ШййшзШ
 иа1вш\тш\\  -щ.  ш.
111  ¥.  I 	л

РОССИЙСКАЯ  АКАДЕМИЯ  НАУК
ИНСТИТУТ  ВСЕОБЩЕЙ  ИСТОРИИ
 ACADÉMIE  DES  SCIENCES  DE  RUSSIE
INSTITUT  D'HISTOIRE  UNIVERSELLE

S.  К.  TSATOUROVA
 La  Formation
de  l’institution
de  la  fonction
publique
en  France
aux  XlIIe-XVe  siècles
 MOSCOU  NAOUKA  2012

С.К.  ЦАТУРОВА
 ^
 Формирование
института
государственной
службы
во  Франции
 XIII-XV  веков
 МОСКВА  НАУКА  2012

УДК  94(44)
 ББК  63.3(4Фра)
 Издание  осуществлено  при  финансовой  поддержке
Российского  гуманитарного  научного  фонда  (РГНФ)
проект  №  12-01-16082
 Рецензенты:
доктор  исторических  наук  H.A.  ХАЧАТУРЯН,
доктор  исторических  наук  В.Н.  МАЛ  OB
 На  первой  сторонке  переплета:
Дворец  в  Ситэ.  Гравюра  XVII  в.
 На  четвертой  сторонке  переплета:
Дворец  в  Ситэ.  Внутренний  двор.
Картина  XIX  в.
 Цатурова  С.К.
 Формирование  института  государственной  службы  во  Франции  XIII-XV  ве¬
ков  /  С.К.  Цатурова  ;  Ин-т  всеобщей  истории  РАН.  -  М.  :  Наука,  2012.  -  622  с.  -
ISBN  978-5-02-038019-6  (в  пер.).
 В  монографии  исследуются  процессы  возникновения  органов  управления  Французской
монархии  -  судебных,  финансовых  и  административных  -  в  период  классического  и  поздне¬
го  Средневековья,  а  также  оформления  особой  социальной  группы  чиновничества.  В  центр
анализа  впервые  в  историографии  поставлен  институт  государственной  службы  как  сложное
политико-правовое  и  социокультурное  явление,  отражающее  начальный  этап  складывания
«бюрократической  машины»  и  раскрывающее  вневременные  черты,  присущие  сфере  испол¬
нительной  власти.  Пристальное  внимание  уделено  политической  культуре  средневекового
общества:  юридической  и  политической  мысли,  общественному  мнению,  бюрократическим
практикам,  торжественным  ритуалам,  символическим  стратегиям  самоидентификации.
 Для  историков,  юристов,  политологов,  культурологов  и  широкого  круга  читателей.
 ISBN  978-5-02-038019-6 	© 	Институт 	всеобщей 	истории 	РАН, 	2012
 О 	Цатурова  С.К.,  2012
©  Редакционно-издательское  оформление.
 Издательство  «Наука»,  2012

Посвящается  моим  родителям
Карлену  Ашотовичу  и  Светлане  Артёмовне
 ПРЕДИСЛОВИЕ
 В  основе  этой  книги  лежит  докторская  диссертация,  защищенная
мной  в  Институте  всеобщей  истории  РАН  в  2010  г.  Ее  тему  я  сфор¬
мулировала  сразу  же,  как  только  поставила  последнюю  точку  в  мо¬
нографии  «Офицеры  власти.  Парижский  Парламент  в  первой  трети
XV  в.»,  поскольку  четко  осознала,  что  за  всеми  поступками  и  словами
чиновников  стоит  какая-то  устойчивая  и  многогранная  структура,  на¬
званная  мной  в  итоге  «институтом  службы».  Формулируя  эту  тему,  я  не
предполагала,  что  исследование  будет  таким  долгим:  поиск  и  осмыс¬
ление  структуры  заняли  почти  десять  лет.  За  эти  годы  видоизменялся
замысел,  менялись  его  контуры  и  параметры,  но  неизменной  остава¬
лась  тема.
 Данная  тема  находится  в  русле  научных  разработок  H.A.  Хачату¬
рян,  создавшей  в  России  школу  политической  истории  западноевро¬
пейского  Средневековья,  к  которой  я  имею  честь  принадлежать.  В  из¬
вестном  смысле  исследование  углубляет  сделанные  H.A.  Хачатурян
наблюдения  в  области  истории  средневекового  государства,  сословной
монархии,  взаимодействия  власти  и  общества.  Пользуясь  случаем,  вы¬
ражаю  Нине  Александровне  свою  глубокую  благодарность  за  неизмен¬
ную  помощь  и  поддержку,  а  также  за  консультации  и  дискуссии,  в  ходе
которых  уточнялся  и  менялся  замысел  работы.
 Результат  исследования  был  бы  иным,  если  бы  оно  делалось  вне
творческой  атмосферы  Института  всеобщей  истории,  позволяющей
постоянно  совершенствовать,  расширять  и  обновлять  инструмента¬
рий  историка.  Вольно  или  невольно  свой  вклад  в  данное  исследова¬
ние  внесли  многие  мои  коллеги,  которым  я  выражаю  свою  признатель¬
ность.  Особую  благодарность  я  выражаю  всем  сотрудникам  Отдела
западноевропейского  Средневековья  и  раннего  Нового  времени  за  доб¬
рожелательное  и  профессиональное  обсуждение  моей  работы.
 Исследование  было  бы  просто  неосуществимо  без  привле¬
чения  французских  архивов.  Возможность  подолгу  работать  в  На¬
циональных  архивах,  в  Рукописном  отделе  Национальной  библи¬
отеки  Франции  и  других  архивных  собраниях  Парижа  мне  (три¬
жды  за  эти  годы)  предоставлял  Фонд  «Дом  гуманитарных  наук»
 5

(Fondation  Maison  des  sciences  de  l’Homme),  которому  я  выражаю  свою
искреннюю  благодарность.  Пребывание  во  Франции  позволило  мне  об¬
щаться  с  французскими  коллегами,  чьи  консультации  и  советы  помога¬
ли  не  «потонуть»  в  материале  и  найти  свой  путь  к  поставленной  цели.
Особую  благодарность  я  испытываю  к  недавно  ушедшему  Б.  Гене  -
создателю  школы  средневековой  политической  истории  во  Франции,
неизменно  доброжелательному,  прозорливому  и  мудрому  советчику.
 И  последнее.  Тема  исследования  представляется  мне  не  только
важной  с  чисто  научной  точки  зрения,  но  и  общественно  актуальной
в  контексте  нынешних  размышлений  и  споров  в  России  о  природе  и
назначении  государства.  Хочется  надеяться,  что  это  исследование  по¬
может  прояснить  базовые  принципы  государственного  строительства
и  глубокую  взаимосвязь  власти  и  общества.

ВВЕДЕНИЕ
 1. 	ПОСТАНОВКА  ПРОБЛЕМЫ
 История  власти  и  ее  высшей  формы  -  государства  принадлежит  к  числу
фундаментальных  проблем  исторического  знания.  Изучение  форм  госу¬
дарственности  раскрывает  общие  черты  государственного  аппарата  и  специ¬
фику  организации  власти  в  конкретную  эпоху.  Последнее  помогает  понять
сущность  общественного  устройства,  социальной  структуры  и  политической
культуры  исторического  общества.  Объектом  данного  исследования  является
история  складывания  централизованного  государства  во  Франции  на  первом
этапе  -  в  период  Средневековья  (с  середины  XIII  до  середины  XV  в.).  В  нем
исследуется  зарождение  публично-правовых  институтов  королевской  власти
и  оформление  социальной  группы  профессиональных  служителей  короны
как  неотъемлемых  компонентов  государственного  строительства1.  Этот  про¬
цесс  рассматривается  в  новом  ракурсе  -  через  призму  складывания  инсти¬
тута  службы  с  особым  правовым  статусом,  политическими  прерогативами,
социальными  привилегиями,  специфической  этикой  и  культурой.
 Значение  этой  теме  придает  роль  государства  как  одного  из  стержневых
двигателей  развития  средневекового  общества.  В  свою  очередь,  специфика
средневекового  государства  свидетельствует  не  только  о  характерных  чертах
данного  общества,  но  и  об  особенностях  западноевропейской  цивилизации  в
целом.  В  то  же  время,  феномен  государства  как  явления  большой  длительно¬
сти  нельзя  понять  до  конца  без  начального  этапа,  когда  закладывались  мно¬
гие  институциональные,  правовые  и  идейные  основы  сферы  управления  и
характерные  черты  бюрократии.
 Этот  начальный  период  в  истории  централизованного  государства  явля¬
ется,  к  тому  же,  наиболее  сложным,  поскольку  он  сочетал  в  себе  черты  преж¬
ней  сеньориальной,  частно-правовой  власти  короля  с  новым,  публично-пра¬
вовым  характером  монархии2.  Сосуществование  и  борьба  этих  двух  начал
стали  стержнем  процесса  государственного  строительства.
 1 	Основные  этапы  складывания  государства  в  эпоху  Средневековья  намечены  и  исследо¬
ваны  в  трудах  H.A.  Хачатурян.  См.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции  XIII—
XV  вв.  М.,  1989;  Она  же.  Эволюция  государства  в  средневековой  Европе  с  древнейших  времен
до  конца  XV  в.  //  История  Европы.  М.,  1992.  Т.  2,  ч.  3.  С.  487-508;  Она  же.  Власть  и  общество
в  Западной  Европе  в  Средние  века.  М.?  2008.
 2 	О  специфике  этого  периода  и  его  характерных  чертах  первым  заговорил  Б.  Гене,  выде¬
лив  в  качестве  особого  типа  государства.  См.:  Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècle.  Les
États.  P.,  1993.  P.  78-82.
 7

2. 	ОСНОВНЫЕ  ТЕНДЕНЦИИ  И  СОВРЕМЕННОЕ  СОСТОЯНИЕ
ИСТОРИОГРАФИИ  ПРОБЛЕМЫ
 Страна  «классической  бюрократии»,  Франция  всегда  пристально  иссле¬
довала  историю  формирования  своего  государства,  что  превратило  эту  об¬
ласть  историографии  в  доминирующую  парадигму  французской  националь¬
ной  школы.  Французская  монархия  служит  также  эталоном  складывания
сильной  королевской  власти,  и,  как  следствие,  ее  изучение  стало  способом
осмысления  монархической  формы  правления  во  всей  западноевропейской
медиевистике3.  Анализ  этой  историографии  достоин  стать  темой  специаль¬
ного  исследования,  и  не  одного.  В  этой  связи  приходится  наметить  лишь  ос¬
новные  линии  развития  историографии  государства  во  Франции,  выделив  те
направления  и  идеи,  которые  повлияли  на  избранный  ракурс  исследования.
 Предваряя  историографический  обзор,  считаю  необходимым  сделать  два
общих  замечания.  Во-первых,  нет  нужды  ныне  подробно  доказывать  тесную
взаимосвязь  между  избираемым  историком  ракурсом  исследования  и  совре¬
менными  ему  запросами  общества.  Признанная  поначалу  как  познаватель¬
ный  стимул  историков,  она  была  со  временем  дискредитирована,  породив
известный  «научный  пессимизм»4.  Вызовы  постмодернизма  и  «крушение
идеологий»  заставили  задуматься  над  интерпретационными  схемами  самих
историков  и  включить  самого  исследователя  в  структуру  его  исследования5.
«Лингвистический  поворот»  сделал  акцент  на  дискурсе  историка,  который
стал  восприниматься  как  «интерпретатор  интерпретаторов»,  как  создатель  на
основе  имеющихся  в  его  распоряжении  источников  собственной  субъектив¬
ной  концепции  истории.  Сложившееся  на  этой  основе  направление  именует¬
ся  «медиевализмом»  (в  англо-американской  традиции)  или  «политическим
медиевизмом»  (в  традиции  немецкой).
 Каждый  новый  поворот  в  историографии  нашей  темы  так  или  иначе  был
связан  с  политическими  и  общественными  настроениями,  влияющими  на  по¬
зицию  и  самого  историка,  осознавал  он  это  или  нет.  В  историографическом
обзоре  этот  аспект  будет  опущен  ввиду  его  эпистемологической  самостоя¬
тельности.  Однако  взаимосвязь  между  выбором  историка  и  общественными
запросами  отнюдь  не  детерминирует  научное  качество  исторического  иссле¬
 3 	По  меткому  наблюдению  Г.  Далдера,  труды  по  политической  истории  Европы  написаны
в  терминах,  которые  при  ближайшем  рассмотрении  оказываются  формализованным  анали¬
зом  именно  французского  варианта  развития.  См.:  Daalder  Н.  Centres,  bureaucraties  et  le  dé¬
veloppement  des  gouvernements  démocratiques  stables  //  Visions  sur  le  développement  des  États
européens.  Théories  et  historiographies  de  l’État  moderne:  Actes  du  colloque  organisé  par  la  Fon¬
dation  européenne  de  la  science  et  l’École  française  de  Rome.  Rome,  18-31  mars  1990/  Éd.  par
W.  Blockmans,  J.-Ph.  Genet.  Rome,  1993.  P.  73.  См.  также:  Carbonell  Ch.-O.  Les  origines
de  l’État  moderne:  les  traditions  historiographiques  françaises  (1820-1990)//  Ibid.  P.  297-312.
(В  дальнейшем  по  всем  главам  работы  повторные  ссылки  на  источники  и  труды  медиевистов
будут  приводиться  в  сокращенном  виде  для  экономии  места;  полные  названия  представлены  в
разделе  «Библиография».)
 4 	О  нынешнем  «кризисе»  оптимизма  см.  в  частности:  Копосов  Н.Е.  Хватит  убивать  кошек!
Критика  социальных  наук.  М.,  2005;  Chartier  R.  Au  bord  de  la  falaise.  L’histoire  entre  certitude
et  inquétude.  P.,  1998;  Guerreau  A.  L’avenir  d’un  passé  incertain:  Quelle  histoire  du  Moyen  âge  au
XXI  siècle.  P.,  2001.
 5 	Об  этих  заданных  схемах  интерпретации  в  традиции  Э.  Трёльча  наиболее  убедительно
написано  в  исследовании:  Копосов  Н.Е.  Как  думают  историки.  М.,  2001.
 8

дования,  напротив,  напоминает  об  относительности  каждой  добытой  истори¬
ком  «правды»  и  ценности  всякого  пути  к  истине6.
 Куда  важнее  понять  -  и  это  второе  замечание,  -  как  общественные  на¬
строения  или  открытия  в  других  науках  отразились  на  изменении  и  углубле¬
нии  самого  предмета  истории,  как  они  влияли  на  эпистемологию  и  меняли  не
только  ракурсы  исследования,  но  и  сами  объекты  исследовательского  внима¬
ния  историков,  и  о  чем  в  большей  степени  пойдет  далее  речь.
 Научные  исследования  по  истории  государства,  его  институтов  и  служи¬
телей  начались  во  Франции  с  трудов  историков  периода  Реставрации,  Июль¬
ской  монархии,  Второй  Империи  и  Третьей  Республики.  Наряду  со  сменой
методологий,  ракурсов  и  дискурсов,  будучи  врагами  генерализации  и  «мань¬
яками»  источников,  эти  историки  концентрировали  свое  внимание  на  скла¬
дывании  королевской  администрации.  Так  на  свет  появились  ставшие  отныне
классическими  труды  по  истории  Королевского  совета,  Парламента,  Канце¬
лярии  и  других  институтов  Французской  монархии,  так  был  введен  в  научный
оборот  основной  массив  архивных  источников7.  Благодаря  новой  философии
истории  и  целенаправленным  поискам  в  изысканиях  О.  Тьерри,  Ф.  Гизо  и  дру¬
гих  историков  истоков  «успеха  третьего  сословия»  в  Средневековье,  взгляд
на  французскую  монархию  как  на  «союзницу»  буржуа,  рука  об  руку  с  кото¬
рыми  ею  был  «похоронен  феодализм»,  долгое  время  определял  предмет  ис¬
следований,  в  том  числе  и  с  целью  эти  взгляды  опровергнуть8.  Главной  идеей,
объединявшей  работы  тогдашних  историков  разных  направлений,  являлось
признание  ценности  созданных  при  монархическом  государстве  институтов
власти,  которые  пережили  монархию  и  стали  стержнем  национального  един¬
ства  страны.  Не  менее  значимо  восприятие  ими  облика  служителей  королев¬
ской  власти.  Если  исследователи  в  традиции  Тьерри  видели  в  них  «лидеров
буржуазии»,  навязавших  новые  идеи  складывающемуся  государству,  то  их
оппоненты,  акцентриуя  роль  самих  французских  королей  в  деле  «разруше¬
ния  феодализма»,  в  данном  пункте  оказались  полностью  с  ними  согласны9.
Пусть  эти  историки  и  преувеличивали  роль  легистов  в  построении  монархии
 6 	В  своем  анализе  развития  социальной  истории  Франции  в  исторической  науке  второй
половины  XX  в.  П.Ю.  Уваров  в  значительной  мере  уделил  внимание  этим  подспудным,  неред¬
ко  политически  мотивированным  интенциям  историков.  См.:  Уваров  П.Ю.  Франция  XVI  в.:
Опыт  реконструкции  по  нотариальным  актам.  М..  2004.  С.  23-70.
 "  Aubert  F.  Histoire  du  Parlement  de  Paris  de  l'origine  à  François  I.  T.  I:  Organisation.  Compé¬
tence  et  attributions.  P..  1894:  Idem.  Le  Parlement  de  Paris  de  Philippe  le  Bel  à  Charles  VII  (1314—
1422):  2  vols.  P..  1887-1890;  Borreli  de  Serres  L.  Recherches  sur  divers  services  publics  du  XIII  au
XVII  siècle:  3  vols.  P..  1895-1909:  Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement  de  Paris  et  la  justice
aux  XIIIe  et  XIVe  siècles.  P..  1902:  Maugis  E.  Histoire  du  parlement  de  Paris.  Dès  avènement  des  rois
Valois  à  la  mort  d'Henri  IV:  3  vols.  P..  1913-1916:  Morel  О.  La  grande  chancellerie  royale  et  l’ex¬
pédition  des  lettres  royaux  de  Г  avènement  de  Philippe  de  Valois  à  la  fin  du  XIVe  siècle  (1328-1400).
P.,  1900;  Valois  N.  Étude  historiques  sur  le  Conseil  du  Roi.  P..  1886;  ViardJ.  La  Cour  au  commen¬
cement  du  XIVe  siècle  BEC.  1916.  T.  77.  P.  74-87:  Viollet  P.  Histoire  des  institutions  politiques  et
administratives  de  la  France.  P..  1903.  T.  3.
 8 	Об  основных  этапах  историографии  средневекового  государства  во  Франции  см.  подроб¬
нее:  Guenée  В.  L'histoire  de  Г  Etat  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Age  vue  par  les  historiens  français
depuis  cent  ans  RH.  1964.  T.  232.  N  10-12.  P.  331-360.
 9 	Boutaric  E.  La  France  sous  Philippe  le  Bel:  Etude  sur  les  institutions  politiques  et  administra¬
tives  du  moyen  âge.  P..  1861:  Luce  S.  Le  principe  électif,  les  traductions  d’Aristote  et  les  parvenus  au
XIVe  siècle  Luce  E.  La  France  pendant  la  guerre  de  Cent  ans.  P..  1890.  P.  179-202.
 9

или  тенденциозно  оценивали  их  вклад,  нельзя  не  отметить,  что  с  самого  на¬
чала  история  государства  рассматривалась  во  Франции  в  тесной  взаимосвязи
с  историей  служителей  короны,  будь  то  коллективные  портреты  корпораций
или  биографии  отдельных  ярких  представителей  этой  политически  и  соци¬
ально  значимой  группы10.  В  этом  смысле  появление  в  историографии  второй
половины  XX  в.  «человеческого  измерения»  истории  является,  как  и  многие
новшества,  хорошо  забытым  старым.
 Концепция  о  социальной  природе  и  связанных  с  ней  имманентных  иде¬
ях  королевских  должностных  лиц  оставалась  во  французской  историогра¬
фии  «священной  коровой»  более  ста  лет.  Первым  осмелился  посягнуть  на
этот  «неприкосновенный  запас»  французской  историографической  традиции
Р.  Казель  в  середине  XX  в.11  Попутно  реабилитировав  в  глазах  истории  двух
французских  королей,  Филиппа  VI  Валуа  и  Иоанна  II  Доброго,  затерявшихся
в  тени  своих  родственников,  он  доказал  преобладание  дворян  в  среде  коро¬
левских  должностных  лиц  и  обнаружил  в  их  политике  совершенно  иную,  чем
принято  было  считать,  систему  ценностей.  Эту  тенденцию  подхватили  Ж.  Фа-
вье  и  ученица  Р.  Казеля  Ф.  Отран.  Доказывая  принадлежность  большинства
должностных  лиц  к  дворянам,  они  исследуют  истоки  оформления  «нового
дворянства»  по  службе  короне  и  тенденцию  конституирования  «дворянства
мантии»12.  При  всей  плодотворности  такого  отхода  от  прежней  упрощенной
схемы,  этот  историографический  поворот  также  страдает  некоторой  односто¬
ронностью:  стремление  «мещан  во  дворянство»  не  снимало  напряжения  во¬
круг  «благородного  статуса»  и  даже  усиливало  его,  породив  конфронтацию
двух  групп  элиты13.  Но  главное:  социальная  история  служителей  власти  пере¬
стала  рассматриваться  в  политическом  и  административном  контексте.
 В  этой  сфере  уже  к  30-м  годам  XX  в.  произошло  обеднение  и  выхолащи¬
вание  прежде  новаторских  политико-правового  и  позитивистского  направле¬
ний.  Вместо  истории  «народа»,  о  которой  мечтал  некогда  О.  Тьерри,  история
государства  превратилась  сначала  в  политическую,  затем  в  институциональ¬
ную,  наконец,  в  административную  историю14.
 10 	Aubert  F.  Les  huissiers  du  parlement  de  Paris,  1300-1420  //  BEC.  1886.  XLVII,  N  4.  P.  370-
393;  Carolus-Barré  L.  Le  cardinal  de  Dormans,  chancelier  de  France  «principal  conseiller»  de  Char¬
les  V  d’après  son  testament  et  les  Archives  du  Vatican  //  Ecole  française  de  Rome:  Mélanges  archéo¬
logiques  et  historiques.  1935.  T.  52.  P.  314-365;  Delachenal  R.  Histoire  des  avocats  au  Parlement  de
Paris.  1300-1600.  P.,  1885;  Gravier  H.  Essai  sur  les  prévôts  royaux  du  XIe  au  XIVe  siècle  //  NRHD.
1903.  T.  27.  P.  539-574,  648-672,  806-874;  Guillos  A.  Recherches  sur  les  maîtres  des  requêtes  de
l’Hôtel  des  origines  à  1350.  P.,  1909;  Merlet  L.  Biographie  de  Jean  de  Montagu,  Grand  Maître  de
France  (1350-1409)  //  BEC.  1852.  T.  3.  P.  248-284.
 11 	Cazelles  R.  La  société  politique  et  la  crise  de  la  royauté  sous  Philippe  de  Valois.  P.,  1958;
Idem.  Jean  II  le  Bon:  quel  homme?  Quel  roi?  //  RH.  1974.  T.  509.  P.  5-26;  Idem.  Société  politique,
noblesse  et  couronne  sous  Jean  le  Bon  et  Charles  V.  Genève;  Paris,  1982.
 12 	FavierJ.  Les  légistes  et  le  gouvernement  de  Philippe  le  Bel//  Journal  des  savants.  1969.
N  2.  P.  92-108;  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État:  Les  gens  du  Parlement  de  Paris,
1345-1454.  P.,  1981;  Eadem.  L’image  de  la  noblesse  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Age:  Tradition  et
nouveauté  //  Compte  rendus  de  l’Académie  des  Inscriptions  et  Belles-Lettres.  1979.  P.  340-354.
 13 	На  это  обстоятельство  указала  H.A.  Хачатурян,  предостерегая  от  преувеличения  отме¬
ченных  Ф.  Отран  тенденций  и  напоминая  о  том,  что  «дворянство  мантии»  так  и  не  слилось  с
«дворянством  шпаги»  вплоть  до  конца  Старого  порядка.  См.  подробнее:  Хачатурян  H.A.  Со¬
словная  монархия  во  Франции.  С.  75-77.
 14 	Guenée  В.  L’histoire  de  l’État  en  France...  P.  335.
 10

Пример  тому  -  труды  историка  Г.  Дюпон-Феррье,  заведовавшего  более
двадцати  лет  (1915-1937  гг.)  кафедрой  Истории  политических,  администра¬
тивных  и  судебных  институтов  Франции  в  Школе  хартий.  Им  было  написано
большое  число  исследований  о  персонале  ведомств  и  служб  короны  Франции
эпохи  позднего  Средневековья,  а  многотомное  издание  «Королевская  Гал¬
лия»  является  непревзойденным  собранием  сведений  для  просопографиче-
ских  исследований15.  Хотя  эти  труды  продолжают  быть  важным  источником
сведений  о  служителях  ведомств  и  служб,  но  они  не  содержат  обобщений  или
глубоких  идей,  а  частично  и  просто  «не  операбельны»16.  К  тому  же  его  труды
пришлись  на  время  широкого  общественного  импульса  к  либерализации:  не¬
смотря  на  призыв  А.  Пиренна  писать  «тотальную»  историю,  государство  на¬
чинает  восприниматься  как  нечто  противостоящее  обществу,  а  исследования
институтов  власти  и  их  персонала  кажутся  уже  чем-то  архаичным.  Вновь  «не
повезло»  Палате  счетов:  книга  по  истории  этой  второй  по  значимости  верхов¬
ной  курии  Французской  монархии  подверглась  на  страницах  журнала  «Ан¬
налы»  уничижительной  критике  Л.  Февра,  упрекавшего  автора  в  «убогости
философии»  и  преклонении  перед  фактологией,  словно  бы  не  замечая,  что  им
проделана  беспрецедентная  работа  по  «возрождению  из  пепла»  -  буквально,
ввиду  пожара  1737  г.,  погубившего  архив  ведомства,  -  этого  важнейшего  ин¬
ститута  короны  Франции17.  Главная  претензия  Л.  Февра  сводилась  к  игнори¬
рованию  автором  социального  и  ментального  аспектов,  причем  (как  выявила
полемика)  это  игнорирование  было  намеренным.  Но  в  новых  условиях  и  при
новых  общественных  запросах  даже  честное  исследование  административ¬
ной  истории  без  учета  иных  факторов  выглядело  бессмысленным.
 Наступала  новая  эпоха  в  историографии,  и  «школа  “Анналов”»  предло¬
жит  новаторский  метод  синтеза  различных  начал  общественной  структуры.
Однако  у  этого  подхода  имелся  предшественник  во  Франции,  не  упомянутый
выше  в  контексте  французской  историографической  традиции  XIX  в.  Из  цель¬
ного  направления  историографии  второй  половины  XIX  в.  явно  выпадала  фи¬
гура  Ж.  Мишле  -  выдающегося  историка,  «отца  медиевистов»,  чьи  труды  не
были  должным  образом  оценены  современниками.  Он  первым  осмелился  пи¬
сать  «тотальную  историю»,  в  которой  нашлось  место  и  правовому  докумен¬
ту,  и  стихотворному  произведению,  чем  предвосхитил  нынешний  междис¬
 15 	Dupont-Ferrier  G.  Les  avocats  à  la  Chambre  ou  Cour  des  Aides  de  Paris  au  XVe  siècle  //
BEC.  1932.  T.  93.  P.  267-313;  Idem.  Etudes  sur  les  institutions  financières  de  la  France  à  la  fin  du
Moyen  Âge.  T.  I:  Les  élections  et  leur  personnel.  P..  1930:  Idem.  Gallia  Regia  ou  État  des  officiers
royaux  des  bailliages  et  des  sénéchaussées  de  1328  à  1515:  6  vols.  P.,  1942-1961;  Idem.  Les  offi¬
ciers  royaux  des  bailliages  et  sénéchaussées  et  les  institutions  monarchiques  locales  en  France  à  la
fin  du  moyen  âge.  P.,  1902;  Idem.  Le  personnel  de  la  Cour  du  Trésor  (1390-1520).  P.,  1938;  Idem.
Le  personnel  de  la  Cour  ou  Chambre  des  Aides  de  Paris,  dès  origines  à  1438.  P.,  1932;  Idem.  Le  rôle
des  commissaires  royaux  dans  le  gouvernement  de  la  France  spécialement  du  XIVe  et  XVe  siècle  //
Mélanges  Paul  Fournier.  P.,  1929.  P.  171-184.
 16 	Так,  многотомным  изданием  «Королевская  Галлия»  практически  невозможно  пользо¬
ваться,  поскольку  оно  не  имеет  именного  указателя,  и  из-за  регулярных  перемещений  чинов¬
ников  из  одного  бальяжа  в  другой  невозможно  отследить  их  послужной  список.  Несколько  лет
назад  группа  под  руководством  А.  Демюрже  начала  делать  комплексный  индекс  к  изданию,  но
плоды  этой  работы  остаются  не  известными.
 17 	Jassemin  H.  La  chambre  des  comptes  de  Paris  au  XVe  siècle.  P.,  1933.  О  полемике  JI.  Февра
и  А.  Жассмена  см.:  Guenée  В.  L’histoire  de  l’État  en  France...  P.  343-344.
 11

циплинарный  подход.  Он  мечтал  «оживить»  человека  прошлого,  обозначив
тем  самым,  по  выражению  П.Ю.  Уварова,  «основной  инстинкт»  историка18.
Наконец,  он  может  считаться  и  родоначальником  «новой  социальной  исто¬
рии»,  поскольку  первым  обратил  внимание  на  конкретно-исторические  кри¬
терии  социальной  идентичности,  на  глубинные  умонастроения  и  обществен¬
ное  мнение  как  свидетельства  социальной  структуры  общества,  предлагая,
по  выражению  Ж.  Ле  Гоффа,  «ловить  общества  прошлого  их  собственными
сетями»19.  Эти  подходы  оказались  востребованы  лишь  к  середине  XX  в.
 Считается,  что  «школа  “Анналов”»  игнорировала  политическую  исто¬
рию,  сосредоточив  свое  внимание  на  культурно-социальном  аспекте,  но  это
впечатление  обманчиво.  Дело  не  только  в  том,  что  один  из  двух  отцов-основа-
телей,  М.  Блок,  ставил  историю  государства  на  второе  место  после  экономи¬
ческой  и  социальной  истории.  Дело,  главным  образом,  в  том,  что  он  написал
в  1924  г.  новаторскую  работу  «Короли-чудотворцы»,  которая  давала  образец
синтеза  политической  и  культурно-психологической  составляющих  истори¬
ческого  процесса,  предвосхищая  нынешний  интерес  к  массовым  представле¬
ниям  и  политическим  ритуалам20.
 Появление  «школы  “Анналов”»  способствовало  не  только  «возврату  к  че¬
ловеку»,  но  и  новому  сопряжению  материи  и  духа  в  способах  осмысления
истории21.  По  мнению  основателей  этого  направления,  «картина  мира»  чело¬
века,  глубинные  параметры  его  сознания,  названные  словом  «ментальности»,
оказывали  решающее  воздействие  на  всю  его  деятельность.  Так  появилось
направление  исторической  антропологии,  знаменовавшее  «возврат  к  челове¬
ку»  в  историческом  исследовании,  но  уже  в  новом  ракурсе  -  физическом  и
психологическим,  и  оказавшее  обновляющее  воздействие  на  политическую
историю.
 Призыв  М.  Блока  поставить  административную  историю  во  взаимосвязь
с  «социальным»,  без  чего  она  «остается  чем-то  безнадежно  безжизненным»,
дал  импульс  едва  ли  не  самому  продуктивному  направлению  исследований
средневековой  государственности  -  изучению  служителей  короны  в  русле
 18 	Уваров  П.Ю.  Апокатастасис:  или  основной  инстинкт  историка  //  Историк  в  поиске.
Микро-  и  макроподходы  к  изучению  прошлого:  Докл.  и  выступл.  на  конф.  5-6  октября  1998  г.
М.,  1999.  С.  184-206.
 19 	Ле  Гофф  Ж.  Является  ли  политическая  история  по-прежнему  становым  хребтом  исто¬
рии?  //  Ле  Гофф  Ж.  Средневековый  мир  воображаемого  /  Пер.  с  фр.,  под  общ.  ред.  С.К.  Ца-
туровой.  М.,  2001.  С.  403;  Он  же.  Средние  века  Мишле//  Ле  Гофф  Ж.  Другое  Средневеко¬
вье:  Время,  труд  и  культура  Запада  /  Пер.  с  фр.,  под  ред.  В.А.  Бабинцева.  Екатеринбург,  2000.
С.  13-35.
 20 	Блок  М.  Короли-чудотворцы:  Очерк  представлений  о  сверхъестественном  характере  ко¬
ролевской  власти,  распространенном  преимущественно  во  Франции  и  в  Англии  /  Пер.  с  фр.,
под  ред.  А  .Я.  Гуревича.  М.,  1998.  Это  исследование  не  было  понято  и  по  достоинству  оценено
современниками,  посчитавшими  его  откровенной  неудачей.  См.:  KiynenJ.  Idéologie  et  royau¬
té  //  Saint-Denis  et  la  royauté.  Études  offerts  à  Bernard  Guenée.  P.,  1999.  P.  609.
 21 	О  глубоком  воздействии  «новой  исторической  науки»  на  основные  области  медиевисти¬
ки,  прежде  всего  на  социальную  и  политическую  историю,  в  том  числе  и  в  России  см.:  Репи¬
на  Л.П.  «Новая  историческая  наука»  и  социальная  история.  М.,  1998  (особ.  С.  8-72);  Хачату¬
рян  H.A.  Современная  медиевистика  России  в  контексте  мировой  исторической  науки  //  СВ.
М.,  2001.  Вып.  62.  С.  195-212;  Она  же.  Общественная  система  и  принцип  относительности.
К  вопросу  о  содержании  концепт-явления  «феодализм»  /У  СВ.  М.,  2007.  Вып.  68,  №  1.
С.  6-35.
 12

«социологии  власти»22.  В  основе  этих  трудов  лежала  просопография  (методи¬
ка  была  взята  у  антиковедов),  изучение  биографий,  социального  и  персональ¬
ного  состава  ведомств  и  служб  короны  Франции.  Она  позволила  «оживить»
государство-«монстр»  и  наполнить  его  стратегиями,  чаяниями  и  культурны¬
ми  ориентирами  приходящих  на  службу  людей.
 Эти  исследования  осуществлялись  в  напряженной  атмосфере  поисков
обновления  социальной  истории,  выразившегося  во  Франции  в  знаменитых
семинарах  в  Сен-Клу.  Под  влиянием  марксизма  и  структурализма  появляет¬
ся  «социально-структурная  история»,  ставящая  целью  изучение  и  описание
социальных  групп  на  основе  массовых  документов  (нотариальных,  фискаль¬
ных  актов  и  т.д.).  Споры  в  Сен-Клу  между  группой  Э.  Лабрусса  (сторонни¬
ка  «классов»)  и  группой  Р.  Мунье  (сторонника  «сословий»)  о  способе  опре¬
деления  и  описания  социальной  стратификации  общества23  способствовали
пристальному  вниманию  историков  к  социальной  самоидентификации  инди¬
видов  прошлого,  что  придало  новое  значение  и  правовым  нормам,  и  культур¬
ным  практикам.  Социальные  категории  предстали  субъективными  конструк¬
тами,  причем  не  только  историков,  но  и  самих  социальных  «агентов»,  однако
эти  конструкты  не  меньше  приближают  нас  к  пониманию  конкретно-истори¬
ческих  социальных  групп,  чем  объективные,  «надежные»  критерии  страти¬
фикации.
 Преодолев  неприятие  политической  истории  вторым  поколением  «Ан¬
налов»  во  главе  с  Ф.  Броделем,  «третьи  Анналы»  разглядели  в  ней  явление
«большой  длительности»  благодаря  изменению  эпистемы  -  вместо  полити¬
ческой  истории  история  власти,  в  том  числе  и  в  традиционной  форме  госу¬
дарственных  институтов24.  Объектами  изучения  сделались  также  коллектив¬
 ::  Помимо  упоминавших  выше  трудов  Ж.  Фавье  и  Ф.  Отран  см.:  Bautier  R.-H.  Le  personnel
de  la  chancellerie  royale  sous  les  derniers  Capétiens  Prosopographie  et  genèse  de  l’État  moderne.
P.,  1986.  P.  91-115:  Friedlander  A.  Les  sergents  royaux  du  Languedoc  sous  Philippe  le  Bel  //Anna¬
les  du  Midi.  1984.  T.  96.  N  167.  P.  235-251;  Guenée  B.  Tribunaux  et  gens  de  justice  dans  le  bailliage
de  Senlis  à  la  fin  du  Moyen  Âge  (vers  1380-vers  1550):  Thèse.  Strasbourg,  1963;  Henneman  J.B.Jr.
«Enqueteurs-Réformateurs»  and  Fiscal  Officers  in  Fourteenth-Century  France//  Traditio.  1968.
T.  24.  P.  309-349:  Pegues  F.J.  The  Lawyers  of  the  Last  Capetians.  Princeton,  1962;  Quilliet  B.  Les
corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et  Vicomté  de  Paris  et  de  l’Ile-de-France,  de  la  fin  de  la  guerre  de  cent
ans  au  début  des  guerres  de  religions:  2  vols.  Lille.  1982;  Strayer  J.R.  Les  gens  de  justice  du  Langue¬
doc  sous  Philippe  le  Bel.  Toulouse,  1970.  Важное  значение  для  административной  истории  фран¬
цузской  монархии  имеют  новейшие  работы  по  изучению  политических  структур  в  апанажах  и
в  самостоятельных  княжествах  на  территории  Франции,  которые  прежде  рассматривались  как
bastard  feudalism,  а  теперь  признаются  необходимой  ступенью  на  пути  «освоения»  королев¬
ской  властью  огромной  территории  Франции.  В  этих  территориальных  единицах  управление
строилось  как  «Париж  в  миниатюре».  См.:  Bartier  J.  Légistes  et  gens  de  finances  au  XVe  siècles.
Les  conseillers  des  ducs  de  Bourgognes  Philippe  le  Bon  et  Charles  le  Téméraire.  Bruxelles,  1955;
Mattéoni  O.  Serv  ir  le  prince.  Les  officiers  des  ducs  de  Bourbon  à  la  fin  du  Moyen  Age  (1356-1523).
P.,  1998;  Idem.  Institutions  et  pouvoirs  en  France.  XIV-XV5  siècles.  P.,  2010.
 23 	Ordres  et  classes:  Colloque  d’histoire  sociale.  Saint-Cloud,  24-25  mai  1967  /  Communica¬
tions  réunis  par  E.  Roches  et  présentés  par  E.  Labrousse.  P.,  1973.
 24 	См.  статью  Ж.  Ле  Гоффа  1971  г.,  написанную  в  канун  триумфального  возрождения  по¬
литической  истории  с  целью  предостеречь  от  «возвращения  демонов  прошлого»:  Ле  Гофф  Ж.
Является  ли  политическая  история  по-прежнему  становым  хребтом  истории?  С.  403-424.  О
трактовке  политической  истории  «третьми  “Анналами”»  см.  один  из  манифестов  группы  -
статью  Э.  Ле  Руа  Ладюри,  напечатанную  в  «Анналах»  в  1974  г.:  Ле  Руа  Лядюри  Э.  Неподвиж¬
ная  история  /7  THESIS.  М.,  1993.  Т.  1,  вып.  2.  Весна.  С.  153-173.
 13

ные  представления,  верования  и  идеи,  знаки  власти  (корона,  скипетр,  длань
правосудия  и  т.д.)  и  политические  ритуалы  как  форма  пропаганды,  репрезен¬
тации  власти  и  диалога  с  обществом.  Для  этой  «новой  политической  исто¬
рии»  Ж.  Ле  Гофф  предложил  термин  «политическая  антропология»,  а  сама
политическая  история  стала  историей  «du  politique»,  т.е.  политического  фак¬
тора  в  широком  смысле  слова.
 Подлинный  прорыв  в  политической  истории  во  французской  историогра¬
фии  последней  трети  XX  в.  осуществил  Б.  Гене  и  его  школа.  Далекий  от  «Ан¬
налов»,  он  начинал  свой  путь  с  традиционного  на  тот  момент  исследования
«людей  власти»  в  бальяже  Санлиса  и  был  активным  участником  семинаров
в  Сен-Клу.  В  результате  Б.  Гене  предложил  цельную  концепцию  изучения
истории  государства  в  Западной  Европе  эпохи  позднего  Средневековья25.
В  этой  новаторской  концепции  соединялись  различные  аспекты  потестоло-
гии:  язык  власти  (политический  смысл  слов  «Франция»,  «родина»,  «общее
благо»  и  т.п.)  и  ментальный  контекст  (идеи,  чувства,  представления)  в  тесном
взаимодействии  с  политической  реальностью,  образы  власти  и  королевские
мифы,  методы  пропаганды  и  политические  церемонии,  инструменты  власт¬
вования  (способы  коммуникации,  административное  деление,  налоги  и  фи¬
нансы),  а  также  структура  и  эволюция  политического  общества.  Автор  вы¬
делил  три  столетия,  между  «феодальной»  и  «абсолютной»  монархиями  -  с
середины  XIII  до  середины  XVI  в.,  как  период  существования  особого  типа
государства.  Б.  Гене  и  его  ученики  исследовали  не  столько  государственные
институты,  сколько  политические  сообщества  и  ментальную  атмосферу,  по¬
влиявшую  и  на  политические  идеи,  представления  и  мифы,  историческую
память,  и  на  административные  практики  служителей  власти26.  Такой  ракурс
придал  новую  ценность  разным  по  характеру  произведениям  политической
мысли,  в  которых  оказались  важны  не  столько  оригинальность  идей,  сколько,
напротив,  наличие  топосов,  общих  мест,  расхожих  идей  и  кочующих  сюже¬
тов,  следование  «общему  руслу»  политических  представлений  эпохи.  Особым
знаком  этой  «команды»  стала  смелость  языка;  вслед  за  Б.  Гене  его  ученики  и
последователи  использовали  «анахронизмы»:  «информация»,  «пропаганда»,
«чиновники»,  «экономическая  политика»,  актуализируя  тем  самым  поздне¬
 25 	Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècles.  Книга  вышла  в  1971  г.  и  с  тех  пор  выдер¬
жала  пять  изданий  (последнее  в  1993  г.),  причем  сам  текст  остается  неизменным,  зато  меняет¬
ся,  увеличиваясь  с  каждым  новым  изданием,  библиография,  зримо  подтверждая  «приращение
знания»  в  каждом  из  намеченных  автором  аспектов  темы.
 26 	К  этому  кругу  исследователей  справедливо  причислить  как  прямых  учеников  само¬
го  Б.  Гене  и  учеников  этих  учеников,  так  и  историков,  работавших  в  русле  начертанной  им
программы  исследований:  это  прежде  всего  уже  упоминавшаяся  Ф.  Отран,  а  также  К.  Говар,
Ж.  Кринен,  Н.  Понс  (Autrand  Fr.  Offices  et  officiers  royaux  en  France  sous  Charles  VI  //  RH.  1969.
T.  242,  N  2  (492).  P.  285-338;  Eadem.  Le  service  publique  //  La  France  médiévale  /  Sous  la  dir.
J.  Favier.  P.,  1983.  P.  284-303;  Gauvard  Cl.  «De  grace  especial».  Crime,  État  et  société  en  France
à  la  fin  du  Mo^en  Âge:  2  vols.  P.,  1991;  Krynen  J.  Idéal  du  prince  et  pouvoir  royal  en  France  à  la
fin  du  Moyen  Âge  (1380-1440):  Étude  de  la  littérature  politique  du  temps.  P.,  1981;  Idem.  L’Em¬
pire  du  roi.  Idées  et  croyances  politiques  en  France,  XIIP-XV5  siècle.  P.,  1993;  Pons  N.  Les  chan¬
celleries  parisiennes  sous  les  règnes  de  Charles  VI  et  Charles  VII  //  Cancelleria  e  cultura  nel  Medio
Evo:  XVI  Congreso  Intern,  di  Scienze  Storiche  (Stoccardo,  1985).  Città  del  Vaticano,  1990.  P.  137—
168;  Telliez  R.  «Per  potentiam  officii».  Les  officiers  devant  la  justice  dans  le  royaume  de  France  au
XIVe  siècle.  P.,  2005.
 14

средневековое  государство.  Такая  «модернизация»  раскрывала  средневеко¬
вые  истоки  многих  современных  идей,  ритуалов  и  практик.
 Во  многом  благодаря  такому  ракурсу  в  конце  XX  в.  оформилось  новое
направление,  избравшее  объектом  исследования  État  moderne  как  предтечу
и  «матрицу»  современного  государства.  Удалось  создать  международную
исследовательскую  группу  ученых  -  сторонников  этой  концепции  под  ру¬
ководством  Ж.-Ф.  Жене  и  запустить  программу  по  изучению  государства  в
широком  временном  отрезке  -  от  XIII  до  XVII  вв.  -  и  на  общеевропейском
материале,  организовавшую  несколько  коллоквиумов  и  завершившуюся  се¬
митомным  изданием,  в  котором  отдельный  том  был  посвящен  властным  эли¬
там  и  их  роли  в  становлении  государства27.
 Однако  следует  признать,  что  в  области  потестологии  французская  исто¬
рическая  наука  отторгает  многие  появившиеся  в  мировой  медиевистике  на¬
правления.  Идея  о  противостоянии  власти  и  общества  остается  особенностью
национальной  исторической  школы.  К  тому  же  излюбленная  просопография
не  смогла  дать  выход  на  феномен  власти.  Несмотря  на  возрождение  интереса
к  политической  истории,  ею  во  Франции  занимаются  не  более  10%  ученых,
а  их  подходы,  при  всех  декларациях  «новой  исторической  школы»,  остают¬
ся  во  многом  враждебными  некоторым  новейшим  тенденциям,  в  частности
изучению  ритуалов,  корпораций,  политического  символизма  и  т.д.28  Кроме
того,  идеи  проекта  Etat  moderne  не  принимаются  большинством  специлистов
по  Новому  времени,  не  желающих  заглядывать  глубже  конца  XV  в.  и  настаи¬
вающих  на  принципиальной  «новизне»  государства  Старого  порядка.
 На  этом  фоне  становление  российской  школы  политической  истории  вы¬
глядит  более  органичным,  поступательным  и  мобильным.  В  отечественной
медиевистике  традиционно  анализ  политической  сферы  ставился  в  контекст
экономической  и  социальной  структуры  общества,  что  придавало  объем¬
ность  и  глубину  изучаемым  процессам29.  На  смену  первоначальной  недо¬
 27 	Culture  et  idéologie  dans  la  genèse  de  l’État  moderne:  Actes  de  la  table  ronde  organisée  par  le
CNRS  et  l’École  française  de  Rome,  Rome,  15-17  octobre  1984.  Rome,  1985;  État  et  Eglise  dans  la
genèse  de  Г  État  moderne:  Actes  du  colloque  organisé  par  le  CNRS  et  la  Casa  de  Velàzquez,  Madrid,
 30 	octobre  -  1  décembre  1984  Ouvr.  prép.  par  J.-Ph.  Genet  et  B.  Vinant.  Madrid,  1985;  L’État  et
les  aristocraties:  (France.  Angleterre.  Ecosse).  XIIe-XVIIIe  siècle.  P.,  1989;  L’État  moderne:  Genèse.
Bilans  et  perspectives.  P.,  1990:  L’État  moderne  et  les  élites,  XIIIe-XVIIIe  siècles:  Apports  et  limites
de  la  méthode  prosopographiques:  Actes  du  colloque  internationale,  CNRS-Paris  I,  16-19  octobre
1991  /  Éd.  par  J.-Ph.  Genet,  G.  Lottes.  P.,  1996;  Genèse  de  l’État  moderne.  Prélèvement  et  redistri¬
bution:  Actes  du  colloque  de  Fontevraud,  1984  /  Éd.  par  J.-Ph.  Genet,  M.  Le  Mené.  P.,  1987;  Re¬
naissance  du  pouvoir  législatif  et  genèse  de  l'État.  Éd.  par  A.  Gouron,  A.  Rigaudière.  P.,  1988;  Pro-
sopographie  et  genèse  de  l’État  moderne:  Actes  de  la  table  ronde  organisée  par  le  CNRS  et  ENS  de
jeunes  filles,  Paris,  22-23  octobre  1984  Éd  par  Fr.  Autrand.  P.,  1986;  Théologie  et  droit  dans  la
science  politique  de  l’État  moderne:  Actes  de  la  table  ronde  organisée  par  l’Ecole  française  de  Rome
avec  le  concours  du  CNRS,  Rome,  12-14  novembre  1987.  P.,  1991;  Les  origines  de  l’État  moderne.
XIIIe-XVIIe  siècle  /  Sous  la  dir.  W.  Blockmans  et  J.-Ph.  Genet.  P.,  1996;  Les  élites  du  pouvoir  et  la
construction  de  l’État  en  Europe  Sous  la  dir.  W.  Reinhard.  P.,  1996.
 28 	Schmitt  J.-CL,  Iogna-Prat  D.  Trente  ans  d’histoire  médiévale  en  France.  P.  419-423;
Oexle  O.G.  Les  tendances  actuelles  de  la  recherche  médiévale  française  vues  d’Allemagne//  Les
Tendances  actuelles...  P.  425-^32.
 29 	О  путях  развития  российской  медиевистики,  особенно  в  сфере  потестологии  см.:  Хача¬
турян  H.A.  Достижения,  потери  и  перспективы  отечественной  медиевистики  (по  материалам
направления  политической  истории  западноевропейского  Средневековья)  //  Бюллетень  Все¬
российской  ассоциации  медиевистов  и  историков  раннего  Нового  времени.  1995.  №  6.  С.  5;
 15

оценке  политического  фактора  в  истории,  начиная  с  60-х  годов  XX  в.  при¬
ходит  понимание  значения  государства  в  качестве  активного  «модератора»
развития  общества.  В  противовес  господствовавшей  на  тот  момент  в  трудах
западных  медиевистов  негативной  оценке  роли  государства  (преувеличение
его  эксплуататорской,  прессовой  функции,  противостояния  власти  и  общест¬
ва)  в  трудах  российских  ученых  был  сделан  акцент  на  охранительных  функ¬
циях  государства  как  «собирательно  организованной  жалости»  (по  выраже¬
нию  философа  B.C.  Соловьева30).  В  трудах  российских  франковедов  история
французской  монархии  обрела  глубокое  социальное  наполнение,  в  том  числе
через  призму  изучения  формирования  социальной  группы  служителей  коро¬
ны,  с  их  особым  статусом  и  специфическими  идеями,  в  сложном  взаимодей¬
ствии  власти  и  общества31.
 Особое  значение  для  выработки  концепции  данного  исследования  име¬
ют  труды  H.A.  Хачатурян.  Она  впервые  в  отечественной  историографии  ис¬
следовала  институциональную  историю  французской  сословной  монархии,
причем  в  полном  объеме  (суд,  финансы,  армия  и  сословно-представитель-
ные  учреждения)  и  в  социальном  контексте,  создав  в  России  школу  изуче¬
ния  средневековой  государственности32.  В  работах  H.A.  Хачатурян  показаны
трансформация  природы  политической  власти  от  частной  к  публично-пра¬
вовой,  роль  права  и  юристов  в  этом  процессе,  сложное  переплетение  двух
принципов  властвования  -  авторитарного  и  коллективного,  наконец,  фено¬
мен  корпоративизма  как  сущностной  характеристики  средневековой  соци¬
альной  структуры33.
 Произошедшие  в  конце  XX  в.  перемены  в  отечественной  исторической
науке,  связанные  с  отказом  от  «предписанной»  методологии  и  с  поиском  но¬
вых,  ранее  почти  запретных  тем  и  ракурсов  исследований,  в  области  полити¬
ческой  истории  открыли  широкие  горизонты.  Многочисленные  «вызовы»,  на
которые  историческая  наука  сумела  найти  ответ  к  началу  нового  тысячелетия
привели  к  позитивному  разнообразию  методологических  подходов,  к  отказу
от  доминирующей  парадигмы,  к  междисциплинарному  диалогу.  На  выработ¬
ку  общей  концепции  и  отдельных  подходов  данного  исследования  оказали
влияние  различные  направления  современной  медиевистики,  которые  будут
далее  рассмотрены  по  проблемному  принципу.
 Начать  мне  представляется  целесообразным  с  давней  книги  немецкого
историка  Э.  Канторовича  «Два  тела  короля»,  изданной  в  США  в  1957  г.  и  по¬
 Она  же.  Современная  историография  по  проблеме  королевской  власти  в  средневековом  обще¬
стве  //  СВ.  М.,  1995.  Вып.  58.  С.  144-149.
 30 	Хачатурян  H.A.  Современная  историография  о  проблеме  королевской  власти.  С.  144—
145;  Она  же.  Власть  и  общество...  С.  268-284.
 31 	Для  периода  раннего  Нового  времени  см.:  Люблинская  А.Д.  Французский  абсолютизм  в
первой  трети  XVII  в.  Л.,  1965;  Малое  В.Н.  Ж.-Б.  Кольбер.  Абсолютистская  бюрократия  и  фран¬
цузское  общество.  М.,  1991;  Он  же.  Парламентская  Фронда:  Франция,  1643-1653.  М.,  2009;
Колосов  Н.В.  Высшая  бюрократия  во  Франции  XVII  века.  Л.,  1990.
 32 	Помимо  упомянутых  трудов  см.:  Хачатурян  H.A.  Политическая  и  государственная  ис¬
тория  Западного  Средневековья  в  контексте  структурного  анализа//  СВ.  М.,  1992.  Вып.  54.
С.  5-22;  Она  же.  Политическая  организация  средневекового  города  //  Город  в  средневековой
цивилизации  Западной  Европы  /  Под  ред.  A.A.  Сванидзе.  М.,  1999.  Т.  1.  С.  313-340.
 33 	Анализ  исследований  H.A.  Хачатурян  в  контексте  мировой  медиевистики  см.:  Цатуро-
ва  С.К.  Нина  Александровна  Хачатурян:  портрет  ученого  в  зрелости  //  Искусство  власти:  Сб.
в  честь  проф.  H.A.  Хачатурян.  СПб.,  2007.  С.  5-38.
 16

священной  средневековой  «политической  теологии»  во  Франции  и  Англии,
в  которой  органично  были  соединены  правовые  теории,  политические  идеи
и  ритуальные  практики,  легитимировавшие  бюрократическое  поле  власти  в
форме  «мистического/неумирающего  тела»  государства34.  Оно  породило  но¬
вое  направление  в  исследовании  государства  позднего  Средневековья  и  ран¬
него  Нового  времени  -  так  называемых  церемониалистов,  вдохновленных
Э.  Канторовичем  на  изучение  различных  политических  ритуалов  и  светских
церемоний  как  стратегии  развития  и  утверждения  государства.  Через  изуче¬
ние  церемоний  помазания,  коронаций  и  похорон  монархов,  «ложа  правосу¬
дия»  и  парадных  въездов  королей  в  города  исследователи  рассматривают  ис¬
токи,  эволюцию  и  репрезентацию  монархической  идеологии35.
 Подходы  этих  исследований  пробудили  интерес  к  политической  символи¬
ке,  а  их  результаты  подвергаются  критике  прежде  всего  из-за  недооценки  ре¬
лигиозной  составляющей  монархических  ритуалов  и,  в  целом,  заданности  их
интерпретаций  вне  политического  контекста36.  Сакральная  природа  королев¬
ской  власти,  органично  связанная  с  тайнами  человеческого  сознания  и  под¬
сознания,  с  коллективными  представлениями  и  архетипами,  прежде  всего  с
харизмой  монарха,  стала  объектом  пристального  внимания  и  отечественных
медиевистов  на  рубеже  XX-XXI  вв.,  знаменовав,  в  известном  смысле,  начало
нового  этапа  средневековой  потестологии  в  России37.
 34 	Kantorowicz  Е.  The  King’s  Two  Bodies.  A  Study  in  Mediaeval  Political  Theology.  Princeton,
1957  (фр.  пер.:  Les  deux  corps  du  Roi:  Essai  sur  la  théologie  politique  au  Moyen  Age  /  Trad,  de
l'anglais  par  J.-Ph.  Genet  et  N.  Genet.  P.,  1989).
 35 	Biyant  L.  L’entrée  royale  à  Paris  au  Moyen  Age  /  Annales  ESC.  1986.  N  3.  P.  513-542;  Idem.
The  King  and  the  City  in  the  Parisian  Royal  Entry  Ceremony.  Politics,  Ritual  and  Art  in  the  Renaissance.
Genève,  1986:  Idem.  Parlementaire  Political  Theory  in  the  Parisian  Entry  Ceremony  11  Sixteenth  Century
Journal.  1976.  N  7.  P.  15-24;  Coronations:  Medieval  and  Early  Modem  Monarchic  Ritual.  Berkeley,
1990;  Hanley  S.  L’idéologie  constitutionnelle  en  France:  le  Lit  de  Justice//  Annales  ESC.  1982.  N  1.
P  32-63;  Eadem.  Le  lit  de  justice  des  rois  de  France.  L’idéologie  constitutionnelle  dans  la  légende,  le
'rituel  et  le  discours.  P..  1991:  Giesey  R.E.  The  Royal  Funeral  Ceremony  in  Renaissance  France.  Genève,
1960  (пер.  на  фр.:  Le  roi  ne  meurt  jamais.  Les  obsèques  royales  dans  la  France  de  la  Renaissance.  P,
*1987);  Idem.  Cérémonial  et  puissance  souveraine,  France,  XWXVIP  siècle.  P.,  1987;  Idem.  Modèles  de
pouvoir  dans  les  rites  royaux  en  France  //  Annales  ESC.  1986.  N  3.  P  579-599;  Idem.  The  Presidents  of
Parliament  at  the  Royal  Funeral  Sixteenth  Century  Journal.  1976.  N  7.  P.  25-34;  Jackson  R.A.  “Vivat
rex!”  Histoire  des  sacres  et  couronnements  en  France  (1324-1825).  P.,  1984;  Idem.  Le  pouvoir  monarchi¬
que  dans  la  cérémonie  du  sacre  et  couronnements  des  rois  de  France  //  Représentation,  pouvoir  et  royauté
à  la  fin  du  Moyen  Age:  Actes  du  colloque  organisé  par  l’Université  de  Maine  les  25  et  26  mars  1994  /  Ed.
J.  Blanchard.  P..  1995.  P.  237-252.
 36 	Бойцов  M.A.  Величие  и  смирение.  Очерки  политического  символизма  в  средневековой  Ев¬
ропе.  М.,  2009;  Boureau  A.  Le  simple  corps  du  roi.  L’impossible  sacralité  des  souverains  français.  XVe-
XVIIIe  siècles.  P.,  1988.  Idem.  Les  cérémonies  françaises  entre  performance  juridique  et  competence  li¬
turgique  //Annales  ESC.  1991.  N  6.  P.  1253-1264;  Idem.  Ritualité  politique  et  modernité  monarchique.
Les  usages  de  l’héritage  médiéval  //  L’État  ou  le  roi,  les  fondements  de  la  modernité  monarchique  en
France  (XIV^-XVIF  siècles)  /  Éd.  N.  Bulst,  R.  Descimon,  A.  Guerreau.  P.,  1996;  Descimon  R.  La  sym¬
bolique  de  l’inaliénabilité  du  domaine:  les  fonctions  de  la  métaphore  du  mariage  du  Roi  et  de  la  Républi¬
que  en  France  du  XVe  au  XVIIe  siècle  a  Annales.  ESC.  1992.  P.  1127-1147;  Guenée  B.  Liturgie  et  politi¬
que:  Les  processions  spéciales  à  Paris  sous  Charles  VI  //  Saint-Denis  et  la  royauté.  P.  23-49;  Десимон  P.
Варфоломеевская  ночь  и  парижская  «ритуальная  революция»  //  Варфоломеевская  ночь:  Событие
и  споры:  Сб.  ст.  /  Отв.  ред.  П.Ю.  Уваров.  М.,  2001.  С.  138-189.
 37 	Харизма  королевской  власти.  Миф  и  реальность//  СВ.  М.,  1995.  Вып.  58;  Священное
тело  короля:  Ритуалы  и  мифология  власти  /  Отв.  ред.  H.A.  Хачатурян.  М.,  2006  (особ.:  Хачату¬
рян  H.A.  Король-sacré  в  пространстве  взаимоотношений  духовной  и  светской  власти  в  средне¬
вековой  Европе  (морфология  понятия  власти)  //  Там  же.  С.  19-28).
 17

И  здесь  мы  вновь  сталкиваемся  со  сложным  отношением  к  самому  феноме¬
ну  государства  в  разных  исторических  школах.  Не  вдаваясь  в  политические  ас¬
пекты  вопроса,  отметим,  что  заложенное  либеральными  отцами-основателями
французской  исторической  школы  (Гизо,  Тьерри,  Мишле  и  др.)  «демократиче¬
ское»  видение  исторического  процесса  сказывается  на  недооценке  во  Франции
глубокой  взаимосвязи  власти  и  общества,  прежде  всего  на  непонимании  фено¬
мена  государства  как  объекта  целенаправленных  усилий  людей.  В  этом  контек¬
сте  чрезвычайно  значимой  представляется  книга  американского  специалиста  по
чиновничеству  эпохи  Филиппа  Красивого  Дж.  Стрейера  «Средневековые  ис¬
токи  современного  государства»,  чей  пафос  был  направлен  на  акцентирование
позитивной  роли  государства  в  развитии  общества.  Он  писал  о  необходимости
понять  значение  морального  авторитета  верховной  власти  и  нравственных  об¬
щественных  ценностей,  воплощенных  в  ней  и  защищаемых  ею,  как  важнейшего
фактора  успехов  в  построении  государства,  не  сводимого  к  «легальному  наси¬
лию»,  что  нашло  отклик  в  отечественной  историографии38.
 Роль  государства  как  социального  регулятора  сказалась  на  формах  соци¬
альной  стратификации  и  идентификации  сословий  и  групп  общества,  в  том
числе  и  в  сфере  «социального  воображаемого».  В  новейшей  отечественной
медиевистике  проблема  социальной  идентификации  средневекового  челове¬
ка  или  группы  рассматривается  в  широком  междисциплинарном  контексте  -
в  синтезе  права,  экономических  параметров,  культурных  практик  и  их  идей¬
ного  осмысления39.
 Для  данного  исследования  особенно  важны  новейшие  тенденции  в  изу¬
чении  корпораций  и  различных  социальных  институций,  которые  характер¬
ны  для  немецкой  исторической  школы,  практически  игнорируемой  во  фран¬
цузской  историографии  социально-культурных  феноменов  Средневековья40.
Особое  значение  для  данной  работы  имеют  труды  немецкого  социолога
Н.  Элиаса,  достойного  продолжателя  М.  Вебера,  предложившего  новатор¬
скую  концепцию  феномена  государства  и  соединившего  анализ  социальной
дифференциации  общества  с  генезисом  королевской  власти  и  процессом  ци¬
вилизации41.  В  рамках  этой  традиции  корпорации  рассматриваются  в  виде
 38 	Strayer  J.R.  On  the  Medieval  Origins  of  the  Modem  State.  Princeton,  1970  (фр.  пер.:  Les
origines  médiévales  de  l’État  moderne  /  Trad.  M.  Clément.  P.,  1979).  Этические  и  нравственные
постулаты  политической  мысли  во  Франции  XIV-XV  вв.  исследованы  в  трудах  Ю.П.  Мали¬
нина.  См.:  Малинин  Ю.П.  Общественно-политическая  мысль  позднесредневековой  Франции
XIV-XV  вв.  М.,  2000;  Он  же.  Франция  в  эпоху  позднего  Средневековья:  Мат.  научн.  насле¬
дия  /  Сост.,  отв.  ред.  М.В.  Аникиев,  А.Ю.  Карачинский,  В.В.  Шишкин.  СПб.,  2008.
 39 	См.  коллективные  монографии:  Социальная  идентичность  средневекового  человека  /  Отв.
ред.  A.A.  Сванидзе,  П.Ю.  Уваров.  М.,  2007;  Европейское  дворянство  XVI-XVII  вв.  Границы
сословия  /  Отв.  ред.  В.А.  Ведюшкин.  М.,  1997;  Человек  XV  в.:  грани  идентичности  /  Под  ред.
A.A.  Сванидзе,  В.А.  Ведюшкина.  М.,  2007;  Человек  и  его  близкие  на  Западе  и  Востоке  Европы  (до
начала  нового  времени)  /  Под  общ.  ред.  Ю.Л.  Бессмертного,  Г.О.  Эксле.  М.,  2000;  В  своем  кругу.
Индивид  и  группа  на  Западе  и  Востоке  Европы  до  начала  Нового  времени.  М.,  2003.
 40 	Эксле  О.Г.  Действительность  и  знание:  очерки  социальной  истории  Средневековья  /
Пер.  с  нем.  и  предисл.  Ю.Е.  Арнаутовой.  М.,  2007.  Обзор  новейших  достижений  немецкой
школы  институционалистов  см.:  Oexle  O.G.  Les  groupes  sociaux  du  Moyen  Âge  et  les  débuts  de  la
sociologie  contemporaine  //Annales.  Histoire,  sciences  sociales.  1992,  N  3.  P.  751-766;  Melville  G.
L’institutionnalité  médiévale  dans  sa  pluridimensionnalité  //  Les  Tendances  actuelles...  P.  243-261.
 41 	Вебер  М.  Избранные  произведения.  М.,  1990;  Элиас  Н.  Придворное  общество.  Исследо¬
вания  по  социологии  короля  и  придворной  аристократии,  с  Введением:  Социология  и  история:
Пер.  с  нем.  М.,  2002.
 18

стабилизирующих  социальных  институтов,  в  которых  артикулируются,  воспро¬
изводятся  и  репрезентируются  специфические  групповые  системы  ценностей.
Особое  место  в  новейших,  в  том  числе  отечественных,  исследованиях  занимают
мемориальные  практики  и,  в  целом,  memoria  социальных  групп  как  важнейший
фактор  консолидации  и  идентификации  сообществ42.  В  отечественной  медие¬
вистике  с  ее  традициями  социально-политического  анализа  общества  изучение
корпораций  опирается  на  прочную  теоретическую  базу.  Социально-политиче¬
ская  характеристика  феномена  корпоративизма  и  теоретическое  осмысление  по¬
нятия  «сословий»  в  средневековом  обществе,  данные  в  исследованиях  H.A.  Ха¬
чатурян,  была  углублена  в  работе  Е.Н.  Кирилловой  о  корпорациях  в  Реймсе  в
раннее  Новое  время,  где  органично  соединены  социально-экономический,  по-
литико-юридический  и  ментально-культурный  анализы43.
 Наметившийся  плодотворный  поворот  к  культуре  в  социальной  и  поли¬
тической  сферах  привел  к  оформлению  в  историографии,  в  том  числе  в  оте¬
чественной,  направления  «новой  культурной  истории».  В  его  рамках  стало
важным  вместо  истории  политических  идей  и  теорий  изучать  бытование  и
распространение  этих  идей,  культурный  контекст  и  коллективную  психоло¬
гию,  мифы  и  символы,  а  также  специфику  труда  интеллектуалов44.  Знамена¬
тельно,  что  существенное  место  в  «культурной  истории»  отведено  служите¬
лям  королевской  власти  и,  в  целом,  политической  культуре  как  неотъемлемой
составляющей  культурного  ландшафта  общества45.  Справедливости  ради
следует  помнить,  что  внимание  к  чиновной  среде  как  одному  из  «очагов»
высокой  культуры,  в  том  числе  французского  гуманизма,  имеет  во  Франции
давнюю  историю.  Начатое  в  70-е  годы  XX  в.  усилиями  Ж.  Уи  изучение  ран¬
него  французского  гуманизма  добилось  к  80-м  годам  и  институционального
оформления  в  виде  научной  группы,  и  признания  коллег-медиевистов,  и  ши¬
роких  международных  контактов46.
 При  расширении  эпистемологического  поля  исследований  в  области  по¬
литической  истории  несколько  в  стороне  находится  такая  важная  для  данной
 42 	См.:  Образы  прошлого  и  коллективная  идентичность  в  Европе  до  начала  Нового  време¬
ни  /  Отв.  ред.  Л.П.  Репина.  М..  2003;  Арнау  това  Ю.Е.  От  memoria  к  «истории  памяти»  //  Одис¬
сей.  Человек  в  истории:  2003.  М..  2003.  С.  170-198;  Она  же.  Memoria:  «тотальный  социальный
феномен»  и  объект  исследования  //  Образы  прошлого...  С.  19-37;  Время  -  История  -  Память:
историческое  сознание  в  пространстве  культуры  /  Под  ред.  Л.П.  Репиной.  М.,  2007.
 43 	О  понятии  «сословие»  см.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции.  С.  28—43.
 О 	природе  средневекового  корпоративизма  см.:  Она  же.  Феномен  корпоративизма//  Общно¬
сти  и  человек  в  средневековом  мире.  С.  17-23;  Она  же.  Власть  и  общество...  С.  178-188;  Ки¬
риллова  Е.Н.  Корпорации  раннего  Нового  времени.  Ремесленники  и  торговцы  Реймса  в  XVI-
XVII  вв.  М..  2007.
 44 	См.  подробнее:  Репина  Л.П.  «Второе  рождение»  и  новый  образ  интеллектуальной  ис¬
тории  Историческая  наука  на  рубеже  веков  Отв.  ред.  A.A.  Фурсенко.  М.,  2001.  С.  175-192;
Она  же.  Интеллектуальная  история  на  рубеже  веков  Новая  и  новейшая  история.  2006.  №  1.
С.  288-297:  Prost  A.  Sociale  et  culturelle  Pour  une  histoire  culturelle.  P.,  1997.  P.  143-145.
 4-  Sot  M.,  Boudet  J.-P,  Guerreau-Jalabert  A.  Histoire  culturelle  de  la  France  /  Sous  la  dir.
J.-P.  Rioux  et  J.-Fr.  Sirinelli.  T.  I:  Le  Moyen  Âge  Sous  la  dir.  M.  Sot.  P.,  1997.
 46 	Об  этой  группе  и  параметрах  ее  исследований  см.:  Pratiques  de  la  culture  écrite  en  France
au  XVe  siècle:  Actes  du  Colloque  international  du  CNRS,  Paris,  16—18  mai  1992,  organisé  en  l’hon¬
neur  de  Gilbert  Ouy  par  l’unité  de  recherche  «Culture  écrite  du  Moyen  Âge  tardif».  Louvain-la-Neu-
ve,  1995;  Préludes  à  la  Renaissance:  Aspects  de  la  vie  intellectuelle  en  France  au  XVe  siècle  /  Éd.
C.  Bozzolo,  E.  Omato.  P..  1992.
 19

темы  сфера,  как  история  права.  В  отличие  от  области  политических  идей,
существенно  затронутых  процессами  обновления,  история  права  с  трудом
откликается  на  новые  вызовы,  неся  на  себе  тяжелый  груз  «формально-юри¬
дического  подхода».  Если  в  конце  XIX  -  начале  XX  в.  еще  наблюдалась  сла¬
женность  правовой  и  институциональной  истории  французской  монархии47,
то  к  30-м  годам  прошлого  века  произошел  разрыв  между  историками  пра¬
ва  и  теми,  кто  изучал  общество  в  социально-культурном  аспекте.  К  50-м  го¬
дам  история  права  практически  полностью  отгораживается  во  Франции  от
собственно  истории  -  и  надолго48.  Историки,  со  своей  стороны,  делали  шаги
в  сторону  сближения  с  правоведами,  постепенно  апроприируя  «правовое
поле»49.  Существенные  результаты  этого  сближения  можно  констатировать
лишь  к  рубежу  XX-XXI  вв.:  усилиями  Ж.  Кринена,  А.  Ригодьера,  И.  Сассье  и
других  историков  права  в  сферу  исторического  анализа  постепенно  входят  и
юридические  аспекты,  помогая  понять  специфику  действия  правовых  норм,
особенности  средневекового  законотворчества  и  его  связь  с  общим  культур¬
ным  фоном  эпохи50.  Однако  не  менее  важно  поставить  историю  права  в  кон¬
текст  собственно  политической  истории,  поскольку  это  сопряжение  позволя¬
ет  обнаружить  истинную  природу  возникающих  правовых  норм.  Как  образец
перспективности  такого  рода  сопряжения  выглядит  исследование  Г.  Бермана
о  возникновении  и  складывании  западноевропейской  правовой  традиции,  в
котором  автор  связал  возникающие  правовые  новшества  с  политическими
процессами  эпохи  Средневековья51.
 Подлинный  расцвет  переживает  в  медиевистике  изучение  судебных  ри¬
туалов,  в  которых  исследователи  обнаруживают  не  только  особый  дискурс
власти,  но  и  воплощение  символических,  культурных  и  ментальных  парамет¬
ров  сознания.  Это  перспективное  направление  обозначилось  и  в  российской
медиевистике52.
 47 	Perrot  Е.  Les  cas  royaux.  Origine  et  développement  de  la  théorie  aux  XIIIe  et  XIVe  siècle.  P.,
1910;  Idem.  Les  institutions  publiques  et  privées  de  l’ancienne  France  jusqu’en  1789.  P.,  1935;  Viol-
let  P  Histoire  du  droit  civil  français.  P.,  1905.
 48 	В  этот  период  лишь  некоторые  исследователи  продолжали  в  своих  трудах  соединять
социально-политическую  и  правовую  историю  Средневековья.  См.:  David  М.  La  souveraineté
et  les  limites  juridiques  du  pouvoir  monarchiques  du  IXe  au  XVe  siècle.  P.,  1954;  Ellul  J.  Histoire  des
institutions  de  l’époque  franque  à  la  Révolution.  P.,  1962;  Lot  F.,  Fawtier  R.  Histoire  des  institutions
françaises  au  moyen  âge:  3  vols.  P.,  1957-1962;  Ourliac  P.  Études  d’histoire  du  droit  médiéval.  P.,
1980.
 49 	Особенно  ценными  в  этом  плане  представляются  труды  историка  Д.  Рише:  Richet  D.  La
France  moderne:  l’esprit  des  institutions.  P.,  1973;  Idem.  De  la  Réforme  à  la  Révolition.  Études  sur
la  France  moderne.  P.,  1991.
 50 	Droits  savants  et  pratiques  françaises  du  pouvoir  (XP-XV5  siècles)  /  Sous  la  dir.  J.  Krynen  et
A.  Rigaudière.  P.,  1992;  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions  dans  la  France
médiévale:  2  vols.  P.,  1994;  Rigaudière  A.  Penser  et  construire  l’État  dans  la  France  du  Moyen  Âge
(XIIP-XV6  siècle).  P.,  2003.
 51 	Берман  Г.Дж.  Западная  традиция  права:  эпоха  формирования:  Пер.  с  англ.  М.,  1994.
Вдохновленный  Дж.  Стрейером,  автор  бросает  в  адрес  ученых  XIX  в.  обвинение  в  заговоре  с
целью  приуменьшить  и  замолчать  средневековые  истоки  современных  западных  институтов,
навязав  «фальшивую  периодизацию  истории  Запада».
 52 	Gauvard  Cl.  Discipliner  la  violence  dans  le  royaume  de  France  aux  XIVe  et  XVe  siècles:  une
affaire  d’État?//  Disziplinierung  im  alltag  des  Mittelalters  und  der  Frühen  Neuzeit.  Wien,  1999.
P.  173-204;  Eadem.  L’Honneur  du  Roi.  Peines  et  rituels  judiciaires  au  Parlement  de  Paris  à  la  fin  du
Moyen  Âge  //  Les  rites  de  la  justice  et  rituels  judiciaires  au  Moyen  Âge  occidental  /  Éd.  Cl.  Gau-
 20

В  отечественной  науке,  в  целом,  мы  можем  наблюдать  сходную  картину  в
области  изучения  средневекового  права:  пропасть  между  историками  и  пра¬
воведами  также  возникает  на  рубеже  XIX-XX  вв.,  поддержанная  последую¬
щим  разделением  дисциплин  в  системе  образования  и  науки,  что  привело  к
практической  невозможности  диалога  между  двумя  параллельно  развиваю¬
щимися  сферами.  Импульсом  к  преодолению  этого  пагубного  разрыва  стала
созданная  О.И.  Варьяш  площадка  для  встреч  специалистов,  занимающихся
правовой  историей  Средневековья33.
 Это  направление  отвечало  назревшей  в  целом  необходимости  синтеза  раз¬
личных  дисциплин,  на  которые  распалось  в  конце  XX  в.  историческое  знание
(«история  в  осколках»).  Деление  на  историю  экономическую,  социальную,
политическую,  правовую,  культурную  и  т.д.  привело  к  утере  общего  контек¬
ста,  к  складыванию  внутри  каждого  направления  своего  языка  и  иерархии
авторитетов,  что  обернулось  явным  тупиком  в  осмыслении  цельных  по  своей
природе  явлений,  институций  и  тенденций  в  истории.  Образцом  синтетиче¬
ского  подхода  к  изучению  социальной  структуры  общества  может  считаться
исследование  П.Ю.  Уварова,  в  котором  органично  соединены  прежде  прин¬
ципиально  несоединимые  методики  анализа  -  традиционный  объективирую¬
щий,  антропологический  и  микроисторический  подходы54.
 Наиболее  плодотворной  нивой  для  диалога  специалистов  по  полити¬
ческой  истории  является  образованная  в  1992  г.  исследовательская  группа
«Власть  и  общество»  под  руководством  H.A.  Хачатурян.  Она  вначале  предло¬
жила  в  качестве  синтетического  объекта  изучения  королевский  двор  как  мно¬
гофункциональный  институт,  позволяющий  понять  механизмы  властвования
и  формирования  идейных  основ  королевской  власти,  формы  репрезентации  и
коммуникации  с  обществом,  специфику  политической  культуры  и  ритуалов.
Организуемые  этой  группой  конференции--  и  выпускаемые  коллективные
монографии  синтезируют  различные  подходы  к  изучению  власти  и  политиче¬
 vard  et  R.  Jacob.  R.  2000.  R  99-123;  Eadem.  De  la  théorie  à  la  pratique:  Justice  et  miséricorde  en
France  pendant  le  règne  de  Charles  VI  Revue  des  langues  romanes.  1988.  T.  92,  N  2.  R  317-325;
Eadem.  Grâce  et  exécution  capitale:  les  deux  visages  de  la  justice  royale  française  à  la  fin  du  Moyen
Âge  //  BEC.  1995.  T.  153.  N  2.  R  275-290:  Eadem.  Pendre  et  dépendre  à  la  fin  du  Moyen  Âge.  Les
exigences  d’un  rituel  judiciaire  Histoire  de  la  Justice.  1991.  N  4.  P.  5-24;  Jacob  R.  Images  de  la
justice.  Essai  sur  l'iconographie  judiciaire  du  Moyen  Âge  à  l‘âge  classique.  P.,  1994;  Тогоева  О.И.
«Истинная  правда».  Языки  средневекового  правосудия.  М..  2006.
 53 	О.И.  Варьяш  стала  инициатором  проведения  регулярных  конференций  и  круглых  сто¬
лов,  материалы  которых  публикуются  в  основанном  ею  периодическом  издании  «Право  в
средневековом  мире».  С  1996  г.  вышло  в  свет  уже  шесть  выпусков.
 54 	Уваров  П.Ю.  Франция  ХМ  в.  ...  См.  также  его  анализ  новейших  подходов  к  социаль¬
ной  истории:  Согомонов  А.Ю.,  Уваров  П.Ю.  Парадоксы  вывихнутого  времени,  или  как  воз¬
никло  социальное  Конструирование  социального.  Европа.  V-XVI  вв.  /  Сост.  П.Ю.  Уваров,
И.В.  Дубровский.  М..  2001.  С.  135-159.
 55 	Харизма  королевской  власти:  миф  и  реальность  (1993):  Придворная  культура  эпохи
Возрождения  и  власть  (1994):  Средневековое  европейское  дворянство  -  от  рыцаря  к  придвор¬
ному  и  officier  (1996):  Жизнь  двора  и  его  образ  в  литературе  Средних  веков  и  раннего  Нового
времени  (1998):  Королевский  двор  в  политической  культуре  средневекового  европейского  об¬
щества:  теория,  символика,  церемониал  (2001):  Сакральное  тело  короля  (2003);  Власть,  обще¬
ство  и  человек  в  средневековой  Европе  (2006):  Империи  и  этно-национальные  государства  в
Европе  в  Средние  века  и  раннее  Новое  время  (2008):  Этносы  и  «нации»  в  Западной  Европе  в
эпоху  Средневековья  и  раннего  Нового  времени  (2012).
 21

ского  фактора  как  одного  из  структурообразующих  элементов  средневековой
общественной  системы56.
 Обозначенные  достижения  предшествующей  историографии  поставленной
проблемы  и  современные  тенденции  в  изучении  ее  отдельных  сегментов  яви¬
лись  основой  для  выработки  концепции  и  методики  настоящей  работы.  Она
продолжает  отечественную  историографическую  традицию  изучения  сущно¬
стных  явлений  в  истории,  системного  подхода  к  проблеме  и  сопряжения  поли¬
тических  факторов  с  социальными  и  культурными  параметрами  общественной
структуры.  Новизну  данного  исследования  определяет  обращение  на  новом
витке  развития  историографии  вновь  к  истории  институтов,  с  которых,  соб¬
ственно,  и  зарождалось  изучение  феномена  государства  в  Средневековье,  но
на  новых  методологических  подходах.  При  этом  впервые  в  качестве  объекта
исследования  избран  институт  государственной  службы,  который  рассматри¬
вается  как  комплексное  политико-правовое  и  социокультурное  явление,  отра¬
жающее  сущностные  аспекты  формирования  исполнительного  аппарата  госу¬
дарства  и  социальной  группы  чиновничества  во  Франции  XIII-XV  вв.
 3. 	ИСТОЧНИКИ  И  МЕТОДИКА  ИХ  ИССЛЕДОВАНИЯ
 Комплексное  исследование  института  государственной  службы,  соеди¬
няющее  правовые,  институциональные,  социальные  и  культурно-менталь¬
ные  параметры,  потребовало  обращения  к  разным  по  характеру  источникам
и  применения  различных  исследовательских  методик.  Их  характеристику  ло¬
гично  построить  по  типам  привлекаемых  в  работе  источников,  оговорив,  в
целом,  что  конкретная  проблематика  настоящего  исследования  была  подска¬
зана  самими  содержащимися  в  источниках  сведениями.
 КОРОЛЕВСКОЕ  ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
 Главным  источником  для  изучения  процесса  складывания  института  го¬
сударственной  службы  является,  естественно,  королевское  законодательство.
Для  понимания  степени  репрезентативности  сохранившихся  документов  и
специфику  содержащихся  в  них  сведений  необходимо  проанализировать  осо¬
бенности  самой  законодательной  практики  в  исследуемый  период.
 В  качестве  базы  исследования  был  избран  самый  авторитетный  свод  ко¬
ролевского  законодательства-  «Ордонансы  королей  Франции  третьей  ди¬
 56 	Каждый  из  сборников  статей  снабжен  вступительной  статьей  H.A.  Хачатурян,  в  которой
показаны  историографические  традиции  и  эпистемологические  перспективы  данной  темы:
Двор  монарха  в  средневековой  Европе:  явление,  модель,  среда  /  Под  ред.  H.A.  Хачатурян.  М.;
СПб.,  2001.  Вып.  1  {Хачатурян  H.A.  Запретный  плод,.,  или  Новая  жизнь  монаршего  двора  в
отечественной  медиевистике.  С.  5-30);  Королевский  двор  в  политической  культуре  средневе¬
ковой  Европы  /  Отв.  ред.  H.A.  Хачатурян.  М.,  2004  {Хачатурян  H.A.  Колесо  Фортуны.  Празд¬
ники  и  будни  монаршей  власти.  С.  5-12);  Священное  тело  короля  {Хачатурян  H.A.  Сакральное
в  человеческом  сознании.  Загадки  и  поиски  реальности.  С.  5—16);  Власть,  общество,  индивид
в  средневековой  Европе  /  Отв.  ред.  H.A.  Хачатурян.  М.,  2008  {Хачатурян  H.A.  Суверенитет,  за¬
кон  и  «вся  община»:  взаимодействие  и  дихотомия  власти  и  общества.  С.  5-8);  Империи  и  этно-
национальные  государства  в  Западной  Европе  в  Средние  века  и  раннее  Новое  время  /  Отв.  ред.
H.A.  Хачатурян.  М.,  2011  {Хачатурян  H.A.  Горизонты  темы:  типичность,  преемственность  и
креатив  политических  форм  в  истории  западноевропейского  Средневековья.  С.  5-16).
 22

настии»  в  22-х  томах,  изданный  последовательно  несколькими  издателями,
менявшими  его  содержание  в  соответствии  со  своими  представлениями,  и
растянувшийся  на  срок  более  века  -  с  1723  по  1849  г.,  революционные  собы¬
тия  которого  также  нашли  отражение  в  его  недрах57.  Затеянное  по  приказу
короля  Людовика  XIV  и  под  эгидой  канцлера  Поншартрена  издание  пресле¬
довало  грандиозную  цель  собрать  воедино  основные  королевские  указы.  Для
оценки  репрезентативности  и  понимания  специфики  данного  свода  необхо¬
димо  также  обратить  внимание  на  тот  факт,  что  почти  все  его  меняющиеся
издатели  принадлежали  к  среде  профессионалов  -  чиновников,  юристов,  зна¬
токов  права  и  судебной  практики'8.
 Логично  предположить,  что  хранилищем  королевских  указов  была  ко¬
ролевская  Канцелярия,  где  указы  и  составлялись,  однако  особенности  ад¬
министративной  истории  Французской  монархии  корректируют  такую  фор¬
мальную  логику.  Сокровищница  хартий  (Trésor  des  chartes)  была  учреждена
Филиппом  II  Августом  вослед  трагической  утери  части  королевского  архива
в  битве  при  Фретвале  в  1194  г.  Желая  избежать  в  будущем  такого  ущерба,
король  распорядился  скопировать  по  возможности  все  утерянные  акты,  а  на
будущее  хранить  их  в  Париже  в  здании  Дворца  в  Ситэ  (после  возведения
Людовиком  IX  Святым  часовни  Сент-Шапель  здешнее  хранилище  грамот
получило  название  «Сокровищницы  хартий»  по  аналогии  с  Сокровищницей
короны)-9.  Однако  Сокровищница  хартий  никогда  не  хранила  и  тем  более  не
регистрировала  все  королевские  указы60.  Изначально  копирование  королев¬
ского  акта  в  регистрах  Канцелярии  преследовало  цель  защиты  интересов  ко¬
роны  и  домена61,  однако  постепенно  все  большее  место  здесь  занимали  и
акты  (помилования,  дары  с  рент,  аноблирования  и  т.д.)  в  пользу  частных  лиц,
 5~  Ordonnances  des  rois  de  France  de  la  troisième  race,  recueillis  par  ordre  chronologique:
 22 	vols.  P..  1723-1849.  (Далее:  ORF.  том,  стр.).  Издатели:  E.J.de  Laurière,  D.-Fr.  Secousse,
L.-G.  de  Vilevault,  L.G.  de  Brequigny,  E.  Pastoret,  J.M.  Pardessus.
 58  Готовившие  первый  том  Лорьер,  Берруа  и  Ложе  были  адвокатами  в  Парламенте,  как  и
Секусс,  бывший  также  членом  Академии  Надписей  и  Изящной  словесности;  Вильво  прошел
путь  от  магистрата  Налоговой  палаты  и  комиссара  Сокровищницы  хартий  до  служителя  Па¬
латы  прошений;  Брекиньи  также  являлся  академиком  Надписей  и  Изящной  словесности;  по¬
сле  Революции  1789  г.,  прервавшей  издание  на  14-м  томе,  работу  поручили  членам  Института
Франции.
 -9  Langlois  Ch.-V.,  Stein  H.  Les  archives  de  l’histoire  de  France:  3  vols.  P.,  1891-1893.  T.  I:
Section  historique.  Serie  J.  Trésor  des  chartes.  P.  16-17.
 60 	Исследователи  полагают,  что  сохранившиеся  акты  представляют  собой  лишь  1/6  часть
от  общего  объема  «продукции»  Канцелярии.  О  специфике  сферы  регистрации  указов  во  Фран¬
ции  см.:  Guyotjeannin  О.  Les  sources  de  l’histoire  médiévale.  P.,  1998.  P.  150;  Guyotjeannin  O.,
PyckeJ.,  TockB.-M.  Diplomatique  médiévale.  Tumhout,  1993  (L’Atelier  du  médiéviste.  2).  P.  236;
Scheuer  R.  L'enregistrement  à  la  chancellerie  de  France  au  cours  du  XVe  siècle  //  BEC.  1962.  T.  120.
P.  104-129;  Tessier  G.  L’enregistrement  à  la  chancellerie  royale  française  //  Le  Moyen  Âge.  1956.
T.  62.  P.  39-62;  Guyotjeannin  O.  Les  méthodes  de  travail  des  archivistes  du  roi  de  France  (XIIIe-dé-
but  XVIe  siècle)  /7  Archiv  für  Diplomatik.  1996.  T.  42.  P.  295-373.
 61 	Именно  по  этой  причине  Сокровищница  хартий  быстро  переходит  под  контроль  Палаты
счетов.  См.:  Guyotjeannin  О.  «Super  omnes  thesauros  rerum  temporalium»:  les  fonctions  du  Trésor
des  chartes  du  roi  de  France  (XIX^-XV*  siècle)  /7  Ecrits  et  pouvoir  dans  les  chancelleries  médiévales:
espace  français,  espace  anglais:  Actes  du  colloque  international  de  Montréal,  7-9  septembre  1995  /
Éd.  K.  Fianu  et  De  Lloud  J.  Guth.  Louvain-La-Neuve,  1997.  P.  114.
 23

которые  при  желании  сохранения  «памяти»  об  этом  с  1329  г.  могли  заплатить
определенную  сумму  за  копирование  акта  в  официальном  регистре62.
 Лакуны  регистров  Канцелярии  призваны  были  компенсировать  архивы
выделившихся  из  Королевской  курии  ведомств  и  прежде  всего  Парламента.
С  начала  XIV  в.  Парламент  становится  инстанцией,  куда  направляются  коро¬
левские  указы  для  их  регистрации  (вписывания  в  регистры),  оглашения  и  ис¬
полнения.  Вначале  указы  вписывались  в  общие  регистры  приговоров  и  слу¬
шаний  дел,  затем  решено  было  завести  отдельную  серию  регистров.  В  итоге,
вплоть  до  последнего  акта,  зарегистрированного  в  Парламенте  (от  22  марта
1785  г.),  серия  королевских  указов  представляет  собой  гигантское  собрание
из  242  регистров  -  едва  ли  не  самую  драгоценную  часть  архива  Парламента,
поскольку  с  наибольшей  полнотой  содержит  сведения  о  королевском  законо¬
дательстве  Французской  монархии63.  Однако  в  этом  собрании  регистрирова¬
лись  не  все  королевские  указы:  со  временем  корона  направляла  туда  наиболее
важные,  с  точки  зрения  управления  и  «общего  интереса»,  указы,  именуемые
ордонансами  и  открытыми  письмами  (lettres  patentes).  Что  же  касается  реги¬
страции  частных  актов  (назначений  на  должности,  аноблирования,  легитима¬
ции,  натурализации  и  т.д.),  то  логику  их  отбора  понять  нам  сегодня  трудно64.
Проблемы  с  регистрацией  королевских  указов,  попытки  Парламента  их  изме¬
нить  путем  подачи  ремонстраций  и  конфликты  с  королями  также  сказались
на  полноте  парламентских  регистров:  в  них  не  вписывались  те  указы,  с  кото¬
рыми  Парламент  был  не  согласен.
 Практика  регистрации  королевских  указов  была  последовательно  рас¬
пространена  на  Палату  счетов,  на  Налоговую  и  Монетную  палаты,  на  Пала¬
ты  прошений  Дома  и  Дворца,  на  бальяжи  и  сенешальства,  а  после  создания
аналогичных  курий  в  провинциях  Франции  и  на  них.  В  силу  этой  дисперсии
функции  сохранения  «законодательной  памяти»  государства  между  различ¬
ными  ведомствами  в  столице  и  на  местах  создатели  свода  «Ордонансов»  при
подготовке  своего  издания  работали  с  архивами  не  только  Парламента,  но  и
других  институтов  королевской  власти.  Последнее  обстоятельство  особенно
ценно  для  первых  томов  издания,  подготовленных  и  опубликованных  до  по¬
стигшего  Палату  счетов  пожара  1737  г.,  практически  полностью  уничтожив¬
шего  архив  этой  второй  по  значимости  королевской  курии65.
 Итак,  следует  признать,  что  мы  изначально  имеем  дело  с  «выборкой»  -
ввиду  разных  обстоятельств,  степени  сохранности  архивов  и  сознательного
отбора  регистраторов  указов.  На  эту  «естественную»  выборку  накладывается
выбор  издателей,  поскольку  с  самого  начала  было  ясно,  что  в  одном  издании
невозможно  собрать  все  сохранившиеся  королевские  указы.  План  издания  на
 62 	Vilar-Berrogain  G.  Guide  des  recherches  dans  les  fonds  d’enregistrement  sous  l’Ancien  Ré¬
gime.  P.,  1958.  P.  21-22.
 63 	Archives  Nationales.  (Далее:  AN.)  X  Parlement  de  Paris.  Xla  Parlement  civil.  XIa  8602-
8843.
 64 	О  невозможности  с  точностью  определить  критерии  отбора  при  регистрации  королев¬
ских  указов  в  Парламенте  см.:  Langlois  М.  Parlement  de  Paris  //  Guide  des  recherches  dans  les
fonds  judiciaires  de  l’Ancien  Régime.  P.,  1958.  P.  101.
 65 	О  судьбе  архива  Палаты  счетов  см.:  Petit  J.  et  al.  Essai  de  restitutions  des  plus  anciens
mémoriaux  de  la  chambre  des  Comptes  de  Paris  /  Préf.  Ch.-V.  Langlois.  P.,  1899;  Nortier  M.  Le
sort  des  archives  dispersées  de  la  Chambre  des  comptes  de  Paris  //  BEC.  1965.  T.  123.  Livre  1-2.
P.  487-537.
 24

протяжении  века  претерпевал,  к  тому  же,  постоянные  трансформации.  Изна¬
чально  собрание  призвано  было  включать  лишь  «генеральные»  ордонансы66.
Издатели  1-го  тома  отсекли  указы  первых  Капетингов  вплоть  до  правления
Людовика  IX  Святого.  За  этим  их  выбором  стояли,  на  мой  взгляд,  не  толь¬
ко  соображения  недостаточной  сохранности  указов  начиная  с  Гуго  Капета,
но  и  корпоративная  интерпретация  -  восприятие  чиновниками  именно  эпо¬
хи  Людовика  IX  Святого  в  качестве  истока  нового  облика  и  строя  государ¬
ственного  управления  (см.  в  след.  гл.).  Однако  Секусс,  подготовивший  сле¬
дующие  восемь  томов,  стал  дополнять  ордонансы  различными  дипломами
и  хартиями;  эту  инициативу  подхватил  и  следующий  издатель,  Брекиньи.
В  итоге  первоначальный  план  кардинально  изменился,  и  вместо  свода  только
«генеральных»  ордонансов  собрание  превратилось  в  «генеральный  сборник
хартий  и  дипломов»,  отчего  в  собрании  есть  нарушения  хронологии  (напри¬
мер,  в  10-11-м  томах  опубликованы  добавления  из  пропущенных  прежними
издателями  указов).  Соответственно  «замедлялся»  и  временной  охват:  если
1-й  том  охватывал  период  с  1240-х  до  1328  г.,  то  2-3-й  тома  -  период  1328—
1350  гг.,  правление  одного  только  Карла  VI  -  целых  четыре  тома.  Следуя  та¬
кому  темпу,  издание  всего  королевского  законодательства  французской  мо¬
нархии  до  1789  г.  насчитывало  бы  200-300  томов.  Издание,  как  уже  сказано,
было  прервано  Революцией  на  14-м  томе,  и  следующий  15-й  том  вышел  толь¬
ко  в  1811  г.  усилиями  хранителей  архивов  Паторе  и  Камю,  подготовивших  за¬
тем  еще  два  тома.  Эти  три  тома  охватывали  период  правления  Людовика  XI,
которым  завершается  данное  исследование.
 Заслуживает  отдельного  анализа  и  понятие  «генеральных»  ордонансов,
которые  по  королевскому  плану  надлежало  включать  в  собрание.  Прежде  все¬
го,  следует  сказать,  что  используемые  в  издании  наименования  указов  («ор¬
донанс»,  «открытое  письмо»  и  т.д.)  даны  самими  издателями.  Таким  образом,
они,  как  и  обозначенное  в  заглавии  краткое  «содержание»  указа,  представ¬
ляют  собой  интерпретацию  самих  издателей,  а  их  принадлежность  к  чинов¬
ной  и  юридической  среде  сообщает  этим  характеристикам  дополнительную
ценность.  Но  предлагаемая  издателями  квалификация  указов  не  была  чистым
произволом,  а  опиралась  на  выработанную  типологию  законодательных
актов.
 При  всей  разнице  подходов  исследователей  к  квалификации  королевских
законодательных  актов,  можно  выделить  типы  актов  по  форме  (подпись  и
печать),  по  содержанию  и  по  формуляру.  По  форме  они  делятся  на  письма
(lettres),  стат\гты  (statut)  и  приказы  (ordinatio).  Письма  подразделяются  на
открытые  письма,  закрытые  письма  и  решения  Королевского  совета.  Самой
распространенной  формой  являются  открытые  письма  -  принятые  в  Совете,
подписаные  королем,  скрепленые  печатью  Канцелярии.  Кстати,  печати  мо¬
гут  свидетельствовать  о  разнице  в  характере  указов:  самые  важные  откры¬
тые  письма  скреплены  печатью  из  зеленого  воска  на  шелковых  синих  и  зе¬
леных  шнурках,  менее  важные  указы  -  печатью  из  желтого  воска  на  двойной
 66 	Об  этом  первоначальном  плане  и  его  трансформациях  см.:  Franklin  A.  Les  sources  de
l'histoire  de  France.  P..  1877.  P.  528;  Isamberî  F.A.  Préface  /  Recueil  général  des  anciennes  lois
françaises,  depuis  l'an  420  jusqu‘à  la  révolution  de  1789  Éd.  A.J.  Jourdain,  Decursy  et  F.A.  Isam-
bert:  29  vols.  P..  1821-1833.  T.  I.  P.  XXXV-XXXIX.
 25

пергаменной  полоске;  частные  указы  -  печатью  из  желтого  воска  на  одинар¬
ной  пергаменной  полоске67.  По  содержанию  указы  делятся  на  ордонансы,
эдикты  и  декларации:  ордонансы  касаются  общих  вопросов  или  обращены
к  широкой  сфере  общественной  жизни,  эдикты  -  те  же  открытые  письма,  но
обращенные  к  отдельной  социальной  группе,  к  профессии,  провинции  или
городу;  а  декларации  -  это  интерпретация  или  некоторые  изменения  прежних
указов68.
 Наконец,  еще  одним  критерием  квалификации  королевских  актов  служит
их  формуляр.  С  этой  точки  зрения,  ордонансом  может  считаться  открытое
письмо  (указ),  которое  начинается  с  широкого  обращения:  «Всем,  кто  данное
письмо  увидит»  (A  tous  ceux  qui  ces  présentes  lettres  verrons)  или  «Доводим  до
сведения  всех,  ныне  и  в  будущем»  (Savoir  faisons  à  tous  présent  et  à  venir),  -
используемого  и  в  частноправовых  актах  (аноблированиях,  регистрации  за¬
вещаний  и  т.д.).  Не  менее  важно,  чтобы  в  тексте  указа  использовался  глагол
«устанавливаем»  (ordonnons).  Самым  распространенным  типом  формуляра
являются  собственно  приказы  (mandements),  содержащие  прямое  распоряже¬
ние  короля,  обращенное  к  группе  лиц  (например,  чиновникам  определенного
ведомства)  или  к  одному  конкретному  лицу:  «Моим  любимым  и  верным  со¬
ветникам,  держащим  наш  Парламент  в  Париже»  или  «Прево  Парижа  или  его
лейтенанту»69.  В  издании  «Ордонансов»  датировка  дается  по  оригиналу,  т.е.
по  старому  стилю,  однако  я  датирую  их  по  новому  стилю.
 Вполне  правомерно  задаться  вопросом,  в  какой  мере  издание  «Ордонан¬
сов»  репрезентативно  для  данного  исследования.  Некоторый  скепсис  иссле¬
дователей  в  этом  отношении,  хотя  и  учитывающий  «естественный  отбор»
королевских  указов,  кажется  вполне  оправданным,  скажем,  если  ставится  за¬
дача  проанализировать  всю  законодательную  политику  отдельного  правите¬
ля.  Однако  для  поставленной  задачи  по  исследованию  становления  института
службы  включенные  издателями  в  собрание  «Ордонансов»  указы,  наиболее
важные  с  точки  зрения  управления  королевством  и  зарегистрированные  в
Парламенте  и  других  палатах,  отражают  процесс  формирования  админист¬
рации  короны  Франции70.  Впервые  мною  был  осуществлен  сплошной  про¬
смотр  первых  17  томов  издания  «Ордонансов»  на  предмет  выявления  всех
относящихся  к  исследуемой  теме  указов.  В  общей  сложности  было  обнару¬
жено  433  королевских  указа,  касающихся  различных  аспектов  формирования
ведомств  и  служб  короны  Франции.
 Однако  полученный  массив  документов,  нуждался  в  дополнениях.  Преж¬
де  всего,  необходимо  было  определить,  какие  указы,  имеющиеся  в  регистрах
 67 	Tessier  G.  Diplomatique  royale  française.  P.,  1962.  P.  236-237,  259-260.
 68 	Об  этих  типах  указов  см.  подробнее:  Richet  D.  La  France  moderne.  P.  30;  Rigaudière  A.
Legislation  royale  et  construction  de  l’Etat  dans  la  France  du  XIIIe  siècle  //  Renaissance  du  pouvoir
legislative  et  genèse  de  l’État.  P.  225-226.
 69 	Анализ  формуляров,  на  основании  которых  квалифицировались  указы,  см.:  Stein  Я.  In¬
ventaire  analytique  des  ordonnances  enregistrées  du  Parlement  de  Paris  jusqu’à  la  mort  de  Louis  XI.
P.,  1908.  P.  XI.
 70 	Корона  направляла  в  верховные  палаты  для  регистрации  те  указы,  которые  «имеют  веч¬
ную  ценность  для  администрации»  (Guyotjeannin  О.,  Руске  J.,  ТоскВ.-М.  Diplomatique  médié¬
vale.  P.  237).  В  этой  связи,  хотелось  бы  обратить  внимание  на  следующий  факт:  Изамбер,  осу¬
ществивший  на  иных  принципах  многотомное  издание  королевских  указов,  всячески  критикуя
своих  предшественников,  в  части,  касающейся  королевской  администрации,  не  добавил  бук¬
вально  ни  одного  нового  указа,  которого  бы  не  было  в  издании  «Ордонансов».
 26

ордонансов  Парламента,  не  были  включены  издателями  в  свод  законодатель¬
ства.  Работу  по  поиску  неизданных  указов  позволил  сделать  составленный
А.  Стейном  инвентарь  всех  указов,  зарегистрированных  в  242  регистрах
Парламента.  Исследуемый  период  охватывает  пять  регистров,  где  было  най¬
дено  еще  69  актов71.  Численное  соотношение,  а  главное  -  содержание  пропу¬
щенных  издателями  указов  (в  большинстве  своем  они  касаются  привилегий,
оплаты  и  периодических  освобождений  от  налогов  чиновников),  подкрепило
убеждение  в  высокой  репрезентативности  издания  «Ордонансов»  для  иссле¬
дуемой  темы.  Этот  корпус  королевских  законодательных  актов  был  мною  до¬
полнен  сборником  договоров  о  мире,  заключенных  в  ходе  Столетней  войны,
а  также  критическим  изданием  кабошьенского  ордонанса  1413  г.,  чей  текст
был  зарегистрирован,  а  после  подавления  восстания  изъят  из  регистров  Пар¬
ламента  и  публично  уничтожен72.  Составленный  в  форме  королевского  ордо¬
нанса,  он  являлся,  по  сути,  проектом  реформы  администрации,  выдвинутым
в  ходе  восстания  кабошьенов  и  отражал  не  только  представления  о  «правиль¬
ном»  управлении,  но  и  в  известной  мере  общественное  мнение  об  исполни¬
тельном  аппарате  короны  Франции.
 Куда  большую  проблему  представляли  собрания  иных  ведомств,  также
регистрировавших  королевские  указы,  с  архивами  которых  работали  изда¬
тели  свода  «Ордонансов».  Прежде  всего,  необходимы  были  архивы  Сокро¬
вищницы  хартий,  в  особенности  для  времени,  предшествующего  появлению
в  Парламенте  регистров  ордонансов.  Такие  королевские  указы  были  мною
выявлены  по  аннотированным  изданиям  актов:  хартии  за  период  правления
Филиппа  IV  Красивого  и  его  сыновей,  правления  Филиппа  VI  Валуа73.  Осо¬
бую  ценность  представляет  собрание  хартий,  изданных  А.  Артонном  и  ка¬
сающихся  так  называемого  движения  Провинциальных  лиг  1314-1315  гг.74
Ценные  извлечения  из  архива  Сокровищницы  хартий  были  изданы  для  пе¬
риода  правления  Карла  VI7-.
 Но  общими,  «генеральными»  указами  не  ограничивался  круг  необходи¬
мых  для  данного  исследования  законодательных  документов.  Так,  именно  в
архиве  Канцелярии  находятся  «письма  аноблирования»  (дарования  дворян¬
ства),  ценные  для  изучения  привилегий  служителей  короны.  Ключом  к  этому
массиву  является  рукописный  указатель,  составленный  бенедиктинцем  от¬
 71 	Stein  H.  Inventaire  analytique...  P.  1-58  (AN  Xla  8602-8606).  Для  периода,  предшест¬
вующего  созданию  регистров  указов,  мною  были  выявлены  несколько  важных  документов  по
изд.:  Langlois  Ch.-V.  Textes  relatifs  à  l’histoire  du  Parlement  depuis  les  origines  jusqu’en  1314.  P.,
1888.
 72 	Cosneau  E.  Les  grands  traités  de  la  guerre  de  Cent  Ans.  P..  1889;  Coville  A.  L’Ordonnance
Cabochienne  (26-27  mai  1413).  P.,  1891.
 73 	Registres  du  Trésor  des  chartes.  T.  I:  Règne  de  Philippe  le  Bel  (1300-1314).  Inventaire  ana¬
lytique  /  Éd.  J.  Glénisson  et  J.  Guerout.  Sous  la  dir.  R.  Fawtier.  P.,  1958;  T.  2:  Règnes  des  fils  de  Phi¬
lippe  le  Bel  (1314-1328)  /  Éd.  J.  Guerrout.  P.,  1966;  T.  3:  Règne  de  Philippe  de  Valois  (1328-1350).
Inventaire  analytique  Éd.  J.  Viard  revu  par  A.  Vallée:  3  vols.  P.,  1978-1984;  ViardJ.  Documents
parisiens  du  règne  de  Philippe  de  Valois  (1328-1350).  Extraits  des  registres  de  la  Chancellerie  de
France:  2  vols.  P..  1899-1900;  несколько  важных  указов  были  найдены  в  приложении  к  иссле¬
дованию:  Morel  О.  La  grande  chancellerie  royale...
 74 	Artonne  A.  Le  Mouvement  de  1314  et  les  Chartes  provinciales  de  1315.  P.,  1912.
 75 	Douet-dArcq  L.  Choix  de  pièces  inédits  relatives  au  règne  de  Charles  VI:  2  vols.  P.,  1863-
1864;  Longnons  A.  Paris  pendant  la  domination  anglaise  (1420-1436):  Documents  extraits  des  regis¬
tres  de  la  chancellerie  de  France.  P.,  1878.
 27

цом  Карпантье  для  1877  писем  из  Сокровищницы  хартий  и  Палаты  счетов76.
Поиск  адресатов  аноблирующих  грамот  был  расширен  за  счет  иных  рукопис¬
ных  указателей  и  извлечений77.  В  сфере  регистрации  грамот  аноблирования,
равно  как  и  иных  привилегий  королевских  должностных  лиц,  центральную
роль  играла  Палата  счетов,  архив  которой  сгорел,  что  существенно  затруд¬
няет  изучение  многих  сфер  административной  практики  короны  Франции.
Тем  не  менее  ряд  важных  указов  и  документов  из  архива  этого  ведомства  был
мной  выявлен  по  рукописным  извлечениям  и  публикациям78.
 Королевские  акты  о  привилегиях  чиновников  были  дополнены  мною  ру¬
кописными  извлечениями  из  архива  Палаты  прошений  Дома  короля,  который
систематически  сохранился  только  с  1573  г.79  Наконец,  архивы  Королевского
совета  для  исследуемого  периода  почти  не  дошли  до  нас:  до  XVI  в.  остались
отдельные  листки,  хранившиеся  у  секретарей  в  домашних  собраниях80.
В  этой  связи  представляют  особую  ценность  редкие  публикации  сохранив¬
шихся  фрагментов,  которые  также  были  исследованы  на  предмет  поставлен¬
ных  проблем81.
 Собранный  в  результате  обширный  и  репрезентативный  корпус  законо¬
дательных  актов  дает  возможность  изучить  поэтапно  процесс  формирования
структуры  исполнительного  аппарата,  численный  состав  ведомств  и  служб  и
его  изменения,  дисциплинарные  нормы  службы,  процедуры  комплектования,
систему  вознаграждения  и  привилегий,  политические  полномочия,  формиро¬
вание  прав  на  занимаемые  должности  и  статус  служителей  короны  Франции.
Системный  подход  к  анализу  королевского  законодательства  позволяет  обна¬
ружить  важную  черту  складывающейся  административной  структуры  -  пре¬
емственность  правовых  норм  и  институтов  власти.  При  этом  исследование
большого  объема  королевских  указов  выявляет  «зигзаги»  этого  нелинейного
процесса,  роль  сиюминутных  задач  и  внешних  событий,  столкновение  стра¬
тегий  королей  и  ведомств  или  отдельных  служителей.
 Однако  естественно  возникает  вопрос,  в  какой  мере  королевское  законо¬
дательство  отражало  реальность  и  влияло  на  нее,  а  в  какой  мере  являло  собой
широковещательные  и  прекраснодушные  декларации,  мало  соотносящиеся
с  реальностью.  Известная  декларативность  законодательных  актов  приобре¬
 76 	Dom  Carpentier.  Anoblissements  et  généalogies  tirés  du  Trésor  des  Chartes  et  de  la  Chambre
des  comptes.  1308-1499  (AN  JJ  34  à  232).  1753  Bibliothèque  Nationale  de  France.  (Далее:  BNF.)
Mss.  Latin  18345.
 77 	BNF.  Ms.  Fr.  4139:  Anoblissements  enregistrés  à  la  Chambre  des  comptes;  Ms.  Fr.  32014:  Ano¬
blissements  à  la  Chambre  des  comptes;  Ms.  Fr.  32016:  Anoblissements,  légitimations  enregistrés  à  la
Chambre  des  comptes.  Эти  рукописные  указатели  дополнялись  приведенными  выше  указателя¬
ми  к  регистрам  Сокровищницы  хартий.
 78 	BNF.  Collection  Clairambault.  1  (782):  Extraits  des  mémoriaux  de  la  Chambre  des  comp¬
tes  de  Paris  (1300-1662).  Несколько  указов  о  Палате  счетов  были  опубл.  в  сб.:  Les  Chambres
des  comptes  en  France  aux  XIVe  et  XVe  siècles  /  Textes  et  documents  réunis  par  Ph.  Contamine  et
O.  Mattéoni.  P.,  1998.
 79 	BNF.  Mss.  Fr.  18234-18235:  Extraits  des  registres  des  Requestes  de  l’Hôtel;  Ms.  Fr.  23679:
Registres  des  Requêtes  de  l’Hôtel  (1393-1403).
 80 	Об  этом  см.  подробнее:  Valois  N.  Op.  cit.  P.  141-142.  В  этом  исследовании  автор  приво¬
дит  некоторые  документы,  извлеченные  из  Сокровищницы  хартий.
 81 	Valois  N.  Fragment  d’un  registre  du  Grand  Conseil  de  Charles  VII  (mai-juin  1455)  Il  Annuai-
re-bulletin  de  la  Société  de  l’histoire  de  France.  1882.  P.,  1882.  P.  273-308;  1883.  P.,  1883.  P.  209-
245.
 28

тает  самостоятельную  ценность  в  русле  изучения  формирующегося  нового
языка  и  риторики  власти,  символических  стратегий  в  конституировании  госу¬
дарства  и  заявляемого  идеального  образа  чиновника.  Этот  идеальный  образ
власти  и  ее  служителей  мог  очень  далеко  отстоять  от  реальности,  и  следует
постоянно  помнить  о  зазоре  между  фикцией  законов  и  действительностью.
Но  провозглашаемые  декларации,  цели  и  идеалы  власти  в  контексте  полити¬
ческой  антропологии  раскрывают  значение  политической  культуры,  сыграв¬
шей  активную  созидательную  роль  в  построении  государства.
 Соединение  истории  средневекового  права  с  политической  культурой  вы¬
являет  суть  такой  характерной  черты  королевских  указов,  как  повторяемость
отдельных  правовых  норм,  традиционно  трактовавшейся  лишь  как  признак
неэффективности  вводимых  норм,  как  доказательство  их  неисполнения.  На
самом  деле,  повторяемость  норм  означала  не  только  неэффективность  преж¬
них  указов,  но  и  придавала  этим  нормам  особую  ценность  в  виде  «освящен¬
ной  давностью  традиции»,  и  чем  чаще  повторялась  та  или  иная  норма,  тем
ценнее  она  выглядела  в  глазах  законодателя.
 Наконец,  нельзя  забывать,  что  право  издавать  законы  для  всего  коро¬
левства  на  первых  порах  было  самой  уязвимой  из  королевских  прерогатив.
Именно  поэтому  в  текстах  королевских  указов,  особенно  в  преамбулах,  при¬
сутствует  указание  на  причину  их  издания.  Чаще  всего  в  качестве  оправдания
законодательной  инициативы  короля  выдвигается  защита  интересов  поддан¬
ных  -  их  огромный  ущерб,  страдания  и  «стенания»,  «достигшие  ушей  мо¬
нарха».  Эти  обоснования  интересны  и  важны  не  только  с  точки  зрения  рито¬
рики  власти  и  ее  идейных  основ,  но  и  применительно  к  «больному  вопросу»
о  взаимосвязи  права  и  практики.  Дело  в  том,  что  за  очень  редкими  исклю¬
чениями,  каковыми  являлись,  например,  ордонансы  Людовика  IX  Святого  о
«преобразовании  нравов»  1254-1256  гг.  или  ордонанс  Филиппа  IV  Красивого
от  23  марта  1302  г.  «о  реформировании  королевства»,  в  истоке  большей  части
королевских  «открытых  писем»  находились  конкретные  казусы  -  прошения,
жалобы,  конфликты  чиновников  или  подданных82.  Следовательно,  королев¬
ские  указы  были  так  или  иначе  связаны  с  административной  практикой  и  с
реальной  жизнью.
 АДМИНИСТРАТИВНАЯ  ПРАКТИКА  И  ЮРИДИЧЕСКИЕ  ТРАКТАТЫ
 Связующим  звеном  между  законодательными  актами  и  административ¬
ной  практикой  являются  письма  королей  Франции  к  ведомствам  и  отдель¬
ным  служителям,  отражающие  взаимоотношения  короля  и  его  исполнитель¬
ного  аппарата  и  сохранившиеся  весьма  неравномерно.  После  пожара  1618  г.,
постигшего  Парламент  и  уничтожившего  большую  часть  его  минут,  лишь  в
 82 	А.  Ригодьер.  отмечая  растущую  роль  инициативы  короля  и  его  Совета  в  законодатель¬
ной  практике,  обращает  внимание  на  тот  факт,  что  в  истоке  подавляющего  большинства  из¬
данных  открытых  или  закрытых  писем  лежала  «просьба»  -  прошение  частного  или  должно¬
стного  лица  или  целой  корпорации.  Хотя  статистические  подсчеты  были  бы  полезны,  правда,
с  учетом  того,  что  эта  просьба  не  всегда  упоминалась  в  тексте  указа,  но  и  сейчас  можно  смело
утверждать,  что  именно  ответы  на  такие  запросы  составляли  «львиную  долю»  изданных  коро¬
лями  указов.  См.:  Rigaudière  A.  Penser  et  construire  l'État.  P.  256-257.
 29

XVIII  в.  из  сохранившихся  писем  были  созданы  регистры,  которые  содержа¬
ли  письма  королей,  грандов,  знати  и  т.д.83  Исследуемому  периоду  посвящен
только  первый  регистр,  в  котором  мною  обнаружено  три  письма  в  Парламент,
касающихся  рассматриваемых  в  работе  вопросов84.
 Лакуны  в  переписке  королей  Франции  с  верховными  ведомствами  позво¬
лили  восполнить  публикация  Р.  Казелем  закрытых  писем  короля  Филиппа  VI
Валуа  и  публикация  писем  Карла  V  Мудрого,  осуществленная  Л.  Делилем85.
В  эту  же  категорию  «эрудитских  подвигов»  следует  поместить  11-томное  из¬
дание  полной  переписки  Людовика  XI,  где  собрано  воедино  все  огромное
эпистолярное  наследие  этого  короля,  выявленное  издателями  в  различных
столичных  и  провинциальных  архивах86.
 Системное  изучение  собственно  административной  практики  затрудняет¬
ся  кричащей  неравномерностью  сохранности  архивов  ведомств  и  служб.  Так
называемые  Старые  фонды  в  Национальном  архиве  едва  ли  не  на  90%  со¬
стоят  из  архива  Парижского  парламента.  Такое  соотношение  не  только  адек¬
ватно  отражает  статус,  компетенцию  и  численный  состав  этого  ведомства87,
но  и  обусловлено  «благоприятным»  стечением  обстоятельств:  случившиеся  в
Парламенте  в  1618  и  1776  гг.  пожары,  хотя  и  нанесли  ущерб,  но  не  затронули
главного  богатства  этого  учреждения  -  его  регистров88.  В  результате  объем
архива  Парламента,  растянувшегося  под  землей  в  районе  Маре  на  7  км  и  не
имеющего  аналогов  ни  в  одной  стране  мира,  обескураживает  исследователей,
поскольку  является  беспрецедентным  по  масштабу  собранием  всевозможных
сведений  по  истории  Франции  вплоть  до  ликвидации  Парламента  15  октября
1790  г.89  Общий  состав  фонда  достигает  26  789  единиц  хранения,  из  которых
 83 	Об  этом  фонде  (AN  Х1а  9317-9324)  и  его  составе  см.:  Lettres  reçues  et  envoyées  par  le
Parlement  de  Paris,  1376-1596.  Inventaire  analytique  /  Éd.  S.  Clément  et  M.  François.  P.,  1961.
 84 	AN  XIa  9317  Lettres  originales  des  rois  de  France  et  autres  personnages  au  Parlement.  Ре¬
гистр  имеет  существенные  временные  лакуны:  за  1376-1426  гг.  в  нем  всего  11  писем,  далее
следует  пробел  -  за  1427-1461  гг.  не  сохранилось  ни  одного  письма;  есть  существенные  про¬
белы  за  1464-1477,  1483-1484  и  1493  гг.
 85 	Cazelles  R.  Lettres  closes.  Lettres  «De  par  le  Roy»  de  Philippe  de  Valois.  P.,  1958;  Delisle  L.
Mandements  et  actes  divers  de  Charles  V.  P.,  1874.
 86 	Lettres  de  Louis  XI,  Roi  de  France  /  Éd.  E.  Charavay,  J.  Vaesen:  11  vols.  P.,  1890-1909.
 87 	На  первых  порах  и  очень  долгое  время  публичные  полномочия  короля  заключались  ис¬
ключительно  в  функции  правосудия,  и,  по  выражению  Ж.  Метман,  вся  история  государства
исследуемого  периода  может  быть  названа  одним  словом  -  суд,  а  В.Н.  Малов  квалифицировал
первый  этап  в  становлении  централизованного  государства  во  Франции  как  «судебная  монар¬
хия».  См.:  Metman  J.  Op.  cit.  P.  568;  Малов  В.Н.  Ж.Б.  Кольбер.  С.  10-11;  Он  же.  Парламентская
Фронда.  С.  27.
 88 	Баснословный  архив  Палаты  счетов,  сопоставимый  с  парламентским,  был  уничтожен  по¬
жаром  1737  г.,  а  сохранившиеся  части  и  копии  не  превышают  5%  от  его  объема.  Неблагоприятное
стечение  обстоятельств  сказалось  и  на  архивах  других  ведомств.  Так,  архив  Налоговой  палаты
сгорел  в  ночь  с  10  на  11  января  1776  г.  (из  111  регистров  королевских  указов  погибло  100);  сде¬
ланные  же  по  остаткам  копии  не  содержат  ничего  до  XVI  в.  Пожар  во  Дворце  в  Ситэ  1618  г.  при¬
вел  к  пропаже  всех  старых  регистров  Монетной  палаты  (остались  лишь  с  1527  г.).  Казначейство,
регулярно  упразднявшееся,  с  1401  г.  вело  лишь  регистры  слушаний  судебных  дел,  которые  в  ос¬
новном  сохранились  для  XVI  в.  См.:  Guide  des  recherches...  P.  225,  250,  305-306.
 89 	См.:  Langlois  M.  Le  Parlement  de  Paris.  P.  65-160;  Filhol  R.  Les  archives  du  Parlement  de
Paris  //  RH.  1947.  T.  198,  N  3.  P.  40-61;  Metman  J.  Les  archives  du  Parlement  de  Paris  //  Francia.
Bd.  6.  1978.  München,  1979.  P.  567-576;  Actes  du  Parlement  de  Paris,  1254-1328  /  Éd.  E.  Bouta-
ric:  2  vols.  P.,  1863-1866  (Laborde  J.  de.  Préface.  P.  I-CVII;  Grün  M.  Notices  sur  les  Archives  du
Parlement  de  Paris.  P.  1-248).
 30

регистры  составляют  10  500.  Собственно  административная  практика  отра¬
жена  в  самой  большой,  «гражданской  секции»  (Parlement  civil).  С  1364  г.  Пар¬
ламентом  было  решено  завести  отдельную  серию  регистров  слушаний  дел  и
заседаний  Совета,  а  с  1400  г.  -  отдельно  Совета,  куда  вписывались  и  интере¬
сующие  нас  вопросы  -  регистрация  указов,  комплектование,  выборы  чинов¬
ников,  дисциплинарная  деятельность  и  политические  акции90.  Исследовать  в
полном  объеме  административную  практику  Парламента  не  представляется
возможным  ввиду  слишком  большого  объема  сохранившихся  материалов91.
 Но  не  только  это  затрудняет  задачу.  Едва  ли  не  наибольшее  препятствие
для  этой  гипотетической  задачи  заключается  в  том,  что  это,  можно  сказать,
закрытый  архив.  Ревностно  ведя  документацию,  бережно  храня  регистры,
Парламент  относился  к  своему  архиву  как  к  величайшей,  но  корпоративной
собственности,  не  пуская  в  него  никого,  включая  королей  Франции,  и  даже
адвокатам,  имевшим  право  ознакомиться  с  материалами  дела,  разрешалось
находиться  в  хранилище  только  под  присмотром  секретаря.  До  ликвидации
зедомства  в  1790  г.  ни  один  посторонний  человек  не  был  допущен  в  этот  ар¬
хив  для  исторических  изысканий,  и  даже  эрудиты  вынуждены  были  пользо¬
ваться  теми  многочисленными,  но  весьма  тенденциозными  выборками,  кото¬
рые  в  изобилии  делали  сами  парламентарии  и  которые  отражали  не  столько
реальную  историю  ведомства,  сколько  «мнение  касты»  и  ее  стратегии,  хотя
сегодня  именно  это  могло  бы  стать  предметом  специального  исследования92.
 Но  и  этого  мало:  архив  Парламента  на  момент  его  перемещения  в  1847  г.
из  Дворца  Ситэ  в  отведенные  Национальным  архивам  помещения  (отели
Субизов-Роганов)  не  имел  ни  одного  указателя,  и  мы  до  сих  пор  не  знаем,
как  они  умудрялись  быстро  находить  нужные  им  документы  и  отвечать  на
поступавшие  от  короля  запросы.
 Единственным  ключом  к  архиву  Парламента  является  уникальная  кол¬
лекция  Жана  Ленена  (1613-1698  гг.)93,  который,  естественно,  принадлежал  к
среде  парламентариев.  В  эпоху  всеобщего  увлечения  эрудитскими  штудия¬
ми  он  сделал  обширные  извлечения  из  архива  ведомства,  -  регистров  «Со¬
вета»,  «Ордонансов»,  «Судебных  слушаний».  В  итоге  получился  свод  из
478  регистров,  своего  рода  «регистры  Парламента  в  миниатюре».  Для  удоб¬
ства  пользования  этим  собранием  он  составил  предметный  указатель:  полу¬
чилось  87  фолиантов,  содержащих  аннотированные  указатели  по  различным
 90 	AN  X1  а  1469-1477.  Conseil  et  Plaidoiries.  1364-1394:  AN  Xla  1478-4783.  Conseil.  1400-
"76.
 91 	Как  заметил  по  этому  поводу  директор  Национального  архива  граф  Ж.  де  Лаборд,  ни
?дин  серьезный  историк  не  возьмется  за  столь  нереальную  задачу,  и  лучшее  доказательство
~*тому  тот  факт,  что  никто  себе  ее  никогда  и  не  ставил  (Laborde  J.  de.  Préface.  P.  XC-XCI).  Хотя
:a  прошедший  век  появились  работы  по  истории  Парламента,  но  они  ограничивались  лишь
зесьма  скромными,  в  сравнении  с  имеющимся  объемом  сведений,  задачами,  и  все  же  их  авто-
гы  вызывают  в  среде  коллег  неподдельное  уважение.
 92 	Ж.  де  Лаборд  обращал  внимание,  что  даже  фундаментальное  издание  отцом  Фелибье-
гом  в  1725  г.  5-томной  «Истории  Парижа»,  где  два  тома  составляли  публикации  документов,
гсновано  на  том,  что  парламентарии  сами  предоставили  издателю,  признавшемуся  в  предисло¬
вии.  что  «не  может  похвалиться  тем,  чем  не  в  состоянии  похвалиться  никто  из  посторонних  -
=то  он  видел  своими  глазами  архивы  Парламента».  См.:  Laborde  J.  de.  Préface.  P.  XC-XCI.
 93 	О  коллекции  и  ее  создателе  см.:  Le  Grant  L.  La  Table  de  Le  Nain  et  les  registres  du  Parle¬
ment  de  Paris  //  Le  Bibliographe  moderne.  P.,  1907.  P.  92-112.
 31

«предметам»94.  С  целью  проанализировать  административную  практику  Пар¬
ламента  и  формирование  чиновного  аппарата  мною  были  изучены  четырна¬
дцать  указателей:  об  учреждении  Парламента,  его  палат  и  штатов,  о  переры¬
вах  в  работе,  о  комплектовании  и  жалованьи,  о  его  политическом  авторитете,
о  чиновниках  в  целом,  о  президентах  и  советниках,  о  мэтрах  Палаты  проше¬
ний,  об  адвокатах  и  секретарях,  о  поданных  Парламентом  ремонстрациях,  о
рангах  внутри  корпорации,  обо  всех  публичных  церемониях,  в  которых  он
принимал  участие95.
 Зачастую  я  ограничивалась  указателями,  не  обращаясь  к  соответствую¬
щим  регистрам.  Например,  факт  проведения  выборов  был  важен  сам  по  себе,
как  и  факт  участия  парламентариев  в  похоронах  коллег.  Не  меньшее  значе¬
ние  имеют  и  разъяснения  самого  Ленена  к  каждому  из  «предметов»  истории
Парламента.  Они  не  только  содержат  ценную  информацию,  но  и  отражают
«корпоративное  мнение»  парламентариев.
 Особую  ценность  представляет  собой  указатель  Ленена  к  содержавшимся
в  архивах  Парламента  сведениям  о  Палате  счетов.  Дело  не  только  в  том,  что
он  относится  ко  второй  по  значению  верховной  курии  королевства,  чей  архив
уничтожен  пожаром,  но  и  в  том,  что  сами  регистры,  касающиеся  Палаты  сче¬
тов,  по-прежнему  остаются  в  фондах  библиотеки  Национальной  Ассамблеи
и  были,  поэтому,  мне  недоступны96.
 Важные  сведения  о  правах,  компетенции  и  привилегиях  канцлера  Фран¬
ции  найдены  мной  в  анонимной  рукописи,  хранящейся  в  Национальной  биб¬
лиотеке  Франции97.  Рукописное  собрание  хартий  и  королевских  указов  о
привилегиях  служителей  Канцелярии  существенно  дополнило  собрание  ор¬
донансов98.
 В  исследовании  мною  использовались  публикации  из  архива  Парламен¬
та  и  других  ведомств  короны.  Издание  пяти  томов  «Дневников»  секретарей
Парламента  по  гражданским  делам  начала  XV  в.  (Никола  де  Бая  и  Клемана
де  Фокамберга),  где  отражены  взаимоотношения  верховного  суда  с  персоной
монарха,  комплектование,  дисциплинарные  проблемы,  корпоративные  стра¬
тегии,  участие  в  различных  политических  акциях  и  процессиях  и  т.д.,  стало
 94 	AN  Série  U  Extraits,  copies  et  mémoires  intéressant  diverses  juridictions,  procédures  et  pièces
déposées  aux  greffes.  U  493-574  Tables  de  la  collection  Le  Nain.  Début  XVIIIe  s.  Tables  méthodique
des  matières.  Сама  коллекция  Ленена  поступила  в  фонд  Национального  архива  из  Рукописного
отдела  библиотеки  Национальной  Ассамблеи,  где  она  хранилась,  только  в  1959  г.  В  этой  связи
у  коллекции  тройная  нумерация;  я  даю  самую  первую,  так  называемую  нумерацию  Ленена.
 95 	AN  U  495  Avocats  et  procureurs  généraux;  U  497  Conseilliers;  U  499  Greffiers  et  huissiers:
U  501  Maîtres  des  requêtes,  avocats  du  Roi,  greffiers,  huissiers  et  procureures  du  Roi  aux  Requê¬
tes  de  l’Hôtel;  U  502  Premiers  présidents,  présidents  des  Enquêtes;  U  507  ^Etablissements  du  Par¬
lement,  ses  translations,  créations  de  Chambres,  créations  et  suppressions  d’offices;  U  508  Auto¬
rité  du  Parlement;  U  509  Parlement  de  Paris;  U  511  Cérémonies  auxquelles  le  Parlement  a  assisté;
U  514  Gages  du  Parlement;  U  516  Remonstrances  du  Parlement  au  Roi:  table  chronologique  et  table
méthodique;  U  562  Officiers  du  Parlement;  U  570  Rangs  et  préséances.
 96 	AN  U  540  Chambre  des  comptes.
 97 	BNF  Clairambaut  823  Mémoire  historique  et  diplomatique,  avec  pièces,  annexes,  concernant
l’origine  et  les  fonctions  du  grand  Chancelier  de  France.
 98 	Bibliothèque  de  St-Geneviève  Mss  368  Recueil  de  bulles  et  de  chartes  établissant  ou  confir¬
mant  de  collège,  les  droits,  attributions  et  privilèges  des  notaires  et  secrtétaires  du  roi,  1350-1465
(Copie).
 32

источником  для  изучения  «системы  в  действии»99.  Записи  секретарей  Парла¬
мента  содержали  их  интерпретацию  административных  коллизий  и  полити¬
ческих  событий,  что  придает  им  ценность  в  контексте  данного  исследования
и  сближает  с  трактатами  правоведов  и  чиновников-практиков.  Благодаря  пуб¬
ликациям  актов  (приговоров  и  соглашений)  по  гражданским  делам,  а  также
первого  регистра  уголовных  дел  Парламента  мне  удалось  выявить  типы  про¬
ступков  и  проследить  динамику  наказаний  в  сфере  должностных  преступле¬
ний  служителей  короны  в  столице  и  на  местах100.  Несколько  дел,  касающихся
дисциплинарных  норм,  процедур  комплектования  и  статуса  служителей  ко¬
роны,  найдены  были  мной  в  сборнике  казусов  из  архива  Парламента,  касаю¬
щихся  служителей  парижского  Шатле101.  Публикации  бухгалтерских  доку¬
ментов  Казначейства  и  Палаты  счетов  дали  возможность  отследить  размеры
и  периодичность  выплаты  жалованья,  пенсионов  и  вознаграждений  чинов¬
никам102.
 Сведения  об  участии  королевских  должностных  лиц  в  торжественных
церемониях  были  мной  дополнены  специальным  указателем  извлечений  из
парламентских  регистров,  а  также  собранием  о  французском  церемониале,
сделанном  Теодором  и  Дени  Годфруа;  важные  детали  относительно  формы
участия  парламентариев  в  похоронах  королей  Франции  сообщает  «Церемо¬
ниал  похорон  Карла  VI»,  составленный,  по  всей  вероятности,  секретарем  по
гражданским  делам  Клеманом  де  Фокамбергом103.
 Наконец,  некоторые  ценные  сведения,  разъяснения  и  интерпретации
были  мной  найдены  в  трактатах,  написанных  служителями  короны  Фран¬
ции  позднее,  в  XVI-XVII  вв.  Они  дали  возможность  проследить  преемствен¬
ность  основных  компонентов  в  структуре  института  королевской  службы  в
раннее  Новое  время.  Прежде  всего  это  «Собрание  о  королях  Франции»  Жана
Дю  Тийе,  гражданского  секретаря  Парижского  парламента,  в  котором  автор
трактует  различные  парадные  церемонии,  знаки  власти  и  формы  репрезен¬
тации  королевских  должностных  лиц.  Ценные  теоретические  размышления
о  властных  прерогативах,  формах  идентификации  и  репрезентации  королев¬
ских  чиновников  принадлежат  перу  парламентария  Бернара  де  Ларош-Фла-
вена,  автора  «Тринадцати  книг  о  Парламентах  Франции».  Идейные  основа¬
ния  института  службы  и  оправдания  привилегий  магистратов  представлены  в
трактате  Венсана  де  Ла  Лупа.  И,  разумеется,  исследуемую  тему  невозможно
себе  представить  без  трактатов  Шарля  Луазо  -  адвоката  Парламента  и  теоре¬
тика  государственной  службы,  создавшего  прочную  идейную  базу  для  офор¬
 99 	Bare  N.  de.  Journal  de  Nicolas  de  Baye,  greffier  de  Parlement  de  Paris.  1400-1417/  Éd.
A.  Tuetey:  2  vols.  P..  1885.  1888;  Fauquembergue  Cl.  de.  Journal  de  Clément  de  Fauquembergue,
greffier  de  Parlement  de  Paris.  1417-1435  Éd.  A.  Tuetey:  3  vols.  P..  1903-1915.
 100 	Actes  du  Parlement  de  Paris.  Série  2:  1328-1350  Éd.  H.  Furgeot,  J.-P.  Laurent:  3  vols.  P.,
1920-1975:  Langlois  Ch.-V.  Confessions  et  jugements  de  criminels  au  Parlement  de  Paris  (1319—
1350).  P..  1971.
 101 	Fagniez  G.  Fragment  d’un  répertoire  de  jurisprudence  parisienne  au  XVe  siècle  //  Mémoires
de  la  Société  d’histoire  de  Paris.  1890.  T.  17.  P.  1-94.
 102 	Rapport  à  Philippe  VI  sur  l'état  de  ses  finances  Éd.  H.  Moranvillé//  BEC.  1887.  T.  48.
P.  380-395:  ViardJ.  Gages  des  officiers  royaux  vers  1329  BEC.  1890.  T.  51,  N  3/4.  P.  238-267.
 103 	AN  U  424  Notes  historiques  extraites  des  registres  du  Parlement  (1364-1643).  XVIIIe  s.;
Godefroy  Th.  et  D.  Le  Cérémonial  François:  2  vols.  P..  1649;  BNF  Mss  fr.  4317  Recueil  de  copies  de
pièces  portant  pour  titre  «Cérémonies  des  rois,  princes  et  grands».
 2.  С.К.  Цатурова
 33

мившейся  привилегированной  группы  профессиональных  служителей  вла¬
сти:  «Пять  книг  о  правах  службы»,  «Книга  о  сеньориях»,  «Трактат  о  чинах  и
простых  достоинствах»104.
 Однако  доскональное  исследование  административной  практики  всех  ве¬
домств  и  служб  короны  Франции  выходит  за  рамки  поставленных  в  данной
работе  задач.  К  тому  же,  это  представляется  невыполнимым  на  таком  длитель¬
ном  отрезке  времени  и  в  столь  широком  охвате  административной  структу¬
ры.  Обращение  к  административной  практике  преследовало  цель  обозначить
параметры  «структуры  в  действии»,  понять  степень  применения  на  практике
законодательных  норм.
 Не  следует  при  этом  забывать,  как  это  подчас  делается,  что  даже  архивы
Парламента  содержат  далеко  не  все  сведения.  И  не  только  вследствие  пожа¬
ров  и  потерь  или  перерывов  в  ведении  регистров:  относясь  к  регистрам  как
к  хранилищу  «памяти  государства»,  служители  Парламента  записывали  не
всё  и  даже  что-то  сознательно,  по  своим  мотивам  или  по  приказу  короля,  вы¬
марывали  впоследствии105.  Факт  избирательности  сохранившихся  в  архивах
ведомств  сведений  придает  им  особую  ценность,  поскольку  за  этим  отбором
стоят,  в  том  числе,  корпоративные  стратегии  служителей  короны  Франции.
 Корпоративную  интерпретацию  административной  практики  раскрывают
и  созданные  в  исследуемый  период  юридические  извлечения  и  трактаты,  со¬
ставленные  самими  служителями  короны  Франции.  «Книга  о  правосудии  и
судопроизводстве»106  была  создана  около  1254-1260  гг.  на  волне  и  в  русле  ор¬
донансов  Людовика  IX  Святого,  текст  которых  даже  воспроизведен  в  первой
части  рукописи.  Трактат  подробно  характеризует  компетенцию  и  полномочия
всей  структуры  управления  -  от  короля  наверху  до  прево  внизу  иерархии.
Новаторство  трактата  заключается  в  стремлении  автора  соединить  обычное
право  с  нормами  права  римского  (прежде  всего  Дигестами  и  Пандектами)  и  с
декреталиями  папы  Римского  Григория  IX.  Данный  трактат  является  первым
во  французской  правовой  мысли  использованием  для  обоснования  прерога¬
тив  монарха  таких  важнейших  для  становления  королевской  власти  максим
и  норм  римского  и  канонического  права,  как  принцип  «абсолютной  власти»
короля  («что  угодно  государю  имеет  силу  закона»),  его  подчиненность  закону
и  т.д.  Хотя  в  тексте  трактата  нет  ни  одного  личностно  окрашенного  пассажа,
способного  пролить  свет  на  фигуру  автора,  исследователи  с  вескими  основа¬
ниями  причисляют  его  к  кругу  теоретиков  и  служителей  королевской  власти,
 104 	Tillet  Jean  du.  Recueil  des  Roys  de  France,  leur  couronne  et  maison.  R,  1607;  La  Roche-
Flavin  Bernard  de.  Treize  livres  des  Parlements  de  France.  Genève,  1621  ;  La  Loupe  Vincent  de.  Des
dignitez,  magistrats  et  offices  du  Royaume  de  France.  Р.,  1553;  Lovseau  Charles.  Les  Oeuvres.  Lyon,
1701.
 105 	P.  Фийоль  приводит  примеры  целенаправленного  изъятия  сведений  из  регистров  Пар¬
ламента  в  период  Религиозных  войны  или  смут.  См.:  Filhol  R.  Les  archives  du  Parlement  de
Paris.  P.  40-42.  Об  этом  же  применительно  к  «памяти  о  Фронде»  пишет  и  В.Н.  Малов.  См.:
Малое  В.Н.  Парламентская  Фронда.  С.  5-8.  Прежняя  «сакрализация»  архивов  -  беспрекослов¬
ное  доверие  к  ним  и  превращение  в  conditio  sine  qua  non  научных  исследований  -  сменилось
с  2000-х  годов  более  плодотворным  критицизмом  и  изучением  целеполагания  фиксации  в  них
сведений.
 106 	Li  Livre  de  jostice  et  de  plet.  Publ.  d’après  le  manuscrit  antique  de  la  Bibliothèque  Nationale
par  Rapetti.  P.,  1850.
 34

ьакладывавших  в  этот  период  идейные  и  правовые  основы  монархического
государства.
 По  смыслу  и  времени  создания  сюда  же  относятся  «Установления  Лю¬
довика  Святого»,  написанные  около  1273  г.  юристом  Орлеанской  школы,  где
разрешено  было  изучать  гражданское  (римское)  право,  в  котором  также  были
соединены  нормы  обычного  права  с  римским  и  каноническим  правом;  а  так¬
же  «Наставления  Людовика  Святого  сыну».  В  обоих  текстах  главное  внима¬
ние  уделено  не  столько  судебной  практике,  сколько  компетенции,  прерогати¬
вам  и  апологии  верховной  светской  власти  и  ее  служителей107.
 Вершиной  тенденции  внедрения  римского  права  в  структуру  обычного
права  королевства  с  целью  обоснования  новых  функций  королевской  власти
1вляется,  безусловно,  трактат  Филиппа  Бомануара  «Кутюмы  Бовези»,  напи¬
санный  около  1283  г.108  Автор  «самого  оригинального  и  самого  выдающе¬
гося  юридического  труда  за  всю  историю  французского  Средневековья»,  по
выражению  П.  Виолле,  названный  Г.  Дюкудреем  «Жуанвилем  права»,  Пьер
ле  Реми  де  Бомануар  в  своем  трактате,  содержащем  нормы  права,  судебные
£азусы  и  их  авторскую  интерпретацию,  выработал  легитимирующую  теорию
законодательной  и  судебной  власти  короля,  соединив  каноническое  и  рим¬
ское  право  с  нормами  обычного  права.  Для  нас  важно  также,  что  автор  при¬
надлежал  не  только  к  теоретикам,  но  и.  как  это  было  характерно  для  эпохи,  к
практикам  судопроизводства  и  управления:  его  послужной  список  полномоч¬
ного  представителя  короля  на  местах  (последовательно  в  нескольких  балья-
жах  и  сенешальствах  Франции)  весьма  внушителен109.  Не  менее  значимо  в
гонтексте  исследуемой  темы  и  то.  что  трактат  начинается  с  описания  идеаль¬
ного  королевского  служителя  (бальи),  в  котором  отразились  новые  интенции
служителей  короны  и  их  самоидентификация110.
 «Обвинительное  заключение  в  отношении  Робера  Ле  Кока»111  1358  г.  обя¬
зано  своим  появлением  крупнейшему  политическому  кризису  во  французском
обществе,  спровоцированному  поражением  от  англичан  в  битве  при  Пуатье
.9  октября  1356  г.  и  пленением  короля  Иоанна  II  Доброго.  В  обмен  на  налог
1ля  выкупа  короля  делегаты  собрания  Штатов  Лангедойля  высказали  претен¬
зии  к  короне  и  выработали  программу  реформ  в  сфере  администрации.  Ро-
5ер  Ле  Кок,  высокопоставленный  служитель  короны  Франции  (королевский
адвокат,  мэтр  Палаты  прошений  и  член  Королевского  совета),  являлся  одним
 107 	Etablissement  de  Saint-Louis  Publ.  P.  Viollet:  4  vols.  P..  1881-1886;  Delaborde  H.F.  Le
!£\te  primitif  des  Enseignements  de  Saint-Louis  à  son  fils  BEC.  1912.  T.  LXXIII.  L.  1-2.  P.  73-
 00:  L.  3-4.  P.  237-262?  L.  5-6.  P.  502-504.
 108 	Beaumanoir  Ph.  de  Rémi  de.  Coutumes  de  Clermont  en  Beauvaisis  Publ.  A.  Salmon:  2  vols.
?.1899-1900.
 109 	Ввиду  обширности  работ,  посвященных  этому  выдающемуся  автору,  позволю  себе
храничиться  в  части  его  биографии  и  обшей  характеристики  труда  предисловием  к  изданию
«Кутюмов  Бовези».  написанным  издателем  А.  Сальмоном.  См.:  Beaumanoir  Ph.  de  Rémi  de.
Joutumes  de  Clermont  en  Beauvaisis.  T.  I.  P.  I-XVI.
 110 	Об  этом  см.:  Цатурова  С.К.  Идеальный  бальи:  мечта  Бомануара  в  контексте  эпохи//
Historia  animata:  Сб.  ст.  М..  2004.  Ч.  1.  С.  191-200.
 111 	Перевод  текста  с  комментариями  и  обширным  вступлением  был  мною  опубликован.
Гм.:  Цатурова  С.К.  Скандал  в  коридорах  власти  во  Франции  XIV  в.  (В  прилож.:  «Обвинитель¬
ное  заключение  в  отношении  Робера  Ле  Кока,  епископа  Ланского»)  /У  Право  в  средневековом
*яре.  М.,  1996.  С.  221-269.
 35

из  глав  восстания  и  ведущим  идеологом  движения  за  реформы,  за  что  и  был
в  ходе  собрания  Штатов  в  Компьене  в  1358  г.  обвинен  своими  же  коллегами  в
предательстве  корпоративных  интересов.  В  результате  на  свет  появился  уни¬
кальный  по  своему  характеру  трактат,  соединяющий  в  себе  законодательные
нормы,  реалии  административной  практики  и  их  интерпретацию  самими  слу¬
жителями  короны  Франции.
 Следующим  по  значимости,  хотя  и  несколько  отличным  по  содержанию,
является  сборник  судебных  казусов,  составленный  королевским  адвокатом  в
Парламенте  Жаном  Ле  Коком112.  Выходец  из  семьи  служителей  короны  Фран¬
ции,  племянник  Робера  Ле  Кока  и  даже  крестник  короля  Иоанна  II  Доброго,
Жан  Ле  Кок  сделал  блестящую  судейскую  карьеру  и  считался  величайшим
адвокатом  своего  времени.  Составленный  им  в  1383-1398  гг.  труд  представ¬
лял  собой  сборник  избранных  приговоров  и  судебных  казусов,  рассматривав¬
шихся  в  Парламенте,  с  комментариями  автора.  Сам  отбор  дел,  которые  Ле  Кок
включил  в  сборник,  уже  свидетельствует  в  пользу  их  значимости  в  представ¬
лении  судейского  чиновника.  Не  менее  ценны  даваемые  им  комментарии  к
самому  делу  и  к  вынесенному  приговору,  равно  как  и  заголовки  включенных
дел,  которые,  как  и  в  случае  издания  «Ордонансов»,  даются  самим  Ле  Ко¬
ком  и  отражают  его  трактовку  существа  дел,  тем  более  важную,  поскольку
Ле  Кок  был  в  Парламенте  ex  officio  защитником  интересов  короны  Франции.
Сборник  судебных  казусов,  составленный  им,  имел  оглушительный  успех  в
среде  «робенов»:  он  циркулировал  и  цитировался  в  парламентских  кругах  в
течение  следующих  300  с  лишним  лет;  имел  множество  копий,  был  издан  в
1514  г.  и  выдержал  затем  девять  изданий.
 Если  сборник  Жана  Ле  Кока  был  порожден  плавным  течением  судопроиз¬
водства  и  стремлением  автора  упорядочить  этот  повседневный  хаос,  то  труд
Одара  Моршена113  обязан  своим  появлением  политической  катастрофе  лета
1418  г.,  когда  Париж  был  взят  войсками  герцога  Бургундского,  а  королевские
институты  власти  раскололись  надвое  -  бежавшие  из  столицы  перед  угрозой
расправы  так  называемые  арманьяки  создали  параллельные  органы  управле¬
ния  в  «Буржском  королевстве»  при  дофине  Карле.  Именно  этими  трагически¬
ми  обстоятельствами  объясняется  появление  на  свет  труда  королевского  но-
тариуса-секретаря  Одара  Моршена,  который  руководствовался  стремлением
передать  наработанный  бюрократический  опыт  новосозданной  Канцелярии  и
составил  около  1426-1427  гг.  для  новичков,  спешно  набираемых  на  службу,
формуляры  274  типов  писем,  выдаваемых  короной,  разделенных  на  17  тема¬
тических  глав:  назначения  и  смещения  чиновников,  аноблирование,  выплата
пенсионов  и  т.д.  Благодаря  драматическому  стечению  обстоятельств  в  нашем
распоряжении  имеется  уникальное  свидетельство  реального  бытования  в  ад¬
министративной  практике  законодательных  норм  о  статусе,  правах  и  приви¬
легиях  королевской  службы.  Особую  ценность  этому  собранию  формуляров
придают  и  комментарии  самого  автора  (всего  около  350),  в  которых  Моршен
поясняет  суть  почти  каждой  из  формул  письма.  Благодаря  этим  пояснениям
раскрывается  не  только  бюрократическая  практика  королевской  администра¬
 112 	Le  Coq  J.  Questiones  Johannis  Galli  /  Éd.  M.  Boulet.  P.,  1944.
 113 	Le  Formulaire  d’Odart  Morchesne  dans  la  version  du  mss  BNF  fr.  5024  /  Éd.  O.  Guyotjean¬
nin,  S.  Lusignan.  P.,  2005.
 36

ции,  но  и  ее  интерпретация  самим  служителем  короны.  Труд  Моршена  счи¬
тался  шедевром,  о  чем  свидетельствует  его  долгая  «бюрократическая  жизнь».
 К  этому  же  сложному  периоду  королевской  схизмы  относится  и  «Ремон¬
страция  Парламента  королю  о  ситуации  в  церкви  Франции»114.  Речь  идет  о
докладе,  подготовленном  Парламентом  в  Пуатье  и  поданном  королю  Кар¬
лу  VII  в  1431  г.,  накануне  открытия  Базельского  собора.  В  нем,  помимо  тра¬
диционной  для  Парламента  защиты  принципов  галликанизма,  затрагивались
текущие  проблемы  в  королевской  администрации  и  высказывались  конкрет¬
ные  пути  их  решения  в  русле  защиты  корпоративных  интересов.
 Два  других  привлекаемых  в  исследовании  трактата,  созданных  служите¬
лями  короны  в  правление  Людовика  XI,  также  написаны  «по  случаю»  и  харак¬
теризуют  ситуацию  в  королевской  администрации  на  определенный  момент
времени.  Судя  по  комментариям  издателей,  они  представляют  собой  редкое
явление  в  административной  практике,  что  придает  им  дополнительную  цен¬
ность.  Во-первых,  это  «Доклад  Большому  совету  короля  о  злоупотреблениях
и  скандалах  в  Налоговой  палате»,  написанный  в  1468  г.115  Его  появление  было
вызвано  акцией  Людовика  XI,  который  при  воцарении  пытался  резко  порвать
с  управленческими  традициями  и  персоналом  чиновников  отца,  что  привело
к  упразднению  Налоговой  палаты.  Война  Лиги  общего  блага  в  1464-1465  гг.
способствовала  «умудрению»  короля,  его  повороту  в  сторону  старых  прове¬
ренных  чиновников  и  восстановлению  Налоговой  палаты.  Однако  возникшая
неразбериха  спровоцировала  «опасные  новшества»  в  плане  численности,
персонала  и  прерогатив  ведомства,  каковые  авторы  «Доклада»  и  предложили
королю  «реформировать».  Важно,  что  авторы  принадлежали  к  среде  королев¬
ских  должностных  лиц  и,  как  следствие,  в  их  апелляциях  к  традиции,  в  пред¬
лагаемых  реформах,  в  рисуемой  неприглядной  картине  нынешнего  состояния
ведомства  высвечивается  «картина  мира»  служителей  короны  Франции.
 Наконец,  еще  один  трактат,  условно  датируемый  правлением  Людови¬
ка  XI  (1461-1483  гг.),  связан  со  стремительным  ростом  численности  королев¬
ских  чиновников  после  окончания  Столетней  войны116.  Хотя  трактат  анони¬
мен,  в  нем  явственно  проступают  особенности  мышления  служителя  короны.
Построенный  по  «схоластическому  принципу»,  т.е.  представляя  аргументы
pro  et  contra  прав  короля  по  своему  усмотрению  менять  состав  чиновников,
трактат  апеллирует  к  законодательным  нормам  и  к  административной  прак¬
тике,  в  итоге  приравнивая  произвол  короля  к  роду  тирании,  что  характерно
было  для  позиции  служителей  короны,  ревностно  оберегавших  ординарную
численность  ведомств  и  служб.
 Привлекаемые  в  исследовании  трактаты  по  своему  содержанию  тесно
примыкают  к  следующей  группе  источников,  осмысливающих  и  отражаю¬
щих  процесс  формирования  идейных  основ  королевской  власти  и  облик  ее
служителей.
 114 	Jusselin  М.  Remonstrances  du  Parlement  au  roi  sur  la  situation  de  l’Eglise  de  France  (1430  a.
st.)  //BEC.  1913.  T.  74.  P.  516-524.
 115 	Rapport  au  Grand  Conseil  de  Louis  XI  sur  les  abus  et  les  scandales  de  la  Cour  des  Aides
de  1468  //  BEC.  1848-1849.  T.  5.  P.  60-66.
 116 	Contamine  Ph.  «An  officiarii  régis  sint  multiplicandi».  Une  réflection  scolastique  sur  la  na¬
ture  et  les  limites  de  la  puissance  du  roi  de  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge.  à  propos  des  officiers  de  la
Chambre  des  comptes  .  Les  Chambres  des  comptes.  P.  19-28.
 37

ПАМЯТНИКИ  ПОЛИТИЧЕСКОЙ  МЫСЛИ  И  ХРОНИКИ
 Значение  политической  мысли  в  построении  государства  никогда  не  оспа¬
ривалось,  однако  оценка  ее  роли  в  этом  процессе  существенно  трансформи¬
ровалась  при  изменении  подходов  к  изучению  политического  фактора  в  ис¬
тории.  Эти  изменения  стимулировали  историков  обратиться  к  данной  сфере,
являвшейся  традиционно  областью  интересов  специалистов  по  политико-пра-
вовой  мысли.  Апроприация  историками  сферы  политической  мысли  привела
к  существенному  изменению  ракурса  исследований.  Если  специалистов  по
данному  аспекту  интересовали,  главным  образом,  проблемы  филиации  идей
и  оригинальные  концепции  мыслителей,  то  историков  занимает  преимущест¬
венно  бытование  тех  или  иных  идей  в  конкретной  политической  культуре  и  в
определенных  общественных  реалиях.
 Когда  внимание  исследователей  концентрировалось  на  крупных  име¬
нах  или  выдающихся  трактатах,  Франция  находилась  на  обочине  исследо¬
вательских  интересов,  поскольку  до  Жана  Бодена  она  не  дала  миру  ничего,
равного  по  значению  Брактону,  Иоанну  Солсберийскому,  Марсилию  Паду-
анскому  или  Макиавелли117.  Лишь  появление  методов  исторической  антро¬
пологии  принесло  понимание  эвристической  ценности  всех,  даже  не  самых
оригинальных  политических  произведений,  и  даже  таких  в  первую  очередь,
поскольку  они  раскрывают  «ментальный  контекст»,  в  котором  строится  госу¬
дарство.  Высокие  идеи  и  обыденные  чувства,  политические  мифы  и  сиюми¬
нутные  страсти  -  всё,  что  отражают  различные  по  характеру  политические
трактаты,  свидетельствует  о  политических  представлениях  эпохи  и  конкрет¬
ного  общества.
 Так  в  области  изучения  политической  мысли  появляется  новая  пробле¬
матика  -  исследование  коллективных  политических  представлений,  форми¬
рующих  отношение  к  власти  и  формируемых  этой  властью.  В  этом  ракурсе
обнаружилось,  что  во  Франции  в  период  складывания  государства  позднего
Средневековья  отнюдь  не  имелось  недостатка  в  произведениях  политической
мысли,  напротив,  это  была  эпоха  чрезвычайно  интенсивного  размышления  о
природе  и  назначении  королевской  власти  и  ее  аппарата.
 При  анализе  политических  трактатов  мною  использовались  методы  тек¬
стологии  и  герменевтики,  в  том  числе  выявление  центонно-парафразного
принципа  построения  средневековых  текстов118.  Для  понимания  наиболее
распространенных  политических  представлений  были  важны  именно  повто¬
ряющиеся  цитаты  и  фрагменты  текстов,  мифы  и  топосы  как  формы  бытования
этих  идей  в  конкретной  политической  ситуации.  Хотя  каждое  произведение
имеет  свою  логику  и  структуру,  скрупулезное  извлечение  из  текстов  любых,
даже  малейших  упоминаний  о  королевских  должностных  лицах  обнаружи¬
ло  некий  устойчивый  набор  топосов,  цитат  и  мифов,  используемых  разными
 117 	См.:  об  этом  отставании  в  изучении  французской  политической  мысли:  KiynenJ.  Ge¬
nèse  de  l’État  et  histoire  des  idées  politiques  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge  //  Culture  et  idéologie
dans  la  genèse  de  l’État  moderne.  P.  395.
 118 	Современные  методы  анализа  в  рамках  герменевтической  методологии  детально  про¬
анализированы  и  подкреплены  полученными  применительно  к  изучению  русских  летописных
текстов  убедительными  результатами  в  работе  И.Н.  Данилевского.  См.:  Данилевский  И.Н.  По¬
весть  временных  лет:  Герменевтические  основы  изучения  летописных  текстов.  М.,  2004.
 38

авторами  в  различных  по  характеру  произведениях.  Подобный  набор,  выяв¬
ленный  мной,  неожиданным  образом  оказался  созвучен  тем  главным,  стерж¬
невым  проблемам,  которые  являлись  предметом  королевского  законодатель¬
ства  в  сфере  института  службы.
 Данное  совпадение  выводит  нас  на  новый  уровень  осмысления  природы
политической  мысли  Средневековья:  новый  поворот  в  подходах  к  политиче¬
ским  произведениям  привел  к  осознанию  их  глубокой  связи  с  реальностью.
Там,  где  прежде  исследователи  не  видели  ничего,  кроме  абстрактных  «игр
разума»  и  «полетов  схоластической  мысли»,  ныне  обнаружились  вполне  яс¬
ные  политические  задачи,  конкретные  пристрастия  и  корыстные  цели  авто¬
ров  или  заказчиков  трактатов.  Этот  поворот  по-новому  высветил  личность
автора  политического  трактата:  стало  ясно,  что  сочинители  отнюдь  не  при¬
надлежали  к  кабинетным  мыслителям  или  «независимым  интеллектуалам»,
но  напротив,  писали  свои  произведения  в  гуще  политических  страстей,  на
злобу  дня  или  выполняли  политический  заказ,  будь  то  высокопоставленной
персоны  или  группы119.
 Наконец,  еще  один  кардинальный  поворот  в  современных  подходах  к
анализу  политических  трактатов  связан  с  новой  трактовкой  теории  «отра¬
жения»,  кардинально  пересмотренной  постмодернизмом,  сделавшим  акцент
на  созидательной  роли  сознания  и  собственной  логике  текста.  В  результате
политические  трактаты  превратились  из  описаний  политической  ситуации  в
созидание  оной.  Они  приобрели  самостоятельную  ценность  как  формы  арти¬
куляции  фундаментальных  идей,  как  активные  участники  процесса  построе¬
ния  государства120.
 Этот  поворот  нашел  выражение  в  появлении  важнейшего  для  данного  пе¬
риода  понятия:  политическое  общество.  Благодаря  установлению  факта  скла¬
дывания  во  Франции  исследуемого  периода  сообщества  тех,  чье  мнение  и  чья
позиция  имели  значение  для  развития  верховной  светской  власти,  по-ново¬
му  оценивается  роль  политических  трактатов  в  формировании  государства.
В  построении  новой  политической  реальности  принимали  активное  участие
не  только  правоведы  и  легисты  -  идеологи  монархической  власти,  не  толь¬
ко  чиновники-практики,  но  и  деятели  церкви  и  университетские  доктора,  и
самые  широкие  круги  образованных  или  политически  значимых  людей,  чья
дискурсивная  практика  являлась  формой  осмысления  «явления  государства».
Важно  при  этом,  что  внутри  политического  общества,  нередко  расколотого
на  враждующие  друг  с  другом  фракции,  оформлялись  множественные  поли¬
 119 	Об  этом  см.:  Цатурова  С.К.  «Король  -  чиновник,  священная  особа  или  осел  на  тро¬
не?»:  Представления  об  обязанностях  короля  во  Франции  XIV-XV  вв.  //  Искусство  власти.
С.  99-101;  Gauxard  Cl.  Christine  de  Pizan  et  ses  contemporains:  rengagement  politique  des  écri¬
vains  dans  le  royaume  de  France  aux  XIVe  et  X\~  siècles  Une  femme  de  Lettres  au  Moyen  Âge.
Études  autour  de  Christine  de  Pizan  Articles  inédits  réunis  par  L.  Dulac  et  B.  Ribémont.  Orléans,
1995.  P.  105-128.  О  чуждости  Средневековью  «независимого  мыслителя»  см.:  KrynenJ.  Idéal
du  prince.  P.  197:  Paraxicini  Baglianï  A.  Les  intellectuels  et  le  pouvoir  au  Moyen  Âge.  Réflexions
sur  l’imaginaire  social  Études  des  lettres.  1984.  N  1.  P.  20.
 120 	О  том.  что  политические  трактаты  и  иные  тексты  о  власти  не  столько  описывают,
сколько  сами  создают  политическую  реальность,  см.:  Бурдъё  П.  Дух  государства:  генезис  и
структура  бюрократического  поля  Б\рдьё  П.  Социология  социального  пространства.  М.;
СПб.,  2007.  С.  224.
 39

тические  сообщества,  выражающие  интересы  различных  социальных  групп,
чьи  взгляды  сталкивались,  взаимодействовали  и  в  результате  определяли  век¬
тор  политических  процессов121.
 Не  менее  важным,  чем  ученые  политические  трактаты,  для  исследова¬
ния  политических  представлений  эпохи  является  общественное  мнение122.
Ведь  успехи  в  становлении  государства  были  связаны  не  только  с  «легаль¬
ным  насилием»,  но  и  с  умением  идеологов  монархии  найти,  сформулировать
и  умело  внедрить  объединяющую  подданных  систему  ценностей,  нравствен¬
ных  постулатов  и  ориентиров  как  незыблемую  опору  морального  авторитета
верховной  власти.  В  этом  смысле  государство  являлось  результатом  размыш¬
лений,  надежд  и  чаяний  всего  общества,  а  не  только  его  политических  элит.
И  монархия  чутко  реагировала  на  перепады  общественного  настроения123.
 Однако  изучение  общественного  мнения  столь  далекой  эпохи  наталки¬
вается  на  непреодолимое  препятствие:  отсутствие  адекватных  источников.
И  все  же  о  нем  можно  составить  представление  по  косвенным  данным.  От¬
сылки  к  общественному  мнению  присутствуют  практически  во  всех  поли¬
тических  трактатах,  в  которых  критика  власти  и  предлагаемые  реформы
апеллируют  к  «мнению  народа».  Эхо  общественного  мнения  подчас  можно
расслышать  и  в  многочисленных  хрониках,  создававшихся  в  этот  период  во
Франции.  Труд  хрониста  сродни  политическому  трактату,  настолько  он  про¬
низан  позицией  автора,  а  повторяющиеся  в  хрониках  мотивы  и  сюжеты,  как
и  в  случае  политических  трактатов,  позволяют  почувствовать  тот  обществен¬
ный  фон,  на  котором  принимаются  королевские  указы  и  иные  решения.  Нако¬
нец,  общественное  мнение  в  известной  мере  получило  институциональное
оформление  в  виде  собраний  трех  сословий  -  Генеральных  и  Провинциаль¬
ных  штатов,  на  которых  депутаты  имели  возможность  донести  до  верховной
власти  претензии  и  недовольство  общества.  Таким  образом,  речи  депутатов
или  сохранившиеся  протоколы  заседаний  Штатов  позволяют  расслышать  по¬
зицию  «политических  сообществ»  Франции  по  ключевым  вопросам  станов¬
ления  государства.
 При  таких  подходах  к  политической  мысли  перед  исследователем  откры¬
вается  поистине  море  различных  трактатов  и  хроник,  зерцал  и  наставлений,
проповедей  и  записок,  исследовать  которые  не  под  силу  одному  человеку.
В  этой  связи  критерием  их  отбора  мною  был  избран  факт  публикации  текста:
 121 	О  том,  как  поиск  политического  общества  привел  исследователей  к  обнаружению  не¬
скольких  одновременно  существующих  «политических  обществ»  см.:  Autrand  Fr.,  Barthélé¬
my  D.,  Contamine  Ph.  L’espace  français.  P.  106.
 122 	О  роли  общественного  мнения  в  эпоху  Средневековья  см.:  Ourliac  P.  L’opinion  publique
en  France  du  XIIIe  au  XVIIIe  siècle  //  L’Opinion  publique.  P.,  1957;  Gauvard  Cl.  Le  roi  de  France  et
l’opinion  publique  à  l’époque  de  Charles  VI  //  Culture  et  idéologie  dans  la  genèse  de  l’État  moder¬
ne.  P.  353-366.  В  отечественной  медиевистике  новаторской  была  работа  П.Ю.  Уварова  о  связи
драматичных  событий  начала  XV  в.  с  мнением  общества.  См.:  Уваров  П.Ю.  Париж  XV  века:
события,  оценки,  мнения...  общественное  мнение?  //  Одиссей:  Человек  в  истории:  1993.  М.,
1994.  С.  175-193.
 123 	В  частности,  нам  сегодня  известно,  что  корона  Франции  требовала  от  своих  предста¬
вителей  на  местах  (сенешалей  и  бальи)  вместе  с  ежегодными  отчетами  о  доходах  и  расходах
присылать  в  Париж  меморандумы  о  ходящих  в  их  округах  слухах,  разговорах,  общественном
недовольстве.  Однако  эти  отчеты  сгорели  вместе  с  хранившим  их  архивом  Палаты  счетов.
См.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne.  P.  3-5.
 40

хотя  можно  предположить,  что  в  архивах  еще  «пылятся»  в  забвении  инте¬
ресные  тексты,  однако  корпус  наиболее  значимых  для  истории  французской
политической  мысли  произведений  является  в  настоящее  время  изданным124.
 В  силу  этого  критерия  обозначилась  неравномерность  произведений  по
периодам:  наиболее  интенсивные  размышления  о  природе  и  назначении  вла¬
сти,  как  можно  судить  по  имеющемуся  корпусу  изданий,  происходили  в  прав¬
ления  Людовика  IX  Святого,  Филиппа  IV  Красивого  и  его  сыновей  Карла  V
Мудрого  и  Карла  VI,  являвшиеся  наивысшими  пиками  в  развитии  политиче¬
ской  мысли  во  Франции  позднего  Средневековья.  Между  этими  вершинами
обозначились  «провалы»  -  правления  королей,  от  времени  которых  осталось
существенно  меньше  трактатов.  Однако  при  всей  избирательности  предпоч¬
тений  издателей,  как  и  доли  случайности,  нельзя  не  заметить,  что  эти  взлеты
политической  мысли  совпадают  с  периодами  прорывов  и  кризисов  королев¬
ской  власти  и  ее  институтов.  Будь  то  время  реформирования  власти  и  обще¬
ства  в  духе  крестоносной  идеи,  будь  то  склоки  во  взаимоотношениях  с  папой
Бонифацием  VIII,  острый  политический  кризис  внутри  французского  обще¬
ства  из-за  череды  поражений  в  Столетней  войне  середины  XIV  в.,  папская
схизма  или  длительное  нахождение  на  троне  психически  больного  короля  -
именно  такие  чрезвычайные  обстоятельства  служат  мощным  стимулом  для
интенсификации  политических  размышлений  о  функциях  и  предназначении
королевской  власти.
 В  связи  с  задачами  исследования  еще  одним  критерием  являлось  наличие
в  тексте  хотя  бы  мимолетного  упоминания  о  служителях  короны  Франции.
Этот  критерий  существенно  сократил  круг  анализируемых  произведений  и
выявил  важнейшую  для  исследуемой  темы  тенденцию:  служители  короны
Франции  еще  находились  на  обочине  общественных  интересов,  упоминались
крайне  редко  и  исключительно  в  связи  с  персоной  монарха.  Только  в  полити¬
ческих  произведениях  самих  королевских  служителей  и  отпрысков  чиновных
династий  или  в  трудах  крупнейших  церковных  и  университетских  мыслите¬
лей  можно  встретить  сколько-нибудь  значимые  описания  и  оценки  корпуса
должностных  лиц  короны  Франции.  Однако  сами  служители  короны  в  ис¬
следуемый  период  писали  крайне  мало,  поскольку  не  располагали  для  этого
свободным  временем,  а  имеющиеся  трактаты  принадлежат  перу  тех,  кто,  как
правило,  уже  покинул  чиновную  службу.  При  всей  условности  такой  типо¬
логии  они  мною  подразделены  на  хроники,  трактаты  и  материалы  собраний
Штатов.
 В  работе  привлекаются  11  хроник.  Для  первой  половины  XIV  в.  постав¬
ленным  в  исследовании  задачам  отвечают  «Рифмованная  хроника»  Жоффруа
Парижского  и  «Хроника»  Гийома  из  Нанжи  и  его  продолжателей,  которые
охватывают  период  с  1300  по  1368  г.12'  Именно  в  этих  произведениях  коро¬
левские  должностные  лица  впервые  появляются  на  политической  сцене  как
самостоятельные  фигуры,  что  со  всей  очевидностью  объясняется  также  бли¬
 124 	Ж.  Кринен  считает,  что  не  стоит  строить  иллюзий:  все  главные  произведения,  предме¬
том  которых  является  политика  и  власть,  «уже  вышли  из  тени».  См.:  Krynen  J.  Genèse  de  l’État
et  histoire  des  idées  politiques  en  France.  P.  398^-00.
 125 	Diverrès  A.  La  Chronique  métrique  attribuée  à  Geoffroy  de  Paris.  Strasbourg,  1956;  Chroni¬
que  latine  de  Guillaume  de  Nangis  de  1113  à  1300  avec  les  continuations  de  cette  chronique  de  1300
à  1368.  Nouv.  éd.:  2  vols.  N.Y.:  L..  1965.
 41

зостью  самих  авторов  к  власти.  Жоффруа  Парижский,  обнаруживший  в  сво¬
ей  хронике  глубокие  познания  в  сфере  управления  и  политических  интриг
вокруг  трона,  по  всей  видимости,  являлся  клерком-нотариусом  королевской
Канцелярии  или  Парламента,  и  в  своей  критике  советников  из  окружения  Фи¬
липпа  IV  Красивого,  как  и  при  описании  трагической  судьбы  его  ближайшего
сподвижника  Ангеррана  де  Мариньи,  сохранял  нейтральность  в  отношении
судейских  чиновников.  Что  касается  труда  Гийома  из  Нанжи  и  его  аноним¬
ных  продолжателей,  то  следует  заметить,  что  эта  хроника  была  написана  в
аббатстве  Сен-Дени  -  не  только  королевском  некрополе,  но  и  держателе  «ис¬
торической  памяти  монархии».  Гийом  из  Нанжи  являлся  хранителем  архивов
аббатства  (1285-1300  гг.),  и  писал  хронику  в  русле  сложившейся  королевской
школы  летописания  (так  называемые  Большие  Французские  хроники  аббат¬
ства  Сен-Дени),  которой  следовали  и  его  продолжатели126.
 Той  же  близостью  к  кругам  служителей  королевской  власти  объясняется
и  содержание  «Нормандской  хроники»127,  написанной  в  1369-1372  гг.  и  охва¬
тывающей  период  с  начала  XIV  в.  Автором  ее  являлся,  по  всей  видимости,
дворянин  из  Нормандии,  находившийся  на  службе  короля,  и  упоминаемые  в
его  хронике  факты  из  далекого  прошлого  могли  основываться  на  свидетель¬
ствах  очевидцев  или  легендах,  имевших  хождение  при  королевском  дворе.
 Большой  период  охватывает  «Хроника  царствований  Иоанна  II  и  Кар¬
ла  V»128,  впервые  написанная  не  в  аббатстве  Сен-Дени,  а  непосредственно  в
окружении  короля  Карла  V  Мудрого,  который  поручил  эту  политически  важ¬
ную  задачу  своему  канцлеру  Пьеру  д’Оржемону.  Хроника  посвящена  кризис¬
ному  периоду  1350-1389  гг.  и  носит  отпечаток  позиции  автора.
 Хроника  следующего  царствования,  короля  Карла  VI129,  вновь  была  от¬
дана  в  руки  монаха  из  Сен-Дени,  но  теперь  она  существенно  отличалась  от
прежнего  нейтрального  тона  официального  свода  монастыря.  Ее  автор,  Ми¬
шель  Пинтуэн,  идентифицированный  Б.  Гене  в  результате  долгих  изысканий,
привнес  в  это  сочинение  не  только  свои  познания  в  сфере  права  и  судебной
практики,  но  и  свои  личные  оценки,  и  услышанные  им  разговоры  и  слухи,  и,
главное,  эхо  общественного  мнения130.
 Следующее  правление,  Карла  VII,  началось  в  условиях  королевской  схиз¬
мы  (раскола  на  два  королевства),  и,  желая  затушевать  этот  разрыв  с  традици¬
ей,  король  решил  заполучить  хронику  своего  правления  в  традиции  Сен-Де-
ни,  поручив  это  трудное  дело  монаху  аббатства  Жану  Шартье,  едва  отвоевав
 126 	Guenée  В.  Histoire  et  culture  historique  dans  l’Occident  médiéval.  P.,  1980.  P.  340.
 127 	Chronique  normande  du  XIV  siècle  /  Éd.  A.  et  E.  Molinier.  P.,  1882.
 128 	Chronique  des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles  V  /  Éd.  R.  Delachenal:  4  vols.  P.,  1917-1920.
Пьер  д’Оржемон,  человек  скромного  происхождения,  сделал  образцовую  карьеру  благода¬
ря  связи  с  Парламентом:  адвокат  (1340  г.),  затем  советник  верховного  суда  (1348  г.),  наконец
канцлер  Франции  (1373  г.).  С  «обмирщением  государства»  связал  этот  труд  Б.  Гене.  См.:  Gue¬
née  В.  Histoire  et  culture  historique...  P.  340.
 129 	Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique  contenant  le  règne  de  Charles  VI  de  1380  à  1422  /  Éd.
L.F.  Bellaguet:  6  vols.  P.,  1839-1855.
 130 	Именно  эта  чуткость  автора  к  общественному  мнению  позволила  Б.  Гене  написать
уникальное  исследование:  Guenée  В.  L’opinion  publique  à  la  fin  du  Moyen  Age  d’après  la  Chroni¬
que  de  Charles  VI  du  Religieux  de  Saint-Denis.  P.,  2002.  См.:  также:  Rigaudière  A.  Le  Religieux  de
Saint-Denis  et  le  vocabulaire  politique  du  droit  romain  //  Saint-Denis  et  la  royauté.  P.  261-298.
 42

Париж  в  1436  г.131  Теперь  должность  официального  историографа  сделалась
королевской  службой,  и  новоиспеченный  хронист,  как  все  чиновники,  принес
18  ноября  1437  г.  присягу  на  верность  при  вступлении  в  должность,  за  кото¬
рую  он  получил  регулярное  жалованье  в  200  парижских  ливров  годовых132.
Статус  автора  отразился  на  содержании  его  труда,  охватывающего  1422-
1461  гг.,  где  большое  внимание  уделялось  служителям  короны  и  политиче¬
ским  событиям.
 Практически  тому  же  периоду,  но  с  несколько  иной  позиции,  посвящена
«Хроника  короля  Карла  VII»,  принадлежащая  перу  Жиля  Ле  Бувье  по  про¬
звищу  Герольд  Беррийский133.  На  деле,  он  был  герольдом  короля  Карла  VII,  и
его  хроника  содержит,  среди  прочего,  множество  подробностей  придворной
жизни  и  различных  светских  ритуалов.
 Наступило  время  не  только  официальных  или  монастырских  хроник,  но  и
личных  записок.  Благодаря  этому  процессу  «обмирщения  хронистики»  в  на¬
шем  распоряжении  имеется  несколько  «частных»  хроник.  Прежде  всего  это
анонимный  «Дневник  Парижского  горожанина»134,  охватывающий,  с  пробе¬
лами,  период  с  1405  по  1449  гг.  и  посвященный  едва  ли  не  самому  драматич¬
ному  «политическому  спектаклю»  -  Парижу  времен  борьбы  бургиньонов  и
арманьяков  и  «двойной  монархии».  Образованность  автора,  принадлежавше¬
го,  очевидно,  к  университетским  кругам,  его  широкая  осведомленность  и
личные  оценки  делают  «Дневник»  важным  свидетельством  отношения  пари¬
жан  к  служителям  власти  и  монархии.  Небольшим  по  объему,  но  ценным  про¬
должением  того  же  дневника  является  «Парижский  дневник  Жана  Мопуана»,
приора  церкви  Сент-Катрин-де-ла-Кутюр13-.  Он  охватывает  не  менее  драма¬
тичный  период  1437-1469  гг.,  когда  окончание  королевской  схизмы  так  и  не
принесло  Парижу  ни  процветания,  ни  королевского  внимания.
 Точку  зрения  бургиньонов  на  драматичные  события  означенного  периода
отразила  «Хроника»  Ангеррана  де  Монстреле136,  обнимающая  период  с  нача¬
ла  XV  в.  до  1453  г.,  в  которой  особое  внимание  уделено  трудному  примире¬
нию  враждующих  партий  и  обстоятельствам  окончания  Столетней  войны,  а
также  «театру  власти»  -  описаниям  въездов  в  отвоеванные  у  англичан  города
Франции.
 На  фоне  этих  сдержанных,  хоть  и  политически  ангажированных  хроник,
труды,  написанные  Тома  Базеном  о  двух  царствованиях:  «Истории»  королей
Карла  VII  и  Людовика  XI13  ,  -  едва  ли  в  строгом  смысле  являют  собой  лето¬
пись  их  правлений.  Скорее,  это  сплав  хроники,  мемуаров  и  открыто  пристра¬
 131 	Chartïer  Jean.  Chronique  de  Charles  VII.  roi  de  France  ;  Publ.  Vallet  de  Viriville:  3  vols.  P.,
1858.
 132 	Об  авторе  см.:  Charüer  J.  Chronique  de  Charles  VII.  T.  I.  P.  V-XIII;  Guenée  B.  Histoire  et
culture  historique  dans  l'Occident  médiéval.  P.  341-343.
 133 	Bouvier  Gille  le.  dit  le  Héraut  Beny.  Les  chroniques  du  roi  Charles  VII  /  Éd.  H.  Courteault
et  L.  Celier.  P..  1979.
 134 	Journal  d'un  bourgeois  de  Paris  de  1405  à  1449  Éd.  C.  Beaune.  P.,  1990.
 133  Maupoint  Jean  de.  Journal  parisien  de...  prieur  de  Sainte-Catherine-de-la-Couture  (1437—
1469).  Publ.  G.  Fagniez  Mémoires  de  la  Société  de  l'histoire  de  Paris.  T.  IV:  1877.  P.,  1878.
P.  1-141.
 136 	Monstrelet  Enguerrand  de.  Chronique  Éd.  L.  Douet-d'  Arcq:  6  vols.  P.,  1857-1862.
 137 	Basin  Thomas.  Histoire  de  Charles  VII  Éd.  et  trad.  Ch.  Samaran:  2  vols.  P.,  1933-1944;
Idem.  Histoire  de  Louis  XI  Éd.  et  trad.  Ch.  Samaran:  3  vols.  P.,  1963-1972.
 43

стного  теоретического  размышления  автора,  образованного  юриста  и  прела¬
та,  о  «добром»  и  «тираническом»  правлении  в  духе  гуманистических  идей.
Это,  по  сути,  сближает  его  «Истории»  с  политическими  трактатами  о  приро¬
де  королевской  власти  и  обязанностях  правителей.
 Наконец,  использован  сборник  извлечений  из  хроник  о  торжественных
въездах  королей  в  города  и  об  участии  в  них  чиновников138.
 Переходя  к  политическим  трактатам,  следует  заметить,  что  служители
короны  Франции  появляются  в  них  как  идентифицируемые  политические
персоны  лишь  со  времени  правления  Карла  V  Мудрого.  Редчайшим  исклю¬
чением  является  «Трактат  о  прославлении  Парижа»  Жана  де  Жандена,  вид¬
ного  философа,  правоведа  и  университетского  преподавателя  (некогда  ректо¬
ра  Парижского  университета),  сторонника  Марсилия  Падуанского139.  Защита
независимости  королевской  власти  от  претензий  на  верховенство  со  сто¬
роны  папского  престола  определила  и  характер  созданного  им  в  изгнании
(в  30-х  годах  XIX  в.  в  Германии)  трактата,  где  описываются  и  восхваляются
служители  короны  Франции,  пребывающие  во  Дворце  на  острове  Ситэ.
 Расцвет  политической  мысли  во  Франции  в  правление  Карла  V  Мудрого
вдохновлялся  проводимыми  кардинальными  реформами  в  сфере  админист¬
рации,  органичной  частью  которых  были  заказанные  и  оплаченные  королем
трактаты  и  переводы  на  французский  язык  произведений  о  природе  и  функци¬
ях  власти140.  Среди  таковых  наибольшее  значение  для  данного  исследования
имеют  два  труда.  Прежде  всего  это  перевод  шедевра  политической  мысли
Средневековья  трактата  Иоанна  Солсберийского  «Поликратик»,  осуществ¬
ленный  в  1372  г.  Дени  Фулыиа141.  Признавая  самостоятельную  научную  цен¬
ность  сравнительного  анализа  оригинала  и  перевода,  в  данном  исследовании
я  опускаю  этот  момент  и  обращаю  внимание  только  на  текст  в  контексте  гер¬
меневтического  и  лингвистического  анализа  терминов  и  речевых  оборотов,
отражающих  бытование  идей  в  определенной  политической  культуре.
 Прорывом  в  развитии  политической  мысли  эпохи  стал  перевод  на  фран¬
цузский  язык  «Политики»  Аристотеля,  сделанный  около  1374  г.  выдающимся
философом  и  экономистом  Никола  Орезмом,  которого  современники  назы¬
вали  в  числе  лучших  философов  со  времен  Аристотеля142.  Возглавив  пре¬
стижный  Наваррский  коллеж  накануне  открытия  мятежных  Штатов  1356  г.
 138 	Guenée  В.  et  Lehoux  Fr.  Les  entrées  royales  françaises  de  1328  à  1515.  Р.,  1968.
 139 	Jandun  Jean  de.  Tractatus  de  laudibus  Parisius  //  Le  Roux  de  Lincy  A.  et  Tisserand  L.-M.
Paris  et  ses  historiens  aux  XIV  et  XV  siècle.  P.,  1864.  P.  32-79.
 140 	Из  обширной  литературы  об  этом  монархе  и  его  эпохе  назовем  лишь  наиболее  значи¬
мые  в  данном  контексте:  Autrand  Fr.  Charles  V  le  Sage.  P.,  1994;  Quillet  J.  Charles  V  le  roi  lettré:
Essai  sur  la  pensée  politique  d’un  règne.  P.,  1984.
 141 	Для  нашего  исследования  особенно  важными  являлись  главы,  посвященные  праведной
и  неправедной  власти,  границам  самовластия  государя  и  его  обязанностям,  как  и  долгу  маги¬
стратов:  Foulechat  Denis.  Tyrans,  princes  et  prêtres  (Jean  de  Salisbury.  Policratique.  Livre  IV  et
VIII)  /  Éd.  Ch.  Brucker.  Montréal,  1987  (Le  Moyen  français.  Revue  d’Études  linguistiques.  N  21.)
 142 	В  частности,  именно  так  охарактеризовал  его  другой  теоретик  политической  мысли
Филипп  де  Мезьер:  «le  très  vaillant  et  subtil  et  real  philosophe  des  meilleurs  qui  fust  depuis  Aris-
tote,  le  preudomme  Maitres  Nychole  Oresme,  solennel  maistre  en  theologi»  (Mézières  Ph.  De.  Songe
du  viel  pèlerin  /  Ed.  G.W.  Coopland:  2  vols.  Cambridge,  1969.  T.  1.  P.  618).  О  политических  воз¬
зрениях  Никола  Орезма  см.:  Хачатурян  H.A.  Аристотелевское  понятие  «гражданин»  в  коммен¬
тариях  Н.  Орезма  и  социальная  реальность  во  Франции  XIII-XV  вв.  //  От  Средних  веков  к  Воз¬
рождению:  Сб.  в  честь  проф.  Л.М.  Брагиной.  СПб.,  2003.  С.  19-35;  Quillet  J.  Un  commentaire
 44

и  разделяя  идеи  реформаторов,  он  вошел  в  окружение  Карла  Мудрого  и  стал
в  1359  г.  королевским  секретарем,  позднее  советником  и  даже  капелланом
короля,  в  иной  манере  продвигая  ту  же  программу  реформ.  Уникальность
труда  Орезма,  переведшего  на  французский  также  «Экономику»  и  «Этику»
Аристотеля,  заключалась  в  том,  что  он  сделал  комментированный  перевод
трактата,  соединив  идеи  Стагирита  с  социальной  реальностью  современной
ему  Франции  и  дав  свою  интерпретацию  этой  реальности,  где  выразил  идеи
о  превосходстве  сообщества  над  государем  в  духе  программы  реформаторов
1356-1358  гг.143
 Заказ  короля  выполняли  и  авторы  трактатов,  написанных  с  целью  леги¬
тимации  тех  или  иных  властных  полномочий  монарха.  В  этом  ряду  наиболь¬
шую  ценность  для  данного  исследования  представляет  анонимный  трактат
«Сновидение  садовника»,  написанный,  по  наиболее  принятой  сегодня  вер¬
сии,  Эвраром  де  Тремогоном.  Первоначально  задачей  трактата  было  обосно¬
вание  прав  верховной  светской  власти  на  вмешательство  в  церковные  дела  и
независимости  от  посягательств  папского  престола,  однако  труд  был  автором
существенно  расширен  и  в  итоге  превратился  в  стройную  теорию  королев¬
ской  власти144.  Учитывая  юридический  характер  трактата,  его  написание  ко¬
роль  поручил  своему  советнику  из  числа  правоведов  и  юристов-практиков.
Эврар  де  Тремогон  был  не  только  профессором  канонического  права  в  Па¬
рижском  университете,  но  также  королевским  советником  и  мэтром  проше¬
ний  Дома  короля.  Сам  трактат,  написанный  около  1374  г.  в  латинской  версии,
а  в  1376-1378  гг.  появившийся  на  французском  языке,  имел  огромный  успех
и  сыграл  большую  роль  в  общественной  полемике  о  природе  и  назначении
верховной  светской  власти  и  обязанностях  ее  служителей145.  Еще  один  важ¬
ный  для  исследуемой  темы  трактат  был  написан  в  1373  г.  также  по  заказу
короля  -  «Трактат  о  коронации»  Жана  Голена,  в  котором  была  дана  трактовка
происхождения,  функций  и  символики  королевской  власти  через  призму
церемоний  коронации  и  помазания146.
 С  этого  времени  тема  обязанностей  и  прерогатив  королевской  админист¬
рации  уже  не  выходит  из  поля  зрения  теоретиков  монархического  государ¬
ства  во  Франции.  Этапным  произведением,  созданным  в  следующий  пери¬
од  реформирования  административного  аппарата,  явился  трактат  Филиппа
де  Мезьера  «Сновидение  старого  паломника»147.  Один  из  теоретиков  реформ,
 médiéval  de  la  doctrine  aristotélicienne  de  la  justice:  celui  de  Nicolas  Oresme  //  La  Justice  au  Moyen
Âge  (sanction  ou  impunité?)  /  Publ.  CUER  MA  Univ.  de  Provence.  Marseille,  1986.  P.  285-291.
 143 	Oresme  Nicole.  Le  Livre  de  Politique  d’Aristote  /  Publ.  A.D.  Menut.  Philadelphia,
1970.  (American  Philosophical  Society.  Transactions.  Vol.  60,  P.  VI.)  О  влиянии  Аристотеля
на  реформаторов  1356-1358  гг.  см.:  Krynen  J.  Aristotélisme  et  réforme  de  l’État  en  France  au
XIVe  siècle  Das  Publikum  politischer  Theorie  im  14.  Jahrhundert  /  Ed.  J.  Miethke.  Oldenbourg,
1992.  P.  225-236.
 144 	Songe  du  vergier  Éd.  M.  Schnerb-Lièvre:  2  vols.  P.,  1982.
 145 	Krynen  J.  L’Empire  du  roi.  P.  108-109.  119-124;  Giordanengo  G.  De  la  Faculté  de  decret
aux  négocia  regis.  Une  repetition  d’Evrard  de  Trémaugon  (Paris,  1371)  //  Droits  savants  et  pratiques
françaises  du  pouvoir.  P.  211-251.
 146 	Jackson  R.A.  The  Traité  du  sacre  de  Jean  Golein  /  Proceeding  of  the  American  Philosophical
Society.  1969.  Vol.  113,  N  4.  P.  305-324.
 14 	Mézières  Philippe  de.  Le  Songe...
 45

проводившихся  так  называемыми  «мармузетами»,  ближайшими  советниками
Карла  V  Мудрого,  человек  весьма  бурной  политической  карьеры,  он  был  на¬
значен  в  1373  г.  наставником  юного  короля  Карла  VI  и  написал  около  1389  г.
трактат  в  духе  зерцала  государя,  в  котором  представил  широкую  картину  со¬
стояния  королевской  администрации  и  путей  ее  реформирования148.
 Время  правления  Карла  VI  характеризовалось  глубоким  кризисом  во  всех
сферах  общественной  жизни  и  стало  подлинным  испытанием  «системы»  на
прочность.  Именно  это  редкое  сочетание  всевозможных  кризисов  явилось
той  общественной  реальностью,  которая  провоцировала  и  пробуждала  ин¬
тенсивные  размышления  о  функциях  государства,  об  обязанностях  монарха  и
его  служителей.  В  это  время  создается  множество  различных  политических
произведений,  и  в  полемику  активно  включались  все  слои  политического  об¬
щества149.  Первым  среди  авторов  этого  важнейшего  в  истории  Франции  пе¬
риода  следует  назвать  Жана  Жерсона,  крупнейшего  теолога  своего  времени,
одного  из  инициаторов  соборного  движения,  канцлера  Парижского  универси¬
тета150.  В  его  обширном  наследии  существенное  место  занимали  проповеди,
трактаты  и  даже  стихи,  написанные  на  французском  языке  и  посвященные
наставлению  общества151.  В  них  центральное  место  Жерсон  отводил  королев¬
ской  власти  и  ее  служителям1^2.
 В  русле  размышлений  Жерсона  о  праведной  и  неправедной  власти  на¬
ходился  и  выдающийся  проповедник  рубежа  XIV-XV  вв.,  монах-августинец
Жак  Легран.  Этому  посвящена  его  речь  1405  г.,  произнесенная  перед  коро¬
левским  двором  в  присутствии  королевы  Изабо  Баварской  с  целью  вразумить
власти  предержащие,  напомнив  об  общественной  угрозе,  идущей  от  раздоров
и  отступления  от  исполнения  долга153.
 148 	Об  авторе  и  его  произведении  в  контексте  развития  политической  мысли  во  Франции
см.:  BellD.-M.  Étude  sur  le  Songe  du  Viel  Pèlerin  de  Philippe  de  Mézières  (1327-1405).  Genève,
1955;  Blanchard  J.  Discours  sur  la  réformation  et  utopie  à  la  fin  du  Moyen  Âge:  le  Songe  du  Viel
Pèlerin  de  Philippe  de  Mézières  (1389)  //  Studi  francesi.  Rivista  quadrimestrale.  Fondata  da  Franco
Simone.  Anno  XXXII.  N  96.  Roma,  1988.  P.  397-403;  Krynen  J.  Un  exemple  de  critique  médiévale
des  jurists  professionnels:  Philippe  de  Mézières  et  les  gens  du  Parlement  de  Paris  //  Histoire  du  droit
social:  Mélanges  en  hommage  à  Jean  Imbert.  P.,  1989.  P.  333-344.
 149 	AutrandFr.  Le  règne  de  Charles  VI:  un  maivais  souvenir?  //Saint-Denis  et  la  royauté.  P.  13-22.
 150 	Ввиду  обширности  литературы  о  Жерсоне  позволю  себе  ограничиться  лишь  отсыл¬
кой  к  фундаментальному  исследованию  культуры  этого  периода,  в  котором  данный  персо¬
наж  занимает  одно  из  центральных  мест:  Хёйзинга  Й.  Осень  Средневековья.  Исследование
форм  жизненного  уклада  и  форм  мышления  в  XIV  и  XV  веках  во  Франции  и  Нидерландах.
М.,  1988.  См.:  также:  Цатурова  С.К.  Жерсон  Жан//  Православная  энциклопедия.  М.,  2008.
Т.  19.  С.  148-150;  Она  же.  Уроки  Жана  Жерсона//  Долгое  Средневековье:  Сб.  к  честь  проф.
Аделаиды  Сванидзе.  М.,  2010.  С.  335-341.
 151 	Gerson  Jean.  Oeuvres  complètes/  Ed.  P.  Glorieux.  10  vols.  P.,  1960-1975.  Vol.  VII:
L’oeuvres  françaises.  2  part  (P.,  1968).
 152 	В  этот  корпус,  в  результате  скрупулезного  поиска,  были  отобраны  следующие  речи
и  проповеди:  Quaerite  Dominum  (3.03.1389);  Adorabunt  eum  omnes  (6.01.1391);  Accipientis
virtutem  (2.06.1392);  Ecce  rex  tuus  (4.04.1395);  Poenitemini  (17.01.1396);  Gloria  in  altissimis
(25.12.1401);  Poenitemini  (14.01,  11.02,  18.02,  25.02.1403);  Estote  misericordes  (23.08.1404);
Vivat  rex  (7.11.1405);  Diligite  justiciam  (ок.  1405-1406);  Veniat  pax  (4.11.1408);  Pax  hominibus
(16.12.1409);  Quomodo  stabit  regnum  (23.02.  1410);  Rex  in  sempitemum  vive  (4.09.1413).
 153 	Legr  and  Jacques.  Un  sermon  français  inédit  /  Éd.  E.  Beltran  II  Romania.  1972.  T.  93,  N  371—
372.  P.  460^78.
 46

В  известном  смысле  равнозначной  фигурой  в  стане  теоретиков  монархиче¬
ского  государства  этого  периода,  хотя  и  не  сопоставимой  с  Жерсоном  по  поли¬
тическому  весу,  являлась  Кристина  Пизанская,  автор  многочисленных  полити¬
ческих  трактатов,  написанных  ею  по  заказу  короля  и  принцев  крови  и  имевших
огромный  успех.  Кристина  была  родом  из  Венеции,  принадлежала  к  близким  к
персоне  монарха  кругам;  дочь  астролога  из  Пиццано,  приглашенного  в  1368  г.
Карлом  V  Мудрым  к  французскому  двору,  супруга  королевского  чиновника  (но¬
тариуса  и  секретаря)  Этьена  дю  Кастеля,  она  после  смерти  отца  и  мужа  осталась
без  средств  к  существованию  и  сделалась  первым  во  Франции  «профессиональ¬
ным»  писателем  (поскольку  жила  на  гонорары  от  своих  трудов),  причем  первой
женщиной-писателем1-4.  Из  ее  огромного  наследия  мною  были  выбраны  чисто
политические  трактаты.  Прежде  всего  это  «Книга  о  деяниях  и  добрых  нравах
короля  Карла  V  Мудрого»,  первое  ее  политическое  произведение,  написанное
около  1404  г.  по  заказу  Филиппа  Храброго  герцога  Бургундского  для  наставле¬
ния  дофина  Людовика  об  «образцовом  правлении»1-“.  В  этом  произведении,  ос¬
нованном  и  на  личных  впечатлениях  автора,  и  на  семейных  легендах,  Кристина
с  наибольшей  полнотой  раскрывается  как  политический  мыслитель,  имеющий
свое  мнение  и  умело  выдающий  его  за  «мнение  власти»Ь6.  Статус  чужеземки
придавал  свидетельствам  Кристины  непредвзятый  характер,  а  последовавшие
за  этим  произведением  новые  заказы  подтвердили  общественную  востребован¬
ность  нарисованного  ею  портрета  «идеального  короля».  Созданные  вслед  за
этим  еще  два  политических  трактата  -  «Книга  о  политическом  теле»  (1407  г.)
и  «Книга  о  мире»  (1414  г.)1-7  -  были  посвящены  королю,  наследникам  престола
и  принцам  крови  и  преследовали  цель  наставить  их  в  «ремесле  управлять»,  но
отмечены  печатью  начавшейся  гражданской  войны  бургиньонов  и  арманьяков
и  занятой  автором  позиции  сторонницы  сильной  королевской  власти.  Взгляды
Кристины  близки  воззрениям  служителей  короны  Франции,  но  отражают  и  мне¬
ние  более  широких  политических  сил,  видящих  в  сильном  государстве  выход  из
общественного  кризиса1-8.
 Этой  же  теме  -  обязанностям  государя  и  его  окружения  -  посвящен  трак¬
тат  королевского  советника  Пьера  Сальмона,  написанный  в  1409  г.  в  форме
ответа  на  гипотетический  запрос  короля  Карла  VI,  а  на  деле  являвшийся  ти¬
пичным  зерцалом  государя1"9.  В  этом  трактате  обязанности,  доблести  и  нравы
 Последнее  обстоятельство  предопределило  огромный  интерес  к  ее  творчеству  в  русле
новейших  гендерных  исследований,  в  особенности  в  англо-американской  историографии.
 Pisan  Christine  de.  Le  Livre  des  faits  et  bonnes  moeures  du  roi  Charles  V  le  Sage  /  Éd.  S.  So-
lente:2  vols.  P..  1936-1940.
 !-6  Dulac  L.  L'autorité  dans  les  traités  en  prose  de  Christine  de  Pizan:  discours  d’écrivain,  parole
de  prince  Une  femme  de  Lettres.  P.  15-24.
 Lv  Pisan  Christine  de.  The  «Livre  de  la  paix»  of  Christine  de  Pisan  /  Ed.  Ch.C.  Willard.  S.-Gra-
venhage,  1958;  Eadem.  Le  livre  du  corps  de  policie  Éd.  A.J.  Kennedy.  P.,  1998.
 !-s  О  спорах  вокруг  позиции  Кристины  Пизанской  см.:  MombeUo  G.  Quelques  aspects  de  la
pensée  politique  de  Christine  de  Pisan  d'après  ses  oeuvres  publiées  //  Culture  et  politique  en  France
à  Tépoque  de  l'humanisme.  Torino.  1974.  P.  43-153;  Gauvard  Cl.  Christine  de  Pisan  a-t-elle  une
pensée  politique?  A  propos  d'ouvrages  récentes  RH.  1973.  N  508.  P.  417-430.
 l-9  Salmon  Pierre.  Les  Demandes  faites  par  le  roi  Charles  VI  touchant  son  état  et  le  gouverne¬
 ment  de  sa  personne  avec  les  réponses  de  Pierre  Salmon,  son  secrétaire  et  familier  /  Publ.  G.-A.  Cra-
 pelet.  P.,  1833.  Настоящее  имя.  вероятно.  Pierre  Le  Fruitier,  a  взятый  им  «псевдоним»,  скорее
 всего,  искаженная  форма  от  «Соломона»,  выдает  амбиции  автора.
 47

государя  трактуются  в  неразрывной  связи  с  аналогичными  атрибутами  его
служителей160.
 Об  этом  тревожном  периоде  свидетельствует  и  трактат  «Описание  Пари¬
жа»  Гилберта  из  Меца,  входившего  в  немецкую  нацию  при  Парижском  уни¬
верситете,  а  затем  в  клиентелу  Иоанна  Бесстрашного,  герцога  Бургундского.
Став  профессиональным  писателем  и  вернувшись  на  родину,  он  записал  по
памяти  свои  впечатления  о  городе,  примерно  для  периода  1407-1434  гг.,  в  ко¬
торых  есть  ценные  сведения  об  облике  Дворца  в  Ситэ,  где  располагались  вер¬
ховные  ведомства,  равно  как  о  быте  и  нравах  служителей  короны  Франции161.
 В  условиях  начавшейся  гражданской  войны  бургиньонов  и  арманьяков,  а
затем  английской  агрессии  тон  задавали  патриотические  трактаты,  призывав¬
шие  к  объединению  страны.  В  них  претензии  к  верховной  власти  отступили
на  второй  план,  но  не  исчезли  совсем.  Эта  традиционная  тема  присутствует
в  нескольких  трактатах,  прежде  всего  в  «Перебранке  четырех»  Алена  Шар-
тье162.  Клирик  с  университетским  дипломом  Ален  остался  верен  «буржскому
королю»,  начав  службу  короне  еще  в  должности  секретаря  дофина  Карла.  На¬
писанный  им  в  1422  г.  трактат  преследовал  цель  призвать  все  слои  общества
к  защите  интересов  Французского  королевства  и  с  этой  целью  был  построен
в  форме  обвинения  четырех  сословий  и  их  оправдания  перед  ликом  «Дамы
Франции»163.  В  опубликованных  Н.  Понс  анонимных  трактатах  патриотиче¬
ской  направленности  есть  и  такой  (написан  около  1418-1419  гг.),  где  упоми¬
наются  служители  короны,  причем  авторство  явно  принадлежит  королевско¬
му  должностному  лицу,  поскольку  помимо  характерных  для  этого  круга  идей
и  представлений  о  власти  автор  апеллирует  и  к  корпоративной  исторической
памяти  чиновников164.
 В  это  трудное  время  в  другом  политическом  лагере  появился  трактат,  где
функции  и  обязанности  верховного  правителя  и  его  окружения  занимают  цен¬
тральное  место.  Речь  идет  об  анонимном  трактате,  известном  как  «Совет  Иза¬
белле  Баварской»,  хотя  на  деле  он  написан  для  Иоланды  Арагонской,  супру¬
ги  Людовика,  герцога  Анжуйского,  и  тещи  короля  Карла  VII165.  Созданный,
предположительно,  около  1425  г.  (издатели  ошибочно  отнесли  его  к  1433  г.)
в  ситуации  королевской  схизмы  он  возвращает  нас  к  традиционным  темам  и
оперирует  топосами  политических  представлений  с  одной  целью  -  реформи¬
ровать  королевскую  власть  и  вернуть  ей  забытый  моральный  авторитет.
 Все  пережитые  институтами  королевской  власти  и  их  служителями  труд¬
ности  в  период  королевской  схизмы  и  «двойной  монархии»  в  наибольшей
 160 	Rigaudière  A.  Le  bon  prince  dans  Toeuvre  de  Pierre  Salmon  //  Penser  le  pouvoir  au  Moyen
Âge  (VIIF-XV6  siècle).  Textes  réunis  par  D.  Boutet  et  J.  Verger.  P.,  2000.  P.  365-384.
 161 	Guillebert  de  Metz.  Description  de  la  Ville  de  Paris  sous  Charles  VI  (1407-1434)  //  Le  Roux
de  Lincy  A.  et  Tisserand  L.-M.  Op.  cit.  P.  131-236.
 162 	Char  tier  Alain.  Le  Quadrilogue  invectif  /  Éd.  E.  Droz.  P.,  1950.
 163 	Piaget  A.  L’épitaphe  d’Alain  Chartier  II  Romania.  1894.  T.  XXIII.  P.  152-156  ;  Thomas  M.A.
Alain  Chartier,  chanoine  de  Paris//  Romania.  1904.  T.  XXXIII.  P.  129-132;  Малинин  Ю.П.  Пат¬
риотические  идеи  Алена  Шартье  и  итальянская  гуманистическая  мысль  //  Культура  и  общест¬
во  Италии  накануне  нового  времени.  М.,  1993.  С.  215-230.
 164 	Débats  et  appointements  //  «L’Honneur  de  la  couronne  de  Franc»:  Quatre  libelles  contre  les
Anglais  (vers  1418-vers  1429)  /  Éd.  N.  Pons.  P.,  1990.  P.  23-82.
 165 	Advis  à  Isabelle  de  Bavière  (anonyme)  /  Éd.  E.  Deprez,  préface  A.  Vallet  de  Viriville  //  BEC.
1866.  T.  XXVII.  P.  128-157.
 48

мере  нашли  отражение  в  обширном  публицистическом  наследии  Жана  Жу-
веналя  дез  Юрсена,  отпрыска  династии  служителей  короны  Франции,  обра¬
зованного  юриста  (доктора  обоих  прав)  и  опытного  правоведа-практика,  сде¬
лавшего  блестящую  карьеру  чиновника  (мэтр  прошений  и  советник  короля,
затем  королевский  адвокат  и  член  Парламента)  и  ставшего  в  итоге  архиепи¬
скопом  Реймсским  и  пэром  Франции166.  В  его  политических  трудах  (трак¬
татах,  письмах  и  речах)  королевская  власть  и  ее  служители  занимают  цент¬
ральное  место.  Автор  не  понаслышке  знал  обо  всех  проблемах,  подводных
камнях  и  специфике  бюрократической  структуры  во  Франции,  так  что  его
инвективы,  советы  королю  и  должностным  лицам  по  реформированию  адми¬
нистрации  весьма  авторитетны.  В  то  же  время,  будучи  выходцем  из  чиновной
среды,  Жувеналь  являл  собой  яркий  образец  носителя  сформировавшейся  к
этому  времени  корпоративной  этики  и  исторической  памяти,  что  придает  его
трудам  особую  ценность  в  контексте  рассматриваемых  в  настоящем  исследо¬
вании  проблем167.
 О  трудностях  выхода  из  политического  кризиса  и  о  выживании  админи¬
стративных  традиций  и  идейных  основ  королевской  службы  можно  судить
по  нескольким  привлекаемым  мной  произведениям.  Прежде  всего,  следует
назвать  в  этом  ряду  «Латинскую  поэму  о  Париже»,  написанную  в  1451  г.  Ан¬
тонио  Астесано,  сыном  университетского  преподавателя  и  секретаря  в  Вил-
ланове.  После  учебы  в  Турине  и  Павии  он  переехал  во  Францию  и  вошел  в
клиентелу  Карла  Орлеанского,  став  его  первым  секретарем168.  В  его  трактате
большое  внимание  было  уделено  Парламенту  как  олицетворению  и  оплоту
политической  мощи  короля  Франции.  О  сохранении  идейных  традиций  во
французской  администрации  и  об  их  интерпретации  в  чиновной  среде  сви¬
детельствуют  и  стихи  Марциала  Парижского,  выходца  из  Оверни  и  прокуро¬
ра  Парижского  парламента169.  Из  той  же  среды  служителей  короны  Франции
происходит  и  автор  «Прославления  Карла  VII»  Анри  Бод170.  Последователь¬
ный  сторонник  короля,  включая  и  драматичный  период  Прагерии,  он  был
обласканным  монархом  финансовым  чиновником  и  служил  одно  время  на
должности  элю  в  Лимузене,  но  оставил  службу  ради  поэзии  и  перебрался  в
Париж.  «Прославление»  является  единственным  его  прозаическим  произве¬
дением,  на  рукописи  которой  присутствует  миниатюра,  изображающая  под¬
 166 	Juvénal  des  Ursins  Jean.  Ecrits  politiques  /  Ed.  P.S.  Lewis:  2  vols.  P.,  1978,  1985.  О  жизни
и  взглядах  этого  крупнейшего  политического  мыслителя  упоминается  в  большинстве  трудов
по  Франции  эпохи  позднего  Средневековья.  Ограничусь  лишь  самыми  основными:  Juvénal  des
Ursins  Jean.  Écrits  politiques  .Vol.  3;  Lewis  PS.  La  Vie  et  l’oeuvre.  P.,  1992;  Idem.  Jean  Juvenal  des
Ursins  and  the  Common  Literary  Attitude  towards  Tyranny  in  Fifteenth-Century  France  //  Medium
aevum.  1965.  Vol.  XXXIV,  N  2.  P.  103-121;  Бессилии  H.A.  Жан  Жувеналь  дез  Юрсен  -  историк
и  политический  деятель  Франции  XV  века:  Автореф.  дисс.  ...  к.и.н.  М.,  1993.
 16 	В  работе  привлекаются  следующие  произведения  Жувеналя:  Audite  illos  (1432  г.);  Très
reverends  et  reverends  pères  en  Dieu  (1433  г.);  Audite  celi  (1435  r.);  Loquar  in  tribulatione  (1440  г.);
A,  a,  a,  nescio  loqui  (1445  r.);  Verba  mea  auribus  percipe,  Domine  (1452  г.);  Exortation  faicte  au  roy
(1458  г.);  La  délibération  faicte  à  Tours  (1468  г.).
 168 	Astesan  Antoine.  Poëme  latine  écrit  en  1451  //  Le  Roux  de  Lincy  A.  et  Tisserand  L.-M.  Op.
Cit.  P.  528-577.
 169 	Martial  de  Paris  dit  d  Auvergne.  Les  vigiles  de  Charles  VII  et  ses  Poésies  /  Éd.  Coustelier:
 2 	vols.  P.,  1724.
 170 	Baude  Henri.  Eloge  ou  portrait  de  Charles  VII  //  Chartier  J.  Chroniques.  T.  3.  P.  130-140.
 49

ношение  автором  своего  произведения  Карлу  VIII,  что  явно  свидетельствует
о  пережитом  им  периоде  немилости  при  Людовике  XI  и  больших  ожидани¬
ях  от  нового  короля.  Именно  в  контексте  этих  ожиданий  и  был,  очевидно,
написан  не  позднее  1484  г.  данный  трактат,  выдающий  не  только  осведом¬
ленность  автора  об  административных  практиках,  но  и  его  представления  о
«правильном  монархе».  Наконец,  своеобразным  завершением  корпуса  иссле¬
дуемых  в  работе  политических  произведений  стал  трактат  Робера  де  Баль¬
зака171.  Написанный  между  1483  и  1498  гг.  первоначально  анонимный  трак¬
тат  (авторство  установлено  Ф.  Контамином)  принадлежит  перу  королевского
чиновника  -  сенешаля  Ажене,  дворянина  из  Оверни,  сделавшего  успешную
военную  карьеру  на  службе  короне  Франции.  Его  сочинение  в  значительной
части  повторяет  и  суммирует  те  идеи  и  представления  о  власти  и  ее  служите¬
лях,  которые  являлись  общим  местом  всей  политической  мысли  во  Франции
позднего  Средневековья.
 Как  уже  отмечалось,  для  понимания  контекста  политических  представле¬
ний,  в  котором  возникают,  артикулируются  и  развиваются  ученые  идеи,  не¬
обходимым  элементом  является  общественное  мнение,  получавшее  легаль¬
ное  право  голоса  на  собраниях  Штатов.  В  работе  привлекаются  материалы
трех  ключевых  собраний  депутатов  сословий,  которые  оказали  существенное
влияние  на  становление  и  развитие  королевской  администрации.  Это  прото¬
кол  заседания  Штатов  в  октябре  1356  г.172,  ознаменованного  мощным  движе¬
нием  за  реформы  в  управлении,  речь  депутата  от  Парижского  университета
Жана  Куртекюисса  и  ремонстрация  королю  депутатов  от  Парижа  на  Штатах
1413  г.173-  периода  восстания  кабошьенов,  наконец  протокол  заседаний
Генеральных  Штатов  в  Туре  в  1484  г.174
 Если  протокол  Штатов  октября  1356  г.  остался  для  нас  анонимным,  то
аналогичный  протокол  собрания  1484  г.  вполне  индивидуален  и  при  ав¬
торской  интенции  к  точности  записей  отражает  воззрения  «протоколиста»
Жана  Масслена.  В  еще  большей  степени  это  характерно  для  речи  Жана  Курте¬
кюисса,  который  был  не  только  активным  участником  восстания  и  выработки
программы  реформ  (кабошьенского  ордонанса),  но  и  не  чужд  сферам  власти,
поскольку  сменил  Жерсона  на  должности  канцлера  Парижского  университе¬
та  и  был  королевским  раздатчиком  милостыни,  членом  Большого  королев¬
ского  совета  и  последовательным  сторонником  профранцузской  партии,
покинувшим  Париж  в  1422  г.
 171 	Le  traité  de  Robert  de  Balsac  /  Contamine  Ph.  Un  traité  politique  inédit  de  la  fin  du  XVe  siè¬
cle  //  Contamine  Ph.  Des  pouvoir  en  France.  1300-1500.  P.,  1992.  P.  207-235.
 172 	Delachenal  R.  Journal  des  états  réunis  à  Paris  au  mois  d’octobre  1356//  NRHDFE.  1900.
Année  24.  P.  415-465.
 173 	Courtecuisse  Jean.  L’Oeuvre  oratoire  française  /  Ed.  G.  Di  Stefano.  Turin,  1969  («Bonum
michi»,  29.05.1413).  О  нем  см.:  CovilleA.  Recherches  sur  Jean  Curtecuisse  et  ses  oeuvres  oratoire  //
BEC.  1904.  T.  65.  P.  469-486;  Moranvillé  H.  Remonstrances  de  l’Université  et  de  la  Ville  de  Paris  à
Charles  VI  sur  le  gouvernement  du  royaume  //  BEC.  1890.  T.  51.  P.  420^22.
 174 	Masselin  Jean.  Journal  des  États  Généraux  de  France  tenus  à  Tours  en  1484  sous  le  règne
de  Charles  VIII,  rédigé  en  latin  par  Jehan  Masselin,  député  du  bailliage  de  Rouen  /  Éd.  A.  Bemier.
P.,  1835.  Об  авторе  и  его  позиции  на  собрании  см.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия...
С.  192-236.
 50

Массовые  политические  представления  и  мифы  нашли  место  в  сборнике
французских  «исторических  песен  и  поэм»175,  отражавших  расхожие  мнения
о  власти,  ее  служителях,  их  обязанностях  и  превратностях  службы.
 При  всей  неполноте  этих  свидетельств  мы  можем  сопоставить  тематику
и  тональность  общественной  критики  с  мнением  противоположной  стороны.
Это  помогает  выявить  как  особую  позицию  общества  в  отношении  форми¬
рующегося  государственного  аппарата,  так  и  топосы  политических  представ¬
лений  эпохи,  составляющие  общую  ткань  политической  культуры  исследуе¬
мой  эпохи  с  ее  высокими  идеями  и  массовыми  представлениями,  топосами  и
культурными  кодами.
 ЧАСТНОПРАВОВЫЕ  ДОКУМЕНТЫ:
 ЗАВЕЩАНИЯ  И  ЭПИТАФИИ
 В  группу  частноправовых  документов  входят  два  разных  по  характеру
типа  источников  -  завещания  чиновников  и  их  эпитафии.  Следует  отметить,
что  они  впервые  исследуются  в  подобном  ракурсе  и  в  едином  контексте,  хотя
сами  по  себе  были  известны  давно.  Обращение  к  ним  стимулируется  мето¬
диками  «новой  социальной  истории»,  которая  раскрывает  широкий  эвристи¬
ческий  потенциал  в  уже  ставших  традиционными  типах  источников176.  При
ограниченности  сведений,  исходящих  непосредственно  из  чиновной  среды,
данные  источники  позволяют  проследить  стратегии  социальной  идентифика¬
ции  формирующегося  слоя  профессиональных  служителей  власти.
 В  нашем  распоряжении  имеются  завещания  чиновников  конца  XIV  -  на¬
чала  XV  в.  из  архива  Парламента.  Вначале  следует  сказать,  что  сама  практика
передачи  завещаний  под  контроль  королевской  власти  произошла  в  поворот¬
ное  правление  Карла  V  Мудрого,  а  возникающие  сложности  при  исполнении
последней  воли  завещателя  и  опытность  королевских  юристов-практиков
стимулировали  обращения  к  содействию  королевских  чиновников177.  Со  вре¬
менем  гранды  и  нотабли,  а  также  сами  королевские  чиновники  предпочита¬
ли  передавать  свои  завещания  под  контроль  Парламента.  Однако  завещания
фиксировались  в  общем  потоке  регистров  верховного  суда.
 Лишь  с  приходом  на  должность  гражданского  секретаря  в  1400  г.  Никола
де  Бая  происходит  бюрократическое  усовершенствование:  он  решил  перепи¬
сать  в  отдельный  регистр  все  завещания,  исполнение  которых  находилось
на  тот  момент  в  ведении  Парламента1"8.  Так  появился  на  сегодняшний  день
 17- 	Le  Roux  de  Lincy  A.  Recueil  des  chants  historiques  français:  2  vols.  P.,  1847.
 1  6  Это  относится  прежде  всего  к  изучению  социальной  иерархии  общества  с  помощью
количественных  методов  и  на  основе  массового  частноправового  материала,  главным  образом,
нотариальных  актов.  В  этих  актах,  составленных  со  слов  участников,  но  уравновешенных  цен¬
зурой  нотариуса  как  представителя  власти,  отражаются  специфические  стратегии  социальной
идентификации  людей  и  групп.  См.:  Уваров  П.Ю.  Франция  XVI  века.  С.  26^40;  259-268;  Он
же.  Старый  порядок  социальных  наименований  во  французских  нотариальных  актах:  Ноби¬
литет  и  нотабли  СВ.  М..  2008.  Вып.  69  (ЛЬ  1).  С.  56-67.
 1 	Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris.  P.  156-166.
 1 	8  О  выдающихся  личных  достоинствах  этого  чиновника  и  его  вкладе  в  работу  Парламен¬
 та  см.:  Цатурова  С.К.  «Дневник»  Никола  де  Бэ  -  клирика,  парламентского  чиновника,  гражда¬
 нина  Вестн.  Моск.  ун-та.  Сер.  8.  История.  1990.  ЛЬ  5.  С.  68-77.
 51

уникальный  регистр  из  236  завещаний  чиновников,  иерархов  церкви,  город¬
ских  нотаблей  и  иных  высокопоставленных  лиц179.  Этот  ценнейший  регистр,
к  сожалению,  сохранился  не  целиком:  отсутствуют  листы  265-509  (всего
в  регистре  521  лист  in-folio).
 По  счастью,  с  этого  регистра  была  сделана  в  XVIII  в.  копия:  инициатива
принадлежит  историку  Жакобу-Никола  Моро,  который  при  содействии  эруди¬
тов  из  Конгрегации  св.  Мавра  осуществил  гигантскую  работу  по  составлению
копий  ценных,  на  их  взгляд,  источников  для  Кабинета  хартий  Королевской
библиотеки180.  В  результате  в  Отделе  рукописей  Национальной  библиотеки
хранится  копия  этого  регистра  Парламента181.  Но,  увы,  и  она  сохранилась  не
целиком:  из  трех  изначально  составлявших  ее  томов  в  настоящее  время  име¬
ется  только  два;  1-й  том  пропал,  а  2-й  том  начинается  с  середины  фразы  (пе¬
реплет  был  сделан  позднее).  Несколько  наиболее  интересных  с  точки  зрения
издателя  завещаний  из  этого  собрания  были  опубликован  А.  Тюетеем182.
 Из  сохранившегося  свода  оригиналов  и  копий  завещаний  мною  были
выделены  те,  которые  составлены  королевскими  должностными  лицами,
находившимися  в  момент  составления  завещания  или  в  течение  жизни  на
королевской  службе,  а  также  их  женами  или  родственниками  -  всего  121  за¬
вещание  (51%  от  общего  состава).  Хотя  полученный  в  результате  массив  све¬
дений  «просился»  в  статистическую  обработку,  мною  было  принято  решение
подавить  в  себе  этот  «основной  инстинкт  современного  историка»  по  двум
причинам.  Прежде  всего,  содержащиеся  в  завещаниях  сведения  являются
отрывочными,  как  в  силу  сохранности,  так  и  по  своей  изначальной  природе.
К  тому  же,  для  корректных  выводов  необходимо  сравнить  данные  о  группе
чиновников  с  аналогичными  данными  по  всем  другим  социальным  группам
(знати,  иерархам  церкви,  университетским  деятелям  и  городским  нотаблям),
а  это,  очевидно,  требует  самостоятельного  исследования183.
 Отказавшись  от  строгой  статистики,  при  анализе  текстов  завещаний  я  об¬
ращала  внимание  на  следующие  сведения:  различные  формы  корпоративной
солидарности  (дарения  коллегам  и  корпорациям,  состав  душеприказчиков),
особенности  чиновной  культуры  (наличие  книг  и  характер  их  распределения,
дарения  университетам  и  студентам),  упоминания  об  институтах  власти  и  о
персоне  монарха.
 Оформлением  отдельной  социальной  группы  чиновников  продиктован
был  и  интерес  к  такому  специфическому  источнику,  как  надгробия  и  эпита¬
фии.  Собрание  надгробий  и  эпитафий  представляет  собой  во  многих  отно¬
 179 	AN  Х1а9807.  Testaments  enregistrés  au  Parlement  de  Paris  et  executions  testamentaires.
 180 	О  коллекции  Моро  в  Национальной  библиотеке  Франции  см.:  Langlois  Ch.,  Sîein  H.  Les
archives  de  l’histoire  de  France.  T.  I.  P.  860.
 181 	BNF  Collection  Moreau.  1161-1162.  Copies  de  testaments  enregistrés  au  Parlement.
 182 	Testaments  enregistrés  au  Parlement  de  Paris  sous  le  règne  de  Charles  VI  /  Textes  publiés  par
A.  Tuetey  //  Mélanges  historiques.  Choix  de  documents.  P.,  1880.  T.  3.  P.  241-704.
 183 	Такое  исследование  уже  сделано,  хотя  оно  и  вызывает  ряд  сомнений.  См.:  Courteman-
che  D.  Oeuvrer  pour  la  postérité:  Les  testaments  parisiens  des  gens  du  Roi  au  début  du  XVe  siècle.  P.,
1997.  Главные  сомнения  порождает  собственно  отбор  автором  тех,  кого  в  заглавии  она  именует
«людьми  короля»:  неясно,  были  ли  это  королевские  должностные  лица  или  все  «подданные
короны».  Как  следствие,  упор,  сделанный  в  исследовании  на  служителях  короны,  постоянно
совмещается  с  произвольным  анализом  тех  же  параметров,  но  в  завещаниях  лиц,  со  службой
не  связанных.
 52

шениях  выдающийся  источник  по  различным  аспектам  общественной  жизни
Франции  Средневековья  и  Нового  времени,  не  привлекавший  до  сих  пор  вни¬
мания  исследователей.  Создателем  коллекции  является  Роже  де  Гэньер,  еще
один  эрудит  рубежа  XVII-XVIII  вв.184
 Роже  де  Гэньер  был  ученым  медиевистом,  страстно  увлеченным  собира¬
нием  различных  свидетельств  старины.  Одной  из  жемчужин  его  коллекции
является  собрание  копий  всех  сохранившихся  к  тому  времени  надгробий  и
могильных  плит  в  церквах  Парижа.  Цель  Гэньера  была  достаточно  скромна
по  сравнению  с  итогом  его  трудов:  он  решил  запечатлеть  надгробия  и  мо¬
гильные  плиты  в  качестве  ценного  источника  по  истории  костюма.  По  его
поручению  и  за  его  счет  работала  в  1670-1715  гг.  целая  бригада  художников-
копиистов,  сделавших  рисунки  с  невероятной  точностью.  Всего  ими  было
создано  3500  рисунков.  Это  собрание  зарисовок  надгробий  и  изображений  на
могильных  плитах  в  настоящее  время  издано  целиком  и  представляет  собой
ценный  источник  не  только  по  истории  костюма,  но  и  по  формам  репрезента¬
ции  изображенных  на  них  персон18:>.
 Однако  и  этим  ценнейшим  материалом  не  исчерпывается  состав  сделан¬
ных  Гэньером  копий:  по  его  просьбе  были  скопированы  и  все  эпитафии,  вне
зависимости  от  того,  сопровождали  они  какое-то  изображение  или  нет.  Так
благодаря  побочной  заботе  эрудита  о  точности  в  распоряжении  историков
оказалось  гигантское  собрание  всех  эпитафий  в  парижских  церквах,  начиная
с  XII  в.  и  вплоть  до  XVIII  в.  Это  собрание  представляет  собой  уникальный
источник  сведений  для  историков,  в  особенности  специалистов  по  социаль¬
ной  истории,  в  том  числе  и  по  «социальному  воображаемому»,  поскольку
показывает  становление  почетной  титулатуры  и  репрезентацию  различных
социальных  групп  в  эпоху  Средневековья186.
 Это  гигантское  собрание  эпитафий  также  в  настоящее  время  опублико¬
вано  целиком18  .  Издание  построено  в  алфавите  наименований  храмов;  для
удобства  пользования  были  пронумеровали  все  эпитафии,  так  что  в  каждом
томе  воспроизведены  надгробия  конкретных  храмов  с  указанием  порядково¬
го  номера  эпитафии.  Из  этого  собрания  мною  были  выявлены  все  эпитафии
людей  за  исследуемый  период  (предельной  датировкой  был  избран  1500  г.),
в  титулатуре  которых  упоминается  хотя  бы  одна  служба  короне  Франции.
 184 	В  составе  Национальной  библиотеки  Франции  нет  отдела  собрания  Гэньера,  хотя  он
безвозмездно  передал  свою  коллекцию  Людовику  XVI:  она  была  «растащена»  коллегами,
прежде  всего  Клерамбо,  а  оставшиеся  ее  части  ныне  хранятся  в  разных  секциях.  В  частности,
собрание  рисунков  находится  в  Кабинете  эстампов.  См.:  Bouchot  H.  Inventaire  des  dessins  exé¬
cutés  pour  Roger  de  Gaignières:  2  vols.  P.,  1891.
 18- 	Les  tombeaux  de  la  collection  Gaignières.  Dessins  d’archéologie  du  XVIIe  siècle  /  Éd.  J.  Ad-
hémar.  G.  Dordor.  A.  Dufour.  C.  Moulin,  J.  Armingeat:  3  vols.  P.,  1974-1977  (Gazettes  des  Beaux-
Arts.  N  84,  88,  90).
 186  Хотя,  как  отмечает  П.Ю.  Уваров,  у  выбора  титулатуры  для  надгробий  могла  использо¬
ваться  своя  логика  номинации  {Уваров  П.Ю.  Социальные  именования  парижан  в  эпоху  Ста¬
рого  порядка  Социальная  идентичность  средневекового  человека.  С.  188),  тем  не  менее,  ее
структура  и  эволюция,  которую  дает  возможность  проследить  данное  обширное  собрание,
убеждает  в  наличии  «объективных»  критериев  и  установленных  обычаев.
 18 	Epitaphier  du  vieux  Paris.  Recueil  général  des  inscriptions  funéraires  des  eglises,  couvents,
collèges,  hospices,  cimetiers  et  charniers  depuis  le  Moyen  Age  jusqu’à  la  fin  du  XVIIe  siècle  /  Éd.
E.  Raunié,  M.  Prinet,  A.  Lesort,  H.  Verlet:  12  vols.  P.,  1890-1918;  1974-1999  /  Histoire  général  de
Paris  (роспись  томов  см.:  в  разделе  Библиография).
 53

Не  менее  ценна  и  используемая  издателями  «игра  со  шрифтами»:  эпитафии
воспроизведены  наиболее  адекватным  оригиналу  шрифтом,  менявшимся  со
временем,  так  что  можно  наглядно  убедиться  в  поступательном  увеличении
количества  эпитафий  чиновников.
 4. 	МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ  ПОДХОДЫ,
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ  РАМКИ
И  СОБЫТИЙНЫЙ  КОНТЕКСТ  ИССЛЕДОВАНИЯ
 Комплексный  подход  к  институту  государственной  службы  как  к  сложно¬
му  политико-правовому  и  социокультурному  явлению  предопределил  меж¬
дисциплинарный  характер  анализа.  Впервые  в  едином  исследовательском
поле  соединяются  нормы  права,  политические  идеи  и  массовые  представ¬
ления,  административные  и  культурные  практики,  формы  репрезентации  и
политические  ритуалы,  стратегии  социальной  идентификации  и  самоиден¬
тификации  в  русле  «новой  политической»  и  «новой  социальной  истории»,
культурной  истории  социального  и  культурной  истории  политического.
Их  сопряжение  в  едином  исследовательском  поле  продиктовано  не  только  и
не  столько  назревшей  потребностью  в  синтезе.  Куда  важнее  понять  тот  не¬
оспоримый  факт,  что  в  «реальной»  жизни  все  эти  параметры  органично  и
нерасторжимо  соединялись,  взаимовлияли  и  действовали  как  единое  целое.
Так,  изучение  королевского  законодательства  отдельно  от  истории  политиче¬
ских  идей  и  представлений  приводит  к  обеднению  и  искажению  его  смысла.
С  другой  стороны,  специалисты  по  политической  истории  нередко  попадают
в  ловушку  «новизны  и  смелости»  каких-то  правовых  требований,  не  зная  их
предыстории  и  филиации.
 Приведу  лишь  один  пример.  Кто  из  читавших  ремонстрацию  Парижского
университета,  повлиявшую  на  кабошьенский  ордонанс  1413  г.  о  реформе  го¬
сударственной  администрации,  не  был  восхищен  такой  фигурой  речи  крити¬
ков  медлительности  судопроизводства,  как  «бессмертные  дела»  (immortelles)
в  Парламенте?  Изучавшие  текст  и  контекст  кабошьенского  ордонанса  исто¬
рики  анализировали  его  сопряжение  с  общественными  настроениями  и  поли¬
тической  борьбой,  но  новаторство  и  административная  «революционность»
депутатов  Штатов  сильно  поблекли  бы,  если  бы  исследователи  не  рассмат¬
ривали  кабошьенский  ордонанс  в  отрыве  от  законодательного  контекста.  Тот
же  оборот  речи  о  «бессмертных  делах»  в  Парламенте  можно  легко  обнару¬
жить  в  тогдашних  королевских  указах,  а  сами  предложенные  реформаторами
административные  меры  представляли  собой  в  подавляющем  большинстве
возврат  к  прежним  нормам  королевского  законодательства.
 Этот  пример  выводит  нас  на  две  взаимосвязанные  проблемы.  Первая  за¬
ключается  в  специфике  средневекового  законодательства,  которая  может  быть
адекватно  понята  только  при  анализе  большого  массива  королевских  указов
на  длительном  отрезке  времени.  Только  так  можно,  с  одной  стороны,  уло¬
вить  подспудные  и  сложные  сопряжения  текстов  указов  с  меняющейся  соци¬
альной  и  политической  реальностью,  а  с  другой  -  обнаружить  особенности
самой  политической  культуры  эпохи  и  складывание  нового  «языка  власти»,
властного  дискурса,  проявляющегося  в  сфере  законодательства.  Последнее
 54

обстоятельство  определяет  вторую  проблему:  приведенный  выше  пример
сходства  между  законодательными  актами  и  политическими  программами,
исходящими  из  среды  людей,  не  связанных  напрямую  с  властью,  указывает
на  существование  общего  контекста,  общего  поля  политической  культуры,  в
котором  создаются  разные  по  природе  тексты  о  власти.
 Единство  пространства  политической  культуры  эпохи  подкрепляется  еще
одним,  весьма  значимым  для  нашей  темы  обстоятельством:  интеллектуаль¬
ными  связями  и  прямым  диалогом  людей,  создававших  правовые  и  политиче¬
ские  тексты,  будь  то  королевский  указ  или  зерцало  государя.  Всех  их  объеди¬
няло  образование,  полученное  в  университетах  и  коллежах,  все  они  читали
одни  и  те  же  книги,  а  главное,  они  читали  друг  друга.  Как  следствие,  изуче¬
ние  законодательных  актов  в  сопряжении  с  политическими  трактатами  дает
адекватное  понимание  их  содержания,  поскольку  зачастую  мы  имеем  дело
с  диалогом,  равно  как  с  кочующими  сюжетами  или  топосами  политических
представлений.
 На  это  единство  и  его  влияние  на  политическую  историю  Франции  пер¬
вым  обратил  внимание  Р.  Казель;  он  предложил  весьма  продуктивный  тер¬
мин  для  обозначения  тех  социальных  групп,  которые  так  или  иначе  оказали
воздействие  на  становление  королевской  власти  и  чья  позиция  имела  полити¬
ческий  вес,  -  «политическое  общество»188.
 Тот  же  общий  контекст  политической  культуры  влиял  на  параметры
складывающихся  культурных  практик  -  различные  гражданские  церемонии,
ритуалы  и  «театр  власти».  Однако  они  также  были  тесно  связаны  с  форми¬
рующимся  бюрократическим  полем,  с  целями  репрезентации,  пропаганды  и
утверждения  принципов  доминирования,  сформулированными  в  законода¬
тельных  актах.
 Именно  взаимосвязь  между  законодательными  нормами,  политическими
идеями,  поведенческими  стереотипами  и  параметрами  самоидентификации
социальной  группы  королевских  чиновников  обнаруживает  значимость  скла¬
дывающихся  символических  стратегий,  проявляющихся,  пусть  и  в  разных
формах,  во  всех  аспектах  бюрократической  сферы  -  от  текста  королевского
указа  до  порядка  следования  во  время  торжественной  процессии.
 На  эту  нерасторжимую  связь  я  обратила  внимание  при  исследовании  ис¬
тории  Парижского  парламента  в  первой  трети  XV  в.,  в  период  острейших
политических  кризисов,  когда  в  максимальной  степени  раскрываются  меха¬
низмы  функционирования  государственного  аппарата,  складывания  социаль¬
ной  группы  профессиональных  служителей  короны  Франции  и  их  самоиден¬
тификации189.  В  этом  исследовании  впервые  были  соединены  такие  прежде
 lÿS  Этот  термин,  введенный  Р.  Казелем  в  первом  исследовании  об  эпохе  Филиппа  VI  Валуа
и  закрепленный  в  его  шедевре  -  исследовании  об  эпохе  Иоанна  II  Доброго  и  Карла  V  Мудрого,
поддержали  и  американские  медиевисты  П.  Льюис  и  Дж.  Хенман:  Lewis  PS.  Later  Medieval
France.  The  Polity.  L..  1968  (фр.  пер.:  La  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge.  La  société  politique.  P.,
1977);  Henneman  J.B.  Olivier  de  Clisson  and  Political  Society  under  Charles  V  and  Charles  VI.
Philadelphia.  1996.  См.:  об  этом:  Contamine  Ph.  Le  concept  de  société  politique  dans  la  France  de  la
fin  du  Moyen  Age:  definition,  portée  et  limite  Axes  et  méthodes  de  l’histoire  politique  /  Sous  la  dir.
de  S.  Berstein  et  P.  Milza.  P..  1998.  P.  261-263.  Ныне  журналисты  и  политологи  предпочитают
использовать  термин  «политический  класс».
 189 	Цагтрова  С.К.  Офицеры  власти.  Парижский  Парламент  в  первой  трети  XV  в.  М.,
2002.
 55

не  соединявшиеся  параметры,  как  организационная  структура  института  и
представления  служителей  короны  о  своем  предназначении,  идеи  и  различ¬
ные  культурные  практики.  Такой  метод  исследования  имел  целью  преодолеть
пагубный  разрыв  между  институциональным,  социальным  и  культурно¬
ментальным  параметрами  складывающейся  общности  парламентариев.
 Данное  исследование  является  органичным  продолжением  и  углублени¬
ем  первоначального  подступа  к  теме  и  выросло  из  его  подходов  и  получен¬
ных  результатов.  Но  в  процессе  собирания  материалов  и  их  анализа  парамет¬
ры  исследования  существенно  изменились.  Изначальным  исследовательским
импульсом  было  стремление  «выйти  за  ворота»  Дворца  на  острове  Ситэ  и
посмотреть  на  служителей  власти  не  только  изнутри,  но  и  извне,  со  стороны
политического  общества.  В  первом  эскизе  работы  предполагалось  построить
исследование  на  трех  уровнях:  законодательные  нормы  службы  (позиция  ко¬
роны),  политическая  полемика  вокруг  складывающегося  института  службы
(позиция  общества),  параметры  самоидентификации  и  культурные  практики
внутри  самой  группы  (позиция  чиновников).
 Однако  по  мере  углубления  в  свидетельства  эпохи  означенная  перво¬
начальная  структура  начала  разрушаться,  и  в  итоге  была  отвергнута  как  не
адекватная  существу  проблемы.  Начало  ее  разрушению  положило  чтение  по¬
литических  трактатов,  зерцал  и  наставлений  государю.  В  них  я  предполагала
найти  неприятие  административного  аппарата,  а  обнаружила  стремление  его
укрепить  и  усовершенствовать.  С  другой  стороны,  осуждение  стяжательства
чиновников,  особенно  фискальных  ведомств,  превратившееся  в  топос  обще¬
ственной  мысли  эпохи,  буквально,  слово  в  слово  повторяло  нормы  королев¬
ских  указов,  точно  также  накладывавших  запрет  на  эгоистические  устремле¬
ния  служителей  короны.
 Не  менее  красноречивым  оказался  тот  факт,  что  служители  короны  не
воспринимались  отдельно  от  персоны  монарха  и  все  наставления  обраща¬
лись  равным  образом  к  королю  и  к  его  должностным  лицам.  Более  того,  эти
последние  занимали  весьма  скромное  место  в  размышлениях  о  верховной
светской  власти,  затмеваемые  фигурой  короля  Франции,  персонифицирую¬
щего  государство.  Как  следствие,  внеисточниковое  представление  об  автоно-
мизации  уже  в  этот  начальный  период  бюрократического  аппарата  от  персо¬
ны  монарха  подверглось  существенному  переосмыслению.
 В  результате  первоначальная  умозрительная  схема  исследования  была
полностью  пересмотрена,  и  ее  место  заняла  выросшая  из  осмысления  источ¬
ников  совершенно  новая  и  принципиально  значимая  с  точки  зрения  рассмат¬
риваемой  темы  структуры  работа.  Из  анализа  законодательных  актов,  поли¬
тических  трактатов  и  других  источников  были  вычленены  проблемы,  темы
и  параметры,  которые  чаще  всего  повторялись,  совпадали  друг  с  другом  или
находились  в  явном  диалоге.  Однако  вычленение  набора  существенных,  с
точки  зрения  людей  исследуемой  эпохи,  параметров  процесса  формирования
института  государственной  службы  явилось  лишь  первым  шагом.  Следом  за
ним  необходимо  было  эти  параметры  структурировать.
 «Становым  хребтом»  структуры  исследования  явились  идеи,  наблюдения
и  выводы,  почерпнутые  из  работ  H.A.  Хачатурян.  Наиболее  существенными
для  выработки  концепции  и  методологии  настоящего  исследования  стали
следующие:  трансформация  основ  королевской  власти  от  частноправовой  к
 56

публично-правовой  как  суть  происходящих  процессов  построения  государ¬
ства;  соединение  и  диалог  этих  двух  принципов  как  характерное  явление  на¬
чального  периода;  специфические  черты  исполнительного  аппарата,  изначаль¬
но  заложенная  в  нем  противоречивость  -  всемерное  отстаивание  абсолютной
власти  монархии  и  неустранимость  частноправового  интереса  у  служителей
короны;  дисперсия  власти  и  множественность  ее  носителей  как  сущностная
черта  средневековой  политической  структуры;  авторитарность  власти  как  не¬
пререкаемая  культурно-идеологическая  основа  становления  монархического
государства;  наконец,  политизация  общества  и  политическая  активность  со¬
словий  как  значимый  идейно-политический  фон,  который  повлиял  на  поведе¬
ние,  претензии  и  представления  королевских  должностных  лиц.
 В  то  же  время,  методика  соединения  институциональной  истории  с  ис¬
торией  социальной  и  культурно-ментальной,  использованная  при  анализе
парламентской  корпорации  в  первой  трети  XV  в.,  опиралась  на  концепцию
выдающегося  немецкого  социолога  М.  Вебера,  показавшего  эпистемологи¬
ческие  перспективы  сопряжения  в  рамках  единого  поля  исследования  этики
и  институтов190.  Этот  подход  открывал  широкие  перспективы  дальнейших
научных  разработок.  Однако  в  процессе  исследования  обнаружилась  тесная
взаимосвязь  профессиональной  этики  чиновников  с  самой  их  службой,  ее
принципами,  габитусом  и  культурными  практиками,  и  возник  вопрос  о  ме¬
ханизме  формирования  этой  этики.  Дело  не  в  том,  что  всегда  хочется  понять,
что  служило  первопричиной,  что  существовало  раньше  -  этика  или  институт;
важно  понять  логику  их  сопряжения,  чтобы  выйти  за  пределы  «порочного
круга»  объяснений  института  через  тот  же  самый  институт.
 Расширение  исследовательского  поля  и  возникшие  интерпретационные
трудности  поставили  новые,  более  сложные  задачи,  решить  которые  мне  по¬
могли  труды  выдающегося  французского  социолога  П.  Бурдьё,  продолжателя
М.  Вебера,  чьи  идеи  и  подходы  он  синтезировал  с  новым  «культурно-мен-
тальным  поворотом»  в  историографии.  Почерпнутые  из  его  трудов  идеи,  под¬
ходы  и  терминологический  аппарат  оказали  решающее  воздействие  на  мето¬
дологические  параметры  данного  исследования191.  Хотелось  бы  подчеркнуть,
что,  несхмотря  на  пристальный  интерес  самого  П.  Бурдьё  к  работам  француз¬
ских  медиевистов  в  области  политической  истории,  его  теоретические  раз¬
работки  практически  не  используются  ими192.  Между  тем,  его  концепции
бюрократического  поля  (вместо  аппарата),  различных  по  природе  капиталов
(экономического,  социального,  символического),  габитуса  (вместо  менталь¬
ности)  и  т.д.  открывают  широкие  горизонты  исследовательских  перспектив
в  области  политической  истории.  В  подходах  П.  Бурдьё  к  происхождению,
 190 	Beöep  М.  Протестантская  этика.  М.,  1972.  Ч.  1;  Он  же.  Политика  как  призвание  и  про¬
фессия  Вебер  М.  Избранные  произведения:  Пер.  с  нем.  М.,  1990.  С.  644-706.
 191 	Bourdieu  P.  La  noblesse  cTEtat:  Grandes  écoles  et  esprits  de  corps.  P.,  1989;  Бурдьё  П.
Социология  политики:  Пер.  с  фр.  /  Сост..  общ.  ред.  и  предисл.  H.A.  Шматко.  СПб.,  М.,  1993;
Он  же.  Социология  социального  пространства  /  Пер.  с  фр.;  отв.  ред.  пер.  H.A.  Шматко.  СПб.;
М.,  2007.
 192 	На  этот  парадокс  с  удивлением  обращают  внимание  и  сами  французские  медиевисты,
но  без  серьезных  попыток  его  объяснить.  См.:  Schmitt  J.  -Cl.,  Iogna-Prat  D.  Trente  ans  d’histoi¬
re...  P.  402:  Gauvard  Cl.,  Boureau  A.  Jacob  R.,  De  Miramon  Ch.  Les  normes,  droit,  rituels  et  pou¬
voir  H  Les  Tendances  actuelles...  P.  464.
 57

генезису  и  специфике  бюрократического  поля  заложены  пути  выхода  из  на¬
метившегося  в  историографии  двойного  кризиса.  С  одной  стороны,  путь  к
отказу  от  «ретроспективной  иллюзии  фатальной  предопределенности»
(по  выражению  Р.  Арона),  выступающей  как  действие  надличностных  сил,
а  с  другой  -  возможность  сопряжения  намерений,  интенций  и  идей  конкрет¬
ных  людей  с  функционированием  и  развитием  институтов  власти193.
 Построения  П.  Бурдьё  позволяют  отойти  от  «телеологического  воззре¬
ния»,  представляющего  становление  Франции  как  «проект»,  последователь¬
но  реализованный  ее  королями,  и  понять  «главенствующую  роль  служащих,
чье  восхождение  сопровождает  становление  государства»,  которые  «создают
государство,  их  создающее»,  и  «творят  себя,  создавая  государство».  Но  госу¬
дарство  как  fictio  juris  несводимо  к  продукту  сознательной  воли  творивших
его  людей,  поскольку  «в  самом  социальном  мире  существуют  объективные
структуры,  независимые  от  сознания  и  воли  агентов,  способные  направлять
или  подавлять  их  практику  и  представления».  Таким  образом,  задача  заклю¬
чается  в  преодолении  объективистского  и  субъективистского  подходов,  в  диа¬
лектическом  соединении  «структур  и  представлений»,  каковую  Бурдьё  видит
в  концепции  социального  «пространства  как  поля  сил,  точнее  как  совокуп¬
ности  объективных  отношений  сил,  которые  навязываются  всем  входящим  в
это  поле  и  несводимым  к  намерениям  индивидуальных  агентов  или  же  к  их
непосредственным  взаимодействиям».
 И,  наконец,  последняя,  значимая  трансформация  первоначальной  струк¬
туры  исследования.  Вначале  оно  основывалось  на  изучении  Парламента  -
верховного  суда  Французской  монархии  и,  в  принципе,  могло  им  ограни¬
читься,  лишь  расширив  исследовательское  поле  за  счет  временного  охвата
и  взгляда  на  него  «со  стороны».  Ведь  по  своему  статусу  в  структуре  аппара¬
та  управления,  определяемому  ролью  правосудия  в  прерогативах  монарха  на
первом  этапе  формирования  централизованного  государства  и,  как  следствие,
по  численности,  привилегиям  и  корпоративной  организации  Парламент  был
главным  ведомством  и  находился  в  авангарде  процесса  складывания  инсти¬
тута  королевской  службы.  Достаточно  было  в  заключении  указать,  что  тем  же
путем,  но  чуть  медленнее,  пойдут  и  остальные  ведомства  и  службы  короны
Франции.  Тем  более  что  параметры  института  службы  -  дисциплина,  нормы
работы,  формы  комплектования,  статус  и  привилегии,  их  идейное  обоснова¬
ние  и  культурные  практики  -  были  во  многом  общими  уже  в  этот  первона¬
чальный  период,  подчас  сближая  лейтенанта  бальи  с  президентом  верховного
суда.  Однако  отсечение  Парламента  от  складывающейся  структуры  ведомств
и  служб  короны  Франции  лишило  бы  его  этого  «фундамента»,  а  само  иссле¬
дование  -  возможности  проанализировать  структуру  аппарата,  ее  иерархию,
сложные  взаимодействия  ведомств  и  служб  и  т.д.
 В  результате  была  поставлена  комплексная  задача  исследовать  процесс
формирования  института  государственной  службы  на  основе  анализа  всей
складывающейся  структуры  ведомств  и  служб  короны  Франции194.  Объектом
 193 	О  методологических  трудностях  историков,  ищущих  способ  установить  взаимосвязь
между  распространенными  идеями  и  трансформацией  институтов  см.:  Krynen  J.  Idéologie  et
royauté.  P.  613.
 194 	Такой  тип  исследования  А.  Про  квалифицирует  как  «картину»  -  историческое  иссле¬
дование,  выявляющее  взаимосвязи,  характерные  особенности  объекта  и  внутреннее  единство
 58

исследования  являются  все  звенья  исполнительного  аппарата:  от  полномоч¬
ных  представителей  короля  на  местах  (сенешалей  и  бальи)  до  чиновников
верховных  ведомств  короны  Франции  (Парламента,  Палаты  счетов,  Канце¬
лярии,  Казначейства,  Налоговой  палаты  и  т.д.).  Этот  круг  должностных  лиц,
однако,  строго  ограничен  институтами  гражданской  службы  -  судебными,
финансовыми  и  административными.  Таким  образом,  из  структуры  исследо¬
вания  исключена  военная  сфера.  Она  также  переживала  процесс  институцио¬
нализации.  приобретала  публично-правовые  функции  и  авторитет,  усилен¬
ные  обстоятельствами  Столетней  войны,  однако  она  весьма  специфична  и
обладает  особыми  свойствами.  Используя  присущий  исследуемой  эпохе  об¬
раз  «трех  рук»  короля,  олицетворяемых  «тремя  лилиями»:  суд,  финансы  и
армия,  я  отсекаю  одну  и  оставляю  лишь  «две  руки».
 Методологические  подходы  исследования  основывались  также  на  осо¬
бенностях  формирования  государства  во  Франции  и  на  особой  роли  в  этом
процессе  служителей  короны.  Первые  определялись,  с  одной  стороны,  из¬
начальной  узостью  социальной  базы  монархии,  а  с  другой  -  большими  раз¬
мерами  Французского  королевства  (быстро  достигнутыми  в  результате  ус¬
пешных  военных  и  династических  присоединений)  и  наличием  у  монарха
сильных  соперников  в  лице  принцев  крови,  знати  и  региональных  элит  при
крайне  ограниченных  изначально  ресурсах  господства.  Как  показано  в  рабо¬
тах  H.A.  Хачатурян,  дисперсия  власти,  присущая  средневековому  обществу,
начиная  с  XI  в.  нашла  выражение  в  баналитетной  сеньории,  и  король  действо¬
вал  тогда  в  качестве  сюзерена,  мало  отличаясь  от  своих  вассалов  по  методам
властвования19".  В  этот  период  частное  и  публичное  начала  власти  еще  не
были  разделены,  она  носила  ярко  выраженный  личностный  характер;  господ¬
ствовало  обычное  (локальное)  право,  а  влияние  церкви  на  управление  было
монопольным.  Король  Франции,  хотя  и  являлся  «первым  среди  равных»,  но
изначально  был  намного  слабее  окружавших  его  грандов  и  знати,  а  разбро¬
санные  по  стране  домениальные  владения  короны  не  могли  соперничать  с
компактными  и  богатыми  землями  других  знатных  сеньоров.  К  тому  же  спе¬
цифика  сеньориально-вассальной  системы  во  Франции  отторгала  короля  от
вассалов  его  вассалов,  делая  его  зависимым  от  позиции  непосредственных
вассалов  короны.
 В  то  же  время,  хотя  любая  власть  выступает  в  виде  «публичной»,  реализуя
общественные  функции,  возникновение  централизованного  государства  как
«выразителя  и  гаранта  общего  интереса»  неотделимо  от  ренессанса  римско¬
го  права  в  качестве  средства  утверждения  публично-правовых  основ  власти
монарха,  «перетягивающего  на  себя»  (по  выражению  H.A.  Хачатурян)  глав¬
ные  функции  управления  обществом,  преодолевая  полицентризм  и  смывая
препятствия  между  верховной  властью  и  иммунитетами  на  местах196.  В  этих
условиях  незыблемой  опорой  формирующейся  королевской  власти  сделались
 множества  факторов:  он  считает  его  наиболее  подходящим  для  изучения,  как  в  нашем  случае,
конкретной  социальной  группы.  См.:  Про  Л.  Двенадцать  уроков  по  истории.  М.,  2000.  С.  250.
 19- 	Как  отмечает  автор,  иногда  выделяют  даже  отдельную  так  называемую  патримониаль¬
ную  фазу,  предшествующую  сеньории  banale.  См.:  Хачатурян  H.A.  Запретный  плод...  С.  14-
15.
 196 	Подробнее  об  этом  см.:  Хачатурян  Н.Л.  Сословная  монархия  во  Франции.  С.  20-28;
Она  же.  Власть  и  общество...  С.  9-10.  166-175.
 59

ближайшие  советники  короля  -  ученые  легисты  и  чиновники,  чьи  интересы,
статус  и  благополучие  оказались  напрямую  связанными  с  успехами  в  ее  раз¬
витии.  Они  своими  теориями  компенсировали  изначальную  слабость  короля,
создав  концепцию  публично-правового  характера  верховной  власти.
 Решающая  роль  юристов  и  правоведов  в  этом  процессе  определялась
главным  вопросом  всякой  власти  -  проблемой  ее  легитимности.  Для  расту¬
щих  властных  полномочий  короля  Франции  требовались  легитимирующие
теории,  и  именно  их  поиском  и  формулированием  были  заняты  легисты.  По¬
черпнув  солидный  арсенал  аргументов  из  римского  права  и  интерпретируя
обычное  право,  они  создали  государственное  так  называемое  позитивное
право,  чем  обеспечили  королевской  власти  прочный  идеологический  фун¬
дамент197.  Этот  вклад  легистов  в  узаконение  властных  полномочий  монарха
определил  тесную  взаимосвязь  короны  со  своими  служителями  -  правове¬
дами  и  практиками.  Складывание  исполнительного  аппарата  и  оформление
устойчивой  группы  чиновников  как  неотъемлемых  атрибутов  государства
способствовало  превращению  монарха  из  сюзерена  в  суверена,  в  «гаранта»
справедливости  и  порядка  для  всех198.
 При  всей  универсальности  данного  процесса  в  западноевропейских  стра¬
нах  во  Франции  он  имел  свою  специфику.  Хотя  первым  этапом  в  формиро¬
вании  государств  везде  на  Западе  выступала  судебная  монархия,  но  именно
во  Франции  в  силу  наличия  у  монарха  сильных  соперников  группа  судей¬
ских  чиновников  превратилась  в  одну  из  главных  опор  формирующегося  го¬
сударства.  Согласно  Б.  Гене,  только  суд  и  гражданская  администрация  поро¬
дили  новую  политическую  группу,  способствовавшую  развитию  государства
в  своих  интересах199.  Именно  поэтому  судейские  стали  авангардом  склады¬
вающейся  группы  чиновничества.
 Это  обстоятельство  предопределило  краеугольный  конфликт  внутри  поля
власти.  Зарождающаяся  бюрократия  внесла  весомый  вклад  в  становление
публично-правовых  основ  королевской  власти  и  усиление  государства.  Од¬
нако  она  достаточно  быстро  обнаружила  имманентную  тенденцию  к  авто-
номизации  и  оказалась  носителем  неискоренимого  частноправового  начала,
выдавая  свои  интересы  за  «общее  благо».  Как  следствие,  интересы  сословия
юристов  оказали  решающее  воздействие  на  характер  государства  во  Фран-
 197 	О  месте  правоведов  и  чиновников  см.:  Strayer  J.  Les  origines  médiévales...  P.  40-41,  84;
Richet  D.  La  France  moderne.  P.  28;  Quillet  J.  Les  Clefs  du  pouvoir  au  Moyen  Âge.  P.,  1972.  P.  95-
98;  Lewis  P.S.  La  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge.  P.  217-221;  Genet  J.-Ph.  Histoire  politique  anglai¬
se,  histoire  politique  française  //  Saint-Denis  et  la  royauté.  P.  621.
 198 	Как  отмечает  H.A.  Хачатурян,  не  только  право,  но  и  институты  власти  (юстиция,  фи¬
нансовая  сфера,  исполнительный  аппарат)  «расширяют  основания  власти,  а  также  содержание
власти,  меняя  ее  природу»  (Хачатурян  H.A.  Король-sacré  ...  С.  24).
 199 	Воинская  служба,  по  Гене,  не  создала  новой  группы,  то  же  и  сфера  финансов:  здесь
служба  лишь  упрочивала  статус  купцов  и  деловых  людей.  См.:  Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе
et  XVе  siècles.  P.  276.
 200 	Этот  момент  был  давно  отмечен  в  историографии,  но  не  был  должным  образом  проана¬
лизирован.  Так,  уже  Мишле  писал  о  легистах  как  о  «тиранах  Франции»,  извративших  в  уго¬
ду  своим  интересам  суть  монархической  власти.  Демонизацию  королевских  чиновников  про¬
должали  Гизо  и  Тьерри.  Об  этом  см.:  KrynenJ.  Les  légistes  «tyrans  de  France»?  Le  témoignage
de  Jean  Juvénal  des  Ursins,  docteur  in  utroque  //  Droits  savants  et  pratiques  françaises.  P.  279-299.
 60

Современный  человек  живет  в  условиях  наличия  государства  и  даже  не
подозревает,  насколько  его  восприятие  власти  является  плодом  длительной
и  сложной  эволюции.  Поэтому  для  адекватного  понимания  процесса  иссле¬
дователю  следует  «освободиться»  от  этого  исторически  обусловленного,  но
позиционируемого  как  нечто  универсальное,  восприятия  государства,  его
функций  и  институтов.  Такой  ракурс  возвращает  мыслящего  и  действующего
человека,  «социального  агента»,  в  анализируемое  явление:  в  данном  случае,
позволяет  понять,  что  чиновники  хотели  сделать,  что  они  в  итоге  сделали  и
почему  результат  оказался  именно  таким201.
 В  этой  связи  уместно  задаться  вопросом:  кто  писал  те  указы,  которые
формировали  институт  службы  короне  Франции?  Формально  они  издавались
«именем  короля»  и  по  согласованию  с  Королевским  советом,  но  на  деле  боль¬
шинство  их  являлись  плодом  творчества  самих  служителей  короны.  Прежде
всего,  тексты  указов  создавались  в  Канцелярии  образованными  клириками,
выражавшими  в  них  ученые  концепции  о  власти  в  специфическом  дискурсе,
отражающем  их  собственные  идеи202.  Основная  масса  указов,  регулировав¬
ших  работу  ведомств  и  служб,  просто  не  могла  быть  издана  без  соучастия  са¬
мих  их  работников,  которые  одни  разбирались  в  тонкостях  процедур203.  О  со¬
участии  чиновников  в  законотворчестве  нередко  содержатся  прямые  упоми¬
нания  в  текстах  указов204.  В  этой  связи  используемые  в  работе  выражения:
 О 	специфике  взглядов  юристов  и  магистратов  и  их  влиянии  на  возникновение  «правового  го¬
сударства»  во  Франции  см.:  Idem.  L’Etat  du  justice.  France,  XIIIe-XXe  siècle:  I.  L’idéologie  de  la
magistrature  ancienne.  P.,  2009.
 201 	О  необходимости  такого  ракурса  писал  А.  Дюфур,  напоминая,  что  «Франция  -  это  тво¬
рение  людей  и  их  воли».  См.:  Dufour  A.  Op.  cit.  Р.  323-324.  Вместе  с  тем,  как  заметил  К.  Гинц-
бург,  кто  не  видит  разницы  между  тем,  что  люди  хотели  сделать,  и  тем,  что  они  сделали,  тот
не  историк.
 202 	Королевские  нотариусы  самостоятельно  составляли  тексты  грамот,  что  отчетливо
видно  по  индивидуальному  стилю  этих  текстов.  См.:  Guyotjeannin  О.  Les  sources  de  l’histoire
médiévale.  P.  176-177;  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie  royale  sous  les  derniers  Ca¬
pétiens  Prosopographie  et  genèse  de  l’État  moderne.  P.  100.  Увеличивающийся  поток  указов
привел  при  Филиппе  VI  Валуа  к  четкому  разграничению  обязанностей  в  Канцелярии:  нота-
рий-секретарь  стал  лишь  ответственным  за  правильность  текста  (он  читал  его  и  ставил  свою
подпись),  а  собственно  текст  составляли  его  клерки.  С  этого  времени  следовало  помечать,  сам
ли  секретарь  или  его  клерк  написал  указ  («propria  manu»  «alia  manu»).  См.:  Rigaudière  A.  Pen¬
ser  et  construire...  P.  278-279.
 203 	Законотворческие  полномочия  были  достаточно  рано  делегированы  королевским  долж¬
ностным  лицам,  особенно  выделившимся  из  Королевской  курии  ведомствам,  и  диктовалось
это  решение  расту  щим  объемом  компетенции  властных  институтов,  нуждавшейся  в  регули¬
ровании.  Уже  по  ордонансу  Филиппа  V  от  1321  г.  нотариус  Канцелярии,  составлявший  указ,
обязан  был  упомянуть  в  нем.  кто  из  чиновников  распорядился  его  написать.  Это  могли  быть
канцлер  или  мэтры  Прошений,  еше  чаще  члены  Королевского  совета  (в  отсутствие  короля),  на¬
конец  Парламент  и  Палата  счетов,  издававшие  «именем  короля»  различные  акты,  касающиеся
судебной  и  финансовой  сфер,  а  затем  и  статуса  служителей  этих  ведомств.  См.:  Rigaudière  А.
Penser  et  contruire...  P.  274-277:  Richet  D.  La  France  moderne.  P.  31-33;  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,
Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  216-217.
 204 	Приведу  лишь  один,  весьма  показательный,  пример:  фундаментальный  ордонанс  об
оформлении  парламентской  корпорации  от  11  марта  1345  г.  состоял  из  нескольких  текстов.
И  если  первый  текст  собственно  о  Верховной  палате  Парламента  был  составлен  «по  обсужде¬
нию  Совета»,  то  последующие  тексты  о  других  палатах,  о  секретарях,  о  приставах  и  т.д.  непо¬
средственно,  как  отмечено  в  текстах,  составлены  самими  парламентариями  («faict  par  la  Court
de  Parlement»)  (ORF.  II.  225).  В  регистрах  Парламента  имеются  указания  о  «советах»,  которые
 61

«Филипп  Красивый  постановил»,  «Карл  Мудрый  утвердил»  и  т.п.  -  призваны
лишь  датировать  этапы  развития  администрации,  а  не  указывают  на  автор¬
ство  указов.
 Показателем  тесной  взаимосвязи  личных  интересов  служителей  короны  с
усилением  королевской  власти  является  легендарное  «рвение  чиновников»  в
деле  расширения  и  укрепления  властных  прерогатив  короля  Франции205.  Оно
подкреплялось  поощряемой  личной  инициативой  в  деле  улучшения  работы
ведомств  и  служб.  Почти  все  административные  нововведения  исходили  от
самих  служителей.  Наиболее  наглядно  это  отражено  в  сфере  ведения  доку¬
ментации.  Так,  в  основании  гигантского  архива  Парламента  лежала  личная
инициатива  секретаря  Жана  де  Монлюсона  вести  регулярные  записи  с  1263  г.
для  облегчения  поисков  прежних  решений  и  улучшения  работы  суда.  Почин
был  подхвачен  его  преемником  Никола  де  Шартром,  который  с  1278  г.  решил
извлечь  из  архива  самые  значимые  судебные  казусы.  Одобренной  post  factum
указом  Филиппа  IV  Красивого  от  1286  г.  этой  инициативе  мы  обязаны  пер¬
выми  регистрами  Парламента,  так  называемыми  ОНш’ами.  Так  была  создана
парламентская  традиция,  и  каждый  секретарь  вносил  в  работу  улучшения206.
Та  же  атмосфера  служебной  инициативы,  вдохновленной  целями  защиты  ко¬
ролевских  прерогатив  и  «памяти»  государства,  царила  и  в  Канцелярии207.
 Таким  образом,  я  исхожу  из  того  очевидного  факта,  что  происхождение
государства  неотделимо  от  генезиса  чиновников  -  группы  людей,  действую¬
щих  с  ним  заодно  и  лично  заинтересованных  в  его  функционировании.
 В  становлении  государства  немалую  роль  сыграла  и  церковь.  Внешне  ин¬
ституты  королевской  власти  строились  в  оппозиции  к  церковной  организа¬
ции,  отвоевывая  пространство  светской  власти  и  расширяя  ее  полномочия  за
счет  церковной  юрисдикции.  Такая  точка  зрения  являлась  господствующей
на  протяжении  долгих  лет,  однако  новые  исследования  способствовали  ее
 испрашивали  король  и  его  Совет  у  членов  верховного  суда,  прежде  чем  издать  тот  или  иной
указ.  См.:  AN  U  508.  Fol.  140-146.  О  праве  судебных  курий  издавать  регламенты  в  рамках  сво¬
ей  компетенции  см.:  Richet  D.  La  France  moderne.  P.  33.
 205 	Об  этом  рвении  написано  в  историографии  достаточно  много.  Так,  Дюпон-Феррье
отмечал,  что  чиновники  сами  всемерно  расширяли  свою  компетенцию  в  ущерб  сеньориаль¬
ной  и  церковной,  так  что  королям  приходилось  их  все  время  одергивать.  Ф.  Коллар  замечал,
что  уже  реформы  Людовика  Святого  были  вызваны  излишним  рвением  служителей  короля  на
местах.  Согласно  Д.  Рише,  «ренессансное  государство  -  это  государство  чиновников».  См.:
Dupont-Ferrier  G.  Où  en  était  la  formation  de  l’unité  française  aux  XVe  et  XVIe  siècles  //  Journal
des  savants.  1941.  N  1.  P.  111;  Collard  F  r.  Pouvoir  et  culture  politique  dans  la  France  médiévale
(\^-ХХе  ss.).  P.,  1999.  P.  147;  Richet  D.  La  France  moderne.  P.  84.
 206 	Lot  F.  et  Fawtier  R.  Op.  cit.  T.  2.  P.  413-415.  Квалификация  и  сознание  важности  своей
работы  росли  у  секретарей  Парламента  соразмерно  повышению  статуса  ведомства,  и  к  началу
XV  в.  должность  занял  самый  выдающийся  из  гражданских  секретарей  Никола  де  Бай.  См.:
Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  20-21.  Не  менее  усерден  был  и  его  «напарник»  -  секретарь
по  уголовным  делам  Жан  де  Сесьер.  См.:  Fianu  К.  Détecter  et  prouver  la  «fausseté»  au  Parlement
de  Paris  à  la  fin  du  Moyen  Âge  //  Ecrits  et  pouvoir  dans  les  chancelleries  médiévales:  espace  français,
espace  anglais:  Actes  du  colloque  international  de  Montréal,  7-9  séptembre  1995  /  Éd.  K.  Fianu  et
De  Lloud  J.  Guth.  Louvain-La-Neuve,  1997.  P.  297-298.
 207 	См.:  об  этом:  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie  royale...  P.  100-102;  Guyotjean-
nin  O.  Un  archiviste  du  XIVe  siècle.  Entre  érudition  et  service  du  prince:  les  «notabilia»  de  Gérard  de
Montaigu  //  Histoire  d’archives.  Recuiel  d’articles  offerts  à  Lucie  Favier  par  ses  collègues  et  amis.  P.,
1997.  P.  299-316;  Idem.  «Super  omnes  thesauros  rerum  temporalium»:  les  fonctions  du  Trésor  des
chartes  du  roi  de  France  (XIV'-XV5  siècles)  //  Ecrits  et  pouvoir...  P.  130-131.
 62

пересмотру208.  Стало  понятно,  что  государство  развивалось  не  в  оппозиции
«феодализму»  -  церкви  и  дворянству,  а  напротив,  трансформировало  и  вклю¬
чало  их  в  новые  структуры.  К  тому  же,  можно  сказать,  что  само  государство
родилось  внутри  церкви.  Прежде  всего,  она  обеспечивала  растущий  государ¬
ственный  аппарат  служителями  -  образованными  клириками,  что  убедитель¬
но  доказали  просопографические  исследования209.  В  то  же  время,  именно
церковная  доктрина  заложила  идейные  основы  миссии  королевской  власти
как  служения  общему  благу  и  как  особой  «службы»  короля  обществу,  име¬
нуемому  в  ту  эпоху  словом  ecclesia  или  respublica  Christiana.  Основные  идеи
и  концепты  о  королевской  власти  были  почерпнуты  теоретиками  монархиче¬
ского  государства  из  Библии  и  канонического  права210.
 Не  менее  важную  роль  сыграл  во  Франции  университет,  чье  положение
во  французском  обществе  отразило  процесс  секуляризации  знания:  от  подчи¬
нения  папе  Римскому  он  постепенно  переходит  под  власть  короля  Франции.
Именуемый  «приемной  дочерью  короля»,  университет  становится  поставщи¬
ком  новой  властной  элиты,  давая  в  виде  университетского  диплома  «патент
на  чиновную  карьеру».  Исходя  из  этого,  университетские  интеллектуалы  от¬
нюдь  не  были  чужды  сфере  власти,  активно  участвуя  в  выработке  идеологи¬
ческих  основ  королевской  власти211.
 Наконец,  построение  папского  государства  в  XI-XII  вв.,  ставшего  моде¬
лью  для  «национальных  монархий»,  и  связанное  с  ним  каноническое  право
оказали  решающее  воздействие  на  институт  королевской  службы:  принцип
несменяемости  чиновников,  право  уступки  должности,  выборы  путем  голо¬
сования  и  многое  другое  в  бюрократической  практике  было  взято  из  кано¬
нического  права.  Поэтому  взаимоотношения  с  церковью  отличались  драма¬
тичностью  и  определялись  стремлением  корпуса  чиновников  отстоять  новое
светское  знание  о  политике  и  о  функциях  верховной  власти  (своеобразное
juris  religio),  отличных  от  церковной  доктрины212.  Тесная  взаимосвязь  и  одно¬
временно  соперничество  между  служителями  короны  и  церкви  оказали  суще¬
ственное  воздействие  на  становление  государства  и  института  службы.
 20~  Основные  вехи  историографии  и  современный  вектор  проблемы  сакральной  природы
власти  см.:  Хачатурян  H.A.  Сакральное  в  человеческом  сознании.  Автор  обращает  внимание
на  доксические.  подсознательные  параметры  доминирования,  а  также  на  роль  церкви  в  ста¬
новлении  публично-правовых  принципов  королевской  власти.  «Реабилитации»  роли  церкви
в  построении  государства,  прежде  всего  через  призму  папской  революции  и  создание  новой
правовой  системы  (канонического  права),  посвящена  большая  часть  исследования  Г.  Дж.  Бер¬
мана.  См.:  Берман  Г.  Лж.  Указ.  соч.
 209 	Pacauî  Л/.  L'Eglise  et  l'État  La  France  médiéval  Sous  la  dir.  J.  Favier.  P.,  1983.  P.  305-
325;  Gazzanîga  J.-L.  Les  clercs  au  service  de  l'État  dans  la  France  du  XVe  siècle:  à  la  lecture  de  tra¬
vaux  récents  Droits  savants  et  pratiques  françaises.  P.  253-277.
 210 	Подробное  исследование  этого  аспекта  см.:  Ourliac  P.  Science  politique  et  droit  canoni¬
que  au  XVe  siècle  Ourliac  P.  Études  d'histoire  du  droit  médiéval.  P.  543-551;  Verger  J.  Le  trans¬
fert  de  modèles  d'organisation  de  l'Eglise  à  l'État  à  la  fin  du  Moyen  Âge  //  État  et  Eglise  dans  la
genèse  de  TÉtat  moderne.  P.  31-39;  Congar  Y.  L'Eglise  et  L’État  sous  le  règne  de  Saint  Louis//
Septième  centenaire  de  la  mort  de  Saint  Louis:  Actes  des  Colloques  de  Royaumont  et  de  Paris  (20-
27  mai  1970).  P..  1976.  P.  257-271.
 211 	О  вкладе  университетов  в  построение  государства,  остающемся  до  сих  пор  плохо  из¬
ученном  и  мало  оцененном  см.:  Verger  J.  Les  Universités  au  Moyen  Âge.  P.,  1973.  P.  138-150.
 212 	У  H.A.  Хачатурян  процесс  секуляризации  государства  описан  как  движение  от  «монар¬
хии  теизированной  к  монархии  юридической».  См.:  Хачатурян  H.A.  Король-sacré...  С.  24.
 63

Хронологические  рамки  (середина  XIII  -  середина  XV  в.)  непосредствен¬
но  определяются  избранным  ракурсом  исследования.  В  качестве  начальной
даты  взяты  ордонансы  Людовика  IX  Святого  1254  г.  «об  улучшении  состояния
королевства»,  а  условным  конечным  водоразделом  избран  указ  Людовика  XI
от  21  октября  1467  г.,  подтвердивший  принцип  фактической  несменяемости
чиновников.  При  условности  всякой  хронологии,  особенно  для  феноменов
большой  длительности,  данные  даты,  избранные  в  качестве  «реперных  то¬
чек»  исследования,  соединяют  историческую  реальность  и  ее  интерпрета¬
цию  в  среде  служителей  короны.
 Историографическая  традиция  избирала  начальным  этапом  становле¬
ния  централизованного  государства  во  Франции  время  правления  Филип¬
па  IV  Красивого,  окруженного  учеными  легистами,  давшими  в  руки  короны,
почерпнутые  из  римского  права  мощные  аргументы  в  пользу  сильной  коро¬
левской  власти.  Новейшие  исследования  обнаружили  «богатое  наследство»,
оставленное  наследникам  трона  Филиппом  II  Августом,  в  чье  правление  по¬
являются  сенешали  и  бальи  как  полномочные  представители  короля  на  ме¬
стах,  раскинувшие  «щупальца  короны»  на  значительную  часть  разросшего¬
ся  королевства.  Таким  образом,  1190-1200  гг.  признаются  датой  зарождения
централизованного  государства  во  Франции  и  появления  основ  будущей
бюрократии213.
 Вместе  с  тем,  ростки  бюрократического  «древа»  могли  дать  плоды  только
спустя  длительный  отрезок  времени,  так  что  начальной  датой  целесообраз¬
нее  было  избрать  тот  момент,  когда  они  были  замечены  в  обществе,  не  важно,
с  положительной  или  с  отрицательной  реакцией.  С  этой  точки  зрения,  прав¬
ление  Филиппа  IV  Красивого  как  нельзя  лучше  подходит  под  эти  параметры.
Более  того,  как  показал  в  своих  исследованиях  по  дипломатике  Р.-А.  Ботье,
именно  с  его  правления  впервые  возникает  вопрос,  кто  на  деле  правит  во
Франции  -  король  или  его  служители214.
 Однако  при  всей  неоспоримости  «правления  легистов»  (по  выражению
Ж.  Фавье)  при  Филиппе  IV  Красивом,  мной  было  избрано  в  качестве  началь¬
ного  этапа  складывания  исполнительного  аппарата  централизованного  госу¬
дарства  во  Франции  время  правления  Людовика  IX  Святого.  И  дело  не  только
в  авторитете  святого  короля,  обеспечившего  непререкаемый  моральный  пре¬
стиж  монархии  и  служившего  с  тех  пор  образцом  идеального  правителя,  но
 213 	Решающий  вклад  в  понимание  роли  Филиппа  II  Августа  в  становлении  государства  во
Франции  внесли  работы  Дж.  Болдуина.  См.:  Baldwin  J.  W.  The  Government  of  Philippe  Auguste.
Foundations  of  French  Royal  Power  in  the  Middle  Ages.  Berkeley;  Los  Angele;  London,  1986.  Со¬
стоявшийся  в  1980  г.  коллоквиум,  посвященный  эпохе  Филиппа  Августа,  продемонстрировал
различные  аспекты  происходящих  при  нем  перемен,  способствовавших  заложению  основ  бу¬
дущего  государства.  См.:  La  France  de  Philippe  Auguste.  Le  temps  des  mutations:  Actes  du  collo¬
que  international  organisé  par  le  CNRS,  Paris,  29  séptembre  -  4  octobre  1980  /  Éd.  par  R.  Bautier.
P.,  1982.
 214 	Он  сопоставил  итинерарий  короля,  в  том  числе,  время  пребывания  на  охоте,  с  датами
издания  важнейших  указов,  и  в  результате  пришел  к  выводу  о  решающий  роли  окружения
короля  в  проводимой  им  политике.  См.:  Bautier  R.-H.  Diplomatique  et  histoire  politique:  ce  que
la  critique  diplomatique  nous  apprend  sur  la  personnalité  de  Philippe  le  Bel  //  RH.  1978.  N  525.
P.  3-27.
 64

и  в  значении  принятых  им  указов  об  управлении  королевством215.  Именно  в
его  окружении  появились  знатоки  римского  права,  заложившие  новые  прин¬
ципы  монархического  государства.  Наконец,  выбор  издателей  «Ордонансов
королей  Франции  третьей  династии»  именно  указов  Людовика  IX  Святого
в  качестве  начала  нового  этапа  законодательства  французских  королей  сви¬
детельствует  в  пользу  интерпретации  самими  королевскими  должностными
лицами  эпохи  Старого  порядка  правления  этого  короля  как  истока  процесса
формирования  централизованного  государства216.
 Выбор  правления  Людовика  XI  в  качестве  конечной  границы  исследова¬
ния  выглядит  вполне  традиционным,  тем  не  менее,  он  также  нуждается  в  по¬
яснениях.  Формально,  воцарение  Людовика  XI  признается  началом  форми¬
рования  абсолютистского  государства  во  Франции.  К  тому  же,  оно  совпало  с
окончанием  Столетней  войны  и  процессом  всесторонних  реформ,  в  том  числе
и  в  сфере  управления.  Условной  конечной  датой  исследования  мной  выбран
указ  от  21  октября  1467  г.  о  несменяемости  чиновников,  который  формально
узаконил  важнейшую  характеристику  складывающегося  института  королев¬
ской  службы  -  ее  стабильность,  гарантирующую  права  чиновников  на  зани¬
маемую  должность,  включая  будущие  наследование  и  продажу.  Хотя  этот  указ
не  был  первым  законодательным  закреплением  правила  фактической  несме¬
няемости  чинов,  благодаря  целенаправленным  усилиям  самих  королевских
должностных  лиц,  с  тех  пор  неизменно  апеллировавших  именно  к  нему  как
к  гарантии  их  прав  на  занимаемые  должности,  это  очередное  подтверждение
королем  предшествующих  норм  превратилось  в  краеугольный  принцип  ин¬
ститута  королевской  службы21.  Вместе  с  тем,  исследование  не  заканчивается
строго  датой  21  октября  1467  г.:  если  в  сфере  королевского  законодательства
анализ  почти  не  идет  позднее  этой  даты,  то  в  области  практики  мною  привле¬
каются  некоторые  материалы  и  после  1467  г.  с  целью  выявления  магистраль¬
ных  тенденций  в  развитии  принципов  службы.
 И  последнее.  При  исследовании  истории  государства  необходимо  учиты¬
вать  и  событийный  контекст,  те  самые  события,  которые  Ж.  Ле  Гофф  имено¬
вал  «демонами  прошлого»  политической  истории,  но  без  которых  мы  вряд
ли  поймем  многие  перипетии  процесса.  Дело  не  только  в  том,  что  этот  про¬
цесс  был  не  линейным,  а  определялся  сочетанием  различных  обстоятельств
и  поведения  людей  в  них;  главное,  что  у  него  всякий  раз  были  альтернативы,
«точки  бифуркации»,  в  русле  теории  И.  Пригожина  о  неравновесных  ситуа¬
циях,  и  «структура  делала  выбор».
 :i-  Глубокое  своеобразие  осуществленных  Людовиком  IX  Святым  реформ  определялось
самим  их  импульсом,  идущим  от  королевской  власти,  а  не  от  нажима  подданных.  См.:  Col-
lard  F.  Pouvoirs  et  culture  politique.  P.  149.
 216  Этой  точки  зрения  придерживался  и  парламентарий  Жан  Ленен,  датируя  основание
постоянно  действующего  Парламента  в  Париже  временем  правления  Людовика  Святого  (См.:
AN  U  507.  F  1-31).  Характерно  в  этом  контексте,  что  директор  Национального  архива  Фран¬
ции  граф  де  Лаборд  предложил  периодизацию  истории  Парламента,  в  которой  первым  этапом
выделен  период  1254-1461  гг..  почти  полностью  совпадающий  с  избранными  мной  хронологи¬
ческими  рамками  исследования.  См.:  Actes  du  Parlement  de  Paris.  T.  I.  P.  LXXIX.
 21 	Ж.  Кюблер  исследовал  этот  указ  в  широком  контексте  формирования  принципа  несме¬
няемости  чиновников,  показав  не  только  его  глубокие  правовые  и  административные  истоки,
но  и  ситуационность  его  издания.  См.:  Kubier  J.  Recherches  sur  la  fonction  publique  sous  Г  ancien
régime.  L'origine  de  la  perpétuité  des  offices  royaux.  Nancy.  1958.
 3. 	С.К.  Цатурова
 65

Так,  первый  ордонанс,  с  которого  начинается  исследование,  был  издан
Людовиком  IX  Святым  в  преддверии  крестового  похода  и  в  стремлении  обес¬
печить  успех  предприятия.  Как  в  свое  время  Филипп  II  Август  создал  коро¬
левских  сенешалей  и  бальи,  уезжая  в  крестовый  поход,  так  и  Людовик  IX
Святой  хотел  оставить  вместо  себя  эффективную  и  авторитетную  админист¬
рацию.  Так  появились  новые  принципы  службы  и  основы  морального  авто¬
ритета  служителей  короны.
 Последовавший  при  его  внуке  Филиппе  IV  Красивом  конфликт  с  папой
Бонифацием  VIII  стимулировал  секуляризацию  аппарата  короны  Франции  и
формирование  новых  идейных  опор  королевской  власти.  Этот  кризис,  уси¬
ленный  английской  угрозой,  обозначил  один  из  мощных  двигателей  процесса
государственного  строительства  -  опасность  извне218.  Но  у  него  появились
и  внутренние  «стимуляторы».  Так,  оппозиция  грандов  -  знати  и  церковно¬
служителей  (так  называемое  движение  Провинциальных  лиг  1314-1315  гг.)  -
растущему  влиянию  служителей  короны  Франции  представляло  собой  также
попытку  поставить  королевскую  власть  под  контроль  общества  и  ограничить
сферу  ее  компетенции.  Однако  движение  обернулось  укреплением  правового
статуса  королевских  должностных  лиц  (принцип  подсудности  только  коро¬
левскому  суду  за  должностные  проступки).
 Воцарение  в  1328  г.  новой  династии  Валуа  обострило  вопрос  о  социаль¬
ной  поддержке  монархии,  и  служители  короны  становятся  самыми  предан¬
ными  сторонниками  и  помощниками  Филиппа  VI  и  Иоанна  II  Доброго.  На¬
конец,  спровоцированная  династическим  спором  Столетняя  война  наложила
отпечаток  на  развитие  институтов  королевской  власти  во  Франции  в  течение
века.  Возникшие  с  самого  начала  войны  трудности  в  сборе  налогов  на  содер¬
жание  армии  и  ведение  боевых  операций  способствовали  не  только  расши¬
рению  прерогатив  монарха,  но  и  укреплению  правовых  норм  службы.  После
долгого  периода  экстенсивного  развития  (увеличения  числа  ведомств  и  шта¬
та  должностей)  в  середине  XIV  в.  пришло  время  интенсификации.  Начина¬
ется  поиск  внутренних  резервов  развития:  уточняются  нормы  дисциплины,
фиксируются  штаты  и  компетенция,  укрепляются  права  чиновников  на  долж¬
ности,  усложняется  структура  вознаграждения.
 Роль  юристов-правоведов  в  условиях  войны  возросла,  поскольку  им  при¬
ходилось  обосновывать  легитимность  новой  династии,  права  монарха  на  ве¬
дение  войны,  на  сбор  налогов  и  т.д.  Расширение  прерогатив  короны  вызывало
болезненную  реакцию  во  всех  слоях  политического  общества.  Катастрофиче¬
ское  поражение  в  битве  при  Пуатье  в  октябре  1356  г.  и  пленение  короля  Иоан¬
на  II  Доброго  развязало  языки  критикам  короны,  предпринявшим  на  собрани¬
ях  Штатов  1356-1358  гг.  попытку  поставить  верховную  власть  под  контроль
общества.  Однако  крайности  позиции  депутатов  Штатов,  самоуверенность
и  грубый  нажим  на  власти  привели  к  провалу  казалось  бы  выигрышного  де¬
ла219.  Это  испытание  для  короны  и  служителей  власти  обернулось  победой:
 218 	По  мнению  Ж.-Ф.  Жене,  во  Франции  государство  закладывалось  в  промежутке  между
1280  и  1360  гг.  как  форма  эффективной  защиты  общего  интереса  в  условиях  внешней  угрозы.
См.:  Genet  J.-Ph.  L’Etat  moderne:  un  modèle  opératoire?  //  Genèse  de  l’État  moderne.  P.  261.
 219 	Об  этом  восстании  написаны  буквально  библиотеки  исследований,  поэтому  позволю
себе  ограничиться  лишь  ссылкой  на  последнее  по  времени  и  многогранное  исследование:
Cazelles  R.  Etienne  Marcel:  champion  de  l’unité  française.  P.,  1984.
 66

чиновники,  превратившиеся  в  ходе  восстания  в  «козлов  отпущения»  за  ре¬
альные  и  мнимые  прегрешения  короля,  еще  сильнее  сплотились  вокруг  трона
и  помогли  дофину  Карлу  преодолеть  кризис,  за  что  получили  новые  правовые
гарантии  своего  статуса.
 Уроки  кризиса  не  прошли  даром,  и  король  Карл  V  Мудрый  при  содей¬
ствии  ближайших  советников  усиливает  концепцию  суверенной  власти  мо¬
нарха,  внедряет  новые  бюрократические  процедуры  (прежде  всего  выборы
чиновников  путем  голосования)  с  целью  обеспечить  исполнительному  аппа¬
рату  гарантии  независимости  от  давления  политических  группировок.
 Эти  успехи  были  на  время  перечеркнуты  воцарением  в  1380  г.  малолетне¬
го  короля  Карла  VI  и  правлением  его  опекунов,  дядей  -  принцев  крови.  Аппа¬
рат  королевской  власти  оказался  наводнен  клиентелой  герцогов  Анжуйского,
Бургундского,  Беррийского,  наконец  дорвавшихся  до  рычагов  управления  и
контроля  за  растущими  финансами  короны  Франции.  Однако  это  отступление
от  главной  линии  развития  было  вскоре  остановлено,  и  юный  король  в  1388  г.
объявил  о  намерении  управлять  самолично,  лишив  принцев  крови  прежних
прав.  На  деле,  к  власти  вновь  пришли  преданные  короне  советники,  которые
быстро  (1388-1392  гг.)  внедрили  новые  принципы  службы  и  провели  важ¬
ные  административные  реформы.  Прозванные  презрительно  «мармузетами»
(«мальчуганами»,  «ничтожными  людишками»),  они  использовали  получен¬
ные  полномочия  для  обеспечения  королевских  должностных  лиц  прочными
прерогативами  и  гарантиями  автономности220.
 И  их  реформы  оказались  как  нельзя  кстати,  поскольку  открывшееся  у
короля  в  1392  г.  психическое  заболевание  вернуло  знать  и  сложившиеся  за
время  регентства  клиентелы  к  рычагам  управления.  Но  проведенные  «мар¬
музетами»  реформы  теперь  надежно  ограждали  администрацию  от  давления
кланов  и  клиентел.  Разразившаяся  между  ними  война,  именуемая  борьбой  ар-
маньяков  и  бургиньонов,  явилась  не  только  реваншем  сеньориальной  знати,
но  и  борьбой  между  двумя  разными  моделями  государства.  «Арманьяки»  вы¬
ступали  сторонниками  авторитарного  принципа  власти  монарха,  «бургиньо-
ны»  -  приверженцами  ограничений  со  стороны  общества.  Гражданская  война
и  регулярное  «отсутствие»  больного  короля  создали  уникальную  ситуацию:
служители  короны  оказались  в  редких  обстоятельствах  выбора.  Занятая  ими
позиция  защиты  сильной  королевской  власти  и  независимой  администрации
способствовала  повышению  их  политической  роли  в  обществе.  Период  кри¬
зиса  оказался  и  проверкой  на  прочность  сложившихся  институтов,  и,  пара¬
доксальным  образом,  временем  их  мощного  развития.
 Начавшаяся  в  1415  г.  новая  английская  агрессия,  знаменовавшая  собой
последний  и  самый  трагичный  этап  Столетней  войны,  привела  к  небывалому
доселе  сочетанию  различных  политических  кризисов.  Последовавшая  вскоре
королевская  схизма  (1418-1436  гг.)  -  распад  единого  Французского  королев¬
ства  на  «английскую»  (под  властью  Генриха  VI,  короля  соединенного  по  до¬
говору  в  Труа  1420  г.  королевства  «Франции  и  Англии»),  на  «французскую»
 220 	Об  этой  группе  и  ее  реформах  см.:  Autrand  Fr.  Charles  VI:  la  folie  du  Roi.  P.,  1986.
P.  190-194;  Henneman  J.B.  Who  Were  the  Marmousets?  л  Medieval  Prosopographie.  1984,  N  5.
P.  19-63.  Выражение  «мармузеты»  было  почерпнуто  у  Жана  Фруассара  и  введено  в  научный
оборот  Ж.  Мишле.
 3*
 67

(под  властью  дофина  Карла  и  сбежавших  с  ним  чиновников  и  ближайших
сподвижников-«арманьяков»)  и  на  «бургундскую»  (под  властью  Бургундско¬
го  герцога  Иоанна  Бесстрашного,  а  после  его  убийства  в  сентябре  1419  г.,
Филиппа  Доброго)  части  -  явилась  самым  драматичным  этапом  в  истории
государства  во  Франции  исследуемого  периода  и  убедительным  свидетель¬
ством  прочности  созданных  институтов  власти.  В  параллельных  структурах
в  Париже  и  в  Пуатье  чиновники,  по  сути,  отстаивали  единую  линию  и  при¬
держивались  общих  принципов221.  Однако  за  это  время  они  привыкли  быть,
в  известной  мере,  предоставленными  сами  себе,  и  воцарение  амбициозного
короля  Людовика  XI  привело  к  затяжному  конфликту  с  верховными  ведомст¬
вами,  усиленному  его  неприязнью  к  ближайшим  сподвижникам  отца.  Лишь
новая  оппозиция  знати  (так  называемая  Лига  общего  блага)  «открыла  королю
глаза»  на  выгоды  от  союза  с  чиновным  аппаратом,  результатом  чего  и  стал
указ  от  21  октября  1467  г.  о  несменяемости  чинов.
 Краткий  абрис  событийной  канвы  показывает,  как  сквозь  конкретные
перипетии  политической  жизни  проглядывают  генеральные  тенденции.  Та¬
ким  образом,  в  самом  процессе  есть  как  доля  случайности,  стечения  опре¬
деленных  исторических  обстоятельств  и  разнонаправленного  действия
людей,  так  и  собственная  логика,  конкретное  преломление  общих  тенден¬
ций  становления  централизованного  государства  в  эпоху  позднего  Средне¬
вековья.
 Данное  исследование  имеет  две  разные  по  характеру,  но  равнозначные
задачи.  Во-первых,  конкретно-историческую  задачу:  понять,  каким  образом
и  из  каких  элементов  складывался  государственный  исполнительный  аппарат
и  институт  службы  во  Франции  на  первом  этапе,  в  период  сословной  монар¬
хии.  Во-вторых,  типологическую  цель:  вывести  некую  модель,  применимую
для  анализа  аналогичных  процессов  в  других  странах  или  в  иные  временные
периоды.
 Исходя  из  этих  двух  взаимосвязанных  целей  исследование  состоит  из
трех  частей,  разделенных  на  главы  и  разделы,  соответствующие  выявленным
мною  параметрам  института  государственной  службы  и  структурированные
в  согласии  с  предлагаемой  моделью  такого  рода  процесса.  Отсюда  естествен¬
ным  образом  следует  неравномерность  разделов,  поскольку  они  выделены
не  по  объему  имеющегося  материала,  а  в  соответствии  со  значением  данного
параметра  в  структуре  института  службы.  Важно  при  этом,  что  выделенные
параметры  рассматриваются  как  в  статике,  так  и  в  динамике.  Вызванное  не¬
избежным  расхождением  между  логическим  и  историческим  анализом,  такое
выделение  параметров  с  неизбежностью  влечет  за  собой  некую  их  «иерар¬
хию»222.  При  этом  каждое  из  звеньев  института  службы  обладает  как  само¬
стоятельным  значением,  так  и  функцией  «части  единого  целого»,  где  все  они
тесно  взаимосвязаны.
 221 	Об  этом  процессе,  помимо  моей  монографии,  см.  следующие  работы:  Bossuat  A.  Le
Parlement  de  Paris  pendant  l’occupation  anglaise//  RH.  1963,  N229.  P.  19-40;  Little  R.G.  The
Parlement  of  Poitiers.  War,  Govemement  and  Politics  in  France  1418-1436.  L.,  1984;  Neuville  D.  Le
Parlement  royal  à  Poitiers  (1418-1436)  //  RH.  1878.  T.  6.  P.  1-28,  273-314.
 222 	Об  этих  трудностях  и  неизбежных  условностях  в  изучении  сложных  явлений  прошлого
см.:  Хачатурян  H.A.  Общественная  система  и  принцип  относительности.  К  вопросу  о  содер¬
жании  концепт-явления  «феодализм»  //  СВ.  М.,  2007.  Вып.  68  (№  1).  С.  12-14.
 68

5.  ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЕ  ПАРАМЕТРЫ  ИССЛЕДОВАНИЯ
 Используемые  в  исследовании  термины  нуждаются  в  изначальной  дого¬
воренности,  не  только  потому  что  каждый  из  них  потребовал  перевода  на  рус¬
ский  язык,  а  значит  содержит  в  себе  трактовку,  но  и  потому  что  за  их  отбором
стояла  авторская  концепция  проблемы  в  целом.  Начать  логично  собственно  с
названия  исследования,  поскольку  оно  заключает  в  себе  квинтэссенцию  по¬
зиции  автора.  Можно  ли  говорить  о  государственной  службе,  когда  и  самого
термина  «государство»  в  это  время  еще  нет?  Что  такое  «институт»  службы?
И  как  следует  называть  тех,  кто  эту  службу  исполнял?
 Хотя  все  эти  вопросы  в  историографии  не  новы,  но  они  обострились
вследствие  пристального  внимания  современных  исследователей  к  историче¬
ски  адекватной  терминологии  и  стремления  избегать  «самого  тяжкого  греха
историков»,  по  слову  J1.  Февра,  -  анахронизмов,  дабы  лучше  понять  истори¬
ческое  общество  в  присущих  ему  терминах  и  смыслах.  При  всей  плодотвор¬
ности  интереса  медиевистов  к  своему  инструментарию,  каковым  является  в
том  числе  и  язык  историка,  за  выбором  ученым  той  или  иной  терминологии
стоит  общая  позиция  в  отношении  эпохи  Средневековья  в  целом.  Эти  разные
позиции  условно  сводятся  к  двум  противоположным  концепциям:  для  одних
ученых  Средневековье  -  это  абсолютно  «другое»,  в  корне  отличное  от  нас  об¬
щество,  каждое  проявление  которого  несло  в  себе  черты  иного  мировосприя¬
тия223;  для  других  -  это  этап  в  становлении  современного  общества  и  запад¬
ноевропейской  цивилизации.  Первые  настаивают  на  «инаковости»  явлений  и
толкований,  другие  ищут  истоки  или  варианты  общих  явлений  и  идей224.
 Как  следует  из  названия  работы,  я  разделяю  точку  зрения  тех,  кто  изучает
Средневековье  в  контексте  истоков  современного  общества,  как  определен¬
ного,  со  своей  спецификой,  этапа  в  становлении  западноевропейской  циви¬
лизации.  Употребление  в  работе  «анахронизмов»,  каковыми  являются  слова
«государство»,  «институты  власти»,  «политическая  история»,  «политическая
культура»,  «чиновники»  и  т.д.  диктуется  трактовкой  этих  слов  как  «собира¬
тельных  наименований»  универсальных  явлений.
 По  сути,  для  описания  процесса  построения  государства  у  историка  нет
выбора  между  понятиями  той  эпохи  и  понятиями  ex  post.  С  другой  стороны,
концептуализация  явления  всегда  отстает  по  времени  от  складывания  самого
явления.  И  в  этом  смысле  задача  историка  заключается  в  историзации  поня¬
тий,  в  установлении  соотношения  между  понятием  и  реальностью225.  С  этой
точки  зрения,  уместнее  начать  со  слова  «государство».  Формально  такое  сло¬
во  -  État  -  не  использовалось  в  исследуемую  эпоху  в  его  нынешнем  смысле.
 ::з  Об  этой  позиции  см.:  Бессмертный  Ю.Л.  Другое  Средневековье,  другая  история  сред¬
невекового  рыцарства  (материалы  к  лекции)  Homo  Historicus:  К  80-летию  со  дня  рожд.
Ю.Л.  Бессмертного:  в  2-х  кн.  Отв.  ред.  А.О.  Чубарьян.  М.,  2003.  Т.  1.  С.  72-99.
 224 	Эти  две  позиции  ярче  всего  проявляются  в  трактовке  периода,  именуемого  Ренессан¬
сом:  для  одних  это  был  разрыв  и  рождение  «нового»  общества,  для  других  -  органичный  этап
в  развитии  западной  цивилизации  -  от  Античности  через  Средневековье  к  Новому  времени.
Об  этой  идеологической  подоплеке  см.:  Бурдъё  П.  Мертый  хватает  живого  //  Бурдьё  П.  Социо¬
логия  социального  пространства.  С.  125.
 225 	На  забвение  этой  истины  обращает  внимание  H.A.  Хачатурян,  критикуя  тех,  кто  от¬
сутствие  термина  выдает  за  отсутствие  явления.  См.:  Хачатурян  H.A.  Власть  и  общество...
С.  130-144.  162.
 69

Его  заменяли  слова  «королевство»  (regnum  /  royaume),  «королевская  власть»
(royauté),  «отечество»  (patria),  «политическое  тело»  (corpus  politicum),  «об¬
щее  дело»  (res  publica  /  chose  publique)  и  «общее  благо»  (utilitas  publica  /  bien
public).  Этимологически  слово  «государство»  (Etat)  восходит  к  термину
status  (от  лат.  глагола  stare  -  держаться  твердо,  длиться;  отсюда  идея  преем¬
ственности,  непреходящего  характера  государства,  отсылающего  к  «вечности
Рима»  и  империи226).  Однако  этот  термин  долгое  время  употреблялся  толь¬
ко  в  устойчивых  словосочетаниях,  например,  status  regni  или  status  regis227.
Лишь  ок.  1200  г.  термин  status  приобретает  политическое  измерение  и  начи¬
нает  обозначать  власть  государя  в  ее  публичных  функциях.  Новый  словарь
для  описания  государства  предоставило  римское  право  (термины  imperium,
potestas,  regimen,  gubematio)  параллельно  с  оформлением  антропоморфного
образа  «политического  тела»  (corpus  politicum).  Король  как  «глава  тела»  об¬
ладал  властью  и  мог  требовать  подчинения  себе  лишь  в  качестве  «персоны
публичной»,  действующей  в  интересах  всех  «частей  тела».  Такое  единение
короля  с  королевством  нашло  выражение  в  употреблении  устойчивого  сло¬
восочетания  «status  regis  et  regni»  для  описания  государства.  Наконец,  смыс¬
ловым  стержнем  термина  «государство»  явились  почерпнутые  из  античного
наследия  и  римского  права  понятия  «общего  блага»  как  raison  d’être  верхов¬
ной  власти.  Отныне  они  противостоят  res  privata  монарха  и  знаменуют  собой
процесс  депатримониализации  власти  и  усиление  ее  публично-правового  ха¬
рактера,  радикально  нарастающего  с  середины  XIII  в.  В  силу  этого  термин
res  publica  является,  по  сути,  синонимом  понятия  «государство».  А  к  концу
XV  в.  слово  État  приобретает  практически  свое  нынешнее  значение.  Таким
образом,  в  интересующую  нас  эпоху  сложилось  четкое  осознание  политиче¬
ской  общности  и  наличия  некоей  стоящей  над  всеми  силы,  которая  обязана
обеспечивать  общие  для  всех  цели.  Следовательно,  под  словом  «государство»
подразумевается  отправление  верховной  публичной  власти  на  определенной
территорией,  действующей  в  общих  интересах  и  признаваемой  обществом  за
таковую.
 Эту  схему  можно  описать  простыми  и  исторически  нейтральными  тер¬
минами  -  «управляющие  и  управляемые»,  но  при  всей  их  смысловой  адек¬
ватности,  они  не  содержат  в  себе  ни  конкретно-исторической  специфики,  ни
исторической  перспективы.  Однако  именно  эта  перспектива,  а  именно  скла¬
дывание  централизованного  государства  со  своими  прерогативами,  институ¬
тами  и  аппаратом  власти,  задает  избранной  теме  научную  глубину.  В  такой
перспективе  Средневековье  становится  посредником,  звеном  в  цепи  между
Античностью  и  Новым  временем  в  плане  форм  властвования228.
 226 	Об  этом  см.:  Уколова  В.И.  Империя  как  «смысл»  исторического  пространства:  попытка
политологического  анализа,  обращенная  в  прошлое  //  Власть,  общество,  индивид...  С.  22.
 227 	В  результате  многозначности  термина  status,  например,  в  английском  языке  появилось
три  понятия  -  status,  estate,  state.  О  становлении  термина  État  см.:  Guenée  В.  L’Occident  aux
XIVе  et  XVе  siècles.  P.  60-63;  Rigaudière  A.  Penser  et  contruire...  P.  432^33.
 228 	Разделяя  подходы  авторов  исследовательского  проекта  «État  moderne»,  H.A.  Хачатурян
определяет  предмет  их  исследования  как  «государство,  явившееся  промежуточным  этапом  в
движении  от  раннесредневековых  патримониальных  монархий  и  монархий  с  королем-сюзе-
реном  во  главе,  чья  власть  зиждилась  по  преимуществу  на  личных  связях,  -  к  государствам
Нового  времени».  См.:  Хачатурян  H.A.  Суверенитет,  закон  и  «вся  община»...  С.  6.
 70

Для  отправления  расширяющихся  функций  верховной  светской  власти  -
судебных  и  административных,  налоговых  и  военных  -  необходимы  были
компетентные  люди,  облеченные  полномочиями.  Эти  делегированные  им
властные  полномочия  обозначались  разными  терминами,  не  отличавшими¬
ся  еще  четкостью.  Наиболее  используемым  в  законодательных  актах  и  поли¬
тических  произведениях  в  исследуемую  эпоху  был  термин  office,  который  я
перевожу  нейтральным  и  одновременно  наиболее  адекватным  словом  «служ¬
ба»,  поскольку  оно  подразумевает  и  литургическую  службу,  и  «службу  мо¬
нарха»,  и  конкретные  функции  его  уполномоченных229.  Самой  авторитетной
трактовкой  этого  термина  стало  позднейшее  определение,  данное  в  XVI  в.
(ок.  1600  г.)  Ш.  Луазо,  однако  за  ним  стоит  долгая  эволюция  института
службы.
 В  раннее  Средневековье  служба  доверенных  лиц  властителя  обознача¬
лась  термином  servitium,  тесно  увязанным  с  рабством.  Лишь  при  Каролин-
гах  у  этого  слова  появляется  более  почетный  смысл  благодаря  коннотаци¬
ям  со  службой  вассала  сеньору  и  воинской  службой  свободных  людей230.
В  XII  в.,  прежде  всего  в  трудах  людей  церкви,  возникает  слово  officium,  озна¬
чавшее  любую  службу,  функцию  или  долг,  будь  то  у  священника,  рыцаря  и
даже  хирурга,  что  добавило  ему  «респектабельности»231.  В  силу  своего  уни¬
версального  характера  слово  office  избирается  в  Канцелярии  для  обозначения
функций,  делегированных  королем,  будь  то  управление  финансами  или  пра-
восудиехМ,  и  с  начала  XIV  в.  прочно  утверждается  в  «бюрократическом»  сло¬
варе  и  в  формуляре  королевских  актов232.  К  этому  времени  происходит  и  еще
одна  трансформация  в  статусе  службы:  на  место  инфеодации  office  (превра¬
щения  ее  во  фьеф)  при  Филиппе  II  Августе  для  бальи  и  сенешалей  вводится
держание  должности  в  обмен  на  денежное  вознаграждение.  Наконец,  изна¬
чально  единая  масса  «королевских  служб»,  в  согласии  с  эволюцией  понятия
«государство»,  делится  на  его  частные  (личные)  службы  и  на  публичные,  ко¬
торые  осуществляются  от  его  имени,  на  основе  делегированных  полномочий
и  в  интересах  «общего  блага»  королевства.
 Суть  произошедших  изменений  выразилась  в  чеканной  формулировке
Ш.  Луазо  «служба  -  это  ординарное  достоинство  с  общественными  функция¬
ми»233.  «Ординарное»  означало  «штатное»,  т.е.  постоянную  должность,  суще¬
ствующую  отдельно  от  служителя  и  наделенную  определенными  функциями,
которые  ее  держатель  должен  уметь  исполнять.  С  этой  точки  зрения,  слово
«служба»  может  быть  переведено  на  русский  язык  и  как  «должность».  Фикса¬
 229 	Обо  всех  этих  смыслах,  заключенных  в  слове  «служба»  см.:  Office  //  Vocabulaire  histo¬
rique  du  Moyen  Âge  Sous  la  dir.  De  Fr.-O.  Touati.  P..  1995.  P.  159;  Officium  //  Du  Cange  C.  Glos¬
sarium  ad  scriptores  mediae  et  infimae  latinitatis.  P..  1845.  T.  IV.  P.  703-704.
 230 	См.:  об  этом:  Contamine  Ph.  Le  Moyen  Age  occidentale  a-t-il  connu  des  «serviteurs  de
l’État»?  Les  serviteurs  de  l'État  au  Moven  Age:  XXIXe  Congrès  de  la  SHMES  (Pau,  mai  1998).
P.,  1999.  P.  12.
 231 	Слово  officium  этимологически  восходит  к  глаголу  officere  (сочетание  ob  и  facere),
означавшему  любое  действие.  См.:  Ouilliet  В.  Op.  cit.  T.  I.  Р.  167.
 232 	См.:  подробнее:  Guiîîot  О.,  Rigaudière  Л.,  Sassier  Y  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  272-
273;  Richet  D.  La  France  moderne.  P.  82.
 233 	«Office  est  Dignité  ordinaire  avec  fonction  publique»  (Loyseau  Ch.  Cinq  livres  du  droit  des
Offices.  P.  7).  Этому  определению  предшествует  скрупулезный  анализ  автором  истоков  и  раз¬
личных  смыслов  этого  слова  в  античной  и  средневековой  традиции.
 71

ция  штатной  численности  должностей  и  закрепление  за  ними  определенных
публичных  функций  приводит  к  оформлению  ведомств  в  корпорации,  име¬
нуемые  в  исследуемую  эпоху  словом  «тело»  (corps).  Должность  в  эту  эпоху
именовалась  «службой»  вне  зависимости  от  формы  ее  держания  и  оплаты  -
«хранение»  (garde)  с  фиксированным  жалованьем  или  «откуп»  (ferme).
 Штатные  должности  сосуществовали  с  временными  поручениями  коро¬
ля  (комиссиями),  именуемыми  тем  же  словом  «служба».  Это  были  ограни¬
ченные  по  времени  или  определенной  территорией  поручения  короля  кон¬
кретному  служителю,  круг  компетенции  которого  фиксировало  выданное  ему
письмо.  Отличие  этого  типа  письма  от  указов  о  назначении  на  ординарные
должности  заключалось  в  четком  описании  функций  «комиссара»;  «штатные
службы»  такого  описания  не  требовали,  поскольку  круг  обязанностей  держа¬
теля  должности  был  уже  заведомо  определен234.
 Та  же  длительная  эволюция  стоит  и  за  выражением  «общественные  функ¬
ции»:  оно  подразумевает  наличие  в  служебных  обязанностях  неких  общест¬
венно  значимых  целей,  не  зависящих  от  прямого  указания  или  воли  монарха.
Наконец,  определение  службы  как  «достоинства»,  соединяющего  высокий
общественный  статус,  материальный  достаток  и  привилегии,  фиксировало
оформление  королевских  служителей  в  новую  властную  элиту.
 И  все  же  в  исследуемую  эпоху  не  существовало  еще  термина  «государ¬
ственные  служащие»  (serviteurs  de  l’État)235.  В  королевских  указах,  в  по¬
литических  трактатах,  в  реальной  практике  они  именовались  по-разному:
serviteurs  du  Roi,  officiers,  gens  du  roi.  Как  их  объединить  в  некое  общее  опре¬
деление  для  всей  социальной  группы?
 Мне  представляется  правомерным  именовать  этих  действующих  от  име¬
ни  короля  и  в  рамках  определенной  компетенции  людей,  как  и  в  оригинале,
различными  терминами:  «служители  короля»,  «королевские  должностные
лица»  или  «чиновники».  При  этом  я  почти  не  употребляю  столь  излюблен¬
ного  чиновниками  более  поздней  эпохи  термина  «магистрат»,  подчеркиваю¬
щего  их  претензию  на  глубокие  античные  корни.  Во-первых,  он  ни  разу  не
встречается  в  исследуемых  мной  источниках,  к  тому  же  он  подразумевает
судебные  функции,  а  ими  были  наделены  не  все  те,  кто  является  объектом
анализа,  например,  сборщики  и  раскладчики  налогов,  нотариусы,  секретари.
Да  и  члены  верховных  ведомств,  Парламента,  Палаты  счетов  и  других,  не
были,  по  сути,  магистратами,  поскольку  не  являлись  судьями  по  отдельности
(каковыми  были  королевские  бальи  и  сенешали,  например),  но  лишь  в  колле¬
гии  из  нескольких  судей236.
 Из  всех  этих  терминов  главные  споры  вызывает  слово  «чиновник».
Оно  кажется  наиболее  анахроничным  и  слишком  абстрактным,  не  говоря  уже
о  коннотациях  в  российском  общественном  сознании.  В  рамках  наметившей¬
ся  в  историографии  плодотворной  тенденции  «сделать  язык  историка  более
 234 	Об  эволюции  понятия  «службы»  см.:  Mousnier  R.  La  fonction  publique  en  France  du  dé¬
but  du  XVIe  siècle  à  la  fin  du  XVIIIe  siècle  //  RH.  1979.  T.  261/2,  N  530.  P.  321-324.
 235 	Анализ  терминологии  эпохи  и  языка  историков  см.:  Contamine  Ph.  Le  Moyen  Âge  occi¬
dentale  a-t-il  connu  des  «serviteurs  de  l’État»?  P.  9-20.
 236 	На  это  коренное  отличие  королевских  судей  первой  инстанции  от  членов  верховных
курий  указывал  позднее  и  Ш.  Луазо,  отрицая  возможность  именовать  последних  «магистрата¬
ми».  См.:  Loyseau  Ch.  Cinq  livres  du  droit  des  Offices.  P.  38.
 72

целомудренным»  и  желая  подчеркнуть  принципиальное  отличие  этих  коро¬
левских  должностных  лиц  от  современной  «бюрократии»,  В.Н.  Малов  пред¬
ложил  использовать  для  обозначения  владельцев  должностей  слово  «оффи-
сье»237.  Стоит,  однако,  иметь  в  виду,  что  владельческие  права  были  получены
чиновниками  не  сразу,  не  с  момента  оформления  новых  принципов  службы
при  Людовике  IX  Святом  или  Филиппе  IV  Красивом,  но  складывались  долго
и  существовали  негласно,  пока  не  были  легализованы  в  виде  учреждения  в
1522  г.  Палаты  нерегулярных  сборов  и  появления  «полетты»  в  1604  г.,  т.е.  при
легальной  продаже  должностей  короной.  Таким  образом,  слово  «оффисье»  в
трактовке  В.Н.  Малова  никак  не  может  быть  использовано  для  истории  более
раннего,  чем  обозначенные  даты,  периода.  Не  менее  важно,  что  слово  «бю¬
рократия»  появилось  во  французском  политическом  словаре  с  XVIII  в.  и  яв¬
ляется  производным  от  «бюро»  госсекретарей,  т.е.  чисто  административного
аппарата,  и,  следовательно,  не  подходит  для  обозначения  судебного  аппара¬
та,  каковым  в  значительной  мере  являлись  ведомства  и  службы  монархии  на
первом  этапе.
 Стоит  также  обратить  внимание,  что  в  современных  российских  реалиях
нет  «чиновников»,  есть  «государственные  служащие».  С  этой  точки  зрения,
слова  «чиновник»,  «бюрократ»  или  «функционер»  являются  одинаковыми
анахронизмами  как  для  современной  эпохи,  так  и  для  позднего  Средневеко¬
вья238.  Однако  в  качестве  «суммарного  эмпирического  понятия  (по  И.  Канту)
я  считаю  правомерным  употреблять  слова  «чиновник»,  «должностное  лицо»
и  «служитель»  как  исторически  и  по  смыслу  нейтральные,  с  целью  обозна¬
чить  суть  и  перспективы  явления.  Под  этими  словами  в  исследовании  под¬
разумеваются  все,  кто  действовал  от  имени  короля,  исполнял  его  публичные
(гражданские)  функции  в  строго  определенных  рамках  компетенции  и  име¬
новался  в  исследуемую  эпоху  словом  officiers.
 Поскольку  данный  термин  распространялся  и  на  «домашние»  службы,  и
на  комиссии,  следует  четко  оговорить,  кто  именно  включается  мной  в  кате¬
горию  «служителей  государства».  Прежде  всего,  все,  кто  вершил  суд,  под¬
держивал  закон  и  порядок  и  управлял  финансами  «именем  короля»,  в  сто¬
лице  и  на  местах.  Таким  образом,  объектом  исследования  являются  все,  кто
так  или  иначе  отправлял  публичные  функции  королевской  власти239.  К  тако¬
вым  относились  служители  Парламента,  Палаты  счетов,  Налоговой  палаты,
Казначейства,  ведомства  вод  и  лесов,  Монетной  палаты,  бальи  и  сенешали.
Самым  сложным  в  этом  контексте  являются  королевские  советники  (члены
 23 	Об  этой  позиции  В.Н.  Малова  и  моей  полемике  с  ним  см.:  Малое  В.Н.  Ж.Б.  Кольбер.
С.  12;  Цатурова  С.К.  Король  Франции  и  его  чиновники  (Своеобразие  реализации  принципа
абсолютной  власти  Quod  principi  placuit)  Французский  ежегодник.  2005.  Абсолютизм  во
Франции:  К  100-летию  Б.Ф.  Поршнева.  М..  2005.  С.  130-131.  147-149.
 238 	Так.  термин  «чиновник-функционер»  появился  под  пером  Тюрго  в  1770  г.,  однако  ряд
исследователей  не  видит  ничего  предосудительного  в  его  распространении  на  более  ранний
период:  например.  Ж.  Дюрлиа  использует  его  для  описания  общественных  структур  от  Диок¬
летиана  до  Каролингов.  См.:  Contamine  Ph.  Le  Moyen  Âge  occidentale  a-t-il  connu  des  «serviteurs
de  l’État»?  P.  11.
 239 	Сходное  определение  государственных  служителей  дал  уже  Т.  Гоббс  в  «Левиафане»:
«государственным  служителем  является  тот,  кому  суверен...  поручает  известный  круг  дел  с
полномочиями  представлять  в  нем  лицо  государства...  кто  служит  суверену  в  управлении  го¬
сударственными  делами».  См.:  Гоббс  Т.  Левиафан.  М.,  2001.  С.  166-169.
 73

Совета  короля):  формально  они  не  подходят  под  определение  государствен¬
ных  служителей,  поскольку  лишь  дают  суверену  советы,  но  не  представляют
его  персону.  Однако  сам  по  себе  Королевский  совет  олицетворял  публичные
функции,  а  в  исследуемый  период  и  исполнял  их  в  отсутствие  короля,  в  том
числе  в  сфере  законотворчества  и  правосудия.
 Термин  «институт  службы»  подразумевает  в  работе  некую  регламентиро¬
ванную,  наделенную  определенными  чертами,  атрибутами  и  нормами  орга¬
низацию  общественно  признанной  деятельности.
 И  последнее,  что  следует  оговорить  относительно  используемой  в  работе
терминологии.  Речь  идет  о  двух  терминах  -  Дом  (Hôtel)  и  Двор/Курия  (Cour  /
Curia)  короля,  за  которыми  стоит  сложная  политическая  и  идейная  эволюция.
Формально  все  публичные  службы  вырастают  из  домашних  служб  и  воспри¬
нимаются  таковыми  в  известной  мере  вплоть  до  конца  Старого  порядка,  что
вполне  отвечает  монархическому  принципу  власти.  Важно  при  этом  иметь  в
виду,  что  слово  «дом»  (domus)  не  имеет  в  латинском  языке  коннотаций  мате¬
риального  свойства  и  никогда  не  означает  собственно  здания.  Производное
от  слова  «дом»  понятие  правителя  (dominus)  как  единственного  хозяина  и
владыки  дома  несет  в  себе  скорее  моральные  и  социальные  коннотации240.
Домашние  слуги  короля  именовались  также  дворцовыми  слугами  (палатина-
ми),  но  были  привязаны  к  персоне  монарха,  а  не  к  какому  бы  то  ни  было  зда¬
нию.  Однако  изначально  у  монарха  имелись  и  публичные  функции,  которые
он  отправлял  при  соучастии  ближайших  вассалов  и  членов  королевской  се¬
мьи.  Собрания  родственной  группы,  особенно  в  целях  отправления  правосу¬
дия,  проводимые  в  публичном  месте,  как  правило,  во  дворе  замка,  получают
наименование  «двор/курия»241.  Постепенно  домашние  и  публичные  функции
все  более  расходятся:  так  возникают  две  взаимосвязанные,  но  разные  струк¬
туры  служб  -  коронные  и  домашние  службы  Дома  короля  и  публичные  служ¬
бы  Двора/Курии242.
 Сложность  адекватного  перевода  этих  терминов  заключается  в  их  даль¬
нейшей  эволюции:  Дом  короля  постепенно,  при  Старом  порядке,  превраща¬
ется  в  институт  королевского  Двора  (Cour),  а  его  службы  именуются  при¬
дворными.  Однако  выделившиеся  сначала  в  Королевскую  курию,  а  затем
разделившиеся  на  Совет,  Парламент  и  Палату  счетов,  публичные  функции
и  исполняющие  их  институты,  именуются  в  исследуемый  период  тем  же
словом  «Двор»  (Cour).  Важнейшим  обстоятельством,  знаменовавшим  собой
ускорение  процесса  автономизации  бюрократического  поля  власти,  явилось
оседание  этих  ведомств  к  началу  XIV  в.  в  столице  королевства,  в  Париже,  в
старом  королевском  Дворце  на  острове  Ситэ.  Это  обстоятельство  позволяет
именовать  отделившиеся  публичные  функции  службами  Дворца,  тем  более
что  именно  такую  этимологию  (привязку  к  зданию)  имеет  латинское  обо¬
 240 	О  сложной  этимологии  слова  dominus  см.:  Бенвенист  Э.  Словарь  индоевропейских  со¬
циальных  терминов.  М.,  1995.  С.  199-200.
 241 	Там  же.  С.  176.
 242 	Как  писал  Г.  Дж.  Берман,  «само  название  «двор  короля»  (curia  regis)  перешло  от  коро¬
левского  домашнего  хозяйства,  как  целого,  на  королевских  должностных  лиц,  профессиональ¬
но  исполнявших  законодательные,  административные  или  судебные  функции»  (Берман  Г.  Дж.
Указ.  соч.  С.  379).
 74

значение  должностного  лица  -  aedilis243.  Характерно,  что  существовавшие
в  исследуемый  период  две  параллельные  Палаты  прошений  -  именовались
«Палатой  прошений  Дома»  (Chambre  des  requestes  de  Г  Hostel)  и  «Палатой
прошений  Дворца»  (Chambre  des  requestes  du  Palais)  (последняя  была  факти¬
чески  частью  Парламента).  Как  следствие,  изначальные  служители  короны,
палатины  (от  слова  «дворец»),  подразделились  на  слуг,  относящихся  к  дому
(domesticus),  и  на  слуг,  живущих  под  одной  крышей  (famuli),  которые  в  пер¬
спективе  образуют  некое  родственное  единство244.
 Учитывая  все  эти  контексты,  мною  были  избраны  в  качестве  адекватных
исследуемому  периоду  терминов  для  обозначения  двух  параллельных  и  взаи¬
мосвязанных  структур  королевских  служб  термины  «Дом  короля»  и  «Дво¬
рец»,  под  которым  подразумевается  Дворец  на  острове  Ситэ,  где  обоснова¬
лись  ведомства  и  службы  короны  Франции.
 243 	О  должностном  лице  как  ответственном  за  постройку  домов  и  храмов  см.:  Бенвенист  Э.
Указ.  соч.  С.  200.
 244 	Там  же.  С.  202,  234.

Часть  I
 СКЛАДЫВАНИЕ
ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫХ  ИНСТИТУТОВ
КОРОЛЕВСКОЙ  ВЛАСТИ
 Основой  института  королевской  службы  во  Франции  XIII-XV  вв.  явилось
складывание  автономных,  постоянно  действующих  и  законодательно
оформленных  специализированных  ведомств  и  служб,  олицетворяющих  и
реализующих  публично-правовые  функции  королевской  власти.  Этот  про¬
цесс  рассматривается  через  призму  приобретения  исполнительным  аппара¬
том  трех  основополагающих  «капиталов»1.  Прежде  всего,  это  «физический
капитал»,  заключающийся  в  «реальном»,  качественном  увеличении  числа
служителей,  в  институциональном  оформлении  ведомств  и  служб  и  в  фик¬
сации  штатов  должностей,  существующих  вне  зависимости  от  лиц,  их  заме¬
щающих.  Не  менее  значимым  является  «символический  капитал»,  под  ко¬
торым  я  подразумеваю  идейные  основы  властных  полномочий  королевских
должностных  лиц.  Наконец,  это  «политический  капитал»  королевских  долж¬
ностных  лиц:  различные  формы  соучастия  во  властных  прерогативах  монар¬
ха  и  функция  ограничения  единовластия  короля  с  помощью  возникающих
бюрократических  процедур,  главным  образом  в  сфере  законодательства.  По¬
нятие  «капиталов»  представляется  мне  более  объемным  и  многозначным,
чем  используемые  традиционно  понятия  институционального  оформления,
идейных  основ  или  политических  прерогатив.  «Капитал»  подразумевает  про¬
цесс  накопления  -  силы,  влияния,  авторитета  -  и,  главное,  необратимость
(неотменяемость)  результатов.  Истинным  «получателем»  этих  капиталов  яв¬
лялось,  естественно,  само  формирующееся  государство.  Но  эта  абстракция
персонифицируется  конкретными  людьми,  чья  борьба  за  контроль  над  «госу¬
дарственным  капиталом»  составляет  суть  происходящих  внутри  поля  власти
процессов.
 1 	Понятие  «капиталов»  заимствованно  у  Бурдьё,  который  выделял  внутри  поля  власти  раз¬
личные  по  природе  капиталы:  «формирование  государства  идет  вместе  с  формированием  поля
власти,  понимаемого  как  пространство  игры,  внутри  которого  владельцы  капиталов  (разных
его  видов)  борются  именно  за  власть  над  государством,  т.е.  над  государственным  капиталом,
дающим  власть  над  различными  видами  капитала  и  над  их  воспроизводством»  {Бурдьё  П.  Дух
государства...  С.  228).
 76

Глава  1
 «ФИЗИЧЕСКИЙ  КАПИТАЛ»
ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ  КОРОНЫ  ФРАНЦИИ
 Институциональное  оформление  ведомств  и  служб  короны  определялось
тремя  факторами.  Во-первых,  с  середины  XIII  в.  начинается  выделение
отдельных  функций  управления  в  автономные  ведомства  со  своей  организа¬
цией  и  полномочиями,  санкционированными  королевскими  указами2.  Во-вто¬
рых,  данная  организационная  структура  подкреплялась  увеличением  и  фик¬
сацией  штата  должностей  и  их  деперсонализацией.  Наконец,  краеугольным
фактором  оформления  государственного  аппарата  выступало  общественное
мнение  как  необходимая  форма  его  легитимации.
 Становление  институтов  власти  короля  Франции  опиралось  на  тенден¬
ции,  берущие  начало  в  правление  Филиппа  II  Августа  и  его  наследников,  и
получило  новые  импульсы  при  Людовике  IX  Святом.  Король  Франции  уже  к
середине  XIII  в.  имел  в  распоряжении  разветвленный  аппарат  представите¬
лей  королевской  власти  на  местах  в  виде  служб  (в  единицах  домена)  прево3,
над  ними  бальи  (на  севере  и  востоке)  и  сенешалей  (на  юге  и  западе)  в  новых
административных  единицах.  Появление  бальи  и  сенешалей  в  конце  XII  в.
стало  первым  шагом  к  формированию  королевского  аппарата  управления4.
Внутри  Королевской  курии  (Curia  Regis)  к  тому  времени  сконцентрировались
образованные  люди  -  клерки-писцы,  легисты  -  знатоки  права  и  специалисты
 2 	О  постоянно  действующих  институтах  как  необходимом  элементе  государства  см.:
Stray  er  J.  Les  origines  médiévales...  P.  17-18.
 3 	Служба  прево  -  королевского  должностного  лица  для  управления  доменом  с  админи¬
стративными.  судебными,  налоговыми  и  военными  функциями  была  учреждена  Людовиком
Благочестивым  по  аналогии  с  церковными  министериалами.  Это  были  поначалу  единственные
королевские  агенты  на  местах,  к  тому  же  впервые  наделенные  частью  публичной  власти  мо¬
нарха.  См.:  Gravier  H.  Op.  cit.  Р.  540-546;  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  44.
 4 	Службы  бальи  и  сенешалей,  отобрав  у  прево  судебные  функции  и  превратив  их  в  финан¬
совых  агентов,  выросли  из  прежних  инспекторов  над  прево  и  имитировали  управление  Нор¬
мандией  при  Генрихе  II  Плантагенете.  Важно  обратить  внимание  также  на  время  оформления
служб  бальи  и  сенешалей:  уезжая  в  Крестовый  поход,  Филипп  II  Август  составил  ок.  1190  г.
нечто  вроде  «политического  завещания»,  передав  этим  чиновникам  широкие  права  в  управле¬
нии.  Таким  образом,  службы  бальи  и  сенешалей  наделялись  публичными  функциями  монар¬
ха.  Сенешали  появились  с  1226  г..  с  1230  г.  они  уравнялись  в  полномочиях  с  бальи.  Затем  всё
королевство  было  разделено  на  административные  единицы  -  бальяжи  и  сенешальства,  вклю¬
чающие  несколько  превотств.  С  1240  г.  они  стали  оседлыми  чиновниками  -  представителями
короля  на  местах,  обладая  широкими  административными,  судебными,  финансовыми  и  воен¬
ными  полномочиями.  Ок.  1248  г.  происходит  фиксация  бальи  и  сенешалей  в  качестве  автоном¬
ного  административного  аппарата.  См.:  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  45,  83-85;  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,
Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  256-257.
 77

в  области  финансов.  Усложнение  задач  управления,  требующего  все  более
специальных  знаний,  и  расширение  королевства,  а  с  ним  и  объема  полномо¬
чий  верховной  власти  с  неизбежностью  вынуждали  создавать  специализиро¬
ванные  службы  и  ведомства.
 Увеличение  функций  и  рост  компетенции  мешали  чиновникам  кочевать
вослед  королю,  поскольку  они  нуждались  в  архивах  ведомств.  Архивы  и,
главное,  укрепление  столицы  как  «центра  власти»  с  неизбежностью  влекли
за  собой  оседание  чиновников  в  Париже,  конкретно  во  Дворце  на  острове
Ситэ,  и  деперсонализацию  отправления  власти.
 Складывающаяся  структура  управленческого  аппарата  отличалась  еще
глубинной  взаимосвязью  частного  и  публичного  начал,  амбивалентностью
Дома  и  Дворца5.  Сложные  взаимоотношения  их  служб  характеризуют  первый
этап  процесса  формирования  аппарата  королевской  власти.
 ОФОРМЛЕНИЕ  ВЕДОМСТВ
И  СЛУЖБ  КОРОНЫ  ФРАНЦИИ
 Кардинальный  перелом  в  королевской  администрации  происходит  в  прав¬
ление  Людовика  Святого.  Манифестом  нового  государственного  устройства
был  ордонанс  1254  г.  «об  улучшении  состояния  королевства»  (ad  statum  regni
reformandum  in  melius),  главной  целью  которого  было  усовершенствовать  ин¬
ституты  управления  в  преддверии  и  ради  успеха  крестового  похода6.  Разра¬
ботчики  ордонанса  -  легисты  и  советники  из  окружения  короля  -  разослали
по  всему  королевству  ревизоров  с  целью  собрать  жалобы  на  служителей  ко¬
роны7.  В  результате  был  составлен  и  обнародован  обширный  статут  (statutum
generale),  по  аналогии  с  капитуляриями  Карла  Великого,  где  были  детально
расписаны  права  и  обязанности  королевских  представителей  на  местах  -
прево,  сенешалей  и  бальи,  равно  как  запреты  и  ограничения,  система  наказа¬
ний  за  проступки,  наконец,  своего  рода  «кодекс  добропорядочного  поведения
функционеров»  (по  выражению  Ж.  Ле  Гоффа)8.
 Следующим  шагом  по  пути  формирования  королевской  администрации
стал  ордонанс  от  23  марта  1302  г.  «о  благе,  пользе  и  преобразовании  королев¬
 5 	Об  исходной  связанности  и  неуловимости  границ  частного  и  публичного  монархической
власти  неоднократно  напоминала  H.A.  Хачатурян.  См.:  Хачатурян  H.A.  Запретный  плод...
С.  15;  Она  же.  Власть  и  общество...  С.  231.  Об  этом  же  писал  П.  Бурдьё:  «амбивалентность
государственной  системы,  где  смешиваются  домашние  дела  и  политика,  интересы  королевско¬
го  дома  и  государства,  парадоксальным  образом  становится  через  демонстрируемые  ею  проти¬
воречия  одним  из  главных  принципов  утверждения  бюрократии»  {Бурдьё  П.  От  «королевского
дома»  к  государственному  интересы:  модель  происхождения  бюрократического  поля.  С.  264).
 6 	ORF.  I.  65-75.  Этот  текст  являлся  сводом  нескольких  королевских  указов,  изданных  в
1254  г.  Большинство  положений  было  повторено  в  ордонансе  1256  г.  (ORF.  I.  77-81).  Об  авто¬
рах,  структуре  и  содержании  этого  краеугольного  акта  см.:  Carolus-Barré  L.  La  grande  ordon¬
nance  de  1254  sur  la  réforme  de  l’administration  et  la  police  du  royaume  //  Septième  centenaire  de
la  mort  de  Saint-Louis.  R  85-96.
 1 	Langlois  Ch.  Doléances  recueillis  par  les  enquêteurs  de  Saint  Louis//  RH.  1906.  T.  92.
R  1-41;  1909.  T.  100.  R  63-95.
 8 	Признавая,  что  ордонанс  был  плодом  коллективного  труда  советников  короля,  Ле  Гофф
обращает  внимание  на  то,  что  текст  «хранит  яркий  след  мыслей  и  воли  короля».  См.:
Jle  Гофф  Ж.  Людовик  IX  Святой.  М.,  2001.  С.  169-172.
 78

ства»,  изданный  Филиппом  IV  Красивым9.  Впоследствии  названный  клерка¬
ми  Канцелярии  «Magna  statuta»,  он  повторил  и  тем  самым  закрепил  многие
введенные  Людовиком  IX  Святым  нормы  о  поведении,  дисциплине,  запретах
и  наказаниях  служителей  короны  Франции  -  теперь  от  прево  до  членов  Ко¬
ролевского  совета.  Отдельные  статьи  были  посвящены  работе  выделившихся
к  тому  времени  ведомств,  Парламенту  и  Совету,  а  главное  впервые  оговари¬
валось,  что  отныне  бальи  и  сенешали  не  могут  сочетать  свою  службу  с  уча¬
стием  в  заседаниях  Совета  при  короле10.  Так  происходит  разделение  функций
между  сеньориальным  по  своей  природе  Королевским  советом  и  служителя¬
ми  короля  на  местах.
 Главным  нововведением  в  службе  бальи  и  сенешалей  стало  делегирован¬
ное  королем  право  вершить  от  его  имени  суд  и  принимать  апелляции  на  при¬
говоры  всех  местных  инстанций.  Именно  это  превратило  бальи  и  сенешалей
из  местных  агентов  в  представителей  короля  и  государства.  На  этом  этапе
функции  бальи  и  сенешаля  оставались  целостными:  представители  короля  в
бальяже  и  сенешальстве  выступали  одновременно  судьями,  администратора¬
ми,  главами  местных  финансов  и  войска.  По  мере  разрастания  компетенции
им  становилось  все  труднее  единолично  исполнять  эти  обязанности.  К  тому
же  сенешали  и  бальи  обязаны  были  регулярно  прибывать  в  Париж:  в  Палату
счетов  дважды  в  год  сдавать  отчеты  (счета)  о  доходах  и  расходах  короля  для
проверки;  в  Парламент  на  слушания  дел  по  апелляциям  из  своего  округа,
в  строго  определенные  сроки;  позднее  и  в  Налоговую  палату  для  отчетов  о
сборе  налогов11.
 Под  началом  бальи  и  сенешалей  вскоре  появилось  большое  число  помощ¬
ников:  сборщиков  налогов,  нотариусов,  королевских  адвокатов  и  прокуроров,
сержантов  и  других.  Довольно  быстро  бальи  и  сенешали  теряют  судебную
функцию:  сначала  возникла  служба  судей  (juge-mage),  а  с  1389  г.  -  генераль¬
ных  наместников,  замещающих  бальи  и  сенешалей  в  главной  сфере  власти,
в  правосудии12.  В  обязанности  бальи  и  сенешаля  всегда  входила  защита  прав
короля,  и  будущее  короны  Франции  поначалу  и  долгое  время  напрямую  зави¬
село  от  их  активности  и  профессионализма13.  Хотя  со  временем  бальи  и  сене¬
шалям  больше  не  приходится  судить,  тратить  время  на  продажу  вина,  зерна
и  дров  или  собирать  талью,  они  по-прежнему  отвечают  за  все  и  являются
 9 	ORF.  I.  354-367.
 10 	Статья  16  ордонанса  гласит:  «Не  желаем,  чтобы  сенешали  и  бальи  были  бы  из  нашего
Совета,  пока  будут  на  их  службе;  и  если  прежде  были  приняты  в  Совете,  не  желаем,  чтобы  они
являлись  туда,  пока  длится  их  служба  (durante  officio)»  (ORF.  I.  360).
 11 	Ордонансы  1303  г.,  31  июля  1338  г.,  1362-1363  г.  (ORF.  I.  386;  XII.  44;  IV.  40<М-10).  Уже
при  Филиппе  II  Августе  бальи  обязаны  были  приезжать  с  отчетами  в  Париж  четыре  раза  в  год.
См.:  Lot  F.  et  Faw  tier  R.  Histoire  des  institutions...  T.  2.  P.  410.
 12 	Занимавшие  с  самого  начала  должности  бальи  и  сенешалей  дворяне  редко  обла¬
дали  необходимыми  юридическими  знаниями,  и  суд  уже  с  XIII  в.  вершился  без  них.  Сто¬
летняя  война  лишь  усилила  их  воинскую  функцию  в  ущерб  судебной.  Вскоре  у  бальи  и
сенешалей  наместников  станет  два:  по  уголовным  и  гражданским  делам.  См.:  Guenée  В.  Tri¬
bunaux  et  gens  de  justice...  P.  7-8:  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...
T.  2.  P.  218.
 13 	Их  излишнее  рвение  в  отстаивании  королевских  интересов  стало  «притчей  во  языцех».
См.:  об  этом:  FavierJ.  Philippe  le  Bel.  P.,  1948.  P.  84.
 79

представителями  верховной  власти  на  местах  («королями  в  своем  бальяже»,
по  выражению  Б.  Гене)14.  В  качестве  оборотной  стороны  их  всевластия  они
выступали  главной  мишенью  для  критики  подданных.
 В  этой  структуре  местного  аппарата  столица  королевства,  Париж,  пред¬
ставляла  собой  исключение:  во  главе  города  стоял  королевский  прево,  чьи
функции  были  идентичны  прерогативам  бальи:  он  также  являлся  судьей  пер¬
вой  инстанции  по  делам  домена,  главой  местных  финансов  и  армии15.  В  под¬
чинении  прево  Парижа  в  его  резиденции,  Шатле,  находились  штаты  ауди¬
торов  для  ведения  судебных  расследований,  а  также  ассесоров,  адвокатов  и
прокуроров  для  слушания  судебных  дел,  нотариусов-секретарей  -  для  доку¬
ментации  и  приставов  для  исполнения  приговоров.  В  условиях  Столетней
войны  и  политических  кризисов,  связанных  с  ней,  все  большее  значение  сре¬
ди  обязанностей  прево  Парижа  приобретает  охрана  порядка  в  столице,  ее  за¬
щита  и  ведение  боевых  действий.  В  силу  этого  увеличивается  число  сержан¬
тов  Шатле  и  повышается  их  статус16.
 Внутри  Королевской  курии  отдельные  ведомства  предстают  долгое  время
частями  единого  целого.  Такая  нерасчлененная  структура  -  Дома  и  Дворца  -
детально  расписана  в  серии  ордонансов,  изданных  Филиппом  V  Длинным  в
1318-1320  гг.17  Процесс  выделения  верховных  палат  протекал  сложно  и  не¬
линейно,  начавшись  с  разделения  Курии  на  Дом  и  Совет.  Ввиду  этого  целесо¬
образно  будет  наметить  основные  вехи  становления  каждого  ведомства  в  от¬
дельности  (даты  институционального  оформления  сведены  в  таблицу  №  1).
 Первым  ведомством,  получившим  хартию  об  институциональном  оформ¬
лении,  стала  Палата  счетов  (Chambre  des  comptes/Camera  compotorum).  Это
вызвано  двумя  обстоятельствами.  Корона  вначале  располагала  только  доме-
ниальными  доходами  и  поступлениями  от  регальных  прав,  и  ее  власть  напря¬
мую  зависела  от  исправного  пополнения  казны  и  правильного  расходования
средств18.  К  тому  же,  проверка  финансовых  отчетов  требовала  специальных
знаний,  что  привело  к  скорому  удалению  из  этой  сферы  сеньориального  окру¬
жения  короля  и  оформлению  (ок.  1260-1270-х  гг.)  группы  профессионалов.
Они  регулярно  проверяли  счета  прево,  бальи  и  сенешалей  и  готовили  засе¬
 14 	Об  эволюции  функций  бальи  и  сенешалей  см.:  Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XV5  siè¬
cle.  P.  187-188;  Demurger  A.  Le  rôle  polotique  des  baillis  et  sénéchaux  royaux  pendant  la  guerre
civile  en  France  (1400-1418)  //Actes  du  XIVe  colloque  historique  franco-allemand.  Histoire  com¬
parée  de  l’administration.  Münich,  1980.  P.  288.  Их  всевластие  длилось  до  появления  губерна¬
торов  провинций.  См.:  Chevalier  В.  Gouverneurs  et  gouvernement  en  France  entre  1450  et  1520.
P.  291-307.
 15 	Сама  административная  единица  именовалась  «превотство  и  виконтство»,  что  напря¬
мую  связано  с  историей  возвышения  Капетингов,  графов  Парижских,  которые  не  решились,
во  избежание  повторения  прецедента,  назвать  адекватно  службу  представителя  короля  в  Па¬
риже,  опасаясь  его  излишнего  возвышения.  См.:  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y  Pouvoir  et
institutions...  T.  2.  P.  221-222.
 16 	Ордонансы  февраля  1321  г.,  24  апреля  1337  г.,  27  апреля  1338  г.  (ORF.  I.  743;  II.  517;
XII.  43).  По  ордонансу  июня  1405  г.  сержантов  в  Париже  насчитывалось  220  человек  (ORF.
IX.  76).
 17 	Указ  от  18  июля  1318  г.  и  10  июля,  16  ноября,  3  декабря  1319  г.,  27  мая  и  декабря  1320  г.
(ORF.  I.  656-733).
 18 	О  первостепенном  значении  доходов  короны  и  центральном  месте  Палаты  счетов  в
становлении  институтов  королевской  власти  см.:  StrayerJ.  Les  origines  médiévales...  P.  46^17;
AuîrandFr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  409.
 80

дания  «Совета  в  счетах»  (Curia  in  compotis).  С  1256  г.  их  стали  официально
именовать  «мэтрами  счетов».  Поскольку  сама  казна,  как  и  финансовые  архи¬
вы,  хранилась  в  Тампле,  мэтры  счетов  периодически  собирались  там  вместе
со  служителями  Денежной  палаты.  Двойственное  положение  Палаты  счетов,
т.е.  генетическая  связь  с  Королевским  советом  и  реальная  зависимость  от
архивов,  находящихся  в  Тампле  вместе  с  казной,  изменилось  кардинальным
образом  ок.  1295  г.,  когда  казна  переехала  в  Лувр,  а  затем  во  Дворец  в  Ситэ.
По  ордонансу  1300  г.  король  запретил  членам  Совета  до  полудня  входить  в
Палату  счетов19.
 В  1313  г.,  Палата  счетов  получила  новое  помещение  в  перестроенном
Дворце  в  Ситэ  -  комнату  рядом  с  покоями  короля,  что  отразилось  в  ее  назва¬
нии  («Палата»).  Здесь  же  разместился  и  архив  ведомства.  Такое  местополо¬
жение  продиктовано  было  давней  традицией:  вначале  король  сам  выслуши¬
вал  отчеты  и  проверял  счета,  а  позднее  должен  был  иметь  быстрый  доступ  к
ним.  Ее  организационную  структуру,  численность  и  полномочия  зафиксиро¬
вала  серия  ордонансов,  завершившаяся  институциональным  оформлением
главного  финансового  ведомства  в  1320  г.20  Палата  счетов  стала  верховным
органом  контроля  за  сбором  и  расходованием  королевских  доходов  в  центре  и
на  местах.  Помимо  домениальных  доходов  Палата  счетов  отвечала  на  первых
порах  (до  1357  г.)  и  за  все  налоговые  сборы  -  габель,  фуаж  и  др.
 В  основе  высокого  статуса  Палаты  счетов  лежали  общественно  значимые
функции:  помимо  проверки  и  утверждения  королевских  счетов,  она  имела  пра¬
во  выдавать  грамоты  о  финансовых  милостях  и  привилегиях,  о  помилованиях  в
финансовых  исках,  о  возвращении  изгнанных  за  пределы  королевства,  об  аноб-
лировании,  о  легитимации  внебрачных  детей  и  т.д.21  Наряду  с  главной  функци¬
ей  охраны  королевского  домена,  Палата  счетов  осуществляла  дисциплинарный
контроль  над  всеми  финансовыми  чиновниками,  а  также  разбирала  их  споры  и
конфликты,  принимала  оммажи  королю  и,  наконец,  регистрировала  королевские
указы  с  правом  ремонстрации.  Палата  счетов  обладала  и  существенными  судеб¬
ными  функциями,  что  явилось  со  временем  источником  ее  конфликтов  с  Пар¬
ламентом  и  Казначейством22.  Хотя  судебная  компетенция  Палаты  счетов  была
ограничена  финансовой  сферой,  сама  размытость  квалификации  такого  рода
дел  помогала  служителям  ведомства  расширять  свои  полномочия.
 Статус  Палаты  счетов  как  суверенной  курии  обозначился  к  концу  XIV  в.:
указом  Карла  V  от  7  августа  1375  г.  канцлеру  запрещалось  скреплять  печатью
 19 	Об  оформлении  Палаты  счетов  см.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...
С.  99-100;  Jassemin  H.  Op.  cit.  P.  X-XIII;  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  54-58;  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,
Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  158-161;  Lalou  E.  La  Chambre  des  comptes  de  Paris:  sa
mise  en  place  et  son  fonctionnement  (fin  XIIF-XIV5  siècle).  P.  7-9.
 20 	Таковым  стал  ордонанс,  изданный  в  феврале  1320  г.  в  Вивье-ан-Бри.  Однако  ему  пред¬
шествовали  ряд  статей  в  общих  ордонансах  о  службах  Дома  и  Дворца:  ордонанс  декабря
1316  г.,  19  июля  1318-10  июля  1319  гг.,  16  ноября  1318  г.,  25  октября  1320  г.  (ORF.  I.  660,  668,
716-717;  Les  Chambres  des  comptes.  P.  1-18).
 21 	Ордонансы  от  ноября  1323  г..  13  марта  1340  г..  21  июля  1368  г.,  3  апреля  1389  г.  (ORF.  I.
776-778.  XII.  53;  V.  19-20;  VII.  256-260).
 22 	Так,  изъятие  дел,  связанных  с  доменом,  у  Палаты  счетов  и  их  передача  в  ведение  каз¬
начеев  вызвала  крайнее  недовольство  членов  палаты,  и  указ  от  17  марта  1390  г.  установил
совместную  компетенцию  обоих  ведомств  в  управлении  королевским  доменом  (ORF.  VII.  236-
238;  408-409).
 81

письма,  апеллирующие  на  решения  Палаты  счетов23.  Этот  статус  был  офи¬
циально  закреплен  ордонансом,  изданным  Карлом  VII  в  декабре  1460  г.:  в
нем  провозглашалось  монопольное  право  Палаты  счетов  контролировать  все
доходы  и  расходы  короны,  проверяя  счета  от  всех  казначеев  и  сборщиков,  в
центре  и  на  местах.  Важнейшим  пунктом  этого  ордонанса  явилось  положе¬
ние  о  подчинении  Палаты  счетов  королю  без  каких-либо  посредников,  при¬
чем  особо  оговаривалось  неподчиненность  ее  Парламенту24.  Вместе  с  тем,
король  остался  главой  Палаты  счетов,  что  снижало  степень  ее  суверенности  в
сравнении  с  Парламентом.  Палата  счетов,  как  и  другие  верховные  ведомства,
пережила  раскол  в  период  королевской  схизмы  1418-1436  гг.,  что  имело  след¬
ствием  создание  аналогичных  палат  в  провинциях  королевства25.
 Судебная  сфера  занимала  исключительно  важное  место  в  структуре  вла¬
сти  монарха,  поскольку  являлась  первой  формой  реализации  политического
верховенства.  Ввиду  этого  выделение  Парламента,  верховного  судебного  ве¬
домства,  из  Королевской  курии  происходило  наиболее  сложно  и  постепенно26.
Король  изначально  был  и  до  конца  Старого  порядка  оставался  верховным
судьей.  Вначале  он  судил  в  окружении  Совета  из  ближайших  вассалов  -  пре¬
латов  и  баронов.  Постепенно  на  Совет  короля  по  судебным  делам  стали  при¬
глашаться  знатоки  права.  С  1239  г.  для  таких  заседаний  Совета  появляется
слово  «Парламент»  (Pallamentum),  с  1253  г.  -  «Совет  короля  в  Парламенте»
(Curia  regis  in  Parlamento).  Знаменитый  указ  Людовика  IX  Святого  от  1258  г.,
запрещавший  судебный  поединок  в  пользу  апелляции  к  королю,  стал  крае¬
угольным  камнем  в  основании  Парламента:  помимо  суда  первой  инстанции
по  делам  домена  он  превратился  в  верховный  апелляционный  суд  для  всего
королевства.  Наплыв  дел  и  нужда  в  архивах  не  позволяли  следовать  за  вояжи¬
рующим  королем  «Совету  в  Парламенте».  Парламент  отделяется  от  короля  и
оседает  в  Париже,  и  отныне  подданные  точно  знают,  где  искать  королевское
правосудие.  С  1254  г.  по  инициативе  секретаря  начинается  ведение  регист¬
ров  Парламента,  вскоре  превратившихся  в  «память  государства».  Наконец,
в  период  королевской  схизмы,  воспользовавшись  начавшейся  неразберихой,
Парламент  создает  свою  канцелярию27.  С  1268  г.  выделяется  специальное
помещение  для  его  заседаний:  сначала  рядом  со  старым  Дворцом  в  Ситэ  и
 23 	ORF.  VI.  140-141.
 24 	ORF.  XIV.  510-512  (estre  à  Nous  subgectz  sans  moyen,  et  sans  ressort  aucun  en  nostredit
Parlement  ne  ailleurs).
 25 	В  период  «двойной  монархии»  помимо  Палаты  счетов  в  Бурже  под  властью  дофина  Кар¬
ла  им  же  была  создана  Палата  счетов  в  Дофинэ,  а  английскими  властями  в  г.  Кане  (Bossuat  А.
Le  Parlement  de  Paris  pendant  l‘occupation  anglaise.  P.  21).  Палата  счетов  в  Бурже  основана  была
еще  герцогом  Беррийским  как  часть  его  администрации,  аналогично  и  другим  княжествам  во
Франции.  См.:  Mattéoni  О.  Institutions  et  pouvoirs...  P.  129.
 26 	Этот  процесс  отразился  в  серии  ордонансов  о  структуре  и  полномочиях  ведомства:  от
 4 	апреля  1260  г.  о  судебных  поединках,  1  апреля  1274  г.  об  адвокатах,  14  апреля  1275  г.  о  про¬
цедуре  подачи  апелляций  из  Бретани,  28  марта  1277  г.,  2  апреля  1279  г.,  6  апреля  1287  г.,  22  ап¬
реля  1291  г.,  7  апреля  1302  г.  о  компетенции  (ORF.  I.  87,  300,  320,  386,  396;  XI.  352,  354;  XII.
325,  353-357).
 27 	Сначала  в  1417  г.  возникает  «малая  печать»  Парламента,  а  решением  от  6  декабря
1418  г.  Парламент  приравнял  ее  к  большой  печати  Канцелярии.  В  дальнейшем  Парламенты  в
провинциях  пошли  по  пути  Парижа,  создав  свои  канцелярии.  См.:  Lot  F.  et  Fawtier  R.  Histoire
des  institutions...  P.  418;  Dalas-Garrigues  M.  Origine  et  naissance  des  sceaux  du  Parlement  //  BEC.
1988.  T.  146.  Livr.  1.  P.  163-170.
 82

Святой  капеллой,  а  с  1313  г.  внутри  перестроенного  Дворца  (см.  гл.  8).  С  за¬
креплением  Парламента  в  Париже  меняется  его  статус.  В  1273  г.  появляется
формула  «per  arrestum  Curie»,  означающая,  что  уже  не  сам  король,  а  советни¬
ки  суда  без  него  выносят  приговор.  С  1296  г.  во  главе  Парламента  становятся
два  президента.  Хотя  Парламент  по-прежнему  состоит  из  королевских  совет¬
ников,  среди  них  образуется  устойчивая  группа  профессионалов  -  знатоков
права,  именуемых  magistri  tenentes  Parlamentum,  постепенно  вытесняющая
сеньориальный  элемент.
 Первым  специальным  указом  о  работе  Парламента  явился  регламент  от
7  января  1278  г.,  хотя  в  его  тексте  все  время  оговаривается,  что  «так  было  ре¬
шено  прежде»28.  При  Филиппе  IV  Красивом  было  издано  восемь  ордонансов
(1291,  1296  и  1303  гг.  -  о  его  составе),  при  его  сыне  Филиппе  V  Длинном-
еще  три  (1316,  1319  и  1320  гг.).  По  мере  уточнения  и  расширения  компетен¬
ции  происходил  переход  от  периодических,  ограниченных  во  времени  сессий
«Совета  короля  в  Парламенте»  к  постоянно  действующему  в  течение  всего
года  суду29.
 К  началу  XIV  в.  Парламент  имел  четкую  структуру  из  трех  палат:  Верхов¬
ной,  Следственной  и  Прошений;  уголовные  дела  рассматривались  в  Башне
(Toumelle).  Наконец,  ордонансы  от  1342  г.,  а  затем  от  11  марта  1345  г.  оконча¬
тельно  отделили  Парламент  от  Curia  Regis,  санкционировав  структуру  и  штат
трех  палат  и  их  полномочия,  права  и  прерогативы,  что  стало  основой  парла¬
ментской  корпорации30.  С  1360  г.  слово  «Парламент»  уже  не  употреблялось
для  заседаний  Королевского  совета.
 Судебная  функция  делала  Парламент  главным  ведомством  короны  и  ста¬
вила  на  вершину  административной  иерархии.  Он  главный  хранитель  домена
и  прав  короля,  он  регистрирует  и  оглашает  указы,  имея  право  подать  ремон¬
страцию  в  случае  возражения,  он  защищает  «интересы  короля»  во  всех  сфе¬
рах.  По  мере  увеличения  компетенции  за  счет  сеньориальной  и  церковной
юрисдикции,  а  также  все  более  расширительного  толкования  парламента¬
риями  королевских  дел  (cas  royaux)  в  работе  Парламента  явственно  ощуща¬
лась  «одышка»:  он  уже  не  справлялся  с  наплывом  исков.  Королевская  схиз¬
ма  1418-1436  гг.  успешно  сняла  это  напряжение  в  деятельности  верховного
суда,  ускорив  процесс  создания  Парламентов  в  других  частях  королевства.
 Однако  у  этого  дробления  Парламента  имелась  предыстория,  которая
редко  упоминается,  хотя  она  лежала  у  истоков  института.  Присоединяя  к  ко¬
ролевскому  домену  новые  области,  король  Франции,  по  сути,  подчинял  себе
существовавшие  в  них  судебные  курии.  В  Нормандии  это  был  старый  трибу¬
нал  герцога,  упоминаемый  до  1130  г.  и  именовавшийся  Палатой  Шахматной
 28 	В  нем  впервые  разделена  компетенция  между  королевскими  судьями  на  местах,  бальи  и
сенешалями,  и  верховным  судом  в  Париже,  а  также  состав  Парламента  разделен  на  следовате¬
лей  и  судей.  См.:  ORF.  T.  XI.  354.
 29 	При  Людовике  Святом  проходило  четыре  сессии  в  год,  с  1262  г.  -  три  сессии,  с  1282  г.  -
две  сессии  (осенняя  и  весенняя);  при  Филиппе  Красивом  -  две  в  мирное  время  и  одна  во  время
войны,  а  с  1299  г.  окончательно  установилась  одна  сессия  -  после  дня  св.  Мартина  зимнего
(12  ноября)  до  середины  июля.  См.:  ORF.  I.  673-674:  XII.  354;  Aubert  F.  Histoire  du  Parlement
de  Paris.  P.  176-177.
 30 	О  становлении  функций  Парламента  как  верховного  суда  королевства  см.:  Цатуро¬
ва  С.К.  Офицеры  власти.  С.  15-18.  Важно,  что  сами  парламентарии  неизменно  начинали  свою
историю  с  ордонансов  1342-1345  гг.  (Maugis  E.  Histoire  du  parlement...  T.  I.  P.  1).
 83

доски  (L’Echiquier  de  Normandie),  которая  с  1316  г.  была  объявлена  юридиче¬
ски  автономной  судебной  курией,  но  постепенно  подчинена  Парламенту,  от¬
правляющему  туда  своих  чиновников  на  выездные  сессии.  То  же  самое  про¬
изошло  и  с  верховным  судом  графства  Шампань  -  Большие  Дни  Труа  (Grands
Jours  de  Troyes),  которые,  оставаясь  суверенным  судом  после  присоединения
графства  к  короне,  также  переходят  в  ведение  Парламента.  В  1267  г.  он  впер¬
вые  проводит  здесь  выездную  сессию  суда,  ас  1337  г.  они  становятся  регу¬
лярными  во  время  парламентских  вакаций31.
 Еще  более  любопытна  история  Парламента  в  Тулузе.  Учрежденный  Аль¬
фонсом  де  Пуатье  для  своих  подданных,  он  периодически  возобновлялся
после  присоединения  области  Лангедок  к  домену32.  Филипп  IV  Красивый  в
1287  г.  подтвердил  его,  но  в  1291  г.  потребовал  передать  все  апелляции  в  Па¬
риж.  В  1303  г.  он  обещал  восстановить  этот  Парламент,  но  поскольку  якобы
все  уже  привыкли,  что  верховный  суд  королевства  находится  в  Париже,  идея
была  им  оставлена33.  Однако  эта  история  сохранилась  в  названии  верховного
суда:  он  единственным  из  ведомств  именовался  «Парламентом  в  Париже»
(Parlement  à  Paris),  дабы  отличаться  от  уже  не  существующего,  но  потенци¬
ально  возможного  Парламента  в  Тулузе.
 Создание  Парламента  в  Тулузе,  как  и  последующие  выездные  сессии
Парламента  в  Париже,  оправдывались  в  указах  «удобством  подданных»  ко¬
роны,  и  последующее  создание  с  середины  XV  в.  Парламентов  в  различных
областях  Французского  королевства  провозглашало  ту  же  цель.  Этот  процесс,
сокращая  некогда  единую  компетенцию  Парламента  в  Париже,  усиливал  су¬
дебную  власть  короля,  поскольку  она  более  плотной  сетью  охватывала  тер¬
риторию  королевства34.  К  тому  же  власть  удовлетворяла  и  местные  амбиции
провинций.
 Но  и  сами  парламентские  чиновники  стали  двигателями  этого  процесса.
Как  правило,  в  преамбулах  ордонансов  о  создании  Парламентов  в  той  или
иной  области  наряду  с  заботой  о  подданных  прямо  говорится  о  служителях
верховного  суда,  изгнанных  из  Парижа  или  вынужденных  покинуть  столицу
в  период  схизмы.  Необходимость  их  «трудоустройства»  была  дополнитель¬
ным  импульсом  к  созданию  Парламентов  в  других  областях  Франции,  хотя
служители  Парламента  в  Пуатье  отчаянно  боролись  с  таким  ущемлением
своей  компетенции.  Человеческий  фактор  сыграл  не  последнюю  роль  после
возвращения  Парижа  под  власть  Карла  VII.  Весной  1436  г.  король  издал  указ
о  воссоединении  двух  Парламентов,  в  Париже  и  в  Пуатье,  однако  многие  со¬
 31 	Ellul  P.  Histoire  des  institutions...  P.  331-332;  Viollet  P.  Histoire  des  institutions...  P.  334-
350;  Lot  F.  et  FawtierR.  Histoire  des  institutions...  P.  490.  Характерно,  что  на  Штатах  1484  г.
звучали  призывы  восстановить  и  Большие  Дни  Труа,  и  Палату  Шахматной  доски.  См.:  Masse¬
lin  J.  Journal.  P.  689.
 32 	См.:  указ  Филиппа  III  от  18  января  1280  г.  Эта  идея  вновь  возникает  в  ордонансе  от
 3 	марта  1320  г.  и  повторена  в  указе  октября  1351  г.  (ORF.  XII.  325;  II.  461).
 33 	Окончательное  решение  было  принято  в  1312  г.  За  прошедние  40  лет  это  была  частично
выездная  сессия  Парламента  в  Париже.  Да  и  вряд  ли  Филипп  Красивый  желал  такой  независи¬
мости  юга  страны.  См.:  подробнее:  Rigaudière  A.  Penser  et  construire...  P.  105-108.
 34 	ORF.  XI.  59-60;  137.  Парламенты  в  Тулузе  (1420  и  1443  г.),  в  Лангедоке  (1438  г.),  в  Гре¬
нобле  (1451-1453  г.),  в  Бордо  (1462  г.),  в  Дижоне  (1477  г.).  В  1428  г.  Парламент  в  Тулузе  при¬
соединен  к  Парламенту  в  Пуатье,  но  в  1443  г.  окончательно  оформлен.  См.:  Aubert  F.  Histoire
du  Parlement  de  Paris.  T.  I.  P.  268-270.
 84

ветники,  родом  из  центра  королевства,  не  захотели  переезжать  в  столицу  и
остались  там,  где  работали  много  лет33.
 История  Королевского  совета  остается  наиболее  темной  из-за  потери
его  архива  за  период  до  XVI  в.,  однако  кое-что  мы  знаем  и  о  нем36.  Будучи
по  своему  происхождению  воплощением  сеньориальной  власти,  Совет  при
короле  Франции  не  только  долго  не  приобретает  автономности,  но  остается
аморфным,  полностью  завися  от  воли  монарха.  Если  издавна  состав  Совета
при  короле  определялся  кругом  прямых  вассалов  и  ближайших  родственни¬
ков  королевской  крови  («советников  по  рождению»),  то  появление  в  XIII  в.
практики  приглашения  на  заседания  Совета  знатоков  права  -  легистов  осла¬
било  роль  знати  и  баронов  в  нем.
 Однако  наличие  внутри  Совета  двух  элементов,  патримониального  и  про¬
фессионального.  приводило  к  изменению  состава  этого  института  в  периоды
ослабления  личного  участия  короля  и  «сеньориальной  реакции».  Начавшееся
после  смерти  Филиппа  IV  Красивого  общественное  движение  так  называе¬
мых  Провинциальных  лиг  1314-1315  гг.  обнаружило  стремление  сеньоров
усилить  свои  позиции  за  счет  участия  в  работе  Королевского  совета.  Они  на¬
вязали  сыновьям  «железного  короля»  обязанность  включить  в  его  состав  ряд
знатных  сеньоров  Франции:  с  1316  г.  наряду  с  легистами  там  заседали  два¬
дцать  четыре  светских  и  духовных  сеньора.  В  1318  г.  эта  смешанная  струк¬
тура  была  утверждена  Филиппом  V  Длинным  в  виде  ежемесячно  заседаю¬
щего  органа3  .  Тем  не  менее  подобные  колебания  лишь  укрепляли  принцип,
согласно  которому  только  король  Франции  определял  по  своему  усмотрению
состав  своего  Совета,  ас  1319  г.  -  и  его  периодичность.  Сам  Совет  при  персо¬
не  монарха  (Curia  in  consilio)  именуется  либо  Большим  советом,  либо  Узким,
или  Тайным  советом.  Все  эти  названия  сосуществовали  и  не  заменяли  друг
друга,  поскольку  подразумевали  круг  вопросов,  которые  решались  на  Совете,
от  чего  зависел  и  его  состав,  определяемый  исключительно  волей  короля.
 В  результате  существовал  не  столько  устойчивый  Совет,  сколько  круг  «со¬
ветников  короля».  Хотя  они  назначались  указом,  приносили  клятву  и  имели
высокий  авторитет,  к  середине  XV  в.  их  статус  превращается  в  почетный  ти¬
тул,  теряя  функциональный  смысл38.  Совет  следовал  за  монархом,  не  имел
собственных  властных  полномочий  и  четкой  компетенции  без  присутствия
короля  и  давал  совет  последнему  только  тогда  и  о  том,  когда  и  о  чем  его
спросят.
 Так  наметилась  весьма  любопытная  тенденция.  С  одной  стороны,  статус
и  роль  Совета  при  короле  все  время  повышаются.  Королю  рекомендуется
принимать  решения  и  издавать  указы  только  «с  мнения  и  обсуждения  Сове¬
та».  Однако  на  деле  под  данным  понятием  подразумеваются  также  «Совет  ко¬
роля  в  Парламенте»,  «Совет  короля  в  Счетах»  и  другие  курии.  Король  волен
 3'  Ордонансы  от  15  мая  и  августа  1436  г.  ORF.  XIII.  218;  226-229.
 36 	Помимо  единственного  специального  исследования  Н.  Валуа  см.:  также:  Guillot  О.,  Ri-
gaudière  A..  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  153-158:  Ellul  J.  Histoire  des  institutions...
P.  317-319.
 37 	El  lui  J.  Histoire  des  institutions...  P.  317-319;  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie
royale...  P.  163.
 38 	Rigaudière  A.  Penser  et  construire...  P.  155;  Gaussin  P.-R.  Les  conseillers  de  Charles  VII
(1418-1461).  Essai  de  politologie  historique  //  Francia.  1982.  T.  10.  P.  67-130.
 85

был  приглашать  на  Совет  членов  этих  курий,  а  члены  Совета  имели  право  с
 1389 	г.  посещать  их  заседания.
 Было  бы  ошибкой  считать,  что  Королевская  курия  растворяется  в  отде¬
лившихся  от  нее  ведомствах39.  Король  и  его  Совет  (по  ордонансу  1346  г.)
по-прежнему  обладают  всеми  властными  полномочиями  в  сфере  законода¬
тельства,  в  управлении,  в  суде  и  финансах.  На  заседаниях  Совета  обсуждались
и  принимались  ордонансы,  вершилось  удержанное  правосудие,  комплекто¬
вались  кадры  администрации,  решались  финансовые  вопросы.  Не  случайно
реформаторские  Штаты  1356  и  1484  гг.  пытались  поставить  под  свой  кон¬
троль  именно  Королевский  совет,  а  не  другой  орган.  И  потому  король  создает
и  усиливает  внутри  Совета  отдельные  палаты,  дублирующие  аналогичные
функции  выделившихся  курий.  Благодаря  советнику  Анри  Боду  мы  знаем,
как  функционировал  этот  Совет  в  период  схизмы  (1418-1436  гг.)  при  коро¬
ле  Карле  VII40.  Постепенно  Королевский  совет  начинает  приобретать  черты
автономности:  король  уже  не  всегда  присутствовал  на  его  заседаниях,  хотя
и  находился  в  курсе  дел  и  принятых  решений.  Поскольку  судебные  прерога¬
тивы  монарха  оставались  главным  инструментом  его  властвования,  эта  сфе¬
ра  раньше  других  выделяется  в  структуре  его  совета.  Со  времени  правления
Людовика  XI  Большой  совет  превращается,  по  сути,  в  отдельную  судебную
палату,  параллельную  Парламенту.
 Процесс  институционализации  затронул  и  сеньориальные  службы  Дома,
причем  именно  в  их  эволюции  с  наибольшей  наглядностью  обнаруживается
неустранимость  патримониального  принципа  монархического  государства.
Сложная  эволюция  придворных  служб  привела  в  начале  XIV  в.  к  разделению
их  на  две  группы:  на  коронных  чинов  «рта  и  тела»,  хлебодара,  виночерпия,
кравчего,  шталмейстера,  обер-камергера,  гардеробмейстера  и  т.д.  (во  главе  с
главным  распорядителем  Двора)  и  на  шесть  палат  Дома  короля:  исповедника,
раздатчика  милостыни,  капеллу,  мэтров  прошений,  Денежную  палату  и  Кан¬
целярию41.  Из  этих  шести  служб  публичные  функции  осуществляли  Палата
прошений  Дома,  Денежная  палата  и  Канцелярия.  Причем  именно  канцлер
встал  во  главе  всей  «гражданской  администрации»  как  ответственное  лицо  за
законодательную  сферу  власти  короля  Франции.  С  этим  связано  и  кардиналь¬
ное  изменение  в  статусе  службы:  во  второй  половине  XIII  в.  она  отделяется
от  капеллы,  а  с  1299  г.  канцлером  становится  мирянин  Пьер  Флот.  Хранитель
королевской  печати  канцлер  обязан  был  обладать  юридическими  познаниями
и  опытом  в  правотворчестве  и  призван  был  хранить  «права  и  интересы  ко¬
роля»  во  всех  областях,  что  отразило  процесс  усиления  публично-правовых
принципов  королевской  власти.  Канцлер  представлял  персону  монарха,  слу¬
жил  «его  устами»,  наместником  во  всех  государственных  органах.  Он  предсе¬
 39 	На  это  заблуждение  первым  указал  Ж.  Виар.  См.:  Viard  J.  La  Cour  au  commencement  du
XIVe  siècle  //  BEC.  1916.  T.  77.  P.  74-87.
 40 	В  «Похвальном  слове  Карлу  VII»  он  описал  его  работу:  понедельник,  вторник  и  чет¬
верг  -  Совет  по  судебным  делам;  среда  -  по  делам  войны;  среда,  пятница  и  суббота  -  по  фи¬
нансам.  См.:  Baude  A.  Eloge.  Р.  133.  Судьба  Совета  при  англо-бургиньонах  была  печальнее:
англичане  создали  Совет  в  Руане  как  один  из  рычагов  отделения  этой  области  от  короны  Фран¬
ции,  что  стало  источником  конфликта  с  ведомствами  в  Париже.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры
власти.  С.  143-145;  Bossuaî  A.  Le  Parlement  de  Paris  pendant  Г  occupation  anglaise.  P.  21.
 41 	Lalou  É.  Chancellerie  et  Hôtel  à  l’époque  de  Philippe  le  Bel.  P.  17.
 86

дательствовал  на  Королевском  совете  в  отсутствие  монарха,  выступал  от  его
имени  на  созываемых  сословно-представительных  собраниях,  являлся  гла¬
вой  всех  выделившихся  из  Королевской  курии  ведомств42.
 Но  здесь  был  заложен  источник  конфликтов  канцлера  с  верховными  пала¬
тами.  Его  генетическая  связь  с  персоной  короля  предопределила  двойствен¬
ность  положения  канцлера  -  как  главы  гражданской  администрации  и  одно¬
временно  как  доверенного  исполнителя  личной  воли  суверена.  Очевидно,  что
большим  корпорациям  было  легче  противостоять  этой  воле,  чем  одному  че¬
ловеку,  напрямую  зависящему  от  благоволения  монарха.  Поэтому  эволюция
должности  канцлера  является  наиболее  амбивалентной:  его  публичные  функ¬
ции  неуклонно  расширяются,  однако  он  скорее  «представляет  персону  мо¬
нарха»,  чем  его  власть.  Не  случайно  в  период  ослабления  личного  участия
короля  Карла  VI  в  управлении,  а  затем  в  период  королевской  схизмы  положе¬
ние  канцлера  оказалось  наиболее  уязвимым43.
 Те  же  двойственность  статуса  и  усложнение  функций  прослеживаются  в
подчиненной  канцлеру  королевской  Канцелярии.  Внутри  нее  со  второй  по¬
ловины  XIII  в.  намечается  профессиональная  специализация,  связанная  с
функцией  написания  актов  и  скрепления  их  печатью;  а  статус  автономного
ведомства  был  ею  получен  при  Карле  V  Мудром  указом  от  7  декабря  1361  г.44
Служба  составителей  актов,  королевских  нотариусов,  подразделяется  на  тех,
кто  служит  непосредственно  монарху  в  подчинении  канцлера  и  в  структуре
Дома,  и  на  тех,  кто  служит  в  ведомствах,  отделившихся  от  Курии,  в  Парла¬
менте,  Палате  счетов  и  т.д.4-  В  свою  очередь,  служба  печати,  а  с  ней  и  Кан¬
целярия,  также  постепенно  подразделяются:  канцлер  владеет  большой  коро¬
левской  печатью,  которой  скрепляет  королевские  акты  публичного  характера
(lettres  patentes);  личные  письма  короля  (lettres  closes),  находящегося  в  разъ¬
ездах,  скрепляются  секретной  печатью  (sceu  de  secret),  в  связи  с  чем  возни¬
кает  особая  Канцелярия  секретной  печати;  наконец,  появляется  еще  печат¬
ка  короля  из  красного  воска  со  львом  (signet  du  Roi  /  de  lion),  датируемая
1337  г.46  Столь  сложная  структура  отражает  двойственность  Канцелярии
(с  начала  XV  в.  -  Большой  канцелярии):  она  входит  в  структуры  одновремен¬
но  Дома  и  Дворца,  обладая  автономией  и  публичными  прерогативами.
 Взаимосвязь  Дома  и  Дворца  проявилась  в  оформлении  и  эволюции  служ¬
бы  «мэтров  прошений».  Это  были  специалисты-правоведы,  появившиеся  в
 42 	Lot  F.  et  Fawtier  R.  Histoire  des  institutions...  P.  50;  Ellul  J.  Histoire  des  institutions...  P.  317;
Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  148-149.
 43 	О  процессе  «преодоления  канцлера»  в  деятельности  Парламента  в  Париже  см.:  Цатуро-
ва  С.К.  Офицеры  власти.  С.  145-148.  Показательно,  что  тот  же  процесс  происходил  и  в  Пуатье:
письмо  Карла  от  21  сентября  1418  г.  разрешало  членам  Парламента  в  Пуатье  осуществлять  и
функции  канцлера,  за  исключением  назначений  на  должности,  поскольку  он  часто  находился
в  свите  короля.  См.:  ORF.  X.  481.
 44 	ORF.  III.  532-533.
 45 	Так,  секретари  Парламента,  входившие  в  состав  парламентской  корпорации,  числились
нотариусами  короны;  с  1372  г.  все  финансовые  письма  составляли  «секретари  финансов».  См.:
Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  150;  Lot  F.  et  Fawtier  R.  His¬
toire  des  institutions...  P.  401^03.
 46 	В  итоге  канцлер  или  хранитель  печати  владел  большой  печатью,  королевский  камер¬
гер-  секретной  печатью,  а  король  -  малой  печатью  (печаткой).  См.:  Rigaudière  A.  Penser  et
construire...  P.  149-150:  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie  royale...  P.  114.
 87

свите  короля  Людовика  IX  Святого  и  помогавшие  ему  в  отправлении  право¬
судия47.  Именуемые  «свитскими  короля»,  они  должны  были  принимать  об¬
ращения  к  монарху,  жалобы  и  прошения,  а  в  связи  с  их  увеличивающимся
потоком  -  «фильтровать»,  самостоятельно  решая  часть  из  них  (отсюда  их
именование:  «судьи  у  ворот»,  т.е.  у  входа  в  королевские  резиденции),  а  коро¬
лю  оставляя  лишь  наиболее  важные  дела48.  Поскольку  в  Парламенте  в  1278  г.
возникает  Палата  прошений  Дворца,  конкуренция  двух  ведомств  оказалась
неизбежна.  Попытка  поставить  Парламент  под  контроль  мэтров  прошений
Дома  (указ  от  1344  г.  о  праве  апеллировать  к  ним  на  приговор  верховного
суда)  была  быстро  «отбита».  В  1346  г.  раздел  компетенции  двух  палат  привел
к  ограничению  их  полномочий  удержанным  правосудием,  а  затем  к  вклю¬
чению  в  парламентскую  корпорацию,  иерархически  подчинив  Парламенту49.
В  период  королевской  схизмы  в  Париже  обе  Палаты  прошений  были  заме¬
нены  комиссией  из  членов  Парламента  и  Налоговой  палаты,  а  в  Пуатье  обе
палаты  были  слиты  в  одну50.
 Процесс  оформления  финансовых  органов  короны  напрямую  связан  с  из¬
менением  статей  доходов  и  расходов  казны.  Будучи  изначально  в  ведении
королевского  казначея  (chambrier),  она  со  времени  Филиппа  II  Августа  нахо¬
дилась  в  неприступном  замке  Тампль  и  под  контролем  опытных  и  надежных
финансистов  -  тамплиеров.  Однако  в  правление  Филиппа  IV  Красивого  и  при
активном  содействии  Ангеррана  де  Мариньи  в  1295  г.  казна  была  перевезена
сначала  в  Лувр,  а  затем  в  королевский  Дворец  в  Ситэ.  В  связи  с  этим  служи¬
тели-клерки  разделились  на  тех,  кто  контролирует  счета  (в  Палате  счетов),  и
на  тех,  кто  хранит  королевскую  казну  (в  Денежной  палате).  Денежная  палата
(Chambre  aux  deniers)  входила  в  состав  служб  Дома  короля  и  была  вполне
оформлена  к  1250  г.  Однако  постепенно  она  уступает  позиции  Казначейству
и  другим  финансовым  ведомствам,  отвечая  только  за  расходы  Дома  и  Дворца.
Это  ведомство  остается  слабо  изученным,  и  даже  долгое  время  ассоциирова¬
лось  исследователями  с  Палатой  счетов.  При  всей  туманности  ее  деятельно¬
сти  и  малочисленности  персонала,  при  подчиненности  Казначейству  и  Па¬
лате  счетов,  важно,  что  сами  деньги  корона  не  пожелала  передать  в  ведение
выделившихся  ведомств51.
 Путь  ведомства  казны  к  институциональному  оформлению  датируется
1295  г.  -  перенесением  казны  из  Тампля  в  Лувр.  Вначале  ведомство  состоит
из  двух  казначеев,  а  их  компетенция  достаточно  скромна:  они  только  хранят
казну  и  следят  за  выдачей  денег  из  кассы,  но  не  имеют  права  вмешивать¬
ся  в  структуру  расходов.  По  ордонансу  1318-1319  гг.  ведомство  казны  под¬
чиняется  теперь  не  королю,  а  «суверену,  стоящему  над  казначеями».  Кроме
того,  впервые  оговаривается  его  самостоятельность  по  отношению  к  Совету
 47 	AubertF.  Les  Requêtes  du  Palais  (XIIe-XVIe  siècle).  Style  de  Requêtes  du  Palais  au  XVe  siè¬
cle  //  BEC.  1908.  T.  69.  P.  581-642;  Idem.  Le  Parlement  de  Paris...  T.  I.  P.  34;  Guillot  O.,  Rigau¬
dière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  150-151  .
 48 	С  эпохи  Филиппа  V  они  именовались  «мэтры  прошений  Дома».  См.  ордонансы  от  16  но¬
ября  1318,  декабря  1320  гг.  ORF.  I.  670  (N  4),  732-733  (N  1-3).
 49 	Их  статус  существенно  повышается  лишь  в  XVI  в.  в  связи  с  функцией  докладывать
королю  о  поступающих  жалобах  («докладчики  Королевского  совета»).
 50 	AN  U  507.  F.  7.
 51 	Lalou  E.  Le  fonctionnement  de  l’Hôtel  du  Roi...  P.  153.
 88

и  Палате  счетов.  Для  улучшения  сбора  ординарных  доходов  казначеи  долж¬
ны  были  осуществлять  контроль  с  помощью  регулярных  инспекций.  Позд¬
нее  внутри  Казначейства  происходит  новое  усложнение  функций  (указ  от
1379  г.):  наряду  с  инспекторами  в  Париже  появляется  «оседлый»  казначей,
решающий  возникающие  споры52.
 Теперь  от  казначеев  требовались  знания  в  сфере  не  только  финансов,  но  и
права,  поскольку  постоянно  возникали  правовые  конфликты,  требующие  су¬
дебного  разбирательства.  Вскоре  в  правление  «мармузетов»  произошло  раз¬
деление  управленческих  и  судебных  функций  Казначейства,  и  для  исполне¬
ния  последних  появились  казначеи  «по  делам  суда».  В  итоге  по  ордонансу  от
 11 	апреля  1390  г.  появляется  отдельная  Палата  казны  (Chambre  du  Trésor)  с
судебными  полномочиями  по  ординарным  (домениальным)  спорам,  заседаю¬
щая  во  Дворце  в  Ситэ.  Неизбежен  был  ее  конфликт  с  Палатой  счетов,  пре¬
тендовавшей  на  монопольное  право  в  сфере  защиты  домена.  На  время  «каз¬
начеев  суда»  даже  упразднили,  передав  их  полномочия  Парламенту  и  Палате
счетов,  но  вновь  восстановили  4  июля  1404  г.53  В  дальнейшем  Палата  казны
несколько  раз  упразднялась,  после  схизмы  была  воссоздана  в  Париже  только
в  1438  г.,  и  лишь  в  1443-1445  г.  за  ней  было  закреплено  право  решать  споры,
связанные  с  доменом.  Однако  6  июля  1462  г.  Палата  вновь  подверглась  уп¬
разднению,  а  функции  «великого  хранителя  домена»  закреплены  за  первым
президентом  Палаты  счетов.  В  дальнейшем  все  судебные  споры  по  делам  до¬
мена  перешли  в  ведение  Палаты  счетов  и  Парламента,  которым  разрешалось
привлекать  для  их  разрешения  теперешних  четырех  казначеев,  за  которыми
сохранилась  функция  управления  королевской  казной54.
 Неустойчивость  статуса  ведомства  казны  была  обусловлена  самой  струк¬
турой  доходов  короля,  в  которой  ординарные  поступления  составляли  всего
2%,  а  все  более  существенное  место  стали  занимать  так  называемые  экстра¬
ординарные  поступления  от  различных  налогов  -  косвенных  сборов,  всевоз¬
можных  податей,  эд,  габели  и  др.  Об  этом  красноречивее  всего  свидетель¬
ствует  рост  влияния  налоговых  ведомств.
 Истоком  их  явилась  инициатива  собрания  Штатов  в  декабре  1355  г.,  отра¬
зившая  растущее  недовольство  общества,  усиленное  военными  поражениями
Франции  в  Столетней  войне.  В  обширном  ордонансе  о  реформе  в  управле¬
нии  от  28  декабря  1355  г.  сбор  и  расходование  денег  от  налогов  изымались  из
ведения  казначеев  и  передавались  особым  служителям,  призванным  контро¬
лировать  эти  вопросы  и  решать  возникающие  споры.  Ими  являлись  «генера¬
лы-суперинтенданты»,  избранные  поровну  от  каждой  из  трех  палат  -  по  три
человека  от  каждого  «сословия».  С  1360  г.  генералы  финансов  перешли  под
 ORF.  I.  658-659  (X  9.  14).  Анализ  становления  ведомства  см  /.Хачатурян  H.A.  Сословная
монархия  во  Франции...  С.  99-100:  Guilloî  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...
T.  2.  P.  151.  246-247.  Ордонансы  от  27  января  1360  г.,  25  сентября  1361  г.  (ORF.  III.  387,  523).
 -3  ORF.  IX.  698:  Guilloî  О..  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  223-
 224.
 -4  ORF.  XV.  492—493.  Карл  VII  разделил  королевство  на  четыре  региона,  подчиненные  че¬
тырем  казначеям:  Лангедойль.  Лангедок.  Нормандия  и  «за  Сеной».  См.:  Guillot  О.,  Rigaudiè¬
re  А.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  246.
 89

власть  короля55.  Судебные  споры  решались  ими  вначале  на  местах,  но  посте¬
пенно  все  чаще  переносились  в  Париж;  с  1370  г.  -  во  Дворец  в  Ситэ.
 Об 	объеме  их  власти  свидетельствует  то,  что  в  их  подчинении  оказалось
большое  число  служителей  на  местах:  в  образовавшихся  в  1355  г.  четырех
(как  позднее  у  казначеев)  генеральствах  -  выборные  от  Штатов  для  расклад¬
ки  налогов  элю,  а  также  сборщики,  секретари,  контролеры,  комиссары,  сер¬
жанты  и  др.  Компетенция  генералов  финансов  все  время  менялась  в  прямой
зависимости  от  хода  войны  и  связанной  с  ней  потребностью  в  сборе  нало¬
гов56.  Мощным  стимулом  усиления  этого  ведомства  послужил  гигантский
выкуп,  который  необходимо  было  заплатить  за  плененного  короля  Иоанна  II
Доброго.
 Рост  компетенции  потребовал  реорганизации:  разделения  на  управленче¬
ские  и  судебные  функции,  которое  и  осуществили  «мармузеты».  По  ордонан¬
су  от  28  февраля  1389  г.  наряду  с  «просто»  генералами  финансов  появились
«генералы  финансов  по  делам  суда»,  чьи  решения  объявлялись  принятыми
«словно  бы  нашей  [короля]  собственной  персоной».  Ордонанс  от  11  апреля
 1390 	г.  окончательно  утвердил  новое  ведомство  -  Налоговую  палату  (Chambre
des  aides),  осуществляющую  контроль  над  эстраординарными  доходами  и
расходами57.
 Как  и  все  верховные  ведомства,  эта  палата  пережила  трудные  времена  в
период  королевской  схизмы:  в  Париже  герцог  Бургундский  объявил  давно
обещанную  им  отмену  налогов  и  упразднил  Палату;  в  Пуатье  она  появилась
только  в  1425  г.  и  проработала  до  1436  г.  Вслед  за  этим  Налоговая  палата
начинает  дублироваться  в  провинциях  королевства:  21  июля  1441  г.  она  соз¬
дается  в  Лангедоке.  Взойдя  на  престол,  Людовик  XI  вновь  упразднил  этот
орган,  передав  ее  судебные  функции  в  Палату  прошений  Дома,  и  восстановил
только  два  года  спустя;  при  этом  она  перешла  под  контроль  Парламента58.
 Весьма  непростой  путь  к  статусу  автономного  органа  прошла  и  Мо¬
нетная  палата.  Как  у  всякого  сеньора,  чеканящего  свою  монету,  в  структу¬
ре  королевских  служб  Дома  имелись  те,  кто  контролировал  чеканку  моне¬
ты.  С  XIII  в.  их  называли  «генералы-мэтры  монет»  (впервые  упоминаются
в  1216  г.).  Правда,  в  их  компетенцию  не  входило  решение  возникающих  спо¬
ров  вокруг  монетных  операций;  это  оставалось  в  ведении  Королевской  ку¬
рии,  а  затем  Палаты  счетов.  Однако  судебные  споры  такого  рода  требовали
специальных  знаний,  и  в  1348  г.  была  создана  отдельная  Монетная  палата
из  генералов-мэтров  монет  с  широкими  административными  и  судебными
полномочиями,  но  ограниченными  исключительно  сферой  монеты  (принятие
присяги  чиновников  монет,  проверка  их  счетов,  выработка  указов  о  чеканке
 55 	Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  100  ;  ORF.  III.  19-37;  Guenée  В.
L’Occident  aux  XIVе  et  XVe  siècles.  P.  188-189.
 56 	Не  случайно  их  именовали  иногда  «казначеями  войны»,  поскольку  в  их  ведении  на¬
ходился  сбор  налогов  на  ведение  боевых  действий,  экипировка  и  оплата  воинов.  См.:  ордо¬
нансы  27  января  1360  г.,  5  августа  1399  г.,  28  апреля  1407  г.  (ORF.  III.  387;  VIII.  345-348;  IX.
201-202.
 57 	ORF.  VII.  228-229,  336-337.
 58 	ORF.  XIII.  105-106,  407;  XVII.  10.  Указы  от  4  мая  1462  г.,  3  июля  1464  г.,  ордонанс  от
 26 	июля  1467  г.  (ORF.  XV.  492-493;  XVI.  210-212;  XVII.  5-6).
 90

монеты)39.  Монетная  палата  с  1348  г.  располагалась  в  здании  Дворца  в  Ситэ
непосредственно  над  помещением  Палаты  счетов,  а  ее  судебный  статус  не
был  суверенным,  поскольку  на  ее  приговоры  можно  было  апеллировать  в
Парламент  вплоть  до  1552  г.  На  генералов-мэтров  монет  периодически  воз¬
лагались  также  функции  контроля  за  монетным  рынком  в  бальяжах  и  сене-
шальствах:  они  направлялись  по  областям  с  полномочиями  от  короля  смещать
провинившихся  монетчиков  и  их  помощников60.  Эти  меры  были  особенно
важны  при  постоянной  смене  курса  монет  и  борьбе  с  вывозом  металла  за
пределы  королевства.  Для  повышения  статуса  инспекторов  вводились  даже
особые  должности  генералов-реформаторов  по  делам  монеты  и  визитатора
монет  всего  королевства  или  отдельной  области,  которыми  обычно  станови¬
лись  те  же  чиновники  Монетной  палаты61.  В  1375-1376  гг.  было  решено  осу¬
ществить  инспекцию  всего  королевства  на  предмет  хождения  королевской
монеты,  и  тогда  ее  поручили  осуществить  бальи  и  сенешалям62.  После  ко¬
ролевской  схизмы  1418-1436  гг.  (тогда  два  генерала  остались  в  Париже,  ос¬
тальные  переехали  в  Бурж  под  власть  дофина  Карла)  аналогичные  Парижу
Монетные  палаты  появляются  в  провинциях,  первой  из  которых  стала  палата
в  Лангедоке63.
 В  процесс  институционального  оформления  включилась  и  служба  хра¬
нителей  вод  и  лесов  в  королевском  домене.  Она  относилась  к  традиционным
домениальным  службам,  однако  в  ее  природе  также  имелась  двойственность.
Как  известно,  большинство  королей  из  династии  Капетингов  принадлежали
к  заядлым  охотникам,  а  посему  были  крайне  заинтересованы  в  хорошем  со¬
стоянии  своих  домениальных  лесов.  В  то  же  время,  королевские  леса  служили
источником  доходов  казны:  от  продажи  древесины  для  обогрева  и  строитель¬
ства,  от  предоставления  прав  на  выпас  свиней,  быков,  овец,  права  собирать
желуди  и  т.д.  Вначале  при  Филиппе  Августе  контроль  за  состоянием  вод  и
лесов  осуществляли  бальи  и  сенешали,  затем  при  Филиппе  Красивом  появи¬
лись  «ревизоры  вод  и  лесов»,  наконец  возникли  постоянные  должности  мэт¬
ров  вод  и  лесов  с  широкими  управленческими  и  судебными  полномочиями64.
В  силу  этого  они  имели  двойное  подчинение.  В  состав  Дома  короля  входил
главный  егермейстер  (maître  de  la  Vennérie),  a  подчиненные  ему  служители,
именовавшиеся  «мэтрами  вод  и  лесов»  и  назначаемые  Королевским  сове¬
том,  отправляли  суд  Мраморного  стола  с  конца  XIII  в.  и  подчинялись  Палате
счетов.
 Наконец,  в  правление  Карла  V  Мудрого  инстанция  получила  законода¬
тельное  оформление:  в  большом  ордонансе  о  службах  Дома  от  27  января
1360  г.  мэтры  вод  и  лесов  фигурируют  уже  как  автономные  чиновники;  затем
указ  от  22  августа  1375  г.  и  регламент  от  сентября  1376  г.,  составленный  мэт¬
 э9 	Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  223.
 60  Ордонансы  июля  1358  r..  28  июля  1354  r..  22  июля  1361  г.  (ORF.  III.  693;  IV.  151-152,
505-506).
 Указы  от  6  июля  1374  г..  9-10  августа  1374  г.,  10  мая  1376  г.  (ORF.  VI.  15-18).
 62 	Список  всех  королевских  указов  о  назначении  реформаторов  в  области  королевства  см.:
ORF.  VI.  17.  151-152.  112-113.
 63 	Указ  от  21  июля  1444  г.  (ORF.  XIII.  388).
 64 	Les  eaux  et  forêts  du  XIIe  au  XXe  siècle.  P.,  1990.  P.  51-53;  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sas¬
sier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  225.
 91

рами  Палаты  счетов,  уточнили  структуру  и  компетенцию  ведомства  вод  и  ле¬
сов65.  Королевский  домен  был  разделен  на  несколько  округов,  закрепленных
за  каждым  из  мэтров,  которые  должны  были  постоянно  их  инспектировать66.
В  подчинении  мэтров  вод  и  лесов  находилась  целая  армия  служителей:  сер¬
жанты,  садовники,  хранители,  лесники  и  их  наместники.  Судебные  прерога¬
тивы  органа  заключались  в  суде  первой  инстанции  и  в  разборе  апелляций  на
решения  местных  судов.  К  началу  XV  в.  сохранилось  двойное  подчинение
мэтров  вод  и  лесов  Палате  счетов  и  коронному  чину  -  «суверену,  мэтру  и  ге¬
нералу  реформатору»,  соединявшее  Дом  короля  и  Дворец67.
 Завершающим  штрихом  к  картине  складывающихся  ведомств  и  служб
короны  Франции  служит  институт  ревизоров  -  следователей  (enquêteurs)  и
реформаторов  (reformateurs).  Истоки  службы  ревизоров  одни  исследователи
находят  в  missi  dominici  эпохи  Каролингов,  а  другие  -  в  «каноническом  визи¬
те»  и  в  созданной  папой  Григорием  IX  в  1233  г.  инквизиционной  процедуре68.
Новые  принципы  службы,  что  знаменательно,  были  выработаны  на  основе
проведенной  с  января  1247  г.  в  течение  полутора  лет  ревизии  деятельности
всех  служителей  короны  Франции.  С  этого  времени  во  французском  полити¬
ческом  лексиконе  надолго  закрепляется  слово  «преобразование»  (reformatio)
в  качестве  легитимации  административных  нововведений,  а  ревизии  сдела¬
лись  надежным  инструментом  государственного  строительства69.
 Идея  реформирования,  означавшего  возвращение  к  норме,  очищение  от
грехов  и  злоупотреблений,  воплотилась  в  регулярные  инспекции-ревизии  ко¬
ролевской  администрации.  Для  их  осуществления  требовались  особые  слу¬
жители:  так  следователи  эпохи  Людовика  IX  Святого  превратились  в  рефор¬
маторов,  а  с  1320  г.  -  в  генеральных  реформаторов  королевства70.  Высокий
статус  этих  должностных  лиц  определялся  объемом  власти,  которой  наделял
их  король,  решать  дела  в  судебной,  финансовой  и  военной  сферах.  Они  могли
 65 	Эти  меры  диктовались  нуждами  войны:  воссоздания  французского  флота  и  строитель¬
ства  оборонительных  укреплений,  для  которых  требовался  строительный  материал  (Les  eaux
et  forêts...  P.  55-56).
 66 	В  Нормандии,  «где  больше  всего  лесов»,  имелись  два  мэтра,  в  области  Орлеаннэ  -  один,
еще  два  мэтра  курировали  Бри,  Шампань,  Иль-де-Франс  и  Пикардию.  Лангедок  был  в  связи
с  господством  там  англичан  исключен  в  этот  момент  из  управления.  См.:  ORF.  VI.  141-142,
222-237.
 67 	В  ордонансе  от  7  января  1401  г.  деление  домениальных  земель  несколько  изменилось:
появился  мэтр  для  Лангедока;  Нормандия  и  Пикардия  находились  в  ведении  трех  мэтров  вод  и
лесов,  еще  двое  курировали  Иль-де-Франс,  Шампань,  Бри  и  Турень;  появился  особый  служи¬
тель  и  для  Сентонжа  (ORF.  VIII.  416  (N  16)).
 68 	См.:  Glénisson  J.  Les  enquêteurs  administratives  en  Europe  occidentale  aux  XIIIe  et  XIVe  siè¬
cles.  P.  17-20;  Congar  Y  Op.  cit.  P.  261.
 69 	О  значении  слова  reformatio  см.:  Cazelles  R.  Une  exigence  de  l’opinion  publique  depuis
Saint  Louis:  la  reformation  du  royaume  //Annuaire-Bulletin  de  la  SHF.  Années  1962-1963.  P.,  1964.
P.  91-99;  Contamine  Ph.  Le  vocabulaire  politique  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Age.  L’idée  de  refor¬
mation  //  État  et  Eglise  dans  la  genèse  de  l’État  moderne.  P.  145-156.
 70 	«reformateurs  généraux  du  royaume»  (Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  insti¬
tutions...  T.  2.  P.  263-265);  об  их  роли  в  расследовании  должностных  преступлений  чиновников
см.:  Telliez  R.  Op.  cit.  P.  91-117.  Как  характерный  пример  описания  полномочий  комиссаров-
реформаторов  см.:  Регламент  от  20-21  октября  1363  г.  (ORF.  III.  641-642).  См.:  текст  комис¬
сий:  от  6  апреля  1374  г.  о  спорных  делах  по  налогам,  от  23  апреля  1380  г.,  от  28  января  1390  г.
для  Лангедока  и  Гиени,  от  9  июля  1391  г.  для  Дофинэ,  от  1393  г.  о  спорах  из-за  сбора  субсидий
(ORF.  VI.  467,  514-518;  VII.  328-330,  441,  558-559,  768-770;  IX.  468-478;  XI.  56-58).
 92

также  смещать,  заменять  и  наказывать  по  своему  усмотрению  провинивших¬
ся  чиновников.
 Комиссары-реформаторы  превратились  с  правления  Филиппа  Красивого
в  «глаза  и  уши»  королей.  Вначале  они  ездили  в  комиссию  по  двое,  обычно
мирянин  и  клирик,  чтобы  контролировать  друг  друга  и  чтобы  никто  из  ви¬
новных  не  избежал  королевского  возмездия,  ссылаясь  на  ненадлежащий  ста¬
тус  судей.  Комиссии  эти  были,  однако,  не  слишком  оперативными:  ревизоры
имели  возможность  годами  жить  в  «ревизуемой»  провинции;  к  тому  же,  их
решения  могли  быть  столь  же  произвольными,  что  и  у  проверяемых  королев¬
ских  чиновников,  с  той  разницей,  что  на  них  уже  нельзя  было  апеллировать.
Их  излишнее  рвение  в  наказании  злоупотреблений  подчас  граничило  с  пре¬
вышением  полномочий.
 Специфика  этой  службы,  которой  будет  суждена  в  будущем  «долгая  счаст¬
ливая  жизнь»71,  заключалась  в  контрасте  между  широкими  полномочиями
и  их  временным  статусом.  Ревизоров-реформаторов  произвольно  выбирал
сам  король,  давая  комиссию  тому,  кого  считал  наиболее  подходящим  и  кому
лично  доверял.  Среди  комиссаров  фигурируют  служители  Дома  короля,  чле¬
ны  Королевского  совета,  Парламента  и  Палаты  счетов,  казначеи,  генералы
налогов  и  др.  Усилия  комиссаров-реформаторов  были  направлены  в  целом,
на  повышение  качества  работы  королевской  администрации,  на  устранение
злоупотреблений  и  ошибок,  на  обуздание  излишнего  рвения  чиновников,  на
улучшение  образа  власти  как  защитницы  общего  блага  подданных.
 Подводя  итоги  анализа  институционального  оформления  ведомств  и
служб  короны  Франции,  следует  подчеркнуть  следующее.  Прежде  всего,  ап¬
парат  управления  складывался  путем  выделения  каждой  из  функций  власти  в
отдельное  ведомство  и  его  институциональное  оформление.  Таким  образом,
увеличение  прерогатив  монарха  и  усложнение  функций  управления  запуска¬
ют  неостановимый  механизм  процесса  бюрократизации.  При  этом  появление
все  новых  ведомств,  по  сути,  создает  и  закрепляет  за  короной  функции,  кото¬
рых  прежде  у  нее  не  имелось  или  они  были  завуалированы.  Таким  образом,
логика  оформления  исполнительного  аппарата  и  интересы  самих  чиновников
расширяли  королевские  прерогативы.  А  это  усиливало  власть  короля,  опи¬
равшегося  на  все  более  разветвленную  структуру  ведомств  и  служб.
 Как  следствие,  появление  исполнительного  аппарата,  удлинняя  «цепочку
власти»,  укрепляло  положение  короля  как  арбитра,  стоящего  над  властны¬
ми  структурами.  Однако  в  результате  дробления  и  дифференциации  функций
управления  монарх,  оставаясь  главой  Дома  и  Дворца,  все  дальше  отдалялся
от  самих  этих  функций,  что  усиливало  его  зависимость  от  своего  исполни¬
тельного  аппарата,  только  союз  с  которым  отныне  гарантировал  ему,  как  и
всему  королевству,  «мир,  справедливость  и  порядок»72.  Наконец,  появление
специализированных  ведомств  впервые  обозначило  вектор  развития  -  буду¬
щее  вычленение  ветвей  власти  (законодательной,  судебной  и  исполнитель¬
ной)  как  путь  к  современному  государству.
 1 	Служба  реформаторов  являлась  своего  рода  предтечей  будущих  комиссаров  при  Старом
порядке,  исполнителей  прямой  воли  монарха,  в  противовес  оффисье  -  владельцам  должностей.
 2 	На  эту  зависимость  короля  от  его  советников,  причем  куда  большую,  чем  их  зависи¬
мость  от  него,  первым  указал  Р.  Казель.  См.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne...
P.  181.
 93

СКЛАДЫВАНИЕ  НОМЕНКЛАТУРЫ
И  ЧИСЛЕННОСТИ  ДОЛЖНОСТЕЙ
 Увеличение  состава  королевских  должностных  лиц  является  важнейшей
частью  процесса  становления  исполнительного  аппарата,  наглядно  демонст¬
рируя  «наращивание  мускулов»  органов  королевской  власти.
 Численность  королевских  служителей  на  первом  этапе,  с  середины  XIII  в.
до  середины  XIV  в.,  стремительно  растет.  Однако  в  середине  XIV  в.  рост  рез¬
ко  обрывается,  а  количество  чиновников  «замораживается».  Причины  коре¬
нились  в  демографическом  кризисе,  вызванном  «Черной  смертью»,  но  еще
определеннее  в  тяготах  Столетней  войны,  когда  нагрузка  на  казну,  из  которой
оплачивались  чиновники,  резко  возросла  и  сместилась  в  сторону  военных
расходов.  Вплоть  до  окончания  Столетней  войны  и  начала  экономического
подъема  при  Людовике  XI  величина  штата  королевского  аппарата  будет  по¬
стоянно  ограничиваться  королевскими  указами.
 Стандартные  параметры  состава  верховных  ведомств  короны  Франции
середины  XIV  -  середины  XV  в.,  фигурирующие  в  историографии,  сводятся
к  двумстам  должностным  лицам73.  Обычно  эти  параметры  приводятся  ис¬
следователями  в  качестве  показателя  несоответствия  между  зачаточным  и
весьма  малочисленным  аппаратом  власти  короля  Франции  в  XIV-XV  вв.  и
упорными  жалобами  подданных  на  «засилье  чиновников»  и  их  непомерную
численность.
 Вопрос  о  численности  должностей,  отраженной  в  королевском  законода¬
тельстве,  имеет  ряд  особенностей.  Прежде  всего,  королевскими  указами  ре¬
гулировались  только  те  службы,  которые  оплачивались  из  королевской  казны.
Во-вторых,  рамки  штата  ведомств  и  служб,  за  редким  исключением,  появля¬
ются  только  в  тех  указах,  которые  предписывают  их  сокращение,  так  что  ре¬
альное  число  служителей  всегда  превосходит  фигурирующие  в  указах  цифры.
«Хартии»  ведомств,  фиксирующие  их  оформление,  не  всегда  содержат  данные
о  штате,  а  реальная  численность  выявляется  по  количеству  присягнувших  дан¬
ному  указу  должностных  лиц  в  момент  его  издания.  Наконец,  частые  повторе¬
ния  одинаковых  численных  параметров  отдельных  служб  свидетельствуют  не
столько  об  их  нарушениях,  сколько  о  закреплении  некой  «освященной  време¬
нем  традиции»  как  важного  показателя  стабилизации  штата  ведомств.
 Начать  уместнее  с  самого  многочисленного  по  составу  учреждения  -  с
Парламента,  на  примере  которого  нагляднее  всего  проступают  механизмы
формирования  численности  верховных  ведомств  короны  Франции.  Первое,
что  обращает  на  себя  внимание,  весьма  красноречиво:  численность  Парла¬
мента  в  сто  человек  четко  названа  была  в  королевских  указах  достаточно
поздно  -  лишь  в  ордонансе  Людовика  XI  от  16  сентября  1461  г.74  Однако  она
 73 	100  человек  в  Парламенте,  40  -  в  Канцелярии,  24  -  в  Палате  счетов,  10  -  в  Казначей¬
стве,  4-15  человек  в  службе  вод  и  лесов,  пять  человек  в  Палате  прошений  Дома  короля  и  два
казначея  войны.  См.:  AutrandFr.  Pouvoir  et  société  en  France  (XIV^-XV5  siècle).  P.,  1974.  P.  13.
Королевских  служителей  всех  уровней  было  значительно  больше:  при  Филиппе  IV  -  12  тыс.,
к  1350  г.  это  число  удвоилось  (24  тыс.),  затем  рост  приостановился.  См.:  Fossier  R.  La  société
médiévale.  P.,  1991.  P.  371.
 74 	В  нем  состав  верховного  суда  включает  12  пэров  Франции,  8  мэтров  Палаты  прошений
Дома  и  80  советников  трех  палат,  без  указания  численности  каждой  из  них  (ORF.  XV.  18).
 94

не  только  стала  общим  местом  в  общественной  полемике  задолго  до  этой
даты,  но  и  явилась  фундаментом  самоидентификации  парламентариев,  в  том
числе  в  их  апелляции  к  образу  римского  Сената75.
 Тут  мы  сталкиваемся  с  двумя  фундаментальными  принципами  форми¬
рования  штатов  верховных  ведомств.  Первый  состоит  в  символическом  зна¬
чении,  заключенном  для  средневекового  человека  в  цифрах.  Скажем,  чис¬
ленность  пэров  Франции  (12),  никак  не  связанная  с  реальным  количеством
носителей  этого  ранга  в  XIV-XV  вв.,  явно  апеллировала  к  библейской  тра¬
диции  12  апостолов,  к  легендам  о  Карле  Великом  или  рыцарях  Круглого  сто¬
ла76.  Цельные,  символические  и  ассоциативные  числа  несли  важную  смыс¬
ловую  нагрузку.  В  этом  контексте  состав  Парламента  в  100  человек  призван
был  обозначить  высокий  статус  верховной  судебной  палаты.  Второй  принцип
состоял  в  закреплении  post  factum  реальной  численности  того  или  иного  ве¬
домства:  королевские  указы  не  столько  вводили  новые  должности,  сколько
легитимировали  стихийно  сложившееся  число  служителей.
 Парламент  достиг  этой  величины  не  сразу.  Появление  внутри  Королев¬
ской  курии  специализированного  «Совета  в  Парламенте»  не  предполагало
на  первых  порах  фиксированного  штата.  Однако  вскоре  возникла  тенденция
закрепить  в  его  составе  профессионалов  и  очистить  от  ставших  посторон¬
ними  лиц.  Ордонанс  от  6  апреля  1287  г.  удалил  из  Парламента  представите¬
лей  высшего  духовенства,  ордонанс  от  22  апреля  1291  г.  -  бальи  и  сенеша¬
лей,  в  1296  г.  -  всех  тех,  «кто  не  знает  законов».  Цели  власти  были  заявлены
позднее,  в  ордонансе  от  3  декабря  1319  г.,  исключавшем  из  его  состава  всех
прелатов:  «Король  желает  иметь  в  Парламенте  людей,  которые  смогут  там
постоянно  работать,  не  уезжая  и  не  отвлекаясь  на  другие  дела»77.  Понача¬
лу  изменения  состава  верховного  суда  не  оговаривали  числа  тех,  кто  в  нем
оставлен.  Лишь  в  правление  Филиппа  Красивого  указом  от  1302  г.  была  за¬
фиксирована  численность  «Совета  в  Парламенте»78.  В  нем  появляются  пред¬
седатели  суда  в  лице  знати:  в  тексте  названы  в  качестве  президентов  Пар¬
ламента  конкретные  прелаты  и  бароны:  герцог  Бургундский,  коннетабль
Франции,  архиепископ  Нарбоннский,  епископы  Парижский  и  Теруаннский,
а  также  иные  «прелаты  и  графы»,  которые  «смогут  и  будут  присутствовать  в
Парламенте»79.
 -  См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Историческая  память  в  построении  самоидентификации
парламентариев  во  Франции  XIV-XV  вв.  С.  166-179.  См.  также  в  след,  главах.
 6 	О  символической  нагрузке  численности  12  пэров  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.
С.  25-26:  Ле  Гофф  Ж.  Людовик  IX  Святой.  С.  64.
 "ORF.  I.  316.  320.  702.
 "s  ORF.  XII.  354.
 "9  Их  председательство  призвано  «поддерживать  авторитет  Парламента»  (qui  tieingnent  le
honneur  du  Siede).  В  первом  ордонансе  о  Парламенте  как  отдельной  палате,  от  7  января  1278  г.,
говорилось  об  «одном  рыцаре  и  одном  клирике»  из  Совета  короля.  В  ордонансе  от  1302  г.
предусматривалось  обязательное  участие  хотя  бы  двух  из  перечисленных  знатных  персон,  од¬
ного  барона  и  одного  прелата:  это  положение  было  повторено  в  ордонансе  от  3  декабря  1319  г.
См.:  Viollet  P.  Histoire  des  institutions...  T.  3.  R  313-314.  Однако  в  основополагающем  для  Пар¬
ламента  ордонансе  от  11  марта  1345  г.  оговаривается  лишь  их  право  приходить  в  верховную
палату,  наряду  с  канцлером  Франции  и  аббатом  Сен-Дени.  См.:  ORF.  XI.  355  (N  27);  I.  702;  II.
224.461.
 95

Хотя  участие  знати  в  заседаниях  Парламента  повышало  статус  верховно¬
го  суда  и  демонстрировало  его  генетическую  связь  с  Королевской  курией,  она
не  имела  решающего  голоса  при  вынесении  приговоров  и  численно  уступала
советникам-юристам.  Поэтому  вскоре  присутствие  пэров  и  знати  на  заседа¬
ниях  Парламента  было  вызвано  только  одним  обстоятельством  -  рассмотре¬
нием  в  верховном  суде  дел  представителей  самой  знати,  требовавшем  «суда
равных»80.
 С  этих  первых  ордонансов  рубежа  XIII-XIV  вв.  и  вплоть  до  указа  от
1463  г.  больше  ни  разу  в  его  составе  не  упоминались  представители  знати,
если  только  они  не  являлись  членами  Королевского  совета.  Изучение  вопро¬
са  об  участии  в  работе  верховного  суда  знатных  церковных  и  светских  лиц
на  материале  регистров  первой  трети  XV  в.  показало,  что  оно  не  отличалось
регулярностью,  а  реакция  членов  Парламента  на  их  присутствие  не  была  од¬
нозначной.  Если  эти  лица  участвовали  в  обсуждении  важных  дел,  то  это  при¬
ветствовалось  или  не  вызывало  раздражения  ввиду  неравного  соотношения
числа  голосов  пришлых  и  постоянных  участников  обсуждения;  диаметраль¬
но  противоположной  выглядела  реакция  на  попытки  давления  на  Парламент
с  позиции  силы  и  статуса81.  Так  сеньориальный  элемент  неуклонно  вытес¬
нялся  из  состава  Парламента  по  мере  его  профессионализации  и  оформления
корпоративной  организации  верховного  суда  Франции82.
 А  теперь  обратимся  собственно  к  штату  данного  учреждения.  Хотя  по  ор¬
донансу  от  1278  г.  можно  предположить,  что  внутри  него  уже  наметились  три
подразделения:  Верховная  палата  (собственно  Парламент,  выносящий  при¬
говоры),  Следственная  палата  (готовит  материалы  к  судебным  слушаниям)  и
Палата  прошений,  -  в  первом  указе  о  составе  и  численности  Парламента  от
1302  г.  служители  не  были  закреплены  за  ними.  Вернее,  право  распределять
служителей  по  первым  двум  палатам  целиком  находилось  в  ведении  прези¬
дентов,  упомянутых  баронов  и  прелатов:  они  сами  должны  решать,  кто  будет
помогать  им  в  Совете  (Верховная  палата),  а  кто  поедет  с  расследованиями.
Но  выбирать  они  должны  из  определенного  указом  круга  лиц.  И  тут  мы  стал¬
киваемся  с  еще  одной  важной  особенностью  формирования  штата  ведомств
и  служб.  На  первом  этапе  существует  не  определенное  число  должностей,  на
которые  назначаются  их  исполнители,  а  перечислены  имена  тех,  кто  вклю¬
чен  в  состав  Парламента.  Причем  перечисление  строится  по  «социальному»
принципу:  сначала  названы  «рыцари  и  миряне»  (19  имен),  затем  лица  духов¬
ного  звания  (16  имен)83.  Лишь  Палата  прошений  имеет  фиксированный  штат
 80 	Это  участие  приобрело  силу  после  указа  от  13  октября  1463  г.,  передававшего  все  дела
пэров  Франции  исключительно  в  ведение  Парламента  в  Париже,  который  назван  здесь  «судом
пэров»  (qui  est  la  court  des  pers)  (ORF.  XVI.  87-88).
 81 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  232-237.  Вытеснение  прелатов  и
баронов  в  течение  XIV  в.  Р.  Делашеналь  признавал  главным  фактором  трансформации  Парла¬
мента  из  сеньориальной  курии  в  судебный  трибунал.  См.:  Delachenal  R.  Histoire  des  avocats...
P.  149.
 82 	3  0  января  1462  г.  Парламент  в  очередной  раз  обсуждал  этот  вопрос  и  постановил,  что
архиепископы  и  епископы  не  смогут  участвовать  в  работе  совета  без  разрешения;  исключение
делалось  только  для  пэров  Франции  и  для  тех,  кто  «по  старой  привилегии  имеют  право  при¬
сутствовать  на  заседаниях»  (AN  U  424.  F.  17  v).
 83 	Любопытно,  что  среди  клириков  фигурируют  как  «магистры»,  так  и  церковные  иерархи
(архидьяконы  Орлеана,  Дрё,  Брабанта  и  Брюгге):  ORF.  XII.  354  (N  8-9,  13).
 96

служителей:  четверо  мэтров  (двое  клириков  и  двое  мирян)  и  два  нотария-
секретаря84.  Таким  образом,  численность  Парламента  по  ордонансу  1302  г.
складывалась  из,  по  меньшей  мере,  двоих  президентов  (прелата  и  барона),
35  советников  двух  палат,  четырех  мэтров  прошений  и  нескольких  секрета¬
рей  (больше  двух)  -  всего  примерно  около  50  человек.
 В  дальнейшем  происходит  постепенный  рост  численности  верховного
суда  и,  главное,  фиксируется  номенклатура  должностей.  По  ордонансу  от
3  декабря  1319  г.  помимо  одного-двух  баронов  в  качестве  президентов,  на¬
ряду  с  канцлером  Франции  и  аббатом  Сен-Дени,  в  состав  Парламента  вхо¬
дят  20  членов  Верховной  палаты  (8  клириков  и  12  мирян),  40  членов  След¬
ственной  палаты,  которая  делится  на  16  судей  (jugeurs)  (по  восемь  клириков
и  мирян)  и  24  докладчика  (rapporteurs),  а  также  все  те  же  четыре  мэтра  про¬
шений  -  всего  68  человек,  не  считая  секретарей  и  других  вспомогательных
служб85.
 Структура  и  количественный  состав  Парламента  получили  закрепление  в
ордонансе  от  11  марта  1345  г.,  ставшем  его  «хартией»:  в  нем  была  определена
номенклатура  должностей  всех  палат86.  Итак,  отныне  и  надолго  Парламент
состоит  из  троих  президентов,  30  членов  Верховной  палаты  (по  15  клириков
и  мирян),  40  членов  Следственной  палаты  (24  клирика  и  16  мирян),  не  деля¬
щихся  больше  на  судей  и  докладчиков,  и  восьмерых  членов  Палаты  проше¬
ний  (пятерых  клириков  и  троих  мирян).  Расходы  казны  на  содержание  Пар¬
ламента  накануне  издания  указа  свидетельствуют,  что  там  работало  больше
людей,  и,  таким  образом,  указ  1345  г.,  фиксируя  штат,  его  сокращал87.  Впер¬
вые  главой  Парламента  становится  профессионал  суда,  что  знаменует  разрыв
с  сеньориальной  курией88.  Здесь  же  впервые  упоминаются  судебные  приста¬
вы  (привратники),  число  которых  не  определено,  но  ясно,  что  их  уже  доста¬
точно  много,  отчего  потребовалось  установить  очередность  их  службы:  по
шесть  человек  в  каждые  два  месяца  года89.  В  сумме  число  служителей  Парла¬
 84 	ORF.  XII.  355  (N  14),  356  (N  28).  По  ордонансу  1291  г.  было  трое  мэтров  и  один  нота-
рий-секретарь:  в  1296  г.  мэтров  стало  уже  четверо  (ORF.  I.  320-322;  Boutaric  Е.  Actes  du  Parle¬
ment  de  Paris.  P.  CCXXIV-CCXXV).
 8-  ORF.  I.  702.  По  ордонансу  от  декабря  1320  г.  оговорен  социальный  статус  членов  След¬
ственной  палаты  -  поровну,  по  20  человек,  клириков  и  мирян;  в  Палате  прошений  уже  пять
мэтров  (ORF.  I.  727-732).  '
 86  Впервые  число  служителей  определяется  не  поименным  их  перечислением,  а  точным
указанием  числа  должностей.  Показательно,  что  список  принесших  клятву  за  эти  должности  в
Парламенте,  приложенный  к  тексту  ордонанса,  в  точности  совпадает  с  устанавливаемой  чис¬
ленностью.  См.:  ORF.  II.  219-225.
 8"  Число  президентов  осталось  без  изменений,  но  в  Верховной  палате  вместо  40  клириков
оставили  15.  вместо  19  мирян  -  15;  в  Следственной  палате  вместо  48  клириков  оставили  24,
Вхместо  43  мирян  -  16:  в  Палате  прошений  вместо  11-8  человек  (Langlois  Ch.  Textes  relatifs...
P.  218-219  (N  XXXV)).
 88 	Согласно  исследованию  P.  Казеля,  в  правление  Иоанна  II  Доброго  в  каждом  ведомст¬
ве  появляется  должность  первого  главы  -  первого  президента  Парламента  (им  стал  Симон
де  Бюси).  первого  мэтра  Палаты  счетов.  Обращает  на  себя  внимание  аналогия  служб  Дома  и
Дворца:  точно  такие  же  должности  появляются  в  службе  капеллы,  хлебодаров,  виночерпиев  и
т.д.  См.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne...  P.  138-139.
 89 	Согласно  Ф.  Оберу,  привратников  было  в  XIII  в.  двое,  к  1337  г.  -  восемь;  при  англо-
бургиньонах  (после  1418  г.)  -  13.  При  этом  ко  второй  половине  XIV  в.  появляется  и  главный
привратник  Парламента,  наделенный  особыми  привилегиями  и  внешними  знаками  отличия.
См.:  Auberî  F.  Les  huissiers  du  Parlement...  P.  370-371.  Эта  служба  приставов  в  1345  г.  выгля-
 4. 	С.К.  Цатурова
 97

мента  теперь  составляло  (без  приставов  и  секретарей)  81  человек,  а  с  учетом
членов  Палаты  прошений  Дома  (пять-восемь  человек)  и,  хоть  и  несколько
мифологических,  12  пэров  Франции,  парламентарии  получили  столь  симво¬
лически  значимое  и  отныне  бережно  лелеемое  ими  число  в  сто  человек90.
Данная  численность  Парламента  являлась  с  тех  пор  контрольной,  на  которую
следовало  ориентироваться  при  новых  назначениях  и  при  составлении  общих
регламентов  о  королевских  службах91.  В  них  вновь  и  вновь  подтверждалась
некогда  установленная  численность  ведомства,  поскольку  легитимным  счи¬
тался  только  освященный  традицией  штат.
 Однако  в  работе  Парламента  важную  функцию  исполняли  и  коронные
чины,  которые  не  упоминались  в  ордонансе  1345  г.:  генеральный  прокурор
и  адвокаты  короля92.  Не  менее  значимы  были  и  секретари  Парламента:  они
вели  протоколы  и  отвечали  за  сохранность  архивов.  Но  их  положение  оста¬
валось  двойственным:  формально  они  входили  в  состав  Канцелярии,  хотя  с
конца  XIII  в.  и  закреплялись  за  Парламентом;  а  с  середины  XIV  в.  факти¬
чески  стали  частью  парламентской  корпорации,  хотя  не  входили  в  номен¬
клатуру  его  должностей93.  Секретарей  в  Парламенте  насчитывалось  трое:  по
гражданским  делам,  по  уголовным  и  по  представлениям;  3  декабря  1433  г.
с  целью  уменьшить  нагрузку  на  казну  служба  секретаря  по  представлениям
была  соединена  с  постом  гражданского  секретаря94.
 Количество  мэтров  Палаты  прошений  Дворца  постоянно  менялось.  По  ор¬
донансу  от  декабря  1320  г.  она  состояла  всего  из  двоих  мэтров  (клирика  и
мирянина),  по  ордонансу  от  8  апреля  1342  г.  уже  из  шестерых  (по  трое  кли¬
риков  и  мирян)95.  Но  в  тот  же  год,  3  июля  1342  г.,  издается  указ,  из  которого
становится  ясно,  что  реальное  число  служащих  в  ней  превышает  королев¬
ские  предписания,  поскольку  он  упоминает  нотариусов-клерков,  числящихся
за  Канцелярией96.  По  ордонансу  от  11  марта  1345  г.  мэтров  насчитывалось
 дела  так:  по  двое  у  входа  в  Парламент,  двое  охраняют  створки,  отделяющие  президентов  от
советников,  и  еще  двое  охраняют  порядок  и  препятствуют  ссорам  в  пространстве  за  скамьями
советников  в  зале  заседаний,  а  также  во  всей  зале,  кроме  того,  они  исполняют  распоряжения
суда  (ORF.  II.  225).
 90 	В  представлении  гражданского  секретаря  Парламента  начала  XV  в.  Никола  де  Бая  чис¬
ло  100  остается  неизменным,  хотя  в  него  он  включает  то  12  пэров  Франции,  то  секретарей
и  судебных  приставов,  чтобы  «набрать»  требуемую  численность.  Ср.  описания  в  100  членов
Парламента  в  записях  от  12  ноября  1408  г.  и  от  4  июня  1411  г.  (JNB.  Т.  1.  Р.  246-247;  Т.  2.  Р.  33).
 91 	См.  ордонансы  от  27  января  1360  г.,  28  апреля  1364  г.,  5  февраля  1389  г.,  апреля  1454  г.,
8  сентября  1461  г.  (ORF.  III.  386-388;  IV.  418;  VII.  223-225;  XIV.  287-307;  XV.  13-15).
 92 	Должность  генерального  прокурора  короля  возникает  ок.  30-х  годов  XIV  в.,  а  адвоката
короля  -  во  второй  половине  XIV  в.  См.:  Viol  let  P.  Histoire  des  institutions...  P.  328.
 93 	Aubert  F.  Histoire  du  Parlement  de  Paris.  P.  229-230.  Их  число  регулировали  самостоя¬
тельные  указы.  Так,  указ  от  20  января  1371  г.  зафиксировал  число  секретарей  (клерков  в  Па¬
лате  прошений)  с  целью  устранить  непорядок:  отныне  их  должно  было  быть  девять  человек  в
неделю  (поименно  перечислены,  кто  будет  работать  с  3  сентября,  с  20  сентября,  с  27  сентября
и  10  октября)  (ORF.  V.  370).
 94 	AN  Xla  8605.  F.  25.
 95 	ORF.  I.  732;  II.  173-175.
 96 	Мэтры  и  нотарии  делятся  так:  в  сентябре,  январе  и  мае  в  Палате  прошений  Дома  коро¬
ля  будут  работать  восемь  мэтров,  причем  количество  нотариев  к  ним  не  оговаривается;  в  ос¬
тальные  месяцы  состав  Палаты  должен  включать  по  пять  мэтров  и  по  шесть  нотариев  -  всего
 11 	человек.  Периодичность  их  работы  следующая:  1-я  группа  -  октябрь,  февраль,  июнь;  2-я  -
ноябрь,  март,  июль;  3-я  -  декабрь,  апрель,  август.  См.:  ORF.  XII.  68.  О.  Маттеони  считает,  что
 98

восемь,  но  бывало  и  шесть97.  В  регламенте  от  16  января  1386  г.  их  вновь  во¬
семь  (по  четыре  клирика  и  мирянина);  новое  сокращение  от  5  февраля  1389  г.
оставило  шесть  мэтров  прошений  (теперь  два  клирика  и  четыре  мирянина),
7  января  1401  г.  снова  общее  сокращение  -  но  их  теперь  восемь  человек98.
С  этого  момента  численность  Палаты  прошений  как  части  Парламента  на¬
долго  фиксируется99.
 Становление  номенклатуры  и  численного  состава  Палаты  счетов  строилось
аналогично  с  Парламентом,  хотя  имело  и  ряд  специфических  особенностей.
Первый  же  королевский  ордонанс,  провозгласивший  оформление  «Совета  в
счетах»  (февраль  1320  г.),  зафиксировал  состав  Палаты,  одновременно  сокра¬
щая  ее,  что  несколько  отличается  от  ситуации  с  Парламентом100.  Согласно  этому
ордонансу,  в  нее  поименно  назначаются  два  главы  ведомства  -  прелат  (епископ
Нуайона)  и  барон  (сеньор  де  Сюлли),  и  четыре  мэтра-клирика,  двое  из  которых
будут  постоянно  находиться  в  Палате  и  выслушивать  отчеты,  а  двое  -  этажом
ниже,  их  проверять:  один  -  все  счета  до  правления  Людовика  X,  а  другой  -  по¬
сле  этого  времени.  Кроме  того,  в  Палате  выслушивают  отчеты  двое  клерков-
аудиторов,  а  еще  один  ведет  «журнал»  (регистр);  к  ним  придаются  восемь  клер-
ков-писцов,  поровну  на  счета  до  Людовика  X  и  после;  наконец,  еще  11  клерков
(из  них  три  мирянина)  будут  работать  на  дому,  проверяя  поступающие  счета.
Всего,  таким  образом,  Палата  счетов  учреждена  в  составе  28  человек101.  Обра¬
тим  внимание,  что  здесь,  как  и  в  Парламенте,  на  первом  этапе  ведомство  воз¬
главляют  знатные  лица  из  окружения  короля,  а  не  служители-профессионалы,
что  говорит  от  нерасчлененности  еще  служб  Дома  и  Дворца102.
 Следующий  ордонанс,  регулирующий  численность  учреждения,  был  из¬
дан  14  декабря  1346  г.  и  констатировал  увеличение  числа  служителей  ведом¬
ства.  Он  установил  теперь  семь  мэтров  вместо  четырех,  причем  лишь  трое
из  них  клирики  (раньше  были  все  четыре)  и  четыре  мирянина.  Количество
клерков-аудиторов  также  возросло:  12  вместо  11.  Кроме  того,  еще  один  клерк
 их  в  целом  было  больше  20  человек.  См.:  Mattéoni  О.  «Plaise  au  roi».  Les  Requêtes  des  officiers
en  France  à  la  fin  du  Moyen  Age  Suppliques  et  requêtes:  Le  Gouvernement  par  la  grâce  en  Occi¬
dent  (XIP-XV5  siècle).  P.,  2003^.  P.  288.
 97 	См.  указы  от  1364  г..  1389  г..  15  апреля  1454  г.  (ORF.  IV.  418;  VII.  223-225;  XIV.  276).
 98 	ORF.  VII.  175:  223-225:  VIII,  417:  Morel  О.  La  Grande  chancellerie.  P.  494-495  (N  8).
 99 	Ордонанс  от  7  января  1408  г..  кабошьенский  ордонанс  26-27  мая  1413  г.,  ордонанс  от
 16 	сентября  1461  г.  -  везде  по  восемь  мэтров  Прошений  (ORF.  IX.  287;  Ordonnance  cabochien-
ne.  P.  136-137;  XV.  18).
 100 	До  этого  ордонанса  служители  Палаты  счетов  упоминались  в  нескольких  общих  рег¬
ламентах:  в  июле  1316  г.  поименно  перечислялись  восемь  человек,  среди  которых  один  на¬
зван  главой  («сувереном»)  Палаты;  в  ордонансе  от  декабря  1316  г.  регламентировалась  работа
ведомства;  в  ордонансе  о  Казначействе  от  3  января  1317  г.  и  в  большом  ордонансе  18  июля
1318-  10  июля  1319  гг.  «о  пользе  короля  и  управлении  его  Домом».  См.:  Les  Chambres  des
comptes...  P.  2-3;  9-11.
 101 	Les  Chambres  des  comptes...  P.  3-5;  ORF.  I.  703-706.  Согласно  Жасмену,  между  прези¬
дентами  существовала  иерархия:  клирик  стоял  выше  мирянина  и  был  как  бы  первым  прези¬
дентом  (Jassernin  H.  Op.  cit.  P.  3).
 102 	В  этой  связи  представляется  поверхностным  утверждение  об  элиминировании  из  ра¬
боты  Палаты  счетов  знати  в  пользу  профессионалов,  совершенном  якобы  в  «правление»  Ан-
геррана  де  Мариньи.  См.:  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  159.
Одно  не  противоречит  другому:  профессионалами  могли  быть  и  знатные  персоны,  а  удалены
были,  как  и  в  Парламенте,  «пришлые»  лица  из  королевского  окружения.
 4*
 99

Палаты  счетов  направлен  в  Казначейство,  осуществляя  связь  двух  финансо¬
вых  институтов103.  Ордонанс  о  составе  Палаты  счетов  был  издан  в  августе
1350  г.:  численность  определяется  вновь  не  путем  утверждения  штата  долж¬
ностей,  а  перечислением  имен  конкретных  людей,  которых  назначает  король.
Здесь  снова  видно  некоторое  увеличение  числа  служителей:  количество  со-
ветников-мэтров  достигает  восьми  человек  (поровну  клириков  и  мирян),
а  количество  клерков-аудиторов  -  15104.
 В  дальнейшем  увеличение  штата  будет  сопровождаться  регулярными  со¬
кращениями  реально  работающих  людей.  В  общем  регламенте  от  7  января
1360  г.  Палата  счетов  состоит  из  девяти  советников-мэтров  (пятеро  клири¬
ков  и  четыре  мирянина),  и  рекомендуется  в  дальнейшем  свести  их  к  восьми
(поровну  клириков  и  мирян),  не  замещая  вакансию,  число  аудиторов  сокра¬
щается  до  12  человек105.  Следующее  сокращение  указом  от  13  июля  1381  г.
фиксирует  новое  увеличение  штата.  Количество  мэтров-советников  дости¬
гает  10  человек  (четыре  клирика  и  шесть  мирян,  т.е.  духовные  лица  впервые
уходят  на  второй  план);  кроме  того,  еще  один  советник,  Жан  Патурель,  на¬
значается  в  качестве  судьи  в  этой  Палате,  как  и  четыре  советника,  которые
«могут  приходить,  когда  захотят»,  поскольку  они,  видимо,  получили  право  на
пожизненное  жалованье.  Таким  образом,  мэтров  становится  реально  15  чело¬
век.  Есть  и  новшество:  впервые  после  1320  г.  появляется  единый  глава  Пала¬
ты  счетов,  и  это  духовное  лицо  из  окружения  короля  -  епископ  Теруанна106.
 Численности  в  24  человека,  прочно  утвердившейся  в  историографии,  Па¬
лата  счетов  достигает  лишь  в  ордонансе  от  8  июля  1382  г.,  изданном  с  целью
очередного  сокращения  штата  ведомства.  Итак,  во  главе  указанного  органа
президент  -  вновь  епископ  Теруанна,  в  качестве  советника-судьи  все  тот  же
Жан  Патурель;  остальных  мэтров-советников  восемь  (поровну  клириков  и
мирян);  аудиторов  («клерков  HH3a»/d’embas)  -  12,  а  также  два  нотариуса-сек-
ретаря  -  всего  24  человека,  перечисленные  поименно107.
 С  этих  пор  номенклатура  ординарных  (штатных)  должностей  Палаты  сче¬
тов  не  меняется,  а  увеличение  состава  происходит  за  счет  внештатных  («экс¬
траординарных»)  чиновников,  а  также  путем  совмещения  постов108.  В  ука¬
зателе  Ленена  со  второй  половины  XIV  до  середины  XV  в.  в  Палате  счетов
 103 	ORF.  II.  251-252.
 104 	Ордонансы  от  28  августа  и  30  августа  1350  г.  (ORF.  II.  334-335).
 105 	ORF.  III.  386-387.  По  данным  Ф.  Контамина,  на  момент  составления  ордонанса  в  Пала¬
те  счетов  было  два  президента,  восемь  мэтров,  12  клерков-аудиторов,  11  прокуроров,  а  также
секретари,  приставы  и  экстраординарные  мэтры.  См.:  Contamine  Ph.  «An  officiarii  regis  sint
multiplicand».  P.  19-20.
 106 	ORF.  VI.  604-605.  После  этого  указа  Палату  счетов  долгое  время  возглавлял  один  пре¬
зидент.  См.:  AN  U  540.  F.  409.  Позднее  о  Жане  Патуреле,  ставшем  президентом  Палаты  счетов,
Монах  из  Сен-Дени  скажет  как  о  «самом  красноречивом  и  самом  опытном  из  окружения  коро¬
ля».  После  подавления  восстаний  1382  г.  его  назначат  комиссаром  по  расследованию  проступ¬
ков.  См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  I.  P.  251.
 107 	ORF.  XII.  124-125.  В  качестве  тех,  кто  могут  приходить,  «когда  захотят»,  вновь  упомя¬
нуты  те  же  четыре  мэтра,  что  и  в  прежнем  указе,  причем  теперь  прямо  говорится  о  получении
ими  пожизненного  жалованья.
 108 	В  этой  связи  представляется  ошибочным  мнение  Ф.  Контамина,  что  увеличение  экс¬
траординарных  служб  в  Палате  счетов  стало  характерной  чертой  лишь  правления  Людови¬
ка  XI  (Contamine  Ph.  «An  officiarii  regis  sint  multiplicandi».  P.  20).
 100

я  нашла  15  назначений  экстраординарных  чиновников109.  Так,  в  очередном
указе  об  общем  сокращении  королевских  служителей  от  9  февраля  1388  г.
состав  учреждения  подтвержден  в  количестве  24  человек:  тот  же  один  пре¬
зидент  (теперь  это  епископ  Парижа),  один  советник-судья  (тот  же  Жан  Па-
турель),  восемь  советников-мэтров  (по  четыре  клирика  и  мирянина),  то  же
число  аудиторов  и  те  же  два  нотариуса;  к  которым  добавлены  три  экстраор¬
динарных  служителя110.  В  указе  об  общем  сокращении  королевских  служб
от  7  января  1408  г.  в  Палату  счетов  включаются  три  мэтра-советника,  име¬
ющих  здесь  службу  по  особой  королевской  привилегии,  причем  она  дается
как  им  лично,  так  и  их  возможным  «преемникам»  (substituez),  т.е.  службы
экстраординарных  советников  как  бы  включены  уже  в  «штат»111.  Сначала  в
1395  г.,  затем  в  указе  от  14  июля  1410  г.  были  добавлены  еще  две  временные
внештатные  должности,  созданные  для  проверки  накопившихся  за  несколько
лет  отчетов-счетов112.
 Вот  и  другой  путь.  В  указе  от  1  марта  1389  г.  происходит  одно  штатное
изменение,  которое  касалось  Жерара  де  Монтегю,  королевского  нотариуса  и
секретаря:  будучи  хранителем  королевских  хартий  и  привилегий  в  Сокро¬
вищнице  хартий,  он  теперь  на  законных  основаниях  совмещает  этот  пост  с
должностью  секретаря  в  Палате  счетов.  Позднее  казначей  и  хранитель  хартий
Жан  Шантеприм  также  останется  в  Палате  счетов,  совмещая  две  службы113.
 Наконец,  последнее:  по  указу  от  7  января  1408  г.  появляется  второй  пре¬
зидент  Палаты  счетов,  причем  из  числа  служителей  Дома  короля.  Им  назна¬
чается  главный  хранитель  королевских  винных  погребов  (grand  boutiller  de
France),  «кто  по  праву  своей  службы  должен  находиться  здесь»114.
 На  этом  стоит  задержаться.  Служба  главного  хранителя  винных  погре¬
бов  являлась  одной  из  самых  старых  служб  королевского  Дома,  которая  по¬
степенно  получила  и  публичные  функции,  прежде  всего  контроль  за  сбором
налога  с  продажи  вина.  Именно  в  силу  этого  он  имел  интерес  в  контроле  над
домениальными  счетами,  осуществляемом  Палатой  счетов.
 В  итоге,  пройдя  через  королевскую  схизму  1418-1436  гг.,  к  концу  ис¬
следуемого  периода  численность  Палаты  счетов  почти  не  изменилась115.  По
указу  от  7  сентября  1461  г.  при  восшествии  на  трон  Людовика  XI  в  Палате
 109 	Первое  -  14  апреля  1350  г..  последнее  для  исследуемого  периода-  14  июля  1467  г.
(AN  U  540.  F.  580-594).
 110 	Это  были  Никола  Брак.  Пьер  де  Шеврез  и  Жан  Ле  Мерсье,  имеющие  титул  рыцарей
(ORF.  VII.  174-175).
 111 	ORF.  IX.  286.
 112 	AN  U  540.  F.  549.  Указ  подтверждает  (норма  повторена  в  кабошьенском  ордонансе
1413  г.)  структуру:  два  президента,  восемь  мэтров,  12  аудиторов  и  два  корректора.  См.:  ORF.
IX.  511-512;  Ordonnance  cabochienne.  R  78-81.
 113 	ORF.  VII.  236-239.  О  Жераре  де  Монтегю,  выдающемся  чиновнике  Канцелярии,  см.:
Guyotjeannin  О.  Un  archiviste  du  XIVе  siècle...;  ORF.  IX.  286.
 114 	«qui  du  droit  de  son  office  y  doit  estre»  (ORF.  IX.  286).  На  этот  эпизод  обращает  внимание
Б.  Гене.  См.:  Guenée  В.  L'Occident  aux  XIV*  et  XVе  siècles.  R  191.
 и-  В  1418  г.  Палата  счетов  в  Париже  была  открыта  в  таком  составе:  один  президент  (Луи
Люксембургский,  епископ  Теруанна,  кузен  короля),  девять  мэтров  (четыре  мирянина  и  пять
клириков),  12  аудиторов  -  по  двое  на  области  Нормандия,  Иль-де-Франс,  Шампань  и  Ланге¬
док,  а  также  двое  в  Монетной  палате  и  двое  для  частных  лиц;  корректоры  не  упоминаются.
Созданная  под  властью  Карла  VII  Палата  счетов  в  Бурже  состояла  из  двух  президентов,  не¬
скольких  советников  и  корректоров.  См.:  AN  U  540.  F.  410-411.
 101

счетов  принесли  клятву  26  человек:  один  президент  (рыцарь  Симон  Шарль),
семеро  мэтров-советников  (трое  ординарных  и  четыре  экстраординарных)
мирян,  а  также  двое  корректоров,  введенных  «временно»  еще  в  1410  г.,  11  ор¬
динарных  и  четверо  экстраординарных  клерков,  двое  нотариусов-секрета-
рей,  королевский  прокурор  и  пристав116.
 В  целом,  в  отличие  от  Парламента  с  его  институтом  пожизненного  жа¬
лованья,  в  Палате  счетов  рост  численности  чиновников  происходил  больше
через  внештатные  должности.  Но  имелось  и  сходство:  во  главе  последней  на
всем  протяжении  исследуемого  периода  стоял  кто-то  из  ближайшего  окру¬
жения  короля,  чаще  всего  из  духовной  знати  (епископы  Теруанна,  Парижа,
Байё  и  т.д.).  Как  и  в  случае  с  Парламентом  и  его  12  пэрами,  сеньориальный
элемент  возвращается  в  Палату  в  виде  главного  хранителя  королевских  пог¬
ребов,  восстанавливая  связь  между  службами  Дома  и  Дворца117.
 Эта  связь  обнаруживается  и  в  составе  Казначейства.  Будучи  генетически
связанным  со  службами  Дома  короля,  оно  осуществляло  выплаты  денег  по
распоряжению  короля118  и  обязано  было  следить  за  правильностью  поступле¬
ний  сумм  в  королевскую  казну.  В  силу  функции  охраны  домена  Казначейство
сталкивалось  с  компетенцией  Палаты  счетов.  Это  сказалось  на  численности
и  штате  ведомства.
 Изначальная  численность  ведомства  казны  при  перенесении  в  1295  г.
королевских  сундуков  из  Тампля  в  Лувр  была  весьма  скромной:  всего  двое
клерков119.  Казалось  бы,  после  передачи  в  их  ведение  контроля  над  управле¬
нием  королевским  доменом,  особенно  по  мере  его  расширения,  численность
ведомства  должна  была  существенно  возрасти.  Но  этого  не  произошло:  на
фоне  роста  штата  служителей  Палаты  счетов  число  чиновников  Казначейства
оставалось  по-прежнему  небольшим.  По  ордонансу  от  27  января  1360  г.  в  дан¬
ном  ведомстве  числилось  пять  человек:  трое  казначеев  «Франции  и  Норман¬
дии»  и  двое  «казначеев  войны»,  т.е.  отвечавших  за  контроль  по  выплатам  на
военные  нужды120  и  являвшихся,  по  сути,  экстраординарными  чиновниками,
завися  от  перипетий  Столетней  войны.  Не  случайно  в  регламенте  о  реформе
служб  Дома  короля  от  февраля  1379  г.  ведомство  казны  включает  все  тех  же
троих  казначеев.  Теперь  между  ними  произошло  разделение  функций:  один
казначей  обязан  находиться  в  помещении  ведомства,  в  Бюро  казны  во  Двор¬
це  в  Ситэ,  а  двое  других  -  разъезжать  с  инспекциями  по  домену;  и  при  этом
 116 	ORF.  XV.  11-12.  В  правление  Людовика  XI  численность  Палаты  счетов  резко  возросла  за
счет  внештатных  служителей:  к  1483  г.,  на  момент  смерти  короля,  там  было  13  экстраординар¬
ных  мэтров  при  девяти  ординарных.  См.:  Contamine  Ph.  «An  officiarii  regis  sint  multiplicandi».
R  22.  В  1462  г.  Людовик  XI  ликвидировал  должность  президента-мирянина  (Симона  Шарля),
поставив  во  главе  палаты  «garde  et  grand  conservateur  de  son  domain»  (AN  U  540.  F.  411).
 117 	По  мнению  Жасмена,  короли  считались  главами  Палаты  счетов,  а  должность  первого
президента  воспринимали  как  бенефиций,  вознаграждая  им  фаворитов  и  не  заботясь  об  их
компетентности.  См.:  Jassemin  Я.  Op.  cit.  R  29.
 118 	ORF.  III.  162-163,  391.  В  Палате  казны  проверяли  счета  и  разрешали  выдавать  деньги,  а
собственно  выплаты  производились  Денежной  палатой.  Последняя  состояла  из  пяти  человек:
мэтра,  кассира,  контролера,  клерка  и  слуги  (Lalou  E.  Le  fonctionnement  de  l’Hôtel  du  Roi  du  mi¬
lieu  du  XIIIe  au  milieu  du  XVe  siècle.  R  153).
 119 	Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  R  151.
 120 	ORF.  III.  387.  Важно  при  этом  помнить,  что  этот  ордонанс  сокращал  число  служб  в
каждом  ведомстве.
 102

определенные  области  не  закреплялись  за  ними,  а  все  время  менялись.  В  этом
регламенте  появляется  новшество:  над  тремя  казначеями  теперь  стоят  четы¬
ре  советника,  назначаемые  королем  из  состава  Королевского  совета,  и  без  их
санкции  отныне  казначеи  не  могли  произвести  ни  одной  выплаты121.  Таким
образом,  Казначейство  по  мере  институционального  оформления  вновь  под¬
чинялось  сеньориальным  структурам  Дома  короля.
 В  указе  от  13  июля  1381  г.  число  казначеев  возросло  до  четырех,  и  впер¬
вые  упоминаются  вспомогательные  службы  клерков122.  Штатные  обязаннос¬
ти  служителей  Казначейства  зафиксированы  в  указе  от  9  февраля  1388  г.:  один
казначей  пребывает  в  Бюро,  а  трое  других  инспектируют  домен,  двое  «в  обла¬
сти  Франции»  и  один  в  Лангедоке.  Клерки  не  упоминаются,  зато  есть  кассир
(названный  argentier)123.  Регламент  «мармузетов»  от  11  марта  1389  г.  возвра¬
щал  прежнюю  структуру:  трое  казначеев,  один  в  Бюро,  двое  в  инспекциях,
не  деля  домен  между  собой  на  зоны  ответственности124.  Казначей,  постоянно
находящийся  в  Бюро  ведомства  в  Париже,  обладал  судебными  функциями,  о
чем  свидетельствует  наименование  должности  -  «казначей  по  делам  суда»
(tresorier  sur  la  Justice).  Это  вызывало  конфликт  компетенций  Казначейства
и  Палаты  счетов  и  регулярные  упраздения  этой  должности.  Сначала  в  указе
от  4  июля  1404  г.,  а  затем  от  7  января  1408  г.  ведомство  казны  было  сведено
к  двум  казначеям,  «сведущим  в  делах  суда  и  финансов»,  а  пост  «казначея  по
делам  суда»  упразднен.  Так  ведомство  казны  переходит  под  власть  Палаты
счетов,  которая  не  только  призвана  разрешать  все  возникающие  споры,  но  и
буквально  контролировать  работу  казначеев,  ежемесячно  проверяя  состояние
казны,  доходы  и  расходы12-.
 Конфликт  компетенций  двух  инстанций  стал,  видимо,  решающим  фак¬
тором,  поставившим  пределы  росту  численности  Казначейства:  до  конца
исследуемого  периода  она,  по  сути,  не  изменится:  двое  казначеев,  меняла  и
клерк-контролер.  Скромный  штат  и  ограниченная  компетенция  провоцирова¬
ли  периодические  упразднения  учреждения,  а  регулярные  восстановления  не
смогли  придать  ему  веса.  Лишь  в  конце  исследуемого  периода  Казначейство
едва  достигло  первоначальной  численности:  реформа  при  Карле  VII  раздели¬
ла  домен  на  четыре  округа,  во  главе  которых  стояли  теперь  казначеи,  а  указ
Людовика  XI  от  4  августа  1463  г.  апеллирует  к  незапамятной  традиции  су¬
ществования  четырех  казначеев126.  Таким  образом,  Казначейство  так  и  не  вы¬
шло  за  рамки,  изначально  очерченные  ей  внутри  Королевской  курии,  не  полу¬
чив  широких  публично-правовых,  в  особенности  судебных,  полномочий.
 В  значительной  степени  аналогичной  оказалась  и  эволюция  другого  ве¬
домства,  связаннного  со  сферой  финансов  -  Монетной  палаты.  К  середине
 121 	ORF.  VI.  380-381.
 122 	ORF.  VI.  605.  Уже  с  1340  г.  казначеям  в  Бюро  помогали  один  клерк  и  один  кассир,
именовавшийся  «менялой  Сокровищницы».  См.:  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y  Pouvoir  et
institutions...  T.  2.  P.  246.
 123 	ORF.  VII.  175.  В  указе  не  упоминаются  и  стоявшие  над  казначеями  советники.
 124 	Характерно,  что,  согласно  указу,  в  Казначействе  служат  на  тот  момент  четыре  челове¬
ка,  и  для  приведения  численности  ведомства  к  «освященной  традицией»  норме  предписыва¬
лось  не  замещать  должность,  которая  первой  освободится  (ORF.  VII.  236-239).
 125 	ORF.  IX.  284-285.  698-699.
 126 	Этими  регионами  были  Лангелойль,  Лангедок,  Нормандия  и  «за  Сеной»  (outre-Seine)  .
См.:  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  246;  ORF.  XVI.  53.
 103

XIII  в.  в  ней  состояли  четверо  служителей,  именовавшихся  генералами-мэт-
рами  монет.  Поскольку  чеканка  монеты  относилась  к  сфере  сеньориальных
прав  короля,  достаточно  рано  переданных  в  ведение  Палаты  счетов,  то  и
возникающие  в  этой  сфере  споры  и  судебные  иски  также  были  отнесены  к
компетенции  этой  палаты,  куда  должны  были  приглашаться  мэтры  монет  для
консультаций.  Отсутствие  публично-правовой  компетенции,  особенно  судеб¬
ной  функции,  и  стало  тем  фактором,  который  лимитировал  рост  штата  монет¬
ного  ведомства.  Разумеется,  оно,  как  и  всякая  другая  королевская  инстанция,
имело  тенденцию  обрастать  все  большим  числом  служителей,  но  ему  так  и
не  удалось  в  исследуемый  период  существенно  увеличить  свою  численность,
постоянно  возвращаемую  королевскими  указами  к  первоначальному  числу.
 В  первом  же  указе  о  монетном  ведомстве,  в  котором  фигурирует  числен¬
ный  состав,  речь  идет,  как  обычно,  о  его  сокращении:  18  сентября  1357  г.
число  генералов-мэтров  монет  определяется  четырьмя  (их  имена  перечис¬
лены),  а  все  остальные  служители  отстраняются127.  Однако  в  общем  регла¬
менте  о  численности  королевских  служб  от  27  января  1360  г.  новое  сокраще¬
ние  фиксирует  удвоение  штата  ведомства.  Теперь  в  Монетной  палате  должно
быть  «всего  лишь»  восемь  генералов-мэтров  монет  (шесть  для  Лангедойля  и
два  для  Лангедока),  а  кроме  них  упоминаются  службы  одного  клерка  и  двоих
хранителей  «обеих  монет»,  т.е.  золотой  и  серебряной128.  Но  уже  через  год,  в
указе  от  21  апреля  1361  г.,  штат  меняется:  число  генералов-мэтров  монет  со¬
кратилось  до  шести,  зато  хранителей  монет  стало  четыре  (по  двое  в  Париже
и  Руане)129.  Стагнация  штата  приводит  к  задержкам  в  работе,  и  для  решения
накопившихся  дел  король  в  тот  же  год  назначил  двоих  генералов-реформато-
ров  монет  с  широкими  полномочиями  в  столице  и  по  всему  королевству130.
А  в  самом  ведомстве  одновременно  производится  сокращение  и  структур¬
ная  реорганизация.  По  указу  от  27  сентября  1361  г.  штат  генералов-мэтров
монет  вновь  сведен  к  шести  служителям,  и  за  каждым  закрепляются  опре¬
деленные  участки  работы:  двое  становятся  хранителями  монет,  двое  занима¬
ются  проверкой  счетов  и  еще  двое  -  проверкой  правильности  выплат  денег
из  сундуков  с  золотой  и  серебряной  монетой131.  С  этого  времени  численность
Монетной  палаты  надолго  не  изменится,  хотя  в  ней  и  будут  производиться
реорганизации.  Количество  в  шесть  генералов-мэтров  подтвердят  несколько
указов,  причем  во  всех  случаях  речь  будет  идти  об  их  сокращении132.  Прав¬
да,  указом  от  10  августа  1374  г.  создается  еще  одна  должность  -  контролера
 127 	ORF.  III.  182.  Надо  иметь  в  виду,  что  указ  издан  в  период  острейшего  политического
кризиса  в  связи  с  поражением  в  битве  при  Пуатье  в  1356  г.  и  критикой,  в  том  числе  и  монетного
обращения  в  королевстве.
 128 	ORF.  III.  387,  392.  Любопытно  при  этом,  что  в  списке  принесших  клятву  по  этому  указу
помимо  клерка  фигурируют  пять  генералов-мэтров  монет,  причем  всего  один  из  них  «для  об¬
ласти  Лангедока»,  следовательно,  остальные  должности  будут  замещаться  позднее.
 129 	ORF.  III.  524.
 130 	Указ  от  17  сентября  1361  г.  (ORF.  III.  520-521).
 131 	ORF.  III.  523-524.  Как  видим,  должности  хранителей  (раньше  их  было  четыре),  теперь
включены  в  состав  ведомства,  которое  из-за  этого  сокращается  почти  вдвое.
 132 	Указы  от  февраля  1379,  13  июля  1381,  9  февраля  1388  гг.  (ORF.  VI.  383;  605;  VII,  175).
Вот  как  выглядела  реорганизация  по  указу  1379  г.:  из  шести  генералов  монет  трое  должны
были  постоянно  находиться  в  Париже,  а  остальные  трое  -  инспектировать  монетные  дворы  по
всему  королевству.
 104

всех  монетных  дворов  королевства,  но  она  являлась  своего  рода  комис¬
сией,  т.е.  временной  и  ограниченной  определенными  задачами  службой,
сродни  генералам-реформаторам133.  Количество  генералов-мэтров  монет  при
«мармузетах»  по  общему  регламенту  о  службах  домена  от  1  марта  1389  г.
вновь  увеличивается  до  восьми  (те  же  шестеро  для  Лангедойля  и  двое  для
Лангедока)134.  Однако  после  падения  «мармузетов»  состав  Монетной  палаты
был  возвращен  аж  к  своему  изначальному  числу  -  к  четырем  генералам  мо¬
нет,  «как  издавна  и  было»13:>.  Правда,  из  текста  ордонанса  от  7  января  1408  г.
явствует,  что  генералов  монет  снова  шестеро,  и  решено  по  мере  освобожде¬
ния  должностей  их  не  замещать  и  таким  способом  восстановить  «освящен¬
ное  традицией»  число  служителей  ведомства136.  Два  ордонанса  (20  июля  и
24  сентября  1414  г.)  учреждают  сначала  троих,  а  затем  еще  четверых  (всего
семерых)  комиссаров  для  «управления  монетой»,  наделенных  властью  над
генералами-мэтрами  монет137.
 В  период  королевской  схизмы  монетное  ведомство  сократилось,  но  нена¬
много:  указом  дофина  Карла  от  23  декабря  1419  г.  к  двоим  уже  имеющимся  в
Бурже  генералам-мэтрам  монет  назначается  еще  один  служитель138.  В  Пари¬
же  остались  тоже  двое  генералов-мэтров  монет.  В  Монетной  палате  помимо
них  имелся  и  целый  ряд  вспомогательных  должностей:  хранители  монет  (gar¬
des)  и  их  помощники  (contre-gardes),  чеканщики  и  эксперты  (essayeurs)  мо¬
нет,  но  их  численность  не  регулировалась  королевскими  указами,  поскольку
они  являлись  откупными.
 Охрана  вод  и  лесов  в  королевском  домене  повторила  судьбу  финансовых
служб,  чья  значимость  в  структуре  власти  короля  Франции  неуклонно  воз¬
растала.  Первый  же  указ  о  численном  составе  ведомства  вод  и  лесов,  как
обычно,  имел  целью  его  уменьшение  до  10  человек139.  Однако  в  общем  рег¬
ламенте  о  сокращении  королевских  служб  от  27  января  1360  г.  мэтров  вод
и  лесов  становится  пять  (четверо  для  Лангедойля  и  один  для  Лангедока),  в
регламенте  ведомства  от  22  августа  1375  г.  их  уже  шесть,  поскольку  в  него
включен  главный  егермейстер  (maistre  de  la  Vennerie)  как  глава;  тех  же  пяти
мэтров  перечисляет  поименно  специальный  регламент  от  сентября  1376  г.,
который  стал  «хартией  ведомства»;  наконец,  по  общему  регламенту  о  домене
 133 	Эта  служба  была  упразднена  указом  от  27  октября  1413  г.  (ORF.  VI.  18-19;  X.  182—
 184).
 134 	ORF.  VII.  242  (N  25).  Поскольку  эта  численность  устанавливается  поименным  прине¬
сением  клятв  восемью  генералами-мэтрами  монет,  речь  идет,  как  обычно,  о  сокращении.
 135 	ORF.  VIII.  416  (N  17):  Указ  от  7  января  1401  г.
 136 	ORF.  IX.  285.  Но  и  спустя  годы,  кабошьенский  ордонанс  будет  вновь  взывать  к  давней
традиции  и  восстанавливать  численность  в  четыре  генерала-мэтра  монет.  См.:  Ordonnance  са-
bochienne.  Р.  37.
 13 	ORF.  X.  216-217,  221-223.  Среди  назначенных  -  весьма  влиятельные  лица:  канцлер
Дома  королевы  Робер  Ле  Масон,  советник  Палаты  прошений  Дома  короля  Пьер  де  Л’Экла,  со¬
ветник  Палаты  счетов  Мишель  де  Лалье,  канцлер  дофина  Людовика  Жан  Жувеналь,  а  также
Никола  д’  Оржемон.
 13S  ORF.  XI.  28-29.  Кстати,  в  этом  указе  упоминаются  и  учрежденные  в  1414  г.  генералы-
правители  финансов,  которые  стоят  над  генералами-мэтрами  монет.
 139 	ORF.  II.  244-247  (указ  29  мая  1346  г.).  Все  остальные  чиновники,  как  обычно,  отстра¬
нялись.
 105

от  февраля  1379  г.  их  вновь  шесть  человек140.  Однако,  на  деле,  число  служи¬
телей  растет,  о  чем  свидетельствуют  указы  от  4  октября  1382  г.  о  сокращении
до  пяти  человек  и  от  13  июля  1384  г.,  где  перечислены  имена  и  подтверждена
служба  10  человек,  причем  мэтр  Дома  короля  и  Жак  Брак,  «живущий  в  Руа¬
не»,  именуются  генералами-мэтрами  вод  и  лесов,  т.е.  главами  ведомства141.
Важным  показателем  растущей  значимости  инстанции  является  дальнейшее
повышение  статуса  ее  главы:  им  становится  по  указу  от  1389  г.  кузен  коро¬
ля,  сир  де  Шатильон,  наделенный  правом  контроля  над  всеми  королевскими
заповедниками142.  Таким  образом,  на  определенном  этапе,  как  и  в  других  ор¬
ганах,  происходит  воссоединение  со  службами  Дома143.  В  ордонансе  от  7  ян¬
варя  1401  г.  оно  состоит  из  восьми  человек,  причем  во  главе  его  вновь  стоит
кузен  короля  -  теперь  граф  де  Танкарвиль,  именуемый  «сувереном,  мэтром
и  генералом-реформатором»  ведомства144.  В  кабошьенском  ордонансе  долж¬
ность  главы,  «суверенного  мэтра  вод  и  лесов»,  предполагалось  упразднить,  а
численность  ведомства  свести  к  шести  мэтрам  вод  и  лесов145.  Этот  ордонанс
оказался  последним,  упоминающим  численный  состав  ведомства  в  исследуе¬
мый  период.  Как  и  в  Монетной  палате,  указы  не  регулируют  штат  вспомога¬
тельных  служб  при  мэтрах  вод  и  лесов:  их  наместников,  секретарей,  весов¬
щиков,  мерильщиков,  сержантов  и  т.д.
 Итак,  можно  констатировать,  что  прежде  домениальное  охотничье  ведом¬
ство  включилось  в  общий  процесс  бюрократизации.  Несмотря  на  регулярные
сокращения  состава,  оно  испытало  умеренный  рост,  и  его  штат  колебался  в
пределах  в  пять-шесть  человек.
 На  фоне  сдержанного  роста  штата  домениальных  служб  увеличение  со¬
става  Налоговой  палаты  выглядит  особенно  впечатляющим.  Хотя  это  ведом¬
ство  оформилось  достаточно  поздно,  оно  стремительно  расширило  свой  штат,
опираясь  на  неуклонно  возрастающую  значимость  для  королевской  казны
именно  этой  статьи  доходов.
 Возникнувшие  в  1355  г.  на  волне  общественного  недовольства  расходова¬
нием  средств,  собираемых  на  военные  нужды,  и  поставленные  под  контроль
Штатов,  налоговые  служители  на  первых  порах  воспринимались  как  времен¬
 140 	ORF.  III.  387;  VI.  141-142,  222-237,  383.  Структура  ведомства  по  регламенту  1376  г.
была  следующей:  два  мэтра  в  Нормандии,  один  в  Орлеаннэ,  два  в  Бри,  Шампани,  Иль-де-
Франсе  и  Пикардии.  В  регламенте  1379  г.  структура  несколько  меняется:  шесть  служителей
делятся  на  четырех  мэтров  лесов  (по  два  в  Лангедойле  и  Лангедоке)  и  двух  мэтров  вод.  Коро¬
левская  охота  входила  в  компетенцию  мэтров  вод  и  лесов  с  1346  г.  (Les  eaux  et  forêts...  R  65).
 141 	ORF.  VI.  605;  VII.  242;  XII.  127.
 142 	Указ  от  5  февраля  1389  г.  (ORF.  VII.  175).  В  указе  от  1  марта  1389  г.  штат  сократили
вновь  до  шести.  Он  распределен  так:  двое  мэтров  лесов  областей  Шампани,  Бри,  Иль-де-Фран¬
са  и  Пикардии;  один  -  в  Нормандии,  двое  -  в  Орлеаннэ  и  Турени,  один  -  в  лесах  Наварры.
 143 	Список  суверенных  мэтров  вод  и  лесов  свидетельствует  о  неизменно  высоком  социаль¬
ном  статусе  лиц,  занимавших  эту  должность.  Как  правило,  это  была  знать  из  близкого  окруже¬
ния  короля.  См.:  Les  eaux  et  forêts...  R  57-58.
 144 	ORF.  VIII.  415.  Мэтры  вод  и  лесов  распределялись  следующим  образом:  один  для  Лан¬
гедока,  трое  для  Пикардии  и  Нормандии,  трое  для  Иль-де-Франса,  Шампани,  Бри  и  Турени  и
один  для  Сентонжа.  Та  же  структура  повторена  в  ордонансе  от  7  января  1408  г.,  без  упомина¬
ния,  однако,  области  Лангедок  (ORF.  IX.  285).
 145 	Ordonnance  cabochienne.  R  154-156.  Структура  ведомства  предписывалась  в  таком
виде:  двое  мэтров  для  Пикардии,  двое  для  Иль-де-Франса,  Шампани  и  Бри,  один  для  Турени
и  один  для  Лангедока.
 106

ные,  но  объем  их  полномочий  неуклонно  возрастал,  поскольку  они  не  толь¬
ко  отвечали  за  сбор  налогов,  но  и  регулировали  возникающие  споры.  Данная
судебная  компетенция,  наряду  с  повышением  удельного  веса  поступлений  от
налогов,  предопределила  рост  штата  ведомства.
 Ордонансом  от  28  декабря  1355  г.  учреждались  девять  генералов-суперин-
тендантов  (по  трое  от  каждой  палаты  Штатов),  а  кроме  того,  двое  генераль¬
ных  сборщиков  с  функциями,  аналогичными  менялам  Казначейства146.  В  их
ведение  был  передан  огромный  штат  служителей  на  местах  -  элю  (выборных
раскладчиков  налогов),  сборщиков  в  бальяжах,  сенешальствах  и  диоцезах
(в  то  время  основных  податных  единицах).  Однако  довольно  быстро  ведомство
перешло  под  власть  короля:  генералы-суперинтенданты  превратились  в  «ге¬
нералов  финансов»,  а  выборные  (элю)  от  трех  Штатов  в  «элю  короля».  Так,
в  тексте  ордонанса  от  27  января  1360  г.  в  списке  принесших  клятву  чиновни¬
ков,  фигурируют  два  служителя  налога  (эд),  но  в  составе  служб  Дома  коро¬
ля147.  Первый  специальный  указ  о  служителях  «финансов  от  налогов»  был
издан  13  ноября  1372  г.  и  описывал  громоздкую  структуру  ведомства:  под  на¬
чалом  генералов  финансов  находятся  казначеи  войны  (совместно  с  ведомст¬
вом  казны),  генеральные  сборщики  и  элю,  сборщики  на  местах,  хранители
соляных  амбаров  и  контролеры148.  Указ  от  21  ноября  1379  г.  также  регули¬
ровал  количество  элю  на  местах149.  Наконец,  номенклатура  и  численность
самого  налогового  органа  нашли  отражение  в  ордонансе  от  8  февраля  1388  г.
Согласно  ему,  обозначилось  разделение  административных  и  судебных  функ¬
ций.  В  ведомство  входило  10  человек:  четыре  генерала-советника  (двое  по
делам  суда  и  двое  по  делам  управления  финансов);  один  элю,  один  секретарь
и  четверо  нотариусов  для  ведения  протоколов  и  документации150.  Но  всего
через  год  число  генералов  финансов  достигает  шести,  причем  им  дается  пол¬
ное  право  назначать  элю,  сборщиков,  секретарей,  контролеров,  комиссаров,
сержантов  и  прочих  служителей  на  местах1-1.
 Эта  численность  в  шесть  человек  -  по  трое  на  управление  и  на  судебные
функции  -  надолго  закрепляется  в  качестве  ориентира,  контрольной  цифры,
которую,  однако,  все  труднее  будет  соблюдать.  Два  направления  деятельности
оформились  по  ордонансам  1389-1390  гг.  в  две  разные  палаты  внутри  ве¬
домства,  административную  и  судебную,  со  своим  штатом.  В  первой  вместе  с
тремя  генералами  финансов  служат  генеральный  сборщик  и  сборщик  финан¬
 146 	ORF.  III.  22;  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  248-249;
Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  100.
 147 	ORF.  III.  392.  Это  были  Гийом  ле  Витри  и  Рауле  Геру.  При  всей  скромности  их  числа,
обозначилось  важное  новшество:  отныне  служители  налогов  находятся  в  Париже,  а  не  ездят
по  стране,  как  было  раньше.
 148 	ORF.  V.  537-539.  Указ  издан  с  целью  сокращения,  которое  отдано  в  руки  самих  гене¬
ралов  финансов.
 149 	ORF.  VI.  440^45.  Число  элю  и  сборщиков  устанавливалось  следующим  образом:  в  Па¬
риже  трое  элю  и  один  сборщик,  в  Руане  -  двое  элю  и  один  сборщик;  в  Жизоре  -  один  элю;  во
всех  остальных  диоцезах  по  двое  элю  и  по  одному  сборщику.  Поскольку  число  таких  финан¬
совых  диоцезов  сложно  подсчитать,  то  точное  число  служителей  ведомства  на  местах  не  под¬
дается  определению,  но  ясно,  что  их  достаточно  много.
 ]-°  ORF.  VII.  175-176.  На  местах  численность  элю  определена  так:  теперь  в  диоцезах
должно  быть  по  двое  элю  (клирик  и  мирянин),  кроме  Парижа,  где  их  будет  три  человека.
 151 	Ордонанс  от  28  февраля  1389  г.  (ORF.  VII.  228-229).
 107

сов  Лангедока  и  Гиени,  четыре  ординарных  клерка-секретаря  и  один  контро¬
лер.  А  палата  по  налоговым  спорам  обрела  следующую  структуру:  президент
суда,  три  советника  суда  для  Лангедойля  и  один  секретарь,  а  также  еще  два
советника  суда  для  Лангедока  и  Гиени,  у  которых  есть  и  свой  отдельный  сек¬
ретарь,  ведущий  протоколы.  Количество  служителей  на  местах  определено
только  для  элю:  их  теперь  четверо  в  Париже  (три  мирянина  и  один  клирик),
во  всех  других  местах  по  двое  (клирик  и  мирянин).  Число  сборщиков  габели
и  контролеров  не  указано.  Таким  образом,  общая  численность  Налоговой  па¬
латы  возросла  до  18  человек,  не  считая  элю  и  других  служителей  на  местах.
В  этом  ордонансе  важно  обратить  внимание  на  фигуру  президента  налого¬
вого  суда:  как  и  в  других  ведомствах,  здесь  четко  обозначилось  стремление
короны  восстановить  связь  со  службами  Дома.  Именно  поэтому  президентом
суда  назначено  лицо  из  близкого  окружения  короля  -  член  Королевского  со¬
вета  архиепископ  Безансона152.
 Но  и  эта  возросшая  численность  оказалась  не  пределом,  и  28  апреля  1407  г.
королевский  указ  сокращал  количество  генералов-советников  финансов  до
трех  служителей,  а  всех  прочих  отстранял12)3.  Ту  же  тенденцию  к  росту  обнару¬
жил  и  штат  налогового  суда:  по  ордонансу  о  сокращении  королевских  служб  от
 7 	января  1408  г.  помимо  одного  президента  (теперь  это  епископ  Лиможа  и
тоже  член  Королевского  совета)  фиксировались  четверо  советников  судаЬ4.
Рост  числа  служителей  ведомства  продолжился,  и  новый  указ  о  сокращении  от
23  января  1412  г.  апеллирует  к  числу  в  пять  человек  (один  президент  и  че¬
тыре  советника),  как  к  «законной  традиции»12)5.  В  кабошьенском  ордонан¬
се  была  сделана  попытка  восстановить  эту  «законную»  численность156,  но
после  его  отмены  указ  от  26  февраля  1414  г.  упоминает  одного  президента,
четверых  генералов-советников  и  еще  троих  советников  по  расследованиям
(pour  visiter  et  raporter)157.
 Серьезные  испытания  выпали  на  долю  налогового  ведомства  в  правле¬
ние  Людовика  XI.  Они  не  коснулись  управления  налогами,  чей  штат  (четы¬
ре  генерала  финансов)  соответствовал  числу  генеральств  -  податных  окру¬
гов,  на  которые  было  поделено  королевство  по  аналогии  с  делением  домена
(четыре  казначея).  Проблемы  возникли  у  налогового  суда,  на  время  уже  уп¬
 152 	Ордонанс  от  28  февраля  1389  г.  (ORF.  VII.  228-229).  По  ордонансу  1390  г.  (Ibid.  245-
247)  структура  Налоговой  палаты  выглядела  так:  один  генеральный  сборщик  налога,  один  сек¬
ретарь  и  пятеро  клерков-нотариусов;  в  диоцезах  по  трое  элю  (один  клирик  и  два  мирянина).
Эта  структура  глав  двух  ведомств  (по  три  генерала  финансов  и  генералов  суда)  закрепляется  в
ордонансах  от  11  марта  1391  г.  и  7  января  1401  г.  (ORF.  VII.  404^05;  VIII.  412).
 153 	ORF.  IX.  201-202.  В  преамбуле  указа  делается  отсылка  на  недавний  указ  о  сокращении
числа  генералов  финансов,  но  этот  указ  не  был  обнаружен  в  архивах.
 154 	ORF.  IX.  281-284.  Численность  остальных  служителей  осталась  без  изменений  в  срав¬
нении  с  ордонансом  1401  г.  Возросшая  значимость  ведомства  выражается  и  в  том,  что  оно
идет  на  первом  месте  в  ряду  королевских  служб,  и  ему  посвящены  первые  восемь  пунктов
ордонанса.
 155 	ORF.  IX.  669-670.  В  преамбуле  это  решение  обосновывается  тем,  что  «многие  пытают¬
ся  проникнуть  на  эту  службу».
 156 	Ordonnance  cabochienne.  R  40-45.  В  речи  депутата  от  Парижского  университета  с  воз¬
мущением  утверждалось,  что  во  времена  Карла  Мудрого  в  Налоговой  палате  было  всего  два
генерала,  а  теперь  их  семь  человек.  См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  IV.  R  761.
 157 	ORF.  X.  198-199.  Как  всегда,  этот  ордонанс  сокращает  реальное  число  советников
 суда.
 108

раздненного  в  1418  г.158  Вступив  на  престол,  новый  король  сначала  утвердил
18  сентября  1461  г.  служителей  Налоговой  палаты  -  одного  президента,  чет¬
верых  генералов-советников,  троих  советников,  одного  главного  секретаря
(greffier  en  chef),  одного  сборщика  и  двоих  приставов,  а  также  двоих  коронных
чинов  (королевского  адвоката  и  генерального  прокурора)  -  всего  14  человек.
Однако  4  мая  1462  г.  налоговый  суд  был  упразднен,  а  его  полномочия  переданы
Палате  прошений  Дома  короля159.  Восстановление  состоялось  спустя  два  года,
3  июня  1464  г.,  и  штат  предстает  в  несколько  урезанном  виде:  один  президент,
трое  генералов-советников  и  один  советник-докладчик,  а  также  один  генераль¬
ный  прокурор,  один  адвокат  короля,  двое  приставов  и  один  секретарь  (всего
10  человек),  причем  практически  все  перечисленные  служители  и  были  в  свое
время  отстранены160.  Но  когда  генеральный  прокурор  и  первый  адвокат  Нало¬
говой  палаты  составили  в  1468  г.  для  короля  рапорт  о  состоянии  дел  и  непомер¬
ном  увеличении  армии  служителей,  они  апеллировали  как  к  «незапамятной»  к
численности  в  14  человек:  президент,  четыре  генерала,  три  советника,  адвокат,
прокурор,  секретарь,  сборщик  и  два  судебных  пристава161.
 Любопытна  судьба  и  «советников  по  делам  налогов»  Лангедока:  они  пе¬
риодически  исчезают  из  состава  ведомства  в  связи  с  перипетиями  Столетней
войны.  Но  когда  12  сентября  1467  г.  Людовик  XI  создал  отдельную  Налого¬
вую  палату  в  Монпелье,  в  рамках  общего  процесса  дублирования  централь¬
ных  органов  в  областях  Франции,  он  апеллировал  к  этим  некогда  существо¬
вавшим  службам.  Кстати,  эта  палата  также  начинала  функционировать  под
контролехМ  Штатов:  в  середине  30-х  годов  XV  в.  «по  просьбе  Штатов»  были
назначены  девять  «хранителей»  (conservateurs)  от  депутатов  трех  сословий
с  широкими  судебными  полномочиями  в  трех  сенешальствах  области.  Затем
их  судебные  функции  были  переданы  местному  Парламенту  в  Тулузе,  а  адми¬
нистративные  функции  остались  у  хранителей,  число  которых,  естественно,
возросло:  к  моменту  указа  вместо  девяти  их  стало  15  человек.  В  итоге  было
решено  создать  отдельный  налоговый  суд  в  Монпелье  в  составе  пяти  гене¬
ралов  налогов  (один  из  состава  Парламента),  одного  секретаря,  одного  при¬
става,  а  также  коронных  чиновников  -  адвоката  и  прокурора  короля.  Это  де¬
лалось  за  счет  сокращения  числа  «хранителей»,  которых  теперь  становилось
10  человек  (по  двое  в  пяти  городах  области)162.  В  Налоговой  палате  в  Монпе¬
лье  сочетались  оба  принципа:  хранители  на  местах  осуществляли  админист¬
ративные  функции,  а  судьи  в  Монпелье  -  судебные.
 Численность  служителей  Канцелярии  проследить  по  королевским  ордо¬
нансам  оказалось  сложнее  всего,  и  связано  это  со  спецификой  их  службы.
Секретари  и  нотариусы  Канцелярии  являлись  самыми  образованными  и  наи¬
 I-8  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  248-249.
 b9  ORF.  XV.  467^68.  Текст  указа  об  упразднении  налогового  суда  так  и  не  был  найден,  и
мы  знаем  о  нем  по  тексту  ордонанса  от  3  июня  1464  г.,  который  отменял  прежний  указ.
 160 	ORF.  XVI.  210-212.  15  мая  1466  г.  к  ним  добавился  второй,  экстраординарный  адвокат
короля  (ORF.  XVI.  480).
 161 	В  момент  составления  рапорта  к  этим  14  ординарным  служителям  добавились  12  экс¬
траординарных:  вместо  одного  президента  -  два,  вместо  четырех  генералов  -  семеро,  вместо
троих  советников  -  пять,  вместо  одного  адвоката  -  два,  вместо  одного  сборщика  -  два,  вместо
двоих  приставов  -  шесть.  См.:  Rapport  au  Grand  Conseil  de  Louis  XI  sur  les  abus  et  les  scandales
de  la  Cour  des  Aides.  P.  60-63.
 162 	ORF.  XVII.  10-11.
 109

более  посвященными  в  тонкости  отправления  власти.  Будучи  доверенными
людьми  короля,  они  исполняли  дипломатические  и  иные  миссии.  Для  этого
им  необходимо  было  свободное  время,  и  потому  постепенно  их  должности
делятся  пополам,  а  служба  ограничивается  нсколькими  месяцами  в  год.  Соз¬
данная  для  составления  королевских  указов  и  ведения  документации  в  коли¬
честве  10  человек  в  конце  XIII  в.  (указ  от  23  января  1286  г.)163,  служба  писцов
Канцелярии  увеличивалась  в  галопирующем  темпе  по  мере  расширения  ком¬
петенции  королевской  администрации164  и  закрепления  за  выделившимися
ведомствами  -  Парламентом,  Палатой  счетов,  Казначейством,  Налоговой  па¬
латой  и  т.д.  -  части  клерков  Канцелярии.
 Внутри  последней  возникает  градация  по  степени  близости  к  эпи¬
центру  власти.  Уже  в  ордонансе  1291  г.  отмечено  разделение  ее  персона¬
ла  на  тех,  кто  следует  за  королем,  на  остающихся  в  Париже  (в  верховных
ведомствах  -  Парламенте  и  т.д.)  и  на  тех,  кто  числится  при  канцлере.  По¬
мимо  секретарей  и  клерков-нотариусов  упоминаются  и  особые  служа¬
щие  присутствия  Канцелярии  -  клерк  и  контролер,  а  также  растопители
воска,  ставившие  печать  на  указах  и  взимавшие  за  это  плату.  По  ордонан¬
су  1309  г.  из  казны  оплачивалась  служба  троих  секретарей  и  27  нотари¬
усов,  т.е.  30  человек165.  Означенная  численность,  как  обычно  бывало,  ста¬
новится  со  временем  контрольной  и  «освященной  традицией»:  в  ордонансе
от  8  апреля  1342  г.  предписано  сократить  секретарей-нотариусов  до  этой
численности  путем  незамещения  освобождающихся  должностей166.
Однако  более  чем  где  бы  то  ни  было  еще  в  органах  власти  замораживание
штата  служителей  Канцелярии  являлось  административной  утопией.  Ко  вре¬
мени  составления  общего  ордонанса  о  сокращении  королевских  служб
(27  января  1360  г.)  численность  Канцелярии  возросла  втрое  (до  105  чело¬
век).  Согласно  этому  ордонансу,  число  служителей  требовалось  снизить  до
50  человек:  из  них  секретарей  оставить  18,  а  клерков-нотариусов  -  32167.
Но  изданному  7  декабря  1361  г.  первому  специальному  регламенту  о  службе
королевских  нотариусов  принесли  клятву  37  человек,  причем  среди  них  трое
секретарей  в  Парламенте  и  секретарь  Палаты  счетов168.  В  ряде  королевских
 163 	См.:  Lalou  Е.  Chancellerie  et  Hôtel...  P.  16;  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie...
P.  100-105.
 164 	Согласно  P.-А.  Ботье,  в  1286  г.  было  10  нотариусов  и  секретарей  короля,  в  1291  г.  -  11,
в  1293  г.  -  12,  в  1296  г.  -  14,  в  1299  г.  -  15,  в  1314  г.  -  19,  в  1316  г.  -  33.  Резкое  увеличение  чис¬
ленности  было  связано  с  воцарением  Филиппа  V,  который  привел  всех  своих  служителей.
См.:  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie...  P.  92-93.
 165 	Текст  самого  ордонанса  не  сохранился,  но  известен  по  косвенным  данным  (Isambert.  Т.
I.  Р.  1).  К  1343  г.  этих  клерков  «секрета»  насчитывалось  уже  семь  человек  (Ibid.  T.  IV.  Р.  570-
571).  К  1340  г.  служащих  Канцелярии  было  уже  98  человек  из-за  совместного  отправления  од¬
ной  службы  несколькими  людьми  по  очереди.  См.:  CollardFr.  Op.  cit.  P.  90.
 166 	ORF.  II.  175.  Речь  шла  о  сокращении  этих  98  служащих.  См.:  Bautier  R.-H.  Le  personnel
de  la  chancellerie...  P.  93;  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  150.
 167 	ORF.  III.  387.  Число  секретарей  не  названо  и  устанавливается  только  по  именам  при¬
несших  клятву:  11  клириков  и  7  мирян,  причем  один  экстраординарный.  Любопытно,  что  они
назначены  совместно  Иоанном  Добрым  и  дофином  Карлом,  причем  количество  назначенных
не  совпадает  с  установленным  числом  (12  секретарей  назначил  король  и  10  -  дофин).
 168 	ORF.  III.  532-534.  Обратим  внимание,  что  в  списке  принесших  клятву  и  в  тексте  ордо¬
нанса  не  упоминаются  секретари  Канцелярии.  Таким  образом,  численность  ведомства  вновь
увеличилась  (37  вместо  32  клерков-нотариусов  по  предыдущему  указу).  Число  секретарей
 110

указов  фиксируется  растущая  численность  клерков-нотариусов  в  отдельных
ведомствах:  в  1371  г.  -  девять  секретарей  в  Палате  прошений  Дома,  в  1388  г.  -
четыре  секретаря  Палаты  счетов,  пять  секретарей  в  Налоговой  палате  и  еще
 12 	«секретарей  финансов»;  в  1401  г.  -  10  секретарей  в  Совете  (т.е.  в  Парла¬
менте,  Палате  счетов  и  других  судебных  ведомствах,  отдельно  и  по  двое  -  по
гражданским  и  уголовным  делам);  в  1408  г.  -  13  секретарей  в  «Советах»169.
 Одновременно  происходит  оформление  коллегии  (корпорации)  клерков-
нотариусов.  Указ  от  19  октября  1406  г.  фиксирует  их  численность  в  количес¬
тве  59  плюс  один  человек  от  монастыря  целестинцев  в  Париже,  который  стал
местом  собрания  этих  служителей  и  хранения  их  архива170.  При  этом,  как
всегда,  речь  идет  о  сокращении  количества  служителей,  поскольку  часть  из
них  делила  одну  должность  между  собой,  т.е.  реальное  число  служителей
Канцелярии  было  существенно  больше1'1.
 Штат  Канцелярии  в  59  человек  уже  не  изменится  до  конца  исследуемо¬
го  периода,  хотя,  как  и  в  случае  с  численностью  Парламента  в  сто  человек,
она  имела  скорее  символический  смысл  и  являлась  контрольной.  Так,  по  ка-
бошьенскому  ордонансу,  число  59  относится  только  к  клеркам-нотариусам,
в  то  время  как  восемь  секретарей  Совета  короля  в  него  не  входят.  При  этом
реальный  состав  служителей  Канцелярии  намного  больше:  клерки-нотариу-
сы  по-прежнему  делят  пополам  одну  должность,  а  секретари  работают  поо¬
чередно  -  по  четверо  в  месяц172.  А  в  июле  1465  г.  Людовик  XI,  подтверждая
прежние  указы  о  коллегии  и  сокращая  ее  реальную  численность,  использует
ставшее  «незапамятным»  число  59+1,  однако  теперь  речь  идет  уже  обо  всех
служителях  Канцелярии,  клерках  и  секретарях,  к  тому  же  квалифицируемых
как  служителей  «дома  Франции»  (de  la  Maison  de  France)173.  В  целом,  эволю¬
ция  корпуса  Канцелярии  свидетельствует  о  бурном  росте  бюрократических
процедур  и  необходимой  для  них  документации,  что  способствовало  превра¬
щению  этого  ведомства  во  второй  по  численности  после  Парламента  инсти¬
тут  королевской  администрации.
 Наконец,  о  численности  королевских  служителей  на  местах  судить  по  ко¬
ролевскому  законодательству  оказалось  невозможно:  указов,  регулирующих
ее,  практически  нет.  Можно  лишь  предполагать,  что  она  также  имела  тенден¬
цию  к  росту.  Во-первых,  в  связи  с  увеличением  домена  и  по  мере  расширения
властных  полномочий  королевских  представителей  на  местах  происходит
рост  числа  бальяжей  и  сенешальств.  Если  к  1328  г.  их  насчитывалось  около  36,
 всплывает  в  общем  ордонансе  о  сокращении  королевских  служб  от  13  июля  1381  г.,  где  поиме¬
новано  12  человек  (ORF.  VI.  605).
 169 	ORF.  V.  370;  VII.  175;  VIII.  417;  IX.  287.  Отметим,  что  секретари  в  выделившихся  из
Королевской  курии  ведомствах  сохранили  наименование  «секретарей  короля»  (Aubert  F.  His¬
toire  du  Parlement  de  Paris...T.  I.  P.  229-230).
 170 	ОRF.  IX.  152-153.  Этот  указ  подтверждал  предыдущий  указ  короля  Карла  V,  но  его
текст  не  вошел  в  собрание  ордонансов.
 171 	К  этому  времени  их  численность  достигла  75  человек.  См.:  Desjardins  М.  Les  savoirs
des  notaires  et  secrétaire  du  Roi  et  la  géographie  de  la  France...  P.  87.
 172 	Ordonnance  cabochienne.  P.  145,  150-151.  Надо  помнить,  что  в  этом  реформаторском
ордонансе  речь  снова  идет  о  сокращении  числа  служителей  Канцелярии.  То  же  число  59  уста¬
новлено  в  ордонансе  о  переназначении  клерков-нотариусов  2  августа  1418  г.  после  перехода
Парижа  под  власть  англо-бургиньонов,  хотя  и  тут  речь  шла  о  сокращении  (ORF.  X.  463-464).
 173 	ORF.  XVI.  335-336.
 Ill

то  к  1460  г.  домен  состоял  из  60  бальяжей  и  сенешальств,  не  считая  Париж¬
ского  превотства  и  виконтства,  а  к  концу  XV  в.  -  из  86174.
 Некоторое  представление  о  росте  количества  королевских  служителей
на  местах  можно  составить  на  примере  эволюции  численности  служителей
Парижского  превотства  и  виконтства.  Первоначально  королевский  прево  Па¬
рижа,  чья  основная  функция  заключалась  в  обязанности  вершить  суд  (затем
в  его  отсутствие  это  делал  наместник),  был  окружен  двумя  аудиторами,  по¬
могавшими  в  суде,  а  затем  самостоятельно  вершившими  суд  по  незначитель¬
ным  делам.  Так  возникают  «верхний  суд»  прево  и  «нижний  суд»  аудиторов.
Вскоре  к  ним  добавились  следователи-экзаменаторы  (восемь  в  1321  г.  и  16
в  1388  г.).  Наконец,  в  1328  г.  появились  и  восемь  советников  суда  (поровну
клириков  и  мирян).  Но  внутри  суда  в  резиденции  прево,  Шатле,  постепенно
складывается  целая  команда  вспомогательных  служб:  секретарей,  адвокатов,
прокуроров,  клерков  и  приставов175.  Поддержание  общественного  порядка  в
Париже  (вторая  по  значимости  функция  прево)  осуществлялось  с  помощью
службы  сержантов  («конных»  и  «с  жезлами»).
 Королевское  законодательство,  регулярно  снижая  количество  служителей
Шатле,  свидетельствует  о  его  неудержимом  росте.  Так,  число  экзаменаторов
несколько  раз  подвергалось  сокращению,  но  при  этом  неуклонно  росло.  По
указу  от  февраля  1321  г.  их  было  восемь,  по  указу  от  3  октября  1334  г.  их
уже  пытались  сократить  до  12,  притом  что  реально  их  насчитывалось  30  че¬
ловек,  24  апреля  1337  г.  их  сократили  до  16  человек;  и  эта  численность  «за¬
мораживается»  до  конца  исследуемого  периода176.  Еще  большему  контролю
короны  подвергались  нотариусы  (прежние  клерки)  Шатле.  Функция  регист¬
рации  частноправовых  актов  в  городе-гиганте,  столице  королевства,  стиму¬
лировала  рост  их  численности.  По  указу  от  13  июля  1320  г.  их  насчитывалось
60  человек  и  предписывалось  сократить  до  30  или  даже  до  24177.  Но  в  указе
от  октября  1373  г.  штат  в  60  человек  уже  является  желаемым  идеалом,  до
которого  предписывается  свести  существующую  численность  нотариусов178.
Таким  образом,  со  временем,  как  и  в  других  ведомствах,  данное  количество
нотариусов  сделалось  контрольным  и  «освященным  традицией».  Едва  ли  не
главной  головной  болью  стали  со  временем  прокуроры  Шатле;  а  требование
их  сократить  превратилось  в  общее  место.  Первый  же  указ,  где  фигурирует
их  количество,  от  16  июля  1378  г.  предписывает  свести  «сложившееся  мно¬
жество»  к  численности  в  40  человек179.  Однако  спустя  несколько  лет,  19  нояб¬
ря  1393  г.,  это  ограничение  было  снято,  причем  делалась  отсылка  к  практике
верховного  суда  (Парламента),  где  число  прокуроров  никогда  не  лимитиро¬
 174 	Dupont-Ferrier  G.  Les  officiers  royaux  des  baillages...  P.  14;  CollardFr.  Op.  cit.  P.  155,  193.
Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.  191.  Численность  прево  также  имела  тенденцию  к  росту:  в
1125  г.  -  24,  в  1204  г.  -  45,  в  1285  г.  -  107,  к  1301  г.  -  177  (Les  eaux  et  forêts...  P.  51;  Richet  D.  La
France  moderne.  P.  91-92).
 175 	Ордонанс  февраля  1321  r.  (ORF.  I.  738-754);  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir
et  institutions...  T.  2.  P.  221.
 176 	ORF.  I.  338-354,  517;  II.  1-10,  101;  IX.  513  (16  экзаменаторов  вновь  утвердил  ордонанс
от  14  июля  1410  г.,  т.е.  спустя  80  лет).
 177 	ORF.  I.  741;  Recueil  général...  Т.  III.  P.  245-251.
 178 	ORF.  V.  6  (в  данном  случае  утверждался  предыдущий  ордонанс  Иоанна  II  Доброго  от
февраля  1350  г.).
 179 	ORF.  VI.  332-333.
 112

валось180.  Но  ограничить  их  все  же  пришлось  под  нажимом  общественного
недовольства,  и  на  этот  раз  по  указу  от  13  ноября  1403  г.  дело  было  поруче¬
но  самому  Парламенту181.  Наконец,  служба  сержантов  Шатле  дает  представ¬
ление  о  темпах  роста  армии  королевских  чиновников  на  местах.  В  Париже,
согласно  ордонансу  от  8  июля  1369  г.,  уже  состояло  220  конных  и  столько
же  «с  жезлами»  сержантов182.  Разумеется,  Париж  был  городом-«монстром»,
но  численность  служителей  Шатле  демонстрирует  общую  тенденцию  роста,
адекватную  размерам  административного  округа.
 Подводя  итоги,  отметим  главные  линии  процесса  оформления  номенк¬
латуры  и  штата  ведомств  и  служб  короны  Франции.  На  начальном  этапе  ко¬
ролевские  указы  лишь  утверждают  поименный  состав  чиновников.  Вызван¬
ное  внешними  обстоятельствами  «замораживание»  численности  королевских
должностных  лиц  в  середине  XIV  в.  стимулировало  фиксацию  штатов  долж¬
ностей.  В  результате  оформляется  номенклатура  рангов,  существующих  от¬
ныне  вне  связи  с  чиновниками,  их  замещающими,  а  должности  становятся
постоянными  (ординарными).  Такой  легитимированный  и  освященный  тра¬
дицией  штат  превращается  в  «тело»  ведомства,  на  которое  король  уже  не  мог
посягать  без  причины.  Само  соотношение  штатов  ведомств  отражало  иерар¬
хию  публично-правовых  функций,  в  первую  очередь  приоритет  судебных
полномочий,  от  объема  которых  напрямую  зависела  и  величина  состава  ор¬
гана.  С  одной  стороны,  усиливается  тенденция  профессионализации  чинов¬
ников  и  удаления  прежнего  сеньориального  элемента,  а  с  другой  -  возника¬
ют  рецидивы  подчинения  ведомства  Дворца  службам  Дома,  что  возвращало
тот  же  сеньориальный  элемент  в  виде  «ближнего  круга»  короля.  Вместе  с
тем,  налицо  тенденция  неуклонного  роста  массы  чиновников,  которую  ко¬
ролевские  указы  регулярно  сокращают,  одновременно  фиксируя  означенный
рост.  Она  свидетельствует  о  повышающемся  престиже  и  статусе  королевской
службы,  притягивающей  все  большую  массу  людей.
 В  результате  «замораживания»  штатов  наступил  этап  «интенсификации»,
во  многом  вынужденной,  но  стимулировавшей  оформление  дисциплины,
этики  и  культуры  службы.  Стагнация  численности  должностей,  вызванная
нехваткой  денег  в  казне,  отвечала  и  требованиям  общественного  мнения,  не
готового  еще  принять  в  качестве  «довеска  к  королю»  растущую  армию  чи¬
новников.  Поэтому  последовавший  этап  «интенсификации»  имел  целью  соз¬
дать  более  благоприятный  образ  королевского  должностного  лица  в  глазах
общества.
 180 	ORF.  VII.  584:  «Суд  Шатле  привык  следовать  всегда  самым  близким  способом,  каким
сможет,  ордонансам  суда  Парламента...,  где  нет  никакого  ограничения  числа  прокуроров».
 181 	ORF.  VIII.  617.  Но  и  спустя  годы,  в  период  королевской  схизмы  «англо-бургиньонский»
Парламент  по-прежнему  настаивает  на  ограничении  численности  прокуроров  Шатле  до  40
человек  (JCF.  T.  III.  Р.  185-186).
 182 	ORF.  V.  194-196;  IX.  76,  238  (указ  повторен  в  июле  1405  г.  и  4  июня  1407  г.).
 ИЗ

РЕАКЦИЯ  ОБЩЕСТВА
НА  ВОЗНИКНОВЕНИЕ  ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ
КОРОНЫ  ФРАНЦИИ
 Процесс  складывания  органов  королевской  администрации  не  остался  в
обществе  незамеченным.  Восприятие  этого  процесса  имеет  большое  значе¬
ние  не  только  потому,  что  оно  отражает  «работу  по  преобразованию  умов»,
по  выражению  П.  Бурдьё,  являясь  способом  легитимации  формирующегося
государства183.  Не  менее  важно,  что  само  общественное  мнение  стало  фор¬
мой  активного  соучастия  общества  в  процессе  становления  ведомств  и  служб
короны  Франции.  Однако  до  сих  пор  оно  не  рассматривалось  историками  в
данном  контексте.
 Общество  зорко  и  неусыпно  контролировало  процесс  оформления  ве¬
домств  и  служб  короны  Франции,  заставляя  власть  считаться  со  своим  мне¬
нием.  Преамбулы  королевских  ордонансов  прямо  отсылают  к  общественному
мнению,  в  угоду  которому  король  осуществляет  реформы,  стремясь  поддер¬
жать  благоприятный  образ  власти184.  В  ответ  на  общественное  недовольство
и  ради  укрепления  своего  авторитета  корона  шла  и  на  «жертвоприношения»:
чиновники  сделались  «козлами  отпущения»,  регулярно  приносимыми  в  жерт¬
ву  «на  алтарь»  строящегося  государства185.  Помимо  психологических  при¬
чин  негативную  реакцию  в  обществе  провоцировали  и  начавшийся  эконо¬
мический  кризис,  и  демографическая  катастрофа  1348  г.,  и  обрушившиеся
лавинообразно  тяготы  и  поражения  в  Столетней  войне.  И  тем  не  менее
само  общественное  мнение  о  складывающейся  структуре  исполнительной
власти  короля  Франции  пережило  в  исследуемый  период  кардинальную
метаморфозу.
 На  первый  взгляд,  реакция  во  французском  обществе  на  королевскую  ад¬
министрацию  и  рост  числа  чиновников  предстает  стабильной,  неадекватной
и,  что  важнее,  однозначно  негативной.  Однако  претензии  к  чиновникам  в  об¬
ществе  менялись.  Эта  перемена  ярко  проступает  при  сравнении  двух  нега¬
тивных  оценок  -  в  начале  и  в  конце  исследуемого  периода.  Казалось  бы,  обе
они  одинаково  построены  на  грубом  преувеличении.
 Отрицательная  реакция  на  появление  чиновников  возникает  в  самом  на¬
чале  XIV  в.  в  «Рифмованной  хронике»  Жоффруа  Парижского,  где  главным
источником  бед  Франции  названо  то,  что  в  ней  «полно  адвокатов»,  под  кото¬
рыми  в  это  время  подразумевались  все  имеющие  юридическое  образование
люди186.  Более  века  спустя,  в  конце  исследуемого  периода,  мы  встречаем  то
 183 	Важно  само  наличие,  пусть  и  негативной,  реакции  в  обществе  на  этот  процесс.  Для
сравнения,  при  Филиппе  II  Августе  и  позднее,  службы  короны  хоть  и  начинают  возникать,
остаются  в  обществе  незамеченными.  См.  об  этом:  Harsgor  М.  Un  très  petit  nombre:  Des  oligar¬
chies  dans  l’histoire  de  l’Occident.  P.,  1994.  P.  125.
 184 	Почти  все  ордонансы  о  «преобразовании»  (pro  reformtione  regni  nostri)  XIV-XV  вв.
были  изданы  под  давлением  общественного  мнения.  См.  об  этом:  Gauvard  Cl.  Le  roi  de  France
et  l’opinion  publique...  P.  356-357;  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...
T.  2.  P.  183.
 185 	Gauvard  Cl.  Le  roi  de  France  et  l’opinion  publique...  P.  364-366;  Eadem.  Les  officiers
royaux  et  l’opinion  publique  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge.  P.  584-585.
 186 	«En  France  a  tout  plain  d’avoquas»  (Geoffroy  de  Paris.  La  chronique  métrique.  P.  126).  Са¬
мих  адвокатов  в  то  время  просто  не  хватало,  хотя  они,  появившись  в  состязательном  процессе
при  Филиппе  IV  Красивом,  сразу  добились  большого  авторитета.
 114

же  преувеличение:  в  «Парижском  дневнике»  при  описании  ажиотажа  в  об¬
ществе  вследствие  смены  монарха  в  1461  г.  и  открывшихся  вакансий  Жан
Мопуан  утверждал,  что  во  Французском  королевстве  имелось  целых  64  тыс.
должностей,  преувеличив  численность  как  минимум  в  пять  раз  187.  Но  нам
важно,  что  именно  так  представляли  себе  величину  королевской  администра¬
ции  современники188.
 За  этими  внешне  сходными  преувеличениями,  на  деле,  скрыта  транс¬
формация  общественного  отношения  к  формирующемуся  государственно¬
му  аппарату.  Автор  первого  «свидетельства»  воспринимает  нашествие  юрис-
тов-адвокатов  как  однозначное  зло,  в  то  время  как  Жан  Мопуан  оперирует
преувеличенной  численностью  чиновников  для  доказательства  общественно¬
го  «умопомрачения».  И  оба  эти  свидетельства,  в  известной  мере,  очень  точ¬
ны.  Появление  в  «Рифмованной  хронике»  Жоффруа  Парижского  под  1303  г.
адвокатов,  пусть  и  как  общественного  бедствия  Франции,  довольно  адекват¬
но  ситуации.  В  самом  деле,  усиление  юристов-легистов  в  окружении  короля
Филиппа  IV  Красивого  знаменовало  собой  радикальный  перелом  в  бюрокра¬
тическом  поле  власти189.
 В  этот  первоначальный  период,  к  которому  относится  «Рифмованная  хро¬
ника»,  общественное  мнение  было  настроено  однозначно  отрицательно  в  от¬
ношении  формирующегося  корпуса  чиновников,  причем  специфические  пре¬
тензии  каждой  социальной  группы  сливались  в  «общий  хор  жалобщиков»,
по  выражению  Б.  Гене190.  Духовенство  восприняло  юристов-чиновников  как
опасных  конкурентов,  посягающих  на  церковную  юрисдикцию  и  доходы,  к
тому  же  снижающих  привлекательность  изучения  теологии  в  пользу  право¬
ведения.  Дворяне  были  оскорблены  социальным  возвышением  юристов,  об¬
виняя  их  в  ущербе,  наносимом  морали  и  рыцарским  ценностям191.  Даже  на
Юге  Франции,  где  можно  было  предположить  большую  готовность  к  вос¬
 187 	Maupoint  Jean.  Journal  parisien.  P.  47.  По  подсчетам  Э.  Драваза,  с  1320  по  1450  г.  коро¬
левскую  службу  прошло  11  873  человека,  в  1450-1515  гг.  -  8297.  По  мнению  Б.  Гене,  к  1505  г.
во  Франции  насчитывалось  12  тыс.  чиновников;  по  данным  группы  Р.  Мунье,  к  началу  XVI  в.
один  чиновник  приходился  на  4700  жителей.  См.:  Dravasa  Е.  «Vivre  noblement».  Recherches
sur  la  dérogeance  de  la  noblesse  du  XIVe  au  XVIe  siècle.  Bordeaux,  1965.  P.  130-133;  Quilliet  B.
Les  corps  d'officiers...  P.  322;  Guenée  B.  L’Occident  aux  XIVe  et  XVe  siècle.
P.  284.
 188 	Обращая  внимание  на  это  преувеличение,  Ф.  Контамин  отмечает,  что  из  вероятных
 10 	тыс.  служителей  две  трети  приходилось  на  армию  (Contamine  Ph.  Louis  XI,  la  prise  de  pou¬
voir.  P.  131-146).
 189 	FavierJ.  Légistes  de  Philippe  le  Bel;  Pegues  Fr.J.  The  Lawyers  of  the  Last  Capetians.  Prin¬
ceton,  1962.  Важно  иметь  в  виду,  что  Жоффруа  Парижский  являлся  человеком  из  кругов  власти
и  выступал  как  защитник  монархии.
 190 	Эта  однозначно  негативная  реакция,  подозрительная  как  любое  единодушие,  вызвала
известный  скепсис  Б.  Гене  в  отношении  самой  эвристической  ценности  изучения  обществен¬
ного  мнения,  формируемого  социальной  ревностью  и  завистью,  а  также  поверхностными  суж¬
дениями.  См.:  Guenée  В.  Tribunaux  et  gens  de  justice...  P.  6.
 191 	См.  подробнее:  K?ynen  J.  Un  exemple  de  critique  médiéval  des  juristes  professionnels:  Phi¬
lippe  de  Mézières  et  les  gens  du  Parlement  de  Paris  //  Histoire  du  droit  social.  Mélanges  en  hommage
à  Jean  Imbert.  P.,  1989.  P.  87-111;  Idem.  L‘Empire  du  roi.  P.  260.
 115

приятию  писаного  права  и  его  знатоков,  нашествие  юристов  расценили  как
проклятие192.
 Первое  же  широкое  общественное  течение,  потрясшее  французское  об¬
щество  в  правление  Филиппа  IV  Красивого  и  его  наследников,  движение
Провинциальных  лиг  (1314-1315  гг.),  выплеснуло  негативную  энергию,  от¬
ражавшую  болезненную  реакцию  на  формирующийся  корпус  королевских
служителей193.  Спровоцированное  налоговым  прессом  короны,  это  движение
за  реформы  четко  выявило  стремление  местных  властных  элит  -  баронов,
прелатов  и  городских  магистратов  -  воспрепятствовать  появлению  опасных
соперников  в  лице  королевских  чиновников.  Высказанные  претензии  находи¬
лись  в  русле  идеи  «реформации»  и  акцентрировали  внимание  на  злоупотреб¬
лениях,  способствуя  тем  самым  улучшению  работы  администрации194.  Да¬
рованные  королем  Людовиком  X  Сварливым  хартии,  закрепившие  местные
привилегии  и  тем  самым  помешавшие  объединению  региональных  требова¬
ний  в  единую  программу  наподобие  английской  Великой  хартии  вольностей,
нанесли  поражение  главной  цели  движения.  Стремление  Провинциальных
лиг  остановить  процесс  формирования  королевской  администрации  не  было
реализовано,  более  того,  сам  институт  королевской  службы  получил  новые
правовые  гарантии.  В  дальнейшем  королевские  служители  и,  в  целом,  инсти¬
туты  власти  короля  останутся  центральным  объектом  всех  общественных
движений  за  реформы,  однако  их  программы  и  цели  будут  меняться,  отражая
процесс  становления  бюрократического  поля  власти.
 На  первый  взгляд,  негативная  реакция  в  обществе  оставалась  неизмен¬
ной:  королевские  служители  объявлялись  главными  виновниками  всех  бед
в  королевстве,  но  с  этих  пор  речь  шла  о  контроле  общества  над  властными
органами  и  королевскими  служителями.  Политический  кризис  1356-1358  гг.
наглядно  доказал  возросшее  влияние  институтов  королевской  власти,  за  кон¬
троль  над  которыми  и  боролись  на  Штатах  различные  группировки.  Наряду  с
акциями  политически  ангажированной  наваррской  партии  во  главе  с  Робером
Ле  Коком  вновь  прозвучала  идея  об  ограничении  монархии  со  стороны  обще¬
ства,  сформулированная  на  этот  раз  университетскими  интеллектуалами19:>.
Осуждая  злоупотребления  чиновников,  реформаторы  апеллируют  к  более  вы¬
сокому,  чем  это  выглядело  в  движении  Провинциальных  лиг,  идеалу  должно¬
стного  лица.  И  на  этот  раз  результатом  кризиса  явилось  этапное  оформление
правовых  гарантий  королевской  службы.
 192 	Эта  тема  подробно  исследована  П.  Урлиаком.  См.:  Ourliac  P.  Troubadours  et  juristes  11
Cahiers  de  civilisation  médiévale.  1965.  Vol.  8,  N  1-2.  P.  159-177.
 193Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  41.  Ж.  Ле  Гофф  не  согласен  с
общепринятой  позицией,  считая  это  движение  не  сеньориальной  реакцией  или  бунтом  в  духе
анахронизма,  а  попыткой  установить  контролируемую  знатью  монархию  на  английский  ма¬
нер.  См.:  Le  Goff  J.  La  longue  durée  de  l’État.  P.  150-151.  Тем  не  менее  исследование  текстов
дарованных  королем  хартий  не  оставляет  сомнений  в  однозначно  отрицательной  реакции  на
рост  королевской  администрации.
 194 	Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  184.  В  частности,  об¬
винения  касались  превращения  прево  в  пожизненных  чиновников,  регулярно  получающих  в
откуп  свои  должности  (Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  Rouen,  1945.  P.  3).
 195 	Этот  аспект  восстания  исследовал  Ж.  Кринен.  См:  Krynen  J.  Aristotélisme  et  réforme  de
l’État...  P.  226-227.
 116

В  том  же  русле  выступали  и  депутаты  на  Штатах  1413  г.,  и  в  том  же  духе
был  составлен  «кабошьенский  ордонанс»:  хотя  вновь  все  беды  в  королевстве
приписывались  нерадивости,  злоупотреблениям  и  грехам  чиновников,  общий
настрой  реформаторов  диктовался  апелляцией  к  принципам  службы,  зало¬
женным  «мармузетами»  в  1388-1392  гг.196
 Скомпрометированное  крайностями  восставших,  само  слово  reformatio
исчезает  из  политического  лексикона,  однако  в  конце  исследуемого  периода
на  собрании  Штатов  в  Туре  в  1484  г.  в  речах  депутатов  на  новом  витке  раз¬
вития  прозвучали  те  же  общественные  чаяния  -  контролируемая  обществом
администрация,  наказание  злоупотреблений  и  поддержание  высокого  идеала
службы197.
 Суть  выдвигавшихся  реформ  для  каждой  из  бюрократических  сфер  бу¬
дет  предметом  исследования  в  соответствующих  разделах;  здесь  же  сто¬
ит  подробнее  остановиться  лишь  на  одном  аспекте  общественного  мнения
об  оформлении  ведомств  и  служб  короны  Франции  и  его  последствии  -  на
«замораживании»  в  середине  XIV  в.  численности  штатов  должностей.  Хотя
численность  королевских  служителей  была  объектом  постоянного  контроля
верховной  власти,  она  под  нажимом  общественной  критики  превращается  в
XIV-XV  вв.  в  общее  место,  в  топос  общественного  неприятия  институтов
королевской  власти198.
 Ответом  именно  на  эту  устойчивую  претензию  были  регулярные  указы
о  сокращении  чиновников.  Эхом  Штатов  1356-1358  гг.  стал  соответствую¬
щий  ордонанс  1360  г.:  количество  королевских  чиновников  было  снижено
до  минимальных  размеров  за  весь  исследуемый  период199.  «Замораживание»
штатов  благотворно  сказалось  на  институционализации  королевской  службы
в  XIV-XV  вв.,  но  реальные  потребности  управления  и  «жажда  чинов»  про¬
воцировали  рост  числа  должностей.  Критика  разбухающего  аппарата  актив¬
но  использовалась  в  качестве  популистского  приема  в  политической  борьбе.
Наиболее  последовательно  к  нему  прибегали  бургиньоны  в  борьбе  сначала
с  герцогом  Орлеанским,  а  затем  и  с  арманьяками,  что  обеспечило  им,  среди
прочего,  устойчивые  симпатии  французов.  Так,  вслед  за  убийством  Людо¬
вика  Орлеанского  23  ноября  1407  г.  сменившееся  окружение  короля  Карла
VI  вырабатывает  новый  ордонанс  о  реформе  (от  7  января  1408  г.),  который
предусматривает  резкое  сокращение.  Вступление  войск  герцога  Бургундского
в  Париж  в  мае  1418  г.,  наряду  с  физической  расправой  над  противниками
 196 	Реформаторский  дух  вновь  поддержали  университетские  интеллектуалы.  См.:  Ува¬
ров  П.Ю.  Парижский  университет  и  городские  восстания  (к  вопросу  об  идеологических  функ¬
циях  средневековых  университетов)  //  Проблемы  идеологии  и  культуры  в  раннеклассовых
формациях.  Межвуз.  сб.  науч.  тр.  М.,  1986.  С.  70-73;  Krynen  J.  L’Empire  du  roi.  P.  432-436.
 197 	См.  подробнее:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  192-232;  Kry¬
nen  J.  L’Empire  du  roi.  P.  438-455.
 198 	По  подсчетам  P.  Телье,  на  протяжении  XIV  столетия  преобладающей  темой  королев¬
ских  ордонансов  являлась  именно  численность  королевских  служителей:  ей  было  посвящено
за  сто  лет  37  ордонансов.  См.:  Telliez  R.  Op.  cit.  P.  76.
 199 	Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  364-365.  Об  устойчивости  этого  топоса  об¬
щественного  восприятия  накануне  ордонанса  1360  г.  свидетельствует  «Плач  о  битве  при  Пу¬
атье»  1356  г.,  где  автор  приписывает  причину  поражения  обилию  чиновников,  оплакивая  эти
«тысячи»,  хотя,  на  деле,  их  не  было  и  сотен  (Complainte  sur  la  bataille  de  Poitiers  /  Éd.  Ch.  de
Beaurepaire  //  BEC.  1851.  T.  2.  P.  257-263).
 117

и  бегством  уцелевших,  сопровождалось  и  ритуальным  сокращением  числен¬
ности  должностей,  обещанным  парижанам  бургиньонами200.
 Требование  сократить  число  должностей  становится  общим  местом  и  в
политических  трактатах.  В  наставлении  Карлу  VI,  написанном  Филиппом  де
Мезьером,  постоянно  напоминается  о  необходимости  привести  «неразумно
бесчисленное»  число  чиновников  к  «законному»  штату;  в  период  королевс¬
кой  схизмы  дается  совет  королю  иметь  «как  можно  меньше  чиновников»;  о
необходимости  сократить  слишком  большое  число  служителей  короля  гово¬
рится  и  в  анонимном  трактате  «Совет  Изабо  Баварской»,  и  в  трактате  1433  г.;
совет  положить  предел  увеличению  количества  чиновников  дает  новому  кан¬
цлеру  Гийому  Жувеналю  его  брат  Жан  в  1445  г.;  наконец,  это  же  требование
вошло  в  наказ  королю  от  депутатов  Генеральных  Штатов  1484  г.  -  «сократить
слишком  большое  число  чиновников  и  служителей»201.
 Исследователи  давно  обратили  внимание  на  то,  что  требование  «преоб¬
разования»  (reformatio)  сводилось,  по  существу,  исключительно  к  сокраще¬
нию  корпуса  чиновников.  Как  уменьшившееся  их  количество  стало  бы  луч¬
ше  работать,  остается  загадкой202.  Между  тем,  их  сокращение  вытекает,  на
мой  взгляд,  из  самой  сути  понятия  reformatio,  означавшего  в  ту  эпоху  очи¬
щение  от  незаконных  новшеств  и  возврат  к  «золотому  веку».  Как  следствие,
количество  служителей  также  должно  было  вернуться  к  прежней  цифре.
О  символическом  значении  этого  прошлого  свидетельствует  и  постепенное
изменение  «референтной  эпохи»:  время  правления  Людовика  Святого  усту¬
пает  место  к  концу  XV  в.  эпохе  Карла  VII203.
 Освященная  временем  численность  королевских  служителей  предстает
не  просто  основой  стабильности  власти,  но  гарантией  от  ее  сползания  в  тира¬
нию.  Одновременно  с  появлением  «фундаментальных  законов»  королевства
во  второй  половине  XIV  в.  штаты  ведомств  воспринимаются  как  автоном¬
ные  от  воли  монарха  элементы  власти.  В  этом  вопросе  общественное  мнение
совпадало  с  интересами  самих  чиновников,  заинтересованных  в  сохранении
своего  статуса.  Не  случайно  в  трактате,  написанном  в  правление  Людовика
XI,  когда  начался  новый  виток  роста  числа  должностей,  говорится:  «король
не  может  согласно  разуму  существенно  увеличивать  ординарно  установлен¬
ное  и  столь  долго  сохраняемое  его  предками  число  ...  и  очень  опасно  менять
эти  ордонансы»204.
 200 	ORF.  IX.  281-289;  о  сокращении  численности  Парламента  см.:  Цатурова  С.К.  Офице¬
ры  власти.  С.  86-88.
 201 	«...  tes  officiers,  qui  sont  sans  nombre  et  sans  raison,  fussent  ramenez  a  nombre  competant»
(Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  R  356);  «Prenez  (le)  moins  d’officiers  que  faire  se  pourra»  (Débats  et
appointement.  P.  78);  «diminucion  des  officiers  qui  sont  en  trop  grant  nombre»;  «retrancher  la  multi¬
tude  de  ses  officiers»  (Advis.  P.  138.  N  15;  18.  N  140;  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  527,  547);
«et  aussi  recinder  la  multitude  des  officiers  et  serviteurs»  {Masselin  J.  Journal.  P.  678).
 202 	Характерно,  что  и  Б.  Гене,  и  Ф.  Отран  пишут  об  этом  топосе  общественного  мнения  с
неизменной  иронией,  если  не  уничижительно.
 203 	О  «золотом  веке»  Людовика  Святого  еще  упоминается  в  «Совете  Изабо  Баварской»
(Advis.  Р.  139.  N  15),  но  на  Генеральных  Штатах  1484  г.  в  Туре  идеалом  выступает  Карл  VII
{Masselin  J.  Journal.  P.  551).
 204 	«ne  peut  raisonnablement  augmenter  notablement  le  nombre  ordinairement  institué  et  par  si
long  temps  conservé  par  ses  predecesseurs...  c’est  chose  très  perilleuse  muer  les  dites  ordenances»
{Contamine  Ph.  «An  officiarii  regis  sint  multiplicandi».  P.  26).
 118

Вторым  идейным  основанием  для  требований  сократить  и  не  увеличивать
корпус  королевских  служителей  становится  объем  доходов  от  домена,  на  ко¬
торые  король  обязывался  содержать  свой  чиновный  аппарат.  Поскольку  фун¬
даментальная  идея  политической  мысли  во  Франции  XIV-XV  вв.  требовала,
чтобы  король  «жил  на  свое»,  т.е.  оплачивал  свои  личные  расходы  из  поступ¬
лений  от  домена205,  то  изначальное  число  чиновников  предстает  как  адекват¬
ное  размерам  доходов  короля  и,  следовательно,  его  увеличение  провоцирует
либо  разорение  казны,  либо  неправильное  использование  средств,  либо  неза¬
конное  увеличение  налогового  гнета.
 Так,  в  трактате  Филиппа  де  Мезьера  вопрос  о  численности  королевских
служителей  напрямую  увязывается  с  размерами  домена  и  доходами  с  него.
Автор  рекомендует  Карлу  VI,  чтобы  «советники  и  чиновники  были  бы  при¬
ведены  к  некоему  числу,  согласно  поступлениям  от  твоего  королевского  до¬
мена».  А  в  другом  месте  он  напоминает,  что  в  прежние  времена  предки  Кар¬
ла  VI  якобы  жили  только  на  доходы  с  домена,  на  эти  доходы  и  войны  вели,  и
казну  наполняли206.  Эта  же  тема  присутствует  и  в  «Совете  Изабо  Баварской»,
где  рекомендуется  сократить  слишком  большое  число  чиновников,  «ибо  чем
больше  служителей,  тем  больше  расходов  на  жалованье  и  дары,  что  сильно
уменьшает  финансы».  Нагрузка  на  казну  в  ситуации  войны,  по  мнению  ав¬
тора,  должна  быть  скорректирована,  поскольку  к  30-м  годам  XV  в.  треть  ко¬
ролевского  домена  находилась  в  руках  англичан  и  король  не  имел  права  уве¬
личивать  давление  на  урезанный  бюджет207.  Об  этом  же  писал  брату,  новому
канцлеру  Франции,  Жан  Жувеналь  дез  Юрсен:  «увеличение  (multiplications)
служб...  есть  обжорство,  насмешка  и  непомерная  ноша,  каковую  домен  не
способен  вынести»208.
 Привязка  численности  королевских  служителей  к  размеру  домена  была
удачно  использована  автором  анонимного  трактата,  написанного  для  Лю¬
довика  XI  с  целью  оправдать  разрастание  штата  Палаты  счетов.  Поскольку
освященная  традицией  численность  королевских  служителей  была  некогда
установлена  для  меньшего  по  размеру  домена,  то  его  расширение  ко  второй
половине  XV  в.  естественным  образом  оправдывает  и  увеличение  аппарата,
в  особенности  в  ведомствах,  управляющих  доменом  (Палата  счетов,  Казна¬
чейство  и  другие)209.  Расходы  казны  росли  не  только  от  жалованья  чиновни¬
 20- 	Эта  тема  удостоилась  недавно  всестороннего  специального  исследования.  См.:  Scor-
dia  L.  «Le  roi  doit  vivre  du  sien».  La  théorie  de  l’impôt  en  France  (XIIP-XV5  siècles).  P.,  2005.
 206  «que  tes  diz  conseilliers  et  officiers  soient  ramenez  a  certain  nombre,  selon  les  entrees  de  ton
royal  demayne»;  «il  te  doit  souvenir  de  tes  vaillans  predecesseurs,  roys  du  royaume  de  Gaule,  qui  du
demaine  royal  tant  seulement  vivoient,  faisoient  leur  guerre  et  avoient  grans  trésors»  (Mézières  Ph.
de.  Songe.  T.  2.  P.  328,  357).
 20'  «on  devroit  adviser  sur  la  diminucion  des  officiers  qui  sont  en  trop  grant  nombre...;  et  de
tant  que  il  y  a  plus  d’officiers  tant  y  a  plus  grande  despense  de  gaiges  et  de  dons...  qui  diminuent  les
finances  grandement;  et  doit  on  considérer  le  temps  de  la  guerre  de  present,  qui  n’est  mie  pareil  au
temps  de  paix  et  de  tranquillité,  et  aussi  que  le  roy  ne  joit  mie  du  proufit  du  tiers  de  son  royaume,  et
pour  ce,  ne  doit  mie  tant  despendre  et  tant  avoir  d’officiers»  (Advis.  P.  138  N  15).
 208 	Juvénal  des  Ursins  J.  Ecrits.  T.  1.  P.  527.
 209 	Item,  qui  considéré  parfaictement  les  grans  possessions  et  demaine  du  roy  qui  sont  moult
grande  que  par  aventure  elle  n’estoient  au  temps  que  le  nombre  ordinaire  des  officiers  de  la  dicte
chambre  fut  institué,  il  semble  que  a  bien  gouverner  sont  requiz  moult  plus  d’officiers  que  ancienne¬
ment»  (Contamine  Ph.  «An  officiarii  régis  sint  multiplicandi».  P.  24).
 119

ков,  но  и  из-за  их  пенсионов.  Характерно,  что  на  Штатах  1484  г.  именно  пен¬
сионы  чиновникам  становятся  одним  из  четырех  главных  пунктов  претензий
депутатов  к  короне.  В  жалобах  депутатов  называется  число  пенсионеров:
900  человек  -  и  выражено  требование  сократить  этот  список210.
 Общие  требования  конкретизируются  в  критике  численности  отдельных
ведомств  и  служб.  Здесь  мы  сталкиваемся  с  неожиданной,  внешне  нелогич¬
ной  и  потому  весьма  знаменательной  особенностью  этой  критики.  Негатив¬
ная  реакция  была,  в  некотором  роде,  обратно  пропорциональна  реальному
числу  чиновников.  В  самом  деле,  логично  предположить,  что  наибольшее  не¬
довольство  будет  вызывать  численность  верховного  суда  -  Парламента,  ко¬
торая  намного,  в  десятки  раз,  превосходила  другие  ведомства.  Тем  не  менее
именно  величина  Парламента,  за  одним  исключением,  никогда  не  ставилась
под  сомнение.  Парламент  обвиняют  в  иных  прегрешениях  -  в  медлительнос¬
ти  и  дороговизне  суда,  в  его  пристрастности,  но  состав  в  сто  человек  не  оспа¬
ривается  ни  в  политических  трактатах,  ни  в  претензиях  депутатов  Штатов211.
Так,  в  знаменитой  речи  канцлера  Парижского  университета  Жана  Жерсона
перед  королем  и  его  двором  в  1405  г.  (Vivat  rex!),  где  была  начертана  широкая
программа  реформ  управления,  есть  требование  не  расширять  аппарат  судей¬
ских,  но  оно  не  распространяется  на  верховный  суд,  который  тут  же  призыва¬
ется  почитать  и  охранять212.
 Лишь  в  одном  политическом  трактате  состав  Парламента  в  сто  человек
был  поставлен  под  сомнение.  Это  позволил  себе  Филипп  де  Мезьер  в  об¬
ширном  наставлении  государю.  Признавая  позитивную  роль  Парламента  как
хранителя  королевских  прав  и  вершителя  правосудия,  видя  разницу  между
верховным  судом  и  иными  судейскими,  он  находит  и  здесь  «резервы  для  со¬
вершенства».  Мезьер  предлагает  всего  две  меры  для  усовершенствования  ра¬
боты  верховного  суда:  сокращение  сроков  рассмотрения  апелляций  20  днями
и  снижение  численности  Парламента.  Уже  сама  глава,  посвященная  Парла¬
менту,  имеет  красноречивое  название  «Об  избыточной  численности  людей  в
Парламенте  и  об  ущербе  королю  и  общему  благу  королевства».  Считая  коли¬
чество  в  80-100  человек  избыточным,  автор  опирается  не  только  на  тради¬
ционный  посыл  -  ограниченность  королевских  доходов,  но  и  на  аргументы
из  области  морально-этической,  а  также  на  трудно  идентифицируемые  исто¬
рические  прецеденты.  Так,  по  его  мнению,  в  пору  расцвета  Греции,  ей  хва¬
тало  всего  семи  мудрецов;  Иисус  Христос  «для  совета  и  управления  всем
миром»  имел  всего  двенадцать  апостолов  и  72  ученика;  наконец,  Октавиан,
император  Рима,  «правивший  всеми  четырьмя  частями  света»,  имел  всего  сто
сенаторов.  Но  сто  судей  Парламента  -  явно  избыточны  для  «бедной,  разру¬
 210 	В  ответе  канцлера  на  этот  пункт  жалоб  было  сказано,  что  депутатам  представят  спи¬
сок  получателей  пенсионов,  однако  без  указания  размеров  выплачиваемых  пенсий  {Masselin  J.
Journal.  P.  339-349).
 211 	Об  этой  «обратной  иерархии»  общественной  критики  в  целом  см.:  Цатурова  С.К.  Офи¬
церы  власти.  С.  50-52.
 212 	Иллюстрируя  пагубность  для  общества  приумножения  числа  судейских,  Жерсон  при¬
водит  такую  историю.  Добрая  женщина  в  Орлеане,  центре  изучения  гражданского  права  во
Франции,  увидев  толпу  студентов,  поинтересовалась,  что  они  изучают.  Услышав  в  ответ,  что
они  учатся  на  судей,  адвокатов  и  прокуроров,  она  сокрушенно  заметила,  что  в  ее  области  всего
один  прокурор,  и  вся  эта  область  почти  целиком  разорена.  Что  же  последует  от  такого  множе¬
ства  прокуроров?  {Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1174-1175).
 120

шенной  войной»  Франции,  которую  трудно  сопоставить  по  размеру  со  «всем
миром»213.
 Та  же  сдержанность  критики  наблюдается  в  отношении  Палаты  счетов.
И  это  особенно  важно  на  фоне  устойчиво  негативной  оценки  финансовых
ведомств,  которая  возрастала  по  мере  усиления  налогового  гнета.  Лишь  од¬
нажды,  в  период  политического  кризиса  1356-1358  гг.  к  данному  учрежде¬
нию  были  обращены  подобные  претензии.  В  Великом  мартовском  ордонансе
1357  г.  по  поводу  его  чиновников  сказано:  «чем  их  больше,  тем  меньше  они
делают»,  так  что  непроверенные  счета  только  скапливаются214.  Избыточность
состава  Палаты  счетов  возникает  в  политических  трактатах  только  один  раз  -
все  у  того  же  Филиппа  де  Мезьера.  Так  же  как  и  в  случае  с  Парламентом,  он
расценивает  число  «сеньоров  Палаты  счетов»  как  чрезмерное  и  неадекват¬
ное  размерам  Французского  королевства,  которое  можно  было  бы  оправдать,
только  присоединив  к  нему  «всю  Германию  и  Империю»215.  Косвенно  чис¬
ленность  Палаты  счетов  упоминается  в  наставлении  Жувеналя  своему  брату,
избранному  канцлером  в  1445  г.  и  в  этом  качестве  являющемуся  главой  коро¬
левской  администрации.  Жувеналь  напоминает  ему,  что  по  традиции  в  Пала¬
те  счетов  должно  быть  восемь  мэтров  (поровну  клириков  и  мирян),  осуждая
незаконное  увеличение  числа  мирян,  так  что  «ныне  среди  сеньоров  (счетов)
всего  один  человек  церкви,  да  и  тот  едва  ли  не  больший  мирянин»  по  образу
жизни216.
 Финансовые  ведомства  подвергались  наибольшей  общественной  критике.
Увеличение  числа  служителей  Казначейства,  Монетной  и  Налоговой  палат
и  вообще  финансистов  воспринималось  как  неоправданная  дополнительная
ноша  на  подданных  -  налогоплательщиков.  Их  жалованье  и  личное  обогаще¬
ние  выглядели  в  глазах  общества  как  прямой  грабеж  казны217.  Относительно
небольшая  численность  ординарных  служителей  финансовых  ведомств  соче¬
талась  с  растущим  числом  экстраординарных  служб,  что  фактически  приво¬
дило  к  увеличению  реального  количества  чиновников218.
 213 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  503-504.  См.  подробнее:  Ktynen  J.  Un  exemple  de  critique
médiéval  des  juristes  professionnels.  P.  87-111.
 214 	ORF.  III.  131.  Любопытно,  что  спустя  сто  с  лишним  лет  этому  же  явлению  -  увели¬
чению  численности  служителей  Палаты  счетов  -  придается  диаметрально  противоположный
эффект:  якобы  оно  подстегивает  рвение  чиновников.  Правда,  в  данном  случае,  по-видимому,
речь  идет  о  конкуренции  ординарных  и  экстраординарных  чиновников  («ceulx  qui  у  sont  or¬
dinairement  en  doubtassent  plus  a  mesprendre  ou  faire  faulte  et  estre  negligens  en  leur  office  excer-
cer»)  (Contamine  Ph.  «An  officiarii  régis  sint  multiplicandi».  P.  25).
 21- 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  460.  В  отличие  от  Парламента  Палату  счетов  автор  не
удостаивает  отдельной  главы,  помещая  ее  в  главу,  описывающую  в  целом  судейских,  адвока¬
тов,  прокуроров,  сборщиков  и  казначеев.  (Кн.  2,  Гл.  88).
 216 	Любопытно,  что  и  здесь  Жувеналь  намекает  на  преимущество  монопольной  компетен¬
ции  Парламента,  вспоминая  с  трудом  идентифицируемое  время,  когда  для  работы  в  Палате
счетов  привлекали  часть  «старейших  сеньоров  Парламента»  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.
P.  519).
 217 	О  финансистах  как  первых  жертвах  всех  чисток  и  сокращений  см.:  AutrandFr.  Le  temps
des  professionnels.  P.  377.
 218 	Б.  Гене  указал  на  первопричину  увеличения  числа  служителей  финансовых  ведомств:
при  всей  их  компетентности,  исполняемая  ими  служба  не  требовала  такого  долгого  и  сложного
образования,  как  судебные  функции,  и  потому  «рынок  предложения»  здесь  был  практически
неограничен  (Guenée  В.  Tribunaux  et  gens  de  justice...  P.  165).
 121

Если  Филипп  де  Мезьер  описывал  финансовых  чиновников  как  однозначное
общественное  зло,  разоряющее  казну  и  подданных  королевства219,  то  у  других
авторов  можно  найти  и  нюансы.  Исходя  из  «законной  численности»  Казначейс¬
тва,  Жувеналь  осуждает  увеличение  его  штата:  где  «по  старым  ордонансам  дол¬
жен  быть  один  казначей,  ныне  четыре  и  более».  То  же  незаконное  и  неоправ¬
данное  увеличение  происходило,  по  мнению  Жувеналя,  в  Монетной  палате,  где
рост  числа  ординарных  и  экстраординарных  чиновников  приводит  лишь  к  при¬
умножению  ошибок  и  ущербов220.  А  на  собрании  Штатов  1484  г.  в  Туре  было
предписано  в  итоговом  документе,  чтобы  отныне  в  ведомстве  казны  находились
только  ординарные  казначеи  и  сборщики,  а  экстраординарные  и  прочие  «комис¬
сары»  должны  быть  удалены221.
 Наконец,  еще  одно  ведомство,  контролирующее  доходы  от  королевского
домена,  служба  вод  и  лесов,  в  трактовке  Жувеналя  предстает  вообще  беспо¬
лезной  и  неоправданной  тяжестью  для  бюджета.  И  в  обращении  к  брату,  и
в  наставлениях  королю  этот  сведущий  и  опытный  функционер  предлагает
ее  упразднить,  а  функции  передать  в  ведение  бальи,  «ибо  хороший  бальи  в
своем  бальяже  все  сделает  лучше».  Абсолютно  излишней  Жувеналь  счита¬
ет  и  службу  главного  хранителя  лесов  (grant  maistre  des  forest),  входящую  в
структуру  Дома  короля,  и  предлагает  ее  функции  передать  в  ведение  Парла¬
мента222.  В  этой  критике  численности  королевских  служб,  исходящей  от  про¬
фессионала,  проявляется  конкуренция  двух  структур,  Дома  и  Дворца,  как  и
стремление  служителей  Дворца  перевесить  чашу  весов  в  свою  пользу.
 В  известной  мере,  высокий  статус  Парламента  распространялся  в  ис¬
следуемый  период  и  на  Палату  прошений  Дома  короля,  которая,  дублируя
функции  аналогичной  Палаты  Дворца,  ассоциировалась  с  Парламентом.
Единственная  претензия  к  ее  численности  была  высказана  на  собрании  Ге¬
неральных  штатов  в  октябре  1356  г.,  где  было  предложено  «сократить  ее  до
шести  человек  (четыре  клирика  и  два  мирянина),  каковой  она  была  во  вре¬
мена  Филиппа  Красивого»223.  Правда,  само  существование  двух  сходных  по
компетенции  Палат  прошений  вызывало  недовольство  парламентариев,  стре¬
мившихся  к  монополии,  и  они  воспользовались  королевской  схизмой  1418—
1436  гг.  Ввиду  узости  круга  лиц,  на  первых  порах  окружавших  дофина  Кар¬
ла,  в  «Буржском  королевстве»  была  упразднена  Палата  прошений  Дома,  а  ее
компетенция  передана  Парламенту  в  Пуатье.  Об  этом  «удачном»  опыте  коро¬
лю  решил  напомнить  Жан  Жувеналь  в  1452  г.,  представив  Палату  прошений
Дома  в  качестве  резерва  для  сокращения  числа  королевских  служителей224.
 219 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  457-459.
 220 	По  мнению  Жувеналя,  в  этой  палате  вполне  хватило  бы  двух  человек,  «там,  где  ныне  не
справляются  5-6»  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  529;  T.  2.  P.  342).
 221 	В  разделе  о  правосудии  итогового  документа  Штатов  1484  г.  также  говорилось  о  со¬
кращении  численности  финансовых  и  налоговых  чиновников  до  их  штата  в  эпоху  Карла  VII
{Masselin  J.  Journal.  P.  676,  694).
 222 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  545;  T.  2.  P.  342.
 223 	«en  la  forme  et  manière  que  les  requestes  avoient  en  temps  du  roy  Philippe  le  Bel»  (Journal
des  États  Généraux  de  1356...  P.  442).
 224 	Он  предлагал,  по  примеру  Пуатье,  назначать  шесть  человек  из  Парламента,  кто  и  будет
разбирать  прошения  на  имя  короля.  Этот  трактат  написан  был  накануне  готовившегося  ордо¬
нанса  о  реформе  суда  (Монтиль-ле-Тур,  1454  г.),  который  вновь  восстановил  две  параллельные
палаты  Прошений.  См.:  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  328.
 122

Его  идеи,  однако,  вписываются  в  общий  контекст  общественной  критики
чрезмерного  роста  числа  служителей  королевского  Дома.  Начиная  с  заседа¬
ний  Штатов  1356  г.  эта  тема  не  уходила  из  круга  внимания  идеологов  и  кри¬
тиков  власти225.  Об  этом  писал  Филипп  де  Мезьер,  осуждая  обычай  кормить
за  королевским  столом  по  80-120  человек,  ритуалы  пышных  празднеств,  тре¬
бующие  чрезмерных  расходов,  наконец,  слишком  большое  число  камерариев
(chambellains)  при  персоне  монарха226.  Ссылаясь  на  ограниченность  доходов
с  домена  и  похвальные  заветы  предков,  начиная  с  Филиппа  VI  Валуа,  Мезьер
советует  Карлу  VI,  в  частности,  ограничиться  четырьмя  камерариями  и
четырьмя-шестью  камер-юнкерами  (variez  de  chambre).
 Чрезмерной  численностью  служителей  Дома  короля  возмущался  и  Жан
Жерсон:  в  речи  перед  королем  он  задает  вопрос,  зачем  ему  200  камерариев  и
столько  же  камер-юнкеров,  зачем  бесчисленные  секретари  и  другие  служите¬
ли227?  К  сокращению  численности  служителей  Дома  призывал  короля  позд¬
нее  и  автор  «Совета  Изабо  Баварской»,  ссылаясь  не  только  на  необходимость
высвободить  средства  для  ведения  войны,  но  и  на  «добрые  времена  Людовика
Святого»  и  других  королей,  когда,  в  частности,  в  Доме  королевы  не  было  от¬
дельных  служителей,  а  сами  коронные  службы  ограничивались  якобы  одним
канцлером,  одним  главным  гофмейстером,  тремя-четырьмя  гофмейстерами,
сменяющими  друг  друга  ежемесячно,  и  одним  кравчим  (шталмейстером)228.
Ограничить  численность  служб  Дома  короля  предлагала  и  комиссия  по  во¬
просу  финансов  из  числа  депутатов  на  Штатах  1484  г.229  Робер  де  Бальзак
в  трактате  конца  XV  в.,  как  и  за  100  лет  до  него,  призывает  к  этому  короля,
«ибо  это  пустая  трата»230.  В  этой  заключительной  проговорке  «старого  воя¬
ки»  содержится  отсылка  к  первопричине  устойчивой  претензии  к  чрезмерно
большому  корпусу  служителей  Дома  короля.
 В  повторяющихся  требованиях  сократить  эту  численность  чувствуется
напряжение  между  двумя  конкурирующими  структурами  власти.  Параллель¬
ное  развитие  служб  Дома  и  Дворца,  между  которыми  существовали  весьма
сложные  перекрещивания  компетенций,  привело  к  тому,  что  традиционные
сеньориальные  службы  Дома  короля  начинают  восприниматься  как  избыточ¬
ные  на  фоне  носителей  публичных  функций  верховной  власти,  явно  проиг¬
рывая  им  в  общественном  статусе.
 2Ь  «Que  il  pleust  et  plaise  à  monseigneur  le  duc  de  faire  restraindre  son  hostel  par  toutes  les
bonnes  et  honnestes  voyes  et  manières  que  on  pourroit»  (Journal  des  Etats  Généraux  de  1356...
P.  443).
 226 	«tes  personnes  des  officiers  de  noble  court  royalle  soient  en  tantes  extremitez»;  «Il  advien¬
dra  souvent  que  en  ta  sale  royalle...  se  trouveront  à  table  quatre  vings  ou  cent  ou  VIIxx  personnes»
(.Mézières  Ph.  De.  Songe.  T.  2.  P.  224-225;  230).
 227 	«Qu’est  ce  que  le  roy  ait  deux  cens  chambellans  et  autant  de  variez  de  chambre,  de  secretaire
sans  nombre  et  ainsi  des  aultrez»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1174).
 228 	«Item  que  le  roy  saint  Loys  et  les  autres  roys  anciennement  avec  les  roynes  ne  faisoient  que
une  maison  et  une  despense,  et  n’y  avoit  que  un  chancelier,  un  grant  maistre  d’ostel  et  troys  ou  quatre
autres  qui  servoient  par  mois,  et  un  escuier  d’escurie»  (Advis.  P.  139-140).
 229 	Masselin  J.  Journal.  P.  363-367.
 230 	«Ordonner  du  fait  de  la  despense  et  entretennement  de  sa  maison  et  qu’il  n’y  ait  pas  grand
multitude  d’officiers  en  sa  maison  car  c’est  une  despence  perdue»  (Balsac  R.  de.  Traité.  P.  216.
N  13).
 123

Наконец,  главным  объектом  претензий  общества  в  плане  численности  вы¬
ступают  королевские  сержанты  -  помощники  бальи  и  сенешалей.  Требование
сократить  количество  сержантов  является  лейтмотивом  всех  протестных  вы¬
ступлений,  всех  программ  реформ.  Они  единственные  из  корпуса  королевс¬
ких  чиновников  на  местах,  кто  вызывал  самый  устойчивый  протест  и  боль¬
шинство  жалоб231.  Начиная  с  движения  Провинциальных  лиг  1314-1315  гг.
во  всех  программах  реформ  звучала  жалоба  на  излишнюю  численность  сер¬
жантов  и  требование  их  сократить232.  В  виде  ответной  уступки  это  намерение
неоднократно  выражалось  в  королевских  ордонансах233.  При  этом  бросает¬
ся  в  глаза,  что  во  всех  ордонансах,  где  предписывается  привести  количест¬
во  сержантов  к  освященному  традицией  «древнему  числу»,  само  это  число
нигде  не  упоминается234.
 Это  обстоятельство  представляется  мне  далеко  не  случайным.  Еще
Б.  Гене,  исследуя  королевские  службы  в  бальяже  Санлиса,  обратил  внимание
на  частоту  жалоб  на  засилье  сержантов  и  на  их  мизерную  численность.  Так,
в  бальяже  Санлиса  насчитывалось  всего  25  конных  сержантов  и  еще  шестеро
в  шателлении  Компьеня,  т.е.  их  явно  было  недостаточно.  По  мнению  автора,
чрезмерная  численность  сержантов  -  это  миф,  как  и,  в  целом,  «непомерное»
увеличение  числа  королевских  служителей,  а  жалобы  на  это  -  всего  лишь
ораторский  прием  в  диалоге  с  властью235.
 Итак,  реакция  на  складывающуюся  структуру  королевских  служб  про¬
шла  два  этапа.  В  обществе  не  сразу  заметили  и  поначалу  восприняли  явление
чиновников  враждебно.  Под  нажимом  общественной  критики  в  сочетании  с
неблагоприятными  обстоятельствами  численность  королевских  служителей
«замораживается»  примерно  на  столетие.  На  этом  втором  этапе  происходит
детализация  критики  отдельных  ведомств,  осмысление  их  общественной
пользы.
 На  место  однозначно  негативной  реакции  приходит  конструктивная  кри¬
тика,  преследующая  цель  улучшить  работу  аппарата  и  снизить  одновременно
нагрузку  на  казну.  Историческая  память  в  форме  освященной  традицией  чис¬
ленности  служб  и  реальные  размеры  домена  являлись  двумя  архаичными  по
 231 	AutrandFr.  Offices  et  officiers...  P.  285.  Как  справедливо  отметил  P.  Телье,  ни  бальи,  ни
сенешали,  ни  их  лейтенанты  не  подвергались  серьезной  критике  в  XIV  в.  или,  во  всяком  слу¬
чае,  сомнениям  в  их  необходимости.  См.:  Telliez  R.  Op.  cit.  P.  96.
 232 	«il  i  a  si  grant  nombre  de  serjans  que  tout  li  pais  en  sont  gasté,  mangié,  et  exillié»  (хартия
бальяжу  Амьена  и  Вермандуа)  (Artonne  A.  Op.  cit.  P.  201);  ордонанс  28  декабря  1355  г.  (ORF.
III.  31);  Великий  мартовский  ордонанс  3  марта  1357  г.  (ORF.  III.  137);  кабошьенский  ордонанс
1413  г.  (Ordonnance  cabochienne.  P.  117-118).
 233 	Предписание  сократить  число  сержантов  присутствует,  помимо  выше  упомянутых,  в
ордонансах  1303,  1346,  1347,  1360,  1363,  1396  и  1408  гг.  См.:  Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...
P.  326.
 234 	Единственные  данные,  которые  мне  удалось  найти,  это  свидетельство,  что  в  1327  г.  во
Франции  было  около  7  тыс.  королевских  сержантов  (Collart  Fr.  Op.  cit.  P.  156).  A  в  ордонансе
от  октября  1351  г.  сокращение  сержантов  определено  так:  где  сейчас  20,  должно  стать  4  (ORF.
 III. 	458);  в  ордонансах  есть  отрывочные  данные  об  отдельных  службах  сержантов:  у  прево
Лаона  -  17  сержантов  (указ  от  17  января  1372  г.),  а  у  бальи  Турнэ  и  Турнэзи  -  шесть  сержантов
и  один  прокурор  (указ  от  20  июня  1383  г.)  (ORF.  V.  449;  VII.  21).
 235 	Guenée  В.  Tribunaux  et  gens  de  justice...  P.  164.  Так,  на  Генеральных  штатах  1484  г.  вновь
слышна  была  критика  излишней  численности  сержантов  -  якобы  по  100  и  200  там,  где  должно
быть  20  и  30,  но  на  деле  сержантов  элементарно  не  хватало  {Masselin  J.  Journal.  P.  691).
 124

природе  ориентирами  проектов  сокращения.  Фиксация  штатов  сказалась  на
практике  службы:  от  чиновников  требовалась  более  сложная  и  эффективная
работа,  что  стимулировало  профессионализацию  королевской  администра¬
ции.  «Перевернутая  вертикаль»  общественной  критики  отражала  сложность
принятия  растущего  аппарата  власти  короля  Франции.  Наибольшее  недоволь¬
ство  вызывает  тот  королевский  служитель,  который  ближе  всего  к  людям  и  их
повседневной  жизни.  Именно  он  олицетворяет  королевскую  власть,  и  именно
его  недостатки,  просчеты  и  злоупотребления  являются  самой  удобной  мише¬
нью  для  критики.  В  то  же  время,  верховные  ведомства,  находящиеся  в  Па¬
риже,  являлись  предметом  оценок  сравнительно  узкого  и  элитарного  круга
людей.  Они  были  защищены  от  огульной  критики  повышающимся  статусом
и  значимостью  для  общества  исполняемых  публичных  функций.  Наконец,
упорные  жалобы  на  непомерное  увеличение  массы  чиновников  являются  в
значительной  мере  топосом  и  риторическим  приемом,  напрямую  не  всегда
адекватным  реальному  количеству  служб,  зато  эффективным  в  давлении
общества  на  власть  с  целью  ее  контроля  и  ограничения.

Глава  2
 «СИМВОЛИЧЕСКИЙ  КАПИТАЛ»
ВЕРХОВНЫХ  ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ
КОРОНЫ  ФРАНЦИИ
 Становление  королевской  администрации  во  Франции  XIII-XV  вв.  опи¬
ралось  на  сферу  политической  символики  как  на  важнейшую  составную
часть  власти1.  Для  обозначения  сферы  политического  символизма  представ¬
ляется  наиболее  адекватным  использовать  термин  П.  Бурдьё  о  «символиче¬
ском  капитале»  власти,  хотя  и  в  несколько  переосмысленном  виде.  В  кон¬
цепции  П.  Бурдьё  он  определялся  как  область  признания  в  обществе  иных
капиталов,  т.е.  через  категорию  восприятия2.  Общественное  признание,  без¬
условно,  является  важным  показателем  статуса  ведомств,  однако  их  «симво¬
лический  капитал»  этим  не  исчерпывается.  В  него,  на  мой  взгляд,  органично
входят  формы  осмысления  и  описания  складывающегося  государственного
аппарата,  стратегии  внедрения  политических  идей  в  общественное  созна¬
ние  и,  в  целом,  символическая  легитимация  государства.  В  известной  мере,
эта  сторона  так  или  иначе  присутствует  во  всех  гранях  института  государс¬
твенной  службы,  однако  заслуживают  особого  внимания  два  аспекта  «сим¬
волического  капитала»  власти  королевских  должностных  лиц.  Прежде  всего,
это  трансформация  представлений  об  обязанностях  короля  под  воздействи¬
ем  усложняющихся  форм  управления  и  расширения  публичных  прерогатив.
Несмотря  на  то  что  «служба  короля»  является  одной  из  центральных  тем  в
истории  политических  идей  Средневековья,  в  контексте  формирования  ко¬
ролевской  администрации  она  редко  привлекала  внимание  исследователей3.
Но  есть  и  еще  один  аспект  темы,  который  целиком  выпал  из  поля  зрения
историков,  хотя  он  отражает  «символический»  статус  складывающихся  инс¬
 1 	Как  показал  Л.  Сфез,  власть  держится  не  на  насилии,  а  на  эффективном,  менее  дорогос¬
тоящем  и  одновременно  неисчерпаемом  ресурсе  -  на  политической  символике.  См.:  Sfez  L.
La  symbolique  politique.  P.,  1988.
 2«...  символический  капитал  есть  не  что  иное,  как  экономический  и  культурный  ка¬
питал,  когда  тот  становится  известным  и  признанным,  когда  его  узнают  по  соответству¬
ющим  категориям  восприятия»;  «Символическая  власть  как  власть  учреждать  данность
через  высказывание,  власть  заставлять  видеть  и  верить...  это  власть  квазимагическая»;
«Символическим  капиталом  может  быть  любое  свойство  (любой  из  капиталов),  когда  он
воспринимается  социальными  агентами»  {Бурдьё  П.  Социология  социального  пространства.
С.  80,  95,  234).
 3 	В  трудах  H.A.  Хачатурян  изменения  представлений  о  функциях  короля  поставлены  в
контекст  усиления  публичной  природы  королевской  власти:  Библейская  установка  на  ответ¬
ственность  власти  за  благо  подчиненной  группы  приобретает  дополнительный  публично-пра¬
вовой  оттенок  -  акцент  на  аспекте  «службы  короля»  обществу.  См.:  Хачатурян  H.A.  Король-
sacré...  С.  24-25;  Она  же.  Власть  и  общество.  С.  174-175.
 126

титутов  короны  Франции.  Речь  идет  о  стратегиях  официальной  номинации
ведомств  и  служб,  которая  является  символической  формой  легитимации  их
власти.
 «СЛУЖБА  КОРОЛЯ»  ФРАНЦИИ
 Особенностью  начального  этапа  является  отсутствие  произведений,  пос¬
вященных  чиновникам  и  их  службе  отдельно  от  короля,  что  отражает  тради¬
ционную  патерналистскую  концепцию  верховной  власти4.  Но  важно,  что  и
сами  королевские  служители  тоже  не  мыслят  себя  отдельно  от  персоны  мо¬
нарха.  Хотя  именно  в  их  трудах  постепенно  возникают  идеи  о  разграничении
полномочий.
 Идейные  основы  формирующегося  государства  закладывались  совмест¬
ными  усилиями  теологов,  канонистов,  цивилистов,  легистов  и  практиков
суда.  Все  они  внесли  свой  вклад  в  оформление  центральной  идеи  в  осно¬
вании  государства  -  понятие  суверенитета  власти  короля  Франции,  объяв¬
ленного  императором  в  своем  королевстве  (rex  est  imperator  in  regno  suo),  не
признающим  над  собой  никакой  иной  власти  на  земле,  источником  закона  и
правосудия  (princeps  solus  conditor  legis  /  fons  justitie),  живым  законом  (lex
animata)  и  верховным  судией,  исполняющим  главную  функцию  земного  пра¬
вителя  по  образу  Бога  (rex  imago  Dei)5.
 Персона  монарха  выступала  сублимацией,  персонификацией  государ¬
ства.  В  силу  этого  все  размышления  о  природе  и  назначении  верховной  власти,
ее  обязанностях  и  лимитах  концентрировались  на  фигуре  короля.  Расшире¬
ние  публичных  прерогатив  королевской  власти  вносило  коррективы  в  набор
качеств,  которыми  традиционно  должен  был  обладать  король.  Старая  идея
напрямую  увязывала  процветание  и  благо  страны  с  личными  достоинства¬
ми  правителя,  в  число  которых  входили  воинские  и  христианские  добро¬
детели6.  По  мере  усложнения  форм  властвования  потребовались  знания  и
навыки  профессионального  свойства.  Но  они  не  устраняли  краеугольного
конфликта  между  королем  как  частной  личностью  и  королем  как  персоной
публичной.
 Процесс  деперсонализации  и  депатримониализации  королевской  влас¬
ти  выразился  во  Франции  в  оформлении  особой  политической  концепции
«двух  тел  короля»,  исследованной  в  фундаментальном  труде  Э.  Канторови¬
ча7.  Процесс  отчуждения  короля  от  аппарата  его  власти  и  превращения  его  в
 4 	Об  этом  как  об  особенности  политической  ментальности  Средневековья,  отраженной
в  литературных  произведениях,  см.:  Graus  Fr.  Littérature  et  mentalité  médiévale:  le  roi  et  le
peuple  //  Historica.  XVI.  Les  sciences  historiques  en  Tchécoslovaquie.  Praha,  1969.  P.  5-79.
 5 	Autrand  Fr.  Le  concept  de  souveraineté  dans  la  construction  de  l’État  en  France  (XIIP-XV5
siècle)...  P.  150-151;  Kiynen  J.  Droit  romain  et  état  monarchique:  A  propos  du  cas  français  //  Re¬
présentation,  pouvoir  et  royauté  à  la  fin  du  Moyen  âge:  Actes  du  colloque  organisé  par  L’Université
du  Maine  les  25  et  26  mars  1994  /  Éd.  J.  Blanchard.  P.,  1995.  P.  13-19;  Idem.  Idéologie  et  royauté...
P.  609-620;  Idem.  L’Empire  du  roi.  P.  384-414;  Rigaudière  A.  Legislation  royale  et  construction  de
l’État...  P.  206.
 6 	Cm.:  Krynen  J.  Genèse  de  l’État  et  histoire  des  idées  politiques  en  France  à  la  fin  du  Moyen
Âge.  P.  409.
 7 	Kantorow  icz  E.  Les  deux  corps  du  roi.  Об  «удвоении»  персоны  короля  см.:  Rigaudière  А.
Penser  et  costruire  ...  P.  440.
 127

«дилетанта»,  по  меткому  выражению  М.  Вебера,  сочетался  с  расширением
его  властных  прерогатив.
 В  этой  связи  политическая  мысль  во  Франции  XIII-XV  вв.  сконцентри¬
ровалась  на  обязанностях  короля  в  контексте  осмысления  института  государ¬
ственной  службы.  Трансформация  «службы  короля»  нагляднее  всего  просту¬
пает  в  аспекте  его  взаимоотношений  с  королевской  администрацией.  Этот
аспект  практически  выпал  из  поля  зрения  исследователей  политической  мыс¬
ли,  а  между  тем  именно  он  свидетельствует  об  изменении  властных  полно¬
мочий  короля8.
 Прежде  всего,  на  фоне  стремительного  роста  численности  королевских
служителей  и  оформления  ведомств  обязанности  короля  в  политических
представлениях  не  только  не  сокращаются,  но,  напротив,  пропорционально
увеличиваются.  Короля  воспринимают  главным  хранителем  «общего  блага»
не  только  те,  кто  далек  от  институтов  королевской  власти  и  не  готов  принять
принцип  делегированных  полномочий.  Куда  важнее,  что  на  ответственности
короля  за  работу  всех  ведомств  и  служб  короны  настаивали  сами  же  чинов¬
ники.  И  чем  шире  и  прочнее  становилась  их  власть,  тем  упорнее  они  настаи¬
вали  на  единовластии  монарха9.  В  этом  парадоксе  заключена  суть  конфликта
«двух  тел»  короля.
 Казалось  бы,  противоречий  не  было:  «Король  отвечает  за  всё»  -  в  этом
сходились  все  авторы  наставлений.  Именно  он  воспринимается  как  главный
управитель,  от  чьего  имени  отправляют  функции  чиновники10.  Опираясь  на
«Поликратик»  Иоанна  Солсберийского  и  его  антропоморфную  концепцию
устройства  общества,  идеологи  монархической  власти  видели  в  короле  «глав¬
ного  чиновника»:  «И  ясно,  что  мы  более  полагаемся  на  тебя,  на  твой  разум
и  добрую  мудрость,  чем  на  кого  бы  то  ни  было  из  твоих  советников,  будь  то
миряне  или  клирики»;  «Добрый  сын,  сеньоры  и  советники,  купцы  и  моряки,
все  ждут  твоего  руководства»;  «Государи  одни  имеют  власть  и  никто  более.
Простые  люди,  почтенные  граждане  и  мудрецы  имеют  могучие  силы  и  зна¬
ния,  но  вовсе  не  власть,  ибо  Господь  не  им,  но  государям  даровал  власть»;
«королевство  есть  море,  а  вы  главный  кормчий  корабля»11.
 8 	Р.  Десимон  исследовал  представление  о  «службе  короля»  в  теориях  раннего  Нового  вре¬
мени,  правда,  в  отрыве  от  предшествующего  периода.  Он  указал  на  главное  отличие  короля-
магистрата  от  короля-сеньора:  первый  определяется  набором  своих  обязанностей,  второй  -
списком  прав.  См.:  Descimon  R.  La  royauté  française  entre  féodalité  et  sacerdoce:  Roi  seigneur
ou  roi  magistrat?  //  Revue  de  syntèse.  1991.  T.  IV,  N  3/4.  P.  455^73.  Для  данного  периода  см.  под¬
робнее:  Цатурова  С.К.  «Король  -  чиновник,  священная  персона  или  осел  на  троне?»  С.  99-
131.
 9 	Общественное  мнение  небезосновательно  приписывало  наущению  легистов  тот  «коро¬
левский  абсолютизм»,  который  формируется  во  Франции  с  начала  XIV  в.  см.:  Krynen  J.  Les  lé¬
gistes  «idiots  politiques».  Sur  l’hostilité  des  théologiens  à  l’égard  des  juristes  en  France,  au  temps  de
Charles  V  //  Théologie  et  droit  dans  la  science  politique  de  l’État  moderne.  P.  184-187.
 10 	Эта  концепция  восходит  к  самой  этимологии  латинского  слова  dominus  -  хозяин  дома,
из  которой  следует  образ  «одного  кормчего  на  судне»  у  св.  Иеронима.  См.:  Бенвенист  Э.  Указ.
соч.  С.  200.  И  даже  у  Жана  Бодена  в  XVI  в.  власть  короля  будет  сравниваться  с  властью  главы
семьи.  См.:  Descimon  R.  La  royauté  française...  P.  460.
 11 	«Car,  se  il  semble  que  le  prince  ait  ses  sergans,  menistres  et  champions,  toutes  voies  il  est
tout  seul  le  principal  et  le  vray  ministre  et  sergant»  (Foulechat  D.  Tyrans,  prince  et  prêtres.  P.  52-53.
Livre  IV.  Ch.  100);  Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  8;  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  131;  Legrand  J.
Sermon.  P.  473;  Juvénal  des  Ursins  J.  Ecrits.  T.  1.  P.  326.
 128

Тема  ответственности  монарха  за  работу  его  служителей  органично  вош¬
ла  в  политическую  ментальность  с  эпохи  Людовика  IX  Святого  и  присутс¬
твовала  во  многих  произведениях  о  власти12.  Филипп  де  Мезьер  рекомендует
королю  тщательно  следить  за  работой  своих  чиновников.  Кристина  Пизанс¬
кая,  ссылась  на  поговорку  «по  слугам  узнаешь  господина»,  наставляет  дофи¬
на  Людовика  «ежечасно  заниматься  делами  управления,  несмотря  на  наличие
чиновников,  поскольку  за  все  их  ошибки  обвинять  будут  государя»;  Жуве¬
наль  предупреждает  короля,  что  «за  возможные  проступки  ваших  людей  и
чиновников,  каковые  обнаружатся,  будут  обвинять  вас»;  а  Жан  Жерсон  в  про¬
поведях  неизменно  напоминал  королю  о  его  ответственности  за  все  происхо¬
дящее  в  ведомствах  короны  Франции:  «око  господина  хранит  дом,  око  слуги
не  уследит  за  домом»13.
 Отсюда  проистекает  требование  к  государю  являть  собой  пример  для
подражания  чиновникам,  которые  якобы  ориентируются  в  своем  поведении
на  образ  жизни  монарха.  Эта  идея  восходит  также  к  труду  Иоанна  Солсбе-
рийского  «Поликратик»,  где  сказано:  «Мир  устроен  по  образцу  государя»14.
Людовик  IX  Святой  в  «Поучении  сыну»  опирается  на  эту  «естественную»
причину  для  подражания:  «ибо  в  согласии  с  природой,  все  члены  (тела)  под¬
ражают  главе»13.  В  XV  в.  звучит  то  же  напоминание  королю,  что  он  должен
являть  «пример  добрых  трудов,  ибо  государи  поставлены  Богом,  дабы  быть
образцом  для  всех  своих  подданных,  совершая  труды  доблестные  и  избегая
всяческого  греха»16.
 Со  временем  эти  идеи  выражаются  в  советах  королю  подчинить  свою
жизнь  делам  управления.  Так,  Мезьер  рекомендует  королю:  «утром  ты  не
должен  быть  сонным,  ибо  рано  в  церкви  тебя  ждут  на  литургии.  Твои  бароны
и  советники  будут  ждать  тебя  на  совете,  а  твой  несметный  народ  -  объявле¬
ния  приговоров  и  ответов  на  свои  прошения  и  споры...  Какое  разумение,  по¬
нимание  и  рассудительность  будешь  ты  иметь  на  совете,  где  тебе  предстоит
пребывать  два  часа  и  даже  четыре  и  выслушивать  многие  споры  и  предложе¬
ния,  в  коих  ты  не  сможешь  дать  разрешения»?  Тот  же  распорядок  дня  реко¬
мендует  Кристина  Пизанская  дофину  Людовику,  приводя  в  качестве  образца
 12 	«Soient  diligens  d’avoir  bon  prevos  et  bon  baillis,  et  enquerir  souvent  d’eus  et  de  ceus  de
ton  hostel  comment  il  se  maintiennent»  (Le  texte  primitif  des  Enseignements  de  Saint  Louis.  P.  245.
N24).
 13 	«que  tu  soies  diligens  d’enquester  et  faire  enquerre  secretement  de  la  vie  et  gouvernement
de  tes  princes...  de  tes  officiers  et  singulièrement  de  tes  serviteurs,  qui  sont  pour  ta  personne»
(Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  339;  368-369);  Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  96;  Eadem.  Le
livre  du  corps  de  policie.  P.  47;  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  218;  «И  потому  спрашивают,
где  король,  что  король  делает;  король  спит,  король  встает,  король  слушает  мессу,  обедает,  раз¬
влекается.  Невозможно  даже  подпрыгнуть  в  Санлисе,  чтобы  тут  же  об  этом  не  прознали  в  Па¬
риже»  (Gerson  J.  Œuvres.  T.  7.  P.  649,  974).
 14 	«Car  le  monde  est  ordené  par  l’exemple  du  roy»  (Foulechat  D.  Tyrans,  prince  et  prêtres.
P.  59.  Livre  IV.  Ch.  4).
 15 	«car,  selonc  nature,  les  membres  sont  volentiers  de  la  maniéré  du  chief»  (Le  texte  primitif  des
Enseignements  de  Saint  Louis.  P.  245.  N  24).
 16 	«ибо  тот,  кому  даровано  общее  попечение  над  всем  королевством  и  кто  добрым  су¬
дом  должен  исправлять  ошибки  других,  прежде  сам  должен  уберечься  от  греха»  (Méziè¬
res  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  261);  cp.  «tes  menistres  à  l’exemple  de  toy  n’y  voulsissent  ou  osassent  errer
{Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  96).  Об  этом  же  писал  Пьер  Сальмон.  См.:  Rigaudière  A.  Le
bon  prince  dans  l’oeuvre  de  Pierre  Salmon.  P.  378;  Balsac  R.  de.  Traité.  P.  217,  219.
 5.  C.K.  Цатурова
 129

для  подражания  Карла  Мудрого:  после  мессы  «рано  утром  он  шел  в  совет,
где,  заверяю  тебя,  порядок  был  таков,  что  никто  из  советников  не  позволял
себе  опаздывать;  после  обеда  выслушивал  разные  дела,  затем  после  кратко¬
го  сна,  гуляя  в  саду  дворца  Сен-Поль,  он  делал  распоряжения».  Еще  более
точен  этот  распорядок  дня  в  анонимном  трактате  «Совет  Изабо  Баварской»:
«для  пользы  и  блага  своего  королевства  ты  должен  вставать  всегда  в  6  часов
утра,  завтракать  в  10,  обедать  в  6  вечера  и  засыпать  в  10  часов;  выслушивать
мессу  в  7,  затем  до  10  работать,  а  после  обеда  отдыхать,  развлекаясь  в  обще¬
стве  своих  личных  слуг».  В  «Похвальном  слове  Карлу  VII»  Анри  Бод  в  качес¬
тве  его  особых  заслуг  приводит  соблюдавшийся  им  распорядок  дня:  «Он  так
распределил  время,  дабы  заниматься  делами  всего  королевства,  что  не  было
никакой  путаницы;  ибо  в  понедельник,  вторник  и  четверг  он  трудился  с  кан¬
цлером  и  своим  Советом  и  решал  то,  что  положено,  в  делах  суда;  в  среду  он
занимался  делами  армии  с  маршалами,  капитанами  и  другими;  в  среду,  пят¬
ницу  и  субботу  -  финансами...  И  лишь  иногда  он  брал  четверг  или  его  часть
для  своих  развлечений»17.
 Среди  обязанностей  короля  главной  являлась  миссия  короля-судии,  со¬
ставлявшая  основу  сакральной  концепции  королевской  власти,  выраженной
в  титулатуре  «христианнейшего  короля»18.  Об  этом  говорится  во  всех  тракта¬
тах,  где  король  не  только  верховный  судья,  но  и  буквально  глава  Парламента
и  всего  судебного  аппарата19.  Хотя  правосудие  признается  raison  d’être  коро¬
левской  власти,  Жан  Жерсон  ограничивал  влияние  короля  на  судопроизвод¬
ство  только  личным  примером  («Каков  государь,  таков  и  суд»)20.  Зато  позиция
авторов,  принадлежавших  к  кругам  служителей  власти,  куда  более  требова¬
тельна:  автор  «Сновидения  садовника»  настаивает  на  том,  что,  хотя  «сеньоры
Парламента  короля  Франции  должны  устанавливать  справедливость  в  споре
сторон  и  вершить  суд,  но  вместе  с  тем  король  из  него  не  изъят  и  может  лично
(en  propre  personne)  вершить  суд,  когда  пожелает»21.  Филипп  де  Мезьер  сове¬
тует  королю  «часто  посещать  твой  благородный  и  святой  Парламент  и  лично
поддерживать  твой  высокий  и  благородный  суд»,  по  два-три  часа  в  день  «вы¬
слушивая  споры  сторон»22.  Кристина  Пизанская  рисует  в  качестве  образца
для  подражания  Карла  Мудрого,  который  показывал  пример  истинного  суда:
 17 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  207;  Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  70-71;  Advis.  P.  141  ;
Baude  H.  Eloge.  P.  133-134.
 18 	Исследование  этой  темы  см.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Миссия  короля-судии,  ее  вер¬
шители  и  их  статус  во  Франции  XIV-XV  вв.  //  Священное  тело  короля.  С.  78-82.  О  правосудии
как  истоке  сакральной  концепции  и  главной  функции  королевской  власти  см.:  Берман  Г.Дж.
Указ.  соч.  С.  166-167;  Strayer  J.  Les  origines  médiévales...  P.  80;  Krynen  J.  Idéal  du  prince.
P.  184-189;  Rigaudière  A.  Legislation  royale  et  construction  de  l’État...  P.  205.  О  месте  правосу¬
дия  в  средневековом  обществе  в  целом  и  в  структуре  сословной  монархии,  в  частности,  см.:
Блок  М.  Феодальное  общество.  М.,  2003.  С.  350-351;  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во
Франции...  С.  26-27.
 19 	Golein  J.  Traité.  P.  310-311;  Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  203;  Pisan  Ch.  de.  Livre  de  la  paix.
P.  95;  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  301,  331;  Advis.  P.  135;  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.
P.  294;  Basin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  2.  P.  372;  «Tant  que  touche  la  court  souveyraine  ilz  n’ont
seulement  a  respondre  que  au  prince  qu’est  leur  chief  et  maistre»  (Balsac  R.  de.  Traité.  P.  223).
 20 	«justice  qu’est  la  propriété  propre  à  seignorie  ou  domination»;  «Tel  seigneur  telle  court»
(Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  328,  600-602).
 21 	Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  79.
 22 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  145,  207,  322-323.
 130

он  «часто  в  годы  правления  восседал  на  ложе  суда  в  своем  Дворце  в  Париже,
сидя  там  на  королевском  троне,  и  решал  тогда  дела,  касаемые  королевской
юрисдикции,  согласно  с  церемониалом  и  древней  традицией»23.  Жувеналь
убеждает  короля:  «вы  обязаны  совершать  то,  чего  требует  ваша  служба,  а
именно  правосудие...  Это  ваша  обязанность,  истинная  служба  и  ваше  личное
дело  -  выносить  приговоры  и  вершить  суд»24.
 По  аналогии  с  этой  главной  функцией  верховной  власти  королю  вменя¬
ется  в  обязанность  контролировать  работу  всех  ведомств.  Так,  Филипп  де
Мезьер  обязывает  короля  следить  за  поступлениями  рент  и  доходов;  в  «Сове¬
те  Изабо  Баварской»  королю  рекомендуется  «иногда  наведываться  в  Палату
счетов,  дабы  знать  свое  (финансовое)  положение,  и  в  Сокровищницу  хартий,
следя  за  сохранностью  архивов»;  в  «Похвальном  слове  Карлу  VII»  Анри  Бод
хвалит  его  заботу  о  финансах:  «король  изучал  каждый  год  и  чаще  все  дела
своих  финансов,  и  их  считали  в  его  присутствии,  ибо  он  хорошо  разбирался
в  них,  и  сам  подписывал  регистры  генеральных  сборщиков»25.
 В  этом  образе  монарха,  отвечающего  за  работу  администрации  и  раз¬
бирающегося  в  судопроизводстве  и  финансах,  выражен  не  только  идеал  ко-
роля-магистрата,  но  и  задача  разрешить  противоречие  между  усложнением
функций  управления  и  всевластием  короля.  Общество  и  особенно  чиновники
хотят  видеть  на  троне  того,  кто  соответствует  своим  прерогативам  и  исполня¬
ет  обязанности  в  согласии  с  законами.
 Тема  «профессиональной»  состоятельности  монарха  становится  со  вре¬
менем  все  более  угрожающей,  поскольку  она  подспудно  начинает  подразу¬
мевать  возможное  отстранение  от  трона  того,  кто  недостоин  этой  службы.
Не  вдаваясь  в  сложную  эволюцию  тираноборческих  идей  во  Франции  XV  в.,
замечу,  что  в  основе  их  лежал  принцип  нарушения  королем  законов26.  К  тому
же  во  Франции  издавна  господствовала  устойчивая  традиция  воспринимать
короля  как  избранника  народа,  идущая  от  воцарения  Каролингов  и  Капетин-
гов  и  укрепившаяся  после  избрания  на  трон  в  1328  г.  ветви  Валуа27.  Идея  о
выборном  характере  королевской  власти  во  Франции  начинает  приобретать
 23 	Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  T.  1.  P.  60-62.
 24 	«regum  enim  proprium  est  facere  iudicium  et  iusticiam»  (Juvénal  des  Ursins  J.  Ecrits.  T.  1.
P.  163,  382,  513;  T.  2.  P.  343).
 2-  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  269;  Advis...  P.  145;  Baude  A.  Eloge.  P.  136.
 26  О  тираноборческих  идеях  см.:  Coville  A.  Jean  Petit.  La  Question  du  tyrannicide  au  com¬
mencement  du  XVe  siècle.  P.,  1932.  Никола  Орезм  был  во  Франции  первым,  кто  четко  сформу¬
лировал  обязанность  короля  подчиняться  законам,  допуская  в  противном  случае  право  сопро¬
тивляться  тирану.  Эту  идею  поддерживали  все  авторы  с  той  разницей,  что  чиновники  считали
тираном  слишком  жестокого  правителя,  а  клирики  -  нарушителя  законов.  См.:  Oresme  N.  Le
Livre  de  Politique.  P.  242-243;  GoleinJ.  Traité.  P.  310;  GersonJ.  Oeuvres.  T.  7.  P.  439,  1155;  Méziè¬
res  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  163:  T.  2.  P.  320;  Advis.  P.  136;  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  271,
443.
 2;  Цатурова  С.К.  Карл  Великий  и  «королевская  религия»  во  Франции  XIV-XV  вв.  С.  191—
194.  Все  архаические  концепции,  включая  и  римскую,  и  германскую,  видели  в  царе  вопло¬
щение  народа  и  его  избранника.  См.:  Беивенист  Э.  Указ.  соч.  С.  202.  Об  усилении  значения
церемонии  помазания  в  связи  с  этим  см.:  Jackson  R.A.  «Vivat  rex!».  P.  9-12.  До  трагических
последствий  договора  в  Труа  политическая  мысль  балансировала  между  наследственным  и
выборным  принципами  престолонаследия.  См.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  cou¬
ronne...  P.  459-460;  Kiynen  J.  «Le  mort  saisit  le  vif».  Genèse  médiévale  du  principe  d’instantanéité
de  la  succession  royale  française  /7  Journal  des  savants.  1984.  N  2.  P.  195.
 5*
 131

все  больший  вес  под  воздействием  трудов  Аристотеля.  Авторы  политических
трактатов,  ссылаясь  на  изначально  выборный  характер  власти  короля,  уси¬
ливают  тему  ответственности  монарха  за  управление  королевством:  «народ
избрал  королем  самого  достойного  ради  защиты  порядка  и  общего  блага»28.
 Впервые  концепция  власти  монарха  как  службы  на  общее  благо  поддан¬
ных  появляется  в  трудах  теологов29.  Постепенно  королевские  обязанности  на¬
чинают  восприниматься  как  труд  и  работа.  В  «Сновидении  садовника»  суть
управления  сводится  к  «труду  и  смятению  мыслей»30.  Наставляя  юного  дофи¬
на  Людовика,  Кристина  Пизанская  так  описывает  «службу»  государя:  «еже¬
часно  быть  занятым  доблестными  трудами,  и  хотя  непосвященным  кажется,
что  величию  государя  подобает  пребывать  в  праздности  и  удовольствиях  от
наслаждений  и  почестей,  ибо  у  него  вдоволь  министров,  распоряжающих¬
ся  всем,  но  без  ущерба  такое  не  проходит,  ведь  нет  никого  другого,  кому  так
пристало  занятие  (occupassion),  ежели  по  справедливости  хочет  жить,  как  го¬
сударю»31.  Обращаясь  к  королю  Карлу  VII,  Жувеналь  наставительно  писал:
«Вы  должны  учитывать,  знать  и  понимать,  что  императорское  или  королев¬
ское  достоинство  есть  великое  бремя,  труд  и  работа».  Более  того,  бремя  коро¬
ля  по  тяжести  превосходит  все  прочие  труды:  «каждый  по  отдельности  несет
свою  ношу,  а  государь  несет  их  все»32.  Отголоски  этого  восприятия  слышны
и  в  проповеди  Жака  Леграна,  сделавшего  ее  лейтмотивом  утверждение,  что  с
короля  больше  всех  спрос:  «кто  Богом  более  наделен,  с  того  и  больше  спрос,
и  тем  больше  у  него  обязанностей»33.
 Излюбленным  образом  особой  тяжести  «шапки  Мономаха»  со  временем
стали  увековеченные  Кристиной  Пизанской  жалобы  Карла  V  Мудрого.  В  этом
знаменитом  прощании  Карла  с  короной  Франции  запечатлен  контраст  между
ее  «блеском  и  благородством»  и  тяготами,  которые  она  возлагает  на  челове¬
ка:  «труд,  тревоги,  мучения,  страдания  души  и  тела,  опасности  на  пути  спа¬
сения»34.  Подобный  же  пассаж  мне  удалось  обнаружить  по  меньшей  мере  у
двух  предшественников  Кристины  Пизанской:  в  эпилоге  «Сновидения  садов¬
ника»,  где  он  подкрепляет  идеи  автора  об  особой  миссии  государя,  и  в  «Трак¬
тате  о  коронации»  Жана  Голена.  Слово  «труды»  (labeurs)  применительно  к  ко¬
роне  есть  лишь  у  Эврара  де  Тремогона,  в  то  время  как  Жан  Голен  говорит  об
«опасности,  заботе  и  попечении»  (de  peril  et  de  soing  et  de  cure),  сопряженных
с  короной35.  Таким  образом,  позиция  интеллектуалов  сводилась  к  признанию
 28 	Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  120,  128,  266;  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  144;  Pisan  Ch.  de.
Charles  V.  P.  112;  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  329;  Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  436,  1155.
 29 	См.  об  этом:  Quillet  J.  Les  clefs  du  pouvoir.  P.  20-23;  Krynen  J.  Genèse  de  l’État...  P.  406-
 408.
 30 	«labeur  et  tempeste  de  pensee»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  265).
 31 	Pisan  Ch.  de.  Livre  du  corps  de  policie.  P.  46-47.
 32 	«charge,  peine  et  travail»  {Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  201,  276).
 33 	«qui  plus  recoipt  de  Dieu  plus  lui  a  rendre  compte  et  plus  lui  est  obligies»  {Legrand  J.  Ser¬
mon.  P.  471).
 34 	«labeur,  angoisses,  tourmens  et  peines  de  euer,  de  corps,  de  conscience  et  perilz  d’ame  que  tu
donnes»  {Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  T.  2.  P.  187-188).
 35 	Golein  J.  Traité.  P.  315-316;  Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  267.  Оба  ссылаются  на  неких  рим¬
ских  императоров.  Это  был  явно  топос  с  античными  корнями,  но  благодаря  Кристине  впо¬
следствии  он  стал  ассоциироваться  в  политических  представлениях  французских  идеологов  с
Карлом  Мудрым.
 132

тяжести  исполнения  королем  долга,  в  то  время  как  служители  короля  подчер¬
кивали,  что  это  прежде  всего  работа,  трудная  и  ответственная36.
 Обе  позиции  сходятся  в  том,  что  эта  работа  требует  определенных  знаний
и  навыков,  и  все  авторы  опирались  на  общий  посыл,  выраженный  в  пого¬
ворке,  широко  распространившейся  в  средневековом  обществе  уже  с  XII  в.:
«необразованный  король  подобен  коронованному  ослу»  (rex  illiterates  quasi
asinus  coronatus)37.
 Образ  мудрого  государя,  разумеется,  восходит  к  Св.  Писанию,  однако  все
большее  место  в  нем  начинают  занимать  античные  образцы,  в  том  числе  идеи
Платона  о  процветании  государства,  «когда  мудрецы  станут  правителями  или
правители  -  мудрецами»38.  Необходимость  государю  иметь  специфические
знания  признают  все  авторы  наставлений,  причем  знания,  почерпнутые  из
книг,  что  предполагало  обучение  короля  грамоте39.  Об  этом  обычае  как  о  зна¬
ке  превосходства  Французского  королевства  упоминали  и  Эврар  де  Тремогон,
и  Кристина  Пизанская,  и  Жан  Жерсон,  составивший  лично  целую  программу
обучения  дофина  Людовика,  в  том  числе  план  для  чтения40.  Жувеналь  напо¬
минает  в  этой  связи:  «императоры  и  короли  Франции  издревле  учили  своих
детей  наукам  для  управления  государством»  (chose  publique);  а  автор  «Совета
Изабо  Баварской»  усматривал  источник  величия  Римской  империи  в  обы¬
чае  назначать  наставниками  правителей  лучших  учителей  -  Аристотеля,
Плутарха  и  других41.
 Опыт  предшественников  также  должен  был  служить  нравственным  ори¬
ентиром,  что  придавало  значимость  историческим  сочинениям  в  обучении  го¬
сударя:  «король  Франции  должен  часто  читать  хроники  о  прежних  королях  и
сообразовывать  свое  управление  с  теми,  кто  лучше  правил»,  -  считал  Мезьер.
Быть  «посвященным  в  знания»  (introduit  ès  sciences),  по  мнению  Кристины,
означало  не  только  быть  грамотным,  образованным,  знающим  историю  и
другие  науки,  но  и  владеть  ораторским  искусством,  ибо  королям  приходится
 36 	Наиболее  полно  позицию  интеллектуалов  выразил  Жан  Жерсон,  ссылаясь  на  казус  Ди¬
оклетиана;  ему  вторит  и  Жак  Легран,  приводя  слова  Блаженного  Августина  «il  n’est  estât  si  pe-
rilleux  que  d’autrui  gouverner»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  975;  Legrand  J.  Sermon.  P.  477).
 37 	Guenée  B.  L’Occident  aux  XIV^-XV5  siècle.  P.  139-140;  впервые  появляется  y  Иоанна
Солсберийского  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  65),  упоминается  в  «Совете  Изабо
Баварской»:  «un  roy  non  lectré  est  comme  un  asne  coroné»  (Advis.  P.  150).
 38 	Иоанн  Солсберийский  ссылался  в  этом  тезисе  на  авторитет  Сократа:  «les  choses  com¬
munes  seroient  beneurees  se  les  philosophes  les  gouvemoient  ou  que  les  gouverneurs  d’icelles  s’es-
tudiassent  a  avoir  sapience»  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  66);  Songe  du  Vergier.  T.  2.
P.  265;  Pisan  Ch.  de.  Corps  de  policie.  P.  44.
 39 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  474-475;  Pisan  Ch.  de.  Corps  de  policie.  P.  3;  Advis...  P.  135,
150-151;  Legrand  J.  Sermon.  P.  473;  Juvénal  des  Ursins  J.  Écits.  T.  2.  P.  205.  О  необходимости
королю  быть  грамотным  писал  и  Иоанн  Солсберийский:  «c’est  chose  nécessaire  que  le  prince  ait
cognoissance  de  lettres»  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  65).  Во  Франции  тема  обуче¬
ния  государя  («ad  perfectionem  scientiae»)  впервые  поднята  в  трактате  Эгидия  Римского  «Du
gouvernement  des  princes»,  написанном  в  1277-1279  гг.  для  Филиппа  Красивого.
 40 	Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  226;  Pisan  Ch.  de.  Corps  de  policie.  P.  3;  Gerson  J.  Oeuvres.
T.  7.  P.  1147;  Жан  Жерсон  -  Жану  Майори,  наставнику  дофина  Людовика  /  Пер.  и  коммент.
С.К.  Цатуровой  //  Антология  педагогической  мысли  христианского  Средневековья.  Т.  2:  Мир
преломился  в  книге.  С.  230-232;  В  «Совете  Изабо  Баварской»  говорится  о  «знании  многих
языков  и  особенно  латыни»  (Advis...  Р.  144,  150).  Список  «обязательной  литературы»  составил
для  Карла  VI  и  Пьер  Сальмон.  См.:  Rigaudière  A.  Le  bon  prince...  P.  377-378.
 41 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  205;  Advis...  P.  146,  150-151.
 133

выступать  с  речами,  и  от  их  владения  риторикой  в  немалой  степени  зависит
успех  их  начинаний42.
 Но  как  бы  ни  был  государь  образован,  опытен  и  сведущ,  одному  человеку
не  поспеть  повсюду,  он  не  может  один  решать  все  вопросы  и,  следователь¬
но,  ему  необходимы  помощники  в  виде  его  чиновников.  «Что  может  разум
одного  человека?  Чем  больше  глаз,  тем  лучше»,  -  проповедовал  Жерсон,  и
ему  вторила  Кристина:  «невозможно  одному  государю  поспеть  повсюду»43.
Так  формируется  идейная  легитимация  государственного  аппарата.
 Постепенно  в  политических  наставлениях  королю  появляется  тема  взаи¬
моотношений  с  чиновниками,  отражающая  их  представления  о  «правильном
управлении».  Уже  Орезм  советовал  королю  разделить  функции  между  собой
и  чиновниками44,  но  последних  куда  больше  интересует  защита  собственных
прерогатив  путем  разграничения  полномочий  внутри  поля  власти.  В  трактате
Мезьера  эта  конфликтная  ситуация  занимает  немалое  место,  и  автор  совету¬
ет  королю  соблюдать  сложившиеся  бюрократические  процедуры,  например,
утверждения  королевских  указов  в  Парламенте.  Мезьер  осуждает  короля  за
«дурной  обычай»:  «ты  и  твои  предки  привыкли  обычно  просителям  и  хода¬
таям  сразу  отвечать  “я  согласен,  и  желаю  и  мне  угодно”,  из  чего  следует,  что
секретарь  недалече,  письма  составлены  и  часто  скреплены  печатью  канцле¬
ра,  который  не  может  всегда  досконально  знать  дело;  и  это  вместо  того,  что¬
бы  отказать».  Он  советует  королю  либо  отклонить  просьбу  или  направить  ее
по  инстанциям,  либо  отменить  вырванное  назойливостью  просителей  распо¬
ряжение,  а  то,  «что  скажут  твои  подданные,  что  скажут  соседи?»  Отдельное
зло  Мезьер  усматривает  в  привычке  короля  собственноручно  подписывать
письма,  каковым  к  тому  же  «чиновники,  казначеи  и  раздатчики»  не  подчи¬
няются,  ссылаясь  на  то,  что  «ты  им  устно  говорил  и  письменно  приказал  не
подчиняться  иногда».  Указывая  на  несоответствие  подобной  ситуации  коро¬
левскому  достоинству,  Мезьер,  на  деле,  настаивает  на  разумном  разделении
функций  между  королем  и  его  чиновниками,  защищая  властные  полномочия
последних.  Ведь  с  письмами,  написанными  ими,  «подданные  тем  более  не
будут  считаться,  раз  можно  не  считаться  с  королевскими»45.  Жувеналь  в  за¬
писке  брату,  ставшему  канцлером  Франции,  советовал,  как  ему  себя  вести,
когда  король  ошибается:  в  отношении  королевских  писем,  «каковые  подчас
бывают  странными  и  неразумными»,  лучше  не  сразу  скреплять  их  печатью,  а
постараться  переубедить  короля,  в  противном  случае  отметить,  что  оно  под¬
писано  по  его  «прямому  приказу»  (de  expresso  mandato  regis).  На  Королевс¬
ком  совете  кое-что  можно  решить  и  без  короля,  лишь  позднее  сообщив  ему  и
узнав  его  мнение;  наконец,  при  принятии  решений  идти  на  любые  уловки,  но
отстоять  истину:  «король  иногда  тверд  в  своем  мнении,  каковое  бывает  не¬
разумно  (hors  de  raison),  ...  не  противоречить  ему  в  этом  случае,  чтобы  он  не
 42 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  476;  Pisan  Ch.  de.  Corps  de  policie.  P.  43-44;  Eadem.  Le
Livre  de  la  paix.  P.  68.
 43 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1164;  Pisan  Ch.  de.  Livre  de  la  paix.  P.  96.
 44 	Oresme  N.  Le  Livre  de  Politique...  P.  242.
 45 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  180-182,  246-247,  326-328.  В  «Сновидении  садовника»
также  говорится  о  разграничении  полномочий:  «малые  дела  должны  поручаться  малым,  сред¬
ние  -  средним,  а  самые  большие  -  самым  влиятельным»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  56).
 134

закусил  удила»46.  В  «Похвальном  слове  Карлу  VII»  Анри  Бод  особо  отме¬
чает,  что  тот  всегда  отвечал  на  просьбы  только  с  предварительного  обсуж¬
дения  вопроса  со  знатоками:  «что  относилось  к  суду  -  с  канцлером  и  своим
Советом,  что  относилось  к  войне  -  с  коннетаблем,  маршалами,  капитанами
и  людьми  армии  или  с  военным  советом,  что  относилось  к  финансам  -  с  ге¬
неральными  сборщиками  и  казначеями»;  если  же  случалось  ему  подписать
ошибочно  письмо  «докучливостью  просителя»,  он,  не  желая  никоим  образом
нарушать  правосудие  или  прежние  ордонансы,  когда  его  предупреждали  об
обратном,  их  отзывал;  свои  же  указы  всегда  обсуждал  на  Совете,  «иначе  не
подписывал  никогда»47.
 Теперь  главное  место  в  наставлениях  занимает  обязанность  короля  дей¬
ствовать  только  с  мнения  и  обсуждения  Королевского  совета,  что  внешне
ассоциируется  с  наиболее  архаичной  формулой  «законного  правления»48.
Однако  эта  фундаментальная  идея  существенно  трансформируется:  из  пра¬
ва  короля  призывать  ближайших  вассалов  в  свой  Совет  и  выслушивать  их
мнение  оно  превращается  в  обязанность  короля  действовать  только  с  учетом
мнения  Совета.
 «Совет  -  святое  дело»,  -  таков  основной  лейтмотив  всех  наставлений  го¬
сударю,  опирающийся  на  Св.  Писание.  Совет  не  только  право,  но  и  обязан¬
ность  короля:  «во  что  бы  то  ни  стало  прежде  узнайте  мнение  и  совет  других...,
необходимо  для  издания  законов  и  ордонансов  о  суде  иметь  совет»,  -  реко¬
мендует  Жувеналь49.  Кристина  Пизанская  изображает  совет  как  «добрый  и
старый  обычай,  обязанность  короля,  требующая,  чтобы  он  имел  советы»,  при¬
водя  в  качестве  образца  правление  Карла  V,  который  «считался  во  всех  сво¬
их  деяниях  с  советами  людей  компетентных»,  следуя  поговорке:  «кто  ищет
и  слушает  добрый  совет,  тот  славу  и  выгоду  обрящет»,  «дабы  не  иметь  по¬
вода  потом  раскаиваться  в  содеянном»,  «король  не  должен  ничего  делать  без
доброго  совета»50.  Нерасторжимую  связь  короля  и  его  совета  Жерсон  облек
в  антропоморфный  образ:  «король  обязан  прилежно  обращать  свой  взор  пов¬
сюду...  Этот  взор  есть  его  Совет»;  «Король  без  разумного  совета  как  голова
без  глаз,  ушей  и  без  носа»51.  В  повышении  роли  Совета  как  коллегиальной
формы  властвования  ясно  проступает  новая  общественная  значимость  коро¬
левских  чиновников:  они  отныне  постоянно  окружают  короля  и  считаются
неотъемлемым  атрибутом  его  власти.
 46 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  446^47,  462-463.  Об  этом  же  пишет  Никола  Орезм:
«будто  бы  государь  это  Бог  и  не  может  ошибаться.  Но  он  смертный  человек,  и  грешен»  (OresmeN.
Le  Livre  de  Politique.  P.  243).
 47 	Baude  A.  Eloge.  P.  132-133.
 48 	Об  этой  традиционной  теме  см.:  Малинин  Ю.П.  «Средневековый»  дух  совета  //  Одис¬
сей.  Человек  в  истории.  1992.  М.,  1994.  С.  176-192.  Об  архаических  истоках  Совета  см.:
Le  Miracle  capétien  /  Sous  la  dir.  St.  Rials.  P.,  1987.  P.  99.
 49 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  310  («дело  мудрого  человека  иметь  хороший  совет»),
459  («без  сомнения,  просить  совет  -  святое  дело»);  Т.  2.  Р.  207.
 50 	Кристине  вторит  Анри  Бод,  восхваляя  Карла  VII  за  то,  что  «он  все  решал  по  совету,  без
которого  не  делал  ничего»  (Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  P.  39-42;  Pisan  Ch.  de.  Le  Livre  de  la  paix.
P.  73);  Baude  A.  Eloge.  P.  132:  «cellui  qui  moult  de  chose  a  à  faire  doit  ouvrer  par  conseil»;  Advis.
P.  140,  146.
 51 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1150,  1166.  Жерсон  апеллирует  здесь  к  Библии:  «ibi  salus  ubi
multa  consilia»  («при  многих  советниках  благоденствие»  -Притч.  11,  14).
 135

Однако  выбор  советников  и  состав  Королевского  совета  во  Франции  яв¬
лялся,  как  уже  отмечалось,  исключительной  прерогативой  короля,  призывав¬
шего  лишь  тех,  кто  был  ему  угоден.  Отсюда  проистекала  тема  ответственно¬
сти  короля  за  выбор  советников  и  их  советов.  Если  Никола  Орезм  уповал  на
Божественную  милость  «избрать  добрых  советников»,  то  в  других  трактатах
эта  процедура  обрастает  куда  большими  деталями  и  рекомендациями52.  В  на¬
бор  качеств  образцового  короля  входит  поиск  им  лучших  людей  по  всему  ко¬
ролевству  и  их  назначение  в  качестве  советников:  таковым  предстает  Карл  V
у  Кристины,  который  повсюду  искал  «лучших»,  Карл  VII  у  Тома  Базена,  рыс¬
кавший  по  всем  университетам  в  поисках  наиболее  прославленных  людей,  в
противовес  Людовику  XI,  якобы  назначавшему  «самых  недостойных»53.
 Суверенное  право  короля  самому  избирать  своих  советников  влечет  его
обвинение  за  дурных  советников,  «ибо  он  всегда  найдет  добрый  совет,  если
поищет»54.  В  такой  постановке  вопроса  дурные  советники  свидетельствуют
против  моральных  качеств  государя,  охотно  внимающего  дурным  советам,  в
духе  библейской  истины:  «если  правитель  слушает  ложные  речи,  то  и  все  слу¬
жители  его  нечестивы»  (Притч.  29,  12)55.  Отсюда  вытекают  две  магистраль¬
ных  идеи.  Во-первых,  король  обязан  поощрять  своих  советников  на  откро¬
венность,  быть  открытым  правде,  готовым  выслушать  даже  неприятные  ему
вещи.  И  наоборот,  король,  привечающий  льстецов,  угождающих  его  порокам,
становится  главным  виновником  неприглядного  облика  своих  служителей56.
Здесь  стоит  обратить  внимание  на  тонкий  нюанс:  в  трактовке  авторов,  близ¬
ких  к  кругам  чиновников,  речь  идет  не  столько  об  изначально  дурных  со¬
ветниках,  сколько  о  том,  что  они  ориентируются  на  вкусы  государя.  В  такой
трактовке  причиной  грехов  служителей  власти  (воровства,  сладострастия,
жестокости)  является  сам  король57.
 Идеологи  из  кругов  чиновников  интерпретировали  эту  идею  в  своих  ин¬
тересах:  король  сам  отвечает  за  тот  совет,  который  он  выбирает,  «ибо  не  все
советы  хороши».  Такая  интерпретация  темы  ответственности  была  сформу¬
лирована  вослед  кризису1356-1358  гг.,  когда  общество  пыталось  превратить
чиновников  в  «козлов  отпущения».  Отводя  от  себя  огульные  обвинения  во
всех  просчетах  власти,  чиновники  ясно  выразили  свою  позицию  в  «Обвини¬
тельном  заключении  против  Робера  Ле  Кока»:  даже  если  кто-то  из  советников
давал  королю  дурные  советы,  король  волен  был  им  не  следовать58.
 Центральным  пунктом,  выявившим  столкновение  двух  полярных  концеп¬
ций  королевской  власти,  стал  вопрос  о  том,  кого  королю  следует  выбирать
 52 	Oresme  N.  Le  Livre  de  Politique.  P.  330;  Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  9;  Mézières  Ph.  de.  Songe.
T.  2.  P.  326;  Pisan  Ch.  de.  Le  corps  de  policie.  P.  38;  Legrand  J.  Sermon.  P.  472;  Baude  H.  Eloge.
P.  133-134.
 53 	Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  103;  Basin  T.  Histoire  de  Charles  VII.  T.  2.  P.  368,  370.
 54 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  617;  Legrand  J.  Sermon.  P.  476.
 55 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1164.  В  речи  4  апреля  1395  г.  Жерсон  даже  сравнивает  короля
с  Пилатом  и  его  присными,  ибо  ныне  во  Франции  повсюду  дурные  служители  (les  mauvais  of¬
ficiers  royaulx  du  haut  en  bas);  Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  97.
 56 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  648,  944;  Basin  T.  Histoire  de  Charles 	VII. 	T. 	3.  P. 	382.
 57 	Pisan  Ch.  de.  Le  livre  e  la  paix.  P.  78-80.
 58 	Цатурова  С.К.  Скандал  в  коридорах  власти.  С.  252.  В  конце  XV  в. 	эту 	же 	мысль  повто¬
 ряет  Робер  де  Бальзак:  «надобно,  чтобы  государь  имел  разум  и  умение  разбираться,  кто  сове¬
тует  хорошо,  а  кто  плохо,  и  избрать  добрый  совет»  (Balsac  R.  de.  Traité.  P.  218).
 136

своими  советниками.  Церковная  доктрина,  представляющая  короля  священ¬
ной  особой,  помазанником  Божьим,  «образом  Христа»  и  ориентированная  на
христианские  добродетели,  пришла  в  противоречие  с  тенденциями,  форми¬
рующимися  внутри  аппарата  управления.
 Сакральная  концепция  королевской  власти  и  роль  церкви  в  определении
статуса  монарха  пережили  глубокую  трансформацию59.  Все  знаки  королев¬
ской  власти,  весь  словарь  политической  доктрины  были  церковного  проис¬
хождения60.  Вклад  декретистов  и  декреталистов  в  разработку  правовых  основ
королевской  власти  также  не  подлежит  сомнению.  Но  архаическое  (включая
античное  и  германское)  представление  о  природе  и  назначении  царской  вла¬
сти  содержало  в  себе  больше  религиозный,  чем  политический  концепт:  царь
был  ближе  к  жрецу,  чем  к  самодержцу61.  Повышение  роли  церкви  в  легити¬
мации  королевской  власти  через  процедуру  помазания  положило  начало  двум
расходящимся  линиям  развития.  С  одной  стороны,  это  усилило  власть  клири¬
ков  как  главных  советников  короля,  а  они  сформулировали  идеи  о  моральной
ответственности  монарха,  о  его  добродетелях  (dignitas  regia)  в  духе  христиан¬
ского  учения.  Важно,  что  именно  церковь  заложила  основы  министериальной
концепции  королевской  власти:  служения  короля  общему  благу,  его  функции
судьи  по  образу  Бога,  защитника  веры  и  церкви,  бедных  и  убогих.  В  церков¬
ной  теории  officium  regis  впервые  возникают  и  понятия  ограничения  власти
короля  со  стороны  общества  (universitas),  и  дефиниция  временного  владения,
управления,  а  не  собственности  короля  над  короной  и  королевством62.
 С  другой  стороны,  процедура  помазания  могла  трактоваться  в  духе  десак¬
рализации  королей,  особенно  после  григорианской  реформы,  способствовав¬
шей  теократическим  претензиям  папства63.  Эта  «оборотная  сторона  медали»
и  развитие  публично-правовых  основ  королевской  власти  неизбежно  порож¬
дали  обмирщение  государства  и  тенденцию  к  секуляризации,  рационализа¬
ции  и  прагматизму  в  управлении.  Церковь  теряет  монопольное  положение
при  персоне  монарха,  несмотря  на  оформление  «королевской  религии».  А  ее
концепции  начинают  теснить  идеи  правоведов  и  юристов64.  Поэтому  спор  о
том,  кого  король  должен  выбирать  себе  в  советники,  отражал  не  только  рос¬
тки  публично-правового  характера  королевской  власти,  но  и  столкновение
двух  разных  позиций  в  вопросе  о  контроле  за  действиями  монарха.
 59 	О  сложной  эволюции  сакрального  компонента  королевской  власти  и  неоднозначной
роли  церкви  в  процессе  секуляризации  государства  см.:  Хачатурян  H.A.  Сакральное  в  челове¬
ческом  сознании...;  Она  же.  Король-sacré...
 60 	Берман  Г.  Дж.  Указ.  соч.  С.  76-77,  96-119;  Descimon  R.  La  royauté  française...  P.  455;
Krynen  J.  Idéal  du  prince.  P.  185;  Gazzaniga  J.-L.  Les  clercs  au  service  de  l’État  dans  la  France  du
XVe  siècle.  P.  254-255;  Senellart  M.  Les  arts  de  gouverner.  P.  48^9.
 61 	Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  C.  252.  Франкские  короли  из  династии  Меровингов  считались
избранным  родом  божественного  происхождения,  а  их  власть  -  священной.  См.:  Fossier  R.  La
société  médiévale.  P.  31.
 62 	Senellart  M.  Les  arts  de  gouverner.  P.  133-134;  Krynen  J.  Genèse  de  l’État...  P.  407-408.
 63 	H.A.  Хачатурян  обращает  внимание  на  исходно  заложенную  в  процедуре  помазания
двусмысленность  и  разрешение  ее  через  «обожествление  власти  монарха,  а  не  его  персоны,
характерное  для  Западной  Европы»  (Хачатурян  H.A.  Король-sacré...  С.  22-23).
 64 	Ж.  Килле  показала,  как  теократические  идеи  Иоанна  Солсберийского,  Эгидия  Римского
и  даже  Фомы  Аквинского  порождали  отторжение  и  ускоряли  процесс  секуляризации  государ¬
ства.  См.:  Quillet  J.  Les  clefs  du  pouvoir...  P.  89-98.
 137

Именно  соперничество  теологов  и  юристов  за  место  у  трона  стало  во
Франции  центральной  темой  общественной  полемики  о  «правильном»  окру¬
жении  короля  и  отразило  зарождение  новых  принципов  управления65.  Осо¬
бенностью  этой  полемики  явилась  ведущая  роль  Парижского  университета.
Тамошние  доктора  первыми  разглядели  угрозу  обществу,  исходящую  из  бю¬
рократического  поля  власти,  и,  опираясь  на  авторитет  Аристотеля,  оспари¬
вали  у  юристов  функцию  хранителей  политического  знания66.  Политической
переориентации  университета  способствовали  две  тенденции.  Прежде  всего,
крах  на  рубеже  XIV-XV  вв.  идей  универсализма  и  складывание  националь¬
ных  государств  обострили  у  интеллектуалов  желание  занять  подобающее
место  в  управлении67.  В  то  же  время,  они  присвоили  себе  право  говорить  с
властью  от  имени  общества,  ставя  преграду  авторитарному  принципу  власт¬
вования.  Отсюда  их  активное  участие  в  программах  реформ,  будь  то  Великий
мартовский  ордонанс  1357  г.  или  кабошьенский  ордонанс  1413  г.68
 Эти  идеи  первыми  высказал  выдающийся  теолог  эпохи  и  канцлер  Париж¬
ского  университета  Пьер  д’Альи.  Он  осуждал  не  только  цивилистов  -  знато¬
ков  гражданского  (римского)  права,  но  и  нынешних  декретистов  и  декрета-
листов  -  знатоков  канонического  права,  ибо  они  всё  дальше  уходили  от  тех
целей,  которые  предписывала  им  церковная  доктрина.  Как  писал  д’Альи,  они
«почитали  декреталии,  как  Святое  Евангелие,  считали  Бога  связанным  зако¬
нами,  установленными  людьми»,  и  потому  не  заслуживали  тех  бенефициев,
которые  предназначены  знатокам  Писания69.  Еще  более  ригористичен  был
Никола  Орезм  в  комментарии  к  «Политике»  Аристотеля:  он  уже  открыто  объ¬
являет  юристов  главными  соперниками  теологов.  Раз  они  обучались  «зако¬
нам  Юстиниана»,  то  ничего  не  смыслят  в  реальности,  более  того,  «с  юности
усвоили  ложные  предметы  и  уже  не  в  состоянии  познать  истину».  Следова¬
тельно,  они  лишены  политического  разума,  «ведь  те,  кто  сначала  изучает  за¬
коны,  не  может  затем  постигнуть  философию»70.
 Эта  традиция,  идущая  от  Эгидия  Римского,  назвавшего  легистов  «идио¬
тами  в  политике»,  прочно  утвердилась  во  французской  политической  мысли
 65 	Об  истоках  и  этапах  этого  соперничества  см.:  Giordanengo  G.  De  la  Faculté  de  decret  aux
négocia  regis.  P.  211-251.  Об  этом  споре  как  столкновении  старых  и  новых  форм  властвования
см.:  Krynen  J.  L’Etat  de  justice.  P.  42-43.
 66 	Krynen  J.  Les  légistes  «tyrans  de  la  France»?  Le  témoignage  de  Jean  Juvénal  des  Ursins,  doc¬
teur  in  utroqie...  P.  282;  FossierR.  La  société  médiévale.  P.  348-349;  Menache  S.  La  naissance  d’une
nouvelle  source  d’authorité:  l’université  de  Paris  //  RH.  1982.  N  544.  P.  305-327.
 67 	Уваров  П.Ю.  Университеты  и  идея  европейской  общности  //  Европейский  альманах.  Ис¬
тория.  Традиция.  Культура.  1993.  М.,  1993.  С.  115-123;  Paravicini  Bagliani  A.  Les  intellectuelles
et  le  pouvoir  ...  P.  40;  Verger  J.  Les  Universités  au  Moyen  Age.  P.,  1973.  P.  155-159.
 68 	Уваров  П.Ю.  Лучшие  люди  христианства,  лучшие  люди  королевства;  Он  же.  Париж¬
ский  университет  и  городские  восстания;  Он  же.  Парижский  университет  и  местные  интересы
(конец  XIV  -  первая  половина  XV  в.)  //  СВ.  1991.  Вып.  54.  С.  55-71;  Он  же.  Парижский  уни¬
верситет:  Европейский  универсализм,  местные  интересы  и  идея  представительства  //  Город  в
средневековой  цивилизации  Западной  Европы.  М.,  2000.  Т.  4:  Extra  muros.  Город,  общество,
государство.  С.  51-65;  Krynen  J.  Aristotélisme  et  réforme  de  l’État...  P.  226-231;  Idem.  Idéal  du
prince...  P.  281-296.
 69 	См.  подробнее:  Guenée  B.  Entre  l’Eglise  et  l’État.  P.  183.
 70 	Oresme  N.  Le  Livre  de  Politique...  P.  243-244.  Идеи  Орезма  и  членов  университета  раз¬
делял  и  Мезьер,  что  отразилось  в  его  критике  юристов.  См.:  Kryrnen  J.  Une  exemple  de  critique
médiévale  des  juristes...  P.  343.
 138

и  стала  к  началу  XV  в.  знаменем  борьбы  Парижского  университета  за  возвра¬
щение  теологам  приоритетного  статуса  при  персоне  короля71.  В  самой  лако¬
ничной  форме  эту  позицию  выразил  в  своей  проповеди  Жак  Легран:  «долж¬
ны  государи  рядом  с  собой  иметь  людей,  знающих  Священное  Писание,  дабы
они  давали  им  советы,  ибо  всё  благо  уже  в  нем  заключено»72.  Эта  позиция
наиболее  цельно  и  развернуто  выражена  в  проповедях  канцлера  Парижского
университета  Жана  Жерсона:  поскольку  право  есть  божественное  установ¬
ление,  а  суд  -  главная  функция  короля,  то  именно  теологи  должны  обучать
судей,  ибо  в  Писании  заложены  основы  правосудия.  Констатируя  конфликт
с  юристами,  которые  «смеются  над  теологией  (se  moquent  de  theologie),  ибо
разумом  хотят  понимать,  но  не  верой»,  он  настаивал,  что  «совершенный  ле-
гист»  невозможен  без  знания  теологии,  и  в  описании  качеств  идеального  со¬
ветника  на  первое  место  ставил  христианские  добродетели,  а  не  профессио¬
нальные  знания.  Главным  поставщиком  советников  короля  должен  был  стать,
по  мысли  Жерсона,  Парижский  университет,  который  наравне  с  Королевским
советом  должен  управлять  и  руководить  всеми  делами.  «А  если  кто-то  ска¬
жет:  “чего  это  он  вмешивается  и  впутывается,  пусть  лучше  учит  и  глядит  в
книги”,  то  это  очень  легковесное  мнение;  чего  стоит  знание  без  действия;
учатся  не  только  для  знания,  но  для  применения  и  работы»73.
 На  противоположном  фланге  находились  те,  кто  не  просто  отодвигал  кли¬
риков  от  управления,  но  вовсе  отказывал  им  в  пригодности  для  подобной
деятельности.  В  этой  связи  показательно,  что  даже  слово  «клирик»  (clerc)
приобретает  в  трудах  этих  авторов  значение  не  духовного  лица  и  даже  не
образованного  человека,  а  именно  знатока  права74.  С  самого  начала  идеологи
монархической  власти  из  числа  чиновников  предусматривали  вытеснение  из
управления  лиц  духовного  звания.  Об  этом  говорится  у  Бомануара:  он  не  ре¬
комендует  королю  назначать  на  должности  бальи  означенных  лиц,  поскольку
их  нельзя  наказать  за  проступки  как  людей  церкви.  Эта  практическая  сторона
вопроса  должна  была  усилить  аргументы  Бомануара,  направленные  против
клириков  на  королевской  службе73.
 Ответ  чиновников  на  прямые  нападки  «теологов»,  прежде  всего  Нико¬
ла  Орезма  и  его  сторонников,  содержится  в  трактате  «Сновидение  садовни¬
ка»,  где  королю  был  даже  брошен  упрек  за  то,  что  он  держит  «рядом  с  собой
 71 	Krynen  J.  Les  légistes  «idiots  politiques»..  P.  171-198.  Ж.  Верже  обращал  внимание  на  тот
факт,  что  активно  вмешивались  в  политику  как  раз  преподаватели  артистического  и  теологиче¬
ского  факультетов,  а  вовсе  не  факультета  права  {Verger  J.  Les  Universités...  P.  156)
 72 	LegrandJ.  Sermon.  P.  473.
 73 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  439,  526,  600-601,  777,  911,  944-946,  1028-1029,  1145,
1165.
 74 	Так,  Жувеналь,  указывая  на  двойную  функцию  бальи  и  сенешалей  -  судебную  и  воен¬
ную,  призывает  отдавать  предпочтение  «клеркам,  ибо  легче  из  клерка  сделать  храброго  воина,
чем  из  воина  -  клирика».  В  таком  же  смысле  употребляют  это  слово  и  Кристина  Пизанская,  и
автор  «Совета  Изабо  Баварской»  {Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  338;  Pisan  Ch.  de.  Le  corps
de  policie.  P.  40;  Advis...  P.  135).
 7э 	«L’en  ne  doit  pas  fere  accesseur  d’homme  que  cil  ne  puist  justicier  qui  le  fet,  s’il  le  trueve  en
mesfet;  si  comme  de  clerc  ou  de  croisié,  car  il  ne  les  pourroit  justicier  s’il  mestesoit;  car  la  connois-
sance  d’aus  apartient  a  sainte  Eglise»  {Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes...  T.  I.  P.  35.  N  39).  Спустя  век
ту  же  угрозу  для  короля  видел  в  лицах  духовного  звания  и  Филипп  де  Мезьер,  считая  двойное
подчинение  клириков  королю  и  папе  Римскому  опасным  для  короны  Франции  {Mézières  Ph.  de.
Songe.  T.  2.  P.  350-351).
 139

священников,  которым  скорее  пристало  быть  со  своей  паствой,  чем  в  Коро¬
левском  совете».  В  этом  трактате  позиция  королевских  должностных  лиц
выражена  предельно  откровенно:  «главное  дело  и  знание  короля  должны  со¬
стоять  в  добром  управлении  своим  народом  по  совету  мудрецов,  под  коими
я  разумею  юристов,  сведущих  в  праве  каноническом  и  гражданском,  в  кутю-
мах,  конституциях  и  законах  королевских».  Автор  превозносит  практические
знания  и  опыт,  являющиеся  главным  достоинством  юристов:  «ведь  не  будет
больной  обращаться  к  тому,  кто  лишь  знает  о  болезнях,  но  не  умеет  их  ле¬
чить».  Наконец,  он  открыто  нападает  на  Орезма  и  его  сторонников  из  Уни¬
верситета:  «не  должен  король  назначать  на  управление  народом  философа,
пусть  и  знающего  все  книги  “Этики”,  “Экономики”  и  “Политики”»,  -  явный
намек  на  Орезма,  который  эти  произведения  Аристотеля  перевел  на  француз¬
ский  язык,  -  «хотя  некоторые  из  них  слишком  высокого  мнения  о  себе  и  счи¬
тают,  что  им  наносится  большой  ущерб,  раз  мир  управляется  не  ими  и  не  по
их  советам;  и  называют  юристов  идиотами  в  политике,  но  при  всем  уважении
и  почтении  к  философам,  опыт  -  матерь  всего,  а  каждый  по  опыту  знает,  кто
больший  идиот,  юрист  или  философ  -  в  добром  совете  об  управлении  наро¬
дом  и  в  добром  суде»76.  Эту  позицию  разделяла  и  Кристина  Пизанская:  она
рекомендует  королю  советоваться  с  теми,  кто  сведущ  в  конкретном  вопросе,
например  «в  делах  правосудия  вовсе  не  с  воинами  и  рыцарями,  но  с  легиста-
ми  и  знатоками  этих  наук».  Хотя  духовенство  и  студенты  университетов,  по
мнению  Кристины,  составляют  «честь  и  славу  королевства»,  но  их  роль  она
сводит  к  заботе  о  спасении  душ  подданных  короны.  Таким  образом,  согласно
ей,  не  может  быть  и  речи  о  монопольном  положении  духовенства  в  окруже¬
нии  короля,  скорее  наоборот,  они  должны  быть  устранены  от  дел  управления:
«для  блага  душ  -  теологи,...  для  управления  политикой  королевства  -  почтен¬
ные,  образованные  и  сведущие  легисты»,  более  того,  «теологи  не  самые  муд¬
рые  люди  ...  их  разум  основан  на  книгах,  но  с  трудом  применяется  на  практи¬
ке...  и  в  делах  мирских  они  мало  искусны»77.
 Та  же  позиция  применительно  к  области  финансов  выражена  автором
«Совета  Изабо  Баварской»:  «и  чтобы  в  деле  финансов  не  назначались  бы
люди  церкви,  ибо  им  вмешиваться  в  финансы  королевства  вовсе  не  подобает,
пусть  служат  Богу  и  молятся  за  короля,  как  им  положено»78.  Разумеется,  осо¬
бое  внимание  уделялось  Королевскому  совету.  Филипп  де  Мезьер  обвинял
 76 	Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  234,  410^11.  Словом  «философ»  в  данном  фрагменте  я  пере¬
вела  термин  artiens  -  выпускник  Артистического  факультета  университета,  первой  ступени  на
пути  к  трем  высшим  факультетам,  поскольку  именно  такой  перевод  наиболее  адекватен  кон¬
тексту.  Как  отмечал  Ж.  Кринен,  автор  «Сновидения  садовника»  не  решился  прямо  нападать  на
теологов,  поскольку  это  было  бы  уже  опасно.  А  потому  он  заменил  теолога  философом;  но  те,
к  кому  был  обращен  этот  пассаж,  поняли,  о  ком  на  самом  деле  идет  в  нем  речь.  См.:  Krynen  J.
Les  légistes  «idiots  politiques»...  P.  192.
 77 	Pisan  Ch.  de.  Le  corps  de  policie.  P.  37,  40;  Eadem.  Le  Livre  de  la  paix.  P.  68-70,  76-77.
 78 	Кстати,  на  одном  этом  основании  можно  счесть  ошибочной  версию  издателя  трактата
 о 	принадлежности  автора  к  Парижскому  университету,  так  ревностно  боровшемуся  за  первое
место  рядом  с  королем.  Против  лиц  духовного  звания  в  Палате  счетов  выступал  и  Жувеналь,
обвиняя  их  в  наибольших  злоупотреблениях  (Advis.  Р.  137;  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.
P.  519).  В  Палате  счетов  и  других  финансовых  ведомствах  было,  действительно,  много  лиц
духовного  звания.  См.  список  имен  для  XV  в.:  Gazzaniga  J.-L.  Les  clercs  au  service  de  l’État...
P.  257-258.
 140

духовенство  в  ложных  жалобах  на  насильственное  привлечение  в  Королевский
совет,  хотя  они  сами  туда  стремятся  и  ищут  там  лишь  обогащения,  и  совето¬
вал  королю  изгнать  таких  советников79.  Весьма  характерно  свидетельство  мо¬
наха  из  Сен-Дени  Мишеля  Пинтуэна  о  вмешательстве  депутатов  Парижского
университета  в  составление  кабошьенского  ордонанса  на  Штатах  1413  г.  Он
недвусмысленно  выразил  изумление  самим  фактом  участия  университета  в  вы¬
работке  реформы  управления.  Передавая  слышанные  им  возмущенные  разго¬
воры  «почтенных  людей  большого  опыта  и  знания»,  он  подчеркивал,  что  чле¬
ны  университета  -  люди  «специального  знания,  привыкшие  жить  среди  книг»,
которым  не  пристало  вмешиваться  в  чуждую  им  сферу80.  Позднее  герольд  Бер-
рийский  также  с  осуждением  писал  о  вмешательстве  Парижского  университета
в  политические  дела,  намекая  на  неуместность  такой  претензии81.
 Таким  образом,  тема  взаимоотношений  короля  и  его  администрации,  бу¬
дучи  частью  обширной  сферы  политической  мысли  позднего  Средневековья
об  «идеальном  государе»,  свидетельствует  о  сложном  процессе  легитимации
государственного  аппарата.  Анализ  выявил  сохранение  центральной  позиции
короля  в  сфере  управления,  что  свидетельствует  об  устойчивости  архаичной
личностной  концепции  монархической  власти.  Однако  можно  констатиро¬
вать  ее  модификацию  и  появление  ростков  новых  аспектов  «службы  короля».
От  последнего  по-прежнему  зависит  всё,  и  это  способствует  повышению  вни¬
мания  к  личным  достоинствам  монарха,  в  круг  которых  теперь  входят  и  знания,
и  опыт  управления,  и  следование  законам,  и  ответственность  за  выбор  и  работу
чиновников.  Так  вырабатывалось  само  понятие  государственной  службы  как
служения  общему  благу,  как  гражданской  добродетели,  повышая  престиж  зна¬
ний,  образования,  книг,  усиливая  коллегиальный  принцип  управления.
 Спор  о  составе  Совета  и  контроле  над  действиями  короля  отразил  спе¬
цифику  французской  монархии.  «Знаком  ее  исключительности»,  по  выраже¬
нию  Жене,  была  роль,  которую  играли  королевские  служители  в  утверждении
власти  короля  Франции.  Являясь  поборниками  королевского  суверенитета,
отстаивая  на  практике  -  в  судебных  приговорах,  в  нормативных  актах,  в  по¬
литических  трактатах  -  наиболее  смелые  и  амбициозные  теории,  они  внесли
решающий  вклад  в  трансформацию  представлений  о  природе  и  назначении
«службы»  короля.  Знаменательно,  что  именно  королевские  служители  высту¬
пали  последовательными  защитниками  авторитарного  принципа  и  всевла¬
стия  государя82.  Современники,  в  частности  Мезьер  и  Орезм,  не  напрасно  об¬
 79 	«Telx  prelaz  conseilliers  qui  souvent  font  entendre  que  maigre  eulx  ilz  sont  aux  consaulx
royaulx...  qui  par  avarice  et  amnicion  et  par  importunite  suivent  les  consaulx»  (Mézières  Ph.  de.
Songe.  T.  2.  P.  336).
 80 	За  возмущенными  людьми  «большого  опыта  и  знания»  легко  угадываются  королевские
чиновники.  См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  5.  P.  7.
 81 	«Ladicte  Université  avoit  pour  ce  temps  grant  puissance  a  Paris  (tellement  que  quant  ilz  met-
toient  la  main  a  une  besoingne,  il  failloit  qu’ilz  en  venissent  a  bout)  et  se  vouloient  mesler  du  gou¬
vernement  du  Pappe,  du  Roy  et  de  toutes  autres  choses»  (Bouvier  G.  Le,  dit  le  Héraut  de  Berry.  Les
chroniques...  P.  33).  В  этом  месте  речь  шла  о  конфликте  университета  с  прево  Парижа  Гийомом
де  Тенонвилем  в  1408  г.
 82 	«parfum  d’exeption»  (Genet  J.-Ph.  Histoire  politique  anglaise,  histoire  politique  française.
P.  621).  На  это  обращают  внимание  многие  исследователи.  См.:  Krynen  J.  Droit  romain  et  état...
P.  23;  Idem.  Genèse  de  l’État...  P.  408^-09;  Rigaudière  A.  Legislation  royale  et  construction  de
l’État...  P.  208;  AutrandFr.  Le  concept  de  souveraineté...  P.  154.
 141

виняли  чиновников  в  том,  что  они  склоняют  короля  к  тирании,  под  которой
подразумевали  пренебрежение  традиционными  лимитами  самовластия83.
 Причиной  такой  позиции  королевских  должностных  лиц  являлся,  не  в
последнюю  очередь,  «символический  капитал»,  который  они  извлекали  от
всевластия  монарха,  чьи  функции  на  деле  они  сами  и  исполняли.  Уже  легисты
Филиппа  IV  Красивого  идентифицировали  персону  монарха  с  идеей  госу¬
дарства84.  С  помощью  такой  идентификации  они  легитимировали  собствен¬
ную  власть,  уповая  на  разделение  обязанностей  внутри  бюрократического
поля.  Одновременно  они  пытаются  оттеснить  от  трона  традиционных  совет¬
ников  -  теологов  и  университетских  интеллектуалов.  Доказывая  специфич¬
ность  «политического  знания»  и  функций  управления,  они  отказывают  об¬
ществу  в  праве  осуществлять  «совет»  и  контроль,  присваивая  это  право  себе.
Концепция  служения  короля  на  общее  благо  становится  стратегией  укрепле¬
ния  королевского  суверенитета,  расширения  прерогатив  монарха  и  его  слу¬
жителей,  а  также  разделения  их  ответственности.
 НОМИНАЦИЯ  ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ
 Стратегии  официальной  номинации  ведомств  и  их  служителей  легити¬
мировали  их  статус  и  функции.  Она  являлась  важнейшей  составной  частью
«символического  капитала»  королевских  должностных  лиц  и  пропаганды
складывающегося  государства85.
 В  этом  контексте  обращает  на  себя  внимание  значение,  которое  придава¬
ли  сами  чиновники  следованию  официальной  номинации  ведомств  и  служб
как  неотъемлемой  части  суверенных  прав  монарха.  Впрямую  об  этом  праве
короля  сказано  в  трактате  выдающегося  юриста  и  знатока  кутюмов  Франции
XV  в.  Жака  д’Аблейжа:  «Надо  заметить,  что  король  посредством  своего  суве¬
ренитета  может  давать  служителям  наименования  отличные,  как  то  канцлер,
президент,  мэтр  счетов  и  другие  им  подобные,  чего  иные  сеньоры  не  могут
делать,  ибо  не  подобает  им  показывать  себя  равными  их  суверенному  сень¬
ору»86.  О  том,  что  сами  королевские  служители  усматривали  в  номинации
форму  выражения  их  статуса  и  прерогатив,  указывает  конфликт  Парламента  с
нотариусами  Канцелярии  и  Казначейства  в  начале  XV  в.  В  составленных  там
письмах  они  именовали  себя  greffiers,  как  и  секретари,  ведущие  протоколы  и
 83 	Krynen  J.  Aristotélisme  et  réforme  de  l’État...  P.  232-234.
 84 	Quillet  J.  Les  clefs  du  pouvoir.  P.  97.
 85 	На  официальную  номинацию  и  на  интересы  ее  производителей  как  на  важнейшую  фун¬
кцию  складывающегося  государства  обращал  внимание  историков  П.  Бурдьё.  См.:  Бурдьё  П.
Социальное  пространство  и  генезис  «классов».  С.  24.  На  этот  аспект  и  его  значение  обратила
внимание,  но  бегло,  только  Ф.  Отран.  См.:  Autrand  Fr.  Le  concept  de  souveraineté.  P.  160-161;
Eadem.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  136,  144-145.
 86 	«Il  est  à  noter  que  le  roy  par  sa  souveraineté  peult  à  ses  officiers  donner  nom  excellent  com¬
me  chancelier,  président,  maître  des  comptes  et  aultres  semblables,  ce  que  les  aultres  seigneurs  ne
peuvent  faire  pour  ce  qu’il  n’est  pas  convenable  qu’ils  se  demonstrent  pareils  à  leurs  souverain  sei¬
gneurs»  (Ableiges  J.d’.  Le  Grand  coutumier  de  France  /  Éd.  E.  Laboulaye,  R.  Dareste.  P.,  1868  P.  94
(цит.  no:  Autrand  Fr.  Le  concept  de  souveraineté...  P.  154-155).  Ф.  Отран  связывает  появление
этого  рассуждения  во  второй  половине  XV  в.  с  борьбой  Людовика  XI  против  претензий  гер¬
цога  Бургундского  на  суверенную  власть,  в  том  числе  и  в  номинации  своих  ведомств  и  служб.
 142

документацию  в  Парламенте.  Последний  усмотрел  в  этом  посягательство  на
статус  верховного  суда,  «палату  столь  знатную,  что  номинация  ее  служителей
должна  отличаться  от  всех  прочих  ведомств»87.
 Конфликт  проливает  свет  на  смысловую  этимологию  названий  должно¬
стей,  особенно  наглядную  в  номинации  одной  и  той  же  службы  в  разных  ве¬
домствах  -  в  службе  писцов,  ведущих  документацию  и  составляющих  акты.
В  Парламенте  она  именовалась  greffier  от  слова  «greffe»  -  приемная  и  храни¬
лище  архива  верховного  суда  как  фундамента  политической  и  символической
власти  ведомства.  В  Канцелярии  тех,  кто  составлял  письма  и  указы,  имено¬
вали  по-разному.  Самые  близкие  к  персоне  монарха  назывались  secretaire  от
слова  «secret»  -  секретные  письма,  запечатываемые  секретной  печатью  ко¬
роля,  что  символизировало  причастность  этих  служителей  к  секретам  вла¬
сти;  менее  значимые  работы  выполняли  notaire,  нотариусы,  что  подчеркива¬
ло  правовой  статус  их  «руки»88.  Некоторые  служители  Канцелярии  сочетали
обе  функции  и  именовались  «нотариусами-секретарями».  В  Палате  счетов  и
в  остальных  ведомствах  такие  же  работы  выполняли  те,  кого  именовали  clerc
(клерки-писцы),  что  говорило  об  их  грамотности,  образованности  и  владении
бюрократическим  пером89.
 Анализ  номинации  ведомств  и  служб  короны  Франции  по  королевско¬
му  законодательству  и  политическим  трактатам  выявляет  три  центральные
идеи,  которые  влияли  на  статус  ведомства  или  службы  и,  как  следствие,  на  их
номинацию:  это  идея  совета  как  главной  функции  королевских  служителей,
идея  правосудия  как  главного  предназначения  верховной  светской  власти  и
зарождающееся  понятие  суверенитета  как  выражения  абсолютной  власти.
 Символический  статус  совета  при  персоне  монарха  как  главного  атрибута
«законного»  правления  выразился  в  том,  что  королевские  служители  всех  ве¬
домств  и  служб  в  качестве  наиболее  почетного  именования  назывались  «со¬
ветниками  короля»,  вне  зависимости  от  их  принадлежности  к  конкретному
органу  управления.  В  королевских  указах,  относящихся  ко  всему  корпусу  ко¬
ролевских  служителей,  они  именуются  «советниками»  на  всем  протяжении
исследуемого  периода:  «наш  канцлер,  люди  наших  счетов  и  казначеи  и  все
остальные  советники,  кто  бы  они  ни  были»,  «люди  Парламента  и  счетов,  каз¬
начеи  и  все  другие  люди  нашего  Совета»90.
 Не  только  все  скопом,  но  и  каждый  в  отдельности  чиновники  именуются
в  указах  советниками,  будь  то  сенешаль  и  бальи,  служитель  Канцелярии  или
 87 	JNB.  T.  I.  Р.  142-143  (21  ноября  1405  г.).  См.  подробнее  исследование  этого  конфликта:
Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  193  Вначале  нотариусы  Канцелярии,  ведущие  в  Парламен¬
те  протоколы,  именовались  notaires,  затем  по  указу  от  1344  г.  registreurs,  но  указ  от  7  апреля
1361  г.  закрепил  за  ними  термин  greffiers.  См.:  AN  U  499.  F.  2;  AubertF.  Histoire  du  Parlement...
P.  299-300.
 88 	Lalou  É.  Chancellerie  et  Hôtel...  P.  20.  Изначально  писцы  Канцелярии  именовались  также
клерками.  См.:  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  145.
 89 	Помимо  клерков-писцов  в  Палате  счетов  были  и  «клерки  счетов  (clercs  des  comptes)
или  clercs  d’embas,  так  как  они  сидели  в  нижнем  помещении.  С  XV  в.  они  стали  именовать¬
ся  аудиторами  (auditeurs),  ибо  их  главная  функция  была  проверять  счета  (AN  U  540.  F.  645;
Jassemin  H.  Op.  cit.  P.  15).
 90 	Ордонансы  2  октября  1345  и  7  января  1408  г.  (ORF.  II.  235-236;  IX.  288).
 143

Казначейства91.  Первым  советником  короля  среди  должностных  лиц  являлся,
естественно,  канцлер,  который  был  членом  Королевского  совета  ex  officio92.
 Выделившиеся  из  Королевской  курии  судебное  и  финансовое  ведомст¬
ва  сохранили  в  своей  номинации  эту  престижную  генеалогию.  Если  в  фун¬
даментальном  ордонансе  о  преобразовании  королевства  от  23  марта  1302  г.
Парламент  приравнивался  к  Совету,  то  очередное  подтверждение  ордонанса
в  мае  1355  г.  происходит  на  Совете,  заседающем  в  Парламенте  с  участием  его
служителей93.  И  такие  заседания  «Совета  короля  в  Парламенте»  происходили
довольно  регулярно94.  В  вынесенных  на  таких  заседаниях  приговорах  фигу¬
рирует  номинация  Парламента  как  Королевского  совета95.
 Уподобление  Парламента  Королевскому  совету  отражено  и  в  трактате
Филиппа  де  Мезьера:  описывая  судебную  систему  Милана  в  качестве  образ¬
ца  для  подражания,  он  указывает,  что  там  можно  апеллировать  на  приговор
«в  Большой  совет  сеньора,  как  во  Франции  это  делается  в  Парламенте»,  а
сам  Парламент  называет  «Большим  советом  Парламента».  А  Анри  Бод  даже
ставил  в  заслугу  Карлу  VII  уравнение  в  статусе  и  прерогативах  Парламента
и  Королевского  совета96.
 Служители  Парламента  именуются  в  королевских  указах  советниками:
«наши  любимые  и  верные  советники,  назначенные  в  Палату  Парламента  в
Париже»,  «наши  любимые  и  верные  советники,  люди,  держащие  наш  Парла¬
мент»,  «наши  любимые  и  верные  советники  нашего  Парламента  и  Королев¬
ского  совета,  назначенные  и  приставленные  в  Суд»97.  Показательно,  что  такая
же  номинация  будет  позднее  распространена  и  на  Парламенты,  возникающие
со  второй  половины  XV  в.  в  других  областях  королевства98.
 В  этом  контексте  заслуживает  внимания  несовпадение  «символической»
номинации  служителей  Парламента  в  королевских  указах  и  их  «реального»
обозначения  в  протоколах  самого  верховного  суда.  Дело  в  том,  что  наимено¬
вание  служб  в  Парламенте  формально  не  имело  квалификации  «советников».
Об  этом  свидетельствуют  списки  членов  верховного  суда,  которые  вписыва¬
лись  в  регистр  при  открытии  каждой  новой  сессии.  В  этом  списке  члены  трех
палат,  кроме  президентов,  именовались  «мэтрами»,  «магистрами»  каждой
 91 	«наш  любимый  и  верный  рыцарь  и  советник  мессир  Жан  Бернье,  сенешаль  Бокера»
(указ  дофина  Карла  от  25  января  1358  г.)  (ORF.  III.  309);  «наши  любимые  и  верные  советники,
вершащие  дело  нашей  Канцелярии»  (указ  Карла  VI  от  7  января  1389  г.)  (ORF.  XII.  167).
 92 	Не  случайно  Жан  Жувеналь,  обращаясь  к  брату,  ставшему  канцлером  напоминает,  что
он  «первый  и  главный  из  советников»  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  445).
 93 	«ad  Curiam  nostram,  seu  Parlamentum»  (ORF.  I.  358-359),  «de  nostra  Curia,  seu  nostro  com-
muni  Consilio»  (ORF.  III.  2-3).
 94 	«Conseil  du  Roy  étant  en  Parlement»  (ORF.  VII.  94,  283,  786).
 95 	Например,  в  приговоре  1385  г.  сказано:  «Comparentibus  Coram  nobis  et  nostro  Consilio  in
nostra  Parlamenti  Curia».  Таких  формулировок  достаточно  много  (AN  U  508.  F.  79-89).
 96 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  488-489,  504;  «et  equipoloit  on  son  conseil  a  une  cour  de
Parlement  pour  les  notables  et  grans  gens,  qu’il  y  tenoit»  (Baude  H.  Eloge.  P.  132).
 97 	Ордонансы  19  марта  1360,  28  мая  1373,  14  марта  1398,  13  февраля  1399,  23  декабря
1409,  16  февраля  1419  г.  (ORF.  IV.  725;  V,  613;  VIII.  184,  315-316;  IX.  487;  X.  437).
 98 	См.  формуляр  указа,  в  котором  члены  Парламента  в  Тулузе  также  названы  «noz  amez
et  feaulx  conseillers  les  gens  tenans  et  qui  tiendront  nostre  Parlement  de  Toulouse»  (Morchesne  O.
Formulaire.  P.  193.  Ch.  6.  6.  8).
 144

палаты,  что  подчеркивало  их  профессиональную  квалификацию".  Очевидно,
слово  «советник»  выражало  в  политических  представлениях  эпохи  суть  их
службы,  и  потому  в  самоидентификации  парламентарии  настаивали  на  этой
номинации100.  На  основе  анализа  протоколов  Парламента  в  первой  трети  XV  в.
мне  удалось  констатировать  приверженность  парламентариев  данной  номи¬
нации,  которая  отражала  и  их  политические  амбиции.  При  всем  разнообра¬
зии  используемых  формул  в  этих  протоколах  превалирует  квалификация  пар¬
ламентариев  как  советников101.
 Аналогичная  картина  наблюдается  и  в  Палате  счетов.  Ее  заседания  также
именуются  «Советом  короля  в  счетах»,  а  заседания  Королевского  совета  час¬
то  проводятся  в  ее  помещении  с  участием  ее  чиновников102.  Служители  Па¬
латы  счетов  также  обозначаются  в  королевских  указах  советниками:  «наши
любимые  и  верные  советники  люди  счетов  в  Париже»,  «наши  советники  и
мэтры  счетов»,  «наш  любимый  и  верный  советник  президент  и  мэтры  на¬
шей  Палаты  счетов»103.  И  хотя  эти  служители  в  протоколах  значились,  как  и
в  Парламенте,  президентами  и  мэтрами,  но  можно  с  большой  долей  уверен¬
ности  предположить,  что  номинация  в  качестве  советников  короля  была  им
дорога  не  менее,  чем  парламентариям.
 Такая  номинация,  повышая  статус  ведомств,  отражая  амбиции  их  служи¬
телей,  являлась  стратегией  получения  «символической  прибыли»  и  утверж¬
дала  коллегиальный  принцип  управления,  олицетворением  которого  был  Ко¬
ролевский  совет.  Однако  меняется  его  природа:  из  Совета  принцев  крови,
ближайших  к  королю  сеньоров  и  прямых  васалов  Королевский  совет  пре¬
вращается  в  собрание  профессионалов,  действующих  в  публично-правовом
поле.
 Исполняемые  чиновниками  функции  порождают  и  специфическую  для
каждого  звена  администрации  номинацию.  И  тут,  в  отличие  от  идеи  «совета»,
выступает  больше  различий,  чем  сходства,  и  отражается  определенная  иерар¬
хия  ведомств  и  служб  в  структуре  королевской  администрации,  а  критерием
статуса  оказывается  присутствие  двух  компонентов  в  номинации  -  правосу¬
дия  и  суверенитета.
 Обратимся  к  первому  звену  королевской  администрации  -  к  представите¬
лям  короля  на  местах.  В  ряде  ранних  ордонансов  они  еще  не  имеют  четкого
названия:  «сенешали,  бальи,  прево,  судьи,  министры,  служители  (officiales)
и  слуги»  (servientes  nostri)  или  «сенешали  и  другие  служители  (officiales)  и
министры»  (ministri  nostri)104.  Одновременно  в  номинации  проступает  их  су¬
 99 	См.:  Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris...  P.  114.  О  трансформации  термина  мэтр  (магистр)
под  влиянием  развития  университетов  см.:  Ле  Гофф  Ж.  Интеллектуалы  в  средние  века.  Дол¬
гопрудный,  1997.  С.  162.
 100 	Характерно,  что  Пьер  д’Оржемон,  описывая  в  «Хронике  царствования  Иоанна  II  и  Кар¬
ла  V»  страсти  вокруг  чиновников  в  1356-1358  гг.,  неизменно  именует  всех  их  советниками  ко¬
роля  (Chroniques  des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles  V.  T.  I.  P.  76-77,  96-97);  О.  Маттеони  обнару¬
жил  приверженность  мэтров  Прошений  именно  номинации  «советников»  (Mattéoni  О.  «Plaise
au  roi».  P.  286-287).
 101 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  191-192,  258-262.
 102 	«per  consilium  in  Camera  compotorum»  (AN  U  540.  F.  48,343).
 103 	AN  U  540.  F.  425;  указы  от  28  декабря  1385,  18  августа  1408,  23  декабря  1454  г.
(ORF.  VII.  140;  IX.  127;  XIV.  341).
 104 	ORF.  I.  386,  391,  696  (N  9)  (ордонансы  от  1303  и  1319  гг.).
 145

дебная  функция.  В  ордонансе  от  23  марта  1302  г.  о  «преобразовании  коро¬
левства»  представители  короля  названы  «сенешалями,  бальи  и  иными  судья¬
ми»  (judex),  «сенешалями,  бальи,  прево  и  другими  судейскими»  (justiciarii).
В  ордонансе  о  реформе  местного  королевского  аппарата,  изданном  «мармузе-
тами»,  они  также  отнесены  к  сфере  королевского  правосудия:  «губернаторы,
сенешали,  бальи  и  другие  судьи  округов»105.
 Показательно,  что  другие  исполняемые  обязанности,  в  том  числе  финан¬
совые,  наряду  с  судебными  функциями  в  номинативной  сфере  проявляются
лишь  эпизодически.  Так,  в  ордонансе  1318-1319  гг.  они  названы  «сенешали,
бальи  и  прочие  сборщики»106.  Политическое  усиление  бальи  и  сенешалей  на¬
пугало  корону,  что  косвенно  отразилось  в  запрете  им  именоваться  «губерна¬
торами»:  в  фундаментальном  ордонансе  от  8  апреля  1342  г.  оговаривается,
что  «отныне  сенешали,  бальи  и  другие  служители  (officiers)  наших  сене-
шальств  и  бальяжей  не  должны  называться  губернаторами  (gouverneurs),  но
только  сенешалями  и  бальи»107.
 Высокий  статус  королевских  служителей  на  местах  как  полномочных
представителей  монарха  обозначился  в  королевских  указах  к  концу  XIV  в.,
когда  в  номинации  появился  престижный  компонент  -  понятие  «суверените¬
та».  В  ордонансе  от  28  октября  1394  г.  власть  сенешалей,  бальи  и  губернато¬
ров  «охранять,  править  и  управлять»  названа  «суверенной  без  посредников
после  нас  и  нашей  курии  Парламента»108.  В  этой  новой  номинации  содержит¬
ся  значимая  трансформация:  власть  сенешалей,  бальи  и  губернаторов  ква¬
лифицируется  как  абсолютная  и  не  имеющая  посредников,  т.е.  неподвласт¬
ная  никакой  иной  власти.  Суверенитет  их  власти,  однако,  иерархически  стоит
ниже,  чем  у  двух  его  главных  носителей  -  у  самого  короля  и  у  верховного
суда  (Парламента).  Но  эта  иерархия  суверенитета  ставит  королевских  пред¬
ставителей  на  местах  в  самый  престижный  ряд.
 Таким  образом,  представители  короля  Франции  на  местах,  соединяющие
в  своих  руках  судебную,  административную,  финансовую  и  военную  власть,
позиционируются  в  исследуемый  период  как  судьи.  И  в  силу  этой  наиважней¬
шей  функции  королевской  власти  они  наделяются  высшим  атрибутом  влас¬
ти  -  суверенитетом.  Характерно  повышение  в  номинативной  сфере  статуса
королевских  сержантов  -  низшего  звена  в  местной  администрации:  на  Шта¬
 105 	ORF.  I.  360-361  (N  18,  21);  XII.  162:  «ayans  gouvernement  de  Seneschaussé,  Bailliage  ou
autre  Judicature...  Seneschaux,  Baillis  et  autres  Juges»  (ордонанс  5  февраля  1389  г.);  Точно  так
же  к  сфере  правосудия  были  причислены  представители  короля  на  местах  и  в  кабошьенском
ордонансе  «les  sièges  de  Prevostez,  Senechaussé  et  autres  notables  offices  de  judicature»  (Ordon¬
nance  cabochienne.  P.  98.  N  165).
 106 	«et  autres  maniérés  de  Receveurs»  (ORF.  I.  658  (N  6)).
 107 	ORF.  II.  175  (N  10).  Как  очень  важное  положение,  эта  норма  была  повторена  в  ордонан¬
се  от  5  февраля  1389  г.  (ORF.  XII.  162  (N  2)).  О  значении  для  короны  номинации  «губернатор»,
каковыми  на  деле  хоть  и  являлись  бальи  и  сенешали,  но  не  должны  были  так  называться,  см.:
Chevalier  В.  Gouverneurs  et  gouvernement...  P.  295.
 108 	«comme  souverains  sans  moyen,  après  Nous  et  nostre  Court  de  Parlement»  (ORF.  VII.  681).
Такая  номинация  издавна  являлась  пределом  их  мечтаний,  о  чем  свидетельствует  выдающийся
правовед  Филипп  де  Бомануар,  писавший  еще  в  конце  XIII  в.  «il  est  en  office  de  baillie,  repré¬
sente  la  personne  son  seigneur»  {Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  I.  P.  19.  N  15).
 146

тах  в  Туре  1484  г.  они  уже  названы  «первыми  министрами»  именно  в  силу
своей  роли  в  отправлении  правосудия109.
 Значение  такой  номинации  раскрывается  в  сравнении  с  другими  королев¬
скими  службами.  Так,  домениальная  служба  смотрителей  вод  и  лесов,  при
всей  ее  важности  и  судебных  атрибутах,  так  и  не  получила  статуса  суверен¬
ной:  чиновники  этого  ведомства  на  всем  протяжении  изучаемого  периода
именовались  исключительно  «мэтрами  вод  и  лесов»110.  Статуса  суверенно¬
го  не  обрело  и  Казначейство:  на  всем  протяжении  исследуемого  периода  это
ведомство  неизменно  именуется  просто  «казной»  (Trésor),  а  его  служители  -
«казначеями»  (trésoriers)111.  Эта  же  ситуация  наблюдается  в  Монетной  пала¬
те:  ее  служители  носят  название  «генералы-мэтры  наших  монет»  (Generaulx-
Mestres  de  noz  Monnoyes),  а  сама  палата  стабильно  обозначается  «Палатой
монет»  (Chambre  des  Monnoies)112.
 На  этом  фоне  становление  номинации  Налоговой  палаты  красноречиво
свидетельствует  о  росте  значения  для  короны  этого  источника  пополнения
казны.  Еще  до  оформления  в  отдельную  палату  ее  служители  упоминаются
в  фундаментальном  для  королевства  ордонансе  Карла  V  Мудрого  о  порядке
престолонаследия  от  августа-октября  1374  г.  В  нем  персонал  налогового  ве¬
домства  включен  в  состав  регентского  совета  и  назван  «генералами-советни-
ками  по  делам  наших  налогов»  (generaux-conseillers  sur  le  fait  de  noz  Aides)113.
Содержащаяся  в  номинации  квалификация  в  качестве  советников  короля  уже
свидетельствует  об  изначально  высоком  статусе,  а  полномочия  в  сфере  пра¬
восудия  лишь  повышали  его.  Компетенция  в  сфере  суда  по  налоговым  спорам
в  дальнейшем  уточнялась  и  подтверждалась  серией  ордонансов,  где  служи¬
тели  именовались  «генералами-советниками  по  делам  налогов»,  а  судебные
функции  у  них  сочетались  с  финансовыми,  до  тех  пор  пока  внутри  ведомства
не  возник  собственно  налоговый  суд114.  После  разделения  функций  совет¬
ники  делились  на  тех,  кто  отвечает  «за  дела  финансов  от  налогов»,  и  на  тех,
кто  отвечает  за  дела  «суда  в  налогах»115.  Номинативный  статус  обеих  служб
неуклонно  растет  соразмерно  увеличению  налоговых  поступлений  и  росту
 109 	«sergens,  qui  sont  les  moindre  officiers  de  la  justice  et  toutefoix  sont-ilz  les  premiers  mi¬
nistres»  (Masselin  J.  Journal.  P.  691).  A  Демюрже  показал  возрастание  политической  роли  се¬
нешалей  и  бальи,  которые  уже  были  не  просто  судьями  или  управляющими,  но  превратились
в  представителей  политической  власти  в  провинции.  См.:  Demurger  A.  Le  rôle  politiques  des
baillis  et  sénéchaux...  P.  288.
 110 	См.,  например,  ордонанс  от  22  августа  1375  г.  или  большой  ордонанс  от  7  января  1408  г.
 обо 	всем  корпусе  королевской  администрации:  в  обоих  случаях  они  именуются  «Maistres  des
Eaux  et  Forests»  (ORF.  VI.  141-142;  IX.  285  (N  18)).
 111 	См.  например,  ордонанс  от  1  июня  1331  г.  или  от  7  января  1408  г.  (ORF.  II.  67-68;
IX.  285  (N  16)).  По  аналогии  с  ними  хранитель  архива  Канцелярии  Жерар  де  Монтегю  получил
в  1379  г.  именование  «trésoriers  de  nos  privileges,  chartes  et  registres»  {Guyotjeannin  O.  «Super
omnes  thesauros  rerum  temporalium».  P.  109).
 112 	См.  например,  ордонанс  28  июня  1337  г.  и  7  января  1408  г.  (ORF.  VI.  ij-iij;  IX.  285
(N  19)).
 113 	ORF.  VI.  52.
 114 	Ордонансы  от  28  января  1383  г.,  28  февраля  1389  г.  и  11  апреля  1390  г.  (ORF.  VI.  705;
VII.  228,  336).  Показательно,  что  они  -  единственные  из  служителей  финансового  ведомства
именовались  в  протоколах  «messieurs  des  finances»  {Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y  Pouvoir
et  institutions....  T.  2.  P.  250).
 115 	«sur  le  fait  de  Finances  des  Aides...  sur  le  fait  de  Justice  des  Aides»  (ORF.  VII.  404-405).
 147

расходов  на  военные  и  административные  нужды.  Так,  в  ордонансе  от  5  ав¬
густа  1399  г.  решения  генералов-советников  по  делам  финансов  от  налогов
на  войну  приравниваются  к  королевским  и  парламентским,  т.е.  по  сути,  по¬
лучают  «суверенный  характер».  Наконец,  функции  Налоговой  палаты  приоб¬
ретают  важный  в  символическом  плане  «капитал»:  в  ордонансе  от  7  января
1401  г.  их  работа  названа  «общественной  службой  (offices  publiques)  нашего
королевства  Франции  в  финансах,  без  коих  великие  дела  нашего  королевства,
что  ежедневно  свершаются,  не  могли  бы  быть  осуществлены  и  поддержаны
(conduiz  et  soustene)».  А  в  ордонансе  от  28  апреля  1407  г.  важность  этого  ве¬
домства  в  структуре  королевского  аппарата  артикулирована  как  «благо,  выго¬
да  и  польза  для  нас  и  общего  интереса  нашего  королевства»116.
 Номинация  налогового  суда  была  еще  более  престижной:  служба  ге-
нералов-советников  по  делам  суда  налогов,  выделившись  в  самом  конце
XIV  в.,  получила  уже  в  начале  века  следующего  статус  суверенной117.  Сей
статус  был  официально  закреплен  ордонансом  от  26  февраля  1414  г.,  где  ска¬
зано:  «Палата  суда  по  делам  налогов  является  суверенной  в  делах  этих  на¬
логов,  где  все  дела  и  споры  получают  разрешение,  аналогично  нашей  Курии
Парламента»118.  Показательно,  что  тот  же  «суверенный»  статус  получали  с  пер¬
вых  же  указов  и  созданные  в  провинциях  по  типу  Парижа  налоговые  суды119.
Такая  номинация  ставила  налоговый  суд  в  ранг  хранителя  королевского  суве¬
ренитета,  что  выделяло  его  в  структуре  налоговых  служб.  Важное  свидетель¬
ство  на  этот  счет  содержится  в  наставлении  королю  Карлу  VII,  написанном
Жаном  Жувеналем  в  1452  г.:  налоговый  суд  автор  помещает  в  ряд  «других
судей  по  делам  налогов,  среди  которых  генералы  суда  по  делам  налогов  яв¬
ляются  суверенными,  и  на  них  нельзя  апеллировать  в  другой  суд,  и  даже  в
Парламент»120.  Однако  несмотря  на  повышение  статуса  этого  ведомства,  оно
в  исследуемый  период  еще  не  добилось  наименования  -  «Налоговая  курия»
(Cour  des  Aides).
 Главным  финансовым  судом  во  Франции  изначально  являлась  Палата  сче¬
тов.  Эволюция  ее  наименования  предстает  как  прототип  Налоговой  курии.
С  самого  начала  и  вплоть  до  конца  Старого  порядка  ведомство  именовалось
Палатой  счетов,  что  символически  точно  описывало  его  статус.  Изначально
служители  ведомства  должны  были  размещаться  в  непосредственной  близо¬
сти  от  персоны  монарха  и  его  покоев,  чтобы  он  мог  в  любое  время  полу¬
чить  сведения  о  состоянии  своих  финансовых  средств.  Поэтому  с  1292  г.  оно
именовалось  Палатой  (комнатой)  счетов,  как  и  некоторые  другие  дворцовые
 116 	ORF.  VIII.  345-348,  409-411  ;  «au  bien,  prouffit  et  utilité  de  Nous  et  de  la  chose  publique  de
nostre  Reaume»  (ORF.  IX.  201-202).
 117 	Впервые  упомянуто  в  указе  от  28  октября  1410  г.,  где  сказано:  «de  général,  qui  est  sou¬
veraine  en  chef  sur  ledict  fait»  (ORF.  IX.  550).
 118 	«Chambre  de  la  Justice  des  dictes  Aides,  qui  est  souveraine  quant  au  faict  des  dictes  ay-
des,  et  en  laquelle  tous  procès  et  questions  prennent  fin  comme  en  nostre  Cour  de  Parlement»
(ORF.  X.  198).  Статус  подтвержден  в  ордонансе  от  18  сентября  1460  г.  (ORF.  XIV.  496).
 119 	Как  пример,  приведу  статус  Налогового  суда  в  Лангедоке.  См.  ордонанс  об  учреждении
ведомства  от  21  июля  1444  г.  и  о  его  восстановлении  после  временного  упразднения  от  12  сен¬
тября  1467  г.  (ORF.  XIII.  407;  XVII.  10-11).
 120 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  342-343.
 148

ведомства121.  Служители  его  неизменно  в  исследуемый  период  именовались
«людьми  наших  счетов»  (les  gens  de  nos  Comptes)122.  Вместе  с  тем,  служите¬
ли  Палаты  счетов,  так  же  как  и  парламентарии,  носили  титулы  «мэтров»  и
королевских  советников.
 Однако  получение  Палатой  счетов  статуса  суверенного  суда  произошло
достаточно  поздно  и  не  без  проблем,  поскольку  столкнулось  с  претензией
Парламента  на  монополию  в  сфере  королевского  правосудия.  Прежде  все¬
го,  хотя  Палата  счетов,  изначально  являлась  наравне  с  Парламентом  храни¬
тельницей  королевского  домена  и  прав  короны  Франции,  однако  впервые
была  названа  суверенным  судом  лишь  в  указе  Карла  VII  от  12  апреля  1460  г.,
где  сказано,  что  «люди  наших  счетов  являются  суверенными  судьями  в  та¬
ких  и  подобных  делах  ординарных  финансов,  зависящих  от  домена  и  дел
счетов»123.  Обратим  внимание  на  то,  что  суверенная  власть  Палаты  счетов  в
данном  указе  ограничена  сферой  дел  вокруг  ординарных  поступлений  в  казну
от  домена  и  других  регальных  прав  короны  Франции.  Этот  ограниченный
суверенитет,  по  сути,  получил  подтверждение  в  ордонансе,  изданном  Кар¬
лом  VII  в  декабре  того  же  1460  г.  в  ситуации  конфликта  с  Парламентом,  в
ходе  которого  был  узаконен  важнейший  принцип  суверенитета  суда  Палаты
счетов  -  запрет  апеллировать  на  ее  приговоры  в  Парламент.  Но  даже  здесь  су¬
веренная  власть  Палаты  счетов  существенно  лимитирована.  В  ордонансе  ска¬
зано,  что  она  «подчинена  Нам  непосредственно  и  не  (находится)  никак  в  ком¬
петенции  нашего  Парламента,  ни  у  других»124.  Таким  образом,  Палата  счетов
выводилась  из  подчинения  Парламента,  однако  все  же  подчинялась  напря¬
мую  королю.  Эта  тонкая,  но  существенная  разница  в  статусах  двух  ведомств
была  обусловлена  символической  несоразмерностью  правосудия  и  финансов.
Последние,  хоть  и  завоевывают  со  временем  все  больший  вес  как  инструмент
и  опора  королевской  власти,  еще  по  своей  символической  значимости  усту¬
пают  правосудию  как  главному  raison  d’être  верховной  светской  власти.  Эта
разница  нашла  отражение  в  указе  Людовика  XI  от  7  сентября  1461  г.  где  о
правосудии  сказано:  «суд,  посредством  которого  короли  правят»;  а  о  финан¬
сах,  что  они  лишь  «поддерживают  и  охраняют  государство»125.
 В  ходе  конфликта  Палаты  счетов  с  Парламентом  в  1461-1465  гг.  за  раз¬
граничение  компетенций  символический  статус  верховного  финансового
суда  был  существенно  уточнен.  Прежде  всего,  Палата  счетов  была  формально
уравнена  с  Парламентом,  поскольку  с  середины  XV  в.  признается,  что  управ¬
ление  королевством  состоит  «главным  образом  в  правосудии  и  в  финансах».
 121 	Такое  наименование  не  было  связано  с  переездом  во  Дворец  в  Ситэ:  и  в  Тампле,  и  в
Лувре  уже  были  такие  же  помещения.  Слово  «комната»  выражало  подчинение  королю  как  гла¬
ве.  См.:  Lalou  É.  La  Chambre  des  comptes  de  Paris.  P.  7.
 122 	См.,  например,  ордонансы  и  указы  от  18  июля  1318-10  июля  1319,  27  сентября  1361,
 7 	января  1408  гг.  (ORF.  I.  656-658;  III.  523-524;  IX.  285).  Характерно,  что  прежде  люди  счетов
именовались  также  «magistri  Curiae»,  но  быстро  утеряли  эту  генеалогически  престижную  но¬
минацию  См.:  Jassemin  H.  Op.  cit.  Р.  5.
 123 	«les  gens  de  noz  Comptes  sont  juges  souverains  en  telles  et  semblables  matieres  de  finances
ordinaires  deppendans  du  Domaine  et  des  faiz  des  Comptes»  (ORF.  XIV.  489-490).
 124 	«estre  à  Nous  subgectz  sans  moyen,  et  sans  ressort  aucun  en  nostredit  Parlement  ne  ailleurs»
(ORF.  XIV.  511).
 125 	«justice,  par  laquelle  les  rois  regnent...  la  conservation  de  noz  droits  royaux,  domaines  et
autres  deniers  par  les  quels  ladite  chose  publique  est  maintenue  et  deffendue»  (ORF.  XV.  11).
 149

Именно  с  этой  целью,  как  сказано  в  указе,  были  «издавна  созданы  две  суве¬
ренные  курии,  раздельные  и  отделенные  одна  от  другой».  Высокий  статус
Палаты  счетов  выражается  и  в  том,  что  она  провозглашается  «среди  наших
главных  палат  особой  хранительницей  и  защитницей  наших  прав  и  доменов,
и  среди  наших  курий  и  палат  единственной  особой  (подчиненной)  нам...  опо¬
рой  и  хранительницей  наших  прав,  долгов,  доменов,  финансов  и  счетов»126.
 Таким  образом,  к  середине  XV  в.  Палата  счетов  добивается  статуса  су¬
веренного  суда,  ограниченного  рамками  финансовой  компетенции,  а  ее  фун¬
кции  приобретают  важнейший  публично-правовой  характер  в  виде  охраны
королевского  домена  и  прав  короны  Франции.  Однако  нельзя  не  увидеть  и
разницы  в  номинативном  статусе  Палаты  счетов  и  Парламента,  вытекающей
из  несопоставимости  в  изучаемую  эпоху  значения  правосудия  и  финансов127.
 Высокое  положение  Парламента,  выраженное  в  номинации,  прочно  опи¬
ралось  на  место  правосудия  в  структуре  и  идейном  обосновании  монархичес¬
кой  власти  как  единственного  оправдания  и  механизма  усиления  верховной
светской  власти.  Исходя  из  этого  формировалась  номинация  верховной  су¬
дебной  палаты  королевства.  Прежде  всего,  Парламент  явился  единственной  в
исследуемый  период  инстанцией,  в  названии  которой  присутствовало  слово
«Двор  /  Курия»  /  «Суд».  Хотя  и  другие  ведомства,  выделившиеся  из  Королев¬
ской  курии,  так  или  иначе  поддерживали  эту  генеалогию,  но  лишь  Парламент
изначально  и  неизменно  именовался  «Двором  Парламента»  (Cour  de  Parle¬
ment  /  Curia  Parlamenti),  что  возводило  его  на  вершину  иерархии  ведомств
и  служб  короны  Франции128.  В  сочетании  с  функцией  совета,  выраженной  в
именовании  служителей  Парламента  советниками,  и  суда  («министры/мэтры
суда»)  Парламент  приобрел  максимально  престижный  «символический  ка¬
питал».  В  начальный  период  Парламент  нередко  именовался  даже  собствен¬
но  «Двором»,  без  всяких  добавлений  и  уточнений  («наш  Парижский  Двор»,
«Двор  Франции»  и  просто  «Двор»),  а  в  конце  исследуемого  периода  в  связи  с
передачей  (указом  от  13  октября  1463  г.)  в  его  ведение  судебных  споров  пэров
Франции  -  «Двором  пэров»129.
 Эта  особая,  исключительная  номинация  Парламента  проистекала  из  ком¬
петенции  верховного  суда,  являющегося  высшей  инстанцией  и  последним
прибежищем  для  апелляций  подданных  на  решения  королевских  судов  всех
 126 	См.  ордонансы  от  23  ноября  1461  и  26  февраля  1465  гг.  (ORF.  XV.  191-192;  XVI.  297-
299):  «dictinctes  et  séparées  l’une  de  l’autre...estre  entre  nos  principales  chambres,  conservacion
et  deffence  singulier  de  noz  droictz  et  Demaines...  entre  noz  cours  et  chambres  seule  singulière  à
Nous...  l’arche  et  le  repositoire».  Тогда  же  (23  августа  1462  г.)  король  присвоил  президенту  Па¬
латы  счетов  именование  «хранителя  домена»  (garde  et  conservatere  de  son  Domaine)  (AN  U  540.
F.  664).
 127 	Отголоски  этой  разницы  между  правосудием  и  финансами  слышны  и  значительно
позднее.  Так,  в  трактате  Шарля  Луазо  зримо  обозначена  разница  между  судебными  и  финан¬
совыми  функциями:  три  цветка  лилии  в  гербе  Франции,  согласно  автору,  означают  три  власти:
управление,  правосудие  и  финансы;  причем  оружие  и  суд,  как  две  главные,  расположены  на
одном  более  высоком  уровне,  а  финансы  чуть  ниже,  «не  будучи  столь  же  благородны»,  как  две
первые.  См.:  Loyseau  Ch.  Cinq  livres  du  droit  des  offices.  P.  8-9.
 128 	Анализ  номинации  Парламента,  используемой  в  протоколах  первой  трети  XV  в.  см.:
Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  190-191.
 129 	«Curia  franciae  Domini  Regis»  (1283);  «nostrae  Curiae  Parisiis»  (1307);  «Cour  de  France»
(1318);  «Court»;  «Court  des  peres»  (AN  U  508.  F.  33;  ORF.  XII.  367;  I.  675;  II.  225,  450^56;  XVI.
87-88).
 150

уровней  и  всех  иных  судов  в  королевстве.  Как  следствие,  исполняя  главную
миссию  короля-верховного  судии,  Парламент  позиционируется  в  качестве
олицетворения  монарха,  что  получило  символическое  подкрепление  в  номи¬
нации  ведомства.  Парламент  со  временем  был  объявлен  в  королевских  указах
«представляющим  персону  монарха».  Впервые  такую  номинацию  получил  его
глава  -  президент,  в  тексте  приговора,  вынесенного  в  1331  г.130  Вскоре  этот
«символический  капитал»  распространился  на  сам  верховный  суд.  Парла¬
мент  и  его  служители  к  середине  XIV  в.  объявляются  в  парламентских  про¬
токолах  и  королевских  указах  «представляющими  без  посредников  персону
монарха»131.  Такая  номинация  ставила  служителей  верховного  суда  в  исклю¬
чительное  положение  во  главе  королевской  администрации  и  потому  была  им
чрезвычайно  дорога132.  Показательно,  что  эта  максима  фигурирует  в  сборни¬
ке  казусов  Жана  Ле  Кока:  «Двор  Парламента  представляет  короля,  и  сам  ко¬
роль  вещает  в  актах  Двора»133.  В  ней  отразилось  становление  концепта  «двух
тел  короля»,  выразившегося  в  том,  что  Парламент  объявляется  представляю¬
щим  не  столько  персону  монарха,  сколько  его  власть.  Впервые  такая  форму¬
ла  обнаружена  мной  в  указе  Иоанна  II  Доброго  от  7  апреля  1361  г.,  а  затем  в
указе  Карла  V  Мудрого  от  28  апреля  1364  г.,  когда  по  восшествии  на  престол
он  переназначил  весь  состав  Парламента.  В  преамбуле  последнего  говорит¬
ся,  что  «Курия  Парламента  представляет  образ  Королевского  Величия»134.
Важно,  что  указанная  роль  Парламента  получила  общественное  признание,  о
чем  свидетельствуют  политические  произведения  эпохи.  Так,  Филипп  де  Ме¬
зьер  писал  о  нем  как  представляющем  не  только  персону  монарха,  но  и  его
власть,  а  Жан  Жерсон  в  своих  речах,  обращенных  к  его  членам,  напоминал,
что  они  «представляют  короля,  если  не  как  персону,  то,  по  меньшей  мере,  как
власть»  13d.
 Постепенно  верховный  суд  короны  Франции  приобрел  самую  престиж¬
ную  номинацию,  в  которой  был  зафиксирован  статус  Парламента  в  качестве
главного  хранителя  королевского  суверенитета  («главная  и  суверенная  Ку¬
рия»)  (Court  capitale  et  souveraine).  Впервые  такая  номинация  появилась  в
 130 	«illi  qui  de  Consilio  nostro  praesident  in  Parlamento  personam  nostram  représentant  in  hac
parte»  (AN  U  508.  F.  24).
 131 	Приведу  ряд  примеров  такой  номинации:  «qui  sunt  in  Parlamento  nostro,  hi  personam
nostram  représentant»;  «immediate  personam  nostram  représentant...  representans  Regem  imme¬
diate»;  «qui  representoit  le  Roy»;  «representoit  immédiatement  la  personne  du  Roy»  (AN  U  508.
F.  23-24;  U  502.  F.  91);  «représentant  sanz  moyen  la  personne  de  mondit  seigneur»  (ORF.  IV.  725).
 132 	Члены  Парламента  не  уставали  о  ней  напоминать,  особенно  в  кризисные  моменты.
См.  протокол  заседания  Совета  Парламента  от  17  февраля  1413  г.,  на  котором  вновь  упомина¬
ется,  что  Парламент  представляет  без  посредников  (sans  moien)  персону  монарха:  Цатурова
С.К.  Офицеры  власти.  С.  248-249.  Об  этой  амбиции  парламентариев  см.  подробнее:  Krynen  J.
L’État  de  justice.  P.  62-72.
 133 	«Curia  Parlamenti  representat  regem  et  loquitur  rex  in  factis  curie»  (Le  Coq  J.  Questiones.
P.  16.  Qu.  18).  Показателен  и  контекст,  в  котором  эта  максима  появляется:  речь  шла  об  отказе
Парламента  принять  указ  короля  к  «судейским  королевства»  на  том  основании,  что  Парламент
якобы  и  есть  король,  а  потому  тот  не  может  сам  себе  адресовать  письмо.
 134 	«proprie  representat  in  populo  celsitudinis  nostre  Majestatem»  (ORF.  III.  482);  «nostram
Parlamenti  Curiam,  que  nostre  Majestatis  ymaginem  representat»  (ORF.  IV.  418).
 135 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  473,  503;  «représentent  le  roy,  et  se  non  quant  a  personne
au  moins  quant  a  auctorité...  et  est  represent  l’auctorité  royalle  de  France»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.
P.  328,  598).
 151

«хартии  ведомства»  -  ордонансе  от  11  марта  1345  г.:  он  назван  там  «главным
судом  короля»  (justice  capitale  du  Roy)136.  Эта  первая  составная  часть  окон¬
чательной  формулы  номинации  Парламента  -  «главная  палата»  -  знаменует
высший  статус  верховного  суда  королевства.  Он  получил  более  развернутое
определение  в  указе  регента  Карла.  В  благодарность  за  содействие  в  преодо¬
лении  кризиса  1356-1358  гг.  в  ординарном  указе  от  18  октября  1358  г.,  раз¬
решающем  части  членов  Парламента  работать  в  период  вакаций,  в  преам¬
буле  содержится  знаменательное  восхваление  верховного  суда:  «Парламент
до  сего  дня  всегда  был,  есть  и  будет,  при  вмешательстве  и  посредничестве
Христа  Всемогущего,  светочем  и  красой  правосудия  и  главным  судом  все¬
го  королевства»137.  В  ордонансе  19  марта  1360  г.  впервые  и  окончательно  за
Парламентом  закрепляется  номинация  «главного  и  суверенного  суда  всего
королевства  Франции»138.
 Второй  компонент  номинации  Парламента,  суверенитет,  в  сочетании
с  первым  символически  закрепил  главенствующее  место  верховной  судеб¬
ной  палаты  в  складывающейся  структуре  институтов  королевской  власти  во
Франции.  При  этом  следует  в  должной  мере  оценить  роль  этой  номинации
в  оформлении  и  утверждении  самого  принципа  суверенитета  королевской
власти  в  целом.
 Понятие  «суверенитета»  в  XIII-XIV  вв.  существенно  отличалось  от  позд¬
нейшей  (и  современной)  трактовки:  оно  означало  в  средневековом  праве  вер¬
ховенство  (superioritas)  в  определенной  сфере,  над  отдельной  группой  или
территорией,  а  также  отсутствие  вышестоящего  суверена.  Таким  образом,
суверенитет  являлся  понятием  относительным  и  не  означал  абсолютного  са¬
мовластия139.  Теоретические  построения  и  практические  усилия  королевских
чиновников  были  направлены  на  придание  понятию  суверенитета  нового  зна¬
чения,  вписывающегося  в  построение  Etat  moderne140.  Отстаивая  приоритет
власти  короля  над  всеми  иными  носителями  публичной  власти,  королевские
должностные  лица  использовали  и  номинацию  как  стратегию  воздействия  на
сознание  современников.
 Надо  заметить,  что  формулы  номинации  Парламента  могли  варьировать,
но  они  неизменно  содержали  в  себе  эти  два  компонента.  Приведу  ряд  приме¬
ров  в  хронологическом  порядке:  «наш  суверенный  Двор  и  главный  суд»,  «наш
 136 	ORF.  III.  220.  В  ордонансе  7  апреля  1361  г.  эта  формула  несколько  расширяется,  сохра¬
нив  суть:  «sedis  nostri  Parlamenti,  universalis  et  capitalis  Justicie  Regni  nostri»  (ORF.  III.  482).
 137 	«Parlamentum  quod  hactenus  hucusque,  semper  fuit,  est  et  erit  adjutorio  Christi  omnipoten¬
tes  interviente  et  mediante,  lux  et  splendor  Justicie,  ac  capitalis  Justicia  tocius  dicti  Regni»  (ORF.
 IV. 	724).
 138 	«la  Justice  capital  et  souveraine  de  toute  Royaume  de  France»  (ORF.  IV.  725).  Тогда  же  в
анонимном  трактате,  перечисляющем  «королевские  дела»,  Парламент  назван  «mixte  et  capitale
de  Royaume»  {Perrot  E.  Les  cas  royaux.  P.  329  /Appendices.  I.  N  2).
 139 	На  эту  специфику  трактовки  концепта  «суверенитета»  обратил  внимание  Э.  Перро.
См.:  Perrot  E.  Les  cas  royaux.  P.  228-229.
 140 	В  своей  статье,  посвященной  утверждению  суверенитета  во  Франции,  Ф.  Отран  пока¬
зала  вклад  чиновников  в  этот  процесс,  предлагая  в  особенности  сопоставить  время  появления
этого  концепта  с  политическими  событиями  в  стране,  грозившими  ей  распадом.  Таким  обра¬
зом,  утверждение  принципа  суверенитета  королевской  власти  явилось  частью  общей  страте¬
гии  королевских  чиновников,  преследующих  цели  формирования  централизованного  государ¬
ства  во  Франции.  См.:  AutrandFr.  Le  concept  de  souveraineté...  P.  154-159.
 152

главный  Двор  Парламента»,  «Двор  Парламента,  кто  есть  главный  и  суверен¬
ный  Двор  нашего  королевства»,  «наш  главный  Двор  Парламента»,  «наш  глав¬
ный  и  суверенный  суд»,  «резиденция  суверенного  суда»,  «резиденция,  глав¬
ный  и  суверенный  Двор  королевства»141.  Важно  обратить  внимание,  что  при
создании  аналогичных  курий  в  провинциях  Франции  им  изначально  давалась
та  же  номинация,  которую  имел  Парламент  в  Париже,  что  сразу  же  уравнива¬
ло  их  в  статусе142.  И  это  монопольное  положение,  превосходство  данной  ин¬
станции,  прописанное  в  королевских  указах,  опиралось  на  ценностные  уста¬
новки  юристов-теоретиков  и  практиков  судебной  власти  короля  Франции143.
 Номинация  главной  палаты  как  «суверенного  суда»  способствовала
утверждению  принципа  суверенитета  в  политической  теории  и  политических
представлениях.  Однако,  когда  в  середине  XV  в.  Карл  VII  упразднил  судеб¬
ную  автономию  Парижского  университета,  передав  его  дела  в  ведение  Пар¬
ламента,  в  указе  от  26  марта  1446  г.  говорилось,  что  «наша  курия  Парламента
есть  суверенная  и  главная  от  нас  во  всем  королевстве,  и  ей  ответствуют  и
подчиняются  все  наши  родичи,  пэры,  герцоги,  графы  и  другие  знатные  сень¬
оры  нашего  королевства  как  нам  и  нашему  суверенному  суду,  подданными
какового  являются  все  в  нашем  королевстве»144.  Таким  образом,  суверенная
власть  Парламента  уравнивалась  к  середине  XV  в.  с  суверенной  властью  ко¬
роля  Франции,  что  содержало  зерна  будущих  конфликтов  монархов  с  верхов¬
ным  судом.
 Кроме  того,  пребывание  его  в  Париже  закрепляло  статус  горо¬
да  как  стабильного  центра  верховной  власти,  что  также  выделяло  вер¬
ховный  суд  из  всех  остальных  ведомств,  местопребывание  которых  не
играло  роли  в  номинативной  сфере145.  Новый  статус  Парижа  как  сто¬
 141 	«nostre  Court  souveraine  et  Justice  capitale»  (ORF.  IV.  513;  ордонанс  16  декабря  1364  г.);
«nostre  Court  capital  de  Parlement»  (Ibid.  VII.  331;  ордонанс  28  января  1390  г.);  «Court  de  Par¬
lement  qui  est  Court  capital  et  souveraine  de  nostre  Royaume»  (Ibid.  584;  ордонанс  19  ноября
1393  r.);  «nostre  capitalle  Court  de  Parlement»  (Ibid.  770;  указ  февраля  1389  r.);  «nostre  Justice
capital  et  souveraine»  (Ibid.  VIII.  574;  указ  24  марта  1403  г.);  «le  Siege  souveraine  de  la  justice»
(Ibid.  IX.  5;  указ  26  мая  1404  г.);  «Siege  de  la  Court  capitalle  et  souveraine  dudit  Royaume»  (Ibid.
437;  указ  от  16  февраля  1418  г.).  Аналогичные  формулы  из  протоколов  Парламента  в  первой
трети  XV  в.  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  248-249.
 142 	Парламент  в  Тулузе  назван  «резиденцией  главного  суда»,  «главной  и  суверенной  ку¬
рией»  («le  siege  de  la  Justice»,  «Cour  capitale  et  souveraine»)  (указы  от  марта  1420  и  6  ноября
1421  г.  ORF.  XI.  59-60,  138).  Эдикты  от  10  и  12  июня  1462  г.  об  учреждении  Парламента  в  Бор¬
до  передавали  ему  те  же  функции,  что  и  у  Парижского  парламента  («nostra  suprema  Parlamenti
curia  Parisiensi»),  а  сам  он  назван  «суверенной  курией»  (Chambre  de  Parlement  ou  cour  souve¬
raine»)  (ORF.  XV.  500-502).
 143 	Превосходство  Парламента  впервые  возникает  в  речах  адвокатов,  «боевого  авангарда
строителей»  монархического  государства.  Так,  уже  в  ходе  судебных  слушаний  в  1348  г.  адво¬
кат  назвал  Парламент  Curia  Superior  Caeteria  temporalibus  Curiis  Regni  (AN  U  508.  F.  35).
 144 	«nostre  court  de  Parlement  est  souveraine  et  capital  de  par  nous  de  tout  nostredit  Royaume,  et
y  respondent  et  obéissent  touz  noz  Parens,  les  Peres,  Ducs,  Contes  et  autres  grans  Seigneurs  de  nos¬
tre  Royaume,  comme  à  Nous  et  nostre  Justice  souveraine  à  laquelle  tous  ceulx  de  nostredit  Royaume
sont  subgets»  (ORF.  XIII.  457-458).
 14:5  Так,  передача  всех  судебных  дел  о  земельных  владениях  церкви  Нотр-Дам-де-Пари  в
ведение  Парламента  объяснялась  в  указе  от  июня  1390  г.  тем,  что  тот  находится  «в  лучшем  и
самом  почтенном  городе  нашего  королевства,  в  каковом  помещается  резиденция  и  главный  су¬
веренный  суд»  (est  assise  en  la  meilleur  et  plus  notable  ville  de  nostre  Royaume,  en  laquelle  est  nos¬
tre  Siege  et  Court  principal  et  souveraine)  (ORF.  VII.  348-349).  В  других  указах  также  говорится,
 153

лицы  государства  закреплялся  подобной  риторикой  в  политическом
сознании146.
 Этот  статус  подкреплялся  и  тем,  что  Парламент  назывался  «примером  для
всех  остальных»,  «примером  и  зеркалом  всех  остальных  судов  королевства»,  в
том  числе  и  Шатле,  который  «привык  всегда  точнейшим  образом  следовать  во
всем  стилю  верховного  суда  и  поступать  так,  как  это  делается  в  Парламенте»147.
Данный  орган  объявляется  в  королевских  указах  стоящим  над  всеми  прочими
судами,  которые  обязаны  ему  подчиняться:  «вы  есть  суверенные  судьи  над  все¬
ми  другими  судами  и  юрисдикциями  королевства  Франции»,  «истинный  светоч
и  пример  всем  остальным»148.  Символическое  превосходство  Парламента  над
всеми  остальными  верховными  палатами  выразилось  в  предписываемой  коро¬
левскими  указами  ориентации  на  его  стиль  и  распорядок  работы149.
 Надо  сказать,  что  отмеченное  обстоятельство  с  трудом  и  неохотно  при¬
знавалось  остальными  ведомствами,  которые  претендовали  одновременно  на
приобретение  аналогичного  статуса  и  ориентировались  на  «символический
капитал»  верховного  суда  как  на  вожделенную  цель150.  Уже  в  исследуемый
период  суд  бальи  и  Налоговой  палаты  добились  статуса  суверенных,  а  Палата
счетов  почти  сравнялась  с  Парламентом  в  сфере  номинации.  В  дальнейшем
по  этому  пути  пошли  и  другие  инстанции  короны  Франции.  Но  Парламент
так  и  остался  на  вершине  иерархии151.
 Наконец,  еще  одной  важной  составляющей  «символического  капитала»
Парламента  являлось  провозглашение  его  «истоком  правосудия»  наравне  с
королем  Франции  (максима  Princeps  fons  iustitie).  Впервые  эта  номинация  по¬
явилась  в  ордонансе  28  апреля  1364  г.,  и  она  повторялась  не  раз,  видоизменя¬
ясь,  но  сохраняя  сущностную  характеристику:  «Парламент  всего  правосудия
 что  «Париж  есть  самый  главный  город  королевства,  в  каковом  наши  предки  короли  с  давнего  и
древнего  времени  определили  свое  местопребывание  и  где  находится  суверенная  резиденция
правосудия  нашего  королевства»  (указ  от  30  марта  1402  г.);  формула  дословно  повторена  в  ука¬
зе  от  24  марта  1403  г.:  «Nostre  ville  de  Paris  qui  est  la  plus  principalle  ville  de  nostre  Royaume  et  en
laquelle  nos  predecesseurs  Roys  ont  accoutumé  de  très-long  et  ancien  tems  faire  leur  residence,  et  si
y  est  le  siege  souverain  de  la  Justice  de  nostredit  Royaume»  (ORF.  XII.  211;  VIII.  574).
 146 	В  ходе  одного  судебного  спора  в  1380  г.  королевский  прокурор  не  только  говорил  о
Париже  как  о  самом  почтенном  городе  королевства,  но  уподоблял  его  столице  Римской  им¬
перии:  «Paris  est  la  meilleure  et  la  plus  notable  ville  de  ce  Royaume;  est  Rome  en  ce  Royaume»
(AN  U  2014.  F.  448).
 147 	Указы  от  17  января  1368,  19  ноября  1393  и  8  июня  1408  г.:  «exemple  des  autres»,  «doit
estre  exemple  et  mirouir  de  toutes  les  autres  cours»,  «superioris  Curie  status  et  preeminencie»
(ORF.  VII.  584,  705;  IX.  328).
 148 	Указы  от  мая  1425,  28  октября  1446,  ордонанс  1454  гг.:  «les  Juges  souveraines  de  tou¬
tes  les  autres  cours  et  juridictions  de  Royaume  de  France»,  «qui  y  sont  subjects»,  «vraie  lumiere  &
exemple  à  toutes  les  autres»,  «qui  est  sur  toutes  les  autres  et  qui  est  et  doit  estre  exemple  et  lumière
des  autres»  (ORF.  XIII.  88,  471-472;  XIV.  311).
 149 	Так,  в  кабошьенском  ордонансе  Палате  счетов  предписывалось  «исправить  их  кален¬
дарь  по  календарю  Парламента,  ориентируясь  на  его  распорядок  работы  в  праздничные  и  вы¬
ходные  дни.  См.:  Ordonnance  cabochienne.  P.  81.  N  143.
 150 	Целый  ряд  казусов  конфронтации  Парламента  с  иными  ведомствами  содержится  в  про¬
токолах  верховного  суда  первой  трети  XV  в.  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  232.
 151 	На  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  это  верховенство  парламентов  в  структуре  государственно¬
го  аппарата  было  четко  обозначено:  «les  cours  de  parlement  de  ce  royaume  soient  et  doivent  estre
la  lumiere  de  toutes  les  autres  cours  subalternes,  et  à  Г  exemples  desquelles  lesdictez  autres  cours  se
doivent  conduire  et  rigler»  (Masselin  J.  Journal.  P.  687).
 154

нашего  королевства  зерцало  и  исток»,  «источник  и  начало  правосудия  всего
королевства»152.
 Важно  знать,  как  отражалась  номинация  ведомств  и  служб  короны  Фран¬
ции  в  восприятии  современников,  вне  стен  Канцелярии,  где  составлялись  ко¬
ролевские  указы.  Первое,  что  бросается  в  глаза  при  чтении  трактатов,  зерцал  и
наставлений,  это  преимущественное  внимание  авторов  к  верховному  суду  ко¬
ролевства  -  к  Парламенту.  В  противовес  «обратной  вертикали»  общественной
критики  в  представлениях  современников  о  королевской  администрации  пре¬
валирует  именно  он  в  качестве  главной  палаты  королевства.  К  тому  же,  можно
констатировать,  что  все  используемые  королевской  Канцелярией  формулы  были
известны  и  приняты  в  политическом  обществе.  Так,  важнейшая  номинация  Пар¬
ламента  как  «истока  правосудия»  встречается  и  в  речах  канцлера  Парижского
университета  Жана  Жерсона,  и  в  «Хронике  монаха  Сен-Дени»153.
 В  восприятии  современников  четко  присутствуют  все  главные  составля¬
ющие  официальной  номинации  верховного  суда154.  Более  того,  вслед  за  юрис¬
тами  и  чиновниками,  политические  мыслители  также  уравнивают  власть
короля  и  Парламента.  Выраженный  еще  в  «Поликратике»  Иоанна  Солсбе-
рийского  образ  «трона  правосудия»,  на  котором  восседает  король,  идущий
от  библейской  и  сакральной  концепции  власти,  глубоко  укоренился  во  фран¬
цузской  политической  культуре155.  Но  важно,  что  этим  «троном  правосудия»
объявляется  собственно  Парламент,  который  исполняет  главную  миссию  ко-
роля-судии.  Именно  поэтому,  обращаясь  за  справедливостью  к  Парламенту,
Жерсон  прибегает  к  этой  самой  престижной  номинации:  «к  его  (короля)  вы¬
сокому  трону  правосудия,  где  восседает  и  покоится  его  королевская  власть.
А  кто  есть  этот  трон  правосудия?  Нет  нужды  мне  его  называть;  каждый  это
знает.  Это  почтеннейший  двор  Парламента...  мистический  трон».  В  ходе  су¬
дебного  процесса  в  1383  г.  истец  заявлял,  что  обращает  свое  прошение  в  Ку¬
рию  «как  к  благородной  службе  короля»,  уравнивая  персону  монарха  и  его
Парламент;  точно  так  же  заявил  ректор  Университета  в  1445  г.156
 152 	Указы  от  28  апреля  1364,  15  августа  1389,  13  ноября  1403  г.:  «fons  Justitie»,  «tocius
Justicie  dicti  Regni  nostri  speculum  et  origo»,  «Fons  eciam  et  origo  Justicie  tocius  Regni  nostri»
(ORF.  IV.  418;  VII.  290;  VIII.  617).
 153 	Монах  из  Сен-Дени,  описывая  реформы  «мармузетов»  в  Парламенте,  называл  его  «fon-
tem  justicie»  (Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  I.  R  571);  в  речи  Жерсона  по  иску  против
Карла  Савойского  он  обращался  за  справедливостью  к  Парламенту  как  к  «fontaine  de  justice
royalle»  (GersonJ.  Oeuvres.  T.  7.  R  331).
 b4  23  августа  1403  г.  Представитель  университета  в  ходе  слушания  упомянул,  что  «la  Cour
representoit  le  Roy»  (AN  U  508.  F.  26);  во  время  слушания  дела  19  мая  1433  г.  Парламент  назван
был  тяжущейся  стороной  «Curia  est  suprema  et  capitalis»  (AN  U  508.  F.  27).  Характерно,  что
канцлер  Университета  Жерсон  особенно  настаивал  на  представлении  о  Парламенте  как  храни¬
теле  королевского  суверенитета  и  считал  правильным  иметь  в  королевстве  всего  одну  суверен¬
ную  судебную  палату,  подобно  тому  как  у  тела  всего  одна  голова,  дабы  спасти  королевство  от
распада.  См.:  GersonJ.  Т.  7.  Oeuvres.  R  1117.
 153  «Le  Roy  qui  siet  en  siege  de  jugement  si  dissipe  et  destruit  par  son  regart  tout  mal»  (Foule-
chat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres...  R  77).  Этот  образ  идет  от  Библии:  Царь,  сидящий  на  престоле
суда,  разгоняет  очами  своими  все  злое  (Притч.  20:  8).
 Ь6  «a  son  hault  throne  de  justice  ou  siet  et  se  repose  son  autorité;  chascun  le  scet;  c’est  par
excellence  cette  cour  très  honnorable  de  Parlement...  le  throne  mystique...  ceste  court  et  ce  thro¬
ne  de  justice»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  327,  340);  «a  la  cour  comme  au  noble  office  du  Roy»
(AN  U  508.  F.  25);  «le  Recteur  dit  qu  ’il  demandoit  une  chose  au  Parlement  comme  il  la  demanderait
au  Roy»  (AN  U  508.  F.  27).
 155

Отправление  Парламентом  главной  публичной  функции  короны-  уста¬
новление  справедливости  с  помощью  правосудия  -  окружало  его  особым  оре¬
олом.  Он  именуется  «благородным  Парламентом»,  «почтенной  и  благородной
курией»157.  Священный  характер  миссии  короля-судии  выражался  в  таких  номи¬
нациях  верховного  суда  королевства,  как  «святой  Парламент  Парижа»,  в  кото¬
ром  «права  короля  без  пристрастия  свято  охраняются»158;  в  обращении  к  парла¬
ментариям  как  к  «священству»,  а  к  Парламенту  как  к  «святой  коллегии»159.
 По  мере  укрепления  королевского  культа  (religion  royale)  и  закрепления  за
королем  Франции  образа  «христианнейшего  короля»  Парламент  начинает  пре¬
тендовать  на  воплощение  «мистического  тела»  государства160.  Уже  в  речи  Жер-
сона  мы  встречаем  эту  аллюзию  («мистический  трон  правосудия»),  и  она  в  даль¬
нейшем  будет  только  «развертываться».  Хотя  верховный  суд  осмелился  назвать
себя  «мистическим  телом»  (corps  mystique)  лишь  к  концу  XV  в.,  но  уже  и  в  ис¬
следуемый  период  этот  образ  заявляет  о  себе  в  амбициях  парламентариев161.
 Таким  образом,  официальная  номинация  Парламента  в  королевском  за¬
конодательстве  эффективно  внедрялась  в  политическую  культуру  и  общест¬
венное  сознание,  что  служило  упрочению  власти  и  авторитета  верховного
суда  как  главного  хранителя  королевского  суверенитета  и  высшей  инстанции
королевской  администрации.
 Подводя  итоги  сделанному  анализу,  следует  признать,  что  номинация
формировала  новый  язык  власти,  отражая  нарождающиеся  публично-право¬
вые  концепты  строящегося  государства,  главным  среди  которых  являлся  су¬
веренитет.  В  этой  области,  как  и  в  иных  сферах,  прослеживается  активная  со¬
зидательная  роль  самих  служителей  короны,  выработавших  и  внедривших  в
общественное  сознание  специфические  слова  и  выражения,  характерные  для
бюрократического  словаря162.  Номинативные  стратегии  исследуемого  пери¬
ода  выражают  тенденцию  формирования  «неумирающего  тела  государства»
через  осмысление,  артикуляцию  и  легитимацию  возрастающих  публичных
функций  исполнительного  аппарата  короны  Франции.  Распределение  при¬
нципа  суверенитета  между  королем  и  верховными  ведомствами  (и  их  служи¬
телями)  на  новом  витке  политического  развития  отражало  специфику  влас¬
ти  в  средневековом  обществе  -  ее  дисперсию  и  множественность  носителей
публичной  власти,  что  в  исторической  перспективе  стало  мостом  к  принципу
разделения  властей  и  институциональной  демократии  современной  полити¬
ческой  структуры.
 157 	«noble  Parlement»  (Martial  de  Paris  dit  d'Auvergne.  Les  vigiles...  P.  182);  «Venerabilis  Cu¬
rie  Parlamenti»,  «Noble  court  de  Parlement»  (BNF.  Moreau  1161.  F.  14  v,  465,  512;  Moreau  1162.
F.  548  v).
 158 	«saint  Parlement  de  Paris  ou  quel  les  droiz  royaulx,  sans  faveur,  sont  sainctement  mainte-
nuz»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  353).
 159 	Именно  так  обратился  к  парламентариям  папский  легат  в  1414  г.  См.:  Цатурова  С.К.
Священная  миссия  короля-судии...  С.  86.  В  ходе  слушания  дела  29  июня  1430  г.  королевский
адвокат  сказал:  «Le  Parlement  estoit  la  Cour  capitale  de  toute  le  Royaume  en  Justice  qui  represente
nuement  le  Roy,  et  peut  estre  appellé  le  Saint  Siege»  (AN  U  508.  F.  27).
 160 	О  возникновении  доктрины  corpus  ecclesiae  и  ее  влиянии  на  становление  концепта  cor¬
pus  reipublicae  mysticum  см.:  Kantorowicz  Е.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  146-167.
 161 	Впервые  это  нашло  отражение  в  ремонстрации  Парламента  к  Карлу  VIII  в  июне  1489  г.
по  поводу  отмены  Прагматической  санкции.  См.:  Maugis  Е.  Histoire  du  Parlement.  Т.  I.  P.  373-
375.
 162 	Об  этой  особой  «словесной  сокровищнице»  и  необходимости  изучать  ее  специфику
см.:  Guyotjeannin  О.  Les  sources  de  l’histoire  médiévale.  P.  41-67.

Глава  3
 «ПОЛИТИЧЕСКИЙ  КАПИТАЛ»
ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ  КОРОНЫ  ФРАНЦИИ
 Приобретение  королевской  администрацией  «политического  капитала»
представляет  собой  сущностную  характеристику  складывающегося  го¬
сударственного  аппарата  и  наиболее  сложную  для  понимания  черту  возника¬
ющей  структуры  ведомств  и  служб.  Принципиальное  новшество  заключалось
в  том,  что  властные  полномочия  королевских  должностных  лиц  основыва¬
лись  не  на  личных  связях  с  правителем,  дающим  своим  ближайшим  слугам
поручения,  и  не  на  вассальной  службе  сеньору,  а  на  принципе  делегирования
прерогатив  монарха,  почерпнутом  теоретиками  монархического  государства
из  арсенала  римского  права  и  из  церковной  доктрины1.  Принцип  делегиро¬
вания  превращал  должностное  лицо  в  «репрезентацию  персоны  монарха»,  в
«образ  королевского  величия»,  что  создавало  особую  нерасторжимую  связь
чиновников  с  королем  и  «неумирающим  телом»  государства2.  Этот  принцип
получает  еще  больший  вес  как  гарантия  защиты  общего  интереса  в  отсутс¬
твие  короля,  будь  то  крестовый  поход  Филиппа  II  Августа  и  Людовика  IX
Святого,  пленение  Иоанна  II  Доброго  или  болезнь  Карла  VI.
 Для  внедрения  этого  принципа,  с  одной  стороны,  должна  была  качествен¬
но  измениться  «служба  короля»,  который  теперь  воспринимается  как  «адми¬
нистратор»,  воплощение  «мистического  тела»  государства  и  хранитель  об¬
щего  блага.  С  другой  стороны,  этот  принцип  диктовался  тем,  что  король  не
в  состоянии  одновременно  пребывать  повсюду  и  заниматься  всеми  делами
 1 	Об  античном  истоке  властных  полномочий  королевских  должностных  лиц  позднего
Средневековья  см.:  Guenée  В.  L’Occodent  aux  XIVе  et  XVе  siècles.  P.  284;  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  91.
H.A.  Хачатурян  обращает  внимание  и  на  сакральный  компонент:  «Светская  власть  любопыт¬
ным  образом  апроприирует  в  домене  государственного  управления  сакральную  идею  “проис¬
течения  власти”  от  Бога,  согласно  которой  власть  может  быть  только  уступлена  действитель¬
ным  ее  носителем  и  источником  при  сохранении  исходных  прерогатив».  См.:  Хачатурян  H.A.
Король-sacré...  С.  25.
 2 	Об  этой  новой  сложной  взаимосвязи  чиновников  с  персоной  монарха  см.:  Descimon  R.
La  vénalité  des  offices  et  la  construction  de  l’État  dans  la  France  moderne.  Des  problèmes  de  la  re¬
présentation  symbolique  aux  problèmes  du  coût  social  du  pouvoir  //  Les  figures  de  l’administration,
institutions,  réseaux,  pouvoirs  en  Espagne,  en  France  et  Portugal,  ХУЧХ1Хе  siècle:  Actes  du  collo¬
que  d’Onâti,  9-11  séptembre  1991.  P.,  1997.  P.  78-93;  KrynenJ.  L’État  de  justice.  P.  64-78.  Кринен
трактует  «репрезентацию»  в  чисто  юридическом  ключе  -  как  полномочное  представительство
отсутствующего  лица,  и  на  этом  основании  даже  подвергает  сомнению  реальность  принципа
делегирования.  Десимон  акцентирует  внимание  на  платоновской  концепции  «эманации  влас¬
ти».  О  природе  института  делегирования  полномочий  см.  также:  Бурдьё  П.  Социальное  про¬
странство  и  генезис  «классов».  С.  40-41.
 157

управления,  которые  постепенно  и  неуклонно  усложнялись.  Новый  статус
монарха  изменил  его  взаимоотношения  с  должностными  лицами:  отныне  он
передает  часть  своих  полномочий  либо  в  определенной  сфере  (суд,  финансы
и  т.д.),  либо  в  определенной  области  (бальяж,  сенешальство,  генеральство  и
т.д.),  которые  по  своей  природе  остаются  «королевскими»,  но  приобретают
безличностный,  публично-правовой  характер.  Так  обозначается  новая  приро¬
да  службы:  чиновники  действуют  в  духе  законов,  традиций  и  практик  управ¬
ления,  помноженных  на  их  собственную  интерпретацию.
 Принцип  делегирования  властных  полномочий  возникает  применитель¬
но  к  бальи  и  сенешалям,  чья  власть  качественно  отличалась  от  королевских
представителей  в  домене  -  прево3.  Затем  верховные  ведомства  и  службы  по¬
лучают  часть  публичных  функций  монарха,  и  начинается  процесс  структу¬
рирования  бюрократического  поля  власти.  Деятельность  королевской  адми¬
нистрации  теперь  регулировалась  законами,  бюрократическими  правилами  и
процедурами,  устанавливающими  ответственность  служителей  за  передан¬
ные  им  властные  полномочия.  Институциональное  оформление  ведомств  и
служб  привело  к  складыванию  их  иерархической  структуры,  стержнем  кото¬
рой,  как  и  в  сфере  «символического  капитала»,  являлись  судебные  полномо¬
чия  и  защита  «интересов  короля».
 Охрана  законов  и  «интересов  короля»,  трактуемых  чиновниками  как  об¬
щий  интерес  королевства,  исходно  содержала  противоречие  и  раздвоение
власти.  В  результате  возникает  система  контроля  за  действиями  короля  на
уровне  собственно  исполнительного  аппарата.  Именно  эти  властные  преро¬
гативы  королевских  должностных  лиц  -  отправлять  публичные  функции  ко¬
роля  и  контролировать  его  действия  -  я  предлагаю  именовать  «политическим
капиталом»  ведомств  и  служб  короны  Франции.
 СТРУКТУРА  И  ИЕРАРХИЯ
ДЕЛЕГИРОВАННЫХ  ПОЛНОМОЧИЙ
 Принцип  делегирования  королем  властных  полномочий  воплощался  в
клятве,  которую  должен  был  принести  служитель  при  вступлении  в  долж¬
ность.  Ее  основные  параметры  были  едиными  для  служителей  всех  звеньев
в  цепи  административного  аппарата  -  от  бальи  до  члена  Королевского  сове¬
та.  Именно  у  бальи  и  сенешалей,  полномочных  представителей  короля  на
местах,  эта  клятва  впервые  фиксируется  и  детально  прописывается  в  ордонан¬
сах  Людовика  Святого  в  1254  г.4  Краеугольным  положением  этой  клятвы  яв¬
лялось  обязательство  «охранять  права  короля»  во  всех  сферах,  не  уменьшая
и  не  ущемляя  их5.
 3 	Ж.  Кюблер  первым  обратил  внимание  на  то,  что  власть  бальи  с  самого  начала  осно¬
вывалась  на  принципе  делегирования  à  la  romaine;  отсюда  форма  держания  их  должностей  -
en  garde,  что  делало  их  прообразом  современных  функционеров.  См.:  Kubier  J.  Op.  cit.
P.  83-85.
 4 	ORF.  I.  68-69,  78.  Она  будет  подтверждаться  в  поворотные  и  кризисные  моменты  -
и  Иоанном  Добрым,  и  Карлом  VI,  и  в  ходе  восстания  кабошьенов.
 5 	«nos  droits  royaulx»,  «jus  nostrum»  (ORF.  II.  459;  XII.  164).  Ордонансы  от  октября  1351  г.
и  5  февраля  1389  г.
 158

Такую  же  клятву  приносили  королевские  советники,  будь  то  члены  Ко¬
ролевского  совета  или  служители  выделившихся  из  Королевской  курии  ве¬
домств.  В  ней  приносящий  клятву  чиновник  обещал  охранять  права  короля6.
 Со  временем  в  этот  пункт  клятвы  вносились  уточнения  сути  «интересов
короля».  Об  этих  изменениях  мы  можем  судить  по  тексту  клятвы,  которую
принесли  два  первых  канцлера,  получивших  эту  высокую  службу  путем  вы¬
боров.  21  февраля  1372  г.  Гийом  де  Дорман,  а  затем  20  ноября  1373  г.  Пьер
д’Оржемон,  избранные  на  Королевском  совете  на  должность  канцлера,  при¬
несли  клятву,  где  обещали  служить  королю  «к  чести  и  выгоде  его  и  его  коро¬
левства,  хранить  его  наследие  и  выгоды  общего  блага  королевства»7.
 Постепенно  происходит  расширение  и  уточнение  делегируемых  королем
полномочий.  Запрет  на  участие  бальи  и  сенешалей  в  работе  Королевского
совета  сделал  их  постоянными  представителями  короля  на  местах,  где  они
безвыездно  и  лично  отправляют  службу.  Вскоре  они  получили  и  особую  коро¬
левскую  печать  как  знак  их  полновластия8.  Следующим  шагом  в  направлении
расширения  компетенции  королевских  представителей  на  местах  стало  деле¬
гированное  им  право  принимать  вассальную  клятву  (оммаж)  вместо  короля
от  всех  дворян,  кто  не  может  прибыть  к  королю9.
 Верховные  ведомства  короны  конституировались  также  на  основе  полу¬
чения  ими  тех  или  иных  публичных  функций  короля.  На  вершине  властной
пирамиды  стоял,  разумеется,  Королевский  совет:  его  участие  в  принятии  за¬
конов  выражало  главную  политическую  прерогативу.  Во  множестве  указов
подчеркивается,  что  король  не  может  быть  в  курсе  всех  дел  и  знать  их  дос¬
конально,  а  потому  присутствие  людей  из  Совета,  чьи  имена,  кстати,  долж¬
ны  быть  зафиксированы  в  тексте  указа,  призвано  предотвратить  ошибки  или
несообразности.  Главной  функцией  Совета,  как  и  всех  ведомств  и  служб,  яв¬
лялась  охрана  «интересов  короля»  и,  прежде  всего,  королевского  домена  в
качестве  опоры  и  ресурса  его  власти.  Поэтому  защита  домена  особо  оговари¬
валась  в  нескольких  королевских  ордонансах10.
 6 	«nous  li  garderons  sa  droiture»  /Forma  juramenti  quod  faciunt  qui  sunt  in  consilio  Regis
(AN  JJ  XXXa.  F.  220  v)  (цит.  no:  Langlois  Ch.  Textes  relatifs  à  l’histoire  du  Parlement.  P.  127-128  /
Pièces  justificatifs.  XCV);  Valois  N.  Op.  cit.  P.  VII.  Текст  клятвы  относится  к  концу  XIII  в.
 7 	«servir...  à  l’honneur  et  prouffict  de  luy  et  de  son  royaume,  garder  son  patrimoine;  «à  l’hon¬
neur  et  prouffict  de  luy  et  de  son  royaulme...  que  vous  lui  garderez  son  patrimoine  et  le  prouffict  de
la  chose  publicque  de  son  royaulme  a  vostre  pouvoir»  (Morel  О.  La  grande  chancellerie...  Pièces
justificatifs.  P.  540.  N  33;  P.  547.  N  37).  Точно  такой  же  текст  зачитал  гражданский  секретарь
Парламента  Никола  де  Бай  избранному  после  восстания  кабошьенов  1413  г.  новому  канцлеру
Анри  де  Марлю  (JNB.  Т.  2.  Р.  131-132).
 8 	Ордонансы  от  18  июля  1318  г.  -  10  июля  1319  г.  об  управлении  Домом  короля  (ORF.  I.
662  (N  45)).
 9 	Такое  право  было  дано  впервые  сенешалю  Перигора  и  Керси  в  июле  1319  г.  в  качестве
особой  привилегии  и  в  результате  движения  Провинциальных  лиг  1314-1315  гг.  (ORF.  I.  696).
 10 	Уже  в  большом  ордонансе  об  управлении  Домом  короля  от  18  июля  1318-10  июля
1319  гг.  было  прописано  одобрение  Советом  всех  выплат  из  казны  (ORF.  I.  661).  Этот  принцип
вошел  в  Великий  мартовский  ордонанс  1357  г.,  изданный  на  волне  общественного  движения  за
реформы:  ни  один  указ  об  отчуждении  земель  домена  или  о  дарениях  отныне  не  будет  подпи¬
сан  без  доклада  на  Большом  совете  (Ibid.  III.  141  (N  45)).  В  ордонансе  от  7  января  1408  г.  есть
также  запрет  секретарям  подписывать  любые  письма  о  выплатах  из  казны,  если  они  не  прошли
утверждение  Совета  («se  elles  ne  sont  passees  et  à  eulx  commandées  par  Nous  estant  assis  en  nostre
Conseil,  et  à  l’oye  de  noz  conseillers  qui  y  seront»  (Ibid.  IX.  287  (N  28)).
 159

Компетенция  канцлера  по  сути  была  сходна  с  ролью  Королевского  совета,
причем  он  в  большей  степени  действует  автономно  и  как  глава  администра¬
ции  может  заменять  короля.  Власть  канцлера  основывалась  на  его  функции
хранителя  королевской  печати,  которой  он  скреплял  все  указы  и  наказывал  за
их  фальсификацию11.  Эта,  на  первый  взгляд,  формальная  процедура  содержа¬
ла  в  себе  возможность  контроля  над  королевским  законодательством  и  ини¬
циативами  короля.  Так,  в  Великом  мартовском  ордонансе  1357  г.  канцлеру
предписывалось  принести  клятву  в  том,  что  он  больше  не  скрепит  печатью  и
не  подпишет  ни  одного  указа,  касающегося  отчуждений  из  домена,  если  тот
не  прошел  утверждения  на  Королевском  совете12.  Функция  канцлера  пред¬
ставлять  и  замещать  персону  короля,  естественно,  возрастала  в  периоды  кри¬
зисов.  Так,  в  связи  с  болезнью  Карла  VI  его  любимец  канцлер  Арно  де  Корби
указом  от  13  марта  1402  г.  получил  от  короля  его  исключительную  функцию  -
право  помилования13.
 Делегированные  королем  властные  полномочия  у  отделившихся  от  Коро¬
левской  курии  Парламента  и  Палаты  счетов  были  наиболее  широкими  и  авто¬
номными,  поскольку  они  не  следовали  за  персоной  монарха  и  исполняли  его
главные  функции  -  вершили  правосудие  и  распоряжались  финансами  короны
от  его  имени.
 Функции  Парламента  определяли  расширяющиеся  рамки  королевского
правосудия  -  суда  первой  инстанции  для  земель  домена  и  апелляционного
суда  для  всего  королевства,  усилиями  его  служителей  превратившегося  в
«прибежище  для  всех»14.  Поскольку  правосудие  являлось  главным  инстру¬
ментом  укрепления  и  расширения  власти  монарха,  король  считался  главой
Парламента,  а  тот,  в  свою  очередь,  приравнивался  в  сфере  своей  компетенции
к  персоне  монарха15.  Показательно,  что  Людовик  XI  на  закате  жизни  решил
отправить  в  Парламент  копию  текста  произнесенной  им  при  коронации  клят¬
вы,  поскольку  содержащиеся  в  ней  обещания  исполняют,  по  сути,  служители
верховного  суда16.
 11 	О  широких  статусных  полномочиях  канцлера  см.:  BNF  Clairambaut  823.  F.  26v-29.
 12 	Ордонанс  на  Штатах  в  Компьене  в  мае  1358  г.  содержит  прямое  указание  о  «проверке  в
Канцелярии»  всех  королевских  указов  (ORF.  III.  141  (N  45),  266  (N  12)).
 13 	«даровать  милости  и  прощения  всем  за  и  вместо  нас»,  в  присутствии  членов  Большо¬
го  совета  короля  «или  других,  кого  он  пожелает  и  сочтет  нужным  (qu’il  lui  plaira  et  bon  lui
samblera),  ...  как  если  бы  мы  (король)  самолично  (en  nostre  personne)  и  в  Совете  это  сделали»
(ORF.  VIII.  491).
 14 	О  компетенции  Парламента  и  роли  в  ее  расширении  самих  служителей  верховного  суда
см.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  49-58.
 15 	Так,  в  преамбуле  указа  Иоанна  Доброго  от  4  октября  1350,  сказано:  «Мы,  королевской
властью  как  суверенный  глава  Парламента»  (Nous  de  l’authorité  Royale  comme  Souverain  chef
du  Parlement)  (AN  U  508.  F.  36).  Ленен  выписал  все  упоминания  о  короле  как  главе  Парламен¬
та:  в  приговоре  от  1311  г.  Парламент  приравнивается  к  персоне  монарха  (ubi  nobis  aut  nostrae
Curiae  placuierit);  Парижский  университет,  ища  справедливости,  говорит,  что  обращается  к
Парламенту  как  к  королю  (qu’elle  s’adressoit  à  la  Court  comme  au  Roy)  (21  августа  1369  г.);  ана¬
логичное  обращение  прозвучало  23  февраля  1445  г.  (AN  U  508.  F.  25-28;  74).
 16 	Письмо  от  14  апреля  1482  г.:  «Nous  vous  envoyons  le  double  des  seremens  que  à  nostre  ad-
venement  à  la  couronne  nous  avons  faiz;  et  pour  ce  que  nous  desirons  les  entretenir  et  faire  justice  à
ung  chascun,  ainsi  qu’il  appartient,  nous  vous  prions  et  neantmoins  mandons  très  expressement  que
de  vostre  part  y  entendez  et  vacqués  tellement  que,  par  vostre  faulte  aucune  plaincte  n’en  puisse  ad¬
venir,  ne  à  nous  charge  de  conscience»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  206-207).
 160

Суверенный  статус  Парламента  определялся  принципом,  согласно  кото¬
рому  на  его  приговор  нельзя  было  апеллировать,  в  том  числе  и  к  королю,  если
только  не  с  целью  помилования.  Таким  образом,  делегированное  Парламенту
право  вершить  суд  приравнивалось  к  удержанному  правосудию  самого  ко¬
роля17.  Постепенно  роль  короля  в  работе  Парламента  начинает  уменьшаться
при  сохранении  его  прав  верховного  арбитра  королевства.  Король  мог  изъять
любое  дело  и  решить  его  сам  на  Совете.  Он  мог  вмешаться  в  ход  судебного
разбирательства,  задержав  вынесение  приговора  или  повлияв  на  него.  Имен¬
но  это  со  временем  наталкивалось  на  все  более  твердое  сопротивление  чле¬
нов  Парламента,  расценивавших  такое  вмешательство  как  посягательство  на
их  власть.  Но  их  протесты  на  этот  счет  оставались  бесперспективными,  если
такова  была  «воля  монарха».  В  1364  г.  верховный  суд  пытался  возражать  про¬
тив  эвокации  дела  в  Королевский  совет,  ссылаясь  на  гарантированную  ука¬
зами  неприкосновенность  своей  компетенции,  но  не  имел  успеха.  В  1376  г.
король  Карл  Мудрый  заставил  Парламент  согласиться  на  королевское  поми¬
лование  в  судебном  иске  вокруг  церкви  Лиможа  по  просьбе  его  епископа,  во¬
преки  протестам  верховного  суда18.  А  в  1377  г.  тот  же  король  отозвал  к  себе  в
Совет  судебный  спор  между  его  тетей  графиней  Алансонской  и  его  кузиной
графиней  дю  Бар,  желая  лично  (en  nostre  personne)  его  разобрать19.  Но  по¬
скольку  в  авторитете  Парламента  была  заинтересована  и  корона,  при  Карле
Мудром,  а  затем  в  период  реформ  «мармузетов»  был  сделан  еще  один  шаг  в
направлении  его  автономизации.  Указы  от  22  июля  1370  и  15  августа  1389  г.
гарантировали  Парламенту  невмешательство  короля  в  ход  и  исход  решаемого
в  верховном  суде  дела,  запретив  парламентариям  подчиняться  королевским
письмам,  «задерживающим  отправление  правосудия»20.  Насколько  эти  указы
отвечали  интересам  служителей  верховного  суда,  можно  судить  по  тому,  с
каким  рвением  они  старались  им  следовать  в  дальнейшем,  когда  болезнь  ко¬
роля  Карла  VI  грозила  превратить  Парламент  в  игрушку  борющихся  за  место
у  трона  кланов  и  групп  влияния21.
 17 	Этот  принцип  был  специально  оговорен  в  ордонансе  от  23  марта  1302  г.,  подтвержден¬
ном  потом  всеми  королями,  например  Иоанном  Добрым  в  октябре  1351  г.:  «приговоры,  выне¬
сенные  в  нашей  курии  Парламента  или  нашим  Большим  советом  (de  nostre  communi  consilio),
должны  вступать  в  силу  без  апелляции;  если  в  них  есть  ошибка,  ее  исправление  принадлежит
королю  или  его  Парламенту»  (ORF.  II.  455-456).
 18 	Письмо  короля,  ремонстрация  Парламента  и  окончательное  решение  датируются  21,  25
и  29  ноября  1364  г.  (AN  U  516.  F.  2).  Внизу  письма  о  церкви  Лиможа  король  сделал  собствен¬
норучную  приписку:  «Nous  voulons  que  nostre  grace  Гу  tengie,  escrit  de  nostre  main»  (AN  XIa
9317.  N  1)  (письмо  от  23  июля  1376  г.)
 19 	Король  письмом  от  13  января  1377  г.  обязал  Парламент  принести  ему  все  имеющиеся
документы  по  этому  делу  и  запретил  каким  бы  то  ни  было  образом  вмешиваться  в  него  (Man¬
dements  et  actes  diverses  de  Charles  V.  P.  785.  N  1581)
 20 	Запрет  распространялся  и  на  изъятие  дел,  и  на  объявление  приговоров,  и  на  освобожде¬
ние  людей  из  тюрем  (ORF.  V.  323;  VII.  290-292).
 21 	Как  показало  изучение  протоколов  Парламента  в  первой  трети  XV  в.,  все  попытки  знати
и  кланов  повлиять  на  его  позицию  облекались  в  форму  королевских  писем,  которым  парламен¬
тарии,  однако,  не  спешили  подчиняться,  неизменно  ссылаясь  на  запрещающие  указы  короля.
См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  235-241.  Эта  норма  (невмешательство  короля  в  ход
расследования  дела  в  Парламенте)  вошла  и  в  кабошьенский  ордонанс  1413  г.  Подтверждение
этой  нормы  в  разгар  борьбы  политических  партий  и  гражданской  войны  бургиньонов  и  арма-
ньяков  было  особенно  значимо  для  статуса  верховного  суда.  См.:  Ordonnances  cabochienne.
Р.  140-141  (N214).
 6.  С.К.  Цатурова
 161

Тогда  же  процесс  автономизации  сферы  правосудия  коснулся  и  компе¬
тенции  Палаты  прошений  Дома,  которая  изначально  должна  была  следовать
за  персоной  короля,  принимая  обращенные  к  нему  прошения  и  докладывать
о  них  на  очередном  заседании  Совета.  Со  временем  в  ее  ведение  были  пере¬
даны  и  судебные  дела,  причем  касающиеся  наиболее  высокопоставленных
чинов  или  лиц,  а  также  находящихся  под  особой  защитой  короля,  так  что  к
началу  XIV  в.  она  получила  право  вершить  правосудие  «изо  дня  в  день»,  т.е.
без  присутствия  короля  и  его  Совета22.
 В  согласии  с  местом  правосудия  в  структуре  королевской  власти  объем
компетенции  Парламента  теоретически  не  имел  ограничений  и  усилиями  его
служителей,  расширительно  трактовавших  «интересы  короля»,  охватывал
все  сферы  жизни  общества.  Компетенция  Парламента  представляет  собой  в
законченном  виде  воплощение  принципа  делегированных  полномочий  и  со¬
держит  модель  этого  процесса  для  остальных  ведомств.
 Как  и  Парламент,  Палата  счетов  получает  право  действовать  от  имени
и  вместо  короля.  Такое  право  впервые  упоминает  ордонанс  об  управлении
Домом  короля  1318-1319  гг.,  в  котором  провозглашено  равенство  короля  и
Палаты  счетов  в  сфере  контроля  над  финансами23.  Важно,  что  ее  двери  за¬
крываются  для  всех  посторонних  лиц,  включая  членов  Королевского  совета,
прелатов  и  баронов  из  близкого  окружения,  чье  корыстное  вмешательство  в
сферу  королевских  финансов  угрожало  «интересам  короля»24.
 Главной  функцией  Палаты  счетов  являлась  охрана  домена  и  домениаль-
ных  доходов  короля,  что  способствовало  передаче  ей  права  контроля  за  выда¬
чей  грамот  о  привилегиях,  аноблировании,  натурализации,  легитимации,  вы¬
плате  пенсионов  и  даров25.  Когда  в  период  общественного  кризиса  середины
 XIV 	в.  с  особой  силой  зазвучало  требование  восстановить  домен  короля,  эта
функция  была  передана  именно  Палате  счетов26.  Отныне  она  получает  право
 22 	Ордонансы  от  18  июля  1318-10  июля  1319  гг.  (ORF.  I.  657-658  (N  1);  693),  по  указу  от
 16 	ноября  1318  г.  два  свитских  (poursuianz)  короля  могли  решать  дела  в  период  вакаций  Пар¬
ламента  (ORF.  I.  670  (N  4)).
 23 	В  нем  фиксируется  процедура  проверки  раз  в  год  состояния  королевской  казны  «нами
через  людей  наших  счетов»  (par  les  gens  de  nos  comptes),  a  в  указе  от  5  июля  1411  г.  прямо  гово¬
рится,  что  сделанное  Палатой  счетов  на  основе  делегированных  ей  прав  должно  иметь  «такую
значимость  и  цену  (effet  et  valeurs),  как  если  бы  мы  (король)  в  Большом  совете  это  сделали»
(ORF.  XII.  242).
 24 	Ордонанс  от  25  октября  1320  г.:  «pour  ce  que  moult  de  fois  aucuns  prelas,  barons  et  autres
de  nostre  conseil  viennent  en  ladite  chambre  pour  parler  et  besoigner  a  vous  d’autres  choses...  de
quoy  vostre  conscience  peut  estre  bleciee  et  nous  y  avons  grant  dommage...  vous  mandons...  et  com¬
mandons...  a  ceuls  qui  sont  ordenez  a  garder  les  huys  de  ladite  chambre...,  il  ne  ouvrent  les  dits  huys
a  nulle  personne  quelle  quelle  soi»  (Les  Chambres  des  comptes...  R  14).
 25 	Впервые  это  право  возникает  как  временная  мера  в  указе  от  13  марта  1340  г.:  Филипп  VI
Валуа,  «занятый  войной»,  передает  в  ведение  Палаты  счетов  право  выдавать  письма  анобли-
рования,  легитимации,  привилегий  и  помилования  вместо  короля.  Однако  8  июля  1344  г.  эта
временная  мера  преобразуется  в  процедуру  контроля  Палаты  счетов  за  всеми  дарами  и  при¬
вилегиями,  выдаваемыми  королем  (ORF.  XII.  53;  II.  200).  С  тех  пор  эта  компетенция  Палаты
счетов  повторялась  в  ряде  указов  и  ордонансов  -  от  8  апреля  1342,  2-5  мая  1394,  21  июля  1368,
 7 	января  1401  гг.  (V.  119-120;VII.  616-617;  AN  U  540.  F.  77).
 26 	Впервые  отмена  всех  даров  королей  Франции,  сделанных  со  времен  Людовика  Святого,
была  прописана  еще  в  ордонансе  от  23  июля  1318  г.  на  волне  движения  Провинциальных  лиг
и  потому  направлена  была  исключительно  против  служителей  короны,  получавших  слишком
щедрые  пожалования.  Отмены  даров  становятся  регулярными  и  почти  ритуальными  решения¬
ми  короны  (см.  в  частности  указ  от  5  апреля  1321  г.),  пока  принцип  неотчуждаемости  домена
 162

проверять  все  королевские  указы  о  дарах  и  других  привилегиях  из  домена,
регистрируя  или  оспаривая  их27.  В  период  правления  Карла  VI,  когда  разда¬
ча  даров  сделалась  особенно  широкой,  по  свидетельству  монаха  из  Сен-Де¬
ни,  служители  счетов,  вписывая  эти  дары  в  регистры,  на  полях  приписыва¬
ли:  «слишком  щедро»  или  «должно  быть  возмещено»,  заботясь  о  сохранении
домена,  особенно  в  связи  с  закреплением  принципа  его  неотчуждаемости28.
Высокий  статус  и  публично-правовая  компетенция  Палаты  счетов  были  за¬
фиксированы  в  указе  Карла  VII,  изданном  в  Бурже  в  сентябре  1460  г.  В  нем
данная  инстанция  объявлялась  созданной  для  «блага,  выгоды  и  пользы,  для
сохранения  прав  короля  и  короны  и  общего  блага,  для  сохранения  домена
и  финансов,  для  контроля  над  расходами  Дома,  над  дарами,  помилования¬
ми,  оммажами,  поступлениями  от  доходов  с  домена  и  над  неотчуждаемостью
домена»29.  Как  венец  автономных  прерогатив  Палаты  счетов  ее  решения  объ¬
являются  не  подлежащими  апелляции.
 Ту  же  эволюцию  в  направлении  суверенной  курии  прошло  ведомство  каз¬
ны.  Выделившись  в  отдельную  палату,  оно  одновременно  получает  от  коро¬
ля  полномочия  действовать  автономно  от  его  имени.  В  большом  ордонансе
об  управлении  Домом  короля  от  1318-1319  гг.  действия  главы  Казначейства,
названного  «сувереном»,  приравниваются  к  действиям  самого  короля30.  По¬
лученная  ведомством  казны  власть  уравнивается  с  полномочиями  Палаты
счетов  и  Королевского  совета,  что  находит  подтверждение  и  в  еще  одном  по¬
ложении  ордонанса,  согласно  которому  сведения  о  состоянии  королевской
казны  сборщики  имеют  право  сообщать  только  «королю,  людям  счетов  или
казначеям»31.
 Основной  функцией  ведомства  казны,  как  и  Палаты  счетов,  являлась  охрана
домена,  и  с  этой  целью  казначеи  также  получают  право  контроля  над  королевс¬
кими  расходами  и  выдачей  даров,  пенсионов,  экстраординарного  жалованья32.
 не  будет  узаконен.  Однако  в  1357  г.  впервые  устанавливается  контроль  Палаты  счетов  над  этой
важнейшей  сферой  (ордонанс  9  июля  1357  г.)  (ORF.  I.  665-668;  762-766;  III.  176-177).
 27 	Указ  Карла  Мудрого  от  18  октября  1364  г.  подтвердил  это  право  Палаты  счетов  в  отно¬
шении  сделанных  им  даров  в  бытность  еще  дофином,  из  земель  и  прав  Дофинэ  (ORF.  IV.  498-
499);  указ  от  13  ноября  1372  г.  передавал  в  ведение  Палаты  контроль  над  всеми  выплатами  из
казны  (ORF.  V.  537-539).
 28 	«nimis  habuit  vel  recuperetur»  {Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  I.  R  609).
 29 	«pour  le  bien,  prouffict  &  utilité  de  Nous  &  de  la  conservation  de  noz  droiz,  de  la  couronne
 & 	de  la  chose  publique  de  nostre  Royaume...  de  la  despense  de  nostre  Hostel...  dons  ou  alienation  de
nos  domaines»  (ORF.  XIV.  510).
 30 	«Никакой  выдачи  денег  не  будет  сделано  в  казне...,  если  она  не  по  нашим  (короля)  или
суверена,  стоящего  над  казначеями,  письмам,  и  если  мы  или  суверен,  над  казначеями  стоящий,
не  прикажем  казначеям»  (ORF.  I.  658  (N  9)).
 31 	В  том  же  ордонансе  отражен  принцип  автономности  от  Королевского  совета:  казначеи
постоянно  будут  заниматься  делами  казны,  и  не  будут  из  Совета  и  Палаты  счетов  (du  Conseil  de
la  Chambre  des  comptes)  (ORF.  I.  659,  661  (N  33),  694).  В  ордонансе  от  13  ноября  1372  г.  вновь
подтверждается  обязанность  генералов-советников  Казначейства  регулярно  (ежемесячно)
проверять  состояние  королевских  финансов,  лишь  ставя  короля  в  известность  (ORF.  V.  539).
 32 	Указ  от  27  февраля  1399  г.  содержит  приказ  казначеям  препятствовать  чрезмерным  вы¬
платам  из  казны,  сокращающим  доходы  короля  (ORF.  XII.  192-193).  А  в  большом  ордонансе
от  7  января  1408  г.  казначеям  вменялось  в  обязанность  четко  следовать  процедуре  выплат  из
казны  денег,  сокращая  неоправданные  расходы,  которые  королю  были  неизвестны,  либо  не
шли  на  пользу  («lesquelles  ne  sont  mie  venues  à  nostre  congnoissance  ne  aucunes  fois  à  nostre
prouffit»)  (ORF.  IX.  283).
 6*
 163

Вскоре  власть  Казначейства  будет  признана  суверенной,  однако  она  перейдет
под  контроль  Палаты  счетов33.
 Как  и  ведомство  казны,  возникшая  к  концу  XIV  в.  Налоговая  палата  при¬
звана  была  охранять  королевский  домен  и  не  допускать  его  уменьшения,  кон¬
тролируя  расходы  короля34.  Важнейшей  компетенцией  этого  ведомства  яви¬
лось  делегированное  королем  право  вершить  правосудие  в  делах,  связанных
со  сбором  налогов,  которое  вскоре  сделало  его  суверенной  курией.
 В  ордонансе  1383  г.  провозглашалась  автономность  созданного  отдельно¬
го  налогового  суда,  в  чьи  дела  «не  мог  вмешиваться  никакой  другой  судья»,  а
все  решения  должны  были  считаться  «как  сделанные  нами  (королем)  нашей
собственной  персоной»35.  В  законченном  виде  суверенный  статус  был  про¬
возглашен  в  указе  Карла  VI  от  26  февраля  1414  г.:  «Палата  налогового  суда
есть  суверенная  палата  в  делах  налогов,  и  в  ней  все  судебные  дела  и  споры
получают  разрешение,  как  в  нашей  курии  Парламента»36.
 В  структуре  делегированных  полномочий  особняком  стоит  служба  рефор-
маторов-ревизоров,  которые  являлись  по  характеру  своих  полномочий  комис¬
сарами,  т.е.  действовали  временно  или  в  определенной  области  королевства.
Однако  о  службе  ревизоров  тоже  стоит  упомянуть  в  данном  контексте,  по¬
скольку  в  рамках  делегированных  им  полномочий  они  также  автономно  дей¬
ствовали  от  имени  короля.  Власть  комиссаров  определялась  как  суверенная,
поскольку  приравнивалась  к  власти  короля  и  Парламента,  и  на  их  решения
нельзя  было  апеллировать37.
 Как  следствие,  оформление  суверенных  ведомств  и  служб  способствова¬
ло  усилению  публично-правового  характера  королевской  власти,  поскольку
их  служители  действовали  в  рамках  четко  обозначенной  публично-правовой
компетенции  и  в  сложной  структуре  взаимной  ответственности,  выраженной
в  иерархии  соподчинения.
 Само  оформление  ведомств  и  служб  и  фиксация  их  компетенции  уже  под¬
разумевали  иерархическую  структуру.  Однако  четкую  иерархию,  связавшую
все  звенья  королевской  администрации  в  центре  и  на  местах,  создали  лишь
в  конце  XIV  в.  реформы  «мармузетов»38.  Особенностью  этой  иерархии  явля¬
 33 	В  ордонансе  от  5  августа  1399  г.  решения  генералов  финансов  приравнивались  к  коро¬
левским  и  парламентским  (ORF.  VIII.  348).
 34 	Ордонанс  от  7  января  1407  г.  поручает  это  совместно  Налоговой  палате  и  Казначейству
(ORF.  IX.  283  (N  8)).
 35 	«comme  se  nous  en  nostre  propre  personne  les  avions  faictes  et  ordénées».  В  ордонансе  от
 11 	апреля  1390  г.  приговоры  налогового  суда  приравнивались  к  приговорам  Парламента  и,  та¬
ким  образом,  на  них  нельзя  было  апеллировать  (ORF.  VI.  706;  VII.  229,  337).
 36 	«Chambre  de  la  Justice  des  dictes  Aides,  qui  est  souveraine  quant  au  fait  des  dictes  Aydes,
et  en  laquelle  tous  procès  et  questions  prennent  fin  comme  en  nostre  Cour  de  Parlement»
(ORF.  X.  198).
 37 	Решения  ревизоров,  отправленных  в  Мэн  королем  6  апреля  1374  г.,  приравнивались  к
воле  короля  и  приговорам  Парламента  (arrest  donné  en  la  Court  de  nostre  Parlement...  comme  à
nostre  personne);  то  же  и  в  указе  от  февраля  1389  г.:  «приговоры  реформаторов  должны  квали¬
фицироваться  как  приговоры  в  нашем  (короля)  присутствии  или  в  курии  Парламента»  (en  nos¬
tre  capitalle  Court  de  Parlement);  аналогичная  норма  содержится  в  указе  от  28  января  1390  г.  о
комиссии  в  Гиень  и  Лангедок  (ORF.  VI.  518;  VII.  331,  777).
 38 	Об  этом  подробнее  см.:  AutrandFr.  Offices  et  officiers...  P.  336;  Eadem.  Le  temps  des  pro¬
fessionnels.  P.  368.
 164

лась  нерасчлененность  некоторых  сфер  компетенции  или  их  сознательное  пе¬
рекрещивание,  когда  разные  ведомства,  по  сути,  контролируют  друг  друга39.
 Импульс  к  упорядочению  структуры  содержался  в  решении  Филиппа  VI
Валуа,  установившего  независимость  от  Королевского  совета  выделившихся
из  Курии  ведомств.  Однако  при  Иоанне  II  Добром  происходит  новое  объеди¬
нение  компетенций:  в  состав  Королевского  совета  теперь  ex  officio  включе¬
ны  все  главы  верховных  ведомств  (канцлер,  первый  президент  Парламента,
главный  мэтр  прошений  Дома  и  т.д.)40.  Хотя  сделанное  Иоанном  II  Добрым
административное  новшество  преследовало  цель  погасить  постоянно  возни¬
кающие  конфликты  между  ведомствами  (теперь  их  главы  могли  совместно
решать  все  спорные  вопросы  и  участвовать  в  принятии  королевских  указов),
оно  подтвердило  неустранимую  при  монархическом  правлении  нерасчленен¬
ность  властных  функций,  пребывающих  как  бы  целиком  в  персоне  монарха,
и  целостность  «интересов  короны».
 Поскольку  главным  «интересом  короля»  являлась  охрана  его  прав  и  доме¬
на,  именно  в  этом  пункте  компетенция  ведомств  и  служб  перекрещивается,
и  нередко  они  призываются  королевскими  указами  действовать  совместно.
Так,  по  ордонансу  об  управлении  Домом  короля  от  1318-1319  гг.  все  сборщи¬
ки  и  комиссары  на  местах  переходят  под  совместный  контроль  Палаты  сче¬
тов  и  Казначейства41.  Бальи  и  сенешали  как  главные  хранители  королевских
интересов  на  местах  ордонансом  от  1362-1363  гг.  подчинены  были  на  равных
Королевскому  совету  и  Палате  счетов,  куда  они  могли  отныне  обращаться  за
советом  и  помощью42.  В  1379  г.  ведомство  казны  поставлено  под  контроль
членов  Королевского  совета,  и  отныне  ни  одна  выплата  не  могла  быть  осуще¬
ствлена  без  ведома  «хотя  бы  двух  из  этих  четырех  советников».  Точно  так  же  в
Палате  счетов  нельзя  было  теперь  утвердить  ни  один  из  присылаемых  счетов
без  присутствия  «хотя  бы  одного  из  четырех  советников  и  одного  из  трех  каз¬
начеев»43.  Эта  совместная  ответственность  верховных  ведомств  за  расходо¬
ванием  средств  от  домена  получила  общественную  санкцию  в  ходе  восстания
1413г.:  отдельная  статья  кабошьенского  ордонанса  предписывала  изготовить
три  ключа  от  королевских  сундуков  и  передать  один  ключ  канцлеру,  дру¬
гой  -  президенту  Палаты  счетов,  третий  -  назначенному  от  Казначейства44.
 39 	На  эту  фундаментальную  особенность  исполнительного  аппарата  обратила  внимание
H.A.  Хачатурян:  используя  для  сравнения  образ  «иррегулярного  планирования  средневековых
городов»,  она  подчеркивает  перекрещивание  функций  ведомств.  См.:  Хачатурян  H.A.  Власть
и  общество...  С.  232.
 40 	Об  этой  реформе  см.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne...  P.  46.
 41 	Они  обязуются  извещать  о  состоянии  финансов  только  короля,  Палату  счетов  и  Казна¬
чейство,  как  и  принести  двум  этим  ведомствам  клятву  об  этом  (ORF.  I.  661).  Созданная  в  ок¬
тябре  1318  г.  комиссия  для  ревизии  деятельности  королевских  чиновников  на  местах  находи¬
лась  в  совместном  контроле  Казначейства  и  Палаты  счетов  (Registres  du  Tresor  des  chartes.  T.  I:
Règne  de  Philippe  le  Bel.  P.  133.  N  751).  Совместная  компетенция  Казначейства  и  Палаты  счетов
вновь  была  подтверждена  ордонансом  от  17  марта  1391  г.  (ORF.  VII.  408-409).
 42 	«Обо  всех  нарушениях  сообщат  королю  или  его  Большому  совету  или  людям  счетов»
(ORF.  IV.  409-410).
 43 	ORF.  VI.  381-382  (N  7,  15).
 44 	Ordonnance  cabochienne.  P.  70-71  (N  130).
 165

И  эта  совместная  компетенция  реализовывалась  на  практике  до  конца  иссле¬
дуемого  периода45.
 Статус  Палаты  счетов  как  главной  хранительницы  домена  подкрепил¬
ся  передачей  ей  властных  полномочий  над  остальными  ведомствами  сфе¬
ры  ординарных  финансов.  Все  сенешали,  бальи  и  сборщики  обязаны  были
регулярно  в  определенные  сроки  привозить  в  нее  отчеты  о  доходах  и  расхо¬
дах.  Наказание  за  нарушение  этих  сроков,  как  и  за  нерадение,  также  принад¬
лежало  данному  органу.  Как  следствие,  комиссии  ревизоров,  отправляемых
для  проверки  деятельности  служителей  короля  на  местах,  с  1318  г.  переходят
под  ее  контроль46.  Контроль  над  раздачей  даров,  пожалований,  писем  леги¬
тимации,  аноблирования,  натурализации  и  т.д.,  закрепленный  за  ней,  при¬
вел  к  передаче  в  ее  компетенцию  регистрации  таких  писем,  составлявших¬
ся  Канцелярией47.  В  еще  большей  степени  она  контролировала  деятельность
Казначейства,  а  в  случае  нарушений  могла  отстранить  провинившихся  слу¬
жителей48.  Наконец,  Палата  счетов  в  XV  в.  проверяет  в  конце  каждого  меся¬
ца  состояние  королевской  казны49.  Создание  Налоговой  палаты  расширило
властные  полномочия  Палаты  счетов.  В  ордонансе  об  учреждении  Налоговой
палаты  от  28  февраля  1389  г.  шесть  генералов-советников  по  делам  налогов,
в  чьем  подчинении  теперь  находились  все  элю,  сборщики,  секретари,  кон¬
тролеры  и  конные  сержанты,  переходили  под  власть  Палаты  счетов50.  Служ¬
ба  хранителей  вод  и  лесов  также  перешла  под  ее  власть.  В  ордонансе  от
29  мая  1346  г.  им  предписывалось  «не  исполнять,  не  отдавать  никаких  писем
о  дарах  наследственных,  пожизненных  или  одноразовых»,  если  они  не  про¬
шли  регистрацию  в  Палате  счетов.  В  указе  от  22  августа  1375  г.  фигурирует
монопольное  право  ведомства  контролировать  действия  мэтров  вод  и  лесов
и  наказывать  их  за  проступки.  Этот  контроль  был  процедурно  утвержден  в
форме  ежегодных  отчетов,  которые  мэтры  вод  и  лесов  обязаны  представлять
в  Палату  счетов51.
 В  итоге  властные  полномочия  Палаты  счетов  поставили  ее  на  вершину
иерархии  финансовых  ведомств,  охраняющих  королевский  домен.  Расшири¬
тельное  толкование  ее  служителями  прав  короля,  как  и  повышающийся  ста¬
тус  домена  короны,  способствовали  разрастанию  власти  этой  палаты.  Это  с
 45 	Приведу  в  качестве  позднего  примера  совместное  расследование  в  1450  г.  Палатой  сче¬
тов,  Парламентом  и  Казначейством  дел  об  ошибках  в  представленных  парижским  прево  счетах
(AN  U  540.  F.  53).
 46 	См.  ордонансы  от16  сентября  1318  и  31  июля  1338  гг.  (ORF.  I.  671;  XII.  44).  В  ордонансе
от  18  июля  1318-10  июля  1319  г.  особый  пункт  обязывал  канцлера  отправлять  все  комиссии
для  регистрации  в  Палате  счетов  (ORF.  I.  660,  673).
 47 	Как  яркий  пример  приведем  приказ  короля  от  21  июля  1368  г.  двум  контролерам  Канце¬
лярии  мэтрам  Эсташу  де  Мортену  и  Жану  де  Коломбу  строго  соблюдать  установленную  про¬
цедуру  регистрации  писем  в  Палате  счетов  (ORF.  V.  119-120).
 48 	ORF.  II.  67-68  (указ  от  1  июня  1331  г.).  То  же  положение  содержится  в  специальном  ука¬
зе  от  28  января  и  4  марта  1348  г.  о  казначеях  и  сборщиках  (ORF.  II.  282-284  (N  4)).
 49 	Эта  процедура  была  зафиксирована  в  большом  ордонансе  об  управлении  Домом  короля
от  7  января  1408  г.:  «Que  en  la  fin  de  chascun  mois,  soit  veu  en  plein  Burel  en  la  Chambre  de  noz
comptes,  Testât  de  nostre  Tresor,  tant  en  recepte  que  en  despense»  (ORF.  IX.  285  (N  16)).
 50 	Их  решения  вступали  в  силу  только  после  санкции  Палаты  счетов  (ORF.  VII.  228-229).
 51 	Норма  была  повторена  в  ордонансе  от  сентября  1376  г.  (ORF.  II.  244-247;  VI.  141-142;
 233 	(N  44)).
 166

неизбежностью  сталкивало  два  верховных  ведомства  -  Парламент  и  Палату
счетов  -  в  их  стремлении  к  монополии.
 Так,  контроль  за  королевскими  служителями  на  местах,  сенешалями,  ба¬
льи  и  их  подчиненными,  закрепленный  за  Палатой  счетов,  наталкивался  на
конкуренцию  Парламента,  поскольку  эти  чиновники  являлись  в  первую  го¬
лову  судьями52.  Суд  королевского  прево  Парижа  постепенно  переходит  под
контроль  верховного  суда:  Парламент  с  начала  XV  в.  отслеживал  злоупот¬
ребления  клерков  и  аудиторов  Шатле,  регулировал  и  сокращал  численность
прокуроров53.  Контроль  Парламента  над  Шатле  и  управлением  Парижем  ра¬
дикально  повышается  вследствие  возобновления  войны  в  1415  г.,  когда  ох¬
рана  столицы  стала  важнейшим  политическим  делом,  порученным  королем
Карлом  VI  Парламенту54.  И  надо  признать,  что  он  в  полной  мере  восполь¬
зовался  данной  ему  властью,  создав  своего  рода  чрезвычайный  совет  для
защиты  и  выживания  Парижа,  состоящий  из  служителей  Шатле,  купечес¬
кого  прево  и  эшевенов,  представителей  Университета  и  широкого  предста¬
вительства  горожан.  Но  нет  ничего  постояннее  временных  мер:  королевская
схизма  1418-1436  гг.  и  установление  режима  двойной  монархии  надолго  ос¬
тавили  Парламент  один  на  один  с  проблемами  Парижа.  В  этот  кризисный
период  его  власть  над  королевским  аппаратом  в  Париже  практически  не  име¬
ла  конкурентов,  а  его  политика  ясно  обозначила  приверженность  служите¬
лей  верховного  суда  интересам  защиты  институтов  королевской  власти  и  со¬
хранения  политического  значения  Парижа  в  качестве  резиденции  верховной
власти55.
 Однако  столкновение  компетенций  верховного  суда  и  Палаты  счетов  про¬
исходило  не  столько  из-за  их  амбиций,  сколько  вследствие  дублирования
данных  им  королевскими  указами  полномочий.  Так,  службы  элю  -  выбор¬
ных  раскладчиков  налогов,  согласно  ордонансу  28  декабря  1355  г.,  «в  случае
затруднений»  должны  были  обращаться  в  Парламент  или  в  Палату  счетов56.
Позднее,  когда  налоговое  ведомство  выделилось  в  отдельную  палату,  а  внут¬
ри  нее  создан  налоговый  суд,  он  также  перешел  под  контроль  двух  ведомств  -
Палаты  счетов  и  Парламента57.
 Перекрещивание  компетенций  определялось  значимостью  главного  «ин¬
тереса  короля»  -  охраны  королевского  домена.  В  той  или  иной  степени  имен¬
но  она  являлась  задачей  всех  ведомств  и  служб,  однако  с  приоритетом  Палаты
 32 	См.  об  этом:  Aubert  F.  Histoire  du  Parlement  de  Paris...  P.  280-282,  291-295;  Demurger  A.
Guerre  civile  et  changements  du  personnel  administratif  dans  le  royaume  de  France  de  1400  à  1418  //
Francia.  Forschungen  zur  Westeuropaichen  Geschichte.  München,  1979.  Bd.  6  (1978).  P.  181-187.
 53 	Ордонанс  13  ноября  1403  г.;  комиссия  от  21  июня  1402  г.  (ORF.  VIII.  617;  Fagniez  G.
Fragment  d’un  repertoire  de  jurisprudence...  P.  10  (N  24)).
 54 	Указ  от  3  октября  1415  г.  в  перспективе  отъезда  короля  на  войну  передавал  всю  власть
в  Париже  Парламенту,  который  обязан  был  заботиться  об  обороне  (ворота,  рвы,  арьер-бан,
гарнизоны)  и  выживании  (продукты  и  отопление)  города  при  содействии  Королевского  совета
(ORF.  X.  247).
 55 	О  политике  Парламента  в  этот  кризисный  период  и  ее  результатах  см.  подробнее:
Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  154-172.
 56 	ORF.  III.  23-24.
 57 	Это  положение  было  зафиксировано  в  ордонансе  от  7  января  1401  г.  о  «служителях  суда
и  финансов»,  где  пункт  2  предписывал  советникам  по  делам  суда  «в  наиболее  важных  делах
(grans  cas)  позвать  к  себе  советников  нашей  курии  Парламента»  (ORF.  VIII.  412).
 167

счетов.  В  этом  пункте  столкновение  ее  с  Парламентом  являлось  практически
неизбежным.  Исследование  политики  верховного  суда  в  первой  трети  XV  в.,
в  период  острого  кризиса  власти,  борьбы  партий  и  королевской  схизмы,  по¬
казало  включение  служителями  Парламента  охраны  домена  в  круг  своей  ком¬
петенции  как  одного  из  главных  «интересов  короля»58.  Характерно,  что  такой
политики  в  равной  мере  придерживались  оба  параллельно  существовавших
Парламента  -  в  Париже  и  в  Пуатье.  Так,  в  упоминавшуюся  ремонстрацию
Парламента  в  Пуатье  королю  Карлу  VII  в  число  подлежащих  исправлению
практик  была  включена  процедура  утверждения  писем  о  домене  в  Палате
счетов  без  участия  Парламента  и  Королевского  совета59.  После  воссоедине¬
ния  двух  Парламентов,  31  декабря  1439  г.  королевский  адвокат  заявлял,  что
Палата  счетов  не  имеет  права  ничего  отчуждать  из  домена  без  разрешения
Парламента60.
 В  известной  мере  подчинение  Палаты  счетов  власти  Парламента  было
зафиксировано  уже  в  первом  ордонансе  от  февраля  1320  г.  об  учреждении
этой  палаты.  В  нем  предписывалось  в  случае  апелляции  к  королю  на  решение
или  приговор  Палаты  счетов  пригласить  на  его  рассмотрение  «двух-четырех
человек  из  Парламента,  в  зависимости  от  существа  дела,  чтобы  они  вместе  с
людьми  этой  Палаты  его  решили»61.
 И  надо  отметить,  что  такая  практика  имела  место,  поэтому  и  перечислить
все  случаи  участия  Парламента  в  разборе  дел  в  Палате  счетов  нецелесооб¬
разно,  отмечу  только  ряд  характерных  черт.  Во-первых,  в  Палате  счетов  регу¬
лярно  проходят  совместные  заседания  с  участием  Парламента,  а  также  канц¬
лера  и  членов  Королевского  совета.  Во-вторых,  члены  Парламента  приходят
в  Палату  счетов,  когда  здесь  решаются  вопросы  о  выплате  им  жалованья  из
казны62.  В-третьих,  такие  совместные  заседания  просуществовали  вплоть  до
конца  XV  в.63  Однако  это  вовсе  не  означает,  что  правило  соблюдалось  без
проблем.  Главным  источником  столкновений  двух  курий  являлось  право  лю¬
бого  подданного  апеллировать  к  Парламенту,  что  естественным  образом  по¬
сягало  на  статус  суверенного  суда  Палаты  счетов64.
 58 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  242-244.
 59 	«Item,  des  vérifications  du  demayne  qui  se  font  en  la  Chambre  des  comptes  sans  venir  en  la
Court  de  Parlement  et  parlez  aux  gens  du  Coseil  du  Roy»  (,Jusselin  M.  Remonstrance.  P.  523).
 60 	AN  U  540.  F.  77-78.
 61 	«Nous  voulons  et  ordenons  que,  ou  cas  que  aucun  se  plaindroit  devers  Nous  d’aucun  griés,  ou
d’aucunes  sentences,  qui  aroient  esté  données  contre  eulx,  en  laditte  chambre...  que  on  prengne  deux
ou  trois,  ou  quatre  personnes  de  nostre  Parlement,  sages  et  souffisans,  selon  ce  que  les  cas  requer¬
ront,  qui  avec  les  gens  de  nostredittes  chambre  soient  toutefois  que  mestier  sera»  (Les  Chambres  des
comptes.  P.  7.  N  23).  В  указателе  Ленена  регулярное  присутствие  членов  Парламента  на  засе¬
даниях  Палаты  счетов  восходит  к  1309  г.,  т.е.  до  упомянутого  выше  ордонанса  и  до  выделения
Палаты  счетов  в  отдельное  ведомство  (AN  U  540.  F.  41).
 62 	18  декабря  1351,  4  апреля  1364,  13  июня  1391,  24  октября  1407,  1  декабря  1411,  26  сен¬
тября  1415  гг.  (AN  U  540.  F.  42,  43-44,  48-50).
 63 	Так,  6  апреля  1491  г.  на  заседание  Палаты  счетов,  где  составлялся  регламент  юрисдик¬
ции  этого  ведомства,  присутствовали  канцлер,  мэтры  Палаты  прошений  и  члены  Парламента
(генеральный  прокурор  и  адвокат  короля)  (AN  U  540.  F.  56).
 64 	Как  было  сказано  в  1348  г.  по  поводу  иска  на  решение  Палаты  счетов  в  Парламент,  по¬
следний  является  «выше  всех  светских  судов  короля»  (Curia  est  superior  caeteris  temporalibus
etc  curijs  regni)  (AN  U  540.  F.  233).
 168

Проблемы  начинают  возникать  с  середины  XIV  в.,  когда  каждое  ведомс¬
тво  стремится  четко  обозначить  свою  компетенцию  и  статус  в  структуре  ис¬
полнительного  аппарата.  Так,  13  марта  1353  г.  Палата  счетов  приговаривает
к  штрафу  человека,  осмелившегося  подать  апелляцию  на  ее  приговор  в  Пар¬
ламент;  10  марта  1391  г.  за  подобное  действие  она  заключает  в  тюрьму  и  ос¬
вобождает  только  после  того,  как  апелляция  была  отозвана  8  августа  1393  г.65
 Участившиеся  столкновения  двух  ведомств  потребовали  вмешательства
короля.  Указ  Карла  V  Мудрого  от  7  августа  1375  г.,  уточнивший  разделение
компетенций  Парламента  и  Палаты  счетов,  был  издан  в  связи  с  конкретным
казусом  -  иском  в  Парламент  Гийома  дю  Пюи,  сборщика  соляного  налога  в
Верноне,  осужденного  Палатой  счетов  за  фальсификацию  и  другие  проступ¬
ки.  Этот  иск  в  верховный  суд,  сопровождаемый  со  стороны  прокурора  истца
оскорбительными  обвинениями  в  адрес  Палаты  счетов,  был  квалифицирован
ее  служителями  как  ущерб  «чести  и  статусу»  (l’honneur  et  Testat)  Палаты,  за
что  прокурор  был  даже  посажен  в  тюрьму  Шатле,  о  чем  также  пожаловался  в
Парламент.  В  результате  конфликта  канцлер  отказался  скрепить  печатью  вы¬
зов  в  Парламент  людей  счетов  и  обратился  за  поддержкой  к  королю,  ссылаясь
на  ордонансы,  запрещавшие  апеллировать  на  приговоры  Палаты  счетов66.
 О  противоречиях  между  двумя  ведомствами  можно  судить  по  сборнику
Жана  Ле  Кока.  В  него  включен  образец  иска,  сталкивающего  компетенции
двух  палат,  когда  одна  из  сторон  дела,  решенного  в  Палате  счетов,  обратилась
с  иском  в  Парламент  в  1392  г.  Спор  потребовал  вмешательства  канцлера,  пы¬
тавшегося  примирить  оба  ведомства,  которые  придерживались  диаметрально
противоположных  позиций.  Члены  Палаты  счетов  настаивали,  что  на  их  ре¬
шения  нельзя  апеллировать,  и  их  курия  не  подчинена  Парламенту  (ab  eis  non
esse  appellandum,  пес  habere  in  superiores,  dominos  Parlamenti);  а  Парламент
настаивал  на  обратном.  Не  видя  возможности  примирить  эти  позиции,  кан¬
цлер  Арно  де  Корби  изъял  дело  в  пользу  Королевского  совета,  где  сам  его  и
решил.  Комментируя  это  дело,  Жан  Ле  Кок  приводит  аналогичные  прецеден¬
ты,  видя  водораздел  компетенций  двух  палат  в  существе  иска.  Если  приговор
касается  иска  о  финансовом  состоянии  домена  и  правах  короля,  то  компетен¬
ция  Палаты  счетов  должна  быть  в  этом  вопросе  суверенной,  поскольку  члены
палаты  «лучше  других  разбираются  в  этих  вопросах».  Однако  во  всех  иных
вопросах  приоритет  Парламента  должен  оставаться  непререкаемым,  ибо  он  -
«главная  палата  и  выше  всех»67.
 Наиболее  острое  столкновение  Парламента  и  Палаты  счетов  произошло
в  начале  XV  в.,  усиленное  вмешательством  борющихся  политических  кла¬
нов.  Спор  возник  из-за  иска  в  Парламент  Рауля  Витара,  клерка  счетов,  обви¬
ненного  Палатой  счетов  в  должностных  злоупотреблениях  и  посаженного  в
тюрьму.  Конфликт  двух  ведомств  возник  29  октября  1401  г.  и  продлился  до
конца  февраля  1402  г.,  причем  в  него  были  втянуты  канцлер  и  даже  король
Карл  VI.  Парламент  отказывался  передавать  дело  в  руки  Палаты  счетов,  ссы¬
 65 	AN  U  540.  F.  233-234.
 66 	В  итоге  Карл  V  Мудрый  санкционировал  запрет  апеллировать  куда  бы  то  ни  было  на
приговоры  Палаты  счетов  (ORF.  VI.  140-141).
 67 	«qui  se  melius  cognoscunt  in  compotis  quam  alii  quicumque...  qui  Curia  Parlamenti  superior
est  omnium  et  capitalis»  (Le  Coq  J.  Questiones.  P.  375-376  /  Qu.  304.  An  a  Camere  Compotorum  sit
appellandum  ad  Parlamentum).
 169

лаясь  на  то,  что  защищает  интересы  истца,  «как  поступал  со  всеми  людь¬
ми,  просящими  об  этом».  Желая  погасить  конфликт,  канцлер  не  стал  скреп¬
лять  печатью  письмо  и  задержал  дело  у  себя,  прибегнув  к  помощи  короля.
Однако,  когда  король  попытался  изъять  это  дело  к  себе,  то  получил  реши¬
тельный  отказ  Парламента,  где  обращение  монарха  было  квалифицирова¬
но  как  «очень  большой  ущерб  королю  и  общему  благу».  Потребовалось  еще
одно  письмо  короля,  на  этот  раз  выражающее  явное  неудовольствие,  посколь¬
ку  он  «самолично»  (en  nostre  propre  Personne)  желал  решить  дело.  Свою  по¬
зицию  Парламент  обосновывал  незаконным  вмешательством  в  дело  принцев
крови  -  герцогов  Бургундского  и  Орлеанского,  видя  в  этом  посягательство  на
прерогативы  короля  и  его  должностных  лиц.  Дело  вновь  пытался  разрешить
канцлер,  на  этот  раз  пригласив  к  себе  обе  стороны,  но  члены  Палаты  счетов
хранили  во  время  заседания  у  канцлера  «гордое  молчанье»,  заявив  вначале,
что  «не  скажут  ничего,  кроме  как  в  присутствии  короля,  ибо  это  дело  касает¬
ся  короля  и  его  домена»,  и  что  Палата  счетов  не  подчинена  Парламенту68.  Но
и  отзыв  иска  непосредственно  к  королю  не  привел  к  окончанию  спора,  в  ко¬
тором  в  итоге  победил  Парламент,  так  как  король  вернул  им  дело69.
 Таким  образом,  обе  палаты  старались  максимально  расширить  компе¬
тенцию,  трактуя  в  свою  пользу  полученные  властные  полномочия.  Однако
чаша  весов  склонялась  скорее  в  сторону  монополии  Парламента  и  ограни¬
чения  прерогатив  Палаты  счетов  сферой  финансов.  Об  этом  свидетельствует
кабошьенский  ордонанс,  где  данному  вопросу  было  уделено  особое  внима¬
ние.  В  параграфе  149  содержится  обвинение  в  адрес  Палаты  счетов,  слишком
много  времени  и  сил  отдающей  разбору  судебных  дел  и  исков,  не  имеющих
прямого  отношения  к  ее  компетенции,  что  приводит  к  забвению  собственно
своих  прямых  функций.  Источником  такой  неразберихи,  по  мнению  состави¬
телей  ордонанса,  являлась  сама  компетенция  Палаты  -  разрешать  все  дела,
касающиеся  счетов,  хотя  в  деле  могут  содержаться  разные  аспекты,  часть  ко¬
торых  к  счетам  не  относится.  Авторы  ордонанса  восстанавливают  процедуру,
предписанную  в  1320  г.:  в  случае  исков  на  приговоры  Палаты  счетов  их  надо
решать  совместно  с  Парламентом;  если  же  Палата  счетов  не  будет  соблюдать
эту  процедуру,  то  «ущемленный»  (grevé)  сможет  тогда  апеллировать  к  вер¬
ховному  суду70.
 Та  же  процедура  санкционируется  указом  от  12  апреля  1460  г.  и  ордонан¬
сом  о  юрисдикции  Палаты  счетов,  изданном  в  Бурже  в  декабре  1460  г.  В  них
подверглась  осуждению  сложившаяся  практика  апелляции  в  Парламент  на
решения  Палаты  счетов,  поскольку  она  якобы  возникла  от  корыстного  жела¬
ния  проигравшего  отсрочить  приговор  и  не  возмещать  нанесенный  короне
ущерб.  В  результате  создаются  препятствия  в  деятельности  данной  курии,
«вынужденной  прерывать  работу  и  идти  в  Парламент,  и  что  еще  хуже,  носить
туда  свои  регистры  и  счета,  которые  должны  храниться  в  строгом  секрете».
В  итоге,  было  повторено,  что  Палата  счетов  не  подчинена  Парламенту,  как  и
 68 	JNB.  T.  I.  Р.  13-17,  20-27  (заседания  29  октября,  14  ноября,  25  ноября  1401  г.,  28  января,
 30 	января,  16  февраля,  23-24  февраля  1402  г.);  ORF.  VIII.  483  (указ  от  21  февраля  1402  г.).  См.
подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  232,  247,  250,  284;  AN  U  540.  F.  351.
 69 	Об  этом  свидетельствует  решение  от  24  февраля  1402  г.,  сохранившееся  в  архиве  Пала¬
ты  счетов.  См.:  AN  U  540.  F.  239.
 70 	Ordonnance  cabochienne.  P.  84-85  (N  149).
 170

никому,  кроме  короля,  а  в  случае  апелляции  предписывалось  прибегать  к  сов¬
местному  решению  иска  представителями  обеих  палат71.
 И  лишь  при  Людовике  XI  происходит  окончательное  разделение  компе¬
тенции  двух  ведомств  и  закрепление  сложившейся  практики.  В  серии  указов
короля  Палата  счетов  получила  статус  суверенной  курии  в  качестве  «главной
хранительницы  королевских  прав  и  домена»,  чья  компетенция  «должна  оста¬
ваться  неделимой»  (qui  doit  estre  conservé  en  unité)72.  В  этих  указах  делается
отсылка  на  все  предыдущие  решения  по  данному  вопросу  (1318,  1320,  1375  и
1407  гг.)  как  на  законное  основание  принятого  решения.  Однако,  хотя  Палата
счетов  названа  суверенным  судом  и  хранителем  домена,  сфера  ее  компетен¬
ции  ограничивается  финансами  и  проверкой  счетов,  а  все  остальные  дела,
касающиеся  королевских  прав  и  домена,  передаются  в  ведение  Парламента.
 За  этой  победой  Парламента  стоит  важная,  с  точки  зрения  иерархической
структуры  администрации,  тенденция.  Как  мы  видим,  Парламент  на  раннем
этапе  становится  во  главе  складывающейся  иерархии  благодаря  месту  право¬
судия  в  структуре  властных  прерогатив  короля.  Однако  наибольшие  усилия
были  потрачены  им  именно  на  подчинение  себе  Палаты  счетов,  которая  от¬
вечала  за  важнейшую  сферу  -  состояние  домена  и  казны  -  и  стояла,  по  сути,
во  главе  всех  финансовых  ведомств  короны.  Поэтому  Парламент,  не  посягая
на  компетенцию  остальных  финансовых  ведомств,  желал  подчинить  себе  их
главу,  обеспечив  себе  тем  самым  приоритетное  положение.
 Подводя  итоги,  можно  констатировать,  что  складывающаяся  в  XIII—
 XV 	вв.  структура  ведомств  и  служб  короны  Франции  опиралась  на  делеги¬
рование  публичных  функций  и  строилась  на  приоритете  правосудия  и  фи¬
нансов  как  главных  «интересов  короля»,  объем  которых  определял  место  в
иерархии  аппарата.  Перекрещивание  компетенций  ведомств  было  нелиней¬
ным  процессом,  отражая  как  намеренное  сдерживание  короной  тенденций  к
автономности  аппарата  при  помощи  взаимного  контроля,  так  и  природу  мо¬
нархической  власти,  отторгающей,  по  сути,  разделение  функций,  формально
концентрирующихся  нераздельно  в  персоне  монарха.  Наконец,  облеченные
делегированной  им  публичной  властью  чиновники  стремились  максималь¬
но  расширить  свою  компетенцию,  усиливая  тем  самым  прерогативы  короля
Франции.
 71 	В  указе  Карла  VII  от  12  апреля  1460  г.,  в  котором  осуждается  верховный  суд  за  вмеша¬
тельство  в  дело  об  утверждении  на  должности  финансового  чиновника,  подавшего  иск  в  Пар¬
ламент,  король  напоминает,  что  члены  Палаты  счетов  являются  «суверенными  судьями  в  делах
 об 	ординарных  доходах  с  домена»  (sont  juges  souverains  en  telles  et  semblables  matieres  de  finan¬
ces  ordinaires  deppendans  du  Domain)  и  рекомендует  отправить  дело  в  Палату  счетов,  пригласив
двух-четырех  членов  Парламента  для  совместного  решения  (ORF.  XIV.  489-490;  511-512).
 72 	Указы  от  23  ноября  1461  г.,  5  февраля  1462  г.,  26  февраля  1465  г.  (ORF.  XV.  191-192,
319-320;  XVI.  297-299).
 171

СОУЧАСТИЕ  ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ
В  СФЕРЕ  ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
И  ЛИМИТЫ  ПОЛНОМОЧИЙ  КОРОЛЯ  ФРАНЦИИ
 Последствием  складывания  исполнительного  аппарата  стало  соучастие
королевских  должностных  лиц  в  политике  короны  и  лимитирование  ими  пол¬
номочий  короля.  В  историографической  традиции  эта  функция  рассматрива¬
лась  почти  исключительно  через  призму  подачи  ремонстраций  (возражений),
и  это  во  многом  оправданно.  Действительно,  чиновники  короны  достаточно
рано  получили  важнейшую  политическую  функцию  -  регистрировать  и  огла¬
шать  королевские  указы,  а  в  случае  несогласия  с  ними  высказывать  свои  воз¬
ражения.  В  историографии  установилось  мнение  о  неверном  использовании
и  излишне  расширительной  трактовке  суверенными  куриями  эпохи  Старого
порядка  полученных  прав  в  сфере  законодательства73.  Как  это  обычно  быва¬
ет,  последующая  история  проецируется  на  истоки  явления,  затмевая  его  суть.
Поэтому  важно  вернуться  к  этим  истокам,  чтобы  понять  роль  политических
функций  администрации  в  становлении  государства.
 Прежде  всего  (и  это  обычно  ускользает  от  внимания  исследователей),
право  подачи  ремонстраций  являлось  лишь  частью  более  обширной  сферы
полномочий  верховных  ведомств  и  служб  по  контролю  действий  короля,  и
его  не  следует  рассматривать  изолированно.  Дело  в  том,  что  становление
исполнительного  аппарата  с  неизбежностью  сопровождалось  внедрением
специфических  бюрократических  процедур  в  методы  управления,  и  эти  бю¬
рократические  процедуры  сделались  краеугольными  камнями  в  основании
политических  полномочий  королевской  администрации,  ограничивающих
единовластие  монарха.
 Ведение  протоколов,  регистрация  указов  и  сохранение  архивов  ведомств
получают  санкцию  короны  практически  в  самом  начале  процесса  их  институ¬
ционализации.  В  этих  санкциях  четко  обозначена  задача  сохранения  «памя¬
ти  государства»,  преемственности  указов  и  правовых  норм  и,  как  следствие,
контроль  над  законотворчеством  короля.  Так,  деятельность  Королевского  со¬
вета  по  ордонансу  от  16  ноября  1318г.  подлежала  протоколированию  коро¬
левскими  нотариусами,  обязанными  записывать  все,  что  будет  там  решено.
При  этом  нотариус  должен  был  составить  несколько  копий:  одну  передать
королю,  а  остальные  -  тем,  «кому  надлежит  исполнять  то,  что  было  реше¬
но».  Эти  записи  призваны  служить  целям  контроля,  поскольку  по  ним,  «когда
соберется  вновь  Совет,  каждый  сможет  дать  отчет,  хорошо  ли  он  исполнил
то,  что  полагалось,  и  можно  будет  понять,  кто  допустил  ошибки»  (deffaut)74.
 73 	См.  подробнее:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  49;  Она  же.  Су¬
веренитет,  закон  и  «вся  община»:  взаимодействие  и  дихотомия  власти  и  общества  //  Власть,
общество,  индивид...  С.  5-8;  Цатурова  С.К.  Верховные  ведомства  и  лимиты  власти  короля
Франции  в  сфере  законодательства  в  XIV-XV  вв.  //  Там  же.  С.  152-175.
 74 	ORF.  I.  670-671  (N  7):  «Мы  приказываем,  чтобы  наш  Узкий  совет  собирался  каждый  ме¬
сяц  там,  где  мы  пожелаем,  и  всё,  что  там  будет  обсуждено,  будет  зарегистрировано  одним  из
наших  нотариусов,  кого  мы  назначим  для  этого,  и  он  позаботится  спросить  у  канцлера  или  у
другого,  кого  мы  назовем,  если  не  будет  канцлера,  когда  выйдут  с  Совета,  если  он  случайно  не
был  там,  было  ли  что-то  обсуждено,  что  следует  записать.  И  что  ему  скажут,  то  он  и  запишет
и  передаст  копии  нам».
 172

В  ордонансе  от  декабря  1320  г.  о  свитских  короля  (будущих  мэтрах  прошений
Дома)  отдельный  пункт  предписывал  секретарю  Пьеру  Баррьеру  завести  спе¬
циальный  регистр  (Journal),  куда  постоянно  записывать  всё,  что  говорится  на
Совете,  «дабы  память  об  этом  сохранилась»;  а  чтобы  «ни  одно  обсужденное
дело  не  было  забыто  или  не  запоздало  с  исполнением»,  этот  секретарь  отны¬
не  обязывался  два-три  раза  в  неделю  заглядывать  в  этот  «Дневник»  и  контро¬
лировать  исполнение  принятых  решений75.
 Отделение  от  Королевской  курии  Парламента  сопровождалось  появле¬
нием  документации  и  сохранением  архивов  верховного  суда  (слушаний  дел,
отчетов  о  расследованиях,  приговоров  и  т.д.)  как  «памяти  государства»,  осо¬
бенно  после  введения  правила  обязательной  регистрации  и  оглашения  в  Пар¬
ламенте  королевских  указов76.
 В  Палате  счетов  функции  контроля  предусматривались  первым  же  ордо¬
нансом  1320  г.  о  создании  ведомства77.  В  нем  отдельным  пунктом  было  ого¬
ворено  ведение  регистра,  именуемого,  как  и  в  Королевском  совете,  «Дневни¬
ком»,  куда  следовало  вписывать  всё,  что  делается  и  решается  в  этой  палате,
дабы  «сохранить  память»78.  Архивы  Палаты  счетов  имели  решающее  значе¬
ние  в  плане  сведений  о  домене  и  казне.
 Точно  такие  же  бюрократические  процедуры,  ставшие  основой  для  кон¬
троля  за  действиями  короля,  были  внедрены  и  в  работу  Казначейства.  С  ор¬
донанса  об  управлении  Домом  короля  (1318-1319  гг.)  предусматривалась
передача  казначеям  письменных  распоряжений  (cedulles)  от  короля  или  его
доверенных  лиц  для  осуществления  выплат,  даже  если  такие  распоряжения
были  им  прежде  сделаны  устно  (par  bouche),  «словно  бы  это  было  сказано  в
их  отсутствие,  дабы  они  могли  дать  добрый  и  законный  (bon  et  loyal)  отчет
всякий  раз,  как  понадобится,  вовремя  и  к  месту».  При  этом  клеркам  Каз¬
начейства  предписывается  постоянно  находиться  в  помещении,  где  хранят¬
ся  королевские  сундуки  с  деньгами,  и  вести  «собственноручно»  (de  sa  main)
книгу  учета  всех  денег.  Наконец,  казначеи  и  меняла  обязаны  теперь  все  дохо¬
ды  и  расходы  вписывать  в  специальный  регистр,  указывая,  от  кого  они  полу¬
чены  и  кому  выданы79.
 Ввиду  важности  для  короны  экстраординарных  поступлений  вводимые
процедуры  в  Налоговой  палате  отличались  особой  тщательностью.  В  дета¬
лях  они  были  расписаны  в  ордонансе  от  13  ноября  1372  г.  Во-первых,  коро¬
левские  письма  о  выплатах  из  этих  средств  могли  подписывать  только  трое
поименно  перечисленных  мэтров  -  Пьер  Бланше,  Ив  Давен  и  Жан  Табари.
 75 	«dont  memoire  soit  à  faire»  (ORF.  I.  733  (N  4)).
 76 	О  значении  охраны  архивов  Парламента  в  функциях  гражданского  секретаря  см.:
Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  49-50,  256-257.  О  процедуре  оглашения  указов  в  Парла¬
менте  см.:  Там  же.  С.  268-269.  Эта  функция  в  окончательной  редакции  вошла  в  большой  ордо¬
нанс  о  реформе  правосудия  1454  г.  (ORF.  XIII.  473  (N  9)).
 77 	Уже  по  ордонансу  от  18  июля  1318-10  июля  1319  гг.  об  управлении  Домом  среди  мер  по
охране  домена  предусмотрено  было  составить  список  всех  «раздач  земель»  (assiettes  de  terre)
и  передать  его  для  контроля  в  Палату  счетов  (ORF.  I.  659  (N17);  671  (N  14)).
 78 	«tenir  un  livre  que  on  apellere  Journal  lequel  nous  voulons  dès  maintenant  avoir  en  laditte
chambre,  pour  enregistres  toutes  choses  qui  seront  faittes  en  laditte  chambre...  par  lequel  livre  on
puisse  sçavoir  toutes  choses  qui  fait  y  seront  dont  il  convient  avoir  memoire»  (Les  Chambres  des
comptes...  R  4  (N  3)).
 79 	ORF.  I.  658-659  (N  9,  11-12);  693-694.
 173

Письма  должны  были  иметь  «подпись»  (signet)  короля  и  быть  заверены  вни¬
зу  (verifiées  au  dos)  генералом-советником  налогов.  Все  письма,  подписан¬
ные  другими  лицами,  не  подлежали  скреплению  печатью  канцлера  и  испол¬
нению.  Во-вторых,  распределение  средств  в  Налоговой  палате  признавалось
законным,  только  если  делалось  на  заседании  (en  plaine  chambre)  и  в  присут¬
ствии  не  менее  двух  генералов-советников.  Наконец,  все  письма  или  прика¬
зы,  отклоненные  палатой,  должны  были  внизу  иметь  подпись  нотариуса  об
этом  отказе,  а  суть  этих  писем,  как  и  причины  отказа,  обязаны  были  регист¬
рироваться  в  книгах  палаты.  Разумеется,  бюрократические  процедуры  были
распространены  и  на  работу  налогового  суда,  где,  как  и  в  Парламенте  и  под
его  контролем,  надлежало  вести  регистры  слушаний  дел  и  иную  документа¬
цию80.  Наконец,  представители  короля  на  местах  -  бальи  и  сенешали,  явля¬
ясь  хранителями  «прав  короля»  в  своем  округе,  по  указу  от  5  февраля  1389  г.
должны  были  перечислить  эти  права,  составив  регистр  и  отправив  его  копию
королю81.
 Внедрение  бюрократических  процедур  в  работу  ведомств  и  служб  пре¬
следовало  не  только  прагматическую  задачу  упорядочения  их  функциони¬
рования,  но  и  более  важную  символическую  цель  -  сохранение  «памяти»
строящегося  государства.  К  обширным  архивам  можно  было  прибегнуть  в
затруднительной  ситуации  -  в  поисках  прецедента,  предыдущего  решения
аналогичного  казуса  или  прежних  указов82.  Благодаря  этим  архивам  зако¬
нодательная  деятельность  королей  Франции  получала  дополнительную  ле¬
гитимность,  поскольку  апеллировала  к  сложившейся  традиции  и  к  преемст¬
венности  законов.  А  эта  преемственность,  в  свою  очередь,  являлась  опорой
складывающегося  континуитета  государства83.
 Функция  ведомств  и  служб  короны  по  «сохранению  памяти»  через  про¬
цедуру  регистрации,  оглашения  и  хранения  королевских  указов  недвусмыс¬
ленно  прописана  в  законодательстве.  Так,  по  указу  от  декабря  1320  г.  нота¬
риусы,  которые  ведут  протоколы  Совета,  обязуются  в  случае  затруднений
обращаться  в  Палату  счетов,  где  зарегистрирован  этот  указ  и  куда  «передан
 80 	ORF.  V.  539  (N  7-11);  VIII.  412  (N  2)  (ордонанс  от  7  января  1401  г.).
 81 	«Que  iceulx  Seneschaux,  Baillys  et  autres  Juges...  feront  toute  diligence  de  sçavoir  nos  droits
royaulx  en  leurs...  Ressorts...,  et  affin  que  Nous  ayons  plus  plaine  cognoissance  de  nos  droits,  Nous
voulons  et  ordenons...  fera  faire...  un  livre  ou  registre,  lequel  sera  envoyé  par  devers  Nous»  (ORF.
XII.  164  (N  8)).  Это  же  предписание  слово  в  слово  было  повторено  в  кабошьенском  ордонансе
1413  г.  (Ordonnance  cabochienne.  P.  102  (N  172)).
 82 	В  1463  г.  было  предписано  проверить  право  членов  Парламента  судиться  только  в  Па¬
риже  при  помощи  архивов  верховного  суда,  Палаты  прошений  Дома,  Палаты  счетов  и  Сокро¬
вищницы  хартий.  Копии  найденных  документов  и  мнение  Парламента  на  сей  счет  следовало
переслать  королю  (ORF.  XV.  666).  Король  Людовик  XI  19  декабря  1481  г.  послал  в  Палату  сче¬
тов  приказ  «искать  в  ней  и  повсюду»  документы,  касающиеся  королевских  прав  в  Провансе  в
связи  со  смертью  его  брата,  короля  Сицилии  и  Иерусалима,  и  просил  открыть  его  посланцу  все
шкафы,  а  также,  если  кто-то  что-то  знает,  записать  эти  сведения  и  передать  ему  копию  (Lettres
de  Louis  XI.  T.  9.  P.  118-119).
 83 	Об  архивах  Парламента  как  опоре  государственного  континуитета  см.:  Cheyette  Fr.  La
justice  et  le  pouvoir  royal...  P.  379;  Rigaudière  A.  Legislation  royale  et  construction  de  l’État...
P.  235.  О  новой  трактовке  времени  как  континуитете  и  ее  роли  в  складывании  государства  см.:
Kantorowicz  Е.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  200-202.
 174

на  хранение»84.  Ордонанс  октября  1334  г.  с  перечислением  регальных  прав
короля  Франции  был  передан  в  Парламент  и  в  Палату  счетов  для  регистрации
«на  вечную  память»  (а  perpetuelle  memoire)85.  Когда  в  январе  1383  г.  здание
парижской  ратуши  (Maison  de  Ville)  передавалось  «навечно»  в  распоряже¬
ние  королевского  прево  Парижа,  в  тексте  указа  оговаривалось,  что  он  дол¬
жен  быть  зарегистрирован  в  «книгах  (es  Escrits  et  Livres)  нашей  Палаты  сче¬
тов  и  Казначейства,  дабы  сохранить  навечно  память»  (pour  en  avoir  memoire
perpetuelle)86.  В  большом  ордонансе  о  реформе  королевской  администрации,
составленном  «мармузетами»  5  февраля  1389  г.,  отдельный  пункт  расписы¬
вал  процедуру  сохранения  памяти  о  нем.  В  резиденциях  бальи  и  сенешалей,
где  он  должен  был  быть  объявлен  во  время  заседания  суда  и  зарегистриро¬
ван  (как  и  в  верховных  ведомствах  в  столице),  предписывалось  его  записать
в  форме  плаката  и  выставить  на  всеобщее  обозрение  для  «вечной  памяти»87.
В  формуляре  Одара  Моршена  содержится  текст  клятвы  писца-нотариуса  (ta-
bellionnage),  где  присутствует  его  обязанность  по  окончании  службы  пере¬
дать  все  протоколы  и  нотариальные  книги  преемнику  «для  гарантии  охраны
общего  интереса  и  памяти  будущих»  поколений88.
 Особую  роль  в  осуществлении  этой  функции  играли  королевские  нотари¬
усы  и  секретари  Канцелярии,  которые  собственно  и  составляли  тексты  указов:
«для  блага,  чести  и  прославления  Дома  (короля)  они  составляют  и  передают
на  вечную  память  посредством  написания  стройным,  строгим,  подобающем
и  красноречивым  языком  высоких,  благородных  и  похвальных  эдиктов  веч¬
ных  и  общих,  процедур  и  установлений  суда,  законов,  хартий,  приговоров,
конституций,  ордонансов  и  королевских  указов...  для  прославления  и  возве¬
личивания  этого  Дома,  блага  и  чести  суда,  для  сохранения  обычаев,  правил  и
кутюм  нашего  королевства  для  блага  и  выгоды  государства»89.
 Однако  хранение  в  архивах  ведомств  королевских  указов  позволяло  их
служителям  манипулировать  этим  «информационным  капиталом»  в  своих
интересах,  выставляя  только  те  нормы  и  процедуры,  которые  были  выгодны
 84 	ORF.  I.  734.  Характерно,  что  Парижский  университет  попросил  зарегистрировать
 19 	августа  1552  г.,  спустя  два  века,  свои  привилегии  в  регистрах  Парламента,  утверждая,  что
в  первых  регистрах  есть  пропуски,  а  они  хотят  иметь  надежную  гарантию  (Actes  du  Parlement
de  Paris.  T.  I.  P.  XVI).
 85 	При  этом  оригинал  ордонанса  передается  в  Сокровищницу  хартий;  таким  образом,  все
три  ведомства  призваны  контролировать  его  соблюдение  (ORF.  II.  102-103).
 86 	ORF.  VI.  688.  Указ  явился  следствием  восстания  майотенов  в  1382  г.,  наказанием  за
которое  стала  ликвидация  институтов  купеческого  прево  и  эшевенов  Парижа  -  своеобразного
муниципалитета  столицы,  не  имевшей  коммунального  устройства.
 87 	«et  mis  et  affichées  en  tableau,  ou  lieu  ou  l’en  a  accoustumé  de  tenir  les  assises,  en  signe  de
perpetuel  memoire,  et  affin  qu’il  soit  nottoire  à  tous,  et  que  aucun  ne  puist  sur  ce  pretendre  igno¬
rance»  (ORF.  XII.  166  (N  19)).  Спустя  сто  лет  на  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  предписано  было
ежегодно  зачитывать  ордонансы,  начиная  с  времен  Филиппа  IV  Красивого,  дабы  они  лучше
соблюдались.  См.:  Masselin  J.  Journal.  P.  694.
 88 	«Prothocolla  seu  libros  notularum  et  registra  ad  autelam  et  securitatem  rei  publice  et  memo-
riam  futurorum»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  216  Ch.  7.18).
 89 	«redigeroient  et  mectroient  à  perpetuelle  memoire  par  escrit  en  honneste  langage,  orné,  stylé
et  convenable,  les  haults,  nobles  et  louables  esdicts  perpetuels  et  generaulx,  styles  et  establissements
de  justice,  loix,  chartes,  arrests,  constitutions,  ordonnances,  et  lectres  royaulx...  entretement  de  tous
usages,  styles  et  coustumes  de  nostre  royaume,  et  pour  le  proficts  et  utilité  de  la  chose  publique»
(ORF.  XVI.  336-337).
 175

им  самим,  и  скрывая  те,  что  были  неудобны90.  Таким  образом,  само  внед¬
рение  бюрократических  процедур  (ведения  протоколов  заседаний  советов  и
судов,  правила  подписи,  скрепления  печатямии  т.д.)  усиливает  роль  чинов¬
ников  и  создает  основу  контроля  со  стороны  ведомств  и  служб,  ставящего
границы  авторитарному  принципу  власти  короля  Франции.  Функция  «сохра¬
нения  памяти»  по  самой  своей  сути  предполагала  контроль  над  деятельно¬
стью  короля,  наивысшей  формой  которого  стала  процедура  регистрации
королевских  указов91.
 С  начала  XIV  в.  король  направляет  указы  в  верховные  ведомства,  прежде
всего  в  Парламент  и  в  Палату  счетов,  для  их  регистрации:  сначала  все  коро¬
левские  указы,  а  затем  лишь  те,  которые  считались  обладающими  «вечной
ценностью  для  управления  королевством»92.  Впоследствии  эта  функция  была
распространена  на  Монетную  палату,  на  Налоговую  палату,  на  обе  Палаты
прошений  (Дома  и  Дворца),  а  со  второй  половины  XV  в.  -  на  аналогичные
курии,  созданные  в  провинциях93.
 Процедура  регистрации  в  своем  истоке  была  продиктована,  на  первый
взгляд,  чисто  утилитарными  целями:  верховные  палаты  собственно  и  должны
были  исполнять  законодательные  нормы.  Но  была  и  еще  одна,  весьма  важная
сторона  этой  функции:  Парламент,  как  и  другие  курии,  включая  суд  бальи  и
сенешалей,  обязан  был  также  зачитать  новый  королевский  указ  (это  делалось
обычно  при  оглашении  очередных  приговоров),  после  чего  тот  считался  всту¬
пившим  в  силу,  поскольку  теперь  никто  не  мог  отговориться  его  незнанием.
Об  этом  свидетельствовала  обязательная  формула  записи  в  специальном  ре¬
гистре  ведомства,  гласившая,  что  указ  «прочитан,  объявлен  и  зарегистриро¬
ван»  (lecta,  publicata  et  registrata)94.
 При  регистрации  всегда  указывалась  дата  принятия  решения,  а  в  Пар¬
ламенте  отмечалось  и  мнение  генерального  прокурора  короля;  формулы  же
регистрации  в  Парламенте  гласили:  «списан  с  оригинала»  (collatio  facta  est);
иногда  добавлялось  имя  секретаря95.  Однако  со  временем  в  интерпретации
самих  чиновников  обязанность  регистрации  королевских  указов  начинает
трактоваться  как  обязанность  проверить  новый  закон  на  его  соответствие
предыдущим  указам  (верификация)  и,  в  случае  обнаружения  противоречий
 90 	Приведу  один  любопытный  казус,  обнаруженный  мною.  11  апреля  1482  г.  Людовик  XI
сделал  в  Парламент  запрос  «отправить  ему  копию  ордонансов  Карла  Мудрого  касаемо  ку¬
рии  Парламента....  и  соблюдать  их  пункт  за  пунктом».  На  это  Парламент  ответил  (письмо  от
 29 	апреля  1482  г.),  что  «не  смог  найти  этих  ордонансов  Карла  V  и,  следовательно,  не  может  их
соблюдать»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  Р.  202-203).
 91 	Как  справедливо  заметил  Ж.  Фавье,  сама  регистрация  указов  в  верховных  ведомствах
была  первым  шагом  к  контролю  над  королевской  политикой  и  к  соучастию  чиновников  в  зако¬
нодательной  сфере  власти  (FavierJ.  Philippe  le  Bel.  P.  71).
 92 	Подробнее  см.:  Цатурова  С.К.  Верховные  ведомства  и  лимиты...  С.  154-155.
 93 	Stein  H.  Inventaire  analytique  des  ordonnances...  P.  V;  Langlois  Ch.-V,  Stein  H.  Les  Archives
de  l’histoire  de  France.  T.  I.  P.  16-17.  Палата  прошений  Дома  с  1441  г.  верифицировала  королев¬
ские  указы  о  прощении  долгов  (AN  U  501.  F.  110).
 94 	Правило  оглашения  указов  восходило  к  кутюмному  праву  и  служило  задачам  усиления
государства,  еще  весьма  стесненного  в  средствах  реализации  власти.  Именно  поэтому  функ¬
цией  объявления  королевских  указов  были  наделены  все  звенья  администрации,  включая  сене¬
шалей  и  бальи.  См.:  Rigaudières  A.  Legislations  royale  et  construction  de  l’Etat...  P.  219-221.
 95 	Как  пример:  «Lecta  et  publicata  in  Curia  Parlementé..  Collatio  est  cum  originali  reddito  ma-
gistro  Johanni  Choart,  clerico  Curie  Parlementi»  (AN  U  446.  F.  61).
 176

или  ошибок,  обратить  внимание  короля  на  них  с  целью  устранения  (ремонс¬
трация).  Возможность  высказывать  возражения  по  поводу  королевских  ука¬
зов  появляется  у  верховных  ведомств  примерно  с  середины  XIV  в.,  т.е.  после
их  институционального  оформления  и  закрепления  компетенции96.  Посте¬
пенно  даже  простая  процедурная  отметка  о  регистрации  и  объявлении  указа
трактуется  чиновниками  как  формула  его  одобрения97.
 Как  следствие,  если  указ  казался  членам  верховных  палат  противоречи¬
вым  или  ошибочным  с  точки  зрения  «интересов  короля»,  то  они  его  не  ре¬
гистрировали,  а  сообщали  королю  свои  возражения  или  замечания.  Король
мог  с  ними  согласиться  и  внести  исправления  в  указ,  а  бывало,  что  и  вовсе
отменить  его.  Впервые  Парламент  указал  королю  на  некоторую  сомнитель¬
ность  изданного  указа  22  декабря  1338  г.,  и  Филипп  VI  Валуа  прислушался  к
этим  доводам98.  Первая  ремонстрация  Палаты  счетов  датируется  24  сентября
1364  г.,  и  она  также  была  благосклонно  принята  и  учтена  Карлом  V,  который
даже  поблагодарил  чиновников  за  выявленную  ошибку99.  Факт  исправления
указа  отражался  и  на  формуле  его  регистрации:  например,  «верифицирован,
прочитан  и  исправлен»  (visa,  lecta  et  correcta)100.
 Но  чаще  всего  король  настаивал  на  своем  решении,  и  тогда  указ  воз¬
вращался  с  так  называемым  «приказом»  (lettre  de  jussion)  его  зарегистриро¬
вать.  Первый  такой  приказ,  направленный  в  Парламент,  датируется  19  июля
1367  г.101  Обычно  на  этом  оппозиция  ведомств  заканчивалась,  но  они  всегда
вписывали  в  регистр  и  свой  протест,  и  тот  факт,  что  письмо  зарегистрировано
по  прямому  приказу  короля.  Формула  такой  регистрации  была  неизменной:
«Lecta  et  publicata  de  expresso  et  iterato  jussu  seu  precepto  domini  Regis»102.
 96 	Boutaric  E.  Actes  du  Parlement  de  Paris.  T.  I.  P.  CXLV;  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.
Pouvoir  et  institutions...  P.  217.
 97 	Когда  в  период  англо-бургиньонского  правления  канцлер  заставил  секретаря  по  граж¬
данским  делам  Клемана  де  Фокамберга  объявить  королевский  указ  об  отмене  «старых  свобод
церкви  Франции»  и  удостоверить  его  стандартной  формулой  (lecta,  publicata  et  registrata),  в
Парламенте  разразился  скандал,  поскольку  не  было  учтено  мнение  генерального  прокурора,
а  главное,  из  этой  формулы,  по  мнению  парламентариев,  «следовало,  что  Парламент  одобрил
этот  указ».  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  151,  269.
 98 	Король  распорядился,  чтобы  Парламент  исправил  сомнительные  положения  ука¬
за,  а  затем  прислал  ему  на  одобрение  и  скрепление  печатью  новый,  исправленный  вариант
(AN  U  508.  F.  80).
 99 	Речь  шла  о  королевском  дарении  из  домена,  в  случае  отсутствия  наследников  мужского
пола  переходившего  в  руки  короля  Наварры,  тогдашнего  грозного  соперника  короля  Франции.
Таким  образом,  дарение  было  политически  опасным  и  в  правовом  отношении  незаконным,  ибо
могло  уменьшить  королевский  домен.  Письмо  в  итоге  было  переделано,  и  в  нем  указывалось,
что  дарение  действительно  только  для  наследников  мужского  пола.  См.:  AN  U  516.  F.  2;  Morel  О.
La  Grande  chancellerie  royale...  P.  519-520  (N  23).
 100 	Впервые  эта  формула:  «visa,  lecta  et  correcta  per  dominos  magni  consilii  et  Parlamenti  re-
gii  ad  hoc  deputati»  -  появилась  в  1366  г.  См.:  Shennan  J.H.  The  Parlement  of  Paris.  Ithaca  (N.Y.),
1968.  P.  160.
 101 	Это  был  приказ  Карла  V  зарегистрировать  указ,  дарующий  особые  привилегии  церкви
Шартра  (AN  XIа  8602.  F.  97  v).
 102 	Stein  H.  Inventaire  analytique  des  ordonnances...  P.  IX.  Te  же  формулы:  «iussus,  roga-
tus  a  domino  subscripsi,  praecipiente  domino  rege  subscripsi,  lettre  scellé  de  l’exprès  mandement
du  roi»  -  использовал  и  канцлер  после  отклонения  его  ремонстрации  (BNF.  Clairambaut.  823.
F  30v).
 177

С  помощью  этой  формулы  чиновники  как  бы  снимали  с  себя  ответственность
за  последствия  данного  указа.
 Бывало  и  так,  что  одного  письма-приказа  короля  оказывалось  недоста¬
точно,  и  курии  продолжали  упорствовать.  В  распоряжении  короля  Франции
имелся  большой  арсенал  средств  воздействия:  король  мог  отправить  еще  одно
или  даже  подряд  несколько  аналогичных  писем-приказов;  он  мог  послать  ко¬
го-то  из  своих  приближенных,  членов  Королевского  совета  или  канцлера  для
нажима  на  непокорных  служителей.  Наконец,  если  все  это  не  помогало,  ко¬
роль  мог  явиться  сам,  и  тогда  письмо  регистрировалось  автоматически103.
 Однако  трактовка  королевскими  служителями  функции  регистрации
указов  как  права  на  их  проверку  и  одобрение,  равно  как  и  подача  возраже¬
ний  опирались  на  недвусмысленно  предписанную  им  обязанность  оберегать
прежние  указы  и  сопротивляться  их  нарушениям.  Впервые  она  появилась  в
фундаментальном  для  всей  административной  структуры  ордонансе  короля
Филиппа  IV  Красивого  «О  благе,  пользе  и  преобразовании  королевства»  от
23  марта  1302  г.104  Статья  21  ордонанса  гласила,  что  все  «сенешали,  бальи,
прево,  равно  как  и  иные  судейские  нашего  королевства»  обязаны  исполнять
королевские  указы,  «если  только  какие-то  истинные,  справедливые  или  за¬
конные  причины  не  препятствуют  этому,  в  силу  их  клятвы;  тогда  пусть  вовсе
не  соблюдают  их  (minime  teneantur),  а  причины  открыто  (per  literas  apertas)
изложат  и  сообщат  нам»105.  Еще  конкретнее  право  бальи  и  сенешалей  не  под¬
чиняться  противоречивым  указам  короля  оговорено  в  указе  Филиппа  IV  Кра¬
сивого  от  1303  г.  о  дисциплинарных  нормах  их  службы106.
 Обязанность  королевских  служителей  не  подчиняться  ошибочным  ука¬
зам  апеллировала  к  их  основной  функции  -  охране  прав  и  интересов  коро¬
ля,  под  которыми  подразумевались  домен  короны,  финансы  и  казна,  а  также
предшествующее  законодательство.  В  результате  многие  королевские  указы
содержали  четкие  предписания  как  ко  всему  корпусу  королевских  служите¬
лей,  так  и  к  отдельным  ведомствам  не  подчиняться  решениям,  противореча¬
щим  прежним  нормам.  В  ордонансе  Филиппа  V  Длинного  (18  июля  1318  —
 10 	июля  1319  гг.)  статья  21  уже  прописывает  процедуру  обжалования  коро¬
левских  указов107.  Отмена  в  1341  г.  практики  раздачи  невакантных  бенефи¬
 103 	Следует  обратить  внимание  и  на  присутствие  в  текстах  указов  обязательной  формулы,
отсылающей  к  принципу  полновластия  монарха:  «de  nostre  certaine  science,  pleine  puissance  et
autorité  royale».  См.:  Krynen  J.  «De  nostre  certaine  science...».  P.  131-144.
 104 	Хотя  самого  слова  «ремонстрация»  в  этом  указе  еще  нет,  но  он  по  существу  заложил
основы  этой  функции  королевских  служителей.  К  такой  же  трактовке  этого  указа  склонялся  и
Ленен.  См.:  AN  U  516.  F.  1.
 105 	ORF.  I.  361.  Указ  подтверждался  последующими  королями  Франции  в  неизменном
виде.  См.  указы  от  октября  1351  г.  и  от  5  февраля  1389  г.:  «Item  nous  voulons  et  ordenons  que
tous  nos  seneschaux,  baillis  et  autres  juges  quelconques,  à  grant  reverance  reçoivent  nos  lettres  et
mandemens  et  icelles  exécutent  duement  et  diligemment,  si  ils  n’avoient  causes  vrayes  et  legitimes
pour  lesquelles  il  ne  peussent  ou  deussent  exécuter  nosdites  lettres  et  mandement,  ouquel  cas  il  nous
rescriroient  lesdites  causes,  et  par  leurs  lettres  patentes  scellées  de  leur  seauls,  nous  certiffieroient
par  ceuls  qui  de  nous  auront  empetré  lesdittes  lettres»  (Ibid.  T.  II.  P.  456;  T.  XII.  P.  163).  Эта  норма
вошла  и  в  кабошьенский  ордонанс  1413  г.  (Ordonnance  cabochienne.  P.  102  /  N  171).
 106 	«исполнять  быстро  и  полностью,  без  учета  просьб  или  приказов  обратных,  кои  могут
исходить  от  короля»  (ORJ.  I.  386-387).
 107 	Канцлеру  отныне  запрещается  подписывать  и  скреплять  печатью  королевский  указ,
противоречащий  данному  ордонансу;  если  же  по  ошибке  канцлера  это  случится,  указ  обя¬
 178

циев  и  даров  предписывала  Парламенту  и  «другим  судейским  (justiciers),
если  случайно  из-за  назойливости  просителей  или  иначе  мы  дадим  какие-то
письма  обратные  (этому.  -  С.Ц.),  желаем,  чтобы  они  не  имели  силы...  и  им
бы  не  подчинялись»108.  В  изданном  на  волне  общественного  движения  за  ре¬
формы  ордонансе  от  14  мая  1358  г.  было  повторено  право  королевских  слу¬
жителей  не  подчиняться  ошибочным  указам  короля109.  В  указе  от  7  февраля
1389  г.  отменялась  практика  взимания  штрафов  с  лиц,  еще  не  осужденных  по
приговору:  такие  королевские  письма  предписывалось  канцлеру  не  скреплять
печатью,  но  перечеркнуть  и  порвать,  а  если  скреплены  печатью,  Казначей¬
ству  и  Палате  счетов  их  не  регистрировать110.  В  ордонансе  от  7  января  1408  г.
прописывалась  еще  более  разветвленная  процедура  охраны  «интересов  коро¬
ля»:  членам  Королевского  совета  запрещалось  подавать  незаконные  проше¬
ния,  равно  как  и  членам  Парламента,  Палаты  счетов  и  Казначейства;  если  же
что-то  будет  им  даровано,  канцлер  не  должен  скреплять  эти  указы  печатью,
Парламент,  Палата  счетов  и  Налоговая  палата  не  должны  их  регистрировать
и  им  подчиняться111.  Указ  Людовика  XI  о  несменяемости  королевских  чинов
от  21  октября  1467  г.  в  конце  также  содержит  эту  норму:  «если  случится...
сделать  что-то  против  этого  (указа),  мы  это  отныне  и  навсегда  отзываем  и
аннулируем...  и  им  не  верить  и  не  давать  ходу»112.
 Право  контролировать  указы  короля  предписывается  и  каждому  ведом¬
ству  в  отдельности.  Прежде  всего,  оно  относилось  к  Королевскому  совету  как
обязательному  соучастнику  вырабатываемых  указов.  В  ордонансе  от  14  мая
1358  г.  вводится  норма,  согласно  которой  присутствовавшие  на  совете,  «или,
по  крайней  мере,  трое  из  них»,  должны  завизировать  и  тем  самым  удостове¬
рить  указ,  прежде  чем  нотариус  его  подпишет  и  даст  ему  ход113.  Эта  норма
вновь  была  подтверждена  в  ордонансе  от  27  января  1360  г.,  где  дается  обеща¬
 заны  задержать  чиновники  Палаты  счетов,  не  внося  в  регистр  и  предупредив  об  этом  короля
(ORF.  T.  I.  Р.  660).
 108 	«de  nul  valeur...  que  n’en  obeisse  de  riens»  (ORF.  II.  166).  Эта  норма  вошла  в  состав  боль¬
шого  ордонанса  о  реформе  правосудия  в  1454  г.  (ORF.  XIV.  304  (N  85)).
 109 	«И  запрещаем  нашим  любимым  и  верным  людям  Палаты  счетов,  казначеям,  всем  ба¬
льи,  сборщикам  и  другим  служителям  и  их  наместникам,  чтобы  письмам,  приказам  об  этом
или  устным  распоряжениям,  упоминающим  об  этих  дарах,  службах  или  ассигнованиях,  они
не  подчинялись  никоим  образом  в  силу  клятвы,  которую  они  принесли  сеньору  (королю)  и
нам»  (ORF.  III.  225  (N  10)).  Эта  норма  повторена  в  большом  ордонансе  о  реформе  правосудия
1454  г.:  статья  67  запрещала  канцлеру  скреплять  печатью  письмо  о  помиловании  до  приговора
суда,  а  если  такое  случилось,  сенешалям,  бальи  и  всем  судьям  королевства  -  им  не  подчинять¬
ся  («qu’à  icelles  lettres  ilz  n’obéissent  ne  obtemperent  en  aucune  manière»)  (ORF.  XIV.  299).
 110 	«ne  soit  optemperé  comment  que  ce  soit,  mais  s’aucunnes  estoient  ou  sont  faittes,  sitost
qu’elles  seront  aportées  en  nostre  Chancellerie  pour  séeller,  icelles  soient  chancellées  et  rompus;
et  se  séellées  estoient,  qu’elles  ne  soyent  en  ladite  Chambre  de  noz  Comptes,  ne  en  nostre  Tresor,
executées,  ne  enterinées,  ançoys  quent  apportées  y  seront  séellés,  soient  chancellées  et  rompus»
(ORF.  T.  XII.  167).
 111 	ORF.  II.  288  («mandons  et  enjoingnons  très-estroitement  à  nostre  Chancelier,  que  se  par
inadvertance,  par  importunité  de  requérant  ou  autrement,  Nous  octroyons  aucunes  lettres  qui  aucune¬
ment  derroguent  Ordonnances  dessusdictes,  ou  à  aucuns  articles  d’icelles,  il  ne  les  scelle...»).
 112 	«et  s’il  advient  que  par  inadvertance,  importunité  de  requerans  ou  autrement  nous  facions  le
contraire,  nous,  des  maintenant  pour  lors  le  revocquons  et  adnullons,  et  voulons  que  aucunes  lectres
n’en  soient  faictes  ne  expediées...  aucune  foy  ne  soit  adjoustée»  (ORF.  XVII.  26).
 113 	«пока  не  подпишут  собственноручно  или  не  поставят  свой  знак,  если  не  умеют  писать»
(ORF.  III.  226  (N  11)).
 179

ние  не  издавать  никакого  указа  без  обсуждения  его  на  Совете,  причем  в  текс¬
те  должны  быть  поименно  названы  те  советники,  кто  присутствовал,  или  хотя
бы  двое  из  них;  в  противном  случае  такое  письмо  объявляется  «не  имеющим
силы»,  и  его  не  следует  подписывать  и  скреплять  печатью;  если  же  так  будет
все  же  сделано,  -  не  подчиняться  ему114.
 В  еще  большей  степени  функция  контроля  возлагается  на  канцлера  и  слу¬
жителей  Канцелярии.  Уже  по  ордонансу  от  декабря  1320  г.  о  свитских  короля
нотариусам  предписывалось  ничего  не  составлять  и  не  подписывать,  что  про¬
тиворечило  бы  нормам  данного  указа115.  Отдельная  статья  Великого  мартов¬
ского  ордонанса  1357  г.  предписывала  Канцелярии  осуществлять  контроль
над  королевскими  указами116.
 Возросший  статус  канцлера  превратил  его  в  ключевую  фигуру  в  законода¬
тельной  сфере117.  Тот  же  Великий  мартовский  ордонанс  1357  г.  вменял  канц¬
леру  в  обязанность  оберегать  домен  короны  и  контролировать  королевские
указы  о  дарениях  из  него,  докладывая  обо  всем  подобном  на  Совете,  несмот¬
ря  на  возможные  обратные  предписания  короля118.  В  ордонансе  14  мая  1358  г.
повышается  роль  канцлера  в  контроле  над  королевскими  указами.  Отныне  он
отвечал  за  соблюдение  нормы  об  обязательном  соучастии  Королевского  со¬
вета,  поскольку  не  имел  больше  права  подписывать  указы,  «несмотря  ни  на
какие  приказы,  устные  или  письменные,  написанные  нашей  (короля)  рукой
или  другим  нашим  приказам»,  без  визы  членов  Совета119.  В  период  правле¬
ния  больного  короля  Карла  VI  бесконтрольная  раздача  даров  превратилась  в
бедствие,  и  потребовались  новые  указы,  ставившие  границы  этой  порочной
практике.  В  большом  ордонансе  о  реформе  управления  от  7  января  1401  г.
канцлеру  вновь  запрещалось  скреплять  печатью  указы  о  дарах,  которые  не
были  обсуждены  или  доложены  на  Совете,  а  секретари  Канцелярии  несли
ответственность  за  соблюдение  этих  норм,  рискуя  потерей  должности120.
 114 	«de  nulle  valeur...  l’en  n’y  obéira  point»  (ORF.  III.  388-389  (N  21)).
 115 	«и  если  случайно  что-то  им  будет  приказано  против  этого  ордонанса,  в  силу  их  клятвы,
они  не  должны  оформлять  и  подписывать»  (ORF.  I.  734).  См.:  Rigaudière  A.  Penser  et  construi¬
re...  P.  258.
 116 	«Мы  узнали,  что  многие  письма  были  в  прошлом  скреплены  нашей  печатью  без  про¬
верки  в  Канцелярии»  (ORF.  III.  226  (N  11-12)).
 117 	Об  участии  канцлера  в  законодательной  сфере  власти  короля  (контроль  за  написанием,
редактированием  указов,  подача  ремонстраций)  см.:  Ellul  J.  Histoire  des  institutions...  P.  317-
318;  Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y  Pouvoir  et  institutions...  P.  148-149;  Rigaudière  A.  Penser
et  construire...  P.  281-282.
 118 	«Строго  ему  предписывается,  и  в  этом  он  поклянется,...  чтобы  не  подписывал  ни  од¬
ного  письма,  касающегося  или  упоминающего  отчуждения  из  домена  короны  Франции  или  о
больших  дарениях  и  конфискациях  или  других  больших  выплатах...,  но  об  этом  будет  докла¬
дывать  нам  в  первую  очередь,  принеся  и  объявляя  нам  перед  нашим  Советом...  несмотря  ни
на  какие  письма  или  приказы,  которые  мы  ему  сделали  противоположные...  и  все,  что  сделано
против  этого,  отныне  и  навсегда  объявляется  не  имеющим  силы»  (ORF.  III.  141  (N  45)).
 119 	ORF.  III.  226.  В  ордонансе  от  27  января  1360  г.  ему  предписывалось  «не  скреплять  ука¬
зов  или  поручений  нашей  секретной  печатью,  если  только  они  не  очень  срочные  и  не  касают¬
ся  монсеньера  (короля),  нас  (дофина),  и  в  отсутствие  большой  печати  или  печати  Шатле;  если
будут  опечатаны,  им  не  подчиняться  вовсе»  (ORF.  III.  388-389  (N  24)).
 120 	«запрещаем  нашему  любимому  и  верному  канцлеру,  чтобы,  если  назойливостью  про¬
сителей  мы  сделаем  дар  в  иной  манере,  не  подписывал  никаких  указов,  а  генералы  и  казначеи
их  не  исполняли»  (ORF.  VIII.  415  (N  12);  417  (N  22)).  В  ордонансе  поименно  перечислены  име¬
на  десяти  секретарей  Канцелярии  (среди  них  два  выдающихся  представителя  раннего  фран¬
 180

Парламент,  позиционируемый  как  эманация  королевской  власти,  ста¬
вил  знак  равенства  между  интресами  ведомства  и  «интересами  королевс¬
тва».  Статус  Парламента  был  подкреплен  запретом  королю  вмешиваться  в
деятельность  верховного  суда.  Согласно  ордонансу  от  19  марта  1359  г.,  если
«назойливостью  просителей,  по  недосмотру»  король  вмешается  в  ход  судеб¬
ного  разбирательства,  «без  разумной  и  справедливой  причины,  против  блага
правосудия  и  в  ущерб  королю»,  Парламенту  запрещено  этому  подчиняться,
а  такие  приказы  короля  разрешено  как  «несправедливые,  незаконные,  непра¬
вильные  и  неверные  кассировать  и  аннулировать»121.  Компетенция  ведомства
вскоре  получила  еще  одну  гарантию  неприкосновенности  от  вмешательства
короля  -  запрет  откладывать  оглашение  приговоров  из-за  королевских  при¬
казов:  «по  какому  бы  то  ни  было  письму  или  указу,  который  вы  получите  от
нас,  обратному  этому,  не  откладывайте  оглашение  приговора»122.  Эта  норма
в  итоге  вошла  в  большой  ордонанс  о  реформе  правосудия  1454  г.,  где  Парла¬
менту  предписывалось  оглашать  приговоры  и  вписывать  их  в  регистр  сразу
же  по  их  вынесении,  а  также  запрещалось  подчиняться  королевским  указам,
вмешивающимся  в  ход  дела,  даже  если  они  исходят  лично  от  короля  и  «опе¬
чатаны»  в  Канцелярии123.
 В  равной  степени  Палата  счетов  обладала  правом  обжаловать  «неверные»
королевские  указы  и  не  подчиняться  им124.  Право  контролировать  действия
короля  по  раздаче  даров  было  прописано  в  большом  ордонансе  от  8  апреля
1342  г.125  В  период  политического  кризиса  1356-1358  гг.  все  дары  из  домена,
сделанные  со  времени  правления  Филиппа  IV  Красивого,  отзывались  и  под¬
лежали  отныне  проверке  в  данной  курии126.  Преодоление  кризиса  усилило
 цузского  гуманизма,  Гонтье  Коль  и  Жан  де  Монтрёй),  которые  одни  имеют  право  подписывать
письма  о  выплатах  из  казны,  причем  эти  распоряжения  должны  исходить  от  короля  с  согласия
Совета.  Норма  об  угрозе  лишения  секретарей  должности  появилась  позднее,  в  ордонансе  от
 7 	января  1408  г.,  что  показывает  проблемы  с  соблюдением  этого  предписания  («sur  paine  de
privacion  de  leurs  offices...  ne  facent  et  ne  signent  aucunes  lettres...,  s’il  ne  leur  est  dit  et  commandé
exprès»  -  ORF.  IX.  284  (N  11)).
 121 	«par  importunité  de  requerans,  par  inadvertance...  sans  cause  juste  et  raisonnable  ou  contre  le
bien  de  justice,  ou  prejudice  et  dommage  de  monseigneur...  comme  injustes,  subreptices,  torioneres
et  iniques»  (ORF.  IV.  727).  Важно  обратить  внимание,  что  в  указе  оговорено  такое  же  поведение
Парламента,  даже  если  письмо  подписано  собственноручно  королем  или  дофином,  скреплено
желтой  и  красной  печатью,  а  также  если  это  устное  распоряжение  монарха.
 122 	Указ  от  22  июля  1370  г.,  где  король  клянется  более  не  отзывать  дело  к  себе,  если  оно  уже
разбирается  в  Парламенте.  Эта  же  норма  повторена  в  указе  15  августа  1389  г.,  а  затем  в  кабошь-
енском  ордонансе  (ORF.  V.  323;  VII.  290-292;  Ordonnance  cabochienne.  P.  140-141  (N  214)).
 123 	Такие  письма  короля  вновь  названы  «незаконными  и  неразумными»  (inciviles  et  desrai¬
sonnables)  (ORF.  XIV.  296  (N  48),  298-299  (N  66)).
 124 	В  своем  исследовании  институтов  королевской  власти  при  Карле  V  Мудром  Э.  Лависс
показал  истоки  и  характер  оппозиции  Палаты  счетов  в  деле  регистрации  королевских  указов,
обратив  внимание  на  интерпретацию  самими  чиновниками  «интересов  короля»  и  осознание
ими  своей  роли  в  государстве,  что  сделало  верховные  ведомства  единственными  подлинными
ограничителями  произвола  короля.  См.:  Lavisse  Е.  Étude  sur  le  pouvoir  royal  au  temps  de  Char¬
les  ...  P.  270-272.
 125 	В  нем  предусматривалась  отмена  всех  незаконных  даров,  сделанных  в  течение  послед¬
них  десяти  лет,  а  все  письма  подлежали  проверке  и  верификации  в  Палате  счетов  (ORF.  II.  175
(N  8)).
 126 	«Мы  вам  приказываем  и  строго  предписываем,  чтобы  никакому  письму  от  нас  об  объ¬
явлении  даров...  вы  не  давали  прохождения  и  исполнения,  пока  не  удостоверитесь,  за  какие
заслуги  оно  было  даровано»  (ORF.  III.  162,  176-177)  (Указы  от  14  апреля  и  9  июля  1357  г.).
 181

эти  функции  контроля  Палаты  счетов  за  дарами  короля.  Согласно  указу  от
18  октября  1364  г.  ее  служители  должны  были  проверять  законность  сде¬
ланных  даров  «назойливостью  просителей»  и  «отказать  тем,  кому  следует
отказать»127.  Согласно  указу  декабря  1460  г.,  никакой  дар  не  должен  иметь
силы,  если  он  не  проверен  и  не  утвержден  Палатой  счетов128.
 И  надо  заметить,  что  это  не  было,  что  называется,  «фигурой  речи»,  не¬
коей  данью  абстрактной  теории  «доброго  совета»,  но  вполне  реальными  и
весьма  строгими  правилами  деятельности  чиновников  короны.  Вот  довольно
яркий  пример:  21  июля  1368  г.  два  контролера  Канцелярии  были  обвинены
Карлом  V  Мудрым  в  нарушении  процедуры  прохождения  указов,  касающих¬
ся  аноблирования,  легитимации  и  погашения  долгов.  Такие  письма  должны
были  проходить  через  проверку  и  утверждение  Палаты  счетов,  а  эти  двое,
«под  предлогом  неких  наших  (королевских.  -  С.Ц.)  закрытых  писем,  вам  ад¬
ресованных»,  передали  их  прямо  в  казну  для  выплат.  «Возмущенный  король»
строго  указывает  им  на  недопустимость  подобного  нарушения,  угрожая  в
случае  повторения  взыскать  с  них  самих  все  выплаченное  казной  по  этим
письмам129.
 Те  же  функции  контроля  над  раздачей  даров  возлагались  на  ведомство
казны,  особенно  под  нажимом  общества:  на  Штатах  в  мае  1358  г.,  где  вотиро¬
вался  налог  на  освобождение  Иоанна  Доброго  из  английского  плена,  особый
пункт  предписывал  казначеям  не  подчиняться  письменным  или  устным  рас¬
поряжениям  короля,  требующим  иного  использования  собранных  средств130.
Когда  депутаты  Штатов  в  декабре  1355  г.  добились  создания  налоговой  служ¬
бы,  подконтрольной  депутатам,  король  Иоанн  Добрый  обязал  комиссаров  и
сборщиков  присягнуть  на  Евангелиях,  что  они  не  подчинятся  королевским
письмам  и  просьбам,  данным  из-за  «назойливости  просителей»,  под  угрозой
лишения  службы131.
 Впоследствии  в  компетенции  Налоговой  палаты  важной  стала  функция
контроля  над  расходованием  средств132.  В  указе  от  26  января  1383  г.  генералы-
советники  Налоговой  палаты  получили  право  проверять  королевские  письма
и  отменять  те,  что  нарушали  нормы  этого  указа133.  Более  того,  когда  Карл  VI
 127 	«Мы  вам  запрещаем  в  силу  верности  нам  проводить  что-либо  через  счета».  Дары  ква¬
лифицированы  как  «ущерб  королю»  (en  grant  prejudice  de  nous)  (ORF.  IV.  498^-99).
 128 	«non  vallables,  s’il  n’est  passé  et  expédié  par  laditte  Chambre  de  noz  comptes»
(ORF.  XIV.  510-511).
 129 	«вы  будете  обязаны  нам  их  вернуть  и  оплатить,  и  взыщем  это  с  вас  и  с  вашего  имуще¬
ства»  (ORF.  V.  119-120).
 130 	«Мы  обещаем,  что  не  сделаем  даров  или  отчуждений  по  любой  причине...  и  если  мы
по  небрежности  или  иначе  сделаем...  устным  приказом,  письмом,  любым  словом  или  фор¬
мой...  казначеи  и  сборщики  этому  не  подчинятся;  если  же  они  подчинятся,  и  дары  оплатят...,
должны  будут,  не  дожидаясь  другого  приказа,  вернуть  и  возместить...  и  заплатить  штраф  за
нарушение  ордонанса»  (ORF.  III.  231  (N  23)).  Подтверждено  в  указе  от  27  февраля  1399  г.
(ORF.  XII.  192-193).
 131 	Сборщики  и  элю,  которые  подчинятся  королевским  указам,  противоречащим  этому  ор¬
донансу,  будут  заключены  в  тюрьму,  откуда  не  смогут  выйти  иначе,  как  возместив  за  свой  счет
все,  что  ими  было  незаконно  выплачено  по  этим  указам  (ORF.  III.  23-24).
 132 	ORF.  V.  539  (N  5).
 133 	«и  запрещаем,  чтобы  наши  письма  какие-либо,  касаемые  этого  налога,  были  бы  испол¬
нены  или  осуществлены  каким  бы  то  ни  было  манером,  если  они  прежде  не  были  подписаны
ими  (генералами)  или  четырьмя-тремя  из  них,  с  их  печатью»  (ORF.  VI.  705-706).
 182

назначил  президентом  Налоговой  палаты  своего  кузена  Шарля  д’Альбре,  он
обосновал  цель  этого  назначения  желанием  придать  палате  больше  силы  для
сопротивления  тем,  кто  получает  от  него  же  незаконные  дары134.
 Все  эти  правила  и  процедуры,  предписанные  королевскими  указами,
определяли  и  позицию  ведомств  при  регистрации.  Для  ее  понимания  следует
ответить  на  ключевой  вопрос:  зачем  короли  Франции  уже  в  первой  половине
 XIV 	в.  ввели  норму  регистрации,  верификации  и  обжалования  собственных
указов  чиновниками?
 Ключ  к  пониманию  истоков  такой  практики  лежит  в  сфере  правовых  и
идейных  основ  формирующейся  королевской  власти135.  Правовое  и  идейное
обоснование  законодательной  власти  монарха  взяли  на  себя  те,  кто  со  второй
половины  XIII  в.  закладывал  основы  королевского  суверенитета  во  Франции  -
легисты136.  Именно  они,  опираясь  на  нормы  римского  права  и  приспосабли¬
вая  их  к  иной  реальности,  обосновывали  plenitudo  potestatis  короля  Франции,
прежде  всего  право  издавать  законы.  Фундаментальные  принципы  абсолют¬
ной  власти  монарха:  «что  угодно  государю,  имеет  силу  закона»  (quod  principi
placuit  legem  habet  vigorem  /  ce  que  plest  au  prince  vaul  loi),  «король  выше  зако¬
на»  (princeps  legibus  solutus  est),  «все  принадлежит  государю»  (omnia  principi
esse)  -  закладывались  усилиями  самих  королевских  служителей,  способствуя
укреплению  королевской  власти  во  Франции,  даже  если  на  первых  порах  они
выдавали  желаемое  за  действительное137.  Хотя  эти  принципы  провозглашали
власть  короля  неограниченной,  они  с  самого  начала  уравновешивались  внед¬
ренной  идеологами  монархической  власти  системой  ограничений,  поскольку
ничем  не  ограниченная  власть  считалась  «тиранией»138.  Правда,  вначале  эти
ограничения  исходили  не  столько  из  правовой  сферы,  сколько  из  области  мо¬
рали.  Но  только  лимитированная  определенными  нормами  законодательная
 134 	«дабы  мог  сопротивляться  тем,  кто  настойчивостью  получает  от  нас  подчас  дары  непо¬
добающие,  не  принадлежащие  их  статусу,  и  унять  грубые  речи  тех,  кто,  видя,  что  их  не  желают
исполнять,  ...  привыкли  выступать  и  грубо  отвечать»  (указ  от  8  октября  1401  г.).  Так  же  аргу¬
ментируются  назначения  над  генералами  налогов  брата  короля  герцога  Людовика  Орлеанского
(8  апреля  1402  г.)  и  дяди  короля  герцога  Филиппа  Бургундского  (24  июня  1402  г.)  (ORF.  VIII.
468-469,  494-495,  518-519).
 135 	Сформулированный  Жаном  Боденом  в  XVI  в.  первый  принцип  суверенитета  «издавать
и  оглашать  закон»  занимал  умы  канонистов,  с  XII  в.  создававших  идейные  и  правовые  основы
власти  закона.  См.:  Krynen  J.  Genèse  de  l’Etat  et  histoire  des  idées  politiques...  P.  405.  Именно  с  XII-
 XIII 	вв.  право  издавать  законы  входит  в  норму  «королевского  правления».  См.:  Берман  Г.Дж.
Указ.  соч.  С.  379;  «le  roy  puet  faire  loys  et  constitution  toutes  nouvelles  entre  ses  subjiés»  (Songe  du
Vergier.  T.  I.  P.  56).
 136 	Так,  именно  в  практике  Парламента  активнее,  чем  в  законодательных  документах,  при¬
менялся  принцип  «король  -  император  в  своем  королевстве».  См.:  Bossuat  A.  La  formule  «Le
roi  empereur  en  son  royaume».  Son  emploi  au  XVe  siècle  devant  le  Parlement  de  Paris  //  RHDFE.
1961.  Serie  4.  N  3.  P.  371-381.  О  вкладе  легистов  в  утверждение  королевского  суверенитета
см.:  Quilliet  J.  Les  clefs  du  pouvoir  au  Moyen  Âge.  P.  95-98.
 137 	Krynen  J.  «De  nostre  certain  science...»  P.  131-144.  Оторванное  от  практики  изучение
лишь  теоретических  построений  приводит  автора  к  ошибочным,  на  мой  взгляд,  выводам,  по¬
скольку  он  отрицает  какие-либо  ограничения  на  практике  законодательной  власти  короля  во
Франции  этого  периода.
 138 	О  системе  абсолютной  власти  короля  Франции  см.:  Малое  В.Н.  Три  этапа  и  два  пути
развития  французского  абсолютизма  //  Французский  ежегодник.  2005.  Абсолютизм  во  Фран¬
ции:  К  100-летию  Б.Ф.  Поршнева.  М.,  2005.  С.  86-128;  Mousnier  R.  Les  concepts  d’«ordres,
d’états,  de  fidélité»  de  la  fin  du  XVe  à  la  fin  du  XVIIIe  siècle  //  RH.  1972.  N  502.  P.  304-306.
 183

власть  короля  признавалась  «абсолютной»139.  В  согласии  с  теорией  «коро¬
левского  абсолютизма»  эти  лимиты  выражались  в  четырех  принципах:  но¬
вый  закон  не  должен  нарушать  предыдущих  указов,  должен  был  получить
одобрение  Совета,  должен  служить  общему  благу  и  быть  принят  по  разумной
причине.
 Первым  по  значимости  лимитом  выступал  принцип  «общего  блага»,  кото¬
рый  единственный  оправдывал  издание  нового  закона140.  Как  следствие,  про¬
тиворечащий  ему  указ  короля  мог  не  исполняться,  что  стало  опорой  права
верховных  ведомств  на  ремонстрацию141.  Определение  этого  «общего  блага»
оставалось  довольно  расплывчатым,  и  известно,  каких  трудов  всегда  стоило,
например,  на  собраниях  Штатов  канцлеру  от  имени  короля  убедить  депутатов  в
обоснованности  тех  или  иных  налогов  нуждами  «общего  блага».  Следователь¬
но,  эта  «необходимость»  издания  нового  указа  нуждалась  в  подтверждении.
 Кто  же  должен  был  признать  и  подтвердить  наличие  разумной  причины
для  издания  нового  закона?  Здесь  мы  подходим  к  другому  фундаментально¬
му  принципу  «абсолютной  власти»  монарха  во  Франции.  Издание  закона,  в
теории,  должно  было  происходить  только  при  участии  и  с  одобрения  Коро¬
левского  совета,  который  содержит  в  зародыше  публичную  функцию,  пред¬
ставляя  «общий  интерес»142.  Разумеется,  этот  совет  изначально  состоял  из
знати,  из  принцев  крови  и  прямых  вассалов  короны,  однако  усиление  пуб¬
лично-правовых  принципов  власти  повлекло  за  собой  привлечение  к  работе
Совета  легистов  и  практиков  из  числа  сведущих  в  праве  профессионалов143.
В  любом  случае  правило  издавать  закон  только  «с  мнения  и  одобрения  Со¬
вета»  стало  незыблемым  требованием  общества,  активно  поддерживаемым
чиновниками144.
 139 	См.  об  этом:  Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècles.  P.  151-153.  Эта  система  огра¬
ничений,  как  и  многое  другое  в  структуре  строящегося  государства,  была  взята  из  практики
папской  курии.  См.:  Берман  Г.Дж.  Указ.  соч.  С.  208.
 140 	Strayer  J.  Les  origines  médiévales...  P.  81.  О  влиянии  канонического  права  на  утвержде¬
ние  этого  принципа  см.:  Берман  Г.Дж.  Указ.  соч.  С.  438.
 141 	Как  утверждал  глоссатор  Аккурсий  в  XII  в.,  «Rescripta  principis  contra  publicam  uti-
litatem  non  valent»  {Krynen  J.  Droit  romain  et  état  monarchique.  P.  20).  Вот  как  об  этом  писал
Филипп  де  Бомануар:  «Истинно  государь  является  сувереном  над  всеми  и  по  этому  праву  осу¬
ществляет  защиту  всего  королевства,  из-за  чего  может  издавать  любые  установления,  какие
ему  угодно,  для  общего  блага»  {Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  2.  P.  261  -  263
(N  1510-1512)).  При  этом  Бомануар  никогда  не  упоминает  обязательность  соучастия  в  издании
законов  Королевского  совета.
 142 	Крупнейший  специалист  по  этому  периоду  Ж.  Фавье  справедливо,  на  мой  взгляд,  пи¬
шет  о  том,  что  Королевский  совет  в  определенной  мере  являл  собой  «представительство  на¬
ции»  (  FavierJ.  Philippe  le  Bel.  P.  50).
 143 	Хотя  во  Франции  состав  Совета  никогда  строго  не  прописывался,  а  король  сам  при¬
глашал  тех,  кто  был  ему  нужен  для  решения  намеченных  к  обсуждению  вопросов,  но  ведь  и
депутаты  на  Штатах,  особенно  от  первого  и  второго  сословий,  приглашались  именными  пись¬
мами  короля.  См.  об  этом:  Хачатурян  H.A.  Возникновение  Генеральных  Штатов  во  Франции.
С.  82-90.  О  повышающейся  роли  Королевского  совета,  особенно  при  Иоанне  II  Добром  и  Кар¬
ле  V  Мудром  см.:  Cazelles  R.  Les  mouvement  révolutionnaire  du  milieu  du  XIVe  siècle  et  le  cycle
de  l’action  politique  //  RH.  1962.  T.  228,  N  86.  P.  279-312.
 144 	Согласно  A.  Ригодьеру,  с  эпохи  Карла  V  Мудрого  это  требование  Штатов  1355-1357  гг.
становится  «золотым  правилом»  в  законодательной  практике.  См.:  RigaudièreA.  Penser  et
construire  Г  Etat...  P.  270-271.
 184

Несмотря  на  специализацию,  у  Совета,  Парламента  и  Палаты  счетов  со¬
хранялась  общая  публичная  функция,  что  делало  их  служителей  полноправ¬
ными  участниками  законодательной  деятельности  короля145.  При  этом  если
последние  два  органа  расширяли  функцию  контроля  и  ограничения  само¬
властия  короля,  то  Совет  эту  функцию  терял,  что  определялось  степенью  ав-
тономизации  ведомств  от  персоны  монарха146.
 Практика  регистрации  королевских  указов  в  Парламенте  и  Палате  счетов
являлась,  таким  образом,  не  просто  формальным  доведением  до  сведения  ис¬
полнителей  новых  распоряжений  монарха,  не  только  прагматическим  прие¬
мом.  Регистрация,  по  мысли  идеологов  монархической  власти,  была,  по  сути,
еще  одной  инстанцией  их  одобрения.
 Оба  ведомства  могли,  к  тому  же,  установить  соответствие  нового  зако¬
на  прежним  распоряжением.  Проверка  нового  указа  с  точки  зрения  преды¬
дущего  законодательства  была  еще  одной  значимой  процедурой,  поскольку
концепция  средневекового  законодательства  требовала  «избегать  новшеств»:
новый  указ  не  вводил  новую  норму,  а  как  бы  восстанавливал  старую,  освя¬
щенную  традицией  и  лишь  поврежденную  от  времени147.  Бомануар  специаль¬
но  останавливается  на  недопустимости  «законодательных  новшеств»:  «Надо
знать,  что  когда  короли  издают  новое  постановление  для  общего  блага,  они
не  должны  наносить  ущерба  тем,  что  были  сделаны  в  прежние  времена,  а  так¬
же  и  будущим»148.  Функцию  проверки  нового  указа  на  предмет  наличия  в  нем
незаконного  «новшества»  призваны  были  осуществлять  Парламент  и  Палата
счетов,  а  затем  и  другие  ведомства,  опираясь  на  свои  обширные  архивы.
 Вместе  с  тем,  королю  как  гаранту  «общего  интереса»  необходимо  было
освободиться  от  давления  знати,  принцев  крови,  складывающихся  вокруг  них
клиентел.  И  в  этом  контексте  стоит  внимательно  отнестись  к  формуле,  содер¬
жащейся  во  всех  указах  о  праве  обжаловать  королевские  решения  -  к  «назой¬
ливости  просителей»,  которые  регулярно  объявляются  виновными  в  издании
королем  непродуманного  указа149.  Кто  же  мог  так  «досаждать»  королю,  кто
были  эти  вечные,  анонимные  «просители»,  о  чьей  «назойливости»  твердят
нам  ордонансы?  Этими  людьми,  которым  королю  трудно  было  отказать,  могли
быть  только  ближайшие  к  нему  лица  -  принцы  крови,  знать,  коронные  чины.
 145 	Не  случайно  в  «Трактате  о  прославлении  Парижа»  Жан  де  Жанден  еще  в  20-е  годы
XIV  в.  писал  о  парламентариях  как  о  «политиках»  в  силу  их  властной  компетенции:  «viri
politici...  ex  officiis  propriis  nominarentur»  {Jean  de  Jandun.  Tractatus  de  laudibus  Parisius.  P.  48).
О  политических  функциях  «жрецов  правосудия»  см.:  Krynen  J.  Droit  romain  et  état  monarchi¬
que.  P.  22.
 146 	На  эту  тенденцию  обратил  внимание  П.-Р.  Госсен,  исследуя  функционирование  Ко¬
ролевского  совета  при  Карле  VII:  по  его  мнению,  Совет  никак  не  ограничивал  власть  короля,
наоборот,  усиливал  и  легитимировал  авторитарный  принцип.  См.:  Gaussin  Р.-R.  Op.  cit.  P.  104.
 147 	Анализ  принципа  «святости  обычая»  как  характерной  черты  средневекового  права  см.:
Берман  Г.Дж.  Указ.  соч.  С.  90-91.
 148 	«L’en  doit  savoir  que,  si  li  rois  fet  aucun  establissement  nouvel  pour  le  commun  pourfit,  qu’il
ne  grieve  pas  as  choses  qui  sont  fetes  du  tans  passe  ne  as  choses  qui  avienent»  {Beaumanoir  Ph.  de.
Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  2.  P.  263.  N  1513).
 149 	Появление  «просителей»  как  причины  непродуманных  указов  короля  связано  с  фор¬
мальной  процедурой:  большинство  королевских  указов  являлось  ответом  на  просьбу  (requête)
 о 	должности,  о  милости,  о  даре.  См.:  Rigaudière  A.  Penser  et  construire...  P.  256-257.  Впервые
защита  короля  от  «назойливости  просителей  появляется  очень  рано  -  в  ордонансе  от  декабря
1320  г.  (ORF.  I.  732).
 185

От  них  и  защищался  король  с  помощью  процедуры  утверждения  и  верифика¬
ции  указов  в  верховных  ведомствах.  Не  стоит  сбрасывать  со  счетов  и  самих
королевских  чиновников,  плотным  кольцом  окружавших  короля  и  имевших
прямой  доступ  к  нему  для  принесения  просьб  и  получения  милостей150.
 Сложная  процедура  прохождения  указов  и  их  проверка  в  верховных  ве¬
домствах  на  предмет  законности  и  соответствия  предыдущему  законодатель¬
ству  создавала  систему  сдержек  и  противовесов  и  делала  власть  короля  более
устойчивой151.  Снова  и  снова  подтверждая  процедуру  утверждения  указов,
король  обеспечивал  себе  гарантии  на  возможность  маневра,  на  отмену  вы¬
рванного  у  него  прошения,  помилования,  должности152.  Воздействие  на  мо¬
нарха  сеньориальных  кланов,  партий  и  союзов  обострялось  в  периоды  поли¬
тических  кризисов,  и  тогда  верховные  ведомства  с  особым  рвением  исполняли
функцию  защиты  королевской  власти  от  давления  знати  и  клиентел.
 Помимо  теоретических  построений  сами  формулы  многочисленных  ко¬
ролевских  писем:  «не  подчиняйтесь»,  «ни  в  коем  случае  не  соблюдайте»,  «не
обращайте  внимания  на  устные  или  письменные  распоряжения»  -  создава¬
ли  у  чиновников  устойчивую  мотивацию  к  оппозиции.  Следует  в  должной
мере  оценить  воздействие  этих  формул  на  формирование  позиции  верховных
ведомств  в  сфере  законодательства.  Эти  слова  не  могли  не  отразиться  и  не
закрепиться  в  коллективном  сознании,  став  затем  стержнем  корпоративной
этики.
 Однако  ограничение  полномочий  короля  со  стороны  исполнительного
аппарата  диктовалось  исходно  заложенным  противоречием  между  преемст¬
венностью  законов  и  всевластием  монарха.  По  мере  развития  публично-пра-
вовых  начал  королевской  власти  этот  конфликт  нарастал,  и  делегированные
чиновникам  функции  «хранителей  памяти»  государства  наделили  их  и  пре¬
рогативами  ограничения  единовластия  короля.  Таким  образом,  исполнитель¬
ный  аппарат  по  природе  был  носителем  права  контроля  за  действиями  короля
от  имени  закона  и  «общего  интереса»153.
 150 	Хотя  большинство  таких  просьб  делалось  устно,  О.  Маттеони  усматривает  в  «назой¬
ливых  просителях»,  от  которых  оберегают  короля  указы,  прежде  всего  чиновников,  особенно
коронных.  См.:  Mattéoni  О.  «Plaise  au  roi».  P.  282-285.
 ы  См.  об  этом:  Paravicini  W.  Administrateurs  professionnels  et  princes  dilettantes:  Remarques
sur  le  problème  de  sociologie  administrative  à  la  fin  du  moyen  âge  //  Histoire  comparée  de  l’admi¬
nistration.  Actes  du  XIVe  Colloque  historique  franco-allemand.  Münich,  1980.  P.  168-181.  Автор
показал,  что  внедрение  этих  процедур  обусловлено  было  более  сложными  причинами,  чем
простое  «незнание  короля»,  как  думал  г.  Дюпон-Феррье.  H.A.  Хачатурян  отмечает,  что  «воз¬
можность  для  притязаний  чиновничества  создает  сама  центральная  власть»  (.Хачатурян  H.A.
Власть  и  общество...  С.  13).
 152 	Б.  Киллье  описал,  как  король  использовал  Парламент  и  Палату  счетов  для  отмены  вы¬
рванных  у  него  силой  решений,  хотя  и  признал  наличие  «парламентской  теории»  правления,
ограничивающей  произвол  короля  (Quilliet  В.  Le  corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et  Vicomté  de
Paris...  T.  2.  P.  733-735).
 153 	Само  возникновение  исполнительного  аппарата,  по  мнению  М.  Вебера,  ставило  госу¬
даря  в  положение  «дилетанта»,  что  неизбежно  порождало  конфликт  между  коллегиальным  и
авторитарным  принципами  управления.  М.  Вебер  обращал  внимание  на  повсеместность  этого
конфликта  в  период  становления  монархического  государства.  См.:  Вебер  М.  Политика  как
призвание  и  профессия.  С.  659.
 186

Первым  основанием  для  оппозиции  являлись  специфические  профессио¬
нальные  знания  чиновников,  которыми  не  обладал  король154.  Так,  в  сфере
законодательства  надо  было  знать  принятые  прежде  нормы,  в  сфере  право¬
судия  -  процессуальные  формулы155.  В  области  финансов  король  тем  более
был  далек  от  специфических  знаний  финансистов,  не  имел  точного  представ¬
ления  о  юридическом  статусе  даруемых  земель,  структуре  прощаемых  дол¬
гов,  объемах  выплат  за  аноблирование,  легитимацию  и  т.п.  Непродуманные
указы  могли  сократить  доходы  казны  и,  следовательно,  ущемляли  «интересы
короля»156.  Стоит  сопоставить  усиление  контролирующих  функций  у  чинов¬
ников  с  растущим  объемом  указов,  составляемых  в  Канцелярии  «именем  ко¬
роля»:  при  всей  разнице  в  методике  подсчетов,  одному  монарху  оказывалось
не  под  силу  проследить  за  «законностью»  столь  большого  их  количества157.
 Поэтому  со  временем  позиция  чиновников  в  отношении  регистрируемых
королевских  указов  определялась  их  собственной  трактовкой  «интересов  ко¬
роля»  и  специфическими  представлениями  об  общем  благе,  которое  они  при¬
званы  охранять,  что  выдвинуло  на  первый  план  охрану  домена  как  опоры
королевской  власти,  прерогатив  монарха  и  компетенции  исполнительного  ап¬
парата158.
 Все  проблемы  с  регистрацией  королевских  указов  в  верховных  ведомст¬
вах  и  все  сделанные  ремонстрации  в  исследуемый  период  оказались  связаны
с  этими  тремя  «интересами  короля»:  с  охраной  домена  (включая  казну  и  на¬
логовые  поступления)  и  принципом  его  неотчуждаемости,  с  защитой  «старых
свобод  церкви  Франции»  и  утверждением  галликанизма,  а  также  с  непри¬
косновенностью  компетенции  ведомств  и  служб  короны159.  При  всемерном
 154 	Эти  знания  лежали  в  основе  права  верховных  ведомств  самим  издавать  указы,  соучаст¬
вуя  таким  образом  в  выработке  норм  права,  например  в  сфере  судебной  процедуры  (Gouron  А.
La  double  naissance  de  l’État.  P.  112).
 155 	В  таком  прагматическом  ключе  трактовал  практику  обжалования  королевских  указов
и  Г.  Дюпон-Феррье.  См.:  Dupont-Ferrier  G.  Ignorance  et  distraction  administratives  en  France  aux
 XIV 	et  XV  siècles  //  BEC.  1939.  T.  100.  P.  145-156.
 156 	О  сокращении  доходов  короля  как  о  главном  ущербе  непродуманных  указов  говорится
во  множестве  писем,  обязывающих  чиновников  Палаты  счетов  и  других  ведомств  обжаловать
подобные  решения  короля.  См.  ордонансы  18  октября  1364  г.,  17  марта  1391  г.,  2-5  мая  1394  г.,
27  февраля  1399  г.,  8  октября  1401  г.,  7  января  1408  г.  (ORF.  IV.  498;  VII.  408-409,  616;  IX.  283;
 XII. 	192-193).
 157 	Объем  работы  Канцелярии  во  Франции  XIV-XV  вв.  условно  определяется  от  15  до  45
тыс.  актов  в  год  (Guyotjeannin  О.  Les  sources  de  l’histoire  médiévale.  P.  150;  GuenéeB.  L’Occi¬
dent  aux  XIVe  et  XVe  siècles.  P.  198;  Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.  355).
 158 	Об  охране  королевского  домена  как  истоке  большинства  ремонстраций  см.:  Paravi-
cini  W.  Administrateurs  professionnels  et  princes  dilettantes.  P.  170-171;  Rigaudière  A.  Penser  et
construire...  P.  464-465.
 159 	См.  подробнее  об  этой  позиции  Парламента  в  первой  трети  XV  в.:  Цатурова  С.К.  Офи¬
церы  власти.  С.  242-248.  Приведу  еще  ряд  примеров.  19  декабря  1362  г.  Палата  счетов  кас¬
сировала  отчуждение  домена,  сделанное  по  вине  ее  служителей,  и  запретила  впредь  так  пос¬
тупать  (AN  U  540.  F.  77);  31  декабря  1439  г.  королевский  адвокат  указал  Палате  счетов,  что
она  не  имеет  права  что-либо  отчуждать  из  домена  без  Парламента  (Ibid.  F.  78).  Когда  8  марта
1430  г.  король  «соединенного  королевства»  Генрих  VI  подарил  герцогу  Бургундскому  графства
Шампань  и  Бри,  Парламент  отказался  это  утвердить  (AN  XIа  8605.  F.  15-15  v).  Соглашение
между  Рене  Анжуйским  и  его  братом  графом  Мэн  тоже  зарегистрировано  в  Парламенте  лишь
по  приказу  короля  9  октября  1441  г.  (AN  XIа  8605.  F.  81—81  v).  Некоторые  привилегии  сокра¬
щали  домениальные  доходы,  поэтому  встречали  сопротивление,  например  приказ  Карла  VI
 187

отстаивании  авторитарного  принципа160  чиновники  присваивают  себе  право
ограничивать  действия  конкретного  монарха,  выступая  от  имени  закона,  за¬
щиты  «интересов  короля»  и  «общего  блага  королевства»161.
 Водоразделом  во  взаимоотношениях  верховных  ведомств  и  короля  приня¬
то  считать  середину  XV  в.  Именно  тогда  происходят  качественные  изменения
в  системе  власти  во  Франции,  и  вековая  практика  регистрации  королевских
указов  становится  источником  устойчивой  оппозиции  верховных  ведомств
законодательной  инициативе  короля.  Чтобы  убедиться  в  этом,  достаточно
сравнить  единичные  трения  при  прохождении  указов  в  предыдущие  правле¬
ния,  связанные  почти  исключительно  с  дарениями  из  земель  или  доходов  до¬
мена162,  и  постоянные  конфликты  Людовика  XI  с  верховными  ведомствами,
отраженные  в  его  обширной  переписке,  чьим  лейтмотивом  сделались  прика¬
зы,  просьбы  и  увещевания  утвердить  и  зарегистрировать  указы.  Характерно,
что  и  здесь  оппозиция  ведомств  определялась  тем  же  кругом  проблем:  до¬
мен,  привилегии,  финансы.  Но  степень  непримиримости  позиции  конфлик¬
тующих  сторон  резко  возрастает.  К  тому  же,  мне  не  удалось  обнаружить  ни
одного  случая,  когда  король  Людовик  XI  согласился  бы  с  аргументами  чинов¬
ников  и  изменил  бы  свое  решение.
 В  переписке  Людовика  XI  с  верховными  ведомствами  обращает  на  себя
внимание  признание  королем  их  функции  охранять  его  интересы  и  права.
Так,  несколько  раз  король  обращается  к  Парламенту  с  призывом  защитить  ре-
гальные  права  короны  Франции  при  распределении  вакантных  бенефициев.
В  ответ  на  апелляцию  кардинала  Кутанса  в  курию  Рима  на  решение  короля
Людовик  XI  обращается  в  Парламент  к  президенту,  генеральному  прокуро¬
ру  и  адвокату  короля  с  призывом  «защитить  наши  права,  коими  с  древности
всегда  обладали  наши  предки»,  и  возбудить  в  верховном  суде  иск  против  кар¬
динала,  призвав  для  помощи  и  консультаций  членов  Парижского  универси¬
тета163.  Еще  один  иск  в  курию  Рима  на  решение  короля  по  поводу  двух  осво¬
 Парламенту  зарегистрировать  указ  о  привилегиях  «жителей,  дворян  и  буржуа»  герцогства
Нормандии  от  25  января  1381  г.,  вопреки  возражению  верховного  суда.  Письмо  зарегистри¬
ровали  в  Парламенте  лишь  1  апреля  и  после  долгих  протестов  (AN  Х1а  8602.  F.  109-112  v).
Галликанизм  одинаково  отстаивали  оба  параллельных  Парламента  -  в  Париже  и  в  Пуатье.  См.
протест  генерального  прокурора  Пьера  Кузино  на  регистрацию  указа  (10  февраля  1425  г.),
ущемляющего  «свободы  галликанской  церкви»:  AN  XIа  8604.  F.  73-74.  N  422.
 160 	Защищая  галликанизм  и  суверенитет  короля  Франции  от  посягательств  папы  Римского,
Парламент  на  заседании  25  февраля  1418  г.  так  описал  это  всевластие  монарха:  «Король  явля¬
ется  императором  в  своем  королевстве,  которое  он  держит  от  Бога  одного,  не  признавая  (ника¬
кого)  земного  сеньора  сувереном,  и  привык,  как  ему  позволено,  править  и  управлять  королевс¬
твом...  издавать  законы,  статуты,  ордонансы  и  конституции,  о  которых  ему  нет  необходимости
никому  из  подданных  давать  отчет»  (JNB.  Т.  1.  Р.  58-60).
 161 	Так,  в  1406  г.,  отказываясь  огласить  очередной  указ  короля,  Парламент  заявил,  что  «это
было  бы  против  чести  короля»  (contre  l’honneur  du  Roy)  (AN  U  509.  F.  13).
 162 	Список  ремонстраций  по  указателю  Ленена:  1330,  1344,  1364,  1389,  1391,  1412,  1415,
1417,  1423,  1453,  1461  гг.  (AN  U  516.  F.  2-3).  К  этому  списку  надо  добавить  оппозицию  ге¬
нерального  прокурора  указу  от  16  июня  1392  г.  о  привилегиях  церкви  Нотр-Дам  в  Париже
(ORF.  VII.  472-473).
 163 	Письмо  от  24  мая  1463  г.:  «vous  faisons  sçavoir  que  nostre  plaisir  et  voulenté  est  que  noz
droiz,  tant  de  regale,  de  la  connoissance  des  causes  bénéficiâtes  et  ecclesiastiques,  en  matiere  de  nou-
velleté,  que  autre,  dont  nous  et  noz  predecesseurs,  de  tout  temps  et  ancienneté  avons  jouy  et  use...
soyent  par  vous  entièrement  entretenus,  observez  et  gardez»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  2.  P.  120-123).
 188

бодившихся  по  смерти  владельцев  бенефициев  был  подан  в  1478  г.,  и  вновь
Людовик  XI  просит  Парламент  заняться  этим  делом,  охранив  «права,  преро¬
гативы,  ордонансы...  и  декреты  о  статусе  галликанской  церкви»164.
 Точно  так  же  Людовик  XI  передает  в  Парламент  своим  адвокатам  и  гене¬
ральному  прокурору,  а  также  канцлеру,  защиту  прав  вдовы  сеньора  де  Бельви-
ля,  обещанную  за  передачу  ею  в  домен  земель  Монтегю,  что  способствовало
умиротворению  области  Пуату165.  Наконец,  король  без  колебаний  направил
в  Парламент,  по  просьбе  генерального  прокурора,  дело  поверженного  врага,
Карла  Смелого,  герцога  Бургундского,  для  обвинения  в  преступлении  про¬
тив  величия  (lèze-majesté)  и  призвал  служителей  верховного  суда  «охранять
наши  права»166.
 Таким  образом,  Людовик  XI  не  сомневался  в  приверженности  своих  слу¬
жителей  духу  и  букве  законов  королевства  и  в  готовности  охранять  их  «от
всех  и  против  всех».  И  он  умело  использовал  это  положение  в  своих  интере¬
сах.  Однако  при  столкновении  с  оппозицией  верховных  ведомств,  Людовик  XI
исходил  из  принципа  суверенной  власти  монарха,  не  ограниченной  никакой
иной  властью  в  королевстве.  Ее  суть  выражалась  в  формуле,  встречающейся
почти  во  всех  письмах-приказах:  «такова  наша  воля»  (tel  est  nostre  plaisir)167.
Поскольку  воля  короля  также  подкреплялась  юридическими  нормами,  в  стол¬
кновениях  с  верховными  ведомствами  наглядно  проявлялась  разная  интер¬
претация  одних  и  тех  же  законов.
 Наибольшее  число  столкновений,  когда  ведомства  отказывались  регист¬
рировать  и  оглашать  королевский  указ,  вызывала  охрана  домена  и  поступле¬
ний  с  него,  а  также  иные  права  и  прерогативы  короля  Франции.  Приведу  не¬
сколько  характерных  примеров.  В  1462  г.  Палата  счетов  и  Парламент  упорно
отказывались  утверждать  дарение  короля  графу  Танкарвалю  прав  низшей  и
высшей  юрисдикции  в  его  графстве,  чем  вызвали  неудовольствие  Людови¬
ка  XI,  требовавшего  в  своих  письмах  больше  не  нарушать  волю  короля  и
предписавшего  «умолкнуть»  генеральному  прокурору  и  адвокату  короля  (en
imposant  sur  ce  silence)168.  При  аналогичном  конфликте  вокруг  дарения  граф¬
 23 	июня  1463  г.  Парламент  вынес  решение  по  делу  Оливье  де  Лонгёя,  епископа  Кутанса,  осу¬
див  его  действия,  «противные  свободам  галликанской  церкви».
 164 	Письмо  от  7  января  1478  г.  Иск  в  Рим  назван  «противным  праву  и  прерогативам»,  и
Парламент  призывается  охранять  прерогативы  короля:  «contre  noz  droiz,  prepogatives  et  ordon¬
nance...  digne  de  grant  punicion...  y  gardant  soigneusement  les  diz  sains  canons  et  decretz,  et  aussi
nos  prerogatives»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  286-287).
 165 	Письмо  от  30  апреля  1475  г.  Обращение  короля  было  вызвано  оппозицией  Парламен¬
та,  поскольку  вместе  с  дамой  де  Бельвиль  под  защиту  переходили  два  королевских  советника
(сир  де  Ла  Форэ  и  мэтр  Жан  Меришон),  с  чем  Парламент  и  канцлер  не  соглашались  в  связи  с
тем,  что  им  предусматривалась  компенсация  в  обход  и  до  возможных  исков  братьев  покойного
Бельвиля  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  5.  P.  350-353).
 166 	Письмо  от  11  мая  1478  г.:  «en  у  gardant  noz  droiz,  selon  termes  de  raison  et  justice,  ainsi
que  nous  y  avons  la  confiance»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  7.  P.  56-57).
 167 	Следует  оговорить,  что  глагол  placere  не  имел  ничего  общего  с  произволом  короля,
но  означал  продуманное  и  законное  решение.  См.  об  этом:  Rigaudière  A.  Penser  et  construire...
P.  50.
 168 	Письма  от  11  января  и  10  июня  1462  г.:  «Si  aultrement  le  faites...  y  prendrons  desplaisir.
 Si 	vous  gardez  de  faire  le  contraire,  car  tel  est  nostre  plaisir»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  2.  P.  31-32,
52-53).  Это  столкновение  даже  было  включено  издателями  в  сборник  «Ордонансов  королей
третьей  династии»  (ORF.  XV.  257-259,  499).
 189

ства  Комменж  Жану,  бастарду  Арманьяку,  когда  Палата  счетов  обосновывала
свой  отказ  ссылками  на  указы  Карла  VII,  присоединившего  это  графство  к
домену,  и  на  свою  клятву  «не  допускать  отчуждений  домена»,  Людовик  XI
в  своем  письме  освобождает  их  от  этой  клятвы  для  данного  случая,  ибо  «та¬
кова  его  воля»169.  Канцлер  Морвилье  отказался  скрепить  печатью  дарение  ко¬
ролем  двух  островов  мадмуазель  де  Виллекье,  возлюбленной  Карла  VII,  а
затем  Франсуа,  герцогу  Бретонскому,  пока  не  удостоверится,  что  Людовик  XI
сам  пошел  на  такое  уменьшение  своих  доходов170.  Парламент  отказывался  ут¬
вердить  указ,  дарующий  герцогу  Рене  Анжуйскому,  королю  Сицилии  и  дяде
короля,  и  его  потомкам  право  скреплять  указы  печатью  из  желтого  воска171.
Также  он  долго  отказывался  утверждать  и  оглашать  указ  короля  о  привилеги¬
ях  университета  в  Бурже,  присланный  «на  вечную  память»,  как  и  привилегии
аббатства  Нотр-Дам-де-Виктуар  в  сеньории  Орбек172.  Столь  же  длительное
время  Парламент  отказывался  верифицировать  указы  короля  о  повышении
статуса  шателлении  Клери,  о  передаче  баронии  Нёф-ле-Шатель  в  графство
Монфор,  принадлежащее  герцогу  Бретонскому,  земель  и  рент  в  Баньеле  Бас¬
тарду  Бургундскому173.
 Не  менее  упорно  защищались  и  доходы  короля  от  «неоправданных»  ми¬
лостей.  Парламент  несколько  раз  отказывался  утвердить  королевские  указы
о  даровании  привилегий  жителям  Пикардии,  Артуа  и  Булоннэ,  хотя  в  своих
письмах  Людовик  XI  открыто  называет  причину  такой  «милости»  -  возна¬
граждение  за  то,  что  «они  держат  сторону»  короля174.  Аналогично  верхов¬
ный  суд  отказывался  утвердить  продление  еще  на  20  лет  сокращения  на  50%
выплат  в  казну  с  доходов  зятя  короля  Жака,  сеньора  д’Эстутвиля;  или  дар
виконтства  де  Вир  Пьеру  де  Рогану,  маршалу  Франции,  что  вызвало  особое
неудовольствие  короля;  или  дарения  графства  Этамп  Жану  де  Фуа,  настаивая
на  передаче  его  только  наследникам  по  мужской  линии175.  Парламент  протес¬
тует  против  снятия  ареста  с  имущества  Анн  де  ла  Тура,  графа  де  Бофора  и  ви¬
 169 	Письмо  от  15  марта  1462  г.:  «vous  n’avez  voulu  verifier  et  avez  fait  et  faictes  difficulté  ...
que  icelle  conte  ne  seroit  separée  de  la  couronne...  et  aussi  au  serement  que  dictes  avoir  fait  de  n’en
souffrir  l’aliénation  de  nostre  domaine,  duquel  nous  vous  relevons.,  car  tel  est  nostre  plaisir»  (Lettres
de  Louis  XI.  T.  2.  P.  34-35).  Новое  письмо  20  апреля  1462  r.  (AN  Xla  8605.  F.  260).  Верховные
ведомства  предлагали  изменить  формулу  дарения,  передав  его  лишь  пожизненно,  но  король
настоял  на  своем  решении.  В  этом  письме  король  сделал  внизу  собственноручную  приписку,
ясно  дающую  понять  его  волю  в  этом  деле.
 170 	Письмо  от  1-2  ноября  1465  г.:  «différé  de  sceller  jusques  à  ce  que  vous  ayons  sur  ce,  fait
scavoir  nostre  plaisir»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.  P.  5-6).
 171 	Письмо  от  10  июля  1469  г.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.  P.  348-349).  Такой  печатью  скреп¬
лялось  большинство  актов  в  Канцелярии  короля,  имеющих  характер  административных  при¬
казов,  судебных  распоряжений  и  всяческих  милостей  {Morel  О.  La  grande  chancellerie...  P.  236-
237).
 172 	Письма  от  22  февраля  и  20  марта  1470  г.,  26  декабря  1475  и  18  февраля  1476  г.  (Lettres
de  Louis  XI.  T.  4.  Р.  82-84,  89-90;  T.  6.  P.  33,  43-44).
 173 	Письма  от  6  июня,  25  августа,  4  ноября  и  18  декабря  1479  г.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.
P.  24-25,  87-89,  197-198).
 174 	«  tiennent  nostre  party»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.  P.  128-129,  215-216).  Письма  от
 27 	января  и  13  июля  1480  г.
 175 	Письма  от  5  ноября  1470,  27  марта,  20  мая  1477  и  4  июля  1478  гг.  (Lettres  de  Louis  XI.
T.  4.  P.  158-159;  T.  6.  P.  140-141,  165-167;  T.  7.  P.  86-87).  Возмущение  короля  на  такие  демар¬
ши  Парламента  выражалось  весьма  недвусмысленно:  «et  ne  pourrions  bonnement  croire  que...
vous  y  eussent  aucunement  diferé».
 190

конта  Тюренна,  хотя  это  решение,  как  сказано  в  королевском  указе,  принято
после  обсуждения  на  Королевском  совете,  т.е.  по  вполне  законной  процеду¬
ре;  равно  как  и  против  передачи  двум  королевским  чиновникам  конфискован¬
ного  у  сторонников  герцога  Бургундского  имущества  в  Майенсе176.  Щедрые
дары  аббатству  в  Понтиньи  (ренты  в  1200  ливров)  король  дважды  обосновы¬
вал  в  письмах  своей  набожностью,  но  Парламент  не  регистрировал  указы.
Та  же  реакция  последовала  на  крупные  земельные  дары  церкви  Нотр-Дам  в
Клери,  хотя  письма  были  написаны  королем  «собственноручно»  (signées  de
nostre  main)177.
 Естественно,  охрана  домена  и  поступлений  от  него  в  казну  являлись  глав¬
ным  объектом  забот  и  в  Палате  счетов.  Будь  то  дарения  земель  или  доходов
с  них,  особых  привилегий  или  освобождения  от  уплаты  долгов,  ведомство
неизменно  выступает  против  уменьшения  королевского  домена  и  сопротив¬
ляется  регистрации  таких  писем  до  последней  возможности178.  Палата  сче¬
тов  отказывалась  долгое  время  утвердить  счета  мэтра  артиллерии  Гаспара
Бюро,  ссылаясь  на  невыплаченные  долги  в  казну  (28  704  ливра  16  су,  а  также
 11 	938  ливров  4  су),  и  вдове  казначея  герцога  Орлеанского  Жана  де  Шардона
(488  ливров  8  су),  от  которых  король  его  освободил179.
 В  стремлении  охранить  «интересы  короля»  служители  верховных  ве¬
домств  посягали  и  на  королевские  прерогативы,  например  на  исключитель¬
ное  право  монарха  миловать  провинившегося.  Так,  генералы-мэтры  Монетной
палаты  в  Париже  отказывались  утверждать  королевское  письмо-помилование
служителю  означенной  палаты  в  Дофинэ  Милю  Блонделе  за  его  должност¬
ные  проступки,  и  их  в  этом  поддержал  королевский  адвокат  Жан  Жувенель,
утверждавший,  что  эти  проступки  являются  «преступлением  против  вели¬
чия»  и  ущербом  государству180.
 Посягательства  короля  на  компетенцию  верховных  ведомств  также  вос¬
принимались  крайне  враждебно.  Когда  Людовик  XI  решил  самолично  нака¬
зать  взбунтовавшихся  против  сборщиков  налога  жителей  области  Ла  Марш,
 176 	Письмо  от  27  июля  1468  г.  и  14  сентября  1474  г.:  «vous  avez  différé  et  differez...  dont  nous
donnons  grans  merveilles,  actendu  que  nosdictes  lettres  ont  esté  par  nous  octroieés  a  meure  delibe¬
ration  de  conseil»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.  P.  244-245;  T.  5.  P.  282-283).
 177 	Письма  от  18  и  31  мая,  24  июня  1480  г.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.  P.  9,  210-211,  222-
223).
 178См.:  отказ  утвердить  дарение  12  тыс.  ливров  ренты  племяннику  короля  принцу  де  Та-
ранну  в  виде  свадебного  дара  (письма  отдельно  президенту  и  Палате  счетов  в  целом  от  3  сен¬
тября  1480  г.);  указ  о  дарении  сеньории  Шомон  в  Вексене  сиру  де  Гору  (письмо  от  17  марта
1469  г.);  дар  графу  Даммартену  поступлений  от  нескольких  областей  в  Лимузене,  Ла  Марше,
Оверни  и  других,  поскольку  письмо  короля  не  указывало  точной  суммы  денег,  хотя  такой  пред¬
лог  весьма  удивил  короля  (письмо  от  30  ноября  1470  г.);  отказ  Палаты  счетов  утвердить  даре¬
ние  аббатству  Сен-Дени  доходов  от  Малого  моста  в  Париже,  сборов  с  пшеницы  и  другого  зер¬
на,  привозимых  в  столицу,  и  дома  в  Сент-Уэне,  пригороде  города  (письмо  от  17  августа  1483  г.)
(Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.  P.  331;  T.  4.  P.  164-166;  T.  8.  P.  269-270;  T.  10.  P.  138-139).
 179 	Письмо  от  30  сентября  1467  г.  и  1  октября  1470  г.:  «nous  voulions  que  ledit  Jaspar  Bureau
joysse  de  l’effet  d’icelles  et  que  selon  leur  contenu  il  soit  et  demeure  quicte  de  toutes  lesdictes  res¬
tent...  à  quelque  somme  qu’elles  montent  ou  puissent  monter...  car  nostre  plaisir  est  tel»  (Lettres  de
Louis  XI.  T.  3.  P.  171-173;  T.  4.  P.  148-149).
 180 	Письмо  от  7  сентября  1443  (король  был  в  этот  момент  еще  дофином):  «crime  de  lèse-ma-
jesté  contre  le  bien  du  roi  et  au  prejudice  de  toute  chose  publique»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  1.  P.  12-
15).  Вынужденный  утвердить  помилование,  королевский  адвокат  потребовал  внести  в  регистр
свой  протест  и  его  аргументацию.
 191

канцлер  отказался  скрепить  это  письмо  печатью,  настаивая  на  разборе  дела  в
Королевском  совете.  Однако  Людовик  XI  в  письме-приказе  выразил  намере¬
ние  изъять  это  дело  из  ведения  Большого  совета  и  Парламента181.  В  другом
случае  -  в  деле  епископа  Анжера  Жана  де  Бово,  с  согласия  короля  передан¬
ного  на  рассмотрение  в  папскую  курию,  вопреки  «свободам  церкви  Фран¬
ции»  и  компетенции  суверенного  суда  королевства,  -  Людовик  XI  пишет  два
письма,  канцлеру  и  президенту  Парламента,  запрещая  им  вмешиваться  в  этот
процесс182.  Как  следствие  глубокой  приверженности  Парламента  принципам
галликанизма,  он  всякий  раз  чинил  препятствия  раздаче  бенефициев  в  об¬
ход  короля,  даже  если  тот  об  этом  просил.  Король  приказал  ведомству  утвер¬
дить  передачу  папой  приората  Карренака  королевскому  фавориту  Франсуа
дю  Брейлю,  но  суд  возбудил  процесс  по  иску  его  конкурента.  Людовик  XI
требовал  также  прекратить  судебное  разбирательство  по  иску  архиеписко¬
па  Реймсского  из-за  епископской  кафедры  в  Сен-Бриеке,  дарованной  Святым
престолом183.
 Парламент  всячески  сопротивлялся  изъятиям  дел,  даже  если  они  пере¬
давались  для  рассмотрения  в  Королевский  совет.  В  качестве  яркого  примера
рассмотрим  конфликт  верховной  курии  с  королем  вокруг  процесса  над  прево
и  городскими  присяжными,  с  одной  стороны,  и  подчиненными  бальи  в  Тур-
нэ  -  с  другой.  Вначале  король  написал  письмо  первому  президенту  Парла¬
мента  Жану  Дове  и  приказал  переслать  все  материалы,  собранные  по  этому
делу,  дабы  лично  его  разобрать  в  Большом  совете.  Поддержку  главы  верхов¬
ного  суда  король  надеялся  завоевать  выражением  личного  доверия  к  нему184.
Но  это  не  помогло,  и  спустя  месяц  король  вынужден  был  вновь  обращаться  в
Парламент  с  требованием  выполнить  королевскую  волю.  На  этот  раз  Людо¬
вик  XI  пишет  несколько  писем  -  вновь  Жану  Дове  и  Парламенту  в  целом  -  и
прибегает  к  угрозам,  поскольку  дело  о  заурядном  столкновении  подданных
с  местными  королевскими  чиновниками  имеет  политический  подтекст,  ведь
оно  произошло  в  городе,  находящемся  во  владениях  грозного  соперника  ко¬
роля  Франции  герцога  Бургундского.  Отсюда  понятна  и  суть  конфликта:  Пар¬
ламент  намеревался  рассудить  дело  по  всей  строгости  закона,  а  король  желал
«проявлением  милосердия»  купить  лояльность  людей  в  стане  своего  врага.
В  итоге  Парламент  вынужден  был  подчиниться  королевскому  приказу,  но  его
долгая  оппозиция  весьма  красноречиво  свидетельствует  о  нежелании  верхов¬
ного  суда  поступаться  даже  частью  своих  полномочий  в  пользу  короны,  хотя
 181 	Письмо  от  27  марта  1478  г.:  «et  que  ceux  du  grant  conseil  ne  de  la  court  de  parlement  n’en
aient  aucune  congnoissance»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  7.  P.  12-13).
 182 	Письма  от  6-7  июля  1467  г.:  «Vous  mandons  et  expressement  deffendons  que  ledit  procez,
sentence  ne  deppendances,  executions  et  provisions  qui  de  par  nous  seront  faictes  et  données,  et  en
ayde  et  secours  dudit  sainct  siege,  vous  ne  entrepreniez  aucune  court  ne  congnoissance  ne  donnez
aucunes  lettres  soubz  couleur  de  requestes...  car  tel  est  nostre  plaisir»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.
P.  162-165).  Такое  решение  короля  вписывается  в  тактические  заигрывания  с  папским  престо¬
лом,  которые  воспринимались  верховными  ведомствами  как  посягательство  на  фундаменталь¬
ные  законы  королевства.
 183 	Письма  от  6  апреля  1478  г.,  3  июня  и  25  августа  1479  г.,  18  февраля  1480  г.  (Lettres  de
Louis  XI.  T.  7.  P.  17;  T.  8.  P.  20-23,  66-67,  141-142).
 184 	Письмо  от  24  апреля  1470  r.:  «President,  vous  savez  la  fiance  que  j’ay  en  vous,  et  pour  quel¬
conque  chose  que  ce  soit,  gardez  bien  qu’il  n’y  ait  point  de  faulte,  que  ne  n’envoiez  ledit  procès»
(Lettres  de  Louis  XI.  T.  4.  P.  101-103).
 192

помимо  посягательства  на  суверенитет  короля,  такое  упорство  служителей
ставило  Людовика  XI  в  опасное  положение185.  Аналогичные  действия  Пар¬
ламента,  препятствовавшего  отзыву  дел  в  Королевский  совет,  в  специально
создаваемые  комиссии  или  к  самому  королю,  возникали  неоднократно186.
 Хотя  король  был  главой  Парламента,  как  и  всей  администрации,  и  потому
имел  там  право  решающего  голоса,  но,  судя  по  переписке  Людовика  XI  с  вер¬
ховными  ведомствами,  они  защищали  свою  компетенцию.  Из  текстов  писем-
обращений  короля  становится  очевидно,  что  его  просьбы  ускорить  решение
дела  не  достигают  желаемого  эффекта,  и  король  вынужден  высказывать  одну
и  ту  же  просьбу  по  несколько  раз.  Так,  по  поводу  иска  королевского  советни¬
ка  сира  д’Алегре  к  наследникам  сеньора  Могасконе  ходатайство  короля  уско¬
рить  процесс  повторяется  несколько  раз;  точно  так  же  неоднократно  король
вынужден  был  писать  в  пользу  Пьера  де  Серизе  в  его  деле  против  кардинала
д’Эстутвиля;  король  просит  быстрее  рассмотреть  дела  Гийома  Ле  Ферона,
зятя  канцлера  Бретани,  трижды  -  дело  своего  племянника  герцога  де  Жуай-
ёза,  дело  дамы  Пантьевр  и  сира  д’Альбре,  дело  сира  Бодвиля,  маршала  Бур¬
гундии,  дело  канцлера  сира  де  Куртона,  всякий  раз  выражая  недовольство;
та  же  участь  постигла  пожелание  «бросить  все  другие  дела  и  заняться  делом
церкви  Сен-Мартен  в  Туре»;  Людовику  XI  пришлось  неоднократно  упраши¬
вать  Парламент  закончить  побыстрее  дело  сеньора  Тайльбурга,  племянника
короля,  и  виконта  де  Бросса  вокруг  сеньории  Рей,  но  безрезультатно187.  Нако¬
нец,  независимая  позиция  ведомства  граничит  подчас  с  нелояльностью:  та¬
кое  обвинение  бросил  Людовик  XI,  когда  в  третий  раз  вынужден  был  просить
верховный  суд  решить  в  пользу  своего  племянника  сира  де  Шомона  спор  за
земли  в  Бургундии188.
 Тон  этих  писем  выдает  раздражение  короля  независимым  поведением
чиновников.  В  этом  контексте  представляется  знаменательным,  что  на  зака¬
те  жизни  Людовик  XI  предпочитает  простые  ходатайства  за  того  или  иного
участника  процесса  прежним  раздраженным  приказам,  что  в  известной  мере
ставило  эти  просьбы  в  один  ряд  с  аналогичными  ходатайствами  знати  и  вли¬
ятельных  лиц  королевства189.
 185 	Письмо  от  20  мая  1470  г.:  «je  vouloye  mectre  en  paix  ma  ville  de  Toumay,  mais  vous  n’en
avez  tenu  compte...  et  amez  mieulx  me  mectre  en  dangier...  car  il  m’en  pourroit  plus  avenir  de  mal
que  vous  et  ceulx  qui  les  font  ne  sauriez  reparer»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  4.  P.  114-117).
 186 	См.  письмо  от  апреля  1478  г.  об  отзыве  дела  к  королю  между  графом  Перша  и  Антуа¬
ном  д’Обюиссоном  вокруг  сеньории  Самблансе;  письмо  от  4  июня  1478  г.  по  делу  королевско¬
го  камерария;  письмо  8  ноября  1481  г.  об  отзыве  дела  и  пересылке  всех  собранных  документов
в  Королевский  совет  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  7.  P.  14-15,  88-89;  T.  9.  P.  90-91).
 187 	Письма  от  3  января  1478  г.,  14  января  1479  г.:  «De  rechief  vous  prions  tout  acertes  que  plus
ne  povons,  que  vueillez  ledit  procès  depescher»;  25  марта,  2  июня,  10  августа  1479  г.,  10  и  16  ян¬
варя,  28  августа  1480  г.,  11  ноября  1481  г.:  «  et  mectez  toutes  autres  choses  en  arriéré»;  18  декабря
1481  г.:  «nous  vous  avons  par  plusieurs  fois  escript  que  vous  feissiez  fin  mais  le  procès  est  tousjours
en  ung  estât  et  n’est  de  rien  avancés»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  284;  T.  7.  P.  230-231,  278-279;
T.  8.  P.  21-22,  60-61,  111,  117-118,  257,  264-266;  T.  9.  P.  92,  116-118).
 188 	Король,  призывая  отбросить  договор  в  Аррасе,  обвиняет  Парламент  в  потворстве  ско¬
рее  врагам  короля,  чем  его  верному  слуге  («sans  arrester  ou  avoir  regard  audit  traicté  d’Arras...
semble  que  portez  et  favorisez  plus  ceulx  qui  ont  tenu  à  nous  party  contraire  que  noz  bons  et  loiaulx
serviteurs»)  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.  P.  162-163).  Письмо  от  20  марта  1480  г.
 189 	См.  ходатайство  от  18  декабря  1481  г.  в  Палату  счетов  за  племянника  короля  в  споре  с
сыновьями  Жака  Кёра  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  114-116)  или  ходатайство  21  июля  1482  г.  в
Парламент  за  королевского  чиновника  Жана  Барийе  (Ibid.  Р.  262-264).
 7.  С.К.  Цатурова
 193

Анализ  переписки  Людовика  XI  позволяет  заметить  нарастание  со  вто¬
рой  половины  XV  в.  напряженности  в  его  взаимоотношениях  с  чиновниками,
вызванной  столкновением  двух  разных  интерпретаций  прерогатив  короля.
Причины  этого  конфликта  лежат  в  объективной  и  субъективной  плоскостях:
усиление  публично-правовых  принципов  властвования  сформировало  у  чи¬
новников  претензию  на  статус  хранителей  «памяти  государства»  и  законов
королевства,  защитников  интересов  короны  от  всех,  в  том  числе  и  от  конкрет¬
ного  короля.  Однако  при  монархическом  правлении,  авторитарном  по  сво¬
ей  природе,  такое  поведение  королевских  служителей  не  могло  не  выглядеть
скандальным  и  даже  незаконным,  поскольку  посягало  на  королевский  суве¬
ренитет.
 С  другой  стороны,  ни  разу  в  исследуемый  период  под  сомнение  не  был
поставлен  ни  один  так  называемый  ордонанс,  т.е.  обширное  установление,
касающееся  той  или  иной  административной  службы,  институтов  власти  в
целом,  регламентов  корпораций,  статутов  «добрых  городов»  и  т.д.  Ведь  такие
указы  писались  при  участии  и  с  обсуждения  членов  Королевского  совета  и
чиновников,  нередко  прямо  ими  самими.  Проблемы  же  с  прохождением  воз¬
никали  почти  исключительно  с  частноправовыми  по  своему  характеру  акта¬
ми  короля:  дарениями  земель,  списаниями  долгов,  помилованиями  и  т.д.  Та¬
ким  образом,  оппозиция  служителей  верховных  ведомств  этим  королевским
указам  диктовалась  оформившимися  представлениями  о  короле  как  об  «упра¬
вителе»,  но  не  собственнике  прав  и  имущества  короны  Франции,  которые
чиновники  считали  себя  уполномоченными  защищать.
 И  тут  хотелось  бы  обратить  внимание  на  еще  один  фактор,  ускользающий
от  внимания  исследователей.  Речь  идет  о  ситуационном  факторе  и  о  психоло¬
гических  причинах,  повлиявших  на  позицию  королевских  служителей  ко  вто¬
рой  половине  XV  в.190  Дело  в  том,  что  к  этому  времени  они  уже  более  полуве¬
ка  функционировали  в  ситуации  ослабления  личного  вмешательства  короля  в
их  работу.  Сначала  малолетство  короля  Карла  VI,  затем  его  психическое  забо¬
левание,  последовавшая  за  ним  борьба  кланов  и  гражданская  война  бургинь-
онов  и  арманьяков,  наконец,  королевская  схизма,  когда  в  Париже  верховные
ведомства  действовали  в  отсутствие  малолетнего  короля  Генриха  VI,  живше¬
го  в  Англии,  а  в  Пуатье  -  при  юном  и  запуганном  Карле  VII.  В  этот  период
они  присвоили  себе  и  успешно  сыграли  роль  хранителей  законов  и  прав  ко¬
роны  Франции191.  Резкое  изменение  ситуации  -  окончание  Столетней  войны,
 190 	Исследователи  уже  обращали  внимание  на  усиление  оппозиции  верховных  ведомств
после  возвращения  Парижа  под  власть  Карла  VII,  но  не  давали  этому  объяснения.  См.  в  част¬
ности:  Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  P.  217.
 191 	Об  этой  роли  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  138-154,  228-248.  В  своем  иссле¬
довании  практики  регистрации  указов  в  Парламенте  Р.  Фамильетти  высказывает  предположе¬
ние,  что  эта  практика  даже  обязана  своим  возникновением  болезни  короля  и  вызвана  чрезвы¬
чайными  политическими  обстоятельствами.  Так,  он  сравнивает  реальное  число  актов  дарений
апанажей  из  домена  с  числом  зарегистрированных  в  Парламенте  и  приходит  к  выводу,  что  ре¬
гистрировались  далеко  не  все  акты,  а  лишь  те,  которые  могли  стать  причиной  судебного  спора.
Таким  образом,  регистрация,  по  мысли  автора,  не  была  обязательной  процедурой,  а  являлась
инициативой  адресата  указа,  желавшего  добиться  поддержки  у  Парламента.  Однако,  на  мой
взгляд,  и  в  этом  случае  ясно,  что  Парламент  верифицировал  указы,  и  его  мнение  было  важно.
См.:  Familietti  R.C.  The  Role  of  the  Parlement  de  Paris  in  the  Ratification  and  Registration  of  Royal
Acts  during  the  Reign  of  Charles  VI  //  Journal  of  Medieval  History.  1983.  Vol.  9,  N  3.  P.  217-225.
 194

восстановление  порядка  и  воцарение  сильного  и  авторитарного  по  характеру
короля  Людовика  XI  -  принуждали  королевских  служителей  изменить  при¬
вычное  поведение,  что  происходило  очень  не  просто  и  не  безболезненно.
 Подводя  итоги,  следует  признать,  что  на  пути  становления  во  Франции
Etat  moderne  соучастие  верховных  ведомств  в  законодательной  области  не
только  легитимировало  саму  эту  функцию  монарха,  но  и  корректировало  его
единовластие.  Обращает  на  себя  внимание  и  тот  факт,  что  рост  полномочий
чиновников  в  сфере  контроля  над  действиями  короля  осуществлялся  и  под
нажимом  общества  (в  том  числе  и  в  программах  реформ  1356-1358  и
1413  гг.),  получая  дополнительную  санкцию.  Однако  лимиты,  исходившие  из
самого  бюрократического  поля  власти,  имели  принципиально  иную  природу
по  сравнению  с  ограничениями,  идущими  от  общества  и  коллективного  на¬
чала192.  Отражая  процесс  усиления  публично-правовых  основ  королевской
власти  и  особые  интересы  складывающегося  чиновничества,  возникающие
бюрократические  процедуры  прохождения  королевских  указов  обеспечива¬
ли  преемственность  законов  и  сохранение  «памяти  государства»,  формируя
новую  политическую  роль  государственного  аппарата.
 192 	На  эту  разную  природу  «похожих»  противоречий  -  внутри  исполнительной  государ¬
ственной  системы  и  между  властью  и  обществом,  не  раз  обращала  внимание  H.A.  Хачатурян.
См.:  Хачатурян  H.A.  Власть  и  общество...  С.  12-13.
 7*

Часть  II
 КОМПЛЕКТОВАНИЕ  КОРПУСА
КОРОЛЕВСКИХ  ДОЛЖНОСТНЫХ  ЛИЦ.
ПРОБЛЕМА  СООТНОШЕНИЯ
ПАТРИМОНИАЛЬНОГО
И  ПУБЛИЧНО-ПРАВОВОГО  НАЧАЛ
 Формы  комплектования  служителей  короны  Франции  являются  пока¬
зателем  новой  природы  исполнительного  аппарата  королевской  вла¬
сти.  В  них  отразилось  сложное  переплетение  традиционного  личностного
принципа,  неустранимого  при  монархической  форме  правления,  с  возни¬
кающими  бюрократическими  порядками  отбора  служителей1.  Взаимодей¬
ствие  и  конфликт  этих  двух  начал  составляет  специфику  исследуемого  пе¬
риода.  Сохранение  монопольного  права  короля  назначать  всех  чиновников
администрации  сочетается  с  соучастием  ведомств  в  комплектовании,  на¬
конец,  с  появлением  владельческих  прав  чиновников  на  занимаемые  долж¬
ности,  возвращающем  на  новом  витке  патримониальный  способ  комплек¬
тования.
 Справедливо  усматривая  в  переплетении  частного  и  публичного  начал
сущностное  своеобразие  средневековой  политической  структуры,  исто¬
риографическая  традиция  сделала  изучение  этого  процесса  приоритет¬
ным  сюжетом,  видя  здесь  не  только  проявление  специфики  формирования
средневековых  элит,  но  и  показатель  становления  государства,  немысли¬
мого  без  устойчивой  группы  чиновничества.
 Если  же  поставить  процедуры  комплектования  в  общий  контекст  фор¬
мирования  ведомств  и  служб,  то  в  них  можно  разглядеть  ту  же  логику  ста¬
новления  бюрократического  поля  власти.  Автономизация  их  от  персоны
государя,  фиксация  штата  и  компетенции,  власть  на  основе  делегирован¬
ных  полномочий  и  функция  «представлять  персону  монарха»  в  главных
сферах  его  власти  -  правосудии,  финансах  и  управлении  -  породили  неиз¬
вестную  доселе  зависимость  короля  от  его  служителей.
 Бюрократические  формы  комплектования  усиливали  публично-пра¬
вовой  характер  государственного  аппарата,  ограничивали  личное  вме¬
шательство  короля  и  расширяли  права  и  прерогативы  самих  чиновников.
Каким  образом  утверждение  принципа  «абсолютной  власти»  монарха
 1 	На  эту  особенность  -  сочетание  двух  взаимоисключающих  принципов  воспроизводс¬
тва  -  указывал  П.  Бурдьё,  подчеркивая,  что  государство,  несмотря  на  формирующиеся  бюрок¬
ратические  процедуры,  «остается  ориентированным  на  королевскую  персону».  См.:  Бурдьё  П.
От  королевского  дома  к  «государственному  интересу».  С.  270-271.
 196

(Quod  principi  placuit  и  Omnia  esse  principi)  сочеталось  с  утерей  права
короля  распоряжаться  должностями?  Какие  цели  преследовало  введе¬
ние  корпоративных  форм  комплектования?  И  как  укрепление  владель¬
ческих  прав  чиновников  на  должности  изменило  характер  королев¬
ской  администрации?  Тем  более,  что  взятые  французскими  легистами
XIII-XIV  вв.  из  римского  права  принципы  «абсолютной»  власти  служи¬
ли  фундаментальной  политической  доктрине  «король  Франции  -  импе¬
ратор  в  своем  королевстве».  Подчеркнем,  что  означенные  принципы  в
дальнейшем  также  развивали  и  проводили  в  жизнь  сами  королевские
служители.

Глава  4
 ПАТРИМОНИАЛЬНЫЙ  ПРИНЦИП
И  ЕГО  ТРАНСФОРМАЦИЯ
 КОРОЛЬ  ФРАНЦИИ  И  ЕГО  СЛУЖИТЕЛИ
 Новые  принципы  королевской  службы,  заложенные  в  ордонансах  Лю¬
довика  IX  Святого,  основывались  на  клятве  верности  королю,  кото¬
рому  одному  обязывался  служить  чиновник,  отринув  все  прочие  обяза¬
тельства,  и  эта  клятва  оставалась  неизменной  вплоть  до  конца  Старого
порядка2.
 Суверенное  право  короля  назначать  всех  своих  чиновников  не  оспари¬
валось  ни  в  теории,  ни  на  практике,  оно  вошло  в  структуру  неотчуждаемых
прав  короны,  а  короли  Франции  считали  его  своей  личной  наследственной
прерогативой3.  Так,  в  тексте  Великого  мартовского  ордонанса  1357  г.  отде¬
льная  статья  подтверждала  это  право  короля,  «ибо  такова  наша  обязанность
назначать  на  должности  и  никого  более»;  в  ордонансе  октября  1374  г.  о  ре¬
гентстве  в  числе  передаваемых  прав  значится  и  право  «создавать  чиновников»
(creer  officiers)4.  В  период  возобновления  войны  в  1415  г.  и  смены  чиновни¬
ков  Карл  VI  в  указе  16  февраля  1415  г.  напоминает:  «нам  одному  и  единствен¬
ному  принадлежит  полное  распоряжение,  дарование  и  распределение  наших
служб  всех  рангов,  и  никому  другому,  каким  бы  авторитетом,  превосходством
или  прерогативами  он  ни  обладал,  не  позволено  и  не  надлежит  распоряжать¬
ся,  давать  или  даровать  никакие  службы»5.  В  договоре  в  Труа  1420  г.,  пере¬
дававшем  Генриху  V  Ланкастеру  права  на  французский  престол,  отдельным
пунктом  оговаривалось  и  право  назначать  на  королевские  службы:  «Решено,
что  названный  сын  король  Генрих  будет  заботиться  и  назначать  своей  влас¬
тью  на  службы,  как  в  суде  Парламента,  так  и  в  бальяжах,  сенешальствах,  пре-
вотствах  и  других,  принадлежащих  управлению  сеньорией,  и  также  на  все
 2 	Впервые  она  появляется  в  знаменитом  ордонансе  «о  преобразовании  нравов  в  Лангедой-
ле  и  Лангедоке»  от  декабря  1254  г.  (ORF.  I.  65-75);  о  тексте  клятвы  чиновников  см.:  Tessier  G.
Diplomatique  royale  française.  P.  138-140.
 3 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Король  Франции  и  его  чиновники  (Своеобразие  реализа¬
ции  принципа  абсолютной  власти  Quod  principi  placuit).  C.  129-149.
 4 	ORF.  III.  142;  VI.  46.  Политический  кризис  1356-1358  гг.  усилил  стремление  королей
Франции  не  упускать  из  своих  рук  контроль  за  комплектованием  королевской  администрации,
в  котором  они  отныне  усматривали  один  из  главных  атрибутов  суверенитета.  См.:  AutrandFr.
Offices  et  officiers...  P.  288.
 5 	«et  que  à  Nous  seul  et  pour  le  tout  appartient  la  plaine  desposicion,  donnacion  et  ordonnances
de  noz  officiers  en  quelque  degré,  qu’ilz  soient,  sans  ce  que  à  autre  quelconque  de  quelque  auctorité,
prééminence  ou  prerogatives  qu’il  soit,  loise  ou  appartienne  de  disposer,  donner  ou  conferer  aucun
offices»  (ORF.  X.  323).
 198

остальные  службы  в  этом  королевстве»6.  Монопольное  право  распоряжать¬
ся  всеми  королевскими  должностями  всплывет  при  Генрихе  VI,  ставшем  в
1422  г.  во  главе  «соединенной  монархии  Франции  и  Англии».  В  указе  1423  г.
о  создании  ординарной  службы  растопителя  воска  в  Канцелярии  сказано:
«поскольку  среди  прав  и  прерогатив,  принадлежащих  королевскому  величию
благородной  короны  Франции,  нам  принадлежит  полное  право  и  королевская
воля  назначать,  создавать  и  ставить  нового  растопителя  воска  в  нашей  Кан¬
целярии  Франции»7.  На  собрании  Генеральных  Штатов  в  Туре  в  1484  г.  депу¬
таты  высказались  в  пользу  необходимости  поддержать  «власть  и  привилегии
короля,  кому  единственному  принадлежит  право  назначать  государственных
служителей»8.
 Это  монопольное  право  короля  теоретически  не  имело  конкурентов,  и  в
администрации  в  период  королевской  схизмы  особенно  пристально  следи¬
ли  за  формулами  писем,  чтобы  туда  не  проникло  даже  намека  на  чье  бы  то
ни  было  соучастие  в  этой  сфере  власти.  Так,  согласно  Аррасскому  договору
1435  г.  между  Карлом  VII  и  герцогом  Бургундским  Филиппом  Добрым,  по¬
следний,  среди  прочего,  получил  право  назначить  12  человек  из  числа  своей
клиентелы  на  должности  в  королевский  аппарат.  Однако,  когда  в  письмах  о
назначениях  было  написано  «исполнять  эту  службу,  пока  так  угодно  королю
и  нам»  (т.е.  герцогу  Бургундскому.  -  С.Ц.),  Парламент  потребовал  переделать
их,  изъяв  выражение  «и  нам»9.  В  самой  откровенной  форме  об  этом  праве
вынужден  был  напомнить  чиновникам  Людовик  XI,  давая  понять  Парламен¬
ту  всю  неуместность  его  попыток  посягать  на  личную  прерогативу  монарха:
«когда  у  вас  появятся  должности,  вы  будете  наделять  ими  своих  людей,  а  мои
я  намерен  раздавать  по  своему  вкусу,  но  не  по  вашему,  и  не  морочьте  себе
больше  голову,  ибо  я  так  хочу»10.
 Общим  местом  политических  представлений  исследуемой  эпохи  также
являлось  убеждение,  что  сам  король  отбирает  себе  чиновников  и  советников
и  сам  отвечает  за  свой  выбор.  При  этом  важно,  что  представление  о  всевла¬
стии  короля  в  выборе  советников  и  чиновников  разделяют  и  сами  королев¬
ские  служители.
 6 	«Item,  est  accordé  que  nostredit  filz  le  Roy  Henry,  pourverra  et  fera  de  son  povoir  que  aux
offices  tant  de  la  justice  de  parlement,  que  des  bailliages,  senechaucées,  prevostez  et  autres,  apparte-
nans  au  gouvernement  de  seignourie,  et  aussi  a  tous  autres  offices  du  dit  royaume»  (Cosneau  E.  Les
grandes  traités...  R  106.  N  11).
 7 	«comme  entre  les  droitz  et  prepogatives  appartenant  à  la  majesté  royal  de  la  noble  couronne
de  France...  nous  appartiengne  de  plain  droict  et  auctorité  royal,  mettre,  creer  et  ordonner  un  nouvel
chauffecire  en  nostre  chancellerie  de  France»  (Longnon  A.  Paris  sous  la  dominations  anglaise.  P.  76.
N  XXXIX).
 8 	«cui  soli  competit  facere  reipublice  ministros»  (Masselin  J.  Journal.  P.  63).
 9 	«pour  iceluy  office  exercer  tant  qu’il  plaira  au  Roy  et  a  nous»  (AN  U  497.  F.  264-265).  6  де¬
кабря  1437  г.  Парламент  постановил  не  принимать  Матьё  Куртуа,  пока  в  письме  не  будет  ска¬
зано  «дар  короля»  (don  du  Roy).  13  декабря  того  же  года  аналогичное  решение  было  принято
в  отношении  Жана  Агенена,  в  назначении  которого  сказано  «tant  qu’il  plaira  au  Roy  nostre  sire
et  audit  duc  de  Bourgogne»;  a  приняв  его  формально  3  марта  1438  г.,  Парламент  запретил  при¬
ходить  на  заседания,  пока  письмо  не  будет  переделано  «en  bonne  forme»  (AN  U  2021.  F.  303v,
304v,  312v-313).
 10 	«quant  vous  aurez  des  offices,  vous  en  pourvoyerez  voz  gens,  car  les  miennes,  j’en  veulx  faire
à  mon  appétit  et  non  pas  au  vostre;  et  ne  vous  en  tuez  plus  la  teste,  car  je  le  veulx  ainsi»  (Lettres  de
Louis  XI.  T.  8.  P.  315).  Письмо  от  14  ноября  1480  г.
 199

В  «Поучении  сыновьям  Людовика  Святого»  была  обозначена  идея  ответ¬
ственности  монарха  за  выбор  чиновников:  король  наставляет  «заботиться  и
иметь  хороших  прево  и  бальи,  часто  проверяя  их»11.  В  комментариях  Нико¬
ла  Орезма  к  переводу  «Политики»  Аристотеля  подчеркивается  суверенное
право  короля  распоряжаться  всеми  должностями  в  королевстве:  «И  государь
имеет  суверенитет  в  распределении  почестей  и  служб  между  тремя  чинами,
сиречь  жрецами,  воинами  и  советниками»12.  В  трактате  «Сновидение  садов¬
ника»  в  число  суверенных  прав  монарха  включалось  «знание  людей,  назна¬
чаемых  и  делегируемых  хранить  его  суверенитет  и  его  компетенцию,  и  так¬
же  всех  королевских  чиновников»13.  Филипп  де  Мезьер  объясняет  Карлу  VI,
«как  мудро  и  здраво  ты  должен  выбирать  твоих  советников,  твоих  чиновни¬
ков  и  твоих  служителей»,  предлагая  весьма  изощренную  процедуру  проверки
кандидатов  перед  назначением:  он  рекомендует  королю  не  только  тщатель¬
но  изучить  репутацию  (comune  renommé),  но  навести  справки  повсюду,  где
возможно,  предварительно  проверив  самих  «проверяющих».  Но  и  после  на¬
значения  чиновники  должны  находиться  под  неусыпным  контролем  особых
«контролеров»,  о  чьей  истинной  деятельности  должен  знать  только  король  и
его  исповедник14.  Об  ответственности  короля  за  выбор  чиновников  напомнил
в  своей  речи  перед  королем  и  знаменитый  проповедник  эпохи  Жак  Легран15.
 В  произведениях  Кристины  Пизанской  ответственность  короля  за  отбор
и  назначение  чиновников  занимает  ключевое  место.  Король  обязан  знать  их
всех  и  быть  осведомленным  об  их  нравах  и  образе  жизни;  отдельная  глава
посвящена  тому,  как  и  по  каким  критериям  король  должен  выбирать  себе  со¬
ветников,  поскольку  он  теперь  зависит  от  них  и  их  поведения,  по  которому
судят  о  нем  самом16.  В  прославлении  Карла  V  Мудрого  она  в  качестве  выдаю¬
щихся  заслуг  выделяет  его  мудрый  выбор  советников  и  чиновников.  Король
якобы  искал  по  всему  королевству  людей  самых  достойных  и  назначал  их  на
королевскую  службу;  едва  заслышав  о  ком-то  стоящем,  король  тут  же  прика¬
зывал  его  найти  и  давал  ему  соответствующую  должность17.
 Та  же  тема  монополии  короля  в  отборе  чиновников  и  его  ответственнос¬
ти  за  этот  выбор  звучит  в  анонимном  трактате,  написанном  в  разгар  граж¬
данской  войны  и  английской  агрессии.  Автор  призывает  короля  назначать  на
должности  лишь  достойных  людей  и  изгнать  вредных  для  государства  чи¬
 11 	«Soies  diligens  d’avoir  bon  prevos  et  bon  baillis,  et  enquier  souvent  d’eus  et  de  ceus  de  ton
hostel»  (Le  texte  primitif  des  Enseignements...  P.  245,  N  24).
 12 	«Et  que  cest  prince  ait  la  soveraineté  quant  a  la  distribution  des  honneurs  et  des  offices  sus  les
iii  membres  desus  dit,  ce  est  assavoir  gens  sacerdotales,  gens  d’armes  et  gens  de  conseil»  (Oresme  N.
Le  livre  de  Politique...  P.  311  /269  d).
 13 	«le  Roy  doit  avoir  la  cognoissance  dez  personnes  ordenees  et  deputees  a  garder  sa  souverai¬
neté  et  son  ressort  et  aussi  de  touz  officiers  royaux»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  202).
 14 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  328,  338.
 15 	«Advisiez  bien  diligemment  Testât  des  princes:  quels  gens  ils  ont  avecques  eulx»  (LegrandJ.
Sermon.  P.  472,  N  150).
 16 	«ceulx  qui  par  lui  seront  commis  es  offices»;  «quels  conseilliers  le  prince  doit  prendre»;  «c’est
une  chose  qui  moult  est  préjudiciables  en  royaume  ou  seigneurie  que  mauvais  menistres  et  officiers  et
qui  moult  donnent  de  blasme»  (Pisan  Ch.  de.  Le  livre  du  corps  de  policie.  P.  16,  34-35,  39).
 17 	Pisan  Ch.  de.  Le  Livre  des  faits  et  bonnes  moeurs  du  roi  Charles  V  le  Sage.  T.  I.  P.  61;  повто¬
рено  в  «Книге  о  мире»:  «par  tout  ou  il  oyait  parler  des  bons,  les  envoioit  querre  et  avoir  les  vouloit,
fust  en  l’office  des  armes,  fust  en  science  ou  en  autres  vertus»  (Eadem.  Le  livre  de  la  paix.  P.  103).
 200

новников,  по  сути  обвиняя  Карла  VI  в  неподобающем  отборе  служителей18.
В  «Совете  Изабо  Баварской»,  относящемся  к  периоду  безвластия  в  Париже
при  двойной  монархии,  автор  с  той  же  убежденностью  настаивает  на  исклю¬
чительном  праве  государя  выбирать  на  службу  и  возвышать  людей,  советуя,
как  добиться  лучшего  отбора,  и  обращая  внимание  на  его  ответственность  за
этот  выбор19.
 В  двух  трактатах  -  «Похвале  Карлу  VII»  Анри  Бода  и  «Истории  Карла  VII»
Тома  Базена  -  главным  предметом  восхваления  оказывается  его  умение  от¬
бирать  лучших  людей  к  себе  на  службу.  Анри  Бод  уверяет,  что  Карл  VII  не
назначал  чиновника,  если  не  знал  его  лично  или  не  был  хорошо  осведом¬
лен  о  нем.  В  результате  «служители  и  чиновники  его  Дома  все  были  людьми
достойными  и  преисполненным  мудрости».  По  образцу  Карла  V  Мудрого  в
трактовке  Кристины  Пизанской  Карл  VII  якобы  искал  повсюду  в  королевс¬
тве  лучших  людей  и  назначал  их  на  должности  «согласно  призванию».  Тот
же  панегирик  с  целью  создать  негативный  контраст  с  Людовиком  XI  дает  и
Тома  Базен,  хваля  Карла  VII  в  том  числе  и  за  правильный  отбор  служителей,
которых  он  разыскивал  по  всей  стране,  едва  заслышав  об  их  достоинствах20.
В  конце  XV  в.  мы  находим  в  неизменном  виде  все  тот  же  топос  -  поиск  коро¬
лем  по  всему  королевству  достойных  служителей21.  Раз  король  сам  выбирает
советников  и  сам  отвечает  за  этот  выбор,  немаловажное  значение  приобрета¬
ет  процедура  отбора,  само  появление  которой  уже  свидетельствует  о  транс¬
формации  характера  королевской  власти  в  сторону  публично-правовых  начал
и  о  новых  требованиях  профессионального  свойства  к  чиновникам,  бывшим
прежде  доверенными  слугами  короля.
 Самой  законной,  справедливой  и  разумной  формой  замещения  вакансий
считалась  практика  выбора  королями  наиболее  достойных  людей.  Что  же
касается  деталей  этого  выбора,  то  они  фигурируют  только  в  произведениях
тех  авторов,  кто  не  понаслышке  знал  конкретные  процедуры  и  был  близок
к  сфере  власти.  Так,  Мезьер  осуждает  порочную  практику,  когда  выбор  ко¬
роля  основывался  на  ложной  информации  заинтересованных  лиц  и  на  бой¬
ких  ответах  кандидата  («как  на  экзамене  в  университете»),  которые  нередко
вводят  в  заблуждение  несведущего  в  профессиональных  критериях  правите¬
ля.  Кристина  Пизанская  основной  акцент  делает  на  самом  принципе  отбора,
т.е.  всестороннем  изучении  кандидата.  В  трактате  Анри  Бода  прямо  описана
 18 	«Ne  mettey  point  telz  mechantes  gens  en  votre  gouvernement  comme  vous  avez  acoustumé.
Prenez  et  retenez  par  devers  vous  pour  vous  gouvernez  preux,  sages  et  ancien  chevaliers»  (Débats  et
appointement.  P.  78).
 19 	«Item,  le  roy  doit  promovoir  les  bons  et  non  exalter  les  mauvais  ne  ceulx  qui  se  ingerent  à
demander  plus  grans  offices  et  estaz.  Qu’ilz  ne  sont  dignes  et  qu’ilz  ne  saront  gouverner»  (Advis.
P.  144,  N  52).
 20 	Baude  H.  Eloge.  P.  130,  133-134;  «et  colebat  et  diligebat,  Studium  adhibens  ut  ydoneis  per-
sonis  et  de  fidei  integritate  jurisque  pericia  et  probatis  moribus  commendatis  easdem  impleret  et,  ali-
quibus  deficientibus,  hujuscemodi  meritorum  alios  sufficeret  atque  surrogaret»  {Basin  Th.  Histoire
de  Charles  VII.  T.  2.  P.  299,  368-369).
 21 	«le  prince  doit  faire  quérir  par  tout  son  pays  le  plus  metables  personnacge  qu’il  pourra  grand
clerc  et  proudonme,  luy  donner  la  place  que  vacque»  {Balsac  R.de.  Traité.  P.  222.  N  45).  В  ходе  дис¬
куссии  депутатов  на  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  правление  Карла  VII  вновь  приводится  в  качестве
образца,  особенно  за  то,  что  он  выбирал  себе  в  служители  наиболее  достойных  и  доблестных
людей  (Masselin  J.  Journal.  P.  352).
 201

процедура,  предусмотренная  ордонансами:  «Когда  в  судах  Парламента  появ¬
лялась  вакансия  президента  или  советника,  король  писал  судьям,  чтобы  они
прислали  ему  имена  трех  наиболее  достойных  и  подходящих  по  их  представ¬
лению  для  этой  должности  людей,  и  после  этого  выбирал  одного,  наиболее
состоятельного  и  подходящего»22.
 Итак  отметим,  что  с  эпохи  Людовика  IX  Святого  и  вплоть  до  конца  XV  в.
параллельно  с  возникающими  бюрократическими  процедурами  комплекто¬
вания  представление  о  прерогативе  короля  самому  избирать  своих  служите¬
лей  и  отвечать  за  этот  выбор  остается  неизменным.  Сохранение  этого  фунда¬
ментального  для  монархической  власти  представления  о  личной  взаимосвязи
короля  и  его  служителей  рисует  более  объемную  и  сложную  картину  ком¬
плектования  исполнительного  аппарата  формирующегося  государства,  чем
принято  думать.  Король  изначально  был  и  остался  главным  игроком  на  этом
поле.
 Важно  в  этом  контексте  обратить  внимание  на  наиболее  употребитель¬
ное  обращение  короля  в  указах,  адресованных  чиновникам:  «наши  люби¬
мые  и  верные»23.  Эта  стандартная  формула  до  сих  пор  не  привлекала  внима¬
ния  исследователей.  А  между  тем,  она  несет  важную  смысловую  нагрузку.
Во-первых,  она  указывает  на  наличие  личной,  персональной  связи  служителя
с  конкретным  королем,  клятву  служить  которому  и  защищать  его  интересы
он  приносит  в  момент  вступления  в  должность.  Эта  клятва  во  многом  анало¬
гична  вассальной  клятве  верности  рыцаря  своему  сеньору24.  Второй  элемент
формулы  едва  ли  не  более  важен:  что  означает  слово  «любимые»,  используе¬
мое  как  обязательный  элемент  формуляра  королевских  писем?  На  мой  взгляд,
он  отсылает  к  одной  из  сущностных  черт  монархической  формы  правления  -
к  теме  любви  к  королю  как  одному  из  рычагов  построения  монархического
государства25.  Обозначив  эту  большую  и  перспективную  тему,  ограничусь
лишь  тем  ее  аспектом,  который  раскрывает  специфику  личностного  прин¬
ципа  комплектования:  формула  обращения  «любимые»  может  означать,  что
между  королем  и  его  служителями  должна  царить  любовь  как  фундамент  их
правильного  и  эффективного  взаимодействия26.
 22 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  327;  Pisan  Ch.  de.  Le  corps  de  policie.  P.  39;  Baude  H.  Eloge.
P.  134.
 23 	Использование  этой  формулы  обращения  (dilectus  noster  et  fidelis  /  a  mez  amez  et  feaulx
conseillers)  позволяет  квалифицировать  такие  акты  как  прямые  приказы  короля  своим  служи¬
телям.  См.:  Stein  H.  Inventaire  analytique...  P.  XI.
 24 	На  это  указывает  наличие  в  формуле  обращения  «верные»,  поскольку  верность  явля¬
лась  фундаментом  вассальной  клятвы.  О  сходстве  клятвы  чиновника  с  вассальной  клятвой  см.:
Блок  М.  Феодальное  общество.  С.  144-145;  Autrand  Fr.  Noblesse  ancienne  et  nouvelle  noblesse
dans  le  service  de  l’État  en  France.  Les  tensions  du  début  du  XVe  siècle  //  Gerarchie  economiche  e
gerarchie  sociali,  secoli  XIII-XVIII:  Atti  délia  Dodicesima  settimana  di  studi.  Pratto,  1992.  P.  631.
 25 	Автор  двух  фундаментальных  трудов  о  политических  идеях  и  представлениях  о  власти
во  Франции  XIV-XV  вв.  Ж.  Кринен  признался,  что  так  и  не  сумел  прикоснуться  к  этой  важ¬
нейшей  теме,  притом  что  со  всей  очевидностью  понял  ее  значение  для  средневековой  полити¬
ческой  ментальности  (Krynen  J.  L’Empire  du  roi.  P.  458).
 26 	Как  на  специфику  начального  этапа  формирования  государства,  на  тему  любви  обращал
внимание  и  П.  Бурдьё:  «власть  покоится  на  личных  и  аффективных  связях,  определяемых  как
верность,  любовь,  доверие»  (Бурдьё  П.  От  «королевского  дома»  к  государственному  интере¬
су...  С.  259).
 202

Это  мое  предположение  находит  подтверждение  в  текстах  королевских
указов.  Так,  важнейший  указ  от  28  мая  1359  г.,  восстанавливая  на  должностях
смещенных  в  ходе  восстания  Этьена  Марселя  22  чиновников,  возвращал  им
и  любовь  государя27.  Через  полгода,  когда  Карл  провел  реорганизацию  коро¬
левской  администрации,  в  указе  о  сокращении  чиновников  вновь  появляется
тема  любви:  «Мы  сохраняем  в  любви,  в  милости  и  в  запасе  монсеньора  (коро¬
ля)  и  нашей  персоны  тех,  кто  по  сокращению  численности,  сделанной  нашим
ордонансом,  не  остаются  больше  на  должностях»28.
 Уже  при  Иоанне  II  Добром  обозначилась  личная  доверительная  связь  ко¬
роля  и  его  служителей,  определявших  политику  короны29.  Правление  Карла
V  Мудрого  стало  переломным  во  взаимоотношениях  короля  Франции  и  его
чиновников.  Отныне  их  влияние  в  сфере  управления  становится  неоспори¬
мым,  и  зависимость  правителя  от  них  получает  символический  противовес  в
виде  особой  любви,  связывающей  их.  Показательно,  что  тема  любви  короля  и
его  служителей  появляется  и  в  политических  трактатах  с  правления  Карла  V
Мудрого.  Наряду  с  классическим  пассажем  из  Кристины  Пизанской  о  том,
как  король  любил  слушать  своих  советников,  приведу  свидетельство  автора
«Хроники  первых  четырех  Валуа».  В  панегирике  умершему  Карлу  V  Мудро¬
му  автор  в  число  его  похвальных  достоинств  включает  и  то,  что  он  «очень
любил  своих  чиновников  и  очень  их  возвеличивал»30.  Такая  особая  довери¬
тельная  близость  между  королем  Франции  и  его  служителями  с  тех  пор  вхо¬
дит  в  обязательный  набор  качеств  похвального  правления31.
 Монарх  не  только  оплачивал  службу  чиновников  из  доходов  казны,  т.е.
кормил  их  на  свое,  он  одевал  их  в  соответствующее  ливрейное  одеяние  (или
выдавал  эквивалентную  сумму  денег),  что  являлось  знаком  тесной  личной
связи  служителей  короны  с  персоной  монарха32.  Весьма  красноречив  в  этом
контексте  эпизод  периода  кризиса  середины  XIV  в.  Когда  под  нажимом  де¬
путатов  Штатов,  подкрепленным  вооруженными  действиями  парижан,  до¬
фин  Карл  в  феврале  1358  г.  был  вынужден  вытерпеть  унижение  королевского
достоинства  -  надеть  на  голову  убор  сине-красных  цветов  (герба  Парижа)  в
знак  солидарности  с  совершенным  на  его  глазах  убийством  двух  маршалов,
главы  восстания  этим  не  ограничились.  Они  отправили  Карлу  «сукно  двух
 27 	«И  таково  было  и  всегда  оставалось  наше  твердое  намерение,  и  этих  чиновников  и  со¬
ветников  из-за  лишения  (должности)  мы  в  нашем  сердце  не  лишали  нашей  любви,  но  желали
всегда,  как  только  сможем,  вернуть  к  себе,  иметь  и  охранять  в  статусе  (Estaz)»(ORF.  III.  348).
Это  решение  показательно  и  по  своей  форме:  восстановление  было  осуществлено  не  ордонан¬
сом,  а  именно  указом  короля,  что  подчеркивало  его  суверенное  право  вернуть  на  должности
чиновников.  Об  этом  см.:  Rigaudière  A.  Penser  et  construire  l’État...  P.  488^89.
 28 	«Nous  retenons  en  l’amour,  en  la  grace  et  en  la  provision»  (ORF.  III.  389).
 29 	В  этой  связи  весьма  ценно  наблюдение  Р.  Казеля  об  особой  любви  короля  Иоанна  Доб¬
рого  к  своим  ближайшим  чиновникам,  что  отражалось  в  их  переписке,  где  использовались
даже  уменьшительно-ласкательные  слова.  См.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  cou¬
ronne...  P.  45.
 30 	«moult  ama  ses  officiers  et  moult  les  accroissoit»  (Chronique  des  quatre  premiers  Valois.
P.  288).
 31 	Позднее  Тома  Базен  подчеркивал,  как  Карла  VII  «очень  любили  его  чиновники»:  «Unde
miro  modo  ad  officiariis  regni  carus  habebatur»  {Basin  Th.  Histoire  de  Charles  VII.  T.  2.  P.  303).
 32 	Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement  de  Paris...  P.  173-187;  Quicherat  J.  Histoire  du
costume  en  France  depuis  les  temps  les  plus  reculés  jusqu’à  la  fin  du  XVIII  siècle.  P.,  1875.  P.  314—
325.
 203

цветов  -  синего  и  красного,  чтобы  герцог  мог  сделать  шапки  для  себя  и  своих
людей,...  и  так  он  поступил,  и  носил  эту  шапку,  как  и  его  люди,  из  Парламен¬
та  и  других  палат  Дворца,  и  все  остальные  чиновники,  бывшие  в  Париже»33.
Восставшие  не  из  пустой  прихоти  и  бравады  потребовали  распространить
знаки  отличия  дофина  на  его  чиновников  как  форму  подчинения  их  власти,
но  обнаружили  тем  самым  представление  об  одинаковом  по  цвету  одея¬
нии  как  о  демонстрации  нерасторжимой  личной  связи  правителя  и  его  слу¬
жителей.
 Эта  нерасторжимая  связь,  легитимирующая  властные  полномочия  чинов¬
ников,  с  особой  силой  проявлялась  в  каждом  кризисе  власти.  Важнейшим
среди  них  в  исследуемый  период  стала  королевская  схизма,  расколовшая  в
1418  г.  страну  на  две  части  -  под  властью  Карла  VI  и  его  сына,  будущего  Кар¬
ла  VII.  В  обоих  лагерях  только  персона  монарха  легитимировала  параллель¬
ные  органы  власти  в  Париже  и  в  Пуатье.  Не  случайно  в  момент  вступления
в  Париж  войск  герцога  Бургундского  в  ночь  с  29  на  30  мая  1418  г.  в  панике
бежавшие  чиновники-«арманьяки»  приложили  максимум  усилий,  чтобы  за¬
получить  в  свои  руки  дофина  Карла  в  качестве  гарантии  их  политического
будущего34.  Оставшиеся  в  Париже  чиновники  вскоре  столкнулись  с  не  мень¬
шей  проблемой:  пребывание  малолетнего  короля  соединенного  королевства
Генриха  VI  в  Англии  лишало  их  власть  главного  компонента  легитимности35.
После  возвращения  Парижа  под  руку  Карла  VII  он  не  жаловал  столицу  час¬
тым  пребыванием,  что  ставило  его  служителей  в  двусмысленное  и  неприят¬
ное  положение36.  Позднее  в  сложных  перипетиях  взаимоотношений  Карла  VII
с  сыном,  на  которых  умело  играл  герцог  Бургундский,  персона  наследника
престола  также  являлась  главной  ставкой  в  борьбе37.
 Хотелось  бы  обратить  внимание  на  еще  одну,  не  привлекавшую  долж¬
ного  внимания  деталь,  понятную  только  в  этом  контексте.  Когда  какого-ли¬
бо  чиновника  лишали  должности  или  отправляли  в  опалу,  это  выражалось  в
форме  буквального  удаления  от  государя  на  строго  определенное  расстояние,
что  зримо  порывало  символически  важную  для  статуса  чиновника  связь  с
его  персоной.  Так,  опала  «мармузетов»  в  1392  г.  выразилась  не  только  в  их
отстранении  от  королевских  служб,  но  и  в  запрете  «приближаться  к  королю
 33 	Chroniques  des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles  V.  T.  1.  P.  151-152.  В  этом  описании  сквозит
явное  возмущение  автора  -  королевского  чиновника.
 34 	См.  подробнее  об  обстоятельствах  этого  события  и  его  подоплеке:  Цатурова  С.К.  Танги
дю  Шатель  и  успешный  заговор  чиновников  (рыцарь  на  службе  короне  Франции)  //  Человек
 XV 	столетия:  грани  идентичности.  М.,  2007.  С.  159-180.
 35 	На  этот  аспект  власти  королевской  администрации  -  присутствие  короля  -  первым  об¬
ратил  внимание  исследователей  Б.  Гене:  он,  в  частности,  предостерегал  от  упрощенного  по¬
нимания  автономизации  бюрократического  поля  власти  от  персоны  монарха  и  от  недооцен¬
ки  фактора  личного  присутствия  короля  как  гаранта  легитимности  деятельности  чиновников.
См.:  Guenée  В.  Paris  et  la  cour  du  roi  de  France  au  XIVe  siècle  //  Villes,  bonnes  villes,  cités  et  capita¬
les:  Études  d’histoire  urbaine  (XIIe-XVIIIe  siècles)  offerts  à  Bernard  Chevalier  /  Éd.  par  M.  Bourin.
Tours,  1989.  P.  259-265.
 36 	Отголоском  их  обиды  и  тревог  звучит  пассаж  из  обращения  к  королю  Жана  Жувеналя,
который  прямо  упрекал  монарха  в  нежелании  жить  в  столице  {Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.
P.  370).
 37 	Жиль  Jle  Бувье  пишет  в  своей  хронике  о  происках  сторонников  герцога  Бургундского
захватить  Людовика  в  свои  руки:  «de  mectre  monseigneur  le  daulphin  en  leurs  mains...  et  ainsi  par
ce  moien  cuidoient  et  vouloient  avoir  le  gouvernement  de  ce  royaume»  {Le  Bouvier  G.  Les  chroni¬
ques.  P.  213).
 204

ближе,  чем  на  40  лье».  То  же  самое  наказание  постигло  Жака  Кёра:  ему  было
запрещено  «под  страхом  ареста  и  конфискации  имущества»  приближаться
к  персоне  короля  менее,  чем  на  10  лье;  в  1456  г.  Гийом  Гуффье,  первый  ка¬
мергер  Карла  VII,  был  приговорен  к  отстранению  от  службы  и  к  «изгнанию
на  30  лье  от  персоны  короля».  В  этом  же  ракурсе  следует  рассматривать  и
свидетельство  Анри  Бода:  хваля  покойного  короля  за  правильный  выбор  со¬
ветников,  он  отмечает  как  важное  его  достоинство,  что,  «когда  кто-то  из  его
слуг,  чиновников  и  других  был  уличен  в  неких  проступках  и  просил  у  него
прощения,  он  охотно  давал  его,  но  никогда  не  желал  более  его  видеть  рядом
со  своей  персоной»38.
 Еще  более  убедительно  о  нерасторжимой  связи  чиновников  с  персоной
монарха  свидетельствует  практика  комплектования.  Прежде  всего,  для  по¬
лучения  должности  человек  должен  был  сначала  обратиться  к  королю  с  про¬
сьбой.  Хотя  эти  просьбы  нигде  не  регистрировались  и  могли  подаваться  в
устной  форме,  к  этой  обязательной  процедуре  отсылает  сам  термин,  обозна¬
чающий  получение  должности  -  impetratio,  взятый  на  вооружение  королев¬
скими  юристами  из  арсенала  церковной  администрации  и  обозначавший  по¬
тенциальный  «дар  короля»  (lettres  de  don)  человеку  занять  эту  должность39.
Таким  образом,  все  королевские  письма  о  даровании  права  на  получение
должностей  являлись  ответом  короля  на  прошение.  Особенность  этих  писем
состояла  в  том,  что  они  не  означали  автоматического  зачисления  человека  на
службу,  поскольку  для  этого  со  временем  надо  было  пройти  определенные
процедуры:  дождаться  появления  вакансии,  выдержать  конкурсный  отбор,
зарегистрировать  письмо  в  Парламенте  и  в  Палате  счетов  и  вступить  в  долж¬
ность  через  присягу  (клятву).  Именно  поэтому  позднее  эти  указы  называют¬
ся  lettres  de  provision  (запас  или  резерв),  поскольку  благодаря  этому  письму
человек  лишь  включался  в  группу  потенциальных  кадров  администрации.  Но
без  такого  королевского  письма  человек  не  допускался  к  должности  вообще.
 В  формуляре  королевского  указа  запечатлен  личностный  принцип  при
комплектовании  королевской  администрации:  обязательная  формула  -  «пока
нам  это  угодно»,  «поскольку  нам  это  угодно»,  «ибо  таково  наше  желание»40.
Даже  при  уступке  должностей  в  письме  значилась  аналогичная  формула:
quamdiu  nobis  placuerit41.
 В  сборнике  Одара  Моршена  содержится  комментарий  к  такому  форму¬
ляру  указов:  «эта  формула  включается  во  все  дарования  служб...  поскольку
это  службы  постоянные,  от  одного  короля  к  другому  (переходящие),  если  не
нарушены  обязательства»42.  По  сути,  эта  формула  нужна  для  ограничения
 38 	Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  2.  P.  29;  ChartierJ.  Chroniques  de  Charles  VII.  T.  3.
P.  43,  54;  Baude  H.  Eloge.  P.  130.
 39 	Юридический  термин  impetratio  использовался  в  каноническом  праве  для  квалифика¬
ции  факта  получения  церковного  бенефиция.  См.:  AutrandFr.  Offices  et  officiers...  P.  316;  Mat-
téoni  O.  «Plaise  au  roi».  P.  282-284.
 40 	«tant  comme  il  nous  plaira»  {Morel  O.  La  grande  chancellerie...  P.  541.  N  34);  «il  Nous
plaist»;  «quamdiu  nostre  placuerit  voluntati»;  «car  tel  est  nostre  plaisir»  {Morchesne  O.  Formulaire.
P.  186.  N  6.  2;  P.  205,  210.  N  7.  12.  P.  213.  N  7.15).
 41 	Martin  O.  La  nomination  aux  offices  royaux  au  XIVe  siècle  d’après  les  pratiques 	de  la 	Chan¬
cellerie  Il  Mélanges  Paul  Fournier.  P.,  1929.  P.  487-501  (особ. 	P.  498,  Not.  54).
 42 	«Item  nota  celle  clause  tant  qu  ’il  nous  plaira,  car  elle 	se  met  en  tous  dons 	d’offices 	qui 	se
 seellent  en  chancellerie...  pour  ce  que  ce  sont  offices  perpetuelz  de  roy  en  roy  qui  ne  les  forfait»
{Morchesne  O.  Formulaire.  P.  206.  N  7.8.e).
 205

сроков  службы  или  для  возможности  маневра  короля,  могущего  заменить  чи¬
новника.  Она,  как  ясно  следует  из  комментария  Моршена,  стала  особенно
актуальна  после  фиксации  штата  ведомств  и  служб  короны  Франции,  сделав¬
шей  должности  постоянными.
 В  этом  контексте  рассматривать  внедрение  процедур  конкурсного  отбора
как  фактор  уменьшения  власти  монарха  непродуктивно  прежде  всего  потому,
что  они  были  введены  самим  королем  Карлом  V  в  согласии  с  программой  уси¬
ления  суверенитета  королевской  власти,  вдохновленной  идеями  Аристотеля.
Важно,  что  впервые  выборы  состоялись  на  высшую  должность  в  королевской
администрации  и  на  место  ближайшего  к  персоне  монарха  чиновника  -  канц¬
лера  Франции.  В  начале  1372  г.  канцлер  Жан  де  Дорман  стал  епископом  Бовэ,
вследствие  чего  21  февраля  на  Королевском  совете  с  участием  представите¬
лей  других  ведомств  (Парламента  и  Палаты  счетов)  был  избран  канцлером
его  брат  Гийом  де  Дорман;  вскоре  по  смерти  обоих  братьев  20  ноября  1373  г.
вновь  состоялись  выборы,  и  большинство  голосов  на  Совете  получил  Пьер
д’Оржемон43.  Затем  эта  практика  была  распространена  на  все  должности  в
Парламенте,  Палате  счетов,  а  к  началу  XV  в.  на  местный  судебно-админист¬
ративный  аппарат.
 О  суверенной  прерогативе  монарха  выбирать  своих  служителей  даже  в
период  внедрения  процедуры  конкурсного  отбора  свидетельствует  и  диамет¬
рально  противоположная  реакция  парламентариев  на  вмешательство  высшей
знати  и  монарха  в  комплектование.  Изучив  подробно  все  подобного  рода  кон¬
фликты  в  Парламенте  в  первой  трети  XV  в.,  мне  удалось  обнаружить  сле¬
дующее:  если  в  первом  случае  его  реакция  была  однозначно  негативной,  то
при  прямом  вмешательстве  короля  верховный  суд  ограничивался  только  на¬
мерением  соблюсти  процедуру  выборов.  Разумеется,  в  этот  драматичный  пе¬
риод  болезни  короля  и  обострившейся  борьбы  кланов  Парламент  с  большей
решительностью  отстаивал  принцип  автономности  бюрократической  сферы
не  только  от  незаконного  давления  извне,  но  и  от  необдуманных  решений
монарха,  однако  исчерпав  все  имеющиеся  в  арсенале  средства,  верховный
суд  вынужден  был  сдаваться  и  признавать,  что  право  короля  в  этой  облас¬
ти  ничем  не  ограничено44.  Секретарь  Парламента  по  гражданским  делам
Никола  де  Бай  записал  на  полях  протокола,  где  описан  конфликт  в  1403  г.
вокруг  должностей  первого  и  третьего  президентов:  «Король  выше  выбо¬
ров»,  и  это  свидетельство  знатока  права  и  парламентских  процедур  дорогого
стоит45.
 К  тому  же,  внедрение  бюрократических  процедур  комплектования  не  ме¬
няло  временного  характера  королевских  служб,  и  чем  выше  был  статус  этой
службы,  тем  менее  стабильной  она  была.  Ярчайший  пример  тому  -  долж¬
ность  канцлера  (хранителя  печати).  Как  глава  всей  гражданской  админис¬
трации  и  «уста  короля»,  канцлер  был  ближайшим  к  персоне  монарха  слу¬
жителем.  И  в  выборе  этого  ближайшего  доверенного  лица  король  Франции
не  был  связан  никакими  правилами,  здесь  его  «желание»  было  абсолютным
 43 	Luce  S.  Le  principe  électif,  les  traductions  d’Aristote  et  les  parvenus  au  XIV  siècle.  P.  179—
202;  Idem.  De  l’élection  au  scrutine  de  deux  chanceliers  de  France  //  RH.  1881.  T.  XVI.  P.  91-102.
 44 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  69-78.
 45 	«Rex  est  supra  electionem»  (JNB.  T.  I.  P.  64).
 206

законом.  Короли  не  только  по  своему  желанию  (ad  nutum)  выбирали  канцлера,
но  и  могли  без  всяких  объяснений  его  сместить.  Так,  при  Филиппе  VI  Валуа
на  этой  должности  перебывало  девять  человек46.  Хотя  с  правления  Карла  V
Мудрого  должность  канцлера  замещается  выборами,  в  период  англо-бургинь-
онского  правления  ее  получал  только  тот,  кто  был  угоден  государю47.  Иными
словами,  король  Франции  был  и  оставался  верховным  распорядителем  всех
должностей  в  своей  администрации  и  мог  назначить  любого  угодного  ему
человека,  презрев  внедренные  короной  бюрократические  процедуры  комп¬
лектования48.
 Воцарение  нетерпимого  к  соратникам  отца,  авторитарного  и  преиспол¬
ненного  сознанием  величия  миссии  монарха  Людовика  XI  лишь  обострило
заложенный  изначально  конфликт  двух  принципов  комплектования.  Всякий
раз,  когда  возникала  коллизия  с  верховными  ведомствами  по  поводу  того  или
иного  назначения,  Людовик  XI  в  своих  письмах-приказах  настойчиво  ссы¬
лался  на  свое  монопольное  право  распоряжаться  королевскими  должнос¬
тями.  Так,  19  января  1478  г.  король  дал  пост  главного  судебного  пристава
Парламента  Луи  Буржуа,  сместив  без  объяснения  причин  Алена  де  Ла  Круа.
Однако  Парламент  отказался  принять  это  назначение  и  решил  разобраться
в  мотивах  смещения.  18  февраля  того  же  года  король  направляет  ему  при¬
каз,  теперь  уже  с  угрозами:  «поскольку  наше  желание  состоит  в  том,  чтобы
этот  Луи  Буржуа  обладал  и  владел  этой  должностью,  а  никто  другой,  мы  вам
вновь  приказываем  немедленно  по  получении  этого  письма  и  без  всяких  ого¬
ворок»  принять  его  на  службу.  Парламент  не  сдался  и  на  этот  раз,  и  спустя
полтора  месяца  король  пишет  новое  письмо,  где  прямо  заявляет,  что  «такова
наша  воля,  чтобы  он  и  никто  другой...,  и  не  желаем  более  видеть  на  своей
службе  Алена  де  Ла  Круа»,  и  «мы  желаем  иметь  служителей  по  нашей  воле,
а  не  по  вашей».  Но  и  в  конце  июля  это  назначение  все  еще  не  состоялось,  и
Людовик  XI  составляет  уже  четвертое  письмо,  в  котором  угрожает  Парламен¬
ту:  «если  вы  этого  не  сделаете,  мы  заставим  вас  это  сделать  и  дадим  понять
наше  неудовольствие»49.
 В  том  же  1478  г.  указом  от  6  марта  Людовик  XI  дал  должность  бальи
Мелёна  Филиппу  де  Кампреми,  а  Парламент  отказывался  принимать  от  него
присягу,  ссылаясь  на  иск  другого  претендента  -  Пьера  Обера,  имеющего  ана¬
логичное  письмо-дар  от  короля.  На  этот  раз  после  получения  гневного  письма
 46 	О  практике  смещения  канцлеров  по  воле  короля  см.:  BNF.  Clairambaut.  823.  F.  42-54v.
См.  подробнее:  Tessier  G.  Diplomatique  royale...  P.  137-141.  Не  случайно  даже  после  введения
полетты  наиболее  близкие  к  персоне  короля  должности  (в  Парламенте  -  первый  президент,
генеральный  прокурор)  не  продавались  и  были  «отзываемыми».
 47 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  145-148.
 48 	Случаи  открытого  применения  принципа  Quod  principi  placuit  см.:  AN  U  497.  F.  6,  281,
835;  ORF.  XI.  29,  95;  XV.  498;  XVI.  53,  480-482;  XVII.  10-11.
 49 	«Et  pour  ce  que  nostre  voulloir  que  ledit  Loys  Bourgeoys  ait  et  possédé  ledit  office,  et  non
autre,  nous  vous  mandons  derechef  que,  incontinant  ces  lectres  veues  et  sans  quelconque  excusa-
cion...  le  mectez  en  poccession  et  saisine  dudit  office»;  «vous  advertissons  que  ne  voulons  plus  estre
servy  dudit  Alain»;  «car  nostre  plaisir  est  qu’il  en  joysse  et  non  autre...  car  nous  entendons  estre  servi
à  nostre  plaisir  et  non  pas  au  vostre»;  «si  vous  ne  le  faictes,  nous  le  vous  feront  bien  faire,  et  vous
monstrerons  qu’il  nous  en  déplaira»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  302-303,  326-327;  T.  7.  P.  13-14,
125).
 207

от  Людовика  XI  верховный  суд  подчинился,  вписав,  как  обычно,  в  протокол
факт  подчинения  прямому  приказу  короля50.
 Вновь  королю  приходится  напоминать  членам  Парламента  о  том,  кто
распоряжается  королевскими  должностями,  в  1479  г.:  Людовик  XI  назначил
Гийома  де  ла  Э,  главу  Палаты  прошений  Дворца,  пятым  президентом  Пар¬
ламента,  но  там  чинили  этому  препятствия.  В  своем  приказе  король  недвус¬
мысленно  ссылается  на  свои  прерогативы:  «ибо  нам  принадлежит  (право)
создавать  и  раздавать  наши  службы  и  чины  по  нашему  желанию  и  так  мы
рассудили  поступить.  Не  допустите  ошибки,  иначе  мы  дадим  вам  почувство¬
вать,  что  мы  недовольны»51.  Долгий  конфликт  с  этим  ведомством  возник  у
короля  в  связи  с  отстранением  от  должности  Гийома  Ледюка  по  подозрению
в  сочувствии  врагу  Людовика  XI  герцогу  Немурскому.  Парламент  всячески
пытался  смягчить  гнев  короля  и  отстоять  интересы  коллеги,  но  Людовик  XI
оставался  непреклонен,  из  раза  в  раз  в  своих  письмах  настаивая  на  праве  рас¬
поряжаться  должностями52.
 Аналогичный  конфликт  произошел  в  1481  г.  по  поводу  назначения  Лю¬
довиком  XI  Франсуа  Перро  секретарем  по  уголовным  делам  в  Парламенте,
при  этом  без  всяких  законных  поводов  был  отстранен  прежний  секретарь
Гуго  Аллигре.  Королю  пришлось  дважды  писать  в  Парламент  письма-прика-
зы  с  объяснениями  мотивов  своего  решения.  В  итоге  король  в  приказном  по¬
рядке  потребовал  принять  Франсуа  Перро,  напомнив,  что  члены  Парламента
«не  должны  идти  против  воли  монарха».  И  они,  скрепя  сердце,  подчинились,
вписав  в  протокол  все  перипетии  конфликта  и  свою  оппозицию,  объяснив
подчинение  исключительно  желанием  угодить  государю.  Но  при  первой  же
возможности  Парламент  спустя  три  года  восстановил  в  правах  отстраненно¬
го  Аллигре53.
 Та  же  история  повторилась  в  1482  г.  по  случаю  назначения  королем  Жана
Ами  судебным  приставом  в  Парламент,  которого  там  отказались  принять  воп¬
реки  «желанию  и  намерению»  (nostre  vouloir  et  intention)  короля,  a  также  в
связи  с  назначением  Никола  Русселена  ординарным  приставом  Парламента.
В  ответ  на  оппозицию  верховного  суда  последнему  назначению  Людовик  XI
вновь  напоминает:  «поскольку  наше  желание  в  том,  чтобы  этот  Никола  Рус-
селен,  и  никто  другой,  пользовался  беспрепятственно  этой  должностью,...  мы
желаем,  вам  приказываем  и  недвусмысленно  предписываем  принять  его  на
службу»54.
 В  приведенных  казусах  мы  сталкиваемся  с  оборотной  стороной  пробле¬
мы:  суверенное  право  короля  назначать  всех  своих  служителей  естественным
 50 	«ex  precepto  domini  nostri  regis  iteratis  vicibus  facto»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  338—
339).
 51 	«car  c’est  à  nous  de  faire  et  disposer  de  noz  offices  et  estaz  à  nostre  plaisir,  et  ainsi  sommes
deliberez  le  faire.  Si  n’y  faictes  faulte,  ou  autrement  vous  donnerons  à  congnoistre  que  n’en  serons
contens»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  7.  P.  231-232).
 52 	«car  nous  le  voulons  et  entendons  ainsi»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.  P.  25-26,  165-167,  186—
187,  205-206).  Письма  от  11  июня  1479  г.,  23  марта,  6  и  26  мая  1480  г.
 53 	«ne  devez  aller  au  contraire  de  nostre  vouloir»;  «qu’on  doubtoit  lui  deplaire,  on  receust  ledit
maistre  François»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  93-95,  230-231).
 54 	«Et  pour  ce  que  nostre  plaisir  est  que  ledit  Nicolas  Rousselin,  et  non  autre,  joisse  paisible¬
ment  dudit  office...  nous  voulons,vous  mandons  et  expressement  enjoignant...  recepvez  et  instituez»
(Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  180-181,  194-195,  249,  264-265).
 208

образом  имело  следствием  право  сместить  любого  из  них.  Фундамент  это¬
го  права  был  заложен  самой  формулой  назначения  чиновника:  «пока  он  нам
угоден»,  «поскольку  нам  так  угодно»,  -  подчеркивавшей  временность  функ¬
ций55.  И  действительно,  практика  показывает,  что  смещения  чиновников
представали  обычным  делом.  Прежде  всего,  они  диктовались  должностными
преступлениями.  Архивы  Парламента  полны  приговорами  об  отстранении
королевских  чиновников  за  те  или  иные  проступки  или  предательство  инте¬
ресов  короля,  причем  чаще  всего  они  лишались  королевской  службы  навсегда
(privation  perpetuelle  de  tout  office  royal,  à  tousjours,  à  jamais)56.
 Все  подобные  смещения,  казалось  бы,  не  противоречили  обычному  пра¬
ву,  допускающему  разрыв  контракта  из-за  доказанной  нелояльности.  Однако
право  короля  отстранять  любого  из  своих  служителей  ничем  не  ограничива¬
лось,  и  он  мог  удалить  и  удалял  по  своему  «желанию»  (ad  nutum)  чиновни¬
ков  любого  ранга.  Одной  из  традиционных  форм  смещения  являлось  сокра¬
щение  ординарного  штата  должностей.  Так,  в  мае  1350  г.  число  мэтров  вод
и  лесов  было  уменьшено  до  двух  человек,  а  все  остальные  «отстранялись»
(ostez  et  rabattre);  указ  от  12  сентября  1467  г.,  определивший  состав  Налого¬
вой  палаты  в  Монпелье,  одновременно  с  назначением  пяти  советников  сме¬
щал  «всех  прочих,  кому  ранее  дали  эти  службы»57.  Показательно,  что  объяс¬
нять  причину  отстранения  король  был  вовсе  не  обязан  и  часто  не  утруждал
себя  этим38.
 Чаще  всего  причиной  отстранений  являлась  бесконтрольная  выдача  коро¬
лем  писем-даров  на  должности,  например  указ  Карла  VI  от  29  октября  1415  г.
отменил  все  дары  на  должности,  освободившиеся  из-за  крупных  потерь  лич¬
ного  состава  в  битве  при  Азенкуре;  или  акт  Карла  VII  от  27  мая  1450  г.  от¬
зывал  всех  чиновников,  получивших  от  короля  в  только  что  освобожденной
Нормандии  должности,  и  оставил  тех,  кто  получил  письмо  первым.  Формула
«отмены  всех  прежних  даров»  на  должности  повторена  и  в  указе  от  16  апреля
1454  г.  касательно  назначений  в  Палату  прошений  Дворца  и,  главное,  в  зна¬
менитом  указе  от  21  октября  1467  г.  о  несменяемости  должностей,  которым
король  аннулировал  прежде  выданные  письма-назначения59.
 Но  король  Франции  мог  делать  и  масштабные  отстранения  должностных
лиц  по  политическим  мотивам.  Самым  крупным  в  исследуемый  период  яви¬
лось  почти  полное  обновление  королевских  представителей  на  местах  -  сене¬
шалей  и  бальи  -  вследствие  усобиц  бургиньонов  и  арманьяков60.  Противить¬
 55 	На  эту  особенность  традиционной  формулы  назначений,  где,  как  правило,  срок  службы
не  указывался,  обращает  внимание  и  Кюблер.  См.:  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  109-110.
 56 	См.,  например:  Actes  du  Parlement  de  Paris.  T.  I.  N  2,  3,  23,  82,  128,  169,  603,  725,  896
(P.  1,  4-5,  9,  13,  18,  62,  74,  91-92);  ORF.  XV.  536-537;  XVI.  345-346;  Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.
P.  25-26;  AN  U  562.  F.  76-110.
 57 	ORF.  II.  330;  XVII.  10.  В  этой  связи  утверждение  Ф.  Отран,  что  право  короля  смещать  ad
nutum  никогда  не  использовалось,  представляется  мне  ошибочным.  См.:  AutrandFr.  Le  temps
des  professionnels...  P.  383.
 58 	Так,  15  сентября  1405  г.  Карл  VI  назначил  генеральным  советником  по  делам  налогов
Жана  Шуса,  сместив  без  всяких  объяснений  занимавшего  эту  должность  Пьера  де  Монберта
(ORF.  IX.  137).
 59 	ORF.  XII.  254;  XIV.  90-91,  279;  XVII.  323.
 60 	Эта  тема  детально  исследована  А.  Демюрже.  См.:  Demurger  A.  Guerre  civile  et  change¬
ment  du  personnel...
 209

ся  воле  короля  ни  Парламент,  ни  отстраняемые  чиновники  были  не  вправе,
и  в  протоколах  фиксируется,  что  они  «подчинились  королевскому  письму»,
«учитывая  приказ  короля»;  лишь  один  раз,  из-за  смены  сенешаля  Руэрга  4  ян¬
варя  1413  г.,  король  пожелал  объяснить  свое  решение,  сообщив  Парламенту,
что  у  него  возникли  подозрения  в  верности  смещаемого  служителя61.
 Переменчивость  судеб  королевских  служителей  в  начале  XV  в.  только
усилилась  из-за  попеременного  сближения  монарха  то  с  герцогом  Бургунд¬
ским,  то  с  герцогом  Орлеанским  и  арманьякской  партией,  так  что,  по  сви¬
детельству  монаха  из  Сен-Дени,  мудрые  люди  часто  повторяли  такие  слова,
ставшие,  можно  сказать,  поговоркой:  «службы  государевы  не  есть  наследия
или  владения  постоянные,  когда  произвольно  могут  сменяться»62.
 Кризис  власти  достигает  апогея  к  лету  1418  г.,  когда  король  Карл  VI  по¬
падает  под  власть  герцога  Бургундского,  а  после  1420  г.  -  англичан.  Указы
Карла  VI  от  июля  1418  г.  объявляли  о  роспуске  всех  чиновников  верховных
ведомств  в  Париже  и  наборе  новых63.  Хотя  чистка  аппарата  не  носила  тоталь¬
ного  характера64,  важен  сам  факт  безоговорочного  права  короля  одномомент¬
но  сместить  всех  работников  своей  администрации.
 Но,  как  уже  сказано,  король  мог  отказать  в  должности  и  каждому  свое¬
му  служителю  в  отдельности  без  объяснений  каких-либо  причин.  Указатель
к  архиву  Парламента  показывает,  насколько  подобное  не  подкрепленное  су¬
дебным  приговором  отстранение  чиновников  было  рутинной  практикой  ко¬
ролевской  администрации.  В  этом  указателе  самый  большой  раздел  касает¬
ся  именно  удалений  с  должностей,  причем  формула  их  проста  -  «смещены
без  судебной  процедуры»65.  Об  этой  практике  красноречиво  свидетельствует
сборник  Одара  Моршена,  куда  он  включил  типовое  письмо  о  назначении  чи¬
новника  при  одновременном  смещении  того,  кто  эту  должность  прежде  зани¬
мал,  с  таким  «обоснованием»:  «по  некоторым  другим  причинам,  каковые  нас
на  это  подвигли  и  подвигают,  мы  отстранили  и  отстраняем...  такого-то»66.
 Об  этом  суверенном  праве  короля  свидетельствует  и  сборник  Жана  Ле
Кока.  Оно  фигурирует  в  двух  казусах:  в  конфликте  между  новым  приором
церкви  Сен-Мартэн-де-Шан  и  смещенным  им  судейским  Никола  Блонделем
(11  марта  1389  г.)  и  в  споре  двух  претендентов,  недавно  назначенного  коро¬
лем  Жана  де  Сен-Верена  и  смещенного  им  Жана  де  Нюлли,  за  должность  ко¬
ролевского  прокурора  в  бальяже  Макона  (22  марта  1389  г.)67.  Анализируя  с
правовой  точки  зрения  аргументы  сторон  и  вынесенные  Парламентом  реше¬
 61 	ORF.  X.  459.  Видимо,  поэтому  этот  указ  и  был  зарегистрирован  в  архиве  Парламента,
попав  и  в  издание  корпуса  «ордонансов».
 62 	«dominorum  servicia  non  sunt  hereditates  vel  possessiones  perpetue,  cum  sic  ad  nutum  mu-
tentur»  (Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  1.  P.  568-571;  T.  2.  P.  26-29;  T.  5.  P.  144-145).
 63 	Besse  G.  Recueil  des  diverses  pièces  servant  à  l’histoire  du  roi  Charles  VI.  P.,  1660.  P.  223-
231.  Важно  при  этом,  что  никто  не  возражал,  так  как  оспорить  право  короля  оказывалось  не¬
возможным.  См.:  Lot  F.  et  Fawtier  R.  Histoire  des  institutions...  P.  349.
 64 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  86-90.
 65 	«otez  et  privez  sans  forme  de  justice».  Отдельно  выделены  смещения  при  Людовике  XI.
который  чаще  других  монархов  в  исследуемый  период  пользовался  этой  прерогативой
(AN  U  562.  F.  69-75;  при  Людовике  XI  -  F.  110-111).
 66 	«pour  certaines  autres  causes  qui  a  ce  nous  ont  meu  et  meuvent,  nous  avons  deschargié  et  des-
chargons  par  ces  presentes  dudit  office...  Tel»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  211  (N  7.13)).
 67 	Le  Coq  J.  Questiones.  P.  208-210  (Qu.  178);  P.  219-220  (Qu.  186).
 210

ния  (в  первом  случае  подтверждено  право  новоназначенного  главы  монасты¬
ря  смещать  судейского,  во  втором  -  смещенному  королем  де  Нюлли  отказано
в  иске),  Ле  Кок  в  качестве  главного  довода  в  пользу  этих  решений  приводит
безусловное  право  короля  назначать  и  смещать  любого  служителя  по  своему
желанию.  В  подтверждение  права  нового  приора  монастыря  назначить  дру¬
гого  судейского  он  пишет:  «Так  поступает  и  государь  наш  король,  меняя  и  от¬
зывая  своих  бальи  и  чиновников  как  пожелает,  следовательно,  и  другие  могут
так  делать»68.  Тем  более  в  конфликте  за  должность  королевского  прокурора
это  право  короля  «по  своему  желанию»  (proprio  motu)  назначать  любого  че¬
ловека  выглядело  в  глазах  королевского  адвоката  неприкасаемым,  что  свиде¬
тельствует  в  пользу  приверженности  служителей  короны  принципу  монопо¬
лии  короля  в  сфере  комплектования.
 Итак,  даже  один  казус  такого  рода,  попавший  в  авторитетнейший  сборник
Ле  Кока,  очень  значим  (а  тем  более  два),  свидетельствуя  о  безоговорочном
признании  и  неоспоримости  в  среде  королевских  должностных  лиц  суверен¬
ного  права  монарха  назначать  и  смещать  любого  из  своих  служителей.
 В  конфликте  приора  монастыря  Сен-Мартэн-де-Шан  с  Никола  Блонде-
лем  мы  попутно  сталкиваемся  со  вторым  признаком  временности  полномо¬
чий  чиновников:  все  они  назначаются  только  на  срок  правления  монарха  и
формально  теряют  пост  с  его  смертью,  что  вытекало  из  сути  приносимой
чиновником  клятвы  при  вступлении  в  должность69.  Первой  из  трех  законных
причин  появления  вакансий  (наряду  с  уступкой  и  судебно  доказанным  пре¬
ступлением)  являлась  смерть  как  самого  чиновника,  так  и  короля,  делавшая
формально  все  должности  в  королевской  администрации  вакантными70.
 Прервал  эту  административную  традицию  Карл  V  Мудрый:  взойдя  на
престол  в  апреле  1364  г.,  он  подтвердил  полномочия  всех  чиновников,  слу¬
живших  при  его  отце  Иоанне  II  Добром71.  С  тех  пор  так  поступали  и  его  «пре¬
емники»,  но  важно  обратить  внимание  на  сам  факт:  полномочия  должност¬
ных  лиц  прекращались  ipso  facto  со  сменой  монарха,  и  без  подтверждения  от
нового  короля  они  не  могли  быть  продолжены.  Таким  образом,  требовался
акт  не  об  отстранении,  а,  наоборот,  о  подтверждении  полномочий  чиновника,
действующего  от  имени  конкретного  государя.
 Неразрывная  личная  связь  служителей  с  персоной  правителя  является  од¬
ной  из  самых  архаичных  и  одновременно  универсальных  черт  сферы  власти.
В  трактовке  Алена  Гери  ритуал  символического  преломления  жезлов  служи¬
телями  во  время  похорон  короля  Франции  показывает  отличие  возникающей
в  позднее  Средневековье  под  влиянием  церкви  теории  короля-посредника
 68 	«Sic  servat  dominus  noster  rex  mutans  et  revocans  baillivos  et  officiarios  suos,  quando  placet
sibi:  sic  ergo  et  alii  facere  debent»  (Ibid.  P.  209).
 69 	На  этот  личный  характер  связи  чиновника  с  королем,  устанавливаемый  клятвой  и  пре¬
рываемой  смертью  «слуги  или  господина»,  обращал  внимание  М.  Блок.  См.:  Блок  М.  Феодаль¬
ное  общество.  С.  145.
 70 	Как  показал  Кюблер,  даже  в  тексте  указа  от  21  октября  1467  г.  о  несменяемости  долж¬
ностей  речь  шла  о  несменяемости  только  в  течение  правления  данного  монарха,  наследники
которого  формально  не  были  связаны  никакими  обязательствами.  См.:  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  174—
175,  247-248.
 71 	ORF.  IV.  413-415,  418  (ордонансы  от  17  и  28  апреля  1364  г.,  последний  специально  о
Парламенте).
 211

между  Богом  и  людьми  от  прежней  теории  правителя-божества72.  Соглаша¬
ясь  в  целом  с  этой  трактовкой  как  с  проявлением  теории  «неумирающего  тела
короля»,  воплощенного  в  королевских  чиновниках,  прежде  всего  Парламен¬
та,  хотелось  бы  уравновесить  эту  позицию  и  обратить  еще  раз  внимание  на
существование  в  этот  период,  при  всех  успехах  процесса  автономизации  ко¬
ролевской  администрации  от  персоны  монарха,  нерасторжимой  символиче¬
ской  связи  корпуса  служителей  с  конкретным  королем.
 Об  этой  связи  свидетельствует  формуляр  письма  о  переназначении  чи¬
новника  по  смерти  монарха.  В  его  тексте  недвусмысленно  выражен  этот  не¬
зыблемый  принцип:  «поскольку  по  смерти  нашего  покойного  сеньора  и  отца
и  при  нашем  вступлении  в  королевство  и  в  корону  она  (служба)  является  или
может  быть  вакантной  и  переходит  в  наше  распоряжение»73.  О  том  же  свиде¬
тельствует  и  следующий  эпизод:  в  сложном  поиске  политической  идентич¬
ности  в  период  войны  бургиньонов  и  арманьяков  и  «двойной  монархии»  Ар¬
тур  де  Ришмон,  сын  герцога  Бретонского,  перешел  на  службу  к  Карлу  Валуа
и  ссылался  при  этом  как  на  законную  причину  на  то,  что  раньше  он  служил
королю  Англии  Генриху  V,  но  после  его  смерти  в  1422  г.  посчитал  себя  сво¬
бодным  от  прежних  обязательств74.
 Мне  могут  возразить,  что  это  была  формальность,  ничего  не  менявшая  в
рутинной  работе  королевской  администрации  в  центре  и  на  местах.  Насколь¬
ко  это  так,  хорошо  показал  Людовик  XI,  при  воцарении  которого  принцип
Quod  principi  placuit  предстал  во  всем  своем  истинном  масштабе.  Как  извес¬
тно,  у  Карла  VII  и  его  сына  Людовика  сложились  весьма  непростые,  мягко
говоря,  отношения,  хорошо  известные  далеко  за  стенами  королевских  поко¬
ев.  Смерть  отца  в  1461  г.  окрылила  толпы  вожделевших  королевских  служб
людей,  и,  по  свидетельству  современников,  тысячи  устремились  к  еще  неко¬
ронованному  наследнику  в  поисках  милостей:  «одни,  дабы  получить  от  него
положение,  управление  и  службы,  другие,  дабы  его  увидеть  и  мольбами  со¬
хранить  и  защитить  свое  положение,  управление  и  службу»75.  И  эти  надеж¬
ды  и  опасения  не  были  беспочвенны:  после  коронации  Людовик  XI  сместил
многих  высших  служителей  короны  -  адмиралов,  маршалов,  капитанов  и  ряд
военачальников,  а  также  канцлера  Франции,  первого  президента  и  часть  со¬
ветников  Парламента,  генерального  прокурора  и  адвокатов  короля,  прево  Па¬
рижа  и  др.  Все  эти  действия  диктовались  одной  лишь  неприязнью  сына  к
 72 	Guéry  A.  La  dualité  de  toutes  les  monarchies  et  la  monarchie  chrétienne.  P.  45^7.  Автор
обнаруживает  архаическую  концепцию  правителя-божества  в  статусе  императора  в  Китае.  См.
описание  этой  церемонии  на  похоронах  Карла  VI:  Journal  d’un  bourgeois  de  Paris...  P.  195-196
(N  369).  У  Жиля  Jle  Бувье  описан  ритуал,  когда  эти  жезлы  были  брошены  в  разверстую  моги¬
лу  Карла  VII  {Le  Bouvier  G.  Les  Chroniques.  P.  460).  О  ритуале  преломления  жезла  как  форме
разрыва  вассальной  связи  см.:  Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.  289.  О  церемониях  с  жезлом,
знаменующих  прекращение  функций  служителей  Дома  см.:  Gaude-Ferragu  M  D’or  et  de  cen¬
dre:  la  mort  et  les  funerailles  des  princes  dans  le  royaume  de  France  au  bas  Moyen  Age.  Villeneuve-
d’Ascq,  2005.  P.  260-261.
 73 	«en  tant  que  par  le  trespassement  de  nostredit  feu  seigneur  et  pere  et  par  nostre  advenement
au  royaume  et  couronne  il  est  ou  pourroit  estre  vaccant  et  cheu  a  nostre  disposicion»  {Morchesne  O.
Formulaire.  P.  210.  N7.12).
 74 	Chartier  J.  Chronique.  T.  I.  P.  47-48.
 75 	См.  красочное  описание  этого:  Maupoint  J.  Journal.  P.  40,  46^7,  95;  а  также  y  главно¬
го  обвинителя  нового  монарха  -  Тома  Базена,  подробно  описавшего  эти  торги.  См.:  Basin  Th.
Histoire  de  Louis  XI.  T.  I.  P.  32-33.
 212

отцу  и,  как  следствие,  к  его  ближайшим  чиновникам.  И  пусть  затем  король
остыл  и  понял,  что  они  готовы  послужить  и  ему,  это  никак  не  затрагивает  ме¬
ханизма  самого  принципа  всевластии  монарха  над  своими  чиновниками.
 Не  случайно  в  ответ  на  увещевания  окружения  не  так  резко  обходиться
с  уважаемыми  и  влиятельными  служителями  короны,  Людовик  XI,  по  сви¬
детельству  Тома  Базена,  отвечал:  «Я  король  и  могу  назначить  того,  кто  мне
угоден»76.  Конечно,  такое  поведение  выглядело  вызывающим,  его  за  это  об¬
виняли  в  тирании,  да  и  сам  он  под  конец  жизни  жалел  об  этом  и  даже  реко¬
мендовал  сыну  не  повторять  своих  ошибок.  Но  после  его  смерти  на  Гене¬
ральных  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  вновь  возникает  вопрос  о  восстановлении
смещенных  чиновников;  после  долгих  обсуждений  депутаты  не  решаются
ограничивать  волю  короля,  напоминая,  что  смерть  монарха  делает  все  долж¬
ности  вакантными77.
 Таким  образом,  и  правовая  теория,  и  административная  практика  безого¬
ворочно  свидетельствуют  о  праве  правителя  по  своему  желанию  назначать
и  смещать  своих  служителей.  Имея  столь  неограниченное  право  комплекто¬
вать  свой  аппарат,  короли  Франции,  однако,  пользовались  им  со  временем
в  исключительных  случаях  и  по  одной  простой  причине:  по  мере  усиления
королевской  власти,  расширения  ее  компетенции  и  усложнения  судебно-ад¬
министративных  функций  количество  королевских  чиновников  постоян¬
но  увеличивалось,  и  один  человек  -  король  -  был  не  в  состоянии  знать  их
всех  лично,  как  и  разобраться  в  степени  их  профессионального  соответствия
должностям.  Заметим,  что  король  Франции  не  имел  точных  сведений  о  гра¬
ницах  своего  королевства,  не  то  что  о  наличии  вакансий  в  администрации.
Некоторые  курьезы  это  хорошо  доказывают:  так,  в  кабошьенском  ордонансе
1413  г.  упоминался  скандал  с  капитаном  замка  в  Ножан-ле-Руа,  получавшем
100  ливров  жалованья  в  год,  тогда  как  случайно  выяснилось,  что  в  Ножане
вовсе  не  было  замка;  в  1446  г.  Карл  VII  внезапно  обнаружил,  что  в  течение
 28 	лет  оплачивал  одну  и  ту  же  должность  двум  или  трем  чиновникам;  об  этой
же  беде  королевства  писал  в  середине  XV  в.  Тома  Базен78.
 Конечно,  король  мог,  внося  неразбериху  в  администрацию  и  блокируя  ее
работу,  сместить  всех  должностных  лиц,  особенно  в  момент  восшествия  на
престол,  или  выборочно  потом,  когда  пожелает,  но  зачем  бы  он  стал  это  де¬
лать  без  необходимости79.
 76 	«dicens  se  regem  esse,  et,  que  liberet,  officere  posse»  (Basin  T.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  I.
P.  42).  Базен  приводит  для  аналогии  две  цитаты  из  Сенеки:  слова  Лика  из  «Геркулеса  в  без¬
умии»  («что  Юпитеру,  то  и  царю  дозволено»)  и  Атрея  из  «Фиеста»  («царь  пусть  делает  что
хочет»).
 77 	Masselin  J.  Journal.  P.  84-87.
 78 	Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  376  ;  Dupont-Ferrier  G.  Ignorance  et  distraction
administratives  en  France  aux  XIV  et  XV  siècles.  P.  145-156;  Basin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  I.
P.  40-41.
 79 	Признавая,  что  «нестабильность  -  удел  чиновников»,  Б.  Гене  считает,  что  смещения
чаще  всего  касались  чиновников  в  столице,  кто  был  больше  на  виду  и  ближе  к  персоне  монар¬
ха,  в  провинции  же  такие  смещения  были  немыслимы,  и  смены  короля  здесь  никто  не  боялся
(Guenée  В.  Tribuneaux  et  gens  de  justice...  P.  167);  Ж.  Кюблер,  напротив,  утверждает,  что  в  цен¬
тре  было  больше  стабильности,  поскольку  здесь  чиновник  легче  подвергался  контролю,  чем
на  местах,  где  нестабильность  местного  агента  была  платой  за  относительную  независимость
из-за  географической  удаленности  от  короля.  См.:  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  91,  127.
 213

Как  следствие,  монополия  государя  в  сфере  комплектования  администра¬
ции  сочеталась  с  соблюдением  им  законов  и  выработанных  процедур,  обеспе¬
чивающих  бесперебойную  работу  королевского  аппарата.  Однако  сохранение
личного  начала  власти  короля  связано  не  только  с  архаичностью  государства
на  данном  этапе,  но  в  известной  мере  неустранимо  при  монархическом  прав¬
лении.
 Короли  Франции  вплоть  до  конца  Старого  порядка  не  считали  своих  чи¬
новников  несменяемыми,  если  им  почему-либо  хотелось  их  сместить,  и  они
продолжали  избавляться  от  неугодных  (например,  фаворитов  своего  пред¬
шественника),  могли  навязать  своего  кандидата  суверенным  куриям,  могли
создать  экстраординарную  должность,  если  все  ординарные  заняты,  могли
платить  жалованье  за  несуществующую  должность  и  т.д.  На  фоне  усиления
королевской  администрации  одержал  победу  принцип  неограниченной  преро¬
гативы  монарха  выбирать  служителей  с  помощью  бюрократических  процедур,
предусматривающих  соучастие  чиновников  и  делавших  незаконным  любое
вмешательство  извне.  Подобное  «сотрудничество»,  отражая  трансформа¬
цию  патримониального  начала  королевской  власти,  опиралось  на  прочную
основу  -  на  совпадение  интересов  чиновников  с  интересами  укрепляющегося
государства.
 КОНТРАКТ  ЧИНОВНИКА  С  КОРОЛЕМ
 Основой  королевской  администрации,  заложенной  ордонансами  Людови¬
ка  Святого  1254-1256  гг.,  стали  новые  принципы  взаимоотношений  монарха
с  его  служителями.  Всячески  стремясь  не  допустить  повторения  того,  что
в  историографии  получило  название  «инфеодации»  должностей,  верховная
власть  предусмотрела  гарантии  зависимости  чиновника  только  от  короля,  ис¬
ключив  всякие  иные  связи,  объявленные  незаконными.  С  этой  целью  чело¬
век,  поступающий  на  королевскую  службу,  заключал  своеобразный  контракт
с  королем80,  по  своей  сути  схожий  с  вассальной  клятвой  -  оммажем  («превра¬
щением  в  человека»  данного  сеньора),  причем  в  его  наивысшей  форме  «абсо¬
лютного»  или  «совершенного  оммажа»  (hommage  lige),  также  прекращав¬
шего  все  прежние  связи  или  ставившего  их  рангом  ниже81.
 Такой  контракт,  будучи  по  своей  природе  проявлением  личностного
принципа  комплектования  королевской  администрации,  способствовал  на
деле  автономизации  бюрократического  поля  власти,  поскольку  привязывал
чиновника  к  персоне  монарха,  а  через  нее  к  формирующемуся  государству,  и
ставил  вне  закона  прежние  практики  апроприации  должностей.
 Фундаментальный  принцип  нового  контракта  чиновника  с  королем  выра¬
жался  в  тексте  приносимой  при  вступлении  в  должность  клятвы  (присяги),
 80 	Исследователи  не  уделяли  этому  вопросу  должного  внимания,  считая  систему  ограни¬
чений  и  обязательств  простым  проявлением  здравомыслия  и  стремления  обеспечить  чиновни¬
ку  независимую  позицию.  См.  например:  FavierJ.  Philippe  le  Bel.  P.  99.
 81 	«hommage  lige».  См.:  Блок  М.  Феодальное  общество.  C.  144-145,  210-211;  Mousnier  R.
Les  conceptes...  P.  304;  Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.  285.
 214

где  оговаривалась  обязанность  служить  только  королю  и  никому  другому82.
Эта  обязанность  королевского  служителя  выражалась  в  двух  взаимосвязан¬
ных  правилах  должностного  поведения,  зафиксированных  в  ордонансе  1254  г.
Прежде  всего  чиновник  должен  был  поклясться,  что  не  будет  брать  «никаких
даров»  (dons)  от  кого  бы  то  ни  было,  деньгами  («серебром  и  златом»)  или  в
каких-то  иных  формах,  движимых  или  недвижимых,  либо  в  форме  бенефици¬
ев  «именных  или  постоянных»  (personnels  ou  perpetuels)83.  Более  того,  подоб¬
ные  дары  отныне  не  имели  права  получать  «их  жены,  дети,  братья,  сестры,
племянники  и  племянницы,  кузены  и  кузины,  помощники  и  слуги»;  в  про¬
тивном  случае  чиновник  обязывался  заставить  их  эти  дары  вернуть  обратно
дарителю.  Исключение  в  дарах  делалось  только  для  вина  и  мяса  и  только
в  ограниченных  объемах:  цена  подношения  не  должна  была  превышать
10  парижских  су.
 Это  общее  правило  практически  в  неизменном  виде  повторялось  регуляр¬
но  на  всем  протяжении  исследуемого  периода:  в  фундаментальном  ордонансе
от  23  марта  1302  г.  о  преобразовании  королевства,  в  хартиях  областей  Фран¬
ции  вослед  движению  Провинциальных  лиг,  в  ордонансе  о  судебных  служ¬
бах  от  8  апреля  1342  г.,  в  ордонансе  о  порядке  престолонаследия  и  регент¬
стве  от  октября  1374  г.,  в  реформаторском  ордонансе  «мармузетов»  1389  г.,
а  также  в  ордонансах  от  7  января  1401  и  7  января  1408  г.,  в  кабошьенском  ор¬
донансе  1413  г.,  в  ордонансах  от  28  октября  1446,  апреля  и  23  декабря  1454  г.84
Таким  образом,  регулярное  повторение  этой  нормы  свидетельствовало  о  ее
важности,  а  «незапамятная  традиция»  сообщала  ей  дополнительную  леги¬
тимность.
 Еще  одна  существенная  черта  формулы  присяги  чиновника  состояла  в  ее
универсальном  характере:  она  включалась  в  клятвы  всех  королевских  служи¬
телей,  от  канцлера  до  рядового  сборщика  налогов,  в  обязательном  порядке
фигурируя  в  королевских  указах,  учреждающих  новые  ведомства  и  службы
или  их  реформирующих85.  Появившись  в  ордонансе  1254  г.  и  будучи  предпи¬
санной  сначала  только  сенешалям  и  бальи,  эта  формула  клятвы  была  распро¬
странена  на  их  прокуроров  и  наместников  (ордонанс  28  октября  1446  г.),  на
адвокатов  в  Парламенте,  в  бальяжах  и  других  королевских  судах  (ордонанс  23
октября  1274  г.),  на  членов  Королевского  совета  (ордонанс  10  июля  1319  г.),
 82 	Вот  как  это  было  выражено  в  тексте  самой  ранней  клятвы  члена  Королевского  совета
на  рубеже  XIII-XIV  вв.:  «Мы  клянемся,  что  будем  лояльны  королю  и  будем  ему  законно  со¬
ветовать,  когда  он  у  нас  попросит  совета...,  не  предадим  его  из  любви  или  ненависти,  ни  за
милость,  ни  за  что  другое»  (Forma  juramenti  quod  faciunt  qui  sunt  in  Consilio  regis:  Nous  jurons
que  nous  serons  leal  au  roi  et  le  conseillerons  leailment,  quant  il  nous  demandera  conseil...  ne  1er-
rons  pour  amour,  ne  pour  haine,  ne  pour  grace,  ne  por  autre  chose)  (AN  JJ  XXXa.  Fol.  200  v  /  Цит.
no:  Langlois  Ch.  Textes  relatifs...  P.  127-128.  N  95).  Ср.  с  аналогичным  текстом  в  ордонансе  о
регентстве  октября  1374  г.  (ORF.  VI.  54).
 83 	ORF.  I.  68  (N  4).
 84 	ORF.  I.  360  (N  17),  698  (N  16);  II.  174  (N  2),  455-456  (N  17);  VI.  54;  VII.  164  (N  9);  VIII.
413  (N  9),  417  (N19);  IX,  287  (N  30);  Ordonnance  cabochienne.  P.  54  (N  112);  104  (N  175);  ORF.
 XIII. 	472  (3);  XIV.  304-305  (N  84,  91),  345  (N  29).  И  даже  на  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  вновь  про¬
звучало  то  же  требование:  «que  nul  de  ses  baillifz,  sénéschaux  ou  lieutenants  généraux,  et  aussi
ses  procureurs,  ne  prengnent  aucuns  gaiges  ou  pensions  des  sujgets  du  roy,  ou  leurs  sénéchaucées  ou
bailliages»  (Masselin  J.  Journal.  P.  690).
 85 	«fors  de  Nous  seulement»  (ORF.  IX.  287);  «autre  que  de  Nous»  (Ordonnance  cabochienne.
P.  54  (N  112));  «d’aultre  personne  que  le  Roy»  (ORF.  XIV.  345  (N  29)).
 215

на  членов  Палаты  счетов  (ордонанс  1319  г.),  на  казначеев  и  сборщиков
домениальных  поступлений  (указ  1  июля  1331  г.),  на  мэтров  вод  и  лесов  (ор¬
донанс  29  мая  1346  г.),  на  служителей  Налоговой  палаты  (ордонанс  13  нояб¬
ря  1372  г.)  и  сборщиков  налогов  на  местах  (кабошьенский  ордонанс  25  мая
1413  г.),  наконец  на  членов  Парламента  (28  октября  1446  г.)86.  И  разумеется,
канцлер  как  глава  всей  гражданской  администрации  приносил  соответствую¬
щую  клятву.  Вот  как  она  звучала  у  Гийома  де  Дормана,  первого  выбранного
канцлера  на  заседании  Королевского  совета  21  февраля  1372  г.:  он  поклялся
«не  служить  другому  господину  или  сеньору,  не  иметь  и  не  брать  отныне
платья,  пенсионы  или  профиты  от  каких  бы  то  ни  было  сеньоров  или  дам  без
разрешения  или  дозволения  короля».  Если  же  такие  пенсионы  имелись  преж¬
де,  канцлер  обязался  их  вернуть  и  от  них  отказаться87.
 Вместе  с  тем,  формула  клятвы  чиновника,  обязующегося  служить  толь¬
ко  королю,  имеет  сложную  подоплеку,  нуждающуюся  в  осмыслении.  Прежде
всего,  нельзя  не  признать,  что  она  преследовала  цель  борьбы  со  взятками
и  подкупом  королевских  должностных  лиц  и  потому  четко  оговаривала  ве¬
личину  и  стоимость  допустимых  подношений.  Упомянутое  разрешение  ба¬
льи  и  сенешалям  брать  только  вино  и  мясо  и  только  стоимостью  не  больше
10  парижских  су,  возможно,  восходило  к  традиционному  сеньориальному
праву  постоя.  Эта  норма  претерпела  в  дальнейшем  некоторые  изменения.
Филипп  де  Бомануар  в  «Кутюмах  Бовези»  иначе  описал  разрешенные  под¬
ношения:  «милость  ему  (бальи)  дана  сеньором  по  клятве  брать  вино  и  мясо,
но  не  чрезмерно,  как  то:  вино  не  повозками  и  бочками  или  быков  и  свиней
живыми,  но  в  объемах,  пригодных  для  еды  и  питья  в  тот  же  день,  как  то  вино
в  кувшинах  или  бочонках  или  мясо,  готовое  к  отправке  на  кухню»88.  При
этом  он  прямо  указывает,  что  ограничение  преследует  цель  обеспечить  ло¬
яльность,  честность  и  авторитет  представителя  короля.
 Ограничения  для  подношений  королевским  служителям  сохранились,  но
конкретные  формы  их  видоизменялись.  Так,  в  ордонансе  о  преобразовании
королевства  от  23  марта  1302  г.  формулировка  этого  ограничения  практичес¬
ки  повторяла  трактовку  Бомануара:  не  брать  ничего,  кроме  еды  и  напитков,  и
столько,  сколько  можно  употребить  за  один  день,  и  если  берут  вино,  то  толь¬
ко  в  бочонках89.  Однако  в  ордонансе  от  марта  1312  (1320)  это  ограничение
расширено  до  объема,  «который  может  и  должен  быть  употреблен  в  течение
 86 	ORF.  I.  300,  698,  713-714;  И.  68,  246;  V.  541;  Ordonnance  cabochienne.  P.  54;  ORF.  XIII.
472;  XIV.  304.
 87 	«non  servir  a  aultre  maistre  ou  seigneur,  et  sans  avoir  ou  prendre  doresenavant  robes,  pen¬
sions  ou  prouffict  de  quelquesconques  seigneurs  ou  dames  que  ce  soit,  sans  congié  ou  licence  du  roy»
{Morel  O.  La  grande  chancellerie...  P.  540.  N  33).  Эта  клятва  была  повторена  почти  дословно  че¬
рез  год,  20  ноября  1373  г.,  когда  на  место  Гийома  де  Дормана  был  избран  Пьер  д’Оржемон,  и  с
одним  добавлением:  «вы  будете  ему  (королю)  служить  и  советовать  в  отношении  всех  и  против
всех»  (envers  tous  et  contre  tous  )  (Ibid.  P.  547.  N  37).  В  такой  же  форме  клятва  будет  повторена
и  Анри  де  Марлем,  избранным  канцлером  8  августа  1413  г.  (JNB.  T.  II.  Р.  132).
 88 	«grâce  li  est  donee  du  serement  par  le  seigneur  de  prendre  vins  et  viandes,  et  non  pas  outra¬
geusement  comme  vins  en  queues  et  en  toneaus,  ne  bues  ne  pourceaus  vis,  mes  choses  prestes  comme
a  boire  et  a  mangier  a  la  joumee,  si  comme  vin  en  pos  ou  en  baris,  ou  viandes  prestes  a  envoier  en  la
cuisine»  {Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  I.  P.  31.  N  29).
 89 	ORF.  I.  365  (N  40,  42).
 216

малого  числа  дней»90.  Для  службы  сборщиков  налогов  указ  27  мая  1320  г.
вводил  специфический  запрет:  не  останавливаться  на  постой  в  течение  цело¬
го  дня  во  владениях  церкви  и  не  брать  там  воды  для  лошадей91.  В  ордонансе
от  5  февраля  1389  г.,  который  устанавливал  нормы  поведения  сенешалей  и
бальи  в  духе  реформ  «мармузетов»,  это  ограничение  приобретает  новые,  со¬
циальные  оттенки.  Им  по-прежнему  разрешается  брать  только  продукты  (еда
и  питье),  но  не  чрезмерно,  а  употребимые  за  один  день  и  «согласно  с  поло¬
жением  каждого».  Однако  подчеркивается,  что  такие  дары  можно  принимать
только  «от  богатых  и  состоятельных  людей  и  только  после  настоятельной  их
просьбы»92.  Отдельным  пунктом  в  этом  ордонансе  расписаны  пределы  «отя¬
гощения»  бальи  и  сенешалями  церквей  и  аббатств:  королевским  представи¬
телям  на  местах  запрещено  останавливаться  на  постой  в  церковных  домах,  а
также  размещать  в  их  владениях  своих  лошадей,  охотничьих  собак  и  птиц
(в  том  числе  соколов)93.  Для  членов  Королевского  совета  при  Филиппе  IV
Красивом  (в  том  числе  для  служителей  Парламента  и  Палаты  счетов)  дела¬
лись  особые  послабления:  текстом  приносимой  клятвы  им,  как  и  всем  про¬
чим,  разрешалось  брать  вино,  но  не  бочками,  и  мясо,  но  не  живыми  свинья¬
ми  или  быками,  а  кроме  того,  разрешалось  брать  в  подарок  собак  и  птиц94.
О  том,  что  чрезмерные  дары  расценивались  в  качестве  коррупции  чиновни¬
ков,  свидетельствует  позднейшая  их  квалификация  в  указах  -  «дары  развра¬
щающие»  (dons  corrumpables),  которая  появилась  впервые  в  ордонансе  1374  г.
и  с  тех  пор  неизменно  повторялась.
 В  то  же  время,  запреты,  налагаемые  на  того,  кто  поступает  на  службу
королю,  свидетельствуют  о  стремлении  власти  гарантировать  лояльность  чи¬
новников.  В  ордонансе  1254  г.  речь  шла  о  деньгах,  о  движимом  и  недвижимом
имуществе  и  бенефициях.  В  ордонансе  1256  г.  этот  запрет  выражен  несколь¬
ко  короче:  «ни  платьев,  ни  пенсионов,  ни  от  кого,  кроме  нас  (короля)»;  позд¬
нее,  указом  от  1362  г.  запрещались  «дары,  пенсионы  или  платья  (Robes)...
в  аренду  или  иначе  дома,  риги,  цензы,  земли,  луга,  виноградники  и  другие
доходы  от  церкви  или  других  персон  в  сенешальствах  и  бальяжах»95.  Адвока¬
там  запрещалось  брать  «пенсионы,  службы,  дары  или  вознаграждения»  (указ
от  1274  г.);  сборщикам  налогов  (ордонанс  27  мая  1320  г.)  -  «дары,  пенсионы,
дома,  риги  и  другие  доходы  от  церкви  и  иных  персон  в  их  податной  округе
 90 	ORF.  XII.  451  (N  16).  Аналогичная  норма  повторена  в  ордонансе  о  сенешалях  и  бальи
от  1362-1363  гг.:  брать  только  мясо  и  вино  и  только  в  объемах,  которые  можно  употребить  «в
несколько  дней»  (en  peu  de  jours)  (ORF.  IV.  412  (N  15)).
 91 	ORF.  I.  713-714  (N  11).
 92 	«seulement  vivres  nécessaires  ordenez  pour  boire  et  pour  maingier,  sans  oultrage,  selon  la
condition  d’un  chascun,  et  en  tele  quantité  qu’ils  le  puissent  honnestement  gaster  dedans  un  jour,
consumer  et  despendre,  et  ne  recevront  vivres  ordenez  pour  boire  et  pour  mengier,  ce  n’est  de  ceulx
qui  sont  riches  et  souffisans,  et  qu’ils  en  soient  tres-instanment  requis».  Вино  разрешается  брать
лишь  в  «маленьких  кувшинах  или  бочонках»  (en  petits  barils  et  boiteaux  ou  pos)  (ORF.  XII.  164
(N  9),  165  (N  11)).
 93 	«ne  logent  eulx,  leurs  chevaulx,  chiens  et  oyseaulz,  fauconniers  ou  braconniers»  (ORF.  XII.
 163 	(N5)).
 94 	«vins  hors  de  tounel,  ou  chiens,  ou  oisiaux,  ou  viandes  hors  de  buef  ou  de  pors  ou  de  autre
chose»  (AN  JJ.  XXXa.  Fol.  200  v:  цит.  no:  Langlois  Ch.  Textes  relatifs...  R  127-128,  (N  95)).
 95 	«ne  robes  ne  pensions  de  nul  que  a  Nous»  (ORF.  I.  79  (N  14);  IV.  412  (N  15);  XII.  450
(N  16)).
 217

(receveries)»,  позднее  -  «платья  и  пенсионы»;  мэтрам  вод  и  лесов  (ордонанс
 29 	мая  1346  г.)  -  «платья  и  пенсионы  от  какого-либо  сеньора  или  дамы,  дома
в  аренду  или  пожизненно  от  аббатов,  приоров  и  других»;  служителям  Палаты
счетов  и  Казначейства  (ордонанс  4  марта  1348  г.)  -  «платья  и  дома  (mesnage)
от  какого  бы  то  ни  было  сеньора»96.
 В  этом  списке  запретов  четко  обозначено  стремление  не  допустить  появ¬
ления  у  королевского  служителя  каких-либо  связей  или  близких  отношений  с
кем-то  из  властных  и  богатых  персон,  кроме  государя.  Это  стремление  прямо
выражено  в  запрете  брать  что-либо  от  светских  сеньоров  или  церкви,  а  так¬
же  от  городов  и  коммун.  Если  в  ордонансе  1254  г.  этот  запрет  звучит,  хоть  и
однозначно,  но  абстрактно:  «не  брать  ничего  и  не  держать  ни  от  кого»  (ils  ne
prengnent  nul,  ne  tiegnent  nul),  -  то  в  последующем  все  персоны  и  институ¬
ты,  с  которыми  королевский  чиновник  не  должен  был  вступать  в  денежные
и  имущественные  связи,  регулярно  и  подробно  перечислялись.  Так,  в  ордо¬
нансе  1302  г.  сенешалям  и  бальи  запрещалось  что-либо  брать  «от  какой  бы
то  ни  было  персоны,  церковной  или  светской,  ни  от  какого  города  или  ком¬
муны».  В  хартии  жителям  Перигора  от  июля  1319  г.  говорилось,  что  «никто
из  служителей  короля,  прокуроров  и  других  не  может  получать  пенсионы  от
прелатов,  баронов  и  других  лиц».  Мэтры  вод  и  лесов  не  должны  брать  ничего
«от  сеньоров  и  дам,  от  аббатов,  приоров  или  других»;  казначеи  и  сборщики
не  имеют  права  брать  «платья,  жалованья,  пенсионы  от  прелатов,  баронов  и
других  дворян  и  не  дворян»  (nobles  et  non  nobles).  В  большом  ордонансе  о  ко¬
ролевской  администрации  от  7  января  1401  г.  всем  чиновникам  запрещалось
брать  «дары  развращающие  или  пенсионы  от  сеньоров  и  других  персон,  кро¬
ме  нас»  (de  quelque  seigneur  ou  personne  que  ce  soit  autre  que  Nous).  В  кабо-
шьенском  ордонансе  1413  г.  всем  королевским  чиновникам  на  местах  (прево,
сенешалям  и  бальи)  запрещалось  «служить  другим  сеньорам,  городам  или
коммунам  (communaultez)  и  не  быть  у  них  на  пенсионах,  платьях  и  других
благодеяниях»  (bienffaiz).  Кроме  того,  им  запрещалось  получать  «злато,  се¬
ребро  и  другое  движимое  имущество  или  наследие  за  службы  или  в  дар,  ни
какое  бы  то  ни  было  дарение,  наследуемое  или  временное».  В  ордонансе  о
Палате  счетов  от  23  декабря  1454  г.  особо  оговаривалось,  что  ее  служителям
запрещено  «брать  дела  какой  бы  то  ни  было  персоны,  вести  и  продвигать,  на¬
ходясь  в  этой  палате»97.
 В  санкциях  за  нарушение  присяги  с  наибольшей  полнотой  выражен  транс¬
формированный  патримониальный  принцип  комплектования  королевской  ад¬
министрации.  Поскольку  чиновник  приносил  клятву  на  Евангелиях,  то  нару¬
шения  ее  квалифицировались  как  клятвопреступление  и  карались  отстране¬
нием  от  службы  без  всяких  проволочек.  Так,  в  ордонансе  о  службе  адвокатов
от  23  октября  1274  г.  нарушившие  клятву  «будут  объявлены  клятвопреступ¬
никами  и  обесславлеными  и  от  службы  адвокатской  навсегда  отлучены  и
наказаны  по  суду».  Согласно  хартии  жителям  Перигора,  всем  королевским
служителям  области  грозит  наказание  в  виде  потери  службы;  казначеям  и
 96 	«pensionis,  servitii,  muneris,  aut  gratie»  (ORF.  I.  301  (N  3));  Cp.  Ibid.  I.  713-714;  II.  174
(N  2));  “Robes  ne  Pensions  d’aucuns  seigneurs  ou  dames,  ne  aucunes  maisons  à  ferme,  ne  à  vie,  de
abbez,  prieurs  ou  d’autres»  (ORF.  II.  247  (N  7);  см.  также:  ORF.  II.  284).
 97 	ORF.  I.  360  (N  17),  698  (N  16);  II.  247  (N  7),  282  (N  3);  VIII.  417  (N  19);  Ordonnance  cabo-
chienne.  P.  100  (N  167),  104  (N  175);  ORF.  XIV.  342  (N  12).
 218

сборщикам,  нарушившим  клятву,  по  ордонансу  от  1  июня  1336  г.  (повторено
в  ордонансе  от  28  января  1348  г.)  грозило  «заслужить  наш  гнев  и  быть  лишен¬
ными  навсегда  их  служб  и  всех  прочих  и  быть  приговоренными  к  произволь¬
ному  штрафу»  (à  voulenté).  Чиновники  Палаты  счетов  обязывались  вписать
эти  клятвы  и  следить  за  их  соблюдением,  лишая  служб  и  конфискуя  имущест¬
во  провинившегося  чиновника98.  К  началу  XV  в.  наказание  за  нарушение  это¬
го  правила  уже  не  расписывалось  подробно,  что  может  свидетельствовать
об  утверждении  его  в  виде  нормы;  указы  ограничиваются  упоминанием  об
«обычном  наказании»99.
 Единственным  законным  отступлением  от  этого  общего  правила  мог  стать
именной  указ  короля,  разрешающий  своему  служителю  какое-либо  приобре¬
тение  или  пенсион.  Об  этом  послаблении  говорит  статья  ордонанса  от  7  ян¬
варя  1408  г.:  «если  только  не  по  нашему  разрешению  и  позволению»100,  но
оно  существовало  на  практике  уже  с  начала  XIV  в.:  так,  16  августа  1308  г.
Филипп  IV  Красивый  разрешил  Никола  д’Эрменонвилю,  королевскому  каз¬
начею  в  Тулузе,  получать  от  графа  Бернара  Арманьяка  в  виде  вознаграждения
за  оказанные  услуги  доход  в  50  турских  ливров,  а  также  ренту  в  100  ливров
от  ежегодных  доходов  Тампля,  которые  король  передал  этому  графу.  Спустя
век  король  Карл  VI  своим  указом  разрешил  четырем  президентам  Парламен¬
та  принять  в  дар  бочки  с  вином  от  Марии  Бретонской,  тетки  короля  и  короле¬
вы  Сицилии  и  Иерусалима101.
 Весьма  существенно,  что  за  соблюдением  этого  фундаментального  прин¬
ципа  в  королевской  администрации  тщательно  следил  Парламент.  Прежде
всего,  он  пресекал  малейшие  попытки  совмещения  королевских  служб  с  ины¬
ми  обязательствами;  во-вторых,  при  комплектовании  парламентской  корпора¬
ции  отметалось  малейшее  вмешательство  знати,  кланов  и  клиентел  в  оконча¬
тельный  выбор102.  Наконец,  члены  Парламента  всячески  отстаивали  принцип
своей  независимости  от  всех,  кроме  короля,  даже  в  отношении  Парижского
университета,  что  было  особенно  непросто,  поскольку  каждый  получающий
ученую  степень  в  университете  обязан  был  принести  клятву  верности  Alma
 98 	«nota  perjurii  et  infamie  et  ab  advocationis  officio  perpetuo  sit  exclusus»  (ORF.  I.  301);  о
ежегодном  принесении  адвокатами  клятвы  в  Парламенте  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.
С.  207;  ORF.  I.  698  (N  16);  II.  68;  «sur  peine  d’estre  privé  doresnavant  de  tous  nos  offices,  et  d’en-
cheoir  en  amende  arbitraire»  (ORF.  II.  282  (N  3));  указ  от  4  марта  1348  г.  уточнял,  что  сборщикам
запрещалось  давать  в  долг  из  королевских  доходов  «sur  peine  d’encoure  vice  et  diffame  de  par¬
jure  et  de  perdre  le  prest  et  de  autant  à  Nous  payer  pour  l’amende»  (ORF.  II.  283-284);  членам  Пар¬
ламента  также  грозила  отставка  в  случае  совмещения  королевской  службы  с  другими  обяза¬
тельствами  («de  privacion  de  son  office  royal  ipso  facto  et  sans  autre  déclaration»)  (ORF.  XIII.  472).
 99 	Ордонанс  от  7  января  1401  г.  и  кабошьенский  ордонанс  1413  г.:  «sur  autres  peine  à  ce  in¬
troduites  et  acoustumez»  (ORF.  VIII.  415;  Ordonnance  cabochienne.  R  54  (N  112)).
 100 	«se  ce  n’est  toutevoye  par  nostre  congié  et  licence»  (ORF.  IX.  287  (N  30));  аналогичная
норма  повторена  в  большом  ордонансе  о  реформе  правосудия  от  28  октября  1446  г.:  «s’il  n’a
sur  ce  de  Nous  congé  et  licence»  (ORF.  XIII.  472  (N  3)).
 101 	Registres  des  Tresor  des  chartes.  T.  I.  R  84.  N510.  Указ  от  17  марта  1396  г.  о  Гийоме  де
Сансе,  Пьере  Боше,  Анри  де  Марле  и  Имбере  де  Буаси  (AN  XIа  8602.  F.  138  v).
 102 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  46^Г7,  72-78,  235-237.  Ф.  Отран
обратила  внимание  на  тот  факт,  что  предписание  ордонанса  1401  г.  выбирать  в  Парламент
людей  из  всех  областей  Франции  якобы  для  лучшего  соблюдения  местных  кутюмов  играло  на
руку  знати,  ибо  выходцы  из  этих  областей  являлись  их  ставленниками;  и  не  случайно  Парла¬
мент  отказывался  это  предписание  исполнять  (Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  R  380).
 219

Mater.  Однако  она  вступала  в  противоречие  с  последующей  клятвой  чинов¬
ника  при  вступлении  в  должность  «быть  верным  королю  и  никому  другому».
В  весьма  драматических  обстоятельствах  начала  XV  в.  Парламент  посто¬
янно  испытывал  давление  со  стороны  университета  и  был  вынужден  лави¬
ровать,  смягчая  обтекаемыми  формулировками  свой  отказ  однозначно  при¬
соединиться  к  акциям  или  позиции  членов  университетской  корпорации103.
Настойчивость,  с  которой  парламентарии  внедряли  в  общественное  сознание
идею  независимости  верховного  суда  от  любых  иных  сил,  кроме  верховной
власти,  свидетельствует  о  важности  этого  принципа  для  авторитета  и  статуса
королевской  администрации.
 Значит  ли  это,  что  королевские  служители  в  реальности  были  свободны
от  иных  обязательств,  кроме  службы  королю?  Разумеется,  нет.  Формирующа¬
яся  королевская  администрация  по  мере  своего  усиления  превратилась  в  вож¬
деленный  объект  целенаправленных  попыток  знати,  сеньориальных  кланов
и  партий  приобщиться  к  верховной  власти.  На  рубеже  XIV-XV  вв.  группы
давления,  именовавшиеся  в  общественном  мнении  «бандами»,  опутали  все
французское  общество.  Не  случайно  канцлер  Парижского  университета  Жан
Жерсон  сетовал:  «Едва  ли  можно  найти  прелата  или  советника,  или  чинов¬
ника,  либо  клирика,  будь  то  в  университете  или  в  другом  месте,  или  буржуа,
кто  так  или  иначе  не  слыл  бы  принадлежащим  к  той  или  иной  партии»104.
Скандал  на  открытии  очередной  сессии  Парламента  12  ноября  1407  г.,
когда  все  четыре  президента  отсутствовали  в  Париже,  находясь  по  делам
своих  патронов,  в  основном  знати,  -  ярчайшая  иллюстрация  этой  ситуации.
Но  для  нас  в  данном  случае  важно,  что  она  была  расценена  в  самом  Парла¬
менте  как  «скандал  (esclandes)  и  бесчестье  короля,  его  суверенного  суда  и
Курии»105.
 Совмещая  в  реальности  службу  королю  с  услугами  иным  клиентам,  при¬
обретая  земли  в  своих  сенешальствах  и  бальяжах,  с  разрешения  государя  или
без  оного,  принадлежа  к  тем  или  иным  кланам  и  партиям106,  королевские  слу¬
жители,  тем  не  менее,  отстаивают  на  словах  свою  принадлежность  «только
королю  и  никому  другому»,  и  эти  слова  имеют  свой  смысл.
 Фундаментальный  принцип  контракта  чиновника  с  королем,  исключав¬
ший  все  прежние  связи  и  обязательства,  был  глубоко  укоренен  и  в  полити¬
ческих  представлениях  эпохи.  О  значении  принципа  «верности  королю»  в
самоидентификации  чиновников  красноречиво  свидетельствует  труд  Бома-
нуара,  где  среди  достоинств  бальи  на  первое  место  поставлена  верность107.
 103 	Вот  как  обосновал  Парламент  свой  отказ  22  июля  1410  г.:  «учитывая  положение
Парламента,  который  не  является  подчиненным  (subgecte)  или  присягнувшим  (jurez)  нико¬
му,  кроме  короля».  Об  этом  и  подобным  ему  казусах  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.
С.  203-204.
 104 	«a  peine  puet  on  trouver  un  prélat  ou  conseiller  ou  officier  ou  clerc,  soit  de  l’Université  ou
d’ailleurs,  ou  un  bourgeois,  que  d’une  partie  ou  de  l’autre  ne  se  repute  partial»  (Gerson  J.  Oeuvres.
T.  7.  P.  1019  /  Rex  in  sempitemum  vive).
 1Cb  См.подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  237.
 106 	В  своем  исследовании  парламентской  корпорации  Ф.  Отран  уделила  большое  внима¬
ние  восстановлению  скрытых  или  едва  скрываемых  связей  членов  Парламента  с  различными
группами  давления,  включая  партии  бургиньонов  и  арманьяков.  См.:  Autrand  Fr.  Naissance
d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  117-132.
 107 	Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Bauvaisis.  T.  1.  P.  26.
 220

В  «Рифмованной  хронике»  Жоффруа  Парижского,  где  нововведения  припи¬
саны  Людовику  X  Сварливому,  под  1316  г.  они  описаны  так:
 И  запретил  и  повелел,
 Чтоб  лошадей  и  платьев  не  имел,
 Ни  милостей  ни  от  кого,
 Как  только  от  него.
 Не  вижу  в  том  беды  я,
 Ведь  взяв  у  короля,
 Брать  у  других  уже  нельзя108.
 Спустя  более  полувека,  когда  администрация  оказалась  под  угрозой  стать
игрушкой  политических  амбиций  знати  и  ее  клиентел,  Филипп  де  Мезьер
предупреждал  Карла  VI  об  опасностях,  исходящих  от  ставленников  конку¬
рирующих  сил.  «Ты  должен  позаботиться,  -  писал  он,  -  чтобы  выбранные
тобой...  не  были  бы  чрезмерно  обязаны  другим  крупным  сеньорам  и  связаны
бы  были  только  с  твоим  королевским  величеством;  и  твои  чиновники  и  слу¬
жители,  если  они  связаны  с  тобой  или  получают  благодеяния  особые  от  твоих
королевских  щедрот,  как  следствие,  не  должны  иметь  других  союзов  с  иным
(лицом)  через  клятву,  кроме  как  с  твоим  королевским  величеством»109.  Мезьер
призывал  короля  опасаться  «двоелюбия  чиновников»  и  добиваться,  чтобы  его
служители  принадлежали  ему  целиком,  а  не  наполовину,  вовлеченные  в  ко¬
рыстные  альянсы  со  знатными  сеньорами,  кому  они  еще  и  приносят  клятву  и
принимают  его  девизы  как  знак  личной  связи,  а  на  деле  -  «любви,  купленной
золотом»110.  Кристина  Пизанская  поставила  эти  обязательства  даже  выше  уз
брака.  В  «Книге  мира»,  давая  портрет  образцового  служителя,  она  так  харак¬
теризует  его  обязанность  перед  государем:  «все  должны  понимать,  что  это
вовсе  не  легкая  связь  поступать  на  службу,  ибо,  хотя  узы  брака  являются  та¬
инством  Святой  Церкви,  в  силу  которого  позволено  человеку  оставить  отца
и  мать  и  следовать  за  своей  половиной,  но  две  половины,  поступившие  на
разные  службы,  обязаны  в  течение  этой  службы  оставить  одна  другую  и  все
брачные  обязательства,  храня  верность  в  исполнении  их  службы»111.  Настав¬
ляя  брата  Гийома,  Жувеналь  приводит  в  качестве  образца  для  подражания  их
отца,  кто  средь  политических  бурь  и  потрясений  с  честью  исполнил  долг  чи¬
 108 	«Il  a  fet,  et  si  l’ordena,  /  Que  cheval  ne  robe  nul  n’a  /  Chiez  II.  (ne)mes  que  les  d’eus  gages:  /
Je  croy  que  ce  n’est  pas  damages  /  Et  qui  gages  du  roy  avra,  /  Les  autres  pas  ne  recevra»  (Geoffroy
de  Paris.  La  chronique  métrique.  P.  238.  N  4847-4852)
 109 	«tu  te  doys  bien  garder  que  ceulx  qui  seront  ainsi  esleuz...  ne  soient  trop  obligiez  a  autres
grans  seigneurs,  ne  plus  estrains  que  a  ta  royal  magesté...  tes  officiers  et  serviteurs,  s’ilz  tienent  de
toy,  ou  pour  le  bienfaiz  particuliers  qu’ilz  receivent  de  ta  munificence  royalle,  et  par  consequant  ilz
ne  doyvent  avoir  autre  aliance  a  autrui  par  serement,  forsque  a  ta  royale  magesté»  (Mézières  Ph.  de.
Songe.  T.  2.  P.  328,  351).
 110 	«te  doys  garder  de  telz  serviteurs,  qui  sont  ansi  aliez  et  en  l’amour,  divisez  ...que  tes  servi¬
teurs  et  officiers  soient  tous  tiens  et  non  pas  en  partie...;  par  vertu  du  métal  qui  en  arquemie  est  ap-
pellé  soleil,  son  euer,  qui  devant  estoit  uny  et  tout  entier  en  ta  royal  majesté  par  grant  amour,  est  en
ung  moment  divisé  ou  deux  parties»  (Ibid.  P.  352-354).
 111 	«Si  doit  chascun  savoir  que  n’est  mie  petit  lien  de  se  soubzmectre  à  service,  car  quoy  que  lien
de  mariage  soit  sacrement  de  Saincte  Eglise  par  laquelle  force  est  permis  à  l’omme  de  laisser  pere  et
mere  pour  aler  avec  sa  partie,  neantmoins  le  ij  parties,  tous  d’un  accort  mises  en  indifferens  services,
seront  tenues  durant  le  dit  service  laisser  l’un  l’autre  et  tout  obeissance  de  mariage  gardée  toutes-
voies  leur  loyauté  pour  entendre  au  dit  service»  (Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  86).
 221

новника,  и  кто  «скорее  пошел  бы  с  сумой  побираться,  чем  встал  бы  на  сторо¬
ну  врагов  своего  суверенного  сеньора»112.
 Требование  к  чиновнику  служить  королю  и  никому  другому  было  орга¬
ничной  частью  административных  мер,  призванных  не  допустить  «враста¬
ния»  в  местные  структуры.  Первой  мерой,  преследующей  эту  цель,  являлся
срок  службы  местного  чиновника:  с  середины  XIII  в.  было  введено  правило,
согласно  которому  все  бальи  и  сенешали  сменялись  каждые  два-три  года.
Оно  не  зафиксировано  ни  в  одном  ордонансе  и  представляло  собой  админист¬
ративную  практику,  ставшую  незапамятной  традицией.  Каждые  два-три  года
прево,  бальи  и  сенешали  перемещались  из  одного  административного  округа
в  другой,  с  тем  чтобы  не  успевали  обрасти  связями  на  местах  и  не  «врастали»
в  местную  элиту.  О  неукоснительном  соблюдении  этого  правила  свидетель¬
ствуют  исследования  Ф.  Майяра  для  начала  XIV  в.,  А.  Демюрже  для  начала
 XV 	в.,  а  также  каталог  хронологии  этих  перемещений,  составленный  Г.  Дю-
пон-Феррье  для  всего  исследуемого  периода113.  Показательно,  что  в  «Книге  о
политическом  теле»  Кристина  Пизанская  не  только  хвалит  это  правило  каж¬
дый  год  менять  местами  чиновников  в  областях,  но  и  возводит  его  к  античной
традиции,  сообщая  тем  самым  ему  дополнительную  легитимность114.
 Второй  мерой  стало  предписание  не  назначать  представителем  короля
на  местах  человека  из  числа  местных  уроженцев:  прево,  бальи  и  сенешали
отныне  должны  были  быть  чужаками.  Правило  впервые  было  оформлено  в
ордонансе  1302  г.:  «желаем,  чтобы  сенешали,  бальи  и  прево,  судьи  и  вика¬
рии  не  были  (на  службе)  у  себя  на  родине»115.  Это  правило  получило  уточне¬
ние  в  ордонансе  1302  г.  о  судебных  приставах  Парламента:  «ни  один  бальи
и  сенешаль  не  будет  назначен  в  своей  земле,  ни  судья  над  своей  землей,  си-
речь  в  том  месте,  где  находится  большая  часть  его  владений  или  его  близких
друзей»116.  Последующие  указы  подтвердили  эту  норму  -  назначать  чиновни¬
ков  в  областях  не  из  местных  уроженцев117.
 Об  общественной  значимости  этого  правила  свидетельствует  его  включе¬
ние  в  Великий  мартовский  ордонанс  1357  г.,  изданный  на  волне  движения  за
реформы.  Обосновывая  его  «разорением  народа»  из-за  королевских  чинов¬
ников  на  местах,  «не  думающих  ни  о  чем  другом,  кроме  грабежа  и  угнетения
подданных...,  ибо  бальи,  сенешали  и  виконты  были  судьями  в  своих  землях»,
 112 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  456.
 113 	Maillard  Fr.  Mouvements  administratifs  des  baillis  et  des  sénéchaux  sous  Philippe  le  Bel  //
Bulletin  philologique  et  historique  du  Comité  des  travaux  historiques  et  scientifiques.  1959.  P.  407-
430;  Demurger  A.  Guerre  civile  et  changements...;  Duponî-Ferrier  G.  Gallia  Regia.
 114 	«d’an  en  an  il  changoient  aucques  tous  les  officiers...  affin  que  il  se  gardassent  de  mespren-
dre...  et  aussi  affin  que  trop  grant  orgueil  ne  les  surprensist»  (Pisan  Ch.  de.  Corps  de  policie.  P.  39).
 115 	«in  loco  unde  oriundus  dicitur»  (ORF.  I.  364  (N  27)).  И  даже  своими  наместниками  (лей¬
тенантами)  они  должны  были  брать  тех,  кто  «не  обременен  слишком  многочисленными  друж¬
бами  здесь»  (пес  amicorum  multitudine  oneratus)  (ORF.  P.  361  (N  22)).
 116 	«Nus  Baillis  ne  nus  senechal  ne  sera  mis  en  sa  terre,  ne  Juge  mage;  et  est  à  entendre  sa  terre,
là  ou  il  a  grant  partie  de  son  heritage  ou  de  ses  amis  chamiex»  (ORF.  XII.  357  (N  36)).  Это  правило
регулярно  подтверждалось  последующими  королями.  См.,  например,  ордонанс  октября  1351  г.
(ORF.  II.  458  (N  22,  27)).
 117 	«que  aucuns  ne  soit  dores-en-avant  Senechal,  Bailly  ou  Juge  ou  lien  de  Senechaucée,  ou
Bailliage,  ou  il  aura  esté  naiz»  (Ордонанс  5  февраля  1389  г.).  То  же  правило  было  включено  в
кабошьенский  ордонанс,  причем  особо  оговаривалось,  что  оно  «следует  старым  ордонансам»
(ORF.  XII.  164  (N  6);  Ordonnance  cabochienne.  P.  106  (N  178)).
 222

составители  ордонанса  вновь  подтверждают  это  правило:  бальи,  сенешали  и
виконты  больше  не  будут  судьями  в  тех  областях,  где  они  родились  и  живут;
«если  кто-то  был  там  (назначен),  мы  желаем  их  сместить  и  настоящим  (ука¬
зом)  их  окончательно  отстраняем»118.
 Единственное  исключение  из  этого  «золотого  правила»  было  впослед¬
ствии  сделано  для  сборщиков  налогов  на  местах.  Ордонанс  февраля  1379  г.,
регулирующий  деятельность  Казначейства,  узаконил  практику  назначения
«ординарными  сборщиками  добрых  буржуа,  почтенных  и  живущих  в  дан¬
ном  податном  округе»,  оговаривая  в  качестве  главного  условия  соблюдение
ими  должностных  обязанностей119.  Оно  диктовалось,  очевидно,  стремлением
сократить  расходы  на  их  содержание,  и  поэтому  вошло  в  кабошьенский  ор¬
донанс  1413  г.,  направленный  на  реформирование  королевской  администра¬
ции120.  Частично  это  послабление  было  распространено  в  XV  в.  на  бальи  и
сенешалей,  становящихся  все  больше  политическими  агентами  короны,  в  си¬
туации  кризисов  прибегавшей  к  назначению,  наоборот,  укорененных  и  влия¬
тельных  в  округе  лиц121.
 Еще  одна  мера,  препятствующая  «укоренению»  чиновника,  запрещала
любые  приобретения  в  местах  службы.  В  ордонансе  1254  г.  говорится:  «Мы
категорически  запрещаем  нашим  бальи,  чтобы  они  в  течение  своего  управле¬
ния  (administracion)  не  приобретали  в  их  бальяжах  никакого  владения,  без  на¬
шего  разрешения,  каковое  приобретение,  если  сделано,  мы  расцениваем  как
не  имеющее  силы  и  конфискуем  в  нашу  казну»  (sic  emptas  fisco  nostro)122.
 Как  и  в  случае  с  дарами  и  подношениями,  для  легализации  приобретений
чиновника  на  местах  был  только  один  путь  -  особое  именное  разрешение
короля.  Впервые  это  послабление  упоминается  достаточно  поздно  -  в  ордо¬
нансе  от  5  февраля  1389  г.123,  но  оно,  как  обычно,  лишь  легализовало  сущест¬
вующую  практику.  О  ней  свидетельствует  ряд  найденных  мной  случаев  санк¬
ционирования  королем  post  factum  сделанных  чиновником  приобретений  в
бытность  его  королевским  представителем  в  данной  местности.  Так,  в  сен¬
тябре  1303  г.  мэтр  Сикар  де  Лавёр,  ставший  клерком  Канцелярии,  добился  от
короля  легализации  всех  сделанных  им  и  его  братом  приобретений  в  сене-
шальствах  Тулузы  и  Каркассона  в  бытность  там  на  королевской  службе,  как
 118 	ORF.  III.  130.
 119 	«bons  Bourgoiz,  notables  et  resseans»  (ORF.  VI.  381  (N  10)).  В  нескольких  параграфах  со¬
держится  такое  пояснение  этому  послаблению:  «Если  кто-то  из  сборщиков  является  хорошим
и  подходящим  и  также  прочно  укоренен  (habitez)  и  женат  в  своей  податной  округе,  пусть  оста¬
нется  на  службе,  если,  во-первых,  будет  хорошо  исполнять  свою  службу,  во-вторых,  ежегодно
в  конце  года  будет  давать  отчет»  (ORF.  VI.  382  (N  12-13)).
 120 	«des  bonnes  personnes  riches  et  preudommes  des  lieux  ou  ilz  seront  instituez  et  esleuz»
(Ordonnance  cabochienne.  P.  45).
 121 	Demurger  A.  Le  rôle  politique  des  baillis  et  sénéchaux...  P.  289.
 122 	ORF.  I.  71  (N  13).  Норма  была  включена  в  ордонанс  23  марта  1302  г.  и  неоднократно
подтверждалась  (ORF.  I.  365  (N  50);  II.  460  (N  50)).  «Qu’ils  ne  feront  aucunes  acquets  de  herita¬
ges  ou  biens  immeubles  en  leur  Seneschaucée,  Bailliage  ou  administration,  ne  de  subgets  d’icelles
quelque  part  que  ce  soit;  se  ils  font  le  contraire,  le  contract  sera  réputé  nul,  et  telles  possessions  ainsy
acquises,  Nous  appartendront  et  seront  appliquez  à  nostre  Demaine»  (ORF.  XII.  165  (N  15);  Ordon¬
nance  cabochienne.  P.  106  (N  178)).
 123 	«se  ils  n’avoient  de  Nous  sur  ce  licence  et  grace  especial»  (ORF.  XII.  165  (N  15);  Ordon¬
nance  cabochienne.  P.  106  (N  178)).
 223

сказано  в  указе,  «по  причине  его  хорошей  службы»124.  Супруга  Филиппа  Кра¬
сивого  Жанна  Наваррская  ратифицировала  в  ноябре  1304  г.  указ  о  получе¬
нии  Андре  д’Эстелем,  королевским  сержантом  (serjant  d’armes  du  roi),  кон¬
фискованной  y  евреев  суммы  в  100  турских  ливров.  В  марте  1309  г.  Филипп
Красивый  узаконил  все  сделанные  Одуаром  Гарригом,  ставшим  королевским
прокурором  в  сенешальстве  Руэрга,  и  его  отцом  огромные  земельные  приоб¬
ретения  (в  общей  сложности  50  частноправовых  контрактов).  В  январе  1312  г.
король  ратифицировал  «в  компенсацию  за  оказанные  службы»  мэтру  Ги  де
Нуа,  ныне  клерку  короля,  его  приобретения  «благородных  земель»  в  бальяже
Буржа,  где  он  состоял  королевским  прокурором.  Гийому  Жандару,  храните¬
лю  печатей  в  Сен-Пьер-ле-Мустье,  король  легализовал  приобретение  «бла¬
городных  и  неблагородных  земель»  в  феврале  1312  г.,  как  и  Пьеру  де  Веру,
королевскому  сержанту  в  Пон-л’Аббе,  в  виконтстве  Валонь,  «несмотря  на
королевские  ордонансы,  противные  этому»  (ноябрь  1312  г.)125.  Приведенные
примеры  не  претендуют  на  полноту,  но  лишь  показывают  реальное  и  давнее
существование  правила:  приобретения  чиновников  надо  было  узаконить,  и
сделать  это  мог  только  сам  правитель.
 Особые  ограничения  распространялись  на  семью  чиновника:  с  ордонан¬
са  1254  г.  было  запрещено  «бальи  женить  своих  детей,  братьев,  сестер,  пле¬
мянников  и  племянниц,  кузенов  и  других  из  их  родни  (de  leur  menie)  на  ком
бы  то  ни  было  в  их  бальяже»,  как  и  отдавать  их  там  в  монастырь  без  разре¬
шения  короля126.  В  ордонансе  от  марта  1312  (1320)  г.  это  правило  еще  более
ужесточается:  отныне  и  самому  служителю  запрещалось  вступать  в  брак  по
месту  службы,  равно  как  и  уходить  в  монастырь  в  своем  административном
округе127.
 Этот  новый  тип  контракта  чиновника  с  королем  отразился  на  одном  весь¬
ма  показательном  топосе  политических  представлений:  всякий  раз,  когда  ко¬
ролевский  служитель  становился  объектом  критики,  политической  распра¬
вы  или  судебного  преследования,  в  перечне  обвинений  всегда  фигурировало
«предательство  короля»,  вне  зависимости  от  конкретного  проступка  или  со¬
става  преступления.  Ни  один  из  многочисленных  исследователей  не  прида¬
вал  должного  значения  подобным  обвинениям,  концентрируясь  на  материа¬
лах  конкретного  казуса128.
 124 	«en  raison  de  ses  bons  services»  (Registres  du  Trésor  des  chartes.  T.  1.  R  7  (N  32)).
 125 	Registres  du  Trésor  des  chartes.  T.  1.  P.  9  (N  43);  90-91  (N  532);  280  (N  1466);  281-282
(N  1474);  365  (N  1824).
 126 	ORF.  I.  71  (N  14);  «ne  mettront  aucun  des  personnes  dessus  nommez,  en  religion  en  aucun
des  monasteres  et  Abbayes  ou  Priorés  à  eux  subgiés»  (ORF.  I.  365  (N  51);  XII.  551;  II.  460-461
(N  51);  XII.  165  (N  15));  Ordonnance  cabochienne.  P.  106  (N  178).  Это  положение  подтверждено
было  в  указах  1338  и  1351,  в  ордонансе  5  февраля  1389  гг.  и  в  кабошьенском  ордонансе  1413  .
 127 	ORF.  XII.  450  (N  14);  повторено  в  ордонансе  о  сенешалях  и  бальи  от  1362-1363  гг.
(IV.  412  (N  12)).  Для  сборщиков  налогов  это  правило  ввел  указ  от  27  мая  1320  г.  (ORF.  I.  714
(N  12)).
 128 	Как  характерный  пример  приведу  работы  К.  Товар,  которая  исследует  ритуальность
жертвоприношений  чиновников,  но  не  упоминает  этого  повторяющегося  из  дела  в  дело  об¬
винения.  См.:  Gauvard  Cl.  Le  oi  de  France  et  l’opinion  publique...;  Eadem.  Les  officiers  royaux  et
l’opinion  publique...  Артон  заметил,  что  смерть  каждого  короля  или  папы  Римского  сопровож¬
далась  обвинениями  в  адрес  их  ближайших  советников.  См.:  Arîonne  A.  Op.  cit.  Р.  38.
 224

Первым  по  значимости  казусом  в  этом  ряду  стало,  без  сомнения,  дело  Ан-
геррана  де  Мариньи,  камергера  и  ближайшего  советника  Филиппа  IV  Краси¬
вого,  казненного  после  смерти  своего  покровителя  30  апреля  1315  г.129  Харак¬
тер  выдвинутых  против  него  обвинений,  а  еще  более  общественное  мнение,
обнаруживают  намерение  увязать  должностные  преступления,  мнимые  или
реальные,  с  нарушением  контракта  с  королем,  чьи  интересы  он  обязался  за¬
щищать  «от  всех  и  против  всех».  Прежде  всего,  Мариньи  обвиняли  в  посяга¬
тельстве  на  прерогативы  монарха,  которые  он  якобы  присвоил  себе.  Так,  ему
приписали  решительное  влияние  на  отбор  королевских  служителей,  которых
он  ставил  по  своему,  а  не  по  королевскому,  усмотрению,  продвигая  свою  кли-
ентелу130.  Как  следствие,  его  деятельность  расценивалась  в  качестве  угрозы
власти  самого  короля:
 Он  королевством  управлял
И  делал  все,  что  возжелал...
 Ничто  не  достигало  короля,
 Раз  Мариньи  сказал  «нельзя».
 Пойди  сначала  ты  к  нему,
 Чтоб  обратиться  к  королю...
 За  короля  он  почитался
Тогда,  и  даже  сверх  того,
 Ведь  без  согласия  его
Король  не  молвил  б  ничего131.
 Полученные  Мариньи  полномочия  молва  приписывала  колдовским  чарам,
которые  он  якобы  использовал  во  вред  государю  и  с  целью  добиться  особого
расположения132.  Этот  мотив  получит  в  дальнейшем  мощное  развитие,  и  поч¬
ти  каждого  чересчур  влиятельного  чиновника  будут  обвинять  в  воздействии
на  короля  с  помощью  зелий  или  колдовства.
 В  результате  поспешного  и  политически  ангажированного  судебного  раз¬
бирательства  Мариньи  был  осужден  по  нескольким  пунктам  (всего  в  обви¬
нительном  заключении  значилось  38  пунктов).  И  в  каждом  из  них  (расхище¬
ние  казны,  незаконное  обогащение  и  продвижение  клиентелы,  порча  монеты,
 129 	Подробное  исследование  судьбы  и  судебного  дела  Ангеррана  де  Мариньи  см.:  ФавьеЖ.
Ангерран  де  Мариньи.  Советник  Филиппа  IV  Красивого  /  Пер.  с  фр.  A.B.  Лентовской.  СПб.,
2003.  Резонанс  этому  делу  придавал  и  разительный  контраст  с  тем  доверием,  которое  питал
почивший  Филипп  Красивый  к  своим  ближайшим  чиновникам:  за  тридцатилетнее  правление  -
ни  одной  опалы!  См.:  FavierJ.  Philippe  le  Bel.  P.  12.
 130 	Вот  как  об  этом  писал  Жоффруа  Парижский:  «Et  tout  son  lignage  refist  /  Arcevesques,
evesques  fist  /  Qui  po  avoient  de  science  /  Car  il  avoit  en  s’ordonnance  /  Roys  et  royaus  et  apostoille/
Touz  les  avoient  en  sa  cordelle...  Officiaus  a  a  court  mis  /  Qui  ne  résout  pas  nos  amis  /  De  son  gré,  de
sa  volenté  /  Qui  en  ont  eü  la  planté»  (Geoffroy  de  Paris.  Chronique  métrique.  P.  196,  221).
 131 	«Et  qui  le  royaume  gouvemoit  /  Ce  qu’il  vouloit,  il  estoit  fet  /  Au  roy  ne  pooit  on  riens  fere,
/  Pus  qu’Enguerrant  fust  au  contraire  /  A  lui  convenoit  il  aler  /  Ainz  qu’en  pouiist  au  roy  parler/Si  le
tenoit  on  comme  roy  /  Lors,  mes  plus,  car  le  roy  sans  lui  /  ne  rendoit  response  a  nului»  (Geoffroy  de
Paris.  La  chronique  métrique.  P.  196-197,  209.  N  5544,  5567,  5603-5606,  6254-6256).
 132 	«Si  orent  mainte  gent  creance/Que  ce  par  art  de  nigromance  /  Feist  qu’en  ce  monde  faisoit/
Et  le  plus  de  la  gent  creoit  /  Que  du  diable  houce  avoit»  (Geoffroy  de  Paris.  La  chronique  métrique.
P.  209.  N  6209,  6273-6277).  Об  использовании  Мариньи  магических  средств  против  короля,
правда,  с  целью  освобождения  из  тюрьмы,  писал  и  автор  «Первого  продолжения  Хроники  Гий¬
ома  из  Нанжи:  «pro  ipsius  liberatione  sortilegio  factas,  et  ad  maleficium  tarn  in  regis  quam  Karoli»
{Guillaume  de  Nangis.  Chronique.  T.  1.  P.  417).
 8.  C.K.  Цатурова
 225

введение  новых  поборов,  сговор  с  фламандцами  и  поражение  французской
армии)  на  разные  лады  обыгрывалось  и  повторялось  главное  обвинение  -
нарушение  принесенной  клятвы  и  «предательство  короля»133.
 В  этой,  ставшей  эталонной,  расправе  с  королевским  служителем  набор
обвинений,  по  сути,  в  перевернутом  виде  отразил  контракт  чиновника  с  коро¬
лем.  Однако  в  случае  Мариньи,  как  и  в  дальнейших  расправах  над  чиновни¬
ками,  обвинение  в  предательстве  короля,  в  злоумышлении  против  его  власти
и  жизни  выглядели  явно  абсурдными.  Как  показал  в  своем  исследовании  дела
Мариньи  Ж.  Фавье,  его  герой  был  всегда  и  предельно  честен  по  отношению  к
королю,  во  всех  делах  защищал  интересы  монарха,  не  забывая,  естественно,
и  о  своих134.  Эта  связь  усиления  монарха  с  процветанием  его  ближайших  слу¬
жителей  сделалась  фундаментальной  опорой  института  королевской  службы,
и  чиновники  не  отделяли  своих  интересов  от  интересов  монархии,  нередко
путая  их.  Все  они  были  лично  заинтересованы  в  укреплении  и  расширении
власти  монарха,  от  чего  напрямую  зависела  и  их  власть,  поэтому  злоумыш¬
лять  против  персоны  короля-благодетеля  было  им  явно  невыгодно.
 Однако  именно  это  обвинение,  пусть  и  в  перевернутом  виде,  закрепи¬
ло  в  политической  культуре  сущность  контракта  чиновника  с  королем.  Так,
в  следующем  крупном  деле  1327-1328  гг.  против  Пьера  Реми,  главы  Казна¬
чейства  в  правление  Карла  IV,  обвиненного  сразу  же  после  смерти  короля-
покровителя  в  растрате  казны,  повторился,  по  сути,  тот  же  набор  претензий,
что  и  в  деле  Мариньи135.  В  основе  их  опять-таки  фигурировало  слишком
большое  и  вызывавшее  зависть  богатство:  якобы  движимое  и  недвижи¬
мое  имущество  Реми  достигало  более  200  тыс.  ливров.  Сопоставление  это¬
го  благосостояния  с  нуждами  казны  решило  участь  чиновника:  он  не  смог
дать  удовлетворяющего  судей  объяснения  происхождения  своего  состояния
и  был  приговорен  к  повешению136.  Однако  не  слишком  большая  убедитель¬
ность  обвинения,  едва  скрывающая  корыстные  интересы  нового  монарха  в
пополнении  казны  за  счет  фаворита  своего  предшественника137,  была  урав¬
новешена  в  словах,  произнесенных  Пьером  Реми  уже  на  помосте  виселицы.
Он  признался,  что  якобы  «однажды  в  Гаскони  совершил  предательство  коро¬
ля»  (proditionem  fecisse  regi  et  regio  in  Vasconia).  Это  не  имеющее  никакого
отношения  к  существу  выдвинутого  против  него  обвинения  признание,  тем
 133 	«Contre  foy,  contre  serement  /  Et  est  traistres  apertement  /  Comme  lierres,  comme  traistres»
('Geoffroy  de  Paris.  La  chronique  métrique.  P.  223,  226,  N  6998-6999,  7207).
 134 	Фавье  считает,  что  свое  состояние  Мариньи  сколотил  на  «милости  короля»,  что  было
вполне  нормально,  но  оно  слишком  бросалось  в  глаза  и  вызывало  зависть  (Favier  J.  Philippe
le  Bel.  P.  12)
 135 	См.  подробнее  об  этом  деле:  Les  Grandes  chroniques  de  France.  T.  IX.  P.  74;  Guillaume  de
Nangis.  Chronique  (Deuxième  continuation).  T.  2.  P.  85.
 136 	Любопытно,  что  он  сам  руководил  возведением  той  виселицы  в  Париже,  чьей  первой
жертвой  сам  и  сделался.  История  повторится,  и  первым  узником  Бастилии  станет  королевский
прево  Парижа  Гуго  Обрио,  который  возвел  эту  крепость.  Весь  набор  стандартных  обвинений,
на  этот  раз  против  Гуго  Обрио,  был  воспроизведен  в  «Chanson  contre  Hugues  Aubriot»  (1381)  //
Le  Roux  de  Lincy  A.  Recueil  des  chants...  T.  1.  P.  264-271.
 137 	На  фискальные  интересы  короны,  как  на  истинную  подоплеку  ритуальных  расправ  с
обогатившимися  чиновниками,  обращал  внимание  Р.  Казель  (в  делах  против  Пьера  Реми,  Пье¬
ра  дез  Эссара,  Жана  де  Монтегю  и  др.).  См.:  Cazelles  R.  Les  variations  du  prélevèment  et  de  la
repartition  selon  les  équipes  au  pouvoir.  P.  204.
 226

не  менее,  как  бы  легитимировало  расправу  над  чиновником,  ставшим  очеред¬
ным  «козлом  отпущения».
 Если  обвинение  Оливье  де  Клиссона  в  1343  г.  «в  предательстве  своего
сеньора  (короля)»  и  его  казнь  (отсечение  головы  и  повешение  в  Париже),  как
и  обвинение  Анри  де  Малеструа,  мэтра  Палаты  прошений  Дома,  в  1348  г.  в
«возбуждении  бунтов  в  Бретани  и  предательстве  короля»  (злоумышлении  его
смерти)138,  могли  быть  обусловлены  начавшейся  Столетней  войной,  то,  на¬
пример,  в  случаях  с  осуждением  Жана  де  Монтегю  и  Никола  дЮржемона  в
начале  XV  в.  подобные  обвинения  звучали  явно  нелепо  и  могли  объясняться
только  апелляцией  к  сложившемуся  стереотипу  проштрафившегося  чиновни¬
ка139.  Жан  де  Монтегю  честно  прошел  все  ступени  чиновной  карьеры,  прежде
чем  стать  главным  распорядителем  Дома  короля,  и,  главное,  входил  в  коман¬
ду  «мармузетов»,  преданных  служителей  короны.  Ни  на  одной  из  занимае¬
мых  должностей,  включая  пост  «суверенного  правителя  финансов  короля»,
Монтегю  не  вызывал  подозрений,  и  лишь  начавшаяся  распря  бургиньонов  и
арманьяков  навлекла  на  него  мстительный  гнев  герцога  Бургундского  Иоан¬
на  Бесстрашного.  Учитывая  бросавшееся  в  глаза  богатство  Монтегю,  обви¬
нения  в  растрате  королевской  казны  могли  выглядеть  правдоподобно,  как  и  в
деле  Мариньи140.  Однако  включение  в  список  его  преступлений  «злоумыш¬
ления  против  жизни  Карла  VI,  кому  одному  он  был  обязан  своим  богатством
и  своим  статусом»,  можно  понять  только  в  контексте  контракта  чиновника  с
королем141.  Показательно,  что  позднее  эпитафия  на  его  могиле  недвусмыс¬
ленно  обвиняла  «бунтовщиков  и  врагов  короля»  в  казни  верного  и  образцово¬
го  чиновника142.  По  сути,  то  же  можно  сказать  и  о  деле  Никола  д‘Оржемона:
выходец  из  потомственной  славной  семьи  королевских  чиновников,  он  стал
жертвой  мести  с  другой  стороны  -  арманьяков,  инкриминировавших  ему  по¬
мимо  заговора  с  целью  убийства  герцога  Беррийского  «оскорбление  вели¬
чия»  (lèse-majesté),  что  было  явной  натяжкой.
 О  глубокой  укорененности  в  политическом  сознании  представлений  об
угрозе  лично  королю,  исходящей  от  его  ближайшего  окружения,  может  сви¬
детельствовать  и  характер  инсинуаций  в  адрес  Людовика  Орлеанского  в
1407-1408  гг.  Глухая  молва,  а  затем  и  доктор  Парижского  университета  Жан
Пти  в  «Оправдании  Жана  Бургундского  за  убийство  герцога  Орлеанского»
обвинял  брата  короля  не  только  в  посягательстве  на  прерогативы  монарха,
 138 	Об  этих  делах  см.:  Chronique  normande  du  XIV  siècle.  P.  60;  Langlois  M.  eî  Lanhers  Y.
Confessions  et  jugements  de  criminels...  P.  156.  N  31.
 139 	Подробнее  об  этих  двух  громких  делах  и  их  оценках  в  чиновной  среде  см.:  Цатуро¬
ва  С.  К.  Офицеры  власти.  С.  301-303.
 140 	Как  и  Мариньи,  парижане  ненавидели  Жана  де  Монтегю,  о  чем  свидетельствуют  «кро¬
вожадные»  описания  современниками  его  казни.  См.:  Gauvard  Cl.  Les  officiers  royaux  et  l’opi¬
nion  publique...  P.  592.
 141 	Кстати,  несчастный  Монтегю,  с  перебитыми  после  пыток  костями  и  перед  занесенным
над  ним  мечом  палача  успел  опровергнуть  публично  все  обвинения  в  отношении  герцога  Ор¬
леанского  в  «измене  и  злоумышлении  против  личности  короля»  {Le  Fevre  de  Saint-Remy  J.  de.
Chronique.  P.  25).
 142 	«Lequel,  en  haine  des  bons  et  loyaux  /  service  par  lui  fais  au  Roy  et  au  royaume,  /  fut  par  les
rebelles  et  ennemis  du  Roy  /  injustement  mis  à  mort  à  Paris».  Cm.:  Merlet  L.  Biographie  de  Jean  de
Montaigu.  P.  283.
 8*
 227

в  растрате  казны  и  присвоении  королевских  доходов,  но  и  в  злоумышлении
против  жизни  государя143.
 Разумеется,  растрата  и  присвоение  чиновником  королевских  доходов,
особенно  в  период  Столетней  войны,  напрямую  увязывались  с  тягчайшим
преступлением  -  оскорблением  величия  (lèse-majesté),  поскольку  отража¬
лись  на  содержании  армии  и  настроении  налогоплательщиков.  Так,  в  обвине¬
нии  генерального  сборщика  мэтра  Жана  де  Ксанкуа  и  его  клерка-сборщика
Жана  Шаррье  в  1450  г.  за  растрату  и  воровство  денег  фигурирует  обвине¬
ние  в  оскорблении  величия,  поскольку  это  угрожало  «ущербом  и  погибелью
королю»144.  Однако  во  внешне  сходном  деле  знаменитого  королевского  финан¬
систа  и  «оружейника»  Жака  Кёра,  арестованного  за  «оскорбление  величия»  и
растрату,  а  на  деле  ставшего  жертвой  зависти  и  интриг,  намеки  на  ущерб,  на¬
несенный  им  «личности  и  состоянию  короля»  уже  не  могут  скрыть  истинных
мотивов  обвинения.  Не  случайно  Карл  VII,  хоть  и  отстранил  Жака  Кёра  от
всех  королевских  служб  «навсегда»,  но  не  казнил  и  даже  не  посадил  в  тюрь¬
му,  ограничившись  изгнанием145.  А  вот  ложно  обвинившая  Кёра  дамуазель
Мортэнь  была  в  отместку  «по  полной  программе»  осуждена  в  Парламенте:
ее  приговорили  к  публичному  покаянию,  удалили  от  персоны  монарха  на  10
лье  под  страхом  конфискации  имущества  и  ареста  и  к  возмещению  всем  пос¬
традавшим  материального  ущерба146.  Не  менее  суровому  наказанию  спустя
некоторое  время  был  подвергнут  и  Отто  Кастелани,  королевский  оружейник,
весьма  неприглядно  поведший  себя  в  отношении  своего  бывшего  начальни¬
ка  и  покровителя  Жака  Кёра.  Арестованный  в  1456  г.,  этот  флорентиец  был
обвинен  в  злоумышлении  против  персоны  монарха  с  помощью  неких  маги¬
ческих  изображений,  которые  якобы  он  сам  изготовил  и  носил  на  себе.  При
помощи  колдовских  чар  и  «дьявольского  искусства»  Отто  якобы  намеревался
получить  «управление  королевством,  так  что  король  будет  выполнять  всё,  что
он  пожелает»147.  Как  видим,  это  дело  спустя  полтора  века  возвращает  нас  к
делу  Мариньи,  демонстрируя  тот  же  набор  обвинений.  Поскольку  в  деле  Отто
Кастелани  явно  проглядывает  корпоративная  солидарность  чиновников,  для
нас  особенно  важно,  что  королевские  служители  использовали  в  своих  целях
тот  же  «код  обвинения»,  что  применялся  и  против  них.
 Подозревать  королевских  служителей  в  предательстве  своего  правителя
было  присуще  и  самым  широким  кругам.  Приведем  лишь  два  примера.  16-
28  мая  1345  г.  в  Парламенте  разбиралось  дело  некоего  Арно  Фуко  из  Гаскони,
наемника  на  содержании  у  англичан.  На  вопрос,  знает  ли  он  еще  кого-то,  кто
является  врагом  короля,  он  ответил,  что  скажет  о  них  только  самому  госуда¬
рю,  наследнику  престола  или  кому-то  из  принцев  крови.  Однако  на  следую¬
щий  день  на  допросе  он  сознался,  что,  говоря  о  врагах  короля,  имел  в  виду
 143 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  99-103  (особ.  С.  101).
 144 	Chartier  J.  Chronique.  T.  2.  P.  244-245.
 145 	Самым  грозным  и  явно  ложным  было  обвинение  в  отравлении  Агнессы  Сорель,  воз¬
любленной  короля,  что  косвенно,  но  весьма  чувствительно  задевало  персону  монарха.  См.
подробнее  о  надуманности  статей  обвинения:  Reyerson  К.  Le  procès  de  Jacques  Coeur  //  Les  pro¬
cès  politiques:  XFV^-XVIF  siècle:  Actes  du  colloque  organisée  par  l’Ecole  française  de  Rome,  Ecole
nat.  des  chartes,  Université  Paris-IV,  20-22  janv.  2003.  Rome,  2007.  P.  123-144.
 146 	Chartier  J.  Chronique.  T.  2.  P.  327-329;  T.  3.  P.  41-44.
 147 	Ibid.  T.  3.  P.  53-55.
 228

его  чиновников:  «в  области  Гасконь  есть  много  бальи,  прево  и  сержантов  ко¬
роля,  кто  не  ведут  себя  подобающе  и  не  достойно  обращаются  с  жителями  об¬
ласти,  от  чего  народ  весьма  опечален,  и  говорят  повсюду  в  области,  что,  если
король  Англии  или  кто-то  его  крови  придет  в  область,  многие  города  и  замки,
подданные  нашего  короля,  повернутся  к  нему  и  на  его  сторону,  и  об  этом  он
хотел  предупредить  короля»148.  16  апреля  1350  г.  в  Парламенте  был  выне¬
сен  приговор  -  позорный  столб  и  клеймение  цветком  лилии  на  лбу  -  Жану
Бертрану  по  прозвищу  Палефринье  из  Сен-JIo  (бальяж  Котантена),  который,
встретив  на  улице  Парижа  бальи  этой  области  Адама  де  Даммартена,  стал
кричать  «Держите  вора,  злейшего  предателя  короля»  (mauvais  traistre  le  Roy),
чем  спровоцировал  его  временный  арест149.
 Любопытно,  что  и  сами  чиновники  прибегали  к  подобному  стереотипно¬
му  приему  в  своих  внутренних  дрязгах  и  интригах.  Об  этом  свидетельствует
«Рапорт»  Большому  совету  от  служителей  Налоговой  палаты  в  1468  г.  Во  вре¬
мя  вспыхнувшей  в  палате  сначала  распри,  а  потом  и  драки,  участники  с  обеих
сторон  обзывали  друг  друга  «предателями  короля»  (traistres  au  Roy)150.
 Сделанный  беглый  анализ  набора  стандартных  обвинений  против  коро¬
левских  чиновников  показывает  своеобразное  преломление  в  политических
представлениях  контракта  должностного  лица  с  королем,  знаменующего
сохранение  личностного  принципа  в  условиях  возникновения  бюрократи¬
ческих  процедур  комплектования.  Однако  появление  требования  «служить
королю  и  никому  другому»  стало  шагом  на  пути  автономизации  бюрократи¬
ческой  функции,  поскольку  ставило  вне  закона  все  прежние  связи  служителя
с  каким  бы  то  ни  было  общественным  институтом,  кроме  складывающегося
государства.
 ОСУЖДЕНИЕ  ФАВОРИТИЗМА
 Тема  фаворитизма  оказалась  одной  из  самых  часто  встречающихся  в  ко¬
ролевском  законодательстве  и  в  политических  трактатах  исследуемого  пери¬
ода.  Возникает  она  не  сразу  и  на  первых  порах  в  качестве  дополнения  к  уни¬
версальному  запрету  чиновникам  совмещать  службу  королю  с  любой  иной
службой.  Однако  по  мере  укрепления  королевской  администрации  и  ее  авто¬
номизации  на  первый  план  в  защите  интересов  короля  от  давления  знати  и
клиентел  выходит  критика  фавора  в  политических  трактатах,  а  регулярные
запрещения  протекции  в  королевском  законодательстве  свидетельствуют  о
трансформации  стратегий  комплектования  администрации.
 Достаточно  рано  под  фавором  начинает  подразумеваться  протекционизм.
Так,  еще  в  1334  г.  Филипп  VI  Валуа  сместил  всех  чиновников,  назначенных  в
Парламент  «по  протекции»  (à  la  faveur)  епископа  Парижского,  входившего  в
состав  верховного  суда  ex  officio151.  Направляя  комиссию  реформаторов  в  на¬
логовое  ведомство,  Карл  V  Мудрый  в  указе  от  6  апреля  1374  г.  включает  фа¬
 148 	Chronique  normande.  Appendice.  N  VI.  P.  223-228.
 149 	Langlois  M.  et  Lanhers  Y.  Confessions  et  jugements  de  criminels...  P.  188.  N  42.
 130 	Rapport  au  Grand  Conseil.  P.  60-66.
 131 	AN  U  497.  F.  24;  AN  U  507.  F.  68.  Смещение  было  вызвано  конфликтом  короля  с  епи¬
скопом  Парижским.
 229

вор  в  список  прегрешений  элю,  которые  распределяли  откупы  не  в  интересах
государя  и  его  казны,  а  «кому  пожелают,  по  фавору  незаконному,  коррупции
или  сговору»152.  Хотя  в  данном  случае  фавор  сводился  к  банальной  корысти,
поскольку  откупы  распределялись  «к  личной  выгоде»  этих  элю,  тем  не  менее,
тенденция  «благоволить  своим  родственникам,  друзьям  или  слугам»  (parens,
amis  ou  serviteurs)  не  только  наносила  ущерб  доходам  короля,  но  и  незаконно
усиливала  власть  чиновников,  распределяющих  службы.  Ведь  получая  долж¬
ность  по  милости  уполномоченного  чиновника,  держатель  становился  «его
человеком»  больше,  чем  «человеком  короля».
 Критика  фавора  как  угрозы  власти  монарха  в  полный  голос  заявляет  о
себе  со  второй  половины  XIV  в.,  явно  в  связи  с  автономизацией  королевской
администрации.  В  политических  трактатах  и  наставлениях  государю  упор¬
но  проводится  мысль  об  опасности,  исходящей  от  чиновников,  получивших
службу  по  милости  и  протекции  третьих  лиц.  Развернутая  критика  фавора
принадлежит  перу  Филиппа  де  Мезьера,  который  неоднократно  и  в  разных
аспектах  касается  этой  ставшей  животрепещущей  темы.  Он  констатирует
опасную  ситуацию  в  главной  сфере  власти  -  в  правосудии,  где  должности
местных  судей,  сенешалей,  бальи,  прево  и  викариев,  раздаются  с  помощью
«даров,  милостей  и  назойливых  просьб»  (par  dons,  faveurs  et  par  importunitez);
та  же  ситуация  царит  и  в  Парламенте.  Да  и  в  целом  «мир  нынче  таков,  что,
невзирая  на  знания  и  достоинства  (preudommie),  каждый  радеет  другу  и  ста¬
рается  правдами  и  неправдами  (par  fas  et  nefas)  позаботиться  о  людях,  а  не  о
должностях  или  службах».  И  такое  радение,  констатирует  Мезьер,  вовсе  не
бескорыстно,  «ибо  сегодня  по  праву  и  незаконно  каждый  продвигает  друга  и
даже  того,  кто  больше  заплатит»  (qui  plus  grant  somme  donra)b3.  Складывание
подобных  клиентел,  именуемых  Мезьером  «публичными  и  тайными  союза¬
ми»  (l’aliance  publique  et  secrete),  внутри  королевской  администрации  он  рас¬
ценивает  как  «ересь  в  нравственном  управлении»  (heresie  en  ton  gouvernement
moral),  наносящую  ущерб  власти  короля.
 Я  уже  приводила  выше  рассуждение  Мезьера  о  грозящей  государю  опас¬
ности  от  «двоелюбия  чиновника».  Сейчас  же  хотелось  бы  остановиться  на
описании  Мезьером  самого  механизма  складывания  подобных  «опасных  свя¬
зей»,  поскольку  в  нем  раскрывается  причина  появления  кланов  и  клиентел.
Мезьер  описывает,  как  знатный  сеньор  лично  или  через  посредника  ищет
дружбы  наиболее  высокопоставленного  и,  следовательно,  близкого  к  королю
чиновника,  упирая  на  свое  стремление  быть  более  осведомленным  о  его  же¬
ланиях  и  намерениях,  дабы  лучше  ему  служить.  За  такую  осведомленность
он  готов  заплатить  «500  или  2  тысячи  франков»  и  больше.  Закрепляя  союз  и
делая  чиновника  «особым  братом  и  союзником»,  знатный  сеньор  дает  ему
свой  девиз  и  берет  с  него  клятву,  что  он  будет  защищать  его  интересы  во  всем
и  повсюду,  против  всех,  но  исключая  короля.  С  помощью  такой  уловки  знат¬
ный  сеньор  якобы  заполучает  чиновника,  кто  «знает  секреты  управления  ко¬
ролевством,  домом  короля  и  королевским  величеством,  через  щедрые  дары  и
 1э2 	«à  qui  il  leur  a  pieu...  par  faveur  desordonnez,  corruption  ou  collusion»  (ORF.  VI.  514).
 1:>3  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  469,  502;  573,  T.  2.  P.  11.  P.  Мунье  полагал,  что  покрови¬
тельство  грандов  и  знати  чиновники  покупали  за  деньги.  См.:  Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.
P.  8.
 230

посулы,  ослепленного  наивным  и  нескромным  соглашательством»,  а  по  сути,
«за  дорогие  подарки  и  богатые  украшения,  за  деньги,  равные  годовому  или
двухгодичному  жалованью».  И  такой  чиновник  будет  хвалить  своего  союзни¬
ка  «как  самого  доблестного  и  самого  достойного  во  всем  королевстве,  говоря:
“он  мудр,  он  щедр,  он  верен  и  добр  сверх  меры”»154.
 В  том  же  духе  рассуждает  и  Кристина  Пизанская,  которая  также  предосте¬
регает  наследника  престола  от  засилья  кланов  и  союзов  внутри  королевской
администрации.  Она  призывает  взять  за  образец  Карла  Мудрого,  который
никогда  не  продвигал  чиновников  по  «произволу,  фаворитизму  или  иному
капризу»  (sur  l’arbitraire,  le  favoritisme,  ou  quelque  autre  caprice)  и  умел  защи¬
тить  свой  выбор  от  давления  знати.  Однажды  герцог  Анжуйский  решил  обес¬
печить  должность  казначея  в  Ниме  «племяннику  или  родственнику  своего
казначея  Пьера  Скатиза,  хотя  протеже  был  игрок  и  юноша  неразумный,  но
богатый».  Однако  король  дал  этот  пост  человеку  мудрому  и  честному,  хоть  и
не  богатому155.  В  середине  XV  в.  Жувеналь  также  сокрушался  о  существую¬
щей  практике  продвижения  людей  по  незаконному  покровительству  и  даже
подчас  за  деньги,  «что  весьма  дурно»156.
 Осуждение  фавора  и  появления  клиентел  у  Жерсона  содержит  более  глу¬
бокое  понимание  таящихся  угроз.  В  нарисованной  им  мрачной  картине  неза¬
конных  связей,  опутавших  французское  общество  к  началу  XV  в.,  стоит  об¬
ратить  внимание  на  подмеченную  им  угрозу  для  оставшихся  вне  этих  кланов
чиновников:  «И  если  кто-то  держится  короля  и  следует  королевской  линии,  не
привечая  ни  одну  из  сторон,  то  любая  из  них  или  они  обе  вместе  объявят  его
пристрастным»157.  Разумеется,  в  момент  произнесения  этой  речи  страна  нахо¬
дилась  в  состоянии  гражданской  войны  бургиньонов  и  арманьяков,  и  столк¬
новение  кланов  и  клиентел  достигло  своего  апогея.  Но  важно,  что  сам  тезис
вписывается  в  законодательно  закрепленную  практику  комплектования,  ста¬
вившую  вне  закона  связи  должностного  лица  с  кем-либо,  кроме  монарха.
 В  этом  контексте  следует  обратить  внимание,  что  в  приведенных  пасса¬
жах  из  политических  трактатов  речь  уже  идет  не  о  совмещении  двух  служб  -
королю  и  другому  сеньору  или  юридическому  лицу  (коммуна,  церковь  и  т.д.),
а  о  неформальной  и  корыстной  связи  чиновника  с  третьим  лицом.  Превраще¬
 154 	«un  grant  seigneur  en  sa  personne  ou  par  un  courrater  privé  dira  a  part  a  un  de  tes  officiers
ou  serviteurs,  qu’il  cognoistra  estre  bien  en  ta  royalle  magesté.  Il  lui  dira:  «Beaux  amis...  affin  que
tu  me  teignes  en  la  grace  et  amour  de  mon  seigneur  le  roy,  et  que  je  soie  souvent  garniz  et  enformez
par  toy  des  voulentez  et  commandemens  de  mon  seigneur  le  roy,  je  te  donne  VC  mil  ou  ij  M  frans;  ...
que  tu  soies  mon  frere  especial  et  mon  alié  et  te  donne  ma  devise,  et  que  tu  me  faces  serement  d’estre
avecque  moy  en  tout  et  partout,  contre  tous  ceulx  du  royaume,  voire  excepté  mon  seigneur  le  roy...
Or  advient...  que  ton  officier,  qui  saura  tous  les  secrez  du  gouvernement  du  royaume,  de  ton  corps  et
de  ta  royale  magesté,  par  les  grans  dons  et  promesses  sustouchiez,  aveuglé  aucunefois  par  son  simple
et  indiscrete  consent,  est  prins  au  las.  Il  prent...  un  beau  et  riche  joyau,  et  l’argent  d’une  annee  ou  de
deux  de  sa  grace  provision...;  ton  serviteur  ou  officiers...  a  present  par  sa  relacion  le  grant  seigneur
est  le  plus  vaillant  et  le  plus  vertueux  qui  soit  en  ton  royaume...  Il  est  saiges,  il  est  larges,  il  est  loyal
et  debonnayres  oultre  mesure»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  350-352).
 1:0  Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  T.  2.  P.  58-60;  Eadem.  Le  livre  du  corps  de  policie.  P.  39.  Анализ
ее  позиции  см.:  Gauvard  Cl.  Les  officiers  royaux  et  l’opinion  publique...  P.  588-589.
 Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  519.
 157 	«Et  par  ainsy  quiconque  se  tient  avec  le  roy  et  va  le  droit  chemin  royal,  sans  favoriser  l’une
partie  ou  l’autre,  l’une  des  parties  ou  toutes  les  deux  par  avanture  le  jugent  partil»  (GersonJ.  Oeuvres.
T.  7.  P.  1019  /  Rex  in  sempitemum  vive).
 231

ние  чиновника  в  «слугу  двух  господ»,  всегда  запрещавшееся  законодатель¬
но  и  осуждавшееся  в  теории,  со  второй  половины  XIV  в.  отличается  сущес¬
твенными  новшествами.  Отныне  не  чиновник  ищет  еще  одной  прибыльной
службы,  а  его  «ищут»,  причем  люди  знатные  и  богатые,  которые  покупают
доверенные  ему  секреты  власти  и  возможность  влияния  на  короля158.  Таким
образом,  критика  фавора,  громко  заявившая  о  себе  со  второй  половины  XIV  в.,
явилась  косвенным  доказательством  усиления  власти  королевских  служи¬
телей.  Превратившись  в  политическую  силу,  королевская  администрация  с
этого  времени  становится  объектом  заинтересованного  и  корыстного  внима¬
ния  иных  политических  сил,  пытающихся  отныне  заполучить  в  свои  руки  эту
мощную  группу  давления  на  власть.
 Кто  же  были  те  политические  силы,  от  которых  исходила  угроза  королю
Франции?  Разумеется,  прежде  всего,  это  знать  и  члены  королевского  дома.
Впервые  давление  со  стороны  знати  и  принцев  крови  упоминается  в  указе  от
6  апреля  1374  г.,  касающемся  расследования  деятельности  элю  с  правом  их
сместить:  «если  какие-либо  просьбы  или  жалобы,  устно  или  письменно  бу¬
дут  вам  сделаны  кем-то  из  нашего  рода  (de  nostre  lignage),  из  нашего  Совета
или  кем-то  другим  за  кого-то  из  этих  (смещенных.  -  С.Ц.)  чиновников,  мы
вам  приказываем  в  силу  вашей  верности  и  клятвы  (sur  voz  fois  et  seremens),
чтобы  вы  нам  об  этом  сообщили  без  промедления  и  нам  отправили  эти  пись¬
ма,  не  распечатывая  их»159.  Это  первое  упоминание  о  существующей  угрозе
вмешательства  со  стороны  знати  и  членов  королевского  дома  в  деятельность
чиновников,  очевидно,  лишь  констатирует  уже  наметившуюся  тенденцию.
 Косвенным  свидетельством  о  наличии  такого  давления  на  королевскую
администрацию  является  указ  Карла  VI  от  8  октября  1401  г.  о  назначении
Шарля  д’Альбре  главой  Налоговой  палаты.  Человек  «большого  авторитета  и
достоинства»  (prééminence),  он  «сможет  пресекать  безрассудные  речи  (folles
paroles)  тех,  кто,  видя  препятствие  их  жажде  даров  и  выплат  (assignations),
привык  грубо  (durement)  выступать  и  отвечать»160.  Очевидно,  что  подобные
грубости  могли  себе  позволить  только  весьма  высокопоставленные  персоны,
которым  не  всегда  мог  отказать  и  государь.
 Период  правления  Карла  VI  знаменовался  небывалой  дотоле  борьбой
кланов  и  клиентел.  Необходимость  совета  опекунов  при  малолетнем  короле
вначале  (1380-1388  гг.),  а  затем  фактическое  неучастие  психически  больного
короля  в  управлении  создали  режим  наибольшего  благоприятствования  для
принцев  крови,  знати  и  их  клиентел  стать  реальными  правителями  Франции.
Для  того  чтобы  понять  размах  борьбы  и  ее  причины,  надо  иметь  в  виду  ус¬
тановленный  в  королевском  доме  Франции  порядок  наделения  властью  при¬
нцев  крови.  Речь  идет  о  существовавшей  издавна  и  получившей  новую  ле¬
гитимность  при  Карле  VI  системе  апанажей  -  крупных  частей  королевского
домена,  передаваемых  принцам  крови  в  пожизненное  управление.  Эта  сис¬
тема  решала  сразу  две  важнейшие  задачи:  она  смягчала  напряжение  внут¬
ри  королевского  дома,  наделяя  младших  сыновей  короля  частью  верховных
 158 	На  эту  особенность  возникающих  уже  при  Филиппе  VI  Валуа  клиентел  знати  обращает
внимание  П.  Льюис.  См.:  Lewis  P.S.  La  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge.  P.  212-214.
 159 	ORF.  VI.  517.  Остается,  правда,  неясным,  как  чиновник  мог  догадаться  о  содержании
нераспечатанного  письма.
 160 	ORF.  VIII.  468-469.
 232

властных  полномочий  (над  определенным  регионом),  и  способствовала  более
эффективному  формированию  административного  аппарата  на  столь  обшир¬
ной  территории,  каковой  являлось  Французское  королевство,  что  впоследс¬
твии  облегчало  вхождение  этих  частей  страны  в  структуры  централизованно¬
го  государства.  Характерно,  что  аппарат  власти  принцев  крови  превратился
со  временем  в  «кузницу  кадров»  для  верховных  ведомств  короны  Франции,
что  усиливало  влияние  их  прежних  патронов161.  Наконец,  нельзя  не  заметить,
что  сами  монархи  вынуждены  были  ради  гарантий  лояльности  принцев  кро¬
ви  и  установления  мира  в  королевской  семье  «играть»  этим  сеньориальным
принципом,  периодически  уступая  нажиму  сильного  конкурента162.
 О  подобной  игре  свидетельствует  формуляр  письма,  дарующего  право  на
королевскую  службу.  В  комментарии  к  письму-назначению  на  должность  хра¬
нителя  соляных  амбаров  (grenetier)  Моршен  пишет:  «когда  эта  служба  дается
по  назначению  другого,  как-то  служба  соляных  амбаров  или  сбора  налогов  в
землях  знатных  сеньоров,  кому  король  передал  назначение,  служба  должна
даваться  тому,  кого  сеньор  назовет  королю;  и  в  письмо  о  даре  вписывают¬
ся  эти  слова  “такому-то,  по  назначению  нашего  дражайшего  и  любимейшего
брата  или  кузена  такого-то”»163.  В  другом  типовом  письме,  о  назначении  на
должность  без  жалованья,  в  комментарии  сказано:  «когда  тот,  кому  дается
служба,  исполняет  в  Доме  короля  службу,  и  король  его  знает,  обычно  ставятся
такие  слова  “Сообщаем,  что  мы,  доверяя  личности  такого-то”...,  но  когда  тот,
кому  дается  служба,  принадлежит  не  к  Дому  короля,  а  скажем,  к  одному  из
знатных  сеньоров  королевской  крови,  пишутся  такие  слова:  “по  благоприят¬
ному  докладу”,  и  т.д.»164
 Об  устоявшейся  практике  назначений  чиновников  по  рекомендации  и
протекции  знати  свидетельствует  весьма  осведомленный  в  аппаратных  играх
автор  Жан  Жувеналь.  Он  сокрушается  по  поводу  обычая  «назначать  мэтрами
Прошений  Дома  короля  и  советниками  Большого  совета  по  просьбам  част¬
ных  сеньоров  юношей  необразованных,  которые  думают  только  о  том,  как
понравиться  тем,  кто  их  выдвинул».  Еще  более  плачевно  этот  обычай  сказы¬
вается  на  местной  королевской  администрации:  бальи,  прево  и  их  наместни¬
ки  служат  одновременно  у  «многих  других  сеньоров»,  так  что  не  успевают
 161 	Ф.  Отран  проследила  вхождение  служителей  принцев  крови  в  состав  Парламента,  при¬
чем  нередко  на  условиях  исполнения  обеих  служб.  См.:  AutrandFr.  Naissance  d’un  grand  corps
de  l’État.  P.  95-96.
 162 	Так,  8  мая  1408  г.  король  назначил  Жана  Таранна  «по  ходатайству  дражайшей  супруги
нашей...  родственников  короля  Иерусалима  и  Сицилии,  герцога  Бургундии  и  других  из  наше¬
го  рода  (aliis  de  stirpe  nostra)»  (ORF.  IX.  327-328).  О  сходных  случаях  вмешательства  знати  и
принцев  крови  в  комплектование  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  69-78.  О.  Мартен
констатирует,  что  назначения  в  XIV  в.  делались  королем  по  протекции  знати,  которая  таким
способом  усиливала  свой  политический  вес.  См.:  Martin  О.  La  nomination  aux  offices...  P.  495.
 163 	«quant  c’est  office  qui  se  donne  a  la  nomination  d’autruy,  comme  les  offices  des  (greniers)
ou  des  aides  ès  terres  des  grans,  seigneurs  a  qui  le  roy  a  donné  la  nomination,  l’office  se  doit  donner
a  celui  que  le  seigneurs  y  nomme  au  roy;  et  en  la  lettre  du  don  on  y  met  ces  motz  a  celuy  à  la  nomi¬
nation  de  nostre  très  chier  et  très  amé  frere  et  cousin  Tel»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  203-204.
N7.6.e).
 164 	«quant  celui  a  qui  on  donne  un  office  est  de  l’ostel  du  roy  en  office  que  le  roy  le  congnoisse,
on  a  acoustumé  de  mettre  ces  motz  savoir  faisons,  que  Nous,  confiens  de  la  personne  de  Tel...,  Mais
quant  celui  a  qui  on  donne  l’office  est  autre  que  de  l’ostel  du  roy,  posé  ores  qu’il  fust  a  ung  des  grans
seigneurs  du  sang  royal,  on  y  met  ces  motz  pour  la  bonne  relacion  etc»  (Ibid..  P.  206.  N  7.8.a).
 233

заниматься  своими  прямыми  обязанностями;  но  хуже  того,  в  их  компетенцию
попадают  и  дела  этих  сеньоров,  чьими  бальи  или  советниками  они  состоят,
так  что  они  «скрывают  в  пользу  сеньоров»  важные  обстоятельства  дела,  и
«права  короля  недолжным  образом  защищают»165.
 В  этом  свидетельстве  кадрового  и  потомственного  королевского  чинов¬
ника  отражается  не  только  неприятие  у  формирующейся  группы  профессио¬
налов  сохранившегося  сеньориального  элемента  в  сфере  комплектования,  но
и  отголоски  горького  опыта  эпохи  Карла  VI,  когда  Жувеналю,  как  и  другим
служителям,  пришлось  на  собственной  шкуре  испытать  плачевные  последст¬
вия  борьбы  кланов  и  клиентел.
 Как  известно,  в  период  малолетства  Карла  VI  функции  управления  ко¬
ролевством  осуществлял  регентский  совет.  И  хотя  в  него  входили  не  только
принцы  крови,  дяди  короля,  но  и  главы  верховных  ведомств  и  служб166,  со¬
отношение  политического  веса  оказалось  явно  в  пользу  знати,  превратившей
королевскую  администрацию  в  объект  корыстного  интереса.  Когда  в  1388  г.
Карл  VI  официально  объявил  о  своем  намерении  отныне  управлять  без  их
помощи,  то  среди  выдвинутых  дядьями-опекунами  «условий  капитуляции»
значилось  и  требование  оставить  на  должностях  в  королевской  администра¬
ции  всех  тех,  кого  они  туда  поставили167.  Таким  образом,  наличие  клиентел
знати  в  королевской  администрации  в  период  регентства  никем  не  скрыва¬
лось.  Однако  пришедшая  к  власти  группа  королевских  служителей-«марму-
зетов»  отказалась  выполнить  именно  это  требование,  задумав  кардинальную
административную  реформу,  которая  была  призвана  усилить  власть  короля  и
его  независимость  от  сеньориального  давления  путем  укрепления  автономии
бюрократической  сферы.  Они  осуществили  масштабное  смещение  всех  став¬
ленников  знати  как  в  верховных  ведомствах,  так  и  на  местах,  чем  вызвали  еще
большую  ненависть  и  ревность  отстраненных  от  управления  королевством
родичей  монарха.  Эта  ненависть  преследовала  их  все  недолгое  время  правле¬
ния  и  сказалась  впоследствии  на  судьбе  всей  группы  и  каждого  в  отдельно¬
сти168.  Первый  же  приступ  безумия  короля  вернул  к  власти  его  прежних  опеку¬
нов,  которые  вновь  завладели  королевским  аппаратом  как  одним  из  основных
рычагов  власти.  Однако  острое  соперничество  между  ними,  вылившееся  в
пресловутую  войну  бургиньонов  и  арманьяков,  со  всей  очевидностью  доказа¬
ло  пагубность  для  администрации  амбиций  знати.  Поэтому  именно  в  период
этой  борьбы  выкристаллизовывается  и  прочно  закрепляется  в  королевском
законодательстве  запрет  на  фавор  и  вмешательство  знати  в  комплектование
королевской  администрации.  В  немалой  степени  утверждению  этого  принци¬
 165 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  454,  520.  В  дальнейшем  эта  практика  будет  только
расширяться:  так,  архивы  парламентов  в  провинциях  заполнятся  упоминаниями  о  покрови¬
тельстве  знати  как  способе  получения  должностей.  См.:  Powis  J.  Aristocratie  et  bureaucratie
dans  la  France  du  XVe  siècle:  État,  office  et  patrimoine  //  L’État  et  les  aristocraties.  P.  232.
 166 	Состав  регентского  совета  был  четко  и  поименно  прописан  в  указе  Карла  V  Мудрого  от
октября  1374  г.  (ORF.  VI.  45-54).
 167 	«ad  officia  regia  et  administrationes  curiales»  (Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  I.
P.  569).
 168 	См.  подробнее:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  I.  P.  569-571;  T.  2.  P.  11-15,  27-
29.  Умелая  пропаганда  сделала  их  «козлами  отпущения».  См.:  Gauvard  Cl.  Les  officiers  royaux
et  l’opinion  publique...  P.  592.
 234

па  способствовала  риторика  самих  борющихся  сторон,  попеременно  сменяю¬
щих  друг  друга  у  трона  и  отстраняющих  ставленников  своего  противника.
 Начало  открытой  борьбе  двух  партий  было  положено  смертью  дяди  коро¬
ля  -  герцога  Бургундского  Филиппа  Храброго,  в  результате  которой  на  поли¬
тическую  арену  вышел  его  сын  и  наследник  Жан  Бесстрашный  и  немедленно
приступил  к  атаке  на  своего  главного  соперника,  младшего  брата  короля  Лю¬
довика,  герцога  Орлеанского,  ставшего  теперь  первой  фигурой  при  больном
государе.  Опираясь  на  широкое  недовольство  усилением  налогового  гнета  и
ростом  расходов  на  содержание  королевского  аппарата,  Жан  Бесстрашный
произнес  программную  речь  на  Королевском  совете  в  1405  г.,  в  которой  сре¬
ди  основных  претензий  к  власти  фигурировало  обвинение  в  фаворитизме
при  комплектовании  кадров  администрации.  Обрушившись  с  обвинениями
на  «недостойное  окружение  короля»,  он  осудил  сложившуюся  практику  про¬
движения  к  функциям  управления,  особенно  в  судопроизводстве,  «через  инт¬
риги  и  коррупцию»,  когда  член  клиентелы  «показывает  себя  более  связанным
с  покровителем,  чем  с  королем»,  отчего  «права  и  доходы  казны  каждый  день
уменьшаются»169.  Удар  был  рассчитан  точно:  общественное  мнение  обвиня¬
ло  брата  короля  во  всех  смертных  грехах,  что  обеспечило  герцогу  Бургунд¬
скому  серьезную  поддержку,  когда  он  решился  пойти  ва-банк  и  23  ноября
1407  г.  «просто»  убил  своего  соперника  руками  наемников.  Так  началась  во
Франции  первая  гражданская  война,  в  ходе  которой  происходили  периоди¬
ческие  административные  чистки  по  политическим  мотивам,  проводившиеся
формально  по  приказу  короля,  а  фактически  в  интересах  победившего  в  дан¬
ный  момент  соперника,  и  запрещение  фаворитизма  в  королевской  админист¬
рации  превратилось  в  рефрен  преамбул  этих  указов.
 Под  влиянием  герцога  Бургундского  Карл  VI  издал  13  апреля  1412  г.  указ,
которым  отстранял  всех  служителей  суда  и  финансов  в  землях  сеньоров  из
партии  арманьяков,  заменив  их  штатными  королевскими  чиновниками,  ого¬
ворив  особо,  что  они  прежде  были  назначены  «назойливыми  просьбами  и
мольбами  некоторых  лиц  из  нашего  рода»  (nostre  ligniage),  что  привело  к  не¬
оправданному  разорению  казны  в  виде  жалованья,  даров  и  пенсионов  этим
чиновникам,  а  также  их  родне,  друзьям  и  слугам170.  Фактически  речь  шла
о  клиентеле  знати  из  партии  арманьяков,  нанесшей,  согласно  тексту  указа,
ущерб  королю  и  королевству.
 Эта  тема  зазвучала  во  всю  мощь  в  ходе  кабошьенского  восстания  в  Пари¬
же  в  1413  г.,  в  ходе  которого  решено  было  очистить  администрацию  от  зло¬
употреблений  с  помощью  одномоментного  отстранения  всех  королевских  чи¬
новников  под  предлогом  их  назначения  некогда  «по  милости»  арманьяков171.
Подавление  восстания  привело  к  опале  герцога  Бургундского  и  приходу  к
 169 	См.  подробнее  текст  речи:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  3.  P.  297-301.  Как  убе¬
дительно  показал  A.  Демюрже,  к  моменту  убийства  герцог  Орлеанский  и  его  союзники  конт¬
ролировали  две  трети  королевского  аппарата  на  местах.  См.:  Demurger  A.  Le  rôle  politique  des
baillis  et  sénéchaux...  P.  283.
 170 	ORF.  X.  1-2.  В  результате  этой  чистки  королевского  аппарата  на  местах  под  контролем
герцога  Бургундского  оказалось  24  бальяжа  и  сенешальства,  у  арманьяков  осталось  восемь,  и
еще  пять  не  идентифицируются  по  политической  принадлежности.  См.:  Demurger  A.  Le  rôle
politique  des  baillis  et  sénéchaux...  P.  284-285.
 171 	Указ  от  24  февраля  1413  r.  (ORF.  X.  59).
 235

власти  партии  арманьяков,  которая  использовала  продлившееся  около  пяти
лет  монопольное  положение  при  персоне  монарха  для  внедрения  в  королев¬
скую  администрацию  своих  ставленников172.  Характерно,  однако,  что  во  всех
указах  неизменно  осуждался  фавор.  Так,  в  указе  от  26  февраля  1414  г.,  сокра¬
щавшем  численность  генералов-советников  по  делам  суда  налогов,  отстра¬
нялись  те,  кто  прежде  был  поставлен  туда  «властью  их  друзей  к  великому
скандалу  правосудия  и  нашему  огромному  ущербу»173.  В  указе  от  16  февраля
1415  г.  король  отменял  прежнюю  порочную  практику,  когда  «из-за  назойли¬
вости  просителей  нами  были  поставлены  на  должности  люди  и  чиновники
не  по  нашей  воле...,  ибо  нам  одному  и  во  всем  принадлежит  полное  распо¬
ряжение,  раздача  и  установление  наших  служб  всех  рангов,  без  того  чтобы
кто  бы  то  ни  было  другой,  какого  бы  авторитета,  положения  или  прерогатив
он  ни  был,  имел  бы  право  и  мог  распоряжаться,  давать  или  доверять  любые
службы»174.
 Ответным  ходом  герцога  Бургундского  стал  союз  с  королевой  Франции
Изабо  Баварской,  которая  в  начале  1418  г.  покинула  Париж  и  учредила  в  Туре
параллельные  органы  власти.  В  изданном  от  ее  имени  указе,  обосновываю¬
щем  это  решение,  вновь  звучит  осуждение  фавора  и  давления  кланов  в  сфере
комплектования  королевской  администрации,  хотя  данный  указ  издан  в  инте¬
ресах  бургиньонов  и  их  клиентелы175.
 Вступление  войск  герцога  Бургундского  в  Париж  в  мае  1418  г.  знамено¬
вало  его  убедительную,  хоть  и  недолгую  победу  в  этой  войне,  и  она  имела
следствием  временную  приостановку  работы  всех  органов  королевской  ад¬
министрации  и  переназначение  их  состава.  Это,  по  сути,  была  чистка  адми¬
нистративного  аппарата  в  интересах  победившей  партии  и  ее  клиентелы.  Тем
более  важно,  что  в  указах  о  производимых  заменах  осуждается  фаворитизм  и
клановые  стратегии  комплектования,  а  критерием  отбора  чиновников  объяв¬
ляется  «верность  королю»  (loyaulx  à  Nous)176.  В  этом  же  русле  действует  и  до¬
фин  Карл,  указами  которого  в  1418  г.  создаются  параллельные  органы  власти  в
Пуатье  и  Бурже.  Тексты  указов  об  учреждении  этих  ведомств  осуждают  вмеша¬
тельство  герцога  Бургундского  в  сферу  комплектования  королевской  админис¬
трации,  куда  он  «поставил  новичков  из  числа  своих  людей  и  слуг...,  хотя  ему
не  подобает  никоим  образом  вмешиваться  в  управление  королевством»177.
 172 	Новая  чистка  с  сентября  1413  по  январь  1414  г.  привела  к  смене  22  бальи  и  сенешалей,
так  что  у  герцога  Бургундского  остался  лишь  один  округ.  См.:  Demurger  A.  Le  rôle  politique  des
baillis  et  sénéchaux...  P.  285-286;  AutrandFr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  377.
 173 	«par  puissance  de  leurs  amis...  au  grand  esclande  de  Justice  et  en  nostre  très-grand  prejudice
et  charge»  (ORF.  X.  198).
 174 	«par  importunites  ...  de  mectre  en  noz  Offices  gens  et  officiers  autrement  qui  à  nostre  plai¬
sance...,  et  que  à  Nous  seul  et  pour  le  tout  appartient  la  plaine  disposition,  donnacion  et  ordonnance
de  noz  offices  en  quelque  degré  qu’ilz  soient  sans  ce  que  à  autre  quelconque  de  quelque  auctorité,
prééminence  ou  prerogative  qui  soit,  loise  ou  appartienne  de  disposer,  donner  ou  conferer  aucuns  of¬
fices»  (ORF.  X.  231-232).
 175 	В  тексте  указа  осуждается  вмешательство  графа  Арманьяка  в  отбор  чиновников  на
службу  в  Парламенте,  в  Палате  счетов  и  других  ведомствах,  приведшее  к  раздаче  этих  служб
«людям  ничтожного  авторитета  и  разума,  его  клиентеле  (confederez),  бунтовщикам  и  наруши¬
телям  мира»  (ORF.  X.  436-442).
 176 	См.,  например,  указ  о  новом  составе  Парламента  от  22  июля  1418  г.  (ORF.  X.  459-460).
 177 	«n’appartient  en  aucune  maniéré  soy  entremettre  du  gouvernement  du  Royaume»
(ORF.  X.  477^78).  Указ  от  21  сентября  1418  г.
 236

Как  следствие,  в  поисках  противовеса  сеньориальным  кланам,  представ¬
лявшим  реальную  угрозу  королевской  власти,  корона  вынуждена  опираться
на  чиновников,  дав  им  право  вмешиваться  в  комплектование  королевской
администрации178.  Однако  в  отношении  чиновных  кланов  и  клиентел  ко¬
ролевская  политика  оставалась  столь  же  двойственной,  что  и  в  отношении
сеньориальных  кланов.
 С  одной  стороны,  в  законодательстве  достаточно  рано  появились  запреты
служащим  радеть  своим  родственникам  и  друзьям  или  извлекать  материаль¬
ные  выгоды  при  раздаче  должностей.  Так,  в  одном  из  ранних  регламентов
о  парижском  Шатле  от  13  июля  1320  г.  говорилось  о  порочной  практике  не¬
померно  увеличивать  численность  сержантов  за  счет  «соотечественников  и
родственников  прево,  а  также  родни  их  жен,  братьев,  кузенов»,  и  мерах  по  ее
искоренению179.  В  ордонансе  от  28  июня  1337  г.  Палате  счетов  и  Казначей¬
ству  дается  предписание  препятствовать  получению  должностей  генералов-
мэтров  монет  «братьями,  дядьями,  племянниками,  двоюродными  братьями
и  слишком  близкими  (родственниками)  генералов-мэтров  наших  монет,  их
жен  или  детей»180.  Со  второй  половины  XIV  в.  появляется  новый  нюанс:  ми¬
лость  чиновника,  распределяющего  службы  или  королевские  откупа,  приоб¬
ретается  за  деньги  и  подарки181.  В  «Общем  регламенте  о  водах  и  лесах»  мэт¬
рам-хранителям  королевского  домена  запрещается  «передавать  и  продавать
откупы  на  продажу  леса  никому  из  родственников,  ни  дворянам,  ни  нашим
чиновникам»182.  То  же  наличие  чиновных  кланов  фиксируется  в  Палате  сче¬
тов:  в  большом  регламенте  о  домене  от  февраля  1379  г.  содержится  запрет
мэтрам  счетов  назначать  клерков  (clers  d’Aval)  из  числа  своих  родственников,
служителей  или  иных  близких  к  ним  или  к  их  родне183.
 Реформы  «мармузетов»  ввели  нормы,  запрещавшие  фаворитизм  чинов¬
ных  кланов  и  клиентел.  Большой  ордонанс  от  5  февраля  1389  г.  о  местной
королевской  администрации  содержал  несколько  пунктов,  призванных  побо¬
роть  семейственность  и  подкуп.  Так,  сенешалям,  бальи  и  другим  судьям  на
местах  запрещалось  иметь  в  своем  подчинении  прево,  викариев  или  судей
из  числа  своих  родственников  и  близких,  каковые  (если  они  имелись)  этим
указом  отстранялись184.  Он  же  вводит  меры  по  пресечению  взяточничества,
 178 	Признавая,  что  «отношения  патронажа  в  силу  самой  их  природы  ускользают  от  исто¬
рика»,  П.  Бурдьё  настаивал  на  их  активной  роли  «в  процессе  бюрократизации».  Но  главное,
что  сосуществование  клиентел  знати  и  чиновной  солидарности  обеспечивало  королю  возмож¬
ность  «игры  на  противоречиях»,  используя  одних  против  других  с  целью  ограничить  их  вли¬
яние.  См.:  Бурдьё  П.  От  «королевского  дома»  к  государственному  интересу.  С.  263-264,  266.
 179 	«II  у  a  si  grant  multitude  de  sergens,  dont  la  greigneur  partie  est  du  pais  au  prevost,  et  de  son
lignage,  ou  du  lignage  sa  femme,  aucuns  freres,  serourges,  ou  cousins»  (Isambert  et  als.  Recueil  gé¬
néral...  T.  III.  P.  250-251.  N  9).
 180 	«vous  ne  souffrez  qu’il  ait  ne  demeure  freres,  oncles,  neveuz,  cousins  germains,  ou  trop  af-
fins  des  generaulx-mestres  de  noz  monnoyes,  de  leurs  fames,  ou  de  leurs  enfans»  (ORF.  VI.  ij-iij).
 181 	P.  Мунье  также  датировал  этим  временем  появление  практики  скрытой  продажи  долж¬
ностей,  например  бальи  и  сенешалями  своим  подчиненным  (Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.
P.  5-7).
 182 	«ne  de  son  linage,  ne  à  Gentil-homme,  ne  à  nostre  officiers»  (ORF.  VI.  235  (N  46)).
 183 	«de  lignage,  qui  l’ait  servi,  ni  de  quelques  affinité  à  luy  ni  aux  siens»  (ORF.  VI.  383  (N  19)).
 184 	«nos  seneschauls,  baillis  et  autres  juges  n’ayent  doresenavant  soubz  eulx  prevosts,  vicaires
ou  juges  de  leur  lignage  ou  affinité,  et  se  aucuns  en  qu’ilz  soient  ostez  de  leurs  offices»  (ORF.  XII.
 163 	(N3)).
 237

с  помощью  которого  покупается  покровительство  вышестоящих  чинов:  от¬
дельный  пункт  запрещал  бальи,  сенешалям  и  судьям  «давать  или  посылать
дары  нашим  советникам  или  их  женам,  детям  или  друзьям  из  их  близкого
окружения»185.
 Запрет  чиновных  кланов  и  клиентел  вошел  в  состав  большого  ордонанса
от  апреля  1454  г.,  где  речь  идет  о  продажной  протекции.  Пункт  84  ордонан¬
са  осуждает  сложившуюся  «в  прежние  времена  войн  и  раздоров»  практику
покупки  за  большие  деньги  должностей  в  королевском  аппарате,  запрещая
подданным  «отныне  обращаться  к  чиновникам  и  советникам  с  обещаниями
даров  в  любом  виде,  движимом  и  недвижимом,  с  целью  получения  служб
или  должностей  от  нас»;  а  пункт  88  запрещает  бальи  и  сенешалям  требовать
и  получать  любые  суммы,  золотом  и  серебром,  или  другие  вещи  от  тех,  кого
они  назначают  своими  наместниками,  а  тем,  в  свою  очередь,  давать  и  платить
за  получение  этих  служб»186.  В  ордонансе  от  23  декабря  1454  г.  о  Палате  сче¬
тов  по  разным  поводам  упоминаются  родственные  связи  чиновников.  Так,
служителям  Палаты  запрещалось  принимать  у  себя  в  доме  в  Париже  подчи¬
ненных  или  их  заместителей,  приехавших  для  отчетов,  «в  каком  бы  родстве,
свойстве  или  милости  они  ни  были».  Кроме  того,  президентам  и  мэтрам  сче¬
тов  запрещалось  присутствовать  на  заседаниях,  когда  разбирались  счета  ко-
го-то  из  их  родственников  или  близких;  равно  как  и  клеркам  Палаты  самим
проверять  счета  родственников187.
 Не  меньшую  роль  играла  и  общественная  критика  чиновных  кланов,  по¬
лучивших  у  современников  красноречивое  наименование  «банд»188.  Во  всю
силу  она  прозвучала  в  ходе  кабошьенского  восстания  1413  г.  Поданная  Па¬
рижским  университетом  ремонстрация  квалифицировала  засилье  чиновных
династий  и  клиентел  как  общественное  зло:  «через  фавор  друзей  и  родствен¬
ников,  через  назойливые  прошения  и  иными  способами»  в  Парламент  попа¬
дали  люди  недостойные,  а  главное,  в  нем  одновременно  заседали  «сыновья,
братья,  кузены,  племянники,  зятья  и  родня»,  так  что  девять  из  десяти  по¬
лагающихся  для  вынесения  приговора  судей  являлись  родственниками,  что,
естественно,  подрывало  доверие  к  такому  приговору189.
 В  трактовке  монаха  из  Сен-Дени  осуждение  фавора,  засилья  родствен¬
ников  и  корпоративных  кланов  являлось  одним  из  рычагов  движения  за  ре¬
формы.  Фаворитизму  приписывали  незаконное  и  непомерное  разрастание
 185 	«Qu’ilz  ne  donront  ou  envoyeront  dons  à  noz  conseilliez  ne  à  leurs  femmes,  enfans  ou  autres
de  leur  especial  cognoissance»  (ORF.  XII.  165  (N  11)).
 186 	ORF.  XIV.  304-305.
 187 	«Que  à  aulcun  des  officiers  de  ladite  chambre  ne  sera  licite  ou  permis  de  loger  en  son  hostel
ou  maison  à  Paris,  aulcun  officier  comptable,  ou  son  commis  ou  lieutenant,  durant  le  temps  qu’il  sera
audit  Paris  venu  pour  compter,  quelque  affinité,  promixité  de  lignage,  ou  faveur  qui  y  peust  estre»
(N  38);  «Que  nul  desdictes  presidens  ou  maistres  assiste  audit  bureau,  quand  aulcun  de  son  lignage
ou  affinité  prouchaine  y  aura  à  besoigner...;  aussi  aulcun  desdicts  clers  ne  examinera  compte  de  per¬
sonne  qui  luy  soit  des  conditions  dessusdictes»  (N41)  (ORF.  XIV.  346).
 188 	Впервые  наименование  «bendes»  употребил  автор  «Истинного  сновидения»  (Songe  ve¬
ritable).  См.:  Gauvard  CL  Les  officiers  royaux  et  l’opinion  publique...  P.  587.
 189 	«en  ladicte  Court  plusieurs  quilz  sont  filz,  freres,  cousins,  nepveux,  gendres  et  affins  ensem¬
ble,  et  y  a  tel  que  ainsy  en  lignage  et  en  parenté  est  lui  IXe  comme  le  premier  president,  et  toutesvois
dix  de  ladicte  Court  pevent  faire  ung  arrest»  (Remonstrances  de  l’Université...  P.  432-433).
 238

численности  государственного  аппарата,  а  также  присутствие  в  нем  недо¬
стойных  и  необразованных  людей.  В  качестве  примера  скандального  фавори¬
тизма  он  приводит  королевского  прево  Парижа  Пьера  дез  Эссара,  который  на¬
вязал  налоговому  суду  «человека  вовсе  бесполезного,  будто  бы  сказав:  “Это
противоречит  праву,  но  он  мой  родственник”»190.
 В  кабошьенском  ордонансе  устанавливались  лимиты  на  родственные  свя¬
зи:  отныне  «в  двух  палатах  Парламента,  сиречь  в  Верховной  и  Следственной,
не  должно  быть  более  трех  советников,  находящихся  в  родстве  и  близости  до
третьего  колена  включительно,  согласно  каноническому  праву;  что  до  прези¬
дентов  этих  палат  и  чиновников  Прошений  Дворца,  людей  Счетов,  Проше¬
ний  Дома,  то  не  будет  ни  одного...,  кто  находился  бы  в  родстве  или  свойстве
в  указанных  степенях;  а  если  кто  назойливостью  просителей  или  иначе  полу¬
чил  эти  службы,  мы  отныне  и  впредь  их  объявляем  негодными  ни  к  каким  ко¬
ролевским  службам»191.  Но  на  существование  кланов  и  клиентел  внутри  кор¬
пуса  чиновников  указывали  во  второй  половине  XV  в.  и  Анри  Бод,  и  Робер  де
Бальзак,  сетуя,  что  в  верховных  ведомствах  царят  «банды,  а  во  главе  тот,  кто
выплачивает  своим  друзьям  и  кому  пожелает  деньги  и  находит  способ,  чтобы
только  члены  его  банды  судили  и  решали  дела  их  друзей»192.
 Однако  в  политике  короны  Франции  можно  проследить  и  противопо¬
ложную  тенденцию.  Впервые  чиновные  кланы  и  клиентелы  фиксируются
в  правления  Филиппа  VI  Валуа  и  Иоанна  II  Доброго,  что  явно  было  обус¬
ловлено  стремлением  новой  династии  найти  надежную  опору  в  противовес
сеньориальному  давлению.  На  Штатах  Лангедойля  1356  г.  одной  из  причин
«дурного  управления»  была  названа  политика  фаворитизма  Иоанна  II  Доб¬
рого,  выделявшего  среди  должностных  лиц  нескольких  любимцев,  кото¬
рым  он  доверил  несоразмерно  большую  власть.  В  итоге  эти  любимчики  на¬
несли  королевству  огромный  ущерб,  особенно  тем,  что  продвигали  на  все
должности,  снизу  доверху,  «по  дружбе,  фавору  и  коррупции,  заботясь  о  ли¬
цах,  а  не  о  службах».  Причем  такая  дружба  и  фавор  открыто  приписывались
взяткам  и  подношениям  этим  королевским  любимцам  со  стороны  ищущих
должностей193.
 И  здесь  мы  сталкиваемся  с  другим  явлением,  внешне  сходным  с  фавори¬
тизмом,  но  имеющим  иную  природу.  Особое  расположение,  личная  симпатия
или  доверие  имманентно  присущи  человеческим  отношениям,  и  они  неуст¬
 190 	Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  4.  P.  759-761.
 191 	«plus  hault  de  tois  conseilliers,  qui  se  entrappartiengnent  de  lignaige  et  affinité  de  trois  de
degrée  inceluy,  selong  computation  de  droit  canonique  et  au  dessoulz,  en  plus  prochain  degré...  rep-
putons  inhabiles  à  tous  offices  royaulx»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  95  (N  162)).
 192 	Baude  H.  Éloge.  P.  133;  «Aussi  y  a  aucuns  foiz  aus  dictes  cours  des  bandes  qui  ont  ung  chief
qui  font  aucunes  foiz  des  baillier  à  leurs  amys  et  à  ceulx  qui  leur  plaist  des  provisions  per  cameram
et  trouvent  façon  qu’il  n’y  a  nul  que  de  ceulx  de  leur  bande  quant  ilz  le  font  et  jucgent  les  causes  de
leurs  amys»  (Balsac  R.  de.  Traité.  P.  223.  N  49).
 193 	«il  y  en  ot  aucuns  esquieulx  il  s’attendi  et  confia  moult  de  gouvernement  dudit  royaume;  plu¬
sieurs  bailliz,  seneschaulx,  prevostz,  contes,  receveurs,  gardes  de  pors  et  de  passaiges,  chastelains,
lieux  tenans  de  capitaines  de  pays,  maistres  de  monnoyez,  gardes,  contre-gardes,  collecteurs  de  dizi-
mes  et  autres  officiers  ont  esté  mis  par  les  dessus  diz  conseilliers  et  gouverneurs  sans  election...  par
amitiez,  par  faveurs  ou  par  corruptions,  en  pourvent  aux  personnes,  non  mie  aux  offices;  ...les  diz
officiers  ont  eu  si  très  grans  aides  et  port  de  ceulx  qui  les  ont  fais»  (Journal  de  1356.  P.  433-434).
 239

ранимы  в  любой  политической  системе.  Король,  как  любой  другой  человек,
мог  испытывать  особое  расположение  к  кому-то  из  своих  служителей,  что
возбуждало  у  окружающих  естественную  зависть  и  ревность.
 Понимание  этой  формы  фавора  можно  найти  у  Кристины  Пизанской.  Се¬
туя,  что  «ныне,  как  и  в  прежние  времена,  многие  государи  и  владетельные
персоны  имеют  обыкновение  испытывать  чрезмерную  и  излишнюю  любовь
и  расположение  к  одному  из  своих  служителей  больше,  чем  к  кому  бы  то
ни  было  другому»,  Кристина  видит  угрозу  от  такого  фаворитизма  в  «чистой
прихоти  (volenté)  монарха,  «без  каких-либо  доказательств  верности  или  до¬
стоинств»  со  стороны  фаворита.  Тем  самым  она  признает  оправданным  рас¬
положение  государя  к  тому,  кто  этого  достоин.  В  качестве  примера  Кристина
приводит  историю  с  Жаном  де  ла  Ривьером,  любимцем  Карла  V  Мудрого  «за
его  великую  верность  и  честность»  (loyauté  et  preudommie),  которую  он  до¬
казал  во  время  брожений  во  Франции,  предпочтя  смерть  предательству,  оп¬
лаченному  «щедрыми  дарами  в  виде  денег  и  сеньорий  злодеями  и  предателя¬
ми  короля».  И  потому,  -  заключает  Кристина,  -  король  по  праву  любил  его.
Также  Кристина  считает  оправданной  любовь  короля  к  его  брату  Бюро  де
ла  Ривьеру,  «мудрому,  здравому,  красноречивому,  работящему  и  достойному
любых  почестей»194.
 И  действительно,  одним  из  критериев  при  назначении  на  королевскую
службу  со  временем  указываются  родственные  связи  назначаемого  с  кем-то
из  королевских  служителей,  пользующихся  расположением  государя  за  ока¬
занные  услуги  и  верную  службу.  В  назначении  Карлом  VI  Бертрана  Акара  на
должность  клерка  в  Монетную  палату  на  место  отца  Никола  Акара  говорит¬
ся:  «учитывая  добрые  и  верные  службы,  каковые  оказывал  в  течение  долго¬
го  времени  нам,  как  и  нашему  сеньору  отцу,  наш  любимый  и  верный  клерк
(greffier)  монет»195.  В  «Буржском  королевстве»  Карл  VII  раздавал  должности
в  благодарность  за  оказанные  ему  услуги:  такая  формулировка  использована
в  указе  о  назначении  Пьера  Кузино  генеральным  прокурором  короля  в  Пар¬
ламенте  в  Пуатье  в  1423  г.,  а  также  в  назначении  Шарля  де  ла  Ривьера  «гене¬
ральным  реформатором  и  суверенным  мэтром  вод  и  лесов»  указом  от  21  мая
1428  г.196  Людовик  XI,  создавая  внештатную  должность  второго  королевского
адвоката  в  налоговом  суде,  помимо  достоинств  мэтра  Жана  Дюфренуа,  ука¬
зывает  в  письме  о  назначении  от  15  мая  1466  г.,  что  она  дана  «особенно  из
расположения  к  добрым  и  приятным  службам,  кои  нам  оказал  и  оказывает
изо  дня  в  день  и,  надеемся,  будет  еще  оказывать  наш  любимый  и  верный  со¬
ветник  и  президент  Парламента  мэтр  Жан  ле  Буланже,  у  коего  этот  Дюфренуа
женат  на  дочери»197.  Назначая  24  февраля  1478  г.  экстраординарного  экзаме¬
натора  в  Шатле  Людовик  XI  обосновывает  этот  акт  «благодарностью  за  неко¬
 194 	«homme  de  belle  faconde  et  mistre  en  toutes  choses»  {Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  P.  100—
 101).
 195 	«considerans  les  bons  et  loyaulx  services  qu’il  a  faictz  par  longtemps  a  nostre  seigneur  et
pere  et  à  Nous»  (ORF.  IX.  52).  Указ  от  8  февраля  1405  г.
 196 	«par  consideracion...  et  des  bons  et  agreables  services  et  plaisirs  que  ledit  maistre  a  fait...  et
fait  encore  de  jour  en  jour»  (AN  Xla  8604.  F.  66  v);  «pour  consideracion  de  grans  bons  notables  et
profitables  services  que  nous  a  fait  et  fait...»  (AN  Xla  8604.  F.  100  v).
 197 	«en  faveur  des  bons  et  agreables  services»  (ORF.  XVI.  480).
 240

торые  особые  и  приятные  службы,  каковые  этот  Мюнье  и  его  родственники
и  друзья,  будучи  в  нашем  окружении,  оказали  нам».  Аналогичное  обосно¬
вание  -  «добрые  службы  наших  служителей,  их  родственников  и  друзей»  -
дает  Людовик  XI,  назначая  29  июня  1482  г.  Никола  Русселена  на  должность
ординарного  пристава  Парламента.  На  этом  основании  король  даже  идет  на
нарушение  сложившихся  критериев  отбора  чиновников,  назначив  3  ноября
1482  г.  клерком  в  Палату  счетов  Жана  де  Сансака,  сына  советника  и  генерала
финансов,  хотя  тот  еще  «слишком  молод  для  такой  службы»198.
 Фавор  короля  как  главный  критерий  отбора  на  службу  тех,  кто  «ему  уго¬
ден»,  действовавший  во  Франции  с  эпохи  Филиппа  Августа,  претерпел  в  ис¬
следуемый  период  кардинальную  трансформацию.  Возник  динамический
конфликт  между  неотменяемым  личностным  принципом,  выраженным  фор¬
мулой  quod  principi  placuit,  и  зарождающимися  бюрократическими  процеду¬
рами  отбора  и  иными  формами  соучастия  чиновников  в  комплектовании
королевской  администрации.
 С  обострением  критики  фаворитизма  и  засилья  кланов  и  клиентел  связ¬
ка  -  выборы  против  фавора  -  становится  лейтмотивом  королевских  указов.
Она  получила  адекватное  выражение  в  формуле,  предписывающей  замещать
королевские  службы  только  через  выборы:  «без  фавора  и  невзирая  на  лица»
(sans  aucune  faveur  ou  accepcion  de  personne)199.  В  этой  формуле  упор  делается
на  процедуре  и  критериях  отбора,  противопоставленных  произволу  и  милос¬
ти  короля  или  любого  другого  лица.
 Впрямую  об  этом  было  сказано  в  инструкции  по  сбору  налогов,  изданной
в  правление  «мармузетов»:  в  ней  говорилось  о  прежней  порочной  практике
назначения  по  фавору  элю,  сборщиков,  хранителей  соляных  амбаров,  контро¬
леров  и  других  служителей,  кто  даже  не  умеет  читать  и  писать,  т.е.  вовсе  не
соответствует  службе200.
 Противопоставление  выборов  фавору  глубоко  проникло  и  в  политичес¬
кую  мысль  эпохи.  Жан  Жерсон  в  своей  речи  4  сентября  1413  г.  настаивал,
что  единственной  гарантией  для  короля,  чтобы  его  чиновник  не  был  предан
другому  сеньору  больше,  чем  ему,  это  «добрые  выборы  без  фавора  и  более
ко  благу  вашему  и  вашего  королевства,  чем  ко  благу  персон»201.  В  «Книге  о
политическом  теле»  Кристина  Пизанская  противопоставляет  выборы  как  га¬
рантию  отбора  по  «достоинствам  и  разуму»  фавору  и  протекции  друзей202.
 198 	«pour  consideration  d’aucuns  singuliers  et  agreables  services  que  ledit  Muniez  et  aucuns  ses
parens  et  amys  estant  à  l’entour  de  nous  nous  ont  faiz»  (Louis  XI.  Lettres.  T.  6.  P.  330-331);  «pour
les  bons  services  que  aucuns  noz  serviteurs,  ses  parens  et  amys,  nous  ont  faiz»  (Ibid.  T.  9.  P.  249);
«nonobstant  qu’il  soit  jeune  pour  faire  iceluy  office»  (Ibid.  T.  10.  P.  14-15).
 199 	ORF.  VIII.  416-417  (N  18,  20);  IX.  286-287  (N  22,  25):  «omni  illicito  favore  postposito»
(ORF.  IX.  327);  «par  bonne  et  vraie  eslection  sans  faveur»  (ORF.  X.  198-199).  Ордонансы  от  7  ян¬
варя  1401  и  7  января  1408  гг.,  8  мая  1408  г.,  26  февраля  1414  г.  Использовавшаяся  в  отноше¬
нии  отдельных  ведомств,  эта  формула  фигурирует  практически  в  отношении  всех  институтов
королевской  власти  в  тексте  кабошьенского  ордонанса  (Ordonnance  cabochienne.  P.  12,  98,  116
(N  15,  165,  190)).
 200 	Указ  от  11  марта  1389  г.  (ORF.  VII.  245-247).
 201 	«qui  ne  soient  a  un  ou  aultre  seigneur  plus  que  a  vous...  par  bonne  election  sans  faveur  et  plus
au  bien  de  vous  et  de  vostre  royaume  que  au  bien  de  personnes»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1018).
 202 	Pisan  Ch.  de.  Le  livre  du  corps  de  policie.  P.  39.
 241

В  «Совете  Изабо  Баварской»  королю  настоятельно  рекомендуется  «не  назна¬
чать  вдруг  высокопоставленного  чиновника  по  просьбе  какого-то  слуги  или
родственника,  по  мнению  и  расположению  этого  родственника,  ибо  часто
случается,  что  король  таким  манером  делает  чиновником  человека  несведу¬
щего  и  дурной  жизни...,  и  надо  такие  службы  передавать  по  добрым  и  надеж¬
ным  выборам»203.
 Осуждение  фаворитизма  отражало  интересы  самих  чиновников,  которые
в  каждодневной  практике  проводили  линию  на  автономизацию  администра¬
ции  от  давления  политических  сил204.  Критика  фаворитизма  стала  формой
утверждения  в  административной  практике  и  в  политической  культуре  прин¬
ципа  автономности  и  внутренней  логики  воспроизводства  бюрократической
сферы  власти.  С  этой  точки  зрения,  запрещение  фаворитизма  служило  идей¬
ным  обоснованием  и  легализацией  возникающих  бюрократических  процедур
комплектования  королевской  администрации.
 203 	«se  doit  bien  garder  un  roy  de  faire  un  grant  officier...  à  la  requeste  d’un  varlet  ou  d’un  fa¬
milier,  au  choix  et  affeccion  d’icelui  familier,  car  souvent  il  advient  que  le  roy  par  tele  maniéré  crée
officiers  gens  ignorans  et  de  malvaise  vie...  et  deust  on  faire  telz  grans  offices  ...  par  bonne  et  seure
eleccion»  (Advis.  P.  153.  N  103).
 204 	Анализ  реакции  парламентских  чиновников  на  вмешательство  знати  и  клиентел  в  про¬
цедуру  выборов  свидетельствует  в  пользу  их  глубокой  приверженности  этой  процедуре.  См.
подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  69-78.  Смело  можно  предположить  аналогич¬
ную  реакцию  и  в  других  верховных  ведомствах.

Глава  5
 ВОЗНИКНОВЕНИЕ  БЮРОКРАТИЧЕСКИХ  ПРОЦЕДУР
 КОМПЛЕКТОВАНИЯ
 Складывание  публично-правовых  основ  исполнительного  аппарата,  спе¬
циализация  ведомств,  усложнение  задач  управления,  требовавших  от  чи¬
новника  специфических  знаний,  опыта  и  навыков,  сделали  непродуктивным
отбор  должностных  лиц  исключительно  по  воле  и  выбору  монарха  или  по
протекции  иных  лиц.  Так  постепенно  во  Франции  начинают  возникать  бю¬
рократические  формы  комплектования  в  виде  разностороннего  контроля  са¬
мих  ведомств  за  воспроизводством  кадров  королевской  администрации.  Для
исследуемого  первого  этапа  формирования  централизованного  государства
роль  чиновников  в  комплектовании  историография  традиционно  сводила  к
наиболее  яркой  и  во  многом  уникальной  процедуре  выборов  путем  голосова¬
ния  внутри  ведомств  на  замещение  возникающих  вакансий.
 Ни  в  коей  мере  не  ставя  под  сомнение  значение  выборов  и  в  целом  кон¬
курсного  отбора  чиновников  с  участием  самих  должностных  лиц,  следует
понять  логику  появления  этой  процедуры.  Только  такой  ракурс  может  про¬
яснить  истинную  природу  этого,  безусловно,  исключительного  явления  в
административной  истории  Французской  монархии.  Но  главное,  устранить
возможное  впечатление  о  его  случайности,  ситуационности  и  поэтому  неор¬
ганичности.  Именно  рассмотрение  практики  выборов  в  контексте  всех  форм
контроля  ведомств  за  процедурой  комплектования  позволяет  понять  истоки
этого  явления1.
 СОУЧАСТИЕ  ВЕДОМСТВ  В  КОМПЛЕКТОВАНИИ
 Первой  формой  контроля  самого  исполнительного  аппарата  за  комплек¬
тованием  королевской  администрации,  на  мой  взгляд,  был  ритуал  принесе¬
ния  клятвы  (juramentum  /  serement)  при  вступлении  в  должность.  Этот  ритуал
до  сих  пор  практически  не  привлекал  внимания  исследователей  в  контексте
 1 	Отсутствие  широкого  контекста  уводит  исследователей  в  область  поисков  лишь  идей¬
ных  истоков  явления.  Ярким  примером  тому  могут  служить  работы  о  влиянии  тех  или  иных
античных  авторитетов  на  внедрение  практики  выборов.  Так,  вслед  за  фундаментальным  иссле¬
дованием  С.  Люса  о  влиянии  Аристотеля  на  появление  практики  выборов  Ф.  Отран  обратила
внимание  на  влияние  идей  Цицерона  как  на  вдохновителя  Карла  V  Мудрого.  Ее  несколько
корректирует  К.  Товар,  обратившая  внимание  на  влияние  идей,  почерпнутых  у  Сенеки.  См.:
Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...  P.  313;  Gauvard  Cl.  Les  officiers  royaux  et  l’opinion  publique...
P.  589.
 243

административной  истории  Франции2,  что  можно  объяснить  универсально¬
стью  клятвы  в  структуре  средневекового  общества.  Действительно,  клятва
была  краеугольным  социальным  актом  средневекового  общества,  связывая
людей  через  ритуал  ее  публичного  принесения  определенными  личными  обя¬
зательствами  и  включая  их  таким  способом  в  конкретные  социальные  связи3.
Клятвы  и,  соответственно,  связи  были  как  вертикальными,  так  и  горизон¬
тальными.  Средневековое  общество  предстает,  поэтому,  структурой  органи¬
зованных  и  взаимосвязанных  групп  людей,  принесших  определенную  клятву
друг  другу,  и  не  одну:  от  клятвы  короля  при  коронации  до  вассальной  клят¬
вы  верности  сеньору,  от  клятвы  Божьего  мира  до  клятвы  при  вступлении  в
купеческую  гильдию,  ремесленный  цех,  в  религиозное  и  профессиональное
братство,  в  городскую  коммуну,  в  университетскую  корпорацию  и  т.д.  С  этой
точки  зрения,  сама  клятва  чиновника  при  поступлении  на  королевскую  служ¬
бу  не  является  чем-то  необычным  или  исключительным.
 Однако  эволюция  ритуала  ее  принесения  изменила  суть  клятвы:  из  верти¬
кальной  клятвы  верности  она  превратилась  в  горизонтальную  клятву,  харак¬
терную  для  средневековых  корпораций.  В  этом  контексте  клятва  приобрела
сходство  с  типичными  обрядами  инициации,  означавшими  включение  чело¬
века  в  общность  и  установление  так  называемого  социального  родства4.
 Клятва  чиновника  при  вступлении  в  должность  являлась  фундаментом  ин¬
ститута  службы,  поскольку  состояла  из  обязательств,  которые  налагались  на
человека  и  брались  им  добровольно.  О  ее  значении  свидетельствует  базовый
ордонанс  Людовика  Святого  (декабрь  1254  г.)  «о  преобразовании  нравов».
По  сути,  весь  его  текст  -  это  развернутая  и  детально  прописанная  клятва:
каждая  статья  ордонанса  начинается  со  слов  «поклянутся  все  вышеназван¬
ные  и  каждый  из  них,  что»  и  далее  следует  определенное  обязательство5.  Тот
же  характер  имел  и  ордонанс  Филиппа  Красивого  о  «преобразовании  коро¬
левства»  от  23  декабря  1302  г.:  все  его  статьи  являются  одновременно  фор¬
мулами  клятвы,  налагающей  на  чиновника  соответствующие  обязательства.
А  поскольку  этот  ордонанс  вводил  и  новые,  более  строгие  дисциплинарные
правила,  то  все  королевские  чиновники  обязаны  были  присягнуть  ему  вновь,
«даже  если  уже  приносили  клятву  прежде».  Аналогичный  характер  носил  и
ордонанс  Филиппа  V  о  сенешалях  и  бальи,  тоже  состоящий,  по  сути,  из  раз¬
вернутого  текста  клятвы6.  Вслед  за  королевскими  представителями  на  местах
клятву  приносили  адвокаты7.
 2 	Этот  ритуал  подвергся  тщательному  изучению  в  работе  К.А.  Левинсона  по  истории  гер¬
манской  городской  бюрократии  более  позднего  периода.  См.:  Левинсон  К.А.  Бюрократия  не¬
мецкого  города  XVI-XVII  вв.  М.,  2000.  С.  37-38.
 3 	См.:  Serment  //  Dictionnaire  de  la  France  médiévale  /  Sous  la  dir.  de  M.  Balard.  P.,  2003.
P.  248;  Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.  64;  Guenée  B.  «Non  perjurabilis».  Serment  et  parjure  en
France  sous  Charles  VI  //  Journal  des  savants.  1989.  N  2.  P.  241-257;  Блок  М.  Феодальное  обще¬
ство.  C.144-145.
 4 	Об  обрядах  инициации  см/.ГеннепА.  ван.  Обряды  перехода.  М.,  2002.  С.  67-107  (особ.  67-80).
 5 	То  же  относится  и  к  ордонансу  1256  г.  «о  пользе  королевства»  (ORF.  I.  65-75,  77-81).
 6 	См.  эту  норму  и  ее  подтверждение:  ORF.  I.  361  (N  15);  II.  450;  ордонанс  1312  (1320)  г.  о
сенешалях  и  бальи  см.:  XII.  449-450.
 7 	Ордонанс  от  23  октября  1274  г.  (ORF.  I.  300-301).  По  ордонансу  от  17  января  1368  г.
аналогичная  процедура  клятвы  была  предписана  адвокатам  и  прокурорам  парижского  Шатле
(ORF.  VII.  705-706).
 244

По  мере  оформления  ведомств  и  служб  появляются  специальные  клят¬
вы  для  служителей  каждого  из  них:  для  служителей  Парламента  (сначала  в
1320  г.  для  глав  суда,  а  с  1336  г.  и  для  остальных  советников);  для  Казна¬
чейства,  Монетной  палаты,  Палаты  счетов  и  Канцелярии8.  Затем  обязанность
приносить  клятву  была  распространена  не  только  на  ординарные  (штатные)
службы,  но  и  на  временные  комиссии.  Так,  службы  комиссаров  с  начала
XIV  в.,  как  и  службы  ревизоров-реформаторов  с  эпохи  «мармузетов»,  дава¬
лись  только  на  условиях  принесения  клятвы9.  И  даже  функция  придворного
историографа  к  началу  XV  в.  потребовала  принесения  клятвы,  что  превраща¬
ло  ее  в  королевскую  службу10.  Наконец,  особые  клятвы  появляются  в  конце
XIV  в.  для  опекунов  короля,  а  в  конце  XV  в.  для  пэров  Франции11.  Каждый
новый  ордонанс  о  ведомстве  и  службе  или  каждая  новая  обязанность,  пред¬
писываемая  чиновнику,  требовали  принесения  новой  клятвы.  Так,  ордонанс
от  1  марта  1345  г.  потребовал  от  всех  членов  Парламента  принести  клятву,  и
список  принесших  ее  зафиксирован  в  конце  текста  в  регистре  ордонансов;  ор¬
донансы  5  февраля  1389  и  7  января  1408  г.  предусмотрели  принесение  клятвы
служителями  Парламента,  Палаты  счетов,  Казначейства  и  членами  Королев¬
ского  совета  «его  хранить  и  соблюдать»12.
 Во  время  политического  кризиса  1355-1358  гг.  выявилась  общественная
значимость  самого  факта  принесения  клятвы  как  главной  и,  по  сути,  един¬
ственной  гарантии  исполнения  человеком  возложенных  на  него  обязательств.
В  ордонансе  декабря  1355  г.  клятва  призвана  была  гарантировать  исполнение
его  статей.  Например,  созданная  этим  ордонансом  служба  генеральных  сбор¬
щиков  налогов  предусматривала  присягу  этих  чиновников  королю  «хорошо  и
законно  исполнять  свои  обязанности»,  а  контролирующим  их  работу  комис¬
сарам  и  депутатам  -  не  подчиняться  приказам,  противоречащим  принятым  на
Штатах  решениям.  В  качестве  гарантии  решения  не  тратить  на  иные  нужды,
кроме  войны,  деньги  из  вотированного  Штатами  налога,  клятву  должны  были
принести  король  Иоанн  Добрый,  его  супруга,  наследник  престола  и  принцы
крови  «и  все  наши  чиновники,  наместники  (лейтенанты),  коннетабли,  мар¬
шалы,  адмиралы,  казначеи,  суперинтенданты,  генеральные  сборщики  и  все
прочие».  Соблюдать  в  целом  принятый  ордонанс  должны  были  поклясться
сам  король,  канцлер,  члены  Королевского  совета,  служители  Канцелярии,
Казначейства  и  Монетного  двора13.
 8 	Клятва  президентов  Парламента  см.:  ORF.  I.  729;  клятва  советников  Парламента  AN  U
497.  F.  24;  клятва  членов  Монетной  палаты  и  Казначейства  (ноябрь  1323  г.)  см.:  ORF.  I.  776-
778;  клятва  хранителей  сундуков  с  деньгами  (указ  от  7  января  1408  г.)  см.:  ORF.  IX.  283  (N  9);
клятва  чиновников  Палаты  счетов  (указ  от  4  декабря  1359  г.)  см.:  ORF.  III.  395;  клятва  служа¬
щих  Канцелярии  (указ  от  7  декабря  1361  г.)  см.:  ORF.  III.  532-533.
 9 	Ордонансы  от  18  июля  1318-10  июля  1319  гг.  и  от  февраля  1389  г.  (ORF.  I.  660  (N  20);
 VII. 	768-770;  XII.  166  (N  17)).
 10 	О  клятве  Жана  Шартье,  назначенного  18  ноября  1437  г.  официальным  историографом
после  вступления  короля  в  Париж,  см.:  Chartier  J.  Chronique.  Т.  I.  P.  23.
 11 	Клятва  опекунов  короля  прописана  в  ордонансе  от  января  1393  г.  (вслед  за  первым  при¬
ступом  психического  заболевания  Карла  VI).  См.:  ORF.  VII.  530-534.Текст  клятвы  пэра  Фран¬
ции  (в  данном  случае  ее  принес  4  сентября  1497  г.  епископ  Бовэ)  см.:  Godefroy  Th.  et  D.  Céré¬
monial  françoys.  T.  2.  P.  676-677.
 12 	ORF.  III.  219;  IX,  288;  XII.  166  (N  17).
 13 	ORF.  III.  23  (N  4-5),  27  (N  2-3).
 245

Тот  же  статус  клятвы  чиновника  выявил  Великий  мартовский  ордонанс
 1357 	г.  В  нем  предписывается  дофину  Карлу,  его  жене,  принцам  крови  и  всем
чиновникам,  особенно  служителям  на  местах,  принести  ту  же  клятву  -  не  по¬
сягать  на  деньги,  собранные  от  вотированного  Штатами  налога.  Кроме  того,
предусматривалась  клятва  чиновников  Палаты  счетов  и  Монетной  палаты,
а  также  членов  Королевского  совета,  Канцелярии  и  других  ведомств  соблю¬
дать  принятые  решения  о  правилах  их  работы,  расходовании  денег  и  курсе
монеты.  Особая  клятва  была  предписана  канцлеру  и  служащим  других  ве¬
домств  «заботиться  об  общем  благе,  а  не  о  частной  выгоде»14.  Показательно,
что  на  собранных  в  Компьене  в  мае  1358  г.  Штатах,  в  противовес  мятежному
Парижу  и  под  эгидой  регента  Карла,  изданный  ордонанс  предписывал  ана¬
логичную  клятву  назначенным  «генеральным  и  местным  сборщикам  налога
хорошо  и  честно  исполнять  службы»  и  не  посягать  на  собранные  деньги,  не
подчиняться  противоречащим  нуждам  войны  приказам15.
 Не  менее  важен  и  ритуал  принесения  клятвы16.  В  том,  что  принесение
клятвы  являлось  именно  ритуалом,  причем  очень  значимым,  убеждает  не
только  частота  ее  упоминания  и  детальность  ее  формул.  Еще  важнее  тот  факт,
что  во  всех  описаниях  и  предписанных  указами  процедурах  ее  принесения
речь  идет  об  использовании  священных  предметов  -  Библии  прежде  всего,
а  также  реликвий.  Наконец,  знаменателен  факт  ее  публичного  принесения:  в
определенном  месте  и  в  присутствии  конкретных  свидетелей17.
 Прежде  чем  обратиться  собственно  к  ритуалу,  отмечу,  что  принесение
чиновником  клятвы  являлось  обязательным  условием  вступления  в  долж¬
ность  и  должно  было  предшествовать  всем  прочим  процедурам  -  получению
свидетельства,  зачислению  в  штат  и  на  денежное  довольствие,  занятию  со¬
ответствующего  должности  места  или  кресла.  Таким  образом,  клятва  пред¬
шествует  введению  в  должность.  Об  этом  говорится  уже  в  ордонансе  Людо¬
вика  Святого  «о  пользе  королевства»  от  1256  г.:  «приказываем,  чтобы  бальи
и  сенешали  и  все  прочие,  имеющие  королевскую  службу  принесли  клятву»18.
Это  подтвердил  ордонанс  от  ноября  1323  г.,  относящийся  к  ведомствам  моне¬
ты  и  казны,  а  также  указ  Филиппа  VI  Валуа  об  упорядочении  работы  сборщи¬
ков  налогов  от  31  июля  1338  г.:  «всякий  раз,  когда  новый  чиновник  (official)
короля  будет  назначен,  он  должен  приходить  в  Палату  счетов,  чтобы  принес¬
ти  клятву,  получить  свое  письмо,  инструкцию  и  ордонанс».  В  указе  от  28  ян¬
варя  1348  г.  о  казначеях  и  сборщиках  налогов  сказано:  «каждый  сборщик,  как
только  будет  назначен,  должен  прийти  в  Палату  счетов...  и  поклясться  (jurer)
соблюдать  без  нарушений  этот  и  другие  ордонансы,  которые  наши  люди
счетов  им  покажут».  В  ордонансе  о  королевских  нотариусах-секретарях  от
 7 	декабря  1361  г.  обязанность  приносить  клятву  при  вступлении  в  должность
 14 	ORF.  III.  126  (N  2)  -  127;  131-132  (N  13,  15);  141-142  (N  43-45,  47-48).
 15 	ORF.  III.  228-229  (N  16-17).
 16 	О  значении  ритуала  для  легитимации  клятвы  см.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  307.
 17 	См.  определение  Ж.-К.  Шмиттом  ритуала  как  последовательности  действий,  слов  и  ве¬
щей,  используемых  социальной  группой  в  символических  целях:  Шмитт  Ж.-Кл.  Ритуал  //
Словарь  средневековой  культуры  /  Под  ред.  А  .Я.  Гуревича.  М.,  2007.  С.  408-412.
 18 	ORF.  I.  78  (N  1);  это  краеугольное  правило  было  повторено  в  кабошьенском  ордонансе:
«Желаем,  чтобы  все  прево,  сенешали  и  бальи  и  другие  судьи...  поклялись  при  вступлении  в
должность  (jurent  à  leur  institution)»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  100  (N  166)).
 246

приобретает  оттенок  принуждения.  В  конце  ордонанса  сказано:  «пусть  никто
из  нотариусов  не  осмелится  исполнять  службу,  если  не  принес  вышеупомя¬
нутую  клятву»19.
 В  сборнике  формуляров  Одара  Моршена  содержатся  пояснения  к  ритуалу
принесения  клятвы,  которые  подтверждают,  что  она  должна  предшествовать
введению  в  должность:  «требуется  вначале  получить  клятву  и  ввести  в  служ¬
бу,  а  затем  поставить  на  довольствие,  ибо  выплата  и  получение  жалованья
начинается  со  дня  введения  в  службу  и  принятия,  и  не  ранее»20.  То  же  самое
по  смыслу  пояснение  содержится  и  в  другом  месте,  где  Моршен  обращает
внимание  нотариусов  на  необходимость  всякий  раз  вписывать  в  письмо  о  на¬
значении  такие  слова:  «“принята  и  получена  клятва”,  ибо  за  все  королевские
службы  надо  приносить  клятву  до  вступления  во  владение»21.
 Таким  образом,  клятва  являлась  обязательным  «обрядом  включения»  в
сферу  королевской  администрации,  порогом  к  службе,  что  придавало  ей  кон¬
ституирующее  для  института  службы  значение.
 Но  была  и  существенная  разница  в  правилах  принесения  клятвы  для  раз¬
ных  служб.  Подавляющее  большинство  должностей  предусматривало  прине¬
сение  клятвы  только  один  раз  -  при  вступлении  в  должность;  больше  эта  клят¬
ва  не  возобновлялась.  Однако  существовал  небольшой  круг  служб,  за  которые
требовалось  приносить  клятву  ежегодно.  В  него  входили  должности  адвокатов
и  прокуроров,  а  также  нотариусов  Канцелярии22.  Однако  эта  разница  не  под¬
рывала  того  социального  единства,  которое  устанавливалось  в  среде  королев¬
ских  чиновников  с  помощью  объединяющего  всех  ритуала  клятвы.
 А  теперь  обратимся  собственно  к  ритуалу  принесения  клятвы  и  попыта¬
емся  восстановить  составляющие  его  элементы  по  имеющимся  далеко  не  ис¬
черпывающим  данным.  Итак,  как  же  приносилась  клятва  чиновника?  Давался
ли  человеку  в  руки  текст,  и  он  его  зачитывал?  Или  он  выучивал  его  наизусть?
Или  текст  произносил  кто-то  другой,  а  чиновник  лишь  повторял  за  ним  сло¬
ва  или  же  произносил  последнее  слово  «клянусь»?  Сразу  же  скажу,  что  точ¬
ного  описания  процедуры  для  каждой  службы  мне  не  удалось  обнаружить
нигде,  и  мы  можем  строить  лишь  предположения.  Из  имеющихся  косвен¬
ных  данных,  две  последних  из  перечисленных  выше  процедур  наиболее  ве¬
роятны23.  Например,  в  протоколах  Парламента  говорится:  «прочитаны  ордо¬
 19 	ORF.  I.  778  (N  22);  XII.  44  (N  2);  II.  282  (N  4);  III.  534  (N11).
 20 	«Nota  que  on  mande  premierement  recevoir  le  serement  et  instituer  en  l’office,  et  après  on
met  l’executoire  des  gaiges,  car  aussi  on  commence  a  paier  et  prendre  les  gaiges  du  jour  de  l’institu-
cion  et  recepcion  et  non  point  devant»  (Morchesne  O.  Formulaire.  R  200.  N  7.2).
 21 	«Item  nota  ces  motz  que,  prins  et  receu  le  serement  etc.,  car  en  tous  offices  royaulx  fault  faire
serement  avant  la  possession»  (Ibid.  R  206.  N  7.8).
 22 	Требование  возобновлять  клятву  ежегодно  при  каждом  открытии  новой  сессии  Парла¬
мента  или  местного  суда  Шатле,  а  также  в  бальяжах  и  сенешальствах  зафиксировано  еще  в
ордонансе  от  23  октября  1274  г.  Филиппа  III  Храброго:  «annis  singulis  innovari»  (ORF.  I.  301
(N  4)).  При  составлении  регламента  об  упорядочении  работы  парижского  Шатле  при  Карле  V
Мудром  было  повторено  правило  ежегодного  принесения  клятвы  адвокатами  и  прокурорами
«хорошо  и  законно  служить»  (Ордонанс  от  17  января  1368  г.  (ORF.  VII.  705  (N  1)).  О  клятве
королевских  нотариусов  см.  ордонанс  от  7  декабря  1361  г.  (ORF.  III.  534  (N  11)).
 23 	Изучая  этимологию  слов  jus  и  jurare,  Э.  Бенвенист  приходит  к  выводу  о  том,  что  именно
такой  ритуал  (присягающий  слово  в  слово  повторяет  оглашаемый  кем-то  другим  текст  клятвы)
был  наиболее  адекватным.  См.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  306-310.
 247

нансы  и  принесены  клятвы»,  что  дает  основание  думать  о  процедуре  огла¬
шения  кем-то  одним  (скорее  всего  секретарем)  вслух  текста,  которому  затем
присягают  чиновники24.  В  большинстве  же  случаев  описания  еще  более  абс¬
трактны:  «пусть  поклянутся  публично»,  «пусть  скажут  “Я  имярек  клянусь”».
 Есть  лишь  одно  исключение  -  несколько  описаний  процедуры  избрания
канцлера  Франции,  в  которых  точно  описано,  как  выборщики  и  новоизбран¬
ный  чиновник  приносили  клятву.  При  избрании  20  ноября  1373  г.  канцле¬
ром  Пьера  д’Оржемона  на  заседании  Королевского  совета  в  Лувре  с  участием
прелатов,  принцев  крови,  баронов  и  служителей  верховных  ведомств  вначале
каждый  выборщик  по  отдельности  входил  в  залу  и  подойдя  к  королю  «прися¬
гал  через  клятву,  касаясь  святых  Евангелий  Бога...  назвать  и  порекомендовать
согласно  своему  мнению  и  выбрать  наиболее  достойного»25.  Однако  на  вы¬
борах  канцлера  8  августа  1413  г.  клятва  выборщика  произносилась  несколь¬
ко  иначе.  Там  тоже  каждого  по  отдельности  вызывали  из-за  закрытых  дверей
в  залу  Королевского  совета  во  дворце  Сен-Поль,  а  проводивший  процедуру
гражданский  секретарь  Парламента  Никола  де  Бай,  протягивая  им  Евангелия
и  «истинный  крест»,  обращался  к  ним  со  словами:  «Вы  клянетесь...,  что  хо¬
рошо  и  законно  посоветуете  в  деле  настоящих  выборов»26.
 После  окончания  выборов  и  подсчета  голосов  наставала  очередь  избран¬
ному  канцлеру  принести  клятву.  В  1373  г.  этот  ритуал  описан  так:  новый
канцлер  Пьер  д’Оржемон  «положил  руку  на  Евангелие  и  принес  клятву,  кото¬
рую  я  (секретарь)  прочел  вслух  по  приказу  короля:  Сир,  вы  клянетесь  коро¬
лю  нашему  сеньору,  что  будете  служить  и  советовать  хорошо  и  законно»,  -  и
далее  остальной  текст  клятвы.  Судя  по  описанию  выборов  8  августа  1413  г.,
процедура  принесения  канцлером  клятвы  повторилась  целиком,  равно  как  и
слово  в  слово  текст  клятвы27.  Из  этого  повторения  процедуры,  разделенной
сорока  годами,  знаменовавшимися  кардинальными  трансформациями  в  ко¬
ролевской  администрации,  можно  сделать  осторожное  предположение,  что
сама  форма  принесения  чиновником  клятвы  при  вступлении  в  должность
была  уже  к  тому  времени  традиционной  и  рутинной28.
 Еще  одно  звено  ритуала  было  единым  для  всех  королевских  чиновни¬
ков:  клятва  приносилась  на  священных  предметах  религиозного  культа,  чаще
 24 	В  Парламенте,  когда  ежегодно  присягу  приносили  адвокаты  и  прокуроры,  текст  зачиты¬
вал  секретарь;  когда  же  клятву  приносил  новый  служитель,  то  текст  мог  зачитываться  и  чле¬
ном  Парламента  или  даже  президентом,  как  это  было,  например,  в  Палате  счетов.  См.:  Цату¬
рова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  32,  207;  Jassemin  H.  Op.  cit.  Р.  43.
 25 	Morel  О.  La  grande  chancellerie...  P.  546  (N  37).
 26 	«me  furent  baillez  les  Messel  et  le  vraye  Croix  richement  en  chassée...  Vous  jurez  aux  saincts
Evangiles  et  sur  la  vraye  Croix...  que  bien  et  loyaument  conseillerez  le  roy  au  cas  present  de  ceste
election»  (JNB.  T.  2.  P.  127-131).  Видимо,  для  этой  процедуры  использовали  реликвии  из  Сент-
Шапель,  в  данном  случае  кусок  креста,  на  котором  был  распят  Иисус  Христос.
 27 	«ledict  maistre  Pierre,  touchez  les  sainctes  Evangiles  de  Dieu,  fit  le  serement  au  roy...  que  je
leus  tout  haut  du  commandement  du  roy:  Sire,  vous  jurez  au  roy...  que  vous  le  servirez  et  conseillerez
bien  et  loyaument...  Lequel  maistre  Pierre  respondit:  “Ainsi  le  juré  je,  mon  très  redouté  Seigneur”»
{Morel  O.  La  grande  chancellerie...  P.  547.  N  37);  описание  процедуры  8  августа  1413  г.  См.:  JNB.
T.  2.  P.  131-132.
 28 	Клятва  первого  выбранного  голосованием  канцлера  Пьера  д’Оржемона  имела,  оче¬
видно,  большое  значение,  о  чем  свидетельствует  ее  вписание  в  парламентский  регистр  коро¬
левских  указов  (AN  Xla  8602.  F.  73).  Не  это  ли  обстоятельство  способствовало  закреплению
ритуала?
 248

всего  на  Библии  (Евангелиях),  что  служило  наивысшей  гарантией  соблюде¬
ния  взятых  чиновником  обязательств.  Библия  (Евангелия)  являлась  наиболее
универсальным  сакральным  объектом,  используемым  в  ритуале  принесения
клятв.  Она  упоминается  практически  во  всех  указах  короля,  предписываю¬
щих  приносить  клятву.  На  «Святых  Евангелиях  Бога»  клянутся  адвокаты  и
прокуроры,  клерки  Казначейства,  служители  Шатле,  сборщики  налогов,  чи¬
новники  Налоговой  палаты  и  Палаты  счетов,  сенешали,  бальи  и  канцлер29.
 При  описании  этого  ритуала  для  чиновников  Парламента  уточняется,  что
клятву  надо  приносить  «касаясь  руками  святых  Евангелий  Бога»,  но  вряд  ли
эта  важная  часть  ритуала  использовалась  только  ими30.  А  вот  клятва  королев¬
ских  советников  из  числа  ближайшего  окружения  короля  -  принцев  крови,  ко¬
ронных  чинов  и  глав  ведомств  и  служб  -  отличалась  использованием,  поми¬
мо  Евангелий,  и  иных  священных  предметов.  Так,  клятву  «хранить  и  беречь
королевство»  в  период  регентства,  введенную  ордонансом  Карла  Мудрого
1374  г.,  все  входящие  в  регентский  совет  должны  были  принести  в  Сент-Ша-
пель  во  Дворце  в  Ситэ,  «на  Евангелиях  и  реликвиях»,  куске  распятия  и  тер¬
нового  венца  Иисуса  Христа,  для  хранения  которых  в  свое  время  Людовик
Святой  и  возвел  эту  капеллу.  Когда  в  январе  1393  г.  Карл  VI  издал  ордонанс
об  опеке  над  детьми,  в  связи  с  первыми  приступами  его  болезни,  все  входя¬
щие  в  опекунский  совет  -  королева  Изабо  Баварская,  принцы  крови,  прелаты
и  бароны  -  также  должны  были  принести  клятву  «на  святых  Евангелиях  и
реликвиях»31.
 Помимо  священных  предметов,  на  которых  приносились  клятвы,  тожде¬
ственность  ритуала  выражалась  в  его  обязательной  публичности.  И  тут  мы
подходим  к  важнейшему  его  элементу,  свидетельствующему  о  возникнове¬
нии  контроля  самих  ведомств  за  сферой  комплектования.
 Кому  собственно  должен  был  приносить  клятву  рядовой  чиновник?  В  со¬
гласии  с  духом  и  буквой  контракта  он  должен  был  бы  приносить  ее  само¬
му  королю,  лично  или  в  его  присутствии.  Однако  именно  этого  важнейшего
звена  мы  не  найдем  ни  в  одном  указе  или  ордонансе,  упоминающем  ритуал
принесения  чиновником  клятвы.  Что  же  касается  описаний  конкретных  слу¬
чаев,  то  с  уверенностью  можно  сказать,  что  лично  королю  была  принесена
клятва  только  теми  двумя  канцлерами  Франции,  которые  были  первыми  из¬
браны  в  присутствии  Карла  V  Мудрого,  внедрившего  новую  процедуру  вы¬
боров,  -  в  1372  и  1373  гг.  Еще  один  случай,  позволяющий  с  определенной
долей  вероятности  предполагать  присутствие  короля,  это  принесение  18  но¬
ября  1437  г.  клятвы  Жаном  Шартье,  назначенным  королевским  хронистом.
Правда,  и  тут  клятва  была  принесена  «королевскому  величеству  и  в  присутс¬
твии  многих  свидетелей,  внушающих  доверие»32.  Но  даже  если  за  «королевс¬
ким  величеством»  подразумевается  сам  Карл  VII,  нельзя  не  признать,  что  его
присутствие  на  церемонии,  как  и  в  случае  выборов  канцлера,  вызвано  было
особыми  обстоятельствами  -  в  данном  случае,  возвращением  в  Париж  после
 29 	«touchoient  les  SS  Evangiles  de  Dieu»  (ORF.  I.  300  (N  1);  658  (N  10);  II.  10  (N  46);  284;
V.  541  (N  17);  XII.  164  (N  7);  IX.  283  (N  9);  Ordonnance  cabochienne.  P.  99  (N  166)).
 30 	ORF.  XIV.  304  (N  83).  Об  обычае  «при  клятве  прикасаться  к  тому  предмету  или  лицу,
которому  присягали»,  см.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  309.
 31 	ORF.  VI.  48;  VII.  535;  Morel  О.  La  grande  chancellerie...  P.  540.
 32 	Chartier  J.  Chronique.  T.  I.  P.  2.
 249

18  лет  схизмы.  Присутствие  на  церемонии  свидетелей  не  менее  знаменатель¬
но.  Дело  в  том,  что  изначально  введение  обязательного  ритуала  принесения
чиновником  клятвы  предусматривало  не  столько  присутствие  короля,  сколь¬
ко  публичность  церемонии33.
 Что  же  означала  эта  публичность,  какие  цели  она  преследовала  и  какие
имела  последствия  для  складывания  института  службы?  Прежде  всего,  пуб¬
личность  принесения  чиновником  клятвы,  очевидно,  призвана  была  стать
гарантией  исполнения  взятых  обязательств.  Их  должно  было  обеспечить
именно  присутствие  на  церемонии  самих  королевских  чиновников,  которые
и  становились  гарантами  соблюдения  новым  служителем  норм  контракта  с
королем.  А  это,  в  свою  очередь,  трансформировало  сущность  приносимой
клятвы:  из  обещания  лично  королю  -  в  присягу  абстрактному  «величеству»,
т.е.,  по  сути,  государству.  Не  менее  важно,  что  такой  ритуал  превращал  клят¬
ву  из  вертикальной  в  горизонтальную  и  укреплял  профессиональную  этику
и  корпоративное  единство  должностных  лиц,  присягавших,  в  определенном
смысле,  ведомству  и  друг  другу.
 О  значении  публичности  ритуала  принесения  чиновником  клятвы  гово¬
рится  с  первых  же  указов  Людовика  Святого.  Вот  что  гласит  статья  ордонан¬
са  1254  г.  о  форме  принесения  клятвы  сенешалями  и  бальи:  «Дабы  эти  клят¬
вы  были  более  твердо  соблюдены,  мы  желаем,  чтобы  они  были  принесены  на
торжественном  заседании  суда  в  присутствии  всех  вышепоименованных  кли¬
риков  и  мирян,  даже  если  прежде  были  уже  принесены  нам,  чтобы  боялись  не
только  Божьего  гнева  и  нашего,  но  еще  больше  смущения  и  стыда  от  явного
нарушения»34.  В  иных  выражениях,  но  с  тем  же  смыслом,  это  пояснение  было
повторено  в  ордонансе  1256  г.:  «дабы  клятва  тверже  держалась,  желаем,  что¬
бы  была  принесена  в  публичном  месте,  перед  всеми  клириками  и  мирянами,
хотя  и  была  уже  принесена  нам,  дабы  опасались  греха  клятвопреступления
не  только  из  страха  перед  Богом  и  нами,  но  из  страха  перед  людьми»35.  На¬
конец,  эта  форма  принесения  клятвы  сенешалями  и  бальи  вошла  в  ордонанс
Филиппа  Красивого  от  23  марта  1302  г.  о  «преобразовании  королевства»,  где
гарантией  служебной  честности  чиновника  призван  был  стать  не  только  страх
перед  Богом  и  опасение  перед  королем,  но  и  стыд  перед  людьми36.
 Поскольку  эти  ордонансы  устанавливали  новые  правила  и  процедуры,
можно  предположить,  что  публичность  принесения  чиновником  клятвы  была
одним  из  этих  новшеств.  Не  случайно  в  этих  статьях  речь  идет  о  повторной
клятве,  прежде  уже  принесенной  королю.  Однако  это  вовсе  не  означает,  что
и  первая  клятва  была  принята  самим  королем,  а  не  кем-то  им  на  это  уполно¬
моченным.  Но  в  любом  случае  для  нас  важно  здесь  обратить  внимание  на
«публику»,  на  упоминаемых  «клириков  и  мирян»,  которые  превращаются  из
свидетелей  в  гарантов  приносимой  чиновником  клятвы.
 33 	«publice  jurent»  (ORF.  I.  570  (N  12)-  указ  от  17  мая  1315  г.);  «jurent  publiquement»
(Artonne  A.  Op.  cit.  P.  193  -  указ  марта  1316  г.).
 34 	«en  plaine  assise...  de  l’indignation  devine,  ne  de  nous,  mes  pour  ce  que  il  redoute  encore
confusion  et  honte,  et  purement  manifeste»  (ORF.  I.  70  (N  11)).
 35 	«en  plaine  place...  le  vice  de  perjure  non  seulemens  de  l’indignation  de  Dieu,  ne  de  nous,  mais
pour  la  honte  du  peuple»  (ORF.  I.  79  (N  8)).
 36 	«aperte  in  communi  coram  clericis  et  laicis...  saltem  indignationis  nostre  formidine  et  tempo¬
ralis  confusione  ruboris,  a  malis  in  suis  administrationubus  arcerentur»  (ORF.  I.  360  (N  15)).
 250

К  сожалению,  первые  предписания  о  форме  принесения  клятвы  не  дают
четкого  указания,  кто  именно  подразумевался  под  «клириками  и  мирянами»,
присутствующими  на  церемонии.  Однако  явно  это  не  тяжущиеся  в  суде  люди,
чье  присутствие  на  «торжественном  заседании»  местного  суда  должно  было
бы  в  перспективе  «вогнать  в  краску»  королевского  чиновника.  Скорее  всего,
речь  идет  о  влиятельных  персонах  в  округах.  Таким  образом,  на  мой  взгляд,
в  этой  форме  принесения  клятвы  с  самого  начала  возникает  принцип  корпо¬
ративного  контроля,  что  еще  сильнее  скрепляло  единство  социальной  группы
служителей  короны  Франции,  связанных  общей  клятвой.  Однако  постепенно
круг  «свидетелей»  клятвы  уточняется.
 Об  этих  изменениях  свидетельствуют  указы,  принятые  на  Штатах  1355—
 1358 	гг.  Ордонанс  от  28  декабря  1355  г.  предусмотрел  целую  иерархическую
цепочку  клятв,  направленных  на  улучшение  сбора  налогов  и  расходования
средств  из  казны,  как  и  на  стабилизацию  курса  монет.  В  предписаниях  о  про¬
цедуре  принесения  этих  клятв  важно  обратить  внимание  на  тех  персон,  кому
они  приносятся.  Так,  «генеральные  суперинтенданты  финансов»  обязывают¬
ся  «присягнуть  нам  (королю)  или  тому,  кого  мы  уполномочим,  а  все  осталь¬
ные  назначенные  комиссары  и  чиновники  присягнут...  трем  сословиям  или
суперинтендантам  или  их  наместникам,  и  в  присутствии  наших  людей...  что
хорошо  и  честно  будут  исполнять  свои  обязанности,  каковые  им  будут  пору¬
чены».  Учрежденные  ордонансом  1355  г.  службы  элю  должны  были  прино¬
сить  клятвы  «нам  или  нашим  людям  и  депутатам  трех  сословий»;  выбранные
депутатами  Штатов  чиновники  Монетного  двора  также  обязаны  были  при¬
нести  клятву  «нам  в  присутствии  суперинтендантов».  Великий  мартовской
ордонанс  1357  г.,  предусматривавший  реформирование  всех  звеньев  коро¬
левской  администрации,  оставил  этот  принцип  соучастия  в  неприкосновен¬
ности.  Так,  избранные  Штатами  элю  обязаны  принести  привычную  клятву:
«нам  (дофину  Карлу)  или  тем,  кого  мы  назначим,  и  людям  трех  сословий  или
делегированным  от  них».  А  обновленный  по  воле  Штатов  корпус  финансо¬
вых  чиновников  на  местах  должен  был  принести  клятву  «местным  королев¬
ским  судьям,  выбранным  для  этого  по  одному  от  каждого  из  трех  сословий».
В  принятом  на  Штатах  в  Компьене  в  мае  1358  г.  ордонансе  подтверждалось
соучастие  чиновников  в  ритуале  принесения  новыми  элю  клятвы  «нам  (дофи¬
ну  Карлу)  и  нашим  людям»37.
 Ситуация  политического  кризиса  потребовала  присутствия  короля  в  ка¬
честве  гаранта  исполнения  решений,  однако  еще  важнее  в  этих  условиях  со¬
участие  королевских  чиновников,  которые  вместо  короля  получают  право
принимать  клятву.  Обратим  также  внимание  на  участие  депутатов  трех  со¬
словий  в  этой  церемонии.  Поскольку  кризис  середины  XIV  в.  сопровождался
стремлением  Штатов  поставить  под  свой  контроль  аппарат  королевской  влас¬
ти,  важно,  что  оно  нашло  отражение  и  в  ритуале  принесения  клятвы,  косвен¬
но  подтверждая  функцию  контроля  над  королевскими  чиновниками,  заложен¬
ную  в  этом  ритуале.  Здесь  уже  наметилась  иерархия  ведомств  и  служб,  вы¬
раженная  в  фиксации  мест,  где  новоназначенный  чиновник  обязан  был  при¬
нести  клятву.
 37 	ORF.  III.  23  (N  4),  27  (N  5,  2),  126  (N  2),  229  (N  17).
 251

Проследить  в  деталях  этот  процесс  на  основе  имеющихся  данных  не
представляется  возможным,  поскольку  он  не  фиксировался  в  королевском  за¬
конодательстве.  Тем  не  менее  основные  ступени  иерархии  можно  нащупать.
Глава  всех  гражданских  служб  короны  Франции  -  канцлер  изначально  при¬
носил  клятву  непосредственно  королю38.  Естественным  образом,  подчинен¬
ные  канцлеру  служители  Канцелярии  приносили  клятву  в  его  присутствии  и
«ему  в  руки»39.  В  силу  статуса  канцлер  принимал  клятвы  у  чиновников  Пала¬
ты  прошений  Дома40  и  у  служителей  всех  палат  Парламента.  Когда  из  Нало¬
говой  палаты  выделился  налоговый  суд,  его  служители  должны  были  прино¬
сить  клятву  «в  присутствии  канцлера  и  генералов-советников  налогов»,  т.е.
главы  гражданской  администрации  и  коллег  по  налоговому  ведомству41.
 Приоритет  канцлера  выражался  и  в  том,  что  позднее,  несмотря  на  оформ¬
ление  иерархии  ритуала  принесения  клятвы,  он  мог  ее  принять  у  любого  чи¬
новника.  Так,  после  освобождения  Бордо  в  1451  г.  назначенный  сенешалем
Гиени  Оливье  де  Куативи  принес  клятву  канцлеру  Франции,  находившемуся
в  тот  момент  в  свите  короля42.  Это  лидирующее  положение  канцлера  осно¬
вывалось  на  его  функции  представлять  персону  короля,  так  что  принесение
должностными  лицами  клятвы  канцлеру  приравнивалось  к  принесению  ее
самому  королю.
 И  все  же  очевидно,  что  в  основе  иерархии  мест  принесения  чиновни¬
ками  клятвы  заложен  был  рациональный  принцип  -  характер  компетенции
ведомств  и  служб.  Благодаря  составленному  Одаром  Моршеном  сборнику
формуляров  королевских  писем  мы  можем  проследить,  как  выглядела  эта
иерархия  к  началу  XV  в.,  когда  она  уже  оформилась  в  основных  звеньях.
Итак,  главными  представителями  короля  на  местах  являлись  сенешали  и  ба¬
льи,  и  поэтому  именно  они  принимали  клятву  у  подчиненных  им  служителей:
у  капитанов  крепостей  и  городов,  у  сержантов  и  всех  нижестоящих  чинов43.
Но  службы  сержантов  относились  и  к  другим  сферам,  помимо  судебной,  и
они  приносили  клятву  соответствующим  вышестоящим  чинам:  военный
сержант  -  шателлену,  сержант  охраны  земель  домена  -  мэтру  вод  и  лесов44.
Та  же  иерархия  установилась  и  в  монетном  ведомстве.  Хранители  монет  в
каждой  из  областей  должны  были  приносить  клятву  генералам-мэтрам  мо¬
нет45.  В  пояснении  Моршена  прямо  идет  речь  об  иерархии:  «службы  по  делам
монеты,  как  то  хранителей,  проверяющих,  сверяющих  и  мерильщиков,  ...
надо  передавать  введение  и  принятие  клятвы  нашим  сеньорам  генералам-
 38 	Об  этом  как  об  особой  привилегии  канцлера  говорится  в  позднейшем  трактате;  с  повы¬
шением  прерогатив  верховных  ведомств  в  сфере  комплектования  указ  о  введении  в  должность
нового  канцлера  зачитывался  в  Парламенте,  в  Большом  совете  короля  и  в  Налоговой  палате,
но  в  отсутствие  самого  канцлера  (BNF.  Clairambaut.  823.  F.  20v).
 39 	ORF.  III.  534  (N  9-11).  Ордонанс  от  7  декабря  1361  г.
 40 	Так,  канцлер  принял  клятву  у  Этьена  Лефевра,  назначенного  23  декабря  1454  г.  орди¬
нарным  мэтром  Прошений  Дома  короля  (указ  зарегистрирован  в  Парламенте  10  апреля  1455  г.)
(AN  Х1а  8605.  F.  174).
 41 	ORF.  V.  541  (N  17).  Ордонанс  от  13  ноября  1372  г.
 42 	Chartier  J.  Chronique.  T.  2.  R  310;  Morchesne  O.  Formulaire.  R  223  (N  8.6).
 43 	Morchesne  O.Formulaire.  P.  199  (N  7.1);  206  (N  7.8);  210  (N  7.12).
 44 	Ibid.  P.  205  (N  7.7);  209  (N  7.10).
 45 	Ibid.  P.  208  (N  7.10).  Письмо  хранителю  монеты  в  Тулузе  предписывает  принести  клятву
генералам-мэтрам  монет  области  Лангедок.
 252

мэтрам  монет»46.  О  четкой  иерархии  мест  принесения  клятв  свидетельствует
и  другой  комментарий  Моршена,  касающийся  финансовых  ведомств.  Разде¬
лению  на  ординарные  доходы  с  домена  и  регальных  прав  и  на  экстраординар¬
ные  от  налогов  и  сборов  соответствовало  и  разделение  в  ритуале  принесения
клятв:  в  первом  случае  ее  приносили  в  Палате  счетов,  во  втором  -  в  Налого¬
вой  палате47.
 Здесь  мы  сталкиваемся  с  обозначившимся  высоким  статусом  Палаты  сче¬
тов  как  хранительницы  домена,  и  не  только.  Понятно,  что  по  мере  увеличе¬
ния  домена  и  разрастания  домениальных  доходов  в  подчинении  этого  ведом¬
ства  оказывалось  все  большее  число  служителей,  которые  при  вступлении  в
должность  обязаны  были  именно  здесь  приносить  клятву:  помимо  собствен¬
но  служителей  Палаты  счетов,  к  ним  относились  чиновники  Казначейства,
Налоговой  палаты,  мэтры  вод  и  лесов,  сборщики,  контролеры  и  т.д.  Однако
этот  статус  в  куда  большей  степени  подкреплялся  тем  обстоятельством,  что
жалованье  всех  чиновников  выплачивалось  из  домениальных  доходов  коро¬
ля.  В  результате,  новые  должностные  лица  обязаны  были  сначала  явиться  в
Палату  счетов  с  письмом  о  назначении  для  того,  чтобы  его  зарегистрировать
и  быть  включенными  в  корпус  королевских  служителей48.  Об  этой  контро¬
лирующей  функции  данного  органа  сказано  в  раннем  ордонансе  от  февраля
1320  г.:  «Мы  желаем  и  устанавливаем,  чтобы  все  сенешали,  бальи,  сборщики
и  комиссары,  как  только  они  будут  нами  назначены  и  поставлены  на  службу,
приходили  бы  в  Палату  наших  счетов,  дабы  принести  здесь  клятву»49.  Это
правило  ордонансы  от  ноября  1323  и  31  июля  1338  гг.  распространили  на  ве¬
домства  монет,  казны  и  другие  домениальные  службы50.
 Однако  параллельно  с  ним  оформляется  и  корпоративный  ритуал  прине¬
сения  клятвы  в  том  ведомстве,  в  которое  вступает  новый  служитель.  И  пер¬
вым  таким  органам,  где  действовал  этот  принцип,  выступал,  естественно,  Пар¬
ламент  ввиду  его  наивысшего  статуса:  все  вступающие  в  парламентскую  кор¬
порацию  чиновники  обязаны  были  принести  клятву  здесь.  И  даже  если  клят¬
ву  надо  было  возобновлять  из-за  особых  обстоятельств  (новый  указ  короля,
политический  кризис  и  т.д.),  служители  Парламента  приносили  ее  здесь  же51.
 46 	«Item  nota  que  l’office  sur  le  fait  de  monnoyes,  comme  gardes,  essayeurs,  contregardes  et
tailleurs  on  en  doit  faire  adrecer  l’institucion  et  la  reception  du  serement  a  noz  seigneurs  les  généraux
maistres  des  monnoyes»  (Ibid.  P.  210  (N  7.1  l.c)).
 47 	«Nota  que  en  office  ou  commissions  ou  il  y  a  recepte  de  deniers  du  roy  on  doit  mettre  cau-
cion  avecques  le  serement;  et  en  adrecer  l’expedicion  a  nos  seigneurs  des  comptes  quant  c’est  du
domaine;  et  quant  c’est  autre  chose,  aux  generaulx  ou  commissaires  sur  le  fait  des  finances»  (Ibid.
P.  203  (N  7.6.a)).
 48 	Эта  прерогатива  Палаты  счетов  уравнивала  ее  с  Парламентом,  где  регистрировались
все  указы  о  назначении  на  судейские  должности  и  приносились  клятвы.  См.:  Kubier  J.  Op.  cit.
P.  129-130;  Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  7;  Mattéoni  O.  «Plaise  au  roi».  P.  286.
 49 	«Nous  voulons  et  ordenons  que  tous  seneschaux,  baillis  receveurs  et  commissaires,  tantost
comme  il  seront  créés  et  establis  ès  offices  de  par  nous,  viengnet  en  la  chambre  de  nos  comptes  de¬
vant  dirre,  pour  faire  illec  leur  serement»  (Les  Chambres  des  comptes.  P.  7.  N  22).
 2,0  ORF.  I.  778  (N  22);  XII.  44  (N  2).  Появление  ординарных  служб  сборщиков  налогов  ес¬
тественным  образом  поставило  их  под  контроль  Палаты  счетов,  где  они  были  обязаны  прино¬
сить  клятву  при  вступлении  в  должность.  См.:  ордонансы  от  28  января  и  4  марта  1348  г.  (ORF.
II.  282  (N  4),  283-284).
 51  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  207.  См.,  например,  принесение  ими  клятвы  11  мая
1403  г.  новому  указу  короля  от  26  апреля  (AN  XIа  8602.  F.  174).  Ритуал  прошел  в  присутствии
 253

Такие  же  права  получили  со  временем  и  другие  ведомства.  Так,  Налоговая
палата  позднее  сама  принимала  клятву  от  новых  генеральных  советников  по
делам  финансов;  равно  как  и  ведомство  казны52.
 Наконец,  статус  верховного  суда  королевства  и  полученные  им  прерогати¬
вы  не  могли  не  сказаться  и  на  расширении  его  роли  в  процедуре  принесения
чиновниками  клятвы.  Парламент  изначально  являлся  контролирующим  ор¬
ганом  над  местным  судебно-административным  аппаратом:  все  аспекты  дея¬
тельности  сенешалей  и  бальи,  как  и  подчиненного  им  персонала,  за  исклю¬
чением  финансов,  находились  под  пристальным  взором  верховного  суда53.
Но  поскольку  судебная  компетенция  присутствовала  практически  во  всех
службах,  то  Парламент  превратился  в  главный  орган  контроля  над  комплек¬
тованием  королевской  администрации,  что  отразилось  и  на  ритуале  принесе¬
ния  клятвы  чиновниками  местного  аппарата.  Если  изначально  эта  функция
Парламента  выражалась  в  том,  что  его  ритуал  служил  образцом  для  местных
органов  власти,  в  частности  для  Шатле54,  то  с  начала  XV  в.  Парламент  не
только  выбирал  сенешалей  и  бальи,  но  и  принимал  от  них  клятву55.  Когда  ко¬
роль  Карл  VII  издавал  указ  о  реформе  правосудия  в  1454  г.,  в  нем  отдельным
пунктом  оговаривалось,  что  сенешали  и  бальи  при  вступлении  в  должность
обязаны  принести  клятву  в  Парламенте,  «как  это  делалось  с  незапамятных
времен»56.
 Но  власть  Парламента  в  этой  сфере  не  ограничивалась  только  местным
судебно-административным  аппаратом:  к  началу  XV  в.  верховный  суд  стал
по  сути  главной  палатой,  где  приносили  клятву  даже  высшие  чины  короны.
Об  этом  прямо  говорится  в  комментарии  Моршена:  не  только  сенешали  и  ба¬
льи  или  прево  Парижа,  но  и  коннетабль,  канцлер,  глава  ведомства  вод  и  ле¬
сов,  мэтр  арбалетчиков,  маршалы,  адмирал  Франции  -  все  теперь  приноси¬
ли  клятвы  именно  в  его  стенах,  позднее  мэтры  Прошений  Дома  и  нотариусы
Канцелярии57.
 Таким  образом,  главный  ритуал  вступления  на  королевскую  службу,
клятва  чиновника,  постепенно  полностью  перешел  под  контроль  самих  чи¬
 канцлера,  коннетабля  Шарля  д’Альбре,  архиепископа  Сансского  и  других  прелатов.  В  феврале
1418  г.  мэтры  Палаты  прошений  Дома  принесли  клятву  членам  Парламента  и  канцлеру  (AN  U
501.  F.  451).
 2,2  См.  образец  свидетельства  о  такой  присяге  в  формуляре  письма  в  сборнике  Моршена  и
в  ордонансе  от  4  августа  1463  г.:  Morchesne  О.  Formulaire.  Р.  201  (N  7.4);  ORF.  XVI.  53.
 53 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  245-246;  AuberîF.  Histoire  du  Parlement...T.  I.  P.  289-
295.  Эта  функция  сохранилась  даже  в  период  королевской  схизмы:  в  ремонстрации  Парламен¬
та  в  Пуатье  к  Карлу  VII  отдельным  пунктом  значился  контроль  над  работой  сенешалей  и  ба¬
льи.  См.:  Jusselin  М.  Remonstrance  du  Parlement...  P.  523.
 54 	Так,  в  ордонансе  от  17  января  1368  г.  предписан  ритуал  принесения  клятвы  «как  это
делается  в  Парламенте»  (ORF.  VII.  705-706  (N  1)).
 55 	Ордонанс  от  7  января  1401  г.  (ORF.  VIII.  417  (N  20)).
 56 	«comme  accoustumé  est  de  toute  ancienneté»  (ORF.  XIV.  305  (N  92)).
 57 	«Item  nota  que,  quant  c’est  office  de  seneschal  ou  de  baili  royal  ou  de  prevost  de  Paris,  l’insti-
tucion  et  la  recepcion  du  serement  se  doit  adrecer  a  nos  seigneurs  de  parlement;  aussi  fait  on  adrecer
a  eulx  l’executoire  d’autres  grans  offices,  comme  conetable,  de  chancelier,  de  maistre  d’arbalestries,
de  mareschaulx,  d’amiral  de  France,  de  conseilliers  en  parlement  et  d’autres»  (Morchesne  O.  For¬
mulaire.  P.  200.  N  7.2.b).  Такое  изменение  в  статусе  канцлера,  по-прежнему  представляющего
персону  короля,  может  объясняться  только  возросшим  авторитетом  Парламента  в  сфере  управ¬
ления.  Глава  ведомства  вод  и  лесов  до  1441  г.  вводился  в  должность  в  Палате  счетов,  а  затем  в
Парламенте  (Les  eaux  et  forêts.  P.  59).
 254

новников.  И  хотя  чиновник  клялся  служить  королю  и  никому  иному,  защи¬
щать  его  интересы  от  всех  и  против  всех,  само  принесение  клятвы  не  лично
государю,  а  вышестоящему  служителю  или  ведомству  закрепляло  автоном¬
ность  бюрократического  поля  власти  и  трансформировало  интересы  короля
в  интересы  королевства,  создавая  основу  для  профессиональной  этики  и  со¬
лидарности58.  Этот  ритуал  легитимировал  контроль  самих  чиновников  над
комплектованием  королевских  служителей.  Постепенное  элиминирование
персоны  монарха  из  рутинного  ритуала  принесения  клятвы  превратило  сам
чиновничий  корпус  в  гаранта  ее  соблюдения.  Такое  изменение  было  оправ¬
данно  ввиду  рационализации  инструментов  властвования:  упорядочение
функций,  упрочение  дисциплины  и  необходимость  контроля  за  работой  чи¬
новника.
 В  том,  что  ритуал  принесения  клятвы  подразумевал  и  контроль  над  ее  со¬
блюдением,  недвусмысленно  свидетельствуют  статьи  ордонансов,  которые  рас¬
крывают  собственно  смысл  этого  ритуала.  Принося  клятву  на  Библии  и  других
священных  предметах,  чиновник  брал  на  себя  обязательства,  нарушение  кото¬
рых  расценивалось  как  клятвопреступление  (parjure)  -  тягчайшее  из  преступле¬
ний59.  Оно  предусматривало  не  только  отстранение  от  должности,  но  и  уголов¬
ное  и  иное  наказание.  А  право  наказывать  чиновника  король  с  самого  начала
разделил  со  своими  служителями:  согласно  ордонансу  от  декабря  1254  г.,  «если
эти  бальи  и  сенешали  ее  (клятву)  нарушат,  мы  оставляем  решение  нашей  воле
(de  nostre  volenté)  или  тех,  кого  мы  этим  уполномочим»;  соответственно,  нару¬
шившего  клятву  прево  должен  был  наказать  сенешаль  или  бальи60.
 Устойчивой  формой  контроля  за  соблюдением  клятвы  являлись  ревизии,
наделенные  правом  смещать  провинившихся  чиновников.  Так,  указом  от
28  июля  1354  г.  два  чиновника,  мэтр  Палаты  счетов  Адам  Шантеприм  и  ге¬
нерал-мэтр  монет  Мишель  де  Сен-Жермен,  были  уполномочены  «лично»  (en
propres  personnes)  внимательно  проверить  всех  и  каждого  в  Монетной  палате,
как  то  «монетчиков,  мэтров  особого  назначения  (maitres  particuliers)  и  их  наме¬
стников,  членов  компаний  и  факторий,  хранителей  (монет),  контролеров,  че¬
канщиков,  рубилыциков,  работников,  монетчиков  и  других  служителей  монет»
с  правом  смещать  и  замещать  по  своему  усмотрению61.  В  ответ  на  претензии
депутатов  трех  сословий  на  Штатах  в  Компьене  весной  1358  г.  или  Штатах  в
Сансе  в  1367  г.  для  устранения  должностных  ошибок  королевских  чиновников
на  местах  -  от  бальи  до  нотариуса  -  были  отправлены  комиссары-ревизоры  с
широкими  полномочиями  смещать  и  замещать  служителей  суда  и  финансов62.
 58 	По  сути  иерархия  ритуалов  клятвы  определяла  те  ведомства,  которые  «приводили  к
присяге»  нового  чиновника,  и,  таким  образом,  участие  двух  лиц,  принимающего  и  приносяще¬
го  клятву,  превращало  jus  jurandum  в  предписание  «поведения,  которого  присягающий  будет
придерживаться,  и  правило,  которому  он  подчинится»  (Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  310).
 59 	ORF.  И.  222;  III.  532;  IV.  513-514.
 60 	ORF.  I.  68  (N  1).  Наказание  могло  быть  уголовным  и  гражданским  («peine  de  leur  biens
ou  ès  personnes  /  du  corps  et  de  l’avoir»),  но  в  любом  случае  сопровождалось  потерей  службы
(«à  paine  de  perdre  leur  service»)  (ORF.  I.  658  (N  10);  II.  10).
 61 	ORF.  IV.  151-152.
 62 	ORF.  III.  223-224.  Указ  от  19  июля  1367  г.  касался  проверки  превотства  Парижа,  где
особые  претензии  вызывала  деятельность  налоговых  чиновников  (элю,  сержантов  и  других);
указ  от  20  июля  1367  г.  назначал  комплексную  проверку  также  прево,  сенешалей  и  бальи  в  их
судебной  и  финансовой  деятельности  (ORF.  V.  14-22).
 255

Проверку  всех  служителей  «в  деле  налогов  (aides)  и  габели»  королевства  указ
от  21  ноября  1379  г.  передал  специально  назначенным  для  этого  чиновни¬
кам63.  Еще  более  широкая  проверка  чиновников,  отвечающих  за  состояние
домена,  финансов,  за  ведение  и  оплату  военных  действий  в  Лангедоке,  была
поручена  комиссарам  указом  от  23  апреля  1380  г.,  причем  в  нем  особо  огова¬
ривалось  право  комиссаров  не  обращать  внимания  на  протесты  проверяемых,
ссылающихся  на  то,  что  они  подчиняются  только  королю  и  никому  другому64.
В  «Формуляре»  Одара  Моршена  содержится  типовое  письмо  о  функциях  ре¬
визоров,  где  четко  прописано  их  право  назначать  на  место  смещаемых  чинов¬
ников  «по  своему  усмотрению»65.
 Однако  функция  проверки  и  замены  чиновников  не  ограничивалась  экс¬
тренными  и  временными  комиссиями  ревизоров,  зачастую  спровоцирован¬
ными  общественным  недовольством.  Отнюдь  нет,  эта  функция  достаточно
быстро  перешла  к  самим  ведомствам,  призванным  контролировать  деятель¬
ность  подвластных  им  служителей,  руководствуясь  собственными  профес¬
сиональными  критериями  оценки.
 Таким  правом  обладали  с  середины  XIV  в.  королевские  представители
на  местах  -  сенешали  и  бальи,  которые  сами  отбирали  на  службу  всех  сво¬
их  подчиненных66.  В  качестве  примера  приведу  ордонанс  25  января  1359  г.,
предписывающий  сенешалю  Бокера  самому  решить,  кто  из  подвластных  ему
чиновников  -  судей,  сержантов,  капитанов  крепостей  и  замков  и  т.д.  -  приго¬
ден,  а  кто  нет,  и  последних  «полной  властью,  авторитетом  и  особым  прика¬
зом»  короля  сместить67.  О  праве  представителей  короля  на  местах  контроли¬
ровать  отбор  своих  подчиненных  говорит  Регламент  о  численности  конных  и
пеших  сержантов  Шатле  от  8  июня  1369  г.:  король  давал  прево  Парижа  право
проверить  все  письма  о  назначениях  на  эту  службу,  сверяя  с  регистрами  Кан¬
целярии,  и  сделать  затем  королю  доклад68.
 Монетное  ведомство  уже  в  1338  г.  получило  широкие  права  «исправлять,
наказывать  и  искоренять»  (adressiez  et  redressiez),  ставя  других  персон  на  ме¬
сто  тех,  кого  найдет  «не  выгодными  и  не  подходящими»  (non  profitables  et
convenables).  Эти  широкие  права  подтвердили  указы  от  6  июля  1374  г.  (об  от¬
правке  генералов-реформаторов  в  Монетные  палаты  Бокера,  Макона  и  Сен-
Пьер-ле-Мустье),  от  9  августа  того  же  1374  г.  (о  реформаторах  в  бальяжах
 63 	Эти  ревизоры  должны  были  проверить  соблюдение  чиновниками  налоговых  служб
предписанных  им  правил  и  ограничений,  в  том  числе  запрета  совмещать  службы  сборщиков  и
элю,  а  также  заниматься  на  время  службы  торговлей  (ORF.  VI.  440-445).
 64 	Комиссары  имели  право  смещать  (oster  et  suspendre)  всех  чиновников  и  назначать  на  их
место  других  (ORF.  VI.  467-468).
 65 	«povoir  commetre  et  instituer  officiers  telz  que  bon  lui  semblera»  (Morchesne  O.  Formulaire.
P.  212.  N7.14).
 66 	Об  этой  прерогативе  бальи  и  сенешалей  см.:  Guenée  В.  Tribunaux  et  gens  de  justice...
P.  167;  Martin  O.  La  nomination  aux  offices...  P.  490^91.
 67 	«vous  donnons  pleine  povoir,  authorité  et  mandement  special  de  reformer  sur  lesdits  offices,
de  pourvoir  auxdits  offices...  à  personnes  toutesvoyes  a  ce  suffisant  et  convenables»  (ORF.  III.  309).
Кстати,  за  20  лет  до  этого  указа,  12  февраля  1339  г.  тому  же  сенешалю  Бокера  было  приказано
самому  сместить  всех  сержантов,  чья  численность  превысила  ординарное  количество  (ORF.
II.  131).
 68 	ORF.  V.  194.  Речь  шла  о  проверке  именно  текстов  королевских  указов,  содержат  ли  они
«tiltres  bons  et  souffisans».
 256

Турнэ  и  Аррасе)  и  10  августа  1374  г.,  учреждавшего  службу  визитатора  всех
монет  королевства  для  Ремона  Жильбера.  Такие  же  права  получил  по  указу
от  10  мая  1376  г.  Пьер  Домино,  назначенный  генералом-визитатором  монеты
в  Дофинэ.  Все  эти  указы  давали  право  смещать  нерадивых  служителей  мо¬
нетного  ведомства  и  назначать  на  их  место  по  своему  усмотрению  (comme
bon  vous  semblera).  Такое  право  было  окончательно  закреплено  за  Монетной
палатой  указом  от  13  января  1375  г.69  Именно  она  осуществляла  проверку  «на
состоятельность»  всех  назначенных  в  эту  сферу  чиновников,  о  чем  свидетель¬
ствует  Моршен70.  О  наличии  и  в  дальнейшем  такой  проверки  указывает  пись¬
мо  Людовика  XI  от  10  февраля  1469  г.  в  Палату  счетов  с  требованием  утвер¬
дить  назначение  ординарного  клерка  счетов  Жана  Боштеля  проверяющим
финансы  Лангедока.  Король  подкрепляет  это  назначение  не  только  «настоя¬
тельной  просьбой  людей  трех  сословий  области»,  но  и  согласием  «людей
наших  финансов»71.
 Столь  же  широкие  права  получило  практически  с  самого  начала  налого¬
вое  ведомство.  Указ  от  28  февраля  1389  г.  давал  шести  «генералам  финансов
по  делам  войны»  полную  власть  «ставить,  назначать  и  устанавливать,  когда
потребуется,  всех  элю,  сборщиков,  секретарей,  контролеров,  комиссаров  по
делам  налогов  на  войну»72.  Налоговый  суд  также  получил  право  назначать  и
смещать  всех  элю,  сборщиков,  контролеров,  комиссаров,  сержантов  и  дру¬
гих73.  Сам  налоговый  суд  находился  под  контролем  Налоговой  палаты,  ко¬
торая  проверяла  новичка  на  предмет  его  соответствия  должности.  В  период
обострения  политической  борьбы  бургиньонов  и  арманьяков  даже  потребо¬
валось  издать  специальный  указ,  подтверждающий  исключительное  право
служителей  Налоговой  палаты  комплектовать  состав  налогового  суда  и  не
принимать  того,  кто  «не  проверен  генералом-советником  по  финансам»74.  Ра¬
зумеется,  мэтры  Палаты  счетов  имели  монопольное  право  не  только  вводить
в  должности  клерков,  но  и  смещать  их75.  Со  временем  аналогичные  права
получил  глава  ведомства  вод  и  лесов:  если  по  регламенту  от  сентября  1376  г.
он  еще  не  имел  права  назначать  подчиненных  ему  мэтров,  сержантов,  садов¬
ников  и  других,  что  к  XV  в.  он  уже  распоряжался  всеми  должностями76.
 И  все  же  высшей  инстанцией  проверки  всех  королевских  чиновников  яв¬
лялся,  в  силу  своего  статуса  и  компетенции,  Парламент,  причем  его  власть
распространилась  далеко  за  пределы  чисто  судебной  сферы.  Так,  указом  от
8  апреля  1342  г.  ему  было  поручено  одномоментно  проверить  всех  служащих
 69 	ORF.  VI.  iij;  15-19,  89,  192-193;  VII.  339,  462-463.
 70 	Обращая  внимание  на  то,  что  генералы-мэтры  монет  должны  принимать  клятву  у  всех
служителей  монетного  ведомства,  Моршен  добавляет:  «и  чаще  всего  эти  службы  даются  по  их
(генералов-мэтров)  докладу  и  после  их  проверки  (кандидата)»  (et  le  plus  souvent  se  donnent  telz
offices  a  leur  relacion  et  après  leur  examen)  (Morchesne  O.  Formulaire.  R  210.  N  7.1  l.c).
 71 	«de  la  part  des  gens  des  troys  estas  dudit  pays  avions  esté  requis  y  envoyer...  par  l’advis  des
gens  de  noz  finances»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.  R  320-321).
 72 	ORF.  VII.  228-229;  336-337  (повторено  в  ордонансе  от  11  марта  1390  г.).
 73 	Указы  от  26  января  1383  г.  и  от  4  января  1393  г.  («plain  povoir,  auctorité  et  mandement  spe¬
cial  de  mectre,  ordonner  et  establir»  /  «soient  par  vous  débouté,  deposez  et  mis  hors  de  ses  offices»
(ORF.  VI.  705-706;  VII.  790-791).
 74 	Указ  от  23  января  1412  г.  (ORF.  IX.  669-670).
 75 	Об  этом  свидетельствует  королевский  указ  от  9  июля  1335  г.  (AN  U  540.  F.  613).
 76 	ORF.  VI.  222-237  (особ.  N  36);  Les  eaux  et  forêts.  R  59.
 9.  C.K.  Цатурова
 257

Канцелярии  на  предмет  их  грамотности  (умения  составлять  тексты  указов)
как  на  французском,  так  и  на  латинском  языках.  После  этой  единовременной
проверки  ее  регулярно  должен  был  впоследствии  осуществлять  канцлер77.
Уполномоченный  сообщить  о  результатах  проверки  Парламент  в  письме  от
26  августа  1342  г.  представил  королю  список  проэкзаменованных  им  нота¬
риусов  и  секретарей,  сочтенных  годными  к  службе.  Любопытно,  что  личных
секретарей  короля,  королевы  и  наследника  престола  Парламент  проверять  не
решился,  перепоручив  это  королю,  «ибо  знаете  их  лучше  нас  и  ежедневно
их  экзаменуете»78.  Надо  заметить,  что  король  не  только  сам  проэкзамено¬
вал  этих  своих  личных  секретарей,  но  и  сообщил  о  результатах  проверки  в
Палату  счетов  письмом  от  21  сентября  1343  г.,  которым  разрешал  выплачи¬
вать  им  положенное  жалованье  и  довольствие,  как  и  остальным  прошедшим
проверку  в  Парламенте  секретарям.  Однако  и  в  этом  случае  не  обошлось  без
соучастия  чиновников:  как  было  сказано  в  письме,  «мы  их  экзаменовали  тща¬
тельно  через  посредство  наших  любимых  и  верных  людей  Палаты  прошений
Дома»79.  Согласно  указу  Карла  VI,  вызванному  обнаруженными  в  Канцеля¬
рии  злоупотреблениями,  Парламент  получил  исключительное  (исключающее
иное  вмешательство)  право  отобрать  из  секретарей  наиболее  достойных80.
 Верховный  суд  королевства  имел  монопольное  право  контролировать  и
местную  королевскую  администрацию,  особенно  столичную  как  наиболее
политически  важную.  Первый  же  указ  Филиппа  VI  Валуа  был  посвящен  ре¬
формированию  парижской  администрации,  и  в  нем  оговаривалось,  что  со¬
ветников  и  клерков  Шатле  имеет  право  отобрать  и  назначить  комиссия  в  со¬
ставе  канцлера,  четырех  членов  Парламента  и  королевского  прево  Парижа81.
Члены  Парламента  неизменно  участвовали  и  в  дальнейшем  в  отборе  служи¬
телей  Шатле.  Так,  в  1378  г.  потребовалось  сокращение  числа  прокуроров,  и
для  отбора  наиболее  достойных  указом  от  16  июля  создавалась  комиссия,  где
главная  роль  отводилась  именно  этому  органу:  король  давал  «любимым  и
верным  людям  Парламента»  право  совершить  отбор,  призвав,  если  они  соч¬
тут  нужным,  прево  и  «нескольких  наиболее  достойных  советников  нашего
Шатле»82.  Однако  спустя  несколько  лет  этот  указ  был  признан  «противным
благу  и  пользе  общего  дела»,  среди  прочего  и  потому,  что  в  Парламенте  не
существует  ограничения  численности  прокуроров,  а  суд  Шатле  «по  обычаю
всегда  следовал  как  можно  точнее  установлениям  суда  Парламента...  приме¬
ру  для  всех»83.  21  июня  1402  г.  он  осуществил  проверку  деятельности  про¬
 77 	«examinez  par  nostre  Parlement...  s’ils  sont  suffisans  pour  faire  Lettres  tant  en  latin  comme
en  François,  et  que  nostredit  Parlement  nous  ait  rescript  la  suffisance  d’eux»  (ORF.  II.  175  (N  4-5)).
 78 	«nous  ne  les  avons  mie  examinez,  et  si  les  congnoissez  mieulx  que  nous  et  les  examinez  cha¬
que  jour»  (Morel  О.  La  grande  chancellerie...  P.  496-497.  N  9).
 79 	ORF.  II.  190.
 80 	ORF.  IX.  152-153  (указ  от  19  октября  1406  г.).
 81 	ORF.  II.  5  (N  3).
 82 	ORF.  VI.  332-333.
 83 	Это  был  указ  от  19  ноября  1393  г.  В  нем  говорилось,  что  ограничение  числа  прокуроров
было  ущербом  «обычному  праву»  (contre  droit  commun),  поскольку  каждый  человек  может
исполнять  обязанности  прокурора  в  светском  и  церковном  суде,  если  он  доказал  свою  «при¬
годность  и  состоятельность  (ydoine  et  souffisant)»  (ORF.  VII.  584).
 258

куроров  и  клерков  в  Шатле  и  предупредил  об  угрозе  отстранения  от  службы
тех,  кто  нарушает  должностные  обязанности84.
 Наконец,  следует  заметить,  что  контролировать  деятельность  служите¬
лей  верховного  суда,  как  и  их  комплектовать  не  мог  ни  один  другой  институт,
кроме  самого  Парламента.  Помимо  широких  дисциплинарных  полномочий,
только  сам  он  следил  за  «состоятельностью»  своих  магистратов,  хотя  об  этом
четко  было  сказано  довольно  поздно,  в  ордонансе  о  реформе  правосудия  от
1454  г.,  где  говорилось,  что  никто  не  будет  принят  прокурором  Парламента,
пока  он  не  будет  подобающим  образом  проверен  самим  Парламентом,  а  в
другом  пункте,  что  только  Парламент  может  сместить  любого  из  своих  чле¬
нов  -  президентов,  советников,  секретарей  и  нотариусов,  если  тот  совершит
должностное  преступление85.  Даже  Людовик  XI,  в  чье  правление  были  су¬
щественно  урезаны  прежние  широкие  права  Парламента,  не  посягнул  на  эту
привилегию  верховного  суда.  Так,  в  письме  от  22  октября  1469  г.  король  со¬
общил  ему,  что  «из-за  назойливости  просителей»  он  раздал  не  одно  письмо  с
дарованием  должностей  в  верховном  суде  и  даже  не  может  упомнить  всех  их
адресатов,  а  посему  просит  Парламент  не  принимать  их,  не  удостоверившись
в  их  «состоятельности»86.
 Таким  образом,  задолго  до  внедрения  практики  выборов  с  участием  са¬
мих  чиновников  и  параллельно  с  ней  существовали  устойчивые  администра¬
тивные  процедуры  контроля  за  комплектованием  со  стороны  самого  корпуса
королевских  служителей,  что  придает  выборам  органичность  и  укоренен¬
ность  в  структуре  исполнительной  власти.
 Все  формы  соучастия  чиновников  в  сфере  комплектования,  как  и  скла¬
дывание  структуры  соподчинения  ведомств  и  служб,  знаменовали  собой  воз¬
никновение  бюрократических  процедур.  Они  подготовили  и  сам  корпус  ко¬
ролевских  служителей,  и  общественное  мнение  к  восприятию  произошедшей
трансформации  патримониального  принципа  комплектования,  когда  моно¬
польное  право  короля  отбирать  себе  служителей  постепенно  и  логично  на¬
чало  сочетаться  с  соучастием  самой  администрации.  Контроль  ведомств  за
комплектованием,  выраженный  в  праве  регистрировать  назначения  и  прини¬
мать  клятву  у  новоназначенных  на  королевскую  службу  людей,  преобразил
личную  преданность  персоне  короля  в  верность  государству.
 ПРОЦЕДУРЫ  КОНКУРСНОГО  ОТБОРА
 Самой  яркой  и  своеобразной  из  бюрократических  практик  комплектова¬
ния,  бесспорно,  являлся  конкурсный  отбор  чиновников  в  форме  выборов  -
голосования  с  подсчетом  голосов  (scrutine).  Из-за  кажущейся  однозначности
 84 	Fagniez  G.  Fragement  d’un  répertoire...  P.  10  (N  24);  О  тесном  союзе  Парламента  и  Шатле
в  период  гражданской  войны  и  «двойной  монархии»  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.
С.  154-172.  В  этот  кризисный  период  верховный  суд  осуществлял  контроль  за  всеми  сферами
деятельности  столичного  аппарата.
 85 	«jusques  à  ce  qu’il  ait  este  deuement  examiné  par  nostredicte  Court,  et  trouvé  suffisant  et
expert  en  justice»  (ORF.  XIV.  295,  308-309  (N  47,  114)).
 86 	Важно,  что  король  просит  Парламент  вписать  это  его  письмо  в  свой  регистр  «для  па¬
мяти  и  для  будущего»  (afin  que  en  soit  memoire,  quant  le  cas  y  cherra)  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  4.
P.  40^1).
 9*
 259

этой  процедуры,  она  не  слишком  привлекала  внимание  исследователей87.
Хотя  всеми  медиевистами  признается  значение  практики  выборов  для  ста¬
новления  профессионального  корпуса  служителей  короны  Франции,  ее  появ¬
ление  и  дальнейшая  судьба  оцениваются  неоднозначно.
 Все  историки  сходятся  в  том,  что  практика  выборов,  т.е.  конкурсного  от¬
бора  чиновников  с  тем  или  иным  участием  самих  служителей,  была  введена
Карлом  Мудрым  под  влиянием  идей  Аристотеля.  В  таком  ракурсе  практи¬
ка  выборов  чиновников  предстает  плодом  прекраснодушной  затеи  филосо¬
фа  на  троне,  каковым  слыл  в  глазах  современников  и  потомков  этот  король.
Правда,  затея  короля  признается  частью  программы  кардинальных  реформ  в
государственном  управлении,  которые  он  осуществил,  учтя  печальный  опыт
кризиса  1356-1358  гг.  Наконец,  необычная  поначалу  затея  с  выборами  приоб¬
рела  неожиданную  актуальность  в  правление  его  сына,  Карла  VI,  чья  болезнь
стимулировала  чиновников  к  максимально  широкому  применению  выборно¬
го  принципа.  Таким  образом,  выборы  должностных  лиц  выглядят  достаточно
случайной,  ситуационной  и  экзотической  практикой,  объясняющейся  кризи¬
сом  власти  и  неспособностью  короля  единолично  отбирать  служителей  в  со¬
ответствии  со  своим  регальным  правом88.  В  этом  контексте  выборы  тракту¬
ются  как  признак  ослабления  власти  короля  и  регресс  в  ее  поступательном
развитии.
 С  другой  стороны,  практика  выборов  вписывается  исследователями  в  бо¬
лее  широкий  контекст  оформления  различных  стратегий  контроля  самих  ве¬
домств  за  воспроизводством  королевской  администрации  -  корпоративных,
семейных,  клановых  и  т.д.  В  таком  ракурсе  выборы  означают  решающий  шаг
на  пути  к  установлению  наследственности  и  продажи  должностей.  Вписы¬
вающиеся  в  процесс  автономизации  бюрократической  функции  практики
конкурсного  отбора  трактуются  как  возврат  личностного  принципа  и  апро¬
приации  должностей,  вступающие  в  противоречие  с  правом  короля  Франции
самому  выбирать  чиновников.
 Наконец,  все  исследователи  единодушны  в  признании  за  практикой  вы¬
боров  немалой  роли  в  вытеснении  сеньориального  элемента  из  сферы  ком¬
плектования,  поскольку  с  ее  помощью  корпус  королевских  чиновников  мог
успешно  противостоять  давлению  знати  и  клиентел89.  В  то  же  время,  конкур¬
сный  отбор  препятствовал  произволу,  дополнив  личную  преданность  королю
профессиональными  достоинствами  должностного  лица  -  знаниями,  опытом
и  репутацией.
 Все  это  верно,  хотя  и  не  совсем.  Практика  выборов  была  введена  короля¬
ми  Франции  явно  не  с  целью  добровольного  уменьшения  своих  регальных
прерогатив,  тем  более  что  выборы  никогда  не  отменяли  исключительного
права  монарха  определять  своих  служителей.  Не  умаляя  авторитета  Арис¬
тотеля  в  появлении  выборов,  нельзя  не  вспомнить  о  германских  корнях  этой
 87 	По  сути,  лишь  С.  Люс  в  XIX  в.  и  Ф.  Отран  в  XX  в.  частично  исследовали  эту  практику.
См.:  Luce  S.  De  l’élection  au  scrutine...;  AutrandFr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.
 88 	Показательно,  что  крупнейший  специалист  по  истории  Парламента  Э.  Можи  даже  огра¬
ничивал  применение  практики  выборов  1413-1418  гг.,  связывая  ее  с  гражданской  войной  бур-
гиньонов  и  арманьяков.  См.:  Maugis  Е.  Histoire  du  parlement...  Т.  I.  P.  22.
 89 	Viollet  P.  Histoire  des  institutions...  P.  321;  Autrand  Fr.  Charles  VI.  P.  210;  Guillot  O.,  Rigau¬
dière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  275.
 260

практики  и  о  бытовании  коллективных  форм  управления.  И  не  случайно  две
самые  авторитетные  в  средневековом  обществе  власти,  папы  и  императора,
были  выборными90.
 Как  я  намерена  показать,  практика  выборов  королевских  чиновников  фи¬
гурирует  в  законодательстве  задолго  до  Карла  V  Мудрого  и  его  идеологи¬
чески  отточенной  программы  реформ  и  не  прекратилась  после  преодоления
кризиса  власти  при  его  сыне91.  Принцип  конкурсного  отбора,  высшей  формой
которого  стала  практика  выборов  путем  голосования,  явление  очень  слож¬
ное  и  неоднозначное.  Поэтому  для  его  понимания  необходимо  рассмотреть  в
комплексе  и  законодательные  нормы,  и  их  правоприменение,  и  круг  идей,  в
котором  они  функционировали.
 Соучастие  самих  ведомств  в  комплектовании  началось  с  передачи  в  их
ведение  процедуры  принесения  клятвы  как  формы  введения  в  должность,  с
контроля  за  работой  подчиненных,  наконец,  с  права  отбора  наиболее  при¬
годных  и  достойных  во  время  комиссии  и  ревизий.  Таким  образом,  контроль
чиновников  над  воспроизводством  королевской  администрации  начался  не  с
процедуры  выборов  и  никогда  не  ограничивался  ею.
 Однако  автоматическое  причисление  практики  выборов  к  формам  кон¬
троля  самих  чиновников  за  воспроизводством  является  анахронизмом,  по¬
скольку  проецирует  позднюю  процедуру  на  истоки  явления.  Между  тем,  пер¬
воначально  конкурсный  отбор  чиновников  предусматривал  совершенно  иные
формы  и  процедуры,  как  и  опирался  на  другие,  нежели  Аристотеля,  идеи.
 Начать  анализ  представляется  уместным  именно  с  идей.  Итак,  по  обще¬
му  признанию  современников,  выборы  (election)  являлись  самой  надежной
гарантией  отбора  наиболее  достойных  людей.  Но  кто  осуществляет  эти  вы¬
боры,  этот  отбор?  И  здесь  мы  сталкиваемся  с  существенной  коллизией.  По¬
скольку  король  и  только  он  давал  должности  в  обмен  на  клятву  «служить  ему
и  никому  другому»,  изначально  и  вплоть  до  замены  выборов  наследованием  и
продажей  должностей  именно  он  являлся  в  этой  процедуре  центральной  фи¬
гурой.  Уже  в  раннем  политическом  трактате,  написанном  с  целью  легитима¬
ции  новых  форм  властвования,  в  «Книге  о  правосудии  и  судопроизводстве»,
появляется  процедура  выборов  королевского  прево,  которые  должен  был  осу¬
ществить  сам  король  в  своем  Совете92.  В  период  политического  кризиса  Шта¬
ты  в  октябре  1356  г.  предписали  дофину  Карлу  «избрать  из  депутатов  людей
почтенных,  могущественных,  мудрых,  благоразумных  и  преданных»  в  свой
 90 	О  сложном  сосуществовании  двух  форм  власти,  авторитарной  и  коллективной,  в  сред¬
невековой  политической  истории  прозорливо  напомнила  H.A.  Хачатурян.  См.:  Хачатурян  H.A.
Авторитарный  и  коллективный  принцип  в  политической  эволюции  средневековой  государст¬
венности  //  Власть  и  политическая  культура  в  средневековой  Европе.  М.,  1992.  С.  14-23.
Ф.  Отран  настаивает  на  существенном  влиянии  церковной  практики,  откуда  взята  была  про¬
цедура  выборов  (AutrandFr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  365).  Об  этом  же  писал  и  П.  Урлиак,
в  частности,  напоминая,  что  Базельский  собор  признал  выборы  Божественным  установлени¬
ем.  См.:  Ourliac  P.  Science  politique  et  droit  canonique...  P.  539-543.
 91 	На  наличие  в  распоряжении  Карла  V  Мудрого  опыта  предшественников  обращает  вни¬
мание  А.  Ригодьер,  датируя  истоки  практики  выборов  правлением  Филиппа  VI  Валуа  и  опира¬
ясь  на  исследования  Р.  Казеля.  См.:  Rigaudière  A.  Penser  et  construire  l’État.  P.  459.
 92 	«Li  rois  en  son  conseil  esgarde  qu’il  convenoit  as  citez  et  as  viles  prévoz...;  et  furent  esleuz»
(Li  Livre  des  Jostice  et  de  plet.  P.  68.  N  XVII.  De  l’office  au  prevost).  Идеи  взяты  из  Дигест  Юс¬
тиниана  (Кн.  1.  Тит.  2.  1.  N  1).
 261

Высший  и  Тайный  совет93.  Спустя  десятилетия,  когда  уже  была  внедрена  и
вовсю  практиковалась  процедура  выборов  чиновников  с  участием  их  самих,
Филипп  де  Мезьер  в  наставлении  Карлу  VI  расписал  целую  программу  дейст¬
вий  короля  по  «мудрому  и  здравому  выбору  советников,  чиновников  и  служи¬
телей»,  ибо  только  в  его  воле  «избрать  достойных»94.
 Чуть  позднее  Кристина  Пизанская  восхваляла  практику  выборов  как  фор¬
му  отбора  наиболее  достойных  лиц,  ссылаясь  на  опыт  Рима  и  на  идеи  Сене¬
ки.  При  этом  она,  в  отличие  от  Мезьера,  делала  упор  не  столько  на  процеду¬
ре,  сколько  на  сути  выборов,  которые  подразумевают  всестороннее  изучение
достоинств  кандидата95.  Современник  Кристины  канцлер  Парижского  уни¬
верситета  Жан  Жерсон  в  своей  речи  во  время  кабошьенского  восстания  при¬
зывал  Карла  VI  «сделать  выборы  без  пристрастия  и  к  наибольшему  благу
вашему  и  королевства»96.  В  анонимном  «Совете  Изабо  Баварской»  королю
рекомендуется  назначать  чиновников  только  при  помощи  «добрых  и  здра¬
вых»  выборов,  дабы  избежать  «ошибок  и  опасных  последствий»97.  Жувеналь
также  рекомендовал  королю  соблюдать  принятую  процедуру:  «Государи  на
такие  должности,  особенно  судейские,  должны  назначать  через  выборы  и  со¬
вет,  а  вовсе  не  по  своей  воле».  Позднее  в  «Похвальном  слове»  Карлу  VII  Анри
Бод  отмечал,  что  король  никому  не  давал  должностей,  пока  не  запрашивал  и
не  выслушивал  доклад  о  состоятельности  кандидата.  Даже  в  конце  XV  в.  в
трактате  Робера  де  Бальзака  подтверждается,  что  сам  король  остался  главным
«выборщиком»  своих  чиновников,  прежде  всего  в  сфере  правосудия98.  То  же
требование  было  высказано  на  Штатах  в  Туре  в  1484  г.:  судейские  должно¬
сти  король  должен  распределять  только  с  помощью  выборов,  с  учетом  мнения
профессионалов99.  Об  авторитете  выборов  в  политических  представлениях
и  общественном  мнении  свидетельствуют  и  используемые  эпитеты  -  «вели¬
 93 	«Que  des  trois  estas  monseigneur  le  duc  esleust  certain  nombre  de  personnes  notables,  puis-
sans,  saiges,  preudeshommes  et  loyaulx  pour  grant  et  secret  conseil»  (Journal  de  1356...  P.  441).
В  данном  пункте  речь  шла  об  избрании  36  депутатов  (по  12  от  каждого  сословия)  в  состав  Ко¬
ролевского  совета  в  качестве  контролирующего  от  Штатов  органа.
 94 	«comment  saigement  de  meurement  tu  doys  eslire  tes  conseilliers,  tes  officiers,  et  tes  servi¬
teurs...  quant  par  le  bonté  de  mon  Pere  il  est  en  ta  liberté  d’eslire  preudommes»  (Mézières  Ph.  de.
Songe.  T.  2.  P.  326-327).
 95 	«Cy  donne  exemples  des  Rommains  en  l’eleccion  des  offices»;  «lesdis  offices  fussent  don-
néz  et  destribuéz,  non  mie  par  telz  simonies  ou  faveurs,  mais  par  pure,  loyalle,  et  vraie  eleccion  par
preudommes  bien  congnoissans  et  par  bonne  enqueste  donnéz  aux  plus  vallables  et  mieulx  dignes...
ainsi  des  autres  offices  n’y  mectre  fors  gens  bons  et  souffisans»  (Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.
P.  82-83,  102-103).
 96 	«par  bonne  election  sans  faveur  et  plus  au  bien  de  vous  et  de  vostre  royaume»  (Gerson  J.
Oeuvres.  T.  7.  P.  1018  «Vivat  rex!»).
 97 	«Item,  que  un  roy  ne  doit  faire  aucuns  officiers  en  justice  ne  en  guerre  ne  en  capitaineries,
sinon  par  très  grande  eleccion,  pour  les  perils  et  erreurs  qui  s’en  pourroient  ensuire...  et  deust  on
faire  telz  grans  offices,  voire  aussi  petits  offices,  par  bonne  et  seure  eleccion»  (Advis.  P.  144.  N  50;
153.  N103).
 98 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  338;  Baude  H.  Eloge.  P.  134;  «ledit  prince  ne  doit
conmectre  ne  donner  charge  a  honme  de  l’exercer  que  ne  soit  honme  de  bien  et  de  eage  souffisant  et
qu’ilz  soient  proudonmes  et  gens  de  consience...  le  prince  doit  faire  quérir  par  tout  son  pays  le  plus
metable  personnacge  qu’il  pourra»  (Balsac  R.  de.  Traité.  P.  222.  N  45).
 99 	«par  ses  officiers,  gens  de  conseil  et  autres  bons  preudommes  ès  cours  souveraines,  bailliages,
sénéschaucées,  justices  subalternes  et  autres,  ordonnèrent  que  toutefois  et  quante  que  aulcune  office
de  judicature  vaqueroit,  fust  èsdictes  cours  souveraines,  ès  sièges  royaulx  et  subalternes,  ellection  se-
 262

кие  выборы»  у  Мезьера,  «добрые  и  здравые  выборы»  у  Кристины  Пизанской,
«святые  выборы»  у  Жерсона,  «чистые,  законные  и  истинные»  у  Жувеналя.
 Таким  образом,  процедура  конкурсного  отбора  преследовала  цель  не  ос¬
лабить  власть  короля,  а  снабдить  отбор  чиновников  более  четкими  критери¬
ями  и  более  точными  ориентирами100.  Сама  процедура  означала  не  столько
голосование  по  нескольким  кандидатурам,  сколько  всестороннюю  проверку
кандидата  на  предмет  пригодности  к  службе.  Появление  критериев  профес¬
сионального  свойства  уже  свидетельствует  об  изменении  характера  комплек¬
тования  в  контексте  публично-правовых  начал.  Это  изменение  диктовалось
усложнением  задач  управления,  которые  требовали  профессионально  при¬
годных  людей101.  Хотя  сам  король  в  теории  отбирает  чиновников  и  сам  отве¬
чает  за  этот  выбор,  первостепенное  значение  приобретает  способ  отбора.
 В  полном  соответствии  с  представлениями  о  «законном  правлении»  ак¬
центируется  роль  Королевского  совета,  который  призван  обеспечить  леги¬
тимность  решений  короля.  Об  обязательном  соучастии  Совета  при  отборе
монархом  своих  служителей  и  советников  упоминают  практически  все  ав¬
торы,  кто  подробно  описывал  эту  процедуру.  Так,  Филипп  де  Мезьер  обра¬
щал  внимание  короля  на  правильный  выбор  членов  Совета,  где  решаются
главные  дела  королевства,  в  том  числе  и  выбираются  чиновники102.  Еще  бо¬
лее  определенно  это  правило  описано  у  Кристины  Пизанской:  «Добрый  и
старый  обычай,  если  не  обязанность  (obligation)  королей,  велит,  чтобы  они
имели  Советы.  Вот  почему  было  бы  полезно,  чтобы  с  особым  вниманием
относились  к  способу,  коим  их  выбирают,  дабы  это  были  бы  истинные  выбо¬
ры  (election),  основанные  на  сведениях  об  их  (советников)  знаниях  и  нраве»
(leur  caractère)103.  В  этом  контексте  позднейшее  делегирование  королем  своих
полномочий  по  отбору  наиболее  достойных  и  квалифицированных  людей  в
пользу  выделившихся  из  Королевской  курии  ведомств  предстает  вполне
органичным  явлением.
 И  здесь  стоит  обратить  внимание  на  специфику  вводимой  короной  прак¬
тики  выборов.  Ссылающиеся  на  «Политику»  Аристотеля  как  на  вдохновите¬
ля  введенной  Карлом  V  Мудрым  процедуры  выборов  чиновников  путем  голо¬
сования  упускают  из  виду,  что  у  Философа  par  excellence  речь  шла  о  выборах
всеми  гражданами  должностных  лиц  как  единственной  гарантии  наилучше¬
го  отбора104.  Введеннная  во  Франции  процедура  не  имела  ничего  общего  со
 roit  faictes  de  trois  personnes  suffisantes  et  ydoines  ...  et  à  l’ung  desditz  trois  seroit  par  le  roy  donné»
(Masselin  J.  Journal.  P.  681).
 100 	Глагол  «eligere»  означал  буквально  выбирать,  т.е.  оценивать  достоинства  кандидата,
без  каких-либо  отсылок  к  процедуре  голосования.  См.:  AutrandFr.  Offices  et  officiers...  P.  313;
Guillot  О.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions.  T.  2.  P.  275.
 101 	Такой  точки  зрения  придерживался  Г.  Дюпон-Феррье,  видя  в  соучастии  чиновни¬
ков  гарантию  профессионализма  кадров.  См.:  Dupont-Ferrie  G.  Ignorances  et  distractions...
P.  145-150.
 102 	«Et  pource  que  es  diz  consaulx  au  commaincement,  pour  un  bon  fondement  et  conclusion
desiree,  y  estoit  appeliez,  il  inspiroit  la  vraye  election  des  consaulx  et  parfaisoit  tout  ce  qui  estoit  a
parfaire  ou  a  faire...  par  lesquelles  es  grans  consaulx  on  souloit  eslire  la  meilleur  partie»  (Mézières
Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  332-333).
 103 	Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  P.  39-40.
 104 	«весь  народ  участвует  в  выборах  должностных  лиц...  Государство,  имеющее  такого
рода  устройство,  разумеется,  будет  иметь  хорошее  управление,  так  как  должности  всегда  бу¬
дут  занимать  наилучшие  граждане»  (Аристотель.  Политика.  Кн.  6.  2.3  /  С.  208).
 263

«всенародными  выборами»,  но  ограничивала  их  узким  кругом  доверенных
лиц,  которым  король  делегировал  свои  полномочия,  при  всех  ссылках  на  ав¬
торитет  Стагирита105.
 Хотя,  как  мы  увидим,  конкурсный  отбор  предусматривался  уже  ордонан¬
сами  Филиппа  IV  Красивого  в  начале  XIV  в.,  при  Карле  V  Мудром  действи¬
тельно  был  совершен  важный  шаг  на  пути  автономизации  бюрократической
сферы:  король  переложил  ответственность  за  отбор  чиновников  на  самих  чи¬
новников,  сделав  их  равноправными  соучастниками  процесса  комплектова¬
ния.  Понять  эту  перемену  можно  только  в  контексте  борьбы  с  сеньориаль¬
ными  кланами  и  конкуренцией  знати,  в  успехе  которой  были  заинтересованы
как  король,  так  и  его  служители.  Выборы  самим  королем  и  в  его  Совете  де¬
лали  монарха  беззащитным  перед  наиболее  знатными  просителями,  перед
давлением  различных  клиентел.  Лишь  коллегиальное  решение  группы  упол¬
номоченных  лиц  при  соблюдении  правила  секретности  мнений  каждого  из
выборщиков  способно  было  оградить  отбор  чиновников  от  такого  давления.
Выборы  как  гарантия  от  фаворитизма  стали  квинтэссенцией  борьбы  за  огра¬
ничение  влияния  знати  на  королевскую  администрацию106.
 Обратимся  теперь  к  правовой  основе  конкурсного  отбора.  Впервые  в  ко¬
ролевском  законодательстве  выборы  служителей  санкционировал  фундамен¬
тальный  ордонанс  «о  благе,  пользе  и  преобразовании  королевства»  от  23  марта
1302  г.  В  отдельном  пункте  говорится:  «с  целью  этого  преобразования...  се¬
нешали,  бальи,  судьи,  хранители  ярмарок  Шампани,  мэтры  и  хранители  вод  и
лесов»  отныне  будут  избираться  королем  «с  обсуждением  в  нашем  Большом
совете»107.  В  этом  первом  упоминании  процедуры  выборов  отразилась  сущ¬
ность  конкурсного  отбора  чиновников:  король  оставался  главной  фигурой,  а
его  выбор  легитимировало  соучастие  Королевского  совета.  Выборы  постепен¬
но  распространяются  на  все  звенья  королевской  администрации.  При  этом,  в
полном  соответствии  со  структурой  ведомств,  складывается  иерархия  их  со¬
участия  в  отборе  королевских  чиновников  в  столице  и  на  местах.
 Исследование  этой  иерархии  целесообразно  начать  с  королевских  слу¬
жителей  на  местах  -  сенешалей,  бальи  и  их  подчиненных.  Процедура  кон¬
курсного  отбора  сенешалей  и  бальи,  зафиксированная  в  ордонансе  1302  г.,
сохранилась  в  неприкосновенности  на  всем  протяжении  исследуемого  пери¬
ода:  выбор  осуществлял  сам  король  в  присутствии  и  с  участием  Королевского
совета.  Эту  процедуру  повторил  позднее  реформаторский  ордонанс  «марму-
зетов»  от  5  февраля  1389  г.108,  что  свидетельствует  в  пользу  авторитетности
 105 	На  эту  особенность  выборов  «внутри  административной  государственной  системы»,
кардинально  отличную  от  «форм  выборого  управления»  и  коллективных  форм  властвования,
обращает  внимание  H.A.  Хачатурян,  отмечая  их  «узкий  внутриведомственный  характер».
См.:  Хачатурян  H.A.  Власть  и  общество...  С.  12.
 106 	На  эту  роль  выборов  обращает  внимание  Ф.  Отран,  видя  в  них  усиление  власти  короля
и  гарантию  его  независимости  от  давления  знати.  См.:  AutrandFr.  Offices  et  officiers...  P.  289,
317.
 107 	«ad  reformationem  predictam...  Volumus  et  ordinamus  quod  nostri  senescalli,  baillivi,  judi-
ces  et  custodies  nundiarum  Campanie,  magistri  et  custodies  forestarum  et  aquarum  decerto  eligantur,
et  instituantur  ex  deliberatione  nostri  magni  Consilii»  (ORF.  I.  360  (N  14)).
 108 	«Nous  voulons  et  ordenons  que  nos  seneschaux,  baillis,  prevostz  et  autres  juges  doresenavant
soient  esleus  et  instituez  par  la  deliberation  de  nostre  Grant  Conseil»  (ORF.  XII.  162  (N  1)).
 264

именно  такой  формы  замещения  вакансий.  Показательно,  что  падение  «мар-
музетов»  ни  в  коей  мере  не  затронуло  эту  «незапамятную  процедуру».  Указ
от  28  октября  1394  г.  предписывал  единовременно  отстранить  от  должностей
всех  сенешалей,  бальи  и  губернаторов  Лангедойля  и  Лангедока,  не  испол¬
няющих  свои  обязанности,  и  избрать  на  их  место  подобающих  людей  через
«добрые  выборы»  (par  bonne  eleccion),  правда,  без  уточнения  процедуры109.
Однако  большой  ордонанс  от  7  января  1401  г.,  посвященный  всем  звеньям
королевской  администрации,  вводил  принципиально  иную  процедуру  отбора
сенешалей  и  бальи:  отныне  выборы  передавались  целиком  в  ведение  верхов¬
ной  королевской  администрации  -  канцлера  как  ее  главы  и  Парламента  как
главной  палаты  королевства  (им  в  «полную  власть  и  авторитет»)110.  Знамена¬
тельно,  что  в  кабошьенском  ордонансе,  отмеченном  жаждой  реформировать
королевскую  администрацию,  отбор  бальи  и  сенешалей  предусматривал  те
же  соучастие  чиновников  и  коллегиальность  решений.  В  нем  представителей
короля  на  местах  предписано  избирать  в  Парламенте  в  присутствии  канцле¬
ра,  «призвав  к  ним  нескольких  (советников)  из  Большого  совета»111.
 Службы  королевских  прево  -  управителей  домена,  которых  предписывал
выбирать  тот  же  ордонанс  от  1302  г.,  позднее  не  упоминались  в  одном  ряду
с  сенешалями  и  бальи.  Процедура  замещения  вакансий  прево  вновь  возни¬
кает  довольно  поздно,  в  ордонансе  от  7  января  1408  г.,  где  повышается  роль
верховных  ведомств:  отныне  королевских  прево  будут  избирать  в  Палате  сче¬
тов  с  участием  членов  Королевского  совета,  Парламента  и  Казначейства,  т.е.
всех  органов  администрации,  отвечающих  за  сохранение  домена112.  В  рефор¬
маторском  кабошьенском  ордонансе  подтверждено,  что  прево  должны  быть
отобраны  путем  «добрых  выборов»,  осуществленных  канцлером  в  помеще¬
нии  и  в  присутствии  членов  Парламента,  «призвав  людей  Большого  совета  и
счетов».  Еще  одна  норма  этого  ордонанса  свидетельствует  об  участии  сене¬
шалей  и  бальи  в  отборе  прево  в  их  административных  округах:  именно  бальи
и  сенешали  обязаны  были  предоставлять  «выборщикам»  сведения  («добрую
информацию»)  о  кандидатах  и  привезти  их  в  Париж.  Более  того,  бальи  или
сенешаль  должен  расположить  претендентов  в  списке  по  степени  их  пригод¬
ности  к  службе  со  своей  точки  зрения113.
 109 	Отсутствие  указаний  на  процедуру  с  большой  долей  вероятности  свидетельствует  в
пользу  сохранения  прежней  формы  выборов  (ORF.  VII.  681-682).
 110 	Эта  норма  была  дословно  повторена  в  общем  ордонансе  от  7  января  1408  г.:  «par  bonne
eleccion  sans  faveur  ou  accepcion  de  personnes...  pourveu  par  chancelier  et  Court  de  Parlement...
plain  povoir  et  auctorité»  (ORF.  VIII.  417  (N  20);  IX.  286  (N  22)).
 111 	Ordonnance  cabochienne.  P.  98-99  (N  165).  Хотя  нельзя  не  почувствовать  в  этой  статье
стремление  усилить  роль  Королевского  совета  и,  следовательно,  принцев  крови,  в  данном  слу¬
чае  герцога  Бургундского,  в  плане  контроля  за  комплектованием.
 112 	«d’oresenavant  toutes  les  dictes  prevostez...  y  seront  mises  et  establies...  par  bonne  eleccion
qui  s’en  fera  en  la  Chambre  de  noz  Comptes,  presens  et  appelez  a  ce  aucuns  de  nostre  Grant  Conseil
et  de  la  Court  de  nostre  Parlement  et  de  noz  Trésoriers,  sans  aucune  faveur  et  accepcion  de  personne»
(ORF.  IX.  287  (N  25)).
 113 	Сведения  о  кандидате  предписывалось  получать  прежде  всего  у  адвокатов  и  прокуро¬
ров  и  других  судебных  практиков  (hommes  de  pratique),  поскольку  эта  должность  давала  судеб¬
ные  полномочия.  Решающее  же  мнение  бальи  и  сенешалей  диктовалось  тем,  что,  как  сказано
в  ордонансе,  прево  находятся  в  их  подчинении  «без  посредников»  (sortissent  sans  moyen)  (Or¬
donnances  cabochienne.  P.  116-117  (N  190)).
 265

Хотя  кабошьенский  ордонанс  был  отменен,  норма  выборов  королевских
прево  сохранилась,  правда,  в  измененном  виде:  указ  от  26  августа  1413  г.  пе¬
редавал  это  право  в  ведение  Палаты  счетов,  куда  надо  было  приглашать  те¬
перь  генерального  прокурора  короля  как  хранителя  интересов  короны  Фран¬
ции.  Такая  передача  прав  в  Палату  счетов  делала  акцент  на  функциях  прево
как  защитника  королевского  домена  в  большей  степени,  чем  на  их  судебных
полномочиях114.
 На  другие  службы  в  бальяжах  и  превотствах  также  вводится  конкурсный  от¬
бор  с  участием  самих  чиновников-профессионалов.  Так,  самая  многочисленная
служба  сержантов  довольно  рано  стала  замещаться  через  процедуру  конкурс¬
ного  отбора.  Ордонанс  1362-1363  гг.  о  местной  королевской  администрации
ввел  практику  выборов  сержантов,  причем  совершенно  уникальную,  посколь¬
ку  она  предусматривала  контроль  общества,  что  объясняется  максимальной
приближенностью  этих  служителей  к  широким  слоям  «управляемых».  Скорее
всего,  именно  поэтому  для  отбора  сержантов  ордонанс  предписал  соучастие  и
представителей  трех  сословий  данного  округа  -  бальяжа  или  превотства:  при¬
глашать  «шесть  самых  мудрых  и  наиболее  уважаемых»  лиц,  по  два  от  каждого
из  трех  сословий  (дворян,  духовенства  и  буржуа),  и,  приведя  их  к  клятве  «на
святых  Евангелиях»,  «по  их  совету»  отобрать  самых  пригодных115.
 Кабошьенский  ордонанс  в  стремлении  распространить  выборы  на  все
звенья  королевской  администрации  прописал  даже  процедуру  отбора  намес¬
тников  (лейтенантов)  прево.  И  она,  хоть  и  не  обнаруженная  мной  ни  до,  ни
после  1413  г.,  полностью  отвечала  духу  и  букве  процедур  отбора  представи¬
телей  короля  на  местах:  осуществлять  выборы  лейтенанта  прево  под  предсе¬
дательством  самого  прево  и  с  участием  «адвокатов,  прокуроров  и  членов  Со¬
вета  и  других  практиков  суда»  из  данного  округа,  т.е.  коллегиальный  выбор
профессионалов116.
 В  структуре  местной  королевской  администрации  Париж  занимал  особое
место,  и  потому  процедуры  отбора  чиновников  на  службу  в  Шатле  отлича¬
лись  большей  обстоятельностью.  Если  выбор  королевского  прево  Парижа,
чья  компетенция  была  аналогична  бальи,  никак  не  выделялся  из  общих  пра¬
вил,  то  подчиненные  ему  службы  раньше  других  округов  королевства  ока¬
зались  вовлечены  в  конкурсный  отбор.  Спустя  всего  три  десятилетия  после
ордонанса  1302  г.,  где  появилась  норма  выборов  бальи  и  сенешалей,  Филипп
VI  Валуа  поручает  королевскому  прево  Парижа  самому  провести  селекцию
среди  экзаменаторов  (аудиторов)  Шатле,  выбрав  «старательно  и  законно  без
фавора  и  личного  пристрастия»  наиболее  достойных  лиц117.
 114 	Важно,  что  выбор  по-прежнему  должен  был  основываться  на  «доброй  информации»
о  кандидатах,  правда,  без  уточнения  ее  поставщиков.  Вполне  вероятно,  что  роль  сенешалей  и
бальи  не  была  пересмотрена  (ORF.  X.  161).
 115 	«des  plus  sages  et  des  mieulx  renommez,  c’est  a  sçavoir  deux  nobles,  deux  d’Eglise  et  deux
Bourgeois»  (ORF.  IV.  411  (N  6)).
 116 	Выбор  был  ограничен  и  целым  рядом  запретов,  вписывающихся  в  суть  контракта  чи¬
новника  с  королем:  запрет  совмещения  должностей  (лейтенант  не  должен  быть  эшевеном,  кон¬
сулом  или  членом  городского  совета),  а  также  родственных  связей  с  прево  или  бальи  и  дру¬
гими  чиновниками  («ne  de  leur  lignaige,  parenté  ou  affinité  ne  de  leur  trop  especial  affections»)
(Ordonnance  cabochienne.  P.  103  (N  173)).
 117 	Указ  от  3  октября  1334  г.:  «tu  elises  diligemment  et  loyaument  sans  faveur  et  affection  sin¬
gulière  ...  plus  suffisans  de  ceux»  (ORF.  II.  101).
 266

В  ордонансах,  изданных  Карлом  Мудрым  в  сентябре  1377  г.  и  посвящен¬
ных  комплектованию  аудиторов  Шатле,  дважды  повторена  норма  их  конкурс¬
ного  отбора,  который  отныне  должен  осуществляться  королем  или  назначен¬
ными  им  людьми118.  Однако  вряд  ли  и  после  1377  г.  этих  служителей  выбирал
лично  монарх  в  Королевском  совете;  скорее  всего,  это  делали  прево  Парижа
и  служители  верховных  ведомств.  Норму  конкурсного  отбора  аудиторов
подтвердил  большой  регламент  о  работе  Шатле,  изданный  в  период  англо-
бургиньонского  правления  и  составленный  членами  Парламента119.
 К  тому  времени  процедуру  конкурсного  отбора  давно  стали  проходить  и
такие  важнейшие  службы  Шатле,  как  сержанты,  конные  и  с  жезлами,  а  так¬
же  прокуроры.  Правило  выборов  сержантов  Шатле  установил  ордонанс  от
 8 	июля  1369  г.  Отбор  должен  был  осуществлять  сам  прево,  опираясь  на  све¬
дения  о  состоятельности  и  пригодности  кандидатов,  и  сообщать  эти  сведения
королю,  который  и  назначал  того,  кто  будет  признан  наиболее  достойным120.
Хотя  в  данном  указе,  как  и  в  случае  первого  упоминания  выборов  аудиторов,
речь  идет  об  отборе  сержантов  из  реально  находящихся  в  данный  момент  на
службе,  т.е.  о  сокращении  их  численности,  это  не  умаляет  значения  самого
конкурсного  отбора,  осуществляемого  вышестоящим  чиновником  на  основа¬
нии  критериев  профессионализма  и  соответствия  службе.
 В  сходных  обстоятельствах  появляется  и  процедура  конкурсного  отбора
прокуроров  Шатле:  указ  Карла  V  Мудрого  от  16  июля  1378  г.,  изданный  с  це¬
лью  сократить  число  прокуроров  в  Шатле,  передавал  право  выбора  целиком
в  ведение  самих  чиновников-профессионалов.  Все  прокуроры  одновременно
отстранялись  и  должны  были  быть  снова  переназначены,  но  в  меньшем  коли¬
честве.  Соответствующую  процедуру  призван  был  осуществить  Парламент:
два-три  его  члена  сначала  отстранят  всех,  а  затем,  «призвав  к  себе  прево  и
нескольких  самых  достойных  советников  нашего  Шатле,  выберут  посредст¬
вом  клятвы  40  самых  честных  и  достойных  прокуроров»121.
 Постепенно  в  процессе  бюрократизации  сферы  комплектования  скла¬
дывается  иерархия  ведомств  и  служб,  связана  я  с  профессионализацией  кор¬
пуса  королевских  должностных  лиц.  С  одной  стороны,  возникает  структу¬
ра  иерархического  соподчинения  служб,  например,  бальи  -  прево  -  лейте¬
нант  прево  -  сержант;  с  другой  -  структура  ведомственного  соподчинения:
например,  судейские  службы  местного  уровня  постепенно  переходят  под
контроль  Парламента,  финансовые  и  домениальные  -  в  ведение  Палаты
счетов.
 В  согласии  с  этой  иерархией  домениальные  службы  хранителей  вод  и  ле¬
сов,  которые  при  Карле  V  Мудром  стали  замещаться  путем  выборов,  перешли
также  под  контроль  Палаты  счетов.  Указ  от  22  августа  1375  г.,  изданный  с
целью  сократить  число  мэтров  вод  и  лесов  до  шести  человек,  передал  целиком
 118 	«et  soient  esleuz  par  Nous  ou  par  noz  deputez  sur  ce»  (ORF.  VI.  301,  305).
 119 	Регламент  августа  1424  -  мая  1425  гг.:  «de  par  Nous,  par  bonne  election  ou  deliberation»
(ORF.  XIII.  89  (N  10)).
 120 	«soient  esleuz  par  nostre  prevost  les  plus  souffisans  et  convenables  personnes...  les  quels
Nous  ont  este  tesmoignez  souffisans  et  convenables  par  ledit  prevost»  (ORF.  V.  194-195).
 121 	«appeles  prevost  et  aucuns  des  plus  souffisans  conseilliers  de  nostredit  Chastellet,  eslisent
par  serement  les  quarante  plus  loyaulx  et  plus  souffisans  procureurs»  (ORF.  VI.  332).
 267

на  усмотрение  членов  Палаты  счетов  выбор  наиболее  достойных  из  них122.
Хотя  кабошьенский  ордонанс  намеревался  расширить  круг  лиц,  отбирающих
мэтров  вод  и  лесов,  но  не  посягал  на  решающий  голос  в  этом  выборе  Палаты
счетов123.
 Обратимся  теперь  к  процедурам  конкурсного  отбора  в  верховных  ведом¬
ствах  короны  Франции.  Прежде  всего  отметим,  что  так  или  иначе  выборы
упоминаются  в  связи  со  всеми  высшими  органами  королевской  власти,  хотя
не  всегда  их  процедуру  удается  четко  выявить  по  законодательным  актам.
Однако  представляется  уместным  даже  на  основе  единичного  упоминания
сделать  предположение  о  реальном  наличии  такой  процедуры.  В  этом  ряду
наиболее  туманно  выглядит  порядок  выборов  в  Монетной  палате:  он  упо¬
минается  всего  дважды,  причем  один  из  них  -  это  кабошьенский  ордонанс,
в  котором  наряду  с  подтверждением  существовавших  практик  содержались
и  благие  пожелания.  Но  поскольку  само  монетное  ведомство  в  Париже  было
малочисленным,  то  введение  в  нем  конкурсного  отбора  не  должно  было  пред¬
ставлять  больших  затруднений.  Первый  указ  об  этом  был  издан,  разумеется,
при  Карле  V  Мудром  и  относился  к  должности  главного  визитатора,  как  и  к
другим  монетным  службам  в  Дофинэ.  Указ  поручал  генералам-мэтрам  монет
в  Париже  провести  расследование  деятельности  чиновников  области  Дофи¬
нэ,  отстранить  нерадивых  и  заменить  их  на  людей  «опытных  и  подходящих»,
и  сделать  это  с  помощью  выборов,  в  которых  должен  участвовать  губернатор
области,  казначей  и  члены  Королевского  совета  в  Дофинэ124.  Таким  образом,
процедура  являлась  вполне  коллегиальной  и  по  составу  участников  вписы¬
валась  в  общую  тенденцию  комплектования.  В  кабошьенском  же  ордонан¬
се  статья  о  монетном  ведомстве  предписывала,  по  сути,  ту  же  коллегиаль¬
ную  процедуру.  В  выборах  на  образовавшуюся  вакансию  в  Монетной  палате
должны  были  участвовать  канцлер,  члены  Королевского  совета,  Палаты  сче¬
тов  и  самой  Монетной  палаты.  Важно,  что  такая  процедура  выборов  предус¬
матривается  не  только  для  четырех  генералов-мэтров  монет,  но  для  всех  слу¬
жителей  ведомства125.
 Хотя  Казначейство  было  также  малочисленным  и  потому  не  создавало
проблем  с  введением  процедур  конкурсного  отбора,  о  чем  свидетельствуют
такие  же  два  указа,  тем  не  менее,  их  описание  отличалось  большей  четкостью
в  сравнении  с  монетным  ведомством.  Процедура  конкурсного  отбора  служи¬
телей  ведомства  казны  была  прописана  в  большом  ордонансе  о  королевской
администрации  от  7  января  1408  г.  Она  квалифицируется  как  выборы,  а  в
роли  выборщиков  выступают  Королевский  совет,  где  эти  выборы  и  должны
 122 	«en  eslisant..  bonnes  et  loyaulx  personnes,  les  plus  suffisans  que  Vous  pourrez  et  sçaurez
trouver»  (ORF.  VI.  142).
 123 	Статья  о  способе  отбора  шести  мэтров  вод  и  лесов  предусматривала  проведение  вы¬
боров  все  в  той  же  Палате  счетов,  но  под  председательством  канцлера  и  с  участием  членов
Королевского  совета  (Ordonnance  cabochienne.  P.  156  (N  230)).
 124 	Указ  от  10  мая  1376  г.  (ORF.  VI.  192-193).  Характерно,  что  в  тексте  указа  нет  слова
«выборы»,  но  речь  идет  о  конкурсном  отборе,  т.е.  обсуждении  кандидатур  (par  conseil,  avis  et
deliberation).
 125 	В  соответствии  с  общим  духом  кабошьенского  ордонанса,  на  этот  раз  прямо  говорится
о  выборах:  «par  bonne  esleccion»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  37  (N  90)).
 268

проводиться,  и  Палата  счетов126.  Хотя  указ  о  выборах  служителей  Казначейс¬
тва  существенно  поздний  в  сравнении  с  другими  верховными  ведомствами,
ничто  не  мешает  предположить,  что  он  лишь  узаконил  реальную  практику.
Кабошьенский  ордонанс  расширил  круг  выборщиков,  придавая  их  решению
еще  большую  коллегиальность.  В  двух  разделах  ордонанса,  где  речь  идет  об
отборе  служителей  Казначейства,  выборы  предписывалось  проводить  в  Пала¬
те  счетов  под  председательством  канцлера  и  с  участием  членов  Королевско¬
го  совета  и  Парламента.  В  других  разделах,  где  говорится  о  выборах  менялы
казны  (генерального  сборщика)  и  клерка  (контролера),  форма  выборов  пред¬
писывается  та  же:  те  же  канцлер,  Палата  счетов,  Королевский  совет  и  Парла¬
мент,  т.е.  ведомства,  в  совокупности  образующие  Королевскую  курию127.
 В  этих  разделах  кабошьенского  ордонанса  -  и  здесь  кроется  ключ  к  по¬
ниманию  специфики  финансовой  сферы  в  исследуемый  период,  влияющей
напрямую  на  стратегии  комплектования  ее  служителей,  -  вводимая  форма
выборов  уравнивала  ведомства  ординарных  (домениальных)  и  экстраорди¬
нарных  (налоговых)  сборов.  Служителей  обоих  ведомств  следовало  избирать
единообразно:  канцлер,  Королевский  совет,  Парламент  и,  главное,  Палата
счетов.
 Однако  налоговое  ведомство  задолго  до  Казначейства  оказалось  затро¬
нутым  процедурами  конкурсного  отбора,  что  вполне  объясняется  растущей
значимостью  именно  этих  статей  денежных  поступлений.  Налоговая  сфера
отличалась  большей  сложностью,  когда  в  ведение  той  или  иной  службы  пе¬
редавались  разные  по  своей  природе  источники  поступлений  в  королевскую
казну.  В  силу  этой  сложности  целесообразнее  рассмотреть  каждое  звено  в
отдельности.
 Начнем  с  такого  чисто  бюрократического  источника  поступлений  в  ко¬
ролевскую  казну,  как  денежные  отчисления  от  изготовления  королевскими
служителями  на  местах  различных  актов  (оплата  их  написания  и  скрепления
печатью).  Такая  служба  находилась  в  виконтствах  и  называлась  «письма  и
печати  виконтства»  (Seaulx  et  Escriptures  des  Vicontez).  Эта  служба  по  ордо¬
нансу  от  7  января  1408  г.  должна  была  замещаться  путем  конкурсного  отбора,
который  осуществлялся  бы  в  Палате  счетов  и  в  присутствии  членов  Королев¬
ского  совета128.  Второе  упоминание  службы  печатей  и  письмоводителей  сде¬
лано  в  кабошьенском  ордонансе,  где  с  целью  покончить  со  злоупотребления¬
ми  сенешалей,  бальи  и  прево,  прибравших  себе  эту  службу  ради  извлечения
выгоды,  вводилась  процедура  выборов  (esleccion)  хранителей  печати,  и  эти
выборы  целиком  передавались  во  власть  все  той  же  Палаты  счетов  как  глав¬
ной  защитницы  королевского  домена129.
 Переходя  к  служителям,  отвечающим  за  различные  по  характеру  налоги,
напомним,  что  они  делились  на  собственно  сборщиков  (receveurs)  и  на  уч¬
режденных  Штатами  1355  г.  раскладчиков  налогов  -  элю.  Служба  сборщиков
 126 	«et  seront  esleuz  par  bonne  eleccion  faicte  en  nostre  Grant  Conseil,  appelez  et  present  à  ce
noz  amez  et  feaulx  gens  desdits  Comptes»  (ORF.  IX.  284  (N  12)).
 127 	Ordonnance  cabochienne.  P.  4-5  (N  1-2).
 128 	Хотя  в  этом  пункте  речь  шла  только  о  Нормандии,  но  поскольку  норма  сопровождалась
описанием  многочисленных  злоупотреблений  сенешалей  и  бальи  в  этой  сфере,  то  можно  пред¬
положить,  что  конкурсный  отбор  вводился  для  всего  королевства  (ORF.  IX.  287  (N  24)).
 129 	Ordonnance  cabochienne.  P.  108  (N  182).
 269

достаточно  рано,  явно  ввиду  повышения  ее  значимости,  начинает  комплек¬
товаться  через  процедуру  выборов.  Указ  Иоанна  Доброго  от  14  июля  1350  г.
предписал  чиновникам  Палаты  счетов  отбирать  сборщиков  налогов  «че¬
рез  выборы»130.  Однако  затем  конкурсный  отбор  перешел  в  коллегиальное
ведение  Палаты  счетов  и  Казначейства  при  соучастии  членов  Королевско¬
го  совета131.  Такая  процедура  выборов  соответствовала  духу  проводимых
«мармузетами»  реформ,  где  отбор  должны  были  осуществлять  профессиона¬
лы-чиновники,  а  спустя  десятилетие  выборы  уже  целиком  перешли  в  их  ве¬
дение,  без  какого-либо  участия  Королевского  совета132.
 Разумеется,  периодическое  понижение  роли  Королевского  совета  и  уси¬
ление  роли  специализированных  ведомств  диктовалось  не  только  логикой
развития  бюрократической  сферы,  но  и  обострением  давления  знати  на  коро¬
ну.  Именно  поэтому  факт  участия  Королевского  совета,  если  оно  еще  сохра¬
нялось,  становится  показателем  борьбы  за  контроль  над  администрацией.
 Подтверждением  тому  служит  эволюция  форм  комплектования  элю  -  вы¬
борных  раскладчиков  налогов  в  городах  и  диоцезах.  Учрежденные  Штатами
1355-1358  гг.  службы  элю  первоначально  передавались  полностью  на  усмот¬
рение  депутатов.  Великий  мартовский  ордонанс  1357  г.  предписывал  отныне
назначать  элю  только  путем  выборов,  причем  их  должны  были  осуществить
сами  депутаты  трех  сословий.  И  даже  на  Штатах  в  Компьене  в  мае  1358  г.,
созванных  под  эгидой  Карла  и  весьма  лояльных  власти,  депутаты  добились
обещания  отныне  назначать  на  эту  службу  только  путем  выборов,  которые
также  должны  проводить  представители  сословий133.  Когда  элю  перешли
под  власть  короны,  по  указу  от  9  февраля  1388  г.  их  следовало  комплектовать
путем  выборов,  осуществляемых  в  Палате  счетов  с  участием  членов  Коро¬
левского  совета  и  генералов  финансов  из  Налоговой  палаты.  А  по  ордона¬
нсу  от  7  января  1408  г.  выборы  уже  целиком  перешли  во  власть  Налоговой
палаты134.
 В  Налоговой  палате  практически  с  самого  ее  оформления  были  введены
выборы  как  форма  замещения  вакансий.  В  изданной  11  марта  1389  г.  Инст¬
рукции  по  сбору  налогов  прописана  процедура  отбора  генералов-мэтров  фи¬
нансов  с  участием  самих  генералов  финансов,  которые,  как  сказано  в  указе,
«лучше,  чем  кто-либо  другой,  знают,  кто  им  будет  здесь  полезен»135.  Однако
в  указе  от  28  апреля  1407  г.  отбор  генералов  финансов  передается  в  ведение
короля  и  его  Совета,  причем  на  этот  раз  уточняется,  кто  именно  из  членов
Совета  участвует  в  выборах.  И  это  уточнение  проясняет  истинную  подоплеку
усиления  влияния  Королевского  совета  на  отбор  служителей 	в 	сфере  финан¬
 130 	«estre  faiz  par  election»  (ORF.  II.  304).
 131 	ORF.  VII.  241  (N  14)  (указ  от  1  марта  1389  г.).
 132 	Это  было  закреплено  в  двух  ордонансах  -  от  7  января 	1401 	и 	7 	января 	1408  гг. 	(ORF.
 VIII. 	416  (N  15);  IX.  283  (N  17)).
 133 	ORF.  III.  126  (N  2),  223-224  (N  4).
 134 	ORF.  VII.  176  (N  9);  «selon  l’advis  desdis  trois  generaulx»  (ORF.  IX.  282  (N  4)).  Исклю¬
чение  делалось  только  для  Парижа,  где  оставалась  в  силе  прежняя  процедура  выборов  элю
(N  3).
 135 	ORF.  VII.  247  (N  8);  Правда,  в  ордонансе  от  7  января  1401  г.  уточнялось,  что  генера¬
лы  финансов  избраны  королем.  Скорее  всего,  речь  идет  о  стандартном  одобрении  королем
представленных  ему  на  утверждение  кандидатур,  прошедших  конкурсный  отбор  (ORF.  VIII.
411-412  (N  1)).
 270

сов,  требующей  специальных  знаний.  В  указе  говорится,  что  отбор  делается
«по  мнению  и  обсуждению  многих  близких  нам  из  нашего  линьяжа,  кто  учас¬
твовал  в  голосовании  (scrutine),  проводившемся  лично  королем»  (par  nous  en
notre  personne).  В  той  борьбе  за  первое  место  у  трона  больного  короля  Карла
VI  между  принцами  крови,  достигшей  апогея  в  период  войны  бургиньонов  и
арманьяков,  контроль  за  денежными  поступлениями  в  казну  являлся  одной  из
главных  целей.  Таким  образом,  перспектива  поставить  свою  клиентелу  в  На¬
логовую  палату  сыграла  роль  в  усилении  роли  Королевского  совета,  в  ущерб
участию  собственно  чиновников-профессионалов.  И  когда  7  января  1408  г.
издавался  общий  ордонанс  о  королевской  администрации,  форма  отбора  слу¬
жителей  Налоговой  палаты  осталась  без  изменений:  выборы  проводил  сам
король  в  Совете136.
 Подтверждением  этого  предположения  о  целях  передачи  комплектования
Налоговой  палаты  в  исключительное  ведение  короля  и  его  Совета,  главным
образом,  членов  королевской  семьи,  является  процедура  комплектования  на¬
логового  суда,  который  еще  больше  нуждался  в  профессионалах.  Принцип
выборности  всех  его  членов  -  президента  и  советников  -  впервые  упомина¬
ется  в  большом  ордонансе  от  7  января  1408  г.  Поскольку  мною  не  обнаружено
более  раннего  указа,  регулирующего  процедуру  выборов,  то  трудно  понять,
фиксируется  ли  здесь  уже  существовавшая  процедура  или  вводится  новая.
В  любом  случае,  для  нас  важно,  что  выборы  президентов  и  советников  на¬
логового  суда  также  предписано  проводить  в  Королевском  совете,  хотя  и  по
принципу  профессиональной  пригодности  кандидатов137.
 Однако  кабошьенский  ордонанс,  пронизанный  планом  улучшения  коро¬
левской  администрации,  предлагал  иную  процедуру  выборов,  в  которой  уси¬
ливал  роль  профессионалов  судопроизводства.  Хотя  остается  участие  Коро¬
левского  совета,  сами  выборы  проводит  канцлер  в  Палате  счетов138.  И  эта
решающая  роль  профессионалов  впоследствии  будет  только  укрепляться:
после  отмены  кабошьенского  ордонанса  король  издал  отдельный  указ  о  про¬
цедуре  отбора  служителей  налогового  суда,  в  котором  передал  ее  целиком
в  ведение  самой  этой  палаты.  Такая  мера  объясняется  в  указе  стремлением
улучшить  профессиональный  состав  суда,  где  «в  прежние  времена  многие
получали  от  нас  письма  посредством  могущественных  друзей»  (par  puissanse
de  leurs  amis).  Таким  образом,  процедура  конкурсного  отбора  служителей  на¬
логового  суда,  проводимая  самими  его  служителями,  должна  была  гаранти¬
ровать  профессионализм  и  политическую  нейтральность  новоизбранных
чиновников139.
 Наконец,  обратимся  к  двум  главным  куриям  королевства  -  к  Палате  сче¬
тов  и  Парламенту,  процедуры  комплектования  которых  с  наибольшей  адек¬
ватностью  отражают  их  высокое  положение  в  иерархии  ведомств  и  служб
короны  Франции.
 Выборы  как  форма  комплектования  Палаты  счетов  упоминаются  доволь¬
но  поздно  даже  в  сравнении  с  другими  ведомствами  -  в  указе  от  18  августа
 136 	ORF.  IX.  201-202,  281  (N  1).
 137 	«seront  esleuz  en  nostre  Grant  conseil...  sages  hommes  et  expers  en  fait  de  Justice»  (ORF.  X.
282  (N  2)).
 138 	Ordonnance  cabochienne.  P.  41-43  (N  98-99).
 139 	Указ  от  26  февраля  1414  r.  (ORF.  X.  198-199).
 271

1406  г.,  однако  в  нем  говорится,  что  выборы  проводились  в  Палате  счетов
«издавна»  (de  toute  ancienneté)  и  данный  указ  вызван  лишь  намерением  ко¬
роля  исправить  два  своих  прежних  указа140.  Процедура  отбора  описана  так:
при  появлении  вакансии  мэтры  счетов  выбирали  одного-двух  наиболее  под¬
ходящих  людей  и  представляли  их  имена  на  утверждение  королю,  который
полностью  полагался  на  их  мнение  о  кандидатах141.  Такая  процедура  отбора
свидетельствует  в  пользу  наибольшей  автономности  этой  палаты,  какая  толь¬
ко  возможна  была  в  данный  период.
 Показательно,  что  в  ордонансе  от  7  января  1408  г.  процедура  комплектова¬
ния  Палаты  счетов  не  изменилась  ни  на  йоту:  служители  ведомства  имели  мо¬
нопольное  право  самим  избирать  коллег  на  появляющиеся  вакансии  исходя  из
выработанных  ими  параметров  оценки  кандидатов.  Важно,  что  это  подтверж¬
дение  процедуры  носило  ситуационный  характер:  на  момент  составления  ука¬
за  в  Палате  возник  спор  между  двумя  клерками  за  должность  мэтра-советника,
и  король  распорядился  сделать  выборы  самим  чиновникам  Палаты142.
 В  последующей  борьбе  внутри  королевской  семьи  за  доступ  к  казне  и  фи¬
нансам  короны  эти  прерогативы  Палаты  счетов  оказались  под  угрозой.  Хотя
она  сохранила  право  участвовать  в  процедуре  выборов  своих  служителей,  но
наряду  с  чиновниками-профессионалами  на  отбор  могли  влиять  уже  и  члены
Королевского  совета,  в  том  числе  принцы  крови.  Впервые  эта  новая  процеду¬
ра  отбора  установилась  на  пике  войны  бургиньонов  и  арманьяков:  в  указе  от
14  июля  1410  г.  вакансии  в  Палате  счетов  надлежало  замещать  путем  выбо¬
ров,  осуществляемых  ею  в  присутствии  членов  Королевского  совета  и  «дру¬
гих  советников»143.
 Было  ли  это  изменение  процедуры  попыткой  вмешаться  в  комплектова¬
ние  со  стороны  враждующих  кланов  и  партий  или,  наоборот,  стремлением
гарантировать  лояльность  выборов  путем  усиления  коллегиальности  прини¬
маемых  решений,  с  уверенностью  сказать  трудно.  Тем  более  что  в  двух  по¬
следующих  указах,  где  упоминаются  выборы  в  Палате  счетов,  фигурируют
поочередно  обе  процедуры.  В  указе,  изданном  спустя  год  после  упомянутого
выше,  восстанавливалась  прежняя  «незапамятная»  процедура:  Палата  счетов
самостоятельно  выбирает  наиболее  подходящих  с  ее  точки  зрения  чиновни¬
ков.  В  преамбуле  указа  содержится  существенное  пояснение  этому  «восста¬
новлению»  ее  прерогатив:  «для  доброго  управления  и  явной  пользы»  коро¬
ля  и  королевства  передать  право  замещать  все  и  всякий  раз  образующиеся
вакансии  в  Парламенте  и  в  Палате  счетов  «через  мнение  и  обсуждение  лю¬
дей  этих  курий»144.  Однако  кабошьенский  ордонанс,  который  максимально
 140 	Эти  два  указа  -  от  28  мая  и  28  июля  1406  г.  -  не  были  найдены  издателями  серии  ор¬
донансов,  так  как  они  были  зарегистрированы  только  в  архиве  Палаты  счетов,  который  к  мо¬
менту  выхода  данного  тома  уже  сгорел.  См.:  ORF.  IX.  127  (с).  Вместе  с  тем  это  опровергает
утверждение  Б.  Килье,  что  выборы  в  Палате  счетов  датируются  1411  г.  См.:  Quilliet  В.  Les  corps
d’officiers...  R  202.
 141 	«estoient  esleuz  par  iceulx  maistres  un  ou  deux  des  plus  souffisans  clercs  d’iceulx  comptes...
oye  la  relacion  desdits  maistres»  (ORF.  IX.  127).
 142 	«il  nous  plaist  et  voulons  que  par  bonne  eleccion  qui  faicte  sera  en  nostredicte  chambre,  ce¬
lui  d’iceulx  concurrans  qui  sera  esleu,  eu  regard  à  son  long  service,  experiance  et  souffisance  ou  fait
desdis  Comptes»  (ORF.  IX.  286  (N  21)).
 143 	ORF.  IX.  511.
 144 	Указ  от  5  июля  1411  r.  (ORF.  XII.  242).
 272

широко  распространил  принцип  выборности,  в  то  же  время,  как  и  в  иных
ведомствах,  ограничил  прерогативы  Палаты  счетов  в  пользу  усиления  роли
канцлера  и  Королевского  совета145.  Конечно,  изданный  в  период  восстания,
в  котором  тон  задавали  бургиньоны,  он  мог  пойти  навстречу  устремлениям
герцога  Бургундского  контролировать  королевскую  казну.  Однако  общая  на¬
правленность  кабошьенского  ордонанса  на  улучшение  работы  органов  адми¬
нистрации  препятствует  столь  однозначной  трактовке.  Даже  если  это  и  было
уступкой  герцогу  Бургундскому,  то  скорее  мнимой  и  поверхностной,  пос¬
кольку  укрепляло  принцип  коллегиальности  выборов.
 Как  можно  заметить,  Палата  счетов  идет  нередко  в  королевских  указах
«в  одной  связке»  с  Парламентом,  чьи  прерогативы  в  сфере  комплектования
являлись  одновременно  образцом  и  недосягаемой  вершиной  для  всех  осталь¬
ных  ведомств  короны  Франции.
 Парламент  превращается  в  самостоятельную  и  самовосполняющуюся
структуру  достаточно  рано,  причем  последующее  внедрение  практики  вы¬
боров  явилось  лишь  высшим  выражением  давней  прерогативы  верховного
суда.  Значимость  правосудия  для  верховной  власти  диктовала  необходимость
отбора  наиболее  квалифицированных,  опытных  и  лояльных  людей.
 Принцип  отбора  служителей  Парламента  с  участием  самих  его  членов
впервые  был  сформулирован  в  ордонансе  от  8  апреля  1342  г.  Трудно  сказать,
какими  критериями  до  этого  руководствовался  «король  в  своем  Большом  со¬
вете»,  выбирая  каждый  год  состав  Парламента,  и  обходился  ли  он  без  реко¬
мендаций  самих  членов  суда,  но  отныне  эти  вероятные  рекомендации  полу¬
чили  правовую  санкцию.  Статья  7  ордонанса  учреждала  комиссию,  которая
должна  была  в  конце  каждой  сессии  Парламента  определять  численность
палат  и  их  поименный  состав  на  следующую  сессию.  Эта  комиссия  явля¬
ла  собой  образец  коллегиального  выбора  профессионалов:  его  должны  были
осуществить  канцлер,  все  три  президента  Парламента  и  десять  советников,
клириков  и  мирян,  из  состава  Королевского  совета146.  А  вскоре  ордонанс
от  11  марта  1345  г.  превратил  Парламент  целиком  в  самовосполняющу¬
юся  структуру:  отныне  король  обещал  не  назначать  в  него  никого  без  со¬
гласия  канцлера  и  членов  верховного  суда,  которые  должны  признать  кан¬
дидата  «пригодным  исполнять  эту  службу»147.  Однако  в  конце  текста  ордонан¬
са  сказано,  что  служители  ведомства  «избраны  на  Королевском  совете».
Таким  образом,  этот  основополагающий  ордонанс  содержит  двусмысленность:
он  был  принят  в  Королевском  совете,  который  определил  численный  и  имен¬
ной  состав  Парламента,  однако,  по  сути,  элиминировал  на  будущее  влияние
сеньориального  элемента  на  выбор  служителей  верховного  суда,  передавая
его  полностью  на  усмотрение  самих  профессионалов.  С  этого  времени  в  Пар¬
ламенте  устанавливается  система  кооптации,  т.е.  конкурсного  отбора  по  мере
 145 	Такую  форму  выборов  в  ордонансе  предписано  применять  не  только  для  отбора  пре¬
зидентов  и  советников,  но  и  клерков  и  корректоров  счетов  (Ordonnance  cabochienne.  Р.  78-80
(N  140,  142)).
 146 	ORF.  II.  175  (N  7).  Сами  члены  Парламента  должны  были  отныне  проверять  на  про¬
фессиональную  пригодность  службе  и  нотариусов-секретарей,  отвечавших  за  парламентскую
документацию  (N  4).
 147 	«estre  suffisant  à  exercer  ceste  office»  (ORF.  II.  221  (N  5)).
 273

появления  вакансий,  а  не  как  прежде  -  полного  выбора  всего  состава  верхов¬
ной  курии  государства.
 Отныне  процедура  отбора  служителей  верховного  суда  не  менялась:  в
него  мог  быть  назначен  королем  лишь  тот,  кто  признавался  «годным  и  состо¬
ятельным»  самим  ведомством  и  канцлером  как  главой  верховного  суда  и  всей
гражданской  администрации.  Регламент  о  Парламенте,  изданный  «мармузе-
тами»  5  февраля  1389  г.,  подтвердил  эту  форму  комплектования,  более  того,
распространил  ее  на  всех  служителей  верховного  суда.  В  этом  же  регламенте
впервые  описана  собственно  процедура  отбора:  если  кандидатов  на  вакансию
несколько,  то  следует  «выбирать  лучшего»148.
 Права  и  обязанности  Парламента  при  отборе  чиновников  были  обобще¬
ны  в  ордонансе  от  января  1401  г.  Статья  18  гласила:  «Отныне,  когда  место
президента  или  другого  чиновника  Парламента  будет  свободно,  те,  кто  бу¬
дет  принят,  должны  быть  отобраны  и  приняты  путем  голосования  (scrutine);
канцлер  должен  явиться  в  Парламент,  и  в  его  присутствии  будут  проводиться
выборы;  ...  чтобы  выбирались  подходящие  к  месту  люди  без  какого-либо  по¬
кровительства  или  пристрастия;  а  также,  чтобы  при  прочих  равных  условиях
предпочтение  отдавалось  бы  дворянам  (de  nobles  personnes)  и  чтобы,  если
это  возможно,  чиновники  были  от  всех  областей  нашего  королевства,  ибо  в
каждой  местности  свои  кутюмы,  так  чтобы  от  каждой  области  в  нашем  Пар¬
ламенте  был  бы  человек,  знающий  кутюмы  и  сведущий  в  них»149.
 Процедура  была  следующей:  из  кандидатов  выбирали  одного-трех,  затем
их  имена  передавались  на  утверждение  королю,  который  либо  автоматически
назначал  единственного  представленного  кандидата,  либо  одного  из  трех150.
Обычно  кандидатов  располагали  в  списке  по  числу  набранных  на  выборах
голосов,  однако  король  мог  дать  место  не  первому,  а,  скажем,  третьему  из
списка,  и  это  не  считалось  нарушением  прерогатив  Парламента,  ведь  все  три
кандидатуры  были  признаны  достойными,  а  король  оставался  всегда  главным
арбитром151.
 Однако  по  мере  обострения  политической  борьбы  в  эту  процедуру  было
внесено  новшество,  убедительно  раскрывающее  истинную  цель  внедрения
практики  выборов,  проводимых  самими  чиновниками,  -  защиту  Парламента
от  давления  кланов  и  знати.  Указ  от  3  января  1410  г.  сводил  участие  короля
к  минимуму:  выборы  должны  были  сопровождаться  всесторонним  обсужде¬
 148 	«que  on  preigne  et  élise  le  plus  souffisant»  (ORF.  VII.  224  (N  5)).  Королевский  указ  от  28
января  1373  г.  относительно  судьбы  Пьера  Сюрели,  клерка  и  нотариуса  Парламента,  назначен¬
ного  сверх  штата  по  ходатайству  канцлера  Жана  де  Дормана,  мимоходом  подтверждает  нали¬
чие  практики  выборов  служителей  верховного  суда  самими  членами  Парламента  с  участием
канцлера  (nominatus  et  fuerant  electus  in  presentia  nostri  cancellarii).  (ORF.  V.  580).
 149 	ORF.  VIII.  416  (N  18).  Однако  это  предписание  о  дворянах  и  представительстве  обла¬
стей  никогда  не  соблюдалось  в  Парламенте,  который  руководствовался  своими  корпоративны¬
ми  критериями  отбора.
 150 	Эта  процедура,  прописанная  в  ордонансе  1401  г.,  была  дословно  повторена  в  ордонан¬
се  от  7  января  1408  г.  Упоминавшийся  мной  вслед  за  издателями  корпуса  ордонансов  фрагмент
ордонанса  1406  г.  (см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  55),  якобы  разрешавшего  Парламен¬
ту  проводить  самостоятельно  выборы  в  отсутствие  канцлера  (ORF.  IX.  188),  оказался,  по-види-
мому,  неверно  датирован,  поскольку  он  не  упомянут  в  ордонансе  1408  г.  (ORF.  IX.  285  (N  20)).
 151 	См.  многочисленные  примеры  из  практики  Парламента:  Цатурова  С.К.  Офицеры  вла¬
сти.  С.  69-73.
 274

нием  кандидатур  в  присутствии  канцлера,  и  если  какой-то  кандидат  получал
большинство  голосов,  то  он  сразу  же  мог  быть  приведен  к  присяге152.
 С  этой  точки  зрения  кабошьенский  ордонанс,  как  и  в  случае  с  Палатой
счетов,  представлял  собой  шаг  назад,  пытаясь  восстановить  давно  элимини¬
рованный  законодательством  контроль  со  стороны  Королевского  совета  за
выборами  в  Парламенте.  Хотя  статьи  этого  ордонанса  во  многом  повторяют
прежние  нормы  и  положения,  одна  деталь  свидетельствует  об  уступке  инте¬
ресам  враждующих  кланов  бургиньонов  и  арманьяков.  Статья  153  предпи¬
сывала  осуществлять  выборы  «в  нашей  курии  (Парламента)  в  присутствии
канцлера  и  членов  Большого  совета»;  а  статья  210  -  выбирать  на  вакансии  в
Палату  прошений  Дома  короля  канцлеру,  членам  Совета,  Палаты  прошений
Дворца  и  представителям  Парламента  и  Палаты  счетов153.
 Весьма  показательно  в  этом  плане,  что  созданные  под  властью  дофина
Карла  после  1418  г.  органы  власти  в  Бурже  и  в  Пуатье  старались  следовать
установившимся  нормам  с  целью  дополнительной  легитимации  собственных,
поначалу  эфемерных  претензий,  создавая  контраст  с  Парижем:  и  в  Парламен¬
те  в  Пуатье,  и  в  последовательно  учреждаемых  в  других  областях  парламен¬
тах  персонал  комплектовался  исключительно  через  процедуру  выборов,  осу¬
ществляемых  самими  судейскими  чиновниками154.
 Преодоление  королевской  схизмы  и  восстановление  единства  Парламента
выразилось,  в  том  числе,  и  в  возврате  к  освященной  незапамятной  традицией
практике  выборов  на  вакантные  должности,  осуществляемых  в  присутствии
канцлера  самими  членами  верховного  суда.  В  этот  период  законодательно
фиксируется  и  максимальная  самостоятельность  Парламента:  отныне  при¬
сутствие  канцлера  на  выборах  больше  не  является  обязательным155.
 Эту  новую  процедуру  выборов  служителей  верховного  суда  подтвердил
затем  и  Людовик  XI,  подчеркнув  в  преамбуле  указа  стремление  «следовать
древним  ордонансам  предков»:  при  появлении  вакансии  в  Парламенте  как
можно  быстрее  собраться  двумя  палатами  (Верховной  и  Следственной)  и  вы¬
брать  одного-трех  «наиболее  достойных  и  состоятельных»,  в  присутствии
 152 	«Поскольку  в  Парламенте  много  дел,  то  пусть  не  дожидаются  моего  согласия»  (ORF.
XII.  231),  -  так  говорится  от  имени  короля  в  указе,  и  ясно,  что  это  связано  было  с  болезнью,
периодически  и  надолго  исключавшей  монарха  из  управления.  Об  усилении  давления  на  вы¬
бор  Парламента  свидетельствуют  и  несколько  случаев,  когда  выборы  президента  проходили
не  в  Уголовной  башне  Дворца,  а  в  доме  канцлера,  явно  с  целью  придать  им  больший  вес.  По
указателю  Ленена  это  имело  место  три  раза  -  12  ноября  1409  г.,  24  апреля  1411  г.  и  12  августа
1413  г.  (AN  U  509.  F.  9-10).
 153 	Ordonnance  cabochienne.  R  88-89,  136-137.  Не  совсем  точным  представляется  заявле¬
ние  Э.  Можи,  что  единственными  службами,  исключенными  из  процедур  конкурсного  отбора,
являлись  мэтры  прошений  Дома  короля  {Maugis  E.  Histoire  du  parlement...  T.  I.  R  14).
 154 	См.,  например,  указ  Карла  от  6  ноября  1421  г.  о  праве  чиновников  Парламента  в  Тулу¬
зе  самим  доукомплектовать  свой  штат.  Стоит  обратить  внимание  на  обоснование  этого  права:
«президенты  и  советники  лучше,  чем  кто-либо  другой,  могут  судить  о  пригодности  и  состоя¬
тельности  претендентов  на  должности»  (ORF.  XI.  138).
 15э  Эта  краеугольная  для  автономного  статуса  Парламента  норма  вошла  в  большой  ордо¬
нанс  о  реформе  верховного  суда  от  28  октября  1446  г.:  «Гelection  soit  faite  par  forme  de  scrutine,
en  nostredicte  Court,  par  toutes  les  deux  chambres  assemblées  et  present  nostre  amé  et  féal  chance¬
lier,  s’il  est  présent  à  Paris»  (ORF.  XIII.  472  (N  1)).
 275

канцлера,  «если  он  в  Париже  и  желает  или  может  на  них  присутствовать»156.
Таким  образом,  к  концу  исследуемого  периода  Парламент  достиг  максиму¬
ма  прав  в  сфере  комплектования  своих  кадров,  став  полностью  автономной
структурой.
 Об  авторитетности  процедуры  выборов  как  способа  назначать  наибо¬
лее  достойных  и  пригодных  для  королевской  службы  людей  свидетельству¬
ет  единичная  попытка  в  исследуемый  период  внедрить  конкурсный  отбор  и
для  членов  Королевского  совета,  предпринятая  в  кабошьенском  ордонансе.
Поскольку  в  его  состав  входили  две  группы  лиц  -  принцы  крови  и  знать,  по
рождению  и  статусу  имеющие  на  это  право,  а  также  королевские  должност¬
ные  лица  по  отбору  и  воле  самого  короля,  -  то  для  последних  было  решено
ввести  конкурсный  отбор157.  При  всей  эфемерности  эта  попытка  показывает,
насколько  выборы  приобрели  статус  самой  легитимной  формы  комплектова¬
ния  институтов  королевской  власти.
 В  какой  мере  эти  нормы  реализовывались  на  практике?  Вопрос  отнюдь  не
праздный.  Хотя  королевское  законодательство  в  Средние  века  следовало  за
практикой  больше,  чем  формировало  ее,  тем  не  менее,  анализ  законодатель¬
ных  норм  соучастия  чиновников  в  комплектовании  нуждается  в  соотнесении
с  реальными  процедурами.
 Ввиду  обширности  этой  темы,  неравномерности  сохранившихся  архивов
и  частичной  изученности  некоторых  звеньев  королевской  администрации,
ограничусь  лишь  двумя  наиболее  репрезентативными,  хоть  и  контрастными
службами  -  канцлера  и  членов  Парламента.  Выбор  оправдан  еще  и  тем  об¬
стоятельством,  что  именно  эти  два  звена  в  структуре  королевской  админист¬
рации  первыми  использовали  процедуру  выборов  путем  голосования  в  прав¬
ление  Карла  V  Мудрого.  И  тут  мы  сталкиваемся  с  первым  противоречием
между  законодательными  нормами  и  практикой.
 После  тщательного  исследования  корпуса  королевских  указов  мне  не  уда¬
лось  обнаружить  ни  одного,  вводящего  процедуру  выборов  канцлера.  О  них
не  упоминается  также  ни  в  одном  из  больших  ордонансов,  посвященных  ко¬
ролевской  администрации.  А  между  тем,  именно  выборы  канцлера  Гийома
де  Дормана  21  февраля  1372  г.  были  вторыми,  после  выборов  в  Парламенте,
в  истории  королевской  администрации158.  Это  первое  противоречие  влечет
за  собой  и  второе,  заключающееся  в  естественном  вопросе:  что  же  нового  в
конкурсный  отбор  королевских  чиновников  внес  Карл  V  Мудрый,  вдохнов¬
ленный  Аристотелем?
 Начнем  со  второго.  Хотя  конкурсный  отбор,  введенный  еще  Филиппом  IV
Красивым  в  краеугольном  ордонансе  от  23  марта  1302  г.,  изначально  и  вплоть
до  отмены  процедуры  выборов  означал  только  всестороннее  обсуждение  и
 156 	Декларация  от  12  ноября  1465  г.  Точно  такая  же  процедура,  разумеется,  без  канцлера,
была  подтверждена  королем  и  для  Парламента  в  Тулузе  декларацией  от  16  января  1466  г.  (ORF.
XVI.  441,457).
 157 	Выборы  (bonne  et  grande  esleccion)  предусматривались  для  15  человек  из  числа  коро¬
левских  чиновников,  а  выбирать  их  должны  были  «лица  нашей  крови  и  линьяжа»  (Ordonnance
cabochienne.  P.  135  (N  207)).
 158 	Первые  выборы  путем  голосования  произошли  16  февраля  1366  г.:  Жак  д’Андри  был
избран  вторым  президентом  Парламента  вместо  Жака  де  ла  Ваша  (Autrand  Fr.  Naissance  de’un
grand  corps  de  l’Etat.  R  22).
 276

изучение  профессиональных  качеств  и  достоинств  кандидата  на  предмет  его
пригодности  для  данной  службы,  при  Карле  V  Мудром  он  трансформируется
в  процедуру  голосования  с  учетом  мнения  каждого  выборщика  и  точным  под¬
счетом  голосов159.  При  этом  кандидатур  по-прежнему  не  обязательно  должно
насчитываться  несколько,  но  это  новшество  делало  принятое  решение  более
коллегиальным  и  политически  нейтральным.
 В  этой  связи  появление  при  Карле  V  Мудром  процедуры  выборов  канц¬
лера  и  не  нуждалось  в  особом  указе,  поскольку  они  не  противоречили  букве
и  духу  установившихся  правил.  В  самом  деле,  выборы  никогда  не  отменя¬
ли  решающей  роли  короля  и  его  Совета  в  комплектовании  управленческих
кадров;  а  требуемое  соучастие  профессионалов  выразилось  в  приглашении
на  выборы  в  Королевский  совет  21  февраля  1372  г.  представителей  верхов¬
ных  ведомств,  выделившихся  из  Королевской  курии160.  Однако  для  легитима¬
ции  новой  процедуры  голосования  именно  участие  самого  монарха,  а  также
применение  ее  к  главе  всей  королевской  администрации,  сыграло  решающую
роль.  Тем  более,  что  процедура  выборов  канцлера  с  участием  трех  главных
ведомств  -  Совета,  Парламента  и  Палаты  счетов  -  оказалась  недолговечной:
трижды  примененная  при  Карле  V  Мудром  (21  февраля  1372,  11  июля  1373
и  20  ноября  1373  гг.),  она  была  использована  при  его  сыне  всего  дважды161.
Однако  в  период  англо-бургиньонского  правления  традициям  королевской
администрации  был  нанесен  ощутимый  удар,  в  том  числе  и  в  этой  сфере.
Сначала  герцог  Бургундский  сделал  в  1418  г.  канцлером  своего  ставленника
Эсташа  де  л’Атра,  а  в  1420  г.  регент  королевства  Генрих  V  заменил  его  на
Жана  Ле  Клерка;  наконец,  в  1425  г.  канцлером  был  назначен  Луи  Люксем¬
бургский,  епископ  Теруанна.  Требования  чиновников  Парламента  к  властям
соблюдать  процедуру  выборов  представляли  собой  скорее  отчаянную  попыт¬
ку  сохранить  видимость  законности  без  надежды  оказать  реальное  влияние
на  сделанный  властями  выбор162.
 Таким  образом,  хотя  сама  процедура  выборов  канцлера,  введенная  при
Карле  V  Мудром,  сыграла  большую  роль  в  утверждении  практики  голосова¬
ния  на  должности  в  королевской  администрации,  она  изначально  была  обре¬
чена  на  мимолетность  ввиду  особой  близости  канцлера  к  персоне  монарха.
С  другой  стороны,  сменить  одного  чиновника,  даже  и  высокопоставленного,
было  намного  проще,  чем  навязать  свою  волю  корпорации  из  ста  судей  в  Пар¬
ламенте.
 В  этом  контексте  процедура  выборов  на  вакансии  в  Парламенте  оказалась
наиболее  стабильной,  эффективной  и  значимой  для  становления  института
королевской  службы.  Проделанное  мной  исследование  этой  практики  в  пер-
 1э9 	Так,  на  выборах  канцлера  в  1373  г.  из  130  выборщиков  в  пользу  Пьера  д’Оржемона
высказалось  105  человек;  в  1413  г.  Анри  де  Марль  получил  больше  всех  голосов:  из  90  выбор¬
щиков  44  голоса;  а  другие  кандидаты  -  один  20  голосов,  двое  других  по  шесть  голосов,  Арно
де  Корби  -  18  голосов.  См.:  JNB.  Т.  2.  Р.  127-130.
 160 	Описание  процедуры  см.:  Luce  S.  De  l’election  au  scrutine...  P.  96-97;  Morel  O.  La  grande
chancellerie...  P.  539-540  (N  33).
 161 	Сначала  это  был  Арно  де  Корби,  а  после  его  смещения  в  ходе  кабошьенского  восстания
1413  г.  он  уже  не  вернулся  на  должность,  и  на  его  место  был  избран  первый  президент  Парла¬
мента  Анри  де  Марль.
 162 	Обо  всех  перипетиях  этой  коллизии  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  145-148.
 277

вой  трети  XV  в.  убедительно  показало  реальное  применение  норм  королевско¬
го  законодательства  в  отборе  на  все  вакансии  в  верховном  суде  -  от  секретаря
до  президента,  включая  королевского  адвоката  и  генерального  прокурора163.
На  основании  этого  анализа  можно  констатировать  ряд  существенных  осо¬
бенностей  практики  выборов  в  Парламенте.  Во-первых,  применение  означен¬
ной  процедуры  было  далеко  не  бесконфликтным  и  требовало  от  служителей
верховной  инстанции  осознанных  и  целенаправленных  усилий,  что  свиде¬
тельствует  в  пользу  приверженности  парламентариев  полученным  прерога¬
тивам  как  отражению  статуса  ведомства.  Во-вторых,  некоторая  двусмыслен¬
ность  норм  законодательства,  касающаяся  баланса  сил  между  Парламентом
и  королем,  за  которым  остается  последнее  слово,  в  реальности  составляла
стержень  всех  конфликтов  вокруг  появляющихся  вакансий.  Если  по  нормам
указов  Парламент  должен  был  представлять  на  утверждение  королю  либо  од¬
ного  кандидата,  либо  на  выбор  двух-трех,  то  случалось  и  наоборот:  король
называл  двух-трех  людей,  из  которых  Парламент  путем  голосования  выбирал
«наиболее  достойного».  Однако  конкурсный  отбор  никогда  не  отменял  права
короля  единолично  назначать  людей  на  вакансии  в  верховном  суде,  о  чем  свиде¬
тельствует  соответствующая  практика  даже  в  период  расцвета  применения  вы¬
боров  в  Парламенте164.  В  третьих,  роль  канцлера  в  период  политической  борь¬
бы  бургиньонов  и  арманьяков  постепенно  снижалась.  Хотя  по  нормам  указов
он  обязан  был  всегда  присутствовать  на  выборах  в  Парламенте,  там  пытались
свести  его  участие  к  минимуму165.  В-четвертых,  в  полном  согласии  с  отмечен¬
ной  выше  тенденцией  в  законодательстве  и  на  практике  в  период  королевской
схизмы  два  параллельных  Парламента  -  в  Париже  и  в  Пуатье  -  составляли
полный  контраст.  Если  в  Париже  при  систематических  задержках  жалованья
и  при  небрежении  властей  выборы  просто  теряют  свою  актуальность,  то  в  Пу¬
атье  они  являются  главной  формой  замещения  вакансий.  В  Париже  в  течение
18  лет  схизмы  выборы  имели  место  21  раз,  причем  12  раз  в  том  самом  1418г.,
когда  с  августа  по  декабрь  распущенный  и  снова  набиравшийся  Парламент
доукомплектовывал  свой  состав.  На  остальные  17  лет  приходится  всего  де¬
вять  случаев  выборов166.  А  в  Пуатье  выборы  проводились  59  раз  (почти  в  три
 163 	Цатурова  С.  К.  Офицеры  власти.  С.  53-78.  Согласно  указателю  Ленена,  первый  случай
выборов  советника  Парламента  имел  место  12  апреля  1398  г.  (AN  U  497.  F.  1).  Однако  Ф.  От¬
ран  датирует  их  1391  г.  (Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...  P.  313).  Парламент  выбирал  королев¬
ского  адвоката  и  генерального  прокурора,  формально  коронных  чинов  Дома  короля:  впервые
 23 	августа  1413  г.  генеральным  прокурором  был  избран  Гийом  де  Тур  вместо  Жана  Жувеналя;
также  в  Парламенте  избирались  и  секретари,  хотя  они  входили  формально  в  состав  Канцеля¬
рии,  т.е.  тоже  служб  Дома  короля  (AN  U  495.  F.  235).  О  выборах  секретаря  по  уголовным  делам
см.:  AN  U  499.  F.  214-215.
 164 	Согласно  указателю  Ленена,  на  исследованный  период  приходится  шесть  случаев  пря¬
мого  назначения  королем  служителей  Парламента:  25  февраля  1401,  11  апреля  1404,  14  мая
1404,  23  августа  1410,  25  апреля  1411  и  5  августа  1421  гг.  (AN  U  497.  F.  835).  Однако  он  поме¬
тил  это  как  знаменательное  исключение  из  правила  и  потому  заслуживающее  внимания.
 165 	Так,  14  февраля  1414  г.  после  выборов  на  должность  советника  Парламента  их  ре¬
зультаты  сразу  же  были  объявлены,  хотя,  как  замечает  секретарь  на  полях,  прежде  принято
было  сначала  ставить  в  известность  канцлера,  если  он  не  присутствовал  на  выборах.  24  апреля
1416  г.  Парламент  вовсе  не  позвал  канцлера,  а  после  его  протеста  в  протоколе  было  записано,
что  это  не  будет  в  будущем  ущемлять  его  прерогативу  (AN  U  497.  F.  4).
 166 	AN  U  497.  F.  250-263.  На  этом  фоне  более  чем  странным  выглядит  утверждение  Ф.  От¬
ран  об  исчезновении  практики  выборов  после  1420  г.  и  в  результате  королевской  схизмы
(Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  403).
 278

раза  больше),  причем  регулярно  на  всем  протяжении  18-летнего  периода167.
Наконец,  получение  должности  через  выборы  ставило  чиновника  на  ступень
выше  тех,  кто  был  назначен  иначе,  что  отражало  в  практике  Парламента  по¬
литические  представления  эпохи  о  выборах  как  наиболее  достойном  способе
комплектования  администрации168.
 В  целом,  процедуры  конкурсного  отбора  отвечали  тенденциям  профес¬
сионализации  и  автономизации  королевской  администрации.  Они  органично
вытекали  из  системы  контроля  за  комплектованием  и  имели  прочную  осно¬
ву  -  совпадение  интересов  короны  и  чиновников,  в  том  числе  и  в  контексте
противостояния  давлению  знати.  Однако,  как  и  во  властных  прерогативах,
здесь  отчетливо  видна  тенденция  периодически  переподчинить  ведомства
контролю  короля  и  знати  (Королевский  совет).  С  другой  стороны,  права
ведомств  в  сфере  комплектования  обозначили  тенденцию  будущей  апро¬
приации  должностей  чиновниками.
 ТИПИЗАЦИЯ  ДОСТОИНСТВ
КОРОЛЕВСКИХ  ДОЛЖНОСТНЫХ  ЛИЦ
 Возникновение  процедур  конкурсного  отбора  чиновников  предполагало
выработку  критериев,  предъявляемых  к  служителям  короны  Франции.  А  раз¬
личные  формы  соучастия  самих  чиновников  в  этом  отборе  отводили  именно
им  решающую  роль  в  процессе  типизации  достоинств  королевских  должно¬
стных  лиц.  Эти  критерии,  процесс  их  выработки  и  его  последствия  не  стано¬
вились  до  сих  пор  объектом  специального  исследования169,  а  между  тем,  они
сыграли  немалую  роль  в  профессионализации  королевской  администрации  и
складывании  социальной  группы  чиновничества.
 В  истоке  требования  к  чиновникам  диктовались  задачами  повышения  ав¬
торитета  королевской  власти  и  оттого  исходили  из  области  морали.  По  ор¬
донансам  Людовика  IX  Святого  1254-1256  гг.  королевским  служителям  за¬
прещалось  богохульствовать,  играть  в  кости  и  в  шахматы,  предаваться  блуду
и  посещать  питейные  заведения.  Кроме  того,  сенешали  и  бальи  не  должны
были  терпеть  у  себя  в  подчинении  лиц  нечестных,  вороватых,  корыстных  и
«полных  прочих  грехов»,  обязуясь  их  наказать  и  даже  удалить  со  службы170.
 167 	AN  U  497.  F.  6-7,  254-266.
 168 	В  указателях  Ленена  есть  любопытные  сведения  о  корпоративных  правилах.  Когда  в
должность  вводилось  несколько  человек  одновременно,  то  клятву  у  них  принимали  в  очеред¬
ности  по  числу  полученных  голосов  на  выборах.  Когда  в  должность  вступало  сразу  несколько
новых  членов  Парламента,  их  располагали  в  списке  не  в  хронологии  принесения  клятвы,  а  в
хронологии  дат  выборов.  Поскольку  от  этой  записи  зависела  дальнейшая  карьера  чиновника,
то  это  правило  свидетельствует  о  приоритетности  выборов  как  формы  замещения  вакансий
(AN  U  497.  F.  841,  851).
 169 	Единственное  исключение  -  исследование  О.  Маттеони  о  служителях  герцога  Бурбон-
ского,  в  котором  автор  на  основании  анализа  193  писем  о  назначении  сделал  подсчет  частоты
упоминаний  достоинств  назначаемых  лиц.  См.:  Mattéoni  О.  Servir  le  prince.  P.  260-268.
 170 	Эти  нормы,  введенные  Людовиком  IX  Святым,  вошли  в  «золотой  фонд»  службы,  о  чем
свидетельствует  их  дословное  повторение  в  кабошьенском  ордонансе:  «rioteux,  rapineux,  exac¬
teurs,  usuriers  ou  publiquement  diffamez  de  mauvaise  et  deshonneste  vie»  (ORF.  I.  70  (N  12);  78-79
(N  6,  9-10));  Ordonnance  cabochienne.  P.  101  (N  170)).  Разумеется,  как  справедливо  отмечал  JI.
Каролюс-Барре,  моральные  требования,  предъявляемые  «Установлениями  Людовика  Святого»  к
 279

Ни  в  коей  мере  не  умаляя  значения  этих  ограничений,  призванных  рас¬
пространить  нравственный  идеал  святого  короля  на  его  служителей,  нельзя
не  видеть,  что  предъявляемые  к  чиновнику  требования  еще  не  содержали  в
себе  качеств  профессионального  порядка.  Первые  ростки  такого  рода  досто¬
инств  королевских  должностных  лиц  появляются  лишь  в  ордонансе  Филиппа
Красивого  от  23  марта  1302  г.
 Следовательно,  между  1254  и  1302  гг.  произошел  сдвиг  в  сторону  выра¬
ботки  профессиональных  требований,  предъявляемых  к  королевским  служи¬
телям.  Такие  требования,  естественно,  могли  быть  сформулированы  только  в
среде  самих  служителей.  Это  находит  подтверждение  в  трудах  королевских
чиновников,  написанных  именно  в  данный  промежуток  времени:  в  трактате
«Книга  о  правосудии  и  судопроизводстве»  и  в  «Кутюмах  Бовези»  Филиппа  де
Бомануара.  В  этих  трактатах  юристов  на  службе  короне  Франции  впервые  до
появления  их  в  законодательных  актах  формулируются  новые  требования  к
служителям,  где  моральные  достоинства  начинают  соседствовать  с  профес¬
сиональными  качествами.  В  «Книге  о  правосудии  и  судопроизводстве»  речь
идет  о  службе  прево,  у  Бомануара  -  о  службе  бальи,  и  в  обоих  случаях  эти
должностные  лица  должны  сочетать  в  себе  моральные  и  профессиональные
достоинства.  Прево,  по  мысли  автора  «Книги  о  правосудии...»,  опирающе¬
гося  на  Дигесты  Юстиниана,  должен  быть  допущен  к  службе  на  основании
его  «разума,  верности  и  мудрости»171.  Бомануар  же,  начиная  свой  трактат  с
описания  идеального  бальи,  выставляет  целых  десять  обязательных  качеств:
мудрость,  набожность,  доброта,  терпение,  смелость,  щедрость,  исполнитель¬
ность,  осведомленность,  бережливость  и  верность.  В  столь  развернутой  про¬
грамме,  начертанной  выходцем  из  семьи  потомственных  служителей  короны
Франции,  кто  уже  осознанно  избрал  эту  службу,  проступают  реальные  чер¬
ты  самосознания  складывающейся  группы,  профессиональные  достоинства
и  даже  некоторая  ответственность  перед  обществом172.
 Присутствие  в  обоих  трактатах  верности,  разума  и  мудрости  в  качест¬
ве  добродетелей  идеального  королевского  служителя  свидетельствует  о  при¬
соединении  к  фундаментальному  требованию  -  верности  сеньору  -  зачатков
профессиональных  достоинств,  раз  знания  чиновника  и  его  ответственность
за  порученное  дело  приобретают  не  меньшее  значение173.
 Хотя  верность  королю  сохранилась  в  наборе  качеств  служителя  короны
на  всем  протяжении  исследуемого  периода,  однако  с  1302  г.  она  фигурирова¬
ла  только  в  сочетании  с  другими  качествами,  имеющими  отношение  к  собст¬
венно  профессиональным  достоинствам  чиновника.  Эти  новые  по  своему
характеру  достоинства  нередко  выражались  в  достаточно  общей,  абстракт¬
ной  формулировке.  В  первой  такой  формулировке  в  ордонансе  от  23  марта
 чиновникам,  преследовали  и  утилитарную  цель  повышения  компетентности  королевских  аген¬
тов.  См.  его  заключение  к  юбилейному  сборнику  статей:  Septième  centenaire  de  la  mort...  P.  384.
 171 	«tex  personnes  fussent  apelées  en  tel  dignité  par  lor  san  et  par  lor  loiauté,  et  qu’il  seusent  ju-
gier  par  lor  sapience»  (Li  Livre  de  Jostice  et  de  plet.  P.  68.  Tit.  17).
 172 	Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  I.  P.  16-27  (N  11-21).  См.  подробнее  ана¬
лиз  этого  раздела  трактата:  Цатурова  С.К.  Идеальный  бальи:  мечта  Бомануара  в  контексте
эпохи.
 173 	Ж.  Фавье,  анализируя  эту  часть  трактата  Бомануара,  выделяет  из  списка  в  качестве
двух  главных  достоинств  мудрость  и  верность,  каковые  отражали,  на  мой  взгляд,  два  сосущес¬
твующих  принципа  комплектования  (Favier  J.  Philippe  le  Bel.  P.  83).
 280

1302  г.  на  службу  бальи,  сенешалей  и  других  королевских  чиновников  на  ме¬
стах  предписывалось  назначать  людей  «мудрых,  верных  и  состоятельных»174.
Согласно  Одару  Моршену,  для  получения  должности  необходимы  как  мини¬
мум  два  обязательных  условия:  «должность  должна  быть  вакантной,  а  тот,
кому  она  дается,  должен  быть  состоятелен».  Формуляр  королевского  письма
о  даровании  службы  сочетал  бюрократический  и  личностный  принципы  ком¬
плектования:  «пока  он  нам  угоден»  и  «если  он  подходит  к  службе»175.
 Таким  образом,  пригодность  к  службе  становится  ограничителем  про¬
извола  монарха,  хотя  и  дающего  службу  тому,  кто  ему  угоден,  однако  вы¬
нужденного  принимать  во  внимание  и  профессиональные  достоинства  кан¬
дидата.  Вот  как  формулировались  эти  достоинства  для  разных  королевских
служб:  для  представителей  на  местах  -  «пригодные»,  для  управителей  доме¬
ном  -  «подходящие  к  статусу  и  характеру  должности  и  годные  по  личным  ка¬
чествам»,  для  финансовых  служителей  на  местах  -  «лучшие,  самые  мудрые
и  самые  верные»,  для  служителей  монетного  ведомства  -  «добрые  и  чест¬
ные»,  для  сборщиков  налогов  -  «добрые,  мудрые,  справедливые,  разумные
и  верные»,  для  служителей  Канцелярии  -  «добрые,  мудрые,  честные,  благо¬
разумные  и  верные»,  для  Палаты  счетов  -  «хорошего  и  доброго  образа  жиз¬
ни,  подходящие  и  пригодные  люди»,  для  Парламента  -  «добрые  и  почтенные,
годные  и  подходящие»176.  Все  эти  и  подобные  им  определения  могли  варьи¬
ровать  от  указа  к  указу.
 За  каждым  из  этих  определений  стоял  конкретный  и  понятный  совре¬
менникам  смысл.  Сложившиеся  в  некоторые  устойчивые  сочетания  такие
определения  качеств  королевских  служителей  отражали  новый  образ  верхов¬
ной  власти  и  самоидентификацию  ее  должностных  лиц.  Исследуя  специфи¬
ку  самоидентификации  служителей  Парламента  в  первой  трети  XV  в.  через
устоявшиеся  формулировки  достоинств  парламентариев,  я  сделала  вывод
об  инициативе  самих  чиновников  в  выработке  этих  формул177.  Расширение
исследовательского  поля  и  обращение  к  более  широкому  кругу  источников
позволяет  скорректировать  это  утверждение.  Используемые  в  Парламенте
 174 	«sapientes  et  fideles  personas...  si  aliquis..  fuerit  minus  sufficiens,  aut  imperitus»  (ORF.  I.
360  (N  14)).  В  этом  ордонансе  сохранилось  требование  к  бальи  и  сенешалям  не  держать  при
себе  подчиненных,  уличенных  в  богохульствах,  лихоимстве,  злоупотреблениях  и  открыто  не¬
достойном  поведении  (ORF.  I.  365  (N  46)).
 175 	«le  roy  charge  le  juge  de  deux  choses,  c’est  de  savoir  se  l’office  est  vaccant  et  se  celui  a  qui
l’a  donné  est  suffisant»;  «tant  comme  il  nous  plaire,  s’il  est  a  ce  suffisant»;  «si  ydoneus  existât»;
«ydoneo  et  sufficientes»;  «bonne  personne,  notables  et  souffisans,  tel  comme  il  Nous  plait»  (Mor-
chesne  O.  Formulaire.  P.  206  (N  7.  8.  d));  209  (N  7.11);  213  (N  7.16);  214  (N  7.17);  ORF.  VI.  21)).
Любопытно  в  этой  связи  наблюдение  Ф.  Контамина:  в  отличие  от  писем-назначений  просьбы  о
должностях  никогда  не  упоминают  о  достоинствах  кандидатов,  но  делают  упор  на  жалость,  со¬
страдание,  милость  или  же  на  прежде  оказанные  королю  услуги.  Это  наблюдение  подтвержда¬
ет  мой  вывод  о  личностном  характере  этой  процедуры.  См.:  Contamine  Ph.  Louis  XI...  P.  142.
 176 	«bone,  ydoine  et  suffisant  personnes»  (ORF.  XII.  242);  «preudomme  et  loil»  (Ibid.  I.  386-
387;  662  (N  45));  «bonnes  personnes  et  suffisans»  (Ibid.  231);  «bonnes  et  notables  personnes»  (Ibid.
 IX. 	201);  «ydoine  et  souffisant»  (Ibid.  VI.  382-383  (N  12,  19);  VIII.  120);  «des  meilleurs  et  des  plus
sages  et  des  plus  féaux  personnes»  (Les  Chambres  des  comptes.  P.  7  (N  22))  «bonnes  et  souffisantes
personnes»  (ORF.  IV.  503-504;  VI.  302-303);  «convenables,  eu  regart  à  la  condicion  des  offices  et
à  la  qualité  et  souffisance  de  leurs  personnes»  (Ibid.  III.  389  (N  30));  «bonnes,  sages,  justes,  raison¬
nables  et  loiales»  (Ibid.  III.  125  (N  11);  130);  «prudente,  sage  et  loyale  personnes»  (Ibid.  III.  213);
«suffisans  et  convenables»  (Ibid.  309).
 177 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  220-227.
 281

формулы  достоинств  его  служителей  -  «пригодный,  состоятельный,  подхо¬
дящий»  и  т.д.  -  предписывались  королевским  законодательством  в  качестве
обязательных  критериев  отбора  на  королевскую  службу.  С  этой  точки  зрения
они  не  являлись  в  строгом  смысле  слова  изобретением  самих  парламентари¬
ев.  Однако  формулировка  этих  требований  и  встающий  за  ними  контекст  про¬
фессиональной  пригодности  к  службе  могли  исходить  только  из  среды  про¬
фессионалов,  составлявших  тексты  указов  и  производивших  отбор.
 О  том,  что  все  эти  определения  качеств  чиновника  являлись  вовсе  не
фигурой  речи,  а  обязательной  формулой  назначения,  свидетельствует  ком¬
ментарий  Одара  Моршена:  «в  указах  о  должностях  следует  с  наибольшей
точностью  рекомендовать  или  хвалить  того,  кому  эта  должность  дается,  за
достоинства,  подобающие  должности  и  ему;  как  то  капитана  следует  хва¬
лить  за  храбрость,  благоразумие,  за  заслуги  в  войне;  сборщика  -  за  верность,
честность;  судью  -  за  пригодность,  грамотность,  честность,  любовь  к  право¬
судию;  и  также  других.  Если  же  это  незначительные  службы  или  скромные
и  малоизвестные  люди,  достаточно  просто  (написать)  “по  благоприятному
докладу  нам  от  такого-то”,  не  добавляя  “о  его  разуме,  верности”  или  другие
вещи»178.
 Анализ  этих  требований  и  их  эволюции  уместнее  построить  по  отдель¬
ным  ведомствам  и  службам.  Начать  стоит,  естественно,  с  сенешалей  и  бальи,
первых,  по  отношению  к  кому  в  законодательстве  были  сформулированы  кри¬
терии  отбора  профессионального  свойства.  Ордонанс  Филиппа  Красивого  от
23  марта  1302  г.  установил,  что  отныне  на  должности  сенешалей  и  бальи  будут
назначаться  только  «добрые  и  почтенные  люди,  сведущие  в  древних  обычаях
королевства»179.  Вновь  эта  тема  актуализируется  в  период  реформ  «мармузе-
тов»:  в  ордонансе  о  сенешалях  и  бальи  от  5  февраля  1389  г.  первый  же  пункт
определяет  набор  качеств,  требуемых  от  этого  важнейшего  звена  в  структуре
королевской  администрации.  Согласно  ордонансу,  сенешали  и  бальи  отныне
должны  быть  «верными  и  мудрыми  людьми»180.  Как  видим,  простое  знание
законов  королевства  теперь  заменяет  более  возвышенная  «мудрость»,  кото¬
рая  призвана  сочетать  знания  и  опыт.  О  такой  трактовке  «мудрости»  свиде¬
тельствует  следующее  определение  качеств  сенешалей  и  бальи  в  ордонансе
от  7  января  1401  г.:  «люди  почтенные,  мудрые,  опытные  и  сведущие  в  деле
правосудия,  учитывая  местность  и  область,  где  они  будут  судить»181.  Таким
 178 	«Item  nota  que  es  lettres  d’offices  on  doit  au  plus  près  qu’on  peut  recommander  ou  louer
celui  a  qui  on  donne  l’office,  de  vertus  pertinens  a  l’office  et  a  lui;  comme  de  capitaine  d’une  place,
on  le  doit  louer  de  vaillance,  de  prudence,  de  service  en  guerre;  d’un  receveur  de  loyauté,  de  preu-
dommie;  d’ung  juge,  de  suffisance,  de  littérature,  de  preudommie,  d’amour  de  justice;  et  sic  aliis.  Et
quant  ce  sont  petis  offices  ou  menues  gens  pou  congneuz,  il  suffit  simplement  pour  la  bonne  relacion
que  avons  eue  de  Tel,  sans  mettres  de  son  sens,  de  sa  loyauté  ne  autres  chose»  (Morchesne  O.  For¬
mulaire.  P.  207.  N  7.9.b).
 179 	«Et  mittemus  personas  bonas  et  sufficientes...  ad  sciendum  de  consuetudinibus  antiquis  regni
nostri»  (ORF.  I.  358  (N  4)).  Под  древними  обычаями  здесь  подразумевались  и  «Установления
Людовика  Святого»,  чей  культ  был  поставлен  Филиппом  Красивым  на  службу  формирующе¬
муся  государству.  При  этом  все  так  называемые  «дурные  обычаи»  отменялись  этим  указом.
 180 	«loyaulx  et  sages  personnes»  (ORF.  XII.  162  (N  1)).
 181 	Эта  формулировка  была  дословно  повторена  и  в  кабошьенском  ордонансе  1413  г.:  «per¬
sonnes  notables,  sages,  expertes  et  congnoissans  en  fait  de  Justice,  selon  les  Lieux  et  Pays  ou  seront
assis»  (ORF.  VIII.  417  (N  20);  Ordonnance  cabochienne.  P.  98  (N  165)).
 282

образом,  с  самого  начала  заявленная  профессиональная  пригодность  сенеша¬
лей  и  бальи,  варьируясь  в  определениях,  осталась  неизменной  на  всем  протя¬
жении  исследуемого  периода182.
 Обращает  на  себя  внимание  тенденция  предъявлять  требования  профес¬
сиональной  пригодности  и  к  наместникам  (лейтенантам),  которых  сенешали
и  бальи  имели  право  выбирать  себе  сами:  в  ордонансе  от  23  марта  1302  г.  им
рекомендовалось  «в  случае  нужды...  назначать  людей  пригодных  и  честных,
и  из  числа  родившихся  здесь  же»183.  Впоследствии  право  передать  испол¬
нение  своих  функций  другому  лицу  в  сенешальстве  и  бальяже  ограничива¬
лось  следующими  параметрами:  это  должны  быть  «люди  состоятельные  и
пригодные,  на  его  страх  и  риск»,  т.е.  за  счет  того,  кто  сам  находит  себе  на¬
местника184.  В  любом  случае,  установление  пригодности  и  состоятельности
лейтенантов  передается  на  усмотрение  самих  сенешалей  и  бальи,  которые
исходили  из  собственных  представлений  об  этих  качествах.
 Профессиональная  пригодность  появляется  и  в  наборе  качеств  прево,
хотя  и  чуть  позднее,  чем  у  сенешалей  и  бальи:  в  указе  от  августа  1353  г.  ска¬
зано,  что  отныне  на  эту  службу  будут  назначать  «людей  мудрых  и  достойных
веры,  кто  способен  отправлять  правосудие»185.  В  кабошьенском  ордонансе  к
этим  качествам  добавилась  и  социальная  характеристика  прево,  сближающая
его  с  лейтенантом  сенешаля  и  бальи:  рекомендовалось  назначать  прево  из
числа  местных  жителей  «или  ближайшей  округи»186.
 В  наборе  требований,  предъявляемых  к  аудиторам  парижского  Шатле,  на¬
шли  отражение  и  судебные  функции.  Указ  от  сентября  1377  г.,  изданный  с
целью  восстановить  добрые  обычаи  старины,  оговаривал,  что  «издавна  служ¬
бы  аудиторов  Шатле  давались  мудрым  и  доблестным  людям,  большой  сдер¬
жанности,  верности  и  осмотрительности»,  и  предписывал  назначать  «доб¬
рых  и  состоятельных  людей»187.  Служба  сержантов  Шатле,  как  и  аналогичная
служба  в  сенешальствах  и  бальяжах,  получила  список  параметров  отбора  в
указе  Карла  VI  от  20  января  1390  г.,  целью  которого  было  также  возвраще¬
ние  к  прежним  добрым  обычаям.  В  нем  подчеркивалось,  что  «издавна  на
должности  сержантов  назначали  людей  состоятельных,  верных  и  честных,
старательных  и  обеспеченных».  Под  последним  качеством  подразумевалась
буквально  материальная  обеспеченность,  и,  следовательно,  вводился  имуще¬
 182 	Показательно,  что  профессиональные  достоинства  чиновника  упоминались  даже  при
получении  им  должности  через  уступку:  так,  Дени  Превото  стал  бальи  Шартра  по  уступке
ему  должности  Майю  де  Кенэ,  но  в  указе  значились  в  качестве  причины  назначения  «son  sens,
loyauté  et  souffisance»  (AN  XIa  8602.  F.  93).
 183 	«idoneum  et  honestum  de  patria,  seu  provincia  cui  proese  noscantur»  (ORF.  I.  361  (N  22)).
Характерно,  что  это  (служить  у  себя  на  родине  и  даже  «врастать»  в  местные  структуры)  было
категорически  запрещено  самим  сенешалям  и  бальи.
 184 	«par  personne  suffisant  et  ydoine,  a  ses  perilz  et  fortunes»  (.Morchesne  O.  Formulaire.  P.  186.
N  6.2).  В  разъяснении  Моршен  обращает  особое  внимание  на  этот  момент:  «король  дает  раз¬
решение  исполнять  должность  другому,  только  за  страх  и  риск  того,  кто  ее  перепоручает  для
исполнения  (de  celui  qui  le  baille  à  desservir)»  (Ibid.  6.2.a).
 185 	Это  же  требование  дословно  повторено  в  указе  от  декабря  1354  г.:  «personnes  sages  et
dignes  de  foy,  qui  sachent  faire  justice»  (ORF.  II.  529-530  (N  9);  568).
 186 	Ordonnance  cabochienne.  P.  116  (N  190).
 187 	«à  saiges  et  vaillans  hommes,  de  grant  discrecion,  loyauté  et  prudence...  a  bonnes  et  souffi¬
sans  personnes»  (ORF.  VI.  301-302).
 283

ственный  ценз,  поскольку  назначаемый  обязан  был  подкрепить  службу  зало¬
гом  в  200  парижских  ливров  в  качестве  гарантий  казне188.  Впоследствии  эти
критерии  не  расписываются  так  подробно:  в  кабошьенском  ордонансе  1413  г.
сержантами  в  превотстве  Парижа  рекомендуется  делать  «самых  состоятель¬
ных  и  подходящих»,  и  такая  лаконичная  формулировка  говорит  о  типизации
качеств,  которые  уже  не  нужно  перечислять189.
 Наконец,  в  большом  регламенте  о  Шатле  от  1424-1425  гг.,  составленном
в  период  королевской  схизмы  служителями  Парламента,  появились  требо¬
вания  и  к  другим  службам  столичной  администрации:  на  должности  клер¬
ков  (секретарей)  по  уголовным  делам  следовало  назначать  «людей  состоя¬
тельных  и  подходящих»,  а  на  должности  конных  сержантов  -  лиц  грамотных
(«умеющих  читать  и  писать»)190.  Таким  образом,  и  на  местном  уровне  разные
должности  требовали  от  кандидатов  специфических  качеств,  диктуемых  ха¬
рактером  службы.
 Домениальная  служба  хранителей  королевских  вод  и  лесов  также  со  вре¬
менем  предъявляет  к  претендентам  требования  профессионального  свойства.
В  общем  регламенте  о  водах  и  лесах  от  сентября  1376  г.  они  выглядят  следу¬
ющим  образом:  мэтры  вод  и  лесов  должны  быть  «людьми  доброго  разума  и
достоинства,  образа  жизни  и  репутации»;  кроме  того,  они  обязаны  «иметь
знание  кутюмов  и  обычаев  данной  области»,  т.е.  главными  были  репута¬
ция  и  профессиональные  знания  человека,  наделенного  судебными  полно¬
мочиями191.
 Переходя  к  верховным  ведомствам  короны  и  подчиненному  им  персоналу
на  местах,  следует  отметить  наибольшее  внимание  в  указах  к  налоговой  и  фи¬
нансовой  сферам,  которые  развивались  наиболее  бурно,  сложно  и  во  многом
хаотично.  С  другой  стороны,  чиновники  именно  этих  ведомств  подвергались
наибольшей  критике  и  контролю  общества,  весьма  неохотно  признававшего
за  формирующимся  государством  право  залезать  в  карманы  подданных.
 Начнем  с  небольшого  по  численному  составу  ведомства  казны.  Требова¬
ния  к  служителям  Казначейства  были  сформулированы  достаточно  поздно  и
в  связи  с  приостановкой  его  судебной  компетенции:  в  указе  от  4  июля  1404  г.
говорилось,  что  «должность  казначея  очень  почтенная  и  требует  от  ее  испол¬
нителя  очень  большого  разума,  соблюдения  тайны  и  умения»192.  В  ордонан¬
се  от  7  января  1408  г.  о  казначеях  сказано,  что  они  должны  быть  «мудрыми,
честными,  богатыми  и  опытными  в  деле  как  правосудия,  так  и  финансов»193.
Практически  такие  же  качества  казначеев  были  сформулированы  и  в  кабошь-
 188 	«persones  souffisans,  loyaulx,  honnestes,  diligens  et  aisiez  de  chevance...  bailler  pleiges
souffisant  jusqu’à  deux  cents  livres  parisiz»  (ORF.  XII.  169).
 189 	«les  plus  souffisans  et  convenables»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  117-118  (N  191)).Служ¬
ба  сержантов  в  наказе  Штатов  в  Туре  1484  г.  получает  столь  же  лаконичный  перечень  досто¬
инств:  «gens  honnestes  et  de  bonne  renommée»  (Masselin  J.  Journal.  P.  691).
 190 	ORF.  XIII.  89  (N  7);  98  (N111)  (Scet  lire  et  escripre).
 191 	«gens  de  bon  sens  et  vertu,  vie  et  renommé»  (ORF.  VI.  226  (N  2)).
 192 	«lequel  est  moult  notables,  et  requiert  l’exercice  d’iceluy  moult  grant  sens,  discretion  et  in¬
dustrie»  (ORF.  IX.  698-699).  Назначение  этим  указом  казначеями  Гонтье  Коля  и  Жана  де  ла
Клоша  обосновывалось  их  доказанной  «верностью  и  состоятельностью»  (loyaulté  et  souffi-
sance).
 193 	«saiges,  preudomme,  riches  et  expers  tant  en  fait  de  Justice,  comme  de  Finances»  (ORF.  IX.
284  (N  12)).
 284

енском  ордонансе:  «добрые,  мудрые,  платежеспособные  и  состоятельные»;
меняла,  именуемый  также  генеральным  сборщиком  доходов  с  домена,  дол¬
жен  быть  «честным,  мудрым  и  богатым»,  а  клерк  или  контролер  финансов  -
«честным,  мудрым  и  состоятельным»194.  Впоследствии,  когда  Людовик  XI
решил  учредить  службу  четвертого  советника  с  судебными  полномочиями,
он  в  эдикте  от  4  августа  1463  г.  так  определил  достоинства  назначенного  им
мэтра  Гийома  де  л  а  Э  (de  la  Haye):  «лиценциат  в  писанном  и  кутюмном  пра¬
ве...  по  докладу  о  его  разуме,  грамотности,  состоятельности,  честности  и
большом  усердии»195.
 Особое  внимание  хотелось  бы  обратить  на  два  требуемых  от  финансовых
служащих  качества  -  на  имущественный  ценз,  хотя  и  довольно  расплывча¬
тый,  и  на  умение  хранить  секреты.  Последнее  мы  найдем  практически  во
всех  ведомствах,  так  или  иначе  связанных  с  финансами  короны  Франции,  и
оно  представляется  мне  имеющим  прямое  отношение  не  столько  к  нравствен¬
ному,  сколько  к  профессиональному  достоинству  чиновника.  Обязанность
хранить  в  секрете  состояние  королевской  казны,  доходов  и  расходов  короля
довольно  рано  превращается  в  норму  должностного  поведения  финансового
чиновника.  И  тот  факт,  что  кандидат  на  такую  должность  обязан  был  как-то
доказать  свою  способность  хранить  секреты,  свидетельствует  об  этом  требо¬
вании  как  о  критерии  профессиональной  пригодности  к  данной  службе.
 Требования  к  чиновникам  монетного  ведомства  были  сформулированы
всего  один  раз,  в  большом  ордонансе  от  7  января  1408  г.,  и  сводились  к  уже
ставшей  стандартной  формуле  -  «добрые  и  состоятельные»196.
 Переходя  к  сфере  налогов  и  податей,  стоит  обратить  внимание  на  мно¬
гочисленные  упоминания  качеств  сборщиков,  которые  превращаются  в  ос¬
новное  звено  финансовой  администрации  короны  Франции.  Уже  в  первом
ордонансе,  знаменующем  выделение  из  Королевской  курии  Палаты  счетов
(февраль  1320  г.),  говорится  о  том,  кто  имеет  право  претендовать  на  долж¬
ность  сборщика:  на  этот  момент  требования  сводились  к  формуле:  «самые
лучшие  и  самые  мудрые  и  самые  верные  люди,  каких  только  можно  найти,
и  чтобы  они  не  были  чужаками  в  королевстве»197.  Если  первые  три  требова¬
ния  сочетают  в  себе  патримониальный  и  зачатки  бюрократического  принци¬
пов  комплектования,  то  заслон  чужеземцам  представляет  собой  нечто  весь¬
ма  оригинальное,  свидетельствуя  о  стремлении  короны  Франции  заручиться
гарантиями  лояльности  собирателя  налогов.  Впоследствии  эти  гарантии  ко¬
рона  видела  в  отборе  на  службу  лиц  из  числа  местных  жителей  (трансфор¬
мация  запрета  на  чужеземцев).  В  ордонансе  от  февраля  1379  г.  ординарные
сборщики  налогов  должны  были  быть  «добрыми  буржуа,  почтенными  и  уко¬
рененными»;  в  ордонансах  от  7  января  1401  г.  и  7  января  1408  г.  дважды  до¬
 194  «bons  preud’hommes,  saiges,  solvables  et  souffisans...  (changeurs)  un  bons  preudom-
me,  saiges  et  riche...  (clerc)  preudomme  saiges  et  souffisant»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  4-5
(N  1-2)).
 195 	«licencié  ès  loix  et  en  droit,  de  ses  sens,  littérature,  suffisance,  preud’hommie  et  grande  di¬
ligence»  (ORF.  XVI.  52).
 196 	«bons  et  souffisans»  (ORF.  IX.  285  (N  19)).
 197 	«Et  voulons  que  des  meilleurs  et  des  plus  sages  et  des  plus  féaux  personnes,  que  on  pourra
trouver,  soient  pourveus  aux  offices  et  qu’il  n’y  ait  nuls  receveurs  dehors  du  royaume»  (Les  Cham¬
bres  des  comptes.  P.  7  (N  22)).
 285

словно  повторены  такие  качества:  «добрые  люди,  состоятельные  и  хорошей
укорененности,  и  если  возможно,  были  бы  из  той  же  области,  где  будут
делать  сбор»198.
 С  середины  XIV  в.  к  ординарным  сборщикам  домениальных  поступлений
добавилась  служба  элю  для  раскладки  экстраординарных  налогов.  И  если  на
Штатах  1355  г.  их  качества  были  сформулированы  вполне  стандартно199,  то
позднее  они  стали  аналогичными  службе  ординарных  сборщиков,  что  свиде¬
тельствует  об  унификации  требований,  предъявляемых  к  финансовой  адми¬
нистрации.  В  ордонансе  от  7  января  1408  г.  требования  к  элю  выглядят  так:
«добрые  буржуа,  почтенные  и  честные,  из  тех  мест,  где  они  и  будут  собирать
(налоги)»,  а  в  кабошьенском  ордонансе:  «добрые  люди,  богатые  и  честные,  из
мест,  где  они  будут  избраны»200.
 О  типизации  качеств  служителей  налогового  ведомства  на  местах  свиде¬
тельствует  ордонанс  от  21  ноября  1379  г.,  касающийся  налоговой  админист¬
рации.  Первый  пункт  ордонанса  предъявлял  ко  всем  чиновникам  -  элю,  сбор¬
щикам,  контролерам  и  другим  -  требование  быть  «состоятельными  в  умении
хранить  секреты,  в  верности  и  усердии...  добрыми  и  подходящими»201.  В  ин¬
струкции  о  сборе  налогов  их  качества  определялись  как  «добрые,  почтенные
и  состоятельные  люди,  имеющие  опыт  в  этом  (деле)  и  сведущие  в  деле  право¬
судия»202.
 Качества  служителей  Налоговой  палаты  были  сформулированы  в  указе  об
ее  учреждении  (28  февраля  1389  г.):  «разум,  благоразумие,  верность  и  боль¬
шое  усердие»;  в  ордонансе  7  января  1401  г.  генералы  финансов  квалифици¬
руются  как  «мудрые,  честные,  усердные  и  опытные  в  этом  деле»203.  Качества
служителей  налогового  суда  также  были  ориентированы  на  профессиональ¬
ную  пригодность:  «люди  мудрые  и  опытные  в  деле  правосудия»204.  О  стабиль¬
ности  критерия  профессиональной  пригодности  говорит  указ  от  12  сентября
1467  г.  о  переназначении  Налоговой  палаты  Лангедока:  в  качестве  причин  та¬
кого  решения  называлось  замещение  должностей  девяти  хранителей  «людь¬
ми  низкого  сословия...  не  сведущими  в  деле  правосудия  и  финансов»205.  Сле¬
 198 	«bons  Bourgoiz,  notables  et  resseans»  (ORF.  VI.  381  (N  10));  «bons  Bourgoiz,  riches  Hom¬
me  et  preudomme»;  «bonnes  persones,  souffisans  et  bien  resseans...  et  que,  se  faire  se  puet,  ils  soient
prins  des  pais  où  feront  leurs  Receptes»  (ORF.  VIII.  413  (N  6);  416  (N  15);  285  (N  17)).
 199 	«добрые,  честные  и  платежеспособные»  (solvables);  «добрые,  мудрые,  честные  и  пла¬
тежеспособные»  (ORF.  III.  22  (N  2);  126).
 200 	«de  bons  Bourgeois,  notables  hommes  et  preudommes,  des  lieux  où  ils  seront  fais  esleuz»
(ORF.  IX.  282  (N  4);  «de  bonnes  personnes  riches  et  preudommes  des  lieux»  (Ordonnance  cabo¬
chienne.  P.  45^6  (N  102)).
 201 	«souffisans  en  discretion,  loyauté  et  diligence...  bons  et  convenables»  (ORF.  VI.  443  (N  1)).
 202 	«de  bonnes,  notables  et  souffisantes  personnes,  ayants  expérience  en  ce,  et  conoissance  en
fait  de  Justice»  (ORF.  VII.  247).  На  Штатах  в  Type  в  1484  г.  требования  к  элю  выражены  так:
«gens  de  littérature,  expérience,  prudence,  conscience  et  grande  circonspection»  (Masselin  J.  Jour¬
nal.  P.  682).
 203 	«sens,  prudence,  loyautez  et  grande  diligence»;  «sages,  Preudes-hommes,  diligens  et  expers
en  ce  fait»  (ORF.  VII.  228;  VIII.  411  (N  1)).
 204 	Такое  определение  повторяется  дословно  дважды:  в  ордонансах  7  января  1401  и  7  ян¬
варя  1408  гг.:  «sages  hommes  et  expers  en  fait  de  Justice»  (ORF.  VIII.  412  (N  2);  IX.  282  (N  2)).
При  этом  советники  суда  Лангедока  и  Гиени  -  это  «saiges  hommes,  notables  et  expers»  (ORF.
 VIII. 	412  (N3)).
 205 	«est  venu  entre  mains  de  basse  condition...  non  cognoissans  en  fait  de  Justice  et  de  finances»
(ORF.  XVII.  10-11).
 286

довательно,  для  получения  должности  в  Налоговой  палате  необходимо  было
иметь  специальные  знания  в  двух  сферах  -  в  правосудии  и  финансах.
 Служители  Канцелярии  также  должны  были  соответствовать  определен¬
ным  критериям,  отвечающим  характеру  их  службы.  В  указе  от  19  октября
1406  г.  набор  их  достоинств  выглядит  так:  «почтенные,  состоятельные  и  вер¬
ные,  обученные  и  сведущие  в  подобных  делах»206.  В  кабошьенском  ордонансе
1413  г.  предусматривались  меры  улучшения  их  отбора.  Секретари  Королев¬
ского  совета  из  числа  служителей  Канцелярии  должны  были  быть  «добрыми,
прилежными  и  состоятельными  в  латыни  и  французском»,  а  те,  кто  недав¬
но  был  принят  и  «слабо  приучен  к  письму  и  мало  состоятелен»,  подлежали
смещению;  новых  же  назначенцев  следовало  проверять  самому  канцлеру  на
предмет  их  знаний207.  Те  же  требования  профессионального  свойства  фор¬
мулировались  в  кабошьенском  ордонансе  и  для  всех  остальных  секретарей
и  нотариусов  Канцелярии:  «добрые  и  состоятельные  люди,  старательные  и
почтенно  исполняющие  обязанности,  сведущие  в  судебных  письмах  (en  lettre
de  justice),  умеющие  писать  собственноручно  (manuélement)  и  сами  состав¬
лять  письма,  открытые  и  закрытые,  на  латыни  и  на  французском,  опытные,
достойные  и  состоятельные,  почтенной  жизни  и  учтивых  речей»208.  А  вот
как  набор  требований  к  секретарям  Канцелярии  выглядел  в  формуляре  типо¬
вого  письма:  «верность,  состоятельность  и  честность...  доказанные  добрые
нравы,  образованность  в  письме,  почтенная  жизнь  и  опытность»209.  Наконец,
эдикт  Людовика  XI  о  Канцелярии  от  1465  г.  суммировал  эти  критерии:  «вер¬
ные,  достаточно  известные  своей  правдивостью,  справедливостью,  усердием
и  доказанной  верностью,  способные  писать  стилем  подобающим,  красочным,
почтенным  и  правильным»210.
 Таким  образом,  к  служителям  Канцелярии  предъявлялись  четкие  требо¬
вания  профессиональной  пригодности,  в  которые  входили  не  только  грамот¬
ность  и  умение  составлять  указы  на  двух  языках  и  не  только  стандартный
набор  достоинств  морального  порядка,  но  и  такое  специфическое  свойство,
как  умение  хранить  секреты,  к  которым  секретари  были  допущены.
 Самыми  редко  встречающимися  в  королевских  указах  были  требова¬
ния  к  королевским  советникам,  что  подтверждает  правильность  сделанного
выше  наблюдения  о  менее  публично-правовом  характере  Королевского  со¬
вета  в  этот  период,  сохранившего  в  наибольшей  степени  черты  личностно¬
го  принципа  власти.  Ни  в  одном  указе  об  администрации  данный  орган  не
упоминается.  Единственное  указание  на  качества  члена  Королевского  сове¬
та  мной  обнаружено  в  формуляре  Одара  Моршена.  В  нем  дважды,  в  типовом
письме  о  назначении  советником  Большого  совета  и  о  выплате  ему  жалованья,
 206 	«gens  notables,  souffisans  et  loyaulx,  qui  par  avant  soient  instruiz  de  telz  faiz  et  besoignes»
(ORF.  IX.  152-153).
 207 	«bons,  diligens  et  souffisans  en  latin  et  en  françois...  pou  usagiez  de  faire  lectres  et  moins
souffisans»  (Ordonnance  cabochienne.  R  145-148  (N  219,  220,  223)).
 208 	«expers,  dignes  et  souffisans...  de  bonne  vie  et  honneste  conversacion»  (Ordonnance  cabo¬
chienne.  P.  151-153  (N  226-227)).
 209 	«adomatas  moribus,  litteraturam  sciencia  et  honestate  vite...  pluribus  experienciis  comproba-
tas...  fidelitate,  sufficiencia  et  probitate»  {Morchesne  O.  Formulaire.  P.  223.  N  8.7).
 210 	«feables  personnes  biens  renommées  en  toute  vérité,  justice,  diligence  et  loyauté  prouvée...
en  honneste  language,  orné,  stylé  et  convenable»  (ORF.  XVI.  335-336).
 287

перечисляются  качества  королевского  советника:  «большой  разум,  верность,
честность  и  опытность»211.  Как  видим,  этот  набор  качеств  был  менее  профес¬
сионально  ориентирован  и  не  выходил  за  рамки  стандартного  описания  до¬
стоинств  служителя  короны  Франции.
 На  этом  фоне  особенно  выделяются  достоинства  служителей  Палаты  сче¬
тов  и  Парламента  -  главных  хранителей  «интересов  короля».  В  первом  же
ордонансе,  который  закреплял  автономный  статус  Палаты  счетов,  возникает
определение  качеств  профессиональной  пригодности  к  службе  в  ней.  Клер¬
ки  счетов  обязаны  были  быть  «верными,  хорошо  воспитанными  и  достаточ¬
но  скрытными»,  причем  этим  «добрым  нравам  и  правилам  служебного  по¬
ведения»  их  должны  были  обучить  мэтры  Палаты  счетов,  «в  чьих  домах  они
по  давней  традиции  должны  обитать»212.  Таким  образом,  помимо  верности
как  главной  обязанности  королевского  служителя,  здесь  впервые  появляется
требование  хранить  секреты,  которое  позднее  будет  предъявляться  ко  всем
служителям  финансовых  ведомств,  и  это  качество  относилось  к  сфере  про¬
фессиональных  достоинств.  Однако  данное  ведомство  являлось  столь  же  фи¬
нансовым,  сколь  и  судебным  органом,  и  потому  к  его  служителям  предъяв¬
лялись  требования  правовой  квалификации.  Впервые  упоминание  подобных
качеств  в  связи  с  работой  Палаты  счетов  находим  в  указе  от  4  июля  1384  г.,
где  аудиторы  и  клерки  указанного  органа  названы  «почтенными  людьми  и
сведущими  в  науках»213.
 В  кабошьенском  ордонансе,  что  весьма  знаменательно,  Палата  счетов
упоминается  в  связке  с  Парламентом.  Оба  ведомства  квалифицируются  как
«службы  большой  чести  и  представительности»,  по  каковой  причине  в  них
должны  находиться  только  «почтенные  люди  доброго  благоразумия  и  велико¬
го  знания,  и  опытные  как  в  сфере  судоговорения  и  обычаев  королевства,  так  и
в  сфере  счетов»214.  Хотя  наличие  образования  и  знаний  ставит  оба  ведомства
на  вершину  иерархии,  однако  эти  знания  имели  разный  характер.  При  восшес¬
твии  на  престол  Людовика  XI  и  переназначении  им  всех  служащих  Палаты
счетов  указом  от  7  сентября  1461  г.  перечень  их  качеств  оказался  максималь¬
но  широк  и  наиболее  авторитетен  за  весь  исследуемый  период:  учитывая  зна¬
чимость  их  службы,  это  должны  быть  «министры  и  чиновники,  ревнители
доблестей,  обладающие  знанием  и  опытом,  каждый  в  своем  деле»;  а  осно¬
ванием  для  сохранения  на  должностях  нынешних  чиновников  объявлялись
«добрые  нравы  и  почтенная  жизнь,  равно  как  и  великий  опыт  в  службах»215.
Таким  образом,  с  самого  начала  предъявляемые  к  служителям  Палаты  счетов
требования  морального  свойства  сохранились,  соединившись  с  профессио¬
 211 	«grans  sens,  loyauté,  preudommie,  experience  et  autres  commendables  vertus»;  «sens,  loyau¬
té  et  autres  louables  mérités»  (.Morchesne  O.  Formulaire.  P.  224.  N  8.8;  345.  N  14.17).
 212 	«loyaulx,  bien  morigenez  et  bien  secretez...  les  clercs  des  comptes  souloient  anciennement
demourer  avec  les  maistres  clercs  pource  que  par  eulx  ilz  feussent  mieulx  introduiz  en  l’office  et  bon¬
nes  meurs»  (Les  Chambres  des  comptes.  P.  12).
 213 	«personnes  notables  et  experts  en  science»  (ORF.  VII.  82).
 214 	«qui  sont  offices  de  grant  honneur  et  representation...  gens  notables,  de  bonnes  prudence  et
de  grant  science,  et  qui  sont  expers»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  96  (N  163)).
 215 	«ministres  et  offices  zelateurs  de  vertus,  ayant  congnoissance  et  experience,  chacun  en  son
égard...  tant  de  bonnes  moeurs  et  honnesteté  de  vie  comme  de  grant  experience  ès  offices»  (ORF.
XV.  11).
 288

нальными  качествами  -  образованием  и  специфическими  навыками  в  сфере
финансов216.
 Аналогичный  процесс  типизации  качеств  чиновников  Парламента  свиде¬
тельствует  о  возрастающем  статусе  правосудия.  В  одном  из  первых  ордона¬
нсов  о  работе  верховного  суда,  изданном  Филиппом  IV  Красивом  в  1302  г.,
качества  парламентариев  упоминаются  только  для  отдельных  звеньев  ведомс¬
тва,  для  тех,  кто  судил  дела  по  писаному  праву,  и  для  клерков-секретарей,  со¬
ставлявших  и  проверявших  набор  документов  по  материалам  проведенного
расследования.  Предусматривалось,  что  они  будут  «хорошо  образованны...,
особенно  в  уголовных  делах»217.  Таким  образом,  с  самого  начала  для  работы
в  Парламенте  предполагалось  наличие  образования  (грамотность  и  знание
законов  и  обычаев)218.  Спустя  полвека  достоинства  его  служителей  описы¬
вались  уже  в  возвышенном,  пафосном  стиле,  отражающем  статус  верховной
судебной  палаты.  В  изданном  Иоанном  II  Добрым  19  марта  1360  г.  ордонансе
они  квалифицировались  как  «великое  благо,  благоразумие,  знания,  верность
и  прилежание»,  т.е.  сочетали  в  себе  весь  набор  качеств  верного  слуги  короля,
а  также  образованного  и  пригодного  к  службе  чиновника219.  Регламент,  издан¬
ный  7  апреля  1361  г.  о  работе  Парламента,  начинается  с  превознесения  до¬
стоинств  его  служителей,  «преисполненных  знания  и  любовью  к  истине»220.
В  указе  Карла  Мудрого  от  28  апреля  1364  г.  их  достоинства  определялись  как
«давняя  и  доказанная  опытность  в  похвальном  творении  правосудия,  скром¬
ность,  добрые  нравы  и  зрелость»221.
 В  превосходных  степенях  перечисляются  достоинства  служителей  вер¬
ховного  суда  в  указе  1374  г.  Карла  Мудрого  о  совершеннолетии  короля  Фран¬
ции:  ввиду  важности  правосудия  для  процветания  королевства  это  долж¬
ны  быть  «благородные  и  почтенные  люди,  образованные,  благоразумные  и
мудрые»222.  Такое  же  сочетание  социальных  и  профессиональных  парамет¬
ров  в  качествах  служителей  Парламента  фигурирует  и  в  ордонансе  от  7  янва¬
ря  1401  г.:  «добрые  люди,  мудрые,  образованные,  опытные  и  почтенные»223.
Они  повторяются  и  в  указе  от  8  мая  1408  г.,  изданном  по  частному  случаю,
что  доказывает  их  стандартность:  «сведущие  в  науках,  похвальной  жизни,
наделенные  честью  и  добрыми  нравами...  порядочные  и  почтенные  люди,
образованные  и  опытные»224.  В  кабошьенском  ордонансе  достоинства  парла¬
 216 	Этот  достаточно  небольшой,  хотя  и  емкий  набор  качеств  служителей  Палаты  счетов
отразился  и  в  отборе  на  службу  здесь  из  узкого  круга  верхушки  торгово-финансовых  кругов
Парижа.  См.:  Favier  J.  Une  ville  entre  deux  vocations:  place  d’affaires  de  Paris  au  XVe  siècle  //  An¬
nales  E.S.C.  1973.  N  5.  P.  1268-1270.
 217 	«A  oir  la  langue  qui  se  gouverne  par  droit  escrit....  deux  clers  très  bien  lettré  et  un  lay  lettré,
surtout  en  faiz  de  sanc»  (ORF.  XII.  356  (N  27,  30)).
 218 	Вот  как  описывались  достоинства  Жерара  де  Монтегю,  назначенного  24  января  1332  г.
королевским  адвокатом  в  Парламенте:  «de  ydoneitate  et  litteratura  dilecti  nostri  magisti...  ас  vita,
moribus  et  honestate  ipsius  pleniare  informati»  (Delachenal  R.  Histoire  des  avocats...  P.  418.  N  19).
 219 	«le  grant  bien,  prudence,  science,  loyauté  et  diligence»  (ORF.  IV.  725-726).
 220 	«illi  qui  propter  scientie  daritatem  et  veritatem  amorem»  (ORF.  III.  482).
 221 	«quos  operum  Justitie  laudabilium  experimenta  diutuma  comprobarunt  et  discretionis  pree-
minentia  morumque  grata  maturitas  commendarunt»  (ORF.  IV.  418).
 222 	«hommes  nobles  et  notables,  lettrez,  prudens  et  sages»  (ORF.  VII.  521).
 223 	«bonnes  personnes  sages,  lettrées,  expertes  et  notables»  (ORF.  VIII.  416  (N  18)).
 224 	«Litterarum  sciencia,  vita  laudabili,  honestate  et  moribus  esse  dotatos...  de  probis  et  notabi-
libus  personis,  scientificis  et  expertis»  (ORF.  IX.  327).
 10.  C.K.  Цатурова
 289

ментариев  предстают  как  наиболее  возвышенные:  «почтенные  люди  доброго
благоразумия  и  великого  знания,  опытные  в  деле  правосудия»225.
 Восхваление  служителей  верховного  суда  нарастало  по  мере  ухудшения
политической  ситуации  и  обострения  борьбы  кланов,  когда  каждая  сторо¬
на  пыталась  заручиться  его  поддержкой.  Так,  указ  о  создании  параллельных
органов  власти  в  Туре  под  эгидой  королевы  Изабо  Баварской  и  герцога  Бур¬
гундского  от  16  февраля  1418  г.  описывал  качества  служителей  Парламента
следующим  образом:  «почтенные  и  возвышенные  люди,  великого  знания,  вер¬
ности,  благоразумия  и  опытности  в  правосудии,  взорами  обращенные  к  Богу,
возлюбившие  нашего  сеньора,  его  сеньорию  и  общее  благо  королевства»226.
Королевская  схизма  и  создание  на  долгие  18  лет  параллельных  Парламен¬
тов  в  Париже  и  в  Пуатье  сопровождались  превознесением  достоинств  слу¬
жителей  обеих  палат.  Когда  в  Париже  указом  короля  набирался  новый  состав
«очищенного»  пробургиньонского  Парламента,  достоинства  его  служителей
определялись  так:  «честные,  мудрые  и  опытные  в  деле  правосудия,  верные
нам,  нашей  короне  и  общему  интересу  нашего  королевства».
 При  этом  отдельные  службы  Парламента  характеризовались  следующим
образом:  достоинства  мэтров  Палаты  прошений  Дома  короля  как  «разум,  вер¬
ность,  старание,  честность,  состоятельность  и  истинная  опытность»;  судеб-
 977
 ные  приставы  -  «люди  почтенные,  честные,  состоятельные  и  пригодные»  .
Столь  же  высоко  оценивались  достоинства  тех,  кто  последовал  за  дофином
Карлом  и  составил  персонал  Парламента  в  Пуатье:  «разум,  состоятельность,
верность,  честность,  опытность  и  доброе  усердие»228.  Составляя  образец  ука¬
за  о  назначении  на  должность  советника  данного  ведомства,  Моршен  упо¬
минает  следующие  качества:  «усердие,  скромность,  образованность,  грамот¬
ность  и  честность»229.
 Тот  же  набор  качеств  чиновников  верховного  суда  присутствовал  и  в  ука¬
зах  Людовика  XI.  Так,  переназначение  всех  служителей  Парламента  при  вос¬
шествии  нового  короля  на  престол  сопровождалось  следующим  описанием
их  качеств:  «почтенные  люди,  образованные,  честные  и  очень  опытные,  вер¬
ные  нам»230.  Показательно,  что  аналогичный  перечень  достоинств  автомати¬
чески  распространялся  и  на  создававшиеся  с  середины  XV  в.  Парламенты  в
провинциях  королевства.  Например,  регламент  о  работе  Парламента  в  Тулузе
 225 	«notables  et  souffisantes  personnes»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  96  (N  163)).
 226 	«notables  et  solemnelles  personnes,  de  grant  science,  loyauté,  prudence  et  experience  de
Justice,  ayant  Dieu  devant  les  yeux,  amant  mondit  Segneur,  sa  Seignorie  et  le  bien  commun  de  son
Royaume»  (ORF.  X.  439).
 227 	«preudes  hommes,  saiges  et  expers  en  fait  de  Justice,  loyaulx  à  Nous,  à  Nostre  couronne  et
à  la  chose  publique»;  «sens,  loyautez,  diligens,  preudommies,  souffisance  et  vrayes  experiences»;
«de  personnes  notables,  peudes  hommes,  souffisans  et  ydoisnes»  (ORF.  X.  459,  461,  464).  Указы  от
 22 	июля  и  4  августа  1418  г.
 228 	«sens,  souffisances,  loyaultez,  preud’hommies,  experiences  et  bonnes  diligences»  (ORF.  X.
479).  Указ  от  21  сентября  1418  г.
 229 	«de  industria,  discrecione,  sciencia,  litteratura  et  probitate»  (Morchesne  O.  Formulaire.
P.  223  (N  8.6)).
 230 	«gens  notables,  clercs,  prudommes  et  bien  experimentez,  à  Nous  feables  et  loyaulx»  (ORF.
XV.  13).  Указ  от  8  сентября  1461  г.  На  Штатах  в  Туре  1484  г.  достоинства  служителей  Пар¬
ламента  также  описывались  в  превосходных  степенях:  «de  grans  personnages  et  notables  et
bien  qualliffiez,  de  aage,  suffisante  littérature,  prudence  et  bonne  conscience»  (Masselin  J.  Journal.
P.  687).
 290

определял  его  служителей  как  «людей  почтенных,  просвещенных  и  опытных
в  деле  правосудия,  честных  и  хорошей  репутации»,  а  членов  Парламента  в
Бордо  королевский  указ  восхвалял  за  «разум,  образованность,  состоятель¬
ность,  честность  и  доброе  усердие»231.
 Таким  образом,  статус  верховной  судебной  палаты  и  значение  исполняе¬
мых  ею  функций  сделали  набор  качеств  ее  служителей  наиболее  престижным
и  авторитетным.  В  нем  присутствуют  не  только  наивысшее  достоинство,  «муд¬
рость»,  но  и  у  единственных  из  чиновников  почетные  титулы  «почтенных  и
благородных  людей».  С  другой  стороны,  для  службы  в  Парламенте  обязатель¬
ным  условием  становится  образование  и  грамотность,  а  также  профессиональ¬
ный  опыт,  что  также  нашло  отражение  в  комплексе  качеств  парламентария232.
 Типизация  достоинств  чиновников  стала  отражением  бюрократичес¬
ких  форм  комплектования,  поскольку  право  судить  о  соответствии  канди¬
дата  службе  со  временем  перешло  в  ведение  самих  чиновников.  Эта  систе¬
ма  «работала»  снизу  доверху,  передавая  вышестоящим  чиновникам,  самому
ведомству  либо  смешанной  комиссии  из  разных  верховных  ведомств  право
решать  по  своему  усмотрению,  кто  наиболее  «пригоден  и  состоятелен»  для
той  или  иной  службы.  В  результате  прево  сам  отбирал  «подходящих  персон»
(personnes  convenables)  на  службу  королевских  сержантов,  а  самого  прево
выбирали,  исходя  из  собственного  представления  об  их  «состоятельности»
(bonnes  et  souffisans  personnes),  сначала  стоящие  над  ним  бальи  и  сенешали,
а  затем  члены  Палаты  счетов233.  Бальи  и  сенешали  сами  выносили  суждение
о  «честности,  пригодности  и  состоятельности»  своих  лейтенантов,  прево  Па¬
рижа  (в  ранге  бальи)  -  о  «состоятельности  и  годности  сержантов  с  жезлами
и  конных,  как  и  других  служителей  Шатле».  Самих  сенешалей  и  бальи  после
внедрения  процедур  конкурсного  отбора  выбирали  члены  Парламента  и  Ко¬
ролевского  совета  или  смешанные  комиссии  из  чиновников,  исходивших  из
выработанных  представлений  о  «пригодности,  выгодности  и  состоятельнос¬
ти»  кандидатов234.  Точно  так  же  генералы-мэтры  Монетной  палаты  сами  оце¬
нивали  «опытность  и  состоятельность»  служителей  монет  на  местах,  равно
как  и  служителей  самой  палаты,  отвечающих  за  разные  монеты,  «добрых  и
состоятельных  по  их  мнению»235.
 В  сфере  налогов  вначале  такими  полными  правами  отбирать  сборщиков,
контролеров  и  других  служащих  на  местах  имели  комиссии  ревизоров,  ко¬
 231 	«gens  notables,  esclairés  et  experimentéz  en  faict  de  Justice,  prud’hommes  et  bien  renom¬
més»;  «de  ses  sens,  littérature  et  suffisance,  prud’homie  et  bonne  diligence»  (ORF.  XVI.  457;  XVII.
29).  Указы  от  16  января  1466  и  3  ноября  1467  гг.
 232 	В  контексте  сделанного  анализа  представляется  неточным  и  поверхностным  утвержде¬
ние  Ф.  Отран  о  том,  что  в  выработке  набора  качеств  чиновников  реформы  «мармузетов»  стали
неким  водоразделом.  Якобы  до  1388  г.  чиновники  восхвалялись  за  их  верность  королю  (т.е.
личностный  принцип  был  превалирующим),  а  после  этого  они  же  гордились  профессионализ¬
мом.  На  деле,  оба  принципа  сочетались,  в  той  или  иной  пропорции:  до  1388  г.  профессиона¬
лизм  чиновников  также  присутствовал,  а  после  этой  даты  «верность  королю»  никуда  не  исче¬
зает.  См.:  AutrandFr.  Offices  et  officiers...  R  335.
 233 	ORF.  II.  26;  V.  21  (N  11);  X.  161.  Указы  от  25  февраля  1328,  20  июля  1367  и  26  августа
 1413 	гг.
 234 	ORF.  V.  195;  X.  492;  XIV.  304-305  (N  83,  87).
 235 	Указы  от  13  января  1375,  10  мая  1376,  15  июля  1384,  15  апреля  1390  и  10  мая  1392  гг.
(ORF.  VI.  89,  193;  VII.  87,  339,  462-463).
 10*
 291

торые  сами  решали  (à  leur  avis),  кто  более  пригоден  для  этих  служб,  а  после
создания  Налоговой  палаты  ее  генералы-советники.  Как  сказано  было  в  инс¬
трукции  о  сборе  податей  от  11  марта  1389  г.,  генералы-советники  «должны
лучше,  чем  кто-либо  другой,  знать  тех,  кто  будет  выгоден»  (prouffitables)  в
сборе  налогов  на  местах.  В  регламенте  о  чиновниках  налоговых  служб  на
местах  прямо  предписывается  генералам-советникам  ставить  тех,  кого  они
сами  найдут  «добрыми  и  состоятельными,  мудрыми  и  честными».  А  после
создания  налогового  суда  -  сами  президенты  и  генералы-советники,  исходя
из  своих  представлений  о  профессиональной  пригодности,  комплектовали
его  состав236.  Палата  счетов,  руководствуясь  собственными  представления¬
ми  о  пригодности,  выбирала  экзаменаторов  Шатле  и  сборщиков  ординарных
налогов;  точно  так  же  происходил  в  ней  отбор  «наиболее  состоятельных  и
пригодных»  (les  plus  suffisans  que  Vous  pourrez  et  sçaurez  trouver)  мэтров  вод
и  лесов237.  Парламент  выбирал,  исходя  из  собственных  критериев  оценки  до¬
стоинств  кандидатов,  судейских  служителей  Шатле,  а  также  тех  секретарей
Канцелярии,  которые  будут  работать  в  верховном  суде238.
 Наконец,  практиковалась  и  коллегиальная  процедура  отбора  чиновни¬
ков,  когда  в  выборах  участвовали  представители  нескольких  ведомств.  При¬
нятые  подобной  коллегией  «выборщиков»  решения  в  еще  большей  степени
свидетельствовали  о  типизации  критериев  отбора,  которыми  могли  руковод¬
ствоваться  люди  из  разных  ведомств.  Так,  членов  верховного  суда  отбирала
сначала  коллегия  в  составе  канцлера,  служащих  Парламента  и  членов  Коро¬
левского  совета,  и  к  этой  процедуре  периодически  пытались  вернуться  как  к
наиболее  авторитетной,  например  в  кабошьенском  ордонансе239.  Прево  пе¬
риодически  выбирала  коллегия  из  членов  Палаты  счетов,  Королевского  сове¬
та,  Парламента  и  Казначейства;  элю  выбирали  члены  Палаты  счетов,  Коро¬
левского  совета  и  генералы-советники  Налоговой  палаты240.
 Это  коллегиальное  мнение  фигурирует  в  ряде  указов  о  даровании  служб,
сделанном  на  основе  благоприятного  доклада  служителей  различных  ве¬
домств  о  кандидате.  Например,  Бертран  Акар  получил  8  февраля  1405  г.
должность  клерка  Монетной  палаты  «благодаря  благоприятному  докладу
и  свидетельству...  многих  достойных  доверия  людей,  наших  служителей  и
других  о  его  состоятельности,  верности,  разуме  и  добром  усердии».  А  Гийом
Форе  стал  23  декабря  1419  г.  генерал  ом-мэтром  монет  по  докладу  канцлера,
членов  Большого  совета  и  Палаты  счетов  о  его  «разуме,  верности,  опытно¬
сти,  состоятельности  и  честности»241.
 В  наиболее  законченном  виде  типизация  качеств  служителей  короны  во¬
площалась  в  саморекрутировании  Парламента,  который,  как  уже  говорились,
 236 	Указы  от  6  апреля  1375,  26  января  1383,  11  марта  1389, 	4 	января 	1393 	и 	26 	февраля
 1414 	гг.  (ORF.  VI.  515-517;  705-706;  VII.  247  (N  8),  791;  X.  198).
 237 	Ордонансы  от  февраля  1320,  22  августа  1375,  7  января  1408  и  кабошьенский  ордонанс
 25 	мая  1413  г.  (ORF.  I.  740;  VI.  142;  IX,  283  (N  4);  Ordonnance  cabochienne.  P.  12  (N  15)).
 238 	Указы  от  28  января  1373  и  16  июля  1378  гг.  (ORF.  V,  579;  VI.  332).
 239 	Она  была  утверждена  ордонансом  от  8  апреля  1342  г.  (ORF.  II.  175  (N  7);  Ordonnance
cabochienne.  P.  88  (N  153)).
 240 	Указы  от  9  февраля  1388  и  7  января  1408  г.  (ORF.  VII.  176  (N  9);  IX.  287  (N  25)).
 241 	«pour  le  bon  rapport  et  tesmoignaige  qui  Nous  a  este  faict  par  plusieurs  personnes  dignes
 de  foy...  de  la  souffisance,  loyauté,  sens  et  bonne  diligence»  (ORF.  IX. 	52); 	«sens,  loyauté,  experte,
 souffisance  et  preudommie»  (ORF.  X.  29).
 292

руководствовался  собственными,  выработанными  внутри  ведомства,  крите¬
риями  отбора.  В  королевских  указах,  где  Парламенту  предписывается  вы¬
бирать  «наиболее  состоятельных  и  подходящих»,  данные  критерии  огра¬
ничиваются  этими  несколько  абстрактными  определениями,  а  судить  о
состоятельности  и  пригодности  кандидатов  должны  сами  парламентарии.
Показательно  в  этом  контексте,  что,  когда  при  Людовике  XI  систематически
возникали  конфликты  Парламента  с  государем,  верховный  суд,  отклоняя  оче¬
редного  протеже  короля,  подчеркивал,  что  тот  «не  кажется  состоятельным  и
опытным  исполнять  эту  должность»,  а  парламентарии  уже  давно  привыкли,
что  их  мнение  было  определяющим242.
 О  типизации  достоинств  королевских  должностных  лиц  в  не  меньшей  сте¬
пени  свидетельствует  появление  аналогичных  критериев  отбора  на  службу  от¬
купщиков,  т.е.  тех,  кто,  по  сути,  покупал  должность,  внося  залог  -  сумму  денег,
которая  ожидалась  казной  от  исполнения  данной  службы.  Первой  королевс¬
кой  службой,  которую  затронул  этот  процесс,  была  должность  королевского
прево.  Если  в  правление  Людовика  IX  Святого  она  по-прежнему  отдавалась
на  откуп  (à  ferme)  тому,  кто  больше  заплатит243,  то  в  правление  его  внука,  Фи¬
липпа  IV  Красивого,  появилось  кардинальное  новшество,  способствовавшее
профессионализации  данной  важной  службы.  Фундаментальный  ордонанс
от  23  марта  1302  г.  установил  новую  процедуру  замещения  должности  коро¬
левского  прево:  ее  могли  получать  лишь  «люди  верные  и  пригодные,  хорошей
репутации,  платежеспособные,  не  клирики  и  не  ростовщики,  не  бесчестные  и
не  замеченные  в  притеснениях  подданных»244.  Таким  образом,  наряду  с  мате¬
риальной  состоятельностью  откупщик  должен  был  обладать,  по  сути,  тем  же
набором  качеств,  что  и  другие  королевские  служители  на  ординарных  долж¬
ностях,  где  вассальная  верность  сочеталась  с  профессиональной  пригоднос¬
тью.  Ордонанс  Филиппа  V  Длинного,  специально  посвященный  служителям
короля  на  местах,  содержит  аналогичное  предписание  в  иной  интерпретации:
службы  прево  отныне  передавать  «людям  мудрым,  подходящим,  знающим,
не  дворянам,  хорошей  репутации,  кто  способен  законно  отправлять  и  обере¬
гать  правосудие»245.  Как  следует  из  этой  формулировки,  профессиональная
пригодность  кандидата  на  должность  прево  ориентируется  на  самую  глав¬
ную  функцию  власти  -  судебную.  Об  этом  свидетельствует  не  только  прямое
разъяснение  о  судебных  полномочиях  прево,  но  и  требование  «мудрости  и
знаний»,  т.е.  образования,  которое  необходимо  было  только  для  отправления
суда.  Знаменательно  буквальное  повторение  этих  требований  к  кандидату  на
указанную  должность  в  ордонансе,  изданном  вслед  собранию  Штатов  в  ба-
льяже  Оверни  в  апреле  1355  г.  В  этом  ордонансе  среди  прочих  положений,
удовлетворяющих  требования  депутатов  трех  сословий,  содержится  и  обеща¬
 242 	См.,  например,  письмо  от  11  ноября  1481  г.:  «et  aussi  qu’il  n’apparest  point  ledit  maistre
Françoys  estre  expert  et  souffisant  pour  exercer  ledit  office»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  93-95).
 243 	Это  обстоятельство  стало  едва  ли  не  главным  препятствием  на  пути  канонизации  коро¬
ля.  См.:  Gravier  H.  Essai  sur  les  prévôts...  P.  547.
 244 	«personis,  que  fideles  et  idoneo  reputeretur  et  bone  fame,  et  quod  sint  bene  solvendo,  non
clerici,  non  usurarii,  non  infames,  пес  suspecti  circà  oppressiones  subjectorum»  (ORF.  I.  360  (N  19);
II.  456  (N  19)).
 243  Ордонанс  марта  1312  (1320)  г.:  «as  personnes  saiges,  convenables,  bien  cognoissans,  non
nobles  et  bien  renommées,  qui  bien  sachent  faire  et  garder  justice»  (ORF.  XII.  449  (N  5)).
 293

ние  короля  Иоанна  II  Доброго  давать  отныне  службу  прево  на  откуп  только
«людям  мудрым  и  достойным  доверия,  кто  способен  отправлять  правосудие
и  умиротворить  распри  и  споры»246.
 Эти  профессиональные  критерии  сохранились  при  смене  формы  держа¬
ния  должности.  Так,  ордонансом  от  2  февраля  1363  г.  корона  возвращалась
к  откупу  должности  прево,  которая  до  этого  передавалась  «на  хранение»
(en  garde).  Сохранились,  однако,  в  неприкосновенном  виде  условия  передачи
должности  «людям  подходящим  и  состоятельным  для  нее»247.  Таким  образом,
накануне  внедрения  процедуры  выборов  служба  прево  передавалась  на  осно¬
вании  критериев  профессиональной  пригодности  и  моральных  достоинств.
 Такое  новшество  в  системе  откупов  не  ограничивалось  службой  прево,  но
получило  распространение  на  целый  ряд  королевских  служб  на  местах,  зна¬
чимость  которых  для  верховной  власти  выходила  за  узкие  рамки  финансо¬
вых  интересов  казны.  В  том  же  краеугольном  ордонансе  от  23  марта  1302  г.,
которым  устанавливались  критерии  отбора  прево,  вводился  принцип  пере¬
дачи  и  других  должностей  и  королевских  сборов  «на  откуп»  (à  ferme)  толь¬
ко  «людям  пригодным,  почтенным  и  доброго  имени»248.  Эти  службы  и  дохо¬
ды  в  той  или  иной  форме  были  связаны  с  королевскими  печатями  и  выдачей
королевских  грамот  (sceaux  et  escriptures)249.  Вслед  за  ордонансом  1302  г.
они  подробно  расписывались  в  серии  указов  1318-1319  гг.  о  домениальных
службах.  Здесь  были  установлены  следующие  критерии  отбора  откупщиков:
службы  «печати  и  письма»  отныне  должны  «продаваться  с  торгов  людям  доб¬
рым  и  подходящим»;  точно  на  таких  же  условиях  отныне  продавались  служ¬
бы  «растопителей  воска»  (chauffecires)  для  печатей  ярмарок  Шампани,  равно
как  и  служба  смотрителей  королевских  тюрем  (geôles)  -  «людям  добрым  и
подходящим...,  кто  предоставит  убедительный  залог  хорошего  обращения  с
заключенными»250.  Наконец,  ордонанс  от  22  июня  1349  г.  установил  общую
норму  для  замещения  служб  печати  и  письма:  они  выставлялись  на  торги
(au  enchere),  но  давались  не  тому,  кто  больше  заплатит  (au  plus  offrant),  а  лишь
«подходящим,  состоятельным  и  доброй  репутации»  соискателям251.  А  когда
отбор  служителей  на  эти  должности  был  передан  в  компетенцию  Палаты  сче¬
тов  как  главной  хранительницы  домена,  ей  предписывалось  выбирать  «доб¬
рых  людей  пригодных  и  состоятельных».  Точно  так  же  предписывалось  да¬
вать  на  откуп  службы  писцов-секретарей  в  элексьонах  (податных  округах)
людям  «добрым,  состоятельным  и  опытным»252.  Когда  Карл  VII  указом  от
 246 	«personnes  sages  et  dignes  de  foy,  qui  sachent  faire  Justice,  et  apointer  les  Parties  et  les  cau¬
ses  en  Jugement  et  dehors»  (ORF.  III.  681  (N  8)).
 247 	«à  personnes  convenables  et  suffisanz  à  ce»  (ORF.  III.  609).
 248 	«sufficientibus...  personis  legalibus,  ac  etiam  bonae  famae»  (ORF.  II.  461).
 249 	Службы  печати  представляли  особый  интерес  для  короны,  поскольку  за  каждую  грамо¬
ту  с  королевской  печатью  взималась  определенная  плата  в  королевскую  казну.
 250 	Норма  дословно  повторена  в  ордонансе  от  10  июля  1320  г.  (ORF.  I.  660  (N  30-32),
716).
 251 	«convenables,  souffisant  et  de  bonne  renommé»  (ORF.  II.  303).
 252 	Это  широкое  распространение  процедуры  выборов  было  одной  из  главных  идей  ре¬
форматорского  кабошьенского  ордонанса:  «par  esleccion  de  bonnes  personnes  ydoines  et  souffi¬
sans»;  «bonnes  personnes  souffisans  et  expers  à  ce»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  65  (N  125);  108
(N  182)).
 294

июля  1433  г.  реорганизовал  нотариальные  службы  короны,  создав  в  каждой
шателлении  по  одному  нотариусу  (tabellion),  он  также  распорядился  отдавать
ее  на  откуп  (à  ferme)  сроком  на  один  год  лишь  «человеку  пригодному,  опыт¬
ному  и  состоятельному»253.
 Ордонанс  от  27  мая  1320  г.  устанавливал  принцип  конкурсного  отбора
тех,  кому  отныне  должны  продавать  службы  «жезла,  столоначалия  и  правосу¬
дия»  (la  verge,  le  siege  et  la  justice):  это  не  должны  были  быть  «люди  дурной
репутации,  замешанные  в  постыдных  делах  или  несостоятельные  управлять
этим  откупом»254.  На  откуп  выставлялись  изначально  и  службы  монетчиков
«белой  и  черной  монеты»  на  местах,  однако  постепенно  и  для  их  получения
необходимо  было  соответствовать  определенным  критериям.  Ордонанс  от  28
июня  1337  г.  «для  блага  и  пользы  короля  и  народа»  предписал  продавать  их
«людям  состоятельным  и  верным»255.  На  продажу  выставлялись  и  службы
прокуроров  (т.е.  поверенных  в  судебных  делах),  но  со  временем  эта  важная
для  судопроизводства  служба  могла  быть  продана  только  тому,  кто  ей  соот¬
ветствовал  по  своим  знаниям  и  опыту.  Так,  например,  случилось  со  службой
прокуроров  парижского  Шатле:  ее  мог  получить  любой  человек,  «кто  захо¬
чет»,  но  только  если  он  «пригоден  и  состоятелен»  (ydoine  et  souffisant)  для
ее  исполнения,  а  об  этом  должны  были  вынести  свое  компетентное  суждение
«три-четыре  почтенных  адвоката»  Шатле,  т.е.  профессионалы  в  сфере  судо¬
производства256.  Наконец,  те  же  адвокаты  Шатле  высказывали  мнение  о  «при¬
годности  и  состоятельности»  нового  адвоката,  получающего  должность257.
 В  результате,  процесс  выработки  качеств,  необходимых  для  служите¬
ля  короны  Франции,  затронул  службы  всех  уровней,  в  столице  и  на  местах,
в  финансах  и  правосудии,  оплачиваемые  из  казны  или  выставляемые  на
откуп.
 Этот  процесс  типизации  достоинств  чиновников  нашел  отражение  и  в  по¬
литических  представлениях,  что  красноречиво  свидетельствует  о  его  укоре¬
ненности  в  культуре  эпохи.  Досконально  исследовать  столь  обширное  поле
свидетельств  не  представляется  возможным,  поэтому  ограничусь  лишь  выяв¬
лением  общих  тенденций.
 Первое,  что  сразу  же  бросается  в  глаза  при  знакомстве  с  политическими
произведениями,  это  пристальное  общественное  внимание  к  набору  качеств,
которым  должен  был  обладать  тот,  кто  получает  должность  в  королевской  ад¬
министрации.  Можно  констатировать,  что  это  сделалось  главным  предметом
общественного  внимания  к  складывающимся  институтам  королевской  вла¬
сти.  Не  их  компетенция,  не  дисциплинарные  нормы,  не  статус  чиновников,
а  именно  их  способности,  достоинства  и  доблести  находились  в  эпицентре
 253 	«ydoine,  expert  et  souffisant»  (ORF.  XIII.  188).
 b4  «personne  de  mal  renommée,  de  reproche  d’aucun  villain  cas,  ne  meins  souffisant  de  gouver¬
ner  le  marchié»  (ORF.  I.  713  (N  1)).
 255 	«à  bonnes  gens  souffisans  et  loyauls»  (ORF.  VI.  iij).
 256 	Такую  норму  зафиксировал  указ  от  19  ноября  1393  г.  (ORF.  VII.  584-585).
 257 	Хотя  такая  норма  не  упоминалась  в  указах,  но  вытекала  из  процедур  конкурсного  от¬
бора  и  реально  применялась  на  практике.  Так,  мэтр  Гийом  Канобль  был  принят  адвокатом  в
1399  г.  на  основании  доклада  о  его  пригодности  («bon  licencié,  bon  clerc,  bien  né  et  digne  pour
Testât  d’avocat»)  трех  адвокатов  -  Мартена  Дубля,  Гийома  Габигуа  и  Жана  Дедюи  (Fagniez  G.
Fragement  d’un  répertoire...  R  5.  N  9).
 295

общественной  полемики.  Еще  одно  свойство  этой  полемики  заслуживает
внимания:  практически  все  качества  чиновников,  которые  фигурируют  в  ко¬
ролевском  законодательстве,  были  хорошо  известны  вне  коридоров  власти,
притом  даже  тем  авторам,  кто  не  принадлежал  к  среде  служителей  короны
Франции.
 Уже  в  «Прославлении  Парижа»  Жана  де  Жандена  начала  XIV  в.  особое
восхваление  автора  адресуется  членам  Парламента  за  их  безупречные  по¬
знания  в  области  права  и  кутюм,  позволяющие  им  со  всей  мудростью  и  со¬
страданием  судить  дела  и  выносить  окончательные  приговоры  «на  радость
невинным»258.  В  «Продолжениях  хроники  Гийома  из  Нанжи»  за  тот  же  пе¬
риод  сообщается  о  достоинствах  двух  канцлеров  Франции:  в  1314  г.  король
Людовик  X  Сварливый  сменил  канцлера,  назначив  Этьена  де  Марни,  чье
главное  достоинство  описано  автором  как  «опытность  в  гражданском  праве»;
умерший  в  1328  г.  канцлер  Жан  де  Шершемон  восхваляется  за  опытность  в
мирских  делах,  за  скромный  образ  жизни  и  за  образцовое  отправление  право¬
судия259.
 Политический  кризис  середины  XIV  в.  поставил  в  центр  общественной
критики  королевских  чиновников:  их  достоинства  и  недостатки  стали  пред¬
метом  обсуждения  на  собрании  Штатов  в  октябре  1356  г.  и  основанием  для
одномоментного  смещения  22  самых  высокопоставленных  лиц.  Депутаты
устами  Робера  Ле  Кока  настаивали  на  призвании  в  Королевский  совет  «людей
мудрых,  скромных,  могущественных,  богобоязненных,  честных  и  верных,
презревших  жадность,  как  учит  Священное  Писание».  Вознамерившись  же
учредить  комиссию  из  36  депутатов  от  трех  сословий  для  регулярного  уча¬
стия  в  Королевском  совете,  Робер  Ле  Кок  так  описал  качества  тех,  кого  дофин
Карл  должен  выбрать:  «люди  почтенные,  могущественные,  мудрые,  честные
и  верные».  Обсуждая  комплектование  верховных  ведомств  короны,  депутаты
рекомендовали  королю  в  Палату  прошений  Дома  выбирать  людей  «большого
авторитета,  знания  и  верности»,  а  во  все  остальные  ведомства  -  «честных
и  верных,  мудрых  и  хороших  советников»260.  Подавление  парижского  вос¬
стания  и  отмена  принятых  на  Штатах  решений  сопровождались  указом,  вос¬
становившим  на  должностях  смещенных  чиновников,  где  они  объявлялись
«добрыми  и  верными  королю  и  королевству,  состоятельными  и  достойными
иметь  и  занимать  должности  и  чины...  доброй  славы  и  репутации»261.
 Со  второй  половины  XIV  в.  качества  королевских  служителей  уже  не  схо¬
дят  со  страниц  начавшегося  «девятого  вала»  трактатов  и  наставлений  госу¬
 258 	Jandun  J.  de.  Tractatus  de  laudibus  Parisius.  P.  48.
 259 	«injure  civili  expertum»  (Nangis  G.  de.  Chronique.  T.  I.  P.  415);  «vir  utique  in  saecularibus
negotiis  hujus  mundi  peritissimus,  in  Curiis  regis  et  Papae  praestantissimus  utpote  apud  omnes  po-
tens  opere  et  sermone,  sed  in  victu  delicatissimus  et  in  exteriori  gestu,  secundum  quod  apparere  po-
terat  supertissius  fere  judicio  omnium  judicatus»  (Ibid.  T.  2.  P.  104).
 260 	«gens  saiges,  discretz,  poissans,  Dieu  cremans,  véritables  et  loyaulx,  hyans  avarice,  si  com¬
me  la  saincte  Escripture  l’enseigne»;  «de  personnes  notables,  puissans,  saiges,  preudeshommes  et
loyaulx»;  «de  grant  auctorité,  science  et  loyauté»;  «preudeshommes  et  loyaulx,  saiges  et  bons  con¬
seilliers»  (Journal  de  1356.  P.  432,  441,  451).
 261 	«bons  et  loiaux  envers  nous  et  royaume  de  France,  souffisans  et  dignes  d’avoir  et  tenir  les
offices  et  Estaz...  de  bonne  et  entiere  fame  et  renommée».  Незаконность  их  смещения  подчер¬
кивалась  тем,  что  они  были  «bons  et  loyaux,  preudes  hommes  et  sages  et  expers  à  besoignes  du
Royaume»  (ORF.  II.  346-348).
 296

дарю262.  В  «Сновидении  старого  паломника»  Филипп  де  Мезьер  обращает
внимание,  наряду  с  другими  качествами,  на  репутацию  человека,  претендую¬
щего  на  королевскую  службу.  Для  служителей  Дома  она  особенно  важна  вви¬
ду  близости  этих  лиц  к  персоне  монарха,  и  потому  они  должны  быть  «поч¬
тенными,  доблестными  и  проверенными...  почтенной  жизни  и  истинным
зерцалом  (vray  miroir)  для  остальных  служителей»263.  В  трактате  «Сновиде¬
ние  садовника»  достоинствам  чиновников  уделено  не  слишком  много  места,
тем  не  менее,  их  перечень  в  двух  местах  вполне  адекватен  сложившемуся  к
тому  времени  набору.  В  прологе  и  в  конце  1-й  части  автор  советует  королю
назначать  в  курии  и  в  чины  «судей  и  чиновников  мудрых,  благоразумных  и
скромных»,  а  также  «образованных»264.
 Авторы,  не  связанные  с  властью,  делали  упор  больше  на  нравственном
облике.  Так,  Жерсон,  перечисляя  качества  идеального  советника,  не  упоми¬
нает  профессиональных  достоинств  или  знаний,  но  любовь  к  Богу  и  склон¬
ность  не  совершать  зло,  а  также  заботу  о  чести  и  репутации  государя,  как  и
общем  благе,  наконец,  сострадание  к  людям265.
 Кристина  Пизанская,  напротив,  педалирует  профессиональную  пригод¬
ность  человека  к  службе,  что  свидетельствует  о  ее  близости  к  чиновным  кру¬
гам.  Так,  в  апологии  Карла  Мудрого  она  приписывает  успешность  его  правле¬
ния  правильному  отбору  советников:  «старейших  и  самых  опытных  и  самых
разумных».  В  описании  решения  короля  дать  должность  казначея  Нима  че¬
ловеку  «мудрому,  здравому,  но  не  богатому»,  в  противовес  протеже  герцога
Анжуйского,  она  показывает  амбивалентность  понятия  «состоятельности»,
которое  означает  и  пригодность  к  службе,  и  материальный  достаток.  Тот  же
набор  качеств  наилучшего  советника  содержится  в  ее  «Книге  о  политическом
теле»:  «добрые,  мудрые,  честные  и  верные  советники,  самые  опытные,  ибо
они  больше  других  пригодны  и  выгодны».  Более  того,  она  четко  подразделя¬
ет  пригодность  чиновников  по  характеру  их  знаний:  «для  отправления  пра¬
восудия....  не  воины  и  рыцари,  а  легисты  и  посвященные  в  это  знание  (clers
en  ycelles  sciences),  и  наоборот,  так  чтобы  государство  управлялось  людьми,
соответствующими  чину».  В  этом  контексте  и  возраст  человека  она,  в  духе
Аристотеля,  трактует  как  категорию  опытности  (grant  experience),  необходи¬
мой  для  разумного  управления.  В  соответствии  с  профессиональными  знани¬
ями  она  делит  чиновников  на  четыре  категории  (estas):  для  армии,  дома,  суда
и  финансов.  Не  менее  важна  в  ее  глазах  и  репутация  человека,  особенно  для
судейских  должностей,  от  которых  зависит  жизнь  людей266.
 262 	Р.  Казель  обратил  внимание  на  роль  в  этом  процессе  событий  Столетней  войны,  когда
для  сохранения  государства  нужна  была  образцовая  администрация,  от  которой  теперь  требо¬
вали  компетентности  и  честности,  верности  и  справедливости.  См.:  Cazelles  R.  Société  politi¬
que,  noblesse  et  couronne...  P.  123-124.
 263 	Автор  советует  королю  не  слишком  доверяться  публичной  репутации  человека  и,  преж¬
де  чем  его  назначать,  самому  удостовериться  в  его  достоинствах.  См.:  Mézières  Ph.  de.  Songe.
T.  2.  P.  217,  225-226,  328-329.
 264 	«en  voz  cours  et  offices  vous  metiés  juges  et  officiers  sages,  prudens  et  discrés...  qui  sont  lit-
teraiés»  (Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  9  (N  31);  410  (N  9)).
 263  Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  526  (N  342).
 266 	«les  plus  anciens,  expers  et  de  meilleurs  jugement»;  «bons  saiges  preudoms  et  loyaulx...  ex-
pers,  car  qu’ilz  soient  plus  ydoines  et  propices»;  «la  chose  publique  bien  gouvemee  doivent  certains
hommes  estre  ordonnez  en  tous  estas,  chascun  selon  ce  de  quoy  il  se  doit  mesler».  Cm.:  Pisan  Ch.
 297

Такой  осведомленный  в  политических  вопросах  и  точный  в  деталях  хро¬
нист,  как  монах  из  Сен-Дени,  при  описании  современных  ему  бурных  собы¬
тий  в  коридорах  власти  использует  уже  знакомый  нам  набор  характеристик
королевских  должностных  лиц.  Так,  описывая  восстание  майотенов  в  Пари¬
же  в  1382  г.,  он  дает  такую  характеристику  канцлеру  Франции  Милю  де  Дор-
ману:  «человек  выдающийся  не  только  красноречием,  но  равно  знанием  и
верностью»  (sciencia  et  fide).  Чистка  королевской  администрации  «мармузе-
тами»  описана  им  как  отстранение  запятнанных  подозрениями  в  неверности
и  корыстолюбии;  продвижение  на  место  главы  Парламента  Одара  де  Мулена
автор  обосновывает  его  познаниями  в  обоих  правах  и  выдающимся  красно¬
речием  (vir  in  utroque  jure  peritus  et  eloquentia  clarus).  Позднее,  при  пересказе
претензий  на  Штатах  1413  г.  в  адрес  чиновников  он  особо  выделяет  такую:
прежде  в  Палате  прошений  Дома  должности  давались  людям  мудрым,  опыт¬
ным  и  прославленным  за  их  знания  и  красноречие.  Те  же  профессиональные
знания  и  красноречие  как  главные  показатели  пригодности  к  королевской
службе,  особенно  в  судебной  сфере,  автор  хроники  отмечает  и  при  описании
назначения  после  подавления  восстания  кабошьенов  Жана  Жувеналя  канцле¬
ром  герцога  Гиени:  «человек  весьма  уважаемый  за  его  знания,  красноречие  и
достойное  происхождение»;  а  Анри  де  Марля,  ставшего  канцлером  Франции,
называет  «человеком  выдающегося  знания,  кто  с  блеском  исполнил  несколь¬
ко  миссий  за  пределами  королевства  и  достойно  возглавлял  Парламент»267.
Таким  образом,  и  у  этого  автора  профессиональная  пригодность  и  знания  яв¬
лялись  обязательными  качествами  образцовых  чиновников.
 То  же  представление  о  наборе  необходимых  требований  (профессиональ¬
ных  знаниях,  пригодности  к  службе  и  репутации)  демонстрирует  автор  «Со¬
вета  Изабо  Баварской».  Он  в  духе  Кристины  Пизанской  советует  назначать
на  должности  только  людей  знающих,  зрелых,  честных,  мудрых,  опытных  и
хорошей  репутации268.  В  анонимном  трактате  периода  королевской  схизмы,
когда  роль  служителей  короны  и  в  Париже,  и  в  окружении  Карла  VII  сдела¬
лась  решающей,  комплект  их  достоинств  остался  неизменным:  добрые  и  вер¬
ные,  честные,  мудрые  и  здравые,  образованные,  не  жадные  и  не  завистливые,
не  клеветники,  не  хвастуны  и  не  сплетники269.
 В  трудах  выходца  из  семьи  чиновников  Жана  Жувеналя  суждения  о  качес¬
твах  и  достоинствах  королевских  служителей  опирались  на  профессиональ¬
ную  осведомленность,  а  советы  на  точное  знание  реального  положения  дел.  Не
случайно,  поэтому,  он  на  первое  место  среди  добродетелей  чиновников  ставил
мудрость  и  моральные  качества.  Вторая  главная  добродетель  чиновника  -  спра¬
ведливость,  заставляющая  его  говорить  правду  даже  неприятную  королю270.
 de.  Charles  V.  T.  1.  P.  113;  T.  2.  P.  59-60;  Eadem.  Le  livre  du  corps  de  policie.  P.  33-34;  Eadem.  Le
livre  de  la  paix.  P.  68,  74;  95-102.
 267 	Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  I.  P.  47-49,  571;  T.  4.  P.  761;  T.  5.  P.  143.
 268 	В  различных  вариантах  этот  перечень  проходит  рефреном  по  всему  тексту  трактата:
«des  meilleurs  aagés,  clers,  preudommes,  saiges  et  expers  et  bien  renommés»  (Advis.  P.  135,  138,
150).
 269 	Такой  набор  качеств  содержится  в  трактате  «Спор  и  опровержение»  (Débat  et  appoin-
tement.  P.  78).
 270 	Умение  говорить  правду  государю  вопреки  возможным  неприятным  последствиям  для
говорящего  считалось  главной  добродетелью  хорошего  советчика  и  превратилось  в  топос  по¬
литической  мысли  позднего  Средневековья.  См.:  Rigaudière  A.  Le  bon  prince...  P.  380.
 298

Наконец,  столь  же  важен  в  его  глазах  опыт,  приобретенный  долгой  работой  и
даже  превосходящий  по  ценности  знания.  Поэтому  должности  следует  раз¬
давать  зрелым,  мудрым  и  опытным.  Что  касается  репутации,  то  ее  значение
Жувеналь  признает  особенно  важной  для  судейских  должностей.  При  этом
конкретные  знания  и  ученые  степени  в  обоих  правах  уже  далеко  не  достаточ¬
ны,  чтобы  считаться  пригодным  и  состоятельным271.
 Карла  VII  во  многих  произведениях  восхваляли  за  уровень  чиновни¬
ков.  Так,  Анри  Бод  утверждал,  что  их  корпус  состоял  из  «самых  почтенных
и  опытных  людей,  какие  только  были  в  королевстве,  и  он  сам  выслушивал
доклады  об  их  состоятельности»  (souffisance).  То  же  самое  пишет  и  Тома
Базен,  особенно  о  служителях  Парламента,  «людях  пригодных,  достойных
по  части  веры,  юридических  познаний  и  безупречных  нравов».  Ему  вторит
и  прокурор  Парламента  Марциал  из  Оверни:  в  верховном  суде  при  Карле
VII  находились  «люди  доблестные,  мудрые,  образованные,  прославленные
знаниями»272.
 Наконец,  в  трактате  Робера  де  Бальзака  конца  XV  в.  все  выработанные
к  тому  времени  достоинства  королевских  служителей  как  бы  суммируются.
Для  членов  Королевского  совета  это  должны  быть  справедливость,  как  у  Жу¬
веналя,  готовность  говорить  правду,  а  не  нравиться  королю;  для  членов  Уз¬
кого  совета  -  умение  хранить  тайну,  мудрость,  верность;  для  служителей  су¬
дебного  и  военного  ведомств  -  опыт,  который  приобретается  только  с  годами,
ибо  «люди  не  рождаются  доблестными  воинами  или  мудрыми  клириками,  но
становятся  ими  долгими  трудами,  большим  усердием  и  практикой»;  для  ба¬
льи  -  добропорядочность  и  почтенный  возраст,  честность  и  совестливость;
для  судей  Парламента  нужны  «самые  почтенные  в  королевстве  люди,  вели¬
кие  знатоки,  честные,  ибо  это  высшая  инстанция  (les  damiers  jucges)  и  важ¬
нейшая,  от  коей  зависит  жизнь  короля»273.
 Сравнение  описаний  качеств  королевских  чиновников  в  политических
трактатах  и  в  законодательстве  с  особой  наглядностью  демонстрирует  общий
культурно-политический  контекст,  в  котором  формируется  администрация
короны  Франции.  Именно  эти  единые  представления  об  идеальном  чиновни¬
ке,  опирающиеся  на  античную  и  христианскую  традиции,  на  историческую
память  и  осмысление  реальности,  нашли  отражение  в  том  наборе  добродете¬
лей  и  достоинств,  на  основании  которых  отбирались  и  назначались  королев¬
ские  должностные  лица  в  исследуемый  период.
 Обобщая  выработанный  набор  достоинств  чиновников,  можно  выделить
следующие  параметры.  Наиболее  часто  встречающимися  качествами  яв¬
лялись  «пригодность  и  состоятельность»  (idoineté  et  souffisance)274,  что,  по
 271 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  461-468;  517-519.
 272 	Baude  H.  Eloge.  P.  133—134;  Basin  Th.  Histoire  de  Charles  VII.  T.  2.  P.  299;  Idem.  Histoire
de  Louis  XI.  T.  3.  P.  371;  «En  y  mettant  gens  vertieux  entiers,  saiges,  lettrez,  renommez  en  science»
(Martial  de  Paris  dit  d'Auvergne.  Les  vigiles  de  Charles  VII...  T.  2.  P.  177).
 273 	Balsac  R.  Traité.  P.  215,  218,  220,  222,  227-228  (N  4,  17,  34,  45,  66-67).
 274 	Это  обстоятельство  свидетельствует  в  пользу  профессионализации  королевской  адми¬
нистрации.  Для  сравнения,  при  назначениях  в  администрацию  герцога  Бурбонского  первое
место  по  числу  упоминаний  занимает  амбивалентное  слово  «sens»  (92,  22%),  в  то  время  как
слова  «suffisance»  и  «ydoineté»  лишь  шестое  и  двенадцатое  место  (22,79%  и  2,56%  соответст¬
венно).  См.:  Mattéoni  О.  Servir  le  prince.  P.  260-265.
 299

сути,  означало  профессиональное  соответствие  данной  службе,  т.е.  компе¬
тентность.  Оно  могло  подразумевать  грамотность  для  служб  письма,  опыт¬
ность  (разную  по  природе)  для  судебных  и  финансовых  служб,  материальную
состоятельность  для  налоговых  служб  и  откупных  должностей.  Обратим  внима¬
ние  на  сохранение  в  наборе  требований,  предъявляемых  к  чиновникам,  «вернос¬
ти»  (loyauté),  апеллирующей  к  контракту  с  королем  и  к  клятве  при  вступлении
в  должность275.  Наконец,  знаменательно  появление  «репутации»,  «доброго  име¬
ни»,  отсылающих  к  общественному  мнению,  а  еще  лучше  к  исторической  памя¬
ти,  ибо  доброе  имя  могло  быть  результатом  личных  заслуг  человека,  но  также  и
его  предков,  что  только  усиливало  безупречность  репутации276.
 Какие  же  процессы  отражала  типизация  качеств  служителя  короны  Фран¬
ции,  помимо  упорядочения  процедуры  конкурсного  отбора?  Прежде  всего,
она  ограничивала  личностный  принцип  комплектования,  и  наряду  с  личной
«угодностью»  королю  от  человека  требовалась  профессиональная  пригодность
к  службе,  что  повышало  профессиональность  королевской  администрации.
А  поскольку  судить  о  ней  могли  только  профессионалы,  то  проверка  на  со¬
стоятельность  была  выражением  автономизации  бюрократического  поля  вла¬
сти  от  персоны  монарха.  Отбор  на  основании  определенных  критериев  спо¬
собствовал  укреплению  горизонтальных  связей  и  консолидации  этой  группы,
поскольку  наделял  ее  общими  достоинствами,  что  являлось  фундаментом  для
оформления  королевских  служителей  в  отдельную  социальную  страту  и  ос¬
новой  их  самоидентификации.  Так  во  Франции  возникает  система,  именуе¬
мая  в  сегодняшней  политологии  «меритократией»  (от  слова  mérite  -  «досто¬
инство»),  сходная  по  своей  природе  с  аналогичной  системой  в  средневековом
Китае277.
 Однако  добродетели  королевских  чиновников  выходили  за  рамки  тради¬
ционной  средневековой  системы  ценностей,  на  вершине  которой  стоял  этос
дворян.  В  своей  новаторской  работе  о  социальной  памяти  М.  Хальбвакс  при¬
писывает  специфику  достоинств  чиновников  их  стремлению  завуалировать
осуществляемую  службу  под  дворянские  заслуги,  поскольку  полезность  дея¬
тельности  магистратов  первоначально  была  непонятна  обществу.  Лишь  их
личные  доблести,  в  глазах  общества,  могли  способствовать  не  только  приня¬
тию  их  авторитета  и  привилегий,  но  и  реальному  подчинению  подданных  этим
магистратам278.
 275 	Показательно,  что  сделанное  наблюдение  о  сохранении  верности  королю  на  всем  про¬
тяжении  исследуемого  периода  находит  подтверждение  и  в  исследовании  О.  Маттеони:  соглас¬
но  его  подсчетам,  верность  занимала  третье  место  по  числу  упоминаний  в  указах  о  даровании
должностей  (всего  89,  11%)  в  администрации  герцога.  См.:  Ibid.  Р.  262.
 276 	О  фундаментальном  значении  репутации  в  идентификации  человека  позднего  Средне¬
вековья  см.:  Gauvard  Cl.  La  fama,  une  parole  fondatrice  II  Médévales.  1993.  N  24.  P.  5-13.
 277 	О  меритократии,  сближающей  Французское  королевство  с  Китаем,  см.:  Головин  Л.Л.
Предисловие  //  Ришелье  А.-Ж.  дю  Плесси,  кардинал-герцог  де.  Политическое  завещание,  или
Принципы  управления  государством.  М.,  2008.  С.  32-33.  О  принципах  отбора  на  государствен¬
ную  службу  в  Китае  см.:  Малявин  В.В.  Империя  ученых.  М.,  2007.  С.  93-95.  Об  этом  же  писал
и  Бурдьё,  видя  универсальность  в  стремлении  поставить  на  вершину  иерархии  «тот  специфи¬
ческий  капитал,  владение  которым  обеспечивает  позицию».  См.:  Бурдьё  П.  О  символической
власти  //  Бурдьё  П.  Социология  социального  пространства.  С.  93.
 278 	Хальбвакс  М.  Социальные  рамки  памяти  /  Пер.  с  фр.  и  вступ.  ст.  С.Н.  Зенкина.  М.,  2007.
С.  267.  Не  случайно  позднее  Шарль  Луазо  увязывал  право  на  занятие  должностей  с  доблестя¬
 300

Действительно,  вначале  такая  тенденция  уподобления  чиновных  досто¬
инств  дворянским  имела  место279.  Однако  по  мере  развития  бюрократической
сферы  доблести  и  заслуги  чиновников  все  более  отличаются  от  дворянских.
Этот  аспект  М.  Хальбвакс  упускает  из  виду,  считая  все  достоинства  чинов¬
ников  иносказательными,  поскольку  на  раннем  этапе  невозможно  было  объ¬
яснить  обществу,  что  собственно  они  делают  и  зачем  они  нужны.  Автор  не
увидел  специфичности  качеств  чиновников,  а  между  тем  перечисляемые  при
назначении  на  должность  достоинства  кандидата,  как  и  предписания  в  ко¬
ролевском  законодательстве,  показывают  появление  новых  по  своей  приро¬
де  доблестей  -  образования,  специфического  опыта,  разумности  и  мудрости,
что  вместе  означало  компетентность  и  пригодность  для  исполнения  службы.
 Но,  возможно,  главная  специфика  заключалась  не  просто  в  особом  наборе
качеств  и  достоинств,  а  в  источнике  их  легитимации.  И  вот  тут  мне  видится
едва  ли  не  главный  водораздел  между  дворянским  и  чиновным  статусами.
Специфичность  социального  слоя  профессиональных  служителей  короны
Франции  заключалась  в  том,  что  сами  их  достоинства  и  заслуги  определялись
целями  формирующегося  государства,  в  отличие  от  дворянских  ценностей  -
храбрости,  чести,  следовании  этическому  рыцарскому  кодексу.  Дворянские
достоинства  являлись  индивидуальными,  личными  качествами  человека,  в  то
время  как  чиновные  являлись  по  своей  природе  групповыми  и  корпоратив¬
ными.  Только  сама  группа  чиновников  «обнаруживала»  у  соискателя  должно¬
сти  требуемые  качества:  разумность,  пригодность,  состоятельность  и  т.д.  Это
кардинальное  различие  сказалось  и  на  специфике  исторической  памяти  чи¬
новников:  в  отличие  от  воспоминаний  об  индивидуальных  подвигах  и  заслу¬
гах  дворянина,  его  семьи  или  рода,  историческая  память  служителей  короны
напрямую  увязывала  их  с  государством,  на  благо  которого  были  направлены
их  служение  и  добродетели.
 В  этом  контексте  особого  внимания  заслуживает  такой  критерий  отбо¬
ра  чиновников,  как  репутация.  По  своей  природе  она  больше  всего  родни¬
ла  их  с  дворянами,  чей  статус  опирался  на  заслуги  предков,  передаваемые
по  наследству280.  В  качестве  критерия  отбора  чиновников  репутация  появ¬
ляется  практически  в  самом  начале  зарождения  новой  администрации,  при¬
чем  именно  в  трудах  легистов281.  Однако  в  этот  начальный  период  репутация
подразумевала  следование  моральным  нормам  и  самым  общим  правилам  по¬
ведения:  не  грабить,  не  убивать,  не  воровать,  не  совершать  насилий  и  чле-
новредительств,  исполнять  должностные  обязанности  и  т.п.  В  таком  аспекте
репутация  человека  опиралась  в  широком  смысле  на  общественное  мнение.
Весьма  красноречива  в  этом  контексте  процедура  назначения  комиссаров  для
сбора  материалов  по  расследованию  судебных  дел.  Поскольку  отъезд  сене¬
 ми  кандидата:  «l’unique  moyen  loüable  de  parvenir  aux  offices,  est  la  vertu».  Cm.:  Loyseau  Ch.
Cinq  livre  du  droit  des  offices.  P.  10.  Livre  I.  Ch.  2.
 279 	На  эту  тенденцию  обратила  внимание  Ф.  Отран.  Так,  по  ее  наблюдениям,  в  грамотах
аноблирования  «служба»  чиновника  подается  как  сходная  со  службой  дворян.  См.:  AutrandFr.
L’image  de  la  noblesse  en  France...  P.  347.
 280 	Хальбвакс  М.  Указ.  соч.  C.  266-269.  Однако  К.  Говар  настаивает  на  том,  что  «язык  че¬
сти»  использовался  всеми  социальными  группами.  См.:  Gauvard  Cl.  Le  rituel...  P.  278.
 281 	В  «Книге  о  правосудии  и  судопроизводстве»  середины  XIII  в.  1-й  раздел  3-й  части  по¬
священ  объяснению,  что  такое  дурная  репутация.  См.:  Li  livres  de  Jostice  et  de  plet.  P.  104.  По
мнению  Д.  Куртманш,  репутация  на  первых  порах  призвана  была  заменить  древность  рода,
возвышающую  дворян.  См.:  Courtemanche  D.  Oeuvrer  pour  la  postérité.  P.  209.
 301

шалей  и  бальи  на  длительное  время  представлялся  более  нецелесообразным,
то  для  судебных  расследований,  по  королевскому  указу  от  15  февраля  1345  г.,
надлежало  назначать  специальных  комиссаров  -  «добрых  и  состоятельных,
с  согласия  сторон».  Последнее  подразумевало,  среди  прочего,  одобрение  на¬
значенных  людей  с  точки  зрения  их  репутации,  не  только  профессиональной.
Аналогичное  согласие  сторон  этот  указ  отныне  предусматривал  и  для  тех,  кто
проводит  допрос  свидетелей282.
 Однако  со  временем  репутация  чиновника  из  категории  общественного
мнения  трансформируется  в  мнение  профессиональной  среды283.  Корпора¬
тивная  историческая  память  чиновников  становится  механизмом  комплекто¬
вания  кадров  королевской  администрации.  Впоследствии  появляется  автори¬
тет  «крови»,  т.е.  репутация  предков  на  службе  короне,  что,  пусть  и  на  иных
основаниях,  роднит  формирующуюся  социальную  группу  чиновников  с  дво¬
рянским  сословием.
 Если  репутация  являлась  достоинством,  сближающим  чиновников  с  бла¬
городным  сословием,  то  противоположной  категорией  представляется  обра¬
зование,  которое  определяло  специфику  чиновников  как  социальной  груп¬
пы284.  Разумеется,  не  для  всех  должностей  в  королевской  администрации
требовалось  высокое  образование,  но  для  всех  в  итоге  необходимо  было  об¬
ладать  определенным  минимумом  -  уметь  читать  и  писать285.  Чем  выше  была
должность,  тем  выше  был  образовательный  ценз  для  ее  получения.  На  вер¬
шине  этой  иерархии  стоял  Парламент,  все  служители  которого  были  обязаны
иметь  ученую  степень  лиценциата  или  магистра,  в  одном  -  гражданском  или
каноническом,  а  лучше  -  в  обоих  правах286.
 Обязательность  образования  для  получения  королевских  должностей
имела  два  важных  последствия.  Прежде  всего,  происходит  повышение  соци¬
ального  статуса  образованных  людей  мирского  звания  благодаря  их  востребо¬
ванности  на  государственной  службе.  Само  образование,  особенно  универси¬
тетское,  превращается  в  достоинство,  открывающее  дорогу  к  благородному
статусу.  Хотя  до  появления  аноблирующих  должностей,  чье  получение  ав¬
томатически  делало  человека  благородным,  чиновники  даже  верховных  ве¬
домств  не  являлись,  строго  говоря,  «благородными  людьми»,  но  они  получа¬
ли  титул  «почтенных  лиц»  (notables  hommes,  honnorables  hommes),  который
уже  содержал  в  себе  зародыш  будущего  «благородства».  И  оно  основыва¬
лось  изначально  именно  на  университетском  дипломе287.  На  этот  счет  весьма
 282 	Эти  меры  в  указе  обосновывались  стремлением  сократить  расходы  тяжущихся  сторон,
так  чтобы  иск  не  разорял  человека,  и  правосудие  было  «по  карману»  (au  mains  de  fraiz  et  de
couz)  людям  малого  достатка  (de  petit  estât)  (ORF.  II.  241  (N  11-12)).
 283 	См.  о  репутации  чиновника  и  его  предков  для  продвижения  в  Парламенте:  Цатурова
С.К.  Офицеры  власти.  С.  227.
 284 	На  этом  противопоставлении  двух  систем  ценностей  настаивает  и  А.  Паравичини  Баль-
яни.  См.:  Paravicini  Bagliani  A.  Les  intellectuels  et  le  pouvoir...  P.  30.
 285 	О.  Маттеони  подчеркивает,  что  «знания  (scientia  /  sciences)»,  требуемые  от  кандидатов
на  службу,  лежали  в  практической  плоскости  и  были  синонимом  опытного  знания,  практиче¬
ских  навыков.  См.:  Mattéoni  О.  Servir  le  prince.  P.  264.
 286 	Об  образовании  как  обязательном  критерии  отбора  служителей  Парламента  см.:  Цату¬
рова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  226.
 287 	П.Ю.  Уваров  обращает  внимание  на  конфликт  двух  концепций  в  историографии  о  при¬
роде  университетов,  статусной  и  прагматической,  и  на  основании  анализа  университетских
дарений  склоняется  в  пользу  статусной  концепции.  См.:  Уваров  П.Ю.  Франция  XVI  века.
 302

красноречиво  пояснение  Одара  Моршена  к  формуляру  письма  о  назначении
советника  в  Палату  прошений  Дворца:  на  должность  мэтра  прошений  можно
назначить  только  «почтенного  человека,  лиценциата  гражданского  права»288.
 В  то  же  время,  поскольку  путь  к  должностям  открывали  университеты,
главным  образом  в  Париже  и  в  Орлеане,  формирование  чиновничества  во
Франции  ознаменовалось  изменением  самого  их  статуса.  Во  второй  полови¬
не  XIV  в.  появляется  новая  титулатура  Парижского  университета:  «прием¬
ная  дочь  короля».  Что  же  она  означала?  Ее  истоки,  как  и  множества  дру¬
гих  важнейших  обычаев  и  законов  королевства,  возводились  к  правителю  par
excellance  Средневековья,  к  Карлу  Великому.  Так,  Жан  Жерсон  напоминал,
что  именно  этот  император  перенес  в  Париж  науки  (в  согласии  с  теорией
translatio  studii-  из  Греции  через  Рим  в  Париж),  а  последующие  короли  Фран¬
ции  якобы  так  любили  и  лелеяли  университет,  что  назвали  «дочерью  короля
посредством  гражданского  удочерения»289.
 Постепенно  изменяется  и  природа  знания:  будучи  в  Средние  века  одно¬
временно  властью  и  инструментом  власти,  оно  в  связи  с  построением  госу¬
дарства  переориентировалось  на  его  нужды  и  в  итоге  стало  частью  государ¬
ственных  стратегий290.
 Этот  процесс  отражен  в  упомянутой  титулатуре  Парижского  университе¬
та  -  «приемная  дочь  короля  Франции».  Члены  университетской  корпорации
в  Париже  никогда  не  забывали  о  ней,  используя  неизменно  в  своих  речах  и
писаниях291.  Отметим,  однако,  ускользнувшее  от  исследователей  обстоятель¬
ство:  Парижский  университет  не  был  единственным,  кто  так  именовался,  не¬
смотря  на  всю  его  уникальность  и  авторитет  в  христианском  мире.  Как  мини¬
мум,  точно  так  же  именовался  и  университет  в  Орлеане:  в  указе  от  23  марта
1375  г.,  делающим  бальи  и  прево  Орлеана  «хранителями  и  судьями  студен¬
тов»  университета,  который  получает  те  же  привилегии,  что  и  его  парижский
 С.  293-298.  Однако  в  данном  аспекте  противопоставление  выглядит  надуманным:  диплом  от¬
крывал  доступ  к  должности,  а  та  давала  высокий  статус.
 288 	«Nota  que  on  n’a  point  acoustumé  de  retenir  aucun  en  office  de  maistre  des  requestes  sinon
qu’il  soit  homme  notable,  licencié  en  lois»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  223.  N  8.6.a).  В  самом  же
письме  кандидат  имярек  квалифицируется  следующими  достоинствами:  industria,  discrecione,
sciencia,  litteratura  et  probitate.
 289 	«Puis  Charles  Magne  le  grand,  feus  plantee  a  grans  labeurs  en  France  en  la  cité  de  Paris  et
tant  amee  et  chier  tenue  que  très  nobles  roys  de  France  ont  voulu  que  je  soie  nommee  fille  du  Roys
par  civile  adoption»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  329,  600).
 290 	Роль  университетского  диплома  и  образования  детально  исследованы  в  трудах  П.  Бур-
дьё.  Считая  комплектование  на  основе  знаний  частью  «дефеодализации»  государства,  генезис
которого  «нераздельно  связан  с  культурным  преображением»,  он  предостерегал  от  упрощен¬
ной  (в  духе  Вебера),  трактовки  диплома  как  инструмента  рационализации  форм  управления,
видя  в  нем  и  символическое  усилие  государства,  санкционирующего  новую  элиту  (Бурдьё  П.
От  «королевского  дома»  к  государственному  интересу.  С.  276-277;  Bourdieu  Р  Noblesse  d’État.
P.  535-549).  О  десакрализации  знания  и  превращении  «властных  интеллектуалов»  (XII—
XIII  вв.)  в  «интеллектуалов  при  власти»  (XIV-XV  вв.)  см.:  Paravicini  Bagliani  A.  Les  intellec¬
tuels  et  le  pouvoir...  P.  40-41.
 291 	См.  анализ  бытования  этой  титулатуры:  Уваров  П.Ю.  Лучшие  люди  христианства...
Она  далеко  не  случайно  появляется  именно  в  правление  Карла  V  Мудрого,  когда  были  осуще¬
ствлены  важнейшие  нововведения  в  сфере  королевской  администрации.  См.  об  этом:  Gorochov
N.  Charles  V  et  les  collèges  parisiens.  L’affirmation  d’une  politique  universitaire  royale  (1365-1380)
//  Paris  et  ses  campagnes  sous  l’Ancien  Régime.  Mélanges  offertes  à  Jean  Jacquart.  P.,  1994.  P.  187—
194.
 303

аналог,  этот  университет  также  именуется  «дражайшей  и  любимой  дочерью»
короля»292.
 Это  «гражданское  удочерение»  короной  Франции  с  середины  XIV  в.  уни¬
верситетов  представляется  мне  явлением,  напрямую  связанным  с  построени¬
ем  государства  и  формированием  профессионального  корпуса  чиновников,
получающих  необходимые  для  работы  знания  именно  в  них293.  Можно  ут¬
верждать,  что  университеты  постепенно  превращаются  в  «кузницу  кадров»
королевской  администрации  и  потому  приобретают  новый  статус  в  полити¬
ческом  обществе294.  О  заинтересованности  верховной  власти  в  соответству¬
ющих  знаниях  прямо  говорится  в  одном  из  королевских  указов.  Когда  Карл  V
Мудрый  в  июле  1364  г.  подтверждал  привилегии,  дарованные  Филиппом  VI
Валуа  университету  в  Анжере,  в  его  указе  звучало  такое  обоснование  изуче¬
ния  здесь  права:  «в  знаниях  гражданского  и  канонического  права,  необходи¬
мых  и  полезных  для  законности  и  разумного  управления»295.  Как  следствие,
типизация  качеств  и  достоинств  чиновников  явилась  основой  для  консолида¬
ции  группы  и  защиты  ее  прав  на  занимаемые  должности  с  последующей  их
передачей  по  наследству,  уступке  или  за  деньги.
 292 	«très  chiere  et  amée  Fille»  (ORF.  VI.  99-100).
 293 	В  середине  XIV  в.  в  трактате,  перечисляющем  суверенные  права  короля,  университеты
увязываются  с  королевской  властью:  «Item  les  universités  des  estudes  sont  de  fondacion  et  crea-
cion  royal  et  sont  en  la  saulve  garde  du  Roy,  tant  en  corps  comme  en  suppos  et  en  appartient  au  Roy
et  ses  officiers  la  congnoissance»  (цит  no:  Perrot  E.  Les  cas  royaux.  P.  328).
 294 	На  этой  роли  университетов  настаивал  и  Р.  Мунье  (.Mousnier  R.  L’Université  dans  la  so¬
ciété  //  Melanges  en  hommage  Jean  Imbert.  P.,  1989.  P.  441^445).  Об  этом  же  писал  и  Ж.  Ле  Гофф:
Ле  Гофф  Ж.  Интллектуалы  в  средние  века.  С.  87-88;  Он  же.  Университеты  и  государственная
власть  в  Средние  века  и  в  эпоху  Возрождения  //  Ле  Гофф  Ж.  Другие  Средние  века.  С.  120-134.
См.  также:  Gorochov  N.  Entre  la  cour  et  l’école:  les  étudiants  au  service  de  l’État  en  France  à  la  fin
du  Moyen  Âge  (XIX^-XV5  siècle)  //  Les  serviteurs  de  l’État  au  Moyen  Âge.  P.  249-256;  о  коллежах
как  «школе  управления»  см.:  AutrandFr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  425-428.
 295 	«ès  sciences  des  Droiz  Civilz  et  Canons,  nécessaires  et  profitables  pour  le  gouvernement  de
droiture  et  de  raison»  (ORF.  IV.  474-478).

Глава  6
 ФОРМИРОВАНИЕ  ПРАВ  ЧИНОВНИКОВ
НА  ЗАНИМАЕМЫЕ  ДОЛЖНОСТИ
 Новые  принципы  королевской  администрации  с  середине  XIII  в.  характе¬
ризовались  четким  стремлением  короны  не  допустить  прежней  инфео-
дации  должностей,  превращения  их  в  наследуемую  собственность1.  Так  по¬
явился  принцип  временности  исполнения  чиновником  функций,  что  придало
королевским  должностям  новый  статус,  взятый,  как  и  многое  другое  в  строя¬
щемся  государстве,  из  церковной  организации:  клерикализация  должностей
выражалась  в  форме  их  держания  и  передачи,  исключавшей  в  принципе  воз¬
можность  наследования.
 Как  же  получилось,  что  эти  первоначально  четкие  стремления  верхов¬
ной  власти  затем  оказались  забыты,  и  должности  в  королевской  администра¬
ции  превратились  в  пожизненные,  наследуемые,  уступаемые  и  продаваемые?
Причем  последнее  в  скрытой  форме  существовало  задолго  до  введения  «по-
летты»,  т.е.  легальной  продажи  короной  должностей2.  Явилось  ли  это  следст¬
вием  естественной  логики  формирования  средневековых  элит  или  имело
свою  специфическую  подоплеку?  И  какие  последствия  для  формирующегося
государства  имел  этот  процесс?  Вот  круг  вопросов,  без  ответа  на  которые
невозможно  понять  особенности  складывающегося  аппарата  королевской
власти  во  Франции  XIII-XV  вв.
 УТВЕРЖДЕНИЕ  ПРИНЦИПА
НЕСМЕНЯЕМОСТИ  ЧИНОВНИКОВ
 Принцип  несменяемости  королевских  чинов  (inamovibilité  des  offices
royaux)  формально  был  утвержден  указом  Людовика  XI  от  21  октября  1467  г.
Указ  разрешал  королю  назначать  на  должность  только  в  одном  случае,  если
она  вакантна;  а  легальными  основаниями  для  вакансии  признавались  толь¬
ко  смерть  чиновника,  добровольная  и  своевременная  уступка  им  при  жизни
 1 	О  феодальных  корнях  стабильности  должностей  см.:  Autrand  Fr.  Offices  et  offi¬
ciers...  P.  330;  Pagès  C.  La  vénalité  des  offices  dans  l’ancienne  France  //  RH.  1932.  T.  169,  N  3.
P.  478.  К  «феодальным  истокам»  Ж.  Кюблер  добавляет  и  естественную  логику,  и  природ¬
ное  свойство  любого  человека  гарантировать  себе  стабильное  положение  (Kubier  J.  Op.  cit.
P.  13-16).
 2 	Именно  с  этого  периода  начал  свое  ставшее  классическим  исследование  продажи  долж¬
ностей  во  Франции  Р.  Мунье.  См.:  Mousnier  R.  La  vénalité  des  offices.  P.  3-19.
 305

должности  другому  лицу  или  судебной  процедурой  доказанное  преступле¬
ние,  не  совместимое  с  занятием  королевской  службы3.
 Однако  этот  указ,  как  и  большая  часть  королевского  законодательства,
не  вводил  никакого  новшества;  он  даже  не  был  первым  законодательным  за¬
креплением  установившейся  практики4.  Лишь  последующая  апелляция  чи¬
новников  к  этому  указу  превратила  его  в  окончательную  легитимацию  прав
на  занимаемые  должности.  При  всей  условности  квалификации  королевских
указов,  не  стоит  преуменьшать  в  целом  значение  именно  данного  акта:  пусть
и  не  впервые,  но  он  суммировал,  подтвердил  и  узаконил  сложившиеся  прави¬
ла  и  процедуры,  фактически  превратившие  королевских  чиновников  во  вла¬
дельцев  должностей5.
 Путь  к  принципу  несменяемости  чиновников  отличался  сложностью,  не¬
линейностью  и  постепенностью6.  Едва  ли  не  главным  фактором  стало  огра¬
ничение  к  середине  XIV  в.  количества  ординарных  должностей,  вызванное
общественным  недовольством  растущим  аппаратом  власти  и  скудными  фи¬
нансовыми  возможностями  казны  его  оплачивать  в  условиях  Столетней  вой¬
ны.  Именно  последнее,  как  и  нежелание  нищающего  общества  содержать  не¬
померно  разросшийся  аппарат  королевской  власти,  спровоцировали  первый
указ,  который  явился  началом  пути  к  несменяемости  чиновников.  Издан  он
был  первым  королем  новой  династии  Валуа  Филиппом  VI  9  июля  1341  г.  как
подтверждение  не  найденного  в  архивах  указа  от  17  марта  1337  г.:  в  целях
облегчения  нагрузки  на  казну  король  обещал  отныне  давать  «должности  или
бенефиции,  только  если  они  вакантны  на  деле»  (de  fait)7.
 Мощным  стимулом  укрепления  прав  чиновников  на  занимаемые  долж¬
ности  стал  политический  кризис  1356-1358  гг.,  впервые  наметивший  угрозу
превращения  королевских  служителей  в  «козлов  отпущения»  за  прегрешения
и  ошибки  власти.  Собранные  после  тяжелого  и  унизительного  поражения  в
битве  при  Пуатье  Штаты  Лангедойля  в  октябре  1356  г.  стали  ареной  борьбы
за  контроль  над  действиями  короля  Франции8.  В  обмен  на  вотирование  ост¬
ро  необходимого  для  выкупа  короля  из  плена  налога  дофину  Карлу  был  вы¬
ставлен  ультиматум  сместить  22  высших  чина  королевской  администрации9.
 3 	«désormais  nous  ne  donnerons  aucun  de  noz  offices,  s’il  n’est  vaquant  par  mort  ou  par  resi¬
gnation  faicte  de  bon  gré  et  consentement  du  resignant,  dont  il  apperre  duement,  ou  par  forfaicture
préalablement  jugée  et  declarée  judiciairement  et  selon  les  termes  de  justice»  (ORF.  XVII.  25-27).
 4 	Kubier  J.  Op.  cit.  P.  159-170.  Указ  был  издан  в  знак  благодарности  чиновникам  за  лояль¬
ность,  проявленную  во  время  «Лиги  общего  блага»  1464-1465  г.
 5 	В  этом  контексте  следует  учитывать  реальное  расхождение  между  теорией  (все  долж¬
ности  король  может  отобрать  ad  nutum)  и  практикой.  См.:  Guillot  О.,  Rigadière  A.,  Sassier  Y
Pouvoir  et  institutions...  T.  2.  P.  279-280.
 6 	Тот  же  Кюблер  подчеркивает  решающее  влияние  политических  обстоятельств  на  по¬
явление  несменяемости  чинов,  которая  логически  не  вытекала  из  сути  службы.  Медленная  и
сложная  эволюция  этого  принципа  затрудняет  его  изучение  (Kubier  J.  Op.  cit.  P.  36-37).
 7 	Такому  недопустимому  увеличению  расходов  казны  отныне  призваны  были  препятство¬
вать  сами  королевские  чиновники,  особенно  служители  Парламента,  проверяя  наличие  вакан¬
сий  и,  тем  самым,  контролируя  действия  короля  в  сфере  комплектования  (ORF.  И.  166).
 8 	О  значении  этого  собрания  см.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...
С.  182-188.
 9 	Канцлер,  первый  президент  Парламента,  президенты  Следственной  палаты  и  Палаты
прошений  Дворца,  несколько  советников  трех  палат  и  королевский  адвокат,  члены  Королев¬
ского  совета,  казначеи,  члены  Палаты  счетов,  Монетной  палаты  и  нотариусы  Канцелярии.
Список  см.:  ORF.  III.  346.
 306

Основанием  для  этого  объявлялась  катастрофическая  ситуация,  в  которой
они  огульно  обвинялись.  Удар  был  рассчитан  весьма  умело:  обвинения  были
направлены  против  самой  верховной  власти,  которой  предлагалось  заплатить
высокую  цену  за  свои  просчеты  и  ошибки,  принеся  в  жертву  общественному
возмущению  своих  самых  доверенных  и  близких  к  персоне  монарха  служите¬
лей.  Важно  при  этом,  что  отстранение  22  чиновников  осуществлялось  одно¬
моментно  и  без  предоставления  им  права  быть  выслушанными  и  оправдать¬
ся,  поскольку  «их  дурное  правление  настолько  очевидно  трем  штатам  и  всему
королевству,  что  нет  смысла  выслушивать  их  объяснения  и  извинения».  Они
лишались  королевских  служб  «навсегда»  (рефе1:гие1етеп1;)  и  не  могли  больше
никаким  способом  добиться  восстановления  на  должностях10.
 Реакция  самих  чиновников  на  такой  демарш  Штатов  в  полной  мере  вы¬
разилась  в  «Обвинительном  заключении  против  Робера  Ле  Кока»,  одного  из
идеологов  восстания  и  королевского  чиновника,  чье  поведение  усугублялось
в  глазах  коллег  предательством  корпоративных  интересов11.  Стержнем  обви¬
нения  Робера  Ле  Кока  являлся  запрет  отстраненным  чиновникам  возможно¬
сти  оправдаться;  именно  он  становится  главным  признаком  незаконности  та¬
кой  процедуры  в  глазах  чиновников.  Более  того,  она  провоцирует  ошибочное
распределение  ответственности  между  королем  и  его  служителями.  В  тексте
«Обвинительного  заключения»  выдвинутые  претензии  к  чиновникам  тракту¬
ются  как  скрытые  обвинения  против  самого  короля,  так  что  недвусмысленно
заявляется  о  нежелании  чиновников  превращаться  в  «козлов  отпущения»,  бу¬
дучи  смещеными  навсегда  с  должностей  за  ошибочные  действия  монарха12.
 Тема  распределения  ответственности  между  королем  и  его  служителями
в  «Обвинительном  заключении»  стала  важным  вкладом  в  политическую  тео¬
рию  французской  монархии.  Широкомасштабное  общественное  движение  за
реформы  в  сфере  управления,  посягнувшее  на  статус  и  права  высших  чинов,
способствовало  в  итоге  укреплению  этих  прав  и  статуса,  поскольку  повлекло
принятие  указа,  запрещавшего  отныне  огульные  и  политически  мотивиро¬
ванные  смещения  служителей  короны  Франции.
 Этим  фундаментальным  актом,  заложившим  прочные  основы  несменя¬
емости  чиновников,  явился  указ  от  28  мая  1359  г.13  Он  не  только  восстано¬
вил  на  должностях  смещенных  чиновников  и  не  только  отклонил  все  обви¬
нения,  возвратив  им  «добрую  репутацию»,  но  и  ввел  правовые  гарантии  от
 10 	«et  sont  les  fais  du  mauvais  gouvernement  si  notoires  à  tous  les  III  estas  et  à  tout  le  royaume,
et  ailleurs,  qu’il  n’en  convient  jà  recevoir  alegacions  ne  excusacions...  par  nulle  voye  du  monde  ex¬
cuser  ne  se  pevent»  (Journal  de  1356.  P.  447,  450-451).
 11 	Текст  и  контекст  этого  уникального  документа  см.:  Цатурова  С.К.  Скандал  в  коридорах
власти.  С.  221-269.
 12 	«оговаривая  правление  короля,  который  был  не  ребенок,  но  в  полном  разуме,  благора¬
зумии  и  понимании,  он  (Робер  Ле  Кок)  косвенным  путем  чернил  персону  и  намерения  коро¬
ля...  И  обнаружил  этими  словами,  что  говорит  против  короля,  ибо  если  он  (король)  так  дурно
правил  и  имел  таких  советников,  то  мог  сам  это  знать  и  видеть.  Следовательно,  по  причине
своего  плохого  правления  он  должен  быть  отстранен,  так  же  как  и  его  советники  изгнаны  из
Совета...  Никто  не  должен  нести  ответственность  за  совет,  который  он  дает,  если  только  тот
не  откровенно  мошеннический,  ибо  тот,  кто  его  просит,  не  обязан  ему  следовать,  если  он  ему
не  нравится»  (Там  же.  С.  240,  245,  252.  N  35,  56).
 13 	ORF.  III.  345-348.  Правовой  анализ  этого  указа  и  вводимых  им  новшеств  в  статусе
службы  см.:  Rigaudière  A.  Penser  et  construire...  P.  471^496.
 307

повторения  в  будущем  подобных  акций.  Указ  осудил  действия  Штатов  за  их
форму:  «без  всякого  следования  праву  и  обычаю...  их  не  вызвав  (в  суд)  и  не
выслушав»14.
 И  вот  здесь  мы  сталкиваемся  с  еще  одним,  возможно,  решающим  двигате¬
лем  процесса  утверждения  прав  чиновников  на  занимаемые  места  -  с  интере¬
сами  их  самих,  взявших  из  арсенала  канонического  права  способ  гарантиро¬
вать  свой  статус15.  С  одной  стороны,  к  середине  XIV  в.  королевские  службы
превратились  в  постоянные,  штатные  (ординарные),  т.е.  существующие  вне
персон,  их  замещающих.  Персоны  могут  отныне  меняться,  но  должности
остаются  неизменными,  что  открывало  путь  к  возможности  сформировать
владельческие  права  на  них16.  Фиксация  штатов  ведомств  и  служб  короны  и
повышение  статуса  и  привилегий  королевских  служителей  создали  напряжен¬
ную  ситуацию  вокруг  королевских  должностей.  Кризис  1356-1358  гг.  впер¬
вые  наметил  контуры  этого  острого  конфликта  из-за  доступа  к  чинам  меж¬
ду  теми,  кто  все  очевиднее  терял  надежду  добиться  постов,  и  теми,  кто  все
надежнее  обеспечивал  гарантиями  свои  права  на  занимаемую  должность17.
 И  в  этом  королевским  чиновникам  помогала  сама  верховная  власть,  вы¬
нужденная  опираться  на  их  специфические  интересы.  Ввиду  совпадения  вза¬
имных  интересов  она  позволяет  чиновному  корпусу  создать  правовые  гаран¬
тии  на  владение  должностями.  Идейным  оправданием  и  легитимацией  этих
прав  было  стремление  монарха  заручиться  лояльностью  и  неподкупностью
чиновников,  которую  трудно  было  бы  ожидать  от  служителей,  не  уверенных
в  стабильности  своего  положения18.
 Такая  трактовка  прав  чиновников  на  должности  фигурирует  и  в  полити¬
ческих  трактатах  теоретиков  власти,  и  в  королевских  указах19.  Так,  Жан  Жер-
 14 	«ne  pas  de  bonne  entencion  ne  pour  le  bien  de  Justice,  mais  de  mauvaise  courage,  par  hayne,
envie  et  pour  vengence  torconniere  et  injuste...  fait  pour  deffaute  de  tout  ordre  de  Droit  et  de  Cou¬
tume...  euls  non  appelez,  non  oys»  (ORF.  III.  346).  Именно  введение  правовой  процедуры  отстра¬
нения  чиновников  Ф.  Отран  считает  главной  ценностью  данного  указа  для  института  службы
{Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...  P.  288-289).  Восстановление  в  должности  чиновников  было
сделано  королем  в  форме  судебного  решения,  дабы  подчеркнуть  незаконность  их  смещения
без  суда  {Autrand  Fr.  Charles  V  le  Sage.  P.,  1994.  P.  267,  369).
 15 	Речь  идет  о  статусе  церковного  бенефиция,  который  был  несменяем  (perpetuel  et  stable),
а  его  держатель  мог  быть  лишен  его  в  строго  определенных  случаях  (за  проступок,  доказан¬
ный  в  суде).  Бенефиций  считался  вакантным  только  в  двух  случаях  -  смерть  бенефициария
или  уступка  с  соблюдением  формальностей.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  84-85;
Kubier  J.  Op.  cit.  P.  111.
 16 	Тот  факт,  что  в  письме  о  назначении  король  уже  не  оговаривает  делегируемые  функции,
Ж.  Кюблер  расценивает  как  исток  несменяемости  чинов  {Kubier  J.  Op.  cit.  P.  31).
 17 	Анализируя  этот  кризис,  Р.  Казель  обнаружил  реальную  стабилизацию  чинов  в  период
1350-1356  гг.,  которая  и  могла  спровоцировать  недовольство  в  обществе.  Ф.  Отран  усматрива¬
ет  фактическую  несменяемость  в  процедуре  принесения  членами  Парламента  присяги  всего
один  раз  -  при  вступлении  в  должность.  См.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne..
P.  47;  AutrandFr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  138.
 18 	На  этом  единстве  интересов,  сказавшейся  на  форме  держания  должностей,  настаивает
Р.  Десимон.  См.:  Descimon  R.  Modernité  et  archaisme  de  l’État  monarchique:  le  Parlement  de  Pa¬
ris  saisi  par  la  vénalité  (XVIe  siècle)  //  L’État  moderne.  Genèse.  P.  161.  Б.  Гене  подчеркивает,  что
таким  образом  корона  стремилась  привлечь  лучших  юристов,  чрезвычайно  востребованных  в
обществе,  к  себе  на  службу.  См.:  Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècles.  P.  278.
 19 	Ф.  Отран  считает,  что  и  общество  было  кровно  заинтересовано  в  стабильности  чинов
как  гарантии  их  честности  и  лояльности  {AutrandFr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  378).
 308

сон  в  программной  речи  «Vivat  гех!»  отстаивал  заинтересованность  самого
общества  в  несменяемости  судейских  чинов,  давая  ей  моральное  оправдание:
ссылаясь  на  Аристотеля,  он  описал  частую  смену  чиновников  в  виде  притчи
о  том,  как  облепленного  мухами  окровавленного  человека  решили  спасти,
просто  отогнав  мух,  чем  подвергли  еще  большим  мукам,  «ведь  налетят  новые
мухи  и  доедят  его  в  конец»20.  Та  же  общественная  заинтересованность  в  ста¬
бильности  положения  чиновника,  но  с  большим  упором  на  гарантии  его  ло¬
яльности,  отражена  в  «Совете  Изабо  Баварской»:  по  мнению  автора,  король
не  должен  менять  без  причины  хорошего  бальи  и  сенешаля  или  другого  чи¬
новника,  слывущего  честным  и  угодным  подданным,  ибо  это  ухудшит  ситуа¬
цию  в  подчиненной  ему  области,  и  чиновник  не  будет  заинтересован  хорошо
исполнять  службу,  по  каковой  причине  многие  беды  обрушились  ныне  на  ко¬
ролевство21.  Позднее  Тома  Базен  восхвалял  Карла  VII,  особенно  по  контрасту
с  его  сыном  Людовиком  XI,  за  то,  что  тот  крайне  редко  менял  своих  чиновни¬
ков  и  делал  это  якобы  только  в  форме  их  продвижения  по  службе22.
 По  сути,  та  же  цель  гарантии  лояльности  чиновников  заявлена  и  в  указе
Людовика  XI  от  21  октября  1467  г.  В  его  преамбуле  выражалось  сожаление
относительно  произведенных  королем  при  восшествии  на  престол  смеще¬
ний,  ошибочно  сделанных  якобы  по  вине  просителей  и  «по  неведению  коро¬
ля»  (nous  non  advertiz  duement).  В  результате  чиновники,  опасаясь  подобных
смещений,  «не  были  столь  усердны  и  рьяны  в  службе,  как  если  бы  этих  опа¬
сений  у  них  не  было»23.  К  концу  исследуемого  периода  принцип  несменяемо¬
сти  как  гарантия  лояльности  должностных  лиц  сделался  общепризнанным.
Показательно,  что  в  наказе  Штатов  1484  г.  рекомендовано  строго  соблюдать
этот  принцип  и  не  отстранять  без  причины  чиновников,  которые  тогда  будут
хорошо,  верно  и  честно  служить  королю24.
 20 	«c’est  quant  aux  officiers  de  justice  quant  a  les  non  changier  souvent  et  de  legier,  fait  ce  que
recite  Aristote  es  Rethoriquez,  de  l’omme  qui  estoit  tout  plaie  et  pour  le  sang  estoit  tout  couvert
de  mouchez.  Ung  en  ot  pitié  et  luy  osta  ses  mouches.  Il  s’en  plaingnit  en  disant  que  les  nouvellez
venront  toutes  affamez  qui  plus  le  suceront  et  greveront  que  lez  aultres»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.
P.  1175).
 21 	«Item,  que,  quant  le  roy  a  un  bon  bailli  ou  senechal  ou  autre  officier,  qui  a  bonne  renommée
d’estre  preudomme  et  bon  officier  et  plait  bien  au  pays  ou  il  est,  il  ne  li  doit  mie  oster,  sans  bonne
cause,  son  office,  pour  bailler  a  un  autre,  car  par  ce,  c’est  troubler  tout  le  pais  et  n’y  aroit  point  de
seurté  à  servir  bien  un  roy;  et  plaise  savoir  au  roy  que  c’est  une  des  causes  ou  une  des  plaies  qui  a
grevé  ce  royaume  et  mis  en  Testât  ou  il  est»  (Advis.  P.  153  (N  102)).
 22 	«officiarios  regni  sui  suis  officiis  moveri,  nisi  forte  ut  ad  alciora  proveherentur  rarissime»
{Basin  Th.  Histoire  de  Charles  VII.  T.  2.  P.  300).  Автор  хвалил  короля  и  за  то,  что,  смещая  про¬
винившегося  служителя,  тот  никогда  не  лишал  его  средств  к  существованию  в  виде  нажитого
имущества.
 23 	«plusieurs  de  noz  officiers,  doubtant  cheoir  audict  inconvienient  de  mutation  et  de  destitution,
n’ont  pas  tel  zele  et  ferveur  à  nostre  service  qu’ilz  auroient  se  n’estoit  la  dicte  doubte»  (ORF.  XVII.
25).  На  закате  правления  король  советовал  сыну  никогда  не  смещать  чиновников  без  нужды
{Kubier  J.  Op.  cit.  P.  248).
 24 	«pour  ce  qu’il  n’est  riens  qui  tant  exite  ung  officier  ou  serviteur  à  bien  loyaument  et  diligem¬
ment  servir,  que  d’estre  asseuré  de  son  estât  et  de  sa  vie  en  bien  et  loyaument  servir  son  maistre,  et
excerçant  son  office,  semble  ausdiz  estatz  estre  bien  raisonnable  chose,  que  en  ensuyvant  les  ordon¬
nances  royaulx  sur  ce  faictes,  ung  officier  royal  en  bien  exerçant  son  office,  soit  asseuré  de  Г  estât  de
sa  vie  privé  ne  débouté,  et  n’en  doit  estre  désapointé  sans  cause  raisonnable,  luy  sur  ce  ouy  en  justice;
car  autrement  il  ne  seroit  vertueux  ne  si  hardy  de  garder  et  bien  defendre  les  droiz  du  roi...  en  doubte
de  perdre  son  office»  {Masselin  J.  Journal.  P.  682-683).
 309

Принцип  несменяемости  чиновников  получил  весомое  подкрепление  в
виде  переназначения  всех  находящихся  на  должностях  людей  при  восшест¬
вии  на  престол  8  апреля  1364  г.  Карла  Мудрого.  Такое  новшество  невозможно
объяснить  вне  контекста  событий  1356-1358  гг.  и  желания  победивших  чи¬
новников  закрепить  свой  успех.  В  отношении  чиновников  Парламента  был
издан  отдельный  указ,  в  котором  указанное  решение  короля  обосновывалось
важностью  правосудия  и  безупречностью  служения  ему  перечисленных  в
тексте  лиц25.  Таким  образом,  легитимность  данного  решения  базировалась  на
соответствии  достоинств  и  усердия  служителей  Парламента  целям  их  служ¬
бы,  что  делало  принцип  несменяемости  чиновников  следствием  безупреч¬
ного  исполнения  служебного  долга.
 Этот  акт,  в  немалой  степени  обусловленный  тяжелыми  испытаниями,  вы¬
павшими  на  долю  Карла  в  бытность  его  регентом  королевства,  становится
затем  административной  традицией.  Новые  короли,  взойдя  на  престол,  под¬
тверждали  на  должностях  всех  находящихся  на  них  лиц26.  В  этой  связи  хоте¬
лось  бы  обратить  внимание  на  коллизию,  возникшую  при  восшествии  на  пре¬
стол  Людовика  XI  в  1461  г.  Общеизвестно,  что  будучи  не  в  ладах  с  отцом  и
желая  с  первых  же  шагов  добиться  всевластия  над  администрацией,  новый  ко¬
роль  еще  до  коронации  отстранил  от  должностей  самых  высокопоставленных
и  наиболее  близких  к  персоне  отца  чиновников:  канцлера,  главу  Парламента
и  многих  советников,  генерального  прокурора  и  адвоката  короля,  прево  Пари¬
жа,  адмиралов,  маршалов  и  сенешалей27.  Однако  исследователями  практи¬
чески  не  упоминается  тот  факт,  что  формально  Людовик  XI  издал  указы  в
духе  сложившейся  традиции  -  переназначил  остальных  служителей  верхов¬
ных  ведомств28.  Основанием  для  переназначения  в  этих  указах  объявляет¬
ся  намерение  «следовать  похвальным  деяниям  предков»,  забота  об  общем
благе  королевства  и  воздаяние  чиновникам  за  «великие,  верные  и  постоян¬
ные  службы»,  как  и  подтверждение  их  «добрых  нравов  и  почтенной  жизни,
и  большого  опыта  в  службе»29.  Как  же  сочетались  эти  указы  Людовика  XI
о  переназначении  состава  верховных  ведомств  с  одновременными  отстране¬
ниями  чиновников?  Вот  тут  мы  вновь  сталкиваемся  с  неустранимым  соче¬
танием  патримониального  и  бюрократического  принципов  комплектования.
Король  оставался  главным  распорядителем  всех  должностей  даже  при  по¬
 25 	Указ  от  28  апреля  1364  г.:  «attenta  probate  fidei  et  in  cultu  Justitie  devotionis  assidue  constan-
ta,  ac  laudabilium  efficacia  meritorum,  quas  semper  invenisse  cognovimus  in  dilectis  ac  fidelibus»
(далее  следовали  имена  служителей  Парламента)  (ORF.  IV.  418).
 26 	Согласно  указателю  Ленена,  такая  традиция  соблюдалась  вплоть  до  смерти  Генриха  III,
т.е.  до  конца  XVI  в.  См.:  AN  U  497.  F.  26.
 27 	Список  смещенных  чиновников  см.:  Quilliet  В.  Les  corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et
Vicomté...  P.  750;  Basin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  I.  P.  42-44  (patemis  officiariis  atque  milicie
ducibus  amotis  aliisque  suffectis,  regnum  novum  cudere  formare).
 28 	3  0  июля  1461  г.  ряд  служителей  Палаты  счетов  и  Казначейства,  в  тот  же  день  служи¬
телей  Монетного  двора,  7  сентября  1461  г.  целиком  чиновников  Палаты  счетов  и  8  сентября
1461  г.  служителей  Парламента  (ORF.  XV.  1-3,  11-14).
 29 	«les  louables  faits  de  noz  progeniteurs...  singulier  désir  au  bien  de  la  chose  publique  de
nostre  royaume...  pour  consideration  des  grans,  louaux  et  continuels  services...  et  pour  le  bon  et
recommendable  rapport...  tant  de  bonnes  moeurs  et  honnesteté  de  vie  comme  de  grant  experience  ès
offices...  des  grans,  notables  et  continuelz  services...  de  la  bonne  et  grande  experience»  (ORF.  XV.
11).
 310

явлении  определенных  прав  чиновников  на  занимаемые  должности.  Об  ус¬
ловности  этих  прав  свидетельствует  и  уже  разбиравшаяся  выше  обязатель¬
ность  формального  переназначения  чиновников  специальным  указом  короля,
ведь  при  смене  монарха  все  должности  считались  вакантными30.  Показатель¬
но,  что  в  свой  формуляр  Одар  Моршен  включил  типовое  письмо  о  перена¬
значении  (confirmacion  d’office),  где  прямо  говорится,  что  «при  восшествии
к  короне  она  (должность)  может  считаться  вакантной  и  переходит  в  наше
распоряжение»31.  В  этом  типовом  указе  основанием  для  переназначения  чи¬
новника  также  выдвигается  долгая  и  безупречная  служба,  дающая  право  на
несменяемость32.
 Принцип  несменяемости  чиновников,  заложенный  в  середине  XIV  в.  ко¬
ролевскими  указами,  выражался  с  тех  пор  в  необходимости  наличия  вакансии
для  назначения,  в  запрете  создавать  новые  должности,  а  также  в  обоснован¬
ности  смещения  чиновника  и  соблюдении  определенной  процедуры,  кото¬
рая  включала  право  смещаемого  быть  выслушанным.  Рассмотрим  отдельно
каждую  из  этих  взаимодополняющих  форм,  обеспечивающих  фактическую
несменяемость  чиновников.
 Итак,  первым  и  главным  условием  нового  назначения  чиновника  на  долж¬
ность  признавалось  со  времени  указов  Филиппа  VI  Валуа  наличие  вакансии,
т.е.  освободившейся  ординарной  (штатной)  должности.  С  тех  пор,  как  чис¬
ленность  ординарных  должностей  в  столице  и  на  местах  была  зафиксирова¬
на  и  «заморожена»  в  середине  XIV  в.  на  сто  лет,  до  конца  Столетней  войны,
наличие  вакансии  превратилось  в  строго  соблюдаемое  правило.  В  этой  ситу¬
ации  возрастало  значение  проверки  королевских  указов  о  назначениях  в  Пар¬
ламенте  и  в  Палате  счетов  и  их  опротестования  в  случае  ошибки  -  назначения
на  невакантную  должность.  В  правление  Людовика  XI  подобное  «сотрудни¬
чество»  короля  и  верховных  ведомств  в  сфере  комплектования  подверглось
испытанию  ввиду  нежелания  нового  монарха  считаться  с  этими  ограниче¬
ниями.  Еще  в  бытность  дофином  Людовик  выдал  два  письма  о  назначении
на  одно  и  то  же  место  шателлена  в  Дофинэ.  В  результате  ему  пришлось  пи¬
сать  письмо  «правителям  и  членам  Совета  в  Дофинэ»  и  объясняться.  Ссыла¬
ясь  на  свою  оплошность,  вызванную  настойчивыми  просьбами  соискателей,
Людовик  делал  выбор  в  пользу  Адама  де  Камбре,  которому  первому  дал  это
место33.  Приказной  тон  письма,  требование  немедленно  ввести  Адама  «во
владение  и  сейзину  должности»  и  угрозы  в  противном  случае  вызвать  его
«недовольство  (encourir  nostre  indignation)»  объясняются  равными  правами
обоих  обладателей  королевского  письма,  что  грозило  встречными  исками  и
долгим  судебным  процессом  между  двумя  претендентами.
 30 	На  необходимость  получить  указ  о  переназначении  обращает  внимание  Ж.  Кюблер.
См.:  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  232-234.
 31 	«par  nostre  advenement  au  royaume  et  couronne  il  est  ou  pourroit  estre  vaccant  et  cheu  a
nostre  disposicion»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  210-211.  N  7.12).  Позднее  в  указе  от  июля
1465  г.  о  численности  королевских  секретарей  вновь  упоминается  то  же  фундаментальное  по¬
ложение:  «estre  tenus  ne  réputés  vacquans  par  mutacion  de  seigneurie»  (ORF.  XVI.  337).
 32 	«pour  consideration  des  bons  et  agreables  services  qu’il  a  faiz  par  long  temps  oudit  office»
(.Morchesne  O.  Formulaire.  P.  210).
 33 	«par  inadvertance,  ou  autrement  par  importunité,  comme  non  informez  du  don»  (Lettres  de
Louis  XI.  T.  1.  P.  16-17).  Письмо  от  6  июля  1444  г.
 311

Став  королем  и  учтя  негативные  последствия  подобной  раздачи  должнос¬
тей,  Людовик  XI  отдал  Парламенту  приказ  не  принимать  во  внимание  письма
 о 	должностях,  которые  он  мог  выдать  нескольким  людям,  так  как  признался,
что  не  помнит,  кому  точно  их  давал34.  Но  так  происходило,  если  королю  было
безразлично,  кто  именно  из  обладателей  писем-назначений  получит  в  ито¬
ге  должность.  Если  же  выбор  короля  был  осознанным  и  обдуманным,  то  тут
даже  Парламент  с  его  обширной  компетенцией  не  имел  в  арсенале  средств
противодействовать  воле  монарха.  Так  случилось  в  уже  упоминавшемся  спо¬
ре  за  должность  бальи  Мелёна  в  1478  г.  Сначала  она  была  дана  Пьеру  Оберу,
причем  в  пожизненное  владение  (à  sa  vie),  однако  затем  Людовик  XI  решил
назначить  «любимого  и  верного  советника  и  камерария  Филиппа  де  Кампре-
ми,  рыцаря».  Парламент,  который  утверждал  всех  сенешалей  и  бальи  и  при¬
нимал  их  клятву  при  вступлении  в  должность,  сначала  отказался  принять  ее
от  Камреми,  учитывая  «оппозицию  и  иски»  Обера,  однако  ослушаться  при¬
каза  короля  и  не  принять  того,  кого  он  выбрал,  Парламент  не  смог35.  Ана¬
логичный  конфликт  имел  место  между  Людовиком  XI  и  Парламентом,  отка¬
завшимся  утвердить  назначение  на  место  генерального  прокурора  в  Парла¬
менте  Мишея  де  Понса  в  ущерб  Жану  де  Сен-Ромену,  которого  король  сво¬
ей  волей  отстранил.  Сложность  ситуации  заключалась  в  том,  что  Сен-Ромен
являлся  генеральным  прокурором  короля  давно,  с  11  сентября  1461  г.  (и  ос¬
танется  до  середины  1484  г.).  Сначала  в  1475  г.  король  ввел  для  Понса  долж¬
ность  экстраординарного  генерального  прокурора,  что,  возможно,  объясня¬
лось  преклонным  возрастом  Сен-Ромена,  а  затем  в  1479  г.  назначил  его  уже
на  ординарную  должность.  На  помощь  возмутившемуся  Парламенту  пришли
служители  Палаты  счетов,  отказавшиеся  выплачивать  жалованье  Понсу  и
продолжая  его  платить  Сен-Ромену,  чем  вызвали  гневное  письмо  короля36.
И  на  этот  раз  Парламент  вынужден  был  подчиниться,  приняв,  скрепя  сердце,
нового  генерального  прокурора,  в  том  числе  и  потому  что  тот  уже  исполнял
эти  функции  в  течение  четырех  лет  как  экстраординарный  чиновник.  Однако
как  только  Людовик  XI  скончался  и  появилась  возможность  выбрать  одного
из  двух,  Парламент  вернул  15  ноября  1483  г.  на  эту  должность  того  же  Сен-
Ромена37.
 Таким  образом,  хотя  наличие  вакансии  и  ограничивало  новые  назначе¬
ния,  это  правило  входило  в  противоречие  с  волей  короля  видеть  на  королев¬
ской  службе  того,  кто  ему  угоден.  Поскольку  число  должностей  было  фикси¬
рованным,  а  чиновники  все  реже  их  добровольно  оставляли,  если  только  не
уходили  на  повышение,  то  выходом  из  тупика  сделались  экстраординарные
должности.
 Однако  эта  практика  наталкивалась  на  сопротивление  ординарных  чинов¬
ников.  Вследствие  фиксации  численности  королевских  служб  и  регулярного
 34 	Приказ  датируется  14  ноября  1469  г.  (AN  U  497.  F.  282-283).
 35 	Письмо  от  6  марта  1478  г.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  338-339).  Кампреми  был  принят
 12 	марта.
 36 	Напомнив,  что  он  сместил  Сен-Ромена,  король  писал:  «Мы  вам  указываем  раз  и  навсе¬
гда,  что  если  нам  еще  раз  придется  к  этому  возвращаться,  мы  так  об  этом  позаботимся,  что  вы
и  люди  счетов  почувствуете  на  деле,  насколько  нам  это  неугодно»  (письмо  от  22  июля  1481  г.)
(Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  53-54).
 37 	Auberî  F.  Histoire  du  Parlement...  T.  I.  P.  144.
 312

приведения  ее  к  «освященному  традицией»  штату  король  не  мог  их  увеличи¬
вать.  Вызванное  скромными  возможностями  казны,  это  ограничение,  к  тому
же,  подкреплялось  заинтересованностью  самих  чиновников  в  сохранении
установленной  численности  должностей.  Причина  такой  заинтересованно¬
сти,  очевидно,  лежит  в  той  же  финансовой  плоскости:  возрастание  нагруз¬
ки  на  казну  приводило  к  систематическим  задержкам  жалованья.  Не  случай¬
но  впервые  эта  личная  заинтересованность  чиновников  в  сохранении  штата
должностей  проявилась  уже  в  начале  Столетней  войны:  6  мая  1339  г.  Пар¬
ламент  сместил  экстраординарного  судебного  пристава,  назначенного  сверх
установленного  штата,  и  пригрозил  наказывать  впредь  тех,  кто  попытается
увеличивать  число  приставов,  объявив  такие  письма  незаконными38.
 Как  следствие  возникает  еще  один  источник  прав  чиновников  на  занимае¬
мые  должности:  фиксация  штата  должностей  ведет  к  формированию  корпо¬
раций,  воспринимаемых  как  коллективная  собственность,  где  права  каждого
члена  «тела  ведомства»  гарантированы.  Такие  гарантии  провоцировали  кон¬
фликты  с  королем.  Так,  Людовик  XI  попытался  было  увеличить  число  экза¬
менаторов  в  Шатле  с  16  до  20  человек,  однако  корпорация  воспротивилась
этому  и,  возбудив  дело  в  Парламенте,  выиграла  его39.  Спустя  четыре  года  ко¬
роль  своим  указом  создал  две  новые  ординарные  должности  экзаменаторов
Шатле,  однако  Парламент  отказался  этот  указ  зарегистрировать  и  оглашать,
так  что  королю  пришлось  писать  в  верховный  суд  письмо  с  требованием
«прекратить  всяческие  препятствия  и  позволить  назначенным  людям  всту¬
пить  в  должность»40.  Вслед  за  этим  Людовик  XI  создает  еще  одну  должность
экзаменатора  Шатле,  на  этот  раз  внештатную,  специально  для  Филиппа  Мю-
нье,  в  качестве  вознаграждения  за  «некие  особые  и  приятные  услуги,  каковые
этот  Мюнье  и  его  родные  и  друзья  из  нашего  окружения  нам  оказали»  в  деле
присоединения  Бургундии  к  короне  Франции.  Должность  как  вознагражде¬
ние  за  услуги  королю  являлась  вполне  привычным  явлением,  тем  более  что  в
данном  случае  речь  шла  о  внештатной  должности  и  данной  лишь  пожизненно
(sa  vie  durant  seullement).  Однако  и  в  этом  случае  Парламент  попытался  указ  ко¬
роля  оспорить,  что  спровоцировало  новое,  приказное  письмо  Людовика  XI41.
Долгий  конфликт  с  Парламентом  разгорелся  из-за  создания  специально  для
Жана  де  Ла  Вьевиля  ординарного  поста  экзаменатора  Шатле,  против  чего
активно  возражали  остальные  экзаменаторы.  Хотя  Людовик  XI  написал  не¬
сколько  писем  в  верховный  суд,  в  которых  обосновывал  свое  решение  осо¬
быми  заслугами  претендента  и  его  родни  перед  королем,  дело  де  Ла  Вьевиля
длилось  больше  года42.
 В  двух  последних  казусах  мы  имеем  дело  с  назначением  как  вознагражде¬
нием  за  особые  заслуги.  Правда,  экстраординарная  должность  не  посягала  на
«тело  ведомства»,  ибо  давалась  лишь  данному  человеку  и  лишь  в  течение  его
 38 	AN  U  509.  F.  3.
 39 	Указ  от  июня  1474  г.  (ORF.  XVIII.  16).
 40 	Письмо  от  3  февраля  1478  г.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  312-313).
 41 	Первый  указ  датируется  24  февраля  1478  г.,  в  итоге  Мюнье  был  введен  в  должность  5
марта  того  же  года  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  330-331).
 42 	«pour  les  services  que  lui  et  ses  parens  nous  ont  faiz...  en  recompense  de  pluisieurs  grans
services  qu’il  nous  a  faiz»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.  P.  45-46,  255-256).  Письма  от  1  июля  1479
и  12  августа  1480  гг.
 313

жизни.  Другим  типом  экстраординарных  должностей  были  такие,  которые
давались  в  перспективе  появления  первой  же  вакансии.  Хотя  они  формально
не  посягали  на  штат  ведомства,  но  ограничивали  права  штатных  чиновников
распоряжаться  своими  должностями.
 Примером  может  служить  назначение  Людовиком  XI  за  «особые  заслу¬
ги  нам  и  отцу»  Бертрана  де  Бово  внештатным  первым  президентом  Палаты
счетов  с  особым  титулом  «хранителя  и  главного  защитника  домена»,  одна¬
ко,  дабы  избежать  «приумножения  чинов»  и  сохранить  численность,  «при¬
вычную  издавна»  (d’ancienneté),  она  вводилась  до  смерти  одного  из  двух
президентов43.  Еще  один  пример  -  назначение  мэтра  Гийома  де  ла  Э,  пре¬
зидента  Палаты  прошений,  на  место  внештатного  пятого  президента  Пар¬
ламента,  что  встретило  сопротивление  верховного  суда.  В  письме  короля  с
требованием  «прекратить  препятствия»  ясно  выражено  намерение  способ¬
ствовать  быстрейшему  «продвижению  к  почестям  и  богатству  (desirons  de
plus  en  plus  son  avancement  en  honneurs  et  bien)»  его  протеже44.  Точно  так  же
Парламент  отреагировал  на  назначение  Жака  Лепервье  первым  президентом
Следственной  палаты  сверх  штата  и  в  ожидании,  когда  освободится  орди¬
нарная  должность45.  Настаивая  на  своем  решении,  Людовик  XI  ссылался  на
исключительное  право  короля  «создавать  и  раздавать  наши  службы  и  чины
по  нашему  желанию».
 Красноречив  в  этом  плане  указ  Людовика  XI  от  6  июля  1468  г.  о  назначении
двух  экстраординарных  приставов  Парламента  -  Матьё  Машко  и  Жана  Мё-
нье,  в  перспективе  появления  вакансий  в  штате  (actendant  le  premier  mourant).
Из  текста  указа  ясно,  что  судебные  приставы  усмотрели  во  внештатных  слу¬
жителях  угрозу  своим  правам,  поскольку  их  должности  могли  в  будущем  до¬
статься  этим  экстраординарным  служителям  (actendant  le  premier  lieu  et  office
ordinaire  qui  vacquera),  что  ущемляло  их  право  самим  распорядиться  долж¬
ностями  -  в  форме  уступки  или  наследования.  Поэтому  король  обосновыва¬
ет  обещание  не  делать  даров  экстраординарных  должностей  стремлением  не
допустить  «снижения  статуса  этих  ординарных  приставов...  дабы  они  могли
в  дальнейшем  лучше  обеспечить  себя,  поддержать  их  статус,  прокормить
жен,  детей  и  слуг,  и  содержать  себя  в  почете  при  нас  и  в  службе  нам»,  и  глав¬
ное,  дабы  гарантировать  лояльность  служителей46.
 Таким  образом,  право  короля  создавать  внештатных  чиновников  в  пер¬
спективе  их  перехода  в  штат  столкнулось  с  укреплением  прав  чиновников,
верно  и  долго  служивших,  на  занимаемую  должность.  Эти  права  опирались
на  незыблемость  «тела»  и  штатного  расписания  ведомств  и  служб.
 43 	Должность  не  должна  была  замещаться,  и  в  перспективе  остался  бы  снова  только  один
первый  президент  (Указ  от  6  июня  1462  г.)  (ORF.  XV.  492-493).
 44 	Письмо  от  15  января  1479  г.  И  действительно,  Гийом  де  ла  Э  (de  la  Haye)  стал  четвертым
президентом  Парламента  уже  при  Людовике  XII  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  7.  P.  231-232).  Созда¬
вая  внештатную  должность,  король  вмешивался  в  установленные  внутри  корпорации  правила,
ставя  своего  фаворита  в  не  полагающуюся  ему  очередность.
 45 	Письма  19  декабря  1479  и  11  марта  1480  гг.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  8.  P.  98-99,  154—
155).
 46 	«pourvoir  et  obvier...  diminucion  des  estats  desdicts  huissiers  ordinaires,  et  aussi  à  ce  que
lesdicts  huissiers  ordinaires  puissent  au  temps  advenir,  avoir  mieux  de  quoy  vivre,  sousstenir  leurs
estats,  nourrir  leurs  femmes,  enfans  et  mesnages,  et  eux  honnestement  entretenir  sous  nous  et  en
nostre  service;...  affin  qu’ils  soyent  plus  enclins  à  Nous  servir»  (ORF.  XVII.  103-106).
 314

Правление  Людовика  XI  стало  знамением  новой  эпохи  в  администра¬
тивной  истории,  когда  были  сняты  ограничения  на  численность  королевско¬
го  аппарата  и  начался  галопирующий  рост  штата  должностей.  Не  случайно
поэтому  именно  в  его  правление  был  создан  трактат  о  праве  короля  увели¬
чивать  число  должностей.  Аргументы  в  эту  пользу  сводятся  к  следующему:
растет  домен  короны,  следовательно,  появляется  нужда  в  новых  службах.
Два  аргумента  прямо  отсылают  к  правам  чиновников:  во-первых,  создание
новых  должностей  способствует  более  быстрому  продвижению  тех  чиновни¬
ков,  кто  «долго  и  верно  служил  королю»,  а  во-вторых,  создание  внештатных
постов  стимулирует  штатных  чиновников  «не  допускать  ошибок  и  небреж¬
ностей  в  отправлении  должностных  обязанностей».  Аргументация  проти¬
воположной  позиции  также  исходит  из  цели  улучшить  работу  королевского
аппарата  и  стимулировать  чиновников.  Противники  создания  новых  долж¬
ностей  апеллируют  к  неприкосновенности  давней  традиции,  поддерживае¬
мой  ордонансами  предыдущих  королей,  посягать  на  которые  опасно  для  влас¬
ти  в  принципе,  поскольку  всякое  изменение  (mutation)  грозит  стабильности
и  преемственности  власти.  Что  же  до  вознаграждения  преданных  людей,  то
поощрять  за  «хорошую  и  верную  службу»  лучше  каким-нибудь  «даром  или
иначе»  (par  dons  ou  autrement)47.
 В  этом  трактате  отразилась  в  полной  мере  специфика  исследуемого  пери¬
ода,  когда  патримониальный  принцип  комплектования  еще  превалировал  над
зарождающимся  бюрократическим.  Король  мог  создавать  и  новые  должнос¬
ти,  но  не  посягая  существенно  на  «тело  ведомства».  Как  пример  такого  огра¬
ничения  приведу  указ  короля  «соединенного  королевства»  Генриха  VI  от  26
декабря  1431  г.  о  создании  службы  «присяжного  монетчика»,  где  сказано,  что
король  имеет  право  один  раз  в  правление  создавать  «подобную  должность  в
Монетной  палате»48.
 Однако  даже  это  ограниченное  право  короля  могло  быть  оспорено  штат¬
ными  чиновниками,  чьи  интересы  оно  ущемляло.  Так  случилось  при  воцаре¬
нии  того  же  Генриха  VI,  создавшего  новую  штатную  должность  растопителя
воска  (chauffecire)  в  Канцелярии.  В  отличие  от  казуса  в  Монетной  палате  это
назначение  натолкнулось  на  жесткую  оппозицию  штатных  чиновников,  вы¬
лившееся  в  судебный  иск,  длившийся  два  с  половиной  года  и  закончившийся
их  победой49.  В  этом  казусе  проявилось  восприятие  чиновниками  штата  ве¬
домства  как  их  корпоративной  собственности,  правами  на  которую  они  обла¬
дают.  И  без  их  согласия  или  без  достижения  компромисса  король  уже  не  мог
на  нее  посягать.
 Примеры  таких  компромиссов  мы  находим  в  правление  Людовика  XI.
Так,  15  мая  1466  г.  король  создал  должность  экстраординарного  адвоката  в
налоговом  суде  и  назначил  на  нее  мэтра  Жана  Дюфренуа,  лиценциата  граж¬
данского  и  обычного  права  (ès  loix  et  en  droict),  адвоката  Парламента,  в  ка¬
честве  награды  за  «добрые  и  приятные  службы»  его  тестя  Жана  Ле  Буланже.
 47 	Contamine  Ph.  «Ап  officiarii  sint  multiplicand!».  P.  24-27.
 48 	LongnonA.  Paris  sous  la  domination...P.  331-332.  N  159.
 49 	Дело  длилось  с  января  1423  по  30  октября  1425  гг.  (Longnon  A.  Paris  sous  la  domination...
P.  76-77,  184-188).  См.  детальное  исследование  этого  судебного  дела:  Цатурова  С.К.  Право
чиновников  против  суверенного  права  короля  //  Право  в  средневековом  мире.  2007.  М.,  2007.
С.  107-121.
 315

Экстраординарная  должность  создана  в  перспективе  появления  вакансии,  «и
если  этот  Дюфренуа  еще  будет  в  ту  пору  жив»,  он  должен  автоматически  вой¬
ти  в  штат,  не  дожидаясь  нового  королевского  указа.  При  утверждении  этого
назначения  в  Парламенте  в  присутствии  генерального  прокурора  налогового
суда  был  выслушан  и  ординарный  королевский  адвокат  Андре  Виоль,  кото¬
рый  выразил  свое  согласие  с  этим  назначением.  Он  сказал,  что  «не  хочет  пре¬
пятствовать  утверждению  и  вступлению  в  должность  Дюфренуа,  раз  такова
воля  короля  (le  plaisir  du  Roy)»50.
 Свидетельство  складывания  фактической  несменяемости  чиновников
можно  обнаружить  уже  в  сборнике  судебных  казусов  Жана  Ле  Кока.  В  него
включен  в  качестве  образца  судебный  процесс  между  адвокатом  Никола
Блонделем  и  новым  приором  церкви  Сен-Мартен-де-Шан,  пожелавшим  от¬
казаться  от  услуг  Блонделя,  причем  казус  этот  озаглавлен  Ле  Коком  весьма
красноречиво:  «Может  ли  оффициал  быть  несменяемым»51.  Надо  заметить,
что  Ле  Кок  выступал  в  этом  деле  на  стороне  приора  церкви  и  по  сути  отри¬
цал  принцип  несменяемости,  однако,  вероятнее  всего,  делал  это  из  сообра¬
жений  профессионального  долга,  замечая  в  своих  комментариях,  что  Блон-
дель  купил  эту  должность,  не  вполне  соответствуя  ей.  Однако  нам  интересен
сам  спор  вокруг  принципа  несменяемости  и  аргументы  обеих  сторон.  При¬
ор  церкви  Сен-Мартен-де-Шан,  помимо  ссылок  на  незаконность  исполнения
Блонделем  функций  адвоката  в  своем  же  приходе,  апеллирует  к  двум  фунда¬
ментальным  принципам  временности  королевских  должностей:  «судейские
должности  являются  временными,  а  не  постоянными,  во-первых,  потому  что
это  открывало  бы  двери  жадности  (convoitise)  и  накопительству  (avarice),  а
судья  не  так  свободно  был  бы  наказуем  за  свои  проступки  (offensis);  а  во-вто¬
рых,  приор  действует,  как  и  король,  который  меняет  своих  чиновников,  когда
пожелает»  (quant  bon  lui  samble).  Таким  образом,  по  букве  права  и  по  разуму
чиновники,  особенно  судейские,  не  должны  назначаться  пожизненно52.
 Какими  же  аргументами  парирует  Никола  Блондель  эти,  казалось  бы,  бес¬
спорные  доводы?  Он  апеллирует  к  реальной  практике,  сложившейся  к  концу
 XIV 	в.  во  Франции,  когда  для  отстранения  чиновника  нужен  весомый  повод.
Блондель  заявляет,  что  должность  вполне  может  быть  дана  ему  пожизненно,
поскольку  он  «честный  и  опытный,  не  ославлен  и  не  порочен,  и  не  был  осуж¬
ден  по  суду,  а  в  области  писаного  права  судейские  должности  переходят  по
наследству»53.  Как  видим,  истец  опирается  в  защите  своих  прав  на  соответс¬
твие  достоинствам  судейского  чиновника  -  на  моральные  качества,  репута¬
 50 	Однако  он  выставил  условие  своего  согласия:  жалованье  ординарных  чиновников  долж¬
но  было  остаться  неприкосновенным,  более  того,  «они  должны  будут  всегда  оплачиваться  в
первую  очередь»  (ORF.  XVI.  480-482).
 51 	Questio  notabilis:  An  officialis  possit  esse  perpetuus»  {Le  CoqJ.  Questiones.  P.  208-212.  Qu.
178).  Иск  от  11  марта  1389  г.  Анализ  этого  казуса  см.:  Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...  P.  325-
326.
 52 	В  своих  комментариях  Жан  Jle  Кок  настаивает  на  праве  короля  менять  чиновников,  чья
власть  к  тому  же  прекращается  со  смертью  монарха:  «Item  confirmaretur  per  ordinationes  regis
per  quas  etiam  baillivus,  qui  est  majoris  auctoritatis,  manet  in  officio...  sic  videmus  in  officiariis
ordinariis  per  prepositum  Parisiensem,  ut  in  locumtenentibus  et  aliis  quorum  potestas  cessât  mutato
preposito»  {Le  Coq  J.  Questiones.  P.  209).
 53 	«preudomme  et  praticien  non  diffamez,  ne  corrompus,  et  n’est  pas  damné  de  droit,  et  en  pays
de  droit  écrit  les  jugeries  vont  par  hoirie»  (Ibid.  P.  208).
 316

цию  и  профессиональную  состоятельность  -  как  гарантию  несменяемости,
подкрепленную  к  тому  же  отсутствием  судебно  доказанного  проступка.  По¬
казательно,  что  он  ссылается  и  на  реально  соблюдаемую  практику  несменя¬
емости  чиновников  -  на  мэра  Арраса  и  прево  Лаона,  которые  являлись  «по¬
жизненными  (à  vie)  должностями,  если  (чиновники)  не  подвергались  штрафу
(se  n’y  chet  amande)».
 Таким  образом,  в  ходе  этого  значимого  в  глазах  королевского  адвоката
судебного  казуса  мы  сталкиваемся  с  укоренившейся  на  практике  и  в  созна¬
нии  королевских  чиновников  фактической  несменяемостью  должностей.
В  пользу  ее  укорененности  еще  более  свидетельствует  то  обстоятельство,  что
Ле  Кок  дело  проиграл,  и  Блондель  остался  на  должности.
 Не  менее  важные  данные  о  подобной  практике  и  о  ее  восприятии  сами¬
ми  служителями  короны  Франции  содержатся  в  «Формуляре»  Одара  Морше¬
на.  В  нем  целых  три  образца  писем  Канцелярии  так  или  иначе  апеллируют  к
правилу  несменяемости  чиновников  и  к  особой  процедуре  их  отстранения:  в
письме  о  появлении  вакансии  вследствие  доказанного  преступления  и  в  двух
письмах  об  исках  против  назначения  на  невакантную  должность54.  В  первом
письме  за  образец  взято  отстранение  от  должности  хранителя  монеты  в  Тулу¬
зе  за  «многие  ошибки,  хищения  и  злоупотребления»,  в  результате  чего  место
объявлялось  вакантным55.  Еще  более  важен  комментарий  Моршена:  «соглас¬
но  королевским  указам,  ни  один  чиновник  не  должен  быть  отстранен  с  долж¬
ности  без  причины  и  не  будучи  выслушан»56.
 В  двух  других  формулярах  мы  сталкиваемся  с  конфликтом  прав  короля
распоряжаться  «по  своему  желанию»  должностями  с  оформившимися  права¬
ми  чиновников  на  них.  В  первом  случае  король  назначил  человека  на  уже  за¬
нятую  должность,  причем  чиновник  служил  на  ней  давно,  при  прежнем  прав¬
лении,  и  при  восшествии  на  престол  нынешний  король  его  утвердил.  Образец
приведенного  Моршеном  письма  представляет  собой  не  решение  конфликта
в  пользу  одной  из  сторон,  а  требование  короля  принять  у  фактически  отстра¬
ненного  чиновника  прошение-протест  и  возбудить  судебное  разбирательство
в  Палате  прошений  Дома,  которой  «принадлежит  дознание  и  решение  о  ко¬
ролевских  службах»57.
 В  этом  формуляре  обращает  на  себя  внимание  не  только  передача  в  ком¬
петенцию  ведомства  короны  права  вынести  решение  в  конфликте  двух  сто¬
рон  -  короля  и  его  чиновника,  но  и  обоснование  необходимости  принять  у
отстраняемого  чиновника  иск-протест.  Основанием  для  иска  являются  его
 54 	N  7.  10:  Office  vaccant  par  forfaicture;  N  7.  20:  Lettre  pour  estre  receu  a  opposicion  contre
la  possession  ou  le  don  d’un  office;  N  7.  21  :  Autre  lettre  pour  estre  receu  (Morchesne  O.  Formulaire.
P.  207-209;  217-218).
 55 	«fait  et  commis  oudit  office  plusieurs  faultes,  larrecins  et  abuz»  (Ibid.  P.  207).  Моршен  вос¬
производит  здесь  реальные  отстранения,  имевшие  место:  Жана  Деко  в  1415  г.  и  Раймонда  Ан-
жильбо  в  1418  г.
 56 	Узнав  о  проступке  чиновника,  король  не  сразу  отстраняет  его,  а  инициирует  судебное
разбирательство:  «Nota  que,  quant  le  roy  ou  le  chancelier  ne  sont  informer  du  meffait  d’un  officier,
ilz  mandent  seulement  qu’on  procédé  contre  lui,  et  ne  mande  pas  qu’on  lui  oste  son  office  ne  que  on
y  institue  celui  a  qui  il  le  donne,  sinon  jusques  a  ce  que  celui  qui  le  tenoit  en  soit  privé  par  procès
ordinaire;  aussi  par  ordonnances  royalx  nul  officiers  ne  doit  estre  osté  de  son  office  sanz  cause  et  sanz
y  estre  oÿ»  (Ibid.  P.  208-209.  N  7.10.a).
 57 	«à  eulx  appartient  la  congnoissance  et  decision  de  noz  offices»  (Ibid.  P.  218).
 317

«долгая  безупречная  служба...  без  ошибок  и  претензий»  и  «королевские  ор¬
донансы,  согласно  которым  ни  один  чиновник  не  должен  быть  отстранен  от
службы  без  причины  и  не  будучи  выслушан  в  его  доводах  и  оправданиях»58.
 Второй  казус  по  сути  и  по  аргументации  повторяет  первый:  то  же  на¬
значение  на  уже  занятую  должность,  то  же  распоряжение  принять  у  отстра¬
ненного  чиновника  иск  на  тех  же  самых  основаниях  -  долгая  безупречная
служба  и  королевские  указы  о  законной  процедуре  отстранения59.  По  сути,
оба  письма  представляют  собой  требование  короля  к  соответствующему  ве¬
домству  не  вводить  в  должность  новоназначенного  чиновника  до  разбира¬
тельства  иска  смещенного  им  человека.  Но  возникает  закономерный  вопрос:
почему  король  не  делает  выбор  между  двумя  служителями  сам  и  зачем  нужно
разбирать  протест  отстраненного  чиновника?  Идет  ли  речь  о  простом  соблю¬
дении  формальной  процедуры  или  за  ней  стоит  какой-то  смысл?
 На  первый  взгляд,  оба  эти  письма  противоречат  проанализированному
выше  правилу,  согласно  которому  король  имел  право  назначать  чиновника
только  на  вакантную  должность.  И  все  же  ясно,  что  столкновение  двух  при¬
нципов  комплектования,  личностного  и  корпоративного,  являлось  систем¬
ным  и  со  временем  нарастающим.  В  контексте  конфликта  этих  двух  принци¬
пов  важно  понять,  с  какой  целью  вчинялся  иск  отстраненным  чиновником  и
каковы  были  его  перспективы.
 Начнем  со  второго.  В  комментариях  Моршена  содержится  простран¬
ное  пояснение  преимущественных  прав  того,  кто  получил  от  короля  место
последним  и  тем  самым  отстранял  предыдущего  служителя.  В  судебном  про¬
цессе  отстраненный  становился  истцом,  а  новоназначенный  -  ответчиком,  и
все  преимущества  оказывались  на  стороне  последнего.  Как  уточняет  Мор-
шен,  в  типовом  письме  о  назначении  всегда  указывается  возможность  про¬
теста  того,  кто  терял  права  на  должность,  что  позволяло  соответствующим
ведомствам  принять  иск  и  возбудить  дело.  Более  того,  именно  истец  должен
был  позаботиться  о  получении  письма,  свидетельствующего  о  его  протес¬
те60.  Однако  возможность  опротестовать  новое  назначение  не  гарантировала
успеха  предприятия.
 Тем  не  менее  шансы  у  истца  оставались.  Не  только  Палата  прошений
Дома  короля,  в  чью  компетенцию  входил  разбор  исков  между  королевскими
чиновниками,  но  и  Парламент  как  верховный  суд,  куда  любой  человек  мог
обратиться  в  поисках  «справедливости»,  имели  возможность  решить  исход
дела.
 58 	«et  tousjours  depuis  s’i  est  bien  et  deuement  gouverné,  y  a  longuement  servi...  sanz  faulte  ou
reprehencion  aucune  et  par  ce  de  raison  et  bonne  équité  n’en  doit  estre  débouté...  par  ordonnances
royaulx  aucun  officier  ne  doit  estre  desapointié  de  son  office  sanz  cause  et  sanz  estre  oÿ  en  ses  raisons
et  justificacions»  (Ibid.  P.  217).
 59 	«il  Nous  ait  bien  servi  en  tel  office  par  tel  temps  et  que  par  les  ordonnances  royaulx  aucun  de
noz  officiers  ne  doie  estre  desapointié  de  son  office  sanz  grant  cause  et  sans  estre  oÿ  en  ses  defences»
(Ibid.  P.  218).
 60 	«Nota  que  en  matiere  d’offices  le  défendeur  a  avantage  devant  le  demandeur,  et  mesmement
au  regart  de  la  recreance;  et  pour  ce  doit  on  adviser  a  faire  la  lettre  d’estre  receu  a  opposicion.  Et
qu’on  ne  preigne  pas  la  maintenue,  c’est  assavoir  qu’on  ne  face  pas  la  conclusion  de  sa  lettre  tendant
simplement  qu’il  soit  maintenu  en  sa  possession,  car  je  tieng  qu’on  n’en  donroit  pas  lettre  sinon
qu’on  y  mist  et  en  cas  d’opposition,  et  ainsi  la  partie  adverse  se  pourroit  opposer  ou  seroit  opposant,
et  l’en  la  devroit  faire  demanderesse»  (Ibid.  P.  218).
 318

Конфликты  с  Парламентом  стали  лейтмотивом  политики  Людовика  XI  в
сфере  комплектования.  Уже  в  начале  нового  правления  Парламент  отказал¬
ся  подчиниться  указу  короля  и  отстранить  от  должности  своего  секретаря61.
В  том  же  году  верховный  суд  вмешался  в  конфликт  за  должность  сборщика
налогов  в  элексьоне  Компьень  между  Рено  де  Боском,  на  чье  место  был  на¬
значен  Никола  Фрере.  В  письме  короля  с  требованием  не  принимать  иск  от
Рено  и  тем  более  не  выносить  по  нему  решения  обращено  внимание  на  то,
что  Рено  в  данный  момент  находится  в  процессе,  возбужденном  против  него
в  Палате  прошений  Дома  короля  генеральным  прокурором  за  «большие  хи¬
щения,  ошибки  и  злоупотребления,  им  совершенные  на  службе  контролера
податей  с  чужаков  в  Париже»,  за  которые  он  был  отстранен  от  должности  по
приговору  налогового  суда62.  Решительный  тон  письма  и  содержащиеся  в  нем
угрозы  «поберечься  от  подобной  ошибки,  ибо  такова  наша  воля  и  желание»
(tel  est  nostre  plaisir  et  vouloir),  красноречиво  свидетельствуют  о  смутных  пер¬
спективах  судебной  инстанции  отстоять  свою  позицию.
 Они  в  полной  мере  проявились  в  конфликте  с  королем  из-за  назначения
нового  судебного  пристава  Парламента  Луи  Буржуа  на  место  Алена  Делакруа
в  1478  г.  В  первом  письме  в  это  ведомство  Людовик  XI  не  снизошел  до  объ¬
яснений  причин  такой  замены,  считая  достаточным  заявить,  что  таково  его
«желание,  воля  и  намерение»,  и  потребовать  немедленно  и  без  задержек  ввес¬
ти  Луи  Буржуа  «во  владение  и  сейзину  этой  должности»,  так  чтобы  больше
не  возникало  проблем.  Но  это  не  помогло:  Парламент  отказался  это  сделать,  и
конфликт  с  королем  продлился  более  полугода.  Людовик  XI  написал  в  общей
сложности  четыре  «открытых»  и  «закрытых»  письма  в  Парламент  с  требова¬
нием  утвердить  свое  решение,  в  которых  подкреплял  его  и  намеком  на  некие
причины,  по  которым  он  больше  не  желает  держать  в  служителях  Алена  Де¬
лакруа63.  Несмотря  на  такое  давление,  Парламент  упорствовал  с  января  до
 1 	августа  1478  г.,  прежде  чем  смириться  и  принять  в  свой  состав  Луи  Буржуа,
однако  лишь  с  тем  условием,  что  изучит  результаты  расследования  в  отноше¬
нии  смещенного  Алена  Делакруа,  которое  король  поручил  нескольким  комис¬
сарам,  после  чего  «поступит  так,  как  подсказывает  разум»64.
 Аналогичный  конфликт  сопровождал  спустя  несколько  лет  назначение
нового  секретаря  по  уголовным  делам:  Людовик  XI  определил  нотариу-
са-секретаря  Канцелярии  Франсуа  Перро  в  Парламент  на  место  уголовно¬
го  секретаря,  сместив  одновременно  с  нее  Гуго  Аллигре.  Королю  пришлось
четырежды  писать  в  Парламент  гневные  и  приказные  письма,  посылать  пе¬
реговорщиков  -  нотариуса  Канцелярии  Жака  Шарпантье  и  капитана  Мелана
Оливье  Ле  Дэна  -  с  заданием  навязать  свою  волю  и  сломить  сопротивление.
 61 	Конфликт  имел  место  22  февраля  1463  г.  (AN  U  509.  F.  39).
 62 	Письмо  от  4  сентября  1463  г.:  «pour  les  grans  larrecins,  faultes  et  abuz»  (Lettres  de  Louis
 XI. 	T.  2.  P.  147-148).
 63 	Письма  от  18  февраля,  марта  и  24  июля  1478  г.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  326-327;  T.  7.
P.  13-14;  S.  126).
 64 	AN  Xla  1488.  F.  107;  Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  326-327.  Любопытно,  что  смещенный
Ален  Делакруа  был  на  заре  правления  Людовика  XI  облагодетельствован  им  «за  добрые  и  при¬
ятные  услуги  нашему  покойному  отцу»:  2  октября  1461  г.  в  дополнение  к  должности  судебно¬
го  пристава  Парламента  в  Париже  он  получил  и  место  первого  пристава  Парламента  в  Тулузе
(Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  303).
 319

В  письмах  король  заявлял,  что  главы  Парламента  «не  имеют  права  идти  про¬
тив  его  воли,  защищая  ордонансы  и  по  своему  их  интерпретируя...,  страшно
удивлен  плохим  приемом,  оказанным  Перро,  поскольку  не  имеют  права  так
обращаться  с  нашим  служителем»65.  Людовик  XI  так  и  не  объяснил  причин
отстранения  Аллигре,  не  считая,  очевидно,  это  обязательным,  лишь  спустя
более  полугода  намекнув,  что  таковые  имеются:  «ведь  вы  не  знаете,  -  писал
король  Парламенту,  -  причин,  по  которым  я  сместил  его  с  должности».  Од¬
нако  все  усилия  монарха  натолкнулись  на  стену  сопротивления  в  верховной
судебной  инстанции,  чья  позиция  опиралась  на  выработанные  критерии  от¬
бора  чиновников  и  процедуру  их  отстранения:  она  не  усматривает  в  службе
Аллигре  ничего,  за  что  следовало  бы  его  сместить,  а  «согласно  королевским
ордонансам,  никто  не  должен  терять  службу,  если  не  совершил  преступле¬
ния»;  к  тому  же  назначенный  Перро  «не  кажется  опытным  и  состоятельным
для  исполнения  этой  службы»66.
 Дальнейшее  развитие  конфликта  показывает  лимиты  действия  обоих
принципов  комплектования  -  патримониального  и  бюрократического.  Запи¬
сав  в  протоколе  все  свои  возражения,  Парламент  все  же  вынужден  был  26
ноября  1481  г.  принять  Перро  на  службу,  «опасаясь  не  угодить  королю»  и  ис¬
черпав  на  этом  этапе  все  ресурсы  сопротивления.  Однако  у  него  оставалось
в  арсенале  законное  средство  «защиты  справедливости»:  принять  иск  у  сме¬
щенного  Аллигре,  что  он  и  сделал,  возбудив  судебный  процесс.  В  результате
Аллигре  его  выиграл  и  5  января  1484  г.  был  восстановлен  на  должности,  а
Перро  принужден  был  вернуть  ему  всё  полученное  за  прошедшие  годы  жа¬
лованье67.  Так  Парламент  сумел  в  итоге  настоять  на  своей  позиции,  однако
нельзя  не  связать  эту  победу  с  отсутствием  главного  «противника»,  ведь
Людовик  XI  к  тому  времени  уже  умер.
 Процедура  смещения  чиновников,  прописанная  впервые  в  указе  1359  г.,
стала  фундаментом  несменяемости  чинов  и  потому  неизменно  ими  отстаи¬
валась,  прочно  закрепившись  в  профессиональной  этике.  Следование  коро¬
лем  этой  процедуре  входило  в  стандартный  набор  его  добродетелей  в  глазах
служителей  власти.  Так,  в  своем  «Похвальном  слове»  Анри  Бод  упомина¬
ет  в  числе  достоинств  Карла  VII,  что  он  «никого  не  смещал  без  причины»;
и  наоборот,  автор  «Хроники  первых  четырех  Валуа»  в  качестве  показателя
незаконности  расправы  над  одним  из  глав  восстания  майотенов  в  Париже  в
1382  г.  Жаном  де  Марэ  называет  смещение  в  его  отсутствие,  так  что  он  не
был  выслушан  в  своих  оправданиях68.
 С  точки  зрения  утвердившейся  процедуры  смещения  чиновников  коро¬
левская  схизма  1418-1436  гг.  предстает  подлинной  катастрофой,  посягнув  на
 65 	«ne  devez  aller  au  contraire  de  nostre  vouloir...  nous  suymes  terriblement  esmerveillez  qui
vou  meut  à  ainsi  traicter  maitre  Perreau...  gardez  les  ordonnances  en  cestre  maniéré  et  interpretez
noz  lettres  à  vostre  intention...  que  ne  devez  point  ainsi  traicter  noz  serviteurs»  (Lettres  de  Louis  XI.
T.  9.  P.  93-94,  230-231).  Письма  от  11  ноября  1481  и  10  июня  1482  гг.
 66 	«combien  qui  ne  soit  point  apparu  à  ladicte  court  que  ledit  maistre  Hugues  ait  fait  ou  commis
cas  pour  lequel  il  doyve  estre  débouté  dudit  office,  et  que  selon  les  ordonnances  royaulx,  nul  ne  doit
perdre  son  office,  s’il  n’a  fait  ou  commis  cas  ou  delict  par  quoy  en  doye  estre  privé,  et  aussi  qu’il
n’aparest  point  ledit  maistre  Françoys  estre  expert  et  souffisant  pour  excercer  ledit  office»  (Lettres
de  Louis  XI.  T.  9.  P.  95).
 67 	Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  230;  Aubert  F.  Histoire  du  Parlement...  T.  I.  P.  240.
 68 	Baude  H.  Eloge.  P.  131-132;  Chronique  des  quatre  premiers  Valois.  P.  310.
 320

фактически  сложившийся  принцип  несменяемости.  В  результате  занятия  Па¬
рижа  войсками  герцога  Бургундского  летом  1418  г.  и  поражения  арманьяков
королевская  администрация  оказалась  под  ударом.  Часть  чиновников  спешно
покинула  Париж,  «прихватив»  с  собой  дофина  Карла  как  гарантию  своего  по¬
литического  выживания,  другая  добровольно  оставила  королевскую  службу
или  была  смещена  новыми  властями.  Этот  во  многих  отношениях  «осевой»
кризис  в  истории  государственного  аппарата  Французской  монархии  нанес
сокрушительный  удар  по  скрупулезно  возводимому  зданию  автономного  бю¬
рократического  аппарата  власти.  Формально  чистка  королевского  аппарата
являлась  легитимной,  ибо  была  санкционирована  указами  короля  Карла  VI.
Но  покинувшие  Париж  и  основавшие  «с  чистого  листа»  параллельную  ад¬
министрацию  под  властью  дофина  Карла  чиновники  воспринимали  эту  си¬
туацию,  в  том  числе,  и  как  посягательство  на  утвердившийся  принцип  не¬
сменяемости.  Не  случайно  поэтому  в  указах  дофина  Карла  об  учреждении
параллельных  ведомств  обстоятельно  излагается  незаконность  произведен¬
ных  смещений,  в  результате  которых  «старые,  добрые  и  верные  служители...
кто  долго  и  верно  служил»  были  изгнаны  со  службы  без  законных  оснований
и  без  соблюдения  принятой  процедуры69.
 Однако  этот  кризис  с  особой  наглядностью  показал,  что  возникший  в
интересах  верховной  власти  и  ее  служителей  принцип  несменяемости  чи¬
новников  никак  не  ограничивал  всевластие  короля  в  сфере  комплектования.
Конечно,  для  посягательства  на  него  у  короля  должны  были  быть  веские  ос¬
нования,  но  если  они  имелись,  то  никакие  правила  и  гарантии  не  могли  от¬
менить  «волю  короля».  И  вот  тут  мы  возвращаемся  к  важному  вопросу,  от¬
вет  на  который  позволяет  лучше  понять  границы  действия  складывающегося
принципа  несменяемости.  Зачем  отстраненные  новым  назначением  короля
должностные  лица  подают  иск  в  Парламент  и  просят  занести  в  протокол,  что
назначение  сделано  «не  в  ущерб  им»?  Какой  еще  ущерб  они  имеют  в  виду,
если  уже  потеряли  свою  службу  и  вряд  ли  сумеют  ее  вернуть?
 А  между  тем,  именно  с  таким  явлением  мы  сталкиваемся  всякий  раз,  ко¬
гда  новое  назначение  отстраняет  прежнего  служителя,  не  обвиненного,  од¬
нако,  в  должностном  преступлении.  Ярким  примером  этой  практики  стала
широкомасштабная  акция  короны  Франции  по  замене  корпуса  бальи  и  сене¬
шалей  в  ситуации  политического  противостояния  арманьяков  и  бургиньонов.
Парламент  скрупулезно  фиксировал  протест  отстраняемого  чиновника  и  воз¬
буждал  дело,  которое  сводилось  к  «восстановлению  чести»  отстраненного70,
 69 	«les  bons,  loyaulx  et  anciens  serviteurs...  qui  longuement  et  loyaument  servy»  (ORF.  X.  477-
479;  XI.  59-60).  Указы  о  создании  Парламента  в  Пуатье  от  21  сентября  1418  г.  и  Парламента  в
Тулузе  от  марта  1420  г.
 70 	Все  отстраняемые  просят  Парламент  зафиксировать  их  протест.  См.  запись  в  протоко¬
лах  о  протестах  смещенных:  бальи  Амьена  13  сентября  1413  г.,  14  и  19  декабря  1415  г.  (JNB.
Т.  2.  R  145,  230-232);  бальи  Валуа  19  ноября  1411  г.  (Ibid.  R  34);  бальи  Вермандуа  14  марта
 1414 	г.,  14  и  19  декабря  1415  г.  (Ibid.  R  174-175,  230-232);бальи  Жизора  23  августа  1413  г.
(Ibid.  R  138);  бальи  Котантена  30  декабря  1411  г.,  3  мая  1414  г.,  9  августа  1415  г.  (Ibid.  R  40,
184,  216-217);  бальи  Макона  12  мая  1411  г.,  27  и  30  декабря  1415  г.  (Ibid.  Т.  2.  R  5,  8-9,  27,
233-234);  бальи  Мелёна  30  октября  1411г.,  14  января  1412  г.,  15  сентября  1413  г.  (Ibid.  R  27,
44-45,  145);  бальи  Mo  15  января  1410  г.;  22  сентября,  21  ноября  1411  г.,  3  сентября  1413  г.
(JNB.  Т.  1.  Р.  309,  Т.  2.  Р.  23-24,  36,  139);  бальи  Монтаржи,  Серуа  и  Орлеана  19  ноября  1411  г.
(Ibid.  Р.  34);  бальи  Руана  15  июня  1417  г.  (JCF.  Т.  1.  Р.  28-29);  бальи  Санлиса  27  и  30  декабря
 11.  С.К.  Цатурова
 321

однако  ученые  прошли  мимо  этой,  на  мой  взгляд,  важнейшей  с  точки  зрения
складывающегося  института  королевской  службы  процедуры.
 Чего  добивались  чиновники,  требуя  фиксации  своего  протеста  в  прото¬
колах  Парламента?  Ведь  такой  протест  не  мог  противостоять  воле  монарха.
Однако  он  подтверждал  важнейшее  для  дальнейшей  карьеры  чиновника  об¬
стоятельство:  отстранение  последовало  не  из-за  должностного  преступления
и  у  чиновника  сохранялась  незапятнанной  профессиональная  репутация,  яв¬
лявшаяся  одним  из  фундаментальных  критериев  отбора  на  службу71.  Так,  с
помощью  протеста  чиновник  сохранял  право  на  занятие  другой  должности,
переходя  «в  резерв».  Именно  этому  и  призвана  была,  на  мой  взгляд,  послу¬
жить  запись  в  протоколе  Парламента,  констатирующая  незапятнанную  репу¬
тацию  смещенного  чиновника.  Косвенно,  но  весьма  красноречиво  об  этом
свидетельствует  формуляр  уже  упомянутого  письма  с  разрешением  короля
принять  к  рассмотрению  жалобу  отстраненного  чиновника.  В  нем  само  от¬
странение  новым  назначением  квалифицируется  как  «великий  ущерб  и  бес¬
честие  ему»,  а  отказ  в  иске  -  «еще  большим  ущербом  и  бесчестием,  если  ему
будет  отказано  в  нашей  милости  и  защите  суда»72.
 Таким  образом,  процедура  отстранения  не  в  результате  должностного
преступления,  а  по  «воле  монарха»  и  с  фиксацией  протеста,  констатирующе¬
го  отсутствие  «ущерба  правам»,  апеллировала  к  несменяемости,  поскольку
потенциально  сохраняла  за  смещенным  чиновником  право  на  занятие  другой
должности.  Об  этом  шла  речь  на  собрании  Штатов  в  Туре  в  1484  г.:  сам  автор
«Дневника»  Жан  Масслен  напомнил  о  королевских  указах,  благодаря  кото¬
рым  смещенные  без  причины  чиновники  могли  быть  восстановлены  в  долж¬
ностях  или  сохраняли  потенциальную  возможность  судебным  путем  (Justitia
via)  вернуться  на  службу73.
 Следовательно  судебный  путь  предусматривал  не  столько  восстановле¬
ние  на  отнятой  должности,  сколько  право  получить  другой  пост,  если  король
 1415  г.,  28  апреля  1418  г.  (JNB.  Т.  2.  Р.  233-234;  JCF.  T.  1.  Р.  124);  бальи  Санса  9  октября  1411  г.,
 14 	августа,  13  сентября  1413  г.,  16  февраля  1414  г.,  27  и  30  декабря  1415  г.  (JNB.  Т.  2.  Р.  25,
135-136,  145,  169,  233-234);  бальи  Сен-Пьер-Ле-Мустье  17  января  1410  г.  (Ibid.  Р.  310);  бальи
Сен-Совер-Ланделен  6  декабря  1411  г.  (Ibid.  Р.  39);  бальи  Труа  17  апреля  1410  г.  (Ibid.  Р.  317);
бальи  Турнэ  18  апреля  1406  г.,  14  и  19  декабря  1415  г.  (JNB.  T.  I.  Р.  156,  Т.  2.  Р.  230-232);  бальи
Турэна  16  ноября  1411  г.  (Ibid.  Т.  2.  Р.  34);  бальи  Шомона  4  февраля  1410  г.,  31  декабря  1411  г.,
 4 	и  12  сентября  1413  г.  (Ibid.  Т.  2.  Р.  311-312,  Т.  2.  Р.  39,  140,  145);  бальи  Эвре  16  января  1412  г.,
13-14  декабря  1415  г.  (Ibid.  Р.  45,  230);  сенешаль  Бигорра  29  декабря  1413  г.,  20  ноября  1414  г.
(Ibid.  Р.  162,  201-202);  сенешаль  Бокера  15  февраля  1414  г.,  8  июля  1415  г.  (Ibid.  Р.  169,  216);
сенешаль  Перигора  21  ноября  1414  г.  (Ibid.  202-203);  сенешаль  Руэрга  3  января  1413  г.,  27  мая
 1415 	г.  (Ibid.  Р.  97,215).
 71 	Вспомним,  что  указ  1359  г.,  заложивший  основы  несменяемости  чиновников,  не  только
восстанавливал  смещенных  Штатами  лиц,  но  и  особо  оговаривал  восстановление  их  репута¬
ции  (fame  et  renommée).  (ORF.  III.  348).
 72 	«qui  est  en  son  grant  dommage  et  deshonneur...  et  plus  seroit  se  par  nous  ne  lui  estoit  sur  ce
pourveu  de  nostre  grace  et  remede  de  justice»  {Morchesne  O.  Formulaire.  P.  218  N  7.21).
 73 	Речь  на  Штатах  все  время  шла  о  фаворитах  Людовика  XI,  смещенных  Карлом  VIII  {Ku¬
bier  J.  Op.  cit.  P.  258-261).  Однако  после  бурных  дебатов  в  окончательный  наказ  Штатов  коро¬
лю  было  включено  пожелание  восстановить  смещенных  без  причины  чиновников  или  хотя  бы
выслушать  их  в  суде:  «ceulx  qui  avoient  don...  de  leurs  offices,  à  bon  et  juste  tiltre,  et  qui  ont  esté
désapointez  sans  cause,  doivent  estre  réintégrez  en  leurs  possession,  ou  à  tout  le  moins  qu’ilz  soient
reçeuz  à  les  poursuivre  en  justice»  {Masselin  J.  Journal.  P.  84;  494,  683).
 322

по  каким-либо  причинам  желал  чиновника  заменить.  Право  оспорить  сме¬
щение  являлось,  таким  образом,  составной  частью  принципа  несменяемос¬
ти  чиновников.  Возникновение  фактической  несменяемости  и  оформление
гарантий  на  занимаемую  должность  привели  к  складыванию  своеобразных
владельческих  прав  на  долго  и  безупречно  исполняемую  службу.
 В  формулах  писем  о  назначении  на  должность  примерно  на  рубеже  XIV-
 XV 	вв.  появляется  предписание  «ввести  во  владение  и  сейзину  службы»
(en  possession  et  saisine  dudit  office).  В  этой  формуле  соединялись  два  разных
концепта  владения,  взятых  из  римского  и  из  обычного  права.  Сейзина  как
форма  владения  означала  в  Средние  века  передаваемое  вассалу  фактическое
держание  «по  праву  давности»  (земли,  недвижимости  или  иных  прав),  но  без
права  собственности  на  них74.  Основанная  на  фактическом  владении,  сейзина
была  неприкосновенным  правом,  которого  нельзя  было  лишить  без  веских  и
законных  оснований.  Таким  образом,  с  помощью  этой  формулы  ординарные
службы  передаются  во  владение,  а  чиновники  впоследствии  именуются  их
«владельцами»  (possesseurs)75.  Однако  это  владение  принципиально  отлича¬
лось  от  позднейшего,  возникшего  после  учреждения  «полетты»,  права  чинов¬
ника  на  должность,  которую  он  теперь  покупал  и  не  мог  быть  с  нее  смещен.
В  исследуемый  период  это,  скорее,  фактическое  (как  и  несменяемость)  владе¬
ние,  не  закрепленное  никаким  легитимирующим  актом,  кроме  сложившейся
бюрократической  практики.  Как  и  в  случае  с  феодом,  владелец  не  мог  быть
лишен  службы,  если  соблюдал  все  условия  контракта  с  королем.  Владение
подкреплялось  оформлением  корпоративных  бюрократических  правил  карь¬
ерного  роста  чиновников,  выраженных  в  своеобразной  форме  cursus  honorum
во  Франции  исследуемого  периода.
 ПРАВИЛА  КАРЬЕРНОГО  РОСТА
 Оформление  бюрократических  и  корпоративных  правил  карьерного  ро¬
ста  сыграло  существенную  роль  в  становлении  института  службы76.  Наличие
подобных  стратегий,  остающихся  еще  слабо  исследованными,  было  мной  об¬
наружено  при  изучении  истории  самого  крупного  ведомства  короны  Фран¬
ции  -  Парламента  в  первой  трети  XV  в.  Анализируя  политику  верховного
суда  в  сфере  комплектования  и  конструируя  логику  разрешения  возникаю¬
щих  конфликтов  за  должности,  я  столкнулась  с  существующими  четкими
 74 	Saisine  //  Vocabulaire  historique  du  Moyen  Age.  P.  197;  Saisine  //  Dictionnaire  de  la  France
médiévale.  P.,  2003.  P.  238.  О  сейзине  в  целом  и  применительно  к  должностям  см.:  Блок  М.
Феодальное  общество.  С.  119-120;  Берман  Г.  Дж.  Указ.  соч.  С.  289-297;  Krynen  J.  Les  légistes
«tyrans  de  France»  .  P.  287;  Cheyette  Fr.  La  justice  et  le  pouvoir  royal...  P.  382.
 75 	Как  пример  такой  формулировки  см.  письмо  от  10  января  1478  г.,  где  речь  идет  о  судеб¬
ном  приставе  Парламента:  Lettres  de  Louis  XI.  T.  6.  P.  303.  О  восприятии  чиновниками  должно¬
стей  как  собственности  см.:  Martin  О.  La  nomination  aux  offices  royaux...  P.  498.
 76 	О  возможности  карьеры  и  правилах  продвижения  как  основном  элементе  государствен¬
ной  службы  см.:  Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  414.  H.A.  Хачатурян  констатирует
возможность  продвижения  даже  в  такой  консервативной  корпорации,  как  армия,  на  основе
профессиональных  достоинств  и  личных  способностей.  См.:  Хачатурян  H.A.  Власть  и  обще¬
ство...  С.  175.
 11*
 323

правилами  продвижения  чиновников  внутри  корпорации77.  Вне  зависимости
от  личных  достоинств  кандидата  и  ранга  его  покровителя,  в  том  числе  внут¬
ри  парламентской  корпорации,  путь  карьерного  роста  был  к  XV  в.  предель¬
но  отлажен.  Любой,  приходя  на  штатную  должность  советника  Парламента,
поступал  вначале  в  Следственную  палату,  где  набирался  необходимого  опыта
судебных  расследований.  Когда  же  освобождалось  место  в  Верховной  палате,
собственно  выносящей  приговоры  в  последней  инстанции,  то  в  нее  попадали
из  Следственной  палаты  или  Палаты  прошений  в  строгой  очередности  -  по
выслуге  лет  (selon  ancienneté  /  selon  l’antiquité)78.  Соблюдению  ее  способство¬
вали  также  определенные  места,  которые  занимали  советники  в  залах  своей
палаты  в  соответствии  со  сроками  службы,  так  что  самые  почетные  места  от¬
водились  старейшим  членам  корпорации79.  Такое  правило  «рассадки»  нагляд¬
но  демонстрировало  очередность  и  закрепляло  ее  в  памяти.  Таким  образом,
стаж  работы  в  Парламенте  являлся  пружиной  карьерного  роста  чиновника,  и
потому  за  подсчетами  сроков  службы  строго  следили,  а  секретари  неизменно
указывали  в  протоколах  время  службы  чиновников  как  мерило  их  статуса80.
 Важно  обратить  внимание  на  то,  что  стратегии  карьерного  роста  не  пропи¬
саны  были  ни  в  одном  ордонансе  и  должны  расцениваться  как  собственно  чи¬
новное  изобретение,  очевидно,  вытекающее  из  универсальных  корпоративных
правил.  Показателем  приверженности  парламентариев  этому  «золотому  прави¬
лу»  карьерного  роста  является  и  выявленное  мной  следование  ему  даже  в  случа¬
ях,  когда  речь  шла  о  служебном  продвижении  родственников  парламентариев81.
Хотя  все  вступающие  в  Парламент  чиновники  проходили  процедуру  конкурс¬
ного  отбора,  они  поступали  на  то  место,  которое  освобождалось  после  цепочки
перестановок  внутри  корпоративной  иерархии.  Тем  более  что  появляющаяся  ва¬
кансия  была,  как  правило,  очень  высокая,  ведь  две  трети  парламентариев  «ста¬
рели  и  умирали»,  находясь  на  службе  в  Парламенте,  следовательно,  вакансия
появлялась,  обычно,  в  Верховной  палате,  а  туда  не  принимали  новичков.
 Наконец,  вакансии  президентов  Парламента  замещались  не  по  выслуге
лет,  а  путем  выборов,  хотя  все  они  уже  проходили  в  свое  время  процеду¬
ру  конкурсного  отбора.  К  началу  XV  в.  в  курии  насчитывалось  четыре  пре¬
зидента,  причем  при  их  известном  равенстве,  главой  верховного  суда  был
 77 	Подробнее  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  62-69.
 78 	Ф.  Отран  обратила  внимание  на  употребление  глагола  «подняться»  (monter),  когда  в
протоколах  описан  переход  из  этих  двух  палат  в  Верховную  палату  (AutrandFr.  Naissance  d’un
grand  corps  de  l’État.  P.  139).  Анализируя  «политический  словарь»  эпохи,  А.  Ригодьер  упоми¬
нает  и  понятие  «продвижение»  (avancements  /  promociones),  почерпнутое  из  римского  права
(Rigaudière  A.  Penser  et  construire  l’État...  P.  144).
 79 	О  значении  стажа  для  занятия  почетного  места  в  Большой  зале  Парламента  свидетель¬
ствует  и  такое  правило:  мэтры  Палаты  прошений  Дома  после  10  лет  стажа  получали  право
сидеть  на  одном  уровне  с  советниками-мирянами  Верховной  палаты  (AN  U  501.  F.  19).
 80 	В  этом  контексте  важно  отметить,  что  и  адвокаты  Парламента,  поступая  на  службу  в
верховный  суд,  вписывались  по  порядку  (matricule),  а  затем,  переходя,  как  правило,  на  долж¬
ность  советника  суда,  не  теряли  и  своего  адвокатского  стажа,  который  учитывался  при  их
дальнейшем  продвижении.  См.:  Delachenal  R.  Histoire  des  avocats.  P.  23.
 81 	Некоторые  обнаруженные  в  ходе  исследования  исключения,  вызванные  чьим-то  покро¬
вительством  или  особыми  заслугами  кандидата,  неизменно  сопровождались  записью,  что  это
«нестандартное»  продвижение  сделано  не  в  ущерб  очереднику,  дабы  сохранить  незапятнанной
его  репутацию  и  право  на  «законное»  возвышение  в  будущем.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры
власти.  С.  67-68.
 324

первый  президент,  за  должность  которого  происходили  конфликты,  посколь¬
ку  здесь  могло  возникнуть  столкновение  корпоративных  стратегий  продви¬
жения  -  от  четвертого  к  первому  президенту  -  и  воли  монарха  видеть  на  этом
посту  угодного  ему  человека82.
 Ф.  Отран  датировала  появление  этой  новой  бюрократической  иерархии
в  Парламенте,  пришедшей  на  смену  прежней  социальной,  временем  адми¬
нистративных  реформ  «мармузетов»:  с  1390  г.  в  начале  каждой  сессии  Пар¬
ламента  секретарь,  перечисляя  поименный  состав  ведомства,  отныне  стро¬
ил  его  по  новому,  бюрократическому  принципу  -  сначала  президенты,  потом
советники  Верховной  палаты  (клирики  впереди  мирян),  затем  Следственной
палаты  -  все  в  строгой  хронологии  их  вступления  в  корпорацию83.  Однако
складывание  бюрократической  иерархии  было  невозможным  без  появления
собственно  парламентской  корпорации,  датируемой  ордонансом  11  марта
1345  г.  До  этой  даты  король  мог  дать  своему  протеже  незаслуженно  высокое
место.
 Расширение  исследовательского  поля  заставило  еще  внимательнее  при¬
смотреться  к  формированию,  эволюции  и  мотивации  cursus  honorum  в  коро¬
левской  администрации  XIII-XV  вв.  Прежде  всего  обращает  на  себя  внимание
универсальный  характер  правил  карьерного  роста  внутри  администрации.
Принято  считать,  что  они  были  характерны  только  для  Парламента  -  круп¬
ного  ведомства  с  тремя  иерархически  расположенными  палатами,  однако  со¬
бранные  мной  материалы  опровергают  это  расхожее  мнение84.  Начать  анализ
представляется  целесообразным  с  формулы  продвижения,  которая  раскрыва¬
ет  истоки  и  цели  создания  правил  карьерного  роста  чиновников,  причем  она
органично  вырастает  из  процесса  типизации  достоинств  и  зарождения  прин¬
ципа  несменяемости  королевских  должностных  лиц.
 В  основе  карьеры  лежало  понятие  долгой  и  безупречной  службы.  С  на¬
ибольшей  полнотой  оно  выражено  в  формуляре  типового  письма,  которое  вы¬
давалось  при  получении  более  высокой  должности  (promocion  de  plus  hault
lieu).  В  нем  в  качестве  основания  для  продвижения  чиновника  выдвигается
доказанная  опытность  и  усердие  в  службе85.  Именно  оно  должно  было  стиму¬
лировать  служебное  рвение  и  гарантировать  лояльность.
 82 	См.  исследование  такого  рода  конфликта,  возникшего  в  Парламенте  в  1403  г.:  Там  же.
С.  66-67.
 83 	До  этой  даты  в  списке  перечислялись  сначала  президенты,  затем  советники-клирики,
после  -  миряне,  где  шли  сначала  рыцари,  потом  лица  неблагородного  статуса.  См.:  Autrand  Fr.
Le  temps  des  professionnels.  P.  417.
 84 	Исследуя  преимущественно  Парламент,  Ф.  Отран  сделала  именно  такой  ошибочный
вывод,  кочующий  с  тех  пор  по  работам  коллег:  якобы  только  верховный  суд  давал  возможность
карьерного  роста  (AutrandFr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  139).  Разумеется,  наличие
трех  палат  отличало  Парламент  от  других  ведомств,  однако  в  той  или  иной  форме  карьерный
рост  был  возможен  везде.  Так,  из  Денежной  палаты  можно  было  подняться  в  Палату  счетов.
См.:  Lalou  É.  La  Chambre  des  comptes...  P.  8,  13.
 ^  «Etsi  principum  rectitudo  gnaros  et  eruditos  ad  honoris  sedes  provehat,  quos  tarnen  in
eis  assidentes  racionis  et  officii  dare  noverint  operam  studiis  ad  prestaciores  erigere  debet,  ut,  in
quibus  peritos  probat  eos  experiencia,  sacius  expediant  res  et,  cum  precipum  principatus  et  dicionis
stabilimentum  justicia  sit,  nostram  decet  solicitudinem  ut  earn  per  comprobatos  et  expertos  viros
facimus  exerceri»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  212-213).
 325

Подобная  мотивация  присутствует  в  ряде  королевских  распоряжений.
Так,  вслед  за  сокращением  численности  мэтров  -  советников  Палаты  счетов
в  1406  г.  был  издан  королевский  указ,  защищающий  интересы  клерков-пис-
цов  этой  Палаты,  из  текста  которого  явствует,  что  они  со  временем  по  очереди
поднимались  на  освобождающие  места  советников-мэтров  Палаты.  Однако
в  связи  с  сокращением  количества  последних  образовался  «резерв»  чинов¬
ников,  способных  замещать  штатные  вакансии  мэтров  по  мере  их  появления,
так  что  клерки-писцы  утрачивали  на  дальнюю  перспективу  надежду  на  повы¬
шение.  Указ  обосновывает  подтверждение  их  прав,  равно  как  и  свободы  коро¬
ля  назначать  вакансии  на  советников  также  и  клерков,  именно  стремлением
стимулировать  их  служебное  рвение  и  лояльность.  Если  прежде,  видя  про¬
движение  (названное  «вознаграждением»)  тех,  кто  «долго  служил»  в  должно¬
сти  клерка,  остальные  «среднего  возраста  были  более  внимательны  и  усерд¬
ны  в  трудах  и  старательны  в  работе,  дабы  достигнуть  и  добиться  этого  ранга,
каковой  по  разуму  и  для  блага  дела,  где  никто  не  может  быть  сведущим,  не
служа  долго,  им  полагается,  и  вследствие  этого  (правила)  дела  и  нужды  на¬
шей  Палаты  наилучшим  образом  велись  и  поддерживались,  но  теперь  эти
клерки  уже  не  будут  столь  же  старательны».  Поскольку  они  надолго  теряют
возможность  продвинуться  по  службе,  а  ведь  «каждый,  кто  служит,  достоин
вознаграждения,  особенно  кто  долго  служит»,  то  указ  восстанавливал  их  в
правах,  «дабы  они  были  более  склонны  нам  усердно  служить  и  вознагражда¬
лись  бы  за  свои  труды  и  усилия»86.
 В  этом  указе,  по  сути,  собраны  все  основные  составляющие  корпоратив¬
ного  cursus  honorum:  сохранение  прав  сокращенных  чиновников  и  переход  в
резерв;  долгая  и  безупречная  служба  как  гарантия  профессионализма  и,  сле¬
довательно,  прав  на  продвижение;  форма  продвижения  -  по  выслуге  лет;  на¬
конец,  мотивация  корпоративного  продвижения  в  виде  стимулирования  слу¬
жебного  рвения  и  лояльности  чиновников87.
 Рассмотрим  теперь  по  возможности  каждое  звено  в  отдельности,  не  за¬
бывая  при  этом  о  сочетании  всех  этих  звеньев  в  корпоративной  этике  и  прак¬
тике.  Начнем  с  очередности,  с  наличия  списков,  составленных  в  строгом
соответствии  со  стажем  работы  чиновника.  Как  явствует  из  собранных  мате¬
риалов,  они  имелись  во  всех  корпорациях  служителей  короны  Франции  -  от
Парламента  до  Шатле.  Всякое  нарушение  этой  очередности  трактовалось  в
качестве  ущерба  правам  «очередника»  и  сопровождалось  фиксацией  в  про¬
токолах  ведомства  неприкосновенности  его  прав  «на  будущее».  Более  того,
 86 	«par  ainsi  les  autres  clercs  de  moyen  aage  considerans  lesdites  remuneraciones,  estoient
plus  ententilz  et  encouraigez  de  travailler  et  pener  diligemment  oudit  fait,  pour  parvenir  et  avoir
ce  degré  qui  par  raison  et  pour  le  bien  de  nostre  fait,  ou  quel  aucun  ne  peut  gueres  estre  expert  se  il
n’a  longuement  exercé  le  fait,  leur  ait  deu,  et  par  ce  en  estoient  les  besoignes  et  affaires  de  nostre
ditte  Chambre  mieulx  soustenuz  et  serchez...;  par  ainsi  noz  ditz  clercs  servans  continuellement...  ne
pourroient  jamais  venir  à  plus  haut  degré...  considéré  que  un  chacun  qui  sert  est  digne  de  loyer...  et
de  rendent  plus  enclinz  à  nous  servir  très-diligemment  et  aussi  qui  soient  remunerez  des  grans  paines
et  travaulx  que  chacun  jours  ilz  soustiennent  en  nostre  service»  (ORF.  IX.  127).
 87 	С  точки  зрения  стабильности  администрации,  по  мнению  П.  Бурдьё,  cursus  honorum
является  универсальным  правилом  защиты  бюрократии  от  «нетерпения  выскочек»,  чья  слиш¬
ком  быстрая  карьера  угрожает  профессионализму  и  корпоративным  интересам  ведомств.  По¬
степенная  карьера  служит  и  интересам  корпорации,  обучая  новичков  правилам  поведения  и
профессиональной  этике.  См.:  Bourdieu  P.  Noblesse  d’État.  P.  477.
 326

по  свидетельству  Анри  Бода,  аналогичную  очередность  на  занятие  откупных
должностей  король  Карл  VII  составил  и  для  служителей  своего  Дома.  Список
учитывал  возраст  и  срок  службы,  и  когда  освобождалось  место,  его  давали
«согласно  очереди»,  что  автор  включил  в  число  добродетелей  короля88.
 Однако  здесь,  как  и  в  других  вопросах  комплектования,  складывающиеся
бюрократические  стратегии  противоречили  прерогативам  монарха  на  замену
очередности  или  иерархии,  правда,  для  таких  действий  требовался  весомый
повод.  Так,  после  основания  Парламента  в  Пуатье  восемь  судебных  приста¬
вов  во  главе  с  Аломом  Кашмаре  обратились  к  королю  с  просьбой  установить
иерархию  сроков  их  службы,  поскольку  разделение  Парламента  надвое  внес¬
ло  в  нее  неразбериху89.  Когда  Карл  VII  осуществил  реформу  судопроизвод¬
ства  в  1454  г.,  он  одновременно  обновил  и  состав  Парламента,  а  поскольку
все  назначения  произвели  в  один  день,  так  что  новые  советники  пришли  в
замешательство  по  поводу  соблюдения  порядка  рассаживания,  король  сам
единолично  его  установил  «невзирая  на  манеру  и  обычай  нашей  курии»90.
 Вторым  двигателем  карьеры,  как  уже  подчеркнуто  выше,  становится
долгая  и  безупречная  служба  чиновника.  Со  второй  половины  XIV  в.  «золо¬
тым  правилом»  при  сокращениях  являлся  отбор  тех,  кто  занимал  должности
дольше  всех.  Так  значилось  в  «Инструкции  о  сборе  налогов»  (оставить  в  На¬
логовой  палате  тех,  кто  «долгое  время  там  служил»);  так  рекомендовалось
поступать  при  сокращении  Монетной  палаты  (оставить  четырех  «самых  ста¬
рых  и  достойных»),  а  к  примеру,  при  назначении  двух  казначеев  король  вы¬
брал  Гонтье  Коля  и  Жана  де  JIa  Клоша,  «кто  долго  ее  (должность)  исполнял  и
чьей  верностью  и  состоятельностью  мы  весьма  довольны»;  при  сокращении
штатов  клерков  в  Палате  счетов  предписывалось  выбрать,  исходя  из  «долгой
службы,  опыта  и  состоятельности»91.
 Нарушение  этого  обычая  воспринималось  чиновниками  очень  болезнен¬
но  и  трактовалось  как  незаконное  ущемление  их  прав.  Период  королевской
схизмы  явился  подлинным  испытанием  на  прочность  всех  сформировавших¬
ся  бюрократических  правил  и  выявил  заинтересованность  самих  чиновников
в  их  соблюдении.  В  Парламенте  в  Пуатье  назначение  нескольких  судебных
приставов  привело  к  путанице  со  стажем  и  иерархией  между  ними.  В  своем
прошении  они  добивались  зачисления  в  их  стаж  времени  работы  в  Париже,
аргументируя  это  понесенными  ими  ущербами  за  верность  Карлу.  В  итоге  ко¬
роль  удовлетворил  их  прошение,  подтвердив  приоритет  «долгой  службы»92.
Воссоединение  двух  Парламентов  в  1436  г.  также  происходило  болезнен¬
но  ввиду  возникшей  неразберихи  со  сроками  службы.  Как  явствует  из  указа
Карла  VII,  спустя  10  лет  после  воссоединения  ситуация  все  еще  оставалась
 88 	Baude  Я.  Eloge.  Р.  131.
 89 	ORF.  XIII.  26-27.  Об  этом  секретаре  Шатле  и  составленном  им  регистре  приговоров  по
уголовным  делам  см.:  Тогоева  О.И.  «Истинная  правда».  С.  6-7.
 90 	«nonobstant  le  stile  et  usaige  de  nostre  court»  (ORF.  XIV.  278).
 91 	Указы  от  11  марта  1389,  7  января  1401  г.,  6  июля  1404  и  7  января  1408  гг.:  «les  quatres
plus  anciens  et  souffisans»;  «eu  regard  à  son  long  service,  experience  et  souffisans»  (ORF.  VII.  246
(N  2);  VIII.  416  (N  17);  IX.  286  (N  21),  698-699).
 92 	«qui  longuement  nous  ont  servi  et  ont  perdu  le  leur  par  leur  leauté  gardes»  (ORF.  XIII.  26-
27).  Другие,  новые  приставы  пытались  это  оспорить,  ссылаясь  на  смену  монарха  (Карл  VI  к
тому  времени  уже  умер),  и  настаивали  на  «обнулении»  сроков  предыдущей  службы,  но  безус¬
пешно.  Указ  был  издан  3  мая  1423  г.
 327

запутанной:  начиная  с  1418  г.  в  бытность  регентом  Карл  раздавал  должности
в  Парламенте,  иногда  по  два-три  письма  на  одно  и  то  же  место;  и  хотя  не  все
потрудились  вступить  «во  владение  и  сейзину  службы»  за  эти  20  лет,  теперь
они  возбуждали  иски  против  тех,  кто  эти  должности  все  это  время  исполнял.
Решение  короля  защитило  тех,  кто  «долго  служил»  и  тем  самым  гарантиро¬
вало  их  права93.
 Знаменательно,  что  такие  корпоративные  традиции  поощрения  служеб¬
ного  рвения  в  известной  мере  соблюдались  и  при  Людовике  XI.  Так,  вос¬
станавливая  должность  президента  налогового  суда,  упраздненную  неког¬
да  вместе  с  самим  судом,  король  назначил  на  нее  Луи  Рагье,  епископа  Труа,
который  занимал  ее  еще  при  Карле  VII  и  «в  ней  хорошо  и  почтенно  управ¬
лял»,  так  что  возвращение  ему  должности  обосновывалось  долгой  и  безуп¬
речной  службой94.
 Срок  исполнения  обязанностей  мог  оказаться  решающим  аргументом  в
спорах  за  место95.  Такого  рода  споры  участились,  когда  Карл  VII  стал  возна¬
граждать  своих  сторонников  должностями  в  королевской  администрации  еще
до  освобождения  Нормандии  от  англичан.  В  благодарность  за  содействие  ко¬
роль  повторно  раздавал  посты  тем,  кто  «послужил  нам  в  этом  возвращении,
и  их  предпочли,  дабы  каждый  был  бы  более  заинтересован  и  склонен  поста¬
раться  в  службе  нам».  Это  привело  к  судебным  тяжбам,  блокировавшим  ра¬
боту  королевской  администрации.  Выход  был  найден,  и  он  недвусмысленно
гарантировал  права  тех,  кто  дольше  служил96.  Точно  также  поступил  и  Людо¬
вик  XI,  который  поначалу  бесконтрольно  раздавал  должности,  не  считаясь  с
существующими  традициями,  а,  столкнувшись  с  административным  хаосом,
понял  выгоды  от  соблюдения  установленных  бюрократических  правил  cursus
honorum.  В  итоге  король  приказал  Парламенту  самому  навести  порядок,  ос¬
тавив  должности  тем,  «кому  первому  мы  сделали  дар  этих  служб...  тем,  кто
их  имел  от  нас  первыми»97.
 Таким  образом,  долгая  служба  давала  гарантию  прав  на  занимаемую
должность,  стимулируя  служебное  рвение  и  повышая  привлекательность
службы.  Такого  рода  гарантии  особенно  наглядно  проявлялись  при  регу¬
лярных  сокращениях  штатов.  В  ордонансе  о  бальи  и  сенешалях  Филиппа  V
Длинного  в  1312  г.  предусматривалось  уменьшение  численности  сержантов,
в  результате  которого  должны  были  остаться  на  службе  «самые  подходящие»,
чей  список  подлежал  отправке  в  Палату  счетов  под  двумя  печатями.  Их  уже
 93 	Все  те,  кто  с  1418  г.  в  течение  как  минимум  пяти  лет  без  перерывов  исполнял  служ¬
бу,  объявлялись  ее  владельцами;  остальные  же,  кто  «не  воспользовался  даром»,  ее  лишались.
Указ  от  27  мая  1446  г.  (ORF.  XIII.  462-463).
 94 	Указ  от  9  июля  1465  (ORF.  XVI.  331-332):  «s’est  bien  et  honnorablement  gouverné...  en
faveur  des  services».
 95 	Характерно,  что  в  таких  спорах  претендентов  на  должность  адвокаты  прибегали  к  упо¬
минаниям  точного  часа,  когда  король  дал  их  клиенту  письмо-дар,  дабы  доказать,  что  данное
назначение  «старше».  См.:  Mattéoni  О.  «Plaise  au  roi».  P.  289-290.
 96 	Указ  от  27  мая  1450  г.:  «pourveoir  d’offices  et  estas  à  ceulx,  qui  nous  servoient  à  icelle
recouvrance,  et  à  ce  les  préférer,  afin  que  chascun  feust  plus  curieux  et  enclin  de  soy  emploier  en
nostre  service»  (ORF.  XIV.  90-91).
 97 	Указ  от  14  июля  1464  r.:  «ceulx  aus  queulx  avons  premierement  fait  don  desdits  offices  en
joyr  et  les  posséder...  ceulx  qui  auront  les  premiers  dons  de  nous,  sans  les  en  tenir  en  aucun  procès»
(ORF.  XVI.  212).
 328

нельзя  было  сместить,  и  лишь  по  мере  освобождения  должностей  в  резуль¬
тате  смерти  сержантов,  на  их  место  мог  быть  избран  другой  служащий98.  В
этом  указе  отражается,  безусловно,  процесс  формирования  принципа  несме¬
няемости  чиновников,  однако  можно  предположить,  что  освобождающиеся
должности  замещались  теми,  кто  уже  являлся  сержантом  и  был  отстранен  в
результате  сокращения.  С  такой  еще  не  вполне  отчетливой,  но  уже  наметив¬
шейся  тенденцией  при  сокращениях  мы  встречаемся  спустя  два  десятилетия,
в  приказе  Филиппа  VI  Валуа  к  прево  Парижа  об  уменьшении  численности  эк¬
заменаторов  Шатле  до  16  человек.  Спустя  несколько  дней  король  разъяснил
ему,  что  по  мере  освобождения  должностей  экзаменаторов  следовало  назна¬
чать  на  них  отстраненных  служителей,  до  тех  пор,  пока  все  они  не  получат
службу99.
 Как  явствует  из  этих  первых  шагов  по  формированию  прав  чиновников
на  должности,  cursus  honorum  строился  на  принципе  уважения  к  безупреч¬
ной  службе,  дающей  гарантии  на  получение  должностей.  Впервые  явно  эта
тенденция  отразилась  в  большом  ордонансе  о  сокращении  штатов  королев¬
ской  администрации  от  27  января  1360  г.  В  нем  оговаривались  права  смещен¬
ных  чиновников  на  занятие  в  будущем  королевских  должностей.  Мотивация
этих  прав  строилась  на  защите  репутации  тех,  кто  долго  и  без  нареканий  ис¬
полнял  обязанности.  Всех  их  король  «сохранял  в  любви,  милости  и  резерве
(provision)  и  не  желал,  чтобы  отстранение  нанесло  пятно,  оскорбление  или
ущемление  их  репутации»  (renommé).  Поэтому  ордонанс  предписывал  при
появлении  вакансии  «предпочитать  их  всем  прочим,  кто  прежде  не  был  на
этих  должностях...  и  их  продвинуть,  предпочесть,  поставить  и  утвердить,
если  будут  сочтены  подходящими,  учитывая  статус  службы  и  личные  до¬
стоинства  их  персон»100.
 Ордонанс  об  общем  сокращении  должностей  от  9  февраля  1388  г.  предус¬
матривал  аналогичную  процедуру  в  отношении  трех  советников  Палаты  сче¬
тов,  подпавших  под  удар.  Они  должны  были  «получить  первыми  должности,
которые  освободятся  в  Палате  согласно  их  очередности  (selon  leur  ordre)»101.
Когда  штаты  клерков  и  нотариусов  в  Канцелярии  достигли  угрожающих  раз¬
меров,  поскольку  одну  должность  занимало  по  два  человека,  деливших  меж¬
ду  собой  жалованье,  бурсы  и  оплату  униформы,  и  было  решено  свести  их
к  освященному  традицией  составу  в  60  человек,  указ  предусматривал,  по
сути,  ту  же  процедуру.  Решено  было  по  мере  освобождения  каждой  из  час¬
тей  должности  присоединять  ее  к  тому,  кто  имел  другую  половину,  «согласно
их  состоятельности,  очередности  и  срокам  службы  и  занятия  этой  должнос¬
ти,  прежде  всякого  другого»102.  По  сути,  данная  статья  указа  была  буквально
повторена  и  в  кабошьенском  ордонансе  в  разделе  о  сокращении  числа  нота¬
риусов  и  секретарей  Канцелярии:  две  половины  должности  подлежали  вос¬
 98 	ORF.  XII.  450  (N  9).
 99 	Указ  о  сокращении  от  24  апреля  и  разъяснение  от  27  апреля  1338  г.  (ORF.  II.  517;
 XII. 	43).
 100 	«convenables  eu  regart  à  la  condicion  des  offices  et  à  la  qualité  et  souffisance  de  leurs
personne»  (ORF.  III.  389  (N  30)).
 101 	ORF.  VII.  174-175.  Речь  шла  о  Жане  Молене,  Жане  де  Водетаре  и  Робере  д’Ашьере.
 102 	Указ  от  19  октября  1406  г.:  «selon  sa  souffisance,  ordre  et  le  temps  qu’il  nous  a  servi  et  esté
instituez,  avant  tout  autre»  (ORF.  IX.  152-153).
 329

соединению  в  руках  того  чиновника,  кто  «старше  всех  в  очереди,  учитывая
срок,  когда  был  принят  и  служил  на  этой  должности»103.
 Долгая  служба  обеспечивала,  как  видим,  преимущества.  Показательно,
что  они  сохранялись  даже  при  изменении  форм  комплектования  чиновников.
Так,  вводя  процедуру  выборов  для  замещения  должности  клерка  в  Палате
счетов,  королевский  указ  оговаривал,  что,  выбирая  «добрую  и  состоятельную
персону»,  предпочтение  следует  отдавать  тому,  кто  в  этой  должности  клерка
«прежде  служил,  если  таковой  имеется  и  если  будет  сочтен  состоятельным  и
подходящим»104.
 Права  чиновников  на  должности,  ущемленные  в  результате  сокращения,
могли  быть  реализованы  и  через  возможность  получить  сразу  же  место  в  дру¬
гом  ведомстве105.  Так,  в  ордонансе  от  14  декабря  1346  г.  для  не  попавших  в
штат  мэтров-советников  Палаты  счетов  предусматривались  «добрые  и  подо¬
бающие  чины,  согласно  их  доброму  образу  действий  и  службе  в  прошлом»106.
Равным  образом  гарантировались  права  сборщиков  налогов:  те,  кто  не  полу¬
чат  должностей  после  проведения  их  тотального  переназначения,  «если  бу¬
дут  признаны  хорошо  и  верно  служившими,  будут  поставлены  и  переведены
на  сбор  других  поборов  или  иначе  обеспечены»107.  Уменьшение  штатов  на¬
логового  суда  в  1408  г.  сопровождалось  подтверждением  прав  сокращенных:
им  были  обещаны  «чины  и  службы  по  решению  Совета  и  первые  же  места,
жалованья  и  права  штатных  советников,  которые  освободятся,  или  же  другие
службы  согласно  их  персонам,  если  те  раньше  освободятся,  и  они  захотят  их
занять»108.
 Сходным  образом  реализовывались  права  на  должности  даже  у  тех,  кто
занимал  внештатные  службы,  ставшие  характерным  явлением  со  второй  по¬
ловины  XIV  в.,  после  фиксации  штатов  ведомств.  Так,  особым  указом  короля
подтверждались  права  клерка  Пьера  Сюрели,  который  являлся  экстраорди¬
нарным  служителем  при  трех  штатных  секретарях  Парламента  на  основа¬
нии  все  того  же  уважением  к  его  долгой  и  безупречной  службе,  «дабы  почувс¬
твовал  воздаяние  за  свои  труды  и  заслуги»109.  Когда  в  1382  г.  проводилось  со¬
кращение  в  Палате  счетов,  то  на  штатных  должностях  были  оставлены  те,  кто
«постоянно  и  усердно...  долго  и  честно»  служил.  Однако  к  ним  присоедини¬
ли  еще  пять  человек,  которым  разрешалось  служить  в  Палате,  как  и  прежде,
но  «без  жалованья,  рент  и  пенсионов»,  лишь  пользуясь  правами,  закреплен¬
 103 	«le  plus  ancien  en  ordre,  eu  regart  au  temps  qu’il  aura  esté  receu  et  servy  en  l’office»
(Ordonnance  cabochienne.  P.  150-151  (N  226)).
 104 	Указ  от  5  июля  1411  r.  (ORF.  XII.  242).
 105 	В  этом  контексте  весьма  удачным  представляется  оборот,  предложенный  Н.  Бюль-
стом  для  описания  карьер  чиновников:  «cursus  officiorum».  См.:  BulstN.  Les  officiers  royaux  en
France...  P.  118.
 106 	«de  bons  et  convenables  Estats  selon  leur  bon  port  et  service  du  temps  passé»  (ORF.  II.
251-252).
 107 	Указ  от  28  января  1347  r.  (ORF.  II.  281-282).
 108 	«Nous  les  pourverront  de  tels  Estas  ou  Offices  que  en  nostre  Conseil  sera  advisé,  et  mesmement
des  premiers  lieux,  gaiges  et  drois  ordinaires  qui  vacqueront  par  noz  conseilliers  qui  demourront  en
leurs  Estas  et  Offices  d’ycelles  ordonnances,  ou  d’autres  offices  selon  leurs  personnes,  se  plustost
vacquerons  et  ilz  le  veulent  avoir»  (ORF.  IX.  282  (N  2)).
 109 	Указ  от  28  января  1373  г.:  «et  quod  tanquam  ad  hoc  idoneus  et  peritus...  suis  laboribus  et
meritis  fructum  sibi  sentiat  evenire»  (ORF.  V.  580).
 330

ными  за  чиновниками  ведомства;  всем  же  остальным  разрешалось  оставать¬
ся  на  должностях  «почетно»  (par  honneur),  без  жалованья  и  прав110.  Очеред¬
ное  сокращение  служащих  Палаты  счетов  ордонансом  от  7  января  1408  г.
подтвердило  права  внештатных  чиновников:  им  были  обещаны  либо  другие
должности  «по  решению  Совета»,  либо  первые  же  места,  жалованье  или  пре¬
рогативы,  которые  освободятся  здесь  же111.  Ту  же  линию  проводил  и  Людо¬
вик  XI:  так,  назначение  в  Парламент  двух  внештатных  приставов  сопровож¬
далось  перечислением  в  строгой  иерархии  сроков  службы  всех  15  штатных
приставов  и  приказом  включить  со  временем  в  их  состав  и  двух  новых  при¬
ставов  по  мере  освобождения  ординарных  должностей112.
 Однако  нельзя  не  заметить,  что  этот  cursus  honorum  вступал  в  противоре¬
чие  с  правами  короля  распоряжаться  по  своему  усмотрению  всеми  должнос¬
тями,  особенно  высокопоставленными  и  близкими  к  его  персоне.  Конфликты
участились  в  правление  Людовика  XI,  однако  стоит  обратить  внимание  на
используемую  этим  королем  мотивацию  продвижения  своих  креатур.  Даже
навязывая  свое  волевое  решение,  Людовик  XI  стремился  легитимировать  его
ссылкой  на  особые  заслуги  протеже.  Так,  в  1478  г.  король  назначил  на  долж¬
ность  четвертого  президента  Жака  Жаклена,  «любимого  и  верного  советни¬
ка  и  президента  Бургундии»,  обосновывая  решение  тем,  что  тот  «хорошо  и
верно  служил  и  вызвал  особое  личное  доверие»  короля113.  Ситуация  повто¬
рилась  в  1482  г.  при  назначении  четвертым  президентом  Жана  д’Арма  на  ос¬
новании  наличия  у  кандидата  степени  «доктора  прав»,  однако  утверждение
последовало  лишь  спустя  два  месяца,  поскольку  сопровождалось  нарушени¬
ем  правила  продвижения.  Вакансия  президента  образовалась  из-за  кончины
первого  президента  Жана  Ле  Буланже.  Несмотря  на  правила  продвижения  к
должности  главы  Парламента  -  поочередно  от  четвертого  президента  к  пер¬
вому,  король  назначил  своим  указом  четвертого  президента  Жана  Вакери  на
освободившееся  место  первого  президента,  что  вызвало  недовольство  парла¬
ментариев.  Приказывая  Парламенту  утвердить  это  назначение,  король  пре¬
возносит  достоинства  кандидата:  «величайшие  и  похвальные  услуги...  каса¬
ющиеся  нас  и  нашего  королевства,  достойные  крупного  вознаграждения»114.
В  том  же  1482  г.  Людовик  XI  назначил  на  должность  клерка  в  Палату  счетов
Жана  де  Сансака  несмотря  на  его  молодость  и  явно  в  знак  вознаграждения  за
службу  его  отца115.
 110 	Указ  от  8  июля  1382  г.  (ORF.  XII.  124-125).  Среди  этих  пяти  находился  Ив  Девиан,
имевший  пожизненное  жалованье.
 111 	«mesmement  des  premiers  lieux,  gaiges  et  drois  ordinaires  qui  vacqueront  en  nostredicte
Chambre»  (ORF.  IX.  286  (N  21)).
 112 	Указ  от  6  июля  1468  r.  (ORF.  XVII.  105).
 113 	Письмо  от  31  мая  1478  г.:  «pour  ce  qu’il  nous  a  bien  et  loyaulment  servy,  et  avons  en  luy
especial  et  singulière  confiance...  tenons  pour  nostre  bon,  seur  et  feables  serviteur»  (Lettres  de  Louis
XI.  T.  7.  P.  84-86).
 114 	Указ  о  назначении  Жана  д’Арма  от  17  февраля  и  Жана  Вакери  от  22  февраля,  утвержде¬
ние  обоих  назначений  в  Парламенте  13  апреля  1482  г.:  «de  moult  grans  et  louables  services  qui
touchoient  le  bien  de  nous  et  de  nostre  royaume...  sont  dignes  de  grande  remuneration»  (Lettres  de
Louis  XI.  T.  9.  P.  170-171,  178-179).
 115 	Жан  де  Сансак  был  сыном  Эсташа  де  Сансака,  королевского  советника  и  генерала  фи¬
нансов,  что  и  было  подчеркнуто  в  указе  о  назначении:  «nonobstant  qu’il  soit  jeune»  (Lettres  de
Louis  XI.  T.  10.  P.  14-15).  Письмо  от  3  ноября  1482  г.
 331

Иерархия  заслуг,  являющаяся  стержнем  cursus  honorum,  нашла  отраже¬
ние  в  формирующейся  профессиональной  этике  службы.  Анализируя  систе¬
му  ценностей  как  стратегию  самоидентификации  членов  парламентской  кор¬
порации,  мне  удалось  вычленить  весьма  своеобразную  интерпретацию  ими
понятия  возраста  служителей  Парламента.  Секретари  указывали  в  протоко¬
лах  не  возраст  парламентария,  а  только  и  исключительно  срок  его  службы,
что  отличало  эти  записи  от  описаний  всех  иных  персон  королевства.  Возраст,
таким  образом,  расценивался  в  Парламенте  как  синоним  опыта  и  был  осно¬
вой  уважения  внутри  корпорации.  Чем  дольше  безупречная  служба,  тем  боль¬
шим  уважением  был  окружен  чиновник116.
 Тема  почтенного  возраста  как  признака  мудрости  и  пригодности  служе¬
нию  общему  благу  не  являлась,  разумеется,  «изобретением»  чиновников.
Она  восходит  к  античным  топосам  и  библейской  традиции117.  Однако  ее  ис¬
пользование  для  легитимации  бюрократического  продвижения  по  службе  за¬
служивает  самого  пристального  внимания,  поскольку  раскрывает  в  этой  тра¬
диционной  теме  новые  грани  смысла118.
 Такая  трактовка  возраста  королевских  служителей  нашла  отражение  и  в
политических  трактатах.  Например,  Кристина  Пизанская  уделила  ей  место
на  страницах  «Книги  о  политическом  теле»,  давая  государю  рекомендации  по
части  правильного  отбора  и  продвижения  советников.  Ссылаясь  на  историю
Рима  и  античные  авторитеты,  прежде  всего  на  Аристотеля  и  Цицерона,  она
характеризует  «правильного»  советника  как  «старца  самого  мудрого,  честно¬
го  и  опытного,  ибо  он  наиболее  пригоден  и  полезен».  Возраст  важен  не  толь¬
ко  как  гарантия  от  легковесности  и  неопытности,  присущей  юнцам,  но  и  как
знак  опыта  и  знаний.
 Она  восхваляет  обычай  продвигать  по  службе  людей  за  проявленные  за¬
слуги,  «ибо  тогда  каждый  будет  стремиться  к  добродетели  и  доброй  славе,  раз
почести  раздаются  соразмерно  доказанной  доблести»119.  В  этот  же  контекст
 116 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  218-226.  Характерно,  что  в  ка¬
бошьенском  ордонансе  понятие  «старые  советники»  употребляется  в  значении  «опытные»
(Ordonnance  cabochienne.  P.  92  (N  13)).  Возраст  как  признак  опыта  фигурирует  и  в  ордонан¬
се  от  28  октября  1446  г.  о  работе  Парламента.  В  нем  закреплено  правило  посылать  в  комис¬
сии  по  судебным  расследованиям  попарно  -  самых  старых  чиновников  с  молодыми,  явно  как
стратегия  передачи  опыта  и  профессиональных  навыков:  «des  plus  anciens...  en  accouplant  &
accompagnant  un  des  jeunes  avec»  (ORF.  XIII.  476  (N  20)).
 117 	Первым  обратил  внимание  на  тему  возраста  в  контексте  складывания  политического
общества  во  Франции  XIV-XV  вв.  Б.  Гене.  См.:  Guenée  В.  L’âge  des  personnes  authentiques:
ceux  qui  comptent  dans  la  société  médiévale  sont-ils  jeunes  ou  vieux?  P.  249-279.
 118 	Этой  теме  и  ее  преломлению  в  бюрократической  практике  и  профессиональной  этике
посвящено  исследование  Ф.  Отран:  AutrandFr.  La  force  de  l’âge:  jeunesse  et  vieillesse  au  service
de  l’État  en  France  aux  XIVe  et  XVe  siècles  //  Comptes  rendus  de  l’Académie  des  inscriptions  et
belles-lettres.  1985.  N  3.  P.  206-220.  В  частности,  интересно  ее  наблюдение  о  готовности  Жана
Жувеналя  оправдать  слишком  быструю  карьеру  брата,  перескочившего  через  несколько  ступе¬
нек  на  должность  канцлера,  ссылками  на  его  опыт  и  профессиональные  знания.
 119 	«les  anciens  les  plus  saiges  preudommes  expers,  car  qu’ilz  soient  plus  ydoines  et  propices
a  bien  conseillier,  que  les  jeunes...  et  ne  croie  mie  de  legier...  ne  déterminent  pas  tost  les  choses
doubteuses...  par  ce  chascun  mettroit  paine  d’estre  bon  et  d’acquerir  bonne  renommee,  car  adont
selon  l’exercitacion  des  oeuvres  vertueuses  estoient  distribuez  les  honneurs,  et  non  selon  faveur  des
personnes»  (Pisan  Ch.  de.  Corps  de  policie.  P.  34-35,  38-39).
 332

вписывается  такой  топос  критики  чиновников  в  общественном  мнении,  как
юный  возраст,  подразумевающий  незаконное,  по  фавору,  продвижение120.
 Позиция  самих  королевских  служителей  в  этом  вопросе  с  наибольшей
полнотой  выражена  в  трактате  Робера  де  Бальзака.  Первые  же  пункты  его
посвящены  описанию  и  оправданию  сложившегося  бюрократического  cursus
honorum  в  форме  рекомендации  новому  монарху,  всходящему  на  трон  Фран¬
ции:  он  должен  узнать  тех,  кто  вел  дела  при  его  отце  или  предшественнике
и  «кто  долго  служил,  ибо  вряд  ли  государь  долго  держал  бы  дурного  чинов¬
ника».  Узнав  подробнее,  за  какие  заслуги  они  были  продвинуты  по  службе  и
убедившись  в  их  «мудрости  и  достоинствах»,  новый  король  смело  может  им
доверяться  и  щедро  их  одаривать121.
 Оформление  бюрократического  корпоративного  cursus  honorum  не  только
укрепляло  права  чиновников  на  занимаемые  должности,  но  и  способствова¬
ло  замыканию  группы  через  появление  различных  частноправовых  практик
распоряжения  должностями.
 КОРПОРАТИВНЫЕ,  СЕМЕЙНЫЕ  И  ЧАСТНОПРАВОВЫЕ
СТРАТЕГИИ  КОМПЛЕКТОВАНИЯ
 Появление  владельческих  прав  чиновника  на  занимаемую  должность  от¬
крыло  путь  к  формированию  корпоративных,  семейных  и  частноправовых
видов  воспроизводства  корпуса  королевских  должностных  лиц,  способствуя
его  замыканию  и  оформлению  в  привилегированную  социальную  группу.
Уже  в  исследуемый  период  появляются  такие  формы  передачи  должностей,
как  уступка  и  даже  продажа.  Однако  они  существенно  отличались  от  позд¬
нейшей  легальной  продажи  и  наследования  должностей  и  потому  должны
быть  рассмотрены  в  историческом  контексте.
 Исследование  форм  реализации  чиновниками  владельческих  прав  на  за¬
нимаемые  должности  будет  уместнее  начать  с  такой  своеобразной  формы
владения,  как  пожизненное  жалованье,  поскольку  пожизненное  владение  в
Средние  века  со  временем  всегда  становилось  наследственным122.  В  ней  ор¬
ганично  соединились  принцип  фактической  несменяемости  чиновника  и  бю¬
рократический  cursus  honorum,  поскольку  такого  рода  жалованье  назначалось
лишь  тому,  кто  прослужил  достаточно  долго  и  без  нареканий.  Исследовать
появление  пожизненного  жалованья  важно  в  данном  контексте  потому,  что
оно  в  своей  мотивации  обозначило  тот  общий  смысл  последующих  корпора¬
тивных  и  семейных  стратегий,  который  объединял  в  исследуемый  период  все
формы  распоряжения  должностями  -  уступку,  наследование  и  продажу.
 И  первое,  что  бросается  в  глаза,  это  достаточно  раннее  появление  рас¬
сматриваемого  института,  надолго  опередившего  оформление  фактической
 120 	В  частности,  он  рефреном  повторялся  в  кабошьенском  ордонансе  (Ordonnance
cabochienne.  P.  96  (N  163);  Moranvillé  H.  Remonstrances  de  l’Université.  P.  432-433  (N  XL)).
 121 	BalsacR.  Traité.  P.  215,  218-219,  228  (N  2-4,  17,  25,  67-71).
 122 	Об  этом  явлении  как  факторе  замыкания  парламентской  корпорации  см.:  Цатуро¬
ва  С.К.  Офицеры  власти.  С.  84-86.  Не  случайно,  анализируя  возникновение  практики  прода¬
жи  должностей,  Пажес  начинает  исследование  с  несменяемости  чиновников.  См.:  Pagès  C.  La
vénalité  des  offices...  P.  478^79.
 333

несменяемости  чиновников.  Уже  в  большом  ордонансе  о  службах  Дома  ко¬
роля  от  1318-1319  гг.  походя  упоминаются  пожизненные  выплаты  капитанам
приграничных  крепостей;  в  указе  от  22  февраля  1334  г.  речь  идет  уже  о  слу¬
жителях  Палаты  счетов  и  Казначейства123.  Хотя  в  этот  период  пожизненное
жалованье  еще  не  выглядит  серьезной  угрозой  финансам  короны,  оно  отме¬
няется  ради  облегчения  нагрузок  на  казну.
 Однако  нагрузка  была,  и  ею  не  исчерпывались  возникающие  проблемы.
В  полной  мере  угрожающая  ситуация  и  одновременно  подлинная  подоплека
появления  указанного  института  предстает  в  тексте  ордонанса  от  19  марта
1342  г.:  Филипп  VI  Валуа  формально  отменял  пожизненное  жалованье  (à  leurs
vie),  выплачиваемое  вне  зависимости  от  того,  исполняют  или  нет  свои  служ¬
бы  советники  и  чиновники124.  Такая  мера  объясняется  в  указе  стремлением
охранить  интересы  ведомств,  поскольку  после  получения  этой  привилегии
чиновники,  как  отмечается,  оставляют  свои  должностные  обязанности,  что
расценивается  как  «зло  и  непорядок»  (malices  et  inconveniens).  Однако  вместе
с  ее  отменой  король  оставляет  за  собой  право  в  будущем  вновь  прибегнуть
к  такого  рода  милости.  Легитимация  этого  права  раскрывает  сущность  дан¬
ной  специфической  формы  несменяемости  служб.  Как  сказано  в  указе,  ко¬
роль  отныне  намерен  назначать  пожизненное  жалованье  только  в  том  случае,
если  чиновник  действительно  будет  «так  болен,  так  стар  или  бессилен,  что  не
сможет  хорошо  исполнять  службу»,  и  если  это  человек,  «кто  долго  и  хорошо
служил»125.  Его  появление,  как  и  иных  гарантий  несменяемости  чинов,  имело
целью  повысить  статус  и  привлекательность  королевской  службы,  особенно
на  ранних  этапах,  обеспечивая  ее  адекватное  вознаграждение126.
 Решающим  фактором  утверждения  такой  практики  являлось  стремление
самих  чиновников  апроприировать  должности,  легитимируя  эту  привилегию
как  знак  высокого  статуса  и  надежных  гарантий  службы.  Так,  если  очередная
отмена  пожизненного  жалованья  в  1402  г.  не  встретила  серьезных  возраже¬
ний  в  Парламенте,  поскольку  относилась  ко  всему  корпусу  королевских  слу¬
жителей,  то  аналогичный  указ  от  1406  г.,  касающийся  исключительно  слу¬
жащих  верховного  суда,  вызвал  там  целую  бурю  негодования127.  Указ  был
издан  3  февраля  со  ссылкой  на  «нужды  войны»  и  сделал  исключение  только
для  тех,  кто  прослужил  в  Парламенте  более  20  лет.  Парламент  отказался  этот
указ  зарегистрировать,  а  17  февраля  собрался  на  специальное  заседание  для
обсуждения  ремонстрации  королю.  В  речи  президента  Робера  Може  пожиз¬
ненное  жалованье  прямо  квалифицируется  как  выражение  статуса  службы:
«Учитывая  власть,  честь  и  превосходство  этих  советников,  всем  очевид¬
 123 	Ордонансом  отменялись  все  прочие  выплаты  капитанам,  в  перспективе  их  замены  на
сержантов  (sergens  d’armes)  с  фиксированным  жалованьем  (ORF.  I.  660  (N  27);  II.  97-98).
 124 	Кстати,  Ф.  Отран  упоминает  этот  указ  как  первый  знак  появления  пожизненного  жало¬
ванья,  что  неточно  (AutrandFr.  Naisance  d’un  grand  corps  de  l’État.  R  34).  Так,  25  августа  1341  г.
король  даровал  это  право  советнику  Следственной  палаты  Парламента  (AN  U  497.  F.  25-27).
 125 	ORF.  II.  172.
 126 	В  исследовании  Ф.  Отран  дается  сводная  таблица  сроков  службы  в  Парламенте,  доста¬
точных  для  получения  пожизненного  жалованья.  См.:  Autrand  Fr.  Naisance  d’un  grand  corps  de
l’État.  P.  36.
 127 	Об  этой  коллизии  подробнее  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  214-215.
 334

ные...,  их  надо  поддерживать  в  большой  чести  и  благоговении,  а  не  держать
за  детей  в  школе,  рабов  или  слуг»128.
 Спустя  два  года  в  большом  ордонансе  о  королевской  администрации  от
7  января  1408  г.  отменялись  пожизненные  выплаты  именно  в  Парламенте,  где
они  ухудшали  работу  суда,  поскольку  их  получатели  «исполняли  комиссии  и
оставляли  службы  в  нашей  курии  Парламента».  Дабы  не  ущемить  их  статус  и
интересы,  король  обещал  им  иные  «подобающие  вознаграждения  и  милости»
в  качестве  компенсации  за  долгую  и  верную  службу129.  Однако  и  на  этот  раз
Парламент  выразил  свой  протест,  и  в  конце  того  же  1408  г.  новый  указ  коро¬
ля  восстановил  пожизненное  жалованье  для  тех,  кто  прослужил  20  и  более
лет,  а  попытка  их  отменить  объявлялась  «великим  ущербом  и  уроном»  тем,
кто  прослужил  «долго  и  хорошо»130.  Через  год  был  издан  указ,  исключивший
членов  Парламента  из  общей  отмены  института  пожизненного  жалованья,  где
эта  привилегия  легитимировалась  сложившейся  традицией  особо  вознаграж¬
дать  «добрых  и  верных  советников  главной  и  суверенной  курии  королевства»
и  гарантировать  материальное  обеспечение  «старых  и  впавших  в  немощь  чи¬
новников»131.  Точно  также  пожизненное  жалованье  было  даровано  несколь¬
ким  мэтрам  Палаты  счетов,  «часто  болеющим»  или  почтенного  возраста132.
Такая  административная  практика  применялась  и  в  щекотливых  ситуациях:
28  февраля  1439  г.  некто  Туссен  Баярд  был  принят  на  должность  советника
Парламента  по  ходатайству  герцога  Бургундского,  однако  с  условием,  что  он
не  будет  приходить  на  заседания,  так  как  потерял  зрение133.
 Таким  образом,  институт  пожизненного  жалованья  представлял  собой
своего  рода  пенсион  для  старых  и  немощных  служителей,  гарантирующий
им  материальное  вознаграждение  за  долгую  и  безупречную  службу.  Он  зна¬
меновал  общую  тенденцию  в  королевской  администрации  исследуемого  пе¬
риода:  стабилизация  персонала  при  фиксации  штатов  привела  к  фактической
несменяемости  чиновников,  которые  оставались  на  должностях  вплоть  до
смерти134.  Применительно  к  Парламенту  эта  тенденция  усугублялась  еще  и
верховным  статусом  ведомства:  уйти  оттуда  на  более  высокое  место  было  не
так  просто;  лишь  чиновники-клирики  имели  широкие  возможности  для  карь¬
ерного  роста  -  в  церковной  иерархии.
 128 	ORF.  IX.  108;  JNB.  T.  I.  P.  150-153.  Знаком  абсурдности  и  оскорбительности  этого  ука¬
за  объявлялось  также  ущемление  интересов  шести  чиновников,  прослуживших  кто  19,  кто  18
или  17  лет.
 129 	ORF.  IX.  286  (N  20).  В  то  же  время,  упразднив  должность  мэтра  счетов  в  1413  г.,  король
назначил  ему  пожизненный  пенсион  (AN  U  540.  F.  624).
 130 	Указ  от  13  декабря  1408  г.  (ORF.  IX.  400).
 131 	Указ  от  23  декабря  1409  г.:  «pour  recommenciez  noz  bons  et  loyaux  serviteurs  et  officiers  et
par  especial  noz  amez  et  feaulz  conseillers  les  gens  de  nostre  Court  capitale  et  souveraine  de  nostre
Royaume...  en  grant  aage  ou  en  essoine  de  maladie,  pour  pourveoir  à  leurs  estât»  (ORF.  IX.  487).
 132 	«qui  estoit  souvent  malade»;  «attendu  son  viel  age»  (AN  U  540.  F.  619-620).  Указы  от
10  ноября  1394,  4  октября  1394,  и  8  февраля  1396  г.
 133 	«a  perdu  la  vue»  (AN  U  497.  F.  265).  Генеральный  прокурор  короля  пытался  оспорить
это  назначение,  но  после  иска  Баярда  решено  было  зачислить  его  в  Следственную  палату  Пар¬
ламента.
 134 	Эту  тенденцию  убедительно  продемонстрировала  Ф.  Отран:  по  ее  посчетам,  смерть
была  главной  причиной  появления  вакансий  в  Парламенте.  Из  490  человек  289,  т.е.  59%,  умер¬
ли,  находясь  на  службе.  См.:  AutrandFr.  Naisance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  31.
 335

«Старение»  Парламента  нашло  отражение  в  красноречивой  попытке  в
ходе  кабошьенского  восстания  «поднять»  необходимый  для  получения  по¬
жизненного  жалованья  стаж  с  20  до  30  лет135.  Разумеется,  такое  повышение
«ценза»  превращало  эту  «привилегию  по  службе»  в  нереальную  мечту,  учи¬
тывая  высокие  критерии  отбора  в  Парламенте  -  образование,  профессио¬
нальный  опыт  и  предварительный  судебный  стаж,  что  требовало  немалого
времени.  Но  стоит  заметить,  что  и  срок  в  30  лет  не  был  уже  в  Парламенте
чем-то  исключительным,  хотя  последовавшая  эпоха  королевской  схизмы  на¬
несла  ощутимый  удар  по  стабильности  карьер  чиновников.  Но  институт  по¬
жизненного  жалованья  сохранился  и  в  эти  кризисные  годы,  и  после  объеди¬
нения  двух  Парламентов  Карл  VII  издал  указ  о  восстановлении  старинной
практики  передачи  в  Палату  счетов  списка  тех,  кто  имеет  пожизненное  жало¬
ванье,  выплачиваемое  через  расписку136.  Когда  в  1482  г.  Людовик  XI  назна¬
чил  на  должность  судебного  пристава  Парламента  Жана  Ами,  он  сохранил  за
отстраненным  приставом  Жаном  дю  Кором  «жалованье  пожизненно»137.
 Восстановление  политической  стабильности  расширило  возможности
получить  такую  привилегию,  и  вскоре  по  этому  поводу  возникают  конфлик¬
ты,  поскольку  фактически  не  работающие  люди  имели  оплату  наравне  с  ра¬
ботающими.  Людовик  XI  специальным  указом  ввел  новую  систему  очеред¬
ности  в  выплате  жалованья,  всегда  производившейся  нерегулярно:  сначала
его  должны  были  получать  те,  кто  работал,  и  лишь  после  них  -  те,  кто  имел
пожизненное  жалованье,  но  не  работал138.  Аналогичный  указ  был  издан  и
относительно  налогового  суда,  генералы-советники  которого  даже  написали
мэтру  Казначейства  Жаку  де  Мулену,  чтобы  он  не  платил  отсутствующим  на
их  заседаниях  лицам139.
 В  этом  контексте  следует  обратить  внимание  на  то,  что  в  ходе  регулярных
сокращений  штатов  ведомств  отдавшие  службе  долгие  годы  чиновники  вы¬
водились  за  рамки  сокращения  и,  таким  образом,  фактически  получали  по¬
жизненное  содержание.  Так,  в  ордонансе  от  1  марта  1389  г.  в  Казначействе,
помимо  трех  казначеев,  был  оставлен  на  службе  и  Филипп  де  Сен-Пэр,  пос¬
кольку  «давно  болел  и  долгое  время  служил  на  должности»,  но  с  условием,
что  его  место  больше  не  будет  замещаться.  Так  же  поступили  в  1401  г.  с  Ни¬
коля  дю  Боском,  епископом  Байё  и  советником  Палаты  счетов:  он  был  остав¬
лен  сверх  штата  «пожизненно»,  поскольку  был  «стар  и  слаб  зрением»;  кроме
того,  еще  семь  человек  остались  на  своих  должностях,  лишь  две  из  которых
подлежали  после  их  смерти  замещению140.  Точно  так  же  поступили  при  оче¬
редном  сокращении  численности  должностей  в  Монетной  палате  в  1408  г.:
желая  восстановить  «древний»  (d’ancienneté)  состав  в  четыре  человека  при
 135 	Одновременно,  в  очередной  раз,  отменялось  пожизненное  жалованье  для  тех,  чей  стаж
насчитывал  меньше  20  лет  (Ordonnance  cabochienne.  Р.  89-90  (N  155)).
 136 	«par  certain  forme  de  quictances».  Указ  от  29  января  1439  r.  (ORF.  XIII.  296-297).
 137 	Письмо  от  27  февраля  1482  г.  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  P.  180-181).
 138 	Указ  от  26  июля  1467  г.  был  вызван  брожением  внутри  Парламента  ввиду  задержек
жалованья,  инициированным  теми,  кто  работал,  против  тех,  кто  не  работал.  Для  утверждения
этого  распоряжения  короля  о  порядке  выплат  потребовался  еще  один  указ  от  6  февраля  1468  г.
(ORF.  XVII.  2-3,  68-69).
 139 	Указ  от  9  ноября  1467  г.  (ORF.  XVII.  31-33).
 140 	«sa  vie  durant...  est  moult  ancien  et  moult  débilité  de  sa  veue»  (ORF.  VIII.  417  (N  19)).
 336

работающих  ныне  шести,  решено  было  не  занимать  две  должности,  которые
со  временем  освободятся.  Такое  решение  обосновывалось  тем  обстоятельс¬
твом,  что  все  нынешние  служители  «являлись  добрыми  и  состоятельными  и
долго  служат»141.  Аналогичным  образом  в  кабошьенском  ордонансе  оба  пре-
зидента-клирика  Следственной  палаты  Парламента  оставлены  были  на  долж¬
ностях  пожизненно  (leurs  vies  durans),  однако  по  смерти  или  иной  причине
появления  вакансии,  одна  из  них  больше  не  замещалась142.  В  Палате  счетов
в  Дофинэ  секретарь  «вследствие  старости  и  немощи»  уже  не  мог  исполнять
свои  обязанности,  но  Карл  VII  оставил  его  на  посту,  который  после  его  смер¬
ти  приказал  не  замещать143.
 Во  всех  этих  казусах  речь  идет  о  фактическом  назначении  пожизненного
жалованья  без  его  формального  дарования  (возможно,  из-за  недостаточной
выслуги  лет),  апеллирующим  к  долгой  службе,  нередко  влекущей  потерю  сил
и  здоровья,  как  к  законному  основанию  для  такой  привилегии.
 Существовали  и  иные  формы  поощрения  верных,  но  немощных  служи¬
телей.  Их  не  только  выводили  за  штат  и  сохраняли  пожизненно  жалованье,
но  и,  напротив,  увеличивали  число  должностей  в  угоду  старым  и  немощным
чиновникам.  Указ  от  22  июня  1394  г.  фактически  отстранил  от  должности
советника  Палаты  счетов  вследствие  «его  слабости  и  немощи»  и  передал  его
функции  аудитору  той  же  палаты,  однако  с  тем  условием,  что  тот  останется
на  своем  жалованье  и  получит  жалованье  советника  только  после  его  смер¬
ти144.  Аналогичным  образом  Рауль  д’Окетонвиль  сменил  на  должности  ге-
нерала-советника  по  налогам  на  войну  Филиппа  дез  Эссара,  чьи  «великие
старания  и  труды  на  службе  и  преклонный  возраст»  не  позволяли  уже  осу¬
ществлять  должностные  обязанности145.  Очередной  указ  об  улучшении  рабо¬
ты  Палаты  счетов  упоминал  о  трех  советниках,  «которые  долго  служили...  и
вследствие  преклонного  возраста,  старости  и  слабости  теперь  не  могут  слу¬
жить»;  им  назначили  внештатное  пожизненное  жалованье,  но  без  сохранения
других  привилегий146.  Несколько  иначе  поступили  с  четырьмя  престарелыми
мэтрами  счетов:  на  их  место  определили  других,  а  им  повысили  пожизнен¬
ный  пенсион147.  В  Монетной  палате  Гийом  Форе  был  назначен  сверх  штата  на
место  Жана  Ле  Марешаля,  который  «так  немощен  из-за  преклонного  возраста
и  слабости»,  что  не  в  состоянии  заниматься  делами148.  Эти  эпизоды  объеди¬
 141 	«qui  sont  bons  et  souffisans  et  ont  longuement  servi»  (ORF.  VII.  239  (N  3);  IX.  285
(N  19)).
 142 	Ordonnance  cabochienne.  P.  93  (N  159).
 143 	Указ  от  15  июня  1439  г.,  который  отменил  прежний  указ  от  15  декабря  1438  г.,  упразд¬
нивший  «двойные»  службы:  «par  viellesse  et  debilitation»  (ORF.  XIII.  298-299).
 144 	«a  cause  de  sa  foiblesse  et  débilité»  (AN  U  540.  F.  499).
 145 	Указ  от  5  сентября  1397  г.:  «par  les  grans  penes  et  labeurs  qu’il  a  miz  en  nostredit  service,
et  le  grand  age  qu’il  a,  il  ne  pourroit  endurer  le  continuel  travail  et  labeur»  (ORF.  VIII.  148).
 146 	Указ  от  14  июля  1410  г.:  «qui  ont  bien  longuement  servy...  et  que  pour  leur  aage,  ancienneté
et  feblesse,  ils  ne  peuvent  pas  si  continuellement  vacquer  et  entendre  ne  besoigner  au  fait  de  ladite
chambre»  (ORF.  IX.  511-512).  Следует  заметить,  что  учитывался  их  общий  стаж  на  королев¬
ской  службе,  а  не  работа  в  самой  Палате  счетов,  срок  которой,  очевидно,  не  позволял  претен¬
довать  на  пожизненное  жалованье.
 147 	Решение  принято  9  августа  1410  г.  (AN  U  540.  F.  623).
 148 	Указ  от  23  декабря  1419  г.:  «et  tellement  débilité  de  sa  personnes,  pour  son  grant  aage  et
foiblesse»  (ORF.  XI.  28-29).
 337

няет  и  еще  одно  обстоятельство:  все  они  касаются  финансовых  ведомств,  где
численность  штатных  должностей  «держалась»  на  минимальной  отметке,  а
объем  работы  непропорционально  возрастал.
 На  данном  этапе  становления  института  службы  короне  Франции  появ¬
ление  пожизненного  жалованья  закрепляло  фактическую  несменяемость  и
гарантировало  материальное  положение  чиновника,  долго  и  верно  прослу¬
жившего.  При  этом  с  самого  начала  оно  подразумевало  его  дополнительное
вознаграждение,  так  что  он  мог  извлекать  выгоды  от  исполнения  других  пору¬
чений  и  служб.  Именно  об  этом  речь  шла  в  первых  же  упоминаниях  о  пожиз¬
ненном  жалованьи149.  Позднее,  за  особые  заслуги  король  мог  вознаградить
пенсионом  в  виде  должности.  Так,  Моршен  приводит  формуляр  королевского
письма,  где  в  качестве  компенсации  за  «величайшие  и  похвальные  услуги»
против  «англичан  наших  извечных  врагов  и  противников»  давалось  место  се¬
нешаля  Берри,  но  поскольку  милость  была  оказана  шотландцу  Томасу  Сито¬
ну,  то  речь  шла  не  об  исполнении  им  обязанностей,  а  о  назначении  ему  «по¬
жизненного  пенсиона»,  соответствующего  этому  жалованью150.  Людовик  XI
также  даровал  особое  разрешение  Гийому  де  Корби,  выходцу  из  потом¬
ственной  династии  королевских  чиновников,  совмещать  два  поста  -  советни¬
ка  Парламента  в  Париже  и  президента  Парламента  в  Гренобле151.
 Но  главное,  это  полученные  права  распоряжаться  своей  должностью.
Поскольку  пожизненное  жалованье  выплачивалось  вне  зависимости  от  того,
работал  чиновник  или  нет,  а  его  функции  требовали  исполнения,  ему  надле¬
жало  со  временем  подобрать  себе  «помощника»,  заместителя,  который  таким
способом  входил  в  орбиту  корпорации  и  со  временем  претендовал  на  место,
уже  имея  служебный  опыт152.  Такая  ситуация  отражена  в  приведенном  выше
указе  от  22  июня  1394  г.,  когда  аудитор  Палаты  счетов  должен  был  исполнять
функции  мэтра-советника  до  его  смерти,  после  чего  автоматически  занять
его  место.  Ясно,  что  этот  помощник  был  подобран  самим  стареющим  чинов¬
ником  или  его  коллегами,  а  королевский  указ  лишь  легализовал  этот  выбор.
И  это  стало  первой  формой  частноправового  распоряжения  должностями:
пожизненное  жалованье  ускоряло  процесс  апроприации  чиновниками  долж¬
ностей,  которыми  они  сами  и  распоряжались,  считая  это  законной  компенса¬
цией  за  долгую  и  безупречную  службу.
 О  праве  чиновников  с  пожизненным  жалованьем  самим  распоряжать¬
ся  должностями  косвенно  свидетельствует  ордонанс  от  8  июля  1369  г.,  где
«доброй  славы»  сержантам  Шатле,  подпавшим  под  сокращение,  разреша¬
лось  остаться  пожизненно  на  должностях;  однако  эти  должности  не  могли
быть  замещены  после  их  смерти153.  С  более  массовым  распространением
 149 	Этот  же  пункт  -  недопущение  двойной  оплаты  -  был  включен  в  общий  регламент  от  5
февраля  1389  г.  (ORF.  II.  97-98;  VII.  224  (N  4)).
 150 	Morchesne  О.  Formulaire.  P.  346-347.  N  14.18.
 151 	Эта  привилегия  обосновывалась  в  указе  необходимостью  покинуть  в  Париже  и  окрест¬
ностях  дом  и  владения  ради  исполнения  поручения  короля  и,  следовательно,  увеличением  рас¬
ходов  чиновника.  Указ  от  3  сентября  1461  г.  (ORF.  XV.  17).
 152 	Возводя  частную  продажу  должностей  к  укреплению  прав  чиновников  на  них,  Б.  Гене
упоминает  в  этом  контексте  и  пожизненное  жалованье,  когда  должность  имеет  двух  титуляри-
ев,  и  остается  на  ней  выживший.  Сы/.Guenée  В.  Tribuneaux.  Р.  177.
 153 	ORF.  V.  194-195.  Такое  ограничение  вытекало  из  иного  статуса  их  должностей:  «tiltres
assez  foibles».
 338

такой  практики  короной  предпринимались  попытки  поставить  ее  под  конт¬
роль.  В  указе  от  14  июля  1410  г.  объявлялось,  что  отныне,  если  какой-то  чи¬
новник  «по  старости,  болезни,  слабости  и  другим  препятствиям»  не  сможет
исполнять  службу  в  Парламенте  или  в  Палате  счетов,  он  не  сможет  сам  под¬
бирать  себе  «заместителя»  (subroguez),  но  только  король  по  согласованию
с  Советом154.  О  необходимости  получить  от  короля  право  на  распоряжение
должностью  свидетельствует  формуляр  Моршена:  речь  идет  о  письме,  поз¬
воляющем  в  виде  особой  королевской  милости  совмещать  одному  чиновнику
две  несовместимые  должности  -  королевского  судьи  (juge  mage)  в  сенешаль-
стве  Керси  и  советника  Парламента  в  Тулузе  -  в  виде  вознаграждения  за
особые  услуги  и  долгую  службу,  причем  разрешается  самому  чиновнику  по¬
добрать  заместителя  для  должности  судьи  в  Керси,  но  «на  свой  счет  и  риск»
и  «персону  состоятельную  и  подходящую»155.
 Как  видим,  право  чиновника  самому  распоряжаться  должностью  было  ле¬
гитимировано  долгой  и  безупречной  службой,  с  одной  стороны,  и  подбором
им  заместителя  в  согласии  с  выработанными  к  тому  времени  бюрократиче¬
скими  критериями  отбора  на  королевскую  службу  -  с  другой,  что  возвращает
на  новом  витке  частноправовой  элемент  в  сферу  комплектования156.
 Логично  вытекающей  из  этого  права  формой  легального  распоряжения
чиновниками  своими  службами  стал  институт  уступки  должности  (resignatio
in  favorem):  как  и  принцип  несменяемости  чиновников,  он  был  взят  из  кано¬
нического  права  бенефициария  при  жизни,  не  позднее  чем  за  40  дней  до  кон¬
чины,  и  бесплатно  назвать  своего  преемника157.  Вписываясь  в  общий  процесс
клерикализации  королевских  служб,  этот  институт  также  изначально  оправ¬
дывался  защитой  администрации  от  давления  кланов  и  клиентел158.  Выби¬
рая  себе  преемника,  чиновник  стремился,  с  одной  стороны,  сохранить  свое
материальное  положение,  а  с  другой  -  учитывать  выработанные  профессио¬
нальные  критерии  отбора,  что  со  временем  облегчалось  расширением  круга
претендентов  на  королевские  службы,  обладающих  и  нужным  образованием,
и  достаточным  опытом.  Уступка  должности  возникает  в  королевских  указах
именно  в  контексте  пожизненного  жалованья  и  задолго  до  внедрения  легаль¬
ных  форм  соучастия  чиновников  в  комплектовании:  в  указе  от  16  сентября
1318  г.  упоминается  в  негативном  ключе  сложившаяся  практика  передачи
 154 	Эта  норма  дословно  была  повторена  в  кабошьенском  ордонансе  (ORF.  IX.  511;
Ordonnance  cabochienne.  P.  79-80  (N  141)).  Справедливости  ради  надо  отметить,  что  и  прежде
король  мог  «особой  милостью»  разрешить  чиновнику  совмещать  две  должности,  назначив  на
одну  из  них  «прокурора-заместителя»  с  жалованьем.  См.,  например,  указ  от  14  февраля  1311  г.
о  Пьере  Шалоне,  советнике  Дома  короля,  назначенном  бальи  Макона  (Registres  du  Trésor  des
chartes.  T.  1.  P.  157  (N  879)).
 155 	Издателю  не  удалось  идентифицировать  получателя  подобной  милости,  но  это  говорит,
скорее,  о  типичности  казуса.  См.:  Morchesne  О.  Formulaire.  Р.  193-194  (N  6.8)).
 156 	По  словам  Базена,  чиновники  воспринимали  должности  как  пожизненное  владение,
доставляющее  им  ежегодный  доход:  «Que  eciam  qui  perante  tenuissent,  adeo  se  propterea  de
statu  suo  assecuratos,  quoad  viverent,  reputare  soliti  erant,  ac  si  tanti  census  annui  patrimonia
possedissent»  (Basin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  1.  P.  14).
 157 	Об  истоках  и  бытовании  практики  уступки  должности  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры
власти.  С.  78-79;  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  104  (табл.  №  17);  Eadem.
Le  temps  des  professionnels.  P.  404;  Mous  nier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  9.
 158 	О  практике  уступки  должностей  как  факторе  независимости  чиновников  от  кланов  и
клиентел  см.:  Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècle.  P.  281.
 339

даров  и  жалованья,  данных  королем  «за  добрые  службы»  пожизненно,  како¬
вые  по  смерти  чиновника  замещались,  «словно  бы  это  были  бенефиции»159.
Однако  ясно,  что  подобная  практика  «расцвела»  после  стабилизации  штатов
ведомств  и  служб  и  появления  принципа  несменяемости  чиновников.  На  пер¬
вом  этапе  практика  выглядит  исключением:  впервые  в  Парламенте  король
даровал  пожизненное  жалованье  в  1344  г.  тем  советникам,  кто  уступил  свои
должности  «по  возрасту»;  уступка  должности  советника  упоминается  вновь
23  апреля  1351  г.;  судебные  приставы  Парламента  23  июля  1331  г.,  9  апре¬
ля,  2  сентября  1354  г.  и  22  января  1356  г.  уступали  свою  должность;  13  фев¬
раля  1354  г.  судебный  пристав  Палаты  прошений  Дома  также  уступил  свою
должность;  в  регистре  Канцелярии  впервые  уступка  была  санкционирована
указом  Карла  V  Мудрого  от  21  февраля  1366  г.  -  Дени  Превото  был  назначен
бальи  Шартра  вместо  уступившего  ему  свою  должность  Матьё  де  Кэна160.
В  исследовании  о  Парламенте  Ф.  Отран  приводит  цифры,  которые  пока¬
зывают  незначительность  этой  практики161.  Выявленные  мной  семь  случа¬
ев  уступки  должностей  в  Парламенте  в  первой  трети  XV  в.  демонстриру¬
ют  «встроенность»  этой  практики  в  общий  контекст  соучастия  чиновников  в
комплектовании:  следование  сложившейся  иерархии  и  выработанным  крите¬
риям  отбора  преемников162.
 Уступка  должности  в  этот  начальный  период  не  посягала  на  правила  карь¬
ерного  роста:  так,  в  кабошьенском  ордонансе  о  порядке  очередности  продви¬
жения  в  Канцелярии  получивший  через  уступку  или  продажу  должность  чи¬
новник  ставился  в  конец  очереди,  несмотря  на  место,  которое  занимал  тот,  кто
ему  ее  уступил163.  К  XV  в.  эта  форма  становится  вполне  легальным  способом
замещения  вакансий,  о  чем  свидетельствует  формуляр  письма  о  «должности
вакантной  через  уступку».  В  нем  речь  идет  о  должности  сержанта  королев¬
ских  лесов  в  Бьере,  которую  «последний  владелец»  уступил  другому  лицу,  а
король  эту  уступку  утвердил,  но  «пока  так  угодно»  королю  и  «поскольку  тот
(получатель)  состоятелен»164.  Во  второй  половине  XV  в.,  в  правление  Людо¬
вика  XI,  уступки  должностей  фигурируют  на  равных  среди  трех  легальных
форм  появления  вакансий,  наряду  со  смертью  и  смещением  чиновника  через
судебную  процедуру165.  В  этот  период  при  возникновении  конфликта  между
 159 	Указ  запрещал  отныне  Канцелярии  скреплять  печатью,  а  Палате  счетов  утверждать  по¬
добные  замещения  (ORF.  I.  672  (N  20)).
 160 	AN  U  501.  F.  104;  U  507.  F.  508;  U  508.  F.  81;  U  514.  F.  9;  AN  Xla  8602.  F.  93.  В  интер¬
претации  Жана  Ленена,  пожизненное  жалованье  и  было  ничем  иным,  как  выплатой  до  конца
жизни  жалованья  тому,  кто  уступил  свою  должность  (AN  U  514.  F.  2).
 161 	По  ее  данным,  за  100  лет  (1345-1454  гг.)  в  Парламенте  уступлено  было  всего  28  долж¬
ностей  -  5,7%  в  сравнении  с  другими  формами  появления  вакансий  (AutrandFr.  Naissance  d’un
grand  corps  de  l’Etat.  R  31).  После  1454  г.  число  уступок  стремительно  возрастает,  становясь
легальным  пенсионом  для  чиновников.  См.:  Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  R  405;
Eadem.  La  force  de  l’âge.  R  210.
 162 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  79-82.  У  Ф.  Отран  за  тот  же  период  выявлено  шесть
случаев  уступки  (Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  R  104-105).
 163 	Ordonnance  cabochienne.  R  150-151  (N  226).
 164 	Office  vacquant  par  resignation  (Morchesne  O.  Formulaire.  R  209-210.  N  7.11).
 165 	Согласно  указателю  Ленена,  со  второй  половины  XV  в.  для  должности  советника  в
Парламенте  уступка  сделалась  основной  формой  замещения  вакансий.  См.:  AN  U  497  F.  291-
293.  В  Палате  счетов  она  возникает  лишь  после  1453  г.  и  вначале  распространяется  только  на
клерков  счетов.  См.:  Jassemin  H.  Op.  cit.  R  34-35.
 340

волей  короля  назначать  угодного  ему  человека  и  правом  другого  человека,  в
чью  пользу  должность  была  уступлена,  Парламент  мог  решить  спор,  проведя
расследование  о  соблюдении  процедуры,  о  сроках  уступки  и  т.п.  Подобный
конфликт  возник  в  Парламенте  в  1479  г.:  Гийом  Хакевин  по  прозвищу  Дюк
уступил  свою  должность  советника  Роберу  Ботену.  Однако  король  назначил
на  нее  Ги  Арбалета.  После  протеста  Хакевина  Парламент  решил  спор  в  его
пользу,  а  избраннику  короля  нашел  другую  должность  -  секретаря  по  пред¬
ставлениям.  Такой  же  спор  возник  в  1482  г.  за  место  ординарного  пристава
Парламента  между  назначенным  королем  Никола  Русселеном  и  неким  Шуси-
ду,  в  чью  пользу  перед  смертью  ее  уступил  Жан  Мёнье  166.
 Редкость  уступки  должности  в  чистом  виде  в  исследуемый  период  связана
с  тем,  что  по  своей  природе  она  являлась  переходной,  половинчатой  формой
распоряжения  должностью.  Действительно,  логичен  вопрос:  кому  предпоч¬
тительно  чиновник  уступал  должность?  Ответа  может  быть  всего  два:  либо
он  в  скрытой  форме  продавал  ее,  т.е.  имела  место  уступка  за  вознаграждение,
либо  отдавал  ее  безвозмездно  своему  родственнику  (сыну,  зятю,  племяннику
и  т.д.).
 Таким  образом,  уступка  должностей  подразумевала  две  разные,  в  пер¬
спективе  отдельные,  стратегии  комплектования  -  наследственность  и  про¬
дажу  должностей.  Если  первая  являлась  симптомом  замыкания  чиновной
среды,  то  вторая  ограничивала  круг  претендентов  состоятельными  людьми.
В  обоих  случаях  возможности  вхождения  в  привилегированную  группу  со¬
кращались,  что  вызывало  недовольство  у  теряющих  надежду  соискателей  ко¬
ролевских  служб.  Именно  поэтому  оба  варианта  осуждались  общественным
мнением.  Впервые  критика  семейственности  в  королевской  администрации
прозвучала  в  ходе  кабошьенского  восстания,  а  меры  по  ее  сокращению  были
включены  в  ордонанс,  согласно  которому  в  дальнейшем  запрещалось  нахо¬
диться  в  Парламенте  более  чем  трем  родственникам  одновременно,  а  среди
президентов  родство  запрещалось  вовсе167.  Исследования  состава  верховных
палат  подтверждают  справедливость  этой  критики168.
 166 	Спор  решался  12  апреля,  Арбалет  был  утвержден  в  должности  14  мая,  а  Ботен  -  29  мая
1480  г.  (AN  U  497.  F.  291-293);  письма  короля  Парламенту  от  22  июня  и  29  июля  1482  г.  (Lettres
de  Louis  XI.  T.  9.  P.  249,  264-265).
 167 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  83;  Ordonnance  cabochienne.  P.  95  (N  162);  Moran-
villé  H.  Remonstrances  de  l’Université...  P.  432-433  (N  XL).  Анализ  критики  семейственности  на
Штатах  1413  г.  см.:  AutrandFr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’Etat.  P.  43^6.
 168 	К  1413  г.  из  97  членов  Парламента  в  родстве  находились  49  человек;  приговор  выно¬
сили  10  судей-родственников,  что  внушало  сомнения  в  справедливости  и  беспристрастности
такого  правосудия.  В  период  1405-1417  гг.  73,8%  состава  Парламента  находилось  в  кровном
родстве.  К  середине  XV  в.  треть  даже  чиновников-клириков  состояли  в  родстве  друг  с  другом.
См.:  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  46,  48^49.  Об  этом  же  см.:  Autrand  Fr.
Tous  amis,  parents  et  affins.  О  непотизме  в  Канцелярии  см.:  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la
chancellerie  royale...  P.  115.  Ta  же  семейственность  имела  место  в  Палате  счетов:  в  XV  в.  из  90
мэтров  счетов  84  уступили  посты  своим  же  родственникам.  См.:  Quilliet  В.  Les  corps  d’officiers
de  la  Prévôté  et  Vicomté...  P.  478-479.  Во  второй  половине  XV  в.  работа  Налоговой  палаты  ока¬
залась  практически  парализованной  из-за  конфликта  двух  семейств  ее  служителей.  В  докладе
 об 	этом  скандале  говорится,  что  споры,  столкновения  и  даже  драка  возникли  «par  la  proximité
de  lignage  estant  en  ladite  chambre»  двух  семейных  кланов  чиновников,  оспаривающих  друг  у
друга  всё  -  места  в  зале,  вакансии  и  т.д.  См.:  Rapport  au  grand  Conseil...  P.  65-66.  О  семействен¬
ности  в  налоговом  ведомстве  см.:  Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  15-16.
 341

Упреки  общественного  мнения  в  засилье  «родственников  и  свойственников»
(de  lignaige  et  affinité)  в  королевской  администрации  знаменательным  образом
не  находят  никакого  отклика  в  чиновной  среде.  В  отличие  от  иных  аспектов  об¬
щественной  критики,  являющихся  в  значительной  степени  топосами  массового
сознания,  в  этом  вопросе  обнаруживается  принципиальное  расхождение  между
позицией  чиновников-профессионалов  и  всех  остальных.
 Процесс  апроприации  должностей  органично  вырастал  из  новых  принци¬
пов  службы,  нацеленных  на  профессиональных,  преданных  и  независимых  от
иных,  кроме  короля,  политических  сил  людей.  В  то  же  время,  долгая  служба
и  доказанная  преданность  интересам  возводимого  чиновниками  государства
заслуживала  в  их  глазах  адекватного  вознаграждения  и  гарантии  материаль¬
ного  благополучия.  Самым  надежным  источником  последнего  являлась  сама
должность,  поэтому  распоряжение  ею  в  своих  интересах  не  воспринималось
в  чиновной  среде  как  нечто  противозаконное,  а  соблюдение  при  этом  при¬
нятых  критериев  отбора  наиболее  подходящих  людей  выглядело  гарантией
профессионализма  администрации.
 В  этом  контексте  становится  оправданной  целенаправленная  политика
ведомств  по  созданию  чиновных  династий169.  Политика  семейственности
преследовала  цель  гарантировать  интересы  чиновников,  укрепить  корпора¬
тивную  солидарность  и  защитить  государственный  аппарат  от  давления  зна¬
ти  и  их  клиентел.  Неслучайно  она  усилилась  в  кризисный  период  правления
Карла  VI,  когда  борьба  принцев  крови  за  контроль  над  рычагами  управления
грозила  превратить  королевскую  администрацию  в  игрушку  политических
страстей.  И  именно  в  эти  годы  она  доказала  свою  эффективность  для  подде¬
ржания  авторитета  государственных  институтов170.  Характерно  при  этом,  что
в  чистом  виде  семейственность  проявлялась  при  назначениях  довольно  ред¬
ко:  так,  при  анализе  комплектования  Парламента  в  первой  трети  XV  в.  мной
было  найдено  всего  два  таких  назначения,  и  в  обоих  эпизодах  члены  ведом¬
ства  проявили  уважение  к  заслугам  родственников  кандидатов  -  к  их  долгой
безупречной  службе171.  В  большинстве  же  случаев  семейственность  прикры¬
 169 	В  детальном  просопографическом  исследовании  Ф.  Отран  прослежена  показательная
эволюция  корпоративных  стратегий:  переход  от  «эпохи  клиентел»  к  «эпохе  наследников».  В  оба
периода  определяющим  фактором  было  закрепление  личного  статуса  и  положения  в  королевс¬
кой  администрации,  однако,  по  мере  увеличения  числа  должностей  и  выработки  «достоинств»
наследование  оформлялось  че^ез  легальный  процесс  конкурсного  отбора.  См.:  Autrand  Fr.
Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  95-108.
 170 	В  этой  связи  стоит  обратить  внимание  на  утверждение  Р.  Мунье  о  том,  что  необходи¬
мость  легализации  королем  сделанной  чиновником  уступки  должности  усиливала  контроль
монарха  над  комплектованием.  См.:  Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  9.  На  мой  взгляд,  скорее
ослаблялось  вмешательство  знати,  что  и  усиливало  в  итоге  власть  короля.  О  продаже  должно¬
стей  как  факторе  укрепления  авторитетности  бюрократического  аппарата  см.:  Descimon  R.  La
vénalité  des  offices...  P.  83.
 171 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  82-83.  Другие  несколько  случаев  начиная  со  вто¬
рой  половины  XIV  в.  см.:  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  107.  Точно  также
 23 	декабря  1454  г.  Карл  VII  назначил  на  освободившуюся  должность  мэтра  прошений  Дома
Этьена  Ле  Февра,  и  хотя  кандидат  вполне  соответствовал  должности  («licencié  en  lois...  sens,
souffisance,  loyaulté,  preudommie  et  bonne  diligence»),  в  указе  отмечено,  что  назначение  сде¬
лано  как  воздаяние  за  службу  его  покойному  отцу,  бывшему  президентом  парламента  («pour
consideracion  des  bons  et  notables  services  qui  feu  maistre  Junien  Le  Fevre  son  pere  en  son  vivant
nous  a  faiz»)  (AN  XIa  8605.  F.  174).
 342

валась  легальной  процедурой  выборов,  за  результатами  которых  очень  часто
стояли  семейные  и  корпоративные  стратегии  воспроизводства.  Со  второй  по¬
ловины  XV  в.  за  уступкой  должности  уже  стояло  в  скрытой  форме  наследова¬
ние172.  Но  во  всех  случаях,  как  уже  сказано,  легитимирующим  фактором  заяв¬
лялось  вознаграждение  старого  чиновника  за  «долгую  и  безупречную  службу
королю  и  королевству»,  что  укрепляло  статус  и  престиж  чиновного  корпуса173.
 Если  должности  в  Парламенте  в  XV  в.  могли  наследоваться  лишь  в  скры¬
той  форме,  то  ряд  других  к  этому  времени  становятся  легально  наследствен¬
ными.  Так,  Генрих  VI  назначил  в  декабре  1422  г.  нового  присяжного  монетчика
(un  monnayer  du  serment)  в  Монетную  палату  в  Париже  «в  виде  вознаграж¬
дения  и  в  ожидании  будущих  услуг  и  службы»,  причем  эту  должность  дал
«пожизненно  и  в  наследование  его  прямым  потомкам»,  как  установилось  для
монетчиков174.  После  коронации  26  декабря  1431  г.  тот  же  Генрих  VI  учредил
новую  должность  присяжного  монетчика,  каковая,  «согласно  обычаю»,  будет
передаваться  наследникам  чиновника175.  Наследуемой  являлась  и  должность
растопителя  воска  в  Канцелярии:  она  была  названа  в  ходе  судебного  разбира¬
тельства  «истинным  наследием  тех,  кто  ее  исполняет,  и  также  вошло  в  обы¬
чай  передавать  ее  от  наследника  к  наследнику»176.
 «Перевернутым»  отражением  практики  апроприации  должностей  служит
общественное  мнение.  Если  наследование  должностей  осуждалось  в  обще¬
стве,  то  наметившаяся  тенденция  продажи  усиливала  градус  осуждения  в
разы.  Для  того  чтобы  понять  существо  общественной  критики  такой  линии  и
особую  позицию  чиновников,  следует  иметь  в  виду  двойственный  характер
самого  понятия  «продажа  должностей»  в  исследуемый  период.  Сложность
заключалась  в  том,  что  под  ней  в  данный  период  подразумевались  разные,
подчас  противоположные  методы.  Первой  легальной  формой  продажи  долж¬
ностей  в  этот  период  являлся  откуп  (ferme),  который  единодушно  осуждался
в  обществе  как  источник  будущих  злоупотреблений  откупщика177.  Заметим,
что  в  этом  пункте  мнение  профессионалов-чиновников  полностью  совпадало
с  общественным  мнением,  поскольку  откуп  по  своей  природе  противоречил
 172 	По  подсчетам  Ф.  Отран,  за  1469-1483  гг.  всего  5%,  а  за  1483-1498  гг.  -  две  трети  усту¬
пок  делалось  в  пользу  родственников  (сыновей,  племянников,  зятьев,  кузенов  и  т.д.)  парламен¬
тариев.  См.:  AutrandFr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  104.  По  данным  Жасмена,  при
Людовике  XI  имели  место  четыре  случая  уступки  должности  мэтра  счетов  сыновьям  и  пять  -
должностей  клерков  их  сыновьям.  См.:  Jassemin  H.  Op.  cit.  Р.  34-35.
 173 	Так,  в  королевском  указе  от  8  февраля  1405  г.  о  назначении  Бертрана  Акара  на  долж¬
ность  клерка  Монетной  палаты  по  уступке  его  отца  Никола  Акара  подчеркивались  «его  добрые
и  верные  услуги...  долгое  время  оказываемые»,  равно  как  и  «состоятельность,  верность,  разум
и  доброе  прилежание»  преемника  (ORF.  IX.  52).
 174 	«en  avant  perpetuelment...  et  sa  postérité  en  directe  ligne»  (Longnon  A.  Paris  sous  la
domination  anglaise.  P.  69-70.  N  XXXIV).
 175 	«Office  sera,  suivant  l’usage,  transmissible  à  la  postérité  du  titulaire...  sa  lignée  et  postérité»
(Ibid.  P.  331-332.  N  149).
 176 	«qui  sont  offices  notables  et  le  vraye  heritage  de  ceulx  qui  les  ont,  aussi  ont  eulx  acoustumé
de  venir  de  hoir  en  hoir,  et  si  estoit  tout  notoire,  ne  n’estoit  memoire  d’ome  au  contraire»  (Ibid.
P.  184-186.  N91).
 177 	Автор  фундаментального  труда  об  институте  продажи  должностей  Р.  Мунье  странным
образом  в  поисках  его  истоков  обратился  к  откупу.  Опираясь  на  исследования  предшествен¬
ников,  а  не  на  собственный  анализ,  он  возводит  его  происхождение  к  правлению  Капетингов
(Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  2-8).
 343

новой  концепции  службы,  вырабатываемой  и  внедряемой  самими  чиновни¬
ками,  прежде  всего  отбору  по  верности  королю  и  профессиональной  пригод¬
ности,  а  не  по  величине  кошелька178.  Не  имея  возможности  осуждать  инсти¬
тут  откупа,  поскольку  он  представлял  собой  легальную  и  исконную  практику
короны,  чиновники  строго  осуждали  «нравы»  откупщиков.  Весьма  знамена¬
тельна  в  этом  контексте  попытка  чиновников  подчинить  откуп  тем  же  крите¬
риям  отбора,  что  и  штатные  должности179.  Однако  откуп  по  своей  природе  не
имел  ничего  общего  с  позднейшим  институтом  легальной  продажи  должнос¬
тей  при  Старом  порядке.
 Новая  концепция  службы,  предусматривавшая  формирование  профессио¬
нального  и  автономного  корпуса  чиновников,  с  самого  начала  включала  за¬
прет  на  скрытый  откуп  должностей.  Регулярно  подтверждаемое  требование
к  чиновникам  лично  исполнять  свою  службу  делало  незаконным  скрытую
передачу  служителем  своих  функций  частному  лицу  за  деньги.  Этот  запрет
распространялся  на  все  звенья  королевской  администрации  -  от  бальи  и  се¬
нешалей  до  верховных  ведомств.
 В  основе  политических  представлений  эпохи  лежала  фундаментальная
идея  о  незаконности  продажи  судебных  функций:  обычное  и  каноническое
право  однозначно  запрещали  такую  практику180.  А  поскольку  на  этом  эта¬
пе  большинство  должностей  заключало  в  себе  судебные  функции,  то  их
продажа,  т.е.  замещение  с  помощью  денег,  считалось  в  принципе  незакон¬
ным.  Однако  укрепление  владельческих  прав  на  должности  и  легализация
уступок  их  создали  условия  для  частной  продажи  чиновником  своей  долж¬
ности  после  долгой  службы  с  целью  обеспечить  себе  достойную  старость.
Но  это  чиновниками  не  считалось  грехом,  поскольку  согласовывалось  с  нор¬
мами  обычного  права,  когда  человек  мог  распоряжаться  своим  владением,
соблюдая  «условия  контракта».
 Большинство  исследователей,  так  или  иначе  затрагивавших  тему  прода¬
жи  должностей  в  XIV-XV  вв.,  смешивали  две  разные  по  своей  природе  прак¬
тики  -  незаконную  скрытую  продажу  и,  в  определенном  смысле,  легализо¬
ванную  особой  милостью  короля  частную  продажу  чиновником  после  долгой
службы  или  за  особые  заслуги  своей  должности  с  целью  опеспечить  пен¬
сион181.  В  последнем  случае  факт  долгой  службы  «продавца»  являлся  наи¬
лучшей  гарантией  для  администрации,  поскольку  опытный  служитель  лучше
других  знал,  кто  «состоятелен  и  пригоден»  для  данной  должности.
 178 	Характерно,  что  слово  «откупщик»  (fermiers)  считалось  в  чиновной  среде  оскорблени¬
ем.  См.:  AutrandFr.  Offices  et  officiers...  P.  337.
 179 	На  Штатах  в  Type  в  1484  г.  откуп  по-прежнему  осуждался  как  продажа,  но  уже  за  то,
что  судейские  должности  отдаются  недостойным  людям  («gens  dissoluz,  trompeurs  et  affamez»)
(Masselin  J.  Journal.  P.  690).
 180 	В  этом  пункте  сходились  и  все  правоведы  -  глоссаторы,  декретисты,  декреталисты,
легисты  и  канонисты  (Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...  P.  321).  В  глазах  современников  даже
при  Старом  порядке  продажа  судейских  должностей  приравнивалась  к  симонии  в  церкви.  См.:
Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  47.
 181 	Лишь  Б.  Гене  для  XIV-XV  вв.  и  Р.  Десимон  для  раннего  Нового  времени  указали  на
эти  две  разные  формы  продажи,  связанные  с  двумя  смешанными  основами  монархии  -  патри¬
мониальной  и  публично-правовой,  и  на  разную  позицию  чиновников  в  отношении  них.  См.:
Guenée  В.  Tribunaux...  Р.  170-172;  Descimon  R.  Modernité  et  archaïsme...  P.  147-149.
 344

Показательно,  что  в  большинстве  своем  общественные  протесты  против
продажи  должностей  были  направлены  именно  на  скрытую  ее  форму.  Более
того,  общественные  протесты  вполне  согласовывались  и  с  духом  королев¬
ского  законодательства,  однозначно  запрещавшего  такую  продажу.  Именно
в  этом  контексте  следует  рассматривать  регулярные  запреты  королевским
чиновникам  давать,  а  членам  Королевского  совета  получать  какие  бы  то  ни
было  дары.  Этот  запрет  фигурирует  уже  в  краеугольном  ордонансе  Людовика
Святого  от  декабря  1254  г.:  клятва  сенешалей  и  бальи  отныне  включала  обя¬
зательство  «ничего  не  давать,  не  отправлять  кому-то  из  нашего  Совета  или
их  женам,  детям  и  близким»182.  Регулярно  назначаемые  комиссии  расследо¬
ваний  деятельности  королевских  чиновников  на  местах  призывались  в  число
проступков  элю,  сборщиков,  контролеров  и  т.д.  включать  «крупные  дары»
различным  персонам,  от  которых  зависело  распределение  должностей183.  Не
случайно  в  эпоху  «мармузетов»  эта  норма  была  повторена,  причем  помимо
советников  и  их  близких  запрещалось  давать  взятки  также  и  комиссарам184.
 В  дальнейшем  в  королевских  указах  довольно  недвусмысленно  описыва¬
ется  скрытая  покупка  должностей,  осуществляемая  посредством  взяток.  Так,
в  ордонансе  от  12  августа  1418  г.  (когда  переназначались  все  чиновники  пос¬
ле  перехода  Парижа  под  власть  бургиньонов)  численность  служащих  Канце¬
лярии  была  сокращена  до  незапамятной  величины,  причем  прямо  заявлялось,
что  прежнее  увеличение  произошло  из-за  «продвижения  на  эти  чины  пос¬
редством  денег  и  подкупа»  (par  argent  et  corruption)185.  Та  же  самая  практика
подверглась  осуждению  и  запрещению  в  большом  ордонанс  о  реформе  пра¬
восудия  от  апреля  1454  г.  Согласно  его  тексту,  скрытая  торговля  должностя¬
ми  по-прежнему  процветала,  и  для  получения  судейских  должностей  люди
платили  «большие  суммы  денег  многим  нашим  чиновникам  и  советникам  и
через  это  получали  службы».  Такая  порочная  практика  приписывалась  «вой¬
нам  и  раздорам»,  и  впредь  все  служители  обязывались  не  брать  взяток  под
угрозой  лишения  должности  и  уплаты  королю  «вчетверо  больше  получен¬
ной  суммы,  а  ищущие  должностей  -  ничего  отныне  не  платить».  Та  же  самая
порочная  практика  и  те  же  меры  по  ее  устранению  упоминались  в  отноше¬
нии  сенешалей  и  бальи,  которые  якобы  ставили  на  должности  лейтенантов
(наместников)  «за  определенные  суммы  золотом  и  серебром»186.  Важно  при
этом,  что  антитезой  такому  назначению  за  взятки  объявляется  следование
 182 	Норма  дословно  повторена  в  ордонансе  от  1256  г.  (ORF.  I.  69  (N  7),  78  (N  4)).
 183 	Как  пример,  см.  указ  о  комиссии  от  6  апреля  1375  г.  (ORF.  VI.  516).
 184 	Ордонанс  от  5  февраля  1389  г.  о  сенешалях  и  бальи  и  других  судьях.  Норма  дослов¬
но  была  включена  в  кабошьенский  ордонанс  (ORF.  XII.  165  (N  11);  Ordonnance  cabochienne.
P.  100-101  (N  168)).
 18э  ORF.  X.  463.  Должности,  как  обычно,  делились  надвое:  одному  жалованье,  другому-
бурсы.  Об  этом  удвоении  чиновников  Канцелярии  с  XIV  в.  как  симптоме  продажи  должностей
см.:  Tessier  G.  Diplomatique  royale  française.  R  155-156.
 186 	ORF.  XIV.  304-305  (N  84,  88).  Этот  указ  вводил  отныне  практику  -  брать  с  новых  чи¬
новников  клятву,  что  они  ничего  не  платили  за  должность.  См.:  Dupont-Ferrier  G.  Les  officiers
royaux  des  bailliages...  R,  1902.  R  81-84;  Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  R  47^8.  С  тех  пор  и
служители  на  местах  приносили  такую  клятву  (Guenée  В.  Tribunaux...  R  174).  Штаты  в  Туре
1484  г.  предложили  тех,  кто  купил  должность,  смещать  со  службы  навсегда:  «d’estre  privez  et
renduz  inhabiles  à  plus  tenir  offices  royaux»  (Masselin  J.  Journal.  R  695).
 345

сложившимся  критериям  отбора  -  по  профессиональной  пригодности,  людей
состоятельных  и  подходящих.
 Но  отношение  к  продаже  должностей  в  законодательстве  исследуемого
периода  было  неоднозначным  и  даже  противоречивым,  поскольку  оно  соче¬
тало  в  себе  противоположные  нормы  -  запрет  частной  продажи  и  защиту  вла¬
дельческих  прав  чиновника  на  должность.
 В  королевском  законодательстве  к  началу  XV  в.  появляются  прямые  за¬
преты  чиновникам  продавать  свои  должности  с  целью  извлечения  личной  вы¬
годы.  Впервые  такой  запрет  обнаруживается  в  ордонансе  от  7  января  1408  г.
В  нем  отдельный  пункт  прямо  осуждает  практику  получения  от  короля  долж¬
ностей  «в  суде  и  сборах,  как  то  вод  и  лесов,  бальи,  сенешалей,  виконтов,
сборщиков,  адвокатов  и  прокуроров»  с  целью  их  «уступить  к  своей  частной
выгоде  или  иначе  извлечь  выгоду,  передав  другому  лицу»187.  Однако  данный
запрет  объяснялся  тем,  что  чиновник  не  заслужил  этой  привилегии,  посколь¬
ку  не  исполнял  должность  достаточно  долго  и,  таким  образом,  не  имел  мо¬
рального  права  извлекать  из  нее  выгоду.  По  сути,  те  же  причины  фигуриру¬
ют  в  кабошьенский  ордонансе:  отдельный  его  пункт  порицал  сложившуюся
практику,  когда  «лица  нашей  крови  и  многие  рыцари,  служители  и  другие
посредством  назойливости  просителей  просят  каждый  день  множество  на¬
ших  служб,  хотя  не  имеют  намерения  их  занимать  и  исполнять  лично,  но  -  пе¬
редать  их  друзьям  и  слугам  или  продать  к  их  собственной  выгоде».  Ордонанс
ставил  вне  закона  подобные  действия  и  разрешал  искать  только  ту  службу,
которую  сам  проситель  был  намерен  и  в  состоянии  (selon  leurs  personnes  et
estât)  исполнять188.
 Учитывая  двойственность  королевского  законодательства,  важно  уяс¬
нить,  о  какой  практике  продажи  в  общественной  критике  идет  речь?  В  наи¬
более  развернутом  виде  она  представлена  в  трактате  Филиппа  де  Мезьера,
где  нарисована  красочная  картина  королевского  двора  в  виде  торжища,  на
котором  непрерывно  заключаются  сделки  за  должности.  Следующая  за  ко¬
ролем  свита,  будь  то  светский  праздник  или  церковная  церемония,  даже  в
самой  Святой  Капелле  в  Ситэ,  привлекает  толпы  просителей,  ищущих  «дары,
милости  и  службы»,  так  что  божественная  литургия  скорее  походит  на  «ре¬
гулярную  ярмарку»  (une  foire  ordonnée).  Общая  картина  незаконной  продажи
должностей  дополнена  у  Мезьера  и  конкретными  обвинениями  в  распределе¬
нии  судейских  служб  «через  чистую  симонию...,  через  дары,  фаворы  и  назой¬
ливость».  Но  этим  царящее  зло  не  исчерпывается:  боясь  потерять  должность,
чиновники  ежегодно  и  даже  по  два-три  раза  в  год  платят  «их  магометам  при
королевском  дворе,  и  всем  их  друзьям  и  прислуге».  Наконец,  бальи  и  другие
судьи  на  местах  открыто  продают  подвластные  им  службы  «тому,  кто  больше
заплатит...,  не  учитывая  ни  знаний,  ни  честности»189.
 187 	«yceulz  offices  ont  resignez  pour  leur  proufit  particulier  et  singulier,  ou  autrement  en  ont
prins  proufit  en  les  délaissant  à  autre  personne»  (ORF.  IX.  288  (N  31)).
 188 	Ordonnance  cabochienne.  P.  143  (N  217).
 189 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  469-470;  T.  2.  P.  252.  Свидетельство  Мезьера  о  сложив¬
шейся  к  началу  правления  Карла  VI  широкой  практике  скрытой  продажи  должностей  согла¬
суется  с  утверждением  Б.  Гене  о  ее  появлении  в  правление  Карла  V  Мудрого  -  между  1357  и
1387  гг.  См.:  Guenée  В.  Tribunaux...  Р.  173.
 346

Мезьеру  вторил  и  Жерсон,  который  в  нескольких  проповедях  осуждал
практику  получения  должностей,  особенно  судейских,  за  деньги.  Он  также
упоминает  раздачу  должностей  прево,  бальи  и  других  тому,  кто  больше  запла¬
тит  (aux  plus  offrans),  и  видит  в  ней  источник  непоправимых  бед.  Критикуя
королевскую  администрацию,  в  которой  «дурные  чиновники  -  везде,  снизу
доверху»,  Жерсон  считает  причиной  такого  «опасного  и  позорного  положе¬
ния»  то,  что  должности  покупаются,  и  чем  больше  «подношение»  (offrande),
тем  выше  приобретаемая  служба.  В  программной  речи  «Vivat  гех!»  первым
пунктом  предлагаемого  «преобразования»  (reformacion)  королевства  Жер¬
сон  поставил  отмену  практики  получения  судейских  должностей  «за  подарки
или  за  деньги  либо  за  просьбы,  подкрепленные  силой»  (par  pris  ou  par  argent
ou  violence  de  prieres  armeez),  противопоставив  ей  «честность  и  состоятель¬
ность»  как  единственный  законный  критерий  отбора.  Главную  опасность  он
видит  в  продажности  суда,  неизбежной  при  таком  отборе  чиновников.  Как  не
перепродаст  правосудие  тот,  кто  его  так  дорого  купил?  -  задается  он  ритори¬
ческим  вопросом.  Обвинения  Жерсона  направлены  не  только  на  покупателей
должностей,  но  и  на  их  продавцов,  руководствующихся  исключительно  лич¬
ной  выгодой,  а  не  законными  критериями  отбора  -  честностью  и  знаниями
кандидата190.  Таким  образом,  и  в  речах  Жерсона  осуждалась  именно  скрытая
продажа  должностей  и  небрежение  выработанными  критериями  профессио¬
нальной  пригодности  чиновников.
 Кристина  Пизанская,  в  свою  очередь,  посвятила  отдельную  главу  в  «Кни¬
ге  о  мире»  «дурным  чиновникам  и  способам  их  назначения  на  должности»,
осуждая  прежде  всего  тех  приближенных  короля,  кто  за  деньги  и  дары  «дела¬
ет  благоприятный  доклад  о  кандидате  и  его  образе  жизни,  хотя  ничего  подоб¬
ного  о  нем  не  знает».  Кристина  также  считает  такой  отбор  источником  зло¬
употреблений,  поскольку,  купив  должность,  чиновник  будет  стремиться  при
ее  отправлении  вернуть  себе  потраченные  деньги191.
 Практика  скрытой  продажи  должностей  подробно  описана  и  в  трудах  Тома
Базена,  который  даже  обвиняет  Карла  VII  в  том,  что  тот  разрешил  продажу
должностей,  особенно  судейских,  по  сути,  с  торгов  -  тому,  кто  больше  запла¬
тит,  что  противно  общему  благу  и  повлекло  за  собой  многие  злоупотребления
в  отправлении  правосудия.  Базен  упоминает  в  этой  связи  обычаи  римлян  тре¬
бовать  от  чиновника  при  вступлении  в  должность  клятвы,  что  он  ничего  за
нее  не  платил.  В  качестве  примера  следования  этой  линии  при  Людовике  XI
Базен  описывает  поведение  секретаря  Канцелярии  Жана  Бурре,  получившего
исключительное  право  скреплять  печатью  все  назначения.  В  результате  тот
раздавал  нескольким  людям  одну  и  ту  же  должность,  произвольно  кассиро¬
вал  королевские  указы,  беря  за  это  деньги.  Самого  Людовика  XI  Тома  Базен
и  вовсе  подозревает  в  соучастии,  т.е.  в  получении  своей  «доли  от  продажи».
Весьма  существенно  мнение  автора  относительно  причин  распространения
подобного  порочного  явления:  оно  являлось,  по  его  убеждению,  следствием
охватившей  французское  общество  архонтомании  -  безудержной  погони  за
 190 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  440,  617,  1173.  Речи  от  21  июня  1392,  7  апреля  1395  и  17  но¬
ября  1405  гг.  О  позиции  Жерсона  см.:  Krynen  J.  L’Empire  du  roi.  P.  188.
 191 	«Су  dit  des  mauvais  officiers  er  des  moiens  qui  les  mectent  es  offices»  (Pisan  Ch.  de.  Le  livre
de  la  paix.  P.  81-82).
 347

должностями192.  В  определенном  смысле  можно  с  ним  согласиться  и  конс¬
татировать,  что  эта  скрытая  коррупция  являлась  оборотной  стороной  успе¬
ха  в  деле  становления  государственного  аппарата,  который  к  середине  XV  в.
превратился  в  источник  престижа,  материального  благополучия  и  почтенно¬
го  статуса.  Вследствие  этого  скрытая  продажа  должностей  сделалась  в  конце
исследуемого  периода  неустранимым  злом,  о  чем  свидетельствует  протокол
заседания  Штатов  1484  г.,  на  котором  в  числе  главных  источников  бед  в  коро¬
левстве  названо  было  «коррумпированное,  извращенное  и  безобразное  пра¬
восудие»,  а  главной  причиной  этого  -  продажа  должностей.  Важно  при  этом,
что  такая  практика  в  сфере  суда  осуждалась  по  тем  же  двум  причинам,  кото¬
рые  мы  уже  встречали  во  всех  предыдущих  критических  ее  оценках.  Во-пер¬
вых,  должности  раздаются  деньгами  и,  таким  образом,  без  учета  «достоинств
и  знаний»  претендента,  а  во-вторых,  купленное  судейское  место  превращает¬
ся  в  способ  вернуть  потраченные  деньги  и,  следовательно,  неизбежно  прово¬
цирует  злоупотребления,  губительные  для  общего  блага193.
 Таким  образом  во  всех  проанализированных  выше  образцах  обществен¬
ной  критики  речь  идет  только  об  одной  форме  продажи  -  о  получении  долж¬
ностей  за  взятки,  т.е.  о  коррупции.  И  впрямую  не  упоминается  другая  фор¬
ма  -  уступка  старым  чиновником  своей  службы  за  денежную  компенсацию.
Попробуем  понять,  почему.  Для  этого  вновь  обратимся  к  королевскому  зако¬
нодательству.  Легальной  ее  делала  рассмотренная  выше  «особая  милость»  от
короля  подобрать  себе  преемника  или  заместителя194.  Такая  практика  появля¬
ется  в  период  стабилизации  служб  и  оправдывается  соблюдением  чиновни¬
ком  при  отборе  преемника  установленных  критериев.  В  ордонансе  от  8  апре¬
ля  1342  г.  такого  рода  продажа  даруется  служителям  Дома  короля:  чиновник
обязывался  подобрать  преемника  и  передать  должность  на  двух  обязатель¬
ных  условиях  -  «за  свой  счет  и  человека  состоятельного»195.
 Существенную  трансформацию  переживала  и  легальная  продажа  долж¬
ностей  короной:  в  указе  от  января  1370  г.,  изданном  с  целью  сократить  чрез¬
мерно  возросшую  численность  сержантов  «на  жалованьи»  (à  gages)  в  пре-
вотстве  Лаона,  говорится,  что  такая  практика  была  санкционирована  королем
в  стремлении  возместить  ущерб  жителям  оккупированного  англичанами  Кале.
В  результате,  «по  согласию  и  разрешению»  (de  nostre  congié  et  licence)  коро¬
ля  должности  были  куплены  за  большую  цену  (par  grans  pris)  и  превратились
в  своего  рода  пожизненную  ренту  (rentes  à  vie),  т.е.  не  исполнялись  самими
 192 	Basin  Th.  Histoire  de  Charles  VII.  T.  2.  P.  302-304;  Idem.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  1.  P.  32,
38-40.  Об  этом  рассуждении  T.  Базена  см.:  Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  16.
 193 	Все  это  прозвучало  в  программной  речи  от  депутатов  трех  сословий,  произнесенной
 10 	февраля  мэтром  Жаном  де  Рели,  доктором  теологии  и  каноником  Парижа,  и  вошло  в  наказ
Штатов:  «celuy  qui  le  plus  en  offroit,  jasoit  ce  qu’il  fust  le  moins  suffisant...  plusieurs  y  ont  esté
préposez  a  grans  fraiz  et  despens,  pour  avoir  acheté  leurs  offices,  et  eulx  cuidans  soy  récompenser»
(.Masselin  J.  Journal.  P.  209-211,  682,  687).
 194 	P.  Мунье  приводит  примеры  проверки  «чистоты  уступки»  в  Палате  счетов  и  Налоговой
палате;  если  выяснялось,  что  имела  место  продажа  «без  разрешения  короля»,  такие  уступки  не
утверждались.  См.:  Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  P.  9-10.
 195 	«grâce  de  les  desservir  par  autres  personnes  suffisans,  à  leurs  perils»  (ORF.  II.  175  (N  11)).
Как  видим,  условия  полностью  совпадают  с  теми,  которые  выставлялись  в  случае  разрешения
чиновнику  выбрать  себе  «заместителя».
 348

«покупателями»196.  Перепродажа  должностей  сержантов  вскоре  практичес¬
ки  узаконивается,  но  также  лишь  по  особому  разрешению  короля:  в  указе  от
26  января  1387  г.  о  реформировании  финансов  королевства  прямо  говорится,
что  «никакая  должность  не  может  быть  продана,  если  это  не  должность  сер¬
жантов  или  другие  мелкие  службы,  с  нашего  разрешения  и  с  целью  извлечь
(чиновникам)  выгоду»197.  Последнее  обстоятельство  чрезвычайно  знамена¬
тельно,  поскольку  недвусмысленно  объявляет  истинный  смысл  санкций  ко¬
роля  на  такую  акцию,  а  именно  материальное  обеспечение  королевских  долж¬
ностных  лиц.
 Хотя  такая  подоплека  и  находилась  в  русле  установившегося  принципа
несменяемости  и  прав  чиновников  на  должности,  продажа,  тем  не  менее,  ос¬
тавалась  продажей.  Как  же  она  воспринималась  в  обществе?  В  этом  вопросе
мы  сталкиваемся  с  принципиально  иным  отношением,  чем  в  случае  скрытой
торговли  должностями.
 Практика  перепродажи  должностей  самими  чиновниками  не  осуждалась
в  их  среде,  однако  лишь  при  том  условии,  что  купивший  «уступку»  человек
проходил  через  конкурсный  отбор  и  соответствовал  требуемым  критериям198.
Именно  поэтому  она  не  вызывала  у  них  беспокойства,  поскольку  не  наносила
ущерба  авторитету  администрации.  Но  самое  поразительное  (и  на  что  иссле¬
дователи  не  обращали  должного  внимания),  это  совпадение  в  оценках  такой
частной  продажи  внутри  поля  власти  и  за  его  пределами.  Хотя  она,  как  было
показано,  не  упоминается  в  критических  пассажах  о  практике  продажи  долж¬
ностей,  но  в  тех  редких  случаях,  когда  говорится  конкретно  о  ней,  акценты
критики  принципиально  иные.
 К  такому  редкому  случаю  можно  отнести  «Хронику  монаха  Сен-Дени»,
человека  весьма  осведомленного  и  внимательного  к  общественному  мнению.
Он  упоминает  о  назначении  на  должность  маршала  Франции  в  1405  г.  Кли¬
не  де  Брабанта,  сменившего  мессира  Рено  де  Три.  Оно  было,  по  его  свиде¬
тельству,  «с  изумлением  воспринято  мудрыми  людьми»  из-за  недостойных
качеств  преемника.  Человек  скромного  происхождения,  разбогатевший  на
милостях  герцога  Орлеанского,  он  не  мог  похвалиться  знаниями  «об  опас¬
ностях  морей  и  не  знал  радости  привести  корабль  в  порт»,  преодолев  тяго¬
ты  морского  пути.  В  описании  этой  замены  содержится  прямое  указание  на
факт  продажи  славным  Рено  де  Три  своей  должности.  Как  свидетельствует
монах  Сен-Дени,  Рено  «уступил»  должность  за  15  тыс.  экю  золотом,  будучи
 196 	В  указе  сержанты  перетасовывались:  стало  10  сержантов  на  жалованьи  и  7  без  жалова¬
нья  (ORF.  V.  449).  Об  этом  казусе  см.:  Olivier-Martin  F.  Histoire  du  droit  français...  P.  497.
 197 	«que  aucuns  offices  ne  puissent  estre  vendus  fors  ceulx  que  nous  donnerons  à  nos  officiers,
comme  sergenteries  et  autres  tels  menues  offices,  en  esperans  qu’il  en  facent  leur  proffit»  (ORF.  XII.
150-151).
 198 	Об  этом  говорят  и  те  несколько  случаев  уступок,  которые  были  мной  обнаружены  в
практике  Парламента.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  80-81.  Как  показано  в  рабо¬
тах  Ф.  Отран,  Парламент  не  придавал  большого  значения  факту  продажи,  если  претендент
отличался  компетентностью  и  подвергся  проверке  на  пригодность.  См.:  AutrandFr.  Offices  et
officiers...  P.  322-325;  Eadem.  Le  temps  des  professionnels.  P.  404-408.  Ту  же  тенденцию  в  пози¬
ции  Парламента  отмечает  и  А.  Демюрже  в  отношении  продажи  должностей  бальи  и  сенеша¬
лей  (всего  шесть  случаев  разбирательств  в  верховном  суде).  См.:  Demurger  A.  Guerre  civile  et
changement  du  personnel...  P.  205-210.
 349

сражен  неизлечимой  болезнью199.  При  этом  сама  акция  никак  не  осуждается,
поскольку  имеет  целью  обеспечить  чиновника,  достойно  прослуживше¬
го  и  не  способного  более  исполнять  обязанности.  Осуждению  подвергается
«выбор»,  сделанный  по  фавору,  и  потому  недостойного  преемника.
 Прозвучавшая  в  ходе  кабошьенского  восстания  критика  сложившейся  прак¬
тики  частной  продажи  должностей  строилась  по  аналогичной  схеме.  Так,  прево
Парижа  Пьера  дез  Эссара  и  других  смещенных  в  ходе  восстания  за  финансо¬
вые  злоупотребления  чиновников  обвиняли  в  скрытой  торговле  должностями
за  гигантские  суммы  «людям  не  годным  и  не  компетентным».  Как  следствие,
в  кабошьенский  ордонанс  была  включена  отдельная  статья,  формально  запре¬
щавшая  и  частную  продажу200.  Однако  на  деле  все  обстояло  иначе.  Прежде  все¬
го,  эта  статья  содержала  свидетельство  о  масштабах  распространения  частной
продажи:  не  только  мелкие  службы,  но,  по  сути,  все  места  в  королевской  адми¬
нистрации  были  ею  охвачены  к  началу  XV  в.  Служители  Парламента  и  Палат
счетов,  вод  и  лесов,  бальи  и  сенешали,  прево  и  нотариусы  Канцелярии,  экзаме¬
наторы  Шатле  и  капитаны,  виконты  и  сборщики  доходов  с  домена,  сборщики
податей  и  налогов,  контролеры,  наконец  служители  Дома  короля  -  все  снизу
доверху  «взяли  за  обычай  продавать  (службы)  и  извлекать  выгоду  для  себя  (ont
acoustumé  de  vendre  et  en  prendre  prouffit)».  Угроза  общему  благу  от  такой  дея¬
тельности,  как  и  в  случае  коррупции,  заключалась  в  неминуемом  мздоимстве
или  поиске  королевских  милостей  и  пенсионов  для  возмещения  потраченных
на  приобретение  должности  деньги.  Ввиду  этой  угрозы  продажа  должностей
формально  запрещается  под  угрозой  лишения  службы  и  уплаты  в  казну  полу¬
ченной  суммы  и  произвольного  штрафа  (amende  arbitraire).  Однако  в  конце  из
общего  запрета  делается  существенное  исключение  для  тех  чиновников,  кто
«долго  нам  служил  в  этой  должности  и  не  может  по  болезни,  старости  или
несчастью  (accident)  исполнять  свою  службу»;  для  них  король  предусматрива¬
ет  «милость»  (grace)  с  целью  обеспечения  их  материального  благосостояния.
В  результате  кабошьенский  ордонанс  фактически  легализовал  сложившую¬
ся  практику  частной  продажи  чиновниками  своих  должностей  после  долгой
службы  в  виде  компенсации  и  ради  сохранения  материального  достатка.  О  ее
легальности  в  XV  в.  свидетельствует  сборник  формуляров  Одара  Моршена:  в
нем  два  типовых  письма  опять-таки  подтверждают  право  чиновника  продать
свою  должность  «с  разрешения  короля»  и  на  условиях  соответствия  преемника
требуемым  критериям201.
 В  произведениях  же  выходцев  из  чиновной  среды  эта  процедура  даже
восхваляется,  но  только  если  она  следует  установленным  правилам.  Напри¬
мер,  Жувеналь  осуждал  тех  чиновников,  кто  продает  свои  должности,  не  за¬
ботясь  о  качествах  преемников202.  В  «Похвальном  слове  Карлу  VII»  Анри  Бод
хвалил  установленную  королем  очередность  продвижения  на  должности  для
служителей  своего  Дома,  и  если  освободившееся  место  не  соответствовало
 199 	См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  3.  P.  363-365.
 200 	Ibid.  T.  4.  P.  755;  Ordonnance  cabochienne.  P.  128-129  (N  202).
 201 	N  6.2:  «Congié  de  desservir  un  office  (где  в  комментарии  оговорено  условие  разрешения
 на  продажу:  «sinon  que  ce  soit  par  personne  suffisant  et  ydoine»);  N  6.5: 	«Congié 	de 	resigner 	et
 prendre  prouffit  (в  тексте  которого  это  разрешение  обосновывается  долгой 	и  безупречной  служ¬
 бой  чиновника,  но  условия  уступки  те  же:  «au  prouffit  de  tele  personne  souffisant»)  (.Morchesne
O.  Formulaire.  P.  186,  189).
 202 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  214,  491.
 350

опыту  и  знаниям  очередника,  то  он  «обязан  был  продать  его  человеку  опытно¬
му  и  состоятельному  и  извлечь  из  этого  выгоду,  дабы  жить  ею  остаток  своих
дней»203.  В  конце  XV  в.  Робер  де  Бальзак,  осуждая  складывающуюся  практи¬
ку  наследования  должностей  (ибо  сын  не  всегда  походит  на  отца  в  доблестях
и  опыте),  упоминает  и  бытование  частной  продажи  должностей,  считая  ее
позволительной  только  в  одном  случае  -  если  это  «старый  и  доблестный  слу¬
житель,  кто  хорошо  прослужил  государю».  Поскольку  и  там  и  здесь  целью
являлась  компенсация  за  долгую  и  безупречную  службу,  Бальзак  советует  ко¬
ролю  лучше  снабдить  сына  чиновника  «деньгами  или  иным  благодеянием»,
нежели  разрешать  исполнять  службу  несостоятельному  человеку204.
 Во  второй  половине  XV  в.  реализация  владельческих  прав  чиновников
через  частную  продажу  должностей  фактически  была  узаконена.  Так,  в  указе
Людовика  XI  от  6  июля  1468  г.  относительно  численности  судебных  приста¬
вов  Парламента  прямо  говорится  об  их  праве  после  долгой  службы  и  в  ста¬
рости  «иметь,  чем  жить,  поддержать  свое  положение,  прокормить  жен,  детей
и  прислугу»205.  Более  того,  сам  Людовик  XI,  по  сути,  выкупил  в  1466  г.  орди¬
нарную  должность  хранителя  соляного  амбара  (grenetier)  в  Париже,  посколь¬
ку  пожелал  дать  ее  Гийому  Ле  Куанту,  но  на  нее  имел  права  другой  человек,
возбудивший  судебный  процесс,  и  с  целью  его  прекратить,  король  выделил
ему  «пенсион  в  виде  компенсации»206.
 Эта  практика  существенно  отличалась  от  сложившейся  позднее,  в  эпоху
Старого  порядка207.  Однако,  хотя  после  учреждения  «полетты»  устоявшийся
cursus  honorum  был  упразднен,  а  покупка  должности  совершалась  без  провер¬
ки  кандидата  на  предмет  состоятельности,  на  деле  и  эта  легальная  продажа  ко¬
ролем  должностей,  которые  он  до  того  отдавал  даром,  в  определенном  смыс¬
ле  продолжала  заложенные  в  исследуемый  период  принципы.  Прежде  всего,
продавались  доходы  от  должности,  а  не  сама  функция,  и  если  купивший  место
человек  не  в  состоянии  был  ее  исполнять,  он  обязан  был  ее  передать  подходя¬
щему  человеку,  обеспечив  себя  лишь  доходами  с  нее.  Во-вторых,  высшие  су¬
дейские  должности  по-прежнему  не  продавались  легально  тому,  кто  больше
заплатит,  хотя  частная  продажа  оставалась  неустранимой,  о  чем  свидетельству¬
ет  сохранение  и  в  XVI  в.  старой  процедуры  -  клятвы  нового  чиновника,  что  он
ничего  не  платил  за  свою  должность,  или  же  расследование  в  самом  ведомстве
на  предмет  отсутствия  «незаконного  сговора  или  соглашения»,  под  которым
подразумевались  денежные  расчеты.  Наконец,  практика  легальной  продажи
должностей  на  новом  этапе  еще  крепче  связала  чиновника  со  складывающим¬
ся  государством:  платя  «полетту»,  чиновник  как  бы  инвестировал  свои  деньги
 203 	Baude  H.  Eloge.  Р.  131.  Отступление  от  этой  практики  даже  осуждается.  Так,  в  «Бал¬
ладе  о  войне  общего  блага»  образ  «старого  и  обиженного  служителя»  (vieulx  servants  désolés)
являет  собой  один  из  вестников  общественных  бед.  См.:  Leroux  de  Lincy  A.  Recueil  des  chants
historiques.  T.  1.  P.  357.
 204 	«Aussi  ne  doit  souffrir  le  prince  vendre  nulz  offices  ne  bailler  au  survivant  se  n’est  que  fut  de
quelcun  ancien  serviteur  grant  honme  de  bien  qui  aye  bien  servy  ledit  prince»  (.Balsac  R.  de.  Traité.
P.  223.  N46).
 205 	«les  diets  huissiers  ordinaires  puissent,  au  temps  advenir,  avoir  mieux  de  quoy  vivre,  soustenir
leurs  estats,  nourrir  leurs  femmes,  enfans  et  mesnages»  (ORF.  XVII.  104).
 206 	«attendu  la  pension  que  je  lui  donne  en  recompense»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.  P.  273).
 207 	Такой  позиции  придерживался  и  Пажэс,  учитель  Р.  Мунье,  который  обращал  внимание
на  новые  принципы  службы,  выраженные  подчас  в  старых  формах.  См.:  Pagès  С.  La  vénalité
des  offices...  P.  482.
 351

в  государство  и  поэтому  был  лично  заинтересован  в  его  укреплении.  В  этом
смысле  она  была  органичным  порождением  всей  структуры  соучастия  чинов¬
ников  в  комплектовании  королевской  администрации.  Благодаря  этому  автоно-
мизация  бюрократического  поля  власти  при  Старом  порядке  достигает  своего
апогея  в  рамках  монархического  государства208.
 Апроприация  должностей  и  появление  в  исследуемый  период  практик  ус¬
тупки,  наследования  и  продажи  многие  исследователи  окрестили  частью  фе¬
номена  «нового  феодализма»  или  «феодализма-бастарда»,  хотя  продуктивнее
было  бы  обратить  внимание  на  проявившуюся  здесь  общую  для  средневеко¬
вого  общества  черту  -  корпоративный  характер  собственности.  Штат  долж¬
ностей  ведомств  стал  коллективной  собственностью  их  служителей,  которые
могли  реализовать  свои  владельческие  права  только  внутри  и  под  контролем
корпорации209.  После  фиксации  штатов,  оформления  бюрократических  про¬
цедур  комплектования,  типизации  достоинств  чиновников  и  корпоративного
контроля  за  карьерным  ростом  и  воспроизводством  распоряжение  должно¬
стями  приобрело  уже  принципиально  иной  облик.  И  как  ни  покажется  па¬
радоксальным  на  первый  взгляд,  именно  появление  практик  уступки,  насле¬
дования  и  даже  продажи  внутри  определенной  группы  и  на  определенных
условиях  как  раз  свидетельствует  о  новом  характере  службы  и  о  новизне  фор¬
мирующейся  бюрократии.
 Исследование  форм  комплектования  королевских  чиновников  во  Франции
в  XIII-XV  вв.  показывает  процесс  автономизации  бюрократического  поля,
соединение  публично-правовых  принципов  с  частными  и  механизм  склады¬
вания  чиновников  в  отдельную  группу,  основой  материального  положения
и  морального  авторитета  которых  являлась  должность,  превратившаяся  со
временем  в  личное  владение  ее  обладателя.  Решающим  фактором  процесса
апроприации  должностей  выступала  личная  заинтересованность  чиновников
в  гарантированном  материальном  благополучии  и  в  перспективах  его  удер¬
жания  внутри  семьи.  Превращение  должностей  в  собственность  органично
вписывалось  в  параметры  средневековой  социальной  структуры:  владение
по  контракту  становится  пожизненным,  а  затем  наследственным;  права  соб¬
ственности  реализуются  через  корпорацию.  Объективным  результатом  этого
являлось  укрепление  нового  по  своей  природе  контракта  с  королем,  защи¬
та  королевской  администрации  от  давления  кланов  и  клиентел  и  повышение
статуса  чиновников,  гарантирующего  адекватное  вознаграждение  за  долгую
и  безупречную  службу,  оформление  привилегированной  социальной  группы,
внутри  которой  воспроизводятся  профессиональные  достоинства,  этические
нормы  и  культура  службы.
 208 	Об  этих  важнейших  чертах  практики  продажи  должностей  см.:  Малое  В.Н.  Три  эта¬
па  и  два  пути  развития  французского  абсолютизма.  С.  97-101;  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  269-294.
 О 	практике  продажи  должностей  как  факторе  модернизации  и  усиления  опоры  монархии  см.:
Richet  D.  La  France  moderne.  P.  84;  Descimon  R.  Modernité  et  archaïsme...  P.  147-148.
 209 	О  корпоративном  характере  собственности  в  Средние  века  как  сущностном  компонен¬
те  общественной  системы  см.:  Хачатурян  H.A.  Общественная  система  и  принцип  относитель¬
ности.  С.  26-27;  Она  же.  Власть  и  общество...  С.  33.  В  исследовании  Г.  Дж.  Бермана  показан
вклад  канонического  права  в  новую,  по  сравнению  с  римским  правом,  трактовку  права  соб¬
ственности  корпорации  как  общей  собственности  ее  членов.  См.:  Берман  Г.  Дж.  Указ.  соч.
С.  213.

Часть  III
 СТАТУС,  ЭТИКА
И  КУЛЬТУРА  СЛУЖБЫ
 Процесс  оформления  института  государственной  службы  органично  вклю¬
чал  в  себя  складывание  высокого  и  привилегированного  статуса  коро¬
левских  должностных  лиц,  а  также  специфической  бюрократической  этики  и
культуры.  Начальный  этап  этого  процесса  превращения  корпуса  чиновников
в  привилегированную  социальную  группу  во  главе  с  «дворянством  мантии»
отмечен  рядом  особенностей,  прежде  всего  преобладанием  идейных  страте¬
гий  завоевания  общественного  статуса,  строящихся  на  педалировании  цен¬
ностей  государственной  службы  как  служения  общему  благу.  Этот  процесс
позволяет  понять  один  из  сущностных  механизмов  построения  État  moderne
и  его  вклад  в  политическую  культуру  западноевропейской  цивилизации.

Глава  7
 БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ  ГАБИТУС
 Общественный  статус  служителей  короны  Франции  определялся  специ¬
фикой  их  деятельности,  которая  отразилась  на  облике,  самовосприятии
и  правовом  статусе  королевских  должностных  лиц  и  сформировала  бюро¬
кратический  габитус,  характерный  для  складывающейся  социальной  группы
чиновников1.  Одной  из  его  сущностных  основ  являлась  выработка  и  утвер¬
ждение  в  обществе  особого  образа  жизни  и  поведения,  диктуемых  выполне¬
нием  служебного  долга.  Важно  понять,  что  именно  в  деятельности  чиновни¬
ков  считалось  главным,  определяющим,  поскольку  набор  далеко  не  очевиден
и  потому  весьма  знаменателен.  В  свою  очередь,  служба  короне  Франции  ле¬
гитимировала  материальное  благосостояние  и  привилегии  чиновников.  Рас¬
смотренные  в  контексте  этики  и  культуры  службы  эти  привилегии  и,  в  целом,
вознаграждение  чиновников  дают  ключ  к  пониманию  механизмов  складыва¬
ния  социальной  группы  служителей  короны  Франции.  Наконец,  статус  слу¬
жителей  короны  нашел  закрепление  в  принципе  неприкосновенности  при
исполнении  должностных  обязанностей  и  в  особых  формах  почитания
чиновников,  которые  они  вырабатывали  и  активно  насаждали  в  обществе.
 ДИСЦИПЛИНАРНЫЕ  ПАРАМЕТРЫ  СЛУЖБЫ
 Бюрократический  габитус  был  создан  дисциплинарными  параметрами
службы,  которые  остаются  наименее  исследованным  аспектом  темы2.  Форми¬
рование  королевских  должностных  лиц  в  особую  социальную  группу  базиро¬
валось  на  их  образе  жизни,  определяемом  специфическими  нормами  работы
учреждений,  в  целом,  и  каждой  службы,  в  отдельности.  Они  вырабатывались
постепенно,  по  мере  институционализации  функций.  Среди  них  были  общие
 1 	Понятие  «habitas»  используется  мной  в  его  комплексном  значении:  не  только  «внешний
облик»  этой  социальной  группы  в  обществе,  но  и  сформированный  службой  особый  склад
мысли  и  поведения.  Сходным  образом  трактует  это  понятие  и  П.  Бурдьё:  «габитус  есть  одно¬
временно  система  схем  производства  практик  и  система  схем  восприятия  и  оценивания  прак¬
тик».  См.:  Бурдьё  П.  Социальное  пространство  и  символическая  власть  //  Будъё  П.  Социология
социального  пространства.  С.  75.
 2 	Лишь  Б.  Килье  обратил  внимание,  не  употребляя  термина,  на  особый  габитус  долж¬
ностных  лиц:  как  сама  служба  влияла  на  повседневную  и  профессиональную  жизнь  чинов¬
ника,  осознающего  свою  ответственность  за  порученные  функции.  См.:  Quilliet  В.  Les  corps
d’officiers  de  la  Prévôté  et  Vicomté...  T.  1.  P.  212.
 354

для  всех  ведомств  и  служб  правила,  способствовавшие  формированию  про¬
фессионального  корпуса  чиновников,  преданных  интересам  службы  и  спо¬
собных  ее  исполнять.
 Первым,  если  не  по  времени,  то  по  значимости  являлся  принцип  лич¬
ного  отправления  чиновником  своих  обязанностей.  Ввиду  его  комплексного
значения  мы  уже  сталкивались  с  ним  в  контексте  борьбы  против  незаконной
передачи  должностей  другому  лицу.  Теперь  же  рассмотрим  его  в  дисципли¬
нарном  аспекте.  Впервые  он  был  сформулирован  в  специальном  указе  Филип¬
па  IV  Красивого  от  апреля  1303  г.  и  с  тех  пор  регулярно  повторялся  для  всех
ведомств  и  служб  короны  Франции,  что  свидетельствует  о  его  фундаменталь¬
ном  для  института  службы  значении3.
 Первый  указ,  предписывавший  чиновникам  лично  исполнять  свои  обя¬
занности,  касался  сенешалей,  бальи  и  других  служителей  на  местах:  в  стрем¬
лении  «защитить  общее  благо  королевства»  король  обязал  всех  чиновников
на  местах  лично  исполнять  (personaliter  exequantur)  свою  службу  под  угрозой
отстранения4.  Судя  по  указу  Филиппа  VI  Валуа  от  10  сентября  1331  г.  к  ба¬
льи  Амьена  с  упреком,  что  тот  постоянно  отсутствует  в  своем  бальяже  и  не
отправляет  лично  вверенное  ему  правосудие,  регулярные  предписания  с  тру¬
дом  внедрялись  в  жизнь5.  И  дело  было  вовсе  не  в  простом  пренебрежении
своими  должностными  обязанностями,  а  в  большом  спросе  на  услуги,  кото¬
рые  могли  осуществлять  эти  образованные,  сведущие  и  опытные  чиновники.
Королевское  законодательство  не  могло  не  учитывать  этого  спроса,  поэтому
в  законодательных  нормах  вскоре  появляются  послабления,  дающие  чинов¬
нику  легальную  возможность  заниматься  и  другими  делами,  не  связанными
с  его  службой,  или  же  отлучаться  на  законных  основаниях.  Впервые  такое
послабление  появляется  в  ордонансе  Филиппа  V  Длинного  о  службе  бальи
и  сенешалей:  представителям  короля  на  местах  позволялось  «в  случае  не¬
 3 	Регулярность  и  частота  повторения  этого  требования  на  всем  протяжении  исследуемого
периода,  начиная  с  ордонанса  о  «преобразовании  королевства»,  как  для  всей  администрации,
так  и  для  отдельных  ведомств  (Парламента,  Палаты  счетов  и  т.д.),  подтверждает  его  фунда¬
ментальный  для  складывающегося  института  службы  характер.  Он  фигурирует  в  следующих
ордонансах  и  указах:  23  марта  1302,  1303,  18  июня  1318-10  июля  1319,  3  декабря  1319,  дека¬
бря  1320,  февраля  1321,  25  февраля  1328,  10  сентября  1331,  15  февраля  1345,  28  декабря  1355,
Великий  мартовский  ордонанс  3  марта  1357,  28  января  1359,  1362-1363,  января  1372,  сентяб¬
ря  1376,  21  января  1383,  4  июля  1384,  5  февраля  и  3  апреля  1389,  11  октября  1393,  29  октября
1394,  7  января  1401,  7  января  1408,  кабошьенский  ордонанс  25  мая  1413,  16  января  1419,  28
февраля  1436,28  октября  1446  и  23  декабря  1454  гг.  (ORF.  I.  361,  386-387,  661  (N  38),  702,  728-
729  (N  4),  738-739  (N  9);  II.  1  (N  3),  5  (N  3),  26,  73,  241;  III.  32  (N  22),  136  (N  26),  137  (N  29),
309;  IV.  410  (N  2);  V.  450;  VI.  234-235  (N  45);  VII.  82,  224  (N  3),  259  (N  2),  582,  681-682,  749
(N  19);  VIII.  413  (N  6);  IX.  282  (N  4),  286  (N  22);  Ordonnance  cabochienne.  P.  46  (N  102),  99  (N
165),  163  (N  240);  ORF.  X.  505;  XII.  163-164  (N  5-6);  XIII.  211  (N  20),  305  (N  86),  472  (N  2);
XIV.  344  (N  20)).
 4 	Всем  отсутствующим  давался  срок  15  дней  со  дня  обнародования  указа,  чтобы  вернуть¬
ся  к  месту  их  службы  (ORF.  I.  386-387).  В  указе  от  28  октября  1394  г.  сенешалям  и  бальи,
небрежным  в  личном  отправлении  службы,  давался  месяц  со  дня  опубликования  указа,  что¬
бы  вернуться  к  месту  службы.  В  кабошьенском  ордонансе  предлагалось  вовсе  отстранить  от
службы  бальи  и  сенешалей,  если  они  отсутствовали  более  двух  месяцев  в  течение  года  (ORF.
 VI. 	164  (N  2);  Ordonnance  cabochienne.  P.  99  (N  165)).
 5 	Этот  упрек  был  лишь  первым  в  длинном  перечне  проступков  чиновника  (ORF.  II.  72-73).
Парламент  строго  следил  за  соблюдением  этого  правила,  нередко  смещая  регулярно  отсутствую¬
щих  сенешалей  и  бальи.  См.:  Demurger  A.  Guerre  civile  et  changements  du  personnel...  P.  194-195.
 12*
 355

обходимости  отлучаться  по  свои  нуждам  и  делам  друзей,  но  не  более  чем  на
один  месяц  или  пять  недель  максимум»6.  Однако  сенешали  и  бальи  регуляр¬
но  отсутствовали  у  себя  в  округе,  поскольку  обязаны  были  присутствовать  в
дни  слушаний  апелляций  по  судебным  делам  их  сенешальств  и  бальяжей  в
Парламенте.  Сроки  слушаний  были  строго  регламентированы7,  но  по  мере
расширения  компетенции  этого  института  и  наплыва  дел  постоянно  затяги¬
вались,  что  увеличивало  время  отсутствия  и  тех  и  других  в  своих  округах,  и
не  по  их  вине8.
 Наконец,  сенешали  и  бальи  отсутствовали  или  не  отправляли  лично  свою
службу  по  особому  разрешению  короля  или  по  его  приказу,  поскольку  они  ис¬
полняли  его  поручения9.  Если  первое  зависело  от  конкретных  личных  обсто¬
ятельств  чиновника,  то  второе  диктовалось  его  компетентностью  и  ничем,  по
сути,  не  лимитировалось.  Не  случайно  в  позднем  ордонансе  о  реформе  пра¬
восудия  от  1454  г.  было  узаконено  право  сенешалей  и  бальи  отсутствовать,
будучи  в  свите  короля  или  занятыми  в  военных  операциях10.  К  середине  XV
в.  эта  ситуация,  вызванная  Столетней  войной  и  перекосом  функций  сенеша¬
лей  и  бальи  в  сторону  военных,  стала  нормой.
 Но  такова  была  ситуация  во  всей  королевской  администрации.  Уже  в  Ве¬
ликом  мартовском  ордонансе  1357  г.  в  качестве  источника  «бед  и  несчастий  в
королевстве»  называется  практика  короны  разрешать  чиновникам  исполнять
несколько  служб  одновременно,  а  указ  от  16  января  1419  г.  констатировал
систематическое  отсутствие  чиновников  Парламента,  Палаты  счетов,  Кан¬
целярии  и  других  верховных  ведомств,  кто  обязан  «постоянно  находиться  в
Париже»,  по  их  личным  делам  или  в  комиссиях  от  короля11.
 6 	Ордонанс  от  1312  (1320);  норма  дословно  повторена  в  ордонансе  от  1362-1363  гг.  В  ка-
бошьенском  ордонансе  этот  разрешенный  срок  отсутствия  увеличен  был  до  двух  месяцев  в
году  (ORF.  XII.  449  (N  3);  IV.  410  (N  2);  Ordonnance  cabochienne.  P.  99  (N  165)).
 7 	О  сроках  слушаний  в  Парламенте  по  бальяжам  и  сенешальствам  см.:  Autrand  Fr.
Géographie  administrative  et  propagande  politique,  le  rôle  des  assignation  du  Parlement  au  XIVe
et  XVe  siècle  //  Histoire  comparée  de  l’administration.  Actes  du  XIV  Colloque  historique  franco-
allemand.  Münich,  1980.  P.  264-280.  Они  прописаны  были  также  в  ордонансе  от  5  февраля
 1389 	г.:  «il  compareront  en  leurs  personnes  en  nostre  Court  de  Parlement  à  Paris  et  y  demouront  sans
en  partir»  (ORF.  XII.  165  (N  16)).
 8 	Впервые  нарушение  сроков  рассмотрения  дел  в  Парламенте  как  угроза  миру  и  стабиль¬
ности  в  округах  упоминается  в  ордонансе  от  декабря  1320  г.  В  нем  Парламенту  предписывает¬
ся  разбирать  дела  из  бальяжей  и  сенешальств  в  первую  очередь  (ORF.  I.  728-729  (N  4)).
 9 	Оразрешении  короля  наотсутствиеупоминается  в  ордонансе  от  16  ноября  1318  г.  В  этом  слу¬
чае  жалованье  за  срок  отсутствия  получал  назначенный  наместник  (лейтенант)  (ORF.  1.671  (N  8)).
 10 	ORF.  XIV.  305  (N  86).  Жувеналь  констатировал  постоянное  отсутствие  сенешалей  и  ба¬
льи  у  себя  в  округах,  да  к  тому  же  по  вине  короля  Карла  VII,  держащего  их  при  себе,  вопреки
давнему  запрету  им  состоять  членами  Королевского  совета  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.
P.  543-544;  T.  2.  P.  338).
 11 	Об  общем  для  данного  периода  запрете  на  совмещение  должностей  и  его  конкретном
преломлении  в  дисциплинарной  деятельности  Парламента  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  влас¬
ти.  С.  46-47;  Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...  P.  296;  ORF.  III.  136  (N  26);  X.  505.  Жувеналь
осуждал  Карла  VII  за  то,  что  тот  поручает  слишком  много  дел  чиновникам  Палаты  прошений
Дома,  которые  вместо  своих  дел  работают  как  делегированные  судьи,  даже  больше,  чем  сене¬
шали  и  бальи  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  328).  Б.  Килье,  отмечая  архаичный  характер
запрета,  утверждает,  что  на  практике  должности  не  так  уж  часто  и  совмещались,  и  обществен¬
ное  мнение  шокировало  лишь  соединение  в  одних  руках  двух  статусных  должностей,  относя¬
щихся  к  разным  корпорациям,  например  к  Парламенту  и  Налоговой  палате.  См.:  Quilliet  В.  Les
corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et  Vicomté...  P.  211,  505-508.
 356

Способом  разрешения  конфликта  между  личными  интересами  чиновни¬
ков  и  их  службой  становится  дарование  королем  права  на  временную  пере¬
дачу  своих  функций  в  случае  законных  причин  для  отлучки.  Так,  прево  мог
назначить  себе  лейтенанта  (наместника),  хранители  королевских  вод  и  лесов
также  в  случае  иных  «законных  занятий»  располагали  возможностью  подоб¬
рать  лейтенантов,  с  тем,  однако,  условием,  что  они  сами  будут  отвечать  за
все  их  поступки;  то  же  самое  относилось  и  к  вспомогательным  службам  вод
и  лесов  -  садовникам,  мэтрам,  сержантам  и  др.12;  все  сборщики,  контролеры
и  элю  обязывались  в  случае  наличия  особого  разрешения  короля  передать
службу  другому  лицу,  но  за  свой  счет13.
 Члены  Казначейства  обязывались  лично  нести  службу  под  угрозой  ее  по¬
тери;  а  служащие  Канцелярии  обязаны  были  приносить  клятву  -  постоянно
находиться  на  работе  (à  faire  continuelle  residence)14.  Применительно  к  Пала¬
те  счетов  этот  основополагающий  принцип  появляется  лишь  в  эпоху  «мар-
музетов»,  а  закрепляется  в  большом  ордонансе  о  ведомстве  1454  г.:  помимо
самих  служителей  Палаты  счетов  все  прибывающие  с  отчетами  из  областей
королевства  чиновники  также  обязаны  были  являться  лично,  «дабы  обсудить
и  прояснить  дела  этих  счетов,  что  они  сделают  лучше,  чем  их  прокуроры
(поверенные.  -  С.Ц.)»,  если  только  у  них  нет  какого-то  законного  и  разумно¬
го  оправдания15.  Наконец,  это  правило  действовало  в  Парламенте:  сначала
ордонанс  от  11  марта  1345  г.,  а  затем  при  «мармузетах»  особый  регламент
прописали  обязанность  чиновников  верховного  суда  «постоянно  находиться
и  старательно  исполнять  свою  службу»  в  течение  всего  срока  сессии,  если
только  они  не  имеют  особого  разрешения  короля.
 Принцип  личного  исполнения  чиновником  своих  обязанностей  пресле¬
довал  цель  не  только  борьбы  с  практикой  соединения  в  руках  одного  чело¬
века  нескольких  служб,  в  русле  характерного  для  средневековых  представ¬
лений  неприятия  совмещения  разных  видов  деятельности,  но  и  исключения
самой  возможности  превращения  должностей  в  синекуры,  в  источник  обога¬
щения16.  Посты  в  королевской  администрации  должны  были  получать  лишь
те,  кто  намеревался  и  был  в  состоянии  работать.
 Второй  незыблемый  принцип  дисциплины  службы  заключался  в  стро¬
гом  графике  работы  учреждений.  Они  впервые  были  сформулированы  в  Пар¬
 12 	Эта  норма  вошла  в  первый  же  общий  регламент  вод  и  лесов  от  сентября  1376  г.  и  была
повторена  в  кабошьенском  ордонансе  (ORF.  VI.  234-235  (N  45):  Ordonnance  cabochienne.  R  163
(N  240)).
 13 	Указы  от  21  января  1382,  11  октября  1393,  4  января  1401,  7  января  1408  и  кабошьен¬
ский  ордонанс  1413  гг.:  «faire  residence  continuele  en  leurs  personnes  sur  leurs  offices  sur  peine
d’en  etre  privez»  (ORF.  VII.  582-583,  746-749  (N  18);  VIII.  413  (N  6);  IX.  282  (N  4);  Ordonnance
cabochienne.  R  45-46  (N  102)).
 14 	Для  ведомства  казны  это  правило  было  введено  довольно  рано  -  ордонансом  от  18
июня  1318-10  июля  1319  гг.,  а  для  Канцелярии  -  регламентом  от  7  декабря  1361  г.  (ORF.  I.  661
(N  38);  III.  533  (N  3)).
 15 	Ордонансы  от  3  апреля  1389  и  23  декабря  1454  г.  (ORF.  VII.  256  (N  2);  XIV.  343-344
(N  17,  20)).
 16 	Именно  такое  восприятие  должностей  -  как  источника  дохода  -  определяло  вектор  раз¬
вития  института  службы:  не  случайно  на  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  осуждение  практики  со¬
вмещения  должностей  строилось  на  осуждении  стяжательства  чиновников,  передающих  свои
функции  неподобающим  людям  в  стремлении  лишь  извлекать  выгоду  («prennent  prouffit»)
(.Masselin  J.  Journal.  R  683).
 357

ламенте  и  сохранились  до  конца  исследуемого  периода.  Первый  ордонанс  о
его  работе  от  7  января  1278  г.  содержал  положение,  согласно  которому  его
служители  обязаны  приходить  утром  и  работать  до  полудня17.  В  ордонансе
1320  г.  начало  работы  Парламента  уточняется:  приходить  «в  час,  когда  слу¬
жат  первую  мессу  в  нашей  нижней  капелле  (Сент-Шапель.  -  С.Д)».  После
установки  часов  на  башне  Дворца  в  Ситэ  ордонанс  о  Парламенте  от  28  октяб¬
ря  1446  г.  закрепил  приход  в  6  часов  утра,  а  начало  судебных  слушаний  -  в  7
часов  утра  (до  10  часов);  а  в  ордонансе  1454  г.  время  работы  выглядело  так:
со  дня  Пасхи  до  конца  сессии  Парламента  (9  сентября)  приходить  в  6  часов,
начинать  слушания  в  7  часов  утра,  а  с  открытия  очередной  сессии  12  ноября
до  дня  Пасхи  -  являться  в  7  часов  утра,  начинать  слушания  в  8  часов  (до  11
часов);  к  6  часам  надо  было  приходить  на  мессу  в  Святой  капелле,  с  которой
начинался  рабочий  день  парламентария18.  Со  временем,  когда  расширение
компетенции  Парламента  привело  к  увеличению  числа  дел,  верховный  суд
заседал  и  после  обеда,  обычно  по  два  раза  в  неделю  (в  среду  и  пятницу)  -  с  4
до  6  часов  пополудни19.  Ордонанс  о  реформе  суда  от  28  декабря  1446  г.  пре¬
дусматривал  для  президентов  и  советников  наказание  в  виде  лишения  жало¬
ванья  за  опоздание  на  работу  больше,  чем  на  четверть  часа20.
 Время  работы  Палаты  счетов  также  определялось  вначале  так:  «с  утра  и
до  полудня  по  звону  в  нашей  Королевской  капелле»,  а  затем  просто  «в  обыч¬
ный»  или  «в  подобающий  час»  (hora  débita  et  sufficiente  /  à  l’heure  deuë),  нако¬
нец,  в  указе  от  23  декабря  1454  г.  приставы  должны  были  готовить  помещение
к  работе  со  дня  святого  Ремигия  и  до  Пасхи  к  7  часам  утра,  а  с  Пасхи  до  дня
св.  Ремигия  -  к  6  часам  утра;  клерки  и  секретари  должны  были  приходить  -
от  дня  св.  Ремигия  до  Пасхи  к  7  часам  утра,  президенты  и  мэтры  -  к  7.30;  а
с  Пасхи  до  дня  св.  Ремигия  клерки  и  секретари  -  к  6  часам  утра,  президенты
и  мэтры  -  с  6.30.  Вскоре  Палата  счетов  также  стала  работать  и  после  обеда:
с  Пасхи  до  дня  св.  Ремигия  клерки  и  секретари  собирались  в  2  часа  пополуд¬
ни,  а  президенты  и  мэтры  в  2.30;  со  дня  св.  Ремигия  до  Пасхи  -  первые  в  2.30,
вторые  в  3  часа  пополудни21.
 Время  начала  судебных  слушаний  в  Шатле  ориентировалось  постепенно
на  Дворец  в  Ситэ:  если  ордонанс  от  17  января  1367  г.  предписывал  открывать
здание  Шатле  после  окончания  утренней  мессы  в  церкви  Сен-Жак-де-
ла-Бушри,  то  в  регламенте  от  сентября  1377  г.  сроки  работы  Шатле  зимой
(от  дня  св.  Ремигия  до  Пасхи)  определялись  так  -  с  9  часов  «по  часам  Дворца»
 17 	«tuit  vieignent  matin  et  devant  heure  ne  s’en  aillent»  (ORF.  XI.  355  (N  27));  норма  была
повторена  в  ордонансе  1302  г.:  «Il  assembleront  bien  matin,  et  tendront  leur  consistoire  jusques  à
midi»  (ORF.  XII.  355  (N  18)).
 18 	Te  же  правила  работы  относились  и  к  Палате  прошений  Дворца,  как  и  к  сержантам  Пар¬
ламента.  Ордонанс  от  11  марта  1345  г.  не  упоминает  Святую  капеллу,  но  приказывает  просто
приходить  утром  (ORF.  I.  728  (N  1);  731  (N  1);  IV.  507-508  (N  1,  12);  II.  223  (N  9);  XIII.  473
(N  8);  XIV.  286  (N  3)).
 19 	Палата  прошений  Дворца  со  времени  регламента  от  ноября  1364  г.  должна  была  ориен¬
тироваться  на  Парламент,  поэтому  сроки  ее  работы  были  сходными  (ORF.  IV.  506-507  (N  1);
XIV.  299  (N  69)).
 20 	«ou  au  moins  dedans  un  quart  d’heures  après,  sur  peine  de  privation  de  leur  salaire  pour  le
jour»  (ORF.  I.  728  (N  2);  XIII.  473  (N  8)).
 21 	Ордонанс  о  Палате  счетов  от  25  октября  1320,  от  4  декабря  1359  об  аудиторах,  от  3  ап¬
реля  1389,  от  1454  г.  (ORF.  I.  716;  III.  395;  VII.  259  (N  2);  XIV.  342  (N  4-6)).
 358

(de  POrloge  du  Palais)  в  Ситэ  и  до  12  часов,  а  летом  (с  Пасхи  до  дня  св.  Реми-
гия)  -  с  8  до  11.  Регламент,  составленный  Парламентом  в  августе  1424  -  мае
1425  г.,  обязал  прево  и  других  чиновников,  включая  адвокатов  и  прокуроров,
приходить  в  здание  Шатле  к  7  утра  (зимой  и  летом)  и  работать  «все  дни,  как
в  Парламенте».  Аудиторы  должны  были  являться  на  работу  в  8  часов  утра
летом  («от  Фомина  дня  до  времени  сбора  винограда»)  и  в  9  часов  зимой  («от
времени  сбора  винограда  до  первого  воскресенья  после  Пасхи»)22.
 Приходом  вовремя  на  службу  дело  далеко  не  ограничивалось,  отведен¬
ные  часы  требовалось  действительно  наполнять  работой.  В  этом  плане  ко¬
ролевские  указы  и  ордонансы  не  оставляют  никакой  двусмысленности.  Уже
ордонанс  о  Парламенте  1302  г.  содержал  эти  нормы,  а  ордонанс  1318  г.  стро¬
го  запрещал  мэтрам  и  президентам  прерывать  дела  по  своим  собственным
нуждам  и  вести  посторонние  разговоры  в  помещениях  Парламента,  которые
они  не  имели  права  покидать,  «чтобы  пойти  поговорить  и  посоветоваться  с
другими  по  какому  бы  то  ни  было  делу,  если  это  не  дела  суда».  Отдельная
статья  предусматривала  полное  лишение  дневного  жалованья  того,  кто  будет
в  верховном  суде  рассуждать  о  своих  делах  или  делах  своих  друзей,  отвле¬
каясь  от  работы.  Более  того,  отныне  даже  король  не  имел  права  их  отвлекать
во  время  работы  и  слушания  дела.  Покидать  помещение  в  последнем  случае
разрешалось  лишь  «по  телесной  надобности».  Особо  оговаривался  запрет
развлечений  -  «спрашивать  и  пересказывать  новости  и  шутки»  (l’en  se  laira
de  demander  et  raconter  nouvelles,  et  esbattemenz),  которым  позволялось  пре¬
даваться  только  после  полудня.  Целям  оптимального  расходования  времени
служила  и  такая  «изюминка»  Парламента:  в  нем  с  самого  начала  располагал¬
ся  буфет,  где  служители  могли  подкрепиться,  не  покидая  пределов  Дворца23.
Сам  Парламент,  в  свою  очередь,  составлял  подобные  предписания  для  служ¬
бы  приставов24.  Регламент  о  работе  Палаты  прошений  Дворца  целиком  ори¬
ентировался  на  нормы  Парламента:  явившись  на  работу,  служителям  следова¬
ло  тут  же  начать  слушания  и  обсуждения  дел;  если  решения  не  принимались
до  обеда,  их  следовало  рассматривать  на  послеобеденном  заседании25.  Позд¬
нее,  в  ордонансе  от  28  октября  1446  г.  регламентируется  работа  Парламента
даже  от  времени  прихода  до  начала  слушаний:  этот  час  (с  6  до  7  утра)  надле¬
жало  посвящать  ведению  регистров  о  делах  предыдущего  дня26.
 Те  же  дисциплинарные  нормы  предписывались  чиновникам  Палаты  сче¬
тов.  Им  с  первых  регламентов  рекомендовалось  по  приходе  «усердно  и  не¬
прерывно  заниматься  делами,  не  отвлекаясь  ни  на  что  другое  и  не  покидая
помещения  до  полудня».  Уйти  можно  было  только  по  телесной  необходи¬
 22 	ORF.  VI.  302  (N  4);  VII.  705;  XIII.  89,  92  (N  1-2,  11,  43).
 23 	О  запрете  выходить  из  зала:  «Никто  не  прервет  дела,  если  начались  слушания,  только
лишь  по  разумной  причине,  и  не  встанет  никто  со  своего  кресла  до  времени,  пока  дело  не  вы¬
слушано  до  конца,  если  не  по  телесной  нужде».  См.:  ORF.  I.  676  (N  9,  15);  728-729  (N  5);  731
(N  4).  XII.  355  (N  18);  См.  о  буфете:  Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris...  P.  157.
 24 	Все  эти  нормы  вошли  в  краеугольный  ордонанс  от  11  марта  1345  г.  Статья  16  ограни¬
чивает  всего  одним  разом  право  покидать  помещение  во  время  утреннего  заседания;  для  слу¬
жителей  Следственной  палаты  пункт  2  просто  запрещает  вставать  «так  часто,  как  привыкли»;
статья  10  особо  запрещает  отвлекать  посторонними  делами  президентов  Парламента  (ORF.  II.
223-226  (N  2,  4,7,  10,  16);  XIV.  284-286  (N  4)).
 25 	ORF.  IV.  507  (N  2-3).
 26 	ORF.  XIII.  473  (N  9).
 359

мости,  по  приказу  короля  или  по  разрешению  президента  палаты  -  но  не¬
надолго.  Во  время  работы  следовало  держать  двери  палаты  закрытыми  и
никого  постороннего  внутрь  не  впускать.  После  прихода  в  бюро  президен¬
тов  и  мэтров  ни  один  клерк  или  секретарь  не  имел  права  покинуть  комнату
без  разрешения.  Войдя  в  помещение,  клерки  и  секретари  не  должны  были
задерживаться,  но  прямо  приступать  к  работе:  внимательно  проверять  сче¬
та.  Если  же  у  них  в  этот  день  не  было  счетов,  они  должны  были  занимать¬
ся  записями  и  исправлениями,  «и  другими  полезными  вещами,  дабы  пос¬
тоянно  приносить  пользу  королю»  (pour  faire  tousjours  le  proffict  du  Roy).
По  субботам  мэтры  и  клерки  счетов  обязаны  были  сообщать,  какие  счета  они
уже  исправили,  и  зарегистрировать  их  в  «Дневнике»  (Journal);  а  по  четвергам
присутствовать  на  рассмотрении  прошений,  поданных  по  делам  счетов  (впо¬
следствии  слушания  проходили  два  раза  в  неделю  -  в  среду  и  субботу)27.
 Показательно,  что  один  из  первых  ордонансов  о  нормах  работы  Палаты
счетов  содержит  намек  на  слишком  большую  нагрузку  на  ее  служителей:  го¬
ворится,  что  «живой  человек  не  может  постоянно  работать  и  трудиться»,  и
потому  они  просили  по  древнему  обычаю  два  месяца  отдыха  и  возможности
предаться  своим  делам,  дабы  «дольше  послужить».  Ордонанс  разрешал  от¬
ныне  один  месяц  отдыха  и  только  по  отдельности,  а  не  всему  ведомству  вмес¬
те,  как  происходило  скажем,  в  Парламенте,  где  каникулы  были  общими  -  с
9  сентября  до  11  ноября  (время  сбора  винограда)  -  поскольку  счета  приходи¬
ли  круглый  год28.  Ввиду  большого  объема  работы  Палата  счетов  трудилась  и
после  обеда,  а  при  экстренных  обстоятельствах  даже  по  воскресным  и  праз¬
дничным  дням29.  Особое  внимание  в  ней  уделялось  хранению  счетов  в  архи¬
ве:  так,  клятва  клерков-аудиторов  включала  обязательство  расставлять  счета
в  правильном  порядке,  а  взяв  их,  как  можно  быстрее  вернуть  на  свое  место30.
Наконец,  для  Палаты  счетов  большое  значение  имела  ежегодная  отчетность
ее  чиновников  за  сделанный  объем  работы31.
 Нормы  дисциплины,  требовавшие  от  чиновников  максимального  усердия
и  оптимального  наполнения  рабочего  времени,  включали  требование  не  по¬
кидать  работу  и  не  уезжать  без  специального  разрешения.  Для  Парламента
этот  запрет  был  включен  достаточно  рано  в  общий  ордонанс  о  верховном
суде  от  1302  г.,  где  чиновнику  предписывалось  являться  на  службу  ежеднев¬
но;  при  наличии  уважительной  причины  для  отсутствия  ее  следует  объявить
 27 	«Vous  devés  continuelement  et  diligemment  entendre  en  vos  besoignes,  sans  entendre  a  nulle
autres,  et  sans  partir  d’ileuc...  il  ne  ouvert  les  dits  huys  a  nulle  personne  quelle  quelle  soit»  (ORF.  I.
716;  Les  Chambres  des  comptes.  P.  5  (N  10,12-13);  ORF.  III.  395  (N  10);  XIV.  342-343  (N  6,  8,  10,
14)).  Ордонансы  февраля  и  25  октября  1320,  4  декабря  1359,  23  декабря  1454  гг.
 28 	«car  homme  qui  vive  ne  pourroit  pas  continuelment  ce  souffrir  ne  endurer...  afin  que  ils
puissent  plus  loyaument  servir»  (Les  Chambres  des  comptes.  P.  13).  Клерки  счетов  тоже  жалова¬
лись  на  изнурительность  работы,  порождающей  «меланхолию»:  «Teles  besoingnes  sont  moult
ennuieuses  et  sont  homme  melencolieus»  (Jassemin  H.  Op.  cit.  P.  15).
 29 	Об  этом  говорится  в  ордонансе  1320  г.,  и  от  4  июля  1384  г.  о  Палате  счетов  Дофинэ  (Les
Chambres  des  comptes.  P.  16-18;  ORF.  VII.  82).
 30 	Ордонансы  от  4  декабря  1359  и  23  декабря  1454  гг.  (ORF.  III.  395  (N  5);  XIV.  343,  345
(N  19,  26)).
 31 	Кабошьенский  ордонанс  предусмотрел  даже  отстранение  тех,  кто  такие  отчеты  не  сдает
(Ordonnance  cabochienne.  P.  9-10  (N  11)).
 360

сразу  же  после  прихода32.  Однако  вскоре  к  нему  добавилось  существенное
уточнение:  чиновнику  Парламента  было  запрещено  уезжать  в  какие  бы  то  ни
было  комиссии  без  санкции  ведомства33.  Речь  преимущественно  шла  о  комис¬
сиях  по  расследованию  дел,  в  которые  члены  Парламента  охотно  отправля¬
лись,  так  как  те  были  весьма  прибыльными34.  Вначале  разрешение  следовало
получать  у  короля  или  канцлера,  а  по  мере  автономизации  ведомства  -  у  пре¬
зидентов  верховного  суда.  Судя  по  записям  парламентских  секретарей,  этот
запрет  действовал  достаточно  четко,  о  чем  свидетельствует  не  только  соблю¬
дение  установленных  правил,  но  и  болезненная  реакция  на  их  нарушения35.
 Аналогичный  запрет  действовал  и  в  Палате  счетов:  первый  же  ордонанс
о  ведомстве  предписывал  чиновнику  не  покидать  бюро  без  особого  распоря¬
жения  короля  или  главы  ведомства36.  Неявка  на  службу  оправдывалась,  как  и
в  Парламенте,  лишь  законной  причиной  (loyale  essoine),  причем  клерки  Па¬
латы  были  обязаны  известить  мэтров  о  своей  болезни  или  другой  причине
отсутствия37.  Наконец,  клерки  также  не  имели  права  уезжать  из  Парижа  по
делам  своим  личным  или  других  лиц  без  разрешения  мэтров  ведомства.  В  от¬
личие  от  Парламента  в  Палате  счетов  не  существовало  официальных  легаль¬
ных  командировок  или  комиссий,  зато  источником  дополнительного  заработ¬
ка  и,  как  следствие,  небрежения  должностными  обязанностями  являлись  дела
других  лиц,  заниматься  которыми  запретил  ордонанс  от  23  декабря  1454  г.  в
строгом  согласии  с  контрактом  чиновника38.
 В  Канцелярии  нотариусам  разрешалось  отсутствовать  только  «по  причи¬
не  болезни  тела»,  о  чем  они  были  обязаны  сообщить  в  аудиенции  в  течение
 32 	«Chascun  par  son  serment  sera  tenuz  à  venir  au  Parlement  chascun  jour,  se  il  n  ‘a  essoine,  il
s’excusera  au  premier  jour  qu’il  vendra»  (ORF.  XII.  356  (N  25)).  К  XV  в.  отсутствие  на  срок  в  три
дня  не  требовало  оправданий.
 33 	Впервые  сформулировано  в  ордонансе  о  Парламенте  от  17  ноября  1318  г.  и  распро¬
странялось  не  только  на  мэтров,  но  и  на  секретарей.  Было  повторено  в  ордонансах  от  декабря
1320  г.,  11  марта  1345  г.,  апреля  1454  г.  В  кабошьенском  ордонансе  запрещалось  также  нагру¬
жать  комиссиями  президентов.  Ордонанс  от  28  октября  1446  г.  относил  комиссии  ко  времени
вакаций  Парламента  (с  середины  августа  до  12  ноября),  разрешив  их  продлевать  только  с  со¬
гласия  ведомства  (ORF.  I.  676  (N  12-13);  729  (N  9);  II.  224  (N  18);  Ordonnance  cabochienne.  P.  90
(N  156);  ORF.  XIII.  476  (N21);  XIV.  286  (N  2)).
 34 	Напомним,  что  члены  Парламента,  находясь  в  комиссиях,  не  получали  обычного  жало¬
ванья,  чтобы  избежать  двойной  оплаты  (см.  ордонанс  от  5  февраля  1389  г.  о  порядке  оплаты
командировок  -  ORF.  VII.  224),  и  все  равно  они  были  очень  прибыльными.  См.:  Цатурова  С.К.
Офицеры  власти.  С.  39.
 35 	См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  38-43.  В  этом  же  контексте  стоит  обратить
 внимание  на  скрупулезные  записи  секретарей  в  протоколах  на  причины  их  собственного  от¬
сутствия  (Там  же.  С.  277).  Это  правило  в  полной  мере  было  задействовано  в  период  королев¬
ской  схизмы:  указом  от  19  февраля  1432  г.  Парламенту  было  запрещено  принимать  советников,
отсутствовавших  без  разрешения  короля  (sans  mes  congié  et 	licence), 	явно  из-за  подозрений 	в
 их  политических  колебаниях  (AN  XIа  8605.  F.  21).
 36 	Ордонанс  25  октября  1320  г.:  «sans  partir  d’ileuc...  se  ce  n’estoit  pour  cas  de  nécessité
ou  par  nostre  mandement  especial  ou  par  le  congié  du  president  en  ladite  chambre»  (ORF.  I.  716).
В  ордонансе  от  4  декабря  1359  г.  о  клерках  Палаты  счетов  оговаривалась  обязанность,  придя  в
назначенный  час,  не  уходить  без  разрешения  до  конца  работы;  норма  была  повторена  в  ордо¬
нансе  о  23  декабря  1454  г.  (ORF.  III.  395;  XIV.  342  (N  6)).
 37 	Эта  норма  впервые  была  прописана  в  ордонансе  от 	3 	апреля 	1389 	г.,  во 	время  реформ
 «мармузетов»  (ORF.  VII.  259  (N  2-4)).
 38 	«Que  nul  de  ladite  Chambre  prenne  ou  reçoive  charge  d’aulcunes  personnes,  quelles  qu’elles
soient»  (ORF.  XIV.  342  (N  12)).
 361

двух  дней,  указав  даже,  в  каком  доме  они  в  это  время  находятся;  кроме  того,
уезжать  без  позволения  короля  они  могли  только  по  своим  делам  и  только  с
согласия  audiencié,  указав  точную  причину  отъезда,  но  не  более  чем  на  во¬
семь  дней  (на  больший  срок  нужно  было  получить  разрешение  канцлера);
если  же  это  не  поручение  короля,  а  дела  их  близких  или  друзей,  то  разреше¬
ние  имел  право  дать  не  канцлер,  но  только  сам  король.  При  этом  если  уже  уе¬
хали  четыре  нотариуса,  то  разрешений  больше  не  выдавалось  ни  при  каких
условиях39.
 Однако  подобные  запреты,  вероятнее  всего,  считались  бы  лишь  благими
пожеланиями,  если  бы  не  заложенные  в  них  с  самого  начала  эффективные
способы  поощрения  служебного  рвения.  Самым  надежным  стимулом  в  этом
аспекте  являлась  поденная  оплата  чиновника:  она  определялась  вознаграж¬
дением  за  день  работы,  а  выдавалась  только  после  сдачи  в  Палату  счетов  до¬
кумента  с  перечнем  конкретного  числа  отработанных  чиновником  за  месяц
дней.  Такая  система  исключала  губительную  для  дисциплины  уравниловку  и
предусматривала  поощрение  усердия  в  работе,  что  сыграло  роль  в  повыше¬
нии  профессионального  уровня  чиновников.
 Данный  принцип  был  впервые  сформулирован  в  самых  первых  законода¬
тельных  указах:  в  ордонансе  от  1302  г.  сказано,  что  «никто  не  возьмет  жало¬
ванья  или  оплаты  за  день,  когда  он  не  работал»40.  А  к  середине  XIV  в.  этот
принцип  стал  общим41.  Когда  после  королевской  схизмы  Карл  VII  восстано¬
вил  прежние  административные  правила,  был  издан  указ  с  подтверждением
«соблюдавшегося  издавна»  (par  bien  longtemps)  правила  передавать  ежеме¬
сячно  в  Палату  счетов  списки  чиновников  с  указанием  точных  дней  при¬
сутствия42.  Возникавшие  в  этой  связи  конфликты  убедительно  доказывают
направленность  этого  правила  на  стимулирование  дисциплины43.  Так,  подоб¬
ный  конфликт  в  Палате  счетов  потребовал  издания  22  января  1366  г.  особого
регламента  о  порядке  оплаты  судебных  приставов  Парламента,  где  подтверж¬
далась  оплата  за  каждый  день  работы,  однако  она  предусматривалась  и  для
тех,  кто  отсутствовал  по  причине  исполнения  иных  комиссий  или  других  по¬
 39 	Регламент  от  7  декабря  1361  г.  В  кабошьенском  ордонансе  констатируется  несоблюде¬
ние  этих  норм  в  Канцелярии,  в  результате  чего  изготовление  писем  постоянно  запаздывает
(ORF.  III.  533  (N  4-6);  Ordonnance  cabochienne.  P.  150  (N  225)).
 40 	«Nus  ne  pendra  riens  de  ses  gages  ou  de  son  salaire,  le  jour  que  il  n’entendra  aus  besoignes»
(ORF.  XII.  356  N  24).
 41 	В  указе  Иоанна  II  Доброго,  направленном  в  Палату  счетов  от  16  июня  1350  г.,  говорится
о  ведомствах  счетов,  казны,  Канцелярии  и  «всех  остальных  служителях  в  Париже».  В  ряде
последующих  указов  вновь  подтверждается  правило  платить  только  тем,  кто  лично  исполня¬
ет  службу  (указы  о  порядке  оплаты  чиновников  от  11  октября  1393  и  от  16  января  1419  гг.),
причем  вся  ответственность  за  его  исполнение  возлагалась  на  Палату  счетов;  ордонанс  о  Па¬
лате  счетов  от  23  декабря  1454  г.,  где  это  правило  оговаривалось  для  финансовых  чиновников
(officiers  comptables),  обязанных  лично  прибыть  в  Палату  для  отчета;  регламент  о  Канцеля¬
рии  предписывал  каждый  месяц  передавать  «истинную  и  законную  ведомость  (vraye  et  loyal
cedule)  с  личной  подписью  и  перечнем  дней,  когда  тот  работал»  (ORF.  II.  302;  VII.  582-583;
X.  505;  XIV.  344  (N  22);  III.  532  (N  1)).
 42 	Указ  о  порядке  выплаты  жалованья  Парламенту  в  Париже  от  29  января  1439  г.  (ORF.
XIII.  296-297).
 43 	29  июля  1384  г.  Палата  счетов  приговорила  советника  Парламента  к  штрафу  за  то,  что
он  неверно  указал  число  отработанных  им  дней  -  30  вместо  24  (AN  U  540.  F.  108).
 362

ручений44.  Разногласия  у  Палаты  счетов  возникли  и  с  Монетной  палатой:  ге¬
нералы-мэтры  монет  были  отправлены  в  «комиссию»,  однако,  принеся  в  Па¬
лату  смету  расходов,  они  натолкнулись  на  отказ  в  их  возмещении45.  Еще  одну
дисциплинирующую  чиновников  сторону  установленной  процедуры  оплаты
обнажили  претензии,  высказанные  в  адрес  сержантов  депутатами  на  заседа¬
нии  Штатов  в  середине  XIV  в.  Эти  вечные  объекты  общественной  критики  в
данном  случае  обвинялись  в  незаконном  увеличении  жалованья:  они  якобы
получали  плату  за  каждое  выполненное  распоряжение,  успевая  делать  по  не¬
сколько  заданий  в  день,  вопреки  правилу  получать  одно  жалованье  за  один
день  работы46.
 В  Палате  счетов  действовал  тот  же  принцип,  что  и  в  Парламенте,  с  одной
разницей:  если  в  последнем  можно  было  отсутствовать  по  собственным  нуж¬
дам  всего  три  дня,  то  в  первом  ведомстве  -  до  шести-восьми  суток.  Если  в
отпущенный  срок  чиновник  не  появлялся,  то  лишался  жалованья  за  все  дни
отсутствия47.  Позднее,  в  ордонансе  о  Палате  счетов  от  23  декабря  1454  г.  за
подобное  дисциплинарное  нарушение  президенты,  мэтры  и  клерки  пригова¬
ривались  к  штрафу48.
 Не  менее  жестко  соответствующая  норма  была  предписана  и  Канцеля¬
рии:  нотариусам-секретарям  предусматривалось  наказание  в  виде  лишения
жалованья  и  наложения  штрафа  за  отъезд  без  разрешения  или  за  опоздание.
Наказание  распределялось  следующим  образом:  за  один  день  опоздания  -
потеря  жалованья  за  этот  день,  за  два  дня  -  жалованья  за  весь  месяц,  за  три
дня  -  еще  и  бурс  за  весь  месяц;  если  же  не  придет  и  на  четвертый  день,  то  его
место  будет  отдано  другому  нотариусу  по  решению  канцлера49.
 Все  эти  дисциплинарные  нормы,  запреты  и  штрафы  объективно  способ¬
ствовали  стимулированию  служебного  рвения  чиновников:  как  сказано  в  указе
о  порядке  выплаты  жалованья  в  верховном  суде,  он  установлен,  «дабы  каж¬
 44 	ORF.  IV.  603.  Ущербом  чести  судебных  приставов  расценивалось  в  преамбуле  указа  и
то,  что  чиновники  Палаты  счетов  требовали  от  них  клятвы,  подтверждающей  вписанные  в
вексель  дни  службы.
 45 	Отказ  Палаты  счетов  был,  очевидно,  вызван  стремлением  генералов-мэтров  монет  по¬
лучить  вместе  с  оплатой  командировки  (29  парижских  су  в  день)  и  ординарное  жалованье.  В
итоге  в  королевском  указе  от  28  декабря  1385  г.,  где  формально  защищались  интересы  этих
чиновников  и  «благо  королевства»  (ведь  в  противном  случае  они  «не  захотят  ездить  с  провер¬
ками»),  Палате  счетов  было  дано  право  самой  решать,  какую  им  установить  оплату  (sallaire)
(ORF.  VII.  140-141).
 46 	Эта  претензия  и  запрет  в  ответ  на  нее  сержантам  подобным  образом  увеличивать  свое
жалованье  фигурирует  в  двух  ордонансах  -  от  28  декабря  1355  и  в  Великом  мартовском  ордо¬
нансе  1357  г.  (ORF.  II.  31  (N  2),  21;  137  (N  28)).
 47 	Впервые  в  указе  от  4  июля  1384  г.  о  клерках  и  аудиторах  Палаты  счетов  Дофинэ;  затем
в  Регламенте  о  клерках,  нотариусах  и  приставах  Палаты  счетов  от  3  апреля  1389  г.  (ORF.  VII.
82,  259  (N  2)).
 48 	Штраф  членов  Палаты  счетов  определялся  правилами  бюро:  «aulcun  desdicts  Présidens,
maistres,  clercs  ou  greffiers  défaut  devenir  aux  heures  dessusdictes  et  il  n’a  excusation  raisonnable,
laquelle  il  sera  tenu  envoyer  dire,  il  payera  l’amende  selon  l’ordonnance  de  ceulx  dudit  Bureau»
(ORF.  XIV.  342-343  (N  7,  17)).
 49 	Эта  схема  была  прописана  в  регламенте  от  7  декабря  1361  г.  В  кабошьенском  ордо¬
нансе,  где  констатируется  регулярное  отсутствие  большого  числа  нотариусов,  предусматри¬
валась  лишь  потеря  ими  жалованья  за  пропущенный  день  (ORF.  III.  533  (N  7);  Ordonnance
cabochienne.  P.  150  (N  225)).
 363

дый  был  вознагражден  за  свой  труд  и  был  более  заинтересован  его  наилуч¬
шим  образом  исполнять»50.
 И  надо  отметить,  что  такой  порядок  оплаты  дал  эффективные  результа¬
ты.  Так,  в  Парламенте  введение  оплаты  для  тех  его  чиновников,  кто  пожелает
остаться  на  каникулах,  превратил  верховный  суд  в  постоянно  действующий
орган  в  течение  всего  года51.  Данный  институт  регулярно  контролировал  ра¬
боту  адвокатов,  прокуроров  и  других  служителей  суда,  «трудясь  над  исправ¬
лением  злоупотреблений»  (à  la  reformtion  des  abuz)  весь  год52.
 В  еще  большей  степени  реализации  этих  задач  способствовала  рано  да¬
рованная  короной  чиновникам  власть  самим  следить  за  соблюдением  дис¬
циплины  и  самим  наказывать  коллег  за  ее  нарушения.  Анализ  дисциплинар¬
ной  деятельности  Парламента  в  первой  трети  XV  в.  показал  настойчивость
ведомства  в  поддержании  дисциплины  с  помощью  наказания  чиновников  за
нерадивость.  Стимулом  к  реализации  этой  его  компетенции  служило  право
изымать  на  повседневные  нужды  часть  денег  от  присужденных  штрафов53.
И  действительно,  часть  их  шла  на  прямую  оплату  различных  расходов  служа¬
щих  ведомства.  Так,  Парламенту  в  Тулузе  разрешалось  таким  способом  опла¬
чивать  поездки  по  мелким  делам  и  спорам  по  области,  а  Парламенту  в  Бор¬
до  «мелкие  расходы»  и  нужды54.  Аналогичным  правом  -  получать  процент
от  присужденных  штрафов  за  служебные  нарушения  -  обладали  и  ревизоры.
В  частности,  генералы-реформаторы  монет,  которым  поручалось  ездить  с  про¬
верками  служащих  монетного  ведомства  в  областях,  имели  право  на  четверть
всех  присужденных  ими  штрафов55.  Все  эти  выплаты  явно  преследовали  цель
стимулировать  служебное  рвение  чиновников  и  контролирующие  функции
 50 	Ордонанс  от  12  февраля  1321  г.:  «afin  que  chascun  soit  rémunéré  de  son  labuer,  et  plus
curieux  de  bien  faire»  (ORF.  I.  734).
 51 	Впервые  появилась  в  ордонансе  декабря  1320  г.  Эта  норма  вошла  в  текст  кабошьенского
ордонанса.  Впоследствии  королевские  указы  регулярно  подтверждали  право  служителей  Пар¬
ламента  работать  на  каникулах  (указы  от  20  октября  1414  и  3  августа  1457  гг.).  Когда  большая
часть  парламентариев  была  вызвана  Карлом  VII  в  Монтаржи,  где  должно  было  разбираться
судебное  дело  герцога  Алансонского,  остальным  разрешалось  продолжить  работу  по  указу  от
 23 	мая  1458  г.  (ORF.  I.  730  (N  14);  X.  223-224;  XIV.  442,  466-467).
 52 	См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  44.  Указ  от  4  февраля  1458  г.  разрешал  зани¬
маться  этим  весь  год,  в  послеобеденное  время,  два-три  раза  в  неделю.  Указ  от  26  июля  1467  г.
продлил  это  разрешение  на  шесть  лет  (ORF.  XIV.  447-448;  XVII.  5-6).
 53 	Это  право  Парламента  сформулировано  было  в  Регламенте  от  16  декабря  1364  г.  (ORF.
IV.  511-514),  где  помимо  размера  забираемых  сумм  от  штрафования  адвокатов  и  прокуроров
вводилась  и  статья  их  расходования:  ежегодно  передавать  из  этих  сумм  по  30  парижских  лив¬
ров  капелле  Дворца  (т.е.  Сент-Шапель),  которые  Парламент  обязан  был  выплачивать  на  ее
содержание.  См.  также:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  42-44.  О  значении  этих  штрафов
для  корпорации  Парламента  свидетельствует  и  ордонанс  от  апреля  1454  г.,  где  особо  оговари¬
валась  неукоснительность  их  сбора  секретарями  (ORF.  XIV.  295  (N  48)).
 54 	Указы  от  4  октября  1461  и  11  мая  1463  гг.  (ORF.  XV.  460-461,  653-654).  Заметим,  что,
когда  в  англо-бургиньонский  период  в  Парламенте  в  Париже  не  хватало  денег  на  оплату  пер¬
гамена,  на  освещение  и  отопление  залов,  гражданский  секретарь  также  брал  деньги  из  фонда
штрафов  на  эти  необходимые  траты.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  174-175.  Обыч¬
но  деньги  на  покупку  пергамена  для  служб  Дома  и  Дворца,  включая  Парламент  и  Палату  сче¬
тов,  давал  казначей  Святой  Капеллы.  См.:  Lalou  É.  Chancellerie  et  Hôtel...  P.  14.
 55 	«le  quart  denier  de  toutes  les  compositions,  amendes  et  forfaictures».  Указы  от  6  июля  и
 10 	августа  1374  г.  (ORF.VI.  15-19).
 364

ведомств  в  сфере  дисциплины.  Здесь  мы  выходим  на  более  обширную  сферу
формирования  бюрократического  габитуса.
 Складывание  исполнительного  аппарата  изначально  сопровождалось  чет¬
кими  формами  самоконтроля  чиновников.  Это  право  было  первым  пунктом
ордонанса  Людовика  Святого  от  декабря  1254  г.56  Процедуры  контроля  вна¬
чале  предусматривались  только  для  сенешалей  и  бальи:  по  окончании  срока
службы  они  обязывались  остаться  на  своих  местах  в  течение  некоторого  от¬
резка  времени,  чтобы  все  подданные  имели  возможность  обратиться  на  них
с  жалобой57.  До  конца  исследуемого  периода  это  правило  сохранялось  без
каких-либо  изменений58.  Вскоре  к  нему  прибавилась  процедура  контроля  се¬
нешаля  или  бальи  за  своими  подчиненными:  в  начале  судебной  сессии  он
должен  был  публично  спросить,  не  хочет  ли  кто-то  пожаловаться  на  прево
или  сержанта59.  С  тех  пор  и  до  конца  исследуемого  периода  принцип  само¬
контроля  корпуса  должностных  лиц  оставался  неизменным;  менялись  только
его  формы.  Так,  верховные  ведомства  сами  следили  за  соблюдением  норм
дисциплины  внутри  себя  и  сами  наказывали  за  нерадение  коллег60.
 Верховные  палаты  получили  право  контроля  также  за  подчиненными  им
звеньями  администрации:  так,  генералы  монет  контролируют  мэтров  монет,
генералы-мэтры  налогов  -  налоговых  чиновников  на  местах  (элю,  сборщи¬
ков,  контролеров);  Палата  счетов  -  мэтров  вод  и  лесов,  Парламент  -  служи¬
телей  парижского  Шатле  и,  в  целом,  всех  королевских  должностных  лиц61.
Наряду  с  этой  рутинной  компетенцией  по  контролю  за  работой  чиновников
действовал  институт  комиссаров-реформаторов  (ревизоров),  которым  перио¬
 56 	В  нем  подданные  призывались  обращаться  с  жалобами  на  злоупотребления  прево,  ви¬
контов,  мэров  королевских  городов,  а  их  наказание  передавалось  в  компетенцию  уполномо¬
ченных  королем  ревизоров  (à  l’arbitrage  de  nostre  volenté  ou  ceulx  à  qui  nous  députerons)  (ORF.
I.  68  (N  1)).  Наказание  провинившихся  чиновников  входило  в  число  «королевских  дел»  и  было
делегировано  служителям  королевского  правосудия.  Поскольку  нигде  теоретически  эта  квали¬
фикация  дел  не  была  обоснована,  Э.  Перро  высказал  гипотезу:  в  основе  могла  лежать  идея,  что
должностной  проступок  чиновника  наносил  ущерб  самому  королю,  который  не  мог  защищать
свои  интересы  в  нижестоящей  судебной  инстанции.  См.:  Perrot  E.  Les  cas  royaux.  R  243.  Од¬
нако  стоит  иметь  в  виду  и  замечание  Г.Дж.  Бермана  о  том,  что  «по  каноническому  праву  лю¬
бая  корпорация  может  иметь  законодательную  и  судебную  юрисдикцию  над  своими  членами»
{Берман  Г.Дж.  Указ.  соч.  С.  213).
 57 	Такая  процедура  была  прописана  в  ордонансе  Людовика  Святого  от  декабря  1254  г.:
срок  в  50  дней.  Но  уже  в  ордонансе  1256  г.  он  был  сокращен  до  40  дней.  Суд  над  ними  должен
был  совершить  либо  новый  бальи  и  сенешаль,  либо  королевский  ревизор  (enquesteur)  (ORF.
I.  75  (N  25);  81  (N  25)).  Об  этом  правиле  в  40  дней  задержки  на  месте  службы,  как  о  добром
обычае,  писал  уже  Филипп  де  Бомануар  {Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  1.  R  41
(N  53)).
 58 	Оно  повторено  в  ордонансах  от  1312  (1320),  от  5  февраля  1389  и  в  кабошьенском  ордо¬
нансе  (ORF.  XII.  449  (N  7);  166  (N  18);  Ordonnance  cabochienne.  R  113-114  (N  187)).
 59 	Такая  процедура  появляется  впервые  в  ордонансе  от  1362-1363  гг.  (ORF.  IV.  410  (N  5)).
 60 	Так,  ордонанс  в  Монтиль-ле-Туре  апреля  1454  г.  возложил  всю  ответственность  за  со¬
блюдение  норм  дисциплины  в  Парламенте  на  президентов  (ORF.  XIV.  308  (N  107)).  Заметим,
что  только  сам  Парламент  был  в  состоянии  проконтролировать  и  наказать  за  нарушение  своих
служителей.  Так,  15  июля  1474  г.  пристав  Жан  дю  Кор  был  приговорен  к  штрафу  в  20  су  за  то,
что  утром  вовремя  не  открыл  двери  Большой  палаты  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  9.  R  180-181  /  AN
Xla  1486.  F.  139).
 61 	Указы  от  28  июня  1338,  13  ноября  1372,  22  августа  1375,  августа  1424-  мая  1425  гг.
(ORF.  VI.  iij;  V.  540  (N  16),  141-142;  XIII.  88).  См.:  Perrot  E.  Les  cas  royaux.  R  281.
 365

дически  давались  полномочия  проверять  и  примерно  наказывать  служителей
того  или  иного  ведомства,  в  той  или  иной  области  королевства62.  При  этом
важно  подчеркнуть,  что  будь  то  ординарный  чиновник  или  временный  комис¬
сар,  все  они  обладали  полнотой  власти  расследовать  проступки  должностных
лиц  и  избрать  форму  наказания.  Так,  ордонанс  18  июля  1318-10  июля  1319  гг.
позволял  чиновникам  Казначейства  наказать  сборщиков  монет  за  нарушения
дисциплины  «телесно  и  имущественно»  (du  corps  et  de  l’avoir);  в  указе  о  ком¬
петенции  консьержа  Дворца  в  Ситэ  ему  дается  право  наказать  «привратников
и  часовых  (portiers  et  guettes)  соответственно  проступку»;  а  генерал-визита-
тор  монет  Дофинэ  Пьер  Домино  имел  право  применить  разные  формы  на¬
казаний  -  «смещение  с  должности,  денежный  штраф  и  другие  меры  соглас¬
но  проступку»  (par  la  suspension  et  privation  d’icelles,  d’amendes  peccunieles
et  autrement  selon  les  cas)63.  Разумеется,  денежные  штрафы  служили  весьма
эффективным  наказанием;  еще  надежнее  должна  была  считаться  конфиска¬
ция  и  распродажа  имущества  должностного  лица  с  целью  возместить  нане¬
сенный  им  ущерб64.
 Но,  бесспорно,  самый  эффективный  и  надежный  способ  внедрения  дис¬
циплинарных  норм  представляет  собой  смещение  со  службы:  именно  такое
наказание  чаще  всего  фигурирует  в  королевских  указах  о  контроле  за  рабо¬
той  должностных  лиц,  -  причем  смещение  навсегда,  т.е.  без  права  когда-либо
вернуться  на  королевскую  должность.  Оно  возникает  уже  в  указе  Филиппа
Красивого  от  1303  г.65  и  с  тех  пор  неизменно  фигурирует  в  большинстве  ко¬
ролевских  указов,  касающихся  проверки  и  наказания  чиновников:  всех  на¬
рушителей  приказывалось  немедленно  смещать  и  заменять  на  других  лиц66.
Важно,  что  такая  мера  отвечала  чаяниям  общества.  Так,  в  ходе  кризиса  1356—
1358  гг.  депутаты  осудили  возвращение  на  королевскую  службу  уволенных
по  настоянию  Штатов  1355  г.  чиновников,  обвиненных  в  коррупции  и  преда¬
тельстве  «интересов  короля»67.  В  этом  пункте  общественное  мнение  совпа¬
дало  с  позицией  самих  чиновников.  Весьма  красноречив  в  этом  плане  сбор¬
ник  судебных  казусов  Жана  Ле  Кока:  он  включил  в  него  целых  два  примера
судебных  приговоров  в  отношении  нерадивых  чиновников  -  дело  между  Па¬
рижским  университетом  и  тремя  сержантами  Шатле,  которые  в  итоге  были
навсегда  (perpétuellement)  лишены  права  замещать  королевские  должности,
 62 	Так,  вслед  за  Генеральными  Штатами  в  Сансе  была  создана  комиссия  реформаторов
20  июля  1367  г.;  по  Штатам  Лангедока  -  6  июля  1374  г.;  затем  6  апреля  1375  г.,  23  апреля  1380,
 20 	октября  1409  г.  (ORT.  V.  19-21;  VI.  15-16,  91;  467-468,  514-515;  IX.  468^78).
 63 	ORF.  I.  659  (N  13);  III.  310,  315-316  (N  10);  VI.  192-193.
 64 	Такое  наказание  было  применено  к  Гийому  дю  Пюи,  хранителю  соляных  амбаров  в  Вер¬
ноне,  по  приговору  Палаты  счетов  от  7  января  1375  г.  (ORF.  VI.  140-141).
 65 	Указ  касался  сенешалей  и  бальи,  которые  отсутствуют  в  своих  административных  окру¬
гах  (ORF.  I.  386-387).
 66 	См.  ордонанс  17  мая  1315  (хартия  герцогства  Бургундского,  графства  Форез  и  диоцезов
Лангра,  Отена  и  Шалона);  от  9  декабря  1335  г.  о  сборщиках  королевских  доходов;  от  28  июня
1338  г.  о  служителях  монет;  от  6  июля  1374  г.  о  монете;  ордонанс  от  21  ноября  1379  г.  о  сборе
податей  и  габели;  указ  от  февраля  1389  г.  о  ревизии  сборщиков  налогов;  указ  от  9  июля  1391  г.
о  реформаторах  в  Дофинэ;  ордонанс  о  реформе  правосудия  1454  г.;  от  6  августа  1462  г.  (ORF.
I.  570  (N  11);  И.  105;  VI.  iij;  15-15,  443;  VII.  441,  768-770;  XIV.  308-309  (N  114);  XV.  536-537).
 67 	Этим  во  многом  объясняется  уже  не  раз  упоминавшееся  решение  на  Штатах  в  октябре
1356  г.  сместить  22  чиновников  «навсегда»,  т.е.  без  права  вернуться  на  должности.  См.:  Цату¬
рова  С.К.  Скандал  в  коридорах  власти.  С.  263.
 366

наряду  с  тюремным  заключением  и  возмещением  судебных  издержек,  и  дело
против  бальи  Амьена,  превысившего  свои  полномочия68.  Второе  дело  важно
еще  и  с  той  точки  зрения,  что  бальи  Амьена  пытался  избежать  королевского
правосудия,  ссылаясь  на  свой  статус  клирика.  Здесь  мы  сталкиваемся  с  очень
важной  причиной  вытеснения  клерикального  элемента  из  королевской  адми¬
нистрации:  корона  проявляла  слишком  большую  заинтересованность  в  пол¬
ноте  своей  дисциплинарной  власти  над  собственными  служителями,  чтобы
смириться  с  их  правом  избежать  наказания  за  должностные  проступки69.  Фи¬
липп  де  Мезьер  также  поддерживал  эту  форму  наказания,  поскольку  она  сти¬
мулирует  остальных  чиновников  «лучше  служить»70.  Ему  вторит  и  Кристина
Пизанская,  восхваляющая  Карла  Мудрого  за  немедленное  смещение  дурных
судей,  «дабы  показать  другим  чиновникам,  как  они  должны  служить  право¬
судию  и  уважать  право»71.
 Если  градация  наказаний  чиновников  была  общей  для  всех  -  от  штрафа
до  смещения,  то  список  проступков  и  преступлений,  за  которые  следовало
наказывать,  существенно  разнился  от  службы  к  службе  и  соответствовал  ее
характеру.
 Для  королевских  представителей  на  местах  осуждаемыми  считались  пре¬
вышение  должностных  полномочий  в  отношении  подданных  и  затягивание
отчетов  перед  контролирующими  верховными  ведомствами.  Так,  уже  в  ордо¬
нансе  от  декабря  1254  г.  сенешалям  и  бальи  строго  запрещалось  лишать  под¬
данных  их  имущества,  арестовывать  без  оснований,  подвергать  пыткам  и  вы¬
могательствам,  требовать  участия  в  ополчении  (chevauchiées)  или  заставлять
платить  за  неучастие,  если  они  изъявляют  готовность  к  сему.  В  дальнейшем,
по  указу  от  31  июля  1338  г.  сенешали  и  бальи  подлежали  наказанию,  если  не
прибывали  в  срок  в  Париж  для  отчета  в  Палате  счетов  или  для  разбора  дел
своего  округа  в  Парламенте72.  Хранителей  вод  и  лесов  обвиняли  в  неоправ¬
данном  расширении  своей  компетенции  за  счет  ущемления  власти  светских  и
духовных  сеньоров,  а  кроме  того  в  незаконном  расширении  королевских  вла¬
дений  и  заповедников73.  Подробное  описание  злоупотреблений  чиновников
 68 	Le  Coq  J.  Questiones.  P.  171-172.  Qu.  148  (16  августа  1386  г.);  290-291.  Qu.  243  (27  ап¬
реля  1391  г.).
 69 	Показательно  название,  которое  Jle  Кок  дал  этому  делу,  ведь  в  названиях  он  формулиро¬
вал  суть  дела  и  причину  его  включения  в  сборник  важнейших,  с  его  точки  зрения,  казусов:  Quod
officiarius  regius  pretexte  clericature  declinare  non  potest.  Примерно  в  это  же  время  Эврар  де  Тремо-
гон  в  «Сновидении  садовника»  точно  также  обосновывает  нежелательность  для  короля  назначать
лиц  духовного  звания  на  королевские  должности  прево,  бальи,  сборщиков  и  т.д.,  если  имелась
возможность  найти  состоятельного  мирянина,  ибо  эти  люди,  пользуясь  неподсудностью  светско¬
му  суду,  чаще  и  больше  вредят  «королю  и  государству»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  199).
 70 	«les  autres  s’efforceront  de  bien  faire  chacun  en  son  office».  Призывая  короля  примерно
наказывать  чиновников  за  проступки,  отобрав  все  «дары  и  благодеяния  и,  главное,  никогда  не
возвращать  на  службу»,  он  приводит  в  качестве  образца  эффективности  такой  меры  наказания
Прусский  орден,  где  согрешивший  никогда  уже  не  получит  должность  (jamais  n’aura  office)
(Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  340-341).
 71 	«servir  la  justice  et  respecter  le  droit»  (Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  P.  61).
 72 	ORF.  I.  74  (N  23);  XII.  44  (N  1-2).
 73 	Это  обвинение  в  адрес  хранителей  вод  и  лесов  с  особой  силой  прозвучало  на  собрании
Штатов  в  середине  XIV  в.  и  было  частью  претензий  общества  к  королевской  администрации.
См.  ордонанс  от  28  декабря  1355  г.  и  3  марта  1357  г.,  где  фигурирует  решение  об  уничтожении
всех  таких  новых  заповедников,  созданных  за  последние  сорок  лет  (ORF.  III.  31  (N  19-20),  136
(N  25)).
 367

налогового  ведомства  занимает  обычно  по  несколько  листов  в  королевских
указах,  направляющих  комиссии  реформаторов-ревизоров:  здесь  и  взятки,
и  незаконное  занятие  торговлей,  и  смешивание  своих  интересов  с  государс¬
твенными,  и  ростовщичество,  и  многое  другое74.  У  верховных  ведомств  даже
появились  специфические  нарушения,  связанные  с  их  профессиональной  де¬
ятельностью.  В  зоне  неусыпного  внимания  находились  два  ключевых  вопро¬
са  -  сокращение  сроков  дел  и  удешевление  судопроизводства.  Здесь  позиция
служителей  власти  также  совпадала  с  общественными  чаяниями  быстрого  и
дешевого  правосудия.  Образ  дорогостоящего  и  бесконечного  судопроизводс¬
тва  постоянно  присутствовал  в  претензиях  общества.  Если  в  Великом  мар¬
товском  ордонансе  1357  г.  Парламент  обвинялся  в  задержке  приговоров  на
целых  двадцать  лет,  то  в  ходе  кабошьенского  восстания  1413  г.  дела  в  верхов¬
ном  суде  прямо  названы  «бессмертными»75.  Такое  обвинение  звучит,  дейс¬
твительно,  убийственно,  если  его  рассматривать  вне  контекста  королевского
законодательства.  Между  тем,  быстрый  и  дешевый  суд  являлся  важнейшим
требованием  к  работе  Парламента  и  Палаты  счетов  в  королевских  указах,  в
которых  даже  буквально  используется  тот  же  оборот  речи  -  «бессмертные
дела»76.  Другое  дело,  что  в  них  все  меры  сводятся  к  соблюдению  чиновника¬
ми  дисциплины  и  не  учитывается  реальность:  фиксированный  штат  верхов¬
ных  ведомств  на  фоне  растущего  числа  дел  объективно  привел  к  «задыхаю¬
щемуся»  ритму  работы,  который  получил  облегчение  только  через  создание
во  второй  половине  XV  в.  аналогичных  курий  в  провинциях  королевства.
 Но  обвинения  в  неоправданных  задержках  приговоров  содержали  в  себе
намек  на  куда  более  серьезное  прегрешение  должностных  лиц,  строго  пресле¬
дуемое  по  королевскому  законодательству:  речь  идет  о  мздоимстве  и  взяточ¬
ничестве.  Указы  категорически  запрещали  брать  какое-либо  дополнительное
вознаграждение  за  исполнение  своих  должностных  обязанностей.  Разумеет¬
ся,  первыми,  к  кому  такие  запреты  были  обращены,  являлись  бальи  и  сенеша¬
ли.  В  ордонансах  1254-1256  гг.  им  запрещалось  брать  подношения  от  своих
подчиненных  (виконтов,  мэров,  лесничих  и  сержантов)77.  Куда  существеннее
в  данном  контексте,  что  взятки  категорически  запрещено  было  брать  от  тех,
чьи  дела  эти  чиновники  как  королевские  судьи  разбирали78.  Исключение  де¬
лалось  (как  и  в  соответствующих  статьях  контракта  чиновника  с  королем)
для  еды  и  выпивки,  представлявших  собой  разрешенную  обычаем  «благодар¬
 74 	См.  указы  от  15  января  и  6  апреля  1375  г.  (ORF.  VI.  90-91,  514-516).
 75 	ORF.  III.  129  (N  7);  Moranvillé  H.  Remonstrances  de  l’Université.  R  432^433.  N  XLI:  «Item
en  ladicte  Court  sont  plusieurs  causes  de  povres  gens  et  autres  comme  immorteles».  Позднее  о  бес¬
смертных  делах  в  Парламенте  вновь  пишет  Тома  Базен  (Basin  Th.  Histoire  de  Charles  VII.  T.  2.
P.  300).
 76 	Цель  убыстрения  и  удешевления  судопроизводства  четко  прописана  в  Регламенте  о  Па¬
лате  прошений  Дворца  от  ноября  1364  г.;  в  указе  Карла  VI  к  наместникам  в  Дофинэ  от  16  но¬
ября  1422  г.  прямо  говорится  о  «бессмертных»  (immortelles)  делах  в  суверенных  куриях.  Тот
же  оборот  речи  используется  в  указе  о  Палате  счетов  от  12  сентября  1467  г.  (ORF.  IV.  506-507;
XIII.  1;  XVII.  11).
 77 	Это  положение  вошло  и  в  ордонанс  1302  г.,  и  в  ордонансе  от  5  февраля  1389  г.  (ORF.  I.
 78  (N  4,  7);  II.  460  (N  47);  XII.  163-165  (N  5,  9,  14)).
 78 	Такие  меры  предусматривал  ордонанс  1302  г.:  «nihil  penitus  exigant  à  subditis  suis».  Спе¬
циальный  указ  от  9  марта  1360  г.  вновь  напоминал  об  этих  незапамятных  запретах  и  их  регу¬
лярных  нарушениях  (ORF.  II.  457,  460  (N  23,  49);  XII.  187).
 368

ность»  судьям,  впоследствии  именуемую  «epices»  («пряности»).  В  полной
мере  эти  запреты  кроме  разрешенных  обычаем  возлагались  и  на  чиновни¬
ков  верховного  суда79.  Специальные  запреты  распространялись  и  на  вспомо¬
гательных  служителей  Парламента.  Так,  приставам  возбранялось  требовать
деньги  за  вход  в  Парламент,  отказывая  имеющим  на  это  право;  для  секрета¬
рей  и  сержантов  Палаты  прошений  Дворца  действовало  запрещение  задер¬
живать  тяжущиеся  стороны,  беря  с  них  излишнюю  оплату80.
 Запреты  на  «незаконные  дары»  распространялись  и  на  другие  ведомства,
в  той  или  иной  степени  имеющие  судебные  полномочия.  Так,  в  Палате  счетов
нельзя  было  получать  какое-либо  дополнительное  вознаграждение  за  изго¬
товление  различных  бумаг;  клеркам  -  посещать  обеды,  устраиваемые  за  счет
сборщиков,  на  которых  подавалось  бы  больше  двух  кварт  вина,  под  угро¬
зой  потери  службы;  наконец,  все  прошения  должны  были  поступать  в  Палату
только  через  секретарей,  которые,  в  свою  очередь,  не  имели  права  брать  что-
либо  от  их  подателя81.  Кстати,  последний  запрет  имел  более  универсальный
характер:  в  общем  регламенте  о  работе  Палаты  прошений  Дома  от  27  января
1360  г.  всем  чиновникам  строго  запрещалось  за  деньги  («злато  и  серебро»)
или  другие  вещи  продвигать  перед  королем  чьи  бы  то  ни  было  прошения82.
 Запрет  брать  дополнительное  вознаграждение  за  изготовление  различных
бумаг  действовал  и  в  других  ведомствах:  бальи,  прево  и  клеркам  на  местах
предписывался  отказ  от  вымогательства  за  различные  письма  и  акты;  в  ка¬
бошьенском  ордонансе  он  был  распространен  и  на  Канцелярию,  где  якобы  не
выдавались  указы,  пока  не  будет  получено  от  их  адресатов  денег,  опушенных
шапок,  вина  и  других  подарков;  наконец,  в  ордонанс  1454  г.  был  включен  за¬
прет  на  установившуюся  в  Парламенте  за  время  королевской  схизмы  прак¬
тику  у  секретарей  по  гражданским  и  уголовным  делам  брать  дары  («злато  и
серебро»)  за  изготовление  бумаг  -  копий  приговоров  и  решений83.
 Нормы  работы  и  запреты,  предписанные  законодательством  и  вошедшие
в  габитус  королевской  администрации,  по  своей  природе  имели  бюрократи¬
 79 	Ордонанс  1302  г.  о  Парламенте:  «Sus  grief  nus  ne  prenra  riens,  fors  selon  la  coustume  de
l’ancien  serment»  (ORF.  XII.  356  (N  23)).  Ордонанс  от  И  марта  1345  г.  повторил  этот  запрет,
теперь  уже  прямо  -  не  брать  денег  (l’argent)  с  тяжущихся,  обращенный  к  тем  парламентари¬
ям,  кто  проводит  расследования  (ORF.  II.  222  (N  4)).  Запрет  взяток  был  включен  в  ордонанс
от  28  октября  1446  г.  (ORF.  XIII.  473  (N  7)).  Здесь  же  особо  оговаривался  запрет  президен¬
там  и  советникам  брать  что-либо  с  заключенных  в  тюрьмах,  если  они  вызываются  на  допрос
(ORF.  XIII.  475  (N  15)).
 80 	Ордонанс  от  11  марта  1345  г.  и  Регламент  о  Палате  прошений  Дворца  от  ноября  1364  г.
(ORF.  И.  225  (N  6-7);  IV.  508  (N  13)).  Правда,  разрешенные  обычаем  epices  также  имели  тен¬
денцию  возрастать,  о  чем  с  прискорбием  говорилось  на  Штатах  в  Туре  в  1484  г.:  «grandes
espices  et  trop  excessives»  (Masselin  J.  Journal.  P.  684).
 81 	Эти  запреты  были  прописаны  в  ордонансе  от  3  апреля  1389  г.  и  закреплены  в  ордонансе
от  23  декабря  1454  г.:  «ne  en  prendre  aulcun  loyer  et  salaire  de  ceulx  qui  présenteront  les  dictes
requestes...  ne  prendra  doresenavant  aulcune  chose  pour  escriptures,  extraits,  registres,  auditions  de
comptes,  collations  de  dénombremens,  de  lettres  royaux  ou  vidimus»  (ORF.  VII.  260  (N  12);  XIV.
342  (N  9),  345  (N  30)).
 82 	Запрет  распространялся  на  королевских  советников,  камерариев,  мэтров  прошений,
секретарей,  нотариусов  и  других  служащих  под  угрозой  потери  службы  и  иного  наказания
(ORF.  III.  388  (N23)).
 83 	Ордонанс  от  20  июля  1367  г.  (ORF.  V.  21  (N  12);  Ordonnance  cabochienne.  P.  149  (N  224);
ORF.  XIV.  307  (N  102)).
 369

ческий  характер.  Это  важно  подчеркнуть,  поскольку  изначально  еще  в  ордо¬
нансах  Людовика  IX  Святого  они  касались  в  большей  степени  нравственных
категорий,  в  духе  христианских  и  церковных  идеалов,  а  не  профессиональ¬
ных  ценностей.  Они,  безусловно,  имели  огромное  значение  в  плане  повыше¬
ния  авторитета  королевской  администрации84.  Для  понимания  процесса  про¬
фессионализации  службы  следует  провести  их  сопоставление.
 В  серии  ордонансов  Людовика  IX  Святого  1254-1256  гг.  помимо  особой
охраны  прав  и  привилегий  церкви  королевским  чиновникам,  первым  среди
всех  остальных  подданных,  запрещались  осуждаемые  церковной  доктриной
отступления  от  нравственного  идеала  христианина.  В  круг  этих  табу  входили
богохульство,  ростовщичество,  азартные  игры  (в  шахматы,  кости  и  другие),
посещение  таверн  и  нахождение  вблизи  публичных  домов85.  Как  известно,
богохульства  особо  осуждались  церковью  и  были  почти  «национальным  гре¬
хом»  подданных  короны  Франции86.  Характерно,  что  в  регламенте  середины
XIV  в.  Филиппа  VI  Валуа  о  работе  Шатле  вновь  адвокатам,  прокурорам  и  сер¬
жантам  богохульства  (parjures)  были  запрещены  под  угрозой  потери  службы
«навсегда»87.
 По  ордонансам  Людовика  IX  Святого  сенешали  и  бальи  обязывались  сле¬
дить  за  образом  жизни  подчиненных  и  при  малейшем  подозрении  в  злоупот¬
реблениях,  в  ростовщичестве  или  в  бесчестном  поведении  должны  были  их
не  прикрывать,  а  поправить  и  оштрафовать  или  даже  отстранить  от  службы;
чуть  позднее  нотариусам  вменялось  в  обязанность  посещать  ежедневно  до
начала  работы  мессы  в  капелле  их  братства,  чтобы  «королевский  прево  Па¬
рижа  мог  их  чаще  видеть  и  узнать  их  нравы  и  разговоры»88.
 Однако  эти  нормы  в  дальнейшем  не  повторялись.  Значит  ли  это,  что  они
утратили  значение?  Думается,  что  причина  кроется  в  постепенной  выработке
специфических  бюрократических  правил  поведения  и  нравственности  слу¬
жителей  институтов  управления,  в  которых  содержался,  безусловно,  и  дан¬
ный  изначальный  нравственный  компонент89.
 84 	Об  этом  значении  нравственного  облика  чиновников  для  авторитета  возникающего  го¬
сударства  см.:  Rigaudière  A.  Legislation  royale  et  construction  de  l’État...  P.  234.  В  дальнейшем
этот  моральный  аспект  не  упускался  из  виду:  так,  в  своей  обширной  дисциплинарной  деятель¬
ности  Парламент  тщательно  следил  за  тем,  чтобы  работа  не  ущемляла  нравственного  долга
чиновника.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  41.
 85 	ORF.  I.  74  (N  28  (aus  dez,  aus  tables,  aus  échets),  29,  32);  79  (N  9-10).  Кстати,  повсеместно
запрещались  школы  обучения  игре  в  шахматы  и  даже  их  изготовление.
 86 	См.  об  этом:  Ле  Гофф  Ж.  Людовик  IX  Святой.  С.  171-172,  517.  В  начале  XV  в.  Жерсон
часто  в  своих  проповедях  уделял  внимание  этому  прискорбному  пристрастию  французов.  См.:
Хейзинга  Й.  Осень  Средневековья.  С.  176-178.
 87 	ORF.  II.  9  (N  28).
 88 	Ордонанс  февраля  1321  г.  (ORF.  I.  741  (N  3)).  Норма  ордонансов  1254-1256  гг.  была
повторена  в  ордонансе  от  23  декабря  1320  г.:  «injurieus  ou  faisans  exactions  ou  soupçonnés  de
usures,  ou  menans  apparemment  dehonneste  vie»  (ORF.  I.  70  (N  8);  78  (N  6);  365  (N  46)).
 89 	Весьма  показательно  в  этой  связи,  что  Жувеналь  в  своем  обращении  к  светским  и  цер¬
ковным  куриям  («Audite  celi»)  упоминал,  как  о  недопустимом  и  запрещенном  законом  пове¬
дении  служителей  правосудия,  об  игре  в  кости  и  дощечки  (tables),  оговариваясь,  что  «часок
в  день  для  развлечения  это  не  такое  уж  большое  зло»  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  32).
Значит,  запреты,  сделанные  почти  за  два  века  до  того,  были  вполне  укоренены.
 370

Специфика  нравственных  норм  поведения  чиновников  со  временем  опре¬
делялась  целями  власти  и  методами  управления.  Самым  значимым,  с  этой
точки  зрения,  представляется  принцип  секретности,  который  в  наибольшей
степени  характеризует  особенность  профессионального  габитуса  чиновни¬
ков.  В  исследовании  парламентской  корпорации  в  первой  трети  XV  в.  мною
был  отмечен  и  проанализирован  этот  принцип  и  его  многофункциональность
в  работе  верховного  суда:  защита  монолита  ведомства,  вынесение  пригово¬
ров  именем  короля  и  потому  неуместность  разногласий  в  позициях  парла¬
ментариев,  охрана  авторитета  королевского  правосудия,  наконец,  пресечение
возможности  чиновнику  делать  политическую  карьеру  за  счет  ведомства90.
Расширение  исследовательского  поля,  не  умаляя  сделанных  выводов,  внес¬
ло  в  них  существенные  дополнения  и  коррективы.  Прежде  всего,  стал  ясен
универсальный  характер  принципа  секретности  в  работе  административного
аппарата.
 Обязанность  «хранить  секреты»  включалась  в  текст  клятвы  сенешалей  и
бальи  уже  в  начале  XIV  в.91  Позднее  добавилось  важное  уточнение:  секрет¬
ность  сведений  о  доходах  и  поступлениях  в  королевскую  казну  предписыва¬
лось  охранять  всем  служителям  на  местах.  Важную  часть  государственного
интереса  представляли  собой  доходы  казны,  а  чиновники,  так  или  иначе  свя¬
занные  с  этой  сферой  (бальи  и  сенешали,  прево  и  клерки),  призваны  были  его
защищать  путем  сохранения  в  строгой  секретности  любых  сведений  о  них92.
Не  случайно  наряду  с  бальи  и  сенешалями  сборщики  и  комиссары  налогов
были  обязаны  поклясться,  что  «не  откроют  ни  письменно,  ни  устно,  ни  одно¬
му  человеку,  какого  бы  чина  он  ни  был,  кроме  короля,  людей  счетов  и  казна¬
чеев»,  объема  собранных  ими  и  отправленных  в  казну  средств.  Аналогичную
клятву  надлежало  принести,  естественно,  служителям  Палаты  счетов  и  Каз¬
начейства93.  В  своем  истинном  масштабе  принцип  секретности  воплотился  в
тексте  клятвы  клерков-аудиторов  Палаты  счетов.  Помимо  общей  клятвы  «ис¬
правно,  верно  и  прилежно  хранить  секреты  господина  короля  и  Палаты  сче¬
тов»,  они  обязывались  также  хранить  в  секрете  все  сведения,  относящиеся  к
счетам,  их  аудиту  и  конечному  результату;  вписывая  дебет,  никому  его  не  от¬
крывать,  кроме  мэтров  Палаты,  и  никому  не  давать  копий  о  состоянии  счетов;
никому,  кроме  мэтров  счетов  не  сообщать  о  состоянии  домена,  о  доходах  и
расходах94.  Позднее  к  подобной  же  клятве  были  приведены  нотариусы  и  при¬
ставы  Палаты  счетов,  которым  запрещалось  кому  бы  то  ни  было  сообщать,
что  делается  и  говорится  в  Палате95.  Такую  же  клятву  приносили  все  нота-
 90 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  44-45.
 91 	В  ордонансе  от  1312  (1320)  г.  эта  обязанность  была  поставлена  в  число  первых,  наряду
с  обязанностью  охранять  права  короля  и  подданных  (ORF.  XII.  449  (N  2)).
 92 	Ордонанс  от  1363  г.  Этот  запрет  обосновывался  опасностью  для  казны  увеличения  по¬
тока  просьб  к  королю  о  новых  дарах  и  пенсионах  (ORF.  IV.  411  (N  10)).
 93 	Такая  клятва  вошла  в  большой  ордонанс  о  службах  Дома  от  18  июня  1318  -  10  июля
1319  гг.;  повторена  в  ордонансе  о  сборщиках  от  27  мая  1320  г.  (ORF.  I.  661  (N  33);  714  (N  13)).
 94 	Указ  от  4  декабря  1359  г.  Juramentum  clericorum  Camere  compotorum:  «bene,  fideliter  et
diligenter  gardere  secreta  Domini  Regis  et  camere  compotorum»  (ORF.  III.  395  (N  104),  6-7)).
 95 	Такая  норма  была  предусмотрена  ордонансом  от  3  апреля  1389  г.  (ORF.  VII.  263-264
(N  39,  47)),  а  29  мая  1407  г.  явно  ввиду  борьбы  кланов  бургиньонов  и  арманьяков  за  контроль
над  финансами  короны  все  служители  Палаты  счетов  возобновили  эту  клятву  (AN  U  540.
F.  435).
 371

риусы,  получавшие  от  короля  лицензию  на  свою  деятельность96.  Наконец,
большой  ордонанс  о  Палате  счетов  от  23  декабря  1454  г.  суммировал  и  под¬
твердил  все  эти  нормы  и  запреты,  подчеркнув  особую  значимость  для  го¬
сударства  соблюдения  правила  секретности  именно  в  этом  ведомстве,  при¬
званном  охранять  королевский  домен  и  доходы97.  Прежде  всего,  чиновникам
Палаты  под  угрозой  лишения  должности  предписывалось  хранить  в  строгом
секрете  не  только  состояние  счетов,  но  также  и  все  проходящие  там  консуль¬
тации,  обсуждения  и  высказываемые  мнения  (les  consultations,  opinions  et
délibération).  Кроме  того,  всем  -  от  президентов  до  клерков  -  запрещалось
приводить  сюда  посторонних  лиц,  будь  то  их  писцы,  домашние  или  другие
лица;  и  даже  прокуроры  имели  право  здесь  находиться,  только  пока  сдают
отчет  своих  клиентов  (мэтров  счетов).  Клеркам  и  секретарям  запрещалось
изготовлять  выписки  из  регистров  счетов  и  других  документов  Палаты  для
кого  бы  то  ни  было.  Выходя  из  помещения,  клерки  не  имели  права  оставлять
там  никого,  будь  это  даже  финансовые  чиновники  или  прокуроры,  но  выво¬
дить  их  из  комнаты  и  запирать  дверь  до  своего  возвращения98.
 Тайны  и  секреты  власти  важны  и  сами  по  себе,  но  стоит  обратить  вни¬
мание  на  запрет  разглашать  мнения  и  обсуждения  в  Палате  счетов,  что  явно
преследовало  цель  не  допустить  давления  на  отдельных  чиновников,  равно
как  и  препятствовать  их  автономной  от  института  позиции.  Таким  образом,
секретность  попутно  скрепляла  корпоративный  дух  служителей,  что  также  в
целом  служило  поддержанию  профессиональной  этики  и  дисциплины.
 Если  теперь  сопоставить  действие  принципа  секретности  в  Палате  счетов
с  тем  же  принципом  в  работе  Парламента,  то  мы  обнаружим  как  общие  чер¬
ты,  так  и  различия,  связанные  с  особенностями  судопроизводства.  К  общим
чертам  принципа  секретности  следует  отнести  следующие  нормы.  Во-пер¬
вых,  общее  правило  «хранить  в  секрете»  все  дела  верховного  суда99.  Во-вто¬
рых,  строгое  правило  нахождения  в  помещениях  Парламента  лишь  тех  лиц,
 96 	«Sécréta  eciam  curiam  et  officiariorum  suorum  ad  que  vocatus  nemini  revelabo  cui  non
debeam  revelare»  (.Morchesne  O.  Formulaire.  P.  215-216.  N  7.18).
 97 	«Et  pour  ce  que  les  faiz  et  esciptz  de  ladicte  Chambre  doivent  estre  tenuz  secretz,  et  plus  que
nulz  autres»  (ORF.  XIV.  343  (N  13)).
 98 	ORF.  XIV.  343,  345  (N  13,  15-16,  27);  XVI.  297-299.  Характерно,  что  эта  секретность
записей  и  архивов  Палаты  счетов  была  ею  использована  в  упоминавшемся  выше  конфликте  с
Парламентом  как  неотразимый  аргумент  в  пользу  неподсудности  ее  дел  в  верховном  суде,  раз
хранящиеся  здесь  «книги  и  сведения  о  правах  и  королевском  домене»  должны  находиться  в
полной  секретности  и  потому  не  могут  быть  вынесены  отсюда  для  использования  в  судебном
процессе  в  Парламенте.
 99 	Впервые  такая  клятва  была  предписана  нотариусам  и  секретарям  Парламента  ордона¬
нсом  от  1302  г.:  «jurront  qu’il  tendront  et  garderont  le  secret  de  la  Chambre»  (ORF.  XII.  355  (N
14)).  Все  члены  Парламента  ее  приносили  согласно  ордонансу  от  11  марта  1345  г.  (ORF.  II.  224
(N  15)).  Позднее  появилась  особая  клятва  не  разглашать  суть  поданных  королю  ремонстраций
(AN  U  516.  F.  1).  В  ордонансе  от  28  октября  1446  г.  за  нарушение  принципа  секретности  лю¬
бой  член  Парламента  -  от  президента  до  нотариуса  -  подлежал  отстранению  от  должности  на
год,  а  в  особых  случаях  -  и  навсегда.  При  этом  всем  вменялось  в  обязанность  донести,  если
они  знают  о  ком-то  из  коллег,  совершившем  подобное  нарушение  (ORF.  XIII.  472-473  (N  4)).
Приставы  должны  были  лишаться  за  разглашение  секретов  должности,  а  клерки  изгоняться  из
виконтства  и  превотства  Парижа  на  время  или  навсегда,  смотря  по  обстоятельствам.  Прелаты
же  церкви,  имеющие  право  ex  officio  присутствовать  в  Парламенте,  за  тот  же  проступок  долж¬
ны  были  быть  навсегда  лишены  этого  права  (ORF.  XIII.  473).  Эта  норма  была  повторена  в  ор¬
донансе  1454  г.  (ORF.  XIV.  308-309  (N  110)).
 372

которые  имеют  на  это  право.  Это,  в  первую  очередь,  касалось  заседаний  Сове¬
та  в  Верховной  палате,  где  обсуждались  дела  и  выносились  приговоры,  а  пото¬
му  туда  не  могли  входить  посторонние  люди100.  Даже  члены  Палаты  прошений
Дворца  не  имели  на  это  права,  если  только  они  не  были  вызваны  или  не  наме¬
ревались  поговорить  о  своем  деле  или  делах  друзей101.  В  ордонансе,  составлен¬
ном  членами  Парламента  для  своих  судебных  приставов,  им  вменялось  в  обя¬
занность  не  впускать  в  зал  во  время  проведения  Совета  посторонних  лиц,  если
на  то  нет  разрешения  президента,  и  даже  не  входить  туда  самим,  но  сказать,  что
им  нужно,  из-за  дверей  или  как  можно  быстрее  выйти,  «дабы  сохранять  честь  и
избегать  подозрений  в  намерении  раскрыть  секреты  совета»102.
 Здесь  мы  переходим  к  третьему  универсальному  по  своему  характеру  пра¬
вилу  секретности,  согласно  которому  строго  запрещалось  разглашать  различ¬
ные  мнения,  высказываемые  в  ходе  обсуждений  и  вынесения  приговоров.  Он
появился  в  фундаментальном  для  парламентской  корпорации  ордонансе  от
11  марта  1345  г.,  где  в  нескольких  статьях  фигурирует  категоричный  запрет
разглашать  и  пересказывать,  кто  из  парламентариев  какого  мнения  придер¬
живался,  не  упоминать  имен  при  обсуждении  приговоров  и  пресекать  любые
попытки  нарушить  секретность103.  И  надо  заметить,  что  такие  поползновения
внимательно  отслеживались  и  строго  пресекались  в  Парламенте,  тем  более
что  обсуждения  проходили  там  достаточно  бурно,  и  голоса  нередко  делились
почти  пополам104.  Показательно,  что  секретарям  запрещалось  вписывать  в
протоколы  заседаний  Совета  факт  наличия  разных  мнений,  высказываемых
в  ходе  обсуждения  и  вынесения  решений105.  Этот  принцип  секретности  об¬
суждений  укреплял  парламентскую  корпорацию,  защищая  от  давления  извне
и  внушая  уважение  к  верховному  суду,  а  в  плане  становления  королевского
судопроизводства  он  способствовал  утверждению  образа  непредвзятости  и
единодушия  судей.
 Таким  образом,  принцип  секретности  в  Парламенте  преследовал  и  специ¬
фические  задачи,  а  именно,  формирование  образа  независимого  правосудия  и
 100 	В  ордонансе  о  Парламенте  от  декабря  1320  г.  было  прописано,  что  для  проведения
Совета  помещение  должно  быть  освобождено  от  всех  посторонних  лиц.  Кроме  того,  во  время
обсуждения  никто  из  посторонних  лиц,  кроме  приглашенных  по  особому  распоряжению  Пар¬
ламента,  не  мог  туда  войти.  Приставы  не  имели  права  впускать  туда  даже  сенешалей  и  бальи
(ORF.  I.  729-730  (N  6,  7,  13)).
 101 	При  этом,  как  только  разговор  будет  закончен,  они  должны  были  сразу  же  покинуть
помещение  (ORF.  I.  731  (N  4)).
 102 	«pour  garder  leur  honneur,  comme  pour  eschivier  le  soupçon,  que  on  pourroit  avoir  contre
euls,  de  reveler  le  Conseil»  (ORF.  II.  225  (N  4-5)).
 103 	И  в  этом  ордонансе,  и  позднее  в  кабошьенском  ордонансе  эти  запреты  сопровождаются
мерами  по  их  соблюдению.  Так,  в  кабошьенском  ордонансе  предписывается  донести  на  того  из
коллег,  кто  замечен  в  разглашении  того,  что  «видел,  слышал  или  знает  касаемо  дел  и  обсужде¬
ний  в  этой  курии»  (ORF.  II.  223-224  (N  12,  14-15;  Ordonnance  cabochienne.  R  92  (N  158)).
 104 	Об  этом  см.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  215-218.  Уже  в  1313  г.  со¬
ветник  Парламента  был  отстранен  за  раскрытие  тайны  обсуждения  дела,  причем  за  деньги.
Знаменательно,  что  этот  казус  вошел  в  корпоративную  память  парламентариев,  и  о  нем  вспо¬
минали  век  спустя,  например  в  1445  г.  Часто  в  Парламенте  проводились  расследования  с  це¬
лью  выявить,  кто  разгласил  тайну  обсуждения  (AN  U  502.  F.  423-425).
 105 	См.:  Autrand  Fr  Offices  et  officiers...  R  292.  Однако  из  этого  правила  были  исключения,
главным  образом,  деятельность  Никола  де  Бая,  который,  не  упоминая,  естественно,  имен,  фик¬
сировал  споры  и  давал  точное  число  голосов  по  каждому  вопросу,  о  чем  Ф.  Отран  умалчивает.
 373

защиту  репутации  судей106.  Именно  в  этом  контексте  следует  рассматривать
такую  норму  дисциплины,  которая  существовала  только  в  данной  инстанции.
Речь  идет  о  запрете  впускать  в  находившийся  в  помещении  суда  буфет  лю¬
бых  посторонних  лиц.  Эта  норма  появилась  достаточно  рано  -  в  ордонансе
о  Парламенте  от  17  ноября  1318  г.:  отдельная  статья  запрещала  чиновникам
верховного  суда  «есть  и  пить  вместе  с  тяжущимися  сторонами  и  даже  с  адво¬
катами,  ибо  слишком  большая  вольность  порождает  большое  зло».  С  тех  пор
эта  норма  регулярно  повторялась  в  королевских  указах,  причем  обосновыва¬
лась  «защитой  великой  чести  Суда  во  избежание  подозрений  или  предполо¬
жений  о  зле»107.  И  она  ревностно  соблюдалась  в  Парламенте,  где  строго  пре¬
секали  попойки,  особенно  в  присутствии  посторонних  лиц,  которые  в  разгар
веселья  «могли  узнать  секреты  к  ущербу  и  скандалу  Суда»108.  Такой  запрет
служил  защите  авторитета  и  статуса  суда  и  потому  о  нем  нередко  упоминает
Жувеналь  в  своих  наставлениях  судьям109.
 При  всей  специфичности  нормы  секретности  в  различных  ведомствах  и
службах,  диктуемой  особенностями  каждой  из  сфер  власти,  в  нем  был  за¬
ключен  фундаментальный  для  всех  институтов  управления  принцип  авто¬
номности  от  различных  политических  сил.  Будучи  органами  исполнительной
власти,  а  не  сословного  представительства,  эти  институты  целенаправленно
отторгали  саму  возможность  демонстрировать  публично  различные  мнения
и  позиции,  что  ставило  их  в  определенную  оппозицию  к  обществу,  но  зато
укрепляло  профессиональную  дисциплину  и  корпоративную  солидарность.
Показательно  в  этом  контексте,  что  принцип  секретности  в  исследуемый
период  не  привился  в  отношении  Королевского  совета,  который,  даже  при
включении  в  него  высших  чинов  администрации,  остался  местом  консульта¬
ций  с  политическим  обществом110.
 Подводя  итоги  сделанного  анализа,  правомерно  задаться  вопросом:  какова
подоплека  этих  общих  дисциплинарных  принципов  и  норм  работы  чиновни¬
ков,  предписываемых  им  королевским  законодательством?  Нельзя  не  увидеть
 106 	В  том  же  ключе  трактовал  принцип  секретности  в  Парламенте  и  Э.  Можи:  как  защиту
от  давления  извне  и  сохранение  престижа.  См.:  Maugis  Е.  Histoire  du  parlement...  T.  2.  P.  269.
 107 	«que  trop  grande  familiarité  engendre  grand  mal»  (ORF.  I.  676  (N  18));  дословно  норма  по¬
вторена  в  ордонансе  от  11  марта  1345  г.  (ORF.  II.  228  (N  16));  в  ордонансе  от  28  октября  1446  г.
запрет  был  распространен  и  на  прокуроров  Парламента  (ORF.  XIII.  473  (N  6));  в  ордонансе  от
апреля  1454  г.  запрещено  было  также  посещать  обеды  и  сборища,  устраиваемые  тяжущимися
лицами:  “pour  garder  de  plus  en  plus  grand’honnesteté  dans  nostre  Court  et  obvier  à  toute  suspection
et  presumption  de  mal”  (ORF.  XIV.  308  (N  109)).
 108 	Казус,  имевший  место  4  июня  1404  г.,  в  результате  которого  было  решено  сократить
расходы  на  выпивку  до  8  парижских  су  в  день  (JNB.  Т.  1.  Р.  90).
 109 	Жувеналь  в  наставлении  судьям  предостерегал  их  от  малейших  подозрений  в  пристра¬
стности  и  потому  рекомендовал  не  принимать  у  себя  дома  или  не  встречать  в  других  домах
людей,  имеющих  судебное  дело  в  Парламенте.  Жувеналь  обязывал  судей  остерегаться  излиш¬
него  сближения  в  выпивке  и  еде  с  теми,  у  кого  дело  рассматривается  в  суде  (Juvénal  des  Ursins
J.  Écrits.  T.  2.  P.  30-31,  39).
 110 	Единственная,  неудавшаяся  попытка  распространить  этот  универсальный  для  управ¬
ленческого  аппарата  короны  принцип  на  Королевский  совет  была  предпринята  в  кабошьен-
ском  ордонансе  (Ordonnance  cabochienne.  P.  134-135  (N  207)).  Показательно,  что  лишь  когда
внутри  Королевского  совета  оформился  Большой  совет  как  судебная  палата  короля,  его  члены
также  приносили  клятву  не  разглашать  секреты  обсуждений.  Об  этом  см.:  Masselin  J.  Journal.
P.  684.
 374

в  них  рационализацию  механизмов  властвования:  сердцевину  бюрократичес¬
кой  «машины»  теперь  составляли  регистры,  протоколы,  архивы,  печати,  ко¬
пии  счетов  и  т.д.  Уже  Филипп  де  Бомануар  в  «Кутюмах  Бовези»  включил  в
список  требуемых  от  бальи  качеств  умение  хорошо  считать  и  прилежно  со¬
хранять  в  порядке  документы  и  печати111.  Нотариус  обязан  был  клясться  при
получении  лицензии  регулярно  вести  и  сохранять  протоколы  «для  охраны  и
защиты  общего  интереса»112.  Корректорам  в  Палате  счетов  предписывалось
«хорошо  и  прилежно»  делать  исправления,  ставить  документы  на  свое  место,
а  письма  класть  в  соответствующие  мешки  (sacs);  клерки  счетов  периодичес¬
ки  передвигались  из  одной  палаты  в  другую  на  разные  виды  работы,  чтобы
«знать  и  понимать  дела  и  состояния  счетов  и  записей  всех  палат»113.  Служа¬
щим  Казначейства  вменялось  собственноручно  (de  sa  main)  вести  учет  посту¬
пающих  денег,  «и  от  кого  они  и  кому  (выплачены),  и  в  какой  день,  и  по  чьему
приказу»114.  Секретарям  Парламента  надлежало  не  позднее,  чем  через  шесть
дней  после  вынесения  приговора,  изготовить  его  текст,  а  прочтя  на  Совете  и
получив  уточнения,  тут  же  внести  их;  после  исправления  и  скрепления  печа¬
тью  одного  из  президентов  сразу  же  передать  для  оглашения,  а  затем  внести
его  текст  в  соответствующий  регистр  суда.  Секретари  обязывались  собствен¬
норучно  составлять  копию  приговора  и  писать  «широко  и  размашисто  (large
et  loing  à  loing),  чтобы  его  легче  было  оглашать»115.
 Перечисленные  нормы  работы  важной  составной  частью  вошли  в  ком¬
плекс  профессиональной  этики  служителей  короны  Франции,  сформировав
бюрократический  габитус.  На  примере  Парламента  (благодаря  наилучшей
сохранности  его  архивов),  мы  можем  убедиться  в  действенности  дисципли¬
нарных  норм  королевского  законодательства.  Так,  предписание  являться  с
раннего  утра  на  службу  и  наполнять  все  время  работой  неукоснительно  соб¬
людалось.  Любой  перерыв,  любая  помеха  фиксировались  в  протоколах  с  од¬
нозначно  негативной  оценкой,  будь  то  холод  или  жара,  эпидемии  болезней
или  разгул  политических  страстей116.  «Суд  не  работает»  (Curia  vacat)-  та¬
ков  лейтмотив  отношения  парламентария  ко  всем  чрезвычайным  событиям
в  королевстве117.  Анализируя  дисциплину  в  Парламенте,  я  приписала  эту  по¬
литику  инициативе  самих  парламентариев.  При  всей  ее  важности,  следует
принять  во  внимание  и  нормы  королевского  законодательства,  которые  сти¬
мулировали  служебное  рвение  парламентариев.  Об  усердии  чиновников  Пар¬
 111 	Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  1.  P.  25,  40  N  20,  52.
 112 	«ad  cautelam  et  securitatem  rei  publice».  См.  текст  клятвы  нотариуса  (Morchesne  О.
Formulaire.  P.  216.  N  7.18).
 113 	ORF.  XIV.  344-345  (N  23,  26):  «affin  qu’un  chascun  d’eulx  puisse  mieulx  et  scaiche
cognoistre  et  sçavoir  les  faicts  et  estatz  des  comptes  et  escriptz  de  toutes  lesdictes  comptes».
 114 	Ордонанс  18  июня  1318  -  10  июля  1319  r.  (ORF.  I.  658  (N  И)).
 115 	Все  эти  правила  работы  секретарей  были  четко  прописаны  в  ордонансе  от  11  марта
1345  г.  (ORF.  11.224  (N  3-7)).
 116 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  32-36;  Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.
P.  384.
 117 	Для  приостановки  работы  Парламента  требовались  особые  обстоятельства,  о  чем  сви¬
детельствуют  буквально  единичные  подобные  случаи  в  XV  в.:  в  этот  список  входят,  помимо
длительных  невыплат  жалованья,  жуткий  холод  зимой  1404  г.,  отрезавший  Ситэ  от  обоих  бе¬
регов  города,  взятие  Парижа  в  ночь  с  29  на  30  мая  1418  г.  войсками  герцога  Бургундского,  оса¬
да  столицы  войсками  во  главе  с  Жанной  д’Арк  в  1429  г.  (AN  U  509.  F.  173-174).
 375

ламента  говорят  и  более  ранние  свидетельства  современников:  в  трактате
«О  прославлении  Парижа»  начала  XIV  в.  Жан  де  Жанден  с  восхищением  пи¬
сал  о  служителях  Палаты  прошений,  которые  «целыми  днями  сидят  во  Двор¬
це»,  исполняя  свои  высокие  функции118.
 Значит  ли  это,  что  нормы  дисциплины  не  нарушались?  Разумеется,  нет:
парламентские  протоколы  полны  записями  о  систематической  неготовности
адвокатов  и  прокуроров  и  о  скандальных  перерывах  в  работе  суда.  Да  и  в  се¬
редине  XV  в.  Жувеналь  писал  брату,  ставшему  канцлером,  о  нерадивости  в
делах  многих  парламентариев:  «приходят  они  в  Парламент  поздно,  прежде
приходили  в  7  часов  зимой  и  летом,  а  теперь  едва  в  8  начинают;  и  еще  до  того,
как  прозвонит  10  часов,  даже  если  надо  всего  только  каких-то  четверть  часа
для  завершения  дела,  встают  и  уходят»119.  Между  тем,  четко  прописанные  на
бумаге  дисциплинарные  нормы  службы  оставались  бы  «мертвой  буквой»  без
целенаправленной  политики  верховного  судебного  органа  по  их  соблюдению
и  без  наказания  за  нерадивость,  тем  более  что  вся  дисциплинарная  власть  на¬
ходилась  в  компетенции  самих  парламентариев,  которые  одни  могли  прокон¬
тролировать  работу  своих  коллег.
 И  вот  тут  мы  сталкиваемся  с  оборотной  стороной  и  с  символическим
контекстом  указанных  дисциплинарных  норм.  Не  отрицая  объективной  тен¬
денции  к  рационализации  инструментов  властвования,  нельзя  пройти  мимо
их  трансформации  в  сознании  чиновников.  Упорное  стремление  обеспечить
дисциплину  в  администрации  короны  Франции,  граничащее  порой  с  мараз¬
мом,  невозможно  понять  вне  самоидентификации  чиновников  через  работу,
обеспечивавшую  им  материальное  благосостояние  и  моральный  авторитет.
Помимо  рациональной  стороны,  такое  рвение  и  отношение  к  делу  облада¬
ли  магией  воздействия,  внушая  подданным  уважение  и  страх.  В  контексте
дисциплинарных  норм  новый  смысл  приобретает  сложившийся  бюрократи¬
ческий  cursus  honorum:  продвижение  по  выслуге  лет  надежно  защищало  бю¬
рократическую  «машину»  от  «нетерпения  выскочек»,  которое  несло  угрозу
разрушения  профессиональной  этики  и  службы120.
 Наконец,  последняя  несла  в  себе  зерна  новой  культуры  поведения,  су¬
щественно  влиявшей  на  процесс  становления  государственного  аппарата.
Наибольшее  внимание  исследователей  в  этой  теме  было  привлечено  к  но¬
вой  трактовке  понятия  «разума»  (raison)  как  высшего  оправдания  верховной
власти  и  как  механизма  властвования121.  Однако  эта  тема  намного  объемнее  и
многограннее,  чем  кажется  на  первый  взгляд.  Сама  работа,  особенно  в  сфере
отправления  правосудия,  являвшегося  в  исследуемый  период  главной  фун¬
кцией  королевской  власти,  накладывала  отпечаток  на  поведение  и  манеры
чиновников.  Залы,  где  вершится  правосудие,  должны  были  внушать  уваже¬
 118 	«cunctis  fere  diebus  insident»  (Jandun  J.  de.  Tractatus.  P.  48).
 119 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  518,  539;  T.  2.  P.  335-336.
 120 	Об  опасности  «нетерпения  выскочек»  предупреждал  уже  Филипп  де  Мезьер,  один  из
идеологов  «мармузетов»,  утвердивших  новые  административные  параметры  службы.  См.:  Mé-
zières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  326-327.
 121 	Наибольший  вклад  в  эту  тему  внес  Э.  Канторович,  посвятивший  ей  целый  раздел  в  сво¬
ей  фундаментальной  книге  «Два  тела  короля»  (Kantorowicz  Е.  Les  deux  coprs  du  roi.  P.  86-99).
 О 	разуме  как  сущности  правосудия  в  трактовке  парламентариев  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры
власти.  С.  262-263.
 376

ние  и  почтение  к  королевскому  суду.  Поэтому  сержанты  Палаты  прошений  во
время  судебной  процедуры  обязаны  были  устанавливать  «покой  и  тишину»
(paix  et  silence),  а  судебные  приставы  Парламента  «отслеживать  и  предотвра¬
щать  ссоры  позади  скамеек,  и  по  всей  зале»122.  Особая  культура  поведения,
предписанная  королевскими  указами  служителям  верховного  суда,  выходила
далеко  за  рамки  простых  знаков  почтения  к  «представителям  королевского
величества».  Так,  пока  президент  вел  заседание,  всем  остальным  парламен¬
тариям  запрещалось  вставать  с  места  и  отвлекаться  на  посторонние  разго¬
воры.  Когда  президент  ставил  на  обсуждение  вопрос,  все  должны  были  за¬
молчать,  пока  он  не  скажет  всего,  что  намеревается,  и  лишь  затем,  если  он
что-то  упустил,  сделать  добавление.  Если  же  президент  сочтет,  что  адвока¬
ты  провели  прения  недостаточно,  он  может  призвать  дополнить  их,  и  тогда
вновь  надлежало  установить  полную  тишину  и  слушать  лишь  выступающе¬
го,  если  только  сам  президент  не  задаст  вопроса123.  В  ордонансе  о  реформе
правосудия  1454  г.  все  эти  предписания  будут  вновь  повторены  и  уточнены:
о  почтении  к  президентам,  о  вставании  при  их  приходе  и  молчании  во  время
их  выступления,  причем  эта  норма  отныне  распространялась  на  всех  членов
Парламента,  которых  следовало  выслушивать  «терпеливо  и  почтительно»
(bénignement  et  patiemment).  В  тексте  прямо  сказано,  что  эти  меры  призваны
служить  «авторитету,  статусу,  чести  и  репутации»  (auctorité,  gravité,  honneur
et  renommée)  Парламента124.
 Как  видим,  означенные  предписания  не  просто  устанавливают  особую  ат¬
мосферу,  которая  должна  была  царить  в  залах,  где  вершится  правосудие,  но
утверждают  новую  культуру  поведения  и  меняют  нравы  самих  служителей
короны  Франции.  В  этой  связи  обращает  на  себя  внимание  специальная  забо¬
та  в  королевском  законодательстве  и  в  политических  трактатах  о  «правиль¬
ном»  поведении  адвокатов125.  При  всей  многозначности  темы,  хотелось  бы
подчеркнуть  значение  этой  заботы  для  формирования  этики  поведения  слу¬
жителей  правосудия  путем  ограждения  судопроизводства  от  излишнего  рве¬
ния  адвокатов  в  стремлении  отстоять  интересы  своих  клиентов126.  В  этом  же
контексте  стоит  обратить  внимание  на  содержащиеся  в  политических  трак¬
 122 	Ордонанс  от  11  марта  1345  («pour  oster  et  garder  la  noisse  de  derriere  les  bancs,  et  de  toute
la  Chambre  du  Parlement»)  и  Регламент  от  ноября  1364  гг.  (ORF.  II.  225  (N  1);  IV.  508  (N  12)).
 123 	Все  эти  нормы  служебного  поведения  вошли  в  краеугольный  для  парламентской  кор¬
порации  ордонанс  от  11  марта  1345  г.  Они  обосновывались  в  тексте  указа  тем,  что  «слишком
часто  без  спроса  каждый  начинает  говорить,  и  там,  где  надо  было  вынести  четыре  приговора,
не  выносят  ни  одного»  (ORF.  II.  224  (N  16,  1)).  О  недопустимости  шума  во  время  проведения
Совета  в  Парламенте  напоминал  сто  лет  спустя  и  Жувеналь.  См.:  Juvénal  des  Ursins  J.  Ecrits.
T.  l.P.  455.
 124 	Характерно,  что  в  ордонансе  о  Парламенте  от  28  октября  1446  г.  отдельный  пункт  уже
предписывал  президентам  Верховной  и  Следственной  палат  «почтительно  (benignement)  вы¬
слушивать  мнения  советников,  не  говоря  ничего,  что  обнаруживало  бы  их  позицию»  (ORF.
XIII.  475  (N  14);  XIV.  310  (N  115)).
 125 	Об  этой  многогранной  проблеме  см.:  Цатурова  С.К.  Отрада  сутяг  и  погибель  Фран¬
ции.
 126 	См.  указ  от  ноября  1364  г.  о  Палате  прошений  Дворца,  где,  с  одной  стороны,  предпи¬
сана  была  краткость  адвокатов,  а  с  другой  -  обязанность  внимательно  их  выслушивать,  не  пе¬
ребивая  и  не  разговаривая  на  посторонние  темы.  Краткость  адвокатов  вновь  оговаривается  в
ордонансе  от  апреля  1454  г.  (ORF.  IV.  507-508  (N  6,  8);  XIV.  296  (N  50)).
 377

татах  размышления  и  наставления  о  «правильном»  поведении  судьи.  О  габи¬
тусе  судей  писали  и  Бомануар,  и  Кристина  Пизанская,  и  автор  «Совета  Иза-
бо  Баварской»,  причем  все  три  автора  подчеркивали  необходимость  избегать
«гнева  и  пристрастия»  при  вынесении  приговоров127.
 Еще  более  подробное  описание  габитуса  судьи  оставил  Жувеналь,  кото¬
рый  опирался  и  на  знание  норм  королевского  законодательства,  и  на  свой
собственный  опыт  службы128.  Он  не  уставал  привлекать  внимание  вершите¬
лей  королевского  правосудия  к  значению  беспристрастности,  считая  недо¬
пустимым  для  судьи  слишком  откровенно  выражать  на  лице  свои  эмоции,  по
которым  можно  заключить,  в  чью  сторону  он  клонится,  равно  как  и  манеру
поспешно  высказывать  свою  позицию,  в  гневной,  яростной  и  жесткой  мане¬
ре,  и  просто  неумение  выслушать  мнение  другого  человека,  что  в  его  пред¬
ставлении  противоречит  мудрости129.  Все  эти,  на  первый  взгляд,  кажущиеся
функциональными  замечания  о  манерах  и  поведении  служителей  власти,  тем
не  менее,  выстраиваются  в  четкую  тенденцию  складывания  новой  бюрокра¬
тической  этики,  в  которой  бесстрастие  было  возведено  в  особую  профессио¬
нальную  добродетель130.  В  этом  плане  классический  пассаж  из  Ж.  Мишле  о
внушающей  ужас  хладнокровной  и  планомерной  работе  «тиранов  Франции»
(легистов)  приобретает  новые  грани  смысла131.  Такой  поворот  темы  сущест¬
венно  корректирует  концепцию  Н.  Элиаса  о  взаимосвязи  государства  и  циви¬
лизации:  не  только  государство  формирует  новую  «цивилизацию  нравов»,  но
и  специфическая  профессиональная  дисциплина  и  «цивилизация»  чиновни¬
ков  строит  государство.
 127 	Бомануар  пишет  о  поведении  бальи:  «Li  baillis  qui  veut  droite  justice  maintenir  et  qui  a  les
vertus  qui  sont  dites...  il  est  sans  amour  et  sans  haine»  (Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.
T.  1.  P.  31).  Кристина,  ссылаясь  на  Сенеку,  предостерегает  от  излишней  эмоциональности  су¬
дей,  ибо  «человек  в  гневе  и  раздражении  не  видит  и  не  слышит,  не  понимает,  хотя  думает,  что
говорит  разумно».  Вновь  возникающая  здесь  тема  «разума»  как  мудрости  конкретно  прелом¬
ляется  в  особом  беспристрастии  судей  (Pisan  Ch.  de.  Livre  de  la  paix.  T.  2.  P.  94).  Автор  «Сове¬
та»  те  же  предписания  обращает  к  королю  как  к  верховному  судье:  «le  roy  estant  en  corroux  ou
fureur,  ne  doit  jamais  rien  juger  et  determiner»  (Advis.  P.  151.  N  97).  Здесь  гнев  также  исключает
мудрость.
 128 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Судьи  и  правосудие  во  Франции  XV  века  глазами  Жана
Жувеналя,  королевского  адвоката  //  Диалог  со  временем.  Альманах  интеллектуальной  исто¬
рии.  М.,  2001.  Вып.  7.  С.  270-272.
 129 	Он  даже  советовал  брату,  ставшему  канцлером,  последить  за  своим  лицом  перед  зерка¬
лом  и  научиться  владеть  эмоциями  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  30,  454-455,  468-469,
472).
 130 	О  важности  тенденции  рационализации  для  становления  бюрократического  поля  влас¬
ти  писал  П.  Бурдьё:  опираясь  на  выводы  Ж.  Дюби  о  значении  клерикального  изобретения,
учтивости,  для  построения  государства,  автор  видит  вклад  чиновников  в  формирование  ра¬
ционального  бюрократического  габитуса  и  в  том,  что  они  возвели  в  доблесть  «осторожность:
нужно  владеть  собой  и  эмоциональными  порывами,  действовать  здраво,  как  подсказывает  ра¬
зум  и  чувство  меры».  См.:  Бурдьё  П.  От  «королевского  дома»  к  государственному  интересу...
С.  279.
 131 	Он  точно  подметил  зарождающийся  новый  стиль  поведения  чиновников,  отличающий
их  от  прежних  слуг  короля.  См.:  Michelet  J.  Histoire  de  France.  T.  3.  P.  36-37.  О  внушающем
ужас  «холоде  государства»  писал  и  Р.  Мунье:  анонимный  закон,  коллегиальный  приговор  при¬
шли  на  смену  личным,  человеческим  контактам  и  связям.  См.:  Мунье  Р.  Убийство  Генриха  IV.
С.  344-345.
 378

И  последнее,  что  вытекает  из  бюрократического  габитуса:  формируется
новая  трактовка  понятий  «работа»  и  «труд».  Изначально  негативная  этимо¬
логия  слова  «труд»  (французское  travail  от  позднелатинского  tribalium  -  инс¬
трумент  пытки)  была  смягчена  под  воздействием  оформления  трехчастной
модели  устройства  общества,  в  каждой  из  трех  функций  которой  присутство¬
вал  король  и,  следовательно,  работа  приобретала  ценность  духовную,  соци¬
альную  и  политическую132.
 Понятие  «работа»  органично  вошло  в  профессиональную  этику  и  самои¬
дентификацию  служителей  королевской  власти.  В  текстах  королевских  ука¬
зов,  в  политических  трактатах  служение  чиновников  не  раз  обозначается  сло¬
вами  «труд»  (labeur,  travail)  и  «трудиться»  (labourer,  travailler)133.  Так  логика
становления  административного  аппарата  с  его  профессиональными  норма¬
ми  дисциплины  трансформировала  понятие  «службы»:  она  постепенно  вос¬
принимается  как  тяжелая  работа,  требующая,  помимо  навыков  и  знаний,  еще
и  физических  сил.  Вследствие  этого  традиционное  представление  о  совет¬
никах  короля  как  об  умудренных  опытом  мудрецах  дополняется  признанием
необходимости  для  них  и  трудоспособности134.  Да  и  в  процессе  типизации
требуемых  от  чиновника  качеств  мудрость  и  опытность  означали  также  и  ра¬
ботоспособность,  отсюда  проистекал  приоритет  в  продвижении  тех,  кто  не
по  годам  опытен,  а  возраст  в  иерархии  достоинств  чиновника  подразумевал
именно  срок  службы  и,  следовательно,  профессиональную  опытность135.
 Распространение  понятия  «работы»  на  институт  службы  отразило  изме¬
нение  самого  этого  института:  от  сеньориального  Совета  он  эволюциониро¬
вал  в  сторону  бюрократического  учреждения,  со  своими  правилами,  нормами
и  манерой  поведения.  Эти  новые  грани  политической  культуры  и  символи¬
ческого  капитала  верховной  власти  порождены  были  во  многом  бюрократи¬
ческим  габитусом  чиновников.  Причем  символическая  сторона  сопоставима
с  рациональной:  насаждаемый  нормами  дисциплины  образ  жизни  чиновника,
все  силы  и  время  отдающего  трудам,  граничил  с  утопией,  трудно  воплотимой
 132 	Об  этой  трансформации  и  реабилитации  труда  см.:  Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона».
С.  86-88;  Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.  151-153;  Le  Goff  J.  Le  travail  dans  les  systèmes  de
valeur  de  l’Occident  médiéval  //  Le  travail  au  Moyen  âge.  Une  approche  interdisciplinaire.  Louvain-
la-Neuve,  1990.  P.  7-21.  Jle  Гофф  отмечает  также  ростки  нового  отношения  к  труду  при  появле¬
нии  интеллектуалов.  См.:  Ле  Гофф  Ж.  Интеллектуалы  в  средние  века.  С.  76.
 133 	Например,  в  ордонансе  от  12  февраля  1320  г.  о  Следственной  палате  Парламента  го¬
ворится  так:  «rémunéré  de  son  labeur»  (ORF.  I.  734).  В  ордонансе  о  секретарях  Канцелярии
от  1465  г.:  «les  guerdonner  leurs  grandes  peine  et  travaulx  et  labeurs»  (ORF.  XVI.  336).  Филипп
де  Мезьер  сообщал  о  большом  объеме  «работы»  в  Парламенте  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  I.
P.  233);  в  «Сновидении  садовника»  автор  писал  о  «великих  трудах  и  деяниях»  служителей  ко¬
роны  (Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  120).
 134 	Характерна  в  этой  связи  трактовка  Кристиной  Пизанской  понятия  мудрости  старцев,
так  необходимой  для  «доброго  совета»:  ссылаясь  на  античную  традицию  (Аристотеля  и  Ци¬
церона),  она  говорит  о  двух  видах  старости  -  умудренности  опытом,  которой  можно  достичь
«не  по  годам»  рано,  и  просто  о  дряхлости  (Pisan  Ch.  de.  Le  livre  du  coprs  de  policie.  P.  34-35;
Eadem.  Le  livre  de  la  paix.  P.  74-75).
 135 	О  восприятии  чиновниками  службы  как  работы  свидетельстует  речь  Анри  де  Мар¬
ля,  избранного  канцлером  8  апреля  1413  г.  вместо  старого  Арно  де  Корби:  ссылаясь  на  биб¬
лейские  образцы  (Иеремия  и  Исайя),  он  говорил  о  готовности  отринуть  созерцательную
жизнь  (vaquer  à  contemplation)  ради  «работы  на  общее  благо»  (pour  labourer  au  bien  publique)
(JNB.  T.  2.  P.  129-131).
 379

в  реальности,  но  он  оправдывал  щедрое  вознаграждение  и  повышающий¬
ся  статус  королевских  должностных  лиц.  Такой  трактовке  службы  наиболее
адекватно  соответствует  веберовское  понятие  «Beruf»  (профессиональное
призвание136),  содержащее  в  себе  и  рациональное  восприятие  мирского  дол¬
га,  и  оправдание  материального  благосостояния,  и  нравственный  авторитет,
и  высокое  предназначение  службы  на  общее  благо.
 ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ  ЧИНОВНИКОВ
И  ПРИНЦИП  БЕСКОРЫСТИЯ  СЛУЖБЫ
 Объем,  структура  и  процедура  оплаты  королевских  должностных  лиц  яв¬
ляются  важнейшим  компонентом  формирования  государственного  аппара¬
та  и  складывания  нового  статуса  службы,  который  изначально  определялся
выплатой  жалованья  из  королевской  казны,  т.е.  самим  королем  из  его  орди¬
нарных  доходов  от  домена  и  регальных  прав,  а  не  на  счет  «управляемых»
(тяжущихся  сторон,  адресатов  королевских  писем  и  т.д.)137.  Хотя  по  мере
возрастающей  доли  в  доходах  короля  разнообразных  налогов  подданные,  по
сути,  были  принуждены  оплачивать  королевский  аппарат  и  поэтому  в  своих
жалобах  стремились  всячески  его  сократить,  сам  принцип  оплаты  через  по¬
средство  короля  ставил  чиновников  в  независимое  по  отношению  к  поддан¬
ным  положение.  Постепенно  жалованье  чиновников  стало  фиксированным  и
уже  не  зависело  от  воли  конкретного  монарха,  что  обеспечило  чиновникам
независимое  положение  по  отношению  в  том  числе  и  к  королю.
 Вторым  фактором  новизны  вознаграждения  чиновников  была  оплата  в
форме  денег,  а  не  земель,  откупа  части  регальных  прав  и  т.д.138  Такая  оплата
изначально  призвана  была  привязать  чиновника  к  персоне  монарха  и  не  допу¬
стить  инфеодации  должностей.  Наконец,  третьим,  важным  фактором  сдела¬
лась  неизменность  этого  фиксированного  денежного  содержания139.  Оплата
чиновников  никем  не  исследовалась  специально,  поскольку  считалась  вопро¬
сом  ясным.  Исключение  было  сделано  только  для  факта  фиксации  жалованья,
однако  никто  из  исследователей  не  объяснил  этот  феномен,  ограничиваясь
 136 	Вебер  М.  Протестантская  этика.  С.  94-96,  145-150.  Не  случайно  слову  Beruf  он  счи¬
тал  соответствующим  по  своему  этическому  содержанию  в  латинском  языке  слово  officium
(Там  же.  С.  148).
 137 	Об  оплате  чиновников  как  фундаменте  института  службы  см.:  Rigaudière  А.  Penser
et  construire  l’État.  P.  456-457.  Вознаграждение,  полученное  из  казны  (salarium  a  fisco  seu  а
publico),  делало  его  получателя  государственным  служащим  См.:  Rigaudière  A.  État,  pouvoir  et
administration.  P.  196.
 138 	Опосредованная  государственными  институтами  в  виде  денег  оплата  чиновников,  по
мнению  H.A.  Хачатурян,  изменила  природу  службы  в  административном  аппарате  и  преврати¬
ла  «служащих  в  чиновников»  {Хачатурян  H.A.  Власть  и  общество...  С.  175).
 139 	Здесь  необходимо  сразу  же  оговорить  следующее  обстоятельство:  жалованье  чиновни¬
ков  было  зафиксировано  не  в  реальных  монетах,  а  в  единицах  счета  или,  как  мы  бы  сейчас  ска¬
зали,  в  условных  единицах:  в  ливрах,  су  и  денье.  Ливр  равнялся  20  су,  су  -  12  денье  (т.е.  1  ливр
равнялся  240  денье).  Существовало  две  категории  условных  единиц  -  парижские  и  турские
монеты:  их  соотношение  -  4  парижских  денье  равнялось  5  денье  турских.  За  исключением
денье,  таких  денег  в  реальности  не  существовало.  Их  объем  менялся  в  соответствии  с  курсом
монет.  В  счетах  казны  указывался  только  общий  объем  выплат  в  условных  единицах,  который
пересчитывался  по  курсу  конкретных  монет.
 380

лишь  его  констатацией.  Как  следствие,  почти  все  сходились  на  парадоксаль¬
ном  выводе:  за  исключением  служащих  финансовых  ведомств,  служба  коро¬
не  Франции  впрямую  не  обогащала  человека,  и  оставалось  неясным,  зачем
же  люди  так  стремились  ее  получить140.  Случай  чиновников  финансовых  ве¬
домств  помогал  как  раз  это  объяснить:  ясно,  что  здесь  подразумевались  все¬
возможные  злоупотребления,  которые  и  обогащали,  и  стимулировали  жажду
должностей  в  обществе.
 Такое  мнение  прочно  опирается  на  многочисленные  свидетельства  совре¬
менников  о  злоупотреблениях  откупщиков  и  сборщиков  налогов,  ставших  си¬
нонимом  корысти,  и  кажется  вполне  аргументированным.  Однако  как  быть  с
остальными  ведомствами  и  службами  короны,  куда  люди  стремились  попасть
никак  не  меньше,  если  не  больше?  Объяснение  этому  феномену  исследовате¬
ли  находили  в  системе  привилегий,  королевских  даров  и  вершины  социаль¬
ного  успеха  -  в  доступе  во  дворянство.
 Не  ставя  под  сомнение  эти  доводы,  мне  представляется  оправданным  де¬
тально  рассмотреть  вопрос  о  содержании  чиновников.  Что  означала  и  к  ка¬
ким  последствиям  привела  его  ранняя  фиксация?  Почему  так  единодушно
критиковались,  в  основном,  откупщики  и  сборщики  налогов?  И  главное,  по¬
чему  служба  короне  Франции  не  обогащала  и  при  этом  неуклонно  делалась
все  более  привлекательной  и  вожделенной?  В  самом  названии  этого  раздела
сталкиваются  две,  казалось  бы,  противоречащие  друг  другу  темы,  -  реаль¬
ные  выгоды  и  принцип  бескорыстия  службы.  Именно  такой  путь  -  изучение
реальных  выгод  от  службы  в  контексте  идейно-этических  теорий  -  я  предла¬
гаю  для  разрешения  отмеченного  выше  парадокса.
 Вопрос  об  оплате  чиновников  довольно  сложен  и  запутан,  поэтому  ра¬
зумнее  проанализировать  его  последовательно  по  каждому  из  составляющих
компонентов.  И  начать  стоит  с  самого  простого  -  с  реального  объема  жалова¬
нья  служащих  короны  Франции,  которое  к  тому  же  далеко  не  всегда  упомина¬
ется  в  королевском  законодательстве,  что  весьма  знаменательно.
 Итак,  будем  следовать  сверху  вниз  по  иерархии  ведомств  и  служб.  Из  трех
ведомств,  на  которые  разделилась  Королевская  курия,  меньше  всего  места  в
королевских  указах  об  оплате  занимают  члены  Королевского  совета,  и  это
вполне  логично,  ведь  в  него  входили  по  большей  части  принцы  крови  и  знать,
разумеется,  без  жалованья,  а  также  главы  верховных  ведомств,  не  имев¬
ших  права  на  двойное  жалованье141.  Поэтому  плата  за  участие  в  заседаниях
 140 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  37-38.  Оплата  чиновников  считает¬
ся  поэтому  наименее  почетной  страницей  в  истории  Французской  монархии  (Lot  F.  et  Fawtier
R.  Histoire  des  institutions...  P.  360).  Редкие  исключения  -  Б.  Гене,  который  указал  на  реальные
выгоды  службы  (Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècles.  P.  282-283)  и  Д.  Рише,  квалифи¬
цировавший  государство  как  «золотое  дно»  (Richet  D.  La  France  moderne.  P.  81).  Со  своей  сто¬
роны,  П.  Бурдьё  не  уставал  подчеркивать,  что  «государство  -  прибыльное  дело»  и  показывать
разнообразные  возможности  чиновников  извлекать  выгоду  от  своего  «стратегического  поло¬
жения»,  называя  это  «институционализированной  коррупцией».  См.:  Бурдъё  П.  От  «королевс¬
кого  дома»  к  государственному  интересу...  С.  272-274.
 141 	Кстати,  именно  поэтому  численность  «прелатов,  герцогов  и  баронов»  из  числа  коро¬
левских  советников,  которым  позволено  было  приходить  на  заседания  Верховной  палаты  Пар¬
ламента,  никогда  не  фиксировалось,  поскольку  они  не  получали  за  это  никакого  жалованья,
что  было  закреплено  в  ордонансе  относительно  служб  Дома  короля  от  27  января  1360  (ORF.
 III. 	387  (N  3)).
 381

Королевского  совета  упоминается  всего  дважды:  в  формуляре  Одара  Мор¬
щена,  где  речь  идет  о  назначении  жалованья  советнику,  который  до  тех  пор
заседал  без  оплаты,  «ради  поддержания  его  статуса  и  помощи  в  больших  рас¬
ходах  и  тратах»,  и  в  кабошьенском  ордонансе,  где  сокращалась  численность
участвующих  в  Королевском  совете  секретарей.  Согласно  этим  сведениям,
советник  получал  фиксированную  плату  в  600  турских  ливров  в  год  вне  зави¬
симости  от  количества  посещений,  а  ведущий  протоколы  заседаний  Совета
секретарь  -  по  12  парижских  су  в  день142.
 Два  других  ведомства,  Парламент  и  Палата  счетов,  занимают  куда  больше
места  в  королевских  указах  об  оплате.  Жалованье  служителей  Парламента
оформилось  не  сразу:  с  1254  г.  Людовик  Святой  установил  им  по  10  париж¬
ских  су  в  неделю,  однако  с  начала  XIV  в.  они  оплачивались  поденно,  причем
в  зависимости  от  социального  статуса  служителя,  а  впоследствии  и  от  долж¬
ности.  Советник-мирянин  получал  по  10  парижских  су  в  день,  советник-кли-
рик  -  по  5.  Помимо  этого  им  выдавалось  ежегодно  по  две  мантии  или  их  де¬
нежный  эквивалент  (10-20  парижских  ливров),  а  также  по  20  парижских  су  на
Рождество  и  на  Троицу143.  Секретари  Парламента  получали  по  5  су  в  день144.
Наконец,  судебные  приставы  получали  по  2  су  в  день  и  100  су  в  год  за  ман¬
тию;  причем  тем,  кто  охранял  порядок  в  залах  во  время  судебных  слушаний,
жалованье  удваивалось145.  Президенты  получали  фиксированное  жалованье:
первый  президент  -  1  тыс.  ливров  в  год,  остальные  президенты  -  по  500  лив¬
ров.  Генеральный  прокурор  получал  400  парижских  ливров  в  год146.  В  этой
разнице  оплаты  президентов  и  советников  Парламента  отразился  принцип
 142 	Ordonnance  cabochienne.  P.  145  (N  219);  Morchesne  О.  Formulaire.  P.  345.  N  14.17:  «pour
lui  aidier  a  maintenir  son  estât  et  supporter  les  grans  fraiz  et  despens».  Назначение  члену  Королев¬
ского  совета  жалованья  могло  быть  вызвано  королевской  схизмой  и  существенными  матери¬
альными  потерями  сторонников  Карла  VII,  покинувших  Париж  и  лишившихся  имущества.  Но
и  раньше  отдельные  советники  получали  фиксированный  оклад,  который  являл  собой  чистый
дар  короля,  поскольку  его  размер  отражал  степень  благоволения  монарха.  См.  размеры  окладов
пяти  членов  Королевского  совета,  установленные  Филиппом  VI  Валуа:  Rapport  à  Philippe  VI
sur  l’état...  P.  390-391.  Ф.  Отран  утверждает,  что  член  Королевского  совета  получал  1  тыс.  лив¬
ров  в  год.  См.:  Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  435.
 143 	Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris...  P.  125.  12  февраля  1321  г.  был  издан  специальный
указ,  распространявший  и  на  служителей  Следственной  палаты  правило  выдачи  мантии  или
ее  денежного  эквивалента;  по  ордонансу  от  ноября  1364  г.  такая  же  оплата  в  10  парижских  су
за  день  работы  устанавливалась  и  для  служителей  Палаты  прошений  Дворца  (ORF.  I.  734-735;
 IV. 	508  (N  7)).
 144 	Их  жалованье  не  упоминается  в  ордонансах  о  Парламенте,  так  как  они  числились  за
Канцелярией,  но  оно  обнаружено  мной  в  двух  документах  -  списках  выплат  служителям  Кан¬
целярии  за  1329  и  1343  гг.  См.:  Langlois  Ch.  Textes  relatifs  à  Parlement.  P.  220  N  136;  ViardJ.
Gages  des  officiers...  P.  265.
 145 	Регламент  о  выплате  жалованья  приставам  Парламента  издан  29  января  1365  г.  и  под¬
твержден  в  указах  от  4  февраля  1458  и  26  июля  1467  гг.  (ORF.  IV.  603;  XIV.  448;  XVII.  5-6;
Langlois  Ch.  Textes  relatifs  à  Parlement.  P.  220;  Viard  J.  Gages  des  officiers.  P.  265).  Согласно  ис¬
следованию  Ф.  Обера,  в  1349  г.  приставы  получали  по  12  денье  в  день,  а  в  1454  г.  уже  по  2  су;
привратник  Дворца  в  Ситэ  тоже  получал  12  денье  в  день  (Aubert  F.  Les  huissiers  du  Parlement...
P.  372-373).
 146 	В  правление  Филиппа  IV  Красивого  было  два  председателя  с  жалованьем  в  400  ливров,
в  правление  Филиппа  VI  Валуа  (около  1343  г.)  -  уже  три  (двое  получали  по  500  ливров,  а  тре¬
тий  -  240  ливров).  См.:  Langlois  Ch.  Textes  relatifs  à  Parlement.  P.  218.  N  135;  Aubert  F.  Histoire
du  Parlement...  P.  147.
 382

гарантий  материального  благополучия  для  тех,  кто  прослужил  долго:  фикси¬
рованное  жалованье  президентов  было,  по  сути,  сходно  с  пожизненным,  пос¬
кольку  не  зависело  от  числа  дней  работы.  И  эта  разница  будет  характерна  для
всех  ведомств  и  служб,  что  свидетельствует  о  ее  универсальном  характере  и
важности  для  формирования  института  королевской  службы.  Со  второй  по¬
ловины  XIV  в.  появляется  и  жалованье  тех  членов  Парламента,  которые  оста¬
вались  в  Париже  на  время  вакаций  суда  и  продолжали  работу147.
 Помимо  заседаний  суда  чиновники  Парламента  проводили  и  расследова¬
ния  дел,  уезжая  далеко  и  надолго  из  Парижа  и  получая  за  эти  расследования
деньги.  Хотя  они  теряли  на  этот  срок  ординарное  жалованье,  оно,  по-види¬
мому,  с  лихвой  возмещалось  оплатой  расследований,  о  чем  свидетельствуют
постоянные  попытки  регулировать  очередность  комиссий  и,  в  целом,  свести
разъезды  к  минимуму148.  О  значимости  этой  статьи  доходов  парламентари¬
ев  свидетельствует  и  куда  большее  внимание  к  ней  как  в  королевском  зако¬
нодательстве,  так  и  в  общественном  мнении.  Так,  уже  первые  ордонансы  о
Парламенте  тщательно  регулировали  расходы  на  проведение  расследований:
с  собой  разрешалось  брать  столько  лошадей  и  слуг  (mesnies),  сколько  «сооб¬
разно  статусу»  парламентария,  и  «словно  бы  едут  по  своим  нуждам»  (propres
besoignes);  а  тратить  можно  было  в  день  40  су  «в  монете  той  области,  где  они
проводят  расследование»;  превышение  же  не  должно  было  составлять  боль¬
ше  60  су149.  В  фундаментальном  для  парламентской  корпорации  ордонансе  от
 11 	марта  1345  г.  оплата  расследований  занимает  значительное  место,  причем
статьи  о  расходах  предварены  ссылкой  на  жалобы  подданных,  вынужденных
отказаться  от  иска  из-за  его  дороговизны,  хотя  далее  регулируются  только
расходы  на  это  из  королевской  казны150.
 Показательно,  что  дважды  в  крупных  общественных  проектах  реформ,
в  Великом  мартовском  ордонансе  1357  г.  и  кабошьенском  ордонансе  1413  г.,
уделено  было  внимание  оплате  расследований  в  Парламенте  со  ссылкой  на
защиту  интересов  подданных.  Первые  статьи  об  этом  почти  целиком  повторя¬
ют  соответствующие  статьи  ордонанса  11  марта  1345  г.  -  то  же  ограничение
числа  лошадей,  как  и  оплаты;  фиксируются  и  расходы  судебных  приставов,
 147 	Согласно  очередному  указу  о  полномочиях  оставшихся  в  Париже  членов  Парламента
от  4  февраля  1458  г.  (повторено  в  указе  от  26  июля  1467  г.),  президенты  и  советники-миряне
получали  половину  своего  ординарного  жалованья,  а  советники-клирики  -  те  же  5  су  в  день;
приставы  получали  по  10  денье  в  день  (ORF.  XIV.  447-448;  XVII.  5-6).
 148 	Об  этих  заботах  Парламента  см.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.
С.  39-40.
 149 	Ордонанс  от  17  ноября  1318  г.  (ORF.  I.  675  (N  8)).  Следующий  ордонанс  о  Парламенте
от  декабря  1320  г.,  хотя  и  без  конкретных  цифр,  преследовал  ту  же  цель:  от  парламентари¬
ев  требовалось  четко  соблюдать  установленные  объемы  расходов  «согласно  статусу  персон»
(selon  la  qualité  des  personnes),  т.е.  разные  для  президентов  и  советников,  которые  секретарь
обязан  записать,  равно  как  и  дату  отъезда.  При  этом  рекомендовалось  не  отправлять  члена
Парламента  на  расследование,  которое  можно  было  сделать  силами  местных  сенешалей  и  ба¬
льи  (ORF.  I.  729  (N  11)).
 150 	Согласно  ордонансу,  комиссары  за  каждую  взятую  с  собой  лошадь  должны  были  по¬
лучать  10  су  в  день  (парижских  или  турских  в  зависимости  от  области  расследования);  но  не
более  шести  лошадей  (для  членов  Палаты  прошений  четырех  лошадей),  включая  тех,  на  кото¬
рых  поедут  их  клерки-писцы.  Жалованье  следователей  равно  ординарному:  10  парижских  су  в
день  (ORF.  И.  222  (N  5),  223  (N  1-2)).
 383

исполняющих  приговоры  Парламента  (8  су  в  день)151.  При  отсутствии  нов¬
шеств  в  плане  расходов  авторы  ордонанса  описывают  реальные  злоупотреб¬
ления,  упрекая  парламентариев  в  том,  что  они  берут  с  собой  по  четыре-пять
лошадей,  тогда  как  «едучи  по  своим  нуждам  и  за  свой  счет»  ограничиваются
двумя-тремя;  точно  также  приставы  «едут  на  двух  лошадях,  чтобы  получить
побольше  денег,  а  по  своим  нуждам  идут  часто  пешком  или  довольствуются
всего  одной  лошадью».  В  кабошьенском  ордонансе  уже  не  регулируются  рас¬
ходы  на  расследования,  а  речь  идет  исключительно  об  обязанности  короля  их
вовремя  и  полностью  оплачивать  «в  интересах  подданных»152.  В  используе¬
мой  в  обоих  ордонансах  риторике  обращает  на  себя  внимание  сопоставление
работы  чиновника  с  его  собственными  интересами,  которое,  хотя  и  было  про¬
диктовано  стремлением  ограничить  корысть  судейских  чинов,  однако  содер¬
жит  в  себе  важный  идейно-этический  компонент.
 Палата  счетов  имела  сложную  структуру  оплаты,  которой  уделено  боль¬
шое  внимание  в  королевских  указах,  где  также  прослеживается  стремление
сократить  расходы  казны.  Так,  уже  в  раннем  ордонансе  от  1320  г.,  где  еще  не
оговаривается  жалованье  чиновников,  упоминается  правило  -  клеркам  жить
в  домах  мэтров  Палаты  не  для  выгоды  последних,  а  для  выгоды  короля,  ибо
их  жалованье  не  позволяет  им  держать  дом  и  тратиться  на  расходы,  одежду,
слугу  и  лошадь,  но  при  этом  им  следует  поддерживать  честь  короля  и  служ¬
бы153.  Стоит  обратить  внимание  на  этот  контраст  между  скромной  оплатой
и  высоким  статусом  службы,  который  в  известном  смысле  станет  лейтмоти¬
вом  самоидентификации  служителей  короны  Франции  и  основой  их  претен¬
зии  на  привилегии.  Переходя  собственно  к  жалованью  членов  Палаты  сче¬
тов,  надо  заметить,  что  оно  было  чуть  выше,  чем  у  служителей  Парламента:
 12 	су  в  день  для  мэтров-клириков  и  16  -  для  мэтров-мирян;  некоторые  полу¬
чали  по  500-400  ливров  в  год,  а  клерки  -  по  6  су  в  день;  приставы  12  денье
в  день.  Первый  президент-клирик  получал  1  тыс.  ливров,  президент-миря¬
нин  -  800  ливров.  Кроме  жалованья,  им  выдавалась  ежегодно  мантия  или  ее
денежный  эквивалент  (80  ливров  президентам  и  мэтрам,  40  ливров  клеркам
и  секретарям).  В  середине  XV  в.  в  Палате  счетов  была  учреждена  должность
королевского  прокурора  с  фиксированным  жалованьем  в  200  ливров  в  год154.
С  середины  XIV  в.  и  вплоть  до  конца  исследуемого  периода  жалованье  чи¬
новников  Палаты  счетов  больше  не  повышалось  и  не  упоминалось,  скрытое
 151 	ORF.  III.  131  (N  12);  137  (N  30).  В  целях  сокращения  расходов  на  расследования  ордо¬
нанс  рекомендует  использовать  местные  кадры.
 152 	Речь  идет  о  выделении  ежегодно  из  штрафов  Парламента  1  тыс.  ливров  на  оплату
расследований  (Ordonnance  cabochienne.  P.  122-123  (N  197)).  Для  сравнения,  по  указу  Людо¬
вика  XI  от  4  октября  1461  г.,  Парламенту  в  Бордо  на  расходы  и  нужды  выдавалось  из  штрафов
ежегодно  300  турских  ливров  (ORF.  XV.  460—461).
 153 	«non  pas  pour  le  proffit  des  maistres,  mais  pour  le  proffit  du  roy,  car  ung  clerc  n’est  pas  tenu
que  il  ne  conviengne  que  l’en  lui  baille  despens,  robes,  varlet  et  cheval,  la  ou  il  peut  bien  despendre
tant  et  plus  que  ses  gaiges  ne  montent;  et  si  y  a  la  greigneur  partie  des  clercs  povres  qui  en  bonne
maniéré  ne  pourroient  pas  commancier  a  tenir  leur  ménagés  parmy  leurs  gaiges  a  l’honneur  du  roy  et
de  l’office»  (Les  Chambres  des  comptes...  P.  12).
 154 	Данные  почерпнуты  не  из  королевских  указов,  а  из  записей  о  расходах  казны,  состав¬
ленных  при  Филиппе  VI  Валуа  в  1329  г.  (Viard  J.  Gage  des  officiers...  P.  264-265).  Упоминание
 об 	оплате  королевского  прокурора  включено  в  ордонанс  от  23  декабря  1454  г.  (ORF.  XIV.  347
(N  49)).
 384

Дворец  (Правосудия)
в  Ситэ.  Современный  вид
 Дворец  в  Ситэ.  Миниатю¬
ра  XV  века.  «Роскошный
часослов  герцога  Бер-
рийского».  Месяц  июнь.
Братья  Лимбурги  (1413—
1416  гг.).  Шантильи.  Му¬
зей  Конде

Большая  зала  во  Дворце  в  Ситэ  со  статуями  королей.  Рисунок  Жака  Андруэ  дю  Серсо
XVI  века.  Музей  Карнавале
 Большая  зала,  или  Зал  потерянных  шагов  во  Дворце  (Правосудия)  в  Ситэ
Современный  вид

Часы  на  северо-восточной  башне  Дворца  в  Ситэ.  Первые  общественные  часы
в  Париже.  Установлены  по  приказу  короля  Карла  V  Мудрого  в  1370  г.  При  ко¬
роле  Генрихе  III  украшены  фигурами  Правосудия  и  Закона  (Жермен  Пилон).
Реставрированы  в  1843-1852  г.  Современный  вид

Статуя  Людовика  IX  Святого,  вершащего  суд  под  дубом.  Произведение  Эжена  Гийома,
1878  г.  Расположена  в  центре  галереи  Сен-Луи,  соединяющей  Кассационный  суд
с  Дворцом  (Правосудия)  в  Ситэ.  Современный  вид

Людовик  IX  Святой  провозглашает  ордонанс  1254  г.  о  реформе  администрации
на  заседании  Королевского  совета  с  участием  членов  Парламента.  Средневековая
миниатюра  из  «Книги  деяний  Людовика  Святого».  Фрагмент.  Национальная  библио¬
тека  Франции  (BnF).  Mss.  Fr.  2829.  F.  LVII  ou  59  v

Король  в  окружении  советников  и  чиновников.  Миниатюра  из  ордонанса
от  25  сентября  1443  г.  Национальные  архивы  Франции  (AN)  КК  889.  F.  17
 Карл  V  Мудрый.  Образ  идеального  правителя  -  мудреца  на  троне  и
«викария  Бога».  Средневековая  миниатюра  из  «Поликратика»  Иоанна
Солсберийского  в  переводе  Дени  Фульша.  BnF.  Mss.  Fr.  24287.  F.  2

Король  следит  за  работой  Палаты  счетов.  Средневековая  миниатюра
из  трактата  Анри  Бода  «О  жизни,  состоянии  и  нравах  короля
Карла  VII».  BnF.  Mss.  Lat.  6222  C.  F.  42  v

Король  принимает  регистр  из  рук  казначея.  Миниатюра  из  ордонанса
от  26  ноября  1447  г.  AN  КК  889.  F.  59

Проверка  счетов.  Помещение  Палаты  счетов  с  картиной  Распятия.
Миниатюра  из  регистра  Палаты  счетов.  Ок.  1508  г.  Национальные  архивы
Франции  (AN)
 м,
 Распятие  из  Парижского  парламента.  Фламандский  художник
(Андре  из  Ипра?).  Ок.  1449  г.  Масло  по  дереву.  Лувр

Клятва  верности  (оммаж)  английского  короля  Эдуарда  I  французскому  королю
Филиппу  IV  Красивому,  принесена  в  1286  г.  Изображение  этого  ритуала  на  средне¬
вековой  миниатюре  из  «Больших  Французских  хроник».  BnF.  Mss.  Fr.  6465.  F.  301  v

Торжественный  въезд  в  Париж  королевы  Изабо  Баварской  в  1389  г.  Миниатюра  XV  в.  из
«Хроник»  Жана  Фруассара.  British  Library.  Ms.  4379.  F.  3

Похороны  Карла  VI.  Президенты  Парламента  в  алых  мантиях  окружают  катафалк.
Миниатюра  из  «Хроники»  Жана  Шартье.  BnF.  Mss.  Fr.  2691.  F.  1

Торжественная  встре¬
ча  императора  Карла  IV
королем  Франции  Кар¬
лом  V  у  ворот  Сен-Мар-
тен  при  въезде  в  Париж
в  1378  г.  Первое  изобра¬
жение  чиновников  в  сви¬
те  короля  на  церемонии
extra  muros.  Миниатюра
Жана  Фуке  из  «Больших
Французских  хроник».
BnF.  Mss.  Fr.  6465.  F.  444
 Торжественный  въезд
Карла  VII  в  Руан.  Знаки
власти  в  процессии  фигу¬
рируют  отдельно  от  пер¬
соны  короля.  Миниатю¬
ра  из  «Краткой  хроники
королей  Франции».  BnF
Mss.  Fr.  4811.  F.  70  v

Надгробие  Филиппа  де  Морвилье.  Лувр
 Надгробие  Жана  Жувеналя  дез  Юрсена,  основателя  династии  королевских
чиновников,  в  соборе  Нотр-Дам  в  Париже

за  формулой  «обычное  жалованье,  права  и  выплаты»155.  Особняком  стоит
указ  о  порядке  оплаты  сверхурочной  работы  чиновников  Палаты  счетов,  по¬
скольку  она  определялась  там  не  в  единицах  счета,  а  в  монетах:  согласно  ему,
аудиторам  платили  по  7  флоринов  в  день,  а  клеркам  -  по  одному  полуфлори-
ну.  Жалованье  выплачивалось  два  раза  в  год,  а  в  случае  выплаты  из  налогов  -
четыре  раза  в  год156.
 Канцлер  как  глава  гражданской  администрации  имел  более  сложную
структуру  жалованья.  С  начала  XIV  в.,  как  впоследствии  и  главы  верховных
ведомств,  он  получал  фиксированное  жалованье:  сначала  1  тыс.  ливров,  за¬
тем  2  тыс.  ливров  в  год157.  Кроме  того,  ему  полагалась  мантия  четыре  раза  в
год  (на  Пасху,  на  Троицу,  на  день  Всех  святых  и  на  Рождество)  или  денежный
эквивалент  в  200  франков  и  несколько  лошадей.  Помимо  этого,  он  имел  право
на  дополнительную  оплату  своих  разнообразных  функций,  которая  входила
в  структуру  его  ординарного  жалованья.  Наконец,  в  знак  принадлежности  к
сотрапезникам  короля,  он  обеспечивался  едой  и  вином  из  королевских  закро¬
мов,  а  также  имел  право  на  отдельное  помещение  во  Дворце  в  Ситэ158.
 Что  касается  жалованья  нотариусов  и  секретарей  Канцелярии,  то  оно  сна¬
чала  составляло  6  су  в  день,  затем  -  10  су,  наконец,  12  су  в  день;  кроме  того,
они  получали  два  раза  в  год  мантию  (или  паллий)  или  их  денежный  эквива¬
лент  в  10  парижских  ливров.  Растопителям  воска  платили  13  денье  в  день,
затем  -  2  су  6  денье;  а  также  две  мантии  по  50  су  каждая159.
 Наконец,  обратимся  к  ведомствам,  связанным  с  финансами  короны.
В  Монетной  палате,  весьма  немногочисленной,  ординарное  жалованье  гене-
ралов-мэтров  монет  было  фиксированным  в  размере  200  парижских  ливров  в
год160.  В  столь  же  малочисленном  Казначействе  казначеи  получали  фиксиро¬
ванное  жалованье  в  600  ливров  в  год  плюс  по  6  су  в  день  за  каждого  из  клер¬
ков;  самим  же  клеркам  выделяли  те  же  6  су  в  день  и  раз  в  год  60  ливров  в  виде
пенсиона;  наконец,  меняла  получал  50  парижских  ливров  в  год161.  Однако  к
 153 	См.  ордонанс  от  28  августа  1350  г.:  «ad  vadia,  jura  et  emolumenta  consueta»  (ORF.  II.
 334).  Указ  от  30  августа  1350  г.  сохраняет  жалованье,  «коим  они  пользовались  в  правление
Филиппа  VI»  (ORF.  II.  335).  Регламент  о  порядке  выплаты  жалованья  Палате  счетов  от  дека¬
бря  1380  г.  упоминает  «ординарное  жалованье  и  права,  кои  они  привыкли  (acoustumé)  иметь
и  получать»  (ORF.  VI.  542);  то  же  в  ордонансе  от  7  января  1401  г.:  «gages  acoustumez»  (ORF.
VIII.  416  (N  19)).
 1э6 	Сначала  платили  на  Рождство  и  день  св.  Иоанна,  затем  -  1  января,  1  апреля,  1  июня  и
 1 	октября  (Jassemin  H.  Op.  cit.  Р.  79).
 157 	В  таком  виде  оно  фигурирует  в  списке  расходов  казны  за  1329  г.  См.:  ViardJ.  Gages  des
officiers...  P.  264.  Повторено  в  указе  о  назначении  Жана  де  Дормана  от  18  марта  1358  г.  вместо
смещенного  Штатами  Пьера  де  ла  Форе  и  в  указе  от  2  марта  1372  г.  о  новоизбранном  канцлере
Гийоме  де  Дормане  (ORF.  III.  212-213;  Morel  О.  La  grande  chancellerie...  P.  541.  N  34).  Оно  со¬
хранилось  в  неизменном  виде  и  в  середине  XV  в.,  о  чем  свидетельствует  трактат  Жувеналя  к
своему  брату,  ставшему  канцлером,  в  котором  упоминаются  те  же  2  тыс.  ливров  ординарного
жалованья  (Juvénal  des  Ursins  J.  Ecrits.  T.  1.  P.  448).
 158 	См.  перечень  структуры  его  вознаграждения:  BNF.  Clairambault.  823.  F.  22-23.
 159 	Эти  данные  почерпнуты  из  записи  казны  об  оплате  чиновников  и  из  указа  от  2  августа
1418  г.  (ViardJ.  Gages  des  officiers...  P.  264;  ORF.  X.  463-464).
 160 	Об  этом  жалованье  как  о  незапамятной  традиции  говорится  впервые  в  указе  от  17  мар¬
та  1452  г.  (ORF.  XIV.  191-192).
 161 	См.:  Viard  J.  Gages  des  officiers...  P.  265.  По  ордонансу  от  7  января  1401  г.  казначеям
было  запрещено  брать  пенсион  (6  су  за  каждого  клерка)  (ORF.  VIII.  415  (N  13)).
 13.  С.К.  Цатурова
 385

началу  XV  в.  жалованье  казначеев  возросло  до  1  тыс.  турских  ливров  в  год,
причем  сохранялись  и  иные  «мелкие  и  старинные  права»  (menuz  et  anciens
droiz)162.
 В  Налоговой  палате  президент  получал  фиксированное  жалованье  в  1  ты¬
сячу  турских  ливров  в  год,  а  генералы-советники  по  500  турских  ливров  в  год;
вскоре  им  так  же,  как  и  другим  служителям,  стали  выдавать  мантии;  совет¬
никам  по  делам  суда  налогов  платили  по  400  франков  (600  турских  ливров),
наконец  генеральному  сборщику  -  500  франков  в  год  163.  Когда  же  в  связи  с
трудностями  казны  жалованье  генералов-советников  было  сокращено  до  400
турских  ливров,  они  добились  возвращения  к  прежней  сумме,  ссылаясь  не
только  на  незапамятную  традицию,  но  и  на  высокий  статус  их  службы,  тре¬
бующей  «почета  и  уважения,  каковые  они  иначе  не  смогут  поддерживать»164.
Это  не  помешало  попытке  в  ходе  кабошьенского  восстания  сократить  жало¬
ванье  работников  Налоговой  палаты165.  Причем  эти  реформы  опирались  на
жесточайшую  критику  служителей  ведомства,  которая  отражена  и  в  «Хро¬
нике»  монаха  из  Сен-Дени.  Так,  автор  пишет  об  осуждении  в  ходе  заседа¬
ний  Штатов  1413  г.  чрезмерного  жалованья  представителей  финансовых  ве¬
домств:  якобы  генералы  финансов  получают  ежегодно  по  3  тыс.  экю  золотом
и  им  все  мало,  а  между  тем,  прослужив  два  года,  они  похваляются,  что  за¬
работали  по  12  тыс.  и  более  золотых  экю.  Такая  же  критика  звучала  и  в  ад¬
рес  служителей  Налоговой  палаты:  их  число  увеличилось  в  три  раза,  и  каж¬
дый  получает  по  600  ливров  в  год166.  Позднее,  31  августа  1415  г.  был  издан
специальный  указ  о  жалованье  генералов-советников  по  делам  налогов,  где
признавалось,  что  в  связи  с  возросшими  расходами  казны  оно  с  600  ливров
было  «по  их  согласию»  сокращено  до  400  ливров  в  год,  при  сохранении  еже¬
годного  ливрейного  одеяния  или  его  денежного  эквивалента  в  7  ливров  12  су
парижских.  Однако  эта  мера  имела  временный  характер,  и  данным  указом
подтверждались  их  гарантии  в  будущем  получить  все  причитающиеся  день¬
ги167.  Тем  не  менее  тенденция  к  увеличению  жалованья  «налоговиков»,  со¬
хранилась  и  в  дальнейшем:  когда  Людовик  XI  восстановил  упраздненный
им  поначалу  налоговый  суд,  он  впервые  учредил  также  должность  его  пре¬
зидента  и  назначил  ему  содержание  в  800  парижских  ливров168.  Наконец,  в
 162 	Оно  зафиксировано  в  ордонансе  от  7  января  1401  г.  и  в  кабошьенском  ордонансе  1413  г.
(ORF.  VIII.  412  (N  1);  Ordonnance  cabochienne.  R  4  (N  1)).
 163 	Rapport  au  Grand  Conseil...  R  63.  Указ  от  16  декабря  1394  r.:  «Livrée  de  Gands  fourrez,
chapeaux  de  Bievre  fourrez  et  autres  chapeux  de  Roses,  cousteaux  et  escriptoires  garnies  et  estoffées»
(ORF.  VII.  796).  Характерно,  что  эти  знаки  отличия  совпадают  у  служителей  Казначейства  и
Палаты  счетов.  Ордонансы  от  7  января  1401  и  7  января  1408  гг.  (ORF.  VIII.  412  (N  2-3);  413
(N  4);  IX.  282  (N  2)).
 164 	Указ  о  возвращении  прежнего  жалованья  издан  28  октября  1410г.:  «bonnement  et
honnorablement  vivre,  ne  maintenir  leur  estât  en  nostre  service»  (ORF.  IX.  550-551)
 165 	Президента  -  до  500  турских  ливров,  советников  -  до  300  турских  ливров  в  год
(Ordonnance  cabochienne.  R  41-43  (N  98-99)).
 166 	Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  4.  R  751,  761.  Точно  такая  же  критика  в  адрес
чиновников  финансового  ведомства  звучала  и  на  Генеральных  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  (Mas¬
selin  J.  Journal.  R  369).
 167 	Как  сказано  в  указе,  это  сокращение  было  сделано  за  пять-шесть  лет  до  этого,  однако
даже  установленное  жалованье  в  400  ливров  они  еще  не  получали  целиком  (ORF.  X.  241—
242).
 168 	Указ  от  3  июня  1464  г.  (ORF.  XVI.  210-212).  Президентом  стал  Жан  Эбер.
 386

«Рапорте  Королевскому  совету»  за  1468  г.  отмечается,  что  секретарь  налого¬
вого  суда  не  получает  вовсе  ординарного  жалованья,  а  королевский  адвокат
имеет  лишь  100  турских  ливров169.
 Помимо  служителей  верховных  ведомств,  находящихся  в  Париже,  в
структуру  налоговых  органов  входили  и  чиновники  на  местах,  прежде  все¬
го,  сборщики  налогов,  которые  становятся  постепенно  главными  объектами
общественного  внимания  и  критики.  Между  тем,  согласно  королевским  ука¬
зам,  их  ординарное  жалованье  составляло  100  турских  ливров  в  год170,  т.е.
не  слишком  высокое  в  сравнении  с  другими  и  к  тому  же  не  менялось  на  всем
протяжении  исследуемого  периода.  Жалованье  сенешалей  и  бальи  составля¬
ло  500-600  турских  ливров  в  год171.  К  этому  же  рангу  принадлежал  и  прево
Парижа,  который  получал  такое  же  жалованье172.  Что  касается  служителей
парижского  Шатле,  то  их  ординарное  жалованье  выглядело  следующим  об¬
разом:  аудиторы  получали  по  20  ливров,  а  советники  сначала  по  40  париж¬
ских  ливров  в  год,  в  XV  в.  -  по  60  ливров173.  О  содержании  сержантов  Шатле
не  говорится  ни  в  одном  из  указов,  однако,  вероятно,  его  можно  сопоста¬
вить  с  жалованьем  сержантов  в  других  административных  округах,  напри¬
мер,  в  Лане,  где  им  выдавали  фиксированно  10  парижских  ливров  в  год174.
Еще  одной  важной  королевской  службой  являлись  хранители  вод  и  лесов:
вначале  их  жалованье  состояло  из  10  су  в  день  плюс  100  ливров  в  год;  кроме
того,  оплата  разъездов  с  компенсацией,  сопоставимая  с  оплатой  комиссий  по
расследованиям  в  Парламенте  -  40  турских  су  в  день.  Однако  уже  при  Кар¬
ле  Мудром  оно  стало  строго  фиксированным:  вне  зависимости  от  количест¬
ва  дней  работы  и  с  учетом  всех  разъездов  оно  достигло  400  турских  ливров
в  год17\
 Оплата  работы  комиссаров-ревизоров  зависела  от  характера  доверенных
им  полномочий.  Впрочем,  в  начале,  как  и  в  оплате  комиссий  в  Парламен¬
те,  она  увязывалась  также  с  социальным  статусом  персон.  Так,  довольствие
 169 	Rapport  au  grand  Conseil...  P.  63.  Кстати,  адвокат  короля  в  Шатле  также  получал  жало¬
ванье  в  100  турских  ливров  в  год,  однако  в  кабошьенском  ордонансе  оно  сокращалось  до  этой
суммы  с  прежних  200  ливров  (Ordonnance  cabochienne.  P.  23  (N  35)).
 170 	Такое  жалованье  впервые  зафиксировал  ордонанс  от  ноября  1323  г.,  повторено  в  ка¬
бошьенском  ордонансе  как  традиционное  (ORF.  I.  778  (N  27);  Ordonnace  cabochienne.  P.  44  (N
101)).  При  этом  было  сказано,  что  сборщики  в  области  Турнэ  по  неизвестной  причине  получа¬
ли  по  600  франков  в  год  и  теперь  их  жалованье  уравнивалось  с  остальными  коллегами,  а  вы¬
данные  сверх  этого  деньги  подлежали  возвращению  в  казну  (Ordonnance  cabochienne.  P.  64-65
(N  124)).
 171 	Такое  жалованье  упомянуто  в  королевских  указах  всего  один  раз,  в  ордонансе  от  нояб¬
ря  1323  г.  (ORF.  I.  778  (N  27)).
 172 	ORF.  I.  778  (N  27).  Любопытно,  что  в  записке,  составленной  для  нового  короля  Филип¬
па  VI  Валуа  в  1329  г.  сказано,  что  прево  Парижа  получает  21  су  11  денье  в  день  и  имеет  к  этому
еще  в  год  160  парижских  ливров  (Viard  J.  Gages  des  officiers...  P.  240).
 173 	Viard  J.  Gages  des  officiers...  P.  240.  См.  указы  от  1328  (ORF.  II.  4  N  1)  и  сентября  1377  г.,
который  восстанавливал  жалованье  в  40  ливров  для  аудиторов  Шатле.  Он  был  издан  с  целью
отменить  практику  откупа  этих  должностей,  что  привело  к  неоправданному  увеличению  их
доходов  «к  скандалу  (esclande)  правосудия»  (ORF.  VI.  301-302).  Это  же  подтвердил  Регламент
о  Шатле  августа  1424-  мая  1425  г.,  составленный  чиновниками  Парламента  (ORF.  XIII.  89
(N  10)).
 174 	См.  указ  от  января  1372  г.  (ORF.  V.  449).
 173  Ордонанс  от  29  мая  1346  г.,  Регламент  от  сентября  1376  г.,  подтвержден  в  кабошьен¬
ском  ордонансе  (ORF.  II.  226  (N  5);  VI.  226  (N  2);  Ordonnance  cabochienne.  P.  156  (N  230)).
 13*
 387

комиссаров  по  делам  соли  определялось  строгой  социальной  иерархией:  пре¬
латы  и  другие  «более  почтенные  люди»  должны  были  получать  по  20  париж¬
ских  су  в  день;  «почтенные  люди»  (Гestât  de  la  personne  se  elle  est  honeste)  -
6  су  (парижских  или  турских  в  зависимости  от  области),  а  другие  «простые
персоны»  (et  autres  personnes  communes)  -  по  5  су  в  день.  Однако  вскоре  Рег¬
ламент  о  комиссарах-реформаторах  по  делам  евреев  1363  г.  отменил  все  эти
сословные  различия  и  установил  им  жалованье,  равное  членам  Парламента,
осуществлявшим  подобные  инспекции.  Позднее  оплата  членов  Палаты  сче¬
тов,  отправляемых  в  комиссии  по  делам  проверки  монеты,  составила  29  па¬
рижских  су  в  день176.
 Подводя  черту  под  представленной  схемой  размеров  ординарного  жало¬
ванья  королевских  должностных  лиц  в  столице  и  на  местах,  следует  отметить
несколько  сущностных  его  черт.  Во-первых,  оно  постепенно  перестало  зави¬
сеть  от  социального  статуса  лица  и  определялось  характером  исполняемой
службы,  что  уравнивало  служителей  короны  и  создавало  основу  для  форми¬
рования  социальной  группы.  Во-вторых,  жалованье  часто  определялось  ко¬
личеством  отработанных  дней  и  стимулировало  служебное  рвение  чиновни¬
ка.  В-третьих,  для  глав  ведомств  и  служб  оно  стало  с  определенного  момента
фиксированным,  что  не  только  гарантировало  материальное  благополучие
после  долгой  службы,  но  и  выражало  политический  вес  таких  персон,  по¬
скольку  они  использовались  в  важных  для  короны  поручениях  и  посольствах,
которые  не  оплачивались.  Наконец,  величина  жалованья  королевских  долж¬
ностных  лиц,  как  и  ординарная  численность,  была  в  определенный  момент
«заморожена»  и  не  возрастала  до  конца  исследуемого  периода,  что  явилось
одним  из  его  особенностей.
 Для  того  чтобы  понять  эту  особенность  и  ее  истинную  причину,  как  и  пос¬
ледствия,  стоит  задаться  вопросом  о  размере  в  целом  нагрузки  от  содержания
чиновников  на  королевскую  казну.  По  данным  Р.  Фоссье,  она  составляла  в
среднем  39%  от  всех  расходов  казны.  Учитывая  возрастающие  траты  на  веде¬
ние  войны  и  трудности  при  сборе  налогов,  нельзя  не  согласиться  с  Г.  Дюкуд-
реем,  что  это  было  достаточно  большое  бремя  и  всевозможные  новшества  в
процедуре  выплаты  имели  целью  облегчить  его177.  О  динамике  роста  объема
выплат  жалованья  чиновников  по  мере  увеличения  их  численности  можно
получить  некоторое  представление,  проанализировав  данные,  приведенные
Ш.  Ланглуа,  о  расходах  на  жалованье  служителей  Парламента  при  Филиппе  IV
Красивом  и  при  Филиппе  VI  Валуа  (1343  г.).  Согласно  этим  данным,  сум¬
ма  жалованья  советников  (клириков  и  мирян)  Верховной  палаты  возросла  с
2  тыс.  669  парижских  ливров  до  6  тыс.  35  ливров;  в  Следственной  палате  -
с  2  тыс.  32  ливров  8  су  до  9  тыс.  625  парижских  ливров;  в  Палате  прошений
Дворца  -  с  466  ливров  8  су  до  2  тыс.  460  парижских  ливров178.  Фиксация  на
целый  век,  т.е.  до  окончания  Столетней  войны,  размера  жалованья  чиновни¬
ков  была  вызвана  объективным  дефицитом  королевской  казны.  Это  обстоя¬
 176 	Указы  от  15  января  и  31  марта  1347  г.,  Регламент  от  20-21  октября  1363  г.,  указ  от  28  де¬
кабря  1385  г.  (ORF.  И.  287;  III.  641-642;  VII.  140-141).
 177 	Fossier  R.  La  société  médiéval.  P.  371;  Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement...  P.  158.
 178 	Cm.:  Langlois  Ch.  Textes  relatifs  à  l’histoire...  P.  218-219.  N  XXXV.  По  подсчетам  Ф.  Обе-
pa,  общая  сумма  жалованья  членов  Парламента  в  1361  г.  составляла  около  11  тыс.  парижских
ливров  в  год.  См.:  Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris...  P.  126.
 388

тельство  во  многом  определило  специфику  оплаты  в  исследуемый  период,
сыгравшую  важную  роль  в  формировании  института  государственной  служ¬
бы,  поскольку  потребовалось  обосновать  и  утвердить  в  общественном  созна¬
нии  необходимость  оплаты,  равно  как  и  выработать  новые  ее  процедуры,  ко¬
торые  способствовали  автономизации  королевской  администрации.
 Формализация  процедуры  выплаты  жалованья,  которое  из  дара  и  милос¬
ти  короля  постепенно  трансформируется  сначала  в  его  обязанность,  а  потом
и  вовсе  отделяется  от  воли  монарха,  начинается  достаточно  рано179.  Уже  к
началу  XIV  в.  королевские  указы  на  эту  тему  содержат  формулировки,  за¬
крепляющие  ее  опосредованный  государственными  институтами  и  независи¬
мый  от  персоны  монарха  характер.  Так,  указ  Филиппа  V  Длинного  от  апреля
1320  г.  устанавливал  выплату  канцлером  жалованья  нотариусам  и  секретарям
в  виде  правила,  уже  не  нуждающегося  в  дальнейших  подтверждениях  от  ко¬
роля180.  Аналогичным  образом  процедура  выплаты  жалованья  членам  Парла¬
мента  была  установлена  ордонансом  от  12  февраля  1320  г.181  Со  второй  по¬
ловины  XIV  в.  бюрократизация  процедуры  выплаты  жалованья  выражается
в  ссылках  на  ее  незапамятность  и  освященность  обычаем:  «выплачивать  жа¬
лованье  как  привыкли  (acoustumé)  получать  и  иметь»;  «не  возобновляя  каж¬
дый  год  указа»,  «для  тех,  кто  служит  постоянно  и  ординарно  и  кто  издавна
(d’ancienneté)  оплачивался  из  нашей  казны»182.  Жалованье  ординарных  чи¬
новников  приобретает  регулярный  характер  и  закрепляется  в  качестве  обя¬
зательной  статьи  расходов  королевской  казны,  которая  уже  не  требует  новых
распоряжений  от  короля  и,  таким  образом,  выходит  из  сферы  его  влияния.
 Еще  одной  чертой,  свидетельствующей  о  формализации  процедуры  вы¬
платы  жалованья  чиновникам,  становится  со  временем  отсутствие  упомина¬
ний  о  его  величине.  Мы  уже  обращали  мимоходом  внимание  на  это  обсто¬
ятельство.  Здесь  же  отметим  еще  раз:  с  середины  XIV  в.  формулы  оплаты
ординарных  чиновников  больше  не  содержат  данных  о  величине  жалованья,
ограничиваясь  ссылкой  на  традицию183.  То  же  самое  правило  распространи¬
лось  со  временем  и  на  получаемое  чиновниками  ливрейное  одеяние  или  его
 179 	Жалованье  по  сути  становится  неотделимо  от  должности  и  именуется  «gages  perpetuels».
См.  пояснение  Ленена:  AN  U  514.  F.  3.
 180 	«Quin  potius  cupientes  illam  vim  habere  perpetue  firmitatis...  premissa  solvat  et  solvi  faciant
absque  difficultate  et  alterius  expectatione  mandati»  {Morel  О.  La  grande  chancellerie  royale...
P.  487.  N  3).
 181 	Ордонанс  предписывал  казначею  отныне  платить  им  жалованье  «без  отсрочек  (sans
demeure)»,  регулярно  из  месяца  в  месяц  (ORF.  I.  734-735).
 182 	См.  Регламент  о  выплате  жалованья  служителям  Палаты  счетов  от  декабря  1380  г.;
ордонанс  от  1  марта  1389  г.  о  домене,  где  устанавливалось  правило  ежегодно  обновлять  и  под¬
тверждать  размеры  жалованья  для  всех  служителей  короны,  кроме  ординарных  (ORF.  VI.  542;
 VII. 	240  (N  7)).
 183 	В  ордонансе  от  11  марта  1345  г.  о  жалованье  членов  Парламента  сказано  лишь  «gaiges
accoustumez»  (ORF.  II.  220  (N  1));  повторено  в  Регламенте  о  Парламенте  от  5  февраля  1389  г.
(ORF.  VII.  224  (N  1));  в  большом  ордонансе  от  5  февраля  1389  г.  о  сокращении  численности
чиновников  и  об  их  оплате  фигурирует  gaiges  anciens  (ORF.  VII.  175  (N  3));  в  ордонансе  о
реформе  правосудия  от  1454  г.  о  жалованье  чиновников  на  местах  сказано  «gages  accoustumé
d’ancienneté»;  при  переназначении  Людовиком  XI  состава  Парламента  8  сентября  1461  г.  ого¬
ворено  и  его  жалованье,  «кое  они  и  их  предшественники  (predecesseurs)  привыкли  иметь  и
получать  в  прошлом»  (ORF.  XV.  14).
 389

денежный  эквивалент:  оно  также  закрепилось  за  теми,  кто  его  имел  «издав¬
на»  (d’ancienneté),  без  точного  перечисления  всех  чинов184.
 Наконец,  закрепляет  формализацию  процедуры  выплаты  жалованья  сама
ее  институционализация:  жалованье  -  это  не  дар  из  рук  короля,  а  выдача  де¬
нег  из  ведомства  короны.  Вначале  таким  ведомством  являлась  Денежная  палата
Дома  короля,  поскольку  все  должностные  лица  изначально  принадлежали  к  ко¬
ролевскому  двору.  Однако  затем  выплаты  начинают  производиться  через  Каз¬
начейство.  Наконец,  над  ведомством  казны,  которое  лишь  исполняет  предпи¬
сания,  появляется  контролирующий  орган  -  Палата  счетов,  которая,  отвечая  за
сохранность  королевского  домена,  регулирует  и  все  статьи  расходов,  а  значит,
и  целиком  выплату  жалованья  королевским  должностным  лицам.
 Связка  -  Палата  счетов/Казначейство  -  установилась  в  процедуре  выпла¬
ты  жалованья  всем  ординарным  чиновникам:  первая  проверяла  правильность
и  достоверность  намечаемых  к  выплате  сумм,  а  второе  только  выдавало  кви¬
танции  на  получение  этих  денег185.  В  этом  плане  наиболее  показателен  при¬
мер  Канцелярии:  канцлер  и  его  ведомство  изначально  входили  в  структуру
придворных  служб  и  потому  оплачивались  в  Денежной  палате.  Однако  уже  к
середине  XIV  в.  они  переходят  под  власть  Палаты  счетов,  которая  дает  сан¬
кцию  на  выплату  им  жалованья186.  Знаменательно,  что  Парламент  с  начала
XIV  в.  оплачивался  только  и  исключительно  под  контролем  Палаты  счетов  и
через  Казначейство187.  А  такой  способ  еще  сильнее  подчеркивал  публично¬
правовой  характер  ведомств,  отделяя  их  от  служб  Дома  короля.
 О  том  же  свидетельствуют  изменения,  которые  претерпевает  выплата  жа¬
лованья  чиновникам  на  местах.  Как  мы  помним,  сенешали  и  бальи  в  наи¬
большей  степени  контролировались  на  предмет  их  «независимости»  от  ме¬
ста  службы.  К  изначальным  запретам  на  «врастание»  в  местные  структуры
вскоре  добавилось  и  запрещение  брать  жалованье  из  собираемых  домениаль-
ных  доходов:  с  середины  XIV  в.  сенешали  и  бальи  обязаны  были  получать
жалованье  только  и  исключительно  из  рук  королевского  сборщика  в  данном
округе188.
 Аналогичный  процесс  наблюдается  и  в  других  королевских  органах  па¬
раллельно  с  возникновением  новых  ведомств.  Так,  королевские  нотариусы,
получавшие  изначально  жалованье  через  сборщиков  королевских  доходов  на
 184 	Это  ограничение  круга  получателей  мантий  повторено  дважды:  в  ордонансах  от  7  ян¬
варя  1401  и  7  января  1408  гг.  (ORF.  VIII.  415  (N  И);  IX.  284  (N  10)).
 185 	О  такой  связке  для  всей  структуры  ведомств  и  служб  впервые  упоминает  ордонанс  от
 13 	июля  1381  г.  о  сокращении  численности  должностных  лиц  (ORF.  VI.  605-606).
 186 	Еще  согласно  ордонансу  1320  г.  нотариусы  и  секретари  оплачивались  в  Денежной  па¬
лате  (Morel  О.  La  grande  chancellerie  royale...  R  487.  N  3),  но  уже  по  указу  от  21  сентября
1343  г.,  после  тотальной  проверки  Парламентом  на  предмет  профессиональной  состоятельно¬
сти,  они  регистрируются  в  Палате  счетов  (ORF.  II.  190).
 187 	Ордонансы  от  декабря  1320  и  12  февраля  1321  гг.  о  Парламенте  особо  подчеркивали
это  право  каждой  из  трех  палат;  указ  от  28  января  1372  г.  закрепил  его  и  за  тремя  секретарями
верховного  суда  (ORF.  I.  730-732  (N  2,  4,  7);  734-735;  V.  579).  Во  второй  половине  XV  в.  и  слу¬
жители  Палаты  прошений  Дома  оплачивались  менялой  Казначейства  (AN  U  501.  F.  202).
 188 	См.  ордонанс  1362-1363  гг.;  норма  повторена  в  Регламенте  от  20  октября  1367  г.,  где
четко  прописывалась  иерархия  выплат  из  собранных  сборщиком  доходов:  жалованье  бальи
идет  на  третьем  месте  после  оплаты  укрепления  замков  и  крепостей  и  после  фьефов,  милосты¬
ни  и  рент  (ORF.  IV.  412  (N  14);  V.  81).
 390

местах,  к  середине  XIV  в.  переводятся  на  оплату  в  ведомство  казны189.  Со¬
гласно  Од  ару  Моршену,  к  XV  в.  появилась  разница  в  оплате:  «домениаль-
ные»  чиновники,  как  то  бальи  и  сенешали,  королевские  прокуроры,  орди¬
нарные  сборщики,  хранители  и  сержанты  вод  и  лесов,  мэтры  ворот  и  другие,
оплачивались  в  Казначействе  через  посредство  Палаты  счетов;  а  налоговые  -
хранители  соляных  амбаров,  элю,  сборщики  податей,  контролеры,  сборщики
тальи  и  субсидий  -  посредством  генералов  или  комиссаров  по  делам  финан¬
сов,  т.е.  в  Налоговой  палате190.
 Установившаяся  процедура  была  строго  формализована  и  опосредована
ведомствами,  препятствуя  произвольному  распоряжению  денежными  средс¬
твами  короны.  Не  случайно  пресекались  любые  попытки  непосредственного
участия  чиновников  в  распределении  сумм  для  получения  жалованья.  Это
стало  особенно  важно  после  введения  правила  его  выплаты  из  присужденных
штрафов,  композиций  и  других  сборов.  Об  этом  свидетельствует  ордонанс
от  25  сентября  1361  г.,  категорически  запретивший  появившуюся  практику
брать  жалованье  непосредственно  из  «результатов  работы».  Отныне  все  «са¬
мовольные»  сборщики  штрафов  отстранялись,  а  их  обязанности  передава¬
лись  сборщикам  Казначейства,  призванным  сдавать  все  деньги  в  казну,  а  всем
чиновникам  запрещалось  получать  жалованье  от  кого-либо,  кроме  казначеев
в  Париже  или  ординарных  сборщиков  на  местах191.
 Автономизация  процедуры  оплаты  чиновников  от  персоны  монарха  на¬
шла  еще  одно  выражение:  постепенно  она  начинает  контролироваться  и  опре¬
деляться  ими  же  самими.  Прежде  всего,  это  отражалось  в  принципе  оплаты  за
количество  отработанных  дней,  за  точностью  которых  обязаны  были  следить
сами  ведомства:  в  ордонансах  неизменно  присутствует  требование  платить
только  тем,  кто  постоянно  служит  (servans  continuellement).  Ответственность
за  соблюдение  этого  возлагалась  на  Палату  счетов  и  Казначейство192,  равно
как  и  в  деле  оплаты  комиссаров-ревизоров:  она  должна  была  производить¬
ся  только  после  сдачи  ими  отчета  о  проделанной  работе  и  затратах  на  нее,
которые  жестко  контролировались  служителями  Палаты  счетов193.  Наконец,
чиновники  в  ряде  случаев  сами  определяли  размер  вознаграждения  за  ту  или
иную  службу.  Так,  оклад  нотариусов  и  секретарей  Канцелярии  должен  был,
 189 	Ордонанс  от  8  апреля  1342  г.  (ORF.  II.  174  (N  1)).
 190 	Morchesne  О.  Formulaire.  R  210.  N  7.1  l.b.
 191 	Ордонанс  касался  Парламента,  сенешалей  и  бальи,  комиссаров  (ORF.  III.  523).
 192 	См.  ордонанс  о  домене  от  1  марта  1389  г.  (ORF.  VII.  240  (N  9)).  16  января  1419  г.  был
издан  специальный  указ:  Палате  счетов  и  Казначейству  не  платить  тем,  кто  фактически  от¬
сутствует  (уезжает  из  Парижа  по  своим  или  иным  делам  или  в  комиссии)  и  при  этом  получает
жалованье,  «что  противно  разуму,  инструкциям  и  клятве».  «Никому,  о  ком  узнаете,  что  он  не
служит  лично,  не  платите»,  -  требует  король  и  «для  памяти»  предписывает  зарегистрировать
указ  в  Регистрах  и  Книгах  Палаты  счетов,  Казначейства  и  на  местах  (ORF.  X.  505).  Когда  ко¬
ролевские  привилегии  чиновникам  позволяли  получать  жалованье  вне  зависимости  от  того,
служат  они  или  нет  (absens  comme  presens),  это  приводило  к  напряженности  внутри  ведомств,
снятию  которой  служат  указы  (от  26  июля  1467  и  6  февраля  1468  гг.)  платить  сначала  тем,  кто
работал,  а  затем  -  всем  остальным  (ORF.  XVII.  2-3,  68-69).
 193 	Самый  первый  такой  указ  был  издан  15  апреля  1331  г.  (ORF.  II.  65)  Во  время  упоминав¬
шегося  конфликта  из-за  оплаты  комиссии  генералов-мэтров  монет  1385  г.  король  санкциони¬
ровал  право  Палаты  счетов  «устанавливать  им  такую  оплату  (sallaires),  какую  она  посчитает
по  совести  за  эту  службу,  учитывая  статус  персон  (eu  regart  à  leurs  personnes  et  estaz)»  (указ  от
 28 	декабря  1385  r.)  (ORF.  VII.  140-141).
 391

согласно  ордонансу  1318-1319  гг.,  устанавливать  сам  канцлер  в  Палате  сче¬
тов  и  под  ее  контролем;  а  мэтры  вод  и  лесов  все  в  том  же  ведомстве  обязаны
были  сами  вычислять  собственное  вознаграждение;  в  кабошьенском  ордона¬
нсе  размер  жалованья  виконтов  надлежало  устанавливать  членам  Большого
совета  и  Парламента  с  учетом  статуса  (les  estaz)  виконтства194.  В  еще  боль¬
шем  объеме  правом  определять  и  устанавливать  размер  жалованья  чиновни¬
ков  на  местах  обладали  королевские  комиссары-ревизоры195.
 Как  видим,  формализация  процедуры  оплаты,  а  именно  получение  жа¬
лованья  только  через  посредство  Казначейства  и  Палаты  счетов,  способст¬
вовала  восприятию  ее  как  обязанности  короны,  что  сыграло  важную  роль  в
оформлении  статуса  королевских  должностных  лиц196.  Об  этом  свидетель¬
ствует  внимание,  которое  уделяла  высшая  власть  именно  данной  статье  рас¬
ходов  казны,  ставя  ее  в  ряд  самых  неотложных  и  неприкосновенных  выплат
даже  в  кризисные  периоды  нехватки  денег.  Уже  к  середине  XIV  в.  в  связи  с
растущими  расходами  на  ведение  войны,  когда  впервые  со  всей  очевидно¬
стью  обозначился  этот  кризис,  издавая  26  сентября  1355  г.  указ  о  приоста¬
новке  на  полгода  выплат  по  всем  долгам  короны,  Иоанн  II  Добрый  исключил
из  его  действия  жалованье  чиновников,  причем  не  только  ординарных,  но  и
экстраординарных197.  Позднее  регламент  о  выплатах  из  казны  от  домениаль¬
ных  поступлений  четко  зафиксировал  жалованье  королевских  чиновников  в
качестве  обязательной  статьи  расходов  с  характерным  определением:  «ста¬
ринные  и  обязательные»  (anciens  et  nécessaires)198.  В  кабошьенском  ордонан¬
се  жалованье  фигурирует  наряду  с  оплатой  фьефов,  раздачей  милостыни  и
восстановлением  замков-крепостей199.  Знаменательно,  что  первый  же  указ
короля  «соединенного  королевства»  Франции  и  Англии  Генриха  VI,  перена¬
значавший  всех  должностных  лиц,  содержал  строгое  предписание  «казна¬
чеям  и  распорядителям  финансов»  выплатить  жалованье,  несмотря  на  значи¬
тельность  сумм  и  текущие  большие  расходы  казны200.
 194 	ORF.  I.  660  (N  23),  662  (N  46);  Ordonnance  cabochienne.  P.  108  (N  182).
 195 	См.  указ  от  6  апреля  1374  23  апреля  1380,  26  января  1383,  28  февраля  1389,  И  апреля
 1390 	гг.  Везде  фигурирует  право  «de  tauxer  gaiges  raisonnables  ausdiz  officiers»  (ORF.  VI.  467-
468,  514,  705-706;  VII.  228-229,  336-337).
 196 	Об  обязательном  характере  этой  статьи  расходов  казны  красноречиво  свидетельству¬
ет  и  наименование  того  векселя  (cedule),  который  сдавался  Парламентом  в  Палату  счетов  -
«Debentur»  по  первому  слову.  См.  подробнее:  AN  U  514.  F.  313.
 197 	ORF.  III.  15.  Жалованье  чиновников  поставлено  в  один  ряд  с  оплатой  содержания  сту¬
дентов  и  бедных  клириков.
 198 	Ордонанс  от  февраля  1379  г.  (ORF.  VI.  381  (N  8)).  В  состав  ординарных  выплат,  обяза¬
тельных  для  исполнения  сборщиком  казны,  входили  фьефы,  милостыня,  жалованье  чиновни¬
ков,  восстановление  замков,  домов  и  крепостей,  рынков,  печей,  мельниц  и  других  строений.
Этот  список  первостепенных  расходов,  похоже,  превратился  в  норму,  судя  по  указу  Карла  VII
от  30  января  1456  г.,  где  король  возмущался  оплатой  иных  статей,  прежде  чем  погашены  пол¬
ностью  ординарные  статьи,  а  раздача  милостыни  и  оплата  работы  должностных  лиц  названы
главными  заботами  короны:  «les  choses  divines  doivent  estre  préférées  aux  terriens...  premierement
gages  des  officiers»  (ORF.  XIV.  370-371).
 199 	Ordonnance  cabochienne.  P.  6  (N  4).
 200 	Указ  от  5  декабря  1422  г.  (ORF.  XIII.  8-9).  Судя  по  сохранившимся  спискам  расхо¬
дов  казны,  на  первых  порах  это  указание  соблюдалось.  См.  список  за  январь  1422  -  декабрь
1424  гг.  В  апреле  1422  г.  общая  сумма  выплат  жалованья  только  чиновникам  Парламента  со¬
ставила  12  тыс.  667  ливров  12  су  и  7  денье  парижских.  См.:  Rittiez  G.  Extraits  du  Journal  du
Trésor.  P.  476-477.
 392

Фиксация  численности  ординарных  чиновников  привела  к  росту  количес¬
тва  экстраординарных  должностных  лиц,  что  создавало  известное  напряже¬
ние  при  оплате  их  службы.  Поэтому  ряд  указов  середины  XV  в.  настоятель¬
но  предписывал  строгую  очередность  в  этом  отношении:  сначала  следовало
полностью  выплатить  жалованье  ординарным,  и  лишь  затем  экстраординар¬
ным  чиновникам201.  В  кризисные  годы  господствовало  правило  платить  вна¬
чале  тем,  кто  работал,  а  затем  -  всем  остальным  (пожизненное  жалованье,
участие  в  миссиях  короля  и  т.д.)202.
 Такое  правило  приобретает  особую  весомость  на  фоне  постоянной  не¬
хватки  денег  в  казне,  что  вынуждало  корону  идти  на  всевозможные  ухищ¬
рения,  но  расплатиться  с  чиновниками  целиком  и  полностью.  Так  начинает
складываться  новая  форма  их  оплаты,  стимулирующий  служебное  рвение  ха¬
рактер  которой  очевиден.  Но  в  ней  имелась  и  еще  одна,  куда  более  сущест¬
венная  сторона  -  усиление  автономизации  ведомств,  «работающих  на  себя».
Парламент  достаточно  рано  получил  право  на  жалованье  из  поступающих  в
казну  денег  от  присужденных  им  штрафов  и  судебных  издержек.  При  этом
цель  такого  принципа  оплаты  была  выражена  предельно  ясно:  «дабы  люди
Парламента  были  более  заинтересованы  и  прилежны  в  работе»  (soient  plus
curieus  et  diligenz  de  besoigner)203.  Позднее  данный  порядок  был  закреплен
в  виде  детальной  фиксации  процентов  от  подобных  поступлений  по  каждо¬
му  из  сенешальств  и  бальяжей  королевства204.  Серия  указов  Карла  V  под¬
твердила  этот  принцип  оплаты  из  штрафов  и  других  поступлений  от  судеб¬
ных  решений  Парламента,  «дабы  постоянно  и  прилежно  работали»  (continuo
intersint  et  fideliter  laborant)205.  Так,  весной  1366  г.  нехватка  денег  на  указан¬
ные  нужды  стала  предметом  обсуждения  на  Королевском  совете,  проходив¬
шем  в  Палате  счетов  с  участием  канцлера,  принцев  крови  и  знати,  а  также
членов  Парламента,  которым  корона  задолжала  за  три  месяца.  В  результате
было  предложено  взять  недостающие  деньги  из  внесенного  в  виде  штрафа  за
совершенные  ошибки  в  «деле  монеты»  залога  (pleiges)  от  Шарля  и  Никола
 201 	Об  этой  очередности  говорится  в  следующих  указах:  от  12  ноября  1465  г.  об  оплате
Парламента  в  Париже,  от  15  мая  1466  г.  о  назначении  экстраординарного  королевского  адвока¬
та  в  налоговый  суд,  от  9  ноября  1467  г.  об  оплате  служителей  налогового  суда  (ORF.  XVI.  439,
480-482;  XVII.  31-33).
 202 	Ряд  решений  Парламента  в  Париже  и  в  Пуатье  категорично  отстаивает  эту  норму:  пла¬
тить  только  тем,  кто  реально  персонально  служил  (AN  U  514.  F.  62-63).  См.:  8  марта  1438  г.
Парламент  отказал  в  жалованье  Гийому  Ле  Туру,  хотя  тот  исполнил  разные  миссии  по  приказу
короля,  пока  не  будет  целиком  уплачено  президентам  и  советникам,  «кто  постоянно  работал»
(AN  U  2021.  F.  314).
 203 	Ордонанс  декабря  1320  г.  о  Парламенте  и  указ  от  12  ноября  1323  г.  о  порядке  выплаты
жалованья  из  штрафов  (gages  sur  les  expiez  et  amendes).  Этот  принцип  был  сразу  же  распро¬
странен  на  провинциальные  парламенты  по  мере  их  создания,  например  на  Парламент  в  Тулу¬
зе  (ORF.  I.  730  (N  15),  810;  XIII.  354-355;  AN  U  514.  F.  7).
 204 	Регламент  от  7  апреля  1361  г.  (ORF.  III.  482).  Следует  отметить,  что  этот  порядок  не¬
укоснительно  соблюдался.  Так,  в  период  англо-бургиньонского  правления  в  Париже,  когда  не¬
выплата  жалованья  чиновникам  Парламента  вылилась  в  политический  конфликт,  такие  от¬
числения  от  поступлений  в  казну  из  бальяжей  и  сенешальств  по-прежнему  осуществлялись  и
поддерживали  парламентариев.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  172-185,  особ.  174.
 2(Ь  Указ  о  секретарях  был  издан  28  января  1373  г.,  а  для  всего  Парламента  -  28  мая  1373  г.
(ORF.  V.  579-580,  613-614).
 393

Избарр206.  Указ  от  28  мая  1373  г.  также  обязал  менялу  казны  Пьера  де  Ланда
выплачивать  жалованье  членам  Парламента  из  поступающих  в  казну  денег
от  вынесенных  ими  приговоров  и  присужденных  штрафов207.  Аналогичный
порядок  действовал  и  в  Палате  счетов:  жалованье  ее  служителей  выплачива¬
лось  из  процентов  от  сборов  и  поступлений  в  казну  после  проверки  счетов
(Lettres  et  Capiatis)208.
 Столь  же  «доброй  традиции»  короны  Франции  -  выискивать  любые  воз¬
можности,  но  платить  жалованье  чиновникам,  следовала  администрация
Карла  VII  в  период  королевской  схизмы,  когда  трудности  можно  сказать,
удвоились,  что  потребовало  нестандартных  решений.  Так,  в  конце  1422  г.
специальным  указом  короля,  обращенным  к  генеральным  советникам  по
делам  финансов  и  при  посредничестве  секретаря  Миля  Шалиго,  требова¬
лось  изыскать  необходимые  средства  для  оплаты  всех  служителей  Пар¬
ламента  в  Пуатье,  перечисленных  в  тексте  указа  поименно.  Позднее  указ
Карла  VII  рекомендовал  выплатить  Парламенту  в  Пуатье  жалованье  за
счет  конфискованного  имущества  Пьера  Помье209.  Однако  это  представ¬
ляло  собой  отступление  от  нормы  и  потому  требовало  всякий  раз  специ¬
ального  разрешения  короля210.  Другим  новшеством,  также  нуждавшемся  в
особой  санкции  короля,  стало  использование  для  жалованья  доли  от  сбора
налогов.  Так,  уже  24  февраля  1369  г.  король  распорядился  выплатить  Пар¬
ламенту  жалованье  из  «налогов  королевства,  дабы  из-за  отсутствия  опла¬
ты  не  пострадало  бы  правосудие»211.  10  марта  1372  г.  во  время  конфликта
из-за  невыплаченного  жалованья  в  Парламент  явились  советники  короля,
и  один  из  них,  мессир  Пьер  де  Шеврез  «поклялся  телом»,  что  как  только
придут  деньги  от  сборщика  Амьена,  чиновникам  заплатят  их  жалованье  че¬
рез  менялу  казны212.  В  ноября  1440  г.  Парламент  даже  заключил  сборщи¬
ка  налогов  в  тюрьму,  пока  тот  не  выдаст  им  2  тысячи  ливров  с  собранного
 206 	Указ  от  31  мая  1366  г.  (ORF.  IV.  419):  за  апрель  жалованье  должно  было  быть  выплачено
 8 	мая,  за  май  -  8  июня  и  так  далее  из  месяца  в  месяц;  кроме  того,  за  мантии  следовало  заплатить  в
июне  и  в  декабре  (на  Троицу  и  на  Рождество).  В  дальнейшем  же  выплата  жалованья  чиновникам
Парламента  целиком  передавалась  под  ответственность  суверена  и  мэтра  монет,  обязанного  под
угрозой  штрафа  в  500  золотых  франков  ежемесячно  выплачивать  полагающиеся  суммы.
 207 	Указ  был  обращен  к  генералам-мэтрам  монет  с  требованием  все  деньги  от  штрафов
«полностью»  передавать  на  выплату  жалованья  Парламенту,  а  для  этого  записывать  все  при¬
говоры  своевременно  и  по  вынесении  передавать  в  казну,  дабы  не  случилось  «перерыва»
(deffault)  в  выплате  жалованья  (ORF.  V.  613).
 208 	Такую  практику  окончательно  закрепил  Регламент  от  декабря  1380  г.  (ORF.  VI.  542).
 209 	Сам  Пьер  Помье,  советник  Парламента  в  Париже,  умер,  а  его  единственной  наслед¬
ницей  являлась  мать,  оставшаяся  жить  под  англо-бургиньонами.  Помье  был  объявлен  преда¬
телем,  и  все  его  имущество  подлежало  конфискации.  Миль  Шалиго  должен  был  отвечать  за
передачу  половины  конфискованной  суммы  на  уплату  жалованья  чиновникам  Парламента,  а
другая  половина  предназначалась  Гийому  Шаррье,  генеральному  сборщику  финансов  казны
(AN  Х1а  8604.  F.  59,  117).
 210 	В  указателях  Ленена  факт  выплаты  жалованья  из  штрафов  Парламенту  и  Палате  про¬
шений  Дома  неизменно  фиксируется  в  качестве  исключения.  См.:  AN  U  501.  F.  201,  203-205;
AN  U  2014.  F.  214.
 211 	«payés  des  deniers  des  Aydes  de  son  Royaume,  si  que  par  défaut  de  payement  desdits  gages
 il 	n’ait  défaut  au  fait  de  la  Justice»  (AN  U  514.  F.  16).
 212 	Речь  шла  о  долге  в  1  тыс.  франков:  «jura  et  promist  par  la  foy  de  son  corps»  (AN  U  2014.
F.  213v-214).  13  июля  1373  г.  и  6  октября  1380  г.  сборщики  налогов  приносили  Парламенту
обещания  выплатить  из  собранных  денег  жалованье  (AN  U  2014.  F.  220v,  460v).
 394

налога213.  Именно  в  этом  контексте  следует  рассматривать  долгий  конфликт
Парламента  в  Париже  с  англо-бургиньонскими  властями  периода  королевс¬
кой  схизмы214.  И  нежелание  новых  властей  следовать  давней  традиции  (по¬
пытки  заплатить  лишь  части  служителей  и  тем  самым  расколоть  корпоратив¬
ную  солидарность,  разрешение  прервать  работу  верховного  суда  и  нежелание
признать  лидирующее  место  ведомства  в  структуре  королевской  админист¬
рации)  убедительнее  всех  прочих  их  действий  способствовало  краху  утопии
двойной  монархии  в  глазах  королевских  чиновников.
 Эта  традиция  нашла  отражение  и  в  политических  представлениях  эпо¬
хи.  Так,  Филипп  де  Мезьер  напоминает  Карлу  VI  об  обязанности  «распре¬
делять  богатства  французского  нефа»  и  вознаграждать  людей  «достойных  и
нужных  на  службе  королевству  Галлии»,  иначе  невыплата  жалованья  может
их  испортить.  Кристина  Пизанская  хвалит  Карла  V  Мудрого  за  его  заботу  о
своевременной  оплате  своего  служителя  и  приводит  такой  пример.  Однажды
король  пообещал  одному  воину  вознаграждение  в  500  франков  и  приказал  ге¬
нералу  финансов  Бернару  де  Монлери  выплатить  его  без  задержек.  Но  тот  не
исполнил  приказ,  и  воин,  прождав  много  дней,  пошел  с  жалобой  к  королю.
Непослушание  вызвало  гнев  последнего  и  тот  отправил  сержанта  к  этому  ге¬
нералу  с  приказом  забрать  всю  посуду  в  его  доме.  Тот  якобы  очень  испугал¬
ся  гнева  короля  и  сразу  же  доставил  деньги215.  В  трактате  «Совет  Изабо  Ба¬
варской»  также  речь  идет  об  обязанности  короля  вовремя  оплачивать  своих
чиновников  и  об  ее  подоплеке:  «чтобы  без  задержек  жалованье  чиновникам
выдавалось  и  выплачивалось...,  вознаграждая  тех,  кто  очень  много  послу¬
жил  и  пригодился  чести  короля  и  благу  королевства»,  «довольствовать  их
права  и  оплачивать  каждый  месяц»,  в  противном  случае  это  дает  им  повод  к
нелояльности216.
 Соответственно  довольно  рано  королевские  должностные  лица  начинают
воспринимать  жалованье  как  свое  неотъемлемое  право  и  как  необходимое  ус¬
ловие  работы217.  Эта  позиция  имела  веское  обоснование  в  фундаментальной
идее  о  том,  что  правосудие  не  продается,  закрепленной  ордонансами  Людо¬
вика  IX  Святого218.  Данная  идея  обеспечивала  высокий  авторитет  королев¬
ского  правосудия,  который  с  тех  пор  распространяется  на  все  звенья  коро¬
 213 	Налог  был  с  города  и  элексьона  Парижа  в  сумме  10  тыс.  ливров.  В  итоге  25  ноября  ко¬
миссары  этого  сбора  явились  в  Парламент  и  добились  его  освобождения  ценой  обещания  все
уплатить  (AN  U  2021.  F.  353,  368).
 214 	Ход  и  обстоятельства  этого  конфликта  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  172-185.
 2Ь  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  218,  226;  Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  P.  86-87,  100.
 216 	«que,  sans  faillir,  les  gaiges  des  officiers,  et  ou  fait  de  la  guerre  que  de  la  justice,  soient
bien  assignez  et  bien  paiez...  en  rémunérant  ceulx  qui  notoirement  très  grandement  avoient  servi
et  proufité  à  l’onneur  du  roy  et  bien  du  royaume»;  «Item  que  un  roy  doit  contenter  ses  serviteurs  et
familiers  de  leurs  droiz  et  salaires  chascun  mois...  et  s’ilz  n’estoient  paiez,  on  leur  donroit  occasion
de  faire,  dire  ou  penser  aucun  mal»  (Advis.  P.  137  N  9;  P.  148.  N  80).
 217 	Показательно  в  этом  плане,  что  в  завещании  генерального  прокурора  короля  в  Парла¬
менте  Дени  де  Моруа  от  16  октября  1411  г.  отдельная  статья  содержала  прощение  всех  долгов,
кроме  жалованья:  «et  non  pas  ce  qui  me  sera  deu  de  mes  gages  ou  pensions,  à  cause  de  mon  office
de  procureur  general»  (Testaments.  P.  538.  N  34).
 218 	Отголоски  этой  идеи  звучат  в  трактате  Бомануара,  где  обосновывается  право  чиновни¬
ков  на  жалованье  от  короля:  «H  avocat  et  li  conseiller  pueent  prendre  salaires  et  services  pour  leur
conseil  ou  pour  leur  avocacion;  mes  ce  ne  pueent  pas  fere  les  justices  ne  li  jugeeur,  car  services  et
 395

левской  администрации,  поскольку  все  ее  служители  в  той  или  иной  мере
обладали  судебной  компетенцией.  К  тому  же,  согласно  контракту  и  нормам
дисциплины,  они  всё  свое  время  отдают  работе  и  не  имеют  иных  источни¬
ков  заработка.  Следовательно,  задержки  или  невыплата  жалованья  трактова¬
лась  чиновниками  как  ущерб  не  только  своим  правам,  но  и  угроза  авторитету
короны  Франции.
 Между  тем,  как  мы  помним,  с  началом  Столетней  войны  возникли  труд¬
ности  с  выплатой  жалованья  чиновникам  ввиду  катастрофического  роста  рас¬
ходов.  В  этой  ситуации  любопытна  эволюция  действий  высшей  власти.  Впер¬
вые  жалованье  всех  служителей  в  столице  и  на  местах,  кроме  придворных  и
военных  сержантов,  было  отменено  в  декабре  1337  г.  на  целый  год,  начиная
с  января  1338  г.219  Однако,  несмотря  на  явную  вынужденность  этой  меры  и  ее
масштаб,  по  сути,  уравнявший  всех  королевских  служителей,  об  их  реакции
и  ее  результате  мы  можем  судить  по  последовавшему  вскоре  указу  Филиппа
VI  Валуа,  согласно  которому  из  действия  предыдущего  указа  были  исключе¬
ны  служители  двух  ведомств  -  Палаты  счетов  и  Казначейства,  без  содействия
которых  король  явно  уже  не  мог  обойтись,  и  потому  они  добились  привиле¬
гии  для  себя,  причем  на  основании  «их  постоянной  службы  в  наших  делах  и
большими  трудами»220.  Поэтому,  желая  заручиться  поддержкой  чиновников,
корона,  в  следующий  раз  прибегнув  к  той  же  мере  -  приостановке  выплаты
жалованья  на  год,  издает  указ,  в  котором  детально  описаны  нужды  казны,
связанные  с  войной  «на  суше  и  на  море»,  а  главное,  содержится  прямой  при¬
зыв  добровольно  оказать  королю  «помощь  и  поддержку»  (aide  et  subside),  «по
разуму  и  по  естественному  праву»  (de  raison  et  de  droit  naturel)221.  Реакция  на
этот  указ  мной  не  обнаружена,  однако  хотелось  бы  обратить  внимание  на  ис¬
пользованную  в  нем  риторику,  которая  отвечала  самоощущению  чиновников,
поскольку  взывала  к  их  естественной  заинтересованности  в  поддержании  ко¬
роны  Франции  и  таким  образом  исходила  из  неразрывной  связи  чиновника
с  государством.  Характерно,  что  аналогичная  мера  -  приостановка  жалова¬
нья  чиновникам  на  полгода,  с  ноября  1358  до  Пасхи  1359  г.  -  подкреплялась
 consaus  pueent  bien  ester  vendu,  mes  ce  ne  pueent  pas  ne  ne  doivent  ester  li  jugement»  (.Beauma-
noir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  1.  P.  96-97.  N  195).
 219 	Указ  от  27  декабря  1337  г.  В  нем  перечислялись  все,  кого  он  касался:  люди  счетов,
казначеи,  советники  прошений  Дома  и  члены  Парламента,  канцлер,  нотариусы  и  секретари
Канцелярии,  мэтры  и  клерки  Монетной  палаты,  королевские  адвокаты,  сенешали  и  бальи,  ви¬
конты,  мэтры  вод  и  лесов,  хранители  ярмарок  Шампани  и  Бри,  судьи,  прево,  шателены  на  гра¬
ницах  королевства,  хранители  печатей,  прокуроры,  сборщики,  хранители  соляных  амбаров,
приставы  и  т.д.  (ORF.  XII.  39  (N  4)).
 220 	Указ  от  20  февраля  1338  г.:  «entendez  continuellement  en  noz  besoingnes  et  en  avez  grant
peine».  Он  распространялся  на  всех  служителей  этих  двух  ведомств:  на  мэтров  и  клерков  обе¬
их  палат,  а  также  на  нотариусов  и  казначеев  в  Париже  (ORF.  XII.  42)
 221 	Указ  от  2  октября  1345  г.  (ORF.  II.  235-236).  В  нем  чиновники  выделены  в  особую  от¬
ветственную  группу  подданных  короны,  кровно  заинтересованных  в  ее  нуждах.  Указ  распро¬
странялся  на  всех  чиновников,  которые  последовательно  перечислены:  канцлер,  люди  счетов
и  казначеи,  все  остальные  советники,  все  люди  Парламента,  клерки  и  нотариусы  Канцелярии,
военные  сержанты,  сенешали  и  бальи,  виконты,  мэтры  лесов,  хранители  ярмарок  Шампани  и
Бри,  хранители  соляных  амбаров,  прево,  шателлены,  хранители  замков  на  границах,  мэтры  и
клерки  монеты,  все  адвокаты,  хранители  печатей,  прокуроры,  приставы.  Из  этого  списка  ис¬
ключены  те,  чье  жалованье  составляло  меньше  3  су  в  день.
 396

в  указе  подобной  риторикой:  огромные  «расходы,  траты  и  взносы»,  каковые
корона  не  в  состоянии  осуществить  «без  помощи  чиновников»222.
 Однако  со  второй  половины  XIV  в.  все  чаще  власть  наталкивалась  на  со¬
лидарное  сопротивление  корпораций  служителей  короны.  Поэтому  временно
сократив  количество  оплачиваемых  нотариусов  в  Канцелярии  ради  выкупа
из  плена  короля  и  ввиду  невозможности  в  данный  момент  оплатить  всех  сра¬
зу,  королевский  указ  позволил  остальным,  кто  не  попал  в  поименный  список,
продолжать  работать,  в  ожидании  компенсации  в  будущем223.  Если  в  случае
нотариусов  это  еще  как-то  «проходило»,  поскольку  они  получали  не  только
фиксированное  жалованье,  но  и  процент  от  изготовленных  грамот,  то  приме¬
нительно  к  Парламенту  такая  мера  с  середины  XIV  в.  при  оформлении  парла¬
ментской  корпорации  была  абсолютно  бесперспективной.  Как  только  власть
объявляла,  что  предлагает  верховному  суду  поработать  без  жалованья,  кото¬
рое  обещает  заплатить  позднее,  верховный  суд  тут  же  прекращал  деятель¬
ность224.  Означенную  меру  он  использовал  в  качестве  рычага  воздействия  на
короля,  настаивая  тем  самым  на  выплате  жалованья  как  на  обеспечении  не¬
зависимого  статуса  и  незапятнанной  репутации  парламентариев,  поскольку
они  не  имели  права  брать  даров  с  тяжущихся  лиц.
 Отстаивали  свои  интересы  члены  Парламента  весьма  последовательно,
жестко  и  уверенно,  нередко  прибегая  и  к  насилию  с  целью  получить  при¬
читающееся  жалованье.  Так,  21  июля  1395  г.  Парламент  отправил  по  этому
поводу  судебного  пристава  в  дом  сборщика  налогов;  21  апреля  1402  г.  сбор¬
щик  налогов  с  Парижа  подвергая  заключению  в  тюрьму  Шатле,  а  в  его  дом
направили  сержантов  «на  постой»;  7  января  1423  г.  парламентарии  в  Пуатье
приказали  арестовать  сборщика,  который  не  платил  им  жалованья;  аналогич¬
ные  действия  имели  место  5  февраля  1423  г.  и  6  февраля  1427  г.;  29  октября
1424  г.,  когда  жалованье  Парламента  было  установлено  с  Монетного  ведомс¬
тва,  мэтр  монет  был  посажен  в  тюрьму  за  невыполнение  распоряжения  коро¬
ля;  17  мая  1433  г.  Парламент  решил  принудить  «телесно»  сборщика  налогов
уплатить  им  жалованье225.  Показательно,  что  в  период  королевской  схизмы
оба  Парламента,  находившиеся  в  сходной  тяжелой  ситуации,  действовали  в
унисон:  требовали  денег,  угрожали  прекратить  работу,  направляли  посольс¬
тва  к  королю.  Важно,  что  в  отстаивании  своих  интересов  они  использовали
единую  риторику:  значимость  своевременной  и  полной  оплаты  для  статуса
и  авторитета  королевского  правосудия226.
 222 	Указ  от  13  ноября  1358  г.:  «si  grans  fraiz,  mises  et  despens,  que  bonnement  Nous  ne  les
pourrions  soustenir  sanz  l’aide  des  officiers»  (ORF.  III.  299-300).  Согласно  указателю  Ленена,  и
на  этот  раз  канцлер  и  члены  Палаты  счетов  сумели  спустя  несколько  дней,  24  ноября,  добиться
исключения  из  действия  этого  указа  (AN  U  540.  F.  478).
 223 	Регламент  о  королевских  нотариусах  от  7  декабря  1361  г.  (ORF.  III.  532).
 224 	Первая  же  приостановка  выплаты  жалованья  привела  к  прекращению  работы  Парла¬
мента  с  13  декабря  1339  до  10  февраля  1340  г.  Аналогичная  ситуация  имела  место  в  1371  г.,
когда  Парламент  ответил  королю  Карлу  Мудрому,  что  «не  может  работать  без  жалованья»  (ilz
sont  prés  de  faire  le  plaisir  du  roy  et  de  servir  au  miex  qu’ilz  pourront,  mais  ilz  ne  pourroient
bonnement  servir  sans  gages)  (AN  U  509.  F.  163-163v).  Перечень  дат,  когда  Парламент  прерывал
работу  из-за  невыплаты  жалованья,  см.:  AN  U  508.  F.  173-176;  U  514.  F.  14-17.
 225 	AN  U  509.  F.  И,  19-20,  55-57,61,66.
 226 	О  Парламент  в  Париже  см.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  172-185;
 о 	Парламенте  в  Пуатье:  AN  U  514.  F.  55-66.
 397

В  вопросе  о  выплате  жалованья  мы  сталкиваемся  с  двумя  существенны¬
ми  параметрами  самоидентификации  королевских  должностных  лиц.  Первая
черта  заключалась  в  уже  не  раз  отмеченном  сопряжении  чиновниками  сво¬
их  личных  интересов  с  интересами  государства,  которое  лежало  в  основе  их
общеизвестного  и  подчас  осуждаемого  служебного  рвения.  По  сути,  к  этой
связке  апеллировала  и  корона,  квалифицируя  в  указах  приостановку  оплаты
чиновников  как  «естественную»  помощь  и  поддержку.  Более  того,  корона  не¬
редко  требовала  и  даже  без  промедления  получала  их  в  крайних  денежных
нуждах.  Так,  в  1302  г.  в  разгар  конфликта  с  папой  Бонифацием  VIII  и  для  со¬
хранения  курса  монеты  Филипп  IV  Красивый,  апеллируя  к  «общему  благу  ко¬
ролевства»,  издал  приказ  всем  подданным  сдать  в  казну  половину  имевшейся
серебряной  посуды;  при  этом  чиновники  обязывались  выполнить  его  первы¬
ми  и  сдать  свою  целиком227.
 К  той  же  парадигме  апеллируют  и  уже  упоминавшиеся  положения  дис¬
циплинарных  норм  по  ограничению  расходов  казны,  например,  на  разъезды
чиновников  (расследования,  ревизии  и  т.п.).  Королевские  указы  требовали  от
них  действовать  таким  образом,  словно  это  их  собственное  дело  (comme  le
sien  propres),  или  отправляться  в  путь  за  свой  счет228.  В  то  же  время  отмечен¬
ная  связка  имела  и  негативные  последствия:  например,  в  указе  об  очередной
проверке  деятельности  сборщиков  налогов  при  перечислении  жалоб  поддан¬
ных  фигурирует  и  такая:  сборщики  взимали  с  людей  долги  себе  с  такой  жес¬
токостью,  словно  это  были  долги  королевские229.  Смешивание  чиновниками
своих  личных  выгод  с  потребностями  государства  вызывало  недовольство
среди  населения,  поскольку  воспринималось  как  основа  коррупции  и  неце¬
левого  использования  доходов  казны,  пополняемой  все  в  большей  степени  за
счет  новых  налогов230.
 Оборотной  стороной  рассмотренного  принципа  вознаграждения  и  формой
самоидентификации  чиновников  являлась  уверенность  в  его  незначительном
размере.  Фиксация  жалованья  в  середине  XIV  в.  на  долгие  сто  лет  предо¬
ставила  в  распоряжение  чиновников  мощное  идейное  обоснование  прав  на
привилегии,  милости  и  налоговые  льготы.  Аргумент  о  ничтожном  жалованье
в  сравнении  с  важностью  службы  сыграл  значимую  роль  не  только  в  пре¬
вращении  королевских  должностных  лиц  в  привилегированную  социальную
группу,  но  и  в  обосновании  высокого  общественного  статуса  государствен¬
ной  службы,  позиционируемой  как  бескорыстное  служение  «общему  благу».
 227 	Указ  от  25  августа  1302  г.:  «pour  le  profit  commun  de  nostre  Royaume...  officiaus  et
menistres  bailliez  premierement  audit  ouvrage  de  ladite  monoie  sur  le  seremens  que  vous  et  il  nous  y
estre  astrainz,  toutes  voz  vaissellemens  d’argent  sans  nulle  retenue»  (ORF.  I.  347).
 228 	Как  пример,  см.  ордонанс  о  Налоговой  палате  от  13  ноября  1372  г.  (ORF.  V.  540).  Неже¬
лание  парламентариев  в  период  англо-бургиньонского  правления  вникать  в  трудности  властей
было  наиболее  показательным  выражением  разлада  в  традиционном  союзе  чиновников  и  ко¬
роны  Франции.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  183.
 229 	Указ  от  апреля  1375  г.  (ORF.  VI.  91).
 230 	С  наибольшей  прямотой  эта  общественная  позиция  прозвучала  в  речи  Жана  Куртекюис-
са,  депутата  от  Парижского  университета  на  Штатах  1413  г.  в  ходе  кабошьенского  восстания.
Он  обвинил  противников  составленного  Штатами  ордонанса  о  реформах  в  том,  что  они  сме¬
шали  свой  личный  интерес  с  общим:  «су  est  qu’il  compaire  son  interest  particulier  au  prouffit
commun»  (Courtecuisse  J.  L’Oeuvres  oratoire.  P.  332).
 398

Обращаясь  к  вопросу  о  разнообразных  формах  поощрения  чиновников
(привилегиях,  льготах  и  милостях),  хотелось  бы  вначале  заметить  следую¬
щее:  вопрос  этот  в  наибольшей  степени  привлекал  интерес  исследователей,
поскольку  рассматривался  как  неотъемлемая  часть  процесса  превращения
чиновников  в  «дворян  мантии»  в  эпоху  Старого  порядка.  Однако  изучение
его  исключительно  в  социальном  плане  затемнило  другой,  не  менее,  если  не
более  важный,  аспект  -  его  роль  в  становлении  института  государственной
службы.  Как  результат,  изучая  структуру  привилегий  чиновников,  исследова¬
тели  не  оценили  в  должной  мере  причину  такой  диспропорции  -  небольшое
фиксированное  жалованье  и  разрастающиеся  размеры  пенсионов,  даров  и
привилегий,  в  лучшем  случае  относя  ее  на  счет  особенностей  средневековой
«экономики»,  где  наличные  деньги  имели  меньшее  значение,  чем  налоговые
и  иные  привилегии231.
 Разумеется,  налоговые  льготы  сыграли  важную  роль  в  «благородном  ста¬
тусе»  чиновников  во  Франции,  но  ими  далеко  не  исчерпывались  их  привиле¬
гии,  не  говоря  уже  о  том,  что  аналогичные  налоговые  послабления  имели  и
другие  социальные  группы,  не  ставшие  от  этого  «благородными»:  отдельные
ремесленные  корпорации  и  торговые  гильдии  и  даже  целые  города.  И  глав¬
ное,  все  поощрения  и  привилегии  чиновников,  равно  как  и  аноблирующие
грамоты,  содержали  общее  идейное  обоснование  -  общественную  значи¬
мость  службы  чиновников,  которая  должна  быть  адекватно  вознаграждена.
 Для  того  чтобы  понять  истинное  значение  складывающейся  диспропор¬
ции,  следует  задаться  простым  вопросом:  почему,  получая  огромные  пенси¬
оны  и  денежные  милости,  включенные  зачастую  в  структуру  ординарных
расходов  короны,  чиновники  никогда  не  стремились  перевести  эти  суммы  в
разряд  ординарного  жалованья?  Этот  вопрос  представляется  мне  краеуголь¬
ным,  поскольку  раскрывает  сложную  взаимосвязь  реальных  выгод  от  службы
с  утверждением  принципа  бескорыстия  чиновников.
 А  в  том,  что  служба  короне  Франции  приносила  реальные  и  весьма  ощу¬
тимые  материальные  выгоды,  которые,  по  сути,  определяли  растущую  при¬
влекательность  этой  деятельности,  сомнений  не  возникает.  Однако  при  даль¬
нейшем  анализе  мы  будем  обращать  внимание  и  на  их  идейное  обоснование,
связанное  напрямую  с  формированием  новой  этики  службы.  И  начать  целе¬
сообразно  с  регулярных  попыток  отмены  дополнительного  вознаграждения
чиновников  -  пенсионов,  даров  и  милостей,  поскольку  на  первых  порах  толь¬
ко  эти  попытки  свидетельствовали  о  появлении  подобной  практики.  Впер¬
вые  они  отменялись  указом  короля  Филиппа  V  Длинного  в  1318г.:  все  дары
(dons),  сделанные  по  смерти  Людовика  IX  Святого,  подлежали  отмене,  при¬
чем  указ  был  прямо  направлен  против  чиновников,  упомянутых  поименно232.
Вскоре  последовал  указ,  регулирующий  процедуру  предоставления  «даров»
чиновникам  «за  их  хорошую  службу»;  хотя  такие  дары  делались  пожизненно
или  единовременно  (à  volenté),  но  будучи  проведенными  через  Палату  сче-
 231 	Такую  интерпретацию  дает,  в  частности,  Ф.  Отран,  исследуя  превращение  парламент¬
ских  чиновников  в  «новое  дворянство»  и  трактуя  налоговые  привилегии  как  форму  дополни¬
тельного  вознаграждения.  См.:  AutrandFr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  436-437.
 232 	Указ  от  29  июля  1318  г.  Среди  перечисленных  в  нем  имен  фигурируют  такие  видные
служители  «команды»  Филиппа  IV  Красивого,  как  Гуго  де  Бувиль  и  Гийом  Флот  (ORF.  I.  665-
668).
 399

тов,  превращались  в  «вечные,  словно  это  бенефиции»,  и  отныне  следовало
зарегистрировать  в  Палате  условия  их  выплаты233.
 Следующим  указом  на  эту  тему  Филипп  VI  Валуа  отменял  все  сделан¬
ные  чиновникам  дары,  на  этот  раз  со  времени  смерти  Филиппа  IV  Краси¬
вого.  В  нем  уже  не  содержится  поименного  списка,  и  он  относится  ко  всем
чиновникам,  включая  служителей  Дома  короля234.  Однако  спустя  несколько
месяцев  король  издает  целых  две  декларации,  исключающие  из  указа  клерков
Палаты  счетов,  которым  сохранили  дополнительное  вознаграждение  в  30  па¬
рижских  ливров  за  «письменные  работы»  (droits  de  Escripts  ou  recompension),
обосновывая  это  их  «постоянной  работой»  (continuelle  residence),  а  кроме
того,  советников  всех  палат  Парламента,  мэтров  Палаты  счетов,  клерков  и
нотариусов  Канцелярии  и  других,  которым  казначеи  отказывались  теперь
выплачивать  и  ординарное  жалованье235.  Более  масштабная  отмена  допол¬
нительного  вознаграждения  чиновников  предпринята  в  Великом  мартовском
ордонансе  1357  г.  на  волне  противодействия  Штатов  нецелевым  расходам
средств  из  казны.  Отдельным  пунктом  от  чиновников  требовалась  клятва  не
добиваться  для  себя  и  своих  друзей  «даров  и  дарений  в  деньгах  из  казны»236.
В  последний  раз  такая  массовая  отмена  пенсионов  и  даров  чиновников  имела
место  в  ходе  войны  бургиньонов  и  арманьяков  как  форма  наказания  «мятеж¬
ников»:  указом  Карла  VI  смещались  все  служители  суда  и  финансов  в  землях
воюющих  принцев  и  сеньоров,  и  эта  мера  обосновывалась  в  том  числе  их
«слишком  большим  жалованьем  и  профитами...  дарами  и  пенсионами  для  их
родни,  друзей  и  слуг»237.
 Однако  со  временем  эти  дары,  милости  и  дополнительные  вознагражде¬
ния  получают  легальный  статус  благодаря  привлечению  к  их  выплате  Палаты
счетов.  Как  и  в  случае  ординарного  жалованья,  именно  бюрократизация  про¬
цедуры  вознаграждения  чиновника  способствует  ее  легитимации,  поскольку
оно  уже  не  выглядит  произвольным  даром  короля.
 Впервые  об  участии  Палаты  счетов  в  процедуре  вознаграждения  чинов¬
ников  говорится  в  указе  от  1344  г.:  его  целью  объявляется  стремление  ко¬
роля  соблюсти  некоторое  равенство  чиновников  в  получении  «благодеяний,
милостей,  подач  и  даров»  (bienfais,  graces,  dons  et  octrois),  ибо  в  настоящем
одни  вознаграждены  мало,  а  другие  -  слишком  щедро.  Для  устранения  этого
«неравенства»  при  регистрации  в  указанной  Палате  очередного  дара  короля
ее  служители  обязывались  при  посредстве  клятвы  одариваемого  чиновника
спросить  его  и  записать  все  имеющиеся  у  него  до  сих  пор  пожалования  и  ми¬
 233 	Указ  от  16  ноября  1318  г.  (ORF.  I.  672  (N  20)).
 234 	Указ  от  22  февраля  1334  г.  (ORF.  II.  97-98  (N  1,  3-4)).  Дары  именуются  в  нем  либо
«дополнительными  правами»  (droit  pour  cause  de  leurs  offices),  либо  «увеличением  жалованья»
(croissance  de  gaiges).  Кроме  того,  отменялись  данные  королем  жалованья  тем,  кто  не  служит
и  пребывает  в  ожидании  должности  или  бенефиция.
 235 	Указы  от  1  июня  и  1  июля  1334  г.  (ORF.  II.  98-99).
 236 	Эту  клятву  должны  были  принести  канцлер,  члены  Парламента,  двух  Палат  проше¬
ний  -  Дома  и  Дворца,  Палаты  счетов,  сенешали  и  бальи,  виконты,  секретари  и  нотариусы  Кан¬
целярии  и  другие  (ORF.  III.  142  (N  47)).
 237 	Указ  от  13  апреля  1412  г.:  «à  très-grans  gaiges  et  proufiz...  et  qu’ilz  prenoient,  et  aussi  pour
les  dons  et  pensions  que  continuelment  ils  ont  poursui  avoir  et  ont  eu  sur  notredit  Tresor,  oultre  et
par-dessus  leursdits  gaiges,  pour  eulx,  leurs  parens,  amis  et  serviteurs»  (ORF.  X.  1-2).
 400

лости238.  О  значении  этой  процедуры  проверки  и  регистрации  даров  в  Палате
счетов  свидетельствует  специальный  указ,  изданный  в  ходе  кризиса  1356—
1358  гг.:  формально  подтвердив  все  дары,  сделанные  со  времен  Филиппа  Кра¬
сивого,  регент  Карл  разрешал  отныне  выдавать  их  только  после  проверки  в
означенном  ведомстве,  причем  сама  она  существенно  расширялась  в  сравне¬
нии  с  предыдущим  указом:  теперь  чиновники  Палаты  счетов  не  просто  долж¬
ны  были  записать  и  подсчитать  объем  даров  каждому,  но  буквально  узнать
и  сообщить  затем  регенту,  за  какие  услуги  (services)  они  были  сделаны239.
Даже  когда  соответствующая  проверка  передается  не  данной  инстанции,  а
специально  назначенной  королем  комиссии,  цель  ее  остается  неизменной  -
установить  адекватность  даров  оказанным  услугам240.
 Таким  образом,  процедуры  дополнительного  вознаграждения  чиновни¬
ков  также  отмечены  формализацией  и  бюрократизацией,  подконтрольностью
самим  чиновникам  и  принципом  соразмерности  даров  службе.  По  сути,  они
со  временем  начинают  походить  на  его  же  ординарное  жалованье,  и  корона
уже  не  решается  на  них  посягать.  Так,  после  очередного  указа  о  запрете  каз¬
не  производить  любые  выплаты,  пока  еще  не  полностью  погашено  ординар¬
ное  жалованье  чиновникам,  последовал  новый  указ,  который  исключал  из
его  действия  выплату  даров  этим  же  чиновникам.  Весьма  знаменательна  ис¬
пользуемая  в  указе  аргументация:  исключение  обосновывается  «маленьким
ординарным  жалованьем...  и  великими  усилиями,  трудами  и  работами,  кои
им  приходится  совершать  изо  дня  в  день»,  но  главное,  дабы  «поддержать  бо¬
лее  почтенно  их  статус  в  службе  нам»241.  Дары  и  дополнительные  выплаты
постепенно  воспринимаются  как  заслуженное  вознаграждение,  о  чем  красно¬
речиво  свидетельствует  и  половинчатая  мера  по  их  сокращению,  выдвинутая
в  ходе  кабошьенского  восстания.  Если  в  середине  XIV  в.  общественная  кри¬
тика  неоправданных  трат  привела  к  запрету  просить  у  короля  дополнитель¬
ное  вознаграждение,  то  в  тексте  кабошьенского  ордонанса,  где  также  осуж¬
дается  алчность  чиновников,  требующих  у  короля  даров  и  профитов  «в  столь
тяжелые  времена»,  им  рекомендуется  лишь  вернуть  половину  того,  что  они
получили  в  виде  даров242.
 238 	Указ  от  8  июля  1344  г.  Дары  подразделялись  на  следующие:  «à  héritage,  à  vie,  à  volenté
ou  à  une  fois»  (ORF.  II.  200).
 239 	Указ  от  9  июля  1357  г.  Контроль  Палаты  счетов  за  раздачей  даров  подтверждал  снова
регламент  от  13  ноября  1372  г.,  причем  проверка  даров  квалифицируется  как  верификация
(«verifiées»)  (ORF.  III.  176-177;  V.  539  (N  6)).
 240 	Такое  предписание  содержится  в  ордонансе  от  27  января  1360  г.  (ORF.  III.  389  (N  28)).
В  нем  речь  идет  обо  всех  дарах  (à  heritage,  à  vie,  à  temps  ou  à  voulenté),  причем  комиссия  сама
должна  была  установить,  сделаны  ли  они  «разумно  и  соразмерно  службе»,  в  противном  случае
их  отменить  или  сократить  (attrempé  ou  modéré  raisonnablement).  Мэтры  Палаты  прошений
Дома  по  указу  от  5  октября  1441  г.  получили  право  верифицировать  выплату  вознаграждения
от  собранных  ими  штрафов  (AN  U  501.  F.  201).
 241 	Указы  об  отмене  всех  дополнительных  выплат  от  10  апреля  и  11  мая  1402  г.:  «considerans
les  petits  gaiges  ordinaires  que  ont  à  cause  de  leurs  offices...  considerans  avec  ce,  les  grands  peines,
travaulx  et  labours  que  il  leur  a  convenu  et  convient  supporter  de  jour  en  jour...  et  aussi  avoir  leur
estât  plus  honnorablement  en  nostre  service».  Последний  указ  распространялся  на  чиновников
Палаты  счетов  и  Казначейства,  включая  клерков  и  менялу,  а  также  на  сборщиков,  виконтов,
бальи,  прево,  прокуроров,  членов  Королевского  совета,  Парламента  и  Шатле  (ORF.  XII.  205-
207).
 242 	В  этом  пункте  явно  слышится  отголосок  прежних  идей  об  обязанности  чиновника  при¬
ходить  на  помощь  королю  своими  деньгами  (Ordonnance  cabochienne.  R  61-62  (N  121)).
 401

В  итоге,  дополнительное  вознаграждение  фиксируется  и  становится  регу¬
лярным,  приобретая  тот  же  стимулирующий  характер,  поскольку  формально
дается  за  особые  заслуги  и  служебное  усердие,  что  превращало  его  в  важный
фактор  повышения  привлекательности  королевской  службы  и  ее  обществен¬
ного  авторитета.
 А  теперь  обратимся  собственно  к  формам  и  объемам  этого  дополнитель¬
ного  вознаграждения  чиновников,  и  начнем  с  главы  гражданской  админист¬
рации  -  с  канцлера  Франции.  Помимо  жалованья  канцлер  получал  к  середине
XIV  в.  7  су  6  денье  за  день  в  Канцелярии  и  20  су  в  день  за  участие  в  работе
Парламента;  по  10  су  с  каждого  письма,  запечатанного  зеленым  воском,  что
составляло  еще  2  тыс.  парижских  ливров243.  После  избрания  Гийома  де  Дор-
мана  Карл  V  Мудрый  особым  указом  подтвердил  право  на  такое  вознаграж¬
дение,  которым  пользовались  и  предшественники,  с  весьма  знаменательной
аргументацией:  «учитывая  большие  расходы  и  нужды  и  также  постоянные
труды,  кои  ему  придется  выносить...  и  для  его  статуса  и  свиты,  траты  на  ло¬
шадей  и  другое»244.  И  эта  привилегия  сохранилась  без  изменений  до  середи¬
ны  XV  в.,  войдя  в  структуру  ординарных  прав  канцлера245.  Однако  в  ходе  ка-
бошьенского  восстания  жесткой  критике  подвергся  тогдашний  канцлер  Арно
де  Корби,  главным  образом  за  чрезмерность  благоволения  к  нему  двора:  по¬
мимо  жалованья  и  пенсиона  (в  сумме  4  тыс.)  он  якобы  получал  еще  4500
франков  золотом  от  писем-помилований,  2600  ливров  от  сбора  налогов  на
войну,  2  тыс.  за  garde-robe,  2  тыс.  с  королевской  казны  и  500-600  парижских
ливров  с  экстраординарных  поборов246.
 Кстати,  оплата  нотариусов,  которые  получали  лицензию  на  свою  деятель¬
ность  от  короны,  целиком  определялась  объемом  составленных  и  заверенных
актов247.  Все  остальные,  получавшие  такие  права  службы,  тоже  так  или  иначе
были  связаны  с  написанием  бумаг,  которое  обязан  был  оплачивать  их  адресат,
 243 	Tessier  G.  Diplomatique  royale  française.  P.  143-144.  Об  этих  дополнительных  выплатах
как  о  давней  традиции  сказано  в  указе  от  18  марта  1357  г.,  где  на  место  смещенного  Штатами
Пьера  де  ла  Форе  назначался  Жан  де  Дорман.  Эти  выплаты  названы  «bourses,  registres  et  autres
proffiz  et  droiz»  (ORF.  III.  212-213).
 244 	Указ  от  2  марта  1372  г.:  «attendu  les  grandes  dépenses  et  charges  et  aussi  les  continuels
labeurs  qu’il  conviendra  faire  et  soustenir...  faire  grand  mise  et  despense  pour  son  estât  et  arroy  tant
en  chevaux  comme  autrement»  {Morel  О.  La  grande  chancellerie  royale...  P.  540-541).
 245 	Так,  Жувеналь  в  письме  к  брату  точно  также  описал  его  будущее  содержание  в  качестве
канцлера:  2  тыс.  экю  жалованья  и  столько  же  в  виде  пенсиона,  не  считая  дополнительной  опла¬
ты  поездок  ко  двору  короля,  а  также  четыре  раза  в  год  мантия  или  ее  денежный  эквивалент,  а
зимой  еще  плащ  с  капюшоном  (Mézières  Ph.  de.  Écrits.  T.  1.  P.  448).  Этот  перечень  соответствует
описанию  позднейшего  времени.  См.:  BNF.  Clairambaut.  823.  F.  24  v.  7  августа  1425  г.  Карл  VII
назначил  на  должность  канцлера  Мартена  Гужа,  однако  разделил  его  вознаграждение  с  Рено  де
Шартром,  которому  достались  2  500  турских  ливров  пенсиона  (AN  XIа  8602.  F.  79  v).
 246 	См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniqes.  T.  4.  P.  763.  В  итоге  в  кабошьенский  ордонанс
был  включен  отдельный  пункт  об  этом:  Арно  де  Корби  отныне  запрещалось  брать  500  ливров
за  свое  рыцарство  (pour  sa  chevalerie),  но  о  других  выплатах  ничего  не  говорилось  (Ordonnance
cabochienne.  P.  25-26  (N  45)).
 247 	Эта  норма  и  схема  оплаты  содержалась  в  краеугольном  ордонансе  от  23  марта  1302  г.,
подтверждаемом  затем  последовательно  всеми  сменяющими  друг  друга  монархами.  За  каждые
три  строчки  нотариус  получал  1  денье,  от  4  до  6  строчек  -  2  денье;  за  текст  в  шесть  строчек  -
по  1  денье  за  каждые  три  строчки  и  т.д.  Причем  особо  оговаривалась  длина  каждой  строчки
и  ее  форма  начертания  на  бумаге,  дабы  избежать  злоупотреблений  нотариусов  (ORF.  II.  459
(N  37)).
 402

а  процент  от  этой  суммы  выделялся  тому,  кто  их  составлял.  Так,  писцы-клер¬
ки  «комиссаров»,  отправляемых  Парламентом  для  расследования  дел,  поми¬
мо  определенного  поденного  жалованья,  имели  право  получать  процент  от
оплаты  бумаги,  от  составления  писем  (escriptures),  за  их  копии  и  отчеты  об
итогах  расследования  (grossement)248.  Но  в  наибольшей  степени  это  правило
распространялось  на  служителей  Канцелярии,  для  которых  оно  представляло
собой  род  обычного  права  (le  droit  accoustumé):  они  имели  право  на  процент
от  оплаты  составленных  ими  бумаг,  возраставший  в  случае  уголовного  дела,
требовавшего  другого  пергамена  и  других  чернил249.  Это  право  именовалось
бурсой,  достигавшей  около  150  ливров  в  год,  и  в  итоге  одну  должность  стали
занимать  два  человека  -  один  получал  жалованье,  другой  бурсы,  с  чем  безус¬
пешно  боролась  корона  начиная  уже  с  конца  XIV  в.
 Важно  при  этом  обратить  внимание  на  обоснование  в  королевских  указах
нежелательности  такого  раздробления  службы:  как  сказано  в  одном  из  них,
«дабы  они  больше  имели  из  чего  нам  служить  и  поддерживать  свой  почтен¬
ный  статус  на  службе  нам»  (estât  honnorablement  en  nostre  service)250.  При
подтверждении  этого  регламента  при  «мармузетах»  были  внесены  уточне¬
ния  в  процедуру  распределения  внутри  корпорации  полученных  от  работы
доходов.  Все  поступления  от  изготовленных  нотариусами-секретарями  пи¬
сем  за  месяц  должны  были  накапливаться  в  сундуках  под  охраной  двух  чело¬
век,  закрытые  на  два  замка  с  двумя  разными  ключами,  находящимися  у  этих
уполномоченных,  а  на  четвертый  день  следующего  месяца  деньги  должны
были  распределяться  поровну  между  всеми  (aequaliter  inter  omnes)  служите¬
лями  Канцелярии,  работавшими  в  этот  месяц251.  Такой  принцип  распределе¬
ния  дополнительного  вознаграждения  способствовал,  среди  прочего,  упроче¬
нию  корпоративной  солидарности  и  взаимной  ответственности.  О  важности
данного  принципа  свидетельствует,  в  частности,  указ  от  19  октября  1406  г.
о  наказании  тех  секретарей,  которые  ухитрялись  забирать  себе  все  поступ¬
ления  от  изготовленных  бумаг  по  уголовным  делам.  Главным  злом  подоб¬
ных  нарушений  в  указе  объявляются  порождаемые  ими  «ненависть  и  раскол
(haine  et  division)  внутри  коллегии  (college)  нотариусов»,  т.е.  угроза  корпора¬
тивной  солидарности252.  Знаменательно,  что  в  ордонансе  Людовика  XI  1465
г.  о  коллегии  нотариусов-секретарей  особо  упоминалась  данная  процедура
распределения  между  всеми  членами  корпорации  дополнительного  возна¬
граждения  как  способ  их  «наградить  за  усилия,  великие  труды  и  работы»253.
Тот  же  принцип  распространялся  и  на  местные  королевские  суды,  в  част¬
 248 	Ордонанс  от  11  марта  1345  г.  (ORF.  II.  222  (N  3)).
 249 	Это  правило  подробно  оговорено  в  Регламенте  о  нотариусах-секретарях  короля  от
 7 	декабря  1361  г.  (ORF.  III.  533  (N  2)).
 250 	Общественное  недовольство  этой  практикой  нашло  отражение  в  кабошьенском  ордо¬
нансе  1413  г.  и  в  указе  от  2  августа  1418  г.  (Ordonnance  cabochienne.  P.  151  (N  226);  ORF.  X.
463-464).
 251 	Указ  от  24  мая  1389  г.  (ORF.  VII.  274  (N  4,  7)).  Характерно,  что  для  получения  этих  до¬
полнительных  выплат  каждый  нотариус  был  обязан  передать  в  конце  месяца  вексель  с  точным
указанием  дней,  когда  он  работал,  иначе  он  потеряет  право  на  это  вознаграждение.
 252 	Указ  призывал  канцлера  примерно  наказать  тех  секретарей,  кто  «против  разума  и  спра¬
ведливости,  к  своей  частной  выгоде  и  в  ущерб  остальным  забирал  себе  эти  деньги,  а  не  дели¬
лись  поровну  со  всеми»  (ORF.  IX.  153-155).
 253 	«et  les  guerdonner  leurs  grandes  peines,  travaulx  et  labeurs»  (ORF.  XVI.  336).
 403

ности  на  аудиторов  Шатле254.  О  его  привлекательности  в  глазах  чиновников
свидетельствует  и  неудачная  попытка  добиться  таких  же  прав  на  процент  от
«объема  работы»,  предпринятая  в  середине  XIV  в.  в  разгар  Столетней  войны
казначеями  войны255.
 Такое  вознаграждение  нередко  возникало  спонтанно  и  быстро  вводилось
в  «незапамятную  традицию»,  на  которую  лучше  не  посягать256.  Так,  отобран¬
ное  было  у  сенешалей  и  бальи  право  брать  себе  часть  денег  из  поступлений
от  королевской  печати  вскоре  было  им  возвращено,  поскольку,  по  их  словам,
«на  одно  жалованье  они  не  смогут  поддерживать  свой  статус»257.  Но  бальи
и  сенешали  получали  и  пенсионы,  которым  придается  легитимность  в  виде
«оценки»  королем  служебного  рвения  чиновника  по  итогам  работы  за  год258.
Аналогичные  привилегии  королевского  прокурора,  экзаменаторов  и  клерков-
секретарей  парижского  Шатле  -  право  на  дополнительные  выплаты  -  объяс¬
няются  в  указе  Карла  VII  «постоянной  занятостью  делами  нашего  правосу¬
дия»,  не  дающей  возможности  отвлекаться  на  другие  заработки259.
 Отправление  правосудия  в  силу  своей  значимости  давало  наибольшие
права  на  дополнительное  вознаграждение,  о  чем  свидетельствуют  разнооб¬
разные  привилегии,  дары  и  пенсионы  служителям  Парламента260.  Регулярно
ссылающиеся  на  «ничтожное  жалованье»  чиновники  верховного  суда  воспри¬
нимали  как  должное  всевозможные  поощрения  в  виде  денег  и  других  матери¬
альных  профитов  от  службы.  Например,  секретарь  по  уголовным  делам  в  Пар¬
ламенте  имел  право  на  процент  от  изготовления  писем  с  печатью  (émolumens
du  sceau)261.  Ряд  парламентариев  получали  «издавна»  (d’ancienneté)  отде¬
льное  вознаграждение  из  собираемых  от  приговоров  Парламента  штрафов:
президенты  всех  трех  палат  -  по  60  парижских  ливров,  секретарь  по  уголов¬
ным  делам  -  дважды  в  год  по  60  ливров,  секретарь  по  представлениям  и  пер¬
вый  судебный  пристав  -  те  же  60  ливров.  Некоторые  суммы  выплачивались
и  клеркам  парламентских  секретарей.  При  подтверждении  этих  поощрений
 254 	См.  регламент  от  сентября  1377  г.,  где  четко  прописаны  проценты  от  каждого  типа  гра¬
моты  (ORF.  VI.  303  (N  6)).
 255 	Их  вознаграждение  ограничено  было  12  парижскими  денье,  а  они  попытались  брать
себе  процент  от  всех  грамот,  изготовленных  клерками-писцами.  Их  попытка  была  осуждена
и  остановлена  угрозой  потери  должности  по  Великому  мартовскому  ордонансу  1357  г.  (ORF.
III.  139  (N36)).
 256 	Когда  20  января  1412  г.  король  пожелал  распространить  право  мэтров  прошений  Дома
(получать  бурсы  от  писем  с  печатью)  на  мэтров  Палаты  счетов  духовного  звания,  указ  не  был
утвержден,  поскольку  это  решение  было  квалифицировано  как  «противное  обычаю»  (contre
l’usage)  (AN  U  540.  F.  623).
 257 	Указ  от  1  марта  1388  г.:  «leurs  gaiges  ne  pourroient  leurs  estas  soustenir  sans  autre  prouffit
avoir  de  Nous»  (ORF.  XII.  169).
 258 	Ордонанс  от  7  января  1401  r.  (ORF.  VIII.  417  (N  20)).  Сенешалям  и  бальи  предписано
довольствоваться  ординарным  жалованьем,  без  даров,  каковые  король  может  кому-то  дать,
«если  тот  хорошо  служил»  и  только  в  конце  года  (au  bout  de  l’an).
 259 	Указ  от  19  октября  1459  г.:  «continuellement  occupez  au  faict  de  nostre  justice»...  aux
grands  peines,  labeurs  et  travaulx  (ORF.  XIV.  481-482).
 260 	Характерно,  что  принадлежность  гражданского  секретаря  к  парламентской  корпора¬
ции  (хотя  формально  он  числился  за  Канцелярией)  наделяла  его  целым  комплексом  привиле¬
гий,  включая  освобождение  от  налогов.  См.  перечень:  AN  U  499.  F.  37-38.
 261 	Это  давнишнее  право  подтвердил  2  декабря  1434  г.  король  соединенного  королевства
Генрих  VI  в  пользу  Жана  де  л’Эпина  (AN  Х1а  8605.  F.  27  v).
 404

использовалась  ссылка  на  служебное  рвение  и  поддержание  статуса  служ¬
бы262.  Привилегии  могли  состоять  не  в  деньгах:  так,  первый  судебный  при¬
став  Парламента,  который  обязан  был  ежедневно  отворять  и  запирать  воро¬
та  Дворца  в  Ситэ,  обладал  правом  жить  в  нем  самом263.  Привилегии  могли
быть  временными,  вызванными  ситуационными  трудностями.  К  таковым  от¬
носился  указ  Карла  VII  в  период  королевской  схизмы  к  сенешалю  Пуату  по¬
заботиться  о  найме  для  служителей  Парламента  в  Пуатье  жилья  в  городе  по
«разумным  ценам»,  поскольку  они  принуждены  обитать  здесь  постоянно264.
Привилегии  носили  также  индивидуальный  характер:  Карл  V  Мудрый  даро¬
вал  указом  от  20  ноября  1376  г.  советнику  Палаты  прошений  Пьеру  д’Окси
дополнительный  пенсион  в  10  парижских  су  «за  большие  и  бескорыстные  ус¬
луги»  (attentis  magnis  et  gratuitis  serviciis);  Анри  де  Марль,  первый  президент
Парламента,  помимо  жалованья,  имел  привилегию  получать  ежегодно  500
турских  ливров  за  «свой  рыцарский  статус»  (pour  sa  chevalerie)265.  В  сборнике
формуляров  Моршена  содержится  указ  о  праве  советника  Парламента  в  Пуатье
Анри  Лопье  на  ординарное  жалованье  за  время  своего  отсутствия,  поскольку
он  был  отправлен  королем  в  посольство  к  папе  Римскому,  и  в  этом  указе  фи¬
гурируют  оба  оправдания  -  возмещение  расходов  и  поддержка  «почетного»
статуса266.
 Не  меньшими  привилегиями  были  наделены  и  служители  Палаты  счетов.
Так,  со  времен  сопровождения  разъезжающего  по  своим  владениям  короля
у  них  осталась  оплата  лошадей  за  счет  монарха267.  Изначально  президент  и
мэтры  счетов  получали  арпан  леса,  а  клерки  и  секретари  -  поларпана,  при¬
чем  буквально  «натурой»,  т.е.  в  королевских  лесах,  для  обогрева  своих  домов
в  Париже;  в  1330  г.  эта  привилегия  была  трансформирована  в  определенное
 262 	Соответствующие  права  были  подтверждены  в  указе  от  10  июня  1442  г.  (ORF.  XIII.
354-355).  где  они  обоснованы  «трудами»  парламентариев:  «grans  peines  et  charges  et  continueles
solicitudes,  fraiz  et  mises».  Новое  подтверждение  потребовалось  27  октября  1447  г.  (ORF.  XIII.
512-513).  так  как  казначеи  отказывались  их  выплачивать,  ссылаясь  на  недавний  указ  о  сокра¬
щении  нерегулярных  расходов.  Подтверждение  апеллировало  к  незапамятной  традиции  и  к
законности  поддержания  служебного  рвения:  «de  toutes  ancienneté  à  cause  de  leurs  offices  et
services...  de  tout  le  temps  passé...  plus  diligens  et  curieux  de  Nous  servir,  chascun  en  son  estât  et
offices».
 263 	Данную  привилегию  подтвердил  указ  от  6  июля  1468  г.:  «la  charge  de  fermer  et  ouvrir  la
porte  de  nostre  Palais,  et  à  ceste  cause,  outre  les  gaiges  ordinaires...  a  maison  et  logis  d’avantage  au
dedans  de  nostredict  palais»  (ORF.  XVII.  103).
 264 	Указ  от  6  марта  1425  r.  (AN  XIа  8604.  F.  71  v).  Такими  же  трудностями  периода  коро¬
левской  схизмы  объясняется  указ,  разрешающий  советнику  Парламента  в  Тулузе  совмещать
эту  должность  со  службой  местного  судьи  (juge  mage):  не  только  его  долгая  и  безупречная
служба  и  не  только  его  положение  (son  estât  honnestement  maintenir),  но  и  дороговизна  товаров,
ослабление  монеты  и  возросшие  расходы  на  дополнительное  жилье  в  городе.  Аналогичны¬
ми  аргументами  -  дороговизной  товаров,  ослаблением  монеты  и  большими  расходами  -  обос¬
новывается  дар  королевскому  советнику  на  дополнительное  вознаграждение  (Morchesne  О.
Formulaire.  Р.  193.  N  6.8;  347-348.  N  14.19).
 26-  Delisle  L.  Mandements...  P.  667.  N  1285.  Об  этих  поощрениях  де  Марля  мы  узнаем  из
специальной  статьи  кабошьенского  ордонанса,  где  дополнительные  выплаты  отменялись,  как
и  у  канцлера  Арно  де  Корби  (Ordonnance  cabochienne.  P.  25  (N  44)).
 266  «faire  grant  despense  et  maintenir  honnorables  estât»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  354.
N  14.27).
 26 	'  На  день  Всех  святых  мэтрам  счетов  оплачивали  содержание  трех  лошадей,  а  клеркам
двух  лошадей  (Jassemin  H.  Op.  cit.  Р.  70).
 405

количество  поленьев  дров,  а  с  1380  г.  (и  до  1539  г.)  -  в  их  денежный  экви¬
валент268.  На  подобные  материальные  пожалования  имел  право  и  консьерж
Дворца  в  Ситэ:  он  получал  ежегодно  мюид  зерна  из  королевских  закромов  на
рынке  Ле  Аль.  Нотариусы  Канцелярии  пользовались  привилегией  питаться
за  счет  служб  Дома  короля269.
 На  этом  фоне  дары  и  привилегии  служителей  налоговых  ведомств  выгля¬
дят  довольно  скромными,  учитывая  общественную  реакцию  на  них.  Так,  ге-
нералы-советники  Налоговой  палаты,  как  и  сенешали  и  бальи,  с  начала  XV  в.
получали  денежные  дары,  которые  выплачивались  в  конце  года,  но  только
тем,  кого  король  сочтет  достойным270.  Согласно  докладу  1468  г.,  в  Налоговой
палате  президенты  и  советники  помимо  жалованья  имели  право  принимать
«вино  и  другие  подношения  за  ведение  дела,  раскладку  расходов  и  допросы»,
что  якобы  составляло  к  концу  года  значительную  сумму271.
 О  заражающем  воздействии  даров  и  привилегий  на  служебное  поведение
чиновников  свидетельствует  казус,  имевший  место  в  середине  XIV  в.  из-за
дарования  королем  мэтру  монет  в  Анжере  и  Ла  Рошели  Тевену  Браку  права
получать  по  6  турских  денье  с  каждой  отчеканенной  марки.  Хотя  этот  дар
обосновывался  его  «очень  большими  трудами»,  он  существенно  превосходил
то,  что  издавна  имели  право  брать  себе  мэтры  монеты,  по  каковой  причине
все  они  отказались  сдавать  в  Палату  счетов  отчеты  и  передавать  в  казну  полу¬
ченные  суммы,  добиваясь  такой  же  привилегии  для  себя272.  На  этом  малень¬
ком  примере  виден  механизм  трансформации  дара  в  ординарную  выплату,  ко¬
торая  расценивается  чиновниками  в  качестве  заслуженного  вознаграждения,
и  его  уже  трудно  отделить  от  жалованья,  тем  более  попытаться  отменить,
поскольку  оно  воспринимается  как  право  и  статусная  привилегия.
 В  плане  повышения  статуса  королевских  должностных  лиц  большое  зна¬
чение  имели  дарованные  им  папским  престолом  церковные  привилегии  и
главная  из  них  -  получение  церковных  бенефициев  без  обязательного  пребы¬
вания  в  месте  этого  бенефиция273.  В  природе  этой  привилегии  королевских
чиновников  духовного  звания  заложен  был  важный  элемент,  способствовав¬
ший  ее  органичному  вхождению  в  структуру  ординарного  вознаграждения:
со  временем  (особенно  с  1414  г.  в  связи  с  папской  схизмой)  список  претен¬
дентов  на  бенефиции  утверждал  король  Франции,  который  имел  право  таким
 268 	Президентам  и  мэтрам  счетов  выдавалось  «douze  quarterons  de  moule  de  bûches»,  a
клеркам  и  секретарям  -  «six  quarterons  de  moules  de  buche»  или  их  стоимость  по  цене  в  Грев-
ском  порту;  с  1380  г.  -  за  один  quarteron  им  выдавалось  6  ливров  13  су  4  денье,  за  moule  -  5  су
1  денье  (AN  U  540.  F.  476-477).
 269 	ORF.  III.  316;  Lalou  É.  Chancellerie  et  Hôtel...  P.  19.  О  щедрых  дарах  королей  служите¬
лям  Канцелярии  см.:  Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie...  P.  108-109.
 270 	Ордонанс  от  7  января  1401  г.:  «se  il  nous  samble  que  ilz  le  aient  bien  deservi»  (ORF.  VIII.
411—412  (N  1)).  Из  ордонанса  от  7  января  1408  г.  мы  узнаем,  что  объем  этого  дополнительного
вознаграждения  составлял  2  тыс.  франков  (ORF.  IX.  281  N  1)).
 271 	«ont  les  vins,  et  les  autres  ont  les  espices  de  visiter  procès,  taxations  de  dépens  et
interrogatoires,  qui  valient  au  bout  de  l’an  grand  chose»  (Rapport  au  grand  Conseil...  P.  63).
 272 	Указ  от  27  октября  1361  г.  В  результате  солидарного  корпоративного  нажима  на  короля
им,  видимо,  удалось  добиться  своего  (ORF.  III.  527-528).
 273 	Эту  привилегию  впервые  даровал  «клеркам  короля»  папа  Гонорий  III  при  Филиппе  IV
Красивом  (27  апреля  1286  г.):  они  получили  право  не  находиться  у  себя  и  получать  только  до¬
ходы  от  бенефиция  (Registres  du  Tresor  des  chartes.  T.  1.  Philippe  le  Bel.  P.  156.  N  877).
 406

образом  поощрить  своих  служителей274.  Право  на  такое  дополнительное  воз¬
награждение  для  лиц  духовного  звания  способствовало  их  притоку  на  коро¬
левскую  службу,  что  во  многом  определяло  социальный  облик  чиновничест¬
ва  исследуемого  периода275.
 Право  на  церковные  бенефиции,  а  со  временем  и  на  освобождение  от  цер¬
ковных  налогов  в  наибольшей  степени  распространялось  на  членов  Парла¬
мента,  не  в  последнюю  очередь  ввиду  исполняемой  ими  функции  вершителей
королевского  правосудия.  Получение  ими  бенефициев  уже  к  началу  XIV  в.
превратилось  в  устойчивую  традицию:  так,  в  ордонансе  1318-1319  гг.  осо¬
бым  пунктом  оговаривалась  выплата  чиновникам-клирикам  определенного
пенсиона  «в  ожидании  получения  ими  бенефиция»,  т.е.  король  за  свой  счет
возмещал  им  лакуну  в  «положенном»  вознаграждении276.  На  этом  этапе  могли
возникать  трения,  и  требовалось  вмешательство  короля  для  защиты  интере¬
сов  чиновников-клириков277.  К  XV  в.  уже  не  столько  чиновники  Парламента
искали  церковных  бенефициев  и  привилегий,  сколько  сменяющие  друг  дру¬
га  папы  в  период  схизмы  пытались  с  их  помощью  заручиться  такой  мощной
поддержкой,  какую  мог  оказать  верховный  суд  Французского  королевства278.
Аналогичная  привилегия  была  дарована  со  временем  и  Палате  счетов279.  Судя
по  инвективам  Жувеналя  середины  XV  в.,  подобная  практика  после  Прагма¬
тической  санкции  распространилась  в  королевской  администрации  довольно
широко,  нивелируя  тем  самым  ее  статусную  функцию280.
 Поддержание  почетного  статуса  королевского  служителя  упоминалось,
как  выше  показано,  не  только  для  получения  церковных  бенефициев,  но  и
для  всей  структуры  дополнительных  выплат,  даров  и  привилегий,  которыми
корона  наделяла  в  той  или  иной  форме  всех  чиновников.  В  этом  контексте
 274 	Этот  принцип  определил  в  дальнейшем  стойкую  приверженность  королевских  чинов¬
ников,  особенно  Парламента,  идеям  галликанизма.  См.:  Mollat  G.  Les  origines  du  gallicanisme...;
Gazzaniga  J.-L.  Les  clercs  au  service...  P.  267-268.  О  церковных  бенефициях  членов  Парламента
см.:  AutrandFr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  207-209.
 275 	Г.  Дюкудрей  даже  считал  это  угрозой  для  Парламента  стать  целиком  «церковным  со¬
бранием».  См.:  Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement...  P.  104-105.
 276 	Как  только  такой  чиновник  получал  бенефиций,  он  обязан  был  сообщить  об  этом  коро¬
лю,  и  пенсион  переставал  выплачиваться  (ORF.  I.  660  (N  26)).
 277 	26  мая  1365  г.  Карл  V  Мудрый  издал  указ,  обращенный  к  дуайенам,  певчим  и  капитулу
церкви  в  Руане,  не  чинить  препятствия  в  пользовании  пребендой  королевскому  нотариусу  и
секретарю  Парламента  Никола  де  Вильмару  (AN  Xla  8602.  F.  71).
 2/8  25  марта  1413  г.  посланцы  папы,  кардинал  Аламан  и  епископ  Сента,  привезли  в  Парла¬
мент  письмо  об  освобождении  парламентариев-клириков  от  церковной  десятины  (dîmes)  (AN
Xla  8602.  F.  258  v);  12  сентября  1414  г.  письмо  от  архидьякона  Остии,  канцлера  римской  церк¬
ви,  даровало  от  имени  папы  Иоанна  XXIII  церковные  привилегии  членам  Парламента  (AN  Xla
8603.  F.  6  v);  27  марта  1428  г.  15  советников-клириков  и  семеро  советников-мирян  получили  от
папы  Мартина  V  подтверждение  их  привилегий  (AN  Xla  8605.  F.  19);  то  же  самое  сделал  папа
Евгений  IV  в  ходе  Ферраро-Флорентийского  собора  (булла  от  30  января  1435,  октября  1436  и
16  июня  1438  гг.)  (AN  Xla.  8605.  F.  52-52v);  8  мая  1438  г.  по  просьбе  Карла  VII  23  чиновника
Парламента  получили  от  папы  Евгения  IV  бенефиции  (AN  Xla  8605.  F.  55  v).
 279 	Указ  от  4  ноября  1445  г.  оговаривает,  что  так  делалось  «издавна»  (d’ancienneté)  (AN  U
540.  F.  482).
 280 	Жувеналь  возмущался  бессистемной  раздачей  Карлом  VII  церковных  бенефициев
после  Прагматической  санкции.  Оправдывая  их  для  служителей  Парламента  и  королевской
капеллы  (Сент-Шапель),  он  считает  обязательным  давать  их  лишь  «достойным  лицам»  (qui
essent  ydonei  et  bone  meriti)  (Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  489^90).
 407

более  известная  их  привилегия,  освобождение  от  налогов,  приобретает,  на
мой  взгляд,  большую  органичность  и  несколько  иную  направленность,  чем
банальное  стремление  «во  дворянство».  Разумеется,  само  по  себе  освобожде¬
ние  от  налогов,  являвшееся  отличительным  знаком  двух  привилегированных
сословий,  духовенства  и  дворянства,  обусловило  нерасторжимую  связь  меж¬
ду  налоговыми  привилегиями  и  благородным  статусом.  Однако  его  идейное
обоснование  зиждилось  на  службе  общему  интересу:  духовенство  заботилось
о  спасении  душ  людей,  а  дворяне  «платили  налог  кровью»,  защищая  поддан¬
ных  короны  Франции  от  внешних  и  внутренних  врагов.  Поэтому  для  получе¬
ния  королевскими  чиновниками  права  на  налоговые  льготы  необходимо  было
добиться  признания  их  работы  не  менее  важной  для  общего  блага  королевства.
Эта  существенная  идейная  сторона  налоговых  привилегий  чиновников  обыч¬
но  выпадает  из  поля  зрения  исследователей281.
 Ввиду  этого  обстоятельства  нас  будет  интересовать  не  столько  сам  про¬
цесс  их  получения,  сколько  их  идейное  обоснование.  Вначале  обратимся  к
мотивации  привилегий  королевских  чиновников,  отраженной  в  политических
трактатах  эпохи.  Если  суммировать  основные  положения  этой  «социодицеи»
служителей  короны  Франции,  то  она  вся  строилась  вокруг  исполняемых  ими
общественно  значимых  функций:  во-первых,  это  служение  на  общее  благо
королевства,  во-вторых,  благородство  функции  правосудия  и  совета,  которую
в  той  или  иной  степени  исполняли  все  ведомства  и  службы;  наконец,  это  «ин¬
теллектуальный  капитал»  -  ученые  степени,  которые  в  свою  очередь  также
давали  право  на  освобождение  от  налогов.  По  сути,  в  этой  мотивации  соеди¬
няется  оправдание  налоговых  льгот  двух  привилегированных  сословий  -
духовенства  и  дворян.
 Переходя  собственно  к  процессу  оформления  привилегированного  ста¬
туса  королевских  чиновников,  следует  вначале  оговорить  следующее  обсто¬
ятельство:  помимо  наличия  налоговых  льгот  и  у  других  социальных  групп
(отдельных  профессий,  городов  и  т.д.),  освобождение  чиновников  от  налогов
не  было  в  этот  период  окончательным,  его  всякий  раз  следовало  подтверж¬
дать  при  вотировании  или  сборе  очередного  налога.  Таким  образом,  все  ука¬
зы,  которыми  мы  располагаем,  издавались  вослед  очередному  налогу,  от  ко¬
торого  король  освобождал  конкретную  группу  своих  чиновников.  Более  того,
с  начала  Столетней  войны  они  наравне  с  другими  плательщиками  принуж¬
дены  были  участвовать  в  вотируемых  субсидиях  на  оборону282.  Характерно,
что  позиция  Парламента  в  этом  вопросе  однозначно  на  стороне  власти,  а  не
коллег,  что  вполне  вписывается  в  общую  тенденцию  политики  королевских
 281 	Редкое  исключение  являет  собой  труд  Ф.  Отран  о  Парламенте,  где  перечислены  основ¬
ные  параметры  идейного  обоснования  налоговых  привилегий  парламентариев.  См.:  Autrand  Fr.
Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  240-242.
 282 	Указ  Филиппа  VI  Валуа  от  27  декабря  1337  г.  подробно  расписывает  размер  налога  в
зависимости  от  объема  жалованья  чиновников:  с  10  ливров  и  выше  -  четвертая  часть,  с  10
ливров  -  40  турских  су,  ниже  10  ливров  -  20  су  (ORF.  XII.  38);  указ  вослед  собранию  депута¬
тов  коммун  Лангедока  от  26  июля  1358  г.  предписал  всем  чиновникам  в  городах  и  коммунах
участвовать  в  налоге  (ORF.  IV.  189  (N  10)).  Кабошьенский  ордонанс  вводил  обязанность  для
чиновников  платить  габель  (Ordonnance  cabochienne.  P.  68-69  (N  128)).  Инструкция  о  сборе
налога  от  28  февраля  1436  г.  обязывала  адвокатов,  прокуроров,  нотариусов  платить  налоги
вопреки  их  ссылкам  на  имеющееся  образование  (soubz  umbre  de  privilleige  desdictes  Estudes)
(ORF.  XIII.  213-214  (N  24)).
 408

чиновников,  стремящихся  представить  себя  в  виде  добровольно  заинтересо¬
ванных  помощников  короны  Франции283.  Добившись  налоговых  привилегий,
они  охотно  предоставляли  короне  значительные  суммы,  но  в  виде  «добро¬
вольных  даров»,  особенно  в  ситуации  новой  агрессии  англичан  в  1415  г.284
 Структура  налоговых  привилегий  чиновников  включала  разные  по  харак¬
теру  подати  и  обложения:  традиционные  платежи  (например,  подорожную
подать  пеаж  или  соляной  налог  габель),  косвенные  налоги  (с  продажи  това¬
ров  и  с  ввозимых  в  город  продуктов),  а  также  бан  и  арьер-бан,  т.е.  денежный
эквивалент  военной  обязанности  с  владельцев  «благородных  земель»,  если
они  не  являлись  дворянами  и  не  несли  воинскую  повинность.  Уже  ко  второй
половине  XIV  в.  корпус  ординарных  чиновников  обладал  налоговыми  при¬
вилегиями  -  освобождением  от  подорожной  подати,  от  уплаты  денег  за  коро¬
левскую  печать,  а  также  правом  судиться  только  в  Палате  прошений  Дворца.
Особыми  привилегиями  обладали  также  те  чиновники,  кто  жил  в  юрисдик¬
ции  Дворца  в  Ситэ285.
 Наибольшее  число  указов  об  освобождении  от  налогов  относилось  к  Пар¬
ламенту  и  Палате  счетов  (они  представлены  в  табл.  №  2)286.  О  других  ведомс¬
твах  и  службах  указов  имеется  значительно  меньше.  Так,  ведомство  казны
упоминается  в  указах  об  освобождении  от  субсидий,  равно  как  и  об  освобож¬
дении  от  налога  на  отвоевание  Гиени,  наряду  с  другими  ведомствами287.  Мо¬
нетное  ведомство  упоминается  в  этом  контексте  дважды,  но  довольно  поздно
в  сравнении  с  двумя  главными  ведомствами:  в  обоих  случаях  речь  идет  об
освобождении  от  тальи,  пеажа,  косвенных  сборов,  субсидий,  оста  (ost)  и  на¬
лога  с  ввозимых  в  город  продуктов288.  Секретари  Канцелярии  освобождаются
от  налога  с  вина,  которое  ввозится  в  Париж  для  их  собственных  погребов289.
Чиновники  Шатле  (комиссары,  секретари)  освобождались  от  побора  с  зерна
и  вина,  ввозимого  в  Париж  из  их  собственных  земель290.
 283 	Позицию  Парламента  характеризует  «образцовый»  приговор  по  иску  нотариусов
Орлеана,  в  1384  г.  отказавшихся  вносить  деньги  на  оборону  и  укрепление  города.  Парламент
подтвердил  их  освобождение  от  иных  налогов,  однако  данный  налог  он  обязал  их  уплатить.
См.:  Le  Coq  J.  Questiones.  P.  50-51.  Qu.  42.
 284 	9  августа  1414  г.  Парламент  предоставил  королю  1  тыс.  ливров  из  своего  жалованья;
позднее  он  «добровольно»  (libéralement  offert)  уплатил  короне  2  тыс.  ливров,  получив  при  этом
указ  (18  марта  1416  г.),  подтверждающий  его  налоговые  привилегии.  Точно  также  поступила
и  Палата  счетов,  дав  короне  3  тыс.  ливров  на  тех  же  условиях  (указ  от  24  марта  1416  г.)  (ORF.
XII.  255-256;  X.  349;  AN  U  514.  F.  23).  Примеры  иных  добровольных  даров  парламентариев  на
нужды  короны  см.:  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  224-237.
 285 	Об  этих  привилегиях  свидетельствует  указ  от  16  января  1386  г.  (ORF.  VII.  161).  О  пра¬
вах  «насельников  Дворца  Ситэ»  см.  указ  от  26  мая  1404  г.  (ORF.  IX.  7),  где  есть  ссылки  на
«незапамятную  традицию»  (de  tel  et  si  longtemps  qu’il  n’est  mémoire  du  contraire)  этой  приви¬
легии;  об  освобождении  от  уплаты  за  королевскую  печать  см.:  Ordonnance  cabochienne.  P.  121
(N  196).
 286 	См.  также  анализ  указов  об  освобождении  от  налогов  парламентариев:  Autrand  Fr.
Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  210-224.
 287 	Указы  от  20  февраля  1338,  26  мая  1404  и  30  сентября  1406  гг.  (ORF.  XII.  42,  IX.  5-6;
141).
 288 	Указ  от  19  ноября  1443  и  ордонанс  от  14  октября  1463  г.  (taille,  péage,  passage,  quatrième,
huitième,  cinquentiesme,  centiesme,  chaussées,  ost)  (ORF.  XIII.  338;  XVI.  89).
 289 	Указ  от  4  октября  1467  г.,  где  речь  идет  о  налоге  quatrième  et  huitieme  (ORF.  XVII.  21).
 290 	Указ  от  14  июля  1410  г.  (ORF.  IX.  513-514).
 409

Наконец,  существовали  и  индивидуальные  привилегии  для  отдельных
должностных  лиц:  мною  найдены  указы  об  освобождении  от  пеажа  прези¬
дента  Парламента  Абе  де  Клюни,  обращенные  к  сборщикам  Манта,  Мелёна,
Пуасси,  Конфлана;  то  же  самое  -  о  президенте  Симоне  де  Бюси;  о  секретаре
Палаты  счетов  Тома  де  Турнёре,  о  советнике  Парламента  Жане  Бланрале  (ос¬
вобождение  от  десятины)291.
 Не  менее  значима  используемая  в  указах  аргументация,  особенно  для
служителей  Парламента.  Если  вначале  налоговые  льготы  оправдывались,  как
мы  помним,  стимулом  служебного  рвения,  то  со  временем  предпочтение  в
обосновании  привилегий  отдается  непосильному  служению  «общему  благу
королевства»292.  На  первый  план  выходит  постоянный  характер  службы,  не
позволяющий  иметь  иные  источники  доходов.  Наконец,  вновь  и  вновь  под¬
черкивается  разительный  контраст  между  маленьким  жалованьем,  которое
некогда  было  установлено  и  с  тех  пор  не  менялось,  и  важностью  их  функции,
так  что  они  не  могут  на  эти  средства  поддерживать  достойный  статус293.
 Как  видим,  налоговые  привилегии  из  дара  короля  превращаются  посте¬
пенно  в  его  обязанность  вознаграждать  чиновников  за  службу,  как  это  про¬
изошло  с  жалованьем  и  другими  формами  поощрения.  Важно  при  этом  на¬
помнить,  что  они  уже  имеют  не  только  материальный,  но  и  символический
характер,  иными  словами,  утверждение  в  обществе  высокого  статуса  службы
короне  Франции  (l’honneur  de  nostre  service).  Со  временем  парламентарии
апеллировали  и  к  исторической  памяти,  к  незапамятной  традиции  сих  приви¬
легий  (aient  obtenu  le  temps  passé,  de  toute  ancienneté).
 Аргументация  привилегий  Палаты  счетов  выглядит  на  этом  фоне  значи¬
тельно  скромнее,  хотя  основные  параметры  остаются  неизменными.  Главный
упор  в  них  делается  на  постоянном  характере  службы  и  на  очевидном  ущер¬
бе  от  ее  перерывов,  на  ее  трудности  и  значении.  Как  и  для  парламентариев,
историческая  память  вскоре  начинает  «работать»  и  на  людей  счетов294.  При
схожести  аргументации,  проскальзывает  и  едва  уловимая,  но  существенная
 291 	AN  Х1а  8602.  F.  6,  25,  99,  273  v  (указы  от  28  марта  1332,  12  января  1353,  9  мая  1366,
3  августа  1412  гг.).
 292 	Вот  как  это  описано  в  раннем  указе  об  освобождении  членов  Парламента  от  налога  с
продаж:  «nostri  consiliarii...  ас  onere  justitiam  ministrandi  nobis  incumbentia  jugiter...  quo  fidelius
obsequii  nobis  intuentur,  et  ferventius  laborare  pro  Republica  contemplantur»  (ORF.  II.  541).  В  ука¬
зе  от  14  марта  1398  г.  об  освобождении  Парламента  от  нескольких  поборов  сказано  так:  «tenux
et  astrains  de  entendre  et  vacquer  continuelment  ou  fait  de  Justice...  de  jour  et  de  nuit...  le  bien  de
Justice  et  de  la  chose  publique  aux  petiz  gages»  (AN  XIa  8602.  F.  148).
 293 	Приведу  наиболее  часто  встречающиеся  в  королевских  указах  формулировки  для
обоснования  привилегий  служителей  Парламента:  «administrant  justice  à  noz  subgets...  le
bien  de  nostre  Justice  et  de  la  chose  publique...entendre  et  continuellement  occupez...  vacquer
continuellement...  grans  peine  et  labeurs...  aux  petits  gaiges  qui  d’ancienneté  furent  ordenez...  aux
prouffiz  et  gages  anciens  qui  sont  de  très-petite  valeurs...  ne  pourront  vivre  ny  leur  estât  soustenir...
pour  l’honneur  de  Nous  et  de  nostre  service  ilz  ont  à  soustenir  et  maintenir  bonnement  leurs  Estats
è  grans  frais  et  despens».
 294 	Вот  как  эти  аргументы  формулируются  в  указах  о  привилегиях  служителей  Палаты
счетов:  «la  continuelle  occupation...  continiellement  occupez  en  nostre  service  ou  fait  et  exercice
de  leurs  offices  ...  ilz  ne  pourront  délaisser  le  fait  et  exercice  de  leurs  offices...les  grands  peines  et
travaux...  au  tres-grand  bien  et  prouffit  de  nous  et  de  nostre  Domaine...  pour  le  bien  de  nous,  chose
publique  et  du  Royaume».
 410

разница:  речь  не  идет  о  почетном  статусе,  явно  связанном  со  значением  право¬
судия295.
 Высшим  выражением  означенного  статуса  для  чиновника  являлось,  без¬
условно,  дворянское  звание.  Однако  уже  в  этот  первоначальный  период  обо¬
значилось  целенаправленное  стремление  чиновников  получать  дворянство  не
по  аноблирующей  грамоте,  а  автоматически,  по  службе,  что  сделалось  частью
общей  тенденции  «облагораживания»  самого  института  службы  короне  Фран¬
ции296.  Об  этом  стремлении  убедительнее  всего  свидетельствует  незначитель¬
ность  числа  таких  аноблирующих  грамот297.  Эта  тенденция  превращала  чинов¬
ников  в  «параллельное  дворянство»  и  наиболее  опасного  соперника  дворян  по
крови.  Однако  следует  понять  причины  такого  поведения  чиновников.
 В  этой  связи  представляется  целесообразным  вписать  процедуру  получе¬
ния  чиновниками  аноблирующей  грамоты  в  общий  контекст  вознаграждения
за  службу.  Только  так  мы  поймем  значение  используемого  в  грамотах  обосно¬
вания  благородного  статуса  оказанными  особыми  «службами»  и  «услугами»,
что  было  традиционным  условием  получения  и  остальных  привилегий298.
 В  одной  их  первых  аноблирующих  грамот,  выданной  Симону  де  Бюси
в  бытность  его  генеральным  прокурором  короля  в  Парламенте,  говорится:
«в  знак  признания  добрых  и  приятных  услуг,  которые  он  нам  сделал  в  про¬
шлом  и  делает  каждодневно»299.  Казус  Бюси  важен  для  понимания  тех  труд¬
ностей,  которые  встречало  в  обществе  это  «благородство  чиновников»:  ему
потребовалась  спустя  четыре  года  еще  одна  грамота,  выданная  также  и  его
жене,  в  тексте  которой  прямо  говорится  о  стремлении  «пресечь  сомнения
в  его  благородном  статусе»300.  Данный  казус  не  был  единичным:  встреча¬
ются  по  нескольку  грамот  подтверждения  аноблирования  одного  и  того  же
 295 	Показательно  в  этом  контексте,  что  для  служителей  местного  суда,  Шатле,  в  иерархии
стоящих  ниже  Палаты  счетов,  тем  не  менее,  есть  ссылки  на  статус,  раз  речь  идет  о  служителях
королевского  правосудия:  «pour  Testat  d’eulz  et  desdiz  offices»  (ORF.  IX.  514).
 296 	Ф.  Отран  справедливо  отмечает  вклад  грамот,  аноблирующих  чиновников,  в  утвержде¬
ние  благородства  самой  их  службы,  с  ее  спецификой  и  особым  образом  жизни.  См.:  AutrandFr.
Noblesse  ancienne  et  nouvelle...  P.  611.
 297 	Как  показала  Ф.  Отран,  за  период  1345-1483  гг.  грамоты  на  дворянство  получило
123  чиновника,  т.е.  7,6%  от  общего  числа  аноблированных.  См.  также  распределение  этих  гра¬
мот  по  правлениям  королей  и  по  ведомствам  короны:  Autrand  Fr.  Noblesse  ancienne  et  nouvelle...
P.  617-620.  Об  аноблировании  парламентариев  см.:  Eadem.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.
P.  178-182.
 298 	Грамоты  «en  consideration  de  ses  services»  Бернару  де  Веллу  из  Кагора,  Жану  по  прозви¬
щу  Le  Henapelier  de  Rayemont,  королевскому  клерку,  за  долгую  службу,  Пьеру  де  ла  Батю,  ко¬
ролевскому  клерку,  Гийому  дю  Буа,  королевскому  клерку-секретарю,  клеркам  Жану  Ле  Клерку
и  Жану  де  Марёю  (сентябрь  1345  -  AN  JJ  72.  F.  243.  N  333,  май  1346  -  JJ  75.  Fol.  248  v.  N  409,
август  1347  -  JJ  76  F.  241.  N  394,  сентябрь  1346  -  JJ  77.  F.  18  v.  N  32,  февраль  1350  -  JJ  78.  F.  75.
N  153,  23  мая  1350  -  JJ  78.  F.  124.  N  241,  1338-1339  -  1349  и  1392  r.  BNF  ms.  Lat.  18.345  Dom
Carpentier.  F.  25,  F.  140).
 299 	«pour  consideracion  des  bons  et  aggreables  services  que  il  nous  a  faiz  ou  temps  passé  et  fait
encores  chascun  jour»  (Viard  J.  Documents  parisiens...  T.  1.  P.  213-214,  грамота  от  мая  1335  г.);
аноблировано  было  и  все  его  потомство.  Кроме  того,  ему  разрешалось  сделаться  рыцарем,  вы¬
брав  на  свой  вкус  того,  кто  сможет  его  «опоясать»  (AN  JJ  69.  F.  26.  N  56).
 300 	«si  comme  nous  avons  entendu,  aucuns  pour  occassion  de  ce  ou  par  autre  movement  aient
parlé  diversement  de  la  personne,  estât  et  condicion  de  nostre  dit  conseillier»  {Viard  J.  Documents
parisiens...  T.  2.  P.  13-14.  N  214  -  май  1339  г.).  К  моменту  выдачи  второй  грамоты  Симон  де
Бюси  был  уже  третьим  президентом  Парламента  (AN  JJ  73.  F.  235.  N  295).
 411

лица301.  Однако  в  этой  ключевой  формуле  аноблирования  происходит  весьма
знаменательное  изменение:  со  второй  половины  XIV  в.  она  употребляется
все  реже  и  почти  исчезает  из  общего  массива  выдаваемых  грамот  «на  дво¬
рянство».  Яркий  пример  тому  -  грамота  аноблирования  Жана  Ле  Кока,  зна¬
менитого  королевского  адвоката  в  Парламенте:  в  ней  речь  идет  о  ревностном
и  честном  исполнении  им  своих  прямых  должностных  обязанностей302.  Об
этой  трансформации  свидетельствует  и  типовая  грамота  в  сборнике  форму¬
ляров  Одара  Моршена:  в  ней  также  речь  идет  лишь  о  вознаграждении  за  до¬
стойное  исполнение  служебных  обязанностей303.
 Столь  явная  перемена  помогает  ответить  на  ключевой  вопрос,  оставав¬
шийся  непроясненным  в  многочисленных  исследованиях,  где  лишь  конста¬
тировался  данный  феномен.  Рассмотренный  в  рамках  всей  структуры  воз¬
награждения  чиновника,  он  приобретает  определенную  закономерность  и
органичность.  Как  жалованье  чиновника  и  иные  формы  его  поощрения,  ко¬
торые  из  дара  короля  усилиями  самих  служителей  превращаются  в  незави¬
симую  от  воли  конкретного  монарха,  обезличенную  и  ординарную  оплату  их
работы,  точно  также  и  аноблирование  приобретает  характер  столь  же  зако¬
номерного  венца  карьеры  чиновника.  А  поскольку  сама  аноблирующая  гра¬
мота  являлась  по  своей  природе  личным  даром  короля,  то  чиновники  на  оп¬
ределенном  этапе,  ко  второй  половине  XIV  в.,  добившись  бюрократизации  и
обезличенности  всех  форм  вознаграждения,  постепенно  не  ищут  этих  грамот,
стремясь  к  признанию  благородного  статуса  «автоматически»,  по  службе.  Та¬
ким  образом,  оно  также  приобретает  бюрократическую  форму  и  ослабляет
зависимость  чиновника  от  личной  воли  монарха.
 Об  отличии  аноблирующих  грамот  для  чиновников  от  иных  адресатов  по¬
добной  королевской  милости  свидетельствует  и  форма  их  выдачи:  практиче¬
ски  с  самого  начала  они  получали  эти  грамоты  бесплатно  (sine  financia).  Сна¬
чала  эта  привилегия  специально  оговаривалась,  но  вскоре  стала  обязательной
формулой  выдачи  чиновникам  грамоты  о  дворянстве304.  Такая  привилегия  в
 301 	Например,  Мартен  Фульк,  хранитель  монет  Парижа,  аноблирован  в  1334г.,  новая  гра¬
мота  выдана  в  1364  г.;  клерк  Раймонд  Канак  был  аноблирован  в  1338  г.,  новая  грамота  -  1339  г.
(BNF  ms.  Lat.  18.345  Dom  Carpentier...  F.  25,  49).
 302 	«fideliter  et  ferventer  inhaerendo  nobis  se  gratum  reddiderit  plurimum  et  acceptum  suorum
exigentia  me  meritorum,  et...  quod  ipso  circa  virtutum  exercitium  suos  actus  assidue  dirigit
perseverans  in  bonitate,  constanter  in  mitando  gesta  nobilium...  et  ipse  de  bono  semper  in  melius
studeant  virtutibus  augere  virtutes  et  probitatis  operibus  servientis  inhaerere»  (Le  Coq  J.  Questiones.
Pièces  justificatives.  P.  176.  N  1).  Грамота  выдана  в  октябре  1363  г.
 303 	Грамота  об  аноблировании  казначея  в  сенешальстве  Тулузы  Жака  де  Курселя:  «Probitatis
merite,  nobiles  actus  gestusque  laudabiles  et  virtutum  insignia»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  415—
416.  N  17.15).
 304 	Вот  как  это  оговорено  в  грамоте  королевского  советника  Колена  Бедуа,  выданной
 1 	сентября  1344  г.:  «sine  financia  de  mandato  Regis»  (AN  JJ  68  F.  67.  N  119).  Практически  все
аноблирующие  грамоты  чиновникам  выдавались  на  этих  условиях,  чем  разительно  отличались
от  других  аналогичных  грамот.  Обратив  внимание  на  этот  факт,  Ф.  Отран  дает  ему  странную
интерпретацию:  якобы  корона  не  имела  в  этом  вопросе  финансового  интереса,  а  аноблирова¬
ние  было  только  политическим  актом.  Однако  здесь  же  она  замечает,  что  преобладание  сре¬
ди  аноблированных  лиц  служителей  Канцелярии  объяснялось  тем,  что  они  сами  составляли
эти  письма  и  не  должны  были  за  них  платить.  См.:  Autrand  Fr.  Noblesse  ancienne  et  nouvelle...
P.  619-621.  О  патентах  на  дворянство  как  «аппарате  по  изготовлению  денег  для  вечно  нужда¬
ющейся  государственной  казны»  см.:  Блок  М.  Феодальное  общество.  С.  317-318.
 412

условиях  постоянного  дефицита  королевской  казны,  одним  из  источников
пополнения  которой  являлась  оплата  писем  и  печатей  в  Канцелярии,  внесла
свою  лепту  в  утверждение  благородного  статуса  королевской  службы.  Чинов¬
ники  трактовали  все  привилегии  именно  в  таком  ключе  и  болезненно  воспри¬
нимали  посягательства  на  них305.
 В  результате  складывания  разветвленной  структуры  вознаграждения  и
поощрения  королевских  служителей  (жалованья,  пенсионов,  даров,  бенефи¬
циев,  налоговых  льгот  и  аноблирующих  грамот)  к  концу  XIV  в.  возникает
формула  особого  статуса  чиновников,  подтвержденного  реальными  выгодами
по  службе.  Если  в  середине  XIV  в.  она  выглядела  как  «чины,  почести,  репу¬
тация,  службы,  жалованье,  права  и  другие  блага»  (Estaz,  honneurs,  renommée,
offices,  gages,  droits  et  autres  bien),  то  концу  века  она  приобретает  устойчивый
вид:  «жалованье,  права,  профиты,  вознаграждения,  привилегии,  франшизы,
преимущества,  почести,  свободы  и  прерогативы  обычные»306.  В  такой  фор¬
мулировке  жалованье  уступает  пальму  первенства  иным  формам  поощрения,
свидетельствующим  о  качественно  новом  социальном  положении  королев¬
ских  должностных  лиц.  Таким  образом,  вознаграждение  за  службу  превра¬
щается  из  простой  компенсации  услуг  в  обеспечение  высокого  статуса,  выра¬
женного  в  правах  и  привилегиях  чиновников307.
 В  идейном  обосновании  выгод  службы  прослеживаются  три  тенденции.
Во-первых,  и  сами  чиновники,  и  идеологи  королевской  власти,  и  обществен¬
ное  мнение  сходились  в  том,  что  сама  по  себе  служба  должна  адекватно  опла¬
чиваться,  причем  именно  королем  и  из  его  казны,  дабы  уберечь  чиновников
от  злоупотреблений  и  таким  образом  сохранить  высокий  авторитет  королев¬
ской  администрации.  Начиная  со  второй  половины  XIV  в.  означенная  тема
становится  топосом  политических  трактатов:  в  комментарии  к  переводу  «По¬
литики»  Аристотеля  Никола  Орезм  подчеркивает  обязанность  государя  да¬
ровать  почести  соразмерно  заслугам308;  позицию  самих  чиновников  отразил
трактат  «Сновидение  садовника»,  где  с  опорой  на  античные  авторитеты  вос¬
хвалялась  щедрость  государя,  так  что  день  без  щедрот  должен  считаться  по¬
терянным309;  в  трудах  Кристины  Пизанской  данная  тема  обыгрывается  с  раз¬
ных  сторон.  Прежде  всего,  щедрые  дары  гарантируют  лояльность  королю  и
стимулируют  усердие  и  честность  чиновника.  Отдельный  раздел  в  «Книге  о
 3(Ь  Людовик  XI  поначалу  отменил  франшизу  чиновников  (право  продавать  вино  в  розницу
(à  detail)  без  уплаты  четверти),  но  когда  началась  война  с  Карлом  Смелым,  тут  же  ее  вернул,
ибо  очень  нуждался  в  их  лояльности.  См.:  Maupoint  J.  Journal.  P.  50,  58.  N  69,  87.
 306 	ORF.  III.  348.  Примеры  формулировок  статуса  чиновника:  «aux  gaiges,  droiz,  proufiz,
émolumens,  previleges,  franchises,  prééminences,  honneurs,  libertez  et  prerogatives  accoustumées
(ORF.  X.  459-460  -  указ  от  22  июля  1418  г.);  «aux  honneurs,  prérogatives,  prééminences,  gaiges
et  droiz»  (ORF.  XIV.  276  -  указ  от  15  апреля  1454  г.);  «aux  gaiges  et  droiz,  honneurs,  prerogatives,
prééminences,  franchises,  libertez,  prouffis  et  emolumens»  (ORF.  XV.  11-12  -  указ  от  7  сентяб¬
ря  1461  г.);  несколько  формулировок  из  типовых  писем  о  назначениях  чиновников:  «ad  vadia,
honores,  prerogativas,  jura,  comoda  et  emolumenta  solita»;  «ad  vadia,  jura,  libertates,  franchisas,
honores,  prerogativas  et  emolumenta  consueta»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  213.  N  7.15;  223.
N8.7).
 307 	Об  этимологии  терминов  оплаты,  означавших  награду  и  привилегии  за  «необычный
труд»  и  выросших  из  воинской  терминологии,  прежде  всего  слово  gages  см.:  Бенвенист  Э.
Указ.  соч.  С.  122-123.
 308 	«Et  qu’il  honeure  chescun  selon  mérité»  (Oresme  N.  Le  livre  de  Politique.  P.  330).
 309 	Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  268  (Le  Songent.  15).
 413

мире»  назван:  «Как  подобает  по  справедливости  вознаграждать  за  добро».
В  нем  она  наставляет  дофина  в  необходимости  «делать  большие  дары  и  по¬
чести  хорошим  служителям»310.  В  трактате  «Совет  Изабо  Баварской»  в  обя¬
занность  государя  включается  необходимость  поощрять  особо  отличившихся
чиновников  за  службу  на  общее  благо  короля  и  королевства311.  В  конце  XV  в.
Робер  де  Бальзак  рекомендует  королю  щедро  одаривать  хороших  чиновников
по  их  заслугам312.
 О  позиции  формирующегося  корпуса  королевских  должностных  лиц  в  от¬
ношении  своего  вознаграждения  ярко  свидетельствуют  те,  кто  воспринимает
ее  со  знаком  минус.  Так,  Филипп  де  Мезьер,  осуждая  скандальное  обогаще¬
ние  чиновников,  приводит  их  типичное  оправдание,  которое  в  свете  сделан¬
ного  анализа  предстает  вполне  правдоподобным:  якобы  «они  слишком  хоро¬
шо  служат  королю  к  собственному  убытку»313.  Когда  в  ходе  кабошьенского
восстания  канцлера  Арно  де  Корби  упрекали  в  получении  гигантских  пенсио¬
нов  и  даров,  он  избрал  единственным  оружием  защиты  ссылки  на  свою  «вер¬
ную  и  безупречную  службу»,  и  искренне  не  понимал,  в  чем  же  его  упрекают,
ведь  всё  получено  им  от  короля  «по  заслугам»314.  Слово  в  слово  аналогичная
перепалка  имела  место  на  собрании  Генеральных  Штатов  в  Туре  в  1484  г.:
когда  от  тогдашнего  канцлера  потребовали  объяснений  за  гигантские  суммы,
выдаваемые  чиновникам  в  виде  даров  и  пенсионов,  он  ссылался  на  незапа¬
мятный  обычай  выплачивать  пенсионы  тем,  кто  их  заслужил  своей  службой
«государству»315.  С  тем  же  отрицательным  знаком  обогащение  чиновников
через  дары  и  пенсионы  фигурирует  в  «Истории  Людовика  XI»  Тома  Базена:
охватившую  французское  общество  архонтоманию  автор  объяснял  уверен¬
ной  надеждой  соискателей  служб  на  материальное  благополучие316.
 С  точки  зрения  чиновников,  дары  и  пенсионы,  полученные  за  долгую  и
безупречную  работу,  были  вполне  оправданными  и  законными,  тем  более  что
они  приобретались  не  всеми  и  не  сразу,  но  сообразно  сроку  службы  и  заслу¬
гам.  Но  главное,  эта  «благостная  картина»  накладывалась  на  внешне  диамет¬
рально  противоположный  фон  -  стойкое  и  целенаправленное  осуждение  бо¬
 310 	«Су  parle  comment  appartient  selon  justice  guerdonner  les  bons»:  «les  bons  soient  meritéz
et  remunérez  de  leurs  biens  faiz»  (Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  96,  100-101).  В  этом  плане
Кристина  ссылается  на  пример  Карла  V  Мудрого,  который  обеспечивал  каждого  по  его  рангу,
так  что  все  были  богаты  в  соответствии  со  своими  достоинствами  («selon  leur  faculté»)  (Eadem.
Charles  V.  T.  1.  P.  82).  В  «Книге  о  политическом  теле»  она  доказывает,  что  щедрые  дары  заставят
всех  быть  честнее:  «car  par  ce  chascun  mettroit  paine  d’estre  bon  et  d’acquerir  bonne  renommee,
car  adont  selon  l’exercitacion  des  oeuvres  vertueuses  estoient  distribuez  les  honneurs,  et  non  pas
selon  feveur  des  personnes»  (Eadem.  Le  livre  du  corps  de  policie.  P.  39).
 311 	«et  que,  sans  faillir,  les  gaiges  des  officiers,  tant  de  la  guerre  que  de 	la  justice, 	soient 	bien
 assignez  et  bien  paiez...  en  rémunérant  ceulx  qui  notoirement  très  grandement  aroient  servi  et  proufité
à  l’onneur  du  roy  et  bien  du  royaume»  (Advis.  P.  137.  N  9).
 312 	«tous  ceulx  qu’il  trouvera  qui  auront  bien  et  loyaulment  servy  son  predeccesseur... 	leur 	face
 encoures  des  bien  davantacge  plus  largement...  car  c’est  ung  grant  péché  de  detenir  les  gacges  et
salaire  d’un  serviteur»  (Balsac  R.  de.  Traité.  P.  215.N5,  13).
 313 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  459.
 314 	Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  5.  P.  63.
 315 	Masselin  J.  Journal.  P.  337.
 316 	«Tanta  enim  ambicio  obtinendorum  officiorum  propter  felicitatem  temporalem...  omnes  pene
officiarii  per  totum  regnum  communiter  satis  ditati  et  locupleti  laxata  nimium»  (Basin  Th.  Histoire
de  Louis  XI.  T.  1.  P.  12,  14).
 414

гатства  чиновников  и,  в  целом,  их  корысти  и  стяжательства317.  Внутри  этой
тенденции  четко  прослеживается  яростная  критика  служителей  финансовых
ведомств,  которая  превратилась  в  общее  место.
 Уже  в  «Рифмованной  хронике»  Жоффруа  Парижского  начала  XIV  в.  ри¬
суется  образ  чиновников  -  растратчиков  налогов,  у  которых  следовало  по¬
требовать  отчета,  куда  делись  деньги  из  опустевшей  казны318.  В  полной  мере
масштаб  общественного  недовольства  растущими  расходами  на  содержание
королевской  администрации  за  счет  налогов  и  других  сборов  в  казну  обозна¬
чился  в  ходе  восстания  Этьена  Марселя.  Как  уже  говорилось,  на  первых  же
заседаниях  Штатов  в  октябре  1356  г.  главными  виновниками  произошедшей
при  Пуатье  катастрофы  объявлены  были  чиновники:  они  якобы  обогатились
за  счет  гигантских  налоговых  сборов,  предназначенных  на  защиту  королев¬
ства;  они  не  заботились  об  общественной  пользе,  но  только  о  собственной
мошне,  и  в  результате  раздачи  им  даров  всё  было  потрачено  впустую.  Под¬
тверждение  этим  обвинениям  критики  видели  в  очевидном  факте:  чиновники
богаты,  а  народ  очень  беден319.  Эти  филиппики  на  разные  лады  перепевались
и  в  ходе  обсуждений  на  заседаниях  Штатов,  и  в  текстах  принятых  в  1356—
1358  гг.  ордонансов:  они  вылились  в  ряд  запретов  чиновникам  финансовых
ведомств  (элю,  сборщикам  налогов,  служителям  Палаты  счетов  и  Казначей¬
ства)  что-либо  брать  или  получать  от  короля  в  форме  даров  и  подарков  из
ординарных  поступлений  в  казну  и  от  сбора  налогов320.
 Критика  чиновников  во  главе  с  финансистами,  сборщиками  налогов  и
откупщиками  выводила  самого  монарха  за  рамки  складывающейся  систем¬
ной  коррупции,  что  подкреплялось  обезличенностью  процедур  вознагражде¬
ния.  Оплата  службы  в  виде  жалованья,  пенсионов  и  даров  за  счет  налоговых
сборов  с  трудом  признавалась  в  обществе  законной,  поскольку  устойчивым
оставалось  требование  к  королю  «за  свой  счет»  оплачивать  свою  администра¬
цию.  Но  еще  важнее  в  этой  критике  само  утверждение  принципа  бескорыстия
службы,  о  степени  внедренности  которого  свидетельствуют  речи  и  пропове¬
ди  Жана  Жерсона:  он  включал  в  число  главных  бед  в  королевстве  вознаграж¬
дение  чиновников  в  виде  «чрезмерных  даров»  (oultrageux  dons).  Призывая
короля  умерить  безрассудную  щедрость,  Жерсон  апеллировал  к  античным
образцам  мудрости  и  предупреждал  об  опасных  последствиях  не  только  для
 317 	Следует  учесть  и  общий  идейный  контекст  эпохи  -  осуждение  богатства  и  стяжатель¬
ства  всех  сословий  общества.  Об  этом  см.:  Малинин  Ю.П.  Франция  в  эпоху  позднего  Средне¬
вековья.  С.120-122.
 318 	Во  главе  этой  армии  казнокрадов,  естественно,  «шествует»  Ангерран  де  Мариньи:  «Le
roy  n’en  ot  ne  tiert  ne  quart  /  car  ses  genz  en  orent  le  tout»  (Geoffroy  de  Paris.  Chronique  métrique.
P.  196,  220.  N  3154-3155,  6840-6879).
 319 	«et  toutes  ces  choses  par  la  coulpe  des  gouverneurs  ont  esté  si  mal  despenséz,  que  rien  ou  pou
en  est  venu  qui  ait  esté  au  prouffit,  ne  à  l’onneur,  ne  à  bonne  deffense  du  royaume,  mais  bien  a  l’en
apperceu  que  plusieurs  gouverneurs  et  officiers  en  sont  très  grandement  enrichiz...  a  pou  esté  regardé
le  prouffit  et  utilité  publicque...  et  la  plus  grant  partie  de  ce  qui  estoit  baillié  estoient  despensé  en
dons,  en  choses  inutiles  et  de  pou  de  proufit...  les  plusieurs  des  grans  seigneurs,  et  les  autres  officiers,
sont  riches  et  comblés,  et  le  peuple  très  povres»  (Journal  de  1356.  P.  432^33,  435,  449,  454).
 320 	Весьма  знаменательно,  что  эти  положения  Великого  мартовского  ордонанса  1357  г.
были  дословно  повторены  и  в  ордонансе,  изданном  на  собрании  Штатов  в  Компьене  в  мае
1358  г.,  внешне  лояльных  дофину  Карлу,  что  свидетельствует  об  универсальном  для  обще¬
ственного  мнения  характере  этих  обвинений  (ORF.  III.  126  (N  2),  229,  231  (N  17,  23)).
 415

общественного  мира,  но  и  для  самих  получателей  этих  даров.  Главная  опас¬
ность  угрожала  даже  королю,  который  тем  самым  только  развращал  чиновни¬
ка,  а  потом  почему-то  ждал  от  него  верности  и  честности.  Не  призывая  короля
полностью  отказаться  от  раздачи  даров,  Жерсон  советует  умерить  щедрость
(par  sens  et  par  mesure),  a  главное,  таким  способом  проверить  истинную  пре¬
данность  своего  служителя  («сократите  ваши  щедрые  дары  и  увидите,  кто  с
вами  останется»),  удалив  тех,  кто,  по  выражению  Сенеки,  следует  за  госпо¬
дином  как  мухи  за  медом  или  как  воры  за  торговцем321.
 Критика  стяжательства  и  корысти  чиновников  в  духе  Жерсона  вновь  в
полную  силу  прозвучала  в  ходе  кабошьенского  восстания  1413  г.,  где  эти  пре¬
грешения  предстают  подчас  его  первопричиной322.  Поразительно  почти  до¬
словное  повторение  обвинений  в  адрес  королевских  служителей:  то  же  пре¬
следование  своего  частного  интереса  в  ущерб  общему,  то  же  обогащение  за
счет  собираемых  на  общее  благо  налогов.  На  Штатах  депутат  от  Парижского
университета  Жан  Куртекюисс  в  этой  связи  обратился  к  королю  с  весьма  угро¬
жающим  вопрошанием:  «где  всё  то,  что  собрано  в  казну  от  домена,  податей,
сборов,  талий,  десятины,  что  скопил  и  передал  вам  в  наследство  отец,  покой¬
ный  Карл  Мудрый?  Оживи  он  теперь,  так  весьма  бы  изумился,  увидев  пустую
казну»323.  По  свидетельству  монаха  из  Сен-Дени,  первыми  подвергались  кри¬
тике  казначеи,  чье  состояние  предлагалось  сравнить  до  и  после  получения
должности  и  оценить  размеры  разграбления  ими  казны;  следом  упоминались
генералы  финансов  и  их  помощники,  которые  из  бедняков  сделались  богача¬
ми;  наконец,  объектом  нападок  стал  канцлер,  который  закрывает  глаза  на  со¬
вмещения  в  одном  лице  двух-трех  несовместимых  должностей,  а  сам  думает
только  об  обогащении  своей  родни,  поскольку  лично  уже  так  нажился,  что
не  имеет  других  забот.  В  обмен  на  вотируемый  налог  депутаты  потребова¬
ли  сместить  сборщиков  и  генералов  финансов,  конфисковав  их  имущество  и
отменив  все  сделанные  короной  дары  и  экстраординарные  пенсионы.  Кроме
того,  отстранению  подлежали  и  откупщики  налогов,  которые  возмещают  вне¬
сенные  деньги  тысячью  способов  притеснения  людей.  В  итоге  в  кабошьен¬
ский  ордонанс  особым  пунктом  был  включен  запрет  на  три  года  чиновникам,
исходя  из  нынешнего  состояния  и  нужды  казны,  просить  и  получать  какие  бы
то  ни  было  дары  от  короля,  а  служащим  финансовых  ведомств  -  такие  дары
выплачивать,  если  они  производились  «по  фавору  или  назойливостью  проси¬
телей»324.  На  Генеральных  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  снова  звучали  осуждения
 321 	Ссылаясь  на  Цицерона  и  Сенеку,  Жерсон,  в  частности,  предупреждает,  что  щедроты  не
насыщают,  но  лишь  возбуждают  аппетит,  сравнивая  таких  чиновников  с  собаками,  что  всегда
едят  и  вечно  голодны.  Кроме  того,  легкие  деньги  «легко  тратятся».  См.:  Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.
P.  649,  1179-1189.
 322 	Так,  в  частности,  трактует  истоки  восстаний  Жан  Ле  Февр  де  Сен-Реми  (Le  Fevre  de
Saint-Remy  J.  Chronique.  T.  I.  P.  74-75).  В  описаниях  расправы  над  чиновниками  в  ходе  вос¬
стания  также  упор  делается  на  их  обогащении.  Таков  случай  Пьера  дез  Эссара,  чье  богатс¬
тво  Герольд  герцога  Беррийского  считает  «противным  королевскому  статусу»  (contre  les  estatz
royaulx).  См.:  Le  Bouvier  G.  dit  Hérauld  de  Berry.  Les  chroniques.  P.  56.
 323 	Courtecuisse  J.  L’Oeuvre  oratoire.  P.  323,  330-331.
 324 	Religieux  de  Saint-Dénis.  Chronique.  T.  4.  P.  757,  759,  763,  767;  Ordonnance  cabochienne.
P.  64  (N  123).
 416

незаконного  обогащения  чиновников  за  счет  чрезмерных  даров  и  особенно
жалобы  на  служителей  казны  и  откупщиков  налогов325.
 На  основании  приведенных  данных  можно  констатировать  стабильность
претензий  к  королевским  должностным  лицам  в  плане  материальных  выгод
от  службы:  осуждение  чрезмерных  даров  как  ущерб  общему  интересу  (ибо
делались  они  из  казны  и  от  собранных  на  общее  благо  налогов);  критика  стя¬
жательства  и  призыв  если  не  отказаться  от  собственного  частного  интереса,
то  соизмерять  его  с  общими  нуждами  и  ситуацией  в  государстве.  Истоки  по¬
добной  устойчивой  общественной  критики  в  адрес  чиновников  до  сих  пор
исследователи  усматривали  исключительно  в  нежелании  нищающего  вследс¬
твие  Столетней  войны  общества  оплачивать  растущий  королевский  аппарат.
Такое  объяснение,  при  всей  его  справедливости,  представляется  явно  недо¬
статочным  и  даже  поверхностным.
 Импульсом  к  более  глубокому  проникновению  в  существо  этого  топоса
стало  для  меня  сходство  общественного  порицания  с  аналогичной  интенци¬
ей,  четко  выраженной  в  королевском  законодательстве.  В  самом  деле,  если
по-прежнему  рассматривать  первое  изолированно  и  вне  контекста  построе¬
ния  института  службы,  то  оно  кажется  выражением  только  общественного
мнения,  противостоящего  верховной  власти  и  в  известной  мере  снимающего¬
ся  при  сопоставлении  с  аналогичной  критикой  в  текстах  королевских  указов.
Эта  тема  обозначилась  достаточно  рано:  уже  в  середине  XIV  в.  указ  об  обя¬
занностях  сборщиков  налогов  вовремя  сдавать  отчеты  в  Палату  счетов  осуж¬
дает  их  «жадность»  как  ущерб  не  только  общему  интересу,  но  и  королевскому
величию326.  Критика  стяжательства  чиновников  обращена  и  к  бальи  и  сене¬
шалям  за  незаконно  добытые  «неумеренные  платы»  (salaria  immoderata)327.
Показательно,  что  параллельно  с  формулой  указов  («очень  маленькое  жало¬
ванье»  чиновников)  сосуществовала  и  прямо  противоположная:  «жалованье,
дары  и  профиты»  чиновников  слишком  велики  в  сравнении  с  состоянием
королевской  казны328.  Значение  принципа  бескорыстия  как  одного  из  крае¬
угольных  камней  института  службы  косвенно  подтверждается  и  в  громких  су¬
дебных  делах  против  королевских  должностных  лиц,  где  неизменно  присут¬
ствует  обвинение  в  стяжательстве  и  воровстве329.  Ритуальный  характер  этих
громких  процессов  над  преданными  короне  чиновниками  в  угоду  толпе  не
 32-  Весьма  любопытно,  что  в  качестве  образца  для  подражания  здесь  приводилось  правле¬
ние  Карла  VII,  когда  якобы  чиновники  довольствовались  умеренными  пенсионами,  отчего  их
положение  только  упрочивалось  (.Masselin  J.  Journal.  P.  185,  633).  В  «Истории  Людовика  XI»
Тома  Базен  недвусмысленно  говорит  о  ненависти  к  финансистам,  которая  проявилась  на  Шта¬
тах  Нормандии,  где  попытались  упразднить  должности  элю,  сборщиков  и  других  служителей
налоговых  ведомств.  См.:  Basin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  1.  P.  57,  63.
 326 	Ордонанс  от  15  июня  1353  r.:  «detestabili  cupiditate  motu,  ambitiosis  nexibus  involuti,  et
Regie  Majestatis  offensam  dampnabili  cecitate  postponens»  (ORF.  IV.  131-132).
 327 	Ордонанс  вслед  собранию  Штатов  Лангедока  26  июля  1358  г.  (ORF.  IV.  190  (N  18)).
 328 	Такая  формулировка  фигурирует  в  преамбуле  обширного  ордонанса  о  сокращении
служб  суда  и  финансов  от  7  января  1401  г.  и  в  указе  о  сокращении  численности  служителей
Дома  короля  от  28  апреля  1407  г.  (ORF.  VIII.  411;  XII.  225).
 329 	Таковы  судебные  дела  против  Ангеррана  де  Мариньи  при  Филиппе  V  Длинном,  против
Жана  де  Монтегю  при  Карле  VI,  против  Жака  Кёра  при  Карле  VII,  который  якобы  сам  при¬
знался  в  воровстве  и  большом  ущербе  королю  и  королевству  (pillé  et  dérobé  la  finances  du  roy)
(Perceval  de  Cagny.  Chronique.  P.  47-^8;  Chartier  J.  Chronique.  T.  2.  P.  327-328).
 14.  C.K.  Цатурова
 417

раз  отмечался  исследователями.  В  этой  связи  хотелось  бы  обратить  внимание
и  на  непременные  обвинения  их  в  воровстве  и  стяжательстве,  которые  вноси¬
ли  вклад  в  закрепление  в  общественном  сознании  идеи  бескорыстия  службы
короне  Франции.
 Но  поразительнее  всего,  что  цензура  на  эгоистические  наклонности  чи¬
новников  исходила  и  из  самого  бюрократического  корпуса.  Свидетельством
тому  не  только  приведенные  выше  ордонансы,  которые  в  значительной  сте¬
пени  создавались  самими  чиновниками.  В  еще  большей  мере  трактаты  и  по¬
литические  произведения,  созданные  авторами,  принадлежащими  к  этому
кругу,  обнаруживают  явную  заинтересованность  формирующегося  слоя  в
восприятии  службы  как  бескорыстного  служения  общему  благу330.
 Для  того  чтобы  понять  истоки  и  мотивы  этой  заинтересованности,  сле¬
дует  прежде  всего  обратить  внимание  на  время  ее  появления  в  политических
трактатах:  это  конец  XIV  в.,  точнее  начало  правления  Карла  VI  и  регентство
при  малолетнем  монархе.  Не  случайно  первым  во  весь  голос  заговорил  «из¬
нутри»  о  стяжательстве,  жадности  и  скандальном  обогащении  чиновников
Филипп  де  Мезьер  -  один  из  идеологов  «мармузетов»,  воплотивших  эти  идеи
в  новые  нормы  службы.  В  «Сновидении  старого  паломника»  он  беспощадно
клеймит  богатство  финансистов  (казначеев,  сборщиков  и  элю,  короче,  всех
«кто  распоряжается  деньгами»),  рождающее  устойчивое  подозрение  в  рас¬
трате  государственных  средств,  получаемых  от  налогов.  В  итоге,  он  рекомен¬
дует,  «как  раньше»,  делать  казначеями  и  сборщиками  состоятельных  буржуа,
не  алчущих  богатства  на  королевской  службе.  Иначе  налоги  и  подати,  разо¬
ряющие  тысячу  и  даже  две  тысячи  человек,  обогащают  одного  единственного
чиновника,  а  сами  налоги  превращаются  в  источник  наживы.  Мезьер  настой¬
чиво  отстаивает  принцип  бескорыстия  применительно  ко  всему  чиновному
корпусу:  они  не  должны  обогащаться  на  службе,  не  имеют  права  грабить  на¬
род,  отнимая  последнюю  рубашку  и  вытаскивая  кровать  из-под  роженицы  в
счет  уплаты  налога331.
 Мезьеру  вторит  и  Кристина  Пизанская.  Разумеется,  лидируют  в  этом  пла¬
не  финансисты:  сборщики  налогов,  служители  Казначейства  и  Налоговой  па¬
латы.  Она  советует  не  делать  «волков  пастухами,  а  воров  -  мэтрами  (финан¬
сов)».  Но  «прискорбная  жадность»,  по  признанию  Кристины,  присуща  и  всем
другим  служителям,  которые  любыми  путями  добиваются  только  корыстных
личных  целей  -  бенефициев,  вознаграждений  и  профитов.  Апеллируя  к  об¬
разцам  Античности,  она  утверждает,  что  богатство,  приобретенное  после  по¬
лучения  должности,  незаконно  (la  souffisance  est  quise  après  l’office,  laquelle
chose  est  contre  droit).  Усматривая,  как  и  Мезьер,  ущерб  авторитету  королев¬
 330 	О  роли  принципа  бескорыстия  в  становлении  бюрократического  поля  власти  см.:  Бур-
дъё  П.  Дух  государства...  С.  250-253.
 331 	В  отдельной  главе  он  прямо  описывает,  как  «тальи  превратились  в  прекрасные  дворцы,
замки  и  крепости  (чиновников),  в  сукно  и  шелка,  в  тонкое  белье,  в  платья  без  числа...  в  бога¬
тые  владения,  в  большие  сеньории...  в  вина  и  мясо»,  все  это  принадлежит  финансистам,  при¬
частным  к  их  сбору  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  458-459,  586;  T.  2.  P.  356-361).  Как  пример
излишнего  рвения  чиновников,  приведем  казус  с  Жерсоном.  Во  время  сбора  налога,  вотиро¬
ванного  в  ходе  кабошьенского  восстания,  сборщики  из-за  его  отказа  (как  духовного  лица)  пла¬
тить  этот  налог,  и  считая  его  «арманьяком»,  ворвались  в  его  дом  в  Париже  и  разграбили  едва
ли  не  все  его  имущество  (Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  5.  P.  63).
 418

ской  власти  в  чрезмерном  рвении  чиновников  и  особенно  в  их  злоупотреб¬
лениях  под  видом  исполнения  служебного  долга,  Кристина  считает  подозри¬
тельным  службу  лишь  за  вознаграждение,  ибо  такая  «верность»  недолговечна
и  обманчива,  и  такой  служитель,  стремясь  только  к  выгодам,  готов  на  обман
государя,  желая  ему  угодить.  Она  идет  в  своей  критике  и  дальше,  осуждая
освобождение  чиновников  от  налогов:  «осмелюсь  сказать,  хоть  это  кому-то  и
не  понравится,  что  это  удивительно  -  богатые  и  высокие  чины,  чье  могущес¬
тво  и  состоятельность  идут  от  короля,  кто  вполне  может  выдержать  нагруз¬
ку,  освобождены,  а  бедные,  не  имеющие  от  короля  ничего,  должны  платить
(налоги)»332.  Те  же  идеи  присутствуют  в  трактате  «Совет  Изабо  Баварской»:
король  не  должен  держать  на  службе  корыстного  чиновника,  поскольку  такой
человек  не  принесет  добра;  кроме  того,  особый  контроль  должен  осущест¬
вляться  за  финансистами,  ибо  большая  их  часть  -  воры.  Автор  даже  приводит
в  качестве  примера  для  подражания  английского  короля  Генриха  V,  ежене¬
дельно  проверяющего  состояние  своей  казны333.
 Даже  в  трактате  Алена  Шартье  «Перебранка  четырех»,  написанном  с
целью  возбудить  патриотические  настроения  в  обществе,  нашлось  место
этой  теме,  явно  ввиду  ее  значения.  Автор,  включая  раздачу  даров  и  милостей
чиновникам  в  список  законных  трат,  тем  не  менее  призывает  соизмерять  этот
обычай  с  состоянием  финансов  короля,  так  чтобы  разумная  в  период  мира  и
изобилия  щедрость  не  обернулась  бы  катастрофой  в  трудные  времена.  При
этом  Шартье  особо  останавливается  на  поведении  самих  служителей:  ссылки
на  незапамятный  обычай  в  их  стремлении  нажиться  за  счет  государя,  стес¬
ненного  в  средствах  и  едва  обеспечивающего  свои  нужды,  свидетельствуют
о  непригодности  таких  людей  к  государственной  службе  (indigne  de  service
publique)334.
 Жан  Жувеналь  в  нескольких  политических  трактатах  с  разных  сторон  от¬
стаивает  идею  бескорыстия  чиновника  как  признака  профессиональной  при¬
годности  к  службе.  Как  и  за  сто  лет  до  него,  богатство  финансистов  пред¬
ставляется  ему  скандалом  и  свидетельством  казнокрадства:  якобы  деньги  от
налогов  на  ведение  войны  превращаются  в  крупные  состояния  чиновников,
в  их  роскошный  быт,  в  дома  и  земельные  приобретения.  Жувеналь  советует
Карлу  VII  взглянуть  на  своих  служителей  и  убедиться  в  чрезмерности  даров,
подарков  и  пенсионов,  которыми  их  регулярно  наделяет  корона:  их  богатство
на  фоне  нужд  короны  он  называет  «открытым  воровством»  (larrons  publiques),
сравнивая  их  поведение  с  действиями  лесных  грабителей,  поскольку  все  они,
сколько  бы  ни  имели,  ищут  себе  еще  пенсионов.  Жувеналь  идет  дальше  своих
предшественников  и  осмеливается  осуждать  даже  Парламент  за  его  нераде¬
ние  в  исполнении  служебного  долга  из-за  задержек  оплаты,  ведь  они  имеют
еще  и  бенефиции  и  могли  бы  вовсе  обходиться  без  жалованья.  Вершиной
выражения  идеи  бескорыстия  предстает  гордое  заявление  Жувеналя,  что  он
 332 	Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  76-78,  84,  86-87;  Eadem.  Le  livre  du  corps  de  policie.
P.  17.
 333 	Advis.  P.  146,  152.  N  167:  «se  le  roy  voit  un  homme  en  son  service  qui  soit  trop  convoiteux,
 il 	lui  doit  donner  congié  gracieusement,  car  ja  homme  trop  convoiteux  ne  fera  bien  en  la  maison  ne
ou  service  d’un  roy»;  N  100:  «un  roy  doit  veoir  son  estât  de  sa  despense  une  foiz  le  mois,  car  maintes
gens  servent  le  roy  qui  le  desrobent  et  sont  fors  larrons».
 334 	Chartier  A.  Quadrilogue  invectif.  P.  46-47.
 14*
 419

ради  службы  королю  отказался  от  всякого  имущества,  движимого  и  недвижи¬
мого,  так  что  его  братьям  и  родне  нечего  будет  наследовать  после  его  смерти.
Подобная  же  «идеальная  картина»  честности  чиновников  нарисована  и  Анри
Бодом  для  восхваления  правления  Карла  VII:  при  нем  чиновники  были-де  та¬
ковы,  что  довольствовались  скромным  жалованьем,  пенсионы  же  отличались
умеренностью,  каждый  заботился  о  порученном  деле,  и  никто  не  воровал.
В  трактате  Робера  де  Бальзака  повторяются  основные  элементы  принципа
бескорыстия  службы:  не  держать  на  службе  жадных  до  денег  людей,  регу¬
лярно  проверять  состояние  финансов  и  расходы  финансистов,  а  главное  -  их
личное  материальное  положение,  смещая  тех,  кто,  придя  бедняком  на  долж¬
ность,  за  семь-восемь  лет  сделал  богатые  приобретения  и  сколотил  состоя¬
ние,  которое  несоразмерно  его  жалованью335.
 Итак,  одним  из  стержней  политических  представлений  исследуемой  эпо¬
хи  становится  призыв  к  чиновнику  отказаться  от  своей  частной  выгоды  в
пользу  общего  блага  и  апелляция  к  принципу  бескорыстия  службы.  Причины
следует  искать  в  трансформации  природы  исполнительного  аппарата  короны
Франции  -  от  частноправовой  к  публично-правовой  структуре,  которая  пов¬
лекла  за  собой  и  отмеченные  выше  кардинальные  перемены  в  сфере  возна¬
граждения  чиновника:  переход  от  принципа  дара  короля  к  бюрократическому
порядку  ординарной  оплаты  (жалованье,  дары,  пенсионы,  бенефиции  и  на¬
логовые  льготы)  призван  был  ослабить  личную  связь  чиновника  с  персоной
монарха.  В  этом  контексте  становится  более  понятен  истинный  смысл  кри¬
тики  стяжательства  и  получения  чиновниками  излишних  даров  от  короля.  Их
личная  корыстная  заинтересованность  наносила  удар  по  самоидентификации
служителей  короны  в  роли  защитников  общего  блага,  носителей  особой  эти¬
ки,  ориентированной  не  на  собственное  материальное  обогащение,  а  на  госу¬
дарственный  интерес.
 Только  в  этом  контексте  становится  понятной  неизменная  позиция  вер¬
ховных  ведомств  короны,  чинивших  препятствия  щедрой  раздаче  госуда¬
рем  даров  в  виде  земель  и  денежных  пожалований  отдельным  «фаворитам».
Не  только  неприятие  фаворитизма  и  не  столько  защита  «интересов  короля»  и
охрана  домена  были  тому  причиной.  В  свете  сделанного  анализа  становится
понятной  глубинная  подоплека  непримиримости  позиции  Парламента  и
Палаты  счетов:  неприятие  произвольных  щедрот  короля  как  ущерба  в  деле
бюрократизации  вознаграждения  и  принципу  бескорыстия  службы.
 Об  этой  позиции  убедительно  свидетельствует  переписка  Людовика  XI.
Так,  Парламент  отказывался  утвердить  дар  монарха  Перолю  де  Бурдилону  -
право  возвести  мельницу  на  р.  Саве,  притоке  Гаронны,  ссылаясь  на  «ущерб
королю  и  общему  интересу»,  хотя  тот  в  своем  ответе  объяснял  это  решение
желанием  вознаградить  своего  «совершенно  особого  служителя».  Точно  так¬
же  Парламент  долго  отказывался  утверждать  дар  прево  Жаку  д’Эстутвилю
в  пользу  его  отца  (продлить  на  20  лет  право  платить  лишь  50%  от  полагаю¬
щихся  в  казну  рент).  Судебный  орган  выступил  против  передачи  нотариусу
 335 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  531-533;  T.  2.  P.  282,  333,  366,  447;  Baude  H.  Eloge.
P.  131,  137-138;  Balsac  R.  de.  Traité.  P.  221,  224-225  (N  38,  54,  56).  Об  устойчивости  этой  пози¬
ции  свидетельствует  критика  финансистов  и  откупщиков,  как  и  «больших  состояний»  судей¬
ской  магистратуры  у  Кольбера.  См.:  Малое  В.Н.  Ж.Б.  Кольбер.  С.  45-46.
 420

Канцелярии  Жану  де  Шомону  части  конфискованного  у  сборщика  герцога
Бургундского  имущества.  Сопротивлялся  он  и  выделению  массива  земель  до¬
мена  в  области  Арманьяк  сенешалю  Сентонжа,  хотя  король,  используя  угро¬
зы,  объяснял  свой  дар  «хорошей  и  верной  службой»  адресата  и  его  покойного
отца.  Несколько  раз  пришлось  королю  собственноручно  посылать  депеши  в
Парламент  с  требованием  утвердить  «вечные  дары»  советнику  и  бальи  Вер-
мандуа  Ги  Поту  -  земли  в  графстве  Сен-Поль336.  Неоднократно  Людовик  XI
писал,  чтобы  заставить  Парламент  утвердить  наследуемое  дарение  сеньории
Рувр  (в  бальяже  Дижона)  в  пользу  Жака  де  Куатье,  вице-президента  Палаты
счетов  и  королевского  лекаря,  ссылаясь  на  его  долгую  (начата  еще  при  его
деде  Карле  VI)  и  безупречную  службу337.  Уломав  Парламент,  король  вынуж¬
ден  был  затем  смирять  сопротивление  Палаты  счетов,  в  свою  очередь  отказы¬
вавшейся  утверждать  сие  дарение338.
 Столь  единодушная  позиция  двух  верховных  ведомств  Франции,  стоящих
на  страже  домена  и  «интересов  короля»,  в  полной  мере  проявилась  в  отноше¬
нии  щедрых  даров  Филиппу  де  Коммину,  так  что  Людовик  XI  собственноруч¬
но  и  неоднократно  писал  им  и  даже  посылал  гонцов,  угрожая  обеим  палатам,
прежде  чем  смирил  их339.  Из  этих  нескольких  казусов,  очевидно,  насколько
излишняя  щедрость  короля  в  отношении  отдельного  служителя  находилась
под  подозрением  и  встречала  неприятие  в  чиновной  среде.  Эта  позиция,  окон¬
чательно  оформившаяся  к  концу  исследуемого  периода,  органично  вытекает
из  структуры  вознаграждения  чиновников,  которому  надлежало  быть  адек¬
ватным,  регулярным,  не  зависеть  от  прихоти  монарха  и  финансовых  обстоя¬
тельств,  но  в  то  же  время  выглядеть  как  заслуженное  долгой  и  безупречной
службой,  наконец,  как  скромное  и  незначительное  в  сравнении  с  заслугами
перед  государством.  Приобретенное  на  службе  богатство,  налоговые  приви¬
легии  и  благородный  статус  в  таком  контексте  должны  были  предстать  леги¬
тимным  и  адекватным  воздаянием  чиновнику  за  служение  общему  благу.
 336 	Lettres  de  Louis  XI.  T.  3.  P.  21-23  (письмо  от  22  января  1466  г.);  Т.  4.  Р.  158-159  (письмо
от  5  ноября  1470  г.);  Т.  5.  Р.  282-283  (письмо  от  14  сентября  1474  г.);  Т.  6.  Р.  229-231,  (письмо
от  14  сентября  1477  г.),  292-295,  1068,  1069  (письма  от  13  и  14  января  1478  г.);  Т.  9  Р.  218-219,
228-230  (письма  от  12  мая  и  1  июня  1482  г.).
 337 	В  своем  письме  от  24  февраля  1483  г.  король  не  просто  апеллирует  к  «похвальным  и  по¬
чтенным  услугам»  (en  reconnoissance  des  grans,  louables  et  recommendables  services)  адресата,
но  буквально  напоминает,  что  тот  «день  и  ночь  находится»  при  короле,  заботясь  и  его  здоровье
(Lettres  de  Louis  XI.  T.  10.  P.  78-79).
 338 	Это  был  далеко  не  первый  отказ  Палаты  счетов:  в  1470  г.  она  не  утвердила  дар  короля
графу  Даммартену,  главному  распорядителю  Дома  Франции,  в  виде  регулярных  поступлений
в  казну  от  нескольких  земель  домена,  так  что  королю  пришлось  в  письме  от  30  ноября  обосно¬
вывать  свой  подарок  ссылками  на  особое  расположение  к  адресату  и  на  желание  вознаградить
за  «великие,  почтенные,  выгодные  и  заслуживающие  почета  службы»  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  4.
P.  164-166).
 339 	В  этом  случае  король  использовал  весь  арсенал  имевшихся  средств  воздействия:  он
расписывал  особые  услуги  адресата  и  прямое  «спасение  персоны»  короля;  напоминал  об  их
обязанности  служить  и  угождать  ему;  угрожал  гневом  и  признавался  в  личной  заинтересо¬
ванности  в  этом  деле  (avons  ceste  matiere  à  cueur)  (письма  от  21  февраля  1473  г.  и  25  февраля
1474  г.)  (Lettres  de  Louis  XI.  T.  5.  P.  108-111,  238-240).
 421

СТАТУС  НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ  И  ФОРМЫ  ПОЧИТАНИЯ
КОРОЛЕВСКИХ  ДОЛЖНОСТНЫХ  лиц
 Существенной  частью  процесса  складывания  королевской  администра¬
ции  явилось  оформление  статуса  неприкосновенности  королевских  служите¬
лей,  опирающегося  на  законодательные  нормы  и  связанные  с  ними  полити¬
ческие  представления.  Этот  статус  определялся  значимостью  исполняемых
чиновниками  функций  и  призван  был  укрепить  их  властные  полномочия340.
Важно  подчеркнуть,  что  его  оформление  и  внедрение  в  политическое  созна¬
ние  отвечало  не  только  интересам  самих  служителей,  безусловно,  заинтере¬
сованных  в  этом.  Не  меньшее  значение  оно  имело  для  процесса  легитимации
и  символического  укрепления  власти  королевской  администрации,  что  со¬
ставляло  выгоду  и  короны  Франции.  Особый  статус  королевских  чиновников
выводился  ими  из  символической  связи  с  персоной  монарха,  выраженной  в
метафоре  о  должностных  лицах  как  «части  тела  короля»341.  В  ней  отразилась
не  столько  интерпретация  классической  антропоморфной  схемы  общества,
идущей  от  Иоанна  Солсберийского,  сколько  апелляция  к  положению  римско¬
го  права  о  статусе  Сената  как  «части  тела»  императора342.
 Хотя  эта  метафора  подразумевала  связь  с  персоной  монарха  всего  корпу¬
са  чиновников343,  наибольшую  роль  в  ее  пропаганде  и  в  самом  становлении
сыграл  Парламент,  исполнявший  главную  функцию  верховной  власти  -  вер¬
шил  правосудие  от  имени  короля344.  В  риторике  верховной  курии  регулярно
использовалась  формула  «король  и  Парламент»  со  знаком  равенства  и  в  не¬
изменной  связке345.  Парламентарии  первыми  начинают  говорить  о  судейских
как  о  части  «тела  короля»,  опираясь  на  нормы  римского  права  как  основу
создаваемого  ими  культа  монархической  власти346.  В  сборнике  Жана  Ле  Кока
 340 	Статус  неприкосновенности,  как  и  иные  параметры  института  государственной  служ¬
бы,  был  почерпнут  чиновниками  из  церковной  организации.  См.:  Autrand  Fr.  Naissance  d’un
grand  corps  de  l’État.  P.  266.
 341 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Священная  миссия  короля-судии.  С.  78-95.
 342 	«pars  corpori  nostri».  Истоком  послужила  интерпретация  глоссаторами  нормы  римско¬
го  права  С.  9.8.5.  Ad  legem  Juliam  Majestatis.  См.  подробнее:  Kantorowicz  E.  Op.  cit.  P.  618.
О  тесной  взаимосвязи  короля  и  его  чиновников  см.:  Descimon  R.  La  vénalité  des  offices  et  la
construction  de  l’État...  P.  77-93.
 343 	С  максимальной  полнотой  в  исследуемый  период  это  выражено  в  указе  от  21  октября
1467  г.:  «ilz  sont  les  ministres  essentiaulx  comme  membres  du  corps  dont  nous  somes  le  chief»
(ORF.  XVII.  25-26).  Перевернутым  отражением  этой  идеи  представляется  указ  Людовика  XI,
якобы  изданный  им  за  год  до  смерти,  где  запрещалось  под  страхом  ареста  и  конфискации  иму¬
щества  говорить  что  бы  то  ни  было,  хорошее  или  дурное,  «о  нем  и  его  служителях»  (ne  de  ео
пес  de  hiis  que  per  eum  gerentur)  (Basin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  3.  P.  282).
 344 	Не  случайно  с  целью  добиться  расположения  верховного  суда  тяжущиеся  стороны  при¬
бегали  в  своих  обращениях  к  уподоблению  Парламента  королю.  Так,  ректор  и  представители
Парижского  университета  дважды,  21  августа  1369  и  23  февраля  1445  гг.,  в  ходе  слушаний  за¬
являли,  что  они  обращаются  к  «Двору  Парламента  как  к  королю»  (comme  au  Roy)  (AN  U  508.
F.  25,  27).
 345 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  231-232.  Тот  же  оборот  встречается
в  политических  трактатах.  См.:  «au  Roy  et  a  ses  officiers»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  205);  «au
jugement  du  Roy  et  de  sa  Court  de  Parlement  que  a  eulx  meismes»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.
P.  187).
 346 	О  парламентариях  как  «части  тела  короля»  см.  подробнее:  Krynen  J.  L’etat  de  justice.
P.  72-78.
 422

данное  уподобление  выражено  со  всей  определенностью:  «сеньоры  Парла¬
мента,  в  особенности  при  исполнении  своих  обязанностей,  суть  часть  тела
короля»,  «сеньор  канцлер  есть  часть  господина  нашего  короля,  ибо  представ¬
ляет  его  персону»347.  Метафора  «тела  короля»  была  символическим  описани¬
ем  зарождающегося  государства,  повлияв  на  выработку  статуса  чиновников.
 Способом  его  утверждения  стали  формы  почитания  должностных  лиц.
Уже  в  одном  из  первых  ордонансов  о  Парламенте  от  17  ноября  1318г.  статья
19  гласила:  «Пусть  те,  кто  держит  Парламент,  не  мирятся  с  поношениями  в
виде  оскорбительных  слов  адвокатов,  а  также  тяжущихся»348.  При  оформле¬
нии  парламентской  корпорации  (ордонанс  11  марта  1345  г.)  появляется  «честь
Парламента»,  которую  обязаны  блюсти  сами  парламентарии  и  еще  более  под¬
данные  короля  Франции349.  Наконец,  в  ордонансе  о  реформе  суда  от  апреля
1454  г.  в  Монтиль-ле-Туре  уважение  к  парламентариям  квалифицируется  как
форма  укрепления  власти  верховного  суда350.
 Таким  образом,  статус  королевских  служителей  вытекал  из  авторитета
исполняемых  ими  функций.  Чиновники  становятся  носителями  достоинства
и  чести  службы,  а  не  просто  хранителями  персональной  чести  короля.  «Честь
короля»,  трансформировавшись  в  «честь  Парламента»,  в  итоге  распространя¬
ется  на  каждого  члена  парламентской  корпорации351.  В  королевском  законо¬
дательстве  эта  «честь»  (honneur)  появляется  к  началу  XV  в.:  так,  в  кабошь-
енском  ордонансе  служители  Парламента  и  Палаты  счетов  названы  «людьми
большого  почета  и  представительства»,  в  ордонансе  1454  г.  Парламент  на¬
зван  «курией  большого  авторитета,  важности,  чести  и  славы»;  Палате  счетов
в  ордонансе  от  23  декабря  1454  г.  предписывалось  оказывать  «честь  и  подчи¬
нение»  (honneur  et  obéissance)352.
 347 	“domini  Parlamenti,  maxime  exercendo  suum  officium,  sunt  pars  corporis  regis»  {Le  Coq  J.
Questiones.  P.  363.  Qu.  295);  «dominus  cancellarius  est  pars  domini  nostri  regis,  ymo  ipsius  personam
representat»  (Ibid.  P.  467.  Qu.  376).
 348 	ORF.  I.  676.  Эта  же  норма  дословно  повторена  в  ордонансе  от  11  марта  1345  г.,  а  в
кабошьенском  ордонансе  фигурирует  уже  «честь  короля  и  Парламента»  (ORR  II.  228  (N  17);
Ordonnance  cabochienne.  P.  97).  Ф.  Отран  привела  примеры  применения  этой  нормы  в  практике
Парламента.  См.:  Autrand  Fr.  Le  concept  de  souveraineté...  P.  160.  Аналогичные  наказания  ад¬
вокатов  (лишение  слова  и  изгнание  из  зала  суда)  за  непочтительные  слова  в  адрес  королевско¬
го  бальи  предусматривал  уже  Филипп  де  Бомануар  (Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.
T.  1.  P.  95.  N  189).
 349 	«c’est  blâme  et  deshoneste  chose...  qui  tiengnent  le  honneur  du  siege...  obeissance,  reverence
et  audience»  (ORF.  II.  223-224  (N  1,8,  16)).  Статус  президента  Парламента  подкреплялся  зна¬
ками  особого  почтения:  «Когда  президент  ставит  вопросы  на  Совете,  все  должны  замолчать»
(Ibid.  T.  II.  Р.  228)
 350 	«И  пусть  поддерживается  в  Курии  при  обсуждении  и  судоговорении  учтивость  и  сте¬
пенность,  ...  и  прежние  ордонансы  о  почтении,  кое  каждый  должен  оказывать  президентам,
вставая  при  их  появлении  и  входе,  и  благоговейно  и  смиренно  слушая  не  прерывая  или  ме¬
шая...  и  также  в  отношении  советников,  совещающихся  в  Курии...  их  выслушивать  благо¬
говейно  и  смиренно  (Ibid.  T.  XIV.  Р.  310).
 351 	Такая  трансформация  органично  вписывается  в  эволюцию  самого  понятия  majestatis:
с  Иоанна  Солсберийского  государь  был  лишь  imago  majestatis,  принадлежащего  только  Богу.
См.:  Kantorowicz  Е.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  80-86.
 352 	«qui  sont  offices  de  grant  honneur  et  representations»  (Ordonnance  cabochienne.  P.  96
(N  163));  «une  court  de  si  grande  auctorité,  gravité,  honneur  et  renommé»  (ORF.  XIV.  310  (N  115);
343;  XV.  320).
 423

Фиксация  в  королевском  законодательстве  почетного  положения  королев¬
ских  должностных  лиц  и  ведомств  в  целом,  идущего  от  отправляемых  ими
властных  функций,  создавала  правовую  основу  для  защиты  чести  и  достоин¬
ства  чиновников  при  исполнении  ими  должностных  обязанностей.
 Однако  в  оформлении  статуса  королевских  служителей  обнаруживается
расхождение  между  правовыми  нормами  и  реальной  практикой.  Вершиной
претензий  чиновников  было  стремление  добиться  не  просто  неприкосновен¬
ности  при  исполнении  служебных  обязанностей,  но  квалификации  посяга¬
тельств  на  них  как  «оскорбления  величия»  (lèse-majesté),  тягчайшего  из  пре¬
ступлений.  Причем  объяснялись  они  не  просто  препятствиями  в  исполнении
ими  служебных  обязанностей,  поскольку  общество  с  трудом  воспринима¬
ло  принцип  делегирования  полномочий  и  отказывалось  видеть  в  скромном
судебной  приставе  «персону  монарха».  Суть  проблемы  заключалась  в  том,
что  чиновник  становился  объектом  нападок  не  как  частное  лицо,  а  именно
как  представитель  верховной  власти,  являясь  зачастую  удобной  мишенью
для  ее  противников,  соперников  и  критиков353.  Именно  королевская  власть
чаще  всего  являлась  истинным  предметом  многих  конфликтов,  и,  защищаясь,
должностные  лица  тем  самым  отстаивали  и  королевские  прерогативы.
 Не  случайно  все  королевские  указы,  направленные  на  защиту  чиновников
как  особых  слуг  монарха,  наделенных  неприкосновенностью  при  исполне¬
нии  должностных  обязанностей,  были  изданы  под  мощным  давлением  самих
чиновников,  очень  рано  столкнувшихся  со  стремлением  сделать  их  «козла¬
ми  отпущения».  Поскольку  все  общественные  движения,  бунты  и  восстания
были  направлены  против  усиливающейся  королевской  власти,  в  их  эпицент¬
ре  находились  ее  должностные  лица.  В  результате  победа  королевской  власти
всякий  раз  становилась  и  победой  ее  служителей,  последовательно  добивав¬
шихся  новых  правовых  гарантий  своей  неприкосновенности.
 Первым  мощным  общественным  движением,  в  центре  которого  находил¬
ся  протест  против  растущей  королевской  администрации,  стало  так  называе¬
мое  движение  Провинциальных  лиг  после  смерти  короля  Филиппа  IV  Краси¬
вого.  В  1314-1315  г.  именно  в  ходе  урегулирования  этого  конфликта  в  текстах
хартий,  дарованных  каждой  отдельной  провинции,  участвовавшей  в  движе¬
нии,  впервые  было  прописано  разграничение  компетенции  в  делах  против
королевских  чиновников.  И  хотя,  казалось  бы,  сеньориальная  и  церковная
юрисдикции  были  укреплены,  добившись  права  наказывать  чиновника,  со¬
вершившего  проступок  внутри  их  компетенции,  но  только  как  частного  лица;
а  всё,  что  касалось  его  деяний  при  исполнении  должностных  обязанностей,
передавалось  в  ведение  короля  и  его  суда334.  Эти  хартии  дали  мощный  стимул
процессу  оформления  особого  статуса  представителей  королевской  админи¬
страции,  отличного  от  других  лиц,  находившихся  под  королевской  защитой
(sauvegarde  royale),  а  дел  чиновников  -  от  иных  видов  так  называемых  коро¬
 353 	См.  об  этом:  Gauvard  Cl.  Les  officiers  royaux  et  l’opinion  publique...  P.  583-593.  На  ос¬
нове  принципа  репрезентации  Бомануар  писал:  «qui  mesfet  au  baillif,  il  mesfet  au  seigneur»
(Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  1.  P.  19.  N  15).
 354 	См.,  например,  хартию  дворянам  области  Бри,  данную  в  Бурже  в  марте  1316г.  (ArtonneA.
Op.  cit.  N  XII.  P.  188-189);  см.  также  аналогичные  нормы  в  хартии  от  17  мая  1315  г.  герцогству
Бургундскому,  графству  Форез,  диоцезам  Лангра,  Отена  и  Шалона  (ORF.  T.  I.  Р.  571).  Об  этих
хартиях  как  победе  чиновников  см.:  AutrandFr.  Offices  et  officiers...  P.  298.
 424

левских  дел  (cas  royaux),  отнесенных  к  юрисдикции  монарха  и  переданных,
по  сути  в  ведение  самих  чиновников355.
 Следующим  шагом  стало  общественное  движение  1356-1358  гг.,  в  ходе
которого  был  нанесен  чувствительный  удар  по  статусу  и  авторитету  коро¬
левской  администрации.  С  первого  же  заседания  мятежных  Штатов  в  октяб¬
ре  1356  г.  все  беды  королевства,  все  просчеты  власти  и  все  их  последствия
были  приписаны  «дурному  совету»  главных  королевских  служителей,  о  реак¬
ции  которых  свидетельствует  «Обвинительное  заключение  против  Робера  Ле
Кока».  Пункт  56  гласит:  «Для  достижения  своей  опасной  и  преступной  цели
он  (Робер  Jle  Кок.  -  С.Ц.)  сказал  своим  сообщникам,  что  королю  давались
плохие,  вредные  и  преступные  советы  и  указы  и  что  его  советники  не  до¬
стойны  жить.  И  обнаружил  этими  словами,  что  говорит  против  короля,  ибо,
если  он  так  дурно  правил  и  имел  таких  советников,  он  мог  это  сам  знать  и  ви¬
деть.  Следовательно,  по  причине  своего  плохого  правления  он  должен  быть
отстранен  так  же,  как  и  его  советники  изгнаны  из  Совета.  Не  может  быть  со¬
мнений  в  том,  что  его  (Ле  Кока)  действия  есть  преступление  против  величия,
ибо  он  действовал  в  ущерб  суверену  и  против  тех,  кто  есть  часть  и  члены  его
тела».  Та  же  проблема  распределения  ответственности  между  королем  и  его
служителями  выносится  в  конец  «Обвинительного  заключения»  как  его  глав¬
ный  итог:  «никто  не  должен  нести  ответственность  за  свой  совет,  когда  его
дает,  если  только  он  не  откровенно  мошеннический,  ибо  тот,  кто  его  просит,
не  обязан  ему  следовать,  если  он  ему  не  нравится»356.  Выраженная  в  этом
документе  позиция  достаточно  красноречиво  свидетельствует  о  претензиях
королевских  служителей  уравнять  посягательство  на  их  статус  с  преступле¬
нием  против  величия,  при  нежелании  нести  ответственность  за  принятые  ко¬
ролем  решения.  Намерение  депутатов  Штатов  отменить  «дурные  указы»,  по
мнению  членов  королевского  аппарата,  не  должно  автоматически  влечь  за  со¬
бой  отстранение  их  «авторов»  и  исполнителей,  иначе  оно  должно  «потянуть
за  собой»  и  персону  монарха.  Вся  ответственность  должна  лежать  на  том,
кто  принимает  решение  и  из  данных  ему  советов  выбирает  самый  «дурной  и
зловредный»,  считали  чиновники.
 Драматические  события  1356-1358  гг.  сказались  на  укреплении  правово¬
го  статуса  королевских  служителей.  После  подавления  восстания  указом  от
28  мая  1359  г.  все  отстраненные  Штатами  чиновники,  как  уже  говорилось,
были  восстановлены  на  своих  должностях,  в  их  «правах  и  репутации»,  а  дей¬
ствия  против  них  приравнивались  к  «заговору  против  Величества  монсень¬
ора  и  нас  (короля  Иоанна  Доброго  и  дофина  Карла.  -  C.Z|.),  чести  и  блага
короны  и  королевства  Франции»357.
 Описанные  события  показали,  что  королевская  служба  сделалась  опасной
профессией,  и  чиновники  постарались  обеспечить  себе  гарантии  на  будущее
от  угрозы  быть  наказанными  за  исполнение  ими  должностных  обязанностей.
 3--  Такие  полномочия  являлись  частью  дисциплинарной  власти  ведомств  и  служб  над
своими  работниками.  Они  в  полной  мере  использовались  ими  для  наказания  нерадивых  коллег.
См.  исследование  таких  судебных  дел:  Тогоева  О.И.  «Истинная  правда».  С.  286-288;  Perrot  Е.
Les  cas  royaux.  P.  243-248;  Telliez  R.  «Per  potentiam  officii».  P.  435-465.
 3-6  Цатурова  С.К.  Скандал  в  коридорах  власти.  С.  245,  252.
 351 	«comme  traitres  et  conspirateurs  encontre  la  Majesté  de  monsieur  et  de  nous,  et  de  l’onneur
et  bien  de  la  couronne  et  Royaume  de  France»  (ORF.  III.  346).
 425

Установленная  ордонансом  1359  г.  процедура  защиты  чести  и  репутации  чи¬
новника,  дарующая  отстраняемому  право  быть  выслушанным  и  подтвердить
свою  невиновность,  с  тех  пор  скрупулезно  исполнялась.  А  широкие  полно¬
мочия  королевских  комиссаров,  направляемых  в  ту  или  иную  область  для
проверки  работы  администрации,  отныне  предусматривали  их  обязанность
восстановить  тех,  кто  был  смещен  «назойливостью  просителей  или  иначе  без
справедливой  причины»358.
 Защита  чести  и  достоинства  королевских  служителей  находилась  в  цент¬
ре  внимания  не  только  ведомств,  но  и  лично  королей  Франции359.  Проведен¬
ные  Карлом  V  Мудрым,  наученным  горьким  опытом  кризиса  1356-1358  гг.,
реформы  в  сфере  управления  еще  больше  упрочили  связь  монарха  с  его  чи¬
новниками360,  и  уважение  к  их  чести  и  статусу  дало  ощутимые  результаты  в
правление  его  сына  Карла  VI.  С  особой  наглядностью  они  проявились  в  зна¬
менитом  деле  Оливье  де  Клиссона,  коннетабля  Франции  и  ближайшего  совет¬
ника  короля.  Зависть  к  его  положению  при  монархе  вылилась  в  акцию  герцога
Бретонского,  вероломно  арестовавшего  Клиссона,  но  затем  освободивше¬
го  его.  Желая  защитить  свою  честь,  Оливье  обратился  к  королю  Карлу  VI,
который  собрал  Совет  и  квалифицировал  эту  акцию  как  оскорбление  вели¬
чия361.  Фавор  Оливье  де  Клиссона  в  итоге  стоил  ему  жизни:  Пьер  де  Кран
считал  его  виновником  своей  немилости  у  короля,  ив  1392  г.  напал  на  кон¬
нетабля  и  убил  его.  Событие  оказалось  знаковым  по  своим  последствиям:
король  расценил  его  как  покушение  на  свою  персону  и  был  так  потрясен,  что
вслед  за  этим  последовал  первый  приступ  его  психического  расстройства362.
 Само  по  себе  это  событие,  возможно,  и  не  имело  бы  столь  большого  ре¬
зонанса,  если  бы  не  корпоративная  историческая  память  королевских  слу¬
жителей,  игравшая  важную  структурообразующую  роль  в  построении  иден¬
тичности  складывающейся  группы.  В  этой  среде  долго  помнили  нанесенные
обиды  и  умело  манипулировали  исторической  памятью  с  целью  гарантиро¬
вать  адекватное  наказание  за  оскорбления  чиновника.  Так,  во  время  долгого
и  сложного  дела  в  Парламенте  против  королевского  камерария  Карла  Савой¬
ского  последний  осмелился  подослать  своих  людей  в  дом  королевского  про¬
курора,  который  был  избит  ими,  «сидя  за  столом,  среди  бела  дня».  Парламент
немедленно  начал  расследование,  в  обосновании  которого  особо  подчеркнув,
 358 	«par  importunité  des  requerans...  sans  juste  cause».  Как  пример,  см.  указ  от  4  января
1393  г.  (ORF.  VII.  791).
 359 	Так,  Карл  Мудрый  14  мая  1370  г.  приказал  аннулировать  приговор  и  отлучение  от  церк¬
ви  Гийома  Анселина,  бальи  Руана,  за  арест  женатого  клирика  (AN  XIа  8602.  F.  67).  В  деле
между  бальи  Дрё  и  монастырем  Коломба  в  1390  г.  Парламент  встал  на  сторону  королевского
чиновника,  приговорив  аббата  и  братьев  к  штрафу  в  100  парижских  ливров  за  словесные  ос¬
корбления  (Le  Coq  J.  Questiones.  P.  236-240.  Qu.  201).
 360 	Ф.  Отран  обращает  внимание,  что  до  реформ  Карла  V  Мудрого  степень  ответствен¬
ности  должностного  лица  не  была  четко  определена,  тем  более  что  в  ряде  дел  имелся  выбор
стратегии  поведения,  за  который  приходилось  отвечать  самому  чиновнику.  С  середины  XIV  в.
ему  уже  достаточно  было  поклясться,  что  он  поступил  так,  как  полагалось.  См.:  Autrand  Fr.
Offices  et  officiers...  P.  308-310.
 361 	«попытка  насилия  не  только  над  нашей  жизнью,  но  заговор  против  наших  слуг,  особен¬
но  против  главы  армии,  чьи  таланты  и  советы  способствуют  счастливому  управлению  коро¬
левством»  (Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  1.  P.  486).
 362 	Красочное  описание  этого  драматического  эпизода  см.:  Ibid.  Т.  2.  Р.  3-9.
 426

что  «это  дело  -  слишком  опасный  пример  ввиду  болезни  короля»,  а  также
потому,  что  «восемь-десять  лет  назад  Пьер  де  Кран  избил  и  ранил  Оливье  де
Клиссона,  коннетабля  Франции,  и  с  тех  пор  по  сей  день  осмелели  более  без¬
боязненно  действовать  против  королевских  служителей»363.  Напоминание  в
связи  с  нападением  на  королевского  прокурора  о  деле  коннетабля  Франции,
которое  в  исторической  памяти  чиновников  превратилось  в  знаковое  косвен¬
ное  посягательство  на  персону  короля,  призвано  было  придать  действиям
Парламента  вид  защиты  королевского  величия.  Но  в  итоге  судебного  разби¬
рательства  лишь  два  участника  нападения  оказались  в  тюрьме,  заказчик  же
отделался  штрафом.
 И  все  же  квалификация  нападок  на  королевских  служителей  как  «оскорб¬
ления  величия»  оставалась  по-прежнему  их  «голубой  мечтой»,  которую  они
сами  пытались  воплотить  в  данных  им  полномочиях  защиты  «чести  коро¬
ля»364.  Однако  добиться  безоговорочного  причисления  их  к  тягчайшему  пре¬
ступлению,  оскорблению  величия,  в  исследуемый  период  парламентариям  не
удалось.  Хотя  такая  квалификация  дел  появляется  уже  со  второй  половины
XIV  в.,  она  не  фигурирует  в  окончательном  приговоре,  и  всё  сводится  к  на¬
рушению  королевской  защиты365.  Но  даже  если  на  практике  она  и  не  была
реализована,  эта  идея  благодаря  усилиям  Парламента  постепенно  внедрялась
в  сознание  людей,  приучая  относиться  с  особым  почтением  к  судейским  как
к  исполнителям  «священной  функции»  монарха-судии.
 Причины  неудач  в  подобной  квалификации  дел  кроются  в  несовпадении
претензий  парламентариев  и  реальных  правовых  норм  защиты  чиновника
при  исполнении  должностных  обязанностей.  Во  всех  королевских  письмах
по  этому  поводу  речь  идет  лишь  о  королевской  охране  (sauvegarde),  будь
то  указ  о  ликвидации  института  купеческого  прево  в  Париже  в  наказание
за  бунт  1382  г.,  в  ходе  которого  были  убиты  и  королевские  чиновники,  «кто
находился  под  нашей  особой  защитой»  (especial  sauvegarde),  или  эдикт  от
2  июля  1388  г.,  запрещающий  кому  бы  то  ни  было  противодействовать  чинов¬
никам  суда  во  время  исполнения  ими  своих  обязанностей,  при  этом  сами  они
по-прежнему  берутся  лишь  «под  особую  протекцию  и  охрану»  (proteccion  et
Sauvegarde  especial)366.
 Причину  противоречий  в  квалификации  нападок  на  чиновников  при  ис¬
полнении  служебных  обязанностей  исследователи  усматривают  в  столкно¬
вении  двух  юридических  доктрин  -  обычного  права,  где  фигурирует  только
норма  королевской  защиты,  и  римского  права  с  его  идеей  защиты  величия.
Если  адепты  последнего  находились  преимущественно  среди  королевских
адвокатов,  черпавших  оттуда  аргументы  в  защиту  королевского  суверенитета,
 363 	JNB.  Т.  1.  Р.  53-54  (13  января  1403  г.)
 364 	В  1434  г.  Парламент  в  Париже  возбудил  судебное  дело  против  основанного  английски¬
ми  властями  Королевского  совета  в  Руане,  квалифицируя  этот  акт  как  «оскорбление  величия».
См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  144.
 36:>  См.  разбор  нескольких  таких  дел  середины  XIV  в.:  Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...
P.  302-306.  Э.  Перро,  однако,  обращает  внимание  на  тот  факт,  что  в  этих  приговорах  четко  от¬
ражается  взаимосвязь  чиновника  и  короля,  так  что  нападки  на  чиновников  квалифицируются
в  виде  нападок  на  персону  монарха.  См.:  Perrot  Е.  Les  cas  royaux.  P.  139-145.
 366 	ORF.  T.  VI.  P.  685-686  (письмо  от  27  января  1383  г.);  VII.  197-199.  Важно  иметь  в  виду,
что  королевское  законодательство  предусматривало  защиту  не  человека,  а  исполняемой  им
функции.  См.:  Autrand  Fr.  Offices  et  officiers...  P.  301.
 427

то  судьи  Парламента  в  большинстве  принадлежали  к  сторонникам  кутюмно-
го  права367.  В  качестве  ярчайшего  примера  обычно  приводится  дело  из  со¬
брания  казусов  Жана  Ле  Кока,  при  решении  которого  мнения  разделились,
а  приговор  в  версии  этого  королевского  адвоката  расходится  (единственный
раз  из  всего  сборника)  с  записью  в  регистрах  Парламента.
 Итак,  в  1392  г.  некто  по  имени  Лоннар  нанес  удар  ножом  Роберу  д’Аки-
ньи,  советнику  Парламента  и  комиссару  по  его  делу,  из  западни,  в  зале  суда
с  целью  убить,  а  позднее  вовсе  не  испытывал  раскаяния  и  даже  сокрушался,
что  не  убил  его.  Поскольку  это  было  покушение  на  умышленное  убийство
чиновника  при  исполнении  им  своих  обязанностей  и  за  эти  именно  обязан¬
ности,  к  тому  же  в  здании  королевского  Дворца  правосудия,  Лоннар  подверг¬
ся  осуждению,  согласно  регистру  Парламента,  на  штраф  в  тысячу  франков
за  нарушение  королевской  защиты  (sauvegarde  royale),  а  по  весьма  красоч¬
ной  версии  Ле  Кока,  этого  Лоннара  в  пятницу  накануне  дня  Пятидесятницы
23  мая  1393  г.  протащили  от  дверей  Дворца  до  эшафота,  где  отрубили  палец,
а  затем  голову,  и  наконец,  повесили;  кроме  того,  его  приговорили  к  штрафу  в
500  парижских  ливров  и  к  конфискации  имущества.
 Комментируя  этот  приговор,  Ле  Кок  признает,  что  многие  сочли  его  слиш¬
ком  суровым,  поскольку  Робер  д’Акиньи  все  же  не  был  убит,  а  лишь  ранен
(«ибо  жив  был  во  время  приведения  приговора  в  исполнение»),  и  следова¬
тельно,  приговор  был  неадекватен.  К  тому  же  он  квалифицировался  как  «ос¬
корбление  величия»  (С.  9,  8  Ad  legem  Juliam  majestatis,  5)  со  ссылкой  на  то,
что  «сеньоры  при  исполнении  есть  часть  тела  согласно  римскому  праву  (lex
is  quicum  telo  C.  ad  Cor.  de  siccariis),  но  он  не  действует  в  области  обычного
права  (non  viget  in  patria  consuetudinaria)».  Однако  Ле  Кок  посчитал  адекват¬
ным  пресечь  угрозу  жизни  королевского  чиновника  при  исполнении  им  своих
обязанностей  (suum  officium  exercendo)368.
 Исследователи  этого  казуса  обращают  внимание  на  столкновение  двух
правовых  норм  -  писаного  и  обычного  права,  однако  мне  представляется,  ис¬
ходя  из  принятого  в  Парламенте  принципа  «разума  и  справедливости»  (raison
et  équité)369,  что  определяющим  для  вынесенного  приговора  стала  адекват¬
ность  наказания  последствиям  проступка.  Поэтому,  скорее  всего,  регистры
верховного  суда  фиксируют  реально  вынесенный  приговор,  т.е.  огромный
штраф,  вполне  разорительный  для  обидчика,  а  красочное  описание  казни  у
Ле  Кока  это  лишь  «голубая  мечта»  королевского  легиста,  придерживающе¬
гося  слишком  высокого  мнения  о  статусе  судейских.  И  все  же  королевская
защита  чиновников  была  особого  свойства:  в  сочетании  с  широкой  компетен¬
цией  и  со  значимостью  исполняемых  функций  она  добавляла  в  имеющийся
у  них  арсенал  мощное  оружие  воздействия  на  нравы  и  умы  подданных  короны
Франции.
 367 	См.  об  этом:  Ibid.  Р.  306-307.  В  частности,  она  обращает  внимание  на  комментарий
Ж.  Ле  Кока  к  делу  против  епископа  Утрехта,  в  котором  он  выступал  адвокатом,  где  отмеча¬
ет,  что  приведенные  им  аргументы  были  contra  jus  commune.  См.:  Autrand  Fr.  Le  concept  de
souveraineté...  P.  161.
 368 	Le  CoqJ.  Questiones  P.  363-364.  Qu.  295:  «Punitio  delinquentium  contra  dominos  Parlamenti
suum  officium  in  camera  Parlamenti  exercentes».
 369 	См.  об  этом  принципе  в  действиях  и  риторике  Парламента:  Цатурова  С.К.  Офицеры
власти.  С.  262-268.
 428

Однако  и  здесь  мы  подходим  к  еще  одной  важной  преграде  на  пути  утвер¬
ждения  принципа  «оскорбления  величия»  в  случае  нападений  на  королевских
служителей:  как  правило,  этим  нападкам  подвергались  нижние  чины  в  иерар¬
хии  -  сержанты,  судебные  исполнители,  приставы.  Именно  им  приходилось
вызывать  в  суд  могущественного  сеньора,  описывать  имущество  богатого
купца,  взыскивать  штраф  с  непокорных  магнатов.  Всевозможные  угрозы,  ос¬
корбления,  побои  и  ранения  большей  частью  доставались  именно  им,  и  они
нуждались  в  королевской  защите.  Но  дело  в  том,  что  они  на  первых  порах,
даже  в  самых  амбициозных  ученых  теориях,  не  рассматривались  в  качестве
«образа  королевского  величия»,  каковым  объявлялись  лишь  члены  верховной
судебной  инстанции.
 И  все  же  после  ордонанса  1359  г.  и  реформ  Карла  Мудрого  в  правление
его  сына  Карла  VI  «мармузеты»  в  ходе  осуществленных  ими  преобразований
уточнили  также  статус  неприкосновенности  королевских  чиновников  при  ис¬
полнении  служебного  долга.  Указ  от  2  июля  1388  г.,  относящийся  ко  всем  «су¬
дейским  короны»,  от  сенешалей  и  бальи  до  членов  Парламента,  брал  их  «под
особую  протекцию  и  охрану  короля»  (proteccion  et  sauvegarde  especial).  При
этом  нападки  на  них,  включая  самые  низшие  должности  -  комиссаров,  про¬
куроров,  приставов  и  сержантов  -  квалифицируются  в  виде  оскорбления  «на¬
шего  суверенного  королевского  величества».  И  главное,  все  дела  о  нападе¬
ниях  на  королевских  чиновников  любого  уровня  передавались  под  контроль
и  прямую  власть  генерального  прокурора  короля  в  Парламенте  как  главного
защитника  «интересов  короля»370.
 В  «Формуляре»  Одара  Моршена  имеется  образец  письма,  ставящего  ор¬
динарного  служителя  (включая  его  семью,  права,  вещи,  владения)  под  монар¬
шую  защиту,  а  его  дела  передающего  в  ведение  Палаты  прошений  Дома  коро¬
ля.  В  целях  защиты  его  имущества  предписывалось  поместить  на  его  домах
и  владениях  «королевские  знаки»  отличия  (треугольные  флажки  с  лилиями),
которые  наглядно  бы  демонстрировали  связь  государя  и  его  служителя371.
 Защита  чести  и  достоинства  ведомства,  в  целом,  и  отдельных  его  слу¬
жителей,  в  частности,  находилась  отныне  целиком  в  ведении  самих  этих  ве¬
домств.  Уже  на  ранних  этапах  своей  деятельности  Парламент  четко  следовал
курсу  на  защиту  королевских  служителей  при  исполнении  от  посягательств
любого  рода,  что  демонстрирует  вклад  самих  чиновников  в  оформление  осо¬
бого  статуса  королевских  должностных  лиц.  Усилиями  легистов,  прежде
 370 	«en  grant  esclande  et  lésion  de  Justice,  et  en  mesprenant  et  offendant  en  moult  de  maniérés
contre  nostre  Souveraineté  et  Royal  Majesté»  (ORF.  VII.  197-198).  Э.  Перро  подчеркивал,  что
оскорбление  величия  относилось  исключительно  к  компетенции  короля  и  Парламента,  что  по¬
могало  некоторому  символическому  соотнесению  исков  против  чиновников,  рассматриваемых
исключительно  в  Парламенте,  с  привилегированным  «королевским  делом»  (Perrot  E.  Les  cas
royaux.  R  277-278).  Сержанты  с  жезлами  парижского  Шатле,  которые  постоянно  подвергались
нападкам,  оскорблениям  и  насилиям  во  время  исполнения  своих  обязанностей,  позднее  полу¬
чили  право  избирать  трех-четырех  человек  (прокурора  и  адвокатов),  которые  будут  вести  дела
 о 	нападках  на  них  (ORJF.  IX.  76).
 371 	«en  nostre  protection  et  sauvegarde  especial...  de  toutes  injures,  violences,  griefs,  opressions,
molestacions,  de  force  d’armes,  de  puissance,  de  laiz  et  de  toutes  inquietacions  et  nouvelletez
undeus...  nos  pennonceaulx  et  batons  royaulx  sus  les  lieux,  maisons,  terres,  granches,  possessions,
biens  et  choses  quelzconques»  (Morchesne  O.  Formulaire.  P.  137  Ch.  1.9).
 429

всего  королевских  адвокатов,  знатоков  не  только  кутюмов,  но  и  римского
права,  развивались  идеи  о  высоком  статусе  службы.
 Возьмем  лишь  некоторые  примеры  из  ранней  практики  верховного  суда.
Так,  17  сентября  1328  г.  Парламент  приговорил  к  крупному  штрафу  в  пользу
вдовы  жертвы  некоего  рыцаря,  «пытавшего  и  повесившего  Робена  Пенспа-
ста,  королевского  сержанта  при  исполнении  его  обязанностей»,  который  ради
спасения  своей  жизни  убил  кого-то  из  свиты  рыцаря.  Оправдав  это  убийство
целью  самозащиты  и  приговорив  к  штрафу  рыцаря,  Парламент  защитил
доброе  имя  чиновника.  8  апреля  1329  г.  была  отклонена  апелляция  и  утвер¬
жден  приговор  бальи  Макона  в  отношении  эшевенов  и  жителей  Сен-Жан-де-
Лонь  за  тяжелое  ранение  королевского  сержанта  Бартелеми  де  Виана.  12  мая
1330  г.  была  уточнена  формулировка  приговора  бальи  Буржа  против  Жофф-
руа  де  Жермоля,  архидиакона  Десиза,  за  оскорбление  королевского  сержанта
при  исполнении.  24  ноября  1330  г.  Жан  Жамбер  приговорен  к  штрафу  за  отказ
явиться  в  суд  сенешаля  Перигора  и  за  оскорбление  словами  в  адрес  королев¬
ской  власти.  22  декабря  1330  г.  Парламент  подтвердил  приговор  наместника
сенешаля  Перигора  против  Жана  де  Пальороля  за  оскорбление  королевской
юрисдикции  в  форме  нападения  на  бальи  Эспинасса.  Королевская  защита
была  нарушена  обоими  участниками  еще  одного  дела  -  казначеем  монастыря
в  Орильяке  и  Эсташем  Фабром,  королевским  сержантом:  в  1331  г.  оба  были
приговорены  к  штрафу.  В  апреле  1333  г.  Робине  де  Фрер  и  его  сообщники
подверглись  штрафу  за  нападение  на  Жана  Ла  Г  амба,  прево  Санса  в  момент
исполнения  им  «своей  службы».  18  декабря  1333  г.  Парламент  утвердил  при¬
говор  сенешаля  Каркассона  против  Беранже  и  Жана  Фабра  из  Нарбонны  за
нападение  на  дома  мэтра  юрисконсульта  Пьера  Матьё  и  королевского  нота¬
риуса  Понса  д’Ассиньяна,  в  нарушение  «королевской  защиты»372.  Даже  бег¬
лый  перечень  дел  из  первых  регистров  Парламента  выявляет  твердость  пози¬
ции  верховного  суда  в  защите  «чести»  службы.
 Изучение  повседневной  практики  Парламента  в  первой  трети  XV  в.  по¬
казало,  что  он  весьма  ревностно  следил  за  соблюдением  форм  почитания  чи¬
новников  верховного  суда  и  безжалостно  пресекал  малейшее  посягательство
на  их  честь  и  авторитет,  вынуждая  на  коленях  вымаливать  прощение  и  при¬
говаривая  к  суровым  и  разорительным  штрафам,  а  также  к  возмещению  мо¬
рального  вреда  в  форме  публичного  покаяния.  Неизменность  этой  полити¬
ки  и  повторяемость  формулировок  наказания  за  непочтение  призваны  были
постепенно  изменить  общественные  нравы  и  внедрить  в  историческую  па¬
мять  показательные  казусы.  Важнейшей  для  оформления  особого  статуса  ко¬
ролевских  служителей  стратегией  Парламента  являлось  уравнение  всех  его
членов,  когда  наказание  зависело  не  от  ранга  оскорбленного,  а  от  тяжести
оскорбления.  В  политике  защиты  чести  и  статуса  королевских  служителей
исключения  не  делалось  со  временем  даже  и  для  короля:  так,  Парламент  в
начале  XV  в.  требовал  от  Карла  VI  того  же  почтения  (révérence)  к  верховному
суду,  что  и  от  всех  остальных  подданных  короны373.
 372 	Actes  du  Parlement  de  Paris.  Ser.  2.  T.  1.  P.  2,  12,  30,  34-35,  39,  74,  83  (N  10,  112,  285,  326,
336,379,  723,812).
 373 	См.  подробнее  анализ  этой  политики:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  198-201,
209-213.
 430

Аналогичную  тенденцию  можно  обнаружить  и  в  деятельности  иных  ве¬
домств.  Так,  20  июля  1380  г.  в  конфликте  Шатле  с  епископом  Парижским,
требовавшим  передачи  ему  двух  арестованных  клириков,  королевский  про¬
курор  поддержал  прево,  ссылаясь  на  то,  что  арестованный  ранил  королевс¬
кого  сержанта,  нарушив  тем  самым  запрет  на  ношение  оружия  и  «королевс¬
кую  защиту»374.  Та  же  ситуация  повторилась  спустя  полвека,  и  решение  было
аналогичным:  30  сентября  1424  г.  сержант  Шатле  с  жезлом  Колен  де  Руло
получил  прощение  за  убийство  на  ярмарке  близ  Парижа  некоего  бретонца,
укравшего  в  таверне  выпечку  (пирог)  и,  убегая,  пытавшегося  ранить  сержан¬
та.  В  тексте  помилования  оговаривается,  что  в  момент  исполнения  должнос¬
тных  обязанностей  этот  сержант  Руло  «представлял  нас  и  наше  правосудие,
движимый  добрым  намерением  как  наш  служитель».  Пытаясь  склонить  вора
сдаться,  он  якобы  кричал  ему:  «подчинись  и  сдайся  королю  нашему  сеньору
и  его  служителям  и  министрам  правосудия»375.
 А  например,  Палата  счетов  в  1369  г.  осудила  чиновников  Шатле,  экзаме¬
натора  Жиля  де  Мулине  и  нотариуса  Никола  де  Марэ,  за  неподобающее  по¬
ведение  в  помещении  этой  палаты:  они  оскорбляли  друг  друга,  а  потом  под¬
рались.  По  решению  Палаты  они  должны  были  исполнять  свои  обязанности
без  жалованья  -  первый  в  течение  двух  месяцев,  а  второй  -  целый  год376.  Па¬
лата  счетов  приговорила  10  февраля  1345  г.  к  тюремному  заключению  Гийома
Скаселя  за  дурные  слова  в  адрес  прево  Парижа;  мэтр  вод  и  лесов  подвергся
штрафу  за  оскорбление  Палаты,  отказавшейся  утвердить  королевский  дар  ему,
и  за  угрозы  «поговорить  с  кем-то  повыше»;  точно  также  она  наказала  5  апреля
1347  г.  некоего  дворянина  за  неподчинение  своему  приставу;  10  мая  1391  г.  за¬
ключила  в  тюрьму  человека,  подавшего  на  ее  решение  апелляцию,  и  освободи¬
ла  только  после  ее  отзыва;  в  1403  г.  имела  место  словесная  стычка  казначея  с
мэтром  счетов,  за  которую  Палата  приговорила  того  к  штрафу;  не  желая  навре¬
дить  «статусу»  казначеев,  он  думал  несколько  дней  и  все  же  решил  уплатить
штраф  и  попросил  прощения377.  Как  и  Парламент,  Палата  счетов  не  только
защищала  честь  отдельного  королевского  служителя,  но  и  всего  ведомства  в
целом,  не  делая  при  этом  различия  по  иерархическому  принципу.
 В  какой  мере  этот  статус  чиновников  был  принят  французами?  Разумеется,
на  пути  его  утверждения  лежало  немало  трудностей.  О  них  свидетельствует
устойчивое  недовольство  слишком  большой  властью  чиновников,  якобы  под¬
чинивших  себе  монарха.  Громогласно  оно  было  высказано  на  собрании  Шта¬
тов  в  октябре  1356  г.,  когда  беды  королевства  были  приписаны  непомерному
влиянию  на  короля  Иоанна  II  Доброго  чиновников,  «которые  им  управляли»,
так  что  «никто  не  осмеливался  пожаловаться  на  их  злоупотребления»378.  По
 374 	Fagniez  G.  Fragment  d’un  répertoire...  P.  14-15.  N  35  (AN  Xla  1471.  F.  504).
 37:>  «qui  representoit  en  ce  cas  nous  et  nostre  justice,  meu  de  bonne  voulenté  corne  nostre
officier...  obeys  et  te  rens  au  roy  nostre  sire  et  à  ses  officiers  ou  ministres  de  justice»  (Longnon  A.
Paris  sous  la  domination  anglaise.  P.  140-141.  N  LXIX).
 376 	Fagniez  G.  Fragment  d’un  repertoire...  P.  27.  N  63;  аналогичное  дело,  наказание  за  непо¬
добающее  поведение  в  помещении  Палаты,  имело  место  5  апреля  1347  г.  (AN  U  540.  F.  105).
 377 	AN  U  540.  F.  107,  111,  207,  234,  621.
 378 	«et  si  n’estoit  aucun  qui  en  osast  parler,  ne  de  ce  le  roy  adviser,  car  ceulx  par  qui  ce  deffaulx
sont  venus  principaument  estoient  si  près  du  roy  et  si  autoriséz  entour  lui,  que  nul  n’osast  ou  voulsist
parler  de  chose  qu’ilz  feisent  et  avecque  ce  les  autres  par  qui  le  roy  se  gouvemoit...  par  qui  il  se
conseilloit  et  gouvemoit»  (Journal  de  1356.  P.  448-449).
 431

мере  повышения  статуса  служителей  короны  и  усиления  их  власти  эта  угроза
соперничества  с  королем  ощущалась  всё  острее.  Так,  Филипп  де  Мезьер  на¬
ставлял  юного  Карла  VI,  как  не  стать  «пленником  и  добровольным  заключен¬
ным  своих  чиновников,  как  не  раз  случалось  в  королевстве  Галлии»379.
 Однако  Карл  VI  за  недолгий  период  самостоятельного  правления  (1388—
1392  гг.)  дал  такую  власть  своим  ближайшим  советникам,  «мармузетам»,  что
они  сумели  закрепить  статус  королевской  службы.  И  их  судьба  после  опалы
показывает,  насколько  авторитет  королевской  власти  теперь  зависел  от  уваже¬
ния  к  ее  служителям.  Хотя  они  и  были  сначала  арестованы  и  отданы  под  суд,
а  принцы  королевской  крови  требовали  их  казни,  так  что  парижане  несколько
дней  собирались  на  Гревской  площади  «в  надежде»  на  это  зрелище,  Карл  VI
ограничился  лишь  их  отставкой  и  удалением  от  своей  персоны380.  В  последо¬
вавших  войне  бургиньонов  и  арманьяков  и  королевской  схизме  1418-1436  гг.
зависимость  авторитета  монарха  от  политики,  проводимой  его  служителями,
стала  еще  более  наглядна.  Не  случайно  в  трактатах  этого  периода  королю  да¬
ется  совет  всячески  защищать  своих  чиновников.  Кристина  Пизанская,  рисуя
портрет  Карла  V  Мудрого  как  столпа  правосудия,  приводит  в  подтверждение
тот  факт,  что  при  нем  никто  не  осмеливался  задеть  или  оскорбить  его  слу¬
жителя.  Как-то  рыцарь  его  Дома  нанес  пощечину  «его  служителю  при  ис¬
полнении  обязанностей»  (serviteur  dans  l’exercice  de  ses  fonctions).  По  закону
за  это  рыцарю  полагалось  отрубить  руку,  нанесшую  оскорбление.  С  огром¬
ным  трудом  принцам  крови  удалось  остановить  карающий  меч  правосудия.
Однако,  пусть  и  при  двух  руках,  но  рыцарь  так  никогда  и  не  смог  восстано¬
вить  «милость»  (faveur)  короля.  Защищая  авторитет  правосудия,  король,  в
интерпретации  Кристины,  шел  и  дальше.  Так,  он  защитил  бальи  Макона  за
казнь  мессира  Сильвестра  Бюде,  активного  сторонника  папского  престола.
Обвинители  бальи  утверждали,  что  это  убийство  произошло  абсолютно  без
причины,  и  жаждали  наказать  излишне  ретивого  королевского  служителя.
На  это  король  якобы  ответил:  «Если  он  казнен  ошибочно,  это  меньше  долж¬
но  их  печалить,  чем  если  бы  за  дело,  ибо  это  лучше  для  его  души  и  меньше
бесчестия  для  его  друзей»381.  А  в  анонимном  трактате,  написанном  в  самый
трагичный  для  власти  период  королевской  схизмы,  Карлу  VII  настоятельно
советуют  «поддерживать  и  защищать  ваших  судей  и  других  чиновников  в  их
правах  ото  всех  и  против  всех,  ибо  из-за  отступления  от  этого  вы  имели  мно¬
жество  проблем»382.
 В  результате  к  концу  исследуемого  периода  можно  с  долей  осторожнос¬
ти  констатировать  постепенное,  медленное,  но  все  же  принятие  в  обществе
форм  почитания  и  авторитета  королевских  служителей,  защищаемых  при  ис¬
полнении  должностных  обязанностей  особым  статусом  неприкосновеннос¬
ти.  К.  Товар,  изучавшая  уголовные  преступления  во  Франции  XIV-XV  вв.
 379 	«que  tu  par  ta  prudence  tu  ne  te  doyes  pas  soumectre  a  aucun  mahommet  de  tes  serviteurs
ou  officiers,  qui  ayt  le  hault  parler  a  droit,  et  a  tort  sus  tous  les  autres,  duquel  par  ta  propre  voulente
et  sans  nécessité  tu  soyes  captive  et  ainsi  comme  voluntaire  prisonner,  comme  il  est  advenu  maintes
foiz  ou  royaume  de  Gaule»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  229).
 380 	См.  об  этом:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  2.  P.  11-29.
 381 	Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  T.  1.  P.  60-61;  T.  2.  P.  56-57.
 382 	«soustenez  et  gardez  voz  juges  et  autres  officiers  en  leur  droit  envers  tous  et  contre  tous,  car
par  faulte  de  ce  vous  avez  en  moult  a  besoignes»  (Débats  et  appointements.  P.  78).
 432

по  королевским  помилованиям,  отмечает,  что  количество  ранений  и  убийств
королевских  чиновников  неуклонно  сокращалось,  а  нападки  постепенно  сво¬
дились  к  словесным  оскорблениям383.  Исследование  Р.  Телье  судебных  дел,
где  в  роли  истцов  или  ответчиков  выступали  королевские  чиновники,  показа¬
ло  сопоставимое  соотношение  оскорблений  их  при  исполнении  и  иных  форм
насилия  над  ними384.
 Оформление  особого  статуса  королевских  служителей  имело  неодно¬
значные  последствия  для  института  службы.  Утверждение  принципа  репре¬
зентации  чиновниками  «королевского  величия»,  как  мы  видели,  преврати¬
ло  их  в  последовательных  и  верных  защитников  королевской  власти.  Новое
«воинство»  всеми  способами  насаждало  и  отстаивало  прерогативы  короля
Франции,  пресекая  малейшие  посягательства  на  них  как  политическое  свято¬
татство.  Прямая  зависимость  положения  и  власти  самих  королевских  служи¬
телей  от  статуса  и  прерогатив  монарха  предопределила  их  позицию,  оставав¬
шуюся  неизменной  во  всех  перипетиях  и  кризисах  исследуемого  периода385.
Статус  чиновника,  определяемый  исполняемыми  им  функциями,  в  свою  оче¬
редь,  освящал  сами  эти  функции,  а  полученные  им  гарантии  неприкосновен¬
ности  развязывали  руки  для  претворения  в  жизнь  самых  амбициозных  и  сме¬
лых  проектов  и  политических  идей.  В  институциональном  плане  выработка
статуса  и  гарантий  неприкосновенности  носителей  власти  как  стратегии  за¬
щиты  мира  и  законного  порядка386  способствовала  консолидации  чиновной
среды,  объединенной  корпоративной  солидарностью  и  общими  этическими
нормами  поведения.  В  социальном  плане  этот  статус  создавал  основу  для
выделения  королевских  служителей  в  отдельную  группу  внутри  общества.
Провозглашение  чиновника  «частью  тела  короля»  и  отстаивание  принципа
репрезентации  им  «королевского  величия»  не  только  символически  подкреп¬
ляли  властные  полномочия  органов  королевской  администрации,  но  и  леги¬
тимировали  привилегированный  статус  королевских  должностных  лиц.
 383 	При  этом  она  показала  роль  примерного  наказания,  amendes  honnorables,  особенно  за
оскорбление  величия,  в  деле  закрепления  моральных  запретов  и  поддержания  общественного
мира.  См.:  Gauvard  Cl.  La  justice  pénale  du  roi  de  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge  //  Le  pénal  dans
tous  ses  état.  Justice,  États  et  sociétés  en  Europe  (XIIe-XXe  siècles)  /  Sous  la  dir.  X.  Rousseaux,  R.
Levy.  Bruxelles,  1997.  P.  90-94.  Аналогичную  тенденцию  отмечает  и  Ф.  Отран:  со  второй  поло¬
вины  XIV  в.  нападки  на  чиновников  совершались  чаще  всего  в  устной  форме.  См.:  Autrand  Fr.
Offices  et  officiers...  P.  299-307.
 384 	Таблица  дел,  где  чиновники  являются  жертвой,  дает  такие  цифры:  из  общего  числа
в  374  дела  в  Парламенте  насилия  составляли  45%  (168  дел),  оскорбления  -  40%  (151  дело),
убийства  -  10%  (39  дел).  А  по  помилованиям:  убийства  -  42%  (155  дел),  насилия  -  37%  (138
дел)  и  оскорбления  -  13%  (50  дел).  См.:  Telliez  R.  «Per  potentiam  officii».  P.  406-408.
 385 	Позднее,  в  XVI  в.  чиновники  квалифицируют  «человека  при  исполнении»  службы
как  персону  неприкасаемую  и  священную,  что  нашло  отражение  в  трактатах  Ш.  Луазо:  «La
personne  de  tout  officiers,  quelque  petit  qu’il  soit,  exerçant  sa  charge,  est  sacré  et  inviolable».  Cm.:
QuillietB.  Les  corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et  Vicomté...  P.  214;  AutrandFr.  Offices  et  officiers...
P.  301.
 386 	Толкование  crimen  majestatis  в  буллах  Иннокентия  III  как  посягательств  на  порядок  и
естественный  закон  (включая  ереси  и  общественные  бунты)  усилило  и  позицию  чиновиков,
трактующих  оскорбления  в  свой  адрес  как  угрозу  миру  и  стабильности.  См.:  Chiffoleau  J.  Dire
l’indicible.  Remarques  sur  la  cathégories  du  nefandum  du  XIIe  au  XVe  siècle  //Annales.  E.S.C.  1990.
N  2.  P.  289-324.

Глава  8
 РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ  КОРПУСА
КОРОЛЕВСКИХ  СЛУЖИТЕЛЕЙ
 Оформление  социальной  группы  чиновников  нашло  наглядное  выраже¬
ние  в  различных  способах  их  репрезентации.  Они  сочетали  в  себе  как
включение  чиновников  в  общегосударственные  ритуалы  и  церемонии,  так  и
создание  собственных,  специфических  корпоративных  форм  выражения  их
статуса.  Стержнем  стратегий  репрезентации  являлась  легитимация  власти,
положения  и  полномочий  королевских  должностных  лиц  через  близость  к
персоне  монарха,  а  затем  и  отождествление  с  ним  как  с  носителем  публичной
власти.  Важную  роль  в  этом  плане  играла  символика  Дворца  на  острове  Ситэ,
который  из  древней  резиденции  французских  королей,  восходящей  еще  к  гал-
ло-римской  эпохе,  в  середине  XIV  в.  был  оставлен  королями  и  превратился  в
резиденцию  верховных  институтов  короны  Франции.  Эти  аспекты  привлека¬
ли  внимание  исследователей,  но  здесь  впервые  рассматриваются  в  институ¬
циональном  и  идейно-правовом  контексте  возникновения  государственного
аппарата.
 ОБЛИК  ЧИНОВНИКОВ
В  ТОРЖЕСТВЕННЫХ  ЦЕРЕМОНИЯХ
 Тема  политического  театра  власти  является  одной  из  ведущих  в  совре¬
менной  медиевистике,  позволяя  по-новому  взглянуть  на  методы  пропаганды
и  утверждения  верховной  власти  монарха.  В  исследованиях  на  данную  те¬
матику  уделяется  внимание  и  месту  королевских  служителей,  но  основной
упор  делается  на  конкретном  ритуале  или  церемонии,  на  знаках  власти  или
девизах,  которые  рассматриваются  в  плавной  эволюции  от  зарождения  до
упразднения.  Однако  на  них  можно  взглянуть  и  с  точки  зрения  формирования
публично-правовых  основ  королевской  власти,  и  в  контексте  этики  государ¬
ственной  службы,  и  обнаружить  ценные  сведения  о  способах  репрезентации
чиновников  короны  Франции.
 Предваряя  анализ,  следует  оговорить  специфику  имеющихся  в  распоря¬
жении  исследователя  источников.  Для  большинства  церемоний  мы  распо¬
лагаем  только  их  описаниями:  это  могут  быть  протоколы  Парламента,  где
оговаривается  форма  участия  чиновников  в  процессии,  различные  трактаты,
написанные  чиновниками  или  доверенными  советниками  короля;  наконец,
это  многочисленные  хроники.  При  всей  их  кажущейся  «объективности»,  мы
каждый  раз  имеем  дело  с  интерпретацией  авторов.  Так,  хронисты  далеко  не
 434

всегда  являлись  свидетелями  описываемой  церемонии  и  руководствовались
чужими  сведениями  или  собственными  установками.  В  еще  большей  степе¬
ни  это  относится  к  трактатам  и  ведомственным  документам:  составленные
по  заданию  короля,  как  это  было  с  Жаном  Голеном,  или  по  распоряжению
Парламента,  как  это  делали  секретари  по  гражданским  делам,  эти  описания
несут  на  себе  печать  заданной  идейной  программы  и  подчас  выдают  желае¬
мое  за  действительное.  Данные  «особенности»  присущи  и  еще  одному  ис¬
точнику  -  миниатюрам,  изображающим  тот  или  иной  ритуал.  Как  правило,
все  они  создавались  не  современниками  и  потому  отмечены  печатью  анахро¬
низма1.
 Однако  эти  недостатки  источников  превращаются  в  их  достоинство,  если
в  центр  внимания  поставить  именно  интерпретацию  самих  участников  или
потомков,  которые  взирают  на  прежнюю  церемонию  «сквозь  очки»  поздней¬
шей  реальности  и  эволюции  ритуала.  Подобный  аспект,  не  замеченный  ра¬
нее  или  отметаемый  в  качестве  помехи,  также  способен  многое  раскрыть  в
изучаемом  ритуале2.
 В  центре  нашего  внимания  окажутся  не  все  церемонии:  «ложе  правосу¬
дия»  как  чисто  парламентский  ритуал  отнесен  в  другой  раздел,  а  коронация  и
помазание  на  царство  ввиду  неучастия  в  ней  чиновников  хотя  косвенно  упо¬
минаются,  но  специально  не  рассматриваются.  Напротив,  самое  пристальное
внимание  уделим  тем  церемониям,  где  служители  короны  Франции  играли
важную,  а  нередко  и  центральную  роль:  въезд  короля  в  Париж,  похороны
монарха,  торжественные  встречи  императоров,  религиозные  и  политические
процессии.  Для  их  понимания  следует  учесть  следующее  обстоятельство:
ритуал  представлял  собой  соединение  воли  монарха  и  инициативы  «снизу»,
в  данном  случае  чиновников,  использующих  его  для  репрезентации  своего
места  у  трона3.  В  исследовании  форм  участия  королевских  служителей  нас
будут  интересовать  следующие  вопросы:  время  их  появления  в  церемо¬
ниях,  форма  участия,  порядок  следования,  внешний  облик,  используемые
атрибуты,  равно  как  и  стратегии  их  осмысления  и  интерпретации  самими
чиновниками.
 Хотя  у  каждого  ритуала  имелась  своя  символика  и  собственная  эволюция,
уместно  рассмотреть  их  в  комплексе,  поскольку  при  их  сопоставлении  можно
 1 	Так,  на  миниатюре  Жана  Фуке,  изображающей  события  полувековой  давности  (въезд
императора  Карла  IV  в  Париж),  магистраты  участвуют  в  церемонии  estra  muros,  хотя  они,  как
и  духовенство  Парижа,  впервые  вышли  за  черту  города  только  для  встречи  короля  Генриха  VI
в  1431  г.  См.:  Bryant  L.  Ventrée  royale  à  Paris  au  Moyen  Age.  P.  516-517.
 2 	Выражая  скепсис  в  эвристическом  потенциале  дальнейших  исследований  ритуалов,
К.  Говар,  однако,  прозорливо  указывает  на  важность  связки  их  с  политической  конъюнктурой,
а  также  определения  степени  воздействия  на  них  факта  письменной  фиксации,  причем  в  кон¬
тексте  укрепления  социальных  связей  внутри  данного  института.  См.:  Gauvard  Cl.  Le  rituel...
P.  272-273.
 3 	Хотя,  как  доказал  Б.  Гене,  короли  Франции  из  династии  Валуа  «изобрели»  ритуал  парад¬
ного  въезда  в  город  ради  установления  новой  формы  диалога  власти  и  общества,  в  выработке
его  церемониала  не  меньшую  роль  сыграли  и  участники  со  стороны  города  -  духовенство  и
горожане,  самостоятельно  решавшие,  в  каком  виде  идти  и  как  принимать  короля,  не  имея  под
рукой  предписанного  ритуала  и  исходя  из  собственных  возможностей,  представлений  и  даже
веяний  моды.  См.:  Guenée  В.  et  Lehoux  F.  Les  entrées  royales  françaises...  P.  11-25.
 435

выявить  и  проследить  особое  место  служителей  короны  Франции  в  разыг¬
рываемом  на  улицах  Парижа  театре  власти.  С  этой  точки  зрения,  церемония
похорон  монарха,  как  показал  в  своих  исследованиях  Р.  Гизи,  с  наибольшей
наглядностью  демонстрировала  близость  чиновников,  прежде  всего  Парла¬
мента,  к  персоне  монарха  благодаря  исполняемой  ими  главной  функции  вер¬
ховной  светской  власти  -  отправлению  правосудия4.  Однако  похороны  ус¬
тупают  по  сложности  «драматургии»  посткоронационному  въезду  короля  в
Париж,  поскольку  это  единственная  церемония,  где  монарх  и  его  служители
«встречаются»  как  два  разных  и  противостоящих  друг  другу  участника  дей¬
ства.  Если  в  ритуале  похорон  президенты  Парламента  «замещают»  покойно¬
го,  то  при  встрече  нового  монарха  происходит  буквально  встреча  «двух  тел
короля»,  что  придает  именно  этой  церемонии  значимость  для  исследуемой
темы5.
 Начать  логично  с  даты  первого  участия  королевских  служителей  в  этих
двух  торжественных  церемониях.  Судя  по  имеющимся  свидетельствам  со¬
временников,  это  впервые  произошло  достаточно  поздно:  5  мая  1364  г.  на
похоронах  Иоанна  II  Доброго  и  лишь  в  декабре  1431  г.  при  встрече  короля
«соединенного  королевства»  Франции  и  Англии  Генриха  VI.  Не  замечаемые
современниками,  чиновники,  вероятно,  участвовали  в  различных  городских
процессиях,  прежде  всего  по  случаю  военных  побед,  но  в  общей  толпе  пари¬
жан6.  Хотя  игнорирование  данного  факта  можно  списать  на  первоначальную
лаконичность  хронистов  при  описании  этих  церемоний,  все  же  он  вызывает
недоумение  и  требует  объяснений7.  Тем  более  что  въезд  нового  короля  в  Па¬
риж  предусматривал  его  прибытие  на  банкет  во  Дворец  в  Ситэ,  где  распола¬
гались  верховные  ведомства,  которые  на  это  время  прекращали  работу,  а  Пар¬
ламент,  не  допускавший  перерывов  в  отправлении  правосудия,  перебирался  в
монастырь  августинцев  на  левом  берегу8.
 Ответ  на  эту  загадку  следует  искать  в  произошедших  к  середине  XIV  в.
преобразованиях  в  статусе  служителей  короны  Франции,  ускоренных  поли¬
тическим  кризисом  1356-1358  гг.  Добившись  фиксации  штатов  ведомств  и
стабилизации  должностей,  заручившись  гарантиями  после  столкновения  с
оппозицией  на  Штатах  и  доказав  свою  лояльность  королю,  чиновники  вплот¬
ную  приблизились  к  трону  монарха,  представ  надежной  опорой  власти.
 4 	Giesey  R.E.  Le  roi  ne  meurt  jamais.  P.,  1987;  Idem.  Cérémonial  et  puissance  souveraine  en
France,  XWXVIF.  P.,  1987;  Idem.  The  President  of  Parliament  at  the  Royal  Funeral  //  Sixteenth
Century  Journal.  1976.  Vol.  7,  N  1.  P.  25-34.
 5 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  «На  ком  платье  короля?»  Королевские  чиновники  в  тор¬
жественных  въездах  королей  в  Париж  (XIV-XV  вв.).  С.  216-248.
 6 	Согласно  указателю  Ленена  к  регистрам  Парламента,  служители  верховного  суда  участ¬
вовали  в  общегородских  процессиях  уже  с  1315  г.  См.:  AN  U511.  F.  195.
 7 	О  ненадежности  хроник  можно  судить  по  тому  факту,  что  участие  королевских  чинов¬
ников  во  встрече  короля  в  1431  г.  мы  знаем  от  анонимного  хрониста  и  от  Ангеррана  де  Мон-
стреле,  но  об  этом  не  упоминает  «Дневник  Парижского  горожанина».  И  если  бы  мы  имели
только  одну  эту  хронику,  то  вряд  ли  эта  дата  считалась  бы  поворотной.  Точно  также  об  участии
чиновников  во  въезде  Людовика  XI  в  Париж  мы  узнаем  только  из  хроники  Жана  де  Труа  См.:
Цатурова  С.К.  «На  ком  платье  короля?».  С.  241  (Примеч.  23).
 8 	Даты  переезда  парламентариев  см.:  Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales  françaises...
P.  58,  61,98.
 436

Наглядным  выражением  их  нового  статуса  явилось  место  служителей  верхов¬
ного  суда  у  катафалка  умершего  вскоре  Иоанна  II  Доброго:  согласно  «Боль¬
шим  Французским  хроникам»,  «тело  короля  несли  люди  его  Парламента,  как
это  принято  было  для  прежних  королей,  ибо  они  представляют  его  персону  в
деле  правосудия,  каковое  есть  главное  из  звеньев  его  короны  и  посредством
коего  он  правит  и  владеет  сеньорией»9.  Не  оспаривая  возможного  участия
служащих  Парламента  в  похоронах  королей  и  до  1364  г.,  хотелось  бы  при¬
влечь  внимание  к  этой  записи  в  хронике,  которой  слишком  безоговорочно
доверились  исследователи10.
 Ссылка  в  ней  на  «незапамятный  обычай»,  на  мой  взгляд,  представляет  со¬
бой  уловку:  вероятно,  делается  попытка  освятить  традицией  новый  церемони¬
ал.  Для  этого  стоит  вспомнить,  кто  является  автором  данной  записи,  посколь¬
ку  это  может  быть  ключом  к  ее  пониманию.  Дело  в  том,  что  данную  часть
«Больших  Французских  хроник»  по  личному  распоряжению  короля  Карла  V
написал  Пьер  д’Оржемон,  легист  и  служитель  Парламента,  лично  пострадав¬
ший  во  время  кризиса  1356-1358  гг.11  Вероятно,  служители  короны  Франции,
учтя  его  уроки,  придумывают  ритуал,  внедряя  собственные  представления  о
месте  чиновников.  Тот  факт,  что  рядом  с  катафалком  находятся  только  члены
Парламента,  отвечал  месту  верховного  суда  на  вершине  иерархии  ведомств
короны  Франции,  как  и  внутри  идеологии  монархической  власти.  Теория
«неумирающего  тела  короля»,  воплощаемая  в  этой  церемонии  служителями
Парламента,  подкреплялась  и  тем  обстоятельством,  что  до  похорон  Иоанна  II
Доброго  новый  король  впервые  оставил  на  должностях  всех  чиновников
верховных  ведомств.  Так  с  помощью  нового  ритуала  похорон  монарха  ко¬
ролевские  служители  продемонстрировали  идею  преемственности  власти,
подчеркнув  ее  публично-правовой  характер,  а  также  автономность  корпуса
чиновников  от  персоны  короля.
 Подобный  ритуал  и  его  трактовка  в  хронике  имели  решающее  значение
для  целей  его  авторов  ввиду  отсутствия  фиксированного  чина  похорон  коро¬
лей  Франции,  а  хроники  аббатства  Сен-Дени  сделались  главным  хранилищем
«памяти  государства»12.  В  дальнейшем  записи  секретарей  Парламента,  лежа¬
щие  в  архиве  ведомства,  станут  непререкаемым  «руководством»  для  формы
участия  парламентариев  в  парадных  процессиях.
 9 	«Et  portèrent  le  corps  dudit  Roy  les  gens  de  son  Parlement,  si  comme  acoustumé  avoit  esté  des
autres  roys,  pour  ce  que  ilz  représentent  sa  pesonne  ou  fait  de  justice,  qui  est  le  principal  membres
de  sa  couronne,  et  par  lequel  il  regne  et  a  seigneurie»  (Chronique  des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles
V.  T.  1.  P.  343-343).
 10 	P.  Гизи  считает  вероятным  участие  служителей  Парламента  и  в  прежних  похоронах,
хотя  они  и  не  упомянуты,  поскольку  их  роль  после  оседания  в  Париже  при  Филиппе  Красивом
неуклонно  возрастала  (Giesey  R.E.  Le  roi  ne  meurt  jamais.  P.  89).  В  свою  очередь,  JI.  Брайан
напоминает,  что  ритуалы  возникали  раньше  их  фиксации  (Bryant  L.M.  Parlementaire  Political
Theory.  P.  15).
 11 	О  его  карьере  см.:  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’Etat.  P.  61.  О  его  авторстве
этой  части  хроники  см.:  Guenée  В.  Histoire  et  culture  politique  dans  l’Occident  médiéval.  P.  340.
 12 	Так,  в  1389  г.  при  подготовке  к  коронации  в  Париже  Изабо  Баварской,  супруги  короля
Карла  VI,  никто  не  знал,  какой  соблюдать  церемониал,  и  решено  было  обратиться  к  хроникам
аббатства  Сен-Дени.  См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique  T.  1.  Livre  VI.  Ch.  XIV.  P.  569.  Об
отсутствии  ordo  похорон  короля  см.:  Gaude-Ferragu  М.  Op.  cit.  Р.  102.
 437

Однако  эта  запись  1364  г.  вовсе  не  означала  окончательной  фиксации  ри¬
туала,  что  в  еще  большей  мере  свидетельствует  о  его  зависимости  от  кон¬
кретных  политических  обстоятельств  и  взаимоотношений  короля  и  его  слу¬
жителей.  Если  ритуал  в  точности  был  соблюден  на  похоронах  супруги  короля
Жанны  Бурбонской  в  1378  г.13,  то  при  кончине  самого  Карла  V  Мудрого  спу¬
стя  всего  два  года  служители  короны  упоминаются  вскользь  и  не  столь  уве¬
ренно.  Это  обстоятельство  нельзя  не  связать  с  малолетством  нового  короля  и
установленной  при  его  персоне  опеке  дядей,  которая  отодвинула  представи¬
телей  администрации  на  второй  план.  Упоминание  об  участии  членов  Парла¬
мента  в  этих  похоронах  имеется  только  в  регистрах  ведомства,  но  и  там  оно
противоречиво14.
 Вновь  занятие  почетного  места  служителей  короны  во  время  коронации
Изабо  Баварской  явно  связано  с  освобождением  Карла  VI  от  опеки  и  оформ¬
лением  вокруг  него  группы  старейших  чиновников,  «мармузетов».  Об  ис¬
пользовании  ими  въезда  и  коронации  королевы  для  демонстрации  высоко¬
го  статуса  правосудия  и  его  служителей  свидетельствует  разыгранная  перед
зданием  Шатле  «живая  картина»,  имитирующая  церемонию  «ложа  правосу¬
дия»  -  приход  короля  в  Парламент.  Акцент  на  значении  правосудия  усиливал
и  помещенный  над  троном  короля  крылатый  олень,  превратившийся  вскоре
в  немой  девиз  короля  Карла  VI15.  Эти  «живые  картины»,  разыгрываемые  пе¬
ред  монархом  во  время  различных  въездов,  и  в  дальнейшем  будут  акцениро-
вать  значение  правосудия  в  структуре  властных  полномочий  государя,  что  в
свою  очередь  придавало  еще  больше  веса  его  служителям,  вершившим  суд  от
имени  короля16.
 Период  долгого  правления  больного  Карла  VI  стал  не  только  проверкой
на  прочность  сложившихся  институтов  королевской  власти,  но  и  временем
 13 	Запись  об  этом  ритуале  содержится  в  протоколах  Парламента  и  в  «Больших  Француз¬
ских  хрониках»,  где  также  есть  ссылка  на  «обычай»:  «Et  les  seigneurs  de  Parlement  estoient
environ  le  lit  ou  le  corps  gisoit,  et  tenoient  le  poille  qui  estoit  sur  le  lit  tout  autour,  si  comme  il  est
coustumé  à  faire  aus  roys  et  roynes  de  France»  (Chronique  des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles  V.
T.  2.  P.  278;  AN  U  511.  F.  143-145).
 14 	В  описаниях  хронистов  служители  Парламента  не  упоминаются,  в  самих  же  парламент¬
ских  регистрах  есть  противоречие,  на  которое  обратил  внимание  Ленен:  в  записи  за  30  ноября
1380  г.  упоминается,  что  рядом  с  катафалком  и  ближе  всех  шли  епископ  Парижский  и  члены
капитула  Нотр-Дам,  а  в  записи  за  24  сентября  говорилось,  что  на  похоронах  короля  четыре
президента  Парламента  несли  края  надгробного  балдахина.  См.:  AN  U  508.  F.  278.  Р.  Гизи
слишком  доверился  публикатору  этой  части  «Больших  Французских  хроник»  Р.  Делашеналю,
опираясь  также  лишь  на  одну  из  двух  записей  в  регистрах  Парламента.  См.:  Giesey  R.  Le  roi
ne  meurt  jamais.  P.  93.
 15 	О  значении  крылатого  оленя  во  французской  монархической  символике  см.:  Beaune  С.
Costume  et  pouvoir  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge:  les  devises  royales  vers  1400  //  Revue
des  sciences  humaines.  1981.  N  183  (3).  P.  125-146.  Она  напрямую  связывает  с  чиновниками
принятие  королем  этого  девиза  ввиду  его  коннотаций  с  теорией  «rex  imago  Dei».  Описание
въезда  Изабо  Баварской  есть  у  Фруассара  (Froissart  J.  Oeuvres  (Chroniques)  /  Publ.  Kervyn  de
Lettenhove:  25  vols.  Osnabrück,  1967.  T.  14.  P.  394)  и  других  хронистов,  но  только  у  Жувеналя  и
в  протоколах  Парламента  подчеркивается  роль  чиновников  (Juvénal  des  Ursins  J.  Chroniques  II
Michaud  J.-Fr.  et  Poujoulat  J.J.  Fr.  Nouvelle  collection  des  mémoires  relatives  à  l’histoire  de  France.
P.,  1881.  T.  2.  P.  378;  AN  U  511.  F.  350).
 16 	Ложе  правосудия  было  разыграно  и  во  время  въезда  Карла  VII  в  Париж  в  1436  г.  См.:
Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  72-77.  См.  о  месте  правосудия  в  политическом  те¬
атре  власти:  Reulos  М.  La  place  de  la  justice  dans  les  fêtes  et  cérémonies  du  XVIe  siècle.  P.  71-80.
 438

повышения  их  роли,  что  отразилось  в  появлении  чиновников  в  различных
процессиях.  Среди  таковых  особое  место  занимали  въезды  императоров  в
Париж  и  их  встречи  с  королями  Франции.  Если  при  Карле  V  Мудром  чинов¬
ники  еще  не  участвовали  как  самостоятельная  группа  в  торжественной  и  по¬
литически  значимой  встрече  с  императором  Карлом  IV  в  1378  г.17,  то  при  его
сыне  они  уже  встречают  императоров  и  даже  особо  выделяются  ими.  Так,  в
1400  г.  в  Париже  в  приеме  византийского  императора  Мануила  II  Палеолога
участвовали  канцлер,  а  также  президенты  и  другие  члены  Парламента18.  Еще
более  значимым  для  авторитета  Парламента  стал  визит  в  Париж  императора
(короля  венгров  и  римлян)  Сигизмунда  I  в  1416  г.  Парламентарии  встречали
его  верхом  на  лошадях,  что  было  знаком  их  высокого  статуса,  а  затем  удо¬
стоились  посещения  им  зала  верховного  суда19.  Помимо  них  в  этой  торжест¬
венной  встрече  приняли  участие  члены  Палаты  счетов,  прево  Парижа  и  слу¬
жащие  Шатле,  а  вместе  с  ними  адвокаты  и  прокуроры  верховного  и  местного
королевского  судов,  причем  все  они  были  также  верхом  на  лошадях.
 Повышение  политического  веса  служителей  короны  Франции  происхо¬
дило  на  фоне  общественных  потрясений  и  кризиса  власти.  Как  следствие,
правление  Карла  VI  отличалось  интенсивностью  различных  процессий  в  Па¬
риже,  религиозных  по  форме  и  политических  по  сути,  поскольку  они  нередко
организовывались  церковью,  но  преследовали  четкие  политические  цели20.
В  дальнейшем  частота  проведения  процессий  не  снижалась,  так  что  XV  в.
явился  своеобразным  пиком  политических  демонстраций  на  улицах  столи¬
цы.  Даже  Парламент  не  только  приостанавливал  работу  ради  участия  в  таких
процессиях,  что  ввиду  значимости  его  бесперебойного  функционирования
приобретало  особую  символическую  ценность,  но  нередко  и  сам  их  органи¬
зовывал21,  что  органично  вписывалось  в  общую  политику  верховного  суда
по  поддержанию  мира  и  спокойствия  в  королевстве.  Символично,  что  на  эти
 17 	Встреча  короля  с  императором  имела  большое  значение  для  укрепления  позиций  Фран¬
ции  в  Столетней  войне.  Однако  чиновники  не  присутствовали  в  ней,  хотя  на  позднейшей
миниатюре  изображены  как  участники  церемонии,  что  было  явной  проекцией  современной
художнику  реальности.  См.:  Autrand  Fr.  Mémoire  et  cérémonial...
 18 	См.  описание  y  монаха  Сен-Дени:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique  T.  2.  P.  755-757
(et  collegio  camere  regii  Parlamenti).
 19 	Решение  встречать  императора  верхом  приобретает  особую  значимость,  если  сопоста¬
вить  его  с  упорным  сопротивлением  парламентариев  за  два  года  до  этого  ездить  конными  по
Парижу  с  целью  поддержания  порядка.  Тогда  они  ссылались  на  непривычность  для  их  «по¬
ложения  и  занятия»  (estas  et  profession)  подобного  средства  передвижения.  Все  приготовле¬
ния  к  встрече,  приход  императора  в  Парламент  и  негативная  реакция  парламентариев  на  его
«оскорбительный»  для  короля  Франции  жест  (он  сел  на  место  короля  и  произвел  церемонию
посвящения  в  рыцари)  подробно  отражены  в  записях  секретаря  Никола  де  Бая.  См.:  JNB.  Т.  2.
Р.  163-165,241,244-245.
 20 	Согласно  исследованию  Б.  Гене,  за  тридцать  лет  (1392-1422  гг.)  в  Париже  было  органи¬
зовано  110  процессий.  См.:  Guenée  В.  Liturgie  et  politique...  P.  29.
 21 	Ведущая  роль  Парламента  вполне  объясняется  статусом  верховного  суда,  однако  не
меньшее  значение  имеет  полнота  его  архива,  а  о  других  ведомствах  мы  располагаем  лишь
косвенными  сведениями.  Благодаря  этому  можно  констатировать,  что  в  XIV  в.  парламентарии
участвовали  всего  в  пяти  подобных  религиозных  процессиях,  а  в  XV  в.  -  в  119.  См.  перечень
всех  процессий  с  участием  Парламента:  AN  U  511.  F.  195-213.
 439

процессии  президенты  и  советники  Парламента  выходили  босыми,  демонст¬
рируя  тем  самым  смиренный  призыв  к  единству  страны22.
 В  этот  контекст  следует  поставить  и  внешне  парадоксальный  факт:  из  119
процессий,  в  которых  Парламент  принял  участие  за  сто  лет,  75  пришлись  на
период  англо-бургиньонского  правления,  что  нередко  трактовалось  в  историо¬
графии  как  открытое  пособничество  судебной  курии  в  Париже  режиму  «двой¬
ной  монархии».  Разумеется,  его  членам  приходилось  праздновать  и  победы
английского  оружия,  но,  отстаивая  свою  роль  защитников  мира  и  законности  в
стране,  парламентарии,  выходя  на  улицы  Парижа,  лишь  закрепляли  этот  образ
в  общественном  сознании23.  По  сути,  они  максимально  использовали  эти  про¬
цессии  для  саморепрезентации  и  для  демонстрации  защищаемых  ими  общест¬
венных  ценностей,  что  повышало  их  политическую  роль.
 Изменения  в  положении  королевских  должностных  лиц  в  полной  мере
отразились  в  ритуале  похорон  короля  Карла  VI  в  1422  г.,  которые  происхо¬
дили  в  экстремально  кризисной  обстановке.  На  трон,  согласно  договору  в
Труа,  должен  был  вступить  король  «соединенного  королевства»  Англии  и
Франции,  которому  не  исполнилось  и  года  от  роду.  К  тому  же  и  он,  и  регент
королевства  герцог  Бедфордский  в  Париже  отсутствовали,  так  что  чиновни¬
ки,  по  сути,  сами  переутвердили  себя  на  должностях.  В  этой  ситуации  орга¬
низованные  ими  похороны  короля  продемонстрировали  стремление  хранить
обычаи  королевства24.  Ритуал  похорон  1422  г.  не  просто  повторил  процедуру
1364  г.,  но  и  был  зафиксирован  в  виде  специального  чина,  который  призван
был  навсегда  закрепить  привилигированное  место  служителей  короны  Фран¬
ции  у  катафалка.  Согласно  его  тексту,  четыре  президента  Парламента,  одетые
в  алые  мантии,  опушенные  беличьим  мехом,  держат  четыре  конца  надгробно¬
го  балдахина,  а  остальные  советники,  секретари  и  приставы  верховного  суда
окружают  со  всех  сторон  катафалк.  Такую  близость  к  гробу  парламентариев,
как  и  особое  одеяние  президентов,  автор  текста  называет  их  правом,  посколь¬
ку  в  Парламенте  они  представляют  персону  короля  и  отправляют  суверенное
правосудие  королевства25.
 22 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  270-272.
 23 	См.  подробнее:  Там  же.  С.  272-274.  Не  случайно  в  этот  период  были  организованы
Парламентом  девять  процессий  Те  Deum  за  мир  и  процветание  королевства.  См.:  AN  U  511.
F.  355-356.
 24 	О  похоронах  Карла  VI  и  роли  в  них  парламентариев  см.:  Цатурова  С.  К.  Офицеры  вла¬
сти.  С.  285-287;  Grandeau  Y  La  mort  et  les  obsèques  de  Charles  VI//  Bulletin  philologique  et
historique.  An.  1970.  T.  II.  P.,  1974.  P.  133-186.
 25 	Текст  написан  секретарем  Парламента  Клеманом  де  Фокамбергом:  «Les  quatres  presidens
de  parlement,  vestus  de  leurs  manteaulx  vermeils  fourrez  de  menu  vair,  tenoient  les  quatre  cornes  du
poile  et  les  seigneurs  et  les  greffiers  de  parlement  et  aussi  les  quatre  notaires  de  ladite  court  entour  la
lectiere  d’ung  couste  et  d’autre,  et  tenoient  ce  que  pendoit  du  poile,  car  c’est  leur  droit  que  ilz  qui  en
parlement  représentent  la  personne  du  roy  et  qui  gouvernent  la  justice  souveraine  du  royaume  soient  au
plus  près  du  corps  du  roy»  (BNF.  Mss.  Fr.  4317.  F.  19v).  Знаменательно,  что  эта  центральная  с  точки
зрения  статуса  служителей  короны  сцена  похорон  зафиксирована  и  в  «Хронике»  Жана  Шартье,
написанной  в  окружении  дофина  Карла  и  не  прямым  свидетелем.  См.:  Chartier  J.  Chronique.
T.  1.  P.  10.  В  этот  же  контекст  вписывается  позднейшее  изложение  и  интерпретация  этого  ри¬
туала,  данные  Жаном  дю  Тийе,  нотариусом  и  секретарем  Парламента.  Описывая  особое  место
и  одеяние  членов  Парламента  на  церемонии  похорон,  которых  они  не  имеют  ни  в  одной  другой
парадной  церемонии,  он  связывает  их  с  правосудием,  «кое  не  умирает  со  смертью  короля»  (que
par  la  mort  desdits  Roys  elle  ne  cesse)  (TilletJ.  du.  Recueil  des  Roys  de  France.  P.  341).
 440

Документ  отражает  интерпретацию  чиновниками  своего  статуса  и  отстаи¬
ваемую  ими  концепцию  публично-правового  характера  королевской  власти  в
духе  принципа  dignitas  non  moritur26.  Однако  идеи  и  амбиции  чиновников,
равно  как  прецеденты  и  их  фиксация,  никак  не  гарантировали  окончательно¬
го  закрепления  ритуала,  который  в  конечном  итоге  всегда  зависел  от  взаимо¬
отношений  нового  короля  с  чиновниками.  В  полной  мере  это  проявилось  на
следующих  похоронах,  Карла  VII.  Король  умер  не  в  Париже,  так  что  весть  о
его  кончине  достигла  столицы  не  сразу,  лишь  в  конце  июля  1461  г.  Ситуацию
осложняло  нежелание  нового  короля  Людовика  XI  присутствовать  на  похо¬
ронах,  как  и  враждебность  его  к  ближайшим  советникам  отца.  В  этой  весьма
непростой  ситуации  Парламент  отправляет  трех  президентов  и  восьмерых
советников,  генерального  прокурора  и  пристава  к  новому  королю  для  выяс¬
нения  положения  служителей  верховного  суда,  а  тем  временем  решает,  как
сохранить  свое  лидерство  в  церемонии  похорон.  Все  три  палаты  Парламента
собрались  4  августа  и  постановили,  что  если  ко  времени  похорон  делегация
еще  не  вернется,  то  вместе  с  президентом  рядом  с  катафалком  пойдут  «три
наиболее  старых»  (les  plus  anciens)  советника-мирянина  и  понесут  четыре
конца  балдахина,  «как  это  вошло  в  обычай»  (ainsi  qu’accoustumé  est).  Ос¬
тальные  советники  будут  поддерживать  балдахин,  а  секретари  и  нотариусы
прошествуют  рядом  с  президентами  и  советниками.  Приставам  Парламента
поручено  находиться  вокруг  катафалка,  дабы  сдерживать  давку  и  защищать
парламентариев  от  возможных  помех.  Особо  оговаривается  одеяние  всех
участников:  четверо  держателей  концов  балдахина  должны  быть  облачены  в
«алые  мантии,  подбитые  горностаем,  с  алыми  опушенными  шапками  на  голо¬
ве»,  остальные  «так,  как  они  одеты  при  объявлении  приговоров»27.
 Этот  ритуал  не  только  подчеркивал  преемственность  с  прежними  церемо¬
ниями  похорон  монархов  (место  членов  Парламента  и  их  парадное  одеяние),
но  и  содержал  новые  важные  дополнения,  свидетельствующие  о  значении
корпоративного  принципа  организации  верховного  суда.  Таковым  является
прежде  всего  право  советников  с  наибольшим  стажем  заменить  президен¬
тов  у  катафалка,  что  вполне  соответствовало  правилам  карьерного  роста.
И  в  целом  весь  строй  Парламента  призван  был  продемонстрировать  за  сте¬
нами  Дворца  в  Ситэ  иерархию  служб  внутри  верховного  суда.  Благодаря  со¬
хранившимся  описаниям  современников  мы  знаем,  что  только  они  окружали
катафалк,  однако  в  самой  траурной  процессии  участвовали  и  представители
иных  ведомств:  вслед  за  принцами  крови,  духовенством  и  университетом  в
ней  шествовали  служители  Палаты  счетов,  одетые  в  черные  траурные  одея¬
ния,  затем  члены  Палаты  прошений  Дома  короля,  наконец  королевский  прево
Парижа  и  служители  Шатле;  замыкали  процессию  горожане28.
 Перипетии  оформления  церемониала  похорон  монархов  и  места  служи¬
телей  короны  у  катафалка  и  в  траурной  процессии  показывают  механизм  пре¬
вращения  казуса,  вызванного  конкретными  политическими  обстоятельства¬
 26 	О  формировании  этой  концепции  см.:  Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  213-226;
278-306.
 27 	См.  записи  этого  обсуждения:  ORF.  XV.  2;  AN  U  424.  F.  17  v;  U  511.  F.  121-122.
 28 	См.  описания:  Chartier  J.  Chronique.  T.  3.  P.  114-116;  Le  Bouvier  G.  dit  Hérauld  de  Berry.
Chronique.  P.  416-417.  Такой  же  облик  и  строй  Парламента  повторился  и  на  похоронах  Людо¬
вика  XI  в  1483  г.  (AN  U  511.  F.  122;  U  508.  F.  279).
 441

ми,  в  обычай,  который  отныне  освящен  «незапамятной  традицией».  Однако,
как  и  в  иных  правах  и  прерогативах  королевских  должностных  лиц,  неустра-
нимость  личностного  принципа  при  монархической  власти  сказалась  и  здесь:
в  конечном  счете,  от  короля  зависело  соблюдение  сложившихся  ритуалов,  так
что  их  повторение  наглядно  свидетельствовало  о  союзе  государя  и  его  слу¬
жителей.
 Если  место  служителей  короны  у  траурного  катафалка,  при  всех  отступ¬
лениях  от  церемониала,  имеет  однозначную  и  в  определенном  смысле  про¬
стую  трактовку,  то  их  участие  в  парадном  въезде  нового  монарха  после  ко¬
ронации  в  Париж  отличается  существенно  более  сложным  ритуалом  и  более
значимыми  для  института  службы  атрибутами.  Об  этой  сложности  свиде¬
тельствует  уже  тот  факт,  что  чиновники  приняли  участие  в  этой  процессии
как  отдельная  группа  достаточно  поздно,  в  1431  г.,  да  еще  для  встречи  короля
с  сомнительной  легитимностью,  главы  «соединенного  королевства»  Фран¬
ции  и  Англии  Генриха  VI.  История  этой  церемонии  также  свидетельствует
в  пользу  отмеченного  выше  механизма  превращения  конкретного  казуса  в
«незапамятную  традицию».
 На  основе  протоколов  Парламента  позволительно  сделать  следующие
выводы.  Вряд  ли  служители  верховных  ведомств  в  столице  до  1431  г.  мог¬
ли  остаться  в  стороне  от  приготовлений  и  проведения  столь  важной  цере¬
монии.  Однако  в  этот  раз  они  приняли  в  ней  участие  как  самостоятельная
группа,  встретив  короля  за  стенами  города  (церемония  extra  muros).  Такая
акция  потребовалась  парламентариям  ввиду  сложностей  во  взаимоотноше¬
ниях  с  новыми  властями.  Поскольку  король,  въезжая  в  столицу,  обязан  был  не
только  повторить  клятву,  даваемую  при  коронации,  но  и  выслушать  проше¬
ния  (requête)  от  всех  групп  горожан,  ответ  на  которые  был  его  своеобразным
«пропуском  в  город»,  парламентарии  решили  использовать  эту  церемонию
для  выяснения  своих  дальнейших  перспектив  в  планах  властей29.  Однако  вы¬
званная  конкретными  драматическими  обстоятельствами  деталь  церемонии
сохранится  при  последующих  въездах  королей.  Просьбу  от  имени  Парламен¬
та  всегда  будет  отныне  высказывать  первый  президент,  и  она  останется  с  тех
пор  неизменной:  охранять  и  поддерживать  власть  и  авторитет  служителей
короны  Франции30.
 Не  менее  важно,  что  форму  своего  участия  в  церемонии  (одеяние,  по¬
рядок  следования,  знаки  власти)  парламентарии  также  определяли  в  1430—
1431  гг.  самостоятельно.  При  этом,  как  и  город  в  целом,  они  намеревались
предстать  в  наибольшем  блеске,  что  особенно  контрастировало  с  их  нищен¬
ским  существованием  при  англо-бургиньонах31.  Важно,  что  они  установили
порядок  шествия  не  только  для  членов  Парламента,  который  единственный
 29 	Не  случайно  Парламент  столько  времени  посвятил  выбору  того,  кто  эту  просьбу  вы¬
скажет.  Сначала  в  1430  г.  при  подготовке  несостоявшегося  въезда,  а  затем  в  1431  г.  парламен¬
тарии  определяют  кандидатуру  просителя  и  суть  его  просьбы.  См.:  JCF.  Т.  2.  Р.  340-342;  Т.  3.
Р.  24-26.
 30 	Такая  просьба  была  высказана  Карлу  VII  в  1437  г.  во  время  его  въезда  в  Париж,  повторя¬
лась  в  1484  и  1498  гг.  См.:  Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  77,  100,  127.
 31 	С  этой  целью  в  1430  г.  была  создана  целая  группа,  которая  вынесла  решение  на  утвер¬
ждение  всех  трех  палат  Парламента,  «в  каком  виде  и  одеянии  идти»  (en  quel  estât  et  en  quelz
habis)  (JCF.  T.  2.  P.  340-342,  345-346).
 442

сталкивался  с  этой  проблемой  ввиду  своей  численности  и  структуры  палат,
но  и  для  всех  остальных  служителей  короны  в  столице.  Кроме  того,  в  1431  г.
помимо  президентов,  советников,  секретарей  и  судебных  приставов,  входив¬
ших  в  состав  корпорации,  решено  было  включить  в  процессию  Парламента
также  его  адвокатов  и  прокуроров.  Это  решение  также  сохранится  в  церемо¬
ниале  в  дальнейшем32.
 Порядок  шествия  членов  Парламента  в  1431  г.  призван  был  продемон¬
стрировать  иерархию  палат,  а  также  принципы  корпоративной  организации,
что  придает  этой  церемонии  особую  ценность  для  нашей  темы.  Итак,  процес¬
сия  строилась  следующим  образом:  сначала  шли  судебные  приставы,  причем
половина  их  возглавляла  шествие,  а  другая  следила  вдоль  колонны  за  соблю¬
дением  порядка  и  предохраняла  от  давки,  как  это  делалось  и  на  церемонии
похорон  короля;  затем  следовали  четыре  нотариуса,  за  ними  -  секретари  по
представлениям  и  по  уголовным  делам,  после  них  секретарь  по  гражданским
делам  как  глава  всей  парламентской  документации,  замыкал  эту  часть  про¬
цессии  первый  судебный  пристав.  Советники  трех  палат  Парламента  двига¬
лись  в  таком  порядке:  сначала  президенты,  затем  советники  по  двое,  клирик
и  мирянин,  в  строгой  иерархии  сроков  службы  (selong  antiquité),  за  ними  ге¬
неральный  прокурор  и  адвокаты  короля,  замыкали  шествие  адвокаты  и  про¬
куроры  Парламента,  также  по  двое  и  согласно  выслуге  лет33.
 Еще  важнее,  на  мой  взгляд,  зеркальное  отражение  в  ней  идущей  на¬
встречу  процессии:  перед  королем,  въезжающим  в  столицу,  выступают  после¬
довательно  «воины,  арбалетчики,  рыцари  и  бароны»,  однако  принцы  крови
идут  только  следом  за  ним  и  никогда  ему  не  предшествуют,  что  подчеркивает
положение  короля  как  «первого  среди  равных»34.  Точно  также  президенты
Парламента,  которые  считаются  внутри  корпорации  «такими  же  советника¬
ми  и  не  имеют  над  ними  власти»,  идут  во  главе  корпуса  судей35.  В  этой  зер¬
кальности  двух  двигавшихся  навстречу  друг  другу  процессий  с  наибольшей
наглядностью  воплотились  принцип  «репрезентации  персоны  короля»,  кото¬
рый  лежал  в  основе  статуса  и  прерогатив  верховного  суда,  и  теория  «двух  тел
короля».
 32 	При  подготовке  к  въезду  Карла  VIII  в  1484  г.  возник  спор  с  адвокатами  и  прокурорами,
которые  хотели  идти  сразу  же  за  членами  Верховной  палаты,  так  что  пришлось  определять
место  каждому  в  согласии  с  парламентской  иерархией  служб.  А  при  подготовке  к  въезду  Лю¬
довика  XII  в  1498  г.  адвокатам  и  прокурорам  уже  приказывают  явиться  «подобающе  одетыми»
под  угрозой  временного  отстранения  от  ведения  дел.  См.:  Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées
royales...  P.  96-97,  100,  110,  126.
 33 	Ibid.  P.  96-100.  Любопытно  сопоставить  этот  порядок  следования  с  принятыми  ритуала¬
ми  в  рыцарских  орденах.  Так,  в  Ордене  Золотого  Руна  рыцари  двигались  в  процессии  по  двое,
причем  в  строгом  порядке  сроков  вступления  в  орден.  См.:  Melville  G.  Rituel  et  institution...
P.  260-261.
 34 	Обратим  внимание  на  тот  факт,  что  в  иных  церемониях,  в  которых  король  и  чиновники
шли  в  единой  процессии,  те  шествовали  непосредственно  за  королем,  не  терпя  никого  впереди
себя,  кроме  короля,  королевы  или  папского  легата  (AN  U  508.  F.  261).
 35 	Эта  важнейшая  для  корпоративного  устройства  Парламента  идея  равенства  президен¬
тов  и  советников  с  особой  силой  прозвучала  в  ходе  конфликта  с  королем  в  1406  г.  из-за  его
попытки  отменить  пожизненное  жалованье  тем,  кто  прослужил  меньше  20  лет,  и  возложить
эту  неприятную  обязанность  на  президентов,  которую  они  с  гневом  отвергли.  См.:  JNB.  T.  I.
Р.  151-153.
 443

Статус  Парламента  как  главного  ведомства  короны  Франции  подкреплял¬
ся  его  местом  и  в  общей  процессии  служителей  короля.  Первыми  выступали
во  главе  с  королевским  прево  Парижа  служители  Шатле  (лейтенанты,  экза¬
менаторы,  адвокаты,  прокуроры,  нотариусы,  конные  сержанты  и  сержанты  с
жезлами);  за  ними  шли  чиновники  Палаты  счетов,  затем  -  Казначейства,  за
ними  -  Палаты  прошений  Дома  короля.  Замыкал  шествие  Парламент,  и  эта
перевернутая  вертикаль  воплощала  иерархию  ведомств36.
 Такой  же  порядок  был  соблюден  и  при  въезде  Карла  VII  в  Париж  в  1437  г.,
что,  однако,  никак  не  гарантировало  его  соблюдения  при  меняющихся  об¬
стоятельствах.  Со  всей  наглядностью  нестабильность  подобных  церемоний
доказывает  въезд  в  Париж  нового  короля  Людовика  XI  в  1461  г.,  которому
предшествовало  уже  известное  нам  отстранение  глав  верховных  ведомств.
В  такой  ситуации  ни  о  какой  демонстрации  своего  статуса  уже  не  могло  идти
речи,  и  служители  верховного  суда  даже  не  упоминаются  в  сохранившихся
описаниях  современников37.
 Скандал,  возникший  в  1484  г.  из-за  нарушения  этого  «узаконенного»  Пар¬
ламентом  ранжира,  показывает,  какое  значение  имело  размещение  в  нем  каж¬
дого  ведомства.  Порядок  нарушили  служители  Шатле:  они  замешкались  и
в  итоге  пошли  позже  парламентариев,  которые  расценили  это  как  «посяга¬
тельство  на  авторитет»  верховного  суда.  Аналогичные  упреки  высказала  и
Палата  счетов.  На  следующий  день  генеральный  прокурор  короля  как  глав¬
ный  хранитель  «интересов  короны»  возбудил  иск  против  Шатле,  ссылаясь  на
«незапамятную  традицию»  порядка  шествия,  в  котором  якобы  воплощалась
«честь,  каковая  принадлежит  королю  и  этому  Суду  Парламента».  Смирен¬
ная  позиция  «нарушителей»,  выказавших  готовность  к  любому  наказанию,
способствовала  их  прощению,  но  главная  цель  -  сохранить  в  неприкосновен¬
ности  придуманный  им  порядок  шествия  -  была  Парламентом  достигнута38.
Эхо  сего  скандала  прозвучало  через  14  лет,  когда  при  подготовке  к  встре¬
че  Людовика  XII  Парламент  счел  нужным  особо  предупредить  служителей
других  ведомств,  включая  Палату  счетов  и  Шатле,  чтобы  они  вышли  «как
можно  раньше»,  дабы  не  прийти  позднее  членов  верховного  суда39.  В  подоб¬
ного  рода  заботах  Парламента  предстать  в  процессии  последним  отразилось
стремление  подчеркнуть  свою  функцию  «репрезентации  образа  короля»,  раз
в  королевском  кортеже  монарх  шествует  в  конце.
 36 	В  1431  г.  Палата  счетов  хотела  присоединиться  к  шествию  Парламента,  но  получила
отказ,  поскольку  верховный  суд  решил,  что  «каждая  Палата,  Коллегия  или  Университет  едино
и  отдельно  друг  от  друга,  не  смешиваясь,  предстали  бы  перед  королем»  (JCF.  Т.  2.  Р.  345-346).
Сама  по  себе  такая  попытка  весьма  красноречива  и  вписывается  в  претензии  этого  ведомства
на  равный  с  Парламентом  статус.  Как  еще  одно  подтверждение  ненадежности  хронистов,  за¬
метим,  что  в  описании  Жана  Шартье  порядок  диаметрально  противоположен  -  сначала  Пар¬
ламент,  затем  Палата  счетов  и  Шатле,  и  также  у  Монстреле  -  Парламент,  затем  Палата  счетов.
См.:  ChartierJ.  Chronique.  Т.  I.  P.  130-131;  Monstrelet  E.  Chronique.  T.  5.  P.  3^.
 37 	Guenée  B.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  87;  MaupointJ.  Journal  parisien...  P.  47;  Bryant
L.  La  cérémonial  de  l’entrée...  P.  530.
 38 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  «На  ком  платье  короля?».  С.  232-233;  Guenée  В.,  Lehoux
F.  Les  entrées  royales...  P.  101-104.
 39 	Guenée  B.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  126-128.  Такой  ранжир  просуществовал
вплоть  до  отмены  церемонии  около  1610  г.
 444

Говоря  о  последнем  обстоятельстве,  стоит  особо  остановиться  на  месте
канцлера.  Канцлер,  будучи  главой  всех  гражданских  служб  и  прежде  всего
Парламента,  оставался  служителем  Дома  короля,  что  зримо  воплотилось  в  его
месте  во  время  торжественных  церемоний.  Своеобразным  показателем  отсут¬
ствия  у  него  автономного  от  персоны  монарха  статуса  является  его  неучастие
в  церемонии  похорон  короля,  что  особенно  контрастирует  с  привилегирован¬
ным  местом  у  катафалка  служителей  Парламента40.  Как  и  у  других  придвор¬
ных,  власть  канцлера  кончалась  со  смертью  монарха,  и  даже  печати  теряли
свою  силу,  а  для  нового  короля  изготовлялись  новые  печати.  Знаменателен  в
этом  контексте  следующий  этап  ритуала:  в  момент  погребения  и  аккламации
(«Король  умер.  Да  здравствует  король!»)  служители  Дома  короля  бросали  свои
жезлы  в  могилу  в  знак  того,  что  их  полномочия  прекратились41.  Та  же  несамо¬
стоятельность  канцлера  нашла  отражение  и  в  церемонии  въезда  нового  короля
в  Париж.  Он  участвует  в  ней  не  со  стороны  города  и  чиновного  корпуса,  а  с
противоположной,  находясь  в  свите  короля.  Более  того,  он  нередко  замещает  в
ней  его  персону,  принимая  ключи  от  города,  выслушивая  и  отвечая  на  просьбы,
в  том  числе  и  от  Парламента42.  Место  канцлера  в  торжественных  процессиях
демонстрирует  разделение  в  исследуемый  период  служб  Дома  и  Дворца43.
 Еще  одним  зримым  воплощением  теории  «двух  тел  короля»  в  церемонии
торжественного  въезда  было  использование  служителями  короны  атрибутов
их  власти,  которые  зеркально  отражали  королевский  кортеж,  где  инсигнии
власти  монарха  несли  отдельно  от  него.  Благодаря  описаниям  хронистов  и
иконографии  известно,  что  впервые  во  время  въезда  короля  Карла  VII  в  Руан
в  1449  г.  не  только  меч  как  символ  правосудия,  но  и  корона,  скипетр,  королев¬
ский  шлем  и  даже  королевская  лошадь  фигурировали  отдельно  от  персоны
монарха44.  Кроме  того,  здесь  впервые  везли  отдельно  королевскую  печать45.
Согласно  описаниям  современников,  на  процессии  в  Руане  перед  канцлером
шествовала  белая  лошадь,  покрытая  лазурного  цвета  попоной,  расшитой  зо¬
лотыми  цветами  лилий,  на  которой  находился  небольшой  сундучок,  также
покрытый  лазурного  цвета  тканью,  где  помещались  «большие  печати  короля
Франции»46.
 40 	На  это  обратил  внимание  Р.  Гизи  в  своем  исследовании  церемонии  похорон  монархов.
См.:  Giesey  R.  Le  roi  ne  meurt  jamais.  P.  95,  112-113.
 41 	Такая  церемония  описана  на  похоронах  королей  в  1422  и  1461  гг.  В  описании  Париж¬
ского  горожанина,  на  похоронах  Карла  VI  «все  служители  покойного  короля  опустили  свои
палицы,  жезлы  и  мечи  в  знак  того,  что  они  уже  не  чиновники».  См.:  Journal  d’un  Bourgeois  de
Paris.  P.  196  (N  369);  Le  Bouvier  G.  dit  Herauld  de  Berry.  Chronique.  P.  420.
 42 	См.  описание  подобных  эпизодов  в  разных  церемониях:  GuenéeB.,  LehouxF.  Les  entrées
royales...  P.  101,  110,  129.
 43 	В  этот  контекст  вписывается  и  категоричный  отказ  Парламента  впускать  в  свою  процес¬
сию  служителей  Палаты  прошений  Дома,  которые  якобы  не  имели  права  идти  рядом  с  прези¬
дентами,  держать  края  траурного  балдахина  и  т.д.  (AN  U  501.  F.  19-20).
 44 	Согласно  Кристине  Пизанской,  меч  несли  отдельно  уже  в  1364  г.,  иные  инсигнии  коро¬
ля  -  при  въезде  Карла  VII  в  Париж  в  1437  г.  См.:  Bryant  L.  La  cérémonial.  P.  520;  Le  Bouvier  G.
dit  Herauld  de  Berry.  Chronique.  P.  190-192;  Monstrelet  E.  Chronique.  T.  5.  P.  301-305.
 43  JI.  Брайан  подробно  исследует  процесс  «освобождения»  короля  от  знаков  и  символов
его  власти  и  дает  ему  убедительную  интерпретацию.  См.:  Bryant  L.  La  cérémonial.  P.  530-533.
 46 	Описание  этого  въезда  в  Руан  см.:  Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  160-162;
Chartier  J.  Chronique.  T.  2.  P.  162-168;  Le  Bouvier  J.  dit  Herauld  de  Berry.  Chronique.  P.  323-326.
Позднее,  в  памятке  XVII  в.  большая  королевская  печать  трактуется  в  еще  более  отстраненном
 445

Зеркальное  отражение  «бессмертного  тела  короля»  в  шествующей  на¬
встречу  монарху  процессии  служителей  короны  в  Париже  выражалось  еще
и  в  том,  что  они  представали  верхом  на  лошадях,  хотя  в  обычное  время  пере¬
двигались  по  городу  на  мулах47.  Еще  более  значимо  использование  атрибутов
власти  и  профессии  чиновников,  явно  имитирующих  аналогичные  элементы
в  шествии  короля.  В  1431  г.  первый  президент  Парламента  был  предваря¬
ем  первым  судебным  приставом,  который  нес  перед  ним  отороченную  мехом
шапку  президента,  что  могло  восприниматься  как  аналог  шлема  короля  с  ко¬
роной,  который  несли  перед  монархом.  В  1484  г.  Парламент  предписывает
нотариусам  и  секретарям  иметь  при  себе  знаки  их  профессиональной  дея¬
тельности  -  письменные  приборы  («позолоченные  чернильницы  на  поясе»),
а  судебному  приставу  -  жезл.
 В  1484  г.  все  судебные  исполнители  вышли  навстречу  королю  с  жезлами  в
руках  как  знаками  их  власти48.  Эти  знаки  власти  чиновники  получали  ежегод¬
но  от  короля  вместе  с  ливрейным  одеянием.  Так,  служители  Налоговой  пала¬
ты  (генералы-советники,  генеральные  сборщики,  контролеры,  нотариусы  и
секретари)  к  концу  XIV  в.  добились  права  получать  ежегодно  те  же  знаки  вла¬
сти,  каковые  получали  служители  Палаты  счетов  и  Казначейства,  -  «ножи  и
письменные  принадлежности,  украшенные  и  отделанные»49.  Использование
служителями  короны  подобных  атрибутов  во  время  торжественного  въезда
короля  может  расцениваться  как  еще  один  знак  их  идентичности,  которую
они  стремятся  продемонстрировать.
 Наконец,  квинтэссенцией  репрезентации  служителей  короны  Франции
является  их  одеяние  во  время  торжественных  церемоний.  Отправной  точкой
здесь  служит  описание  въезда  короля  в  Париж  в  1431  г.  анонимным  свидете¬
лем,  согласно  которому  «первый  президент  Парламента  был  в  королевской
одежде»  (en  habit  royale).  Однако  описание  самого  этого  одеяния  отсутствует
в  отличие  от  облика  остальных  судей:  «сеньоры  клирики  в  мантиях  и  шапках
лазурных  и  все  остальные  в  мантиях  и  шапках  алых»50.  Разумеется,  в  данном
случае  мы  имеем  дело  с  оценкой  свидетеля,  с  его  интерпретацией,  однако  она
представляется  весьма  существенной  для  понимания  стратегий  репрезента¬
ции  служителей  короны.
 Для  этого  уместно  задаться  вопросом,  что  такое  «королевское  одеяние»
и  когда  оно  появляется.  При  описании  коронации  королевы  Изабо  Баварской
в  1389  г.  говорится,  что  король  облачен  был  в  «мантию,  далматик  и  импе¬
 от  персоны  монарха  плане:  как  механизм  действия  «нервов  государства».  См.:  Barbey  J.  Etre
roi:  Le  roi  et  son  gouvernement  en  France  de  Clovis  à  Louis  XVI.  P.,  1992.  P.  196-197.
 47 	Разрешая  присоединиться  к  своей  процессии  адвокатам  и  прокурорам,  Парламент  в
1431  г.  подчеркивает,  что  прийти  могут  лишь  те,  «у  кого  есть  лошадь».  См.:  JCF.  Т.  2.  Р.  340-
346.
 48 	Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  65,  97-100.  Согласно  мемуарам  Виллере,
служители  Палаты  счетов  носили  на  поясе  большие  ножницы  как  знак  их  полномочий  -  отре¬
зать  в  проверяемых  счетах  ошибочные  статьи  доходов  и  расходов.  См.:  Isambert  et  al.  Recueil
général...  T.  V.  P.  183.
 49 	«Cousteaux  et  Escriptoires  garnies  et  estoffées».  См.:  Указ  от  16  декабря  1394  г.
(ORF.  VII.  796).  Позднее,  как  и  для  ливрейного  одеяния,  это  заменялось  денежным  эквивален¬
том.  См.:  Указ  от  31  августа  1415  г.  (ORF.  X.  241-242).
 50 	«robes  et  chapperons  d’azur...  robes  et  chaperons  d’ecarlatte  vermeille»  (Guenée  B.,  Lehoux  F.
Les  entrées  royales...  P.  65).
 446

раторский  плащ  алого  цвета,  расшитые  золотом  и  каменьями»51.  Секретарь
Парламента  в  XVI  в.  Жан  дю  Тийе  так  описывает  коронационное  облачение
короля:  «далматик  лазурного  цвета,  сверху  королевский  плащ  такого  фасона,
чтобы  десница  (правая  рука)  оставалась  бы  свободной  до  щели  в  мантии,
каковая  у  левой  руки  приподнята  как  на  ризе  священника».  У  него  же  дается
другое  описание,  однако  в  данном  случае  речь  идет  об  одеянии  королевского
манекена  во  время  похорон:  «рубашка  голландского  полотна,  вышитая  по  ко¬
стям  черным  шелком  до  ворота  и  по  рукавам,  поверх  сатиновой  рубахи  тем¬
но-красного  цвета,  подбитой  тафтой  того  же  цвета,  расшитой  золотой  тесь¬
мой...  Сверху  рубахи  надета  сатиновая  туника  лазурного  цвета,  усыпанная
золотыми  цветами  лилии  с  тесьмой  из  золота  и  серебра...  Поверх  туники
королевский  плащ  из  фиолетового  бархата  с  лазурью,  усыпанный  золотыми
цветами  лилии.  Плащ  впереди  открыт  и  без  рукавов,  подбит  белой  тафтой.
Ворот  круглый,  отороченный  горностаем,  отвернутый  до  ступней,  обшлага  и
шлейф  подбиты  горностаем»52.
 Исследователи  существенно  расходятся  в  оценке  не  только  элементов
одежды  короля,  но  и  его  цветовой  гаммы.  Так,  специалист  по  коронационно¬
му  чину  французской  монархии  Р.  Джексон  утверждает,  что  короля  облачают
в  королевские  тунику  и  мантию,  обе  из  синего  шелка.  Видный  специалист
по  монархической  символике  Ж.-П.  Баярд  считает,  что  вначале  королевская
одежда  была  белой,  поскольку  это  был  цвет  независимости,  суверенитета
и  чистоты,  однако  затем  все  монархи  приняли  красный  цвет  как  знак  муче¬
ничества  Христа53.  В  итоге  у  королей  Франции  одеяние  стало  фиолетовым
(пурпурным),  поскольку  он  сочетал  в  себе  красный  и  синий  (геральдический)
цвет  и  символизировал  истину,  добро  и  мудрость.  Само  же  платье  состояло
из  туники,  далматика  и  мантии  (плаща).  Наконец,  специалист  по  символике
цветов  и  тканей  Ш.  де  Мериндоль  признает  красный  королевским  цветом  par
excellence,  но  отмечает  и  важность  для  монархов  красно-белой  одежды54.
 Сравним  теперь  это  одеяние  с  тем,  какое  окончательно  сложилось  к  на¬
чалу  XV  в.  для  членов  Парламента.  Оно  состояло  из  длинной  и  прямой  ман¬
тии,  капюшона  с  оторочкой  (алого  цвета  для  чиновников-мирян  и  фиолето¬
вого,  лазурного  или  зеленого  для  клириков)  и  плаща  алого  цвета  с  опуш¬
кой.  Мантия  (эпитога)  президентов  имела  горностаевую  оторочку,  плащ  был
 м  «tunica,  dalmatica  et  clamide  imperiali,  auro  et  gemmis  comptissima»  {Religieux  de  Saint-
Denis.  Chronique.T.  I.  P.  614).
 52 	«les  dalmatique  de  bleu  azuré,  et  par  dessus  le  manteau  Royal,  de  façon  que  la  main  dextre
soit  à  délivré  devers  l’ouverture  dudit  manteau;  lequel  sur  la  senextre  main  soit  eslevé  comme  la
chasuble  d’un  Prestre»;  «une  chemise  de  toille  de  Hollande,  bordee  et  faite  a  l’esquille  de  soye  noire
au  collet,  et  aux  manches,  pardessus  d’une  camisole  de  satin  rouge  cramoisi,  doublee  de  tafetas  de
mesme  couleur,  bordee  d’un  petit  passement  d’or...  Dessus  ladite  camisole  est  ladite  tunique  de
satin  azuré  semee  de  fleurs  de  lys  d’or  à  un  passement  d’or  et  d’argent...  Dessus  ladite  tunique  est
le  manteau  Royal  de  velour  violet  cramoisi  azuré,  seme  de  fleurs  de  lys  d’or...  Ledit  manteau  ouvert
devant  sans  manches,  double  de  tafetas  blanc.  Le  collet  rond  d’hermine  renversé  d’environ  un  pied,
les  passemens  et  queue  dudit  manteau  fourrez  d’hermines»  {TilletJ.  du.  Recueil  des  Roys  de  France.
P.  269,  339).  О  времени  появления  манекена  (effigie)  и  его  символике  см.:  Giesey  R.  Le  roi  ne
meurt  jamais.  P.  127-193.
 53 	Gaude-Ferragu  M.  Op.  cit.  P.  138.
 54 	Jackson  R.  Le  pouvoir  monarchique  dans  la  cérémonie  du  sacre...  P.  242;  Bayard  J.-P.  Les
Rites  magiques  de  la  Royauté.  P.  156-161;  Mérindol  Ch.  de.  Le  prince  et  son  cortège.  P.  310-315;
Idem.  Entrées  royales  et  princières  à  la  fin  de  l’époque  médiévale.  P.  31.
 447

подбит  белым  мехом,  застегнут  на  горловине  и  открыт  с  правой  стороны,  а
также  имел  по  три  золотых  галуна  и  по  три  ленты  из  белого  меха  (горностая
или  белки)  на  обоих  плечах.  На  голове  у  них  была  круглая  шляпа  (mortier)
из  черного  бархата  с  золотой  нашивкой55.  Эта  круглая  шляпа  становится  от¬
личительным  знаком  не  только  глав  верховного  суда,  именуемых  позднее
présidents  à  mortier,  но  в  дальнейшем  и  других  суверенных  курий56;  в  то  вре¬
мя  как  красный  цвет  одеяний  и  опушка  из  белого  меха  выделяла  служителей
Парламента  из  процессии  служителей  короны.
 Надо  признать,  что  их  одежда  походила  на  коронационное  платье  короля,
но  лишь  в  самых  общих  чертах,  поскольку  в  ней  отсутствовали  главные  знаки
«короны  Франции»  -  золотые  цветы  лилии.  Поэтому  за  утверждением  совре¬
менников,  что  оно  представляло  собой  «королевское  одеяние»,  стоит  скорее
интерпретация,  чем  констатация.  В  связи  с  этим  чрезвычайно  важно  выяс¬
нить,  как  это  восприятие  сложилось  и  на  чем  было  основано.  Первое  обстоя¬
тельство,  которое  отмечают  все  исследователи,  заключается  в  резкой  смене
моды  в  середине  XIV  в.,  когда  необъяснимым  образом  длинному  одеянию
было  предпочтено  платье  короткое57.  В  результате  длинная  одежда  сохрани¬
лась  только  для  людей  церкви  и  университетов,  для  короля  и  его  служителей.
За  этим  последовал  следующий  шаг:  на  похоронах  Карла  VI  в  1422  г.  окру¬
жающие  катафалк  члены  Парламента  впервые  одеты  в  красное,  что  выделя¬
ло  их  из  процессии  в  траурных  черных  одеяниях.  По-видимому,  именно  это
и  стало  причиной  идентификации  красного  цвета  с  «королевской  одеждой».
Однако  в  данный  момент  поведение  Парламента  вполне  могло  быть  вызвано
чрезвычайными  обстоятельствами  этих  похорон:  нового  короля  фактически
нет,  в  стране  раскол  на  две  части,  и  служители  короны  в  Париже  пытаются
сохранить  хотя  бы  видимость  «величия  короны  Франции».  Красные  одежды
и  продемонстрировали  важнейший  для  власти  принцип  «неумирающего  тела
короля»  (dignitas  non  moritur)58.  Как  и  в  прочих  церемониях,  этот  казус  позд¬
нее  был  закреплен  в  виде  «незапамятной  традиции».
 На  мой  взгляд,  пресловутая  «королевская  одежда»  напрямую  связана  с
еще  одним  важным  изменением.  По  свидетельству  Кристины  Пизанской,
подтверждаемому  созданным  в  1365  г.  коронационным  чином,  именно  Карл  V
«отринул  прежние  одежды  и  принял  одежду  королевскую  и  папскую,  мудрую
и  имперскую»59,  тем  самым  усилив  публично-правовой  и  суверенный  статус
 5э 	Цатурова  С.  К.  Офицеры  власти.  С.  328;  Она  же.  «На  ком  платье  короля?»  С.  238.
 56 	Описание  этой  шляпы,  якобы  имитирующей  корону,  и  ее  форм  у  канцлера,  глав  Парла¬
 мента  и  Палаты  счетов  см.:  Leloir  М.  Dictionnaire  du  costume  et  de  ses  accessoires  des  armes  et
 des  étoffés  des  origines  à  nos  jours.  P.,  1992.  P.  248.
 57 	Quicker  at  J.  Histoire  du  costume...  P.  227-230;  Glasson  E.  Les  origines  du  costume  de  la
magistrature  //NRHDFE.  1884.  Livre  2.  N  8.  P.  112-116.
 58 	Показательно  при  этом,  что  служители  Дома  короля  были  одеты  в  черное.  См.:  Giesey  R.
Cérémonial  et  puissance...  P.  27;  Idem.  Le  roi  ne  meurt  jamais.  P.  111.
 59 	«prist  habit  royal  et  pontifical  sage  et  imperial»  (Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  T.  I.  P.  14);  «vestu
en  habit  royal,  car  autre  nul  temps  ne  portoit»  (Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  72);  Ordo  de
Charles  V  (Godefroy  Th.  et  D.  Le  Cérémonial  françoys.  T.  1.  P.  33-34).  При  описании  ею  ритуала
встречи  короля  с  императором  в  1378  г.  впервые  появляется  характеристика  одеяния  первого
как  habit  royal  (Bryant  L.  L’entrée  royale...  P.  520).  См.  анализ  всех  произошедших  в  этот  момент
изменений:  Strubel  A.  Le  «chevaucherie»  de  Charles  V.  P.  385-399.
 448

монарха.  (Однако  при  Карле  V  Мудром  чиновники  еще  не  носили  «королев¬
скую  одежду».)
 Поскольку  впервые  парламентарии  появились  в  алых  мантиях  на  похо¬
ронах  Карла  VI,  исследователи  делают  вывод,  что  именно  он  отказался  от
прежней  «королевской  одежды»,  передав  ее  своим  служителям60.  Но  веро¬
ятнее  всего,  парламентарии  сами  сделали  такой  выбор  ради  преследуемых
ими  целей:  продемонстрировать  с  помощью  цвета  сохранение  преемственно¬
сти  на  троне  Франции.  Такому  выбору  способствовало  и  уже  рассмотренное
нами  выше  ежегодное  получение  от  короля  «униформы»  или  ее  денежного
эквивалента,  но  описаний  этих  одежд  в  указах  нет.  Скорее  всего,  она  ничем
не  отличалась  от  обычного  «ливрейного  одеяния»  слуг  со  «знаками  своего
сеньора».  В  указах  предписывалось  приходить  на  службу  «хорошо  и  подо¬
бающе  одетыми,  в  почтенных  одеждах,  в  мантиях  и  шапках»  для  поддержа¬
ния  «чести  короля  и  королевской  службы»61.
 Как  видим,  эволюция  одеяния  королевских  служителей  -  от  ливрейной
одежды  слуг  к  знакам  суверенитета  и  «неумирающего  тела  короля»  -  зримо
воплощает  трансформацию  природы  службы  короне  Франции  в  исследуемый
период.  Причем  решающая  роль  в  использовании  и  трактовке  «королевской
одежды»  как  одеяния  верховного  судии  и,  следовательно,  как  отличительного
знака  магистратуры  принадлежит  самим  служителям  короля62.  Этому  спо¬
собствовал  и  тот  факт,  что  королевское  платье  никогда  не  входило  в  число  его
инсигний:  король  надевал  его  только  в  строго  определенные  моменты  -  на
коронации,  во  время  «ложа  правосудия»,  торжественного  въезда  в  город  и  на
похоронах63.  Но  и  в  этих  случаях,  как  показал  J1.  Брайан  для  торжественного
въезда,  король  мог  выбрать  иную  одежду,  прежде  всего  воинскую,  если  всту¬
пал  в  «завоеванный»  город  или  после  одержанной  в  бою  победы64.
 Итак,  трактовка  длинной  алой  (пурпурной)  мантии,  подбитой  горноста¬
ем,  и  шляпы  с  полями,  украшенной  золотым  галуном,  якобы  имитирующим
корону,  в  качестве  королевского  одеяния  придумана  и  навязана  обществу  са¬
мими  служителями  Парламента,  которые  превратили  его  в  стратегию  репре¬
зентации  глав  верховного  суда65.  Помимо  четырех  президентов  Парламента
 60 	Quicherat  J.  Histoire  du  costume...  P.  247-248,  324.  Такому  выводу  способствовали  и
отмечаемые  современниками  странные  вкусы  короля  в  одежде,  отказ  от  парадных  одеяний  и
пристрастие  к  одежде  «цыган  или  германцев».  См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  1.
P.  567.
 61 	См.  указы  от  3  апреля  1389  г.,  от  26  мая  1404  г.,  30  сентября  и  19  октября  1406  г.
(ORF.  VII.  262  (N  26);  IX.  4-6;  141,  152-153).
 62 	Трактовка  JI.  Брайаном  «королевского  одеяния»  как  знака  верховной  судебной  власти
монарха  опирается  только  на  статус  Парламента,  однако  не  учитывает  того  факта,  что  в  прав¬
ление  Карла  V  Мудрого  все  королевские  инсигнии  также  возводились  к  принципу  rex  imago
Dei,  о  чем  свидетельствуют  «Трактат  о  коронации»  Жана  Голена  и  речь  Жерсона  «Vivat  rex!»,
где  королю  рекомендовалось  носить  только  «habit  de  justice»  (Bryant  L.  L’entrée  royale...  P.  535).
 63 	О  специфических  инсигниях  королей  Франции  см.:  Pastoureau  М.  Images  du  pouvoir  et
pouvoir  des  princes.  P.  230-234.
 64 	Утверждение  Л.  Брайана,  что  передача  королем  алой  мантии  своим  служителям,  преж¬
де  всего  Парламента,  означала  отделение  от  его  персоны  судебных  функций,  представляется
поэтому  мне  ошибочным.  См.:  Bryant  L.  L’entrée  royale...  P.  531-534.
 6э  Dauvillier  J.  Histoire  des  costumes  des  gens  de  justice  dans  notre  ancienne  France  II  Recueil
de  mémoires  et  travaux  publiés  par  la  Société  d’histoire  du  droit  et  des  institutions  des  anciens  pays
de  droit  écrit.  Fase.  IX.  Mélanges  Roger  Aubenas.  Montpellier,  1974.  P.  229-240.
 15.  C.K.  Цатурова
 449

эту  одежду  могли  надевать  только  король  и  канцлер,  т.е.  те  шесть  человек,  кто
являлся  главами  верховного  суда  королевства.
 Напомним,  Карл  V  и  его  сын  Карл  VI  надели  при  въезде  после  коронации
в  Париж  «королевскую  одежду»,  которая  была  алого  цвета  и  дополнялись
опушенной  шапкой  на  голове66.  Принимая  английских  послов,  король  Карл  VI
облачился  «в  королевскую  мантию»,  а  для  придания  большего  блеска  во  вре¬
мя  банкета  в  «одежду  пурпурную  с  золотом»67.  После  появления  королевско¬
го  манекена  именно  его  облачали  в  «королевскую  одежду»  на  похоронах,  ее
также  могли  надеть  те,  кто  изображал  короля  в  «живых  картинах»  во  время
въездов  нового  монарха  в  Париж68.  Но  короли  продолжали  иногда  ее  исполь¬
зовать  по  своему  усмотрению,  как  это  сделал,  например,  Людовик  XI,  став
королем69.
 Утверждение  исследователей  о  передаче  государем  своего  облачения  слу¬
жителям  правосудия  как  знаке  признания  особого  статуса  Парламента,  нуж¬
дается  в  более  осторожной  оценке.  Прежде  всего,  потому  что  одежда  «отде¬
ляется»  от  персоны  короля  наравне  со  всеми  остальными  знаками  его  власти,
включая  королевские  инсигнии.  Показательно,  что  в  процессии  перед  коро¬
лем  наряду  с  прочими  атрибутами  власти  со  временем  несли  и  так  называе¬
мое  «королевское  одеяние»  -  мантию  и  шапку,  например  при  въезде  того  же
Генриха  VI  в  Париж  в  1431  г.70  Однако  оно  получило  трактовку  как  знак  суве¬
ренной  судебной  власти  именно  благодаря  усилиям  служителей  Парламента,
о  чем  свидетельствует  позднейшее  присвоение  этой  одежды  канцлером.
 О  канцлере  в  «королевском  одеянии»  впервые  говорится  при  описании
въезда  короля  Карла  VII  в  Руан  в  1449  г.,  т.е.  после  того  как  члены  Парламен¬
та  облачились  в  такую  же  одежду,  что  вполне  вероятно  как-то  взаимосвяза¬
но.  Еще  важнее,  что  описания  и  трактовка  этого  платья  канцлера  разнятся.
Согласно  анонимному  рассказу  очевидца,  во  время  этого  значимого  въезда  в
завоеванную  Нормандию  канцлер  Гийом  Жувеналь  дез  Юрсен  был  в  мантии,
подбитой  мехом;  тогда  как  по  описанию  королевского  историографа  Жана
Шартье,  он  был  одет  в  «королевскую  одежду»,  состоящую  из  плаща,  мантии
 66 	Такое  описание  дает  Парижский  горожанин,  ссылаясь  на  воспоминания  старших:  et
disaient  aucuns  anciens  qu’ils  avaient  vu  son  père  venir  du  sacre,  et  vint  en  état  royal,  c’est  à  savoir,
tout  vetu  d’ecarlatte  vermeille,  de  housse,  de  chaperon  fourré,  comme  à  état  royal  appartient.  Et  avait
cestui  roi  à  son  sacre...  vetu  d’un  manteau  de  drap  d’or  vermeil,  fourré  d’hermines  (Journal  d’un
bourgeois  de  Paris.  P.  196  (N  371)).
 67 	«regali  epitogio»,  «veste  ostro  conspicua,  auro  texta,  inestimabilis  valoris»  {Religieux  de
Saint-Denis.  Chronique.  T.  I.  P.  738-740).
 68 	Так  был  одет  манекен  Карла  VII  (revestu  d’un  bel  habit  royal)  в  1461  г.,  и  в  том  же  году  тот,
кто  изображал  короля  на  помосте,  сооруженном  перед  воротами  Сен-Дени  (un  Roy  habillé  en
habit  royal).  См.  описание  Жана  де  Труа:  Troyes  J.  de.  Les  Chroniques  //  Michaud  J.  Fr.,  Poujoulat
J.J.Fr.  Nouvelle  collection...  T.  4.  P.  248-250.
 69 	По  свидетельству  хронистов,  он  при  въезде  в  Париж  был  «одет  в  мантию  алого  цвета,
как  положено  наследнику  королей  Франции  (fut  vestu  d’une  robe  d’escarlatte  vermeil,  comme
appartient  à  ung  Roy  successeur  d’ung  aultre)»,  однако  сразу  же  затем  переоделся  в  платье  крас-
но-белое.  По  другим  свидетельствам,  именно  в  красно-белом  одеянии  он  въехал  в  Париж  15
августа  1461  г.  См.:  d’Escouchy  М.  Chronique.  T.  II.  Р.  422-423;  Du  Clercq  J.  Mémoires.  T.  IV.
P.  135-136;  Basin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  1.  P.  12;  Godefroy  T.  et  D.  Le  Cérémonial  françoys.
T.  1.  P.  173.
 70 	Об  этом  упоминается  в  анонимном  рассказе.  См.:  Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées
royales...  P.  64.
 450

и  шапки  алого  цвета,  подбитой  беличьим  мехом,  с  тремя  золотыми  галунами
и  лентами  на  плечах71.  О  том,  что  трактовка  одежды  канцлера  связана  с  об¬
лачением  глав  Парламента,  свидетельствует  и  описание  въезда  в  Париж  ко¬
роля  Людовика  XII  в  1498  г.  Тогда  в  двух  двигающихся  навстречу  друг  другу
процессиях  одинаково  были  одеты  президенты  Парламента  в  шествии  города
и  канцлер  в  свите  короля.  При  этом  анонимный  рассказчик  прямо  их  уравни¬
вает  и  отмечает,  что  канцлер  так  одет,  поскольку  «он  человек  Правосудия»72.
Во  всем  этом  выражен  фундаментальный  принцип  дублирования  служб  Дома
и  Дворца.
 А  теперь  обратимся  собственно  к  одежде  служителей  короны  Франции  в
торжественных  процессиях  в  тех  случаях,  когда  она  точно  описана.  Впервые
мы  встречаемся  с  ней  во  второй  половине  XIV  в.,  что  согласуется  с  усиле¬
нием  роли  королевских  должностных  лиц.  Это  была  торжественная  встреча
в  Париже  в  1389  г.  королевы  Изабо  Баварской.  Согласно  описаниям  совре¬
менников,  город  встречал  будущую  королеву  в  зеленых  одеяниях,  тогда  как
служители  Дома  короля  и  чиновники  в  розовых  одеждах73.  В  1431  г.  платье
служителей  короля  выглядело  следующим  образом:  королевский  прево  Пари¬
жа  и  служители  Шатле  были  одеты  в  лазурного  цвета  мантии  и  алые  шапки
(de  robes  d’azur  et  chapperons  d’escarlate);  чиновники  Палаты  счетов,  Казна¬
чейства  и  Монетной  палаты  -  в  мантии  и  шапки  лилового  цвета  (de  robes  et
chapperons  de  drap  violet);  служители  Палаты  прошений  Дома  -  в  алые  ман¬
тии  и  шапки  (de  robes  et  chapperons  d’escarlatte  vermeille).  Наконец  Парла¬
мент  выглядел  так:  чиновники-клирики  в  мантиях  и  шапках  лазурного  цвета
(de  robes  et  chapperons  d’azur)  ,  чиновники-миряне  -  в  мантиях  и  шапках  яр¬
кого  алого  цвета  (de  robes  et  chapperons  d’escarlatte  vermeille),  и  лишь  пер¬
вый  президент  -  «в  королевской  одежде»74.  В  этих  облачениях  проглядывает
сходство  Парламента  и  Палаты  прошений  Дома,  а  также  преобладание  крас¬
 71 	Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  160-161;  Chartier  J.  Chronique.  T.  2.  P.  162
(en  habit  royal...  le  manteaux,  la  robe  et  le  chapeau  d’escarlatte  vermeil,  fourré  de  menu  vair,  et
portant  sur  chacune  de  ses  espaules  trois  rubans  d’or  et  trois  pour-fils  de  laitices).
 72 	«comme  homme  de  Justice»  (Guenée  B.,  Lehoux  F.  Les  entrées...  P.  129).  Точно  также  канц¬
лер  был  одет  незадолго  до  этого,  на  похоронах  Карла  VIII,  «как  человек  суда  и  президент  Пар¬
ламента»  (BNF.  Clairambaut.  823.  F.  18).  Без  такой  трактовки,  но  как  о  «королевской  одежде»
пишет  и  Герольд  герцога  Беррийского:  «vestu  en  habit  royal  de  robe  et  chapperon  fourrez  a  ung
mantel  d’escarlate»  (Le  Bouvier  G.  dit  Herauld  de  Berry.  Les  chroniques.  P.  325).
 73 	Оно  совпадает  y  монаха  из  Сен-Дени  и  у  Жана  Фруассара:  roseis  vestibus  (Religieux  de
Saint-Denis.  Chronique.  T.  I.  P.  612).  Такой  цвет  вполне  соответствовал  символическому  значе¬
нию  роз,  которые  дарились  служителям  Парламента  королями,  прелатами  и  знатью  на  первое
мая.  См.:  Glasson  Е.  Les  origines  du  costume...  P.  121.  Важно  обратить  здесь  внимание  и  на  не-
разделенность  пока  служб  Дома  и  Дворца.
 74 	Guenée  В.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  65.  Это  описание  одежды  членов  Парламен¬
та  совпадает  (за  исключением  одежды  первого  президента)  с  решением,  принятым  на  заседа¬
ниях,  где  обсуждалось,  в  каком  виде  они  предстанут  перед  новым  королем.  Сначала  все  хотели
идти  в  алых  одеждах,  но  затем  постановили,  что  чиновники-клирики  будут  в  синих  мантиях
(drap  de  pers).  При  этом  важное  значение  придавалось  опушенным  шапкам,  которые  долж¬
ны  были  носить  все  члены  верховного  суда,  включая  адвокатов  и  прокуроров.  См.:  JCF.  Т.  2.
Р.  341-346.  Весьма  любопытно  сравнить  это  описание  с  рассказом  Монстреле.  У  него  первый
президент  также  облачен  «в  королевскую  одежду»  (en  habit  royal),  а  остальные  служители
Парламента  -  в  длинных  до  пят  алых  одеяниях;  равным  образом,  в  алых  одеждах  идут  и  все
остальные  служители  короны  (Палата  счетов,  люди  финансов,  мэтры  прошений  и  секретари).
См.:  Monstrelet  Е.  Chronique.  Т.  5.  Р.  2-3.
 15*
 451

ного,  причем  для  служителей  суда  его  цвет  ближе  к  пурпуру,  чем  у  осталь¬
ных  чиновников.  В  последующем  цвета  одежды  служителей  короля  могли
меняться.  Так,  во  въезде  Карла  VII  в  1437  г.  прево  и  служители  Шатле  имели
на  голове  шапки  двух  цветов  пополам  -  красного  и  зеленого;  в  1461  г.  служи¬
тели  Шатле  вновь  одеты  в  двухцветную  одежду,  но  на  этот  раз  она  лиловая  и
красная.  При  этом  служители  Палаты  счетов  используют  все  тот  же  лиловый
цвет,  что  и  в  1431  г.75
 Из  этого  можно  сделать  предположение,  что  для  современников  цвета
одежд  не  имели  решающего  значения:  они  либо  не  упоминаются,  либо  су¬
щественно  различаются  у  разных  хронистов76.  Другое  дело  служители  Пар¬
ламента:  именно  в  их  интерпретации  красное  одеяние  приобретает  значение
символа  суверенной  судебной  власти.  Об  этом  свидетельствуют  описания  об¬
лика  служителей  Парламента  в  процессиях  конца  XV  в.  В  1484  г.  при  пер¬
вом  въезде  в  Париж  Карла  VIII  чиновники  верховного  суда  выглядели  так:
нотариусы  и  секретари  в  опушенных  шапках,  при  этом  секретарь  по  граж¬
данским  делам  как  хранитель  парламентских  архивов  -  в  опушенной  эпитоге
алого  цвета;  следом  за  ним  первый  судебный  пристав  в  опушенной  шапке.  За
ними  процессия  «сеньоров  Парламента»:  первый  президент  в  алой  мантии
и  опушенном  плаще  с  прорезью  и  с  тремя  золотыми  лентами  из  горностая
на  плечах,  в  круглой  шляпе  из  черного  бархата  с  золотой  нашивкой;  осталь¬
ные  президенты  -  в  алых  мантиях  с  отороченными  капюшонами  и  в  круглых
бархатных  шляпах.  Те  же  отороченные  мехом  капюшоны  красуются  на  всех
советниках  Парламента.  Аналогичным  образом  были  одеты  королевский
прокурор  и  адвокаты  короля:  в  алые  мантии  с  опушенными  капюшонами.  Ос¬
тальные  адвокаты  не  имели  опушки  или  оторочки  на  одежде.  Важно,  что  это
описание  содержится  в  регистре  Совета  Парламента  и  представляет  собой
коллегиальное  решение  курии  об  облике  парламентариев  в  предстоящей  про¬
цессии.  Еще  более  значимо  в  этой  записи  ее  заключение:  парламентариям  не
носить  мантий  и  опушенных  капюшонов  нигде,  кроме  посткоронационных
въездов  королей  в  Париж77.  О  значении  опушки,  наряду  с  цветом  одеяний,
свидетельствуют  и  приготовления  членов  верховной  курии  к  въезду  короля  в
1461  г.  Как  уже  говорилось  тогда  в  отсутствие  президентов,  отправившихся
на  трудные  переговоры  с  новым  королем,  было  решено,  что  их  заменят  три
«самых  старых»  служителя,  которым  предписывалось  одеться  так  же,  как  и
президенты.  Остальные  же  могли  прийти  «в  чем  пожелают»,  однако  специ¬
ально  оговаривалось,  что  на  них  должны  были  быть  опушенные  шапки78.
 75 	Monstrelet  E.  Chronique.  Т.  5.  Р.  301-302;  Le  Bouvier  G.  dit  Herauld  de  Berry.  Chronique.
P.  190-191;  GuenéeB.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  87.
 76 	Такого  же  мнения  придерживается  и  Ф.  Отран,  считая  наиболее  наглядным  для  совре¬
менников  порядок  шествия  и  место  каждого  ведомства  в  процессии.  См.:  AutrandFr.  Mémoire
et  cérémonial...  P.  94.
 77 	Guenée  B.,  Lehoux  F.  Les  entrées  royales...  P.  96-100;  P.  126-127;  AN  U  511.  F.  169.  Ана¬
логичным  образом  предстал  Парламент  и  при  въезде  в  Париж  Людовика  XII  в  1498  г.:  прези¬
денты  в  алых  мантиях  с  опушкой  из  беличьего  меха,  в  больших  шляпах  из  бархата  с  золотыми
нашивками,  остальные  советники  в  алых  робах  и  опушенных  капюшонах.
 78 	См.:  AN  U  511.  F.  121-122.  С  XIV  в.  опушенные  шапки  парламентариев  сделались  объ¬
ектом  насмешек  как  знак  их  идентичности.  См.:  AutrandFr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  412;
Krynen  J.  Droit  romain  et  état  monarchique.  P.  22.
 452

Однако  исследователи  излишне  доверились  риторике  членов  Парламен¬
та,  которые  в  дальнейшем  всё  сильнее  настаивали,  что  их  одеяние  и  есть  «ко¬
ролевская  одежда»79.  И  как  следствие,  оставили  без  должного  внимания  во¬
прос  о  роли  самих  королевских  служителей  в  этом  выборе  и  о  его  причинах.
Между  тем,  этот  вопрос  существен  для  понимания  стратегий  репрезентации
и  самоидентификации  служителей  короны  Франции.
 Начнем  с  алого  цвета:  его  истоки,  очевидно,  следует  искать  в  церкви,  как
и  для  иных  аспектов  формирующегося  института  службы.  Со  времен  папы
Бонифация  VIII  красный  цвет  был  предписан  одеянию  кардиналов80.  Смена
моды  в  середине  XIV  в.  привела  к  выделению  привилегированной  группы
из  людей  церкви,  университетов  и  служителей  короны  Франции.  К  тому  же
красный  цвет  трансформировался  в  винный  (бордовый),  затем  -  в  лиловый
(сохранился  позднее  в  одеянии  Палаты  счетов).  Цвет  одежд  чиновников  дол¬
гое  время  не  фиксировался,  при  каждой  смене  монарха,  как  подробно  опи¬
сывалось  выше,  служители  получали  одежды  разных,  связанных  с  персоной
монарха  цветов.  Лишь  в  1422  г.  в  кризисной  ситуации  королевской  схизмы
служители  короны  решают  резко  выделиться  в  траурном  кортеже  и  выбирают
красный  (алый  /  пурпурный)  цвет81.  В  дальнейшем  он  закрепляется  за  ними,
поскольку  король  не  хочет  походить  на  своих  служителей,  а  они,  в  свою  оче¬
редь,  дают  этому  цвету  символическую  интерпретацию82.
 Еще  один,  не  менее  значимый  и  не  учитывавшийся  аспект  этого  выбора,
связан  с  университетом,  где  служители  Парламента  получали  образование,
вошедшее  к  середине  XIV  в.  в  обязательный  набор  критериев,  необходимых
для  занятия  должности.  Присвоение  ученой  степени  влекло  за  собой  право
на  ношение  особых  знаков  отличия:  бархатная  шапка  мастера  («мэтра  ис¬
кусств»);  мантия  и  эпитога  определенного  цвета  для  каждого  из  высших  фа¬
 Эти  идеи  перекочевали  в  работы  историков  (сначала  Функ-Брентано,  а  затем  Э.  Глассо-
на,  Э.  Канторовича,  Р.  Гизи  и  многих  других)  из  трудов  самих  парламентариев,  прежде  всего
от  президента  Парламента  в  Тулузе  Ла  Рош-Флавена  (якобы  пурпурные  тоги  выше  всех  по¬
читались  римлянами  и  разрешались  только  сенаторам)  (La  Roche-Flavin  В.  de.  Treize  livre...
P.  795),  чей  труд  «Тринадцать  книг  о  Парламентах»  был,  однако,  запрещен  верховным  судом,
правда,  по  до  сих  пор  неясным  причинам.  См.:  Funck-Brentano  Fr.  L’ancienne  France,  le  roi.  P.,
1912.  P.  151;  Glasson  E.  Les  origines  du  costume...  P.  121-123;  Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du
roi.  P.  296-302;  Giesey  R.  Le  roi  ne  meurt  jamais.  P.  95.
 80 	Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement  de  Paris.  P.  184-186.  Не  стоит  забывать,  что  и
сами  парадные  церемонии  были  заимствованы  формирующимся  государством  из  церковной
организации,  в  том  числе  въезды  в  город.  См.:  Бойцов  М.А.  Величие  и  смирение...  С.  25-45.
 81 	Возможно,  алый,  пурпурный  или  красный  цвет  на  первых  порах  был  разрешен  и  адво¬
катам  Парламента,  о  чем  свидетельствует  одеяние  королевских  адвокатов  в  процессиях  конца
XV  в.  Так  что  вошедшая  в  историю  эксцентричность  адвоката  XVI  в.  Рауля  Спифама,  являв¬
шегося  в  красном  на  открытие  очередной  сессии  Парламента,  могла  иметь  под  собой  некото¬
рые  исторические  основания.  См.  об  этом  поведении  Спифама:  Уваров  П.Ю.  Франция  XVI
века.  С.  436:  Delachenal  R.  Histoire  des  avocats...  P.  292-293:  Quicherat  J.  Histoire  du  costume...
P.  314-322.
 82 	Эту  тенденцию  в  отношении  красного  цвета  убедительно  констатирует  Ш.  де  Мерин-
доль.  См:  Mérindol  Ch.  de.  Signes  et  hiérarchie  sociale.  P.  195,  207.  Не  стоит  сбрасывать  со  сче¬
тов  и  такую  важную  деталь,  как  вековое  противостояние  английским  притязаниям  на  трон
Франции.  Поскольку  красный  цвет  стал  геральдическим  для  английских  королей,  идущим  от
усиливающегося  культа  св.  Георгия,  французские  короли  были  не  заинтересованы  его  носить,
противопоставляя  белый  и  лазурный  цвета,  равно  как  и  культ  св.  Михаила.
 453

культетов83.  Ко  второй  половине  XIV  в.  красный  цвет  закрепляется  за  факуль¬
тетом  права,  и  не  случайно  именно  в  этот  же  период  в  трактате  «Сновидение
садовника»  появляется  рассуждение  о  праве  на  ношение  соответствующих
знаков,  мантии  и  шапочки,  для  тех,  кто  имеет  ученую  степень84.
 Таким  образом,  Парламент,  создавая  формы  собственной  репрезентации,
опирается  на  авторитет  двух  источников  -  церкви  и  университета85.  Лишь
позднее  одежда  парламентариев  была  интерпретирована  ими  в  контексте  су¬
дебной  власти,  якобы  переданной  им  монархом,  и  она  представляла  собой
синтез  двух  систем  репрезентации,  получивших  новую  трактовку.  В  ней  ос¬
новной  акцент  делался  на  публичных  функциях  магистратов,  а  сама  одежда
возводилась  к  пурпурной  тоге  римских  сенаторов86.
 Эта  новая  трактовка  способствовала  восприятию  служителей  короля  во
главе  с  членами  Парламента  как  привилегированной  и  авторитетной  группы
внутри  общества.  Такая  цель  четко  прослеживается  в  избираемых  служите¬
лями  короны  формах  репрезентации  во  время  проведения  различных  парад¬
ных  церемоний.  При  этом  они  использовали  все  имеющиеся  средства  (по¬
рядок  шествия,  одеяние,  атрибуты  власти)  для  демонстрации  структуры  и
иерархии  ведомств  и  служб  короны,  правил  карьерного  роста  и  принципов
корпоративной  организации.
 СИМВОЛИКА  ДВОРЦА  НА  ОСТРОВЕ  СИТЭ
 В  истории  становления  государственного  аппарата  во  Франции  важное
место  занимает  Дворец  на  острове  Ситэ.  Резиденция  верховной  светской  вла¬
сти  с  галло-римских  времен,  он  в  исследуемую  эпоху  превратился  в  место¬
пребывание  верховных  ведомств  и  служб  короны  Франции.  В  силу  своей  ар¬
хитектурной  и  исторической  значимости  Дворец  издавна  находился  в  центре
внимания  историков,  в  том  числе  и  исследовавших  становление  институтов
королевской  власти87.  Решающий  вклад  в  прояснение  сложной  истории  не¬
 83 	Quicherat  J.  Histoire  du  costume...  P.  322;  Leloir  M.  Dictionnaire  du  costume...  P.  325.
 84 	Songe  du  Vergier.  T.  I.  P.  290-291.  Здесь  же  содержится  пространное  рассуждение  о  цве¬
тах,  их  иерархии  и  символике.  Первым  по  значимости  представлен  золотой  цвет,  затем  идет
пурпурный  и  лишь  затем  лазурный,  геральдический  цвет  короны  Франции.  См.  пер.  и  ком-
мент.  этого  фрагмента:  Черных  А.П.  Геральдика  и  право  в  трактате  «Songe  du  vergier»  //  Древ¬
нее  право.  1996.  №  1.  С.  231-232.
 85 	Весьма  показательна  в  этом  контексте  трактовка  Шарлем  Луазо  истоков  внешних  знаков
отличия  Парламента.  Он  ссылается  на  образец  римского  Сената,  а  также  на  длинную  одежду  и
шапочку  духовенства  и  людей  университета.  См.:  Loyseau  Ch.  Traité  des  ordres  et  simple  dignité.
P.  3-4.
 86 	О  костюме  римского  императора  и  сенаторов  см.:  Мерцалова  М.Н.  Костюм  разных  вре¬
мен  и  народов.  М.,  1993.  T.  1.  С.  112-114.
 87 	Назову  лишь  наиболее  крупные  исследования:  Boutaric  E.  Recherches  archéologiques  sur
le  Palais  de  Justice  principalement  sur  la  partie  consacrée  au  Parlement  depuis  l’origines  jusqu’à  la
mort  de  Charles  VII  //  Mémoires  de  la  Société  des  antiquaires  de  France.  P.,  1864.  T.  XXVII.  P.  1-70;
Rittier  F.  Histoire  du  Palais  de  Justice  et  du  Parlement  de  Paris,  860-1789.  P.,  1860;  Ducoudray  G.
Les  origines  du  Parlement  de  Paris...;  Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris...  Appendice  I;  Cazelles  R.
De  la  fin  du  règne  de  Philippe  le  Bel  à  la  mort  de  Charles  V.  1223-1380.  P.,  1972  (Nouvelle  histoire
de  Paris.  T.  2);  FavierJ.  Paris  au  XVe  siècle.  1380-1500.  P.,  1974  (Nouvelle  histoire  de  Paris.  T.  3).
Схему  размещения  ведомств  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  45.
 454

однократных  реконструкций  Дворца  внес  Ж.  Геру,  исследовавший  вопрос  на
основании  данных  археологии  и  счетов  королевской  казны88.  В  настоящее
время  наблюдается  новый  интерес  к  королевским  резиденциям  и  дворцам  в
связи  с  пристальным  вниманием  историков  к  формам  репрезентации  и  семи¬
отике  языков  власти89.
 В  контексте  исследуемой  темы  Дворец  на  острове  Ситэ  до  сих  пор  не
привлекал  внимания  исследователей,  а  между  тем  он  представляет  двоякий
интерес:  во-первых,  позволяет  понять,  как  процесс  институционализации
ведомств  и  служб  выражался  чисто  внешне,  а  во-вторых  и  в  главных,  рас¬
крывает  стратегии  завоевания  символического  капитала  власти  институтами
управления  короны  Франции.
 Отметим  несколько  принципиально  важных  моментов.  Прежде  всего,  не¬
смотря  на  появление  новых  резиденций  короля  в  Париже  и  его  окрестностях,
Дворец  в  Ситэ  оставался  символической  резиденцией  верховного  правителя,
даже  после  того  как  короли  Франции  уже  не  жили  здесь90.  В  этом,  безусловно,
выразилось  стремление  Капетингов  сделать  упор  на  преемственности  своей
власти  от  галло-римских  времен  к  эпохам  Меровингов  и  Каролингов.  Однако
со  временем  эту  символическую  преемственность  олицетворяли  служители
короля,  разместившиеся  и  постоянно  находившиеся  в  этом  Дворце,  в  то  вре¬
мя  как  король  и  его  Двор  кочевали  из  одной  резиденции  в  другую.  Хотя  на¬
звание  «столицы»  Париж  обрел  при  Филиппе  II  Августе,  будучи  главным  го¬
родом  уже  со  времен  Меровингов,  эту  функцию  олицетворял  именно  Дворец
в  Ситэ  в  качестве  образа  королевской  власти.  С  одной  стороны,  закрепление
верховных  ведомств  и  служб  короны  Франции  в  этой  резиденции  наглядно
утверждало  принцип  «репрезентации  персоны  монарха»  в  его  отсутствие  и
стало  поворотным  явлением  в  процессе  их  институционализации.  С  другой  -
оно  способствовало  укреплению  «средоточия»  власти  -  столицы,  необходи¬
мого  элемента  централизованного  государства91.
 Символическое  значение  Дворца  не  только  не  ослабевало  по  мере  появ¬
ления  других  королевских  резиденций  и  даже  после  окончательного  переезда
короля  Карла  V  Мудрого  во  дворец  Сен-Поль  в  Париже,  но  со  временем  даже
 88 	Guérout  J.  Le  Palais  de  la  Cité  à  Paris  des  origines  à  1417.  Essai  topographique  et
archéologique  //  Mémoires  de  la  Fédération  des  Sociétés  historiques  et  archéologiques  de  Paris  et  de
l’Ile-de-France.  P.,  1949.  T.  1.  P.  57-212;  P.,  1950.  T.  2.  P.  21-204;  P.,  1951.  T.  3.  P.  7-101.
 89 	Об  этом  см.  обзор:  Moeglin  J.-M.  Les  recherches  françaises  sur  les  cours  et  les  résidences
au  bas  Moyen  Age.  P.  356-362.  Как  пример  такого  исследования  на  материале  реконструкции
Дворца  в  Ситэ  1296-1313  гг.  см.:  Карке  Б.  «Non  erat  homo,  пес  bestia,  sed  imago».  Монумен¬
тальная  пластика  при  дворе  короля  Франции  Филиппа  IV  и  ее  коммуникативные  особенно¬
сти  //  Образы  власти  на  Западе,  в  Византии  и  на  Руси:  Средние  века.  Новое  время  /  Под  ред.
М.А.  Бойцова,  О.Г.  Эксле.  М.,  2008.  С.  150-201.
 90 	Столь  исключительный  статус  данного  дворца  нашел  выражение  даже  в  самом  его  наи¬
меновании:  он  единственный  из  всех  королевских  дворцов  назывался  Palais,  что  выражало
некий  юридический  концепт  верховной  власти,  идущий  от  римской  эпохи.  Для  сравнения,
Лувр  назывался  «Большой  Башней»  или  «Замком»  (La  Grosse  Tour  ou  Château),  дворец  Сен-
Поль,  ставший  королевским  местопребыванием  при  Карле  V,  -  «Отелем»  (Hôtel),  Венсеннский
дворец,  любимый  Людовиком  Святым  и  перестроенный  Карлом  V,  -  «Замком»  (Château).  См.
 об 	этом:  Favier  J.  Paris,  capital  //  Franco-British  Studies.  1994.  N  17.  London  and  Paris  from  the
Beginnings  to  the  Year  2000.  P.  43-44.
 91 	Об  этом  подробнее  см.:  Strayer  J.  Les  origines  médiévales...  P.  16-17;  Giesey  R.  Cérémonial
et  puissance...  P.  75.
 455

возрастало.  Оставив  Дворец  как  постоянное  местопребывание,  короли  обя¬
заны  были  после  коронации  и  торжественного  въезда  в  город  дать  парадный
банкет  и  на  все  время  проведения  празднеств  находиться  именно  здесь92.  Та¬
ким  образом,  не  присутствие  короля  придает  теперь  Дворцу  характер  центра
власти,  а  наоборот  -  Дворец  как  бы  сообщает  королю  дополнительную  леги¬
тимность.  О  Дворце  в  Ситэ  как  об  уникальной  резиденции  короля  свидетель¬
ствуют  и  позднейшие  привилегии,  даруемые  короной  тем  своим  служителям,
которые  по  долгу  службы  имеют  право  жить  здесь.  Так,  в  1404  г.  король  под¬
твердил  освобождение  от  налогов  (тальи,  эд  и  других  поборов)  проживавших
во  Дворце  чиновников,  ссылаясь  не  только  на  «незапамятный  обычай»,  но  и
на  особый  статус  самого  здания  как  «главного  обиталища  и  жилища»,  даю¬
щего  его  насельникам  особые  прерогативы93.  Убедительно  демонстрировал
политическое  значение  этого  Дворца  и  установившийся  обычай  проводить  в
нем  открытие  заседаний  депутатов  Штатов  в  Париже94.  Косвенно  обозначив
будущее  соперничество  сословно-представительных  собраний  и  исполни¬
тельного  аппарата,  этот  обычай,  тем  не  менее,  придавал  заседаниям  Штатов
статус  институтов  власти.
 Символическое  значение  Дворца  как  «образа  государства»  явилось  ре¬
зультатом  его  постепенного  «заполнения»  служителями  верховных  ведомств
короны  Франции,  в  итоге  вытеснивших  из  него  самого  короля.
 Этапы  выделения  им  помещений  здесь  демонстрируют  процесс  их  инсти¬
туционализации  и  связанную  с  их  местоположением  символику.  Кардиналь¬
ные  изменения  происходят  уже  в  правление  Людовика  IX  Святого.  Прежде
всего  это  касается  устройства  специального  помещения  для  хранения  архи¬
вов  короны  Франции:  они  с  этого  времени  будут  находиться  на  третьем  этаже
здания,  возведенного  рядом  со  Святой  Капеллой  (Сент-Шапель)  и  предназна¬
ченного  для  ризницы.  Помимо  сохранности  и  доступности  для  короля  и  чи¬
новников,  архивы  получили  и  определенное  сакральное  освящение95.  Здесь
же  расположилась  и  Приемная  Канцелярии  (Audience  du  Sceau),  причем  имен¬
но  капелланы  «королевской  капеллы»  обязаны  были  обеспечивать  клерков-
секретарей  необходимым  для  написания  актов  пергаменом,  что  олицетворяло
генетическую  связь  службы  канцлера  с  королевской  капеллой.
 92 	О  символике  посткоронационного  банкета  см.:  Польская  С.А.  Королевские  постцере-
мониальные  пиры  в  регламенте  церемонии  французского  королевского  двора.  С.  235-242.
Здесь  же  король  устраивал  все  торжественные  приемы,  например  во  время  посещения  Парижа
императором.
 93 	Указ  от  26  мая  1414  г.  (ORF.  IX.  7):  «nostre  Palais  est  la  principal  demoure  et  habitation  que
aions  en  nostre  Royaume  parquoy  les  habitans  en  icellui  se  doivent  sentir  de  la  singulière  prérogative
et  prééminence  du  lieu».
 94 	Например,  здесь  происходило  открытие  сессий  Штатов  1355  и  1356  гг.  См.:  Chronique
des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles  V.  P.  55-56,  75-76.  Важно  иметь  в  виду,  что  впервые  со¬
бранные  при  Филиппе  Красивом  Генеральные  Штаты  1302  г.  открыли  свое  первое  заседание
в  здании  собора  Нотр-Дам-де-Пари.  Проведение  здесь  Штатов  1302-1308  гг.  могло  диктовать¬
ся  также  конфликтом  с  папой  римским  Бонифацием  VIII  и  стремлением  короны  продемонст¬
рировать  союз  с  французским  духовенством.  Разумеется,  переносу  Штатов  в  здание  Дворца
способствовало  его  кардинальное  расширение  в  1313  г.  и  появление  грандиозной  по  размерам
Большой  залы.
 95 	Об  этом  свидетельствует  и  название  помещения  -  «Сокровищница  хартий».  Как  часть
церковного  здания,  оно  пользовалось  особыми  прерогативами  и  неприкосновенностью.
 456

Еще  важнее  изменения,  произошедшие  при  Людовике  IX  Святом  в  разме¬
щении  выделяющихся  из  Королевской  курии  специализированных  ведомств.
Уже  сами  проведенные  по  его  указу  строительные  работы  по  расширению
Дворца  свидетельствовали  в  пользу  роста  численности  и  специализации  ап¬
парата  королевской  власти.  Не  менее  значимо  то  обстоятельство,  что  при
нем  прежнее  помещение,  так  называемая  Зала  короля,  перестает  быть  ме¬
стом  заседаний  Королевской  курии96.  Она  передается  «Совету  короля  в  Пар¬
ламенте»,  соседствующему  с  залой,  где  король  отныне  «вкушал  еду»,  а  затем
принимал  подателей  прошений,  и  помещение  отныне  именуется  «Палатой
судебных  заседаний».  Специализация  помещения  подтверждает  выделение
в  этот  период  Парламента  из  Королевской  курии  (хотя  документально  за¬
свидетельствованное  около  1278,  т.е.  в  правление  Филиппа  III  Храброго),  а
соседство  двух  «судебных»  помещений  демонстрирует  связь  правосудия  с
персоной  монарха.  Еще  одно  важное  нововведение  происходит  в  правление
Филиппа  III  Храброго:  Денежная  палата,  будучи  службой  Дома  короля,  около
1285  г.  оседает  в  старинной  так  называемой  Большой  Башне  Дворца  и  пере¬
стает  следовать  за  королем.
 Грандиозная  перестройка  Дворца  в  Ситэ  была  осуществлена  Филип¬
пом  IV  Красивым  в  рекордные  сроки  -  всего  за  семь  лет  (1296-1313  г.),  и
одной  из  главных  ее  целей  являлось  предоставление  оформившимся  ведом¬
ствам  короны  адекватных  их  функциям  помещений  рядом  с  королем.  Не  вда¬
ваясь  в  детали  этого  кардинального  для  истории  Дворца  и  хорошо  исследо¬
ванного  события,  хотелось  бы  обратить  внимание  лишь  на  принципиальные
для  образа  власти  новшества,  не  замеченные  или  не  оцененные  исследова¬
телями.
 Первым  среди  них,  на  мой  взгляд,  является  отличная  от  всех  прочих  ко¬
ролевских  резиденций  небывалая  открытость  этого  нового  дворца.  Со  вре¬
мен  Филиппа  IV  Красивого  Дворец  в  Ситэ  перестает  быть  крепостью  и  от¬
крывается  для  широкой  публики97.  Хотя  он  уже  давно  не  исполнял  функций
защиты  столицы,  тем  не  менее,  это  было  принципиальным  новшеством,  ко¬
торое  невозможно  объяснить  вне  контекста  складывающегося  нового  образа
власти  монарха.  Будучи  символом  верховного  правителя  Французского  коро¬
левства,  Дворец  в  Ситэ  демонстрировал  открытость  и  дружелюбие  власти,
готовность  выслушать  жалобы  и  прошения  подданных.  Не  менее  важно,  что
работа  должностных  лиц  короля  становится  по  сути  публичной:  люди  сво¬
бодно  могли  присутствовать  на  судебных  слушаниях,  внимать  оглашаемым
с  верхней  ступени  лестницы  Дворца  приговорам,  равно  как  и  королевским
указам98,  могли  прийти  в  Канцелярию  с  целью  получить  копию  указа  и  на¬
блюдать  работу  всех  других  чиновников.  Все  это  органично  вписывается  и  в
 96 	Это  произошло  между  1256  и  1278  гг.  См.:  Mousnier  R.  Paris,  capital  politique  au  Moyen
Âge  et  dans  les  temps  modernes  (environ  1200  à  1789).  P.  45.
 97 	Признавая  в  этом  уникальность  Дворца  в  Ситэ,  Геру  трактует  ее  лишь  как  прообраз  ко¬
ролевских  дворцов  эпохи  Ренессанса.  См.:  Gueroult  J.  Op.  cit.  T.  2.  P.  67.
 98 	Это  делалось  на  лестнице,  ведущей  во  Дворец  из  Майского  сада,  так  называемом
«Крыльце  прекрасного  короля  Филиппа»,  где  помещалась  мраморная  плита,  с  которой  огла¬
шались  указы  и  приговоры,  а  первый  судебный  пристав  вызывал  в  суд  дворян.  У  основания
этого  крыльца  сжигались  осужденные  Парламентом  книги.
 457

формирующуюся  профессиональную  этику  службы  короне  Франции  с  харак¬
терным  для  нее  демократизмом  и  элементами  гражданского  гуманизма".
 На  эти  же  цели  «работало»  и  незыблемое  правило  судебных  слушаний  в
Парламенте:  они  велись  только  на  французском  языке,  дабы  быть  понятными
самой  широкой  публике100.  Об  этой  цели  утвердившегося  обычая  прямо  го¬
ворится  в  протоколе  Парламента:  когда  Парижский  университет  обратился  с
жалобой  на  Тулузский  университет  в  связи  с  разницей  позиций  по  вопросу  о
папской  схизме,  Парламент  назначил  день  слушаний  и  специально  оговорил,
чтобы  все  речи  произносились  по-французски,  а  не  на  латыни,  которую  не
все  понимают,  а  дело  столь  «важное  и  серьезное»  (grande,  grosse  et  notable),
что  необходимо  каждому  его  понять101.
 Перестройка  Дворца  сопровождалась  существенным  расширением  и
предусматривала  отдельные  помещения  для  всех  ведомств  короны  Франции.
Главной  чертой  их  размещения  являлась  концентрация  вокруг  покоев  короля,
что  в  очередной  раз  подчеркивало  нерасторжимую  связь  чиновников  с  пер¬
соной  монарха.  Прежде  всего,  рядом  с  королевскими  аппартаментами  (так
называемой  Палатой  короля)  расположилась  Палата  прошений,  или  парадная
зала,  которую  именовали  также  «Большая  палата  Совета».  Соединение  поко¬
ев  короля  с  Сокровищницей  хартий,  давая  теперь  ему  возможность  легко  и
быстро  получить  нужный  документ,  осуществлялось  через  так  называемую
Большую  галерею  (позднее  «аллею  к  Канцелярии»).  Через  южный  выход  по¬
кои  короля  соединялись  с  Палатой  счетов  и  Монетной  палатой,  так  что  ко¬
роль  всегда  мог  войти  сюда  и  проверить  состояние  своих  финансов.  Такое
расположение  было  удобно  и  для  служащих  этих  ведомств,  которые  могли
быстро  свериться  с  нужными  им  документами  в  Сокровищнице  хартий.  Важ¬
но  обратить  внимание,  что  Казначейство  находилось  отдельно  от  этих  двух
финансовых  институтов  и  дальше  от  покоев  короля,  в  особом  помещении  ря¬
дом  с  большими  воротами.
 Главное  новшество  и  подлинное  архитектурное  чудо  Дворца  -  Большая
зала  или  «Большой  Дворец»  (в  будущем  «Зал  потерянных  шагов»)  -  была
возведена  на  месте  разрушенных  покоев,  Палаты  короля  и  Палаты  судебных
заседаний.  Своим  размахом  она  поразила  воображение  современников:  70  м
в  длину  и  27  м  в  ширину.  Как  самое  большое  помещение  во  Дворце,  она  ис¬
пользовалась  для  торжественных  собраний  и  церемоний,  для  открытия  засе¬
даний  Штатов  и  парадных  обедов.  Размеры  залы,  ее  украшения  в  виде  статуй
королей  от  легендарного  Меровея  до  Капетингов  демонстрировали  твердыню
 99 	См.  подробнее  об  образе  милосердного  и  человеколюбивого  суда,  а  также  о  влиянии  на
этику  идей  гражданского  гуманизма:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  263-265,  305-309.
 100 	Laborde  J.  de.  Préface  //  Actes  du  Parlement  de  Paris  /  Éd.  E.  Boutaric.  T.  1.  P.  CV-CVI.
 101 	Заседание  27  мая  1406  г.  (JNB.  T.  I.  P.  157-159).  Любопытно,  что  позднее  одним  из  ар¬
гументов  полемистов  против  законности  договора  в  Труа  1420  г.  выдвигалось  то  обстоятель¬
ство,  что  он  был  написан  на  латыни.  Это  якобы  было  сделано  для  того,  чтобы  на  него  легче
согласились,  не  поняв,  король,  рыцари  и  горожане;  к  тому  же  латынь  «более  двусмысленна,
чем  французский  язык»  («formé  en  latin  ...  et  ce  ont  fait  afin  que  plus  legierement  et  couvertement
puissent  estre  induiz  ceulx  qui  n’entendront  point  le  latin  a  l’acorder,  comme  le  roy,  la  royne,  madame
Katherine  et  le  plus  grant  partie  des  nobles,  bourgeois  et  autres  du  royaume,  et  car  le  latin  puet  avoir
plus  divers  entendemens  par  equivocacion  que  le  françois»)  (Super  omnia  vincit  veritas.  Réponse
d’un  bon  et  loyal  françois  //  L’Honneur  de  la  couronne  de  France.  P.  122-123).
 458

власти  монарха,  ее  легитимность  через  преемственность  и  славу102.  Здесь  же,
в  западном  крыле  Залы,  помещался  знаменитый  мраморный  стол,  состоящий
из  девяти  гигантских  плит,  привезенных  из  Германии:  используемый  для  па¬
радных  банкетов  или  в  качестве  сцены  для  разыгрываемых  в  праздники  спек¬
таклей,  в  обычное  время  он  служил  местом  военного  суда  -  адмирала  и  кон¬
нетабля  Франции,  а  также  хранителей  вод  и  лесов.  Вдоль  южного  крыла  Залы
располагались  своеобразные  «приемные»  (скамейки)  для  мэтров  Прошений
Дома  и  Дворца,  а  также  для  нотариусов-секретарей.
 Большая  зала  соединялась  с  пристроенной  к  западному  крылу  Дворца
Большой  палатой  Парламента,  где  проходили  судебные  заседания  и  слушания
дел.  Рядом  находилось  помещение  Следственной  палаты  Парламента.  Завер¬
шалось  это  северо-западное  крыло  Дворца  двумя  башнями  -  Башней  Цеза¬
ря  и  Серебряной  Башней,  в  которых  располагались  приемные  суда  и  архивы
Парламента  по  гражданским  и  по  уголовным  делам.  Главный  по  значимости
и  объему  гражданский  архив  находился  в  Серебряной  Башне,  которую  назы¬
вали  также  «Башней  (Турнель)  Парламента»  или  «Башней  (Турнель)  Боль¬
шой  палаты».  В  Башне  Цезаря  находился  архив  уголовных  дел,  и  здесь  же  со¬
бирались  советники-миряне  для  вынесения  приговоров  по  уголовным  делам.
Любопытно,  что  оба  секретаря  (по  гражданским  и  уголовным  делам)  назы¬
вали  места  хранения  порученных  им  архивов  просто  «Башня  (Турнель)»,  как
бы  игнорируя  друг  друга.  Позднее  архив  по  уголовным  делам  был  перевезен
в  другое  помещение,  рядом  со  Следственной  палатой.  У  Палаты  прошений
Дворца  имелось  свое  отдельное  помещение  для  архива.
 Как  видим,  Парламент  располагался  дальше  остальных  ведомств  от  по¬
коев  короля,  что  в  какой-то  мере  зримо  воплощало  его  наибольшую  автоном¬
ность  от  персоны  монарха103.  При  этом  он  ближе  всех  находился  к  Большой
зале  Дворца  с  ее  программным  для  власти  обликом  и  убранством.  Такое  от¬
даление  от  покоев  короля  компенсировалась  тем,  что  в  Большой  палате  Пар¬
ламента  специальное  богато  украшенное  место  было  отведено  для  монарха,
который  мог  в  любое  время  прийти  на  заседание,  и  обозначало  постоянное
незримое  его  присутствие.  Это  место  получило  название  «ложе  правосудия»
(lit  de  justice):  кресло  короля  было  украшено  балдахином,  слева  над  ним  ви¬
село  Распятие.  Вдоль  стен  располагались  два  длинных  ряда  высоких  кресел
для  пэров  Франции  и  советников  Парламента  (слева  клириков,  справа  ми¬
рян).  У  ног  короля  отводилось  место  для  канцлера104.  «Пространство  короля»
было  отгорожено  своеобразными  калитками  и  некоторой  свободной  частью
от  остального  помещения.  Помимо  кресел  для  советников,  отдельных  скамей
 102 	Об  этих  статуях  мы  можем  судить  только  по  описанию  адвоката  Парламента  в  XIV  в.
Жана  дю  Брейля  и  позднейшим  рисункам  Дюсерсо,  поскольку  они  были  уничтожены  пожаром
1618  г.  Они  представляли  собой  также  и  посмертную  оценку  правления  каждого  короля:  под¬
нятая  к  небу  рука  означала  «правильное  служение»,  у  плохих  правителей,  например,  «ленивых
королей»,  руки  были  опущены  вниз.  См.:  Tillet  J.  du.  Recueil  des  rois.  P.  191;  Ducoudray  G.  Les
origines  du  Parlement  de  Paris...  P.  12;  Boutaric  E.  Recherches  archéologiques...  P.  22-23.
 103 	В  описании  Жана  де  Жандена  помещение  Парламента  предстает  особо  значимым:  ком¬
ната  большая  и  прекрасная,  при  этом  создает  спокойную  атмосферу  для  уединенной  и  от¬
ветственной  работы:  «In  camera  spaciosa  et  speciosa...  pro  negotium  arduitatibus,  majoris  eget,
tranquilitate  secreti»  (Jandun  J.  de.  Tractatus  de  laudibus  Parisius.  P.  49).
 104 	Pinoieaux  H.  Tableaux  français  sous  les  derniers  Valois  //  Cahiers  d’héraldique.  1975.  N  2.
P.  136-137.
 459

для  адвокатов,  прокуроров  и  тяжущихся  лиц,  в  зале  имелось  пространство  и
для  публики.  Большая  палата  Парламента  соединялась  с  Галереей  Людовика
Святого,  где  король  теперь  собирал  французских  прелатов  для  обсуждения
политики  в  отношении  Святого  престола,  и  башней  Бонбек,  где  со  временем
разместится  канцелярия  суда  генералов-реформаторов.  В  этой  символиче¬
ской  резиденции  короля  Франции  растущий  политический  вес  чиновников
становится  особенно  наглядным105.
 Поворотным  моментом  в  истории  Дворца  в  Ситэ  стали  события  париж¬
ского  восстания  1356-1358  гг.  Конфликт  достиг  апогея  22  февраля  1357  г.:
ворвавшиеся  в  покои  короля  во  Дворце  толпы  парижан  под  предводитель¬
ством  Этьена  Марселя  убили  на  глазах  дофина  Карла  двух  маршалов106.  Пе¬
режитое  Карлом  потрясение,  как  уже  отмечалось,  считается  причиной  приня¬
того  им  судьбоносного  решения  оставить  навсегда  этот  Дворец  и  перебраться
в  1364  г.  в  расширенный  и  перестроенный  замок  Сен-Поль  на  правом
берегу107.
 Однако  это  политическое  событие  явилось  лишь  внешним  катализатором
глубинного  процесса  автономизации  ведомств  и  служб  от  персоны  монарха.
Так,  уже  в  правление  Иоанна  II  Доброго  все  четче  обозначается  тенденция
отдалить  органы  управления  от  личных  покоев  короля:  над  помещением  Па¬
латы  счетов  была  возведена  комната  для  проведения  Королевских  советов,
которые  до  этого  проходили  в  Зеленой  палате,  передней  Палаты  короля.  Ско¬
рее  всего,  именно  тогда  же  выделяется  комната  для  Монетной  палаты,  рядом
с  Палатой  счетов,  и  она  переезжает  из  прежнего  помещения  на  правом  бере¬
гу  во  Дворец  в  Ситэ108.  Эги  перемещения  отражали  важные  административ¬
ные  нововведения,  которые  внедрил  король,  прежде  считавшийся  историка¬
ми  утерявшим  связь  со  временем  неудачливым  воякой.  В  правление  Карла  V
соответствующие  тенденции  продолжились:  заседания  Королевского  совета,
как  и  другие  расширенные  консультативные  ассамблеи,  на  которые  собира¬
лось  до  двухсот  человек,  включая  представителей  университета  и  Парижа,
отныне  проходили  в  замке  Сен-Поль,  а  ведомства  короны  получили  над  Двор¬
цом  в  Ситэ  полную  власть.
 «Матрица  французской  монархии»  (по  выражению  А.  Пиното),  Дворец
в  Ситэ  с  середины  XIV  в.  превращается  в  исключительное  место  пребыва¬
 105 	О  нарождающейся  силе  и  амбициях  служителей  короны  ярче  всего  свидетельствует
статуя  Ангеррана  де  Мариньи,  помещенная  им  наверху  лестницы  у  входа  во  Дворец.  О  шоке
современников  от  этой  выходки  можно  судить  по  «Рифмованной  хронике»  Жоффруа  Париж¬
ского,  где  описана  и  эта  статуя,  и  падение  всесильного  камергера  Филиппа  Красивого.  См.:
Geffroy  de  Paris.  La  chronique  métrique.  P.  196-197.
 106 	Особенно  красочное  и  зловещее  описание  этого  события  принадлежит  перу  Пьера
д’Оржемона.  Из  него  можно  почувствовать  ту  реальную  угрозу,  которая  исходила  от  ворвав¬
шейся  толпы:  тела  убитых  маршалов  протащили  по  Дворцу  и  выкинули  прямо  под  окнами
дофина  так,  чтобы  он  мог  их  все  время  видеть.  Этьен  Марсель  заставил  его  надеть  шапку  «цве¬
тов  Парижа»  как  знак  одобрения  действий  восставших;  в  течение  какого-то  времени  дофин
оставался  в  комнате  один  и  с  ужасом  ожидал  наихудшего  развития  событий.  Пережитый  страх
и  унижение  он,  конечно,  не  забыл  никогда.  См.:  Chronique  des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles  V.
P.  149-151.
 107 	Знаменательно,  что  в  указе  от  июля  1364  г.,  присоединявшем  замок  Сен-Поль  к  доме¬
ну,  его  статус  уступает  авторитету  Дворца  в  Ситэ:  «Hostel  solennel...  après  le  Palais  Royal  soit
propre  et  special  Hostel  de  nous  et  de  noz  successeurs»  (ORF.  IV.  473-474).
 108 	Mousnier  R.  Paris,  capitale  politique...  P.  49.
 460

ния  институтов  королевской  власти,  и  отныне  именно  их  служители  зримо
«представляют»  короля,  а  символика  здания  придавала  им  символическую
власть109.  Переезд  короля  в  замок  Сен-Поль  не  снизил  статус  Дворца  в  Ситэ,
и  он  был  закреплен  текстом  королевского  указа,  изданном  в  преддверии
переезда,  в  январе  1359  г.110
 Поскольку  вместе  с  королем  здание  в  Ситэ  покинули  и  почти  все  службы
Дома,  их  помещения  вскоре  были  заняты  службами  Дворца.  Именно  с  этого
времени  можно  говорить  о  четком  разделении  этих  двух  структур.
 Больше  всего  помещений  теперь  занимал  Парламент,  что  адекватно  от¬
ражало  статус  верховного  суда  и  его  место  на  вершине  иерархии  ведомств.
С  начала  XV  в.  покоях  Зеленой  комнаты  (покои  короля)  проходили  заседания
Совета  Парламента,  на  которых  принимались  важные  решения  и  выносились
приговоры.  В  помещении  королевского  хлебодара  разместилась  вторая  След¬
ственная  палата.  Палата  прошений  Дворца  получила  отдельные  аппартамен-
ты  на  третьем  этаже.  Важно  при  этом,  что  Палата  прошений  Дома  короля
осталась  в  здании  Дворца,  по  сути,  став  отныне  как  бы  еще  одной  палатой
Парламента:  она  делила  прежнюю  комнату  виночерпия  короля  с  коллегией
нотариусов  и  секретарей.  Сами  нотариусы  и  секретари  добились  от  короля
права  на  нее  не  без  труда.  Указом  от  29  ноября  1370  г.  король  им  предоставил
комнату  рядом  с  Большой  залой,  со  стороны  Большого  моста,  чтобы  они  мог¬
ли  собираться  здесь  для  приема  людей  и  для  совместных  дел  и  разговоров.
Однако  консьерж  Дворца  отказался  этот  указ  утвердить,  что  вызвало  письмо-
приказ  короля111.  В  1378  г.  круглая  башня  покоев  короля  стала  местом  работы
Канцелярии,  сохранившей  за  собой  и  прежнее  помещение  рядом  с  Сент-Ша-
пель.  Свои  отдельные  покои  получил  и  суд  генералов-реформаторов,  учреж¬
денный  в  1357  г.:  ими  стал  Зал  над  водой  из  числа  прежних  покоев  короля.
Находящаяся  рядом  башня  Бонбек  даже  именовалась  «Башней  Преобразо¬
ваний»  (Tour  de  la  Réformation).  Существенно  расширяются  и  аппартаменты
Палаты  счетов:  на  втором  этаже  теперь  находятся  Большое  и  Малое  Бюро,  а
на  первом  -  комнаты  клерков,  отдельно  по  регионам  королевства;  в  1375  г.
сюда  пристраивается  третий  этаж.  Рядом  с  Палатой  счетов  вскоре  обоснова¬
лась  и  Налоговая  палата,  что  подчеркивало  единство  финансовых  ведомств
короны.  Позднее  эта  курия  перебралась  поближе  к  помещениям  Парламен¬
та,  ссылаясь  на  то,  что  их  адвокатам  «далеко  и  затруднительно»  идти  туда
 109 	В  этом  вопросе  ценны  наблюдения  двух  виднейших  французских  медиевистов  -
Б.  Гене  и  Ж.  Фавье.  Первый  в  своей  статье  о  месте  короля  в  статусе  Парижа  справедливо  пре¬
дупреждает  от  крайностей:  хотя  институты  власти  и  сыграли  роль  «представителей  короля»,
вечно  кочующего  по  своим  замкам,  однако  только  сам  король  дает  им  легитимность.  Это  в  пол¬
ной  мере  высветилось  в  период  королевской  схизмы  1418-1436  гг.,  приведшей  к  длительному
упадку  Парижа.  Со  своей  стороны  Ж.  Фавье,  возражая  на  это,  прозорливо  замечает,  что  все-
таки  Версаль  никогда  не  воспринимался  как  столица,  хотя  с  определенного  времени  короли
жили  только  там.  См.:  Guenée  В.  Paris  et  la  cour  du  roi  de  France...  P.  259-265;  Favier  J.  Paris,
capital.  P.  35.
 110 	«Nous  considerans  ledit  Palais  Royal  estre  et  avoir  esté  le  principale  Hostel  de  nostre  très
cher  Seigneur  et  Père,  et  des  Roys  de  France,  ses  predecesseurs  et  nostre»  (ORF.  III.  316).  Сам
Дворец  был  особым  указом  короля  присоединен  к  королевскому  домену,  став  неотчуждаемой
собственностью  короны  Франции.  См.:  Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris...  P.  391.
 111 	См.  указ:  ORF.  V.  367;  и  приказ  от  18  апреля  1371  г.  См.:  Morel  О.  La  grande  chancellerie...
P.  538-539  (N  32).
 461

вместе  со  своими  клиентами,  что  приводит  не  только  к  трате  времени,  но  и  к
«неподобающим  потерям,  усилиям,  ущербам  и  притеснениям»  подданных112.
Обустраиваются  и  расширяются  помещения  других  ведомств113.  Именно  с
этого  времени  старый  королевский  Дворец  в  Ситэ  превращается  в  прообраз
нынешнего  Дворца  правосудия  ввиду  судебной  компетенции  всех  разместив¬
шихся  здесь  ведомств  и  служб  короны  Франции.
 Хотелось  бы  обратить  внимание  на  явное  стремление  чиновников  остать¬
ся  именно  во  Дворце  в  Ситэ,  а  не  пребывать  поблизости  от  короля.  К  тому  же,
тесное  соседство  служителей  короны  Франции  способствовало  укреплению
их  корпоративной  солидарности,  взаимному  контролю  и  выработке  общей
профессиональной  этики.  С  другой  стороны,  короли  и  раньше  жили  в  дру¬
гих  резиденциях,  в  том  числе  и  в  Париже,  так  что  переезд  Карла  V  Мудрого
был  скорее  политическим  жестом,  чем  символическим  разрывом  с  Дворцом  в
Ситэ.  Этот  жест,  явно  спровоцированный  событиями  парижского  восстания,
призван  был  повысить  авторитет  служителей  короны,  подвергшихся  напад¬
кам  со  стороны  партии  реформаторов.  Переезд  короля  повлек  и  иное  измене¬
ние  в  статусе  Дворца:  для  управления  этим  огромным  и  значимым  зданием
учреждена  была  новая  должность  консьержа  со  своей  юрисдикцией  и  преро¬
гативами114.
 Наконец,  новая  символическая  власть  Дворца  нашла  выражение  в  акции
Карла  V  установить  в  1371  г.  на  башне,  возведенной  в  1330-1366  гг.  и  спе¬
циально  для  этого  перестроенной,  первые  общественные  часы  в  Париже115.
С  тех  пор  и  до  наших  дней  эта  часть  Дворца  именуется  Башней  часов.  По¬
скольку  это  были  первые  в  Париже  общественные  часы,  их  установка  по
задумке  и  на  счет  короля  свидетельствует  о  явной  символической  задаче.
Прежде  всего,  с  этой  целью  король  пригласил  некоего  Генриха  Бика  (Вика)
из  Германии,  часовых  дел  мастера,  и  назначил  ему,  помимо  оплаты  за  их  изго¬
товление,  жалованье  в  размере  6  су  в  день,  каковые  он  получал  из  доходов  от
муниципалитета  Парижа116.  Это  было  достаточно  высокое  содержание,  о  чем
свидетельствует  иск  в  Парламент,  поданый  купеческим  прево  и  эшевенами  в
1418  г.  с  целью  либо  уменьшить  его  размер,  учитывая  плачевное  положение
города,  либо  найти  другой  источник  оплаты117.  В  ходе  судебного  разбиратель¬
 112 	Указ  от  9  сентября  1454  г.:  «pertes,  peines,  dommages  et  vexations  indues»
(ORF.  XIV.  331).
 113 	См.  подробнее:  Mousnier  R.  Paris,  capitale  politique...  P.  52-54.
 114 	Указ,  зафиксировавший  прерогативы  и  полномочия  консьержа,  был  издан  в  январе
1359  г.  См.  текст  указа:  ORF.  III.  310-316.  Эту  должность  в  тот  момент  занимал  экюйе  Филипп
Савойский.
 115 	До  и  после  этого  часы  были  установлены  в  других  королевских  резиденциях,  в  Вен-
сенне  (1359  г.),  во  дворце  Сен-Поль  (1377  г.),  в  Монтаржи  (1380  г.).  См.:  Dohrn-van-  Rossum
G.  L’histoire  de  l’heure  .  L’horlogerie  et  l’organisation  moderne  du  temps.  P.,  1997.  P.  141-153;
Gueroult  J.  Op.  cit.  T.  2.  P.  199-200.
 116 	См.  подробнее:  BossuatA.  Documents  inédits  sur  l’horloge  du  Palais  et  sur  ses  gouverneurs
au  XVe  siècle  //  Bulletin  de  la  S.H.P.  1929.  T.  56.  P.  91-102.
 117 	Власти  города  настаивали  на  том,  что  времена  изменились,  и  им  должно  соответство¬
вать  другое,  чем  в  1371  г.,  жалованье.  К  тому  же  оно  контрастировало  с  обслуживанием  часов
на  церквах  Сент-Эсташ  и  Сен-Поль,  которые  не  стоили  городу  ничего,  а  их  обслуживание
обходилось  всего  в  6  франков  в  год.  Нежелание  Генриха  Бика  (Henry  Bie/Bye/Vic),  который  до
сих  пор  исполнял  эту  службу,  идти  навстречу  городу  расценивалось  истцами  как  незаконное
 462

ства  выяснилась  любопытная  мотивировка  позиции  часовых  дел  мастера,  ко¬
торый  настаивал  на  сохранении  ему  жалованья  не  только  необходимостью
содержать  двух  помощников  за  свой  счет,  но  и  исполняемой  им  высокой  зада¬
чей  «служить  общему  интересу  Парижа»118.
 В  еще  более  развернутом  виде  символическая  и  прагматическая  функция
часов  Дворца  в  Ситэ,  заложенная  Карлом  V  Мудрым,  прозвучала  позднее,
в  ходе  очередного  судебного  разбирательства  1452  г.  в  Парламенте  по  иску
парижских  властей  вновь  о  снижении  жалованья  часовщика119.  В  приговоре
Парламента,  сократившего  сумму  до  4  су  в  день,  содержится  его  интерпрета¬
ция  описанной  акции  короля.  Напомнив,  что  в  тот  момент  в  столице  не  было
часов,  которые  могли  бы  служить  всему  населению,  Парламент  так  охаракте¬
ризовал  ее  цели:  «для  украшения  нашего  города  Парижа  и  дабы  наша  курия
Парламента  и  жители  города  могли  бы  лучше  управляться  и  распределять
(время)  по  часам  дня  и  ночи»120.
 В  этой  трактовке  целью  акции  короля  заявлялось  упорядочение  и  опти¬
мизация  времени  работы  служителей  короны.  И  действительно,  в  ряде  ука¬
зов  мы  обнаруживаем  прямую  отсылку  к  этим  часам  как  к  регулятору  нача¬
ла  работы  ведомств.  Причем  это  касалось  уже  не  столько  находящихся  во
Дворце  органов,  сколько  иных  управленческих  служб  города.  В  Регламенте
юрисдикции  аудиторов  Шатле  1377  г.,  вскоре  после  установки  этих  часов,
говорится,  что  ориентиром  начала  их  работы  должны  быть  именно  «часы
Дворца»  (de  l’Orloge  du  Palays);  то  же  самое  положение  было  включено  в
Регламент  о  Шатле  1424-1425  гг.121  При  всей  их  фундаментальной  важности
для  соблюдения  дисциплинарных  норм  службы,  часы  на  башне  Дворца  несли
и  иную,  куда  более  значимую  символическую  функцию,  олицетворяя  власть
этого  здания  над  всем  миром  чиновников  в  Париже122.  Не  менее  примеча¬
тельно  в  приведенной  выше  трактовке  упоминание  о  Парламенте,  чье  время
работы  часы  преимущественно  призваны  регулировать.  В  этом  выражается
 противопоставление  частного  интереса  общему  благу.  См.  опубликованный  текст  слушаний:
Ibid.  Pièces  justificatives.  I.  P.  98-99.
 118 	«pour  ce  qui  ladicte  horloge  est  située  et  assise  ou  milieu  de  Paris  et  sert  à  toute  la  ville...  et
de  la  chose  publicque  de  Paris».  Надо  заметить,  что  он  выиграл  дело  в  Парламенте,  в  том  числе
и  благодаря  установившимся  прерогативам  чиновников:  ввиду  того,  что  он  долго  и  безупречно
исполнял  службу,  его  нельзя  было  сместить  или  ущемить  в  правах.
 119 	Городские  власти  ссылались  на  опыт  других  городов,  где  платят  меньше,  на  незакон¬
ность  возлагать  функцию  оплаты  только  на  город,  а  также  на  то,  что  это  не  постоянная  долж¬
ность,  а  комиссия,  и  ее  оплата  может  меняться.  См.:  Ibid.  II.  Р.  100-102.
 120 	«pro  decoratione  ville  nostre  Parisius...  et  ut  nostra  parlamenti  curia  et  habitantes  ipsius  ville
melius  se  regerent  et  regularent  secundum  horas  diei  et  noctis»  (Ibid.  P.  101).  Сохранилось  впечат¬
ление  современника  об  этом  новшестве  в  Париже:  в  «Описании»  города  Гилберта  из  Меца  есть
упоминание  о  часах  как  об  одной  из  достопримечательностей  столицы.  См.:  Gillbert  de  Metz.
Description  de  la  Ville  de  Paris.  P.  158.
 121 	Напомним,  что  регламент  1377  г.  точно  по  часам  определял  время  начала  и  окончания
работы  Шатле  зимой  и  летом  (соответственно  с  9  до  12  и  с  8  до  11).  См.:  ORF.  VI.  305  (N  4);
XIII.  100  (N  146).
 122 	Надо  заметить,  что  часы  были  очень  красивыми  и  богато  украшенными,  причем  эти
украшения  имели  четкую  монархическую  символику  (гербы  и  щиты  короля,  золото  и  лазурь  в
цветовой  гамме  и  т.д.).  Об  этом  облике  мы  можем  косвенно  судить  по  описанию,  сделанному  в
феврале  1551  г.,  когда  парижскому  художнику  Жану  Миньону  заказали  работы  по  их  реставра¬
ции  согласно  переданному  ему  нотариусами  документу  с  пометкой  «не  менять  (ne  varietur)».
См.  текст  описания:  Archives  Nationales.  Documents  du  Minutier  central  des  notaires  de  Paris.
Histoire  de  l’art  au  XVIe  siècle  (1540-1600).  P.,  1986.  T.  2.  P.  191-192  (N  802).
 463

как  реальное  положение  верховной  судебной  палаты  на  вершине  иерархии
ведомств  и  служб,  так  и  самооценка  ее  служителей,  в  которой  выразилась
новая  власть  органа  в  управлении  Дворцом:  отныне  сами  служители  короны
во  главе  с  Парламентом  отвечали  за  его  состояние  и  убранство.
 Обосновывались  Парламентом  различные  траты  на  обустройство,  ремонт
или  обновление  убранства  залов  Дворца  ссылками  на  «общее  благо  суда  и
честь  короля»,  выраженную,  в  том  числе,  и  в  достойном  облике  помещений
администрации  короны  Франции123.
 Так,  когда  после  подавления  восстания  майотенов  1382  г.  ликвидиро¬
вался  институт  муниципального  управления  в  Париже  (должности  купече¬
ского  прево  и  эшевенов),  а  здание  муниципалитета  передавалось  под  власть
королевского  прево,  в  указе  прямо  сказано,  что  такой  служитель  должен
иметь  «почтенное  обиталище  и  помещение».  Точно  также  в  последовав¬
ших  затем  реформах  «мармузетов»  сенешалям  и  бальи  предписывалось  из¬
брать  для  своей  резиденции  «самое  главное  и  самое  почтенное  место»  в  их
округе124.
 Прежде  чем  охарактеризовать  труды  служителей  короны  по  содержанию
Дворца  в  надлежащем  виде  и  по  его  украшению,  следует  определить  сфе¬
ру  их  ответственности.  Упомянутое  выше  учреждение  должности  консьержа
Дворца  сделало  его  главной  властной  фигурой  в  этой  области.  Решением  от
30  января  1417  г.  доходы  консьержа  были  присоединены  к  домену,  что  ста¬
вило  его  под  контроль  верховной  судебной  палаты125.  Кардинальным  это  ре¬
шение  делало  и  то  обстоятельство,  что  должность  консьержа  получил  в  этот
момент  Анри  де  Марль,  канцлер  Франции,  а  до  этого  первый  президент  Пар¬
ламента.  Последовавшие  вскоре  схизма,  а  за  ней  нежелание  Карла  VII  жить
в  Париже  даже  после  освобождения  города  от  англичан,  привели  к  тому,  что
до  1444  г.  должность  консьержа  Дворца  неизменно  занимал  именно  канцлер
Франции,  что  закрепляло  властные  функции  Парламента,  чьим  формальным
главой  и,  как  правило,  прежним  служителем  он  являлся.
 Таким  образом,  две  даты,  1364  и  1417  гг.,  оказались  повортными  в  процес¬
се  превращения  Дворца  в  Ситэ  из  главной  резиденции  монарха  в  цитадель  его
властных  институтов,  служители  которых  и  отвечали  за  его  состояние  и  облик.
Но  стечение  политических  кризисов  вряд  ли  оказалось  бы  столь  решающим,
если  бы  уже  до  1417  г.  верховные  ведомства  во  главе  с  Парламентом  не  отве¬
чали  бы  долгое  время  за  состояние  Дворца  и  его  помещений.  Эта  их  ответ¬
ственность  опиралась  на  порученную  им  королем  уже  в  1364  г.  обязанность
оплачивать  все  расходы  на  эти  нужды  Дворца  за  счет  «плодов  их  работы»126.
Новый  указ  позволял  Палате  счетов  направлять  деньги,  поступавшие  в  коро¬
 123 	См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  246.  В  этом  контексте  знаменательны  анало¬
гичные  заботы  «буржского  короля»  периода  королевской  схизмы,  когда  для  помещения  Нало¬
говой  палаты  в  Пуатье  он  распорядился  предоставить  «Chambre  honneste  au  Palais»  (ORF.  XIII.
105-106,  указ  от  22  октября  1425  г.)
 124 	«avoir  honnorable  demeure  et  Maison»  (ORF.  VI.  688);  «demourront  ou  lieu  plus  princiale
&  plus  notable»  (ORF.  XII.  162).
 125 	Одновременно  его  содержание  было  сокращено  до  3  су  в  день  и  одного  мюида  зерна  в
год.  См.:  Gueroult  J.  Op.  cit.  T.  3.  P.  29-30.
 126 	Указ  об  этом  был  издан  20  ноября  1364  г.:  в  нем  Палате  счетов  давалось  право  направ¬
лять  все  остающиеся  суммы  на  обновление  залов  Дворца.  См.:  ORF.  IV.  503-504.
 464

левскую  казну  от  писем  об  отсрочке  выплаты  долгов  (lettres  d’amortissements),
на  ремонтные  работы  во  Дворце127.  Самым  щедрым  источником  для  подобных
трат  были  штрафы,  собираемые  по  приговорам  Парламента,  что  естественным
образом  ставило  верховный  суд  во  главе  всех  работ  по  содержанию  и  ремонту
залов  Дворца128.  Прежде  всего,  с  1364  г.  все  обустройство  (разбор  и  установка)
так  называемого  ложа  правосудия  перешло  полностью  в  ведение  его  служите¬
лей129.  Но  и  состояние  самих  залов  верховного  суда  требовало  их  постоянного
внимания.
 Такая  деятельность  особенно  интенсифицировалась  с  приходом  на  долж¬
ность  секретаря  по  гражданским  делам  Никола  де  Бая.  Он  начал  с  радикаль¬
ного  улучшения  условий  хранения  архивов  Парламента.  В  1401-1404  гг.  он
сначала  добился  дополнительных  помещений  в  так  называемой  Граждан¬
ской  (Серебряной)  башне,  а  затем  распорядился  изготовить  новые  сундуки
с  замками  для  лучшей  сохранности  архива  и  «для  общего  блага  Парламен¬
та».  В  1406  г.  им  была  обновлена  мебель  в  Большой  палате  Парламента,  ко¬
торая  была  «старой,  испорченной  и  неудобной».  В  холодную  зиму  1408  г.,
когда  значительно  пострадал  и  Дворец  в  Ситэ,  именно  Никола  де  Бай  вместе
с  четырьмя  советниками  делал  ревизию  здания  и  организовывал  срочный  ре¬
монт,  поскольку  помещение  было  залито  водой  и  повсюду  бегали  крысы130.
При  всем  прагматизме  описанных  работ,  за  ними  угадывается  и  более  глу¬
бинный  символический  план:  облик  залов  Парламента,  как  мы  помним,  при¬
зван  выражать  «честь  короля  и  суда»,  о  чем  неизменно  упоминается  в  связи
с  передачей  денег  от  штрафов  на  такие  мероприятия,  в  еще  большей  мере
эта  символика  проявляется  в  работах  по  их  украшению.  В  1406  г.  Парламент
пригласил  известного  художника  Колара  де  Лаона  для  росписи  Большой  па¬
латы  в  связи  с  тем,  что  парижский  буржуа  и,  вероятно,  казначей  короны  Жан
де  ла  Клош  подарил  верховному  суду  картину  для  украшения  этого  поме¬
щения.  Работа  оказалась  дорогостоящей,  и  ее  осуществлению  способствова¬
ла  настойчивость  гражданского  секретаря,  напоминавшего  Парламенту  обе¬
щание  оплатить  ее  из  будущих  штрафов  (окончательно  долг  был  погашен  в
1411-1412  гг.)131.  Никола  де  Бай  и  сам  использовал  эти  работы  для  того,  что¬
бы  по  своей  инициативе  и  в  соответствии  со  своими  представлениями  о  «че¬
сти  Парламента»  украсить  стены  подобранными  им  цитатами  «из  пророков,
философов  и  поэтов».  Еще  одна  картина,  на  этот  раз  для  залы  Следственной
 127 	Указ  был  издан  5  августа  1366  г.  и  вызван  тем,  что  король  выдал  несколько  таких  пи¬
сем  без  уплаты  положенных  сборов.  Возможно,  сами  служители  счетов  указали  ему  на  не¬
разумность  такого  решения  (в  тексте  письма  король  называет  свои  действия  оплошностью  -
inadvertance),  поскольку  эти  деньги  были  необходимы  для  содержания  помещений  Дворца.
См.:  ORF.  IV.  680-681.
 128 	Парламент  ежегодно  выделял  сумму  в  60  ливров  из  штрафов  для  оплаты  текущих  ре¬
монтных  работ,  за  которые  отвечал  первый  судебный  пристав.  Так,  в  ноябре  1400  г.  было  ре¬
шено  отремонтировать  помещение  Уголовной  башни  за  счет  штрафов  от  шести  приговоров
Парламента  в  сумме  360  ливров  (AubertF.  Le  Parlement  de  Paris...  P.  387-397).
 129 	См.  об  этом:  Hanley  S.  Le  «Lit  de  justice»  des  rois  de  France.  P.  26-21.
 130 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  48-50.
 131 	За  год  до  этого  тот  же  художник  сделал  художественное  обрамление  календаря  Парла¬
мента.  См.:  JNB.  T.  I.  Р.  146-147;  AubertF.  Le  Parlement  de  Paris...  P.  393-394.
 465

палаты,  была  передана  Палатой  счетов  и  оплачена  из  штрафов  Парламента  в
1415  г.  132
 Не  были  чужды  подобным  возвышенным  заботам  и  другие  служите¬
ли:  самая  необычная  и  знаменитая  акция  имела  место  в  1389  г.  и  принад¬
лежала  «мармузетам»,  которые  решили  «в  целях  сохранности  золота  в
казне»  изготовить  из  него  гигантских  размеров  крылатого  оленя  (ставше¬
го,  напомним,  немым  девизом  короля  Карла  VI)  и  поместить  его  во  Двор¬
це  в  Ситэ.  Однако  вследствие  скоропостижного  смещения  успели  изгото¬
вить  только  голову,  которая,  по  свидетельству  современников,  и  висела  во
Дворце133.
 Вершиной  политики  по  символическому  украшению  залов  Дворца,  бес¬
спорно,  следует  признать  картину,  ныне  находящуюся  в  Лувре.  Это  знаме¬
нитое  «Распятие»  («Retable  du  Parlement»),  представляющее  собой  квинтэс¬
сенцию  «королевского  культа»  и  экзальтацию  судебных  функций  монарха134.
Для  нас  важны,  помимо  содержания,  и  обстоятельства  ее  появления  -  преж¬
де  всего  дата  создания  -  1452-1454  гг.,  в  период  прекращения  королевской
схизмы  и  мучительного  поиска  путей  примирения  расколотой  страны.  В  этой
деятельности  служителям  короны  во  главе  с  вершителями  правосудия  отво¬
дилась  решающая  роль.  Не  случайно  поэтому  картина,  а  значит  и  ее  «содер¬
жание»,  были  заказаны  самим  Парламентом.  Еще  более  знаменателен  факт
ее  помещения  в  Большой  зале  Парламента,  в  центре  стены  над  скамьями  со¬
ветников.  Призванная  подчеркнуть  функцию  правосудия,  она  явно  притяги¬
вала  к  себе  взоры  присутствующих  на  заседаниях,  затмевая  самого  монарха,
даже  во  время  его  присутствия.  Такое  местонахождение  картины  знаменова¬
ло  собой  сущностную  трансформацию  представлений  парламентариев  о  сво¬
ем  предназначении:  отныне  не  король  являлся  главным  в  зале  суда,  а  сам  Бог
как  источник  и  мерило  правосудия135.  Здесь  содержался  и  намек  на  независи¬
мость  судей  от  мирской  власти  и  их  ответственность  только  перед  Всевыш¬
ним  за  свои  решения.
 132 	JNB.  T.  II.  Р.  211  (18  марта  1415  г.).  К  сожалению,  мы  не  знаем,  ни  как  выглядели  эти  по¬
даренные  картины  и  росписи,  ни  какие  цитаты  подобрал  Никола  де  Бай.  В  нашем  распоряжении
лишь  следующая  запись  в  его  личном  «Дневнике»:  «in  qua  auctoritates  tarn  prophetarum  quam
circa  sedes  philosophorum  et  poetarum  et  quorundam  metropum  per  me  factorum  de  condicionibus
quas  debent  habere  consiliarii  qui  incipiunt  libare  consiliis,  etc.  apponi,  curavi,  studui  et  feci  ad
animandum  omnes  cujusqunque  status  ad  eandem  Parlamenti  Curiam  versantes»  (JNB.  T.  II  P.  290.
Mémorial).  Сохранилось  лишь  одно  упоминание  у  Жувеналя,  что  среди  этих  цитат  находились
слова  из  Книги  пророка  Иеремии  о  предназначении  правосудия  (Иер.  22:  3-5).  См.:  Juvénal  des
Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  384-385.
 133 	Эту  историю  сохранил  для  потомков  Монах  из  Сен-Дени.  См.:  Religieux  de  Saint-Denis.
Chronique.  T.  1.  P.  609;  о  крылатом  олене,  его  символике  и  решающей  роли  чиновников  в  его
принятии  королем  см.:  Beaune  С.  Costume  et  pouvoir  en  France...  P.  128-145.
 134 	С  двух  сторон  распятие  окружают  Карл  Великий  и  Людовик  Святой;  вся  картина  про¬
низана  идеей  короля-судии  и  функцией  правосудия  как  высшего  предназначения  власти  мо¬
нарха.  См.  ее  описание  и  трактовку:  Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement  de  Paris...  P.  19;
Pinoteaux  H.  Tableaux  français  sous  les  derniers  Valois...  P.  136-139;  Mérindol  Ch.  de.  Le  retable
du  Parlement  de  Paris.  Nouvelles  lectures  //  Histoire  de  la  justice.  P.,  1992.  N  5.  P.  19-34.
 135 	О  Распятии  в  помещениях  судов  Французского  королевства  и  о  связи  креста  с  архаич¬
ными  символами  судопроизводства  -  древом  жизни/добра  и  зла/познания,  осью  мира  и  т.д.  -
см.  подробнее:  Jacob  R.  Images  de  la  justice.  Essai  sur  Гiconigraphie  judiciaire  du  Moyen  Âge  à
l’âge  classique.  P.,  1994.  P.  39-58.
 466

Аналогичная  картина,  но  меньших  размеров,  появилась  затем  и  в  поме¬
щении  Палаты  счетов.  «Распятие»  на  стене  призвано  было  олицетворять  вы¬
сокую  судебную  функцию  и  этой  инстанции  и  определенные  претензии  на
равенство  с  Парламентом.  Но  имелось  и  существенное  отличие:  картина  рас¬
полагалась  прямо  над  головой  короля  (над  его  креслом  председателя  палаты),
что  ставило  этот  суд  символически  на  ступень  ниже  суда  Парламента,  ответ¬
ственного  только  перед  Богом136.
 «Распятия»  в  Парламенте  и  Палате  счетов  явились  своего  рода  апогеем
целенаправленных  усилий  служителей  короны  Франции  исследуемого  пе¬
риода  придать  Дворцу  в  Ситэ  новую  символическую  роль  -  олицетворения
высокого  предназначения  верховных  ведомств  как  «представителей  неуми¬
рающего  тела  короля»  и  хранителей  «чести  королевства».
 136 	Эта  картина,  увы,  сгорела  в  пожаре  1737  г.  О  ней  и  других  символических  изобра¬
жениях  работы  Палаты  счетов  см.  подробнее:  Mattéoni  О.  Institutions  et  pouvoirs  en  France...
P.  153-169.

Глава  9
 ИДЕНТИФИКАЦИЯ
СЛУЖИТЕЛЕЙ  КОРОНЫ  ФРАНЦИИ
 ^пппга||^||||11Г
 Становление  исполнительного  аппарата  королевской  власти  привело  к
оформлению  отдельной  социальной  группы  профессиональных  служи¬
телей  короны  Франции.  В  перспективе  верхушка  чиновничества  получит  ста¬
тус  «дворянства  мантии»  и  превратится  в  «параллельное  дворянство»,  глав¬
ного  конкурента  «дворянства  шпаги».  Эта  перспектива  берет  начало  уже  в
интересующий  нас  период,  который,  однако,  имеет  свою  специфику.  С  од¬
ной  стороны,  именно  тогда  появляются  первые  признаки  благородного  ста¬
туса  служителей  короны  Франции:  освобождение  от  налогов,  аноблирующие
грамоты,  формы  почтения  и  знаки  отличия.  С  другой  стороны,  исследуемый
начальный  этап  зарождения  новой  социальной  группы  характеризуется  пре¬
обладанием  стратегии  идейного  обоснования  благородного  статуса  службы,  в
котором  делается  акцент  на  кардинальном  различии  чиновника  и  дворянина-
воина.  Последнее,  в  свою  очередь,  внесло  вклад  в  оформление  особой  этики
и  культуры  службы,  в  появление  специфических  стратегий  корпоративной
солидарности,  в  выработку  форм  самоидентификации.
 Процесс  оформления  социальной  группы  облегчался  тем  обстоятель¬
ством,  что  чиновники  изначально  выглядели  не  связанной  ни  с  одним  из
трех  «сословий»  стратой.  Формируя  собственную  идентичность,  подчеркнем
еще  раз,  чиновники  черпали  «аргументы»  из  статуса  и  этики  различных
сословий,  сочетание  которых  и  породило  их  социальную  и  культурную  иденти¬
фикацию.
 СТРАТЕГИИ  КОРПОРАТИВНОЙ  СОЛИДАРНОСТИ
 Основой  единства  складывающейся  социальной  группы  профессиональ¬
ных  служителей  короны  Франции  являлись  корпоративные  процедуры  вступ¬
ления  в  должность,  нормы  работы  и  формы  вознаграждения  чиновника1.  Как
было  показано  выше,  ритуал  принесения  клятвы  (присяги)  чиновником  пред¬
 1 	В  исследовании  Э.  Бенвениста  показана  специфика  гильдий,  порожденных  германской
традицией,  как,  например,  формы  поддержания  коллективных  интересов  и  ценностей  с  по¬
мощью  особых  практик  (дарений,  пиров,  праздников  и  т.д.).  См.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.
С.  64-68,  220.  Г.Дж.  Берман  обращает  внимание  на  синтез  в  средневековых  корпорациях  гер¬
манской  концепции  ассоциации  с  христианскими  общинами  и  церковной  концепцией  corpus
mysticum,  а  также  понятием  universitas,  взятым  из  римского  права.  См.:  Берман  Г.Дж.  Указ.  соч.
С.  210-211.
 468

усматривал  контроль  со  стороны  служилого  сообщества  и  создавал  известное
равенство  внутри  него.  При  исследовании  парламентской  корпорации  в  пер¬
вой  трети  XV  в.  мною  было  обращено  внимание  на  сложившиеся  там  корпора¬
тивные  практики,  важнейшей  из  которых  являлся  господствовавший  внутри
верховного  суда  коллегиальный  принцип  принятия  решений  -  простым  боль¬
шинством  голосов2.  Это  представляло  собой  существенное  новшество  в  тра¬
диционной  средневековой  системе  ценностей,  где  решающий  голос  оставался
за  «лучшей  и  здравой  частью»  сообщества.  Между  тем,  именно  такой  принцип
способствовал  укреплению  корпорации  Парламента  и  позволил  ей  как  успеш¬
но  противостоять  давлению  извне,  так  и  отстаивать  публично-правовые  кол¬
легиальные  формы  работы.  Важно  при  этом  отметить,  что  они  не  предписаны
законодательно  и,  таким  образом,  могут  считаться  вкладом  самих  служите¬
лей  верховного  суда  в  практику  работы  своего  ведомства.  Первые  ордонансы
о  Парламенте,  напротив,  устанавливали  преимущества  глав  курии,  каковыми
в  тот  период  являлись  «прелаты  и  бароны»,  т.е.  лица,  назначенные  не  по  про¬
фессиональным,  а  по  социальным  критериям3.  Однако  по  мере  роста  профес¬
сионализма  и  стабильности  состава  парламентской  среды  восторжествовал
коллегиальный  принцип  принятия  решений,  основанный  на  равенстве  всех
членов  корпорации4.  Он  не  являлся  особенностью  Парламента  и  его  универ¬
сальный  характер  для  администрации  подтверждается  деятельностью  иных
ведомств.
 Прежде  всего,  это  относится  к  Палате  счетов.  Уже  в  ордонансе  от  февраля
1320  г.  фиксируется  правило  все  счета  проверять  в  присутствии  мэтров  сче¬
тов  и  «с  общего  согласия»;  а  добавить  к  ним  можно  было  что-то  лишь  «в  при¬
сутствии  всех»  членов  Палаты5.  Здесь  сочетались  принципы  взаимного  кон¬
троля  и  коллегиальной  работы  ведомства.  Характерно  при  этом,  что  прежде
счета  могли  закрывать  два  мэтра  Палаты,  однако  теперь  решено  было  пору¬
чать  эту  работу  не  менее  чем  троим  служащим,  дабы  не  возникло  тупика  при
расхождении  мнений,  и  можно  было  выйти  из  него  с  помощью  «большинства
голосов»6.  Эти  коллегиальные  принципы  работы  Палаты  счетов  подтвердил
ордонанс  от  23  декабря  1454  г.,  в  котором  особый  пункт  предписывал  все
 2 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  216-218.
 3 	Вот  что  гласит  на  этот  счет  специальная  статья  ордонанса  о  Парламенте  от  1302  г.:  «Se  cil
de  la  Chambre  ne  sont  tuit  d’un  accort  aux  jugemenz,  li  Souverain  ou  li  Presidenz,  c’est-à-dire,  li
Baron  et  li  Prelaz  qui  seront  presenz,  tendront  la  plus  grant  partie,  selonc  ce  qu’il  leur  semblera,  ou  la
meilleur,  selonc  la  condition  des  personnes  et  la  qualité  de  la  besogne»  (ORF.  XII.  355  (N  15)).
 4 	Равенство  всех  принадлежащих  к  одному  коллективу  лиц  этимологически  содержалось
внутри  концепта  civis.  См.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  220-221.  В  этом  же  контексте  важен  вы¬
вод  К.  Говар  о  связи  консенсуса  судей  при  вынесении  приговоров  с  «демократизмом»  рождаю¬
щегося  государства»  См.:  Gauvard  Cl.  Grâce  et  exécution  capitale:  les  deux  visages  de  la  justice
royale  française  à  la  fin  du  Moyen  âge  //  BEC.  1995.  T.  153,  N  2.  P.  289.
 5 	«nul  compte  ne  soit  oy,  sans  les  maitres  lays...  et  par  commun  assentement...  Et  deffendons  que
puisque  les  comptes  soient  oys,  nulle  chose  n’i  soit  adjoutee  ne  ostee,  que  ne  fut  en  presence  de  tous»
(Les  Chambres  des  comptes.  P.  5  (N  8)).
 6 	Такое  нововведение  было  осуществлено  в  указах  между  1310  и  1320  гг.:  «il  soit  miex  de
trois  que  de  2  tant  seulement,  quar,  la  ou  trois  sont,  la  voie  des  deux,  se  descort  y  avoit,  devroit  estre
tenue,  ce  qui  ne  seroit  pas  de  deux»  (Ibid.  P.  18).
 469

прошения  и  документы  «зачитывать  в  присутствии  всех»  и  принимать  по  ним
решения  «большинством  (голосов.  -  С.Ц.)  участников»7.
 Аналогичные  коллегиальные  принципы  работы  были  предусмотрены  и
для  деятельности  учрежденных  Штатами  1355  г.  налоговых  служб:  суперин-
дентанты  могли  вынести  постановление,  «только  если  они  все  будут  единого
мнения»,  в  противном  случае  принять  решение  и  привести  к  согласию  сто¬
роны  мог  только  Парламент.  Позднее  в  указе  от  13  ноября  1372  г.  Налоговой
палате  предписывалось  все  решения  принимать  коллегиально:  в  присутствии
всех  (en  pleine  Chambre),  общим  мнением  или  «большинством»  генералов-
сборщиков,  но  в  присутствии  не  меньше  четырех8.
 Большое  значение  для  укрепления  корпоративного  духа  имели  и  фор¬
мы  вознаграждения  из  отчислений  от  деятельности  ведомств.  Так,  служи¬
тели  Парламента  ежегодно  получали  процент  от  собранных  с  заключенных
в  тюрьмы  по  их  приговору  денег  (содержание  в  тюрьме  было  платным)  -  в
тюрьме  Дворца  и  в  Шатле9.  Служители  Канцелярии  также  получали  процент
от  оплаты  в  казну  за  изготовление  королевских  писем,  причем  эти  средства
распределялись  «поровну»  (aequaliter  inter  omnes),  а  любое  нарушение  дан¬
ного  фундаментального  корпоративного  принципа  строго  осуждалось  и  пре¬
секалось  как  опасный  источник  «раздора  и  взаимной  ненависти»10.  В  ходе
разногласий  вокруг  новой  должности  растопителя  воска  в  Канцелярии  при
англо-бургиньонах  равенство  всех  служителей  при  получении  процента  от¬
числений  за  письма  было  использовано  в  виде  одного  из  неотразимых  аргу¬
ментов  противостояния,  опиравшихся  на  корпоративные  формы  вознаграж¬
дения  чиновника11.
 Принадлежность  к  корпорации  давала  надежные  гарантии  единых  при¬
вилегий  чиновникам:  так,  приставы  Парламента  получили  в  1404  г.  освобож¬
дение  от  уплаты  налога  с  доставляемых  в  Париж  продуктов,  выращенных  на
принадлежащих  им  землях,  на  том  основании,  что  «они  члены  и  соучастники
нашей  Курии  Парламента  и  по  справедливости  должны  пользоваться  теми
же  франшизами  и  привилегиями»12.  Статус  и  привилегии,  которыми  были
окружены  служители  Парламента,  побуждали  Палату  прошений  Дома  под¬
черкивать  свою  принадлежность  к  этой  корпорации,  выраженную  в  том  чис¬
ле  и  в  праве  присутствовать  на  ее  заседаниях,  идти  в  ее  процессии  во  время
торжественных  церемоний  и  быть  включенными  в  посылаемый  Парламентом
список  претендентов  на  получение  бенефициев13.
 7 	«Que  toutes  les  requestes  qui  seront  présentées  au  bureau,  &  aussy  toutes  lettres  d’expéditions
 & 	autres  quelconques,  seront  leuës  à  l’oye  de  tous  ceulx  qui  assisteront  audict  bureau,  &  délibérées
par  la  pluspart  des  assistans»  (ORF.  XIV.  342  (N  11)).
 8 	ORF.  III.  20,  23-24;  V.  539  (N  8).
 9 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  160.
 10 	ORF.  VII.  274  (N  4).  Указ  от  19  октября  1406  г.,  изданный  по  причине  злоупотреблений
писцов,  делающих  «уголовные  письма»  и  берущих  себе  деньги,  не  делясь  с  остальными,  пря¬
мо  говорит  о  нарушении  интересов  корпорации  и  появлении  внутри  нее  «ненависти  и  раздора»
(haine  et  division).  (ORF.  XI.  153-155).
 11 	Longnon  A.  Paris  sous  la  domination  anglaise.  P.  187  (N  XCI).  См.  подробнее:  Цатуро¬
ва  С.К.  Право  чиновника  против  суверенного  права  короля:  конфликт  в  королевской  канцеля¬
рии  (Франция,  XV  в.)  //  Право  в  средневековом  мире.  М.,  2007.  С.  107-121.
 12 	«comme  ils  soient  membre  et  suppôts  de  nostre  Court  de  Parlement»  (ORF.  VIII.  631).
 13 	См.  подробнее  пространное  рассуждение  Ленена  на  этот  счет:  AN  U  501.  F.  19-21.
 470

Корпоративный  дух,  царивший  в  работе  Палаты  счетов,  подкреплялся
правилом:  клеркам  жить  в  одном  доме  с  мэтрами  Палаты.  Оно  обосновы¬
валось  не  только  особой  секретностью  и  срочностью  их  работы,  но  также
и  возможностью  для  мэтров  счетов  «лучше  обучить  службе  и  добрым  нра¬
вам»  клерков,  следить  за  ними,  «поправляя  и  наказуя»,  и,  наконец,  вовремя
обнаружить  их  несоответствие  должностным  обязанностям14.  Такое  правило
служило  привилегией  только  Палаты  счетов,  однако  оно  органично  вписы¬
вается  в  общую  тенденцию  корпораций  служителей  верховных  ведомств  -
укреплять  единство  среды  путем  унификации  качеств  и  достоинств,  правил
поведения  и  соблюдения  норм  службы.  В  Парламенте  ее  обеспечивала  стро¬
гая  иерархия  Палат,  при  которой  Следственная  палата  являлась  первой  сту¬
пенью  для  нового  чиновника,  где  он  обучался  не  только  опыту  работы,  но  и
корпоративным  нормам  и  правилам  поведения.  Функцию  «обучения  профес¬
сии»  призвана  была  выполнять  и  появившаяся  позднее  норма:  в  комиссии  по
расследованию  дел  надлежало  отправлять  «вместе  со  старыми  и  одного  из
молодых»  советников,  соблюдая  по  возможности  очередность15.
 Мощным  рычагом  укрепления  единства  среды  королевских  должност¬
ных  лиц  и  корпоративного  принципа  стала  протекционистская  политика  ве¬
домств,  направленная  на  защиту  интересов  своих  членов16.  Анализ  стратегий
корпоративной  солидарности  в  Парламенте  в  первой  трети  XV  в.  выявил  чет¬
кую  тенденцию  поддерживать  и  защищать  личные  интересы  его  членов  во
всех  делах  и  конфликтах17.  В  еще  большей  степени  об  этом  свидетельствует
практика  передачи  завещаний  чиновников  под  контроль  Парламента  в  расче¬
те  на  корпоративную  поддержку.  Хотя  сам  факт  не  нуждался  к  XV  в.  в  объ¬
яснениях,  в  ряде  случаев  составители  завещаний  посчитали  нужным  объяс¬
нить  причину  подобного  действия18.  Так,  известный  парламентский  адвокат
Жан  де  Нели-Сен-Фрон  в  первом  пункте  завещания  указывает,  что  отдает  его
Парламенту,  «где  долго  пребывал»19.  Епископ  Амьена  Жан  де  Да  Гранж  со¬
провождает  аналогичный  поступок  не  только  восхвалением  царящей  в  Пар¬
 14 	«que  ilz  demourasent  tous  chiés  les  maistres  clercs  pour  eulx  plus  diligement  aidier  es
besognes  de  la  court,  et  especiaument  es  secretes  besognes...  pource  que  par  eulx  ilz  feusent  mieux
introduiz  en  l’office  et  bonnes  meurs,  et  que  ilz  les  peussent  mieulx  corriger,  punir  et  mettre  hors  se
ilz  ne  les  trouvoient  souffisans  et  convenables»  (Les  Chambres  des  comptes.  P.  11-12).
 15 	Эта  норма  была  закреплена  в  ордонансе  от  28  октября  1446  г.:  «en  accouplant  &
accompagnant  un  des  jeunes  avec  un  des  anciens,  en  gardant  équalité  le  plus  que  faire  se  pourra»
(ORF.  XIII.  476  (N  29)).  Такая  норма,  очевидно,  появилась  с  целью  упорядочить  распределение
весьма  прибыльной  работы,  но  сочетание  новичков  со  старожилами  также  способствовало
передаче  опыта.
 16 	Стоит  напомнить,  что  корпорации  были  изначально  группами  взаимной  солидарности.
См.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  67.
 17 	См.  подробнее  выявленные  казусы:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  213-214.
 18 	Сначала  дела  о  завещаниях  считались  чисто  духовными,  в  XII-XIII  вв.  подлежали  па¬
раллельной  юрисдикции  церковных  и  светских  судов.  См.:  Берман  Г.Дж.  Указ.  соч.  С.  254.
Признание  смешанного  характера  завещания,  а  затем  включение  пункта  о  том,  кому  отдается
его  исполнение,  явились  факторами  расширения  компетенции  королевских  должностных  лиц
в  этой  важной  сфере.  А  их  рвение,  поиск  ухищрений  в  толковании  законов  только  стимули¬
ровали  обращение  завещателей  в  королевские  суды.  Наконец,  при  Карле  V  завещания  объяв¬
ляются  исключительной  прерогативой  короля.  См.:  Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement  de
Paris...  P.  853-857;  AubertF.  Histoire  du  Parlement  de  Paris...  P.  330;  примеры  подобных  ухищре¬
ний  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  265-266.
 19 	«ou  j’ai  longuement  conservé»  (Testaments.  P.  305).
 471

ламенте  справедливости,  но  и  напоминанием  о  долгих  годах  совместной  ра¬
боты  в  его  стенах20.  Еще  более  откровенен  нотариус  и  секретарь  Канцелярии
Жан  де  Куафи,  прямо  указующий  в  завещании,  что  передает  его  Парламенту
в  надежде,  что  тот  сумеет  разрешить  возможные  споры21.  Непосредственно
к  корпоративному  братству  апеллируют  советники  Парламента  Рено  де  Мон-
Сент-Элуа,  передавая  свое  наследие  под  «юрисдикцию  мессиров  Парламента
своих  коллег  и  братьев»,  и  Гийом  де  Годиак,  прося  верховный  суд  принудить
одного  из  душеприказчиков  выполнить  его  последнюю  волю22.  Впрямую  пе¬
редача  исполнения  под  власть  «благородного  суда  Парламента»  упоминается
в  29  завещаниях  чиновников  и  их  близких23.
 И  надо  отметить,  что  члены  Парламента  в  полной  мере  использовали  свои
полномочия  в  сфере  контроля  над  исполнением  завещаний  для  защиты  соб¬
ственных  интересов  и  укрепления  духа  корпоративной  солидарности.  Важно
при  этом,  что  они  действовали  нередко  вразрез  политической  конъюнктуре  и
в  ущерб  клановым  связям.  Едва  ли  не  самый  яркий  пример  -  известная  по¬
зиция  верховного  суда  в  отношении  посмертной  судьбы  наследия  Никола  де
Бая,  многолетнего  секретаря  по  гражданским  делам  и  выдающегося  чиновни¬
ка:  когда  фиск  под  надуманным  предлогом  и  по  политическим  мотивам  нало¬
жил  в  1419  г.  секвестр  на  его  имущество,  Парламент  встал  на  защиту  своего
покойного  коллеги24.  Аналогичная  ситуация  сложилась  вокруг  завещания  Ни¬
кола  де  Л’Эспуасса,  секретаря  Парламента  по  представлениям,  исполнявшим
эту  службу  в  течение  двадцати  девяти  лет:  драматическая  коллизия  возникла
в  связи  с  переходом  Парижа  под  власть  англо-бургиньонов.  Никола  на  время
потерял  должность,  но  был  восстановлен,  а  его  зять  Жан  д’Олнэ  покинул  сто¬
лицу  вместе  со  сторонниками  дофина  Карла.  Поскольку  дочь  секретаря  была
его  единственной  наследницей,  фиск  наложил  на  его  имущество  секвестр.
Парламент  резко  вступился  за  своего  коллегу.  Дело  длилось  более  года  и  за¬
вершилось  в  пользу  наследницы  на  том  основании,  что  она  уже  четыре  года  не
виделась  с  мужем  и  не  отвечает  за  его  действия.  В  этом  контексте  становится
особенно  понятным  пункт  завещания  Л’Эспуасса,  в  котором  тот  подчеркивал,
что  «отдает  его  святой  и  благородной  курии  Парламента,  где  был  вскормлен  с
юных  лет  и  где  стяжал  свое  состояние  и  богатство»25.
 20 	«de  solemni  et  honorabili  collegio  parlamenti  Regis...  per  plures  annos...  deputatis»
(AN  Xla  9807.  F.  75).
 21 	«que  se  ou  dit  testament...  avoit  aucune  doubte,  trouble  ou  obscurité,  que  declaration  ou
interpretacion  en  soit  faicte  par  la  dicte  court  de  Parlement»  (Testaments.  P.  371).
 22 	«à  la  Juridiction  de  Messieurs  du  Parlement  ses  Compaignons  et  freres»;  «supplie  a  la  Court
de  Parlement...  à  y  commetre  de  son  auctorité  ycellui  maistre  Pierre  Doger»  (BNF.  Moreau  1161.
 F. 	765v;  Moreau  1162.  F.  546).
 23 	«Venerabili  Curie  Parlament»  /  «Noble  Court  de  Parlement».  Среди  завещателей  фигуриру¬
ют  не  только  нынешние  и  прежние  служители  самого  верховного  суда,  но  и  их  вдовы,  а  также
канцлеры  и  служители  Палаты  счетов.  См.:  AN  Xla  9807.  F.  48,  75,  123,  158v;  BNF.  Moreau
 1161. 	F.  14,  44,  54,  93v,  118v,  119,  203,  275v,  380,  408,  465,  512,  633,  765v,  778,  782;  BNF  Moreau
 1162. 	F.  107,  116v,  158v,  445,  508,  546,  548;  Testament.  P.  305,  371,  615.
 24 	См.  подробнее:  Цатурова  C.K.  Офицеры  власти.  C.  315-316.
 25 	«Item,  le  dit  testateur  soubzmet  le  fait  de  son  execucion,  la  reddicion  du  compte,  la
cognoissance,  Pinterpretation  et  tout  ce  qui  en  dépendra  à  la  saincte  et  noble  court  de  Parlement  ou  il
l’a  commise,  et  a  estré  nourry  des  qu’il  estoit  jeune  et  ylec  prins  son  estât  et  chevance»  (Testaments.
P.  615).  11  февраля  1420  г.  решением  Парламента  секвестр  был  снят  за  уплату  в  казну  120  па¬
рижских  ливров  единовременно  и  40  ливров  ежегодного  взноса.
 472

Парламент  мог  вмешаться  и  на  поздних  стадиях,  когда  возникала  угро¬
за  интересам  коллеги.  Так  случилось  с  завещанием  прокурора  Парламента
Жана  Сулла.  Подобно  Никола  де  Баю,  он  был  сыном  серва,  купив  за  немалые
деньги  грамоту  об  освобождении  в  1396  г.  Женившись  на  богатой  вдове  га¬
лантерейщика,  он  умер,  не  оставив  прямых  наследников;  как  и  в  случае  с  де
Баем,  его  имущество  был  секвестировано  фиском.  И  тогда  вдова  обратилась
с  иском  в  Парламент,  который  сумел  отстоять  интересы  завещателя,  передав
решением  от  23  декабря  1422  г.  50%  имущества  вдове,  а  остальное  дальне¬
му  родственнику  Перрену  Байи,  назначив  его  куратором  без  права  отчуж¬
дения26.
 Подчас  Парламент  в  защите  интересов  членов  корпорации  действовал
даже  вопреки  воле  завещателя,  как  это  произошло  с  завещанием  Эды  Ла  Пиду,
жены  королевского  виночерпия  Жака  Лампрера.  Сложность  ситуации  заклю¬
чалась  в  том,  что  были  ущемлены  интересы  трех  ее  дочерей  от  первого  брака.
Оставшись  в  1400  г.  очень  богатой  вдовой,  она  вышла  замуж  за  благородного,
но  небогатого  экюйе,  и  супруги  «взаимно  обменялись  имуществом»,  которое
после  ее  смерти  целиком  переходило  мужу.  Лишенные  наследства  дочери  по¬
дали  иск  в  Парламент,  утверждая,  что  завещание  было  вырвано  чуть  ли  не
силой.  И  хотя  исполнение  последней  воли  было  передано  вдовой  под  власть
прево  Парижа,  Парламент  вмешался.  Причина,  как  и  исход  дела,  обусловле¬
ны,  очевидно,  были  тем  фактом,  что  первым  мужем  Эды  Ла  Пиду  был  не  кто
иной  как  Гийом  де  Санс,  президент  Парламента,  и  ущемлены  оказались  инте¬
ресы  именно  его  дочерей.  Оспорив  завещание,  верховный  суд  разделил  иму¬
щество  на  четыре  равные  части,  защитив  тем  самым  память  своего  коллеги  и
нажитое  им  службой  в  Парламенте  имущество27.
 Как  видно  даже  из  этих  примеров,  служители  короны  вполне  оправданно
рассчитывали  на  корпоративную  солидарность,  причем  особенно  значимую
в  период  королевской  схизмы,  когда  попытки  сведения  счетов  с  политиче¬
скими  противниками  наталкивались  на  сплоченную  защиту  чиновников  от
любых  посягательств  извне.  Указанное  единство  служителей  короны  опира¬
лось  на  строгую  иерархию,  в  основе  которой  лежал  стаж  службы  чиновника
как  гарантия  прав  на  материальное  благополучие,  почитание  и  обществен¬
ное  положение.  Об  этом  свидетельствуют  формы  уважения,  оказываемые  ему
в  соответствии  со  сроком  службы28.  Почетный  статус  «старых  служителей»
выражался  в  признании  их  хранителями  корпоративной  «памяти»  ведомст¬
ва  -  его  норм,  правил  и  традиций29.  Значение  стажа  выражалось  в  распреде¬
 26 	Ibid.  Р.  625-626.
 27 	Ibid.  Р.  475-481.
 28 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  221-225.
 29 	Например,  при  разрешении  сложного  вопроса  предписывалось  посоветоваться  «со  ста¬
рыми  адвокатами»,  которые  оберегают  «стиль  (stilo)  Парламента».  См.:  Цатурова  С.К.  Офи¬
церы  власти.  С.  222.  Аналогичная  норма  содержится  в  ордонансе  от  апреля  1454  г.  (ORF.  XIV.
307  (N  102)).  Ордонанс  о  Парламенте  от  28  октября  1446  г.  развивал  эту  корпоративную  норму:
при  вынесении  приговоров  президентам  предписывалось  приглашать  «двух  наиболее  старых
советников,  одного  клирика  и  одного  мирянина»  (deux  des  plus  anciens  Conseillers  d’icelle,  l’un
clerc  &  l’autre  lay)  (ORF.  XIII.  474  (N  12)).  Точно  также  следовало  поступать  и  при  распределе¬
нии  президентами  комиссий  по  расследованию  между  советниками  Парламента  -  приглашать
двоих  «самых  старших  советников  из  каждой  палаты»  (appeliez  avec  eux  deux  Conseillers...  des
plus  anciens  de  chascune  desdictes  Chambres)  (ORF.  XIII.  P.  476  (N  20)).
 473

лении  мест,  занимаемых  чиновниками  в  залах  суда  и  в  торжественных  про¬
цессиях,  в  строгом  соответствии  со  сроками  службы30.
 Об  особом  чувстве  общности  и  групповой  солидарности  свидетельствуют
дарения  по  завещаниям  знаков  профессиональной  принадлежности,  не  толь¬
ко  в  пользу  конкретных  людей,  но  и  для  исполнителей  определенных  долж¬
ностей31.  Так,  секретарь  по  гражданским  делам  Никола  де  Бай  получил  вме¬
сте  с  первым  жалованьем  определенную  сумму  денег  и  мантию,  завещанные
прежним  нотариусом  и  секретарем  Жаном  Берто  тому,  кто  после  него  займет
эту  должность32.  Бывший  адвокат  Парламента  и  советник  Казначейства  Жак
Дюфур  завещал  советнику  Палаты  прошений  Дворца  «нож  из  ливреи  этой
казны  с  рукояткой  из  серебра»,  а  знакомому  нотариусу  «железный  панцирь,
чешуйчатый  шлем  и  пару  перчаток»33.  Мэтр  Палаты  счетов  Жан  де  Фольвиль
завещал  своему  клерку  ливрейное  одеяние  чиновника:  «уппланд  подбитый
мехом  куницы  по  бокам  и  еще  один  опушенный  беличьим  мехом»34.
 Едва  ли  не  самым  необычным  и  потому  свидетельствующим  о  значении
корпоративной  солидарности  в  трагической  для  чиновников  ситуации  схизмы
1418-1436  гг.  является  завещание  первого  президента  Парламента  Филиппа
де  Морвилье.  Он  учредил  особый  ритуал:  каждый  год  накануне  открытия
очередной  сессии  верховного  суда  (11  ноября)  в  дом  к  первому  президенту
должны  были  являться  монахи  аббатства  Сен-Мартен-де-Шан  и  дарить  ему
два  головных  убора  из  профессионального  одеяния  судьи;  точно  так  же  знаки
профессиональной  идентичности,  пару  перчаток  и  чернильный  набор,  над¬
лежало  каждый  год  передавать  в  дар  первому  приставу  Парламента35.  Такие
дарения  укрепляли  единство  и  корпоративную  память  сообщества,  опираю¬
щуюся  на  преемственность  государственных  институтов.
 Итак,  memoria  социальной  группы  чиновников  явилась,  в  целом,  важ¬
нейшей  стратегией  складывания  их  идентичности.  Для  этой  группы  можно
обнаружить  ряд  специфических  мемориальных  практик.  Прежде  всего,  кор¬
поративную  историческую  память  ведомств  формировали  указы  об  их  уч¬
реждении,  что  свидетельствует  в  пользу  института  службы  как  структуро¬
 30 	Характерно  в  этой  связи,  что  служители  Палаты  прошений  Дома  могли  сидеть  рядом  с
советниками  Верховной  палаты  только  после  10-летнего  стажа  службы.  См.:  AN  U  50.  F.  19.
 31 	Корпоративные  организации  опирались  на  институт  взаимных  даров,  в  том  числе  и  как
на  форму  распределения  коллективных  благ,  создавая  «круговую  поруку»  подарков.  См.:  Бен-
венист  Э.  Указ.  соч.  С.  64,  66-67.
 32 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  214.
 33 	«Item  à  Maistre  Pierre  Le  Jay  conseiller  aux  Requestes  du  Palais  il  laissa  un  coursteau  de  la
livrée  dudit  trésor  a  manche  d’argent  avec  les  forcettes,  la  quene  et  la  pendant  ainsi  comme  il  est.
Item  il  laissa  à  Maistre  Eustace  Chouronde  notaire...  un  haubergon  de  fer,  une  paire  de  gantelez  et
une  coiffecte  d’escaille»  (BNF.  Moreau  1162.  F.  49  v  -  50  r).
 34 	«une  autre  hoppellande  forrée  de  costez  de  martres  et  une  autre  fourréez  de  gris  ou  de  menu
veir»  (первое  завещание  -  3  февраля  1404  r.:  AN  XIа  9807.  F.  100;  второе  завещание  -  17  но¬
ября  1409-  16  марта  1410  гг.:  BNF.  Moreau  1161.  F.  369  v).  По  обычаю,  каждый  мэтр  сче¬
тов  должен  был  завещать  свою  мантию,  которую  он  носил  на  заседаниях,  одному  из  коллег.
См.:  Jassemin  H.  Op.  cit.  Р.  73.
 35 	См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  350;  Plagnieux  P.  La  fondation  funéraire  de  Ph.
de  Morvilliers,  premier  président  du  Parlement:  Art,  politique  et  société  à  Paris  sous  la  régence  du
duc  de  Bedford//  Bulletin  monumental.  1993.  T.  151,  N  2.  P.  357-381.  Для  понимания  значения
этого  ритуала  в  коллективной  памяти  корпорации  важно  иметь  в  виду,  что  он  неукоснительно
соблюдался  веками,  вплоть  до  конца  Старого  порядка.
 474

образующего  элемента  в  построении  идентичности  чиновников.  Об  этом  мы
можем  судить  на  основании  ритуала,  соблюдаемого  в  Парламенте  со  второй
половины  XIV  в.:  ежегодно  на  открытии  очередной  сессии  верховного  суда
12  ноября  торжественно  оглашался  текст  ордонанса  от  11  марта  1345  г.,  кото¬
рый  сами  парламентарии  превратили  таким  образом  в  «хартию»  ведомства36.
Благодаря  регулярному  его  оглашению  и  принесению  клятвы  соблюдать  его
формировалась  корпоративная  историческая  память  об  истоке  организации,
принципах  работы  и  правилах  поведения  служителей  верховного  суда.  По¬
казательно  в  этом  контексте,  что,  выработав  Регламент  работы  королевского
суда  Шатле  в  Париже  в  1424-1425  гг.,  служители  Парламента  первым  пунк¬
том  предписали  оглашать  его  ежегодно  на  открытии  очередной  сессии  и  при¬
носить  клятву  его  соблюдать37.
 Не  меньшее  значение  для  укрепления  корпоративного  принципа  и  общей
памяти  имели  созданные  во  всех  ведомствах  братства  и  связанные  с  ними
религиозные  и  культурные  мемориальные  практики38.  В  Парламенте  к  ним
относилось  братство  св.  Николая,  поскольку  церковь  в  честь  этого  святого
находилась  внутри  стен  старого  Дворца  в  Ситэ,  а  затем  на  ее  месте  была
возведена  Сент-Шапель.  Каждый  день  верховного  суда  начинался  с  присут¬
ствия  служителей  на  утренней  службе  в  ее  нижней  капелле,  а  позднее  в  од¬
ном  из  приделов  Большой  палаты,  где  размещалась  капелла  св.  Николая.  По
этой  причине  данный  святой  стал  небесным  покровителем  парламентариев,
а  затем  и  адвокатов  во  Франции39.  Решением  от  6  декабря  1445  г.  Парламент
окончательно  постановил  не  работать  в  день  поминовения  своего  небесного
заступника  -  9  мая40.  Зная  строгость  дисциплинарных  норм  в  Парламенте  и
его  приверженность  бесперебойной  работе,  мы  можем  в  полной  мере  оце¬
нить  значение  этого  решения  в  плане  укрепления  корпоративного  единства
служителей  верховного  суда.
 Братство  св.  Николая,  созданное  для  «прокуроров,  клерков  и  всех  слу¬
жителей  Курии  короля  в  Париже»,  было  санкционировано  указом  короля  от
апреля  1342  г.,  и  эту  дату  стоит  напрямую  увязать  с  королевскими  указами  о
стабилизации  состава  ведомства41.  С  1407  г.  в  него  могли  вступать  и  адвокаты
 36 	Обратив  внимание  на  этот  ритуал,  я  в  свое  время  не  оценила  его  в  должной  мере,  по¬
считав  пустой  формальностью.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  32.  Лишь  обнаружив
регламент  об  этой  процедуре  открытия  каждой  очередной  сессии  Парламента,  я  поняла  его
значение  для  укрепления  корпоративной  исторической  памяти.  См.  текст  регламента:  BNF.
Mss  fr.  18235.  F.  61-62.
 37 	ORF.  XIII.  88.  Не  имея  сведений  о  других  ведомствах,  но  зная  статус  Парламента  как
образца  для  всей  администрации,  рискну  предположить,  что  нечто  аналогичное  могло  практи¬
коваться  и  в  других  органах  королевской  власти.
 38 	Гильдии  изначально  имели  и  религиозный  характер,  объединяя  людей  вокруг  общего
культа.  См.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  65-66.  Список  «корпоративных»  религиозных  празд¬
ников  служителей  различных  ведомств  см.:  Quilliet  В.  Les  corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et
Vicomté...  P.  773.
 39 	«Конкурирующий»  небесный  покровитель  адвокатов  св.  Ив  не  идентифицируется  в  ме¬
мориальной  практике  верховного  суда.  В  целом,  он  был  принят  не  везде  во  Франции  и  помимо
патрона  адвокатов  Шатле  стал  преимущественным  покровителем  студентов  из  Бретани.  См.:
DelachenalR.  Histoire  des  avocats...  P.  46.
 40 	AN  U  501.  F.  444.  Но  и  до  этой  даты  день  «св.  Николая  летнего»  был  в  Парламенте  не¬
рабочим.
 41 	См.  текст  устава  братства  св.  Николая:  ORF.  II.  176-178.
 475

Парламента.  Наконец,  к  началу  XV  в.  в  нем  было  создано  еще  одно  братство
св.  Николая,  на  этот  раз  открытое  всем  членам  верховного  суда,  «состоятель¬
ным  персонам»,  а  вступление  в  него  обходилось  в  16  «паризи»  в  общую  кассу
и  в  ежегодный  взнос  в  день  св.  Николая  летнего  13  паризи  и  2  су.  Как  и  все  ре¬
лигиозные  братства,  оно  предусматривало  совместное  посещение  церковных
служб  в  строго  определенные  дни  (помимо  воскресных  присутствие  на  поми¬
новении  дважды  в  год  св.  Николая,  9  мая  и  6  декабря,  св.  Екатерины  и  Девы
Марии)  и  штрафы  за  отсутствие.  Дух  корпоративной  солидарности  призваны
были  укрепить  также  и  взаимные  обязательства  членов  братства:  участие  в
отпевании  и  похоронах  коллег,  равно  как  и  штраф  за  неприсутствие,  а  также
помощь  от  братства  в  случае  «утери  статуса»  (dechié  de  son  estât).
 Парламент  как  главный  институт  в  структуре  королевской  администра¬
ции  имел  и  еще  одно,  совершенно  уникальное  братство  -  «базошей»  («кра¬
пивного  семени»),  разрешенное  еще  в  1302  г.  Филиппом  IV  Красивым  для
низших  служащих  суда  (Парламента,  Палаты  счетов  и  Шатле)  -  клерков,  пис¬
цов  и  нотариусов42.  Созданное,  как  и  все  братства,  для  целей  взаимопомощи,
оно  имело  и  «интеллектуальную»  цель  -  в  форме  спектаклей,  даваемых  для
«своих»,  высмеивать  судебные  казусы,  отдельных  персон  или  сложившиеся
обычаи.  В  качестве  своеобразного  «царства  смеха  и  интеллектуальной  раско¬
ванности»  братство  «базошей»  также  внесло  существенный  вклад  в  выработ¬
ку  общих  правил  и  норм  поведения  служителей  правосудия.  Но  одновремен¬
но  оно  явилось  важным  средством  идентификации  судейских,  способствуя
единству  социальной  группы  служителей  закона,  равно  как  и  их  восприятию
в  обществе  в  виде  отдельной  страты.
 В  королевской  Канцелярии  примерно  в  40-е  годы  XIV  в.  сначала  было
создано,  а  затем  указом  от  9  мая  1365  г.  узаконено  братство  «нотариусов  Хри¬
ста»  или  «четырех  свв.  Евангелистов»,  куда  входили  все  служащие  ведомст¬
ва-  клерки,  секретари  и  нотариусы43.  Устав  братства  предусматривал  осо¬
бую  клятву,  которая  повторяла  и  усиливала  положения  обычной  клятвы  при
вступлении  в  должность,  прежде  всего  необходимость  «хранить  секреты».
Кроме  того,  члены  братства  обязывались  «подобающим  и  почтенным  обра¬
зом  вести  себя  и  одеваться»,  что  подчеркивало  значимость  репрезентативных
стратегий  в  утверждении  статуса  служащих  короля.  Членам  братства  надле¬
жало  присутствовать  на  определенных  мессах,  а  также  участвовать  в  похо¬
ронах  своих  собратьев,  равно  как  и  содержать  за  счет  общей  кассы  старых,
обедневших  или  немощных  коллег,  что  также  объявлялось  «поддержанием
чести  короля»  (pro  conservationem  honoris  Regii)44.
 42 	См.  об  этом  братстве:  Heers  J.  Fêtes  des  fous  et  carnavals.  P.,  1983.  P.  200-202;  Coquillart
 G. 	Oeuvres.  P.,  1975.  P.  XXXVII-XLII;  Fabre  A.  Études  historiques  sur  les  clercs  de  la  Bazoche
suivies  de  pièces  justificatives.  P.,  1856.
 43 	В  1351  г.  король  Иоанн  II  подарил  братству  дом  около  ворот  Сен-Жермен,  но  они  поже¬
лали  переместиться  в  монастырь  целестинцев,  с  1358  г.  передавая  ежемесячную  бурсу  в  ко¬
пилку  монастыря,  что  превратило  их  сообщество  в  «моральную  персону».  Здесь  они  отмечали
свои  праздники,  здесь  же  находился  и  их  архив.  См.  подробнее:  Tessier  G.  Diplomatique  royale
française.  P.  159.
 44 	См.  текст  устава  братства:  ORF.  IV.  553-556;  Morel  О.  La  Grande  chancellerie  royale...
P.  520-522  (N  24).  Выбор  четырех  Евангелистов  в  качестве  небесных  покровителей  служб  Кан¬
целярии,  отвечающих  за  фиксацию  «слова  короля»,  подчеркивало  сакральный  компонент  ко¬
ролевской  власти.
 476

В  парижском  Шатле  указом  от  февраля  1321  г.  было  санкционировано  су¬
дейское  братство  прокуроров  в  честь  Девы  Марии,  с  традиционным  набо¬
ром  прав  и  обязанностей:  присутствие  на  общих  мессах  в  капелле  Шатле,  на
похоронах  коллег  и  их  жен  и  распоряжение  общей  кассой45.  За  вступление  в
братство  полагалось  уплатить  10  парижских  су,  столько  же  следовало  внести
наследникам,  равно  как  пожертвовать  лучшее  одеяние  из  гардероба  умерше¬
го  чиновника.  Братство  ежегодно  собирало  600  флоринов  с  нотариусов  Шат¬
ле  на  свечи  перед  образом  Девы  Марии  в  соборе  Нотр-Дам  и  на  освещение
Святой  Капеллы  во  Дворце  в  Ситэ46.  Чуть  позднее,  в  1372  г.,  появилось  брат¬
ство  конных  сержантов  Шатле,  в  честь  св.  Мартина  и  Людовика  Святого,  с
церковью  Сент-Круа  на  улице  де  Ла  Бретонньер  в  качестве  места  общих  месс
в  день  св.  Мартина  летнего  (4  июля).  За  членство  в  братстве  они  платили  по
8  су  в  год,  по  смерти  -  20  су  и  лучшее  одеяние.  При  вступлении  в  братство,  как
и  в  ремесленно-купеческих  цехах,  следовало  оплатить  общий  обед,  который
обходился  в  10  ливров,  что  оказалось  весьма  разорительно  и  было  позднее
заменено  единовременной  уплатой  20  су  в  общую  кассу47.  Судя  по  косвенным
упоминаниям,  существовало  отдельное  братство  сержантов  с  жезлами
Шатле,  хотя  его  устав  мною  не  обнаружен.
 Все  братства  служителей  короля  имели  свою  кассу,  которой  ведали  и  за¬
тем  отчитывались  в  расходах  избираемые  ежегодно  лица.  Между  братством
и  корпорацией  существовала  тесная  связь:  так,  штрафы,  к  которым  Парла¬
мент  приговаривал  провинившихся  адвокатов  и  прокуроров,  шли  на  оплату
месс  в  капелле  св.  Николая48.  Когда  возникли  сложности  с  оплатой  этих  еже¬
дневных  месс,  Парламент  постановил  в  1406  г.,  чтобы  каждый  новый  адво¬
кат,  приносивший  клятву,  отныне  вносил  по  2  экю  или  2  франка,  а  прокурор
по  1  экю  для  этих  целей49.  Нечто  подобное  мы  находим  и  в  Палате  счетов:
изначально  каждый  вступающий  там  в  должность  обязан  был  оплатить  об¬
щий  обед;  однако  по  решению  от  января  1341  г.  он  был  заменен  суммой  в
6  турских  ливров,  которые  отныне  шли  на  уплату  одной  мессы  в  капелле  Двор¬
ца  в  Ситэ50.  Еще  более  наглядна  эта  связь  у  братства  сержантов  с  жезлами  в
Шатле:  многочисленные  оскорбления  и  нападки,  которым  они  подвергались
при  исполнении  своих  обязанностей,  привели  к  созданию  внутри  братства
 45 	ORF.  I.  741-743.  Подтверждено  указом  от  сентября  1330  г.  (ORF.  II.  53-55).
 46 	Нотариусы  в  начале  1364  г.  пытались  оспорить  эту  обязанность,  ссылаясь  на  свои
скромные  заработки,  «получаемые  от  труда  их  собственных  рук»  (prennent  de  leurs  labour  de
leurs  propres  mains  et  de  leurs  corps,  duquel  labour  ils  ont  leur  vivre  à  grand  peine).  Поскольку  их
было  60  человек,  то  с  каждого  полагалось  по  10  флоринов,  уплачиваемых  частями  четырежды
в  год.  Дофин  Карл,  учитывая  протест  казначея  Сент-Шапель,  приостановил  эту  выплату  до
возвращения  отца  из  плена.  См.:  ORF.  III.  665-666.
 47 	ORF.  V.  558-560.  Все  попытки  уменьшить  или  отменить  эти  выплаты  были  пресече¬
ны,  поскольку  это  сказывалось  на  оплате  общих  месс,  служивших  целям  укрепления  корпо¬
ративной  солидарности  и  духовному  единству  служителей.  См.  Регламент  от  4  июня  1407  г.:
ORF.  IX.  238-240.
 48 	Указ  об  этом  был  впервые  издан  16  декабря  1364  г.  См.:  ORF.  IV.  511-514.
 49 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  214.
 50 	AN  U  540.  F.  434-435.  Поскольку  в  собрании  королевских  указов  мне  не  удалось  обна¬
ружить  устава  братства  членов  Палаты  счетов,  его  существование  мы  можем  только  предпола¬
гать.  Но  общая  месса  в  капелле  Дворца  свидетельствует  в  пользу  наличия  сходных  с  другими
ведомствами  методов  укрепления  корпоративной  солидарности.
 477

служб  прокуроров,  адвоката  и  хирурга  для  защиты  их  интересов  в  суде  и  для
лечения51.
 О  значении  созданных  в  Парламенте  братств  для  укрепления  групповой
идентичности  можно  судить  по  наличию  в  завещаниях  парламентариев  от¬
дельных  дарений  братствам  и  капелле  св.  Николая.  Прежде  всего,  хотелось
бы  обратить  внимание  на  само  упоминание  данного  святого  в  числе  перечис¬
ляемых,  обычно  в  начале  завещания,  тех  небесных  покровителей,  которым  со¬
ставитель  препоручал  свою  душу,  поскольку  эти  дарители,  как  правило,  были
связаны  со  сферой  правосудия,  что  подчеркивает  значение  небесного  покро¬
вителя  для  самоидентификации  чиновников52.  Возможно,  в  этот  же  контекст
вписывается  желание  быть  погребенным  в  капелле  св.  Николая,  например,  у
Филиппа  де  Морвилье,  чье  неординарное  завещание  отражало  трагическую
для  служителей  короны  ситуацию  схизмы  1418-1436  гг.  Оказавшись  во  главе
«английского»  Парламента,  этот  чиновник,  возможно,  с  помощью  и  такого
рода  распоряжения  апеллировал  к  корпоративной  памяти53.
 О  духе  братства,  освященном  небесным  покровителем,  свидетельствуют
статьи  завещаний  и  других  чиновников  в  пользу  «корпоративного  святого».
В  завещании  от  января  1405  г.  Жана  Канара,  епископа  Аррасского,  доктора
теологии  Парижского  университета,  а  до  того  адвоката  в  Парламенте  и  совет¬
ника  короля,  выделяется  значительная  сумма  (в  общей  сложности  30  ливров)
«общине  св.  Николая  в  Ситэ»,  что  свидетельствует  об  уважении  к  братству
служителей  верховного  суда54.  Память  о  принадлежности  к  престижной  кор¬
порации  сохранил  и  Жан  де  Нели-Сен-Фрон,  каноник  Нотр-Дам  в  Париже,
архидиакон  в  Суассоне,  стяжавший  славу  и  богатство  в  бытность  адвокатом
в  Парламенте.  В  1402  г.  он  распорядился  в  течение  шести  лет  после  своей
смерти  раздавать  по  30  су  в  год  на  праздник  св.  Николая  летнего55.  Дарения
братству  св.  Николая  сделали  в  1417  г.  Гийом  де  Лепин  и  Ангерран  де  Порт,
судебные  приставы  Парламента56.  Никола  де  Л’Эспуасс,  некогда  секретарь
Парламента  по  представлениям,  дарит  по  завещанию  от  1419  г.  обоим  су¬
ществующим  к  тому  времени  братствам  св.  Николая  на  отправление  общих
служб,  которыми  начинался  каждый  рабочий  день,  по  два  франка  поровну57.
 51 	Указ  от  июля  1407  г.  (ORF.  IX.  75-78).
 52 	Такое  упоминание  мною  обнаружено  в  следующих  завещаниях  судейских:  Тристана  дю
Буа,  советника  и  мэтра  Прошений  Дома  короля,  Лоррана  Перрье,  клерка  и  лиценциата  обоих
прав,  советника  Парламента  Рауля  де  Бери  и  бывшего  советника  Парламента,  а  ныне  мэтра
прошений  Дома  короля  Жана  де  Ла  Марша  и  Ги  Ле  Кона,  нотариуса-секретаря.  См.:  BNF.
Moreau.  1161.  F.  65,  627  v,  696v;  Moreau  1162.  F.  320,  493.
 53 	Он  распорядился  похоронить  его  и  супругу  в  церкви  Сен-Мартен-де-Шан,  в  капелле  св.
Николая.  См.  текст  завещания:  Longnon  A.  Paris  sous  la  domination  anglaise...  P.  229-237.
 54 	«Item,  à  la  fabrique  de  Saint  Nicolas  de  Cité  vint  livres  tournois.  Item  à  la  fabrique  de  Saint
Nicolas  en  Cité  dix  livre  tournois»  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  60).
 55 	«dispensé  à  la  Saint  Nicolas  d’esté».  Напомню,  что  он  в  своем  завещании  прямо  указыва¬
ет,  что  «состоялся»  именно  в  стенах  верховного  суда.  См.:  Testaments.  Р.  307.
 56 	«Item  laissa  à  la  Confrerie  Saint  Nicolas  en  la  grant  Sale  du  Palais  Royal  à  Paris  trante  deux
solz  Parisi»  (BNF.  Moreau.  1162.  F.  152);  «Item  predicti  Executores  legaverunt  Confratrie  Sancti
Nicolai  de  Palacio  Regio  Parisiensi,  cujus  ipse  Ingerranum  dum  vivebat  erat  confrater  six  decim
solidas  Parisiensis»  (BNF.  Moreau.  1162.  F.  209  v).
 57 	«...laissa  à  la  confrairie  monseigneur  Saint  Nicolas  nouvellement  fondée  ou  Palais  en  la  grant
sale,  dont  il  est  confrere,  deux  frans,  ...  à  l’autre  confrairie,  ou  messes  ordonnées  d’ancienneté  en
la  dicte  sale  par  messeigneurs  et  collège  de  la  dicte  court  de  Parlement,  deux  frans»  (Testaments.
P.  614).
 478

Знаменательно,  что  он,  будучи  в  момент  составления  завещания  секрета¬
рем  Канцелярии,  посчитал  нужным  упомянуть  прежних  собратьев  из  Парла¬
мента.  Но  точно  также  он  делает  дарения  и  «своему»  братству  нотариусов  и
секретарей  в  церкви  целестинцев58.  Упоминается  св.  Николай  и  в  завещании
королевского  нотариуса  и  секретаря  Гуго  де  Бонзула,  вероятно,  служившего
какое-то  время  и  в  Парламенте59.
 Существенную  роль  в  укреплении  корпоративного  единства  играли,  как
свидетельствуют  завещания,  и  мемориальные  практики.  В  целом  ряде  заве¬
щаний  дарения  делаются  впрямую  для  сохранения  воспоминаний  о  дарителе
в  коллективной  памяти  корпорации.  Прокурор  Парламента  Филипп  Вилат  в
1410  г.  передает  20  су  недавно  созданному  братству  св.  Николая  в  капелле
Дворца  в  Ситэ  с  просьбой  к  братьям  «молиться  за  упокой  его  души»,  прямо
апеллируя  к  подобному  обычаю  в  групповой  практике60.  В  завещании  1414  г.
королевского  адвоката  в  Парламенте  Тома  Ле  Вассера  дарения  делаются  от¬
дельно  на  нужды  братства  св.  Николая  и  на  сохранение  имени  дарителя  в
коллективной  памяти  сообщества61.
 Любопытное  свидетельство  о  значении  Дворца  и  его  духовного  центра,
Сент-Шапель,  как  «общего  дома»  всех  служителей  короны  содержит  завеща¬
ние  пристава  Парламента  Жана  Фовеля.  Он  выделил  немалую  сумму  капел¬
ланам  Сент-Шапель  на  отправление  служб  в  нижней  капелле  церкви.  Кроме
этого  он  передает  своим  собратьям  -  приставам  Парламента  значительную
сумму  для  оплаты  служб  на  помин  его  души62.  А  пристав  Парламента  Пьер
Бель,  выделил  в  1400  г.  100  су  на  оплату  месс  в  течение  четырех  лет  за  упокой
его  души  «в  зале  Дворца  в  Париже»63.
 Дух  корпоративного  братства  и  общей  исторической  памяти  выражался
также  в  иных  мемориальных  практиках,  сплачивавших  рождающуюся  бю¬
рократию  в  единую  группу.  Так,  братство  служащих  Канцелярии  предусмат¬
ривало  мессы  за  всех  бывших  и  нынешних  канцлеров  Франции  и  всех  слу¬
жащих  ведомства.  Среди  символических  стратегий  групповой  солидарности
видное  место  занимало  правило,  согласно  которому  все  члены  корпорации
и  братства  обязаны  были  присутствовать  на  погребении  своих  коллег  и  со¬
 58 	«Item  il  laissa  à  la  confrarie  et  college  des  notaires  et  secretaires  du  Roy  nostre  Seigneur,  dont
l’en  fait  le  service  en  l’eglise  des  Celestins,  cinq  frans»  (Testaments.  P.  610).
 59 	По  завещанию  1407  г.  он  дарит  20  парижских  су  «a  la  fabrique  de  Saint  Nicolas»  (AN  XIa
9807.  F.  171).
 60 	«lego  confratrie  Beati  Nicolai  noviter  ordinate  in  Capella  magne  aule  Palacii,  cujus  confrater
existo,  viginti  solidos  Parisiensium,  et  ogo  quod  placeat  confratribus  facere  dici  missam  pro  anima
mea,  sicut  de  confratribus  mortuis  est  fieri  consuetum»  (Testaments.  P.  515).
 61 	«Item  à  la  Confrarie  Monsieur  Saint  Nicolas  au  Palais  quatre  solz  Parisis  et  veil  que  l’en  paie
les  arréragé...  Item  à  la  Confrerie  de  Monsieur  Saint  Nicolas  ordonnée  au  Palais  pour  dire  messe
Solennelle  en  vigilles  des  trépasséz  huit  solz»  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  792-792  v).
 62 	«Item  legavit  idem  testator  capellanis  Sancte  Capelle  Palacii  qui  consuererunt  celebrare  in
Capella  bassa  illius  Palacii  pro  dicendo  Vigilias  et  unam  minam  ad  notam  quatuor  libras  Parisienses...
Item  legavit  idem  testator  suis  consociis  hostiariis  Curie  Parlementi  pro  interessendo  ejus  inhumacionis
pro  faciendo  diei  et  celebrari  unam  missam  Solemnem  et  simul  prandendo  duodecim  francos  auri  seu
eorum  valorem»  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  116-117  v).
 63 	«en  la  sale  du  Palais  à  Paris»  (AN  XIa  9807.  F.  120  v).  Хотя  он  не  упоминает  капеллу
св.  Николая,  находящуюся  в  зале  Парламента,  но  скорее  всего,  речь  идет  о  ней.
 479

братьев64.  Важность  этого  правила  становится  особенно  понятной  в  контек¬
сте  строгого  соблюдения  служащими  короны  норм  дисциплины,  предусмат¬
ривавших  бесперебойную  работу  ведомств.  Однако  для  участия  в  похоронах
своих  коллег  они  прерывали  ее.  Кроме  того,  сопровождающий  покойного
чиновника  траурный  кортеж,  состоящий  из  его  коллег  и  собратьев,  демон¬
стрировал  в  обществе  высокий  статус  служителей  короля  и  принадлеж¬
ность  к  особой  группе.  Скажем,  Парламент  не  только  регулярно  прерывал
свои  заседания  для  участия  в  похоронах  коллег,  важно  при  этом,  что  подоб¬
ная  форма  уважения  оказывалась  всем  членам  корпорации  вне  зависимости
от  занимаемой  должности,  что  служило  целям  укрепления  единства  и  спло¬
ченности  парламентариев.  Как  удалось  установить,  за  исследуемый  период
участие  Парламента  отмечено  в  последних  проводах  двоих  королевских  ад¬
вокатов  и  одного  генерального  прокурора,  двадцати  советников,  трех  мэт¬
ров  прошений  и  шести  президентов.  Существенным  для  самоидентификации
парламентариев  являлся  и  факт  их  участия,  с  прекращением  работы  верхов¬
ного  суда,  в  похоронах  канцлера  Франции,  который  воспринимался  как  глава
всей  гражданской  администрации  и  особенно  Парламента:  можно  с  уверен¬
ностью  констатировать  в  исследуемый  период  присутствие  парламентариев
на  похоронах  четырех  канцлеров.  В  плане  формирования  самостоятельной
социальной  прослойки  служителей  короны  представляется  значимым  и  обы¬
чай  присутствовать  на  похоронах  жен  своих  коллег:  так,  мною  обнаружено
участие  корпорации  Парламента  на  проводах  жены  канцлера,  жены  королев¬
ского  адвоката  и  жен  двух  советников65.
 Наряду  с  традиционными  для  средневековых  корпораций  формами  взаи¬
мопомощи  и  укрепления  группового  единства  через  религиозные  и  мемори¬
альные  практики  и  совместное  общение,  заслуживает  внимания  присутствие
в  уставах  братств  чиновников  особых  ритуалов,  направленных  на  духовное
соединение  с  персоной  монарха.  В  начале  устава  братства  св.  Николая  пред¬
писывалось  служить  мессы  не  только  за  их  членов  и  благожелателей,  но  и  «за
короля  нашего  Сеньора,  мадам  королеву,  их  детей  и  наследников»66.  Эта  же
норма  содержалась  в  уставе  братства  «четырех  свв.  Евангелистов»:  «молить¬
ся  за  королевскую  династию»,  «за  спасение  души  предков  и  потомков  коро¬
лей  Франции»  наравне  со  службами  за  покойных  коллег67.  Не  менее  значимо
в  этом  плане  создание  корпораций  в  честь  короля  Людовика  IX  Святого,  со¬
 64 	Факт  участия  членов  Парламента  в  погребальных  церемониях  Палаты  прошений  Дома
воспринимался  как  надежный  аргумент  в  пользу  принадлежности  этого  ведомства  к  престиж¬
ной  корпорации  верховного  суда.  См.  об  этом:  AN  U  501.  F.  20.
 65 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  208.  Данные  собраны  по  указателю
Ленена:  AN  U  511.  F.  25-120.
 66 	«pour  accroistres  et  multiplier  le  service  divin  pour  le  Roys  nostre  Sire,  Madame  le  Royne,
leurs  enfans  et  successeurs»  (ORF.  II.  177).
 67 	«pro  Regibus  Francorum»,  «ac  predecessorum  et  successorum  nostrorum  Francie  Regum»
(ORF.  IV.  554;  XVI.  336).  «pour  le  salut  des  ames  de  nosdicts  predecesseurs  et  clercs  et  notaires
trespassés,  et  pour  la  prospérité  de  nous  et  de  nostre  royaume  et  d’iceulx  clercs  et  notaires  vivans»
(ORF.  XVI.  336;  указ  от  июля  1465  г.).  Об  этом  же  гласила  плита,  установленная  в  монастыре
целестинцев  и  освященная  8  декабря  1362  г.:  «Нос  altare...  fundatum  est...  pro  remedio  et  salute
animarum  Regum  Franciae,  cancellariorum  atque  secretariorum  et  notariorum  suorum  deffunctorum,
vivorum  et  futurorum»  (Epitaphier  du  vieux  Paris.  T.  2.  P.  327-329.  N  814-815).
 480

единявшего  в  своем  облике  религиозный  идеал  с  культом  нарождающегося
государства68.
 О  значении  в  построении  идентичности  служителей  короны  связи  с  пер¬
соной  монарха,  а  через  нее  с  «мистическим  телом»  государства  свидетель¬
ствуют  и  особые  статьи  в  завещаниях,  выделявшие  деньги  на  оплату  служб  за
короля,  правящую  династию  и  институты  королевской  власти.  Так,  мэтр  Па¬
латы  счетов  Жан  де  Фольвиль  выделил  целых  60  ливров  на  оплату  служб  за
упокой  своей  души,  а  также  «за  душу  короля  недавно  почившего  и  за  короля
нынешнего»69.  Еще  нагляднее  эта  взаимосвязь  проступает  в  завещании  Пье¬
ра  Ле  Серфа,  генерального  прокурора  в  Парламенте:  он  заказал  100  месс  «за
короля  и  его  линьяж,  за  королевство  и  благородную  курию  Парламента»70.  В
обширном  завещании  Жана  де  Ла  Гранжа,  епископа  Амьена  и  советника  ко¬
роля,  долгие  годы  заседавшего  в  Парламенте,  выделены  значительные  суммы
на  службы  в  разных  церквах  «за  спасение  души  доброй  памяти  Карла  V  и
нынешнего  короля  Карла  VI»71.  Построение  идентичности  чиновников  через
связь  с  персоной  монарха,  правящей  династией  и  государством  отразилось  и
в  текстах  их  эпитафий.  Так,  в  эпитафии  Филиппа  де  Мезьера,  в  которой  пере¬
числены  все  его  деяния,  особо  выделена  его  служба  «прямому  и  природному
господину,  образованному,  мудрому,  милосердному,  католическому  и  очень
счастливому  королю  Франции  Карлу  Пятому»72.  В  эпитафии  Жана  де  Мон¬
тегю,  ставшего  жертвой  политической  борьбы  бургиньонов  и  арманьяков  в
1409  г.,  недвусмысленно  сказано  о  ненависти  к  нему  «из-за  его  добрых  и  вер¬
ных  служб  королю  и  королевству»73.
 В  этих  практиках  выражалась  специфика  корпоративной  исторической
памяти  чиновников,  которая  неразрывно  связывала  их  с  персоной  монарха,  не
столько  ввиду  неустранимого  личностного  характера  монархической  власти,
сколько  из-за  роли  государства  в  легитимации  социального  статуса  чиновни¬
ков.  Их  деяния  и  служба,  в  отличие  от  индивидуальных  подвигов  рыцарей,
имели  общественно  значимую  ценность  только  при  сохранении  возводимого
 68 	Весьма  любопытно  в  этом  плане  и  братство  воинов  (sergens-d’armes)  -  службы  лич¬
ной  охраны  короля,  созданное  в  честь  Людовика  Святого  и  св.  Екатерины,  в  церкви  Сент-
Катрин-дю-Валь-дез-Эколье,  и  «в  память  о  прекрасной  и  знаменательной  победе  в  битве  при
Бувине»  Филиппа  Августа,  в  уставе  которого  также  предусматривались  службы  за  прежних  и
нынешних  королей  Франции.  См.:  указы  от  апреля  1376  и  сентября  1410  г.  (ORF.  VI.  185;  IX.
541-543).
 69 	«pour  les  ames  du  Roy  Charles  dernier  trépassé  dont  Dieu  ait  l’ame  et  du  Roy  Nostre  Seigneur
qui  a  présent  est»  (BNF.  Moreau  1161.  F.  368,  373,  374  v-375).  Поскольку  завещание  составлено
в  1409  г.,  речь  идет  о  Карле  VI  и  его  отце  Карле  V,  причем  такие  службы  он  заказал  в  несколь¬
ких  церквах:  в  храме  Святых  Отцов  в  Корби,  в  Божьем  Доме  в  Париже  и  в  Амьене.
 70 	«pour  les  rois  de  France  trespasses...  et  cent  messes  du  st  esprit  pour  la  bonne  disposicion  et
gouvernement  du  Roy,  du  Royaume,  de  sa  sang,  lignée  et...  de  la  noble  cour  de  Parlement»  (AN  Xla
9807.  F.  111  v).
 71 	«bone  memorie  Regis  Karoli  unam  missam...  pro  salutate  anime  Regis  Karoli»  (AN  Xla
9807.  F.  71-71v,  72-72v,  73v,  74).  Отдельно  оговорены  службы  в  годовщину  смерти  Карла  V  -
 16 	сентября.
 72 	«au  service  de  son  droict  seigneur  naturel,  lettré,  sage,  debonnaire,  catholicque  et  bien  fortuné
Roy  de  France  Charles  Cinquième  de  son  nom»  (Epitaphier  du  vieux  Paris.  T.  2.  P.  426-427.  N  909-
910).
 73 	«...  en  haine  des  bons  et  loyaux  services  par  luis  fais  au  roy  et  au  royaume»  (Merlet  L.
Biographie  de  Jean  de  Montagu.  P.  283).
 16.  C.K.  Цатурова
 481

ими  здания  государства.  Вследствие  этого  историческая  корпоративная  па¬
мять  чиновников  оказалась  неразрывно  связана  с  культом  «неумирающего
тела  государства»,  о  чем  свидетельствуют  уставы  братств  служителей  ко¬
роны,  их  завещания  и  эпитафии.  Подобные  стратегии  служили  конкретиза¬
ции  в  сознании  масс  абстрактной  идеи  государства.  Вместе  с  тем,  службы  за
бывших,  нынешних  и  будущих  должностных  лиц  ведомств  увязывали  их  в
некую  единую  неразрывную  цепь  воспроизводства  государственного  аппа¬
рата,  укрепляющую  концепт  «неумирающего  тела»  государства.  В  то  же  вре¬
мя  оформление  корпораций  служителей  короны  Франции  отразило  специфи¬
ку  социально-политической  структуры  средневекового  общества,  где  права,
привилегии  и  статус  индивида  реализовывались  через  общность  или  груп¬
пу74.  Корпорации  и  братства  ведомств  и  служб  короны  Франции  внесли  свой
вклад  в  процесс  превращения  чиновников  в  отдельную  социальную  группу.
 ПАРАМЕТРЫ  КОНСТИТУИРОВАНИЯ
«ГОСУДАРСТВЕННОЙ  ЗНАТИ»
 Важнейшим  признаком  складывания  во  Франции  XIII-XV  вв.  центра¬
лизованного  государства  явилось,  как  мы  видим,  оформление  социальной
группы  профессиональных  служителей  власти.  В  связи  с  преимуществен¬
ным  интересом  к  социальной  истории  в  мировой  историографии  XX  в.  и,  как
следствие,  к  социологии  власти,  формирование  чиновного  дворянства  было
ведущим  направлением  в  изучении  феномена  État  moderne.  Со  временем  ис¬
следователи  стали  обращать  внимание  не  только  на  традиционные  парамет¬
ры  генезиса  социальной  группы:  правовой  статус,  привилегии  и  т.д.,  -  но  и
на  своеобразие  этики  и  культуры  с  усилением  акцента  на  роли  культурно¬
го  и  ментального  аспектов,  «социального  воображаемого»  в  идентификации
группы75,  которые  все  же  для  XIII-XV  вв.  остаются  наименее  исследованны¬
ми.  Поскольку  в  области  культуры  процессы  протекают  значительно  медлен¬
нее,  чем  в  политической  и  социальной  сферах,  исследователи  выявляют  спе¬
цифическую  этику  чиновничества  в  более  поздний  период  -  в  XVI-XVII  вв.
Между  тем,  основные  параметры  в  самоидентификации  и  общественном  вос¬
приятии  служителей  короны  Франции  имеют  глубокие  корни.
 74 	Соответствующая  корпоративная  природа  средневековой  общественной  структуры  про¬
анализирована  в  ряде  работ  H.A.  Хачатурян,  в  том  числе  и  на  примере  феномена  средневеко¬
вого  города.  См.:  Хачатурян  H.A.  Власть  и  общество...  С.  31-91.  Подобное  сильное  чувство
группы  Б.  Килье  считает  основанием  для  отказа  от  написания  «индивидуальной  истории»  чи¬
новников,  которые  не  мыслили  себя  вне  корпорации.  См.:  Quilliet  В.  Les  corps  d’officiers  de  la
Prévôté  et  Vicomté...  P.  7.
 75 	О  культуре  как  факторе  конституирования  социальных  групп  неоднократно  писал
П.  Бурдьё:  считая  это  символическим  выражением  особенностей  каждой  из  социальных  групп,
он  предлагал  посмотреть  на  социальное  поле  как  на  «пространство  стилей  жизни»  этих  групп.
Вместо  реификации  терминов  или  альтернативы  «номинализма  и  реализма»  он  настаивал  на
необходимости  перейти  от  социальной  физики  к  социальной  феноменологии  и  включить  со¬
циологию  восприятия  социального  мира,  в  том  числе  конструирования  воззрений  на  мир,  в
ткань  исследования  общества.  См.:  Бурдьё  П.  Социальное  пространство  и  генезис  «классов».
С.  25;  Он  же.  Социальное  пространство  и  символическая  власть.  С.  73.
 482

Для  легитимации  своего  социального  возвышения  и  привилегий  им  по¬
требовалась  особая  «социодицея»76,  в  основу  которой  была  положена  новая
этика  «государевой  службы».  Действительно,  общественные  функции  чи¬
новников  отличались  от  существовавших  прежде  «занятий»,  что  вызывало
их  отторжение  в  обществе,  где  всякое  «новшество»  выступало  синонимом
нелегитимности  и  считалось  «порождением  дьявола»77.  Служители  короны
Франции,  таким  образом,  изначально  являлись  своего  рода  социальными  «из¬
гоями»,  что,  с  одной  стороны,  способствовало  их  консолидации,  а  с  другой  -
порождало  социальную  ревность  к  ним  во  всех  слоях  населения.  Выходцы  из
разных  социальных  групп,  они  выглядели  как  «изменники»,  поскольку  поры¬
вали  с  исконными  нравами  и  воплощали  новые  ценности.
 Но  главное  для  нашей  темы  заключается  в  том,  что  болезненная  реакция
в  обществе  свидетельствовала  о  принципиальном  отличии  складывающегося
чиновничества  от  прежних  слуг  короля.  Разумеется,  население  ревниво  отно¬
силось  к  обогащению  людей,  как  правило,  скромного  достатка,  усматривая  в
этом  симптом  коррупции  королевской  администрации.  Но  выгоды  от  службы
сеньору  существовали  всегда,  и  все  же  прежде  материальное  благополучие,
тем  более  заметное,  чем  ниже  оказывалось  социальное  происхождение  слу¬
жителей  короля,  не  меняло  их  социального  статуса78.  Принципиальное  изме¬
нение  именно  его  берет  начало  в  середине  XIII  в.,  с  ордонансов  Людовика  IX
Святого,  которые  вводили  новый  статус  службы  королю  в  контексте  транс¬
формации  характера  самой  власти  -  от  патримониальной,  частноправовой
к  публично-правовой,  действующей  на  основе  позитивного  права  и  ради
общего  блага.
 Преобразования  в  природе  королевской  власти  установили  новые  от¬
ношения  между  королем  и  его  служителями,  представлявшими  теперь  его
персону  и  действовавшими  на  основе  делегированных  им  властных  полно¬
мочий.  В  результате  материальный  достаток,  привилегии  и  общественный
статус  служителей  короны  Франции  оказались  напрямую  связаны  с  расши¬
рением  властных  прерогатив  самого  монарха.  Как  следствие,  главные  теоре¬
тики  складывающегося  культа  государства,  легисты  и  практики  судоговоре¬
ния,  неустанно  развивали  и  обосновывали  прерогативы  королевской  власти,
из  которых  органично  проистекало  и  их  собственное  высокое  положение  в
обществе79.
 Претензии  на  привилегированный  статус  выразились  в  именовании  «ры¬
цари  закона»,  «сеньоры  закона»,  которое  избрали  знаменитые  легисты  и
 76 	О  социодицее,  «коей  доминирующие  группы  пытаются  осуществить  теодицею  сво¬
их  привилегий»,  писали  такие  выдающиеся  социологи,  как  М.  Вебер  и  П.  Бурдьё.  См.:  Ве¬
бер  М.  Политика  как  призвание  и  профессия  //  Вебер  М.  Избранные  произведения.  М.,  1990.
С.  644-706;  Bourdieu  P.  Noblesse  d’Etat.  P.  377.
 77 	Точно  так  же  в  штыки  ранее  встречалось  появление  ремесленников  и  купцов  или  интел¬
лектуалов.  См.  подробнее:  Le  Goff  J.  Les  trois  fonctions  indo-européennes,  l’historien  et  l’Europe
féodale  //Annales.  ESC.  1979.  N  6.  P.  1210.
 78 	Так,  уже  при  Филиппе  Августе  формируется  сильная  администрация  вокруг  короля,
однако,  получая  щедрые  дары  и  высокое  жалованье,  служители  не  приобретали  нового  соци¬
ального  положения.  См.:  Harsgor  М.  Un  très  petit  nombre.  P.  126-128.
 79 	Об  этом  принципиальном  перевороте  в  статусе  служителей  короля  см.:  Фавтъе  Р.  Ка-
петинги  и  Франция.  СПб.,  2001.  С.  218-233;  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne...
P.  47.
 16*
 483

ученые  юристы,  заявив  о  себе  как  о  «новом  воинстве»80.  Представляется  не
случайным,  что  с  конца  XIII  в.,  когда  профессиональная  мораль  становится
одной  из  главных  тем  религиозной  мысли,  в  пособиях  для  проповедников,
предписывавших  специальные  проповеди  и  покаяния  для  каждой  профессии,
судьи  выделены  особо81.  Примерно  с  1350  г.  «люди  закона  и  правосудия»  уже
четко  позиционируются  в  отдельную  прослойку  внутри  общества82.  К  при¬
меру,  Никола  Орезм,  апеллируя  к  непререкаемому  в  Средние  века  автори¬
тету  Философа  par  excellence,  писал,  что  есть  особое  «почетное  сословие,
кое  суть  среднее,  и  это  те  люди,  кто  советуют  и  судят»83.  Филипп  де  Мезьер
поместил  служителей  правосудия  в  третье  сословие  из  четырех84.  Об  осо¬
бом  статусе  судей  в  обществе  упоминал  и  канцлер  Парижского  университета
Жан  Жерсон,  отделяя  их  от  советников,  каковыми  в  его  трактовке  могли  быть
лишь  люди  церкви.  В  конце  XV  в.  Филипп  де  Коммин  в  своих  «Мемуарах»
пишет  о  советниках  Парламента  как  об  отдельном  сословии  (estât)85.  Таким
образом,  знаменитый  пассаж  начала  XVI  в.  у  Клода  де  Сейселя  о  «среднем
чине»  (moyen  Etat),  в  чьих  руках  находятся  самые  важные  должности  в  суде
и  финансах,  по  сути  лишь  повторяет  Орезма,  а  не  менее  известное  рассужде¬
ние  Мишеля  Монтеня  конца  XVI  в.  о  существовании  во  Франции  «четвертого
сословия  (un  quatrième  estât)  из  тех,  в  чьем  ведении  находится  суд»,  является
не  чем  иным,  как  парафразом  Мезьера86.
 80 	«chevaliers  ès  loix,  sires  ès  loix,  seigneurs  ès  loix»;  «chevaliers  d’une  milice  sans  armes»,
по  выражению  легиста  Жака  де  Ревиньи.  См.  подробнее:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монар¬
хия  во  Франции...  С.  45-46;  Krynen  J.  L’État  de  justice.  Р.  50.  В  исследуемых  источниках  титул
seigneurs  de  lois  впервые  упомянут  именно  у  судейского  чиновника:  в  «Кутюмах  Бовези»  Бома-
нуара.  См.:  Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  2.  P.  89.  N  1137.
 81 	Jle  Гофф  Ж.  Интеллектуалы  в  Средние  века.  С.  76.  Усложнение  социальной  структуры
средневекового  общества  XIII-XV  вв.  выразилось  в  оформлении  различных  профессий  в  от¬
дельные  социальные  группы,  или  «чины»  (état),  защищающие  свои  привилегии.  См.:  Le  GoffJ.
Les  trois  fonctions  indo-européennes.  P.  1205,  1208;  Ourliac  P.  Études  d’histoire  du  droit  médiéval.
P.  447-456.  Слово  estât  характерно  для  XIV-XV  вв.,  a  прежде  употреблялось  слово  ordre.
См.:  Batany  J.  Le  vocabualire  des  catégories  sociales  chez  quelques  moralistes  français  //  Ordres
et  classes.  P.  61-62.  Мишо-Кантен  замечает,  что  именно  судьи  первыми  выделились  в  XIII  в.
в  отдельную  группу,  в  то  время  как  куриалы  и  министериалы  пребывали  еще  в  среде  дворян.
См.:  Michaud-Quantin  P.  Le  vocabulaire  des  catégories  sociales  chez  les  canonistes  et  moralistes  du
XIIIe  siècle//Ibid.  P.  82-83.
 82 	Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона»:  К  проблеме  формирования  «параллельного  дво¬
рянства»  во  Франции  в  XIV-XV  вв.  //  СВ.  М.,  2003.  Вып.  64.  С.  50-88;  Fossier  R.  La  société
médiévale  P.  370.  О  поиске  чиновниками  места  в  социальном  воображаемом  см.:  Contamine  Ph.
Le  Moyen  Âge  occidental  a-t-il  connu  des  «serviteurs  de  l’État»?  P.  13-14.
 83 	«Et  Aristote  met  un  autre  estate  de  honneur,  qui  est  moien;  et  sunt  gens  qui  conseille  et
jugent»  (Oresme  N.  Le  Livre  de  Politique  d’Aristote.  P.  313).
 84 	Каждое  из  четырех  сословий  делится  у  него  на  три  иерархии;  третье  сословие  состоит
из  «президентов  и  светских  судей,  вкупе  с  бальи,  виконтами  и  прево,  кто  должен  отправлять
правосудие»,  затем  из  адвокатов,  нотариусов  и  прокуроров,  наконец  из  казначеев,  королевских
сборщиков,  вкупе  с  выборными  (элю)  по  делам  финансов  и  сержантов.  См.:  Mézières  Ph.  de.
Songe.  T.  1.  P.  447.
 85 	GersonJ.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1175;  Коммин  Ф.  de.  Мемуары.  М.,  1986.  C.  27.
 86 	Guenée  В.  L’histoire  de  l’Etat  en  France  à  la  fin  du  MoyenÂge.  P.  359-360;  Contamine  Ph.
Préface  //  L’Etat  et  les  aristocraties  (France,  Angleterre,  Ecosse):  XII-XVIII  siècle.  P.,  1989.  P.  13;
Richet  D.  Autour  des  origines  idéologiques  lointaines  de  la  Révolution  française  //  Annales.  E.S.C.
1969.  N  1.  P.  4-5;  Монтенъ  М.  Опыты.  М.,  1996.  Кн.  1.  Гл.  23.  C.  109.  Анализ  этого  процесса
см.:  Малинин  Ю.П.  Франция  в  эпоху  позднего  Средневековья.  С.  131-133.
 484

Со  второй  половины  XIV  в.  формируется  негативная  оценка  современни¬
ков  корпоративной  солидарности  служителей  власти87.  Впервые  во  весь  го¬
лос  о  ней  заговорил  все  тот  же  Филипп  де  Мезьер,  сокрушающийся  о  невоз¬
можности  добиться  справедливого  суда  над  подозрительно  разбогатевшими
чиновниками,  поскольку  их  дела  рассматривают  «их  же  коллеги  (leur  mestier),
кто  не  осмелится  их  порицать  или  злить»88.  К  тому  же  времени  относятся  и
свидетельства  монаха  из  Сен-Дени  о  круговой  поруке  в  среде  «мармузетов».
В  его  описании  они  якобы  в  первые  же  дни  прихода  к  главным  постам  в  ад¬
министрации  составили  некий  «пакт  альянса  и  дружбы»,  поклявшись  под¬
держивать  друг  друга  всеми  силами  и  «в  горе  и  радости  иметь  одно  чаяние,
одну  волю,  одну  цель»;  и  кто  нападет  на  одного  из  них,  получит  отпор  от
всех,  а  всякое  решение,  принятое  одним,  будет  уважаться  остальными.  Как
следствие,  должности  и  посты  в  администрации  они  раздавали  лишь  в  обмен
на  обещания  преданности  и  дружбы89.  Почти  слово  в  слово  повторяет  это  об¬
винение  в  адрес  судейских  спустя  более  полувека  и  Тома  Базен:  якобы  в  Нор¬
мандии  всем  заправляли  «адвокаты»,  настолько  между  собой  «согласные»,
что  нападение  на  одного  влекло  за  собой  отпор  всех  остальных90.  Чуть  позже
Робер  де  Бальзак  советовал  не  назначать  ревизоров  над  чиновниками  из  со¬
става  суверенных  курий,  ибо  они  «берегут  честь  курии»  и  не  желают  обидеть
своего  коллегу;  точно  так  же  невозможно  наказать  и  члена  Парламента,  в  ко¬
тором  «каждый  хранит  честь  другого».  В  итоге,  суть  справедливого  суда  из¬
вращается,  поскольку  наталкивается  на  групповую  солидарность  парламен¬
тариев,  защищающих  интересы  коллег  и  их  родственников91.
 Позитивное  же  явление  в  групповой  солидарности  усмотрел  Жан  Жу-
веналь:  наставляя  брата  в  нравах  службы,  он  напомнил  ему  судебное  пре¬
следование  их  отца,  которому  пришла  на  помощь  групповая  солидарность
вершителей  правосудия92.  Ясно,  что  наибольшая  степень  сплоченности  про¬
являлась  в  моменты  политических  кризисов.  Примером  может  служить  уже
разбиравшееся  выше  убийство  ближайшего  сподвижника  и  друга  короля
Карла  VI  коннетабля  Оливье  де  Клиссона  в  1392  г.:  делу  в  Парламенте  был
придан  статус  «оскорбления  величия»,  а  сторонниками  вооруженного  отмще¬
ния  были  как  раз  чиновники-«мармузеты»93.  Одним  из  мощных  проявлений
групповой  консолидации  становится  корпоративная  память  служителей  ко¬
роны:  в  этой  среде  долго  помнили  обиды  и  умело  за  них  мстили94.  В  этом
 87 	Р.  Казель  показал,  как  уже  вокруг  короля  Иоанна  II  Доброго  сложилась  «команда»  чи¬
новников  со  своей  групповой  солидарностью,  что,  может  быть,  и  спровоцировало  смещения
1356-1357  гг.  См.:  Cazelles  R.  Société,  noblesse  et  couronne...  P.  180-181.
 88 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  459.
 89 	См.  подробнее:  Religieux  de  Sainî-Denis.  Chronique.  T.  I.  P.  569;  T.  II.  P.  11.
 90 	«Ita  enim  invicem  colligati  sunt  et  federati  ut,  qui  unum  tangit,  ceteros  omnes  tetigisse
putetur»  {Bazin  Th.  Histoire  de  Louis  XI.  T.  I.  P.  54).
 91 	«car  l’un  porte  et  crainct  le  fait  de  l’autre  et  veullent  garder  l’onneur  de  la  court  et  craignent
a  desplaire»  {Balsac  R.  de.  Traité.  P.  222-224  (N  41,  43,  51)).
 92 	Дело  было  сфабриковано  герцогом  Бургундским,  и,  зная  об  этом,  ни  один  из  адвока¬
тов  Парламента  и  Шатле  не  согласился  участвовать  в  судебном  разбирательстве  против  него.
См.:  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  479.
 93 	См.  подробнее:  Religieux  de  Sainî-Denis.  Chronique.  T.  2.  P.  3-9.
 94 	Так,  целых  четыреста  лет  помнили  обиду  22  смещенных  в  1356-1357  гг.  чиновников,
поминая  всякий  раз  в  периоды  конфликтов  с  короной  и  обществом.  См.:  Kubier  J.  Op.  cit.  P.  100.
 485

контексте  красноречив  пассаж  из  трактата  «Спор  и  аргументы»,  написанно¬
го  в  1418-1419  гг.,  где  упоминаются  прежние  несправедливые  расправы  над
преданными  чиновниками  короны  Франции95.
 Об  устойчивости  связей  внутри  группы  чиновников  свидетельствует  со¬
став  душеприказчиков  в  текстах  их  завещаний.  Как  правило,  ими  значились
коллеги  завещателя:  если  он  был  судейским  чиновником,  то  в  перечне  душе¬
приказчиков  встретятся  несколько  человек  от  Парламента;  если  это  чиновник
Палаты  счетов,  то  именно  оттуда  или  из  Денежной  палаты  появятся  его  дове¬
ренные  лица;  нотариус  и  королевский  секретарь  доверяет  свою  волю  колле¬
гам  из  Канцелярии.  Так  завещания  становятся  «юридическим  закреплением»
дружбы  внутри  социальной  группы96.
 Следует  заметить,  что  роль  душеприказчиков  была  чрезвычайно  велика:
им  не  только  вменялось  следить  за  точным  исполнением  последней  воли  за¬
вещателя,  но  многие  ее  пункты  вообще  отдаются  на  их  усмотрение:  напри¬
мер,  процедура  похорон,  выбор  надгробия,  текст  эпитафии.  Таким  образом,
душеприказчики  являлись  проводниками  групповой  идентичности  и  куль¬
туры.  Не  менее  важно  для  понимания  специфики  профессиональной  этики
служителей  короны  отсутствие  в  составе  душеприказчиков  какой  бы  то  ни
было  субординации:  коллеги,  вне  зависимости  от  занимаемой  ими  должно¬
сти,  были  равны  в  этой  сфере,  а  их  выбор  определяется  только  родственными
и  дружескими  узами.
 Тем  резче  бросаются  в  глаза  случаи  нарушения  данного  «золотого  прави¬
ла»,  наводя  на  мысль  о  разрыве  корпоративных  связей.  Таково  завещание  пре¬
зидента  Парламента,  Пьера  Боше,  где  среди  душеприказчиков  названы  лишь
лица  духовного  звания  и  два  его  племянника.  Причиной  такого  решения  за¬
вещателя  могла  быть  обида  на  коллег.  Дело  в  том,  что  накануне  составления
завещания  (12  июня  1403  г.)  его  плавной  карьере  был  нанесен  ущерб:  начав
с  места  адвоката  в  1370  г.,  став  советником  в  1389  г.,  он  занимал  должность
второго  президента,  когда  весной  1403  г.  освободилось  место  первого  прези¬
дента,  и  Боше  рассчитывал  его  получить.  Однако  король  пожелал  отдать  это
место  Анри  де  Марлю,  а  Парламент  «провел»  это  решение  процедурой  вы¬
боров.  Заверения  коллег  в  уважении  к  знаниям  и  заслугам  Боше  не  смягчили
удара,  усиленного  ссылками  на  почтенный  возраст  и  слабость  здоровья  как
на  причину  подобного  голосования.  После  этого  Боше  стал  пропускать  засе¬
дания  и  больше  времени  проводить  в  своих  имениях.  Обида  видна  и  из  текста
составленного  им  завещания:  хотя  оно  отдано  в  руки  Парламента,  но  среди
душеприказчиков  не  назван  ни  один  коллега97.
 Еще  любопытнее  казус  Эсташа  де  Л’Атра,  сделавшего  быструю  карьеру
благодаря  покровительству  Бургундского  дома,  что  негативно  сказалось  на
его  репутации  в  кругу  коллег.  Начав  с  места  адвоката  Парламента  в  1395  г.,
 95 	Автор  начинает  печальный  список  с  казни  Ангеррана  де  Мариньи,  перечисляя  судьбы
Монтегю,  Пьера  дез  Эссара,  а  также  убитых  в  Париже  «арманьяков»  во  главе  с  канцлером
Анри  де  Марлем  (Débats  et  appointements.  P.  72-75).
 96 	Точно  так  же  поступают  люди  церкви,  университета,  парижские  буржуа  при  состав¬
лении  завещаний,  что  говорит  о  значении  этой  стратегии  в  идентификации  и  консолидации
социальных  групп.
 97 	См.  коллизию  с  этими  выборами:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  66-67,  70-71;
текст  завещания  см.:  Testaments.  Р.  352-362.
 486

он  был  президентом  Палаты  счетов,  членом  Королевского  совета  и  дважды
канцлером  Франции  -  в  ходе  восстания  кабошьенов  1413  г.  и  после  перехода
Парижа  под  власть  бургиньонов  в  1418  г.  Любопытно,  что  место  канцлера  он
первый  раз  отобрал  у  своего  же  родственника,  Арно  де  Корби,  исполнявше¬
го  ее  целых  двадцать  пять  лет.  Женатый  на  кузине  канцлера,  Эсташ  по  его
завещанию  (от  18  февраля  1399  г.)  получил  вместе  с  супругой  20  франков
золотом.  Но  это  ничуть  не  смутило  честолюбивого  родственника,  и  он  легко
перешагнул  через  семейные  и  корпоративные  приличия,  когда  дважды  согла¬
сился  на  назначение  канцлером,  минуя  процедуру  выборов.  Однако  получив
за  услуги  при  заключении  договора  в  Труа  место  епископа  Бовэ  и  пэра  Фран¬
ции,  он  внезапно  заболел  и  умер.  Зная  о  негативной  реакции  Парламента  на
его  продвижение,  кажется  не  случайным,  что,  давая  последние  распоряжения
на  смертном  одре  (14  июня  1420  г.),  он  никого  из  своих  коллег  не  счел  воз¬
можным  включить  в  число  душеприказчиков98.
 О  повышении  общественного  статуса  чиновников  можно  судить  по  дина¬
мике  роста  количества  их  надгробий  в  парижских  церквах:  сохранились  для
первой  половины  XIV  в.  8  надгробий;  для  второй  половины  XIV  в.  -  56;  для
первой  половины  XV  в.  -  74,  для  второй  половины  XV  в.  -  108".
 С  первых  же  упоминаний  служителей  короны  в  политических  произве¬
дениях  предметом  общественного  недовольства  являлось  их  социальное  воз¬
вышение100.  В  начале  XIV  в.  Жоффруа  Парижский  с  возмущением  пишет  об
Ангерране  де  Мариньи,  который  из  «бедных  экюйе  вышел  в  короли»,  а  по
всему  королевству  правят  «сервы,  вилланы,  крючкотворы,  превратившиеся  в
императоров»101.  Развернутая  критика  полученного  высокого  положения  со¬
держится  в  трактате  Филиппа  де  Мезьера.  Автор  призывает  короля  «убавить
помпу  и  высокие  состояния  советников  и  чиновников,  кто  в  твоем  присут¬
ствии  ведет  себя  по-королевски».  Описывая  посещение  королем  дома  тако¬
го  чиновника,  он  сравнивает  его  с  богатством  отелей  герцогов  Франции  и
обращает  внимание  на  обстановку  и  дорогие  вещи,  «каковые  более  прили¬
чествуют  королю».  Его  возмущает  не  только  факт,  что  «сын  бедняка  нынче
простой  казначей...  владеет  большим  состоянием,  чем  герцоги  королевства»,
тем  более  что  это  «захудалый  человек  и  подчас  неблагородный,  который  ни¬
чего  не  имел,  придя  ко  двору,  можно  сказать,  еще  вчера,  а  ныне  у  него  замки,
тысяча  и  две  прекрасных  рент  и  большие  сеньории».  Главное  его  недоволь¬
 98 	См.  тексты  завещаний  Арно  де  Корби  и  Эсташа  де  Л’Атра:  Testaments.  Р.  289,  620-622.
 О 	негативной  реакции  на  его  назначение,  отразившейся  в  комментарии  Никола  де  Бая  на  его
внезапную  кончину  («место  стоило  ему  больше,  чем  принесло  выгод»)  см.:  Цатурова  С.К.
Офицеры  власти.  С.  136,  145-146.
 99 	Само  по  себе  появление  надгробия  в  церкви  было  знаком  благородного  статуса  чело¬
века.  См.  об  этом:  Descimon  R.  La  haute  noblesse  parlementaire  parisienne:  la  production  d’une
aristocratie  d’État  aux  XVI-XVII  //  L’État  et  les  aristocraties.  P.,  1989.  P.  357-358.  Важно  также
иметь  в  виду,  что  надгробия  в  церквах  сохранились  почти  исключительно  для  трех  социаль¬
ных  групп  -  духовенства,  дворян  и  чиновников.
 100 	О  топосах  общественного  мнения  в  отношении  чиновников,  в  том  числе  об  осуждении
их  богатства  и  незаконного  социального  возвышения  см.:  Gauvard  Cl.  et  Натоп  Ph.  Les  sujets
du  roi  de  France  face  aux  procès  politiques  (XIWXVF  siècles)  Il  Les  procès  politiques.  P.  505.
 101 	«Si  le  tenoit  on  comme  roy...  Quant  de  si  bas  estât  briement  fu  eslevé  si  hautement  qui
estoit  un  povre  escuier»,  «  sers,  vilains,  avocateriaux  sont  devenuz  emperiaus»  (Geoffroy  de  Paris.
Chronique  métrique...P.  209,  212).
 487

ство  вызывает  претензия  этих  «захудалых»  людей  на  «королевский  статус»  и
«смена  сословия»  (trespassoient  leurs  estaz),  наносящие  ущерб  королю  и  госу¬
дарству102.  Выразительно  в  этом  плане  свидетельство  Гильберта  из  Меца:  по¬
святив  отдельную  главу  рассказу  о  домах  состоятельных  парижан  и  их  убран¬
стве,  он  отмечает,  что  дома  «чиновников  называли  из-за  их  величественности
маленькими  королевствами»103.
 Масштабная  критика  нового  статуса  королевских  служителей  во  весь
голос  прозвучала  в  ходе  восстания  кабошьенов  в  1413  г.  В  речах  депутатов
Штатов  лейтмотивом  проходило  обвинение  их  в  неподобающем  социальном
возвышении.  Депутат  от  Парижского  университета  прямо  заявил,  что  свои¬
ми  великолепными  дворцами  и  их  пышным  убранством  чиновники  «уравня¬
лись  с  королевской  роскошью».  Обвиняя  брата  прево  Парижа  Антуана  дез
Эссара  в  непомерном  обогащении,  главный  упрек  ему  был  брошен  в  том,
что  его  пышный  внешний  вид  подобен  королевскому;  служители  налоговых
ведомств  своими  безумными  тратами  якобы  намеренно  соперничают  с  гран¬
дами.  Короля  призвали  положить  конец  «скандальной  роскоши  министров»,
наносящей  вред  государству104.  В  трактате  «Совет  Изабо  Баварской»  короля
также  призывают  «умерить  статус  его  чиновников  и  слуг»105.
 Своеобразной  моральной  компенсацией  общественного  недовольства  по¬
явлением  новой  властной  элиты  становится  топос  внезапного  падения  с  вы¬
сот  некогда  всесильного  чиновника.  Образцовым  примером  явилась  судьба
Ангеррана  де  Мариньи,  который  «открыл  дорогу»  последующим  показатель¬
ным  расправам  над  высокопоставленными  королевскими  служителями,  кра¬
сочно  описываемым  хронистами  и  «воспеваемым»  в  балладах.  В  коммента¬
риях  к  этим  внезапным  поворотам  колеса  Фортуны  («кто  высоко  взобрался,
быстро  свернет  шею»),  проступает  новая  политическая  реальность106.
 Однако  в  подобных  описаниях  присутствует  и  обратная  идея,  свидетель¬
ствующая  о  нелегком  принятии  в  обществе  факта  возвышения  чиновников,
причиной  падения  которых  практически  всегда  называется  в  том  числе  соци¬
альная  зависть  тех,  кто  не  готов  был  признать  за  ними  высокого  социального
положения.  Падение  королевского  камерария  Пьера  де  Бросса  стало  вообще
первым  упоминанием  о  чиновнике  в  «Хронике»  Гийома  из  Нанжи,  причем
автор  прямо  указывает,  что  причиной  его  смещения  стала  зависть  к  его  воз¬
 102 	«tu  doys  restrenchier  et  de  fait  les  pompes  et  grans  estaz  de  tes  conseillers  et  officiers  qui  en
ta  presence  mainnent  aussi  comme  estât  royal»,  «un  petit  homme  et  aucunesfoiz  nonnoble  serviteur
ou  officier  qui  n’a  guesres  qu’il  vint  a  court,  il  se  puet  dire  devant  yer»,  «grans  estaz  des  tiens  en
prejudice  de  ta  royale  mageste  et  de  la  chose  publique»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  224,  328-
330,  354).
 103 	«...  et  d’officiers  que  on  appeloit  petits  royetaux  de  grandeur»  (Guillebert  de  Metz.  Description
de  la  ville  de  Paris.  P.  200).  О  стабильности  этой  претензии  и  обвинениях  чиновников  за  превра¬
щение  в  «petits  roys»  в  XVI  в.  см.:  Descimon  R.  La  vénalité  des  offices...  P.  90-91.
 104 	Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.  T.  4.  P.  749-757  («pompos  habitus  et  apparatus  репе
regiis  similis»,  «se  vult  assimilari  majoribus»).
 105 	«de  moderer  son  estât  et  les  estaz  de  ses  officiers  er  familiers»  (Advis.  P.  136  (N  7)).
 106 	«cil  prent  mal  coup  qui  trop  hault  monte»  (Le  Roux  de  LincyA.  Recueil  des  chants  historiques
français.  T.  2.  P.  270).  См.  набор  поговорок  о  чиновниках:  Gauvard  Cl.  et  Hamon  Ph.  Les  sujets
du  roi  de  France...  P.  508.
 488

вышению  и  обогащению107.  А  Жоффруа  Парижский,  хоть  и  обвиняет  Мари-
ньи  в  непомерном  возвышении,  но  признает,  что  «из-за  зависти  и  не  по  делу
он  лишился  жизни».  И  даже  когда  прево  Парижа  Анри  де  Таперель  был  пове¬
шен  в  1320  г.  вполне  «за  дело»,  автор  хроники,  словно  обязательный  рефрен,
твердит,  что  «зависть  его  сгубила»108.
 Мотив  зависти  как  причины  смещений  и  казней  служителей  короны  еще
более  характерен  для  авторов  именно  из  их  круга.  В  качестве  примера  приве¬
ду  комментарии  Никола  де  Бая  к  двум  знаковым  для  того  периода  делам  -  су¬
дам  над  всесильным  королевским  мажордомом  Жаном  де  Монтегю  и  выход¬
цем  из  семьи  потомственных  королевских  чиновников  Никола  д’Оржемоном.
В  обоих  случаях  автор  выражает  серьезные  сомнения  в  справедливости  об¬
винений  и  адекватности  наказаний109.  В  «Хронике»  Жана  Шартье  в  связи  с
совершенным  Ла  Тремуйлем  «административным  переворотом»  говорится:
«Я  призываю  каждого  не  подвергать  себя  опасности  и  не  домогаться  вовсе
должностей  в  управлении,  ибо  это  положение  сопряжено  с  завистью»110.
 Для  складывания  социальной  идентичности  королевских  должностных
лиц,  для  поиска  ими  места  в  «воображаемой»  структуре  общества  опреде¬
ляющее  значение,  подчеркнем  еще  раз,  имела  эволюция  положения  самого
монарха  в  устройстве  «политического  тела»  государства:  от  пребывания  в
одной  из  трех  функций  (или  во  всех  трех)  к  статусу  его  главы.  Концепция  об¬
щества  как  «мистического  тела»  принадлежит  церковной  доктрине,  в  наибо¬
лее  законченном  виде  воплощенной  в  «Поликратике»  Иоанна  Солсберийско-
го,  где  впервые  появляется  органицистская  метафора  устройства  общества111.
В  согласии  с  этой  антропоморфной  метафорой,  король  являлся  главой  тела,
каждый  член  которого  исполнял  свою  функцию.  Описания  этих  функций  и
связанной  с  ними  иерархии  общества  во  Франции  восходили  также  к  «Не¬
бесной  иерархии»  Псевдо-Дионисия  Ареопагита,  который  считался  первым
парижским  епископом,  принявшим  мученическую  смерть  и  погребенным  в
аббатстве  Сен-Дени112.
 107 	«magnus  et  honoratus  valde  diu  fuerat,  invidia  quorundam  contra  se  excitata»  (Chronique  de
Guillaume  de  Nangis.  T.  1.  P.  249-250).
 108 	«Et  si  disoit  que  par  envie  /  Perdoit,  et  sanz  cause  la  vie»;  «De  sa  mort  après  en  parlèrent/
Aucunes  gens  qui  en  douterent  /  L’un  disoit  qu’envie  l’avoit/Mort»  (Geffroy  de  Paris.  Chronique
métrique...  P.  228-229);  «invidia  processisse»  (Chronique  de  Guillaume  de  Nangis.  Deuxième
continuation.  T.  2.  P.  25).
 109 	См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  301-303.  Весьма  показателен  в  этом  контексте
комментарий  монаха  из  Сен-Дени  к  казни  Пьера  дез  Эссара  в  ходе  кабошьенского  восстания:
автор  считает  ее  возмездием  за  соучастие  в  расправе  над  Монтегю.  См.:  Religieux  de  Saint-
Denis.  Chronique.  T.  5.  P.  77.  О  несправедливой  расправе  из-за  зависти  прямо  говорится  в  над¬
гробной  надписи  и  эпитафии  Монтегю,  похороненного  в  монастыре  целестинцев  в  Маркусси:
«Non  vetuit  servata  fides  régi  patriaeque  /  Quin  tandem  injustae  traderet  ipse  nec»;  «Je  souffris  mort
contre  droit  et  justice  /  Et  sans  raison.  Dieu  m  ‘en  soit  propice»;  «Lequel,  en  haine  des  bons  et  loyaux
services  par  lui  faiz  au  roy  et  au  royaume,  fut  par  les  rebelles  et  ennemis  du  Roy  injustement  mis  à
mort  à  Paris»  (Merlet  L.  Biographie  de  Jean  de  Montagu.  P.  283).
 110 	«c’est  une  position  sujette  à  l’envie»  (Chartier  J.  Chronique.  T.  1.  P.  23).
 111 	Cm.:  Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  Roi.  P.  146-157;  Берман  Г.  Дж.  Указ.  соч.  С.  273.
 112 	Псевдо-Дионисий  Ареопагит.  О  небесной  иерархии.  М.,  1994.  С.  43-58;ДюбиЖ. 	Трех¬
частная  модель,  или  Представления  средневекового  общества  о  самом  себе. 	М., 	2000. 	С. 	69.
 Она  воспроизведена  без  упоминания  Псевдо-Дионисия  в  «Совете  Изабо  Баварской»  (Advis.
Р.  134.  N  1).
 489

Однако  значимость  функций  была  неравной:  первая  и  главная  принадле¬
жала  изначально  иерархии  священников,  которые  провозглашались  советни¬
ками  монарха  и  уподоблялись  душе.  В  согласии  с  божественной  природой
королевской  власти  и  сам  король  имел  статус  полусвященной  особы:  при  ко¬
ронации  и  помазании  на  царство  он  «оставляет  мирское  состояние,  дабы  вос¬
принять  сан  в  королевской  религии»113.  Этот  статус  короля  подкреплял  роль
правосудия  -  главной  функции  светской  власти,  которое  монарх  обязан  вер¬
шить  «по  образу  Бога».  Как  следствие,  служители  короны  изначально  при¬
числялись  к  этой  иерархии,  что  соответствовало  реальности:  первыми  долж¬
ностными  лицами  короны  являлись  люди  духовного  звания,  образованные  и
мотивированные  церковной  концепцией  защиты  «общего  блага».  «Открытие
римского  права»  и  его  интерпретация  правоведами  предопределили  осевой
конфликт  теологов  и  юристов.  Последние  отстаивали  превосходство  scientia
juris  над  теологией  в  сфере  регулирования  жизни  людей.  Адепты  и  теоретики
нового  культа,  iuris  religio,  легисты,  внесли  свой  вклад  в  становление  свет¬
ской  доктрины  королевской  власти,  запустив  механизм  обмирщения  государ¬
ственной  службы.
 И  всё  же  в  самоидентификации  королевских  должностных  лиц  сохра¬
нялась  отчетливая  связь  с  этой  изначальной  концепцией  и  с  церковной  ор¬
ганизацией.  Прежде  всего  их  сближало  на  первых  порах  с  этим  сословием
par  excellence  само  занятие,  выбранное  осознанно,  а  не  полученное  по  праву
рождения.  Статус  советника  короля  также  связывал  королевских  должност¬
ных  лиц  с  первым  сословием.  Не  случайно  в  надгробиях  помимо  советников
Парламента,  чья  должность  так  и  называлась  (всего  85  человек),  титул  «со¬
ветника  короля  нашего  сеньора»  фигурирует  еще  в  65  эпитафиях  служите¬
лей  всех  звеньев  администрации  -  от  бальи  и  чиновников  Шатле  до  членов
верховных  курий  (60%  от  общего  числа  эпитафий  чиновников).  Как  видим,
почетный  титул  «советник  короля»  был  знаком  высокого  положения.
 В  еще  большей  степени  эту  связь  поддерживала  функция  вершителей
правосудия,  под  влиянием  античной  традиции  и  рецепции  римского  права
приравненная,  по  сути,  к  жреческой114.  Обмирщение  института  королевской
службы  сочеталось  с  развитием  культа  короля,  служителями  которого  счита¬
ли  себя  чиновники,  прежде  всего  Парламента.  В  этом  контексте  весьма  зна¬
менательны  слова,  обращенные  к  ним  папским  легатом  и  взятые  из  послания
Апостола  Петра  (1  Пет.  2:  9.):  «Вы  царственное  священство,  ибо  не  только
те,  кто  отправляет  жертвоприношения  и  божественные  службы,  именуются
жрецами,  но  и  те,  кто  являются  знатоками  и  министрами  суда...  и  граждан¬
ского  права»115.  Наконец,  в  известной  мере,  связь  с  первым  сословием  давала
 113 	Golein  J.  Traité.  P.  315.  О  короле  как  священной  и  церковной  персоне  в  трудах  теорети¬
ков  королевской  власти  исследуемого  периода  см.  подробнее:  Цатурова  С.К.  «Сеньоры  зако¬
на».  С.  64-65.
 114 	Не  случайно  наиболее  используемым  образом  этой  социальной  функции  королевских
чиновников  являлся  миф  о  друидах,  которые,  по  словам  Жана  Жерсона,  «были  словно  бы  су¬
веренные  епископы,  кто  управлял  духовными  и  мирскими  делами  ...  и  судил».  См.  подробнее:
Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона».  С.  65.
 115 	Слова  были  произнесены  в  Парламенте  14  апреля  1414  г.  См.:  JNB.  Т.  2.  Р.  181.  Впер¬
вые  трактовка  юристов  как  жрецов  (sacerdotes  justitiae)  возникает  у  Ульпиана,  ссылающего¬
ся  на  Кодекс  Юстиниана,  и  затем  берется  на  вооружение  парламентариями.  См.  подробнее:
Krynen  J.  L’État  de  justice...  P.  52,  79-90.  Характерно  в  этом  контексте  появление  в  трактате
 490

чиновникам  моральное  право  претендовать  на  налоговые  привилегии,  апел¬
лируя  к  статусу  жрецов  «культа  государства».  Равным  образом,  права  чинов¬
ников  духовного  звания  на  приоритетное  получение  бенефициев  всё  настой¬
чивее  увязываются  со  службой  короне  Франции.
 Тем  не  менее,  несмотря  на  генетическую  связь  с  первым  сословием,  со¬
циальная  группа  королевских  служителей  неизбежно  тяготела  к  сословию
дворян  не  только  ввиду  обмирщения  функций  управления,  но  и  по  мере
оформления  прав  на  занимаемые  должности,  позволившего  перейти  к  насле¬
дованию  должностей,  что  способствовало  появлению  династий  служителей
короны.  Процесс  этот  был  долгим,  постепенным  и  нелинейным,  в  ходе  него
были  выработаны  особые  критерии  идентичности  служителей  короны,  род¬
нившие  их  с  сословием  дворян,  хотя  и  с  существенными  оговорками.  А  раз¬
витие  концепта  государственной  службы  в  сфере  социального  воображаемо¬
го  сопровождалось  постепенным  переходом  чиновников  из  первого  сословия
во  второе  -  в  благородное  сословие  дворян,  которое  оставалось  в  Средние
века  образцовой  моделью  элиты.
 Об  этих  изначальных  претензиях  на  благородный  статус  свидетельствует
использование  чиновиками  титулов  «рыцарей  закона»  как  формы  присвоения
дворянства116.  Об  этом  же  говорит  устойчивое  восприятие  в  обществе  чинов¬
ников  как  соперников  дворян  по  рождению.  Так,  уже  в  «Рифмованной  хрони¬
ке»  Жоффруа  Парижского  засилье  адвокатов  расценивается  как  ущерб  «ры¬
царям,  покидающим  страну,  попавшую  в  рабство»117.  Спустя  почти  век  Жан
Жерсон  с  пониманием  говорил  об  обиде  дворян  на  возвышение  «ничтожных
людей».  Имитация  чиновниками  дворянского  достоинства  и  их  «врастание»
в  среду  благородных  путем  покупки  земель  и  матримониальных  связей  так¬
же  вызывала  острое  недовольство,  о  чем  со  знанием  дела  пишет  Филипп  де
Мезьер.  Он  оплакивает  возвышение  чиновников  над  рыцарями,  призывая
короля  поставить  заслон  «скупке  чиновниками  земель  и  владений  дворян»,
ведь  «они  приобретают  земли  бедных  рыцарей,  которые  их  сопровождают,
как  бедные  слуги  или  бедные  оруженосцы».  В  «Балладе  о  Лиге  общего  блага»
звучит  тема  обиды  дворян  на  возвышение  людей  «низкого  происхождения»
как  одна  из  причин  общественного  кризиса118.
 Хотя  чиновники  имитируют  дворян,  считая  венцом  карьеры  аноблирую-
щую  грамоту  (см.  выше),  они  со  временем  стремятся  добиться  благородно¬
го  статуса  именно  по  службе,  а  для  этого  им  необходимо  было  обосновать
ее  «благородный»  характер,  что  в  итоге  внесло  существенный  вклад  в  раз¬
работку  этики  государственной  службы.  В  основу  претензий  чиновников  на
 Филиппа  де  Мезьера  наименования  служителей  Парламента  «священники  закона»  (prestres  de
la  loy)  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  505).
 116 	Принятием  этого  наименования  служителей  закона  H.A.  Хачатурян  датирует  начало
формирования  благородного  статуса  членов  Парламента.  См.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  мо¬
нархия  во  Франции...  С.  74.
 117 	«Les  chevalier  de  bos  estas,  /  Qui  France  voient  trestoumer  /  Et  en  serveté  atoumer,  /  Wident
le  pais  et  s’en  vont»  (Geffroy  de  Paris.  Chronique  métrique...  P.  126).  Аналогичные  претензии
приводит  автор  и  при  описании  движения  Провинциальных  лиг  (Ibid.  Р.  212).
 118 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1180  («des  preux  et  vaillans  noblez»);  Mézières  Ph.  de.  Songe.
T.  1.  P.  459,  572;  T.  2.  P.  433;  «Quant  vous  verrez  les  nobles  désolés/Pour  supporter  basse  condition;/
Quant  vou  verrez  méchants  gents  appelés  /  En  hault  estât  et  domination»  {Le  Roux  de  Lincy  A.
Recueil  des  chants  historiques.  T.  1.  P.  356).
 491

«благородный»  статус  была  положена  идея  о  защите  ими  общего  блага,  кото¬
рую  они,  пусть  и  иным  оружием,  осуществляют  наравне  с  дворянами.
 В  дальнейшем,  по  мере  возвышения  чиновников  и  расширения  их  полно¬
мочий,  стремление  уравняться  сменилось  прямым  соперничеством.  Так,  Ни¬
кола  Орезм,  восхваляя  хорошего  советника,  доказывал  превосходство  прино¬
симых  им  благ  над  «благами  военными»119.  Образ  рыцарей  как  исполнителей
решений  советников  рисует  Жан  Жерсон:  «надобно  вместе  с  благомыслием
советников  силу  иметь  и  твердость  в  рыцарях,  дабы  силой  исполнять  то,  что
решено  благоразумием»120.  О  превосходстве  мудрости  над  оружием  писа¬
ла  Кристина  Пизанская:  «один  добрый  советник  может  помочь  королевству
больше,  чем  сильный  человек,  какой  бы  силой  он  ни  обладал»121.
 Исследователи  по-разному  трактовали  причины  стремления  чиновников
подчеркнуть  свое  отличие  от  воинского  сословия.  Его  могли  спровоцировать
военные  неудачи  в  Столетней  войне,  которая,  к  тому  же,  усилила  правовой  и
юридический  аспекты  в  аргументации  французской  стороны,  что  позволило
чиновникам  и  судейским  претендовать  на  превосходство  над  дворянами122.
С  другой  стороны,  просопографические  исследования  скорректировали
прежнее  представление  о  чиновниках  как  «лидерах  третьего  сословия»:  так,
Ж.  Фавье  применительно  к  легистам  эпохи  Филиппа  Красивого  и  Ф.  Отран  в
отношении  парламентской  корпорации  1345-1454  гг.  убедительно  доказыва¬
ют,  что  служители  короны  Франции  принадлежали  если  не  по  преимуществу,
то  в  большой  степени  к  дворянам123.  Однако  исследование  Э.  Драваза  опро¬
вергает  подобные  «оптимистические»  выводы:  хотя  дворяне  и  преобладали
(военно-административные  и  особенно  придворные  службы,  по  сути,  были
монополизированы  ими),  в  области  правосудия  -  главной  функции  короны  на
этом  этапе  -  выходцы  из  неблагородного  сословия  составляли  подавляющее
большинство124.
 Были  они  дворянами  или  нет,  служители  короны  с  самого  начала,  на  мой
взгляд,  воспринимали  себя  «рыцарями  иного  воинства»  и  конституировались
в  отдельную  от  дворян  социальную  группу,  претендующую  на  ранг  благо¬
 119 	«Et  doncques  appert  par  les  choses  devant  dictes  que  aucuns  biens  sunt  plus  grans  que  biens
de  guerre»  (Oresme  N.  Le  livre  de  Politique  d’Aristote.  P.  330).  Поражения  в  войне  и  пленение
короля  Иоанна  в  битве  при  Пуатье  в  1356  г.  существенно  повлияли  и  на  «воинский»  статус
монарха.  Ему  отныне  запрещалось  самому  участвовать  в  битвах  и  даже  носить  рыцарское
одеяние.  Например,  в  «Совете  Изабо  Баварской»  королю  рекомендуется  в  фасоне  не  выглядеть
как  «простой  рыцарь»  (ung  chevalier  commun)  (Advis.  P.  141.  N  24).
 120 	«Or  fault  avec  prudence  de  conseilliers  que  force  soit  et  constance,ès  chevaliers  pour  executer
par  puissance  ce  qui  est  délibéré  par  prudence»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1167).
 121 	«plus  gouverner  par  grant  savoir  que  par  force  d’armes;  ...  car  un  seul  bon  conseillier  puet
valoir  à  tout  un  royaume  et  ce  ne  fait  mie  un  seul  homme  fort,  quelque  force  qu’il  ait»  (.Pisan  Ch.  de.
Livre  de  la  paix.  P.  68,  74).
 122 	Contamine  Ph.  De  la  puissance  aux  privilèges.  P.  250.  Общественная  критика  дворянства
достигла  во  Франции  к  середине  XIV  в.  небывалой  остроты.  Ярким  свидетельством  дискреди¬
тации  дворян  стала  поэма,  написанная  по  следам  печальной  битвы  при  Пуатье  в  1356  г.  См.:
Complainte  sur  la  bataille  de  Poitiers  /  Ed.  Ch.  de  Beaurepaire  //  BEC.  1851.  N  2.  P.  257-263.
 123 	За  сто  лет  из  678  парламентариев  245  были  дворянами.  См.:  Autrand  Fr.  Naissance
d’un  grand  corps  de  l’Etat.  P.  268;  Eadem.  Pouvoir  et  société.  P.  21;  Favier  J.  Les  légistes  et  le
gouvernement  de  Philippe  le  Bel.  P.  102.
 124 	В  период  1320-1515  гг.  из  4560  «людей  суда»  к  дворянам  относились  только  794  чело¬
века,  а  к  недворянам  -  3766.  См.  подробнее:  Dravasa  Е.  «Vivre  noblement».  P.  130-133.
 492

родной.  Более  того,  редкие  упоминания  титула  «рыцарь  закона»  в  грамотах
Канцелярии  показывают,  что  он  не  подразумевал  дворянского  статуса.  Так,  в
мае  1339  г.  сын  Симона  де  Бюси  получил  целых  две  грамоты  об  аноблирова-
нии,  что  свидетельствует  о  неблагородном  статусе  его  отца,  хоть  и  «сеньора
законов»125.  В  1331  г.  грамотой  об  аноблировании  пожалован  также  Раймон
де  Албена,  «сеньор  законов  и  судья  в  Аженуа»126.  Апелляция  же  исследова¬
телей  к  смене  именования  в  середине  XIV  в.  как  к  доказательству  принципи¬
альной  переориентации  идентичности  чиновников  нуждается  в  уточнении.
Действительно,  факт  остается  фактом:  примерно  в  середине  XIV  в.  происхо¬
дит  резкое  изменение  титулатуры  служителей  короны,  практически  исчезает
принятое  ими  прежде  именование  «сеньоры/рыцари  закона»127.  В  последний
раз  официально  они  названы  были  так  в  «Дневнике  Штатов  октября  1356  г.»,
причем  знаменательно,  что  здесь  они  включены  в  сословие  духовенства,  а  не
дворян128.
 Как  уже  сказано,  со  второй  половины  XIV  в.  отчетливо  заявила  о  себе  тен¬
денция  сокращения  числа  аноблирующих  грамот  чиновников:  в  1366-1388  гг.
их  было  выдано  всего  девять,  причем  явно  с  целью  «облагородить»  службу
короне,  а  не  наградить  служителя129.  И  именно  с  этого  времени  представите¬
ли  верховных  ведомств  начинают  именовать  себя  «сеньорами»,  «мессирами»
вне  связи  с  обладанием  дворянским  достоинством130.  Таким  образом,  период
между  исчезновением  титула  «сеньоры  законов»  во  второй  половине  XIV  в.
и  появлением  термина  «дворянство  мантии»  в  1603  г.  является  решающим
этапом  в  оформлении  «благородства»  социальной  группы  чиновников.
 Р.  Казель  предложил  для  обозначения  формирующегося  нового  социаль¬
ного  слоя  весьма  удачный  термин  -  «параллельное  дворянство»,  заметив,  что
 125 	Первую  аноблирующую  грамоту  Симон  де  Бюси  получил  в  мае  1335  г.,  будучи  на  долж¬
ности  генерального  прокурора  короля  в  Парламенте,  вторую  уже  на  должности  президента
верховного  суда.  Она  потребовалась  ввиду  сомнений  в  законности  его  происхождения,  так  что,
по  сути,  эта  вторая  грамота  носила  двойной  характер  -  легитимации  и  аноблирования.  См.:  AN
JJ  69.  F.  26  (N  56);  JJ  73.  F.  235  (N  295);  BNF.  Ms.  Latin  18.345;  Dom  Carpentier.  Anoblissements
généalogiques  tirées  du  Trésor  des  chartes  et  de  la  Chambre  des  comptes.  F.  16.
 126 	«seigneur  en  loix,  majeur  juge  d’Agennois»  (BNF.  Ms.  Latin  18.345.  Dom  Carpentier.
Anoblissements  généalogiques  tirées  du  Trésor  des  chartes  et  de  la  Chambre  des  comptes.  F.  12).
 127 	В  «Словаре»  Дюканжа  употребление  этого  именования  отмечено  с  середины  XIII  в.,
но  со  второй  половины  XIV  в.  оно  сохранилось  только  у  хронистов,  например,  у  Жана  Фру¬
ассара  и  Ангеррана  де  Монстреле.  См.:  Du  Cange  C.  Glossarium  ad  scriptores  mediae  et  infimae
latinitatis.  T.  4.  P.  404.
 128 	«archevesques,  evesques,  abbéz  mittréz  et  autres,  doyens,  archidiacres,  maistres  en  divinité,
seigneurs  en  loys,  maistres  en  decret»;  «en  l’estat  du  clergié  grant  nombre  d’archevesques...,
desquieulx  les  plusieurs  estoient  maitres  en  divinité,  en  decret,  et  seigneurs  en  loys»  (Journal  des
1356.  P.  430,  436).
 129 	Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  coprs  de  l’Etat.  P.  182,  261.
 130 	Примеры  относительно  служителей  Парламента,  взятые  из  разных  по  природе  источни¬
ков  см.:  Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона».  С.  54-55.  Аналогичным  образом  именуются  и  слу¬
жители  других  верховных  ведомств,  например,  «сеньоры/мессиры  счетов».  См.:  Morchesne  О.
Formulaire.  Р.  203  (N  7.6.с);  Chartier  J.  Chronique.  T.  3.  P.  115.  Позднее,  когда  дворянство  ман¬
тии  уже  оформилось,  Шарль  Луазо,  говоря  о  должностях,  делающих  ее  держателя  благород¬
ным,  заметил,  что  «об  этом  нет  четкого  эдикта,  но  это  основано  на  старых  обычаях  и  правилах
королевства»  (Loyseau  Ch.  Traité  des  ordres  et  simples  dignité.  P.  31).  Р.  Казель  назвал  такое  по¬
ложение  «узурпацией  по  умолчанию».  См.:  Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne...
P.  82.
 493

оно  представляло  собой  самого  грозного  соперника  дворянству  по  рожде¬
нию,  поскольку  «больше  не  утруждало  себя  добиваться  разрешения,  чтобы
жить  благородно»131.  Еще  важнее,  на  мой  взгляд,  подчеркнуть,  что  социаль¬
ная  идентичность  чиновного  дворянства  строилась  на  противопоставлении
ценностей  государственной  службы  военным  доблестям.  Показательно,  что
даже  в  период  оформления  дворянства  мантии  Монтень  писал  о  противостоя¬
нии  этих  двух  привилегированных  социальных  групп  как  о  противоположно¬
сти  двух  систем  ценностей132.
 О  системе  ценностей  чиновников  свидетельствуют  опять-таки  завещания,
в  которых,  например,  оговаривается  процедура  похорон.  Мы  помним,  что  как
правило,  составитель  завещания  отдавал  ее  на  усмотрение  своих  душепри¬
казчиков,  принадлежавших  к  одной  с  ним  группе  или  даже  корпорации,  что
свидетельствовало  о  выработке  ритуала,  общего  для  всей  социальной  среды.
Однако  в  ряде  завещаний  даются  четкие  указания  на  сей  счет.  Прежде  всего
из  них  проглядывает  восприятие  завещателем  собственного  почетного  ран¬
га,  который  требует  «статусных»  похорон.  Так,  советник  Палаты  прошений
Дома  Тристан  де  Бос  просит  похоронить  его  «в  месте  хорошем  и  почтенном»,
а  сами  похороны  сделать  «хорошо  и  почтенно  согласно  моему  статусу»133.
Соответствующие  статусу  похороны  предусмотрели  в  завещаниях  и  Дени  де
Моруа,  генеральный  прокурор  короля  в  Парламенте,  который  пожелал  быть
погребенным  в  своей  приходской  церкви  в  области  Бри  вне  зависимости  от
того,  где  настигнет  его  смерть134;  и  Жан  де  Ла  Гранж,  парламентарий  со  ста¬
жем135.  В  том  же  духе  составлено  соответствующее  распоряжение  в  завеща¬
нии  советника  Гийома  д’Оржемона,  выходца  из  семьи  потомственных  служи¬
телей  короны  Франции136.
 О  специфике  новой  чиновной  культуры  свидетельствуют  особые  распоря¬
жения  ряда  завещателей  похоронить  их  «скромно»  или  «без  помпы»137.  Так,
Жан  Канар,  будучи  в  момент  составления  завещания  епископом  Аррасским
 131 	Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne...  P.  81-84.  Не  следует  забывать,  что
чиновное  дворянство  не  слилось  с  дворянством  родовитым  до  конца  Старого  порядка,  и  даже
Ришелье  в  своем  «Политическом  завещании»  помещает  их  в  третье  сословие.  См.:  Ришелье
Арман-Жан  дю  Плесси,  кардинал  де.  Политическое  завещание.  С.  139-151.
 132 	Дворяне  воплощали  законы  чести,  чиновники  -  законы  правосудия;  отсюда  оформи¬
лись  два  полюса  ценностей:  война  -  мир,  честь  -  выгода,  доблесть  -  ученость,  дело  -  слово,
отвага  -  справедливость,  сила  -  разум.  См.:  Монтень  М.  Опыты.  Т.  1.  С.  109.
 133 	Соответствующие  распоряжения  слово  в  слово  он  повторяет  дважды,  на  случай,
если  умрет  в  Париже  или  в  Турнэ:  «en  bon  lieu  et  honnorable»,  «mes  obseques  faictes  bien  et
honnorablement  selon  mon  estât»  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  65-66  v).
 134 	«et  vueil  avoir  autel  service,  autel  enterrement,  auteles  commandacions  comme.,  il  est
acoustumé  de  faire  en  ladicte  eglise  pour  les  gens  d’estât»  (Testaments.  P.  529).
 135 	«decencias  status  mei»  (AN  XIa  9807.  F.  71).
 136 	«Item  je  veuil  et  ordonne...  que  ce  soit  bien  et  honnestement  selon  mon  estât»  (BNF.  Moreau.
 1162. 	F.  555).
 137 	О  «помпе»  как  признаке  статусных,  «благородных»  похорон  см.:  Beaune  С.  Mourir
noblement  à  la  fin  du  Moyen  Âge  //  La  Mort  au  Moyen  Âge.  Strasbourg,  1977.  P.  125.  Однако  на
рубеже  XIV-XV  вв.  появляется  новая  тенденция  -  отказ  от  всяческой  роскоши  и  «погребаль¬
ной  помпы»  даже  в  завещаниях  принцев  крови.  Эти  распоряжения  редко  соблюдались  и  были
сродни  гордыне  наоборот  («эксгибиционизм  аскетизма»,  по  выражению  Жака  Ле  Гоффа).  Ис¬
следователи  констатируют  эту  практику  между  1380  и  1410  гг.  См.:  Gaude-Ferragu  М.  Op.  cit.
Р.  182-183,271-281.
 494

и  советником  короля,  а  начинавший  карьеру  в  Парламенте  сначала  простым
адвокатом,  а  затем  став  адвокатом  королевским,  в  1407  г.  сделал  дополнение
к  завещанию,  составленному  в  1405  г.,  куда  внес  указания  о  своих  похоронах.
Он  просил  душеприказчиков  сделать  «почтенные  похороны,  подобающие  его
статусу»,  однако  запретил  им  везти  тело  в  Аррас,  «считая  это  большой  пом¬
пой,  усилиями  и  расходами  беспричинными»138.  Точно  такие  же  похороны
«без  помпы»  заказывают  себе  и  другие  судейские  чины,  от  канцлера  до  сек¬
ретаря:  соответствующие  распоряжения  сделали  генеральные  прокуроры  ко¬
роля  Пьер  Ле  Серф  в  1401  г.  и  Дени  де  Моруа  в  1411  г.,  королевский  адвокат
в  Парламенте  Жан  Перье  в  1413  г.,  советник  Парламента  Жан  де  Ла  Марш
(«без  больших  торжеств»)  в  1418  г.,  секретарь  по  представлениям  в  Парла¬
менте  Никола  де  Л’Эспуасс  в  1419  г.,  а  также  двое  канцлеров  Франции  -  Пьер
де  Жиак  («без  больших  торжеств»)  и  Арно  де  Корби  («без  помпы  и  как  мож¬
но  скромнее»)139.  В  этих  распоряжениях  при  четком  осознании  достаточно
высокого  общественного  статуса  проступает  особая  этика  чиновников,  для
которой  характерны  на  этом  этапе  известная  «скромность»  и,  возможно,  по¬
казное  смирение140.  В  пользу  этого  свидетельствуют  куда  более  радикальные
«по  скромности»  распоряжения.  Например,  просьбы  похоронить  их  на  клад¬
бище  Невинноубиенных  младенцев,  во  рву  бедняков141,  которые  сделали  в
1402  г.  прокурор  в  Парламенте  Жан  Ноэль,  в  1404  г.  адвокат  в  Парламенте
Жан  Блонд  ель,  в  1406  г.  лиценциат  права  и  адвокат  в  Шатле  Тома  Л’Экорше,
а  в  1413  г.  лиценциат  права  Обри  де  Три142.
 138 	«et  ses  obseques  faictes  notablement  comme  il  appartient  à  son  estât...;  actendu  que  ce  seroit
grant  pompe,  peinme  et  despense  sans  cause  de  faire  porter  son  dit  corps  audit  lieu  d’Arras»  (BNF.
Moreau.  1161.  F.  56  v).
 139 	«honestement  selon  mon  estât,  sans  pompe»  (AN  XIa  9807.  F.  111);  «et  ne  vueil  pas  que  ce
soit  à  grant  pompe»  (Testaments.  P.  529);  «vueil  enterrement...  bien  et  deument...  et  sans  pompe»
(BNF.  Moreau  1161.  F.  728  v);  «Item  que  mes  obseques  soient  faicte  tant  en  luminaire  comme
autrement  sans  grant  solemnité»  (BNF.  Moreau.  1162.  F.  494);  «selon  son  estât  et  sans  pompe»
(Testaments.  P.  607);  «sanz  faire  grant  solemnite»  (AN  XIa  9807.  F.  46  v);  «mon  coprs  soit  enteré
bien  et  convenablement  selon  mon  estât...  sans  pompes  et  le  plus  simplement  que  faire  se  pourra»
(BNF.  Moreau  1161.  F.  744  v).
 140 	Не  вдаваясь  в  углубленное  исследование,  смею  предположить,  что  некие  ритуалы  само¬
уничижения  были  характерны  в  целом  для  корпоративной  этики  службы.  В  качестве  примера
приведу  соответствующий  поступок  Пьера  д’Оржемона  20  ноября  1373  г.  во  время  процедуры
его  избрания  на  Королевском  совете  на  пост  канцлера  Франции.  После  оглашения  результатов
он  попытался  уклониться  от  службы,  объявляя  себя  «не  достойным  ее».  Первая  же  запись  Ни¬
кола  де  Бая,  избранного  на  должность  гражданского  секретаря  Парламента,  сообщала  о  состо¬
явшихся  выборах,  где  выбор  «пал  на  меня  недостойного».  См.:  Morel  О.  La  Grande  chancellerie
royale...  P.  546-547;  JNB.  T.  I.  P.  1.  Аналогичный  ритуал  обнаружила  в  своих  исследованиях  об
английском  парламенте  О.В.  Дмитриева.  См.:  Дмитриева  О.В.  «Недостойный  представлять
достойнейшее  собрание».  С.  193-212.
 141 	В  эпоху  «осени  Средневековья»  бедняки  стали  восприниматься  как  особо  привилеги¬
рованные  заступники,  что  могло  и  спровоцировать  подобные  распоряжения.  См.  об  этой  тен¬
денции:  Gaude-Ferragu  М.  Op.  cit.  Р.  141.
 142 	«Et  vueil  et  ordonne  que  mon  coprs  et  ma  charogne  soit  porter  en...  cimetiere  de  Saint
Innocent  en  la  fosse  aux  povres»  (AN  XIa  9807.  F.  84  v);  «Item,  je  esliz  la  sepultur  de  mon  corps
ou  cimetiere  de  Saint  Innocent  en  la  fosse  aux  povres»  (Testaments.  P.  381);  «vueil  estre  enseveliz
ou  Saint  Innocent  en  la  grant  fosse  aux  povres»  (BNF.  Moreau  1161.  F.  78);  «que  son  corps  soit
enterré  ou  cimetiere  des  Innocents  en  la  fosse  avec  les  povres  de  l’Ostel  Dieu  de  Paris»  (BNF.
Moreau  1161.  F  716v).
 495

На  общем  фоне  «статусного  смирения»  контрастные  распоряжения  можно
расценить  как  верный  знак  девиантного  поведения,  свидетельствующего  об  от¬
ступлении  от  групповых  норм.  И  действительно,  единственное  в  корне  отлич¬
ное  от  общего  тона  предписание  содержится  в  завещании  Эсташа  де  Л’Атра,
чье  избрание  на  пост  канцлера  дважды  -  в  ходе  восстания  кабошьенов  в  1413  г.
и  после  «падения»  Парижа  в  1418  г.  -  было  совершено,  как  упоминалось  выше,
в  нарушение  принятых  в  структурах  власти  правил  карьерного  роста.  Состав¬
ляя  завещание  на  смертном  одре  в  1420  г.,  когда  он,  с  одной  стороны,  находился
на  пике  карьеры  и  положения,  а  с  другой  -  считался  в  среде  коллег  «изгоем»,  он
выделил  целую  тысячу  франков  на  оплату  своих  похорон143.
 Завещания  королевских  служителей  содержат  и  прямые  свидетельства  от¬
личия  «благородства»  чиновников  от  дворян  и  стремления  это  продемонстри¬
ровать.  Речь  идет  о  тех  распоряжениях,  в  которых  высказано  пожелание,  что¬
бы  похороны  были  сделаны  «не  как  у  рыцарей».  В  1406  г.  завещание  составил
Рено  де  Три,  «рыцарь,  сеньор  де  Сери-Фонтэн,  советник  и  камерарий  короля»,
ставший  затем  адмиралом  Франции.  В  нем  он  подробно  описал,  какими  он  ви¬
дит  свои  похороны,  и  высказал  пожелание,  чтобы  на  них  «не  было  бы  лошадей
или  оружия»,  хотя  он  имел  собственную  конюшню  и  подробно  расписал,  кому
дарит  своих  лошадей144.  Еще  более  красноречиво  в  этом  плане  распоряжение
Жана  де  Фольвиля,  «рыцаря,  сеньора  Сержье  и  мэтра  в  Палате  счетов»,  сде¬
ланное  им  дважды,  в  1404  и  1409  гг.,  при  составлении  двух  вариантов  завеща¬
ния:  в  обоих  случаях  одно  его  желание  остается  неизменным:  «он  не  желает
вовсе  на  похоронах  использовать  лошадей,  ни  делать  такие  помпы,  каковые  в
обычае  делать  сеньорам  и  рыцарям»145.  Любопытно  при  этом,  что  устоявший¬
ся  корпоративный  обычай  участия  в  похоронах  своих  коллег  включал  и  статус¬
ное  правило  сопровождать  процессию  «верхом  на  лошадях»146.
 Итак,  мы  еще  раз  убеждаемся,  что  в  основании  идентичности  форми¬
рующегося  чиновного  дворянства  лежала  особая  этика  и  система  ценностей,
прежде  всего  «мудрость»,  знание,  обладавшие  в  средневековом  обществе  вы¬
соким  авторитетом147.  Секуляризация  этого  знания  и  его  особенности,  дик¬
туемые  нуждами  гражданского  управления,  связывали  чиновников  не  столь¬
ко  с  духовенством,  обладавшим  прежде  монополией  на  мудрость,  сколько  с
университетом,  дававшим  ученую  степень  и,  тем  самым,  «патент  на  карь¬
еру».  В  свое  время  именно  университеты  трансформировали  само  понятие
«клирик»  из  обозначения  лица  духовного  звания  в  «человека  знания»148.
 143 	«Item,  vueil  que  sur  ses  biens  soient  prins  mil  frans  pour  le  fait  de  ses  obseques  et  funerailles»
(Testaments.  P.  621).
 144 	«et  que  en  ycellui  faisant  n’ait  chevaux  ne  armes»  (BNF.  Moreau.  F.  4).
 145 	«  Item  il  voult  et  expressemnt  ordonna  que  a  son  obseque  faire  il  nait  point  de  cheval  ne  que
len  ne  face  point  telles  pompes  comme  len  a  acoustumé  de  faire  a  obseques  de  chevalier»  (AN  Xla
9807.  F.  99);  «tostevoies  à  son  obseque  faire,  il  ne  vuelt  point  avoir  de  cheval  ne  que  on  y  face  telles
pompées  comme  l’en  a  acoustumé  faire  a  Seigneur  et  Chevalier»  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  364  v).
 146 	Так,  Парламент  прервал  свою  работу  для  участия  в  похоронах  президента  Жана  де
Пупанкура  в  1403  г.  и  сопровождал  верхом  «на  лошадях»  его  тело  вплоть  до  ворот  Сен-Дени.
См.:  AN  U  501.  F.  42.
 147 	О  знании  как  власти  см.:  Jle  Гофф  Ж.  Средневековый  мир  воображаемого.  С.  413.
 148 	См.  подробнее:  Уваров  П.Ю.  Интеллектуалы  и  интеллектуальный  труд  в  средневеко¬
вом  городе//  Город  в  средневековой  цивилизации  Западной  Европы.  М.,  1999.  Т.  2.  С.  223;
Paravicini  Bagliani  A.  Les  intellectuels  et  le  pouvoir.  P.  29.  Появление  университетских  интел¬
 496

С  университетским  сообществом  чиновников  роднило  очень  многое:  сам  прин¬
цип  корпоративного  устройства  как  новой  солидарности  выходцев  из  разных
слоев  общества;  правила  карьерного  роста,  да  и  знаки  отличия  (магистерская
шапочка  и  длинное  одеяние).  Знание  легитимировало  их  претензии  на  благо¬
родный  статус,  поскольку  оно  провозглашалось  основой  королевского  управ¬
ления  и  оружием  защиты  «общего  блага»149.  Как  следствие,  обладание  учеными
степенями  оправдывало  освобождение  от  налогов,  по  аналогии  с  духовенством
и  университетскими  деятелями,  поскольку  образование  уже  с  середины  XIII  в.
признавалось  источником  благородства.  Так  появляются  идеи  нового  «дво¬
рянства  знаний»  (nobilitas  scientia),  оспаривающего  приоритет  благородства
по  крови.  Важно  при  этом,  что  речь  шла  именно  о  статусе  рыцаря  для  «осте¬
пененного  клирика»  и  о  праве  «жить  благородно»150.
 В  отличие  от  финансового  и  военного  ведомств  особые  знания  нужны
были  именно  служителям  суда  (в  сфере  права)  и  канцелярии  (грамотность
и  владение  стилем),  которые  поэтому  находились  в  авангарде  процесса  об¬
ретения  статуса  благородных  по  службе.  Знаменательно,  что  члены  Парла¬
мента  на  первых  порах  в  протоколах  именовались  «мэтрами  Парламента»,
«магистрами  суда»,  подчеркивая  свой  статус  образованных  людей151.  Знатоки
права  первыми  из  чиновников  стали  претендовать  на  статус  дворян  по  служ¬
бе,  апеллируя  к  «благородству  знания»  и  значению  права152.  Эту  позицию
впервые  начали  отстаивать  адвокаты,  о  чем  писал  в  трактате  Жан  Бутийе:
«Согласно  древним  законоведам,  труд  адвоката  должен  быть  приравнен  к  ры¬
царству,  ибо  как  рыцари  сражаются  за  правое  дело  мечом,  так  же  и  адвокаты
отстаивают  и  защищают  право  своим  трудом  и  знанием,  отчего  они  именова¬
лись  в  писаном  праве  рыцарями  закона»153.
 лектуалов  явилось  некогда  второй  после  горожан  попыткой  оформления  «четвертого  сосло¬
вия»  и  первой  элиты,  соперничающей  с  дворянами.  См.  подробнее:  Уваров  П.Ю.  Лучшие  люди
христианства,  лучшие  люди  королевства  //  Элита  и  этнос  средневековья.  М.,  1995.  С.  206-212;
Jle  Гофф  Ж.  Интеллектуалы  в  Средние  века.  С.  90-93,  162.
 149 	Эти  идеи,  почерпнутые  у  Аристотеля,  активно  внедрялись  в  обществе  церковными
мыслителями,  затем  университетскими  интеллектуалами,  а  потом  органично  вошли  в  труды
теоретиков  гражданской  службы.  См.:  Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона».  С.  68-69.  О  «благо¬
родстве»  права  см.  подробнее:  Krynen  J.  L’État  de  justice...  P.  46-53.
 ьо  Статус  благородного  давала  человеку  прежде  всего  степень  в  области  права  из-за  не¬
которого  сходства  «знания»  с  «оружием»  для  защиты  общего  интереса.  См.  об  этом:  Fédou  R.
La  noblesse  en  France  à  la  fin  de  Moyen  Age.  P.  59-60.  Об  университетском  дипломе  как  основе
претензии  на  благородство  см.:  Уваров  П.Ю.  Франция  XVI  в.  С.  296-297.
 151  «maistres  du  Parlement,  magistri  curiae»  {Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris.  P.  114).  Другие
примеры  см.:  Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона».  C.  68.
 1э2 	В  этом  контексте  весьма  красноречив  тот  факт,  что  наибольшее  число  аноблирующих
грамот  получили  служители  Канцелярии  (41,46%  от  числа  аноблированных  чиновников)  и
меньше  всех  члены  Парламента  (24,33%),  поскольку  «знания»  их  разнились.  См.:  Autrand  Fr.
Noblesse  ancienne  et  nouvelle...  P.  619-621.  Однако  служители  Канцелярии  первыми  добились
аноблирования  по  службе  после  20-летнего  стажа  работы.  См.:  Tesser  G.  Diplomatique  royale
française.  P.  157-158.
 ьз  «Or,  sçachez  que  le  fait  d’avocacerie  selon  les  anciens  faiseurs  de  loix,  si  est  tenu  et  compté
pour  chevalerie.  Car  tout  ainsi  comme  les  chevaliers  sont  tenus  de  combatre  pour  le  droict  à  l’espée,
ainsi  sont  tenus  les  advocats  de  combatre  et  soustenir  le  droict  de  leur  pratique  et  science,  et  pour
ce  sont  ils  appeléz  en  droit  escrit  chevaliers  de  loix»  (Boutiller  J.  Somme  rurale.  Цит.  no:  Delache-
nal  R.  Histoire  des  avocats...  P.  137).
 497

Значение  образования  и  ученых  степеней  как  знака  идентичности  вновь
проявляется  в  надгробиях  и  эпитафиях  чиновников.  Из  40  эпитафий  с  упоми¬
нанием  ученой  степени  покойного  (см.  таблицу  №  5),  принадлежащие  служи¬
телям  Парламента  составляют  абсолютное  большинство  (25  человек,  вклю¬
чая  Палату  прошений  Дома  короля);  далее  идут  пятеро  «советников  короля»
без  указания  чиновной  должности,  четверо  служителей  парижского  Шатле,
трое  представителей  Палаты  счетов,  наконец,  по  одному  канцлеру,  нотариусу
Канцелярии  и  нотариусу  Налоговой  палаты.
 Поскольку  образование  являлось  критерием  отбора  чиновника,  прежде
всего  судейского,  а  должности  еще  не  наследовались,  то  единственным  спо¬
собом  закрепить  достигнутый  статус  было  обеспечить  своим  детям,  племян¬
никам  и  другим  родственникам  возможность  продолжить  семейную  тради¬
цию  службы,  получив  университетский  диплом.  О  его  значении  для  карьеры
свидетельствуют  многочисленные  дарения  на  получение  образования  и  даль¬
нейшее  продвижение  по  службе154.  При  всей  условности  статистических  под¬
счетов,  сделанных  на  основе  одного  регистра  завещаний,  обратим  внимание
на  тот  факт,  что  именно  в  группе  чиновников  насчитывался  наибольший  про¬
цент  дарений  детям  и  другим  родственникам  на  получение  образования155.
В  истинных  целях  таких  дарений  убеждает  и  их  мотивировка  в  завещаниях:
как  правило,  речь  идет  не  просто  о  дарении  студенту,  а  о  «целевом»  расходо¬
вании  именно  на  получение  образования156.  Например,  советник  Парламента
Пьер  д’Арси,  завещает  душеприказчикам  продать  дом  и  после  уплаты  долгов
все  деньги  потратить  «на  содержание  в  школе»  его  брата157.  Мэтр  Палаты
счетов  Пьер  дю  Шатель  завещает  полученные  от  отца  земли  и  собственные
приобретения  в  области  Шатель  своему  кузену  Жанену  Ле  Вьелару,  «школяру,
обучающемуся  в  школах»,  а  кроме  этого  передает  своей  дочери  и  зятю  Рено
Фрерону,  первому  медику  короля,  земли,  дома,  мельницу,  ренты  и  доходы  в
Париже,  особо  оговорив,  что  из  этой  суммы  500  франков  должно  быть  выде¬
лено  ими  для  содержания  Жанена  «в  школах  из  года  в  год  непрерывно,  чтобы
он  мог  приобрести  знания»158.  Президент  Следственной  палаты  Парламента
Адам  де  Бодрибос  оставил  по  завещанию  своему  племяннику  50  франков  «на
 154 	В  своих  исследованиях  об  университетских  дарениях  более  позднего  периода  П.Ю.  Ува¬
ров  заронил  существенные  сомнения  в  целях  подобной  «благотворительности»,  стимулируе¬
мой  налоговыми  льготами,  однако  в  данном  случае  рискну  с  большой  долей  уверенности
утверждать,  что  мы  имеем  дело  с  прямой  заинтересованностью  чиновников  в  университет¬
ском  дипломе  для  адресатов  их  дарений.  См.:  Уваров  П.Ю.  Франция  XVI  в.  С.  251-257.
 155 	Из  234  завещаний  речь  об  этом  идет  в  22  случаях  (9,4%),  из  которых  13  человек  (59%)
принадлежат  к  кругу  служителей  короны  и  судейских  (20%  от  этой  социальной  группы).  Под¬
счеты  сделаны  мной  на  основе  исследования  Д.  Куртманш.  См.:  Courtemanche  D.  Oeuvrer  pour
la  postérité.  P.  149-170.
 156 	Есть  случаи  дарений  денег  родственнику-студенту,  без  указания,  что  они  выделены
именно  на  учебу,  но  они  сделаны  не  чиновниками.  Например,  Лоран  де  ла  Перьер,  мэтр  ис¬
кусств,  лиценциат  обоих  прав,  выделил  племяннику-студенту  «за  добрые  услуги»  30  экю  зо¬
лотом  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  631  v).
 157 	«illud  convertatur  ad  tenendum  predictam  Guiotum  in  scolis»  (BNF.  Moreau.  1161.
F.  784  v-785).
 158 	«aux  escoles  d’an  en  an  sans  interuption  de  temps,  afin  qu’il  puisse  acquerre  science»
(Testanments.  P.  275-278).  Более  того,  он  обозначает:  «ежели  случится  так,  что  Жанен  получит
степень  в  науке  до  того,  как  500  франков  будут  потрачены»,  остаток  дочь  с  зятем  передадут
ему,  «дабы  он  жил  этим  и  поддерживал  себя  в  нуждах».
 498

содержание  его  в  школе,  пока  его  мать  и  друзья  не  найдут  иного  способа»  об
этом  позаботиться159.  Дени  де  Руиль,  некогда  адвокат  в  Парламенте,  завещал
средства  своему  племяннику  непосредственно  на  обучение  гражданскому
праву;  если  же  тот  откажется,  тогда  эту  сумму  он  завещает  другому  родствен¬
нику  на  обучение  праву  в  Орлеане,  Париже  или  в  Анжере160.
 Весьма  строг  к  племянникам,  обучающимся  гражданскому  праву  в  уни¬
верситете  Орлеана,  Жан  де  Пупанкур,  первый  президент  Парламента,  выде¬
ляя  из  своего  большого  наследства  200  экю  «одноразово»  Гийемену  Ле  Клер¬
ку,  а  Обеле  Ле  Клерку  оставляя  в  Париже  свой  дом,  в  котором  живет  адвокат
в  Парламенте  мэтр  Пьер  де  Мариньи  с  тем,  однако,  условием,  что  племянник
будет  продолжать  учебу,  в  противном  случае  он  отменяет  это  дарение  и  пе¬
редает  дом  его  брату  Гийемену161.  Нотариус  и  королевский  секретарь  Жан  де
Куафи  завещает  своему  внучатому  племяннику,  «дабы  содержать  его  в  шко¬
лах»,  200  турских  ливров,  но  через  руки  душеприказчиков,  которые  ежегодно
должны  ему  возмещать  ровно  столько,  сколько  он  «потратит  в  школах»162.
В  ряде  завещаний  недвусмысленно  проступает  связь  между  университетским
дипломом  и  надеждами  на  социальное  возвышение.  Так,  Жан  Перье,  коро¬
левский  адвокат  в  Парламенте,  передает  по  завещанию  своему  племяннику
мэтру  Филиппу,  «помимо  того,  чем  он  содержит  и  оплачивает  его  в  школе,
для  его  продвижения  200  франков163.
 О  ценности  образования  в  среде  чиновников  и  судейских  говорят  и  факты
дарений  на  обучение  детей  своих  друзей,  что  еще  сильнее  скрепляло  корпо¬
ративное  единство.  Так,  Жан  Канар,  некогда  королевский  адвокат  в  Парла¬
менте,  а  затем  епископ  Аррасский  и  советник  короля,  дарит  Жану  Аша  20
турских  ливров,  чтобы  он  «отправил  сына  в  школу»,  а  Жирардену,  сыну  по¬
койного  Робера  Дожа,  студенту  в  Париже  -  100  турских  ливров,  и  еще  20  лив¬
ров  «бедному  ребенку,  сыну  Робера  де  Ла  Серло,  чтобы  пойти  в  школу»164.
Жан  Фовель,  пристав  Парламента,  выделил  80  ливров  своему  «родственнику
и  помощнику  на  школу»165.
 Весьма  красноречиво  об  атмосфере  «образовательного  рвения»  в  надеж¬
де  на  должности  свидетельствует  и  то,  что  даже  женщины  из  этого  круга  не
остались  в  стороне  от  «погони  за  дипломами»:  так,  уже  упоминавшаяся  нами
Эда  Ла  Пиду,  что  лишила  своих  дочерей  от  первого  брака  отцовского  наслед¬
ства,  позаботилась  о  родственнике  своего  нового  мужа,  мэтре  Пьере  Лампре-
ре,  студенте  в  университете  Орлеана,  выделив  ему  целых  2  тыс.  ливров  «еди¬
новременно  дабы  содержать  его  в  школе  и  помочь  ему  получить  должность
 159 	«pour  l’aider  à  tenir  à  l’escolle  jusques  ad  ce  que  sa  mere  et  autres  amis  aient  autrement
pourveu»  (Testaments.  P.  593).
 160 	«volo  quod  custodiatur  cursus  juris  civilis  bonus  pro  tradendo  sibi  vel  aliteri  de  genere  nostro
proximiori,  in  casu  tarnen  quod  ibit  ad  Studium  generale»  (BNF.  Moreau  1162.  F.  370).
 161 	Testaments.  P.  340.
 162 	«Item,  le  dit  testateur  donna  et  laissa  à  Guillaume,  son  petit  nepveu,  pour  luy  tenir  à  l’escole,
 II 	С  livres  Tournois,  à  prendre  par  porcion  par  les  mains  de  ses  diz  executeurs,  chascun  an,  selon  ce
qu’il  despendra  à  l’escole»  (Testaments.  P.  368).
 163 	«Item  il  laisse  a  Maistre  Philippe  son  neveu  oultre  ce  de  quoy  il  la  tenu  et  despendu  pour  lui
à  l’escole  pour  son  avancement»  (BNF.  Moreau  1161.  F.  732  v).
 164 	«Item,  à  Jehan  Achat,  pour  envoyer  son  filz  à  l’escole,  ...  pour  aler  à  l’escole»  (Testaments.
P.  397).
 165 	«ejus  parenti  et  servitori  pro  eundo  ad  scolas»  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  116  v).
 499

в  окружении  короля  или  в  Парламенте»166.  Жена  Жана  Акара,  прокурора  в
Парламенте,  оставила  по  завещанию  сыну  своей  сестры  40  турских  ливров
«для  содержания  в  школе»167.
 Эти  дарения  еще  раз  показывают,  что  надежным  социальным  успехом  яв¬
лялось  максимально  широкое  внедрение  семьи  и  родни  во  властные  структу¬
ры  с  опорой  на  корпоративную  солидарность.  Именно  последняя  помогала
многим  проникнуть  в  сужающиеся  двери,  ведущие  в  коридоры  власти.  Почти
все  чиновники  пробивались  с  помощью  связей  и  друзей,  браков  и  покрови¬
тельства,  услуг  и  клиентел.  Однако  в  основании  карьеры  обязательным  усло¬
вием  закладывалось  образование,  зачастую  полученное  благодаря  стипен¬
диям  или  помощи  неродственников.  Поэтому  при  составлении  завещаний,
многие  чиновники  делают  щедрые  дарения  коллежам  и  бедным  студентам,
тем  самым  способствуя  воспроизводству  крепнущей  социальной  прослойки.
Причем  подобная  благотворительность  являлась  уделом  не  столько  высоких
чинов,  сколько  всей  группы  в  целом.
 Данная  генеральная  тенденция  нашла  выражение  в  двух  равнозначных
формах:  во-первых,  в  безадресных  дарениях  «бедным  студентам»168.  Так  по¬
ступили  епископ  Парижский  и  потомок  канцлера  Франции  Пьер  д’Оржемон,
мэтр  Палаты  счетов  Пьер  дю  Шатель,  королевский  нотариус  и  секретарь  по
представлениям  в  Парламенте  Никола  де  Леспуасс,  королевский  нотариус-
секретарь  Лоран  Лами  и  епископ  Амьена  и  бывший  парламентарий  Жан  де  Ла
Гранж169.  Во-вторых,  щедрые  «дары»  выделяются  непосредственно  универси¬
тету  или  отдельным  коллегиям170.  Так,  Арно  де  Корби  выделил  по  завещанию
тысячу  франков  золотом  «студентам  коллежа  Шоле  в  Париже  для  повыше¬
ния  их  бурс»171,  Жан  де  Нели-Сен-Фрон,  некогда  известный  парламентский
адвокат,  а  ныне  церковный  иерарх,  щедро  одарил  церковные  школы,  в  том
числе  при  церкви  св.  Николая  в  Суассоне172,  президент  Следственной  палаты
Парламента  Робер  Ваке  завещал  небольшие  суммы  студентам  Наваррского
коллежа,  факультетов  теологии  и  искусств173.  Симон  Гюден,  советник  Палаты
прошений  Дворца,  дарит  коллежу  Форте  в  Париже  4  парижских  ливра,  «дабы
употребить  на  утварь  для  коллежа»174,  10  ливров  дарит  на  обустройство  и
 166 	«  pour  le  tenir  à  l’escole,  et  pour  lui  aidier  à  avoir  un  office  devers  le  roy,  ou  en  Parlement»
(Testaments.  P.  479).
 167 	«ad  tenendum  predictum  filium  ad  scolas»  (BNF.  Moreau.  1162.  F.  399  v^OO).
 168 	Во  всем  регистре  таких  дарителей  всего  шестеро,  и  трое  из  них  относятся  к  числу  слу¬
жителей  короны.  См.:  Courtemanche  D.  Oeuvrer  pour  la  postérité.  P.  152-155.
 169 	BNF.  Moreau.  1161.  F.  75,  400v,  768v;  Testaments.  P.  275.  К  этой  же  категории  можно  от¬
нести  и  двух  советников  короля  -  Жана  д’Арси  и  Жана  Канара.  См.:  Courtemanche  D.  Oeuvrer
pour  la  postérité.  P.  153.
 170 	Из  исследования  Д.  Куртманш  следует,  что  из  всех  25  человек,  одаривающих  универ¬
ситет  и  коллежи,  восемь  принадлежат  к  группе  чиновников,  т.е.  треть  от  общего  числа.  См.:
Courtemanche  D.  Oeuvrer  pour  la  postérité.  P.  143-152.
 171 	«Item,  je  laisse  aux  escoliers  des  Cholès  de  Paris,  pour  augmantation  de  leurs  bourses,  mil
frans  d’or»  (Testaments.  P.  294).  Коллеж  был  основан  в  1289  г.  Жаном  Шоле  и  предназначался
для  выходцев  из  Бовэ,  откуда  родом  был  и  Арно  де  Корби.
 172 	Testaments.  Р.  311.
 173 	«Item  lego  scolaribus  Collegii  de  Navarre  seu  Campanii  videlicet  cuilibet  theologico  XII
denarios,  et  cuilibet  artiste  et  Grammatico  XII  denarios»  (BNF.  Moreau  1161.  F.  463  v  -  464).
 174 	«Item  le  dit  testateur  laissa  au  College  de  Fortet  fondé  à  Paris  pour  emploier  en  utensiles  pour
ycellui  College  quatre  livres  Parisis»  (BNF.  Moreau  1162.  F.  504  v).
 500

пользу  коллежа  факультета  канонического  права  Жан  Випар,  доктор  прав  и
регент  этого  факультета,  а  также  советник  Парламента175,  а  мэтр  Палаты  сче¬
тов  Жан  Фольвиль  жертвует  студентам  Сорбонны  обстановку  дома,  принад¬
лежащего  этому  коллежу,  в  котором  он  проживал:  в  завещании  подробно  пе¬
речислены  и  описаны  скамейки,  кресла  и  столы  в  комнатах176.
 Самым  щедрым  дарителем  может  считаться  Жан  Канар,  в  чьей  судьбе
оказались  накрепко  увязаны  служба  короне  и  преданность  университету:  док¬
тор  теологии  и  епископ  Аррасский,  он  начинал  карьеру  простым  адвокатом  в
Парламенте,  достигнув  затем  ранга  королевского  адвоката  в  верховном  суде.
В  его  обширном  завещании  отчисления  в  пользу  студентов  и  коллежей  явля¬
ют  собой  лучший  образец  щедрого  прагматизма  интеллектуалов  эпохи.  Есте¬
ственно,  больше  всех  получил  Наваррский  коллеж,  колыбель  функционеров  и
гуманистов177:  он  дарит  ему  шпалер  с  изображением  Девы  Марии,  «дабы  вы¬
ставлялся  на  торжественных  празднествах»;  кроме  того,  дом  в  Париже,  стои¬
мость  которого  он  оценивает  в  «10  тысяч  ливров  и  более  того».  Причем  этот
дом  он  распорядился  продать,  а  деньги  разделить  на  десять  равных  частей:
часть  студентам  коллежа,  а  часть  на  ремонт  отелей  и  строений  коллежа,  либо
на  покупку  рент  или  земель  для  коллежа.  При  этом  даритель  особо  оговарива¬
ет,  что  деньги  предназначены  именно  коллежу  и  на  общие  нужды,  а  не  «что¬
бы  мэтры  и  студенты  употребили  к  их  личной  выгоде».  Оставшиеся  части  от
продажи  дома  Канар  распределяет  между  другими  коллежами  -  Сорбонной,
Бургундским,  кардинала  Лемуана,  четырех  нищенствующих  орденов  и,  нако¬
нец,  «бедным  студентам,  живущим  в  Париже  и  не  занимающимся  обманом»,
т.е.  посещающим  занятия  в  университете.  За  правильностью  трат  должны,
по  воле  завещателя,  следить  аббат  Сен-Реми  и  Жан  Жерсон,  «канцлер  Нотр-
Дам  и  прокурор  четырех  наций».  Аббату  Сен-Реми,  который  приходился  ему
племянником,  Канар  подарил  также  дом  в  Париже,  виноградники,  земли  и
ренты,  поскольку  «тот  намерен  жить  в  Париже  и  преподавать  на  факультете
канонического  права,  где  он  доктор,...  дабы  поддерживать  подобающее  поло¬
жение  и  оплачивать  расходы»178.
 175 	«Item  legavit  Collegio  facultatis  Decretorum  in  Universitate  Studii  Parisiensis  decern  libras
Parisiensis  pro  convertando  in  agendo  et  commodo  ipsius  facultatis»  (BNF.  Moreau  1162.  F.  536).
 176 	«que  ledit  biens  demeurent  à  tousjours  on  dit  hostel  pour  le  parement  d’icellui»  (BNF.
Moreau  1161.  F.  377).  О  Жане  Фольвиле,  служителе  Парламента,  затем  королевском  прево  Па¬
рижа,  наконец,  мэтре  счетов  см.:  Gaillard  H.  Essai  de  biographie  de  Jean  de  Folleville//  BEC.
1908.  T.  69.  P.  369-404.
 177 	О  Наваррском  коллеже  и  его  месте  в  культуре  раннего  гуманизма  см.:  Оиу  G.  Le  collège
de  Navarre,  berceau  de  humanisme  français//  Bulletin  philologique  et  historique.  P.,  1975.  T.  1.
P.  276-299;  Gorochov  N.  Collège  de  Navarre  dès  sa  fondation  (1305)  au  début  du  XVe  (1418).
Histoire  de  l’institution,  de  sa  vie  intellectuelle  et  de  son  recrutement.  P.,  1997.
 178 	«au  college  de  Champeigne  dit  de  Navarre  à  Paris  un  drap  de  haulte  lisse  de  l’istoire  Nostre-
Dame;  Item  à  plusieurs  povres  escoliers  estudians  à  Paris  miles  livres  tournois»  (BNF.  Moreau  1161.
F.  59  v);  «il  laissa  au  college  de  Champaigne,  dit  de  Navarre,  fondé  à  Paris,  un  tapiz  de  l’Istoire
de  Nostre  Dame,  pour  tendre  aux  festes  solenneles;  aux  college  des  escoliers  de  Champaigne  dit
de  Navarre,  un  dixiesme  pour  convertir  es  reparacions  de  leurs  hostels  et  edifices,  ou  pour  acheter
rente  ou  terres  pour  ycelui  college,  sans  ce  que  les  maistres  et  escoliers  appliquent  les  deniers  à  leurs
singulier  proufit,  afin;  une  autre  diziesme  partie  aux  povres  estudians,  escoliers  seculiers  residens  à
Paris  et  sans  fraude;  ...  et  lire  en  Faculté  de  Decretz...  soustenir  en  bon  estât  et  paier  les  charges»
(Testaments.  P.390-392,  398-399).  Завещание  от  26  февраля  1405  г.  имело  несколько  дополне¬
ний,  1406-1407  гг.
 501

В  этот  же  контекст  вписывается  пункт  завещания  Робера  Може,  первого
президента  Парламента,  составленного  им  после  смещения  с  должности  ле¬
том  1418  г.  и  накануне  кончины:  он  выделил  деньги  на  оплату  20  месс  в  кол¬
леже  Дорман  «за  упокой  души  покойного  кардинала  Бовэ,  основателя  этого
коллежа»179.  В  этом  распоряжении  проступает  не  только  значение  для  груп¬
пы  служителей  короны  корпоративной  исторической  памяти,  но  и  уважение
к  тому,  кто  «правильно»  вложил  деньги,  создав  очаг  воспроизводства  новой
властной  элиты180.  Многие  из  чиновников  получали  образование  благодаря
пожертвованиям  своих  предшественников,  оплачивавших  обучение  «бедных
студентов»,  и  эта  стратегия  конституирования  социальной  группы  служите¬
лей  короны  оказалась  одной  из  самых  эффективных181.
 Как  следствие,  в  завещаниях  чиновников  нашла  отражение  важнейшая
черта  их  социо-культурного  облика:  особое  отношение  к  книге  как  к  инст¬
рументу  работы  и  карьерного  роста.  Служители  короны,  особенно  судейские
и  секретари  Канцелярии,  были  в  числе  главных  потребителей  книжной  про¬
дукции,  о  чем  свидетельствуют  и  собранные  ими  богатейшие  библиотеки182.
В  этом  кругу  неустанно  гонялись  за  книгами,  при  любой  возможности  ста¬
рались  ими  завладеть  и  весьма  неохотно  расставались  с  добычей183.  Важно
при  этом,  что  книги  не  только  приобретались,  но,  как  явствует  из  завещаний,
чаще  всего  переходили  от  одного  владельца  к  другому  в  виде  даров,  в  залог,
в  оплату  услуг,  так  что  почти  не  выходили  за  пределы  интересующей  нас  со¬
циальной  группы  и  сплачивали  ее  единство184.  Об  этом  свидетельствует  ряд
завещаний,  согласно  которым  у  их  авторов  находятся  книги  других  лиц.  Пре¬
зидент  Следственной  палаты  Парламента  Адам  де  Бодрибос  распорядился
 179 	«Item,  je  veulx  que  XX  messes  de  Requiem  soient  chantées  au  college  de  Dormans  pour  le
repos  de  l’ame  de  feu  monseigneur  le  cardinal  de  Beauvais,  fondeur  du  dit  college»  (Testaments.
P.  601).
 180 	Жан  Канар  также  в  обмен  на  свои  щедрые  дарения  коллежам  и  факультетам  распоря¬
дился  служить  ежегодные  мессы  за  спасение  его  души  и  вписать  его  в  мартиролог  Наваррского
коллежа  («afin  qu’ilz  soient  tenuz  de  faire  celebrer  chascun  an  aucun  service  divin  ou  memoire»)
(Testaments.  P.  398).  Точно  так  же  распорядился  и  Симон  Гюден,  советник  Палаты  прошений
Дворца:  прочесть  девять  псалмов  и  отслужить  мессу  за  упокой  его  души,  причем  присутствую¬
щим  на  ней  студентам  полагалось  раздать  10  парижских  су  (BNF.  Moreau  1162.  F.  504  v).  Со¬
ветник  Парламента  Дени  де  Паси  завещал  студентам  коллежа  Bons  enfans  у  ворот  Сен-Виктор
 12 	парижских  су  на  мессу  за  упокой  его  души,  8  парижских  су  -  капелле  этих  студентов,  а  так¬
же  за  произнесение  шести  псалмов  студентам  по  12  парижских  су  (BNF.  Moreau  1162.  F.  30).
 181 	О  чиновниках,  основателях  коллежей  Дорман  и  Беку,  в  которых,  согласно  распоряже¬
ниям  завещателей,  следовало  обучать  тому,  «что  потребно  для  общего  блага»,  см.:  Carolus-
Barré  L.  Le  cardinal  de  Dormans,  chancelier  de  France...  P.  314-365;  Cazelles  R.  Pierre  de  Bécoud
et  la  fondation  du  collège  de  Boncourt//  BEC.  1962.  T.  120.  P.  55-103.  О  завещании  Жана  де
Дормана  как  выражении  идей  «команды»  советников  Карла  V  см.:  Autrand  Fr.  Un  certain  sens
de  l’État...  P.  351-352.
 182  Delachenal  R.  La  bibliothèque  d’un  avocat  au  XIVe  siècle.  P.  524-537;  Autrand  Fr.  Culture
et  mentalité.  Les  librairies  des  gens  du  Parlement  au  temps  de  Charles  VI  //  Annalesé  ESC.  1974.
N  5.  P.  1219-1244;  Hasenhor  G.  L’essor  des  bibliothèques  privées  aux  XIVe  et  XVe  siècles  //  Histoire
des  bibliothèques  françaises.  P.,  1989.  T.  1.  P.  215-263.
 183 	См.  в  частности  об  отношении  к  книгам  Никола  де  Бая,  владельца  самой  крупной  част¬
ной  библиотеки  эпохи:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  314-315,  320-321.
 184 	Так,  Никола  де  Бай  получает  от  Жана  де  Нели-Сен-Фрона  в  оплату  за  свои  хлопоты
душеприказчика  книгу  Уильяма  Оккама:  «Item  à  Maitres  Nicole  de  Baye,  graffier,  mon  Oquam  en
deux  volumes  sans  ais»  (Testaments.  P.  315).
 502

вернуть  хранящиеся  в  его  доме  книги  по  завещанию  Мартена  Газеля,  одним
из  душеприказчиков  которого  он  являлся.  Зная  об  особом  рвении  коллег  в  об¬
ретении  книг,  он  указывает  в  завещании,  что  разрешает  брату  забрать  из  его
дома  свои  книги,  и  чтобы  ему  просто  поверили  при  этом  на  слово,  что  кни¬
ги  принадлежат  именно  ему185.  Президент  Следственной  палаты  Парламента
Жан  де  Сен-Врен  завещает  вернуть  находящуюся  у  него  книгу  Дигест  маги¬
стру  Ансельму,  адвокату  в  Витри,  Lecture  папы  Иннокентия  III  наследникам
некоего  отца  Прозини,  как  и  30  ливров  за  переданные  ему  на  хранение  книги
от  Гийома  де  Три186.  Еще  более  красноречиво  в  этом  плане  завещание  Жана
де  Нели-Сен-Фрона:  он  четко  оговаривает,  чтобы  ни  одна  из  его  книг  не  была
арестована  в  счет  уплаты  долгов,  если  «в  начале  и  в  конце  найдена  будет  над¬
пись,  что  он  ее  купил»;  кроме  того,  он  просит  душеприказчиков  просмотреть
все  книги,  и  те,  где  в  начале  или  в  конце  написано,  кому  она  принадлежит,  в
каком  залоге  и  за  какую  сумму  находится  у  него,  вернуть  владельцам187.
 Наличие  частных  библиотек  и  дарения  книг  по  завещаниям  роднит  чи¬
новников  с  людьми  университета  и  церкви,  подчеркивая  определенную  взаи¬
мосвязь  этих  трех  социальных  страт188.  И  все  же  в  этом  вопросе  проступают
существенные  отличия  служителей  короны.  Прежде  всего,  по  составу  биб¬
лиотек:  лица  духовного  звания  почти  исключительно  дарят  религиозную  ли¬
тературу,  в  то  время  как  у  чиновников  в  личных  библиотеках  наряду  с  кни¬
гами  по  праву  обнаруживаются  большие  собрания  произведений  античных
авторов,  исторические  сочинения,  а  также  труды  гуманистов.
 Но  главное,  книга  в  среде  служителей  короны  предстает  инструментом
профессиональной  деятельности  и  потому  обладает  двойной  ценностью  как
средство  укрепления  групповой  солидарности  и  профессионализма.  Отсюда
проистекает  бросающийся  в  глаза  прагматизм  при  распоряжении  книгами:
желая  одарить  коллегу,  друга  или  коллеж,  владелец  руководствуется  при  вы¬
боре  содержанием  книги189.  Таковы  дарения  книг  библиотекам  школ,  колле¬
жей  и  университетов:  желание  остаться  в  коллективной  памяти  сочетается
с  трезвой  оценкой  востребованности  книги  для  обучения.  Скажем,  Жан  де
Нели-Сен-Фрон  жертвует  целые  библиотеки  различным  коллежам:  школе
Прель  (Praelles)  книги  по  гражданскому  праву,  Декреталии  и  Клементины  и
комментарии  к  ним,  а  также  труды  Орозия  и  Цицерона;  коллежу  Дорман  -
 185 	Книги  Мартена  следовало  искать  в  двух  сундуках  и  вернуть,  кроме  трех  перечислен¬
ных:  «Consolateur,  Liber  qui  dicitur  Octo  tractuum  et  autre  dont  nom  ne  sait»;  a  книги  брата  -  те,
что  на  скамейке  в  комнате  напротив  прихожей,  в  кабинете  и  в  спальне  (Testaments.  Р.  592).
 186 	BNF.  Moreau  1162.  F.  433v^34.
 187 	«Item,  je  ne  veul  point  que  mes  livres  que  je  donne  ou  laisse  en  mon  testament  soient
aucunement  prisiez  parjuriez,  ne  aussi  les  autres  esquelx  au  commencement  ou  la  fin  Ten  trouvera
escript  que  je  y  ay  mis  pris;  Item,  soient  veuz  et  regardez  diligemment  les  commencemens  et  les  fins
des  livres,  car  l’en  trouvera,  s’il  y  a  aucun  qui  ne  soit  point  mien,  escript  de  ma  main  s’il  est  en  gage,
et  pour  quelle  somme,  et  par  qui,  et  à  cui  il  doit  estre  renduz»  (Testaments.  P.  319).
 188 	По  данным  Д.  Куртманш,  из  регистра  в  236  завещаний  книги  фигурируют  в  81  случае.
См.:  Courtemanche  D.  Oeuvrer  pour  la  postérité.  P.  171.  В  завещаниях  чиновников  мною  обнару¬
жены  20  упоминаний  о  книгах,  однако  сюда  не  входят  те  случаи,  когда  все  свое  имущество  без
детализации  составитель  завещания  дарит  сыну  или  другому  наследнику.
 189 	На  эту  особенность  чиновной  культуры  в  эпоху  «юридического  гуманизма»  обращает
внимание  Р.  Десимон.  См.:  Descimon  R.  La  haute  noblesse  parlementaire...  P.  368.
 503

труды  Оригена,  книги  по  астрономии,  «Сон  Сципиона»  Макробия;  коллежу
д’Аркур  -  произведения  Цезаря  и  Сенеки190.
 В  еще  большей  степени  этот  прагматизм  в  подходе  к  «интеллектуальному
капиталу»  проявляется  в  дарении  книг  конкретным  людям.  Книги  по  праву
предназначались  исключительно  тем,  кто  находился  или  рассчитывал  ока¬
заться  на  королевской  службе,  в  то  время  как  религиозные  книги  -  только
лицам  духовного  звания.  К  примеру,  все  тот  же  Жан  де  Нели-Сен-Фрон  дарит
все  свои  книги  по  гражданскому  и  каноническому  праву  племяннику,  лицен¬
циату  гражданского  и  канонического  права,  а  мэтру  Филиппу  де  Буагийу  сре¬
ди  прочих  книг  сборник  кутюмов  Нормандии,  Жану  Канару  труд  Марсилия
Падуанского191.  Жан  де  Попинкур,  первый  президент  Парламента,  дарит  пле¬
мяннику,  студенту  университета  в  Орлеане,  все  свои  книги  по  каноническому
праву;  также  и  прокурор  Парламента  Жан  дю  Берк  все  свои  книги  по  праву
завещает  сыну.  Показательно,  что  даже  в  отношении  ближайших  родствен¬
ников  побеждает  тот  же  рационализм.  Так,  Пьер  дю  Шатель,  мэтр  Палаты
счетов,  одарил  кузена  книгами,  но  лишь  по  каноническому  и  гражданскому
праву,  а  не  по  медицине  (которые  у  него  тоже  имелись),  поскольку  тот  учится
на  правоведа.  Президент  Следственной  палаты  Парламента  Адам  де  Бодри-
бос  дарит  племяннику  книги  таким  манером:  «если  захочет  стать  медиком,  я
оставляю  ему  книги  по  медицине...;  а  если  ему  больше  по  душе  стать  дек-
реталистом,  я  оставляю  ему  мои  “Декреталии”,  Liber  Sextus,  Клементины  и
Декрет,  все  с  глоссами»192.
 Само  выделение  книг  в  отдельные  статьи  завещаний,  как  и  наличие  бо¬
гатых  по  составу  личных  библиотек,  свидетельствуют  о  специфике  культуры
этого  социального  слоя,  для  которого  они  служили  одним  из  параметров  иден¬
тичности,  а  характер  их  распределения  демонстрирует  стремление  удержать
интеллектуальный  капитал  и  упрочить  корпоративные  связи  внутри  группы,
поддержать  ее  единство  и  способствовать  дальнейшему  ее  воспроизводству,
как  и  поддержанию  профессионализма.
 О  динамике  социального  возвышения  чиновников  свидетельствуют  тек¬
сты  эпитафий,  в  которых  фигурируют  обозначения  знатности.  Речь  идет  о  ти¬
туле  «noble  homme  /  nobilis  vir»:  так  титулуются  110  человек  из  общего  числа
в  246  королевских  должностных  лиц,  чьи  эпитафии  сохранились  в  церквах
Парижа  (44%)  (см.  табл.  №  4).  Периодизация  этих  эпитафий  демонстриру¬
ет  тенденцию  к  сдержанному  росту:  для  XIV  в.  -  16,  для  первой  половины
XV  в.  -  34,  для  второй  половины  XV  в.  -  59,  еще  четыре  эпитафии  условно
датируются  XV  в.  Распределение  «благородства»  по  ведомствам  свидетель¬
ствует  в  пользу  приоритета  образования  и  судебной  функции  в  установле¬
нии  меры  респектабельности  королевской  службы:  Парламент  -  52  человека,
 190 	Testaments.  Р.  314.  Как  пример  исключительно  «мемориального»  дарения  предстает  за¬
вещание  Гийома  де  Дормана:  он  дарит  все  свои  книги  по  теологии  коллежу  Дорман,  основан¬
ному  его  братом  (AN  Xla  9807.  F.  157v).
 191 	Судя  по  завещанию,  он  владел  богатейшей  библиотекой  и  щедро  одарил  множество
близких  ему  людей,  включая  коллег,  слуг  и  друзей.  См.:  Testaments.  Р.  313-316.
 192 	«Item,  il  donne  et  laisse  à  Guillemin  le  Clerc,  son  nepveu,  estudiant  à  Orleans,  tous  ses  livres
de  droit  canon»  (Testaments.  P.  340).  Testaments.  P.  275,  526,  593  («s’il  veult  estre  medecin,  je  lui
laisse  mes  livres  de  medecine...  et  s’il  a  plus  chier  à  estre  decretiste,  je  lui  laisse  mes  Decretales,  mon
Siziesme,  mes  Clementines  et  mon  Decret  tout  glosez»).
 504

Палата  счетов  -16,  Канцелярия  -  9,  Казначейство  -  9,  советники  без  указа¬
ния  должности  -  7,  пятеро  служителей  Монетной  палаты,  пятеро  -  париж¬
ского  Шатле,  четыре  канцлера,  один  в  Налоговой  палате  и  один  местный
служитель.  Однако  среди  перечисленных  110  «благородных  людей»  лишь  40
человек  отмечены  в  качестве  владельцев  земель  («сеньор  таких-то  земель»),
в  то  время  как  «сеньорами»  и  «мессирами»  именуются  еще  11  человек,  без
всякого  упоминания  о  владении  «благородной  землей».  Наконец,  21  человек
(19%)  имеют  титул  «рыцаря»  (chevalier  /  miles),  из  коих  семь  человек  (33%)
не  обозначены  в  качестве  владельцев  сеньорий193.
 Всё  это  логично  порождает  сомнения  в  том,  что  титул  «noble  homme»
реально  указывал  на  принадлежность  к  дворянству194.  Тем  более  что  по¬
четные  титулы,  которыми  именуются  остальные  56%  (136  эпитафий)  ко¬
ролевских  должностных  лиц  (honnorable  homme,  sage  maistre,  venerable  et
discrette  personne  и  даже  просто  maistre),  равномерно  используются  на  всем
протяжении  исследуемого  периода  и  относятся  как  к  мелким  чиновникам  в
бальяжах  или  в  верховных  палатах,  так  и  к  высшим  постам  в  администра¬
ции,  например  к  президентам  Парламента.  Таким  образом,  величания  чи¬
новников  говорят  о  выработке  и  закреплении  особого  благородного  статуса
службы19:>.
 Последнее  обстоятельство  сказалось  и  на  социальной  трансформации
дворян.  Прежде  всего,  власть  активно  поощряла  их  приток  на  службу  коро¬
не,  стремясь  укрепить  свою  социальную  базу  и  улучшить  финансовое  по¬
ложение  благородного  сословия,  существенно  пошатнувшееся  в  связи  с
коммутацией  ренты  и  тяжелыми  последствиями  Столетней  войны196.  Ордо¬
нансы  уже  с  конца  XIV  в.  предписывают  на  вакантные  должности,  при  про¬
чих  равных  условиях,  отдавать  предпочтение  дворянам197.  С  середины  XV  в.
произошел  перелом  ситуации,  и  начался  массовый  приток  дворян  в  ор¬
ганы  королевской  власти,  повлекший  подлинное  «аристократическое  об¬
новление»  государственного  аппарата.  Как  следствие,  в  этот  же  период  от¬
мечается  существенный  рост  числа  дворян  в  университетах,  поскольку
 193 	Позднее  аноблирующие  должности  давали  сразу  же  право  на  титул  «рыцаря».  См.:
Bloch  J.-R.  L’Anoblissement  en  France...  P.  77.
 194 	Этот  аспект  титулатуры  на  материале  нотариальной  практики  раннего  Нового  времени
исследован  П.Ю.  Уваровым,  который  признает  наличие  почетного  эпитета  признаком  элитар¬
ности,  однако  относит  титул  «noble  homme»  скорее  к  «людям  закона  и  знания»,  чем  к  дворянам
по  крови  и  воинскому  сословию.  См.:  Уваров  П.Ю.  Старый  порядок  социальных  наименова¬
ний...  С.  56-67;  Он  же.  Социальные  именования  парижан...  С.  180-192.
 193 	О  значении  титулов  dominus  как  владельца  земли  и  nobilis  как  высшего  статуса,  став¬
шего  с  XIII  в.  наследственным,  см.:  Michaud-Quantin  P.  Le  vocabulaire  des  catégories  sociales...
P.  77-79.
 196 	О  социальной  трансформации  сословий  общества  под  воздействием  государства  см.:
Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  239-243.  О  кризисе  дворянства  к  нача¬
лу  XIV  в.  и  смене  параметров  его  идентичности  см.:  Fossier  R.  Société  médiévale.  P.  303-304;
Fédou  R.  La  noblesse  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge  (du  milieu  du  XIVe  è  la  fin  du  XVe  siècles)  //
Studia  z  dziejow  Francij.  Lodz,  1980.  P.  50-57.
 197 	ORF.  VIII.  416;  X.  104.  Это  активно  поддерживалось  и  в  общественном  мнении.  Так,
в  «Совете  Изабо  Баварской»  сказано:  «король  в  продвижении  должен  отдавать  предпочтение
людям  благородным,  из  хороших  семей,  и  их,  если  достойны,  скорее  продвигать,  чем  неблаго¬
родных»  (Advis.  Р.  147).
 505

диплом  оставался  обязательным  для  занятия  важных  постов,  особенно  в  судо¬
производстве198.
 Не  ставя  под  сомнение  материальную  привлекательность  королевской
службы  для  мелкого  и  среднего  дворянства,  ясно,  что  мы  сталкиваемся  здесь
с  последствиями  повышения  ее  социального  статуса.  Для  такого  перелома
необходимо  было  утвердить  в  общественном  сознании  благородство  служ¬
бы  и  прославить  личные  достоинства  служителей  «общего  блага».  Эти  идеи
первыми  подхватили  университетские  интеллектуалы,  в  согласии  с  церков¬
ной  концепцией  virtus  (достоинства)  человека  акцентировав  внимание  на
личных  заслугах,  лежащих  в  обосновании  социального  превосходства  дво¬
рян,  но  противостоящих  благородству  по  рождению199.  В  исследуемый  пери¬
од  эти  идеи  ярко  отстаивал  канцлер  Парижского  университета  Жан  Жерсон.
В  проповеди  1389  г.  он  говорил:  «Если  ты  мне  скажешь,  что  благороден  по
крови  и  большой  давности  незапамятной  (grant  encienneté),  я  тебе  отвечу,  что
это  глупая  похвальба  хвалиться  подвигами  другого  (prouesses  d’autruy),  ибо
если  твои  предки  не  свершили  бы  некоего  блага  великого  геройства  и  по¬
хвальности,  их  не  назвали  бы  благородными».  Сторонницей  этих  идей  была
и  Кристина  Пизанская,  которая  со  ссылкой  на  античные  авторитеты  утвер¬
ждала,  что  «ни  один  рыцарь  или  благородный  человек  не  имел  ни  почестей,
ни  воинских  званий,  как  бы  ни  был  он  благороден,  если  прежде  не  завое¬
вал  бы  их  храбростью  и  собственным  геройством».  Следовательно,  в  основе
благородного  статуса  должны  лежать  личные  заслуги  человека:  «нет  ниче¬
го  благороднее  доблести,  ничего  прекраснее,  лучше  и  превосходнее  ее»,  -
писала  она200.
 Идеи  о  преимуществе  «благородства  по  заслугам»  перед  «благородством
по  крови»  подхватили  и  развивали  в  кругах  служителей  короны,  усматривая
в  этом  фактор  легитимации  своего  социального  возвышения.  Автор  трактата
«Сновидение  садовника»  видит  оправдание  привилегированного  положения
дворян  лишь  в  их  личных  заслугах  и  доблестях  и  потому  утверждает,  что
получивший  дворянство  именно  за  это  выше  того,  кто  обладает  им  по  пра¬
ву  рождения:  «тот,  кто  аноблирован  и  посвящен  в  рыцари  за  свои  собствен¬
ные  доблести,  должен  быть  более  почитаем,  чем  тот,  кто  благороден  по  рож¬
дению,  ибо  каждый  должен  быть  восхваляем  за  свои  собственные  заслуги,
а  не  за  заслуги  другого».  Следовательно,  человека  характеризует  его  «труд
(oeuvre);  и  тот,  кто  творит  подлости  (oeuvre  vilain),  подл,  а  тот,  кто  творит
благородное  дело,  куртуазен  и  благороден  (urbain  et  noble)»201.  Те  же  идеи
личных  заслуг  как  основы  дворянского  статуса  развивал  и  Жан  Жувеналь:
«И  вовсе  [вы]  не  являетесь  благородным  от  ваших  родителей  и  предков,  но
 198 	Verger  J.  Les  Universités  au  Moyen  Âge.  P.  153.  Об  охватившей  дворян  архонтома-
нии  (погоне  за  должностями)  современники  начали  писать  уже  с  начала  XV  в.  См.  по¬
дробнее:  Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона».  С.  86.  Э.  Драваза  считает  переломным  1450  г.
для  наплыва  дворян  в  королевскую  администрацию.  См.:  Dravasa  Е.  «Vivre  noblement».
P.  126-127.
 199 	Эти  идеи  нашли  отражение  в  «Поликратике»  Иоанна  Солсберийского,  поставившего  в
основание  всей  пирамиды  власти  монарха  идею  доблести  как  залога  процветания  государства:
«Car  le  royaume  n’est  deu  pour  cause  de  sanc  mais  pour  cause  des  mérités»  (Foulechat  D.  Tyrans,
princes  et  prêtres.  P.  81  (N  83)).
 200 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  973;  Pisan  Ch.  de.  Livre  de  la  paix.  P.  101-102.
 201 	Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  296-297,  307.
 506

лишь  от  себя  самого,  ибо  если  вы  благородны  от  рождения,  надо  сказать  боль¬
шое  спасибо  вашим  предкам,  кто  стяжал  это  благородство,  а  если  вы  благо¬
родны  от  себя  самого,  да  еще  вкупе  с  благородством  ваших  предков,  тогда  это
хорошо»202.
 Иными  словами,  тема  «доблесть  против  крови»  не  являлась,  в  строгом
смысле  слова,  изобретением  гуманистов203,  но  почерпнута  была  из  антич¬
ных  образцов,  к  тому  же  опиралась  на  средневековые  концепты  достоин¬
ства  личности,  развитые  церковными  и  университетскими  мыслителями  и
приспособленные  служителями  строящегося  государства  к  своим  личным
нуждам.
 Основная  проблема  для  чиновников,  даже  получивших  аноблирующие
грамоты,  заключалась  в  том,  что  статус  дворянина  включал  в  себя  в  каче¬
стве  обязательного,  если  не  определяющего,  признака  факт  признания  дру¬
гими  человека  «благородным»204.  Но  сложность  на  этом  этапе  заключалась
в  том,  что  в  обществе  «благородство»  служителей  короны  еще  не  призна¬
валось,  что  переживалось  в  этой  среде  весьма  остро.  Примером  может  слу¬
жить  трактат  «Сновидение  садовника»,  где  автор  сетует:  «плебей  или  вил¬
лан  становится  доблестным,  богатым  и  могущественным  и  ведет  себя  во
всех  делах  изо  всех  сил  как  благородный,  и  всё  же  он  не  будет  почитаться
за  благородного,  ибо  таковое  состояние,  не  бывшее  у  него  прежде,  не  мо¬
жет  быть  скоро  признано  во  мнении  народа».  Именно  в  этом  «мнении  наро¬
да»  даже  аноблированный  королем  чиновник  имеет  «всего  лишь  образ  дво¬
рянства»  (image  de  noblece),  поскольку,  как  трезво  констатирует  автор,  «ни
папа,  ни  император,  ни  король  не  могут  изменить  мнение  народа»  (l’opynion
du  pueple)205.  Для  признания  статуса  благородного  по  обычаю  необходимо
было,  как  минимум,  три  поколения  дворян206.  И  надо  заметить,  что  до  кон¬
ца  Старого  порядка  дворянство  чиновников  оставалось  «воображаемым»,
так  и  не  слившись  со  старым  родовитым  дворянством,  что  явилось  од¬
ним  из  источников  социального  напряжения  на  последнем  этапе  монархии
во  Франции207.
 202 	Он  также  считал  правомерным  как  утерю,  так  и  приобретение  дворянства  исходя  из
личных  деяний  человека.  См.:  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  68.
 203 	Об  этом  устойчивом  заблуждении  специалистов  по  Ренессансу  и  его  критику  см.:  Со-
гомонов  А.Ю.,  Уваров  П.Ю.  Парадоксы  вывихнутого  времени,  или  Как  возникло  социальное  //
Конструирование  социального.  Европа  V-XVI  вв.  М.,  2001.  С.  142.
 204 	Autrand  Fr.  L’image  de  la  noblesse...  P.  342-343.
 205 	Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  299,  306.  Автор  считает  достаточным  сроком  для  доказатель¬
ства  «добрых  нравов»  10-20  лет,  но  признает,  что  оптимальным  являлось  бы  «незапамятное
дворянство».
 206 	Уже  в  раннем  трактате  «О  правосудии  и  судопроизводстве»,  где  новые  принципы  вла¬
сти  обосновывались  римским  правом,  четко  сказано  о  необходимости  быть  благородным  в
третьем  поколении:  «Nos  devrons  tenir  cest  gentil  et  noble,  qui  de  aol  et  de  bésaol  sont  gentil
et  noble;  et  cels  puent  dire  sentence  comme  noble»  (Li  livre  de  Jostice  te  de  plet.  P.  66.  Ch.  XII.
N  5).  Позднее  достаточным  считалось  20  лет  службы  (Bloch  J.-R.  L’Anoblissement  en  France...
P.  75).
 207 	Согласно  Луазо,  чиновники,  получившие  аноблирующие  грамоты,  «имеют  лишь  сход¬
ство  с  настоящим  сословием,  и  потому  их  считают  сословием  «почетным  и  воображаемым»,
поскольку  оно  «не  несет  настоящего  благородства»  (une  vraye  noblesse),  каковое  есть  лишь
у  дворян  и  экюйе  (Gentil-homme  ou  d’Escuyer),  а  это  благородство  почетное,  ненастоящее
(impropre)  и  несовершенное.  См.:  Loyseau  Ch.  Traité  des  ordres.  P.  4;  Idem.  Cinq  livres  de  droits
des  offices.  P.  46.
 507

Строя  собственную  идентичность  по  модели  дворян,  чиновники  придава¬
ли  большое  значение  семейным  структурам,  составляющим,  по  выражению
Ф.  Отран,  сердцевину  статуса  дворянства208.  Поэтому,  как  это  уже  прозвуча¬
ло  у  Жувеналя,  постепенно  достоинства  чиновников  как  бы  тоже  передают¬
ся  по  наследству.  Апелляция  к  «святой  памяти  о  доблестных  предках»  и  их
безупречной  службе  на  «общее  благо»  помогала  претендентам  на  должности
заручиться  особым  расположением  корпораций  и  короля.  Семейная  тради¬
ция  службы  постепенно  приобрела  значение  гарантии  эффективности  коро¬
левской  администрации.  И  потому,  апеллируя  к  безупречной  службе  предка
в  надежде  на  преимущества  при  конкурсном  отборе,  кандидат  подчеркивал
значимость  труда  на  общее  благо  королевства  и  достоинства,  которые  как  бы
переходят  по  наследству209.
 Ярким  выражением  этой  тенденции  в  самоидентификации  королевских
служителей  явилось  появление  личных  и  семейных  послужных  списков  в
надгробиях  и  эпитафиях,  причем  мне  представляется  существенным,  что
происходит  это  именно  в  середине  XIV  в.  Впервые  на  могиле  мэтра  Жана  дю
Порталя  перечислены  его  службы  -  советника  короля  Филиппа  V  Длинного,
а  затем  его  брата  короля  Карла  IV  Красивого,  должность  канцлера  «благород¬
ного  принца  монсеньора  Карла,  графа  Валуа,  вплоть  до  его  смерти»  и  мэтра
Прошений  Дома  короля  Филиппа  VI  Валуа210.  До  конца  XV  в.  мной  найдено
15  такого  рода  эпитафий  (см.  табл.  №  3):  во  второй  половине  XIV  в.  -  три,  в
первой  половине  XV  в.  -  тоже  три,  во  второй  половине  XV  в.  -  девять.  Cur¬
sus  honorum  в  этих  эпитафиях  предстает  как  путь  личной  славы  и  примерных
деяний.  В  еще  большей  степени  данная  тенденция  обозначена  в  прославле¬
ниях  династий  служителей  короны  Франции,  так  что  преемственность  се¬
мейного  промысла  выглядит  как  знак  особого  благородства  ее  отпрысков211.
Таких  эпитафий  мной  обнаружено  14:  в  них  прославляются  династии  Дор-
 208 	Показательно,  что  в  Парламенте  процент  родственников  был  выше  в  среде  чиновников
из  нового  дворянства:  с  середины  XIV  в.  84%,  к  1454  г.  -  90,9%.  См.:  Autrand  Fr.  Naissance
d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  50-52.  В  этом  контексте  Ф.  Отран  обратила  внимание  на  роль  ба¬
стардов  в  среде  чиновников:  как  и  у  дворян,  чиновные  дети,  даже  рожденные  вне  брака,  имеют
ценность.  Незаконнорожденные  дети  особенно  ценны  были  в  исследуемый  начальный  период,
когда  чиновники  нуждались  в  максимальном  арсенале  средств  для  стабилизации  собственного
положения  во  власти.  См.  подробнее:  Autrand  Fr.  Naissance  illégitime  et  service  de  l’État  //  RH.
1982.  T.  267,  N  542.  P.  289-303.
 209 	Эта  тенденция  нашла  отражение  и  в  иных  формах:  так,  по  наблюдению  Ф.  Отран,  с
1410  г.  в  речах  адвокатов,  защищающих  чиновников-недворян,  в  качестве  аргумента  в  пользу
подзащитного  фигурируют  его  почтенные  родственники.  С  этого  же  времени  берет  начало  тен¬
денция  обзаводиться  «легендарными»  генеалогиями,  большей  частью  выдуманными  и  всерьез
не  воспринимаемыми  даже  их  заказчиками.  Особенно  популярны  были  мифы  об  иностран¬
ном  происхождении  рода,  исключавшие  возможность  проверки  реальности  «благородства».
См.:  Autrand  Fr.  L’image  de  la  noblesse  en  France...  P.  351-352;  Descimon  R.  La  haute  noblesse
parlementaire...  P.  366-367.
 210 	Epitaphier  du  vieux  Paris.  T.  III.  P.  49-50.  N  1007.
 211 	Д.  Куртманш  справедливо  отмечает  функцию  эпитафий  в  стратегии  создания  общей
исторической  памяти  чиновников,  особенно  появление  «славных  предков»,  так  необходимых
для  статуса  респектабельности.  См.:  Courtemanche  D.  Mémoire  et  représentation  ou  pourquoi  se
hisser  au  statut  d’ancêtres  //  Les  serviteurs  de  l’État  au  Moyen  Âge.  P.  269-279.
 508

манов,  д’Оржемонов,  Рошфоров,  де  Сансов,  Бланше,  Логёйлей,  Ле  Коков,
Люилье,  Пьедеферов,  Брюларов,  де  Камбрэ,  де  Плантов,  Ле  Буланже  и  Л’Опи-
талей212.
 Надгробия  чиновников  становятся  не  только  одной  из  форм  репрезента¬
ции  служителей  власти,  но  и  стратегией  утверждения  «благородства»  государ¬
ственной  службы  и  «наследования  доблестей»,  которые  опирались  на  иную
по  природе  трактовку  времени  и  на  связанную  с  ней  историческую  память213.
Все  эти  аргументы  были  также  заимствованы  королевскими  служителями  из
арсенала  университетских  интеллектуалов,  уже  в  начале  XIII  в.  развивавших
идеи  бессмертия  интеллектуального  труда  и  глубоко  аристократичный  «миф
о  славе»,  увековечивающей  имя  человека  в  памяти  потомков214.
 В  отличие  от  рыцарских  подвигов  и  творений  интеллектуалов  труд  чи¬
новника  являлся  неиндивидуальным  и  неабсолютным  актом,  но  коллектив¬
ным  и  неразрывно  связанным  с  «неумирающим  телом»  государства,  чье
существование  давало  возможность  претендовать  на  «благодарную  память
потомков».  Как  следствие,  чиновники  были  лично  заинтересованы  в  защите
и  укреплении  государства  ради  удержания  собственного  статуса,  что  также
отличало  их  благородный  статус  от  положения  родовитого  дворянства.  А  в
их  эпитафиях  воздавалась  похвала  службе  как  служению  «общему  благу»,
причем  такие  похвалы  появляются  на  эпитафиях  лишь  со  второй  половины
XIV  в.  С  этого  времени  служителей  короны  прославляют  за  их  знания,  труд  и
служение,  которые  приобрели  ценность  именно  в  контексте  повышающегося
авторитета  королевской  службы.  Первая  такая  похвала  найдена  мной  в  эпи¬
тафии  Рено  де  Прежильбера  1363  г.:  президент  Следственной  палаты  Пар¬
ламента,  он  назван  «мужем  великой  скромности  и  мудрости»215.  В  1388  г.  на
могиле  советника  короля  Пьера  де  Монтегю  начертана  была  похвала  «бле¬
стящему  и  славному»  человеку  за  службу  «господину  нашему  королю»216.
Жану  Патурелю,  президенту  Палаты  счетов,  погребенному  в  аббатстве  Сен-
 212 	Семья  де  Сансов  (1335-1394  гг.)  -  N  1057,  1062;  семья  Дорманов  (около  1364  г.)-
N  983-985;  семья  д’Оржемонов  (1389-1505  гг.)  -  N  790-793;  семья  Бланше  (1386-1400  гг.)  -
N  1199-1200;  семья  Ле  Коков  (рубеж  XIV-XV  вв.)  -  N  1523;  семья  Л’Опиталей  (XIV  в.)-
N  4087;  семья  Логёйлей  (1420  г.)  -N  1205;  семья  Люилье  (1468-1498  гг.)  -N  2948-2949;  семья
Пьедефе  (вторая  половина  XV  в.)  -  N  2983;  семья  Брюларов  (конец  XV  в.)  -  N  2984-2985;  се¬
мья  де  Камбрэ  (1484  г.)  -  N  3184;  семья  Рошфоров  (1483-1630  гг.)  -  N  844;  семья  де  Плантов
(рубеж  XV-XVI  вв.)  -N  559,  617;  семья  Ле  Буланже  (1510  г.)  -N  2902  (даны  номера  эпитафий
в  изд.  Epitaphier  du  vieux  Paris).
 213 	О  новой  трактовке  времени  в  духе  Аристотеля  и  в  противовес  Августину  и  о  ее  воз¬
действии  на  всю  структуру  институтов  власти  и  конституирование  института  службы  см.  по¬
дробнее:  Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  Roi.  P.  200-226;  Хюлъзен-Эш  A.  фон.  Роль  памяти  в
становлении  сословия  юристов:  изобразительная  репрезентация  Джованни  да  Леньяно  /  Пер.
с  нем.  Н.Ф.  Сокольской  //  Одиссей:  Человек  в  истории.  2002.  М.,  2002.  С.  76-100;  Эксле  О.Г.
Аристократия,  memoria  и  культурная  память  (на  примере  мемориальной  капеллы  Фуггеров  в
Аугсбурге)  //  Образы  прошлого  и  коллективная  идентичность...  С.  38-51.
 214 	См.  подробнее  о  «бессмертии»  интеллектуального  труда  и  новом  «мифе  о  славе»:
Paravicini  BaglianiA.  Les  intellectuels  et  le  pouvoir...  P.  38-39.
 215 	«vir  magnae  discretionis  et  prudentiae»  (Epitaphier  du  vieux  Paris.  T.  IV.  P.  435.  N  1941).
 216 	«excellens  et  magnifique  qui  rhemis  in  servitio  dicti  domini  nostri  diem  suum»  (Ibid.  T.  VIII.
P.  237-238.  N  3830).
 509

Виктор  в  крипте,  была  начертана  стихотворная  эпитафия,  где  он  назван  «про¬
славленным  мудростью  и  честью»217.  В  1394  г.  на  могиле  Гийома  де  Санса,
первого  президента  Парламента,  выходца  из  семьи  служителя  короны,  зна¬
чилось:  «благородной  памяти,  великого  благочестия  и  мудрости  муж»218.
В  эпитафии  советника  короля,  Андре  Гранже,  1399  г.  говорилось:  «муж  наи¬
высшей  осмотрительности  и  великого  знания»219.  К  началу  XV  в.  похвалы
даются  не  только  личным  достоинствам  чиновников,  связанным  с  их  служ¬
бой,  но  и  самой  их  службе.  Первая  такая  похвала  появилась  на  надгробии
Рено  де  Бюси,  советника  Парламента,  в  1407  г.  Она  восхваляла  «почтенного
человека  и  мудрого  мэтра»  за  «многие  блага,  принесенные  им  на  заседаниях
(суда)»220.  Впрямую  о  службе  идет  речь  в  надгробии  Никола  де  Бая,  самого
знаменитого  секретаря  Парламента:  «труды  и  занятия  правом  вкупе  с  фило¬
софией  долго  сочетал  с  заботами  секретаря»221.  В  1440  г.  на  могиле  советника
короля  и  президента  Палаты  прошений  Дворца  Гийома  де  Вилье  было  на¬
писано:  «достопочтенной  памяти,  честности  и  великого  знания  благородный
муж»222.  В  эпитафии  1447  г.  советника  Парламента  Дени  дю  Мулена,  после¬
довавшего  за  дофином  Карлом  в  Пуатье  и  ставшего  в  конце  жизни  епископом
Парижским,  воздаются  похвалы  его  достоинствам  советчика:  «наизнамени¬
тейший  советник  короля  Карла  VII,  муж  великого  совета  и  наимудрейший,
исключительной  честности  и  красноречивейший  в  речах»223.  Наконец,  бли¬
же  к  концу  века  в  эпитафиях  четко  обозначается  и  понятие  службы  государ¬
ству.  Именно  об  этом  сказано  в  надгробии  1484  г.  Жана  де  Сен-Ромена,  со¬
ветника  и  генерального  прокурора  при  двух  королях,  Людовике  XI  и  Карле
VIII:  «всегда  доблестно  споспешествовал  защите  королевских  прав  и  благу
государства»224.
 Пусть  приведенные  эпитафии  содержат  пока  еще  скромные  похва¬
лы,  и  их  не  так  много,  но  и  эти  обнаруженные  мной  случаи  восхвале¬
ния  служителей  за  их  достоинства  и  труды  свидетельствуют  о  появлении
в  некрологической  практике  уже  в  исследуемый  период  отдельной  соци¬
альной  группы  чиновников.  В  последующем  их  эпитафии  станут  более  ве¬
леречивыми  и  пышными,  а  труд  на  общее  благо  прочно  закрепится  как
знак  особого  отличия  чиновников  и  права  на  благодарную  память,  но  эта
тенденция  проявилась  уже  в  данный  период  становления  королевской  адми¬
нистрации.
 217 	«tant  renommé  de  sans  et  d’honneur  à  voir  dire»  (Ibid.  T.  XII.  P.  345-346.  N  5775).
 218 	«nobilis  memoriae,  magnae  devotionis  et  prudentiae  vir»  (Ibid.  T.  III.  P.  81.  N  1057).
 219 	«summae  circumspectionis  et  magnae  scientiae  vir»  (Ibid.  T.  X.  P.  25.  N  4483).
 220 	«honnorable  homme  et  sage  maistre...  qui  a  donné  céans  moult  de  bien»  (Ibid.  T.  III.  P.  57.
N  1020).
 221 	«quem  labor  et  Studium  juris  quoque  philosophiae  effecere  diu  cum  cura  graphariatus»  (Ibid.
T.  III.  P.  514.  N  1423).
 222 	«venerande  memoriae,  probitatis  et  magnae  scientie  nobilis  vir»  (Ibid.  T.  X.  P.  172-173.
N  4696).
 223 	«regis  Caroli  VII  consiliarius  famosissimus,  vir  magni  consilii  atque  prudentissimus,
probitatis  eximiae  et  lingua  dissertissimus»  (Ibid.  T.  X.  P.  9.  N  4459).
 224 	«lequel  s’est  toujours  employé  vertueusement  à  la  conservation  des  droitctz  roy  aulx  et  au
bien  de  la  chose  publique»  (Ibid.  T.  VII.  P.  116-117.  N  3248).
 510

Память  о  трудах  и  заслугах  чиновников  приобретала  ценность  и  смысл
только  в  контексте  государства,  на  благо  которого  они  служили.  Поэтому
их  благородный  статус  определялся  и  гарантировался  лишь  самим  госу¬
дарством,  и  термин  «государственная  знать»  представляется  мне  наиболее
адекватно  отражающим  специфику  этой  социальной  группы225.  Формирова¬
ние  «государственной  знати»  раскрывает  одну  из  важнейших  функций  го¬
сударства  -  устанавливать  и  санкционировать  социальные  градации  в  об¬
ществе226.  Вместе  с  тем,  по  мере  усиления  публично-правовых  принципов
верховной  светской  власти  авторитет  и  ценность  службы  чиновника  апелли¬
руют  к  защите  им  не  личных  интересов  короля,  а  общего  блага  королевства  и
подданных.
 225 	Термин  «государственная  знать»  принадлежит  П.  Бурдьё,  чья  книга  с  таким  названием
(Noblesse  d’Etat)  посвящена  воспроизводству  элит  в  современном  обществе,  но  апеллирует  и  к
средневековой  традиции  формирования  «благородства»  служителей  короны  Франции.
 226 	Об  этой  социальной  функции,  содержащейся  в  концепте  гех  (от  regere  fines)  см.:  Бен-
венист  Э.  Указ.  соч.  С.  249.  Бурдьё  квалифицирует  титулы  как  гарантированные  государством
(через  его  уполномоченных  -  нотариусов,  судей  и  т.д.)  социальные  идентичности.  См.:  Бур¬
дьё  П.  Дух  государства...  С.  241.

Глава  10
 ПРИНЦИП  «ОБЩЕГО  БЛАГА»
В  ЭТИКЕ  И  ПРАКТИКЕ  СЛУЖБЫ
 Принцип  «общего  блага»  стал  двигателем  утверждения  публично-право¬
вой  природы  королевской  власти.  Почерпнутая  из  арсенала  античного
наследия,  защита  общего  блага,  заявленная  как  цель  государства  и  его  испол¬
нительного  аппарата,  обозначилась  с  самых  первых  указов  и  первых  теорети¬
ческих  трактатов  о  ведомствах  и  службах  короны  Франции  середины  XIII  в.
Этот  принцип  укреплял  положение  короля  в  политической  структуре  средне¬
векового  общества,  характеризуемой  множественностью  носителей  властных
прерогатив,  соединенных  с  собственностью.  Однако  дисперсия  власти  нико¬
гда  не  отменяла  монархического  принципа,  который  сохранялся  даже  в  пе¬
риод  максимального  рассредоточения  полномочий,  известный  как  феодаль¬
ная  раздробленность.  Вместе  с  тем,  усиление  королевской  власти  в  отсут¬
ствии  вакуума  потребовало  от  короны  акцентировать  внимание  на  защитных
функциях  государства,  на  протекционистской  политике  в  отношении  поддан¬
ных,  заявив  себя  гарантом  «общей  воли»1.  Легитимация  усиливающейся  ко¬
ролевской  власти  опиралась  на  идею  защиты  ею  справедливости  для  всех,
поэтому  главной  функцией  монарха  на  первом  этапе  являлась  именно  судеб¬
ная.  С  этим  связана  ведущая  роль  юридических  полномочий  и  в  структуре
исполнительной  власти2.  Важно  подчеркнуть  при  этом,  что  главной  целью
политики  короны  на  данной  стадии  являлось  завоевание  морального  автори¬
тета  в  обществе.  Он  превращал  формирующееся  госуарство  в  лице  короля  и
его  служителей  в  защитника  и  последнее  прибежище  всех  страждущих,  оби¬
женных  и  угнетенных,  что  на  первых  порах  оправдывало  его  существование3.
Цель  завоевания  морального  авторитета  превратилась  в  эффективный  рычаг
 1 	Дуализм  политической  структуры  средневекового  общества  и  процесс  формирования  в
этих  условиях  публично-правовой  природы  королевской  власти  детально  проанализированы
в  трудах  H.A.  Хачатурян.  См.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  18-28;
Она  же.  Эволюция  государства  в  средневековой  Европе  с  древнейших  времен  до  конца  XV  в.
С.  487-508.
 2 	Этот  фактор  нашел  отражение  в  предложенной  В.Н.  Маловым  периодизации  истории  го¬
сударства,  где  начальный  этап  назван  «судебной  монархией».  См.:  Малое  В.Н.  Ж.-Б.  Кольбер.
С.  10.  О  правосудии  как  raison  d’être  формирующегося  государства  см.:  Strayer  J.  Les  origines
médiévales...  P.  40^1.
 3 	О  значении  морального  авторитета  в  становлении  государства  подробно  и  аргументи¬
рованно  писал  Дж.  Стрейер:  он  обращал  внимание  историков  на  сложную  эволюцию  чувства
преданности  -  от  семьи  и  местного  сообщества  или  религиозной  общины  к  абстрактному  го¬
сударству.  См.:  Strayer  J.  Les  origines  médiévales...  P.  22.
 512

расширения  компетенции  ведомств  и  служб  короны  Франции,  а  принцип  «за¬
щиты  общего  блага»  позиционировался  как  противостояние  разрушительно¬
му  частному  интересу.  В  этом  основополагающем  принципе  выразилось  про¬
тивостояние  личностного  и  публично-правового  характера  власти,  так  что  в
конфликтах  администрации  и  монархов  обе  стороны  провозглашали  себя  за¬
щитниками  «общего  блага»,  подозревая  другую  в  «частном  интересе».
 Специфику  интерпретации  и  реализации  чиновниками  своей  функции  за¬
щиты  «общего  интереса»  наиболее  адекватно  раскрывают  следующие  аспек¬
ты:  зарождающиеся  черты  гражданского  гуманизма  службы,  политическая
нейтральность  как  обобщающая  стратегия,  наконец,  риторика  и  практика  за¬
щиты  общего  блага  от  частного  интереса.
 ГРАЖДАНСКИЙ  ГУМАНИЗМ  СЛУЖБЫ
 Действенным  рычагом  усиления  королевской  власти  явился  принцип  вос¬
становления  ею  справедливости  и  наказания  греха,  а  главным  орудием  -  от¬
правление  правосудия4.  Роль  эта  нашла  выражение  в  появлении  при  Людови¬
ке  Святом  особой  королевской  инсигнии  -  «длани  правосудия»,  которой  он,
единственный  из  всех  королей  Западной  Европы,  наделялся  при  коронации5.
«Длань  правосудия»,  по  сути,  заменила  меч  как  «инструмент  восстановле¬
ния  справедливости»,  отражая  таким  образом  кардинальное  переосмысление
характера  королевского  правосудия  и  статуса  его  вершителей.  Этот  принцип
опирался  вначале  на  церковную  концепцию,  идущую  от  Священного  Писа¬
ния  и  трудов  Отцов  церкви,  прежде  всего  Августина,  чья  максима:  «чем  были
бы  государства  без  справедливости,  как  не  разбоем?»  -  оставалась  лейтмо¬
тивом  легитимации  функций  верховной  светской  власти6.  Однако  формируе¬
мая  «королевская  религия»  опиралась  и  на  античную  традицию  гражданской
ответственности  власти  и  деперсонализации  отправления  правосудия,  кото¬
рая  в  сочетании  с  сакральной  концепцией  дала  в  руки  теоретиков  королев¬
ской  власти  неотразимые  аргументы  для  провозглашения  государя  «образом
Христа»  и  «Богом  на  земле»7.  В  результате  их  соединения  меняется  природа
 4 	См.:  Ktynen  J.  Idéal  du  prince.  P.  190-191;  Цатурова  С.К.  Священная  миссия  короля-су-
дии...  С.  78-82.
 э 	Важно  при  этом  иметь  в  виду,  что  все  королевские  регалии  впоследствии,  при  Карле
Мудром,  получили  трактовку  как  инструменты  правосудия.  См.:  Golein  J.  Traité.  P.  305-324.
О  «длани  правосудия»  см.:  Цатурова  С.К.  Длань  правосудия  в  инсигниях  королевской  власти
во  Франции  XIII-XV  вв.  //  Анфологион.  Славяне  и  их  соседи.  Власть,  общество,  культура  в
славянском  мире  в  Средние  века:  К  70-летию  Бориса  Николаевича  Флори.  М.,  2008.  Вып.  12.
С.  228-232.  Ж.  Кринен  обращает  внимание  на  появление  впервые  длани  правосудия  на  моне¬
тах  Гуго  Капета.  См.:  Krynen  J.  Idéal  du  prince.  P.  184.
 6«Quod  sunt  régna  nisi  latrocinia  perdita  justicia».  Эта  максима  встречается  не  только  в  трак¬
тате  «Сновидение  старого  паломника»  Филиппа  де  Мезьера  или  в  речах  Жана  Жерсона,  но
и  в  записи  известного  нам  Никола  де  Бая.  См.:  Mezières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  471;  Gerson  J.
Oeuvres.  T.  7.  P.  1172;  JNB.  T.  I.  P.  27.
 7 	Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  80-113.  Аристотелизм  XIII  в.  -  интерпретация
античной  традиции  в  трудах  глоссаторов,  но  главное  -  у  Фомы  Аквинского  -  знаменовался
установлением  неразрывной  связи  jus  и  justitia.  См.  подробнее:  Krynen  J.  L’État  de  justice...
P.  15-16,39-40.
 17.  С.К.  Цатурова
 513

судопроизводства:  государь  провозглашается  «подданным  правосудия»8.
А  отступление  от  этой  миссии  грозит  королю  потерей  трона,  поскольку  не¬
справедливый  государь  воспринимается  как  тиран,  что  нашло  воплощение  в
обозначившихся  во  французской  политической  мысли  этого  периода  идеях
тираноборчества9.
 Само  правосудие  трактуется  как  восстановление  прав  каждого  поддан¬
ного  в  духе  послания  Апостола  Павла  -  «отдавайте  всякому  должное»  (Рим.
13:7)  и  почерпнутой  из  римского  права  максимы  Ульпиана:  «Правосудие  есть
постоянная  и  неизменная  воля  восстановить  каждому  его  право»,  -  не  слу¬
чайно  включенной  именно  в  1254  г.  в  «Книгу  о  правосудии  и  судопроизвод¬
ства»  и  вошедшей  составной  частью  в  «Установления  Людовика  Святого»
1270  г.10  Отправление  правосудия  и  обеспечение  справедливости  становится
отныне  первой  обязанностью  короля  и  одновременно  главным  инструментом
его  власти:  «попечение  королевского  величества,  доверенное  нам,  побуждает
и  заставляет,  дабы  в  сеньории,  коей  мы  председательствуем,  свершалось  пра¬
восудие»;  «без  правосудия  королевство  не  может  ни  управляться,  ни  держать¬
ся»,  «ибо  через  правосудие  короли  царствуют,  и  приобретают  незыблемость
и  непрерывность  постоянную  сеньории  королевств»,  оно  «суверенное  благо
всякого  создания,  для  поддержания  порядка  и  защиты  всех  сеньорий»,  -  та¬
ковы  определения  сущности  и  целей  правосудия,  фигурирующие  в  текстах
королевских  указов  на  всем  протяжении  исследуемого  периода11.
 8 	«vous  soyés  lieutenant  de  Dieu  en  l’exercice  de  justice,  toutesvois  vous  estes  subgés  de  justice
et  serf  de  équité»  (Sermon  de  Philippe  de  Vilette.  P.  462).  Эта  идея  идет  от  «Поликратика»  Иоанна
Солсберийского:  специальная  глава  его  труда  разъясняет,  что  «государь  является  подданным
суда»  (le  prince  est  sougiet  a  la  loy  de  justice)  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  Ch.  IV.
P.  57-59).
 9 	Сформулированные  впервые  Иоанном  Солсберийским,  идеи  тираноборчества  получили
мощное  развитие  во  Франции  в  период  правления  Карла  VI  и  борьбы  бургиньонов  и  армань-
яков.  См.:  Coville  A.  Jean  Petit  et  la  question  du  tyrannicide;  Quillet  J.  Tyrannie  et  tyrannicide
dans  la  pensée  politique  médiévale  tardive  (XIX^-XV6  siècles)  Il  Cahiers  de  philosophie  politique  et
juridique.  1984,.  N  6.  P.  63-73.
 10 	«Quod  justitia  est  constans  et  perpetua  voluntas  jus  suum  unicuique  tribuendi»  /  «Jostice
est  permananz  et  perdurable  volenté  qui  rend  à  chascun  son  droit»  (Li  livre  de  Jostice  et  de  plet.
P.  3,  Livre  II.  Ch.  I);  Тогда  же  она  вошла  в  указ  Людовика  Святого  перед  его  отъездом  в  Тунис
в  1270  г.:  «Justice  si  est  volonté  establie  qui  donne  à  chascun  son  droit»  (ORF.  I.  247).  С  тех  пор
эта  формулировка  периодически  всплывала  и  в  королевских  указах,  например  от  16  февраля
1418  г.  об  учреждении  Парламента  в  Type  («rendant  à  un  chacun  ce  que  sien  étoit»  -  ORF.  X.
437).  Она  глубоко  проникает  и  в  политическую  мысль,  о  чем  свидетельствует  ее  появление
в  речах  Жана  Жерсона  («justitia  est  perpetua  et  constans  voluntas  jus  suum  unicuique  tribuens»;
«rendre  a  chascun  son  droit»)  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  598,  604).  Кристина  Пизанская,  давая
сходное  определение  правосудия,  ссылается  то  на  авторитет  св.  Бернарда,  то  на  Аристоте¬
ля:  «rendre  à  chascun  son  dû  en  toute  chose,  suivant  l’ordre,  la  mesure  et  le  poids»  {Pisan  Ch.  de.
Charles  V.  P.  63);  «Justice,  ce  dit  Aristote,  est  mesure  quy  rent  a  chascun  son  droit»  {Eadem.  Le  livre
du  corps  de  policie.  P.  32).
 11 	«la  cure  de  la  majesté  royale  à  Nous  commise,  nous  excite  et  contraingne  que  Seigneurie,  ou
nous  présidons,  Justice  ait  cours»  (ORF.  XIII.  88).  См.  также  тексты  указов  от  7  января  1401  г.,
 22 	июля  1418  г.,  20  марта  1420  г.,  апреля  1454  г.,  8  сентября  1461  г.  («car  par  la  Justice  les
Roys  régnent,  et  prent  fermeté  et  permanence  perpetuelle  la  Seignourie  des  Royaumes»;  «qui  est  le
souveraine  bien  de  toutes  choses  créées,  pour  soustenir  et  maintenir  en  estât  toutes  Seigneuries»;  «les
royaumes,  sans  bon  ordre  de  justice,  ne  peuvent  avoir  durée  ne  fermeté  aucune»).  Ж.  Кринен  обра¬
щает  внимание  на  тонкую,  но  существенную  подмену:  вместо  «даровать  каждому  его  право»
 514

Однако  по  мере  делегирования  функции  правосудия  от  персоны  монарха
к  его  чиновникам  меняется  и  его  характер.  Весьма  знаменательно,  что  впер¬
вые  эта  трансформация  нашла  отражение  в  указе  Карла  Мудрого  от  28  апре¬
ля  1364г.,  которым  он,  первым  из  французских  королей,  взойдя  на  престол
оставил  на  должностях  всех  служителей  Парламента:  этот  шаг  обосновывался
доказанной  чиновниками  верховного  суда  долгой  и  безупречной  службой  «на
благо  правосудия,  посредством  коего  общий  интерес  защищается,  королевство
процветает  и  положение  подданных  улучшается»12.  Хотя  король  продолжает
«восседать  на  престоле  суда»,  сам  этот  «престол»  со  временем  символизирует
именно  Парламент.  Об  этом  возвещал  Жан  Жерсон  в  стенах  верховного  суда
в  1404  г.:  «Дочь  короля  должна  обратиться  за  помощью,  защитой  и  убежищем
к  высокому  престолу  правосудия,  где  восседает  и  покоится  его  королевская
власть.  А  что  есть  престол  суда?  Мне  нет  нужды  называть,  каждый  знает,  что
это  есть  преимущественно  почтеннейшая  курия  Парламента»13.
 Эти  изменения  нашли  отражение  и  в  тексте  двух  клятв,  которые  король
Франции  во  время  помазания  и  коронации  приносил  не  только  церкви,  но  и
королевству,  обещая  обеспечить  отправление  правосудия14.  Сами  эти  клятвы
отражали  изменения  в  природе  последнего.  Дело  в  том,  что  сакральная  кон¬
цепция  правосудия  изначально  поручала  светской  власти  вершить  его  в  ин¬
тересах  и  под  верховным  контролем  церкви.  И  эта  функция  оставалась  в  той
или  иной  форме  неизменной:  король  в  первую  очередь  обязан  был  защищать
и  оберегать  интересы  и  права  церкви15.
 В  контексте  исследуемой  темы  важно,  что  аналогичным  образом  воспри¬
нимают  функцию  светской  верховной  власти  и  ее  служители.  Уже  в  трактате
Филиппа  де  Бомануара  выражена  идея  о  том,  что  «светский  меч  (правосудия)
обязан  защищать  церковь»16.  Точно  так  же  спустя  почти  век  пишет  об  обязан¬
ностях  короля  в  отношении  церкви  и  автор  «Сновидения  садовника»:  король
в  его  трактовке  -  «министр  и  защитник  церкви  в  миру»,  что  является  теперь
органичной  частью  концепции  пользования,  а  не  собственности,  в  каковую
он  получает  королевство17.  Жан  Жувеналь  также  напоминает  об  обязанно¬
 (jus  tribuere)  возникает  формула  «восстановить  право»  (jus  reddere),  что  превратило  милость
короля  в  его  долг.  См.:  Krynen  J.  L’État  de  justice...  P.  17-24.
 12 	«per  quorum  operam,  Respublica  Justitie  valeat  clipeo  defensari;  ut  sic  dum  Reipublice
consultur,  Regalis  prosperetur  munificentia  ad  exaltationem  omnimodam  Regni  nostri,  et  subditorum
status  in  melius  convalescat»  (ORF.  IV.  418).
 13 	«Il  faut  qu’elle  praingne  son  recours,  sa  deffense  et  refuge  a  son  hault  throne  de  justice  ou
siet  et  se  repose  son  autorité  royalle.  Et  qui  est  ce  throne  de  justice?  N’est  ja  besoin  que  je  le  die;
chascun  le  scet;  c’est  par  excellance  cette  cour  très  honnorable  de  Parlement»  (Gerson  J.  Oeuvres.
T.  7.  P.  327  /  Estote  miséricordes).
 14 	Важно  подчеркнуть,  что  такие  клятвы  приносил  только  король  Франции,  что  показывает
особое  значение  правосудия  в  структуре  власти  во  Французском  королевстве.  См.:  Jackson  R.
«Vivat  rex!».  P.  57-58.
 b  «Nous  qui  sommes  et  voulons  estre  protecteur  et  deffendeur  de  Sainte  Eglise»  (ORF.  XII.
163).  В  трактате  Иоанна  Солсберийского  «Поликратик»  четко  выражена  идея  о  подчиненности
светских  правителей  церкви,  в  интересах  которой  они  вершат  светское  правосудие,  включаю¬
щее  и  уголовное  наказание.  См.:  Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  53.
 16 	«car  sainte  Eglise  si  doit  estre  gardee  des  maufeteurs  par  l’espee  temporel»  (Beaumanoir  Ph.
de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  1.  P.  39  (N  50).
 17 	«or  est  certain  que  l’impereur  et  les  Roys...  ne  sont  que  ministres  et  deffensseurs  de  l’Eglise
en  la  temporalité»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  206-207.  Ch.  CCLII,  11).
 17*
 515

сти  светской  власти  защищать  преимущественно  права  и  привилегии  церк¬
ви,  хотя  он  уже  в  большей  мере  апеллирует  не  столько  к  персоне  монарха,
сколько  к  тем,  кому  он  делегировал  свои  судебные  полномочия  в  столице  и
на  местах18.
 Из  сакральной  концепции  правосудия  органично  вытекал  принцип  пре¬
имущественной  защиты  наиболее  незащищенных  людей  -  вдов,  сирот,  бед¬
ных  и  убогих.  Это  требование  в  королевском  законодательстве  и  в  полити¬
ческих  трактатах  практически  неотделимо  от  функции  защиты  церкви,  что
свидетельствует  об  их  взаимосвязи.  С  самых  первых  указов  короны,  очерчи¬
вающих  полномочия  и  обязанности  королевских  чиновников,  появляется  тре¬
бование  оказывать  первоочередную  защиту  и  помощь  «вдовам  и  сиротам»:
в  ордонансе  о  полномочиях  сенешалей  и  бальи  от  1312  г.  предписано  забо¬
титься  о  них  «в  первую  очередь  и  лучше  других»,  и  это  впредь  регулярно
повторялось,  а  в  Великом  мартовском  ордонансе  1357  г.  обязанность  короля
отправлять  справедливый  суд  трактовалась  как  предпочтительная  защита  не¬
замужних  девиц,  женщин  и  монахинь,  а  также  как  решение  в  первую  очередь
судебных  дел  людей  бедных.  Это  же  требование  быстро  решать  дела  «бедных
и  несчастных»  (des  povres  et  miserables)  вошло  составной  частью  в  ордонанс
о  функциях  Палаты  прошений  Дворца  от  ноября  1364  г.19
 Представления  о  светской  судебной  власти  как  преимущественной  за¬
щитнице  бедных,  страждущих  и  незащищенных  постепенно  трансформи¬
руется  от  абстрактных  призывов  к  конкретным  формам  защиты.  Так,  если
«Поликратик»  Иоанна  Солсберийского  трактует  власть  государя  как  «шлем
защиты  слабых,  бедных  и  больных»20,  то  уже  в  середине  XIII  в.  в  «Книге  о
правосудии  и  судопроизводстве»  общественная  функция  адвоката  предстает
в  виде  прежде  всего  защиты  слабых  -  бедных  людей  и  сирот21.  Спустя  более
века  Филипп  де  Мезьер  советует  королю  не  только  первыми  выслушивать  и
защищать  «бедных,  вдов  и  сирот»,  но  и  учредить  двух  адвокатов  для  защиты
дел  церкви  и  бедных  людей,  причем  оплачивать  их  из  казны,  чтобы  они  ни¬
чего  не  брали  с  тяжущихся  лиц  и  первыми  решали  именно  их  дела22.  О  пре¬
 18 	См.:  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  I.  P.  383.  Автор  обращается  к  занимающим  «светские
должности»  (temporelles  dignités)  и  подчеркивает,  что  среди  их  обязанностей  главная  состоит
в  защите  и  охране  церквей.
 19 	«avanceront  leur  droit  et  leures  délivreront  touz  premiers,  en  la  meilleur  maniéré  avant  tous
les  autres»  (ORF.  XII.  450  (N  17);  IV.  412  (N  17)).  ORF.  III.  129  (N  1,  7);  IV.  508  (N  7);  позднее
указ  от  27  февраля  1399  г.  о  полномочиях  казначеев  запрещал  им  принимать  к  исполнению
дарения  из  королевских  доходов,  если  только  они  не  относились  к  «бедным  и  страждущим»
людям  (ORF.  XII.  193).
 20 	«Mais  le  hyaume  du  prince  est  fort  et  est  proprement  le  hyaume  des  foibles  et  povres  malades...
car  son  office  profite  grandement  aus  foibles»  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  52).
 21 	«Et  doivent  donner  avoquaz  à  cels  qui  le  demendent;  c’est  à  savoir  as  femes  pouvres  et  as
orfelines  et  as  orfelins,  ou  à  foibles  genz,  ou  à  celx  qui  ne  sevent  demander  lor  droiture»  (Li  Livre
de  Jostice  et  de  Plet.  P.  72.  N  4).
 22 	«tu  donras  premierement  audience  et  délivrance...  a  povres  gens,  a  vesves  et  orphelins...  tu
doys  ordonner  deux  advocaz...  qui  tant  seulement  plaidoyeront  et  soustiendront  les  causes  des  vrais
pauvres  et  des  eglises  destruictes...  en  parlement  et  ailleurs  les  deuz  advocaz  des  pauvres  ayent
tousjours  la  premiere  audience  et,  par  consequant,  la  délivrance»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.
P.  463;  T.  2.  P.  322-324).
 516

имущественном  заступничестве  в  отношении  бедных,  вдов  и  сирот  писали  в
своих  произведениях  и  Кристина  Пизанская,  и  Жан  Жувеналь23.
 Однако  в  политических  произведениях  и  в  королевском  законодательстве,
как  и  в  практике  судопроизводства,  всё  более  отчетливо  заявляет  о  себе  но¬
вая  трактовка  правосудия  -  справедливого,  милосердного  и  равного  для  всех
суда.  Прежде  всего,  она  исходила  из  постулата,  что  правосудие  призвано
основываться  на  разуме,  на  воздаянии  каждому  по  его  делам  в  духе  максимы
Ульпиана24.  Подобная  трансформация  правосудия  неотделима  от  процесса
секуляризации  и  рационализации  методов  властвования25.  Еще  большее  зна¬
чение  приобретает  постулат  из  сакральной  концепции  правосудия,  согласно
которому  суд  есть  путь  к  достижению  мира26.  С  эпохи  Каролингов  церков¬
ная  доктрина  рассматривала  судебные  прерогативы  монарха,  а  затем  и  коро¬
левских  должностных  лиц  в  качестве  миротворческой  миссии27.  О  мире  как
цели  и  вершине  правосудия  неустанно  твердил  Жан  Жерсон  в  своих  речах,  к
королю  и  к  Парламенту28.  Но  и  Парламент  непрестанно  апеллировал  в  своей
риторике  к  этой  миссии  -  установлению  и  сохранению  мира,  руководствуясь
ею  в  практических  действиях29.  Не  умаляя  значения  приверженности  парла¬
ментариев  этому  фундаментальному  принципу,  следует  иметь  в  виду,  что  она
предписывалась  им  королевским  законодательством.  В  указах  и  ордонансах  о
функциях  Парламента  рефреном  повторяется  в  качестве  главной  цели  «мир,
спокойствие  и  безопасность»  подданных  короны  Франции30.
 Как  следствие,  с  первых  же  указов  о  функциях  и  статусе  чиновников  про¬
возглашалась  протекционистская  цель  королевской  власти,  направленная  на
 23 	См.:  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  383;  Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la  paix.  P.  99.
 24 	Влияние  идеи  разума  (ratio)  на  становление  идеологии  формирующегося  государства
подробно  исследовано  в  труде  Э.  Канторовича,  где  прослежена  неизбежно  возникшая  отсюда
рационализация  форм  властвования.  См.:  Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  92-91.  Cm.:
Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  51  («équité  est  convenience  des  choses  qui  toutes  choses
equipare  et  acorde  selon  ray  son...  et  donne  a  chascun  ce  qui  est  sien»);  Pisan  Ch.  de.  Le  livre  de  la
paix.  P.  94-95  («soubzmes  toy  avant  à  raison,  et  se  raison  te  gouverne  tu  seras  gouverneur»).  «Разум
и  справедливость»  были  практически  неразделимы  в  риторике  парламентариев.  См.:  Цатуро¬
ва  С.К.  Офицеры  власти.  С.  262-263.
 25 	О  вкладе  в  этот  процесс  юристов  -  жрецов  нового  культа  см.:  Kantorowicz  E.  Les  deux
corps  du  roi.  P.99-113.  Ж.  Кринен  отмечает,  что  в  теориях  и  практике  юристов  власть  коро¬
ля  ограничивали  только  ratio,  veritas,  utilitas  publica,  aequitas  (Krynen  J.  Droit  romain  et  état
monarchique.  P.  23).
 26 	«И  делом  правды  будет  мир,  и  плодом  правосудия  -  спокойствие  и  безопасность  вове¬
ки»  (Ис.  32:  17);  «Милость  и  истина  сретятся,  правда  и  мир  облобызаются»  (Пс.  84:  11);  «Плод
же  правды  в  мире  сеется  у  тех,  которые  хранят  мир»  (Иак.  3:18).
 27 	Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècles.  P.  103-105;  Krynen  J.  Droit  romain  et  état
monarchique.  P.  20-21;  Fossier  R.  Société  médiévale.  P.  186-188.
 28 	«car  pais  ne  peut  estre  sans  sa  suer  germainne  justice,  justitia  et  pax  osculate  sunt,  et  iterum,
fructus  justitie  pax»;  «car  justice  est  seur  de  paix»;  «vérité  et  justice  sont  sueurs  et  gardes  de  pais»
(GersonJ.  Oeuvres.  T.  7.  P.  599,  1104-1109,  1015).
 29 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  253-254,  271-274.
 30 	См.  ордонанс  о  Парламенте  от  декабря  1320  г.,  указ  от  8  мая  1408  г.  о  процедуре  выбо¬
ров,  указ  от  22  июня  1418  г.  о  возобновлении  работы  верховного  суда  в  Париже,  указ  дофина
Карла  о  создании  Парламента  в  Тулузе  от  20  марта  1420  г.,  подтверждение  на  должностях
служителей  Парижского  парламента  королем  Людовиком  XI  8  сентября  1461  г.  (ORF.  I.  728;
IX.  327  («in  pacis  tranquilitate»);  X.  459  («se  joingnent  Justice  et  paix  regnans  ensemble»);  XI.  59
(«nourrir  et  garder  les  subjects  d’iceluy  en  paix  et  tranquillité»);  XV.  13).
 517

«защиту  народа»,  т.е.  подданных  короны.  Именно  эта  новая  цель  явилась  од¬
ним  из  фундаментов  этики  службы,  проникнутой  идеями  гражданского  гу¬
манизма.  В  ордонансе  1254  г.  бальи  и  другим  королевским  чиновникам  на
местах  строго  запрещалось  «утруждать  наших  подданных»31.  В  ордонансе  от
23  марта  1302  г.  одним  из  важнейших  критериев  отбора  на  должность  пре¬
во  объявлялось  «отсутствие  подозрений  в  притеснении  им  подданных»32.
Этой  же  цели  служили  многие  дисциплинарные  нормы  работы  суда:  скажем,
строгое  соблюдение  сроков  рассмотрения  в  Парламенте  апелляций  из  баль-
яжей  и  сенешальств  обосновывалось  потребностью  соответствующих  глав
«поскорее  вернуться  в  их  места,  чтобы  охранять  и  защищать  подданных».
Со  своей  стороны,  Парламент,  отказываясь  зарегистрировать  указ  о  передаче
в  его  компетенцию  всех  судебных  дел  капитула  Нотр-Дам,  также  ссылался  на
«ущерб  подданным»,  которым  далеко  и  дорого  будет  искать  справедливости
в  Париже33.  Защита  подданных  активно  использовалась  в  риторике  королев¬
ской  власти,  став  неотъемлемой  составной  частью  преамбул  многих  указов34:
например,  ордонанс  об  учреждении  парламентской  корпорации  от  11  марта
1345  г.  обосновывался  «честью  и  благом  короля  и  народа»;  уменьшение  коли¬
чества  сержантов  Шатле  8  июня  1369  г.  и  прокуроров  19  ноября  1393  г.,  рав¬
но  как  и  общее  сокращение  королевского  аппарата  13  июля  1381  г.,  заявляли
целью  положить  предел  «ущербу  нашего  народа»35.
 О  «защите  народа»  как  главной  цели  верховной  власти  велась  речь  и  в
политических  трактатах:  так,  Жан  Жерсон,  ссылаясь  на  Писание,  обращал
внимание  государя  на  значение  приумножения  числа  подданных  в  качестве
гарантии  сохранения  и  процветания  его  домена  и  королевства;  ему  вторил
Жувеналь,  напоминая  королю,  что  он  «получает  могущество  (puissance)  от
своих  подданных  и  без  них  не  может  почти  ничего»,  а  автор  «Совета  Изабо
Баварской»  считал  «правлением  по  образу  Бога»  лишь  через  милосердие  и
любовь  к  подданным,  «не  как  к  животным  бессловесным,  но  как  к  братьям  и
равным»  себе36.
 31 	С  этой  целью  им  запрещалось  без  веской  причины  менять  местопребывание,  поскольку
в  поисках  справедливости  подданный  понесет  «ущерб  в  трудах  и  расходах»  (grevez  de  travail
et  de  depens),  либо  откажется  от  защиты  своих  прав.  Кроме  того,  запрещалось  арестовывать
людей  без  причины,  подвергать  пыткам,  требовать  денег  или  принуждать  участвовать  в  опол¬
чении  (ORF.  I.  73-74  (N  22-23)).
 32 	«пес  suspecti  circa  oppressiones  subjectorum»  (ORF.  II.  456  (N  19)).  В  указе  Филиппа  VI
Валуа  к  бальи  Амьена  от  10  сентября  1331  г.  предписывалось  вести  себя  с  подданными  «мило¬
стиво  и  дружелюбно»  (gratieusement  et  amiablement)  (ORF.  II.  73).
 33 	См.  ордонанс  декабря  1320  г.  и  указ  от  16  июня  1392  г.  (ORF.  I.  729  (N  4);  VII.  473).
 34 	К.  Говар,  проделав  лексический  анализ  королевских  указов  за  1303-1413  гг.,  конста¬
тирует,  что  их  главной  интенцией,  заявленной  в  преамбулах,  являлась  «защита  народа».  См.:
Gauvard  Cl.  Ordonnance  de  réforme  et  pouvoir  législatif  en  France  au  XIVe  siècle  (1303-1413)  Il
Renaissance  du  pouvoir  législatif...  R  89-98.
 35 	«pour  l’honneur  et  profit  de  luy  et  de  son  pueple»  (ORF.  II.  220);  «pour  le  grant  grief  de  nostre
pueple»  (ORF.  V.  195);  «au  bien  et  proufit  de  Nous,  et  au  gré  et  a  moins  de  grevance  de  noz  subgiez»
(ORF.  VI.  605);  «moult  préjudiciable  à  nostre  commun  peuple»  (ORF.  VII.  584).
 36 	«Se  le  roy  a  pourez  et  peu  de  subgiez  que  vauldra  son  demainne?  Ou  subgiez  ne  sont,  seigneurie
fault;  et  subgiez  faillent  se  ilz  n’ont  que  vivre»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  R  1172).  Жувеналь  ис¬
пользует  метафору  тела  для  обоснования  нерасторжимой  связи  короля  и  подданных:  «corpus
regitur  a  capite,  sed  caput  regitur  a  corpore  et  portatur»  (Juvénal  des  Ursins  J.  Ecrits.  T.  2.  R  214);
«selon  la  forme  et  maniéré  que  Dieu  a  mis  au  gouvernement...  par  vraye  charité  et  dileccion  que  ilz
 518

Образ  короля-заступника  и  защитные.функции  верховной  власти  знаме¬
новали  собой  качественно  новую  природу  складывающегося  государства,  в
котором  общественную  ценность  приобретали  все  подданные  короны,  преж¬
де  всего  как  плательщики  налогов  и  опора  власти  короля  Франции.  Протек¬
ционистская  политика  в  деятельности  королевского  суда  проявлялась  в  поли¬
тике  Парламента  по  отношению  к  крестьянам:  исследование  H.A.  Хачатурян
крестьянского  вопроса  в  верховном  суде  XIV-XV  вв.  показало  подчеркнутую
благожелательность  Парламента  к  сельским  коммунам  и  откровенную  защи¬
ту  им  крестьянских  интересов,  что  укрепляло  образ  монарха  как  заступника
всех  подданных  и  гаранта  «справедливости  для  всех»37.
 Новая  публично-правовая  природа  власти  основывалась  на  изменении  ха¬
рактера  правосудия:  так  называемая  рецепция  римского  права  была  на  деле
рождением  новой  теории  общественного  устройства,  покоящегося  на  праве
и  судебной  процедуре.  Путь  к  достижению  безопасности  всех  подданных  и
общественного  мира  лежал  через  суд,  а  справедливость  объявлялась  сутью
правосудия  и  даже  обозначалась  одинаковым  в  романских  языках,  основан¬
ных  на  латыни,  словом  justitia,  так  что  несправедливый  суд  являлся  нонсен¬
сом38.  Постепенно  справедливость  начинает  трактоваться  как  соблюдение
установленных  норм  и  правил  внутри  сообщества.  Характерно  в  этой  связи,
что  авторы  трактатов  ссылаются  в  обосновании  необходимости  соблюдать
справедливость  на  античную  традицию  и  Отцов  церкви,  главным  образом,  на
Цицерона  и  Августина:  всякое  сообщество  поддерживается  духом  справед¬
ливости,  и  даже  в  сообществе  воров  для  сохранения  безопасности  соблюда¬
ются  некие  правила  взаимной  справедливости39.
 Но  что  означала  справедливость  и  как  она  должна  была  выражаться?
В  этом  базовом  пункте  мы  сталкиваемся  с  двумя  важнейшими  чертами  суда,
оформившимися  в  исследуемый  период  в  качестве  важнейших  признаков  го¬
сударственной  политики,  -  с  милосердием  и  равенством  всех  перед  законом.
Хотя  оба  эти  признака  справедливого  суда  тесно  взаимосвязаны,  целесооб¬
разно  их  рассмотреть  по  отдельности,  помня  об  их  сочетании  в  политических
представлениях40.
 doivent  avoir  à  leurs  subgiez,...  non  mie  comme  bestes  mues,  mais  comme  leurs  freres  et  pareulx  à
eulx»  (Advis.  P.  135.  N  2).  Продолжение  этой  традиции  мы  находим  в  трудах  Ш.  Луазо,  кото¬
рый  в  начале  трактата  «Пять  книг  о  правах  службы»  выводит  этимологию  слова  officium  из
идеи  «магистрат  -  защитник  народа»  (protecteur  du  peuple)  (Loyseau  Ch.  Cinq  livres  du  droit  des
offices.  P.  3).
 37 	В  этом  автор  видит  один  из  истоков  устойчивого  монархизма  в  крестьянских  движениях
этого  периода,  что  также  свидетельствует  об  общественной  эффективности  нового  образа  вер¬
ховной  власти.  См.  подробнее:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  58-72.
 38 	О  трактовке  глоссаторов  сути  правосудия  (ars  boni  et  aequi)  и  этимологии  слова  (jus  а
justitia)  см.:  KrynenJ.  L’État  de  justice...  P.  52-53.
 39 	«Larrons  meismement,  comme  dit  Tulle  et  le  recite  saint  Augustin,  pour  avoir  seurté  ensamble
gardent  justice  entre  eux»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  332);  «nulle  communité  ou  compaignie  ne
se  peut  maintenir  sans  justice  et  mesmement  entre  les  larrons,  pour  continuer  ensemble  et  départir
leurs  proyes,  fault  il  une  maniéré  de  justice  garder  et  l’un  vers  l’autre»  {Chartier  A.  Le  quadrilogue
invectif.  P.  50).
 40 	Оно  было  выражено  в  обещании  короля  во  время  коронации  гарантировать  «справедли¬
вый  и  милосердный  суд»:  «Outre  je  commanderay  qu  ‘en  touz  Jugements  l’equité  et  misericorde
ayent  lieu»  {Jackson  R.  «Vivat  rex!»  P.  57);  «Tiercement  il  promet  que  en  tous  jugemens  il  gardera
équité  et  par  especial  misericorde»  {Golein  J.  Traité.  P.  313).
 519

Новизну  трактовки  правосудия  составляла  как  уже  сказано,  идея  равен¬
ства  всех  подданных  перед  законом.  Она  нашла  образное  выражение  в  ис¬
пользовании  наряду  со  словом  justitia  для  обозначения  понятия  «справед¬
ливости»  термина  equitas/equité.  По  своему  значению,  он  также  означал
справедливость,  но  этимологически  содержал  в  себе  и  идею  равенства  всех
перед  законом41.
 Однако  не  только  используемая  в  риторике  власти  терминология,  но  и
прямые  предписания  ордонансов  и  указов,  равно  как  и  тексты  политических
трактатов,  красноречиво  свидетельствуют  об  этом  принципиальном  для  ста¬
новления  государства  изменении  в  природе  правосудия:  оставаясь  защитни¬
ком  бедных,  вдов  и  сирот,  король  постепенно  обязуется  не  делать  различий
между  богатыми  и  бедными,  но  вершить  суд  равно,  «невзирая  на  лица»,  в  со¬
гласии  с  новой  концепцией  rex  imago  Dei42.  Уже  в  первом  краеугольном  ордо¬
нансе  Людовика  IX  от  декабря  1254  г.  отчетливо  заявлен  новый  облик  коро¬
левского  правосудия:  служители  короля  на  местах  обязаны  были  поклясться,
что  будут  «защищать  права  как  знатных,  так  и  бедных,  как  чужеземцев,  так  и
своих,  невзирая  на  нацию  или  лица»43.  Эта  норма  дословно,  без  изменений,
вошла  в  текст  ордонанса  Филиппа  Красивого  «о  преобразовании  королевства»
1302  г.  и  повторялась  затем  на  всем  протяжении  исследуемых  двух  веков44.
 С  тех  пор  клятву  вершить  беспристрастный  и  равный  для  всех  суд  прино¬
сили  не  только  сенешали  и  бальи,  но  и  прево,  даже  получая  службу  на  усло¬
виях  откупа45.  Подобное  требование  к  бальи  нашло  отражение  и  в  «Книге  о
правосудии  и  судопроизводстве»,  где  особо  оговаривается  обязанность  прево
 41 	Об  использовании  обоих  понятий  в  риторике  Парламента  см.:  Цатурова  С.К.  Офицеры
власти.  С.  250-252.
 42 	«Не  различайте  лиц  на  суде,  как  малого,  так  и  великого  выслушивайте;  не  бойтесь  лица
человеческого,  ибо  суд  -  дело  Божественное»  (Втор.  1,  17).  Исследователи  обычно  относят  эту
трансформацию  к  рубежу  XIV-XV  вв.,  но  мои  материалы  убеждают  в  более  ранних  истоках
этих  изменений.  См.:  Krynen  J.  L’idéal  du  prince.  P.  187-188;  Gauvard  Cl.  L’image  du  roi  justicier
en  France  à  la  fin  du  Moyen  Age  d’après  les  lettres  de  rémission  //  Actes  du  107e  CNSS:  Bulletin
philologique  et  historique.  Brest,  1982.  T.  1.  P.  172.  Ту  же  позицию  разделяет  И.  Конгар,  обращая
внимание  на  поворот  в  указах  Людовика  IX  Святого  к  равному  для  всех  суду.  См.:  Cougar  Y.
L’Eglise  et  l’État  sous  le  règne  de  Saint  Louis.  P.  261.
 43 	«feront  et  rendront  droit  aussi  aux  greneurs  comme  aux  mayeurs,  tant  aus  petits  comme  aus
estranges,  tant  aus  besoigneurs,  comme  aux  sougés...  sans  acceptation  de  nations,  ou  de  personnes»  /
«tarn  majoribus  quam  mediocribus,  tarn  minoribus  quam  adveni,  tam  indigenis  quam  subditis»  (ORF.
I.  68.  (N  2)).  Повторено  в  ордонансе  1256  г.:  «sans  exception  des  personnes,  aussi  au  povre,  comme
au  riches,  à  l’estrange  comme  au  privé»  (ORF.  I.  78  (N  1)).
 44 	«facient  justum  judicium  omnibus  personis  magnis  et  parvis,  extraneis  et  privatis,  cujuscumque
conditionis  existant,  et  subjectis  quibuslibet,  sine  acceptione  personarum  et  nationum»  (ORF.  I.  364
(N  38);  II.  459).  Ту  же  клятву  принесли  новые  чиновники  короля,  поставленные  в  Бордо  в
 1453 	г.,  сразу  после  изгнания  оттуда  англичан  и  подписания  договора  о  сдаче  города  королю
Франции.  См.:  Chartier  J.  Chronique.  T.  2.  P.  277-290.
 45 	Относительно  клятвы  прево  был  издан  специальный  ордонанс  22  июня  1349  г.,  а  для
бальи  и  сенешалей  -  в  марте  1320  г.  и  в  1362/1363  г.:  «feront  justice  sans  faveur»  (ORF.  II.  303);
«bien  et  loiaument  faire  Justice  et  droit  aussi  au  povre  comme  au  riche,  sans  nul  deporter»  (ORF.
IV.  410;  XII.  449  (N  2)).  Она  повторена  дословно  в  ордонансе  5  февраля  1389  г.,  изданном  в
ходе  реформы  института  службы:  «ils  feront  juste  &  bon  jugement  à  toutes  personnes  petites  &
grans,  estranges  &  privés,  de  quelque  condition  ou  estât  qu’ils  soient,  &  à  tous  leurs  subgez,  &  sans
acception  ou  difference  des  personnes  &  des  nations»  (ORF.  XII.  164).  Эта  клятва  была  дословно
включена  в  кабошьенский  ордонанс  1413  г.  См.:  Ordonnance  cabochienne.  P.  100  (N  166).
 520

«выслушивать  жалобы  сервов  на  их  сеньоров»  и  наоборот46.  В  еще  большей
мере  данная  обязанность  вменялась  служителям  Парламента.  Уже  Жан  де
Жанден  в  «Трактате  о  прославлении  Парижа»  в  начале  XIV  в.  с  восхищени¬
ем  писал  о  беспристрастном  суде,  вершащемся  в  его  стенах,  как  об  одном  из
чудес  столицы  Франции47.  Принцип  равного  для  всех  суда  закрепил  ордонанс
от  19  марта  1360  г.:  названный  «светочем  правосудия  и  охранителем  страны,
для  очевидного  блага  государства»,  Парламент  обязывался  решать  дела  «лиц
всех  сословий  и  состояний,  дворян  и  не  дворян,  королевской  крови,  Домов
короля,  королевы  или  других»,  восстанавливая  «разум  и  справедливость,  без
пристрастия  и  отсрочки,  и  невзирая  на  лица,  людям  знатным,  средним  или
малым»48.  Это  равенство  всех  перед  верховным  судом  королевства  было  ис¬
пользовано  позднее  в  качестве  одного  из  аргументов  в  пользу  передачи  дел
Парижского  университета  в  юрисдикцию  Парламента,  поскольку  тот  «изо
дня  в  день  решает  и  судит,  верша  правосудие  каждому  невзирая  на  лица»49.
Соответствующая  парадигма  вошла  в  текст  клятвы,  которую  приносили  пэры
Франции  с  конца  XV  в.,  получавшие  право  заседать  в  Парламенте  и  участво¬
вать  в  вынесении  приговоров30.  Характерно,  что  в  «Трактате  о  коронации»
Жана  Голена  королевская  корона  трактуется  как  «знак  истинного  правления
и  правосудия,  не  поощряющего  одну  сторону  в  ущерб  другой»,  а  сам  король
обязуется  «с  вышины  взирать  одинаково  на  больших  и  малых,  верша  право¬
судие,  невзирая  на  лица  из  линьяжа  или  телесную  близость»51.  Тогда  же,  при
Карле  V  Мудром,  обязанность  вершить  равный  для  всех  суд  провозглашается
одной  из  главных  функций  монарха52.  Позднее,  в  кризисный  период  граж¬
данской  войны  бургиньонов  и  арманьяков  данная  обязанность  объявляется
главным  инструментом  сохранения  Французского  королевства,  а  подозрения
в  пристрастности  суда  ложились  пятном  на  «белые  одежды»  монарха  и  его
судейских53.
 46 	«Et  fut  commendé  que  le  prévost  oie  les  plaintes  des  sers,  s’il  se  plaignent  de  lor  seignors;  et
aussit  orra-il  les  seignors,  s’il  se  pleignent  des  sers»  (Li  Livres  de  Jostice  et  de  plet.  P.  70).
 47 	«partibus  et  muneribus  prorsus  exclusis»  (Jandun  J.  de.  Tractatus  de  laudibus  Parisius.  P.  48).
 48 	«qui  est  lumiere  et  conservacion  de  pais,  et  pour  le  proufit  évident  de  la  chose  et  du  bien
publique...  de  quelque  estât  et  condicion  que  elles  soient,  Nobles  ou  non-Nobles,  de  nostre  sanc,  des
Hostels  de  Nous.,  et  de  autres,  vous  faciez  raison  et  Justice,  sans  faveur,  delay,  ne  déport,  et  sans
acceptation  de  personnes  grandes,  moiennes  ou  petites»  (ORF.  IV.  726).
 49 	«décide  et  détérmine  de  jour  en  jour,  et  en  laquelle  est  faicte  justice  à  Chascun  sans  acception
de  personne»  (ORF.  XIII.  458).
 50 	«Et  comme  Conseiller  en  ladite  Cour,  de  bien  et  loyaument  administrer  la  Justice  aux  povres
et  aux  riches,  sans  acception  ne  acceptation  de  personnes»  (Godefroy  The.  et  D.  Le  Cérémonial
françois.  T.  2.  P.  676).
 51 	«La  couronne...se  doit  porter  sur  le  chief  en  signifiance  quil  est  sur  touz  vraie  dominacion  et
avironnement  de  justice  sans  decliner  plus  a  lune  partie  que  a  lautre»;  «en  voiant  de  haut  les  grans  et
les  petiz  également.  En  leur  faisant  justice  sans  accepcion  de  personnes  de  lignage  ou  de  propinquite
chamele»  (GoleinJ.  Traité.  P.  310,  314).
 52 	Она  вошла  в  текст  указа  от  1374  г.  о  совершеннолетии  наследника  престола,  который
стал  одним  из  фундаментальных  законов  Французской  монархии.  В  нем  среди  главных  ин¬
струментов  сохранения  и  процветания  королевства  фигурирует  «равный  для  всех  суд  (sanz
accepcion  de  personnes)».  См.:  ORF.  VII.  521.
 53 	Эта  риторика  была  умело  использована  в  указе  Изабо  Баварской  от  16  февраля  1418  г.,
бежавшей  из  «арманьякского»  Парижа  и  основавшей  в  Туре  параллельные  органы  власти,  кого
нельзя  было  бы  заподозрить  в  пристрастном  суде:  «pour  celle  cause  maintenu  et  continue,  parce
que  Justice  en  grant  équité  y  etoit  briefvement  administrer»  (ORF.  X.  437-439).
 521

Данный  принцип  прочно  завоевывает  место  и  в  структуре  общественных
ценностей.  Так,  в  ходе  собраний  Штатов  в  кризисный  период  1356-1358  гг.
требование  «доброго  и  равного  суда  для  богатого  и  захудалого»  было  вклю¬
чено  депутатами  первым  пунктом  в  предъявленный  дофину  Карлу  список  на¬
казов54.  В  наставлении  Карлу  VI  Филипп  де  Мезьер  не  раз  возвращается  к
теме  равного  и  беспристрастного  суда  как  гарантии  законного  правления:  он
критикует  за  отступления  от  «евангельского  учения»  в  практике  королевских
судов,  где  из  страха,  любви  или  ненависти,  угождая  сеньорам  и  друзьям,  ради
пустой  славы,  из  мести,  грубого  невежества  или  жадности  вершатся  приго¬
воры;  но  и  от  самого  монарха  он  требует  вершить  суд  «без  гнева,  любви  или
расположения,  равно  малым  и  большим»55.
 Равенство  всех  подданных  перед  законом  активно  поддерживалось  и
людьми  церкви,  выступающими  в  роли  теоретиков  сильной  и  законной  вла¬
сти  монарха.  Так,  принцип  равенства  «бедных  и  богатых»  в  суде  отстаивал  в
своей  речи  перед  королем  известный  проповедник  конца  XIV  в.  Жак  Легран56.
О  равном  суде  говорил  в  своих  речах  перед  королем  и  перед  Парламентом
Жан  Жерсон:  «королевская  власть  не  должна  поддерживать  и  поощрять  при¬
страстность,  но  править  всеми  через  правосудие  и  справедливость»;  а  Парла¬
мент,  именуемый  им  «двором  правосудия  и  справедливости»,  кровно  должен
быть  заинтересован  в  равном  для  всех  суде,  ибо  иначе  о  нем  будут  говорить,
что  он  наказывает  «лишь  бедных  и  малых,  у  кого  нет  друзей»,  и  считать  его
«огородным  пугалом»,  на  которое  даже  птицы  не  обращают  внимания57.  Жер-
сону  вторит  и  Кристина  Пизанская:  неизменно  титулуя  короля  Карла  Мудрого
«столпом  правосудия»,  она  приводила  в  качестве  доказательства  его  привер¬
женности  справедливости  тот  факт,  что  при  нем  никто  не  осмеливался  уще¬
мить  самого  захудалого  из  его  подданных;  она  также  считает  справедливым
лишь  равный  для  богатых  и  бедных  суд  и  предостерегает  судей  от  порочной
практики  благоволить  богатым  и  «хватать  лишь  малых»58.
 В  кругу  служителей  короны  эти  идеи  имели  самое  широкое  распростра¬
нение,  влияя  на  формирующуюся  этику  службы.  Жан  Жувеналь  многократно
и  в  разных  контекстах  возвращался  к  идее  равного  для  всех  суда:  обращаясь  к
судьям  своего  диоцеза,  он  подчеркивал  значение  для  их  авторитета  веры  под¬
данных  в  возможность  добиться  справедливости  в  суде  и  предостерегал  от
пристрастного  суда,  истоки  которого  усматривал  в  четырех  грехах:  «страхе,
 54 	«Le  premier  conseil  que  les  gens  des  trois  estats  vouloient  donner  et  donnoient  à  monseigneur
le  duc  estoit...  il  feist  bonne  justice  et  loyal  au  royaume,  aussi  bien  du  grant  comme  au  petit»  (Journal
de  1356.  P.  440).
 55 	«le  ceptre  royal  t’a  este  baillie  en  la  main  unefois  pour  faire  justice  aussi  bien  au  petit  comme
au  grant»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  323,  471^472;  T.  2.  P.  192).
 56 	«punir  grans  et  petis  qui  seroient  mauvais,  sans  nulle  mauvaise  faveur»  (Legrand  J.  Un
sermon  français.  P.  476-477).
 57 	«l’autorité  royale  ne  doit  point  soutenir  ou  favoriser  partialitez  en  son  royaume  mais  doit
demeurer  seignourisant  sur  tous  en  justice  et  équité»;  «on  dira  que  ceste  court  ne  punit  que  les  poures
et  les  petis  meffais,  ou  ceulx  qui  n’ont  amis...  ils  vous  compareront  a  l’espouventail  de  cheneviere»
(iGersonJ.  Oeuvres.  T.  7.  P.  338-339,  1016).
 58 	Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  P.  60.  Ср.:  «La  propriété  de  ceste  bonté  en  justice  est  ne  faire  pour
quelconque  faveur  au  riche  ne  que  au  povre,  n’à  amy  n’ennemy»  (Eadem.  Le  livre  de  la  Paix.  P.  96);
«et  que  ses  justiciers  ne  soient  favourables  a  une  partie  plus  que  a  autre...  aux  riches  que  aux  povres,
laquelle  chose  est  contre  Dieu  et  contre  droit  et  raison»  (Eadem.  Livre  du  corps  de  policie.  P.  38).
 522

алчности,  ненависти  и  любви»  (timoré,  cupiditate,  odio  et  amore);  в  обращении
к  собранию  Штатов  в  Блуа  в  1433  г.  он  называл  источником  бед  в  королевстве
пристрастный  суд,  который  вершат  вопреки  праву  сенешали,  бальи  и  прево.  За
следование  принципу  равного  для  всех  суда  восхвалял  Карла  VII  и  Анри  Бод.
В  самом  конце  века  Робер  де  Бальзак  пишет  о  равном  для  всех  суде,  крити¬
куя  Парламент  за  возникающие  подозрения  в  отступлении  от  этого  идеала59.
 Образ  короля  и  его  служителей  как  бесстрастных  и  стоящих  над  всеми
арбитров,  руководствующихся  лишь  правом  и  справедливостью  при  вынесе¬
нии  решений  и  приговоров,  формируемый  королевским  законодательством
и  политическими  трактатами,  отражал  принципиально  новую  публично-пра¬
вовую  природу  королевской  власти.  Миссия  арбитра  и  миротворца,  восста¬
навливающего  справедливость  для  всех,  которая  перешла  от  короля  к  его
служителям,  быстро  и  прочно  утвердилась  в  системе  ценностей  позднесред¬
невекового  общества,  способствуя  повышению  авторитета  институтов  коро¬
левской  власти.  Наивысшим  выражением  принципа  равного  для  всех  суда
стал  во  Франции  образ  иноверца.
 В  формулировке  ранних  указов  о  равном  для  всех  и  беспристрастном  суде
содержалась  норма,  согласно  которой  нельзя  было  оказывать  преимущества
своим  подданным  перед  чужеземцами.  Она  получила  со  временем  впечат¬
ляющее  развитие.  Прежде  всего,  король  Франции  и  его  служители  не  оста¬
навливались  перед  наказанием  христианина  в  пользу  иудея.  В  значительной
степени  это  характерно  для  риторики  власти,  претендующей  на  роль  неза¬
висимого  арбитра  и  защищающей  «правосудие  для  всех».  Но  эта  риторика
имела  огромный  вес  в  легитимации  верховной  светской  власти  и  повышении
ее  общественного  авторитета.  Не  случайно  Кристина  Пизанская  включила
в  прославление  Карла  Мудрого  как  «столпа  правосудия»  волю  монарха  тре¬
бовать  от  своих  судейских  чинов  справедливости  именно  тот  случай,  когда
король  восстановил  права  иудея,  обманутого  христианином;  показав  этим  ре¬
шением  образец  справедливого  суда,  он,  по  ее  словам,  без  проволочек  сме¬
щал  любого  судью,  кто  действовал  иначе60.
 Хотя  риторика  власти  имеет  самостоятельное  значение,  но  вполне  оче¬
видно,  что  она  не  могла  не  влиять  и  на  конкретное  поведение  ее  служите¬
лей.  В  доказательство  достаточно  рано  проявившегося  в  позиции  служителей
короны  Франции  стремления  отстаивать  «справедливость  для  всех»  можно
привести  пример  поведения  сенешаля  Каркассона:  когда  в  1320  г.  движение
«пастушков»  добралось  до  города,  чиня  беспорядки  и  убивая  иудеев,  сене¬
шаль  «открыто  взял  их  под  охрану  как  подданных  короля»61.
 Но  подлинным  символом  справедливого  и  равного  для  всех  суда,  ставше¬
го  предметом  особой  гордости,  сделался  во  Франции  исследуемого  периода
 -9  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  27-29,  39,  56-59;  Baude  H.  Eloge.  P.  134.  См.  также:
«car  en  justice  ne  doit  point  avoir  de  exceptacion  de  personnes  maiz  faire  tout  ung  soient  grans  ou
petits»  (Balsac  R.  de.  Traité.  P.  224.  N51).
 60 	Некий  христианин  выдал  иудею  фальшивое  поручительство  и  был  наказан  за  это  коро¬
лем,  тем  самым  отменившим  всякие  сомнения  в  том,  что  он  требует  от  судей  «совершенного
уважения  к  закону»  (respect  parfait  de  la  loi).  См.:  Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  T.  I.  P.  61.
 61 	«Unde  et  custos  patriae  ex  parte  régis  Franciae  praeconisari  fecit...  et  judaeos  ut  regis  homines
defensaret»  (Guillaume  de  Nangis.  Chroniques.  Deuxième  continuation.  T.  2.  P.  27).  Надо  отме¬
тить,  что  автор  пишет  об  этом  с  явным  одобрением.
 523

образ  сарацина62,  чьи  интересы  защищались  наравне  с  христианами.  Впер¬
вые  о  сарацине  как  «субъекте»  справедливого  и  равного  для  всех  суда  напи¬
сал  Филипп  де  Мезьер.  Утверждая,  что  «под  небом  не  найти  более  достой¬
ной  и  более  справедливой  кузницы»,  чем  «святой  Парламент  в  Париже»,  он
в  качестве  решающего  аргумента  указывает,  что  «даже  язычники  и  сараци¬
ны  не  раз  приходили  и  отдавали  свои  споры  в  Парламент,  прося  и  получая
окончательный  приговор  в  их  тяжких  раздорах,  чего  нельзя  сказать  ни  об
одном  другом  королевстве  в  Христианском  мире»63.  Этот  же  образ  сараци¬
на  как  доказательство  возможности  добиться  в  Парламенте  справедливости
и  источник  славы  верховного  суда  Французского  королевства  всплывает  и  в
ходе  восстания  кабошьенов  1413  г.  В  поданной  на  Штатах  ремонстрации  от
Университета  говорилось,  что  репутация  Парламента  выражалась  в  обраще¬
нии  к  нему  «не  только  чужеземных  народов  Христианского  мира,  но  подчас  и
сарацинов,  как  известно,  получающих  здесь  приговоры»64.  В  конце  века  тот
же  образ  сарацина  возникает  и  в  стихах  парламентского  прокурора  Марциа¬
ла  из  Оверни:  якобы  уже  целых  пятьсот  лет  сарацины,  язычники  и  неверные,
имея  споры  и  раздоры,  обращались  к  королю  и  королевству  Франции,  из-за
репутации  и  славы  правосудия,  почитаемого  здесь  высоко,  прося  благород¬
ного  короля  передать  их  спор  в  благородный  Парламент65.
 Появление  в  этих  стихах  образа  сарацинов  и  вообще  неверных,  обратив¬
шихся  к  суду  Парламента,  вовсе  не  было  фигурой  речи:  в  самоапологии  вер¬
ховный  суд  регулярно  прибегал  к  нему  для  обоснования  своих  прерогатив  и
авторитета.  Об  этом  свидетельствуют  не  только  приведенные  примеры  из  по¬
литических  трактатов,  где  упоминается  подобная  претензия  парламентариев,
но  и  буквальное  использование  образа  сарацина  в  ходе  судебных  разбира¬
тельств.  Так,  10  июля  1408  г.,  желая  передать  дело  из  ведения  Университета
Парламенту,  тяжущаяся  сторона  обосновывала  это  так:  «нет  на  свете  чело¬
века,  будь  он  даже  сарацин,  кто  пришел  бы  в  этот  суд  и  попросил  бы  реше¬
ния,  и  ему  бы  в  этом  отказали»66.  Такой  же  аргумент  был  использован  10  мая
1433  г.  одной  из  тяжущихся  сторон  в  процессе:  «это  высшая  и  главная  курия
всего  королевства,  представляющая  короля  без  посредников,  к  коей  даже  чу¬
жеземцы  и  сарацины  привыкли  обращаться»67.  В  обоих  случаях  такая  рито¬
рика  явно  использовалась  с  целью  угодить  Парламенту,  претендующему  на
функцию  устанавливать  «справедливость  для  всех».
 62 	Так  на  Западе  именовались  мусульмане.
 63 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  480.
 64 	«Et  pour  le  grant  nom  d’icelle  et  la  bonne  équité  qu’elle  gardoit  sans  faveur  de  quelconque
personne,  non  pas  seulement  les  estranges  nacions  de  la  Chrestienté,  maiz  aucunes  foiz  les  Sarazins,
comme  l’en  dit,  y  ont  prins  jugement»  (Moranvillé  H.  Remonstrances  de  l’Université...  P.  432).
 65 	«Et  treuve  l’en  passé  a  cinq  cens  ans,  /  Que  Sarrasins  Paiens  et  mecreans,  /  Qui  avoient
plaitz  pour  leurs  faitz  et  usures,  /  Et  des  procès  selon  les  aventures,/Venoient  au  Roy  et  Royaume  de
France  /  (Pour  le  renom  et  la  haute  excellence  /  De  la  Justice  lors  regnant  très  haultaine,)  /  Quérir
Justice  comme  la  souveraine,  /  En  tout  honneur  et  humble  reverance,/En  suppliant  au  noble  Roy  de
France,  /  Que  leur  cas  fust  soubzmis  au  jugement  /  De  la  Justice,  et  noble  Parlement»  (Martial  de
Paris  dit  d’Auvergne.  Les  vigilles  de  Charles  VII.  P.  182).
 66 	Cm.:  JNB.  T.  1.  P.  233-234.
 67 	«Curia  est  Suprema  et  capitalis  totius  Regni  representans  Regem  immediate,  ad  quam  extraneis
et  Sarraceni  recursum  habuerunt»  (AN  U  508.  F.  27).
 524

Образ  сарацина  для  доказательства  справедливого  суда  являлся  состав¬
ной  частью  более  широкого  представления  о  равной  для  всех  -  своих  и  чу¬
жих  -  возможности  найти  в  Парламенте  справедливость.  Это  представление
органично  вошло  в  риторику  и  апологию  королевского  правосудия,  о  чем  сви¬
детельствует  приведенный  выше  фрагмент  из  ремонстрации  Парижского  уни¬
верситета,  где  образ  сарацина  выступал  лишь  частью  восхваления  королев¬
ского  правосудия  за  его  беспристрастие  и  равное  отношение  ко  всем,  в  том
числе  и  к  чужеземцам.  В  изложении  монаха  из  Сен-Дени  этим  устойчивым
представлением  о  справедливом  суде  воспользовались  и  другие  депутаты  «ка-
бошьенских»  Штатов.  В  программной  речи  от  Штатов,  критикуя  отступление
служащих  короля  от  предписанного  идеала  справедливого  суда,  было  сказано
среди  прочего,  что  прежде  «иные  народы  и  подчас  даже  неверные  отдавали  в
Парламент  свои  судебные  споры»;  к  мэтрам  Прошений  Дома  короля  якобы
«обращались  за  советами  из  иноземных  государств»,  что  снискало  Франции
«высокую  честь»68.  Наконец,  то  же  представление  об  авторитете  Парламента
было  использовано  в  указе  от  16  февраля  1418  г.  о  создании  в  Туре  парал¬
лельного  Парламента,  из-за  утери  нынешним  Парижским  парламентом  стату¬
са  «равного  для  всех  суда».  Как  сказано  в  указе,  его  «репутация  была  столь  ве¬
лика  и  славна  во  всем  мире,  что  нации  и  провинции,  соседние  с  королевством,
равно  как  чужеземные  и  даже  отдаленные  часто  прибывали  сюда,  одни  -  дабы
созерцать  состояние  правосудия,  каковое  почитали  скорее  чудом,  чем  челове¬
ческим  творением,  другие  же  -  добровольно  отдаваясь  ему  в  поисках  права  и
умиротворения  в  больших  спорах  и  ссорах;  и  всегда  обретали  здесь  справед¬
ливость,  правосудие  и  законное  решение,  и  так  было  издавна,  и  украшенное
такой  добродетелью  королевство  процветало  и  пребывало  в  блаженстве»69.
 Аналогичный  образ  справедливого  и  равного  для  всех  суда  нарисовал  в
середине  XV  в.  Антонио  Астесано:  хваля  Парламент,  где  любой  человек  мог
найти  справедливость,  он  в  доказательство  общего  признания  «в  мире»  такой
репутации  ссылается  на  то,  что  «не  только  христиане,  ...  но  и  почитатели
ложных  богов  и  богинь  присылали  со  всех  частей  земного  шара  свои  споры
этим  советникам,  почитая  их  приговор  за  божественный»70.  В  конце  XV  в.  на
Штатах  в  Туре  1484  г.  наказ  о  правосудии  начинался  с  того  же  восхваления
правосудия  во  Французском  королевстве,  к  которому  прибегали  якобы  чуже¬
земцы  и  иноверцы71.
 68 	См.:  Religieux  de  Saint-Denis.  Chroniques.  T.  4.  P.  759-761.
 69 	«dont  renommée  fut  si  grande  et  glorieuse  par  le  monde  universal,  que  les  nations  et  Provinces
tant  voisines  du  royaume,  comme  etranges  et  très-loingtaines,  souventes  fois  y  affluoient,  les  aucunes
pour  contempler  Г  état  de  la  justice  qui  reputoient  plus  à  miracle  que  à  envie  humaine,  les  autres
liberalement  se  ils  soumettoient  pour  y  avoir  droit  et  appaisement  de  leurs  grans  débats  et  haultes
querelles,  et  y  trouvoient  en  tout  temps  équité,  justice  et  loyal  jugement,  et  si  longuement  que  de
telles  vertus  ledit  Royaume  a  été  adourié  tant  longuement  à  il  demoura  en  prospérité  et  plaisant
félicité»  (ORF.  X.  437-438).
 70 	«Quorum  justiciae  tanta  est  vulgata  per  orbem  Fama,  ut  non  solum  cultores  Regis  olimpi  quem
colimus,  causas  cunctis  ex  partibus  orbis,  verum  etiam  vanos  divos  divasque  colentes...  intendum
mittant  noscendas  partibus  illis,  Judiciumque  suum  vereantur  numinis  instar»  (Antoine  Astesan.
Poeme  latine...  P.  542).
 71 	«ce  glorieux  et  très-chrestien  royaume  sur  tous  autres  a  esté  doué  de  ceste  noble  vertu,  et
que  par  су-devant  toutes  estranges  nations,  voire  etiam  infidèles  sont  venuz  en  cedit  royaume  pour
trouver  la  lumère  de  justice»  (Masselin  J.  Journal.  P.  680).
 525

Прославление  королевского  правосудия  как  равного  для  всех  и  независи¬
мого  арбитра  органично  сочеталось  с  идеей  милосердного  суда.  Справедли¬
вость  и  милосердие  присутствуют  неизменно  рядом,  дополняя  и  подкрепляя
друг  друга:  сакральная  концепция  правосудия  основывалась  на  принципе,
идущим  из  Библии:  «милость  и  истина  сретятся»  (Пс.  84:  11)-  и  предпи¬
сывавшим  предпочитать  «милосердие  суровости»72.  Суд  короля  «по  образу
Бога»  призван  был  быть  по  природе  милосердным,  соблюдая  в  приговорах
чувство  меры73.  Уже  в  трактате  Филиппа  де  Бомануара  «Кутюмы  Бовези»
автор  включает  в  список  основных  достоинств  бальи  чувство  сострадания  и
милосердия  к  подданным74.  По  мере  становления  королевского  правосудия
тезис  о  милосердии  как  неотъемлемом  атрибуте  справедливого  суда  стано¬
вится  топосом  общественной  мысли:  Жан  Голен  трактует  его  как  основу  и
опору  правосудия,  прямо  влияющую  на  справедливость  суда;  автор  «Снови¬
дения  садовника»  подробно  разбирает  коллизию  «справедливость  /  милосер¬
дие»  и  доказывает  явные  общественные  преимущества  последнего,  называя
суровых  судей  «неразумными  животными»,  а  жестокого  государя  -  тираном;
Жан  Жерсон  напоминает  Парламенту,  что  все  сословия  ищут  у  него  именно
милосердия;  Кристина  Пизанская  предостерегает  от  опасности  подмены  ми¬
лосердного  суда  ненавистной  и  постыдной  жестокостью;  автор  «Совета  Иза-
бо  Баварской»  видит  в  милосердии  проявление  справедливости»,  наконец,
Жан  Жувеналь  постоянно  напоминает,  что  «правосудие  без  милосердия  есть
жестокость»  и  титул  короля  -  ничто  без  сострадания  к  людям75.  Милосердие
являлось  одной  из  краеугольных  тем  в  риторике  Парламента:  образцовый  суд
виделся  его  служителям  как  «благодушный,  милосердный  и  справедливый»,
«руководствующийся  любовью  и  милосердием,  а  не  суровостью»76.
 Но  что  означало  это  милосердие  и  как  оно  конкретно  должно  было  выра¬
жаться  в  практике  судопроизводства  во  Франции?  Разумеется,  суд  не  должен
был  быть  жестоким,  в  согласии  со  знаменитой  максимой  «лучше  виноватого
отпустить,  чем  покарать  невинного».  Однако  этим  далеко  не  исчерпывались
 72 	Жерсон  цитирует  в  своей  речи  от  1413  г.  тот  же  фрагмент  из  Псалмов  Давида:
«misericorde,  vérité  et  justice  sont  sueurs  et  gardes  de  pais»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1015).
 73 	Равенству  и  милосердию  правосудия  посвятил  отдельный  раздел  в  «Поликратике»
Иоанн  Солсберийский.  См.:  Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  73-74.  Берман  подчер¬
кивает  парадоксальность  сочетания  милосердия  и  правосудия  и  возводит  его  к  теории  св.  Ан¬
сельма-  «милосердие  дочь  справедливости».  См.:  Берман  Г.  Дж.  Указ.  соч.  С.  166-167,  177—
178.
 74 	«La  quatre  vertus  qui  doit  estre  en  baillif,  si  est  qu’il  soit  soufrans  et  escoutans»  (Beaumanoir
Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  1.  P.  18.  N  15).
 75 	«charité  par  quoy  et  sur  quoy  celle  justice  doit  estre  despliee  et  fondee»  (Golein  J.  Traité.
P.  321);  Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  341-342;  «la  fille  du  Roy  et  toute  clergie  vous  huchent  misericorde
en  leur  desolation;  le  roy  et  toute  chevalerie  vous  requierent  misericorde  en  doubte  de  perdition;  le
peuple  et  toute  bourgoisie  vous  crient  misericorde»  {Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  329);  «soubz  umbre  de
justice  tel  fois  avient  y  fait  on  puet  estre  extorcions  et  cruaultéz  orribles  et  detestables»  {Pisan  C.  de.
Le  livre  de  la  paix.  P.  97);  «la  justice  aucune  foiz  se  monstre  et  se  exalte  par  midericorde»  (Advis.
P.  134.  N  1);  «iustitia  sine  misericordia  severitas  est»  {Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  44,  329,
469).
 76 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  263-264.  Парламент  склонялся  на
практике  скорее  к  милосердному,  чем  к  жестокому  суду,  в  том  числе  и  отказывался  от  ис¬
пользования  пыток.  См.:  Gauvard  Cl.  De  la  théorie  à  la  pratique:  Justice  et  miséricorde  en  France
pendant  le  règne  de  Charles  VI  //  Revue  des  langues  romaines.  1988.  T.  92,  N  2.  P.  317-325.
 526

чаяния  общества  к  системе  правосудия.  Суд  призван  защищать  бедного  от  бо¬
гатого,  руководствуясь  жалостью.  Об  этом  писал  и  Жан  Голен  («жалостливое
правосудие  защищает  бедняков  от  притеснений  богачей»),  и  Кристина  Пи¬
занская  («не  позволять  богачам  силой  угнетать  бедняков»),  и  Жан  Жувеналь
(«без  милосердия  вы  напрасно  и  бессмысленно  носите  имя  короля»)77.
 Казалось  бы,  мы  вновь  возвращаемся  к  исконной  концепции  суда,  главной
целью  которого  провозглашалась  защита  слабых  (вдов,  сирот,  бедняков).  Но
это  не  так:  под  видом  старых  идей  о  протекционистской  функции  верховной
светской  власти  проявляются  вполне  новые  и  весьма  конкретные  принципы
справедливости  и  милосердия.  Теперь  речь  идет  об  обеспечении  равного  для
всех  правосудия  через  целенаправленное  удешевление  и  сокращение  сроков
судопроизводства.  Уже  в  ходе  политического  кризиса  1356-1358  гг.  требова¬
ние  вершить  справедливый  суд  выражалось  через  суд  скорый  и  потому  де¬
шевый78.  Впервые  прозвучавший  на  этих  мятежных  Штатах  вопль  о  превра¬
щении  в  Парламенте  судебных  дел  в  «бессмертные»  вылился  с  тех  пор  в  че¬
канное  требование  справедливого  и  милосердного  суда.  Чем  дольше  длится
суд,  тем  дороже  он  обходится,  и  в  результате  справедливость  «не  по  карма¬
ну  бедным  людям»,  как  провозгласил  в  своем  трактате  Филипп  де  Мезьер,
уделив  особое  внимание  длительности  процессов79.  В  его  критике  главной
мишенью  и  собирательным  образом  продажного  и  несправедливого  суда  ста¬
новится  фигура  адвоката,  который  больше  других  выигрывал  от  долгого  су¬
дебного  разбирательства.  В  этом  образе  отразилось  болезненное  восприятие
в  обществе  делегированного  правосудия:  теперь  его  вершил  не  «король  под
Венсенским  дубом»,  быстро  и  бесплатно,  а  уполномоченные  им  судьи,  полу¬
чающие  вознаграждение  от  сторон,  что  могло  послужить  источником  корруп¬
ции  и  несправедливости  приговоров.  Появление  в  состязательном  судебном
процессе  адвоката,  оплачиваемого  клиентом,  знаменовало  собой  усложнение
процедуры,  а  знания  законов  могли  быть  использованы  с  целью  затягивания
и  запутывания  дела.  Тот  факт,  что  сами  клиенты  поощряли  адвокатов  искать
в  законах  аргументы  в  свою  пользу,  нисколько  не  снимало  с  последних  ответ¬
ственности  за  «запутывание  простого  дела».  «Язык  адвокатов»  становится  у
Мезьера  синонимом  лживости  и  уловок,  а  их  длинные  речи  и  нанизывание
аргументов  и  ссылок  на  законы  -  парализующими  волю  судей,  «попавших  к
ним  в  рабство».  Но  помимо  «порчи  нравов»  и  искажения  сути  правосудия,  о
чем  говорили  многие  авторы80,  в  критике  Мезьера  над  моральным  аспектом
превалирует  социальный:  он  перечисляет  целых  двенадцать  негативных  по¬
следствий  от  долгого  судебного  разбирательства  (обида  остается  в  сердцах
надолго,  мешает  объединению  враждующей  страны,  отвлекает  людей  от  по¬
 77 	«la  piteuse  justice...  le  fais  de  deffencion  contre  toutes  les  oppressions  des  povres»  (Golein  J.
Traité.  P.  316);  «et  non  souffrir  auz  riches  les  fouler  par  leur  force»  (Pisan  Ch.  de.  Le  Livre  de  la
paix.  P.  99);  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  328.
 78 	ORF.  III.  129  (N  7),  131  (N  12-13).  Судьям  рекомендовалось  вершить  суд,  милостиво  и
дружески  обходясь  с  тяжущимися,  в  особенности  с  бедными  людьми.
 79 	См.  подробнее  исследование  этой  критики:  Цатурова  С.К.  Отрада  сутяг  и  погибель
Франции.  С.  79-82.
 80 	В  критике  Жерсона  акцент  делался  на  моральных  издержках  долгого  судебного  про¬
цесса:  долгий  процесс  мешает  установлению  мира.  О  скором  суде  как  о  благе  писали  многие
авторы,  например  Робер  де  Бальзак.  См.:  Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  340,  1109;  Balsac  R.  de.
Traité.  P.  226.  N  63.
 527

лезных  занятий  и  т.д.),  среди  которых  не  последнее  место  занимает  именно
отступление  от  идеала  справедливого  и  милосердного  суда.  Ведь  если  бедня¬
ку  нечем  заплатить  адвокату,  то  дело  его  заведомо  будет  проиграно,  что  нане¬
сет  репутации  правосудия  во  Франции  ощутимый  ущерб.
 Хотя  судебные  дела  во  Франции  длились  не  так  долго,  как  можно  было
бы  заключить  из  общественной  критики,  а  бедные  люди  получали  защиту
в  королевских  судах,  повышавших  таким  способом  авторитет  королевско¬
го  правосудия,  эта  критика  в  адрес  адвокатов  и  судопроизводства  в  целом
чрезвычайно  важна  с  точки  зрения  становления  этики  службы,  поскольку  она
раскрывает  общественные  представления  о  предназначении  суда  и  верхов¬
ной  светской  власти.  Об  этом  же  свидетельствуют  ее  усилия  по  сокращению
сроков  дел  и  удешевлению  судопроизводства,  которые  органично  вытекают
из  интенции  предстать  в  виде  оплота  справедливости  и  милосердия.  Обще¬
ственное  требование  быстрого  и  дешевого  суда  на  деле  находилось  в  цент¬
ре  внимания  королевского  законодательства  давно.  В  фундаментальном  для
парламентской  корпорации  ордонансе  от  11  марта  1345  г.  и  указе  от  15  фев¬
раля  1346  г.  эта  цель  была  выражена  в  целом  ряде  мер:  в  праве  решать  дела
мировым  соглашением,  в  сокращении  расходов  на  расследования  и  даже  в
праве  передавать  расследования  местным  королевским  должностным  лицам,
«дабы  каждый  мог  защитить  свой  интерес  за  меньшие  расходы  и  цену  и  не
отказался  бы  отстаивать  свои  права»81.  То  же  требование  «быстрого  и  деше¬
вого»  суда  содержалось  и  в  регламенте  о  Палате  прошений  Дворца  от  ноября
1364  г.;  им  же  обосновывалось  продление  сессий  суда  на  вакациях  Парламен¬
та,  равно  как  и  увеличение  штата  его  служителей82.
 Именно  в  подобном  контексте  в  королевском  законодательстве  особое
внимание  уделялось  поведению  адвокатов  на  слушаниях  дел,  в  духе  критики
Филиппа  де  Мезьера.  Уже  в  первых  законодательных  актах,  регулирующих
работу  Парламента  была  прописана  обязанность  адвоката  «кратко,  по  суще¬
ству  и  честно»  изложить  суть  дела83.  Краткость  речей  адвокатов  предписана
была  и  регламентом  о  работе  Палаты  прошений  Дворца  от  ноября  1364г.:
«пусть  все  адвокаты,  выступающие  на  заседании,  говорят  суммарно  и  полно,
как  можно  более  ясно  и  кратко»84  Спустя  почти  столетие  эта  же  норма  в  от¬
ношении  адвокатов  была  включена  в  большой  ордонанс  от  28  октября  1446  г.
«о  стиле  Парламента»:  «Поскольку  адвокаты  нашего  Суда,  выступая  в  ходе
процесса,  часто  [говорят]  столь  длинно  и  пространно  во  вступлении,  повто¬
ряя  фигуры  речи,  нагромождая  факты  и  доводы  без  повода  и  также  подчас
добавляя  возражения  и  контр-возражения,  и  слишком  подолгу  останавлива¬
ются  на  множестве  мелких  и  незначительных  деталей,  далеких  от  сути  дела,
отныне  Суд  должен  приказать  им  быть,  насколько  это  возможно,  краткими...,
и  как  только  обнаружится  подобная  ошибка,  их  наказать  произвольным  штра¬
 81 	«afin  que  chascun  puisse  poursuire  sa  cause,  au  moins  de  fraiz  et  de  couz,  et  que  par  default
de  poursuite,  ne  laissent  à  poursuire  leur  droit»  (ORF.  II.  222,  241).
 82 	ORF.  IV.  507;  IX.  86;  XIV.  307  (N  104).
 83 	«comment  ils  plaident  briement,  sustentieusement  et  honestement»  (ORF.  XII.  355).
 84 	«plaident  sommierement  et  de  plain  leurs  causes  au  plus  clerement  er  briefment  qu’il  pourront»
(ORF.  IV.  507.  (N  6)).
 528

фом,  подобающим  случаю,  так  чтобы  это  стало  примером  для  остальных»85.
Наконец,  краткость  адвокатов  была  закреплена  в  большом  ордонансе  от  ап¬
реля  1454  г.  о  реформе  судопроизводства,  причем  она  здесь  напрямую  увязы¬
валась  с  сокращением  сроков  дел86.  Аналогичные  нормы  обнаруживаются  в
работе  Палаты  счетов:  ордонанс  1320  г.  вводил  правило  разбирать  жалобы  в
специальный  день,  однако  служители  ведомства  усмотрели  в  этом  ущемле¬
ние  прав  «бедных  людей»,  которым  придется  ждать  неделю  решения  своего
дела.  В  результате  было  получено  особое  разрешение  -  решать  дела  «бедных
людей»  и  в  другие  дни  недели87.
 Принцип  милосердия  присутствует  и  в  указах,  касающихся  правил  содер¬
жания  в  тюрьмах  заключенных.  В  ордонансе  1318-1319  гг.  отдельный  пункт
предписывал  милосердное  отношение  к  ним.  Согласно  ему,  службы  «тюрем¬
ных  смотрителей  будут  отныне  продаваться  добрым  и  подобающим  людям,
предоставившим  верный  залог  хорошего  обращения  с  заключенными»88.
В  регламенте  о  работе  комиссаров  Шатле  отдельный  пункт  обязывал  «прево  и
его  лейтенанта  делать  визитации  персон,  заключенных  накануне,  на  следую¬
щий  же  день,  ибо  чаще  всего  бедные  люди  арестовываются  за  мелкие  про¬
ступки  (pour  legeres  causes),  каковые  этот  прево  сможет  сразу  же  рассудить».
Кроме  того,  прево  обязан  был  отныне  вести  учет  всех  заключенных  в  Шатле
и  знать  причины  их  помещения  в  темницу,  каждые  восемь  дней  приходя  в
Парламент  и  выясняя  судьбу  их  дел,  в  особенности  «бедных  заключенных»89.
Миссия  милосердия,  переданная  королем  Парламенту  в  виде  права  миловать
арестованных,  осуществлялась  трижды  в  год,  когда  магистраты  на  праздник
Рождества,  Пасхи  и  Пятидесятницы  посещали  Шатле  и  вместе  с  прево  осво¬
бождали  часть  содержащихся  здесь  людей  по  своему  усмотрению90.
 Милосердие,  провозглашаемое  сутью  праведного  суда,  отразилось  на
реальной  практике  Парламента:  так,  бедные  люди,  не  имеющие  средств  для
оплаты  судебных  издержек,  получали  право  на  бесплатное  ведение  своих  дел
или  освобождались  от  уплаты  штрафов;  заболевшие  в  тюрьме  заключенные
выпускались  под  залог  либо  переводились  в  Богадельню  в  Ситэ.  Стремле¬
ние  утвердить  в  обществе  образ  милосердного  суда  нашло  отражение  и  в  та¬
ких  акциях  Парламента,  как  передача  части  денег  от  штрафов  на  содержа¬
ние  «бедных  людей»  в  Богадельне  в  Ситэ,  в  раздаче  изъятого  по  суду  хлеба
 85 	«en  plaidant  leurs  causes  souvent  sont  trop  longs  et  prolixes  en  prefaces,  reiterations  de
langages,  accumulations  de  faits  et  de  raison  sans  cause,  et  aussi  en  transcendant  souventefois  les
metes  de  repliquer  et  de  dupliquer,  et  trop  s’arrester  en  plusieurs  menues  fins  de  petits  effet  et  valeur,
autres  que  fin  principale»  (ORF.  XIII.  478).
 86 	Показательно,  что  точно  также  дозволялось  отныне  прерывать  и  выступающих  в  ходе  об¬
суждения  советников  Парламента,  которым,  в  целом,  предписано  было  оказывать  всяческое  ува¬
жение,  если  только  они  не  удлиняют  без  надобности  дело.  См.  :  ORF.  XIV.  298-299,310  (N  66,115).
 87 	«et  у  vient  moult  de  povres  et  autres  qui  pour  faire  une  petite  requestes  seroient  moult  grevez
de  attendre  jusques  au  jeudi»  (Les  Chambres  des  comptes.  R  13;  Jassemin  H.  Op.  cit.  P.  10-11).
 88 	ORF.  I.  661.  (N32).
 89 	ORF.  II.  10  (N  43^4).  Более  того,  если  он  сам  не  в  состоянии  будет  решить  дело  на
следующий  же  день  после  их  заключения,  прево  обязан  прийти  в  тот  же  день  в  Парламент  и
добиться  здесь  решения.
 90 	См.  об  этом:  Viollet  P.  Histoire  des  institutions...  P.  298;  Gauvard  Cl  La  justice  pénale...
P.  98-99.  В  1484  г.  аналогичная  привилегия  была  распространена  и  на  служителей  Палаты  про¬
шений  Дома:  по  случаю  торжественного  въезда  нового  короля  в  Париж  они  могли  посетить
тюрьмы  и  освободить  заключенных  (AN  U  501.  F.  110).
 529

«беднякам  и  в  больницы»,  в  сборе  «милостыни  для  бедных  заключенных  в
Консьержери»91.  О  той  же  тенденции  в  поведении  служителей  Палаты  счетов
может  свидетельствовать  акция  лета  1418  г.,  когда  в  Париже  свирепствовала
эпидемия  и  умерло  множество  людей,  в  том  числе  и  в  богадельнях:  служите¬
ли  ведомства  на  свои  средства  предоставили  сукно  для  их  захоронения92.
 В  свидетельство  глубокой  приверженности  служителей  власти  идеям
гражданского  гуманизма  и  милосердия  хотелось  бы  обратить  внимание  на
наличие  в  их  завещаниях  дарений  в  пользу  не  только  насельников  богаделен,
что  было  вполне  характерно  для  христианского  милосердия,  но  и  «бедным  за¬
ключенным  в  Шатле».  Бывший  адвокат  в  Парламенте  Жан  де  Нели-Сен-Фрон
в  1402  г.  выделил  «бедным  заключенным  в  Шатле  и  заключенным  епископом
Парижским»  4  экю;  генеральный  прокурор  в  Парламенте  Дени  де  Моруа,  в
1411  г.  среди  бедных  людей,  которым  он  распорядился  раздать  деньги,  пере¬
числил  «бедных  заключенных  церковного  суда  и  заключенных  Шатле  и  Двор¬
ца»;  Жан  Перье,  королевский  адвокат  в  Парламенте,  выделил  по  завещанию
от  1413  г.  «бедным  заключенным  в  Шатле  Парижа  и  Курии  (Парламента)  по
7  денье  каждому»93.  Дарения  в  пользу  потенциальных  преступников,  каковы¬
ми  являлись  заключенные  в  Шатле,  красноречиво  говорят  о  глубокой  укоре¬
ненности  в  сознании  служителей  короны  выработанных  ордонансами  и  прак¬
тикой  суда  норм  гражданского  милосердия.
 Риторика  и  практика  «милосердного  суда»  являлась  не  только  стратегией
повышения  авторитета  королевского  судопроизводства  в  обществе,  но  и  эф¬
фективным  инструментом  расширения  компетенции  ведомств,  нередко  при¬
носившим  вполне  материальные  плоды  служителям  короны.  Однако  нельзя
не  признать,  что  четкие  предписания  ордонансов  о  милосердии  и  их  идейное
обоснование  способствовали  выработке  внутри  этики  службы  определенных
норм  гражданского  гуманизма.  Складывающееся  государство  не  только  опи¬
ралось  на  почерпнутые  из  античного  наследия  идеи  гражданского  гуманизма,
обогащенные  сакральной  концепцией  верховной  светской  власти  с  ее  четко
выраженным  милосердием,  но  и  само  в  итоге  выработало  новый  гуманизм  и
новую  ценность  человека.  Не  случайно  именно  в  кругах  корпуса  королевской
администрации,  в  Канцелярии  и  в  Парламенте  прежде  всего,  находили  от¬
клик  новаторские  гуманистические  идеи  и  сложились  кружки  первых  фран¬
цузских  гуманистов94.  Это  обстоятельство  является  одной  из  характерных
особенностей  культуры  Франции  позднего  Средневековья  и  раннего  Нового
 91 	См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  264-265;  Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris...
P.  156.  Аналогичные  акции  Парламента  по  отношению  к  бедным  людям  см.:  Gauvard  Cl.  Grâce
et  exécution  capitale.  P.  278-282.
 92 	Этот  яркий  эпизод  рассказан  был  Гилбертом  из  Меца,  оставившим  описание  Парижа
1407-1434  гг.,  причем  издатели  этого  произведения  изрядно  были  удивлены  таким  поведением
служителей  короны  и  приписали  его  политической  подоплеке  подобной  акции.  См.:  Guillbert
de  Metz.  Description  de  la  ville  de  Paris...  P.  236.
 93 	«aux  povres  prisonniers  de  Chastellet  et  aux  povres  prisonniers  de  moseigneur  l’evesque
de  Paris»  (Testaments.  P.  311);  «aux  povres  prisonniers  de  la  court  Г  official...  aux  prisonniers  de
Chastellet  et  du  Palais»  (Ibid.  P.  539);  «aux  povres  prisonniers  du  Chastellet  de  Paris  et  de  la  court
de  Г  official»  (BNF.  Moreau.  1161.  F.  730  v).
 94 	Об  органичной  эволюции  гуманизма  во  Франции  в  связи  с  формирующимся  государ¬
ством  первым  заговорил  Ж.  Уи,  и  вскоре  его  точка  зрения  стала  разделяться  видными  иссле¬
дователями  истории  Франции  позднего  Средневековья,  причисляющими  служителей  короны
 530

времени,  раскрывая  культурный  потенциал  процесса  построения  централи¬
зованного  государства.
 Защита  людей,  принцип  справедливости,  милосердия  и  равенства  всех
перед  законом,  призванные  оправдать  расширение  королевских  прерогатив
и  повысить  моральный  авторитет  служителей  короны,  сформировали  у  них
особую  этику  службы  («гражданский  гуманизм  функционеров»,  по  выраже¬
нию  П.  Бурдьё),  строящуюся  вокруг  осознания  своей  высокой  общественной
миссии  и  гражданской  ответственности,  что  определило  и  специфику  поли¬
тической  позиции  королевских  должностных  лиц  в  исследуемый  период.
 ПОЛИТИЧЕСКАЯ  НЕЙТРАЛЬНОСТЬ  КАК  СТРАТЕГИЯ
 Общественный  облик  служителей  короны  Франции  определял  еще  один
основополагающий  принцип  -  политическая  нейтральность.  В  отличие  от
всех  прочих,  этот  впрямую  не  был  выражен  ни  в  одном  ордонансе,  ни  в  одном
указе.  Он  скорее  органично  вытекал  из  иных  принципов  и  представлял  со¬
бой  интерпретацию  самими  чиновниками  характера  своей  службы.  Поэтому
исследование  данного  аспекта  требует  внимания  к  деталям,  к  контексту  тех
или  иных  решений  и  к  их  последствиям.  Внешне  проявление  этого  принципа
выглядело  следствием  политических  событий  и  реакцией  на  них  чиновников.
Однако  сама  эта  реакция  свидетельствовала  о  выработке  внутри  корпуса  ко¬
ролевских  служителей  в  соответствии  с  новой  этикой  службы  особых  правил
поведения  в  политических  конфликтах  и  в  борьбе  вокруг  трона.
 Об  этой  специфике  политики  и  риторики  чиновников  верховных  ведомств
неизменно,  но  мимоходом  упоминали  те  исследователи,  кто  изучал  полити¬
ческие  конфликты  эпохи,  однако  она  не  получила  должного  осмысления.
Как  правило,  невмешательство  чиновников  в  политические  конфликты  трак¬
товалось  как  слабость  их  политического  влияния  в  обществе95.  В  контексте
социологии  власти  и  исследования  социальных  связей  служителей  короля  -
политических  и  семейных  кланов,  клиентел  и  партий  -  на  первый  план  ис¬
торики  стали  выдвигать  вовлеченность  чиновников  в  политическую  борьбу
либо  как  активных  игроков,  либо  как  инструмента  реализации  чужих  поли¬
тических  амбиций96.  В  результате  эти,  в  целом,  плодотворные  исследования
не  столько  прояснили,  сколько  еще  более  осложнили  понимание  специфики
 к  числу  возникающих  «новых  людей»,  -  Ж.  Ле  Гоффом,  Р.  Фоссье,  Ж.  Верже,  А.-М.  Шмид,
Д.  Бартье,  М.-Т.  Карон  и  др.  См.  об  этом:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  275,  355.
 9;>  Об  этой  историографической  традиции  см.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  вла¬
сти.  С.  91-94.  Так,  еще  Э.  Глассон  удивлялся  слабой  роли  Парламента  в  политической  жизни
Франции  данного  периода.  В  свою  очередь,  Ф.  Обер,  констатируя  эту  ситуацию,  справедливо
отмечал  независимость  парламентариев  и  уважение  к  ним  со  стороны  всех  враждующих  груп¬
пировок.  Ф.  Лот  и  Р.  Фавтье  писали  об  отказе  Парламента  от  самостоятельной  политической
роли,  несмотря  на  широкие  полномочия,  а  редкие  случаи  оппозиции  квалифицировали  как
«монархические»,  т.е.  защищающие  прерогативы  королевской  власти.  Дж.  Шеннан  также  от¬
мечал  следование  Парламентом  осторожной  линии  без  самостоятельных  политических  акций.
Ж.  Фавье  обращал  внимание  на  сознательную  политику  Парламента  быть  в  стороне  от  полити¬
ческих  баталий.  См.:  Lot  F.  et  Fawtier  R.  Histoire  des  institutions...  P.  436^37;  Shennan  J.H.  The
Parlement  of  Paris.  P.  163;  Favier  J.  La  Guerre  de  Cent  ans.  P.,  1980.  P.  449.
 96 	См.,  например,  исследование  Ф.  Отран  о  соотношении  бургиньонов  и  арманьяков  внут¬
ри  парламентской  корпорации:  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État.  P.  117-132.
 531

позиции  служителей  королевской  власти  в  перипетиях  политической  борьбы.
Ведь  наличие  сторонников  тех  или  иных  партий  внутри  ведомств  странным
образом  не  влияло  на  политику  самих  этих  ведомств  в  целом.
 Исследуя  облик  Парижского  Парламента  в  начале  XV  в.,  я  обратила  вни¬
мание  на  особую  позицию  его  членов  в  главных  конфликтах  этого  весьма
драматичного  времени  и  предложила  свою  трактовку  этого  феномена.  Благо¬
даря  редкому  сочетанию  кризисов  и  трагическому  развитию  событий  выяви¬
лась  сущностная  основа  политической  позиции  служителей  короны  Фран¬
ции:  она  строилась  на  защите  полномочий  и  авторитета  своего  ведомства  как
части  авторитета  и  власти  короля.  Всякое  посягательство  на  него  -  полити¬
ческие  убийства,  ведение  частных  войн  и  установление  «справедливости»  с
помощью  силы,  раскол  страны  на  враждующие  партии  и  т.д.  -  объявлялось
ущербом  власти  верховного  суда  королевства  и  определяло  негативную  реак¬
цию  парламентариев97.
 Как  в  других,  ранее  затронутых  мною  аспектах  темы,  расширение  иссле¬
довательского  поля  существенно  углубило  понимание  истоков  и  целей  по¬
литической  нейтральности  чиновников.  Прежде  всего,  такая  позиция  имела
прочное  основание  и  объективную  логику,  поскольку  опиралась  на  заложен¬
ные  в  королевском  законодательстве  строгие  правила  поведения  чиновников.
Их  политическая  нейтральность  определялась,  в  первую  очередь,  «контрак¬
том»  с  королем,  в  котором  строго  запрещались  связи  с  каким-либо  иным  ли¬
цом  в  королевстве.  Этот  контракт,  по  сути,  ставил  вне  закона  все  подобные
связи  чиновников,  которые  именно  поэтому  вынуждены  были  их  скрывать,
что  в  должной  мере  не  было  осмыслено  в  трудах  исследователей.  Целям  по¬
литической  нейтральности  послужили  и  меры  по  недопущению  «врастания»
чиновников  в  местные  структуры  (запреты  покупать  земли,  женить  детей  и
отдавать  их  в  монастыри  по  месту  службы).  Критика  и  запрет  фаворитизма,
актуализированные  со  второй  половины  XIV  в.,  лишь  закрепляли  и  усили¬
вали  преследуемые  цели  контракта  чиновника  с  монархом.  Эти  принципы
государственной  службы,  однако,  изначально  впрямую  не  запрещали  долж¬
ностным  лицам  вмешиваться  в  политические  события  и  даже  не  упоминали
подобной  сферы.
 Еще  одной  опорой  политической  нейтральности  чиновников  являлся
принцип  секретности  работы  ведомств,  который  носил  универсальный  харак¬
тер.  Однако  эта  норма  изначально  заключала  в  себе  одну  важную  функцию:
она  явно  призвана  была  предохранить  должностных  лиц  короны  от  давления
извне.  Не  случайно  уже  в  ранних  ордонансах  о  работе  верховных  ведомств
присутствует  запрет  на  нахождение  там  посторонних  лиц.  Так,  в  ордонан¬
се  о  Палате  счетов  от  1320  г.  осуждалась  и  запрещалась  порочная  практи¬
ка  появления  в  помещениях  ведомства  «прелатов,  баронов  и  других  [лиц]  из
нашего  Совета»,  отчего  «может  пострадать  добросовестность»  чиновников
палаты98.  Хотя  этот  запрет  вписывается  в  общий  контекст  дисциплинарных
норм,  нельзя  не  обратить  внимание  на  звучащее  в  нем  опасение  по  поводу
 97 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  91-188.
 98 	ORF.  I.  716:  «moult  de  fois  aucuns  prelas,  baron  et  autres  de  nostre  conseil  viennent  en  ladite
chambre  pour  parler  et  besoigner  a  vous  d’autres  choses...  de  quoy  vostre  conscience  peut  estre
bleciee».
 532

возможного  давления  на  служителей  палаты  со  стороны  членов  Королевского
совета,  лиц  весьма  влиятельных  уже  по  своему  статусу.  Принцип  секретно¬
сти  со  временем  лишь  набирал  силу  применительно  к  работе  Палаты  счетов,
которая  отвечала  за  сохранность  королевского  домена  и  поэтому  находилась
под  особым  присмотром  со  стороны  тех,  кто  намеревался  «приобщиться»  к
растущим  доходам  короны  Франции.  Однако  служителям  ведомства  запреща¬
лось  не  только  сообщать  кому-либо  из  посторонних  о  состоянии  казны,  но  и
разглашать  мнения  и  обсуждения,  происходящие  внутри  палаты,  что  предо¬
храняло  ее  служителей  от  возможного  прессинга".
 Аналогичный  запрет  достаточно  рано  был  наложен  и  на  Парламент,  при¬
чем  он  касался,  как  и  в  Палате  счетов,  не  только  нежелательного  отвлечения
от  работы  на  посторонние  дела.  Главное,  что  особыми  предосторожностя¬
ми  обставлялось  обсуждение  и  вынесение  верховным  судом  приговоров.  Для
обеспечения  их  «объективности»  запрещалось  нахождение  в  комнате,  где
проходит  заседание  Верховной  палаты,  посторонних  лиц,  включая  вспомо¬
гательные  службы  Парламента;  сами  советники  не  имели  права  покидать  по¬
мещение  без  разрешения,  «дабы  тайна  лучше  сохранялась».  Этот  важнейший
принцип  работы  верховного  суда  был  выражен  в  еще  более  развернутой  фор¬
мулировке  в  базовом  для  него  ордонансе  от  11  марта  1345  г.  В  нем  отдельный
пункт  строго  регламентировал  присутствие  на  заседании  Верховной  палаты
при  вынесении  приговоров  только  «сеньоров  и  секретаря».  Секрет  обсужде¬
ний  обязаны  были  хранить  все,  включая  приставов,  которые  обязаны  были
следить,  чтобы  в  помещение  не  вошел  никто  из  посторонних.  При  этом  всем
им  запрещалось  разглашать  ход  обсуждения  не  только  отсутствовавшим  пар¬
ламентариям,  но  и  кому-либо  из  членов  Королевского  совета100.
 Разумеется,  целью  этих  запретов  являлось  стремление  уберечь  членов
верховного  суда  от  какого-либо  давления  на  них  со  стороны  истцов  или  от¬
ветчиков,  как  и  их  друзей.  С  этой  точки  зрения,  подобные  запреты,  как  и
упоминавшиеся  выше  (не  пить  и  не  есть  с  посторонними  или  с  тяжущимися
лицами),  защищали  репутацию  судей  и  авторитет  королевского  судопроиз¬
водства.  Но  они  преследовали  и  более  значимую  цель:  способствовать  авто¬
номности  работы  суда,  как  и  всего  королевского  аппарата,  прежде  всего  от
конкурирующих  с  королем  политических  сил.
 В  этом  же  контексте  следует  рассматривать  предписание  Парламенту
оглашать  приговоры  сразу  же  по  их  вынесении,  поскольку  отсрочка  подчас
приводила  к  отмене  приговора  из-за  вмешательства  короля,  либо  забиравше¬
го  себе  дело,  либо  даровавшего  помилование  явно  под  нажимом  влиятельных
просителей.  Хотя  политика  короны  в  этом  вопросе  отличалась  непоследова¬
тельностью,  Парламент  прилагал  всякий  раз  усилия  для  защиты  авторитета
 99 	Этот  принцип  был  закреплен  в  большом  ордонансе  о  Палате  счетов  от  28  декабря
 1454 	г.,  где  под  угрозой  лишения  должности  запрещалось  разглашать  les  consultations,  opinions
&  délibération  d’icelle  Chambre  (ORF.  XIV.  343  (N  13)).
 100 	ORF.  I.  729  (N  6-7)  (ордонанс  от  декабря  1320  г.);  204  (N  15),  225  (N  4).  Все  эти  нормы
вошли  органично  и  в  большой  ордонанс  от  28  октября  1446  г.,  где  предусматривалось  наказа¬
ние  за  разглашение  тайны  в  виде  лишения  должности  на  год,  а  при  рецидиве  -  в  виде  отстра¬
нения.  См.:  ORF.  XIII.  472^73  (N  4-6).
 533

суда,  не  желая  откладывать  оглашение  приговора101.  В  итоге  в  большом  ор¬
донансе  о  реформе  судопроизводства  от  1454  г.  был  зафиксирован  принцип
секретности  как  защита  авторитета  Парламента102.
 Принцип  секретности  не  только  ограждал  служителей  короны  от  давле¬
ния  извне,  но  и  служил  более  значимой  цели:  завоеванию  авторитета  орга¬
нами  королевской  администрации  как  независимыми  и  неангажированными
защитниками  «общего  блага»  королевства  и  его  подданных.  В  этом  плане
весьма  красноречиво  постановление  Парламента  о  статусе  канцлера  как  осо¬
бы  «вне  подозрений»:  оно  разрешало  канцлеру  присутствовать  в  Парламенте
на  обсуждении  и  вынесении  приговора  по  делу,  в  котором  он  являлся  заинте¬
ресованной  стороной,  поскольку  «канцлер  ни  в  коем  случае  не  должен  вызы¬
вать  подозрения,  раз  в  силу  службы  королевской  печати  он  является  персоной
публичной  и  верным  королю»103.
 Выработка  королевскими  должностными  лицами  особого  статуса  службы
как  автономной  от  иных,  кроме  «интересов  короля»,  целей  и  независимой  от
всех  прочих  политических  сил  в  государстве,  стимулировалась  и  провоциро¬
валась  конфликтами,  в  эпицентре  которых  неизменно  оказывались  чиновники.
 Поворотной  вехой  в  этом  процессе  стало  восстание  под  руководством
Этьена  Марселя,  идейным  вдохновителем  которого,  как  и  автором  програм¬
мы  реформ  в  структуре  королевской  администрации,  был  выходец  из  среды
чиновничества  Робер  Ле  Кок,  королевский  адвокат,  член  Королевского  совета
и  пэр  Франции.  Реакция  коллег  на  «корпоративное  предательство»  отражена
в  «Обвинительном  заключении»,  где  была  выражена  главная  претензия:  до¬
пущенный  к  секретам  власти  чиновник,  принесший  к  тому  же  клятву  верно¬
сти  королю,  не  имеет  права  использовать  свою  осведомленность  и  близость  к
верхам  ради  собственной  политической  карьеры,  тем  более  что  в  данном  слу¬
чае  она  делалась  за  счет  коллег,  т.е.  смещенных  с  постов  22  высших  чинов104.
 Этот  кризис  во  властных  структурах  выявил  наметившееся  противоре¬
чие  между  преданностью  должностного  лица  конкретному  монарху  и  защи¬
той  им  «общего  блага»,  которые  могли  войти  в  конфликт.  Разрешением  этого
противоречия  составители  «Обвинительного  заключения»  посчитали  запрет
чиновнику  на  политическую  активность  вне  его  профессиональной  деятель¬
ности.  Отныне  королевский  служитель  не  имел  права  участвовать  ни  в  ка¬
ких  восстаниях  или  политических  движениях,  за  что  сразу  же  автоматически
изгонялся  со  службы.  Это  решение  оказалось  особенно  значимо  в  контек¬
сте  принципа  служения  общему  благу:  проводя  в  жизнь  свою  интерпретацию
 101 	Так  случилось,  например,  12  сентября  1404  г.:  Парламент  отказался  подчиниться  коро¬
левскому  приказу  об  отсрочке  оглашения  приговора.  Никола  де  Бай  посчитал  нужным  заме¬
тить  при  этом,  что  приказ  был  спровоцирован  разглашением  тайны  (quod  evenit  ex  revelatione
secreti  Curie)  (JNB.  T.  2.  P.  288).
 102 	В  нем  повторялся  не  только  запрет  есть  и  пить  с  тяжущимися  сторонами,  дабы  они  не
знали,  кто  будет  докладчиком  по  их  делу,  но  и  запрет  разглашать  секреты  обсуждения  в  Пар¬
ламенте,  дабы  обеспечить  непредвзятость  судей  (la  liberté  de  délibérer  et  de  juger)  (ORF.  XIV.
308  (N  109-110)).
 103 	«quod  cancellarius  domini  regis  non  debet  reputari  in  aliqua  causa  persona  suspecta,  maxime
cum,  racione  officii  sigilli  domini  regis,  ipse  sit  persona  publica  et  domini  regis  fidelis»  (Цит  no:
Morel  О.  La  grande  chancellerie  royale...  P.  486).  Решение  принято  9  мая  1317  г.  Оно  стало  одним
из  знаковых  и  потому  фигурировало  во  многих  компиляциях  XVII-XVIII  в.
 104 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Скандал  в  коридорах  власти.  С.  221-234.
 534

«интересов  короля»,  чиновник  не  имел  права  в  то  же  время  выступать  против
короля  вне  рамок  своей  компетенции.
 И  надо  отметить,  что  случаев  участия  чиновников  в  восстаниях  обнару¬
живается  в  дальнейшем  не  много,  и  это  свидетельствует  об  их  приверженно¬
сти  принципу  политической  нейтральности.  Уже  в  самом  восстании  Этьена
Марселя,  помимо  Робера  Ле  Кока,  участвовали  всего  несколько  должностных
лиц  короны:  адвокат  Парламента  Пьер  де  Пюнсе,  адвокат  Шатле  Жан  Годар,
конный  сержант  Шатле  Жан  Ле  Ландр,  а  также  адвокат  Парламента  и  совет¬
ник  Шатле  Жан  Роз105.  Первые  двое  были  казнены,  а  двое  других  получили
королевские  помилования,  восстановление  в  должностях  и  в  репутации.
 Начало  правления  сына  Карла  V  было  омрачено  серий  бунтов,  направлен¬
ных  против  служителей  короны  как  инициаторов  сбора  якобы  отмененных  на
смертном  одре  королем  налогов106.  В  Париже  таковым  стало  восстание  май-
отенов  1382  г.,  в  котором  принял  участие  всего  один  чиновник  короля,  Жан
де  Марэ,  выдающийся  юрист  и  королевский  адвокат  в  Парламенте107.  Хотя  в
оценках  современников  он  предстает  «белой  вороной»,  стоит  обратить  вни¬
мание,  что  его  осуждение  современниками  было  куда  сдержаннее  критики
поведения  Робера  Ле  Кока108.  Спустя  многие  годы  Парламент  проявил  кор¬
поративную  солидарность,  утвердив  королевский  указ,  разрешавший  переза¬
хоронить  останки  Жана  де  Марэ,  казненного  вместе  с  другими  участниками
восстания109.
 Волнением  в  Париже,  сравнимым  по  значению  с  кризисом  середины
XIV  в.,  было,  бесспорно,  восстание  кабошьенов  в  1413  г.  Прежде  всего,  оно
также  сопровождалось  массовым  смещением  королевских  должностных  лиц
во  главе  с  канцлером  Арно  де  Корби110.  В  описаниях  современников  этих  со¬
бытий  неизменно  подчеркивалась  их  направленность  против  королевских
 10э 	О  первых  двух  упоминается  в  «Хронике  царствования  Иоанна  II  и  Карла  V»  (Chronique
 des  règnes  de  Jean  I  et  de  Charles  V.  P.  178-180);  о  вторых  мы  узнаем  из  дарованных  им  помило¬
 ваний  за  участие  в  осаде  замка  Рынок  в  Mo,  где  дофин  укрыл  свою  семью.  См.:  Luce  S.  Histoire
de  la  Jacquerie.  P.,  1895.  P.  234,  237  (N  XI,  XIV).
 106 	О  направленности  восстания  майотенов  в  Париже  против  налоговых  чиновников  пря¬
мо  говорится  в  указе,  изданном  вослед  событию,  где  в  качестве  наказания  упразднялась  служ¬
ба  купеческого  прево.  См.  указ  от  27  января  1383  г.:  ORF.  VI.  685-686:  «à  1‘encontre  de  Nous  et
de  noz  officiers».
 107 	О  нем  см.:  Bourquelot  F.  Jean  des  Marès,  avocat  général  au  Parlement  de  Paris  au  XVe
siècle  //  RHDFE.  1858.  N  4.  P.  244-283.
 108 	Так,  в  «Хронике  монаха  из  Сен-Дени»  ему  ставится  в  заслугу  желание  быть  посредни¬
ком  между  королем  и  восставшими  парижанами,  смягчение  озлобленности  последних  и  пре¬
дупреждение  открытых  жестокостей,  хотя  и  отмечается,  что  он  не  последовал  примеру  «своих
коллег»  (sue  professionis)  (Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique.T.  1.  P.  245).
 109 	Решение  Парламента  11  марта  1407  г.  сопровождалось  разъяснением,  что  покойный
был  «доктором  права  и  адвокатом  короля»  (Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  208).  В  своем
«Дневнике»  секретарь  по  гражданским  делам  Никола  де  Бай  увязал  торжественные  похороны
коллеги  со  смертью  его  врага,  герцога  Бургундского  Филиппа  Храброго:  «puis  que  le  duc  de
Bourgogne  est  mort,  qui  le  fit  mourir,  comme  dient  aucuns»  (JNB.  T.  2.  P.  293).
 110 	Все  эти  смещения,  как  и  последовавшие  за  ними  расправы  были  «санкционированы»
больным  королем  Карлом  VI.  См.  указ  от  24  февраля  1413  г.  о  временном  отстранении  всех
чиновников  и  указ  от  24  мая  1413  г.,  подтверждающий  законность  произведенных  арестов
(ORF.  X.  59,  69).
 535

чиновников111.  Среди  участников  восстания,  как  и  авторов  кабошьенского
ордонанса,  встречались  и  должностные  лица,  но  основной  их  корпус  сохра¬
нил  традиционный  нейтралитет,  что  давалось  непросто  посреди  разбушевав¬
шихся  страстей.  Так,  Парламент  ответил  решительным  отказом  делегации
Парижского  университета,  явившейся  с  целью  склонить  парламентариев  на
сторону  партии  реформ.  И  в  его  ответе  прямо  была  заявлена  позиция  поли¬
тического  нейтралитета:  «Парламенту  не  пристало  вставать  на  чью-либо  сто¬
рону,  ибо  это  главная  курия  для  отправления  правосудия»112.  Такая  позиция
предвосхитила  королевскую  политику  восстановления  мира,  которая  прояви¬
лась  в  изданном  вслед  за  подавлением  восстания  указе,  в  котором  наряду  с
дарением  всем  участникам  восстания  прощения  накладывалась  «печать  мол¬
чания»  на  любые  упоминания  о  произошедших  событиях113.
 Нейтральная  позиция  Парламента  органично  вписывается  в  создавае¬
мый  ее  служителями  образ  равного  для  всех  суда,  и  этот  статус  стоящего
над  схваткой  арбитра  находил  реальное  подтверждение  во  множестве  пока¬
зательных  акций  служителей  короны  в  этот  драматический  период  войн  и
раздоров114.  Ведь  восстание  кабошьенов  представляло  собой  лишь  эпизод  в
кровавой  драме  борьбы  кланов  и  партий  в  начале  XV  в.  Занятая  Парламентом
жесткая  позиция  осуждения  борьбы  бургиньонов  и  арманьяков,  неприятие
разгула  насилия,  политических  убийств  и  ведения  частных  войн,  наконец,
давления  на  королевскую  власть  со  стороны  борющихся  вокруг  трона  партий
и  клиентел:  -  всё  это  «работало»  на  укрепление  статуса  независимости  коро¬
левского  правосудия,  но  также  закрепляло  в  общественном  сознании  прин¬
цип  нейтральности  исполнительного  аппарата  короны  Франции.
 Такая  позиция  верховного  суда  приобретает  особую  значимость  ввиду
наличия  внутри  него  сторонников  обеих  враждующих  партий.  Вопреки  это¬
му  обстоятельству  Парламент  не  вмешивался  в  борьбу  на  стороне  ни  одной
из  них.  Например,  он  ответил  решительным  отказом  на  письмо  герцога  Бур¬
гундского  Филиппа  Храброго  от  29  октября  1401  г.,  в  котором  тот  пытался
привлечь  на  свою  сторону  членов  верховного  суда,  представив  им  печальную
картину  недостатков  в  управлении  королевством,  но  парламентарии  не  по¬
желали  выходить  за  рамки  своей  компетенции,  как  они  ее  понимали.  Ситуа¬
ция  в  точности  повторилась  в  конце  века:  в  январе  1485  г.  герцог  Орлеанский
пожаловался  в  Парламент  на  ошибки  в  управлении  королевством  и  просил
его  вмешаться,  но  и  он  получил  отказ115.  С  особой  наглядностью  эта  позиция
Парламента  обозначилась  в  деле  об  убийстве  герцога  Орлеанского  23  ноября
1407  г.  и  его  последующем  оправдании  в  речи  Жана  Пти,  равно  как  и  в  деле
 111 	См.  например  описание  Герольда  Беррийского:  Le  Bouvier  J.  dir  Hérault  de  Berry.
Chronique.  P.  54-58.
 112 	«quod  non  debeat  se  cujusque  partis  adjungere,  viso  quod  erat  curia  capitalis  pro  justicia
cujusque  ministranda»  (JNB.  T.  2.  P.  303).
 113 	Указ  от  29  августа  1413  r.  (ORF.  X.  163-165).
 114 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  98-108,  248-257.
 115 	См.  письмо  герцога  Бургундского  и  ответ  Парламента  в  1404  г.:  Douët-d’Arcq  L.  Choix
de  pièces  inédits...  T.  1.  P.  212-215.  Парламент  в  письме  от  19  января  1485  г.  вновь  повторил,  что
сфера  его  компетенции  -  судопроизводство,  а  вовсе  не  дела  управления,  финансов  или  войны
(См.:  AN  U  501.  F.  43).
 536

об 	убийстве  10  сентября  1419  г.  герцога  Бургундского  во  время  переговоров
на  мосту  в  Монтеро116.
 В  основе  этой  позиции  лежало  неприятие  политического  насилия  вне  су¬
дебной  процедуры,  наносившего  ущерб  власти  верховного  суда.  Однако  она
же  подкрепляла  нейтралитет  Парламента  и  его  отказ  оправдывать  одну  из
враждующих  сторон117.  Яркими  свидетельствами  последовательно  занятой
позиции  политического  нейтралитета  следует  признать  отказ  парламента¬
риев  участвовать  в  патрулировании  улиц  Парижа  перед  угрозой  вторжения
бургиньонов118,  а  также  защиту  своих  коллег  от  смещения  с  должностей  по
политическим  мотивам.  Когда  31  августа  1417  г.,  в  период  ужесточения  ре¬
жима  арманьяков  в  Париже,  Парламенту  поступил  приказ  изгнать  21  чинов¬
ника,  чей  поименный  список  прилагался,  он  встал  на  защиту  коллег,  добив¬
шись  хотя  бы  изменения  формулировки:  вместо  смещения  по  политическим
мотивам  им  было  выдано  свидетельство  о  «командировке  королем  по  неким
нуждам»,  т.е.  своего  рода  охранная  грамота.  За  этим  внешним  проявлением
корпоративной  солидарности  стоит  на  деле  более  сложная  и  глубокая  подо¬
плека  -  защита  авторитета  корпуса  королевских  служителей  как  политически
нейтральной  силы  в  обществе119.  Тем  более  что  этот  эпизод  вписывается  в  об¬
щую  политику  ведомства  по  ограждению  королевской  администрации  от  по¬
литически  мотивированных  действий  короля.  Парламент  неизменно  следовал
этой  линии  поведения,  несмотря  на  регулярные  изменения  его  состава,  что
подтверждает  ее  принципиальную  значимость.  Наиболее  наглядно  она  про¬
явилась  летом  1418г.,  когда  вошедшие  в  Париж  войска  герцога  Бургундского
спровоцировали  массовые  смещения  и  убийства  так  называемых  арманьяков,
прежде  всего  в  королевской  администрации.  Громогласно  выступая  против
подобного  незаконного  насилия,  Парламент  всячески  старался  защитить  кол¬
лег:  «очищенный»,  пробургиньонский  Парламент  настойчиво  пытался  осво¬
бодить  из  тюрем  «арманьяков»  -  чиновников  верховного  суда120.
 116 	Об  этой  позиции  Парламента  см.  подробее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  98-110.
 117 	Не  случайно  для  торжественного  произнесения  речи  Жана  Пти  была  избрана  не  Боль¬
шая  зала  во  Дворце  в  Ситэ,  а  дворец  Сен-Поль,  хотя  обычно  именно  в  этой  королевской  рези¬
денции  par  excellence,  проводились  политически  значимые  собрания.  Причем  такое  решение
исходило  от  самого  «фигуранта»  дела  -  герцога  Бургундского,  который  по  неким  неназванным
им  причинам  не  захотел  идти  во  Дворец  Правосудия  (pour  aulcuns  points  qui  ce  le  mouvoient,  ne
volt  au  diet  palais  aller)  (Douët-dArcq  L.  Document  inédit  sur  l’assassinat  de  Louis,  duc  d’Orléans
(23  novembre  1407)  //Annuaire-Bulletin  de  la  SHF.  1864.  Pt  2.  P.  11).
 118 	См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  195-197.  Любопытно,  что  Палата  счетов  была
освобождена  от  этой  обязанности  еще  в  1411  г.  (AN.  U  540.  F.  481-482).  Как  знак  отступления
от  давней  политики  предков  на  троне  Франции  был  расценем  новый  указ  Людовика  XI  от  июня
1467  г.,  предписавший  всем  верховным  ведомствам  в  Париже  участвовать  в  охране  столицы.
См.:  ORF.  XVI.  671-678  (N  23-27).
 119 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  119-120.  Исключительно  в  духе  корпоративной  со¬
лидарности  трактует  Ф.  Отран  эту  политику  Парламента.  См.:  Autrand  Fr.  et  Le  Maresquier  Y-H.
Vie  sociale  et  municipale  de  Paris  aux  XIVe  et  XVe  siècles.  P.  65-75.
 120 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  C.  212-213.  Как  пример  этой  полити¬
ки  см.  королевский  указ  о  возвращении  конфискованного  имущества  вдове  убитого  в  Париже
советника  Парламента  Робера  У  эля  (Houel)  30  августа  1418  г.  См.:  Douët-d’Arcq  L.  Choix  de
pièces  inedites...  T.  2.  P.  128-129.  N  LXV.  Ш.-Пти-Дютайи  прозорливо  замечал,  что  Жан  Бес¬
страшный  совершил  большую  ошибку,  предприняв  «политическую  чистку»  королевской  ад¬
министрации,  чем  настроил  против  себя  и  сплотил  большую  часть  чиновников.  См.:  Petit-
 531

Только  в  этом  контексте  последовательно  и  скрупулезно  выстраиваемого
образа  политически  нейтрального  корпуса  королевских  служителей  предстает
подлинный  масштаб  разрыва  1418-1436  гг.  Все  исследователи  этого  «Азенкура
чиновников»,  по  выражению  Ф.  Отран,  единодушно  отмечали  трагичность  ко¬
ролевской  схизмы,  переживаемой  ими  как  катастрофа121,  но  никто  не  обратил
должного  внимания  на  важнейший  аспект  произошедшей  драмы  -  на  ущерб
принципу  политической  нейтральности  королевских  служителей,  вызванный
функционированием  параллельных  органов  верховной  власти,  в  Париже  под
властью  англо-бургиньонов  и  в  Пуатье  под  властью  Карла  VII.
 Первый  удар  по  авторитету  королевской  администрации  был  нанесен  еще
до  взятия  Парижа  зимой  1418  г.,  когда  герцог  Бургундский  в  союзе  с  коро¬
левой  Изабо  Баварской  при  больном  короле  создали  параллельный  Парла¬
мент  в  Туре.  Соответствующий  указ  содержал  убийственные  для  статуса  и
авторитета  верховного  суда  королевства  обвинения  в  политической  ангажи¬
рованности  Парламента  в  Париже,  куда  якобы  не  все  подданные  решаются
приезжать,  поскольку  не  рассчитывают  найти  там  справедливость122.  По¬
следовавшие  вскоре  за  этим  королевская  схизма  и  раскол  корпуса  королев¬
ских  служителей  на  два  враждебных  лагеря  только  усугубили  наметившуюся
опасную  тенденцию.  Оказавшиеся,  как  всегда,  в  эпицентре  политического
кризиса,  королевские  должностные  лица  теперь  представали  в  роли  полити¬
чески  ангажированных  персон.  Более  того,  нередко  в  восприятии  современ¬
ников  они  выглядели  главными  зачинщиками  и  виновниками  сложившейся
скандальной  ситуации123.  И  в  известной  мере  так  оно  и  было:  без  активного
содействия  сбежавших  из  Парижа  королевских  служителей  вряд  ли  юный  до¬
фин  Карл  решился  и  смог  бы  так  быстро  создать  «на  пустом  месте»  парал¬
лельные  органы  власти124.
 Но  сложившаяся  ситуация,  безусловно,  воспринималась  в  среде  чиновни¬
ков  трагично.  Одним  из  косвенных,  но  весьма  красноречивых  доказательств
тому  является  беспрецедентное  по  своему  характеру  завещание  первого  пре¬
зидента  Парижского  парламента  англо-бургиньонского  периода  Филиппа  де
Морвилье125.  Оно  не  раз  привлекало  внимание  исследователей  ввиду  своей
уникальности,  но  именно  она  и  не  получила  должного  объяснения,  которое
 Dutaillis  Ch.  Charles  VII,  Louis  XI  et  la  minorité  de  Charles  VIII.  1422-1492.  P.,  1982.  P.  30//
Histoire  de  la  France  au  moyen  âge.  T.  6.
 121 	Cm.:  Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’Etat...  P.  149-157;  Eadem.  Les  dates,  la
mémoire  et  les  juges...P.  174;  Neuville  D.  Le  Parlement  royal  à  Poitiers  (1418-1436)  //  RH.  1878.
T.  6.  P.  1-28,273-314.
 122 	Указ  от  16  февраля  1418  r.:  ORF.  X.  436-442.  Аналогичным  образом  в  Труа  была  осно¬
вана  и  Палата  счетов.
 123 	Так,  во  французской  версии  «Больших  Французских  хроник»,  написанной  Жаном  Шар-
тье,  прямо  говорится  о  королевских  чиновниках  в  Париже  как  главных  инициаторах  ссоры  ко¬
роля  с  сыном,  дофином  Карлом,  чьи  указы  якобы  по  их  наущению  были  объявлены  вне  закона.
См.:  Chartier  J.  Chronique.  T.  3.  P.  232.  У  герольда  Беррийского  именно  чиновники  в  Париже
названы  главными  виновниками  заключения  договора  в  Труа,  поскольку  они  опасались  поте¬
рять  полученные  должности  (Le  Bouvier  G.  dit  Hérauld  de  Berry.  Chronique.  P.  93).
 124 	Подробнее  на  эту  тему  см.:  Цатурова  С.К.  Танги  дю  Шатель  и  успешный  заговор  чи¬
новников  (рыцарь  на  службе  короне  Франции)  //  Человек  XV  столетия:  грани  идентичности.
М.,  2007.  С.  159-163.
 125 	См.  текст  завещания:  Longnons  A.  Paris  sous  la  dominations  anglaise.  P.  229-237;  ико¬
нографический  аспект  см.:  Plaignieux  P.  La  fondation  funéraire  de  Ph.  De  Morvilliers,  premier
président  du  Parlement  II  Bulletin  monumental.  1993.  T.  151,  N  2.  P.  357-381.
 538

видится  мне  именно  в  данном  контексте.  Учрежденный  им  ритуал  (вручение
опушенных  шапок  первому  президенту  и  перчаток  с  чернильным  прибором
первому  судебному  приставу  Парламента)  трактовался  (в  том  числе  мною)
лишь  в  контексте  корпоративной  солидарности126,  однако  глубинный  под¬
текст  его  оказался  сложнее.  Содержащаяся  в  нем  апелляция  к  корпоративной
памяти  приобретала  трагическую  актуальность  и  призвана  была  продемон¬
стрировать  приверженность  составителя  завещания  общим  для  своей  среды
ценностям  в  надежде  на  преодоление  пагубной  схизмы.
 Хотя  быстро  стереть  из  памяти  восемнадцатилетний  раскол  было  не  про¬
сто,  служители  короны  Франции  избрали  путь  забвения  королевской  схиз¬
мы.  Как  только  был  издан  королевский  указ  о  воссоединении  двух  Парла¬
ментов,  их  члены  начали  скрупулезную  работу  по  изъятию  из  корпоративной
памяти  этого  трагического  разрыва127.  Однако  забвению  схизмы  мешала,  на
мой  взгляд,  учрежденная  короной  торжественная  процессия,  которая  ежегод¬
но  должна  была  проводиться  в  столице  с  участием  королевских  должност¬
ных  лиц  в  честь  «возвращения  Парижа  под  власть  Карла  VII»128.  Формально
она  призвана  была  стереть  из  памяти  «английский  плен  Парижа»,  но  на  деле
лишний  раз  напоминала  о  нем,  не  давая  забыть  и  политический  раскол  в  ко¬
ролевской  администрации.
 О  сложности  процесса  воссоединения  красноречиво  свидетельствуют  по¬
литические  произведения  Жана  Жувеналя,  который  не  раз  возвращался  к  ис¬
тории  раскола  и  призывал  всех,  включая  короля,  «забыть  обиды»:  убийство
герцога  Орлеанского  и  герцога  Бургундского,  сдачу  Парижа  бургиньонам  и
договор  в  Труа,  последовавшую  схизму  и  долгое  сопротивление  «законной»
власти.  Считая  это  забвение  способом  восстановления  мира  в  королевстве,
он  ссылался  на  принятое  королем  решение  «никогда  не  вспоминать  о  совер¬
шенном  в  Париже  предательстве»129.  В  его  призывах  слышатся  отголоски
обиды  тех  чиновников,  кто  посчитал  всеобщее  прощение  несправедливым
по  отношению  к  преданным  Карлу  VII  сторонникам,  которые  понесли  боль¬
шие  убытки  и  страдания  из-за  изгнания  из  Парижа.  Однако  настойчивость
Жувеналя  в  пропаганде  политики  забвения  демонстрирует  понимание  им,
потомственным  чиновником,  значимости  для  самого  института  королевской
службы  прощения  служителей  короны,  волей  обстоятельств  оказавшихся  во¬
влеченными  в  раскол.  Отринуть  обиды  означало  для  чиновников  забыть  этот
 126 	Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  214,  350.
 127 	См.  указ  о  воссоединении  двух  Парламентов  от  августа  1436  г.  (ORF.  XIII.  226).  По¬
дробнее  о  долгой  и  кропотливой  работе  Парламента  по  преодолению  раскола  см.:  Autrand  Fr.
Rétablir  l’État:  l’année  1454  au  Parlement  //  Actes  du  104e  CNSS,  Bordeaux,  1979.  P.,  1980.  T.  1.
P.  7-23;  Bossuat  A.  Le  rétablissement  de  la  paix  sociale  sous  le  règne  de  Charles  VII  //  Moyen  Âge.
1954.  T.  60.  P.  137-162.
 128 	Согласно  указателю  Ленена,  эта  процессия  проводилась  в  Париже  в  середине  апреля
и  просуществовала  вплоть  до  конца  Старого  порядка  (AN  U  511.  F.  209-213).  Воссоединение
параллельных  структур  власти  проходило,  на  деле,  очень  сложно  и  болезненно:  в  Парламенте
никто  и  никогда  не  забывал  этой  катастрофы  и,  как  показал  Б.  Килье,  ее  последствия  сказались
даже  в  Религиозных  войнах,  определив  «конфессиональный  выбор»  чиновников.  См.:  Quil-
liet  В.  Les  corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et  Vicomté...  P.  599-615.
 129 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  203,  225-236,  370-372;  T.  2.  P.  419-420.  Весьма  зна¬
менательно,  что  для  подкрепления  своей  позиции  он  ссылался  на  всеобщее  прощение,  даро¬
ванное  участникам  восстания  Этьена  Марселя,  что  свидетельствует  о  прочности  корпоратив¬
ной  памяти  чиновников.
 539

раскол,  стереть  его  из  памяти,  и  желанность  этой  цели  невозможно  понять
вне  контекста  формирующейся  стратегии  политической  нейтральности  коро¬
левских  должностных  лиц.
 Одним  из  неожиданных  проявлений  этого  принципа  представляется  мне
последовательно  провозглашаемая  независимость  от  оценок  посторонних
лиц.  Эта  идея,  ранее  не  привлекавшая  внимания  исследователей,  имела  кар¬
динальное  значение  для  становления  этики  службы.  Не  случайно  она  впервые
отчетливо  была  заявлена  в  трактате  «Сновидение  садовника»,  написанном
королевским  служителем  в  разгар  полемики  вокруг  природы  службы  короне
Франции.  Ссылаясь  на  античный  опыт,  автор  призывает  короля  освободиться
от  рабства  перед  общественным  мнением:  не  стоит  действовать  ради  чести  и
славы  мирской,  которая  не  просто  преходяща,  но  и  зависит  от  мнения  людей,
а  оно  переменчиво.  Такая  оглядка  на  мнение  людей  отнимает  храбрость  у  мо¬
нарха,  кто  является  «министром  Бога»  и  не  должен  сделаться  рабом  людской
молвы130.  Казалось  бы,  такое  рассуждение  в  корне  противоречит  повышаю¬
щемуся  значению  репутации  и  общественного  мнения.  Но  видимо,  чинов¬
никами  проводилась  четкая  грань  между  компетентным  мнением  сведущих
лиц  и  пустой  людской  молвой,  укреплявшая  нейтральность  и  обезличенность
государственной  «машины».
 В  еще  меньшей  степени,  чем  они  советуют  это  королю,  сами  чиновники
в  самооценке  склонны  оглядываться  на  людскую  молву,  явно  исходя  только
из  профессиональных  этических  соображений.  Так,  Никола  де  Бай,  оставляя
должность  гражданского  секретаря  и  подводя  итог  своей  долгой  работе  на  этом
высоком  посту,  заранее  отвечает  на  возможные  к  нему  претензии  ссылкой  на
то,  что  «в  должности  столь  публичной,  как  эта,  невозможно  оказаться  угодным
всем»131.  Эта  идея  в  более  развернутом  виде  появляется  в  трактате  Жана  Жу-
веналя,  написанном  им  для  своего  брата.  Подробно  описывая  компетенцию,
прерогативы  и  обязанности  канцлера  Франции,  Жувеналь  посчитал  нужным
дважды  вернуться  к  одной  и  той  же  мысли:  на  такой  должности  не  стоит  стре¬
миться  угождать  всем,  тем  более  что  это  невозможно.  Он  прямо  предупреж¬
дает  брата:  «невозможно  понравиться  всем,  и  будут  завистники  и  соперники,
кто  будут  наговаривать,  что  вздумается,  надеясь  вам  навредить,  без  причины  и
без  основания».  В  другом  месте  Жувеналь  советует  брату  набраться  терпения,
«ибо  нет  такого  святого,  который  ныне  пребывает  в  раю  и  кто  был  бы  на  земле  в
вашей  должности,  о  ком  не  говорили  бы  дурно.  Каждый  человек,  кто  занимает
высокий  пост  и  исполняет  свой  долг,  не  может  быть  любим  всеми»132.  В  этом
рассуждении  Жувеналя,  наряду  с  привычным  мотивом  людской  зависти,  звучит
и  новая  тема:  конфликт  служебного  долга  чиновника  с  интересами  подданных.
Согласно  этому  нюансу  в  привычной  теме,  чиновник  обязан  следовать  своему
пониманию  должного,  не  ориентируясь  на  мнение  людей.  В  таком  повороте  по¬
литическая  нейтральность  чиновника  приобретает  более  глубокий  смысл:  она
становится  следствием  выполнения  им  служебного  долга,  который  ориентиро¬
ван  не  на  сиюминутные  цели  людей,  а  на  интерпретацию  должностным  лицом
общего  интереса  государства.  В  сочетании  с  особым  габитусом  чиновников,
 130 	Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  264-265  (N  5-6):  «et  non  mie  seulement  honeur  ou  gloire  mondaine
laquelle  est  vaine  et  transitoire...  car  si  dependent  dez  paroles  et  des  opynions  dez  gens...  il  garde  la
volunté  de  chascun  et  ainssi  il  est  serfz  de  chascun...  celluy  qui  est  ministre  de  Dieu».
 131 	JNB.  T.  2.  P.  273-274  (12  ноября  1416  г.).
 132 	Juvénal  des  Ursins  J.  Ecrits.  T.  1.  P.  451,  476.
 540

исключающим  проявление  излишних  эмоций  и  следующим  собственному  по¬
ниманию  «разумного»,  эта  «свобода  от  мнения  людей»  предстает  органичной
частью  возводимого  служителями  короны  здания  государственного  аппарата
как  обезличенной  «машины».
 Принцип  политической  нейтральности,  выработанный  и  пропагандируе¬
мый  корпусом  королевских  должностных  лиц,  принес  ощутимое  повышение
их  общественного  авторитета.  Запрет  на  участие  в  политических  партиях
и  движениях  вывел  королевских  чиновников  из  сферы  активной  политики.
Как  следствие,  они  лично  крайне  редко  оказывались  жертвами  индивидуаль¬
ных  политических  расправ133.  Одновременно  институты  королевской  власти
стали  восприниматься  подданными  как  независимые  арбитры,  стоящие  над
схваткой.  И  это  оказалось  выгодно  всем:  в  периоды  наиболее  острых  полити¬
ческих  кризисов  враждующие  партии  прибегали  к  помощи  и  защите  именно
ведомств  короны  Франции134.
 Признаком  повышения  авторитета  королевских  чиновников  и  восприятия
их  как  нейтральных,  независимых  лиц  стало  привлечение  их  в  качестве  де¬
путатов  на  собраниях  Штатов.  Помимо  университетского  образования  и  зна¬
ния  законов,  делавших  их  более  пригодными  для  участия  в  работе  представи¬
тельных  собраний,  служители  короны  воспринимались  как  независимые  от
политических  сил  люди  в  широких  социальных  слоях,  входивших  в  «третье
сословие»,  которые  все  чаще  отдавали  им  предпочтение  как  выразителям  их
интересов135.  Не  случайно  позднее  Макиавелли,  давая  емкую  и  точную  ха¬
рактеристику  Парламенту,  отмечал  его  политическую  нейтральность  в  каче¬
стве  «верного  залога  безопасности  короля  и  королевства»136.
 В  целом,  рассмотренный  принцип  политической  нейтральности  внес  су¬
щественный  вклад  в  укрепление  публично-правового  характера  королевской
администрации  и  в  новые  методы  властвования.  Отныне  король  и  его  слу¬
жители  становятся  общепризнанными  арбитрами,  стоящими  над  схваткой  и
обеспечивающими  всем  равные  права137.
 133 	По  данным  Ф.  Отран,  за  сто  лет  (1345-1454  гг.)  всего  лишь  пять  советников  Парламен¬
та  стали  жертвами  политических  убийств,  что,  учитывая  бурные  события  эпохи,  свидетель¬
ствует  об  эффективности  принципа  политической  нейтральности.  См.:  Autrand  Fr.  Le  temps
des  professionnels.  P.  418.
 134 	Наиболее  ярко  это  отразилось  в  период  борьбы  бургиньонов  и  арманьяков  на  статусе
Парламента.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  98-121.
 1Ь  Как  показал  в  своем  исследовании  Н.  Бюльст,  на  Генеральных  Штатах  в  Туре  1484  г.
среди  116  депутатов  от  третьего  сословия  78  человек  (67,2%)  являлись  чиновниками  короны
(72)  или  сеньоров  (6)  (сенешали,  бальи,  их  лейтенанты,  судьи,  адвокаты,  королевские  проку¬
роры,  финансовые  чиновники).  Причину  подобной  «популярности»  чиновников  автор  видит
в  их  «независимости  в  глазах  избирателей»  от  внутригородских  свар  и  интриг.  Сравнивая  со¬
став  депутатов  на  Штатах  1468  и  1484  гг.,  автор  установил  рост  влияния  чиновников  и  возник¬
ший  на  этой  почве  их  конфликт  с  бюргерами.  См.:  Bulst  N.  Vers  les  états  modernes:  le  tiers  état
aux  Etats  généraux  de  Tours  en  1484//  Représentation  et  vouloir  politique...  P.  11-24;  Idem.  Les
officiers  royaux  en  France...  P.  120-121.
 136 	Говоря  о  преимуществах  системы  управления  во  Франции,  он  замечал,  что  король  пору¬
чил  Парламенту,  «первейшему  из  учреждений»,  обязанность  «обуздывать  сильных  и  поощрять
слабых»,  превратив  его  в  «третейское  учреждение».  См.:  Макиавелли  Н.  Государь.  М.,  1997.  С.  72.
 137 	Ср.:  Вебер  М.  Политика  как  призвание  и  профессия.  С.  666:  «подлинной  профессией
настоящего  чиновника...  не  должна  быть  политика,  он  управляет,  прежде  всего,  беспристраст¬
но».  Такая  интерпретация  подкрепляется  и  исключительно  латинским  термином  arbiter,  озна¬
чающим  особого  судью  -  нейтрального  и  равного  для  всех.  См.:  Бенвенист  Э.  Указ.  соч.  С.  311.
 541

ИМПЕРАТИВ  ОБЩЕГО  БЛАГА
И  «ЧАСТНЫЙ  ИНТЕРЕС»
 Идея  общего  блага,  являвшаяся  краеугольной  в  фундаменте  строящего¬
ся  государства  и  формой  его  осмысления  (и  описания),  стала  стержнем  рас¬
ширения  публичных  прерогатив  короля  и  его  служителей,  определив  транс¬
формацию  их  взаимоотношений138.  Утверждение  принципа  общего  блага  как
цели  государства  теоретиками  королевской  власти  -  сначала  теологами,  а  за¬
тем  юристами  (канонистами  и  легистами),  обогатившими  ее  за  счет  римского
права  и  античного  наследия,  постепенно  изменило  представления  об  обязан¬
ностях  монарха139.  Являясь  вначале  способом  укрепления  приоритета  монар¬
хической  власти  над  всеми  остальными  носителями  политических  функций
и  закрепления  за  государем  положения  стоящего  над  всеми  арбитра  и  гаранта
«справедливости  для  всех»,  принцип  общего  блага  способствовал  формиро¬
ванию  концепта  короны  как  dignitas  publica140,  стоящей  над  королем  как  част¬
ной  персоной,  превратившегося  в  ее  держателя  и  временного  управителя.
 Это  разделение  нашло  отражение  в  королевских  указах,  в  которых  появля¬
ется  связка  «король  и  королевство»:  в  тексте  клятвы  присягнувших  ордонансу
от  1374  г.  о  регентстве  при  малолетнем  монархе  и  возрасте  его  совершенно¬
летия  принцев  крови  и  коронных  чинов  говорилось  о  «благе,  чести  и  выгоде
персоны  (монарха)  и  королевства»141.  Само  по  себе  присоединение  понятия
королевства  к  персоне  государя,  далеко  не  случайно  появившееся  именно  в
этот  период  реформ  в  сфере  управления,  фиксировало  представления  о  коро¬
левстве  как  воплощаемой  в  персоне  монарха  категории.  Такое  представление
входило  органичной  частью  в  формирующееся  понятие  «королевского  вели¬
чия»  как  правовой  и  политической  категории,  описывающей  власть  монарха
отдельно  от  его  персоны142.  Это  понятие  появляется  впервые  в  указе  Иоанна  II
Доброго  от  15  июня  1353  г.  о  сборщиках  налогов,  чьи  проступки  квалифи¬
 138 	Трактовка  бюрократии  как  защитницы  «общего  интереса»  и  использование  ею  res
publica  для  оформления  представлений  о  государстве  как  выразителе  общего  интереса  см.:  Ха¬
чатурян  H.A.  Власть  и  общество...  С.  174-175;  Бурдьё  П.  Дух  государства...  С.  223,  249-250;
Rigaudière  A.  État,  pouvoir  et  administration.  P.  187-188;  Descimon  R.  Modernité  et  archaïsme  de
l’Etat...  P.  161.
 139 	О  максиме  из  Дигест:  Publicum  jus  est  quod  ad  privatum  quod  ad  singulorum  /  Statum  rei
Romanae  spectat,  utilitatem-  и  о  влиянии  Аристотеля,  канонистов  и  Фомы  Аквинского  см.:
Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècle.  P.  105;  Rigaudière  A.  Legislation  royale  et  construction
de  l’État...  P.  212-213;  Idem.  Penser  et  construire  l’État...  P.  431^45;  Sassier  Y.  L’Utilisation  du
concept  de  res  publica  en  France  du  Nord  aux  Xe,  XIe  et  XIIe  siècles.  P.  79-97.
 140 	Этот  процесс  и  его  идейное  обоснование  исследованы  в  фундаментальном  труде
Э.  Канторовича.  Автор  предостерегал  от  упрощенного  противопоставления  короля  как  част¬
ного  лица  королю  как  публичной  персоне,  считая,  что  речь  должна  идти  о  различии  между
функциями  сюзерена  и  функциями  суверена  всего  королевства.  См.:  Kantorowicz  E.  Les  deux
corps  du  roi.  P.  133.
 141 	«le  bien,  honneur  et  proffit  leur  personne  et  du  royaume»  (ORF.  VI.  54).  Текст  был  подтвер¬
жден  указом  от  января  1393  г.,  последовавшим  за  первым  приступом  болезни  короля  Карла  VI
и  установлением  фактической  опеки  над  ним  дядей.  См.:  ORF.  VII.  535.
 142 	Эта  власть  подразумевалась  под  понятиями  regnum  или  corona,  отделяемыми  от  физи¬
ческой  персоны  монарха.  См.:  Gouron  A.  La  double  naissance  de  l’État...  P.  108-109.  Хотя  это
разделение  не  было  во  Франции  столь  радикальным,  как  в  Англии.  См.:  Rigaudière  A.  Penser  et
construire  l’État...  P.  436;  Krynen  J.  Genèse  de  l’État  et  histoire  des  idées...  P.  406.
 542

цируются  как  «ущерб  королевскому  величию»143.  В  важнейшем  для  становле¬
ния  института  службы  указе  о  защите  чиновников  при  исполнении  должно¬
стных  обязанностей  от  2  июля  1388  г.  нападки  на  них  квалифицируются  как
«великий  скандал  и  ущерб  правосудию,  и  оскорбление  нашего  суверенитета
и  королевского  величия»144.  Право  членов  Парламента  самим  избирать  на  ва¬
кантные  должности  (указ  от  8  мая  1408  г.)  обосновывалось  привилегирован¬
ным  статусом  верховного  суда,  от  которого  напрямую  зависит  «королевское
величество»145.  Не  случайно  связка  «король  и  королевское  величие»  фигури¬
рует  в  указах,  относящихся  к  сфере  администрации:  ведь  служители  короны
становятся  «образом»  королевского  величия.
 Но  оба  концепта  -  «королевство»  и  «королевское  величие»  -  являлись
лишь  составной  частью  или  частным  выражением  универсального  и  фунда¬
ментального  принципа  общего  блага,  который  появляется  с  первых  же  ко¬
ролевских  указов,  знаменующих  собой  новый  облик  власти  и  новые  прин¬
ципы  властвования.  Он  выражается  в  преамбулах  указов  и  ордонансов  либо
как  «общая  выгода  нашего  королевства»,  либо  как  «общее  благо  подданных»,
либо  как  «общее  благо  короля  и  королевства»146.  Забота  об  «общем  благе  ко¬
роля  и  королевства»  с  определенного  времени  фигурировала  в  преамбулах
указов  о  работе  Парламента,  что  обусловлено  было  особым  местом  суда  в
структуре  власти  короля.  Начиная  с  указа  от  28  апреля  1364  г.  функция  слу¬
жителей  верховного  суда  квалифицируется  как  защита  общего  блага  королев¬
ства  и  его  подданных147.
 Функция  правосудия  в  той  или  иной  степени  отправлялась  всеми  коро¬
левскими  служителями,  и  аналогичные  формулы  использовались  для  легити¬
мации  компетенции  иных  ведомств  и  служб  короны.  В  двух  ордонансах  обо
всей  структуре  служб  короны,  от  1401  и  1407  гг.,  в  преамбулах  говорилось  о
«благе  короля  и  королевства  и  общего  интереса»148.  Принцип  общего  блага
фигурировал  в  преамбулах  указов  о  функциях  генералов  финансов,  Палаты
 143 	«Regie  Majestatis  offensam»  (ORF.  IV.  132).
 144 	«en  grant  esclande  et  lésion  de  Justice,  et  en  mesprenant  et  offendant  en  moult  maniérés
contre  nostre  Souveraineté  et  Royal  Majesté»  (ORF.  VII.  198).
 143 	«nostra  regalis  Maiestas  super  hoc  celeriter  provideret»  (ORF.  IX.  328).
 146 	Вот  ряд  примеров  из  указов  о  различных  мерах  по  улучшению  управления:  в  указе  от
 25 	августа  1302  г.:  «pour  le  profit  commun  de  nostre  Royaume»  (ORF.  I.  347);  в  указе  от  1303  г.:
«ut  nostrorum  utilitatem  respiciunt  subditorum»  (Ibid.  R  386);  в  указе  от  28  июня  1337  г.  -  «au
proufit  et  utilité  de  Nous  et  nostre  commun  pueple»  (Ibid.  V.  ij);  в  указе  от  25  сентября  1372  г.:
«pour  l’utilité  de  la  chose  publique»  (Ibid.  V.  527);  в  указе  от  19  ноября  1393  г.:  «le  bien  et  utilité
de  la  chose  publique»  (Ibid.  VII.  584).
 147 	«per  quorum  operam  Respublica  Justitie  valeat  clipeo  defensari»  (ORF.  IV.  418);  «pour  le
proufit  evident  de  la  chose  et  du  bien  publique»  (Ibid.  725);  «au  préjudice  de  Nous  et  de  la  chose
publique»  (Ibid.  VII.  473);  «pour  le  bien  de  justice,  evident  prouffit  et  utilité  de  noz  Subges»  (Ibid.
IX.  86);  «et  reipublice  utilitas  ex  eorum  judiciis  subsequatur»  (Ibid.  327);  «au  bien  et  utilité  de  Nous
et  de  la  chose  publique  du  Royaume»  (Ibid.  492);  «circa  Justitie  cultum,  reipublice  patrie  predicte
tuhitionem»  (Ibid.  XIII.  194);  «à  Thonneur  de  Nous  et  du  Royaume,  et  au  bien  de  la  chose  publique»
(Ibid.  XIV.  308,  310);  «le  bien  de  justice,  et  prouffit  de  la  chose  publique»  (Ibid.  447);  «pour  le  bien
de  justice  et  de  la  chose  publique  de  nostre  royaume»  (Ibid.  XVI.  328).
 148 	«pour  le  bien  de  Nous  &  de  nostredit  Royaume  &  de  la  chose  publique»  (ORF.  VIII.  411;
 IX. 	288).
 543

счетов  и  Канцелярии149.  Все  эти  ведомства  призваны  были  охранять  «интере¬
сы  короля»,  под  которыми  в  такой  формулировке  подразумевались  «интересы
короны  и  королевства»,  а  не  просто  личные  интересы  конкретного  монарха.
Будь  то  установление  «справедливости  для  всех»,  будь  то  защита  королевско¬
го  домена,  будь  то  сохранение  архивов  короны  -  все  эти  функции  верховных
ведомств  трактовались  как  отстаивание  их  служителями  «общего  блага  коро¬
ля  и  королевства»150.  Это  служение  общему  интересу  использовалось  и  для
легитимации  растущих  привилегий  чиновников,  особенно  освобождения  от
уплаты  налогов  и  податей151.
 Осмысление  функций  королевской  власти  происходило  через  размышле¬
ния  о  назначении  короля  в  обществе,  о  его  личных  обязанностях  как  «главы
политического  тела».  В  истоке  этих  размышлений  лежала  сакральная  концеп¬
ция  короны  как  «служения»  (office)  на  благо  и  спасение  королевства  и  под¬
данных152.  Ее  отголоски  слышны  были  в  исследуемый  период,  прежде  всего
в  трудах  людей  церкви  и  университета.  Так,  Жан  Жерсон  напоминал  королю,
что  он  «не  частная  персона,  но  общественная  власть,  поставленная  для  спа¬
сения  королевства»,  и  гражданская  жизнь  дана  ему  во  имя  «верной  любви  к
общему  благу»;  а  Жак  Легран  называл  государей  «служащими  Бога»,  «наме¬
стниками  Бога  на  земле»,  обязанными  защищать  веру  и  справедливость153.
 Эти  же  идеи  отстаивались  и  развивались  в  кругах  служителей  власти,  где
принцип  общего  блага  помещался  в  основание  всей  структуры  полномочий
короля.  Уже  Филипп  де  Бомануар  апеллировал  к  этому  принципу  для  легити¬
 149 	«au  bien,  prouffit  et  utilité  de  Nous  et  de  la  chose  publique  de  nostre  Reaume»  (ORF.  IX.
202);  «pour  le  bien,  prouffict  &  utilité  de  Nous  &  de  la  conservacion  de  noz  droiz,  de  la  Couronne
&  de  la  chose  publique  de  nostre  Royaume»  (Ibid.  XIV.  510;  XV.  11);  «pour  le  profict  de  la  chose
publique»  (Ibid.  XVI.  337).
 150 	Составляя  указатель  к  архиву  Канцелярии  в  1318  г.  Пьер  д’Эстамп  вполне  осознает  зна¬
чение  своего  труда:  «ad  honorem  regis  ас  regni  sui  et  rei  profectum  publice».  Cm.:  Guyotjeannin  O.
«Super  omnes  thesauros  rerum  temporalium».  P.  112.
 151 	Секретари  Канцелярии,  составлявшие  тексты  указов  об  аноблировании,  с  целью
возвеличить  заслуги  адресата  прославляют  его  службу  «на  общее  благо  королевства».  См.:
Autrand:  Fr.  Le  temps  des  professionnels.  P.  433.  С  конца  XIV  в.  в  королевских  указах  об  очеред¬
ном  освобождении  от  налога  служителей  короны  в  качестве  законного  основания  фигурирует
их  служба  на  общее  благо  королевства.  См.  указ  от  14  марта  1398  г.  об  освобождении  от  упла¬
ты  налога  служителей  Парламента:  «le  bien  de  Justice  et  de  la  chose  publique»  (AN  XIa  8602.
F.  148).  См.  также  указ  папского  легата  от  25  марта  1413  г.  об  освобождении  советников-кли-
риков  Парламента  от  уплаты  десятины:  «pro  Justicia  et  bono  Rei  publice  continue  laborancium»
(AN  Xla  8602.  F.  258);  особые  привилегии  канцлеру  Роберу  Jle  Масону  по  указу  Карла  VII  от
 9 	мая  1421  г.  обоснованы  так:  «ceulx  qui  pour  la  chose  publique  travaillent  plus  diligemment»
(AN  Xla  8604.  F.  52v).  Освобождение  владельцев  «благородных  земель»  из  числа  парламен¬
тариев  от  воиской  службы  в  указе  от  11  мая  1453  г.  обосновано  их  службой:  «Justice  et  chose
publique  de  nostre  Royaume»  (AN  Xla  8605.  F.  145v-146).
 152 	Эта  концепция  получила  завершенное  выражение  в  трактате  Иоанна  Солсберийско-
го  «Поликратик»:  «prince  est  la  puissance  commune  et  un  ymage  de  la  divine  magesté  sur  terre
...  et  il  procure  le  profit  du  bien  commun»  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  50,  52).
Cm.:  Kantorowicz  E.  Les  deux  coprs  du  roi.  P.  80-86.
 153 	«le  roy  ne  singulier  personne  mais  puissance  publique  ordonnée  pour  le  salut  de  tout  le
commun»,  «loial  amour  du  bien  public  et  commun»,  «amour  du  bien  commun  de  la  policie»  (Gerson  J.
Oeuvres.  T.  7.  P.  946,  1006,  1155);  «les  princes  sont  proprement  a  Dieu  officiés...  lieutenans  de  Dieu
en  terre...  a  la  foy  deffendre,  a  bone  justice  garder»  (Legrand  J.  Sermon.  P.  471-472  (N  105,  137).
 544

мации  права  короля  издавать  законы154.  Филипп  де  Мезьер,  говоря  о  «службе
королевского  величества»  (l’office  de  ta  mageste  royalle)  как  о  служении  спра¬
ведливости,  приводил  в  качестве  образца  титулатуру  императоров  Рима,  ко¬
торых  за  таковое  служение  называли  «суверенными  отцами  римлян  и  общего
блага  государства»155.  Жан  Жувеналь  неустанно  напоминал  о  короне  как  слу¬
жении  (office)  и  называл  короля  «отцом  общего  блага»  государства156.
 Стратегией  утверждения  идеи  о  короне  как  служении  на  общее  благо  ко¬
ролевства  сделался  возникший  во  Франции  в  XIV-XV  вв.  культ  Карла  Вели¬
кого  в  качестве  образцового  правителя157.  Оказавший  огромное  влияние  на
становление  королевской  власти  во  многих  странах  Западной  Европы,  об¬
раз  этого  правителя  par  excellence  стал  во  Франции  зачинателем  практически
всех  атрибутов  королевской  власти  -  от  регалий  до  фундаментальных  зако¬
нов  королевства.  Поскольку  в  каждой  стране  образ  Карла  Великого  использо¬
вался  в  своих  конкретных  нуждах,  они  свидетельствуют  о  востребованности
той  или  иной  легенды,  с  ним  связанной.  Знаменательно,  что  во  французской
политической  мысли  был  наиболее  актуален  сюжет  о  воцарении  династии
Каролингов  (Пипинидов),  самый  уязвимый  с  точки  зрения  легитимности  их
власти,  поскольку  содержал  намек  на  узурпацию  трона.  Тем  не  менее  имен¬
но  этот  сюжет  чаще  всего  фигурировал  в  трактатах  о  природе  и  назначении
власти  короля  во  Франции,  ввиду  того,  что  он  подчеркивал  идею  короны  как
служения  на  общее  благо  королевства.  Описывалось  не  столько  отстранение
последнего  из  «ленивых  королей»  династии  Меровингов,  сколько  обращение
Пипина  Короткого  за  «советом»  к  папе  римскому  Захарию:  «кто  более  до¬
стоин  короны:  кто  лишь  на  словах  король  или  кто  заботится  об  общем  бла¬
ге  королевства?»  -  и  поддержка  папой  последнего  тезиса158.  И  хотя  с  начала
XIV  в.  во  Франции  утверждается  принцип  наследственной  монархии,  правда,
уступающей  по  статусу  и  легитимности  выборной,  тем  не  менее,  в  среде  тео¬
ретиков  власти  и  интеллектуалов  никогда  не  забывалось,  что  трон  дается  «за
заслуги»  и  может  быть  отобран  из-за  отступления  от  обязанности  защищать
общее  благо  королевства.
 Данная  идея  со  временем  способствовала  кардинальному  переосмысле¬
нию  природы  короля  в  роли  публичной  персоны:  Никола  Орезм  первым  за¬
говорил  о  государе  как  пользователе,  а  не  собственнике  короны,  как  упра¬
вителе  и  администраторе,  что  отразило  процесс  автономизации  государства
от  персоны  монарха  и  ослабления  частноправового  начала159.  Жан  Жуве-
 154 	«Mes  li  rois  le  puet  bien  fere  quant  il  li  plest,  et  quant  il  voit  que  c’est  li  communs  pourfis»
{Beaumanoir  Ph.  de.  Coutumes  de  Beauvaisis.  T.  2.  P.  262-263  (N  1510-1512).
 155«...pere  souverain  des  Rommains  et  du  bien  commun  de  la  chose  publique  du  monde»
{Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  193,  207).
 156 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  83,  162,  382.
 157 	См.  подробнее:  Цатурова  С.К.  Карл  Великий  и  «королевская  религия  во  Франции
XIV-XV  вв.  С.  189-209.
 158 	В  частности,  этот  сюжет  использован  в  трактате  «Сновидение  садовника»,  где  узурпа¬
ция  трона  оправдывается  достоинствами  Пипина  Короткого  и  согласием  народа  на  его  воцаре¬
ние.  См.:  Songe  du  Vergier.  T.  1.  P.  118-120,  153.  Утверждение  династии  Валуа,  спровоцировав¬
шее  конфликт  с  Англией  на  сто  лет,  лишь  поддерживало  идею  о  доблести  как  праве  на  трон.
См.  подробнее:  Krynen  J.  Le  mort  saisie  le  vif.
 159 	Хачатурян  H.A.  Аристотелевское  понятие  «гражданин»  в  комментариях  Н.  Орезма  и
социальная  реальность  во  Франции  XIII-XV  вв.  С.  32;  Krynen  J.  Aristotélisme  et  réforme  de
l’État...  P.  227;  Rigaudière  A.  Penser  et  construire  l’État...  P.  442.
 18.  C.K.  Цатурова
 545

наль  напоминал,  что  король  получает  королевство  «не  в  сеньорию,  но  лишь
во  владение»  и  «строго  говоря,  имеет  право  только  на  способ  управления  и
пользования  и  только  в  течение  жизни»,  что  он  лишь  «администратор,  опе¬
кун,  куратор  и  прокурор  в  своих  делах»160.  Титулатура  государя  как  «мини¬
стра»,  поставленного  Богом  для  защиты  общего  блага,  под  которым  пони¬
мались  вера  и  церковь,  возникает  уже  в  трудах  сторонников  теократии161.
В  произведениях  служителей  власти  короля  называли  исключительно  «мэтр»,
«министр»,  «глава  и  принципал  страны»,  служащий  общему  благу162.  В  еще
большей  мере  принцип  защиты  общего  блага  распространялся  на  служителей
короны,  которые  обязаны  были  в  повседневной  практике  осуществлять  эту
высшую  функцию  верховной  власти163.
 Принцип  -  «без  обязанностей  нет  власти»164  -  выражался  у  людей  церкви
в  абстрактных  требованиях  к  королю  заботиться  о  благе  подданных,  но  по
мере  обмирщения  функций  управления  формируется  представление  о  кон¬
кретных  задачах  власти.  Впервые  эта  сфера  была  очерчена  в  ходе  кризиса
1356-1358  гг.  Хотя  формулировки  у  депутатов  и  у  служителей  короны  не  со¬
всем  совпадали,  но  сама  попытка  определить  круг  полномочий,  бесспорно,
свидетельствовала  о  формировании  представления  об  обязанностях  монарха
в  сфере  управления165.  Среди  них  на  первое  место  выходят  три  главные  функ¬
ции:  правосудие,  законотворчество  и  финансы.  В  речи  на  Штатах  1413  г.  Жан
Куртекюисс  назвал  законы  «нервами»,  связывающими  воедино  тело  государ¬
ства,  а  на  Штатах  в  Туре  в  1484  г.  нервами  государства  объявили  налоги  и
финансы,  без  которых  политическое  тело  не  может  стоять  твердо  и  уверенно,
 160 	«Le  Roy  detient  quant  a  l’administration  seulement  et  non  pas  quant  a  la  seignourie»;  «une
maniéré  de  administration  et  usage»  {Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  187,  395).
 161 	В  трактате  Иоанна  Солсберийского  не  раз  повторяется  такое  именование  государя:  «il
cuide  et  croist  qu’il  soit  ministre»;  «le  prince  est  ministre  de  profit  et  serjant  de  justice»;  «le  vray
ministre  et  sergant»  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  49,  52-53).
 162 	«ministre»,  «roy  naturel  et  ministre  singulier»,  «ministre  du  royaume»,  «principal  du  pays,
chief  et  maistre»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  206-207;  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  1.  P.  192-193,  368;
Balsac  R.  de.  Traité.  P.  217-218,  224).  Подробнее  об  изменении  в  титулатуре  государя  см.:  Ца¬
турова  С.К.  Король  -  чиновник,  священная  особа  или  осел  на  троне?  С.  128-129.
 163 	Начиная  с  середины  XIV  в.,  при  оформлении  автономных  ведомств  и  служб  короны
в  общественном  восприятии  утверждается  представление  об  обязанности  чиновников  защи¬
щать  общее  благо  королевства.  Об  этом  четко  было  заявлено  в  ходе  парижского  восстания
1356-1358  гг.:  «le  prouffit  et  utilité  publicque»  (Journal  de  1356.  P.  432).  Век  спустя  в  стихах
Марциала  из  Оверни,  где  прославлялось  королевское  правосудие  и  его  служители,  сказано  в
качестве  высшей  похвалы,  что  они  «готовы  умереть  за  общее  благо»  (voulans  mourir  pour  la
chose  publique)  (Martial  de  Paris  dit  d’Auvergne.  Les  vigiles  de  Charles  VII.  P.  181).
 164 	Эту  идею  активно  развивал  в  своих  проповедях  Жан  Жерсон.  См.:  Gerson  J.  Oeuvres.
T.  7.  P.  1155.
 165 	Депутаты  мятежных  Штатов  октября  1356  г.  определяли  их  так:  правосудие,  Дом  ко¬
роля,  война,  монета  и  чиновный  аппарат  (tant  eu  fait  de  justice...  comme  eu  fait  du  gouvernement
de  Testât  du  prince,  de  son  hostel,  du  fait  de  sa  guerre,  du  fait  des  monnoyes,  des  officiers)  (Journal
de  1356.  P.  431).  В  свою  очередь,  чиновники,  в  своем  ответе  на  высказанные  обвинения  так
описали  сферу  полномочий  короля:  «Правление  короля  и  благосостояние  королевства  Фран¬
ции  заключено  в  пяти  сферах:  совет  и  управление  в  войне,  в  суде,  в  личных  расходах  короля,
наследственных  дарениях  и  пожизненных  выплатах,  в  налогах,  штрафах  и  делах  домена,  в  по¬
миловании  проступков  и  преступлений»  (Цатурова  С.К.  Скандал  в  коридорах  власти.  С.  251).
Позднее,  в  трактате  Жана  Жувеналя  обязанности  короля  определяются  четырьмя  сферами  -
церковь,  правосудие,  война  и  финансы.  См.:  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  1.  P.  483.
 546

а  суд  приравнивался  к  самой  жизни  государства166.  Но  и  в  преамбулах  коро¬
левских  указов  нашло  отражение  новое  представление  о  короле  как  управи¬
теле  определенных  сфер  общественной  жизни,  главным  образом,  правосудия
и  финансов167.
 Все  эти  идеи,  вытекающие  из  принципа  общего  блага  как  синонима  фор¬
мирующегося  государства,  отражали  процесс  отделения  персоны  короля  от
его  функций  и  оформления  суверенитета  не  персоны,  но  власти  государя,  вы¬
раженного  в  теории  «двух  тел  короля»168.  Отныне  корона  становится  выше
короля,  а  он  обязан  исполнять  определенные  функции.  Проявлением  этого
процесса  явилось  изменение  клятвы  короля,  которую  он  приносит  при  ко¬
ронации  и  помазании  на  царство.  С  середины  XIV  в.  к  традиционной  клятве
(защита  веры  и  церкви,  гарантия  справедливости  и  т.д.)  добавляется  вторая
клятва  -  королевству,  с  обязательством  защищать  права  короны  и  прежде  все¬
го  не  отчуждать  земли  домена169.  Передача  функций  охраны  домена  в  компе¬
тенцию  Парламента  и  Палаты  счетов  способствовала  укреплению  публич¬
но-правовых  основ  королевской  власти,  увеличив  «зазор»  между  монархом  и
короной  Франции.
 Не  менее  важным  отражением  укрепления  публично-правовых  основ  вла¬
сти  монарха  становится  противопоставление  частных  его  интересов  общему
интересу  королевства170.  Наставления  государю  настойчиво  противопостав¬
ляют  «службу  министра  королевства»  частному  интересу  конкретного  коро¬
ля,  настаивая  на  его  обязанности  «презреть  свой  личный  интерес»  во  имя  об¬
щего  блага  королевства  и  подданных171.  «Интересы  короля»,  которые  обязаны
 166 	«Les  loys  en  une  police  sont  comme  les  nerfs  en  un  corps  d’omme  ou  de  beste  qui  tiennent  et
lient  les  membres  ensemble»  (CourtecuisseJ.  Bonum  michi.  P.  322);  «Tributa  nempe,  atque  reditus...
nervi  reipublice  sunt  et  absque  his  non  posse  corpus  politicum  firmum  ac  forte  subsistere...  Justitiam
...  imo  vita  corporis  est»  (Masselin  J.  Journal.  P.  52,  60).
 167 	«la  cure  de  la  majesté  royale  à  Nous  commise,  nous  excite  et  contraingne...  que  Justice
ait  cours»  (ORF.  XIII.  88);  «considérant  que  la  conduite  et  police  de  la  chose  publique  de  nostre
royaulme  dont  nous  sommes  le  chief,  consiste  principalement  en  justice  et  en  faict  de  finances»
(ORF.  XVI.  297).
 168 	Различие  между  королем  и  короной  взято  было  теоретиками  монархической  власти
из  арсенала  церкви.  См.:  Ourliac  P.  Souveraineté  et  lois  fondamentales  dans  le  droit  canon//
Ourliac  P.  Études  d’histoire  du  droit...  P.  553-565.
 169 	Анализ  этой  клятвы  и  ее  роли  в  лимитах  власти  короля  Франции  см.:  David  М.  Le
serment  du  sacre  du  IXe  au  XXe  siècle.  Contribution  à  l’étude  des  limites  juridiques  de  la  souveraineté.
P.  5-272;  Jackson  R.  “Vivat  rex!”  P.  31-82;  Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  252-258.  Од¬
новременно  с  появлением  этой  клятвы  в  трактате  «Сновидение  садовника»,  в  котором  обос¬
новывались  функции  и  компетенция  монарха,  возникает  идея  обязательств,  которые  король
берет  на  себя  при  принесении  этой  клятвы  и  которые  он  не  имеет  права  нарушить.  См.:  Songe
duVergier.  T.  2.  P.  201-202.
 170 	Смешение  res  privata  с  res  publica  датируется  временем  между  правлениями  Хлодвига
и  Карла  Лысого.  См.:  Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.  58-59.  Их  постепенное  разделение  ста¬
ло  знаком  формирования  публично-правового  государства.  См.:  Cazelles  R.  Société  politique,
noblesse  et  couronne...  P.  30.  Так.  юридическая  теория  начинает  различать  «королевские  дела
личного  интереса  короля»  и  «королевские  дела  общего  интереса».  См.:  Perrot  E.  Les  cas  royaux.
P.  221-265.
 171 	Противопоставление  общего  интереса  государства  частному  интересу  государя  четко
прописано  в  трактате  Иоанна  Солсберийского  «Поликратик»,  оказавшего  решающее  влияние
на  всю  политическую  мысль  Средневековья  (en  toutes  choses  il  mete  le  profit  des  autres  par
devant  sa  propre  volenté;  il  doit  oublier  l’amour  et  l’affection  de  sa  char  et  de  son  sanc)  (Foulechat  D.
Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  52,  55).  Об  этом  писали  и  Филипп  де  Мезьер,  и  Жан  Жерсон,  и
 18*
 547

защищать  его  служители,  всё  более  определенно  подразумевают  «интересы
королевства  и  подданных»,  а  не  личные  устремления  и  желания  того  или  ино¬
го  монарха172.  Полемика  вокруг  губительности  для  государства  «частного  ин¬
тереса»  и  самих  чиновников  имела  прямое  отношение  к  уточнению  функций
монарха,  которого  также  призывали  «отринуть  свой  частный  интерес»173.
 Идея  общего  блага  как  основа  власти  монарха  нашла  отражение  в  его  кон¬
кретных  взаимоотношениях  со  служителями.  Прежде  всего,  развитие  пуб-
лично-правовых  основ  власти  и  автономизация  ведомств  от  персоны  короля
выразились  в  изменении  места  монарха  в  Парламенте  как  главном  институте
его  власти  -  «гаранте  правосудия  для  всех».  Форма  участия  короля  в  работе
верховного  суда  наглядным  образом  демонстрирует  процесс  отделения  функ¬
ций  королевской  власти  от  персоны  короля.  Его  приход  на  заседание  Пар¬
ламента  получил  название  «ложе  правосудия»  (lit  de  justice)  и  обстоятельно
изучен  в  трудах  последователей  школы  Э.  Канторовича  как  один  из  значимых
политических  ритуалов  во  Франции174.  В  них  анализируются  истоки  ритуала,
возникающего  из  особого  парламентского  дискурса,  а  сам  ритуал  рассмат¬
ривается  ретроспективно,  из  эпохи  Старого  порядка,  когда  оформилась  идея
противопоставления  власти  короля  и  верховной  судебной  палаты  королев¬
ства  -  «с  приходом  государя  нет  более  магистрата»  (adveniente  principi  ces¬
sât  magistratus  )175.  При  всей  ценности  этих  исследований  они  строятся  вне
административного  контекста  и  трансформации  королевской  власти,  что  не
только  обедняет  анализ,  но  и  несколько  искажает  его  результаты176.
 Дело  в  том,  что  в  исследуемый  период  складывания  централизованного
государства  во  Франции  такого  противопоставления  еще  не  существовало,
а  участие  короля  в  работе  верховного  суда  не  только  предписывалось  ему
 Кристина  Пизанская:  См.:  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  370;  Gerson  J.  Oeuvres.  Vol.  5.  P.  235;
Pisan  Ch.  de.  Le  livre  du  corps  de  policie.  P.  9.  Вот  как  об  этом  сказано  в  трактате  «Сновидение
садовника»:  «chascun  doit  naturelment  doubter  le  Roy  et  amer...  car  celuy  qui  plus  singulièrement
tent  au  bien  commun  et  au  gouvememet  de  la  chose  publique  et  non  mie  a  son  privé  ne  singulier
prouffit»  (Songe  du  Vergier.  T.  2.  P.  264).
 172 	Эта  коллизия  нашла  отражение  в  риторике  и  практике  Парламента,  где  защита  «инте¬
ресов  короля»  на  деле  подразумевала  защиту  общего  блага  или  того,  что  под  этим  подразу¬
мевали  сами  служители  верховного  суда  королевства.  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.
С.  228-248.
 173 	О  глубокой  приверженности  служителей  короны  идее  общего  блага  как  основе  власти
государя  свидетельствует  неординарная  запись  гражданского  секретаря  Парламента:  Клеман
де  Фокамберг  открывает  протокол  о  новой  сессии  Парламента  12  ноября  1429  г.,  в  весьма
драматичных  обстоятельствах,  с  пространных  цитат  из  Цицерона  и  Августина,  в  которых  речь
шла  об  обязанности  отдать  все  силы  на  службу  общему  интересу  и  о  губительности  для  госу¬
дарства  частного  интереса.  См.:  JCF.  Т.  2.  Р.  328-329.
 174 	Hanley  S.  Le  «Lit  de  justice»  des  rois  de  France;  Brown  E.,  Famiglietti  R.  The  lit  de
Justice.
 175 	La  Roche-Flavin  B.  de.  Treize  livres  des  Parlements  (Цит  no:  Funck-Brentano  Fr.  L’Ancienne
France.  Le  roi.  P.  161).
 176 	С.  Ханли  приписывает  секретарю  по  гражданским  делам  Никола  де  Баю  само  внедре¬
ние  термина  «ложе  правосудия»  (бывшего  прежде  простым  наименованием  особого  места  ко¬
роля  в  зале  Верховной  палаты)  как  обозначения  особого  ритуала  и  знака  судебной  власти,  за¬
крепленной  за  Парламентом.  Каприз  секретаря,  профессиональный  жаргон  и  удвоение  смысла
термина  получили  новую  жизнь  при  Старом  порядке,  когда  теоретики  власти  обнаружили  это
выражение  в  протоколах  Парламента  и  возвели  к  Средним  векам  истоки  современного  им  про¬
тивостояния:  король  vs  Парламент  (Hanley  S.  Le  «Lit  de  justice».  P.  26-33).
 548

во  всех  политических  трактатах  и  наставлениях,  но  и  наглядно  отражалось
в  специальном  постоянно  отведенном  ему  месте  в  большой  палате  Парла¬
мента,  которое  своим  обликом  (широкое  кресло)  и  обрамлением  (балдахин,
над  ним  крест)  дало  собственно  наименование  позднейшему  ритуалу.  Ранние
ордонансы  и  указы  о  работе  Парламента  даже  описывали  форму  поведения
его  служителей  во  время  прихода  на  заседание  короля,  которое  не  восприни¬
малось  как  нечто  чрезвычайное.  Однако  уже  в  этот  период  прибытие  коро¬
ля  строго  ограничивалось  определенным  кругом  дел  и  подчинялось  особому
ритуалу177.  Прежде  всего,  появление  связано  было  с  решением  только  тех
споров,  которые  были  отложены  до  его  «возвращения  в  Париж»  и  касались
они,  как  правило,  исключительно  знатных  лиц  (aucun  grant  honme).  Пока  ре¬
шались  эти  дела,  все  прочие  надлежало  отложить,  а  всем  их  участникам  -  по¬
кинуть  зал.  Пространство  перед  креслом  короля  в  Парламенте  должно  было
быть  освобождено  от  скамеек  и  оставаться  пустым,  «дабы  он  мог  поговорить
секретно  с  теми,  кого  подзовет»;  в  это  время  никто  из  парламентариев  не
имел  права  вставать  со  своего  места  и  подходить  к  королю,  «если  только  он
его  не  подзовет».  Эти  предписания  дословно  были  повторены  в  фундамен¬
тальном  для  парламентской  корпорации  ордонансе  от  11  марта  1345  г.,  кото¬
рый  оглашался  с  тех  пор  при  каждом  открытии  сессии  и  тем  самым  закрепил
их  в  корпоративной  этике178.
 Вошедшие  таким  образом  в  корпоративную  память  правила  проведения
заседаний  с  участием  короля  с  тех  пор  больше  не  менялись  и  не  повторялись
в  указах  на  всем  протяжении  исследуемого  периода,  что  позволяет  припи¬
сать  изменения  во  взаимоотношениях  монарха  с  верховной  судебной  палатой
не  столько  к  сфере  эволюции  ритуала,  сколько  к  области  его  применения  и
интерпретации.  Главным  стержнем  этих  изменений  явилось  отделение  вер¬
ховного  суда  от  персоны  государя  и  его  обоснование  в  Париже,  где  в  течение
всего  года  выносились  приговоры  именем  короля.  Само  его  прибытие  в  Пар¬
ламент,  особо  отмечаемое  в  протоколах  и  проговоренное  в  указах,  со  второй
половины  XIV  в.  связано  было  лишь  с  крупными  политическими  событиями,
например,  с  провозглашением,  а  затем  отменой  кабошьенского  ордонанса  в
1413  г.179  Однако  такие  события  случались  редко:  по  данным  С.  Ханли,  в  те¬
чение  XIV  в.  «ложе  правосудия»  имело  место  шесть  раз,  а  с  1413  по  1484  г.
короли  Франции  не  появились  в  Парламенте  ни  разу180.
 Значит  ли  это,  что  «ложе  правосудия»  представляло  собой  лишь  фигуру
речи  парламентариев,  только  потенциальную  возможность  совместного  ре¬
шения  споров  королем  и  служителями  верховной  судебной  палаты?  Это  да¬
леко  не  так.  Прежде  всего,  само  «ложе  правосудия»  в  этот  период  никоим  об¬
разом  не  являлось  атрибутом  Парламента,  но  входило  в  структуру  прерогатив
самого  монарха.  Король  мог  провести  свое  «ложе  правосудия»  где  угодно,  и
 177 	Ритуал  был  впервые  зафиксирован  в  ордонансе  от  17  ноября  1318  г.  (ORF.  I.  676  (N  10,
16-17)).
 178 	ORF.  И.  228  (N  14-15).
 179 	См.  ORF.  X.  173-177;  Le  Févre  de  Saint-Rémy  J.  de.  Chronique.  T.  1.  P.  85.
 180 	Hanley  S.  The  «Lit  de  Justice».  P.  26-32.  По  указателям  же  Ленена,  посещение  королем
Парламента  в  XIV-XV  вв.  имело  место  2  августа  1380  г.,  9  июля  1386  г.,  2  марта  1387  г.,  3  ок¬
тября  1392  г.,  6  апреля  1396  г.,  26-27  мая  1413  г.,  9  октября  1413  г.,  21  октября  1431  г.,  10  октяб¬
ря  1468  г.  и  8  августа  1493  г.,  то  есть  равномерно,  по  пять  раз  за  век  (AN  U  570.  F.  13).
 549

там,  где  пребывал  он,  находилось  и  оно181.  И  даже  если  «ложе  правосудия»
представляло  собой  редкое  событие  в  практике  судопроизводства,  оно  сохра¬
няло  свое  привилегированное  положение  в  политических  представлениях  об
идеальном  суде.  Так,  Кристина  Пизанская  называет  Карла  Мудрого  «столпом
правосудия»  за  то,  что  он  «часто  держал  свое  ложе  правосудия  в  своем  Двор¬
це  в  Париже...  по  древнему  и  благородному  обычаю»,  хотя,  как  мы  знаем,  это
было,  как  минимум,  преувеличением182.
 В  еще  большей  степени  об  этих  представлениях  свидетельствует  вклю¬
чение  «ложа  правосудия»  в  те  «живые  картины»,  которые  разыгрывались  на
улицах  Парижа  в  момент  въезда  в  столицу  нового  короля.  За  выбором  его  в
качестве  главного  сюжета  представлений  проглядывает  установка  служите¬
лей  короны  на  экзальтацию  именно  судебных  прерогатив  монарха.  Впервые
подобная  ожившая  картина  была  разыграна  перед  зданием  Шатле  во  время
прибытия  королевы  Изабо  Баварской  в  Париж  в  1389  г.:  хотя  это  не  был  въезд
нового  монарха,  событие  совпало  с  приходом  к  власти  «мармузетов»,  и  весь
«сценарий»  представления  носил  явный  отпечаток  их  идей183.  В  следующий
раз  подобное  представление  было  разыграно  в  более  драматичных  для  слу¬
жителей  короны  обстоятельствах:  при  въезде  короля  Карла  VII  в  «освобож¬
денный»  от  англо-бургиньонов  Париж  12  ноября  1437  г.  Снова  перед  здани¬
ем  Шатле  «под  воротами  помещалось  Ложе  правосудия»,  на  котором  были
представлены  в  виде  персонажей  «закон  божественный,  закон  естественный
и  закон  человеческий»184.  Пусть  король  затем  почти  не  посещал  Парламент,
но  именно  его  «ложе»  олицетворяло  истинное  правосудие,  даже  оставаясь
пустым,  но  напоминая,  кто  в  королевстве  источник  суда  (fons  justitiae)  и  глав¬
ный  судья185.  Таким  образом,  становлению  идей,  оформившихся  при  Старом
порядке  в  виде  противопоставления  короля  и  Парламента,  было  положено  на¬
чало  именно  в  исследуемый  период,  однако  они  преследовали  цель  узаконить
власть  судейского  корпуса.
 181 	Самый  яркий  пример  -  суд  над  герцогом  Алансонским,  который  король  Карл  VII  про¬
вел  не  в  Париже  и  куда  призвал  для  участия  по  списку  определенных  лиц  из  Парламента.  Лю¬
бопытно  отметить,  что  изображение  именно  этого  «ложа  правосудия»  кисти  Жана  Фуке  явля¬
ется  классическим  и  самым  первым  из  дошедших  до  нас  свидетельств  подобного  ритуала.
 182 	Pisan  Ch.  de.  Charles  V.  P.  62.  Выражение  «pilier  de  justice»  явно  апеллирует  к  «древу
(оси,  кресту  и  т.д.)»  как  к  архаичному  символу  соединения  земли  с  небом  и  образу  истинного
суда.
 183 	«Перед  большим  Шатле  было  прекрасное  ложе  (beau  lict),  все  затянутое  тканями  и  го¬
беленами  с  золотыми  цветами  лилий.  Говорили,  что  оно  сделано  для  представления  ложа  пра¬
восудия,  и  было  очень  большим  и  богато  украшенным.  Посредине  помещался  олень  довольно
большой  и  в  размер  с  дворцовым  (à  la  mesure  de  celuy  du  Palais),  весь  белый,  художественно
исполненный,  с  золотыми  рогами  и  с  золотой  короной  на  шее  (au  col).  Он  был  так  сделан,  что
внутри  помещался  невидимо  человек,  двигавший  его  глазами,  рогами,  пастью  и  всеми  чле¬
нами,  и  имел  на  шее  висячий  герб  Короля,  сиречь  щит  лазурный  с  тремя  золотыми  цветами
лилии.  На  ложе  рядом  с  оленем  помещался  обнаженный  меч,  прекрасный  и  чистый  (claire)»
(Juvénal  des  Ursins  J.  Chroniques  de  Charles  VI.  P.  37-38).
 184 	«la  Loy  divine,  la  Loy  de  nature  et  la  loy  humaine»  (Monstrelet  E.  Chroniques.  T.  5.
P.  303).
 185 	Уже  в  1350  г.  (указ  от  7  октября)  король  именуется  «суверенным  главой  Парламента»
(souveraine  chef  du  Parlement);  по  мере  отдаления  монарха  от  парламентских  будней,  со  второй
половины  XV  в.  еще  настойчивее  подчеркивается,  что  он  остается  главой  верховного  суда  (AN
U  508.  F.  28,  36).
 550

Опора  на  принцип  «общего  блага»  помогла  теоретикам  монархической
власти  предусмотреть  ограничения  произвола  монарха.  Такими  лимитами
обладала  в  начальный  период  исключительно  сфера  права  -  в  форме  издания
законов  и  отправления  правосудия186.  Соучастие  верховных  ведомств  короны
в  законодательной  сфере  власти  через  процедуру  регистрации,  верификации
и  оглашения  указов  трактовалось  как  воплощение  идей  о  праведном  и  закон¬
ном  правлении.  Выстроенная  теоретиками  монархии  система  «абсолютной
власти»  (plenitudo  potestatis)»,  т.е.  не  признающей  над  собой  никакой  иной
воли  на  земле187,  предусматривала  жесткую  структуру  ограничений  самовла¬
стия  монарха,  давшую  в  руки  его  служителей  мощные  рычаги  воздействия  на
него,  что,  в  свою  очередь,  легитимировало  их  политические  прерогативы.  Со¬
гласно  теории  «абсолютной  власти»,  король  был  одновременно  «источником
закона»  и  «подданным  закона»188.  Это  могло  трактоваться  как  подчинение  его
Божественным  законам,  особенно  по  мере  провозглашения  его  «наместником
Бога  на  земле»189.  В  то  же  время,  это  означало  подчинение  его  и  неким  «есте¬
ственным  законам»190.  Но  в  трактовке  легистов  король  обязан  был  подчинять¬
ся  и  светским  законам  (так  называемым  фундаментальным  законам),  форми¬
рующим  «позитивное  право»  королевства191.  Поскольку  король  вступал  на
престол  на  основании  действующих  фундаментальных  законов  королевства,
то  нарушая  их,  он  сам  утрачивал  легитимность.  Проверяя  указы  на  наличие
в  них  «незаконного  новшества»,  верховные  ведомства  позиционируют  себя
защитниками  суверенной  власти  государя  от  угрозы  сползания  ее  в  тиранию,
 186 	о  princepS  _  servus  aequitatis  и  роли  законотворчества  в  становлении  État  moderne  и
лимитах  власти  короля  см.:  Krynen  J.  Les  légistes  «tyrans  de  France».  P.  295;  GouronA.  La  double
naissance  de  l’État...  P.  103;  Rigaudière  A.  Législation  royale  et  construction  de  l’État...  P.  211.
 187 	Эта  идея  опиралась  на  декреталию  папы  Иннокентия  III  1202  г.  «Per  venerabilem»:  «rex
in  temporalibus  non  superiorem  recognoscit».
 188 	Эта  теория  принадлежит  юристам,  прежде  всего  Брактону,  опиравшемуся  на  Кодекс  Юс¬
тиниана:  король  «под  Богом  и  законом»,  «слуга  закона»,  «связан  законом».  См.:  Берман  Г.  Дж.
Указ.  соч.  С.  279;  Senellart  М.  Les  arts  de  gouverner.  P.  138-141  ;  Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du
roi.  P.  84-85;  118-144.  Французские  идеологи  монархической  власти  опирались  здесь  на  идеи
Иоанна  Солсберийского:  «король  связан  и  понуждаем  законом,  ибо  власть  государя  зависит  от
власти  права».  Вот  как  этот  пассаж  перевел  Дени  Фульша:  «le  prince  obeist  a  la  loy  et  gouverne
le  peuple  par  la  franchise  de  la  loy»;  «prince  lié  et  obligié  aus  loys,  car  l’auctorité  du  prince  depent
de  l’auctorité  de  droit»  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  51,  53.  Livre  IV.  Ch.  1.  20).  «Li
princes  n‘est  pas  sus  la  loi,  mes  la  loi  est  sus  le  prince;  quar  il  li  donerent  tiel  privilige  comme  il
avoient»  (Li  livre  de  Jostice  et  de  plet.  P.  6).
 189 	Так  делает,  например,  Жан  Голен  в  «Трактате  о  коронации»:  «Хотя  король  Франции
не  признает  никакого  сеньора  светского  на  земле,  но  он  подданный  Божественного  закона,
коему  он  обязан  подчиняться»  (Golein  J.  Traité.  P.  310).  Об  этом  же  говорит  и  Жан  Жерсон  в
своей  знаменитой  речи  1413  г.  Rex  in  sempitemum  vive:  «Сам  король  не  может  решить  всякое
дело  и  только  по  своему  желанию,  ибо  король  есть  подданный  разума,  Божественного  закона  и
правосудия»  (Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1027).  О  влиянии  «Божественного  закона»  на  светское
законодательство  см.:  Rigaudière  A.  Législation  royale  et  construction  de  l’État...  P.  211.
 190 	Согласно  Грациану,  естественное  право  (jus  naturale)  тоже  отражает  Божью  волю,  но
через  разум  и  совесть  человека.  Таким  образом,  обычаи  и  законы,  противные  разуму  и  сове¬
сти,  могли  быть  упразднены  королем.  Иоанн  Солсберийский  трактовал  это  как  закон  природы,
т.е.  разум,  который  диктует  королю  необходимость  следовать  праву  и  справедливости.  См.:
Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  roi.  P.  92;  Richet  D.  La  France  moderne.  P.  28;  Берман  Г.  Дж.
Указ.  соч.  С.  147-148;  273.
 191 	Тезис  явно  взят  у  Брактона-  lex  facit  regem  (Rigaudière  A.  Penser  et  costruire  l’État...
P.  446).
 551

о  чем  прямо  и  недвусмысленно  велась  речь  во  множестве  трактатов,  речей  и
наставлений  государю.  В  своем  переводе  «Политики»  Аристотеля  на  фран¬
цузский  язык  Никола  Орезм  находит  в  арсенале  Ареопагита  аргументы  про¬
тив  произвола  государя,  подстрекаемого  окружением,  внушающим,  что  «ко¬
роль  может  все»,  и  называет  это  тиранией  и  дорогой  к  погибели  государства.
«Только  тиран  выше  законов»,  -  провозглашает  Орезм,  ставший  первым  во
Франции  теоретиком  «ограниченной  монархии»,  за  полтора  века  до  Клода  де
Сейселя192.  Жан  Жувеналь  в  том  же  духе  наставлял  Карла  VII:  «По  некоторым
прерогативам  и  для  общего  блага  государь  даже  выше  законов,  но  ...  еще  бо¬
лее  великое  дело  подчиняться  разуму  и  законам  королевства,  иначе  скажут,
что  это  сделано  тираном,  а  не  королем»193.
 Идею  о  защите  общества  от  тирании  всемерно  развивали  служите¬
ли  короны,  позиционирующие  себя  как  хранителей  суверенитета  и  но¬
сителей  права  действовать  во  имя  общего  блага  королевства.  Самым  эф¬
фективным  способом  закрепить  этот  общественный  статус  верховных
ведомств  короны  стала  их  функция  контроля  за  королевским  законодатель¬
ством  и  правами  короны  Франции.  Призванные  при  регистрации  и  вери¬
фикации  указов  проверять  их  на  предмет  «опасных  новшеств»  и  тем  са¬
мым  защищать  интересы  королевства  от  неправильных  решений  его  главы,
верховные  ведомства,  прежде  всего  Парламент  и  Палата  счетов,  превра¬
тились  в  главный  оплот  «интересов  короля».  В  этом  же  контексте  показа¬
тельна  эволюция  роли  генерального  прокурора  короля:  созданная  для  охра¬
ны  его  «интересов»,  должность  трансформируется  в  защитника  интересов
королевства194.
 Верховные  ведомства,  и,  прежде  всего  Парламент,  постепенно  начина¬
ют  позиционировать  себя  защитниками  общества  от  произвола  государя  и
стоящими  над  ним  как  частной  персоной  институтами.  Филипп  де  Мезьер
восхвалял  «благословенный  Парламент»  и  видел  в  нем  защиту  от  тирании
в  том  числе  и  потому,  что  сюда  можно  подать  иск  на  действия  самого  ко¬
роля.  Об  этом  же  писал  Антонио  Астесано  в  поэме  1451  г.:  в  главе,  посвя¬
щенной  Парламенту,  он  указывает,  что  судьям  здесь  вверена  «власть  управ¬
лять  правосудием  в  отношении  всех  подданных,  в  том  числе  и  самого  короля
 192 	Krynen  J.  Les  légistes  «idiots  politiques».  P.  186;  Idem.  Aristotélisme  et  réforme  de  l’État...
P.  233;  «Et  est  le  tirant  pardesus  la  loy»  (Oresme  N.  Le  livre  de  Politique  d’Aristote.  P.  242-243).
 193 	Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.  T.  2.  P.  271,  443^44.  Идеи  явно  восходят  к  Иоанну  Солсбе-
рийскому:  «la  seule  ou  la  greigneur  difference  entre  le  prince  et  le  tyrant  que  le  prince  obeist  a  la
loy  et  gouverne  le  peuple  par  la  franchise  de  la  loy»  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes  et  prêtres.  P.  49).
 194 	Должность  генерального  прокурора  короля  в  Парламенте  возникла  лишь  в  1330  г.  с
целью  «защиты  общего  блага  королевства».  См.:  Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  С.  240-244.
См.  указы  о  введении  должности  генерального  прокурора  короля  в  Палате  счетов  и  Казначей¬
стве,  с  описанием  ее  функций,  от  28  октября  1446  г.  и  от  23  декабря  1454  г.  (ORF.  XIII.  475
(N  16);  XIV.  347  (N  49)).  Выступая  в  Парламенте  11  декабря  1391  г.  генеральный  прокурор
заявил,  что  «всякий  раз,  когда  он  видит  или  слышит  что-то  противное  интересам  государства
(contre  la  chose  publique)  или  правам  короля,  он  имеет  право  и  обязан  это  осудить»  (AN  U  495.
F.  75)  Выступая  против  посягательства  короля  Карла  VII  на  «галликанские  свободы  церкви
Франции»  генеральный  прокурор  Парламента  в  Пуатье  Пьер  Кузино  так  обосновал  свой  про¬
тест  против  регистрации  указа  от  10  февраля  1425  г.:  «en  gardant  son  serment,  lonneur,  le  bien  et
le  proufit  du  Roy  et  pour  le  bien  de  Justice  et  de  toute  chose  publique  du  Royaume...  oppose»  (AN
Xla  8604.  F.  74).
 552

Франции»195.  В  речи  перед  королем  в  период  гражданской  войны  бургинь-
онов  и  арманьяков  Жерсон  говорил:  «В  этом  заключена  главная  защита  ва¬
шего  королевства,  что  у  вас  есть  всего  лишь  одна  суверенная  курия  правосу¬
дия,  -  это  ваш  Парламент,  где  вы  сами  ответствуете,  как  и  другие  подданные.
Без  этой  курии  погибли  другие  страны,  как  то  Германия  и  Италия»196.  И  эти
слова  оказались  пророческими:  именно  период  гражданских  смут  и  кризи¬
са  государства  начала  XV  в.  стал  проверкой  на  прочность  созданных  инсти¬
тутов  верховной  власти,  отстоявших  при  фактическом  неучастии  монарха  в
управлении  и  при  королевской  схизме  сильную  королевскую  власть  и  законы
Франции.
 Защита  «интересов  короля»  от  непродуманных  или  ошибочных  с  точки
зрения  чиновников  действий  самого  правителя  стала  фундаментом  профес¬
сиональной  этики  корпуса  служителей  короны197,  при  этом  истоком  ее,  в  том
числе  и  в  сфере  регистрации  королевских  указов,  явилась  со  временем  их
собственная  трактовка  «интересов  короля»,  которая  не  просто  противоречи¬
ла  воле  конкретного  монарха,  но  навязывала  короне  особые  представления
чиновников  об  общем  благе.  Функция  защиты  короля  от  «назойливости
просителей»,  прерогатива  проверки  изданных  им  указов  на  предмет  соот¬
ветствия  предыдущим  законам  постепенно  начала  трактоваться  служителя¬
ми  верховных  ведомств  как  право  выступать  от  имени  «политического  тела»
государства.
 Наконец,  в  период  кризиса  власти  при  Карле  VI  Безумном  возникает
представление  о  том,  что  Парламент  является  олицетворением  «мистическо¬
го  тела  государства»198.  Именно  в  этот  период  фактического  неучастия  ко¬
роля  в  управлении  и  обострения  борьбы  кланов  и  партий,  когда  Парламент
был  поставлен  в  уникальную  ситуацию  выбора  между  чаяниями  своих  слу¬
жителей  и  общим  интересом  королевства  возникает  образ  верховного  суда
как  олицетворения  «мистического  тела».  Самым  знаменательным  было  ис¬
пользование  этого  образа  в  указе  от  16  февраля  1418  г.,  изданном  Изабо  Ба¬
варской  в  связи  с  ее  бегством  из  Парижа  и  основанием  параллельного  Пар¬
ламента  в  Туре  -  предвестия  будущей  королевской  схизмы.  В  патетическом
по  тональности  указе  единственным  оправданием  сделанного  шага  выдви¬
нута  идея  защиты  авторитета  Парламента  как  справедливого,  непредвзято¬
го  и  милосердного  для  всех  верховного  суда,  столь  необходимого  для  «ми¬
стического  тела  государства».  Но  еще  ранее,  в  ходе  судебного  слушания
 19-  Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  390,473,620;  «quibus  est  commissapotestas  Jura  ministrandi
contra  quoscumque,  vel  ipsum  Francorum  regem»  (Antoine  Astesan.  Poeme  latine.  P.  542).
 196 	Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  1018  (le  plus  principale  garde  de  vostre  royaulme  ce  que  vous
n’avez  que’une  cour  de  justice  souverain,  c’est  vostre  parlement  auquel  vous  meme  répondez  et  tous
autres  subjets).  Позднее  ту  же  мысль  повторил  и  Шарль  Луазо,  признавая  за  Парламентом  честь
спасения  Французского  королевства  от  расчленения  на  манер  Италии  и  Германии  (le  Parlement,
qui  nous  a  sauvé  en  France  d’etre  cantonnez  et  demembrez,  comme  en  Italie  et  Allemagne,  et  qui  a
maintenu  ce  Royaume  en  son  entier)  (Loyseau  Ch.  Livres  des  Seigneuries.  P.  28).
 197 	Так,  протоколы  Парламента  полны  свидетельствами  о  действиях  и  решениях  чиновни¬
ков,  идущих  наперекор  воле  конкретного  монарха.  См.:  AN  U  509.  F.  2-15.
 198 	Э.  Можи  ошибочно  считал  первым  случаем  подобной  квалификации  (corps  mistique
meslé  de  gens  ecclesiastique  et  lais)  ремонстрацию,  поданную  Парламентом  королю  Карлу  VIII  в
июне  1489  г.  по  поводу  отмены  Прагматической  санкции.  См.:  Maugis  Е.  Histoire  du  Parlement.
Т.  I.  P.  373-375.
 553

25  февраля  1405  г.  впервые  Парламент  был  назван  «мистическим  телом»
королевства199.
 Высшим  выражением  общественного  статуса  и  предназначения  Парла¬
мента  становится  образ  римского  Сената,  к  которому  служители  верховного
суда  стали  возводить  свою  историческую  генеалогию200.  Так,  уже  в  трактовке
Орезма  Парламент,  представляющий  без  посредников  персону  монарха,  ква¬
лифицируется  как  подобие  Сената:  «Государи  обладают  суверенитетом,  но
во  многих  крупных  делах  они  ничего  не  могут  без  другого  суверена,  каковым
является  парламент  во  Франции,  а  прежде  был  в  Риме  Сенат»201.  Парламент
уподоблялся  римскому  Сенату  и  в  речах  канцлера  Парижского  университета
Жана  Жерсона,  и  в  речах  Жана  Жувеналя202.  В  трактовке  Жувеналем  Парла¬
мента  как  наследника  римского  Сената  фигурирует  весьма  значимая  ассо¬
циация  верховного  суда  с  «сердцем  мистического  тела»  государства,  которая
восходит  к  трудам  Иоанна  Солсберийского,  в  которых  Сенат  уподоблен  серд¬
цу  политического  тела,  но  подразумевал  советников-теологов,  а  не  судей203.
Однако  по  мере  обмирщения  сферы  управления  главными  советниками  ко¬
роля  провозглашают  себя  юристы,  а  главным  ведомством  становится  верхов¬
ный  суд,  представляющий  без  посредников  персону  короля  и  отправляющий
его  главную  функцию.
 В  самом  Парламенте  такая  «историческая  генеалогия»  была  в  полной
мере  усвоена  и  принята,  о  чем  свидетельствуют  апелляции  к  нему  со  сторо¬
ны  тех,  кто  искал  здесь  «справедливости»204.  Уподобление  Парламента  рим¬
скому  Сенату  прозвучало  в  программной  речи  первого  президента  Анри  де
Марля  во  время  первого  посещения  верховного  суда  дофином  Людовиком
 7 	января  1412  г.:  «Как  город  Рим  не  только  отстраивался  зданиями,  но  был
основан,  дабы  вершить  правосудие  сотней  достойных  людей,  называемых
 199 	«plus  agreable,  plus  nécessaire  et  profitable  au  corps  mystique  de  la  chose  publique»  (ORF.
 X. 	349);  AN  U  508.  F.  40  (le  Parlement  estoit  Corpus  misticum).
 200 	Об  использовании  образа  римского  Сената  как  стратегии  идентификации  Парламента
см.:  Цатурова  С.К.  Историческая  память  в  построении  самоидентификации  парламентариев
во  Франции  XIV-XV  вв.  С.  166-179.
 201 	«les  roys  avoient  la  souveraineté,  mes  en  plusieurs  grandes  choses  il  ne  povoient  rien  sans
l’autre  princey,  lequel  estoit  par  aventure  comme  seroit  parlement  en  France,  ou  comme  fu  aucune
foiz  le  sénat  de  Romme»  (Oresme  N.  Le  livre  de  Politique  d’Aristote.  P.  242).  На  этой  же  аналогии
(из  Кодекса  Юстиниана)  советников  как  части  тела  императора  Ж.  Ле  Кок  строит  уподобление
парламентариев  сенаторам.  См.:  Le  Coq  J.  Questiones.  P.  363-364.
 202 	В  речи  1404  г.,  произнесенной  в  зале  Парламента,  Жерсон,  апеллируя  к  образу  Сената,
призвал  судей  исполнить  их  священную  миссию  защитников  справедливости;  в  речи  от  4  сен¬
тября  1413  г.  образ  Сената  был  им  использован  для  отстаивания  принципа  политической  ней¬
тральности  парламентариев  и  защиты  ими  общего  блага.  См.:  Gerson  J.  Oeuvres.  T.  7.  P.  327,
1018-1019  (cette  court  très  honnorable,  ce  sénat;  qui  senatus  vocatur);  Juvénal  des  Ursins  J.  Écrits.
T.  l.P.  345,  513;  T.  2.  P.  330.
 203 	Такая  трактовка  Сената  как  сердца  прозвучала  и  на  собрании  Штатов  1484  г.:  «senatus
esse  cor  regis»  (Masselin  J.  Journal.  P.  169).  Изначально  в  трехчастной  метафоре  общества  сенато¬
ры  идентифицировались  с  прелатами  и  являлись  первым  сословием.  См.:  Paravicini  BaglianiA.
Les  intellectuels  et  le  pouvoir...  P.  33.
 204 	В  ходе  слушания  в  Парламенте  дела  24  февраля  1401  г.  одна  из  сторон  заявила,  подавая
иск  на  Королевский  совет,  что  не  имеет  иного  прибежища,  кроме  как  идти  туда,  «где  заседают
пэры  Франции  и  Сенат»  (qu’elle  ne  sçauroit  ou  aller  sinon  ou  sont  les  Pairs  de  France  et  ou  est  le
Senat)  (AN  U  508.  F.  39).
 554

сенаторами,  точно  также  эта  курия  была  создана  и  основана,  дабы  свершать
суд  в  количестве  ста  человек,  кои  и  составляют  Парламент»205.  В  этой  ана¬
логии  стоит  обратить  внимание  на  связь  между  численностью  Парламента  в
сто  человек  и  Сенатом:  по-видимому,  в  восприятии  парламентариев  произо¬
шло  совмещение  трибунала  центумвиров  (ста  судей  Рима)  с  Сенатом206.  Эта
устойчивая  привязка  статуса  Сената  к  количеству  в  сто  человек  могла  сослу¬
жить  парламентариям  и  «медвежью  услугу».  Например,  Филипп  де  Мезьер  в
главе  «Об  избыточной  численности  людей  в  Парламенте  и  об  ущербе  королю
и  общему  благу»  назвал  сотню  «сенаторов»-парламентариев  неоправданной,
поскольку  размеры  Французского  королевства  -  это  не  Рим,  «правивший  всем
миром»207.  В  любом  случае  она  показывает,  что  аналогия  с  римским  Сенатом
относилась  скорее  к  сфере  политического  воображаемого,  к  особенностям
исторической  памяти  и  ментальным  стратегиям  построения  идентичности,
чем  к  реальной  генеалогии208.
 Тога  римских  сенаторов,  избранная  парламентариями  в  качестве  страте¬
гии  воображаемой  репрезентации,  олицетворяла  обширный  спектр  ассоциа¬
ций  и  общественных  претензий,  далеко  выходя  за  границы  простой  «интел¬
лектуальной  игры»  знатоков  римского  права.  Прежде  всего,  стоит  сказать,
что  Парламент  был  единственным  из  верховных  ведомств  короны  Франции,
кто  строил  собственную  идентичность  с  помощью  столь  древней  генеалогии,
чего  не  делали  ни  Королевский  совет,  ни  Палата  счетов209.  Такая  историче¬
ская  генеалогия,  тем  не  менее,  вполне  адекватно  отражала  положение  верхов¬
ного  суда  в  структуре  власти  короля  Франции.  Но  дело  не  только  в  стремле¬
нии  освятить  с  помощью  безупречной  генеалогии  статус  верховной  судебной
палаты  королевства,  а  в  эволюции  трактовки  самих  служителей  Парламента
функции  правосудия  как  гаранта  мира  и  порядка,  равной  для  всех  справед¬
ливости  и  общего  блага  королевства  в  противовес  частным  интересам,  даже
если  это  «интерес»  конкретного  короля.  Весьма  показательно,  что  и  введен¬
ное  с  самого  начала  Парламента  правило  проводить  слушания  дел  только  на
 205 	JNB.  Т.  2.  Р.  41-42.
 206 	На  эту  «ошибку»  парламентариев  первым  обратил  внимание  Р.  Делашеналь.  См.:
Delachenal  R.  Histoire  des  avocats  au  Parlement...  P.  120.  Хотя  численность  сенаторов  менялась,
но  в  истоке  их  насчитывалось  сто  человек,  и  тут  парламентарии  были  правы,  правда,  члены
римского  Сената  не  были  судьями.
 207 	Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  503-504.
 208 	Характерно  в  этой  связи,  что  в  работе  Г.  Дюпон-Феррье,  посвященной  античным  ис¬
токам  зарождающейся  французской  бюрократии,  о  Парламенте  как  аналоге  римского  Сена¬
та  упомянуто  лишь  вскользь,  поскольку  прямая  генеалогия  не  прослеживается.  См.:  Dupont-
Ferrier  G.  Les  institutions  françaises  du  Moyen  Âge  vues  à  travers  les  institutions  de  l’Antiquité
romaines  //  RH.  1933.  T.  171.  P.  281-298.
 209 	Показателен  в  этом  контексте  трактат  В.  Ла  Лупа,  исследовавшего  при  Старом  по¬
рядке  историю  институтов  и  должностей  короны  Франции.  Признавая,  что  по  своим  функ¬
циям  и  статусу  в  структуре  власти  Парламент  «похож»  на  римский  Сенат,  он  в  главе  о  Пала¬
те  счетов  подробно  описывает,  как  расспрашивал  ее  служителей  об  истоках  их  института  и
как  не  смог  получить  удовлетворительного  ответа,  причем  опрашиваемые  даже  не  понимали,
зачем  нужна  институциональная  «родословная».  См.:  La  Loupe  V  Des  dignitez...  P.  437-438,
458-460.
 555

французском  языке  как  стратегия  навязывания  доминирующего  националь¬
ного  языка210  со  временем  также  увязывалось  с  образом  Сената211.
 В  дальнейшем  аналогия  с  римским  Сенатом  призвана  была  легитимиро¬
вать  претензии  Парламента  на  политические  функции,  прежде  всего  на  со¬
участие  в  сфере  законодательной  власти  монарха212.  При  этом  в  политических
трактатах  честность,  независимость  и  гражданская  ответственность  членов
Сената  как  защитников  общего  блага  противопоставляется  губительному  для
государства  частному  интересу213.  Наконец,  тога  римских  сенаторов  легити¬
мировала  претензии  парламентариев  на  благородный  статус  ex  officio214.
 Но  в  этой  ассоциации  заключалась  еще  одна  политическая  претензия
Парламента,  на  этом  этапе  лишь  зарождающаяся,  но  в  дальнейшем  сделав¬
шаяся  опасной  idée  fixe,  а  именно  -  претензия  на  функцию  сословно-пред-
ставительного  собрания,  породившая  у  парламентариев  стремление  высту¬
пать  от  имени  всего  общества215.  В  подобном  нарождающемся  стремлении
верховных  ведомств  короны  Франции  нашло  преломление  фундаментальное
противостояние  двух  начал  -  авторитарного  и  коллективного.  В  подобной  из¬
вечной  дилемме  исполнительный  аппарат  во  Франции  занимал  неоднознач¬
ную  и  довольно  специфическую  позицию.  С  одной  стороны,  он  олицетворял
коллегиальный  принцип  управления,  который  также,  в  известной  мере,  про¬
тивостоит  авторитарному  самовластью  и,  тем  самым,  усложняет  кажущуюся
простой  схему.  С  другой  -  исполнительный  аппарат  со  временем  начинает
 210 	Вклад  королевской  администрации  в  доминирование  французского  языка  заслуживает
отдельного  исследования.  Так,  Б.  Гене  отмечает  счастливое  соединение  во  Франции  процессов
кристаллизации  государства,  нации  и  языка.  См.:  Guenée  В.  L’Occident  aux  XIVе  et  XVе  siècles.
P.  119).  С.  Лузиньян  доказывает  переход  на  французский  язык  в  королевской  Канцелярии  уже
с  середины  XIV  в.  (Lusignan  S.  Quelques  remarques  sur  les  langues  écrites  à  la  Chancellerie  royale
en  France  //  Écrits  et  pouvoir...  P.  102-103).
 211 	Вот  как  это  правило  было  обосновано  на  заседании  Парламента  8  ноября  1487  г.:  «Саг
les  très-chrestiens  Roys  de  France  ont  ordonnée  d’ancienneté  les  causes  estre  plaidoiées  en  langues
françoys...  C’est  à  l’exemple  des  Romains,  lesquelz  afin  que  l’en  ne  usurpast  à  Rome  les  langues
estranges...  ou  Sénat  et  ès  affaires  publicques...  et  pour  pareille  cause  a  esté  introduit  en  ceste  court  qui
est  le  souverain  sénat  en  ce  royaume»  (Цит.  no:  Delachenal  R.  Histoire  des  avocats  au  Parlement...
P.  431  /Pièces  justificatives.  N  XXVII).
 212 	Трактовка  Сената  как  хранителя  законов  королевства  также  восходит  к  трактату  «По-
ликратик»  Иоанна  Солсберийского:  он  утверждал,  что  якобы  Ликург  «передал  сенаторам  обя¬
занность  охранять  законы»  (Et  bailla  aus  senateurs  les  lois  a  garder)  (Foulechat  D.  Tyrans,  princes
et  prêtres.  P.  55).  Об  этом  см.:  Gouron  A.  Théorie  des  présomptions  et  pouvoir  législatif  chez  les
glossateurs.  P.  117-127.
 213 	Филипп  де  Мезьер,  осуждая  появление  политических  группировок  в  институтах  вла¬
сти,  замечал,  что  «пока  сенаторы-советники  решались  говорить  правду  на  Совете,  сеньория
Рима  приумножалась»  (Mézières  Ph.  de.  Songe.  T.  2.  P.  344).  О  Сенате  как  защитнике  общего
интереса  и  законов  упоминали  и  Жан  Куртекюисс,  и  Ален  Шартье.  См.:  Courtecuisse  J.  Bonum
michi.  P.  322;  Chartier  A.  Quadrilogue  invectif.  P.  44.
 214 	О  сенаторах  как  об  аристократии  см.:  Блок  М.  Феодальное  общество.  С.  277-278;
Ancelme  (père).  Le  Palais  de  l’Honneur.  P.  5.  Надгробная  плита  чиновной  династии  Ле  Коков,
установленная  в  XVII  в.,  величает  тех,  кто  служил  в  Парламенте  с  эпохи  Карла  VII,  сенато¬
рами,  а  сам  институт  Сенатом:  «in  Senatum  Parisiensem  affecti...  curiae  parisiensis  senatorem...
curiae  senatoris»  (Epitaphier  de  vieux  Paris.  T.  IV.  P.  26.  N  1523).
 215 	Апогеем  этой  претензии  станет  «парламентская  Фронда».  См.:  Малое  В.Н.  Парламент¬
ская  Фронда.  К  XVII  в.  у  парламентариев  господствовало  устойчивое  представление  об  ана¬
логии  Парламента  и  собрания  депутатов  Штатов.  См.  подробнее  об  этих  идеях:  AN  U  507.
F.  5,  17).
 556

претендовать  на  коллективный  принцип  управления,  якобы  представляя
«общий  интерес».
 У  парламентариев  во  Франции,  скорее  всего,  изначально  присутствова¬
ло  убеждение,  что  их  суверенная  курия  является  аналогом  английского  пар¬
ламента.  Этому  способствовало  не  только  совпадение  названий  обоих  ин¬
ститутов.  Английский  парламент  также  являлся  в  известной  мере  верховным
судом,  что  немало  способствовало  регулярности  его  созыва.  А  соучастие
французского  Парламента  в  законодательной  сфере  через  процедуру  регист¬
рации  королевских  указов  только  усиливало  его  сходство  с  английским  ана¬
логом216.  Однако  природа  «ограничений»,  идущих  от  функции  хранителей  за¬
конов  и  «памяти»  государства,  существенно  отличалась  от  лимитов  власти,
диктуемых  обществом217.
 Претензия  Парламента  на  роль  выразителя  интересов  всего  общества
имела  глубокие  корни.  Ее  подкрепило  введенное  в  конце  XIV  в.  правило  вы¬
бирать  в  верховный  суд  равномерно  выходцев  из  всех  областей  королевства,
знающих  местные  обычаи  и  нормы  права.  Такая  система  отбора,  хотя  нико¬
гда  не  соблюдавшаяся,  давала  Парламенту  потенциальное  право  говорить  от
имени  всего  королевства,  как  это  пытался  делать  и  Парижский  университет,
по  сути,  на  тех  же  основаниях218.  По  мере  автономизации  от  персоны  монар¬
ха  и  расширения  публично-правовых  прерогатив  верховные  ведомства  для
подкрепления  своей  позиции  апеллировали  к  функции  представлять  «общий
интерес»  королевства,  ссылаясь  на  историческую  память  о  древних  общих
собраниях,  о  марсовых  полях  и  т.п.
 Эта  претензия  служителей  верховных  ведомств  сказалась  на  специфике
политической  системы  во  Франции  эпохи  позднего  Средневековья  -  сопер¬
ничестве  сословно-представительных  собраний  и  бюрократического  аппара¬
та.  Достигнув  внушительной  численности  и  получив  широкие  политические
полномочия,  корпус  королевских  должностных  лиц  позиционировал  себя  как
хранителя  законов  и  прав  короны,  контролировал  действия  короля  и  присваи¬
вал  себе  право  выступать  от  имени  «политического  тела»  общества,  что  неиз¬
бежно  порождало  его  соперничество  со  Штатами.
 Истоки,  обстоятельства  и  последствия  такого  соперничества  были  де¬
тально  исследованы  H.A.  Хачатурян219.  Ею  показаны  сходные  идейные  ос¬
нования  в  позиции  обеих  властных  структур  лимитировать  действия  короля
(Совет  при  монархе)  и  схожесть  целей  (охрана  домена  и  «свобод  галликан¬
 216 	О  сходстве  и  расхождении  двух  институтов  см.:  Fawtier  R.  Parlement  d’Angleterre  et
Etats  Généraux  de  France  au  Moyen  Âge.  P.  275-284;  Bryant  L.  Parliamentaire  Political  Theory...
P.  23-24.
 217 	На  это  сущностное  различие  двух  систем  ограничений  обращает  внимание  H.A.  Хача¬
турян.  При  этом  разграничение  представительных  собраний  и  судебных  органов,  имевшееся
во  Франции,  в  отличие  от  английского  варианта,  H.A.  Хачатурян  расценивает  не  как  недоста¬
ток,  а  напротив,  как  более  решительный  разрыв  с  сеньориальной  курией.  См.:  Хачатурян  H.A.
Сословная  монархия  во  Франции...  С.  178;  Она  же.  Европейский  феномен  сословного  пред¬
ставительства.  К  вопросу  о  предыстории  гражданского  общества  //  Хачатурян  H.A.  Власть  и
общество...  С.  211-212.
 218 	См.  об  этом:  Уваров  П.Ю.  Парижский  Университет  и  местные  интересы  (конец  XIV  -
первая  половина  XV  в.)  //  СВ.  М.,  1991.  Вып.  54.  С.  55-71.
 219 	См.:  Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции...  С.  168-237;  Она  же.  Европей¬
ский  феномен  сословного  представительства.  С.  206-214.
 557

ской  церкви»,  контроль  за  финансами  и  казной),  при  констатации  разной  при¬
роды  олицетворяемых  ими  лимитов  самовластия  монарха.  Бюрократический
аппарат  ограничивал  «волю  короля»  от  имени  закона,  а  депутаты  Штатов  -  от
лица  общества.  При  этом  автор  справедливо  обращает  внимание  и  на  обо¬
ротную  сторону  этого  соперничества:  на  стремление  Штатов  контролировать
государственный  аппарат  и  соучаствовать  в  управлении,  в  том  числе  и  путем
делегирования  своих  представителей  в  состав  Королевского  совета  (пример
двух  реформаторских  ордонансов  -  Великого  мартовского  1357  г.  и  кабошьен-
ского  1413  г.).
 «Звездные  часы»  сословно-представительных  собраний  приходятся  как  раз
на  исследуемый  период,  в  немалой  степени  и  в  связи  с  обстоятельствами  Сто¬
летней  войны.  В  ситуации  острой  необходимости  для  короны  вотировать  на
Штатах  новые  налоги  для  ведения  войны  и  покрытия  растущих  расходов  ис-
польнительный  аппарат  оказался,  в  известной  мере,  оттеснен  на  второй  план,
и  возможности  его  служителей  контролировать  действия  короля  не  могли  со¬
перничать  с  «позицией  силы»  депутатов  трех  сословий.  Острое  противостояние
бюрократии  и  депутатов  Штатов  отражалось  в  неприятии  последними  правила,
согласно  которому  чиновники  высшего  звена  участвовали  в  работе  собраний  ех
officio.  Характерно,  что  наиболее  значимые  с  точки  зрения  реформ  в  управлении
собрания  Штатов  -  1356,  1413  и  1484  гг.  -  начинались  с  требования  к  присут¬
ствующим  по  долгу  службы  чиновникам  покинуть  зал  заседания.
 Однако  еще  более  значимо,  что  все  предложенные  Штатами  реформы
способствовали  в  итоге  усилению  бюрократического  аппарата.  Как  след¬
ствие,  неудачи  Штатов  в  попытке  стать  регулярным  органом  не  в  послед¬
нюю  очередь  «обязаны»  целенаправленным  противодействиям  королевских
чиновников220.  В  результате  это  противостояние  привело  к  временной  победе
бюрократии,  которая  в  ситуации  отказа  короны  от  созыва  собраний  Штатов
стала  периодически  приписывать  себе  их  политическую  функцию221.
 Из  всех  символических  идентичностей  парламентариев  аналогии  с  рим¬
ским  Сенатом  поэтому  была  уготована  самая  «долгая  и  счастливая  жизнь222.
Эта  претензия  главного  по  статусу  и  прерогативам  властного  института  в  ад¬
министрации  Французского  королевства  олицетворяла  и  легитимировала  по¬
литические  амбиции  складывающегося  корпуса  королевских  должностных
лиц  -  выступать  выразителями  и  защитниками  интересов  государства,  одно¬
временно  укрепляя  королевскую  власть  и  ограничивая  самовластие  короля  во
имя  законности,  порядка  и  справедливости  для  всех.
 220 	На  эту  особенность  политической  структуры  Французского  королевства  указывал
еще  Э.  Лависс.  См.:  Lavisse  Е.  Étude  sur  le  pouvoir  royal...:  К  такому  же  выводу  приходит  и
Н.  Бюльст.  См.:  Bulst  N.  Vers  les  états  moderne?  P.  18.
 221 	При  Старом  порядке  Парламент  устойчиво  отождествлялся  с  собранием  Штатов,  при¬
чем  именно  как  выразитель  «общего  интереса»  и  ограничитель  власти  короля.  См.  подробнее:
Цатурова  С.  К.  Верховные  ведомства  и  лимиты  власти  короля  Франции  в  сфере  законодатель¬
ства.  С.  167-169.
 222 	Трактаты  ученого  юриста  и  парламентария  Шарля  Луазо  не  единожды  упоминают  эту
аналогию,  причем  не  только  для  обоснования  статуса  королевской  службы  или  привилегий  чи¬
новников,  но  и  для  трактовки  места  служителей  Парламента  при  персоне  монарха:  «учитывая,
что  они  вместо  сенаторов  и  часть  тела  принцепса  (pars  corporis  principi)...,  а  король  их  глава  и
его  место  в  Парламенте  всегда  свободно».  См.:  Loyseau  Ch.  Cinq  livres  du  droir  des  offices.  P.  38,
57-58;  Idem.  Traité  des  seigneuries.  P.  3;  Idem.  Traité  des  Ordres  et  simples  dignitez.  P.  2-4.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 Целью  исследования  было  понять,  каким  образом,  в  результате  действия
каких  механизмов  и  ради  чего  возникает  во  Франции  XIII-XV  вв.  то,  что
мы  сегодня  именуем  государством,  т.е.  форма  организации  власти,  отличаю¬
щаяся  максимальной  абстрактностью  и  деперсонализацией.  В  такой  поста¬
новке  вопроса,  органично  вытекающей  из  современного  состояния  историче¬
ского  знания  и  общественных  запросов,  становление  государства  невозможно
рассматривать  в  рамках  исключительно  одной  из  альтернатив:  либо  как  ре¬
зультат  объективного  развития  надличностных  структур,  либо  как  соедине¬
ние  разнонаправленных  действий  людей  или  как  итог  стечения  конкретных
исторических  обстоятельств.  Давно  назрела  необходимость  соединить  все
эти  аспекты  -  и  внутреннюю  логику  становления  государства,  и  роль  кон¬
кретно-исторических  событий,  и  субъективные  устремления  людей,  без  ко¬
торых  невозможно  понять  суть  и  обстоятельства  процесса  государственного
строительства.
 Столь  амбициозную  задачу  призван  был  решить  прежде  всего  новый
метод  исследования,  включавший  политико-правовой,  социальный  и  куль¬
турно-ментальный  аспекты  процесса,  что  существенно  расширило  эвристи¬
ческие  горизонты  темы.  Для  его  применения  был  избран  достаточно  узкий
аспект:  проблема  возникновения  исполнительного  аппарата  власти  во  Фран¬
ции  в  XIII-XV  вв.  Однако  такая  проблематика  относится  к  числу  краеуголь¬
ных  для  данной  темы,  ведь  одним  из  признаков  развитого  государства  являет¬
ся  наличие  устойчивого  разветвленного  исполнительного  аппарата.  Так  был
сформулирован  и  принципиально  новый  объект  исследования  -  институт  го¬
сударственной  службы,  который  позволил  соединить  правовые  нормы,  адми¬
нистративную  деятельность,  идеологические  стратегии,  а  также  социальные
и  культурные  практики  формирующейся  королевской  администрации.
 Формирование  исполнительного  аппарата  короны  Франции  и  складыва¬
ние  социальной  группы  чиновников  представлено  в  исследовании  как  резуль¬
тат  столкновения  разнонаправленных  и  по-разному  мотивированных  целей  и
воли  социальных  агентов,  действующих  в  конкретных  и  постоянно  меняю¬
щихся  политических  обстоятельствах  и  внутри  определенного  поля,  отличаю¬
щегося  своими  границами  и  специфической  логикой  развития.  Комплексный
подход  к  институту  службы  потребовал  вычленения  частей  единого  целого  и
их  рассмотрения  в  статике  и  динамике.  «Места  разрывов»  отчетливо  видны
в  неизбежных  и  знаковых  повторах,  когда  одно  и  то  же  явление  -  правовая
 559

норма,  административная  или  культурная  практика,  ученая  идея  или  топос
массовых  представлений  -  рассматриваются  в  различных  контекстах,  что
раскрывает  их  глубину  и  многозначность.  По  сути,  в  исследовании  предло¬
жена  лишь  одна  из  возможных  «моделей  для  сборки»  частей  единого  целого,
которая  не  исключает  иных  вариантов,  но  фиксирует  внимание  на  самих  этих
составных  элементах  сложной  структуры.
 Особенности  королевского  аппарата  управления  во  Франции  в  XIII-XV  вв.
раскрывают  не  только  специфику  первого  этапа  в  развитии  государства,  но
и  внутреннюю  логику  становления  бюрократической  сферы.  Действительно,
в  самом  начале  и  в  известной  мере  до  конца  исследуемого  периода  мы  име¬
ем  дело  с  еще  архаичным  государством,  которое  ряд  исследователей  предла¬
гает  даже  выделить  в  качестве  самостоятельной  формы  власти:  небольшая
численность  чиновников,  слабый  охват  территории  королевства  институтами
управления,  неразвитость  инструментов  властвования,  сохранение  патримо¬
ниального  и  личностного  характера  власти  монарха,  узкая  идейная  база  пол¬
номочий  исполнительного  аппарата.
 Однако  рассматривая  его  в  исторической  перспективе  складывания  État
moderne,  можно  уверенно  констатировать  объективную  логику  расширения
властных  прерогатив  королевской  администрации.  В  результате  исследова¬
ния  были  выявлены  векторы  усиления  государства  во  всех  сферах:  увеличе¬
ние  аппарата  управления  за  счет  институционального  оформления  множа¬
щихся  публичных  функций;  с  трудом  сдерживаемый  рост  штатов  ведомств;
автономизация  функций  управления  от  персоны  монарха  и  сосредоточение
местопребывания  чиновников  в  Париже  как  в  политическом  центре  королев¬
ства;  трансформация  характера  власти  короля  в  сторону  укрепления  публич¬
но-правовых  основ;  расширение  властных  функций  должностных  лиц  и  их
правовых  гарантий;  возникновение  бюрократических  процедур  и,  как  след¬
ствие,  лимитов  полномочий  монарха;  повышение  общественного  статуса
службы  и  укрепление  идеологических  основ  королевской  власти.
 В  широте  прерогатив  исполнительного  аппарата  сказалась  специфика
французского  варианта  развития,  когда  король  Франции,  имея  сильных  кон¬
курентов,  нуждался  в  создании  «сдержек  и  противовесов»  для  защиты  от  дав¬
ления  грандов,  кланов  и  клиентел,  для  «игры  на  противоречиях»  и  возмож¬
ности  отмены  силой  навязанных  решений.  Кодекс  должностного  поведения
чиновника  и  контракт  с  королем,  бюрократические  процедуры  комплекто¬
вания  и  вступления  в  должность,  запрет  фаворитизма  и  конкурсный  отбор,
обезличенность  и  опосредованность  форм  вознаграждения,  стратегия  поли¬
тической  нейтральности,  -  все  это  опиралось  на  защиту  королевской  адми¬
нистрации  от  незаконного  вмешательства  иных  политических  сил  в  сферу
управления.  Именно  из-за  подобных  ограничений  полномочий  короля  фран¬
цузская  монархия  признавалась  современниками  наиболее  устойчивой  и  мо¬
гущественной.  Однако  это  не  только  усиливало  зависимость  монарха  от  его
исполнительного  аппарата,  но  и  создавало  механизмы  автономизации  по¬
следнего  от  персоны  короля.  Подобная  автономизация  исполнительного  ап¬
парата,  являясь  следствием  сложного  утверждения  приоритета  французского
монарха  в  ситуации  наличия  сильных  соперников,  раскрывает  вневременную
специфику  бюрократического  поля  власти,  действующего  в  качестве  колле¬
гиального,  безличностного  и  публично-правового  механизма  властвования.
 560

Новая  научная  перспектива  открывается  в  контексте  изучения  дальней¬
шей  преемственности  возникших  в  исследуемое  время  институтов  государ¬
ственного  управления  с  их  институциональными,  правовыми,  политическими
и  культурными  характеристиками.  Как  показало  проведенное  исследование,
уже  на  первом  этапе  зарождения  исполнительного  аппарата  мощно  заявляют
о  себе  вневременные  черты  бюрократической  сферы.  К  их  числу  следует  от¬
нести  известную  автономность  исполнительного  аппарата,  его  замкнутость,
усиленную  принципом  секретности  работы,  корпоративизм  и  корпоративную
солидарность  в  характере  функционирования,  в  комплектовании,  в  этике  и
культуре  службы.  Хотя  старый  аппарат  короны  Франции  сошел  с  политиче¬
ской  сцены  вместе  с  падением  монархии  во  время  Революции  1789  г.,  ряд
фундаментальных  его  черт  сохранился  в  прерогативах  и  статусе  администра¬
ции:  принцип  политической  независимости  и  автономности  сферы  управле¬
ния,  принцип  ограничения  произвола  и  частных  амбиций  правителя,  защита
преемственности  законов  и  сохранение  «памяти  государства»,  коллегиаль¬
ность  принятия  решений,  зачатки  разделения  властей,  статус  неприкосновен¬
ности  чиновника  при  исполнении  служебного  долга  и  т.д.
 Столь  же  перспективными  являются  выявленные  в  исследовании  особен¬
ности  складывающейся  социальной  группы  чиновников,  которые  должны
привлечь  внимание  историков  в  качестве  истоков  многих  позднейших  явле¬
ний.  Общим  для  начального  этапа  формирования  централизованных  госу¬
дарств  в  Западной  Европе  было  решающее  участие  знатоков  права  и  прак¬
тиков  службы  из  ближайшего  окружения  короля  в  создании  королевской
администрации.  Но  во  Франции  это  соучастие  отличалось  наибольшей  ак¬
тивностью  ввиду  изначальной  узости  социальной  базы  монархии,  что  пред¬
определило  необходимость  тесного  союза  королей  Франции  с  корпусом  чи¬
новников  в  качестве  стратегии  расширения  социальной  поддержки  и  защиты
прерогатив  государя  от  посягательств  иных  носителей  политической  власти.
 Исследование  выявило  внутренние  механизмы  этого  союза  и  его  послед¬
ствия,  а  также  обнаружило  изначально  заложенное  противоречие  внутри  ис¬
полнительного  аппарата,  которое  соединяет  объективный  и  субъективный  ас¬
пекты  процесса  и  помогает  понять  один  из  рычагов  становления  государства.
С  одной  стороны,  служители  короны  принадлежали  к  самым  последователь¬
ным  и  рьяным  сторонникам  королевского  «абсолютизма»  и  суверенитета,  не-
подвластности  короля  никакой  иной  власти  на  земле.  Эта  общеизвестная  по¬
зиция  чиновников  объясняется  тесной  взаимосвязью  их  статуса,  прерогатив  и
авторитета  со  статусом,  прерогативами  и  авторитетом  монарха,  выраженной
в  праве  ведомств  «представлять  персону  короля»  и  отправлять  его  главные
публичные  функции.  Чиновники  были  кровно  заинтересованы  в  расшире¬
нии  и  укреплении  власти  короля,  от  которой  зависели  их  личное  материаль¬
ное  благополучие  и  общественное  положение.  Как  показало  исследование,
служители  короны  думали  о  себе  и  своих  интересах,  захватывая  все  больше
полномочий  и  прерогатив,  добиваясь  повышения  статуса  и  вознаграждения,
трактуя  в  свою  пользу  правовые  нормы  и  идейные  установки.  Они  «строили
государство»  в  своих  субъективных  интересах.  Но  тем  самым  они  объектив¬
но  способствовали  и  становлению  самого  государства,  а  именно,  закладыва¬
ли  принцип  разделения  властей,  ставили  лимиты  произволу  монарха,  кон¬
тролировали  действие  власти  от  имени  закона  и  справедливости  для  всех,
 19.  С.К.  Цатурова
 561

укрепляя  бюрократическую  сферу,  усиливая  ее  публично-правовые  основы  и
независимость  от  иных  политических  сил.  Отсюда  органично  вытекает  при¬
сущая  бюрократии  вневременная  черта  -  смешивать  свою  личную  пользу  с
государственной,  выдавая  частную  выгоду  чиновников  за  «общий  интерес»
государства.  Таким  образом,  защита  чиновниками  своих  собственных  инте¬
ресов  -  их  имманентная  черта,  не  содержащая  оценки.  Последняя  связана
лишь  со  степенью  соответствия  этих  чаяний  общественным  запросам.
 Комплексное  и  системное  исследование  истории  государственных  инсти¬
тутов  во  Франции  классического  и  позднего  Средневековья  вносит  вклад  в
фундаментальную  проблему  потестологии  -  в  осмысление  форм  и  характера
взаимосвязи  власти  и  общества.  Влияние  последнего  на  сферу  управления  не
сводится  только  к  действенному  контролю  (политические  движения,  восста¬
ния,  проекты  реформ)  и  разделу  «политического  капитала».  Прежде  всего,
сами  импульсы  возникновения  государства  исходили  изначально  не  только
из  сферы  власти,  но  и  из  самого  общества,  заинтересованного  в  сильном  про¬
тивовесе  местному  «князьку»,  в  верховном  арбитре,  у  которого  можно  найти
справедливость  и  защиту  своих  прав.  С  другой  стороны,  государство  как  са¬
мая  абстрактная  из  известных  форм  организации  власти  должно  существо¬
вать  не  только  в  «реальности»  (институты  управления,  тюрьмы,  армия,  налоги
и  т.д.),  но  и  в  умах  людей,  в  согласии  общества  всё  это  признавать  легитим¬
ным  и  подчиняться  этому.  Становление  государства  потребовало  различных
форм  легитимации  верховной  светской  власти,  в  которых  нашли  отражения
усилия  и  чаяния  всего  общества,  проделавшего  сложный  путь  для  принятия
государственного  аппарата  как  необходимого  средства  поддержания  мира,
порядка  и  справедливости  для  всех.
 Какими  средствами  воздействия,  какими  инструментами  властвования
обладало  на  ранних  ступенях  государство?  Его  статус,  авторитет  и  престиж
основывались  вначале  только  на  моральных  ценностях  -  на  защите  слабых  и
обиженных,  на  роли  независимого  и  стоящего  над  схваткой  арбитра  в  разре¬
шении  споров  и  конфликтов,  на  функции  гаранта  общего  интереса  жителей
королевства.  Выражением  узости  средств  властвования  является  преобла¬
дание  на  первом  этапе  судебной  прерогативы  монарха  и,  как  следствие,  су¬
дебных  ведомств,  когда  верховная  судебная  палата  (Парламент)  оказалась  на
вершине  иерархической  структуры  исполнительного  аппарата  короны  Фран¬
ции.  Моральные  ценности  послужили  мощным  рычагом  развития  и  укрепле¬
ния  государственной  машины,  помогая  ее  признанию  в  обществе,  которое  все
охотнее  стало  прибегать  к  заступничеству  и  посредничеству  короля  и  чинов¬
ников.  Именно  эти  моральные  ценности  определили  во  многом  этику  госу¬
дарственной  службы  и  стратегию  идентификации  чиновников:  идеи  граждан¬
ского  гуманизма,  защита  слабых,  культ  милосердия,  принцип  равенства  всех
перед  законом,  императив  общего  блага  и  противодействие  угрозам  «част¬
ного  интереса».  Они  же  лежали  в  основании  декларируемого  идеала  служе¬
ния:  нестяжательство,  преданность  интересам  государства,  независимость  от
иных  политических  сил,  «профессиональные»  достоинства  как  обязательный
критерий  допуска  к  государственной  службе.  Преобладание  моральных  ори¬
ентиров  в  стратегиях  укрепления  королевской  власти  на  первом  этапе  пред¬
определило  особое  внимание  к  нравственному  облику  чиновников,  к  их  неза¬
пятнанной  репутации,  к  поддержанию  служебного  рвения.
 562

Но  монархический  культ  стоящей  над  всеми  обезличенной  и  абстрактной
силы  порядка,  милосердия  и  справедливости,  выражая  изначальную  узость
средств  властвования,  пережил  монархию  и  преобразился  в  моральный  авто¬
ритет  как  политический  капитал  верховной  власти,  в  различные  формы  ува¬
жения  и  защиты  государственных  символов  и  институтов,  что  в  иной  форме
апеллирует  к  изначальному  протекционистскому  статусу  верховной  власти
как  гаранта  защиты  общего  интереса.  Несмотря  на  поступательное  усиление
публично-правового  характера  королевской  власти,  личностный  и  частнопра¬
вовой  компонент  будут  сохраняться  и  впредь,  при  абсолютной  монархии,  и
даже  после  отмены  монархического  строя  как  один  из  сущностных  элементов
государства.  Роль  монарха  как  независимого  арбитра  и  «последнего  прибе¬
жища»  в  поиске  справедливости  для  всех  остается  в  функциях  современного
правителя,  будь  то  исключительная  прерогатива  помилования  преступников,
будь  то  прямое  заступничество  или  личное  вмешательство  в  общественно
значимые  конфликты.  В  этом  контексте  сохранение  личностного  компонента
власти  не  снижает  степени  развитости  исполнительного  аппарата  государ¬
ства,  но  каждый  раз  преломляется  в  динамичный  конфликт  двух  форм  управ¬
ления  -  авторитарного  и  коллегиального.
 Проделанное  исследование  раскрывает  общественный  потенциал  фено¬
мена  государства  как  динамично  развивающейся  структуры  и  как  мощно¬
го  рычага  трансформации  общества.  Становление  государства  кардинально
меняло  общественные  нравы  и  политическую  культуру  путем  утверждения
ненасильственных  и  правовых  форм  разрешения  конфликтов,  умения  дого¬
вариваться  и  «жить  вместе»,  ценности  мира,  порядка  и  равной  защиты  ин¬
тересов  всех  членов  общества.  Конституирование  чиновников  в  отдельную
социальную  группу  открыло  новую  сферу  вмешательства  государства  в  соци¬
ум  (санкция  верховной  власти  для  установления  социального  статуса)  и  спо¬
собствовало  формированию  новой  ценности  образования  и  книг,  авторитета
труда  на  «общее  благо»,  конкурирующего  с  авторитетом  оружия  и  воинскими
подвигами.
 Системное  рассмотрение  института  службы  выявило  его  разноплановую
и  тесную  генетическую  связь  с  общественной  структурой.  Зарождение  ос¬
новных  элементов  централизованного  государства  в  период  сословной  мо¬
нархии  во  Франции  сказалось  на  статусе,  политике  и  ценностных  установках
чиновников.  Характерной  чертой  этого  этапа  была  небывалая  политизация
сословий,  выражавшая  волю  и  способность  общества  к  самоорганизации.
Накал  политических  страстей  во  Франции  XIII-XV  вв.  определил  атмосферу,
царившую  и  в  коридорах  власти.  Именно  взлет  политической  активности  со¬
словий  и  общественные  движения  за  реформы  в  управлении  раскрепостили
язык  чиновников  в  разговоре  с  верховным  правителем,  подвигли  контроли¬
ровать  его  действия  и  ограничивать  произвол,  апеллируя  к  «памяти  государ¬
ства»  и  защите  прав  людей.
 Превращение  корпуса  королевских  должностных  лиц  в  отдельную  соци¬
альную  группу  предопределялось  особенностями  устройства  средневекового
общества,  в  котором  каждая  профессия,  страта  или  группа  была  организова¬
на  в  корпорацию  для  реализации  своих  прав,  прерогатив  и  привилегий  че¬
рез  групповую  солидарность.  Этот  корпоративизм  средневекового  общества
и  механизм  формирования  сословий  сказались  на  формах  конституирования
 19*
 563

чиновничества:  корпоративные  формы  комплектования  и  вознаграждения,
права  на  занимаемые  должности  и  карьерный  рост,  выработка  специфиче¬
ских  достоинств,  особый  образ  жизни  и  идентификация  через  «работу»,  об¬
щие  ценности  и  культура  -  всё  это  сплачивало  служителей  короны  в  одно¬
родную  группу.  Однако  корпоративизм,  будучи  особенностью  средневековой
социальной  структуры,  присущ  бюрократии  в  целом,  поскольку  вытекает  из
специфики  ее  общественной  функции.
 Таким  образом,  связь  власти  с  обществом  предстает  в  исследовании  бо¬
лее  глубокой,  многосторонней  и  неоднозначной,  чем  это  принято  считать,
поскольку  власть  -  это  люди,  пришедшие  управлять  и  сформированные  об¬
щественными  ценностями,  культурными  кодами  и  идейными  установками
данного  общества.  Культура  общества  активно  и  действенно  влияет  на  куль¬
туру  власти  и  наоборот,  формируя  особую  бюрократическую  вневременную
культуру  управления  как  служения  общему  благу,  понимаемого  в  каждую
эпоху  по-разному.  В  этом  контексте  становление  и  развитие  государства  ока¬
зывается  результатом  представлений,  идей,  ценностных  установок  и  чаяний
всех  слоев  общества,  отражая  не  только  высокие  ученые  концепции,  но  и
массовые  представления  людей  эпохи.  Такой  ракурс  смягчает  традиционное
противопоставление  власти  и  общества  как  двух  соперничающих  и  отделен¬
ных  друг  от  друга  политических  сил  и  превращает  культуру  в  структурооб¬
разующий  фактор  развития  власти  и  общества.  К  тому  же,  восприятие  власти
и  общества  как  двух  разных  и  противоборствующих  структур  не  учитывает
общность  их  конечных  целей  -  защиту  общего  блага,  поддержание  мира,  по¬
рядка  и  гарантий  справедливости  для  всех.  В  результате,  структура  власти
оказывается  напрямую  зависимой  от  общества,  причем  в  большей  степени,
чем  наоборот.  При  этом  качество  властной  элиты  служит  показателем  жиз¬
неспособности  государственных  структур,  а  власть  предстает  «зеркалом  об¬
щества»  (его  социальных,  политических  и  культурных  параметров),  что  со¬
общает  проделанному  исследованию  не  только  научную,  но  и  общественную
значимость.

ПРИЛОЖЕНИЯ
 ТАБЛИЦЫ
 Таблица  1
 Этапы  оформления  ведомств  и  служб  короны  Франции
 Наименование  ведомства
 Дата  оформления
(хартии)
 Наименование  ведомства
 Дата  оформления
(хартии)
 Палата  счетов
 1320
 Канцелярия
 1361
 Парламент
 1345
 Ведомство  вод  и  лесов
 1376
 Палата  прошений  Дома
 1346
 Налоговая  палата
 1389-1390
 Королевский  совет
 1346
 Казначейство
 1390
 Монетная  палата
 1348
 Таблица  2
 Налоговые  привилегии  служителей  Парламента
 Подорожная
пошлина
(péages  et
travers)
 Налог
на  войну
 Подати  (эд)
и  тальи
 Десятина
 (décimes)
 Налог
с  продаж
продуктов
 Бан
 и  арьер-бан
 Талья  на
 освобождение
 христиан
 10.06.  1314
 26.05.1404
 12.01.1352
 15.06.1411
 14.03.1398
 6.12.1411
 13.02.1399
 16.11.1353
 9.05.1366
 11.1446
 12.08.1400
 3.05.1412
 8.07.  1384
 14.03.1398
 6.02.1404
 22.03.1449
 6.06.1414
 4.02.1423
 11.05.1453
 9.12.1414
 11.02.1425
 5.05.1465
 18.03.1416
 10.03.1417
 24.01.1423
 26.07.1467
 Источники:  ORF.  II.  541;  VIII.  184,  225-226,  315-316,  631;  IX.  4,  619,  661-662;  X.  11-12,  213,  225-226,
394;  XII.  255;  XIII.  14,21,  117;  XVI.  327;  XVII.  3^;  ANXla8606F.  148,  154,  159v;  AN  Xla  8605  F.  120v-
121,  145v-146;  AN  U  540.  F.  445;  BNF  Ms  fr.  18234.  F.  1-3v.
 Налоговые  привилегии  служителей  Палаты  счетов
 Подорожная
пошлина
(péages  et
travers)
 Налог
на  войну
 Подати  (эд)
и  тальи
 Десятина
 (décimes)
 Налог
с  продаж
продуктов
 Бан
 и  арьер-бан
 Охрана
 Парижа
 06.1326
 20.02.1338
 5.03.1384
 11.1323
 5.03.1383
 19.07.1383
 20.04.1411
 13.01.1352
 26.05.1404
 18.12.1405
 06.1326
 4.09.1410
 1.02.1425
 30.09.1406
 8.04.1415
 14.06.1327
 30.03.1415
 21.02.1332
 Источники:  ORF.  VII.  26,  60;  IX.  5-6,  100,  141,  539,  581-582;  X.  349;  XI.  513;  XII.  12-13,  42;  XIII.  194;
AN  U540  F.  445,  475,  477,  480,  482.
 565

Таблица  3
 Послужной  список  чиновников  в  эпитафиях
 Дата  /  Номер
 Имя
 Генеалогия  службы
 1356  г.  /  1007
 Jehan  du  Portal
 Советник  королей  Филиппа  V  Длинно¬
го,  Карла  IV  Красивого  и  канцлер  Карла
Валуа,  мэтр  Палаты  прошений  Дома  при
Филиппе  VI  Валуа
 1365  г./1069
 Pierre  Sureau
 Клерк-секретарь  королей  Иоанна  II  Доб¬
рого  и  Карла  V  Мудрого
 1384  г./4456
 Aymery  de  Maignac
 Клирик,  профессор  прав,  советник  двух
королей,  мэтр  прошений  Дома,  мэтр-
клерк  Канцелярии
 1420  г.  /  1063
 Vincent  de  Montroty
 Секретарь  Пьера  Наваррского,  затем  ко¬
роля  Карла  VI
 1420  г./1205
 Jehan  de  Longueil
 Гражданский  лейтенант  превотства  Па¬
рижа,  мэтр  прошений  Дома,  президент
Следственной  палаты  Парламента
 1447  г./4459
 Denis  Du  Moulin
 Советник  Парламента  в  Париже,  затем  в
Пуатье,  церковная  карьера
 1468  г./4575
 Etienne  de  Montdidier
 Советник  Парламента  и  Следственной
палаты,  первый  президент  Парламента
 1472  г./4652
 Guillaume  Juvénal  des
Ursins
 Советник  Парламента  лейтенант  Дофи-
нэ,  бальи  Санса,  канцлер  Франции
 1484  г./3248
 Jehan  de  Saint  Romain
 Генеральный  прокурор  королей  Людови¬
ка  XI  и  Карла  VIII
 1484  г./3260
 Martin  Berthelot
 Советник  короля,  мэтр  Денежной  палаты
при  двух  королях,  нотариус-секретарь  и
один  из  четырех  секретарей  Парламента
 1486  г.  /  579
 Mathieu  de  Beauvarlet
 Клерк,  нотариус-секретарь  короля  и
Дома  Франции,  при  Карле  VII  генераль¬
ный  казначей  финансов,  при  Людови¬
ке  XI  генерал  финансов,  при  Карле  VIII
мэтр  Палаты  счетов
 1490  г./  3831
 Martin  Le  Picart
 Нотариус-секретарь,  мэтр  Палаты  счетов
 1492  г./4997
 Antoine  Disonne
 Нотариус-секретарь  при  трех  королях,
секретарь  прошений  Дома  и  староста  се¬
ансов,  контролер  Казначейства
 1498  г.  /  3972
 Jacques  Chevalier
 Нотариус-секретарь,  мэтр  Палаты  счетов
 1498  г./2949
 Jean  Luillier
 Гражданский  лейтенант  Парижского  пре¬
вотства,  советник  и  генеральный  проку¬
рор  короля
 566

Титулы  благородства  чиновников  в  эпитафиях
 S'
 3
 vS
 bS
 I*
 <D  CJ
 Ü  u-i
 u  to
о  ‘cd
.2  £
тэ
 о
 (D  С
 О  о
 2  2
 О  (О
 я  о-
 *
 §
 сс
 cd
 П
 о-
 <я
 С
 n
 53
 S  °
 в  I
 5  °
 <  S
 о
 с
 3
 5
 о
 (N
 00
 о
 X
 о.
 о
 JÛ
 J_r
 <u
 O
 <u
 E
 <D
 j-.
 <D
 E
 o
 £
 СЛ
 £
 o
 ’cd
 o
 'cd
 J3
 £
 -Я
 E
 JJ
 Xi
 «
 üû
 jjj
 -O
 (D
 Üû
 O
 cd
 o
 С
 СЛ
 с
 en
 £  ~
3  >
 =  з
•—  cd
3  Ü
 а  2
 г-
 оо
 1
 <L>
 1  cd
°  §
 O.
 a.  g.
 ^  ce
 <1>
 O
 O  4>
 o  ***
 s  *
 s  g
 O  o
 O  o
 b  °-
 s  o
 S  o
 D-  «
 CL  a
 Ь  -e
o  S-
X  H
 Нота
 тарь
 VI
 ьр
 ’л
 си
 un
 CN
 CN
 ON
 Cd
 £
 0)
 E
 E
 o
 JS
 o
 с
 cd
 с;
 Q.
 cd
 С
 £
 S  «
S  ^
S-  =
 R  0)
 <  s
 (D
 *o
 O
 С
 cd
 -С
 U  СО
 2  с
 -5
 ^  о
о  с
 "  о
Z  О,
 §
 а
 S
 Ьй
 s
 л
 н
 (U
 QQ
 О
 и
 0Q
 QQ
 О
 со
 °  а  2
 о  н
 S  -2  .2
 О  -О  cd
 Z  2  Ё
 ■  О
 5  °-
äc
°  û,rt
s  S  2
 Ъ4  5  О
S  J  ^
 =  2  )s
н  3  55
 S  =  к
 и  п  #
Я  ^  Я
 U  х  я
 cd
 а.
 1—1
 cd
 Æ
 и
 <D
 ТЭ
 С
 cd
 а>
 чо
 о
 d
 £
 (D
 £
 o
 СЛ
 p£5
 "5
 ü
 £
 X)
 (D
 o
 ÛÛ
 2
 cd
 C/3
 Л  Л
О*  н
 О  Л
 5  ^
 и  *  я
5  £  я
 а  я
я  О
я  о-
 et  Е
 с
 о
 Х>
 в
 cd
 J3
 U
 с
 cd
 <D
 О
 On
 т^-
 Г-
 (N
 С
 £
 о
 -о
 J-i
 >  J-I
 сл  О
сл
 х>  ‘5Ь
 О  cd
£  £
 (U
 a
 о
 Л
 с
 а  cd
 н  s
■5  °
S  ^
 .5  о
ад  с
 D  cd
<2  £
 л
 О
 А
 <D
 (U
 £
 <u
 я
 }-H
 с
 о
 Æ
 ’rt
 £
 3
 u
 o
 üû
 cd
 05
 Л  ТО  I
 ^  e  JL
 а^З
 *  Cd  Н
<D  «v  (D
 о  ж  У
 s  *  з
 sos
 Он  «  ч:
g  Л  °
О  &м
 X  g  >
 n
 о
 о
 >ï  cd
*
 Он  s
cd  u
H  S
2
 s  4
*  eu
S  Д
o,C
 oo
 On
 ^J-
 H
 S
 4
я
 X
 я
 H
 «
 s
 cd
 я
 s
 «
 g
 Ц
 »
 cd
 со
 5
 4
 ijQ
 t
 et
 567

Таблица  4  (продолжение)
 568

(нет)
 (нет)
 (нет)
 (нет)
 De  Montjay  et  de
Chantilly
 De  Cerbonne
 De  Dampmartin  lez
Laigny  sur  Marne
 D’Arcy  sur  Loire
 (нет)
 (нет)
 De  Ponthermer  et
du  Plessier  Gassot
 (нет)
 (нет)
 (нет)
 мессир
 сеньор
 сеньор
 сеньор
 сеньор
 мессир
 (нет)
 (нет)
 dominus
 (нет)
 (нет)
 (нет)
 рыцарь
 рыцарь
 рыцарь
 (нет)
 рыцарь
 (нет)
 рыцарь
 (нет)
 Noble  personne
maistre
 Noble  homme
maistre
 Noble  homme
maistre
 Monsieur
 Noble  homme  mon¬
sieur
 Noble  homme  mon¬
sieur
 Noble  homme
 Noble  homme
 Noble  homme  et
sage  maistre
 monseigneur
 Nobilis  et  discretus
vir  magister
 Советник  короля  и
аудитор  дел
в  Шатле
 Нотариус  и  сек¬
ретарь  короля  и
аудитор  в  его  Кан¬
целярии
 Советник  и  мэтр
счетов  короля
 Канцлер  Франции
и  Дофинэ
 Советник  короля
и  мэтр  Прошений
Дома
 Советник  короля  и
казначей  Франции
 Советник  короля
 Советник  короля
и  президент  гене¬
ралов  Налогового
суда  в  Париже
 Клерк-нотариус  и
секретарь  короля
Карла  V
 Советник  Дома
короля  Франции
Карла  V,  канцлер
Кипра
 Казначей  Святой
капеллы  Дворца  в
Париже,  советник
короля  в  Парла¬
менте
 Guillaume  Doujan
 Henry  de  Mauloué
 Estienne  de  Bray
 Pierre  d’Orgemont
 Amaury  d’Orge¬
mont
 Pierre  d’Orgemont
 Guillaume  Colom-
bel
 Jehan  Le  Viste
 Estienne  de  La
Charité
 Philippes  de  Mai-
zieres  en  Sainctois
 Philippus  de
Ruilliaco
 (Philippe  de  Ruilly)
 764  /  144?
 780/  1420
 786/  1424
 790/  1389
 791  /  1400
 793  /  1500
 820/  1475
 823  /  1500
 854  /  1424
 909  /  1405
 944  /  1440
 569

Таблица  4  (продолжение)
 ч->  (D
<D  д
СЛ  ГЯ
(U  >
 Ö  g
3  сл
 и  СЛ
 СО  Я
 Q  -Ь
 <и  cd
'О  Р4
—г  Я
 ’С  ^
ад  "
С  с
 о  о
 cd  «
'  рЯ
 О
 С
 cd
 о,
 £
 о
 U
 о
 О
 я
 о
 о
 о
 <L>
 S
 о,
 о
 из
 X
 £
 о
 тз
 Л
 о
 >4
 H
 H
 <L>
 d)
 я
 я
 w
 w
 Л
 О
 Л
 о
 о*
 о
 о.
 о
 л
 Он
 cd
 Я
 3
 Он
 IJQ
 а,
 cd
 Я
 <и
 00
 cd
 И>
 3
 о
 X
 О
 СЛ
 Я
 о
 ^Я
 çd
 СЛ
 ‘я
 о
 1-1
 ‘я
 Wh
 О
 ’>
 ÖD
 cd
 £
 о
 >
 «и
 cd
 £
 со
 Я
 w  о
£  73
 Я
 СЛ
 <и
 73
 СЛ
 (U
 cd
 d)
 73
 Я
 Я
 g
 Х>
 О
 Он
 X)
 О
 0Û
 cd
 Он
 г
 ч->
 ч>
 £
 +->
 ü
 Æ  .ÏÏ
О  cd
 £  £
 S  S
S  «
 11
 и
 с
 с
 о
 сл
 t-i
 а>
 а.
 ü
 Я
 я
 о
 X
 а>
 73
 <D
 <й
 »-I
 Л
 ’о
 х>
 £
 о
 <и
 £
 U
 а>
 я
 <L>
 я
 о
 £
 СЛ
 Wh
 £
 (D
 о
 Он
 О
 X
 1-н
 X
 СЛ
 X
 о
 'л
 о
 г
 £
 Ъ
 СО
 я
 §
 я
 к
 cd
 Он
 е
 Ц
 Я
 Я
 cd
 «
 •  о
5  л
 Sc
 °  &  Cd
s  Й  g
 I  2  s
ü  я  S
 И  Q.  я
*  Я
 и  я  a
 Си  P.
н  cd
 S  ^
**
s  §
 Ш  o.
 Я  о
 5  §
u  s  ^
 «  S  ►>
О  О  crt
 u  ce  ч
 <u  cd
О,  H
Я  я
_  «
«  s
 Л  cd
CQ  4
 Он  Oh
 <l>  Cd
 с  с
 о
 n
 Я
 м
 d>  cd
 а.  н
я  я
-  <L>
 3S  s
 ►jû  cd
e  t;
 Он  Oh
 (U  cd
 E  С
 cd
 Ч
 Он
 cd
 С
 т
 н
 cd
 »
 о
 <ü
 н
 со
 я
 п
 <D
 <
 S
 ц
 о
 Он
 S  н
 »  я
я  Ü
я  S
н  2
 (D  Ч
со  а.
О  cd
 U  С
 &  л
л  S  >
 Я  ^  CL
у  a  с?
 s  S  «
 *  1  3
 «  Э  о
g  О  а
°  &«  о
U  я  «
 cd
 Ч
 Он
 cd
 К
 н
 я
 (U
 ч
 я
 cd
 со
 Н
 а>
 Я
 Он
 (U
 С
 S
 4
о
 Он
 5 	н
 «  *
 о?  cd
 О  Он
Он  Cd
§*
 «  Н
 U  С
 «
я  £
 со  С
0)  .  -
Он  2
 я  S
 S
 К
 о
 Û
 <L>
 73
 '3  Л
 а  £
 Vh
 О
 Q
 <D
 73
 3
 cd
 Я
 СЛ
 схо
 Я
 а>
 cd
 £
 >
 я
 <
 •Ь
 я
 cd
 х
 d)
 х>
 £
 cd
 U
 £
 cd
 73
 <
 <L>
 00
 <U
 73
 О
 £
 а
 о
 >>
 о
 2
 я
 а
 <D
 X
 О
 я
 jd
 55
 <D
 <D
 Я
 ÖD
 Я
 О
 <L>
 73
 я
 cd
 J3
 <u
 73
 С  S
 cd  JH
X  -т?
 D  <D
 cd
 Он
 Я
 О
 Он
 «D
 73
 Я  ^
 cd  J-
X  Я
(Ü  О
i-i  О
 го
 Г-
 2
 о
 Д
 (N
 Г-
 to
 00
 os
 Tf
 Г"~
 40
 О
 О
 VO
 vo
 Tl-
 <N
 (N
 О
 ON
 ГО
 <N
 VO
 О
 го
 О
 О
 о
 о
 (N
 т^-
 гг
 1
 *“1
 40
 On
 »n
 On
 О
 l—l
 (N
 О-
 О
 О-
 оо
 '^1-
 оо
 »—(
 го
 (N
 го
 570

о
 о
 S
 о
 О
 <L>
 45
 G
 le
 о
 —  ïï
Ь  'о
(D  tï
 Q  <
 D  0)
 г  u
Cd  .S
 ^  g  2
U  Я  D
 û  a  3
 a-
 o
 J3
 x
 O*
 o
 iJQ
 s
 <u
 o
 Oh
 o
 j2
 o-
 A
 §■
 я
 ла
 a.
 (D
g  «
S  Ь
c  .22
o  ê3
Æ  B
 <D
 °
 *2  ед
 5  '3
 сл
 d)
 e
 <D
 e
 e
 o
 •s  «
 *5  -b!
A*  сл
 <U
 (U
 B
 B
 o
 43
 o
 £
 s
 e
 o
 43
 x>
 o
 Z
 V-  <Z)
8  ’§
4->  <D
 D  С
 J2  o
 сл
 5  Ö
 Z  Oh
 U,  C/3
 “  С
 -o
 ,!_>  d)
<D  C
 JJ  o
 JD  СЛ
 О  Ö
 £  a.
 <L>
 o
 B
 S
 B
 e
 o
 o
 -в  <d
 43
 D  £3
 -H
 3  .2
 O  çd
 o
 £  Ë
 г
 (D
 <L>
 B
 !.ë
 a>  08
-5  ôû
5  ‘3
 Л  СЛ
 Он
 з
 O
 a>
 B
 e
 o
 43
 X)
 o
 г
 &s
 СГ)  g,
 S  g
 «
 §
 ex
 8  s>
 H  o
<D  H
ffi  0)
ОТ..
 U  U  -e«
 U  G
 n
 «  «  2
§  g  =
 Oh  <D  «
 0 	Л  S
 us  c  rt
ï*i
 1 	§.c
 »  £  Ë
 O  D  гл
 U  s  Sh
 <u
 M
 Д
 05
 C?
 O
 Он
 O
 »
 4
 O
 a
 §  s
g  I
 <L>
 *  1
s  а
 «я
 Он
 ’§  ç
 s  ;
 и  с
 Я  «  3S
5  o  s
 Ä  О  Я
 uQ
 g
 §
 С
 «  S
 o,  g
 S  s
 Oh
 H
 Л  OQ
 §  §
и  с
 OC  3
 §  I
&  §
 §  с
 »  Он
 Я  o
 F  fe  PQ
 S  il
 m  ^>ч  r4
 &8
 S  ü
 «  S
 4 	CJ
 5 	S  2
 Oh  cd  u
 8  £<  S
s  «  G
 Hrt  D
11
 со  ЭС
 о  Я
 r  \ 	^
 u  «
 Он  в
 H  o
<t>  h
S  «
«  ^
s  o
 cd
 -С
 (U
 »o
 «o
 m
 u  «SJ
T3
 <JJ  .  >
 fc  3
 <U  S
£  £
 o
 00
 ^r
 •/">
 Os
 rf
 o
 On
 ЧО
 en
 04
 ЧО
 O
 (N
 >ï
 o
 <u
 B
 cd
 U
 с
 ‘3
 ад
 <u
 с
 *0
 cd
 с
 00
 cd
 С
 43
 cd
 0)
 (U
 •“i
 »—s
 cd
 S
 (ü
 J
 (ü
 e
 'B
 O
 Os
 vo
 (N
 00
 C
 cd
 J
 O
 O
 r-
 (N
 571

Таблица  4  (продолжение)
 cd
 I—)
 <D
 TD
 <D
 G
 С
 Я  to
U  о
 о  о
D  и*
 D  (D
<U  1л
 ^  с
§
 сг’о  с
 ä  с  о
 та  т!  ун
 ^  to  S
 (U  й  (П
ûü-8
 •  5  .22
<я  сЗ
 ю  >
и  3
 ъ  S
.2  со
ь  с
 (Я  <У
CL
 С  §
 ш  5
 .£  ^
'3
 СЯ  >
 <и  3
 ^  S
 .22  0Q
 U
 Ш  I
 О-
 о
 А
 Он
 О
 О.
 о
 Л
 о,
 о
 а.
 о
 о.
 cd
 я
 3
 а.
 u
 o
 £
 с
 с
 о
 Æ
 3
 <L>
 o
 ад
 £
 cd
 t/5
 о
 о
 §£
О  .2
 (D
 ад
 cd
 ü
 <D
 £  о
 В  ~
о  .2
 Æ  I
 с
 o  (D
 о  00
 Cd
 А  ся
 X)
 о
 г
 £  о
о  I
 о  £
о  Ü
О  ÖÜ
 Z  8
 ^  О
 о  i:
 3  .2
 О  cd
 Z  £
 û-  о
 О  is
 3
 О  cd
 Z  £
 о
 к
 S
 §
 t=t
 сь
 н
 <Т)
 5
я
»
я
 я  n
 6 	?
 QQ  <D
О  ЕР
 и  и
 1
 <D
 O-
 cd
 Я
 H
 4
 Он
 0?
 !=;
 Я
 D
 <U
 o
 cd
 O
 e*
 &
 Oh
 Я
 Я.
 o
 «
 4
 o
 S
 со
 (D
 O-
 c
 cd
 H
 Я
 >ï
 o.
 Я
 0)
 я
 o
 я
 зЯ
 S
 B*
 «
 H
 2
 cd
 cd
 H
 O
 Д
 >jQ
 O,
 cd
 H
 >
 <D
 OQ
 O
 U
 ffi
 eu
 <D
 Я
 g.
 cd
 С
 О-
 «
 V
 а
 SL  й  м
 SO“
 а  м  о-
 н  й  ч
о  ^  «
Я  н  я
 ja  cd
Я  «
 §  И
о  со
л  о
Ч  £Х
й)  cd
н  VO
 .  и
О  fr
а.  cd
о  «
о
 ^  t
cd  Я
 'I  s
*  §
«  I
 Sc
 ü  Й
О.
 С  „Г
 W\J  r.
 4 	*
к  5
 5
 О-  о
 а
 о
 о.
 >ч
 »
 о
 а
 я
 зЯ
 3
 к  се  ^
5  4«
2  &  ^
о  С  о,
«  7  &
ï  ÏC
 О
 в  6  Я
 Он  О
 m
 о
 н
 сь
 cd
 о
 »
 О
 я
 со
 et
 cd
 я
 зЯ
 я
 Я
 О
 н
 (U
 ш
 о
 PQ
 о
 и
 (D
 Ч
 э
 S
 к
 я
о
—1
 <*>
 cd
 О  5Я
.§  Ö
Z.  >
 со
 00
 С/5
 з  «
 I-
 У  cd
 £  о
 5
 о*
 Ü
 2
 о
 Д
 г--
 (N
 ÜÛ
 С
 —
 Я
 о
 0Q
 о
 ON
 О
 ON
 <N
 й)
 Он
 ON
 ^r
 ON
 о
 OS
 (N
 <D
 а.
 Ou
 00
 ^r
 ON
 (N
 O
 X>
 o
 o4
 r-
 ON
 (N
 O
 O
 WO
 ON
 (N
 572

<и
 О
 OS
 —1
 <ц  >1
 Û  ад
 о.
 о
 о
 о.
 а.
 о
 а,
 о
 о-
 о
 О-
 о
 а,
 cd
 3
 о<
 о
 Q.
 о  i:
 3  .2
 О  й
 Z  £
 с
 с
 о
 сл
 S-4
 (U
 О*  о
О
 3  .2
о  ев
^  £
 ^  О
О  £з
 3  .2
 о  cd
Z  £
 Х>
 о  cd
Z  В
 и>
 О
 1)
 .2
 о
 сл
 ■3
 "cd
 £
 j  .
 <L>
 О
 С
 С
 о
 3
 сл
 о
 Z
 (D
 О.
 х>  .s
 О  cd
2  £
 <D
 6
 е
 о
 •С  <D
 ^  -Ь
 «  s  Я
 8§i
 К  ®  5й
 0-5
°  о  5
 ^  2  5й
 1.йе
 cd  В*  2
н  g  S
 >?  "  о
 X  о.  ^
 «
 М
 S  ?
 а  «
 О  О
н  н
я  cd
 >,  cd
 <  С
 * 	с
 8|
5  g-
2
||
16
X  о.
 cd
 х  g.
 о.  S'
 Л
 H  M
и  О
г
 *  о,  cd
=  Л  Н
s  н  з:
 =с  °  ё
о  я  S
 а.
 cd
 С
 §:  *
&  в
О  5
i
 С  с?
 о,
 н
 ч
 о.  н
 о  2
 Я  *
 о  о
С,  S
 «
 ч
 о
 а*
 s  g
 *  1
=  1
н  л
 <D  С?
 со  а,
о  cd
U  С
 е?
 Ч
 О
 а
8  g
 *  1
 Π S
 н  л
ü  5
 CQ  CX
О  cd
 U  С
 I  Л  n
 !>  5-  о
а  ?  н
*  S'  «
 OSO
S  Ь£  3
°  Al*  rrt  О
 Ss  U  Cü  v
 h  ^  ч  «
 a««  S
«  ,rc  &
 I  «  oC
 X  H  H  ta
 Си
 H
 Л
 s
 I
 4
 cd  ,
О.  £
«D  2
X  Œ
 g  о
u  S
 ■  я  «
 <ü  g.  о
 Он  5  H
м  ff  w
ü  Cr1
О  S  О
 s  g  3
 O  b  <L>
 j?S"*
 5  bd  cd  S
£-в  &
о  &  g-C
X  н  ?  в
 Он  Cd
 I  °
 s4
«
ää  я
 g  *  BS
 Sag
 §  a|
 и  с  §
 3
 Vn
 QQ
 <D
 Un
 U
 О
 £
 oo
 Os
 (N
 3
 -J
 "G
 <D
 X>
 £
 о
 о
 «/“>
 Os
 <ч
 X
 3
 ’с
 о
 О
 Ü-
 £
 С
 о
 -С
 <
 D.
 О
 сл
 Ü
 О
 s  з
 п  л
 U  о
 JL)
 •о
 с
 С
 о
 О
 £
 £
 (D
 «D
 «
 С
 0^
 с
 с
 cd
 з
 cd
 <D
 <D
 0)
 1—5
 H
 с
 о
 £
 >■>
 ся
 <D
 -J
 с
 о
 £
 о
 Он
 с
 cd
 о
 оо
 со
 Os
 Os
 (N
 Г-
 00
 os
 os
 CN
 О
 о
 со
 00
 'Tl-
 о
 о
 о
 о
 го
 40
 OS
 ^t
 О
 ГО
 <:
 3
 О
 40
 OS
 "3-
 о
 PQ
 (D
 •О
 О
 го
 Г"-
 о
 ^t
 40
 о
 (N
 573

Таблица  4  (продолжение)
 574

>
 <D
 О
 <u
 ад
 ÖD
 <D  .S
 О  О
 ‘E  J
 S  5  S
S
 s  O  g
 S  гд  fa
 СЛ  ti  3
4>Æ  f
 û  ü  U
 0)
 ;-<
 tu  j>,
 <D
 Q  H
 <D  .
 T3  fa
 S.Î5  *
 ^  °  <u>
^  СЛ  ÎS
 00
 cd
 Он
 e
 .s.»
 	s
 / 	ч
 H
 H
 <D
 (D
 Я
 Я
 4~^
 4—'
 ÛÜUO
 a.
 о
 ijQ
 Он
 О
 JÛ
 Он  g«
 о  s
 2  О
 *  8
ü  ë
о  S
 Oh  &
 o  s
 A  О
 s  °
g  ü
о  S
 a,
 о
 Л
 Он
 О
 A
 A
 O,
 cd
 Я
 J
 Oh
 cd
 Я
 £
£
o  •
 X
 o
 £
 cd
 e
 <D
 ào
 cd
 <U
 £
 £
 o
 X
 (U
 3
 X
 Wh
 СЛ
 o
 ’3
 Ъ
 £
 <D
 Он
 V
 00
 cd
 сл
 -4-J
 <u
 o  ü
 i§
 ^  СЛ
 Я
 Oh
 O  p
ü  g
3  ÖD
3  'S
 ^-ч  СЛ
 X
 o
 <D
 S
 £
 o
 *я  a)
o  fa
 3  .22
 O  cd
 z  e
 a>
 я
 с
 о
 сл
 Vh
 <D
 Он
 a)
 3
 X
 ii
 (/)
 о
 *3
 £
 СЯ
 <L>
 £
 <D
 Ûû
 'S
 СЛ
 o
 <u
 Д
 <L>
 Й
 с
 £
 Я
 £
 o
 о
 (D
 X
 <D  fa
 3
 3  .52
 X
 o  cd
 о
 г  £
 Z
 cd
 £
 d>
 00
 cd
 1  P"
 <U  H
 Oh  5
 *  s
 (U
 o
 CQ
«  1
 Ц
 Ë>  o.  -
S.  S  й
 cd  -  cd
 ë  g.  5
x  h  с
 Он
 cd
 С
 13
 «  (D
 2  н
«  я
 Рч  aj
 <  S
 s  H
W  X
4  ü
 °  S
ex  s
о  со
 *  Й
CL
 «  u
s  ~
 X  îS
 £  3
&  «
И  rv
O  &
 U  в
 Он
 H
 cr>  s
 cd
 os!
 Il¬
l's  8
 S  cd
O,  X
2  “
 U4  ü-&
 о?
 4
 s 	2
 Он  н
 о 	cd
 « 	сч
 « 	<2
 я  С
£ 	о< 	«
 5 	н 	о
 о 	S 	g
 Uso
 3  à
§  8
Он  И
 S  s
«
 «  S
 5  *
 ас  tt
н  л
 *  ж  «
 _9  о  о  s
 U  П  Он  Он
 1  Он
 0)  н
 1
 о-  2
 e?
 и  S
 Ч
 d)
 <D  -
о  S
 Я
 Я
 *  S
 cd
 W
 >*  Он
 Он
 О
 S.S
 «
-  g
&S
 н  о
 о?  cd
 е?  Ч
 О  Он
Он  cd
О  М
«  ^
 S  я
5  «
 Я  et
 н  я  Cd
 Я  *  Й
 g  <D  Я
 О  Он  ü
 и  я  2
 «  S
 чн  й
 «  н
я  °
 »  5S
 ffi  (D
О  У
н  cd
 <D  д
У  со
о  cd
 и  «
&  й
й  ч
 ,^3  W
 ^  Я
 о
 Я  5<и
н  «*
 I“
 Он  Cd
 а  «
 ь  «
 S  л  2
 н  g  а
 Я  Он  I
 t:
 cd
 H  о
 a>
 Он  сл
О-  *■*
 0Q
 Г
 o
 X)
 cd
 >
 <ü
 -С
 U
 сл
 <D
 Я
 СТ
 cd
 Я
 43
 С
 cd
 я
 Он
 (Ü
 £
 я
 jd
 *я
 О
 Е
 о
 U
 a
 о
 о\
 ''S-
 ОС
 СП
 СП
 V©
 00
 СП
 (N
 00
 Tf
 СП
 00
 со
 VO
 »Г)
 00
 оо
 ON
 СП
 сп
 СП
 00
 On
 "З-
 (N
t—
Os
 O
 o
 o
 ^r
 <4
 40
 as
 o
 o
 (N
 oo
 o
 575

Таблица  4  (продолжение)
 £>2
 .1  с 	Р 	Л 	Ü 	cd
 о  адр 	сл 	р 	j 	TD
 f  '§  « 	-g 	< 	« 	2
 Ü  5  13 	^ 	-о 	73 	Ö
 -о  й 	ü 	з 	^ 	_Г 	сл
 - 	о 	-й 	о 	с 	о 	й
 g  -о 	Е 	с 	о 	te 	о
 Е  _г 	о 	ад.О 	S 	7"
 ü  ■-  'S  i  ^  г
СО  с 	> 	СЛ 	QQ 	и 	'S
 U
 О
 О-
 cd
 ю
 о.
 о
 из
 X
 0)
 о
 Q-
 О
 Л
 X
 о
 о
 н
 (D
 X
 Û-
 cd
 Я"
 О.
 cd
 Я
 С
 О
 х>
 о
 £
 £
 о
 -Я  (D
 <d  £
 3  -22
 О  cd
2  £
 с
 й  ««
cd  3
 Cb  td
 сл  О
 i  а
g  Ё.
 X  §
 щ  х>
 <D  .22
сл  00
—  Л
S  s
 о  »-*
2  >
 Х>
 Х>
 О
 О
 £
 £
 о
 Æ
 X)
 О
 <и
 £
 Е
 о
 Æ
 Х>
 О
 о
 с
 00
 §
 н
 d)
 X
 о
 S
 Л
 н
 Л
 §
 Он
 s  g
g  1
 cd
 4ûg
 ° 	cd 	Э
 § 	я 	с
 S* 	Д 	n  .  «î
 s  H  5
ас 	Л 	“
 (D
 , 	g 	« 	«
 О 	я 	О 	ja
 о. 	Й 	х 	«
 S 	I 	S 	&
 » 	§ 	« 	н  Н
 g  я
 и  с:
 ü  X
в  cd
OO^s
U  S  >  X
 Н  С  <D  Н  “
О 	fl  м
 Ч  cd  м
-'40
cd  Cu
С  с
 zj 	ГО 	L- 	1
 О  “и  §  у
 и  5  -  2
 о?
 §
 О-
 8  н
 5  I
 X  S
 Н  cd
<D  4
СО  О.
 о  cd
U  С
 о? 	cd
 I
 ü«  й
 О 	О
 * 	fc 	Е
 itî 	X 	^
 S 	Ü 	в
 g 	I 	*
 ffi 	о. 	I
 о 	cd 	g
 U 	С 	а,
 2  i*s
а.  g
 rrt  *
 "  2
cd
 S  X
X  ,
Е-  <U
о  H
 s  *
 О  u
 u
 3
 §  §2
 Ю  X
„ 	Cd 	о
 (D 	Ы 	-
 iss
 lcd 	^
 toi
R 	td 	^
 S  ffl
 C3
 u  e
 «
 0Ç
 4
 О
 а-
 s  s
 g  S
 *  i
 H  cd
 о  4
m  а.
о  cd
U  E
 S
 S
 *  £
 s
 о
 Я
 r-
 (N
 О
 00
 os
 (N
 Tf
 О
 ^r
 X3
 >>
 (D
 I«
 c  §>
 00
 (D
 С
 С  CD
 •sa
 kW  ТЭ
 00
 40
 40
 ur>
 тГ
 Г-
 40
 СП
 '^t
 40
 ^r
 £  .£
3  S2
=  D
 <N
 Г-
 40
 ^r
 576

’ьЬ
 3
 тз
 'S
 о
 с
 fe
 Uw
 с/э
 (ü
 Q  К
 Он
 о
 J2
 о
 Он
 о
 -Q
 о,
 cd
 Sf
 §
 о  ^  с
 E  ü  8
<5  .2  -2
 £  л  е
 <D
 тз
с
 cd
 <D
 X)
 cd
 u>
 (D
 С
 <D
 !>
 о
 <и
 (D
 с
 ё  >
 JJ
 с
 о
 ад  сл
 3
 с/з
 cd  1—1
 о
 О
 Он
 Ё  X
 «  cd
<ü  ’Z3
 J-H  С
2 	Ö 	«-
 C 	d
 <D 	О 	+3
 ад 	M 	ел
 •§  s
£  ^
 X)  •  £
О  cd
 г  ё
 .b  3
>  о
 00  <D
 •jz  a
 C/3
 X  g
О  §
Z  о
 X
 о
 г
 <и
 с
 с
 о
 С/3
 S-N
 <ü
 Он
 (D
 JJ
 3
 1-н
 С/3
 о
 '5
 £
 Ё
 s 	3 	■
 с* 	5 	cd
 5 	§ 	5
 §СЕ
g  Ё5§
 I 	* 	8 	-
 H 	S 	н 	cd
 6 	« 	3 	Й
 55 	о 	о 	я
 ° 	а 	а 	и
 ccS
 U
 *  со  л
 4 	я  О
 о  и
 Он  «  И
О  H  ^  (D
«  Я  *  «
 «  S  я  I
 5 	я  *  &
 я  ^  J2
 ^  S’  ^
 0Q  fi  о  Ш
 Я  с  £*  *
 U  CQ  С  я
 Он
 н
 о
 и
 cd
 §.
 и
 Я
 cd
 я
 G
 н
 <D
 со
 СО
 о
 о
 я
 я
 я
 H
 о
 (D
 н
 аз
 я
 о
 (U
 и
 S
 "  §  3
 |3  I
 §  È  S  g
s  4«  S
 5  1  1  «
 ü  ï  J  ч
 00 	0< 	У 	Q.
 оС«й
и  s  о  С
 о?
 W
 ч
 ч
 о
 о
 Он
 Он
 о
 о
 *
 »
 «
 я
 я
 я
 я
 н
 н
 О)
 о
 со
 n
 о
 о
 и
 и
 К  я
 w  я
 4 	я
о  я
 Он  cd
 *J
 Я  >Я
 5 	1
S  1
 о  Я
 г  \  ^
 U  х
 ч
 о
 Он
 §  S
 *  1
 я  S
 Н  cd
<L>  Ч
СО  Он
О  cd
 и  а
 и  а  л  я
 Он  cd  «  ^
 Й  «  55  К
Ü  1-4  CQ  НН
 о  )Я  О  >
Я  ü  Ч
 s  ч  о  2
о  о  д  3
 ^  Он  ^  S*
 я  о  -  Я
 Он  «  н  ^
 Н  Й  >  s
 X  н  “  X
 U
 a
 о
а
С
 à  §
 *1
 (D
 &’S
8  §
 Е
 р
 cd
 О  s
 о
 Tf
 40
 04
 40
 rf
 3
 to
 с
 cd
 Û
 «U
 тэ
 >%
 о
 OQ
 3
 Q
 с
 X
 <
 а>
 3
 а-
 о
 cd
 X
 <D
 тз
 ü
 £  >
 3
 cd
 <D
 OQ
 <D
 T3
 С
 о
 6
 ся
 с
 3
 73
 3
 о
 и
 и
 73
 3
 г-
 '^f
 00
 г-
 г-
 ^t
 <D
 73
 С/3
 <D  с/э
Он^:
.&  t;
ГЯ  3
J3  О
CU  и
 04
 04
 ^t
 577

Таблица  4  (окончание)
 о
 с
 ^  сл
■  ,  cd
 Ü  о
b  с
 g  <D
0>  сл
 j-.  (D
 Д?  О
 Q  ь
 Он
 о
 а
 н
 <L>
 X
 £
 я
 н
 <1>
 с
 О
 с
 о
 £
 сл
 £
 Ö
 о
 ^  (D
 js
 <L>  iS
 Л
 3  .2
 3
 О  cd
 о
 £  £
 2
 cd
 £
 <u
 ÖD
 cd
 X>
 o  0)
2  Ь
 с
 о
 со
 Uh
 <l>
 л  ^
 О  £з
 S  .2
 О  cd
 Z  £
 о  о
 II
 Х>
 о
 2
 о
 Он
 Х>
 о
 г
 к
 §
 КС
 « 	<и
 п 	н
 §н3! 	§
 A  s  cd
 к  «  Г
 5  §  I  g
 u  ûg  Р
g  §  в  «
и  s  §  5
 за
 о
 cd
 «
 о
 Он
 м
 <L>
 О
 я
 W
 ч
 о
 о
 >ï
 Он
 S
 о
 о.
 ы
 cd
 О
 Л
 Он
 X
 cd
 н
 à  g
cd  g
 с  о
 «  S  g
 o-  s  r
 ot
 5«
 °  Pg
 3  g
h  S
a  5  td  o
 О  A  4  O'
Й  ï  Л4
 « 	55
 "  cd  *"
 &S
 g  S  -
 s*
 E  ч  o
 Eh  S
 &  5
cû
 Oh  £
 H  g
 Oh 	F 	5 	°
 5 	° 	S3 	o- 	%
 U 	S 	S 	G 	§
 -g
 3
 .2
 Q
 3
 о
 PQ
 £
 jd
 13
 с
 *5  о
 cd
 xs
 ä  2
 <и
1—»
 PQ  О
 >>
 O
 3
 e2
 <ü
 •o
 o
 o
 »n
 40
 <N
 ^T
 £
 cd
 U
 x>
 £
 <  -O

Упоминания  об  образовании  в  эпитафиях
 S'
 а
 Й
 579

Таблица  5  (продолжение)
 580

Таблица  5  (окончание)
 си
 <L>
 Г3  И
 S  s
*8
 .2  о
 X)  00
 2:  а
 ад  ^
 cd  aj
£  to
«'§
 <и
 С  -g
 <ц  >
 ад  о
 сл  cd
 •§-a
 z  8
 ?■
 аЗ
 С/5
 ’S
 #о
 1-1
 <D
 Он
 о
 С/5
 о
 С
 ’ад
 cd
 о
 о
 £
 о
 <D
 я
 cd
 ад
 cd
 Я
 С
 <L>
 с
 тз
 Wh
 3
 >
 Wh
 о.
 О
 (U
 сх
 (D
 О*
 <L>
 'S
1-1
О
с/з
^  «
,i_»  Ui
 «  ts
JH  ‘3
•S  £
 ад.is
cd  л
^  cd
 <L>
 Cu
 о
 cd
 П
 Cu
 cd
 G
 «
 О
 QQ
 <
 CU
 H
 Л
 s
 о
 я
 cd
 н
 я
 <D
 2
 cd
 Ч
 О-
 cd
 С
 «
 я
 я
 н
 <D
 05
 СО
 о
 о
 и
 О.
 §
 Cu
 s
 «
 я
 X
 e 	*
 cL  g
<3 	я
 С 	PO
 (U  «
»&g
К 	4
 К 	« 	Cd
 О 	3 	С
 O, 	Oû 	3S
 §  &1
» 	c 	*
 S 	5 	S
 Я 	H
 H 	(U 	o
 <D 	H 	Ct
 СО 	X 	<D
 O 	ü 	4
 U 	S 	U
 4
 Oh
 cd
 w
 4
 o
 а
 o
 «
 я
 H  <D
 Й  ^
OQ  Я
 O  (ü
 U  S
 <U
 а
 с
 ч  g
 ä  =
о  ü
 s  1
я  о-
 =  л
H  С
g  g
O  S
U  S
 o
 o<
 o
 cd
 П
 О,
 cd
 С
 0Q
 0?
 Ч
 О
 о-
 о
 «
 «
 Я
 я
 н
 о
 <и
 н
 со
 я
 о
 о
 и
 2
 a
 o
 а
 с
 &
 Я  ^
 я  S
 H
 (D  2
05  S
O  O
 и  ч:
 o,
 I
 я
 <L>
 s
 cd
 со
 «
 o
 CL  I
 5§
 U  §
 2  o
 2  S*
 *’3
 ej  S
о  я
eu  «
 S  3
 и  о
си
К  я
 s  «
 я  2
 H  H
ü  cd
ffl  c?
 O  Cd
 u  c:
 p 	(U
 *-* 	J-l
 fc* 	o
 3 	« 	C/5
 üût
o 	ri 	cd
 О  ’S  eu
•°  -ü  ü
 O 	i'B
 ' 	,  cd 	r/5
 « 	cd 	«
 v<u  ^  •-
’-2 	й 	C
 C 	ü 	s
 О 	C  ~
 •-* 	о 	c
 i—l 	ад  «D
 o*
 o
 CT
 o
 3
 CT
 o
 u
 3
 c
 .s
 <5  ü
 s  s
 -O  £
 \п  ад
Й  2
.s  .s
 J-н  СЛ
 о  я  м
 •2  5«
ад  Z3
cd  с  o
^  <u  ^
4  ÜTD
 3
 jû
 ’ад
 а-
 C/5
 3
 о
 J3
 Н
 Uh
 с
 о
 К
 3
 ад
 с
 cd
 О
 о
 0Q
 з
 Q
 а
 з
 су
 о
 cd
 DQ
 Щ
 чо
 г-
 40
 оо
 ON
 СО
 м-
 *“Ч
 1—1
 WO
 TJ-
 ON
 СО
 ON
 wo
 wo

СПИСОК  СОКРАЩЕНИЙ
 СВ
 Средние  века
 AN
 Archives  Nationale  de  France
 Annales.  ESC.  -
 Annales.  Économies.  Sociétés.  Civilisations
 ВЕС
 Bibliothèque  de  l’Ecole  des  chartes
 BNF
 Bibliothèque  Nationale  de  France
 JCF
 Journal  de  Clément  de  Fauquembergue
 JNB
 Journal  de  Nicolas  de  Baye
 NRHDFE
 Nouvelles  revue  historique  de  droit  français  et  étrangers
 ORF
 Ordonnances  des  rois  de  France  de  la  troisième  race
 RH
 Revue  historique
 RHDFE
 Revue  historique  de  droit  français  et  étrangers

ИСТОЧНИКИ  И  ЛИТЕРАТУРА
 АРХИВНЫЕ  ИСТОЧНИКИ
 НАЦИОНАЛЬНЫЕ  АРХИВЫ  ФРАНЦИИ
(Archives  Nationales  de  France)
 Série  U  -  Extraits,  copies  et  mémoires  intéressant  diverses  juridictions,  procédures  et
pièces  déposées  aux  greffes
 U  424  Notes  historiques  extraites  des  registres  du  Parlement  (1364-1643).
 U  446  Recueil,  en  partie  original,  d’ordonnances  et  de  règlements  enregistrés  au  Parlement
de  Paris.  1325-1557.
 U  493-574  Tables  de  la  collection  Jean  Le  Nain.  Début  XVIIIe  s.  Tables  méthodique
des  matières.
 U  495  Avocats  et  procureurs  généraux.
 U  497  Conseilliers.
 U  499  Greffiers  et  huissiers.
 U  501  Maîtres  des  requêtes,  avocats  du  Roi,  greffiers,  huissiers  et  procureures  du
Roi  aux  Requêtes  de  l’Hôtel.
 U  502  Premiers  présidents,  présidents  des  Enquêtes.
 U  507  L’Etablissements  du  Parlement,  ses  translations,  créations  de  Chambres,
créations  et  suppréssions  d’offices.
 U  508  Autorité  du  Parlement.
 U  509  Parlement  de  Paris.
 U  511  Cérémonies  auxquelles  le  Parlement  a  assisté.
 U  514  Gages  du  Parlement.
 U  516  Remonstrances  du  Parlement  au  Roi:  table  chronologique  et  table
méthodique.
 U  540  Chambre  des  comptes.
 U  562  Officiers  du  Parlement.
 U  570  Rangs  et  préséances.
 U  2014-2016  Collection  Jean  Le  Nain.  Extraits  des  registres  du  Parlement  de  Paris.Conseil
et  plaidoiries.
 U  2018,  2021,  2024  Collection  Jean  Le  Nain.  Extraits  des  Registres  du  Conseil  du
Parlement.
 U  2224-2225  Collection  Jean  Le  Nain.  Extraits  des  Registres  du  Parlement  de  Poitiers
(1418-1436).
 Série  X  -  Parlement  de  Paris.
 Xla  Parlement  civil.
 Xla  8602-8606.  Lettres  patentes  et  ordonnances:  actes  royaux  et  autres  enregistrés  par  le
Parlement.
 Xla  9317  Lettres  originales  des  rois  de  France  et  autres  personnages  au  Parlement.
 Xla  9807.  Testaments  enregistrés  au  Parlement  de  Paris  et  executions  testamentaires.
 583

НАЦИОНАЛЬНАЯ  БИБЛИОТЕКА  ФРАНЦИИ.
ОТДЕЛ  РУКОПИСЕЙ
(Bibliothèque  Nationale  de  France.  Département  des  manuscrits)
 Mss.  Fr.  4139  Anoblissements  enregistrés  à  la  Chambre  des  comptes.
 Mss.  Fr.  4317  Recueil  de  copies  de  pièces  portant  pour  titre  «Cérémonies  observées  aux
enterrements  des  rois,  princes  et  grands».
 Mss.  Fr.  18234-18235  Extraits  des  registres  des  Requestes  de  l’Hôtel.
 Mss.  Fr.  23679  Registres  des  Requêtes  de  l’Hôtel  (1393-1403).
 Mss.  Fr.  32014  Anoblissements  à  la  Chambre  des  comptes.
 Mss.  Fr.  32016  Anoblissements,  légitimations  enregistrés  à  la  Chambre  des  comptes.
 Mss.  Latin  18345  Dom  Carpentier.  Anoblissements  et  généalogies  tirés  du  Trésor  des
Chartes  et  de  la  Chambre  des  comptes.  1308-1499.
 Nouv.  acq.  lat.  184  Extraits  des  Archives  de  la  Chambre  des  Comptes  et  de  celles  du
Parlement.
 Collection  Clairambault.  1  (782)  Extraits  des  mémoriaux  de  la  Chambre  des  comptes  de
Paris  (1300-1662).
 Collection  Clairambault.  43  (823).  Mémoire  historique  et  diplomatique,  avec  pièces,
annexes,  concernant  l’origine  et  les  fonctions  du  grand  Chancelier  de  France.
 Collection  Moreau.  1161-1162.  Copies  de  testaments  enregistrés  au  Parlement.
 БИБЛИОТЕКА  СВ.  ЖЕНЕВЬЕВЫ
(Bibliothèque  de  Sainte-Geneviève)
 Mss  368.  Recueil  de  bulles  et  de  chartes  établissant  ou  confirmant  de  collège,  les  droits,
attributions  et  privilèges  des  notaires  et  secrétaires  du  roi,  1350-1465.
 ОПУБЛИКОВАННЫЕ  ИСТОЧНИКИ
 Аристотель.  Политика.  Афинская  полития.  М.,  1997.
 Гоббс  Т.  Левиафан.  М.,  2001.
 Жан  Жерсон  -  Жану  Майори,  наставнику  дофина  Людовика  /  Пер.  и  коммент.  С.К.  Ца-
туровой  //  Антология  педагогической  мысли  христианского  Средневековья.
В  двух  томах.  Т.  2.  Мир  преломился  в  книге.  М.,  1994.  С.  230-232.
 Коммин  Филипп  де.  Мемуары.  М.,  1986.
 Макиавелли  Никколо.  Государь.  М.,  1997.
 Монтень,  Мишель  де.  Опыты:  в  2-х  т.  М.,  1996.
 «Обвинительное  заключение  в  отношении  Робера  Ле  Кока,  епископа  Ланского»  /  Пер.
и  коммент.  С.К.  Цатуровой  //  Право  в  средневековом  мире.  М.,  1996.  С.  234-269.
 Ришелье  А.-Ж.  дю  Плесси,  кардинал-герцог  де.  Политическое  завещание,  или  Прин¬
ципы  управления  государством.  М.,  2008.
 Actes  du  Parlement  de  Paris.  1254-1328  /  Éd.  M.E.  Boutaric:  2  vols.  P.,  1863-1866.
 Actes  du  Parlement  de  Paris.  Série  2.  1328-1350  /  Éd.  H.  Furgeot  et  J.-P.  Laurent:  3  vols.
P.,  1920-1975.
 Advis  à  Isabeau  de  Bavière  (anonyme)  /  Éd.  E.  Deprez,  préface  A.  Vallet  de  Viriville  //
BEC.  1866.  T.  XXVII.  P.  128-157.
 Ancelme  (père).  Le  Palais  de  l’Honneur.  P.,  1664.
 Archives  Nationales.  Documents  du  Minutier  central  des  notaires  de  Paris.  Histoire  de  l’art
au  XVIe  siècle  (1540-1600).  T.  2.  P.,  1986.
 Astesan  Antoine.  Poëme  latine  écrit  en  1451  //  Le  Roux  de  Lincy  A.  et  Tisserand  L.-M.
Paris  et  ses  historiens  aux  XIV  et  XV  siècle.  P.,  1864.  P.  528-577.
 584

Basin  Thomas.  Histoire  de  Charles  VII  /  Éd.  et  trad.  Ch.  Samaran:  2  vols.  P.,  1933-1944.
Basin  Thomas.  Histoire  de  Louis  XI  /  Éd.  et  trad.  Ch.  Samaran:  3  vols.  P.,  1963-1972.
Baude  Henri.  Eloge  ou  portrait  de  Charles  VII  //  Chartier  J.  Chroniques.  T.  3.  P.  130-140.
Baye  Nicolas  de.  Journal  de  Nicolas  de  Baye,  greffier  de  Parlement  de  Paris.  1400-1417  /
Éd.  A.  Tuetey:  2  vols.  P.,  1885,  1888.
 Beaumanoir  Philippe  de  Rémi  de.  Coutumes  de  Clermont  en  Beauvaisis.  Publ.  A.  Salmon:
2  vols.  Р.,  1899-1900.
 Besse  G.  Recueil  de  diverses  pièces  servant  à  l’histoire  du  roi  Charles  VI.  P.,  1660.
Bouchot  H.  Inventaire  des  dessins  exécutés  pour  Roger  de  Gaignières:  2  vols.  P.,  1891.
Bouvier  Gilles  le,  dit  le  Héraut  Berry.  Les  chroniques  du  roi  Charles  VII  /  Éd.  H.  Courteault
et  L.  Celier.  Р.,  1979.
 Cazelles  R.  Lettres  closes.  Lettres  «De  par  le  Roy»  de  Philippe  de  Valois.  P.,  1958.
 Les  Chambres  des  comptes  en  France  aux  XIVe  et  XVe  siècles  /  Textes  et  documents  reunis
par  Ph.  Contamine  et  O.  Mattéoni.  P.,  1998.
 Chartier  Alain.  Le  Quadrilogue  invectif  /  Éd.  E.  Droz.  P.,  1950.
 Chartier  Jean.  Chronique  de  Charles  VII,  roi  de  France  /  Publ.  Vallet  de  Viriville:  3  vols.
P.,  1858.
 Chronique  des  règnes  de  Jean  II  et  de  Charles  V  /  Éd.  R.  Delachenal:  4  vols.  P.,  1917—
1920.
 Chronique  latine  de  Guillaume  de  Nantis  de  1113  à  1300  avec  les  continuations  de  cette
chronique  de  1300  à  1368:  Nouv  /  Ed.  2  vols.  N.Y.;  L.,  1965.
 Chronique  normande  du  XIV  siècle  /  Éd.  A.  et  E.  Molinier.  P.,  1882.
 Complainte  sur  la  bataille  de  Poitiers  /  Éd.  Ch.  de  Beaurepaire  //  BEC.  1851.  T.  2.  P.  257-
263.
 Contamine  Ph.  «An  officiarii  regis  sint  multiplicandi».  Une  réflection  scolastique  sur  la
nature  et  les  limites  de  la  puissance  du  roi  de  France  à  la  fin  du  Moyen  Age,  à  propos
des  officiers  de  la  Chambre  des  comptes  //  Les  Chambres  des  comptes.  P.  19-28.
Cosneau  E.  Les  grands  traités  de  la  guerre  de  Cent  Ans.  P.,  1889.
 Courtecuisse  Jean.  L’Oeuvre  oratoire  française  /  Éd.  G.  Di  Stefano.  Turin,  1969.
 CovilleA.  L’Ordonnance  Cabochienne  (26-27  mai  1413).  P.,  1891.
 Débats  et  appointements  //  «L’Honneur  de  la  couronne  de  France»:  Quatre  libelles  contre
les  Anglais  (vers  1418-vers  1429)  /  Éd.  N.  Pons.  P.,  1990.  P.  23-82.
 Delaborde  H.  F.  Le  texte  primitif  des  Enseignements  de  Saint-Louis  à  son  fils  //  BEC.
 1912.  T.  LXXIII.  Liv.  1-2.  P.  73-100;  Liv.  3-4.  P.  237-262;  Liv.  5-6.  P.  502-504.
Delachenal  R.  Journal  des  états  réunis  à  Paris  au  mois  d’octobre  1356  //  NRHDFE.  1900.
 Année  24.  P.  415-465.
 Delisle  L.  Mandements  et  actes  divers  de  Charles  V.  P.,  1874.
 Diverrès  A.  La  Chronique  métrique  attribuée  à  Geoffroy  de  Paris.  Strasbourg,  1956.
Douët-d’Arcq  L.  Choix  de  pièces  inédits  relatives  au  règne  de  Charles  VI:  2  vols.  Р.,  1863—
1864.
 Douët-d’Arcq  L.  Document  inédit  sur  l’assassinat  de  Louis,  duc  d’Orléans  (23  novembre
1497)  //Annuaire-Bulletin  de  la  SHF.  1864.  Pt  2.  P.  6-26.
 Du  Clercq  Jacques.  Mémoires  //  Buchon  J.  Choix  de  chroniques  et  mémoires  sur  l’histoire
de  France.  Orléans,  1875.  T.  8.
 Epitaphier  du  vieux  Paris.  Recueil  général  des  inscriptions  funéraires  des  eglises,  couvents,
collèges,  hospices,  cimetiers  et  charniers  depuis  le  Moyen  Âge  jusqu’à  la  fin  du  XVIIe
siècle  /  Éd.  E.  Raunié,  M.  Prinet,  A.  Lesort,  H.  Verlet:  12  vols.  P.,  1890-1918;  1974-
1999  (Histoire  général  de  Paris).
 T.  I:  Saint-André-des  Arcs  -  Saint-Benoît.  N  1-524  (1890).
 T.  II:  Bernardins  -  Charonnes.  N  525-980  (1893).
 T.  III:  Chartreux  -  Saint-Etienne-du-Mont.  N  981-1511  (1901).
 T.  IV:  Saint-Eustache  -  Sainte-Geneviève-la-Petite.  N  1512-2053  (1918).
 585

T.  V:  Part  1.  Saint-Germain-ГAuxerrois.  N  2054-2243  (1974).
 T.  V:  Part  2.  Saint-Germain-des  Près  -  Incurables.  N  2244-2591  (1985).
 T.  VI:  Les  Saints-Innocents.  N  2592-3119  (1989).
 T.  VII:  Jacobins-Saint-Dominique  -  Saint-Julien-le-Pauvre.  N  3120-3637  (1994).
 T.  VIII:  Saint-Landry  -  Le  Merci.  N  3638-3956  (1996).
 T.  IX:  Saint-Merry  -  Saint-Nicolas-du  Louvre.  N  3957^4447  (1997).
 T.  X:  Cathédrale  Notre-Dame.  N  4448-4849  (1995).
 T.  XI:  Noviciat  des  jesuites  -  Saint-Sauveur.  N  4850-5344  (1998).
 T.  XII:  Saint-Sépulcre  -  Saint-Yves.  N  5345-5915  (1999).
 D’Escouchy,  Mathieu.  Chronique  /  Éd.  G.  Du  Fresne  de  Beaucourt.  3  vols.  P.,  1863-1864.
Etablissement  de  Saint-Louis  /  Publ.  P.  Vollet:  4  vols.  P.,  1881-1886.
 Fagniez  G.  Fragment  d’un  répertoire  de  jurisprudence  parisienne  au  XVe  siècle  //  Mémoires
de  la  S.  H.  P.  1890.  T.  17.  P.  1-94.
 Fauquembergue  Clément  de.  Journal  de  Clément  de  Fauquembergue,  greffier  de  Parlement
de  Paris.  1417-1435  /  Éd.  A.  Tuetey:  3  vols.  P.,  1903-1915.
 Le  Formulaire  d’Odart  Morchesne  dans  la  version  du  mss  BNF  fr.  5024  /  Éd.  O.  Guyotjeannin
et  S.  Lusignan.  P.,  2005.
 Foulechat  Denis.  Tyrans,  princes  et  prêtres  (Jean  de  Salisbury.  Policratique.  Livre  IV  et
VIII)  /  Éd.  Ch.  Brucker.  Montréal,  1987  (Le  Moyen  français:  Revue  d’Études  linguis¬
tiques.  N  21).
 Froissart  Jean.  Œuvres  (chronigues)  /  Éd.  M.  Kervyn  de  Lettenhove:  25  vols.  Osnabrück,
 1964.
 Gerson  Jean.  Oeuvres  complètes/Ed.  P.  Glorieux:  lOvols.P.,  1960-1975.  Vol.  7:L’oeuvres
françaises:  2  part  (P.,  1968).
 Godefroy  Th.  et  D.  Le  Cérémonial  François:  2  vols.  P.,  1649.
 Les  Grandes  Chroniques  de  France  /  Éd.  J.  Viard:  9  vols.  P.,  1920-1953.
 Guenée  B.,  LehouxF.  Les  entrées  royales  françaises  de  1328  à  1515.  P.,  1968.
 Guillebert  de  Metz.  Description  de  la  Ville  de  Paris  sous  Charles  VI  (1407-1434)  //  Le
Roux  de  Lincy  A.  et  Tisserand  L.-M.  Paris  et  ses  historiens  aux  XIV  et  XV  siècle.  P.,
1864.  P.  131-236.
 «L’Honneur  de  la  couronne  de  France»:  Quatre  libelles  contre  les  Anglais  (vers  1418  —
vers  1429)  /  Éd.  N.  Pons.  P.,  1990.
 Jackson  R.A.  The  Traité  du  sacre  de  Jean  Golein  //  Proceeding  of  the  American  Philosophi¬
cal  Society.  1969.  Vol.  113,  N  4.  P.  305-324.
 Jandun  Jean  de.  Tractatus  de  laudibus  Parisius  //  Le  Roux  de  Lincy  A.  et  Tisserand  L.-M.
 Paris  et  ses  historiens  aux  XIV  et  XV  siècle.  P.,  1864.  P.  32-79.
 Journal  d’un  bourgeois  de  Paris  de  1405  à  1449  /  Éd  C.  Beaune.  P.,  1990.
 Jusselin  M.  Remonstrances  du  Parlement  au  roi  sur  la  situation  de  l’Eglise  de  France
(1430  a.  st.)  //  BEC.  1913.  T  74.  P.  516-524.
 Juvénal  des  Ursins  Jean.  Chroniques  //  Michaud  J.-Fr.  et  Poujoulat  J.J.  Fr.  Nouvelle  col¬
lection  des  mémoires  relatives  à  l’histoire  de  France.  Р.,  1881.  T.  2.
 Juvénal  des  Ursins  Jean.  Écrits  politiques  /  Éd.  P.S.  Lewis:  2  vols.  P.,  1978,  1985.
 La  Loupe  Vincent  de.  Des  dignitez,  magistrats  et  offices  du  Royaume  de  France.  P.,  1553.
Langlois  Ch.  Doléances  recueillis  par  les  enquêteurs  de  Saint  Louis  //  RH.  1906.  T.  92.
 P.  1-41;  T.  100.  P.  63-95.
 Langlois  Ch.-V.  Textes  relatifs  à  l’histoire  du  Parlement  depuis  les  origines  jusqu’en  1314.
P.,  1888.
 Langlois  M.  et  Lanhers  Y.  Confessions  et  jugements  de  criminels  au  Parlement  de  Paris
(1319-1350).  P.,  1971.
 La  Roche-Flavin  Bernard  de.  Treize  livres  des  Parlements  de  France.  Genève,  1621.
 Le  Coq  Jean.  Questiones  Johannis  Galli  /  Éd.  M.  Boulet.  P.,  1944.
 Le  Fevre  de  Saint-Remy  Jean.  Chronique  /  Publ.  par  F.  Morand:  2  vols.  P.,  1876-1881.
 586

Legrand  Jacques.  Un  sermon  français  inédit  /  Éd.  E.  Beltran//  Romania.  1972.  T.  93,
N  371-372.  P.  460-478.
 Le  Roux  de  Lincy  A.  Recueil  des  chants  historiques  français:  2  vols.  P.,  1847.
 Lettres  de  Louis  XI,  Roi  de  France  /  Éd.  E.  Charavay  et  J.  Vaesen.  11  vols.  P.,  1890—
1909.
 Li  Livre  de  jostice  et  de  plet  /  Publ.  d’après  le  manuscrit  antique  de  la  Bibliothèque
Nationale  par  Rapetti.  P.,  1850.
 Longnons  A.  Paris  pendant  la  domination  anglaise  (1420-1436):  Documents  extraits  des
registres  de  la  chancellerie  de  France.  P.,  1878.
 Loyseau  Charles.  Les  Oeuvres.  Lyon,  1701.
 Martial  de  Paris  dit  d'Auvergne.  Les  vigiles  de  Charles  VII  et  ses  Poésies  /  Éd.  Coustelier:
2  vols.  P.,  1724.
 Masselin  Jean.  Journal  des  États  Généraux  de  France  tenus  à  Tours  en  1484  sous  le  règne
de  Charles  VIII,  rédigé  en  latin  par  Jehan  Masselin,  député  du  bailliage  de  Rouen  /  Éd.
A.  Bemier.  P.,  1835.
 Maupoint  Jean  de.  Journal  parisien  de...  prieur  de  Sainte-Catherine-de-la-Couture  (1437—
1469)  /  Publ.  G.  Fagniez  //  Mémoires  de  la  S.  H.  P.  1877.  T.  IV.  P.,  1878.  P.  1-141.
 Mézières  Philippe  de.  Le  Songe  du  viel  pèlerin  /  Ed.  G.W.  Coopland:  2  vols.  Cambridge,
1969.
 Monstrelet  Enguerrand  de.  Chronique  /  Éd.  L.  Douet-d’Arcq:  6  vols.  Р.,  1857-1862.
 Moranvillé  H.  Remonstrances  de  l’Université  et  de  la  Ville  de  Paris  à  Charles  VI  sur  le
gouvernement  du  royaume  //  BEC.  1890.  T.  51.  P.  420-442.
 Ordonnances  des  rois  de  France  de  la  troisième  race,  recueillis  par  ordre  chronologique:
22  vols  /  Éd.  E.J.  de  Laurière,  D.-Fr.  Secousse,  L.-G.  de  Vilevault,  L.G.  de  Brequigny,
E.  Pastoret,  J.  M.  Pardessus.  P.,  1723-1849.
 Oresme,  Nicole.  Le  Livre  de  Politique  d’Aristote  /  Publ.  A.D.  Menut.  Philadelphia,  1970
(American  Philosophical  society.  Transactions.  Vol.  60,  pt  VI).
 Perceval  de  Cagny.  Chronique  /  Éd.  H.  Moranvillé.  P.,  1902.
 Pisan  Christine  de.  Le  Livre  des  faits  et  bonnes  moeures  du  roi  Charles  V  le  Sage  /  Éd.
S.  Solente:  2  vols.  P.,  1936-1940.
 Pisan  Christine  de.  The  «Livre  de  la  paix»  of  Christine  de  Pisan  /  Ed.  Ch.C.  Willard.
S.-Gravenhage,  1958.
 Pisan  Christine  de.  Le  livre  du  corps  de  policie  /  Éd.  A.J.  Kennedy.  P.,  1998.
 Rapport  à  Philippe  VI  sur  l’état  de  ses  finances  /  Éd.  H.  Moranvillé  //  BEC.  1887.  T.  48.
P.  380-395.
 Rapport  au  Grand  Conseil  de  Louis  XI  sur  les  abus  et  les  scandales  de  la  Cour  des  Aides
de  1468  //  BEC.  1848-1849.  T.  5.  P.  60-66.
 Recueil  général  des  anciennes  lois  françaises,  depuis  l’an  420  jusqu’à  la  révolution  de
1789  /  Éd.  A.J.  Jourdain,  Decursy  et  F.A.  Isambert:  29  vols.  P.,  1821-1833.
 Registres  du  Trésor  des  chartes.  T.  1:  Règne  de  Philippe  le  Bel  (1300-1314).  Inventaire
analytique  /  Éd.  J.  Glénisson  et  J.  Guerout.  Sous  la  dir.  R.  Fawtier.  P.,  1958;  T.  2:
Règnes  des  fils  de  Philippe  le  Bel  (1314-1328)  /  Éd.  J.  Guerout  P.,  1966;  T.  3:  Règne
de  Philippe  de  Valois  (1328-1350).  Inventaire  analytique  /  Éd.  J.  Viard  revu  par
A.  Vallée:  3  vols.  P.,  1978-1984.
 Religieux  de  Saint-Denis.  Chronique  contenant  le  règne  de  Charles  VI  de  1380-1422  /  Éd.
L.F.  Bellaguet:  6  vols.  P.,  1839-1855.
 Ritter  G.  Extraits  du  Journal  du  Trésor  (1423-1424)  //  BEC.  1912.  T.  LXXIII.  L.  V-VI.
P.  470-489.
 Salmon  Pierre.  Les  Demandes  faites  par  le  roi  Charles  VI  touchant  son  état  et  le
gouvernement  de  sa  personne  avec  les  réponses  de  Pierre  Salmon,  son  secrétaire  et
familier  /  Publ.  G.-A.  Crapelet.  Р.,  1833.
 Songe  du  Vergier  /  Éd.  M.  Schnerb-Lièvre:  2  vols.  P.,  1982.
 587

Testaments  enregistrés  au  Parlement  de  Paris  sous  le  règne  de  Charles  VI  /  Textes  publiés
par  A.  Tuetey//  Mélanges  historiques.  Choix  de  documents.  P.,  1880.  T.  3.  P.  241-
704.
 Tillet  Jean  du.  Recueil  des  Roys  de  France,  leur  couronne  et  maison.  P.,  1607.
 Les  tombeaux  de  la  collection  Gaignières.  Dessins  d’archéologie  du  XVIIe  siècle  /  Éd.
J.  Adhémar,  G.  Dordor,  A.  Dufour,  C.  Moulin,  J.  Armingeat:  3  vols.  P.,  1974-1977
(Gazettes  des  Beaux-Arts.  N  84,  88,  90).
 Le  traité  de  Robert  de  Balsac  /  Contamine  Ph.  Un  traité  politique  inédit  de  la  fin  du  XVe
siècle  //  Contamine  Ph.  Des  pouvoir  en  France.  1300-1500.  P.,  1992.  P.  207-235.
 Troyes  Jean  de.  Les  Chroniques  //  J.Fr.  Michaud,  J.J.Fr.  Poujoulat.  Nouvelle  collection  des
chroniques...  P.,  1881.  T.  4.
 Valois  N.  Fragment  d’un  registre  du  Grand  Conseil  de  Charles  VII  (mai-juin  1455)  //
Annuaire-bulletin  de  la  S.  H.  F.,  1882.  P.,  1882.  P.  273-308;  1883.  P.,  1883.  P.  209-
 245.
 Viard  J.  Documents  parisiens  du  règne  de  Philippe  de  Valois  (1328-1350).  Extraits  des
registres  de  la  Chancellerie  de  France:  2  vols.  P.,  1899-1900.
 УКАЗАТЕЛИ  К  АРХИВАМ  И  СПРАВОЧНИКИ
 Dictionnaire  de  la  France  médiévale  /  Sous  la  dir.  de  M.  Balard.  P.,  2003.
 Du  Cange  C.  Glossarium  ad  scriptores  mediae  et  infimae  latinitatis.  P.,  1845.  T.  IV.
 Franklin  A.  Les  sources  de  l’histoire  de  France.  Р.,  1877.
 Langlois  M.  Parlement  de  Paris  //  Guide  des  recherches  dans  les  fonds  judiciaires  de
l’Ancien  Régime.  P.,  1958.
 Langlois  Ch.-V,  Stein  H.  Les  archives  de  l’histoire  de  France:  3  vols.  P.,  1891-1893.
 Leloir  M.  Dictionnaire  du  costume  et  de  ses  accessoires  des  armes  et  des  étoffes  des
origines  à  nos  jours.  P.,  1992.
 Lettres  reçues  et  envoyées  par  le  Parlement  de  Paris,  1376-1596.  Inventaire  analytique  /
Éd.  S.  Clément  et  M.  François.  P.,  1961.
 Stein  H.  Inventaire  analytique  des  ordonnances  enregistrées  du  Parlement  de  Paris  jusqu’à
la  mort  de  Louis  XI.  P.,  1908.
 Vilar-Berrogain  G.  Guide  des  recherches  dans  les  fonds  d’enregistrement  sous  l’Ancien
Régime.  P.,  1958.
 Vocabulaire  historique  du  Moyen  âge  /  Sous  la  dir.  de  Fr.-O.  Touati.  P.,  1995.
 ЛИТЕРАТУРА
 Арнаутова  Ю.Е.  От  memoria  к  «истории  памяти»  //  Одиссей.  Человек  в  истории:
 2003. 	М.,  2003.  С.  170-198.
 Арнаутова  Ю.Е.  Memoria:  «тотальный  социальный  феномен»  и  объект  исследова¬
ния  //  Образы  прошлого...  С.  19-37.
 Бенвенист  Э.  Словарь  индоевропейских  социальных  терминов.  М.,  1995.
 Берман  Г.  Дж.  Западная  традиция  права:  эпоха  формирования:  Пер.  с  англ.  М.,
1994.
 Бессилии  H.A.  Жан  Жувеналь  дез  Юрсен  -  историк  и  политический  деятель  Франции
XV  века:  Автореф.  дис.  ...  канд.  ист.  наук.  М.,  1993.
 Бессмертный  Ю.Л.  Другое  Средневековье,  другая  история  средневекового  рыцарства
(материалы  к  лекции)  //  Homo  Historicus:  К  80-летию  со  дня  рождения  Ю.Л.  Бес¬
смертного:  в  2-х  кн.  /  Отв.  ред.  А.О.  Чубарьян.  М.,  2003.  Т.  1.  С.  72-99.
 588

Блок  М.  Короли-чудотворцы:  Очерк  представлений  о  сверхъестественном  характере
королевской  власти,  распространенном  преимущественно  во  Франции  и  в  Анг¬
лии  /  Пер.  с  фр.  под  ред.  А  .Я.  Гуревича.  М.,  1998.
 Блок  М.  Феодальное  общество  /  Пер.  с  фр.  М.Ю.  Кожевниковой.  М.,  2003.
 Бойцов  М.А.  Величие  и  смирение.  Очерки  политического  символизма  в  средневеко¬
вой  Европе.  М.,  2009.
 Бурдъё  П.  Социология  политики:  Пер.  с  фр.  /  Сост.,  общ.  ред.  и  предисл.  H.A.  Шмат¬
ко.  СПб.,  М.,  1993.
 Бурдъё  П.  Социология  социального  пространства/  Пер.  с  фр.;  отв.  ред.  пер.
 H.A.  Шматко.  СПб.,  М.,  2007.
 В  своем  кругу.  Индивид  и  группа  на  Западе  и  Востоке  Европы  до  начала  Нового  вре¬
мени.  М.,  2003.
 Вебер  М.  Избранные  произведения.  М.,  1990.
 Вебер  М.  Протестантская  этика:  Сб.  ст.  М.,  1972. 	Ч.  1.
 Власть,  общество,  индивид  в  средневековой  Европе  /  Отв.  ред.  H.A.  Хачатурян;  сост.
 О.С.  Воскобойников.  М.,  2008.
 Время  -  История  -  Память:  историческое  сознание  в  пространстве  культуры  /  Под
ред.  Л.П.  Репиной.  М.,  2007.
 Геннеп  А.  ван.  Обряды  перехода.  М.,  2002.
 Данилевский  И.Н.  Повесть  временных  лет:  Герменевтические  основы  изучения  лето¬
писных  текстов.  М.,  2004.
 Двор  монарха  в  средневековой  Европе:  явление,  модель,  среда  /  Под  ред.  H.A.  Хача¬
турян.  М.;  СПб.,  2001.
 Десимон  Р.  Варфоломеевская  ночь  и  парижская 	«ритуальная 	революция» 	// 	Варфо¬
ломеевская  ночь:  Событие  и  споры:  Сб.  ст. 	/  Отв.  ред. 	П.Ю.  Уваров. 	М., 	2001.
 С.138-189.
 Дмитриева  О.В.  «Недостойный  представлять  достойнейшее  собрание»:  индивиду¬
альная  и  коллективная  идентификация  в  речах  спикеров  английского  парламен¬
та  //  Социальная  идентичность  средневекового  человека.  С.  193-212.
 Дюби  Ж.  Трехчастная  модель,  или  Представления  средневекового  общества  о  себе
самом.  М.,  2000.
 Европейское  дворянство  XVI-XVII  вв.  Границы  сословия  /  Отв.  ред.  В.А.  Ведюш-
кин.  М.,  1997.
 Искусство  власти:  Сб.  в  честь  проф.  H.A.  Хачатурян.  СПб.,  2007.
 Карке  Б.  «Non  erat  homo,  пес  bestia,  sed  imago».  Монументальная  пластика  при  дво¬
ре  короля  Франции  Филиппа  IV  и  ее  коммуникативные  особенности  //  Образы
власти  на  Западе,  в  Византии  и  на  Руси:  Средние  века.  Новое  время  /  Под  ред.
М.А.  Бойцова,  О.Г.  Эксле.  М.,  2008.  С.  150-201.
 Кириллова  Е.Н.  Корпорации  раннего  Нового  времени.  Ремесленники  и  торговцы
Реймса  в  XVI-XVII  вв.  М.,  2007.
 Копосов  Н.В.  Высшая  бюрократия  во  Франции  XVII  века.  М.,  1990.
 Konocoe  Н.Е.  Как  думают  историки.  М.,  2001.
 Копосов  Н.Е.  Хватит  убивать  кошек!  Критика  социальных  наук.  М.,  2005.
 Королевский  двор  в  политической  культуре  средневековой  Европы  /  Отв.  ред.
 H.A.  Хачатурян.  М.,  2004.
 Левинсон  К.А.  Чиновники  в  городах  Южной  Германии  XVI-XVII  вв.:  опыт  историче¬
ской  антропологии  бюрократии.  М.,  2000.
 Ле  Гофф  Ж.  Средние  века  Мишле  //  Ле  Гофф  Ж.  Другое  Средневековье:  Время,  труд
и  культура  Запада  /  Пер.  с  фр.  Под  ред.  В.А.  Бабинцева.  Екатеринбург,  2000.
С.13-35.
 Ле  Гофф  Ж.  Интеллектуалы  в  средние  века.  Долгопрудный,  1997.
 Ле  Гофф  Ж.  Людовик  IX  Святой.  М.,  2001.
 589

Ле  Гофф  Ж.  Является  ли  политическая  история  по-прежнему  становым  хребтом  ис¬
тории?  //  Ле  Гофф  Ж.  Средневековый  мир  воображаемого  /  Пер.  с  фр.  под  общ.
ред.  С.К.  Цатуровой.  М.,  2001.  С.  403^424.
 Ле  Руа  Лядюри  Э.  Неподвижная  история//  THESIS.  М.,  1993.  Т.  1,  вып.  2.  Весна.
С.  153-173.
 Люблинская  А.Д.  Французский  абсолютизм  в  первой  трети  XVII  в.  Л.,  1965.
 Малинин  Ю.П.  Общественно-политическая  мысль  позднесредневековой  Франции
XIV-XV  вв.  Л.,  2000.
 Малинин  Ю.П.  Патриотические  идеи  Алена  Шартье  и  итальянская  гуманистиче¬
ская  мысль  //  Культура  и  общество  Италии  накануне  нового  времени.  М.,  1993.
С.  215-230.
 Малинин  Ю.П.  «Средневековый»  дух  совета  //  Одиссей.  Человек  в  истории:  1992.  М.,
1994.  С.  176-192.
 Малинин  Ю.П.  Франция  в  эпоху  позднего  Средневековья:  Мат.  науч.  наследия  /  Сост.,
отв.  ред.  М.В.  Аникиев,  А.Ю.  Карачинский,  В.В.  Шишкин.  СПб.,  2008.
 Малое  В.Н.  Ж.-Б.  Кольбер.  Абсолютистская  бюрократия  и  французское  общество.
М.,  1991.
 Малое  В.Н.  Парламентская  Фронда:  Франция,  1643-1653.  М.,  2009.
 Малое  В.Н.  Три  этапа  и  два  пути  развития  французского  абсолютизма  //  Французский
ежегодник.  2005:  Абсолютизм  во  Франции:  К  100-летию  Б.Ф.  Поршнева  (  1905—
1972).  М.,  2005.  С.  86-128.
 Малявин  В.В.  Империя  ученых.  М.,  2007.
 Мерцалова  М.Н.  Костюм  разных  времен  и  народов.  М.,  1993.  Т.  1.
 Мунье  Р.  Убийство  Генриха  IV.  14  мая  1610  года.  СПб.,  2008.
 Образы  прошлого  и  коллективная  идентичность  в  Европе  до  начала  Нового  времени  /
Отв.  ред.  Л.П.  Репина.  М.,  2003.
 Польская  С.А.  Королевские  постцеремониальные  пиры  в  регламенте  церемонии
французского  королевского  двора  //  Двор  монарха  в  средневековой  Европе.
С.  235-242.
 Про  А.  Двенадцать  уроков  по  истории.  М.,  2000.
 Репина  Л.П.  «Второе  рождение»  и  новый  образ  интеллектуальной  истории  //  Истори¬
ческая  наука  на  рубеже  веков  /  Отв.  ред.  A.A.  Фурсенко.  М.,  2001.  С.  175-192.
 Репина  Л.П.  Интеллектуальная  история  на  рубеже  веков  //  Новая  и  новейшая  исто¬
рия.  2006.  №  1.С.  288-297.
 Репина  Л.П.  «Новая  историческая  наука»  и  социальная  история.  М.,  1998.
 Священное  тело  короля:  Ритуалы  и  мифология  власти  /  Отв.  ред.  H.A.  Хачатурян.  М.,
 2006.
 Словарь  средневековой  культуры  /  Под  ред.  А  .Я.  Гуревича.  М.,  2007.
 Согомонов  А.Ю.,  Уваров  П.Ю.  Парадоксы  вывихнутого  времени,  или  как  возникло
социальное  //Конструирование  социального.  Европа.  V-XV  вв.  /  Сост.  П.Ю.  Ува¬
ров,  И.В.  Дубровский.  М.,  2001.  С.  135-159.
 Социальная  идентичность  средневекового  человека  /  Отв.  ред.  A.A.  Сванидзе,
П.Ю.  Уваров.  М.,  2007.
 Тогоева  О.И.  «Истинная  правда».  Языки  средневекового  правосудия.  М.,  2006.
 Уваров  П.Ю.  Апокатастасис:  или  основной  инстинкт  историка  //  Историк  в  поиске.
Микро-  и  макроподходы  к  изучению  прошлого:  Докл.  и  выступл.  на  конф.  5-6
октября  1998  г.  М.,  1999.  С.  184-206.
 Уваров  П.Ю.  Интеллектуалы  и  интеллектуальный  труд  в  средневековом  городе  //  Го¬
род  в  средневековой  цивилизации  Западной  Европы.  Т.  2:  Жизнь  города  и  дея¬
тельность  горожан.  М.,  1996.  С.  221-263.
 Уваров  П.Ю.  Лучшие  люди  христианства,  лучшие  люди  королевства  //  Элита  и  этнос
Средневековья.  М.,  1995.  С.  206-212.
 590

Уваров  П.Ю.  Париж  XV  века:  события,  оценки,  мнения...  общественное  мнение?  //
Одиссей.  Человек  в  истории:  1993.  М.,  1994.  С.  175-193.
 Уваров  П.Ю.  Парижский  университет:  Европейский  универсализм,  местные  инте¬
ресы  и  идея  представительства  //  Город  в  средневековой  цивилизации  Западной
Европы.  М.,  2000.  Т.  4:  Extra  muros.  Город,  общество,  государство.  С.  51-65.
 Уваров  П.Ю.  Парижский  университет  и  городские  восстания  (к  вопросу  об  идеологи¬
ческих  функциях  средневековых  университетов)  //  Проблемы  идеологии  и  куль¬
туры  в  раннеклассовых  формациях:  Межвуз.  сб.  науч.  тр.  М.,  1986.  С.  62-86.
 Уваров  П.Ю.  Парижский  университет  и  местные  интересы  (конец  XIV  -  первая  поло¬
вина  XV  в.)  //  СВ.  М.,  1991.  Вып.  54.  С.  55-71.
 Уваров  П.Ю.  Социальные  именования  парижан  в  эпоху  Старого  порядка  //  Социаль¬
ная  идентичность  средневекового  человека...  С.  180-192.
 Уваров  П.Ю.  Старый  порядок  социальных  наименований  во  французских  нотариаль¬
ных  актах:  Нобилитет  и  нотабли  //  СВ.  М.,  2008.  Вып.  69  (1).  С.  56-67.
 Уваров  П.Ю.  Университеты  и  идея  европейской  общности  //  Европейский  альманах.
История.  Традиция.  Культура.  1993.  М.,  1993.  С.  115-123.
 Уваров  П.Ю.  Франция  XVI  в.:  Опыт  реконструкции  по  нотариальным  актам.  М.,
 2004.
 Уколова  В.И.  Империя  как  «смысл»  исторического  пространства:  попытка  политоло¬
гического  анализа,  обращенная  в  прошлое  //  Власть,  общество,  индивид  в  сред¬
невековой  Европе.  С.  20-33.
 Фавье  Ж.  Ангерран  де  Мариньи.  Советник  Филиппа  IV  Красивого  /  Пер.  с  фр.
 A.B.  Лентовской.  СПб.,  2003.
 Фавтье  Р.  Капетинги  и  Франция.  СПб.,  2001.
 Халъбвакс  М.  Социальные  рамки  памяти  /  Пер.  с  фр.  и  вступ.  ст.  С.Н.  Зенкина.  М.,
 2007.
 Хачатурян  H.A.  Авторитарный  и  коллективный  принцип  в  политической  эволюции
средневековой  государственности  //  Власть  и  политическая  культура  в  средневе¬
ковой  Европе.  М.,  1992.  С.  14-23.
 Хачатурян  H.A.  Аристотелевское  понятие  «гражданин»  в  комментариях  Н.  Орезма  и
социальная  реальность  во  Франции  XIII-XV  вв.  //  От  Средних  веков  к  Возрожде¬
нию:  Сб.  в  честь  проф.  Л.М.  Брагиной.  СПб.,  2003.  С.  19-35.
 Хачатурян  H.A.  Власть  и  общество  в  Западной  Европе  в  Средние  века.  М.,  2008.
 Хачатурян  H.A.  Возникновение  Генеральных  штатов  во  Франции.  М.,  1976.
 Хачатурян  H.A.  Достижения,  потери  и  перспективы  отечественной  медиевистики  (по
материалам  направления  политической  истории  западноевропейского  Средневе¬
ковья)  //  Бюллетень  Всероссийской  ассоциации  медиевистов  и  историков  ранне¬
го  Нового  времени.  1995.  №  6.  С.  5-10.
 Хачатурян  H.A.  Запретный  плод...,  или  Новая  жизнь  монаршего  двора  в  отечествен¬
ной  медиевистике  //  Двор  монарха  в  средневековой  Европе.  С.  5-30.
 Хачатурян  H.A.  Колесо  Фортуны.  Праздники  и  будни  монаршей  власти  //  Королев¬
ский  двор  в  политической  культуре  средневековой  Европы.  С.  5-12.
 Хачатурян  H.A.  Король-sacré  в  пространстве  взаимоотношений  духовной  и  светской
власти  в  средневековой  Европе  (морфология  понятия  власти)  //  Священное  тело
короля.  С.  19-28.
 Хачатурян  H.A.  Общественная  система  и  принцип  относительности.  К  вопросу  о  со¬
держании  концепт-явления  «феодализм»  //  СВ.  М.,  2007.  Вып.  68  (1).  С.  6-35.
 Хачатурян  H.A.  Политическая  и  государственная  история  Западного  Средневековья
в  контексте  структурного  анализа  //  СВ.  М.,  1992.  Вып.  54.  С.  5-22.
 Хачатурян  H.A.  Политическая  организация  средневекового  города  //  Город  в  средне¬
вековой  цивилизации  Западной  Европы  /  Под  ред.  A.A.  Сванидзе.  М.,  1999.  Т.  1.:
Феномен  средневекого  урбанизма.  С.  313-340.
 591

Хачатурян  H.A.  Сакральное  в  человеческом  сознании.  Загадки  и  поиски  реально¬
сти  //  Священное  тело  короля...  С.  5-16.
 Хачатурян  H.A.  Современная  историография  по  проблеме  королевской  власти  в  сред¬
невековом  обществе  //  СВ.  М.,  1995.  Вып.  58.  С.  144-149.
 Хачатурян  H.A.  Современная  медиевистика  России  в  контексте  мировой  историче¬
ской  науки  //  СВ.  М.,  2001.  Вып.  62.  С.  195-212.
 Хачатурян  H.A.  Сословная  монархия  во  Франции  XIII-XV  вв.  М.,  1989.
 Хачатурян  H.A.  Суверенитет,  закон  и  «вся  община»:  взаимодействие  и  дихотомия  вла¬
сти  и  общества  //  Власть,  общество,  индивид  в  средневековой  Европе.  С.  5-8.
 Хачатурян  H.A.  Феномен  корпоративизма//  Общности  и  человек  в  средневековом
мире.  М.;  Саратов,  1992.  С.  17-23.
 Хачатурян  H.A.  Эволюция  государства  в  средневековой  Европе  с  древнейших  вре¬
мен  до  конца  XV  в.  //  История  Европы.  М.,  1992.  Т.  2,  ч.  3.  С.  487-508.
 Хейзинга  Й.  Осень  Средневековья.  Исследование  форм  жизненного  уклада  и  форм
мышления  в  XIV  и  XV  веках  во  Франции  и  Нидерландах.  М.,  1988.
 Хюльзен-Эш  А.  фон.  Роль  памяти  в  становлении  сословия  юристов:  изобразительная
репрезентация  Джованни  да  Леньяно  /  Пер.  с  нем.  Н.Ф.  Сокольской  //  Одиссей.
Человек  в  истории:  2002.  М.,  2002.  С.  76-100.
 Цатурова  С.К.  Верховные  ведомства  и  лимиты  власти  короля  Франции  в  сфере  за¬
конодательства  в  XIV-XV  вв.  //  Власть,  общество,  индивид  в  средневековой  Ев¬
ропе.  С.152-175.
 Цатурова  С.К.  Длань  правосудия  в  инсигниях  королевской  власти  во  Франции  XIII-
 XV 	вв.  //  Анфологион.  Славяне  и  их  соседи.  Власть,  общество,  культура  в  сла¬
вянском  мире  в  Средние  века:  К  70-летию  Бориса  Николаевича  Флори.  М.,  2008.
Вып.  12.  С.  228-232.
 Цатурова  С.К.  «Дневник»  Никола  де  Бэ  -  клирика,  парламентского  чиновника,  граж¬
данина  //  Вестн.  Моск.  ун-та.  Сер.  8.  История.  1990.  №  5.  С.  68-77.
 Цатурова  С.К.  Жерсон  Жан  //  Православная  энциклопедия.  М.,  2008.  Т.  19.  С.  148—
150.
 Цатурова  С.К.  Идеальный  бальи:  мечта  Бомануара  в  контексте  эпохи  //  Historia  ani-
mata:  Сб.  ст.  М.,  2004.  Ч.  1.  С.  191-200.
 Цатурова  С.К.  Историческая  память  в  построении  самоидентификации  парламента¬
риев  во  Франции  XIV-XV  вв.  //  Социальная  идентичность  средневекового  чело¬
века.  С.  166-179.
 Цатурова  С.К.  Карл  Великий  и  «королевская  религия»  во  Франции  XIV-XV  вв.  //
Карл  Великий:  реалии  и  мифы  /  Под  ред.  A.A.  Сванидзе.  М.,  2001.  С.  189-209.
 Цатурова  С.К.  «Король  -  чиновник,  священная  особа  или  осел  на  троне?»:  Пред¬
ставления  об  обязанностях  короля  во  Франции  XIV-XV  вв.  //  Искусство  власти.
С.  99-131.
 Цатурова  С.К.  Король  Франции  и  его  чиновники  (Своеобразие  реализации  принципа
абсолютной  власти  Quod  principi  placuit)  //  Французский  ежегодник.  2005:  Абсо¬
лютизм  во  Франции:  К  100-летию  Б.Ф.  Поршнева.  М.,  2005.  С.  129-149.
 Цатурова  С.К.  «На  ком  платье  короля?».  Королевские  чиновники  в  торжественных
въездах  королей  в  Париж  (XIV-XV  вв.)  //  Королевский  двор  в  политической
культуре.  С.  216-248.
 Цатурова  С.К.  Отрада  сутяг  и  погибель  Франции:  адвокат  как  зеркало  французского
правосудия  в  XIV-XV  вв.  //  Право  в  средневековом  мире.  2008.  М.,  2008.  С.  68-88.
 Цатурова  С.К.  Офицеры  власти.  Парижский  Парламент  в  первой  трети  XV  в.  М.,
2002.
 Цатурова  С.К.  Право  чиновника  против  суверенного  права  короля  //  Право  в  сред¬
невековом  мире.  2007.  М.,  2007.  С.  107-121.
 592

Цатурова  С.К.  Священная  миссия  короля-судии,  ее  вершители  и  их  статус  во  Фран¬
ции  XIV-XV  вв.  //  Священное  тело  короля.  С.  78-95.
 Цатурова  С.К.  «Сеньоры  закона»:  К  проблеме  формирования  «параллельного  дво¬
рянства»  во  Франции  в  XIV-XV  вв.  //  СВ.  М.,  2003.  Вып.  64.  С.  50-88.
 Цатурова  С.К  Скандал  в  коридорах  власти  во  Франции  XIV  в.  //  Право  в  средневе¬
ковом  мире.  М.,  1996.  С.  221-269.
 Цатурова  С.К.  Судьи  и  правосудие  во  Франции  XV  века  глазами  Жана  Жувеналя,
королевского  адвоката  //  Диалог  со  временем:  Альманах  интеллектуальной  исто¬
рии.  М.,  2001.  Вып.  7.  С.  263-277.
 Цатурова  С.К.  Танги  дю  Шатель  и  успешный  заговор  чиновников  (рыцарь  на  службе
короне  Франции)  //  Человек  XV  столетия.  С.  159-180.
 Цатурова  С.К  Уроки  Жана  Жерсона  //  Долгое  Средневековье:  Сб.  в  честь  проф.
Аделаиды  Сванидзе.  М.,  2010.  С.  335-341.
 Человек  и  его  близкие  на  Западе  и  Востоке  Европы  (до  начала  нового  времени)  /  Под
общ.  ред.  Ю.Л.  Бессмертного,  Г.О.  Эксле.  М.,  2000.
 Человек  XV  столетия:  грани  идентичности  /  Под  ред.  A.A.  Сванидзе  и  В.А.  Ведюш-
кина.  М.,  2007.
 Черных  А.П.  Геральдика  и  право  в  трактате  Songe  du  vergier  //  Древнее  право.  1996.
№  1.  С.  221-238.
 Эксле  О.Г.  Действительность  и  знание:  очерки  социальной  истории  Средневековья  /
Пер.  с  нем.  и  предисл.  Ю.Е.  Арнаутовой.  М.,  2007.
 Эксле  О.Г.  Аристократия,  memoria  и  культурная  память  (на  примере  мемориальной
капеллы  Фуггеров  в  Аугсбурге)  //  Образы  прошлого...  С.  38-51.
 Элиас  Н.  Придворное  общество.  Исследования  по  социологии  короля  и  придворной
аристократии,  с  Введением:  Социология  и  история:  Пер.  с  нем.  М.,  2002.
 Artonne  A.  Le  Mouvement  de  1314  et  les  Chartes  provinciales  de  1315.  P.,  1912.
 AubertF.  Histoire  du  Parlement  de  Paris  de  l’origine  à  François  I.  T.  I:  Organisation.  Com¬
pétence  et  attributions.  P.,  1894.
 Aubert  F.  Les  huissiers  du  parlement  de  Paris,  1300-1420//  BEC.  1886.  XLVII,  N  4.
P.  370-393.
 Aubert  F.  Le  Parlement  de  Paris  de  Philippe  le  Bel  à  Charles  VII  (1314-1422):  2  vols.  P.,
1887-1890.
 Aubert  F.  Les  Requêtes  du  Palais  (XIIe-XVIe  siècle).  Style  de  Requêtes  du  Palais  au  XVe
siècle  //  BEC.  1908.  T.  69.  P.  581-642.
 Autrand  Fr.  Un  certain  sens  de  l’État  //  Vincennes  aux  origines  de  l’État  moderne:  Actes
du  colloque  scientifique  sur  «Les  Capétiens  au  Moyen  Âge».  P.,  1996.  P.  343-353.
 Autrand  Fr.  Charles  V  le  Sage.  P.,  1994.
 Autrand  Fr.  Charles  VI:  la  folie  du  Roi.  P.,  1986.
 Autrand  Fr.  Le  concept  de  souveraineté  dans  la  construction  de  l’État  en  France  (XIIIe-
XVe  siècle)  //  Axes  et  méthodes  de  l’histoire  politique  /  Sous  la  dir.  de  S.  Berstein  et
P.  Milza.  P.,  1998.  P.  149-162.
 Autrand  Fr.  Culture  et  mentalité.  Les  librairies  des  gens  du  Parlement  au  temps  de  Char¬
les  VI  //Annales.  ESC.  1974.  N  5.  P.  1219-1244.
 Autrand  Fr.  Les  dates,  la  mémoire  et  les  juges  //  Le  Métier  d’historien  au  Moyen  âge.  P.,
1977.  P.  157-182.
 Autrand  Fr.,  Barthélémy  D.,  Contamine  Ph.  L’espace  français:  histoire  politique  du  début
du  XIe  à  la  fin  du  XVe  siècle  //  L’Histoire  médiévale  en  France  Bilan  et  perspectives  /
Ed.  M.  Balard.  P.,  1991.  P.  101-125.
 Autrand  Fr.  La  force  de  l’âge:  jeunesse  et  vieillesse  au  service  de  l’État  en  France  aux  XIVe
et  XVe  siècles  //  Comptes  rendus  de  l’Académie  des  inscriptions  et  Belles-Lettres.
1985.  N3.  P.  206-220.
 20.  С.К.  Цатурова
 593

Autrand  Fr.  Géographie  administrative  et  propagande  politique,  le  rôle  des  assignation  du
Parlement  au  XIVe  et  XVe  siècle  //  Histoire  comparée  de  l’administration  (IV4XVIIIe
siècles):  Actes  du  XIV  Colloque  historique  franco-allemand  /  Publ.  par  W.  Paravicini
et  K.F.  Werner.  München,  1980.  P.  264-281.
 AutrandFr.  L’image  de  la  noblesse  en  France  à  la  fin  du  Moyen  âge:  Tradition  et  nouvauté  //
Compte  rendus  de  l’Académie  des  Inscriptions  et  Belles-Lettres.  1979.  P.  340-354.
 Autrand  Fr.  Mémoire  et  cérémonial:  la  visite  de  l’empereur  Charles  IV  à  Paris  en  1378
d’après  les  Grandes  Chroniques  de  France  et  Christine  de  Pisan  //  Une  femme  de
lettres  au  Moyen  âge.  Orléans,  1995.  P.  91-103.
 Autrand  Fr.  Naissance  d’un  grand  corps  de  l’État:  Les  gens  du  Parlement  de  Paris,  1345—
1454.  P.,  1981.
 Autrand  Fr.  Noblesse  ancienne  et  nouvelle  noblesse  dans  le  service  de  l’État  en  France.
Les  tensions  du  début  du  XVe  siècle  //  Gerarchie  economiche  e  gerarchie  sociali,  secoli
XIII-XVIII:  Atti  délia  Dodicesima  settimana  di  studi.  Pratto,  1992.  P.  611-632.
 Autrand  Fr.  Offices  et  officiers  royaux  en  France  sous  Charles  VI  //  RH.  1969.  T.  242,  N  2
(492).  P.  285-338.
 Autrand  Fr.  Pouvoir  et  société  en  France  (XIV-XV5  siècle).  P.,  1974.
 Autrand  Fr.  Le  règne  de  Charles  VI:  un  maivais  souvenir?  //  Saint-Denis  et  la  royauté.
P.  13-22.
 Autrand  Fr.  Rétablir  l’État:  l’année  1454  au  Parlement  //  Actes  du  104e  CNSS,  Bordeaux,
1979.  P.,  1980.  T.  1.  P.  7-23.
 Autrand  Fr.  Le  service  publique  //  La  France  médiévale  /  Sous  la  dir.  J.  Favier.  P.,  1983.
P.  284-303.
 Autrand  Fr.  Le  temps  des  professionnels  //  Histoire  de  la  fonction  publique  en  France.  T.  I:
Des  origines  au  XVe  siècle.  P.,  1993.  P.  363-443.
 Autrand  Fr.  Tous  parens,  amis  et  affins  //  Commerce,  finance  et  société  (XIe-XVIe  siècles):
Recueil  de  travaux  d’histoire  médiévale  offerts  à  Henri  Dubois.  P.,  1993.  P.  347-
357.
 Autrand  Fr.  et  Le  Maresquier  Y.-H.  Vie  sociale  et  municipale  de  Paris  aux  XIVe  et  XVe
siècles//  Franco-British  Studies.  The  Journal  of  the  British  Institute  in  Paris  1994.
N17.  P.  65-75.
 Baldwin  J.  W.  The  Government  of  Philippe  Auguste.  Foundations  of  French  Royal  Power  in
the  Middle  Ages.  Berkeley;  Los  Angeles;  L.,  1986.
 Barbey  J.  Être  roi:  Le  roi  et  son  gouvernement  en  France  de  Clovis  à  Louis  XVI.  Р.,
 1992.
 Bartier  J.  Légistes  et  gens  de  finances  au  XVe  siècles.  Les  conseillers  des  ducs  de  Bourgognes
Philippe  le  Bon  et  Charles  le  Téméraire.  Bruxelles,  1955.
 Batany  J.  Le  vocabulaire  des  catégories  sociales  chez  quelques  moralistes  français  //
Ordres  et  classes.  P.  59-72.
 Bautier  R.-FL.  Diplomatique  et  histoire  politique:  ce  que  la  critique  diplomatique  nous  ap¬
prend  sur  la  personnalité  de  Philippe  le  Bel  //  RH.  1978.  N  525.  P.  3-27.
 Bautier  R.-H.  Le  personnel  de  la  chancellerie  royale  sous  les  derniers  Capétiens  //
Prosopographie  et  genèse  de  l’État  moderne.  P.  91-115.
 Bayard  J.-P.,  Perrière  P.  Les  Rites  magiques  de  la  Royauté.  P.,  1998.
 Bayard  J.-P.  Sacres  et  couronnement  royaux.  P.,  1984.
 Beaune  С.  Costume  et  pouvoir  en  France  à  la  fin  du  Moyen  âge:  les  devises  royales  vers
1400  //  Revue  des  sciences  humaines.  1981.  N  183  (3).  P.  125-146.
 Beaune  С.  Mourir  noblement  à  la  fin  du  Moyen  âge  //  La  Mort  au  Moyen  âge.  Strasbourg,
1977.  P.  125-143.
 Bell  D.-M.  Étude  sur  le  «Songe  du  Viel  Pèlerin»  de  Philippe  de  Mézières  (1327-1405).
Genève,  1955.
 Blanchard  J.  Discours  sur  la  réformation  et  utopie  à  la  fin  du  Moyen  âge:  le  «Songe  du  Viel
Pèlerin»  de  Philippe  de  Mézières  (1389)  //  Studi  francesi.  Rivista  quadrimestrale.  Fon-
data  da  Franco  Simone.  Anno  XXXII.  Roma,  N  96.  1988.  P.  397-403.
 594

Blanchard  J.  Une  entrée  royale  //  Le  Temps  de  la  reflexion.  1984.  N  5.  P.  353-374.
 Bloch  J.-R.  L’Anoblissement  en  France  au  temps  de  François  1er.  Genève,  1934.
 Borreli  de  Serres  L.  Recherches  sur  divers  services  publics  du  XIII  au  XVII  siècle:  3  vols.
P.,  1895-1909.
 Bossuat  A.  Documents  inédits  sur  l’horloge  du  Palais  et  sur  ses  gouverneurs  au  XVe  siè¬
cle  //  Bulletin  de  la  S.H.P.  1929.  T.  56.  P.  91-102.
 Bossuat  A.  La  formule  «Le  roi  est  empreur  en  son  royaume».  Son  emploi  au  XVe  siècle
devant  le  Parlement  de  Paris  //  Revue  historique  du  droit.  1961.  Ser.  4.  N  3.  P.  371-
381.
 Bossuat  A.  Le  Parlement  de  Paris  pendant  l’occupation  anglaise  //  RH.  1963.  N  229.  P.  19-
40.
 Bossuat  A.  Le  rétablissement  de  la  paix  sociale  sous  le  règne  de  Charles  VII  //  Moyen  âge.
1954.  T.  60.  P.  137-162.
 Bourdieu  P.  La  noblesse  d’État:  Grandes  écoles  et  esprits  de  corps.  P.,  1989.
 Boureau  A.  Les  cérémonies  françaises  entre  performance  juridique  et  compétence  liturgi¬
que  //Annales  ESC.  1991.  N  6.  P.  1253-1264.
 Boureau  A.  Ritualité  politique  et  modernité  monarchique.  Les  usages  de  l’héritage  médié¬
val  //  L’État  ou  le  roi...  P.  9-25.
 Boureau  A.  Le  simple  corps  du  roi:  L’impossible  sacralité  des  souverains  français,  XVe-
XVIIIe.  P.,  1988.
 Bourquelot  F.  Jean  des  Marès,  avocat  général  au  Parlement  de  Paris  au  XVe  siècle  //
RHDFE.  1858.  N  4.  P.  244-283.
 Boutaric  E.  La  France  sous  Philippe  le  Bel:  Étude  sur  les  institutions  politiques  et
administratives  du  moyen  âge.  P.,  1861.
 Boutaric  E.  Recherches  archéologiques  sur  le  Palais  de  Justice  principalement  sur  la  partie
consacrée  au  Parlement  depuis  l’origines  jusqu’à  la  mort  de  Charles  VII  //  Mémoires
de  la  Société  des  antiquaires  de  France.  P.,  1864.  T.  XXVII.  P.  1-70.
 Brown  E.A.R.,  FamigliettiR.C.  The  Lit  de  Justice:  semantics,  ceremonial  and  the  Parlement
of  Paris,  1300-1600.  Sigmaringen,  1994.
 Bruguière  M.-B.  et  al.  Introduction  à  l’histoire  des  institutions  françaises:  Des  origines  à
1792.  P.,  1983.
 Bryant  L.  L’entrée  royale  à  Paris  au  Moyen  âge  //Annales  ESC.  1986.  N  3.  P.  513-542.
 Bryant  L.  The  King  and  the  City  in  the  Parisian  Royal  Entry  Ceremony.  Politics,  Ritual  and
Art  in  the  Renaissance.  Genève,  1986.
 Bryant  L.  Parlementaire  Political  Theory  in  the  Parisian  Entry  Ceremony  //  Sixteenth  Cen¬
tury  Journal.  1976  N  7.  P.  15-24.
 Bulst  N.  Les  officiers  royaux  en  France  dans  la  deuxième  moitié  du  XVe  siècle.  Bourgeois
au  service  de  l’État?  //  L’État  moderne  et  les  élites...  P.  111-121.
 Bulst  N.  Vers  les  états  modernes:  le  tiers  état  aux  Etats  généraux  de  Tours  en  1484  II  Repré¬
sentation  et  vouloir  politique.  Autour  des  états  généraux  de  1614.  P.,  1982.  P.  11-24.
 Carolus-Barré  L.  Le  cardinal  de  Dormans,  chancelier  de  France  «principal  conseiller»  de
Charles  V  d’après  son  testament  et  les  Archives  du  Vatican  //  École  française  de  Rome:
Mélanges  archéologiques  et  historiques.  1935.  T.  52.  P.  314-365.
 Carolus-Barré  L.  La  grande  ordonnance  de  1254  sur  la  réforme  de  l’administration  et  la
police  du  royaume  II  Septième  centenaire  de  la  mort  de  Saint-Louis.  P.  85-96.
 Caron  М.-Th.  Noblesse  et  pouvoir  royal.  P.,  1994.
 Cazelles  R.  Etienne  Marcel:  champion  de  l’unité  française.  P.,  1984.
 Cazelles  R.  Une  exigence  de  l’opinion  publique  depuis  Saint  Louis:  la  réformation  du
royaume  //Annuaire-Bulletin  de  la  SHF.  Années  1962-1963.  P.,  1964.  P.  91-99.
 Cazelles  R.  Jean  II  le  Bon:  quel  homme?  Quel  roi?  //  RH.  1974.  T.  509.  P.  5-26.
 Cazelles  R.  Les  mouvement  révolutionnaire  du  milieu  du  XIVe  siècle  et  le  cycle  de  l’action
politique  II  RH.  1962.  T.  228,  N  86.  P.  279-312.
 20*
 595

Cazelles  R.  De  la  fin  du  règne  de  Philippe  le  Bel  à  la  mort  de  Charles  V.  1223-1380.  P.,
1972.  (Nouvelle  histoire  de  Paris.  T.  2).
 Cazelles  R.  Pierre  de  Bécoud  et  la  fondation  du  collège  de  Boncourt  //  BEC.  1962.  T.  120.
P.  55-103.
 Cazelles  R.  La  société  politique  et  la  crise  de  la  royauté  sous  Philippe  de  Valois.  P.,  1958.
 Cazelles  R.  Société  politique,  noblesse  et  couronne  sous  Jean  le  Bon  et  Charles  V.  Genève;
Р.,  1982.
 Cazelles  R.  Les  variations  du  prélevèment  et  de  la  repartition  selon  les  équipes  au  pou¬
voir  //  Genèse  de  l’État  moderne.  Prélèvement  et  redistribution.  P.  203-207.
 Chartier  R.  Au  bord  de  la  falaise.  L’histoire  entre  certitudes  et  inquétude.  Р.,  1998.
 Cheruel  A.  Histoire  de  l’administration  monarchique  en  France,  depuis  l’avènement  de
Philippe-Auguste  jusqu’à  la  mort  de  Louis  XIV:  2  vols.  P.,  1855.
 Chevalier  B.  Gouverneurs  et  gouvernement  en  France  entre  1450  et  1520  //  Histoire  com¬
parée  de  l’administration  (IVe  -  XVIIIe  siècles):  Actes  du  XIVe  Colloque  historique
franco-allemand  /  Publ.  par  W.  Paravicini  et  K.F.  Wemer.  München,  1980.  P.  291—
307.
 Cheyette  Fr.  La  justice  et  le  pouvoir  royal  à  la  fin  du  Moyen  Âge  français  //  RHDFE.  1962.
N  40.  P.  373-394.
 Chiffoleau  J.  Dire  l’indicible.  Remarques  sur  la  cathégorie  du  nefandum  du  XIIe  au  XVe
siècle  //Annales.  E.S.C.  1990.  N  2.  P.  289-324.
 CollardF.  Pouvoirs  et  culture  politique  dans  la  France  médiévale  (X^-XV6  ss.).  P.,  1999.
 Congar  Y  L’Eglise  et  l’État  sous  le  règne  de  Saint  Louis  //  Septième  centenaire  de  la  mort
de  Saint  Louis.  P.  257-271.
 Contamine  Ph.  Le  concept  de  société  politique  dans  la  France  de  la  fin  du  Moyen  âge:
definition,  portée  et  limite  //  Axes  et  méthodes  de  l’histoire  politique  /  Sous  la  dir.
de  S.  Berstein  et  P.  Milza.  P.,  1998.  P.  261-271.
 Contamine  Ph.  Louis  XI,  la  prise  de  pouvoir,  la  foire  aux  places  (juillet-septembre  1461)  //
Contamine  Ph.  Des  pouvoirs  en  France,  1300-1500.  P.,  1992.  P.  131-146.
 Contamine  Ph.  Le  Moyen  âge  occidentale  a-t-il  connu  des  «serviteurs  de  l’État»?  //  Les
serviteurs  de  l’État  au  Moyen  âge:  XXIXe  Congrès  de  la  SHMES  (Pau,  mai  1998).  Р.,
1999.  P.  9-20.
 Contamine  Ph.  Le  vocabulaire  politique  en  France  à  la  fin  du  Moyen  âge:  L’idée  de  réfor¬
mation  //  État  et  Eglise  dans  la  genèse  de  l’État  moderne.  P.  145-156.
 Coronations:  Medieval  and  Early  Modem  Monarchic  Ritual.  Berkeley,  1990.
 Courtemanche  D.  Mémoire  et  représentation  ou  pourquoi  se  hisser  au  statut  d’ancêtres  //
Les  serviteurs  de  l’État  au  Moyen  âge:  XXIVe  Congrès  de  la  SHMES  (Pau,  mai  1998).
P.,  1999.  P.  269-279.
 Courtemanche  D.  Oeuvrer  pour  la  postérité:  Les  testaments  parisiens  des  gens  du  Roi  au
début  du  XVe  siècle.  P.,  1997.
 Coville  A.  Jean  Petit.  La  Question  du  tyrannicide  au  commencement  du  XVe  siècle.  P.,
1932.
 Coville  A.  Recherches  sur  Jean  Curtecuisse  et  ses  oeuvres  oratoire//  BEC.  1904.  T.  65.
P.  469-486.
 Culture  et  idéologie  dans  la  genèse  de  l’État  moderne:  Actes  de  la  table  ronde  organisée  par
le  CNRS  et  l’École  française  de  Rome,  Rome,  15-17  octobre  1984.  Rome,  1985.
 Daalder  H.  Centres,  bureaucraties  et  le  développement  des  gouvernements  démocratiques
stables  //  Visions  sur  le  développement  des  États  européens.  Théories  et  historiogra¬
phies  de  TEtat  moderne:  actes  du  colloque...  Roma,  1993.  P.  71-93.
 Dalas-Garrigues  M.  Origine  et  naissance  des  sceaux  du  Parlement  //  BEC.  1988.  T.  146.
Livr.  1.  P.  163-170.
 Dauvillier  J.  Histoire  des  costumes  des  gens  de  justice  dans  notre  ancienne  France  //  Re¬
cueil  de  mémoires  et  travaux  publiés  par  la  Société  d’histoire  du  droit  et  des  institu¬
 596

tions  des  anciens  pays  de  droit  écrit.  Fase.  IX:  Mélanges  Roger  Aubenas.  Montpellier,
1974.  P.  229-240.
 David  M.  Le  serment  du  sacre  du  IXe  au  XVe  siècle.  Contribution  à  l’étude  des  limites  juri¬
diques  de  la  souveraineté  //  Revue  du  Moyen  âge  latin.  1950.  T.  6.  P.  5-272.
 Delachenal  R.  La  bibliothèque  d’un  avocat  au  XIVe  siècle.  Inventaire  estimatif  des  livres
de  Robert  le  Coq  //  NRHDFE.  1887.  N  4.  P.  524-537.
 Delachenal  R.  Histoire  des  avocats  au  Parlement  de  Paris.  1300-1600.  P.,  1885.
 Demurger  A.  Guerre  civile  et  changements  du  personnel  administratif  dans  le  royaume  de
France  de  1400  à  1418  //  Francia.  München,  1979.  Bd.  6  (1978).  P.  151-298.
 Demurger  A.  Le  rôle  politique  des  baillis  et  sénéchaux  royaux  pendant  la  guerre  civile  en
France  (1400-1418)  //  Histoire  comparée  de  l’administration:  Actes  du  XIVe  colloque
historique  franco-allemand.  München,  1980.  P.  282-290.
 Descimon  R.  La  haute  noblesse  parlementaire  parisienne:  la  production  d’une  aristocratie
d’État  aux  XVI-XVII  //  L’État  et  les  aristocraties.  P.,  1989.  P.  357-384.
 Descimon  R.  Modernité  et  archaïsme  de  l’État  monarchique:  le  Parlement  de  Paris  saisi  par
la  vénalité  (XVIe  siècle)  //  L’État  moderne.  Genèse.  P.  147-161.
 Descimon  R.  La  royauté  française  entre  féodalité  et  sacerdoce:  Roi  seigneur  ou  roi  magis¬
trat?  //  Revue  de  syntèse.  1991.  T.  IV,  N  3/4.  P.  455-473.
 Descimon  R.  La  symbolique  de  l’inaliénabilité  du  domaine:  les  fonctions  de  la  métaphore
du  mariage  politique  du  Roi  et  de  la  République  en  France  du  XVe  au  XVIIe  siècle  //
Annales  ESC.  1992.  N  6.  P.  1127-1147.
 Descimon  R.  La  vénalité  des  offices  et  la  construction  de  l’État  dans  la  France  moder¬
ne.  Des  problèmes  de  la  représentation  symbolique  aux  problèmes  du  coût  social  du
pouvoir  //  Les  figures  de  l’administration,  institutions,  réseaux,  pouvoirs  en  Espagne,
en  France  et  Portugal,  Х\^-Х1Хе  siècle:  Actes  du  colloque  d’Onâti,  9-11  séptembre
1991.  P.,  1997.  P.  77-93.
 Desjardins  M.  Les  savoirs  des  notaires  et  secrétaire  du  Roi  et  la  géographie  de  la  France
d’après  le  manuel  d’Odart  Morchesne  et  du  index  de  chancellerie  //  Écrits  et  pouvoir
dans  les  chacelleries  médiévales.  P.  87-97.
 Dohrn-van-Rossum  G.  L’histoire  de  l’heure.  L’horlogerie  et  l’organisation  moderne  du
temps.  P.,  1997.
 Dravasa  E.  «Vivre  noblement»:  Recherches  sur  la  dérogeance  de  la  noblesse  du  XIVe  au
 XVI 	siècle.  Bordeaux,  1965.
 Droits  savants  et  pratiques  françaises  du  pouvoir  (XP-XV5  siècles)  /  Sous  la  dir.  J.  Krynen
et  A.  Rigaudière.  P.,  1992.
 Ducoudray  G.  Les  origines  du  Parlement  de  Paris  et  la  justice  aux  XIIIe  et  XIVe  siècles.
P.,  1902.
 Dufour  A.  Le  retour  de  l’histoire  politique  //  Histoires  de  France,  historiens  de  la  Fran¬
ce:  Actes  du  colloque  international,  Reims,  14  et  15  mai  1993  /  Publ.  Y.M.  Bercé  et
Ph.  Contamine.  P.,  1994.  P.  315-324.
 Dulac  L.  L’autorité  dans  les  traités  en  prose  de  Christine  de  Pizan:  discours  d’écrivain,
parole  de  prince  //  Une  femme  de  lettres  au  Moyen  âge.  Orléans,  1995.  P.  15-24.
 Duponl-Ferrier  G.  Les  avocats  à  la  Chambre  ou  Cour  des  Aides  de  Paris  au  XVe  siècle  //
BEC.  1932.  T.  93.  P.  267-313.
 Dupont-Ferrier  G.  Études  sur  les  institutions  financières  de  la  France  à  la  fin  du  Moyen
Âge.  T.  I:  Les  élections  et  leur  personnel.  P.,  1930.
 Dupont-Ferrier  G.  La  formation  de  l’État  français  et  l’unité  française.  P.,  1934
 Dupont-Ferrier  G.  Gallia  Regia  ou  État  des  officiers  royaux  des  bailliages  et  des  séné¬
chaussées  de  1328  à  1515:  6  vols.  P.,  1942-1961.
 Dupont-Ferrier  G.  Ignorance  et  distraction  administratives  en  France  aux  XIV  et  XV  siè¬
cles  //  BEC.  1939.  T.  100.  P.  145-156.
 Dupont-Ferrier  G.  Les  institutions  françaises  du  Moyen  Âge  vues  à  travers  les  institutions
de  l’Antiquité  romaines  //  RH.  1933.  T.  171.  P.  281-298.
 597

Dupont-Ferrier  G.  Les  officiers  royaux  des  bailliages  et  sénéchaussées  et  les  institutions
monarchiques  locales  en  France  à  la  fin  du  moyen  âge.  P.,  1902.
 Dupont-Ferrier  G.  Où  en  était  la  formation  de  l’unité  française  aux  XVe  et  XVIe  siècles  //
Journal  des  savants.  1941.  N  1.  P.  10-24,  54-64,  106-109.
 Dupont-Ferrier  G.  Le  personnel  de  la  Cour  du  Trésor  (1390-1520).  P.,  1938.
 Dupont-Ferrier  G.  Le  personnel  de  la  Cour  ou  Chambre  des  Aides  de  Paris,  des  origines
à  1438.  P.,  1932.
 Dupont-Ferrier  G.  Le  rôle  des  commissaires  royaux  dans  le  gouvernement  de  la  France
spécialement  du  XIVe  et  XVIe  siècle  //  Mélanges  Paul  Fournier.  P.,  1929.  P.  171-184.
 Les  eaux  et  forêts  du  XIIe  au  XXe  siècles.  P.,  1990.
 Ecrits  et  pouvoir  dans  les  chancelleries  médiévales:  espace  français,  espace  anglais:  Actes
du  colloque  international  de  Montréal,  7-9  séptembre  1995  /  Éd.  K.  Fianu  et  De  Lloud
J.  Guth.  Louvain-La-Neuve,  1997.
 Les  Élites  du  pouvoir  et  la  construction  de  l’État  en  Europe  /  Sous  la  dir.  W.  Reinhard.  P.,
1996.
 Ellul  J.  Histoire  des  institutions  de  l’époque  franque  à  la  Révolution.  P.,  1962.
 État  et  Eglise  dans  la  genèse  de  l’État  moderne:  Actes  du  colloque  organisé  par  le  CNRS  et
la  Casa  de  Velàzquez,  Madrid,  30  octobre  -  1  décembre  1984  /  Ouvr.  prép.  par  J.-Ph.
Genet  et  B.  Vinant.  Madrid,  1985.
 L’État  et  les  aristocraties:  (France,  Angleterre,  Ecosse).  XIIe-XVIIIe  siècle.  P.,  1989.
 L’État  ou  le  Roi.  Les  Fondations  de  la  modernité  monarchique  en  France  (XIV^XVIF  siè¬
cle)  /  Éd.  N.  Bulst,  R.  Descimon,  A.  Guerreau.  Р.,  1996.
 L’État  moderne:  Genèse.  Bilans  et  perspectives.  P.,  1990.
 L’État  moderne  et  les  élites,  XIIF-XVIIF  siècles:  Apports  et  limites  de  la  méthode  proso-
pographiques:  Actes  du  colloque  internationale,  CNRS-Paris  I,  16-19  octobre  1991  /
Éd.  par  J.-Ph.  Genet  et  G.  Lottes.  P.,  1996.
 Fabre  A.  Études  historiques  sur  les  clercs  de  la  Bazoche  suivies  de  pièces  justificatives.
P.,  1856.
 Familietti  R.C.  The  Role  of  the  Parlement  de  Paris  in  the  Ratification  and  Registration  of
Royal  acts  during  the  Reign  of  Charles  VI  //  Journal  of  Medieval  History.  1983.  Vol.  9.
N3.  P.  217-225.
 Favier  J.  Les  légistes  et  le  gouvernement  de  Philippe  le  Bel  //  Journal  des  savants.  1969.
N2.  P.  92-108.
 Favier  J.  Paris  au  XVe  siècle.  1380-1500.  P.,  1974  (Nouvelle  histoire  de  Paris.  T.  3).
 Favier  J.  Paris,  capital  //  Franco-British  studies:  The  Journal  of  the  British  Institute  in
Paris.  1994.  N17.  P.  32-45.
 Favier  J.  Philippe  le  Bel.  P.,  1978.
 Favier  J.  Une  ville  entre  deux  vocations:  place  d’affaires  de  Paris  au  XVe  siècle  //Annales
ESC.  1973.  N5.  P.  1245-1279.
 Fawtier  R.  Parlement  d’Angleterre  et  Etats  Généraux  de  France  au  Moyen  âge  //Académie
des  Inscriptions  et  Belles-Lettres.  Comptes  rendues  des  séances.  Р.,  1953.  N  3.  P.  275-
284.
 Fédou  R.  La  noblesse  en  France  à  la  fin  de  Moyen  âge  (du  milieu  du  XIVe  à  la  fin  du  XVe
siècles)  //  Studia  z  dziejov  Francji.  Lodz,  1980.  P.  49-63.
 Fianu  К.  Détecter  et  prouver  la  «fausseté»  au  Parlement  de  Paris  à  la  fin  du  Moyen  âge  //
Ecrits  et  pouvoir  dans  les  chancelleries  médiévales.  P.  293-311.
 Filhol  R.  Les  archives  du  Parlement  de  Paris  //  RH.  1947.  T.  198.  N  3.  P.  40-61.
 Fossier  R.  La  société  médiévale.  P.,  1991.
 La  France  de  Philippe  Auguste.  Le  temps  des  mutations:  Actes  du  colloque  international
organisé  par  le  CNRS,  Paris,  29  séptembre-4  octobre  1980  /  Éd.  R.  Bautier.  P.,  1982.
 598

Friedlander  A.  Les  sergents  royaux  du  Languedoc  sous  Philippe  le  Bel  //Annales  du  Midi.
1984.  T.  96,  N  167.  P.  235-251.
 Funck-Brentano  Fr.  L’ancienne  France,  le  roi.  P.,  1912.
 Funck-Brentano  Fr.  L’Ancienne  Régime.  P.,  1926.
 Gaillard  H.  Essai  de  biographie  de  Jean  de  Folleville  //  BEC.  1908.  T.  69.  P.  369-404.
 Gaude-Ferragu  M.  D’or  et  de  cendre:  la  mort  et  les  funerailles  des  princes  dans  le  royaume
de  France  au  bas  Moyen  âge.  Villeneuve-d’Ascq,  2005.
 Gaussin  P.-R.  Les  conseillers  de  Charles  VII  (1418-1461).  Essai  de  politologie  histori¬
que//Francia.  München,  1983.  Bd.  10.  1982.  P.  67-130.
 Gauvard  Cl.  Christine  de  Pisan  a-t-elle  une  pensée  politique?  A  propos  d’ouvrages  récen¬
tes  //  RH.  1973.  N  508.  P.  417-430.
 Gauvard  Cl.  Christine  de  Pizan  et  ses  contemporains:  l’engagement  politique  des  écrivains
dans  le  royaume  de  France  aux  XIVe  et  XVe  siècles  //  Une  femme  de  Lettres  au  Moyen
Âge:  Etudes  autour  de  Christine  de  Pizan  /  Articles  inédits  réunis  par  L.  Dulac  et
 B. 	Ribémont.  Orléans,  1995.  P.  105-128.
 Gauvard  Cl.  «De  grace  especial».  Crime,  Etat  et  société  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge:
2  vols.  P.,  1991.
 Gauvard  Cl.  De  la  théorie  à  la  pratique:  Justice  et  miséricorde  en  France  pendant  le  règne
de  Charles  VI  //  Revue  des  langues  romanes.  1988.  T.  92,  N  2.  P.  317-325.
 Gauvard  Cl.  Discipliner  la  violence  dans  le  royaume  de  France  aux  XIVe  et  XVe  siècles:
une  affaire  d’Etat?  //  Disziplinierung  im  alltag  des  Mittelalters  und  der  Frühen  Neu¬
zeit.  Wien,  1999.  P.  173-204.
 Gauvard  Cl.  La  fama,  une  parole  fondatrice  //  Médévales.  1993.  N  24.  P.  5-13.
 Gauvard  Cl.  Grâce  et  exécution  capitale:  les  deux  visages  de  la  justice  royale  française  à
la  fin  du  Moyen  Âge  //  BEC.  1995.  T.  153,  N  2.  P.  275-290.
 Gauvard  Cl.  L’Honneur  du  Roi.  Peines  et  rituels  judiciaires  au  Parlement  de  Paris  à  la  fin
du  Moyen  Âge  //  Les  rites  de  la  justice  et  rituels  judiciaires  au  Moyen  Âge  occidental  /
Éd.  Cl.  Gauvard  et  R.  Jacob.  P.,  2000.  P.  99-123.
 Gauvard  Cl.  L’image  du  roi  justicier  en  France  à  la  fin  du  Moyen  Âge  d’après  les  lettres
de  rémission  //  Actes  du  107e  CNSS.  Bulletin  philologique  et  historique.  Brest,  1982.
T.  1.  P.  165-192.
 Gauvard  CL  La  justice  pénale  du  roi  de  France  à  la  fin  du  Moyen  âge  //  Le  pénal  dans  tous
ses  états.  Justice,  États  et  Sociétés  en  Europe  (XIIe-XXe  siècles)  /  Sous  la  dir.  X.  Rous¬
seaux  et  R.  Levy.  Bruxelles,  1997.  P.  81-112.
 Gauvard  Cl.  Les  officiers  royaux  et  l’opinion  publique  en  France  à  la  fin  du  Moyen  âge  //
Histoire  comparée  de  l’administration  (IV-XVIIF  siècles):  Actes  du  Colloque  franco-
allemand.  München,  1980.  P.  583-593.
 Gauvard  Cl.  Ordonnance  de  réforme  et  pouvoir  législatif  en  France  au  XIVe  siècle  (1303-
1413)  //  Renaissance  du  pouvoir  législatif...  P.  89-98.
 Gauvard  Cl.  Pendre  et  dépendre  à  la  fin  du  Moyen  âge.  Les  exigences  d’un  rituel  judiciai¬
re  //  Histoire  de  la  Justice.  1991.  N  4.  P.  5-24.
 Gauvard  CL  Le  roi  de  France  et  l’opinion  publique  à  l’époque  de  Charles  VI  //  Culture  et
idéologie  dans  la  genèse  de  l’État  moderne.  P.  353-366.
 Gauvard  CL,  Boureau  A.,  Jacob  R.,  De  Miramon  Ch.  Les  normes,  droit,  rituels  et  pouvoir  //
Les  Tendances  actuelles...  P.  461^82.
 Gauvard  Cl.  et  Hamon  Ph.  Les  sujets  du  roi  de  France  face  aux  procès  politiques  (XIVe-
XVIe  siècles)  //  Les  procès  politiques:  XIV^-XVIF  siècles:  Actes  du  colloque  organisé
par  l’École  française  de  Rome,  École  nationale  des  chartes’  Université  Paris-IV,  20-22
janv.  2003.  Rome,  2007.  P.  479-511.
 Gazzaniga  J.-L.  Les  clercs  au  service  de  l’État  dans  la  France  du  XVe  siècle:  à  la  lecture  de
travaux  récents  //  Droits  savants  et  pratiques  françaises  du  pouvoir.  P.  253-277.
 599

Genèse  de  l’État  moderne.  Prélèvement  et  redistribution.  Actes  du  colloque  de  Fontevraud,
1984  /  Éd.  par  J.-Ph.  Genet  et  M.  Le  Mené.  P.,  1987.
 Genet  J.-Ph.  Histoire  politique  anglaise,  histoire  politique  française  //  Saint-Dénis  et  la
royauté.  P.  621-636.
 Giesey  R.E.  Le  roi  ne  meurt  jamais.  Les  obsèques  royales  dans  la  France  de  la  Renaissance.
P.,  1987.
 Giesey  R.E.  Cérémonial  et  puissance  souveraine,  France,  XV^XVII6  siècle.  P.,  1987.
 Giesey  R.E.  Modèles  de  pouvoir  dans  les  rites  royaux  en  France//  Annales  ESC.  1986.
N3.  P.  579-599.
 Giesey  R.E.  The  Presidents  of  Parliament  at  the  Royal  Funeral  //  Sixteenth  Century  Jour¬
nal.  1976.  N7.  P.  25-34.
 Giordanengo  G.  De  la  Faculté  de  decret  aux  négocia  regis.  Une  repetition  d’Evrard  de  Tré-
maugon  (Paris,  1371)  //  Droits  savants  et  pratiques  françaises...  P.  211-251.
 Glasson  E.  Les  origines  du  costume  de  la  magistrature  //  NRHDFE.  1884.  Livre  2.  N  8.
P.  109-137.
 Glénisson  J.  Les  enquêteurs  administratives  en  Europe  occidentale  aux  XIIIe  et  XIVe
siècles  //  Histoire  comparée  de  l’administration.  P.  17-25.
 Gorochov  N.  Charles  V  et  les  collèges  parisiens.  L’affirmation  d’une  politique  universitaire
royale  (1365-1380)  //  Paris  et  ses  campagnes  sous  l’Ancien  Régime.  Mélanges  offertes
à  Jean  Jacquart.  P.,  1994.  P.  187-194.
 Gorochov  N.  Collège  de  Navarre  dès  sa  fondation  (1305)  au  début  du  XVe  (1418).  Histoire
de  l’institution,  de  sa  vie  intellectuelle  et  de  son  recrutement.  P.,  1997.
 Gorochov  N.  Entre  la  cour  et  l’école:  les  étudiants  au  service  de  l’État  en  France  à  la
fin  du  Moyen  Âge  (XIV^XV5  siècle)  //  Les  serviteurs  de  l’État  au  Moyen  Âge.
P.  249-256.
 Gouron  A.  La  double  naissance  de  l’État  législateur//  Théologie  et  droit  dans  la  science
politique...  P.  101-114.
 Gouron  A.  Théorie  des  présomptions  et  pouvoir  législatif  chez  les  glossateurs//  Droits
savants  et  pratiques  françaises...  P.  117-127.
 Grandeau  Y.  La  mort  et  les  obsèques  de  Charles  VI  //  Bulletin  philologique  et  historique.
An.  1970.  P.,  1974.  T.  II.  P.  133-186.
 Graus  Fr.  Littérature  et  mentalité  médiévales:  le  roi  et  le  peuple  //  Historica.  XVI:  Les
sciences  historiques  en  Tchécoslovaquie.  Praha,  1969.  P.  5-79.
 Gravier  H.  Essai  sur  les  prévôts  royaux  du  XIe  au  XIVe  siècle//  NRHD.  1903.  T.  27.
P.  539-574,  648-672,  806-874.
 Guenée  B.  L’âge  des  personnes  authentiques:  ceux  qui  comptent  dans  la  société  médiévale
sont-ils  jeunes  ou  vieux?  //  Prosopographie  et  la  genèse  de  l’État  moderne.  P.  249-
 279.
 Guenée  B.  Entre  l’Eglise  et  l’État:  Quatre  vies  de  prélats  français  à  la  fin  du  Moyen  Âge
(XIIF-XV"  siècles).  P.,  1987.
 Guenée  B.  L’histoire  de  l’État  en  France  à  la  fin  du  Moyen  âge  vue  par  les  historiens  fran¬
çais  depuis  cent  ans  //  RH.  1964.  T.  232,  N  10-12.  P.  331-360.
 Guenée  B.  Histoire  et  culture  historique  dans  l’Occident  médiéval.  P.,  1980.
 Guenée  B.  Liturgie  et  politique:  Les  processions  spéciales  à  Paris  sous  Charles  VI  //  Saint-
Denis  et  la  royauté.  P.  23-49.
 Guenée  B.  «Non  perjurabilis».  Serment  et  parjure  en  France  sous  Charles  VI  //  Journal  des
savants.  1989.  N  2.  P.  241-257.
 Guenée  B.  L’Occident  aux  XIVe  et  XVe  siècle.  Les  États.  P.,  1993.
 Guenée  B.  L’opinion  publique  à  la  fin  du  Moyen  âge  d’après  la  Chronique  de  Charles  VI
du  Religieux  de  Saint-Denis.  P.,  2002.
 600

Guenée  В.  Paris  et  la  cour  du  roi  de  France  au  XIVe  siècle  //  Villes,  bonnes  villes,  cités  et
capitales:  Études  d’histoire  urbaine  (XIIe-XVIIIe  siècles)  offerts  à  Bernard  Cheva¬
lier  /  Éd.  par  M.  Bourin.  Tours,  1989.  P.  259-265.
 Guenée  B.  Tribunaux  et  gens  de  justice  dans  le  bailliage  de  Senlis  à  la  fin  du  Moyen  âge
(vers  1380-vers  1550):  Thèse.  Strasbourg,  1963.
 Guerreau  A.  L’avenir  d’un  passé  incertain:  Quelle  histoire  du  Moyen  âge  au  XXI  siècle.
P.,  2001.
 Guérrout  J.  Le  Palais  de  la  Cité  à  Paris  des  origines  à  1417:  Essai  topographique  et  ar¬
chéologique  //  Mémoires  de  la  Fédération  des  Sociétés  historiques  et  archéologiques
de  Paris  et  de  l’Ile-de-France.  P.,  1949.  T.  1.  P.  57-212;  T.  2.  P.,  1950.  P.  21-204;
P.,  1951.  T.  3.  P.  7-101.
 Guéry  A.  La  dualité  de  toutes  les  monarchies  et  la  monarchie  chrétienne  //  Le  royauté  sacré
dans  le  monde  chrétien.  P.,  1992.  P.  39-51.
 Guillos  A.  Recherches  sur  les  maîtres  des  requêtes  de  l’Hôtel  des  origines  à  1350.
Р.,  1909.
 Guillot  O.,  Rigaudière  A.,  Sassier  Y.  Pouvoir  et  institutions  dans  la  France  médiévale.
2  vols.  P.,  1994.
 Guyotjeannin  O.  Un  archiviste  du  XIVe  siècle.  Entre  érudition  et  service  du  prince:  les
«notabilia»  de  Gérard  de  Montaigu  //  Histoire  d’archives.  Recuiel  d’articles  offerts  à
Lucie  Favier  par  ses  collègues  et  amis.  P.,  1997.  P.  299-316.
 Guyotjeannin  O.,  PyckeJ.,  ТоскВ.-M.  Diplomatique  médiévale.  Tumhout,  1993  /  L’Atelier
du  médiéviste.  2.
 Guyotjeannin  O.  Les  méthodes  de  travail  des  archivistes  du  roi  de  France  (XIIIe-  début
XVIe  siècle)  //Archiv  für  Diplomatik.  1996.  T.  42.  P.  295-373.
 Guyotjeannin  O.  Les  sources  de  l’histoire  médiévale.  P.,  1998.
 Guyotjeannin  O.  «Super  omnes  thesauros  rerum  temporalium»:  les  fonctions  du  Trésor  des
chartes  du  roi  de  France  (XIV-XV5  siècles)  //  Ecrits  et  pouvoir  dans  les  chancelleries
médiévales.  P.  109-131.
 Hanley  S.  L’idéologie  constitutionnelle  en  France:  le  Lit  de  Justice  //Annales  ESC.  1982.
N  1.  P.  32-63.
 Hanley  S.  Le  lit  de  justice  des  rois  de  France.  L’idéologie  constitutionnelle  dans  la  légende,
le  rituel  et  le  discours.  P.,  1991.
 Harsgor  M  Un  très  petit  nombre:  Des  oligarchies  dans  l’histoire  de  l’Occident.  P.,  1994.
 Hasenhor  G.  L’essor  des  bibliothèques  privées  aux  XIVe  et  XVe  siècles  //  Histoire  des  bi¬
bliothèques  françaises.  P.,  1989.  T.  I.  P.  215-263.
 Henneman  J.  B.  Jr.  «Enqueteurs-Réformateurs»  and  Fiscal  Officers  in  Fourteenth-Century
France  //  Traditio.  1968.  T.  24.  P.  309-349.
 Henneman  J.B.  Who  were  the  Marmousets?  //  Medieval  Prosopographie.  1984.  N  5.  P.  19-
 63.
 Jackson  R.A.  Le  pouvoir  monarchique  dans  la  cérémonie  du  sacre  et  couronnements  des
rois  de  France  //  Représentation,  pouvoir  et  royauté  à  la  fin  du  Moyen  âge:  Actes  du
colloque  organisé  par  l’Université  de  Maine  les  25  et  26  mars  1994  /  Éd.  J.  Blanchard.
P.,  1995.  P.  237-252.
 Jackson  R.A.  «Vivat  rex!»  Histoire  des  sacres  et  couronnements  en  France  (1324-1825).
P.,  1984.
 Jacob  R.  Images  de  la  justice.  Essai  sur  l’iconographie  judiciaire  du  Moyen  Âge  à  l’âge
classique.  P.,  1994.
 Jassemin  H.  La  chambre  des  comptes  de  Paris  au  XVe  siècle.  P.,  1933.
 Kantorowicz  E.  Les  deux  corps  du  Roi:  Essai  sur  la  théologie  politique  au  Moyen  âge  /
Trad.  De  l’anglais  par  J.-Ph.  Genet  et  N.  Genet.  P.,  1989.
 Krynen  J.  Aristotélisme  et  réforme  de  l’État  en  France  au  XIVe  siècle  //  Das  Publikum  poli¬
tischer  Theorie  im  14.  Jahrhundert  /  Ed.  J.  Miethke.  Oldenbourg,  1992.  P.  225-236.
 601

Krynen  J'.  «De  nostre  certaine  science...»  Remarques  sur  l’absolutisme  législatif  de  la
monarchie  médiévale  française  //  Renaissance  du  pouvoir  législatif...  R  131-144.
 Krynen  J.  Droit  romain  et  état  monarchique:  A  propos  du  cas  français  //  Représentation,
pouvoir  et  royauté  à  la  fin  du  Moyen  âge:  Actes  du  colloque  organisé  par  L’Université
du  Maine  les  25  et  26  mars  1994  /  Éd.  J.  Blanchard.  R,  1995.  R  13-23.
 Krynen  J.  L’Empire  du  roi.  Idées  et  croyances  politiques  en  France,  XIIP-XV6  siècle.  P.,
 1993.
 Krynen  J.  L’État  de  justice.  France,  ХНГ-ХХ6  siècle.  T.  I:  L’idéologie  de  la  magistrature
ancienne.  P.,  2009.
 Krynen  J.  Un  exemple  de  critique  médiévale  des  jurists  professionnels:  Philippe  de  Méziè-
res  et  les  gens  du  Parlement  de  Paris  //  Histoire  du  droit  social:  Mélanges  en  hommage
à  Jean  Imbert.  P.,  1989.  P.  333-344.
 Krynen  J.  Genèse  de  l’État  et  histoire  des  idées  politiques  en  France  à  la  fin  du  Moyen
âge  //  Culture  et  idéologie  dans  la  genèse  de  l’État  moderne.  P.  395-412.
 Krynen  J.  Idéal  du  prince  et  pouvoir  royal  en  France  à  la  fin  du  Moyen  âge  (1380-1440).
Étude  de  la  littérature  politique  du  temps.  P.,  1981.
 Krynen  J.  Idéologie  et  royauté  //  Saint-Denis  et  la  royauté.  P.  609-620.
 Krynen  J.  Les  légistes  «idiots  politiques».  Sur  l’hostilité  des  théologiens  à  l’égard  des  ju¬
ristes  en  France,  au  temps  de  Charles  V  //  Théologie  et  droit  dans  la  science  politique
de  l’Etat  moderne.  P.  171-198.
 Krynen  J.  Les  légistes  «tyrans  de  France»?  Le  témoignage  de  Jean  Juvénal  des  Ursins,  doc¬
teur  in  utroque  //  Droits  savants  et  pratiques  françaises.  P.  279-299.
 Krynen  J.  “Le  mort  saisit  le  vif’.  Genèse  médiévale  du  principe  d’instantanéité  de  la  suc¬
cession  royale  française  //  Journal  des  savants.  1984.  N  2.  P.  178-221.
 Kubier  J.  Recherches  sur  la  fonction  publique  sous  l’ancien  régime.  L’origine  de  la
perpétuité  des  offices  royaux.  Nancy,  1958.
 Lalou  E.  La  Chambre  des  comptes  de  Paris:  sa  mise  en  place  et  son  fonctionnement  (fin
XIIP-XIV5  siècle)  //  La  France  des  principautés.  Les  Chambres  des  comptes  XIVe
et  XVe  siècles:  Actes  du  Colloque  /  Ed.  Ph.  Contamine  et  O.  Mattéoni.  P.,  1996.
P.  3—i5.
 Lalou  É.  Chancellerie  et  Hôtel  à  l’époque  de  Philippe  le  Bel  II  Écrits  et  pouvoir...  P.  13-24.
 Lalou  E.  Le  fonctionnement  de  l’Hôtel  du  Roi  du  milieu  du  XIIIe  au  milieu  du  XVe  siècle  II
Vincennes  aux  origines  de  l’Etat  moderne:  Actes  du  Colloque  Scientifique.  P.,  1996.
P.  145-155.
 Lavisse  E.  Étude  sur  le  pouvoir  royal  au  temps  de  Charles  V  II  RH.  1884.  T.  XXVI.  P.  233-
280.
 Le  Goff  J.  Le  travail  dans  les  systèmes  de  valeur  de  l’Occident  médiéval  II  Le  travail  au
Moyen  âge.  Une  approche  interdisciplinaire.  Louvain-la-Neuve,  1990.  P.  7-21.
 Le  Goff  J.  Les  trois  fonctions  indo-européennes,  l’historien  et  l’Europe  féodale  //Annales
ESC.  1979.  N6.  P.  1188-1210.
 Le  Grant  L.  La  Table  de  Le  Nain  et  les  registres  du  Parlement  de  Paris  II  Le  Bibliographe
moderne.  1907.  P.  92-112.
 Lewis  P.S.  Jean  Juvenal  des  Ursins  and  the  Common  Literary  Attitude  towards  Tyranny  in
Fifteenth-Century  France  //  Medium  aevum.  1965.  Vol.  XXXIV.  N  2.  P.  103-121.
 Lewis  P.S.  La  France  à  la  fin  du  Moyen  âge.  La  société  politique.  P.,  1977.
 Little  R.G.  The  Parlement  of  Poitiers.  War,  Govemement  and  Politics  in  France  1418—
1436.  L.,  1984.
 Lot  F.,  Fawtier  R.  Histoire  des  institutions  françaises  au  moyen  âge:  3  vols.  P.,  1957—
1962.
 Luce  S.  De  l’élection  au  scrutine  de  deux  chanceliers  de  France  II  RH.  1881.  T.  XVI.  P.  91-
 102.
 Luce  S.  Histoire  de  la  Jacquerie.  P.,  1895.
 602

Luce  S.  Le  principe  électif,  les  traductions  d’Aristote  et  les  parvenus  au  XIVe  siècle  //
Luce  S.  La  France  pendant  la  guerre  de  Cent  ans.  P.,  1890.  P.  179-202.
 Lusignan  S.  Quelques  remarques  sur  les  langues  écrites  à  la  Chancellerie  royale  en  France  //
Écrits  et  pouvoir...  P.  99-107.
 Maillard  Fr.  Mouvements  administratifs  des  baillis  et  des  sénéchaux  sous  Philippe  le  Bel  //
Bulletin  philologique  et  historique  du  Comité  des  travaux  historiques  et  scientifiques.
1959.  P.  407^130.
 Martin  O.  La  nomination  aux  offices  royaux  au  XIVe  siècle  d’après  les  pratiques  de  la
Chancellerie  //  Mélanges  Paul  Fournier.  P.,  1929.  P.  487-501.
 Mattéoni  O.  Institutions  et  pouvoirs  en  France.  XFV^-XV6  siècles.  P.,  2010.
 Mattéoni  O.  «Plaise  au  roi».  Les  Requêtes  des  officiers  en  France  à  la  fin  du  Moyen  âge  //
Suppliques  et  requêtes:  Le  Gouvernement  par  la  grâce  en  Occident  (XIP-XV6  siècle).
P.,  2003.  P.  281-296.
 Mattéoni  O.  Servir  le  prince.  Les  officiers  des  ducs  de  Bourbon  à  la  fin  du  Moyen  Âge
(1356-1523).  P.,  1998.
 Maugis  E.  Histoire  du  parlement  de  Paris.  Dès  avènement  des  rois  Valois  à  la  mort  d’Henri
IV:  3  vols.  P.,  1913-1916.
 Menache  S.  La  naissance  d’une  nouvelle  source  d’authorité:  l’université  de  Paris  //  RH.
1982.  N  544.  P.  305-327.
 Mérindol  Ch.  de.  Entrées  royales  et  princières  à  la  fin  de  l’époque  médiévale  //  Les  En¬
trées.  Gloire  et  déclin  d’un  cérémonial.  Biarritz,  1997.  P.  27-47.
 Mérindol  Ch.  de.  Le  prince  et  son  cortège.  La  théâtralisation  des  signes  du  pouvoir  à  la  fin
du  Moyen  âge  //  Les  princes  et  le  pouvoir  au  Moyen  âge.  Brest,  1993.  P.  303-323.
 Mérindol  Ch.  de.  Le  retable  du  Parlement  de  Paris.  Nouvelles  lectures  //  Histoire  de  la  jus¬
tice.  P.,  1992.  N5.  P.  19-34.
 Merlet  L.  Biographie  de  Jean  de  Montagu,  Grand  Maître  de  France  (1350-1409)  //  BEC.
1852.  T.  3.  P.  248-284.
 Metman  J.  Les  archives  du  Parlement  de  Paris  Instruments  de  recherches  manuels  et
informatisés  //  Francia.  München,  1979.  Bd.  6.  (1978).  P.  567-576.
 Michaud-Quantin  P.  Le  vocabulaire  des  catégories  sociales  chez  les  canonistes  et  moralistes
du  XIIIe  siècle  //  Ordres  et  classes.  P.  73-86.
 Michelet  J.  Histoire  de  France.  T.  3^4.  P.,  1879.
 Le  Miracle  capétien  /  Sous  la  dir.  St.  Riais.  P.,  1987.
 Moeglin  J.-M.  Les  recherches  françaises  sur  les  cours  et  les  résidences  au  bas  Moyen
Âge  //  Les  Tendances  actuelles...  P.  357-362.
 Mollat  G.  Les  origines  du  gallicanisme  parlementaire  aux  XIVe  et  XVe  siècles  //  Revue
d’histoire  ecclesiastique.  1948.  T.  43,  N  1/2.  P.  90-147.
 Mombello  G.  Quelques  aspects  de  la  pensée  politique  de  Christine  de  Pisan  d’après  ses
oeuvres  publiées  //  Culture  et  politique  en  France  à  l’époque  de  l’humanisme.  Torino,
1974.  P.  43-153.
 Morel  O.  La  grande  chancellerie  royale  et  l’expédition  des  lettres  royaux  de  l’avénement
de  Philippe  de  Valois  à  la  fin  du  XIVe  siècle  (1328-1400).  P.,  1900.
 Mousnier  R.  Les  concepts  d’  «ordres,  d’états,  de  fidélité»  de  la  fin  du  XVe  à  la  fin  du  XVIIIe
siècle  //  RH.  1972.  N  502.  P.  282-312.
 Mousnier  R.  La  fonction  publique  en  France  du  début  du  XVIe  siècle  à  la  fin  du  XVIIIe
siècle  //  RH.  1979.  T.  261/2.  N  530.  P.  321-335.
 Mousnier  R.  Paris,  capital  politique  au  Moyen  âge  et  dans  les  temps  modernes  (environ
1200  à  1789)  //  Paris,  fonction  du  capitale.  P.,  1962.  P.  39-80.
 Mousnier  R.  L’Université  dans  la  société  //  Mélanges  en  hommage  Jean  Imbert.  P.,  1989.
P.  441-445.
 Mousnier  R.  Vénalité  des  offices.  Rouen,  1945.
 603

Neuville  D.  Le  Parlement  royal  à  Poitiers  (1418-1436)//  RH.  1878.  T.  6.  P.  1-28,  273-
314.
 Nortier  M.  Le  sort  des  archives  dispersées  de  la  Chambre  des  comptes  de  Paris  //  BEC.
 1965. 	T.  123.  Livre  1-2.  P.  487-537.
 Oexle  O.  G.  Les  groupes  sociaux  du  Moyen  âge  et  les  débuts  de  la  sociologie  contemporaine  //
Annales.  Histoire,  sciences  sociales.  1992.  N  3.  P.  751-766.
 Oexle  O.G.  Les  tendances  actuelles  de  la  recherche  médiéval  française  vues  d’Allema¬
gne  //  Les  Tendances  actuelles...  P.  425-432.
 Olivier-Martin  F.  Histoire  du  droit  français  des  origines  à  la  Révolution.  P.,  1948.
 Ordres  et  classes:  Colloque  d’histoire  sociale.  Saint-Cloud,  24-25  mai  1967  /
Communications  réunis  par  E.  Roches  et  présentés  par  E.  Labrouste.  P.,  1973.
 Les  origines  de  l’État  moderne.  XIIIe-XVIIe  siècle  /  Sous  la  dir.  W.  Blockmans  et  J.-Ph.
 Genet:  7  vols.  P.,  1996.
 Ourliac  P.  Études  d’histoire  du  droit  médiéval.  P.,  1980.
 Ourliac  P.  L’opinion  publique  en  France  du  XIIIe  au  XVIIIe  siècle  //  L’Opinion  publique.
P.,  1957.  P.  25-44.
 Ourliac  P.  Troubadours  et  juristes  //  Cahiers  de  civilisation  médiéval.  1965.  Vol.  8,  N  1/2.
P.  159-177.
 Ouy  G.  Le  collège  de  Navarre,  berceau  de  humanisme  français  //  Actes  du  95e  Congrès
national  des  sociétés  savantes.  Philologie  et  histoire.  P.,  1975.  T.  1.  P.  276-299.
Pacaut  M.  L’Eglise  et  l’État  //  La  France  médiéval  /  Sous  la  dir.  J.  Favier.  P.,  1983.  P.  305-
325.
 Pagès  C.  La  vénalité  des  offices  dans  l’ancienne  France  //  RH.  1932.  T.  169,  N  3.  P.  477-
495.
 Paravicini  W'.  Administrateurs  professionnels  et  princes  dilettantes.  Remarques  sur  le  pro¬
blème  de  sociologie  administrative  à  la  fin  du  Moyen  âge  //  Histoire  comparée  de
l’administration:  Actes  du  XIVe  Colloque  historique  franco-allemand.  München,  1980.
P.  168-181.
 Paravicini  Bagliani  A.  Les  intellectuels  et  le  pouvoir  au  Moyen  âge.  Réflexions  sur  l’ima¬
ginaire  social  //  Études  des  lettres.  1984.  N  1.  P.  20-48.
 Pastoureau  M.  Images  du  pouvoir  et  pouvoir  des  princes  //  L’État  moderne.  Genèse.
P.  227-234.
 Pegues  F.J.  The  Lawyers  of  the  Last  Capetians.  Princeton,  1962.
 Perrot  E.  Les  cas  royaux.  Origine  et  développement  de  la  théorie  aux  XIIIe  et  XIVe  siècle.
P.,  1910.
 Perrot  E.  Les  institutions  publiques  et  privées  de  l’ancienne  France  jusqu’en  1789.  P.,
1935.
 Petit  J.  et  al.  Essai  de  restitutions  des  plus  anciens  mémoriaux  de  la  chambre  des  Comptes
de  Paris  /  Préf.  Ch.-V.  Langlois.  P.,  1899.
 Petit-Dutaillis  Ch.  Charles  VII,  Louis  XI  et  la  minorité  de  Charles  VIII:  1422-1492.  P.,
1982.  P.  30.  (Histoire  de  la  France  au  moyen  âge.  T.  6).
 Piaget  A.  L’épitaphe  d’Alain  Chartier  //  Romania.  1894.  T.  XXIII.  P.  152-156.
 Pinoteaux  H.  Tableaux  français  sous  les  derniers  Valois  //  Cahiers  d’héraldique.  1975.  N  2.
P.  119-176.
 Plagnieux  P.  La  fondation  funéraire  de  Ph.  de  Morvilliers,  premier  président  du  Parlement:
Art,  politique  et  société  à  Paris  sous  la  régence  du  duc  de  Bedford  //  Bulletin  monu¬
mental.  1993.  T.  151,  N  2.  P.  357-381.
 Pons  N.  Les  chancelleries  parisiennes  sous  les  règnes  de  Charles  VI  et  Charles  VII  //
Cancelleria  e  cultura  nel  Medio  Evo.  XVI  Congreso  Intern.  Di  Scienze  Storiche
(Stoccardo,  1985).  Città  del  Vaticano,  1990.  P.  137-168.
 Powis  J.  Aristocratie  et  bureaucratie  dans  la  France  du  XVe  siècle:  État,  office  et  patrimoine  //
L’État  et  les  aristocraties.  P.  231-245.
 604

Pratiques  de  la  culture  écrite  en  France  au  XVe  siècle:  Actes  du  Colloque  international
du  CNRS  Paris,  16-18  mai  1992  organisé  en  l’honneur  de  Gilbert  Ouy  par  l’unité  de
recherche  «Culture  écrite  du  Moyen  Âge  tardif».  Louvain-la-Neuve,  1995.
 Préludes  à  la  Renaissance.  Aspects  de  la  vie  intellectuelle  en  France  au  XVe  siècle  /  Ed.
 C. 	Bozzolo  et  E.  Omato.  P.,  1992.
 Prosopographie  et  genèse  de  l’État  moderne:  Actes  de  la  table  ronde  organisée  par  le  CNRS
et  ENS  de  jeune  fille,  Paris,  22-23  octobre  1984  /  Éd  par  Fr.  Autrand.  P.,  1986.
 Quicherat  J.  Histoire  du  costume  en  France  depuis  les  temps  les  plus  reculés  jusqu’à  la  fin
du  XVIII  siècle.  P.,  1875.
 Quillet  J.  Charles  V  le  roi  lettré:  Essai  sur  la  pensée  politique  d’un  règne.  P.,  1984.
 Quillet  J.  Les  Clefs  du  pouvoir  au  Moyen  âge.  P.,  1972.
 Quillet  J.  Un  commentaire  médiéval  de  la  doctrine  aristotélicienne  de  la  justice:  celui  de
Nicolas  Oresme  //  La  Justice  au  Moyen  âge  (sanction  ou  impunité?).  Publ.  CUER  MA
Univ.  de  Provence.  Marseille,  1986.  P.  285-291.
 Quillet  J.  Tyrannie  et  tyrannicide  dans  la  pensée  politique  médiévale  tardive  (XIV-XV6
siècles)  //  Cahiers  de  philosophie  politique  et  juridique.  1984.  N  6.  P.  63-73.
 Quilliet  B.  Les  corps  d’officiers  de  la  Prévôté  et  Vicomté  de  Paris  et  de  l’Ile-de-France,  de
la  fin  de  la  guerre  de  cent  ans  au  début  des  guerres  de  religions:  2  vols.  Lille,  1982.
 Renaissance  du  pouvoir  législatif  et  genèse  de  l’État  /  Éd.  par  A.  Gouron  et  A.  Rigaudière.
Montpellier,  1988.
 Reulos  M.  La  place  de  la  justice  dans  les  fêtes  et  cérémonies  du  XVIe  siècle  //  Les  fêtes  de
la  Renaissance.  P.,  1975.  T.  3  /  Ed.  J.  Jacquot.  P.  71-80.
 Reyerson  K.  Le  procès  de  Jacques  Coeur  //  Les  procès  politiques.  P.  123-144.
 Richet  D.  Autour  des  origines  idéologiques  lointaines  de  la  Revolution  française:  élites  et
despotisme  //Annales.  E.S.C.  1969.  T.  24,  N  1.  P.  1-22.
 Richet  D.  De  la  Réforme  à  la  Révolition.  Études  sur  la  France  moderne.  P.,  1991.
 Richet  D.  La  France  moderne:  l’esprit  des  institutions.  P.,  1973.
 Rigaudière  A.  Le  bon  prince  dans  l’oeuvre  de  Pierre  Salmon  //  Penser  le  pouvoir  au  Moyen
Âge  (VIIP-XV6  siècle)  /  Textes  réunis  par  D.  Boutet  et  J.  Verger.  P.,  2000.  P.  365-384.
 Rigaudière  A.  État,  pouvoir  et  administration  dans  la  «Practica  aurea  libellorum»  de  Pierre
Jacobi  (vers  1311)  //  Droits  savants  et  pratiques  français  du  pouvoir.  P.  161-210.
 Rigaudière  A.  Legislation  royale  et  construction  de  l’État  dans  la  France  du  XIIIe  siècle  //
Renaissance  du  pouvoir  legislative...  P.  203-236.
 Rigaudière  A.  Penser  et  construire  l’État  dans  la  France  du  Moyen  âge  (XIIP-XV5  siècle).
P.,  2003.
 Rigaudière  A.  Le  Religieux  de  Saint-Denis  et  le  vocabulaire  politique  du  droit  romain  //
Saint-Denis  et  la  royauté.  P.  261-298.
 Rittier  F.  Histoire  du  Palais  de  Justice  et  du  Parlement  de  Paris,  860-1789.  P.,  1860.
 Saint-Denis  et  la  royauté.  Études  offertes  à  Bernard  Guenée.  P.,  1999.
 Sassier  Y.  L’Utilisation  du  concept  de  res  publica  en  France  du  Nord  aux  Xe,  XIe  et  XIIe
siècles  //  Droits  savants  et  pratiques  françaises...  P.  79-97.
 Scheuer  R.  L’enregistrement  à  la  chancellerie  de  France  au  cours  du  XVe  siècle  //  BEC.
1962.  T.  120.  P.  104-129.
 Schmitt  J.-Cl.  et  Iogna-Prat  D.  Trente  ans  d’histoire  médiévale  en  France  //  Les  Tendences
actuelles...  P.  399-424.
 Scordia  L.  “Le  roi  doit  vivre  du  sien”.  La  théorie  de  l’impôt  en  France  (XIIP-XV6  siècles).
Р.,  2005.
 Senellart  M.  Les  arts  de  gouverner.  Du  «regimen»  médiéval  au  concept  du  gouvernement.
Р.,  1995.
 Septième  centenaire  de  la  mort  de  Saint  Louis:  Actes  des  Colloques  de  Royaumont  et  de
Paris  (20-27  mai  1970).  P.,  1976.
 Sfez  L.  La  symbolique  politique.  P.,  1988.
 605

Shennan  J.  H.  The  Parlement  of  Paris.  Ithaca  (N.Y.),  1968.
 Sot  M.,  Boudet  J.-P,  Guerreau-Jalabert  A.  Histoire  culturelle  de  la  France  /  Sous  la  dir.
J.-P.  Rioux  et  J.-Fr.  Sirinelli.  T.  I:  Le  Moyen  Âge  /  Sous  la  dir.  M.  Sot.  P.,  1997.
 Stray  er  J.R.  Les  gens  de  justice  du  Languedoc  sous  Philippe  le  Bel.  Toulouse,  1970.
 StrayerJ.  Les  origines  médiévales  de  l’État  moderne  /  Trad.  M.  Clément.  P.,  1979.
 Strubel  A.  Le  “chevauchier”  de  Charles  V.  Christine  de  Pizan  et  le  spectacle  de  la  majesté
royale  //  Penser  le  pouvoir  au  Moyen  Âge  (VIIP-XV5  siècle)  /  Textes  réunies  D.  Boutet
et  J.  Verger.  P.,  2000.  P.  385-399.
 Telliez  R.  «Per  potentiam  officii».  Les  officiers  devant  la  justice  dans  le  royaume  de  France
au  XIVe  siècle.  P.,  2005.
 Les  Tendences  actuelles  de  l’histoire  du  Moyen  Âge  en  France  et  en  Allemagne:  Actes
du  colloque  de  Sèvres  (1997)  et  Göttingen  (1998)  organisés  par  le  CNRS  et  le  Max-
Plank-Institut  für  Geschichte  /  Sous  la  dir  J.-Cl.  Schmitt  et  O.G.  Oexle.  P.,  2002.
 Tessier  G.  Diplomatique  royale  française.  P.,  1962.
 Tessier  G.  L’enregistrement  à  la  chancellerie  royale  française//  Le  Moyen  Âge.  1956.
T.  62.  P.  39-62.
 Théologie  et  droit  dans  la  science  politique  de  l’État  moderne:  Actes  de  la  table  ronde
organisée  par  l’Ecole  française  de  Rome  avec  le  coucours  du  CNRS,  Rome,  12-14
novembre  1987.  P.,  1991.
 Thomas  MA.  Alain  Chartier,  chanoine  de  Paris//  Romania.  1904.  T.  XXXIII.  P.  129—
132.
 Valois  N.  Étude  historiques  sur  le  Conseil  du  Roi.  P.,  1886.
 Verger  J.  Le  transfert  de  modèles  d’organisation  de  l’Eglise  à  l’État  à  la  fin  du  Moyen
Âge  //  État  et  Eglise  dans  la  genèse  de  l’État  moderne.  P.  31-39.
 Verger  J.  Les  Universités  au  Moyen  Âge.  P.,  1973.
 Viala  A.  Le  Parlement  de  Toulouse  et  l’administration  royale  laique,  1420-1525:  2  vols.
Albi,  1953.
 ViardJ.  La  Cour  au  commencement  du  XIVe  siècle  //  BEC.  1916.  T.  77.  P.  74-87.
 ViardJ.  Gages  des  officiers  royaux  vers  1329  //  BEC.  1890.  T.  51,  N  3-4.  P.  238-267.
 Viollet  P.  Histoire  des  institutions  politiques  et  administratives  de  la  France.  P.,  1903.
T.  3.
 Viollet  P.  Histoire  du  droit  civil  français.  P.,  1905.
 СПИСОК  ИСТОЧНИКОВ  ИЛЛЮСТРАЦИЙ
 Иллюстрации  №  1,4,  6,  19,  20  -  фото  автора;  №  2,  13  -  открытки;  №  3,  15,  16  -  Paris  et  Char¬
les  V.  Arts  et  architecture  /  Sous  la  dir.  de  Fr.  Pleybert.  R,  2001.  P.  109,  26,  27;  №  5,  12  -  Le  Palais
de  la  Cité  /  Connaissance  des  arts.  Hors  série.  P;,  2008.  P.  9,  60;  №  7,  8,  10,  14,  17,  18  -  Beaune  C.
Les  manuscrits  des  Rois  de  France  au  Moyen  Âge.  Le  Miroir  du  pouvoir.  Р.,  1997.  P.  80,  19,  107,
87,  122,  132;  №  9,  11  -  Mattéoni  O.  Institutions  et  pouvoirs  en  France  XIV^-XV5  siècle.  P.,  2010.
Miniature  1,3.

УКАЗАТЕЛЬ  ИМЕН
 Аббе  де  Клюни  410
 Аблейж,  Жак  д’  142
 Августин  513,  519
 Акар,  Бертран  240,  292
 Акар,  Жан  500
 Акар,  Никола  240
 Акиньи,  Робер  д’  428
 Албена,  Раймон  де  493
 Алегре  сир  д’  193
 Аллигре,  Гуго  280,  319-320
 Альбре,  Шарль  д’  183,  193,  232
 Альи,  Пьер  д’  138
 Альфонс  де  Пуатье  84
 Ами,  Жан  208,  336
 Антонио  Астесано  49,  525,  552-553
 Арбалет,  Ги  341
 Аристотель  44,  132,  133,  138,  140,
 200, 	206,  260,  261,  263-264,  276,  297,
309,332,413,484,552
Арм,  Жан  д’  331
Арманьяк,  Бернар  граф  д’  219
Арманьяк,  Жан  Бастард  д’  190
Арон  Р.  58
Арси,  Пьер  д’  498
Артонн  А.  27
Ассиньян,  Понс  д’  430
Аша,  Жан  499
 Базен,  Тома  43-44,  136,  201,  213,  299,
 309, 	347,414,  485
Бай,  Никола  де  32,  51,  206,  248,  465,  472,
473,474,  489,510,  540
Байи,  Перрен  473
 Бальзак,  Робер  де  50,  123,  239,  262,  299,
333,351,414,  420,  485,523
Баррьер,  Пьер  173
Баярд  Ж.-П.  447
Баярд,  Туссен  335
 Бедфорд,  Джон,  герцог  440
 Бель,  Пьер  479
 Берман  Г.  Дж.  20
 Берто,  Жан  474
 Бертран,  Жан  229
 Бик  (Вик),  Генрих  462
 Бланлар,  Жан  410
 Бланше,  Пьер  173
 Блок  М.  12
 Блонделе,  Миль  191
 Блондель,  Жан  495
 Блондель,  Никола  210-211,316-317
 Бово,  Бертран  де  314
 Бово,  Жан  де  192
 Бод,  Анри  49,  86,  130,  131,  135,  144,  201-
202,205,239,262,  299,  320,  327,  350-
351,420,  523
Бодвиль,  Филипп  де  193
Боден,  Жан  38
 Бодрибос,  Адам  де  498-499,  502-503,
504
 Бомануар,  Филипп  35,  139,  216,  220,  280,
375,  378,  515,  526,  544-545
Бонзула,  Гуго  де  479
Бонифаций  VIII,  папа  Римский  41,  66,
398,  453
Бос,  Тристан  де  494
Боек,  Рено  де  319
Ботен,  Робер  341
Ботье  Р.-А.  64
Боше,  Пьер  486
Боштель,  Жан  257
Брабант,  Клине  де  349
Брайан  JI.  449
Брак,  Жак  106
Брак,  Тевен  406
Брактон,  Генрих  38
 607

Брекиньи  JI.Г.  де  25
Бродель  Ф.  13
Бросс,  виконт  де  193
Бросс,  Пьер  де  488
Буагийу,  Филипп  де  504
БурдьёП.  57-58,  114,  126
Бурдилон,  Пероль  де  420
Буржуа,  Луи  207,  319
Бурре,  Жан  347
Бутийе,  Жан  497
Бюде,  Сильвестр  432
Бюро,  Гаспар  191
Бюси,  Рено  де  510
Бюси,  Симон  де  410,  411,  493
 Ваке,  Робер  500
Вакери,  Жан  331
Варьяш  О.И.  21
Вебер  М.  18,57,  128,380
Вер,  Пьер  де  224
Виан,  Бартелеми  де  430
Вилат,  Филипп  479
Виллекье,  мадемуазель  де  190
Вилье,  Гийом  де  510
Виолле  П.  35
Виоль,  Андре  316
Випар,  Жан  500-501
Витар,  Рауль  169
 Газель,  Мартен  503
Гарриг,  Одуар  224
 Генрих  V,  король  Англии  198,  212,  277,
419
 Генрих  VI,  король  Англии  67,  194,  199,
204,  315,  343,  392,  436,  440,  442,  450
Гери  А.  211
Геру  Ж.  455
 Гене  Б.  5,  14,  42,  60,  80,  115,  124
Гизи  Р.  436
Гизо  Ф.  9,  18
 Гийом  из  Нанжи  41^2,  296,  488
Гилберт  из  Меца  48,  488
Говар  К.  432-433
Годар,  Жан  535
Годиак,  Гийом  де  472
Годфруа  Т.  и  Д.  33
 Голен,  Жан  45,  132,  435,  521,  526,  527
 Гранже,  Андре  510
 Григорий  IX,  папа  Римский  34,  92
 Гуго  Капет  25
 Гуффье,  Гийом  205
 Гэньер,  Роже  де  53
Гюден,  Симон  500
 Давен,  Ив  173
Даммартен,  Адам  де  229
Делакруа,  Ален  319
Делиль  Л.  30
Демюрже  А.  222
Джексон  Р.  447
 Дионисий  Ареопагит  (Псевдо)  489
 Дове,  Жан  192
 Дож,  Робер  и  Жирарден  499
 Домино,  Пьер  257,  366
 Дорман,  Гийом  де  157,  206,  216,  276,  402
 Дорман,  Жан  де  206,  502
 Дорман,  Миль  де  298
 Драваза  Э.  492
 Дю  Берк,  Жан  504
 Дю  Боек,  Никола  336
 Дю  Брейль,  Франсуа  192
 Дю  Кастель,  Этьен  47
 Дю  Кор,  Жан  336
 Дюкудрей  Г.  35,  388
 Дю  Мулен,  Дени  510
 Дюпон-Феррье  Г.  11,  222
 Дю  Порталь,  Жан  508
 Дю  Пюи,  Гийом  169
 Дю  Тийе,  Жан  33,  447
 Дюфренуа,  Жан  240,  315-316
 Дюфур,  Жак  474
 Дю  Шатель,  Пьер  498,  500,  504
 Жаклен,  Жак  331
Жамбер,  Жан  430
Жанден,  Жан  де  44,  296,  376,  521
Жандар,  Гийом  224
 Жанна  Бурбонская,  королева  Франции
 438
 Жанна  Наваррская,  королева  Франции
224
 Жене  Ж.-Ф.  15,  141
Жермоль,  Жоффруа  де  430
Жерсон,  Жан  46,  47,  50,  120,  123,  129,
130,  133,  134,  135,  139,  151,  155,
 156, 	220,  231,  241,  262-263,  297,  303,
308-309,  347,  415-416,  484,  491,  492,
501,  506,  515,  517,  518,  522,  526,  544,
553,554
Жиак,  Пьер  де  495
Жильбер,  Ремон  257
 608

Жоффруа  Парижский  41-42,  114,  115,
220,415,487,489,  491
Жуанвиль  35
Жувеналь,  Жан  298,  485
Жувеналь  дез  Юрсен,  Гийом  118,  119,
121,  134,  221,450,485,  540
Жувеналь  дез  Юрсен,  Жан  49,  118,  119,
 121, 	122,  129,  131,  132,  133,  134,  135,
148,191,221-222,231,233-234,262-
 263, 	298-299,  350,  374,  376,  378,  407,
 419-420,  485,  506-507,  508,  515-517,
518,522-523,526,  527,  539,  540,  545-
546,  552,  554
 Захария,  папа  Римский  545
 Изабо  Баваррская,  королева  Франции  46,
48,  118,  119,  123,  130,  131,  133,  140,
201,  236,  241,  249,  262,  290,  298,  309,
378,  396,  414,  419,  438,  446,  451,  488,
518,  526,  538,  550,  553
Избарр,  Никола  и  Шарль  393-394
Иоанн  Бесстрашный,  герцог  Бургунд¬
ский  48,  68,  90,  117,  204,  210,  227,
235-236,  273,  277,  290,  321,  537,  538,
539
 Иоанн  II  Добрый,  король  Франции  10,  35,
36,  42,  66,  90,  151,  157,  165,  182,  203,
 211, 	239,  245,  270,  289,  294,  306,  392,
 397, 	425,  431,  436^37,  460,  542
Иоанн  Солсберийский  38,  44,  128,  129,
155,422,  489,516,  554
Иоланда  Арагонская  48
 Казель  Р.  10,  30,  55,  493-494
Камбре,  Адам  де  311
Кампреми,  Филипп  де  207,  312
Камю  25
 Канар,  Жан  478,  494-495,  499,  501,  504
Кант  И.  73
 Канторович  Э.  16-17,  127,  548
Карл  Великий  78,  95,  303,  545
Карл  IV  Красивый,  король  Франции  226,
508
 Карл  V  Мудрый,  король  Франции  30,  41,
42,  44,  45,  46,  47,  51,  62,  67,  81,  87,
91,  130-131,  132,  135,  136,  147,  151,
 152, 	161,  169,  177,  182,  200,  201,  203,
206,  207,  211,  229,  231,  240,  245-246,
 249, 	251,  260,  261,  263,  264,  267,  268,
 270, 	276-277,  289,  296,  297,  304,  306,
 310, 	340,  367,  387,  393,  396,  401,  402,
 405, 	416,  425,  426,  429,  432,  437,  438,
439,  448-449,  450,  455,  460,  462,  463,
481,515,  521,  522,  523,  535,  550
Карл  VI,  король  Франции  25,  27,  33,  41,
 42, 	46,  47,  67,  87,  117,  118,  119,  123,
 157, 	160,  161,  163,  164,  169,  180,  182,
194,  198,  200-201,  204,  209,  210,  219,
 221, 	227,  232,  234,  235,  240,  249,  258,
260,  262,  271,  283,  290,  321,  342,  396,
400,  418,  421,  426,  429,  430,  432,  438,
439,  440,  448,  449,  450,  466,  481,  485,
522,  535,  538,  553
Карл  VII,  король  Франции  36,  37,  42,  43,
48,  49,  68,  82,  84,  86,  91,  103,  105,
118,  122,  130,  131,  132,  135,  136,  144,
148,  149,  153,  163,  167,  190,  194,  199,
 201, 	204,  205,  209,  212,  213,  228,  236,
240,  249,  254,  262,  275,  290,  294-295,
298,299,309,320,  321,  327-328,  336,
 337, 	347,  350,  362,  394,  404,  405,  419,
420,  432,  441,  444,  445,  450,  452,  464,
472,  510,  523,  538,  539,  550,  552
Карл  VIII,  король  Франции  50,  452,  510
Карл  IV  Люксембургский,  император
 439
 Карл  Смелый,  герцог  Бургундский
189,  192,204
Карл,  герцог  Орлеанский  49
Карл,  герцог  Савойский  426
Карпантье  отец  27-28
Кастелани,  Отто  228
Кашмаре,  Алом  327
Кёр,  Жак  205,  228
Кириллова  E.H.  19
 Клиссон,  Оливье  де  227,  426-427,  485
Колар  де  Лаон  465
Коль,  Гонтье  327
Коммин,  Филипп  де  421,  484
Контамин  Ф.  50
 Корби,  Арно  де  160,  169,  402,  414,  487,
495,  500,  535
Корби,  Гийом  де  338
Кран,  Пьер  де  426-427
Кринен  Ж.  20
 Кристина  Пизанская  47,  129-130,  132,
133-136,  140,  200,  201,  203,  221,  222,
231,240,  241,  262-263,  297,  298,  332,
 347, 	367,  378,  396,  413-414,  418^119,
432,448,  492,  506,  516-517,  522,  523,
526,527,550
 609

Ксанкуа,  Жан  де  228
Куативи,  Оливье  де  252
Куатье,  Жак  де  421
Куафи,  Жан  де  472,  499
Кузино,  Пьер  240
Куртекюисс,  Жан  50,  416,  546
Кэн,  Матьё  де  340
Куртон,  сир  де  193
 Лабрусс  Э.  13
Лавёр,  Сикар  де  223
Ла  Вьевиль,  Жан  де  313
Ла  Гамб,  Жан  430
 Ла  Гранж,  Жан  де  471^72,  481,  494,  500
Ла  Клош,  Жан  де  327,  465
Ла  Круа,  Ален  де  207
Ла  Луп,  Венсан  де  33
Ла  Марш,  Жан  де  495
Лами,  Лоран  500
Лампрер,  Жак  473
Лампрер,  Пьер  499-500
Л  англу  а  Ш.  388
Ланд,  Пьер  де  394
Ла  Пиду,  Эда  473,  499-500
Ла  Ривьер,  Бюро  де  240
Ла  Ривьер,  Жан  де  240
Ла  Ривьер,  Шарль  де  240
Ларош-Флавен,  Бернар  де  33
Ла  Серло,  Робер  де  499
Л‘Атр,  Эсташ  де  277,  486-487,  496
Ла  Тремуйль,  Жорж  де  489
Ла  Тур,  Анн  де  190
Ла  Э,  Гийом  де  208,  285,  314
Ле  Бувье,  Жиль,  герольд  Беррийский  43,
141
 Ле  Буланже,  Жан  240,  315,  331
Ле  Вассер,  Тома  479
Ле  Вьелар,  Жанен  498
Ле  Гофф  Ж.  12,  14,  65,  78
Легран,  Жак  46,  132,  139,  200,  522,  544
Ле  Дэн,  Оливье  319
Ледюк,  Гийом  208
Ле  Клерк,  Гийемен  499
Ле  Клерк,  Жан  277
Ле  Клерк,  Обеле  499
Ле  Кок,  Жан  46,  36,  151,  169,  210-211,
316-317,  366-367,  412,  422-423,  428
Ле  Кок,  Робер  35-36,  116,  136,  296,  307,
425,  534-535
Ле  Куант,  Гийом  351
Ле  Ландр,  Жан  535
 Ле  Марешаль,  Жан  337
Ленен,  Жан  31-32,  100
Лепервье,  Жак  314
Лепин,  Гийом  де  478
Ле  Серф,  Пьер  481,  495
Ле  Ферон,  Гийом  193
Лоннар  428
Лопье,  Анри  405
Л’Эскорше,  Тома  495
Л’Эспуасс,  Никола  де  472,  478-479,  495,
500
 Луазо,  Шарль  33-34,  71
Луи,  граф  Люксембургский  277
Людовик  IX  Святой,  король  Франции  23,
25,  29,  34,  35,  41,  64-65,  66,  73,  77,
78,  79,  82,  88,  92,  118,  123,  129,  157,
 158, 	198,  200,  202,  214,  244,  246,  249,
 250, 	279-280,  293,  345,  365,  370,  382,
396,  399,  456,  457,  460,  477,  480-481,
483,513,514,  520
Людовик  X  Сварливый,  король  Франции
99,  116,  221,296
Людовик  XI,  король  Франции  25,  30,  37,
 43, 	50,  64,  65,  68,  86,  90,  94,  101,  103,
108-109,  111,  118,  119,  136,  160,  171,
179,  188-195,  199,  201,  204,  207-208,
212-213,  240-241,  257,  258,  275,  285,
 287, 	288,  290,  293,  305,  309,  310,  311-
 316, 	318,  319,  320,  328,  331,  336,  338,
340,  347,  351,  386,  403,  414,  421,  441,
444,450,  452,  510
Людовик  XII,  король  Франции  444,  451,
536
 Людовик  XIV,  король  Франции  23
Людовик  II,  герцог  Анжуйский  48
Людовик,  дофин,  герцог  Гиенский  47,
129,  132,  133,414,  554
Людовик,  герцог  Орлеанский  117,  170,
210,  227-228,  235,  349,  536,  539
 Майяр  Ф.  222
 Макиавелли,  Никколо  38,  541
Макробий  504
Малеструа,  Анри  де  227
Малов  В.Н.  73
 Мануил  II  Палеолог,  император  Визан¬
тии  439
 Мариньи,  Ангерран  де  42,  88,  225-228,
 487, 	488,  489
Мариньи,  Пьер  де  499
Мария  Бретонская  219
 610

Марль,  Анри  де  298,  405,  464,  486,  554-
555
 Марни,  Этьен  де  296
Марсель,  Этьен  203,  415,  460,  534-535
Марсилий  Падуанский  38,  44,  504
Марциал  Парижский  (из  Оверни)  49,
 299.524
 Марэ,  Жан  де  320,  535
Марэ,  Никола  де  431
Масслен,  Жан  50,  322
Матьё,  Пьер  430
Машко,  Матьё  314
 Мезьер,  Филипп  де  45,  118,  119,  120-121,
 122, 	123,  129,  130,  131,  133,  134,  МО-
141,  144,  151,  200,  201,  221,  230-231,
262-263,  297,  346-347,  367,  396,  414,
418,  432,  481,  484,  485,  487^88,  516,
522,  524,  527-528,  545,  552,  555
Мериндоль  Ш.  де  447
Мёнье,  Жан  314,  341
Мишле  Ж.  11,  18,  378
Могасконе,  сир  де  193
Може,  Робер  334,  502
Монах  из  Сен-Дени  42,  141,  155,  163,
210,  238-239,  298,  349-350,  386,  416,
 485.525
Монлери,  Бернар  де  396
Монлюсон,  Жан  де  62
Мон-Сент-Элуа,  Рено  472
Монстреле,  Ангерран  де  43
Монтень,  Мишель  де  484,  494
Монтегю,  Жан  де  227,  481,  489
Монтегю,  Жерар  де  101
Монтегю,  Пьер  де  509
Мопуан,  Жан  43,  115
Морвилье,  Пьер  де  190
 Морвилье,  Филипп  де  474,  478,  538-539
Моро,  Ж.-Н.  52
Мортэнь,  дамуазель  228
Моруа,  Дени  де  494,  495,  530
Моршен,  Одар  36-37,  175,  205-206,  210,
233,  247,  252-253,  254,256,257,281,
282,  287,  290,  303,  311,  317-318,  338,
339,  350,  382,  391,  405,  412,  429
Мулен,  Жак  де  336
Мулен,  Одар  де  298
Мулине,  Жиль  де  431
Мунье  Р.  13
 Мюнье,  Филипп  240,  313
 Нели-Сен-Фрон,  Жан  де  471,  478,  500,
503,  504,  530
Ноэль,  Жан  495
Нуа,  Ги  де  224
Нюлли,  Жан  де  210-211
 Обер,  Пьер  207,  312
Окетонвиль,  Рауль  д’  337
Окси,  Пьер  д’  405
Октавиан,  император  120
Олнэ,  Жан  д’  472
 Орезм,  Никола  44-45,  134,  136,  138,
139-141,  200,  413,  484,  492,  545,  552,
554
 Оржемон,  Гийом  д’  494
Оржемон,  Никола  д’  227,  489
Оржемон  Пьер  д’  42,  159,  206,  248,  437
Оржемон  Пьер  II  д’  503
Ориген  503
Орозий  503
 Отран  Ф.  10,  325,  340,  492,  508,  538
 Пальороль,  Жан  де  430
Пантьевр,  дама  193
Парижский  горожанин  43
Паторе  Э.  25
 Патурель,  Жан  100,  101,  509
Пенспаст,  Робен  430
Перро,  Франсуа  208,  319-320
Перье,  Жан  495,  499,  530
Пиното  А.  460
 Пинтуэн,  Мишель  см.  Монах  из  Сен-
Дени
Пиренн  А.  11
Платон  133
Плутарх  133
Помье,  Пьер  394
Понс,  Мишель  де  312
Понс  Н.  48
Поншартрен,  Луи  23
Попинкур  (Пупанкур),  Жан  де  499,  504
Порт,  Ангерран  де  478
Пот,  Ги  421
Превото,  Дени  340
Прежильбер,  Рено  де  509
Пригожин  И.  65
Пти,  Жан  227,  536
Пюнсе,  Пьер  де  535
 Рагье,  Луи  328
Реми,  Пьер  226-227
 611

Рене,  герцог  Анжуйский  190
 Ригодьер  А.  20
 Ришмон,  Артур  де  212
 Роган,  Пьер  де  190
 Роз,  Жан  535
 Руиль,  Дени  де  499
 Руло,  Колен  де  431
 Русселен,  Никола  208,  240-241,  341
 Сальмон,  Пьер  47
Санс,  Гийом  де  473,  509-510
Сансак,  Жан  де  241,  331
Сассье  И.  20
 Сейсель,  Клод  де  484,  552
Секусс  Д.-Ф.  25
Сен-Верен,  Жан  де  210
Сен-Врен,  Жан  де  503
Сенека  262,  416,  504
Сен-Жермен,  Мишель  де  255
Сен-Пэр,  Филипп  де  336
Сен-Ромен,  Жан  де  312,  510
Серизе,  Пьер  де  193
 Сигизмунд  I,  император  Священной  Рим¬
ской  империи  439
Ситон,  Томас  338
Скасель,  Гийом  431
Скатиз,  Пьер  231
Соловьёв  B.C.  16
Стейн  А.  27
СтрейерДж.  18
Сулла,  Жан  473
Сюрели,  Пьер  330
 Табари,  Жан  173
Тайльбург,  сеньор  193
Танкарвиль,  граф  де  106,  189
Таперель,  Анри  де  489
Телье  Р.  433
 Тремогон,  Эврар  де  45,  132,  133
 Три,  Гийом  де  503
 Три,  Обри  де  495
 Три,  Рено  де  349-350,  496
 Турнер,  Тома  де  410
 Тьерри  О.  9,  10,  18
 Тюетей  А.  52
 Уваров  П.Ю.  12,  21
Уи  Ж.  19
Ульпиан  514,  517
 Фабр,  Жан  и  Беранже  430
Фабр,  Эсташ  430
Фавье  Ж.  10,  64,  226,  492
Февр  JL  11,  69
 Филипп  II  Август,  король  Франции  23,
 64, 	66,  71,  77,  88,  91,  157,  241,  455
Филипп  III  Храбрый,  король  Франции  457
Филипп  IV  Красивый,  король  Франции
18,  27,  29,  41,  42,  62,  64,  65,  73,  79,  83,
 84, 	85,  88,  91,  93,95,115,  116,122,142,
178,  181,  217,  219,  224,  225,  244,  250,
 264, 	276,  280,  282,  289,  293,  355,  366,
 398, 	400,  424,  457,  476,  492,  520
Филипп  V  Длинный,  король  Франции  80,
83,  85,  178,  244,  293,  328,  355,  389,
399,508
 Филипп  VI  Валуа,  король  Франции  10,
27,  30,  66,  123,  165,  177,  207,  229,
 239, 	246,  258,  266,  304,  306,  311,  329,
334,  355,  370,  388,  396,  400,  401,  508
Филипп  Добрый,  герцог  Бургундский  68,
199,335
 Филипп  Храбрый,  герцог  Бургундский
47,  170,  235,  536
Флот,  Пьер  86
Фовель,  Жан  479,  499
Фокамберг,  Клеман  де  32-33
Фольвиль,  Жан  де  474,  481,  496,  501
Форе,  Гийом  292,  337
Фоссье  Р.  388
 Франциск  II,  герцог  Бретонский  190
 Фрер,  Робине  де  430
 Фрере,  Никола  319
 Фрерон,  Рено  498
 Фуа,  Жан  де  190
 Фуко,  Арно  де  228-229
 Фулына,  Дени  44
 Хакевин,  Гийом  341
Хальбвакс  М.  330-331
Ханли  С.  549
 Хачатурян  H.A.  5,  16,  19,  21,  56,  59,  519,
557-558
 Цезарь  504
 Цицерон  332,  503,519
 Шалиго,  Миль  394
Шантеприм,  Адам  255
Шантеприм,  Жан  101
Шардон,  Жан  де  191
Шарль,  Симон  102
 612

Шарпантье,  Жак  319
Шаррье,  Жан  228
Шартр,  Никола  де  62
Шартье,  Ален  48,  419
Шартье  Жан  42-43,  249,  450,  489
Шатильон,  сир  де  106
Шеврез,  Пьер  де  394
Шершемон,  Жан  де  296
Шомон,  сир  де  193
Шомон,  Жан  де  421
Шусиду  341
 Эгидий  Римский  (Жиль  Колонна)
138
 Элиас  Н.  18,378
Эрменонвиль,  Никола  д’  219
Эссар,  Антуан  дез  488
Эссар,  Пьер  дез  239,  350
Эссар,  Филипп  дез  337
Эстель,  Андре  д’  224
Эстутвиль,  Жак  д’  190,  193,  420
 Юстиниан,  император  280

ПРЕДМЕТНЫЙ  УКАЗАТЕЛЬ
 Арманьяки  и  бургиньоны  -  36,43,47,  48,
67,  68,  117-118,  194,  204,  209,  210,
 212, 	227,  231,  234-236,  257,  271-273,
275,  278,  290,  321,  345,  400,  432,  481,
 487, 	505,  521,  536,  537,  538,  539,  553
Бальи  и  сенешаль  (бальяжи  и  сенешаль-
ства)  -  14,  24,  35,  50,  58,  59,  64,  66,
 71, 	72,  73,  77,  78,  79-80,  81,  91,  95,
107,  109,  111-112,  122,  124,  143,
145-146,  154,  158-159,  165,  166-167,
 174, 	175,  176,  178,  192,  198,  200,  207,
209-211,215,216,217,218,220,222-
223,  224,  229,  230,  233,  237-238,  244,
246,  249,  250,  252,  253,  254,  255,  256,
264-267,  269,  279,  280-283,  291,299,
301-303,  309,  310,  311,  321-322,  328,
 338, 	339-340,  344,  345,  346,  347,  350,
355-356,  364,  367,  368,  369,370,371,
375,  387,  390,  391,  393,  404,  405,  406,
417,  421,  429,  430,  432,  464,  490,  516,
 518, 	520,523,526
Бургиньоны  -  см.  арманьяки
Великий  мартовский  ордонанс  (1357  г.)  -
 121, 	138,  160,  180,  195,  198,  222-223,
246,  251,  270,  356,  368,  383,  400,  516,
558
 Вод  и  лесов,  ведомство  -  73,  91-92,  105—
 106, 	122,  147,  166,  209,  216,  218,  237,
 240, 	252,  253,  254,  257,  264,  267-268,
 284, 	292,  340,  346,  350,  357,  365,  367,
287,391,392,  431,459
Галликанизм  -  37,  187,  189,  192
Дворец  в  Ситэ  -  23,  31,  44,  48,  56,  74-75,
78,  80,  81,  82,  87,  88,  89,  90,  91,  92,
93,  99,  102,  113,  122,  123,  131,  204,
249,  358-359,  366,  376,  385,  405,  406,
409,428,434,436,441,445,451,454-
467,  470,  477,  479,  530,  550
 Денежная  палата  (Chambre  aux  deniers)  -
81,86,88,  390,  457,486
 Дом  короля  (Hôtel  du  roi)  -  74,  78,  80,  86,
87,  88,  90,  91,  92,  93,  99,  101,  102,
103,  106,  107,  108,  113,  122,  123,  162,
 163, 	173,175,  201,  227,  232-233,  297,
327,  334,  348,  350-351,  390,  400,  406,
432,  445,451,457,  461,521
 Кабошьены  (восстание,  ордонанс  1413  г.)  —
27,  50,  54,  108,  111,  113,  138,  141,
165,  170,  195,  213,  215,  216,  218,  223,
235,  238,  239,  262,  265-266,  268-269,
 271, 	272,  273,  275,  283,  284,  286,  287,
 288, 	289-290,  292,  298,  329-330,  336,
337,  340,  341,  346,  350,  368,  369,  382-
383,  384,  386,  392,  401,  402,  414,  416,
423,  489,  488,  496,  524,  525,  535,  536,
549,  558
 Казначейство  (Chambre  du  Trésor)  -  33,
59,  73,  81,  88-89,  93,  100,  102-103,
107,  110,  119,  121,  122,  142-143,  147,
163-164,  165,  166,  173,  175,  179,  182,
187,  216,  218,  219,  223,  226,  228,  237,
 245, 	246,  249,  253,  254,  265,  268-270,
284-285,  292,  334,  336,  357,  366,  371,
375,  380,  383-384,  385-386,  388-393,
394,  396,  398,  400-401,  402,  404,
406,  409,  413,  415,  416,  417,  418,  431,
444,  446,  451,  455,  458,  474,  505,  516,
543
 Канцелярия  -  9,  23-24,  25,  27,  32,  36,  42,
47,  48,  59,  61,  62,  71,  79,  86,  87-88,
98,  101,  109-111,  142-143,  155,  166,
172,  174,  175,  180,  181,  182,  187,  199,
223,  245,  246-247,  252,  254,  256,  258,
281,287,292,  315,  317,  319,  329-330,
340,343,345,347,  350,  356,  357,361-
362,363,369,382,  385,  389,  390,391-
 614

392,  397,  400,  402,  403,  406,  409,  413,
420-421,  456,  457,  459,  461,  470,  472,
474,  476,  479,  480,  486,  493,  497,  498,
499,  500,  502,  505,  530,  544
Канцлер  -  32,  81,  86-87,  110,  123,  134,
135,  142,  144,  159-160,  165,  168,  169,
170,  174,  178,  179,  180,  184,  189,  190,
 192, 	193,  206-207,  212,  215,  216,  245,
 246, 	248,  249,  252,  254,  258,  265,  268,
269,  271,  272-274,  275,  276,  277,  278,
287,  292,  296,  298,  310,  362,  363,  376,
385,  389,  390,  392,  393,  402,  414,  416,
423,  439,  445,  450-451,  456,  459,  464,
 479, 	480,  487,  495,  496,  498,  500,  505,
508,  534,  540
Курия  королевская  (Curia  Regis)  -  24,  74,
77,  80,  82,  83,  86,  87,  90,  95,  96,  103,
 144, 	150,  158-159,  165,  173,  269,  277,
285,381,457
Ложе  правосудия  (Lit  de  justice)  -  17,131,
435,  438,  449,  459,  465,  548-550
Лига  общего  блага  1464-1465  г.  -  37,  68,
491
 Лувр-  81,  88,  102,248
«Мармузеты»  -  46,  67,  89,  90,  103,  105,
117,  146,  161,  164,  175,  204,  215,  217,
227,  234,  237,  241,  245,  264-265,  270,
 274, 	282,  298,  325,  345,  357,  403,  418,
 429, 	432,  438,  464,  466,  485,  550
Монетная  палата  (Chambre  des  mon¬
naies)-  24,  73,  90-91,  103-105,  121,
 122, 	147,  176,  191,  237,  240,  245,  246,
 251, 	252-253,  255,  256-257,  268,  281,
 285, 	291,292,  315,327,336-337,  343,
363,  365,  366,  385,  397,  406,  409,  451,
 458, 	460,  505
Налоговая  палата  (Chambre  des  aides)  -
24,  37,  59,  73,  79,  88,  89-90,  93,  106-
109,  110,  111,  121,  147-148,  154,  164,
166,167,173-174,  176,  179,  182-183,
209,  216,  229,  232,  236,  239,  240,  249,
252,253,254,257,269,  367-368,  386-
 387, 	391,  394,  406,  418,  446,  461,  470,
 488, 	498,  505
 Палата  прошений  Дворца  (Chambre  des
requêtes  du  Palais)  -  24,  75,  88,  96-97,
98-99,  122,  176,  208,  209,  239,  275,
303,  314,  324,  359,  369,  373,  376,  377,
 388, 	409,  459,  461,  474,  480,  500,  516,
528
 Палата  прошений  Дома  (Chambre  des
requêtes  de  l’Hôtel)  -  24,  28,  35,  45,
 75,  86,  87-88,  90,  98,  109,  111,  122,
162,  165,  173,  176,  227,  233,  239,  252,
254,  258,  275,  290,  296,  298,  317,  318,
319,  340,  369,  429,  441,  444,  451,  458,
 459, 	461,  470,  494,  498,  508,  510,  525
 Палата  счетов  (Chambre  des  comptes)  -
 II, 	24,  28,  33,  59,  72,  73,  79,  80-82,
 85, 	87,  88,  89,  90,  91,  92,  93,  99-102,
 103, 	104,  110,  111,  119,  121,  131,  143,
145,  148-150,  154,  160,  162-164,  165,
166-171,  173,  174,  175,  176,  177,  179,
181-182,  185,  189-191,205,206,216,
217,  218,  219,  237,  238,  239,  241,  245,
 246, 	249,  253,  255,  257,  258,  265-273,
 275, 	277,  281,  285,  288-289,  291,  292,
294,  311,  312,  314,  326,  327,  328,  329-
331,  334,  335,  336,  337,  338,  339,  350,
 356, 	357,  358,  359-361,  362-363,  365,
367,368,  369,371-372,375,  382,  384-
385,  388,  390,  391-392,  393,  394,  396,
399-401,405—406,  407,  409,  410-411,
415,  417,  420,  421,  423,  431,  439,  441,
444,  446,  451,  452,  453,  458,  460,461,
464—465,  466,  467,  469^70,  471,  474,
476,  477,  481,  486,  487,  496,  498,  500,
501,  504-505,  509,  529,  530,  532-533,
543-544,  547,  552,  555
 Парламент  -  5,  9,  24,  27,  29-34,  36,  37,
42,  49,  51-52,  54,  55-56,  58,  59,  62,
 72, 	73,  75,  79,  81,  82-85,  86,  87,  88,
89,  90,  91,  93,  94-99,  102,  109,  110,
 III, 	112,  113,  120-121,  122,  130,  134,
142-143,  144-145,  146,  148,  149-156,
160-162,  164,  165,  167-171,  173,  174,
 175, 	176-177,  179,  181,  185,  188-193,
198,  199,  202,  204,  205,  206,  207,  208,
209,210,  212,  215,  216,  217,  219-220,
 222, 	228,  229,  230,  238-239,  240,  241,
245,247-248,249,252,253-254,257-
259,  265,  267,  269,  271,  272,  273-276,
277-279,  281-282,  284,  288-293,  296,
298,  299,  302,  310,  311,  312,  313,  314,
315,316,318,319-328,  330,  331,  332,
334-337,  338,  339,  340-341,  342,  343,
350,351,  356,357-361,  362,  363,  364,
365,367,368,369,  371,  372-374,  375-
377,  382-384,  387-388,  389,  390,  392,
393-395,  397,  400,  402,  403,  404-405,
 406, 	407,  408,  409,  410-411,  412,  419,
 420-421,  422,  423,  426^129,  430,  431,
434,  435,  436,  437,  438,  439,  440,  441,
442-454,  457,  458,  459,  460,  461,  462,
 615

463,  464,  465,  466,  467,  469,  470,  471,
472,  473,  474,  475-476,  477,  478,  479,
 480, 	481,  484,  485,  486-487,  490,  492,
494,  495,  497,  498,  499,  500,  501,
502-504,  505,  509-510,  515,  517,  518,
 519, 	521,  522,  523,  524-525,526,527,
528-529,  530,  532,  533-534,  535,536,
537,  538-539,  541,  542,  547,  548-550,
552-556,  562
Прагерия  -  49
 Прево  (превотство)  -  34,  77,  78,  79,  81,
 145, 	178,  192,  198,  200,  218,  222,  229,
230,  233,  237,  255,  261,  265-266,  269,
 280, 	283-284,  291,  292,  293-294,  303,
 317, 	347,  348,  350,  357,  365,  369,  371,
518,  520-521,  523
прево  Парижа,  королевский  -  26,  80,
112-113,  158,  167,  175,  212,  237,  239,
254,  256,  258,  266-267,  281,  291,  310,
329,  350,  359,370,  387,  420,430,  431,
439,  441,  444,  451,  452,  464,  473,488,
489,529
 Провинциальных  лиг,  движение  (1314—
1315  г.)  -  27,  66,  85,  116,  124,  215,
424
 Пэр  Франции  -  49,  95,  98,  102,  150,  153,
245,459,  487,  521,534
Ревизоры  (реформаторы)  -  78,  91,  92-93,
 164, 	166,  245,  255-256,  291-292,  345,
365-366,  460,  461
Ремонстрация  -  24,32,37,50,81,83,172,
177-178,  183-185,  187-195,238,334,
365,371,524-525
Сборщики  налогов  (на  местах)  -79,  90,
107,  108,  165,  166,  169,  182,  191,215,
216,  217,  223,  241,  245-246,  249,  253,
257,  269-270,  281,  285-286,  291-292,
319,  330,  345,  346,  350,  357,  369,  381,
387,  390-391,  394-395,  397,  398,  410,
415,417,418,  542-543
Сен-Дени,  аббатство  -  42,  437,  489
Сенешаль  -  см.  бальи
Сент-Шапель  (Святая  Капелла)  -  23,  83,
249,  346,  358,  456,  461,  475,  477,  479
сержанты  (на  местах)  -  79,80,90,92,106,
 107, 	112,  113,  124,  146-147,  166,  224,
229,237,252,256,  257,266,267,283-
284,291,  328-329,  338,  340,  348-349,
 357, 	363,  365,  370,  387,  396,  397,  429,
 430, 	431,  444,  477-478,  518,  535
Сокровищница  хартий  -  23,  27,  28,  101,
131,456,  458
 Совет  королевский  -  9,  25,  28,  35,  37,  50,
61,  74,  79,  80,  81,  83,  85-86,  87,  88,
91,  93,  96,  103,  108,  111,  134,  135-
137,  139-141,  143-145,  158,  159,  160,
161,  162,  163,  165,  168,  169,  172-173,
174,  178,  179-180,  184-185,  191,  192,
 193, 	194,  206,  215,  216,  217,  229,  232,
233,  235,  238,  245,246,248,249,  261-
273,  275,  276,  277,  279,  287,  288,  291,
292,  296,  299,  331,  339,  345,  374,  379,
381-382,  393,  425,  426,  457,  460,  487,
532-534,  555,  558
Столетняя  война  -  27,  37,  41,  43,  59,  65,
66,  67,  80,  89,  90,  94,  102,  109,  114,
167,  195,  198,  227,  228,  306,  311,  313,
356,  388,  392,  396,  404,  408,  409,  417,
492,  505,  558
Схизма  (папская)  -  41,  406,  407,  458
Тампль  -  81,  88,  102,  219
Университет  -39,  44,  45,  46,  48,  50,  52,
54,  55,  63,  116,  120,  136,  138-142,
 153, 	155,  167,  188,  190,  201,  219-220,
227,  238,  262,  302-304,  366,  416,  441,
448,  453-454,  458,  460,  478,  484,  488,
496-497,  498,  499,  500-507,  509,  521,
524,  525,  536,  541,  544,  554,  557
Шатле  -  33,  80,  112-113,  154,  167,  169,
237,  240,  249,  254,  256,  258-259,
266-267,  283-284,  291,  292,  295,  313,
326,329,  338,350,  358-359,  365,  366,
370,  387,  397,  404,  409,  431,  438,  439,
441,  444,  451,  452,  463,  470,  475,  476,
477—478,490,  495,  498,  505,  518,  529,
530,535,  550
Штаты,  сословно-представительные  со¬
брания-  35-36,  40,  41,  44,  50,  54,
66,  86,  87,  89,  90,  106,  107,  109,  116,
117,  118,  120,  122,  123,  141,  146-147,
182,  184,  199,  203,  213,  239,  245-246,
251,255,257,261,  262,  269-270,  286,
293-294,  296,  298,  306-308,  309,  322,
 348, 	363,  366,  374,  386,  400,  414,  415,
416-417,  425,  431,  436,  456,  458,  470,
 488, 	493,  522,  523,  524,  525,  527,  541,
546-547,  556-558
Элю,  раскладчики  налогов  на  местах
(élus)  -  49,  90,  107-108,  166,  167,
230,  232,  241,  251,  257,  269-270,  286,
292,  345,  357,  365,  391,  415,  418

СОДЕРЖАНИЕ
 ПРЕДИСЛОВИЕ  		5
 ВВЕДЕНИЕ  		7
 1. 	Постановка  проблемы 		7
 2. 	Основные  тенденции  и  современное  состояние  историографии  проблемы  ... 	8
 3. 	Источники  и  методика  их  исследования 		22
 Королевское  законодательство 		22
 Административная  практика  и  юридические  трактаты 		29
 Памятники  политической  мысли  и  хроники 		38
 Частноправовые  документы:  завещания  и  эпитафии 		51
 4. 	Методологические  подходы,  хронологические  рамки  и  событийный  контекст
 исследования 		54
 5. 	Терминологические  параметры  исследования 		69
 Часть  I
 СКЛАДЫВАНИЕ  ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫХ  ИНСТИТУТОВ
 КОРОЛЕВСКОЙ 	ВЛАСТИ 	76
 Глава  1
 «ФИЗИЧЕСКИЙ  КАПИТАЛ»  ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ  КОРОНЫ
 ФРАНЦИИ  		77
 Оформление  ведомств  и  служб  короны  Франции 		78
 Складывание  номенклатуры  и  численности  должностей 		94
 Реакция  общества  на  возникновение  ведомств  и  служб  короны  Франции 		114
 Глава  2
 «СИМВОЛИЧЕСКИЙ  КАПИТАЛ»  ВЕРХОВНЫХ  ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ
КОРОНЫ  ФРАНЦИИ 		126
 «Служба  короля»  Франции 		127
 Номинация  ведомств  и  служб 		142
 Глава  3
 «ПОЛИТИЧЕСКИЙ  КАПИТАЛ»  ВЕДОМСТВ  И  СЛУЖБ  КОРОНЫ
ФРАНЦИИ  		157
 Структура  и  иерархия  делегированных  полномочий 		158
 617

Соучастие  ведомств  и  служб  в  сфере  законодательства  и  лимиты  полномо¬
чий  короля  Франции  		172
 Часть  II
 КОМПЛЕКТОВАНИЕ  КОРПУСА
КОРОЛЕВСКИХ  ДОЛЖНОСТНЫХ  ЛИЦ.
 ПРОБЛЕМА  СООТНОШЕНИЯ  ПАТРИМОНИАЛЬНОГО
 И  ПУБЛИЧНО-ПРАВОВОГО  НАЧАЛ 	196
 Глава  4
 ПАТРИМОНИАЛЬНЫЙ  ПРИНЦИП  И  ЕГО  ТРАНСФОРМАЦИЯ 		198
 Король  Франции  и  его  служители 		198
 Контракт  чиновника  с  королем 		214
 Осуждение  фаворитизма 		229
 Глава  5
 ВОЗНИКНОВЕНИЕ  БЮРОКРАТИЧЕСКИХ  ПРОЦЕДУР
 КОМПЛЕКТОВАНИЯ  		243
 Соучастие  ведомств  в  комплектовании 		243
 Процедуры  конкурсного  отбора  		259
 Типизация  достоинств  королевских  должностных  лиц 		279
 Глава  6
 ФОРМИРОВАНИЕ  ПРАВ  ЧИНОВНИКОВ  НА  ЗАНИМАЕМЫЕ
ДОЛЖНОСТИ  		305
 Утверждение  принципа  несменяемости  чиновников 		305
 Правила  карьерного  роста  		323
 Корпоративные,  семейные  и  частноправовые  стратегии  комплектования  .... 	333
 Часть  III
 СТАТУС,  ЭТИКА  И  КУЛЬТУРА  СЛУЖБЫ 	353
 Глава  7
 БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ  ГАБИТУС 		354
 Дисциплинарные  параметры  службы 		354
 Вознаграждение  чиновников  и  принцип  бескорыстия  службы  		380
 Статус  неприкосновенности  и  формы  почитания  королевских  должностных
лиц  		422
 Глава  8
 РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ  КОРПУСА  КОРОЛЕВСКИХ  СЛУЖИТЕЛЕЙ  		434
 Облик  чиновников  в  торжественных  церемониях 		434
 Символика  Дворца  на  острове  Ситэ 		454
 Глава  9
 ИДЕНТИФИКАЦИЯ  СЛУЖИТЕЛЕЙ  КОРОНЫ  ФРАНЦИИ 		468
 Стратегии  корпоративной  солидарности  		468
 Параметры  конституирования  «государственной  знати»  		482
 618

Глава  10
 ПРИНЦИП  «ОБЩЕГО  БЛАГА»  В 	ЭТИКЕ  И  ПРАКТИКЕ  СЛУЖБЫ 		512
 Гражданский  гуманизм  службы 		513
 Политическая  нейтральность  как  стратегия 		531
 Императив  общего  блага  и  «частный  интерес» 		542
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ  		559
 ПРИЛОЖЕНИЯ
 ТАБЛИЦЫ
 1. 	Этапы  оформления  ведомств  и  служб  короны  Франции  		565
 2. 	Налоговые  привилегии  служителей  Парламента  и  Палаты  счетов  		565
 3. 	Послужной  список  чиновников  в  эпитафиях  		566
 4. 	Титулы  благородства  чиновников  в  эпитафиях 		567
 5. 	Упоминания  об  образовании  в  эпитафиях  		579
 СПИСОК  СОКРАЩЕНИЙ 		582
 ИСТОЧНИКИ  И  ЛИТЕРАТУРА  		583
 СПИСОК  ИСТОЧНИКОВ  ИЛЛЮСТРАЦИЙ 		606
 УКАЗАТЕЛЬ  ИМЕН  		607
 ПРЕДМЕТНЫЙ  УКАЗАТЕЛЬ  		614

TABLE  DES  MATIÈRES
 AVANT-PROPOS 		5
 INTRODUCTION  		7
 1. 	Définiton  du  problème 		7
 2. 	Les  tendances  générales  et  l’état  actuel  de  Г  historiographie  		8
 3. 	Les  sources  et  la  méthode  d’investigation 		22
 Législation  royale  		22
 Pratique  administrative  et  traités  juridiques 		29
 Traités  politiques  et  chroniques 		38
 Documents  privés:  testaments  et  épitaphes 		51
 4. 	Les  approches  méthodologiques,  les  cadres  chronologiques  et  le  contexte
 politique 		54
 5. 	S’accorder  sur  les  mots  		69
 Première  Partie
 LA  MISE  EN  PLACE  DES  INSTITUTIONS  ROYALES
 PÜBLIQÜES 	76
 Chapitre  I
 LE  «CAPITAL  PHYSIQUE»  DES  DÉPARTEMENTS  ET  DES  OFFICES
ROYAUX 		77
 L’institutionnalisation  des  départements  et  des  services  royaux 		78
 L’évolution  de  la  nomenclature  et  du  nombre  d’offices  		94
 La  réaction  de  la  société  envers  l’administration  royale  		114
 Chapitre  II
 LE  «CAPITAL  SYMBOLIQUE»  DES  COURS  SUPRÊMES  ET  DES  OFFICES
ROYAUX 		126
 «L’office»  du  roi  de  France  		127
 Nomination  des  départements  et  des  offices  		142
 Chapitre  III
 LE  «CAPITAL  POLITIQUE»  DES  DÉPARTEMENTS  ET  DES  OFFICES
ROYAUX 		157
 620

Structure  et  hiérarchie  des  pouvoirs  délégués 		158
 Participation  des  cours  suprêmes  dans  Г  activité  législative  royale  et  les  limites
des  prérogatives  du  roi  de  France 		172
 Deuxième  Partie
 COMPLÈTEMENT  DU  CORPS  DES  OFFICIERS  ROYAUX
COEXISTANCE  DES  PRINCIPES  PATRIMONIAUX  ET  PUBLICS  196
 Chapitre  IV
 PRINCIPE  PATRIMONIAL  EN  TRANSFORMATION 		198
 Roi  de  France  et  ses  serviteurs 		198
 Contrat  d'officier  avec  roi  de  France 		214
 Reprobation  d’une  faveur 		229
 Chapitre  V
 NAISSANCE  DES  PROCÉDÉS  BUREAUCRATIQUES  DU
 RECRUTEMENT 		243
 Participation  de  l’administration  royale  dans  le  complètement 		243
 Les  procédures  bureaucratiques  de  concours 		259
 Les  qualités  types  des  officiers  royaux 		279
 Chapitre  VI
 ORIGINES  DES  DROITS  D’OFFICIER  SUR  LES  CHARGES  		305
 Affirmation  de  Г  inamovibilité  des  offices 		305
 Règles  d’avancement 		323
 Pratiques  corporatives,  familiales  et  privées  du  complètement 		333
 Troisième  Partie
 STATUT,  ÉTHIQUE  ET  CULTURE  DE  LA  FONCTION
 PUBLIQUE 	353
 Chapitre  VII
 HABITUS  BUREAUCRATIQUE  		354
 Les  normes  disciplinaires  du  service  royal 		354
 Rémunération  des  officiers  royaux  et  le  principe  du  désintéressement  		380
 Inviolabilité  de  Г  officer  exerçant  ses  fonctions  et  formes  de  respect  envers  lui.... 	422
 Chapitre  VIII
 REPRÉSENTATION  DU  CORPS  DES  OFFICIERS  ROYAUX 		434
 Les  serviteurs  du  roi  dans  les  cérémonies  politiques 		434
 L’image  symbolique  du  Palais  dans  l’Ile  de  la  Cité 		454
 Chapitre  IX
 IDENTITÉ  DES  SERVITEURS  DU  ROI  DE  FRANCE  		468
 Les  stratégies  de  solidarité  corporative 		468
 Paramètres  de  constitution  de  la  noblesse  d’Etat 		482
 621

Chapitre  X
 L’IDÉE  DU  BIEN  COMMUN  DANS  L’ÉTHIQUE  ET  LA  PRATIQUE
DU  SERVICE  PUBLIC 		512
 L’Humanisme  civil  du  service  public 		513
 Neutralité  politique  comme  stratégie  générale 		531
 L'Impératif  du  bien  public  vs  intérêt  privé 		542
 CONCLUSION 		559
 APPENDICES
 LES  TABLEAUX  		565
 1. 	Les  dates  d’organisations  des  départements  et  des  services  publics 		565
 2. 	Les  privilèges  fiscaux  des  officiers  du  Parlement  et  de  la  Chambre  des
 comptes 		565
 3. 	Cursus  officiorum  dans  les  épitaphes 		566
 4. 	Titres  de  dignité  des  officiers  royaux  dans  les  épitaphes 		567
 5. 	Les  mentions  des  degrés  universitaires  dans  les  épitaphes 		579
 LISTE  DES  ABBRÉVIATIONS  		582
 SOURCES  ET  BIBLIOGRAPHIE 		583
 LISTE  DES  SOURCES  DES  ILLUSTRATIONS 		606
 INDEX  DES  NOMS  DE  PERSONNES  		607
 INDEX  DES  NOMS  DE  MATIÈRES  		614

Подписано  к  печати  02.10.2012
Формат  70  х  100V16.  Гарнитура  Таймс
Печать  офсетная
Усл.печ.л.  52,0.  Усл.кр.-отт.  56,7.  Уч.-изд.л.  61,0
Тираж  800  экз.  (РГНФ  -  300  экз.).  Тип.  зак.1529
 Издательство  «Наука»
 117997,  Москва,  Профсоюзная  ул.,  90
 E-mail:  secret@naukaran.ru
www.naukaran.ru
 ООО  «Цифровая  типография  №  21»
123022,  Москва,  Рочдельская  ул.,  15,  стр.  13

Научное  издание
 Цатурова  Сусанна  Карленовна
 ФОРМИРОВАНИЕ  ИНСТИТУТА
ГОСУДАРСТВЕННОЙ  СЛУЖБЫ
ВО  ФРАНЦИИ
XIII—XV  ВЕКОВ
 Утверждено  к  печати
Ученым  советом  Института  всеобщей  истории
Российской  академии  наук
 Редактор  В.Н.  Токмаков
Художник  В.Ю.  Яковлев
Художественный  редактор  Ю.И.  Духовская
Технический  редактор  ТВ.  Жмелъкова
Корректоры  Е.А.  Желнова,  ТА.  Печко,
 Е.Л.  Сысоева

S.K.  TSATOUROVA
 NAOUKA/НАУКА