыло
насущно
для
великого
де ла,
кот ором у
он
отдал
себя,—на­
вер но,
это
был
восторг
самоотречения,
единственная
в
с воем
ро де
минута
вдохновенной
м ысли,
по добн ая
той,
какую
он
испытал,
к огда
его
п еро
вызвало
к
жиз ни,
на­
пример,
Апрельские
тезисы
или
текст
знаменитого
«Пись­
ма
членам
Ц К», написанного в самый канун Октябрьско­
го
восстания
и
начинающегося
вещими
словами: «Япишу
эти
с троки
вечером
24-го,
положение
донельзя
крити­
ч еско е.
Яснее
ясного,
что
теперь,
уже
поистине,
п ром ед­
ление
в
восстании
смерти
подобно.»
Правдивость
этого
рисунка,
его
убедительность
о бъ ясняе тся,
наверно,
тем,
что
наш
Л енин
на пис ан
в
его
естественном
состоянии,
как
это
с остоян ие
видит
художник,
пр ивык
в ид еть:
во­
сторг
минуты
трудовой...
Хочет
худ о жник
или
нет,
но
в
каждом
рисунке,
даже
со здающ ем
обр аз
вождя
революции,
где
художник,
ка­
за лось
бы,
должен
на п рочь
самоотстраниться,
он
обна­
руживает
себя .
В
выборе
т емы,
в
манере,
в
незримых
акцептах,
которые
он
тут
с дела л,
в
самой
атмосфере,
ко­
то рой
он
окружил
своего
героя ,
кон еч но
же
с каз ыв ается
автор,
строй
его
эстетических
воззрений,
его
пристрастия,
сам
пафос
его
в згляд ов
па
искусство
и
жизнь,
самое
его
существо
—
художническое,
чел ове че ское ,
гражданское.
Да,
это,
наверно,
парадоксально,
но
с
эт им
нельзя
не
со­
гласиться:
рисунок,
где
художник
нач исто
отсут ств ует,
отражает
его
су ществ о
с
поистине
завидной
полнотой
и
исчерпанностью.
320


О днако
какое
отношение
все
сказанное
имеет
к
ри­
сунку
«Ленин в подполье»?..
Наверно,
в
кругу
тем,
от­
ражающих
многогранную
личность
Ленина,
ни
одна
так
не
близка
с ущн ости
самого
художника,
как
э та:
Ленин,
увлеченный
п аф осом
подвижнического
труда.
Я
п оду мал
об
этом,
когда,
обозревая
большую
кибриковскую
вы став­
ку,
попал
в
пер ифери йный
зал,
где
художник
впервые
как
бы
раскрыл
зрителям
лабораторию
мастерства
—
многие
десятки,
а
может
быт ь
и
сот ни
на брос ков ,
пред­
варяющих
работу
над
картиной,
кстати,
на
тему
ленин­
скую.
Когда
см отри шь
эти
наброски,
невольно
стано­
вишься
свидетелем
своеобразного
естественного
отбора,
кот оры й
творит
художник,
отбора
трудного.
Художник
со
временем
ск ажет :
«То одержимое состояние,
в
которое
приходишь
в
по­
гоне
за
ускользающей
мечтой,
приводит
к
тому,
что
все
время
хо чешь
большего,
лучшего,
чем
удается
сделать,
и
иногда
не
може шь
уже
остановиться,
де лая
все
но вые
и
но вые
вар иант ы.
Ка к-то
я
решил
сосчитать,
скол ь ко
на­
копилось
вариантов
гол овы
Бориса
Годунов а .
Я
д умал,
что
их
двадцать
—
тридцать,
не
больше.
Оказалось
129!
Вот
на
это
ин огда
уходят
годы...»
Ну
что
ж,
вот
эта
неудовлетворенность,
когд а
все
ка­
жется
не дос тат очны м
и
несовершенным,
наверно,
как
раз
и
близка
тому
пр ед елу,
к отор ый
зовется
искусством.
Как
ни
далек
этот
пр ед ел,
ст ре млен ие
к
не му
для
художника
всегда
благодатно.
Все
это
хочется
вновь
и
вновь
утвердить,
ко гда
ду­
маешь
о
не легк ом
пути,
которы й
пр ошел
художник
Евге­
ний
Адольфович
Кибрик.
11 С.
Дангулов


ЖУК ОВ
аверно,
художника
на до
смотреть
в
выставочном
зале.
Т ак,
чтобы
был
вернисаж.
И
д оброе
с лово
маститого
коллеги.
И
реч ь
име ни­
т ого
доброжелателя.
И
восторжен­
ная
толпа.
И
с тре кот
кинокамер,
и
робкое
пощелкивание
фот о аппа­
ратов.
И
многоцветье
каталогов
и
бук летов .
Нав ерн о,
художника
над о
смотреть
в
выставочном
за­
ле,
но
я
предпочитаю
ино е.
В
этом
случае
посреди
мастерской
ст авятс я
два
груб оск олоч ен -
ных
табурета
—
один
на
свои
четыре
ноги,
другой
нож­
ками
вверх.
На
первый
усаживается
гость,
у
вт ор ого
ста­
но витс я
художник.
Опрокинутый
табурет
слу жит
сво е­
образным
мольбертом,
впрочем,
табурет
устойчивее
и,
пожалуй,
неприхотливее
м ольбе рта,
если
надо
опереть
на
него
не
о дин
десяток
подрамников
с
холстами,
ли сты
картона
и
ватмана.
Итак,
импр овиз ир ова нный
вернисаж
начался.
У
ху­
дожника,
разумеется,
е сть
св ой
план
показа.
Он
знае т,
с
чего
этот
пок аз
н ачать
и
как
разнообразить,
когда
«вы ­
став ить »
черн о- бел ые
рисунки,
а
ког да
акварели.
У
те бя
уже
давн о
возник
диалог
с
художником.
Как
ни
скуп
он
на
слово
(к тому,
что
сказала
его
кисть,
ему
час то
нечегп
добавить!),
его
нещедрое,
но
неизменно
точное
с лово
оче нь
тебе
необходимо.
Именно
так
я
смотрел
ра боты
Ни кол ая
Жукова.
Смо­
трел
его
зн а мен итые
цик лы,
все
они
были
мне
инт ере­
сны.
Военные
тетради.
Нюрнбергский
п ро цесс.
Итальян­
ские
пар ти зан ы.
Братья
ху до жник и.
Писатели.
Актеры.
Иллюстрации
к
книге
Бориса
Полевого
«Повесть о на­
ст ояще м
человеке».
Д ети
в
нашей
жиз ни
(Жуков любил
рисовать
д етей)...
Но
не
только
это
и,
пожалуй,
не
с толь­
ко
э то.
Все
это
было
лишь
подступами
к
те ме,
кот о­
рой
суждено
было
определить
жизнь
художника
в
иск ус­
стве.
Первая
ра бота .
Не т,
не
просто
цикл,
посвящен­
ный
Марк су,
а
цик л
иллюстраций,
цик л
гр афич еск их
ра­
322


бот,
и ллюст ри рующи х
.книгу
воспоминаний
о
Ма рксе .
Впрочем,
рисунки
были
в ыз ваны
к
жизни
книгой
и
с
книгой
связаны,
но
поз дн ее
как
бы
книгу
пок ину ли
и
зажили
своей
со бств енно й
ж изнь ю.
Сегодня
это
самостоя­
те л ьный
цикл
—
Маркс.
Как
ни
своеобразны
эти
циклы,
есть
о дна
черта,
ко­
торая
их
объединяет:
это
этапы
мировой
истории
и
исто­
рии
оте чест ве н ной.
В
том
с луч ае,
если
бы,
например,
воз­
никла
книга-монография
о
минувшей
войне,
рисунки
художника
могли
бы
войти
в
нее
как
нечто
орга ни чное .
Следовательно,
это
художник
исторической
т емы,
ра скр ы­
вающий
суще ств о
с обыт ий
и
лю дей,
чьей
мыслью
и
эне р­
гией
живет
и
развивается
время.
Однако
ни
оди н
цикл
художника
не
объял
и
не
воп лот ил
историческое
начало
так
полно,
как
его
главный
труд
—
Ленин.
История.
Г л убоко
убежден,
что
зрительный
образ
Ленина,
каким
его
воспримет
грядущее
время,
будет
складываться
не
только
из
того,
что
в ос соз дали
кино
и
фот о,
но
и
из
то го,
что
сотворили
л юди
искусства
—
ху­
дожники
Андреев,
Иогансон,
актеры
Щукин,
Штраух,
Плотников.
Кон ечно ,
фотография
и
кинолента
обладают
достоинствами
бесценными,
однако
произведение
искус­
ства,
если
оно
подлинно,
добудет
такую
глубину,
которую
способно
до быть
лишь
оно.
Наверно,
в
ряду
тех
наш их
художников,
чей
труд
был
здесь
плод отв ореп ,
свое
боль­
шое
место
займет
и
Жуков.
Я
ска зал
—
исторический
ху до жник ...
Но
главное
тут
не
сто л ько
в
хара ктере
те мы,
которая
по
всем
признакам
является
и стор иче ской ,
с кольк о
в
том,
ка кими
чертами
от мече н
челов е к,
ко тором у
работа
посвящена.
Ес ли
это
человек
такого
размаха
и
такой
силы
интеллекта,
как
Лен ин,
то
наивно
думать,
что
эту
за дачу
можно
решить
без
того,
что бы
т воя
работа
не
стала
исследованием.
Вот
почему
работа
художника,
создающего
Л епп нн ану,
это
в
какой-то
мере
и
раб ота
ученого.
Ес ли
об раз
Ленина
—
это
мысль
Ленина,
то
источником,
питающим
тв орче ств о
художника,
должны
быт ь
сочинения
вождя:
нет ,
не
толь­
ко
книги
и
доклады,
но
не
м енее
важны
записи
и
пис ь­
ма
—
они
в
большей
мере
личны.
Одна ко
даже
уда чно
найденная
тема
не
может
стать
произведением
искусства,
если
она
не
ст ала
об разом
человека.
И
художник
отпра­
вля етс я
на
пои ск
по
дорогам,
которы е
ко гда- то
был и
и
дорогами
его
ге роя,
а
что
ес ть
поиск,
ес ли
пе
исследова­
II*
323


ни е?
Эти
дороги
и
многотрудны,
и
извилисты:
это
не
только ,
к
примеру,
невские
набережные
или
кремлев­
ск ие
п лоща ди,
но
и
уло чки
лондонского
при города,
залы
Британского
музея,
Гайд-парк...
Ху д ожник
знает,
что
Лени н
был
здесь ,
но
н адо
увидеть
его
так,
чтобы
все
остальные
поверили,
что
он
здесь
б ыл.
И
есть
закон
правды:
убеждает
лиш ь
знание
предмета,
деталь,
неоп­
ровержимо
свидетельствующая
—
это
был о
так,
а
не
иначе.
Деталь.
У
Жукова
ес ть
рисунок
необычный—«Сол­
датские
ног и».
Да,
множество
но г,
обутых
в
солда тск ие
опорки.
Художник
тщательно
выписал
эти
опорки.
Ви д­
но,
как
они
износились
на
ухабистых,
каменистых,
пыль­
ных
д орогах
во йны.
Взгляни
на
эти
ноги
и
поймешь,
как
нам
был о
худо...
Если
бы
Жуков
писал
батальные
полот­
на
на
батальные
темы,
то
надо
бы ло
в осс озд ать
только
эту
деталь,
чтобы
зритель
понял:
художник
не
мог
это
выдумать,
он
это
в идел.
Если
полистать
ра бочие
тетради
художника,
наверно,
можно
отыскать
там
и
в ек овой
дуб
из
лондонского
Гай д-па рк а,
и
читательский
сто лик
из
Британского
музея,
и
ри сун ок
смольнинского
окна,
и
торцовое
покрытие
кремлевских
площадей,
и
рисунки
тесаного
камн я,
кото рый
укрыл
п лоща дь ...
Каз ал ось,
что
в
эт ом
примечательного
—
камень?..
Но
это
тот
са­
мый
камень,
из
которого
выстраивается
создание
искус­
ства.
.
М
ы
с
л
ь.
Жуков
сделал
пол торы
тысячи
рисунков
Л ени на.
Я
видел
те
из
них ,
кот орые
по ка зал
мне
сам
художник.
Они
относятся
к
разной
по ре
в
жизни
Ленина,
обнимают
разные
стороны
его
натуры,
показывают
Ле­
пина
во
все м
разнообразии
сос тояни й
человека,
но
по
мне
лучшие
из
них
те,
где
показана
суровая
простота
в
об­
лике
Ленина,
где
воссоздан
Ленин-вождь,
а
следователь­
но,
воитель
революции
и
мыслитель.
У
меня
есть
тут
с вое
объяснение
удачи
художника.
Уверен,
что
существо
Ле­
нина
—
это
мысль
Лен ин а,
его
способность
проникать
в
суть,
его
дар
анализа,
а
сле дов а тельн о,
предвидения.
Ну,
например,
вот
этот
простой
и
ёмкий
ри сун ок
—
«Ис ­
тина».
М олодо й
Лен ин
полураскрыл
книгу,
удерживая
страницу,
которая
взволновала
е го.
Возможно,
это
книга
Маркса,
а
бы ть
может,
Чернышевского
или
Плеханова.
Книга
дал а
тол чок
мысли
Ил ьич а:
вот
о на,
истина,
ко­
торую
он
искал...
Ее
бледный
свет
едв а
забрезжил,
она
тольк о-толь ко
обозначилась,
но
как
опа
обнадеживает,
324


как
много
об ещае т.
«Вот она,
ис тина!»— т очн о
шепчут
губы
Владимира
Ильича.
Рисунок
сделан
тушью.
Он
выразителен
потому,
что
лаконичен:
из
тьм ы
выхвачено
тольк о
то,
что
объясняет
суть,—
руки
с
раскрытой
кн и­
гой
и
лиц о,
ве рн ее,
в ерхн яя
его
част ь
—
гл аза,
полные
тр ев оги
и
радости,—
истина!
Не
думаю,
что
успех
тут
дал ся
художнику
легко.
Художник,
отважившийся
на
то,
чтобы
п о казать
та кого
Ле ни на,
должен
быт ь
очень
сме ­
лым
человеком.
Почти
уверен,
что
успех
^гут обретен
в
итоге
труда
титанического,
ибо
это
тот
самый
случай,
когда
одним
талантом
ничего
не
сделаешь,
а
необходи­
мо...
Впрочем,
что
тут
необходимо,
воп рос
особый
и
тре­
бует
особого
раз гов ора.
Зрелость.
Благодарно
сравнить
два
цикла
—
Ма ркс
и
Ле нин.
Даж е
глазу
неискушенному
видно:
второй
цик л
в
большей
ме ре
приближен
к
бе дам
и
радостям
земли,
он,
этот
цикл,
ст роже,
жиз нен нее.
Почему?
Нет,
не
то ль­
ко
потому,
что
первый
сотворен
молодым
Жуковым,
а
второй
не
столь
молодым.
Не
только
поэтому.
Вернее,
не
столько
поэтому.
П рич ина
в
д ругом
—
межд у
первым
и
вторым
циклами
была
война.
Да,
Лен ин
увиден
худож­
ником,
кото рый
был
на
во йне.
Он
увиден
глазами
нашей
великой
беды
и
нашего
великого
опыта.
Казалось,
какое
отношение
могут
иметь
к
ленинской
теме
все
эти
Жуков­
ские
циклы—«Солдаты»,
«Нюрнбергский
процесс»,
«Пленные», «Партизаны»? Оказывается,
само е
прямое!..
Вот
эта
суровая
сдержанность
в
обли ке
Лен ин а,
раз­
думье,
трудная
мысль
не
даду тся
художнику,
за
плечами
которого
не
б ыло
опыта
жиз ни,
а
война
сгущает,
конден­
сиру ет
оп ыт
жизни.
Для
художника,
работающего
над
образом
Л ен ина,
независимо
от
того,
актер
он,
писатель
или
график,
бес­
ценна
анд р еев ская
Лен ини ан а.
Нет,
не
потому
лиш ь,
что
Андреев
и
лепил
и
ри сов ал
Владимира
Ильича
с
на­
туры,
а
в
си лу
того,
что
он
проник
в
существо
образа:
есть
в
андреевском
Ленине
спо к ойная
м удрость
вождя,
вопреки
вс ем
ненасть я м
века
уверенно
см о трящег о
впе­
р ед.
Если
эт от
образ
убеждает,
то
прежде
всего
св оей
естественностью,
своей
человечностью.
Кстати,
уровень
постижения
человека,
каким
об ла дал
А ндр еев,
был
очень
высок
—
об
эт ом
гов оря т
некоторые
его
ра боты ,
в
ча ст­
ности
скульптурные
пор тре ты
Островского
и
Гогол я.
У
Андреева
Л епин
сосредоточен,
нерасторжимо-собран,
хотя
й
не
напряжен,—
п ов торяю,
спокойная
м удр ость
325


вл адеет
в ожд ем...
Но
то,
к
ч ему
Андреев
пришел,
обща ­
ясь
с
Владимьр-ом
Иль ич ем,
художник,
ра бота ющи й
над
образом
Ленина
с егодн я,
пр иход ит
до рог ой
м н оготрудн ой.
Тем
поучительнее,
что
итоговая
мысль
близка
андреев­
ской.
Что
это
за
пут ь
и
что
это
за
мысль ?
Жуков
писал
об
андреевской
Л ениниане: «Все скуль­
птуры
Андреева
отличает
од но
общ ее
свойство:
они
пе­
редают
то,
что
можно
схватить
в
наброске
—
промежу­
точное
движение.
Благодаря
этому
зритель
ощущает
как
бы
живого
Лен ина» .
Жуков
стремился
воссоздать
живого
Ленина,
ух ват ив
име нно
это
«промежуточное движение».
Обладая
да ром
воображения,
Жуков
стремился
увидеть
Ленина
таким,
каким
его
видели
те,
кто
име л
возмож­
ность
наблюдать
его
близко,—
то,
что
можно
был о
на­
звать
«промежуточным движением», пожалуй,
лучше
их
ник то
не
знал.
«К себе»
и
«От себя» .
Жуков
вспоминает
с вой
в
высшей
степени
инт е рес ный
раз гов ор
с
Бонч-Бруевичем,
известным
деятелем
революции
и
управляющим
Сов н ар­
кома.
Увидев
рис ун ок
Жукова,
на
котором
Ленин
из о­
бражен
с
«застывшей,
напряженно
вытянутой
ру ко й»,
собеседник
художника
сделал
вывод,
что
Жуков
не
видел
живого
Ленина.
Ре пли ка
Бонч-Бруевича,
которой
он
со­
проводил
это
с вое
з амеч ани е,
столь
ха ракт ерн а
и
в
такой
степени
отвечает
сути
нашего
разговора,
что
есть
см ысл
воспроизвести
ее
полностью.
«Верно,
быв ало ,
ко гда
Вла­
димир
Ильич,
выступая,
обращался
в
зал,
выс тавл яя
вперед
руку,
что бы
правильно
поставить
акцент
в
ре­
чи,
добиться
большего
к онта кта
со
сл уш ателя ми, —
ск а­
зал
Бонч-Бруевич.
—
В
движениях
Л енин
был
очень
подвижным,
искрящимся.
Но
жес ты
его
были
мягче,
красноречивее,
точнее,
они
был и
как
бы
«к себе»,
а
не
«от себя», и именно в этом их характерная особен­
ность.
Жест
«от себя»
характеризует
человека
само­
уверенного,
эгоистичного,
а
вы
з наете,
что
Л енин
та ким
не
б ыл».
По
словам
Жукова,
это
замечание
Бо нч-Б руеви ча
имело
для
н его
большое
значение.
Мысль
Б онч -Бруев и ча
о
ле нинск их
жестах
«к себе»
и
в
высшей
степени
в аж­
ный
вывод,
кот орый
сделал
художник,
изучая
андреев­
ску ю
Лениниану,
в
сознании
художника
как
бы
ото жд е­
ствились
и
оказались
для
художника
плодотворными.
Именно
плодотворными.
Многие
ра боты
Жукова
потому
.326


так
убедительны,
что
во ссо здаю т
Ленина
в
ход е
его
каж­
додневных
дел
и
как
бы
сделаны
с
натуры.
Но
что
значит
«как бы с натуры»? Как ни совершен ­
на
способность
художника
мыс лит ь
зримо,
эта
спо соб ­
ность
беспо мо щ на,
ес ли
не
оп ирает ся
на
з нание
материа­
ла.
Как
по дск аз ывает
о пыт
художпика,
многое
могут
дать
свидетельства
современников.
В ос пом инание .
Г ов орят,
что
успех
беседы
зав и­
сит
от
рассказчика:
талантлив
расс ка зчи к
—
и
беседа
удастся,
бесталанен
—
беседа
неминуемо
потерпит
крах.
Кон ечн о,
рассказчик
—
это
ва жно,
но
не
ме нее
важен
талант
того,
кто
выз вал
рассказ.
У
Жукова
был
дар
р ас­
положить
р а сск азчика
к
такому
рассказу.
Среди
тех,
с
кем
Николай
Николаевич
беседовал
о
Ле нине ,
сам
ху­
дожник
вы д еляет
Глеба
Максимилиановича
Кржи жа н ов­
ского.
Х уд ожник
однажды
долго
беседовал
с
Кржиж ан ов­
ским,
пок аз ав
ему
шестьдесят
своих
рисунков
и
выслу­
шав
замечание
Гле ба
Максимилиановича
по
каждому
из
н их.
«Внешность Кржижановского была такова,
что
в
продолжение
двух
часов
моего
пр еб ыв ания
я
ис пыт ы­
вал
стра стн ое
Жел ание
рисовать
его
с а мого,—
вспоминал
позднее
Жуков.
—
Сухощавое,
очень
подвижное,
перга­
ментного
цвета
лицо
с
глазами,
впитавшими
в
се бя
жиз нь
века,
по раз ило
ме ня
своей
мудростью.
Гл аза
его
б ыли
настолько
выразительны,
что
они
пог лоти ли
все...»
Я
з нал
Кржижановского
и
гот ов
подтвердить:
жуковское
наблю­
дение,
по-моему,
очень
верно,
особенно
вот
э то: «...пер­
гаментного
цвета
л ицо
с
глазами,
впита в шим и
в
себя
жизнь
века...»
В
течение
тех
двух
часов,
к оторы е
Жуков
пробыл
у
Кржижановского,
ему
надо
б ыло
не
просто
показать
рисунки
Глебу
Максимилиановичу
и
попросить
их
свое­
образно
отрецензировать,
но
сделать
ино е,
мож ет
быть
более
ва жное :
склонить
почтенного
собеседника
к
разго­
вору,
к оторы й
бы
дал
возможность
художнику
увидеть
живого
Ленина.
Коне чно,
возможности
одной
беседы
да­
же
с
таким
лицом,
как
Кржижановский,
ограничены,
но
тем
б олее
важно
бы ло
склонить
его
к
раз гов ору
о
живом
Ленине.
Задача
бы ла
пе
простой,
но
Жукову
уда лос ь
ее
решить.
Смысл
его
вопроса
к
Кржижановскому
можно
было
определить
т ак : «Если вам надо было дать предста­
вление
о
жпвом
Ленине,
как
бы
вы
это
сдела ли?» Вид­
ію,
это т
вопрос
став ил ся
перед
Кржижановским
и
пре ж­
де,
по
кр айн ей
мере
б ыло
впечатление,
что
у
не го
не
327


бы ло
необходимости
импровизировать.
«Вот артист Плот­
ников
в
Вахтанговском
театре...
Слышали?
Разгадал
тайу
ну
Ленина.
Он
просто,
как
бы
сам
не
замечая,
ткнет
палец
вот
так
—
в
карман
жиле та
или
пиджака,
и
я
ви­
жу
—
передо
мн ой
Володя...
Из
всех
актеров,
которых
я
видел,
Плотников
наиболее
бли зок
к
истине...
В
пьесе
«Человек с ружьем»
я
его
без
сле з
см отр еть
не
мог
—
ст о­
ит
пер едо
мной
живой
Лен ин ...»
Кр жижано вск ог о
о бма­
нуть
не
просто.
Ес ли
Плотников
убедил
его,
значит,
есть
ре зон
присмотреться
к
актеру
пристальнее.
Ну,
разумеет­
ся,
эта
особая
похожесть
—
пло д
труда
и
тал ан та
ак те ра,
итог
мук
тв орч еск их,
результат
поиска,
но
что-то
е сть
и
органическое,
свойственное
первоприроде
Плотникова.
Именно
поэтому
Лени н
в
исполнении
этого
актера
стал
предметом
особого
интереса
Жукова.
Бы ть
может,
та
м н огогра нн ость
мысли
и
настроений,
которую
нес ет
у
ху­
до жн ика
Лен ин
и
которую
вернее
всего
надо
б ыло
бы
на­
звать
п ласт ичн ост ью
об ра за,
подсказана
в
какой-то
ме ре
и
наблюдениями,
которые
сд елан ы
в
театре.
Одн ако
как
ни
совершенен
был
метод
накапливания
и
осмысления
м ат ериал а,
к оторы м
обладал
художник,
он,
это т
м ате ри­
ал,
мог
бы
лечь
мертвым
грузом,
если
бы
мастер
не
су­
мел
претворить
его
в
жиз нь.
П ортре т.
Кстати,
о
пластичности.
Ес ли
пл аст ич­
но сть
в
изобразительном
искусстве
—
это
естественность
и
выразительность
в
сво ем
наиболее
органическом
соч е­
тании,
то
на
пу ти
к
ней,
как
полагал
художник,
е сть
од­
но
средство,
действенное.
Нет,
не
просто
безупречное
в ла­
дение
рисунком,
владение
в ирт уозн ое,
которое
художник
совершенствовал
каждодневно.
Когд а
листаешь
его
т ет­
ради,
создается
впечатление,
что
он
вырабатывал
в
с ебе
способность
уметь
рисовать
все,
что
его
окружает.
В
ра­
боч их
тетр адях
Жукова
не
бы ло
вт оростеп е нн ого.
Следо­
вательно,
не
просто
владение
рисунком,
а
умение
рисо­
вальщика-портретиста,
способного
наблюдать
натуру,
мгновенно
и
точн о
ее
воспроизводить.
Не
зн аю,
устраива­
лась
ли
когда-нибудь
выставка
портретов,
созданных
ху­
дожником,
вс его
ли шь
портре тов ,
но
если
бы
такая
вы­
ставка
б ыла
устроена,
она,
как
мне
кажется,
бы ла
бы
ин­
те ре сной
—
здесь
художник
оче нь
сил ен.
Ха рак терн ая
черта
этих
портретов,—
нет,
не
толь ко
тех,
кот оры е
вын е­
сены
на
холст
и
писаны
ма слом ,
по
и
портретов-эскизов,
пи санных
к ар андаш ом
и
ту шь ю,—
их
пс их ологичн ос ть.
Ты
можешь
не
знать
человека,
но
взгляни
на
его
порт­


рет ,
он
тебе
скажет
то,
что
те бе
не
ведомо,—
тут
бу дет
не
только
характер,
хо тя
характер
—
это
уже
много...
Вот
портрет
Георгия
Товстоногова,
как
мне
кажется,
т ипич­
ный
для
портретного
тв орче ств а
художника.
Наверно,
пор тре т
был
сымпровизирован
за
час-полтора,
это
да же
пе
п ортре т,
а
эскиз
к
портрету,
но
как
он
пс и хологи че­
ски
интересен
и
как
в
нем
мно го
содержания.
Ты
мо­
ж ешь
обращаться
к
портрету,
открывая
в
нем
все
новое,
а
это
уже
что-то
значит...
Вот
эта
с посо бно сть
художни­
ка
видеть
н атуру
хара кте рна
для
его
карандашных
на­
бросков,
сделанных
в
часы
застолья,
на
писательских
и
театральных
ф орум ах,
на
вст ре чах
с
коллегами-художни­
ками.
Сегодняшний
день
нашего
искусства
здесь
пред­
ставлен
портретной
галереей.
Особенно
значительна
га­
лерея
товарищей
по
оруж ию ,
мастеров
кисти
и
резца:
Кончаловский,
Кибрик,
Ме ркуров ,
Нисский,
Кокорин,
Дубинский,
Сойфертис...
Художник
осуще ств и л
сво й
за­
мыс ел
столь
лаконичными
средствами,
что
кажется
—
ри­
сунки
сделаны
как
бы
с
одного
удара,
и
всюду
пр и­
сутствует
сам
художник,
его
внимательно-радушный,
задумчивый
или
чуть
ироничный
взгляд.
Так
или
и на­
че,
а
во
всех
рисунках
воссоздан
человек,
и
ри су нок
го­
вори т
о
нем
так
много,
как
столь
скупыми
средствами
ты
не
скажешь
о
нем
ни
в
кино,
ни
в
театре,
ни
даже
в
ли­
тературе,—
поистине
здесь
карандаш
художника
всеси­
лен.
Художник,
чьи
работы
всегда
были
преимущественно
черно-белыми,
обращается
к
акварели.
В
эт ом
—
желание
зрелого
мастера
раздвинуть
пределы
профессионального
о пыта.
Но
не
только
это.
Жуков
будто
хочет
ск азать :
«Я
—
художник,
и
мне
это
подвластно».
В
точном
с оот­
ветствии
с
природой
акварели,
сохраняя
свойственную
этим
кр ас кам
способность
воссоздавать
от те нки
света,
Жуков
подолгу
ищет
натуру
для
сво их
акварельных
ра­
б от,
полагая
справедливо,
что
для
вод яны х
красок
не
к аждая
натура
хороша.
К огда
возник
замысел
портретов
итал ь янс ких
партизан,
художник
ре шил:
приш ла
пора
акварели.
И
действительно,
брон зов ол ик ие
люди,
мужчи­
ны
и
женщины,
чья
одежда
не
бои тся
ярких
красок,
вы­
глядели
на
портретах
Жукова
в
высшей
степени
коло­
ритн о.
Видно,
стихия
красок
увлекла
художника,
она
п ока зала
Жукову,
что
здесь
у
не го
могут
быть
серьезные
приобретения,
и
он
не
оставлял
акварели
и
после
возвра-
329


щ енпя
из
Италии.
«Сделал в один сеанс!
Как
вам?
По
душе?»
Порт ре т,
к ото рый
п ока зал
мне
Жуков,
действительно
был
хорош
—
краски
сильны,
сочетание
их
мягк о
и
на ту­
р ально ,
с ама
фиг ура
человека
исполнена
рад ост и,
рис у­
нок
дышал
жизнью.
Как
ни
праз д нич ен
был
п ортре т,
художник,
увлекшись
красками,
не
забыл
главного:
он
сб ерег
отношение
к
человеку,
которого
написал,
этот
че­
ловек
ему
был
дорог...
Но
кисть
художника
умеет
бы ть
и
злой,
я
бы
ск а­
зал
—
зл ой
бес по щадно .
В
течение
нескольких
месяцев
изо
дня
в
день
художник
раб ота л
в
за ле
заседаний
Нюрн­
бергского
трибунала.
Устроившись
в
глуби не
зала
и
во­
оружившись
биноклем,
он
писал
военных
преступников...
Жуков
был
св и дет елем
бед
и
жертв
во йны.
Много
и
уп орно
он
думал
над
тем,
что
яв ил ось
первопричиной
войны
и
как
ве лик
след ,
к оторы й
она
оставила
в
душах
людей.
Все
это
пре доп ред ели ло
его
отношение
к
Нюрн­
бергу.
Он
понимал,
что
у
него
возникла
единственная
в
св оем
ро де
возможность
увидеть
лицом
к
лиц у
тех,
кто
вызвал
а дов
огонь
и
повинен
в
гибели
миллионов.
С
не­
утомимостью
и
упорством,
на
какие
способен
художник,
Жуков
пи сал
портреты
подсудимых.
Из
эт ого,
что
Жуков
сделал
в
те
дни,
опубликована
л ишь
ма лая
час ть.
В
ар­
хиве
художника
хранится
серия
рисунков,
которые
Жу­
ков
сделал
по
эскизам,
вернувшись
из
Нюрнберга.
Изо­
б р ажение
преступников
зде сь
намеренно
шаржировано
—
в
рисунках
Жукова
они
глядят
как
бы
из
но чи
сво их
злодеяний,
в
рисунках
нет
предметного
фо на,
его
заме­
н яет
тьма.
Придав
сво ему
пор тре тн ому
творчеству
столь
разно­
образные
формы,
Жуков
точ но
обрел
дополнительные
в оз­
можности
для
р ешен ия
задачи,
о
которой
я
говорил
вы­
ше:
пластичность.
Да,
та
са мая
пластичность
рисунка,
которая
так
убедительно
сказалась
в
том
большом,
что
создал
художник.
Эта
статья
была
нап исана,
когд а
пришла
весть
о
к он­
чи не
Николая
Николаевича
Жукова.
Я
видел
Жукова
в есно й.
Тогда
он
собирался
в
Италию
и
показал
мне
выставку,
которую
намеревался
повезти
туд а.
Потом
в есь
веч ер-
он
чи тал
свои
записи,
невыдуманные
рассказы,
рассказы
из
жиз ни.
Все,
что
бы ло
проч ит ан о,
бы ло
по-
330


жуковски
ум но
и
кре пк о.
И
выставка,
и
эти
Жуковские
рассказы
оставляли
впечатление
сил ы.
Это
сознание
си­
лы
в нуши ло
художнику
ту
добрую
уверенность,
которой
дышала
вся
его
натура
в
эт от
апрел ь ски й
вечер
се мьд е­
сят
тре тье го
года.
Только
такому
человеку
б ыло
по
пл е­
чу
то,
что
он
оставил
в
искусстве.
Я
имею
в
виду
лени н­
ск ий
цикл
Николая
Николаевича,
к оторы й
мне
хоч ет ся
л азв ать
великим
гр ажд анск им
и
тв орч еск им
подвигом
художника.


ГОР ЯЕВ
сть
некая
тайна
в
то м,
что
спо­
собно
остановить
внимание
гра­
фика,
когд а
он
обращает
взгляд
на
литературу.
В
самом
де ле,
пе­
ред
ним
океан
литературы,
нед о­
статка
в
выборе
тем
не т.
Избрать
тут
неч то
свое,
сокровенное
и
своеобычное,
значит
в
какой-то
ме ре
предпочесть
ему
все
осталь­
ное.
Да
правомерно
ли
это,
когд а
ре чь
идет,
как
с ей час,
о
мире
классики,
значение
которой
бес­
ценно?
Пр и нять
решение
—
значит
обречь
се бя
на
сомне­
ния .
Но
решение
принято,
и
оно
—
бесповоротно,
иначе
в
нем
нет
смы сла.
Итак,
решение
принято,
как
у
Горя­
ева,
например:
Петербург
Гого ля
и
Достоевского,
мир
Петербурга,
а
с ледов а тельно ,
мир
казенной
России,
цит а­
дел и
чиновничества,
чинопочитания,
ст оячи х
воротни­
ков
и
плюмажей,
крестов
и
звезд
на
вицмундирах.
В
литературе
нет
т емы,
в
большей
мер е
не
празднич­
ной
по
характерам
и
колори ту,
чем
эт а.
Что
же
ув лекло
художника?
Наверно,
все,
что
лежит
за
че ртой
эт ой
о быде нно сти
и,
быть
может,
заурядности:
психологическое
существо,
глуб ин ы
души,
то
большое,
что
являет
собой
челов е к,
что
о быденно
и
тускло
на
первый
взгляд
и
многосложно
при
ближайшем
рас см отре н ии.
Но
это
не
все,
ест ь
у
Гогол я
и
Достоевского
нечто
общее
—
ве чная
тема
борьбы
за
че­
лов е чес кое
достоинство,
вечная...
Но
это
разговор
самостоятельный.
—
Почему
П ете рбург ?
Помню,
как
на
за ре
жизни,
еще
не
устроенный
и
не
нашедший
себя,
попал
в
эт от
город
и
обр ел
ночлег
в
Рыцарском
за ле
Эрмитажа.
Пом­
ню,
как
ощути л
в
эту
но чь
всю
огромность
и
не ую тн ость
эт ого
города...
Это
сказал
Горя ев ,
п ытаясь
ответить
и
сам ому
себе,
почему
Петербург.
332


Когда
стараешься
представить
себе'мир
петербургских
клерков,
неизменно
в
сознании
встает
раннее
ут ро
и
се­
ро-зеленые
ко сяки
чиновничьего
люда,
стремящегося
п ро­
спектами
и
площадями
к
вожделенным
деп арт амент ск им
берегам:
в
эт ом
чиновничьем
марше
е сть
нечто
воинст­
венное
и
необратимое,—
наверно,
одних
гонит
вперед
нужда,
других
кор ыс ть.
В
одном
и
другом
случае
марш
чиновничьей
армады
действительно
необратим.
Гов оря
о
северных
повестях,
Белинский
отм етил ,
что
Гоголь
обнаружил
здесь
страшную
верность
действитель­
ности.
Эта
верность
действительности
—
в
беспощадности
картины
того,
что
есть
сл ужив ый
Петербург,
где
па рад­
ный
Невский
насмерть
сши бся
с
Колом н ой
и
Васильев­
ским
островом,
а
мир
титулованных
сановников,
живу­
щих
в
каменных
х ором ах
Дв орц овой
набережной,
с
ми­
ром
чиновников-бедняков,
обитающих
в
знаменитых
петербургских
трущ оба х.
Чернышевский
винил
Г оголя,
что,
показав
э тих
горе м ык
из
чиновничьего
сословия,
Го­
голь
не
п ошел
дальше
сос тра дани я, —
для
в ели кого
дем о­
крата
гоголевский
гуманизм
со ст рад ания
был
недоста­
точен.
Но
верно
и
то,
что
им енно
Гоголь
придал
осмеянию
этот
мир
звезд
и
крестов,
мир
корыстолюбия
и
пошлости.
В
то м,
как
в
рису нк ах
Го ря ева
возникли
Гоголь
и
До­
ст оев ский ,
е сть
и
взаимосвязь,
и
взаимопроникновение,
и
преемственность,
к огда
од ин
мастер
е сли
не
вызвал
к
жиз ни
другого,
то
как
бы
предрек
его,
не
поступившись
своей
самостоятельностью
и
не
посягнув
на
суверенность
другого.
В
том,
как
пи сател я
воспринимает
художник,
есть
своя
особенность,
с вой
необщий
знак.
По
словам
Горяева,
его
привлекают
в
Гоголе
лаконич­
ность,
сп осо бнос ть
ск ладыв ать
впечатления
в
символы,
умение
остро
поставить
во пр ос,
извлечь
гражданскую
мысль;
идеальный
герой
Гоголя
хор ош
небанальной
кр а­
со той:
каждоминутное
чувство
долга
—
русская
че рта ...
Гогол ь
обра ще н
не
толь ко
в
прошлое
—
он
насу щ ен
и
се­
годня.
Наш
моральный
коде кс
предусматривает
борьбу
с
накопительством,
а
это
значит
—
борьбу
со
злом.
Оно,
это
зл о,
существует,
хотя
пр иняло
ин ые
формы.
Благо­
родно
по дн ять
меч
искусства
на
эту
пошлость,
вс ех,
кто
спос об ен
де рж ать
этот
меч,
сделать
борцами
против
пош­
лости.
Как
у
Ме йер хольда:
есл и
зрителя
посадить
на
сц е­
ну,
он
увидит
зло
р ядом
и
захочет
с
ним
боротьс я...
353


В
петербургских
повестях
лаконизм
и
метафоричность
Го голя
до сти гают
силы
несравненной.
Я
раскрыл
петербургские
повести
Г оголя
с
иллюстра­
циями
Го ря ева.
В
отлич ие
от
украинских
повестей,
щед­
рых
на
краски,
петербургские
повести
точно
во с прин яли
холод н ый
сумрак
Петербурга,
они
черно-белые
по
само й
своей
сути.
Ес ли
произведение
способно
подать
художни­
ку
некий
знак,
то
знаком
этим
буд ет
лаконизм
и
ас ке­
тичес кая
строгость.
Одн ако
как
воспринял
этот
аскетизм
петербургской
прозы
Гог оля
горяевский
рисунок?
Он,
этот
рисунок,
че рно- бел ,
нерушимо
черно-бел,
но
это
только
-зачин
аскетического
существа
иллюстраций
художника
к
Гоголю.
Не
менее
действен
тут
горяевский
штри х,
вс е­
си льн ый
штри х,
едв а
ли
не
гл авный
элемент
рисунка.
Как
ни
скуп
штри х,
он
со общ ает
рис унк у
и
объемность,
и
рельефность,
и
плотность,
и
то
ощуще ни е
д ина мично­
сти,
которое
отличает
рисунки
графика.
Но
то,
что
условно
можно
на зв ать
динамичностью
го-
ря евски х
рисунков,
требует
специального
разговора.
Вот
ил люс т рации
к
«Носу», например,
тот
знаменитый
ри су­
нок ,
где
бр адо бр ей,
у щи пнув
нашего
ге роя
за
нос,,
занес
холодную
сталь
брит в ы.
В
пол е
зрения
ни
единой
лиш­
ней
детали:
два
персонажа,
кр ай
кресла,
бр итв а...
Одн ако
что
сообщило
рисунку
жизнь,
что
сделало
его
таким
на­
туральным?
Нет,
не
только
характерность
сам их
пе рсо­
нажей—
вот
этот
вздыбленный
вихор
и
острый
л окоть
у-брадобрея,
бугор
но са,
лоб,
иссеченный
морщинами,
п
глаза
навыкате
у
ге роя.
Все
это
схвачено
наблюдатель­
ным
глазом
и
в осс оздано
точно,
но
сут ь
не
только
в
это м
—
картина,
как
ее
увидел
художник,
полна
дв и­
жения,
и
оно
сообщило
происходящему
жизнь .
Все
в
на­
клоне
туловища
у
бра добре я,
очень
характерном,
и
вз ма­
хе
руки,
которая
з анесла
бритву.
Горяев
хорошо
знает
п ри роду
движения.
Он
поним а­
ет:
чтобы
движению
придать
с тре мит ел ьно сть,
надо
за­
став ит ь
работать
не
столько
предмет,
нах о дящ ийся
в
дви­
жении,
скол ь ко
все,
что
расположено
рядом.
Убедительно
решена
эта
задача
в
ри сунк е
к
«Портрету» .
Ну,
разу­
меется,
живость
кар ти ны
определена
нашим
Чартко-
вым—
героем
«Портрета», самим положением его.
фиг у­
ры:
рука,
держащая
кисть,
повисла
над
неоконченным
п ор тре том,
художник
весь
у ст р емился
к
холст у,
ноги
его
приняли
то
особое
положение,
которое
приходилось,
на­
верно,
наблюдать
только
у
художника,
которого
увлекла
334


нат у ра,
несведущему
может
показаться,
что
челов е к
из­
готовился
к
прыжку.
Но
эта
по за
тем
динамичнее,
чем
неподвижнее
фигу ра ,
находящаяся
рядом.
Я
имею
в
ви­
ду
объект
портрета
—
юную
Лиз,
поз и рующую
художни­
ку,
она
замерла
в
неодолимой
дреме.
На
рис у нке
Го ря ева
Лиз
как
бы
повторена:
п ред
на ми
и
она
сама,
и
ее
п орт­
ретное
изображение.
А
это
значит
—
повторено
все,
что
женщ ин а
отождествляет:
неподвижность,
нео дол имо е
полузабытье.
Тем
стремительнее
на
рисунке
наш
Ч арт-
ков.
Лишите
движения
этот
рисунок
—и
вы
отнимете
у
него
самую
жизнь.
Одн ако ,
может
быть,
раз гов ор
о
д виж ении
в
рисунках
Го ря ева
к
Го голю
нарочит?
Н ет,
если
проникнуть
в
при­
роду
художественной
системы
Го голя,
в
особенность
того,
что
является
существом
необыкновенной
живости
гого­
левских
характеров
и
зримости
нарисованных
писат елем
картин,
то
нетрудно
заметить,
с коль
заметную
роль
во
в сем
этом
иг рает
движение.
«Полупрозрачные легкие тени хвостами падали на
землю,
отбрасываемые
домами
и
ногами
пешеходцев>:.
Заметьте:
тени
п адали
на
зем лю,
отбрасываемые
не
толь­
ко
дом ами,
но
и
ногами
пешеходов,—
иначе
то го,
что
Го­
голь
зовет
«хвостами», воображением не вызовешь,
зри­
мо
не
представишь.
Но
у
гор яев с кого
умения
ест ь
одна
черта,
которая
пр ид ает
динамике
его
пер сон ажей
натуральность.
Р ечь
идет
о
необыкновенном
богатстве
ракурсов,
свойственных
персонажам
Горяева,
богат ств е,
которое,
кста ти
гов оря,
является
производным
от
все
того
же
движения.
Тут
у
Гор я ева
талант
редкий.
В
само м
деле,
если
составить
своеобразную
энциклопедию
положений
челов е чес кого
те­
ла,
как
оно
в о ссоз дано
в
рисунках
художника,
то
мы
явимся
свидетелями
собрания
богатого.
По
кр ай ней
мере,
редко
кто
из
современных
ху до жник ов
может
тут
срав­
ниться
с
Горяевым.
Нет,
мы
не
голословны,
тут
истинно
энциклопедиям
Раскройте
«Идиота»
с
рисунками
Горяева
—
динамика
действия
романа
воспринимается
и
в
пол оже нии
поз,
ух­
вач енных
художником.
И
каких
поз!
Вот
они,
согбенные,
падающие
навзничь,
собравшиеся
в
комок,
опершиеся
на
локт и,
уст р емив ш иеся
вперед
с
отведенными
назад
ру­
ка ми ...
К оне чно,
интересный
ракурс
не
самоцель,
но
под­
час
кажется,
что
для
художника
немало
значит
и
э тот
самый
ракурс.
Взгляните,
как
необыкновенно
пер еда ет
335


ст роп ти во- хра брое
су щ ество
Н аст асьи
Филипповны
рису­
нок,
где
она
бь ет
наотмашь
своего
обидчика:
со б ст венно
л ица
не
видно,
и
гнев,
кот орый
владеет
сейчас
женщи­
ной,
в
положении
те ла,
которое,
словно
лук,
вы гн улось
и
напряглось,
хо тя
в
п озе
женщ ины
есть
деталь,
выдаю­
щая
самообладание.
Приглядитесь
внима те ль но.
В
одной
руке
Настасьи
Фил ипповны
трость,
другая
зажала
по дол
длинной
юбки:
не
рове н
час
запутаешься
в
оби льн ых
ск лад ках
и
рухнешь,
что
в
столь
ответственную
минуту
совсем
некстати,—
очень
характерно
для
Настасьи
Фи­
липповны.
А
как
разнообразны
эти
самые
ракурсы
в
ст олпот воре ни и
те л,
к огда
На стась я
Фил иппов на
жжет
в
камине
пачки
ассигнаций,—
в
этом
есть
и
порыв,
и
ос­
лепление,
и
немо й
ужа с
толпы,
еще
не
проникнувшей
в
с уть
про ис хо дящего ,
о днако
понимающей,
что
случи­
лос ь
чрезвычайное.
Или
то
же
столпотворение
т ел,
ко­
гда
се мья
генерала
Епанчина
—
мать
и
ее
чада
—
рассма­
тривает
новоприбывшего
Мышкина.
Вот
этот
клубок
полуобнаженных
тел
сомкнулся
в
нечт о
единое
—
бело ­
розовое,
пышущее
довольствием,
очень
сыт ое
и
б ла гопо­
лучн ое.
Это
о дин
по люс.
Др угой
—
кня зь
Мышкин,
кото­
рог о
художник
не
без
труда
ус тро ил
на
к раю
полукресла.
В
нем
все
противоположно
—
он
устал,
бе ден,
бо лен
и
не­
счастен.
Ест ь
с мысл
повторить:
все,
что
тут
уд алос ь
сделать
художнику,
не
праздно
—
богатство
ракурсов
порож ден о
тем,
что
горяевские
персонажи,
выражаясь
словами
Го­
гол я,
«отзываются наблюдательностью,
соображением,
шибким
порывом».
Мы
подвели
наш
ра згов ор
к
проблеме,
для
тв орчес тв а
художник а
при нципи а л ьной.
Горяев
полагает,
когд а
в
тех
же
«Мертвых душах»
возникает
образ
чиновника,
все
становится
с тра шно
по­
хожим
на
Пет ербу рг.
Собственно,
раз н ица
между
южными
повестями
и
петербургскими
ест ь
в
кон ечн ом
счете
разное
понимание
зла .
Его
конкретным
носителем
является
ие
призрачный
колдун
за
горой,
а
нечто
более
земно е
и
ре­
альное.
Ни
в
одном
св оем
произведении
Гоголь
не
был
так
близок
к
пониманию
то го,
где
таи тся
зло
и
кто
в
ко­
нечном
сч ете
его
олицетворяет,
как
в
петербургских
по­
вестях.
Т ема
борьбы
с
пошлостью,
которая
калечит
умы
и
души,
возникла
в
петербургских
повестях,
как,
впро­
чем ,
в
этих
же
повестях
п исат ель
коснулся
т ого
насущ­
ного,
что
е сть
жгучая
современность.
Тут
Гоголь
пере­
333


жил
свое
время,
вторгшись
в
наш
многосложный
век.
Борьба
с
пошлостью
пр о дол жает ся,
и
нет
смысла
оп ус­
кать
меч,
кот орый
в
руках
Гоголя
был
таким
разящим.
Наверно,
не
случайно,
что
само е
современное,
что
ест ь
в
западном
искусстве,
что
затрагивает
там
жгу чие
проб­
лемы
и
вы зы вает
наибольшие
споры,
ид ет
от
Г оголя
и
Достоевского.
Например,
стремление
воздать
д олжн ое
маленькому
человеку,
как
в
искусстве
Чаплина,
Фелли­
ни,
Фолкнера.
И
вот
что
любопытно:
вместе
с
существом
во сп риня ты
элементы
метода.
У
Го голя
ес ть
прием
до стато ч но
попу­
лярный,
ко гда
движение
и
с тати ка
как
бы
. меняются
ме­
стами.
Современное
к ино
восприняло
этот
прием.
Смот­
ри шь
фильм
и
ловишь
себя
на
мысли:
Г ого ль!
По мн ите
э тот
кадр,
когда
Чаплин,
играя
самого
себя,
взбирается
по
лестнице
с
апельсинами
и
они
выпадают
из
слабых
рук,
но
катятся
не
вниз
по
лестнице,
а
вверх,
как
бы
взбираясь
по
ступеням:
Гоголь!
Иначе
говоря,
в
то м,
что
ес ть
современное
ис кус ств о,
все
большую
роль
обретает
услов но сть .
А
что
ес ть
услов­
ность,
е сли
не
Гоголь
и
Достоевский,—
у
них
в едь
все
возможно!
Помните,
как
кончается
«Нос»? «А все,
одна­
ко
же,
как
поразмыслишь,
во
всем
этом,
право,
есть
что-
то.
Кто
что
ни
говори,
а
подо бные
происшествия
быв ают
на
свете,—
редко ,
но
быва ют ».
Искусство
нельзя
лишать
то го
действенного,
что
ест ь
у слов н ость.
Она,
эта
услов­
ность,
в
само й
природе
человека,
котор ый,
им ея
в
виду
реальное,
ск лон ен
ставить
себя
подчас
в
обстоятельства
фант астич еск ие.
Ест ь
мнение,
что
тот
минимум
средств,
кот орый
ис­
пользует
художник
—
всесильный
штрих,—
недостаточен,
чтобы
сообщить
ри сунк у
жизнь,
наполнить
его
кровью
и
плотью.
Что
тут
можно
сказать?
Средства,
к
к оторы м
обратился
художник,
действительно
скупы,
но
пусть
р аз­
решено
нам
бу дет
утв ерж д ать
—
они
д ост аточн ы,
что бы
в ос созд ать
жи знь
во
всем
ее
м н огообраз ии
и
.
ярко ст и.
Впрочем,
к
эт ой
м ысли
мы
еще
в ернем ся
—
сказанным
не
исч ер пыв ает ся
то,
что
нам
хоте лось
бы
с казать
о
мане­
ре
Горяева.
Горяев
как-то
рассказал
мне,
как
попал
в
э тот
старый*
петербургский
дом
у
Пяти
углов,
к оторы й
Достоевский
описал
как
мра чн ое
обиталище
сво их
героев
в
«Преступ ­
ле нии
и
наказании».
В'тірѳлет.е
ле с тницы
.художник
у ви­
дел
окн о,
разбитое,
и
через
него
дв ор,
тот
самый,-что
мог
337


видеть
и
Раскольников.
Окно
б ыло
раз би то,
стекл о
про ­
в але но,
и
далеко
по
нем у
разбежались
трещины,
сообщив
картине
двора,
что
в иднелс я
сквозь
стекл о ,
вид
своеобраз­
ный.
Нет ,
стекло
не
деформировало
картины,
с охран ив
ее
истинность,
но
как
бы
оплело
ее
паутиной
лет,
быт ь
может
определив
расстояние
во
времени,
до
той
далекой
поры,
когд а
Раскольников
пришиб
ст арую
обитательницу
дома.
Но
могло
быть
и
иное
—
картина
восп риня ла
вот
эту
паутину
трещинок,
разбежавшихся
по
стеклу,
а
вме­
сте
с
нею
и
сво йст во
разбитого
стекла:
хрупкость,
зыб­
кос ть,
непрочность,
б ыть
может
даж е
ненадежность
—
то
ес ть
те
самые
качества,
к оторы е
как
раз
был и
отли чи ­
те льн ой
че ртой
круга
л юдей,
ко торы х
Достоевский
сделал
своими
героя ми .
Горяеву
показалось
за м а нчивым
обра ­
титься
к
некоей
ус ловн ос ти
и
увидеть
происходящее
в
романе
как
бы
через
разбитое
стекло.
Художнику
слу­
чаетс я
слышать:
да
не
пережиток
ли
это
кубизма?
Ху­
дожник
рассказывает
в
ответ
эту
историю
с
разбитым
ст ек лом
в
доме
у
Пяти
углов,—
нет ,
это
не
кубизм,
это
св ое
видение,
а
разве
можно
отказать
в
нем
художнику.
Имеет
ли
Горяев
на
это
право?
Очевидно,
имеет.
Мысл ь
художника,
ост авая сь
точной,
обретает
вместе
,с тем но­
вые
грани,
что
всегда
р аспо лагает
к
ра зд умью.
Сл ов
не т,
манер а
Горяева
своеобычна,
но
п рир ода
ее
и
суще ств о
реалистичны,
иначе,
в проч ем,
художник
не
смог
бы
довести
до
такой
степени
виртуозности
о дно
из
самых
сильных
своих
достоинств
—
владение
ри­
сунком.
О днако
есл и
про до лж ить
ра згов ор
об
особенностях
го-
ряевской
графики,
то,
как
нам
ка же тся,
е сть
рез он
обра ­
ти ть
внима ние
на
две
ее
черты.
Все
эти
рисунки
чуть-
чуть
ироничны.
Б ыть
может,
это
идет
от
многолетней
ра­
боты
Го ря ева
на
н иве
отеч еств е нн ой
сатиры,
а
возможно,
от
врожденной
спо со бно сти
воевать
со
злом
осмеивая.
Так
или
иначе,
а
смех,
то
гневно-воинственный,
то
осуж­
дающе-ироничный,
то
снисходительный,
окрашивает
го-
ряевские
рисунки,
необыкновенно
ожи вляя
их
и
сообщая
им
то
ощуще н ие
натуральности,
без
которого
нет
искус­
ства.
Это
свойство
горяевской
му зы
тем
более
уместно,
что
цель
у
нег о
та
же
—
эмоциональность.
Да,
ре чь
и дет
о
том
же:
средства,
к
к оторы м
обратился
художник,
ску­
пы,
а
ри су нок
эмоционален
в
высшей
степени,
в
нем
и
гнев,
и
сострадание,
и
издевка,
и
сочувствие,
и
негодо­
вание,
и
жалость
—
страсти
Достоевского...
338


Горяев
как-то
заметил,
что
для
пего
не
важно,
в
ка­
ком
кресле
сид ел
Собакевич,
много
в ажнее,
что
он
являл
собой
сам
по
себе.
Действительно,
доскональные
иссле­
д о вания
то го,
как
выглядела
мебель
в
не богат ых
усадь­
бах
мелкопоместных
дворян
на
Р уси
и
каки е
ковры
усти­
л али
крашеные
полы
этих
усадеб,
не
очень-то
занимают
художника.
Много
важнее
для
него
иное
—
натура
геро я,
его
характер,
его
существо,
а
следовательно
облик.
И
вот
тут
реалистическое
начало
в
рисунках
Горяева
держит
э к замен
существенный.
В
само м
дел е,
дает
ли
манера,
избранная
худо жн и ком,
возможность
обрести
и
воссоз­
дать
этот
характер,
сообщив
ему
и
многосложность,
и
глубину,
свойственные
героям
Достоевского?
Оказывает­
ся,
да ет.
Но
не
бу дем
голословны.
Труден
и
в
высшей
степени
последователен
пу ть
Горяева.
Не
знаю,
с
чего
тут
нач ин ает
Горя ев ,
но
мне
вид ится ,
что
из нач ал ьным
является
п ортре т
героя
—
п орт рет
князя
Мышкина
или
той
же
Наст ась и
Филипповны;
к ст ати,
этими
по ртре та ми
открывается
серия
рисунков
к
«Идиоту», как эти рисун­
ки
даны
в
известном
ги хлов ск ом
из д ании
семьдесят
пер­
вого
года.
Оба
п орт рета
очен ь
хороши.
В
о блике
князя
ес ть
всепрощение,
кротко-светлоглазое,
несмо т ря
на
чер ­
н о- белые
тона
рисунков.
В
сам ом
выражении
лица,
во
взгляде
добрых
глаз,
в
усах
и
бородке
непритязательной,
в
ск ладк ах
губ,
в
том,
как
легли
по ля
и
шляпы
и
поме­
стилось
на
отнюдь
не
мо гучих
плечах
п альто, —
во
вс ем
этом
ви ден
Мыш кин ,
чудак,
че ловек олю б
и
бессребреник.
Склонный
к
контрастам
Горяев
расположил
п орт рет
На­
стасьи
Филипповны
рядом,—
в
само й
манере,
в
какой
выполнен
этот
п ортр ет,
при
том
общем,
что
объединяет
иллюстрации
Гор яе ва
к
Дос тое в ск ому,
есть
и
своеобыч­
ное.
В
этих
полукольцах,
которы е
обр амляют
порт рет,
придавая
ему
форму
мед альо на ,
а
затем
смыкаются
с
ли­
ния ми
платья,
подступившего
к
самому
по дбор о дку
и
точно
обрядившего
женщину
в
кол ьчугу ,
ес ть
нечто
от
хара кте ра
Настасьи
Филипповны,
одновременно'
цел еуст ­
ремленного,
воинственно-нерасторжимого,
в
чем-то
гордо-
рыцарственного.
Да
и
лицо
же нщ ины
отра зи ло
те
же
устремления
—
это
л ицо
душ и
сильной,
достаточно
скрыт­
ной,
находящейся
с
людьми
в
состоянии
постоянного
вы­
зо ва.
Впрочем,
если
гов ори ть
об
этих
людях,
как
их
по­
нял
художник,
поместив
рядом,
то
надо
говорить
всего
лиш ь
об
их
глазах,—
если,
бы
мы
видели
л ишь
их
глаза,
339


то
и
эт ого
было
достаточно,
чтобы
с каз ать
вс е,
что
мы
ск азал и,
взглянув
на
их
п ортре ты.
Итак,
из нач альн ым
в
це пи
рисунков
к
роману
явля­
ется
п орт рет
геро я,
как
его
увидел
и
обрел
в
рисунке
художник.
Но
задача,
очевидно,
за кл ючаетс я
в
том ,
что­
бы
провести
героя
через
весь
роман,
сохранив
и
транс­
фор ми рова в
его
облик
в
соответствии
с
те ми
метаморфо­
зами,
которые
пр ет ерп евает
герой,
если
иметь
в
ви ду,
что
расстояние
от
начала
до
конца
рома на
немалое,
а
на
пути
ге роя
лежат
и
время,
и
с обыт ия.
И
вот
что
интерес­
но:
нельзя
сказ ать ,
что,
возникнув
на
протяжении
романа
много
ра з,
герой
повторил
свое
п орт рет ное
изображение,
но
каж дый
раз
вы
точ но
опознаете
—
это
он.
По
каким
признакам?
Ин огда
возникнет
характерный
его
профиль
с
аккуратным
носом,
прямо
смыкающимся
с
чистым
и
вы со ким
лбом,
иногда
опрятный
клинышек
бо род ы,
иног­
да
глаза
истин но
небесной
чистоты,
а
подчас
его
фи гур а^
которой
нет
на
портрете,
по
вы
легк о
у г адывает е
ее,
при
эт ом
не
столько
по
ее
очертаниям,
сколько
по
тому
не­
ул ови м ому,
что
зовется
стат ью
человека,
в
данном
слу­
чае
и
скромной,
и
благородной.
Оч евидно ,
эту
ск ром нос ть
и
это
благородство
можно
б ыло
про чест ь
и
в
лице
чел о­
века,
к огда
мы
рассматривали
его
п ортре т.
Но
как
ху­
дожник
со о бщил
эти
к ачес тва
лица
фиг уре
князя,
на
этот
вопрос
художник
мож ет
ответить
только
сам .
Стоит
ли
говорить,
что
в се,
что
сделал
тут
художник,
от веч ает
су­
ществу
Мы шки на.
Кстати,
об
этом
его
существе.
Как
возникла
сама
ид ея
Мы шки на,
храброго
в оит еля
со
злом?
Одна
из
бесед
с
Го­
ряевым
коснулась
и
эт ого
вопроса.
Наверно,
есть
три
Го­
голя,
в
какой-то
мере
суверенных.
Их
суверенность
не
только
в
теме
—
Миргород,
Петербург,
российская
про­
ви нция
маниловых
и
со б ак евичей ,—
но
и
в
манере
само­
го
письма.
Вместе
с
тем
нет
т рех
Достоевских,
ес ть
он
один
—
Петербург.
В
сравнении
со
вс ем
иным
созданным
Гоголем
у
петербургских
повестей
ес ть
-свое
пре им у­
щество
—
именно
их
влияние
и спыт ала
особенно
заметно
русская
литература
п осле дующи х
ле т.
Не
пох оже
ли
на
то,
что
Достоевский,
утвердившись
в
своей
петербургской
ипостаси,
воспользовался
плод ам и
гоголевского
опыта?
Кат его ри ческ ие
выводы
тут'
опасны,
но
доля
истины
здесь ,
наверное,
ест ь.
Мечту
о
красивом
человеке,
кра­
сивом
небанальной
красотой,
наверно,
Дост оев ск ий
вос ­
принял
независимо
от
Гоголя ,
но,
может
быть,
в
какой-то
340


мере
в
связи
с
Гоголем
—
на
самой
фи гуре
Мышкина
ле­
жит
отблеск
пламени,
ис пе пел ивш его
гог олев с кую
руко­
пись.
Вместе
с
тем
в
прозорливости
Мышкина
нет
ни­
чего
мистического,
это
прозорливость
доброты.
В
одной
из
бе сед
с
Горяевым
возник
вопрос
об
ид еа­
ле,
как им
этот
идеал,
нрав ственн ый
прежде
всего,
явля­
ет ся
чи та телю
у
Гоголя
и
Достоевского.
Я
спросил
ху­
д ож ник а: «Вы говорите о литературном герое?» — «Н ет,
зачем
же?
—
возразил
художник.
—
Я
говорю
и
о
пи са­
теле ».
Д оста точн о
про ник ну ть
в
обра зн ую
систему
одн о­
го
и
другого
писателя,
что бы
поня т ь,
как
каж дая
из
них
св оеобы чна .
Сравнения
Гоголя
• многоцветны по краскам
и
объемны
по
очертаниям.
Его
фраза
лаконична
и
брос­
ка,
смысловая
на г рузка
обозначена
без
труда,
ее
служеб­
ное
наз нач ение
определенно.
Фр аза
Достоевского
много­
сложна
и
не
очень
обнажена,
она
ч асто
уходи т
в
по д­
текст,
ее
п е риоды
долги
и
могут
п ока заться
гром оздки м и,
хотя
с трой ны
не
внешней
стройностью.
Но
е сть
свойство,
характерное
и
для
од ного
п исат еля,
и
для
другого,
хотя
прояв ляет ся
оно
по-разному:
и
о дин
писатель,
и
другой
заяв ля ют
о
се бе
и
св оей
позиции
в
п ро из вед ениях
с
из­
вестной
дол ей
определенности.
По
крайней
ме ре
Горяеву
кажется,
что
у
Г оголя
и
Достоевского
писательское
«я»
присутствует
в
произведениях
различно,
но
оно
при су т­
ствует.
Гоголь
в ысту пает
от
первого
лица,
Достоевский
в
большей
мер е
растворился
в
св оих
героях,
но
ав торс кое
кредо
очерчивается
в
произведении
без
труда,
писат ель ­
ская
по зиц ия
устанавливается
четко.
Все
сказанное
тем
более
уместно
оттенить
зд есь,
что
оно
имеет
прямое
отношение
к
существу
ра боты
худож­
ник а.
В
иллюстрациях
к
«Идиоту»
Горяев,
в
какой-то
ме­
ре
нарушая
традицию,
сделал
автора
романа
таким
же
участником
происходящих
событ и й,
как
и
героев
произ­
ведения.
В
ряду
п ортре тов
главных
героев
—
Мышкина,
Наста сь и
Филипповны,
Рогожина,
Аглаи
—
три
портрета
Достоевского.
Нет,
это
не
жа нро вые
портреты,
но
в
них
ес ть
неч то
такое,
что
отмечено
знаком
прямого
у час тия
пи сате ля
в
событиях,
происходящих
в
романе.
По
край­
ней
мере
л ицо
писателя
будто
бы
восприняло
все
пов о­
рот ы
драмы
романа:
оно
и
спокойно-задумчиво,
и
тре­
вожно-сосредоточенно,
и,
как
в
конце
романа,
сум рачн о
—
пи сат ель
печально
сн ик,
заметно
под а вле нный
тем,
что
вызвал
к
жизни
сило й
своего
гения.
Это т
пор тре т
точно
хранит
выр ажение
ли ца
пис ателя ,
каким
оно
у
него
бы­
341


ло,
когда
он
доп и сал
последнюю
страницу.
Ром ан
закон­
че н,
но
все
совершившееся
в
нем
еще
живет
в
сознании
писателя,—
кажется,
что
только
сейчас
он
понял,
что
им
со т вор ено.
Интересно
рассмотреть
горяевские
портреты,
создан­
ные
к
«Идиоту», в том числе портреты Достоевского,
рас­
по ложи в
их
рядом.
Есть
нечто
о бщее,
что
характерно
для
всех
портретов,—
н ет,
не
просто
выр ажение
лица,
но
то
большое,
что
эти
лиц а
отразили,—
пс и хологиче ск ое
со­
стояние
потрясения,
которое
о стано вил о
человека
в
раз­
думье,
тревожна
и
трудна
его
мысль.
Собственно
говоря,
это
и
е сть
Достоевский.
•
В
горяевских
иллюстрациях
ес ть
св ое
толкование
Достоевского,
глубоко
познанное,
в
чем-то
неожиданное.
Оно,
это
толкование,
обогащает.
Что
же
кас ается
тог о
своеобычного,
что
несет
горяевская
манера,
то
ее
св ое­
обычность,
как
мне
кажется,
отвечает
существу
нашего
пон има ния
реализма,
которы й
развивается,
созидая
но­
вое.
Если
на ши
вкусы
нуждаются
тут
в
коррективах,
то
на
это
надо
смотреть
не
столько
из
дня
вч ера шне го,
сколько
дня
завтрашнего,—
убежден,
что
наши
дет и
бу­
дут
тут
терпимее.
В
конце
концов,
история,
на
которую
есть
см ысл
оглядываться,
нас
у чит
не
обратному.


КОКОРИН.
ля
художника,
да же
много
ви­
дев шег о,
.
нет
ничего
увл ека ­
тельнее
первого
знакомства
с
городом:
ведь
города,
как
и
лю­
ди,
не
повторяются
—
сколько
гор одо в,
столько
и
характеров.
У
художника
Анатолия
Влад и­
мировича
Кок ор ина
это
вос ­
при ят ие
особенно
обострилось:
он
пос ети л
.одну
за
др угой
две
страны—Афганистан
и
Индию.
Из дав на
в
на шем
сознании
э тот
уголок
земно г о
шара
рисо вал ся
сказ оч н ым..
Белые
з емли
Н ила
леж али
на
д ругом
континенте,
но
они
каза­
лис ь
совсем
близкими
в
сравнении
с
Индией.
Китай
был
в
дальнем
конце
земли,
но
и
он
нам
виделся
ближе:
ч ай­
ные
и
шелковые
тракты
связывали
наши
города
с
Пеки­
ном
и
Ханькоу.
Инд ия
лежала
на
самом
дальнем
к раю
пашего
ко нт инент а,
но
если
и
вправду
существовала
страна,
которая
отстояла
от
нас
за
тридевять
зем ель ,
то
это,
кон ечн о,
бы ла
Индия.
Может
быть,
ее
необыкновенно
отдалили
Гималаи,
а
может
быть
—
искусственные
рубежи,
воздвигнутые
чужеземными
за во ев ателям и
Инди и?
По­
истине
эти
рубежи
мудрено
было
п ереех ать
и
перелететь.
Прошли
годы,
да вно
п ре одолен ы
Гим а лаи,
н есрав нен­
но
короче
стал
путь
в
Инди ю,
но
мы
не
утратили
инте­
ре са
к
ней .
Напротив,
на ше
же лан ие
знат ь
И ндию
сегод­
ня
сильнее,
чем
когда- л и бо.
И
это
понятно.
На
древней
ее
зем ле
п рои с ходят
большие
перемены.
Страна,
стол е­
тиями
закованная
в
цепи
рабства,
обрела
независимость,
она
строит
сво е
на циона льн ое
гос уда рств о,
свою
к ул ьту­
ру.
Велики
созидательные
усилия
Аф гани стана,
чья
борь­
ба
за
суверенитет
и
свободу
имеет
много
общего
с
борь­
бой
Инди и.
Вот
почему
мы
так
благодарны
лю дям
совет­
345


ского
искусства
за'
каждое
новое
документальное-
свидетельство,
раскрывающее
жизнь
на ших
афганских
и
индийских
дру зе й.
Работы
А.
Кокорина
им еют
пр е иму­
щество
документальности.
Они
зримы
и,
как
подлинные
произведения
искусства,
глубоко
эмоциональны,
что
ум­
ножает
силу
их
воздействия.
Художник
как-то
ск аз ал: «Я стремлюсь делать пер­
вый
рисунок
так,
чтобы
он
я влялс я
и
оригиналом.
Чтобы
в
рисунке
были
вместе
слиты
и
первое
трепетное
чувство,
и
завершенность.
Тогда
ри с унок
бу дет
жи ть
и
волновать.
Первый
набросок
—
законченная
вещь.
Вот
це ль».
Эта
ф орм ула
предполагает
и
же лани е,
и
умение.
Афганские
‘
и
индийские
тетради
художника
—
св и дет ельств о
зр е­
лости
в
такой
же
мер е
профессиональной,
в
какой
и
че­
ло веч еск ой,
а
зрелости,
как
известно,
предшествует
опыт.
Кок ори н
не
выбирал
пр о фессию ,
это
сделала
за
нег о
жиз нь.
Его
отец
был
художником,
и
в
сем ье
царила
ат­
м осф ера
искусства.
Именно
в
сем ье
он
постигал
умение
владеть
рисунком,
молниеносным
и
точным,
которое
так
необходимо
художнику
кокоринской
ма н еры.
Мягкий
угольный
кара ндаш
(«тот,
что
ср азу
обретает
силу») и тет­
радь, .часто
из
простой
бумаги,—
вот
все,
что
бра л
с
со­
бой
художник,
отправляясь
на
прогулку
или
в
поездку
—.
и
в
де тств е
он
л юбил
путешествовать.
В
сущности,
за
го ды
и
годы,
минувшие
с
тех
пор,
положение
мало
из­
менил ось .
Угольный
карандаш
Кокорин
и
с егод ня
пред­
почитает
всякой
ино й
технике.
Но
правило
—
чем
проще
средства,
тем
выше
профессиональное
умение
—
ко
мно ­
гому
обязывало.
Художник
учился
этому
умению
с
ре д­
ким
упорством
и
требовательностью
к
себе.
Тал ант
Кокорина
формировался
под
вл и янием
добры х
традиций
русской
живописи.
Особенно
велико
б ыло
вли я­
ние
бол ьш их
мастеров,
живших
на
рубеже
прошлого
и
нынешнего
веков.
«Меня всегда привлекала красивая ла­
коничность
языка,
свойственная
Серову
и
Левитану».
Но
у
Кокорина
был и
и
еще
учителя,
не
м енее
суров ые
и
т ребов ат ельн ые, —
жизнь
и
природа-.
Он
всегда
говорил
с еб е: «Еще очень многому мне нужно учиться у природы
и
жизни».
Неистощима
бы ла
жажда
художника
видеть
жизнь,
путешествовать,
встречаться
с
людьми.
Эта
смена
впеч ат лений
определила
темперамент
и
харак те р
ранних
рисунков
Кокорина:
три
г ода
он
прожил
в
Англии
и
Гер­
мании,
много
ездил
по
этим
странам,
неутомимо
на блю­
244


дал
быт,
посещал
музеи,
совершенствовал
свои
по з нания
в
язы ках
и
рис ов ал,
рисовал.
«Англия оказала на меня воздействие характером бы ­
та,
неповторимым
своим
колоритом...»
В
Германии
«... за­
нимался
живописью,
рисунком
и
гравюрой,
увлекался
ксилографией».
Он
объездил
много
заповедных
мест
и
в
одной,
и
в
другой
стране.
В
Англии
—
средневековый
Йорк,
в
Германии
—
Бра унш ве йг
и
Дрезден.
К окор ин
вернулся
на
родину,
когда
ему
было
семнадцать,
и
но­
вы е,
необычные
маршруты
открылись
его
любознатель­
ности,
его
жажде
видеть
н овое.
Он
исходил
пешком
Кавказ,
побывал
в
С р едней
А зии,
прошел
по
Волге
и
Дне пр у,
много
месяцев
провел
на
Азовском
море.
Он
действительно
учился
у
п рирод ы,
каждое
но вое
путешест­
вие
обогащало
его
видение
мира,
откладывалось
в
его
тв орче ств е.
В
С р едней
Азии
«...ро дил а сь
живая
лин ия
и
живое
ощуще н ие
увиденного...
Азовское
мор е
помогло
мне
поня т ь,
как
просто,
без
предвзятых
схе м,
которые
всегда
далек и
от
жиз ни,
должен
работать
художник.
Пр и­
р ода
показала
мне,
что
сущность
красоты
—
в
ясн ост и
и
лаконичности».
Одним
из
его
учителей
был
Моор
—
тонкий,
прозорли­
вый
мастер,
чьи
гневные
пл ак аты
неистово
клеймили
фа­
шизм,
оттачивали
бдительность
народа
и
в
па мят ные
предвоенные
годы.
Му жест венная
борьба,
которую
вел
этот
со лдат
искусства,
находила
и
понимание,
и
го рячи й
отклик
в
сердцах
его
питомцев.
Кокорин
помнил
Гер ма­
нию
1924 года
—
манифестации
берлинских
пролетариев
в
защиту
сво их
прав,
сво их
свобод.
А
в
тридцать
треть­
ем,
ко гда
димитровское
проклятие
фашизму
прогремело
на
весь
ми р,
художник
напи сал
десять
станковых
рисун­
ков,
посвященных
процессу
в
Лейпциге,
и
по ка зал
их
на
выставке
мо л одых
мастеров
в
Историческом
музее.
Эта
работа
была
сделана
за
восемь
лет
до
войны,
но
она
по­
истине
яв ил ась
боевым
крещением
художника.
Началась
война.
Листовки,
оформленные
Кок ори н ым,
наш и
летчики
сбрасывали
в
т ылу
врага.
В
те
кор отки е
часы,
которые
оставались
у
Кокорина
после
работы
над
листовками,
он
бра л
тетрадь
и
лю бимы й
ка ран даш
и
уход ил
за
го род
на
военную
дорогу.
Невысокое
н ебо , «ежи»
у
обочин,
пре ры­
вистая
цепочка
солдат,
уходящих
вдаль.
Так
возникли
первые
зарисовки,
открывшие
фронтовой
д не вник
худож­
ник а,
св ое образн ую
летопись
во йны.
345


А
потом
Кок о рин
пошел
вместе
с
армией,
движущей­
ся
на
з а па д : «Наступление было безостановочным .
Я
уви­
дел
его
громадные
масштабы.
Движение
человеческих
ма сс,
полков,
бр иг ад,
дивизий.
На
дорога х
Белоруссии
бы ла
необыкновенно
тонкая
бел ая
пы ль,
кутавшая
чел о­
веческий
поток.
Раскаленный
в оздух ,
рев
мо то ров,
зво н
металла,
солнце...»
И
новые
с тра ницы
рождались
во
фронтовом
дневнике
художника.
Все,
что
на к опил
Коко­
рин
за
год ы
странствий,
сказалось
теперь
с
не обы чай ной
силой
в
его
мужественном
штрихе.
Ник огд а
прежде
его
рисунок
не
приобретал
такой
простоты
и
лаконичности,
такой
поэтической
м ягк ости
и
непосредственности.
А
во­
енная
дорога
ве ла
все
дальше
на
запад
—
Румыния,
Бол­
гария,
Венгрия,
Австрия.
Вот
и
пригодились
художнику
язы ки
—
английский,
немецкий,—
знакомые
с
детства.
Ф ронтов ой
дневник,
документ
грозного
времени,
стано­
вится
все
богаче.
И
подобно
тому,
как
поездки
на
Волгу,
Днепр
и
Ка в­
каз
я вилис ь
школой,
своеобразной
подготовкой
к
ф рон то­
вым
походам
художника,
так
в
вой не
Кокорин
обрел
и
опыт,
и
знан ия,
без
к ото рых
ему
трудно
б ыло
бы
осущ е­
ствить
большие
замыслы
более
поздних
лет.
Мы
име ем
в
виду,
в
ча стн ост и,
ц икл
рисунков
к
«Железному пото­
ку»
А.
Серафимовича.
«Я эту вещь любил и сразу же дал
согласие
ее
иллюстрировать.
Мне
близки
раскаленная
земля,
дороги,
характеры,
движущиеся
по
вс ей
книге.
Я
увидел,
что
это
пе р екл ик ается
с
тем,
что
я
непосредст­
венно
видел
в
эту
во йн у».
Ху д ожник
поехал
на
Т аман ь,
к
местам
битв
в
гр ажданск ую
войну,
туд а,
где
сраж ались
герои
Серафимовича,
и
как
бы
вс т упил
в
армию
Кожуха.
Вместе
с
легендарным
командармом
он
шагал
широкими
д орогам и
Кубани,
голодал,
ме рз,
единоборствовал
с
вр а­
го м.
Кокорин
работал
над
«Железным потоком»
три
го­
да,
закончил
в есь
цик л
иллюстраций,
опубликовал
ег о,
на пи сал
многоплановое
полотно,
посвященное
таманскому
походу,
потом
переосмыслил
тему
и
зано во
со здал
е два
ли
не
всю
сер ию
рисунков
к
по в ести.
За тем
с
такой
же
уп орн ой
и
подвижнической
страстью
принялся
за
рисун­
ки
к
«Севастопольским рассказам»
Толстого.
Эта
раб ота
Кокорина
достойна
увенчала
большой
э тап
его
нел егк их
поисков.
Афганская
и
инди йск ая
тетради
знаменуют
новую
страницу
в
тв ор чест ве
мастера.
Для
русс ки х
художников
первооткрывателем
Индии
явился
Верещагин.
Многие
на-
346


ши
художники
побывали
там
вслед
за
ним.
Из
в сех
стран
Вос тока
Инди я
наиболее
экзотична.
Велико
искушение
писать
Индию
такой,
как ой
ее
видели
многие
европейские
художники:
бело-розовый
мрамор
дворцов,
густо-си­
нее
небо,
желт о -з елены й
отбл ес к
Ганга.
Но
в осс озда ть
такую
Инд ию
значит
пройти
торн ой
тропой
и,
в
сущно­
сти ,
не
увидеть
ничего
н ов ого.
Иную
И ндию
хот ел
уви­
де ть
Кок ори н.
Она
бы ла
рядом,
у
все х
на
виду,
и
вс е-
т аки
как
ре дко
к
ней
обращались
художники!
Это
был а
Индия
д орог,
больших
г ород ов,
базарных
и
привокзаль­
ных
площадей,
узких
улочек
предместий.
Эта
страна
бы­
ла
не
так
бо гата
красками,
но
за то
художник
разглядел
в
ее
облике
истинную
Инди ю,
и
теперь
нередко
бед­
ствующую,
но
созидающую
и
борющуюся.
Как-то
художник
Елисеев,
гов оря
о
гуманистической
сути
тал ан та
Кокорина,
за м е тил : «Он впитывает в себя
только
хорошее,
только
положительное,
и
это
делает
его
искусство
мажорным,
жизнеутверждающим.
Он
любит
все
то,
что
видит,
а
видит
только
то,
что
л юбит ».
Это
определение
ха рактери зует
и
зарисовки
Кокорина,
сде­
ланные
в
Афганистане
и
Индии.
В
этих
рисунках
не
п ро­
сто
заинтересованность
художника
в
судьбе
людей,
по
горячее
участие
к
их
доле,
истинное
сочувствие.
Вот
портрет
кули
из
Бенареса.
Т яже лый
труд
не
уби л
в
нем
человека
—
л ицо
о све щено
мыслью.
Деревенский
школь­
ник.
В
обл ике
мальчика,
в
наклоне
его
головы,
в
харак­
терном
д в ижении
руки,
поддерживающей
грифельную
до­
ску,—
и
задор,
и
вызов,
и
лукавое
любопытство.
П ортре т
м ол одого
крестьянина.
Человек
на
какой-то
миг
отвлекся
от
того,
что
лежит
у
него
перед
глазами.
Его
взор
обра­
щен
вовнутрь,
невеселое
раздумье
омрачило
лицо.
Еще
миг
—
и
он
примет
решение,
з агов ори т.
Художник
о све­
тил
эти
портреты
мягким
и
добрым
светом
—
это
св ет
мысли ,
бл агород ны й
св ет
человеколюбивого
се рдц а,
св ет
надежды,
которая
так
сильна
в
человеке,
поднимающем­
ся
из
тьм ы
к
солнцу.
Рисунки
художника
точно
в ос со здают
облик
совре­
менного
восточного
города,
именно
современного
—
та ким
этот
город
не
был
вчера
и,
может
быть,
не
бу дет
завтра:
он
та ков
сегодня.
Повсюду
в
быт
города,
каким
он
сло­
жился
на
про т я жении
столетий,
вторгся
наш
железный
век.
Чтобы
резче
обнаружить
контраст,
у
художника
это
но вое
непосредственно
соседствует
со
стар ым .
Вот
Кабул.
Глин яные
дом а
с
плоскими
крышами.
Они
амфитеатром
347


спускаются
по
склону
горы .
Типичная
картина
восточ­
но го
города,
каки м
он
был
всегда.
Но
вот
одн а
деталь,
и
она
безо шибо ч но
свидетельствует:
перед
нами
сегодняш­
ний
Каб ул, —
на
у лице
стоит
ав то бус.
Иногда
художник
как
бы
иг рает
этими
контрастами.
Ул ица
в
Дели:
вол
тащит
допотопную
колымагу
—
с
ре клам н ого
щита,
ук­
ре пле нн ого
на
колымаге,
улыбается
кинозвезда.
Вот
ко­
лымага
и
кинореклама
—
поистине
встреча
столетий!
Улица
в
Кабуле:
на
св ое образ ном
по мо сте
стоит
элегант­
ный
полицейский
и
изящными
движен ия ми
регулирует
потоки
автомашин;
тут
ж,
рядом,
разносчик
с
кор зи ной
на
голове
—
его
ноги
напряжены,
со гнули сь
под
тяжестью
груза.
Гл аз
художника
очень
восприимчив
ко
всему,
что
ти­
пично
для
восточного
города.
В
этом
отношении
афган­
ские
рисунки
Кок о рина
особенно
ко лорит ны .
Характе­
рен
ри сун ок
«Продавцы ковров».
Здесь
ковры,
которые
с
на рочит ой
небрежностью
развернули
продавцы,
пе р еда­
ют
на циона ль ный
афг анск ий
орнамент.
Рис уно к
че рно-
белый,
он
сделан
углем ,
а
как
хорошо
чувствуется
за­
видная
гус тот а
красок,
которыми
сверкают
ков ры.
Инт е­
ресны
и
те
немногие
рабо ты
этого
цикла,
кот орые
худож­
ник
выполнил
в
красках.
Характерно
для
Кокорина,
что
здесь
почти
нет
размытых
красок,
нет
легких,
акварель­
ных
тонов.
Краски
гус ты
и
обре та ют
тяж есть
масла.
Име нно
так
вы гля дит
ночной
Джайпур
с
видом
на
кре ­
постную
стену,
выд ер жанный
в
п лотн ых
коричневых
и
зеленых
тон ах, —
ри с унок
выразителен
и
хорошо
пе ред а­
ет
н аст рое ние
южной
но чи.
Как
ни
велика
роль
условностей
в
бы ту
восточного
города,
ес ть
улицы,
где
вся
жизнь
на
виду.
Здесь
будто
утрачивается
гра нь
между
домом
и
улицей
и
нет
запо­
ведной
черты
—
порога,
за
которым
нач инает ся
дом-жи­
лище,
а
может
быть,
и
дом - к реп ость.
В
зарисовках
улич­
ных
сцен
хорошо
обнаруживается
на циона ль ный
харак­
тер
парода,
его
неприхотливость
и
внутренняя
стойкость,
его
юмор.
Ничто
так
не
р аск ры вает
духов ное
здоровье
народа
и
сознание
своей
силы,
как
юмор.
Эти
ули чн ые
сценки
в
зарисовках
Кокорина
очень
незамысловаты
и
просты.
Разомлев
от
жа ры,
дре млет
торговец.
Рядом,
оп­
рокинувшись
на
спину
и
раз брос ав
ноги,
спит
мальчуган.
У лич ный
парикмахер
бр еет
своего
клиента
и
за бавл яет
его
нехитрыми
шутками,
оба
хохочут.
Простая,
совсем
348


будничная
сценка,
а
ск олько
в
ней
непосредственности,
юмо ра.
Иногда
художник
вы хв ат ывает
из
многоликой
ули чн ой
толпы
только
од ну
ф иг уру.
Женщина
спешит
с
вокзала,
в
одной
руке
ведро,
в
другой
—
младенец,
на
голове
тюк.
Площадь
перебегает
торго вец
птицами,
на
коромысле
пять
клеток,
и
в
них
це лый
мир
пернатых.
В
каждом
из
этих
рис ун ков
что-то
по тешно е,
может
быт ь
несуразное.
И
все-таки
все
они
окрашены
мя гки м,
не о­
б идным
юмором
—
так
может
видеть
только
друг,
это
улыбка
друга .
В
одном
не
устоял
художник
перед
традиционной
Индией:
д ань
восхищения
индийскому
зодчеству
отдал
и
он.
«Я работал в Джайпуре,
городе
оранжево-розо­
вой
древней
архитектуры,
в
поседевшем
от
времени
Амбере
с
дивными
резными
кам енны ми
храмами
и
дв ор­
цом-крепостью
маг ара дж
и
провел
две
недели
в
св ящ ен­
ном
Бенаресе
на
желтом
Ганге.
Был
в
Гвалиоре
—
го­
роде,
не
п охож ем
на
друг ие ;
посетил
Матхуру
—
один
из
самых
др е вних
священных
г оро дов
Индии,
узк ие
ул ицы
которого
привлекают
изумительной
архитекту­
рой ».
Одна ко
и
здесь
художник,
решил
задачу
по-своему.
Всюду
храмы
и
палат ы,
в
сущности,
играют
служебную
роль,
как
деталь
ули чн ой
сц ены,
как
ее
фо н.
Архитекту­
ра
ниг де
не
затмила
человека,
художник
нашел
свои
кр аски
в
передаче
лаков
и
благородного
камня,
не ре дко
оче рти в
внешнюю
линию
дворца
скупым
силуэтным
штрихом.
Кст ати ,
это
позволило
художнику
передать
формы
индийской
архитектуры,
в
частности
резные
о чер­
тания
стен.
Е сть
еще
одно
качество
в
этих
рисунках:
как
ни
ску ­
пы
они
по
своим
изобразительным
средствам,
в
них
не­
двусмысленно
обнаруживается
то
новое,
что
обр ел
здесь
человек
уже
в
наши
дни.
Вот
рисунок
углем ,
слегка
под­
свеченный
сепией: «Дели.
Возвращение
с
работы».
Д ви­
жется
поток
велосипедистов.
Бе лоб ород ые
старики,
много
же нщ ин.
Как
сидят
они
на
велосипеде,
какой
гордости
исполнены
их
движения,
каким
чувством
собственного
достоинства!
Н ет,
это
не
просто
красивая
осанка
восточ­
ног о
человека,
здесь
нечто
ин ое,
то,
что
усвоил
человек
с
тех
пор,
как
пер ест ал
быт ь
рабом.
Или
еще
рис ун ок:
по
белой
земле,
облитой
знойным
со лнц ем,
ш агает
старик.
Беде н
его
костюм,
но
ск ол ько
силы
и
степенной
важно-
349


сти
в
его
ф и гуре,
в
спокойных
движениях
его
босых
ног!
Он
—
и
никто
друг ой
—
создал
дворцы
в
Джайпуре
и
в
Амбере,
создал
и
еще
создаст.
Друзья
художника
в
шутку
р асска зыв ают ,
что,
жел ая
бы ть
правдивым
в
деталях,
Кокорин
в
самом
начале
ра­
боты
над
«Севастопольскими рассказами»
своими
руками
отлил
медную
пушку
времен
Севастопольской
обороны.
Эту
скрупулезную
точн ост ь
и
правдивость
в
деталях
художник
обнаружил
и
в
раб оте
над
своими
афганскими
и
индийскими
рисунками
—
и
был
вознагражден.
Рисун­
ки
да ют
бог аты й
материал
для
познания
страны,
для
раздумий
о
судьбах
народа
именно
потому,
что
Кокорин
был
пра вдив
и
в
главном,
и
в
п одроб нос тях.
Конечно,
х отелось
бы,
ч тобы
в
этих
рисунках
в
большей
м ере
об­
наруживался
новый
д ень
Афганистана
и
Индии,
ро ст
их
промышленности,
формирование
классового
со знан ия
тр у­
дящ ихся
—
все
то,
что
определяет
д вижен ие
нар ода,
в
бу ду щее.
Но
и
то,
что
сделал
художник,
значительно.
Сосредоточив
свое
вним ание
на
человеке,
Кокорин,
по
су­
ществу,
сказал
и
о
его
стране.
В
конце
концов,
ни­
что
так
разительно
не
свидетельствует
о
переменах,
происшедших
в
жизни
страны,
как
обли к
самого
че­
ловека.
Как-то,
еще
в
пору
сво их
фронтовых
походов,
Коко­
рин
писал,
перелистывая
военные
дневники
и
тетради:
«Сейчас,
когд а
я
перелистываю
альбом,
я
отчетливо
вспо­
минаю
не
только
отдельные
че рты,
не
тольк о
состояние
природы,
но
да же
з апах и...
Мне
все
казалось
очень
кра­
сив ым.
Я
понял,
насколько
красива
жизнь
да же
в
сво их
трагических
проявлениях.
Мо жет
быть,
особенно
в
них ,
ибо
т огда
с
особой
сил ой
проступает
благородство
чело­
века».
Все,
что
д елал
художник
за
г оды
св оей
работы
в
ис­
кусстве,
бы ло
посвящено
че лове ку,
бы ло
строгим
и
поэ ­
тическим
рассказом
о
его
высоких
душевных
качествах.
Это
имел
в
виду
художник,
к огда
создавал
свой
фро н­
товой
дневник,
иллюстрировал
«Железный поток»
и
«Се­
вастопольские
р асск аз ы».
Эту
линию
своего
творчества
он
про д олжил
и
в
рисунках,
созданных
в
Индии
и
Афга­
нистане.
Именно
поэтому
с
такой
п ря мотой
и
сочувст­
вием
раскрыт
в
этих
рисунках
обра з
простого
человека,
хозяина
жизни
и
созидателя.
Эти
рисунки
будут
хорошо
приняты
советской
общественностью.
Они
найдут
отклик
и
за
рубежами
нашей
страны.
Наш и
афг анск ие
и
ин­
350


дийские
друзья
легко
рассмотрят
в
них
гла вн ое
—
доб­
рые
чувства
со вет ско го
человека,
чьи
симпатии
и
п од­
держка
всегда
окрыляли
народы
Востока
в
их
н елег кой
бор ьб е.
2
Гов орят,
что
истинный
художник
видит
то,
что
пе
замечают
дру гие .
Для
та кого
художника
в
жизни
нет
скучных
картин.
Панорама
городской
улицы,
столь
обыч­
ная
в
своем
однообразном
ритме,
в
сво ей
повторяемости,
таит
для
нег о
все
новые
открытия
и
чи тае тся
с
ув л ече­
ни ем.
Впроч ем ,
чтобы
убедиться
в
этом,
на до
перели­
стать
альбом,
с
ко торы м
художник
вернулся
из
св оей
прогулки
по
городу:
его
рисунок
—
это
не
просто
карти­
на
ул ицы,
это
психология
города,
характер
страны,
че ло­
в ека
и
та
особая
атмосфера
вид енно г о,
которую
с по собна
почувствовать
т олько
натура
художественная.
Кон еч но,
цикл
та ких
рисунков
можно
назвать
и
путевыми
запи­
сями
художника,
но
тольк о
в
том
значительном
см ысле
эт ого
понятия,
в
каком
к
этим
з апи сям
обращались.
в
русской
литературе,
например,
Г онча ров
и
Чехов,—
они
з аст авили
нас
заново
взглянуть
на
карту
земно г о
ша­
ра,
заново
открыть
страны,
казалось,
знакомые
нам
с
детства.
Сча стл и вой
че ртой
многостороннего
дарования
Ана­
толия
Владимировича
Кокорина
является
это
его
кач е ст­
во:
объяв
взглядом
современный
Запад
и
Восток,
он
за­
ст авил
нас
заново
открыть
их.
В
сам ом
деле,
зн али
ли
мы
такими
Англию,
например,
Голлан д ию,
Данию
или
ту
же
Ин дию,
какими
нам
п оказ ал
их
Кок ори н?
Вот
та­
кими
точными
по
рису нк ам
и
кр а скам,
ве р ными
по
са­
мому
духу
наблюдений,
убедительными
в
подробностях
мы
ув иде ли
эти
страны
в
рисунках
художника.
Каждая
страна
являет
с вой
мир
неповторимый,
каждая
стра­
на
—
в
какой-то
м ере
открытие.
Как
ни
значительно
то,
что
Кокорин
рассмотрел
в
Англии
или
даже
в
Индии,
он
прошел
там
соб ств ен­
ной
тропой,
сознательно
оставив
за
пр ед елами
своих
впе ­
чатлений
многое
из
тог о,
что
мог
бы
увидеть.
Поэтому
и
в
том
случае,
когд а
художник
рисовал
Англию,
у
нег о
был а
там
своя
тема .
Уместен
вопрос:
может
существовать
такая
тема
при
взгляде
на
родн ую
страну?
Ну,
например,
современная
351


Москва
с
ее
Кремлем
и
арбатскими
переулками,
с
ее
набережными
и
усадьбами,
к оторы е
некогда
ле жали
на
отшибе
от
города,
а
се годн я
оказались
в
городской
черте.
Да,
в
рисунках
Кокорина
е сть
т акая
Мо скв а.
Преобра­
жение
этой
Москвы
неотделимо
от
человека,
ее
прео бр а­
зу ю щего.
Как
ни
красив
город,
возникающий
в
рисунках,
будь
то
старая
Москва
или
Москва
сегодняшняя,
на
пе р­
вом
плане
человек.
В
том,
как
художник
увидел
и
яв ил
его
нам ,
сказалась
его
н атура;
тут
и
сдержанная
симпа­
тия,
и
едв а
за метная
лукавинка,
и
откровенное
удивле­
ни е,
и
стремление
осте речь
молодость,
и
желание
ее
во­
од ушев и ть...
Отношение
художника
к
своему
герою
пре­
ломилось
не
столько
в
его
разуме,
скол ь ко
в
сердце,
по­
том у
мы
так
з аин тер есо ваны
в
су дьбе
г ероя.
Все
это
тем
более
важ но
отметить,
когда
целью
пр и­
с тальн ого
внимания
художника,
как
в
его
н овом
цикле,
являются
ве ли кие
ценности
архитектуры.
Тр опа
худож­
н ика
повела
его
по
древнерусским
городам,
своеобычная
плеяда
кот оры х
из вест на
миру
под
именем
Золотого
к ольц а.
В
истории
рус с кой
государственности,
как ,
впро­
ч ем,
и
культуры,
эти
города
занимают
свое
большое
ме­
сто.
Ничто
не
д ает
нам
зримого
представления
о
той
далекой
поре,
как
творения
др е вних
зодчих
и
кон еч но
же
художников,
чьи
фрески
бы ли
неотделимы
от
самого
обли ка
с обо ра.
Мысли
русского
человека
об
его
первоприроде,
об
истоках
т ого,
что
е сть
его
нынешнее
существо,
его
на­
тура,
его
место
в
жизни
и
его
призвание,
обращены
к
истории.
В
очертаниях
гроз н ых
и
величественных
с оо­
р у жений,
как
бы
выступающих
из
тьмы
веков,
бу дь
то
крепостные
стены
Кремля
или
величественные
очерта­
ния
Лавры,
наш
современник
пытается
рассмотреть
и
понять
историю.
Надо
отдать
долж н ое
церкви,
ей
ни­
к огда
не
б ыла
свойственна
недооценка
искусства.
Име н­
но
искусство
бы ло
призвано
укрепить
философию
церк­
ви,
когда
она
казалась
недостаточно
убедительной.
По­
добно
тому
как
католическая
церковь
в зяла
на
воору­
жение
искусство
итальянского
Возрождения,
стр емя сь
с
помощью
этого
искусства
оли ц етв ори ть,
сделать
зри ­
мым и
дог ма ты
религии,
так
рус ска я
православная
цер­
к овь
использовала
творения
русских
зодчи х
и
иконопис­
цев,
воздействуя
на
умы
и
сердца
народа.
В
т ом,
что
эти
творения
с ущест ву ют,
разумеется,
засл у га
и
це рк ви,
нет
нео бх одим ост и
отрицать
это.
Церковь
бы ла
самым
352


к ру пным
фе одалом
на
Руси,
феодалом,
у
которого
бы ла
св оя
идеологическая
система,
по-своему
стройная,
а
храм
—
своеобразной
цитаделью
эт ой
идеологии,
этой
системы
взглядов.
Но
творцом
архитектурных
ценностей,
разумеется,
бы ла
не
церковь,
а
талантливое
пле мя
ремесленников,
племя
на
Руси
могущественное,
тех
са­
мых,
чьи
мастерские
с егод ня
раскапывают
на
окраинах
древнего
Н ов город а,
а
именно
—
каменщики,
плотники,
м аляр ы,
ткачи,
резчики
по
дереву
и
кости,
кузнецы.
Это
люди,
плоть
от
плоти
народа,
жили
к лан ами,
св ято
бе­
рег ли
секреты
своего
ум ения ,
бы ли
хранителями
оп ы­
та
и
культуры
народа.
Да,
и
культуры,
при
этом
и
грамотности
—
письма
на
бер есте,
на йд енные
арх еоло ­
гами
в
том
же
Новгороде,
указывают
на
это
убедительно.
Бескорыстие
этих
людей
перед
историей
сказ ал ось
в
то м,
что
их
труд
при
в сем
его
величии
оказался
аноним­
ным.
Если
же
говорить
о
зодчестве
на
Руси,
то
оно
бы ло
тут
осе вым
искусством,
на
которое
работали
и
живо­
писцы,
и
скульпторы-резчики,
и
ювелиры.
Да
и
хра м,
как
он
сло жил ся
исторически,
был
не
просто
культовым
зданием,
а
общественной
пос трой кой ,
где
реш али сь
и
на­
сущные
вопросы,
кот орым и
жил
на род,
ка сающие ся
устройства
его
тр уда
и
быта,
а
нередко
и
защиты
от
вра ­
гов.
Не
в
по следнюю
очере дь
хра м
был
и
крепостью,
как,
впрочем,
и
памятником
ра дос ти
и
беды
народной.
За­
видн о
искусство
зодчего,—
учитывая
целевое
назначение
храма,
он
каждый
раз
по-своему
решал
задачи
его
с трои­
тельства.
Те,
кто
ездил
по
древнерусским
городам,
ко­
нечно
же
обращали
вним ание
на
то,
с
каким
необыкно­
венным
чув ств ом
пр ирод ы
построены
церкви
на
Руси,
как
использованы
тут
особенности
ме стно ст и.
Ко ломе н­
с кий
хр ам
под нят
на
холм,
вставший
над
Мо скв ой-р е-
кой.
Знаменитая
церковь
Покрова
у
Вл адим ира
пр ид ви­
нута
к
бере гу
и
как
бы
смотрится
в
водное
зеркало.
Вес ь
монастырский
комплекс
на
Соловках
так
вписан
в
пределы
островов,
чтобы
возникнуть
как
бы
из
сам ой
пу ч ины;
моря.
Природа
точно
была
соа вт ором
зодчего,
по мог ая
сделать
его
творение
еще
более
величественным.
На до
отдать
должное
древнерусским
зодчим,
они
был и
чудо-искусниками
в
своем
дел е
—
то,
что
зовется
на
п ро­
фессиональном
языке
линией,
композицией,
силуэтом,
цветовой
гаммой,
получило
в
их
творчестве
ту
закончен­
ность,
какая
восхищает
нас
и
с егодн я.
12 С.
Д ангул ов
353


Я
понимаю
Кокорина,
который
решил
явить
намкра^
соту
древнерусского
з одче ств а.
Я
не
огов ори лс я:
именно
явить,
ибо
таково
уж
св ойс тво
его
дарования,
что
ув и­
де нное
им
как
бы
заново
открывает
нам
то,
что
мы
уже
знали.
С
за вид ным
воодушевлением
и
по сл ед оват ель­
ностью
он
объехал
д рев неру сск ие
города
и
создал
не что
такое,
что
необыкновенно
пластично,
по лно
неяркой
кр а­
со ты,
м ысли.
Я
много
лет
знаю
Анатолия
В ла д имиро­
вич а
и
смею
думать,
что
страсть
к
путешествиям
у
нег о
в
крови.
Вижу,
как
он,
уподобившись
ст ранн ик у,
шел
со
своим
этюдником
от
город а
к
городу,
шел
своей
не п­
ри ме тной
тропой,
чтобы,
устроившись
в
тени
часовенки
или
под
сенью
ста рого
вя за,
стоящего
у
пруда,
обратить
взгляд
на
древнее
диво.
Наверно,
не
просто
подступить­
ся
к
той
же
церковке
Покрова-на-Нерли,—
чтобы
ув и­
деть
этакое
чудо
с
глазу
на
глаз,
на до
набраться
храб­
рос ти
по рядочн ой ,
на до
себя
подготовить...
Ес ли
это
бы ло
так
у
Кокорина,
то
я
его
понимаю.
По мню,
как
в пер­
вые
увидел
фрески
Дионисия
в
руб лев ск ом
музее,
при
эт ом
не
в
нат у ре,
а
скопированные
на
кальку,
и,
потря­
сенный
их
красотой,
припомнил,
что
наш
Дионисий
был
современником
Раф аэля
и
их
творения,
кото рые
онп
со з­
д авал и,
е два
ли
не
в
разных
концах
земли,
по меч ены
од ними
и
те ми
же
го дами.
А
припомнив
это,
сп роси л
се бя:
р асст оя ние
от
беломорской
студеной
вод ы
до
бе­
лых
песков
Итал ии
с толь
велико,
что
вряд
ли
они
видели
работы
друг
друга ?
Но
вот
вопрос:
тогд а
почему
у
круг-
лоп лёче й
россиянкп,
что
воссоздал
Дионисий
на
св оих
церковных
фресках,
черты
Р афаэл ев ой
мадонны,
как ,
впрочем,
у
Рафаэлевых
мадонн
можно
рассмотреть
нечто
от
северных
красавиц,
выз ван ных
к
жизни
бессмертной
кистью
Дионисия?
Если
расстояние,
что
непреодолимая
стена,
отодвинуло
одного
художника
от
другого,
т огда
должна
существовать
ин ая
прич ина ,
определившая
это
взаимопроникновение.
Но
какая
это
причина?
Оч ев ид­
но,
поиск,
кот ором у
предшествовали
века
и
века,
привел
к
результатам,
в
какой-то
м ере
аналогичным.
Да,
два
художника,
живш ие
в
одно
время,
одн ако
разделенные
стеной
расстояния,
могли
прийт и
к
итогу,
кот ором у
свой­
ственно
нечто
общее...
Именно
эта
мысль
владела
м ной
при
взгляде
на
эти
удивительные
коп ии
Дионисьевых
фре со к,
сделанных
на
кальке.
И
вновь
я
спр ос ил
себя:
«А нельзя ли увидеть Дионисия в натуре?» В ту пору
не
б ыло
нов ой
дороги
в
Ферапонтов
монастырь,
и
в ож­
354


д ел енный
Дионисий,
казалось,
укрылся
в
далеком
да­
ле ке.
А
минувшей
зимой
не ожи д анно
оказался
в
Волог­
де
и,
воспользовавшись
этим
новым
путем,
вопреки
пур­
ге
и
ветру,
рванул
к
Ферапонтию.
У
Кокорина
под об ная
встреча
б ыла
не
единствен­
ной
—
она
и
воодушевляла,
и
чуть-чуть
обезоруживала.
В
смелости,
с
какой
художник
выпол нил
с вои
рисунки,
наверно,
чу вст во валась
и
чел ов еческ ая
смелость.
Од пако
что
примечательно
в
этих
рисунках?
Меня,
например,
поразило
точное
ощущение
времени,
которое
отделяет
пас
от
той
поры,
ког да
хра м
построен.
Оказы в ает ся,
пользуясь
кистью
и
красками,
средствами
по
сво ей
Сути­
не
новыми,
мож но
точно
обозначить
это
расстояние.
Да,
два
дня
с оотне сен ы
с
ве рн остью
поразительной:
д ень
вчерашний
и
нынешний.
Да,
вот
эти
атрибуты
наших
будней
—
колхозная
полуторка
на
площади
перед
ц ер­
ковным
ансамблем
в
Юрьеве
Польском,
или
городс ки е
домики
с
телевизионными
антеннами
на
крышах
по
со­
седству
с
многоглавым
с об ором
в
Касимове,
или
ту ри ст­
ский
ав тобус
на
фоне
загорской
Лавры.
О днако
как
пи
велико
расстояние
из
сегодняшнего
дня
к
тому
дале­
ком у
пределу,
что
отстоит
от
нас
на
век а
и
века,
нега­
сим
восторг
художника
перед
творением
древних
масте­
ро в.
Есть
у
Кокорина,
художника
и
человека,
одно
каче­
ство,
способное
ожив ить
дыханием
жизни
м ерт вую
при ­
роду,
одушевить
камень.
Осмелюсь
высказать
предполо­
жение,
что
без
этого
качества
Кокорину
вряд
ли
у да­
лось
бы
создать
эту
свою
ж ив опис ную
поэму
о
стар ых
русских
г орода х
—о на
бы ла
бы
лишена
то го
обаяния
жизни,
какое
в
ней
е сть
се йча с.
Одн ако
что
это
за
ка­
чество?
Пер ели стаем
ка тал ог
кокоринской
выставки
в
Бу­
дапеште
—
там
представлен
разный
Кокорин:
и
тот,
что
близок
нашей
теме,
и
тот,
что
находится
па
почтитель­
ном
расстоянии
от
не е.
Итак,
что
же
это
за
качество?
Пер ед
на ми
картинка
ст ро я щейся
Москвы
с
многозвездьем
св ет ящих ся
окон.
Но
это
па
втором
плане,
а
на
первом
—
фигура
девушки-маляра,
оруд ующей
кистью.
Вот
опа
взметнула
свою
кисть,
ст арая сь
достать
ею
кар н из,
и
вдр уг
о бнар уж ила,
что
рост а
не
хватает.
Брезентовая
куртка
девушки
со бра лась
у
груд и,
и
ее
тал ия,
истинно
ос ина я,
обнажилась,—
эта
деталь,
подсмотренная
худож­
ником,
сделала
девушку
живо й
потому,
что
в
детали
эт ой
ес ть
капелька
юмора.
Да,
эта
вожделенная
капелька
12*


юмора
не
и спар илась
зря
—
она
помогла
ооозначить
ха- -
р акте р.
Вот
д ругой
рисунок
—
м о лодая
натурщица
сиди т
на
табуретке.
Есть
в
обнаженном
те ле
нечто
нивелиру­
ю щее
—
до
характера
ли
тут?
А
в
кокоринской
«ню»
мы
чувствуем
именно
характер,—
в
том ,
как
козыристо
нап­
ряглась
натурщица,
с
какой
показной
обидой
она
надула
губы,
во
власть
какой
несокрушимой
горды н и
вдруг
от­
дал а
себя,
сквозит
прелесть
существа
чистого,
уверовав­
шего
в
превосходство
своего
целомудрия.
Но
художник
не
был
бы
сам им
собой,
если
бы
не
под см отре л
в
обли­
ке
м олодо й
натурщицы
детали
кокоринской,
которая
помогает
спустить
м ол одое
существо
с
заоблачных
высей
на
гре ш ную
земл ю:
взгляните
на
но ги
натурщицы,
и
вы
ув идит е,
как
пришел
в
д вижение
ее
большой
палец,
по-
скребывающий
пятку.
Неверно
думать,
что
деталь,
о
ко­
торой
идет
речь,
пустячна,
лишите
рис уно к
эт ой
дета­
ли
—
и
вы
лиш ите
натурщицу
ха ракт ера,
сделав
рисунок
заурядным.
В
стремлении
поз нат ь
ха ракт ер
бесценна
способность
художника
видеть
смешное.
Кок ори н
ищет
смеш но е,
но
смех
его
не
всегда
безо ­
биден.
Ху д ожник
подсмотрел,
к огда
служивый
люд
Си­
ти
ид ет
на
работу
—
не
люд и,
а
ко сяк
сельдей,
ес ли
сельдь
обрядить
в
пиджачную
пару
и
снабдить
зонти­
ком
и
котелком.
В
п ред елы
ри сунк а
во шло
пол торы
дю­
ж ины
рыб,
ио
такое
впечатление,
будто
их
здесь
тыся­
чи,—
стихия
этого
потока
лишена
ума
и
зрения,
косяк
движ ет ся,
повинуясь
инстинкту,
одн ако
спос об ен
все
смять
на
своем
пу ти.
Не
поток,
а
мельничные
жер но­
ва ,—
не
дай
бог
попасть
на
гладкие
плоскости
э тих
ка м­
н ей,
сотрут...
К огда
говорят
«машина бюрократии», ни­
чего
не
мо гу
с
собой
поделать,
вижу
перед
собой
этот
ко сяк
рыб
в
п иджач ных
парах,
как
их
рассмотрел
Коко­
рин
на
тротуарах
Сити.
Неверно
думать,
что
смех
худож­
н ика
всег да
безобиден,—
в
нем
есть
и
сатирическое
жало...
Так
или
иначе,
а
оружие
смеха
в
кокоринских
арсен алах .
Оно
присутствует
и
в
серии
о
русских
городах,
с ообщая
ей
естественность
и
обаяние
жизни,
без
кот орых
т акая
серия
б ыла
бы
лишена
настроения,
ст ала
бы
скуч­
но й.
Тот ,
кто
близко
зн ает
Анат о лия
Владимировича,
зн а­
ком
с
его
мастерством
импровизации,—
рассказывая,
Ко­
корин
п ерев опл ощ ается ,
при
этом
его
лиц о,
голос,
руки,
обычно
спокойные,
вдр уг
обрет аю т
выразительность,
какая
в
них
и
не
предполагалась,
и
перед
ва ми
в друг
356


возникает
калейдоскоп
фи гур,
именно
калейдоскоп
—
за
столом
ст ано вит ся
тесно...
Вот
это
искусство
импровиза­
ции,
к оторы м
артистически
владеет
художник,
сво еоб ­
разно
преломляется
в
работах
Кокорина.
Да,
все
компо­
ненты
ка р тины
как
бы
п олуч ают
дополнительный
им­
пульс
и
обрет аю т
энергию,
какой
не
имели,
при
этом
не
только
энергию,
но
и
н овое
качество.
Взгляните
на
рисунок,
чтобы
убедиться:
и
надвратная
церковь,
и
продуктовый
л арек
на
от ш ибе,
и
нестройная
ста йка
сру­
бо в,
возникших
на
холме,
и
прерывистая
цепочка
же н­
щ ин,
спускающаяся
с
коромыслами
к
реке,
и
гру зов и чок
на
мосту,
и
сам
мост,
все
чуть-чуть
деформированное,
хотя
и
точное,
будто
участвует
в
некоем
хоре,
в
кото­
ром
у
каждого
своя
партия,—
в
то м,
как
художник
расп ред елил
тут
роли,
необыкновенно
оживив
картину,
на вер но,
одного
чувства
юмора
б ыло
бы
не дост аточн о,
потребовался
тот
дар
импровизации,
бесценный,
кото­
рый,
см ею
думать,
в
первосути
тв орчес ког о
начала
Коко­
рина.
Смотришь
па
рисунок
и
сл ыши шь
кокоринский
см е­
шо к,
адресованный
анонимному
к олле ге
—
зодчему
или
художнику,
живш е му,
дай
бог
памяти,
шестьсот
лет
то­
му
на з а д : «Истинно как в пушкинской сказке: «Град
на
острове
стоит
с
златоглавыми
церквами,
с
теремами
да
с адами .. .»
Но
кокоринская
кисть
не
щедра
на
золото,
как,
наверно,
и
не
очень
п адка
на
него.
Его
влекут
в
творениях
древних
мастеров
все
больше
строгие
краски,
под
цвет
неяркой
природы
северного
лета.
Он
точно
вы­
б рал
в
этих
сво их
этюдах
сизые,
темно-зеленые,
густ о­
синие
тон а,
что
так
точно
вписались
в
наш
северный
пейзаж,
не
нарушив
его
колорита.
И
то,
что
краски
ко-
коринских
этюдов
строги,
точно
обращает
н ашу
мысль
к
существу,
не
отвлекая
ее
и
не
размывая.
А
существо
важно
в
высшей
степени:
мы
пер ежив аем
единственную
в
своем
роде
п ору
в
наш ей
истории,
когда
способность
видеть
завтрашний
день
опи рает ся
и
на
наше
знание
дня
минувшего.
Именно
это
я вление
предопределило
единственный
в
своем
ро де
интерес
на ших
современников,
в
особенности
молодежи,
к
рус ск ой
старине.
Есть
нечто
примечатель­
ное
им енно
в
сегодняшнем
нашем
дне.
Не
преувеличу,
что
ныне ш ний
де нь
—
это
день
открытий.
В едь
не
с лу­
чайно,
что
именно
в
наши
дни
сделаны
заметные
откры­
тия
в
столь
разных
областях
древнерусской
культуры,
357


как
история
и
литература,
церковная
живопись,
книго­
п еч атание ,
деревянное
зодчество,—
о дна
церковка,
отыс ­
кан ная
иркутскими
исследователями,
бесценна.
Труд
Кокорина
сл ужит
этой
же
це ли.
Им енно
это
я вле ние
предопределило
единственный
в
своем
роде
интерес
наших
современников
к
рус ск ой
ст а­
рине.
Ес ть
некая
ди але кти ка
в
то м,
что
общество,
с
не­
виданной
до селе
силой
у ст рем ивш ееся
в
б удуще е,
со
столь
же
беспрецедентным
ин те ресом
обра тило сь
к
с во­
ей
седой
старине.
Это
поз на ние
старины
в
наш ей
жизни
мас шта бн о.
На
окраину
Суздаля
со
в сей
России
свезены
дере вянн ые
избы,
и
создан
ед инс тве нный
в
своем
роде
музей
рус ск ого
деревянного
зод чес тв а.
По
русским
де­
ревн ям
нашего
Севера
п ошли
в
поход
за
ф ольклоро м
бригады
молодых
ученых.
В
наш их
музеях
открыты
раз ­
делы
церковной
живописи,
обогатившиеся
в
последние
го ды
уникальными
находками.
Стали
выходить
в
свет
изд ан ия,
впе р вые
давшие
профессионально
точное
опи­
сание
памятников
ц ерк ов ного
зод чес тв а.
Т рудом
худож­
ников-реставраторов
возрождены,
а
может
быт ь
заново
открыты
доселе
неизвестные
маст ер а
отечественной
жи­
в оп иси,
тв ор ения
которых,
по
существу,
впе р вые
пред­
ста вилась
возможность
п оказ ать
н арод у.
У
этого
благ о­
родного
и
бл агод арного
труда
ест ь
свой
значительный
зна к:
он,
этот
труд,
вед ет ся
воодушевленно
и
бескорыст­
но
—
тысячи
энтузиастов,
среди
кот оры х
много
м олод ых
художников,
зодчих,
инженеров-строителей,
п ед агог ов,
сту ден тов
наших
гуманитарных
вузов,
вз яв
в
руки
ру­
банок
п
мастерок,
реставрируют
сегод н я
п амятни ки
ст а­
рины.
Людьми
руководит
сознание
—
т олько
поняв
п ро­
шлое,
можно
с трои ть
буду щее.
Тру д,
предпринятый
Ко­
кориным,
отвечает
этой
высокой
цели.
Кто
из
нас ,
подъезжая
к
древнему
русскому
городу,
не
останавливался
в
чистом
пол е,
зачарованный
сам ой
панорамой
п ос ада?
Если
ты
хоче шь
во с принят ь
во ед ино
ве сь
ансамбль
сооружений,
взгляни
на
них ,
остановив­
шис ь
в
поле,—
ничто
не
да ет
та кого
точного
представ­
ления
об
оч ерт ан иях
каждой
п ост ройк и,
ничто
не
позво­
ляе т
так
объять
весь
ансамбль,
как
взгляд
издали.
То,
что
сделал
Кокорин,
отмечено
этой
же
че ртой ,
но
с
той
только
разницей,
что
дает
нам
возможность
охватить
единым
взглядом
не
оди н
ансамбль,
предположим,
за­
горс ки й,
переяславль-залесский,
а
в есь
с трой
др е вних
ру сск их
г ород ов.
Да,
плеяда
великих
р усск их
гор од ов,
258


известных
миру
под
именем
Золотого
кольца,
своеобраз­
но
преломилась
в
творчестве
художника
и
стала
золо­
тым
кокоринским
к ольцом .
Да,
то,
что
сделал
художник,
д ает
возможность
нам
гов орит ь
не
тольк о
о
качествах
мастера,
даже
очень
одаре нн ого,
а
о
достоинствах
нацио­
н альн ого
искусства,
без
к ото рых
нет
и с тории
народа,
его
на цион ал ьног о
ха рак тера ,
его
творческой
су ти,
его
спо­
собности
творить
прекрасное.
Тем
большей
приз нат ел ьно сти
заслуживает
худож­
ник,
осуществивший
этот
труд .


ВЕРЕЙСКИЙ
1. «. .. ПОЕ ЗЖАЙТЕ
НА
ДОН .. .»
Михайловской,
где
в
детство.
Как
сейчас
шуюся
вдоль
Ча млык а
книги
есть
способность
человека:
встреча
с
нею
может
открыть
те­
бе
глаза.
Такой
для
меня
бы ла
встреча
с
«Тихим Доном» .
Я
вы­
рос
в
городе
и ско нно
кубанском,
к
основанию
которого
были
при­
частны
и
мои
прадеды.
Они
бе­
ре гли
узы
дружбы,
что
связывали
их
с
жителями
с т аниц,
что
легли
на
б лиж них
и
дальних
подступах
к
городу:
Прочнооконской,
Кур­
ганной,
Родниковской
и
особенно
какой-то
м ере
прошло
и
мое
помню
эту
с та ницу,
вытяну в-
с
белостенными
хатами
и
си ней
в
зно йн ой
дымке
зеленью
садов ,
сливовых,
вишневых,
абрикосовых,
но
боль ше
яблоневых.
Помню
сытое
пог ро­
мыхивание
молоканских
мажар,
возвращающихся
по
ос ени
в
с та ницу
с
нов ой,
то лько
что
смолотой
мукой,
и
новый
х леб,
испеченный
в
русских
печах
—
не
печь,
а
царство
огн я
и
до бр ого
духа...
Первый
хле б
отведы­
в ался
вс ей
семьей
—
не
трап еза,
даж е
праздничная,
а
причащение.
Каравай
с
красно-коричневой
корочкой,
ярко-белый,
пористый,
ре за лся
на
добр ые
ломти,
по
чис лу
с ид ящих
за
столом.
Из
погр еба
доставалось
в
глечиках
молоко,
топленое,
затянутое
пленкой,
е два
ли
не
такой
же
красно-коричневой,
как
хлебная.
Холодное
молоко
и
ломоть
свежего
хлеба
—
ум ри
и
воскресни!
Но
вот
что
непостижимо:
хлеб
был
по
вкусу
о со бен ный,
новый
хлеб,—
казалось,
эта
его
новиз на
угадывалась
и
тобой...
Ели
не
спеша,
не
тратя
внимания
на
праздное
слово,
по сти гая
вкус
хлеба ,
а
съев,
с обир али
хле бн ые
крошки
на
ладонь,
темную
ла дон ь...
Вот
этот
хле б
белизны
пер ­
возданной
и
сам
вид
этих
рук ,
которы е
прикасались
к
хле бу
так
ос торожн о
и
бережно,
будто
бы
он
был
живым,
сберегла
па мять
как
н ечто
существенное,
и
в
эт ом
был
свой
смысл.
;-,60


Как
ни
благодатна
была
здешняя
земля,
п лоды
ее
давались
х леборобу
в
поте
лица .
Казалось,
не
бы ло
большего
святотатства,
чем
сказать : «Сунь в землю ог­
лоблю
—
выхватится
де рев о».
Зе мля
б ыла
в
деревьях,
но
их
вырастил
человек
труд ом
и
опытом.
Да,
и
опытом
немалым:
основы
того
большого,
что
е сть
семена
и
се­
меноводство
на
Ку бан и,
закладывались
в
те
год ы.
Ка­
зак-опытник
был
многотерпелив.
Он
и
действовал
тут
наверняка:
срывал
на
г лаз
колосья
помогучее,
отбирал
зерна
повесомее
и
засе вал
ими
делянку,
год
от
году
увеличивая
ее
размеры...
Из
ис тори и
мы
знаем,
с
какой
силой
пронеслась
над
Кубанью
гроза
революции
и
гра ж­
данской
войны.
Она
бы ла
всемогущей,
эта
гроза,
и
для
тех,
ко го
я
пытался
рассмотреть
отнюдь
не
многомуд­
рым
мальчишеским
оком
в
п ору
жизни
на
Чамлыке.
Казаки
и
прежде
не
умели
драться
вполсилы,
а
тут
сама
земля
встала
дыбом,—
о дним
с лово м,
та кого
накала
борьбы,
какой
революция
обрела
на
Ку б ани,
в
местах
моих
отчих,
она
знала
не
вез де.
Шолохов
говорил
о
семье
Ме ле ховы х,
Аст ахо вы х,
Кошевых,
а
я
переносился
мыслью
в
семь и
михайловских
казаков
—
у
каждого
шо­
лоховского
героя
был
с вой
прооб раз
на
Чамлыке...
С
тех
по р,
как
впе р вые
был
прочитан
«Тихий Дон»,
п рошли
год ы
и
годы.
Не
просто
отсчитать
от
двадцать
седьмого
тридцать
год ов,
да
еще
та ких
тридцать
годов,
но
нет
ма шины
исправнее,
чем
машина
времени,—
она
считать
умеет,
она
всегда
в
по рядк е.
И
вот
уже
не
дв а­
дцать
седьмой,
а
пять д есят
седьмой
и
перед
тобой
но вое
издание
«Тихого
Дона»,
необ ы чайн ое,—
весь
роман
в
одном
томе,
при
эт ом
целая
те тра дка
рисунков.
Не
без
тре в оги
раскрываю
книгу
и
ловлю
себя
на
том,
что
ст о­
ронюсь
встречи
с
художником.
Да
в
этом,
наверно,
нет
ничего
уд ив и тельн ого:
не
для
тог о
же
ты
сто ль ко
лет
берег
в
себе
само е
обли чье
этих
л юдей,
с
более
чем
рев ­
нив ой
с трасть ю
охраняя
их
от
чужого
вз гл яда,
чтобы
взглянуть
и
увидеть
их
глазами
человека,
к оторы й
встал
ме жду
автором
и
тоб ой?
Но
книга
раскрыта.
Такое
впеч ат ление,
что
худож­
ник
остановил
киноленту
романа
на
кадрах,
казалось,
самых
обы ден ны х.
Но
это
только
так
кажется
—
в
о бы­
денности
момента,
остановленного
художником,
драма­
тизм
повествования.
Ну
хотя
бы
вот
эт от
эпизод...
Ак­
синь я
подхватила
коромыслами
ведра
с
во дой
и
уже
шагнула
от
реки,
но
дорогу
ей
преградил
Григорий
на
361


коне.
Что
привлекло
тут
ху до жник а?
Картина
очень
на­
туральна,
она
полна
движения,
и
это
уже
само
по
с ебе
ин­
тересно.
Но
в
э том
ли
то лько
существо
для
художника?
Нет,
конечно.
Смысл
т ого,
что
изобразил
художник
в
обли ке
героев,
в
их
лицах,
в
их
взглядах.
Это
едва
ли
не
первая
встреча
Григория
и
Аксиньи,
но
в
не й,
в
этой
встрече,-
вся
их
любовь,
ее
м уки
и
с част ье.
Во
в зоре
Григория
и
безоглядная
решимость,
и
вызов,
в
глазах
Ак с иньи
и
смятение,
и
любовь,
которая
си льн ее
чело­
века.
Едва
ли
не
пер вый
рисунок,
но
в
нем ,
как
чувст­
вует
читатель,
сделана
заявка
на
всю
далекую
перспек­
тив у
эпопеи.
Рисунки
возникают
од ин
за
други м,
и
ты
говоришь
себе:
по
настроению,
по
краскам,
по
характерам,
по
т очно сти
то го,
что
ес ть
картина
жиз ни,
очень
близко
«Тихому Дону»,
по
кр ай ней
мер е
так
кажется
т ебе. ..
Вон
как
верно
художник
разглядел
картину
степи,
ухва­
тил
свечение
ее
созревающих
хлебов,
учуял
ее
ды ха­
ние
—
без
эт ого,
пожалуй,
не
отважишься
в осс озда ть
степь
и
степняков,
да
еще
таких
исконных,
как
в
«Ти­
хом
До не »...
Мы
сидим
с
Орестом
Георгиевичем
в
его
новой
кв ар­
т ире
на
Старопименовском
—
неярок
московский
декабрь,
за
окн ом
темнеет
предвечернее
небо,
и
ес ли
бы
не
оди н­
на дцаты й
этаж,
пожалуй,
заревой
отблеск
не
добрался
бы
сюда.
Внизу
он
уже
по гас
и
растушевался,
а
здесь
удерживается.
—
О тца
знают
как
художника,
но
не
многим
из ве­
стно,
что
он
был
хр анит ел ем
графики
Эрмитажа.
Значит,
лен ингр ад ец.
Тогда
как
же
он
проник
в
су­
щество
того,
что
ес ть
«Тихий Дон», и возможно ли это?
Вот
он,
предмет
разговора
с
художником.
—
Начав
раб оту,
я
разговаривал
с
Шолоховым.
«Я
с вое
с де лал,
теперь
ваша
очередь,—
сказал
Михаил
Александрович,
улыбаясь.
—
Поезжайте
на
Дон .. .»
Ну
что
ж,
для
художника
вз ятьс я
за
такую
раб оту
—
в
сво ем
роде
явить
акт
перевоплощения,
п очти
по
методу
Станиславского,
п одум ал
я...
Перенестись
в
обстановку
Дона,
почувствовать,
вжиться.
Но
пр ежд е,
чем
отпра­
виться
на
Дон,
еще
раз
з аду мался .
Задача
не
из
ле гк их.
Как
подступиться
к
ней?
У
меня
уже
был
некоторый
опыт:
фадеевскпй
«Разгром», «Теркин»...
—
«Теркин»
у
вас
во зн икал
на
глазах,
Орест
Ге ор­
362


гиевич,—
вы
служили
во
фронтовой
газете
с
Твардов­
ски м?
—
Именно
на
глазах.
Мои
товарищи
по
фрон тов ой
га­
зете,
наверно,
помнят,
как
од на жды
мы
со брали сь
в
за­
темненном
салон-вагоне
и
Твардовский
прочел
первые
главы
«Теркина'}. « Н а
войне,
в
п ыли
походной,
в
летний
зн ой
и
в
холода...»
—
впе р вые
услышал
я
в
тот
вечер...
Верейский
р асс казы вае т,
стар аяс ь
припом нит ь
д ета­
л и,—
они,
эти
детали,
за метн о
дороги
Оресту
Георгиеви­
чу.
«Теркин»
печатался
во
фронтовой
г азете
гл ава
за
гла вой ,
и
у
те х,
кто
был
ря дом
с
Твардовским,
бы ло
ощущение,
что
поэма
возникает
как
бы
на
глазах,
ты
том у
с ви де тель.
Как
хорошо
помнит
Орест
Георгиевич,
Твардовский
ни
с
кем
не
делился,
никогда
не
писал
на
люд ях.
Набросив
на
плечи
шинель,
длинную,
офицер­
скую,
уходил
в
лес .
Возвратившись,
ус ажи ва лся
подле
пня
или
у
опрок ин утог о
ящи ка.
Заканчивал
ра боту
мно­
го
позже
того,
как
погаснет
ве черн яя
зар я,
с
тем
чтоб ы
с
з арей
утренней
вернуться
к
работе
и
про д ол жить
ее...
И
так
в
течение
в сех
долгих
лет
войны,
до
тог о
восточ­
н опрус ск ого
поселка,
где
застал
п оэта
последний
день
войны
и,
как
хорошо
помнит
Орест
Ге орги ев ич,
старый
солдат
у ст рем ился
к
поэту,
по вто ря я: «Сегодня люди пе­
рест али
убивать
д руг
друга...»
И
уже
после
войны
во з­
вращение
к
«Теркину», для Верейского непростое,
б есе­
ды
с
поэтом
и
как
бы
второй
круг
работы
—
м но гослож ­
нос ть
образа
и
г лу бина
добывались
с
г од ами.
А
вместе
с
беседами
и
поездки,
в
том
числе
памятная
Верейскому
на
родную
см ол енску ю
сторону,
в
Починки,
бл из
кот о­
рых
был
хут ор
и
отчее
поэту
пепелище...
Верейский
вздохнул
—
нелегок
был
этот
вздох.
—
Никогда
не
забуду,
как
по эт
стоял
та м...
Мы
ра с­
сту пи ли сь,
отошли,
оставив
его
од но го;
я
и
сейчас
ви­
жу, • как он стоит там на взгорье .. .
«Что он думал,
не
гадаю,
что
он
нес
в
душе
своей...»
Верейский
протягивает
руку
к
полке,
и
на
ладонь
ложится
томик
«Теркина»,—
ка жет ся,
что
ей,
этой
ма­
ленькой,
приятно-весомой
к ни жице,
уютно
на
ладони
художника.
—
Вот
выпустил
«Детгиз»
т олько
что...
Пр авда ,
хо­
рош о?
Что
говорить,
х оть
и
мал а
книжка,
а
л адна
необык­
новенно:
по
пропорциям,
к оторы е,
наверно,
важны
и
для
книги,
по
фактуре
бумаги,
по
тому,
как
четка
и
363


весома
печать,
как
она
хорошо
легла
на
к ниж ном
листе,
и,
кон е чно,
по
рисункам
—
тут
хорош
и
герой
поэмы,
гвардии
ря дов ой
Василий
Теркин,
и,
пожалуй,
мир
Тер ­
ки на
—
быт
и
пейзаж
войны;
при
это м,
как
часто
это
у
Верейского,
многое
добыто
на
д орога х
войны,
зарисо­
ва но
с
натуры,
а
ко ли
так,
то
наверняка
в ос созд ает
тот
самый
мир,
ко торы й
видел
и
поэт,
иб о,
как
мы
знаем,
военная
дорога
у
поэ та
и
художника
была
одна.
—
Теркин-крестьянин?
Не
до нско й
казак-хлебороб,
но
землепашец,
плу г арь -зем л епаш ец,
как
говорили
в
ста­
рину,
для
которого
земл я
б ыла
корм и лиц е й...
Вс тр еча
с
Теркиным
м огла
и
п одготов и ть
встречу
с
ка за ками
Дона,
Орест
Георгиевич?
—
Да,
в
какой-то
мере...
Не
без
во лне ния
я
готов и л­
ся
к
поездке
на
До н.
Это
и
понятно:
я
читал
шолохов ­
ский
роман.
Внач але
проехал
из
ст а ницы
в
станицу.
Ри­
совал
вс е,
что
разумелось
типичным
для
степного
к рая.
Панораму
станицы.
Улицу.
Дом а.
Ст епну ю
дорогу.
Дом
в
перспективе...
Потом
входил
в
дома.
Просил
раскрыть
сундуки
и
показать
наряды,
е сли
можно,
старинные,
сох­
ранившиеся
с
той
далекой
поры,
когда
был и
молоды
не
толь ко
Гри гори й
и
Аксинья,
но
Прокофьич
с
Ильинич­
ной...
Уму
непостижимо,
как
интересно
вот
так
отк ры ть
стар ый
сундук!..
За перл а
бабка
в
сундуке
сар афа н,
а
казалось,
заперла
там
сами
год ы.
—
Время
под
зам ко м!
—
Да,
похож е.
Рисовал
ка зако в
и
ка зач ек,
т ипы
ка­
заков.
Потом
д оход ила
оче ред ь
до
предметов
быта,
утва­
ри,
внутреннего
вида
жилищ.
Наконец,
на
столе
по явля ­
лись
фот ограф ии ...
Как
мне
кажется,
художник
должен
пользоваться
фотографией
осторожно,
изб ег ая
ко пиро­
вания .
Вместе
с
тем
фотография,
если
она
документаль­
на,
может
быть
по лез на
художнику.
Не
столь
бог атым
был
фот ома тер иа л,
характеризующий
красное
казачест­
во,
но
что-то
удалось
разыскать
и
здесь.
Необыкновенно
ценной
для
м еня
была
фотография,
которую
я
обнару­
жил
в
бро шю ре,
в
свое
время
изданной
в
Ростове.
Фо­
тография
была
сд ел ана
кем-то
из
белоказаков
и
запе­
чатлела
дорогие
нам
образы
Подтелкова
и
Кривошлыко-
ва
незадолго
до
их
казни...
Орест
Георгиевич
говорит,
а
я
думаю:
ра згов ор
ла­
ди тся,
когда
он,
как
хорошая
машина,
набрал
обо рот ы.
Меня
всегда
поражала
в
Верейском
ос трот а
реакции
—
он
чуток
к
слову
собеседника,
его
реа кц ия
не
заст ав ляет
£64


с ебя
ждать.
П оэ тому
в
беседе
е сть
и
с треми т ельн ос ть,
и
ритм.
По
крайней
м ере
такое
впечатление
оставили
прежние
встречи
с
Верейским,
а
они
были. . .
Ког да
в
се­
редине
п ятидес яты х
был
создан
журнал
«Иностранная
литература»,
в
редакционный
особняк
на
Пятницкой
бы ли
пр иг лаш ены
графики.
Реч ь
шла
о
рисунках
к
пр о­
из вед ения м
большой
прозы:
Франк,
Пу йм анов а,
Хемин­
гуэ й,
А рагон ,
Са дов яну.
Думалось,
что
эта
работа
ув­
лекла
художников.
Ор ест
Георгиевич
избрал
Лак сн ес са,
при
эт ом
принялся
за
работу
с
увлечением.
Когда
рабо­
та
б ыла
выполнена
и
на
редакционный
стол
ле гли
ри­
сунки,
возникла
бе седа,
как
обычно
с
Орестом
Георгие­
вичем,
и
обстоятельная,
и
живая.
У
нее ,
у
этой
беседы,
был
один
компас:
желание
сделать
лучше,
еще
лучше.
Ит ог
этих
бесед,
в
сущности,
был
один:
из м енения ,
ко­
торые
художник
вносил
в
рисунки,
бы ло
п ос тичь
не
ле гко,
но
они
был и
существенны.
—
А
каким
путем
шел
у
вас,
если
можно
так
ск а­
зать,
пои ск
зримых
черт
героев?
Как
они,
эти
герои,
возникали
в
вашем
сознании
во
плот и
и
крови?
Как
это
происходило?
Верейский
под одви га ет
однотомник
«Тихого Дона».
Бережно
п ер екла дыв аем
страницы.
В
комнате
точно
по­
светлело
—
донское
солнце!
—
Когда
я
читаю
книгу,
любую,
я
читаю
ее
как
ма­
лограмотный,
сам
процесс
чтения
замедлен,—все
еще
л ист ает
книгу
Верейский:
он
хоче т
припомнить,
как
он
прикоснулся
к
этой
книге,
когда
начинал
ра боту.
—
Чи­
таю
так
потому,
что
мне
надо
вчитаться
и
понять
содер­
жание
глубже,
обычное
чтение
тут
недостаточно.
Мне
на до
представить
себе
героев.
Ясность
наступает
в
тот
самый
миг,
когд а
я
мысленно
представил
себ е
героя,
представил,
а
значит,
понял
по-своему,
настолько
понял,
чтобы
соо бщи ть
сво е
понимание
да же
событиям
романа.
Медленное
чтение.
—
Значит,
чтение
по
складам?
Оно
для
иллюстрато­
ра
характерно?
—
По-моему,
да.
Художник-иллюстратор
з нает
про­
изведение
та к,
как
его
з нает
не
каждый
критик...
Итак,
возвратившись
с
Дона,
я
все
еще
чу вст во вал
себя
на
Д ону
—
процесс
поиска
тип ов
продолжался,
при
эт ом
я
искал
их
с
той
же
на ст ойчи вос тью
и
привередливостью,
как
в
шолоховском
к рае.
И
тут
со
мно й
прои з ошло
со­
бытие,
для
художника
прелюбопытное.
Григория
я
увидел
365


в
одном
своем
приятеле
художнике.
Пр авд а,
в
обли­
ке
его
я
что-то
изменил,
приблизив
к
тому,
как
Григория
видит
автор
и
мы
вместе
с
ним.
Из
о пыта
я
знаю,
что
в
природе
нет
человека,
внешнее
обличие
которого
мо ж­
но
бы ло
перенести
пр ямо
в
книгу,
да
в
эт ом
и
нет
необ­
ходимости,—
это
бу дет
в
лучшем
случае
актер,
загри­
м иро ва нный
под
гер оя,
но
не
сам
герой.
Так
бы ло
и
в
данном
случае
с
Гри гори е м:
что-то
в
облике
пр е тер­
пело
изменение.
Я
стал
искать
Аксинью
—
это
оказа­
лось
труд не е.
Несколько
раз
на
улице
я,
казалось,
ви­
дел
Аксинью,
но
в
решительный
момент
отступал
—
не
реш ался
так
просто
подойти
и
сказать...
Наконец
через
приятельницу
же ны
я
нашел
Аксинью,
но
при
внима­
тельном
рассмотрении
она
оказалась
не
Аксиньей,
а
На­
т ал ьей.
Одн ако
что
я
имел
в
виду,
к огда
ска зал
о
со бы­
тии,
для
художника
любопытном?
Когда
я
познакомил­
ся
с
моим
Гри гори ем
и
Натальей
ближе,
я
обнаружил
нечто
такое,
что
глубоко
м еня
взволновало:
в
м оре
л иц,
каким,
в
сущности,
является
Мо скв а,
я,
сам
не
ведая,
остановил
свой
выбор
им енно
на
уроженцах
Дон а...
—
В
сам ом
деле,
прелюбопытно...
А
о
чем
это
может
гов орит ь?
—
Меня
это
т оже
чуть-чуть
ошеломило.
Я
д ум ал...
Видно,
в
при роде
ес ть
некий
тип
коре нн ого
жителя
До­
на,
и
я,
т ого
не
ведая,
засек
его .
Тут
не
сто ль ко
«вина»
м оя,
с ко лько
моей
профессии
—
у
нашего
брата
г лаз
должен
быт ь
на ме тан ...
—
Ес ли
гов ори ть
о
поиске
прооб ра зов ,
то,
наверно,
этот
пои ск
тем
более
труден,
Ор ест
Георгиевич,
чем
п рочн ее
литературный
герой
вошел
в
сознание
чит ат е­
ля
—
тут
надо
считаться
не
только
с
произведением,
из
к оторого
он
возник,
но
и
с
читателем,
который
его
пр и­
н ял,
не
так
ли?
—
Да,
по
к р айней
мер е
мой
о пыт
свидетельствует
об
этом...
Начну
издалека.
Помню,
что
Теркин,
напри­
мер,
был
популярен
в
арми и
и
все
казалось,
что,
изобра­
зив
его ,
ты
рискуешь
оши б ит ься.
По
кр айн ей
мере
я
ис кал
п рооб раз
Тер ки на
едв а
ли
не
целый
г од.
И
вот
году
в
сорок
втором
п ояв ляется
у
нас
в
редакции
новый
человек,
фронтовой
поэт
Василий
Глотов,—
пр иех ал
к
Твардовскому
почитать
с вои
стихи.
Мне
показалось,
что
у
не го
улыбка
теркинская.
«По -мо ему ,
это
Теркин?» —
сказал
я
Твардовскому.
И
он
мне
хорошо
отв ети л: «Я
те бе
ничего
не
скажу
—
я
хочу
п осм от реть
твой
рис у­
3.66


но к.
Нарисуй
и
покажи».
Я
нарисовал
и
п ока зал
—
он
принял.
С
тех
пор
он
никогда
не
разре ша л
мне
от сту -*
п ать
от
эт ого
образа,
хотя
об раз
этот
не
буквален.
В
ка -*
кой-то
мер е
такой
же
процесс
п роис ход ил
и
с
Григори­
ем,
хотя ,
кон е чно,
это
разные
характеры
и
сравнение
тут
тре бу ет
оговорок...
Художник-портретист
передает
сходство,
е сли
умеет
схватить
в
облике
человека,
кото-*
рог о
пишет,
нечто
характерное.
Это
же
в
какой-то
мере
требуется
и
от
иллюстратора,
читающего
книгу:
в
том,
как
автор
нап ис ал
своего
героя,
художник
должен
уметь
сб ере чь
это
типичное.
Я
го ворю
«сберечь», потому что
часто
этого
типичного
в
облике
человека,
с
которого
ты
пишешь
своего
ге роя,
как
раз
и
не д оста ет.
Человек,
с
которого
я
писал
Пантелея
Прокофьевича,
казалось,
нес
в
себе
все
нео бх одимо е.
У
него
бы ла
удивительно
каза­
чья
внешность,
и
сразу
возникала
уверенность,
что
это
то,
что
надо:
горящие
глаза,
бородища...
—
Ст рог
был
ста ры й?
—
Очень,
да же
строптив.
Как
и
на длеж ит
быт ь
Пан­
телею
Прок оф ьев и чу...
Человек,
с
которого
я
писал
Ко­
шевого,
не
мог
быть
просто
воссоздан.
В
нем,
казалось,
энергия,
и злуча емая
глазами,
сочеталась
с
ласковой
св етл о стью
всего
его
обли ка,
с
мягко ст ью
щек
и
р та,
с
не кот орой
даж е
женственностью.
Зат о
в
нем
не
бы ло
типичной
для
Кошевого
жестокости
ха рак тера,
неукро­
тимости,
даже
некоторого
упорства...
Чтобы
Коше в ой
был
Кошевым,
художник
должен
со о тнести
черты
жив о­
го
человека
и
литературного
ге роя,
соотнести
не
меха­
нически
—
ха рак тер
буд ет
тем
более
живым,
чем
боль­
ше
в
не го
поверит
читатель.
—
Наверно,
н ема лая
тру дн ос ть,
так
можно
подумать,
бы ла
с
созданием
характеров
исторических,
верно?
—
Как
ни
скуден
был
мат ери ал,
я
ста рался
соблю­
сти
тут
правило,
к
котором у
обращался,
когда
работал
над
фиг ур ами
историческими:
ес ли
и
пр иним ал
решение,
то
сопо ст авл яя
разный
материал,
и
не
ст ольк о
от д авал
предпочтение
одному
документу
перед
другими,
сколько
соединял
и
с оче тал
ма те ри ал,—
это
всегда
вернее...
На
портрете,
пом е щен ном
в
энцик ло пед ии,
Подтелков
вы­
глядит
типич ным
батарейцем:
фуражка,
чуб,
ли хо
за­
крученные
усы ,
борода.
Вместе
с
тем
Шолохов
рисует
Подтелкова
ины м,
да
и
ростовская
книжица,
к ото рую
я
упомянул,
в
ладу
с
автором.
Был
расчет
сопоставить
367


документы,
поискать
решение,
не
отдавая
предпочтения
ни
одному
из
них.
—
Наверное,
дос тов ерн ос ть
рисунков,
как
их
прин и­
мает
чи тател ь
рома на ,
во
многом
зависит
от
т ого,
как
художник
совладал
с
к олори том
Дон а? ..
Как
это
уда­
лось
вам,
Орест
Георгиевич?
Верейский
пол агает ,
что
все
основывается
на
книге,
на
ее
изобразительной
сил е.
Ее
художественность
осно­
вывается
на
действенности
ее
обр аз ной
си ст емы,
а
сл е­
довательно,
на
ее
способности
воссоздать
зримые
черты
события.
Опыт
поездок
Верейского,—
а
он
много
путешество­
вал,—
уч ит
его:
у
первого
впечатления
ес ть
с вои
пре­
имущества.
Вот
он
приехал
в
ст рану
и
сделал
свои
пер ­
вые
рисунки.
Ему
гов ор ят
местные
жит е ли: «Как это
вы
ср азу
так
уви дел и ?» Обычно отвечает: «Если бы вы
приехали
к
на м,
вы
то же
увидели
бы
—
это
преимуще­
ство
первого
впечатления».
Верейский
убежден:
в оз­
можно,
с
те м,
что
мы
называем
«глубоким изучением»,
это
имеет
ма ло
общего,
но
ра боте
художника
эт от
пер­
вый
взгляд,
ост рота
восп рия ти я,
свойственная
этому
взгляду,
поле з ны
очень.
Если
же
говорить
о
шолохов­
с ком
романе,
то
сам
роман
под готови л
художника
к
во с­
прия ти ю,
например,
ка ртин
дон ск ой
природы.
—
У
Ш олохов а
донские
пейзажи
написаны
так,
что
ис тин но
за
душу
берут.
По эт ому
когд а
я
при ехал
на
Дон,
я
в
какой-то
мере
был
под готов л ен
к
восприятию
карт ин
д онс кой
при род ы.
Что-то
художник
зарисовал,
а
что-то
от ложи лос ь
в
пам ят и.
Зрительно,
пластически
отлож и лос ь.
А
я
уповаю
на
свою
зрительную
память.
Для
художника
это
профессионально,
я
ее
стараюсь
ра з­
вива ть ...
Я
был
на
Дону
однажды,
но
для
м еня
это
неза­
бываемо.
В
том,
что
в с треча
с
Доном
так
запала
в
душ у,
и
заслуга
Шолохова,
не
бы ло
бы
его
романа,
впечатле­
ние ,
как
мне
кажется,
бы ло
иным . ..
—
Ес ли
гов ори ть
о
колорите,
я
обратил
вним а ние
па
одну
деталь:
у
вас
хо роши
к они
—
очень
естественны
в
общении
с
че лов еком
и
природой.
Известно,
что
Шоло­
хов
знает
и
л юбит
коней,
но
как
это
п олучил ось
у
вас,
горожанина?
—
Я
давно
рисую
лошадей,
люблю
рисовать.
Могу
представить
их
во
всех
ракурс ах
и
воссоздать,
не
об­
р ащ аясь
к
натуре.
Мои
друзья
художники
знают
эту
мою
ос обен н ость
и
подч ас
просят
м ен я: «Нарисуй,
но-
ЗС8


жалуйста,
лошадь
ео
спины,
пок ая си».
Я
делаю
это
охотно
и
ле гко.
Мне
ясно,
как
в
этой
п озе
б удет
выгля­
д еть
лошадь
—
ее
морда,
шея,
круп,
как
поведут
се бя
ноги...
—
Тут
многое
от
л юбви
к
лошади.
На до
любить
ло-
щадь,
та к?
—
Да,
по жалу й.
Вот
Шолохов
—
у
него
ко ни
необык­
новенные.
Сразу
видно,
лошадник,
любит...
Да,
при­
знаться,
и
я
неравнодушен
к
вороным
да
каурым.
Все
это
очень
помогло
мне
в
раб оте
над
«Тихим Доном» .
—
А
вот
как
вы
решаете,
какой
именно
эпизод
сд е­
лать
темой
рисунка?
В
ва ших
рисунках
есть,
как
мне
кажется,
напряжение
и
динамика
кн иг и...
—
Я
сторонник
начала
эмоционального.
Я
говорю
об
этом
потому,
что
сегодня
все
распространеннее
и
иные
пристрастия
—
популярны
иллюстрации,
основанные
на
технике
рисунка.
Мо жет
быть,
у м естно
поставить
тут
вопрос
о
ц ели
иллюстрации?
Для
ме ня
ри су нок
к
рома­
ну
—
это
не
география
или
этнография,
для
меня
это
нечто
такое,
что
пом ога ет
ввести
чита тел я
в
атмосферу
чувств.
И
смею
думать,
что
роман
Шолохова
явился
тем
произведением,
которое
д ало
мне
возможность
обнару­
ж ить
эти
мои
взгляды
на
кн ижну ю
иллюстрацию,
может
быть,
даж е
утвердить
их,—
тут
я
нашел
у
Шолохова-Ау-
дожника
нечто
такое,
что
бы ло
в
согл ас ии
с
мои м
пре д­
ставлением
о
книжной
графике...
У
темы,
которая
стал а
предметом
нашей
б есед ы,
много
граней,
и
я
ловлю
себя
на
мысли—мне
хоче т­
ся
объять
эти
грани.
По-моему,-
Верейский
чувствует
э то.
Когда
о твет
сложился
и,
казал ось ^
звучит
убедительно
вполне,
он
в друг
находит
д опо лните ль ный
вопрос
и
как
бы
пы тае тся
ответ
оспорить.
Это
дает
ему
возможность
до быть
но вые
доводы
и
сделать
ответ
по лне е.
—
Но
ввести
чита тел я
в
атмосферу
чув ств ,
наверно,
не
просто
—
тут
у
художника
с вои
средства?
—
Все
за в исит
от
того,
как
художник
проник
в
текст
и
какое
решение
он
нашел,
пользуясь
своими
и зо­
бразительными
средствами.
Тут
истин
не
пропишешь,
все
строго
приложимо
к
конкретному
факту.
Можно
до­
пустить,
что
второй
пл ан
рисунка
имеет
и
второстепен­
ное
значение,—
оказывается,
нет .
П ленн ых
красноармей­
цев
ведут
вдоль
Дона.
Св е тлый
пей заж ,
светлый
в
св оей
бе сс м ертной
красоте,
и
на
его
ф оне
картина,
при
в иде
которой
сжимается
сердце,—
атам анц ы
избивают
369


нагайками
пленных.
Да,
здесь
тот
самый
пример,
когда
эмоциональное
звучание
тем
более
сильно,
что
первый
и
второй
планы
контрастны.
Но
бывает
и
наоборот,
ког­
да
природа
как
бы
вторит
н аст роен ию
человека
и
эт им
о дним
делает
рисунок
мно гок рат
сильнее.
Ну
хотя
вот
этот
эп изо д,
ко гда
Ильинична
в
пре д гроз ье,
что
вы сини­
ло
не бо
и
реку,
склонилась
над
Натальей,
стремясь
и
утешить
ее,
и
ут иш ит ь...
—
Э тот
рис ун ок
оче нь
хорош,
Орест
Георгиевич,—
в
нем
ес ть
предчувствие
гибели
Натальи.
Жаль
На та­
лью...
—
Я
хотел,
ч тобы
в
рисунке
б ыло
это
пре дч увс тв ие.
По-моему,
это
и
есть
то,
о
чем
говорил:
ввести
чи та теля
в
мир
чувств
романа...
—
В аши
р исун ки
напоминают
эскиз
к
картине:
з ри-
тельныіі
центр,
крупный
план,
п си холо гия ...
Вы
шли
к
этому
сознательно?
—
Когда
я
работал
над
этими
рисунками,
я
знал,
что
они
пойдут
на
полосную
вклейку,
возможно,
это
под­
сказало
и
решение
—
в
рисунках
действительно
есть
ка­
кой-то
элемент
раб от
станковых...
Вы
коснулись
вопро­
са
оп ре деле нно
ди ск усси он ного.
Обратившись
к
ро­
ману,
я
сосредоточил
вним ание
на
уз ло вых
эпизодах
произведения.
Повторяю
—
я
стремился
ввести
читателя
в
мир
чувств
«Тихого Дона».
Бы ть
йожет,
сер ия
мо их
иллюстраций
действительно
напоминает
серию
станко­
вых
работ,
сделанных
по
мотивам
«Тихого
Дон а», но
и ной
задачи
я
и
не
ставил
перед
собой.
О днако
может
ли
художник
поставить
перед
собой
иную
задачу?
По-
моему,
может.
Какую
именно?..
В
большей
мер е
пр и­
близиться
к
тексту,
воссоздать
его
в
динамике
повество­
вания,
не
прерывая
л инии
рассказа,
к отор ый
ведешь
средствами
графики...
—
Но
ведь
в
ваш их
рисунках
к
«Тихому Дону», Орест
Георгиевич,
ес ть
своя
динамика
повествования.
Я
вижу
ее
в
том,
как
характер,
к отор ый
вы
нашли,
вы
ведете
через
всю
книгу,
п овт орив
в
нескольких
рисунках.
Пред­
ставляю,
как
трудно
воссоздавать
его
в
книге,
обнимаю­
щей
годы
и
годы:
на до
как
бы
проследовать
за
обра зо м,
отм ет ив
все
его
изменения.
Не т,
не
только
вне ш ние
чер­
ты,
но
и
психологию...
Так?
Все
зависит
от
то го,
в
какой
мере
я
постиг
ха­
ра ктер
геро я,
насколько
полно
понял
его
д ушу.
У
Ме­
лехова
многотрудная
жизнь,
ее
п ов ороты
круты.
Облик
370


Гри го рия
воспринял
эту
жиз нь.
Григорий
впе р вые
воз ­
никает
у
меня
во
вс тр ече
с
Аксиньей
па
берегу
Дона,—
припомните,
как
он
юношески
ладен,
с
какой
ле гкос тью
сидит
на
кон е,
как
задирист
и
весел...
И
вот
последний
рисунок,
когда,
преодолев
все
ненастья
жестоких
и
страд­
ных
ле т,
он
возвращается
к
родному
пепелищ у
и
вплит
сына.
Да
Григорий
лп
это?
Григорий.
Одна ко
чтобы
пове­
рить,
что
это
действительно
он,
наверно,
Григорий
дол­
жен
не
однажды
возникнуть
на
своей
тернистой
ст езе. .
И
тогда,
к огда
поре ши л
ав ст рийца ,
а
потом
по до шел
и
глянул
ему
в
лицо.
Помните,
как
ск аз ано
у
Шолохова
об
э том
ли ц е? «Оно показалось ему маленьким,
чуть
ли
не
детским,
несмотря
на
вислые
усы
и
из му че нный
—
страданием
ли,
пр е жним
ли
безрадостным
житьем,—
по­
к ри вл енный
с уров ый
рот ».
И
тот
раз,
когда
поднял
ка­
зачьи
сотни
на
к расн ых,
а
потом
вдруг
взглянул
на
р аз­
номастное
свое
во йско ,
сник,
объятый
нелегкой
думой:
«Кто же прав? ..»
И
тогда,
когд а
сх ват ился
в
же сток ом
ед ин оборс тве
с
Ко шев ы м: «Против власти я не пойду до
тех
п ор,
пока
она
м еня
за
хри п
не
возьмет...»
Вот
м но­
готерпимый
п уть,
ко торы й
человек
нарек
библейским
«хождение по мукам»...
Тут
п исат ель
ставит
перед
ху­
дожником
нелегкие
задачи.
Читатель,
что
видит
эт от
мой
рис ун ок,
когд а
Гри гори й
стоит
перед
сыно м,
согбен­
н ый,
должен
поня т ь,
как
крута
бы ла
дорога...
—
Для
ме ня
в
эт ом
рисунке
фина л
«Тихого Дона»,
О рест
Ге оргие в ич.
Заключительные
сло ва
романа...
Их
помнят
вс е: «Это было все,
что
осталось
у
нег о
в
жиз ­
ни,
что
по ка
еще
роднило
его
с
землей
и
со
в сем
э тим
огромным,
си яющи м
под
холодным
солнцем
миром...»
Вечные
слова.
—
Да,
верно,
здесь
и
исх од
романа,
и
трагедия
Ме­
лех ов а.
Здесь
—
всё.
—
Орест
Георгиевич,
я
возвращаюсь
к
нач алу .
Вот
вы
взяли
«Разгром», «Теркина», «Тихий Дон».
Это
ве­
щи
разные,
но
в
них
ес ть
нечто
ед ино е.
Я
же
понимаю,
что
вы
обратились
к
этим
произведениям
потому,
что
они
вас
увлекли,—
тут
решила
ваша
добрая
в оля.
Вот
во пр ос:
что
вас
привлекло
в
этих
произведениях?
—
Это
близко
к
жизни,
это
и дейн о,
это
глубоко,
ес ли
иметь
в
вид у
образ
человека,
а
это
всегда
благодарно,
это
художественно...
Уже
затемно
возвратившись
от
Ореста
Георгиевича
домой,
бе ру
о дно то мник
«Тихого Дона», листаю и ловлю
371


себя
на
м ысли,
что
под ол гу
останавливаюсь
на
каждом
рисунке,
останавливаюсь
так,
будто
смотрю
не
на
рисунок,
а
на
нечто
большее.
Кажется,
Ге орг
Лихтенберг,
ученый
немецкий
муж
и
писатель-просветитель,
ска за л,
что
хо­
рошая
книга
нр авит ся
тем
больше,
чем
человек
стано­
ви тся
старше.
Рискну
высказать
предположение,
что
это
качество
шолоховского
романа
мож ет
унаследовать
гра­
фи ка
Ве рей ск ого
к
«Тихому Дону».
Как
мне
кажется,
она
живет
и
будет
жить,
сохран яя
с вои
достоинства
во­
прек и
н ат иску
л ет,
становясь,
по
слов у
уче ного
немца,
тем
интереснее,
чем
человек
становится
старше,—
в
гра­
фике
Ве рей ског о
ест ь
содержание.
И
ещ е:
давно
з аме­
чен о,
что
сделанное
Шол охов ым
в
какой-то
ме ре
пред­
посы лк а
успеха,
независимо
от
того,
какое
из
искусств
обратилось
к
ром ан у.
В
какой-то
мере.
Г ла вное
же
в
ином .
В
та ла нте
художника
и,
пожалуй,
в
том
всемогу­
щ ем,
что
е сть
интеллект
художника
и
что
позволило
исконному
го ро жа нину
так
проникнуть
в
жизнь
Дона ,
будто
он
в ырос
на
Дону.
2.«...ПИСАТЬ
ТАК
ВЕРНО,
КАК
ТОЛЬКО
СМОГУ...»
Д ре вние
говорили,
что
т олько
человек,
облад а ющи й
фан таз и ей,
сп осо бен
внушить
представление
о
правде.
Фантазия
и
правда
—
казалось,
понятия
полярные,
боль­
ше
тог о
—
вз а имно
исключающие.
Однако
это
тол ько
так
кажется.
Художник
может
обладать
всеми
качествами,
но
если
он
ли шен
фантазии,
он
лиш ен
тог о
самого
каче­
ств а,
которое
дает
возможность
ему
воссоздать
всю
слож­
ность
жизни,
именуемую
правдой
жиз ни.
Орест
Георгиевич
Верейский
иллюстрировал
Хемин­
гуэя.
Ну,
р азу м еется,
он
про чел
писателя
так,
как
дол ­
жен
был
бы
пр оче сть
его
тольк о
художник-иллюстратор.
Это
особое
ч те ние,
с уть
которого
м ного обра зн а.
В
основе
такого
чтения
та
мера
пристальности,
когда
вним а ние
сосредоточено
на
зримости
картины,
на
эпизодах,
в
ко­
то рых
е сть
лаконизм
и
четкость
мизансцены,
на
деталях,
характеризующих
портрет
ге роя,
на
под робн ост ях,
свой­
ственных
панораме
города,
интерьера
дома,
п ей зажа.
Это
действительно
особое
чтение.
Но
художник
не
огра­
ничился
чтением,
как им
бы
доскональным
оно
ни
был о.
Ѳн добыл иконографию и погрузился в нее:
ф отогр а­
фи и,
рисунки
современников,
старые
книги
и
журналы,
372


бы ть
может
даже
кинохроника,
прос м отр
к оторой
спо ­
со бен
дать
мат ер иал
в
движении,
что
для
художника
бесцен но ,
ибо
движение
должен
обрести
и
рисунок,
во­
преки,
казалось
бы,
его
вне ш ней
статичности...
А
вслед
за
эт им
черед
способности
художника
фантазировать,
а
е сли
быт ь
точным,
дать
раб оту
воображению.
В
сложном
процессе,
кот орым
сопровождается
раб ота
иллюстратора,
это
самый
ответственный
и,
бы ть
может,
грозный
мо­
мент:
ошибка
тут
едва
ли
поправима.
В
само м
дел е,
именно
на
э том
этапе
работы
художника
об раз
геро я,
сл ож ивш ийся
в
сознании
и
все
еще
призрачный,
обрета­
ет
плоть
л ица
д ей ств и тельн ого.
И
не
обязательно,
чтобы-
Хе мин гу эй,
взглянув
на
то,
как
Верейский
изобразил
старика,
по бе дивш его
большую
рыбу ,
ска зал : «Он
—
мой,
этот
ст ари к!» Самолюбию художника может вполне по­
льстить
просто
мнение
читате л я,
прочитавшего
повесть:
«Поверьте,
я
тоже
представлял
его
се бе
таким!..»
Вп ро­
чем,
тут
возможны
и
исключения: «А знаете,
в
вашем
стар ик е
есть
нечто
такое,
что
откры ло
и
мне
гл аз а...»
Ф ор мула
о
фантазии
и
правде
кажется
отнюдь
не
праздной,
когд а
см от ришь
иллюстрации
Ве рей ског о
к
Хемингуэю.
Воображение
всесильное
тут
с ыг рало
сво ю
роль.
Ну
хотя
бы
тот
же
старик,
по бра тим
моря,
одно­
временно
жестокого
и
д обро го.
Вс ем
своим
видом
он
уб ежд ает:
име нно
таким
должен
быт ь
хемингуэевский
старик...
Вот
это
сочетание
сил ы,
которая
всегда
был а
в
человеке
устрашающе-бедовой,
и
т ого
стар ик ов ск ого,
необоримо
кроткого,
что
уже
явила
безжалостная
приро­
да,
очень
убе ди те льно.
В
самом
дел е,
си ла
в
могучих
плечах
старика,
могуче-покатых,
по
всему
мускулисто-
твердых,
в
руках,
жел ез но
зажавших
весла,
даже
в
бо­
сой
ступне,
упершейся
в
дно
лодк и.
Стариковское
—
в
со­
мкнутом,
по-стариковски
сомкнутом
рт е,
в
ху дой
груди,
в
жестокой
седине
б ород ы,
в
пр ищу ре
глаз.
Вот
это
со­
ч ет ание
с илы
и
слабости
в
облике
стар и ка
очень
чело­
веч но
и
точно.
И
ещ е:
в
самом
облике
старика,
в
его
лице,
в
том,
как
все
его
существо
со о т несено
со
зной­
ным
и
неоглядным
морем,
ест ь
настроение.
Какое?
Оче­
вид но,
неудовлетворенности,
тоски,
ожидания,
которое
всегда
напряжено
и
выдает
в
человеке
жажду
уда чи.
Последнее
для
Верейского
характерно:
как
ни
лако­
нич ны
средства,
к
кот оры м
обращается
художник,
ч тобы
воссоздать
об раз
ге роя,
герой
несет
какое-то
с вое
со ст оя­
ние ,
сво е
настроение,
точно
сопряженное
с
действием.
373


психологически
оправданное.
Ну
вот
хотя
бы
шесть
пе р-
со нажей
в
иллюстрации
к
«Недолгому счастью Френ­
си са
Ма ком бера ».
Вглядитесь
в
эти
лица.
Зно йный
п ол­
де нь
высветлил
и
за тени л
их.
Скорее
даже
в
по ле
света
част ь
лица,
а
у
человека,
си дяще го
рядом
с
шофером,
солнце
сделало
зри мы ми
только
ус
и
кончик
нос а.
Ка за­
лось,
художник
обратился
к
светотени,
чтоб ы
жестоко
ограничить
себя.
Одна ко,
ограничивая
себя,
ху до жник
оставил
себе
ровн о
с тол ько,
с коль ко
требуется,
чтобы
перед ат ь
состояние
героев.
Каждый
по-своему
пер е жи­
вает
эту
минуту.
Один
доверился
су дьбе
и
б ез мя тежен,
др угой
отд ал
себя
во
власть
смятению
и
не
ск рыв ает
тр е­
воги,
третий
поручил
себя
тому
всесильному,
что
зовется
чувством
дол га,
четвертый
выжидательно
затих
—
в
его
глазах
больше
любоп ыт ств а,
чем
страха,
пятый
обра ти л
с вое
внима ние
на
нечто
такое,
что
к
происходящему
но
имеет
отношения,—
у
нег о
и
без
эт ого
забот
хватает,
ше­
сто му
кажется,
что-то
уже
п ом ерещи лос ь,
и
он
пригнул­
ся,
ожидая
удара...
Психологическое
сос тоян ие
героев
для
художника
значительно
и,
возможно,
насущно.
Мы
бы
не
ощу ти ли
драматичности
момента,
если
бы
худож­
ник
не
пер ед ал
нам
этого
состояния
сво их
героев.
Кст а­
ти,
состояние
это
—
в
лицах,
в
то
время
как
позы
те х,
ко го
мы
в идим
на
рисунке,
статичны,
я
бы
сказал
—
од­
нообразно-статичны.
Но
дело
да же
не
в
драматичности
момента,
а
в
пс и холог иче ской
ха рактери сти ке
самих
ге­
роев.
Лишите
их
этого
состояния
—
и
они
бу дут
на
одно
лицо,
хотя
кто-то
из
них
молод,
а
другой
с тар,
кто-то
темноволос,
а
д ругой
светловолос.
Сл едов ат ел ьно,
психо­
логия
о стается
родной
сест р ой
художника
независимо
от
то го,
к
какому
ви ду
изобразительного
искусства
он
обра­
тился
и
какой
материал
при
этом
использовал
—
много­
метровый
холс т
пли
скромный
ли ст
ват мана.
Эт от
лаконизм
обнаружен
и
в
рисунке,
иллюстриру­
ющ ем
од ин
из
сильнейших
рассказов
пи са теля
—
«Убий­
цы» .
Д ело
даже
не
в
том ,
что
ярко-черным
пятном
обо­
значены
убийцы,—
в
самой
характеристике
их,
скупой
и
ёмкой,
есть
такое,
что
исчерпывающе
определяет
их
мисси ю
в
расск аз е.
Лицо
первого
почти
н а глухо
скры то,
лицо
вт орог о
отмечено
улыбкой,
которую
вернее
было
н аз вать
гримасой.
Ко роче
—
м анер а,
которую
избрал
ху­
дожник
для
иллюстрации
Хемингуэя,
ср одни
писателю:
самоограничение,
сжатость,
выразительность.
Художник
не
декларирует,
но
он
тут
единомышлен-^
374


пик
Хемингуэя,
кот оры й
однажды
ск аз ал: «Если писа­
тель
хорошо
знает
то,
о
чем
он
пишет,
он
может
много
опустить
из
того,
что
он
знает,
и
есл и
он
пишет
прав­
диво,
читатель
почувствует
все ,
что
опущено,
так
же
сильно,
как
если
бы
автор
сказал
об
этом.
Величавость
движения
айсберга
в
то м,
что
он
толь ко
на
одну
во сь­
мую
возвышается
над
в одо й».
Хемингуэй
видел
три
во йны.
Это
бы ли
войны
р аз­
н ые,
и
не
просто
было
человеку
в
положении
Хемингуэя
постичь
м но гослож нос ть
войны,
но
само е
гл авно е
он,
не­
сомненно,
постиг:
он
точно
раз меже в ал
в
своем
созна­
нии
войны
справедливые
и
несправедливые,
безоговороч­
но
отдав
свои
симпатии
людям,
борющимся
за
пр ав ду,
людям,
по
словам
Хемингуэя,
с
мозолистыми
ру ка ми.
«Если душевные качества имеют запах,
то
храбрость
для
м еня
пахнет
дубл е ной
кожей,
заледеневшей
в
мороз
до­
рогой
или
морем,
когда
ветер
рвет
пе ну
с
волны»,—
го­
ворит
Хе мин гуэй
в
«Смерти после
полудня».
Именно
война
как
безмерное
мужество
солдата,
война
как
тяж­
кий
труд,
во йна
как
испытание
воли
и
духа
человека
возникает
в
про из вед ения х
п ис ателя
—
даж е
тогда,
к ог­
да
война
ниспровергается,
че лове чес кое
мужество
восста­
новлено,
а
зао дно
то
высокое,
что
несет
со бой
человек:
благородство,
щед рос ть
души,
верность
в
самом
прекрас­
ном
сво ем
про яв ле нии,
люб ов ь,
да,
любовь,
при
этом,
как
часто
бывает
у
Хемингуэя,
любовь
и
смерть
возникают
рядом.
Именно
война
как
безмерное
мужество
и
тяжкий
труд .
Есть
общее,
больше
т ого
—
преемственное,
что
по д­
смотрел
Верейский
в
облике
раб очи х
и
с ол дат,
как
они
возникают
у
Хемингуэя.
Кажется,
мы
видим
впе р вые
хемингуэевского
героя,
в
жестокое
ненастье
на
военной
дороге
где-то
году
в
шестнадцатом.
Потом
он
яв ится
нам
на
ма дри д ской
площади
в
тридцать
шестом
и
вновь
заяв ит
о
себе
в
бессмертной
повести
писателя
о
старике
и
море.
Эту
преемственность
почт и
династическую
мо ж­
но
очень
точно
проследить
по
р исунк ам
художника.
По­
мните,
в
«Снегах Килиманджаро»
писат ель
говорит
о
ра­
бочем
человеке,
рисуя
его
порт рет,
пор тре т
о бобща ющи й,
так
это
и
есть
хемингуэевский
герой
во йн ы: «Они были
потомками
коммунаров,
и
политика
д ав алась
им
л егко.
Опи
знали,
кто
расстрелял
их
отцов,
их
близких,
их
д ру­
зей,
к огда
вер саль ски е
войска
за няли
город
после
Ко м­
му ны
и
распр ав илис ь
со
в семи,
у
ко го
были
мозолистые
375


руки ,
или
кепка
на
голове,
или
какое-нибудь
дру гое
отличие,
по
к отором у
можно
узнать
раб оче го
человека...»
Как
догадывается
читатель,
этот
отры в ок
обращен
к
дв а­
дцатому
году
и
относится
к
фр а нцу зским
ра бочи м
то го
парижского
квартала,
где
жил
в
ту
п ору
Хем ин гуэ й,
но
об раз
этот
для
Хемингуэя
вечен
—
он
обращен
в
такой
же
мер е
к
годам,
предопределившим
двадцатые,
как
и
к
годам,
которые
за
ними
пос ледо вал и.
Наверно,
не
случайно,
что
нелегкий
труд
ра тн ого
де­
ла
возник
на
страницах
военных
ром ан ов
Хемингуэя
с
такой
точностью,
с
такой
правдивой
силой.
Художник
х очет
следовать
за
писателем
и
там,
где
любовь
и
смерть
легли
рядом,
утверждая
неотделимость
жиз ни ...
У
Хе­
м инг уэя
е сть
пр из нани е,
определяющее
самое
существо
его
взг л яда
на
миссию
художника.
Оно
определяет
од ин
из
пов орот ны х
периодов
в
жизни
пи сателя,
когда
боль­
ной
Хеми н гуэй,
серо-зеленый
от
непре станных
приступов
лихорадки,
в
фурункулах
и
струпьях,
явился
в
Париж
с
фронтов
греко-турецкой
войны
и
вст ал
вопрос,
что
же
ему
делать.
«Я помню,
как
вернулся
с
Ближнего
Восто­
ка,
потрясенный
в сем
тем,
что
увидел,
и
в
Париже
вс тал
перед
выбором,
посвятить
ли
мне
жизнь
тому,
ч тобы
боро ться
со
в сем
этим
или
стат ь
писателем.
Я
решил,
холодный,
как
зм ей,
что
стану
писателем
и
б уду
всю
жизнь
писать
так
верно,
как
тольк о
смо гу ».
В
этой
фра­
зе
существо
не
в
том,
что
Хе минг уэй
решил
стать
п иса­
тел ем, —
для
нег о
в
тот
момент
это
бы ло
не
ново,—
су­
щество
этой
фор мулы
в
ино м: «стать холодным,
как
зм е й...
всю
жизнь
писать
так
верно,
как
т олько
см ог у».
Инач е
говоря,
это
была
клятва
верности
прав де
жизни,
правде,
которая
для
художника
была
превыше
всего.
Существо
талантливой
работы
Ореста
В ере йс кого
близко
духу
произведений
Хемингуэя
—
здесь
художник
верен
писателю.


НОВИКОВ
городе
он
сразу
был
замечен,
да
в
эт ом
и
не
было
ничего
необыч­
н ого:
из
городских
никто
не
но­
сил
крылатку.
Был
сентябрь,
на­
чина ли сь
ветры.
Они
здесь
д ули
подолгу,
вз дым ая
песок.
Поут ру
песок
лежал
на
к ирп ичных
тр о­
туара х
бороз дк ам и,
будто
дюны,
на мыт ые
морем.
Не
случись
ве­
те р,
пожа л уй,
че лов ек
в
крылат­
ке
был
бы
не
так
приметен.
Его
ви дели
в
местах
неожиданных:
на
пологом
кубанском
берегу,
на
мосту
чер ез
речку,
а
од­
нажды
на
закубанском
в зго рье
—
выдала,
раз у меет ся,
крылатка,
в етер
раскрылил
ее.
А
потом
господин
в
крылатке
появился
в
к л ассах
изостудии,
на
з аня тиях
по
рисунку,
и
тайна
отк рыл ас ь.
«Чернокрылый»
н арек
новичка
город.
Город
никого
не
ост авля л
без
прозвища,
а
тут
велел
сам
бог
—
он,
этот
злоязыкий
бог,
будто
н ароч но
снабдил
новичка
крылья­
ми,
чтобы
дать
возможность
городу
яви ть
св ою
способ­
ность
к
прозвищам.
А
между
тем
«чернокрылый»
появился
в
изостудии
Дурн ов о
и
вошел
в
класс,
не
без
сожаления
оставив
крылатку
в
га рде роб е.
Собственно,
он
мог
и
не
делать
этого
—
и
без
крылатки
его
вид
был
не
менее
приметен.
Остробородый,
с
острыми
плечами
и
так ими
же
точно
заструганными
локтями,
он
был
и
в
речи
сво ей
неод о­
л имо
ершист.
—
Послушайте,
Новиков,
а
вы
уверены,
что
рука
у
юноши,
которого
вы
тут
изобразили,
не
длиннее,
чем
она
должна
быть?
—
сп рос ил
«чернокрылый»
и
движе­
нием
ка ран да ша,
неожиданно
осторожным,
набросал
но­
вый
контур
рук и.
Известную
категоричность,
которая
с опу тс твова ла
этому
замечанию,
можно
бы ло
бы
и
не
принимать
во
внима ние
—
по
крайней
мере
во
всех
остальных
сл у чаях
Новиков
так
и
делал,—
в
ко нце
кон цо в,
престиж
хо ро ше­
го
рисовальщика
да вал
некоторые
прав а.
Но
в
данном
377


случае
студиец
только
склонил
голову:
шутк а
ли
—
пе­
ред
ним
стоял
сам
Нестеров,
сам
Михаил
Васильевич
Нестеров,
автор
«Пустынника»
и
«Видения отроку Вар­
фоломею»!
Да
не
ошиб лис ь
ли
мы,
есл и
учитывать,
что
действие
происходило,
как
мы
уже
обмолвились,
отнюдь
не
в
гра­
де
стольном,
а
на
далекой
Кубани?
Нет,
не
ошиблись:
име нно
на
ст еп ной
Кавказ,
в
неприметный
посад,
стоя­
щий
у
пенистых
ку банск их
вод,
бросило
художника
в
неодолимом
восемнадцатом.
И
не
толь ко
Нестерова
—
на
Кубани
нашли
п рист анищ е
и
ин ые
мастера
отечест­
венной
живописи.
Быть
может,
потому,
что
студию
воз­
главил
Дурн ов о,
чья
бл из ость
миру
искусств
б ыла
из­
вестна,
туда
пошел
преподавать
рисунок
и
Н ес­
теров.
—
Не
довольствуйтесь
малым...
—
сказал
однажды
Нестеров
студийцам,
ска зал
как
бы
нев з нача й,
но
те,
кто
в нимат ельны
были
к
слову
учителя,
приняли
это
за
пестеровский
н аказ.
Его
«Под благовест», «На
гора х»,
«Великий постриг», быть может,
не
видел и
в
натуре,
по
«Нива»
давала
нестеровские
раб оты
в
хо рош их
репро­
дукциях.
Не
все,
кто
з нал
пол от на
художника
и
истин­
но
их
любил,
рассмотрели
в
них
р е лигио зные
сюжеты
—
было
немало
таких,
кто
хоте л
видеть
в
них
зримую
пес нь
о
душевной
чи с тоте
человека,
его
мечтах
о
кр а­
соте
Руси,
ее
душевном
обличье,
ее
природе..
Хотелось,
чтобы
все
созданное
Нестеровым
бы ло
не­
отделимо
от
его
челов ече с кого
образа,
от
всего,
что
стре­
мились
рассмотреть
в
нем
студийцы.
Потом
Новиков
вспомнит:
он
был
малоречив,
не ре дко
пасмурен,
учи л
не
сто ль ко
с ловом ,
ск олько
показом.
Иные
у чи теля
охот­
но
впускали
студийцев
в
мир
со зданно г о
ими,
Несте­
ров
—
н ик огд а...
Сказать,
что
он
не
л юбил
распр о стр а­
няться
о
св оих
работах,
значит
не
все
сказать
—
в
кругу
студийцев
он
просто
не
заикался
о
них .
Случай,
как
казалось
Новикову,
счастливый,
привел
его
однажды
в
дом
Нестерова.
Был
сентябрьский
полд ен ь,
безветренный
и
все
еще
знойный.
По
здешнему
обыч аю
ставни
в
доме
был и
по­
лузакрыты,
и
прохладный
полумрак
заполнял
кирпичное
жил ищ е.
Нестеров
встретил
ученика
и
вместе
с
ним
во­
шел
в
до м.
По
тому,
с
какой
уверенностью
он
ввел
уче ­
ни ка
в
мастерскую,
возникло
сомнение:
да
не
ре шил
ли
художник
открыться,
не
из ме нил
ли
он
своей
сут и?
Все
378


объяснилось,
ко гда
перест у пили
порог
мастерской:
пя ть
подрамников
с
нач ат ыми
работами,
увиденных
Новико­
вым
в
мастерской,
были
тщательно
задраены.
Разговор,
н ача тый
на
п одход ах
к
мастерской,
бла гопо лучно
п ро­
должался,
однако
ни
о дин
холст
не
был
отк рыт .
Прося­
щий
взгляд
студийца
не
мог
б ыть
не
поня т
Нестеровым,
но.
ответ
учителя
был
недвусмыслен.
—
Нез ак о нчен ных
раб от
не
показываю,—
сказал
на
прощанье
учитель.
Ну
что
ж,
Н ест еров
о став ался
Не­
стеровым.
Наверно,
тут
были
пр ичин ы
для
обиды,
но
по
зд ра­
вому
размышлению
Новиков
сказал
себе:
этот
человек
жил
по
строгим
пра вил ам
чело века
творческого,
при
эт ом
самая
высокая
мера
требовательности
им
бы ла
об­
ращена
к
себе.
Имел
мест о
суд
взыскательности,
с уро­
вый
су д,
не
знающий
п оща ды.
К
этому,
разумеется,
ху­
дожник
призывал
и
те х,
кто
'считал себя его учениками.
Очевидно,
за дача
зак лю чал ась
в
том,
чтоб ы
сообщить
художнику
достоинства,
для
истинного
художника
об я­
зательные:
подвижническое
отношение
к
призванию,
культ
хра брого
служения
искусству
и
в
этой
связи
отри ­
цание
то го,
что
условно
можно
назвать
деспотией
славы.
Последнее
требовало
пояснений.
—
Как
понимать
это?
—
с прос ил
я
Новикова.
—Нис­
провергнуть
деспо т ию
славы
не
значит
ли
склонить
го­
лов у
перед
искусством
для
искусства?
—
Наоборот,
склонить
голову
перед
искусством
для
челове ка , —
возразил
Новиков
воодушевленно.
—
Как
Со-
болыцпков
и
Матрозова,
которые
шли
в
провинцию,
пола­
гая ,
что
обретают
большую
возможность
служить
народу...
Чт обы
вот
так
отдать
св ою
жизнь
про винциа льно му
теат ру ,
как
отд ал
ее
Новиков,
надо
бы ло
уверовать
в
фил ос офию ,
к
кот орой
обратился
он,
вспомнив
Соболь-
щикова
и
Ма троз ов у:
у
периферийного
театра
своп.
пре­
имущества,
если
иметь
в
виду
бли зос ть
искусства
на­
роду,
как
и
пос т иже ние
жизнп.
Впервые
я
встретил
Но вик ова
где-то
на
пределе
дв а­
дцатых
и
тридцатых
г одов
на
от чей
Ку бани.
Молодые
люди,
головы
горяч ие ,
создавали
но вый
театр.
Програм­
ма
нового
дела
б ыла
бо лее
чем
революционной,
как ,
впрочем,
и
репер т уар : «Клеш задумчивый», «Плавятся
дн и», «Дружная горка» .
Во
главе
театра
стоял
режис­
379


се р,
пришедший
в
театр
из
кин о.
Душой
театра
был
поиск,
поиск
с мелы й,
подчас
не
очень
оправданный,
но
отмеченный
стремлением
отыскать
ис тинно
новые
пути.
Театр
был
триединой
д ерж авой
—
его
составляли
три
своеобразные
мастерские,
ил и,
как
тогд а
называли,
це­
ха:
актерский
(к которому относил себя и наш режис­
сер ), изо и литературный.
Как
ни
далеки
были
литера­
турные
д ела
театр а
(я был ответствен именно за этот
це х)
от
изобразительных,
у
меня
б ыла
возможность
близко
наблюдать
Новикова.
В
сво их
эк спер имент ах
те­
атр
удалялся
на
почтительное
расстояние
от
жиз ни.
Те­
атр
утверждал:
чтобы
владеть
зрителем,
ес ть
см ысл
с оз­
дать
свой
мир
ср едст в
изобразительных.
Зритель,
видев­
ший
наши
спек т акл и,
уходил
из
театра
с
ощуще н ие м,
что
он
побывал
на
д ругой
планете.
Нет ,
в
пь есе,
как
и
в
сп ект акл е,
ре чь
шла
о
делах
вполне
земных,
но
герои
спектакля
не
столько
ходили
по
с цене,
с ко лько
по
ней
летали,
копируя
неких
существ,
имеющих
мало
общего
с
землянами.
Зритель
был
снисходителен
к
эксперимен­
ту,
при
эт ом
иногда
даж е
аплодировал.
А
как
худож­
ни к?
То,
что
он
делал,
бы ло
яр ко
и
броско,
хотя
к
уро ­
кам
Нестерова
им ело
и
весьма
отдаленное
отнош е ни е.
Случ ай но
или
нет,
но
вдруг
у
художника
отпала
необхо­
ди мо сть
обращаться
к
рисунку.
Наверно,
потому,
что
ри­
сунок
—
это
земля,
жизнь,
круг
п ривыч ных
нашему
вос ­
пр ият ию
образов,
а
действие
спектакля
с м ещалось
едва
ли
не
в
сферу
внеземную.
По мню
новиковское
оф орм­
ле ние
«Дружной горки»,—
казалось,
действие
перенесе­
но
в
не кую
страну,
где
светит
ино е
со лнц е,
и
в
точном
соответствии
с
эт им
все
оно
происходило
на
фо не
ярко-
алого
полотнища.
Справедливости
ради
с леду ет
ска зать ,
что
вся
система
конструкций
спектакля
выглядела
чре з­
вычайно
эффектно
на
фо не
зоревых
всполохов
по лотн и­
ща.
Помню,
что
спе ктакл ь
шел
на
«ура», при этом в не­
малой
степени
и
благодаря
художнику.
Но
вот
н езадач а:
стараюсь
восстановить
в
памяти
ту
пору
и
не
очень
помню,
чтобы
Новиков
вспоминал
не-
с те ровс кую
па уку
рисунка
—
нет,
не
то,
ч тобы
строгий
учитель
вдруг
оказ ал ся
не
в
чести,
просто
не
было
не­
обходимости
в
рисунке.
Да
это
и
понятно:
в
театре,
ко­
то рый
завладел
умом
художника,
человек,
богатство
его
п си хологи и,
мир
его
мыслей
и
чувств
медленно
отступали
на
второй
план,
а
вместе
с
ними
и
многовековая
наука
«80


изобразительного
постижения
человека,
обяз ател ьн ая
и
для
художника
театра .
Одна ко
как
долго
это
должно
было
продолжаться?
Не
близился
ли
час
переоценки
цен­
ностей,
час
прозрения?
Случилось
та к,
что
мы
не
виделись
с
Новиковым
лет
пя т ь...
нет ,
не
то,
что
я
встретил
иног о
Новикова,
но
во
многом
иного.
Бы ть
может,
встрече
нашей
со об щил
св ой
колори т
город,
кот оры й
был
рядом.
Отчая
зем ля
В ах тан­
гова,
гор од
кр упн ого
провинциального
теа тра ,
актерское
пристанище
той
же
Матрозовой.
Помню,
как
мы
ухо­
дили
в
долгие
аллеи
здешнего
трека,
протянувшегося
в доль
Т ерек а,
и
Новиков
говорил,
что
перечитывает
Ст а­
ниславского,
открывая
его
для
себя
заново.
В
сп ектак ­
ля х,
оформленных
Новиковым,
вдруг
воспряла
зримая
пре дм е тн ость,
а
вместе
с
нею
и
рисунок,
при
эт ом
нови-
ковские
кр аски ,
к оторы е
был и
так
сильны
в
работах
ху­
до жн ика
и
прежде,
не
ушли .
Именно
в
красках
осталась
свойственная
Новикову
широта
художественного
мыш ле­
ни я,
свобода
фантазии,
как
и
изобретательность
реш е­
н ия,
подсказанного
св оео быч аем
театр а,
его
законами,
кот оры е
и
прежде
хорошо
з нал
художник.
Мне
захоте­
лос ь
на писат ь
о
художнике
театр а
Александре
Нов и ко­
ве.
Вот
эта
с татья
сейчас
пер едо
мной.
Смотрю
и
глазам
не
ве рю:
она
написана
почти
пятьдесят
лет
пазад...
Смысл
статьи
—
верность
Новикова
театру,
верность
подвижническая,
одержимая.
—
Фи лос офи я...
оде ржи м ых?
—
сказал
мне
Но вико в
все
на
тех
же
долги х
аллеях
владикавказского
трека.
—
Моя
стезя:
теа тр
в
большом
городе,
пож алу й,
больше
периферийном,
чем
столичном,
нерасторжимо
связанный
с
историей
города,
с
укладом
жизни
его
заво до в,
пр и­
станей,
железных
и
шоссейных
дорог,
театр,
нуж ный
го­
роду...
—
Он
за тих ал
на
минуту
и
продолжал,
вооду­
шевляясь:
—
Мое
жел ани е,
чтобы
у
так ого
театра
был
режиссер:
как
Синельников
в
Харькове,
как
Собольщи-
ков
в
Н ижне м,
режиссер,
способный
мыслить
круп н о.
По
слухам,
в
бо льш их
теа трах
на
русском
С ев ере,
на
Волге
есть
так ие
режиссеры...
Итак,
режиссер...
У.
нег о
бы ло
гром ко е
имя
на
рус с кой
театральной
пе-1
р ифе рии
—
Ростовцев.
381


Представление
о
его
режиссерском
да ре
бы ло
н ера­
сторжимо
со
вс ем
те м,
что
поминалось
о
человеческих
да нных
реж иссера : «О,
Иван
Алексеевич
—
сил а!» Но вот
что
характерно:
к
почтительному
уважению,
с
каки м
п ро­
износилось
имя
Ростовцева,
примешивалась
тревога,
быт ь
может,
чуть-чуть
страх
—
художники
глядели
па
ре­
жиссера
не
без
опаски.
«Его реакция неожиданна.. .
К
тому
же
знает
только
себя
и
с
собой
тольк о
счи­
та е тс я!..»
«Неожидан в своих решениях!» Это повторялось так
ча сто,
что
было
пох оже
на
правду.
Впрочем,
выбор
ре­
пертуара
т оже
был
отмечен
некоей
внезапностью.
В друг
остановил
выбор
на
горьковских
«Чудаках».
По
под сче ­
там
театральной
статистики,
пьеса
не
шла
на
рус ск ой
сцене
сорок
л ет.
Впрочем,
для
тех,
кто
зн ал
Ростовцева,
в
эт ом
как
раз
не
бы ло
ничего
необычного.
За
сво ю
жизнь
на
театре
Ростовцев
поставил
все
пьесы
Горького,
как,
впрочем,
все
пьесы
Островского.
О дно
сочетание
эти х
двух
име н
уже
давало
немалое
представление
о
Ро­
стовцеве.
В
самой
молве,
что
режиссер
з нает
характер
р усс кого
человека
и
не
перестает
постигать
ег о,
б ыло
много
правды.
Разговору
с
Новиковым
о
«Чудаках»
пре д­
шествовал
конфликт,
ставший
известным
театру:
Нов и­
ков
не
первый,
а
третий...
Разговор
начался
с
того,
что
Ростовцев
спросил,
с ко лько
лет
художнику,—
на
взгляд
р ежиссер а,
постижение
всего,
что
несла
пьеса,
требовало
знания
жиз ни,
а
следовательно
возраста.
Когда
возник
во про с,
что
хо тел
бы
с казать
режиссер
художнику
до
то­
го,
как
тот
п рочт ет
пьесу,
режиссер
настоял: «Пусть вна­
ча ле
послушает,
что
хочет
ска зат ь
вам
Горьк ий ...»
Нача­
ло
но
оче н ь-то
воодушевляло.
«Забодал двух,
забодает
и
тре тьего ».
Новиков
не
спешил
показывать
эскизы.
Сделал
о дин
вариант,
потом
другой.
Все
заново,
все
по-иному.
Когда
дош ло
дело
до
показа,
понес
оба
варианта.
Ростовцев
вы­
глядел
г роза
грозой.
Он
был
полуночником,
сидел
над
ми зан сценами
но ч ами.
Видно,
и
пр е дыду щая
ночь
бы ла
такой.
Лицо
бы ло
шафранным,
стариковские
брови
точно
нацелены
на
собеседника,
не
предвещая
ничего
доб рог о.
«Ну -н у,
показывайте...
Два
варианта?
Любопытно!» Ему
поправилось,
что
художник
сделал
два
варианта.
Сам
ве­
лик ий
труженик,
Ростовцев
почитал
пр оя вл ение
труд олю­
бия
и
у
други х.
Молча
посмотрел
о дин
в ариан т,
потом
другой.
Только
од нажд ы
во с кл ик нул : «Художник кисти!..
382


Вы
тол ько
взгляните:
художник
к ис ти !» Новиков и преж­
де
с лы хал,
что
Ростовцев
лю бил
живопись,
при
эт ом
и
в
оформлении.
Сейчас
это
бы ло
явно.
«Художник кисти,
художник
кисти!..»—повторил
режиссер,
однако
уже
без
прежнего
воодушевления,—
видно,
сомнения
теперь
од о­
лев али
и
Ростовцева.
Оба
новиковских
варианта
Ростовцев
«забодал», прав­
да , «забодал», щадя самолюбие художника.
В
п ьесе
есть
сцепа
объяснения
в
любви,
при
эт ом
она
происходит
в
обстоятельствах
необычных
—
в
соседней
комнате,
л ежит
покойник.
Художник
посчитал,
что
он
может
яв ить
не­
обы чн ое
по ложе ние
пьесы
зримо,
и
не
преминул
воссоз­
дать
в
некоей
перспективе
и
вторую
комнату,
ку да
отн е­
сено
пр ощ ание
с
умершим...
По
мысли
художника,
сопо­
ставление
того,
что
прои с ходи т
на
первом
и
втором
пл а­
на х,
сули т
и
ему
приобретения
немалые.
Так
по лаг ал
ху­
д ожник .
Но
режиссер
не
захотел
идти
по
этому
пути,
с чи­
та я,
что
это
слишком
элементарно,—
он
пренебрег
соблаз­
ном
и
предложил
с вое
поним а ние
пьесы.
Он
сказ ал: «Мне
не
надо,
чтобы
бы ло
ст раш но,
не
на до !..
Что
говорит
герой?
Не
помню
буквально,
ио
смысл ,
смысл...
Пом­
ните? «Ушел человек из жизни,
а
жизнь-то
продолжа­
ется,
а
сирень-то
цветет
—
кака я
же
это
прелесть
ж из нь!» Вот это и есть главное,
при
эт ом
и
для
худож­
ни ка ...»
■ Так возник третий новиковский вариант
—
он
был
принят.
Остается
добавить,
что
«Чудаки», поставленные
Ростовцевым,
п робуди ли
интерес
к
забытой
п ьесе
Г орьк о­
го.
Как
это
бывает
па
театре
в
по добных
обстоятельствах,
пьесу
захотели
поставить
други е
режиссеры,
и
она
обо­
шла
многие
сцены
Ро сс ии.
Но
сп ектакл ь
этот
во
многом
стимулировал
отношения
между
режиссером
и
художни­
ком.
—
Теперь
я
мо гу
сказа ть
вам :
мне
симпатичен
живо-'
ппсный
мо мент
в
вашем
оформлении,—
признался
Ро­
стовцев.—
Х очу
делать
с
вами
«Короля Лира».. .
Но
это
уже
б ыла
следующая
глава
содружества
с
Ро­
с тов цевы м,
пр ед ставл яющ ая
самостоятельный
интерес.
А
сейчас
ес ть
смыс л
коснуться
мысли
Ростовцева
о
жи­
вописности.
Х отел
Иван
Алексеевич
или
нет ,
а
он
вернул
Новикова
к
Не сте ров у.
Вс лед
за
Нестеровым
он
точно
сказал : «Только рисунок может стать первоосновой изо­
бразительного
постижения
жиз ни,
толь ко
истинное
владе­
ние
рисунком
дарит
художнику
отк рыти е ...»
Но
вот
во­
383


про с:
и
в
театре?
Именно
—
и
в
теа тре!
—
мог
добавить
Ростовцев.
Стоит
ли
говорить,
что
для
Новикова
это
был о
при нципиа льно .
У
Владимира
Алексеевича
Орлова
б ыла
жизнь,
в
ка­
кой-то
м ере
схожая
с
жизнью
Новикова.
По доб но
Нови­
кову,
молодость
Орлова
была
отдана
революционному
по­
иску
на
театре.
Нов и ков
н ачи нал
в
ТРАМе,
О рлов
—
в
ленинградском
театре
Пролеткульта.
У
истоков
творче­
ского
пут и
Новикова
был и
«Клеш задумчивый»
и
«Пла ­
вятся
дн и», у истоков Орлова «Ш лак».
Кст ати,
своеобыч­
ная
и
острая
трактовка
«Шлака»
был а
замечена
пр ессо й
и
театральной
общественностью.
Впрочем,
не
только
теат­
ральной.
Спектакль
смотрели
делег аты
конгресса
Комин­
терна,
среди
которы х
б ыла
и
Клара
Цеткин.
Орлов
не
без
гордости
говорил,
что
Цеткин
спектакль
пришелся
по
ду ше
име нно
с воим
пониманием
на сущн ого.
«Насущно­
го !»—
лю бил
повторять
Орлов.
На
всю
жизнь
он
сберег
способность
распознавать
проблемы,
волнующие
людей,
способность
вторгаться
в
актуальные
сф еры
жи зни.
Именно
об
эт ом
многократ
у
пего
шел
разговор
с
Эйзен­
штейном,
однокашником
Орлова
и
другом,
как
эт их
во­
просов
ка сала сь
их
переписка,
объ яв шая
годы.
О рлов
л юбил
Вер х арна
и
Маяков с кого.
Он
с
вооду­
шевлением
говорил
о
театре,
способном
решать
острые
проб лем ы
со вр е менно сти.
Он
ум ел
разговаривать
с
моло­
де жью,
владея
ее
умами.
Его
в ыст уп ления
перед
-акт ер­
с кой
аудиторией
были
отмечены
глубоким
по нима нием
то го,
что
несе т
нам
наш
мятежный
век .
Он
был
ве лик им
кни жник ом ,
и
его
библиотека
был а
точным
зе рк алом
его
само г о.
Это
был
художник,
но
художник,
постигший
мир
соц и альн о.
Пролеткульт,
которому
он
отдал
свою
мо­
лодость,
жил
в
нем
в
своем
лучшем
проявлении.
Именно
Пролеткульт
научил
Орлова
общественно
м ыс­
лить,
и
Ор лов
не
недооценивал
это
качество
в
ре­
жиссере.
Орл ов
видел
в
Новикове
единомышленника.
Их
со вме­
стная
работа
отразила
эту
общность
взглядов.
Отразила,
скрепив
творчески.
Ре чь
идет
о
пье се
Карела
Чапека
«Мать» .
В
сам ой
пьесе
ес ть
неч:то
такое,
что
захватило
Орлова,
как ,
впрочем,
и
Новикова.
Из
те х,
кто
действует
на
сце не,
только
мать
жив а,
остальные
м ертв ы.
Нет
гла­
384


вы
семь и,
нет
сыновей.
Силой
любви
к
близким,
силой
са­
мой
памяти
мать
точно
вы з ывает
их
из
небытия.
Идет
ра згов ор
о
самих
первоосновах
жизни.
О
сов ес ти
и
вере,
об
ответственности
за
сам ую
судь бу
зе мли
и
б удущ ее
че­
ловека.
Этот
разговор
воинственно-страстен.
Кажется,
что
в
нем
участвует
и
с ме рть,
воинственность
см ер ти.
Надо
отдать
до лжн ое
Орлову,
он
выбрал
пьесу,
способную
м но­
гое
ск аза ть
людям.
А
художник?
Казалось,
никогда
ты
не
решал
задачи
более
трудн ой ,
чем
эта,
сказал
се бе
Новиков.
В
самом
де ле,
офор мл ен ие
должно
бы ло
во сс озд ать
не
т олько
сам
дом
семь и
со
свое­
образными
по дробн ос тям и
ее
истории,
ее
не
похо же го
на
всех
остальных
обли ка ,
ее
быта,
но
явиться
в
сво ем
ро­
де
мостом,
соединившим
мать
с
миром,
куда
ушли
ее
близкие...
В
какой
мере
это
зримое
оформление
способно
объяснить
то,
что
пре дст оит
зри тел ю
увидеть
в
спектак­
ле?
Всего
не
объяснит,
но
что-то
в
состоянии
подсказать
и
досказать...
Что
имен но?
—
Мне
не
хот елос ь
с трои ть
на
сцене
то,
что
зовется
у
нас
натуралистической
комнатой,
—
вспомнил
много
поз же
Новпков.
—
Я
обратился
к
такому
приему.
То,
что
видел
зритель,
на пом инало
раковину
с
мягко
изогнутым
п отол­
ком,
уходящим
от
п ола
к
порталу,
при
этом
все
это
было
выдержано
в
те мно- к о рич невых
тонах,
смыкаясь
с.
полу­
мраком
сц ены.
Но
бы ло
и
нечто
такое,
что
глаз
воспри­
н имал
отчетливо.
Что
именно?
Оружие,
развешенное
по
стенам,—
мушкеты,
меч и,
клинки.
П от олок
наклонен,
и
плафон
доступен
глазу:
фреска...
Ее
рис у нок
вос пр иним а­
ет ся
не
без
т руд а : «Битва Александра Македонского с
греками».
Фреска
настраивает
на
воинс т ве нный
лад.
Как
бы
продолжение
фрески
—
портрет
хозяина
дома.
Разу­
меется,
парадный
п ортр ет.
При
оружии
и
орде на х.
Есть
в
квартире
торжественность
плаца.
Наверно,
такой
она
стала
на
взлете
военной
карьеры
хозяина.
Тем
более
оди­
нокой
и
беспомощной
выглядит
старая
женщина,
моля­
щая
сыновей
о
свидании.
Наверно,
у
режиссера
был
соб лаз н
сместить
действие
из
мир а
реальных
пр ед ст авлений
в
мир
едва
ли
не
пот у­
с торон ни й,
но
режиссер,
сл ава
б огу,
и збе жал
этой
опас­
но сти,
а
художник,
как
мо г,
способствовал
ему .
Как
ни
мрачны
были
к ра ски,
ко торы е
соо бщи л
художник
мес ту
действия,
последнее
слово
б ыло
за
живописью;
много­
13 С.
Да нгуло в
385


цветная
фр еска
хотя
и
развивала
военный
сюжет,
но
со­
общала
панораме
сцены
к раск и,
в
которых
она
так
нуж ­
далась...
Если
же
гов ори ть
об
офо рмле ни и
в
целом,
то
в
нем
цветовые
пятна
был и
неярки,
а
кар ти на
сцены
к аза­
л ась
органичной,
напоминая
ст ар инную
гра в юру,
что
со­
от нос ил ось
с
видом
квартиры,
не
разрушая
впечатления.
Именно
гравюра:
взглянув
на
сцену,
ты
вос пр иним ал
ви­
димое,
как
ты
воспринимаешь
гр афич еский
ли ст,
в
кото­
ром
все
цельно,
все
соотнесено,
все
едино.
Инач е
г ов оря,
художник
ост ал ся
живописцем,
яв ив
нам
картину
и
по­
зволив
в писать
в
нее
действие
пьесы,
при
этом
с чита ясь
с
характером
картины,
ее
смысловым
и
цветовым
зву ча­
нием.
Пьеса
широко
ставилась
в
стране.
Спектакль,
ко торо­
му
дал
жизнь
Орлов,
дал
жизнь
с
той
смелостью
и
мас­
шта бн ос тью
сценического
мышления,
на
которую
только
был
спос об ен,
по
незримому
гамбургскому
сче ту,
ис пок он
веков
ведущемуся
на
театре,
был
оценен
очень
высоко.
Очевидна
тут
и
заслуга
художника.
На
театре
большая
д ата
не
просто
праздник,
но
и
со­
ревнование.
К
одному
ав тору,
а
нередко
и
к
одной
и
той
же
п ьесе
обращаются
деся т ки
театров.
Есть
возможность
срав ниват ь ,
возникает
доброе
соп ерн ич еств о,
своеобраз­
ный
турнир
му з.
Дата,
к
к оторой
мы
клоним
наш
р ас­
сказ,
ока зала сь
вершинной,
большая
шекспировская
дата .
Виктор
Максимович
Ипатов
лю бил
на
театре
теа т­
ральность.
Его
постановки
отличали
законченность
фо р­
мы,
ост рота
и
неожиданность
сценических
прочтений.
В
его
пон има нии
те атра
бы ло
нечто
вахтанговское:
ес ли
пь еса
давала
повод
для
шутки
и
тем
более
для
иронии,
Ипатов
пользовался
этим
с
присущим
ему
умением
и
так­
том.
Шек спир о вская
«Двенадцатая
ночь»
написана
для
так их
режиссеров,
как
Ипатов.
Наверно,
художник,
оф ормля ющи й
сп екта кль ,
должен
прежде
всег о
идти
от
пьесы.
Но
ес ли
он
не
хочет,
чтоб ы
его
по нима ние
пьесы
вступило
в
конфликт
с
режиссерской
трактовкой,
он
дол ­
жен
учитывать
особенности
т в орче ской
манеры
ре жи ссе­
ра.
Новиков
принялся
за
оформление
«Двенадцатой но ­
чи », имея в виду особенность сценического почерка Ипа­
това.
Ну,
р азу м еется, «Двенадцатую ночь»
ставили
мно ­
гократно,
как
бесчисленное
число
раз
ее
о фор мляли
ху­
386


д о жники.
Следуя
своему
правилу,
художник
принялся
за
работу
так,
как
буд то
бы
он
был
тут
первый.
В
этом
с лу­
чае-
важ но
было
отыскать
сво ю
краску.
Есл и
кто-то
и
мог
помочь
художнику
отыскать
эту
краску,
то
пьеса.
Как
в
случае
с
горьковскими
«Чудаками», одна фраза позво­
лила
отвергнуть
все
про чие
варианты
и
найти
пут и
к
единственно
приемлемому.
Однако
что
надо
было
отыскать?
Из
опыта
Новиков
знал,
что
первоистоком,
задающим
тон
вс ей
раб оте,
могла
быт ь
ка рти на
словесного
ту рн ира,
увиденная
художни­
ко м,
как ,
впрочем,
и
панорама
народного
гуляния,
а
то
и
вид
богатого
дома,
потчующего
захмелевших
гостей.
Ка­
за лось ,
куд а
как
прос т
э пиз од,
а
спо соб ен
был
открыть
гла за
художнику.
Доста точн о
было
увидеть
такую
с це­
ну
—
и
все
становилось
на
свои
места,
при
э том
не
толь­
ко
зримая
панорама
того,
что
яв ил
распахнувшийся
за­
навес,
но
и
во сп рия тие
каждого
пе рсо н ажа,
бу дь
то
его
кос тюм,
прическа,
грим.
Вот
так,
надев
на
себ я
схиму
и
уединившись
в
своей
скромной
келье,
обо рудов ан ной
по
традиции
старого
театр а,
ед ва
ли
не
на
колосниках
Нови­
ков
уш ел
в
раб от у.
Он
явился
пре д
светлы
очи
р еж иссе­
ра,
когда
весь
цикл
эскизов,
при
этом
и
эскизы
костюмов
и
грима,
бы ли
готовы.
Ипатов
разложил
многоцветный
веер
александрийских
листов,
присмирел,
чтоб ы
про изне ­
сти
к оронн ое
и п ат ов ск ое: «Добро!»
Это
ипатовское
«Добро!» было всемогущим,
оно
обла ­
дало
способностью
хранить
си лу
на
протяжении
лет.
С мятенн ая
суд ьба
провинциального
режиссера
со
време­
нем
бросит
Ипат о ва
с
рус с кого
Севера
на
неблизкий
юг,
в
Симферополь,
однако
однажды
произнесенное
«Добро!»
воспрянет
с
прежней
силой: «Хочу поставить «Двенадца­
тую
но чь»
и
не
вижу
иног о
художника,
кроме
в ас,
Алек­
сандр
Гри горье в ич».
Но
вот
закавыка:
была
некая
стран­
ность
в
х арак тере
Новикова
—
не
лю бил
повторяться.
«Приедете в Симферополь?» — « Пр иед у,
есл и
позволите
не
во
в сем
повториться».
На
том
и
ударили
по
рукам:
не
во
всем.
Если
же
го вори ть
о
само м
офо рмле н ии
шекспировско­
го
сп ект акля ,
как
это
оф орм лен ие
решил
Новиков,
то
это
воис т ину
был
праздник
красок,
праздник,
р азу м еется,
ще др ый,
но
под чине нны й
закону,
который
трижды
строг,
когда
де ло
касается
красок...
Работа
эта
возвращала
Но­
викова
к
той
заревой
поре
его
жизни
на
сте п ном
К авка­
13*
387


зе,
когд а
в
класс
рисунка
студии
впе рвые
вошел
суровый
Нестеров.
Что
говорить,
уч ит ель
был
и
в
сам ом
де ле
су­
ров.
Одни
объясняли
это
его
замкнутостью,
другие
—
не­
к оей
пасмурностью
характера,
третьи—привычкой
к
тру­
ду
уединенному.
А
он,
как
понял
Н ови ков
со
временем,
просто
хотел
дать
понять
ученикам,
какой
нелегкий
пу ть
они
избрали
в
жизни
и
ск олько
упорства,
терпения
и
просто
отваги
потребуется
от
ни х,
чтобы
пройти
его
до­
стойно...
Ес ть
неки й
психологический
фо кус
в
том,
когда
ты
на
де сяти ле тия
тер яе шь
человека
из
виду,
и
если
способен
уследить
за
ним ,
то
по
едва
видимым
признакам.
Так
да­
л екая
звезда
становится
доступной
твоему
глазу
в
те
ре д­
кие
минуты,
когда
в
толще
об лако в
образуется
протали­
на.
Так
было
у
м еня
с
Новиковым.
Моя
статья
о
нем
бы­
ла
написана
в
тридцать
четвертом,
а
потом
на
сорок
лет
(на сорок,
на
сорок!)онисчезизвиду,
чтобы
возникнуть
в
середине
семидесятых...
Иногда
при ход илос ь
слышать:
на
русс ком
С евер е,
в
Рыбинске,
Ярославле,
в
театрах,
кото рым и
исстари
горд и лась
театральная
пр овинци я,
ра­
ботает
художник
з начи тель ный.
Хот елос ь
спросить: «По­
го дит е!
Кто
он?
Кто? ..
Вы
с каза ли : «Новиков»? Даже
Александр
Но ви ков ?..
А
откуда
он?
Не
со
степного
ли
Кав каз а?
А
какой
он
собой?..»
Но
вывод
был
к уда
как
не уте ш ит ел ен : «Да мало ли на Руси Новиковых?»
И
вот
белоствольное,
березовое
Подмосковье,
тр опин­
ка,
с торожк о
идущая
по
валежнику
и
мх ам,—
Н ови ков
приехал
из
Орла,
именно
Орел,
тургеневский
и
лесков­
ский,
в енч ает
многолетнюю
новиковскую
в ахту
на
театре.
—
Ловлю
себя
на
мысли:
как
будто
не
б ыло
всех
эти х
долги х
ле т,
точно
ничего
не
сделал
в
жизни
и
весь
во
власти
нового
замысла...
Вот ,
думаю,
сделаю,
и
тогд а
все...
Годы,
как
можно
понять,
призрачны.
Если
и
ощу­
т ишь
их,
то
толь ко
по
зримому
следу,
зримому...
А
какой
он,
этот
с лед,
у
театрального
художника?
Толь ко
и
оста­
лос ь
всего,
что
з арубк а
в
памя т и,
не
так
ли?
«Зарубка в памяти,
зар у бка
в
па мяти .. .» —п ов торяю
я,
осторожно
перекладывая
стопку
нов іі ков ских
эскизов
к
спектаклям,
которые
прихватил
он,
отправляясь
к
ста­
ром у
д ругу.
Наверно,
твердый
ватман,
подсвеченный
нежнейшей
акварелью,
спо со бен
да ть
лишь
при близ и­
388


тельное
представление
о
раб оте
театрального
художника,
но
какое-то
представление
може т
дать
и
он.
Ну,
напри­
мер ,
о
способности
художника
творить
чуд о.
В
самом
деле,
разве
это
не
чудо,
когда
разверзнувшийся
зан ав ес
вдруг
открывает
пер ед
тобой
дух
захватывающую
панораму
не­
огляд н ой
м орс кой
гла ди
с
восходящим
солнцем,
как
в
но-
впковских
де ко р ациях
к
«Сказке о солдате и змее»
Га ббе
или
п анор аму
еги п етс кого
пейзажа
с
кам енны м
сфинксом
в
цент ре ,
как
в
декорациях
к
шекспировскому
«Антонию
и
Кл е опа т ре »? Вот так перенести действие из одного края
земли
в
другой,
со здав
илл юзи ю
не
тольк о
правдивости,
но
и
личного
присутствия,
наверно,
то лько
во
власти
ху­
дожника.
Как
во
власти
художника,
неоглядно
р аздв и­
нув
сравнительно
невеликие
п ред елы
сценической
ко­
робки,
развернуть
перед
зрителем
просторы
лесной
дали,
как
у
лесковской
«Леди Макбет Мценского уезда» .
У
пер­
спек т ивы
ес ть
свои
законы,
и
куда
как
велики
возможно­
сти
художника,
познавшего
эти
законы!
Мо ре
без
небо­
склона
бескрыло,
как
бескрыла
без
горизонта
степь.
Но,
может
быть,
ф окус
условности,
столь
принятый
в
совре­
менной
живописи,
можно
перенести
и
на
театральное
офор мле ни е?
Ну,
например,
дать
декорации
в
д вух
изме­
ре ни ях,
каждое
со
своими
пропорциями,
как
и
со
св оей
перспективой,
как
в
той
же
«Леди Макбет»
у
Новикова:
лесная
глухомань
с
бор ом
и
часовенкой
сама
по
себе,
а
светелка,
вписанная
в
это
лесное
приволье,
с
прялкой,
сундуками
и
иконостасом
—
особо...
Зрителя
не
смутит,
что
свет елк у
намертво
отд ели л
от
леса
шов
нез ару б цевав-
ший ся,
воображение
зр ите ля
всесильно
—
шов
зарубцу­
ется ,
зритель
все
поймет
верно...
Но
вот
что
интересно:
театральная
жив опис ь
Новикова,
как
тог о
требует
театр,
условна,
хотя
это
и
живопись.
Конечно,
Новиков
взывает
к
нашему
воображению
и
подчас
этим
воображением
по­
велевает,
но
у
мир а
вещей,
который
он
воссоздал
на
с це­
не,
нет
псевдонимов,
они
названы
своими
именами,
как
своими
именами
оперирует
живопись,
родная
се стра
и зо­
бразительного
познания
мира.
Огл я нувш ись
назад,
Нови­
ков
должен
был
сказа ть
себе
и
эт о.
И
в
како й
раз
вспом­
нился
Нестеров,
всесилие
и
жизненность
его
по ст ижени я
искусства,—
не
ясно
ли,
что
все
началось
с
него...


РАКША
первые
я
увидел
его
в
Передел­
кине ,
у
Тарковского,—
он
писал
пор тре т
поэта.
Комната
бы ла
не
просторнее
монашеской
кельи,
да
и
света
в
ней
б ыло
не
больше.
О днако
это
не
сму щало
художни­
ка.
Даже
устраивало:
он
хоте л,
чтобы
известная
сумеречность
бы­
ла
в
самом
облике
поэта,—
это
не
пар адн ый
п ортре т.
Лицо
по эта
хранило
следы
усталости,
он
в
этот
день
много
работал.
Но
как
раз
это
прибавило
силы
его
гл аз ам.
На
портрете
необык­
новенные
глаз а
у
поэта.
Он
их
чуть-чуть
ск оси л,
об рат ив
на
художника.
Во
взгляде
и
ук ор,
и
взыскательность,
и
скептическая
ухмылка,
и
требовательное
внимание.
Поэ т
точно
говорит
х у до ж ник у: «Попробуй,
попробуй,
а
я
по­
смотрю...»
Художник
действительно
и спыт ал
себ я,
а
поэ т
не
о тказа л
ему
в
пр из на нии: «Пожалуй,
п ол учи л ось...»
Но
художник
не
спешит
с каза ть
свое
слово.
«Вы мол­
чи те?»—
спр аши ва ет
Тарковский.
«Простите,
Арсений
Александрович,
но
я
еще
не
сказал
т ого,
что
должен
сказать».—«Однако
где
те
пре д елы ?..
Для
художника
гд е?»
Солнечный
апрель,
необыкновенно
с не жный,
до
сине­
вы.
Переделкинская
тропа
где-то
у
голубого
леса.
Каж ет­
ся,
что
она
увела
нас,
эта
тропа,
невзначай.
—
Представьте,
художник
кино ,
еще
не
разочаровав­
шийся.
—
Он
смеется,
см иная
смуглой
ла дон ью
шки пе р­
ску ю
бородку.
—
Но
вот
нез адач а:
тянет
к
жив опис и
серьезной.
Чувствую,
что
раздваиваюсь,
а
это
о пасно .
На­
до
пр и нять
решение,
а
для
этог о
нужны
силы .
Надо
себ я
убедить
—
и
си лы
придут.
Да
что
там!
Сил ы
—
они
все­
гда
от
уб ежд ения ...
—
Он
смотрит
на
меня,
точно
хочет
сп роси ть,
как
это
в осп рин имает ся
мною.
—
Именно
от
уб еж дени я:
у
меня
так...
390


Кто- то
обронил
снежок,
пра в ильно
окру глы й,
з алед е­
невший,
крепкий,—
Юра
давно
его
приметил
и,
точно
приц ел ившис ь ,
разбежался
и
этаким
азартным
ударом
центра
нападения
сшиб.
Удар
был
хорош,
снежок
стук­
нулся
о
доски
забора
и
р ассы пал ся,
за
забором
за ла яли
собаки.
Сколько
ему
л ет?
Сорок
есть?
Пожалуй,
сорок,
когда
строг.
А
вот
улыбнется
—
и
бороду
точно
ве тром
сдуло.
В
каждом
жив ет
де тс кос ть,
а
в
нем
особенно
—
мне
еще
предстоит
в
этом
убедиться.
—
Вы
сказал и ,
Юр а,
возвращение
к
жив опи си, —
пы­
таюсь
я
воз обн ови ть
раз гов ор.
—
Как
понять
э то?
Она
да­
рит
больше
самостоятельности?
Он
остановился
—
глаза
горя т.
—
Там
я
больше
могу
сказать
о
ч елов ек е...
Эта
форм ула
объяснила
в
нем
многое.
Кстати,
и
то,
что
возникло
при
взгляде
на
портрет
поэта.
Замечаю
—
у
Юры
всегда
в
руках
книга.
Роман,
ме му­
ары
военачальника,
дневник
р ежиссер а.
Определено
все
тем
же
—
ин те ресом
неутолимым
к
человеку.
Сего д ня
он
вспомнил
по ру
работы
над
фильмом
по
ка­
таевскому
роману
«Время,
вперед!».
—
Там
—
настроение
тридцатых
годов!
—
п роиз н осит
он,
воодушевляясь,
и,
взглянув
на
ме ня,
спрашивает:
—
Вам
доводилось
видеть
мое
полотно
«Моя мама»?
—
Мама?
—
Да , «Моя мама».
Это
действительно
о
мо ей
маме
—
она
начинала
на
Магнитке...
Не т,
ка ртин а
не
пр ямо
о
ней,
а
об
ее
сверстницах,
может
быть
даже
коллегах,
и
одновременно
о
ней...
Иносказание?
Пожалуй,
иносказа­
ние...
П ом ни те?..
Ну
кон еч но
же
помню.
Золот ое
предвечерье,
и
все
во­
кр уг
вы зол оче но.
Стены
бар ака,
плетеная
корзина,
вы­
глянувшая
из-под
кровати,
недорогое
зеркало
на
стене
и,
кон ечн о,
фигуры
четырех
подружек,
обживших
барак.
Вон
как
светится
золото
волос
девушки,
стоящей
перед
зеркалом,
как
солнце
вычертило
линию
ее
н ог,
как
вспых­
нула
на
ней
майка...
А
за
окно м
во
мг ле,
уже
сумереч­
но й,
видна
Магнитка
в
л есах
и
парень,
смотрящий
вдаль,
в
его
взгляде
и
настроение
вечера,
и
в
какой-то
мер е
мо­
лоды х
работниц-товарок,
слетев ших ся
сюд а
со
в сех
краев
б ольшой
земли...
Тольк о
девушка
у
зеркала
да
ее
по­
д руж ка,
си дящ ая
рядом ,
увлечены
разговором,
остальные
391


как
бы
обособились:
одн а
читает,
другая
спит ,
взгляд
тре тье го
повлекло
прочь
от
бара ка,
но
настроение
в
кар­
ти не
одно...
Ед ва
ли
не
каждый
замкнулся
в
себе,
и
в се-
таки
он
во
власти
одного
душевного
состояния.
В
чем
оно?
В
ощущении
вечера,
в
свечении
предзакатного
с олн­
ца,
в
чу вс тве
покоя,
кот оры й
пришел
к
подружкам
с
ве­
чером,
в
сам ом
де ле
з оло тым,—
день
был
долог...
—
Я
пр ист упил
к
эскизу
картины,
когд а
моей
мамы
не
стало:
сказались
страшные
годы
не п осильн ого
труда
в
тылу
в
годы
войны,
недоедание,
даж е
голод,
и
смерть,
мрачн а я
сп ут ница
войны,
догнала
в
мирное
время.
Но
это
еще
больше
утвердило
м еня
в
моем
замысле,
и
роди ­
лось
название
картины
—
«Моя мама»,—
заметил
Ракша
много
позже,
вспоминая
п ору
раб оты
над
полотном.
Ме ня
глубоко
взволновала
эта
ка ртин а
Юры.
Мне
пр ивид елся
в
кар ти не
по ртре т
времени,
как
и
п орт рет
че­
ловека
тех
ле т.
Я
так
и
не
установил,
есть
ли
там
мать
художника,
но
это,
пожал у й,
и
не
важно
—
ду шу
ма тери ,
ее
нрав ственн ый
лик
карт ин а
во сс озда ет
точно.
Мне
показалось,
у
Юры
сво е
отн оше ние
к
слову.
Оно
у
него,
это
слово,
зримо.
Слово
воспринимает
черты
жи­
в опи си:
свет,
цвет,
перспективу,
конечно,
объемность.
Вот
так
мож ет
с казать
тол ько
художник: «Светлая и пе­
ч аль ная
память
детства».
И ли : «Отчетливо помню скрип
отцовской
портупеи,
запах
ремней
и
ши не ли».
Или
ещ е:
«Так и кончилось для меня обычное провинциальное дет­
ство,
оно
потом
ве р нется
ко
мне
в
м оих
картинах
новой
п ам ятью».
А
как
хорошо
вот
это
мес то
из
автобиографических
заметок
художника,
поистине
в
отрывке
черты
жи воп и­
си
—
и
св ет,
и
цвет:
«В картине «Вос крес ен ье», картине - во с по мина нии,
ре­
шающим
было
мое
представление,
а
не
кон кр етно е-
состо­
я ние
дня.
Это
мое
обобщенно-созерцательное,
символиче­
ско е
толкование
пейзажа.
Это
не
день
н ед ели,
а
воскре­
сение
пам ят и,
немая
остановка
мгновения,
которое
было
прекрасно.
Прекрасно
ощущением
непреходящей
с ущн о.-
сти
зем ли,
деревьев
и
не ба.
Думаю,
что
сос тоян ие
га р­
м онии
мира,
извечной
красоты
природы,
а
также
тре в оги
за
это
бу дут
еще
не
раз
привлекать
мен я».
Что
ск ажеш ь?
Истинно
пейзаж,
о
котором
говорит
художник,
его
св е тонос нос ть
перешли
в
слово.
292


...Я
зн ал
человека
весьма
почтенного,
академика,
к ото­
рый
всю
жизнь
пел
хвалу
п одруге
жиз ни.
Она
бы ла
упо­
мянута
полным
именем
во
всех
его
сочинениях,
ей
были
посвящены
книги.
Он
это
делал
в
на ши
дни
и
немало
смутил
круг
сре брогол овы х
академиков,
сановное
руко­
водство,
а
издателей
своих
кн иг
просто
поставил
в
поло­
жен ие
безвыходное.
Ему
пыт ал ись
объяснить,
что
у
нас
это
не
очень-то
приня т о,
но
стар ик
был
непреклонен.
Мне
казалось,
что
эту
рыцарственность,
в
чем-то
у ни­
кальную,
муж
науки
прин ес
из
тог о
века.
Допускаю,
что
она
выглядела
чуть
диковатой
в
наши
д ни,
но
в
этом,
на­
верно,
больше
вино ва ты
мы,
чем
добр ый
слуга
науки.
Юра
родился
в
годы,
далеко
отстоящие
от
века
минув­
шего,
но
истинно
рыцарствен.
П е рво причино й
ст ала
лю­
б овь,
родная
сестра
рыцарственности.
Ну,
разумеется,
он а,
эта
любовь,
воспринималась
не
безотносительно
к
человеку,
к
котором у
обращена.
Тот,
кто
знает
Ир ину
Ракшу,
все
поймет.
Для.
художника-
не
бы ло
р адо сти
большей,
чем
увидеть
ее
в
сво их
картинах.
И
он
это
де­
лал
во
всю
мо щь
таланта.
Картины,
где
мы
ее
в идим,
опознаются
не
просто
портретным
сходством,
а
тем
н аст­
роением
возвышенности,
которое
неотделимо
от
произве­
дения
истинного.
Если
в
картин ах
Юры
ес ть
свой
пафос,
то
это
пафос
наш ей
современности.
Т рудн ой,
в
ч ем-то
тревожной,
но
вс ей
сво ей
сутью
значительной.
Что
говори ть,
по лу чи­
лось
так,
что
известная
декламационность
проникла
и
в
н ашу
живопись.
Есть
да же
мнение:
ес ли
лишить
эту
те­
му
высокого
стиля,
то
она
потускнеет,
не
прозвучит.
Из
это го
подчас
дел аетс я
в ыво д:. картине
нужен
голос,
она
должна
говорить
громко.
Ра кша
сместил
действие
в
об­
ласть
тишины.
Его
картины
о
современниках
ан тип ате­
тич ны.
Больше
того
—
это
тихие
картины.
Но
вот
вопрос:
на
чем
держится
кар ти на,
что
принять
за
ее
первоядро
смыс ло во е?
Ракша
полагает: «Картина
—
это
прежде
все­
го
со ч ине ние».
Как
понимает
это
Ракша?
«Видимо,
художник
должен
быт ь
интересным
собесед­
ником
и
видеть
чуть
бо ль ше,
чем
зри т ель.
Это
как
в
по­
эзии,
ко гда
читаешь
хорош ие
стих и,
ловишь
себя
на
том,
что
это
твое,
что
ты
просто
не
усп ел
это
выразить,
а
вот
поэт
ус п ел».
393


О днако
что
дает
художнику
право
вл адет ь
вниманием?
Очев идно ,
способность
ска зат ь
зрителю
нечто
такое,
что
для
н его
н ово?
Инач е
гов оря,
мысль.
Ракш а
го в ор ит : «Да здравствует мысль!
Да
пребудет
мастерство!»
Ну
что
ж,
если
художник
в зы вает
к
насущной
сов ре­
менности,
опираясь
на
мысль,
у
него
добр ая
ос нов а.
Итак,
выбор
сделан:
живопись.
Нельзя
сказать,
чтобы
он
возликовал.
Мно го
лет
ки но
несло
ему
ра дос ть.
Бы ли
удачи,
много
уда ч.
Воз ник
круг
лю дей
близких
—
колле­
ги,
ставшие
сподвижниками,
даже
друзьями.
Например,
Лариса
Шепитько.
Мне
так
и
не
удалось
встретить
Шепитько,
и
пред­
ставление
о
ней
замкнулось
на
рас сказ ах
Ракши.
Ну,
ра­
зумеется,
это
достоинство
Ракши,
его
способность
и
сло ­
вом
рисовать
людей
точно.
Го ворю
столь
определенно
потому,
что
у
м еня
была
возможность
убедиться
в
этом.
Св ою
последнюю
работу
в
кин о
он
дел ал
с
Шепитько.
Это
был
«Сотников»
Василя
Быкова.
Шепитько
знала
о
решении
Юры
уй ти
из
кино ,
однако
д ала
ему
прочесть
«Сотникова» .
Ве ри ла:
п рочт ет
и
повернет
обратно.
Рас ­
чет
оказался
верным
—
повернул.
Р азу меетс я,
на
о дин
фильм,
но
повернул.
Потом
Ракша
говорил: «Взяла в
плен».
Но
в
пл ену
оказалась
и
Шепитько.
Ракша
напи­
сал
своеобразный
п ортр ет
Сотникова.
Как
увидел
его
в
к ниге
Бы ко ва,
как
провидел.
Шепитько
была
потрясена
точностью
это го
вид ения .
Казалось,
она
готова
б ыла
есл и
не
вз ять
ак тера
на
роль
Сотникова
по
рисунку
Ракши,
то
сообщить
актеру
черты
геро я,
как
их
увидел
худож­
ник,—
впрочем,
и
актер а,
кажется,
искали,
имея
перед
глазами
п орт рет.
В
м олод ом
режиссере,
как
признавался
поз же
Ракша,
он
встретил
человека
од ерж им ого,
верящего
в
материал,
в
его
правду.
—
Мы
стали
подвижниками,—
сказа л
т огда
Ракша.
Именно
Шепитько,
весь
ее
духовный
и
художниче­
ский
характер,
ее
личность
режи ссера-по д вижн ик а
(«Она
вегда
волновалась,
бы ла
о ткр ы та»,—
сказал
о
ней
Ракша)
обратили
художника
к
его
новому
замыслу.
И
вот
тут
сказалось
убеждение
Ракши,
к
которому
он
пришел
прежде:
если
призвание
художника
в
постиже­
394


нии
человека,
то
в
ж ивопис и
он
скажет
больше.
Впро­
чем,
уместно
признать
и
ино е
—
Шепитько,
рекру­
тировав
Ракшу
в
ки но,
сам а
же
возвратила
его
к
живо­
пи си.
...Нет
Ракши,
как
и
нет
Шепитько,
но
о ст ался
трип­
тих
«Кино», написанный Юрой,
в
центре
которого
моло­
дая
женщина,—
в
ее
облике
ес ть
одержимость
человека
х раб рого
в
своем
поры в е,
как
и
красота
человека,
на
веки
вечные
приписанного
к
земле,
а
поэтому
си л ьного
красо­
той
истинной.
Впервые
увидел
этот
триптих
теперь.
А
кс тати
и
по ртре т
Шепитько.
Стоял
и
думал:
где
я
ее
видел
прежде?
Не
рас сказы
же
Ракши
воссоздали
пор т­
рет
так
точно?
Рассказы?
Да
мо жет
ли
с лово
человече­
ско е,
хотя
бы
вот
т а к ое : «Она всегда волновалась,
была
открытой»—воссоздать
п ортр ет
человека?
Мне
интересно,
как
он
разговаривает
с
до чер ью,—
за
то
время,
в
течение
которого
мы
знаем
друг
друга,
Аня
из
девочки-подростка
с тала
девушкой,
но
тон
его
разго­
во ра
с
нею
не
изменился.
Впрочем,
он
всегда
гов ори л
с
нею
как
со
взрослой.
Мне
даже
казалось,
что
со
всеми
иными
он
говорит,
отдавая
себя
в е селой
им про виза ции,
милой
и
доброй
потехе,
шутке,
а
обратившись
к
дочери,
становится
чуть-чуть
строг.
Собственно,
чтобы
так
гов орит ь
с
дочерью,
он
должен
рассмотреть
в
ней
такое,
что
делает
под обн ый
разговор
естественным.
У
него
ес ть
портреты
доч ер и,
где
она
вос­
создана
с
олененком.
И
дело
даж е
не
в
названии
портре­
та,
хотя
оно
говорит
о
м но гом : «Добрый зверь и добрый
человек».
Е сть
в
эт ом
по ртре те
неизбывная
любовь
к
че­
ловеку,
ко торы й
кровно
твой,
а
заодно
и
то
дорогое,
что
глазам
отц а
явила
дочь,—
и
к ротос ть,
и
сознание
своей
силы
одн ов рем енно .
Постоянный
повод
к
разговору
с
доч ер ью
—
ее
рисун­
ки.
Убеждение
Ю ры: «Художник беспомощен,
е сли
в
его
руках
нет
рисунка»—он
внушил
дочери.
Внушил,
как
всегда
у
Юр ы,
с
той
тве рдо сть ю,
которая
единственно
мо­
жет
сделать
мысль
убеждением.
Но
одно
дел о
убеждение,
другое
—
умен и е.
Он
тренирует
это
ее
умение
со
строго­
ст ью
взыскательного
мастера.
В
самих
за дачах ,
к отор ые
он
ставит,
вся
его
натура
—
он
понимает,
что
доче ри
по
силам,
и
не
очень
ее
щадит.
Бы ть
может,
он
действовал
бы
и
ос торожне е,
если
бы
не
успехи
доче ри
—
ее
рису но к
395


мужает
заметно.
Се годн я
я
слышал,
как,
просматривая
новые
ра бот ы,
он
воскликнул:
—
Хорошо,
Аня!
Это,
пожалуй,
и
мне
тру дн о.
было
бы
сд елать...
Сказал
и
не
без
улыбки
взглянул
на
друзей,
стоящих
подле,—
небось
подумал,
что
это
не
очен ь
педагогично,
но
не
отказался
от
сказанного
—
похвала
ще драя
бы ла
в
его
характере.
У
него
был
талант
вести
бе се ду,
и
пред­
ставляю,
как
интересен
обычно
был
его
раз гов ор
с
до­
черью,
какая
потребность
б ыла
у
нег о
высказать
ей
то,
что
он
считал
и
для
себя
насущным.
Одна
из
последних
его
карт ин
воссоздает
такую
беседу
с
дочерью.
Правда,
не
ег о,
а
Ирины.
Я
гово рю
о
«Продолжении».
Сам а
ин­
тимность
бесе ды
и
ее
значительность
подчеркнуты
уеди­
ненностью
—
вон
в
какой
далекий
и,
пожалуй,
девствен­
ный
угол ок
России
художник
отнес
этот
разговор-испо­
ведь.
И
не
т олько
уединенностью,
но
и
значительностью
лиц
—
мать
сказала
вс е,
и
пришел
черед
дочери
думать...
Е сть
в
этой
картине
такое,
что
хочется
н азв ать
«Запо ­
в едью ».
Впрочем,
понятие
«Продолжение»
и
не сет
в
себе
«Заповедь».
У
н его
бы ла
тяга
к
перемене
мес т.
Был
в
Инд ии
—
и
будто
побывал
на
д ругой
планете.
Видел
Париж.
В
Б ол­
гарии
прикоснулся
к
колор ит но му
Пл овд иву
—
у
нег о
Пловдив
оче нь
болга рск ий .
П ере борол
океан
и
побывал
на
К убе.
Говорил,
что
поездки
его
увлекают
потому,
что
отту ­
да
лучше
видишь
отч ую
зем лю,
ее
радости
и
печали.
Но,
конечно,
и
сами
страны,
вставшие
на
его
пути,
дарили
новые
впеч атл ения .
У
него
был
дар
импровизации
—
неподражаемо
копи­
ровал.
Помню,
как
пос ле
возвращения
с
Куб ы
поше л
по
комнате,
крутя
бедрами,—
пок аз ы вал,
как
ходят
кубин­
ские
красавицы-метиски.
Смеялись
все,
а
он
больше
всех.
Тонко,
с
по нима ние м
п рои сх одяще го,
р асс каза л,
как
р аспо ло жил ись
на
ночлег
в
машине
пос ред и
придунай-
ского
город ка
и
как,
приметив
это,
незнакомая
румынская
семь я
ув лек ла
их
домой,—
вот
этот
раз гов ор
в
румын­
ском
доме
он
воссоздал
так,
как
будто
и
мы
были
там
в
это
августовское
полун очье ...
396


...Помню,
весть
эта
ошелом ила ,
хотя
объяснить
всего
и
не
могла:
что-то
худо
у
Юры
—
кров ь...
Потом
он
на пиш е т: «Неожиданно попал в больницу».
Так
и
на пиш е т: «Неожиданно» .
Это
б ыло
в
само м
начале
страды:
его
«Поле Куликово»
впе рв ые
ложилось
на
бума­
гу.
Это
про из ошло
тут
же,
в
больнице,—
лис ты
ватмана
б ыли
прикреплены
к
стенам
палаты.
' Он перевез в палату книги по истории битвы,
с
к ото­
рыми
не
ра сстав ал ся
последние
месяцы,
записные
книж­
ки
и
в
них
запись,
к оторую
сделал
в
памятную
ноч ь
на
п оле
Куликовом...
Да,
это
было,
пожалуй,
самое
н еза бы­
ваемое
—
но чь
на
поле
битвы.
Решение
пришло
неожи­
данно:
был
канун
баталии
—
599 лет .
Он
вз ял
машину
и
уехал
к
берегам
Непрядвы.
Поставил
маш ину
в
т рав ах,
дожидаясь
зари.
Проснулся
от
крика
птиц
—
вот
оно,
ку­
ликовское
предрассветье.
Вчера,
когда
машина
вошла
в
пределы
поля,
та
далекая
ноч ь
явственно
встала
в
созна­
нии.
Это
же
бы ло
здесь ,
с казал
се бе
он,
здесь.
Перед
бо­
ем
надевали
нов ое
исподнее,
свежевыстиранное,
снежно-
льняное,
как
вел ел
обычай...
З венел и
чистым
зво ном
на­
ковальни
—
отбивали
и
пр авил и
копья.
Жгли
костры
в
низинах.
И
от
костра
к
кос тру,
держа
иконы
у
груди,
спешили
старцы,
творя
молитву,
благословляя
войско...
Ничто
уже
не
отвратит
тво ей
памяти
от
происшедшего
—
здесь
это
было,
здесь...
А
сейчас
исп ари на
зас тил а
стек ­
ла,
выбелив
степь.
Он
протер
стекла
ла дон ью
—
степь
бы ла
все
так
же
бела .
Только
травы
приникли
к
стеклу
да
у
самой
машины
глянул
отв ал
свеж евспах анной
зе м­
ли...
Кто- то
ска зал :
занозило
стрелами
Куликово
поле
на
веки
вечные,
нет-нет
да
.лемех
выпростает
наружу
желез­
ное
острие...
Зан ялос ь
утр о,
ало е
на
востоке.
Потом
и
это
движение
трав,
и
этот
а лый
отбле ск
на
восточном
крае
степи
воспрянут
в
картине,
но
впе рвые
они
бы ли
увиде­
ны
в
это
утро.
Встреча
с
полем
битвы
обос трил а
зримые
черты
замысла.
Гнал
п рочь
все
иные
мысли,
старался
гнать...
Но
удавалось?
Наверно,
не
в се гда.
Потребовал
м аг ни тофон : «Юра хочет надиктовать что-т о .. . »
Приви­
де лся
в
эт ом
при зн ак
грозный.
Помню,
как
воззвали
всем
миром
к
светилу
заморско­
му.
По мню,
как
врач
колдовал
над
р ецепт ами
голосом
усталым,
а
может
и
безнадежным...
В
строе
ф раз
рис о ва­
лось
нечто
куда
как
бойкое,
а
см ысл
был
лишен
надеж­
ды : «Чудес не бывает...»
897


Но
нечто
п охож ее
на
чудо
п рои зо шло:
он
вернулся
в
мас тер ск ую.
Вернулся,
чтобы
приковать
себя
к
п олотн у.
Ед ва
ли
не
был
включен
метроном.
Пош ли
дни,
часы,
ми­
нуты,
к отор ым
це ны
не
было.
Наверно,
многое
вызрело
в
госпитальном
заточении,
в
муках
больни чн ой
одиночки.
Казалось,
он
яв ился
в
мастерскую
во
всеор у жии
замысла.
Но
это
было
первое
впечатление
—
только
вот
тут,
у
холс ­
та,
когда
в
рук ах
была
кисть,
ст али
видны
и
размеры
ра­
боты,
и
ее
по дли нная
слож н ост ь.
Боковинки
триптиха
—
правый
и
л евый
—
обоз н ачил ис ь: «Благословение Дмит­
рия
на
битву»
и
«Проводы ополчения».
Труднее
бы ло
с
центральной
час тью
триптиха.
Заманчиво
было
перенести
на
полотно
эп изо д,
который
уберегли
от
заб вен ия
ле т опи­
си,—
когд а
серпуховский
князь
Б обр ок,
прип ав
ухом
к
земле,
пытается
р аспо зн ать
движение
неприятельских
пол чищ .
А
может,
е сть
с мысл
сместить
в
центр
совет
в ое­
начальников
Дмитриева
войска
перед
боем,
своеобычное
вече
полководцев
старорусской
армии?
Тут
бы
глянули
с
полотна
г л авные
действующие
лица,
умом
и
подвигом
которых
восславлено
в
в еках
Куликово.
А
б ыть
может,
тот
миг
предстояния,
святой
миг,
когд а
Дмитрий,
уже
об­
лаченный
в
одежду
простого
воина,
готов
взя ть
в
руки
меч?..
Именно
—
предстояния,
тот
заветный
миг
перед
б итво й,
когда
глаза
уже
устремлены
к
стану
вр ага
и
ост а­
е тся
дать
си лу
оруж ию .
Он
ска зал: «Предстояние!»—и
будто
увидел
готовое
полотно.
Это
предстояние
в
стати
Дм итр ия,
выражающей
ре ши мо сть,
в
его
лице,
и спол нен­
ном
даже
не
гнева
и,
пож алу й,
н енави сти
к
суп ос та ту,
а
вдохновенной
готовности
единоборства,
жажды
битвы...
Этот
миг
необыкновенный
должен
потрясти
не
тольк о
Дмитрия,
его
приняли
самими
сердцами
сподвпжники
Дмитрия
Ива нович а .
Предстояние,
поистине
предстояние!
Художник
мысли
страдной,
немалый
эрудит
и
ф ило­
соф,
Ракша
н ашел
аналогию
в
и ст ории
рус с кой
живопит
си:
как
Иваново
«Явление Христа народу».
Там
тоже
есть
это
предстояние,
спосо бн ое
объединить,
там
тоже
есть
этот
миг
ожидания.
Конечно,
в
Ивановом
поло тне
все
иное:
аллегория,
но
аллегория,
подсказанная
мифотвор­
чес тв ом
церк ви ,
легендой
из
легенд,
хотя
художник
и
см отр ит
на
это
едва
ли
не
гл азам и
очевидца,
со об щив
чу­
ду
тве рд ые
формы
был и.
Если
есть
общее,
то
вот
это
предстояние
со лнца ,
с
кот орым
человек
отождествил
сча­
сть е,
именно
предстояние
—
не
иное...
Необыкновенно
398


благодарен
этот
миг
для
художника:
е сть
возможность
постичь
каждого
из
тех,
кто
смотрит
с
п олот на
в
момент
для
нег о
переломный.
Ест ь
не обходи мос ть
ск азать
и
о
другом
ощущении
художника.
Как
бы
ни
хороша
бы ла
точка,
которую
мы
избрали
для
рассмотрения
картины,
она
не
дает
полного
обзора.
И
тогд а
картина
точно
выхо­
дит
за
с вои
пределы,
она
будто
продлевается,
кстати,
и
во
времени.
Это
ест ь
в
ивановском
п олотн е,
к
этому
стре­
милс я
Ракша
и
в
«Поле Куликовом»: необъятно поле
би твы,
как
неохватно
п оле
русской
решимости
ос во бодит ь
отчую
земл ю
от
поработителя.
Но
тут
действует
не
толь­
ко
срединная
глава
картины,
но
и
весь
тр иптих:
худож­
ник
со общ ил
в сем
тре м
ча стям
по ло тна
од ну
лин ию
го­
ризонта.
Она ,
эта
линия,
плав на,
но
непрерываема.
Ракша
точно
говорит
нам:
вот
в
этой
непресекаемой
ли­
нии
н еб ос клона
и
см ысл
того
великого,
ради
чего
востор­
жествовал
подвиг
рати
русской
на
Дону,—
неделимость
родн ой
земли...
Нам,
уже
зн аю щим
работы
Ракши,
предшествующие
триптиху,
должна
быт ь
и нтер есна
его
попытка
рассмот­
реть
триптих
в
системе
всег о
творчества.
Кон е чн о, «Поле
Куликово»—единственная
из
известных
нам
ра бот
Рак­
ши
на
те му
рус ск ой
истории
и
как
бы
стоит
особняком.
В
с амом
деле,
художник
не
просто
те мы
современной,
а
темы
остро
сегодняшней,
Ракша
вдруг
обратил
взгляд
на
со быт ие,
отстоящее
от
на ших
дней
больше
чем
на
пол у­
тысячелетие.
Может
быть,
действительно
вер но
впечатле­
ние,
что
у
«Поля Куликова»
локальное
ме сто
в
системе
творчества
Ракши?
Оч ев идно,
локальное,
но
только
внеш­
не.
И,
смею
думать,
дело
не
толь ко
в
том,
что
в
триптихе,
как
в
«Разговоре о
.б удущ е м », «Молодых зодчих», «Со ­
в рем енник ах », избран столь характерный для творческой
натуры
рус ског о
человека
момент,
когда
он
принимает
решение,
отбросив
все
и
всяческие
сомнения.
Не
только.
Во
всех
этих
картинах
наш
человек
выступает
в
зените
своей
нравственной
красоты
й,
пожалуй,
силы,
а
это
так
важно
для
самих
су деб
на шего
сегодня
и
завтра...
Именно
в
зените
красоты
и
силы.
И
это,
наверно,
на­
до
ск азать
о
с амом
художнике,
особенно
в
п ору
работы
над
«Полем Куликовым», в последний год его жизни.
Не
очевидно
ли,
что
это
тот
самый
момент
в
жиз ни
человека,
когда
быт ие
суровое
повторило
пес ню?
Да
не
об
э том
ли
899


«Поле Куликово», хотя оно отброшено волной времени
на
расстояние
д олгих
шести
веков?
Будто
бы
са ма
судьба
подсказала
художнику
это
его
решение^
сам
смы сл
п ес­
ни,
ставшей
пос ледн ей :
нет
в
том
соревновании
до­
стоинств,
к оторы е
извечно
явил
в
се бе
человек,
велико
место
ума,
таланта,
способности
чувствовать
и
любить.
Но
все
это
дары
ее
си ятел ь ства
природы
и
могут
в
конце
концов
ничего
не
значить,
как
тот
драгоценный
камень,
который
лежит
сейчас
в
нед рах
земли
и
пролежит
еще
тьму
веков.
Ес ли
е сть
достоинство,
способное
сообщить
вс ем
талантам
чело века
их
истинную
цену,
то
это,
конеч­
но,
воля.
Да,
во ля
д еятельн ая,
вечнотворящая.
Думаю,
что
у
ее
колыбели
стоит
не
тольк о
мату шк а
природа,
но
и
в
какой-то
мере
сам
че лов ек.
Наверно,
не
случайно
и
то,
что
из
всех
достоинств,
почитаемых
людьми,
ст ави тся
это
—
вол я
и
еще
раз
воля.
Ну,
разумеется,
не
просто
во ля,
а
в
сочетании
со
сво им
верным
спутником
—
Добро м .
Как
у
Юры.
И
пусть
еще
раз
прозвучат
вот
эти
несколько
строк
о
Юре,
к оторы е
я
прочел
в
выставочном
зал е
на
Ку зне ц­
ком
мо сту
в
более
чем
з нам енател ьны й
ден ь,
когд а
впер­
вые
были
показаны
Москве
работы
Ракши,
собранные
во­
едино:
«Мне интересно искусство Юрия Михайловича и по
той
причине,
что
оно
небезучастно
к
тому,
что
меня
в ол­
нует.
Что
я
имею
в
виду?
Однажды
я
ска за л.
Юрию
Михайловичу,
подавив
в
се­
бе
сомнения
не ма лые : «Простите меня,
Юра ,
но
вот
эта
ваш а
ка рти на
«Разговор о будущем»
пробудила
ассоциа­
цию
с
миланской
фре ск ой
Леонардо,
при
этом
централь­
ная
фигура
ваш ей
картины
не
разуверила
ме ня
в
мое й
мысли
крамольной,
а,
по жалу й,
утвердила
—
та к?» Мне
казалось,
что
я
огорчу
Юрия
Михайловича,
а
вызвал
у
него
ра дос ть.
«Верно!— п очти
возликовал
он.
—
И
я
ду­
мал
об
эт ом !» Вряд ли Ракша имел в виду фреску Лео­
нардо,
когда
принимался
за
свою
картину,
более
убеди­
т ельн о,
что
он
увидел
это,
когда
ка ртину
закончил,
уви­
дел
и
не
по жал ел,
быть
может,
даже
пох ва лил
се бя.
В
са­
мом
де ле,
это
не
по др ажа ние
и
не
заимствование,
а
тот
знак
преемственности,
кот оры й
при
же лан ии
может
бы ть
пр осл ежен
на
протяжении
веков.
Ес ли
тут
ум ес тно
в ыве­
400


сти
мысль,
то,
мож ет
быть,
вот
эт у:
не
обязательно
традиция
должна
пресечься,
чтобы
вы зв ать
к
жиз ни
про ­
изведение
новаторское.
Мне
необыкновенно
импо нируе т
слово,
сказанное
Рак­
шей
о
нашем
современнике,
о
том
пашем
побратиме,
что
с
веком
наравне...
И
тут
есть
одно
свойство,
к
которому,
как
мне
кажется,
Рак ша
пришел
путем
поиска,—
я
гово­
рю
о
драматургии
его
картин.
В
сам ом
дел е,
взг л яните
на
его
кар ти ны
«Моя мама», «Продолжение», «Юные
купальщики»—как
спокойны
они
по
самому
сюжету,
на­
стол ько
спокойны,
что
казалось,
сюжета
в
них
нет.
Но
вот
вопрос:
ес ли
сюжет,
ск аже м,
столь
своеобычен,
то
какое
имя
у
тех
опор
могучих,
на
к оторых
стоит
картина?
Ин ые
считают:
настроение!
Ну
что
ж,
тут
ес ть
над
чем
по дума ть:
может,
и
настроение.
Одн ако
ответ
этот
не до­
статочен.
Для
иного,
пожалуй,
был
бы
достаточным,
для
Юри я
Михайловича
недостаточен,
для
в сей
его
бог ат ой
сути
не дос та точе н,
для
всег о
т ого,
что
вобрала
его
ли ч­
ность.
Ч тобы
вот
так
разрушить
наш е
представление
о
сюжете,
у
картины
должно
быть
сли шк ом
явное
преиму­
щес тв о,
преимущество,
отразившее
сам
лик
художника.
А
оно
ес ть.
Какое?
Человек.
Его
мысль,
его
интеллект,
его
оп ыт
бытия,
его
вера,
в
конце
кон цо в.
Как
значи­
тельны
лица
героев
Рак ши
и
как
все
это
похоже
на
Юру,
на
все
то,
что
должен
был
вызвать
к
жи зни
художник
та­
кого
душевного
скл ада
и
такой
глубины,
каким
был
Юри й
Михайлович.
Значительны,
а
значит
и
прекрас­
ны, —
ес ть
в
н их,
в
этих
людях,
нечто
такое,
что
худож­
ник
не
мог
не
сказа ть
сегодня.
Даже
е сли
ему
уготованы
суд ьбой
испыт ания ,
подобные
тем,
кот орые
он
пр иня л.
Мы,
знавшие
его
бл изко ,
воздавали
долж н ое
богатству
его
натуры
и,
кон ечн о,
были
убеждены,
что
мы
зн али
Юру,
однако
на ше
представление
о
нем
бы ло
в се-т аки
приб л изит е ль ным.
То,
что
яв ил
Юрий
Михайлович
в
этот
год
своей
жизни,
год
му че ниче с кий,
поистине
открывает
гла за
на
то,
что
он
с озда л.
И
еще:
как
неоглядны
возмож­
ности
человека,
ес ли
он
в
состоянии
оставить
нам
так
мно го
за
такую
корот кую
жизнь.
14 С.
Д ан гулов


ШАГАЛ
Париже,
на
-улице
Гренель,
в
в
глуб ин е
городского
дворика,
мощенного
восьмигранной
плит­
кой,
в
каменном
доме,
увитом
диким
в ин огра дом,
живет
чело­
век,
кот оры й
был
моим
спут­
ни ком
в
путешествии
по
одной
пз
самых
заповедных
дорог
этого
города.
У
истоков
э той
дороги
был
музей
Огюста
Ро­
де на,
к оторы й
едва
ли
не
со­
седствует
с
домом,
опле те нн ым
ве твя ми
дико го
винограда,
потом
вы ста вка
витражей
Марка
Шаг ала,
расположенная
в
специально
выстроен­
ном
для
этого
па виль оне
по
соседству
с
Лувром.^
Одна ко
прежде
в сего
о
моем
друге .
По
да вним
родо­
словным
корням
он
русский,
но
от
его
русского
проис­
хождения
оста лось
не
столь
уж
много:
фа мили я,
которая
когда-то
пис алась
«Смелков», а во французском варианте
обрела
два
«ф»
в
конце,
да,
пожалу й,
русский
язык,
ко­
торы й
вернее
был о
бы
н азва ть
старопетербургским,
с
эт а­
кой
галльской
гундосинкой,
которая,
впрочем,
могла
быть
и
старопетербургской.
В
облике
Смелкова
есть
великое
обаяние,
которое
сильнее
красоты.
Вот
эта
его
улыбка,
яркогубая,
усы
а-ля
Блерио,
темные
гл аза
с
за метн о
си­
нев ат ыми
белками
и
непобедимая
худоб а
отличают
и
в
мо их
глазах
Смелкова.
У
См е лкова
характерная
п оходк а:
он
ходит,
чуть
приподняв
левое
плечо,
при
эт ом
его
во­
лосы,
ярко-черные,
с
прядями
сед ин,
ритмично
вз д ыма­
ют ся.
Как
я
приметил,
пущ е
всех
своих
достоинств
С мел ков
ценит
эту
св ою
непо беди му ю
худобу.
Наверно,
эти м
объясняется
особый
режим
смелковского
стола.
Его
полуденная
еда:
ч ашеч ка
ко фе
и
бут ерб род
с
вет ­
чиной
или
сухой
колбасой,
ве черн яя
—
в
этих
же
пр е­
дел ах
да
наперсточек
коньяку.
Посади
на
та кую
еду
ру с­
ских
прародителей
Смелкова,
они
бы
окол е ли
в
три
Дня .
Смелков
—
театральный
художник,
при
эт ом
с
точно
очерченным
профилем:
ко ст юмы.
Ес ли
вам
у дастс я
по­
402


па сть
в
его
мастерскую,
расположенную
позади
белока­
менного
особняка,
ист ор ия
французского
ко ст юма
явится
во
в сем
сво ем
разнообразии
и
изяществе:
мир
жа бо
и
бу­
фов,
шле й фов
и
стоячих
воротников,
мир
панбархата,
плюша,
круж ев
и
китайского
шелка...
За ви дно
умение
Смелкова
воспроизвести
фактуру,
например,
парчи,
ши­
той
золотой
ниткой,
или
невесомость
шелка,
его
хр уп­
кость,
его
бл еск.
Не
знаю,
ест ь
ли
у
современного
те ат­
рального
художника
нео бх оди мо сть
в
столь
из ощре нн ом
ум е нии,
но
это,
наверно,
для
художника
род
недуга
—
как
род
недуга
работа
акварелью.
Завидна
возможность
обра­
тить ся
и
к
гуаши,
и
к
ф лома ст еру,
и
к
цветной
туши,
но
для
Смелкова
нет
ничего
выше
ак ва рели,
ее
способности
передать
прозрачное.
Мне
интересно
было
взглянуть
на
библиотеку
Смел­
кова
и
обнаружить
там
«Евгения Онегина»
едв а
ли
не
во
всех
изданиях,
существующих
в
при род е.
Однотомник
Пушкина
постоянно
был
у
Смелкова
под
рукой
—
для
Смелкова
пушкинская
поэзия
давала
выход
тос ке
по
ро­
дине,
она
была
для
моего
друга
пядью
земли
отчей.
Пуш­
кин
дав ал
ему
возможность
не
об орв ать
нитей,
связыва­
ющи х
его
с
Р ос сией.
Признаюсь,
что
смысл
пушкинской
«Птички»
в
полной
ме ре
дался
мне
в
смелковском
чте­
ни и : «В чужбине свято наблюдаю родной обычай стари ­
ны:
на
вол ю
птичку
выпускаю
при
светлом
празднике
весны...»
Но
библиотека
Смелкова
пр им ечат ель на
и
и ным:
мой
приятель
дружит
со
старой
книгой,
да,
старой,
украшен­
ной
многоцветной
миниатюрой,
которая
единственно
мо­
жет
дать
представление
о
костюме
той
далекой
поры.
Но
про чест ь
миниатюру
не
просто,
поэ том у
у
Смелкова
синклит
советчиков
—
художников,
режиссеров,
актеров,
костюмеров.
Как
ни
своеобычен
мир
моего
французского
при яте ля,
его
взгляд
на
искусство
дост аточн о
шир ок,
как
шир ок
круг
тех,
кто
пом ог ает
Смелкову.
К ороче
—
невер ­
но,
что
тропа,
которой
иде т
француз,
заповедна,
она
пе­
ресеклась
с
дорогой,
следуя
которой
можно
увидеть
в
Па­
риж е
немало,—
я
том у
с ви де тель.
Многие
из
них
прихо­
дят
на
ул ицу
Гренель,
чтоб ы
взглянуть
на
новые
эскизы
Смелкова
и
зао дно
прикоснуться
к
ценностям
необыкно­
венной
его
библиотеки.
А
библиотека
очень
хороша,
при
эт ом
и
ее
русский
раздел
—
не
просто
д ань
русскому
первородству
хозяина,
но
и
вн има ние
к
существу,
важ­
14*
403


ном у
для
художника:
рус ск ое
искусство
во
Франции,
взаимовлияние,
взаимообогащение.
—
Убежден,
что
приход
рус ск ого
искусства
во
Фран­
цию
в
начале
в ека
недостаточно
изучен,—
говорит
Смел-
ков .
—
Нет,
не
только
балет
и
драматический
театр,
где
престиж
русского
н епрер ек аем,
но
и
живопись,
что
едва
ли
не
беспрецедентно,
ибо
Париж
тут
задавал
тон
всегда
и
особенно
в
ту
пору...
Французы
бы ли
стол ь
уверены
в
своей
сил е,
что
казалось
невероятным,
чтоб ы
варяги
мог­
ли
отвоевать
мест о
под
со лнцем .
То,
что
с де лали
эти
ва­
ря ги
во
Фр а нции,
сегодня
способно
вызвать
из умл ение :
они
в ошли
в
жизнь
французского
искусства
на
р авны х.
Шагал
—
о дин
из
них .
Не
хочу
сказат ь ,
что
всем
францу­
зам
это
бы
оче нь
нравилось.
Они
сч итаю т
это
аномалией.
Возможно,
это
и
в
самом
де ле
аномалия,
но
та
самая,
ко­
торая,
как
и
в
при роде ,
несет
богатство
людям.
И
по доб­
но
природе,
когда
аном ал ия
возникает
прямо
перед
тобой,
все
стрелки
смещены,
все
п ри боры
показывают
невероят,-
но е.
Необходимо
расстояние,
чтобы
воспринять
явление
и
оценить,
как
оно
в е лико,
в
данном
случае
расстояние
во
времени.
Но
мы,
л юди
семидесятых
год ов
дв ад ца того
в ека,
вправе
с казать :
расстояние
обретено,
при
э том
и
р асст оя ние
во
времени,—
оказывается,
наш и
предшест­
в енник и
не
пе ре ло жили
красок,
я вле нию
дан а
тр ез вая
оценка...
Возм ож но,
я
пристрастен,
но
мое
пристрастие
понять
не
трудно,
понять
и
прос ти ть:
я
русс ки й ...
Ес ли
же
говорить
по
существу,
то
зде сь
есть,
есл и
хотит е,
и
психологический
феномен:
прийт и
в
чужую
страну
и
за­
воевать
в
ней
такое,
что
и
для
ее
соотечественников
яв­
ляется
недостижимым,
да
не
достойно
ли
это
чело века
сильного?
Обстоятельство,
немало
характеризующее
творческий
и
нравственный
обли к
Ш агала:
в
ранних
документах
рево­
люции,
запечатлевших
первые
шаги
новой
культуры,
упо ­
минается
и
Шагал.
По
к рай ней
мер е
в
кругу
т ех,
кто
по­
мог ал
Луначарскому
создавать
эту
но вую
культуру,
моле­
но
встретить,
и
не
столь
редко ,
имя
Шаг ала.
Луначарт
ский
знал
Шагала
по
предвоенной
пари леск ой
по ре
—
Шаг ал
был
близок
художникам,
для
к оторых
левое
нача­
ло
было
одинаково
характерно
и
в
тв орчес тв е,
и
в
миро­
воззрении:
Аполлинер
и
Элюар,
Пикассо
и
Леж е.
Луна­
ч арс кий
по зн авал
Шагала
независимо
от
французов,
но
404


■французские друзья художника определенно этому но
противостояли.
Так
или
иначе,
а
Ана то лий
Васильевич
поб ы вал
в
парижской
мастерской
Шаг ал а,
опубликовав
статью
с
весьма
характерным
наз ван ием
—
«Молодая
Рос сия
в
Париже».
Луначарский
не
мож ет
не
упрекнуть
художника
в
известной
нарочитости,
желании
уд ив ить
—
упрек,
которого
удаетс я
и збе жать
ре дко
какому
молодому
художнику.
Но
это
не
мешает
критику
рассмотреть
в
Шагале
наблюдательность,
большую
выразительность.
Луначарский
говорит
о
шагаловском
таланте,
кот оры й
св оео быч но
преломился,
по
слов ам
критика,
в
де тс кой
манер е
живописи,
свойственной
ху до жник у.
Так
или
иначе,
а
встреча
в
Париже
д ала
т олчок
отно­
шениям
этих
людей,
з аме тно
определила
и
то
общее,
что
их
сближало
и
могло
сблизить.
Высказывания
Анат о лия
В асиль евич а
о
Шагале,
к оторы е
до шли
до
нас,
с вид ет ель­
ст в уют,
что
еще
в
ту
раннюю
п ору
Луначарский
рассмот­
рел
в
художнике
дарование,
по
сво ей
су ти
человеколю­
бивое.
Уже
одного
этог о
б ыло
до стато чн о,
чтоб ы
отн оше­
ния
их
после
революции
обрели
нов ое
качество.
Как
было
уже
отмечено,
ср еди
тех,
на
ког о
опирался
народный
ко­
миссар,
за кл ад ывая
начала
но вого
революционного
искус­
ства,
был
и
русский
художник,
мастерскую
которого
он
посетил
в
Париже.
Надо
отдать
долж н ое
Шагалу,
он
был
и
искренен
в
своем
отн ошени и
к
революции,
и
деятелен.
Весьма
распространенное
в
то
время
участие
художников
в
оформ ле ни и
рев олюци он н ых
торжеств
увлекло
и
Ша­
га ла
—
в
фондах
Третьяковской
гал ереи
сохранился
эскиз
шагаловского
декоративного
панно,
которы м
предполага­
лос ь
украсить
праздничный
город,— «Мир
хи жинам ,
вой­
на
дворцам».
Документы
той
э похи
подтверждают,
что
художники,
посвятившие
себя
служению
революции,
на­
зывали
имя
Шагала
ср еди
тех,
ко го
они
хот ели
видеть
во
главе
своего
тв орче ск ого
сообщества,
но
Шагал
предпочел
с толиц е
отчий
Витебск.
В
сознании
Луначарского
это
решение
Шагала
соот­
н ес лось
с
тем
боль ш им,
по
своему
существу
си м воли че­
ским,
что
являл
Ви теб ск
в
созданиях
художника
и
что
каж до му
мало-мальски
знакомому
с
творчеством
худож­
ника
нельзя
б ыло
не
ра сс мотр еть.
Комиссар
по
изобрази­
тельному
искусству
—
на
э тот
от вет с тве нный
и
по-своему
поч е тный
в
годы
революции
пост
вернулся
в
родные
ви­
тебские
пенаты
Шагал,
имея
на
руках
соответствующий
м анд ат,
подписанный
Луначарским.
Вслед
за
эт им
р еше­
405


ние м
революционного
правительства
в
Витебске
б ыло
соз дан о
Народное
художественное
училище,
что
недву­
смысленно
указывало
на
шагаловское
у част ие
в
этой
ини­
циативе.
Из
биографии
Шагала
мы
знаем,
какое
увлече­
ние
у
н его
вызвала
эта
его
последняя
витебская
мис с ия,
связанная
с
созданием
Народной
художественной
шко­
л ы,—
де ло
да же
не
в
то м,
что
это
шагаловское
начинание
не
уда лос ь
в
той
ме ре,
в
какой
зад у мал
его
художник,
в
высшей
степени
значительным
б ыло
другое:
верность
ху­
дожника
родному
городу,
к оторы й
незримо
отождествлял­
ся
с
миром
его
п е рво родст ва,
отцами
и
дедами,
вызвав­
ши ми
его
к
жи зни,
пол оживш ими
начало
том у
добр о му,
что
в
нем
было.
Лун ача рск ий
и
Шагал
—
на
наш
взгляд
эта
тем а
д ает
материал
для
раздумий
поучительных
весьма.
Дар
того,
что
приня т о
считать
умением
соб и рать
си лы,
ве лик ая
способность
располагать,
заинтересовывать,
увлекать,
столь
свойственные
л юдям
той
эпохи,
ве лик оле пно
про­
яв ил ись
Луначарским
и
в
его
от нош е ниях
с
Шагалом.
Конечно
же
тут
важно
б ыло
з нание
Луначарским
всех
сторон
современного
искусства,
и
в
частности
искусства
изобразительного,
но
немалое
значение
име ла
его
непред­
взятость
—
воспитанный
на
лучших
образцах
кл ассич е­
ского
искусства,
в
частности
как
оно
возникло
в
золотую
пору
Возрождения,
он
был
необыкновенно
чуток
и
добро­
желателен
к
тому,
что
искусство
создавало
сегодня,
ум ея
проявить
и
такт,
и
понимание,
и
терпимость.
Отношения
Луначарского
к
Шагалу
—
пример
том у.
С ме лков
пригласил
ме ня
в
музей
нового
западного
ис­
кусства.
Мой
парижский
дру г,
знакомый
с
новостями
ис­
кусств
до
т ого,
как
они
возникнут
на
аф ишах,
сказал
мне,
что
ре чь
иде т
о
новой
экспозиции
старых
шагаловских
ра бот,
помеченных
едва
ли
не
началом
века.
—
Да
не
Витебск
ли
это,
заповедный
Витебск,
как
его
по к азал
художник
в
начале
века?
—
сп роси л
я.
—
Мне
кажется,
Витебск, —
согласился
мой
друг.
И
в
сам ом
де ле
мы
увидели
хрестоматийного
Ша г ала,
отм еч енн ого
только
ему
свойственными
чертами.
Это
бы­
ли
картины
со
множеством
сюжетов,
но,
сомкнувшись,
они
создавали
один
мир
с
одним-единственным
сюжетом:
витебское
пепелище
художника...
Шел
зимний
дождь,
и
улица
местечка
казалась
больше
обычного
серо-синей.
406


будничной.
Стояли
домики
с
ос тры ми
крышами
и
малень­
ки ми
оконцами.
Прямо
на
ул ице
лежал
покойник,
и
шесть
свечей
в
тя желы х
подсвечниках
гор ели
вокруг
не­
го,
горе ли
почти
празднично,
едва
ли
не
вызолотив
л ицо
покойного.
А
на
крыше
сидел
ч елов ек
в
котелке
и
играл
на
скрипке.
И
еще
о дин
скрипач,
но
не
в
котелке,
а
в
фу­
ражке,
играл,
склонившись
над
покойником.
А
островер­
хая
крыша
дома
бы ла
ув ен чана
палкой,
к
кот орой
был
подвешен
сапог.
Видно,
с апог
за мен ял
вывеску
—
в
до ме
жил
сапожник.
По
всему,
это
он
лежал
сейчас
на
дороге,
окруженный
горящими
свечами.
И
же нщи на,
воздевшая
к
небу
руки
в
немо м
крике,
была
женой
сапожника.
А
если
обратить
взгляд
на
соседнюю
картину,
то
она
как
бы
продолжит
эт от
же
сю жет.
Мы
увидим
кладбище
с
округлыми
надмогильными
камнями,
кот оры е
сшиблись
в
жестоком
столпотворении,
будто
бы
не ожид а нно
ощу­
т ив,
как
мал о
места
им
на
земле.
А
над
кладбищем
та­
кое
же
жестокое
столпотворение
домиков
с
ост ров ерхим и
крышами
и.
непросторными
окнами,
да
и
у
них
не
м ень­
шая
те снот а.
А
на
с ледующ ей
картине
кладбищенские
в орота ,
украшенные
пис ьм ена ми
на
древнееврейском,
во­
рота
настолько
нарядные,
будто
ведут
не
из
жизни
в
смерть,
а
из
смерти
в
жизнь.
А
на
картине
рядом
ангелы,
собравшиеся
к
печальному
застолью,
будто
для
того,
что­
бы
пом я нуть
усопшего
сап ожн ик а.
И
вд али
гора,
п очти
библейская,
и
справа
д ерев о,
быт ь
может,
лавр,
а
возмож­
но,
пинпя,
би блей ск ие ...
А
потом
едва
ли
не
та
же
улица
местечка,
но
укрытая
нетолстым
слоем
снега.
На
снегу
полулежит,
опершись
на
лок оть,
бродя чи й
музыкант
—
в
одной
руке
скрипка,
в
другой
смы чо к,
ярко-черная
бо­
рода
рас па тлан а
и
заняла
половину
лица,
на
лице
и
улыб­
ка,
и
раздумье,
и
печальная
по корн ост ь.
А
ес ли
сместить
взгляд
на
следующую
картину,
то
мож но
проникнуть
во­
внутрь
домика
с
ос тров е рхой
крышей
и
узкими
оконцами.
На
столе
горят
все
те
же
свечи
в
т яжел ых
подсвечниках,
распространяя
праздничное
сияние,
а
на
кровати
ле жит
больная,
о че видно
тяжелобольная,
а
на
стульях,
как
бы
рассыпанных
вразброс
по
пустой
комнате,
расположились
близкие
—
в
их
позах
и
неизбывная,
печ аль ,
близкая
к
отчаянию,
и
п око рнос ть
судьбе.
И
из
картины
в
картину
переходят
вместе
с
большеглазым
осликом,
добрым
и
пе­
чально-кротким,
рыбой,
иногда
крылатой,
иногда
бескры­
лой ,
бор о датые
обитатели
местечка
в
своих
маленьких
фуражках
с
лак ир о ванным и
козырьками
и
котелках.
407


И
почти
в
каждой
картине
возникают
влюбленные,
устре­
мив ши еся
друг
к
д ру гу,—
наверно,
в
уныло-однообразном
житье-бытье
местечка
это
сам ое
све тл ое.
Как
ни
обыденны
кар ти ны
жизни
Шаг ал а,
как
они
ни
при бл ижены
к
быту
вит ебс ко го
обиталища
художнич­
ка,
п олотн а
художника
полны
а лле гори чес кого
смысла.
Однако
хочется
в ос пр инять
эти
картины
и
как
таковые,
освободив
их
от
символов,—
человеколюбие,
кот орым
пол­
ны
по лотн а
Ш агал а,
больше
тог о
—
с очувс тв ие
к
жизни
бедного
люда,
которое
ес ть
в
них ,
ина че
не
воспримешь.
И
в
э том
с лучае
есть
смысл
познать
и
понять
также
жизнь
художника,
как
она
отс лоила сь,
в
частности,
в
его
автобиографической
книге.
Проникнуть
в
семью
худож­
ника,
где
дед
был
«грамотеем», знатоком Талмуда,
а
от ец
торговал
рыбой
и
хоте л
сделать
таким
же
торговцем
сы­
на,
быть
может,
чуть
покрупнее,
побогаче,—
отцу
б ыло
не
просто
п ро корми ть
семью
—
д есять
детей.
Как
свиде­
тель ст ву ет
та
же
кн ига,
желание
сына
ст ать
ху до жник ом
заметно
от дали ло
его
от
отца
—
для
родителя
сын
уходил
все
дальше,
для
сына
тот
был
нерасторжимо
рядом.
«Ес­
ли
мое
искусство
и
не
играет
роли
в
жизни
мо их
род ны х,
то
их
жизнь
и
их
дела
тем
более
влияли
на
мен я»,—
ска ­
жет
Шагал
впоследствии.
Вот
эт от
быт
ст арой
рос си йс кой
провинции,
насел ен­
ной
евреями,
котор ый
мы
знали
до
сих
пор
по
книгам
Шолом-Алейхема,
бы т,
с
такой
остротой
воспринятый
за­
щитниками
обездоленного
еврейства
—
Толстым,
Горьким,
Короленко,
мы,
не
видавшие
этого
Витебска,
Житомира,
Жмер инк и,
спо со бны
увидеть
их
сего дн я
у
Шагала.
Взг л янешь
на
шаг ало вск ие
по ло тна
—
и
ра зом
встанет
печально
известная
«черта оседлости», тот особый быт,
кот оры м
жили
эти
места
до
той
поры,
пок а
сю да
не
п ро­
бил ся
октябрьский
ве т ер,—
для
по ним ания
т ого,
что
.есть
Шаг ал
и
его
и ск усс тво,
это
важно.
Тот,
кто
знает
французскую
столицу,
очевидно,
при­
метил
книжные
ряды
по
бер егу
Сены,
чем-то
на по мина ю­
щие
знаменитые
«развалы»
у
Китайгородской
стены
в
на­
ч але
века.
Дер ев янн ые
лари,
увенчанные
тентами,
бр е­
зентовыми
и
фане рным и,
протянулись
вдоль
каменного
борта ,
оградившего
возвышенный
берег
Сены
от
реки.
Ли­
ния
книжных
ларьков
кажется
нескончаемой,
и
в
пред­
вечерние
час ы,
когд а
за вз ятые
книжники
со
всех
кон ­
408


цов
Парижа
устремляются
к
берегу
Сены,
книжные
ря­
ды
на по мина ют
ярмарку;
У
Смелкова
был и
свои
дни
и,
пожалуй,
ча сы
посещ ени я
к нижно го
б азар а.
От
ул ицы
Гр ен ель
до
набережной
Се ны
хо дьбы
мин ут
двадцать
п ять,
то
есть
ровно
столько,
с коль ко
необходимо,
чтоб ы
начать
разговор
на
те му,
которая
заметно
нас
увлекает.
—
Можно,
кон еч но,
взглянуть
на
Шагал а
как
на
сво е­
образного
барда
витебской
стороны-
и
эти м
объяснить
в се,—
произношу
я,
когда
мы
оказываемся
над
ре кой
—
мы
пойдем
как
бы
прот ив
ее
течения.
—
Но
поп робу й
поня ть
художника,
на
картинах
которого
л юди
ходят
вверх
головами,
ск р ипач
пиликает
свою
мелодию,
воссе­
дая
на
крыше,
а
рыба
п арит
над
городом,
р асп ласт ав
кр ылья.
Как
понять
и
какое
объяснение
д ать?
Мой
сп ут ник
молчит.
—
Еще
во
времена
шагаловской
юности
Луначар­
с кий
назвал
это
некоей
де тс кос тью
шагаловского
иск ус­
ст ва,
наивной...
—
замечаю
я,
понимая,
что
об ъ яснение
эт о,
по жалу й,
не
со всем
достаточно.
—
Не
знаю,
не
знаю...
—
откликается
Смелков.—
По­
ч ему
де тск ое
во с при ятие
д олжно
рисовать
человека
хо­
дящим
вве рх
ногами?
Согласитесь,
что
железная
логика
детям
под час
свойственна
даже
в
большей
мер е,
чем
взрослым.
Тут
иное...
—
Однако
что?
—
настаиваю
я.
Мой
друг
смотрит
сей­
час
на
кораблик,
непросторная
палуба
которого
полна
пассажи ро в
—
по
всему,
нормандские
крестьяне,
сделай
покупки,
возвращаются
в
свой
Гавр.
—Что?
—
То,
что
я
скажу,
наверно,
спорно,
но
это
мое
мне­
ни е,
и
я
от
него
не
отк а жусь ,—
замечает
мой
друг.
—•
Есть
два
спос об а
мышления:
логи чес ко е,
свойственное
уче но му,
и
образное,
свойственное
тому
безвестному
бар­
ду,
к оторы й
создал
«Илиаду».
Со гл аситес ь,
что
второй
бо лее
свободен
в
своем
стремлении
р а сска зать
нам
о
ж из­
ни.
Если
пер вый
точно
идет
за
своим
ра з умом,
второй
допускает
участие
и
мечты,
и
воображения,
и
—
это
п оч­
ти
кра моль но
с
т очки
зрения
первого
—
сновидения...
Да,
да,
он
и дет
по
следам
действительности,
опи рая сь
не
ст ольк о
на
логи чес кое
мышление,
как
это
сделал
бы
у че­
ный,
ск ол ько
на
тот
особый
та л ант,
к оторы й
хочется
на­
звать
талантом
воображения...
К оне чно,
можно
сказать,
что
это
нелепо,
и
встать
к
искусству
художника
сп ино й,
в проче м,
так
многие
и
де лали ,
одн ако
результат
оказался
неожиданным:
эти
«многие»
очутились
в
меньшинстве,
а
409


большинству,
я
бы
сказал
даже
—
подавляющему
боль­
шинству,
искусство
Шагала
интересно,
они
вид ят
в
нем
смыс л,
они
стремятся
понять
его
и
в
эт ом
поним а нии
на­
ходят
свое
познание
жизни.
Да,
его
искусство
при
кажу­
ще йся
а логи чност и
помогает
проникнуть
в
гл уб ины
жиз­
ни,
зов ет
л юдей
к
пониманию
добра ,
человеколюбию,
что,
на
мой
взгляд,
в
наш
свирепый
век
является
великой
миссией
искусства...
—
Вы
с каз али
—
кажущейся
алогичности
жиз ни,
по­
чему
кажущейся?
—
Потому,
что
эти
парящие
в
небе
и
ходящие
на
го­
ловах
люди,
как
мне
кажется,
оп ре деля ют
не
ст оль ко
су­
щество
шагаловской
поэзии,
с ко лько
его
формы,
а
если
бы ть
точным,
то
сферы
видения:
ста р аясь
представить
картины
жизни,
он
обращается,
как
я
уже
ска зал ,
и
к
фантазии,
и
к
воображению,
и
нередко
ко
сну,
то
ест ь
ко
всему,
что
характерно
для
нашего
восприятия
жизни
и
дел ает
это
во с прия тие
разнообразным,
а
поэтому
н еп ред­
взятым,
о смел юсь
утв ерж дать
—
естественным...
Да,
воп­
р еки
парящим
и
ходящим
на
голов ах
персонажам,
есте­
ственным...
—
Погодите,
но
это
уже
не
форма,
а
существо,—
воз­
ражаю
я.
—
Готов
согласиться:
существо,
поскольку
это
д ает
возможность
художнику
соединить
в
своем
видении
явле ­
ния
парадоксальные
—
естественность
и
необычность.
Со­
ед инить ,
завладев
и
нашим
вниманием.
Заметьте:
ничто
не
способно
у
современного
зрителя,
как,
впрочем,
и
чи­
та теля,
вы зв ать
чувство
протеста,
а
сле дов ат ельн о,
отвра­
тить
от
произведения,
с
к оторы м
предстоит
нам
познако­
миться,
как
заданность.
Шагалу
эта
заданность
не
сво й­
с тв енна
напрочь,
и
это
его
сила.
В
своем
отношении
к
сю­
жет у
он
непреднамерен,
а
поэ т ому
непредубежден,
а
это
значит
—
свободен
в
полете
своего
воображения,
сво ей
мысли.
Пола га ю,
что
во
все х
иных
сл у чаях
завладеть
на­
шим
внима ние м
бы ло
бы
труднее,—
мы
лю ди
в ека
дв а­
дцатого,
и
ха р актер
у
нас ,
с мею
д ум ать,
не
простой,
наши
пр едки
был и
не
столь
строптивы,
их
не
в
такой
мер е
одо­
л евало
сомнение,
как ,
впрочем,
и
с а мои рон ия...
Но
я
по­
нимаю
Шагала
и
художнически:
его
видение
жиз ни,
как
можно
предположить,
да ло
ему
немалые
преимущества
и
в
сфере
поиска
формы,
а
если
бы ть
точным,
в
той
мно­
готру дной
сфере,
где
пр авит
самая
своенравная
и,
по жа­
410


луй,
самоуправная
законодательница
формы
—
композит
дня...
Допускаю,
что
и
ему
свойственны
муки
поиска,
ко­
гда
он
ищет
ко мпо зицио нные
решения
сво их
картин,
но
согласитесь,
сами
картины
это го
не
обнаруживают.
В
них
—
ле гкост ь,
свобода
и
натуральность
мысли,
не
об­
ремененной
предрассудками,
то
есть
как
раз
то
сам ое
достоинство,
которое
должно
быть
свойственно
художни­
ку,
к огда
тал ан т,
замысел
и
умение
гармонически
сое ди­
нились
и
он
обрел
ту
свободу
вл ад енпя
материалом,
ко­
тора я
единственно
сп ос обна
дать
ему
удовлетворение...
—
Но
вер немся
к
первосути,
которая
определяет
со­
держание
того,
что
дел ает
художник,—
заметил
я,
когда
впереди
обозначилась
темн ая
черточка
первых
книжных
«развалов»: хотелось закончить этот разговор до того,
как
нас
обс туп ят
шум
и
толчея
книжного
торжища.
—
Как
я
заметил,
гнев,
больше
тог о
—
ожесточение,
не
сти­
хия
Шагала...
У
его
музы
иная
стихия
—
какая?..
Мы
стояли
с ейч ас,
опершись
на
пар апет ,
и
смотрели
на
реку:
пр ошла
баржа,
груженная
штабелями
д осо к,—
дос ки
были
тщательно
оструганы
и
нарезаны
коротко,
их
можно
бы ло
принять
за
соты,
так
они
были
акк уратны
и
медово-золотисты.
Б аржа
про шл а,
но
золотое
пя тно
на
сером
пол е
реки
бы ло
еще
долг о
видно,
казалось,
ветер
гон ит
над
рекой
облака
и
солнечный
бл ик,
упавший
на
реку,
смещается.
—
К акая
стихия?
—
повторил
мой
вопрос
Смелков.
Пауза
бы ла
вел ик а,
и,
не
п овт орив
вопроса,
труд но
бы ло
продолжать
разг овор.
—
По-моему,
стихия
трех
чув ст в,
так
характерная
для
в сего
существа
Ша га ла:
сочувствие
л юдско й
беде,
сострадание,
даже
жалость,
то
ес ть
тех
са­
мых
чув ст в,
котор ые
помогают
человеку
сб ереч ь
доброе...
То,
что
мы
зо вем
человеколюбием,
от
э того.
Кстати,
со­
гласитесь:
оттого,
что
картины
Шагала
выглядят
столь
.своеобразно,
шагаловская
любовь
к
человеку
действует
на
нас
не
в
м ен ьшей
степени.
С мею
ду мать ,
даже
в
боль­
шей...
Вот
так
закончился
этот
необычный
разговор
с
мои м
парижским
другом,
пок а
мы
шли
к
книжным
«развалам».
Видно,
этот
вопрос
для
См е лкова
не
впе р вые
возникал
в
его
спорах
с
друзьями
—
в
то м,
как
мой
сп ут ник
опери­
ро вал
доводами,
явс тве нно
чувствовался
опыт.
Мне
пред­
став ля ло сь,
что
доводы
Смелкова
убедительны
во
мно го м,
во
многом,
но
не
во
в сем.
Очевидно,
раз гов ор
должен
б,ыл
иметь
свое
продолжение,
и
какие-то
в озраж ен ия
сл ед ова­
411


ло
приберечь
на
б удущее .
А
пока
мы
обошли
со
Смелко-
вым
книготорговцев
и,
сделав
покупки,
на
этот
раз
н ебо­
гат ые,
воз в рат ились
на
улицу
Гре н ель.
—
Вы
пр име тили
этого
господина
в
песочном
полу­
п ал ьто,
котором у
я
по ка зал
книгу
кашмирских
миниа­
тю р?
Он
со о бщил
мне
такое,
что
долж но
заинтересовать
и
вас:
во
дворе
Лувра...
И
Смелков
со общ ил
мне
новость,
о
которой
чит ат ель
уже
знает,—
ре чь
шла
об
экспозиции
шагаловских
витра­
жей.
В
это т
раз
Шагала
смотрели
вместе
со
мной
и
мои
со­
отечественники
—
поэ те сса
Маргарита
Алигер
и
драма­
ту рг
Александр
Штейн.
Смелков
пришел
к
Лувру
со
с во­
ими
к олле г ами,
к отор ых
лиш ь
накануне
подвиг
на
р ас­
шифровку
миниатюр,
украшающих
очередной
фолиант,
приобретенный
на
берегу
Сены.
—
Согласитесь,
необычный
Шагал,
не об ыч ный,—
пр о­
изнес
Смелков,
стремительно
промчавшись
мимо;
его
ле­
вое
плеч о
точно
с пе циа льно
б ыло
п одн ято
так
высоко,
чтобы
помочь
ему
проложить
дорогу
в
толпе,
заполнив­
шей
па вил ьон.
—
Впрочем,
ес ть
и
тут
нечто
такое,
что
на­
по м инает
прежнего
Шагала,—
вдруг
остановился
Смел­
ко в.
—
Но
вот
что ?
Кр аск и?..
Да,
выставка,
которую
мы
смотрели,
немало
озадачи­
ла
нас.
О днако
что
это
бы ла
за
выставка?..
Приблизив­
ш ись
к
этому
более
чем
странному
сооружению,
соб ра н­
ному
из
щитов,
вы
не
могли
отделаться
от
впечатления,
что
вх о дите,
как
бы
это
выразиться
поизящнее,
в
сарай.
Но,
переступив
порог,
вы
тотч ас
забывали
об
это м.
Ти ши­
на
и
к расн о-з елены й
су мрак ,
больше
зеленый,
чем
кра с­
ный.
Точно
свет я щи мся
камнем
выл о жены
стены,
кам­
нем,
к оторый
подсвечен
не
столько
дневным
светом,
с ко лько
электричеством.
З елено -к ра сный
сумрак
застл ал
все
—
ну жно
время,
чтобы
в ос пр инять
л инии
и
к раск и.
А
пока,
будто
рыбы
в
зеленой
во де
ак в ариу ма,
посетите­
ли
молча
передвигаются
в
этом
стра нн ом
сооружении,
не
без
изумления
взирая
друг
на
друга
и
как
бы
сп р аши вая:
«Что все это могло означать?» Впрочем,
еще
не
пр оник ­
нув
в
замысел
художника,
вы
незаметно
для
себя
прони­
каетесь
настроением,
близким
настроению
зрителя,
по­
павшего
в
необычный
театр,
настроению
мемориального
музе я,
быт ь
может,
даже
собора...
Собора?
412;


■—
Ну
да,
кон е чно
же
собор,
вернее,
церковь,
скром­
ная
госпитальная
церковь,
еврейская.
—
Смелков
нез амет ­
но
для
себя
перешел
на
шепот,
забыв,
что
мы
пока
что
находимся
на
выставке
витражей
Шагала,
а
не
в
госпи­
тальной
церкви.
—
Понятия
не
имею,
религиозен
ли
Ша­
гал,
но
семь я
его ,
кажется,
бы ла
очень
религиозна,
да
важно
ли
эт о?..
Кого
интересует,
в
какой
мер е
были
ве­
рующими
Ра фаэл ь
и
Леонардо,
когда
с мотр ят
их
фре ски ,
в
Ватиканском
музее?
Это
даже
для
п апы
не
в ажно,
не
говоря
обо
всех
остальных,—
прячет
улыбку
Смелков,
определенно
еретическую,
и
еще
выш е
поднимает
лев ое
п лечо.
—
Но
согласитесь,
краски
хороши,
такой
чистоты
они
не
обретали
и
у
Шаг ала.. .
Смелков
прав,
краски
действительно
хорош и
на
вит ­
ражах.
Вот
эта
шагаловская
киноварь
и
зелень,
какой
она
бывает
тольк о
в
п рирод е
на
тре тью
или
четвертую
неделю
пос ле
тог о,
как
дерево
распустилось
и
исчезла
желтизна,
свойственная
молодой
листве,
вдруг
яв ил ась
в
витражах
с
силой
необыкновенной.
Наверно,
зелень
—
цве т
первородства,
цвет
младенчества,
цвет
библей ско го
сотворения
—
призвана
в
витражах
быт ь
главенствующим
цветом,
определяя
кол орит
витражей.
Но
как
ни
хорош и
краски,
они
в
данном
случае
подчинены
сюжету
витра­
же й,
а
сюж ет
распознать
не
просто:
он
в есь
в
иносказа­
нии,
в
сказе
и
би бле й ской
п рит че.
—
Мне
только
что
ск азал
француз-приятель, —
ткнул
Смелков
острым
плечом
в
зеленую
тьму,—
процесс
п ро­
никновения
в
сюжет
витражей
напоминает
ему
чтение
миниатюр:
пятьсот
л ет,
к оторы е
о тде ляют
миниатюры
от
шагаловских
витражей,
не
сд ела ли
смысл
этих
последних
прозрачнее
—
я
г оворю
о
витражах...
У
Шагала
е сть
картина,
которую
он
н ап исал
еще
в
тринадцатом
году,
пос в ятив
Апол лине ру:
Адам
и
Ева
по­
кидают
рай...
С мею
высказать
предположение,
отнюдь
не
категорическое,
что
витражи
художника
как
бы
воз ник ли
из
этой
картины.
Н ет,
я
имею
в
в иду
не
тольк о
и,
пожа­
луй,
не
столько
сюжет,
ск ол ько
кр аски ,
своеобычную
аз­
буку
красок,
ког да
их
на бор
в
чис том
виде
уже
не сет
сво е
содержание:
кр а сный
—
огонь,
зеленый
и
коричне­
вый
—
земля,
голубой
и
синий
—
море...
Если
даже
опе­
реться
на
примитивное
толкование
этих
красок,
не
труд­
но
заметить:
Шаг ал
отдал
привилегию
зеленому,
передав
413


бразды
правления
всем
жив ым
не
не бу
и
морю,
а
зе мл е..>
Я
не
со бир аю сь,
основываясь
тольк о
на
этом,
вкладывать
в
содержание
витражей
атеистическое
начало,
я
просто
хо чу
ост орожн о
констатировать:
конечно
же
он
сын
зем­
ли,
земли,
об жи той
человеком
и
по-своему
человеком
лю­
бимой,
земли
не
с тольк о
безгрешной,
ск ольк о
грешной.
Он
сын
земли,
которая
живет
по
своим
жел езн ым
зак о­
нам
и
не
так
уж
падка
на
чуд еса ,
хо тя
и
нельзя
с каза ть,
чтобы
врата
его
искусства
были
для
этих
чуде с
наглухо
закрыты,
но
ведь
эти
шагаловские
чудеса
особые...
Ка­
кие?
Пожалуй,
тема
эта
достаточна,
чт обы
продолжить
раз гов ор...
И
вновь
мысль
о бр ащае тся
к
п рирод е
шагаловского
.рисунка,
к
нелегкой
сути,
которое
оно
заключило
в
себе.
Я
заметил:
отправляясь
в
дальнюю
дорогу,
европеец
сегодня
не
делает
из
этого
события.
Как
ни
долог
путь,
который
его
ожидает,
он
може т
собраться
в
дорогу
за
полчаса.
Ч емо дан
не
больше
т ого,
с
каким
в
был ые
вре­
м ена
врачи
навощали
своих
боль ны х,
у
нег о
наготове:
в
нем
пара
белья,
несессер,
несколько
дежу рн ых
сувениров.
Единственное,
что
мож ет
обременить,—
это
существо
де­
ла,
которое
по зв ало
европейца
в
дорогу,—
в
ос тальн ом
получаса
более
чем
достаточно.
«Легок на подъем!»— ни ­
когда
эта
пословица
не
звучала
столь
современно,
как
.сегодня.
У
Смелкова
был и
дела
в
Большом
театре,
и,
позавт­
ракав
в
Париже,
он
был
к
обеду
в
Москве
—
убежден,
что,
собираясь
в
д альн юю
дорогу,
он
не
превысил
дежур­
ных
тридцати
минут.
Так
или
иначе,
а
вс тре т ивш ись,
мы,
как
это
б ыло
многократ
прежде,
да ли
увлечь
себя
б есед е.
Бе седа
была
многоветвистой,
как
многоветвистым
с
года­
ми
стало
дерево
нашего
приятельства.
Но
было
в
эт ой
бе­
седе
и
такое,
что
приз в ано
было
развить
те му,
которая
возникла
у
нас
прежде.
—
Вы
когда-нибудь
ду мал и,
почему
все
гоголе вс к ие
д ива
в
«Вии»
и
в
«Ночи под рождество»
не
вызывают
стр ах а?
—
вдруг
сп роси л
Смелков.
—
Да,
да,
почему
все
эти
страхи
не
вызывают
страха?
—
С амим
а в тором
не
пр иним аю тся
всерьез,
так?
—
Именно,
е сть
в
эт ом
ирония
необоримая...
Все
в
не й,
в
этой
иро нии!
—
подхватил
Смелков,
воодушевля­
яс ь.
—
Теперь
взгляните
на
т ого
же
Шагала;
ир он ия,
414


б ольше
то го
—
самоирония!..
Нет,
нет,
не
смейтесь,
я
вам
сейчас
это
докажу...
Взгляните
на
всех
этих
его
персо­
нажей,
кот орых
можно
об ъе д инить
одним
понятием
«ска ­
зоч ны е»...
Что
характерно
для
них,
пор хающих ,
шагаю­
щих
через
до ма,
гиперболически
ув елич енны х
или
столь
же
гиперболически
уменьшенных,
сохранивших
человече­
ско е
лиц о
и
обре тши х
обличье
кошки?
На
всех
них
лежит
отблеск
авторской
иро ни и,
и
это
дел ает
их
не
просто
зе м­
ными,
нерасторжимыми
со
всеми
теми,
кто
не
уме ет
пор ­
ха ть
и
шагать
через
дома,
это
делает
их
в
чем-то
похожи­
ми
на
человека,
близкими
нам .
Но
л етят
над
землей
не
просто
любимые
ш агало вск ие
персонажи,
вьется
над
по­
л ями
и
дола ми ,
вз лет ая
под
небеса,
автор
—
нет
картины,
чтобы
вы
не
расп оз нал и
автора...
Он,
как
Р афа эль
в
«Афинской школе», вписан в действие и опознается по
признаку
безошибочному
—
в
его
руке
кисть...
Но
е сть
и
иное,
чем
отмечен
образ
ав т ора,
в сесильн ое, —
самоиро­
н ия,
непобедимая
самоирония,
которая
сообщает
образу
плоть
и
кровь,
делает
его
зем ным,
хотя
он
подчас
и
на­
д елен
крыльями
и
взвит
высоко
над
землей.
И наче
гово­
ря,
это
только
воображение
переселило
лю дей
на
небо,
на
самом
де ле
они
зе мн ые,
это
то лько
кажется,
что
лю ди
вед ут
себя
так,
как
будто
бы
мы
ви дим
их
во
сне,
на
са­
мом
де ле
мы
воспринимаем
их
так,
как
можно
вос пр и­
нять
наяв у. ..
—
Да,
но
за чем
все
это?
—
с прос ил
я.
Мне
хоте лос ь
все
вопросы
задать,
сп рос ить
обо
всем.
—
С казать
«вооб­
ражение»—
не
объяснить
всего...
Зачем
над о
смещать
су­
щее
в
пределы
с на?
Что
лежит
в
первосути
этого
явле ­
ни я,
какая
пр ичина ,
и
что
эта
п рич ина
призвана
док а­
зать?
Мой
собеседник
на
мину ту
замедлил
ша г.
Вечер
был
истово
темным,
с
купами
дремучих
деревьев
над
тротуа­
ром
и
беззвездным
небом,—
не
ср азу
и
поймешь,
ку да
за­
несла
нас
стихия
б есед ы,
неуправляемая
стих ия
бе­
седы.
—
Философия
Шагала
г ум анна:
все
живое
имеет
пр а­
во
на
жизнь,
все
жи в ое...
—
произнес
Смелков
и
п род ол­
жил
путь.
—
Тут
есть
преувеличение,
но
оно
осознанно:
все
живое
обладает
правом
человека
на
жизнь
—
поэ том у
у
кошки
че лове чье
обличье,
а
у
человека
ло шади ное ...
По
этой,
а
не
по
ин ой
пр ичине
в
шагаловских
к артин ах
все
жив ое
как
бы
поменялось
местами:
рыба
сделалась
оби­
тат ель ницей
поднебесья,
а
птица
спустилась
на
зем лю.
415


Конечно,
все
это
имеет
смысл
символа
и,
как
каждый
символ,
познается
в
перспективе.
Хот я
эта
фил осо фия
об­
ращена
ко
вс ей
жи вой
при роде ,
существо
ее
касается
че­
ловека,
т ого
насущного,
что
сегодня
ест ь
жизнь
человека,
его
му ки.
Ко роче,
философия
эта
вз ывает
к
р авен ству ,
она
не
ост ав ляет
места
ра сов ой
нетерпимости...
—
Вы
полагаете,
что
в
основе
этой
философии
все,
что
пережили
люди
в
веке
нынешнем?
—
Я
у б ежден
в
этом:
в се,
что
явил
век
двадцатый
и
прежде
всего
исчадие
расизма,
каким
оно
было
вчера
и
еще
есть
с егодн я...
—
Шаг ал
единоборствует
с
фашизмом?
—
До
пос л едн его
дыхания.
Иного
смысла
в
его
к ар­
тинах
нет...
—
Но
ведь
все
то,
о
чем
ид ет
ре чь,
пришло
в
карти­
ны
Шагала
задолго
до
Майд анек а
и
Бабьего
Яра...
—
Но
в
этом
и
есть
провидение
художника,
провиде­
ние
на
грани
чуда...
И
вновь
над
нашими
головами
возникла
крона
дере­
ва
и
ночь
заметно
сгустилась,
а
вместе
с
ночью
неру ш и­
мее
ст ала
тишина,—
хотелось,
чт обы
эта
тиш ина
п ро­
дл илась ,
н адо
было
осмыслить
все,
что
довелось
сейчас
услышать.
Моя
следующая
поездка
во
Францию
предполагала
посещение
французского
юга,
в
частности
шагаловских
мест
в
окрестностях
Ниццы.
Мои
парижские
друзья
пр е­
дупредили
мен я,
что
на
человеке,
ко торы й
встретит
ме ня
на
пе ррон е
во кзал а
в
Ниц це,
бу дет
ш ап ка-куб анк а.
Н иц­
ца
и
шапка-кубанка
—
казалось,
в
п рир оде
нет
двух
дру­
гих
поня т ий,
кот орые
бы
так
противостояли,
как
эти.
Действительно,
на
перроне
в
Ницце
ме ня
встретил
чело­
век
в
шапке-кубанке,
о днако
кубанка
у
него
был а
фран­
цузская,
из
синтетического
каракуля.
Впрочем,
синтети­
ческой
бы ла
только
шапка,
все
о сталь ное
неподдельным,
истинным:
я
имею
в
виду
и
гостеприимство
Бориса
Ве-
ровенко,
инженера
в
отставке,
активиста
общества
«Франция
—
СССР».
Вечерами
жена
инженера
показывала
нам
св ою
не­
ср а вне нную
коллекцию
редких
кн иг,
к оторы е
во
Фран­
ции
выпускаются
ограниченным
тир ажо м
с
более
чем
ори­
гин аль ным
прил ож е нием
—
сп иско м
л иц,
подписавшихся
па
это
действительно
уникальное
издание.
Собственно,
416


уникальность
к ниги
в
спосооах
издания
—
все
средства
современной
по ли гр афии
обращены
на
то,
чтобы
воссоз­
д ать
осо бен нос ти
книги,
впервые
увидевшей
св ет
триста,
триста
пятьдесят,
четыреста
лет
тому
назад.
Как
чита­
т ель
догадывается,
стоимость
такой
книги
определяется
суммой
вну шит ел ьно й,
од нако
по
всему
доступной
хо­
зяйке
дом а
—
она
пр епо д авател ь
дост ат очно
известной
в
здешних
местах
частной
школы
для
отсталых
детей,
специальность,
как
можно
догадаться,
р ед кая.
Итак,
ве­
черами
мы
знакомились
с
уникальной
би бли оте кой
гос­
пожи
Веров е нк о,
а
дни
посв ящ али
знакомству
с
вы став­
к ами
художников.
Шагал,
р азу м еется,
не
составлял
иск ­
лючения.
Мне
по к азали сь
здешние
коллекции
Шагала
наиболее
полными,
предоставляя
л ицу
заинтересованному
единст­
венную
в
св оем
роде
возможность
исследовать
л инию
развития
творчества
художника
по
годам,
точно
оп ре де­
лив
преемственность,
тенденцию
эт ой
преемственности,
Были
в
полотнах
художника
с вои
сим во лы,
к оторы е,
трансформируясь
и
видоизменяясь,
как
бы
под чиня ли
картины
художника
ед ино му
циклу,
подтверждая:
это
Шагал.
Э тот
цик л
тем
более
ценен,
что
обнимает
десяти­
летия
и,
развиваясь,
не
утратил
того,
чем
об лада л
у
ис­
токов.
Кстати,
об
эт их
шагаловских
символах
—
они
зр и­
мы
и
выразительны.
Ав то порт рет,
отождествивший
не
просто
причастность
автора
к
происходящему,
но
заи нте­
ресованность
жизненную,—
символ
дост аточн о
всеобъем­
лющий.
Вот
это
домашнее
животное,
переходящее
из
од­
ного
шага лов ск ого
п олотн а
в
другое,
животное
доброе,
сам
вид
которого
должен
вну шит ь
людям
чувство
благо­
получия,
успокоить,
образумить,
а
может
быт ь
и
умиро­
творить
че ловек а, —
символ.
Млечный
с ерп
лу ны
над
бе д­
ными
домиками
местечка,
се рп
луны,
часто
об ращен н ый
в
к ероси н овую
лампу
с
трехлинейным
стекл ом ,
ка кая
висе­
ла
в
не бог атых
домах
росс ий ск ой
провинции,
символизи­
руя
покой
семейн ог о
о чаг а,—
тоже
символ.
И
ч асы,
от­
считывающие
медленное,
но
такое
грозное
время
века,
иногда
ходики
с
примитивным
циферблатом
и
ги рям и,
иногда
настенные
«городские»
в
футляре
из
р езно го
де­
рева,
с
эма ле вым
циферблатом
и
золоченым
маятни ­
ком,—
тож е
своеобычный
символ.
Вот
эта
г орящ ая
свеча
на
одном
и
том
же
подсвечнике,
св еча
высокая,
в
бл ед­
ном
св ете
которой
бег ут
люди,
бросив
за
спину
ме шки
с
пожитками,
обх в атив
этот
нехитрый
скарб
обеими
ру­
417


ками,
плачут,
воздев
руки,
или
поник л и
в
горес тн ой
не-»
моте,—
сим во л.
И
вот
эти
влюбленные,
у стр ем ивш иеся
друг
к
другу
в
счастливом
беспамятстве,
влюбленные,
ко­
торы х
осчастливила
и
чуть-чуть
ошеломила
л юб овь,
бед­
ные
влюбленные,
кот оры м
любовь
помогла
обрести
та­
кое ,
что
на
более
чем
скудной
земле
они
никогда
не
уви­
д ели
бы ,—
символ.
Но
вот
что
любопытно:
в
м ире
эт их
знаков,
кот оры е
постоянны
и,
казалось
бы,
нерушимы,
вдруг
возникает
не кое
ди во
—
Эйфелева
башня.
При
этом
сто льк о
раз,
что
хочется
сп роси ть:
это
тож е
символ?
Точно
про никн ув
в
мою
мысль,
че лов ек
в
синтетиче­
ско й
шапке-кубанке
произносит
как
бы
невзначай:
—
Шаг ал
закончил
плафон
в
Гранд-Опера.
Что
ни
говорите,
это
для
него...
пик!
Я
имею
в
виду,
р азу м еется,
не
физическую
высоту,
хотя
взобраться
на
этакую
го ру
в
восемьдесят
шагаловских
лет
было,
наверно,
не
просто.
Вп роче м,
гов орят,
что
французы
соорудили
лифт,
разу­
ме етс я,
специально
для
Ш агал а...
Чт о,
вы
дума ете ,
ои
там
изобразил?
Витебск
и
Эйфелеву
баш ню.
По
слухам,
работа
з аверш ена,
л ифт
разобрали,
как ,
раз у меет ся,
и
леса,
а
ка рти на
о ст ала сь...
Вот
так-то:
Ви те бск
и
Э йфе­
лева
башня
—
на
веки
веков...
Мы
я вились
со
Смелковым
в
театр
в
тот
ранни й
ут­
ренний
час,
когд а
там
хозяйничали
лишь
ст орож а
и
по­
жарники.
Видно,
театр
был
убран
за
полночь,
и
н еос то­
рожно
пролитая
в ода
не
п росо хла
—
пахло
мок рым
д ере­
вом
и
пыль ным
плюшем.
Где-т о
далеко-далеко
за
сц ен ой,
встав
спозаранку,
орудов а л
рубанком
ве се лый
плотник,
и
музыка
его
рубанка
вдруг
в ошла
в
знаменитый
зал ,
з авл адев
его
м ногос ложн ой
акустикой.
Я
извлек
бинокль,
кот оры м
предусмотрительно
снаб­
дил
ме ня
мой
приятель,
и
принялся
ждать,
к огда
буд ет
включен
рубильник.
В
полутьме,
заполнившей
за л,
не яр­
ко
горели
красные
озе рца
специаль ны х
ла мп,
зажжен­
ных
в
противопожарных
целях,—
их
малиновое
свечение
восприняла
и
люс тра ,
сделавшись
розоватой.
Но
вот
был
включен
большой
рубильник,
и
плафон
над
головой
вс пых нул.
Первое,
самое
первое
в печат лени е
—
шаг ало в­
ские
краски,
их
ни
с
чем
не
спутаешь.
Да,
зелено-корич­
не вая
—
земли,
сине-голубая
—
моря,
красная
—
огня...
Глянули
сооружения,
каждое
из
к отор ых
ст ало
гербом
Парижа:
Триумфальные
ворота,
здание
Гранд-Опера,
Вандомская
колонна
и,
разумеется,
Эйфелева
башня.
А
потом
п ошли
шагаловские
си мв олы,
кот оры е
за метн о
418


пер енесл и
нас
из
Парижа
в
патриархальный
Ви тебс к!
бледный
се рп
молодого
месяца,
зажженные
свечи
в
мас­
с ивных
подсвечниках,
кос тры
деревьев,
сам
Шагал,
ра­
зумеется,
с
палитрой,
не
просто
молодой,
а
юн ый,
ранн ей
витебской
поры,
и
ст адо
шагаловских
живо тны х
—
по­
луконей,
полуосликов,
полуовец,
до бр ых,
улыбающихся,
и
над
в сем
этим
парящие
влюбл ен ны е,
уст р емивш иеся
друг
к
другу
в
счастливом
за б ытьи ...
Но
д ост аточн о
сдви­
нуть
коле си ко
бинокля,
чтоб ы
сделать
открытие
при ме­
чательное:
у
шагаловских
лю бо вник ов
лик
библейских
жив от ных,
да,
Шаг ал
заст ав ил
живо тны х
улыбаться,
что­
бы
не
разъединить,
а
объединить
их
с
лю дьми.
Шаг алов ­
ская
ид ея:
все
сущее
нерасторжимо,
все
живое
незримо
с паяно
правом
на
жизнь,
все
вызванное
к
жизни
приро­
дой
и
освещенное
солн це м
нерушимо
в
своей
верности
жизни
и
—
так
можно
подумать
—
ответственности
перед
нею...
Вот
и
получается:
к огда
художник,
старый
худож­
ник
и
человек,
пришедший
в
на ше
вр емя
из
то го
века,
по луч ил
возможность
утвердить
своеобразный
ап оф еоз
своей
жиз ни,
он
повторил
однажды
сказанное...
Я
взглянул
на
Смелкова
—
тот
улыбнулся.
—
«Жил на свете рыцарь бедный,
мол ча ли вый
и
про­
стой,
с
виду
сумрачный
и
бледный,
духом
смелый
и
пря­
мой...»—
прочел
он,
не
тая
ул ыб ки:
как
это
было
много-
кра т
прежде,
он
отв ет ил
мне
пушкинскими
стихами:
—
«Да,
да,
дух ом
смелый
и
п рям ой»
—
эта
шагаловская
ра­
бота
очень
добра...
Мы
возвращались
на
у лицу
Гренель,
отдав
себя
во
власть
раздумий,
и
казалось,
тишина
большого
зала,
из­
редка
нарушаемая
веселым
пос вис тыв ание м
весе ло го
ру­
банка,
идет
за
н ами
—
мне
оставалось
зад ать
мо ему
прия ­
телю
последний
воп ро с:
—
Где
Шагал?
К уда
повели
его
необычные
маршру­
ты?
Говорят,
он
был
в
Афинах?
,
При шло
в
движение
острое
п лечо
Смелкова.
—
Шагал
собирается
в
Москву,
да,
после
почт и
полу­
вековой
р азлук и
с
Россией
в
Мо ск ву.
Действительно,
Шагал
в
Москве
—
впе рвые
за
пять­
д есят
один
год.
В
его
московских
маршрутах
есть
пла н,
а
следова­
тельно
знание,—
все,
что
он
см от рел,
точно
с оотн осит ся
с
его
сутью,
с
его
представлением
о
России,
419


Был
в
Оружейной
палате,
очень
устал,
не
досмотрел
до
конца,
сказал :
—
Все
очень
русское.
Вспомнил
и
неоднократно
свои
иллюстрации
к
«Мерт­
вым
д уш а м», сказал:
—
Гоголь
—
это
вся
Россия.
Мн огокра т
говорил
о
Витебске:
—
Я
всегда
помню
о
Витебске
и
очень
люблю
его.
У
меня
нет
ни
одной
картины,
на
которой
вы
не
ув ид ите
фрагменты
моей
Покровской
улицы.
Смотрел
с вои
старые
картины,
хранящиеся
в
государ­
ственных
и
ч аст ных
собраниях,
подтвердил
авторство...
В
этом
осмотре
частных
со бран ий
был
смыс л:
Тре тьяков ­
ка
открыла
вы став ку
Шаг ала .
После
вернисажа
пошел
в
зал
древней
живописи
и
долго
стоял
перед
рублев с кой
«Троицей» .
Захотел
уви­
д еть
врубелевские
ра боты
и,
опустившись
на
ст ул,
смот­
рел
«Демона». . .
С обр ался
уход и ть,
а
потом
вновь
п ошел
с мотр еть
«Троицу»
и
вернулся
к
«Демону».
Все
повторял:
Рублев
и
В рубе ль...
Х оте лось
д умат ь:
в
эт ом
интересе
к
Рублеву
и
Врубе­
лю
бы ло
что-то
характерное
для
сут и
Шагала,
для
пон и­
мания
художником
то го,
что
ес ть
рус ское
искусство,
его
непреходящее
существо,
его
вечный
поиск...
Последний
раз
я
был
в
Париже
в
мае
семьдесят
ше­
стого
и,
конечно,
видел
Смелкова.
Мой
приятель
пок аза л
последние
приобретения
своей
библиотеки,
а
потом
пр и­
гласил
быт ь
с
ним
в
походе
к
книжным
«развалам»
на
Сене.
Как
это
бывает
в
канун
особенно
зно йно го
лета,
в
Париже
был
прохладный
ма й.
Смелков
был
в
пальто
и,
что
совсем
ему
не
сво йств енно ,
в
бер ет е.
На
набереж­
ной
б ыло
в ет рено,
но
майское
солнце,
набирающее
силу,
казалось,
умеряло
и
ветер
—
прогулка
бы ла
прия тно й.
Был
один
пр из нак,
безошибочный,
что
прогулка
увлекла
моего
спутника:
Смелков
читал
Пушкина.
Мечт ы
кипят;
в
у ме,
подавленном
тоской,
Теснится
тяжких
дум
избыток;
Воспоминания
безмолвно
пр едо
мно й,
Свой
длинный
развивая
свиток...
Как
я
понял
Смелкова,
Пушкин
возникал
в
нем
не
безотносительно
к
тому,
чем
ж ила
в
эту
мину ту
его
ду­
ша.
Тем
больше
оснований
был о
у
ме ня
дополнить
С мелг
420


кова
последними
с тро ками
пушкинских
«Воспомина ­
ний»:
...И
горько
жалуюсь,
и
г орько
слез ы
ль ю,
Но
строк
печальных
не
смываю...
С
вниманием
чуть-чуть
беспокойным
Смелков
взгл я­
нул
на
меня:
казалось,
я
коснулся
его
сокровенной
ду мы:
—
Да,
да,
но
ст рок
печ альн ых
не
смываю...
Мы
продолжали
идти
вдо ль
набережной,
предавшись
раздумиям,
не ожид а нно
нас
по ло нивш им,—
обращение
к
Пу шки ну
указывало
без ошибо ч но:
вновь
в
его
душ е
ко­
лыхнулось
далекое,
изначальное
—
занемогла
и
затрево­
жилась
его
душа
по
России.
—
Я
з нал
здес ь
одного
художника,
к оторый ,
прожив
в
Париже
едва
ли
не
п олус тол ет ие,
продолжал
писать
ме льницу
над
пруд ом
в
отчей
Степановне
или
Пе тров ке
на
Черниговщине...
—
Как
Шаг ал
—
Витебск?
—
сп роси л
я.
Мой
приятель
остановился,
опе рши сь
на
парапет,
пе­
чально
и
сосредоточенно
пос мо трел
на
реку,
которую
за­
мет но
всхолмил
ветер.
—
На
днях
был
на
репетиции
«Кармен»
в
нашей
опере,—
произнес
он
задумчиво.
—
Вот
оно,
чудо
теат ра:
чем
больше
ты
отдаешь
себя
во
власт ь
с пе ктак ля,
тем
бол ьшее
удовлетворение
испытываешь.
Тольк о
и
видел
города,
залитые
со лнц ем,
дороги
в
белой
п ыли
—
Испа­
ния !
Сомкнулся
зана вес
—
и
в д руг...
Витебск.
Это
надо
же
было
еще
понять:
по ср еди
Парижа,
в
первом
театре
Франции,
на
эт ом
ее
ритуальном
плацу,
вдруг
Витебск.
Как ое
объяснение
дать,
и
прежде
вс его
самому
себе?
—
Он
все
еще
с тоял,
опершись
о
парапет,
казалось,
он
р аз­
думал
идти
к
«развалам».
—
Допускаю,
что
вы
не
во
всем
со
мн ой
согласны,
по
то,
что
я
скажу,
я
скажу,
не
покри­
вив
душой.
Возможно,
в
тв орче ском
методе
Шагала
есть
черты,
не
оч ень
соответствующие
вашему
представлению
об
искусстве,
но
вот
что
несомненно:
большой
худож­
ник .
Да,
боль ш ой
художник
и
к
том у
же
д руг
рус ск ой
революции...
Впрочем,
листая
недавно
одну
к нигу,
из­
данную
у
ва с,
я
нашел
там
с лово
Шагала
об
это м,
пря­
мое...
Разговор
со
Смелковым
жил
в
мо ем
сознании,
когда,
вернувшись
в
Москву,
я
отыскал
книгу,
о
которой
гово­
рил
мой
парижский
друг.
Там
действительно
бы ло
слово
Ша гала
—
вот
он о:
421


«Я сложился как художник в России ...
Почему
же
я
уеха л
в
Париж?
Поверьте,
не
от
революции.
Ее
я
пр и­
нял
в сем
сердцем...»
И
вновь
я
вернулся
к
последней
беседе
со
Смелковым,
б есед е,
которая
положила
начало
новому
туру
нашего
диалога.
Наверно,
мнение
моего
при ятеля
о
Шагале
не
во
в сем
бесспо рн о,
но
Смелкову
нельзя
о тка зать
в
пра ­
воте
в
главном:
большой
художник,
всегда
считавший
себя
д ругом
наш ей
революции,
всегда
и,
сме ю
думать,
се годн я...


ТАНГЕ
ое зд
шел
из
Токио
в
Осака,
да,
тот
самый
экспресс,
что
д елает
двести
п ятьде сят
ки лом ет ров
в
час
и
приходит
к
месту
наз на­
чен ия
за
два
с
«половиной часа .
Было
ощуще ни е
бреющего
по­
лета,
особенно
при
взгляде
на
землю,
леж ащу ю
у
железнодо­
рожного
по лотн а.
В се,
что
бы­
ло
ря дом,
об ращ алос ь
в
п оло­
сы
—
густо-коричневую,
сер о-
Да,
оранжевую
—
мандариновые
рощи цы ,
протянувшиеся
вдоль
по лотн а,
был и
обремене­
ны
плод ам и,
в
эту
декабрьскую
пор у
ора нже в ыми.
Когда
полотно
оказывалось
высоко
над
долиной,
вдруг
откры­
валась
панорама
местности
с
характерными
л ини ями
автострад,
к оторы е
разграфили
лист
поля,
в
декабре
се­
ро-золотистый,—
линии
автострад
был и
мягко-округлы­
ми,
че тко
пересекающимися,
об ра зующим и
пр ави ль ные
геометрические
фигуры,—
в
эт ом
случае
ощущен и е
по ле­
та
не
уменьшалось.
Время
от
времени
поезд
врывался
в
пр ед елы
го род ов,
врывался
не
останавливаясь,
тол ько
на
миг
усиливался
грохот,
похожий
на
зв ук
разорвавшегося
яд ра.
На
подходах
к
Осака
на чала сь
подлинная
канона­
да
—
поезд
точно
переходил
из
рук
одного
город а
в
руки
другого.
Было
такое
впечатление,
что
японские
города
выс тр оилис ь
вдоль
жел езн ой
дороги
в
непрерывном
строю.
Я
сказал
об
эт ом
своему
спутнику.
—
Ну
что
ж,
это
вп ечат ление
не
случайно,—
зам е­
тил
К ур од а-сан,
не
отрывая
глаз
от
картины,
которая
про ст ерл ась
за
линией
железной
дороги.
—
Глядя
в
окно
вагона,
вы
имеете
возможность
воочию
представить
оди н
из
самых
значительных
проектов,
кот орые
когда-либо
возникали
на
японской
земле...
—
Прос ти те,
в
проекте
участвует...
судостроение
или
электроника?
—
сп роси л
я:
им енно
в
этой
сфере
Я пония
за явил а
о
се бе
в
послевоенную
пору
особенно
убеди­
тел ьн о.
423


—
Нет,
ни
то,
ни
друго е
—
градостроительство.
’
—
Город-гигант
и
города-спутники?
—
Нет,
один-единственный
город,
но
таких
м асшт а­
бов,
которые
не
укладываются
в
о быч ные
пр ед елы.
—
Это
что
же,
неземные
пределы,
Курода-сан?
—
Пожалуй,
неземные.
Вп рочем ,
вы
имеете
во з мож­
ность
представить
его
размеры:
ше ст ьсот
ки лом етров ,
ко­
тор ые
в
эти
два
с
половиной
час а
покрыл
наш
экспресс,
мы
всего
лиш ь
пер есек ал и
этот
гор од,
Ток ио
и
Осака
займут
св ои
места
на
п олюсах
города
—
таковы
м а сшта­
бы
проекта.
—
Вы
верите
в
него,
в
этот
п рое кт?
—
Не
с очти те
за
легкомыслие,
но
это
мое
у б ежд ение:
во исти ну
верю,
как
во
в се,
что
д елает
Та нге ...
Чтобы
проникнуть
в
с мысл
диалога,
наверно,
надо
зн ать
не
толь ко
Тан ге,
но
и
моего
спутника,
с
которым
э тот
диалог
состоялся.
Кур од а -сан
литературовед,
пр о­
фессо р
Токийского
университета
Васэда,
много
сделав­
ший
для
распространения
русс ко го
языка
в
Японии.
Его
страсть
—
переводы
с
русского.
Он
перевел
Горького
и
Ф ед ина,
Лео но ва
и
Пау ст ов ског о.
Многие
из
японских
переводчиков
с
русского
уч еник и
п рофе ссора .
Но
у
Куро­
да -сан
е сть
и
ина я
страсть
—
живопись.
Его
коллекция
работ
японских
художников,—
впрочем,
не
только
япон­
ских,—
очень
ценна.
Наверно,
жив опис ь
приобщила
Ку­
рода-сан
к
восприятию
ин ых
искусств:
мы
говорим
и
об
архитектуре.
Однако
верн емся
к
д иа логу.
Наш
разговор
происхо­
дил
в
декабре
шестьдесят
д ев ятого
года
едва
ли
не
в
астрономический
полдень
—
на
часах
было
двенадцать
пятн ад цать ,
и
поезд
подходил
к
Осака.
А
семью
часами
позже,
в
прохладный
здешний
вечер,
нас
вознесли
на
верхний
этаж
многоэтажного
блока
и
разрешили
под
по­
кров ом
ночи
взглянуть
на
го род
ЭК С ПО- 70, город,
то ль­
ко- то лько
возникающий
из
св ое образ ной
плазмы
ст екл а,
бетон а
и
металла.
В
свете
прожекторов,
к оторы е
точно
выщелочили
город,
его
линии
вос пр инимал ис ь
особенно
ощутимо.
Наверно,
этот
город
н адо
б ыло
смотреть,
пр ой­
дя
его
из
конца
в
конец,
п рослед ов ав
по
его
шо ссе
и
мо­
стам,
обогнув
п лоща ди
и
проникнув
в
его
пл анет ар ии,
зрительные
и
выставочные
за лы,
но
и
отсюда,
с
не малой
высоты
м но гоэ таж ного
блок а,
он
выглядел
и
но во
и
убе­
дительно.
Больше
то го
—
во
взгляде
-
на
этот
город
с
п ти чьего
полета
было
да же
известное
преимущество:
что -.
424


бы
составить
впечатление
о
цельности
замысла,
о цен ить
соотношение
компонентов,
во спри нят ь
панораму
города,
не обхо дим а
бы ла
им енно
вы со та.
Но
что
воспринимал
сейчас
глаз?
Казалось,
что
пе­
ред
тоб ой
марсианский
город,
как
его
рисовали,
худож­
ники-фантасты.
Ничего
подобного
в
натуре
ты
не
вид ел.
Впрочем,
нечто
подобное
однажды
бы ло
дос туп но
твоему
глазу.
Такое
впечатление,
что
ты
вновь
очутился
перед
толстыми
стеклами
большого
аквариума
и
ра сс мотр ел
в
серо-синей
вод е
обитателей
морского
дна,
поднятых
с
многометровой
глуб ины
и
по
этой
причине
тем
более
диковинных.
В
данном
случае
«глубина»
бы ла
не
ме нь­
шей
—
архитекторы
об рати ли сь
ко
времени,
которое
от­
с тояло
от
нас
на
расстоянии
десятилетий,
и
отт уда
добыли
формы
сооружений,
украсивших
выставку.
Не
уверен,
что
все
эти
формы
имели
точное
обоз на че ние
в
геометрии,
но
Э К СП О-70 как бы вводило их в обиход
человека,
легализовало.
Остается
добавить,,
что
душой
эт ого
города
и
его
главным
архитектором
был
человек,
имя
которого
было
упомянуто
с егодн я,
когда
экспресс
ст реми л
нас
сюда,—
Танге.
Я
вспомнил,
что
имя
архитектора
из
Токио
обошло
мировую
прессу
в
связи
с
решением
поднять
из
руин
югославский
город
Скопле,
разрушенный
землетрясе­
нием.
Тогда
японский
зо дчий
одержал
победу
в
сорев­
нов ан ии
с
большой
груп пой
своих
зарубежных
к ол лег,
представляющих
самые
влиятельные
архитектурные
шко ­
лы
мира.
Уже
здесь,
в
Японии,
я
видел
о дно
из
самых
своеобычных
творений
зодчего
—
католический
собор
св.
Марии
в
Токио.
Не
очень
многочисленный,
но
наби­
рающий
си лу
кл ан
японских
католиков
не
свя з ывал
Танге
никакими
ограничениями,
предлагая
проектирова­
ние
собора.
По
к р айней
мере
зодчий
мог
не
считаться
с
т ем,
что
нак оп ил
многовековой
о пыт
соборостроения.
Очевидно,
взявшись
за
проектирование
собора,
Танге
оговорил
с ебе
это
усл ов ие
и,
судя
по
всему,
сполна
во с­
пользовался
им.
То,
что
построил
Танге,
бы ло
нео быч но
и
вызывало
разные
мнения,
однако
все
сошлись
на
одном:
католиче­
ский
собор
не
напоминал
известные
нам
типы
церквей,
но
все-таки
при
взгляде
на
него
ты
признавал
в
нем
церковь.
И
не
потому,
что
собор,
если,
на
нег о
смотреть
с
высоты,
им ел
форм у
креста:
б ыло
нечто
церковное
в
характере,
фор м
и
линий
п ос трой ки.
То,
что
зодчий
мог
425


не
считаться
с
церковно-каноническим,
д авало
ему
сво ­
боду,
быт ь
может,
даже
воодушевляло
на
поиск.
Так
или
иначе,
а
по стро ен ное
Танге
не
лишено
чер т
большого
да­
рования—
то т,
кто
вид ел
католический
собор
Танге
в
Токио,
не
может
не
признать
этого.
Кстати,
в
тот
день,
когда
мы
см от рели
собор,
там
не
б ыло
прихожан
и,
на­
об оро т,
было
много
такого
народа,
для
которого
н овое
создание
Танге
просто
произведение
искусства,
сущест­
вующего
независимо
от
бога
и
веры.
Наверно,
католиче­
ский
с обор
не
самое
значительное
создание
Танге,
но
и
в
нем
дарование
зодчего
обнаруживалось
с
впечатляющей
сил ой.
1
—
Чем
же
в се-так и
явля е тся
сегодня
для
Я понии
Танге,
для
Японии,
а
может,
не
толь ко
для
нее?
—
Есть
мнение
—
у
я понце в
талант
заимствования!
—
произносит
Кур од а-саи,
как
обычно
сделав
первую
же
фразу
по
возможности
полемической.
—
С торонн и ки
это­
го
мнения
утверждают:
идею
в
ее
чистом
в иде
японцы
заимствуют,
вык аз ывая
талант
заимствования.
Эле кт ро­
ник а
бы ла
вызвана
к
жизни
не
я понца ми,
но
ее
побе­
доносное
шествие
по
земному
шару
происходило
под
японским
флагом.
Как
известно,
Корбюзье
не
был
япон­
цем,
но
японцы
со о бщили
его
идеям
свои
черты,
в
част­
ности
Танге...
Но
н азв ать
Танг е
всего
лишь
последовате­
лем
Корбюзье?
Не т,
раз у меет ся,
как
неверно,
что
у
япон­
цев
всего
л ишь
талант
за им с тво ва ния...
Ну
вот,
теперь
мой
сп ут ник
может
от дохн уть,
по до­
двинув
пеп ель ницу
и
за пал ив
сигарету,—
он
полагает,
что
мысли
собеседника
сообщена
ск орос ть
достаточная,
ч то­
бы
она,
эта
мысль,
до
пор ы
до
времени
м огла
развивать­
ся
самостоятельно.
Никуда
не
денешься,
Танге
ученик
в ели кого
Кунио
Маэк ава,
а
М аэка ва
учился
под
началом
К орбюзье .
Однако
чтобы
ученик
обр ел
пра во
суверенно
тв ори ть,
он
должен
пойти
дальше
своего
учителя
и
в
пр инцип а х.
Т анге
не
столь
наивен,
чтобы
утверждать:
преобразуя
среду,
в
которой
возникло
и
существует
обще­
ство,
зодчий
спо со бен
преобразить
это
само е
общество.
Но
Танге
не
отрицает
соц и ально й
функ ции,
которую
призвано
нести
современное
зодчество.
Правда,
нельзя
ск аза ть,
ч тобы
это
понимание
воодушевляло
Танге.
Чем
боль ше
художник
в нп кает
в
см ысл
того,
что
есть
суще­
426


ство
современного
японского
общества,
тем
безотраднее
вывод,
к
кот ором у
он
приходит:
человеку
все
труднее
победить
стихию
одиночества,
возобладать
над
тем
вс е­
сильным,
что
е сть
инерция
замкнутости.
Иначе
гов оря,
Та нге
видит
в
зодчестве
силу,
которая
призвана
спо соб ­
ствовать
о бщению
людей.
С обст вен но,
интерес
Т анге
к
градостроительству
и
стремление
св яз ать
а рхитект уру
с
градостроительными
задач ами
во
многом
определены
желанием
решить
п роблем у,
которая
пр е дстав ляе тся
Та н­
ге
первостепенной:
общение
людей.
Конечно
же
зо дчий
понимает,
что
эту
зада чу
толь ко
средствами
архитекту­
ры
не
реш ит ь,
и
это
д елает
его
мировосприятие
противо­
речивым,
б ыть
может
да же
трагическим.
Но
это
и
сбли­
жает
его
с
т еми,
кто
видит
в
соц иа льном
переустройстве
общества
бу дущее
Японии.
А
пока
суд
да
дело,
Т анге
верен
ид ее,
в
реализации
к оторой
он
ск лон ен
усма три ­
ва ть
великое-
п ред нач ерт ание
современной
архитекту­
ры,—
сп ос обств ов ать
об щени ю
л юдей.
Вот
и
го род
Э К С ПО- 70, который мы видели в Осака,
и
площадь
Фе­
стивалей,
венчающая
этот
город,
был и,
в
сущности,
реше­
ны
Танге
в
том
само м
ключе,
к ото рый
для
архитектора
всесилен:
о бще ние.
Именно
ид ея
общения,
кардинальная
для
Танге,
придает
с вои
краски
мировосприятию
япон­
ского
зодчего,
его
над еж дам
и
уст р емления м.
Кстати,
тот,
кто
знает
Танг е
не
только
как
зодчего,
но
и
иссле­
дователя,
и
литератора,
и зуч ающег о
проблемы
взаимо­
связи
архитектуры
и
человека,
имеет
возможность
уста ­
нов и ть,
как
это
все
для
нег о
характерно.
Казалось,
Курода-сан
подвел
ме ня
к
пределу,
кото­
рый
возник
в
наш ей
беседе
не
не ожид а нно:
а
нельзя
ли
повидать
Танге
и
попытаться
проникнуть
в
некоторые
из
эт их
проблем,
опираясь
на
помощь
самого
зодчего?
Ку­
рода-сан
не
дал
утвердительного
ответа
и
не
отверг
моей
п росьбы .
Суд я
по
всему,
з адача
бы ла
не
простой,
на­
с только
не
простой,
что
мой
спу тни к
в пер вые
придал
потаенные
сво и
мысли
гласности,—
размышляя
в слух,
он
сказал,
что
в
м ире
его
коллег
по
ун ивер сит ету
Васэда
он
знает
человека,
который
был
учителем
Танге,
это
обнадеживало.
—
Вот
гов оря т
«площадь Фестивалей», «площадь Фе ­
с т ива ле й», а что значит для японца эта самая площадь
Фестивалей?
—
сп роси л
мой
спутник.
—
Это
комната
для
чайной
церемонии,
ну,
предположим,
не
в
две
или
три
циновки,
а
поболее,
но
все-т ак и
комната
для
чайной
427


церемонии,
как
она
возникла
у
нас'
исторически!..
—
Он
взглянул
на
м еня
так,
точно
хотел
спросить: «Ты про­
ник
в
суть
ср авнения ,
к
кото ром у
я
об ра тил ся?
Проник
или
нет?
Коли
не
проник,
т огда
слуш ан ».
Мой
спу тн ик
про д о лжает
р ассказ,
и
п роблем а
точно
обретает
объемность
и
ретроспекцию.
Как
это
описал
сам
Танге
(его рассказу о японской архитектуре сопутствуют
исторические
э кску р сы ), чайная церемония была своеоб­
разным
поединком
знатоков
ч ая,
турн и ром
дегустаторов.
Требовалось
установить,
к
ка кому
сорту
относится
ча й,
•его
происхождение.
Ст ол
для
чаепития
накрывался
в
гостиной,
обставленной
по
этому
случаю
со
в сей
торже­
ственностью.
Соревнующиеся
усаживались
за
столом,
на­
крытым
золотой
скатертью.
Ст ол
как
бы
осеняла
скульп­
тура
Будды,
перед
которой
р аспол агал ись
обязательные
атрибуты
—
курильница
для
л ада на,
ваза
с
цве т ами
и
подсвечник.
Как
это
часто
бывало
с
ри ту алом,
кот оры й
подвергся
испытанию
сто летий,
же лан ие
совершенство­
ват ь
его
привело
к
тому,
что
внешне
он
исполнялся
со
все
бол ьш им
искусством,
одн ако
с мысл
его
улетучился
—
ч аепи тие
перестало
быть
чаепитием
и
тем
более
турни­
ром
знатоков
ча я,
острословов,
полемистов,
у мных
задир,
пре врат ив шись ,
как
это
ни
странно,
внач але
в
неко е
ри т­
мическое
дейс т во,
а
потом
в
подобие
т анца,
п очти
безъязыкого.
И
как
бы
в
пи ку
феодалам
в
хижинах
бе дня ков
в оз­
ник
новый
ритуал
ча епи тия,
воскрешающий
традицию
седого
прошлого,
по
существу
идущий
даж е
дальше
этой
традиции.
Зд есь
стол
не
накрывался
золотой
скатертью
и
стату я
Будды,
если
она
была,
не
окружалась
обяза­
тельными
атрибутами
—
ладан,
цветы,
свеча.
Здесь
чай,
поданный
к
столу,
не
был
столь
разнообразен,
да
и
де­
гу стации
не
придавалось
прежнего
значения.
Здесь
не
б ыло
зрителей,
а
был и
участники.
Короче
—
п или
ча й,
самый
обычный,
при
этом
из
чашек,
которыми
расп ол а­
гал
хо зя ин,
и
гов ори ли
о
жизни
насущной,
не
обходя
и
вопросов
острых,
ка сающ их ся
отношений
с
феодалами.
Это
чаепитие
крестьянское
звалось
по-японски
«итими
до син »,
что
звучит
почт и
символически
«одно мнение,
од ин
а ром ат».
По
слов ам
Танге,
дух
товарищества,
воз­
никший
на
«итими досин», в какой- то
мере
дал
то лчок
крестьянским
бунтам
эпохи
Муромати,
Момояма,
Эд о.
Так
или
иначе,
а
слово
«итими»
—
«один вкус»
—
в
кон це
428


концов
обрело
свой
подлинный
смысл,
ст ав
н адеж но
крамольным.
Танг е
необходимы
чайные
церемонии,
чтобы
рассмот­
реть
типы
домов,
в
том
чи сле
и
крестьянских,
для
эт их
церемоний
предназначенных,
но
этот
экскурс
зодчего
со­
относится
с
другой
проблемой,
кот орой
уделено
немало
м еста
в
его
книге
и
которая
имеет
прямое
отношение
к
существу
всего
творчества
Т анге.
Что
это
за
проблема?
Все
та
же
п робл ема
общения.
Дух
«итими», дух револю­
ционного
заговорщичества,
витал
над
японской
и сто­
рией,
устрашая
сильных
м ира
сего.
Чайная
церемония
крестьян
был а
сведена
к
уединенному
чаепитию
в
ко м­
натке
на
две
циновки,
в
которой
участвовало
три,
а
то
и
два
лица.
Иначе
говоря,
сам
хара кте р
бы та
японцев
в
те
далекие
времена
способствовал
р асп аду
общества
на
кла­
ны,
на
микрокланы,
подготовив
его
к
восприятию
фило­
софии,
завладевшей
умами
и
чу вст вам и: «Сосредоточь­
ся—
красота
в
тебе,
тол ько
в
тебе».
Где-т о
тут
к орни
явл ен ия,
которое
веками
ощуща ло сь
японским
обществом
—
и меет ся
в
виду
стремление
япон­
ца
самоизолироваться,
уйти
в
себя
—
и
всей
своей
сутью
было
социально.
Как
понимает
читатель,
у
япо нс кого
ин­
дивидуализма
и
иные
причины,
но
сказанное
очень
важ­
но.
Поэтому
когд а
гов орят,
что
у
японских
гор одо в
ни­
когда
не
был о
площадей,
не
б ыло
всесильной
агоры,
ст оль
способствующей
общению
человека,
например,
в
Европе,
то
тут
е сть
с вое
объяснение.
Поэтому
вс е,
что
д елает
Танг е,
отмечено
устремлениями,
для
Японии
важ ным и:
дать
си лу
японской
агоре,
которая
должна
явиться
три бу ной
яп онс кого
общения,—
вот
и
площадь
Фестивалей,
венчающая
своеобразное
древо
улиц
выст а­
вочного
города,
отождествлена
в
этой
идее,
для
Я понии
и
Танге
исто р ич еско й.
—
Площадь
Фестивалей
и
комната
в
три
или
п ять
циновок
для
чайной
церемонии?
Да
нет
ли
тут
извест­
ной
натяжки,
Курода-сан?
И
неужели
тут
имеет
зн аче­
ние
прецедент,
уходящий
в
японскую
историю?
—
Имеет
значение,
как
во
всем,
что
делает
Та нге ...
2
Но
теперь
многое
мы
можем
узреть
собственными
глазами
—
ве дь
Киото
с
его
необыкновенно
древней
ар­
хитектурой
бы л.
рядом.
429


У
Танге
ес ть
несколько
ра бот,
посвященных
древней
японской
архитектуре.
В
сущности,
это
запи си
иссле­
дователя,
изучающего
архитектурную
старину.
Кст ат и,
тут
и
Киото.
Наверно,
есть
смыс л
пройти
вслед
за
Т ан­
ге,
да
так,
чтобы
его
кн ига
бы ла
своеобразным
путево-
дителем.
Ну,
разумеется,
за
пределы
дв ух,
трех
и
четы­
рех
оград,
куд а
уд ал ось
проникнуть
Танге,
нам
пу ть
определенно
заказан,
но
что-то,
наверно,
уд ас тся
р ас­
смо трет ь
и
н ам.
Рассмотреть,
подивившись
верности
ви­
дения
зодчего,
его
способности
во спр иня ть
очертания
предмета,
объять
его
формы.
Да,
фор мы,—
эту
сп осо б­
ность
в
Япо нии
це нят
превыше
всего,
не
без
основания
полагая,
что
понимание
формы
—
первосуть
по ним ания
кр ас ив ого.
Тут
у
Т анге
св оя
к он цепция,
точная.
Он
на чин ает
экскурс,
обратившись
к
само му
древнему,
что
сберегла
память
народа,—
мифам,
а
в
прямой
связи
с
мифами
—
святилищам.
Я
вижу
зодчего,
кот орый ,
уединившись,
наблюдает
природу:
идет
лесными
тропами,
на долг о
ос та­
навливается
перед
глыбами
го р,
ста раяс ь
понять
дале­
ких
предшественников,
незримо
одушевивших
гору,
сл е­
дует
бере го м
моря,
вновь
входит
в
девственную
ч ащу
ле­
с ов,
чтобы
сказать
по т ом: «Казалось,
я
перен есся
в
глуб ь
веков,
в
мир
архаических
ре лигио зны х
ми фов
японского
народа».
В
ха рактере
древнего
япо нца
иск ать
символы
в
само й
при род е
—
в
ск алах ,
деревьях,
воде;
ис тин но
че­
ловек
ощущал,
что
дикая
природа
несет
с
собой
некое
таинство.
Стремясь
познать
это
таинство,
человек
пытал­
ся
отыскать
в
п рирод е
нечто
такое,
что
по
св оим
объемам
и
очертаниям
казалось
ему
особенно
убе д ите льны м.
Он
полагал,
природа
воплотила
эти
достоинства
в
облике
к ам ней.
Он
почитал
действенную
энергию
камней,
тем
бо лее
что
ее
можно
бы ло
зримо
ощути ть,
даж е
воспри­
нять
физ иче с ки.
В
натуре
яп онца ,
в
его
вос пр ият ии
мира
понимание
того,
что
е сть
красота
необработанного
камня.
В
харак те ре
япо нца
способность
отождествить
этот
ка­
мень,
своеобразный
скол ок
первозданной
при роды ,
со
всем
богатством
того,
что
дарит
человеку
его
видение
и
по нима ние
мира.
Наверно,
и
в
знаменитый
«Сад камней»
монастыря
Р еан дзи
ведут
разные
тропы.
Одна
из
эт их
тро п
—
многовековая
традиция,
а
может
быт ь
да же
и
культура
восприятия
п рирод ы,
отождествившей
камень
с
образами
живой
жиз ни.
Танге,
характеризуя
эст етич е­
ские
начала
я понца ,
говорит
о
его
спо соб нос ти
к
абст­
430


рактному
мышлению,
его
ск лонн ост и
к
символике,
а
сле­
довательно
к
пос т иж ению
условного.
Трудно
ск азать ,
могло
бы
в
ино м
м есте
земно г о
шар а
возникнуть
такое
яв ление,
как
тот
же
«Сад камней».
Мы
смотрели
«Сад
камней»
в
кругу
вполне
современных
м ол одых
людей,
во
многом
неотличимых
от
их
европейских
или
амер и кан­
ских
с обра тье в,
но
тем
характернее
было
впечатление,
кот орое
произвело
виденное
на
них.
Существо
увиденно­
го
и
пон ятого
—
в
словах
м ол одых
японцев: «Без «Сада
камней»
мне
теперь
уже
не
объять
того,
что
есть
ст и­
хия
м ира
и
в селе н ной ». «Истинно
вечен
при нцип: «Все
—
в
т е бе», а значит,
в
тв оей
способности
понять
«Сад кам­
не й».
Это
так
много,
что
после
этого
необходима
пау­
за
—
н адо
еще
понять
то,
что
открылось
г лаз ам,
понять
и
освоить».
Как
бы
ни
были
существенны
высказывания
сами
по
себе,
они
интересуют
нас
в
связи
с
гл авн ым
—
способностью
японцев
к
восприятию
условного
начала,
как
оно
определено
все м
строем
мироощущения
японца
и
проявилось
в
архитектуре,
в
частности
необыкновенно
ярко
—
в
образной
архитектуре
Танге.
Одн ако
мы
не
хот им
опережать
событ ий
—
зо дчий
продолжает
с вое
путешествие
по
древней
Японии,
и,
на­
бравшись
терпения,
пос ле дуем
за
ним .
Поистине
завидно
уп орст во
зодчего
в
его
стремлении
исследовать
предмет,
его
желание
до иск ат ься
истины,
его
любопытство
уви­
деть
все,
что
можно
увидеть
се годня.
Но
увидеть
можно
лишь
то,
что
смогло
п ере бороть
стихию
времени.
Др ев­
нее
японское
зодчество
по
преимуществу
деревянное.
Это
тем
более
в печ атл яет,
что
срок
жизни
дерева
им еет
определенные
пределы.
Из
поколения
в
поколение
пер е­
да вал ись
т айны
об раб отки
дерева,
продлевающие
ему
жиз нь, —
в
Японии,
Индии,
Китае.
На
берегах
Янцзы
и
Хуанхэ
я
видел
дер евя нны е
пагоды,
простоявшие
восемь­
сот
и
тысячу
лет,—
столь
разительное
д олголет ие
обес­
пе ч ивал ось
с
помощью
знаменитых
лаков,
кот орые
оде­
вали
дер ево
в
своеобразную
брон ю,
охран яя
от
воздейст­
вия
дождя
и
солнца.
Возможно,
кул ь туру
эт их
лаков
Япония
во спр иня ла
уже
на
той
стадии,
когда
сво и
права
з аво евала
ин ая
тр адиц ия
—
не
просто
реставрировать,
а
с трои ть
зано в о.
В
этом
случае
тр адиц ия
предполагала
точное
воссоздание
постройки
через
каждые
двадцать
ле т,
точное
и
в
дета лях ,
при
этом
не
предусматривающее
участие
лака.
По
слов ам
то го
же
Танге,
возобновление
431


на пом ина ло
танец:
рисунок
танца
был
прежним,
но
к
не му
обращались
каждый
раз
как
бы
заново.
Тут
есть
исключение,
они
относятся
к
ранним
соору­
жениям,
возвращенным
археологией.
Я
имею
в
ви ду
амбар
и
зе м ляно чное
жили ще ,
раск о панные
и
реставри­
рованные
в
Торо ,
в
префектуре
Сидзуоко.
Особенно
инте­
р есен,
кон еч но,
амбар
—
в
его
облике
просматривается
мно г ое,
что
хара кте ри зует
древнее
японское
зодчество:
амбар
высоко
стоит
на
опорах
—
пило на х,
тяжелая
дву­
скатная
кровля
опирается
на
стены,
при
это м
крыша
образует
нечто
вроде
навеса.
Амбар
был
не
просто
хра­
нилищ е м
всего,
что
давала
крестьянину
земля,
он
был
своеобразным
символом
благополучия.
Перед
ам ба ром
из
рук
жрецов
бо ги
как
бы
получали
пер вый
сноп
рис а.
В
тени
амбара
устраивалось
ос еннее
застолье
—
празд­
ник
жат вы.
Амбар
как
бы
отождествлял
сам о
божество.
Наверно,
это
немало
спо со бство ва ло
тому,
что
амбар
сд е­
лался
первообразом
многих
сооружений
древности,
даже
таких,
кот оры е
ничего
общего
с
а м баром
не
имеют.
Тут
же,
в
Киото,
а
затем
в
На ра
и
Камакура,
где
мы
побывали
позже,
это
можно
уви д еть
вооч ию .
Это
прежде
всего
святилище
Исе,
которое
европейские
знатоки
япон­
с кой
архитектуры,
к ак,
впрочем,
и
Т анге,
наз ы вают
Парфеноном
Страны
В ос ходяще го
С ол нца,
но
с
одной
оговоркой...
Уместно
обратиться
к
мнен ию
Танге.
«Раз­
личие
между
э тими
двумя
па мятни ками
оч ев идно
с
первого
взгляда,—
говорит
Танге.
—
Парфенон,
воз д виг­
нут ый
на
ве рши не,
открытой
взгляду,
купается
в
солн еч­
ном
свете
и
исполнен
ве лич ия,
в
то
время
как
святилище,
окруженное
четырьмя
высокими
оградами,
ск р ыва­
ется
ср еди
густого
лес а.
Это т
л ес,
чья
устрашающая
тьма
на вод ит
на
мысль
о
незримом
прис ут с твии
мистиче­
ского
божества,
имел
глубокое
воздействие
на
образ
мыс­
лей
японцев.
Даже
теперь
большинство
посетителей,
с ту­
пив
на
сум е речную
тропу,
ощущает
необходимость
ра сп ра­
вить
воротники
кимоно
и
пр и нять
более
достойный
вид».
Нам
трудно
прой ти
вслед
за
Т анге
всеми
тропами,
но
одну
троп у
мы
не
имеем
права
минуть
—
ту,
что
ведет
ко
дворцу
Кацура.
Наверно,
не
очень-то
ле гко
про с ле­
дить
все
стадии
преемственности,
пройденные
японским
зодч ес тво м
на
пути
от
амбара,
раскопанного
археолога­
ми,
до
дворца
К ац ура,
, но в древней архитектуре Японии
нет
сооружения,
которое
бы
вы зва ло
у
Танге
такое
от­
кровенное
восхищение,
как
этот
дворец.
Княз ь
Тоси хи -
432


то,
построивший
дворец
и
с
необыкновенным
ис кус ство м
вписавший
его
в
ка рти ну
окр ес тной
при роды ,
был
худ о­
жественно
одаренной
личностью.
«Дворец Кацура, —
св и­
детельствует
зо д чий,—
обнаруживает
дух
свободы,
чуж ­
дый
крикливой
настойчивости,
но
тем
не
м енее
п рочны й
и
неотразимый.
Здесь
ес ть
изумительное
равновесие
меж­
ду
пок оем
и
д виже ние м,
между
аристократическим
и
простонародным,
ме жду
зрелым
сов е ршенс тв ом
фор мы
и
яркой
выдумкой.
Здесь
во
всем
результат
творчества
бо­
лее
с воб одн ого
типа ,
чем
я
мог
бы
найти
в
какой-либо
и ной
японской
пос трой ке ,
возведенной
раньше
или
поз же ».
Не
просто
объяснить,
какими
путями
шел
зодчий
к
столь
в ыс окой
оценке.
Нет,
дело
не
только
в
необыкно­
в енных
пр оп ор циях
дворца
Кацура
—
это
занимает
в
до­
водах
Танге
большое
ме с то,—
не
только
в
сво ео бр азии
дв орц а,
не
совместимого
ни
с
одним
и ным
типом
соору­
жения,
что
дает
право
зодчему
гов ори ть
о
«драматиче ­
ском
разрыве
с
традицией», но и в ином:
в
стремлении
придать
дворцу
особый
элемент
простоты,
что
сообщает
красоте
этого
сооружения
неповторимость.
Именно
соч е­
тан ие
изящества
и
п рост оты
сд ела ло
дворец
Кацура
ори­
г ина льным ,
да ло
ему,
по
слову
з од ч ег о , «напряженность,
свободу
и
новизну».
И
еще:
наверно,
в
создании
дворца
и
дворцового
ан самб ля
был а
достигнута
гармония,
кото­
рая
поч италась
в
древние
вре м ена
и
которая
на чи сто
иск лю ч ала,
как
понимали
в
ту
пору,
«столкновение с
природой».
Поистине,
создавая
дворец
Кацура,
архитек­
тор
рассчитывал
на
такое
ред кое
с ост ояни е,
при
котором
пр иро да
казалась
отражением
собственного
«я» .
Им енно
дворец
Кацура
д авал
единственную
в
сво ем
род е
воз мо ж­
нос ть
сказать:
когд а
грусть
одолевает
человека,
каж ет ся,
грустит
и
окружающая
при род а,
когд а
одиноким
се бя
чувствует
че лов ек,
о дино кой
выгл яд ит
и
природа.
Иначе
говор я,
че лов ек
не
оттор гал
природу
от
себя ,
он
видел
себя
в
ней.
3
И
вновь
экспресс,
на би рая
ск орост ь,
мч ит
нас
«стол­
бовой»
железнодорожной
магистралью,
а
в
сознании
не­
гасимы
картины
дворца.
Кацура,
устойчиво-негасимы,
наперекор
стремительности
и
ш уму
экспресса.
Наверно,
и
Танге,
возвращаясь
э ксп ре ссом
из
Киото,
лов ил
се бя
15 С.
Д ангу лов
433


на
мысл и
о
то м,
в
какой
мере
не ру шимы
остановившиеся
картины
дворца
Кацу р а.
—
Я
так
понимаю:
зодчий
о бр ащает ся
к
древней
ар­
хитектуре,
чтобы
своеобразно
преломить
ее
в
сво их
ны-
пеш них
созданиях,—
пот ре во жил
я
Курода-сан.
—
Но
как
совершается
это т
процесс
в
сознании
художника?
По­
быт ь
на
берегу
пруда,
откуд а
князь
Тоспхито
любов ал­
ся
восходом
луны ,
а
потом
перенестись
к
проектирова­
нию
олимпийского
комплекса
в
парке-
Йойги...
Если
м ыс­
л имо
перевоплощение,
то
оно
здесь,
не
так
ли?
Или
его
н ет?
В
облике
Йойги
есть
че рты
дворца
Кацура,
самые
отдаленные?..
Нельзя
отстраниться
от
тог о,
чем
был
д во­
рец
Кацура
для
князя
Тосихито,
верно?
—
Я
так
понимаю:
вот
это
углубление
в
древность
и
возвращение
из
древности
в
сегодняшний
де нь
плодо­
творно,—
ответствовал
мой
спутник.
—
Что
я
имею
в
ви­
ду?
Заманчиво
не
отвратить
знатную
старину
и
не
под­
чиниться
ей,
сохранив
возможность
ей
с лед ова ть,
гово­
рит
Т анге,
и
мы
не
можем
не
считаться
с
этим.
«Чтобы
превратить
традицию
в
нечто
созидательное,
ее
н адо
п од­
вергнуть
отрицанию
и
в
изв естно м
с мысле
разрушить.
Ее
нуж но
не
канонизировать,
а
развенчать».
—
Вы
говорите
о
Йойги?
—
был
мой
воп рос .
—
Йой ­
ги
—
р аз вен чание
традиции?
—
Ес ли
хоти те ,
и
Йойги...
—
был
ответ
моего
спут­
ника.
Итак,
наше
возвращение
в
Токио
было
не
бесперспек­
тивным:
если
не
у д астся
повидать
Танге,
то
в ст реча
с
Йойги
возможна
вполне;
впрочем,
был
тут
и
иной
ва­
риант,
в
какой-то
мер е
заповедный,
но
о
нем
думалось
не
без
оп аск и...
Я
смотрел
олимпийский
дворец
в
парке
Йойги
в
во­
скресный
день,
к огда
большой
зал
дворца
был
об раще н
в
каток
и
полон
молодежи.
Близились
рождественские
д ни,
и
город
постепенно
преображался.
Рож д ественск и е
праздники
совпадали
с
завершением
календарного
года,
и
это
сообщало
им
энергию,
какой
не
имели
иные
празд­
ники.
В
свете
сильных
прожекторов
сотни
молодых
лю­
дей ,
одетых
в
многоцветные
костюмы,
как
бы
рассыпа ­
ли сь
на
сине м
льд у,
по сл ыш алась
музыка,
люди
отдали
се бя
во
вл асть
ритма,
стихия
многоцветья
обрела
форму.
Ес ли
бы
сейчас
Т анге
вошел
в
зал
и
объял
бы
его
бы­
стр ым
и
зорки м
в зг лядом,
каким
умеют
охватить
п рост­
ранство
только
зодчие,
он,
наверно,
пррадовался
бы,
не
434


мог
бы
не
порадоваться
тому,
что
великий
девиз
его
жизни
—
слу ж ить
о бщению
человека
—
претворяется
в
жиз нь.
А
мы
покидаем
здание,
ч тобы
об озре ть
его
сн ару жи.
Вот
ведь
любопытно:
как
ни
абстрактны
формы
этого
здан ия,
как
они
ни
своеобразны,
е сть
в
эт ом
сооруже­
нии
нечто
такое,
что
хочется
соотнести
с
японской
архи­
тектурной
традицией.
Говорят,
ли шь
в
контексте
раскры­
вается
полный
смы сл
слова.
Бы ть
может,
это
распрост-
ранимо
и
на
архитектуру.
То,
что
тут
можно
условно
назвать
контекстом,
на
самом
деле
с уть
какие-то
детали
пейзажа.
В
сочетании
с
природой
спортивный
дворец
Танге
обрел
значимость.
Вместе
с
э тим
ест ь
в
спортив­
ном
дворце
Танге,
сооруженном
в
парке
Йойги,
нечто
такое,
что
по
своим
формам
и
об ъ емам
сродни
иско нп о
японскому,
но
одновременно
не
чуждо
дню
сегодняш­
нему,
подсказанному
вкусами
нашего
современника,
че­
ловека
XX века.
Ино е
в печ атлен ие,
ко гда
попад аеш ь
во
дво р ец.
Подоб­
но
тому,
как
правильный
овал
здания
отличается
от
св ое обычн ых
в не шних
форм
дв орц а,
так
интерьер
пр и­
вычно
целесообразен.
Но
дело,
кон е чно,
не
тольк о
в
фор­
мах
—
все
архитектурное
и
техническое
ре ш ение
п ос трой­
ки
исполнено
этой
цел енап рав ленно сти .
Ценность
этого
со ор у жения
в
том ,
что
его
формы,
по-своему
выразитель­
ные,
сочетаются
с
уникальным
техническим
решением
постройки
—
вот
это
сочетание
дв ух
нач ал,
ко гда
архи­
те к тор,
найдя
форму,
одновременно
нашел
и
ор игин а ль­
ное
техническое
претворение
этого
про ек та
в
жизнь,
де­
л ает
работу
Танг е
созданием
высокоталантливым.
А
техническое
решение
проекта
действительно
ори­
гина ль но.
В
то м,
как
архитектор
развязал
гл а вные
уз­
лы,
возникшие
при
решении
технической
задачи,
сказа­
л ось
свойственное
Танге
умение
мыслить
остро,
рацио­
нал ьно ,
современно.
Сам а
природа
спортивного
дворца,
практически
являющегося
дворцом-стадионом,
с та вила
перед
архитектором
осо бые
проблемы.
Одн а
из
них
—
кровля
здания,
лишенная
зримых
оп ор,
сконструирован­
ная
т аким
образом,
чтобы
совладать
и
со
своими
разме­
рами,
и
с
собственной
тяжестью,
и,
что
важ но
в
здеш­
них
условиях,
с
н ап ором
ветров.
Зодчий
обратился
к
традиционному
для
японской
архитектуры
средству
—
пилонам,
но
сообщил
им
функцию,
которую
они
доселе
не
несли.
Пил оны ,
пр олет
между
которыми
достигает
ста
15*
435


тридцати
мет р ов,
со един ены
могучими
вантами,
оора^
зующими
хребет
здания.
Св оеоб раз ны ми
матицами
зд а­
ни я,
поддерживающими
стальную
кровлю,
служат
тросы,
которы е
являются
важным
элементом
конструкции.
Та­
ким
образом,
шатер
кров ли
опирается
на
могучие
бе тон­
ные
опоры,
ко торы е
намертво
скреплены
с
вантами
уже
тем,
что
концы
этих
ва нт
в ходят
в
бетонное
тело
опо р.
Решение
шатра
точ но
задало
тон
решению
друг их
задач,
кот орые
возникли
при
пос трой ке
этого
необычного
со­
оружения.
Мы
г овор им
об
освещении
гл авн ого
зала,
об
акустике,
которая
тут
очень
хороша,
об
оригинальной
технике,
способствующей
трансформации
главной
арены,
превращению
ее
в
ринг,
каток,
басс ейн.
Мы
говорим,
на­
конец,
о
то м,
насколько
совершенно
это
сооружение
в
плане
эстетическом,
в
какой
мер е
оно
просторно,
как
много
в
нем
света
и
во зду ха,
как
хорош
его
инте р ьер
по
пропорциям
и
краскам.
Короче
—
ты
охра не н
от
преврат­
но стей
природы
кровлей,
но
не
ощущаешь
ее.
Думается,
что
созданное
Танге
наиболее
точно
соотносится
с
глав­
ной
идеей
его
жизни
в
архитектуре
—
идеей
общения.
4
Мы
ужинали
с
Ку ро д а-сан
в
небольшом
ресторане
в
одном
из
периферийных
кварталов
Токио,
ресторане
келейном,
рассчитанном
на
две-три
небольшие
компа­
нии.
Не смот ря
на
то
что
час
был
не
по здним ,
в
рестора­
не
оказались
ли шь
мы
да
его
не
столь
многочисленная
обсл уг а
—
хозяйка,
уже
немолодая,
с
признаками
красо­
ты
немеркнущей,
и
ее
тридцатилетний
помощник,
кото ­
рый
тут
же,
за
стойкой,
орудуя
н ожом
и
длинной
по­
варской
ви лкой ,
готовил
для
нас
уж ин.
Хо зя йка
б ыла
приве т лива
и
печально-нетороплива.
Моло дой
человек
за
стойкой,
наоборот,
стремителен,
ловок
и
чуть-чуть
зр е­
лищен
в
сво их
движениях
—
да,
он
не
просто
готовил
уж ин
в
этот
вечер,
он
участвовал
в
спек т ак ле,
который,
по
всему,
увлек
го ст ей,
был
им
интересен.
И
д ействит ель ­
но,
словно
тв оря
волшебство,
он
запустил
свою
дли н ную
вилку
в
котел
и
извлек...
но
не
в
токийской
же
экзотике
сущность
нашего
рассказа.
Более
важно
иное:
зре ли ще,
которое
как
бы
невзначай
яви л
нам
челов е к
с
поварской
вилкой,
так
заня ло
нас,
что
мы
не
заметили,
как
пришел
нехлопотливый
Нодзаки-сан,
русист,
к олле га
Кур од а-сан
по
университету,
знаток
нашего
театра,
милый,
до брый
436


Но дз ак и-сан
был
моим
спутником
в
токийских
маршру­
тах .
Мне
интересно
наблюдать
коллег-профессоров
вме ст е.
Ког да
гов ор ят
«японская интонация,
п оходк а,
жест», это
не
голословно
—
нам
и
в
самом
д еле
подчас
кажется,
что
у
японцев
од на
манера
говорить,
жестикулировать,
д ви­
га ть ся,
но
это
тол ько
кажется:
характер
е сть
характер,
и
ничто
не
способно
его
размыть.
И
тем
не
менее
н еоб ходи­
мо,
чтобы
два
человека,
как
сейчас
Ку ро д а-сан
и
Н од­
з ак и-сан,
оказались
рядом,
чтобы
понять,
сколь
лю ди
различны.
Первый
в
меру
сухощав,
быстр,
при
эт ом
и
в
манере
говорить,
второй
н ет оропл ив о-с осре доточе н ,
сп окой но­
молчалив.
Первый
может
быт ь
неудержимо
веселым,
как
и
стро­
го-неуступчивым,
да же
грозным,
второй,
очевидно,
тоже
може т
быт ь
и
неудержимо
веселым,
и
неуступчивым,
но
эт о,
по жал уй,
невооруженному
глазу
не
видно.
Первый
заметно
углублен
в
себя ,
его
люб и мая
тема
—
фил осо фия
«дзён»,
стремящаяся
отыскать
все
к рас оты
мира
в
тай ни ках
собственного
сознания,
в
ду ше
своей.
Напротив,
второй
об рат ил
свой
взо р
на
окружающий
его
мир ,
ум ея
наблюдать
ег о,
чувствовать
его
формы
и
краски.
Первый,,
как
мне
кажется,
воспринимает
Танг е
умом.
Второй
—
через
его
эстетическое
начало,
стар аясь
по­
ст ичь
созданное
зодчим
зримо.
И
первый,
и
второй
п ола гают:
тол ько
понимание
то­
го,
что
есть
японский
вкус
и
способность
япо нца
чувство­
ва ть
красивое,
может
явиться
ключом
к
постижению
Танге.
Итак,
японский
вк ус
и
сп осо бнос ть
япо нца
чувство­
ват ь
кра с ив ое...
О днако
что
это
такое?
И
тут
вдруг
об нар уж ивает ся,
что
мои
со бесе дн ики,
вопреки
ра з личию
характеров,
подозрительным
образом
объединились.
—
Я
не
раз
слышал,
как
иностранцы,
приезжающие
к
нам,
в
том
числе
и
русские,
говорили
о
Японии:
дру­
гой
мир,
совершенно
другой...
—
сказа л
Курода-сан.
—
Наверно,
и
зде сь
с вои
ре зон ы:
ест ь
ощуще ни е
ми­
ра,
у
которого
был
собственный
путь,
больше
того
—
не­
зависимый,—
п одал
голос
Нодзаки-сан,
он
хотел,
чтобы
его
утверждение
прозвучало
не
очень
категорически.
437


—
В
Японии
подчас
стремятся
прояснить:
а
какой
облик
обрела
бы
японская
циви лиз ац ия,
если
бы
она
бы­
ла,
как
в
древние
времена,
отгорожена
от
Запада
неодо­
лимой
стеной
океана?
—
спр осил
Курода-сан.
—
Мы
зн а­
ем,
как
выг ляд ит
в
двадцатом
веке
традиционный
японский
театр,
как
может
за яв ить
о
се бе
живопись,
по
существу
своему
национальная,
како й
яви ла
се бя
лите ра­
тура...
Но
нам
труд но
пред ст авит ь
себе,
какими
был и
бы
японская
химия,
физика,
математика,
астрономия,
ра з­
вивайся
они
с а мост ояте льн о...
Не
б ыло
бы
вечного
пера,
а
бы ла
бы
вечная
ки сть ?..
Кстати,
это
вопрос
не
с толь
пр азд ный,
как
может
показаться
на
первый
взгляд,—
иные
нормы
целесообразного,
необходимого,
к рас ив ого...
—
Пожалуй,
иные,—
осторожно
поддержал
Нодзаки-
сан.
—
То,
что
.мы
зовем
прекрасным,
подсказано
пони­
манием
прекрасного...
в
какой-то
мере
другим!
И
в
япо н­
ских
домах
есть
«красные»
комнаты,
кот оры е
можн о
на з вать
гостиными...
Но
покажите
эту
комнату
европей­
цу—
он
только
разведет
руками:
простите,
что
же
в
ней
«красного?» Комната почти пустая,
с
обнаженными
сте­
нами,
да
еще
и
полутемная,—да
хороша
ли
эта
комната?
На
взгляд
японца
—
хороша ,
при
этом
особенно
вот
этой
сво ей
затемненностыо...
Погодите.
Красо т а
в
тени?
Да
так
ли
это?
Японец
ск аже т:
так...
Им енно
в
те ни
—
драго­
ценная
те нь.
—
И
это
не
го лослов н о,—
подхватил
Ку ро д а-сан,
улыбаясь:
ему
бы ло
прия т но,
что
он
повторил
слова
кол­
леги.
—
Именно
—
драгоценная
тень.
На
взгляд
я понца ,
прел есть
гостиной
в
неяркой,
больше
того
—
спокойно-
тускловатой
окраске
стен,
в
том,
что
они
не
просто
ли­
шены
украшений,
а
едв а
лп
не
обнажены.
Иногда
на
фо не
та кой
стены
возникает
свиток
с
рисунком
или
иер ог лифа ми,
ин огда
—
ва за
с
живым и
цветами,
однако
и
первое,
и
второе
не
потому,
что
оно
красиво
са мо
по
себе,—
они
должны
явить
красоту
полумрака,
а
следовательно
т ени !..
Как
ни
поучителен
был
разговор,
происшедший
в
ма­
леньком
японском
ресторане
в
Токио,
Нодзаки-сан,
оче­
видно,
счи та л,
что
раз гов ор
этот
не
закончен.
Тольк о
так
можно
бы ло
объяснить,
что
на
другой
де нь
почтенный
профессор
передал
мне
из
рук
в
руки
тетрадь
со
статьей
Дзюнитир
Танидзаки,
прозаика,
мыслителя,
знатока
японской
старины,
сам о
назв ани е
которой
пря мо
пере­
кликалось
с
диалогом,
состоявшимся
накануне,—«По­
438


хвала
тени».
Статья
и
в
самом
де ле
слу жил а
как
бы
по­
с леслов ие м
к
этому
диалогу,
послесловием,
в
котором
бы­
ли
и
знание
предмета,
и
завидная
наблюдательность,
и
ре дкое
изящество,
и
то
понимание
яп онс кого
вкуса,
ко­
торое
живет
и
сегодня.
Как
с ледуе т
из
на зва ния
статьи,
она
яв ил ась
похва­
лой
всему
тому,
что
подразумевается
в
японском
восприя­
тии
прекрасного
под
именем
«тени» .
Но
это
как
раз
бы ло
не
ново,
много
новее
и
зн ачи тел ьнее
б ыло
ино е:
как
сам
пр инцип
пре л омил ся
в
нашей
гре шно й
об ыденно сти
и
ка­
кие
наблюдения
вызвал.
Им енно
наблюдения.
Не
скрою,
что
«микрооткрытия»,
кот орым и
одаряет
чит ате ля
з ор­
кий
глаз
Та ни дзаки ,
меня
и
увлекли
и
изумили.
В пе чат­
ле ние
нарастало
постепенно.
Но
перейдем
к
су ществ у.
Оказывается,
бума га ,
из го­
товленная
в
Европе,
обладая
той
же
белизной,
что
и
японская,
отличается
одним:
она
имеет
склонность
от­
брасывать
от
с ебя
луч и,
в
то
время
как
японская,
наобо­
рот ,
эти
лучи
впитывает,
подобно
—
так
и
написано
—
пу­
шистой
поверхности
первого
снега.
Япо нец
ценит
это
ка­
чес тво
бумаги,—
наверно,
тут
нет
преувеличения,
ко гда
он
говорит,
что
бумага
излучает
своеобразную
теплоту,
не с ущую
внутреннее
успокоение.
Европеец,
пользуясь
столовым
серебром,
немилосердно
драит
его,
начищая
до
бле ск а,
японец,
наоборот,
ждет
годы,
пока
этот
блеск
со й­
дет
и
се реб ро
замутится
налетом
давности,
потемнеет
от
времени.
Японцы
не
очень
ценят
привозной
хрусталь
все
по
той
же
причине
—
он
че ре счур
прозрачен.
Вместе
с
тем
хр уст аль
японский,
изготовляемый
в
К юсю,
пр ивл е­
к ает
их
име нно
потому,
что
в
его
прозрачности
разлита
мут но в атос ть.
Каж ет ся,
что
в
недрах
такого
хрусталя
по­
местилось
некое
непрозрачное
вещество,
придающее
из­
делию
глубину.
Садясь
за
стол,
японец
предпочтет
посу­
де
из
стекла
или
даже
фарфора,
освещенной
современной
люстрой
и
бра,
посуду
деревянную,
п окры тую
воском,
над
которой
колеблется
дымное
пламя
св ечи, —
толь ко
так
ла­
ки ров ан ная
посуда
явит
толщи н у
и
глубину
гл я нца,
по­
добную
той,
которая
чувствуется
«в дремлющей воде
пруда».
Нав ерн о,
прав
Танидзаки,
к огда
говорит,
что
фа р­
форовая
пос уда ,
например,
не удоб на,
она
быстро
нагрева­
ется,
ког да
в
нее
вл ито
горячее,
в
то
время
как
лакирован­
ная
посуда
да ет
ощущение
легкости
и
мягкости.
«Я ничто
не
люблю
так,
как
эту
живую
теплоту
и
тя жес ть
супа,
ощущаемых
л а донью
сквозь
стенки
лакированной
су-
439


повой
чашки,
ког да
бе решь
ее
в
руки;
Ощущение
это
подобно
тому,
когд а
держишь
в
руках
нежное
тельце
новорожденного
младенца».
Автор
убежден,
что
предки
современных
японцев,
вы­
нужденные
в
с илу
нео бх одимо ст и
жит ь
в
п олут емн ых
комнатах,
отк ры ли
красоту
те ни
и
затем
научились
поль­
зоваться
тень ю
уже
в
интересах
этой
красоты.
Ка би нет
или
чайная
комната
японского
до ма
украшены
нишей,
которая
в
св ою
очередь
осторожно
расцвечена
букетом
цветов
или
картиной.
«Гений надоумил наших предков
оградить
по
своему
вкусу
пус тое
пространство
и
создать
здесь
мир
тени.
Те нь
внесла
настроение
таинственности.
Если
бы
тень
была
изг н ана
изо
всех
угл ов
ниш и,
то
ни­
ша
бы
прев рат ил ась
в
пустое
мест о ».
Можно
доп ус тит ь,
что
все
сказанное
для
европейца
не
столь
безусловно,
как
для
я пон ца,
но
нес ом ненно
тут
одно,
что
отрицать
бессмысленно
и
что
долж но
быт ь
за­
в идно
ев ропе йц у.
Я
г оворю
о
том,
как
жизнелюбиво
су­
щество
японца,
как
обострено
его
во с прия тие
жиз ни;
его
способности
рассмотреть
рад ость
бытия
и
добыть
ее
на­
сто ль ко
неожиданны,
что
у
нас
это
может
вызвать
ул ыб­
ку,
не
лишенную
ир о нии,
кстати,
не
очень
обоснованной...
Однако
пусть
мне
разрешено
бу дет
пр ив ести
тут
фраг­
мент
из
«Похвалы тени», в котором все сказанное,
см ею
думать,
возникнет
с
наглядностью,
какой
обладает
поня­
тие
конкретное.
«Каждый раз,
ког да
я
бываю
в
храмах
Киото
или
Нар а
и
меня
пров од ят
в
полутемные,
но
идеально
чистые
туалеты,
построенные
в
старинном
японском
вкусе,
я
до
глубины
душ и
восхищаюсь
достоинствами
японской
архи­
тектуры.
Комната
для
чайной
церемонии
т оже
имее т
с вои
хорошие
стороны,
но
японские
туалеты
поистине
уст роен ы
так,
что бы
в
них
можно
бы ло
отдыхать
ду шой ,-
Они
непременно
находятся
в
отдалении
от
глав н ой
части
дома,
соединяясь
с
ней
только
коридором,
г де-ни будь
в
т ени
древонасаждений,
среди
а ром атов
листвы
и
м ха.
Трудно
передать
сло в ами
это
настроение,
когда
нахо­
дишься
здесь
в
п олумр аке ,
слабо
озаренном
от ра же нным
от
бумажных
рам
светом,
ли бо
предаешься
мечтаниям,
ли бо
люб уешь ся
че рез
ок но
видом
сада...
Наши
пр едки ,
которые
не
в
состоянии
были
оставить
что-либо
неопоэти-
зированным,
из
места,
долженствующего-быть
сам ым
не­
чистым
во
вс ем
доме,
со здали
хра м
эстетики,
связанной
с
цветами,
птицами,
луной,
кра с отами
природы
и
трог а-
440


те льн ыми
ассоциациями.-
Я
нахожу,
что
в
сравнении
с
ев­
ропейцами,
бе зо
вся ких
оби ня ков
находящими
туалет
нечистым
мест ом
и
избегающими
даже
упоминать
это
с лово
в
обществе,
на ше
отношение
к
этой
части
дома
гора здо
разумнее
и
нес р авне нно
эстетичнее...»
Вот
так
звучит
э тот
па ссаж
в
«Похвале тени», пассаж
столь
же
поэтический,
сколь
и
практически
целесообраз­
ны й.
Кстати,
па ссаж
не
чужеродный
всему
тексту
«Похва­
лы
тени»
—
для
европейца
эстетическая
позиция
автора
«Похвалы тени»,
при
ближайшем
рассмотрении
почти
всегда
практически
целесообразна,
ниг де
не
пе р ес екаясь
с
жиз нен ными
потребностями,
а
с корее
сопутствуя
им.
Если
же
говорить
о
созданиях
Танге,
с
которы м и
я
продолжал
знакомиться,
то
моему
взг л яду
точно
ст ала
доступна
новая
их
грань,
до
сих
пор
невидимая.
Не
зна ю,
как
относится
сам
Танг е
к
«Похвале тени», но мне по­
казалось,
что
при
всей
современности
Т анге
не к оторые
его
у стр емл ения
не
чужды
пр инципам
Т ани дзаки .
У
ме­
ня
возникло
жел ание
по йти
как
бы
по
второму
кругу
и
взглянуть
на
создания
Танге,
к оторы е
я
уже
вид ел,
как
бы
новыми
глазами.
Именно
нов ыми :
мне
казалось,
то,
что
я
увижу
с ейч ас,
я
не
ви дел
и
не
мог
увидеть
прежде.
В
самом
де ле,
по бывав
во
дворце
Йойги,
я
обра тил
вни­
мание,
что
особое
состояние
пр ост ора
и
покоя,
ко то рое
охватывает
те бя
во
дворце,
об ъ ясн яется
не
тол ько
разме­
ра ми
и
формами
сооружения,
но
и
тем,
как
сочетаются
здесь
краски.
И
действительно,
как
ни
велико
сооруже­
ни е,
архитектор
старался
уйти
от
резких
красок,
распо­
ложив
их
таким
образом,
чтобы
пе ре ход
от
одн ой
к
дру­
гой
не
был
неожиданным.
Если
гов ори ть
о
сочетании
красок,
при
эт ом
о
сочетании
не
отвлеченном,
а
соотне­
сенном
с
освещением
здания,
то
у
я понце в
тут
ест ь
своя
азбука
и
свои
законы,
не
чуждые
истинам,
прокламиро­
ванным
в
«Похвале тени»,—
Танге,
как
мне
кажется,
их
не
и гнори рует.
Любопытным
для
меня
оказалось
и
второе
посещение
собора
св.
Марии.
Японская
тр адиц ия
и
собор
католиче­
ский
—
наверно,
в
жиз ни
нет
метаморфоз
более
необыч­
ны х.
Зодчий
оч ень
точно
дозировал
зде сь
свет ,
поступаю­
щий
в
здание.
Состояние
пол умр ак а,
свойственное
церк­
ви,
Танге
как
бы
разрубил
лучами
света
и
этим
будто
с густи л
полумрак
внутри
церкви.
Но
зодчий
п ошел
д аль­
ше.
Нес мот ря
на
относительно
большие
размеры
соору­
жения,
Танге
в ыло жил
—
и
щедр о
—
его
стены
дер ево м,
441


которое
за
те
немногие
годы,
что
существует
сооор,
к
то^
му
же
еще
и
потемнело,—
иначе
го во ря,
полумраку,
ко­
торы й
заметно
ста рался
уд ержа ть
в
соборе
зо дчи й,
по­
могает
и
дерево.
По
возвращении
из
Японии
мне
удалось
ознакомиться
с
монографией
Паоло
Риани
о
Танге,
изданной
в
серии
«Мастера двадцатого века»
и
иллюстрированной
цветны­
ми
фотографиями
вс ех
сооружений
Танге,
в
том
числе
фотографиями
интерьеров.
Многоцветное
издание
да ло
возможность
еще
раз
рассмотреть
краски,
при
этом
не
только
самого
интерьера,
но
и
ме бели,
как
и
дет ал ей
убранства,—
вот
эти
темно-
и
светло-коричневые
тон а,
матово-червонные,
тускло-золотистые,
с
примесью
благо ­
родной
черни
тона,
смею
ду мат ь,
л ю бимые
япо нца ми,
тут
очень
хороши.
Так
или
иначе,
а
в
созданиях
Танг е
по­
стоя нн о
присутствует
художник,
ве лик оле пно
владеющий
не
т олько
формами,
но
и
красками,
познавший
эту
азбу­
ку
красок,
как
ее
выработала
многовековая
японская
традиция.
5
Мы
не
видели
м ем ори альн ого
комплекса
в
Хиросиме,
аудиториума
в
Мацуяма,
ратуши
в
С имидзу ,
но
за то
мы
в идели
все
работы
Танге
в
Токио
и
Атами.
Очень.хороша
ратуша
в.
Токио.
Танге
задумал
эту
св ою
постройку
как
своеобразный
центр
общественной
жизни
сто лиц ы.
Во­
преки
значительным
размерам,
сооружение
едва
ли
не
в оздуш но.
Бы ть
может,
это
достигается
и
с
помощью
кра с ок,
к оторым и
расцвечен
фасад,
велика
тут
д оля
свет­
лог о.
Но
краски
все й
задачи
не
р еш ают,—
гл ав ное
же,
как
нам
кажется,
в
пр опор ция х.
И
не
только
в
про по р­
ция х.
Окна
дома
защ ищ ены
от
солнца
вертикальными
стенками,
к оторы е
д елят
все
поле
десятиэтажного
здания
на
своеобразные
соты.
Это
создает
цветовой
и
объемный
эффе к т,
в
зависимости
от
времени
дня
смещается
те нь
в
сотах,
и
здание
за ме тно
преображается.
В
ве черн ее
вре­
мя
своеобразную
прелесть
постройке
Танге
придают
пр о­
жекторы
—
в
их
свете
по-иному
выглядят
и
краски
фаса­
да,
и
его
формы.
Танге
создал
и
здание
Согэцу
в
То­
кио —
в
сво ем
род е
токийский
Олимп,
в
котором
нашли
пр ист анище
бо ги
тра диц и онн ого
японского
искусства.
Мы
см отре ли
в
эт ом
здании
токийский
турнир
молодых
иск усн иц
икэбаны.
Те,
кто
выступал
в
этот
ден ь,
закон­
442


чил и
школу
составления
бук ет ов
тут,
в
Сог эц у.
Юные
•японки,
оч еви дно
не
из
самых
бедных
с емей,
прежде
чем
вступить
в
жизнь
и
вз ять
на
себя
многосложные
супру­
жеские
обязанности,
считали
нео бх оди мым
овладеть
ис­
кусством
икэбаны
и
постигли
это
искусство
дост аточн о,
яви в
качества,
не
чуждые
духу
народа, —
чувство
цвет а
и
формы...
Ес ли
гов ори ть
о
само м
здании,
то
оно
не
от ли­
чается
з нач ит ельн ыми
раз мер ами,
но
ла дно
по
своим
пр о­
порциям.
Признаться,
когда
я
осматривал
дом
С огэц у,
ди­
вясь
его
формам,
я
подумал,
что
гар мон ич но сть
эт ой
по­
с трой ки
Танг е
незримо
соотносится
с
искусством
юн ых
ху­
дожниц
икэбаны,
с
их
способностью
чувствовать
красивое.
Наконец,
я
видел
в
Токио
суровое
в
своей
простоте
здание
компании
«Дэнцу»; собственно,
виденное
мн ою
—
фрагмент
зд ан ия.
Как
мне
рассказывали
токийские
друзья,
Танге
не
мог
осуществить
всего
з амы сла
по
при ­
чинам,
от
зодчего
не
зависящим.
Проект
предполагал
со­
ор уже ние
сложного
комплекса
многоэтажных
зданий,
соединенных
на
значительной
высоте
улицами-перехода­
ми,
по
замыслу
зодчего
проект
призван
был
сообщить
но­
вый
облик
токийскому
району
Цукпдзи.
К
сожалению,
удалось
осуществить
л ишь
часть
замысла.
Но
надо
от­
дать
долж н ое
Танге,
постройка
кажется
завершенной,
она
воспринимается
как
нечто
са мост оят ельн ое.
Работа
эта
выглядит
весомо
—
здание
мон уме н таль но,
с трого- м у­
жественно
по
своим
формам,
не
повторяет
созданное
зо д­
чим
прежде.
Мы
ск аза ли
—
продолжая
знакомиться
с
работ ам и
Танге,—
мы
видели
их
не
только
в
Токио.
Мы
име ем
в
вид у
поездку
в
Атами,
курортный
город
на
восточном
Тихоокеанском
побережье
Японии,
где
зодчий
построил
гостиницу.
Есть
в
само м
побережье
нечто
от
мощи
океа­
на
—
изломы
ск алист ых
гор,
ск алы-в алун ы,
вставшие
у
бе рега ,
необыкновенно
буйная
растительность,
которой
да ла
силу
влажность
при м орс кой
суши,
в
том
чи сле
и
тропическая,
обилие
горячих
ру чье в,
источивших
скалы.
Наверно,
сочетание
б лагода тн ого
мо ря
и
целебной
воды
сообщило
курорту
Атами
свою
ценность.
Кста ти,
горя­
чая
во да
подается
здесь
и
в
дом а.
Мы
ночевали
в
типич­
ном
японском
домике
с
раздвижными
стенами,
оклеенны­
ми
бумагой,
и
по
декабрьской
погоде
здесь
б ыло
совсем
не
жарко.
Но
гор яч ая
в анна,
принятая
на
ночь,
ванна,
наполненная
едв а
ли
не
ки пя щей
водой,
приятно
шипу­
ч ей,
необычного
сине-голубого
оттенка,
все
изменяла.
443


Вода
по давалась
и
в
номера
большой
гостиницы
Атами,
построенной
Танге.
В
самом
облике
гостиницы,
постав­
ленной
по
японскому
обычаю
на
пилоны,
с
прос торн ым и
просветами
и
тер р асами-пал уб а ми,
виделся
корабль.
Именно
в
Атами
нас
з астал а
долгожданная
весть:
нам
ск азал и,
что
бе седа
с
Танге
с ост оит ся.
Мы
пос п ешили
в
Токио
и
ве сь
следующий
де нь
провели
в
библиотеке
у ни­
верси тет а
Рикке,
здание
которой
является,
пожалуй,
единственным
сооружением
Танге
в
столице,
которое
мы
не
успели
рас смот ре ть
подробно.
Танге
вписал
библиоте­
ку
в
уже
существующий
ансамбль
университетских
по­
с трое к,
воздвигнутых
еще
в
начале
века,
а
вписав,
ст а­
ралс я
не
отойти
от
некоторых
стилевых
особенностей
ансамбля.
Как
и
ансамбль,
б иб ли отека
построена
из
кир­
пича,
но,
в
отл и чие
от
остальных
зданий,
ничего
не
им еет
общего
с
готикой.
Наоборот,
в
здании
ест ь
та
яркая
об­
разность,
незр им о
соо тн ося щ аяся
с
яп он ской
традицией,
которая
отличает
все
построенное
зодчим.
Университетская
библиотека
Рикке,
в
книжном
со б­
рании
которой
с
особой
гордостью
хранится
все
на пи сан­
ное
зодчим,
дала
нам
возможность
поближе
познакомить­
ся
с
работами
Танге,
прик о сну вшис ь
к
тем
его
создани­
ям,
которые
в
Японии
увидеть
нельзя.
Известно,
что ,
начиная
жизнь
в
архитектуре,
Та нге
написал
«Похваль­
ное
слово
М ике ла нд же ло », в котором начинающий зодчий,
воздавая
долж н ое
великому
итальянцу,
стремился
утвер­
дит ь
сво и
творческие
задачи.
Создавая
«Слово», Танге,
возможно,
меньше
всего
думал
о
то м,
что
судьба
угото­
в ила
ему
миссию
для
не го
ле стн ую:
чере з
десятилетия
после
то го,
как
бы ло
написано
«Похвальное слово»,
явиться
на
родину
Микеланджело,
в
дре внюю
Болонью,
и
внести
свою
лепту
в
стр оите льс тв о
города,
призванное
охранить
болонийскпе
архитектурные
ценности.
За
рубе­
жами
Японии
Танге
работ ал
не
только
в
Болон ье
—
он
строил
в
Скопле,
о
кот ор ом
шла
речь,
в
Нью-Йорке,
в
Сан-Франциско,
в
Женеве,
в
Кувейте.
Ст рои л,
утв ерж дая
как
в ели кое
благо
все
ту
же
ид ею
—
общение.
Характер
зданий,
построенных
во
всех
эт их
местах,
свидетельству­
ет
об
этом:
спортивный
це нтр
в
Кувейте,
культурный
и
спортивный
—
в
Нью-Йорке,
торговый
—
в
Сан-Францис­
ко,
здание
Всемирного
центра
здравоохранения
в
Жене­
ве,
многосложный
комплекс
в
Б олонье ,
в
котором
сосре­
д оточен ы
едв а
ли
не
все
виды
пер е чис ле нных
соору же-


"ний,
вместе
взятые.
Иначе
говоря
университетская
библиотека
Рикке
убедила
н ас,
как
много
может
сделать
о дин
человек
и
ск оль
значителен
сл ед,
к ото рый
он
в
со­
ст ояни и
оставить
по
себе
на
зем ле.
Не
скрою,
что,
погрузившись
в
ра боты
Т анге,
я
стре­
мился
отыскать
такое
сочинение
зодчего,
которое
прям о
соотнеслось
-
бы
с
его
пох ва ль ным
-
с ловом
великому
итальянцу.
Найдя
та кую
ра боту,
я
бы
обрел
единствен­
ную
в
своем
ро де
возможность
установить,
как
сказалась
жизнь
на
взглядах
архитектора,
его
практике.
Эссе
«Мое
м нение»
отвечало
требованиям,
о
кот орых
ид ет
речь.
Больше
то го
—
мне
вид ел ся
в
нем
с вод
теоретических
ка­
нонов
Танге,
его
философская
первозаповедь.
Поистине,
это
б ыло
н овое
пох ва льн ое
слово
Микеланджело,
хотя
имя
великого
итальянца
тут
не
упоминалось.
Как
я
установил
позже,
работа
Танге
«Мое мнение»
была
напечатана
в
1960 году,
то
е сть
через
двадцать
о дин
год
после
опубликования
«Похвального слова», через те
самые
двадцать
один
год,
за
котор ые
м оло дой
зодчий,
по
существу
т олько -т оль ко
набиравший
силу,
вырос
в
вы­
дающегося
архитектора.
Следовательно,
концепция
«Мо­
его
мнения»
—
это
ко нцеп ция
зрелого
Танге,
опи ра юще­
го ся
на
опыт
в сей
св оей
сознательной
жизни.
Но
что
это
за
к онце пция ?
Благодарно
ее
в ос созда ть
в
точном
соответствии
с
бук вой
и
духом
статьи
Танге,
не
сместив
и
тем
бо лее
не
деформировав
выв од ов,
к
кото­
рым
обратился
зодчий,—
поэтому
пусть
меня
простит
чи­
татель,
если
я
на
время
воздержусь
от
собственного
м не­
н ия,
дав
простор
мнен ию
зодчего.
Танге
говорит,
что
но вые
концепции
современных
ар­
хитекторов
основаны
на
убеждении,
что
проблемы
наших
г ород ов
и
окружающей
ср еды
вполне
разрешимы
в
пр е­
делах
существующего
социального
устройства.
Танге
с клон ен
думать
иначе.
Ссылаясь
на
то,
что
общество
не
в
силах
поспеть
за
постоянно
растущим
производством,
и,
очевидно,
считая
эту
причину
главной,
зодчий
пол а­
гае т: «Наше общество не способно найти путь к самооб­
новлению.
Вследствие
этого
са ма
социальная
действи­
тельность
становится
пос то ян ной
проблемой».
Вместе
с
тем
зодчий
на ходи т,
что
под л инная
творческая
лич­
ность
должна
формироваться
в
противоборстве
с
действи­
тельностью.
«В бескомпромиссной решимости преобра ­
зовать
действительность
—
усл ов ие
жизнеспособности
445


в сяк ого
творчества,
немыслимого
без
осознания
действи­
тельности
как
про б ле мы»,—
считает
Танге.
З ам етив,
что
архитекторы
имеют
дело
со
зримым
вы ражением
соци­
альной
культуры,
Танге
излагает,
как
он
говорит, «свое
мне ние
о
современном
архитектурном
мышлении
и
те о­
рии
градостроительства».
Д алее
он
подвергает
ан али зу
«эстетизм», который он '
называет
господствующим
напр авл ени ем
в
современном
зодчестве.
Ж елая
д ать
определение
«эстетизму», Танге
гово ри т,
что
это
направление
ограничивает
себя
стилевы­
ми
поисками,
игнорируя
социальную
действительность,—
зодчий
полностью
относит
его
к
приверженцам
так
на зы­
ва ем ого
декоративного
н ачал а,
которое
так
по пуля рно
в
США.
Сторонники
это го
начала,
по
выражению
Танге,
стремятся
«зарисовать сказочными картинками нашу ха­
отичную
действительность».
Из
сказанного
Та нге
делает
вывод,
характеризующий
существо
его
гражданского
и
тв орч еско го
ми роощу щен и я: «Как бы ни хаотична была
действительность,
я
всегда
в ерю
в
тв орч еск ую
энергию
масс.
Пусть
она
еще
в
потенции,
пусть
не
ощущается
яв­
но,
мы
д олжны
ее
обнаружить
и
отразить
в
сво их
ра бо­
та х».
Заключительные
ст роки
статьи
оп ре деляют
с уть
то го,
что
архитектор
назвал
в
начале
«современным архитек­
турным
мышлением».
Форму ла
Танг е
и
основательна,
и
целесообразна
—
воспримем
ее
с
тем
максимальным
в ни­
манием
и
у важ ением ,
какого
она
заслуживает.
«Архи­
тектурное
творчество
есть
специфическая
форма
по зна­
ния
действительности,—
говорит
Танге.
—
Оно
преобра­
жа ет
окружающую
среду,
созидая
материальные
объекты
определенного
н азн ачен ия.
Х удо жест венн ая
форма
архи­
тектурных
объ ект ов
играет
дв ояку ю
роль:
она
и
отра­
жа ет
и
’ обогащает
действительность.
Отражение
дейст­
вительности
че рез
архитектурное
тв орчес тво
т ребуе т,
чтобы
ее
материальная
и
духовная
структура
восприни­
малась
в
неразрывном
единстве».
Как
отмечает
зо дч ий,
архитектура
сочетает
в
с ебе
функцию
и
в ыр ажен ие,
содержание
и
форму,
при
эт ом
каждое
из
понятий,
к
которы м
он
обр ати лс я,
от л ичает ся
своей
логи кой
и
содержанием.
По
убеждению
Танге,
с лия ние
эт их
компонентов
в
некое
органическое
единст­
во
—
это
и
есть
ц ель
зо дч ества;
Не
трудно
по нят ь,
что
данная
формула
в
сво ем
род е
ответ
тем,
кто
стремится
446


'«зарисовать сказочными картинками хаотичную действи­
т ельно сть ».
В
заключительном
па ссаж е
угадывается
главная
мы с л ь: «Познание действительности поначалу предстает
в
нашем
сознании
как
мысль,
затем
как
система
мышле­
ния...»
Работу,
которую
мы
представили,
с ледуе т
восп риня т ь
в
связи
с
творческой
практикой
Танге,—
только
в
том
случае
откроется
ее
полный
смысл,
е сли
соотнести
кон­
цепцию
творчества
Танге,
как
он
развил
ее
в
своей
статье,
с
идеей
общения,
определяющей
существо
во ззр е­
ний
зодчего
на
архитектуру.
Вывод,
к оторы й
тут
должен
б ыть
сд елан ,
проистекает
из
сам ой
с ути
взглядов
Танге:
при з вание
архитектора
—
воздействовать
на
умы
и
серд­
ца
л юдей,
слу жит ь
бла городн ы м
целя м
преобразования
мира.
В
преддверии
встречи
с
Танг е,
наверно,
п олез но
бы ло
сделать
это
открытие
—
без
него,
это го
открытия,
нам,
пожалуй,
трудн о
б ыло
бы
проникнуть
в
существо
то го
явл ен ия,
которое
отождествляется
с егодн я
с
именем
японского
архитектора.
6
Мы
встретились
с
Танге
в
его
мастерской.
Ничто
не
на поми нало
кабинета
зодчего.
Стоял
пис ьме нны й
стол,
про ст ор ная
поверхность
которого
бы ла
чиста,
как
льди­
на,
освобожденная
от
снега
сильным-ветром.
Стоя ли
по­
лукресла,
жесткие,
не
обремененные
украшениями.
Сте­
ны
были
чисты
—
ни
чертежей,
ни
фотографий,
вос со з­
дающих
здан ия,
построенные
а рхи те кт ором.
Танге
точно
говорил:
истинно
забудь
про
все ,
в сяк
сюд а
ид ущи й.
Да,
он
точно
свидетельствовал:
в
б есед е,
которая
п ред стоит ,
мой
престиж
не
должен
участвовать.
Танге
вышел
нам
навстречу.
Невысокий,
сухощавый,
он
был
завидно
легок
и
подвижен.
Его
внешности
был и
свойственны
не брос кос ть
и,
по жалу й,
ладность.
Эта
лад­
ность,
наверно,
был а
д аром
при род ы,
но
Танге
был
волен
сб ере чь
ее
и
утратить
—
за
п ять десят
шесть
лет
можно
бы ло
успеть
и
одно,
и
другое.
На до
отда ть
долж н ое
Т ан­
ге,
он
сб ерег
эт от
дар
п рир оды
с
пониманием
и
тактом,
которые,
наверное,
должны
быть
свойственны
архитек­
тору.
По ка
налаживалась
беседа,
Танге
точно
дал
в оз-
447


мощность
себя
ра ссм от реть.
На
его
л ице
лежит
отсвет
смуглости.
Ка же тся,
что
это
от
ярко-черной
шапки
волос.
Ког да
он
наклоняет
голову
и
над
глазными
впадинами
поднимаются
такие
же
чер ны е,
как
волосы,
брови,
густая
шапка
волос
как
бы
р аздает ся .
В
этом
случае
он
подни­
мает
рук у,
зап яст ье
которой
охвачено
бе зу пре чно
бе лой
манжетой,
проводит
по
волосам.
Жест
его
заметно
не­
резок.
Тот
незримый
мой
доброжелатель
из
университета
Васэда,
возможно,
многомудрый
исследователь
средневе­
ков ой
керамики
или
знаток
древнеяпонских
миниатюр,
к оторому
я
обязан
встречей
с
Танге,
сказал
зодч ем у,
что
беседа
бу дет
на
те му
свободную,
о днако
я,
думая
о
бе­
сед е,
втайне
надеялся
пого вори ть
с
зодчим
о
сам ом
зн а­
чительном
и
де рзк ом
из
его
замыслов
—
я
имею
в
виду
пр оек т,
известный
под
им енем
«Токио -1960» .
Но
как
ска­
зать
об
этом?
Быть
может,
н адо
по доб ратьс я
к
этому
вопросу
с
ос трого ,
полемического
угла ?
Ну,
например:
не
переоценивает
ли
архитектор
значение
новых
с коро­
ст ей,
когда
говорит,
что
современный
г ород
можно
растя­
нуть
на
расстояние
нескольких
сотен
ки ломе тров
и
не
ощути ть
расстояния?
Отвечая
на
этот
воп рос ,
зодчий
не
мож ет
не
коснуться
всех
граней
пр обл емы.
—
Нашествие
автомобилей,
нашествие,
размеры
ко­
торого
еще
недавно
мы
не
могли
предвидеть,
дезоргани­
зовало
жиз нь
большого
города
—
они
точно
вырвались
из
повиновения,
эти
стада
ж елез ных
животных,
и
мы
ничего
не
можем
с
ними
поделать...
Самое
парадоксальное
со­
стоит
в
т ом,
что
мы
же
са ми
вызвали
их
к
жизни,
боль­
ше
того
—
продолжаем
вызывать
к
жиз ни
с
настойчи­
востью,
на
которую
тол ько
способны...
—
произносит
Та н­
ге
тихо:
наверно,
сло ва
эти
тем
б олее
весомы,
чем
ти ше
они
произнесены.
—
Вы
спрашиваете,
в
наших
ли
силах
совладать
с
новыми
размерами
наш их
городов?
В
наших!
Он
замолкает,
задумавшись.
Наверно,
он
начнет
сей­
час
изл а гать
основы
своего
проекта,
самого
грандиозного
проекта,
ко торы й
к огда -ли бо
зн ала
история
этой
страны.
Конечно
же
он
возвращается
к
этому
проекту
не
впер­
вые,
но
волнение,
которое
п осе лилос ь
в
не м,
так ов о,
бу д­
то
это
для
нег о
ново,—
ка жет ся,
что
его
молчание
полно
тревоги.
—
Итак, «Токио-1960»—вот
г ла вные
черты,
про ек та ...
448


У
него
п отреб н ость
развернуть
сейчас
тугой
свиток
в атма на,
развернуть
в
полный
размер
столешницы,
ч то­
бы
явить
все
величие
плана,
но
свитка
на
столе
нет,
как
нет
его
и
на
стенах.
Но,
по жалу й,
в
ват мане
нет
необ­
ходимости—
вс е,
что
хоче т
с каз ать
Танге,
он
ск аж ет.
Видно,
«Токио-1960» его любимое дитя,
оно
способно
вдохновить
зодчего
без
то го,
что бы
прибегать
к
прим и­
тивным
иллю с тр а циям.
По
м ере
того,
как
продолжается
ра згов ор,
Танге
все
более
воодушевляется.
Его
руки
не­
спеш но
поднялись
—
такое
впечатление,
что
он
держит
сейчас
ученический
глобус,—
он
говорит
о
формах
ст а­
рого
города,
у
которого
ок руглы е
объ ем ы.
Ра зу меется,
в
руках
нет
ни
шара,
ни
куба,
но
они
сп осо бны
изобразить
все,
эти
руки,—
так
они
тверды
и
динамичны,
так
пла ­
стич ны,
руки
зодчего,
который,
как
все
зод ч ие,
наверно,
чуть-чуть
и
ск ульпт ор.
Одна ко
как
он
предполагает
навести
мост
к
тому
главному,
что
определяет
смысл
его
замысла?
Послуша-.
ем
Танге.
Наше
время
от м ечено
рождением.
с в ерхгоро­
дов
—
в
каждом
почти
де вять
или
более
миллионов
жи те­
лей.
Города
эти
продолжали
развиваться
по
тем
структу­
рам,
котор ым и
был
отмечен
дре вн ий
го род, —
вокруг
ядра.
(Танге сказал: «По радиальной!») То,
что
был о
пригод­
но
для
города
со
стотысячным
населением
или
даже
м ил­
лионным,
со вер ш енно
не
пригодно
для
сверхгородов
—
для
транспорта
в
них
практически
не
оста лось
места.
(Танге сказал: «Пульсирующие потоки:
как
на
небе
—
«пульсары»!») Миллионный город способен выдержать
такую
вспышку
—
де с ят им иллио нный
не
способен!
А
что
будет,
к огда
число
ж ител ей
удвоится?
Кст ати,
такая
пе р­
спектива
не
за
горами
—
чер ез
двадцать
лет
То кио
бу дет
пятнадцатимиллионным
городом.
Те,
кто
думает
над
эт ой
проблемой,
говорят:
н адо
ог ра ничит ь
рос т
города.
(Танге
з а ме ти л: «Легко сказать
—
огран ич ить!
Но
к ак?») Дейст­
венное
средство:
изменить
структуру
города
в
такой
ме­
ре,
чтобы
устранить
самую
прич ину
взрывов.
(Танге ска­
з ал : «Предотвращать взрыв надо не за пять минут до
в зр ыв а !») Такой системой является система линейная:
го род
строится
по
п рям ой ! (Танге сказал: «Токио идет
навст р ечу
Осака,
а
Осака
навстречу
Токио,
образуя
еди­
ный
г о ро д !») Стоит ли говорить,
что
разом
сним ает ся
и
проблема
транспорта.
Дороги
нового
города
спо со бны
проп ус т ить
в
десять
и
да же
тридцать
раз
больше
машин,
чем
дороги
старого,—
угроза
взрыва
практически
исклю-
44».


чена...
(Танге сказал: «Мы можем сделать почти невоз^
можное
—
погасить
силу
«пульсаров»! Пока что на Зем ­
ле...»
—
доб ав ил
он,
улыбаясь.)
Танг е
встает
и
и дет
к
окну ,
чтобы
открыть
ф орточк у.
Он
идет ,
чуть
о пир аясь
лад онью
о
край
стола.
Он
легк о
дотягивается
до
форт очки
и,
распахнув
ее,
на
-секунду
за держ и в ается
у
окн а.
Слышится
запах
привядшей
ли ст­
вы,
чуть-чуть
горьковатый,—
токийский
декабрь.
Он
воз ­
вращается,
по жал уй,
не
столь
ст ре мит ельн о,
как
шел
к
окну,—
зап ах
осени
подействовал
и
на
него...
Он
возвра­
щ ается ,
а
я
замечаю,
с
ка ким
изяществом
он
но сит
с вое
европейское
пла тье ,—
его
темный
костюм,
его
белая
со­
роч ка
с
просторноватым
воротником,
мягким
и
отлож­
ным ,
его
галстук
приятно
бордовых
тонов
(он любит эти
к р ас к и), повязанный некрупным углом,—
все
небр о ско
и
истинно
изящно.
—
Простите,
господин
Тан ге,
но
этому
плану
суж де­
но
осуществиться?
—
Вы
хотите
сп роси ть,
не
утопия
ли
это?
—
пере­
спр ашив ает
он.
—
Нет,
меня
интересует:
это
осуществимо?
—
повто­
ряю
я
свой
во про с.
—
Значит,
утопия
ли
это?
—
н аста ива ет
он
на
сво ей
формуле
вопроса.
—
Утопия?
Он
бер ет
со
стола
с вои
очки,
к
кот орым
не
притраги­
в ался
с
начала
б есед ы,
и
нач инает
ими
ритмично
посту­
кивать
по
столу.
Взгляд
его
невесел,
да
и
в
этом
посту­
к иван ии
е сть
нечто
неодолимо
печальное.
—
Вот
запись,
она
характерна,—
вдруг
произносит
он,
и
на
ст ол
ложится
ли ст
машинописного
текста,
к оторы й
он
извлек
из
стола.
—
Послушайте,
пожалуйста.
—
Он
на­
девает
оч ки
и
ра зом
становится
непохожим
на
себя
—
та­
ким
я
не
видел
его
прежде,
даже
на
фотографиях,
суд я
по
всем у,
он
не
л юбит
фотографироваться
в
очк ах.
—
Це на
на
землю
в
п ред елах
то кийс ко го
центра
высока
баснословно:
в
районах
Гиндзы
и
Маруноути
квадратный
метр
оцен ивается
в
п олт ора
миллиона
и ен.
Дальше
будет
еще
дороже...
Наш
пл ан
предусматривает
строительство'
города
на
площадях,
отвоеванных
у
залива,—
го род
ш аг­
нет
через
залив!
—
Взгляд
моего
собеседника
испытующ,
он
точно
оценивает,
в
какой
мере
я
пр оник
в
существо"
то го,
что
он
только
что
произнес.
—
Ес ли
искусственная
земля,
к оторую
мы
отвоюем
у
зали в а,
бу дет
прод ав ать ся
даже
по
триста
тысяч
иен
за
квадратный
метр,
то
и
450


и
это м
случае
приб ыл ь
составит
ше с тьсот
миллиардов
пе н.
—
Вы
полагаете,.
что
эта
сумма
с дел ает
пл ан
ос у­
ществимым?
—
спрашиваю
я,
хотя
мне
хочется
с форму ли­
ровать
воп рос
по- ино м у: «Утопия перестанет быть уто ­
пией?»—
О су ществ имы м?
—
Может
способствовать
осуществлению,—
отвечает
Танге,
и
мне
кажется,
что
во одушев лен и е,
которое
я
сл ы­
шал
в
его
голосе
только
чт о,
убыло.
Вновь
наступает
па уза
—
Танге
снял
очки
и
стал
по­
хож
на
себ я.
—
Простите,
господин
Танге,
а
мог
бы
я
зада ть
вам
вопрос
в
какой-то
ме ре
абстрактный?
—
Да,
пож алу йста.
Но
как
спросить
его
об
этом,
чтобы,
не
дай
бог,
не
оби де ть,
что бы
с береч ь
то
доброе,
что
возникло
в
ходе
бе седы ?
—
Го спо дин
Танге,
а
вот
есл и
земля
бы ла
бы
собст-
венпостыо
страны,
а
не
частного
лица,
,еслибыонане
прод ав ал ась
и
не
покупалась?
—
Пауза,
которая
на сту­
пила,
не обходи м а
ему,
чтобы
соотнести
грани
воп роса ;
воз можно ,
он
св язал
его
в
сво ем
сознании
с
тем,
что
только
что
ска зал
о
зем ле.
—
Да,
если
бы
зем ля
не
про­
давалась
и
не
покупалась,
вы
полагаете,
что
это
с те­
снило
бы
во лю
архитектора?
—
спрашиваю
я.
—
Нет,—
отвечает
Танге,
ему
по тре бов алос ь
для
от­
пет а
меньше
времени,
чем
я
предполагал.
Да,
он
сказал
с
безбоязненной
п рям отой
«нет», и на
памя ть
приш ли
стр оки
из
статьи
Танге,
которую
я
пр о­
мел
накануне
в
би бл иот еке
ун ивер сит ета
Рикке: «В бес-
ікомпромиссной
решимости
преобразовать
действитель­
ность
—
усл ов ие
жизнеспособности
всякого
тв орче ст ва,
не мы сли мого
без
осознания
действительности...»


КОВАЧ
ке,
как
проходит
все,
сть
пора
весны
заповедная.
Вдруг
солнце
дарит
несколько
теплых
дн ей,
и
па
зе мле
совершается
ве­
ликий
об ряд
прео б р ажения.
Все
раз ом
становится
ин ым
—
и
леса,
и
реки,
мир
пт иц,
люди.
Что-то
совершается
в
человеке
такое,
что
преобразует
его .
Ка же тся
даже,
что
человек
ст ал
одухотвореннее,
чут че.
Не
х очетс я
в ери ть,
что
это
сос тоян ие
'
преходяще,'
что
оно
пройдет
и
в
природе,
и
в
челов е-
что
подвержено
циклам
Солнца
и
Времени.
Кажется,
что
человек
не
в
силах
удержать
это
состояние,
остановить
е го.
Признаться,
так
думал
и
я,
грешный,
до
тех
п ор,
по­
ка
не
посетил
в
Сентендре
музей
Маргит
Ковач.
Скульп­
тура
—
искусство
уникальное.
У
нее
пр ивиле г ия
даже
пе­
ред
живописью.
Г ов орят,
что
в
репинском
полотне
«Не
ждали»
сам ое
выразительное
—
это
спина
ст арой
женщи­
ны.
Но,
видя
ее
сп ину,
мы
не
в идим
всего
лица.
У
скуль­
птуры
преимущество:
если
она
по к азы вает
человека,
она
имеет
возможность
по ка зать
его
всего
—
она
объемна,
она
ощутимо
рельефна.
Маргит
Ковач,
как
кажется
нам,
по­
казала
этот
миг
прозрения
в
человеке,
используя
все
пре­
имущества,
к оторы е
дарит
ей
иску сств о
скульптора.
Она
под см отре ла
этот
миг
и
по-своему
остановила
ег о.
Дере­
венский
мальчик
уснул
на
солнышке
и
улыбается
во
сне.
Ему
яв но
сн ятся
св ет лые
сны.
Может,
легкокрылый
па­
русник
мч ит
его
по
морям,
по
во л нам,
а
может,
ковер-
сам ол ет
взмыл
его
в
заоблачную
высь.
Он
испытал
во
сне
всю
ме ру
восторга
—
ему
хорошо...
Но
гла в ное,
по­
жалуй,
не
в
этом ,
а
в
том,
с
какой
лю бовью
Ковач
из об­
разила
маль чик а,
как
высветлила
она
его
лицо ,
каким
умо м,
добротой
и
благородством
одухо тв ори ла
ег о,
каким
сделала
человечным,
а
следовательно,
гуманным.
Как
и
надлежит
быт ь
большому
художнику,
Ковач
до бра
в
с во­
ем
отношении
к
миру,
к
людям.
В
сво их
работах
она
452


любит,
сочувствует,
сострадает,
даже
ненавидит.
В
ее
великолепной
работе
«Жены рыбаков»
вот
это
сочувствие
чужому
го рю
вы ражено
с
сило й
необыкновенной.
Жен­
щины,
од етые
в
черное,
с бил ись
во ед ино,
обра тив
горя­
щие
глаза
к
морю.
В
этой
скульптуре
нечто
бол ь шее,
чем
эпизод
с
рыбачками
на
берегу
безымянного
моря,
хо тя
и
этот
эпизод
по лон
в ели кого
смысла.
В
эт ой
скульптуре
одн а
из
самых
больших
общечеловеческих
тем
—
о
горе,
казнящем
че лове ка
и
сплачивающем
его.
Наверно,
в
эт ой
группе
рыбачек
были
разные
люди,
но
как
сплотило
этих
л юдей
горе,—
кажется,
ничто/не
способно
проти­
востоять
и
единству,
и
мужеству,
и
решимости
эти х-
лю­
дей...
Ес ть
еще
одна
работа
у
Ковач,
которая
примыкает
к
«Женам рыбаков»,
образуя
в
своем
р оде
дилогию.
Старая
женщина,
точно
отчаявшись,
покинула
группу
ры б ачек
и,
сев
на
пр ибр е жный
ка мен ь,
застонала,
за­
выла,
за голоси ла .
Сама
эта
фиг ур а,
одетая
в
черное,
с
далеко
про тяну ты ми
рук ами
—
да льше,
чем
велит
им
пропорция,—
и
запрокинутой
головой,
фигу ра
чуть-чуть
деформированная,
так
полно
выражает
безысходность
человеческого
сост оян ия ,
что
может
быт ь
са мим
симво­
лом
горя.
Ковач
принадлежит
к
тем
художникам,
в
работах
ко­
т орых
свое
место
з аним ает
тема
матери
как
прародитель­
н ицы
челов еч ест ва,
как
хр а ните ль ницы
то го
большого,
что
зовется
очагом
семь и,
круга
близких,
того
вел ико го
единения
сердец
и
душ,
без
которого
человеку
т рудно
п о бедить
все
ненастья
это го
мира.
В
музее
Сентендре
я
ви дел
скульптурный
порт рет
ма­
тери.
Конечно,
доч ь
есть
до чь
—
она
не
беспристрастна.
Любовь
к
м ате ри,
наверно,
чуть-чуть
ослепляет.
Но
она,
эта
лю бовь,
и
добавляет
силы
главам
—
она
делает
их
прозорливее.
Как
это
бывает
с
ист инн ым
произведе­
нием
искусства,
в
час тнос ти ,
в
жанре
портрета,
чем
больше
ты
смотришь
на
него,
больше
открываешь
в
нем
новых
черт.
Вот
эта
гл убин а
покоряла.
В
обл ике
человека,
что
предстал
перед
тобой,
виделись
и
иронич­
ность
непобедимая,
и
снисходительность
к
л юдс ким
несовершенствам,
ч то,
наверно,
п рихо дит
с
возрастом,
и
мудрость,
храбрая,
и,
коне чн о,
любовь
к
человеку,
тоже
храбрая.
Одним
с ловом ,
это
бы ла
мать,
и
образ
ее
был
бе зб ре­
же н,
ка ким
может
быт ь
только
об раз
матери,
к
тому
же
увиденный
дочерью,
к
тому
же
такой
дочерью...
Нав ерно ,
453


тут
есть
нечто
сокровенное,
куда
посторонним
вход
за­
крыт,
да
в ряд
ли
ум ес тно
посягать
на
это,
но
ес ли
гов ори ть
о
существе
отношений,
то
н адо
его
ис кать
в
скульптурах
Маргит
Ковач.
Есть
у
нее
скульптура,
где
любовь
к
матери
выражена
исчерпывающе:
это
скульп­
турный
портрет
матери
и
до ч ери.
Разница
в
возрасте
не
в
состоянии
разрушить
то
общее,
что
их
роднит
и
со еди­
няет.
Но
это
общее,
больше
то го
—
нерасторжимое,
не
тольк о
в
лицах
—
рук и
женщин
сплелись.
Кстати,
эту
скульптуру
я
увидел
не
в
Се нте ндр е,
а
до ма
у
Маргит
Ковач,
где,
отв ети в
на
на ши
просьбы,
нас
приняла
художница.
У
это го
дома
был о
своеобразное
божество,
которое,
как
по до бает
божеству,
занимало
к расн ый
угол,
бы ло
грозным,
добр ым
и
об лад ало
заметным
влия ние м,
если
не
с каз ать
—
в лас тью,
па
обитательницу
дома.
Божество
это
—
японская
ака ция,
которая
росла
на
острове
Марн ет
и,
состарившись,
начала
разру шат ься,
был а
с пиле на
и
по
насто я тель но й
про сь бе
Ковач
отдана
ей,
за няв
свое
ны­
нешнее
более
чем
п очет ное
место.
Наука
утверждает,
что
е сть
раст ения ,
в
к оторы х
сокрыты
черты
живы х
существ.
Со в ерш енно
очевидно,
что
японская
акация
не
при над­
лежит
к
ним,
но
в
облике
этого
дерева
—
и
тут
вряд
ли
может
быть
ин ое
мн ение '—
действительно
е сть
нечто
от
существа
од ушев лен ного .
Какого
существа?
Это
и
змея-
кол о сс,
обитательница
таиландских
дебр ей,
и
лев,
могу­
ч ий,
вытянувшийся
и
напрягший
с вои
мускулы
в
прыж­
ке,
и,
конечно,
человек..
Может
быть,
че лове к
даже
бол ь­
ше,
чем
все
ост ал ьное .
Торс
человека,
в
какой-то
мере
да же
классический,
выне с е нный
в
э тюдн ый
зал
акаде­
мии .
Хочется
сказат ь :
т ело
человека
надо
изучать
по
этому
д ерев у.
Короче
—
современная
аэродинамика
ищ ет
совершенные
формы
самолетного
крыла
и
корпуса,
ис­
следуя
птиц.
Наука
учится
у
пр ирод ы
и
не
скрывает
это­
го,
больше
того
—
считает
это
для
се бя
почетным.
Худож­
ник
в
поисках
форм
обращает
св ой
в зор
к
природе
—
то,
что
может
подсказать
ему
оп а,
никто
не
подскажет.
Ко­
нечно,
японская
акация,
которую
Ковач
под обрал а
па
дунайском
остров к е,
всего
л ишь
божество,
а
не
идол,
есл и
в
данном
случае
понимать
под
божеством
творение
природы,—
в
пои ске
форм,
поиске
многотысячелетнем,
именно
природа
спо со бна
и зв аять
такое,
что
у див ляет
и
человека.
454


По
крайней
мер е,
прежде
чем
по к азать
нам
свои
работы,
Ковач
явила
нам
это
удивительное
д ер ево.
Она
стояла
перед
ним,
мал е ньк ая,
взметнув
маленькие
руки ,
точно
гов оря: «Видели вы подобное?
Я
не
ви­
дела!» Ничего суеверного в этом не было,
но
изумление
бы ло.
О днако
что
оно
могло
родить,
это
изумление?
Ковач
подвела
нас
к
своеобразному
сос уд у,
к оторый
издали
выглядел
котлом,
какой
бер ет
партия
геологов,
отправляясь
в
поход,
партия
немалая.
Ковач
протянула
рук у
к
«котлу»
и
извлекла
оттуда
к рохотн ую
скульптур-
ку
женщины,
склонившейся
над
больным
ребенком.
Я
ска зал ,
что
нечто
подобное
видел
в
ее
музее
в
Сен-
тендре,—
она
ответила,
что
это
другое.
Потом
она
до была
из
«котла»
фигурку
пастушка,
окруженного
о вца ми.
По­
том...
Мы
заглянули
в
«котел»
и
б ыли
поражены
виден­
ным:
маленькие
скульптурки,
слепленные
быст ро й,
ум­
ной
и
ум елой
рукой
с
той
мерой
умения
и
из ящ ест ва,
которая
делает
каждую
произведением
искусства,
довер­
ху
заполняли
сосуд.
Казалось,
они
бы ли
в
сос уд
на сы па­
ны
—
торча ли
воздетые
руки,
сутулились
с пины,
кричали
отверстые
ус та,
г линя ные
фигурки
лежали
ниц.
Одн им
словом,
это
был а
картина
катастрофы
в
стране
лили­
путов
—
все
бы ло
очень
миниатюрным
и
очен ь
трагич­
ным.
—
Од нако
что
это?
—
Моя
записная
книжка...
Прежде
я
рисовала,
те­
перь
я
прямо
леплю.
Да, «котел», как записная книжка,
собрал
все
виден­
ное,
пережитое,
явившееся
в
мыслях
и
меч т аниях ,
наяву,
и,
быт ь
может,
во
сне.
Это
бы ла
в
своем
род е
человече­
ская
комедия,
чьи
многочисленные
персонажи
вдруг
об­
рели
плоть
и
волей
художника
был и
ссыпаны
в
«котел»,
кот орый
вдруг
ст ал
вы ше
неба ,
вместив
такое,
что
был о
в
бесчисленное
множество
раз
больше
его
физических
размеров,—
короче,
совершилось
чудо.
А
виновница
это ­
го
чуда
—
маленькая
женщина,
одетая
в
опрятные,
по­
чти
детские
джинсы,
в
акк уратны х
туфельках,
тож е
по­
чти
детских,
улыбаясь,
см отре ла
на
то,
что
она
тут
на­
колдовала
и,
по жал уй,
заколдовала.
Эти х
человечков,
с с ыпанных
в
коте л,
надо
бы ло
еще
расколдовать
и
оп ре­
делить
на
то
самое
место,
где
им
н ад лежит
обрести
свое
л ицо
и
яв ить
истинную
суть.
455


Тут,
в
ма ст ерс кой
Ковач
мы
увидели
н ечто
такое,
что
не
видели
прежде:
в
сво ем
род е
п олотн а
в
глине
—
мпо-
гоф иг урп ые
композиции,
в
создании
к оторых
нам
откры­
лась
еще
одна
сторона
дарования
скульптора:
умение
мыслить
масштабно,
стр оит ь
сложный
сюжет,
видеть
все
грани
яв лен ия,
а
кстати,
и
видеть
перспективу,
простран­
с твенн ую
и,
пожа л уй,
временную.
Ковач
показала
нам
такое
полотно,
которое
предназ­
начено
для
Дворца
культуры
н ового
в ен герс кого
города.
В
этой
композиции
и
своеобычность
города,
и
его
исто­
рия ,
и
то
особое,
что
св о йствен но
существу
его,
строю
об ычае в
и
традиций,
б ыть
может,
психологии.
Кажется,
что
Ковач
пристально
наблюдала
гор од,
подс мо тр ев
и
у хва тив
такое,
что
д арит
художнику
м ысль
и
наблю­
дательность.
К оне чно,
в
це пи
тех
эпизодов,
которые
в о ссо здает
композиция,
ес ть
мотивы
разные,
вплоть
до
производственных,
но
ест ь
и
с окров енн ое:
встреча
юных
сер д ец,
восторг
молодости,
отвага
и
смятение
пер во го
чувства
и
первого
пр из нания .
Иначе
говоря,
ест ь
то
в еч ное,
определенное
сутью
человеческого
бы­
ти я,
что
всегда
влекло
Ковач
и
в
чем
она
б ыла
всегда
сильна.
Все
виде нно е
нами
как
бы
подводило
нас
к
во с прия­
тию
наиболее
мон уме нт альн ой
и
многосложной
работы
Ковач,
которую
она
сделала
для
международного
фо­
рум а
науки
и
культуры
в
итальянском
городе
Турине
и
которая
алл егор ич еск и
во ссо здает
ис т орию
человече­
ства.
Воспоминания
о
работе
над
этой
композицией
и
теперь
способны
з астави ть
Ковач
пережить
волнение
н емало е.
—
Не
помню
ин ой
работы,
которая
бы
выз вала
у
ме­
ня
так ое
напряжение
си л.
Вначале
я
работала
по
во семь
часов
ежедневно,
пот ом
с
утра
до
вечера,
потом
ден ь
и
ночь...
Ковач
как
бы
обратилась
в з глядом
к
истокам
большой
реки,
именуемой
историей
человечества,
и,
обра ти в
взгляд
вперед,
увидела
эту
р еку
на
вс ем
ее
т рудн ом
пу­
ти.
Но 'вот
что
знаменательно:
у
это й
ист о рии,
как
ее
уз­
ре ла
Ковач,
есть
зачин,
ее
пер вая
глава,
эпизод
из на­
ч а льный:
гон ча р-м удр ец,
романтик
и
работяга,
со
своим
нехитрым
станком,
обкатывающий
гли нян ое
чудо.
Адам
и
Ева
у
Ковач
появились
позже
гончара.
Такое
вп ечат­
ление,
что
их
слеп ил
на
своем
немудреном
станке
г онча р.
Иначе
говоря,
Ковач
как
бы
говорит
нам ,
не
тая
улыбки:
436


если
и
был
бо г,
то
он
должен
был
быт ь
гончаром...
На­
верно,
философия
то го
большого,
что
есть
искусство
Ко­
вач,
где-то
здесь.
...Да,
есть
пор а
ве сны,
заповедная.
В друг
сол нце
го­
нит
прочь
зимнее
ненастье,
и
совершается
ве лик ий
обр яд
преображения.
Счастлив
художник,
которому
у даетс я
подсмотреть
это
в
природе
и
лю дях.


ДЗАВАТТИНИ
се
н ач алось
еще
в
самолете.
Он
ле тел
.
уже
над
Италией.
Чем-то
ее
ландшафт
был
п охож
на
И та­
лию,
какую
мы
запомнили
по
ива новс к им
полотнам.
Какой-то
особой
ок руглос тью
хол м ов.
И
ок­
руглостью
пиний.
И
бл еско м
зе­
лени.
И
самим
светом,
которы й
до бела
высветлил
зем лю
и
напи­
тал
облака
—
этакие
белые
пинии,
занесенные
в
поднебесье.
—
В
России
думают,
что
я
кинорежиссер.—
ск азал
наш
друг
Чезаре
Дзаваттини
и
так
вз вил
ла дон ь,
что
человек,
сидящий
в
самолетном
кресле
рядом,
в зд рогн ул.
—
Поймите,
что
это
заблужде­
ние!
Я
—
писатель...
Именно
как
писатель
я
жду
вас
на
Сант а-Ан дж ела
Мер ич и,
сорок...
Кстати,
будете
у
меня,
не
за буд ьте
взглянуть
на
н овую
церковь
Санта-Анджела,
это
против
моего
дома.
С
этим
наш
са моле т
и
приземлился
в
Риме.
А
на
дру­
гой
де нь
ве чером
я
уже
шел
по
улице
Са нта -Ан дже ла
Меричи,
направляясь
к
Дзаваттини,
и,
разумеется,
не
минул
нов ую
церковку,
ст оящ ую
в
начале
улицы,
на
холме.
Наверно,'
с
той
далекой
поры,
как
Вечный
го род
утвердился
на
Тибре,
церковная
архитектура
не
претер­
пела
так их
изменений,
какие
ис пыта ла
она
в
последние
п ятн адц ать
лет.
Это
во спр иня ла
и
римская
церковь
на
холме
Санта-Анджела.
Островерхий
шатер
церкви
похож
на
шестигранный
фаберовский
карандаш,
т олст ый
и
тщ а­
тельно
оструганный.
Впрочем,
в
эт ом
сравнении
нет
иронии
—архитектура
церкви
проста,
необычна
и
по -сво -
му
эффектна.
Я
ск азал
об
эт ом
Дзаваттини,
ко гда,
пе­
рейдя
у лицу
и
спустившись
с
холма,
очутился
в
его
квартире.
—
Как
условились,
се годн я
мы
будем
говорить
о
ли­
тературе.
Кст ати,
я
пригласил
Биджаретти,
автора
«Кон­
г ресса»,—
осторожно
прер вал
мен я
Дзав атти ни
и
отло­
жил
большую
кол он ковую
кисть,
которую
держал.
—
Хо­
чу
сымпровизировать
н ес колько
этюдов
на
мотив
т рех
458


цветов
итальянского
флага,—
про изне с
он,
заметив,
что
кисть
в
его
рук е
обратила
и
мое
внимание.
—
К огда
па
палит ре
все
к раск и,
легко
быть
мастером,
а
вот
ког да
всег о
три...
—
Способность
ограничить
себя
—
это
и
е сть
умение?
—
Способность
малыми
средствами
д ости чь
большо­
го ,—
уточнил
он.
На
длинном
столе,
чем-то
похожем
на
вер стак ,
лежа­
ли
только
что
написанн ые
этюды.
Вероятно,
то,
что
я
увидел,
было
плодом
уп орн ой
импровизации
—
краски
как
бы
множились
под
руко й
художника,
при
эт ом
не
смешиваясь
и
не
дробясь.
—
Так
это
же
и
есть...
самоограничение!
—
восклик­
нул
Дз ав аттини ,
и
его
рука
опи с ала
полукруг
и
ока за­
лась
где-то
на
уровне
плеч.
—
Впрочем,
я
мо гу
подтвер­
ди ть
эту
ис тину
и.
более
убе д ит ельн о...
Вот!
Сейчас
мы
стояли
в
ко мна те
сумеречной
и
неболь­
шо й,
стены
которой
были
выложены
картинами,
как
прямоугольными
плит а ми.
Здесь
был о
так
мал о
света,
а
ряды
картин
и
их
размеры
были
настолько
пр ав иль ны,
что
комната
был а
похожа
больше
на
церковку,
может,
ее
алтарь,
а
может,
п рит вор.
—
Заметьте
—
ни
о дна
картина
не
превышает
разме­
ров
почтовой
открытки!—произнес
Д зав аттин и
и
вк лю­
чил
св ет.
В ключ ил
и
ощутимо
затих.
То,
что
я
увидел,
немало
заинтересовало
ме ня.1 Я
сто­
ял
по ср еди
картинной
галереи,
п оср еди
зн ам енит ой
гале­
реи
Дзаваттини.
Собственно,
галерея
зан имал а
две
ко м­
наты,
а
в
них
че тыре
стены,
о днако
при
желании
ее
мож ­
но
было
бы
расположить
во
дворце
не
меньшем,
чем
Ви л­
ла
Боргезе.
То чно
проспект-альбом,
умещающийся
на
ладони,
галерея
Дзаваттини
с обр ала
на
сво их
четырех
степах
первоклассные
имена.
Впрочем,
сравнение
с
аль­
бомом
условно:
даже
хороший
альбом
мог
бы ть
вс его
лиш ь
собранием
репродукций,
галерея
Дзаваттини—оригиналов.
О днако
не
голословно
ли
все
сказанное?
Что
со бой
представляет
коллекция,
если
гов орит ь
об
ее
реальных
ценностях?
В
ней
два
р азд ела.
В
первом
жанр о вые
сю­
жеты,
пейзажи,
абстрактные
импровизации.
Все
то го
же
размера
почтовой
открытки.
Гов орят,
писатель,
пиш у щий
большую
прозу,
тренирует
умение
в
работе
над
м алень ­
ким
рассказом.
Умение
с трои ть
сюжет,
расходовать
сло­
во.
Так
и
здес ь.
Размер
миниатюры
не
сковал
мастера.
Более
того
—
этот
размер
как
бы
вы сво бо дил
силы,
ко то­
459


рые
в
художнике
б ыли
сокрыты.
Здесь
много
пр ек расны х
вещей,
самостоятельных,
цельных.
Но
все,
что
со б рано
здесь,
как
мне
кажется,
по нимает ся
лучш е,
ес ли
эти
ми­
ниатюры
соотнести
с
т ем,
что
предстоит
увидеть
в
со сед­
ней
комнате.
Там
—
автопортреты.
Триста
ав топ ортре тов .
Г уттуз о,
Маицу,
Рив ера,
Леви,
Сикейрос,
Рене
Кле р...
да
возмож­
но
ли
перечислить
всех ?
И
вот
что
интересно:
ср еди
тех
тре хсот,
к оторы е
я
видел,
нет
пор трет ов -«отп и сок», пор­
тре тов ,
сделанных
наспех.
Психологически
это
объясни­
мо.
Д ело
не
только
в
то м,
что
почти
все
портреты
пи­
сались
специально
для
га лере и
Дза ва ттини
и
не
могли
быт ь
на пис аны
по ср едстве нно .
Более
существенно,
что
это
были
автопортреты,
а
у
истинного
художника
это
всегда
и тог
труда
и
раздумий.
Поэтому
не
с лучайн о,
что
галерея
п ортре тов
бога та
подлинными
шедеврами.
И
еще
одно,
на
мой
взгляд
суще ств ен н ое.
Ес ть
так ое
мнен ие:
«Ищи,
но
не
уходи
от
суд а
природы».
Наверно,
нигде
власть
этог о
судьи
не
простирается
так
да ле ко,
как
в
жанре
портрета
и
еще
в
большей
мере
—
автопортрета.
Здесь
при род а
—
сам
лик
художника.
Он,
этот
лик,
тр е­
бу ет
точности
много
большей,
чем
все
натурщики
худож­
ника,
вместе
взятые.
Как
ни
заманчива
перспектива
пренебречь
э тим
правилом,
галерея
Дзаваттини
свиде­
тельствует,
что
да же
в
наш
вольный
век
на
это
отважи­
ваются
не
м ног ие.
Разумеется,
в
га ле рее
Дзаваттини
мн о­
го
фо рм аль ных
порт ретов ,
но
это
та
разновидность
совре­
менного
модерна,
кот оры й
по желал
остаться
подданным
природы.
Наверно,
интересно
бы ло
соотнести
автопортре­
ты,
на пис а нные
для
галереи,
с
миниатюрами,
хран ящи ­
мися
в
со седне й
комнате.
В ыво ды,
которые
при
этом
можно
б ыло
сд елать,
поу чит ел ьны
и
профессионально,
и
человечески.
Так
или
иначе,
а
г але рея
и
в
этом
отн оше­
нии
явля етс я
уникальной.
Кто -то
из
друзей
Дза ватти ни
ск азал ,
что
коллекция
может
иметь
«педагогическое значение»
уже
потому,
что
вынуждает
зрителя
не
столько
р ассмат ри ват ь
миниатюры,
с ко лько
их
пристально
исследовать,
чит ат ь.
Да,
это
тот
вид
искусства,
который
чем-то
напоминает
философские
ст ихи
—
о дна
строф а
способна
выз ва ть
мир
ра зд умий
и
чувств.
Наверно,
из
того,
что
я
видел,
трудно
выделить
что-то
одно.
Любой
вы бор
бу дет
субъективен,
но
если
его
в се-т аки
сделать,
то
я
бы
выделил
портреты,
сделан­
ные
Ман цу,
Сикейросом,
Гуттузо,
Солдати,
Личабуэ.
460


Как
сложилось
это
уникальное
собра ни е
и
какое
ме­
сто
эта
коллекция
зан им ает
в
жиз ни
самого
Дзаваттини?
—
И
в
моей
жизни
был
такой
момент,
ког да
я
точно
п розре л:
почему
я
не
род и лся
художником?
Да,
в
мо­
мент,
равный
проз рен ию ,
я
вдруг
обнаружил,
что
мир
полон
красок
и
что
зелень
листвы,
для
обычного
глаза
просто
зел еная,
для
художника
таит
бес кон ечное
разно­
об раз ие
оттенков.
Я
н ачал
пробовать
себя
как
худож­
ник
—
темпера,
чернила,
мас ло,
лаки.
И
вот
когд а
мину ­
ло
два
го да
это го
неистовства
—иного
слова
я
не
найду,
неистовства!
—
однажды
но чью
я
взя л
«Вышивальщицу»
Ка м пильи,
которую
не зад олго
до
этого
подарил
мне
Ра­
фа эль
Каррьери,
принялся
ее
р ассмат ри ват ь,
и
мне
захо­
телось
ее
при кр епит ь
к
стене.
Я
п оду ма л: «Хорошо бы
иметь
оригинальную
миниатюру». «А
почему
бы
и
не.
две?»—
шепнул
мне
на
ухо
дьявол.
Короч е
—
в
эту
но чь
я
написал
своим
друзьям
художникам,
д линный
ряд
ко­
торых
нач инал ся
с
Карра,
тридцать
писем
и
лег
спать
под
ут ро. ..
Есть
такое
мнен ие:
большое
или
«слишком
большое»
со здал о
категорию
монументальности.
Малень­
кое
в
искусстве
являе т ся
с в оеобраз ной
антитезой
фаль­
шивой
риторике.
Истинное
—
в
ма ле ньк ом...
не
так
ли?
—
Но
ест ь
и
другое
мнение:
коллекция
явля ет ся
тай­
ным
п ортре том
ее
собирателя...
и
по д линная
ис то рия
с об­
рания
в
этом,—
возразил
я.
Дзаваттини
рассмеялся.
—
Но
это
уже
не
моя
задача...
Возможно,
Д зав атти ни
и
п рав
—
не
его.
«Картина никогда не бывает продумана и решена за ­
ран ее ,—
ска зал
как-то
Пикассо.
—
В
то
время,
как
ее
пишут,
она
с ледуе т
за
изменениями
мысли ,
когда
она
закончена,
она
продолжает
из мен ятьс я
в
соответствии
с
чувствами
то го,
кто
на
нее
смотрит.
Картина
живе т
своей
собственной
жизнью,
как
человек,
она
претерпева­
ет
те
изменения,
которы м
под вер га ет
нас
повседневная
жиз нь.
И
это
естественно,
потому
что
ка рти на
жи вет
лиш ь
через
человека,
к оторы й
на
нее
смотрит».
Где-то
зде сь
леж ит
большой
см ысл
того,
что
сделал
Дзаваттини,
собрав
к оллек ци ю:
в
эт ой
коллекции
его
представление
о
современнике,
о
дне
ныне шне м
и,
быт ь
может,
дне
грядущем.
Что-то
здесь
уже
отлилось
и
за­
вершилось
и
останется
неизменным
навсегда,
а
что-то
еще
должно.
завершиться
и
обрести
смысл.
Пусть
ме ня
прос ти т
читатель
за
столь
необычную
ассоциацию,
но
461


большая
стена
галереи
Д зав атти ни
с
правильными
кв ад­
р атами
картин-миниатюр
чем-то
мне
напоминает
та бли­
цу
Менделеева:
человек
еще
находился
в
поиске,
чтобы
открыть
все
ее
элементы.
Им енно
этот
см ысл
имеет
за­
мечание
Каррьери,
друга
Дзаваттини.
По
его
словам,
Дз а­
ваттини
пишет
уже
тысячное
письмо,
чтобы
заполнить
оставшиеся
на
его
стенах
пус тот ы,
и
в
тысячный
раз
повторяет
сантиметры
длин ы
и
ширины
картины,
в
ко­
торые
должен
уложиться
художник.
Однако
е сли
вернуться
к
м ысли
Пикассо,
то
следует
сказать,
что
коллекция
собранных
Дзав атт ини
автопорт­
ретов,
в
сущности,
является
пор трет ом
самого
Дзаватти­
ни.
Да,
автопортретом
в
трехстах
багетах.
Дза ват ти ни
со общ ил
своей
коллекции
нечто
такое,
что
является
его
миропониманием
и
мировосприятием,
а
след ов ате льно,
его
темпераментом,
его
в ку сом,
его
характером,
ч ему
дал
жизнь
он
и
что
пом ога ет
жит ь
ему,
художнику,
мастеру
кино,
писателю.
Писателю?].
Да,
разумеется.
Быть
может,
самое
время
заговорить
и
о
литературе,—
кстати,
из
соседней
комнаты
ид ет
навстречу
сам
Д зав атти ни
вместе
с
другом
с воим
Биджаретти.
Я
смотрю
на
Дза ватти ни
и
ловлю
се бя
на
мысл и,
что
только
что
узнал
о
нем
нечто
такое,
чего
не
зна л
прежде.


С ОДЕР ЖАНИ Е
I
ШОЛОХОВ
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
3
Тихонов.................................................................................................
.
28
ШАГИНЯН.....................................................................................................
52
С ИМ ОНОВ
.
.. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
66
Чуковский.................................................................................................
95
Г АМЗА ТОВ .. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
105
КУЛИЕВ.....................................................................................................•
.
133
КУГУЛЬТИКОВ
.
.
....................................................................................
156
АТАГОВ..........................................................................................................
170
ТЕВ ЕКЕЛЯ Н. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
177
ВИЛЬЯМС
.
.... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .
131
ТРУАйя.........................................................................................................
202
САДОВЯНУ
.
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
207
АРГЕЗИ
.
.
;.....................................■... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .
216
КЕРАШЕВ......................................................................................................
223
Н ЕМЕТ
.
.
......................................................................... :
.
.
.
.
226
КОЦОЕВ..........................
231
АСТУРИАС,
ШИКУЛА
.
,
.
.... ............................................................
241
II
ЩУСЕВ
.
=
=...............................
.
.
.. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ..
247
МУХИНА
.
.
.. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
263
гончаров................................................................................................
.
274
кукр ыниксы. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .
231
КИБРИК...........................................................................................
292
жуков
................................................................................
322
ГО РЯЕВ
;
.. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ..
332
КОКОРИН
343
ВЕРЕЙСКИЙ
:........................................................................................
360
но вико в
.
.
.........................................................................................
377
РАКША
.
:;
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .
390
ШАГАЛ
,
......................................................................................... ....
.
402
Т АНГЕ
;г;;
.
............................ „.................................................
423
ковач
.
.
......................................... ....
.. ... ... ... ... ... ... ... ...
452
Д З АВАТТ ИНИ
.
.
; .................................................................................
458


САВВА
АРТЕМЬЕВИЧ
ДА НГ УЛОВ
художники
М. , «Советский писатель», 1981, 464 стр .
План
вы пу ска
1981-г .
No
24
Редактор
Г.
А.
Блистанова.
Худо ж.
редактор
Е.
И.
Балашева.
Техн,
редактор
Л.
П.
Полякова.
Ко рре ктор
А.
В.
Полякова
ИВ
No
2607
Сда но
в
наб ор
16.04.81.
Подпи сано
к
печати
06.11.81.
А
12509.
Формат
84Х108 ’/і б.
Бумага
тип.
No
1.
Обыкновенная
гарнитура.
Высокая
печа т ь.
Усл.
печ.
л.
24,36.
Уч.-изд.
л.
25,27.
Тираж
30000 экз.
З аказ
No
1897.
Цена
1р.
90 к.
Издательство
«Советский писатель» . 121069, Москва,
ул.
Воровского,
11.
Ордена
Октябрьской
Рево л ю ции,
орд ена
Трудо­
вого
К расно го
Знамени
Ленинградское
пр оизвод ственно-те хническ ое
объединение
«Печатный Двор»
имени
А.
М.
Горького
Сою з пол играф-
прома
при
Г осуд арственн ом
к омитете
СССР
по
делам
издательств,
пол играф ии
и
к нижно й
торговли.
197136, Ленинград,
П-136,
Чкал ов­
ский
пр., 15.


1р.
©Ок .